ДИРК ПИТТ [Клайв Касслер] (fb2) читать онлайн

Клайв Касслер Средиземноморский пират

ПРОЛОГ

Было воскресенье. Стояла невыносимая жара. На наблюдательном пункте военно-воздушной базы «Брейди» дежурный оператор прикурил сигарету от дымящегося окурка, вытянул ноги, положил их на переносной кондиционер и продолжал ждать, когда что-нибудь произойдет.

Ему было невыносимо скучно, и для этого были причины. По воскресеньям полетов было мало. В действительности, их почти совсем не бывало. Военные пилоты и их самолеты редко появлялись в этот день в средиземноморском районе, особенно, если в тот момент не наблюдалось никаких международных политических осложнений. Время от времени самолет мог приземлиться или улететь, но чаще всего это были остановки для быстрой заправки горючим, когда какая-нибудь важная персона спешила попасть на конференцию где-нибудь в Европе или Африке.

Дежурный оператор уже в десятый раз после того, как заступил на дежурство, изучал большое табло расписания полетов. Вылетов не было, единственный ожидавшийся прилет значился на 16.30, почти пять часов назад.

Парень был молод, чуть старше двадцати лет, и решительно опровергал мнение о том, что светловолосые люди не могут сильно загореть; там, где кожа была видна, она походила на темный орех, покрытый пушком светлых платиновых волос. Четыре нашивки на его рукаве указывали на звание старшего сержанта, и хотя жара достигала 37 °С, подмышки его формы цвета хаки не были влажными. Воротничок рубашки был расстегнут, галстук отсутствовал; такая манера считалась нормальной и разрешалась в военно-воздушных частях, располагавшихся в тропиках.

Он наклонился вперед и направил струю кондиционера так, чтобы прохладный воздух обдувал его ноги. Новое положение, казалось, удовлетворяло его, и он улыбнулся освежающим струям. Затем, сцепив руки за головой, он откинулся назад, уставившись в металлический потолок.

Навязчивое воспоминание о Миннеаполисе и девушках, дефилирующих по Николлет авеню, возникло у него в памяти. Он снова подсчитал, что ему осталось вытерпеть здесь пятьдесят четыре дня до отправки назад, в Штаты. Когда проходил очередной день, он торжественно зачеркивал его в маленькой черной записной книжечке, которую носил в нагрудном кармане.

Зевнув, уже, наверное, в двадцатый раз, он взял бинокль, лежавший на подоконнике, и осмотрел самолеты, которые стояли на темной асфальтовой полосе, вытянувшейся перед наблюдательным пунктом.

Взлетная полоса располагалась на острове Тасос в северной части Эгейского моря. Остров был отделен от Греческой Македонии шестидесятимильной водной полосой, которую часто называли проливом Тасос. Сама территория острова состояла из ста семидесяти квадратных миль скал, леса и обломков исторических памятников первого тысячелетия до нашей эры.

Брэйди Филд, как персонал чаще всего называл базу, была сооружена согласно договору между США и Грецией в конце шестидесятых годов. Кроме десятка реактивных самолетов F-105, здесь постоянно базировались еще два монстра С-133, два грузовых транспорта, похожих на пару толстых серебряных китов, сверкавших под ярким Эгейским солнцем.

Сержант направил бинокль на дремавшие самолеты в поисках признаков жизни. Летное поле было пустынно. Большинство служащих находилось в соседнем городке Панагия, где они пили пиво, загорали на берегу или дремали в прохладных укрытиях. Только одинокий военный патруль, охранявший главный вход, да смена дежурных на антенне радара, наверху, в цементном бункере, представляли собой хоть какое-то человеческое присутствие. Он медленно поднял бинокль, и его взгляд заскользил по лазоревой поверхности моря. День был яркий, безоблачный, и он легко мог различить очертания далекого берега Греции. Линзы скользнули дальше к востоку и достигли линии горизонта, где глубокие синие воды сливались с ярким синим небом. В мерцающей дымке разгоряченных волн в поле его зрения попал белый силуэт корабля, стоявшего на якоре. Он навел резкость, чтобы увидеть название корабля. Ему с трудом удалось различить крошечные черные буквы: Первая попытка.

Какое глупое название, подумал он. Смысл названия не дошел до него. Другие обозначения также темнели на борту корабля. В длинных, толстых черных полосах, нанесенных в центре корпуса корабля, виднелись вертикальные буквы НУМА, которые обозначали Национальное Морское Управление Подводных работ.

Массивный изогнутый кран находился на палубе корабля, его стрела свешивалась над водой, поднимая из глубины круглый, похожий на мячик предмет. Сержант даже смог разглядеть человека, работающего на кране, и почувствовал внутреннюю радость, что гражданским тоже приходится работать в воскресенье.

Неожиданно его визуальные наблюдения были прерваны резким голосом, раздавшимся по селекторной связи.

— Привет, Наблюдательный Пункт. Это Радар… Прием!

Сержант отложил бинокль и включил микрофон:

— Наблюдательный пункт слушает, Радар. Что случилось?

— Я обнаружил цель в десяти милях к западу.

— Десять миль к западу? — пробормотал сержант, — так ведь это над островом. Твоя цель практически над нами. — Он повернулся и еще раз взглянул на большое табло, снова удостоверившись, что по графику не было никаких полетов. — Не мог бы ты в следующий раз предупреждать меня заранее?

— Разрази меня гром, но откуда он мог появиться? — звучал удивленный голос из бункера радара. — За последние шесть часов на экране ничего не наблюдалось ни в одном направлении.

— Лучше смотреть надо было, или почаще проверять свое чертово оборудование, — проворчал сержант. Он отключил связь и схватил бинокль. Затем он вскочил и стал всматриваться на запад.

Это была… крошечная темная точка, летевшая низко над холмами и верхушками деревьев. Она перемещалась медленно: не более восьмидесяти миль в час. Несколько мгновений казалось, что она зависла над землей. А затем почти сразу начала приобретать форму. Стали вырисовываться очертания крыльев и фюзеляжа. Ошибиться было невозможно — это был старый одноместный аэроплан с двойными плоскостями крыльев и жестким рулевым механизмом. Сержант вздрогнул, когда звук стучащего мотора разорвал сухой воздух острова.

За исключением выступающего цилиндрического носа, фюзеляж имел обтекаемую форму, которая сужалась по обеим сторонам открытой кабины. Огромный деревянный пропеллер рассекал воздух, как старая ветряная мельница, передвигая допотопный самолетик над местностью с черепашьей скоростью. Ткань, покрывавшая крылья, дрожала на ветру, совсем близко были видны зазубренные фестонами края. От самого кончика оси, на которой крепился пропеллер, до задних закрылков вся машина была полностью выкрашена в ярко-желтый цвет.

Сержант опустил бинокль. Демонстрируя хорошо видимый черный Мальтийский крест, использовавшийся Германией в первую мировую войну, самолет пролетел над наблюдательным пунктом.

При других обстоятельствах сержант рухнул бы на пол, так как самолет пролетел всего в полутора метрах над наблюдательным пунктом. Но реальное привидение времен Восточного фронта так захватило все его чувства, что он застыл, как столб. Пилот помахал ему рукой из кабины. Он находился так близко, что сержант мог различить черты его лица под кожаным шлемом и очками. Призрак из прошлого ухмылялся, сжимая ручку спаренного пулемета, закрепленного на капоте двигателя.

Была ли это какая-то дикая шутка? Может, пилот — сумасшедший грек из цирка? Откуда он появился? Вопросы мелькали в голове сержанта, но ответов не было. Неожиданно он увидел яркие вспышки света, идущие из-за пропеллера самолета. Затем разбитые стекла окон наблюдательного пункта с грохотом посыпались вокруг него.

Время остановилось, и в Брейди Филд пришла война. Пилот времен первой мировой войны кружил вокруг наблюдательного поста и атаковал гладкие современные реактивные самолеты, лениво стоявшие на взлетной полосе. Один за другим истребители F-105 были исполосованы и исхлестаны старыми восьмимиллиметровыми пулями, которые пробивали их тонкую алюминиевую обшивку, три истребителя превратились в факелы, как только взорвались их полные горючего баки. Они горели очень сильно, растапливая мягкий асфальт и превращая его в дымящиеся грязные куски. Снова и снова ярко-желтое летающее ископаемое взмывало над полем, изрыгая свинцовые, все разрушающие потоки огня. Один из транспортных самолетов С-133 стал следующей жертвой. Он превратился в гигантский ревущий столб огня, поднявшийся на сотни метров в небо.

Сержант лежал на полу в башне и изумленно смотрел на красную струйку крови, сочившуюся из его груди. Он осторожно вытащил из нагрудного кармана черную записную книжечку и с удивлением уставился на маленькое аккуратное отверстие в середине обложки. Темная пелена начала застилать его глаза, но он попытался отогнать ее, с трудом поднимаясь на колени и осматриваясь кругом.

Сверкающие осколки разбитого стекла покрывали пол, радиооборудование, мебель. Посередине комнаты валялся перевернутый кондиционер. Он напоминал мертвое механическое животное; его ножки застыли в воздухе, и охлаждающая эмульсия вытекала на пол из нескольких круглых отверстий. Сержант уныло посмотрел на радио. Невероятно, но оно не было повреждено. Превозмогая боль, он пополз, острые осколки стекла впивались в его колени и руки. Он дотянулся до микрофона и крепко схватил его. На черной пластиковой ручке оставались кровавые следы.

Темнота обволакивала мысли сержанта. Как же это делается, удивлялся он? Что нужно говорить в таких случаях? Говори что-нибудь, кричал его мозг, скажи хоть что-то!

— Всем, кто меня слышит. МЭИ ДЭЙ! МЭИ ДЭЙ[1]! Говорит Брейди Филд. Нас атакует неизвестный самолет. Это не учение. Я повторяю. Брейди Филд атакована…

1

Майор Дирк Питт поправил наушники на своих густых черных волосах и стал осторожно поворачивать ручку настройки радиоприемника, пытаясь улучшить прием. Несколько мгновений он напряженно вслушивался. Его темные, цвета морской волны глаза были полны недоумения, брови напряженно сдвинулись, на лбу пролегли глубокие морщины.

Дело было не в том, что слова, раздавшиеся в наушниках радиоприемника, были непонятны. Они как раз были очень понятны. Только он не поверил им. Он вслушивался еще и еще, вслушивался напряженно в гудящем шуме двухмоторного гидросамолета Каталина. Голос, который он услышал, пропал, когда по сути должен был бы звучать сильнее. Громкость была включена в полную силу, да и база Брейди Филд находилась всего в тридцати милях отсюда. При этих условиях голос оператора наблюдательного поста должен был оглушить Дирка, у него бы лопнули барабанные перепонки. Оператору, наверное, не хватает мощности радиоприемника, либо он серьезно ранен, подумал Питт. Он подождал еще минуту, затем наклонился вправо и потряс спящую фигуру в кресле рядом с пилотом: — Давай, просыпайся, спящая красавица.

Он говорил мягко и без особый усилий, но его было хороши слышно и в гудящем самолете.

Капитан Ал Джордино медленно поднял голову и громко зевнул. Усталость от сидения в старом вибрирующем гидросамолете PBY и течение целых тринадцати часов ясно отражалась в его темных, налитых кровью глазах. Он поднял руки вверх, вздохнул полной грудью и потянулся. Затем выпрямился, наклонился вперед и посмотрел через окно кабины.

— Мы уже приближаемся к Первой попытке? — спросил Джордино, снова зевая.

— Почти, — ответил Питт. — Впереди Тасос.

— Черт возьми, — вскрикнул Джордино, затем он усмехнулся: — Я мог бы поспать еще десять минут. Почему ты разбудил меня?

— Я перехватил сообщение с базы Брейди, где говорилось, что ее атаковал неизвестный самолет.

— Неужели ты думаешь, что это серьезно? — недоверчиво произнес Джордино. — Это, скорее всего, какой-то розыгрыш.

— Нет, я так не думаю. Голос оператора совершенно не был похож на голос шутника. — Питт посмотрел на водную поверхность, находившуюся в каких-то пятнадцати метрах от плоскости самолета. Последние двести миль он, ради практики, летел низко над волнами, это заставляло его быть собранным и внимательным.

— Наверное, база Брейди действительно говорила правду, — сказал Джордино, всматриваясь через окно кабины вдаль. — Посмотри туда, в восточную часть острова.

Оба пилота уставились на приближающийся остров, который выступал из моря. Яркий желтый берег и невысокие холмы, покрытые зелеными деревьями, отражались в теплых волнах и живо контрастировали с ослепительной синевой Эгейского моря. В восточной части острова огромный столб дыма поднимался в безветренное небо, превращаясь в гигантское спиралеобразное черное облако. Гидросамолет подлетал все ближе к острову, и вскоре они смогли различить оранжевые языки пламени на охваченной дымом базе.

Питт схватил микрофон и нажал на кнопку на рукоятке:

— База Брейди, База Брейди, говорит борт PBY-086, прием. — Ответа не последовало. Питт еще дважды повторил вызов.

— Не отвечает? — полюбопытствовал Джордино.

— Ничего нет, — отозвался Питт.

— Ты говорил, неизвестный самолет. Как я понял, это означает, что он один?

— Именно так передавали с базы, прежде чем они отключились.

— Это не меняет смысла. Почему один самолет предпринимает атаку против военно-воздушной базы США?

— Трудно сказать, — ответил Питт, слегка отодвинув рычаг назад. — Может быть, это какой-то разозлившийся греческий крестьянин, которому надоело, что рев наших реактивных самолетов разгоняет его коз. В любом случае, это не может быть полномасштабная атака; в противном случае Вашингтон бы уже уведомил нас об этом. Нам надо подождать и осмотреться. — Он потер глаза, чтобы отогнать сонливость.

— Будь готов, я собираюсь поднять машину, облететь вокруг тех холмов и спуститься со стороны солнца, чтобы посмотреть поближе.

— Постарайся проделать это легко и красиво. — Брови Джордино сошлись на переносице и лицо приняло серьезное выражение. — Этот старый автобус не слишком превосходит по силе и маневренности находящиеся там реактивные истребители.

— Не волнуйся, — рассмеялся Питт. — Главная цель моей жизни — оставаться здоровым как можно дольше. — Он добавил газу, и оба мотора усилили обороты. Его большие загорелые руки двигались уверенно, он переключил рычаг, и самолет подставил солнцу свои плоскости. Большая Каталина поднималась уверенно, набирая высоту с каждой секундой. Она обогнула горы острова и взяла курс в направлении все увеличивающегося облака дыма.

Вдруг резкий голос раздался в наушниках Питта. Внезапный звук едва не оглушил его, прежде чем он успел сделать потише. Это был тот же самый голос, который Питт слышал раньше, только в этот раз он звучал сильнее.

— Вызывает база Брейди. Мы атакованы. Я повторяю, мы атакованы! Ну, давай, … хоть кто-нибудь, отзовитесь, пожалуйста! — Голос был близок к истерике. Питт ответил:

— База Брейди, говорит борт PBY-086. Прием.

— Слава богу, кто-то отозвался, — голос прервался.

— Я пытался установить связь раньше, но ваш голос затих и пропал из эфира.

— Я был ранен во время первой атаки, я… я… кажется, терял сознание. Сейчас все в порядке. — Слова звучали отрывисто, но последовательно.

— Мы находимся приблизительно в десяти милях к западу от вас, на высоте тысячи восьмисот метров. — Питт говорил медленно и поэтому не стал повторять своих координат. — Какова обстановка у вас?

— У нас нет никакой защиты. Все наши самолеты были разбиты на земле. Ближайшая эскадрилья перехватчиков семистах милях отсюда. Они не подоспеют сюда вовремя. Вы можете помочь?

Питт отрицательно покачал головой:

— База Брейди, моя предельная скорость около трехсот шестидесяти километров в час, и у нас на борту всего пара винтовок. Мы только потратим время, вступая в бой с истребителями.

— Пожалуйста, помогите, — умолял голос. — Нас атакует не реактивный бомбардировщик, а биплан времен первой мировой войны. Повторяю, нас атакует биплан первой мировой войны. Помогите.

Питт и Джордино изумленно переглянулись. Прошло не менее десяти секунд, прежде чем Питт мог полностью собраться с мыслями.

— Хорошо, Брейди Филд, мы на подходе. Но вам следует получше определить тип самолета, а то вы слишком опечалите двух маленьких седых матерей-старушек, если мы с помощником пропадем. Конец связи. — Питт повернулся к Джордино и заговорил быстро, не меняя выражения лица, его голос звучал четко и расчетливо: — Пройди по самолету и открой боковую дверь. Возьми карабин и устройся как снайпер.

— Я не могу поверить в то, что услышал, — ошеломленно произнес Джордино.

Питт покачал головой: Я не могу окончательно поверить в это, но мы должны протянуть руку помощи тем парням, которые находятся там внизу. Теперь поторопись.

— Я все сделаю, — пробормотал Джордино. — Но я все еще не верю этому.

— Сейчас это не имеет значения, друг мой. — Питт легонько похлопал Джордино по руке и улыбнулся. — Удачи тебе.

— Припаси ее и для себя, ты можешь истечь кровью так же легко, как и я, — глубокомысленно сказал Джордино. Затем, тихонько бормоча что-то себе под нос, он поднялся со своего кресла и прошел в салон самолета. Там он достал с полки карабин тридцатого калибра и зарядил его пятнадцатью патронами. Струя горячего воздуха ударила ему в лицо и наполнила жаром салон, когда он открыл люк сбоку. Еще раз проверив оружие, он сел и стал ждать. Мысли его обратились к тому крупному мужчине, который управлял самолетом.

Джордино знал Питта уже довольно давно. Они играли вместе, когда были мальчишками, занимались в одной легкоатлетической секции в колледже, ухаживали за одними и теми же девушками. Он знал Питта гораздо лучше, чем кто-нибудь еще из мужчин или женщин. Питт состоял, в известном смысле, как бы из двух человек, не связанных непосредственно друг с другом. Один Питт Дирк был хладнокровным, расчетливым человеком, который редко ошибался и к тому же обладал чувством юмора, был непритязательным и легко сходился с каждым, кто соприкасался с ним; довольно редкое сочетание. Но существовал еще и другой Питт, замкнутый, который часто уходил в себя и становился далеким и отчужденным, особенно когда его мысли были заняты какой-нибудь несбыточной мечтой. Конечно, должен был существовать ключ, который бы отпирал дверь между двумя Питтами, но Джордино до сих пор не удалось найти его. Однако он заметил, что превращение одного Питта Дирка в другого стало происходить более часто в последний год — с той поры, как Питт потерял женщину в море около Гавайских островов; женщину, которую он глубоко любил.

Джордино вдруг вспомнил, какие глаза были у Питта, когда он уходил из кабины. При одном упоминании об опасности в его темно-зеленых глазах появился блеск. Джордино никогда прежде не приходилось видеть таких глаз, как эти, за исключением одного случая, и он невольно содрогнулся при воспоминании, посмотрев на отсутствующий палец правой руки. Но он отогнал свои мысли прочь и, попытавшись сосредоточиться на происходящем, снял карабин с предохранителя. Как ни странно, но он сразу почувствовал себя увереннее.

Там, в кабине, загорелое мужественное лицо Питта. Он был не так красив, как звезда экрана. Женщины редко бросались на него. Обычно они чувствовали себя немного скованно и неуютно в его присутствии. Они каким-то образом чувствовали, что Питт не относился к тем мужчинам, которым доставляли удовольствие женские хитрости или глупые кокетливые игры. Он любил женское общество и ощущение их нежности, но терпеть не мог увертки, ложь и всякие другие мелкие смешные хитрости, пускаемые в ход мужчинами, чтобы соблазнить женщину. Но не потому, что ему не хватало ума завлечь женщину в постель: он был достаточно опытен. Он предпочитал откровенных и честных женщин, а таких очень редко можно было встретить.

Питт слегка наклонил вперед рычаг и гидроплан начал плавно пикировать в сторону ада на Брейди Филд. Белая стрелка высотомера медленно двигалась вниз, вокруг черного диска, показывая снижение. Он увеличил угол крена, и двадцатипятилетний самолет начал вибрировать. Этот самолет не был предназначен для высоких скоростей. Его назначением была воздушная разведка, он был надежен на дальних маршрутах, в этом заключалась его основная работа.

Питт попросил предоставить ему возможность работать на этом самолете после того, как его перевели из Военно-Воздушных Сил в Национальное Морское Управление Подводных работ по распоряжению Главы Ведомства адмирала Джеймса Сандекера. Питт все еще оставался в звании майора и, согласно предписанию, ему вменялся неограниченный круг обязанностей в НУМА. Его должность называлась — офицер Службы Безопасности, что было для него не более чем абстрактным названием, обозначающим стрелочника, на случай непредвиденных ситуаций. Если где-нибудь проект сталкивался с неизвестными трудностями или неразрешимыми проблемами, то обязанностью Питта являлось устранение всех препятствий для дальнейшего развития операции. Именно в этом и заключалась цель его назначения на летающую лодку Каталина. Из-за своей тихоходности она была удобна для перевозки пассажиров и груза, и, что особенно важно, она могла садиться на воду и взлетать с нее. Это было главным козырем, ведь почти девяносто процентов операций НУМА проводились в сотнях километров от берега.

Вдруг ослепительный блеск на фоне черного облака привлек внимание Питта. Это был ярко-желтый аэроплан. Он сильно накренился, показывая высокую маневренность, и начал пикировать сквозь дым. Чтобы не промахнуться с гидроплана в этого необычного противника, Питт сбросил газ, уменьшая скорость своего резкого снижения. Аэроплан вынырнул из клубов дыма на другой стороне, и стало ясно видно, как он обстреливает Брейди Филд.

— Будь я трижды проклят, — воскликнул громко Питт. — Это же старый германский Альбатрос.

Каталина приближалась со стороны солнца, и пилот Альбатроса, сосредоточив все внимание на разрушении базы, не видел гидросамолет. Сардоническая улыбка появилась на лица Питта, когда момент боя стал близок. Он проклинал отсутствие на борту Каталины пулеметов, готовых открыть поражающий огонь по его команде. Он надавил на педаль руля, и самолет развернулся боком к аэроплану, чтобы Джордино было удобнее стрелять. Каталина все еще оставалась незамеченной. Затем сквозь рев моторов он вдруг услышал долгожданные выстрелы из карабина.

Они находились уже почти над Альбатросом, когда одетая в кожаный шлем голова летчика в открытой кабине повернулась к ним. Они подошли так близко, что Питт смог разглядеть открывшийся от удивления рот летчика при виде большой летающей лодки, которая атаковала его со стороны солнца — охотник превратился в дичь. Пилот быстро пришел в себя, и Альбатрос резко качнулся в сторону, но не раньше, чем Джордино успел всадить в него пятнадцать зарядов из карабина.

Мрачная, нелепая драма в задымленном небе над Брейди Филд получила новое развитие, когда летающая лодка времен второй мировой войны приготовилась к бою против боевого самолета первой мировой войны. Каталина была быстроходнее, но Альбатрос имел преимущество в вооружении — у него было два пулемета, и к тому же он обладал более высокой степенью маневренности. Конечно, Альбатрос был менее известен, чем его знаменитый двойник, Фоккер, но он показал себя прекрасным бойцом и трудягой в Германских Имперских Воздушных Силах с 1916 по 1918 годы.

Вильнув в сторону. Альбатрос развернулся и нацелился на кабину гидроплана. Питт действовал быстро, он рванул на себя рычаги управления и молил бога, чтобы крылья не отвалились от перегрузки, когда летающая лодка с громыханьем и завываньем взмыла вверх и начала выписывать петлю. Питт забыл на момент о предосторожностях и нормативах пилотирования тяжелого самолета. Возбуждение от сражения лицом к лицу с противником кипело в его сознании и крови. Ему казалось, что он слышит, как выскакивают заклепки из обшивки, когда самолет перевернулся фюзеляжем кверху. Неожиданный ловкий маневр вывел его самолет из-под удара противника, и двойной поток свинца с желтого аэроплана прошел мимо, совершенно не задев Каталину.

В ответ Альбатрос сделал крутой разворот влево и полетел прямо на гидроплан, они сближались лоб в лоб. Питт мог видеть, как пули, вылетавшие из приближающегося самолета противника, прошли метрах в трех над его ветровым стеклом. Наше счастье, что этот парень не такой уж меткий стрелок, подумал он. У него возникло неприятное ощущение в животе, когда оба самолета сходились друг с другом в лобовой атаке. Питт выжидал до последнего момента, прежде чем направил нос самолета вниз и, стремительно сделав крутой вираж, получил небольшое, но важное преимущество перед Альбатросом. Джордино снова открыл огонь. Но желтый Альбатрос бросился в пике, уходя от града выстрелов из карабина; он устремился вертикально к земле, и Питт на какой-то миг потерял его из вида. Он сделал резкий разворот вправо и осмотрел небо. Но было слишком поздно. Он почувствовал это раньше, чем ощутил глухой звук ударов пуль, которые впивались в гидросамолет. Питт бросил свой самолет в крутой вираж вниз и ловко увернулся от смертоносного огня маленького самолетика. Ему едва удалось избежать опасности.

Неравное сражение длилось целых восемь минут, и все это время военные на земле зачарованно наблюдали за происходящим в небе. Необычная воздушная схватка медленно перемещалась на восток к береговой линии, и финальный раунд начался там.

Питт покрылся потом. Маленькие блестящие капельки появились у него на лбу и, стекая, оставляли следы на лице. Противник хитрил, но Питт тоже играл в стратегические игры. С бесконечным терпением, собрав всю силу воли, он ждал, подходящего момента, и когда, наконец, враг появился, Питт уже был полностью подготовлен к схватке с ним.

Альбатрос пытался пристроиться сзади и чуть выше Каталины. Питт держал скорость постоянной, и противник, предвкушая легкую победу, приблизился почти на пятнадцать метров к хвостовому отсеку летающей лодки. Но прежде чем заговорили пулеметы противника, Питт ослабил педаль газа и опустил закрылки, это привело к резкой потере скорости большого самолета. Ошеломленный маневром, пилот-призрак промахнулся и пролетел над гидропланом, получив в ответ несколько метких попаданий в двигатель Альбатроса. Карабин Джордино стрелял точно. Старый самолет поравнялся с кабиной гидроплана, и Питт с уважением взглянул на противника, оценив его храбрость. Налетчик в открытой кабине снял свои очки и салютовал ему, отдавая честь. Затем желтый Альбатрос и его таинственный пилот повернули прочь и направились в западную часть острова, волоча за собой черный шлейф дыма — свидетельство меткой стрельбы Джордино.

Каталина, потерявшая скорость, вошла в штопор, и Питту пришлось пережить несколько напряженных секунд, прежде чем ему удалось стабилизировать положение. Затем он начал стремительно подниматься в небо. На уровне полутора тысяч метров он выровнял машину и стал осматривать остров и побережье, но нигде не было видно ярко-желтого самолета с нарисованным Мальтийским крестом. Он исчез.

Мрачное, леденящее чувство охватило Питта. Желтый Альбатрос казался ему чем-то уже встречавшимся. Это было точно забытое привидение из прошлого, явившееся перед ним. Но странное ощущение прошло так же быстро, как и появилось, и он с облегчением вздохнул, когда напряжение исчезло и приятное чувство расслабления мягко охватило все его существо.

— Ну, когда я получу свою медаль за меткость? — спросил Джордино, стоя в дверях кабины. Он улыбался, несмотря на глубокую ссадину на голове. Кровь сочилась из ранки на правой стороне его лица, капая на воротник цветастой рубашки.

— После приземления я куплю тебе выпить вместо этого, — ответил Питт не оборачиваясь.

Джордино опустился в кресло рядом с пилотом:

— Я чувствую себя так, словно покатался на катере по крутым волнам Лонг Бич Пайк.

Питт не откликнулся на шутку. Он постарался расслабиться, молча откинувшись на спинку кресла. Затем повернулся и посмотрел на Джордино, его глаза округлились:

— Что с тобой случилось? Ты ранен?

Джордино бросил на Питта наигранно печальный взгляд:

— Ты когда-нибудь слышал, что можно сделать «мертвую петлю» на гидросамолете?

— Кажется, это следует делать время от времени, — парировал Питт с искорками в глазах.

— В следующий раз предупреждай пассажиров. Я прыгал по салону, как баскетбольный мяч.

— Обо что ты так стукнулся головой? — лукаво спросил Питт.

— Тебе обязательно надо это знать?

— А все-таки?

Джордино вдруг засмущался:

— Если тебе так интересно, это была дверная ручка сортира.

Какое-то мгновение Питт выглядел удивленным. Затем он запрокинул голову назад и разразился оглушительным хохотом. Веселье было таким заразительным, что Джордино вскоре присоединился к нему. Смех заполнил кабину и даже заглушил шум моторов. Прошло около тридцати секунд, прежде чем веселье улеглось и вернулось понимание серьезности пережитой ситуации.

Голова Питта была ясной, но усталость постепенно затуманивала разум. Долгие часы полета и напряжение недавней схватки сделали свое дело, и тело требовало отдыха. Он думал о приятном запахе мыла, прохладном душе и хрустящих чистых простынях, и они почему-то стали жизненно необходимы для него. Он посмотрел из окна кабины на Брейди Филд и вдруг вспомнил, что действительным пунктом назначения для них была Первая Попытка, но мрачный призрак или, лучше сказать, явление из прошлого, заставило их изменить курс.

— Вместо того, чтобы садиться на воду и курсировать вдоль борта Первой Попытки, я полагаю, нам лучше приземлиться на Брейди Филд. У меня такое предчувствие, что несколько очередей все-таки угодило нам в корпус.

— Хорошая идея, — отозвался Джордино. — Если честно, я что-то не настроен на прыжок с парашютом.

Большая летающая лодка стала заходить на посадку, выбирая неповрежденную часть посадочной полосы. Гидросамолет снизился, шасси коснулись разгоряченного асфальта и издали характерный для резины звук трения. Это означало, что они приземлились.

Питт остановил машину подальше от языков пламени, в дальнем углу площадки у ангара. Когда Каталина остановилась, он выключил зажигание. Два плоских серебряных пропеллера постепенно прекратили свое вращение и застыли, сверкая в лучах Эгейского солнца. Все было тихо. Они с Джордино сидели спокойно, еще какое-то время наслаждались тишиной, наступившей в кабине после тринадцати часов гула и тряски.

Питт отодвинул задвижку на боковом окошке и открыл его, наблюдая с напряженным интересом, как пожарные с базы боролись с огнем в этом аду. Везде лежали шланги, как стрелки на карте, люди суетились вокруг и кричали, добавляя неразберихи в происходящее. Огонь, охвативший реактивные самолеты F-105, был почти потушен, но вокруг транспортника С-133 языки пламени еще продолжали бушевать.

— Посмотри туда, — показал рукой Джордино.

Питт оторвал взгляд от панели с приборами и с интересом посмотрел через окно со стороны Джордино на голубую машину воздушных сил, которая мчалась к гидросамолету по взлетной полосе. В машине находилось несколько офицеров, а позади с радостными криками бежала толпа из тридцати-сорока человек. Они гнались за машиной, как шумная стая гончих собак.

— Сейчас ты увидишь, что я, черт возьми, называю торжественным приемом, — сказал Питт, широко улыбаясь.

Джордино прижал носовой платок к кровоточащей ссадине. Когда ткань пропиталась кровью, он скомкал ее и выбросил из окна на землю. Его взгляд остановился на расположенной рядом береговой линии, беспокойные мысли завладели им на какое-то мгновенье. Наконец, он повернулся к Питту:

— Я полагаю, ты в курсе, нам здорово повезло, что мы приземлились здесь.

— Да, я знаю, — вяло отозвался Питт. — Была пара моментов там, наверху, когда я подумал, что призрак подбил нас.

— Желал бы я знать, черт побери, кто он такой и ради чего все это разрушение?

По лицу Питта было заметно, что он о чем-то напряженно думает,

— Единственный ключ — желтый Альбатрос.

Джордино удивленно посмотрел на своего друга.

— А какое значение может иметь цвет этого старого летающего отщепенца?

— Если ты изучал историю авиации, — Питт говорил с оттенком добродушного сарказма: — То ты должен помнить, что германские пилоты во время первой мировой войны раскрашивали свои боевые самолеты в необычные, иногда присущие только им цветовые гаммы.

— Оставь свои уроки истории на потом, — проворчал Джордино. — Сейчас все, что я хочу, — это выбраться из этого карцера и насладиться той выпивкой, которую ты мне обещал. — Он поднялся со своего кресла и направился к выходному люку.

Голубая машина резко затормозила рядом с большой серебристой летающей лодкой, и все четыре двери разом распахнулись. Пассажиры с громкими криками высыпали из машины, и начали стучать кулаками по алюминиевой крышке люка самолета. Вскоре подоспевшая толпа облепила гидросамолет, люди с громкими приветственными криками размахивали руками перед стеклом кабины.

Питт продолжал сидеть и лишь помахал им из окна. Его тело ломило от усталости, но мозг оставался достаточно трезвым и продолжал активно работать. Одно название вертелось у него на языке, пока, наконец, он не произнес его вслух:

— Ястреб Македонии.

Джордино уже у выхода обернулся к нему:

— Ты что-то сказал?

— Да так, ничего, — Питт шумно выдохнул. — Ну, пошли, я покупаю выпивку, как обещал.

2

Когда Питт проснулся, было еще темно. Он не знал, как долго он спал. Возможно, он только вздремнул. a может быть, он находился в объятиях сна несколько часов. Он не знал, да и не хотел знать этого. Металлические пружины казенной кровати скрипели, когда он поворачивался в поисках более удобного положения, но сон не шел к нему. Его мозг пытался найти причину. Может быть, ему мешает гудящий шум кондиционера, спрашивал он самого себя? Но он привык спать под громкий стук двигателей самолета, так что это не могло быть причиной. Может, ему мешал треск цикад? Весь остров был покрыт ими. Нет, было что-то еще. Наконец, он понял. Ответ таился в глубине его дремлющего мозга. Это была его вторая половина, его подсознание, которое заставило его проснуться. Как на экране перед ним снова и снова мелькали картины странных событий прошедшего дня.

Один кадр остановился, отодвинув на второй план остальное. Это была фотография в галерее Имперского Военного Музея. Питт живо представил себе ее. Камера запечатлела германского пилота, позировавшего около своего боевого самолета во время первой мировой войны. На нем была летная форма, его правая рука лежала на голове огромной немецкой овчарки. Собака, очевидно, талисман, высунув язык, смотрела на своего хозяина преданными глазами. Пилот повернул к камере свое мальчишеское лицо, которое казалось голым без традиционного прусского шрама от дуэли и монокля. Однако, гордая тевтонская военная кровь легко угадывалась по оттенку его дерзкой улыбки и прямой осанке.

Питт даже припомнил подпись на фотографии: «Македонский Ястреб».

Лейтенант Курт Хейберт из 91 авиационного полка одержал 32 победы над врагом на Македонском фронте, один из выдающихся асов великой войны. Предположительно был сбит и пропал без вести в Эгейском море 15 июля 1918 года.

Некоторое время Питт лежал в темноте с отрытыми глазами. Сегодня ночью больше не удастся заснуть, подумал он. Привстав и облокотившись на руку, он дотянулся до прикроватной тумбочки, взял свои часы марки «Омега» и поднес их к глазам. Светящиеся цифры показывали 4.09. Затем он сел, опустив босые ноги на кафельный пол. Пачка сигарет лежала рядом с часами, он достал одну и прикурил ее от серебряной зажигалки. Глубоко затянувшись, он встал и потянулся. Его лицо сморщилось; мускулы спины до сих пор ощущали дружеские похлопывания, которые достались им от радушных людей с Брейди Филд сразу после того, как они с Джордино спустились из кабины гидроплана. Питт невольно улыбнулся в темноте, когда вспомнил о крепких теплых рукопожатиях и поздравлениях, доставшихся им. Лунный свет, падавший в окно офицерской казармы, и теплый прозрачный воздух раннего утра заставили Питта почувствовать себя отдохнувшим. Он снял трусы и начал рыться в багаже при скудном освещении. Когда ему удалось нащупать плавки, он быстро надел их, захватил полотенце из ванной и шагнул в темноту ночи.

Там, на улице, блестящая средиземноморская луна окутала его тело, она заливала призрачным светом окружающий пустынный ландшафт. Небо было усыпано звездами и млечный путь яркой белой полосой выделялся на черном бархатном небе.

Питт направился по дорожке, ведущей от офицерской казармы к главным воротам. Он остановился на минуту, посмотрев на пустынную дорожку, и заметил многочисленные черные прогалы в линии разноцветных огней, обрамлявших края посадочной полосы. Наверняка некоторые огни сигнальной системы были повреждены во время налета, подумал он. Несмотря на это, основная полоса оставалась видна для пилота, совершающего ночную посадку. Позади промежуточных огней он сумел различить темный силуэт гидросамолета, одиноко пристроившегося на противоположной стороне площадки, как утка в гнезде. Пулевые повреждения в корпусе Каталины были незначительными, и техники Службы Обеспечения Полетов собирались утром сразу же приступить к ремонту, обещая, что восстановление займет всего лишь три дня. Полковник Джеймс Льюис, командир базы, принес свои извинения за задержку, объяснив это тем, что часть техников будет заниматься ремонтом поврежденных при налете реактивных самолетов и уцелевшего транспортника С-133. Между тем Питт и Джордино решили воспользоваться гостеприимством полковника и остаться на Брейди Филд, используя вельбот с Первой Попытки для сообщения между кораблем и берегом. Такая договоренность устраивала всех, потому что жилые каюты на борту Первой Попытки были тесными и уже переполненными.

—Не рановато ли для купания, приятель?

Голос оторвал Питта от его мыслей, и он увидел, что стоит под белым ярким прожектором, установленным над контрольно-пропускным пунктом у главного входа в базу. КПП располагался на ограничительной линии, где заканчивалось и начиналось движение, и там мог находиться только один человек. Невысокий плотный охранник шагнул из двери и внимательно посмотрел на него.

— Мне не спится, — едва сказав это, Питт почувствовал себя в глупом положении, потому что не придумал ничего более оригинального. Но, черт возьми, ведь это же правда, подумалось ему.

— Я вас не осуждаю, — сказал охранник. — После всего, что сегодня случилось, я был бы действительно удивлен, если кто-нибудь на базе смог бы заснуть спокойно. — Но сама мысль о сне вызывала рефлекс, и охранник зевнул.

— Вам должно быть ужасно скучно сидеть здесь всю ночь в одиночестве, — сказал Питт.

— Да, скучновато, — отозвался охранник, держась одной рукой за кожаную портупею, а второй он сжимал автоматический Кольт 45 калибра, который висел у его бедра.

— Если вы собираетесь покинуть базу, вам следует показать мне пропуск.

— Извиняюсь, но у меня его нет. — Питт забыл попросить полковника Льюиса выписать им пропуска, чтобы выходить и входить на базу.

Важное и неприступное выражение появилось на лице охранника.

— Тогда вам следует вернуться в казарму и взять его. — Он смахнул с лица мотылька, летевшего на свет прожектора.

— Это будет напрасной тратой времени. У меня совсем нет пропуска, — сказал Питт, беспомощно улыбаясь.

— Не надо со мной шутить, приятель. Никто не может зайти на базу или выйти с нее без пропуска.

— Я смог.

В глазах охранника мелькнуло недоверие.

— Как же вам это удалось?

— Я прилетел.

Охранник с удивлением посмотрел на него. В его глазах появились огоньки. Еще один пролетавший мимо мотылек сел ему на белую форменную фуражку, но он этого не заметил. Затем из него громко вырвалось:

— Вы пилот с Каталины, летающей лодки!

— Виноват, так оно и есть, — ответил Питт.

— Послушай, я хочу пожать твою руку. — Губы охранника растянулись в широкой улыбке, обнажив ровный ряд зубов. — Это было самое захватывающее пилотирование, какое я когда-либо видел. — Он протянул массивную руку.

Питт взял протянутую руку и пожал ее. У него самого было сильное пожатие, но оно показалось бы слабеньким по сравнению с пожатием охранника:

— Спасибо, но я бы был более удовлетворен, если бы мой противник грохнулся на землю.

— Черт возьми, он не мог уйти далеко. Старая груда хлама дымила, как труба, когда перевалила через холмы.

— Может, он упал на другой стороне?

— Невозможно. Полковник посылал туда целый взвод охранников, чтобы мы на джипах прочесали весь остров. Мы искали до темноты, но так ничего и не обнаружили. — Он выглядел растерянным. — Конечно, меня больше вывело из себя то, что мы вернулись на базу слишком поздно, чтобы можно было где-нибудь перекусить.

Питт улыбнулся:

— Вероятно, он упал в море или сумел дотянуть до материка, прежде чем упасть…

Охранник передернул плечами:

— Может быть. Но в одном я уверен точно — его нет на Тасосе. Я лично гарантирую этот факт.

Питт засмеялся:

— Этого вполне достаточно для меня. — Он поправил полотенце на плече и подтянул свои плавки: — Ну, очень приятно было поговорить с тобой…

— Летчик второго класса Муди, сэр.

— А я — майор Питт.

Лицо охранника вытянулось:

— О, я извиняюсь, сэр. Я не предполагал, что вы офицер. Я думал, что вы один из тех гражданских из НУМА. Я разрешу вам выйти в этот раз, майор, но я буду признателен, если вы получите пропуск на базу.

— Обещаю, что первым делом после завтрака я займусь этим вопросом.

— Моя смена приходит в 8.00. Если вы не вернетесь к этому времени, я предупрежу сменщика, и он разрешит вам пройти без каких-либо хлопот,

— Спасибо, Муди, Возможно, увидимся еще. — Питт помахал ему, затем повернулся и зашагал вниз по дороге к берегу.

Питт держался правой стороны узкой мощеной дороги и где-то через милю подошел к маленькой бухточке, окруженной большими гранитными скалами. Лунный свет указывал ему дорогу, и он шел вслед за ним, пока его ноги не ступили на мягкий песчаный берег, Питт положил полотенце и подошел к линии прибоя. Волна разбилась, и белый пенный гребень скользнулпо мокрому песку, лизнув его ноги. Поколебавшись мгновение, волна откатилась назад, создавая впадину для следующего гребня. Чувствовалось легкое дыхание ветерка, и блестящее море было относительно спокойно. На темной глади воды отражались лунные блики, и серебряная световая дорожка тянулась по морской поверхности до самого горизонта, где в абсолютной темноте встречались вместе море и небо. Питт погрузился в теплое безмолвие воды и поплыл вдоль лунной дорожки.

Внутренние ощущения всегда переполняли Питта, когда он бывал один и рядом с морем… Казалось, что его душа покидала его тело и он превращался в бестелесную, бесформенную субстанцию. Его мозг становился ясным и чистым: вся умственная работа останавливалась, и все мысли исчезали. Он смутно ощущал тепло или холод, запахи, прикосновения и все другие чувства, кроме слуха. Все, что занимало его в такие минуты, — это наслаждение тишиной. Были забыты все его поражения, победы, любовь и привязанности, даже сама жизнь исчезала и терялась в безмолвии.

Он лежал на воде и плавал около часа. Наконец, маленькая волна ударила ему в лицо, и он непроизвольно проглотил несколько капель соленой воды. Он фыркнул, как бы разгоняя дискомфорт, и снова к нему вернулись все ощущения. Без особых усилий он начал грести к берегу. Когда его руки коснулись песчаного дна, он перестал плыть и отдался воле волн: он дрейфовал, как плавающий на поверхности воды обломок кораблекрушения, который медленно относит к берегу. Достигнув побережья, он прополз вперед, пока наполовину не высунулся из воды, позволив волнам заливать его ноги и бедра. Теплый прибой Эгейского моря поднимался из темноты и легко накатывался на берег, лаская его кожу. Он задремал.

Звезды начали гаснуть одна за другой на бледном предрассветном небе, когда внутренняя тревога шевельнулась в мозгу Питта и он, внезапно ощутив чье-то присутствие, моментально проснулся, но не пошевелился, а только немного приоткрыл глаза. Питт едва мог различить стоявшую около него фигуру. Напрягая зрение в бледном свете, он старался разглядеть силуэт более детально. Неясный контур медленно материализовался. Это была женщина.

— Доброе утро, — сказал он и сел.

— О, боже мой, — вскрикнула женщина.

Она поднесла руку ко рту, как бы пытаясь сдержать крик.

Было слишком темно, чтобы увидеть страх в ее глазах, но Питт знал, что это было так.

— Извините, — вежливо произнес он. — Я не собирался напугать вас.

Рука медленно опустилась. Она продолжала стоять, глядя на него сверху вниз. Наконец, она обрела голос.

— Я… Я думала, что вы мертвы. — Она мягко произносила слова.

— Я едва ли могу обвинить вас. Полагаю, если бы я увидел, что кто-то лежит в полосе прибоя в этот час, я бы подумал то же самое.

— Знаете, я едва не лишилась чувств, а вы сидите и так разговариваете.

— Еще раз, мои искренние извинения. — Неожиданно до Питта дошло, что женщина говорила по-английски. У нее был британский акцент, но слышался и легкий налет немецкого. Он поднялся на ноги:

— Позвольте представиться, меня зовут Питт Дирк.

— Я — Тери, — сказала она. — И я не могу выразить словами, как я счастлива видеть вас живым и здоровым, мистер Питт. — Она не назвала свое второе имя, и Питт не настаивал на этом.

— Поверьте мне, Тери, я тоже очень рад. — Он кивнул на место рядом с собой. — Вы не хотите присоединиться ко мне и встретить восход солнца?

Она рассмеялась:

— Спасибо. Мне бы хотелось. Но я едва могу разглядеть вас. Ко всему прочему, я знаю, что вы можете оказаться монстром или кем-то еще в этом роде. — В ее интонации проскальзывали нотки кокетства. — Могу я доверять вам?

— Если быть полностью и до конца честным, то нет. Я думаю, будет справедливо предупредить вас, что я изнасиловал около двухсот невинных девственниц прямо здесь, в этом самом месте. — Юмор Питта был слишком развязный, но он знал, что это была хорошая система проверки особенностей женского характера.

— Ох, чтоб мне провалиться, я бы много отдала, чтобы оказаться двести первой, но я не невинная девственница. — Уже было достаточно светло, чтобы разглядеть ее белые зубы, мелькнувшие в улыбке. — Я искренне надеюсь, что вы не обратите это против меня.

— Нет, я очень либерален в такого рода вещах. Но я должен попросить вас сохранить в секрете тот факт, что двести первая не была чиста, как первый снег. Если это станет известно, то моя репутация монстра будет подорвана.

Они оба рассмеялись, сели рядышком на полотенце Питта и продолжали вести разговор в шуточном, ничего не значащем тоне, пока горячее солнце с неохотой начинало подниматься над Эгейским морем. Когда первые золотые лучи сверкающего оранжевого шара показались на мерцающем горизонте, Питт более внимательно взглянул на женщину и увидел ее в новом свете. Ей было около тридцати, ярко-красный купальный костюм-бикини облегал ее стройное тело. Бикини был не слишком коротким, хотя его нижняя часть начиналась сантиметрах в пяти от пупка. Он был из блестящего сатина и казался неотъемлемой частью ее тела, внешним покрытием кожи. Ее фигура представляла собой обманчивое сочетание грации и прочности, живот казался гладким и плоским, груди были совершенны: не слишком маленькие и не очень большие. У нее были длинные, тронутые легким загаром ноги, чуть утонченные книзу. Питт решил не обращать внимание на столь незначительное несовершенство и поднял глаза к ее лицу. Ее тонкие черты сочетали красоту и загадочность греческой статуи и несомненно признавались бы совершенными, если бы не круглая оспина на правом виске. Обычно шрамик был закрыт ее черными волосами, достающими до плеч, но она откинула голову назад, когда смотрела на восход солнца, и эбонитового цвета пряди волос, касаясь песка, оставляли тонкие следы.

Неожиданно она повернулась и поймала изучающий взгляд Питта.

— Вы собирались смотреть восход солнца, — произнесла она со смущенной, улыбкой.

— Я видел восходы и раньше, но в этот раз я впервые лицом к лицу встретился с живой прекрасной Греческой Афродитой. — Питт заметил, как ее темно-карие глаза вспыхнули от удовольствия в ответ на его комплимент.

— Спасибо за комплимент, но Афродита была греческой богиней любви и красоты, а я только наполовину гречанка.

— И какова же другая половина?

— Мой отец был немцем.

— В этом случае я должен благодарить богов; вы так похожи на свою материнскую половину.

Она бросила на него чуть раздраженный взгляд:

— Хорошо, что мой дядя не слышит этого.

— Типичный немец?

— Да, конечно. В действительности он является причиной моего присутствия на Тасосе.

— Тогда он не может быть совсем плохим, — сказал Питт, восхищаясь ее глазами: — Вы живете с ним?

— Нет, на самом деле я родилась здесь, но выросла в Англии. Я закончила там школу и, когда мне исполнилось восемнадцать, влюбилась в решительного продавца легковых автомобилей, вышла за него замуж.

— Извините, я не знал, что продавцы автомобилей могут быть решительными.

Она проигнорировала его замечание с оттенком сарказма и продолжала.

— Он любил участвовать в автомобильных гонках в свободное время, и ему сопутствовала удача. Он побеждал в испытательных гонках, в соревнованиях по пересеченной местности, других состязаниях спортивных автомобилей. — Она пожала плечами и начала пальцем выводить круги на песке. Ее голос звучал чуточку с хрипотцой.

— Однажды его участие в авторалли в один из выходных дней закончилось трагедией; шел дождь, его машину занесло на повороте, и она ударилась о дерево. Он умер прежде, чем я смогла добраться туда.

Питт помолчал минуту, глядя с сочувствием на ее печальное лицо.

— Когда это было? — просто спросил он.

— Прошло уже почти восемь с половиной лет, — шепотом ответила она.

Питт пришел в изумление. Затем в нем начало подниматься раздражение. Что за глупость, подумал он. Какая непростительная глупость для такой красивой женщины горевать над погибшим мужчиной почти девять лет. Чем больше он об этом размышлял, тем сильнее становилось раздражение. Он видел слезы, стоявшие в ее глазах, когда она погрузилась в воспоминания, и это зрелище вызвало в нем отвращение. Он резко повернулся и дал ей весомую пощечину.

Ее глаза расширились от обиды и удивления, все ее тело содрогнулось от резкого толчка, словно она получила пулю.

— Почему вы ударили меня? — задыхаясь, срываясь на крик, спросила она.

— Потому что тебе это было нужно, просто необходимо, — непримиримо ответил он. — Эта тога, которую ты надела на себя, уже вся изношена, как шинель. И я удивлен, что никто раньше не додумался поставить тебя на колени и хорошенько отшлепать. Итак, твой муж был решительным. Ну и что? Он умер и похоронен, и траур по нему в течение всех этих лет не поднимет его из могилы. Отодвинь куда-нибудь память о нем и забудь его. Ты же красивая женщина — ты не должна принадлежать гробу, полному костей. Ты принадлежишь каждому мужчине, который оборачивается в твою сторону и восхищается тобой, когда ты проходишь мимо, и который страстно желает овладеть тобой. — Питт видел, как его слова проникали сквозь ее слабую защиту. — Ты подумай об этом. Это же твоя жизнь. Не отмахивайся от нее и не надо играть «Камиллу» до тех пор, пока не состаришься и не поседеешь.

Ее лицо выглядело растерянным при свете утреннего солнца, и ее дыхание прерывалось рыданиями. Питт позволил ей поплакать довольно долго. Когда она, наконец, подняла голову и повернулась к нему лицом, он увидел, что ее щеки залиты слезами, перемешавшимися с мелкими песчинками, прилипшими к мокрым пятнам. Она посмотрела кротко на него, и он уловил блеск в ее глазах. Они были мягкие и испуганные, как у маленькой девочки. Он поднял ее на руки и поцеловал. У нее оказались теплые и мягкие губы.

— Когда у тебя в последний раз был мужчина? — прошептал он.

— С тех пор не… — ее голос затих.

Питт овладел ею, когда длинные тени от скал ползли по берегу, закрывая их тела от солнца. Стая птиц-перевозчиков кружила наверху и спускалась вниз на мокрый песок у самой кромки воды. Они сновали вверх и вниз, играя в догонялки с прибоем. Иногда какая-нибудь из пролетавших птиц обращала на них внимание и следила похожими на бусинки глазами за двумя любовниками в тени, в этот момент она на мгновение застывала в воздухе, прежде чем снова вернуться к обыденным делам, добыванию длинным клювом еды в полосе прибоя. Тени становились короче по мере того, как солнце поднималось выше в небе. Рыбацкая лодка появилась в сотне метров от скал. Рыбаки, забросив сети в воду, были слишком заняты, чтобы заметить нечто необычное на берегу. Наконец, Питт отодвинулся и посмотрел на улыбающееся привлекательное лицо Тери.

— Я даже не знаю, благодарить мне тебя или просить прощения, — мягко произнес он.

— Пожалуйста, прими все это вместе с моей благодарностью, — произнесла она в ответ.

Он осторожно поцеловал ее в глаза.

— Видишь, что ты теряла все эти годы, — сказал он с улыбкой.

— Я согласна. Ты действительно показал мне чудесное средство от моей депрессии.

— Я всегда прописываю обольщение. Оно гарантирует выздоровление во всех случаях нервных расстройств и общего нездоровья.

— И каков ваш гонорар, доктор? — спросила она с присущим ей женским кокетством.

— Я уже получил сполна.

— Вам не удастся легко уйти от ответа. Я должна настоять на том, чтобы вы пришли в дом моего дяди на обед сегодня вечером.

— Сочту за честь, — ответил он. — Когда и как я могу попасть туда?

— Я попрошу шофера моего дяди, чтобы он забрал вас у входа на Брейди Филд в шесть часов.

Брови Питта резко взлетели вверх:

— Почему ты думаешь, что я с Брелди Филд?

— Ты явно американец, а именно там живут все американцы, которые находятся на острове. — Тери взяла его руки и прижала их к своему лицу. — Расскажи мне о себе. Чем ты занимаешься на своей Воздушной Базе? Ты летаешь? Ты офицер?

Питт изо всех сил старался выглядеть серьезным:

— Я занимаюсь уборкой мусора на базе.

— Неужели? Ты слишком интеллигентен для сборщика мусора. — Она посмотрела на его выразительное загорелое лицо, заглянула в его темно-зеленые глаза. — Ну, хорошо, я не буду расспрашивать тебя против твоей воли. Тебе уже присвоили сержанта?

— Нет. Я никогда не был сержантом.

Вдруг яркий проблеск в горах, метрах в шестидесяти от них, привлек внимание Питта. Блестящий предмет отразил солнечные лучи на короткое мгновение. Он посмотрел туда, где увидел сверкание, но ничего не увидел больше: ни вспышки, ни малейшего движения.

Тери заметила его напряжение:

— Что-то случилось? — спросила она.

— Нет, ничего, — солгал Питт. — Мне показалось, что я заметил что-то плывущее по воде, но оно исчезло. — Он посмотрел на ее приподнятое лицо, и в его глазах загорелись искорки. — Ну, мне пора возвращаться на базу, нужно еще убрать кучу мусора.

— Я тоже должна идти. Мой дядя, вероятно, удивляется, почему меня нет и что со мной случилось.

— Ты собираешься рассказать ему?

— Не говори глупости, — рассмеялась она. Она встала, отряхнула с тела песок и привела в порядок бикини.

Питт улыбался, вставая на ноги:

— Почему это женщины всегда кажутся такими скромными и застенчивыми перед тем как лечь, и становятся такими оживленными и беззаботными после?

Она беспечно пожала плечами:

— Я думаю, что секс расслабляет и избавляет от многочисленных разочарований, заставляет нас почувствовать себя более земными. — Ее карие глаза напряженно светились. — Как видишь, у женщин тоже есть животные инстинкты.

Питт игриво хлопнул ее по заду.

— Пошли, я провожу тебя домой.

— Тебе предстоит длинная прогулка. Вилла моего дяди находится в горах за Лиминасом.

— Где находятся горы и где Лиминас?

— Лиминас — это маленькая деревушка милях в шести вверх по дороге, — объяснила она, указывая на север. — Но я не понимаю, что ты подразумеваешь, спрашивая о горах? — Ее рука показывала на склоны острова в миле от дороги. — Как ты назовешь это?

— В Калифорнии, откуда я родом, мы называем все, что ниже девятисот метров высотой, холмами.

— Вы янки, всегда чересчур хвастаете.

— Это важное развлечение для американцев.

Они неторопливо поднимались по тропинке, ведущей из бухточки. У обочины дороги стоял маленький спортивный открытый Мини-Купер. Английская гоночная машина, окрашенная в зеленый цвет, была едва различима под слоем островной пыли.

— Как тебе нравится мой превосходный призовой гоночный автомобиль? — с ноткой гордости в голосе спросила Тери.

Питт рассмеялся: не столько над ее преувеличенным утверждением, сколько над британским использованием слова превосходный в отношении автомобиля.

— Клянусь Юпитером, он великолепен, — ответил он, подражая местной терминологии. — Это твой?

— Да, я купила его новеньким в Лондоне только в прошлом месяце и ехала за рулем всю дорогу из Гавра.

— Сколько времени ты еще пробудешь у своего дяди?

— У меня трехмесячные каникулы, и я пробуду здесь еще шесть недель. Затем я собираюсь вернуться домой на корабле. Путешествовать на машине по континенту очень интересно, но это довольно-таки утомительное занятие.

Питт открыл для нее дверцу, и она села за руль. Нагнувшись к сиденью, Тери достала связку ключей. Выбрав один, она вставила его в замок, повернула на деление и завела двигатель. Мотор, чихнув один раз, заработал с ровным шумом.

Питт наклонился над запыленной дверцей и легонько поцеловал ее.

— Надеюсь, твой дядя не будет ждать меня с ружьем.

— Не беспокойся. Он наверняка будет интересоваться твоей профессией. Он любит летчиков. Он сам когда-то был летчиком во время первой мировой войны.

— Ладно сочинять, — с сарказмом откликнулся Питт. — Держу пари, он будет рассказывать о своих полетах с Рихтгофеном.

— О нет, он никогда не был во Франции. Он воевал именно здесь, в Греции.

Саркастическая улыбка на лице Питта моментально исчезла, внутри появилось холодное мрачное предчувствие. Он так сильно вцепился в дверцу, что у него побелели ногти пальцев.

— А твой дядя никогда не упоминал… о Курте Хейберте?

— Много раз. Они обычно летали вместе на задания. — Она включила передачу, затем улыбнулась и помахала рукой. — Увидимся вечером. Не опаздывай. До встречи.

Прежде чем Питт успел сказать в ответ хоть слово, миниатюрный автомобиль уже мчался по дороге. Он еще некоторое время наблюдал, как машина ехала в направлении севера. Запыленное зеленое пятно повернуло на перекрестке, и последнее, что он увидел, были развевающиеся на ветру черные волосы Тери.

Уже становилось довольно жарко. Питт медленно повернулся и неохотно пошел по направлению к базе. Он наступил босой ногой на что-то острое и негромко ругнулся, прыгая на одной ноге и пытаясь вытащить занозу. Достав ее ногтями из пятки, он сердито отшвырнул этот осколок в придорожный кустарник. Питт стал внимательно смотреть себе под ноги, чтобы снова не уколоться, когда заметил отпечатки следов. У того, кто их оставил, на подошве был сапожный гвоздь с большой шляпкой. Питт присел и стал внимательно изучать следы. Он мог легко отличить свои следы и отпечатки ног Тери, ведь они оба шли босиком. Его рот скривился. В некоторых местах отпечатки ботинок наступали на следы от босых ног. Кто-то шел следом за Тери к берегу, заключил Питт. Он поднял руку и сощурил глаза, глядя на солнце. Было еще довольно рано, поэтому он решил продолжить расследование.

Следы доходили до середины тропинки и затем сворачивали к скалам. Здесь отпечатки кончались, поэтому он взобрался на крутой скалистый утес и спустился по другой стороне. Следы возвращались назад к дороге, но на этот раз далеко от тропинки. Острый шип кустарника оцарапал до крови руку Питта, но он даже не заметил этого. Он покрылся потом, когда снова выбрался на дорогу. Наконец, знакомые отпечатки подошвы с сапожным гвоздем пропали, и появились следы широких покрышек. Характерный ромбовидный рисунок протектора отпечатался в пыли около дороги.

На шоссе не наблюдалось никакого движения, поэтому Питт спокойно положил полотенце на середину дороги, уселся на него и попытался представить себе всю картину.

Тот, кто шел по пятам за Тери, остановился здесь, прошел пешком до ее автомобиля и затем последовал за ней по тропинке. Но, не дойдя до берега, преследователь, вероятно, услышал голоса, поэтому вынужден был свернуть и продолжать свой путь в темноте к скалам, где он спрятался и шпионил за девушкой с Питтом. После того, как стало светать, неизвестный возвратился к дороге, прячась за скалами, всеми силами стараясь не выдать своего присутствия.

Это была элементарная головоломка, и все аккуратно сходилось, за исключением того, что недоставало трех неизвестных. Кто и почему преследовал Тери? Питт улыбнулся внезапно возникшей у него мысли. Самый простой ответ, — это мог быть просто любопытный прохожий. Если это действительно так, то наблюдатель увидел больше, чем рассчитывал.

У Питта засосало под ложечкой. Была еще и третья отсутствующая деталь, которая его беспокоила больше всего. Что-то не сходилось в логических заключениях. Он снова посмотрел на следы протектора. Они были слишком большие для обыкновенного автомобиля. Они могли принадлежать только массивной машине, например, грузовику. Его глаза сузились, и мозг напряженно заработал. Он не слышал, как подъехала Тери, потому что спал. И грузовик мог, вероятно, остановиться без особого шума.

Напряженный взгляд Питта вернулся от следов протектора к берегу. Прилив сровнял песок, стирая все признаки недавнего присутствия людей. Он мысленно измерил расстояние от дороги до берега и начал решать задачу на манер школьного учителя пятого класса.

Если грузовик находится в пункте А, а двое людей на берегу, в восьмидесяти метрах, в пункте В, то почему двое людей на берегу не слышали, как грузовик завел двигатель в тишине раннего утра?

Ответа не было, поэтому Питт пожал плечами и встал. Он отряхнул полотенце и, обернув его вокруг шеи, зашагал по пустынной дороге к главному входу, насвистывая популярную песенку.

3

Молодой светловолосый матрос отдал швартовы, и небольшой восьмиметровый вельбот легко отошел от маленького причала около Брейди Филд и взял курс к Первой Попытке; он плавно скользил по голубой поверхности моря. Грохочущий четырехцилиндровый двигатель позволял вельботу двигаться со скоростью восемь узлов в час, распространяя по палубе знакомый запах дизельного топлива. Уже было несколько минут девятого, солнце палило немилосердно, и даже легкий морской бриз не приносил облегчения.

Питт стоял на корме и наблюдал за удаляющимся берегом, пока причал не превратился в темное пятно на водной поверхности. Затем он взобрался со своими девяноста килограммами на высокий круглый металлический поручень, ограждавший корму, и сел задом на него, рискованно свешиваясь над пенящейся водой у кильватера лодки. В такой необычной позе он мог чувствовать пульсацию вала, а, посмотрев прямо вниз, он мог наблюдать работу гребного винта в воде. Вельбот уже находился в четверти мили от Первой Попытки, когда Питт заметил, что молодой моряк у руля с уважением поглядывал на него.

— Извините меня, сэр, но похоже, что вы провели достаточно времени на катере. — Светловолосый матрос явно имел в виду то, как Питт сидел на перилах. Вероятно, молодой человек определил по его внешнему виду, что он является ученым-исследователем. Этот молодой человек уже успел сильно загореть под лучами Эгейского солнца, на нем были шорты-бермуды и ничего больше, ничего отличительного, кроме длинной светлой бороды.

Питт ухватился рукой за флагшток на корме для поддержки, а другой рукой залез в нагрудный карман за сигаретой.

— У меня была лодка, когда я учился в высшей школе, — небрежно ответил Питт.

— Вы, наверное, жили недалеко от воды, — сказал молодой шкипер.

— Ньюпорт Бич, в Калифорнии.

— Это замечательное место. Я обычно часто ездил туда, когда учился на высших курсах в Лайолле. — Молодой шкипер расплылся в широкой улыбке: — Ох, мужчины, мужчины, это райский уголок, ведь там столько девушек. Там, наверное, очень быстро достигают половой зрелости.

— Я думаю, что созревание наступает быстрее и в менее благоприятных местах. — Как только молодой человек почувствовал себя свободнее в разговоре, Питт переменил тему:

— Скажи мне, с какими неожиданностями вы столкнулись во время работы над проектом?

— Все шло прекрасно в первые пару недель, но как только мы нашли многообещающее место для исследований, все пошло из рук вон плохо, удача отвернулась от нас.

— Например?

— Большинство снаряжения испорчено: разорванные кабели, пропавшие или поврежденные вещи: генератор утонул, ну, и другие подобные этому случаи, вы знаете, как это бывает.

Они уже были достаточно близко от Первой Попытки, и молодой шкипер повернулся спиной к рулю, осторожно подводя небольшое суденышко к трапу.

Питт стоял и смотрел на большой корабль, изучая его внешний вид. По морским стандартам это был небольшой корабль, водоизмещением восемьсот двадцать тонн и общей длиной сорок пять метров. Корабль был построен на судовой верфи в Дании, в Роттердаме, перед второй мировой войной. Сразу после того, как немцы оккупировали территорию, его экипаж переправил судно в Англию, где оно выполняло важную служебную функцию — буксировало подбитые и поврежденные корабли в британский порт Ливерпуль под самым носом у немецких подводных лодок. Когда военные действия в Европе закончились, его устаревший и поврежденный корпус был продан Датским правительством Американскому морскому ведомству, которое занесло судно в резервный состав флота. Там оно находилось долгих двадцать пять лет, под серым пластиковым коконом. Затем вновь сформированное Национальное Подводное Морское Ведомство приобрело останки корабля у Флота и превратило его в современное океанографическое судно, назвав его Первая Попытка.

Питт прищурился от яркого блеска белой краски, покрывавшей судно от носа до кормы. Он поднялся по трапу на палубу, где его встретил старый друг, командир Руди Ганн, капитан судна и руководитель экспедиции.

— Ты выглядишь неплохо, — сказал Ганн без улыбки, — если не считать твоих красных глаз. — Он достал сигарету. Но прежде чем прикурить ее, он предложил одну Питту, который кивнул головой в знак благодарности.

— Я слышал, у тебя проблемы, — сказал Питт.

Лицо Ганна помрачнело.

— Ты прав, это так, — проворчал он. — Я просил адмирала Сандекера прислать тебя из Вашингтона не ради отдыха и развлечений.

Брови Питта удивленно поднялись. Такая неожиданная грубость была не характерна для Ганна. В обычных условиях маленький командир был приветливым и веселым человеком.

— Расслабься, Руди, — мягко произнес Питт. — Давай уйдем с солнцепека, и ты расскажешь мне обо всем.

Ганн снял свои очки в роговой оправе и провел по лбу носовым платком.

— Извини, Дирк, это все потому, что я никогда не видел, чтобы столько всего случалось одновременно. Это делает тщетными все наши планы, которые мы связываем с этим проектом. Полагаю, что от всего этого я становлюсь злым, как черт. Даже команда стала явно избегать меня в последние три дня.

Питт положил руку на плечо этого коротышки и улыбнулся.

— Я обещаю не избегать тебя, даже если ты превратишься в жуткую маленькую бестию.

Ганн выглядел озадаченным какое-то мгновение, затем чувство облегчения появилось у него в глазах, и он рассмеялся, запрокинув назад голову.

— Слава богу, что ты здесь, — он легонько сжал руку Питта. — Может, ты и не решишь эти загадки, но в конце концов мне станет хоть немного легче, когда ты будешь рядом. — Он повернулся и показал на нос корабля.

— Пойдем, моя каюта там, наверху.

Питт поднялся по трапу вслед за Ганном на верхнюю палубу и прошел в его маленькую каюту. Единственным, но существенным достоинством каюты был прохладный поток воздуха, идущий от вентилятора.

Он постоял немного над ним, наслаждаясь прохладой. Затем сел в кресло, положив руку на спинку, ожидая, что Ганн сразу же начнет рассказывать.

Ганн закрыл иллюминатор и остался стоять.

— Прежде чем я начну, я хотел бы спросить, что ты знаешь о нашей Эгейской экспедиции?

— Я только слышал, что Первая Попытка занимается зоологическими исследованиями в Средиземноморье.

Ганн ошеломленно уставился на него.

— Разве адмирал не познакомил тебя с подробностями относительно этого проекта, прежде чем ты покинул Вашингтон?

Питт прикурил другую сигарету.

— Что заставляет тебя думать, что я прибыл прямо из столицы?

— Я не знаю точно, — с сомнением произнес Ганн. — Я только полагал, что ты…

Питт с улыбкой остановил его.

— Я не был даже вблизи Штатов в последние четыре месяца. — Он выпустил клубы дыма в сторону вентилятора и наблюдал, как голубой туман рассеивался. — В записке Сандекера к тебе просто говорилось, что он направляет меня прямо на Тасос. Он явно не упоминал, откуда я прибуду и когда я приеду. Следовательно, ты ожидал, что я появлюсь парящим в голубом небе дня четыре назад.

— Снова я виноват, — сказал Ганн, пожимая плечами. — Ты прав, конечно. Я отводил самое большее два дня на то, чтобы твоя старая жестяная утка долетела из столицы. Даже когда ты, наконец, появился и попал в переделку на Брейди Филд вчера, ты уже на четыре дня прибыл позже моего графика.

— Мы ничего не могли сделать. Мы с Джордино должны были доставить снаряжение на дрейфующую станцию, расположенную на льдине севернее Шпицбергена. Сразу после нашего приземления началась пурга, и мы целых семьдесят два часа были погребены под снегом.

Ганн рассмеялся.

— Ты действительно прилетел из одной экстремальной температуры в другую.

Питт не ответил, но слегка улыбнулся.

Ганн открыл верхний ящик небольшого стола и протянул Питту большой конверт, где находилось несколько рисунков рыбы странного вида.

— Ты видел что-нибудь похожее раньше?

Питт посмотрел на рисунки. Большинство из них отражали различное восприятие художниками одной и той же рыбы, отличавшейся некоторыми деталями. Первой была античная греческая иллюстрация на вазе. Другая явно была частью римской фрески. Он отметил, что два из них были более современными, стилизованными рисунками, изображавшими рыбу в движении. Последней была фотография ископаемого, отпечатавшегося в песчанике.

Питт вопросительно посмотрел на Ганна.

Ганн протянул ему лупу.

— Вот, посмотри поближе на это.

Питт протер толстое стекло и внимательно рассмотрел каждый рисунок. На первый взгляд, рыба по размеру и очертаниям напоминала голубого тунца, но при более тщательном рассмотрении нижние тазовые плавники внешне были похожи на маленькие перепончатые лапы. Были еще две идентичных конечности, расположенные перед спинным плавником.

Он тихонько присвистнул.

— Это странный экземпляр, Руди. Как он называется?

— Я не могу произнести латинское название, но исследователи на борту Первой Попытки ласково назвали ее Задира, то есть любительница подразнить.

— Почему?

— Потому что по всем законам природы эта рыба должна была исчезнуть около двух миллионов лет назад. Но, как ты видишь по этим рисункам, люди все еще утверждают, что видели ее. Каждые пятьдесят или шестьдесят лет появляются новые очевидцы, но к несчастью для науки. Задира еще не была поймана. — Ганн взглянул на Питта и снова посмотрел в сторону. — Если есть такая рыба, то должна существовать и примитивная жизнь. Существуют в записи сотни сообщений рыбаков и ученых, которые честно смотрят тебе в глаза и утверждают, что Задира была у них на крючке или в сетях, но, прежде чем рыба была поднята в лодку, она исчезала. Каждый зоолог в мире готов отдать свое левое яичко, чтобы получить живую или даже мертвую Задиру.

Питт потушил сигарету в пепельнице.

— Что делает эту исключительную рыбу такой важной?

Ганн взял рисунки.

— Обрати внимание, что художники не имеют единого мнения о верхнем слое кожи. Они изображают мелкую чешую, гладкую кожу, как у морской свиньи, а один даже нарисовал что-то вроде меховой шкуры, как у морского льва. Теперь, если ты примешь во внимание возможность наличия волосяного покрова на коже вместе с вытянутыми конечностями, то, может быть, мы имеем дело с начальной стадией первых млекопитающих.

— Верно, но если кожа была гладкой, то перед тобой не более чем ранний вид рептилии. Земля была покрыта ими в те времена.

В глазах Ганна промелькнула самоуверенность:

— Следующее, что нужно учесть, это то, что Задиры жили в теплых неглубоких водах, и каждая описанная встреча происходила не более чем в трех милях от берега, и все эти встречи имели место именно здесь, в восточном Средиземноморье, где средняя годовая температура на поверхности редко опускается ниже двадцати градусов.

— Так что это доказывает? — спросил Питт.

— Ничего определенного, но, если жизнь примитивных млекопитающих развивается лучше в теплом климате, есть вероятность, что они могут сохраниться до настоящего времени.

Питт задумчиво смотрел на Ганна.

— Извини, Руди. Но ты еще не убедил меня.

— Я знаю, что ты твердолобый, — сказал Руди. — Вот почему самую интересную часть я оставил напоследок.

Он замолчал, снял свои очки и протер стекла носовым платком. Затем снова нацепил темные очки на свой орлиный нос и продолжал в задумчивости:

— Во время геологического периода Триаса, до того как поднялись Гималаи и Альпы, огромное море покрывало Тибет и Индию. Оно распространялось на Центральную Европу и заканчивалось в Северном море. Геологи называют эту огромную массу воды Морем Тетис. Все, что от него осталось сегодня — это Черное, Каспийское и Средиземное моря.

— Извини меня за мое невежество в геологических эрах, — перебил его Питт, — но когда был Триасовый период?

— Он начался двести тридцать миллионов лет назад и продолжался около сорока миллионов лет, — ответил Ганн. — В это время произошли важные эволюционные изменения у позвоночных животных, когда рептилии совершили большой скачок в сравнении с их более примитивными предшественниками. Некоторые из морских рептилий достигали семи метров и были очень сильными. Наиболее знаменательным событием было появление первых настоящих динозавров, которые могли передвигаться на задних лапах и использовали свои хвосты для опоры.

Питт откинулся назад и вытянул ноги:

— Я считал, что эпоха динозавров была намного позже.

Ганн рассмеялся.

— Ты смотрел слишком много старых фильмов и без сомнения думаешь о бегемотах, которых обычно показывали в ранних научно-фантастических фильмах, где они угрожают племени волосатых людей. Тогда никаких не могло быть сорокатонных бронтозавров, свирепых тиранозавров или летающих птеродактилей, преследующих полураздетую испуганную героиню в первобытных джунглях. В действительности, эти наиболее известные динозавры населяли землю очень давно и исчезли за шестьдесят миллионов лет до появления человека.

— Как же твоя странная рыба вписывается в эту картину?

— Представь себе, если сможешь, метровую рыбу Задиру, которая жила, резвилась, размножалась и, наконец, умирала где-то в Море Тетис. Ничто и никто не мог видеть, как это мертвое тело медленно опускалось на дно моря. Неизвестная могила покрывалась другими отложениями, которые затвердевали и превращались в песчаник, формируя тонкий слой углерода. Это был тот слой углерода, где отпечатались ткани и строение скелета Задиры. Проходили годы и превращались в тысячелетия. А тысячелетия становились эрами, пока в один теплый весенний день, двести миллионов лет спустя, крестьянин в австрийском городе Ноенкирхен не вонзил свой плуг в плотную поверхность земли. И вот наша рыба Задира, правда, сейчас совершенно окаменелая, снова еще раз вернулась к свету. — Ганн поколебался и провел рукой по редеющим волосам. Его лицо казалось усталым и озабоченным, но глаза блестели от возбуждения, когда он говорил о Задире. — Ты должен усвоить один важный элемент: когда Задира умерла, еще не было ни птиц, ни бабочек, ни пчел, ни покрытых шерстью млекопитающих, даже цветы еще не появились на земле.

Питт снова изучающе посмотрел на фотографию ископаемого.

— Кажется невозможным, что какое-то живущее существо могло просуществовать так долго, не претерпев коренных эволюционных изменений.

— Невероятно? Да. Но это случалось и раньше. Акула живет рядом с нами уже триста пятьдесят миллионов лет. Подковообразный краб существует, совершенно не меняясь, около двухсот миллионов лет. Затем, конечно, у нас есть классический пример: Колакант.

— Да, я слышал об этом, — ответил Питт. — Это была рыба, которую считали вымершей семьдесят миллионов лет назад, пока не обнаружили ее у восточного побережья Африки.

Ганн кивнул:

— Колакант был важной и сенсационной находкой в свое время, но мы затмим ее, если нам удастся поймать Задиру. — Ганн на минуту замолчал, чтобы закурить другую сигарету. Он был всецело поглощен рассказом. — Многое сводится к этому: Задира может оказаться ранним звеном в эволюции млекопитающих, включая и человека. Я не сказал тебе, что ископаемое, найденное в Австрии, обладает многими характеристиками млекопитающего в анатомическом строении. Выступающие конечности и другие особенности внутреннего строения ставят ее в одну эволюционную линию общей структуры развития человека и животного.

Питт снова взглянул на рисунки.

— Если это так называемое живое ископаемое все еще плавает вокруг в своей первозданной форме, то как может оно развиться в более высокую ступень?

— Любой вид растения или животного — это как связанная родством семья, — пояснил Ганн. — Одна ветвь может производить потомков, идентичных по размеру и форме, в то время как родственная линия на другой стороне горы рождает гигантов с двумя головами и четырьмя руками.

Питт почувствовал усталость. Он открыл дверь и вышел на палубу. Горячий воздух охватил его, как облако пара, и он поморщился. Такие расходы и столько времени и сил затрачивается на то, чтобы поймать эту вонючую рыбу, подумал он. Кого, черт возьми, заботит, были наши предки обезьяны или рыбы? — какая разница? Человечество несется к самоуничтожению, оно, вероятно, исчезнет в следующем тысячелетии, или даже раньше. Он повернулся назад и взглянул на Ганна.

— Ну ладно, — медленно произнес Питт. — Я знаю, чем занимаетесь ты и твой корабль с учеными мужами и что вы изучаете. У меня только один вопрос: зачем здесь я? Если у вас проблемы с разорванными тросами, испорченными генераторами или исчезнувшими инструментами, то вам нужен не я, а хороший механик, который знает, как обращаться с оборудованием.

Лицо Ганна в какой-то момент выглядело озадаченным, затем он улыбнулся.

— Я вижу, ты уже вытянул кое-какую информацию из доктора Найта.

— Доктора Найта?

— Да, Кена Найта, это тот молодой человек, что доставил тебя на вельботе сегодня утром. Он — совершенно удивительный морской геофизик.

— Впечатляющая характеристика, — сказал Питт. — Он казался довольно дружелюбным во время путешествия, но не произвел на меня впечатление удивительного.

Жара снаружи становилась невыносимой, и металлические поручни сильно накалились. Питт непроизвольно положил руку на металл и мгновенно отдернул, когда раскаленная сталь обожгла его ладонь. Неожиданно боль усилила поднимавшееся в нем чувство раздражения, и он вернулся в каюту, прикрыв за собой дверь.

— Давай оставим всю эту чепуху, — резко произнес Питт. — Ты только скажи мне, какое чудо я должен сотворить, чтобы привлечь Задиру к твоему очагу, и я приступлю к работе. — Он растянулся на койке Ганна, глубоко вздохнул и расслабился, когда прохлада немного успокоила его. Он посмотрел на Ганна. Его лицо ничего не выражало, но Питт слишком хорошо знал своего друга, чтобы понять, что тот почувствовал себя неловко. Питт улыбнулся, дотянулся и похлопал Ганна по плечу.

— Я не хочу показаться корыстным, но если ты хочешь, чтобы я присоединился к твоей маленькой команде ученых пиратов, то это тебе будет стоить выпивки. От всех этих разговоров у меня пересохло в горле.

Ганн с облегчением засмеялся и попросил по внутренней связи, чтобы ему принесли льда из камбуза. Затем он достал бутылку виски и два стакана из нижнего ящика стола.

— Пока мы будем ждать лед, ты можешь ознакомиться с этим докладом, где я описал все относительно поломки снаряжения. — Он передал желтую папку Питту. — Я подробно и в хронологическом порядке описал каждый инцидент. Вначале я считал, что это просто случайности или неудачи, но сейчас это вышло далеко за рамки простых совпадений.

— У тебя есть какие-нибудь доказательства вредительства или саботажа? — спросил Питт.

— Ничего подобного.

— А разорванный трос, о котором упоминал Найт, был перерезан?

Ганн пожал плечами.

— Нет, концы были потерты, но есть еще одна загадка. Я объясню ее тебе. — Ганн замолчал и стряхнул пепел с сигареты. — Мы работаем с запасом прочности пять к одному. Например: если особенности троса таковы, что существует опасность разрыва при нагрузке в десять тонн, мы никогда не создаем нагрузки более двух тонн. И несмотря на такой значительный коэффициент безопасности, нас пока преследуют только неудачи в осуществлении проекта. Конечно, жизни для нас важнее, чем научные открытия. Подводные исследования — это рискованное занятие, и слишком длинен список имен тех, кто погиб, пытаясь вырвать у моря новые секреты.

— Каков был запас прочности, когда ваш трос порвался?

— Я подхожу к этому. Он был примерно шесть к одному. В тот момент на тросе было чуть более полутора тонн. Нам очень повезло, что никто не пострадал от удара троса, когда он оборвался.

— Могу я увидеть этот кабель?

— Да, я отрезал оба оборванных конца от троса и сохранил их до твоего прибытия.

Раздался громкий стук в дверь, и молодой рыжеволосый паренек лет восемнадцати-девятнадцати вошел в каюту, неся небольшую вазочку со льдом. Он поставил ее на стол, повернулся и посмотрел на Ганна.

— Могу я принести еще что-нибудь, сэр?

— Да, можешь, — ответил Ганн. — Спустись быстро на нижнюю палубу, где находится оборудование, найди куски оборвавшегося недавно троса, и принеси их сюда ко мне.

— Хорошо, сэр. — Паренек быстро повернулся и поспешно вышел из каюты.

— Это один из членов экипажа? — спросил Питт.

Ганн положил лед в стаканы и разлил виски. — Да, у нас восемь членов экипажа и четырнадцать ученых на борту. — Он протянул стакан Питту.

Питт смотрел, как лед постепенно таял.

— Не может кто-нибудь из этих двадцати двух человек создавать тебе проблемы?

Ганн покачал головой:

— Я уже думал об этом, я даже об этом мечтал, я по меньшей мере раз пятьдесят проанализировал персональное дело каждого и не смог найти ни одного возможного мотива, по которому хоть кто-то из них мог желать провала проекта. — Ганн отодвинул стакан. — Нет, определенно уверен, что неприятности идут из другого источника. Кто-то по непонятным причинам хочет заставить нас отказаться от ловли рыбы, которая, может, даже и не существует в природе.

Парень вскоре вернулся с двумя кусками оборванного троса. Он протянул эти куски Ганну и вышел из каюты, закрыв за собой дверь.

Питт отхлебнул из своего стакана и поднялся с кровати. Он поставил стакан на стол Ганна и взял трос в руки, внимательно изучая концы.

Это был похожий на другие скользкий стальной трос. Каждый отрезок был сантиметров шестьдесят длиной и состоял из двадцати четырех сотен стренг, свитых в стандартный трос диаметром полтора сантиметра. Трос не был разорван компактно. Разрывы растянулись сантиметров на сорок, что придавало обоим концам вид растрепанных конских хвостов.

Что-то привлекло внимание Питта, он взял увеличительное стекло и стал смотреть через толстые линзы. Его глаза напряженно всматривались, а губы медленно растянулись в удовлетворенной улыбке. Знакомое ощущение возбуждения начало пульсировать по его венам. Это может оказаться довольно интересной операцией, подумал он.

— Обнаружил что-нибудь? — спросил Ганн.

— Да, довольно много, — отозвался Питт. — Где-то на этом курсе ты нашел себе врага, который не хочет, чтобы ты ловил рыбу на его территории.

Ганн казался обескураженным, его глаза широко распахнулись.

— И что ты нашел?

— Этот трос был намеренно перерезан, — ответил Питт. Его голос звучал твердо.

— Что ты имеешь в виду, утверждая, что он перерезан, — закричал Ганн. — Где ты видишь доказательства вмешательства человека?

Питт протянул Ганну увеличительное стекло:

— Посмотри, как разорванные концы скручиваются книзу и изгибаются внутрь, к середине? И заметь, как сильно размочалены стренги. Если трос такого диаметра тянуть за один конец, пока он не разорвется, то стренги обычно остаются гладкими и концы загибаются наружу, и дальше от середины. Здесь этого нет.

Ганн уставился на разорванный трос:

— Я не понимаю, как можно это сделать?

Питт задумался на какое-то мгновение.

— Я предполагаю, что это Примакорд.

Ганн выглядел ошеломленным. Его глаза за большими увеличительными стеклами стали невероятно огромными.

— Ты говоришь серьезно? Это был взрыв?

— Да, — спокойно ответил Питт. — Примакорд выглядит, как шнур или веревка, и может быть любой толщины. Чаще всего он используется при валке деревьев или при одновременном проведении взрывов на разных расстояниях. Он действует как горящий фитиль, за исключением того, что он продвигается и сгорает моментально, почти со скоростью света.

— Да, но как кто-то может прикрепить взрывчатку под кораблем так, что этого никто не заметил? Вода в этом районе кристально чистая. Видимость почти тридцать метров. Кто-нибудь из ученых или членов команды обязательно бы заметил лазутчика… Уж не говоря о том, что услышали бы звук взрыва.

— Прежде чем я попытаюсь ответить на это, позволь мне задать тебе два вопроса. Какое оборудование было прикреплено к кабелю, когда его опускали, и когда вы обнаружили разрыв?

— Кабель был прикреплен к подводной декомпрессионной камере. Водолазы работают на глубине пятьдесят пять метров, и необходимо заранее начинать декомпрессию под водой, чтобы предотвратить кессонную болезнь. Мы обнаружили разорванный трос около семи утра сразу после завтрака.

— Я понял, что вы оставляли камеру в воде на всю ночь?

— Нет, — возразил Ганн. — У нас вошло в привычку опускать камеру перед рассветом, так, чтобы она была на месте и готова к приему водолазов в случае ранних утренних спусков.

— А вот и твой ответ! — воскликнул Питт. — Кто-то подплыл под покровом предрассветной темноты к тросу и прикрепил к нему Примакорд. Видимость достигает тридцати метров только после восхода солнца, а ночью она менее тридцати сантиметров.

— А как же шум от взрыва?

— Элементарно, мой дорогой Ганн. — Питт улыбнулся. — Я полагаю, что звук от взрыва небольшого количества Примакорда на глубине около двадцати пяти метров будет очень похож на хлопок двигателя одного из реактивных самолетов на Брейди Филд при переходе звукового барьера.

Ганн с уважением посмотрел на Питта. Это была только теория, но он ничего не мог противопоставить ей. Его лоб наморщился:

— Как нам выбраться из этого?

Питт допил виски и поставил стакан на стол Ганна:

— Ты оставайся на море и лови своего Задиру. Я вернусь назад на остров и попытаюсь заняться небольшой охотой. Может существовать какая-то связь между твоими обрывами и вчерашним нападением на базу; и следующий шаг — нужно выявить того, кто стоит за всем этим, и какие мотивы им движут.

Вдруг дверь резко распахнулась, — и в каюту ворвался мужчина. На нем были только плавки и широкий пояс, где крепился нож и нейлоновая сетчатая сумка. Его мокрые, выгоревшие на солнце волосы были совсем светлыми, а нос и грудь усыпаны веснушками. Вода капала на ковер, образуя темные пятна вокруг его ног.

— Капитан Ганн, — взволнованно закричал он, — я видел его! Я действительно видел Задиру, буквально в трех метрах перед моей маской.

Ганн вскочил на ноги.

— Ты уверен? Ты видел его вблизи?

— Даже еще лучше, сэр. Я заснял его.

Веснушчатый человек стоял, улыбаясь во весь рот:

— Если бы только у меня было ружье для подводной охоты, может, мне удалось бы поймать его, но я изучал коралловые колонии, и у меня была только камера.

— Быстро, — проговорил Ганн, — отнеси пленку в лабораторию, чтобы ее проявили.

— Да, сэр. — Парень повернулся и вышел, обрызгав Питта несколькими каплями соленой воды, когда проходил мимо.

Лицо Ганна сияло от счастья, а глаза были полны решимости.

— Боже мой. Подумать только, я был готов отказаться от работы и, поджав хвост, взять курс домой. Теперь, черт возьми, я собираюсь стоять здесь на якоре, пока не умру от старости или не поймаю Задиру. — Его глаза блестели, когда он взглянул на Питта: — Ну, майор, что ты об этом думаешь?

Питт слегка пожал плечами:

— Что касается меня, то я предпочитаю ловить девушек. При небольшом усилии его мозг отключился от мыслей о работе и создал притягательный образ Тери, стоящей на берегу в своем красном бикини.

4

Было уже начало шестого, когда Питт вернулся в свою казарму на Брейди Филд. Через несколько секунд, сбросив влажную одежду, он прочно устроился на спине в узкой душевой. Это было компактное состояние; его голова согнулась в одном углу, спина плашмя лежала на мокром кафельном полу, а его волосатые ноги и ступни были подняты верх под углом в девяносто градусов и опиралась о противоположный угол. Всякому, кто мог бы это увидеть, такая поза показалась бы скрюченной и мучительно неудобной, но Питт находил ее довольно комфортной и чрезвычайно удовлетворительной. Когда позволяло время, он всегда расслаблялся в душе таким образом. Иногда он дремал, но чаще всего он использовал искусственно созданную дождливую обстановку и одиночество для размышлений. В этот момент его мозг был переполнен множеством нерешенных вопросов.

Он мысленно сопоставлял факты и неизвестные данные вместе, пытаясь найти верную линию и стараясь сконцентрироваться на наиболее важных проблемах. Но в этот раз все было бесполезно. Его мозг уклонялся от анализа и постоянно возвращался к необъяснимой загадке бесшумного грузовика у берега.

По какой-то непонятной причине эта загадка раздражала его, он тщетно пытался отогнать эту мысль, но она упорно возвращалась. Наконец он смирился с ней, закрыл глаза и воссоздал картину, надеясь мысленно увидеть ответ или решение.

Вдруг неясная тень появилась за дверью душевой.

— Привет тому, кто в душе, — голос Джордино перекрывал шум льющейся воды. — Ты там сидишь более получаса. Наверное, уже размок совсем.

Столь неожиданное вторжение оторвало Питта от размышлений, он потянулся и закрыл водопроводный кран.

— Тебе лучше поспешить, — прокричал Джордино. Затем до него дошло, что вода больше не льется, и он понизил голос, — полковник Льюис идет сюда, — он будет здесь в любую секунду.

Питт вздохнул. Он вернулся в сидячее положение и с трудом встал на ноги, едва не поскользнувшись на мокром кафельном полу. Полотенце соскользнуло с двери душевой и упало ему на голову. Сама мысль о том, что ему необходимо спешить и торопиться, чтобы произвести впечатление на вышестоящего офицера, заставила встопорщиться щетину на шее. Он взглянул сквозь рифленое стекло двери.

— Скажи полковнику Льюису, что он может развлечься сам с собой, пока будет ждать. — Его голос звучал жестко. — Я выйду, когда я, черт побери, буду готов, — сердито сказал он. — Теперь убирайся к черту из моей ванной, ублюдок, пока я не засунул кусок мыла тебе в задницу. — Неожиданно он ощутил, как вспыхнули его щеки. Он не собирался обидеть своего старого друга. Пожалев об этом, он почувствовал себя виноватым:

— Извини, Ал. Я думал совершенно о другом.

— Забудь это. — Не сказав больше ни слова, Джордино пожал плечами и вышел из ванной комнаты, закрыв за собой дверь.

Питт вытер свое крепкое тело и затем побрился. Закончив бритье, он сдул мелкие черные волоски с электрической бритвы и освежил лицо лосьоном после бритья. Когда он прошел в спальню, Джордино и полковник Льюис уже ждали его.

Льюис сидел на краю кровати и закручивал один конец пышных, рыжих, загнутых усов. Его крупное розовое лицо и блестящие голубые глаза вместе с большими усами над верхней губой придавали ему вид веселого лесоруба. Все его телодвижения и речь были быстрыми, отрывистыми, и у Питта создалось впечатление, будто у полковника внутри гремело битое стекло.

— Извини, что потревожил тебя, — произнес Льюис. — Но меня интересует, не пришел ли ты к какому-нибудь важному заключению относительно вчерашней атаки?

Питт был голым, но это его не смущало.

— Нет, ничего положительного. У меня есть некоторые подозрения и пара идей, но очень мало подлинных фактов, чтобы построить какую-нибудь теорию.

— Я надеялся, что вы на что-то натолкнулись. Ведь моя воздушная эскадрилья разбита.

— Вы не нашли никаких останков Альбатроса? — спросил Питт.

Льюис провел ладонью по вспотевшему лицу:

— Если эта старая рама рухнула в море, то не оставила никаких следов, даже ни пятнышка масла. Она вместе со своим пилотом, должно быть, растворилась в воздухе.

— Может, он дотянул до материка, — добавил Джордино.

— Невозможно, — отозвался Льюис. — Мы не нашли никого, кто бы видел, как он пролетал.

Джордино кивнул, соглашаясь:

— Старый самолет, выкрашенный в желтый цвет, с предельной скоростью около ста сорока километров в час обязательно был бы замечен, если бы он пролетел над проливом к Македонии.

Льюис достал пачку сигарет:

— Что действительно ставит меня в тупик, так это тот факт, что атака была хорошо спланирована и осуществлена. Тот, кто обстреливал аэродром, знал, что никакие самолеты не должны приземляться или взлететь по графику во время его атаки с бреющего полета.

Питт застегнул рубашку и поправил золотые дубовые листья в петлицах:

— Получить информацию было несложно, ведь на Тасосе каждый, вероятно, знает, что Брейди Филд превращается в безлюдное место по воскресеньям. В действительности, все это по своей стратегии очень похоже на атаку базы Перл Харбор, предпринятую японцами, вплоть до такой детали, как незаметное исчезновение при пересечении горного хребта на острове.

Льюис осторожно прикурил сигарету, стараясь не опалить свои усы:

— Ты прав, конечно, но нет сомнения, что твое неожиданное появление на летающей лодке застало нашего противника, да и нас самих тоже, врасплох. Наш радар не смог засечь твою Каталину, потому что последние километров двести ты летел очень низко. — Он выпустил облако дыма. — Я не могу передать тебе, какой счастливой неожиданностью было увидеть твою старую птицу летящей вниз, как молния, со стороны солнца.

— Это очень удивило и нашего друга с Альбатроса, — улыбнулся Джордино. — Нужно было видеть, как у него отвисла челюсть, когда он, обернувшись, в первый раз увидел нас.

Питт закончил завязывать галстук:

— Никто и не мог ожидать нас, потому что в мой маршрут не входила база Брейди Филд. Я действительно рассчитывал сесть на воду рядом с Первой Попыткой. Вот почему наш летающий призрак и наблюдательный пункт на базе ничего не знали о нас. — Он остановился, размышляя и пристально глядя на Льюиса. — Я очень надеюсь, что вы предприняли чрезвычайные меры безопасности. У меня предчувствие, что мы не в последний раз видели желтый Альбатрос.

Льюис с любопытством уставился на Питта:

— Почему ты так уверен, что он вернется?

Глаза Питта заблестели:

— У него была определенная цель при атаке базы, в нее не входило убийство людей или разрушение самолетов, принадлежащих Соединенным Штатам. Его план состоял в том, чтобы просто повергнуть вас в панику.

— Что он мог выиграть от этого? — спросил Джордино.

— Остановись и поразмышляй над этим немного. — Питт посмотрел на часы, затем на Льюиса. — Если бы эта ситуация оказалась действительно такой угрожающей и опасной, то вы, полковник, должны были бы эвакуировать всех американских граждан на материк, не так ли?

— Да, это так, — согласился Льюис. — Но в настоящий момент я не вижу причин для такого шага. Правительство Греции заверило меня, что оно окажет нам всестороннее содействие в поиске пилота и самолета.

— Но если бы вы считали, что у вас есть причины для эвакуации, — настаивал Питт, — разве вы не приказали бы также капитану Ганну убрать Первую Попытку из района Тасоса?

Глаза Льюиса сузились:

— Как меру предосторожности, конечно. Этот белый корабль представляет собой заманчивую мишень для воздушного снайпера.

Питт щелкнул зажигалкой и прикурил сигарету:

— Верите вы этому или нет, сэр, но это вам ответ на ваш вопрос.

Джордино и Льюис переглянулись, а затем озадаченно посмотрели на Питта.

Питт продолжал:

— Как вы знаете, полковник, адмирал Сандекер направил нас с Джордино на Тасос, чтобы расследовать странные неудачи, происходившие во время прибрежных операций НУМА. Этим утром, разговаривая с капитаном Ганном, я обнаружил очевидность диверсии, которая заставила меня убедиться, что существует определенная связь между нападением и происшествиями на борту Первой Попытки. Теперь, если мы примем это предположение и посмотрим дальше, то увидим, что Брейди Филд не являлась главной целью нашего неизвестного противника. Атака была косвенным средством, чтобы заставить капитана Ганна и Первую Попытку убраться от острова.

Льюис задумчиво посмотрел на Питта:

— Полагаю, следующий вопрос будет, почему?

— У меня пока нет ответа, — сказал Питт, — но я уверен, что наш загадочный друг с его склонностью к драматизму имеет довольно веские причины для этой игры. Он бы не пошел таким окольным путем из-за ставки всего в пенни. Он должен скрывать что-то значительно более ценное, и исследователи на корабле находятся там, где они могут натолкнуться на это.

— Это что-то, как ты говоришь, может быть затонувшим сокровищем? — Льюис облизнул пересохшие губы.

Питт достал форменную фуражку и с небрежным изяществом надел ее на голову:

— Это одно из возможных очевидных заключений.

У Льюиса был отсутствующий взгляд, и он тихо произнес:

— Удивляюсь, что бы это могло быть и какова его стоимость?

Питт повернулся и посмотрел на Джордино:

— Ал, свяжись с адмиралом Сандекером и попроси его узнать все возможное о затонувших сокровищах в Эгейском море на отмели у острова Тасос, и пусть пришлет данные. Передай ему, что это срочно.

— Считай, что все уже сделано, — отозвался Джордино. — Сейчас в Вашингтоне одиннадцать утра, так что мы получим ответ к завтраку.

— Хоть что-то проясняется, — произнес Льюис. — Чем скорее я получу ответы, тем скорее сброшу с плеч задание Пентагона. Чем я могу еще помочь?

Питт снова взглянул на часы:

— Как говорят бойскауты — будь готов! Это все, что мы можем сделать в настоящий момент. Будьте ко всему готовы на Брейди Филд и постоянно наблюдайте за Первой Попыткой. Когда станет очевидно, что никто не собирается эвакуироваться и океанографическое судно остается на рейде в Эгейском море, то мы можем ожидать следующего визита желтого Альбатроса. Вот тогда-то вы и повеселитесь, полковник. Мое предположение таково, что следующей целью будет корабль капитана Ганна.

— Пожалуйста, передай капитану, — сказал Льюис, — я окажу ему любую помощь, какая будет в моем распоряжении.

— Спасибо, сэр, — сказал Питт. — но не считаю, что будет благоразумно предупреждать капитана Ганна именно сейчас.

— Господи, почему бы нет? — удивился Джордино.

Питт прохладно улыбнулся:

— Как ни говори, а все это чистые предположения. Кроме того, любые приготовления на борту Первой Попытки раскроют наши замыслы. Нет, нам следует заманить нашего неизвестного призрака первой мировой войны и разоблачить его.

Джордино посмотрел Питту прямо в глаза:

— Ты не можешь рисковать жизнью ученых и корабельного экипажа, не дав им шанса защитить самих себя.

— Ганну не грозит непосредственная опасность. Наш пилот-призрак без сомнения подождет пару дней в надежде, не уйдет ли Первая Попытка, прежде чем снова предпримет атаку. — Питт улыбнулся так, что вокруг глаз у него собрались морщинки. — Тем временем я использую все свои возможности, чтобы приготовить ловушку для него.

Льюис поднялся на ноги и посмотрел на Питта:

— Я надеюсь, ради спасения людей на корабле ты разработаешь хороший план.

— Ни один план нельзя считать совершенным, полковник, — возразил Питт, — пока он не будет осуществлен.

Джордино прошел к двери:

— Я сбегаю к связистам, чтобы послать запрос адмиралу.

— Когда ты закончишь, — сказал Льюис, — загляни ко мне на ужин. — Покручивая свои усы, он повернулся к Питту. — Ты тоже приглашен. Я доставлю вам настоящее удовольствие и похвастаюсь своим знаменитым блюдом: устрицы с грибами в белом винном соусе.

— Звучит очень аппетитно, — отозвался Питт. — Но, боюсь, я вынужден отказаться. Я уже получил приглашение на обед… с очень привлекательной девушкой.

Джордино и Льюис, вытаращив глаза, с изумлением уставились на него.

Питт старался казаться безразличным:

— Она пришлет автомобиль, чтобы забрать меня у главного входа ровно в шесть. У меня осталось всего две минуты и тридцать секунд, мне пора идти. Всего хорошего, полковник, и благодарю за ваше приглашение. Надеюсь, вы меня извините. — Он посмотрел на Джордино. — Ал, дай мне знать, когда придет ответ от адмирала. — Питт повернулся, открыл дверь и вышел из комнаты.

Льюис тихо покачал головой:

— Он разыгрывает или у него действительно свидание с девушкой?

— Я никогда не видел, чтобы Дирк разыгрывал, если дело касается женщин, сэр, — сказал Джордино. Его начинало забавлять шоковое состояние Льюиса.

— Но где он мог встретить ее? Насколько мне известно, он нигде не был, кроме базы и корабля.

Джордино пожал плечами:

— Это выше моего понимания. Но, зная хорошо Питта, я не удивлюсь, если он подцепил ее на той сотне метров между главным входом и причалом Первой попытки.

Громкий хохот Льюиса разнесся по комнате:

— Тогда пойдем одни, капитан. Конечно, я не соблазнительная девица, но, по крайней мере, я умею готовить. Как насчет моих устриц?

— Почему бы и нет? — отозвался Джордино. — Это самое лучшее предложение, которое я получил за сегодняшний день.

5

Раскаленный воздух понемногу становился прохладнее, когда остывающее солнце садилось на западе за горами острова. Длинные изогнутые тени от покрытых деревьями горных вершин опускались вниз по склонам и уже касались выходящего к морю края Брейди Филд, когда Питт прошел через главный вход. Он остановился у обочины дороги и вдохнул чистый средиземноморский ароматный воздух, наслаждаясь этим внутренним ощущением до покалывания в легких. Привычное желание закурить сигарету промелькнуло у него, но он подавил его и сделал еще один глубокий вдох, глядя на море. Там вдали за волнующей полосой прибоя заходящее солнце окрасило Первую Попытку в золотистые и оранжевые цвета. Вода была кристально чистой, с расстояния двух миль его глаза могли различить все до мельчайших подробностей на борту корабля. Он стоял, не двигаясь, еще целых две минуты, завороженный окружавшей его красотой. Затем оглянулся, ища глазами автомобиль, который Тери обещала прислать за ним.

Он стоял здесь же, прижавшись к обочине дороги, и был похож на великолепную роскошную яхту, расположившуюся на якорной стоянке.

— Черт меня побери, — пробормотал Питт, оглядывая автомобиль. Он подошел ближе, прекрасные автомобили всегда вызывали у него восхищение.

Это был Майбах-Цеппелин, дополнительно укомплектованный подъемным стеклом, отделяющим сидящих в закрытом салоне на заднем сиденье пассажиров от водителя, который располагался в открытой кабине. На радиаторе был орнамент в виде огромной двойной буквы М, находившийся за ним капот двигателя вытянулся почти на два метра и заканчивался низким толстым ветровым стеклом; все это создавало впечатление автомобиля с огромной грубой мощью. Длинные обтекаемые крылья и двери отливали черным, они были отделаны серебряными молдингами. Это была классика среди классики: великолепное тевтонское мастерство сквозило в тщательной отделке, в каждом болтике, в каждой гаечке. Если в 1936 году Роллс-Ройс Фантом III выражал британский идеал тишины и выдающихся ходовых качеств, то его германским двойником в 1936 году стал Майбах-Цеппелин.

Питт встал сбоку от автомобиля и провел правой рукой по крышке большого запасного колеса, которое было прочно прикреплено к переднему крылу. Он улыбнулся удовлетворенно и с облегчением, когда заметил, что рисунок протектора был в виде глубоких ромбовидных канавок. Он пару раз похлопал по широкой покрышке, затем повернулся и взглянул на переднее сиденье.

Водитель ссутулившись сидел за рулем, лениво барабаня пальцами по дверце. Он не только выглядел скучающим, но также и зевал, как бы подтверждая это. На нем был серо-зеленый мундир, удивительно напоминавший форму нацистских офицеров времен второй мировой войны; но на рукавах и плечах не было никаких знаков отличия. На голове была фуражка с высоко поднятыми краями, а то, что он был блондином, можно было определить по выступающим небольшим бакенбардам. Старомодные очки в серебряной оправе, закрывавшие его глаза, сверкали в лучах заходящего солнца. Длинная тонкая сигарета самодовольно свисала в углу изогнутых губ, придавая водителю надменный и высокомерный вид; он даже не потрудился скрыть это.

Питт сразу же невзлюбил водителя. Поставив ногу на выступающее округлое крыло, он пристально посмотрел на сидящую за рулем фигуру в униформе:

— Полагаю, что вы ждете меня. Мое имя Питт.

Белобрысый водитель даже не потрудился взглянуть на него. Он нехотя выплюнул сигарету через плечо Питта на дорогу, потянулся, выпрямился и повернул ключ зажигания:

— Если вы американский сборщик мусора, — сказал он с тяжелым немецким акцентом, — вы можете садиться.

Питт ухмыльнулся, его взгляд сделался тяжелым:

— Вперед, рядом со скверно пахнущим сбродом, или назад, где места для господ?

— Где выберете, — буркнул водитель. Его лицо налилось багровой краской, но он так и не повернулся.

— Спасибо, — спокойно произнес Питт. — Я сяду назад. — Он нажал на массивную хромированную ручку, открыл дверь и забрался в автомобиль. Старинный свернутый занавес был прикреплен к стеклянной перегородке, и Питт опустил его вниз, отгородившись от шофера. Затем он удобно устроился на мягком кожаном сиденье, прикурил сигарету и приготовился насладиться вечерним путешествием по острову.

Двигатель машины тихо заработал, водитель переключил скорость, и огромный автомобиль плавно тронулся по дороге в направлении к Лиминасу.

Питт опустил боковое стекло и любовался фиговыми и ореховыми деревьями, растущими на горных склонах, и старыми оливками с тонкими ветвями. Часто мелькали небольшие табачные плантации и пшеничные поля, нарушавшие горный ландшафт, они напоминали ему небольшие фермы, которые он часто видел, когда летал над югом Соединенных Штатов.

Вскоре автомобиль мчался по живописному поселку Панагия, разбрызгивая лужи, попадавшиеся на вымощенных булыжником старинных улицах. Большинство домов было выкрашено в белый цвет, чтобы отражать солнечные лучи. Их крыши поднимались в темнеющее небо и почти соприкасались, когда их карнизы наклонялись друг к другу над узкими улицами. Через несколько минут Панагия осталась позади, и вскоре показался Лиминас. Затем автомобиль резко повернул, оставив в стороне основную часть маленького города, и направил нос своего громадного капота по пыльной извилистой дороге. Спуск был сначала пологим, но очень быстро превратился в цепь сплошных крутых поворотов дороги.

Питт мог только лишь представить себе, как трудно приходилось за рулем Майбаха водителю; неуклюжий автомобиль был предназначен больше для поездок по Линден-штрассе, чем по неровным извилистым горным серпантинам. Он посмотрел с крутого обрыва на море и подумал, что произойдет, если еще один автомобиль встретится им на пути. Затем он увидел впереди огромное белое квадратное сооружение на фоне темно-серых скал. Крутые повороты наконец прекратились, и покрышки с ромбообразным рисунком протектора плавно заскользили по твердой ровной дороге.

Питт был поражен. По величине вилла едва ли уступала пышному Римскому Форуму. Земля была великолепно ухожена, везде царила атмосфера роскоши и хорошего вкуса. Все поместье разместилось в долине между двумя высокими горными вершинами, а перед ним раскинулась завораживающая панорама Эгейского моря. Большие ворота в высокой стене распахнулись таинственным образом, словно их открыл кто-то невидимый; шофер без задержки поехал по аккуратной, обсаженной пихтами дорожке и остановился у мраморных ступеней. В середине лестницы стояла огромная античная статуя женщины, несущей ребенка; она ласково смотрела вниз, приветствуя Питта, когда он вышел из Майбаха.

Он уже начал подниматься по ступенькам, когда вдруг внезапно остановился и вернулся к автомобилю.

— Я извиняюсь, шеф, — сказал Питт, — но я не расслышал вашего имени.

Водитель смутился и посмотрел на него.

— Меня зовут Вилли. А почему вам вдруг стало так интересно?

— Вилли, друг мой, — серьезно заговорил Питт. — Я должен сказать тебе кое-что. Не выйдешь ли на минутку из автомобиля?

Брови Вилли удивленно поднялись вверх, но он, пожав недоуменно плечами, вышел из машины, глядя на Питта:

— Слушаю вас, герр Питт, вы что-то хотели мне сказать?

— Я вижу, ты носишь сапоги, Вилли?

— Да, я предпочитаю носить сапоги.

Питт изобразил доброжелательную улыбку на лице:

— А в подошве сапог есть гвозди со шляпками, не так ли?

— Да, естественно, в сапогах есть гвозди, — ответил раздраженно Вилли. — Почему вы занимаете мое внимание такой чепухой? У меня есть еще и другие обязанности, к вашему сведению. Что еще вы хотите мне сообщить?

Взгляд Питта стал тяжелым:

— Друг мой, мне кажется, если ты ставишь себе заслугу чрезмерное любопытство или стремишься заработать на этом, то мой долг предупредить тебя, что очки в серебряной оправе отражают солнечные лучи, и можно легко обнаружить укрытие, откуда они поблескивают.

Лицо Вилли стало белым, как полотно, он начал было что-то говорить, но кулак Питта заткнул ему рот, оборвав в самом начале так и непроизнесенные слова. От сильнейшего удара голова Вилли дернулась назад, фуражка слетела с головы и покатилась по дорожке. Его глаза закатились, и он медленно осел на колени. Стоя на четвереньках, Вилли растерянно и изумленно смотрел по сторонам. Струйка крови сочилась из разбитого носа, капала на униформу и, растекаясь, создавала, по мнению Питта, довольно живописную картину на серо-зеленом фоне. Затем вдруг Вилли завалился на мраморные ступени, превратившись в неподвижную массу.

Питт потер суставы пальцев ушибленной руки, удовлетворенно улыбаясь при этом. Затем он резко повернулся и побежал вверх, перескакивая сразу через три ступеньки. Наверху он прошел под каменной аркой и очутился в круглом дворике с зеркальной гладью бассейна в центре. Весь дворик был окружен двадцатью или более величественными статуями римских легионеров, высеченных в натуральную величину. Их невидящие каменные глаза были задумчиво устремлены на белые отражения в бассейне, как бы разыскивая давно забытые воспоминания о победоносных сражениях. Длинные вечерние тени обволакивали каждую фигуру призрачным покровом, и у Питта возникло навязчивое ощущение, что в любой момент каменные воины могут ожить и взять виллу в осаду.

Он быстрым шагом обошел вокруг бассейна и остановился перед массивной двойной дверью в дальнем конце внутреннего двора. Огромное бронзовое дверное кольцо в форме львиной головы висело на двери. Питт поднял кольцо и опустил вниз. Затем он невзначай обернулся и бросил взгляд на убранство дворика еще раз. Окружающая обстановка напомнила ему мавзолей. Единственно, чего не хватало для полной картины траура, подумал он, это нескольких разбросанных вокруг венков и тихого звучания органной музыки.

Дверь бесшумно отворилась. Питт заглянул через порог и, никого не увидев, на какое-то мгновение заколебался. Однако мгновение превратилось в минуту, затем в другую. Наконец, устав от игры в прятки, расправив плечи и сжав кулаки, Питт шагнул через порог в богато отделанную гостиную.

Гобелены, изображавшие античные сцены сражений, висели по сторонам на каждой стене, искусно вышитые армии маршировали в унисон навстречу битве. Высокий свод венчал комнату, и из его полукруглого купола лился мягкий желтоватый свет. Оглянувшись вокруг, Питт обнаружил, что он все еще один, поэтому он сел на одну из двух резных мраморных скамеек, которые украшали середину комнаты, и разрешил себе закурить сигарету. Время шло, и скоро он начал тщетно разыскивать пепельницу.

В этот момент совершенно бесшумно, без какого-либо предварительного предупреждения, гобелен отодвинулся в сторону и в комнату вошел пожилой коренастый мужчина в сопровождении огромной собаки белой масти.

Питт, немного шокированный неожиданным появлением, посмотрел с опаской на огромного немецкого дога, и затем взглянул в лицо старого хозяина собаки. Злые неулыбчивые черты, так знакомые по старым телевизионным лентам, были запечатлены на типично немецком круглом лице, их дополняли бритая голова и хитро прищуренные глазки, шеи совсем не было видно. Мрачность портрета завершали плотно сжатые тонкие губы, точно их хозяин страдал от запора. Тело тоже соответствовало злодейскому образу: оно было плотным, крепким, без малейшего признака или намека на дряблость. Для полноты законченного образа не хватало лишь кнута и начищенных до блеска сапог. При внешнем знакомстве в какое-то мгновение у Питта промелькнула мысль: "Человек, которого ты ненавидел, Эрик фон Штрохейм, снова вернулся к жизни и стоит перед тобой, готовый к исполнению сцены из «Грида».

— Добрый вечер, — произнес старик подозрительным гортанным тоном. — Вы, как я полагаю, тот самый джентльмен, которого моя племянница пригласила на обед?

Питт поднялся, покосившись глазом на грозную собаку.

— Да, сэр. Майор Питт Дирк к вашим услугам.

Брови старика удивительно взлетели, собрав кожу лба в глубокие морщины:

— Моя племянница сумела убедить меня, что вы, возможно, лишь в звании сержанта, и что вашей обязанностью является уборка мусора с территории базы.

— Вы должны извинить меня за мой чисто американский юмор, — сказал Питт, наслаждаясь замешательством и произведенным впечатлением. — Я надеюсь, моя небольшая ложь не причинила вам никакого неудобства.

— Нет, что вы, небольшое огорчение, возможно, но никак не неудобство. — Старый немец протянул руку, внимательно изучая Питта. — Большая честь познакомиться с вами, майор. Я — Бруно фон Тилль.

Питт пожал протянутую в знак приветствия руку:

— Это для меня большая честь, сэр.

Фон Тилль поднял край гобелена, показывая дорогу:

— Пожалуйста, сюда, майор. Вы должны выпить со мной, пока мы будем дожидаться, когда Тери закончит одеваться.

Питт последовал за хозяином и его белой собакой по темному коридору, который привел их к просторному кабинету. Полукруглый потолок казался очень высоким, что-то около девяти метров, его поддерживало несколько ионических колонн. Мебель, классическая по своей простоте, была редко расставлена и создавала впечатление изысканного изящества и внушительности. Поднос был уже заставлен необычными греческими блюдами, а в одной из стенных ниш располагался полностью оборудованный бар. Единственным элементом украшения, который не вписывался в общий фон, как отметил про себя Питт, была модель немецкой подводной лодки, стоявшая на полке над баром.

Фон Тилль пригласил Питта сесть и предложил:

— Что вы предпочитаете, майор?

— Неплохо было бы начать с шотландского виски, — отозвался Питт, откинувшись на спинку кресла. — Ваша вилла производит удивительное впечатление. У нее должна быть необычайная история.

— Да, первоначально она была сооружена римлянами в 138 году до нашей эры как храм Минервы, их богини мудрости. Я приобрел оставшиеся руины вскоре после первой мировой войны и восстановил их в том виде, какой вы наблюдаете сегодня. — Он протянул стакан Питту. — Может, мы произнесем какой-нибудь тост?

— За кого или за что мы выпьем?

Фон Тилль улыбнулся.

— Я предоставляю эту честь вам, майор. Прекрасные женщины… богатство… долгая жизнь. Возможно, за президента вашей страны. Выбор ваш.

Питт глубоко вздохнул.

— В таком случае, я предлагаю тост за мужество и летное мастерство Курта Хейберта, Македонского Ястреба.

Лицо фон Тилля резко побледнело. Он медленно опустился в кресло и отпил глоток из своего стакана:

— Вы очень необычный человек, майор. Сначала вы отрекомендовались сборщиком мусора. Затем вы посещаете мою виллу и избиваете моего шофера, далее вы продолжаете шокировать меня еще больше, предложив тост за моего старого летного друга, Курта. Как бы там ни было, но и ваш искусно разыгранный спектакль, направленный на то, чтобы соблазнить мою племянницу этим утром на берегу моря, был придуман замечательно. Я благодарю вас за это мастерство и поздравляю. Сегодня, впервые за девять лет, я увидел, как Тери радостно пела и смеялась, счастье переполняло ее. Боюсь, что вы заставите меня смотреть сквозь пальцы на ваши распутные шалости…

Теперь пришла очередь удивляться Питту, но вместо этого он вдруг запрокинул голову и громко расхохотался.

— Мои извинения по каждому пункту ваших замечаний, за исключением того, что мне пришлось проучить вашего извращенца-шофера. Вилли заслужил это.

— Вам не следует обвинять бедного Вилли. Он всего лишь выполнял мой приказ следить за Тери и охранять ее. Она моя единственная родственница, и я хочу, чтобы никто не причинил ей вреда.

— Кто может причинить ей зло?

Фон Тилль поднялся и подошел к открытому окну на террасе. Пристально глядя на темное море, он произнес:

— Больше полувека я усердно работал и внес значительный вклад в создание одной организации. На этом пути я, естественно, приобрел и нескольких врагов. Я никогда не знаю точно, что каждый из них задумал сделать, чтобы отомстить мне.

Питт изучающе посмотрел на фон Тилля:

— Именно поэтому вы и носите маузер в кобуре под мышкой?

Фон Тилль обернулся и машинально потрогал белый праздничный пиджак под левой рукой, в том месте, где он немного топорщился:

— Любопытно, могу я узнать, как вы догадались, что это маузер?

— Всего лишь предположение, — сказал Питт. — Тип человека и ваши вкусы соответствуют больше маузеру.

Фон Тилль пожал плечами:

— Обычно я не ношу оружия, но по тому, как Тери описала вас, у меня возникли подозрения о сомнительной репутации на ваш счет.

— Я должен признаться, что совершил несколько греховных поступков в своей жизни, — ответил Питт с улыбкой, — но могу заверить, что убийство или вымогательство сюда не входят.

Лицо фон Тилля нахмурилось:

— Я не думаю, что вы были бы таким легкомысленным, если бы вы… как говорят американцы… побывали в моей шкуре.

— Ваша шкура начинает казаться очень загадочной, герр фон Тилль, — сказал Питт. — Так чем же вы занимаетесь?

Подозрительность мелькнула в глазах фон Тилля, хотя его губы скривились в фальшивой улыбке:

— Если я скажу, это может испортить вам аппетит. А это, мой дорогой майор, может сильно огорчить Тери. Ведь она полдня провела на кухне, занимаясь приготовлением сегодняшнего обеда. — Он передернул плечами типично европейским манером. — Когда-нибудь в другой раз, возможно, когда я получше узнаю вас.

Питт вертел в руках стакан с последним глотком виски и думал, куда же он попал. Фон Тилль, решил он, довольно крепкий орешек или очень проницательный тип.

— Могу я вам предложить еще выпить? — спросил фон Тилль.

— Не беспокойтесь, я сам справлюсь. — Питт допил виски, подошел к бару и налил себе еще немного. Он посмотрел на фон Тилля:

— Из того, что я прочитал об авиации в первой мировой войне, обстоятельства гибели Курта Хейберта остались невыясненными. Согласно официальным германским сводкам, он был подбит англичанином и разбился где-то в Эгейском море. Однако, в сводках не упоминается имя победившего его противника. Они также ни слова не говорят о том, было ли найдено тело.

Фон Тилль тихо гладил собаку. Казалось, что его глаза погрузились в воспоминания о прошлом на несколько мгновений. Наконец, он произнес:

— Курт вел свою собственную персональную войну против Англии в далеком 1918 году. Он редко дрался с ними хладнокровно и сдержанно. Он управлял машиной очень рискованно и атаковал их самолеты, словно человек, одержимый дьяволом. Когда он находился в воздухе, то ругался, неистовствовал и стучал по краю кабины кулаками, пока не разбивал их в кровь. При взлете он всегда увеличивал обороты двигателя до предела, так что его Альбатрос вспархивал с земли, как испуганная птица. И все же, когда он не бывал на дежурстве и мог на некоторое время забыть, что он на войне, он отличался он многих большим чувством юмора, что мало отвечает вашему американскому понятию о немецком солдате.

Пип медленно покачал головой и произнес с оттенком улыбки на губах:

— Вы должны простить меня, герр фон Тилль, но многим из моих товарищей по оружию приходилось встречаться с немецкими солдатами, большинство из которых были непревзойденными весельчаками.

Старый лысый немец не обратил никакого внимания на ремарку Питта. Её лицо оставалось серьезным:

— Трагедия Курта произошла от коварного замысла англичан. Они тщательно изучали его тактику и вскоре заметили одну особенность: у него была слабость — атаковать и уничтожать привязанные аэростаты наблюдения. Старый аэростат был отремонтирован ими, корзина наблюдателя заполнена взрывчаткой, одетый в форму манекен был помещен туда же. Бикфордов шнур спускался на землю, и англичанам оставалось только сидеть и ждать появления Курта. — Фон Тилль присел на мягкую софу. Он смотрел в потолок, но ничего не видел. Его взор был далеко, в том небе 1918 года. — Им не пришлось долго ждать. На следующий день Курт, пролетая над линией фронта, увидел аэростат противника, медленно раскачивавшийся от прибрежного бриза. Его нисколько не удивило то, что с земли не открыли огонь по нему. И наблюдатель, облокотившийся на поручни корзины, как будто заснул, он даже не попытался выпрыгнуть с парашютом, чтобы спастись, прежде чем пулеметы Курта превратили наполненный водородом шар в облако огня.

— У нею даже не возникло мысли, что это могла быть ловушка? — спросил Питт.

— Представьте себе, нет, — отозвался фон Тилль. — Аэростат был там и представлял собой врага. Почти автоматически Курт бросился в атаку. Он приблизился к аэростату, и ею пулеметы начали пробивать тонкую оболочку газовою шара. Вдруг шар взорвался с огромной силой, все вокруг было охвачено пламенем и дымом. Англичане взорвали аэростат при приближении Курта.

— Хейберт разбился на вражеской территории? — задумчиво уточнил Питт.

— Курт не разбился после взрыва, — ответил фон Тилль, снова возвращаясь мыслями в настоящее. — Его Альбатрос проскочил сквозь этот ад, правда, верный самолет, выручавший его в стольких воздушных сражениях, был сильно поврежден, да и сам Курт был серьезно ранен. С пробитыми и разорванными в клочья матерчатыми крыльями, поврежденным рулем высоты и окровавленным пилотом в кабине аэроплан пролетел над побережьем Македонии и исчез из вида в море. Македонского ястреба и его легендарного желтого Альбатроса с тех пор больше никогда не видели.

— По крайней мере, до вчерашнего дня, — Питт глубоко вздохнул и ждал ответной реакции.

Веки у фон Тилля слегка дрогнули, но выражение лица не изменилось. Казалось, он взвешивал слова Питта.

Питт моментально вернулся к прежней теме разговора.

— Вы с Хейбертом часто летали вместе?

— Да, мы много раз вылетали на задания вместе. И всегда пользовались двухместным бомбардировщиком, сбрасывали зажигательные бомбы на британский аэродром, который располагался прямо здесь, на Тасосе. Курт управлял самолетом, а я был наблюдателем и бомбардировщиком.

— А где базировалась ваша эскадрилья?

— Мы с Куртом служили в одном гарнизоне, в Ясте. Но взлетали с аэродрома в Ксанти, в Македонии.

Питт прикурил сигарету. Затем он взглянул на старческую, но прямую фигуру фон Тилля:

— Благодарю вас за столь выразительное и подробное описание гибели Хейберта. Но, простите, вы ничего не упустили?

— Курт был очень преданным другом, — с грустью произнес фон Тилль. — Такие вещи легко не забываются… Я даже помню точную дату и время этого события. Это случилось в девять вечера 15 июля 1918 года.

— Однако, кажется странным, что больше никто толком не знает полной истории, — произнес Питт, его взгляд оставался спокойным и целеустремленным. — Архивы в Берлине и в Британском Музее Авиации не содержат абсолютно никакой информации относительно гибели Хейберта. Все книги по этой теме, которые мне довелось просмотреть, говорят о нем как о пропавшем без вести при невыясненных обстоятельствах, так же как и о других великих асах, таких как Альберт Балл и Георг Гейнемер.

— Господи, — перебил фон Тилль. — В немецких архивах отсутствуют документы, потому что Верховное Имперское командование никогда особенно не интересовалось войной в Македонии. А англичане никогда не опубликуют ни слова о таком неблаговидном поступке со своей стороны. Кроме всего прочего, самолет Курта оставался все еще в воздухе, когда они видели его в последний раз. Англичане могли только предполагать, что их коварный замысел удался.

— Никаких следов человека или останков самолета не было обнаружено?

— Абсолютно ничего. Брат Хейберта разыскивал после войны место его гибели, но могила Курта осталась неизвестной.

— Его брат тоже был летчиком?

— Нет. Я встречался с ним несколько раз перед самым началом второй мировой войны. В то время он был офицером Германского военно-морского флота.

Питт молчал. Рассказанная фон Тиллем история пришлась как нельзя кстати, подумал он. У него появилось странное ощущение, что его используют как приманку для стаи гусей на охоте. Предчувствие чего-то зловещего шевельнулось в нем и начинало расти. Он услышал легкий перестук каблучков по полу и, даже не оборачиваясь, почувствовал, как в комнату вошла Тери.

— Привет всем! — ее голос звучал радостнои непринужденно.

Питт повернулся на голос и посмотрел на нее. На ней было легкое коротенькое платьице, напоминавшее римскую тогу, оно веером развивалось вокруг ее стройных ног. Ему понравился цвет платья — золотисто-оранжевый, прекрасно гармонировавший с ее черными волосами. Она чуть пристальней посмотрела на Питта, ее взгляд скользнул по его форме и знакам отличия. Ее лицо слегка побледнело, она поднесла руку ко рту тем знакомым жестом, который он заметил на берегу. Затем она улыбнулась и подошла к ним, излучая притягательное тепло и искреннюю сердечность.

— Добрый вечер, прекрасная богиня, — радостно произнес Питт и поцеловал протянутую для приветствия руку.

Тери смущенно покраснела, потом взглянула на его улыбающееся лицо:

— Я собиралась поблагодарить вас за то, что вы пришли, — сказала она. — Но сейчас, когда я увидела, какую озорную шутку вы сыграли со мной, у меня появилось огромное желание бросить вас на ваш чертов…

— Не говорите так, — перебил ее Питт мягко. Он шутливо изобразил коварство на губах. — Я знаю, вы мне не поверите, но только сегодня днем командир базы снял меня с мусорного грузовика, сделал из меня пилота и произвел в майоры.

Она рассмеялась.

— Как вам не стыдно. Вы говорили мне, что ваше звание ниже сержанта.

— Нет. Я только сказал, что я никогда не был сержантом, и это правда.

Она взяла Питта под руку.

— Дядя Бруно не наскучил вам своими летными историями времен Великой войны?

— Заворожил, может быть, но никак не наскучил, — ответил Питт. Ее глаза казались испуганными, несмотря на улыбку. Он пытался угадать, о чем она думает.

Тери покачала головой из стороны в сторону. Она продолжала смотреть на форму Питта и знаки отличия. Он не был похож на того мужчину, которого она любила на берегу. Этот был более обаятельный и утонченный:

— Ты можешь занять Дирка после обеда, дядя Бруно, но сейчас он мой.

Фон Тилль громко щелкнул каблуками и поклонился:

— Как пожелаешь, моя дорогая. Следующие полтора часа ты будешь нашим главнокомандующим.

Она повернулась к фон Тиллю:

— Это очень мило с твоей стороны, дядя. В таком случае слушайте мой первый приказ для вас обоих — отправляться к обеденному столу.

Тери потянула Питта в сторону террасы и повела его вниз по пологой лестнице, которая выходила на полукруглый балкон.

Вид был захватывающим. Далеко внизу в домах светились огни Лиминаса. А над морем ранние звезды начали робко зажигаться на черном бархатном небосклоне. Посередине балкона стоял стол, сервированный на троих. Огромный желтый шар с шестью свечами освещал все кругом, заливая стол мягким волшебным светом и превращая столовое серебро в золото.

Питт подвинул стул для Тери и прошептал ей на ухо:

— Тебе лучше быть осторожной. Ты знаешь, как я возбуждаюсь в романтической обстановке.

Она взглянула на него и ее глаза улыбнулись.

— Почему ты считаешь, что это я так задумала?

Прежде чем Питт смог ответить, вошел фон Тилль вместе с огромной собакой и щелкнул пальцами. Тотчас появилась молоденькая девушка в традиционном греческом наряде и подала закуску из различных видов сыра, оливок и огурцов. Следующим был куриный суп, приправленный лимоном и яичными желтками. Затем главное блюдо: печеные устрицы с луком и рублеными орехами. Фон Тилль откупорил вино Рестина, прекрасное старое греческое вино. Его резкий запах напомнил Питту скипидар. После того как служанка убрала тарелки, она принесла поднос с фруктами и затем разлила кофе, заваренный по-турецки; молотые зерна остались в осадке на дне чашки

Питт допил крепкий несладкий кофе и дотронулся коленом до Тери. Он ожидал увидеть девичью улыбку, но вместо этого она взглянула на него испуганными глазами. Казалось, что она пыталась что-то сказать ему.

— Итак, майор, — сказал фон Тилль, — надеюсь, вам понравилась наша скромная трапеза.

— Да, спасибо, — отозвался Питт. — Все было великолепно.

Фон Тилль через стол посмотрел в упор на Тери. Его лицо было непроницаемым, а голос ледяным:

— Мне бы хотелось остаться наедине с майором, моя дорогая. Почему бы тебе не подождать в кабинете, мы побудем одни недолго.

Тери изобразила удивление. Она слегка пожала плечами, держась за краешек стола, прежде чем ответила ему:

— Пожалуйста, дядя Бруно, но еще слишком рано. Ты не мог бы подождать и провести свою небольшую беседу с Дирком попозже?

Фон Тилль бросил на нее испепеляющий взгляд:

— Делай, как говорит твой дядя. У меня несколько важных дел, которые я хотел бы обсудить с майором Питтом. Я уверен, что он не уйдет, не повидавшись с тобой.

Питт почувствовал раздражение. К чему вдруг семейная ссора? — удивлялся он. Он сделал глубокий вдох, чувствуя, что что-то было не так. Странное покалывание пробежало у него по спине, это было старое знакомое чувство опасности. Как старый и проверенный друг, оно похлопывало его по плечу и предупреждало, когда назревала угрожающая ситуация. Питт незаметно взял нож из блюда с фруктами и спрятал его в носок под брючину.

Тери смотрела на Питта, ее лицо было бледным:

— Пожалуйста, извини меня, Дирк, я не собираюсь показаться дурочкой.

Он улыбнулся:

— Не беспокойся, у меня слабость к хорошеньким дурочкам.

— Ты, наверное, никогда не говоришь правду, — тихо произнесла она.

Он пожал ее руку:

— Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

— Я буду ждать. — Неожиданно ее глаза наполнились слезами, она повернулась и быстро побежала вверх по лестнице.

— Я очень сожалею, что так жестко говорил с Тери, — извинился старый немец. — Я должен переговорить с вами наедине, а она редко принимает во внимание мое желание побеседовать без женского вмешательства. С женщинами часто приходится проявлять твердость, вы согласны?

Питт кивнул. Он не мог придумать ничего подходящего для ответа.

Фон Тилль вставил сигарету в длинный мундштук из слоновой кости и прикурил ее:

— Я был крайне удивлен, услышав о вчерашнем нападении на Брейдт Филд. По моим данным, это был старый неизвестного типа самолет, который повредил ваше оборудование.

— Старый, может быть, — сказал Питт, — но не неизвестный.

— Не хотите ли вы сказать, что определили тип самолета?

Питт изучал лицо фон Тилля. Он молча повертел в руках вилку, затем осторожно положил ее обратно на стол.

— Самолет можно точно идентифицировать как Альбатрос D-3.

— А пилот? — слова медленно просачивались из плотно сжатых губ фон Тилля. — Вы установили личность пилота?

— Нет еще, но мы установим.

— Кажется, вы уверены, что быстро схватите его.

Питт ответил не сразу. Он медленно и методично прикурил сигарету:

— Почему бы нет. Кажется, не так трудно отыскать старый желтый аэроплан и его владельца.

Самодовольная улыбка скользнула по лицу фон Тилля:

— Македонская Греция — это район с холмистой местностью и пустынными сельскими территориями. Там тысячи квадратных километров долин, гор, выветренных равнин, где можно спрятать даже один из ваших огромных реактивных бомбардировщиков и никогда не найти.

Питт улыбнулся в ответ.

— Кто говорит об обследовании гор или долин?

— А где же еще вы собираетесь искать?

— В море, — ответил Питт, показывая на черную массу воды далеко внизу. — Возможно, в том самом месте, где Курт Хейберт разбился в далеком 1918 году.

Фон Тилль высоко поднял брови:

— Вы хотите заставить меня поверить в привидения?

Питт усмехнулся:

— Когда мы были маленькими мальчиками, мы верили в Санта Клауса, а когда мы стали взрослыми парнями, мы еще верили в девственниц, почему бы к этому списку не добавить еще и привидения?

— Нет, благодарю вас, майор. Я ставлю факты и цифры превыше суеверий.

Голос Питта был ровным и ясным:

— Вот поэтому у нас разные пути в поисках.

Фон Тилль сидел прямо, его глаза впились в Питта.

— Что если Курт Хейберт все еще жив?

У фон Тилля отвисла челюсть, затем он спохватился и выпустил облако сигаретного дыма:

— Это смешно. Если бы Курт был все еще жив, ему было бы около семидесяти лет. Посмотрите на меня, майор. Я родился в 1899 году. Неужели вы думаете, что человек моею возраста может летать на аэроплане с открытой кабиной, не говоря уж об атаке аэродрома? Нет, я так не считаю.

— Факты, конечно, на вашей стороне, — сказал Питт, он помолчал немного, проведя своими длинными пальцами по волосам. — Однако, меня не оставляет мысль, что Хейберт каким-то образом замешан здесь. — Его взгляд переместился со старого немца на огромного белого дога, и он почувствовал, как неясное напряжение сковало его тело. Нити заговора сплетались вокруг него. Он пришел на виллу по приглашению Тери, собираясь всего лишь насладиться тихим вечером. Вместо этого он оказался вовлеченным в состязание умов с ее дядей, проницательным старым тевтонцем, который (в этом Питт был уверен) знал гораздо больше о рейде на Брейди Филд, чем рассказывал. Пришло время бросить копье, несмотря на последствия. Он взглянул на фон Тилля:

— Если Македонский Ястреб действительно исчез шестьдесят лет назад и появился снова вчера, то возникает интересный вопрос: где он провел все это время? На небесах, в аду… или на Тасосе?

На лице фон Тилля вместо высокомерной маски промелькнуло смущение:

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду?

« Хитрый чёрт», — про себя огрызнулся Питт. — Либо вы принимаете меня за круглого дурака, либо сами прикидываетесь им. Не думаю, что я могу рассказать вам что-нибудь новенькое об атаке Брейди Филд, наоборот, вы должны рассказать мне. — Он растягивал слова, наслаждаясь ситуацией.

Фон Тилль моментально вскочил на ноги, его круглое лицо стало злым:

— Вы зашли слишком далеко, майор Питт, в сферы, которые меня не касаются. Я не намерен больше терпеть ваши абсурдные выпады. Я должен попросить вас покинуть мою виллу.

Удовлетворение промелькнуло на лице Питта:

— Вполне резонно, — ответил он, поворачиваясь к лестнице.

Фон Тилль злобно посмотрел на него:

— Нет необходимости возвращаться через кабинет, майор, — сказал он, указывая на маленькую дверь, находившуюся в дальней стене балкона. — Этот коридор выведет вас к главному входу.

— Мне бы хотелось попрощаться с Тери перед уходом.

— Не вижу причины для продолжения вашего визита.

Фон Тилль выпустил большое облако дыма в лицо Питту, усиливая этим оскорбительные слова:

— Я также требую, чтобы вы больше никогда не виделись и не разговаривали с моей племянницей.

У Питта сжались кулаки:

— А если я сделаю это?

Фон Тилль угрожающе усмехнулся:

— Я не буду угрожать вам, майор. Если вы будете проявлять настойчивость, упражняясь в агрессивной глупости, я просто накажу Тери.

— Паршивый немец, — огрызнулся Питт подавляя желание ударить фон Тилля между ног. — Я не знаю, в чем состоит ваш дьявольский заговор, но я могу со всей ответственностью заявить, что получу огромное удовольствие, раскрыв его. И я могу начать с того, что сообщу вам, что нападение на Брейди Филд не достигло своих целей. Корабль Национального Морского Ведомства Подводных работ будет стоять там, где находится сейчас, пока его научные исследования не будут закончены.

Руки у фон Тилля тряслись, но его лицо оставалось невозмутимым:

— Спасибо, майор. Это важная информация. Я не ожидал получить ее так скоро.

Наконец-то старый немец раскрылся, — подумал Питт. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что именно фон Тилль организовал заговор, чтобы избавиться от Первой Попытки. Но для чего? Вопрос все еще оставался без ответа. Питт попытался выстрелить наугад:

— Вы напрасно тратите ваше время, фон Тилль. Водолазы с Первой Попытки уже обнаружили затонувшие сокровища. И сейчас они собираются поднять его.

Фон Тилль расплылся в широкой улыбке, и Питт моментально понял, что ложь была ошибкой.

— Жалкая попытка, майор. Вы сильно заблуждаетесь.

Он достал маузер из кобуры, висевшей подмышкой, и ткнул темным стволом Питту в шею, затем он открыл дверь в коридор:

— Не будете ли так любезны? — спросил он, указывая пистолетом в сторону порога.

Питт бросил быстрый взгляд в полутемный тоннель, лежавший перед ним. Коридор был едва освещен свечами и казался совершенно пустым. Он заколебался:

— Пожалуйста, передайте мою благодарность Тери за превосходный обед.

— Я передам ваш комплимент.

— И спасибо вам, герр фон Тилль, — с сарказмом произнес Питт, — за ваше гостеприимство.

Фон Тилль вытянулся, щелкнул каблуками и поклонился:

— Мне тоже было приятно. — Он опустил руку на голову собаки, которая злобно оскалила свои внушительные клыки.

Дверной проем был низким, и Питту пришлось согнуться, чтобы войти в тоннелеобразный коридор. Он сделал несколько осторожных шагов.

— Майор Питт!

— Да, — отозвался Питт. поворачиваясь и глядя на плотную фигуру у входа.

В голосе фон Тилля звучали садистские нотки:

— Очень жаль, что вы не сможете стать очевидцем следующего полета желтого Альбатроса.

Прежде чем Питт смог ответить, дверь захлопнулась, и тяжелый засов с грохотом опустился; этот зловещий звук гулким эхом прокатился по невидимой глубине темного коридора.

6

Приступ неудержимой злости охватил Питта. Он уже был почти готов броситься с кулаками на дверь, но одного взгляда на прочную дверную обшивку было достаточно, чтобы изменить свое первоначальное решение. Повернувшись назад, он увидел, что коридор все еще пуст. Он невольно съежился. У него не было ни малейшего представления о том, что его ждет впереди. Теперь было ясно, что фон Тилль не собирается отпускать его с виллы живым. Он вспомнил про нож и почувствовал небольшую уверенность, когда достал его из носка. Мерцающий желтый свет свечей, укрепленных в металлических подсвечниках высоко на стене, отражался на лезвии, что заставляло тонкий нож казаться совершенно неподходящим средством для самозащиты. Только одна успокаивающая мысль промелькнула в мозгу Питта: как бы он ни был мал, но этот нож все-таки лучше, чем ничего.

Вдруг резкий порыв холодного воздуха ударил по коридору, как невидимая рука, и погасил свечи, оставив Питта стоять в море сплошной темноты.

Его чувства напряглись, но, пытаясь проникнуть сквозь мрак, он не мог различить ни звука, ни мерцания огонька.

— Теперь начнется веселье, — пробормотал он, подбадривая себя перед неизвестностью.

Он ничего не улавливал и почувствовал первые тревожные признаки паники, быстро выраставшие в его сознании. Он вспомнил прочитанное им где-то, что нет ничего более устрашающего и непонятного для человеческого разума, чем полная темнота. Незнание или неспособность воспринимать то, что находится вне поля зрения или прикосновения, воздействует на мозг, как короткое замыкание в компьютере; он перестает логически мыслить. Воображение создает кошмарные картины и события, которые сильно преувеличены или приукрашены, как, например, предчувствие быть перекушенным акулой или стремление убежать от локомотива, хотя всего лишь оказываешься запертым в туалете. Вызвав в памяти такие полузабавные образы, он улыбнулся в темноте, и первые признаки паники медленно отступили перед состоянием уверенного спокойствия.

Его следующей мыслью было воспользоваться зажигалкой, чтобы зажечь свечи. Но если кто-то или что-то поджидает его в глубине коридора, подумал он, то лучше оставаться в темноте и оставить их в таких же трудных условиях. Остановившись, он быстро расшнуровал ботинки, сбросил их и наощупь стал продвигаться вдоль холодной стены. Коридор провел его мимо нескольких деревянных дверей, каждая была закрыта огромным металлическим засовом. Он как раз ощупывал одну из дверей, когда остановился, напряженно прислушиваясь.

Где-то впереди в темноте раздался звук. Он не поддавался объяснению или определению, но прозвучал совершенно внятно. Это было похоже на стон или рычание. Затем звук умолк и растворился в темноте.

Ощущение того, что теперь его ждала реальная опасность, какое-то создание тьмы, которое было материальным, могло издавать звуки и, возможно, имело разум, подстегнуло чувство самосохранения Питта. Он лег на пол коридора и беззвучно пополз вперед, прислушиваясь и ощупывая пальцами дорогу. Пол был гладким и твердым, сырым в некоторых местах. Он попал в масляное пятно, которое, наверное, испачкало его форму и, намочив материал, прикоснулось к коже. Питт мысленно проклинал свое неудобное положение, когда ползком продвигался вперед.

Казалось, что прошло несколько часов. Питт вообразил, что прополз на животе по цементному полу более двух миль, но его разум понимал, что он преодолел всего лишь около трех метров. Затхлый запах старины исходил от пола, и он напоминал ему о внутренности старого морского сундука, который когда-то принадлежал его дедушке. Он вспомнил, как прятался в его темной глубине и воображал, что плыл по бушующему морю на корабле, направляющемся к таинственному Востоку. Странно, совершенно не к месту подумал он, как запахи могут воскресить давно забытые воспоминания.

Внезапно поверхность пола и стен изменилась, вместо гладкого бетона пошла грубая каменная кладка. Более современная часть коридора закончилась и началась старая, сложенная вручную.

Рука Питта почувствовала, что стена закончилась и начиналось ответвление вправо. Легкое прикосновение воздуха к его щекам подсказало ему, что он добрался до поворота. Питт замер и прислушался.

Вот он возник снова… Звук был прерывающийся, крадущийся. На этот раз это был цокающий шум, который производит животное с длинными когтями, когда идет по твердой гладкой поверхности.

Питт непроизвольно вздрогнул и покрылся холодным потом. Он прижался всем телом к сырому полу, выставив нож в направлении приближающегося зверя.

Цоканье стало громче. Затем оно прекратилось, и воцарилась напряженная тишина.

Питт попытался сдержать свое дыхание, чтобы лучше слышать, но все, что могли различить его уши, были удары его сердца. Что-то было там, не далее чем в трех метрах. Он сравнил себя со слепым, к которому подкрадывались сбоку. Холодок пробежал по его спине. Мрачная окружающая обстановка наполнила его чувством безнадежности. Он попытался подавить это ощущение, заставив свой мозг сконцентрироваться на методах борьбы с невидимым врагом.

Заплесневелое зловоние тоннеля вдруг начало давлеть над ним, отнимать силы. Он едва различал слабый запах животного. Но что это было за животное?

В мозгу Питта быстро созрел план, и он решил пойти на риск с неизвестным противником. Достав из кармана зажигалку, он нажал на маленькое колесико и подержал какой-то миг, пока пламя не стало ярким. Он подбросил зажигалку вверх. Тонкий язычок пламени скользнул в темноте по стене и высветил два больших зеленоватых глаза, позади них огромная тень зловеще отразилась на стенах и на полу коридора. Зажигалка упала на землю, её пламя погасло от удара. Низкое глухое рычание разнеслось глухим эхом по каменному лабиринту.

Питт среагировал мгновенно и перевернулся на полу. Затем он резко повернулся на спину и выставил нож в темную пустоту, крепко зажав его ручку вмиг вспотевшими ладонями обеих рук. Ему уже не обязательно было видеть своего призрачного врага, теперь он знал, что это было.

Зверь заметил точное положение Питта в мелькнувшей вспышке света от зажигалки. Он колебался мгновение, затем прыгнул.

Вечный животный инстинкт обнюхивания своей жертвы перед нападением сыграл роковую роль для собаки. Задержка дала Питту драгоценные секунды для быстрого неуловимого изменения положения, и огромный белый дог промахнулся. Все произошло с такой быстротой, и единственное, что мог Питт вспомнить после, это ощущение того, как нож вонзился в мягкое податливое покрытое шерстью тело, и теплые капли брызнули ему в лицо.

Рычание собаки-убийцы превратилось в вой смертельно раненого зверя, когда нож распорол весь бок дога. Стены каменных сводов содрогнулись от хриплого рыка, вырвавшегося из огромной глотки. Девяностокилограммовая масса зверя ударилась о стену около Питта и тяжело рухнула на землю, хрипя в агонии несколько мгновений перед смертью.

Сначала Питт подумал, что собака промахнулась. Затем он ощутил острую боль в области груди. Он лежал неподвижно, прислушиваясь к агонии животного в темноте. Прошло несколько бесконечных минут, прежде чем в тоннель снова возвратилась призрачная тишина, он оставался неподвижным на шероховатом полу. Напряжение, наконец, прошло, его мускулы начали расслабляться, и боль в груди резко усилилась, проясняя его мозг.

Питт с трудом поднялся на ноги и, ослабев, прислонился к невидимой стене, залитой кровью. Дрожь сотрясала его тело, и он подождал, пока нервы успокоятся, прежде чем шагнуть вперед в темноту. Он пошарил ногой взад и вперед, пока не натолкнулся на зажигалку. Он поднял металлическую коробочку и осмотрел свои раны.

Кровь сочилась из четырех равномерно расположенных царапин, которые начинались чуть выше левого соска и тянулись вдоль груди к правому плечу. Следы от когтей глубоко вонзились в кожу, но мышцы не были задеты. Рубашка Питта свисала вниз, как разорванный флаг цвета крови и хаки. Все, что он мог сделать в этот момент, — оторвать свисавшие полосы разодранной одежды и перевязать раны. Самым легким было бы упасть на землю и позволить волне удобного забвения унести себя. Соблазн был велик, но он устоял. Вместо этого он продолжал прочно держаться на ногах, разум был ясен, и он уже планировал следующий свой шаг.

Через минуту Питт подошел к собаке, держа в руке небольшой огонек зажигалки, он посмотрел на мертвое животное. Собака лежала на боку, внутренности вывалились из живота. Струйки крови заливали пол, они стекали отдельными маленькими ручейками к невидимому углублению где-то в том направлении, откуда он выбрался. Слабость и боль отступили от Питта при виде этого отвратительного зрелища. Гнев и злость заполнили все его существо и поднялись от состояния страха, чувства самосохранения к состоянию полного безразличия к опасности и смерти. Только одна мысль не давала ему покоя: убить фон Тилля.

Его следующий шаг определялся просто, абсурдно просто; он должен найти выход из лабиринта. Шансы были неравными, почти безнадежными, однако мысль о провале не приходила ему в голову. Слова фон Тилля о следующем полете желтого Альбатроса не оставляли никаких сомнений. Все мысли Питта были заняты расчетами, анализом фактов и возможностей.

Теперь, когда этот старый немец-махинатор знал, что Первая Попытка остается около Тасоса, он наверняка обстреляет корабль с Альбатроса. Конечно, слишком рискованно будет для старого самолета предпринимать еще одну дневную атаку, подумал Питт. Фон Тилль, без сомнения, пошлет его на задание как можно быстрее, возможно, на рассвете. Ганн и его команда должны быть предупреждены вовремя. Он посмотрел на светящийся циферблат своих наручных часов. Они показывали 9.55. Светать начнет около 4.40. подсчитал он, или минут на пять раньше или позже. Ему остается шесть часов и сорок пять минут, чтобы найти выход из этого лабиринта и привести корабль в состояние боевой готовности!

Питт засунул нож за ремень, потушил огонек зажигалки, чтобы сэкономить бензин, и пошел по левому туннелю навстречу очень слабому потоку свежего воздуха. Идти теперь было легче, Питт не собирался больше ползти. Он без колебаний спешил вперед. Коридор сузился до одного метра, но потолок находился высоко над его головой.

Неожиданно его вытянутая рука натолкнулась на прочную стену. Коридор закончился; это был тупик. Он щелкнул зажигалкой и увидел свою ошибку. Поток воздуха шел из небольшой трещины между скал. Внятный гудящий шум также доносился из трещины. Это был звук электрического двигателя, скрытый где-то за стеной, в недрах горы. Питт прислушивался какое-то время, но потом звук прекратился.

— Если тебе не повезло вначале, — задумчиво произнес он вслух, — попытайся в другом тоннеле. — Он развернулся и быстро добрался до пересечения, в этот раз он пошел по тоннелю, прямо противоположному тому, по которому он так осторожно полз.

Он ускорил шаг и погрузился в непроницаемую темноту; от холодных сырых камней его босые ноги закоченели. Он невольно предположил, сколько же мужчин, а может, и женщин фон Тилль буквально бросил на съедение своей собаке. Несмотря на прохладный воздух, пот градом стекал с него. Боль в груди казалась отдаленной, слишком отдаленной, чтобы принадлежать ему. Он чувствовал, как кровь смешивалась с каплями пота и стекала вниз по его брюкам. Он продолжал идти и идти. В его мозгу промелькнула мысль присесть и отдохнуть, но он отбросил, ее и ускорил шаг.

Снова и снова его ощупывающие руки и редкий, но такой желанный огонек зажигалки обнаруживали новые ходы, которые вели в бесконечную пустоту и тупики. Некоторые были завалены горной породой, закупоренные, возможно, навсегда.

Огонек был на своем последнем дыхании, горючее было на исходе. Питт пользовался им как можно меньше, все больше и больше полагаясь на свои исцарапанные и поврежденные пальцы. Прошел час, потом другой. Он продолжал идти, волоча свое усталое и израненное тело, по древним коридорам.

Вдруг Питт споткнулся обо что-то твердое и упал на нижние ступени каменной лестницы. Он ударился носом о край четвертой ступеньки, сильно поранив переносицу. Кровь стекала по щекам, заливала губы. Все разом: изнеможение, эмоциональное истощение, отчаяние — навалились на его истерзанное тело, и он безвольно растянулся на ступенях. Он лежал и слушал, как кровь капала на ступеньку под его головой. Мягкое белое облако возникло из черного мрака и нежно окутало его.

Питт с силой потряс пораненной и затуманенной головой, пытаясь прояснить сознание. Медленно, очень медленно, как человек, поднимающий непомерную тяжесть, он приподнял голову и плечи и начал судорожно ползти вверх по лестнице. Он преодолевал с трудом каждую ступеньку, пока, наконец, не добрался до верха.

Ограда из тяжелых каменных столбов окружала верхнюю часть лестницы. Решетка была очень старой, местами разрушенной, но оставалась еще крепкой и достаточно прочной, чтобы задержать слона.

Питт еле-еле дотащился до площадки. Поток свежего воздуха охватил его кожу, вытеснив заплесневелый запах лабиринта. Он выглянул через прогалы в ограде, и его дух воспрянул при виде звезд, сверкавших в небе. Там, в извилистом лабиринте, он чувствовал себя как мертвец в гробу. Казалось, прошла целая вечность с того момента, как он в последний раз видел внешний мир. Он поднялся на ноги и потряс ограду. Она не шелохнулась. Щеколда на массивной калитке была недавно наглухо приварена.

Он проверил расстояние между каждой полосой, пытаясь отыскать самое большое отверстие. Третий промежуток слева был самым большим — почти двадцать сантиметров. Он аккуратно снял всю свою одежду и перебросил ее на другую сторону барьера. Следующее, что он сделал, размазал липкую кровь по телу вместе с потом и начал глубоко вдыхать, пока не заболели легкие. Затем, просунув голову между решетками, он постарался протащить свои девяносто килограммов во внешний мир. Куски ограды сыпались на его скользкую кожу и прилипали к клейкой крови. Глухой стон боли вырвался у него, когда его мошонка оцарапалась об острый край ограды. Он отчаянно уцепился за землю и предпринял последний рывок. Его тело оказалось на свободе.

Питт ухватился обеими руками за ободранную мошонку и уселся, не обращая внимания на острую боль, он никак не мог поверить в успех. Он вырвался наружу, но был ли он на свободе? Его глаза, уже привыкшие к темноте, внимательно осмотрели все вокруг.

Полукруглая ограда лабиринта выходила на сцену огромного амфитеатра. Внушительное сооружение отражало смутный неземной отблеск от белого света звезд и луны; его поврежденный купол поднимался к затемненной горной вершине. Архитектура была греческой, но массивность сооружения говорила о римских строителях. Край круглой сцены был отделен от верхней границы театра почти сорока рядами высоко поставленных скамеек. Весь амфитеатр был пуст, за исключением невидимого полета ночных насекомых.

Питт с трудом натянул остатки формы. Разорвав на лоскуты то, что осталось от его рубашки, он наложил тугую повязку на грудь.

Сама возможность идти и дышать теплым ночным воздухом придала ему новые силы. Он подвергался огромному риску там, в лабиринте, и, не имея путеводной нити, как Тезей, смог преодолеть невероятные трудности и победить. Хохот вырвался из его груди, громкое эхо донесло ею до последнего ряда амфитеатра и вернуло назад. Боль и изнеможение были забыты, когда он представил себе выражение лица фон Тилля при их следующей встрече.

— Как насчет билетов на это представление? — кричал Питт своей отсутствующей публике. Он стоял, потрясенный этим мрачным и захватывающим зрелищем. Не было ни ответа, ни аплодисментов, только тишина теплой ночи Тасоса. В какое-то мгновение ему показалось, что он увидел призраки римских зрителей, приветствующих его, но одетые в тогу фигуры безмолвно растворились среди белого мрамора, оставив Питта без ответа на его одинокое приглашение.

Он посмотрел вверх на скопление звезд в совершенно прозрачном воздухе, чтобы определить свое местонахождение. Полярная звезда приветливо светла ему и указывала на север. Глаза Питта напряженно исследовали всю поверхность неба. Что-то было не так. Созвездие Тельца и Плеяды должны были находиться у него над головой. Вместо этого они были далеко на востоке.

— Проклятье, — громко выругался Питт, посмотрев на свои часы. Было 3.22. До рассвета оставалось всего один час и восемнадцать минут. Он каким-то образом потерял почти пять часов. Что же произошло, спрашивал он себя, где было потеряно время?

Затем он понял, что, должно быть, потерял сознание, когда ударился о ступени.

Времени оставалось совсем немного. Он быстро пробежал по каменной сцене и в слабом свете увидел маленькую тропинку, которая вела вниз с горы. Он побежал по ней, стремясь обогнать солнце.

7

Через четверть мили спуска по крутому склону тропинка превратилась в дорогу — не в прямом смысле, а в колею из двух параллельных углублений на поверхности земли. Колея извивалась, спускаясь вниз, изобиловала крутыми поворотами и изгибами. Питт шел быстрой походкой, его сердце бешено стучало от напряжения. Он был ранен, не сильно, но он потерял много крови. Любой врач, которому довелось бы обследовать его, немедленно уложил бы его в госпиталь.

Вновь и вновь после того, как он выбрался из лабиринта, образы беззащитных ученых и команды Первой Попытки, подвергающихся атаке Альбатроса с бреющего полета, мелькали перед глазами Питта. Он мог представить со всеми подробностями, как пули вонзались в их тела, оставляя большие кровавые лужи на белой поверхности океанографического судна. Кровавая бойня будет закончена прежде, чем новые реактивные перехватчики на Брейди Филд смогут вступить в сражение, если только пополнение самолетов прибыло до рассвета с базы в Северной Африке. Эти и другие видения заставили Питта приложить максимум усилий, превышающих обычные его возможности.

Вдруг он резко остановился. Что-то двигалось в темноте впереди. Он оставил колею, осторожно обошел вокруг толстого ствола дерева, пытаясь подобраться поближе к неожиданному препятствию. Затем он приподнялся и выглянул из-за упавшего трухлявого ствола. Даже при тусклом свете было невозможно ошибиться. Питт увидел силуэт хорошо откормленного ишака, который был привязан к одинокому валуну. Оставленное без присмотра маленькое животное повернуло ухо в сторону Питта и закричало нежно, почти трогательно.

— Ты едва ли отвечаешь запросам жокея, — с улыбкой произнес Питт, — но нищим не приходится выбирать. — Он отвязал длинную веревку от камня и быстро соорудил грубую уздечку. Он нетерпеливо пристроил ее на морду осла, затем, сел на него верхом.

— О'кей, мул, давай спускаться.

Маленькое создание не двигалось с места.

Питт хлопнул по крутым бокам. Никакой реакции. Он ударял ногами, подпрыгивал, толкал осла. Ничего, даже ни одного звука. Длинные ослиные уши были прижаты, а их упрямый обладатель отказывался шевельнуться.

Питт не знал ни одного греческого слова, только несколько имен. Надо попробовать, подумал он. Может, этот немой ишак назван именем греческого бога или героя.

— Громовержец Зевс… Аполлон… Посейдон… Геракл. Как насчет Атласа? — Показалось, что осел повернулся к камню. Неожиданно Питта осенила одна идея. Он наклонился и похлопал по животу осла. Тот был совершенно пуст.

— Мои искренние извинения, прелестное создание, — произнес Питт, наклонившись к ушам осла. — Давай, прекрасная Афродита, выберемся отсюда.

Осел дернулся и Питт понял, что он почти угадал.

— Атланта?

Никакой реакции.

— Афина?

Уши поднялись и осел повернулся, глядя на Питта большими грустными глазами.

— Давай, Афина, вперед!

Афина, к большой радости и облегчению Питта, ударила пару раз копытом о землю и затем послушно начала спускаться по дороге.

Раннее утро было прохладным, и роса начала оседать на деревьях и лугах, когда, наконец, Питт добрался до окрестностей Лиминаса. Лиминас был средним греческим поселком на побережье. Уникальное сочетание современных домов с черепичными крышами, построенных на месте античного города и его древних руин. На береговой линии, вдающейся в город в форме полумесяца, вся гавань была завалена плоскодонными рыбачьими лодками, раскиданными в живописном беспорядке. Кругом пахло соленой водой, рыбой и дизельным топливом. Деревянные баркасы неподвижно лежали вдоль берега, как стая выброшенных на сушу китов, их мачты были аккуратно сложены вдоль планширов, а якорные цепи тянулись к морю. На белом береговом песке стояли ряды высоких вертикальных столбов, на которых были растянуты длинные рыбацкие сети. А позади них снова продолжалась главная улица поселка. Закрытые маленькие двери и окна не проявляли никаких признаков жизни. Им не было дела до перемазанного Питта и его голодного транспортного средства. Белые оштукатуренные дома с крошечными балконами представляли собой при лунном свете картину спокойной размеренной жизни; картину, которая не имела никакого отношения к событиям, приведшим Питта в этот поселок.

В узком переулке Питт слез с ослика и привязал его к почтовому ящику. Затем он достал из бумажника десятидолларовую банкноту и засунул ее за повод.

— Спасибо за доставку, Афина, и получи плату.

Он ласково похлопал животное по мягкой круглой морде и пошел по улице, которая тянулась вдоль берега.

Питт искал телефон, но не находил. Вдоль улицы не было ни автомобилей, ни других припаркованных транспортных средств, только велосипед. Но Питт был слишком изможден и вряд ли смог бы крутить педали семь миль до Брейди Филд. Хорошенькое дельце, подумалось ему; если даже удастся найти телефон или того, кто имеет автомобиль, то он ведь ни слова не знает по-гречески.

Светящиеся стрелки на циферблате его часов показывали 3.59. Следующий жаркий рассвет поднимется над островом через сорок одну минуту. Сорок одна минута, чтобы предупредить Ганна и людей на Первой Попытке. Питт смотрел на море, следя за внутренним изгибом острова. Если по суше до Брейди Филд было семь миль, тогда до корабля по прямой по морю будет четыре мили. Он не мог медлить, ему нужно было всего лишь добыть лодку. Если уж он смог похитить осла, он сможет достать и лодку.

Через несколько минут он нашел старенькую рыбацкую лодку с высоко поднятыми бортами и прикрепленным одноцилиндровым бензиновым двигателем. Пошарив в темноте, он нащупал тросик и переключатель зажигания. Маховое колесо было массивным, но единственное, что мог сделать Питт, — это попытаться запустить его с помощью рукоятки. Его ноющие мышцы напрягались при каждом рывке, капли пота стекали со лба и ударялись о мотор. Голова у него тряслась, темные круги плавали перед глазами. Раз за разом он дергал рукоятку, срывая кожу с рук. Все было бесполезно, двигатель не запускался.

Если раньше скорость была жизненно необходима, то теперь положение казалось отчаянным. Драгоценные минуты истекали, пока он старался привести в действие упрямый двигатель. Питт глубоко вдохнул, собрав остатки сил. Стиснув зубы, он резко рванул ручку. Мотор коротко чихнул и заглох. Он снова дернул за ручку и, потеряв равновесие, упал в воду на дне лодки. Мотор чихнул раз, затем другой, замолк, чихнул снова и наконец заработал с глухим стуком, его единственный поршень начал двигаться вверх и вниз внутри своего цилиндра. Совершенно не имея сил, чтобы подняться, Питт наклонился, перерезал ножом веревку, к которой была привязана лодка, и переключил рычаг передачи на ход. Маленькая утлая лодчонка с облупившейся краской и обшарпанными бортами проскользнула по бухте, обогнула старый римский волнорез и вышла в море.

Питт включил газ на полную мощность, и рыбацкая лодка помчалась по зыбким волнам с предельной скоростью, около семи узлов в час. Он сел прямо на кормовой скамье, крепко зажав руль между ладонями, ободранными до крови о ржавую заводную ручку.

Прошло полчаса, показавшиеся бесконечными под безоблачным небом и розовеющей полосой на востоке, а лодка все еще находилась недалеко от острова. Питту движение казалось крайне медленным. Но каждый выигранный метр приближал его к Первой Попытке. Время от времени он засыпал, но, как только его голова падала на грудь, он резко просыпался. Питт заставлял работать свой затуманенный мозг, управляя им с неистовством, о котором даже не подозревал.

Вскоре его уставшие глаза увидели низкий серый силуэт. До него оставалось не более мили. Он различил два белых и тридцать два цветных огонька на носу и на корме, это означало, что судно стояло на якоре. Первые лучи солнца осветили небо, четко обозначив очертание Первой Попытки на востоке; сначала надпалубные сооружения, затем кран и мачту радара, потом беспорядочное множество исследовательского оборудования, разбросанного по палубе.

Питт умолял старый дребезжащий двигатель делать побольше оборотов. Единственный цилиндр в ответ щелкал, хлопал и трещал, вращая перекошенный и изогнутый вал, который зловеще грохотал внутри изношенного двигателя. Бег наперегонки с рассветом близился к концу.

Горячий оранжевый диск солнца показался над горизонтом, когда Питт резко сбросил газ, заглушил двигатель и приблизился к борту Первой Попытки.

— Эй, на корабле! — Питт кричал слабо, у него не было сил двигаться.

— Ты чертов осел, — раздался раздраженный голос. — Неужели не видишь, куда плывешь? — Заспанное лицо появилось над поручнем и уставилось вниз на рыбацкую лодку, выглядывая из-за высокого борта судна. — В следующий раз дай нам знать о своем прибытии, чтобы мы могли нарисовать цель на борту.

Несмотря на напряжение и нестерпимую боль, Питт не смог сдержать улыбки:

— Слишком рано для шуток. Оставь остроты и спустись сюда, дай мне руку.

— Чего это ради? — ответил вахтенный, напряженно всматриваясь в предрассветную мглу. — Кто вы, черт возьми?

— Я Питт, и я ранен. Хватит ходить вокруг да около, поспеши.

— Это действительно вы, майор? — с сомнением спросил вахтенный.

— Что, черт побери, тебе надо? — рассердился Питт, — свидетельство о рождении, что ли?

— Нет, сэр. — Вахтенный исчез за поручнем, а через мгновение появился на бортовом трапе с багром в руках. Он зацепил лодку за планшир на носу и подтянул ее к трапу. Привязав лодку веревкой, он перепрыгнул в нее, задел ногой за скамейку и неловко растянулся около Питта.

Питт зажмурил глаза, застонав от резкого прикосновения другого человека. Когда он снова открыл глаза, то обнаружил перед собой желтую бороду Кена Найта.

Найт начал было что-то говорить, но тут он более ясно увидел перед собой окровавленное и истерзанное тело. Вид Питта заставил молодого ученого содрогнуться, его лицо сделалось мертвенно-бледным. Он застыл в шоке.

Губы Питта растянулись в смущенной улыбке.

— Не трать время даром, сидя здесь, как курица на яйцах. Помоги мне добраться до каюты капитана Ганна.

— Боже мой, боже мой, — причитал Найт, изумленно покачивая головой. — Что с вами произошло?

— Позже, — отозвался Питт. — Когда будет время. — Он подтянулся вперед на руках. — Да помоги же мне, болван, пока не поздно. — В голосе Питта слышалось такое отчаяние и плохо скрываемая ярость, что это привело Найта в движение.

Найт почти на себе донес Питта до трапа и втащил его на палубу. Он остановился у каюты Ганна и постучал в дверь:

— Откройте, капитан Ганн. Это срочно.

Ганн быстро открыл дверь, на нем не было ничего, кроме трусов и его неизменных очков в роговой оправе. Он напоминал смущенного профессора, которого только что застали в номере мотеля с женой декана университета:

— Что случилось?.. — Он внезапно остановился, уставившись на окровавленного человека, которого поддерживал Найт. Его карие глаза казались невероятно огромными за толстыми стеклами. — Боже мой, это ты, Дирк? Что произошло?

Питт попытался изобразить улыбку, но получился только слабый изгиб верхней губы.

— Я выбрался из ада! — Его голос был тихим, затем он зазвучал увереннее. — У вас на борту есть какое-нибудь метеорологическое оборудование?

Ганн не ответил. Вместо этого он приказал Найту привести корабельного врача. Затем маленький капитан-очкарик завел Питта в каюту и осторожно уложил на кровать:

— Отдохни немного, Дирк. Мы быстро починим тебя.

— Это подождет, Руди, сейчас нет времени, — сказал Питт, схватив Ганна за запястье своими изодранными руками. — У вас есть какое-нибудь метеорологическое оборудование на борту? — нетерпеливо переспросил он.

Ганн смотрел на Питта. его глаза выражали недоумение.

— Да, у нас есть оборудование для проведения некоторых метеорологических измерений. А почему ты спрашиваешь об этом?

Руки Питта отпустили запястья Ганна. Самодовольный холодный блеск скользнул в его глазах, а губы растянулись в улыбке. Он с трудом приподнялся на локтях:

— Этот корабль с минуты на минуту будет атакован тем же самым самолетом, что совершил воздушный налет на Брейди Филд.

— Ты, должно быть, бредишь, — ответил Ганн, подойдя к Питту, чтобы помочь ему сесть.

— Мое тело может выглядеть как угодно, но мой мозг в эту минуту соображает острее, чем ваш, — отозвался Питт. — Теперь слушай, и слушай внимательно. Вот что нужносделать…

Вахтенный, находившийся на башне крана, был первым, кто заметил маленький желтый самолет в голубой дали. Затем Питт и Ганн тоже увидели его, он был не далее чем в двух милях и летел на высоте около двухсот сорока метров. Они заметили бы его раньше, но он приближался к Первой Попытке со стороны восходящего солнца.

— Он опоздал на десять минут, — отметил Питт, держа руки вверх для седого доктора с козлиной бородкой, который работал быстро и умело, перевязывая его грудь.

Пожилой врач, не обращая внимания на передвижения Питта по капитанскому мостику, продолжал обрабатывать и перевязывать раны, он даже не повернулся и не взглянул на приближающийся самолет. Он крепко завязал последний узел, при этом лицо Питта перекосилось от боли.

— Это все, что я могу сделать для вас, майор, пока вы не перестанете бегать вверх и вниз по палубе и выкрикивать приказы, как капитан Блад.

— Извините, доктор, — произнес Питт, не отрывая глаз от неба, — но сейчас нет времени для более тщательного обследования. Теперь вам лучше спуститься вниз. Если моя небольшая военная хитрость не сработает, то вы через десять минут можете превратиться в сухопутного врача.

Не говоря ни слова, сухопарый, сильно загорелый доктор закрыл объемистый кожаный чемоданчик и спустился вниз с капитанского мостика.

Питт отодвинулся от поручня и взглянул на Ганна:

— Ты все соединил?

— Скажи только, когда. — Ганн был весь напряжен, но в то же время сохранял готовность и энергию. Он держал в руках маленькую черную коробочку, присоединенную к проводу, который тянулся к мачте радара, а затем исчезал в сияющем утреннем небе. — Ты думаешь, что пилот этого старого корыта клюнет на приманку?

— История никогда не устает повторяться, — глубокомысленно заявил Питт, глядя на приближающийся самолет.

Даже в этот момент напряженного ожидания Ганн нашел время, чтобы удивиться полной трансформации Питта после рассвета: человек, который, шатаясь, появился на борту Первой Попытки, весь израненный, в плачевном состоянии, разительно отличался от того человека, который сейчас стоял на мостике со сверкающими глазами в выжидательной позе боевого коня, втягивающего запах сражения разгоряченными ноздрями. Это казалось странным, но Ганн ничего не мог поделать с собой, его мозг перенесся в воспоминаниях на много месяцев назад на мостик другого корабля, тяжелого парохода, который назывался Дана Гейл. Он помнил, словно это было всего час назад, что видел такое же выражение на лице Питта незадолго до того, как старому, ржавому, неповоротливому судну удалось обнаружить и разрушить загадочную подводную установку в Тихом океане, к северу от Гавайских островов. Внезапно крепкое пожатие руки вернуло его в настоящее время.

— Пригнись, — настоятельно сказал Питт, — а то взрывная волна выбросит тебя за борт. Будь готов соединить контакты в тот момент, когда я тебе скажу.

Ярко-желтый самолет спикировал вниз и кружил вокруг корабля, проверяя его защищенность. Громкое назойливое жужжание двигателя отражалось от воды и закладывало уши Питту. Он наблюдал за самолетом в бинокль и удовлетворенно улыбнулся, когда заметил маленькие круглые отверстия на крыльях и фюзеляже: памятка о метких выстрелах Джордино. Подняв бинокль почти в вертикальное положение, он посмотрел на черный провод, который тянулся вверх, и сразу ощутил надежду, которая начала перерастать в полное убеждение.

— Спокойно… спокойно, — произнес Питт. — Я думаю, он собирается отведать сыра.

— Сыр, — удивленно подумал Ганн. — Он называет сыром этот чертов воздушный шар там, наверху. — Кто бы мог подумать, что Питт имел в виду этот шар для наблюдения за погодой, когда спрашивал, есть ли на борту Первой Попытки метеорологическое снаряжение. Теперь этот чертов шар парит там в небе с сорока килограммами взрывчатки, взятой из сейсмической лаборатории. Ганн взглянул вверх на большой серебристый воздушный шар и на смертоносный груз, висевший под ним. Трос, к которому был прикреплен воздушный шар и электрический провод, тянувшийся от взрывчатки, достигали в длину почти двести пятьдесят метров. Шар находился за кормой примерно в ста двадцати метрах, это равносильно длине четырех футбольных полей. Он покачал головой; было необычно, что взрывчатку, которой обычно пользовались для проведения подводных взрывов при изучении морского дна, сейчас использовали для того, чтобы взорвать самолет в воздухе.

Шум двигателей самолета становился громче, и в какой-то миг Питту показалось, что тот собирается пикировать прямо на корабль, но затем он увидел, что угол снижения был слишком маленьким. Пилот направлял Альбатрос прямо к воздушному шару. Питт поднялся, чтобы лучше видеть, хотя и понимал, что превращается в заманчивую и доступную мишень. Шум двигателя перешел в сплошной рев, и пулеметы нацелились на воздушный шар, лениво парящий над сверкающей водой. Не было ни задержки, ни предварительной подготовки; желтые крылья сверкнули на солнце, затмевая вспышки выстрелов из двух пулеметов, укрепленных на капоте двигателя. Звук разрывов и свист пуль означали начало атаки.

Нейлоновая оболочка наполненного гелием шара содрогнулась от бешеной пулеметной стрельбы. Сначала она осела, затем сморщилась, как чернослив, свернулась и начала падать в море. Желтый Альбатрос пролетел над поверженным шаром, выходя на прямую линию к Первой Попытке.

— Давай! — крикнул Питт, бросаясь на палубу.

Ганн нажал кнопку.

Следующее мгновение казалось бесконечным. Затем раздался оглушительный взрыв, который сотряс судно от киля до мачты. Тишина раннего утра была разорвана резким звуком, словно тысячи окон были разбиты при шторме. В небо вознесся огромный столб дыма и пламени, где перемешались черный и оранжевый цвета. Взрывная волна отбросила Питта и Ганна, прижав их внутренние органы к позвоночнику, словно от резкого и сильного удара кулаком.

Медленно, превозмогая боль от тугих бинтов и пытаясь восстановить дыхание, Питт поднялся на ноги и стал всматриваться в темное облако взрыва в поисках признаков Альбатроса. Его глаза смотрели слишком высоко, и он не заметил ничего, кроме клубов дыма; самолет и его пилот исчезли. Затем он понял, что случилось. Тот короткий миг между его устным сигналом и самим взрывом спас самолет от мгновенного разрушения. Проследив взглядом до линии горизонта, он увидел его. Самолет тихо планировал по воздуху, его двигатель был мертв.

Питт быстро схватил бинокль и посмотрел на Альбатрос. Аэроплан был охвачен пламенем, за ним тащился черный шлейф дыма. Он наблюдал с нездоровым удовольствием, как одно из нижних крыльев вдруг оторвалось и упало вниз, бросив самолет в дикий круговорот, как листок бумаги, выброшенный из высотного здания. Затем показалось, что он завис на какое-то мгновение, прежде чем рухнуть в море, оставив в теплом воздухе полосу дыма.

— Он упал! — взволнованно закричал Питт. — Мы победили!

Ганн лежал в углу возле дальней переборки. Он прополз по палубе и с трудом поднял голову:

— Куда он упал?

— Около двух миль позади кормы, со стороны правого борта, — отозвался Питт. Он опустил бинокль и взглянул на бледное лицо Ганна. — С тобой все в порядке?

Ганн кивнул:

— Я немного ударился, только и всего.

Питт улыбнулся, но его глаза оставались серьезными. Он был очень доволен собой и результатами своего плана:

— Нужно послать вельбот и несколько человек, чтобы они спустились под воду на месте крушения. Я сгораю от нетерпения увидеть, как выглядит наш призрак.

— Конечно, — ответил Ганн. — Я лично возглавлю группу подводников. Но только при одном условии… ты немедленно отправишься в мою каюту. Доктор еще не закончил с тобой.

Питт пожал плечами:

— Ты капитан. — Он отвернулся к поручням и снова посмотрел на пятно, которое обозначало могилу Альбатроса.

Он оставался стоять у поручня и десять минут спустя, когда Ганн и четверо человек из экипажа Первой Попытки погрузили подводное снаряжение на вельбот и отчалили. Маленькой лодке не нужно было кружить и исследовать значительную водную поверхность, она направилась прямо к тому месту, где исчез самолет. Питт продолжал смотреть, пока пловцы ныряли в сверкающую голубую воду с определенными интервалами, чтобы сойтись под водой там, где было место падения разбитого самолета.

— Пойдемте, майор, — раздался голос сбоку.

Он нехотя повернулся и посмотрел в лицо бородатого врача:

— Нет необходимости преследовать меня, доктор. Я. все равно не женюсь на вас, — сказал Питт, широко улыбаясь.

Голубоглазый пожилой корабельный врач не улыбнулся в ответ. Он указал вниз на лестницу, ведущую в каюту Ганна.

Питту ничего не оставалось, как безропотно покориться и предоставить свое израненное тело заботам доктора. В каюте он изо всех сил пытался не отключиться, но введенное успокоительное победило его горячую голову, и скоро он погрузился в глубокий сон.

8

Питт взглянул на свое отражение в маленьком зеркале, висевшем в каюте, и увидел худое изможденное лицо. Черные волосы спадали на лоб и закрывали уши, создавая неопрятный венчик над темно-зелеными глазами, покрытыми красными прожилками. Темные круги лежали под глазами. Он проспал совсем недолго, часы показывали, что прошло всего четыре часа. Его разбудила жара: раскаленный утренний воздух, распространявшийся над морем со стороны Африки, опалил своим горячим дыханием его кожу. Он увидел, что вентилятор был отключен, и включил его, но горячий воздух уже наполнил каюту. Теперь никакой кондиционер не сможет охладить воздух в каюте, по крайней мере, до вечера. Он открыл кран и ополоснул лицо водой, позволяя прохладе проникать в его поры, когда капли воды стекали вниз по плечам и спине.

Он проворно вытер влажную кожу и попытался вспомнить по порядку все, что произошло прошлой ночью. Вилли и Майбах-Цепплин. Вилла. Беседа с фон Тиллем. Красота Тери и ее бледное личико. Затем лабиринт, собака и спасение, Афина; интересно, нашел ли ее хозяин? Рыбацкая лодка, раннее утро, желтый Альбатрос и взрыв. Теперь он ждал, когда Ганн и его экипаж обнаружат самолет и найдут тело его загадочного пилота. Какая же здесь связь с фон Тиллем? Какие цели преследовал старый немец? А Тери? Знала ли она о ловушке? Пыталась ли она предупредить его? Или она заманила его, чтобы выудить информацию для своего дяди?

Он отбросил все мысли и вопросы. Кожа под бинтами зудела, и его одолевало нестерпимое желание содрать их…

Господи, как же жарко… сейчас бы выпить чего-нибудь холодного. Единственная одежда, которую доктор оставил на нем, были трусы. Он намочил их под краном и надел мокрыми. Через несколько минут они были совершенно сухими.

Раздался легкий стук в дверь. Она медленно приоткрылась, и возле переборки показалась рыжеволосая голова юнги.

— Вы уже проснулись, майор Питт? — тихо спросил он.

— Да, только что, — отозвался Питт.

— Я… я не собирался беспокоить вас, — запинаясь, произнес мальчик. — Доктор попросил меня проверять вас каждые пятнадцать минут, чтобы удостовериться, что вы спокойно отдыхаете.

Питт бросил уничтожающий взгляд на юнгу.

— Кто, черт возьми, может спокойно отдыхать в этом пекле с отключенным кондиционером?

Растерянное, жалкое выражение появилось на лице паренька.

— О, боже мой, извините меня, сэр. Я думал, что капитан Ганн включил его.

— Что сделано, то сделано, — произнес Питт, пожимая плечами. — Как насчет того, чтобы выпить чего-нибудь холодненького?

— Вы хотите бутылку ФИКСА?

Глаза Питта сузились.

— Бутылку чего?

— ФИКС. Это греческое пиво.

— Хорошо, давай попробуем. — Питт не мог сдержать улыбку. — Я слышал раньше о фиксе, но никогда не доводилось пробовать.

— Я сейчас, сэр. — Паренек повернулся к переборке и закрыл дверь. Вдруг она резко открылась, и опять показалась рыжая голова юнги.

— Извините, майор, я совсем забыл. Полковник Льюис и капитан Джордино ждут вас. Полковник хотел сразу пройти сюда и разбудить вас, но доктор не захотел и слышать об этом. Он даже пригрозил выбросить полковника за борт, если тот попытается сделать это.

— Хорошо, пришли их сюда, — с нетерпением сказал Питт. — Только поторопись с пивом, пока я не испарился.

Питт снова лег на кровать, капли пота стекали по его телу прямо на простыни. Его мозг опять включился, выискивая каждую деталь в прошлом, собирая их для настоящего, анализируя и намечая направления для будущего.

Льюис и Джордино.

Они не замедлили появиться. Если Джордино получил ответ из штаб-квартиры НУМА, это может помочь заполнить одну из многочисленных недостающих частей в головоломке. Четыре грани были обозначены, но середина представляла собой разрозненное скопление неизвестных и непроверенных данных. Злое лицо фон Тилля искоса смотрело из лабиринта, его тонкие, плотно сжатые губы скривились в самодовольной улыбке. Мозг Питта работал…

Большой белый дог. Он попытался переместить ею в другую часть головоломки, но не получалось. Это странно, подумал он, собака не соответствует предназначенной ей части. По какой-то необъяснимой причине он не мог поместить животное между фон Тиллем и Куртом Хейбертом.

Льюис резко и шумно ворвался в каюту. У него было красное, покрытое потом лицо, тонкие струйки стекали по носу и попадали на усы, где они собирались, как капли дождя в лесу.

— Ну, майор, разве ты не жалеешь, что отказался от моего приглашения на обед?

Питт едва заметно улыбнулся:

— Признаю, было раза два прошлой ночью, когда я пожалел, что отверг ваши устрицы. — И он показал на бинты, перевязывавшие его грудь. — Но, по крайней мере, другое приглашение на обед оставило мне несколько моментов, которые я запомню надолго.

Джордино выступил из-за спины Льюиса, одетого в форму цвета хаки, и приветливо помахал Питту:

— Видишь, что случается каждый раз, когда я позволяю тебе уходить кутить одному?

Питт видел широкую добродушную улыбку на лице Джордино, но он также заметил и озабоченность в его дружеском взгляде:

— В следующий раз, Ал, я пошлю тебя вместо себя.

Джордино рассмеялся:

— Не делай мне таких одолжений, если являешься в таком виде на следующее утро.

Льюис тяжело опустился в кресло, повернутое к кровати:

— Господи, как же здесь жарко. Неужели это плавающее корыто не имеет кондиционеров?

Питт получал некоторое удовольствие от страданий Льюиса:

— Сожалею, полковник, но вентилятор, кажется, сломался. Сейчас принесут пиво, которое сделает жару более терпимой.

— Как раз сейчас, — отозвался Льюис, — я бы с удовольствием выпил стакан газированной воды.

Джордино наклонился над кроватью:

— Ради всего святого, Дирк, в какую переделку ты попал после того, как покинул нас прошлым вечером? Ганн в сообщении по радио говорил о какой-то бешеной собаке.

— Я расскажу тебе, — ответил Питт, — но сейчас мне нужно получить ответы на пару вопросов. Он взглянул на Льюиса:

— Полковник, вы знакомы с Бруно фон Тиллем?

— Знаю ли я фон Тилля? — повторил Льюис. — Только поверхностно. Я был представлен ему однажды и видел его иногда на вечерах, которые давала местная знать, только и всего. Все, что я слышал, это то, что он очень загадочная личность.

— А вы случайно не знаете, чем он занимается? — с надеждой спросил Питт.

— Он владеет небольшой флотилией. — Льюис замолчал на мгновение, закрыв в задумчивости глаза. Затем он открыл глаза, показывая всем видом, что вспомнил. — Минерва, да, Минерва Лайнс — название его флотилии.

— Я никогда не слышал о ней, — пробормотал Питт.

— Ничего удивительного, — отозвался Льюис. — Судя по изношенным ржавым трубам, которые, как я видел, дымят вокруг Тасоса, сомневаюсь, что кто-нибудь еще знает о ее существовании.

Глаза Питта прищурились:

— Корабли фон Тилля плавают вокруг побережья Тасоса?

Льюис кивнул:

— Да, один рейс в неделю или около того. Их легко отличить: у них всех на дымовой трубе изображена большая желтая буква "М".

— Они бросают якорь около берега или заходят в док Лиминаса?

Льюис отрицательно покачал головой:

— Никогда. Каждый корабль, который мне доводилось замечать, плыл с юга, огибал остров и снова ложился в обратный курс на юг.

— Не останавливаясь?

— Они ложились в дрейф где-то на полчаса, не больше, как раз напротив старых развалин.

Питт поднялся с кровати. Он вопросительно посмотрел на Джордипо, затем на Льюиса:

— Это странно.

— Почему? — спросил Льюис, закуривая сигарету.

— Тасос лежит, по крайней мере, в пятистах милях к северу от основных магистральных путей, ведущих к Суэцкому каналу, — задумчиво произнес Питт. — Почему же фон Тилль заставляет свои корабли делать тысячемильный крюк?

— Я не знаю, — нетерпеливо перебил его Джордино. — И, сказать по правде, меня это меньше всего интересует. Почему бы не прекратить эту пустую болтовню в не поговорить о твоих ночных похождениях?

Питт встал и потянулся, морщась от неприятного ощущения. Во рту першило, он не мог припомнить, когда у него так пересыхало в горле. Куда запропастился этот чертов юнга с пивом? Питт увидел сигареты у Джордино и попросил одну. Он прикурил ее и затянулся, неприятный вкус во рту усилился.

Он пожал плечами, кисло улыбаясь.

— О'кей, я расскажу вам все от начала до конца, но, прошу вас, не смотрите на меня, как на сумасшедшего.

В раскаленной тесной каюте, где до металлических стен нельзя было дотронуться, Питт рассказал свою историю. Он ничего не утаил, даже небольшого подозрения, что Тери должна была каким-то образом заманить его к фон Тиллю. Льюис задумчиво кивал время от времени, но не делал никаких замечаний; казалось, его мысли витали где-то еще, возвращаясь только, когда Питт логично излагал все происшедшее. Джордино неторопливо вышагивал по маленькому кубрику, слегка наклоняясь при небольшой качке корабля.

Когда Питт закончил, никто не проронил ни слова. Десять секунд прошло, двадцать, затем тридцать. Воздух стал влажный от пота и быстро пропитался сигаретным дымом.

— Я знаю, — немного устало произнес Питт. — Это звучит как выдумка и имеет мало смысла. Но все произошло именно так, я ничего не упустил.

— Даниил в логове льва, — ровно, без особой интонации, произнес Льюис. — Я допускаю, все, что ты рассказал, звучит невероятно, но факты некоторым образом подтверждают твои слова. — Он достал носовой платок из кармана брюк и вытер им лоб. — Ты оказался прав, предсказав, что допотопный самолет предпримет атаку против этого корабля, и ты даже узнал, когда.

— Фон Тилль дал мне намек. Остальное было догадкой.

— Я не могу представить себе такой странный план, — сказал Джордино. — Использовать старый аэроплан, чтобы обстреливать море и базу на суше только для того, чтобы избавиться от Первой Попытки, — это кажется чересчур сложным.

— Не совсем, — сказал Питт. — Фон Тиллю очень быстро стало ясно, что его диверсионные действия при проведении научных исследований экспедиции НУМА не увенчались успехом.

— Что же помешало ему? — спросил Джордино.

— Ганн был упрям, — Питт спокойно улыбнулся. — Хотя он думал, что все происшествия и срывы можно объяснить естественными причинами, он отказался сняться с якоря и убраться.

— Бог с ним, — прохрипел Льюис и прокашлялся, прочищая горло, но Питт спокойно продолжал:

— Фон Тилль был поставлен перед необходимостью найти другой способ. Использовать старый самолет было гениальной идеей. Если бы он послал современный реактивный истребитель для бомбардировки Брейди Филд, то события могли бы принять форму международного скандала: греческое правительство, русские, арабы — весь мир оказался бы втянутым, и весь остров был бы битком набит военными, поднятыми по тревоге. Нет, фон Тилль проявил ловкость и находчивость: старый Альбатрос доставил некоторое беспокойство нашему правительству и обошелся в несколько миллионов долларов военно-воздушным силам, но не произошло никаких дипломатических осложнений и вооруженных конфликтов.

— Очень интересно, майор, — голос Льюиса был ровным и скептическим. — Очень интересно и весьма поучительно. Но не будешь ты так любезен ответить на вопрос, который вертится у меня на языке.

— Слушаю вас, сэр, — Питт впервые так обратился к Льюису, назвав его сэром, и ему это показалось весьма неприятным.

— Что же такое эти яйцеголовые ученые здесь ищут, что от их тухлого бизнеса пострадали наши головы?

— Рыбу, — улыбаясь, ответил Питт.

Глаза у Льюиса округлились, и он едва не выронил сигару себе на колени.

— Кого?

— Рыбу, — повторил Питт. — Ее прозвали Задира; редкая особь, которая может оказаться живым ископаемым. Ганн уверяет меня, что поимка одной такой особи может оказаться величайшим научным открытием века. — Питт полагал, что немного переборщил, но его разозлило явное высокомерие Льюиса.

На лице у Льюиса было неприятное выражение, когда он нервно поднялся с кресла:

— Ты хочешь сказать, что я получил пятнадцать миллионов долларов ущерба от разбитых самолетов, находившихся под моим личным командованием, моя военная карьера полетела ко всем чертям, и все это из-за проклятой рыбы?

Питт изо всех сил старался выглядеть серьезным:

— Да, полковник, я считаю, что вы можете сказать так.

Унылый вид полного поражения появился на лице Льюиса, когда он покачивал головой из стороны в сторону:

— Боже мой, боже мой, это несправедливо, это не только…

Его прервал стук в металлическую дверь. Вошел юнга, неся поднос с тремя коричневыми бутылками.

— Принеси еще, — приказал Питт. — И охлади их хорошенько.

— Хорошо, сэр, — ответил паренек. Он поставил поднос на стол и быстро вышел из каюты.

Джордино передал Льюису пиво.

— Возьмите, полковник, выпейте и забудьте об ущербе, причиненном базе. Налогоплательщики в любом случае возместят все убытки.

— Тем временем я, вероятно, получу инфаркт, — мрачно буркнул Льюис. Он сел назад в кресло, согнувшись, как выжатый тюбик.

Питт взял покрытую льдом бутылку и провел ее холодной поверхностью по лбу. К изогнутому горлышку была прикреплена красно-серебристая этикетка. Он лениво посмотрел на надпись, гордо провозглашавшую: ПРЕДНАЗНАЧЕНО ДЛЯ ГРЕЧЕСКОГО КОРОЛЕВСКОГО ДВОРА.

— Куда мы направимся отсюда? — спросил Джордино между глотками.

Питт пожал плечами:

— Я еще не уверен. Многое зависит от того, что Ганн обнаружит среди обломков Альбатроса.

— Есть какая-нибудь идея?

— Никакой в данный момент.

Джордино затушил сигарету в пепельнице.

— Если ничего больше нет, то я мог бы сказать, что мы далеко продвинулись в этой игре, особенно в сравнении со вчерашним днем. Благодаря тебе, нашему призраку из первой мировой войны пришел капут, и у нас есть достаточно данных, чтобы назвать подстрекателя этих атак. Все, что нам нужно сделать, — это заставить греческие власти задержать фон Тилля.

— Этого не вполне достаточно, — задумчиво произнес Питт. — Это примерно то же самое, если окружной прокурор предъявляет обвинение в убийстве подозреваемому, у которого нет никаких мотивов. Нет, здесь должна быть причина, может, не очень веская в наших глазах, но все-таки причина для всех этих интриг и разрушений.

— Что бы это ни было, но только не сокровище.

Питт взглянул на Джордино.

— Я совсем забыл спросить. Адмирал Сандекер прислал ответ на твой запрос?

Джордино бросил пустую бутылку в мусорную корзину:

— Он пришел сегодня утром, как раз перед тем, как мы с полковником собирались покинуть Брейди Филд и отправиться на Первую Попытку. — Он замолчал, глядя на муху, ползавшую по потолку. Потом он икнул.

— Ну? — нетерпеливо переспросил Питт.

— Адмирал заставил группу из десяти человек перерыть национальные архивы в поисках данных о кораблекрушениях. Когда они закончили, то пришли к единому заключению: нигде не зарегистрировано документов, где сообщалось бы о затонувших сокровищах около побережья Тасоса.

— А грузы? Может, какой-нибудь из затонувших кораблей имел ценный груз?

— Ничего, что привлекло бы внимание, — Джордино достал листок из нагрудного кармана. — Секретарь адмирала продиктовал по радио названия всех кораблей, которые пропали в районе Тасоса в последние двести лет. Список не впечатляет.

Питт смахнул соленые капли пота возле глаз.

— Давай посмотрим.

Джордино положил лист бумаги на колени и начал быстро и громко читать.

— Мистраль, французский фрегат, затонул в 1753 году. Клара О. Г., английский угольщик, затонул в 1856. Адмирал де Фоссе, французский броненосец, затонул в 1872. Сцила. итальянский бриг, затонул в 1876. Дафна, британская канонерская лодка…

— Переходи к 1915 году, — прервал его Питт.

— Х. М. С. Форшайр, британский крейсер, потоплен немецкими береговыми батареями в 1915. Фон Шродер, германский эскадренный миноносец, потоплен британским линкором в 1916. U-19, немецкая подводная лодка, потоплена британским самолетом в 1918.

— Нет нужды продолжать, — зевая, сказал Питт. — Большинство из затонувших судов в твоем списке были военными кораблями. Очень мало шансов, что один из них мог перевозить золото.

Джордино кивнул.

— Как сказали парни из Вашингтона, нет зарегистрированных документов о затонувших сокровищах.

Разговор о сокровищах вызвал заинтересованный блеск в глазах Льюиса.

— А как насчет античных греческих или римских кораблей? Данные о них вряд ли могли дойти до наших дней.

— Это правда, — отозвался Джордино. — Но, как уже раньше заметил Дирк, Тасос расположен далеко от оживленных морских путей. То же самое можно сказать и об античных торговых путях.

— Но если счастливый случай у нас под ногами, — продолжал настаивать Льюис, — и фон Тилль нашел сокровища и пытается сохранить все это в тайне?

— Не существует законов, запрещающих поиски затонувших сокровищ. — Джордино выпустил через ноздри две струйки дыма. — Зачем стараться скрыть это?

— Жадность, — сказал Питт, — Нездоровая жадность; стремление получить все, нежелание поделиться с другими или платить налоги правительству, на чьей территории найдены богатства.

— Принимая во внимание огромную долю, которую требует большинство правительств, — сердито сказал Льюис, — я не могу сказать, что я обвиняю фон Тилля за то, что он пытается сохранить открытие в тайне.

Вошел юнга и, оставив еще три бутылки пива, вышел. Джордино поблагодарил его кивком головы и бросил пустую бутылку в стоявшую рядом мусорную корзину.

— Вся эта игра напоминает плохую сделку, — заметил он. — Мне это не нравится.

— Мне тоже это не нравится, — спокойно произнес Питт. — Любая логическая цепочка приводит в тупик. Даже этот разговор о сокровищах не имеет смысла. Я пытался завлечь фон Тилля, чтобы он обмолвился о сокровищах, но хитрая старая бестия не проявила ни малейшего интереса. Он старается что-то скрыть, но это не затонувшие золотые слитки или затерянные алмазы. — Питт поднялся и показал на лежавший за полосой моря Тасос, который дремал в жарком мареве.

— Решение лежит где-то еще, около острова, или на нем, или, может быть, все вместе. Скоро мы будем знать больше, когда Ганн поднимет Альбатрос и его содержимое.

Джордино, сцепив руки за головой, наклонил свой стул назад.

— Судя по всему, мы можем сейчас уехать и быть в Вашингтоне завтра примерно в это же время. С тех пор как загадочный вражеский самолет уничтожен и мы узнали кто стоял за всеми этими происшествиями на борту Первой Попытки, все вернется в нормальное русло. Я не вижу никакой причины, почему мы не могли бы собраться и отправиться домой. Он бросил на Льюиса спокойный взгляд.

— Я уверен, что полковник сможет справиться с любыми неожиданностями, которые могут возникнуть на Брейди Филд.

— Вы не можете сейчас уехать! — Льюис покрылся каплями пота, он задыхался, едва сдерживая свой темперамент. — Я свяжусь с адмиралом Сандекером и заставлю…

— Не беспокойтесь, полковник, — прервал его Ганн. Он тихо отворил дверь каюты и теперь стоял, прислонившись к переборке. — Майор Питт и капитан Джордино останутся на Тасосе.

Питт быстро и выжидательно взглянул на него. На лице Ганна не было ликующего выражения, скорее, оно отражало уныние, удрученность и опустошенность. Тонкие ключицы выпирали, плечи ссутулились от изнеможения, на коже блестели капли соленой воды. На нем не было ничего, кроме привычных очков в роговой оправе и черных плавок европейского стиля, которые еще больше подчеркивали его худобу. Четыре часа подводного плавания истощили Ганна, каждая косточка, каждый его мускул жаждали отдыха.

— Извините, сэр, — тихо пробормотал Ганн. — Боюсь, я принес плохие новости.

— Ради всего святого, Руди, — спросил Питт. — Что случилось? Вы не смогли поднять самолет и вытащить тело пилота?

Ганн передернул своими худыми плечами:

— Ни то, ни другое.

— Так плохо? — спросил Питт, его лицо и голос были очень серьезными.

— Хуже, — мрачно ответил Ганн.

— Давай, выкладывай.

Целых тридцать секунд Ганн хранил молчание. Сидевшие в каюте могли слышать тихое поскрипывание корабля, качавшегося на легких средиземноморских волнах, и видели плотно сжатые губы Ганна.

— Поверьте мне, мы пытались, — тихо произнес Ганн. — Мы использовали все известные методы подводного поиска, но мы не смогли обнаружить разбитый самолет. — Он беспомощно развел руками. — Он растворился, исчез бог знает куда.

9

— Жители Тасоса были большими любителями театра, считая его жизненно важной частью своего существования, и каждый, включая городского нищего, считал своим долгом посещать театр. В античном городе во время премьер новых драм, которые привозили с материка, закрывались все лавки, прекращались все дела, узников отпускали из тюрем. Даже городским шлюхам, которых не пускали на большинство общественных мероприятий, разрешалось заниматься их ремеслом в кустах у входа в театр, без страха преследования по закону.

Смуглый гид из Греческой Национальной Туристической Компании прекратил свое разглагольствование и скривил губы в довольной улыбке, глядя на шокированные выражения лиц женщин-туристок. «Всегда одно и то же, — подумал он. — Женщины смущенно перешептываются между собой, в то время как мужчины, одетые в шорты-бермуды и обвешанные экспонометрами и кинокамерами, смеются и многозначительно подмигивают друг другу».

Гид подкрутил конец своих великолепных усов и более внимательно посмотрел на группу. Там были обыкновенно толстые, отошедшие от дел бизнесмены и их располневшие жены, которые созерцали руины не из интереса к истории, а ради того, чтобы поразить своих друзей и соседей. Его взгляд задержался на четырех молодых школьных учителях из Альгамбры, штат Калифорния. У троих были приятные открытые лица, они носили очки и постоянно хихикали. Четвертой была девушка, которая привлекла его внимание. Великолепные данные. Большая, выступающая вперед грудь, рыжие волосы, длинные ноги — как у большинства американок — и довольно стройные. Глаза, которые заинтриговывали и многое обещали. Позже — вечером — он пригласит ее на индивидуальную прогулку по руинам при свете луны.

Гид провел рукой по лацканам узкого пиджака и аккуратно расправил складочку.

Медленно, с профессионально отработанной небрежностью, он обвел взглядом задние ряды своей маленькой группы. Его взор непроизвольно задержался на двух мужчинах, которые с безразличием прислонились к упавшей колонне. Крепкая, видавшая виды злодейская парочка; ему еще не доводилось встречаться с такими типами. Коротышка с выпяченной грудью, очевидно, итальянец, больше напоминал обезьяну, чем человека. Высокий тип с проницательными зелеными глазами держался уверенно, в нем чувствовались сила и опыт; казалось, от него исходило предупреждение: «Осторожно, очень опасно». Гид снова подкрутил свои усы. Этот похож на немца. Большой любитель подраться, судя по повязкам на носу и на руках. Странно, очень странно, размышлял гид, почему эти двое решили совершить скучное путешествие по старым развалинам? Вероятно, это парочка моряков, сошедших с корабля. Да, так, наверное, оно и есть, самодовольно внушил себе гид.

— Этот театр был найден во время археологических раскопок в 1952 году, — продолжал гид, сверкая белыми зубами. — Он был погребен под многовековыми наносами с гор, и понадобилось два года, чтобы полностью откопать его. Пожалуйста, обратите внимание на геометрическую мозаику пола сцены. Он был выложен галькой естественных цветов. — Гид выдержал небольшую паузу, давая возможность экскурсантам полюбоваться цветным орнаментом потертых старых камней. — Теперь, если вы подниметесь вслед за мной по лестнице, что слева от вас, то мы совершим небольшую прогулку к следующему холму, где расположен Храм Посейдона.

Питт, разыгрывая роль и утомленного зрителя, симулировал изнеможение и опустился на ступени, глядя как остальная группа туристов поднимается по гранитной лестнице. Его часы показывали 4.30. Прошло ровно три часа с того момента, как они с Джордино оставили Первую Попытку и добрались до Лиминаса, присоединившись к группе туристов осматривавших античные развалины. Теперь они с Джордино (маленький капитан нетерпеливо вышагивал по каменному полу возле него, сжимая небольшую летную сумку) подождали еще несколько минут, чтобы быть абсолютно уверенными, что группа продолжила экскурсию без них. Удовлетворенный тем, что их не заметили, Питт молча кивнул Джордино.

В сотый раз Питт дергал за раздражавшую повязку на груди, вспоминал о корабельном докторе и весело улыбался. Судовой врач, да и Ганн тоже, категорически отказывались дать ему разрешение покинуть корабль и вернуться на виллу фон Тилля. Но Питт продолжал настаивать, и, когда стало ясно, что он готов сразиться со всей корабельной командой и добраться до Лиминаса вплавь, старый доктор беспомощно развел руками и выбежал из каюты. Итак, плата за вино, когда они убивали время в маленькой таверне в ожидании начала экскурсии, была его единственным вкладом в поиск тайного хода на виллу. Все остальное делал Джордино. Это он мудрил и потел над огромным куском ржавчины, прикрепленным к гребному валу, пытаясь возродить его к жизни. Именно Джордино привел потрепанное разбитое корыто в порт Лиминаса. К счастью, никто не заметил пропажи старой лодки, не было разгневанного владельца или офицера местной полиции, ожидавших на берегу, чтобы наказать пиратов-янки за кражу лодки. Всего несколько минут потребовалось на то, чтобы привязать лодку на ее место и добраться пешком вдоль берега до главной части города. Питт, хотя и был уверен, что это пустая трата времени, прошел с Джордино целый квартал, чтобы посмотреть, не оставалась ли Афина все еще привязанной к угловому почтовому ящику. Ослика не было, но прямо через узкую улицу в аккуратном маленьком белом офисе с надписью, сделанной на английском языке, располагалось Греческое Национальное Туристическое Бюро. Все остальное оказалось просто; присоединившись к туристам, в чей маршрут входило посещение амфитеатра, и смешавшись с группой зрителей, можно было получить прекрасное прикрытие, чтобы добраться до лабиринта и незаметно найти вход в убежище фон Тилля.

Джордино вытер рукавом пот со лба.

— Взлом и проникновение внутрь среди бела дня. Неужели мы не можем подождать до темноты, как другие уважающие себя грабители?

— Чем скорее мы поймаем фон Тилля, тем лучше, — резко отозвался Питт. — Если его вывела из равновесия гибель Альбатроса сегодня утром, то самое невероятное, что он может ожидать — появление ясным днем воскресшего Дирка Питта.

Джордино мог легко почувствовать и увидеть жажду мести в глазах Питта. Ему вдруг припомнилось, как Питт медленно, изо всех сил превозмогая боль, двигался по тропинке через руины, не проронив ни стона, ни жалобы. Он также видел огорчение и безнадежность, появившиеся на лице Питта, когда Ганн сказал об исчезновении таинственного самолета. Было что-то зловещее в мрачных чертах Питта и его застывшей сосредоточенности. Джордино пытался определить, что руководило Питтом: чувство долга или нездоровое стремление к возмездию.

— Ты уверен, что это верный путь? Может, было бы проще…

— Это единственный способ, — оборвал его Питт. — Ведь не кит же проглотил Альбатрос. Однако он исчез, не оставив ни обломка болта, ни одного винтика. Если мы установим личность пилота, это поможет нам связать много концов. У нас нет выбора. Только одни путь нам доступен — обследовать виллу.

— Я все же считаю, что нам следует взять взвод охранников с базы и ворваться через парадную дверь, — угрюмо сказал Джордино.

Питт посмотрел на него, затем через его плечо еще раз взглянул на лестницу. Он прекрасно знал, что ощущал Ал Джордино, потому что он чувствовал себя точно так же… неудовлетворенно, неуверенно, хватаясь за каждую ниточку, пусть даже самую маленькую, которая могла бы привести к ответу на странные события нескольких последних дней. Слишком многое зависело от следующего часа; смогут ли они незаметно пробраться на виллу, удастся ли найти данные против фон Тилля, играла ли Тери преднамеренную роль в схеме ее дяди, пока еще непонятной. Питт снова бросил взгляд на Джордино, увидел знакомые карие глаза, упрямый рот, сжатые кулаки, заметил все признаки напряженной умственной сосредоточенности; сосредоточенности на возможных опасностях, ожидавших их впереди. Нельзя было и мечтать о лучшем товарище в трудных обстоятельствах.

— Кажется, я никак не могу пробить твою твердолобость, — спокойно сказал Питт. — Это греческая территория. У нас нет никаких законных прав вторгаться в частную резиденцию. Я не могу не думать о проблемах, с которыми столкнется наше правительство, если мы взломаем дверь фон Тилля. Сейчас, если нас задержат греческие власти, мы можем прикинуться членами экипажа Первой Попытки, которые забрались в подземный тоннель, чтобы спокойно проспаться в тени. Они купятся на это, у них нет причин, чтобы не поверить.

— Вот почему мы не захватили никакого оружия?

— Ты угадал, нас могут застигнуть, и нужно предотвратить возможные осложнения. — Питт остановился возле осыпающейся арки. Металлическая решетка казалась другой при дневном свете, не такой массивной и неприступной, как он запомнил ее. — Вот это место, — сказал он, касаясь пальцами пятен засохшей крови на одном из массивных столбов.

— Ты протиснулся здесь? — недоверчиво спросил Джордино.

— Это ерунда, — ответил Питт, широко улыбаясь. — Всего лишь одно из моих многочисленных достоинств. — Улыбка быстро исчезла. — Поспеши, у нас не так много времени. Следующая экскурсия появится здесь минут через сорок пять.

Джордино подошел к массивным столбам и через несколько секунд превратился в человека, поглощенного трудной и ответственной работой, которую ему предстояло сделать. Он открыл лётную сумку и осторожно вытащил содержимое, разложив его в определенном порядке на старом полотенце. Он быстро приладил два маленьких заряда взрывчатки вокруг одного столба, расположив их в сорока сантиметрах друг от друга, вставил запал и плотно обернул каждый заряд несколькими слоями металлической ленты. Затем он обмотал толстой проволокой каждый из этих двух выпуклых стержней и после всего обернул проволоку несколькими слоями плотной клейкой ленты. Посмотрев на заряды, помещенные в толстую оболочку, как в коконы, он присоединил провода к детонатору. Джордино был явно доволен своей работой, на всю операцию от начала до конца ушло менее шести минут; он махнул Питту, чтобы тот отошел в безопасное место к толстой опорной стене. Джордино начал медленно пятиться назад, разматывая провода, идущие от детонатора к зарядам. Около стены Питт схватил его за руку, чтобы привлечь внимание.

— Взрыв далеко будет слышен?

— Если я все сделал правильно, — ответил Джордино, — он прозвучит не громче, чем хлопушка для того, кто находится метрах в тридцати от нее.

Питт взобрался на нижний выступ стены и внимательно осмотрел все кругом. Не заметив никаких признаков человеческого присутствия, он, улыбаясь, кивнул Джордино.

— Я надеюсь, проникновение без приглашения через служебный вход не унизит твоего достоинства.

— Мы, Джордино, весьма либеральны, — ответил он, улыбнувшись Питту.

— Приступим?

— Если ты настаиваешь.

Они оба растянулись под выступом старой стены, ухватившись руками за нагретые солнцем камни, чтобы их не отбросило взрывной волной. Затем Джордино крутанул маленький пластмассовый выключатель на детонаторе.

Даже на таком маленьком расстоянии в три или четыре метра взрыв показался не более чем глухим звуком. Земля не содрогнулась, не было черных клубов дыма или вырывавшихся языков пламени возле арки, не было оглушающего грохота, от которого заложило бы уши, только тихий неопределенный глухой звук.

Осторожно, в тишине, наполненной ожиданием, они поднялись на ноги и подошли к железным воротам. Два комка проволоки и ленты были разодраны в клочья и продолжали тлеть, распространяя едкий запах, напоминавший подгоревшее печенье. Маленькая струйка дыма извивалась, как змеиный хвост между решеткой, и исчезала в сырой темноте внутреннего тоннеля. Столб продолжал стоять на месте.

Питт вопросительно посмотрел на Джордино:

— Удар был недостаточный?

— Все в порядке, — уверенно сказал Джордино. — Заряды были как раз такого размера, чтобы справиться с этой работой. Смотри. — Он легонько ударил по столбу ногой. Тот не шелохнулся, остался прочно стоять. Он ударил по нему снова, гораздо сильнее, его губы скривились от острой боли, пронзившей пятку. Верхняя часть столба обломилась, его зазубренный неровный конец стал изгибаться внутрь, пока не упал в горизонтальном положении. Довольная улыбка появилась на лице Джордино, обнажив зубы. — А теперь для моего следующего трюка…

— И не думай, — перебил его Питт. — Давай приниматься за дело. Нам нужно добраться до виллы и вернуться назад, чтобы успеть присоединиться к следующей экскурсии.

— Сколько нам понадобится времени, чтобы добраться туда?

Питт уже перебрался через пролом в ограде:

— Прошлой ночью мне потребовалось восемь часов, чтобы выбраться, а мы сможем уложиться в восемь минут.

— Каким образом, разве у тебя есть карта?

— Кое-что получше, — спокойно, почти торжественно сказал Питт, указывая на летнуюсумку. — Передай мне фонарь.

Джордино залез в сумку, вытащил большой желтый фонарь, около двадцати сантиметров в диаметре, и передал его в пролом,

— Он очень большой. Для чего он?

— Это подводный фонарь. Водонепроницаемый алюминиевый корпус позволяет ему выдерживать давление на глубине до тридцати метров. Мы не собираемся погружаться под воду, но он светит ярким тонким лучом мощностью в сто тысяч свечей. Вот почему я прихватил его с корабля.

Джордино больше ничего не сказал, пожал плечами и проскользнул между столбами в тоннель следом за Питтом.

— Подожди секунду, пока я уничтожу следы.

Руки Джордино проворно размотали разорванные оболочки, спрятав тлеющие остатки под грудой древних обвалившихся камней, затем он повернулся к Питту и сощурил глаза, пока они не привыкли к темноте.

Питт направил луч света в темноту.

— Посмотри сюда, на землю. Видишь, почему я не нуждаюсь в услугах подробной карты?

Мощный луч света высветил разорванную цепочку засохших и запекшихся пятен крови, которые вели вниз по неровной лестнице. Питт спускался по ступеням с дрожью, не столько из-за вида своей застывшей крови, сколько из-за резкого перепада температуры — на улице стоял полуденный зной, а здесь сырой холод темного лабиринта. В тоннеле он пошел быстрее, тени от фонаря прыгали по полукруглому, выбитому в камне потолку и спускались к грубому полу. Одиночество и страх, которые окружали его здесь прошлой ночью, исчезли. Ведь сейчас рядом с ним находился Джордино, давний испытанный друг, комок железных мускулов. Не поздоровится тому, кто попытается остановить их в этот раз, гордо подумал он.

Поворот за поворотом, как зияющие в темноте рты, открывались перед ними. Питт постоянно смотрел на пол, следя за темно-красными пятнами. Там, где пересекались несколько отверстий, он резко останавливался, изучая следы. Если кровавый след тянулся в тоннель, а потом возвращался, значит, там был тупик. Он шел по одинокому кровавому следу. Все его тело ныло, а глаза смутно различали внешние очертания стен и пола; плохой признак. Его одолевала крайняя усталость, и каждый кончик его нерва ощущал это. Питт споткнулся и едва не упал, но Джордино крепко схватил его за руку и удержал.

— Расслабься, Дирк, — решительно произнес Джордино. Эхо глухо повторило его голос. — Не надо слишком усердствовать. Ты же не собираешься играть всеамериканского героя.

— Уже недалеко, — хрипло произнес Питт. — Собака должна лежать где-то через два поворота.

Но тела собаки не было. Только большие кровавые пятна остались там, где огромное белое животное встретило свою смерть. Питт молча уставился на эти пятна. Тяжелый запах крови заполнял коридор, смешиваясь с затхлой атмосферой подземелья. Он живо припомнил атаку: сверкнувшие глаза собаки, прыжок в темноте, нож, вонзившийся в мягкую плоть и предсмертный вой животного.

— Пойдем, — мрачно сказал Питт, вся его слабость прошла. — Вход должен быть метрах в тридцати.

Они продвигались в черной глубине горы. Питту уже больше не нужно было искать кровавый след; он прекрасно помнил эти стены и пол и был совершенно уверен, что может найти дверь без света и в абсолютной темноте. Луч света задрожал в его руке, когда они шагнули в часть коридора современной постройки.

Неожиданно фонарь высветил массивную дверь, яркий круг свеча уперся в нее.

— Вот она, — тихо прошептал Питт. сдерживая дыхание.

Джордино обошел его и опустился на колени, обследуя внутреннее крепление двери. Он не тратил времени зря, его пальцы уже нащупали небольшую трещину, отделявшую дверь от дверной коробки.

— Черт возьми, — прошептал он.

— Что такое?

— Большая щеколда на той стороне. У меня нет инструментов, чтобы отодвинуть ее отсюда.

— Попробуй петли, — прошептал Питт. Он направил свет на противоположную часть двери. Но прежде чем он успел сказать это, Джордино уже достал отвертку из летной сумки и начал выворачивать длинные шурупы из их заржавевших гнезд.

Джордино осторожно положил длинные шурупы на пол и помог Питту приоткрыть дверь. От их нажатия она бесшумно отворилась, всего на три сантиметра. Питт выглянул в расширившееся отверстие, внимательно осмотрел все кругом; но никого не было видно и не слышно, ни звука, кроме их собственного дыхания.

Питт отодвинул дверь в сторону, прошел через балкон, раскаленный солнцем, и поспешил к лестнице. Он знал, что Джордино следует за ним по пятам. Дверь в кабинет была открыта, шторы внутри колыхались от легкого морского бриза. Он прильнул к стене, прислушиваясь к звукам. Прошло несколько секунд, затем минута. В кабинете было тихо. Никого нет дома, подумал он, или если они дома, то где-то в дальнем конце. Питт глубоко вздохнул и быстро шагнул внутрь комнаты.

Кабинет казался совершенно пустым. Он был в точности таким, каким Питт запомнил его: колонны, классическая мебель, бар. Его глаза скользнули по комнате, остановившись на полке, где находилась модель подводной лодки. Вырезанные из темно-красного дерева корпус и боевая рубка отражали ровный блеск. Каждая деталь — от заклепок до маленького военно-морского флага Германской империи — казалась настолько реальной, что у Питта даже возникло ощущение, что из люка вот-вот появится миниатюрный экипаж и займет позицию у палубного орудия.

Тщательно выписанные номера на одной стороне боевой рубки свидетельствовали о том, что это была U-19, родная сестра той подводной лодки, что потопила «Лузитанию».

Питт резко отвернулся от модели, когда пальцы Джордино сильно сжали его запястье и голова Джордино склонилась к его голове.

— Мне показалось, я что-то услышал, — его голос был, как дыхание.

— Где? — шепотом спросил Питт.

— Я не уверен, я не понял точно, откуда это, — Джордино вытянул шею, прислушиваясь. Затем пожал плечами. — Наверное, показалось.

Питт снова повернулся к модели субмарины.

— Ты не помнишь номер подводной лодки времен первой мировой, которая затонула недалеко отсюда?

Джордино на мгновение задумался.

— Да… Это была U-19. А почему ты спрашиваешь?

— Я позже тебе объясню. Пошли, Ал, давай убираться отсюда поскорей.

— Мы только что пришли, — возразил Джордино, повысив голос до шепота.

Питт кивнул на модель:

— Мы нашли, что искали…

Вдруг он застыл неподвижно, напряженно прислушиваясь, его рука подала молчаливый знак Джордино.

— Здесь кто-то есть, — тихо выдохнул Питт. — Разделимся и обойдем вокруг к дальнему концу комнаты, к той второй колонне. Я пройду вдоль окон.

Джордино молча кивнул. Он даже не повел бровью.

Через минуту их осторожные шаги сошлись у длинной софы с высокой спинкой. Оба осторожно подкрались и заглянули через спинку.

Питт стоял неподвижно, не проронив ни слова, казалось, он прирос к ковру. Он стоял там целую вечность, как показалось Джордино, его мозг пытался оправиться от шока при виде мирно спящей на софе Тери. Но прошла не вечность, а каких-то пять секунд, прежде чем Питт начал действовать.

Тери лежала, свернувшись калачиком, ее голова покоилась на большом изогнутом подлокотнике, а длинные черные волосы едва не касались пола. На ней был длинный красный пеньюар с широкими рукавами, который укрывал ее тело от шеи до ступней; через прозрачный материал дразняще просвечивал черный треугольник внизу ее живота и розовые круглые груди. Питт достал свой носовой платок и засунул ей в рот прежде чем Тери успела проснуться. Затем он схватил за низ ее пеньюара, рванул его вверх и завязал вокруг ее рук. Тери, очнувшись, начала оказывать сопротивление, но было слишком поздно. Прежде чем она смогла осознать, что произошло, Джордино перебросил ее через плечо и вынес на залитый солнцем балкон.

— Ты, наверное, совсем с ума сошел, — разъяренно ворчал Джордино, когда они спускались по лестнице. — Все это хлопоты только ради того, чтобы поглазеть на игрушку и украсть девчонку?

— Помолчи и иди, — ответил Питт, не оборачиваясь. Он отодвинул в сторону дверь, ведущую в лабиринт, чтобы Джордино мог пройти первым со своим брыкающимся грузом. Потом Питт надел дверь на петли, прежде чем вставить болты.

— Зачем возиться с этой дверью? — нетерпеливо спросил Джордино.

— Нужно, чтобы нас не обнаружили, — откликнулся Питт, хватая летную сумку. — Я хочу, чтобы фон Тилль оставался в неведении как можно дольше. Держу пари, он обнаружил, что я был ранен собакой, и думает, что я заблудился в этом бесконечном лабиринте и уже умер от потери крови.

Питт быстро повернулся и побежал по тоннелю, направляя луч света ниже, чтобы Джордино, согнувшийся под свой сопротивляющейся ношей, мог видеть, куда наступает. Толстое покрывало темноты, разрываемое маленьким островком света, быстро приподнималось при их появлении и затем опускалось, снова погружая лабиринт в вечную ночь. Шаг за шагом они продвигались по бесконечному лабиринту. Они двигались по неровному каменному полу, их шаги гулко отдавались в темноте.

Питт шагал впереди, крепко сжимая в руках фонарь и летную сумку, только смутное ощущение тревоги трепетало у него в груди. Он шел быстро, без предосторожностей, не ожидая неприятностей, его переполняло странное внутреннее чувство, убежденность человека, который совершил невозможное. Я на пути к секрету фон Тилля, и я захватил его племянницу, снова и снова повторял про себя Питт. Но иногда томительный оттенок страха проскальзывал у него в мозгу.

Через пять минут они добрались до лестницы. Питт отступил в сторону, освещая ступени, чтобы Джордино поднялся первым. Затем он повернулся и направил свет в тоннель, бросив туда прощальный взгляд, его лицо помрачнело, он подумал, что может, только нескольким мужчинам и женщинам посчастливилось выбраться из этого проклятого лабиринта. Никто наверняка никогда не узнает полную историю подземелья, подумалось ему. Остались только призраки тех, чьи тела давно превратились здесь в прах. Его губы скривились и он отвернулся. Не оглядываясь, Питт в последний раз пробежал по ступеням до верхней площадки, почувствовав огромное облегчение при виде солнечного света. Он уже собрался было пролезть между столбами решетки, когда смутно осознал, что Джордино застыл как-то неестественно спокойно с Тери на плече, и вдруг услышал громкий презрительный хохот возле арки:

— Мои восторженные комплименты, джентльмены, вашему восхитительному вкусу в выборе сувениров. Однако я считаю своим гражданским долгом предупредить вас, что воровство ценных объектов с исторических мест категорически запрещено греческими законами.

10

Питт застыл, в то же время его мозг работал с молниеносной скоростью, пытаясь оправиться от шока. Он так и остался стоять там, одной ногой наружу, другая была неуклюже согнута на ступени тоннеля; этот миг показался ему длиной в целую жизнь. Он догадался опустить фонарь и летную сумку позади себя на лестницу и заморгал, ожидая, пока его глаза привыкнут к яркому солнечному свету: он едва мог различить неясную, бесформенную тень, которая отошла от небольшого камня и двигалась перед ним.

— Я… я не понимаю, — пробормотал Питт глупо, пытаясь изобразить дурачка. — Мы не воры.

Снова оглушающий хохот. И неясная фигура обрела очертания гида Греческой Национальной Туристической Компании, с широкой белозубой улыбкой под пышными усами; смуглая рука сжимала девятимиллиметровый автоматический пистолет, нацеленный прямо в грудь Питта.

— Не воры, — с сарказмом произнес гид на чистейшем английском. — Тогда похитители, вероятно?

— Нет, нет, — оправдывался Питт, в его голосе слышалась дрожь. — Мы два одиноких моряка, которые оказались на берегу и решили немного поразвлечься. — Он подмигнул и улыбнулся многозначительной улыбкой. — Ну вы понимаете.

— Да, я прекрасно понимаю. — Пистолет оставался неподвижным. — Вот поэтому вы и арестованы.

Питт почувствовал себя так, словно получил удар в живот ниже пояса, во рту появилась сухость и горечь поражения. Господи, это даже хуже, чем он ожидал: это может оказаться концом всего; судебное разбирательство и затем выдворение из страны. Он сохранял глупое, туповатое выражение лица. Затем он шагнул вперед, в проход, отчаянно жестикулируя руками.

— Вы должны поверить мне. Мы никого не похищаем, посмотрите, — сказал он, показывая на выступающий голый зад Тери. — Эта женщина — деревенская проститутка, которую мы встретили в свинарнике, возле таверны. Она сказала, чтобы мы пошли на экскурсию к развалинам, и обещала встретиться с нами в амфитеатре.

Гид, казалось, смутился. Он протянул свободную руку и пощупал материал пеньюара Тери, затем кончиками пальцев скользнул по ее гладким округлым ягодицам, вызвав дрожь, пробежавшую по ее ногам.

— Скажите мне, — медленно спросил он, — сколько она попросила?

— Сначала она попросила две драхмы, — сердито сказал Питт. — Но после всех игр и развлечений она пыталась получить с нас еще двадцать драхм. Мы, конечно, отказались платить.

— Конечно, — монотонно повторил гид.

— Он говорит правду, — прорвался Джордино, он произносил слова медленно, словно нехотя. — Это дешевая проститутка — воровка, а не мы.

— Мастерский спектакль, — съехидничал гид. — Какая жалость, что аудитория слишком малочисленна. Мы, греки, ведем простую, мирскую жизнь по сравнению с вашей в развитых станах, но мы не совсем уж такие тупые. — Он показал пистолетом в сторону Тери. — Эта девушка не дешевая проститутка. Дорогая, может быть, но уж никак не дешевая. Ее кожа также говорит о том, что вы лжете. Она слишком белая. Наши девушки с острова славятся смуглой загорелой кожей и пышными бедрами, а у этой они слишком узкие.

Питт ничего не ответил, он внимательно смотрел на гида, ожидая развязки. Он знал, что любое движение с его стороны может привести Джордино к моментальному действию. Грек казался опасным мужчиной, ловким и внимательным, но не было и намека на враждебность с его стороны, которую Питт смог бы сразу заметить в темном, загорелом на солнце лице.

Гид повернулся к Джордино.

— Освободите девушку, дайте посмотреть на другую часть ее тела.

Джордино, не спуская глаз с Питта, медленно подхватил Тери и аккуратно опустил ее с плеча на землю. Она покачивалась какое-то мгновение, не обретя еще равновесия, руки были связаны; она напоминала огромный тюльпан на ветру, пока Джордино не развязал пеньюар на груди Тери. Как только она оказалась свободной, Тери вытащила изо рта кляп и уставилась на Джордино сверкающими от гнева глазами.

— Ты, грязная скотина, — прокричала она, — что все это значит?

— Это была не моя идея, милочка, — сказал Джордино, его брови немного приподнялись, — поговори со своим другом, вон там. — Он показал большим пальцем на Питта.

Ее голова повернулась к Питту, она открыла рот, пытаясь что-то сказать, но слова застряли у нее в горле. В огромных карих глазах промелькнуло удивление, затем с огромной быстротой удивление сменилось ледяной холодностью, а потом в них сверкнула радость и теплота. Тери обняла Питта и пылко поцеловала. Слишком пылко для такой ситуации, подумал он.

— Дирк, это действительно ты, — прошептала она. — Там, в темноте, твой голос… я не совсем была уверена. Я думала, ты… я думала, что больше никогда не увижу тебя.

— Кажется, — сказал он с улыбкой, — наши встречи становятся бесконечным, постоянным источником сюрпризов.

— Дядя Бруно сказал, что ты мне даже не позвонишь.

— Не верь тому, что он сказал.

Тери осторожно коснулась повязки на его носу:

— Ты ранен. — В ее голосе прозвучали нотки сочувствия и сожаления. — Это сделал дядя Бруно? Он угрожал тебе?

— Нет, я поднимался по ступенькам, споткнулся и упал, — ответил он, слегка искажая правду. — Вот и все, что произошло.

— Что все это значит? — с раздражением спросил гид. Его рука с пистолетом начала опускаться. — Не будет ли молодая леди так любезна назвать свое имя?

— Я племянница фон Тилля, — вспыльчиво ответила она. — И вообще, вас это не касается.

Грек издал короткое восклицание и сделал пару шагов вперед, внимательно всматриваясь в лицо Тери. Он почти полминуты вглядывался в ее лицо, затем медленно и осторожно снова приподнял пистолет, все еще направленный на Питта. Он несколько раз подергал свои усы, задумчиво кивая головой.

— Вы, может быть, и говорите правду, — спокойно произнес он, — но вы с таким же успехом можете и солгать, чтобы выгородить этих мерзавцев.

— Ваши смешные намеки не имеют никакого значения. — Тери гордо подняла свой подбородок, при этом чуть выпятив грудь. — Я требую, чтобы вы убрали свой отвратительный пистолет и оставили нас одних. Мой дядя имеет огромное влияние среди властей острова. Одно его слово — и вы проведете остаток своей жалкой жизни далеко отсюда, может, даже в тюрьме на материке.

— Я прекрасно осведомлен о влиянии Бруно фон Тилля, — спокойно ответил гид. — К сожалению, это не произвело на меня должного впечатления. Окончательное решение в отношении вашего ареста или освобождения всецело зависит от моего начальника в Панагии, инспектора Закинтаса. Он жаждет встретиться с вами. Любая ложь с вашей стороны — и ваше будущее представляется мне довольно жалким. А теперь вы не спеша обойдете стену и увидите тропинку, которая метров через шестьсот приведет к поджидающему вас автомобилю. — Он перевел пистолет с Питта на Тери. Предупреждаю, джентльмены, оставьте всякие помыслы о глупых движениях. Если я замечу хоть легкий тик на лице у одного из вас, я тут же всажу пулю в голову этого нежного и изящного создания. Итак, двигаемся?

Через пять минут они добрались до автомобиля; черный «Мерседес» стоял неприметно в рощице фиговых деревьев. Водительская дверца была распахнута, и мужчина, одетый в чистый белоснежный костюм, привычно сидел за рулем, выставив одну ногу из машины на землю. При их появлении он поднялся и распахнул заднюю дверцу.

Питт внимательно посмотрел на мужчину. Контраст между аккуратно сшитым белым костюмом и темным уродливым лицом был слишком разительным. Мужчина был сантиметров на пять выше Питта, он напоминал высеченного из камня колосса, такого же прочного и величественного. У него были такие огромные плечи, какие Питту еще не приходилось видеть, и весил он не менее ста восьмидесяти килограммов. Лицо было с неправильными чертами и поразительно отталкивающим; и все же в нем была своеобразная красота; тот тип мужественности, который художники обычно пытаются запечатлеть на холсте. Питт был довольно опытной личностью, он мог сразу определить в нем человека, не имеющего склонности к убийству. Его дороги много раз пересекались с привлекательными негодяями, для которых убийство было обыкновенным делом.

Гид отступил назад и обошел вокруг автомобиля. Он кивнул шоферу.

— У нас гости, Дариус. Трое маленьких козлят, которые заблудились. Мы доставим их к инспектору Закинтасу. Пусть они разыграют свою сценку перед ним. Он повернулся к Питту:

— Вам понравится компания инспектора; он превосходный слушатель.

Дариус спокойно указал на заднее сиденье.

— Вы, двое, туда, а девушка сядет впереди.

Его голос был таким, как и ожидал Питт — низким и хриплым.

Питт откинулся на спинку сиденья и проанализировал дюжину различных вариантов побега, причем, каждый последующий имел меньше шансов на успех, чем предыдущий. Гид буквально держал их за яйца, пока с ними была Тери. Без нее, подумал он, они с Джордино смогли бы найти способ взять вверх над гидом и завладеть его пистолетом. Была, конечно, и еще одна возможность, если бы они предприняли попытку, гид ни за что бы не отважился выстрелить в женщину, но Питт не собирался рисковать жизнью Тери ради побега. Гид поклонился с наигранной учтивостью.

— Будь джентльменом, Дариус, предложи очаровательной молодой даме свой пиджак. Её… хмм… выступающие прелести могут вызвать смущение окружающих и сбить их с толку, когда мы поедем.

— Не беспокойтесь, — презрительно отозвалась Тери. — Я не одену этот обезьяний пиджак. У меня нет ничего такого, что я должна прятать. Кроме того, мне доставит большое удовольствие видеть, как будет извиваться от неудобства такой жирный червяк, как вы.

Глаза у гида вспыхнули от злости, но он слегка улыбнулся и пожал плечами.

— Как пожелаете.

Тери приподняла пеньюар, плотно прижав его к бедрам, и села в машину. Гид сел рядом с ней, зажав ее между собой и неуклюжим Дариусом, который ссутулился над рулем. Затем двигатель «Мерседеса» заработал, и автомобиль двинулся по узкой, извилистой дороге, покрытой глубокими рытвинами и колдобинами. Блестящие глаза гида перебегали с Питта на Джордино и обратно, при этом ни разу, даже невзначай, не взглянув на сидящую рядом Тери. Его напряженная бдительность и неослабевающая сосредоточенность, как показалось Питту, граничили с чрезмерным фанатизмом.

Питт, внимательно наблюдая за любой негативной реакцией гида, медленно достал сигарету из нагрудного кармана и также медленно прикурил её.

— Скажите, как вас зовут?

— Поликлитас Анаксамандр Зено, — представился гид. — К вашим услугам.

— Скажите, — снова спросил Питт, не пытаясь повторить полное имя Зено, — как получилось, что вы вернулись назад к лабиринту, когда мы выбрались оттуда?

— У меня любознательная натура, — ответил Зено с улыбкой. — Когда я заметил, что вы с другом таинственно исчезли во время экскурсии, я спросил себя: что эти два кажущихся угрюмыми человека ищут среди развалин, что могло так заинтересовать их? Мой скромный разум не находил ответа, поэтому я передал свою группу зевак молодому гиду и вернулся к амфитеатру. Вас нигде не было видно. Затем я обнаружил сломанный столб в ограде… никакой ловкости здесь не потребовалось, уверяю вас. Я знаю каждый камень и трещину в этом месте. Уверенный, что вы появитесь, я сел и стал ждать. Все просто.

— Но вы могли оказаться в идиотском положении, если бы мы не появились.

— Это был только вопрос времени. Другого выхода из Преисподней Подземного Царства нет.

— Преисподняя Подземного Царства? — пробудилось вдруг любопытство Питта. — Почему вы так называете тоннель?

— Я нахожу ваш внезапный интерес к археологии совершенно неожиданным. Однако, раз вы спрашиваете… — Во взгляде Зено проскользнуло замешательство, смесь удивления и смущения. — Во время золотого века Греции наши предки производили свои судебные разбирательства в амфитеатре. Это место было выбрано потому, что в состав судей входили сто избранных горожан. Их убеждение, и довольно мудрое, состояло в том, что чем больше людей вершат правосудие, тем более справедливым будет приговор. В случае очевидных улик, когда обвиняемый признавался виновным, ему давали возможность выбора немедленной казни или преисподней подземного царства.

— А что такого страшного было в преисподней? — спросил Джордино и посмотрел на отражение лица Дариуса в боковом зеркале.

— Преисподняя в действительности была не преисподней, — продолжал Зено, — а довольно обширным подземным лабиринтом с сотней различных галерей, и только двумя отверстиями, входом и скрытым выходом, который тщательно хранили в секрете.

— По крайней мере, осужденному давали возможность выбраться на свободу. — Питт стряхнул пепел в пепельницу, вмонтированную в боковую дверцу машины.

— Выбора не было, как могло показаться с первого взгляда. Видите ли, в лабиринте обитал голодный лев, которому перепадало мало пищи, за исключением, конечно, приходивших иногда преступников.

Наигранное спокойствие Питта исчезло, и его лицо помрачнело, но он быстро взял себя в руки. Образ фон Тилля с самодовольной ухмылкой снова возник в его воображении. Почему же старый немец, размышлял он, использует исторические факты, чтобы прикрывать свои загадочные планы? Возможно, эта склонность к драматизму поможет найти брешь в доспехах фон Тилля. Питт откинулся назад и глубоко затянулся сигаретой.

— Завораживающий миф.

— Уверяю вас, это не миф, — серьезно произнес Зено. — Количество приговоренных греков, которые погибли в преисподней подземного царства и чьи крики разносило эхо по темным тоннелям, бесконечно. Даже в последние годы, до того как вход был загорожен, несколько человек заблудилось в лабиринте и исчезло, их поглотила неизвестность. Не было ни одного случая счастливого спасения.

Питт выбросил окурок в открытое окно на проезжую часть. Он посмотрел на Джордино, затем более внимательно на Зено. Самодовольная усмешка промелькнула на его лице и превратилась в широкую улыбку.

Зено изумленно уставился на Питта. Затем он непонимающе пожал плечами и показал жестом Дариусу направление движения. Дариус кивнул в ответ, и через несколько секунд «Мерседес» свернул на главную дорогу. Колеса заскользили по улице с двусторонним движением. Деревья, выстроившиеся в ряд, как часовые, мелькали мимо, покрытые зелеными и пыльными листьями. Воздух становился прохладнее, и развернувшись на сидении, Питт мог наблюдать, как лучи заходящего солнца скрывались за голой, безлесой вершиной Гипсариона, самой высокой точкой на острове. Он припомнил прочитанное где-то, что греческий поэт, описывая природу Тасоса, сравнивал остров со спиной дикого осла, покрытой дикой шерстью. Хотя описание было сделано двадцать веков назад, подумал Питт, но оно остается справедливым и сегодня.

Вскоре Дариус притормозил, и «Мерседес» поехал медленнее. Он снова повернул. На этот раз шины автомобиля заскользили по неровной проселочной дороге, которая вела прямо в лесистое ущелье.

Питт пытался разгадать, почему Дариус оставил главную дорогу, не доехав до Панагии, он также никак не мог понять, почему Зено играл роль вооруженного секретного агента вместо дружелюбного туристического гида. Знакомое старое чувство опасности снова навалилось на плечи Питта, и он ощутил непроизвольное беспокойство.

«Мерседес» сильно накренился на крутом спуске, медленно поднялся по длинному подъему и въехал в большое, похожее на амбар здание через ворота, которые были приспособлены для проезда тяжелых грузовиков с высокими фургонами. Обветренные стены деревянного сооружения были покрыты остатками серо-зеленой краски, вздувшейся и облупившейся под жарким Эгейским солнцем. В одно мгновение, прежде чем машина заехала внутрь и была окутана мраком. Питту удалось мельком увидеть надпись из черных поблекших букв на немецком языке. Затем, когда Дариус заглушил двигатель, он услышал звук ржавых роликов, закрывавших за ними ворота.

— Греческое Международное Туристическое Бюро, должно быть, располагает весьма жалкими средствами, если это самое лучшее, что они могли наскрести для своего офиса, — язвительно заметил Питт, разглядывая пустое и запыленное помещение.

Зено изобразил подобие улыбки. Это была улыбка, от которой сердце Питта учащенно забилось, словно невидимые тиски сжали его, мешая ритмичной работе. Внутренний холодок охватил Питта, неся с собой ощущение провала, подтверждение того, что он каким-то образом сыграл на руку фон Тиллю.

Питт был прекрасно осведомлен о том, что гиды ГМТБ не носят оружия и не имеют права производить вооруженный арест. Он также знал о том, что гиды перемещались по острову в обклеенных рекламами и ярко раскрашенных автобусах «Фольксваген», а не в черных «Мерседесах-седанах». Драгоценное время бежало быстро. Им с Джордино нужно действовать, и как можно скорее.

Зено распахнул заднюю дверцу и отступил назад. Он слегка поклонился и сделал приглашающий жест оружием.

— Пожалуйста, помните, — строго произнес он, — без глупостей.

Питт вылез из автомобиля и повернулся, предложив руку Тери через открытую переднюю дверь. Она соблазнительно взглянула на него, легонько сжав его руку, и медленно соскользнула со своего сиденья. Затем быстро, прежде чем Питт сумел отреагировать, она обхватила его за шею и наклонила к себе его голову. Глаза у Питта широко распахнулись от удивления и неожиданности, когда она вызывающе покрыла поцелуями его лицо.

«Вот уж действительно, — подумал Питт с особенным наслаждением, — неважно, какой холодной и неестественной она может быть в жизни, но стоит показать женщине опасность или побывать с ней в приключении, как она сразу же меняется. Какая жалость, она сгорает от желания, но сейчас совсем неподходящее время и место». Он с трудом оторвал ее от себя.

— Позже, — пробормотал он, — когда мы встретимся дома.

— Очень возбуждающая интимная сцена, — нетерпеливо процедил Зено. — Пойдемте, инспектор Закинтас очень быстро теряет терпение, когда его заставляют ждать.

Зено шел шагах в пяти впереди группы, держа пистолет наготове. Дариус замыкал шествие, пока они продвигались по длинному, как футбольное поле, зданию, поднимались по шатким деревянным ступеням, ведущим в коридор, по обеим сторонам которого размещалось несколько дверей. Дариус остановился у второй двери слева и толкнул её, жестом приглашая Питта и Джордино войти внутрь. Тери собралась проследовать за ними, но была внезапно остановлена сильной рукой.

— Не ты, — промычал Дариус.

Питт резко обернулся, его лицо перекосилось от злости.

— Она останется с нами, — твердо сказал он.

— Нет необходимости разыгрывать героя-спасителя, — спокойно сказал Зено, стараясь сохранить серьезное выражение лица. — Я вам обещаю, ей не причинят никакого вреда.

Питт изучающе вгляделся в лицо Зено, не находя в нем признаков вероломства. По какой-то необъяснимой причине Питт испытывал определенное доверие к своему похитителю.

— Я полагаюсь на ваше слово, — произнес он.

— Не беспокойся, Дирк. — Тери бросила ледяной взгляд на Зено. — Как только этот глупый инспектор, кто бы он ни был, узнает, кто я, мы все будем свободны.

Зено проигнорировал её слова и кивнул Дариусу.

— Охраняй наших друзей здесь. Будь внимателен. Я подозреваю, что они очень коварны.

— Я буду начеку, — уверенно пообещал Дариус. Он подождал пока Зено и Тери, ступавшая босиком по грязному полу, скрылись. Затем он закрыл дверь и лениво прислонился к ней, скрестив руки на своей необъятной груди.

— По правде говоря, — произнес Джордино, впервые раскрыв рот за все время путешествия, — я бы предпочел апартаменты в отеле «Сан-Квентин». Его взгляд остановился на Дариусе. — Там, по крайней мере, тараканы не таких королевских размеров.

Питт улыбнулся колкому замечанию Джордино в адрес Дариуса и осмотрел комнату, подмечая каждую деталь. Комната была маленькая, метра два с половиной на три. Стены были сделаны из перекосившихся досок, грубо приколоченных к кривым стойкам, слабым и тонким, неравномерно расположенным внутри помещения. В комнате не было ни окон, ни какой-либо мебели; свет проходил через большие горизонтальные щели в стенах и круглое отверстие в потолке.

— Если бы мне предложили угадать, — произнес Питт, — я бы сказал, что это место раньше было пустым пакгаузом.

— Вы недалеки от истины, — отозвался Дариус. — Немцы использовали это сооружение для артиллерийского склада, когда оккупировали остров в 1942 году.

Питт достал сигарету и прикурил её. Если предложить Дариусу сигарету, то эта скотина сразу же насторожится. Вместо этого Питт сделал шаг назад и начал подбрасывать зажигалку в воздух, с каждым разом подбрасывая её всё выше, пока не заметил, что Дариус следит за ней из своего угла одним глазом. Первый, второй, четвертый раз зажигалка взлетала в воздух. В пятый раз она проскочила мимо пальцев Питта и упала на пол. Он глупо дернул плечом и нагнулся, чтобы подобрать её.

Питт атаковал Дариуса сильнее, чем он когда-либо атаковал защитника или полузащитника, играя в регби во время учебы в Академии военно-воздушных сил; согнув спину и наклонившись вперед, он втянул голову в плечи, как бык перед боем, и, крепко упершись ногами в грубый деревянный пол, немного отклонился назад всей своей девяностокилограммовой массой. В следующее мгновение он выпрямился и рванулся вперед, ударив головой в незащищенный живот Дариуса, чуть выше ремня. Было похоже, что он на полной скорости ударился о кирпичную стену, и Питт едва не задохнулся от шока: он чувствовал себя так, словно сломал себе шею.

В терминологии американского футбола это называется затяжным блоком, он мог отправить неподготовленного человека на госпитальную койку — другие обычно оставались некоторое время беспомощно валяться на земле, — все другие, но не Дариус. Гигант просто хрюкнул, слегка согнулся от сильного удара и схватил Питта за предплечья, оторвав его от пола.

Питт оцепенел. Шок и резкая боль в руках и шее заставили его застонать, его поразило, что этот человек смог не только выдержать такой удар и устоять на ногах, но и отмахнуться от него, как от легкого шлепка. Дариус прижал его к стене, медленно сгибая тело Питта вокруг выступающей стойки, боль становилась невыносимой. Питт стиснул зубы и всматривался в бесстрастное лицо Дариуса, находившееся всего в нескольких сантиметрах. Он начал терять сознание. Дариус был все еще рядом, его глаза блестели, и давление усиливалось.

Внезапно давление прекратилось, и Питт смутно осознал, что Дариус повернулся назад, хватая воздух раскрытым ртом. Дариус издал глухой стон и рухнул на колени, беззвучно раскачиваясь из стороны в сторону.

Джордино, заблокированный при внезапной атаке Питта, был вынужден беспомощно стоять, пока Дариус не отошел в сторону, распяв Питта на стене. Затем без колебаний он совершил бросок через комнату, сделал резкий выпад ногами и с силой ударил Дариуса по почкам. Он рассчитывал, что тело гиганта частично поглотит силу резкого удара. Но его расчеты не оправдались. Получилось так, точно гандбольный мяч ударился о стену: Джордино отскочил от Дариуса с огромной силой и грохнулся об пол. Какое-то мгновение он лежал совершенно неподвижно, затем начал подниматься на руках и на коленях, яростно тряся головой, чтобы освободиться от черноты, застилавшей его сознание.

Но было слишком поздно. Дариус пришел в себя первым, торжество сквозило в каждом шраме его безобразного лица. Он устремился к Джордино, и огромная масса его тела смяла и придавила лежавшего под ним небольшого человека. На лице Дариуса появилась злодейская усмешка, в которой сквозило садистское наслаждение насилием, железные руки, как клещи, сомкнулись вокруг головы Джордино и сжимали ее с беспощадностью смыкающихся тисков.

Несколько бесконечных секунд Джордино лежал неповижно, превозмогая усиливающуюся боль в черепе от стискивающих его ладоней. Затем он пошевелился, медленно поднял руки, схватил Дариуса за пальцы и сбросил их: для своего роста Джордино был силен, как буйвол, но он был не больше спички для человека, который возвышался над ним. Дариус, по-видимому, не обратил никакого внимания на вывернутые пальцы, он напряг плечи и стал давить с еще большим усилием.

Питт едва держался на ногах. Его спина была сплошным морем боли, которая пронзала каждую часть его тела. В оцепенении он уставился на происходящее на полу убийство. «Действуй, ты, глупая скотина, — кричал он самому себе, — действуй быстрее». Он ухватился за стену обеими руками, готовясь броситься на Дариуса. Что-то зацепило его сзади, и он обернулся, новая надежда блеснула в его глазах.

Стенная доска отошла от центральной стойки, один конец ее свободно болтался, а другой еще держался на нескольких ржавых гвоздях. Питт неистово дернул ее сначала за один конец, затем за другой, пока гвозди не сломались и балка около полутора метров длиной и почти в три сантиметра толщиной не оказалась у него в руках. Господи, только бы не было слишком поздно. Питт поднял балку над головой и с размаху опустил ее сзади на шею Дариуса.

Питт никогда не забудет того отчаяния и безнадежности, которые охватили все его существо в тот момент, когда гнилая балка разлетелась на кусочки, как хрупкий орех, ударившись о плечи гиганта и не причинив ему никакого вреда. Не оборачиваясь, Дариус отпустил виски Джордино, давая своей жертве короткий отдых, и саданул Питта ребром ладони: удар пришелся ему в живот, он пролетел через комнату и врезался в дверь, затем медленно сполз вдоль двери на пол.

Уцепившись за дверную ручку, с неимоверным трудом Питт поднялся на ноги и стоял, шатаясь, как пьяный, ничего не соображая, не чувствуя боли, не замечая крови, которая просачивалась через повязку на рубашку, не видя лица Джордино, посиневшего под огромными руками Дариуса. "Еще одна попытка, " — сказал он себе, зная, что она может оказаться последней. Мозг Питта медленно работал. Забытые слова одного моряка-сержанта, с которым он однажды встретился в баре Гонолулу, вдруг всплыли в его памяти: «Самые здоровые, грубые и мощные сукины сыны в мире будут всегда побеждены и побеждены быстро от точного и быстрого удара по яйцам».

Пошатываясь, он подошел сзади к согнувшемуся Дариусу, который был слишком увлечен Джордино, чтобы заметить его. Питт прицелился и ударил Дариуса между ног. Его носок почувствовал кость и столкнулся также с чем-то мягким и плотным. Дариус сразу освободил голову Джордино и вскинул свои огромные руки вверх, его пальцы цеплялись за воздух. Потом он повалился набок, корчась на полу в безмолвных конвульсиях.

— С возвращением на землю, — произнес Питт, помогая Джордино сесть.

— Мы победили? — шепотом спросил Джордино.

— С трудом. Как твоя голова?

— Я не знаю, пока не взгляну на нее.

— Не беспокойся, — улыбнулся Питт. — Она все еще держится на твоей шее.

Джордино осторожно потрогал волосы.

— Боже мой, кажется, мой череп разлетелся на кусочки, как разбитое лобовое стекло.

Питт бросил беспокойный взгляд на Дариуса. Гигант с мертвенно-бледным лицом, тяжело дыша, растянулся во весь рост на грязном полу, держась обеими руками за промежность.

— Встреча окончена, — сказал Питт, помогая Джордино подняться на ноги. — Давай смываться, пока Франкенштейн не воскрес.

Вдруг легкий щелчок и глухой звук распахнувшейся двери остановили их. Питт и Джордино застыли на месте. Они не успели подготовиться и взять себя в руки. Не было никаких ощущений, кроме понимания, что время потеряно и больше нет сил сражаться.

Высокий худощавый мужчина с большими печальными глазами стремительно вошел в комнату, одна рука была привычно засунута в карман дорогого темно-зеленого костюма. Он долго и испытующе смотрел на Питта поверх длинной трубки, крепко зажатой между удивительно ровными зубами. Как важный чиновник, только что вышедший из рекламного агентства, он выглядел учтивым, аккуратным, имеющим светский лоск. Его свободная рука привычным жестом вынула трубку изо рта.

— Извините, что нарушил ваше уединение, джентльмены. Я — инспектор Закинтас.

11

Закинтас был таким, каким Питт совершенно не ожидал его увидеть. В этом не могло быть сомнения: легкий акцент, аккуратная прическа, традиционное приветствие — Закинтас был американцем.

Целых десять секунд было потрачено на внимательное изучение Питта и Джордино, и только потом Закинтас медленно повернулся и посмотрел вниз на стонущего Дариуса. Лицо Закинтаса осталось холодным, с выражением деланного безразличия, но в его голосе проскользнуло недоумение.

— Замечательно, действительно замечательно. Я не думал, что такое возможно. — Он снова взглянул на Питта и Джордино, на этот раз в его глазах промелькнула смесь сомнения и восхищения. — Среди великолепно подготовленных профессионалов просто поднять руку на Дариуса считалось огромным достижением, но когда парочка жалких неудачников вроде вас размазала его по полу, то это просто чудо. Ваши имена, друзья мои?

Дьявольский огонек зажегся в зеленых глазах Питта.

— Мой маленький компаньон — Давид, а я Джек-потрошитель.

Закинтас устало улыбнулся.

— День был длинный и жаркий, к тому же, вы вывели из строя одного из моих лучших людей, пожалуйста, не смешивайте мое сострадание с плохим юмором.

— В этом случае, Дирк, — лукаво прошептал Джордино, — расскажи ему что-нибудь о нимфоманке и гитаристе.

— Ну ладно, — сказал Закинтас, как будто разговаривая с детьми. — У меня нет времени, чтобы тратить его на пустую болтовню. Информацию, пожалуйста. Начнем с ваших настоящих имен.

— Начальник, — зло рявкнул Питт. — Мы не просили, чтобы нас притащила сюда эта обезьяна, которая называет себя Зено, и мы не напрашивались, чтобы какой-то громила помыкал нами там, на полу. Мы не совершили ничего незаконного. Аморальное, возможно, но не незаконное. Если вы рассчитываете получить от нас какие-то ответы, то, я полагаю, вы также удовлетворите наше любопытство.

Закинтас уставился на Питта, его губы плотно сжались.

— Ваша самонадеянность пробуждает мое профессиональное любопытство, — резко отозвался он. — За те годы, когда расследование стало моей профессией, я встречался со многими умными и опасными парнями. Некоторые плевали мне в лицо и угрожали расправой, другие отмалчивались, были и такие, кто ползал на коленях и умолял о пощаде. Но вы, мой перепачканный друг, совершенно отличаетесь от них. — Он показал трубкой в сторону Питта. — Держу пари, это классика, настоящая классика. Заглядывая вперед, скажу, что мы посостязаемся в остроумии во время допросов.

Он замолчал, когда Зено вошел в комнату. Грек хотел было что-то сказать, но его рот так и остался открытым, а усы встопорщились от изумления, когда он увидел Дариуса, который теперь сидел, сжавшись в комок.

— Зевс-громовержец, мой инспектор, что случилось?

— Тебе следовало предупредить Дариуса, чтобы он был более осторожен.

— Но я предупреждал его, — извиняющимся тоном объяснил Зено. — Господи, взять верх над Дариусом… я думал, что это невозможно.

— Я тоже так думал. — Закинтас вытряхнул пепел из трубки. — Посмотри, что можно сделать для нашего бедного друга. Я собираюсь взять этих людей в свой кабинет и посмотреть, так ли ловко они орудуют словами, как руками и ногами.

— После всего, что они здесь натворили, вы считаете благоразумным, мой инспектор, оставаться с ним наедине?

— Я думаю, они понимают, что ничего не выиграют своей физической активностью. — Закинтас бросил Питту и Джордино добродушную улыбку. — Но на всякий случай, Зено, надень наручники маленькому на правое запястье и на его дьявольски умелую левую лодыжку. Не слишком надежный сдерживающий способ, но, по крайней мере, он сделает сопротивление довольно затруднительным.

Зено быстро отстегнул пару хромированных наручников с застежки на своем ремне, открыл их и защелкнул, оставив Джордино в неуклюжем полусогнутом положении.

Питтвзглянул вверх, через дыру на крыше, на вечернее небо. Солнце начинало садиться, быстро темнело. Спина Питта продолжала ныть, и он был благодарен судьбе, что это Джордино, а не он, стоял согнувшись. Питт расправил плечи, сморщившись от боли, которая наполняла каждую клеточку его тела, затем он снова посмотрел на Закинтаса.

— Что вы сделали с Тери? — спокойно спросил Питт.

— Она в полной безопасности, — ответил Закинтас. — Как только я смогу удостовериться, что она действительно племянница фон Тилля, я освобожу её.

— А как насчет нас? — раздался голос Джордино.

— Всему свое время, — отрывисто произнес Закинтас, показывая на дверь. — Прошу вас, джентльмены.

Двумя минутами позже, с Джордино, неуклюже шаркающим возле Питта, они вошли в кабинет Закинтаса. Это была небольшая комната, но достаточно оборудованная; её обстановку дополняли подробные аэрофотоснимки Тасоса, приколотые к стенам, три телефона, коротковолновый радиоприемник, удобно расположенный на тумбочке, прямо за старым ободранным и обшарпанным столом. Питт с удивлением осмотрелся вокруг. Вся окружающая обстановка была слишком аккуратной, слишком профессиональной. Он быстро решил, что лучшим для него остается грубое проявление враждебности.

— Это больше напоминает командный штаб генерала, чем кабинет заурядного полицейского инспектора.

— Вы и ваш друг — отважные мужчины, — негромко произнес Закинтас. — Ваши действия доказали это. Но глупо с вашей стороны продолжать роль дурачка. Хотя, надо признать, вы делаете это очень хорошо. — Он обошел вокруг стола и сел на аккуратный вращающийся стул. На этот раз правду, ваши имена, пожалуйста?

Питт помолчал, прежде чем ответить. Он был озадачен и рассержен одновременно. Странная, необычная операция тех, кто его задержал, ставила его в тупик.

Это было странное ощущение, где-то в подсознании у него была почти полная уверенность, что ему нечего бояться. Эти люди не соответствовали создавшемуся у него образу обыкновенных греческих полицейских. А если они работали на фон Тилля, то почему так упорно старались узнать их имена; хотя, возможно, они играли в кошки-мышки.

— Итак? — голос Закинтаса зазвучал резче

Питт выпрямился и решил рискнуть.

— Питт, Дирк Питт. Директор Специального Отдела Национального Морского Управления Подводных работ Соединенных Штатов. И джентльмен слева от меня — Альберт Джордино, мой заместитель.

— Очень приятно, а я — премьер-министр. — Закинтас вдруг замолчал на полуслове; его брови резко взлетели вверх, и он наклонился над столом, всматриваясь прямо в глаза Питту.

— Повторите еще раз. Как, вы сказали, вас зовут? — его голос в этот раз был мягким и покровительственным.

— Дирк Питт.

Закинтас не двигался и ничего не говорил в течение целых десяти секунд. Затем он медленно откинулся на спинку стула.

— Вы лжете, вы, должно быть, лжете.

— Я?

— Как зовут вашего отца? — Закинтас продолжал не мигая смотреть на Питта.

— Сенатор Джордж Питт из Калифорнии.

— Опишите его: внешность, биография, семья — в общем, все.

Питт присел на краешек стола и достал сигарету. Он поискал зажигалку, потом вспомнил, что она все еще лежала на полу там, где он её уронил, когда ударил Дариуса.

Закинтас достал коробок со спичками и протянул его Питту.

Питт поблагодарил его кивком головы.

Он рассказывал десять минут, без остановки. Закинтас задумчиво слушал, пошевельнувшись только один раз, чтобы зажечь тусклую лампу, так как дневной свет за окнами медленно угасал. Наконец он поднял руку.

— Хватит. Вы, должны быть, действительно его сын и человек, за которого себя выдаете. Но что вы делаете на Тасосе?

— Глава НУМА, адмирал Джеймс Сандекер, направил нас с Джордино сюда, чтобы расследовать серию странных происшествий, которые недавно случились на нашем океанографическом исследовательском судне.

— А…. белый корабль, который стоит на якоре недалеко от Брейди Филд. Теперь я начинаю понимать.

— Все это хорошо, — произнес с сарказмом Джордино из своего неудобного полусогнутого положения. — Я извиняюсь, что прерываю вас, но если мой пузырь не будет освобожден в ближайшие минуты, то вы получите непредвиденное происшествие прямо здесь, на полу кабинета.

Питт с улыбкой взглянул на Закинтаса.

— А ведь он это сделает.

После недолгого колебания, Закинтас пожал плечами и нажал на скрытую кнопку под крышкой стола. Дверь быстро распахнулась и появился Зено с пистолетом в руке.

— Проблемы, мой инспектор?

Закинтас проигнорировал вопрос.

— Убери оружие, сними наручники и покажи э… э… мистера Джордино нашей санитарной службе.

Брови Зено удивленно приподнялись.

— Вы уверены…

— Все в порядке, мой друг. Эти люди больше не являются нашими пленниками, они наши гости.

Не проронив ни слова и не выказав ни малейшего признака удивления, Зено убрал пистолет и освободил Джордино, проводив его по коридору вниз.

— Теперь моя очередь задавать вопросы, — сказал Питт, выпуская прозрачное облако голубоватого дыма. — Какова ваша связь с моим отцом?

— Сенатор Питт хорошо известный и уважаемый человек в Вашингтоне. Он работает честно и плодотворно в нескольких сенатских комиссиях. Одна из них — это Комиссия по делам наркотиков.

— Но это еще не объясняет, какое отношение вы имеете к нему.

Закинтас достал из кармана пиджака коробочку с табаком и аккуратно набил им трубку, тщательно утрамбовав его маленькой палочкой.

— Вследствие моего обширного опыта и расследований в области наркотиков я часто служил связующим звеном между комиссией вашего отца и моим работодателем.

Питт изумленно посмотрел на него.

— Работодатель?

— Да, Дядя Сэм платит мне жалованье, так же, как и тебе, мой дорогой Питт. — Закинтас улыбнулся. — Мои извинения со столь запоздалым формальным представлением. Я инспектор Геркулес Закинтас, Федеральное Бюро по наркотикам. Мои друзья называют меня просто Зак, и я был бы польщен, если бы ты называл меня так же.

Все сомнения Питта развеялись, и чувство облегчения охватило его, как приятная прохлада морской воды. Его мышцы расслабились, и он только сейчас ощутил, как он был напряжен, как были натянуты его нервы и мысли, оценивая неизвестную опасность ситуации. Осторожно, чтобы не уронить пепел, он аккуратно положил окурок сигареты в пепельницу.

— Но, кажется, вы находитесь не на своей территории?

— Географически да, профессионально — нет. — Зак остановился, чтобы раскурить трубку. — Около месяца назад Бюро получило сообщение от ИНТЕРПОЛа, что большая партия героина была погружена на борт зафрахтованного в Шанхае судна…

— На один из кораблей фон Тилля?

— Как ты догадался? — лукаво спросил Зак.

Кривая ухмылка скользнула по губам Питта.

— Только предположение. Извините, что прервал, пожалуйста, продолжайте.

— Корабль называется «Королева Артемизия» и принадлежит компании Минерва Лайнс, он вышел из порта Шанхай три недели назад с невинным, на первый взгляд, грузом: соя, замороженная свинина, чай, бумага, ковры. — Зак не смог сдержать улыбки. — Впечатляющее разнообразие, мне кажется.

— И назначение?

— Первым портом назначения был Коломбо на Цейлоне. Здесь корабль разгрузился, освободив трюмы от китайских товаров, и взял на борт новый груз графита и кокосов. После остановки для пополнения запасов топлива в Марселе следующим конечным портом назначения «Королевы Артемизии» будет Чикаго, город в заливе Святого Лаврентия.

Питт задумался на какое-то мгновение.

— Почему Чикаго? Ведь Нью-Йорк, Бостон или другие портовые города на восточном побережье оборудованы гораздо лучше для приема иностранных торговых судов.

— А почему бы и не Чикаго? — возразил Зак. — Город Ветров — один из самых больших транспортных и распределительных центров в добрых старых Соединенных Штатах. Разве можно найти лучшее место, чтобы разгрузить сто тридцать тонн героина.

Питт с недоверием посмотрел на Зака.

— Это невозможно. Никому на этой земле не удавалось провезти мимо таможенной инспекции такое количество наркотиков.

— Никому, за исключением Бруно фон Тилля. — Его голос звучал очень тихо, и Питт внезапно ощутил холодок, пробежавший по телу. — Конечно, это не настоящее его имя. Оно затерялось где-то в далеком прошлом, задолго до того, как он превратился в неуловимого контрабандиста, самого дьявольского и коварного поставщика человеческих страданий во все времена. — Зак повернулся и уставился в окно невидящим взглядом. — Капитан Кидд, блокадные контрабандисты времен Конфедерации и все работорговцы, взятые вместе, и в подметки не годятся фон Тиллю с его размахом.

— Вы охарактеризовали его как самого отъявленного злодея века, — заметил Питт. — Чем же он заслужил такую славу?

— Многочисленные революционные кровавые бойни, от которых страдает Центральная и Южная Америка в последние двадцать лет, никогда бы не достигли такого размаха без тайных поставок судами оружия из Европы. А ты не помнишь историю с кражей большой партии золота в Испании в 1954 году? Слабая испанская экономика едва совсем не рухнула после того, как государственный золотой запас исчез из секретных сейфов Министерства финансов. Немного погодя черные рынки Индии были наводнены золотыми слитками с изображенным на них испанским крестом. Как мог такой груз незаметно пересечь семь тысяч миль? Это все еще остается загадкой. Нам стало известно, что судно, зафрахтованное компанией Минерва Лайнс, покинуло Барселону в ночь ограбления и прибыло в Бомбей за день до появления на рынках золота. Не странно?

Вращающееся кресло повернулось, и Зак посмотрел на Питта. Задумчивые глаза инспектора казались неясными, погрузившимися в воспоминания.

— Незадолго до предстоящей капитуляции Германии во второй мировой войне, — продолжал он, — восемьдесят пять высших нацистских чинов вдруг появились в Буэнос-Айресе в один и тот же день. Как они туда попали? И снова единственным кораблем, который прибыл в то утро, было судно, зафрахтованное Минерва Лайнс. Опять же летом 1954 года целый автобус, заполненный школьницами средних классов, исчез во время загородной экскурсии в Неаполе. Четыре года спустя сотрудник итальянского посольства нашел одну из пропавших девочек, которая бесцельно слонялась по одной из темных аллей Касабланки. — Зак помолчал почти целую минуту. Затем продолжил ровным тоном. — Она была совершенно невменяема. Я видел фотографии её тела. Этого вполне хватит, чтобы заставить плакать взрослого мужчину.

— А её история? — осторожно поинтересовался Питт.

— Она лишь вспомнила, что их везли на корабле с большой буквой "М", нарисованной на дымовой трубе. Это единственная зацепка, которую она назвала, что имело хоть какой-то смысл. Всё остальное было безумным бредом.

Питт ждал, что будет дальше, но Зак молчал, раскуривая свою трубку и постепенно наполняя комнату приятным ароматом хорошего табака.

— Белое рабство — грязный бизнес — кратко подытожил Питт.

Зак кивнул.

— Это только четыре случая из сотен, которые косвенно связаны с фон Тиллем. Если бы я начал цитировать слово за словом из сообщений ИНТЕРПОЛа, то нам пришлось бы сидеть здесь целый месяц, если не больше.

— Вы думаете, что фон Тилль является организатором преступлений?

— Нет, старый дьявол слишком хитер, чтобы оказаться вовлеченным в настоящее дело. Он в основном обеспечивает транспортировку. Контрабанда — вот его занятие, и здесь он развернулся на широкую ногу.

— Но почему, черт возьми, эту грязную скотину не остановят? — с раздражением и одновременно с недоумением спросил Питт.

— Мне бы хотелось ответить на этот вопрос без чувства стыда. — Зак печально покачал головой. — Но я не могу. Почти каждая организация в мире, осуществляющая законность, пытается схватить фон Тилля с поличным, как говорится, но он обходит все ловушки, убивает каждого агента, который пытается внедриться в Минерва Лайнс. Его корабли обыскивали и обследовали тысячи раз, но ничего нелегального не было обнаружено.

Питт лениво следил за дымом, который поднимался от трубки Зака:

— Никто не может быть таким неуловимым. Если он человек, то его можно поймать.

— Господи, мы же пытались. Наши объединенные инспекционные агентства обследовали каждый сантиметр на кораблях компании Минерва, следили за ними днем и ночью в море, караулили их, как ястребы, в портах, исследовали каждую переборку электронными датчиками. Я мог бы назвать имена по крайней мере двадцати следователей и замечательных специалистов, которые поставили перед собой единственно важную задачу — добиться ареста фон Тилля.

Питт внимательно посмотрел на Зака:

— Почему вы рассказываете мне все это?

— Потому что я думаю, ты мог бы нам помочь.

Питт сидел молча, потирая раздражающую его повязку на груди. «Надо хорошо поразмыслить, прежде чем клюнуть на приманку», — подумал он.

— Каким образом?

Впервые дьявольский огонек появился в глазах Зака, но он погас так же быстро, как и возник.

— Как я понимаю, ты в довольно дружеских отношениях с племянницей фон Тилля.

— Я спал с ней, если ты это имеешь в виду.

— Сколько вы с ней знакомы?

— Мы встретились в первый раз вчера на берегу.

Удивление на лице Зака медленно перешло в кривую ухмылку.

— Ты либо слишком шустро работаешь, либо очень знатный сочинитель.

— Думай, как хочешь, — небрежно сказал Питт. Он встал и потянулся, расправляя свои затекшие мышцы. — Я знаю, о чем ты думаешь, но ты можешь сразу отказаться от этой мысли.

— Будет весьма интересно услышать, что же ты прочитал в моих мыслях.

— Старейшая тактика в мире, — всезнающе улыбнулся Питт. — Ваше намерение состоит в том, чтобы заставить меня продолжать мои тесные отношения с Тери в надежде, что фон Тилль примет меня как члена семьи. Это даст мне возможность бывать на вилле и наблюдать изнутри за действиями старого немца.

Зак спокойно посмотрел ему в глаза.

— У тебя превосходное мышление, мой дорогой Питт. И что ты на это скажешь? Ты согласен на игру?

— Нет никаких шансов на успех!

— Могу я спросить, почему?

— Я встречался с фон Тиллем за обедом прошлым вечером, и мы не стали большими друзьями. В действительности он даже спустил на меня свою собаку.

Питт знал, что Зак вряд ли оценит его юмор, но, черт возьми, подумал он, не повторять же снова эту сумасшедшую историю. Он почувствовал непреодолимое желание выпить чего-нибудь.

— От секса с племянницей до обеда с дядей, и все в один день. — Зак недоверчиво покачал головой. — Ты действительно шустрый малый.

Питт слегка пожал плечами.

— Очень жаль, — продолжал Зак. — Ты мог бы оказать нам неоценимую помощь изнутри. — Он раскуривал свою трубку, пока в ней не ожили оранжево-красные огоньки. — Мы держим виллу под постоянным наблюдением с определенной дистанции, но мы не смогли заметить ничего необычного. Двести метров, именно на такое расстояние мы смогли приблизиться, чтобы не вызвать подозрения у фон Тилля. Мы думали, что наш небольшой маскарад под туристических гидов наконец-то увенчался успехом, когда вы с его племянницей были задержаны полковником Зено.

— Полковник Зено?

Зак кивнул, затем помолчал для большего эффекта.

— Да. Он и капитан Дариус являются офицерами греческой жандармерии. Теоретически Зено превосходит меня на несколько ступеней в иерархической лестнице, можешь сказать ты…

— Звание полковника в полиции? — спросил Питт. — Это довольно необычно.

— Нет, если ты познакомишься со структурой их правоохранительных органов. Видишь ли, за исключением Афин и нескольких других крупных городов, которые располагают своими собственными муниципальными службами, сельские и пригородные районы Греции контролируются жандармерией. Жандармерия является составной частью национальной армии, это отборная и прекрасно оснащенная часть.

Несмотря на свою неприязнь к Зено и Дариусу, Питт был поражен.

— Это объясняет их присутствие, а как насчет вас, инспектор? Агент по наркотикам, ведущий наблюдение за их нелегальной транспортировкой в Греции, примерно то же самое, что агент ФБР, который следит за шпионом в Испании: обычно так не принято.

— В обычном случае, да, ты совершенно прав. — Лицо Зака помрачнело, а голос стал твердым. — Но фон Тилль — это не обычный случай. Когда мы посадим его за решетку и положим конец его грязным контрабандным операциям, мы автоматически снизим международную преступность на двадцать процентов, а это, я уверяю тебя, не такой уж и маленький вклад. — Внутренняя злость охватила Зака, и он остановился на некоторое время, сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. — В прошлом каждая страна работала отдельно, используя каналы ИНТЕРПОЛа для передачи жизненно важной информации через национальные границы. Например, если я узнавал через тайные источники Отдела по борьбе с наркотиками о том, что нелегальный груз наркотиков был отправлен в Англию, я просто посылал свою информацию в ИНТЕРПОЛ Лондона, который в свою очередь предупреждал Скотланд Ярд. В назначенное время они делали засаду и задерживали контрабандистов.

— Похоже, это аккуратное и эффективное средство.

— К сожалению, оно не срабатывает в случае с фон Тиллем, — спокойно произнес Зак. — Неважно, как много было предупреждений, как много засад, — ему всегда удавалось ускользнуть и выходить сухим из воды. Но в этот раз все будет не так. — Он даже хлопнул по столу для эффекта. — Наши правительства разрешили нам создать международную группу расследования, которая может пересекать любую границу, использовать все возможности полиции и иметь их в своем подчинении, а также людей и военное снаряжение. — Зак тяжело вздохнул, затем продолжил извиняющимся тоном.

— Я прошу простить меня, Питт, я не собирался так долго распространяться. Но я надеюсь, что ответил на твой вопрос, почему я нахожусь на Тасосе.

Питт внимательно посмотрел на Зака. Инспектор был похож на человека, который обычно не проигрывал. Каждое движение, каждый жест были тщательно спланированы на успех; даже в его словах чувствовалась уверенность и решительность. Да, Питт не мог позволить себе выглядеть нерешительным в глазах Зака, его вдруг обуял страх оказаться вне игры с фон Тиллем. Ему сильнее, чем когда-либо, захотелось выпить.

— А где другие члены вашей группы? — спросил Питт.-Пока я видел только троих.

— В этот момент британский инспектор находится на борту королевского военно-морского эсминца, преследующего «Королеву Артемизию», в то время как представитель турецкой полиции наблюдает за ней с воздуха на стареньком самолете без опознавательных знаков. — Зак говорил ровно, словно зачитывал официальный документ. — Два детектива из французской Службы Национальной Безопасности также находятся в нашем распоряжении, изображая докеров в Марселе в ожидании прибытия «Королевы» для пополнения запасов топлива.

Неожиданно Питта охватило чувство нереальности происходящего. Слова Зака стали смутными и непонятными. Безразлично, с каким-то тупым интересом он подумал, сколько он еще сможет бодрствовать. За последние двое суток ему удалось поспать всего несколько часов, и сейчас сон одолевал его. Питт открыл глаза и сильно потряс головой, затем заставил себя снова сосредоточиться.

— Зак, старый дружище, — это был первый случай, когда Питт обратился к нему по имени. — Я был бы признателен, если бы ты сделал мне персональное одолжение.

— Если это будет в моих силах, — Зак улыбнулся, — старый дружище.

— Я хочу, чтобы Тери освободили под мою ответственность.

— Освободить под твою ответственность? — Брови Зака резко взлетели вверх, а глаза округлились от удивления. Сам Стив Макквин вряд ли смог бы это сделать выразительнее. — Какие еще распутные планы ты держишь про запас?

— Никакого распутства, — серьезно сказал Питт. — У тебя нет выбора, ты все равно должен освободить её. После освобождения минут через двадцать Тери доберется до виллы — дьявол не имеет столько ярости, сколько возмущения будет у оскорбленной женщины — она потребует, чтобы дядя Бруно отомстил за её позорное задержание. Старый лис пустит в ход все свое влияние, и через час ваша маленькая тайная шпионская группа будет выдворена с Тасоса в Штаты.

— Ты недооцениваешь нас, — высокомерно ответил Зак. — Я прекрасно осведомлен о последствиях. У нас выработаны различные планы на случаи таких чрезвычайных ситуаций. Мы можем уйти из этих стен и уже завтра утром работать под другим прикрытием.

— Слишком поздно, — резко заметил Питт. — Ущерб уже будет нанесен. Фон Тиль узнает о вашем присутствии. Он удвоит все меры предосторожности.

— Твои слова весьма убедительны.

— Я уверен, так и будет.

— А если я верну ее тебе? — задумчиво спросил Зак.

— Как только Тери исчезнет, если он уже не заметил ее отсутствия, фон Тиль в поисках племянницы перевернет Тасос вверх дном. Самое безопасное место, где ее сейчас можно спрятать — это на борту Первой Попытки. Он не догадается искать её там, по крайней мере, пока не удостоверится, что её нет на острове.

Зак напряженно всматривался в лицо Питта, разглядывая каждую его черточку, как будто видел в первый раз. Его удивляло, почему человек с блестящим положением в обществе и влиятельной семьей занимается такой трудной и рискованной работой, всегда ожидая, что ошибка в один момент может положить конец ею карьере или даже жизни. Зак осторожно постучал трубкой по пепельнице, выбивая пепел из её закругленного конца.

— О'кей, сделаем как ты сказал, — пробормотал Зак. — Конечно, если молодая дама не причинит тебе никаких беспокойств.

— Я так не думаю, — улыбнулся Питт. — Её ум занят совершенно другим, никак не международной контрабандой наркотиков. Я думаю, что ускользнуть со мной на корабль для неё гораздо интереснее, чем провести еще один скучный вечер с дядей Бруно. Кроме того, покажи мне женщину, которая не жаждала бы приключений, и тогда я покажу тебе…

Он замолчал, когда дверь распахнулась и вошел Джордино в сопровождении Зено. Широкая улыбка сияла на ангельском лице Джордино, в одной руке он держал бутылку пятизвездочного бренди Мегакса.

— Посмотрите, что Зено нашел. — Джордино перевернул бутылку и взболтал её содержимое, на его лице появилось восторженное выражение. — Мне кажется, они не такие уж и плохие парни.

Питт засмеялся и повернулся к Зено,

— Вы должны извинить Джордино. Он всегда приходит в восторг при одном виде спиртного.

— Если так, — ухмыльнулся Зено в свои усы, — то у нас много общего. — Он обошел Джордино и поставил на стол поднос с четырьмя стаканами.

— Как Дариус? — поинтересовался Питт.

— Он на ногах, — ответил Зено. — Но он будет хромать еще несколько дней.

— Скажи ему, что я извиняюсь, — искренне произнес Питт. — Я сожалею.

— Не нужно никаких сожалений, — перебил его Зено. — В нашей работе такие вещи случаются. — Он передал стакан Питту и впервые заметил пятна крови, выступившие у него на рубашке. — Вы, похоже, тоже ранены.

— Учтивость собаки фон Тилля, — произнес Питт, рассматривая стакан на свет.

Зак молча кивнул. Он теперь полнее понимал ненависть Питта к фон Тиллю. Зак расслабился, его руки свободно лежали на подлокотниках вращающегося кресла, он был уверен, что у Питта на уме была месть, а не секс.

— После того, как ты вернешься на свой корабль, мы будем держать тебя в курсе относительно деятельности фон Тилля.

— Хорошо, — просто отозвался Питт. Он отхлебнул бренди, наслаждаясь тем, как огненная жидкость обожгла его горло. — Еще одно одолжение, Зак. Мне бы хотелось, чтобы ты воспользовался своим официальным статусом и послал пару запросов в Германию.

— Конечно. Что ты хочешь узнать?

Питт уже взял листок бумаги и ручку на столе.

— Я все запишу, включая имена и адреса, только подправь мою немецкую грамматику перед тем, как послать. — Когда Питт закончил, он передал листок Заку. — Попроси их передать ответ на Первую Попытку. Я указал частоту радиоволн НУМА.

Зак прочитал написанное.

— Я не понимаю твоих мотивов.

— Только простая догадка. — Питт плеснул еще немного бренди в свой стакан. — Кстати, когда Королева Артемизия делает свой круг около Тасоса?

— Как… но как ты узнал об этом?

— Я психолог, — коротко ответил Питт. — Когда?

— Завтра утром. — Зак посмотрел на Питта долгим испытующим взглядом. — Где-то между четырьмя и пятью часами утра. Но почему ты спрашиваешь?

— Причин пока нет, только простое любопытство. — Питт решил подбодрить себя и разом выпил все, что оставалось в стакане. Реакция оказалась слишком сильной. Он затряс головой, смахивая слезы выступившие у него на глазах.

— Боже мой, — хрипло прошептал он. — Это лекарство действует, как аккумуляторная кислота.

12

Темная бурлящая пена постепенно уменьшалась и исчезала около старого прямого и низкого носа «Королевы Артемизии», по мере того как судно замедляло ход и, наконец, остановилось совсем. Затем в темную глубину воды был сброшен якорь, и навигационные огни погасли, оставив темный силуэт на совершенно черной поверхности моря. Казалось, что «Королевы Артемизии» никогда не существовало прежде.

Метрах в шестидесяти в стороне от корабля небольшой деревянный ящик лениво покачивался на тихих волнах. Это был обычный упаковочный ящик, один из тысячи пустых ящиков, которые плавали по небрежности моряков в каждом море на оживленных морских путях. На первый взгляд он напоминал обыкновенную ненужную вещь; даже темные буквы, обозначавшие «верх», говорили об обыденности этих плавающих обломков. Однако, был один незначительный штрих, который полностью отличал этот ящик от других; он не был пустым.

«Конечно, можно было бы найти лучший способ, — кисло подумал Питт, находясь под ящиком, когда волна снова накрыла его с головой, — но, по крайней мере, это лучше, чем плыть на виду, в свете наступающего утра». Он глотнул соленой воды и выплюнул её. Затем он продул трубку маски, чтобы улучшить свою способность держаться на воде, и снова взглянул на корабль через прорезанное отверстие.

«Королева Артемизия» лежала тихо в дрейфующем положении, только легкий шум двигателей и плеск корпуса выдавали её присутствие. Постепенно все звуки стихли, и корабль стал частью тишины. Питт прислушивался довольно долго, но ни один звук не долетел до его покачивающегося на волнах аванпоста. Ни звука шагов по стальной палубе, ни мужских голосов, отдающих команды, ни шума машин, ничего. Тишина была полной и абсолютной. Это было похоже на корабль-призрак с призрачной командой.

Носовой якорь был спущен, и Питт поплыл к нему, медленно толкая перед собой ящик. Легкий ветерок и небольшое течение помогали ему и вскоре ящик осторожно коснулся якорной цепи. Питт тихо снял акваланг, водолазную маску, трубку, ласты, и все это вместе привязал тесьмой к звену якорной цепи под водой. Ящик тоже плавал рядом.

Питт поднял голову, всматриваясь вверх на кажущуюся бесконечной цепь, которая исчезала в темноте, и почувствовал себя Джеком, взбирающимся по бобовому дереву. Он подумал о Тери, которая мирно спала в уютной постели на Первой Попытке. Он вспомнил о её нежном и притягательном теле и удивился, какого черта он здесь делает?

Тери тоже была удивлена, но совсем по другой причине.

— Почему ты привез меня на корабль в таком виде? Я не могу выйти отсюда и встретиться с этими остроумными учеными в подобном наряде. — Она подняла край своего просвечивающегося пеньюара, показывая свои стройные ножки до бедер.

— Да, уж, — засмеялся Питт. — Это было бы, вероятно, самым сексуальным событием, которое произошло с ними за последние несколько лет.

— Что с дядей Бруно?

— Скажешь ему, что ты ездила за покупками на материк. Объяснишь ему как-нибудь, ведь ты уже достаточно взрослая, надеюсь.

— Никогда не думала, что быть непослушной так забавно, — хихикнула она. — Это как романтическая и полная приключений история в кино.

— Это если смотреть на все с одной стороны, — сказал Питт. Он предполагал, что она воспримет все именно так, и оказался прав.

Питт начал подниматься по якорной цепи, копируя стиль полинезийских аборигенов, взбирающихся на пальтовые деревья за кокосами. Скоро он добрался до якорного отверстия и выглянул из-за поручней. Он застыл, напряженно прислушиваясь и пытаясь уловить хоть малейшее движение в темноте. Не было слышно и видно ни души. Носовая палуба была пуста.

Он перелез через борт, низко согнулся и стал осторожно пробираться по палубе к фок-мачте. Благо, корабль был погружен в темноту. Если бы были включены прожекторы, используемые при погрузочно-разгрузочных работах в темное время суток, то середина корабля и носовая палуба были бы залиты белым светом: конечно, не самые лучшие условия для того, чтобы пробраться незамеченным. Питт также был благодарен темноте за то, что она скрывала его мокрые следы на носовой палубе. Он замер на мгновение, ожидая каких-нибудь звуков или движений. Но все было тихо, слишком тихо. Было еще что-то такое на этом корабле, что ускользало от понимания Питта, и он никак не мог определить, что это.

Питт нагнулся: вынул из ножен, прикрепленных к икре ноги, кинжал и двинулся на корму, вытянув перед собой двадцатисантиметровое лезвие.

Было невероятно темно, но Питт с трудом разглядел мостик, и, насколько было видно, он был пуст. Питт скрылся в темноте и поднялся по сходням на мостик, ноги бесшумно скользили по металлическим ступеням. Рулевая рубка была тоже темной и пустой. Штурвал одиноко тонул во тьме, а бинокль стоял, как безмолвный медный часовой. Рулевой телеграф был установлен в положение «Стоп»: не видя в темноте надписи, Питт понял это по углу расположения стрелки указателя. В тусклом свете звезд он смог различить полку, прикрепленную к подоконнику бокового окна. Его пальцы ощупали содержимое; большая лампа, сигнальные ракеты, световые сигналы. Затем удача улыбнулась ему. Рука нащупала знакомый цилиндрический корпус фонарика. Он взял его, включил и повернул линзу так, чтобы свет превратился в едва мерцающий огонек. Затем он обследовал каждый сантиметр рулевой рубки; палубу, переборки, снаряжение. Слабые огоньки индикатора радиоприемника были единственными признаками жизни. В штурманском отделении царили чистота и аккуратность. Шторки были приспущены, листы карт ровно, в строгом порядке, лежали на стеллажах, на них были нанесены четкие линии. Питт убрал кинжал в ножны, направил луч фонарика на экземпляр Навигационного Альманаха Брауна и изучил сделанные отметки. Линии точно соответствовали известному маршруту движения «Королевы Артемизии» из Шанхая. Он отметил тот факт, что нигде не было ошибок или помарок, а ведь это обычно бывало при корректировке показаний компаса. Однако, все было аккуратным, до странности.

Вахтенный журнал был открыт на странице с последней записью: 03.52 часа — Побережье Брейди Филд, азимут 312°, приблизительно около восьми миль. Ветер юго-западный, 2 узла. Господи, храни Минерву. Время показывало, что эта запись была сделана менее чем за час до того, как Питт отплыл от берега. Но где же команда? Не было никаких признаков жизни на палубе, и спасательные лодки находились в своих шлюп-балках. Оставленный без рулевого, руль не имел смысла, как и весь этот образцовый порядок.

У Питта пересохло в горле. В висках, казалось, стучали молоточки, которые мешали ему думать. Он покинул рулевую рубку, тихо закрыв за собой дверь, и нашел проход, ведущий в каюту капитана. Дверь была приоткрыта. Он беззвучно проскользнул боком в металлический кубрик.

Как в кино. Это было единственное сравнение, пришедшее Питту в голову. В каюте все было аккуратным и опрятным, каждая вещь лежала на своем месте. На задней стене Королева Артемизия неясно вырисовывалась в спокойном величии на любительской картине, написанной маслом. Питт содрогнулся от выбора цветов: корабль плыл по багровому морю. Подпись в нижнем правом углу была сделана Софией Ремик. На столе в недорогой металлической рамке стояла фотография почтенной круглолицей женщины. Надпись гласила: Капитану моего сердца от его любящей жены. Она не была подписана, но было видно, что надпись сделана той же рукой, что и автограф на картине. И рядом с фотографией на небольшой подставочке аккуратно лежала курительная трубка и пустая пепельница. Питт взял и понюхал трубку; ею не пользовались уже несколько месяцев. Казалось, что здесь ничем не пользовались и ничего не трогали. Это был музей без пыли, дом без запаха. И сам корабль был тих, как кладбище.

Он вышел из каюты, закрыв за собой дверь, почти желая услышать чей-нибудь неожиданный голос, хоть какой-нибудь звук, окрик, типа «Кто идет?» или «Что вы здесь делаете?» От этой жуткой тишины он весь покрылся холодным потом. Питту начали мерещиться неясные тени в темных углах. Его сердце бешено колотилось. Прошло более десяти секунд, пока он стоял здесь без движения, заставляя свой мозг вернуться к рациональному мышлению.

— Скоро начнет светать, — подумал он. — Надо поспешить. — Он спустился вниз по проходу к левому борту, совершенно не заботясь о скрытности, и начал открывать двери других кают. Каждая маленькая каюта была похожа на темную нору. Быстрый осмотр при помощи тусклого фонаря дал ту же самую картину, что и каюта капитана. Он обследовал радиорубку. Передатчик был теплый и настроен на очень высокую частоту, но радиста не было. Питт закрыл дверь и поспешил на корму.

Сходные трапы, проходы на левом и правом борту — всё сливалось в один длинный темный тоннель. Нужно было оставаться начеку, чтобы не потерять направление в этом лабиринте. Голый, в одних плавках, в темном кошмаре серого цвета и стальных стен, он споткнулся о выступ переборки и упал, ударившись голенью и выронив фонарь. У него непроизвольно вырвалось проклятье.

Фонарь упал на палубу, линза выскочила, и свет погас. Он встал на четвереньки и, бормоча ругательства, быстро ощупал все кругом. После нескольких секунд его рука натолкнулась на алюминиевый корпус. Стекло линзы тихо звякало внутри фонаря. Он достал его, вставил на место и включил фонарь. Свет горел так же тускло как и раньше. Питт облегченно вздохнул и осветил слабым огоньком коридор. Луч выхватил дверь, на которой было написано: «Пожарный проход — трюм № 3».

Огромные емкости трюма выглядели очень внушительно. Фонарь Питта высветил громадное стальное помещение с несметным количеством мешков, лежавших в несколько ярусов от самого пола до верхних люков. В воздухе стоял сладкий терпкий запах. «Какао с Цейлона», — решил Питт. Он достал нож и проделал им маленькое отверстие в грубой материи одного из мешков. Твердые гладкие бобы посыпались на палубу, громыхая и стуча, словно градины, ударяющие о крышу сборного металлического гаража. Быстрый осмотр при свете фонаря показал, что это действительно были очищенные бобы какао.

Вдруг он услышал шум. Звук был смутный и неясный. Он застыл неподвижно, прислушиваясь. Звук прекратился так же резко, как и возник, и тишина снова окутала необитаемый корабль, погруженный во мрак вместе со своими скрытыми тайнами. Может, это корабль-призрак, подумалось Питту. Еще одна Мария Целеста или Летучий Голландец. Единственное, чего недоставало, — штормового моря с дождем, заливающим верхние палубы, ярких вспышек молний в ночи и раскатов грома.

В трюме больше нечего было осматривать. Питт поднялся и направился в машинное отделение. Он потерял восемь драгоценных минут, пока нашел нужный проход. Сердце корабля было еще теплым от разогретых двигателей, там пахло горячей соляркой. Он стоял на площадке над огромными безжизненными механизмами и пытался отыскать хоть какие-нибудь признаки, которые указывали на добросовестную человеческую деятельность. Луч света выхватил из темноты блестящие трубы, которые протянулись вдоль переборок геометрически параллельными линиями, заканчиваясь массивными клапанами и створками. Затем слабый луч упал на аккуратно сложенную ветошь. Над этим тряпьем находилась полка, где стояло несколько чашек с остатками кофе, и слева от них был поднос с разбросанными инструментами, на которых были видны жирные масляные отпечатки. «По крайней мере, хоть кто-то работал в этой части корабля», — с облегчением подумал он. Он знал, что большинство машинных отделений содержались в такой же чистоте, как и госпитальная палата, но здесь было грязно. "Где главный механик и его помощники? Не могли же они в самом деле испариться.

Питт уже собрался уходить, но остановился. Это снова был он, тот самый загадочный звук, отдававшийся эхом внутри корпуса корабля. Он замер, полностью затаив дыхание. Это был странный сверхъестественный звук, словно киль корабля царапал о подводную скалу или коралловый риф. Питт невольно содрогнулся. Звук напоминал ему царапанье мела о школьную доску. Звук длился около десяти секунд, затем он стал перемежаться с лязгом металла о металл.

Питт никогда не сидел, обливаясь холодным потом в одиночной камере смертников в Сан-Квентине, ожидая, когда тюремные охранники отведут его в газовую камеру. Но ему и не нужно было там находиться, чтобы описать те ощущения, потому что он точно знал, какими они были. Находиться одному в жуткой обстановке в ожидании шагов смерти, приближающейся из черной неизвестности, было леденящим кровь занятием. Тогда Питт подумал, что нужно побыстрее убираться отсюда. Он бежал назад по узким проходам, вверх по металлическим лестницам, пока, наконец, не очутился на палубе и его легкие с облегчением не вдохнули свежего ласкового воздуха на палубе.

Раннее утро было еще темным, и трубы вонзались в бархатную поверхность неба. Чувствовалось легкое дуновение ветерка. На капитанском мостике радиоантенна колебалась взад и вперед вдоль Млечного Пути, а под ногами Питта палуба тихо покачивалась на мягких волнах. Он задумался на мгновение, вглядываясь в темную линию побережья Тасоса, лежавшего в миле отсюда. Затем посмотрел вниз, на гладкую черную поверхность воды; она казалась такой зовущей, такой мирной.

Фонарь продолжал гореть. Питт выругался про себя, потому что не выключил его, когда выбрался на открытую палубу. «Этот свет может легко выдать мое присутствие», — подумал он и быстро погасил фонарь. Затем осторожно, чтобы не порезаться о разбитое стекло, он отвернул крышку фонаря и вытащил остатки стекла. Выбросив через перила мелкие осколки, он прислушивался, пока тихий всплеск не достиг его слуха.

Питт собирался уже выкинуть за борт и фонарь, но потом отверг это решение. Отсутствие фонаря на полке в рулевой рубке будет равносильно тому, что капитан, если там был капитан, получит телеграмму, где говорится: «Перед самым рассветом на борту вашего судна находился бродяга, который обшарил его от носа до кормы». А это не совсем разумно с такими людьми, которым удавалось перехитрить почти каждую таможенную инспекцию в мире. Сам факт отсутствия стекла на фонаре будет весьма рискованным, но Питт решился на это.

Он посмотрел на часы и поспешил назад к рулевой рубке. Светящиеся стрелки показывали 4.13. Скоро взойдет солнце. Питт взобрался на мостик и положил фонарь на полку. Его торопливость была почти неистовой. Он должен был покинуть корабль, надеть подводное снаряжение и успеть отплыть метров на двести до восхода солнца.

Верхняя палуба оставалась все еще пустынной, по крайней мере, так казалось. Вдруг хлопающий звук раздался позади Питта. Его охватил новый прилив страха, и он ловким движением выхватил нож. Его нервы были натянуты до предела и близки к панике, кровь стучала в висках. «Господи, — подумал он, — я не могу попасться сейчас, когда я так близок к спасению».

Оказалось, это была всего лишь чайка, которая прилетела из ночной темноты и опустилась на вентилятор. Птица скосила маленький черный глаз на Питта и вопросительно наклонила головку. Нет сомнения, её удивило, что какой-то сумасшедший человек бегает по кораблю в предрассветной мгле в одних плавках и судорожно сжимает в руке нож. От облегчения Питт почувствовал сильную слабость в коленях, это был страх, его сильно трясло. Когда он поднимался на корабль, то не ожидал, что может там найти только тишину вместе с неизвестным ужасом. Он безвольно наклонился над поручнем, крепко уцепившись за него. При таком темпе у него может случиться разрыв сердца или умственное помешательство еще до восхода солнца. Он сделал несколько глубоких вдохов, медленно выдыхая воздух, пока страх не исчез.

Не оглядываясь назад, он перелез через поручень и спустился вниз по якорной цепи, вздохнув с облегчением, когда покинул враждебный корабль.

Как прекрасно было оказаться снова в ласковой успокаивающей воде. Море раскрыло свои объятия и отодвинуло ощущение опасности.

Всего несколько минут понадобилось Питту, чтобы надеть акваланг и все остальное снаряжение. Проделать это в темноте, да еще когда волны пытаются прибить тебя к стальному корпусу корабля — это нелегкая операция. Но большой опыт, который он приобрел во время юношеских занятий подводным плаванием, очень пригодился ему сейчас, и без особых затруднений он справился с этой задачей; Питт огляделся вокруг в поисках деревянного ящика, но тот отплыл куда-то и растворился в ночи; волны и течение отнесли его, наверное, к берегу.

Питт неподвижно лежал на спине и обдумывал возможность нырнуть под Королеву Артемизию и обследовать её корпус. Ему не давал покоя непонятный скрежещущий звук, который он слышал, когда находился в машинном отделении; казалось, что скрежет шел из-под киля корабля, снаружи обшивки. Затем до него дошло, что его план безнадежен. Без подводного фонаря он ничего не сможет увидеть. И он не был расположен к тому, чтобы продвигаться, как слепой, наощупь, вдоль стадвадцатиметрового корпуса, обросшего, к тому же, острыми ракушками. Он слышал старые рассказы, в которых подробно описывалась старинная и жестокая практика килевания некоторых непокорных британских солдат. Ему припомнилась одна особенно жуткая история о матросе, которого опустили под киль на судне «Конфидент» около побережья острова Тимор в 1786 году. Наказанный за воровство рюмки бренди со стола капитана, бедный малый висел под килем корабля до тех пор, пока его тело не было искромсано до костей, и стали видны белые ребра и позвоночник. Несчастный мог бы выжить, но, прежде чем другие члены команды смогливтащить его на борт, появилась пара акул, привлеченных запахом крови, и разорвала человека на кусочки прямо на глазах остолбеневших людей. Питт хорошо знал, что могут сделать акулы. Однажды ему довелось вытащить из воды парня, которою сильно покусала акула. Парень остался жив, но большой кусок мышечной ткани всегда будет отсутствовать у него на левом бедре.

Питт громко выругался. Он должен прекратить думать о таких вещах. До него донесся какой-то гудящий звук. Сначала он подумал, что это игра воображения. Он сильно потряс головой, но звук продолжался и становился громче: казалось, он набирал силу. Затем Питт понял, откуда идет это гудение.

Двигатели корабля снова заработали. Навигационные огни зажглись, и Королева Артемизия вдруг ожила и наполнилась гулом. Это был момент, когда лучшей частью доблести становилась осторожность. Питт зажал зубами загубник регулятора и нырнул возле корабля. Он работал ластами изо всех сил, ничего не видя под черной водой, слыша только звуки пузырящейся воды. Именно в такие моменты он жалел о том, что курит. Проплыв около пятидесяти пяти метров, он вынырнул на поверхность и оглянулся назад на корабль.

Королева Артемизия в гордом одиночестве стояла на якоре, ее очертания, вырисовывающиеся на сереющем на востоке небе, напоминали старомодный силуэт. Тусклые огни белого цвета горели вокруг корабля, их прерывали зеленые навигационные огни по правому борту. В течение нескольких последних минут ничего больше не произошло. Затем без какого-либо сигнала или отданной голосом команды якорь был поднят и закреплен на борту. Рулевая рубка была освещена, и Питт мог ясно ее видеть, она все еще оставалась пустой. «Этого не может быть, — снова и снова повторял он самому себе, — этого просто не может быть». Но старый корабль еще не закончил последний акт своего зловещего спектакля. Как бы напоследок телеграф Королевы Артемизии начал передавать слабые световые сигналы в тихом предрассветном море. Двигатели заработали с мягким рокотом, и корабль продолжил свое путешествие; секрет его зловещего груза все еще оставался где-то внутри его стального чрева.

Питту не обязательно было видеть, как корабль начал свое движение: он мог чувствовать стук его лопастей под водой. Пятьдесят пять метров было более чем достаточно. На этом расстоянии ни один вахтенный не мог заметить его, и не нужно было опасаться, что его может затащить под тяжелые лопасти и искромсать, как наживку для рыбы.

Чувство глубокого разочарования охватило Питта, когда огромный корабль медленно прошел мимо его покачивающейся среди волн головы. Ему казалось, что он видит гигантскую баллистическую ракету, которая поднялась со своей стартовой площадки и со свистом полетела по своему курсу, неся с собой смерть и разрушение. Он был бессилен, он ничего не мог сделать, чтобы остановить её. Спрятанного где-то на борту Королевы Артемизии героина было достаточно, чтобы повергнуть в бред и исступление половину населения Северной Америки. Один только Бог знает, какой хаос возникнет в каждом городе и поселке, если этот героин распределить между теми, кто склонен к этой пагубной привычке. Сколько еще людей пополнят списки наркоманов и сколько погибнет от большой дозы наркотиков? Сто тридцать тонн героина на борту корабля! У него в голове вертелся знакомый мотив, одна старая песенка, которую они пели много лет назад в школе. «Сто бутылок пива на стене…» У неё было похожее звучание, но она предназначалась для легких и веселых душ и сердец, а не для затуманенного наркотиками разума и потерянных надежд.

Затем Питт подумал о самом себе. Не с гордостью и самоудовлетворением от того, что разрушил желтый Альбатрос или обследовал Королеву Артемизию и ушел оттуда незамеченным. Он подумал о себе как об идиоте, рискующем своей жизнью ради дела, которое не входит в его обязанности, дела, за которое ему даже не платят. В его обязанности входило устранить препятствия в проведении океанографической экспедиции. Никто не просил его охотиться за контрабандистами наркотиков. Чего он может этим достичь? Он ведь не ангел, охраняющий человечество. Пусть Закинтас, Зено, ИНТЕРПОЛ и любой другой полицейский играют в кошки-мышки с фон Тиллем, это их игра, они обучались и готовились к этому. И им за это платят.

Питт снова громко выругался на себя. Он и так уже затратил слишком много времени на поиски и размышления. Пора возвращаться на берег. Его глаза непроизвольно посмотрели в сторону корабля, чьи огни мало-помалу растворялись в предрассветной темноте раннего утра. Он добрался до берега, когда солнце уже появилось над горизонтом, и его лучи осветили горные вершины острова.

Питт снял акваланг и положил его на мягкий влажный песок рядом с трубкой, маской и ластами. Изнеможение охватило его ноги, и он опустился на колени. Его тело сильно ныло и болело, но мозг едва ли замечал такие вещи, его занимало совершенно другое.

Питт не смог обнаружить никаких признаков наличия героина на борту судна, так же как и Отдел по борьбе с наркотиками и таможенные инспекции, это уже определенно. Существовала возможность, что груз мог находиться ниже ватерлинии. Но наверняка дотошные инспектора с помощью водолазов обследовали каждый сантиметр корпуса судна, когда оно находилось в порту. Кроме всего прочего, не было другой возможности спрятать груз такого объема, как опустить его в воду, а позднее поднять. Но этого нельзя сделать незаметно, подумал он; это слишком очевидно. Чтобы достать погруженный под воду контейнер, наполненный ста тридцатью тоннами твердого груза нужно организовать полномасштабную спасательную операцию. Нет, должен быть более оригинальный метод, тот, который позволит удачно избегать обнаружения довольно длительное время.

Он взял нож и начал неторопливо вырисовывать контур Королевы Артемизии на мокром песке. Затем совершенно неожиданно идея графики захватила его. Он встал и изобразил корпус, который протянулся примерно на три метра. Мостик, трюмы, машинное отделение, — каждая деталь, которую он мог вспомнить, была отмечена на влажном, белом песке. Проходили минуты, и корабль начал приобретать форму. Питт так был поглощен своей работой, что даже не заметил старика с осликом, которые медленно шли вдоль берега.

Старик остановился и уставился на Питта; его морщинистое лицо, которое видело слишком много странного на этом свете, чтобы выказывать удивление, застыло. Через некоторое время он недоуменно пожал плечами и пошел легким шагом вслед за своим ослом.

Наконец схема была почти полностью готова, вплоть до последнего прохода. Нож сверкал на солнце, когда Питт добавил последний смешной штрих — маленькую птичку на маленьком вентиляторе. Затем он отступил назад, чтобы полюбоваться творением своих рук. «Одно совершенно ясно. Я никогда не добьюсь аплодисментов за своё художество. Это больше напоминает толстого кита, а не корабль».

Питт продолжал рассеянно рассматривать рисунок на песке. Неожиданно в его глазах мелькнуло озарение, и его строгое лицо стало совершенно бесстрастным. Новая и довольно странная идея появилась у него в голове. Сначала эта идея показалась слишком нелепой, но чем больше он размышлял о её возможностях, тем более осуществимой она становилась. Он быстро нанес на песок дополнительные линии. Снова полностью поглощенный работой, он поднялся, чтобы дополнить схему картиной, которая возникла у него в воображении. Когда последние изменения были закончены, его рот медленно растянулся в удовлетворенной улыбке: «Чертовски умно для фон Тилля, чертовски умно».

Он больше не чувствовал усталости, его голову не переполняли неразрешимые вопросы. Это был новый подход, новый вариант ответа. Ему бы следовало додуматься до этого раньше. Он быстро собрал все снаряжение для подводного плавания и начал подниматься по откосу, который отделял берег от прибрежной дороги. Теперь нельзя было и думать о выходе из игры. Следующая проверка может выявить самое интересное. Наверху он обернулся и посмотрел назад, на схему Королевы Артемизии на песке. Накатившая волна начала смывать его рисунок и уже стирала трубу корабля, трубу с изображенной на ней большой буквой "М", — Минерва.

13

Джордино лежал, вытянувшись возле голубого грузовика с базы военно-воздушных сил, и крепко спал; его голова покоилась на бинокле, а ноги аккуратно устроились на большом камне. Муравьиная тропа пролегала там, где находилась его рука, и муравьи, игнорируя препятствие, продолжали свое непрерывное движение к небольшому земляному холмику. Питт, улыбаясь, смотрел вниз. Если и была единственная вещь, которую мог делать Джордино, и делать хорошо, подумал он, так это спать где угодно, в любое время и при любых обстоятельствах.

Питт потряс ластами, и соленые брызги капнули на спокойное лицо Джордино, но в ответ ни сонного бормотания, ни резкого проявления недовольства от грубого обрызгивания. Единственной ответной реакцией на действия Питта явился взгляд большого карего глаза, который нехотя открылся и с явной досадой посмотрел прямо на Питта.

— Ага! Заметил! Наш неустрашимый сторож с бдительным оком! — Тон Питта, без сомнения, был полон сарказма. — Если ты когда-нибудь решишься стать телохранителем, все колокола будут звонить только по покойникам.

Второе веко медленно открылось, как створка окна, и показался внимательный глаз:

— Эти старые уставшие глаза непрерывно всматривались в ночное море с того самого момента, когда ты забрался под ящик, до того, как ты появился на берегу и начал играть в песочек.

— Мои извинения, дружище, — засмеялся Питт, — я полагаю, что сомнения в твоей верной службе будут стоить мне еще одной выпивки?

— Двух выпивок, — кисло пробормотал Джордино.

— Считай, что дело уже сделано.

Джордино сел, щурясь на солнце. Он заметил муравьев и осторожно стряхнул их с руки.

— Ну, как прошло твое плавание?

— Роберг Саути, должно быть, имел в виду Королеву Артемизию, когда писал: «Ни одного движения в воздухе, ни одного движения в море, корабль был совершенно тих». — Ты можешь сказать, что я нашел что-то, не найдя ничего.

— Я не совсем понял, о чем ты?

— Ладно, объясню позже. — Питт поднял свое снаряжение и положил его на сиденье автомобиля. — Ничего нет от Зака?

— Пока нет. — Джордино направил бинокль на виллу фон Тилля: — Они с Зено взяли взвод местной жандармерии и расположились вдоль территории фон Тилля. Дариус остался дежурить у радиоприемника в пакгаузе, на случай, если будет какая-нибудь передача информации между берегом и кораблем.

— Звучит, как тщательно продуманная операция, но, к сожалению, это пустая трата времени. — Питт вытер полотенцем свои черные волосы, а затем аккуратно причесал их. — Может ли человек найти здесь что-нибудь выпить и покурить?

Джордино кивком головы показал на машину:

— Я не могу помочь тебе с выпивкой, но там на переднем сиденье лежит пачка греческих крабовых палочек.

Питт наклонился к сиденью и достал овальную темную сигарету из черно-золотой коробки «Геллас Спесиалс».

Он никогда не пробовал их раньше и был удивлен их мягкостью. После такого сурового двухчасового испытания и высушенные скрученные морские водоросли тоже покажутся приятными на вкус.

— Кто-то ударил тебя по голени? — сухо спросил Джордино.

Питт выпустил облако дыма и посмотрел вниз на свою ногу. Глубокий красный порез находился чуть ниже колена, и кровь медленно сочилась вниз по ноге. Кожа вокруг раны превратилась в разноцветное сочетание синего, багрового и зеленоватого цветов.

— Мне немного не повезло, я споткнулся о дверную перегородку.

— Я лучше перевяжу тебе рану. — Джордино повергнулся и достал из бардачка аптечку первой помощи. — Небольшая операция, подобная этой, является всего лишь детской забавой для доктора Джордино, всемирно известного хирурга. Я не собираюсь хвастаться, но прекрасно делаю даже пересадку сердца.

Питт попытался рассмеяться, но не получилось:

— Только удостоверься, что ты положил марлевую повязку до того, а не после того, как завязал тесемки.

Джордино изобразил обиженное выражение:

— Какие ужасные вещи ты говоришь. — У него появился лукавый взгляд, — но ты сразу изменишь свой тон, когда получишь мой счет за отказанные услуги.

Питту ничего не оставалось делать, как покорно пожать плечами и доверить свою пораненную ногу рукам Джордино. Ни слова не было сказано в течение последующих нескольких минут. Питт сидел и наслаждался тишиной, глядя на небесно-голубую воду и береговую линию, окруженную белыми античными песками. Узкий берег внизу тянулся от дороги на юг примерно на шесть миль, а затем превращался в тонкую линию и исчезал за западной оконечностью острова. Нигде не было видно ни души, пустынность привлекала своим мистическим очарованием и романтической притягательностью, что обычно изображалось на рекламных открытках южных морей. Это действительно был райский уголок.

Питт отметил, что высота волн достигала примерно полуметра, с интервалом между гребнями волн в восемь секунд. Низкие волны пробегали около ста метров. Затем в финальном приступе ярости они бросались на берег и превращались в сверкающие водяные брызги, чтобы потом медленно откатиться назад и умереть в маленьких водоворотах в полосе прибоя. Для опытною пловца условия были превосходными; для тех, кто занимается виндсерфингом, они тоже были подходящими; но для подводных пловцов песчаная отмель с темно-голубой водой представляла собой бесплодную пустыню. Настоящих любителей подводных приключений привлекали рифы, где можно было увидеть всю красоту подводного мира.

Питт повернул голову и посмотрел на север; здесь все выглядело совершенно иначе. Высокие отвесные скалы, лишенные всякой растительности, поднимались из моря; их поверхность подвергалась бесконечным атакам крутых волн. Огромные упавшие скалы и зияющие трещины были немыми свидетелями того, что может творить мать-природа своими инструментами. Но между неровной линией скал была полоса воды, которая заинтриговала Питта.

Довольно странно, но в этой части вода не бурлила, как везде. Вода внизу у возвышавшихся отвесных скал оставалась гладкой и спокойной, образуя тихую заводь, окруженную с трех сторон пенящимися в водовороте волнами. Примерно на площади в сто квадратных метров море оставалось зеленым и спокойным, белых бурлящих бурунов не существовало и в помине. Это казалось нереальным.

Питт размышлял над тем, что могли бы обнаружить там водолазы. Один только Господь Бог мог видеть тысячелетнее формирование острова, нашествие и отступление ледниковых периодов, изменение уровней древнего моря. Может быть, подумал он, в процессе разрушения гор среди этих неприступных утесов образовались подводные впадины или морские полости.

— Ну вот, — весело сказал Джордино. — Еще один триумф медицинских познаний великого Джордино. — Но Питта невозможно было провести показным проявлением преувеличенного тщеславия. Комичные диалоги всегда использовались Джордино для того, чтобы прикрыть его озабоченность действиями Питта. Джордино стоял, осматривая тело Питта, и качал головой с мягким удивлением.

— С этими повязками на носу, груди и ноге ты выглядишь, как запасной актер-каскадер тридцатых годов в комических лентах периода депрессии.

— Ты прав. — Питт сделал несколько шагов, чтобы размять затекшую ногу: — Я чувствую себя, как уставший амортизатор на буксирном судне.

— Сюда едет Зак, — сказал, указывая рукой, Джордино. Питт присвистнул и посмотрел в направлении вытянутой руки Джордино.

Черный «Мерседес» спускался вниз по горной дороге, оставляя после себя облако коричневой пыли. Через четверть мили он появился на мощеной прибрежной дороге, поднимая клубы пыли, и вскоре Питт услышал тяжелый рев дизельного двигателя, который перекрывал шум прибоя. Автомобиль остановился около их машины. Закинтас и Зено вылезли с переднего сиденья, за ними следовал Дариус, который не пытался скрыть свое болезненное прихрамывание. Закинтас был одет в старомодный армейский френч, его глаза были уставшими, с красными прожилками. Он производил впечатление человека, который провел унылую и бессонную ночь. Питт дружески улыбнулся ему.

— Ну что, Зак, как дела? Увидел что-нибудь интересное?

Закинтас, казалось, не слышал его. Он устало достал из кармана свою трубку, набил её табаком и раскурил. Затем он осторожно опустился на землю, облокотившись на неё одной рукой.

— Бестии, хитрые ловкие бестии, — горько выругался он. — Мы провели целую ночь, напрягая глаза и скрываясь за деревьями, тучи москитов атаковали нас со всех сторон. И что мы нашли? — Он сделал глубокий вдох, чтобы ответить на свой собственный вопрос, но Питт определил его.

— Вы ничего не нашли, вы ничего не увидели и ничего не услышали.

Закинтас изобразил слабую улыбку:

— Неужели это так видно?

— Видно, — коротко отозвался Питт.

— Вся эта бесполезная работа вызывает крайнее раздражение. — Закинтас сопровождал свои слова ударом кулака по мягкой земле.

— Крайнее раздражение? — повторил Питт. — Разве это самое лучшее, что ты можешь сделать?

Закинтас сел и беспомощно пожал плечами:

— Я теряю всякую надежду. Я чувствую себя так, будто я изо всех сил взбирался по крутой горе только для того, чтобы увидеть, что её вершина закрыта облаками. Может, ты поймешь меня, я не знаю, но я посвятил всю свою жизнь тому, чтобы ловить таких мерзавцев, как фон Тилль. — Он остановился на какой-то миг, затем продолжил совершенно спокойно. — Я еще ни разу не потерпел поражения. Но сейчас у меня ничего не получается. Этот корабль должен быть остановлен, но из-за нашего мягкого кодекса мы не можем остановить его. Господи, ты можешь себе представить, что случится, если этот груз героина доберется до Штатов?

— Я размышлял об этом на досуге.

— Отбросьте ваш законодательный кодекс. — Джордино выглядел раздосадованным. — Позвольте мне установить мину на это старое корыто с трубой и бабахнуть, — он изобразил взрывное облако руками. — И наркотики достанутся рыбам.

Захинтас медленно кивнул:

— У вас верный подход, но…

— Упрощенное мышление, — снова вмешался Питт. Он улыбнулся, глядя на недовольное выражение лица Джордино.

— Поверьте мне, я бы предпочел сотню косяков одурманенных наркотиками рыб, чем одного отравившегося наркотиками школьника, — мрачно произнес Закинтас. — Разрушить этот корабль — значит решить одну только насущную проблему: это все равно, что отрезать одно щупальце у осьминога. Но ведь останется фон Тилль и его ловкая шайка морских контрабандистов, не говоря уже о нераскрытой загадке его — я должен признать — гениальных операций. Нет, мы должны сохранять спокойствие. Королева Артемизия пока не дошла до Чикаго. У нас еще остается шанс встретиться с ней в Марселе.

— Я не думаю, что вам повезет в Марселе, — с сомнением произнес Питт. — Даже если один из ваших фальшивых докеров-французов будет ночевать на её борту, даю вам верную гарантию того, что он не обнаружит ничего, о чем стоило бы сообщить.

— Как ты можешь говорить так уверенно? — Закинтас удивленно взглянул на него. — Если… только если ты сам каким-то образом не обследовал этот корабль.

— От него всего можно ожидать, — произнес Джордино. — Он плавал к кораблю, когда тот встал на якорь. Я почти на целых полчаса потерял его из виду, когда наблюдал за ним в бинокль ночного видения.

Теперь все четверо мужчин вопросительно смотрели на Питта.

Питт засмеялся и выбросил сигарету на насыпь.

— Время пришло, как сказал старый морж, поговорить о многих вещах. Соберитесь в кружок, джентльмены, и послушайте приключения Дирка Питта, рыцаря плаща и кинжала, обнаженного ночного вора.

Питт прислонился к грузовику и некоторое время хранил молчание. Он изучающе рассматривал озадаченные лица тех. кто стоял перед ним.

— Вот оно перед вами, опрятное небольшое судно, как вы могли видеть. — Он криво улыбнулся. — Королева Артемизия в действительности не что иное, как показная сторона. Да, действительно, она бороздит соленые моря, получая и перевозя грузы. Но вот здесь сходство между настоящим зафрахтованным судном и Королевой кончается. Это старый корабль, точно, но под его стальным корпусом находится совершенная и современная централизованная система контроля. Я видел такое же оборудование на одном старом корабле в Тихом океане в прошлом году. Для такого судна не требуется большая команда. Шесть или семь человек могут легко справляться с этим.

— Без шума и пыли, — добавил Джордино.

— Именно, — кивнул Питт. — Каждое отделение, каждая каюта оборудованы как сцена, театральные подмостки. Когда корабль прибывает в порт, появляется команда, которая превращается в актеров.

— Извини, что это все так туго доходит до наших скромных умов, — крестьянский подбор слов не мог скрыть даже Оксфордский акцент Зено. — Я не понимаю, как Королева Артемизия может справляться с грузовыми перевозками, не имея необходимой команды и обеспечения во время длительных плаваний.

— Это как отправной ориентир, веха, — объяснил Питт. — Давайте представим известный замок, где огонь в очагах еще горит, водопровод еще действует, а поля всегда ухоженные и зеленые. Пять дней в неделю крепость закрыта, а в выходные она открыта для посещения туристов, или в нашем случае, таможенных инспекторов.

— А смотрители? — насмешливо спросил Зено.

— Смотрители, — отозвался Питт, — живут в подвале.

— Только крысы живут в подвале, — сухо заметил Дариус.

— Очень ценное наблюдение, Дариус, — одобрительно сказал Питт. — В частности, когда вы увидите двойную основу, мы и решим эту проблему.

— Подвалы, театральные подмостки, крепости. Команда, погребенная где-то внутри корабля. К чему вы все это клоните? Давайте ближе к истине, — потребовал Закинтас.

— Я к этому и веду. Для начала, команда не находится внутри корабля. Она разместилась под ним.

Глаза Закинтаса сузились:

— Это невозможно.

— Напротив, — улыбнулся Питт. — Это окажется вполне возможным, если бы прекрасная Королева Артемизия была беременна.

Установилось короткое напряженное молчание. Все четверо непонимающе уставились на Питта. Джордино первым нарушил тишину.

— Ты пытаешься нам что-то объяснить, но будь я проклят, если хоть что-то понимаю.

— Зак признал, что метод фон Тилля, который он использует для контрабанды, гениален. А все гениальное просто. Королева Артемизия и другие корабли компании Минерва могут двигаться самостоятельно или их может контролировать корабль-спутник, прикрепленный к их корпусу. Поразмышляйте над этим минутку. Это не так смешно, как кажется. — Питт говорил об этом с такой спокойной уверенностью, что не оставалось никаких сомнений. — Королева отклоняется на два дня от своего основного маршрута не только для того, чтобы послать воздушный поцелуй фон Тиллю. Контакт должен как-то осуществляться. — Он повернулся к Закинтасу и Зено. — Вы и ваши люди наблюдали за виллой и не увидели никакого сигнала.

— Никто даже не входил и не выходил, — добавил Зено.

— То же было и с кораблем, — сказал Джордино, с любопытством глядя на Питта. — Ни одна нога не ступила на берег, кроме тебя.

— Дариус и я тоже единодушно признали это, — произнес Питт. — Он не слышал никаких радиопередач, а я нашел радиорубку пустой.

— Я начинаю понимать, к чему ты клонишь, — задумчиво сказал Зак. — Какое-нибудь сообщение между кораблем и фон Тиллем могло происходить только под водой. Но я еще не уверен, что понял твою теорию о корабле-спутнике.

— Попытайся еще раз. — Питт замолчал. — Что может преодолевать длинное расстояние под водой, имеет команду, обладает возможностью перевезти сто тридцать тонн героина и никогда не будет осмотрено таможней или инспекторами из отдела по борьбе с наркотиками? Может быть только один логичный ответ — это настоящая подводная лодка.

— Заманчивое предположение, но оно не пройдет. — Зак отрицательно покачал головой. — Мы проводили подводные обследования каждого корабля компании Минерва ниже их ватерлинии по меньшей мере сотню раз. Но пока не обнаружили подводную лодку.

— Они, видимо, и не стремились её найти. — Питт ощутил сухость во рту от сигареты. Он бросил окурок на середину дороги и смотрел, как он дымится, пока смола под ним не расплавилась и не превратилась в небольшую черную точку. — Причина неудач не в методе. Ваши водолазы не обнаружили лодку — если вы простите за каламбур — из-за расписания.

— Вы предполагаете, что субмарина расставалась с кораблем перед его заходом в порт? — спросил Закинтас.

— Это ценная мысль, — согласился Питт

— Что еще? Куда направляется?

— Чтобы получить ответы, давайте начнем с Королевы Артемизии в Шанхае. — Питт на мгновение остановился, собираясь с мыслями. — Если бы вы находились на верфи там, на реке, наблюдая, как корабль пpинимaeт груз на борт, то увидели бы обыкновенную погрузочную операцию. Подъемные краны поднимают мешки и опускают их в трюм — они будут стремиться загрузить героин в трюмы. Героин идет первым, но он не остается в трюме. Его перемещают на подводную лодку, возможно, через потайной люк, который не удалось обнаружить никакому таможенному инспектору. Потом легальный груз погружается на борт и Королева направляется к Цейлону. Там соя и чай обмениваются на какао и графит, другой законный груз. Следующим пунктом является заход на Тасос. Наверное, по распоряжению фон Тилля. Затем в Марсель для заправки горючим и, наконец, последняя остановка в Чикаго.

— Здесь я что-то не могу уловить, — пробормотал Джордино. — Что, например?

— Я не знаток подводных лодок, но я не могу представить, как кто-то может играть роль детеныша кенгуру с кораблем или где можно разместить весь этот груз наркотиков?

— Могли быть произведены различные модификации, — убедительно произнес Питт. — Не требуется особого инженерного искусства, чтобы убрать рубку и другие выступающие части для того, чтобы верхняя палуба стала ровной и плотно прилегала к килю материнского корабля. Типичная подводная лодка времен второй мировой войны имела водоизмещение около полутора тысяч тонн, достигала в длину до ста метров, высота корпуса — три метра, а ширина судна — восемь метров: это вдвое больше обычного сельского дома. Если освободить помещения для торпед, отсеки для команды из восьмидесяти человек и убрать другое ненужное личное имущество, то появится более чем достаточное пространство для размещения героина.

Питт обратил внимание, что Закинтас слушал его в очень своеобразной манере: у него был крайне задумчивый вид. Затем на его лице показались первые следы понимания и озарения.

— Скажи мне, майор, — спросил он, — с какой скоростью может двигаться Королева Артемизия с прикрепленной к корпусу подводной лодкой?

Питт задумался на мгновение:

— Я бы сказал, около двенадцати узлов. Однако, думаю, без этой ноши скорость корабля будет около пятнадцати-шестнадцати узлов.

Закинтас повернулся к Зено:

— Вполне возможно, майор идет по правильному следу.

— Я знаю, о чем вы думаете, мой инспектор. — Зубы Зено сверкнули под его пышными усами. — Мы часто обращали внимание на загадочные изменения в скорости движения кораблей Минервы.

Глаза Закинтаса снова обратились к Питту:

— Выгрузка героина: как и когда она происходит?

— Ночью, в море во время прилива. Днем слишком рискованно. Подводную лодку можно заметить с воздуха…

— Это совпадает, — перебил его Закинтас. — Корабли фон Тилля всегда прибывают по графику в порт после захода солнца.

— Во время разгрузки, — продолжал Питт, даже не обратив внимание на то, что его перебили, корабль освобождается от лодки сразу же после захода в порт. Без рулевой рубки или перископа лодка может управляться с поверхности маленьким судном. Вот здесь кроется единственный реальный шанс провала, возможность столкнуться в темноте с незамеченным кораблем.

— Нет сомнения, что у них на борту есть лоцман, который знает каждый сантиметр прохода в порт, — задумчиво произнес Закинтас.

— Первоклассный лоцман просто необходим для таких операций, как у фон Тилля, — согласился Питт. — Увернуться под водой от опасностей, да еще в темноте и на мелководье — это занятие не для любителя-яхтсмена.

— Следующая проблема на повестке дня, — медленно произнес Закинтас. — Нужно определить место, где субмарина может укрыться и выгрузить героин, не боясь быть обнаруженной.

— Как насчет пустого пакгауза? — пошутил Джордино.

Его глаза были закрыты, и казалось, что он спит, но Питт знал по своему долгому опыту, что тот не пропустил ни слова.

Питт засмеялся.

— Хитрый злодей, который шныряет вокруг пустого пакгауза, быстро вернется с Шерлоком Холмсом. Недвижимость около портов всегда в большом спросе. Незанятое здание будет находиться под постоянным подозрением. Кроме всего этого, как Зак уже здесь говорил, пакгауз будет первым местом, куда заглянут следователи.

Легкая улыбка скользнула по губам Закинтаса.

— Майор Питт прав. Все доки и склады тщательно осматриваются нашими отделами и таможнями, не говоря уже об окружной портовой охране. Нет, какой бы ни был этот метод, он должен быть очень умным. Достаточно умным, чтобы работать гладко и успешно все эти годы.

Наступила долгая пауза. Затем он спокойно продолжал.

— Сейчас, по крайней мере, у нас есть определенное направление. Это только ниточка, но, если она привязана к веревке, а веревка — к цепи, тогда при небольшой доле фортуны мы сможем обнаружить фон Тилля на другом конце.

— Если вы собираетесь последовать предположениям майора, то тогда крайне необходимо, чтобы Дариус проинформировал наших агентов в Марселе. — Тон Зено напоминал интонацию человека, пытающегося убедить самого себя в том, что еще не было доказанным фактом.

— Нет, чем меньше они знают, тем лучше, — Закинтас покачал головой. — Я хочу, чтобы не предпринималось никаких действий, о которых мог бы узнать фон Тилль. Королева Артемизия и героин должны добраться до Чикаго без помех.

— Очень ловко, — улыбнулся Питт, — использовать груз фон Тилля, чтобы привлечь акул.

— Об этом нетрудно догадаться, — кивнул Закинтас. — Каждая тайная и подпольная организация, вовлеченная в нелегальную перевозку наркотиков, обязательно постарается встретить и поприветствовать эту лодку. — Он умолк, чтобы раскурить свою трубку. — Отдел по борьбе с наркотиками будет очень счастлив организовать прием гостей.

— При условии, что вы сможете найти место выгрузки, — добавил Питт.

— Мы найдем его, — уверенно произнес Закинтас. — Королева доберется до Великих озер не ранее, чем через три недели. У нас будет достаточно времени, чтобы обследовать каждый пирс, лодочные стоянки и яхтклубы, — все, что расположено вдоль берега. Аккуратно, конечно, не поднимая шума, чтобы не вспугнуть всех игроков.

— Это будет нелегко.

— Ты недооцениваешь Отдел, — Закинтас выглядел задетым. — Мы эксперты в вещах такого рода. Чтобы убедить тебя, я скажу, что мы не собираемся определять точное место, только основной район. Радар проследит за субмариной до ее конечной остановки. А мы появимся в подходящий момент.

Питт с сомнением посмотрел на него:

— Ты уже считаешь все доказанным и определенным.

Закинтас уставился на Питта.

— Я удивляюсь тебе, майор. Ведь это ты дал нам направление. Могу добавить, первое реальное направление, которое ИНТЕРПОЛ и Отдел искали уже двадцать лет. Неужели ты начал сомневаться в своих собственных заключениях?

Питт покачал головой:

— Нет, я уверен, что правильно угадал в отношении подводной лодки.

— Тогда в чем проблема?

— Я думаю, вы все валите в кучу, сосредоточивая усилия только на Чикаго.

— Разве можно найти лучшее место для ловушки?

Питт говорил медленно и уверенно.

— Сотня всяких неожиданностей может произойти между сегодняшним днем и тем моментом, когда Королева Артемизия предстанет перед таможней. Ты же сам говоришь, что три недели — это достаточный срок, чтобы обследовать всю береговую линию города. Зачем торопить события? Я твердо уверен, что нужно найти побольше убедительных фактов, прежде чем полностью приниматься за это дело.

Закинтас удивленно посмотрел на Питта.

— Что ты имеешь в виду?

Питт прислонился к грузовику; голубая обшивка уже успела накалиться. Он снова посмотрел на море, его волевое лицо под волнистыми черными волосами сделалось сосредоточенным и напряженным. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь соленым морским воздухом, пьянящее ощущение захватило его на несколько секунд. С некоторым усилием он заставил свой мозг вернуться в суровую реальность происходящего, и когда он заговорил, то уже знал, что нужно сделать.

— Зак, мне нужны десять крепких парней и один морской волк, который хорошо знает воды вокруг Тасоса.

— Зачем? — просто спросил Закинтас.

— Кажется резонным, что если фон Тилль осуществляет руководство своей контрабандной деятельностью с виллы и сообщается со своими кораблями под водой, то у него должна быть скрытая база где-то вдоль этого побережья.

— И ты намереваешься найти ее?

— Это основная идея, — уверенно отозвался Питт. Он посмотрел Закинтасу прямо в глаза. — Ну?

Закинтас задумчиво играл своей трубкой, прежде чем ответить:

— Невозможно, — его голос был твердым. — Я не могу разрешить этого. Ты талантливый человек, майор. До настоящего момента твои решения не расходились с практической логикой. И никто не оценит больше меня ту огромную помощь, которую ты нам оказал. Однако, я ни в коем случае не могу вспугнуть фон Тилля. Я повторяю, корабль и героин должны беспрепятственно добраться до Чикаго.

— Фон Тилль уже встревожен, — Питт был очень решителен. — Он будет крайне осторожен с вами. Британский эсминец и турецкий самолет, которые следили за Королевой Артемизией от самого Цейлона до Эгейского моря, уже наглядно показали, что ИНТЕРПОЛ знает о героине. Я говорю, что его нужно остановить сейчас, прежде чем еще один из его кораблей возьмет на борт или разгрузит нелегальный груз.

— Пока тот корабль не отклонится от своего курса, и не раньше, я настаиваю, чтобы полиция не касалась фон Тилля. — Закинтас прервался на несколько секунд, затем спокойно продолжал. — Ты должен понимать: полковник Зено, капитан Дариус и я занимаемся наркотиками. Если мы собираемся успешно выполнить свою работу, мы не можем заниматься проблемой белого рабства, украденного золота или тайной перевозкой известных преступников. Это звучит жестоко и бессердечно, я понимаю, но в ИНТЕРПОЛе имеются другие хорошие специалисты и отделы, которые занимаются расследованием преступлений такого рода. И они скажут то же самое, если корабль перевозит груз, который находится вне их компетенции. Нет, я сожалею, мы можем потерять фон Тилля в конце, но зато мы поймаем крупнейших подпольных торговцев наркотиками в Северной Америке, уж не говоря о том, что значительно сократим поступление героина.

Наступила тишина, затем Питт сердито взорвался:

— Чушь! Если вы сумеете захватить героин, подводную лодку и ее команду, и даже каждого продавца наркотиков в Штатах, вы не остановите фон Тилля. Через минуту он найдет новых покупателей и снова вернется с другим грузом наркотиков. — Питт ждал реакции, но ничего не было. — Вы не имеете никакой власти над нами с Джордино, — продолжал Питт. — Все, что нам нужно сделать здесь, мы сумеем сделать без вашей помощи.

Губы Закинтаса плотно сжались. Его глаза со злостью посмотрели на Питта, затем он взглянул на свои часы:

— Мы тратим время. У меня остался всего один час, чтобы добраться до аэропорта и улететь утренним рейсом в Афины. — Он направил свою трубку на Питта, как пистолет. — Мне не нравится, что у меня не хватает аргументов, но вы не оставляете мне выбора. Я очень сожалею, майор. Хотя я перед вами в большом долгу, но я должен снова поместить вас и капитана Джордино в тюрьму.

— Черта с два, — холодно огрызнулся Питт. — Мы не собираемся подчиняться.

— Ваше достоинство пострадает при насильственном аресте, если вы не уступите. — Закинтас похлопал по кобуре сорокапятиммиллиметрового пистолета, которая висела у него на боку.

Джордино лениво поднялся с земли и схватил Питта за руку. Он улыбался:

— Ты не думаешь, что настал самый подходящий момент для Малыша Джордино опробовать его быстрое оружие? — На Джордино была облегающая рубашка и брюки цвета хаки, но нигде не было видно и признака предательской выпуклости от оружия. Питт посмотрел на него с надеждой и подозрением.

— Думаю, трудно найти более подходящий момент.

Закинтас расстегнул кобуру своего пистолета:

— Какого черта вы там придумали в этот раз? Я должен предупредить вас…

— Подождите, — дребезжащий голос принадлежал Дариусу. — Если позволите, инспектор, у меня есть счет для предъявления этим двоим.

Джордино, казалось не спешил. Он проигнорировал угрозу Дариуса и говорил так спокойно, точно просил Питта передать ему солонку:

— Мое оружие является верхом совершенства, но в настоящий момент я мог бы быстрее всего достать его из-за пояса. Что бы ты хотел увидеть сейчас?

— Сейчас, — в голосе Питта звучало больше любопытства, чем смущения, — я согласен достать оружие хоть из штанов.

— Все! Хватит! — Закинтас раздраженно замахал своей трубкой. — Я рассчитываю, что вы проявите благоразумие и мы договоримся.

— Где вы собираетесь содержать нас три недели? — спросил Питт.

Закинтас пожал плечами:

— В тюрьме на материке созданы отличные условия для политических заключенных. Можно будет попробовать убедить полковника Зено воспользоваться своим влиянием и достать для вас камеру с видом на… — Закинтас внезапно замолчал в середине фразы; его карие глаза сощурились от бессильной ярости, и он неподвижно застыл, как статуя в городском парке.

Миниатюрное оружие, не больше чем обыкновенный карманный пистолет, внезапно появилось в руке Джордино. Тонкий, как карандаш, ствол был нацелен прямо в точку между бровей Закинтаса. Даже Питт был застигнут врасплох. Логика подсказывала ему, что Джордино блефует; самая большая неожиданность, которую он или кто-то еще мог ожидать, — это то, что у Джордино появится настоящий пистолет.

14

Пистолет, неважно, как он выглядит, маленьким или массивным, всегда приковывает к себе внимание. Сказать, что Джордино находился в центре внимания, значит ничего не сказать. Он играл роль великолепно, держа пистолет в вытянутой руке, с мрачной улыбкой на лице. Если бы комитеты по присуждению премий давали награду за произведенный эффект, то он наверняка получил бы целых три.

Долгое время никто не мог произнести ни слова. Затем Зено сжал руку в кулак. Горькая улыбка появилась на его смуглом лице:

— Ведь я сам говорил, что эти двое очень хитрые и опасные, и я же оказался настолько глуп, что предоставил им новую возможность доказать это.

— Мы тоже не получаем особого удовольствия от этой маленькой сцены, — ровным голосом произнес Питт. — Сейчас, если вы, джентльмены, извините нас, мы закроем нашу лавочку и отправимся домой.

— Чтобы не получить пулю в спину, — Джордино небрежно покачал маленьким пистолетом перед тремя офицерами из Отдела наркотиков, — лучше бы нам забрать их оружие перед уходом со сцены.

— В этом нет необходимости, — сказал Питт. — Никто не собирается спускать курок. — Он посмотрел в глаза Закинтасу, затем Зено и увидел в них задумчивость и размышление. — Отличная выдержка. У вас большой соблазн, но вы не выстрелите нам в спину, потому что вы благородные люди. К тому же, это будет не слишком умно, расследование обстоятельств нашей смерти только подтвердит, что это грязное дело. Фон Тиллю это бы понравилось. С другой стороны, вы прекрасно знаете, что мы не будем стрелять в спину, потому что совсем не собираемся убивать кого-то из вас. Спокойствие, я не прошу ничего, кроме спокойствия с вашей стороны в следующие десять часов. Я обещаю тебе, Зак, что мы снова встретимся до захода солнца, и в более дружеской обстановке. — Голос Питта казался странно пророческим, и сосредоточенное выражение в глазах Закинтаса сменилось полным изумлением.

Питт испытывал соблазн продолжить игру в кошки-мышки, но потом передумал. Закинтас и Зено признали поражение, но не Дариус. Его огромная фигура сделала пару шагов вперед, лицо пылало от злости, а грозные кулаки сжимались и разжимались, как створки раковин двух огромных моллюсков. Наступило самое время предпринять быстрое и организованное отступление.

Питт медленно обошел автомобиль, используя капот и крылья, как барьер между собой и Дариусом. Он сел за руль, слегка сморщившись, потому что накалившееся на солнце сиденье обожгло его бедра и спину, и завел двигатель. Джордино проследовал за ним в кабину, не спуская глаз с людей, стоявших возле черного «Мерседеса»: пистолет был в его руке. Затем спокойно, без какой-либо спешки, Питт мягко включил скорость и повел машину к Брейди Филд, к причалу Первой Попытки. Он взглянул в зеркало заднего вида, затем оглянулся на дорогу, снова в зеркало, и так несколько раз, пока три стоявшие на дороге фигуры не исчезли из вида, когда машина свернула под сень старинной рощицы оливковых деревьев.

— Ничто не стирает разницу так, как оружие, — глубокомысленно заметил Джордино, откинувшись на спинку сиденья.

— Дай посмотреть эту игрушку.

Джордино аккуратно передал его:

— Ты должен признать, он чертовски удобен в руке.

Питт изучал лилипутский пистолет, поглядывая время от времени на дорогу, чтобы не попасть в рытвину или колдобину. Он определил пистолет как карманный маузер двадцать пятого калибра, им обычно пользовались европейские женщины для самообороны: его можно легко спрятать в сумочку или за подвязку. Им хорошо пользоваться только на близком расстоянии, его точность с расстояния свыше трех метров даже в руках опытного профессионала была плохой.

— Мы должны признать, что нам очень повезло.

— Конечно, повезло, — ухмыльнулся Джордино. — Этот малыш ликвидировал разницу. А почему, ты думаешь, в старые добрые времена гангстеры называли оружие уравнителем?

— Ты бы нажал на спусковой крючок, если бы Зак и его ребята не согласились на компромисс? — спросилПитт.

— Без сомнения, — уверенно ответил Джордино. — Я бы только старался целиться в руки или ноги. Не убивать же, в самом деле того, кто угощал тебя бренди.

— Я вижу, тебе следует многому научиться в обращении с немецким оружием.

Глаза Джордино сузились:

— Что ты хочешь этим сказать?

Питт задержал в руке маленький пистолет с тяжелой рукояткой:

— Две вещи. Первое: оружие двадцать пятого калибра вряд ли может остановить человека. Ты можешь выпустить всю обойму в Дариуса, но, не сделав смертельного выстрела в голову или сердце, ты вряд ли задержишь его. И второе: нужно было видеть выражение твоего лица, когда ты говорил о выстреле. — Питт положил пистолет на ладонь Джордино. — Он все еще не снят с предохранителя.

Питт быстро глянул на Джордино. Глаза Джордино уставились на оружие, лежащее на ладони. Его лицо ничего не выражало, но Питт слишком хорошо знал своего друга, чтобы понять, что тот совершенно сбит с толку.

Джордино пожал плечами и улыбнулся Питту.

— Стоило посмотреть на это зрелище, как Малыш Джордино победил в конкурсе на звание идиота года. Я совсем забыл о предохранителе.

— У тебя никогда не было маузера. Где ты достал его?

— Он принадлежал твоей маленькой подружке. Я обнаружил его, когда тащил ее через тоннель. Он был прикреплен к ее ноге.

— Ты маленький ублюдок, — разозлился Питт. — Ты хочешь сказать, что он был у тебя все это время, когда Дариус выбивал наши мозги?

— Конечно, — кивнул Джордино. — Я засунул его в носок. У меня не было шанса воспользоваться им. Ты прыгнул на Франкенштейна прежде, чем я был готов. После этого вся драка произошла слишком быстро. Следующее, что я помню, — это как я плашмя лежал на спине, а мою голову ломали. Но было уже слишком поздно, я не мог дотянуться до пистолета.

Питт молчал, его мозг переключился на другой предмет. Было еще раннее утро, и деревья, окружавшие дорогу, отбрасывали на запад свои длинные тени. Он вел машину по инерции, сотни вопросов и сотни сомнений витали в его голове. Он не знал, с чего начать, у него был только план, который возник после того, как он осмотрел отвесные окружавшие берег скалы. Этот план был крайне рискованным, аферой, не подкрепленной ничем, кроме невероятного желания осуществить его. Затем он автоматически нажал на тормоз, и машина остановилась около главного входа на Брейди Филд.

Через сорок минут они уже поднимались по трапу на Первую Попытку. Палуба была пустынна, но из кают-компании доносился громкий мужской хохот, сопровождаемый серебристым женским смехом. Питт и Джордино вошли внутрь и увидели Тери в окружении целого экипажа и ученых-исследователей. Она была одета или полуодета в завязанный самодельный бикини, который, казалось, мог развязаться от легкого дуновения ветерка. Тери кокетливо устроилась на столе, в центре внимания, как королева, окруженная свитой, и было видно, что она наслаждалась каждым мужским взглядом. Было совершенно элементарно отличить ученых от матросов. Последние стояли тихо, и перед их мысленным взором прокручивались, как в кино, различные порнографические сцены. Смеялись, в основном, ученые. Морские биологи, метеорологи, геологи, каждый из них с неистовым усердием пытался привлечь внимание Тери; они вели себя, как школьники, в чьей спальне внезапно появилась необыкновенно сексуальная королева.

Командир Ганн заметил Питта и подошел к нему.

— Я рад, что ты вернулся. Наш радист близок к сумасшествию. Начиная с самого рассвета, он получает сигналы быстрее, чем может записать. Большинство из этих сообщений предназначено тебе.

Питт кивнул:

— Хорошо, пойдем и прочитаем мою корреспонденцию. — Он повернулся к Джордино. — Попробуй, может, тебе удастся оторвать нашу пчелиную матку от ее пылких обожателей на несколько минут и проводить ее в кабинет Ганна. Мне бы хотелось задать ей парочку приватных вопросов.

Джордино ухмыльнулся:

— Судя по виду этого бурлящего улья, я, вероятно, буду подвергнут линчу при первой же попытке.

— Если дело примет слишком крутой оборот, ты пригрози им своим пистолетом, — с сарказмом произнес Питт, — но только не забудь снять его с предохранителя.

Джордино открыл рот, как рыба, выброшенная на берег. Но прежде, чем успел что-то ответить, Питт и Ганн уже вышли.

Радист, молодой негр лет двадцати, поднял голову, когда они вошли:

— Это сообщение, которое только что поступило, для вас, сэр. — Он протянул записку Ганну.

Ганн некоторое время изучал ее, затем его губы медленно изогнулись в удивленной улыбке:

— Послушай это. Командиру Ганну, капитану корабля НУМА Первая Попытка. В какое еще чертово осиное гнездо ввязались там ваши люди в Эгейском море. Я направил вас туда для изучения жизни моря, а не для игры в полицейских и воров. Приказываю вам оказывать всяческое содействие, повторяю, всяческое содействие, под вашим руководством местным представителям ИНТЕРПОЛа. И не вздумайте вернуться домой без этой чертовой Задиры. Адмирал Джеймс Сандекер, НУМА, Вашингтон.

— Я бы сказал, что адмирал выражается немного не в своей обычной манере, — пробормотал Питт. — Он использовал «чертов» только два раза.

— Пожалуйста, просвети меня, — попросил Ганн. — Какое возможное содействие мы можем оказать ИНТЕРПОЛу?

Питт задумался. Ганн поставил перед ним трудный вопрос; было еще слишком рано раскрывать все факты. Питт уклонился от ответа.

— Возможно, мы единственная надежда в операции по уничтожению фон Тилля и его империи. Это может оказаться немного рискованным делом, но ставки слишком высоки.

Ганн снял очки и пристально посмотрел на Питта.

— Как высоки?

— Большая партия героина, которого хватит, чтобы отравить все население Соединенных Штатов и Канады, — медленно произнес Питт. — Сто тридцать тонн, если быть совершенно точным.

Ганн не выказал никакого удивления. Он спокойно поднял свои очки к свету, проверяя, нет ли пятен на стеклах. Удовлетворенный тем, что их нет, он надел очки и заправил их роговые дужки за свои низко посаженные уши.

— Да, приличное количество, сказал бы я. Почему ты не рассказал мне об этом вчера вечером, когда доставил на борт девушку?

— Мне нужно было время, чтобы найти ответы на некоторые вопросы, да мне и сейчас его не хватает. Но, думаю, я найду то, что позволит мне разрешить эту замысловатую задачу.

— Я все еще не понимаю, что ты ждешь от меня.

— Мы должны нанести фон Тиллю удар ниже пояса, сильный удар. Для этого необходимо произвести подводную вылазку. Мне нужно несколько сильных мужчин, умеющих владеть подводным ружьем и другим оружием, которым можно пользоваться в воде: ножи, гарпуны, еще что-нибудь.

— Какие гарантии ты можешь мне дать, что никто из них не пострадает?

— Абсолютно никаких, — спокойно отозвался Питт. Ганн долго изучающе смотрел на Питта, его лицо казалось застывшим.

— Ты осознаешь серьезность того, о чем меня просишь? Большинство мужчин на борту этого корабля — ученые, а не коммандос. Они прекрасно управляются с измерителями плотности воды, с микроскопами и другим научным оборудованием, но оставляет желать лучшего их мастерство в том, чтобы выпустить кишки человеку или поразить его гарпуном.

— А как насчет экипажа?

— Они все подходят для оказания помощи на случай стычки или скандала, но, как у большинства профессиональных моряков, у них развита непреодолимая неприязнь к подводной деятельности. Вряд ли они смогут отважиться надеть маску и спуститься под воду. — Ганн покачал головой. — Я сожалею, Дирк, но ты просишь слишком много.

— Да перестань же, — резко перебил его Питт. — Я не собираюсь просить тебя выслать кавалерию против индейцев сиу. Послушай, всего в пятидесяти милях отсюда корабль компании Минерва Лайнс пересекает Эгейское море с таким же смертоносным грузом, как ядерная бомба. Если это количество героина попадет на рынок в Штаты, то даже наши внуки будут страдать от умственной и физической деградации. Это ужасная мысль. — Питт остановился, закурил сигарету и снова продолжал. — Отдел по борьбе с наркотиками и таможенный департамент будут ждать. Они организовали ловушку. Если, но это «если» с большой долей сомнения, все пойдет хорошо, то героин и контрабандисты, плюс половина нелегальных торговцев наркотиками в Штатах будут аккуратно задержаны и отправлены за решетку.

— Так в чем же проблема? — настаивал Ганн. — Как водолазы вписываются в эту картину?

— Ну, скажем так, у меня есть много сомнений. Фон Тилль осуществил столько морских перевозок и ни разу за десятки лет не был схвачен с поличным. Легально наши правительственные агенты не смогут проверить груз на борту судна, пока оно не достигнет побережья Соединенных Штатов через три недели. Но фон Тилль может почувствовать, что ИНТЕРПОЛ держит его под прицелом. И вместо того, чтобы сотрудничать с нашими парнями и попасть в подготовленную ловушку, он может в последнюю минуту изменить курс корабля или даже сбросить героин в Атлантику. Тогда агенты по наркотикам и таможенные инспекторы останутся с носом. Единственно верный путь, надежный путь, — остановить корабль сейчас, пока он не покинул Средиземноморье.

— Но ты же сам сказал — легально этого нельзя сделать.

— Это единственная возможность, — Питт глубоко затянулся, потом медленно выпустил сигаретный дым через нос, — получить достоверные факты против фон Тилля до утра.

Ганн снова покачал головой.

— Даже тогда задержка корабля в нейтральных водах, особенно корабля, который принадлежит дружественной стране, может привести к политическим осложнениям. Я сомневаюсь, чтобы какая-то страна захотела столкнуться с этим.

— Это единственный шанс, — настаивал Питт. — Корабль остановится в Марселе, чтобы пополнить запасы горючего. ИНРЕРПОЛу придется работать быстрее; если они получат очевидные доказательства и добьются официального разрешения, то смогут задержать корабль в порту.

Ганн прислонился к дверному проему и внимательно: взглянул на Питта:

— Все дело в том, что ты хочешь подвергнуть риску жизнь людей, которые находятся под моим командованием.

— Это нужно сделать, — спокойно парировал Питт.

— Я думаю, ты увиливаешь от прямого ответа, — медленно произнес Ганн. — Ты по уши завяз в своих переделках. Мне не по душе ни одна из них. Я отвечаю перед НУМА за этот корабль и его персонал. Все, что меня интересует, так это безопасное завершение экспедиции. Почему мы? Я не вижу причин, почему ИНТЕРПОЛ или местная полиция не могут провести свою собственную операцию по расследованию. Найти на острове ныряльщиков не составит трудностей.

«Это было бы слишком неловко», — подумал Питт. На данном этапе игры он не мог так сделать, потому что Закинтас был против даже малейшего беспокойства фон Тилля. Питт был знаком с Ганном больше года, и за это время они стали хорошими друзьями. Капитан был сообразительным парнем. Следующая сцена должна быть сыграна хладнокровно, очень спокойно. Питт какой-то момент подозрительно смотрел на радиооператора, затем снова повернулся к Ганну.

— Назови это судьбой, совпадением или каким-нибудь еще понравившимся тебе словом, но Первая Попытка появилась у берегов Тасоса в тот самый момент, чтобы помешать прекрасно спланированному преступному замыслу. Вся контрабандная операция фон Тилля зависит от использования подводной лодки, может быть, даже не одной, мы еще не знаем. Героин — это самое большое дело, которое он когда-либо проворачивал. Дьявольски трудно представить себе, но от этой операции он легко может получить более двухсот миллионов долларов чистой прибыли. Он все хорошо спланировал, ничто не стояло на его пути. Затем, в один прекрасный день, он выглядывает из своего окна и видит океанографическое исследовательское судно, расположившееся в двух милях. Узнав, что вы занимаетесь поиском легендарной рыбы, он начал сильно беспокоиться. Слишком много шансов, что один из ваших ныряльщиков сможет случайно обнаружить его базу, и, что самое главное, — его способ контрабанды. Он пришел в отчаяние. Он не мог утопить вас. Ведь полномасштабное расследование при исчезновении этого корабля могло разрушить все его планы. Не было также никакой надежды раздуть антиамериканские выступления или бунт. Люди, которые живут на острове, — в основном, миролюбивые крестьяне и рыбаки. Нечего было думать о том, что они выйдут на демонстрацию протеста против научной экспедиции. Они, наоборот, приветствовали вас. Местные торговцы тоже не имели ничего против исследователей. Фон Тилль рискнул предпринять ход с дальним прицелом. Он организовал атаку базы Брейди Филд, надеясь, что полковник Льюис прикажет вам покинуть этот район в качестве меры предосторожности. Когда эта попытка потерпела неудачу, он отбросил всякую осторожность и направился прямо к кораблю.

— Я даже не знаю, — заколебался Ганн. — У тебя все получается довольно логично. За исключением подводных лодок. Ни один человек не может обратиться в ближайший яхтклуб или к посреднику и купить подводную лодку.

— Единственный путь, каким фон Тилль мог прибрать к рукам подводную лодку, не привлекая внимания, — поднять одну из тех, что затонули на мелководье во время войны.

— Все это начинает звучать довольно интересно, — спокойно произнес Ганн. Теперь он был на стороне Питта. У него был лихорадочный вид старого изыскателя, который только что обнаружил карту, ведущую к скрытой золотой шахте.

Питт продолжал.

— Это работа для профессиональных водолазов. К тому времени, когда ИНТЕРПОЛу удастся собрать собственную команду, будет слишком поздно. — Последнее утверждение было полуправдой, но оно превосходно послужило Питту, чтобы перейти к другому тезису. — Нужно действовать сейчас. Ведь, не считая Кусто, только у тебя есть прекрасные водолазы и снаряжение в Средиземном море. Я не собираюсь говорить тебе никакой чепухи вроде «последней надежды человечества» или того, что «лучше принести в жертву нескольких ради спасения миллионов». Все, о чем я тебя прошу, — это несколько добровольцев, чтобы помочь мне обследовать скалы под виллой фон Тилля. Мы можем погрузиться и не найти ничего. С другой стороны, мы можем обнаружить достаточно доказательств, чтобы конфисковать корабль и героин, и задержать фон Тилля с поличным. Удача или провал, но мы должны попробовать.

Ганн ничего не ответил. Но выражение его лица говорило о глубокой задумчивости и сосредоточенности. Питт взглянул на него, размышляя, а затем забросил наживку:

— Было бы интересно, если бы нам удалось узнать, что случилось с желтым Альбатросом.

Ганн посмотрел на Питта и задумчиво поискал что-то в кармане. Более твердолобого и упрямого человека ему не приходилось встречать. Ганн припомнил, что он уже имел возможность убедиться в решимости Питта во время того дела на Гавайях в прошлом году, и он не смог подвести его. Если Питт сказал, что собирается убить каждую акулу в море, размышлял Ганн, то он, вероятно, будет чертовски близок к этому. Он проверил влажность и, посмотрев на забинтованное тело Питта, снова стал шарить в кармане, размышляя, что он будет думать обо всем этом завтра.

— Ну хорошо, ты победил, — тихо сказал он. — Хотя я не сомневаюсь, что из-за этого решения окажусь перед военным трибуналом. И небольшое утешение появиться после этого в газетных заголовках.

Питт засмеялся:

— Не так мрачно, мой друг. Что бы ни случилось, ты просто направил обычную группу собрать образцы морской флоры с шельфа около скал. Если мы попадем в трудный переплет, ты можешь сказать, что это чистая случайность.

— Надеюсь, Вашингтон поверит этому.

— Не беспокойся, я думаю, мы оба достаточно хорошо знаем адмирала Сандекера и можем быть уверены, что он будет стоять за нас, не обращая внимания на последствия.

Ганн достал платок из кармана брюк и вытер пот с лица и шеи.

— Ну, с чего начнем?

— Набери своих добровольцев, — коротко пояснил Питт. — Собери их и необходимое снаряжение на корме в полдень. Я же постараюсь в нескольких тщательно подобранных словах объяснить их задачу, и затем мы отправимся.

Ганн взглянул на часы.

— Сейчас 9.00. Я могу подготовить их к погружению через пятнадцать минут. Зачем ждать три часа?

— Мне нужно немного времени, чтобы поспать, — улыбаясь, произнес Питт. — Я не хочу заснуть под водой на глубине в двадцать метров.

— Это неплохая идея, — серьезно произнес Ганн. — Ты выглядишь не лучше, чем утром после новогодней ночи. — Он повернулся и собрался было уже выйти из каюты, затем остановился. — Кстати, сделай мне одолжение и отправь эту девицу на берег как можно скорее. Я нахожусь в достаточно жарком климате и не хочу, чтобы меня обвиняли, что я превратил корабль в плавучий бордель.

— Извини, но не раньше, чем я вернусь после погружения. Крайне важно, чтобы она оставалась на борту, где кто-то может присмотреть за ней.

— Ну ладно, пусть так, — спокойно произнес Ганн дружелюбным тоном. — Ты снова можешь рассчитывать на меня. Кстати, кто она?

— Ты не поверишь, племянница фон Тилля.

— О, нет. — Ганн казался потрясенным. — Этого мне еще не хватало.

— Не заработай себе инфаркт, — мягко сказал Питт. — Все будет нормально. Даю тебе слово.

— Будем надеяться, — кивнул Ганн. Он поднял глаза к небу и в безнадежном отчаянии пожал плечами. — Почему я, Господи?

Затем он вышел.

Питт задумчиво смотрел через открытую дверь на голубое неподвижное море. Радист склонился над большим приемником и вел передачу, но Питт ничего этого не слышал. Его захватило чувство внутренней сосредоточенности и тишины, которая сопровождалась изнуряющей жарой и ее неизменным спутником — влажностью. Его тело оцепенело — оцепенело от сильного недосыпания и неимоверного умственного напряжения. Его нервы были натянуты подобно канатам подвесного моста; если один лопнет, то остальные начнут рваться один за другим, пока всё сооружение не рухнет и не канет в забвение. Как азартный игрок, который поставил все свое состояние на лошадь, десять к одному, он чувствовал, как его сердце напряженно колотилось в груди, подгоняемое сомнениями и чувством неопределенности.

— Извините меня, майор, — низкий грудной голос радиста донесся, казалось, откуда-то издалека. — Эти сообщения для вас.

Питт ничего не ответил. Он только протянул руку и взял листки.

— Первое поступило из Мюнхена в 6.00. — Голос молодого негра был неуверенным и нетвердым. — После него в 7.00 поступили два сообщения из Берлина.

— Спасибо, — глухо отозвался Питт. — Что-нибудь еще?

— И последнее, сэр, оно… ну, оно действительно какое-то сверхъестественное. Без позывных, без повторения, без подписи, только текст.

Питт посмотрел на текст радиограммы. Его губы медленно раздвинулись в кривой ухмылке.

— Майор Дирк Питт, НУМА, борт Первой Попытки. Час спустя, готовы девять. Г. З.

— Какой… какой-нибудь ответ будет, майор? — голос звучал неуверенно и дрожаще.

Вдруг Питт заметил болезненное выражение на лице радиста.

— С тобой все в порядке?

— По правде говоря, не совсем, майор. Уже сразу после завтрака у меня в кишках началось сильнейшее бурление, меня даже вывернуло наизнанку пару раз.

Питт не смог сдержать улыбки.

— Комплименты корабельному коку. Не правда ли?

Радист отрицательно покачал головой и закрыл на мгновение глаза:

— Не может быть. Кок — величайший знаток и гурман. Ох, это, наверное, местный вариант гриппа. А может, это от несвежей бутылки пива или еще чего-нибудь.

— Держись, — сказал Питт. — Нам нужен надежный человек возле радиоприемника в течение следующих двадцати четырех часов.

— Вы можете рассчитывать на меня. — Радист попытался изобразить подобие улыбки. — Кроме того, этот цыпленок, которого вы привели на борт, так кудахтал и суетился вокруг меня, как мама-курица. Как я могу не оправдать такое внимание?

Питт удивленно поднял брови:

— Ты, должно быть, заметил в ней что-то такое, чего не увидел я.

— Она неплохая. Не совсем, правда, в моем вкусе, но неплохая. Как бы там ни было, она приносила чай все утро, хороший крепкий чай.

Молодой негр внезапно охнул и согнулся. Его глаза расширились, и он зажал рот рукой.

Затем он резко вскочил на ноги, отбросив стул, выбежал наружу и перевесился через перила. Глухие, низкие стоны доносились до радиорубки.

Питт вышел из радиорубки и легонько похлопал по спине больного радиста:

— Мне нужно, чтобы ты был возле радиоприемника, мой друг. Крепись, сейчас я пришлю корабельного доктора.

Радист молча кивнул головой и не двинулся с места. Питт повернулся и пошел, стараясь не заблудиться на корабле.

Через некоторое время, пока он нашел корабельного врача и попросил его оказать помощь радисту, Питт вошел в каюту Ганна и увидел, что там темно, жалюзи опущены. Прохладный воздух шел от вентилятора, наполняя каюту комфортабельной приятной атмосферой, что было значительным улучшением по сравнению с невыносимой вчерашней жарой. В полумраке он заметил Тери, уютно сидевшую на столе. Её подбородок лежал на поднятых коленях. Она смотрела на него и улыбалась.

— Что задержало тебя?

— Работа, — ответил он.

— Держу пари, бессмысленная работа. — Её лицо казалось обиженным. — Где же большое приключение, которое ты мне обещал? Каждый раз когда я оборачиваюсь, ты исчезаешь.

— Когда долг зовет, дорогая, я должен отвечать. — Питт пододвинул кресло и облокотился на его спинку. — На тебе очень интригующая одежда. Где ты это достала?

— Ничего тут такого…

— Я же вижу.

Она улыбнулась ему на его замечание и продолжала:

— Я просто разрезала несколько наволочек. Лифчик завязывается сзади узлом, а трусики скрепляются по бокам. Смотри! — Она встала и развязала узел на левом бедре, позволив маленькому клочку одежды дразняще свеситься.

— Очень, очень остроумно. Что ты еще придумаешь на «бис»?

— Сколько это будет стоить тебе? — спросила она соблазнительным голосом.

— Как насчет жетона для старого трамвая?

— Ты невыносим, — надулась она. — Я начинаю думать, что ты сумасшедший.

Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы не поддаться обаянию ее тела:

— Именно сейчас мне нужно выяснить некоторые детали.

Она недоуменно смотрела на него несколько секунд. Попыталась было что-то сказать, но потом передумала, его лицо было серьезным и неулыбчивым. Она передернула плечами, медленно завязала бикини и опустилась в свободное кресло.

— Ты ведешь себя ужасно загадочно.

— Я снова стану любящим и милым после того, как ты ответишь мне на несколько простых вопросов.

Она нетерпеливо почесала кожу над левой грудью.

— Ну тогда спрашивай.

— Вопрос номер один: что ты знаешь о контрабандных операциях своего дяди?

Её глаза удивленно округлились.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я думаю, ты знаешь.

— Ты сумасшедший, — произнесла она, свирепо глядя на него. — Дядя Бруно владеет корабельной компанией. Почему человек с его богатством и социальным положением должен заниматься какой-то ничтожной контрабандой?

— Ни что из того, что он делает, ни может считаться ничтожным, — сказал Питт. Он замолчал на мгновение, наблюдая за выражением ее лица, и затем продолжил. — Вопрос номер два: до того, как ты приехала на Тасос, когда в последний раз ты видела фон Тилля?

— Ни разу с тех пор, как была маленькой девочкой, — тихо ответила она. — Мои мама и папа утонули, когда их лодка перевернулась во время сильного шторма около острова Мэн. Дядя Бруно был вместе с ними. И я тоже была. Он спас меня. После того ужасного несчастного случая он был очень добр ко мне; самые лучшие закрытые учебные заведения, деньги, когда я в них нуждалась. Он всегда помнит день моего рождения.

— Да, он сама сердечность, — с сарказмом произнес Питт. — Но не староват ли он для твоего дяди?

— В действительности он брат моей бабушки.

— Вопрос номер три: как получилось, что ты никогда не навещала его раньше?

— Когда я писала и просила у него разрешения приехать на Тасос, он всегда писал в ответ, что слишком занят, озабочен какими-то простоями кораблей и перевозками или что-то в этом роде. — Она тихо засмеялась. — Хотя в этот раз я одурачила его. Я просто появилась и удивила его.

— Что ты знаешь о его прошлом?

— Ничего определенного. Он очень мало говорит о себе. Но я знаю точно, что он не контрабандист.

— Твой любимый дядя самый страшный негодяй, которого когда-либо производили на свет. — Голос Питта был усталым. Ему не хотелось ранить ее, но он был уверен, что она лжет. — Одному только Богу известно, сколько гниющих трупов обязаны ему своим нынешним состоянием; сотни, тысячи даже. И ты погрязла с ним во всем этом по самую свою прелестную шейку. Каждый доллар, который ты потратила в последние двадцать лет, испачкан в крови. В некоторых случаях в крови, а иногда в слезах, особенно в слезах невинных детей. Молоденькие девочки, которые были вырваны из родительских рук и завершили свое детство и юность на грязных, вшивых соломенных матрацах в публичных домах Северной Африки.

Она вскочила на ноги:

— Такие вещи больше не случаются. Ты лжешь, ты выдумываешь все это. — «Теперь она испугалась, но продолжает играть великолепно», — подумал Питт. — Я сказала тебе правду. Я ничего не знаю. Ничего!

— Ничего? Ты знала, что фон Тилль задумал меня убить на вилле. Твоя маленькая чувствительная сцена на террасе, я должен признать, одурачила меня. Но ненадолго. Ты упустила свое истинное призвание — тебе следовало бы стать актрисой.

— Я не знала. — В ее голосе звучало отчаяние. — Клянусь, я не…

Питт покачал головой:

— Я больше не куплюсь на это. Ты выдала себя у выхода из лабиринта, когда нас арестовал туристический гид. Ты была не просто удивлена, увидев меня, ты была совершенно шокирована, когда увидела меня среди обломков.

Она подошла и присела возле него, взяла его руки в свои.

— Пожалуйста, пожалуйста… О, боже! Что я должна сделать, чтобы заставить тебя поверить мне?

— Ты можешь начать с изложения фактов. — Он поднялся с кресла и встал прямо перед ней, затем он сорвал влажную повязку со своей груди и положил ей в ладони. — Посмотри на меня. Вот что я получил за то, что принял твое приглашение на обед. Я предназначался как главное блюдо для людоедской собаки твоего дяди. Смотри на меня!

Она посмотрела:

— Кажется, мне плохо.

Питт сгорал от желания взять ее на руки и осушить поцелуями слезы, выступившие у нее на глазах, и мягко, нежно сказать ей, как он сожалеет. Вместо этого он должен был сохранять свой голос твердым и злым.

Она отвернулась и недоуменно смотрела на металлическую раковину в углу, пытаясь понять, тошнит ее или нет, затем она повернула наполненные слезами глаза к Питту и заговорила шепотом:

— Ты дьявол. Ты говоришь о дяде Бруно. Но ты хуже, намного хуже. Я бы желала, чтобы ты был убит.

Вместо ожидаемой ненависти Питт смог почувствовать только печаль и уныние:

— Тебе придется оставаться на этом корабле, пока будет необходимо.

— Ты не можешь держать меня здесь, ты не имеешь права.

— Я не имею права, правда, но я могу держать тебя здесь. И, пока ты находишься под наблюдением, но не забивай свою прелестную головку изобретением способов побега. Все мужчины на корабле являются великолепными пловцами. Тебе не удастся отплыть и на пятьдесят метров, как бы ты ни старалась.

— Но ты же не можешь держать меня, как узницу, вечно. — Ненависть пылала на ее лице. Никогда еще женщина не смотрела так на Питта. Это заставило его почувствовать себя весьма неудобно.

— Если мое небольшое расследование и захват пройдет сегодня в полдень именно так, как я планировал, то ты выскочишь из моих рук и к вечеру можешь оказаться в руках жандармерии.

Вдруг Тери с любопытством взглянула на него.

— Так вот почему ты исчез прошлой ночью?

Питт даже изумился, как ее огромные карие глаза — ее необыкновенно прекрасные глаза — могли в одном взгляде отразить так много чувств.

— Да, по правде говоря, я тайком пробрался на борт одного из кораблей твоего дяди как раз перед рассветом. Это была весьма поучительная экскурсия. Ты никогда не угадаешь, что я обнаружил.

Он внимательно смотрел на нее, пытаясь предугадать, что принесет ее следующий взгляд.

— Я не могу представить, — уныло произнесла она. — Единственные корабли, на которых я была, — это паромы на переправе.

Он прошел вперед и присел на кровать. Мягкий матрац был таким удобным. Он лег на спину и сцепил руки за головой, затем сладко и громко зевнул.

— Я прошу прощения. Это невежливо с моей стороны.

— Ну?

— Что ну?

— Ты собираешься рассказать мне, что ты нашел на корабле дяди Бруно.

Питт покачал головой и улыбнулся.

— Женское любопытство. Стоит только его затронуть — и оно становится ненасытным. Ну, коли ты настаиваешь, я нашел карту к подводной пещере.

— Пещере?

— Конечно. Откуда же еще, ты думаешь, твой добрый дядюшка может руководить своим грязным бизнесом?

— Для чего ты рассказываешь мне все эти истории? — у нее снова был обиженный взгляд. — Это не может быть правдой.

— О, Господи, добавь немного разума в ее головку. Я не говорю тебе ничего нового. Фон Тилль может обвести вокруг пальца ИНТЕРПОЛ, жандармерию и Отдел по борьбе с наркотиками, но не мог же он в самом деле одурачить тебя.

— Ты говоришь чепуху, — медленно произнесла она.

— Я? — задумчиво переспросил он. — Ровно в 4.30 сегодня утром корабль твоего дяди Королева Артемизия бросил якорь в море недалеко от виллы. Этот корабль до краев загружен героином. Уверен, ты должна была слышать о героине. Многие знают о нем. Это, наверное, самый плохо хранимый секрет года. Я должен признать превосходство твоего дяди, он старый мастер-волшебник. Поражает аудиторию действиями одной руки, в то время как другой делает трюки. Его маленькая игра подходит к концу. У меня есть своя небольшая хитрость, которая опустит занавес.

Она помолчала немного.

— Что ты собираешься предпринять?

— То, что сделает любой горячий американский парень. Я собираюсь взять Джордино и еще пару ребят и проплыть под водой вдоль берега, пока мы не обнаружим пещеру. Она, вероятнее всего, находится у основания скал прямо под виллой. Как только мы обнаружим вход, мы войдем, осмотрим все оборудование, найдем улики, произведем гражданский арест твоего дяди, а затем вызовем жандармерию.

— Ты сумасшедший, — снова повторила она, только с еще более сильным чувством. — Весь твой захват, или как ты там это называешь, совершенно идиотский. Ты не можешь пойти на это. Пожалуйста, пожалуйста, поверь мне. У тебя ничего не выйдет.

— Бесполезно упрашивать. Ты можешь попрощаться со своим дядей и его грязными деньгами. Мы спускаемся под воду в 13. — Питт снова зевнул. — Теперь, если ты любезно извинишь, я бы поспал немного.

Слезы появились снова. Она медленно покачивала головой из стороны в сторону.

— Это невозможно, — шептала она снова и снова, потом повернулась и вышла из каюты, закрыв за собой дверь.

Питт лежал на кровати, уставившись в потолок. «Она, конечно, права, — подумал он. — Это действительно звучит, как идиотский захват. Но что еще она может подумать, ведь она знает только половину всего».

15

Море без устали скручивалось в высокие гребни волн и грозило, как зловещий перст судьбы, прежде чем удариться в неподвижные серые скалы. Воздух был теплым и прозрачным, с юго-запада веял легкий ветерок. Призрак, каким казалась Первая попытка, — белый стальной призрак — двигался тихо и осторожно и все ближе и ближе подходил к кипящим волнам, пока стало казаться, что крушение неизбежно. В самое последнее мгновение Ганн повернул штурвал, положив Первую Попытку на параллельный курс по отношению к скалистому берегу. Он внимательно поглядывал на остроконечные скалистые вершины, двигаясь по показаниям фазометра, измеряющего глубину, всего в каких-то пятидесяти метрах от берега.

— Как мы обуздали этот прибой? — спросил он, не поворачивая головы. Его голос был тихим и уверенным; сам он оставался таким же спокойным, как и рыбак в лодке на безмятежном озере в Миннесоте.

— Твой старый инструктор по мореплаванию гордился бы тобой, — отозвался Питт. В отличие от Ганна он продолжал смотреть вперед.

— Это совсем не так страшно, как кажется, — сказал Ганн, указывая на фазометр. — Глубина дна под килем около двадцати метров!

— Двадцать метров на участке протяженностью менее ста метров — этого вполне достаточно.

Ганн приподнял одну руку от штурвала и снял морскую фуражку с золотой кокардой, вытирая выступивший на лбу пот.

— Такое явление нередко наблюдается в районе, свободном от внешних рифов.

— Это хороший признак, — задумчиво произнес Питт. — Достаточное пространство для маневра подводной лодки, чтобы ее не заметили с поверхности.

— Ночью, может быть, — возразил Ганн. — Но днем слишком видно. Вода прозрачная, и видимость достигает тридцати метров. Кто-нибудь стоящий на крутом отвесном берегу может запросто посмотреть вниз и заметить стометровый корпус, лежащий на дне.

— Также нетрудно будет заметить и ныряльщика, — Питт повернулся и взглянул на виллу, расположившуюся, как крепость на скалистой вершине горы.

— Тебе нужно будет иметь это в виду, — задумчиво произнес Ганн. — Фон Тилль может видеть любое твое движение. Держу пари, что у него есть пара биноклей, которые следят за каждым нашим шагом с того момента, как мы подняли якорь.

— Я тоже уверен в этом, — отозвался Питт. Окружавшая красота пейзажа на какое-то мгновение захватила его внимание. Лазурные руки Эгейского моря ласково окружали античный остров, ослепительный блеск солнца и воды дополнял морской пейзаж. Только рев бушующего прибоя вторил мерному рокоту корабельных двигателей, да иногда крик одинокой чайки врывался в этот шум. За скалистым берегом на склоне гор, на обширном зеленом лугу паслось стадо, оно напоминало маленькие неподвижные очертания коров на ландшафтах Рембрандта. И внизу, в защищенных от ветра бухтах, среди невысоких утесов, и на берегу лежали кучи выбеленных на солнце досок и бревен, прибитых волнами.

Питт был захвачен этим великолепием и покоем. Ему пришлось сделать усилие над собой, чтобы вернуться мыслями к работе. Этот загадочный район спокойной воды уже приближался, он лежал в трех четвертях мили от носа корабля. Питт положил руку на плечо Ганна:

— Спокойный бассейн.

Ганн кивнул.

— Да, мы приближаемся. При нашей нынешней скорости мы войдем в него уже через десять минут. Твоя команда готова?

— Все одели снаряжение и ждут, — коротко ответил Питт. — Они знают, чего можно ожидать. Я велел им собраться по правому борту за капитанским мостиком, чтобы их не было видно с виллы.

Ганн надел фуражку:

— Обязательно напомни им, чтобы они прыгали в воду как можно дальше от корпуса судна. Если кого-то затянет к винтам, могут быть неприятности.

— Я не думаю, что им нужно это повторять, — спокойно отозвался Питт. — Они все опытные парни. Ты же сам мне это говорил.

— Ты прав, — буркнул Ганн. Он повернулся к Питту. — Я собираюсь держать курс вдоль береговой линии еще мили три. Мы должны одурачить фон Тилля и заставить его подумать, что мы занимаемся обычным промером глубин и составлением карты. Надеюсь, что он клюнет на эту уловку.

— Мы скоро узнаем это. — Питт сверил свои часы с корабельным хронометром. — Сколько времени займет твоя прогулка?

— Я собираюсь сделать несколько кругов и быть здесь в 14.10. Так что у вас есть ровно пятьдесят минут, чтобы найти субмарину и выбраться назад. Ты с моими людьми будешь ждать корабль, ты слышишь меня?

Питт ответил не сразу. Широкая улыбка появилась на его губах, и веселые искорки запрыгали в живых зеленых глазах.

Ганн изумленно посмотрел на него:

— Неужели я сказал что-то смешное?

— В какой-то момент ты напомнил мне мою маму. Она обычно говорила, что, когда за мной приплывет корабль, я, вероятно, буду ждать его на автобусной остановке.

Ганн уныло покачал головой.

— Если ты не вернешься назад, я, по крайней мере, буду знать, где искать. Ну, закончим с этим. Тебе пора одевать водолазное снаряжение.

Питт просто кивнул в ответ, молча покинул душную рулевую рубку и спустился на палубу вниз по трапу. По правому борту Первой Попытки он увидел пятерых загорелых парней, которые ждали его. «Им не откажешь в благородстве и смелости», — подумал Питт. Как и Питт, все они были только в черных плавках. Ребята деловито возились с дыхательными приборами и шлангами аквалангов: каждый проверял снаряжение другого, чтобы быть до конца уверенным, что клапаны акваланга и шланги находятся в нужном положении.

Ближайший пловец Кен Найт посмотрел на подошедшего Питта.

— Я уже подготовил снаряжение для вас, майор. Надеюсь, вам подойдет регулятор с одним шлангом, к сожалению, НУМА не снабдила нас двойными в это путешествие.

— С одним шлангом будет даже лучше, — бодро ответил Питт. — Он надел ласты, прикрепил нож к икре правой ноги: затем надел на голову маску с трубкой. Маска была широкой, что позволяло пловцу иметь обзор в сто восемьдесят градусов. Следующими были акваланг и регулятор. Он уже начал было возиться с креплениями акваланга, когда неожиданно шестнадцатикилограммовые баллоны были подняты с палубы и водружены на его спину двумя крепкими руками.

— Ты ни дня не можешь обойтись без моих услуг, — помпезно произнес Джордино. — Это просто наказание для меня.

— Настоящее наказание — это то, что я мирюсь с твоим хвастовством и крайним эгоизмом, — кисло произнес Питт.

— Ну вот, ты опять нападаешь на меня, — Джордино попытался показаться обиженным, но у него ничего не получилось. Он повернулся и посмотрел вниз на убегавшую воду; после долгой паузы он медленно произнес: — Господи, посмотри, какая прозрачная вода! Она чище, чем в сосуде с золотой рыбкой.

— Да, я тоже заметил. — Питт вытащил из чехла зазубренный конец двухметровой остроги подводного ружья и проверил эластичность резинового ремня, прикрепленного к толстому концу. — Ты выучил свой урок?

— В этом старом сером веществе, — сказал Джордино, указывая на свою голову, — все необходимые ответы записаны.

— Как обычно, но было бы еще приятнее знать, что ты уверен в себе.

— Шерлок Джордино знает все, видит все. Никакие секреты не могут скрыться от его пытливого ума.

— Твой пытливый ум не мешает иногда получше смазывать, — наставительно сказал Питт. — У тебя очень напряженный график.

— Ты только предоставь это мне, — ответил Джордино, глядя ему в лицо. — Ну вот, время пришло. Я бы хотел пойти вместо тебя. Да ладно, наслаждайся своим плаванием и повеселись.

— Я постараюсь, — пробормотал Питт. — Я постараюсь.

Два удара корабельной рынды означали сигнал минутной готовности. Питт, неуклюже ступая в ластах, шагнул на маленькую платформу, которая простиралась вдоль правого борта корабля.

— При звуке следующего удара, джентльмены, мы прыгаем. — Он больше ничего не сказал, отчасти потому, что каждый уже знал, что он должен сделать, отчасти потому, что нечего было добавить.

Водолазы крепче сжали подводные ружья и молча обменялись взглядами. Только одна мысль пульсировала в их умах в эту минуту: если прыжок будет недостаточно длинным, то нога может попасть под вращающийся винт. По жесту Питта они выстроились в ряд.

Прежде чем опустить маску на глаза, Питт снова посмотрел на парней и в десятый раз изучил их отличительные приметы, по которым он смог бы распознать их на расстоянии под водой. Парень, стоявший рядом с ним, Кен Найт, геофизик, был единственным блондином в группе: коротышка Стэн Томас, судовой инженер в голубых ластах был единственным из всех, который, как подозревал Питт, вряд ли сможет постоять за себя в столкновении. Следующим был рыжебородый морской биолог Ли Спенсер; затем Густав Герсон, долговязый, почти двухметрового роста, морской ботаник — эти двое постоянно подшучивали друг над другом. Последним, замыкающим, был фотограф экспедиции Омар Вудсон, человек с самым невозмутимым и бесстрастным лицом. Казалось, все происходящее наводило на него тоску. Вместо подводного ружья Вудсон взял 35-миллиметровый Никон со вспышкой, небрежно свесив за поручень дорогую аппаратуру для подводных съемок, словно это была старая ненужная коробка.

Питт надвинул маску на глаза, тихо присвистнул самому себе и еще раз взглянул на воду. Она бурлила возле платформы уже не так быстро — Ганн снизил скорость Первой Попытки до трех узлов — достаточно медленно, решил Питт, чтобы нырнуть ногами вперед. Он повернул голову и пристально посмотрел вперед на приближающуюся в море точку, куда он нырнет в следующий момент.

Почти в то же самое мгновение Ганн взглянул на показания фазометра и в последний раз на скалистый берег. Его рука медленно поднялась, поискала язычок рынды, нашла его, остановилась, затем сильно дернула за него. Металлический звук разорвал горячий полуденный воздух и понесся по морской глади к прибрежной каменной стене, вернувшись отзвуком эха назад, к кораблю.

Питт, балансируя на краю платформы, не стал дожидаться эха. Крепко прижав одной рукой маску к лицу и сжимая другой подводное ружье, он прыгнул.

Тысячи сверкающих на солнце бриллиантовых капелек поднялись в воздух. Сразу же после того, как водная гладь сомкнулась над его головой, Питт стал погружаться и работал ластами так быстро, как будто вращалось в полную мощность гребное колесо старого парохода на реке Миссисипи. Через пять секунд, проплыв около пяти метров, он оглянулся назад и посмотрел на темный контур удаляющегося корабельного корпуса. Вращающиеся двойные лопасти гребных винтов казались устрашающе близкими. Их гудящий шум распространялся под водой со скоростью до полутора тысяч метров в секунду, кроме того, эффект от преломления света под водой увеличивал их сверкающие лопасти почти на четверть.

Сжав зубами загубник регулятора, Питт перевернулся и посмотрел в направлении удаляющегося корабля, чтобы увидеть, как прыгнули остальные. Слава богу, они все были здесь, в одном месте. Найт, Томас, Спенсер и Герсон, все в одной группе, совсем недалеко. Только Вудсон усиленно работал ластами, он висел в воде метрах в трех над остальными.

Видимость была прекрасной. Длинные пурпурные щупальца осьминога были ясно различимы в двадцати пяти метрах. Парочка уродливых рыб-драконов медленно проплывала у самого дна, ихяркие голубовато-желтые бесчешуйчатые тела были украшены сверху колючими шипами. Это был сказочный мир, мир безмолвия, заполненный загадочными созданиями и украшенный таким разнообразием форм и оттенков цветов, которые не поддаются человеческому описанию. Это был также таинственный и опасный мир, который, начиная от убийственных зубов акулы и до смертельного яда невинно выглядящей рыбы-зебры, представлял из себя захватывающее сочетание вечной красоты и постоянного риска.

Не дожидаясь появления первых признаков дискомфорта, Питт начал продувать маску, чтобы сровнять внутреннее давление с давлением воды. Когда кровь перестада стучать в ушах, он стал медленно погружаться, приближаясь к чудесному пейзажу внизу, чтобы самому стать его частью.

В десяти метрах красный цвет практически исчез, на глубине было царство мягкого голубого и зеленого цветов. Питт задержался на глубине пятнадцати метров и стал внимательно рассматривать дно. Здесь не было ни скал, ни каких-либо обитателей, только островок подводной пустыни, где миниатюрные песчаные дюны извивались в змеевидной ряби. За исключением встречающейся иногда обитающей на дне рыбы-звездочета с парой остекленевших глаз и огромными, выдающимися вперед губами, морское дно было пустынным.

Ровно через восемь минут после того, как они покинули Первую Попытку, морское дно начало постепенно подниматься, и вода стала темной от бушующего на поверхности прибоя. Скалистый массив, покрытый морскими водорослями, показался впереди. И они внезапно оказались у подножия вертикальной отвесной скалы, которая поднималась вверх под углом в девяносто градусов, пока не исчезла в зеркальной поверхности моря. Как капитан Немо и его товарищи, занимающиеся изучением подводного сада, Питт повел свою команду морских исследователей на поиски убежища подводной лодки.

Поиски входа заняли не более пяти минут. Вудсон, который двигался в тридцати метрах справа, обнаружил пещеру первым. Подавая сигнал Питту и остальным, он постучал ножом по своему аквалангу, позвал их рукой и продолжил плавание вдоль северного склона к широкой расселине. Там он остановился, делая рукой призывный жест. И тут Питт тоже увидел темное и зловещее отверстие всего лишь в четырех метрах от поверхности воды. Размеры его были достаточными для подводной лодки, туда с успехом мог поместиться локомотив. Команда зависла в кристально чистой воде, глаза были устремлены на вход в подводный грот; колеблясь, они обменивались взглядами.

Питт двинулся первым и проник в отверстие. Кроме нескольких смутных отблесков света, отражавшихся от его белых пяток, он полностью исчез из вида: темная пещера поглотила его.

Он неторопливо двигал в воде ластами, позволяя течению медленно уносить его в глубь тоннеля. Яркая зелень и голубизна залитого солнцем моря быстро превратилась в глубокую синеву. Сначала Питт ничего не видел, но скоро ею глаза привыкли к темноте, и он начал различать некоторые детали.

На скалистых стенах тоннеля не было видно ни стремительных крабов, ни моллюсков и ракообразных. Пучеглазые омары не шныряли здесь в поисках пищи.

Голые стены пещеры были покрыты лишь красноватым веществом, которое мутило воду, когда Питт прикасался к этому гладкому, неестественному материалу. Он задрал голову и взглянул на полукруглый потолок, с интересом наблюдая, как маленькие пузырьки воздуха скользили по нему, напоминая шарики ртути.

Внезапно потолок резко поднялся, и голова Питта оказалась на поверхности. Он огляделся кругом, но ничего не увидел, все было закрыто серым облаком тумана. Удивленный, он снова опустил голову под воду и нырнул, проплыв метра три. Под ним полукруглое дно тоннеля заливала темная синева. Вода была прозрачной, как воздух; Питт мог видеть каждый уголок, каждую трещину в подводном пространстве грота.

Аквариум. Питт смог описать все это только одним подходящим словом. Единственное, чего не хватало, так это иллюминаторов в стенах, и тогда пещера походила бы на аквариум в Калифорнии. Здесь все отличалось от тоннеля: повсюду кипела морская жизнь. Тут были омары, крабы, моллюски, различные ракообразные, даже длинные бурые ламинарии, множество разноцветных рыбок. Одна такая рыбка промелькнула перед глазами Питта, но, прежде чем он смог рассмотреть ее, она заметила его присутствие и поспешила укрыться в скалистой расселине.

Несколько мгновений Питт наблюдал за этой захватывающей жизнью. Затем он вдруг почувствовал, как чья-то рука схватила его за ногу. Это был Кен Найт, и он показывал ему на поверхность. Питт кивнул, что понял, и поплыл наверх. Здесь его снова встретил полный туман.

Питт вытащил трубку:

— Что ты думаешь об этом? — Каменные стены усилили его голос до рева.

— Совершенно типичный случай, — ответил Найт громовым голосом. — Каждый раз, когда прилив закрывает наружный вход и проносится с силой по тоннелю, то имеющийся в пещере воздух сжимается. Когда давление уменьшается, то объем влажного воздуха расширяется, он охлаждается и конденсируется в туман. — Найт замолчал, чтобы высморкаться. — Приливы бывают здесь с интервалом приблизительно около двенадцати секунд, так что в любой момент все может проясниться.

Не успел он произнести это, как туман исчез, обнажив мрачную пещеру метров восемнадцать высотой. Это был пустынный грот и ничего больше: никаких следов человеческой деятельности. Питт почувствовал себя так, словно он вошел в пустой кафедральный собор, разрушенный артиллерийским огнем во время первой мировой войны и воздушной бомбардировкой во время второй мировой. Стены были покрыты трещинами и расселинами, а разрушенные у основания скалы показывали, что одна из них может упасть в любой момент. Затем снова появился туман, и видимость исчезла.

Питт за те несколько секунд, которые понадобились на осмотр грота, не ощутил ничего, кроме грызущих его сомнений. Затем поднялась волна ошеломляющего недоверия, потом появилась досада, что он ошибся.

— Этого не может быть, — пробормотал он, — этого просто не может быть. — Свободная рука Питта сжалась в кулак так, что костяшки пальцев побелели, и он в приступе отчаяния и ярости ударил кулаком по воде. — В этой пещере должна быть оперативная база фон Тилля. Господи, помоги нам найти выход из этого недоразумения, в которое мы попали.

— Согласен с вами, майор, — Найт подплыл и дотронулся до плеча Питта.

— Геологические основания вне подозрений. Это отверстие казалось самым подходящим. Это тупик. Кроме тоннеля, здесь больше нет выходов.

— Я видел выступ в дальнем конце грота. Может, если я…

— Для этого нет времени, — нетерпеливо перебил его Питт. — Мы должны как можно скорее вернуться назад и продолжить поиски.

— Извините меня, майор! — Герсон взял Питта за руку: он подплыл так незаметно, что Питт невольно вздрогнул от неожиданности. — Я обратил внимание на то, что может показаться интересным.

Туман снова проделал очередной цикл, потом все прояснилось, и своеобразное выражение лица Герсона привлекло внимание Питта. Он улыбнулся долговязому ботанику.

— Хорошо, Герсон, давай, только быстро. У нас нет времени для лекций по морской флоре.

— Поверите вы или нет, но именно это я и собираюсь сделать. — Герсон улыбнулся в ответ, блестящие капли воды стекали с его бороды. — Скажите, вы заметили ту колонию Макросистис Пирифера на стене, противоположной тоннелю?

— Может быть, — невыразительно ответил Питт, — если бы я еще и знал, о чем вы говорите.

— Макросистис Пирифера — это коричневая морская водоросль из семейства Фаэофита, возможно, более известная как ламинария.

Питт смотрел на него, размышляя, и продолжал слушать.

— Не сходится, майор. Ламинария обычно распространена только на тихоокеанском побережье Соединенных Штатов. Температура воды в этой части Средиземноморья слишком теплая для жизни этой водоросли. Кроме того, ламинарии, необходим солнечный свет для процесса фотосинтеза. Я не могу представить, чтобы ламинария обитала в подводной пещере. Нет, это парадокс, этого не может быть.

Питт медленно покачивался на воде:

— Тогда, если это не ламинария, то что же это?

Туман появился снова, и Питт не видел лица Герсона. Он мог только слышать грохочущий голос ботаника.

— Это все искусственное, майор. Без сомнения, самые лучшие пластиковые копии Макросистис Пирифера, какие мне когда-либо встречались.

— Пластиковые? — удивился Найт, его голос разросся эхом по гроту. — Ты уверен?

— Мой дорогой, — пренебрежительно произнес Герсон. — Разве я ставил под сомнения твои анализы донных отложений или…

— Красная слизь на стене тоннеля, — перебил его Питт. — Что ты об этом думаешь?

— Не могу сказать наверняка, — отозвался Герсон. — Похоже на какую-то краску или покрытие.

— Я помогу ему, майор. — Лицо Стэна Томаса неожиданно возникло из рассеивающегося тумана. — Это красное покрытие для корпуса корабля, предохраняющее его от обрастания ракушками. Оно содержит мышьяк, вот почему в тоннеле ничего не растет.

Питт взглянул на часы.

— Время уходит. Здесь должно быть нужное нам место.

— Еще один тоннель за зарослями ламинарии? — осторожно спросил Найт. — Так, майор?

— Это начинает обнадеживать, — спокойно ответил Питт. — Закамуфлированный второй тоннель, который ведет в следующую пещеру. Теперь я понимаю, почему никому из обитателей Тасоса никогда не удавалось обнаружить базу фон Тилля.

— Хорошо, — Герсон выдул воду из дыхательной трубки. — Полагаю, мы продолжаем поиски.

— У нас нет другого выбора, — сказал Питт. — Вы готовы к еще одному погружению?

— Все присутствующие готовы, не хватает только Вудсона, — ответил Спенсер.

Вдруг на какое-то мгновение ярко-голубой свет вспышки осветил пещеру.

— Никто не улыбнулся, — кисло заметил Вудсон. Он поплыл в дальний конец пещеры, чтобы все попали в кадр.

— В следующий раз, вопящий желток, — пошутил Спенсер.

— Не имеет значения, — обиделся Вудсон. — Никто все равно не знает, что это значит.

Питт улыбнулся и начал движение. Он плыл вперед, а затем резко нырнул ко дну, как самолет во время атаки с бреющего полета. Тонкие стволы поднимались от самого дна к поверхности, формируя плотный широкий занавес. Герсон оказался прав, это были искусственные растения. Но даже на расстоянии вытянутой руки Питт не смог бы отличить пластик от настоящей ламинарии. Он достал нож и начал прокладывать путь через коричневые раскачивающиеся стебли. Продвигаясь таким образом вперед и изредка останавливаясь, чтобы поправить свой акваланг, он наконец-то прорвался в другой тоннель. Второй имел гораздо больший диаметр, чем первый, но был короче. После четырех сильных рывков Питт вынырнул в новом гроте, но его окружал белый непроницаемый туман. Через некоторое время рядом послышался всплеск воды, и вскоре вынырнула голова.

— Видно что-нибудь? — раздался голос Спенсера.

— Нет еще, — ответил Питт. Его глаза, не мигая всматривались во влажный мрак. Ему показалось, что он что-то увидел, что-то больше воображаемое, чем реальное. Постепенно он смог различить темный контур, выступавший из тумана. И затем вдруг резко и ясно возник гладкий черный металлический корпус подводной лодки. Питт вытащил трубку, подплыл к лодке и, хватаясь за выступы на носу, вскарабкался на палубу субмарины. Все его внимание было поглощено подводной лодкой. Он, по крайней мере, раз десять представлял себе, как он отреагирует, что он будет чувствовать, когда, наконец, дотронется до подводного перевозчика героина. Радость от того, что он оказался прав, — и даже больше. Злость и отвращение переполняли его. Если бы могли говорить эти стальные листы обшивки, то сколько историй о жутких трагедиях они могли бы рассказать.

— Пожалуйста, положи подводное ружье на палубу и веди себя очень и очень тихо. — Голос позади Питта был грубым, и таким же было дуло пистолета, уткнувшееся ему в спину. Он осторожно положил ружье на мокрую палубу. — Хорошо. Теперь прикажи своим людям бросить оружие на дно. Без фокусов. Любое движение в воде может превратить пловца в отвратительную желеобразную массу.

Питт кивнул пяти покачивающимся на воде головам:

— Вы слышите, что он говорит? Бросьте оружие… ножи тоже. Нет необходимости раздражать этих замечательных людей. Я сожалею, ребята. Похоже, я втянул вас в неприятную историю.

Больше нечего было сказать. Питт завел этих пятерых парней в ловушку, из которой они могут никогда и не выбраться живыми. Все его эмоции отключились, сейчас он думал только о времени. Питт тихо поднял руки над головой и медленно повернулся назад.

— Майор Питт, вы крайне назойливый молодой человек. — Бруно фон Тилль стоял на палубе субмарины, улыбаясь как Фу Манчу, который собирается бросить жертву крокодилам. Его глаза сузились, как щелочки. Лицо и лысая голова казались Питту омерзительными. Но что-то в его облике настораживало. Старый немец держал руки в карманах пиджака, у него не было пистолета. Оружие было у человека, который стоял рядом с ним — человек-гора, с каменным лицом и торсом, как ствол дерева. Глаза фон Тилля широко раскрылись, и в его голосе появились насмешливые нотки.

— Прошу извинить, что не представил вас, майор. — Фон Тилль жестом показал на своего компаньона. — Но я полагаю, что вы с Дариусом уже встречались.

16

— Кажется, вы удивлены, увидев меня, майор, — произнес Дариус с сатанинской усмешкой. — Я не могу передать, какое огромное удовольствие для меня снова встретиться с вами при более благоприятных обстоятельствах. — Он приставил мрачно поблескивающий маузер к горлу Питта. — Не двигайся и не вынуждай меня убивать тебя раньше времени. Твоя быстрая и неожиданная смерть лишит меня огромного личного удовлетворения. Я сказал, что рассчитаюсь с тобой и твоим маленьким уродливым дружком; теперь пришел час вернуть вам долг за боль, которую мне причинили ваши руки, или, вернее, ноги.

Питт старался казаться совершенно спокойным.

— Извини, что разочарую тебя, но Джордино в этот раз остался дома.

— Тогда его доля наказания добавится к твоей. — Дариус расплылся в улыбке, затем опустил пистолет и спокойно выстрелил Питту в ногу. Резкий грохот маузера прозвучал, как удар грома, многократно повторенный эхом. Толчок — как резкий удар раскаленной докрасна кочергой — сильно качнул Питта и заставил его сделать два шага назад. Он совершенно не мог понять, как ему удалось устоять на ногах. Девятимиллиметровая пуля прошла через мышцы бедра, всего в полусантиметре от кости, оставив маленькое аккуратное отверстие на входе и немного большее при выходе. Жгучее ощущение быстро прошло, его нога онемела от шока. Питт знал по опыту: настоящая боль наступит немного позже.

— Оставь, Дариус, — порицающе произнес фон Тилль. — Давай не будем упражняться в жестокости. Нам нужно решить более важные дела, прежде чем ты начнешь мстить. Мои извинения, майор Питт, но вы должны признать, что виноваты в этом только вы сами. Ваш прицельный удар в такое деликатное место оставит Дариуса хромым, по крайней мере, еще на пару недель.

— Я только сожалею, что не заехал ему дважды, — сказал Питт, стиснув зубы.

Фон Тилль проигнорировал его ответ. Он обратился к парням в воде:

— Бросайте ваше подводное снаряжение на дно, джентльмены. Затем поднимайтесь на палубу. Побыстрее, у нас не слишком много времени.

Томас поднял свою маску и бросил убийственный взгляд на фон Тилля:

— Нам удобно и здесь, где мы находимся.

Фон Тилль пожал плечами:

— Очень хорошо, кажется, вам нужен стимул. — Он повернулся и крикнул в темноту пещеры. — Ганс, свет!

Неожиданно вверху зажглись яркие лампы, залив грот светом от потолка до воды. Питт теперь смог увидеть, что подводная лодка была пришвартована к плавучему доку, который начинался от входа в тоннель у дальней стены и тянулся на шестьдесят метров по воде, как огромный деревянный язык. Куполообразный свод потолка был в этом гроте значительно ниже, чем в первом, но он был в несколько раз шире; на его площади могло бы спокойно разместиться футбольное поле. Вдоль правой стены на сделанном выступе неподвижно замерли пять человек, их руки сжимали автоматы. На каждом была такая же униформа, какую Питт еще раньше видел на шофере фон Тилля. Невозможно было ошибиться в их предназначении, видя ту манеру, с какой они нацелили свое оружие на находившихся в воде людей.

— Я думаю, вам лучше сделать так, как говорит этот человек, — посоветовал Питт.

Туман вернулся, но горевшие огни свели его до минимума, обрекая на провал любую попытку к бегству. Спенсер и Герсон взобрались на подводную лодку первыми, за ними последовали Найт и Томас. Вудсон, как обычно, был последним и все еще сжимал свою камеру, несмотря на приказ фон Тилля.

Найт помог Питту освободиться от акваланга:

— Дайте мне взглянуть на вашу ногу, сэр. — Он осторожно помог Питту сесть на палубу. Затем отвязал грузы от ремня на поясе и обмотал нейлоновой тесьмой ногу Питта выше раны, чтобы остановить кровотечение. Он взглянул на Питта и улыбнулся: — Кажется, всякий раз, когда я оказываюсь рядом, вы истекаете кровью.

— Дурная привычка, от которой я не могу избавиться в последнее время…

Питт резко замолчал. Туман снова рассеялся, и фонари теперь высветили вторую субмарину, пришвартованную к доку с противоположной стороны. Он смотрел на обе лодки, сравнивая их. Одна, на которой находился он со своими парнями, имела обтекаемую палубу от носа до кормы, нигде не было никаких выступающих частей. Другая субмарина была совершенно иной; на ней сохранилась оригинальная рулевая рубка, массивное сооружение на корпусе, напоминавшее искривленный шар. Три человека деловито снимали пулеметы с разбитого аэроплана, находившегося на широкой палубе.

— Теперь я знаю, откуда появлялся желтый Альбатрос, — сказал Питт. — И старая японская субмарина, способная принимать на борт и перевозить небольшой разведывательный самолет. Но их не использовали после второй мировой войны.

— Да, прекрасный экземпляр, — гордо отозвался фон Тилль. — Я восхищен, что вы смогли идентифицировать ее. Потопленная американским эсминцем в 1945 году, она была поднята Минерва Лайнс в 1951 году. Я обнаружил, что сочетание субмарины и самолета является превосходным способом доставки маленьких партий груза в районы, где требуется крайняя осторожность.

— Незаменимая штука также для атаки американских военно-воздушных баз и исследовательских кораблей, — добавил Питт.

— Потише, майор, — пробормотал фон Тилль. — Во время обеда прошлым вечером вы предположили, что самолет появляется с моря. Вы стреляли наугад, но вы оказались гораздо ближе к истине, чем думали.

— Теперь я вижу это. — Питт бросил быстрый взгляд на вход в тоннель. Еще два охранника стояли, небрежно прислонившись к стене у входа, их автоматы аккуратно висели на плече. Питт начал говорить:

— Старый Альбатрос…

— Поправочка, — вмешался фон Тилль. — В отношении Альбатроса. Для моих целей тихоходный двукрылый аэроплан был самым замечательным средством, он мог приземляться и взлетать с небольших полей, темных берегов или с воды возле корабля: его нижние крылья могут, или, вернее сказать, могли превращаться в понтоны, наподобие судна с подводными крыльями. Я использовал Альбатрос Д-3, оборудованный более современным двигателем, конечно, потому что его аэродинамические свойства идеально отвечали моим требованиям. К тому же, старый, обшарпанного вида аэроплан вряд ли можно было заподозрить в незаконной деятельности. Жаль, он больше не сможет летать. — Фон Тилль достал пачку сигарет из нагрудного кармана и закурил одну. Затем он продолжал. — Я никогда не собирался ни вооружать свой доставочный самолет, ни тем более вовлекать его в сражение. Только после того, как у меня не осталось выбора, кроме атаки Брейди Филд и вашего дорогого корабля, я установил на нем пулеметы; слишком крутое решение, возможно, но вашего капитана Ганна не обескуражили мои искусные попытки организации диверсий против его экспедиции. Я не боялся, что какой-нибудь любопытный пловец или поклонник подводной охоты обнаружит мою небольшую подводную оперативную базу. Однако знающий и опытный океанографический исследователь представлял совершенно определенную опасность. Я не мог рисковать. Был организован рейд, и я до сих пор убежден, что это был великолепный план. У полковника Льюиса не оставалось выбора, кроме как приказать… все время забываю его название, ах, да, Первой Попытке покинуть побережье Тасоса, если бы атака продолжилась без помех. Вы не могли знать, конечно, что Альбатрос намеревался атаковать корабль с бреющего полета сразу после того, как будет нейтрализована военная база. Вы, майор Питт, появились на сцене в самый неподходящий момент и все испортили.

— Превратности войны, — с сарказмом заметил Питт.

— Жаль, что Вилли не может быть здесь, чтобы услышать ваши слова.

— А где же наш старый добрый любопытный Вилли? — спросил Питт.

— Вилли был пилотом, — ответил фон Тилль. — Когда Альбатрос рухнул в море, бедный Вилли не смог выбраться из-под обломков. Он утонул прежде, чем мы смогли добраться до него. — Лицо фон Тилля внезапно стало злым и угрожающим. — Кажется, ты мне стоил моего шофера и пилота, так же, как и моей собаки.

— Доверчивость со стороны Вилли. — спокойно отозвался Питт. — Я обманул его тем же старым трюком, который использовали британцы для Курта Хейберта. А что касается собаки, то, прежде чем натравить одну из своих бешеных тварей на ничего не подозревающего гостя, вам нужно было пересчитать прежде ваши столовые приборы.

Фон Тилль с любопытством смотрел на Питта некоторое время. Затем он понимающе кивнул.

— Замечательно, совершенно замечательно. Ты убил моего чемпиона породы ножом с моего собственного обеденного стола. Надо заметить, это очень, очень неблагодарно с вашей стороны, майор. Могу я поинтересоваться, как и кем вы были предупреждены?

— Предчувствие, — отозвался Питт. — Ни больше, ни меньше. Вам не следовало пытаться убить меня. Это была ваша первая ошибка.

— Очень жаль, что вам удалось выбраться из лабиринта, чтобы продлить ваше существование всего на несколько часов.

Питт безразлично взглянул в пространство позади фон Тилля и Дариуса. Зияющий черный тоннель был сейчас странно пуст, двое охранников исчезли. А пятеро охранников, которые прислонились к стене пещеры с автоматами, выглядели так же грозно как и раньше.

— Ваш торжественный прием приводит меня к заключению, что вы нас ждали, — тихо проговорил Питт.

— Разумеется, мы поджидали вас, — уверенно произнес фон Тилль. — Добрый друг Дариус проинформировал меня о вашем предстоящем визите. Точное время стало ясным, когда Первая Попытка начала подозрительные действия: ни один капитан в здравом уме не подведет свой корабль так близко к скалам Тасоса.

— Так сколько же сребренников заплатили Дариусу за предательство?

— Точная сумма вряд ли вас заинтересует, — сказал фон Тилль. — Дело в том, что Дариус находится на моей службе уже десять лет. Вы можете заметить, что наше сотрудничество основано на полной взаимной выгоде.

Питт взглянул в угольно-черные глаза Дариуса:

— Неважно, как ты докатился до предательства, но этот шаг делает тебя законченным подлецом. Вот в чем ваша вторая ошибка, фон Тилль. Использование такого скользкого гнусного таракана, как эта бестия Дариус, непременно приведет к обратным результатам.

Дариус затрясся от злобы. Маузер задрожал в его огромном кулаке, он казался невероятно длинным и был нацелен прямо в живот Питта.

Фон Тилль устало покачал головой:

— Раздражая Дариуса, вы только приближаете наступление своей смерти.

— Какая разница. Вы в любом случае собираетесь нас убить.

— Опять предчувствие, майор? Оно хорошо вам служит. — Фон Тилль говорил весело. Слишком весело, чтобы Питт мог усомниться в его намерении.

— Я ненавижу сюрпризы, — язвительно заметил Питт. — Как и когда?

Фон Тилль с подчеркнутой педантичностью отодвинул рукав и внимательно посмотрел на циферблат своих часов:

— Через одиннадцать минут, если быть точным. Это все время, на которое вы можете рассчитывать.

— Почему не сейчас? — рычал Дариус. — Зачем ждать? У нас есть и другие дела.

— Спокойно, Дариус, — урезонил его фон Тилль. — Мы можем использовать лишние руки, чтобы погрузить наши припасы на борт подводной лодки. — Он взглянул на Питта. — Из-за вашего ранения вы, майор, освобождаетесь. Остальные ваши люди могут начинать переносить снаряжение, которое вы видите в доке, к первому люку.

— Мы не работаем на мясников, — ровно и спокойно ответил Питт.

— Очень хорошо. — Фон Тилль обратился Дариусу. — Прострели его левое ухо. Следующей пулей убери ему нос. И после этого…

— Прекрати, старый кровожадный немец. — Слова срывались с губ Вудсона. — Мы загрузим твою проклятую лодку.

У них не было выбора. И у Питта не было выбора. Он только мог беспомощно сидеть и наблюдать, как Спенсер и Герсон начали разбирать небольшую гору деревянных ящиков на пирсе и передавать их Найту и Томасу на подлодку. Вудсон исчез в люке; только его руки время от времени мелькали над палубой, чтобы подхватить ящик. Жгучее ощущение появилось в ноге Питта. Могло показаться, что какой-то маленький человечек бегал взад-вперед по ране с факелом с руках. Раз или два он был близок к потере сознания; но каждый раз он находил силы держаться, пока не исчезали нахлынувшие волны темноты. Невероятным усилием воли он сохранял свой голос ровным во время разговора.

— Вы ответили только на половину моего вопроса, фон Тилль.

— Неужели способ вашей кончины действительно так много значит для вас?

— Как я уже сказал, я ненавижу сюрпризы.

Фон Тилль с холодной расчетливостью изучал Питта. затем он пожал плечами:

— Я полагаю, нет необходимости скрывать неизбежное. — Он замолчал, чтобы снова взглянуть на часы. — Вы со своими людьми будете застрелены. Немного жестоко и безжалостно, но я предпочитаю думать об этом, как о более гуманной смерти, особенно если сравнивать с погребением заживо.

Питт на мгновение задумался.

— Погрузка груза и снаряжения, эти люди, снимающие пулеметы с разбитого Альбатроса, — все это говорит о побеге. Вы сматываете удочки, фон Тилль, и пытаетесь незаметно ускользнуть. После того, как вы выберетесь отсюда, через одну минуту, пять минут, а может, даже через полчаса раздастся взрыв и скроет пещеру под тоннами скал, похоронив нас шестерых и уничтожив всякое свидетельство ваших контрабандных операций.

Фон Тиль с изумлением и подозрением взглянул на Питта.

— Продолжайте, майор, я нахожу ваши размышления крайне разумными.

— Вы работаете по очень плотному графику, и вы испуганы. Под нашими ногами, под этой палубой находятся сто тридцать тонн героина, погруженного на подлодку в Шанхае и провезенного по Индийскому океану и через Суэцкий канал кораблем Минерва Лайнс. Я вынужден оставить его вам; кто-нибудь еще попытается тайком протащить героин в Соединенные Штаты через задворки и без особого шума. Но не так, как Бруно фон Тилль. Лучшие агенты с Мадисон-авеню вряд ли смогли бы сделать лучше столь профессиональную работу, им объявили о нелегальном грузе Королевы Артемизии и пункте назначения. Это была умная мысль. Но даже то, что агенты ИНТЕРПОЛа в конце концов раскрыли вашу подводную систему транспортировки, не имеет большого значения. Их взгляды все еще обращены к Королеве Артемизии. Вы следите за моей мыслью?

Они стояли молча, и в ответ не прозвучало ни утвердительной. ни отрицательной реакции.

— Как Дариус несомненно проинформировал вас, — продолжал Питт. — инспектор Закинтас и Отдел по борьбе с наркотиками тратят свое время и усилия, готовя ловушку для корабля к моменту, когда он доберется до Чикаго. Я содрогаюсь от мысли, какие ругательства будут раздаваться над озером Мичиган, когда они не обнаружат ничего, кроме прекрасно отработанных актерских улыбок экипажа корабля, а в трюмах не будет ничего, кроме какао с Цейлона. — Питт остановился и поудобнее устроил свою раненую ногу. Он заметил, что Найт и Томас присоединились к Вудсону, забравшись в люк. Затем он продолжил.

— Это, должно быть, огромное удовольствие — знать, что ИНТЕРПОЛ приготовил тебе приманку, крюки, ловушки. Они совершенно не ведают, что подводная лодка и героин исчезли прошлой ночью. Груз будет перевезен на другом корабле Минерва Лайнс, который проследует позднее. Этим кораблем, кстати, должна оказаться Королева Джокаста, следующая в Новый Орлеан с грузом турецкого табака, которая собирается бросить якорь в миле отсюда в ближайшие десять минут. Вот почему вы испуганы, фон Тилль. У вас мало времени, и вам приходится идти на огромный риск, загружая ваш корабль среди бела дня.

— У вас живое воображение, — высокомерно произнес фон Тилль, но Питт заметил следы беспокойства на лице старика. — Однако, нет абсолютно никакой возможности доказать ваши дикие домыслы.

Питт не обратил внимания на его слова. Он ответил:

— Зачем мне беспокоиться? Я собираюсь умереть через несколько минут.

— У вас есть достоинство, майор, — медленно произнес фон Тилль. — Я восхищаюсь вами. Ваши предположения и догадки превосходны. Я не вижу, наконец, никакого вреда в признании, что вы правы во всем, о чем только что сказали, лишь за одним исключением: Королева Джокаста прибудет не в Новый Орлеан. В последнюю минуту она заменит курс на Галверстон, в Техасе.

Трое на другой субмарине сняли пулеметы с Альбатроса и таинственно исчезли из вида. Герсон перешел на палубу и передал ящик через люк Спенсеру, который теперь исчез в трюме вместе с Томасом, Найтом и Вудсоном. Питт говорил быстро. Сейчас ему была дорога каждая секунда.

— Еще один вопрос, прежде чем Дариус сделает свое дело. Из общепринятой вежливости вы не можете отказать мне в последнем желании знать об этом.

Дариус стоял рядом, на его злом лице было явно видно намерение убить. Он напоминал садиста-ребенка из биологического класса, который никак не мог дождаться момента, чтобы начать препарировать лягушку.

— Очень хорошо, майор, — живо отозвался фон Тилль. — Что такое?

— Как будет распределяться героин после разгрузки в Галверстоне?

Фон Тилль улыбнулся:

— Одно из моих менее известных деловых рискованных предприятий — это маленькая флотилия рыбацких лодок. Оно не приносит больших доходов, но бывает временами крайне необходимо. В определенный момент мои лодки забрасывают свои сети в Мексиканском заливе, ожидая моего сигнала. Когда он получен, они вытаскивают свои сети и приходят в порт в одно и то же время с Королевой Джокастой. Остальное просто: корабль освобождается от подводной лодки, которую рыбаки доставляют на консервный завод. Груз разгружают в здании, а героин пакуется в консервные банки с этикетками кошачьей еды. По иронии судьбы, весь этот порошок появится в каждом из ваших пятидесяти штатов в банке кошачьих консервов. Хорошую шутку сыграем над Отделом по борьбе с наркотиками. К тому времени, когда у них возникнут подозрения, будет слишком поздно. Героин будет уже распределен и тщательно спрятан. Примиритесь с этим, майор, или перспектива того, что весь этот героин миллионы ваших соотечественников будут нюхать, делать инъекции и поглощать, приводить в шок вашу мораль?

Теперь уже улыбался Питт:

— Вероятно это так, если его удастся перевезти.

Фон Тилль сощурил глаза. Питт не был похож на обреченного человека. Что-то здесь было не так:

— Мы его перевезем. Это я вам обещаю.

— Миллионы людей, — задумчиво произнес Питт. — Вы стоите здесь с улыбочкой на ваших уродливых губах открыто наслаждаетесь тем, что из-за нескольких паршивых долларов миллионы людей будут повергнуты в страдания и нищету.

— Вряд ли несколько долларов, майор, я думаю, пятьсот миллионов долларов будет более точной цифрой.

— Вам не хватит жизни, чтобы даже сосчитать, а не то, чтобы потратить эти деньги.

— А кто может остановить меня? Вы, майор? Инспектор Закинтас? Может, карающий меч господен?

— Хотелось, чтобы это было так.

— Я сыт по горло его глупой болтовней, — зло прошипел Дариус. — Теперь пусть он заплатит за все свое высокомерие. — Огромное лицо было перекошено от злобы. Питту совсем не нравился этот взгляд. Ему казалось, что он чувствует, как палец Дариуса нажимает на спусковой крючок маузера.

— Давай, — медленно произнес Питт. — Но мои одиннадцать минут еще не истекли. — В действительности Питту казалось, что он говорил несколько часов.

Фон Тилль стоял молча и играл сигаретой. Наконец, он произнес:

— Есть один момент, майор, который интригует меня. Зачем вы похитили мою племянницу?

Губы Питта растянулись в ухмылке:

— Начнем с того, что она не ваша племянница.

Лицо Дариуса побелело:

— Вы, вы не могли этого знать.

— Я знаю, — спокойно парировал Питт. — В отличие от вас, фон Тилль, я не имел преимущества в услугах информатора. Вообще, идея Закинтаса была довольно привлекательной, но его план был с самого начала обречен на провал. Он спрятал настоящую племянницу в Англии и нашел другую девушку, которая походила на нее. Вряд ли нужно было стремиться к полному сходству, ведь вы не видели Тери более двадцати лет. Закинтас тщательно подготовил путешествие своей Мата Хари, чтобы все выглядело как невинный визит во время каникул любящей родственницы.

Дариус уставился на фон Тилля, было похоже, что его массивная челюсть пережевывала открытие Питта. Выражение лица фон Тилля совершенно не изменилось. Он только слегка кивнул, показывая свое согласие.

— Но все оказалось напрасно, — продолжал Питт. — Этот визит не удивил вас. Дариус предупредил о нем и здесь у нас было два варианта: вы могли разоблачить девушку как самозванку и выгнать ее или продолжить игру и снабжать ее фальшивой информацией. Вполне естественно, что ваш дьявольский ум избрал последнее. Вы были в своем репертуаре. Вы находились в роли кукольника, дергающего за ниточки. Теперь вы могли вести игру против Закинтаса и Зено при помощи девушки и Дариуса.

— Я был неотразим, — произнес фон Тилль. — Вы согласны?

— Вы не могли ошибиться, — спокойно продолжал Питт. — С момента ее появления и до того, пока мы с Джордино не похитили ее с виллы, ваш шофер пристально следил за каждым движением девушки. Под предлогом охраны Вилли следовал за ней, как хвост. Это, наверное, была приятная работа, особенно когда она загорала на берегу. К тому же ее страсть к раннему утреннему купанию была не чем иным, как средством контакта с Закинтасом. Это была единственная возможность, какую вы ей оставили для передачи информации. Как вы, наверное, смеялись, видя, как она заглатывает каждый кусочек наживки, которую вы ей подсовывали. Затем что-то произошло, и Закинтас начал подозревать. Может, опоздав однажды на их утреннее рандеву, он заметил Вилли, сидевшего в кустах, все внимание которого было сосредоточено на девушке в бикини. Закинтас, естественно, предположил, что Вилли наблюдал за всеми их утренними встречами. Неожиданно он увидел, что его тщательно разработанный план рухнул. Было похоже, что вы снова обвели его вокруг пальца.

— Мы могли воспользоваться этим преимуществом, — яростно взорвался Дариус, — если бы не вы.

Питт пожал плечами:

— Вышел наш герой, который появился на сцене, совершенно не подозревая, что он будет схвачен, избит и убит до того, как опустится занавес. Моя жизнь оказалась бы менее сложной, если бы только я остался в постели в то утро, вместо раннего плавания. Когда Тери обнаружила меня, я дремал в полосе прибоя. Было еще темно, и она ошибочно приняла меня за Закинтаса, думая, что один из ваших людей убил его. Она едва не упала в обморок, когда казавшееся безжизненным тело вдруг ожило и начало вести шутливый разговор. — Снова усилилась боль, и он сильно сжал ногу, пытаясь избавиться от наступившей слабости. Он заставил себя продолжать, его слова с трудом просачивались сквозь стиснутые зубы. — Что-то было не так. Закинтаса не было, а был незнакомец, который, казалось, ничего не знал о происходящем: добавьте к этому случайное совпадение, что посторонний человек оказался в назначенном месте на пустынном берегу, — и вы поймете смущение девушки. Надо отдать ей должное, она очень сообразительная. Оценив все обстоятельства, она пришла к единственному доступному ей заключению: я работаю на вас, фон Тилль. Поэтому она повторила мне тщательно отработанную легенду и пригласила меня пообедать на виллу, ожидая поразить вас, невинно представив вам вашего собственного тайного агента.

Фон Тилль улыбнулся:

— Боюсь, что вы сами заварили кашу, мой дорогой Питт, со своим смешным утверждением, что вы занимаетесь уборкой мусора. Она не поверила в это, но, как ни странно, я поверил.

— Это не так странно, как кажется, — объяснил Питт. — Обученный агент в здравом уме вряд ли будет использовать такое дешевое прикрытие. Вы знали это. Кроме всего, у вас не было никаких причин для тревоги: не поступало предупреждения от Дариуса. Это действительно была только шутка с моей стороны, которая обернулась довольно плачевными результатами. — Питт замолчал, поправляя ремешок, стягивавший его рану. — Когда я появился у вас на пороге с золотыми дубовыми листьями майора в петлицах, вы моментально вообразили, что я один из агентов Закинтаса, которого он ввел в действие, и Дариус не знал об этом. Не желая того, я подлил масла в огонь ваших подозрений, когда едва не вышел из себя и чуть не обвинил вас в организации рейда на Брейди Филд. Я подобрался к вам слишком близко, фон Тилль. И вы приняли решение убрать меня. Риск подвергнуться обвинениям был ничтожным, и не было никаких шансов, что мое тело или то, что от него останется, когда-либо будет найдено в лабиринте. К этому моменту девушка поняла, что она совершила ужасную ошибку. Я действительно оказался посторонним человеком, который действительно случайно оказался в назначенном месте на побережье в четыре часа утра. Но было уже слишком поздно, она не могла ничего сделать, кроме как беспомощно стоять и держать рот на замке, в то время как вы избавлялись от меня.

Фон Тилль выглядел задумчивым.

— Конечно, теперь я понимаю. Вы все еще были уверены, что девушка моя племянница, и вы похитили ее из мести.

— Вы правы только наполовину, — снова продолжил Питт. — Когда кто-то пытается убить меня, я хочу знать, чем я заслужил такое внимание. Кроме вас девушка была моим единственным источником ответа на все интересующие меня вопросы. Но полковник Зено появился у выхода из лабиринта и помешал моим планам, прежде чем я смог спросить ее о чем-то. Но, невзирая на то, как все обернулось, я оказал большую услугу инспектору Закинтасу.

— Я что-то не понимаю, — холодно произнес Дариус.

— Закинтас придумывал способы похищения; бесполезность девушки стала очевидной, и, пока она будет играть роль вашей племянницы, за ее жизнь не дадут и двух центов. Он собирался удалить ее с виллы и с острова. И так получилось, что я сыграл ему на руку и преподнес ее ему на серебряном блюдечке. Однако, Закинтасу еще не удалось выпутаться из затруднительного положения. Перед ним возникла новая и совершенно неожиданная проблема: мы с Джордино. Он знал: мы охотились за вашим скальпом, и, как ни прельщала его идея использовать нас, он все же должен был остановить нас. Легально у него не было средств, и он не мог задержать нас силой. Поэтому он сделал следующий продуманный шаг и попросил нас сотрудничать с ИНТЕРПОЛОМ. Таким образом он мог следить за нами, как коршун.

— Вы совершенно правы, майор. — Фон Тилль провел рукой по своей лысой голове, вытирая пот с блестевшей кожи. — У меня были намерения убрать девчонку.

Питт кивнул:

— А я удивлялся, почему Закинтас был так настойчив в том, чтобы я держал Тери на борту Первой Попытки. Она была бы в относительной безопасности от вас и могла следить за мной и Джордино. Только сегодня утром до меня дошло, какую игру вела девушка и на чьей она стороне.

Дариус с откровенным удивлением уставился на Питта:

— Что здесь происходит, майор Питт? Вы просто не могли знать всего этого.

— Хорошенькие девушки не носят пистолет двадцать пятого калибра, прикрепленный к своей ножке, — парировал Питт. — Это точный признак профессионализма. У Тери не было оружия, когда я встретил ее на берегу. Джордино обнаружил пистолет, когда мы похитили ее из кабинета виллы. Очевидно, она опасалась кого-то внутри виллы, а не снаружи.

— Вы еще более сообразительны, чем я считал, — с горечью произнес фон Тилль. — Я, вероятно, слегка недооценил вас. Но это не имеет никакого значения.

— Только слегка недооценили? — с любопытством спросил Питт. — Я удивляюсь. Если я разгадал хитрости девушки, то почему, вы думаете, я бездействовал и позволил ей отравить радиооператора Первой Попытки? Чтобы она смогла передать сообщение инспектору Закинтасу, рассказав о моем намерении найти пещеру.

— Ответ простой, — самодовольно произнес фон Тилль. — Вы не знали, что Дариус работал на меня. Он получил сообщение девушки, но, к несчастью для вас, не передал его инспектору Закинтасу. Видите, майор, вы завязли по уши в этих делах.

Питт ответил не сразу. Он сидел прямо, ощущая боль, горевшую в ноге, и думал, правильно ли он выбрал момент. Невозможно дальше продолжать игру — темные круги плыли у него перед глазами и застилали видимость. Он слегка повернул голову и мрачно посмотрел на Дариуса. Маузер все еще был нацелен в живот Питту. «Все должно получиться», — сказал он самому себе. Он надеялся на Бога, что его расчет времени окажется верным.

— Я согласен, — ровно произнес он. — Это только доказывает, что вы не можете победить во всех делах, не правда ли, адмирал Хейберт?

Сначала фон Тилль не ответил. Он продолжал стоять, выражение его лица не изменилось. Затем полнейшая неожиданность, невероятность слов Питта дошла до него. Он сделал шаг вперед по направлению к Питту, его губы едва двигались.

— Как… как вы меня назвали? — едва слышно спросил он.

— Адмирал Хейберт, — повторил Питт. — Адмирал Эрих Хейберт, командующий транспортным флотом нацистской Германии: фанатичный последователь Адольфа Гитлера и брат Курта Хейберта, аса-летчика первой мировой войны.

Лицо фон Тилля слегка побледнело.

— Вы, вы просто не в своем уме.

— U-19 — вот ваша последняя ошибка.

— Чепуха,полнейшая чепуха, — слова едва просачивались через плотно сжатые губы.

— Модель в вашем кабинете. Она показалась мне странной в свое время: почему бывший боевой летчик держит у себя копию субмарины вместо самолета, на котором он летал во время войны? Пилоты так же сентиментальны в этом отношении, как и моряки. У меня не укладывалось это в голове. Последним казусом во всей этой истории было то, что Дариус, не зная вашей подлинной личности, воспользовался радиоприемником инспектора Закинтаса, чтобы сделать запрос в германский военно-морской архив по моей просьбе.

— Так вот зачем вам это было нужно, — удивленно произнес Дариус.

— Это было простое наведение справок. Я запросил список команды U-19. Я также связался со своим старым другом в Мюнхене — авиатором-любителем первой мировой войны — и спросил его, не знал ли он пилота по имени Бруно фон Тилль. Ответ пришел весьма интересный. Фон Тилль действительно находился на службе в военно-воздушных силах германской империи. Но вы утверждали, что летали с Куртом Хейбертом с аэродрома Ксанти в Македонии и служили в 73-ей эскадрилье. Настоящий же фон Тилль служил в 9-ой эскадрилье во Франции с лета 1917 года до прекращения военных действий в ноябре 1918 года; он никогда не покидал Западного фронта. Следующим интригующим моментом было первое имя в списке команды U-19 — командир лодки Эрих Хейберт. Будучи крайне любопытным малым по натуре, я не остановился на этом. Я еще раз радировал в Берлин, на этот раз с корабля, и попросил их прислать всю имеющуюся информацию об Эрихе Хейберте. Что за этим последовало, можно себе представить, — я не мог бы произвести больший переполох среди германского руководства, даже если бы одним махом воскресил Гитлера, Геринга и Гиммлера.

— Пустая болтовня, он бредит. — Напряженный расчетливый взгляд снова появился на лице старого немца. — Никто в здравом уме не поверит такой смешной выдумке. Модель подводной лодки — вряд ли это является прочной связью между мной и Хейбертом.

— Я не собираюсь ничего доказывать. Факты говорят сами за себя. Когда Гитлер пришел к власти, вы стали его преданным последователем. В обмен на вашу приверженность и признание вашего ценного боевого опыта он сделал вас командующим транспортным флотом; этот титул вы пронесли через всю войну вплоть до германской капитуляции, когда вы неожиданно исчезли.

— Это не имеет ко мне никакого отношения, — сердито произнес фон Тилль.

— Вы не правы, — продолжал Питт. — Настоящий Бруно фон Тилль женился на дочери богатого баварского предпринимателя, который среди прочих дел владел небольшим флотом торговых судов — эти корабли плавали под греческим флагом. Он принял греческое подданство и возглавил компанию Минерва Лайнс. С финансовой стороны компания была убыточная, но он превратил ее в первоклассный флот, когда начал контрабандным путем поставлять оружие и военное снаряжение Германии в нарушение положений Версальского Договора. Вот здесь вы с ним и познакомились, вы помогали осуществлять эти операции. Вы неплохо поработали вдвоем, но фон Тилль был не глупым человеком. Он понял, что державы оси проиграют войну, в конце концов. Поэтому в самом начале войны он порвав свою связь с Германией.

— Но где же здесь связь? — спросил Дариус. Питт преследовал свою цель, но она могла легко ускользнуть в любой момент.

— Теперь самая интересная часть. Твой босс, Дариус, не из тех людей, кто привык что-то менять. Менее умный человек попытался бы просто исчезнуть. Но только не адмирал Эрих Хейберт. Он оказался более изобретательным. Каким-то образом ему удалось пробраться через линию фронта в Англию, где благополучно проживал фон Тилль, убить этого человека и занять его место.

— Как же это возможно? — потребовал объяснений Дариус.

— Это оказалось не только возможным, — пояснил Дариусу Питт. — Все было продумано до мелочей. Они оба были примерно одинакового роста и имели схожее телосложение. Несколько небольших пластических операций, сделанных опытным хирургом, несколько характерных жестов и речевых особенностей, отработанных до совершенства — и человек, который стоит сейчас перед вами, стал точной копией настоящего Бруно фон Тилля. Почему бы и нет? У фон Тилля не было близких друзей, он жил одиноко, никто не знал его слишком близко. Его жена умерла бездетной. Был, однако, племянник, который родился и вырос в Греции. Но даже он многие годы не замечал подмены. Возникшие подозрения в этом потом стоили ему жизни. Убийство — детская игра для такого профессионала, как Хейберт. Племянник и его жена утонули во время подстроенного кораблекрушения. Тери, их малолетняя дочь, была спасена. Не благожелательность руководила Хейбертом, уверяю вас. Имидж влиятельного и богатого дядюшки-покровителя был необходим ему в глазах общества, и он не упустил такой шанс. — Питт бросил мимолетный взгляд на охранников, тоннель и японскую субмарину. Затем он снова повернулся к фон Тиллю. — После подмены контрабанда становится главной деятельностью для вас, Хейберт. Такое остроумное изобретение, как подводная лодка, прикрепленная к килю судна, было вполне естественным для бывшего капитана субмарины. Хейберт превратился в фон Тилля для окружающего мира. Минерва Лайнс была преуспевающей компанией, деньги лились рекой. Но вы беспокоились, все шло слишком гладко. Чем более известным вы становились, тем возрастала возможность быть разоблаченным. Поэтому вы переехали на Тасос, восстановили виллу и играли роль эксцентричного миллионера-отшельника. Бизнес как таковой не составлял проблемы. При помощи мощного коротковолнового радиоприемника вы могли управлять Минерва Лайнс, даже не появляясь в Европе. Вы позволили своей компании превратиться в третьеразрядного перевозчика грузов, а весь свой талант целиком посвятили контрабанде.

— К чему весь этот разговор? — прервал Дариус.

— Однажды все тайное становится явным, — объяснил Питт. — Кажется, адмирал Хейберт известен тем, что скрылся от суда над военными преступниками в Нюрнберге. Его имя стоит в списке военных преступников рядом с именем Мартина Бормана. Это был еще тот фрукт. В то время как Эйхманн сжигал евреев, Хейберт опустошал концентрационные лагеря другим способом: погружал военнопленных в трюмы старых торговых кораблей и отправлял по течению дрейфовать в Северное море, предоставляя британским и американским бомбардировщикам выполнять грязную работу вместо нацистов. Несмотря на свое исчезновение в конце войны, он был прекрасно осведомлен о том, что его ожидало, если бы он остался в Германии. Он был заочно осужден международным военным трибуналом и приговорен к смертной казни. Жаль, что его не повесили до сих пор, но лучше поздно, чем никогда. — Питт разыграл свою последнюю карту. У него не осталось ничего, на что можно было надеяться, он больше не мог оттягивать время. — Ну, вот, много фактов, много предположений. История, полагаю, получилась несколько схематичной, поверхностной. Немцы радировали небольшую часть информации, которая хранится у них в архивах. Точные детали, может, никогда не станут известны. Не имеет значения, вы конченный человек, Хейберт.

Фон Тилль холодно и оценивающе смотрел на Питта.

— Не обращай внимания на майора, Дариус. Весь его невероятный рассказ — не что иное, как умный ход по оттягиванию времени отчаявшегося человека.

Фон Тилль остановился, прислушиваясь. Сначала звук был легким, он напоминал негромкие удары. Затем Питт определил его как тяжелые шаги кованых ботинок, приближавшихся по деревянному пирсу. Туман вернулся, скрыв очертания всех предметов, а приближавшиеся шаги становились все громче. Казалось, что человек поднимал ноги и опускал их с гораздо большей силой, чем нужно. Потом безликая фигура, одетая в униформу охранника фон Тилля. вынырнула из тумана. Едва различимый человек остановился в нескольких шагах сзади и щелкнул каблуками.

— Королева Джокаста бросила якорь, сэр, — прозвучал низкий глухой голос.

— Ты идиот! — резко перебил его фон Тилль, рассердившись, что его прервали. — Вернись на свой пост.

— Пора кончать, — прохрипел Дариус. — Всего одна пуля в кишки майору, чтобы он корчился в агонии. — Ствол маузера нацелился в живот Питта.

— Все справедливо, — спокойно произнес Питт. У него был странный опустошенный взгляд, который сбивал с толку фон Тилля гораздо больше, чем любое проявление страха.

Фон Тилль изогнулся в коротком, педантичном поклоне.

— Сожалею, майор, — старый немец говорил медленно, растягивая слова. — Наша небольшая интересная беседа подошла к концу. Прошу извинить меня, если я не соблюдаю традиционного обряда завязывания глаз и последней сигареты. — Он больше ничего не сказал, злобная ядовитая усмешка на его лице говорила за него, и Питт приготовился к неизбежному выстрелу пистолета Дариуса.

17

Выстрел прозвучал: но не резкий треск маузера, а тяжелый оглушительный грохот длинноствольного кольта сорок пятого калибра. Дариус вскрикнул от боли, когда маузер упал из его руки в воду. Джордино в форме, которая была ему велика, по меньшей мере, на два размера, проворно перепрыгнул с мола на палубу субмарины и приставил кольт к левому уху фон Тилля. Потом он повернулся, чтобы полюбоваться своей меткой стрельбой.

— Ну, как видишь, я даже не забыл снять пистолет с предохранителя.

— Чудесное появление, — сказал Питт. — Весьма драматичный выход.

Фон Тилль и Дариус застыли в шоке, их лица вытянулись от такой неожиданности. Яркие прожектора рассеяли остатки тумана, и охранники на выступе увидели, что на палубе подлодки что-то произошло. Словно по команде, все пятеро охранников подняли автоматы и направили их прямо на Питта.

— Держите свои пальцы подальше от курков, — голос Джордино грохотал в каменных стенах пещеры. — Один выстрел в майора Питта — и я размажу по стенам ваши ослиные мозги. Один выстрел — и все — трупы. Вы все находитесь под прицелом, я не блефую, посмотрите в тоннель.

Необходимость перевеса в оружии была сейчас самой главной проблемой в гроте. Более десяти автоматов находилось в руках группы людей, которых Питт никогда не видел. Они сгрудились на тесном пятачке у входа в тоннель, четверо лежали на земле, трое стояли на коленях, и трое — у стены. Питту пришлось пристально всмотреться, чтобы заметить их: черно-коричневая защитная маскировка сливалась с цветом камня и теней. Только коричневые береты, отличительный знак отряда специального назначения, выдавали их присутствие.

Джордино продолжал:

— Теперь обратите свое внимание на субмарину позади меня.

Пулемет, стоявший на рулевой рубке японской субмарины, гашетки которого сжимал Зено с дьявольской улыбкой, сразу отбил у охранников желание сражаться. Они медленно опустили свои автоматы и подняли руки над головой; все, за исключением одного, который заколебался и поплатился за это.

Зено нажал на курок. Две пули, не больше, вылетели из ствола пулемета за один короткий миг. Несчастный охранник беззвучно соскользнул на землю и свалился в воду, окрасив темную синеву расплывающимся красным пятном.

— Теперь спокойно идите к выходу, — командовал Джордино. — Руки за голову.

Питт, морщась от ноющей боли в ноге, обратился к Джордино:

— Ты четко рассчитал все время.

— Столица Италии была построена не за двадцать четыре часа, — перефразировал Джордино библейское утверждение. — После всего, проплыть вдоль берега, найти Закинтаса, Зено и их бравую банду коммандос, а затем бегом провести их по этому чертову лабиринту — вряд ли это можно назвать обычной повседневной работенкой.

— У тебя были какие-нибудь трудности с моими указаниями?

— Никаких проблем. Шахта лифта была именно там, где ты и говорил.

Фон Тилль подвинулся ближе к Питту, его глаза стали холодными и злыми.

— Кто сказал тебе о лифте?

— Никто, — спокойно отозвался Питт. — Блуждая по лабиринту, я случайно попал в боковой коридор, который заканчивался вентиляционной шахтой. Я услышал шум работы генераторов где-то внизу. Их назначение сразу дошло до меня, когда я убедился в существовании подводного грота. Ваша вилла расположена на вершине почти отвесных вертикальных скал. Подземный лифт был единственным средством, чтобы попасть незаметно из виллы в этот грот. Шахта, грот, лабиринты были приспособлены для контрабандных операций: все это — следы пребывания финикийцев около двух тысяч лет назад.

— Подожди минутку, — перебил Джордино. — Ты утверждаешь, что кто-то занимался здесь контрабандой еще до Рождества Христова?

— Ты не выполнил свое домашнее задание, — улыбнулся Питт. — Если бы ты прочитал брошюру, которую нам вручил Зено перед началом экскурсии по развалинам, то знал бы, что на Тасосе первоначально обосновались финикийцы, которые добывали здесь золото и серебро. Тоннели и стволы шахты были частью древних рудников. Позднее месторождения были выработаны и заброшены. Греки открыли остров несколькими столетиями позже и подумали, что этот таинственный лабиринт был сооружен богами.

Движение на палубе привлекло внимание Питта, и он взглянул вверх.

Закинтас неслышно приблизился и долго смотрел вниз на Питта. Наконец, он спросил:

— Как нога?

Питт пожал плечами:

— Она, наверное, будет побаливать немного при понижении давления, но вряд ли повлияет на мою половую потенцию.

— Полковник Зено послал двух своих людей за носилками, они будут здесь с минуты на минуту.

— Ты слышал хоть что-нибудь из нашего весьма познавательного разговора?

Закинтас кивнул:

— Каждое слово. Здешней акустике может позавидовать даже знаменитый Карнеги Холл.

— Вы никогда ничего не сможете доказать из услышанного, — надменно произнес фон Тилль. Его губы изогнулись в презрительной усмешке, но в глазах были видны следы отчаяния.

— Как я сказал, — устало отозвался Питт, — я не собираюсь ничего доказывать. В эту минуту четыре военных эксперта-криминалиста направляются сюда из Германии на самолете американских военно-воздушных сил. Соединенные Штаты были очень рады протянуть им руку дружеской помощи после вашей небольшой бойни на Брейди Филд. Каждый из этих четверых является отличным специалистом. Им известен каждый ваш скрытый трюк. Пластическая операция, изменение голоса, ваш измененный возраст — ничто не ускользнет от них. Боюсь, это ваш конец, адмирал.

— Я греческий гражданин, — самонадеянно произнес фон Тилль. — У них нет законного права депортировать меня в Германию.

— Да прекратите маскарад, — перебил Питт. — Фон Тилль был греческим гражданином, не вы. Полковник Зено, объясните, пожалуйста, эти факты адмиралу.

— С удовольствием, майор, — Зено отошел от рулевой рубки японской субмарины и теперь стоял рядом с Закинтасом. Он широко улыбался в пышные усы и внимательно всматривался в глаза фон Тилля. — Мы тщательно следим за каждым, кто незаконно проникает на территорию нашей страны, и мы не собираемся оказывать гостеприимство находящимся в розыске военным преступникам. Если вы действительно адмирал Эрих Хейберт, как утверждает майор Питт, я лично прослежу за тем, чтобы вы оказались в руках военных экспертов-криминалистов и первым самолетом были отправлены в Германию на виселицу.

— Самый подходящий конец, — медленно произнес Закинтас. — Это избавит налогоплательщиков от значительных расходов на длительное расследование контрабандных операций с наркотиками. С другой стороны, правда, мы теряем возможность схватить половину нелегальных торговцев наркотиками в Северной Америке.

— Вы забываете о возможностях, которые используют воры, — улыбнулся Питт.

— Что вы подразумеваете под этим?

— Простая арифметика, Зак. Теперь вы знаете, где и как производится выгрузка героина. Будет нетрудно задержать Королеву Джокасту, изолировать экипаж и доставить груз самим. Я уверен, что власти могут сохранить в тайне факт задержания Хейберта, пока вы не организуете ловушку на консервном заводе в Галвестоне.

— Да, — заметно оживился Закинтас, — действительно, это должно сработать. Думаю, я смогу найти команду для управления кораблем и субмариной.

— Средиземноморский Десятый Флот, — предложил Питт. — Воспользуйтесь своим влиянием и сделайте срочный запрос командованию флота о чрезвычайной необходимости подбора команды корабля. Людей могут доставить на вертолете на Брейди Филд. По времени это задержит Королеву Джокасту часов на пять или шесть по сравнению с графиком. Если разогнать это старое корыто, то можно нагнать график за полтора дня.

Закинтас смотрел на Питта со смешанным чувством любопытства и уважения:

— Ты действительно ничего не упустил, да?

Питт пожал плечами, улыбаясь в ответ:

— Я постарался.

— Я бы хотел, чтобы ты мне пояснил еще одну любопытную для меня деталь.

— Что именно?

— Как ты узнал, что Дариус был агентом фон Тилля?

— У меня возникло подозрение, когда я обследовал Королеву Артемизию. Передатчик в радиорубке был настроен на ту же самую частоту, что и приемник в вашем офисе. Должен сознаться, в тот момент я подумал, что это мог быть любой из вас. Круг замкнулся вокруг Дариуса после того, как я вернулся на берег и встретился с Джордино. Он сообщил, что Дариус находился возле передатчика все время между прибытием и отплытием Королевы Артемизии. Удобно устроился. В то время как вы с Зено следили за виллой и кормили москитов, Дариус находился в комфортных условиях и, потягивая бренди, сообщал Хейберту о каждом вашем шаге. Вот почему весь корабль был в моем распоряжении. Все члены команды находились внизу и были заняты отсоединением субмарины. Капитан даже не побеспокоился оставить вахтенного, потому что Дариус заверил его, что все чисто. Но Дариус не мог знать, так же, как и ты, Зак, того, что я плавал к кораблю и обследовал его. Ты ничего не заподозрил, когда мы с Джордино вызвались наблюдать за кораблем с берега. Именно в последнюю минуту, когда я не увидел никаких признаков присутствия команды на борту Королевы Артемизии, я решился проникнуть на корабль и все осмотреть сам. Извини, что не согласовал своих действий с тобой, но я был уверен, что ты, безусловно, попытаешься остановить меня.

— Это я должен принести свои извинения, — произнес Закинтас. — Я заслуживаю звания тупицы года. Господи, как я мог быть таким слепым? Мне давно следовало заподозрить неладное, еще тогда, когда Дариусу ни разу не удалось перехватить сообщение между проходящими кораблями Минерва Лайнс и виллой.

— Я мог бы рассказать о своих подозрениях тебе еще сегодня утром на дороге, — сказал Питт. — Но едва ли это было подходящее место или время, особенно в присутствии Дариуса. И во-вторых, без стопроцентных доказательств я глубоко сомневался, что ты или Зено поверили бы моим обвинениям.

— Ты был прав, — признал Закинтас. — А теперь ответь, как ты разузнал о Королеве Джокасте?

— У начальства военной базы есть смешная привычка одалживать автомобили, принадлежащие базе; но рано или поздно они хотят получить их обратно. После того, как мы с Джордино расстались с вами и вернули машину на базу, полковник Льюис уже ждал нас. Это он предупредил меня о появлении Королевы Джокасты. Один из наблюдателей заметил, как она приближалась с севера к острову. Следующим шагом была проверка через агента Минерва Лайнс в Афинах, куда и с каким грузом направлялся корабль. Его ответ выявил интересные совпадения. Эти два корабля Минерва Лайнс не только проходили мимо виллы с интервалом в двенадцать часов друг от друга, но и оба направлялись в порты Соединенных Штатов. Я начал подозревать, что фон Тилль, или Хейберт, попытается переместить подводную лодку с героином с Королевы Артемизии на Королеву Джокасту.

— Тебе все-таки следовало посвятить меня в свои секреты, — с горечью произнес Закинтас. — Я едва не посадил Джордино в тюрьму, когда он ворвался в мой штаб, требуя, чтобы я вместе с людьми полковника Зено проследовал за ним в лабиринт.

Питт изучающе посмотрел на него. Лицо инспектора казалось мрачным:

— Я учитывал все это, — честно признался Питт, — но я посчитал, что чем меньше будет известно обо всем, тем меньше шансов будет у Дариуса заподозрить что-то. Я также преднамеренно держал в неведении девушку, потому что её сообщение, предупреждавшее ваш штаб о моих планах найти подводный грот, было перехвачено Дариусом, что существенно осложнило все. Я признаю, мои действия были не совсем честными, но основания для этого были достаточно серьезными.

— Подумать только, лучший инспектор Отдела был разоблачен обыкновенным любителем. — Закинтас улыбнулся, и эта теплая улыбка скрасила горечь его слов, — но стоило сделать это, действительно стоило.

Питт почувствовал облегчение. Он не хотел приобрести недоброжелателя в лице Закинтаса. Оглянувшись, он посмотрел на фон Тилля. Ненависть сквозила во взгляде старого немца. Питта охватило отвращение. Он говорил тихо, но его твердый голос доносился до каждого угла темной пещеры.

— Тебе следовало бы умереть сотни тысяч раз, может, тогда ты оплатил бы за все те жизни, которые ты отнял, старик. Большинство людей доходят до своей могилы, никого не убив; твой список жертв простирается от беспомощных пленных, которых ты приговорил к смерти в холодных водах Северного моря, до школьниц, проданных тобой в рабство в темные притоны Касабланки. Какая ирония, что человек, заставивший так много людей умирать в агонии, и сам погибнет ужасной смертью. Я очень сожалею, что не буду там и не увижу, как веревка затянется на твоей шее, Хейберт; не увижу, как твое старое тело будет дергаться в конвульсиях и болтаться на виселице. Говорят, от шока освобождается содержимое кишок и мочевого пузыря. Это самый подходящий конец для тебя, старик. Вечно гнить в собственном дерьме в неизвестной могильной яме.

С бессвязным бормотанием и перекошенным от злобы лицом фон Тилль бросился на Питта, несмотря на направленные на него пистолеты жандармов. Это был сумасшедший жест отчаявшегося человека. Но прежде чем он успел сделать второй шаг, Джордино с силой опустил рукоятку пистолета ему на шею. Он рухнул ничком на палубу, как подкошенный, и остался лежать совершенно неподвижно.

— Ты ударил его немного сильнее, чем следовало бы, — укоризненно произнес Закинтас.

— Паразиты легко не умирают, — спокойно парировал Джордино, — особенно такие, как эта старая крыса.

Дариус не двигался и ничего не говорил с того самого момента, как Джордино выстрелил в него. Любой другой человек зажал бы раненную и истекающую кровью руку, но не Дариус. Рука этого гиганта продолжала висеть, а кровь мерно стекала на палубу субмарины. Потерянное выражение его лица напомнило Питту недавно пойманную гориллу, которую ему довелось увидеть однажды в зоопарке Сан-Диего: огромное уродливое чудовище, до которого не доходило значение окружавшей его решетки и странных двуногих животных, стоявших за ней и наблюдавших за каждым его движением. Питт был счастлив от сознания того, что по крайней мере пять жандармов Зено держали Дариуса под прицелом.

Питт кивнул на Дариуса:

— А что будет с ним?

— Быстрый трибунал, — ответил Закинтас. — Затем специальная команда для расстрела…

— Не будет никакого трибунала, — прервал его Зено. — В рядах жандармерии никогда не было предателей. — Его голос оставался суровым, хотя во взгляде сквозила печаль. — Капитан Дариус погибнет при исполнении служебных обязанностей.

В пещере вдруг стало тихо. Питт, Закинтас и Джордино обменялись изумленными взглядами при последней фразе Зено.

Дариус не проронил ни слова. Он не проявил никаких эмоций, ни признаков страха, только покорность судьбе, которая лишала его даже малейшей надежды. Медленно, пошатываясь, словно человек, не спавший несколько суток, он перешагнул с борта субмарины на пирс и встал перед Зено с опущенной головой.

— Кажется, я знал тебя много лет, Дариус, — голос Зено звучал устало. — Оказалось, я совсем не знал тебя. Одному богу известно, как ты превратился в того, кем ты стал. Очень жаль, жандармерия потеряла способного агента… — Зено замолчал, подыскивая нужные слова, но не знал, что еще сказать. Аккуратно, почти с дотошностью, он вынул патронную обойму из пистолета, вытащил все патроны, кроме одного. Потом он вставил обойму на место и протянул пистолет ручкой вперед Дариусу.

Кивнув, словно все понимая, и всматриваясь в глаза Зено, как будто ища в них что-то, Дариус взял пистолет, медленно повернулся к тоннелю, и шатаясь, пошел по пирсу.

— Ни до свидания, ни сожалений, ни черт с вами, — непонимающе сказал Джордино. — Вот так, он побродит и выбьет выстрелом свои мозги. Десять к одному, что Дариус сделает это.

— Его жизнь кончилась, когда он стал предателем, — спокойно произнес Зено. — Дариус знал это тогда — он знает это и сейчас. Ранняя смерть стала его судьбой, когда он свернул на ту дорожку, откуда нет возврата. Пять минут, чтобы поговорить с богом и приготовить свою душу — потом он нажмет на курок.

Джордино посмотрел, как Дариус исчез в темноте тоннеля, и ничего не сказал. Последние слова Зено стерли все его сомнения относительно намерений Дариуса. До того дня, когда он сам умрет, Джордино никогда не поймет, как кто-то может так безропотно расстаться с жизнью.

Он повернулся к Питту.

— Мы тратим драгоценное время. Ганн, вероятно, уже сходит с ума, недоумевая, что случилось с его драгоценными учеными.

— Не могу сказать, что осуждаю его за это, — это был голос Найта, который выбрался из люка субмарины с лукавой улыбкой на лице. — Великий интеллект едва не пострадал в эти дни.

— Яйцеголовый комедиант, — застонал Джордино. — На что еще пригодна наука?

Несмотря на боль в ноге, Питт не смог сдержать улыбки.

— Может, немного интеллекта Найта перепадет тебе, когда ты будешь сопровождать его и других яйцеголовых на Первую Попытку. Я возлагаю на тебя ответственность за их целость и сохранность.

— Вот и говори о благодарности, — возмутился Джордино. — После всего, что я сделал для тебя.

— Лучше отдавать, чем получать, — поучительно заметил Питт. — Теперь поторопись. Если вы собираетесь выбраться отсюда через подводный тоннель, то придется нырнуть и достать со дна снаряжение.

Вудсон выбрался из люка и подошел к Питту.

— Может, мне лучше остаться около вас, майор, пока не принесут носилки.

— Спасибо, — отозвался Питт; его удивило сочувственное выражение прежде безразличного лица Вудсона, — я в порядке. Зак тут собирался отправить меня в госпиталь, полный прекрасных медсестер, не правда ли, Зак?

— Сожалею, — улыбнулся Закинтас, — пока военно-воздушные силы не изменят свою политику относительно набора на военную службу. Боюсь, что только госпиталь на Брейди Филд имеет приличные возможности для лечения пулевых ранений, но там медбратья.

Прибывшие санитары немедленно уложили Питта на носилки.

— Ну ладно, — согласился он, — по крайней мере, проеду первым классом. — Вдруг он приподнялся. — Черт! Я совсем забыл. Еще одно дельце. Где Спенсер?

— Я здесь, майор, рядом. — Рыжебородый морской биолог выступил из-за Вудсона. — Что я могу для вас сделать?

— Передай мои комплименты командиру Ганну и сделай ему подарок от меня.

Спенсер заметно побледнел при виде окровавленной ноги Питта:

— Считайте, уже сделано.

Питт облокотился на одну сторону носилок:

— В наружной пещере, на глубине шести метров, много маленьких трещин и разломов на северной стене. У одной трещины над входом плоский выступ скалы. Если она еще не удрала, то внутри вы найдете Задиру. Невероятное удивление отразилось на лице Спенсера:

— Задира? Вы серьезно, майор?

— Я должен был узнать Задиру, когда увидел ее, — шутливо ответил Питт. — Стоит только увидеть ее, и уже никогда не забудешь.

Спенсер присвистнул:

— Невероятно. Я уже начал думать, что такое животное не существует, — он замолчал и задумался. — Господи, я же не могу повредить ее гарпуном. Сетка, если бы только у меня была сетка.

— Есть только один способ поймать Задиру, — улыбнулся Питт. — Схватить ее за плавники.

Боль резко усилилась. Питт больше не чувствовал ногу. Огни прожекторов слились в одно огромное пятно, от которого болели глаза. Казалось, что все медленно кружилось, а голоса доносились издалека. Затем санитары на носилках подняли Питта с палубы, двигаясь так медленно, что ему показалось, словно они плыли по клею. Он в последний раз поднял голову.

— Зак, еще один вопрос, — голос Питта был еле слышен. — Как настоящее имя девушки?

Зак взглянул на Питта, и его глаза улыбнулись.

— Ее зовут Эми.

— Эми, — повторил Питт. — Никогда раньше не встречался с девушкой по имени Эми. — Он расслабился и откинулся на носилки, закрыв глаза. Последнее, что он помнил, перед тем как провалился в темноту, — это звук одинокого выстрела, раздавшегося где-то в глубине лабиринта.

ЭПИЛОГ

Везде, насколько хватало глаз, была видна сияющая голубизна неба. Солнце пекло нещадно, и стояла невыносимая жара. Высокие белые здания возвышались в сверкающем солнце, как точеные горы, и отражали горячие лучи на черный асфальт проспектов внизу; движение было очень напряженным, а тротуары были заполнены толпами спешащих на ланч служащих, когда Питт толкнул одну из высоких стеклянных дверей и, прихрамывая, вошел в прохладный вестибюль Отдела по борьбе с наркотиками.

Для холостяка, подумал он, самая замечательная штука в Вашингтоне — это обилие девушек, любого возраста, роста, телосложения; они толпятся, как рой саранчи, в каждом правительственном офисе города.

Их многообещающие взгляды так и притягивают изголодавшиеся мужские глаза. Питт изобразил одну из самых обаятельных дьявольских улыбок, подходя к троице хихикавших девушек-секретарей, дежуривших у лифта. Они улыбнулись в ответ, сопровождая улыбку традиционным сочетанием беглых и сдержанных взглядов, которые обычно женщины бросают на незнакомых мужчин, и, повернув головы, проводили его глазами по вестибюлю.

Мгновение спустя, разыгрывая роль раненого воина, идущего на поправку, Питт тяжело оперся на трость и шагнул из лифта на толстый ковер восьмого этажа. В центре приемной дюжина девушек, выставивших напоказ лес одетых в нейлон ножек, сидела за дюжиной столов и быстро печатала на дюжине пишущих машинок. Ни одна не подняла головы, чтобы взглянуть на него. Он медленно подошел к полногрудой блондинке, на чьем столике стояла табличка с надписью: «Информация». Некоторое время он смотрел на неё, наслаждаясь зрелищем.

— Извините.

Она не услышала его из-за треска машинок.

— Извините меня, — громче повторил Питт.

Она повернула голову и заметила его:

— Чем я могу вам помочь? — Голос был холодным, большие глаза смотрели недружелюбно. Питт удивился, чем он мог вызвать такой ледяной прием. Белый свитер-водолазка, зеленая спортивная куртка, носовой платок, аккуратно торчащий из нагрудного кармашка — все это должно было характеризовать его как важного вашингтонского чиновника.

— Мне бы хотелось встретиться с директором Отдела.

— Я сожалею, — ответила она, снова поворачиваясь к пишущей машинке, — директор очень занят и никого не принимает.

Злость и раздражение начали подниматься у Питта.

— Инспектор Закинтас назначил мне.

— Офис инспектора Закинтаса находится на четвертом этаже, — механически ответила девушка.

Звук выстрела не смог бы привлечь больше внимания, чем звук от удара тростью Питта, когда он стукнул по крышке стола. Глаза машинисток резко распахнулись, и их руки замерли на клавиатуре, в комнате вдруг установилась полнейшая тишина. Полногрудая блондинка со страхом в глазах взглянула на Питта, её лицо сильно побледнело.

— О'кей, милочка, — угрожающе произнес Питт, — сейчас ты поднимешь свой маленький круглый зад, пойдешь и доложишь директору, что майор Дирк Питт ожидает здесь, согласно назначенному инспектором Закинтасом времени.

— Питт… майор Питт из НУМА, — вскрикнула блондинка. — Извините, сэр. Я думала…

— Да, я знаю, — предположил Питт, — я не в форме.

Блондинка выпрыгнула из-за своего столика и торопливо заговорила:

— Сюда, майор. Вас ждут.

Питт улыбнулся ей, улыбнулся другим девушкам, застывшим от страха на своих стульях; благоговейные, восхищенные взгляды, какими обычно провожают кинозвезд и знаменитостей, были устремлены на него. Это польстило его мужскому самолюбию.

— Продолжайте печатать, девушки, — покровительственно произнес он. — Не заставляйте Отдел ждать эти письма и документы.

Блондинка провела его по длинному коридору, замедляя шаг, чтобы он не отставал от неё. Она остановилась и открыла деревянную дверь.

— Майор Питт, — объявила она и затем отошла в сторону, позволяя ему пройти.

Трое мужчин поднялись, когда он вошел в кабинет. Четвертый, Джордино, остался уютно сидеть в высоком кожаном кресле.

— Я думал, никогда не доживу до этого дня, — сказал он. — Это надо видеть: хромающий Дирк Питт опирается на палку.

— Это всего лишь практика для преклонных лет, — парировал Питт.

Невысокий рыжеволосый человек с сигарой в левой руке подошел и пожал руку Питту:

— С возвращением, Дирк. Мои поздравления в связи с замечательной работой в Эгейском море.

Питт взглянул в европейские черты лица адмирала Сандекера, сварливого шефа НУМА, Национального Морского Управления Подводных работ.

— Благодарю вас, адмирал. Есть что-нибудь о Задире?

— Только то, что она жива и все еще плавает, — ответил Сандекер. — С тех пор, как Ганн на прошлой неделе заключил ее в специальный резервуар, я не имел возможности больше ничего узнать об этой чертовой рыбе — орда ученых окружила ее и пялит на нее свои чертовы глаза, так что они едва не вылезают у них из орбит. Они обещали мне подробный отчет к утру.

Закинтас подошел поприветствовать Питта. Он выглядел моложе и был более оживленным, чем тогда, когда Питт видел его в последний раз три недели назад.

— Рад видеть, что ты снова ходишь, — улыбаясь, произнес Закинтас. — Ты выглядишь таким же скромным и собранным, как всегда.

Он взял Питта за руку, подвел к высокому мужчине, стоявшему у окна, и представил их друг другу. Питт изучал директора, а тот в свою очередь изучающе разглядывал его своими темно-серыми глазами, которые пытливо смотрели со скуластого рябого лица. Это было лицо, совершенно не свойственное полицейскому типу. Питт невольно подумал, что директор больше походил на контрабандиста, чем на главу нескольких тысяч федеральных агентов. Директор заговорил первым.

— Я ждал встречи с вами, майор Питт. Отдел искренне благодарен вам за вашу неоценимую помощь. — Голос был низким и очень четким.

— Я сделал не так много. Инспектор Закинтас и полковник Зено вынесли всю тяжесть работы на своих плечах.

Директор спокойно посмотрел ему в глаза:

— Вероятно, но шрамы вынесли вы. — Он указал Питту на кресло и предложил ему сигарету. — Как вы долетели из Греции?

Питт прикурил и глубоко затянулся:

— Военно-воздушные грузовые самолеты не знамениты своей кухней и королевским сервисом, но я должен признать, что это было гораздо приятнее, чем полет туда.

Адмирал Сандекер бросил на Питта изумленный взгляд:

— Почему военный самолет? Разве ты не мог прилететь из Афин на самолете Пан Американ?

— Сувениры, — засмеялся Питт. — Один из моих сувениров с Тасоса был слишком громоздким и не помещался в багажное отделение пассажирского самолета. Полковник Льюис пришел на помощь и помог мне устроиться на полупустом американском военном грузовом самолете.

— А твоя рана, — Сандекер кивнул на ногу Питта, — хорошо заживает?

— Еще немного побаливает, — ответил Питт. — Дней тридцать хорошего медицинского ухода не помешали бы.

Адмирал, прищурясь, пристально взглянул на Питта сквозь голубую дымку сигаретного дыма:

— Две недели. — Тон его не допускал возражений. — Я гораздо больше знаю о твоих восстановительных способностях, чем ты.

Директор откашлялся:

— Я с большим интересом прочитал доклад инспектора Закинтаса. Но он не отразил там один момент. Не очень важный, но для удовлетворения моего личного любопытства; я был бы весьма признателен, если бы вы объяснили мне, майор, как вы пришли к заключению, что корабли Минерва Лайнс имели возможность перевозить субмарины?

Питт улыбнулся одними глазами:

— Полагаю, я недалеко отойду от истины, если скажу, что секрет был нарисован на песке.

Губы директора изогнулись в искусственной улыбке. Он не привык к непрямым ответам:

— Очень загадочно, майор, я не уловил смысла.

— Странно, но это правда, — ответил Питт. — Не обнаружив и признаков героина на борту Королевы Артемизии, я доплыл до берега и начал машинально рисовать на песке. Подводная лодка была вначале абстрактной идеей, но чем больше я рисовал, тем более конкретной она становилась.

Директор откинулся на спинку кресла и печально покачал головой:

— Сорок лет сотни агентов из двенадцати различных стран вели борьбу в самых невероятных условиях, чтобы раскрыть контрабандные операции фон Тилля. Трое из агентов отдали свои жизни в этой борьбе. — Он серьезно посмотрел на Питта через стол. — Это может показаться кому-то роковой шуткой, что все наши усилия шли мимо цели. Решение проблемы стало таким очевидным тому, кто посмотрел на это со стороны.

Питт молча смотрел на него.

— Между прочим, — неожиданно хвастливо продолжил директор, — полагаю, вы еще не слышали о результатах нашей операции в Галвестоне?

— Нет, сэр. — Питт аккуратно стряхнул пепел в пепельницу. — Я не видел инспектора Закинтаса и не разговаривал с ним с того момента, как мы расстались на Тасосе, около трех недель назад. У меня не было возможности узнать, оказалась ли моя скромная помощь полезной в Галвестоне или нет.

Закинтас посмотрел на директора:

— Могу я рассказать все майору, сэр?

Директор кивнул.

Закинтас повернулся к Питту.

— Все шло согласно плану. В пяти милях от порта мы были встречены небольшой рыбацкой флотилией фон Тилля — немного рискованно, конечно, не зная их опознавательных знаков. К счастью, я убедил капитана Королевы Джокасты — под угрозой кастрации ножом — перейти на нашу сторону.

— Кто-нибудь поднимался на борт? — спросил Питт.

— Такой опасности не было, — ответил Закинтас. — Подъем на борт мог показаться слишком подозрительным проходящим мимо патрульным катерам. Кстати, эта лодка оказалась довольно интересным механизмом. Морские инженеры, которые обследовали ее во время атлантического путешествия, были очень удивлены.

— Что делает ее такой уникальной?

— Она полностью автоматическая.

— Управляемый снаряд? — недоверчиво спросил Питт.

— Да, еще одно из хитроумных усовершенствований фон Тилля. Видишь ли, если бы субмарина попала в аварию или была бы обнаружена береговой патрульной службой, прежде чем доберется до консервного завода, то невозможно установить ее связь с Минерва Лайнс. А без команды и допросить некого.

Питт был удивлен:

— Тогда ее должна контролировать одна из рыбацких лодок.

Закинтас кивнул:

— Да, ее провели прямо по центру главного портового канала на склад консервного завода. Только в этот раз на лодке находилось несколько нежданных безбилетных пассажиров — я и десять матросов из Средиземноморского Десятого Флота. Должен добавить, что завод был окружен тридцатью лучшими агентами Отдела.

— Если бы в Галвестоне оказалось несколько консервных заводов, — задумчиво произнес Джордино, — то вы оказались бы в трудном положении.

Закинтас понимающе улыбнулся:

— В действительности, в Галвестоне имеется четыре консервных завода, и все их склады находятся возле воды.

Джордино не нужно было задавать очевидный вопрос. Он был написан на его лице.

— Я все объясню, — сказал Закинтас. — Портовый департамент Отдела взял под наблюдение каждый консервный завод за две недели до прибытия Королевы Джокасты. Намек обозначился, когда один из них получил большую партию сахара.

Питт удивленно поднял брови.

— Сахар?

— Сахар, — пояснил директор, — обычно используют для подмешивания к героину и увеличения его количества. К тому времени часть чистого героина обычно остается у посредника, часть у дилеров, поэтому его первоначальное количество резко увеличивается.

Питт задумался:

— Так сто тридцать тонн были только началом?

— Это могло быть началом, — ответил Закинтас, — если бы не ты, старый дружище. Ты единственный смог разгадать план фон Тилля. Если бы вы с Джордино не появились на Тасосе в тот момент, то мы бы сейчас сидели в Чикаго в первоклассной цепочке и топили бы друг друга в озере Мичиган.

Питт улыбнулся:

— Припишите это удаче.

— Называй это как хочешь, — согласился Закинтас. — Сейчас дело обстоит так: мы задержали более тридцати крупнейших нелегальных поставщиков наркотиков, которые сейчас ждут обвинительного акта. Также задержали тех, кто связан с транспортной компанией и перевозкой товара. И это только половина. Когда мы обыскали офис завода, то нашли тетрадь с именами почти двух тысяч торговцев наркотиками от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Для Отдела такую находку можно сравнить разве только с открытием нетронутых залежей.

Джордино присвистнул:

— Похоже, это будет плохой год для наркоманов.

— Верно, — отозвался Закинтас. — Теперь, когда их главный источник иссяк, а местные органы власти следят за торговцами наркотиками, потребители столкнутся с самым жестоким героиновым голодом за последние двадцать лет.

Питт обвел глазами комнату и задумчиво посмотрел в окно.

— Есть еще один вопрос.

Закинтас посмотрел на него:

— Да?

Питт ответил не сразу. Он постучал по своей трости:

— А что сталось с нашим старым другом? Я не встречал никакого упоминания о нем в газетах.

— Прежде чем я отвечу тебе, взгляни на это. — Закинтас достал из папки пару фотографий и положил их на стол перед Питтом.

Питт наклонился и внимательно посмотрел на них. На первой был изображен светловолосый мужчина в форме германского морского офицера. Он был снят в свободной позе, стоя на капитанском мостике и устремив взгляд на море, его руки лежали на бинокле, висевшем на шее. Лицо на второй фотографии взглянуло на Питта со знакомой хитринкой лысого Бруно фон Тилля. Огромный белый догстоял рядом с ним, оскалившись, словно готовясь к прыжку. Невольный холодок пробежал по телу Питта.

— Кажется, не слишком большое сходство.

Закинтас кивнул:

— Адмирал Хейберт проделал огромную работу — шрамы, родинки, даже зубы, как у фон Тилля.

— А как насчет отпечатков пальцев?

— Невозможно ничего доказать. Не сохранилось отпечатков пальцев фон Тилля, а Хейберт изменил свои с помощью хирургии.

Питт откинулся назад:

— Тогда как мы можем быть уверены?

— Неожиданная деталь, — медленно произнес Закинтас. — Мы можем лишь догадываться, как усердно работали следователи и как изнурительно искали доказательства, но все-таки криминалисты приперли его к стене одной неожиданной деталью. Это оказалась кожа черепа фон Тилля.

Питт покачал головой:

— Я что-то не пойму тебя.

— В молодости фон Тилль переболел кожной болезнью, после которой он остался совершенно лысым, Хейберт не знал этого. Он считал, что фон Тилль брил голову на прусский манер, поэтому он вполне естественно прибегал к помощи бритвы. Военным следователям-криминалистам не составило большого труда доказать рост волос. Конечно, это был только один из фактов, удостоверивших личность адмирала Хейберта, но волосы стали первым гвоздем в крышке его гроба.

Питт вдруг ощутил облегчение и удовлетворение:

— Его уже повесили?

— Четыре дня назад, — ответил Закинтас. — Ты ничего не нашел в газетах, потому что там ничего и не было. Немцы сохранили в секрете его поимку и смерть. Они устали от грязного и порочного нацистского прошлого, когда черты нацизма всякий раз ищут и в их лицах, как только находят очередного военного преступника. К тому же, Хейберт не имел такую известность, как Борман или другие из приближенных к клике Гитлера.

— Представь, сколько их еще скрывается по всему миру, — задумчиво сказал Питт.

Зазвонил стоявший на столе телефон, и директор снял трубку:

— Да… да, я передам эти хорошие новости, спасибо. — Он положил на место телефонную трубку, широкая улыбка сияла на его лице, когда он повернулся к Сандекеру. — Это из вашего офиса, адмирал. Позвольте мне первым поздравить вас.

Сандекер передвинул сигару в угол рта:

— Что там, черт возьми?

Директор, все еще улыбаясь, встал и положил руку на плечо адмирала:

— Кажется, ваше морское чудо оказалось живородящей женской особью. Вследствие чего, вы, сэр, теперь стали гордым папой здоровенького детеныша Задиры.

Невыносимая жара начала спадать, и тени значительно удлинились при свете вечернего солнца, когда Питт, прихрамывая, вышел на тротуар. Он остановился и посмотрел на город. Улицы были заполнены спешащими домой машинами, а скоро все окружающие здания станут молчаливыми и опустевшими. Он посмотрел на Капитолий, возвышавшийся вдали; его белый купол казался совершенно золотым в лучах заходящего солнца, и ему на память пришла другая картина, на далеком берегу, с белым кораблем и лазурно-голубым морем. Казалось, все это было так давно.

Джордино и Закинтас спустились по ступеням и присоединились к нему.

Закинтас оживленно заговорил:

— Джентльмены, я полагаю, раз мы все веселые и общительные холостяки, то мы можем объединить наши усилия и слегка поразвлечься.

— Я согласен, — отозвался Джордино.

Питт пожал плечами с наигранной грустью.

— Я весьма сожалею, но должен отклонить ваше заманчивое приглашение. У меня уже есть договоренность.

— Полагаю, это имеет отношение ко мне, — простонал Джордино.

Закинтас засмеялся:

— Ты совершаешь большую ошибку. У меня имеется маленькая черная книжечка, где есть номера телефонов самых лучших в Вашингтоне…

Закинтас вдруг резко остановился в середине высказывания и уставился на улицу, его глаза широко раскрылись от изумления.

Огромный черно-серебристый автомобиль тихо подкатил к обочине и остановился. Элегантный по дизайну, величественный по форме, царственный автомобиль казался совершенно неуместным среди более современных транспортных средств, как королева среди суетливой толпы своих подданных. И словно в дополнение ко всему, симпатичная темноволосая девушка гордо восседала за блестящим рулем.

— Боже праведный, — изумился Закинтас. — Это же Майбах фон Тилля. — Он повернулся к Питту. — Как же ты сумел заполучить его?

— Добыча принадлежит победителю, — лукаво улыбнулся Питт.

Джордино приподнял бровь:

— Теперь я вижу, что ты подразумевал под громоздким сувениром. Я только могу добавить, что второй твой сувенир тоже весьма не дурен.

Питт распахнул переднюю дверцу автомобиля:

— Полагаю, вы знакомы с моим очаровательным шофером.

— Она напоминает мне девушку, которую я однажды встретил у Эгейского моря, — улыбаясь произнес Джордино. — Но эта выглядит гораздо привлекательнее.

Девушка засмеялась:

— Только чтобы показать, что лесть вознаграждена, я прощаю вам ту дикую прогулку по лабиринту. Однако в следующий раз предупредите меня, чтобы я могла надеть что-нибудь более приличное.

Джордино выглядел совершенно смутившимся:

— Я обещаю.

Питт повернулся к Закинтасу. Легкая улыбка играла на его губах:

— Ты можешь сделать мне одолжение, Зак?

— Все, что в моих силах.

— Я бы хотел позаимствовать одного из ваших агентов на пару недель. Как думаешь, ты сможешь устроить это?

Закинтас взглянул на девушку и кивнул:

— Думаю, да. Отдел обязан тебе слишком многим.

Питт сел на переднее сиденье и захлопнул дверцу. Затем он протянул свою трость Джордино:

— Возьми. Я думаю, она мне больше не понадобится.

Прежде чем Джордино нашел подходящий ответ, девушка нажала на газ, и огромный лимузин влился в общее движение.

Джордино следил за массивным автомобилем, пока тот не свернул за дальний угол и не скрылся из вида.

— Что ты скажешь насчет устриц с грибами в белом винном соусе?

Закинтас покачал головой:

— Боюсь, я никогда не шагну дальше замороженных обедов быстрого приготовления.

— Ну, в таком случае ты можешь хотя бы купить мне выпить.

— Ты забываешь, я всего лишь бедный гражданский служащий.

— Тогда рассчитывай на меня как на один из вариантов по оплате твоего счета.

Закинтас попытался казаться серьезным, но не смог. Улыбнувшись, он пожал плечами.

— Пойдем?

— Давай.

Так, рука об руку, к изумлению прохожих, высокий Закинтас и коротышка Джордино, напоминавшие всемирно известных Мутта и Джеффа, зашагали по тротуару в направлении ближайшего бара.

Клайв Касслер «Айсберг»

ПРОЛОГ

Наркотический сон начал рассеиваться, к девушке мучительно возвращалось сознание. Глаза медленно открылись, и взгляд встретил тусклый туманный свет, а в ноздри вторгся отвратительный резкий запах. Девушка была обнажена и прижималась голой спиной к влажной, покрытой слизью желтой стене. Невозможно, такого в действительности не может быть, пыталась убедить себя девушка. Должно быть, это кошмар. И вдруг, прежде чем она успела подавить растущую в груди панику, слизь начала подниматься от пола по ее неприкрытым бедрам.

Едва не обезумев от ужаса, она закричала, надеясь прогнать отвратительное создание, которое ползло по ее обнаженной потной коже. Глаза девушки выпучились, она отчаянно забилась.

Тщетно: ее запястья и лодыжки были прикованы к исходящей слизью стене. Медленно, очень медленно ужасная слизь ползла по ее груди.

Но в то мгновение, когда невыразимый ужас коснулся губ девушки, в темную комнату ворвался рев и голос кого-то невидимого произнес:

— Простите, что отвлекаю вас, лейтенант, но долг зовет.

Лейтенант Сэм Нэт захлопнул книгу.

— Черт возьми, Рэпп, — сказал он сидевшему рядом с ним в кабине самолета человеку с мрачным лицом, — стоит мне дойти до интересного места, и вы тут как тут.

Энсин[2] Джеймс Рэпп кивком показал на книгу в бумажной обложке с яркой иллюстрацией: девушка в луже желтой слизи; Рэпп заключил, что девушку поддерживают на плаву огромные груди.

— Как вы можете читать такой вздор?

— Вздор? — Лейтенант поморщился. — Вы не только лезете в мою частную жизнь, энсин, но и считаете себя моим личным литературным критиком. — Он в деланном отчаянии воздел руки. — Почему мне всегда дают вторым пилотом человека, чей примитивный мозг не в состоянии принять современный стиль и сложность?

Нэт положил книгу на самодельную полку, прикрепленную к боковой панели возле вешалки для одежды. Там уже лежало несколько затрепанных журналов с изображением обнаженных женщин в самых разных соблазнительных позах; все это свидетельствовало о том, что классика не входит в число литературных вкусов Нэта.

Нэт вздохнул, распрямился в кресле и посмотрел через ветровое стекло на море внизу.

Уже четыре часа двадцать минут патрульный самолет береговой охраны США выполнял скучный рутинный полет с заданием отыскивать и наносить на карту айсберги. Видимость под безоблачным небом была прекрасная, пологие волны под ветром едва двигались — уникальное состояние для Северной Атлантики в середине марта.

Нэт и еще четыре члена экипажа пилотировали огромный четырехмоторный «Боинг», а еще шесть человек сидели в грузовом отсеке у экранов радара и других приборов. Нэт сверился с часами и по пологой дуге повернул самолет, нацелив его нос точно на побережье Ньюфаундленда.

— Долг исполнен. — Нэт расслабился и снова потянулся к роману ужасов. — Пожалуйста, Рэпп, проявите немного инициативы: не встревайте, пока не доберемся до Сент-Джонса.

— Попробую, — мрачно ответил Рэпп. — Если книга такая захватывающая, дадите потом почитать?

Нэт зевнул.

— У меня правило: никому не давать книги из моей личной библиотеки. — Неожиданно в его наушниках щелкнуло, и он взял микрофон. — Ладно, Хедли, что у вас?

В тускло освещенном брюхе самолета матрос первого класса Базз Хедли внимательно смотрел на экран радара; неестественный зеленый свет монитора падал на его лицо.

— Необычная отметка, сэр. Восемнадцать миль, направление три-четыре-семь.

Нэт щелкнул переключателем микрофона.

— Ну, ну, Хедли. Что значит «необычная»? Это айсберг, или вы настроили свой прибор на старый фильм о Дракуле?

— Может, он засек ваш роман сексуальных ужасов? — хмыкнул Рэпп.

Снова включился Хедли:

— Судя по конфигурации и размерам, это айсберг, но сигнал слишком сильный для обычного льда.

— Хорошо, — вздохнул Нэт. — Посмотрим. — Он взглянул на Рэппа. — Будьте паинькой и положите борт на курс три-четыре-семь.

Рэпп кивнул и отвернулся к рулю высоты, вводя поправки в курс. Под грохот четырех двигателей «Прэтт энд Уитни» самолет мягко повернул и лег на новый курс.

Нэт взял бинокль и направил его на бескрайнюю водную гладь. Он навел изображение на резкость и держал бинокль неподвижно, насколько это можно в дрожащем самолете.

И увидел белую точку, мирно покоящуюся посреди сверкающего сапфирового моря. Лобовое стекло самолета все больше приближалось к айсбергу, и он соответственно вырастал в стеклах бинокля. Нэт взял микрофон.

— Что скажете о нем, Слоун?

Лейтенант Джонис Слоун, главный наблюдатель за льдом, уже рассматривал айсберг в полуоткрытую дверь грузового отсека.

— Обычный, садовой разновидности, — послышался в наушниках механический голос Слоуна. — Айсберг с плоскими поверхностями и плоской вершиной. Вероятно, около миллиона тонн.

— Обычный? — Голос Нэта прозвучал почти удивленно. — Садовая разновидность? Спасибо за это весьма поучительное описание, Слоун. Жду не дождусь, когда смогу его посетить. — Он повернулся к Рэппу. — Высота?

Рэпп не отрываясь смотрел прямо вперед.

— Тысяча футов. Та же, что сегодня весь день и вчера… и позавчера…

— Просто проверяю, спасибо, — перебил Нэт. — Вам никогда не понять, Рэпп, как спокойно становится старику, когда за приборами вы с вашими способностями.

Он надел очки-авиаторы, приготовился к дуновению холода и открыл боковое окно со своей стороны.

Потребовалось всего несколько секунд, чтобы лицо Нэта превратилось в исколотую подушечку для иголок. Ледяной ветер терзал кожу, пока она наконец не потеряла чувствительность.

— Вот он, — обратился Нэт к Рэппу. — Пролетим над ним пару раз и что-нибудь увидим.

Грациозно проплывая под окнами кабины, огромная ледяная глыба походила на призрачный клипер под всеми парусами. Рэпп уменьшил скорость и немного повозился с приборами управления; патрульный самолет начал поворот влево по широкой дуге. Рэпп не обращал внимания на крен и указатель поворота, он определял угол поворота, глядя через плечо Нэта на сверкающую массу льда.

Он сделал три круга, дожидаясь сигнала Нэта выровнять курс. Наконец Нэт опять втянул голову в кабину; он взял микрофон.

— Хедли, айсберг голый, как попка младенца.

— Там внизу что-то есть, лейтенант, — ответил Хедли. — У меня на экране отчетливая отметка…

— Кажется, я заметил темный объект, шкипер, — прервал Слоун. — Внизу у ватерлинии на западном боку.

Нэт повернулся к Рэппу.

— Снижение до ста футов.

Рэпп ворчал несколько минут. Гораздо дольше он кружил над айсбергом, держа скорость всего на двадцать миль в час выше скорости сваливания.

— Ближе, — напряженно произнес Нэт. — Еще на сто футов.

— Почему бы просто не сесть на эту чертову штуку? — рассеянно предложил Рэпп.

Если он и был напряжен и озабочен, то никак этого не показывал. У него было лицо человека, вот-вот готового уснуть. Только капельки пота на лбу выдавали полную сосредоточенность на управлении рискованным полетом. Голубые волны перекатывались очень и очень близко; Рэппу казалось, что стоит ему просунуть мимо лейтенанта руку в окно, и он сможет коснуться их. Растущее напряжение усиливалось оттого, что над самолетом теперь возвышались стены айсберга, его вершина ушла за край окон кабины. Одно неловкое движение, думал Рэпп, один порыв воздуха, и кончик левого крыла коснется волны, превратив гигантский самолет в самоуничтожающуюся карусель.

Нэт что-то увидел… нечто неопределенное, где-то на границе воображения и реальности. Это нечто постепенно материализовалось в осязаемый предмет, изготовленный человеком.

Наконец — Рэппу эти мгновения показались вечностью — Нэт снова втянул голову в кабину, закрыл боковое окно и включил микрофон.

— Слоун? Вы видели?

Говорил он с трудом, слова звучали невнятно, словно Нэт говорил через подушку.

— Видел, — как механическое эхо, послышался в интеркоме голос Слоуна. — Но не думал, что это возможно.

— Я тоже, — сказал Нэт, — но там внизу корабль, призрачный корабль, чтоб его, вмерзший в лед. — Он повернулся к Рэппу, качая головой, словно сам не верил в свои слова. — Никаких подробностей не разобрал. Только нечеткие очертания носа или, может, кормы. Точно не скажу.

Он снял очки и поднял вверх большой палец: подъем. Рэпп с облегчением вздохнул и выровнял патрульный самолет на более благоразумном расстоянии от холодных вод Атлантического океана.

— Прошу прощения, лейтенант, — послышался в наушниках голос Хедли. Он нагнулся к монитору, разглядывая маленькую белую точку почти в центре экрана. — Общая длина этой штуки во льду примерно сто двадцать пять футов.

— Скорее всего, пропавший рыболовный траулер.

Нэт энергично тер щеки, морщась от боли, когда кровь вновь приливала к ним.

— Связаться со штабом округа в Нью-Йорке и запросить спасательную группу? — официальным тоном спросил Рэпп.

Нэт отрицательно покачал головой.

— Вызывать корабль спасателей незачем. Совершенно очевидно, что выживших нет. Подробный отчет отправим, когда приземлимся в Ньюфаундленде.

Снова молчание. Потом голос Слоуна:

— Пролетите над айсбергом, шкипер. Я выброшу маркер, чтобы легче было его найти.

— Вы правы, Слоун. Бросайте по моему сигналу. — Нэт повернулся к Рэппу. — Проведите нас над самой высокой частью айсберга, высота триста футов.

«Боинг» — все четыре его двигателя по-прежнему работали на частичной мощности — пролетел над величественным айсбергом, как чудовищная мезозойская птица в поисках первобытной добычи.

У двери грузового отсека Слоун поднял руку и застыл в ожидании. Потом по приказу Нэта выбросил контейнер с галлоном красной краски. Контейнер становился все меньше и наконец превратился в крошечную сверкающую точку, а потом ударился о ровную поверхность. Всмотревшись, Слоун разглядел ярко-алое пятно, медленно расползающееся по миллионотонной массе льда.

— Точно в цель, — почти весело сказал Нэт. — Спасательная группа отыщет его без труда. — Он вдруг помрачнел и посмотрел туда, где лежал вмерзший в лед корабль. — Бедняги. Узнаем ли мы когда-нибудь, что с ними случилось?

В глазах Рэппа появилось задумчивое выражение.

— Они не могли бы просить лучшего надгробия.

— Ну, это только временно. Через две недели после того, как этот айсберг войдет в Гольфстрим, его остатков не хватит и на то, чтобы охладить жестянку пива.

Кабина погрузилась в тишину, которую лишь подчеркивал непрерывный гул двигателей. Все молчали, уйдя в свои мысли. Им оставалось только смотреть на зловещую белую гору, выступавшую из воды, и гадать, какую тайну скрывает ледяной покров.

Наконец Нэт почти горизонтально откинулся на сиденье и опять стал невозмутимо-спокойным.

— Энсин, если не хотите окунуть этот громыхающий автобус в воду с температурой семь градусов, предлагаю отвезти нас домой, пока указатель горючего не сдох от жажды. — Он зловеще улыбнулся. — И пожалуйста, больше никаких отклонений.

Рэпп бросил на Нэта ледяной взгляд, пожал плечами и снова взял курс на Ньюфаундленд.

Когда патрульный самолет береговой охраны исчез и гул его моторов в холодном соленом воздухе стих, возле громадного айсберга вновь воцарилась мертвая тишина, окутывавшая его с тех пор, как почти год назад он откололся от ледника на западном берегу Гренландии и уплыл в море.

Неожиданно на айсберге чуть выше ватерлинии что-то еле заметно шевельнулось.

Две неясные фигуры постепенно преобразились в двух человек. Люди встали и уставились вслед улетевшему самолету. Их белые костюмы сливались с окружением, с расстояния больше двадцати шагов разглядеть их было невозможно.

Они стояли долго, терпеливо ожидая, слушая. Убедившись, что самолет не возвращается, один из них наклонился и смахнул лед, под которым скрывался небольшой радиопередатчик. Выдвинув десятифутовую антенну, мужчина установил частоту и начал поворачивать верньер. Долго делать это ему не пришлось. Где-то далеко кто-то был постоянно настроен на ту же частоту, и ответ пришел почти сразу.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Лейтенант-коммандер[3] Ли Коски крепче сжал зубами трубку из кукурузного початка, на два дюйма глубже сунул кулаки в карманы своего плаща на меху и вздрогнул на холоде. Коски сорок два года и два месяца, восемнадцать лет он отдал службе в береговой охране США; при невысоком росте многослойная одежда делает его в ширину почти таким же, как в высоту. Взгляд его голубых глаз из-под косматой пшеничной копны волос никогда, вне зависимости от настроения коммандера, не терял пристальной внимательности. У Коски уверенные манеры человека педантичного и взыскательного — это очень помогало ему командовать новейшим суперкатером береговой охраны «Катаваба». Широко расставив ноги, он стоял на мостике корабля, как бойцовый петух, и не поворачивался, чтобы взглянуть на стоящего рядом рослого мужчину.

— Даже с помощью радара нас черта с два найдешь в такую погоду. — Голос у него был такой же пронзительный и резкий, как холодный ветер Атлантики. — Видимость не больше мили.

Лейтенант Эймос Довер, старший помощник капитана, отправил окурок сигареты на десять футов в воздух и с чисто научным интересом наблюдал, как ветер подхватил белый цилиндрик, пронес над мостиком и умчал далеко в бушующее море.

— А если и найдут, какая разница, — ответил он, едва шевеля губами, посиневшими на резком ветру. — Нас так бросает, что пилот вертолета должен быть крайне глуп или пьян, чтобы пытаться сесть туда.

Он кивком показал на посадочную площадку, мокрую от пены.

— Некоторым все равно, грозит ли им смерть, — свирепо отозвался Коски.

— Никто не скажет, что мы не предупреждали. — Лейтенант Довер не просто казался медведем: его голос исходил словно из утробы. — Я связался с вертолетом, как только он вылетел из Сент-Джонса. Предупредил о состоянии моря и посоветовал отменить встречу. А в ответ получил от пилота только вежливую благодарность.

Пошел дождь; ветер со скоростью двадцать пять узлов бросал его на корабль полосами; вскоре все на палубе устремились за непромокаемыми костюмами. К счастью для «Катавабы» и ее экипажа, температура все еще была на несколько градусов выше точки замерзания, иначе корабль быстро покрылся бы ледяным панцирем.

Едва Коски и Довер успели натянуть костюмы, как громкоговоритель на мостике захрипел:

— Капитан, птичка на радаре, мы ее ведем.

Коски поднес рацию к губам и подтвердил, что услышал. Потом повернулся к Доверу.

— Бросьте, — небрежно заметил он, — увернуться не удастся.

— Вы тоже не знаете, почему так срочно понадобилось высаживать пассажиров? — спросил Довер.

— Как и вы.

— Да, я тоже удивлен. Приказ быть готовыми принять гражданский вертолет пришел не от нашего непосредственного командования, а из штаба командующего в Вашингтоне.

— Очень непредусмотрительно со стороны командующего, — проворчал Коски. — Нам даже не сказали, что нужно этим людям. Одно точно: приятный круиз по Таити у них не получится… — Коски вдруг подобрался и повернулся в ту сторону, откуда послышался звук, который ни с чем нельзя перепутать, — гудение лопастей вертолета. Еще через полминуты вертолет вынырнул из низких облаков. Мужчины увидели его одновременно. Он подлетал с запада сквозь легкий дождь и направлялся прямо к кораблю.

Коски сразу узнал гражданскую разновидность двухместного «Одиссея-055» — вертолета, способного развивать до двухсот пятидесяти миль в час.

— Он спятил, если попробует сесть, — сухо сказал Довер.

Коски ничего не ответил. Он снова схватил рацию и закричал:

— Свяжитесь с пилотом и передайте, что нельзя садиться при волнах в десять футов высотой! Передайте, что я не отвечаю за его безумные действия!

Коски несколько секунд ждал, не отрывая взгляда от вертолета.

— Ну, что?

В ответ динамик прохрипел:

— Пилот говорит, что благодарен вам за заботу, капитан, и почтительно просит, чтобы наши люди ждали посадки и могли сразу закрепить вертолет.

— Вежливый, сволочь, — сказал Довер. — Этого у него не отнимешь.

Высунув подбородок еще на полдюйма, Коски плотнее стиснул черенок трубки.

— Вежливый, дьявольщина! Этот идиот может разломать мой корабль! — Он, сдаваясь, пожал плечами, взял туманный горн и крикнул: — Боцман Торп! Поставьте своих людей, чтобы обездвижить птичку, как только она сядет. Но ради бога, пусть остаются в укрытии, пока она не окажется на площадке, чтобы никого не изувечила. Всем остальным быть в полной готовности.

— Сейчас я бы даже ради всех секс-богинь Голливуда не поменялся местами с этими парнями, — негромко сказал Довер.

Коски рассчитал, что «Катаваба» не может идти прямо по ветру, потому что турбулентность, возникшая около надстройки, наверняка уничтожит вертолет. С другой стороны, если перейти на траверз, волнение слишком сильное, чтобы вертолет мог благополучно опуститься на площадку. Годы опыта и знание характеристик «Катавабы» делали решение единственно возможным.

— Примем их прямо по ветру и вразрез волны. Сбросить скорость и внести необходимые поправки в курс.

Довер кивнул и исчез в рубке. Несколько секунд спустя он вернулся.

— Вразрез волны, как приказано, и плавно, насколько позволяет море.

Охваченные дурным предчувствием, Коски и Довер смотрели на появившийся в тумане ярко-желтый вертолет, который подходил к корме корабля под углом тридцать градусов к кильватерному следу. Хотя ветер что было силы бил по вертолету, пилот чудом удерживал машину ровно. Примерно за сто ярдов он начал постепенно сбрасывать скорость и наконец остановился в воздухе; как колибри, висел он над вздымающейся и опускающейся посадочной площадкой. Коски показалось, что вертолет провисел так целую вечность: пилот рассчитывал высоту, наблюдая за движущимся подзором кормы судна, который задирало на гребень очередной проходящей волны. Неожиданно, когда посадочная площадка достигла самой высокой точки, пилот вертолета передвинул рычаг управления назад, и «Улисс» аккуратно опустился на посадочную площадку — за мгновение до того, как корма устремилась в пропасть между двумя волнами.

Не успели салазки коснуться площадки, как пятеро моряков бросились вперед по наклонной палубе и под порывами ветра начали закреплять вертолет, чтобы его не сбросило в воду. Рокот двигателя утих, лопасти винта остановились, и в кабине открылась дверца. Пригибая головы от ветра, на платформу спрыгнули два человека.

— Зараза! — удивленно произнес Довер. — Посмотришь на это, и кажется, все так легко.

Лицо Коски окаменело.

— У них должны быть очень серьезные полномочия, а приказ — действительно исходить из штаба в Вашингтоне.

Довер улыбнулся.

— Может, это конгрессмены в инспекционной поездке.

— Маловероятно, — коротко ответил Коски.

— Проводить их в вашу каюту?

Коски покачал головой.

— Нет. Передайте им мое приветствие и отведите в офицерскую кают-компанию. — Он едва заметно улыбнулся. — В данный момент их больше всего интересует чашка горячего кофе.

Ровно через две минуты коммандер Коски сидел за столом в офицерской кают-компании, с благодарностью обхватив холодными руками чашку с дымящимся кофе. Он уже выпил половину, когда дверь отворилась и вошел Довер в сопровождении полного человека в больших очках без оправы, с лысиной, окруженной веничком взлохмаченных седых волос.

Хотя человек в первую очередь вызывал в памяти Безумного Ученого, лицо у него было круглое и добродушное, а карие глаза улыбались. Увидев капитана, незнакомец направился к нему, протягивая руку:

— Полагаю, коммандер Коски? Меня зовут Ханневелл, доктор Билл Ханневелл. Простите, что доставляю вам неудобства.

Коски встал и пожал Ханневеллу руку.

— Добро пожаловать на борт, доктор. Пожалуйста, садитесь и выпейте кофе.

— Кофе? Терпеть его не могу, — печально сказал Ханневелл. — Но продал бы душу за чашку горячего какао.

— Какао у нас есть, — с готовностью ответил Коски. Он откинулся на спинку стула и крикнул: — Брейди!

Из камбуза показался стюард в белой куртке. Высокий, худой и со своеобразной походкой, отчетливо говорящей о техасском происхождении.

— Да, сэр. Что прикажете?

— Чашку какао нашему гостю и еще две чашки кофе для лейтенанта Довера и… — Коски замолчал и вопросительно посмотрел за Довера. — Мне кажется, не хватает пилота доктора Ханневелла?

— Он будет через минуту. — На лице Довера застыло несчастное выражение, он словно пытался о чем-то предупредить Коски. — Он хотел проверить, надежно ли закреплен вертолет.

Коски задумчиво посмотрел на Довера, но ни о чем не спросил.

— Давайте, Брейди. И принесите кофейник: я бы выпил еще.

Брейди кивнул и вернулся на камбуз.

Ханневелл сказал:

— Какая роскошь — снова оказаться в четырех надежных стенах. Сидишь в этом дрожащем воздушном змее, и между тобой и стихией только пластиковый пузырь. От этого поседеть можно.

Он провел рукой по остаткам седых волос вокруг лысины и улыбнулся.

Коски поставил чашку. Он не улыбался.

— Не думаю, доктор Ханневелл, что вы понимаете, как близки были к тому, чтобы потерять не только волосы, но и жизнь. Со стороны вашего пилота чистое безумие даже думать о полете в такую погоду.

— Могу заверить вас, сэр, что полет был совершенно необходим, — благожелательно ответил Ханневелл; таким тоном он мог бы читать нотацию школьнику. — Вы, ваш экипаж, ваш корабль должны выполнить жизненно важное задание, и время — самый критический элемент. Нельзя терять ни минуты.

Он достал из нагрудного кармана листок и протянул через стол Коски.

— Пока я объясняю причину нашего появления, прошу вас немедленно установить указанный курс.

Коски взял листок, но читать, что на нем, не стал.

— Прошу прощения, доктор Ханневелл, но я не могу выполнить вашу просьбу. Я получил из штаба только один приказ — принять на борт двух пассажиров. О том, чтобы предоставить вам карт-бланш в управлении моим кораблем, ничего не говорилось.

— Вы не понимаете.

Коски пристально посмотрел поверх чашки на Ханневелла.

— Это, доктор, самое мягкое выражение на сегодня. Каковы ваши полномочия? Что вы здесь делаете?

— Успокойтесь, коммандер. Я не вражеский агент, присланный повредить ваш драгоценный корабль. У меня докторская степень в океанографии, и в настоящее время я работаю в Национальном агентстве подводных и морских работ.

— Не обижайтесь, — спокойно сказал Коски, — но один вопрос остается без ответа.

— Возможно, я смогу объяснить.

Новый голос звучал негромко, но решительно и властно.

Коски подобрался и повернулся к человеку, небрежно привалившемуся к косяку, — человеку высокому и пропорционально сложенному. Загорелое, словно выдубленное лицо, почти суровые черты, проницательные зеленые глаза — все говорило о том, что лучше не становиться у него на пути. Одетый в синий летный мундир, этот человек, внимательный, но отчужденный, снисходительно улыбался Коски.

— А вот и вы, — громко сказал Ханневелл. — Коммандер Коски, позвольте представить вам майора Дирка Питта, директора отдела особых проектов НПМА.

— Питт? — вопросительно повторил Коски. Он посмотрел на Довера и приподнял брови. Тот только пожал плечами; выглядел он так, словно ему неловко. — Случайно не тот Питт, что в прошлом году в Греции покончил с подводной контрабандой?

— Не менее десяти человек внесли в это такую же лепту, — сказал Питт.

— Летчик в океанографическом агентстве, — заметил Довер, — не совсем на своем месте, майор.

Улыбка собрала морщинки вокруг глаз Питта.

— Не более чем моряк, отправившийся на Луну.[4]

— Верно подмечено, — сказал Коски.

Снова появился Брейди и подал кофе и какао. Потом вышел, вернулся, поставил на стол поднос с сэндвичами и опять ушел — теперь окончательно.

Вот тогда Коски по-настоящему забеспокоился.

Ученый из известного правительственного агентства — это нехорошо. Офицер другой службы, участник самых опасных операций — совсем плохо. Но сочетание того и другого — вот они, сидят за его столом и распоряжаются, куда ему вести корабль, — хуже не бывает.

— Я уже сказал, коммандер, — нетерпеливо заметил Ханневелл. — Нам надо как можно быстрей оказаться в пункте, указанном в инструкции.

— Нет, — отрезал Коски. — Прошу простить, если кажусь слишком упрямым, но вы должны согласиться: я имею полное право отказаться выполнять ваше требование. Как капитан корабля, я подчиняюсь только приказам штаба нашего округа в Нью-Йорке или командующего береговой охраны, из Вашингтона. — Он помолчал и налил себе еще чашку кофе. — Между тем мне было приказано принять двух пассажиров — больше ничего. Я выполнил приказ и сейчас возвращаюсь на патрульный курс.

Питт разглядывал гранитное лицо Коски, как металлург рассматривает новый сорт стали в поисках изъянов.

Неожиданно он выпрямился, неслышно прошел к двери камбуза и заглянул туда. Брейди деловито сыпал картошку из большого мешка в котел с кипящей водой. Все так же неслышно и осторожно Питт осмотрел коридор, прилегающий к кают-компании. Он заметил, что его маленькое представление подействовало. Коски и Довер недоуменно переглянулись. Наконец, как будто убедившись, что никто не подслушивает, Питт вернулся к столу, снова сел, наклонился поближе к двум офицерам береговой охраны и тихо заговорил:

— Ладно, джентльмены, дело вот в чем. Координаты, указанные доктором Ханневеллом, — это примерное расположение одного чрезвычайно важного айсберга.

Коски слегка побагровел, но умудрился сохранить бесстрастное лицо.

— Если мой вопрос не покажется слишком глупым — что вы, майор, относите к чрезвычайно важным айсбергам?

Питт помолчал, чтобы усилить впечатление.

— Айсберг, в котором заключены останки корабля. Точнее, русского траулера, набитого самой сложной и современной электронной аппаратурой обнаружения, какую только смогли создать Советы. Не говоря уж о кодах и данных всей их программы спутникового наблюдения за Западным полушарием.

Коски и глазом не моргнул. Не отводя взгляда от Питта, он достал из кармана кителя кисет и принялся набивать трубку.

— Шесть месяцев назад, — продолжал Питт, — русский траулер «Новгород», держась в нескольких милях от береговых вод Гренландии, вел наблюдения за деятельностью ракетной базы США на острове Диско.

Фотографии, сделанные с воздуха, свидетельствовали, что на «Новгороде» есть все известные приемные антенны и всякие неизвестные. Русские вели себя хладнокровно, траулер и экипаж — тридцать пять тщательно подготовленных мужчин и женщин — да-да, женщин — ни разу не пересекали границ территориальных вод Гренландии.

В хорошую погоду корабль даже стал привычным ориентиром для наших пилотов. Большинство русских шпионских кораблей сменяются через месяц. Но этот нес вахту в течение трех месяцев. Столь длинный отрезок времени встревожил разведку флота. Но однажды бурным утром «Новгород» исчез. Прошло три недели, прежде чем появился корабль ему на смену. Такая задержка сама по себе загадка: русские никогда не отказываются от немедленной смены одного корабля-шпиона другим.

Питт помолчал, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу.

— Есть только два маршрута, по которым «Новгород» мог уйти домой, в Россию. Один — через Балтийское море в Ленинград, второй — по Баренцеву морю в Мурманск. Англичане и норвежцы заверяют нас, что «Новгород» не воспользовался ни тем, ни другим маршрутом. Короче, где-то между Гренландией и побережьем Европы «Новгород» со всем экипажем исчез.

Коски поставил чашку и задумчиво разглядывал гущу на ее дне.

— Мне кажется немного странным, что береговую охрану не известили об этом. Я точно знаю, что никаких сообщений об исчезнувшем русском траулере не было.

— Вашингтону это тоже кажется странным. Почему русские делают тайну из пропажи «Новгорода»? Единственный логичный ответ — не хотят, чтобы западные державы нашли хотя бы след их самого передового шпионского корабля.

Коски саркастически улыбнулся.

— Вы хотите, чтобы я поверил, будто советский шпионский корабль погребен во льду айсберга? Послушайте, майор, я перестал верить в волшебные сказки, когда понял, что нет никакой страны Оз или горшка с золотом в конце радуги.

Питт тоже улыбнулся — не менее саркастически.

— Тем не менее, именно ваш патрульный самолет заметил судно, соответствующее описанию траулера, в координатах 47°36′N — 43°17′W.

— Верно, что «Катаваба» — самый близкий к этой позиции спасательный корабль, — холодно сказал Коски, — но почему приказ проверить эту точку не пришел непосредственно от моего командования в Нью-Йорке?

— Шпионские страсти, — ответил Питт. — Парни в Вашингтоне меньше всего хотели бы, чтобы о таких вещах вели переговоры по радио. К счастью, пилот самолета, заметивший айсберг, дал подробный отчет с указанием места, только когда приземлился. Идея, конечно, в том, чтобы осмотреть траулер раньше, чем русские узнают об этом. Я думаю, вы понимаете, коммандер, как ценна для нашего правительства всякая секретная информация о русском флоте кораблей-шпионов.

— Было бы практичней высадить на айсберг исследователей, разбирающихся в электронике и умеющих толковать разведывательную информацию. — Легкую перемену в тоне Коски вряд ли можно было назвать смягчением, но она произошла. — Надеюсь, вы не обидитесь, но посылать пилота и океанографа бессмысленно.

Питт проникновенно посмотрел на Коски, потом на Довера и опять на Коски.

— Наружность обманчива, — сказал он, — но это неспроста. Когда доходит до разведывательных операций, русские вовсе не примитивны. Если в районе открытого моря, где почти не бывают суда, появится военный самолет, они обязательно что-нибудь заподозрят. С другой стороны, хорошо известно, что самолеты Национального агентства подводных и морских работ часто осуществляют научные проекты в пустынных водах.

— Какова ваша подготовка?

— Я опытный пилот и умею вести вертолет в арктических погодных условиях, — ответил Питт. — А доктор Ханневелл определенно ведущий мировой специалист по ледовым формациям.

— Понятно, — медленно сказал Коски. — Доктор Ханневелл изучит айсберг до того, как об этом узнают парни из разведки.

— Вы поняли, — признал Ханневелл. — Если это действительно «Новгород», мне предстоит определить наиболее приемлемый способ проникновения внутрь корабельного корпуса. Я уверен, вы знаете, коммандер, что с айсбергами нужно держать ухо востро. Все равно что гранить алмаз: неверный расчет, один неправильный удар — и бриллиант потерян. Слишком много термита или в неудачном месте — и лед просто расколется. А быстрое и неожиданное таяние может привести к смещению центра тяжести, что заставит айсберг перевернуться вверх дном. Так что сами видите, очень важно осмотреть «Новгород» до того, как айсберг войдет в теплые воды.

Коски откинулся на спинку стула и заметно расслабился. Он посмотрел на Питта и улыбнулся.

— Лейтенант Довер!

— Сэр?

— Сделайте одолжение этим джентльменам, проложите курс на 47°36′N — 43°17′W, полный вперед. И сообщите окружному командованию в Нью-Йорке, что мы меняем позицию.

Он посмотрел, изменится ли выражение лица Питта.

Никаких перемен.

— Не в обиду будь сказано, — спокойно сказал Питт, — но я предлагаю не связываться с вашим окружным командованием.

— Я никого не подозреваю, майор, — виновато сказал Коски. — Просто не привык плавать по Северной Атлантике, не сообщая командованию, где нахожусь. Ведь корабль — собственность командования.

— Хорошо, но я был бы благодарен, если бы вы не упоминали о нашей цели. — Питт затушил сигарету. — И еще, пожалуйста, сообщите командованию в Вашингтоне, что мы с доктором Ханневеллом благополучно сели на борт «Катавабы» и полетим в Рейкьявик, как только позволит погода.

Коски приподнял брови.

— Рейкьявик? Исландия?

— Это наш конечный пункт, — объяснил Питт.

Коски хотел что-то сказать, но передумал и только пожал плечами.

— Лучше покажу вам ваши каюты, джентльмены. — Он повернулся к Доверу. — Доктор Ханневелл может разместиться с судовым механиком. Майор Питт поселится с вами, лейтенант.

Питт улыбнулся Доверу, потом снова посмотрел на Коски.

— Чтобы приглядывать за мной?

— Вы это сказали, не я, — ответил Коски и удивился выражению боли, на мгновение появившемуся на лице Питта.

Четыре часа спустя Питт дремал на койке, втиснутой в железную утробу, которую Довер называл своей каютой. Он устал, устал почти до боли, но слишком много мыслей возникало у него в мозгу, чтобы погрузиться в глубокий сон. Всего неделю назад он сидел с великолепной, сексуальной рыжеволосой девушкой на террасе гостиницы «Ньюпортер», выходящей на живописный калифорнийский пляж. Питт с удовольствием вспоминал, как одной рукой ласкал девушку, в другой держал коктейль со льдом и удовлетворенно наблюдал, как похожие на призраки яхты медленно скользят по заливу. Сейчас он один в тесной каюте где-то в чреве катера береговой охраны на замерзающем севере Атлантического океана. «Должно быть, я отъявленный мазохист, — думал Питт, — если добровольно вызываюсь участвовать во всех безумных проектах, какие рождаются в сознании адмирала Сандекера». Адмирал Джеймс Сандекер, директор Национального агентства подводных и морских работ, с определением «безумные» не согласился бы; в его духе скорее выражение «проклятый авантюрист».

— Ужасно жаль отсылать вас из солнечной Калифорнии, но этот проклятый авантюрист сам попался к нам в руки. — Сандекер, маленький, светловолосый человек с крючковатым носом, похожий на грифона, яростно размахивал семидюймовой сигарой, словно дубинкой. — Мы должны заниматься научными подводными исследованиями. Почему именно мы? Почему не военный флот? Можно подумать, что береговая охрана в состоянии сама решить свои проблемы. — Он раздраженно покачал головой и затянулся. — Ну, так или иначе, а мы в это ввязались.

Питт закончил читать и положил желтую папку с пометкой «совершенно секретно» на стол адмиралу.

— Мне казалось, корабль не может вмерзнуть в айсберг.

— Иногда случается самое невероятное.

— Трудно будет отыскать нужный айсберг: ведь береговая охрана обнаружила его четыре дня назад. Льдина-переросток может уже быть на полпути к Азорским островам.

— Доктор Ханневелл нанес в масштабе на карту морские течения и маршруты дрейфа на площади тридцати квадратных миль. Человек с нормальным зрением увидит айсберг без труда, тем более что береговая охрана оставила на нем красный маркер.

— Заметить айсберг одно дело, — задумчиво сказал Питт, — а вот посадить на него вертолет — совсем другое. Разве не удобнее и безопаснее подплыть…

— Нет! — перебил его Сандекер. — Никаких кораблей. Если эта штука во льду так важна, как мне кажется, не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме вас и Ханневелла, приближался к ней на пятьдесят миль.

— Возможно, это удивит вас, адмирал, но я еще никогда не сажал вертолет на айсберг.

— Возможно, этого вообще никто не делал. Именно поэтому я назначил вас директором отдела особых проектов. — Сандекер лукаво улыбнулся. — У вас есть привычка всегда успешно, скажем так, доставлять необходимые товары.

— Могу я на этот раз вызваться добровольцем? — спросил Питт.

— Я не хотел бы, чтобы было по-иному.

Питт беспомощно пожал плечами.

— Не знаю, почему я всегда так легко уступаю вам, адмирал. Я начинаю думать, что вы считаете меня первоклассным подопытным кроликом.

На лице Сандекера появилась широкая улыбка.

— Это вы сказали, не я.

Щелкнула щеколда, и дверь каюты отворилась.

Питт лениво открыл глаза и увидел вошедшего доктора Ханневелла. Располневший доктор пытался неслышно протиснуться между койкой Питта и платяным шкафом Довера, чтобы добраться до маленького стула за письменным столом. Питт шумно вздохнул, а стул протестующе заскрипел, когда доктор Ханневелл попытался уместить на нем свое тело.

— Как, во имя Господа, Довер втискивается в эту штуку? — спросил доктор, ни к кому не обращаясь.

— Вы опоздали. — Питт зевнул. — Я ждал вас несколько часов назад.

— Я не мог прятаться за углами или протискиваться через вентиляцию, как будто иду на шпионское совещание. Пришлось ждать предлога поговорить с вами.

— Предлога?

— Да. Привет от коммандера Коски. Обед подан.

— К чему такие ухищрения? — с улыбкой спросил Питт. — Нам нечего скрывать.

— Нечего скрывать! Нечего скрывать! Лежите здесь, как девственница в ожидании первого причастия, и говорите, что нам нечего скрывать? — Ханневелл беспомощно покачал головой. — Да нас расстреляют, если береговая охрана узнает, что мы ее дурачим, чтобы использовать ее лучший катер.

— У вертолетов отвратительная привычка: не любят летать с пустыми баками, — саркастически заметил Питт. — Нам необходима оперативная база и возможность заправляться. «Катаваба» — единственный подходящий корабль в этом районе. К тому же вы послали поддельное сообщение якобы от командования береговой охраны, так что вы тоже на крючке.

— Эта невероятная басня об исчезнувшем русском траулере. Вы ведь не станете отрицать, что сами ее выдумали?

Питт заложил руки за голову и посмотрел в потолок.

— Мне показалось, она всем понравилась.

— Надо отдать вам должное. Более дикой выдумки я в жизни не слыхал.

— Знаю. Иногда я сам себе противен.

— А что, по-вашему, случится, если коммандер Коски раскроет наш хитрый план?

Питт встал и потянулся.

— Поведем себя как положено приличным жуликам.

— Это как? — с сомнением спросил Ханневелл.

Питт улыбнулся.

— Будем тревожиться из-за этого, когда грянет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Атлантический океан — самый непредсказуемый из всех. Тихий, Индийский, даже Северный Ледовитый — все имеют свою индивидуальность, свои характерные особенности, но есть у них и общая черта: обычно они заранее извещают о переменах своего настроения. Не то Атлантический, особенно к северу от пятнадцатой параллели. За несколько часов сверкающее спокойное море превращается в котел с кипящей пеной, взбитой двенадцатибалльным штормом; или, наоборот, капризная природа Атлантического океана проявляется противоположным образом. Сильный ветер и бурное море ночью указывают на приближающийся шторм, однако на рассвете видна только лазурь безоблачного неба. Так произошло и с «Катавабой»: новое солнце осветило мирный морской пейзаж.

Питт проснулся медленно; взгляд его сфокусировался на просторных белых трусах Довера, который склонился к раковине и чистил зубы.

— Вы прекрасны как никогда, — сказал Питт.

Довер повернулся, прижимая щетку к зубам.

— Что?

— Я сказал: доброе утро.

Довер кивнул, пробормотал сквозь щетку что-то неразборчивое и снова отвернулся к раковине.

Питт сел и прислушался. По-прежнему гудят двигатели; еще один механический звук — шум теплого воздуха в вентиляции. Движение корабля такое плавное, что почти неощутимо.

— Не хочу показаться невежливым хозяином, майор, — сказал Довер с улыбкой, — но предлагаю вам встать. Через час-полтора будем в районе вашей цели.

Питт откинул одеяло и встал.

— Всему свое время. Как оценивается ваше заведение в смысле завтраков?

— Две мишленовские звезды, — жизнерадостно сказал Довер. — Я угощаю.

Питт быстро умылся, решил не бриться, натянул летный мундир и двинулся вслед за Довером по коридору, гадая, как такой крупный мужчина умудряется ходить по кораблю, не разбивая голову о переборки по десять раз на дню.

Они едва успели покончить с завтраком, который, решил Питт, в лучших отелях стоил бы не менее пяти долларов, как появился матрос и сказал, что коммандер Коски ждет их в рубке на мостике. Довер пошел туда, Питт — в нескольких шагах за ним, держа в руках чашку кофе. Когда они вошли в рубку, коммандер и Ханневелл склонились к карте на столе.

Коски поднял голову. Подбородок его больше не торчал, как нос ледокола, голубые глаза казались почти безмятежными.

— Доброе утро, майор. Надеюсь, вам у нас понравилось.

— Немного тесновато, но кормят великолепно.

Коммандер искренне улыбнулся.

— Что скажете о нашей маленькой электронной стране чудес?

Питт повернулся на триста шестьдесят градусов, разглядывая рубку. Похоже на декорацию научно-фантастического фильма. Все четыре стены от пола до потолка заняты механической лавиной компьютеров, телевизионных мониторов и приборных консолей. По всем стенам проходили бесконечные ряды рычажков с вертикальными и горизонтальными надписями, а множество разноцветных лампочек вполне были бы уместны в казино Лас-Вегаса.

— Впечатляет, — сказал Питт, отпивая кофе. — Сканирующие радары поиска цели в воздухе и на поверхности, новейшее навигационное оборудование типа системы дальней радионавигации на средних, коротких и ультракоротких волнах, не говоря уже о компьютерном прокладывании курса.

Питт говорил с небрежным видом пиарщика, нанятого верфью, построившей «Катавабу».

— Со стапелей «Катаваба» сошел, оснащенный самым дорогим океанографическим, коммуникационным, навигационным, аэрологическим и навигационным оборудованием; чего нет больше ни у одного корабля такого размера в мире. Ваш корабль, коммандер, способен оставаться в море при любых атмосферных условиях, проводить при этом поиск и спасательные операции и помогать в океанографических исследованиях. Могу добавить, что на корабле семнадцать офицеров и сто шестьдесят матросов; его строительство обошлось в двенадцать или тринадцать миллионов долларов; построен корабль на верфи Нортгейт в Уилмингтоне, штат Делавер.

Коски, Довер и все остальные в рубке, за исключением Ханневелла, который продолжал внимательно разглядывать карту, застыли. Если бы Питт был первым марсианином на Земле, и то не стал бы объектом такого недоверчивого внимания.

— Не удивляйтесь, джентльмены, — сказал довольный собой Питт. — Я привык тщательно готовиться.

— Понятно, — мрачно ответил Коски. Было очевидно, что ему ничего не понятно. — Может, подскажете, почему вы готовились так старательно?

Питт пожал плечами.

— Я же сказал, у меня такая привычка.

— Раздражающая привычка. — Коски смотрел на Питта с легкой тревогой. — Интересно, тот ли вы, за кого себя выдаете?

— Мы с доктором Ханневеллом настоящие, — успокоил Питт.

— А это мы узнаем через две минуты, майор, — с неожиданным цинизмом сказал Коски. — Я тоже, знаете ли, люблю тщательно готовиться.

— Вы мне не верите, — сухо сказал Питт. — Жаль. Зря беспокоитесь. Мы с доктором Ханневеллом не собираемся подвергнуть опасности ваш корабль.

— Вы не дали мне оснований для доверия. — Взгляд Коски стал мрачным, тон был холодный, как лед. — У вас нет никаких письменных приказов. Я не получил по радио подтверждения ваших полномочий, ничего… ничего, кроме неясного сообщения от командования береговой охраны о вашем прибытии. Могу заметить, что прислать такое сообщение может всякий, кто знает наш позывной.

— Нет ничего невозможного, — ответил Питт. Он не мог не восхититься проницательностью Коски. Коммандер ударил точно по шляпке гвоздя.

— Если вы ведете какую-то темную игру, майор, я не хочу в ней участвовать… — Коски замолк и принял у моряка радиограмму; он внимательно, не торопясь, изучил ее. Странное выражение появилось на его лице. Нахмурившись, он протянул листок Питту. — Похоже, вы неиссякаемый источник неожиданностей.

Хотя Питт ничем не выдавал, что ему неловко, это определенно было так. Неминуемое, то, что им предстояло сейчас, приближалось давно, и у Питта было время подготовиться. К несчастью, более правдоподобную историю он так и не придумал. И решил, что остается только взять из рук коммандера листок и смотреть как можно невозмутимее. На листке стояло: «В ответ на ваш запрос о докторе Уильяме Ханневилле и майоре Дирке Питте сообщаем. У доктора Ханневилла высшие полномочия. Он директор Калифорнийского института океанографии. Майор Питт действительно начальник отдела особых проектов НПМА. Он также сын сенатора Джорджа Питта. Эти люди участвуют в океанографическом исследовании, жизненно важном для интересов правительства, и должны пользоваться максимальным вниманием и поддержкой. Сообщите майору Питту, что адмирал Сандекер просит его опасаться фригидных женщин. Подписано: командующий береговой охраной».

— Защита отдыхает, — сказал Питт, наслаждаясь каждым слогом. Сандекер, старый лис, использовал все свое влияние, чтобы убедить командующего береговой охраной стать участником игры. Глубоко вздохнув, Питт вернул листок Коски.

— Должно быть, приятно иметь друзей наверху, — сердито сказал Коски.

— Да, иногда это помогает.

— Мне ничего не остается, кроме как удовлетвориться вашими объяснениями, — тяжело сказал Коски. — Что касается последней фразы, надеюсь, это был код?

— Тут нет большой тайны, — ответил Питт. — Таким хитрым способом адмирал Сандекер приказывает мне и доктору Ханневеллу после обследования айсберга продолжить работу в Исландии.

Коски какое-то время стоял молча. Он удивленно покачивал головой и все еще делал это, когда доктор Ханневелл ударил кулаком по столу с картами.

— Вот оно, джентльмены! Точное местоположение нашего призрачного корабля плюс-минус несколько миль. — Ханневелл был великолепен. Если он и чувствовал напряженность последних нескольких минут, то никак не показывал этого. Сложив карту, он сунул ее в карман плаща. — Майор Питт, я думаю, нам стоит как можно быстрей отправляться.

— Как скажете, док, — согласился Питт. — Я прогрею мотор и буду готов к вылету через десять минут.

— Хорошо, — кивнул Ханневелл. — Мы сейчас в том районе, где айсберг заметили с патрульного самолета. Согласно моим расчетам, при нынешней скорости дрейфа айсберг должен завтра достичь края Гольфстрима. Если ледовый патруль верно оценил его размеры, айсберг уже тает со скоростью тысячи тонн в час. Войдя в теплые воды Гольфстрима, он не проживет и десяти дней. Единственный вопрос, на который у нас нет ответа, — когда корабль освободится от льда. Возможно, он уже утрачен; но можно надеяться, что он выдержит еще несколько дней.

— Какова, по вашим расчетам, дистанция перелета? — спросил Питт.

— Примерно девяносто миль до айсберга, — ответил Ханневелл.

Коски взглянул на Питта.

— Как только вы подниметесь, я сброшу скорость до одной трети и буду держать курс один-ноль-шесть градусов. Сколько, по-вашему, пройдет времени до нашей встречи?

— Три с половиной часа — столько времени может занять наша работа, — ответил Питт.

Коски задумался.

— Даю вам четыре часа. Через четыре часа я приду к айсбергу за вами.

— Спасибо, коммандер, — сказал Питт. — Поверьте, я искренне благодарен вам за заботу.

Коски поверил.

— Вы уверены, что не стоит ближе подводить «Катавабу» к району ваших поисков? Если у вас что-нибудь произойдет на айсберге или вы просто упадете в море, не уверен, что смогу вовремя добраться до вас. В семи градусной воде человек способен прожить всего двадцать пять минут.

— Нам придется рискнуть. — Питт допил кофе и посмотрел на пустую чашку. — Если один из русских траулеров заметил в воскресенье самолет в далеком от обычных летных маршрутов районе, русские уже могли учуять крысу. Поэтому нам придется последнюю часть пути проделать в вертолете. Мы полетим низко, вне досягаемости радаров, и увидеть нас будет нелегко. К тому же важно время. Мы прилетим к месту нахождения «Новгорода» и улетим оттуда в десять раз быстрей, чем на «Катавабе».

— Ладно, — вздохнул Коски. — Вам виднее. Только постарайтесь вернуться на посадочную платформу… — он помолчал, глядя на часы, — …не позже 10:30. — Он улыбнулся. — Если будете послушными и вернетесь вовремя, вас будет ждать бутылка «Джонни Уокера».

Питт рассмеялся.

— Вот это настоящий побудительный мотив.

— Мне это не нравится! — кричал Ханневелл, стараясь перекрыть гул вертолетного двигателя. — Мы уже должны были что-нибудь увидеть.

Питт посмотрел на часы.

— Учитывая, сколько прошло времени, ничего страшного. В нашем распоряжении еще два часа.

— А нельзя подняться выше? Если удвоить дальность обзора, мы удвоим шансы обнаружить айсберг.

Питт покачал головой.

— Нельзя. Это удвоит и шансы обнаружить нас. Безопасней оставаться на высоте сто пятьдесят футов.

— Мы должны найти его сегодня, — сказал Ханневелл с тревогой на своем лице Купидона. — Завтра может быть слишком поздно для второй попытки.

Он некоторое время изучал разложенные на коленях карты, потом взял бинокль и посмотрел на север, где плыла целая группа айсбергов.

— Видели айсберг, сходный с описанием нашего? — спросил Питт.

— Примерно час назад мы пролетели над подходящим по размерам и конфигурации, но на нем не было красной краски.

Ханневелл в бинокль осмотрел поверхность океана, покрытую сотнями массивных айсбергов. Одни были угловатые, с острыми краями, другие ровные и круглые, словно кто-то в случайном порядке забросал поверхность моря белыми, как бумага, геометрическими телами.

— Мое самолюбие уязвлено, — печально сказал Ханневелл. — Никогда с уроков тригонометрии в школе мои вычисления не оказывались такими неточными.

— Может, ветер переменился и айсберг пошел другим курсом.

— Вряд ли, — ответил Ханневелл. — Масса подводной части айсберга в семь раз превышает массу надводной. Только океанское течение может оказать некоторое воздействие на его курс. По течению айсберг легко движется навстречу ветру в двадцать узлов.

— Непреодолимая сила или действие какого-либо неподвижного объекта.

— Айсберг такой величины почти неуничтожим, — Ханневелл говорил, всматриваясь в бинокль. — Конечно, в теплых водах айсберги начинают таять. Но во время движения по Гольфстриму они не склоняются ни перед штормом, ни перед человеком. Айсберги пытались разрушить торпедами, снарядами из восьмидюймовых морских пушек, большим количеством зажигательных бомб, их покрывали угольной пылью, чтобы ускорить таяние на солнце. Результат можно сравнить с ущербом, который понесет стадо слонов, обстрелянное из пращей племенем хилых пигмеев.

Питт заложил резкий вираж, чтобы избежать столкновения с крутыми стенами высокого айсберга, и Ханневелл схватился за живот.

Он снова посмотрел на карту. Они облетели двести квадратных миль и ничего не достигли. Он сказал:

— Давайте пятнадцать минут лететь точно на север. Потом повернем на восток вдоль края поля айсбергов. Потом десять минут на юг — и снова на запад.

— Начинаем один расчетный квадрат на север, — сказал Питт. Он слегка накренил машину, потом дождался, чтобы компас показал ноль.

Шли минуты, и на лице Ханневелла все сильнее отражалась усталость.

— Каково положение с горючим?

— Пусть это будет наша самая большая неприятность, — ответил Питт. — Нам скорее не хватит времени и оптимизма.

— Придется признать поражение, — устало сказал Ханневелл. — Оптимизм я утратил уже с четверть часа назад.

Питт пожал Ханневеллу руку.

— Держитесь, док, — ободряюще сказал он. — Наш ускользающий айсберг может быть в двух шагах.

— Если он там, это нарушение всех законов мироздания.

— А не могла ли вчерашняя буря смыть красную краску?

— К счастью, нет. Краска содержит хлорид натрия, он проникает глубоко, и, чтобы пятно растаяло, нужны недели или даже месяцы.

— Остается только одна возможность.

— Я знаю, о чем вы думаете, — равнодушно ответил Ханневелл. — Забудьте об этом. Я тридцать лет работаю в тесном контакте с береговой охраной, и не было случая, чтобы эти люди неточно определили положение льда.

— В таком случае кусок льда в миллион тонн испарился…

Питт не закончил фразу: вертолет начал сходить с курса, а он что-то увидел. Ханневелл неожиданно застыл на сиденье и подался вперед, приникнув к окулярам бинокля.

— Вижу! — воскликнул он.

Питт не ждал приказа: он опустил нос вертолета и направился в ту сторону, куда был нацелен бинокль Ханневелла.

Ханневелл передал ему бинокль.

— Вот, посмотрите и скажите, что мои старые глаза меня не обманывают.

Питт, как жонглер, управлялся с биноклем и приборами, стараясь не выпустить айсберг из поля зрения.

— Красную краску видите? — с тревогой спросил Ханневелл.

— Как клубнику в порции ванильного мороженого.

— Не понимаю. — Ханневелл покачал головой. — Айсберга здесь не должно быть. Согласно всем законам течения и дрейфа, он сейчас должен плыть в девяноста милях на юго-восток отсюда.

Но он был здесь, четко вырисовывался на линии горизонта — массивный ком льда, прекрасно обработанный природой и гротескно испачканный изготовленными человеком химикалиями. Прежде чем Питт опустил бинокль, кристаллы айсберга поймали солнце и отразили его лучи прямо ему в глаза; линзы бинокля усилили их яркость. Временно ослепший, Питт набрал высоту и на несколько градусов изменил курс, чтобы уйти от этого блеска. Прошла почти минута, прежде чем огненные круги перед его глазами побледнели.

И тут Питт неожиданно заметил в воде еле видную тень. Он не успел распознать темную фигуру всего в трех сотнях футов от посадочных салазок — вертолет скользнул над голубыми волнами. До айсберга оставались еще добрых семь миль, когда Питт описал широкий полукруг и направил вертолет на восток, к «Катавабе».

— Что это с вами? — спросил Ханневелл.

Питт не обратил внимания на вопрос.

— Боюсь, у нас незваные гости.

— Вздор! Не видно ни корабля, ни другого самолета.

— Они явились на прием через подвал.

Ханневелл вопросительно поднял брови. Потом медленно опустился на свое место.

— Подводная лодка?

— Подводная лодка.

— Вполне вероятно, одна из наших.

— Простите, док, но вы принимаете желаемое за действительное.

— Значит, русские нас опередили. — Рот Ханневелла дернулся. — Боже, мы опоздали.

— Еще нет. — Питт снова повел вертолет по кругу, на этот раз обратно, к айсбергу. — Мы можем через четыре минуты стоять на льду. Лодке потребуется по меньшей мере полчаса, чтобы добраться до льдины. Если повезет, мы успеем найти то, за чем прилетели, и убраться раньше, чем высадится ее экипаж.

— Я бы на это не надеялся. — Ханневелл говорил не слишком уверенно. — Когда русские увидят, что мы летим на айсберг… они ведь явились сюда не без оружия.

— Я бы очень удивился. На самом деле в распоряжении капитана этой русской субмарины довольно оружия, чтобы в любой миг разнести нас на куски. Но, бьюсь об заклад, он не станет этого делать.

— Что он теряет?

— Ничего. Но станет причиной серьезнейшего международного инцидента. Каждый капитан, стоящий своей зарплаты в рублях, в подобных обстоятельствах был бы уверен, что мы поддерживаем постоянный радиоконтакт со своей базой; мы уже сообщили координаты лодки и готовы при первом же выстреле завопить: убивают! Эта часть Атлантики — наша территория, и капитан это знает. Он слишком далеко от Москвы, чтобы лезть в вышибалы.

— Хорошо, хорошо, — сказал Ханневелл. — Посадите нас. Думаю, лучше получить выстрел, чем еще две минуты просидеть в этом кухонном комбайне.

Питт больше ничего не сказал. Он подвел вертолет к айсбергу и без труда посадил его на ледяную площадку не больше двадцати футов длиной и пятнадцати шириной. Не успели винты замереть, как они с Ханневеллом выпрыгнули из кабины и оказались на безмолвном айсберге, гадая, когда вынырнет русская подводная лодка и что найдут под ледяным саваном, отделяющим их от холодной враждебной воды. Никаких признаков жизни они не видели и не чувствовали. Легкий ледяной ветер касался их щек, но кроме этого не было ничего, совсем ничего.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В полной, напряженной тишине шли минуты. Наконец Питт понял, что готов заговорить. Но его голос оказался напряженным шепотом. «Почему шепотом?» — подумал он.

Ханневелл прощупывал лед в тридцати футах от него; русская подлодка неподвижно лежала на поверхности моря в четверти мили от айсберга. Наконец Питт (его голос по-прежнему звучал словно в тишине кафедрального собора) сумел привлечь внимание Ханневелла.

— Время выходит, док.

Ему все казалось, что его подслушают, хотя русские не могли бы услышать его слова, даже если бы он кричал во всю мочь.

— Я не слепой, — резко ответил Ханневелл. — Сколько еще времени до того, как они сюда доберутся?

— Им надо спустить на воду шлюпку и проплыть четыреста ярдов… минут пятнадцать-двадцать.

— Нельзя терять время, — нетерпеливо сказал Ханневелл.

— Что-нибудь есть?

— Ничего! — ответил Ханневелл. — Корабль, должно быть, вмерз глубже, чем я думал. — Он снова погрузил щуп в лед. — Он здесь, должен быть здесь. Корабль длиной сто двадцать пять футов не может просто исчезнуть.

— Береговая охрана не видела корабль-призрак?

Ханневелл помолчал, поправляя очки.

— Можно обмануть глаза ледового патруля, но не их радары.

Питт придвинулся к открытой дверце вертолета. Он посмотрел на Ханневелла, потом на лодку, а мгновение спустя уже всматривался в бинокль, разглядывая крошечные фигуры, выбиравшиеся из люков низко сидящей в воде субмарины и торопливо бежавшие по залитой водой палубе. Не прошло и трех минут, как была спущена шлюпка на шесть человек и в нее села группа людей с автоматами.

Над волнующейся синей водой разнесся характерный хлопок.

Этот звук заставил Питта решительно изменить собственную оценку времени.

— Они идут. Пятеро или шестеро; точно не скажу.

— Вооружены? — тревожно спросил Ханневелл.

— До зубов.

— Господи, молодой человек! — раздраженно крикнул Ханневелл. — Не стойте просто так и не зевайте! Помогите мне искать корабль.

— Забудьте о нем, — неторопливо ответил Питт. — Через пять минут они будут здесь.

— Пять минут? Вы сказали…

— Я не подумал, что в их шлюпке может быть навесной мотор.

Ханневелл потрясенно взглянул на субмарину.

— Как русские узнали о корабле? Откуда они могли узнать его координаты?

— Ну, это нетрудно, — ответил Питт. — Один из агентов КГБ в Вашингтоне, несомненно, раздобыл отчет береговой охраны о находке, едва ли отнесенный к совершенно секретным, и все их корабли-шпионы и подводные лодки в этом районе Атлантики получили приказ обыскивать ледяные поля. Простое совпадение — неудачное для нас, но счастливое для них, — что мы нашли айсберг одновременно.

— Похоже на игру в мяч, — мрачно сказал Ханневелл. — Только мы продули, а они выиграли. Черт возьми, если бы мы нашли корабль, то могли бы уничтожить его термитными бомбами, чтобы он не попал в руки русских.

— Добычу получает победитель, — сказал Питт. — Весь миллион тонн лучшего, чистейшего подлинного гренландского льда во всем Атлантическом океане.

Ханневелл удивился, но ничего не сказал. Явное равнодушие Питта не вязалось с происходящим.

— Скажите, док, — продолжал Питт. — Какое сегодня число?

— Число? — ошеломленно переспросил Ханневелл. — Двадцать восьмое марта, среда.

— Рано, — сказал Питт. — До первого апреля еще целых три дня.

Ответ Ханневелла прозвучал жестко:

— Сейчас не время для легкомысленных шуток.

— Почему? Кто-то чрезвычайно хитроумно разыграл и нас, и вот тех шутов. — Питт показал на быстро приближающуюся группу высадки. — Вы, я, русские дружно становимся величайшим посмешищем в истории Северной Атлантики. И кульминация наступит в тот момент, когда мы узнаем, что никакого корабля в айсберге нет. — Он помолчал и выпустил струю дыма. — И кстати, никогда не было.

На лице Ханневелла отразились и полнейшее недоумение, и зарождающаяся надежда.

— Продолжайте, — попросил он.

— Мало того, что его засек радар, — экипаж патрульного самолета доложил, что видел очертания корабля во льду. Но мы перед посадкой ничего не видели. Это само по себе не имеет смысла. Патрульный самолет летел со скоростью примерно двести миль в час; наши шансы заметить корабль с парящего вертолета гораздо выше.

Ханневелл задумался. Он как будто взвешивал слова Питта.

— Не совсем понимаю, на что вы намекаете. — Потом он улыбнулся и снова стал прежним, бодрым и жизнерадостным. — Но начинаю привыкать к вашему способу рассуждать, у вас что-то припрятано в рукаве.

— Никакого волшебства. Вы сами сказали, что с учетом законов течения и дрейфа айсберг должен быть юго-западнее, в девяноста милях отсюда.

— Это верно. — Ханневелл с новым уважением посмотрел на Питта. — Что же в таком случае у вас на уме?

— Не что, а кто, док. Кто-то сознательно уводит нас на напрасные поиски. Кто-то убрал красную краску с айсберга, в котором заключен корабль, и выкрасил другой айсберг в девяноста милях от первого.

— Ну конечно, айсберг, над которым мы пролетели несколько часов назад. Тот же размер, форма и вес, но никакой краски.

— Вот где мы найдем наш загадочный погибший корабль, — сказал Питт. — Точно там, где он должен быть по вашим расчетам.

— Но кто играет в эти игры? — задумчиво спросил Ханневелл. — Очевидно, не русские: они обманулись, как и мы.

— Сейчас это не имеет значения, — ответил Питт. — Важно побыстрей распрощаться с этим плавучим ледяным дворцом и улететь. Наши незваные гости прибыли. — Он кивнул в сторону подножия айсберга. — Или вы этого не заметили?

Ханневелл действительно не заметил. Зато увидел теперь. Первая группа подводников выбралась на айсберг и осторожно шла по краю льда к Питту и Ханневеллу. Все были в темной русской морской форме и вооружены. Даже за сто ярдов Питт безошибочно узнал людей, хорошо знающих, что им предстоит.

Он небрежно забрался в кабину вертолета, повернул ключ зажигания и нажал на стартер. Не успели винты сделать первый оборот, как Ханневелл благополучно занял второе сиденье и застегнул ремни.

Перед тем как захлопнуть дверцу, Питт высунулся из кабины, сложил рупором ладони и крикнул приближающимся русским:

— Счастливо оставаться, только не забудьте убрать за собой мусор!

Офицер, ведущий группу с подводной лодки, прислушался, но потом недоуменно пожал плечами. Он был уверен, что Питт не станет ради него кричать по-русски. Но, как бы обозначая свои мирные намерения, офицер опустил автомат и козырнул. Питт и Ханневелл отказались от временного владения айсбергом и поднялись в сверкающее голубое небо.

Питт не торопился и на минимальной скорости в течение пятнадцати минут летел на север. Потом, когда они стали невидимы для радаров подводной лодки, заложил широкий вираж на юго-запад, и в одиннадцать пятнадцать они нашли то, что искали.

Опускаясь на ледяной гигант, Питт и Ханневелл испытывали странное ощущение пустоты. Не потому, что кончились долгие часы неопределенности и время, отведенное коммандером Коски, почти истекло, — действовал сам вид погибшего корабля.

Ни один человек никогда не видел ничего подобного.

Вокруг айсберга царили ужасающие одиночество и запустение, словно они очутились не на Земле, а на какой-то далекой, мертвой планете. Только лучи солнца нарушали это ощущение безжизненности; проникая сквозь лед, они искажали очертания корпуса и надстройки судна, превращая их в постоянно меняющиеся призрачные тени. Зрелище было настолько неправдоподобное, что Питт с трудом признавал его реальность. Работая у приборов управления, осторожно опуская вертолет на лед, он ждал, что в любой миг заключенный в ледяной покров корабль вот-вот исчезнет.

Питт постарался сесть на плоскую площадку у края айсберга, но угол наклона льда оказался слишком велик; пришлось сажать машину непосредственно над кораблем. Ханневелл выпрыгнул из кабины еще до того, как посадочные салазки коснулись льда, и принялся шагами измерять длину судна. Питт присоединился к нему.

— Странно, — сказал Ханневелл, — очень странно. Из льда ничего не торчит. Даже мачты и антенна радара подо льдом.

Питт достал из кармана летной куртки носовой платок и высморкался. Потом принюхался.

— Не чуете ничего необычного, док?

Ханневелл наклонил голову и шумно потянул носом.

— Есть какой-то запах. Но слишком слабый, чтобы я мог его определить.

— Вращаетесь не в тех кругах, — с улыбкой заметил Питт. — Если бы чаще выходили из лаборатории и знакомились с жизнью, узнали бы явственное амбре горелого мусора.

— Откуда оно исходит?

Питт кивком показал на корабль у них под ногами.

— Откуда же, как не снизу?

Ханневелл покачал головой.

— Это невозможно. Научно установлено: нельзя снаружи почувствовать запах органического вещества, находящегося внутри ледяного куба.

— Старые истины никогда не лгут. — Полуденное солнце начало побеждать холод, и Питт расстегнул молнию куртки. — Должно быть, во льду есть трещины.

— У некоторых и носы всезнайки, — ядовито сказал Ханневелл. — Предлагаю вам перестать играть в гончего пса и разместить термитные заряды. Единственный способ добраться до корабля — растопить ледяной покров.

— Это рискованно.

— Доверьтесь мне, — уверенно сказал Ханневелл. — Я не собираюсь расколоть льдину и при этом угробить корабль, вертолет и нас самих. Начнем с небольших зарядов и будем пробиваться в глубину постепенно.

— Я думал не об айсберге. Я думал о несчастном корабле. Весьма вероятно, что топливные баки разорвало и дизельное топливо разлилось по всему корпусу. Если мы допустим ошибку в расчетах и подожжем хотя бы каплю, корабль вспыхнет.

Ханневелл топнул по твердому льду.

— Как же вы собираетесь пробиться через это? С помощью ледоруба?

— Доктор Ханневелл, — спокойно сказал Питт. — Не стану оспаривать тот факт, что ваше имя широко известно благодаря вашему уму суперисследователя. Однако, как большинству очень умных людей, вам не хватает той же глубины в обыденном, повседневном. Термитные заряды, ледорубы, говорите вы. К чему создавать сложные, требующие усилий схемы, когда можно использовать старинный способ «сезам, откройся»?

— Вы стоите на ледниковом льду, — напомнил Ханневелл. — Он очень твердый и прочный. Через него не пройти.

— Простите, дружище, но вы глубоко ошибаетесь, — сказал Питт.

Ханневелл подозрительно посмотрел на него.

— Докажите.

— Я хочу сказать, что работу за нас уже проделали. Наш Макиавелли и его веселые помощники, очевидно, побывали здесь до нас. — Он сделал театральный жест. — Смотрите.

Ханневелл вопросительно приподнял брови и посмотрел наверх, на широкий и крутой ледяной склон. У внешних краев и у основания, в нескольких ярдах от того места, где стояли Питт и Ханневелл, лед был гладким и ровным. Но от вершины до середины склона он был в ямках, как обратная сторона Луны.

— Что ж, — сказал Ханневелл, — действительно, похоже, кто-то приложил массу усилий, чтобы убрать красную краску, оставленную патрульным самолетом. — Он долго молча смотрел на ледяную вершину, потом снова повернулся к Питту. — Зачем понадобилось убирать краску вручную, когда это легко было сделать взрывчаткой?

— Не знаю, — сказал Питт. — Может, боялись расколоть айсберг, а может, просто не было взрывчатки. Кто знает? Но ставлю месячное жалованье на то, что наши умные парни не только обрубали лед. Они определенно нашли проход к кораблю.

— Значит, остается только отыскать указатель «Вход здесь», — саркастически сказал Ханневелл. Он не привык к тому, что кто-нибудь делал более удачные предположения, чем он; выражение лица ясно показывало, что ему это не нравится.

— Слабое место во льду подошло бы.

— Вероятно, — сказал Ханневелл, — вы намекаете на то, что вход в туннель замаскирован.

— Такая мысль приходила мне в голову.

Доктор поверх очков посмотрел на Питта.

— Ну так за дело! Если мы не перестанем спорить, я рискую отморозить мошонку.

Оказалось, что в конечном счете задача не такая уж трудная, хотя и не такая легкая, как полагал Питт.

Непредвиденное произошло, когда Ханневелл поскользнулся и беспомощно заскользил к краю выступа, круто обрывавшегося в ледяное море. Он упал, отчаянно цепляясь за твердую поверхность льда, срывая ногти.

Ему удалось на мгновение затормозить, но это не помогло. Он упал так неожиданно, что, лишь оказавшись на самом краю тридцатифутовой пропасти, позвал на помощь.

Питт старательно убирал кусок льда, когда услышал крик. Он повернулся, увидел отчаянное скольжение Ханневелла, мгновенно представил себе, что невозможно будет спасти доктора, если тот упадет в ледяную воду, одним быстрым движением сорвал летную куртку и ногами вперед прыгнул со склона, нелепо задрав ступни.

Охваченному паникой Ханневеллу поступок Питта показался безумным.

— О боже, нет, нет! — закричал он.

Но он мог только смотреть, как Питт несется к нему, точно санки-боб. Останься Питт на айсберге, подумал Ханневелл, еще был бы шанс. А теперь оба они погибнут в ледяной воде. В голове мелькнули слова коммандера Коски: двадцать пять минут — столько человек живет в воде при температуре в семь градусов. За это время им ни за что не подняться на крутые склоны айсберга.

Будь у него время подумать, Питт, несомненно, согласился бы с Ханневеллом: он поистине походил на сумасшедшего, когда скользил по льду, задрав ноги выше головы. Внезапно, когда до столкновения с Ханневеллом уже было «ногой подать», Питт опустил ноги так сильно и быстро, что даже в этом отчаянном положении поморщился от боли: пятки вонзились в лед, ненадежно впились в него, но Питт — с таким ощущением, будто рвутся все мышцы, — остановился. И, повинуясь инстинкту, бросил Ханневеллу рукав своей куртки.

До смерти перепуганного ученого не понадобилось уговаривать. Он схватил нейлоновую ткань, отчаянно сжал и повис; он висел целую минуту, дожидаясь, чтобы сердце вернулось почти к нормальному ритму. Со страхом посмотрел в сторону и увидел то, чего не зафиксировали остальные чувства: край ледяного обрыва упирался ему в живот в районе пупка.

— Когда придете в себя, — спокойно, но с заметным напряжением сказал Питт, — попытайтесь подтянуться ко мне.

Ханневелл покачал головой.

— Не могу, — хрипло сказал он. — Могу только держаться.

— Опору для ног можете найти?

Ханневелл не ответил. Только снова покачал головой.

Питт пригнулся к своим вытянутым ногам и крепче взялся за куртку.

— Мы остановились благодаря каблукам из твердой резины, но без стальных подков. Лед вскоре может обломиться вокруг них. — Он улыбнулся Ханневеллу. — Не делайте резких движений. Сейчас вытащу вас на край обрыва.

На этот раз Ханневелл кивнул. Живот у него ныл, кончики израненных пальцев болели, на покрытом потом лице были написаны ужас и боль. Только одно проникало в его окутанный ужасом мозг: решительность во взгляде Питта. Ханневелл смотрел на это спокойное лицо и чувствовал, что внутренняя сила и уверенность Питта находят отклик в его испуганном сознании.

— Хватит улыбаться, черт побери, — сказал он, — начинайте наконец тащить.

Осторожно, дюйм за дюймом, Питт начал вытаскивать Ханневелла. Прошло шестьдесят мучительных секунд, прежде чем голова Ханневелла оказалась между колен Питта. Тогда Питт по очереди разжал руки, выпуская куртку, и подхватил Ханневелла под мышки.

— Это была легкая часть, — сказал он. — Теперь предстоит потрудиться вам.

Руки Ханневелла освободились, и он вытер рукавом мокрое лицо.

— Не могу ничего обещать.

— Измерительный циркуль с вами?

Несколько мгновений на лице Ханневелла было недоумение.

Потом он кивнул.

— В нагрудном кармане.

— Хорошо, — сказал Питт. — Теперь переберитесь через меня и вытянитесь во весь рост. Когда ваши ступни окажутся на моих плечах, вонзите циркуль в лед.

— Питон! — неожиданно понял Ханневелл. — Вы чрезвычайно изобретательны, майор.

Ханневелл полз по лежащему Питту. Он пыхтел, как локомотив, поднимающийся на скалистые горы, но сумел справиться. Потом — Питт прочно держал его за лодыжки — Ханневелл достал циркуль, которым обычно измерял расстояние на карте, и глубоко вонзил в лед.

— Готово, — выдохнул он.

— Теперь повторим, — сказал Питт. — Держаться можете?

— Только побыстрей, — ответил Ханневелл. — У меня руки почти отнялись.

Осторожно, на всякий случай упираясь одной пяткой в лед, Питт проверил, насколько надежно выдерживают его вес ноги Ханневелла. Циркуль держал хорошо. Двигаясь быстро и гибко, как кошка, Питт прополз мимо Ханневелла, почувствовал, как его руки нащупывают край, за которым склон выравнивается, и выбрался на безопасное место. И не стал тратить ни секунды. Ханневеллу показалось, что в тот же миг Питт бросил ему из вертолета нейлоновый шнур. Полминуты спустя бледный и усталый океанограф сидел на льду у ног Питта.

Ханневелл с облегчением вздохнул и посмотрел Питту в лицо.

— Знаете, что я прежде всего сделаю, когда мы вернемся к цивилизации?

— Да, — с улыбкой ответил Питт. — Закажете мне лучший обед в Рейкьявике, скупите столько спиртного, сколько я смогу выпить, и представите меня чувственной грудастой исландской нимфоманке.

— Обед и выпивка за мной — я перед вами в долгу. А вот нимфоманку обещать не могу. Я так давно не имел дела с женскими чарами, что, боюсь, утратил навык.

Питт рассмеялся, стиснул плечо Ханневелла и помог ему встать.

— Не печальтесь, старый друг. Девушки — моя сфера. — Он неожиданно смолк, потом резко сказал: — У вас руки выглядят так, словно вы держали их на точильном камне.

Ханневелл поднял руки и равнодушно посмотрел на окровавленные пальцы.

— На самом деле все не так плохо. Немного обеззараживающего, маникюр — и они будут как новые.

— Идемте, — сказал Питт. — В вертолете есть аптечка. Займусь вашими пальцами.

Немного погодя, когда Питт затянул последний бинт, Ханневелл спросил:

— До того как я поскользнулся, вы нашли признаки туннеля?

— Хитрая работа, — ответил Питт. — Вся окружность в наледи, так, чтобы ничем не отличаться от остального льда. Если бы кто-то не проявил небрежность и не оставил маленькую зарубку для рук, я бы прошел мимо и ничего не заметил.

Ханневелл неожиданно помрачнел.

— Проклятый айсберг, — угрюмо сказал он. — Клянусь, он питает к нам личную вражду.

Он согнул пальцы и принялся разглядывать восемь маленьких повязок. В глазах светилось напряжение, лицо выглядело усталым.

Питт подошел и поднял круглый кусок льда диаметром три фута, открыв дыру, едва способную пропустить человека.

Он отвернулся. Из отверстия потянуло горелыми краской, тканью и горючим с примесью запаха обожженного металла.

— Это доказывает, что я способен ощутить запах сквозь лед, — сказал Питт.

— Да, ваш нос испытание выдержал, — с улыбкой сказал Ханневелл. — Но вот ваша теория термитных зарядов провалилась. Там, внизу, всего лишь обгоревший корпус. — Он помолчал и взглядом ученого посмотрел на Питта поверх очков. — Мы могли бы до следующего лета взрывать заряды без ущерба для этой развалины.

Питт пожал плечами.

— Бывают и проигрыши. — Он передал Ханневеллу запасной фонарик. — Я пойду первым. Дайте мне пять минут, потом идите за мной.

Питт приготовился войти в туннель, а Ханневелл присел у края.

— Две минуты. Даю вам две минуты, не больше. Потом иду за вами.

Туннель, освещенный солнцем сверху, сквозь лед, уходил вниз на двадцать футов под углом тридцать градусов и заканчивался возле почерневших обожженных стальных плит корабельного корпуса.

К этому времени вонь стала такой сильной, что Питт с трудом дышал. Отгоняя едкий запах, он подобрался на фут к обожженному металлу и обнаружил, что туннель поворачивает и десять футов идет параллельно корпусу, заканчиваясь у открытого люка, сильно погнутого и покореженного. Можно было только догадываться, при какой температуре это произошло.

Пройдя в люк, Питт выпрямился и стал водить лучом фонарика, освещая обожженные стены. Определить назначение этого помещения было невозможно. Страшный жар опустошил каждый квадратный дюйм. Питт внезапно ощутил страх перед неизвестным. Несколько минут он стоял неподвижно, стараясь справиться с чувствами, потом, переступая через обломки, пошел к выходу в туннель и фонариком посветил в темноту перед собой.

Фонарик высветил длинную лестницу вниз. Коридор был пуст, если не считать остатков сгоревшего ковра. Странной была тишина. Ни скрипа листов корпуса, ни гудения двигателей, ни плеска воды в обросшие ракушками борта — ничего. Только полное безмолвие пустоты.

Питт помешкал у входа; у него появилась даже не мысль, а убеждение, что в планы адмирала Сандекера вкралась какая-то ужасная, чудовищная ошибка. Этого они никак не ожидали.

В проходе появился Ханневелл и присоединился к нему. Он стоял рядом с Питтом, глядя на почерневшие стены, на изуродованный и кристаллизовавшийся металл, на расплавленные петли, на которых когда-то висела деревянная дверь. Он устало прислонился к косяку, полузакрыв глаза, словно приходил в себя после транса.

— Мы найдем очень мало полезного для себя.

— Мы ничего не найдем, — решительно отозвался Питт. — То, что оставил огонь, несомненно подобрали наши неизвестные друзья. — И, словно подчеркивая свои слова, провел лучом фонарика по палубе, осветив несколько перекрывающих друг друга отпечатков на саже, ведущих от двери и к двери. — Посмотрим, что им было нужно.

Они пошли по коридору, переступая через обломки и пепел на полу, и вошли в соседнее помещение. Здесь находилась радиорубка.

Большинство обломков нельзя было узнать. Мебель превратилась в обожженные деревяшки, радиооборудование — в массу расплавленного металла и затвердевшего припоя.

Обоняние к этому времени адаптировалось к зловонию и окружавшей их гари, но к виду отвратительной, уродливой фигуры на палубе они не были готовы.

— Милостивый боже! — ахнул Ханневелл. Он выронил фонарик, тот покатился по палубе и остановился возле изуродованных остатков головы, осветив череп и зубы, очищенные от сгоревшей плоти.

— Не завидую его смерти, — сказал Питт.

Ужасное зрелище оказалось дляХанневелла чересчур. Он с трудом выбрался в коридор, и его вырвало. А когда вернулся, то выглядел так, словно сам только что выбрался из могилы.

— Простите, — смущенно сказал он. — Никогда раньше не видел сгоревшие трупы. Не представлял себе, как они выглядят, да и не думал об этом. Не очень приятное зрелище, верно?

— Приятных трупов не бывает, — сказал Питт. Его самого начинало тошнить. — Если эта груда на палубе указывает на то, что нас ждет, мы найдем еще четырнадцать таких же.

Поморщившись, Ханневелл наклонился и подобрал фонарик. Потом достал из кармана блокнот, направил на него свет и перевернул несколько страниц.

— Да, вы правы. На корабле было шесть членов экипажа и девять пассажиров, всего пятнадцать человек. — Он отыскал еще одну страницу. — Этот бедняга, должно быть, радист Свендборг — Густав Свендборг.

— Может, да, а может, нет. Точно мог бы сказать только его дантист.

Питт смотрел на то, что когда-то было живым, дышащим человеком из плоти и крови, и пытался представить себе, каков был его конец. Стена красно-оранжевого пламени, как из печи, короткий нечеловеческий крик, обжигающий болезненный шок, мгновенно доводящий до безумия, переплетенные в танце смерти руки и ноги.

Смерть в огне, когда последние мгновения проходят в неописуемой боли, — ее боятся все люди и животные.

Питт наклонился и стал внимательнее разглядывать тело. Глаза его сощурились, губы поджались. Он словно наглядно представлял себе эту смерть. Сгоревшее тело свернулось в позиции зародыша, подтянув колени к подбородку и плотно прижав согнутые руки к бокам, и съежилось под действием страшной температуры. Но внимание Питта привлекло нечто иное. Он направил луч фонарика на пол и осветил изогнутые стальные ножки кресла радиста, торчащие из-под изуродованных останков.

Ханневелл с лицом, окончательно утратившим естественный цвет, спросил:

— Вы нашли что-то интересное в этой отвратительной фигуре?

— Посмотрите, — ответил Питт. — Похоже, бедный Густав сидел, когда умер. Его кресло сгорело буквально под ним.

Ханневелл ничего не сказал, только вопросительно посмотрел на Питта.

— Вам не кажется странным, — продолжал Питт, — что человек спокойно погиб в огне, не пробуя вскочить или убежать?

— В этом нет ничего странного, — с каменным лицом ответил Ханневелл. — Огонь охватил его, когда он сидел за передатчиком и посылал сигнал SOS.

Он закашлялся, борясь со рвотой.

— Господи, от наших предположений ему ни жарко, ни холодно. Пойдем отсюда. Поищем остальных членов экипажа, пока я еще в состоянии ходить.

Питт кивнул, повернулся и вышел за дверь. Они с Ханневеллом двинулись в глубь корабля. Машинное отделение, камбуз, кают-компания — везде им открывалась такая же картина смерти, что и в радиорубке. К тому времени как в рулевой рубке обнаружились тринадцатое и четырнадцатое тела, желудок Ханневелла постепенно вновь успокоился. Ханневелл все время заглядывал в свой блокнот и делал пометки карандашом. Наконец осталось неподчеркнутым только одно имя.

— Все, — сказал он, захлопнув блокнот. — Мы нашли всех, кроме того, за кем пришли.

Питт закурил сигарету, выпустил струю голубого дыма и как будто ненадолго задумался.

— Все они обгорели до неузнаваемости, так что он может быть одним из них.

— Нет, — уверенно возразил Ханневелл. — Опознать тело было бы легко, по крайней мере мне. — Он помолчал. — Понимаете, я слишком хорошо знаю нашу добычу.

Питт приподнял брови.

— Нет, не понимаю.

— Вообще-то это не секрет. — Ханневелл принялся протирать стекла очков носовым платком. — Человек, ради поисков которого мы лгали, строили планы и рисковали жизнью, шесть лет назад посещал один из моих курсов в Океанографическом институте. Талантливый человек. — Он показал на два обгоревших трупа на полу. — Жаль, что он так кончил.

— Почему вы так уверены, что смогли бы отличить его от остальных? — спросил Питт.

— По кольцам. У него была страсть к кольцам. Он носил их на всех пальцах, кроме больших.

— Точное опознание по кольцам невозможно.

Ханневелл улыбнулся уголками губ.

— И еще на левой ноге у него не хватало мизинца. Это подойдет?

— Пожалуй, — задумчиво ответил Питт. — Но мы не нашли труп с такими признаками. А обыскали уже весь корабль.

— Не совсем. — Ханневелл достал из блокнота листок бумаги и развернул его в луче фонарика. — Это схематический план корабля. Я сделал копию чертежа из морского архива. — Он показал на смятый листок. — Посмотрите сюда. Сразу за штурманской рубкой узкая лестница под фальшивой трубой ведет в небольшое помещение. Тут единственный вход в него.

Питт изучал простой рисунок. Потом повернулся и вышел из штурманской рубки.

— Да, отверстие на месте. Лестница сгорела, но то, что осталось, выдержит наш вес.

В изолированном помещении в центре корабля не было даже иллюминаторов и потому оно пострадало больше прочих: стальные плиты стен вздулись и отслоились, как листы обоев. Казалось, в помещении пусто. После пожара не осталось ничего похожего на мебель. Питт наклонился, разглядывая золу в поисках тела, когда Ханневелл окликнул его.

— Здесь! — Он опустился на колени. — В углу.

Ханневелл направил луч на останки — на то, что когда-то было человеком, а теперь представляло собой едва различимую груду обожженных костей. Можно было узнать только часть челюсти и таз. Низко наклонившись, Ханневелл стряхнул с останков пепел.

А когда встал, в руках у него было несколько кусочков оплавленного металла.

— Возможно, это не окончательное доказательство. Но лучшего у нас не будет.

Питт взял кусочки и поднес к свету.

— Я хорошо помню кольца, — сказал Ханневелл. — Оправы прекрасной ручной работы и украшены множеством полудрагоценных камней, которые встречаются в Исландии. Каждый камень вырезан в виде изображения древнего северного бога.

— Впечатляет, но слишком кричаще, — сказал Питт.

— Для вас, чужака, может быть, — спокойно возразил Ханневелл. — Но знай вы его…

Он умолк.

Питт задумчиво смотрел на Ханневелла.

— Вы всегда так привязываетесь к своим студентам?

— Гений, авантюрист, ученый, легенда, обладатель десятого по величине состояния в мире еще до того, как ему исполнилось двадцать пять лет. Добрый и мягкий человек, которого совершенно не изменили слава и богатство. Да, можно сказать, что сентиментальная привязанность к Кристиану Файри переросла в дружбу.

Странно, подумал Питт. Ученый упомянул имя Файри впервые с тех пор, как они вылетели из Вашингтона. И произнес это имя вполголоса, почти благоговейно. Питт вспомнил, что так же говорил об исландце адмирал Сандекер.

Но сам Питт, стоя над обожженными останками, нисколько не благоговел перед тем, кто еще недавно был одной из влиятельнейших фигур в международной экономике и финансах. Он смотрел на останки и просто не мог связать пепел у своих ног с человеком из плоти, которого газеты всего мира называли высшим воплощением путешественника-интеллектуала… Может быть, будь он лично знаком со знаменитым Кристианом Файри, сейчас Питт испытывал бы те или иные чувства. Впрочем, Питт в этом сомневался. Он совсем не был впечатлителен. Сними с величайшего человека одежду, говорил ему отец, и увидишь чрезвычайно смущенное, голое и беззащитное животное.

Питт некоторое время смотрел на оплавленные куски металла, потом вернул их Ханневеллу и тут услышал слабые звуки движения на палубе. Он замер и внимательно прислушался.

Но звук наверху, в темноте за люком, затих. Было что-то зловещее в тишине, окутавшей опустошенную каюту — возникало ощущение, что кто-то наблюдает за каждым их движением, слушает каждое их слово. Питт приготовился защищаться, но опоздал. Сверху вниз на лестницу ударил мощный луч, на мгновение ослепив его.

— Грабите мертвых, джентльмены? Клянусь Господом, я верю, что вы двое на все способны.

Лицо скрывалось за лучом, но голос определенно принадлежал коммандеру Коски.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Питт стоял посреди обожженной палубы, не шевелясь и не отвечая. Стоял, как ему казалось, много дней, пока мозг пытался объяснить присутствие Коски. Он ожидал, что коммандер обязательно появится на сцене, но не раньше, чем через три часа. Теперь было очевидно, что Коски не стал ждать условленного времени встречи; как только вертолет скрылся из виду, он изменил направление движения «Катавабы» и курсом, намеченным Ханневеллом, на полной скорости пошел к ледяному полю.

Коски повернул луч в сторону лестницы, осветив лицо стоящего за ним Довера.

— С вашего позволения, нам нужно о многом поговорить, майор Питт и доктор Ханневелл.

Питт придумал хитрый ответ, но отбросил эту мысль.

— Пошевеливайтесь, Коски! Спускайтесь. И берите с собой этого высокого рохлю, своего помощника, если так меньше опасаетесь.

Почти минуту царило разъяренное молчание, прежде чем Коски ответил:

— Вы не в том положении, чтобы выдвигать требования.

— Почему? У нас с доктором Ханневеллом на кону слишком много, чтобы спокойно наблюдать, как вы играетесь в детектива-любителя.

Питт понимал, что его слова звучат высокомерно, но ему нужно было обязательно взять верх над Коски.

— Не грубите, майор. Мы ждем правдивого объяснения. Вы лжете с того момента, как ступили на мой корабль. Какой там «Новгород»?! Самый зеленый кадет Академии береговой охраны не опознает в этом корпусе русский траулер-шпион. Антенны радаров, сложнейшее электронное оборудование, которое вы так авторитетно описывали, — все это что, испарилось? Я с самого начала не верил вам с Ханневеллом, но ваш рассказ звучал убедительно, а мое начальство почему-то вас поддержало. Вы использовали меня, майор. Меня, мой экипаж, мой корабль — использовали, как такси или станцию обслуживания. У вас есть объяснение? И кстати, я не думаю, что прошу слишком много. Только ответьте на один простой вопрос: какого дьявола происходит?

Теперь Коски в игре, подумал Питт. Настырный маленький коммандер не приказывал, он просил.

— Вам все равно нужно спуститься на наш уровень. Часть ответа здесь, в золе.

Недолгое колебание, и они спустились. Коски, за которым двигалась огромная фигура Довера, сошел по лестнице и остановился перед Питтом и Ханневеллом.

— Ладно, джентльмены, выкладывайте.

— Вы многое осмотрели на этом корабле? — спросил Питт.

Коски кивнул.

— Достаточно. Восемнадцать лет спасательной службы на море, но впервые вижу так сильно пострадавшее судно.

— Узнаете его?

— Это невозможно. Не осталось ничего, что можно было бы узнать. Развлекательное судно, яхта. Это точно, а что касается остального, тут бабушка надвое сказала. — Коски с легким удивлением смотрел на Питта. — Это я ожидаю ответов. К чему вы ведете?

— Слышали когда-нибудь о корабле под названием «Лакс»?

Коски кивнул.

— «Лакс» исчез год назад со всем экипажем, включая владельца, исландского горнорудного магната… — он запнулся, вспоминая, — Файри, Кристиана Файри. Половина кораблей береговой охраны искала его много месяцев. Не нашли ни следа. Так что насчет «Лакса»?

— Вы на нем стоите, — медленно сказал Питт, позволяя слушателям усвоить сказанное. Он осветил фонариком палубу. — А вот эти обгорелые останки — все, что осталось от Кристиана Файри.

Глаза Коски округлились, лицо побледнело. Он сделал шаг вперед и посмотрел на останки в желтом круге света.

— Милостивый боже! Вы уверены?

— Мягко говоря, их невозможно опознать. Но доктор Ханневелл на девяносто процентов уверен насчет личных вещей Файри.

— Да, кольца. Это я слышал.

— Может, и не очень много, но гораздо больше, чем удается найти на других телах.

— Никогда ничего подобного не видел, — удивленно сказал Коски. — Это невозможно. Судно такого размера не может бесследно исчезнуть, а через год возникнуть пеплом в середине айсберга.

— Похоже, дело обстоит именно так, — заметил Ханневелл.

— Простите, док, — сказал Коски, глядя Ханневеллу в глаза. — Я первый готов признать, что не вхожу в вашу лигу, когда речь идет о науке про лед, но я достаточно долго бродил по Северной Атлантике и знаю, что айсберг может отнести в сторону течением, он может дрейфовать кругами или ползти вдоль побережья Ньюфаундленда года три — этого времени достаточно, чтобы «Лакс» по какой-то невероятной случайности попал под него и был там погребен. Но, если простите мне игру слов, в вашей теории есть течи.

— Вы совершенно правы, коммандер, — ответил Ханневелл. — Такое происшествие чрезвычайно маловероятно, но все же шансы существуют. Как вы знаете, сгоревшее судно остывает много дней. Если течение и ветер прижмут его к айсбергу и удержат в таком положении, понадобится всего сорок восемь часов или даже меньше, чтобы весь раскаленный корпус исчез под ледяной мантией. Можно достичь того же результата, если прижать раскаленную докрасна кочергу к ледяной глыбе. Кочерга будет погружаться в лед, пока не остынет. Потом лед окружит металл. Намерзнет и прочно его закрепит.

— Ладно, док, очко в вашу пользу. Однако никто не учел один важный фактор.

— Какой именно? — подталкивал Питт.

— Последний курс «Лакса», — твердо сказал Коски.

— В этом нет ничего странного, — возразил Питт. — Все было в газетах. Утром десятого апреля прошлого года Файри с экипажем и пассажирами вышел из Рейкьявика и прямым курсом пошел в Нью-Йорк. Последним его заметил танкер «Стандард ойл» в шестистах милях от гренландского мыса Фаревелл. После этого никто не видел «Лакс» и не слышал о нем.

— Все это прекрасно. — Коски плотнее закутал меховым воротником уши и постарался не стучать зубами. — Вот только судно видели на пятидесятой параллели, намного южнее области, где встречаются айсберги.

— Хотел бы напомнить вам, коммандер, — сказал Ханневелл, негодующе поднимая брови, — что ваша береговая охрана зарегистрировала за год свыше полугора тысяч айсбергов ниже сорок восьмой параллели.

— А я хотел бы напомнить вам, док, — упрямился Коски, — что в этом году число айсбергов, замеченных ниже сорок восьмой параллели, стремится к нулю.

Ханневелл только пожал плечами.

— Я был бы очень вам благодарен, доктор Ханневелл, если бы вы объяснили, как айсберг появился в районе, где айсбергов не существует, потом с вмороженным «Лаксом» одиннадцать с половиной месяцев шел против всех течений и прошел на четыре градуса к северу, в то время как все прочие айсберги в Атлантике дрейфуют на юг со скоростью три узла в час.

— Этого я объяснить не могу, — просто ответил Ханневелл.

— Не можете? — Лицо Коски выразило крайнее недоверие. Он посмотрел на Ханневелла, потом на Питта, потом снова на Ханневелла. — Проклятые сволочи! — свирепо сказал он. — Не лгите мне!

— Многовато соли, коммандер, — хрипло сказал Питт.

— А чего вы ожидали? Оба вы очень умны, а ведете себя как дебилы. Возьмем доктора Ханневелла. Ученый с мировым именем не может объяснить, как айсберг может дрейфовать против Лабрадорского течения! Либо вы мошенник, док, либо самый тупой из профессоров. Истина в том, что для айсберга обратный дрейф так же невозможен, как леднику ползти вверх по склону холма.

— Совершенных людей не бывает, — беспомощно пожал плечами Ханневелл.

— Ни вежливости, ни честного ответа, так, что ли?

— Дело не в честности, — сказал Питт. — Мы, как и вы, получили приказ. До последнего часа мы с доктором Ханневеллом действовали по четкому плану. Теперь этот план можно выбросить в форточку.

— Хм. И каков следующий шаг в нашей игре в шарады?

— Загвоздка в том, что мы можем объяснить очень мало. На самом деле очень мало. Я вам расскажу все, что знаем мы с доктором Ханневеллом. А выводы делайте сами.

— Могли бы сделать это пораньше.

— Вряд ли, — сказал Питт. — Как капитан, вы обладаете всей полнотой власти. Имеете право не подчиниться приказам вашего командования или отменить их, если считаете, что корабль и экипаж в опасности. Я не мог рисковать. Нужно было обмануть вас, чтобы вы с нами сотрудничали. К тому же нам не давали права посвятить вас в суть дела. Делая это сейчас, я нарушаю приказ.

— Возможно, это очередной обман?

— Возможно, — с улыбкой ответил Питт, — но так ли это? Мы с Ханневеллом больше ничего не выигрываем. Мы умываем руки и отправляемся в Исландию.

— Оставляете все на меня?

— А почему бы и нет? Брошенные и дрейфующие суда — ваша доля. Вспомните девиз береговой охраны. Semper paratus — всегда готов. Береговая охрана всегда готова спасать.

Выражение лица Коски невозможно было описать.

— Я был бы благодарен вам, если бы вы придерживались фактов и не опускались до пошлых замечаний.

— Хорошо, — спокойно сказал Питт. — История, которую я сочинил на «Катавабе», в определенном смысле верна… конечно, я заменил «Лакс» «Новгородом». На яхте Файри не было секретного электронного оборудования, вообще никаких секретных механизмов. На борту яхты восемь первоклассных инженеров и ученых из «Файри майнинг лимитед» направлялись в Нью-Йорк для тайных переговоров с двумя самыми крупными правительственными оборонными агентствами. Где-то на судне — возможно, в этом самом помещении — находились результаты геологического обследования морского дна. Что именно команда Файри обнаружила на дне, остается тайной. Эта информация была необычайно важна для очень многих; наше военное министерство отчаянно хотело заполучить ее. Русские тоже — и не гнушались никакими средствами, чтобы ее раздобыть.

— Это многое объясняет, — сказал Коски.

— А именно?

Коски обменялся с Довером понимающим взглядом.

— Мы входили в число кораблей, искавших «Лакс». Это было первое патрульное плавание «Катавабы». И всякий раз стоило нам зазеваться, и оказывалось, что мы пересекаем кильватерный след русского корабля. Мы самонадеянно полагали, что они наблюдают за нашими поисками. Выясняется, что они сами искали «Лакс».

— Это также объясняет, почему мы сейчас вмешались, — сказал Довер. — Через десять минут после того, как вы с доктором Ханневеллом поднялись с площадки, мы получили от командования береговой охраны предупреждение: русская подводная лодка патрулирует ледовое поле. Мы пытались связаться с вами, но не смогли.

— Неудивительно, — перебил Питт. — Как только мы направились к кораблю, необходимостью стало полное радиомолчание. Из предосторожности я вообще выключил радио. Мы не могли ни передавать, ни принимать.

— После того как коммандер Коски известил штаб, что связаться с вами не удалось, — продолжал Довер, — мы получили строжайший приказ проследить за вами и действовать как эскорт, если субмарина проявит активность.

— Как вы нас нашли? — спросил Питт.

— Миновали всего два айсберга и увидели ваш желтый вертолет; он был похож на канарейку на простыне.

Питт и Ханневелл переглянулись и рассмеялись.

— Что смешного? — с любопытством спросил Коски.

— Везение, обычное парадоксальное везение. — Питт улыбался. — Мы летали целых три часа, пока не нашли этот плавучий ледяной дворец, а вы наткнулись на него через пять минут после начала поисков.

Затем Питт вкратце рассказал Коски и Доверу об айсберге-приманке и о встрече с русскими.

— Милостивый боже! — сказал Довер. — Вы хотите сказать, что не первыми высадились на этот айсберг?

— Доказательства очевидны, — ответил Питт. — Красящее пятно, оставленное патрульным самолетом, сколото, а на корабле мы с доктором Ханневеллом нашли отпечатки почти во всех каютах. Но есть нечто большее, гораздо большее, что переводит это дело из загадочных и таинственных в страшные и преступные.

— Огонь?

— Да, огонь.

— Пожар, несомненно, случайность. С тех пор как первая тростниковая лодка тысячи лет назад вышла в Нил, пожары на кораблях случаются постоянно.

— Убийства произошли гораздо раньше.

— Убийства! — повторил Коски. — Вы сказали «убийства»?

— Да, во множественном числе.

— Если не считать крайней степени разрушений, я не заметил ничего такого, чего уже не видел бы. По крайней мере на восьми сгоревших судах за время моей службы в береговой охране: тела, зловоние, опустошение, все такое. Что, по вашему достойному мнению офицера военно-воздушных сил, здесь особенного?

Питт пропустил мимо ушей ядовитое замечание Коски.

— Все слишком образцово. Радист в радиорубке, оба механика в машинном отделении, капитан и помощник на мостике, пассажиры либо в своих каютах, либо в кают-компании, даже кок на камбузе, все точно там, где должны быть. Скажите мне, коммандер, вы ведь специалист. Каким должен быть огонь, охвативший судно, чтобы все сгорели на месте, даже не пытаясь спастись?

— Это ничего не доказывает. Паника, например…

— Что могло бы вас убедить, коммандер? Удар по зубам бейсбольной битой? Объясните поведение радиста. Он на месте, однако точно известно, что в это время ни с «Лакса», ни с другого судна в этой части Северной Атлантики не получали сигнала SOS. Кажется странным, что он не смог послать хотя бы три-четыре слова аварийного вызова.

— Продолжайте, — спокойно сказал Коски. В его проницательном взгляде появился интерес.

Питт закурил сигарету и выпустил в морозный воздух длинную струю голубого дыма; казалось, он ненадолго задумался.

— Поговорим о состоянии погибшей яхты. Вы сами сказали, коммандер, что впервые видите настолько поврежденный и изуродованный корпус. Почему? На судне не было взрывчатки или огнеопасного груза; топливные баки можно исключить: да, они могли вызвать пожар, но не такой сильный и на противоположном конце корабля. Как мог каждый квадратный дюйм так страшно обгореть? Корпус и надстройки стальные. Помимо насосов и огнетушителей на «Лаксе» была весьма совершенная противопожарная сигнализация. — Он замолчал и показал на две бесформенные металлические детали на потолке каюты. — Огонь в море обычно начинается в одном месте: в машинном отделении, или в грузовом трюме, или на складах, а потом распространяется от одного отсека к другому; нужны часы, а иногда и дни, чтобы огонь охватил весь корабль. Спорю на любую сумму, что пожарный дознаватель почесал бы в затылке и отнес этот пожар к числу тех, что за минуты охватывают весь корабль, причем причины или люди, вызвавшие этот пожар, остаются неизвестными.

— А какая причина кажется правдоподобной?

Питт сказал:

— Огнемет.

На минуту воцарилась ошеломленная тишина.

— Вы представляете себе, что это за предположение?

— Еще бы, — ответил Питт. — Вплоть до струй испепеляющего пламени, шума выброса и ужасного запаха горелой плоти. Нравится вам это или нет, огнемет — единственное логичное объяснение.

Теперь все слушали с интересом, смешанным с ужасом.

Ханневелл глухо кашлянул, словно его снова вот-вот вырвет.

— Это невероятно, немыслимо, — произнес Коски.

— Вся эта история совершенно невероятна, — ответил Питт.

Ханневелл мрачно посмотрел на него.

— Не могу поверить, что люди стояли как овцы, позволяя превратить себя в живые факелы.

— Разве вы не понимаете? — сказал Питт. — Наш дьявольский друг каким-то образом отравил всю команду и пассажиров или опоил наркотиками. Вероятно, добавил в еду и питье огромную дозу хлоралгидрата.

— Их всех могли застрелить, — предположил Довер.

— Я разглядывал останки, — покачал головой Питт. — Ни пуль, ни переломов. Предпочитаю думать, что он подождал, пока все не потеряют сознание, кто где, и только потом прошелся по судну с огнеметом.

Коски оставил это предположение без внимания.

— Но что потом? Куда делся убийца?

— Прежде чем пытаться ответить на этот вопрос, — устало сказал Ханневелл, — я бы попросил кого-нибудь любезно объяснить для начала, как убийца здесь материализовался. Ясно, что это был не пассажир и не член экипажа: на «Лаксе» плыло пятнадцать человек. Логика подсказывает, что действовала целая команда, высадившаяся с другого корабля.

— Не подходит, — сказал Коски. — Любая высадка с одного корабля на другой требует радиоконтакта. Даже если бы «Лакс» подобрал якобы выживших в кораблекрушении, капитан немедленно сообщил бы об этом. — Коски неожиданно улыбнулся. — Как я припоминаю, в последнем сообщении Файри просил зарезервировать за ним пентхаус в отеле «Стейтлер-Хилтон» в Нью-Йорке.

— Бедняга, — медленно сказал Довер. — Если деньги и успех так кончаются, кому они нужны? — Он посмотрел на останки на полу и сразу отвернулся. — Боже, что за маньяк мог убить пятнадцать человек в один присест? Методично отравить пятнадцать человек, а потом хладнокровно сжечь их из огнемета?

— Такой же, как те, что взрывают пассажирские самолеты ради страховки, — ответил Питт. — Как те, что убивают человека так же легко, как вы муху. Мотивом, очевидно, была выгода. Файри и его люди сделали чрезвычайно ценное открытие. Нужное Соединенным Штатам. Нужное России, но досталось оно какой-то темной лошадке.

— Стоило ли оно того? — с печалью во взгляде спросил Ханневелл.

— Вопрос к шестнадцатому, — сказал Питт, глядя на останки. — К тому неизвестному, который принес смерть остальным.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Исландия, земля мороза и огня, неровных ледников и дымящих вулканов, остров полей красной призматической лавы, холмистой зеленой тундры и мирных голубых озер, вытянулась под роскошным золотым блеском полуночного солнца. Окруженная Атлантическим океаном, омываемая на юге теплыми водами Гольфстрима и на севере застывшим полярным морем, Исландия находится на середине прямой, соединяющей Нью-Йорк и Москву. Необычный остров с его калейдоскопическими видами гораздо менее холодный, чем предполагает его название[5]; средняя температура самого холодного месяца, января, редко опускается ниже, чем на побережье Новой Англии в Соединенных Штатах. Того, кто видит ее в первый раз, Исландия пленяет несравненной красотой.

Питт наблюдал, как на горизонте встают снежные вершины острова, а мелькающая под «Улиссом» вода из темно-синей на океанских глубинах становится ярко-зеленой в прибрежном прибое. Он поменял курс, вертолет повернул на девяносто градусов и полетел вдоль крутых лавовых утесов, выраставших из моря. Пролетели над маленькой рыбацкой деревушкой на берегу круглого залива (крыши домов выложены в шахматном порядке красными и пастельно-зелеными черепицами) — сторожевым постом у входа к Северному полярному кругу.

— Который час? — спросил Ханневелл, очнувшись от легкого сна.

— Четыре десять утра, — ответил Питт. — Боже, глядя на это солнце, можно подумать, что сейчас четыре десять пополудни.

Ханневелл громко зевнул и безуспешно попробовал потянуться в тесной кабине.

— Сейчас я бы отдал правую руку за возможность уснуть между накрахмаленными простынями в мягкой постели.

— Не закрывайте глаза, уже недолго.

— Далеко до Рейкьявика?

— Еще полчаса. — Питт замолчал, чтобы свериться с приборами. — Я мог бы срезать, полетев севернее, но мне хотелось взглянуть на береговую линию.

— Шесть часов сорок пять минут как мы вылетели с «Катавабы». Неплохо.

— Могли бы прилететь быстрей, если бы не дополнительный бак с горючим.

— Без него нам пришлось бы плыть четыреста миль до берега.

Питт улыбнулся.

— Мы всегда могли бы послать SOS береговой охране.

— Судя по настроению коммандера Коски, когда мы улетали, вряд ли он откликнулся бы на сигнал, даже если бы мы тонули в ванне, а у него рука лежала на пробке.

— Что бы ни думал обо мне Коски, я голосую за присвоение ему адмиральского звания при первой возможности. В моем представлении он очень хороший человек.

— Вы своеобразно выражаете восхищение, — сухо заметил Ханневелл. — За исключением вашего очень проницательного предположения относительно огнемета — тут шляпы долой, — вы ему, в сущности, ничего не сказали.

— Мы по возможности говорили ему правду. Все остальное было бы на пятьдесят процентов предположениями. Единственное, о чем мы действительно умолчали, это о сути открытия Файри.

— Цирконий. — Взгляд Ханневелла словно устремился куда-то вдаль. — Порядковый номер сорок.

— Я с трудом сдал курс геологии, — улыбнулся Питт. — Цирконий? Что делает его достойным массового убийства?

— Чистый цирконий чрезвычайно важен для сооружения атомных реакторов, потому что он совсем или почти не поглощает радиацию. Любое государство с возможностями атомных исследований отдаст коренной зуб за большие количества циркония. Адмирал Сандекер убежден, что Файри и его команда нашли обширные залежи циркония на дне моря, но достаточно неглубоко, чтобы добыча была экономически возможна.

Питт повернулся и посмотрел сквозь прозрачный корпус кабины на ультрамариновую синеву, которая, почти ничем не нарушаемая, уходила на юг. Рыбацкий корабль в окружении множества шлюпок шел по морю; крошечные скорлупки двигались легко, словно скользя по окрашенному зеркалу. Но Питт едва видел их, он думал об экзотическом элементе, который лежал внизу, под холодными водами.

— Трудная задача, — произнес он достаточно громко, чтобы его расслышали поверх гула ротора. — При добыче руды со дна возникают тяжелейшие проблемы.

— Да, но не непреодолимые. В «Файри лимитед» работают ведущие мировые специалисты по подводной добыче полезных ископаемых. Вы знаете, как Кристиан Файри создал свою империю: он добывал алмазы у побережья Африки. — В голосе Ханневелла звучало искреннее восхищение. — Ему было всего восемнадцать, и он служил матросом на старом греческом торговом судне, когда сошел на берег в Бейре, маленьком порту на побережье Мозамбика. Ему не потребовалось много времени, чтобы заразиться алмазной лихорадкой. Тогда как раз был алмазный бум, но крупные синдикаты завладели всеми месторождениями.

Вот в чем Файри отличался от остальных — он обладал творческим, изобретательным умом.

Если залежи алмазов можно найти на суше в двух милях от берега, рассудил он, почему бы им не быть и под водой, на континентальном шельфе? И вот в течение пяти месяцев он ежедневно нырял в теплые воды Индийского океана, пока не нашел участок морского дна, который показался ему перспективным. Теперь необходимо было найти средства для закупки оборудования. Файри явился в Африку, и всего имущества у него было только рубашка на плечах. Просить деньги у белых финансистов в тех местах значило напрасно терять время. Они отобрали бы у него все и оставили с носом.

— Один процент чего-нибудь всегда лучше девяноста девяти процентов ничего, — вмешался Питт.

— Не для Кристиана Файри, — настороженно ответил Ханневелл. — У него был истинно исландский принцип: делиться прибылью, но никогда не отдавать всего. Он обратился к чернокожим жителям Мозамбика и уговорил их создать собственный синдикат, в котором Кристиан, конечно, стал президентом и генеральным менеджером. После того как чернокожие собрали достаточно средств на покупку баржи и оборудования для драгирования, Файри работал по двадцать часов в сутки, пока синдикат не заработал четко, как компьютер IBM. Пять месяцев работы оправдались: драга почти сразу начала поставлять высококачественные алмазы. Через два года Файри стоил уже сорок миллионов.

Питт заметил темное пятно в небе впереди, на несколько тысяч футов выше «Улисса».

— Вы, кажется, неплохо изучили историю Файри.

— Я знаю, это звучит странно, — продолжал Ханневелл, — но Файри редко занимался одним проектом больше трех-пяти лет. Большинство вычерпало бы источник прибыли досуха. Но не Кристиан. Заработав огромное состояние, он целиком передал бизнес в руки людей, которые финансировали его вначале.

— Просто отдал?

— Целиком и полностью. Все свои акции распределил среди туземных акционеров, создал черную администрацию, которая могла без него успешно руководить бизнесом, и на следующем же корабле вернулся в Исландию. Среди тех немногих белых, кого уважают черные африканцы, имя Кристиана Файри в самом верху списка.

Питт наблюдал за тем, как темное пятно в северном небе превратилось в стройный реактивный самолет. Он наклонился вперед, защищая глаза от яркого голубого блеска. Новый английский реактивный самолет — быстрый, надежный, способный без дозаправки за несколько часов перенести дюжину пассажиров через полмира. Питт едва успел заметить, что самолет с носа до хвоста выкрашен черной краской, когда тот исчез из поля зрения в другой стороне.

— А что Файри делал на бис? — спросил он.

— Среди прочего добывал магний на острове Ванкувер в Британской Колумбии и разрабатывал оффшорное нефтяное поле в Перу. Никаких объединений, никаких вспомогательных бизнесов. Кристиан превратил «Файри лимитед» в промышленную империю, специализирующуюся на подводных геологических работах, и этим ограничился.

— Есть ли у него семья?

— Нет, родители погибли в пожаре, когда он был еще очень молод. У него осталась только сестра-близнец. Файри поместил ее в школу в Швейцарии, и, по слухам, она стала миссионером где-то в Новой Гвинее. Очевидно, состояние брата для нее ничего…

Ханневелл так и не закончил фразу. Он дернулся на сиденье, повернулся лицом к Питту, глаза смотрели незряче, рот раскрылся, но оттуда не послышалось ни слова. Питт едва успел увидеть, как старик упал ничком, по всей видимости, мертвый и неподвижный, и сразу же плексигласовый фонарь кабины разлетелся на тысячу неравных осколков. Дернувшись в сторону и закрывая лицо рукой, чтобы защититься от потока обжигающе холодного воздуха, Питт на мгновение утратил способность вести вертолет. Аэродинамика полета резко изменилась, «Улисс» задрал нос, почти встав на хвост, и прижал Питта и потерявшего сознание Ханневелла к спинкам кресел.

Только в этот миг Питт понял, что пулеметная очередь сзади рвет фюзеляж вертолета. Неожиданный неконтролируемый маневр спас им жизнь: стрелок на борту черного реактивного самолета был захвачен врасплох; он поздно изменил траекторию, и почти вся очередь ушла выше цели в пустое небо. Не в состоянии поддерживать такую малую скорость, как у вертолета, загадочный реактивный самолет улетел вперед, развернулся по широкой дуге на сто восемьдесят градусов и устремился в новую атаку. Ублюдок описал почти полную окружность, поворачивая на восток, юг и запад, прежде чем напасть с тыла, быстро соображал Питт, стараясь выровнять вертолет — задача почти невыполнимая, когда ветер со скоростью двести миль в час бьет в глаза. Он сбросил скорость, стараясь уменьшить силу, прижимающую его к спинке кресла.

Черный самолет вернулся, но на этот раз не застал Питта врасплох. Он резко остановил «Улисс» на горизонтали. Лопасти винта яростно взбили воздух, и легкий вертолет начал вертикальный подъем.

Уловка сработала. Самолет пронесся под Питтом, и пилот не смог нацелить пулемет. Питту еще два раза удавалось уйти от нападения, но было лишь вопросом времени, когда противник сумеет компенсировать быстро сокращающийся набор хитростей Питта.

Питт не обманывался. Спасения не было: бой мог завершиться только одним. Счет семь ноль в пользу гостей, до конца четвертой четверти матча оставалось несколько секунд. Мрачная улыбка собрала морщинки вокруг глаз Питта, когда послушный ему вертолет снизился до двадцати футов над водой. Победа невозможна, но есть слабый, бесконечно малый шанс завершить встречу вничью. Питт внимательно разглядывал чернильно-черный самолет, который готовился к очередному заходу на цель. Не осталось ничего, кроме грохота стальных пуль, рвущих алюминиевый корпус «Улисса». Питт выровнял маленький беззащитный аппарат, а реактивный самолет, как хищная птица, ринулся на него сверху.

Стрелок, который лежал в грузовом трюме и вел огонь через раскрытый люк, на этот раз действовал хладнокровно. Он бил очередями, дожидаясь, когда зазор между ним и вертолетом сузится. Смертоносный огонь теперь велся всего с тридцати ярдов. Питт собрался, приготовился к удару и бросил вертолет на атакующий самолет; лопасти винта разрезали горизонтальный стабилизатор самолета и разлетелись. Питт инстинктивно выключил зажигание: турбина двигателя, больше не соединенная с ротором, дико ревела, перекрывая лязг искореженного металла. Но вот грохот смолк, и в небе стало тихо, только в ушах выл ветер.

Питт успел заметить, как неизвестный самолет носом вперед рухнул в море; хвостовая часть свисала, как сломанная рука. Питту и лежащему без сознания Ханневеллу было не лучше. Они могли только сидеть и ждать, пока искалеченный вертолет с семидесяти футов камнем упадет в холодную атлантическую воду.

Падение оказалось гораздо хуже, чем предполагал Питт. «Улисс» упал боком в исландский прибой на глубину шесть футов на расстоянии от берега, равном длине футбольного поля. Питта головой вперед выбросило из кабины, погрузив в водоворот тьмы. К счастью, ледяная вода, вызвавшая резкий болезненный шок, заставила его очнуться. Его окатывали волны тошноты, и он понимал, еще чуть-чуть — и он скажет «К дьяволу это все!» и уснет в последний раз.

С перекошенным от боли лицом Питт отстегнул поясной и плечевой ремни, глотнул воздуха, прежде чем волна прибоя прокатилась над вертолетом, быстро отстегнул бесчувственного Ханневелла и поднял его голову над бушующей водой. В этот миг он поскользнулся и потерял равновесие; волна выбросила его из «Улисса» в прибой. Продолжая мертвой хваткой держать Ханневелла за воротник куртки, Питт боролся с прокатившейся над ним волной; та потащила его к берегу по каменистому дну, крутя и переворачивая.

Если Питт когда-нибудь и задумывался о том, каково это — тонуть, теперь он это прекрасно знал. Ледяная вода, точно миллион пчел, жалила каждый квадратный дюйм кожи. Барабанные перепонки грозили лопнуть, голову терзала мучительная боль; ноздри были полны воды, которая как ножом резала гайморовы пазухи, а тонкие легочные мембраны пронзала такая боль, словно их окунули в азотную кислоту. Наконец, разбив колени о камни, он сумел встать на ноги; его голова оказалась на чистом исландском воздухе. Питт выругался и время от времени продолжал браниться: если ему когда-нибудь придет в голову покончить жизнь самоубийством, то только не утоплением.

Он выбрался из воды на усеянный булыжниками берег, наполовину неся, наполовину таща Ханневелла, как пьяный, ведущий пьяного. В нескольких шагах от границы прибоя он опустил свою ношу на землю и проверил пульс и дыхание доктора: и то и другое учащенное, но мерное.

Тут он увидел левую руку Ханневелла. Она была раздроблена у локтя пулеметной очередью. Быстро, насколько позволяли онемевшие руки, Питт снял рубашку, оторвал рукава и плотно обернул ими раненую руку, чтобы остановить кровотечение. Плоть была истерзана, но артерия не задета, поэтому Питт отказался от мысли о жгуте, предпочтя ему прямое давление. Потом усадил Ханневелла, прислонив его к большому камню, изготовил примитивную перевязь и поднял руку доктора повыше, чтобы остановить кровотечение.

Больше он ничего не мог сделать для своего друга, поэтому лег на бугристые камни и сдался на милость боли и ненавистной тошноты. Расслабившись, насколько позволяла боль, он закрыл глаза и перестал видеть великолепное арктическое небо, усеянное облаками.

Питт мог бы пролежать без сознания несколько часов, если бы в его мозгу не прозвучал далекий сигнал тревоги. В ответ на этот призыв глаза невольно открылись — всего минут через двадцать после того, как закрылись. Картина изменилась: облака по-прежнему висели в небе, но перед ним что-то появилось. Питту потребовалось время, чтобы его взгляд сфокусировался, и он разглядел окруживших его пятерых детей. Они без страха смотрели на Питта и Ханневелла.

Питт приподнялся на локте, заставил себя улыбнуться — это далось очень нелегко — и сказал:

— Привет, отряд. Рановато встали, верно?

Дети, словно по команде, посмотрели на старшего из них. Этот мальчик несколько секунд медлил, подбирая слова, потом сказал:

— Мои братья, сестры и я пасли коров на лугу над утесами. Мы видели, как ваш… — он замолк, не зная, как продолжить.

— Вертолет? — подсказал Питт.

— Да, он самый. — Лицо мальчика прояснилось. — Вертолет. Мы видели ваш вертолет в океане. — Легкая краска появилась на его безупречно белой скандинавской коже. — Мне стыдно, что мой английский такой плохой.

— Нет, — мягко сказал Питт. — Это мне должно быть стыдно. Ты говоришь по-английски, как оксфордский профессор, а я и двух слов не свяжу по-исландски.

Мальчик радостно улыбнулся похвале и помог Питту встать.

— Вы ранены, сэр. У вас голова в крови.

— Ничего мне не сделается. Вот мой друг ранен серьезно. Надо побыстрей доставить его к ближайшему врачу.

— Я послал младшую сестру за отцом, когда мы вас нашли. Он приведет грузовик.

В этот момент Ханневелл негромко застонал. Питт склонился к нему, поддерживая лысую голову. Старик был в сознании. Глаза его закатились, он мельком взглянул на Питта, потом посмотрел на детей. Он тяжело дышал и пытался что-то сказать, но слова не выходили из горла. В глазах его появилось странное спокойствие. Он схватил Питта за руку и с отчаянным усилием произнес:

— Господь с тобой…

Потом вздрогнул и затих.

Доктор Ханневелл умер.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Фермер и его старший сын отнесли Ханневелла к лендроверу. Питт ехал в кузове, держа на коленях голову океанографа. Он закрыл остекленевшие, невидящие глаза и пригладил длинные пряди седых волос.

Большинство детей испугались бы смерти, но мальчики и девочки, окружившие Питта в кузове грузовика, сидели молча и спокойно; на их лицах не было страха, только принятие того, что, без сомнения, ждало впереди каждого.

Фермер, рослый, красивый мужчина, закаленный постоянным пребыванием на свежем воздухе, медленно ехал по узкой дороге через луг на утес; за откидным задним бортом висело облако красной вулканической пыли. Через несколько минут он остановился у небольшого дома на окраине деревни из белых сельских построек, над которыми посреди двора возвышалась типичная для Исландии церковь.

Вышел серьезный маленький человек с ласковыми зелеными глазами за толстыми стеклами очков без оправы, представился доктором Йонссоном и, осмотрев Ханневелла, провел Питта в дом, зашил и перевязал ссадину длиной в три дюйма на голове и заставил переодеться в сухое. Позже, когда Питт пил сваренный доктором крепкий кофе пополам со шнапсом, вернулись мальчик с отцом.

Мальчик кивнул Питтуи сказал:

— Мой отец считал бы за великую честь отвезти вас и вашего друга в Рейкьявик. Если вам нужно туда.

Питт встал и несколько мгновений смотрел в теплые серые глаза отца.

— Скажи отцу, что я глубоко благодарен и что это мне он окажет честь.

Питт протянул руку, и исландец крепко пожал ее.

Мальчик перевел. Отец просто кивнул, и оба вышли, не добавив ни слова.

Питт закурил и вопросительно посмотрел на врача.

— Вы представитель странного народа, доктор. Внутри вы переполнены теплом и благородством, но внешне совершенно бесчувственны.

— Вы увидите, что жители Рейкьявика более открыты. Это ведь сельская местность, мы рождаемся на уединенной и суровой, но прекрасной земле. Исландцы, живущие не в городах, никогда не сплетничают; мы читаем мысли друг друга чуть ли не раньше, чем заговорим. Жизнь и любовь — обычные происшествия, смерть — неизбежная банальность.

— Мне было любопытно, почему дети совершенно не реагировали на то, что сидели рядом с трупом.

— Смерть для нас — обычное расставание, к тому же кажущееся. Вот посмотрите, — доктор показал на большое окно, за которым видны были могильные камни кладбища, — те, что ушли до нас, все еще здесь.

Питт несколько мгновений смотрел на могильные плиты — все они торчали из зеленой, похожей на мох травы под разными углами. Потом его внимание вернулось к фермеру, который нес к лендроверу самодельный сосновый гроб. Фермер с силой и нежностью отца к ребенку поднял тело Ханневелла и уложил в традиционный, заостренный с обоих концов гроб.

— Как зовут этого фермера? — спросил Питт.

— Мандссон. Торстейн Мандссон. А сына — Бьярни.

Питт смотрел, как гроб с телом устанавливают в кузов.

Потом отвернулся.

— Я все время думаю: был ли бы доктор Ханневелл еще жив, если бы все делал по-другому, более правильно.

— Как знать? Помните, мой друг, если бы вы родились на десять минут раньше или на десять минут позже, ваш жизненный путь, возможно, никогда не пересекся бы с его путем.

Питт улыбнулся.

— Я понял вашу мысль. Но дело в том, что он вверил мне свою жизнь, а я действовал неудачно и погубил ее. — Он замялся: перед глазами вновь появилась эта сцена. — На берегу, перевязав ему руку, я на полчаса отключился. А если бы остался бодрствовать, он не истек бы кровью.

— Пусть ваша совесть успокоится. Ваш доктор Ханневелл умер не от потери крови. Это все шок: рана, катастрофа, падение в ледяную воду. Я уверен, что вскрытие покажет: сердце не выдержало задолго до того, как он потерял много крови. Он был немолод и, судя по тому, что я вижу, не был натренированным, спортивным человеком.

— Он был ученым, океанографом — лучшим из всех.

— Тогда я ему завидую.

Питт вопросительно посмотрел на деревенского врача.

— Почему вы так говорите?

— Он был человеком моря и умер у моря, которое любил; может быть, его последние мысли были спокойны и безмятежны, как вода.

— Он говорил о боге, — сказал Питт.

— Ему повезло… Однако я чувствую, что, когда придет мое время, буду счастлив лечь вон там, на церковном кладбище, в ста шагах от места, где родился, среди людей, которых любил и о которых пекся.

— Хотел бы я разделять вашу склонность к оседлости, доктор, но среди моих далеких предков были цыгане. Я унаследовал их склонность к бродяжничеству. Мой рекорд жизни на одном месте — три года.

— Любопытный вопрос: кто из нас счастливее?

Питт пожал плечами.

— Как знать? Мы с вами слышим бой разных барабанов.

— В Исландии говорят: мы клюем на разную наживку.

— Вы ошиблись с призванием, доктор. Вам следовало бы стать поэтом.

— Да, но я и так поэт, — рассмеялся доктор Йонссон. — У нас в каждой деревне четверо или пятеро поэтов. Нужно долго искать, чтобы найти более литературную страну, чем Исландия. Двести тысяч человек — все наше население — покупают в год больше пятисот тысяч книг…

Он замолчал: дверь отворилась, и вошли двое. И остановились — спокойные, деловитые, очень уверенные, в полицейских мундирах. Один из них приветственно кивнул доктору Йонссону, и Питт неожиданно увидел всю картину.

— Почему вы не сказали, что вызвали полицию, доктор Йонссон? Мне ни от кого ничего не надо скрывать.

— Не обижайтесь. Но рука доктора Ханневелла изуродована пулями. Я лечил достаточно раненых охотников, чтобы понять это. Закон на такой случай совершенно ясен, как, я уверен, и в вашей стране. Я обязан сообщать обо всех пулевых ранениях.

Питту все это не понравилось, но выбора у него не было.

Стоящие перед ним мускулистые полицейские вряд ли воспримут всерьез рассказ о призрачном черном реактивном самолете, который изрешетил фюзеляж «Улисса» десятками пулевых отверстий, а потом, после тарана, сам упал в море. Связь между погибшим судном внутри айсберга и этим самолетом — не совпадение и не случайность. Теперь Питт был уверен: то, что начиналось как простой поиск пропавшего корабля, превратилось в непрошенное вмешательство в сложный и разветвленный заговор. Питт смертельно устал от всей этой истории, устал лгать, и у него в голове крутилась только одна мысль: Ханневелл мертв, и кто-то заплатит за это.

— Вы пилот разбившегося вертолета, сэр? — спросил один из полицейских. Несомненный акцент, вежливый тон, но это «сэр» кажется чуть принужденным.

— Да.

Вот все, что сказал Питт.

Этот сдержанный ответ как будто на мгновение поставил полицейского в тупик. Он был светловолосый, с грязными ногтями, из рукавов торчали запястья, из брюк — щиколотки.

— Как ваше имя и имя погибшего?

— Питт, майор Дирк Питт, Военно-воздушные силы США. Человек в гробу — доктор Уильям Ханневелл, Национальное агентство подводных и морских работ.

Питту показалось странным, что ни один из полицейских не потрудился записать его ответ.

— Ваша цель? Несомненно, аэропорт в Кефлавике?

— Нет, вертолетная посадочная площадка в Рейкьявике.

В глазах светловолосого полицейского мелькнуло удивление. Оно было едва заметно, но не ускользнуло от Питта. Спрашивавший повернулся к напарнику, смуглому, полному мужчине в очках, и что-то сказал по-исландски.

Он повернул голову к стоявшему снаружи лендроверу, заметно нахмурился, потом снова повернулся к Питту.

— Можете назвать пункт вашего вылета, сэр?

— Гренландия… город не назову. В названии двадцать букв, и для американца оно совершенно непроизносимо. Мы с доктором Ханневеллом участвовали в правительственном исследовании и наносили на карту айсберги в Восточно-Гренландском течении. Нам надо было пересечь Датский пролив, заправиться в Рейкьявике и вернуться в Гренландию параллельным курсом, но на пятьдесят миль северней. К несчастью, нам не хватило горючего, и мы разбились у берега. Вот все, если не считать незначительных подробностей.

Питт солгал, сам не зная почему. Боже, подумал он, это входит в привычку.

— Где точно вы потерпели крушение?

— Если бы я знал, — нелюбезно ответил Питт. — Пройдите три квартала мимо коровьего пастбища и сверните налево на Бродвей. Вертолет припаркован между третьей и четвертой волнами. Он желтый, вы его не проглядите.

— Будьте благоразумны, сэр. — Питт с удовлетворением заметил, как покраснело лицо полицейского. — Мы должны указать в отчете начальству все подробности.

— Тогда почему бы вам прямо не спросить о пулевых ранениях доктора Ханневелла?

Казенное выражение лица смуглого полицейского резко изменилось; он раскрыл было рот, но изобразил подавленный зевок. Питт посмотрел на доктора Йонссона.

— Вы говорили, что они здесь по вашему звонку?

— Мой долг — информировать представителей закона.

Йонссон как будто не очень хотел говорить.

— Допустим, вы объясните раны вашего друга, — сказал Грязные Ногти.

— У нас было с собой ружье для стрельбы по белым медведям, — медленно сказал Питт. — Оно случайно разрядилось при крушении, и пуля попала доктору Ханневеллу в локоть.

Насколько мог судить Питт, исландские полицейские никак не реагировали на его сарказм. Они стояли неподвижно, глядя на него с нетерпеливой расчетливостью, как будто были готовы схватить его, если он откажется выполнять их требования.

Долго ждать не пришлось.

— Простите, сэр, но вам придется проехать в отделение для дальнейших выяснений.

— Единственное место, куда вы можете меня доставить, это американское консульство в Рейкьявике. Я не совершил никаких преступлений против граждан Исландии и не нарушил ваши законы.

— Я знаю наши законы, майор Питт. Нам совсем не нравится выбираться по утрам из постели, чтобы проводить следствие. Дальнейшее выяснение необходимо. Ваши ответы на вопросы нас не устроили, поэтому мы обязаны отвезти вас в отделение и установить, что произошло на самом деле. Оттуда вы сможете позвонить в свое консульство.

— Всему свое время, офицер, но вначале, пожалуйста, назовитесь и предъявите удостоверения.

— Не понимаю. — Полицейский холодно смотрел на Питта. — Зачем нам представляться? Совершенно очевидно, кто мы. Доктор Йонссон подтвердит.

Он не предъявил ни документы, ни полицейский значок. Только свое раздражение.

— У нас нет сомнений в ваших официальных полномочиях, — виновато сказал доктор Йонссон. — Однако обычно нашу деревню патрулирует сержант Амарсон. И, мне кажется, вас я в нашей деревне никогда не видел.

— Амарсона срочно вызвали в Гриндавик. Он попросил нас поездить по вызовам, пока он не вернется.

— Вас перевели на наш участок?

— Нет, мы просто проезжали мимо, ехали на север, забрать заключенного. Остановились, чтобы поздороваться с сержантом Амарсоном и выпить кофе. К несчастью, не успел кофейник согреться, как почти одновременно поступили ваш звонок и вызов в Гриндавик.

— Тогда разве не разумно майору Питту подождать здесь, пока не вернется Амарсон?

— Нет. Так мы ничего не добьемся. — Он повернулся к Питту. — Прошу прощения, майор. Не сердитесь, что мы, как говорят в вашей стране, заметем вас в кутузку. — Он обратился к Йонссону. — Думаю, вам тоже следует отправиться с нами, доктор, на случай, если у майора возникнут осложнения в связи с его ранами. Это простая формальность.

Странная формальность, подумал Питт, учитывая обстоятельства. Но выбора не было, оставалось только подчиниться требованиям полицейских.

— А как же доктор Ханневелл?

— Попросим сержанта Амарсона прислать за ним грузовик.

Йонссон улыбнулся почти дерзко.

— Прошу меня простить, господа. Я еще не закончил с ранами на голове майора. Чтобы он был готов к поездке, нужно наложить еще два шва. Прошу, майор.

Он отступил, пропустил Питта в свой кабинет и закрыл за ним дверь.

— Мне казалось, вы кончили меня резать, — добродушно заметил Питт.

— Эти люди самозванцы, — прошептал Йонссон.

Питт ничего не ответил. На лице его не было удивления, когда он подошел к двери, прижался к ней ухом и прислушался. Довольный тем, что слышит голоса в соседней комнате, он вернулся и остановился перед Йонссоном.

— Вы уверены?

— Да. Сержант Амарсон не патрулирует Гриндавик, это не его участок. К тому же он никогда не пьет кофе, у него аллергия. Он даже на кухне его не держит.

— Ваш сержант… он ростом пять футов девять дюймов и весит примерно сто семьдесят фунтов?

— Точно до дюйма, а вес — в пределах пяти фунтов. Он мой старый друг. Я много раз его осматривал. — В глазах Йонссона появилось изумление. — Как можно описать человека, которого вы никогда не видели?

— На том типе, что все время говорит, форма Амарсона. Если приглядитесь, увидите вмятинки на рукаве, где были сержантские нашивки.

— Не понимаю, — шепотом сказал Йонссон. Он побледнел. — Что случилось?

— У меня и половины ответов нет. Шестнадцать, а может, девятнадцать человек погибли, и убийства продолжаются. Думаю, сержант Амарсон стал последней жертвой. А следующие — мы с вами.

Ошеломленный доктор в отчаянии и недоумении сжимал и разжимал руки.

— Вы хотите сказать, что я должен умереть, потому что видел убийц и разговаривал с ними?

— Боюсь, доктор, вы просто невинный свидетель. Вас придется устранить просто потому, что вы можете потом узнать их.

— А вы, майор? Зачем такой сложный заговор, чтобы убить вас?

— Мы с доктором Ханневеллом видели то, чего не должны были видеть.

Доктор Йонссон смотрел в бесстрастное лицо Питта.

— Невозможно убить нас обоих, не вызвав смятение в деревне. Исландия маленькая страна. Беглец не может здесь далеко убежать или спрятаться.

— Эти люди в вопросах убийства несомненно профессионалы. Кто-то им платит, и платит хорошо. Через час после нашей смерти они, вероятно, будут с бокалами в руках расслабляться на борту лайнера, летящего в Копенгаген, Лондон или Монреаль.

— Для профессиональных убийц они кажутся довольно беспечными.

— Они могут себе это позволить. Куда нам деваться? Их машина и грузовик Мандсона стоят перед домом. Они легко срежут нас, стоит нам открыть дверь. — Питт повернулся к окну. — Исландия — открытая страна. На пятьдесят миль здесь не сыщется и десяти деревьев. Вы сами сказали, доктор: здесь некуда бежать и негде спрятаться.

Йонссон молча покорно склонил голову, потом бледно улыбнулся.

— Тогда единственный выход — дать бой. Трудно будет отнимать жизнь, когда тридцать лет старался спасать ее.

— У вас есть оружие?

Йонссон тяжело вздохнул.

— Нет, мое увлечение не охота, а рыбалка. Единственное мое имущество, которое можно назвать оружием, — хирургические инструменты.

Питт подошел к белому стальному шкафу со стеклянной дверью, в котором были аккуратно разложены инструменты и лекарства, и открыл его.

— У нас только одно преимущество, — задумчиво сказал он. — Они не подозревают, что мы раскрыли их маленький заговор. Поэтому мы познакомим их со старой доброй американской игрой под названием «Прикрепи ослу хвост».[6]

Прошло всего две минуты, а Йонссон уже снова открыл дверь кабинета: Питт сидел на стуле, прижимая бинт к окровавленной голове. Йонссон подозвал светловолосого, говорившего по-английски.

— Не поможете? Боюсь, мне понадобится третья рука.

Тот вопросительно поднял брови и взглянул на напарника, который сидел, полузакрыв глаза; было очевидно, что мысленно он в тысячах миль отсюда.

Йонссон, стараясь не вызвать подозрений, нарочно оставил дверь полуоткрытой, но так, чтобы видна была лишь небольшая часть кабинета.

— Если подержите голову майора обеими руками, чуть наклонив, я быстро закончу. Он все дергается, не дает наложить ровный шов. — Йонссон подмигнул и добавил по-исландски: — Эти американцы как дети, когда дело доходит до боли.

Лже-полицейский рассмеялся и подтолкнул доктора локтем. Потом остановился перед Питтом, наклонился и обеими руками сжал его виски.

— Ну, ну, майор Питт. Несколько швов — ерунда. Что, если добрый доктор ампутирует вам…

Все дальнейшее происходило беззвучно, в течение четырех секунд.

С кажущимися равнодушием и беззаботностью Питт вскинул руки и ухватил светловолосого за запястья. На лице незнакомца на мгновение появилось удивление, потом потрясение: Йонссон закрыл ему рот плотным бинтом и одновременно всадил в шею шприц; потрясение сменилось ужасом, человек застонал, но стон нельзя было расслышать, потому что в это время Питт громко выбранил доктора за несуществующий шов. Взгляд над белым бинтом поплыл, человек сделал отчаянное усилие, пытаясь откинуться назад, но Питт держал его запястья, как в тисках.

Глаза светловолосого закатились, и он молча упал на руки Йонссону.

Питт быстро наклонился, достал из кобуры потерявшего сознание человека служебный револьвер и неслышно подошел к двери. Так же беззвучно и быстро он прицелился и распахнул дверь во всю ширь. Несколько секунд второй, в очках, сидел неподвижно, ошеломленно глядя на стоящего в двери Питта. Потом рука его двинулась к кобуре.

— Замри! — приказал Питт.

Приказ не был выполнен, и в маленькой приемной прогремел выстрел. Многие утверждают, что рука быстрее глаза, но мало кто скажет, что рука быстрее летящей пули. Револьвер вылетел из руки поддельного полицейского: пуля Питта попала в деревянную рукоятку, зацепив и большой палец.

Никогда раньше Питту не приходилось видеть такого удивления, сменившегося шоком. Наемный убийца смотрел на обрубок большого пальца. Питт начал было опускать револьвер, но снова поднял его, заметив, как рот противника сжался в тонкую белую нитку. В прищуренных глазах за стеклами очков была черная ненависть.

— Застрелите меня, майор! Стреляйте!

Здоровой рукой он ударил себя в грудь.

— Так, так, значит, вы говорите по-английски. Поздравляю вас: за все время разговора вы не дали мне ни малейшего намека, что понимаете его.

— Застрелите меня!

Эти слова словно вызвали в маленькой комнате эхо и бесконечно повторялись в ушах Питта.

— К чему спешить? Весьма вероятно, что вас повесят за убийство сержанта Амарсона. — Питт оттянул затвор для одного выстрела. — Я правильно предполагаю, что вы его убили?

— Да, сержант мертв. Теперь, пожалуйста, отправьте меня следом.

Глаза были холодные, но молили.

— Как-то вы слишком торопитесь умереть.

Выглянул Йонссон, но ничего не сказал. Сбитый с толку, он пытался приспособиться к новым обстоятельствам, к полному пересмотру всех прежних ценностей. Врач, он не мог стоять и смотреть, как человек теряет кровь, не получая помощи.

— Давайте я займусь его рукой, — предложил Йонссон.

— Держитесь за мной и не вмешивайтесь, — сказал Питт. — Человек, готовый умереть, опасней загнанной в угол крысы.

— Но, милостивый боже, нельзя же просто стоять и глумиться над его болью, — возразил Йонссон.

Питт не обратил на него внимания.

— Отлично, четырехглазый. Я с тобой договорюсь. Следующая пуля пробьет тебе сердце, если ты назовешь имя человека, который вам платит.

Хищные глаза за стеклами не отрывались от лица Питта. Человек медленно покачал головой и ничего не сказал.

— Сейчас не военное время, приятель. Ты не предаешь своего бога и свою страну. Верность нанимателю вряд ли стоит жизни.

— Вы убьете меня, майор. Я вас заставлю.

И он двинулся к Питту.

— Надо отдать вам должное, — сказал Питт. — Вы настырный ублюдок.

Он нажал на курок, снова прогремел выстрел, и пуля тридцать восьмого калибра пробила левую ногу «полицейского» выше колена.

Питту редко приходилось видеть на лице человека такое недоверие. Наемный убийца медленно опустился на пол. Левой рукой он сжимал раненую ногу, пытаясь остановить кровотечение, правая неподвижно лежала на плитках пола, окруженная растущей красной лужей.

— Кажется, нашему другу нечего сказать, — заметил Питт.

Он снова оттянул затвор для нового выстрела.

— Не убивайте его! — взмолился Йонссон. — Не стоит отягощать свою совесть его убийством. Умоляю вас, майор, отдайте револьвер. Этот человек больше не сможет причинять неприятности.

Питт несколько мгновений колебался, раздираемый сочувствием — и мстительностью. Наконец он медленно протянул револьвер Йонссону и кивнул. Йонссон взял оружие и положил руку на плечо Питту, словно показывая, что понимает его.

— Я в отчаянии, что мой соотечественник способен принести столько боли и горя, — устало сказал доктор. — Я позабочусь об этих двоих и немедленно свяжусь с властями. А вы отправляйтесь с Мандссоном в Рейкьявик и отдохните. Рана на голове выглядит скверно, но на самом деле она не тяжелая, если, конечно, вы будете вести себя правильно. Вам нужно не меньше двух дней провести в постели. Это приказ вашего врача.

— Похоже, ваши предписания наталкиваются на небольшое препятствие. — Питт криво улыбнулся и показал за входную дверь. — Вы были на сто процентов правы, когда сказали о волнении в деревне.

Он кивнул в сторону дороги, где молча стояло человек двадцать деревенских жителей с самым разнообразным оружием: от винтовок с оптическим прицелом до небольших дробовиков. Все стволы были направлены на дверь дома доктора. Мандссон легко держал ружье на сгибе руки; он стоял на нижней ступеньке крыльца, а рядом — его сын Бьярни со старым «маузером».

Питт поднял руки, так чтобы их легко было видеть.

— Думаю, доктор, сейчас самое подходящее время дать рекомендации: эти добрые люди не знают, кто здесь хороший парень, а кто плохой.

Йонссон встал перед Питтом и несколько минут говорил по-исландски. Когда он умолк, ружья одно за другим начали опускаться и несколько сельчан отправились по домам; остальные остались ожидать дальнейшего развития событий. Йонссон протянул руку, и Питт пожал ее.

— Искренне надеюсь, что вы найдете виновника стольких бессмысленных убийств, — сказал Йонссон. — Но эта встреча смертельно опасна. Вы не убийца. Будь вы убийцей, в моем доме сейчас лежало бы два трупа. Боюсь, ваша забота о жизни приведет вас к поражению. Умоляю, друг мой, не мешкайте, когда наступит решающий миг. Да будут с вами Бог и удача.

Питт попрощался с доктором и спустился по ступенькам на дорогу. Бьярни открыл для него пассажирскую дверцу лендровера. Сиденье было твердое, спинка прямая, но Питт об этом не думал: все его тело затекло. Мандссон включил зажигание, выбрал передачу, и грузовик по ровной дороге покатил в Рейкьявик. Питт легко мог бы уснуть мертвым сном, но какая-то искорка в глубине сознания препятствовала этому. Как песня, которую никак не можешь вспомнить, но ее название вертится на кончике языка.

Наконец он сдался и задремал.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Много раз — сколько именно, он не мог бы сосчитать, — Питт выбирался со дна, из ревущего прибоя, таща на себе Ханневелла. Снова и снова перевязывал он океанографу руку, только чтобы снова потерять сознание. Всякий раз, как эти события возникали в его сознании, он отчаянно пытался удержаться, не впадать в беспамятство, но сдавался перед непобедимым фактом: изменить прошлое невозможно. Это кошмар, думал он, выбираясь на окровавленный берег. Ценой огромных усилий он заставил глаза не закрываться, ожидая, что увидит пустую спальню. Да, он в спальне, но она не пуста.

— Доброе утро, Дирк, — послышался мягкий голос. — А я уж не надеялась, что вы проснетесь.

Питт заглянул в улыбающиеся карие глаза высокой девушки, сидевшей в кресле у его кровати.

— Последняя птичка с желтым клювом, прыгавшая на моем подоконнике, нисколько не была похожа на вас, — сказал он.

Девушка рассмеялась — рассмеялись ее карие глаза. Она убрала за уши длинные пряди рыжевато-золотистых волос, встала и прошла к изголовью кровати: ее движения лучше всего было сравнить с течением ртути по извилистой трубке. Шерстяное красное платье плотно облегало фигуру типа «песочные часы»; платье кончалось чуть выше красивых коленей. Девушку нельзя было назвать экзотической красавицей или чрезмерно сексуальной, но она обладала той женской притягательностью, от которой тает сердце любого мужчины.

Она коснулась бинта на его голове, и улыбка сменилась озабоченностью Флоренс Найтингейл.

— Туго вам пришлось. Очень больно?

— Только когда стою на голове.

Питт узнал ее. Девушку звали Тиди Ройял, и у нее были причины для озабоченности. Внешне легкомысленная, на самом деле Тиди способна восемь часов подряд печатать по сто двадцать слов в минуту и ни разу не зевнуть, а стенографировала еще быстрее. Это главная причина, почему адмирал Джеймс Сандекер сделал ее своим личным секретарем. Во всяком случае, так утверждал сам адмирал.

Питт сел и заглянул под одеяло, чтобы проверить, есть ли на нем одежда. Только трусы.

— Если вы здесь, это может означать только одно: где-то поблизости и адмирал.

— Через пятнадцать минут после того, как мы получили ваше сообщение из консульства, мы уже летели на реактивном самолете в Исландию. Адмирал потрясен смертью доктора Ханневелла. Он винит себя.

— Ему придется встать в очередь, — сказал Питт. — За мной.

— Он говорил, что вы будете так себя чувствовать. — Тиди пыталась «щебетать», но получалось плохо. — Угрызения совести и, вероятно, попытка мысленно изменить прошлое.

— Адмирал, должно быть, перенапряг свою сверхпроницательность.

— О нет, — сказала она, — я имела в виду не адмирала. — Питт вопросительно нахмурился. — Звонил некий доктор Йонссон из маленькой деревушки на севере; он дал работникам консульства точные указания относительно вашего лечения.

— Лечение, дьявольщина! — рявкнул Питт. — А кстати, вы-то что делаете в моей спальне?

Она как будто обиделась.

— Я вызвалась добровольно.

— Добровольно?

— Да, посидеть с вами, пока вы спите. На этом настаивал доктор Йонссон. С той минуты, как вы вчера вечером закрыли глаза, здесь постоянно дежурили работники консульства.

— Который час?

— Десять минут одиннадцатого. Вечера, должна добавить.

— Боже, убиты почти четырнадцать часов! Где моя одежда?

— Думаю, ее выбросили в мусор. На тряпки она не годилась. Вам придется занять что-нибудь у консульских работников.

— В таком случае не подыщете ли мне что-нибудь самое простое, пока я быстренько приму душ и побреюсь? — Он посмотрел на нее взглядом «только не кусайтесь» и сказал: — Ладно, дорогая, отвернитесь.

Она продолжала стоять лицом к постели.

— Мне всегда было интересно, какой вы по утрам, когда проснетесь.

Питт пожал плечами и отбросил одеяло. И уже был на полпути к тому, чтобы встать, но произошли три вещи: он внезапно увидел сразу трех Тиди, комната растянулась, словно резиновая, а голова у него страшно заболела.

Тиди подскочила, схватила его за руку, и лицо у нее снова стало как у Флоренс Найтингейл.

— Пожалуйста, Дирк, вам еще рано ходить.

— Ничего, все в порядке. Просто слишком быстро поднялся. — Он все-таки встал, качнулся, и Тиди подхватила его. — Вы плохая сиделка, Тиди: слишком переживаете за пациентов.

Несколько секунд он держался за нее, пока три Тиди вновь не стали одной, а комната не приняла обычный вид; только головная боль не проходила.

— Вы единственный пациент, за которого я бы хотела переживать, Дирк. — Тиди крепко держала его и не пыталась убрать руки. — А вы никогда не пробовали меня соблазнить. Стояли рядом со мной в пустом лифте и даже не узнавали. Иногда я даже начинала сомневаться, знаете ли вы о моем существовании.

— Я прекрасно знал о вашем существовании. — Дирк оттолкнулся от девушки и медленно направился в ванную, стараясь не смотреть Тиди в лицо. — Ваши данные: рост пять футов семь дюймов, вес сто тридцать пять фунтов, окружность бедер тридцать шесть дюймов, окружность талии — поразительные тридцать три дюйма, и бюст, вероятно, тридцать шесть дюймов в обхвате, третьего размера. В целом фигура, достойная обложки «Плейбоя». Сверх того светло-каштановые волосы, обрамляющие умное, привлекательное лицо с блестящими карими глазами, курносый носик и прекрасной формы рот в окружении двух ямочек; ямочки видны, только когда вы улыбаетесь. О, чуть не забыл. Две родинки за левым ухом… и в данный момент ваше сердце бьется со скоростью примерно сто пять ударов в минуту.

Она стояла, как ошеломленный победитель телешоу, мгновенно лишившийся дара речи. Подняла руку и коснулась двух своих родинок.

— Боже! Не верю своим ушам. Это нереально. Я вам нравлюсь… вы меня действительно замечали!

— Не увлекайтесь. — Питт обернулся в дверях ванной. — Вы мне очень нравитесь, вы понравитесь любому мужчине, но я в вас не влюблен.

— Вы… вы никогда этого не показывали. Ни разу не пригласили меня на свидание.

— Простите, Тиди. Вы личный секретарь адмирала. У меня правило — никогда не затевать ничего с теми, кто к нему близок. — Питт тяжело оперся на косяк. — Я уважаю старика, для меня он больше, чем просто друг или шеф. И я не стану усложнять положение, устраивая игры за его спиной.

— Понимаю, — покорно сказала она. — Но никак не представляла вас в роли героя, жертвующего героиней ради пишущей машинки.

— Да и вы не то чтобы отвергнутая девственница, в отчаянии уходящая в монастырь.

— Нам обязательно ссориться?

— Нет, — одобрительно сказал Питт. — Но будьте умничкой и раздобудьте мне одежду. Посмотрим, так же ли точно вы определите мои размеры, как я ваши.

Тиди ничего не ответила, продолжая стоять, одиноко и в то же время с заинтересованным видом. Наконец в чисто женской досаде качнула головой и вышла.

Ровно два часа спустя, в поразительно хорошо сидевших брюках и спортивной рубашке, Питт сидел за столом напротив адмирала Джеймса Сандекера. Адмирал казался усталым и старым, гораздо старше своих лет. Нерасчесанные рыжие волосы стояли гривой, а по щетине на лице было ясно, что адмирал не брился по меньшей мере два дня. В пальцах правой руки он небрежно держал массивную сигару; посмотрев на цилиндрический кончик сигары, адмирал, не закурив, положил ее в пепельницу. Потом что-то буркнул относительно того, что рад видеть Питта живым и все еще целым в нужных местах. Потом налитыми кровью глазами стал пристально разглядывать Питта.

— Достаточно предисловий. Ваш рассказ, Дирк. Послушаем.

Но Питт не стал рассказывать. Он сказал:

— Я потратил целый час, подробно описывая, что произошло с доктором Ханневеллом и со мной с того момента, как мы покинули международный аэропорт в Далласе, и до того, как фермер и его сын привезли нас в консульство. Я также включил в отчет свои личные мнения и оценки. Зная вас, адмирал, рискну предположить, что вы прочли мой отчет по крайней мере дважды. Мне нечего добавить. Сейчас я могу только отвечать на ваши вопросы.

На той небольшой части лица Сандекера, которая оставалась для мимики, отразился искренний интерес, если не явное любопытство, вызванное непочтительностью Питта. Адмирал выпрямился во все свои пять футов шесть дюймов, явив взорам синий костюм, нуждавшийся в глажке, и посмотрел на Питта свысока — его любимая тактика, если он готов произнести речь.

— Мне хватило и одного раза, майор. — На этот раз никаких «Дирков». — Когда мне нужны саркастические замечания, я обращаюсь к Дону Риклсу или Морту Салу[7], уверенный в их профессионализме. Я сознаю, что в течение семидесяти двух часов с тех пор, как я утащил вас с теплого пляжа в Калифорнии, вы успели привлечь внимание береговой охраны и русских, морозили задницу на айсберге, глядя на сожженные трупы, не говоря уж о том, что в вас стреляли; потом упали в Атлантический океан и на ваших руках умер человек. Но это не дает вам права делать выговор вашему начальнику.

— Прошу прощения за проявленное неуважение, сэр. — Слова были правильные, но им не хватало искренности. — Однако если я немного резок, это потому, что я чувствую фальшь. У меня сложилось явственное впечатление, что вы бросили меня в сложный лабиринт, но забыли дать карту.

— Правда?

Тяжелые рыжие брови приподнялись на восьмую дюйма.

— Начнем с того, что мы с Ханневеллом оказались на очень тонком льду, используя лучший корабль береговой охраны как пункт дозаправки. Вернее, это я думал, что мы его так используем. Но не Ханневелл. Он-то знал, что все дело — розыгрыш с начала и до конца. Когда коммандер Коски связался с командованием береговой охраны в Вашингтоне, чтобы получить подтверждение приказа о нашем присутствии, я подумал, что мы угодим за решетку. Я смотрел на Ханневелла; он изучал карты, словно ничего не происходило. Рука не дрогнула, и на лбу не выступила испарина. Он был совершенно спокоен, поскольку знал, что вы обо всем позаботились еще до того, как мы вылетели из Далласа.

— Не совсем. — Сандекер взял сигару, закурил и бросил на Питта проницательный взгляд. — Коммандер как раз был настроен на прием из Флориды штормового предупреждения. Вы уже пересекали Новую Шотландию, когда я смог до него добраться. — Он выпустил к потолку большое облако дыма. — Пожалуйста, продолжайте.

Питт откинулся на спинку стула.

— В айсберге мы увидели туманные, почти неразличимые очертания судна. Береговая охрана понятия не имела, в каком оно числится регистре судоходства. Но прошло четыре дня, а никакого расследования не начинали. «Катаваба» была всего в нескольких часах хода, но ее не известили о находке. Почему? Потому что-то кто-то на самом верху, обладая огромной властью, так приказал.

Сандекер повертел сигару в пальцах.

— Полагаю, вы понимаете, о чем говорите, майор?

— Дьявольщина, нет… сэр, — ответил Питт. — Не зная фактов, я строил догадки. Но вы с Ханневеллом не ломали головы. У вас не было ни малейшего сомнения, что погибшее судно — это «Лакс», яхта, которая уже больше года числится пропавшей. У вас были точные доказательства. Как и откуда вы их получили, не могу сказать, но они у вас были.

Зеленые глаза Питта блеснули. Он смотрел в глаза Сандекеру.

— В этом месте мой хрустальный шар заполняется туманом. Я удивился, но Ханневелл был искренне поражен, когда мы обнаружили, что «Лакс» сгорел. Этого не было в плане, верно, адмирал? На самом деле именно в этот момент всё, включая ваши подробно разработанные планы, начало рушиться. Против вас работал кто-то, кого вы не приняли во внимание. Кто-то, обладающий возможностями и ресурсами, которых ни вы, ни организация, на которую вы работаете, не учитывали.

Вы уже не управляли событиями. Даже русские были сбиты со следа. Против вас работал изощренный мозг, адмирал. И его послание было написано огненными буквами: этот парень действует не ради мороженого и торта на дне рождения.

Он убивает людей, как экспериментатор убивает личинок насекомых. Игра называется «цирконий». Я в ней не участвую. Можно потерять одного-двух людей в погоне за состоянием, но не всех же. Ханневелл много лет был вашим другом, адмирал. Моим — всего несколько дней, и я потерял его. Я отвечал за него и виноват в его смерти. Его вклад в благосостояние общества так велик, что я могу только мечтать о подобном. Лучше бы там на берегу умер я, а не он.

Сандекер никак не реагировал на его слова. Он задумчиво постукивал пальцами по крышке стола, не отрывая взгляда от лица Питта. Потом встал, обошел стол и положил руку Питту на плечо.

— Вздор! — тихо, но решительно заявил он. — Чудо, что вы оба добрались до берега. Ни один букмекер в мире не примет ставку на то, что безоружный вертолет собьет вооруженный пулеметом реактивный самолет. Виноват только я. Я получал намеки на то, что может произойти, но оказался недостаточно умен и не угадал расклад. Я не вводил вас в суть дела, потому что в этом не было необходимости. Вы были лучшим кандидатом на должность «извозчика». Как только вы доставили бы Ханневелла сюда, в Рейкьявик, я бы ближайшим рейсом вернул вас в Калифорнию. — Он замолчал и взглянул на часы. — Через час шесть минут разведывательный реактивный самолет Военно-воздушных сил вылетает в аэропорт Тайлер в Нью-Джерси. Оттуда вы сможете добраться до западного побережья.

— Нет, адмирал, спасибо. — Питт встал со стула и подошел к окну, глядя поверх острых, освещенных солнцем крыш города. — Я слышал, что исландки прекрасны особой холодной красотой. Хотел бы убедиться в этом лично.

— Я могу приказать.

— Не стоит, сэр. Я понимаю, что вы хотите сделать, и благодарен вам за это. Первое покушение на нас с Ханневеллом удалось лишь отчасти. Второе было гораздо более изощренным и коварным, и целью был я один. Третье станет шедевром. Я бы хотел задержаться и посмотреть, как его поставят.

— Простите, Дирк. — Сандекер вернулся к дружеской манере. — Я не собираюсь взмахом руки лишать вас жизни.

Прежде чем встать над вашей могилой, я прикажу арестовать вас и предать суду военного трибунала за умышленное уничтожение правительственной собственности.

Питт улыбнулся.

— Я как раз собирался поговорить с вами о служебных распоряжениях, адмирал. — Он пересек комнату и небрежно сел на край стола. — В течение прошедших полутора лет я выполнял все приказы вашей конторы. И не усомнился ни в одном из них. Однако пришло время кое-что выяснить. Первое: надо проверить, можете ли вы отдать меня под трибунал. Сомневаюсь, чтобы Военно-воздушные силы примирились с тем, что один из их офицеров предстанет перед морским судом. Второе, более важное: НПМА — не капитанский мостик флагманского корабля. Поэтому вы не мой командир. Вы просто мой босс — не больше и не меньше. Если мое неподчинение оскорбляет морские традиции и ваши чувства, вам остается только уволить меня. Вот как обстоят дела, адмирал, и мы оба это знаем.

Несколько секунд Сандекер не отвечал, но в его глазах появилась улыбка.

Потом он запрокинул голову и расхохотался — могучим горловым басом, и его хохот заполнил всю комнату, от ковра до потолка.

— Если есть человек хуже нахального Дирка Питта, пусть заболеет сифилисом и сгниет в аду! — Он вернулся за свой стол, сел и заложил руки за голову. — Ладно, Дирк, возвращаю вас в команду, но обязуйтесь подавать прямые мячи и не играть свою игру. Согласны?

— Вы начальник.

Сандекер заметно поморщился.

— Ну хорошо, предположим, вы расскажете мне все с самого начала из уважения к вашему… начальнику. Я читал ваш отчет, но хочу услышать устный рассказ, из первых рук. — И он посмотрел на Питта с непререкаемым выражением. — Договорились?

Сандекер выслушал Питта, потом спросил:

— Он так и сказал: «Господь с тобой…»?

— Только это. И умер. Я надеялся, что доктор Ханневелл даст мне ключ к тому, где был «Лакс» с момента исчезновения и до тех пор, когда его обнаружили в айсберге, но ничего не услышал, кроме истории Кристиана Файра и лекции о цирконии.

— Он делал, как ему сказали. Не хотел втягивать вас.

— Это было два дня назад. А сегодня я увяз по горло. — Питт через стол наклонился к старшему собеседнику. — Так что давайте. Вы хитрый старый лис. Что происходит?

Сандекер улыбнулся.

— От вас приму это в качестве комплимента. — Он выдвинул нижний ящик стола и поставил туда ноги. — Надеюсь, вы понимаете, во что ввязываетесь.

— Понятия не имею, но все равно рассказывайте.

— Хорошо. — Сандекер откинулся на спинку кресла и несколько раз затянулся. — Вот что происходило. Впрочем, уйма подробностей отсутствует, так что во многом это лишь предположения. Примерно полтора года назад ученые Файри успешно сконструировали и построили подводный атомный зонд, способный распознать от пятнадцати до двадцати неорганических элементов на океанском дне. Эти элементы подвергают облучению нейтронами, которые выпускает искусственно создаваемый элемент кельтиний-279. Активированные нейтронами, элементы на океанском дне испускают гамма-лучи, которые анализирует и регистрирует крошечный детектор зонда. Во время испытаний в Исландии зонд зафиксировал и определил объемы месторождений магния, золота, никеля, титана и циркония, причем циркония в огромных, неслыханных количествах.

— Кажется, я понимаю. Без зонда залежи циркония невозможно отыскать, — задумчиво сказал Питт.

— Приз в данном случае не редкий элемент, а сам зонд.

— Да, зонд открывает обширные незадействованные возможности подводной добычи полезных ископаемых. Тот, кто им владеет, конечно, не завладеет всем миром, но зато создаст могущественную финансовую империю с возможностью черпать средства из казначейств любого государства с богатым рудами континентальным шельфом.

Питт несколько мгновений молчал.

— И это стоит такой бойни?

Сандекер колебался.

— Все зависит от силы желаний. Есть люди, которые не убили бы за все богатства Земли, но есть и такие, кто, не колеблясь, перережет горло за кусок железа.

— В Вашингтоне вы мне сказали, что Файри и его команда направлялись в США для переговоров с нашими фирмами. Полагаю, это была ложь?

Сандекер улыбнулся.

— Скорее, небольшая неточность формулировок. У Файри была назначена встреча с президентом, которому он должен был продемонстрировать работу зонда. — Адмирал посмотрел на Питта и заговорил увереннее: — Я был первым, кому Файри сообщил об успешном испытании зонда. Не знаю, что рассказал вам о Файри Ханневелл, но это был мечтатель и мягкий человек, который не наступит ни на муравья, ни на цветок. Он хорошо представлял себе, какие блага способен принести человечеству его зонд. Он также понимал, что зонд будут беззастенчиво эксплуатировать, если он попадет в руки хищников, и потому решил передать свое изобретение государству, которое использует его в благородных и милосердных целях; во всяком случае, такой вздор записан у меня в блокноте. Но нужно отдать должное доброжелателям всего мира: они честно пытаются помочь нам, то есть остальной мрази.

На лице его отразилась боль.

— Какой позор! Кристиан Файри был бы сейчас жив, если бы проявил эгоизм и алчность.

Питт понимающе улыбнулся. Было хорошо известно, что адмирал Сандекер, несмотря на свою стальную броню, в глубине души гуманист и редко скрывает ненависть и отвращение к алчным промышленникам: потому-то его нечасто приглашают на приемы.

— Разве американские инженеры не могут разработать такой зонд сами?

— В сущности, мы уже разработали один такой зонд, но по сравнению с зондом Файри он все равно что велосипед рядом со спортивным автомобилем. Люди Файри совершили прорыв и на десять лет опередили все, что могли создать мы и русские.

— Есть догадки, кто украл зонд?

Сандекер отрицательно покачал головой.

— Нет. Очевидно только, что за этим стоит хорошо финансируемая организация. Все прочие подробности держат в глубокой тайне.

— А в какой стране есть необходимые ресурсы для…

— Можете забыть о таких рассуждениях, — перебил Сандекер. — ЦРУ уверено, что за этим не стоит никакое иностранное правительство. Даже китайцы хорошенько подумали бы, прежде чем убить два десятка людей из-за невинного, совершенно неизвестного прибора. Нет, здесь чьи-то частные интересы. Чья тут финансовая выгода, — он беспомощно пожал плечами, — можно только гадать.

— Ну хорошо, таинственная организация заполучила зонд и нашла на морском дне сокровища. Как они собираются их поднимать?

— Им этого не сделать, — ответил Сандекер, — без высокотехнологичного оборудования.

— Ерунда какая-то. Зонд уже больше года у них в руках. Что хорошего это им дало?

— Они его использовали, очень интенсивно, — серьезно сказал Сандекер. — Исследовали каждый квадратный фут континентального шельфа Атлантического побережья Южной и Северной Америки. И применили с этой целью «Лакс».

Питт с любопытством посмотрел на него.

— «Лакс»? Не понимаю.

— Помните доктора ЛенаМатаджика и его ассистента? — Сандекер стряхнул пепел в пепельницу. — Джека О’Рейли?

Питт нахмурился, вспоминая.

— Я подвозил им по воздуху припасы три месяца назад, когда они разбили лагерь на ледяном поле в Баффиновом заливе. Доктор Матаджик изучал течения на глубине десять тысяч футов, пытаясь доказать свою любимую теорию, что слой теплой воды на глубине мог бы растопить северную полярную шапку, если бы удалось его поднять.

— Что последнее о них вам известно?

Питт пожал плечами.

— Как только они занялись повседневными хлопотами, я улетел в Калифорнию, в океанографическую лабораторию. А почему вы спрашиваете? Вы же планировали и координировали их экспедицию.

— Да. Планировал, — медленно повторил Сандекер. Он протер костяшками пальцев глаза, потом свел ладони. — Матаджик и О’Рейли погибли. Самолет, который увозил их с ледяного поля, упал в море. Следов не найдено.

— Странно, что я ничего не слышал. Должно быть, это произошло совсем недавно.

Сандекер поднес к сигаре новую спичку.

— Если быть точным, вчера исполнился месяц.

Питт уставился на него.

— Почему такая тайна? В новостях ничего не было об этом крушении. Меня, вашего директора отдела особых проектов, следовало информировать одним из первых.

— Кроме меня об их гибели знает только один человек — радист, принявший их последнее сообщение. Я не стал делать объявлений, потому что все равно не могу поднять их из водяной могилы.

— Простите, адмирал, — сказал Питт. — Я совершенно огорошен.

— Ну, ладно, — тяжело сказал Сандекер. — Пять недель назад я получил сообщение от Матаджика. Во время разведочной поездки О’Рейли заметил у северного конца ледяного поля рыболовный траулер. Не стремясь к общению, О’Рейли вернулся на базу и рассказал об этом доктору Матаджику. Они вдвоем отправились обратно и нанесли дружеский визит рыбакам, чтобы определить, не нужна ли им помощь. Странные это были рыбаки, рассказал Матаджик.

Корабль шел под флагом Исландии, но почти весь экипаж состоял из арабов, а остальные представляли по меньшей мере шесть разных стран, в том числе и Соединенные Штаты. Похоже, в их дизеле сгорел подшипник. Вместо того чтобы дрейфовать, пока идет ремонт, они решили высадить экипаж на ледяное поле, чтобы матросы размяли ноги.

— В этом нет ничего подозрительного, — заметил Питт.

— Капитан и экипаж пригласили Матаджика и О’Рейли на борт отобедать, — продолжал Сандекер. — Тогда это казалось простой вежливостью. Позже стало ясно, что это была попытка избежать подозрений. Но случайно получилось наоборот.

— Итак, двое наших ученых тоже попали в список лиц, которые видели то, что не должны были видеть.

— Угадали. Несколько лет назад Кристиан Файри принимал доктора Ханневелла и доктора Матаджика на борту своей яхты. Вид траулера, конечно, изменили, но, как только Матаджик ступил на борт, он сразу узнал в судне «Лакс».

Если бы он ничего не сказал, возможно, они с О’Рейли были бы сегодня живы. К несчастью, Матаджик без всякого умысла спросил, почему гордый роскошный «Лакс» превратился в обычный рыболовный траулер. Этот простодушный вопрос повлек за собой страшные последствия.

Их могли бы убить тогда же. Привязать к телам груз и похоронить в океане — никто бы никогда ничего не узнал.

Но одно дело, когда пропадает судно со всем экипажем. Газеты забыли о «Лаксе» через неделю после его исчезновения. Но два человека с правительственной исследовательской станции? Маловероятно. Пресса годами будет писать о загадочно опустевшей станции, преувеличивая смысл произошедшего. Нет, если Матаджика и О’Рейли нужно было устранить, для этого существовали менее заметные способы.

— Например, сбить невооруженный самолет в воздухе без свидетелей?

— Должно быть, так и произошло, — негромко сказал Сандекер. — Когда ученые вернулись на базу, у Матаджика вдруг возникли сомнения. Капитан траулера просто перевел всю свою команду на борт «Лакса». Вполне возможно, говорил себе Матаджик. Но, если судно зарабатывает ловлей рыбы, где же эта рыба? На корабле нет даже ее запаха. Он связался по радио с головной конторой НПМА, все рассказал мне, сообщил о своих подозрениях и предложил — пусть береговая охрана проведет обычное обследование траулера. Я приказал им быть наготове и выслал на север самолет, чтобы как можно быстрее вернуть их в Вашингтон и получить подробный отчет. — Сандекер с мрачным лицом снова стряхнул пепел с сигары в пепельницу. — Я опоздал. Должно быть, капитан траулера перехватил сообщение Матаджика. Пилот сел на ледяное поле и забрал их. После чего все трое исчезли.

Сандекер сунул руку во внутренний нагрудный карман кителя и достал измятый и сложенный листок бумаги.

— Вот последнее сообщение Матаджика.

Питт взял листок и развернул его на столе. В нем говорилось:

SOS! SOS!

УБЛЮДОК НАПАДАЕТ. ЧЕРНЫЙ. НОМЕР МАШИНЫ…

На этом радиограмма обрывалась.

— А вот и черный реактивный самолет!

— Совершенно верно. Теперь, когда свидетели исчезли, проблемой капитана оставалась береговая охрана. Корабль мог появиться в любую минуту.

Питт задумчиво посмотрел на Сандекера.

— Но береговая охрана не появилась. Ее просто не вызвали. Вам придется объяснить, почему вы молчали, хотя были уверены, что три человека из НПМА убиты. Забиты, как скот бригадой мясников.

— Тогда я не был в этом уверен. — Уклончивость не в характере Сандекера. Обычно он решителен и прям, как удар молнии. — Вероятно, не хотел, чтобы сукины дети порадовались своему успеху; я подумал, пусть лучше гадают. Конечно, это все равно что хвататься за соломинку, признаю, но ведь они могли сделать непредусмотренный шаг, допустить ошибку, которая вывела бы их на чистую воду, когда и если я вызвал бы призраки Матаджика и О’Рейли.

— Как вы руководили поисками?

— Известил все разведывательные и спасательные службы северных районов, что с исследовательского корабля НПМА пропало ценное оборудование, и запросил все отчеты. Надеялся, что кто-нибудь видел, какая судьба постигла самолет. Но ничего не вышло. — Сандекер взмахнул сигарой, и этот жест подчеркнул его беспомощность. — Я так же тщетно ждал, что кто-нибудь заметит траулер, чье описание совпало бы с «Лаксом». Но и траулер словно растворился.

— Поэтому вы были уверены, что в айсберге подо льдом именно «Лакс».

— Скажем, уверен на восемьдесят процентов, — сказал Сандекер. — Я также связался с администрацией всех портов от Буэнос-Айреса до Гус-Бей на Лабрадоре. Из двенадцати портов сообщили о заходе и уходе исландского рыболовного траулера, отвечающего описанию видоизмененной надстройки «Лакса». Траулер шел под названием «Сертси». Кстати, по-исландски «сертси» означает «подводная лодка».

— Понятно. — Питт порылся в карманах в поисках сигареты, потом вспомнил, что на нем чужая одежда. — Рыбак с севера вряд ли будет заходить так далеко в территориальные воды. Единственное объяснение — работа с зондом.

— Мы словно столкнулись с беременной крольчихой, — хмыкнул Сандекер. — Одно решение рождает целый выводок неразрешимых загадок.

— Вы связываетесь с коммандером Коски?

— Да. «Катаваба» остается у погибшего корабля, и группа специалистов тщательно изучает его. На самом деле перед тем, как вы встали с постели, я получил оттуда сообщение. Три тела положительно опознаны как тела членов экипажа «Лакса». Остальные обгорели до неузнаваемости.

— Словно в рассказе Эдгара Алана По. Файри, его команда и «Лакс» исчезают в море. Примерно через год одна из наших исследовательских групп натыкается на «Лакс» с другим экипажем. Затем этот самый корабль превращается в обгоревший корпус, заключенный в айсберг вместе с останками Файри и первоначального экипажа. Чем больше я думаю об этом, тем больше ругаю себя за то, что не сумел перехватить разведывательный самолет, летевший в аэропорт Тайлер.

— Вы были предупреждены.

Питт криво улыбнулся, потрогав повязку на голове.

— Иногда мне кажется, что я чересчур часто вызываюсь добровольцем.

— Вы, вероятно, самый везучий ублюдок в мире, — заметил Сандекер. — Пережить две попытки покушения за одно утро.

— Кстати: как там наши друзья-полицейские?

— Их допрашивают. Но, если не использовать методы гестапо, вряд ли кто-то из них назовет даже свое имя, звание и личный номер. Твердят, что их все равно убьют, так зачем давать нам информацию?

— Кто ведет допрос?

— Агенты ЦРУ на авиабазе в Кефлавике. Исландское правительство сотрудничает с нами, ведь Файри был здесь чуть ли не национальным героем. Исландцы не меньше нас хотят знать, что случилось с «Лаксом» и зондом.

Сандекер замолчал и снял с языка крошку табака.

— Если вы удивляетесь, почему НПМА ввязывается в это дело, вместо того чтобы оставаться в стороне и подбадривать ЦРУ с его армией супершпионов, ответ есть — вернее, был — Ханневелл. Ханневелл месяцами работал с учеными Файри, вкладывал свои знания в конечный результат — успех зонда. Именно Ханневелл сыграл существенную роль в применении кельтиния-279. Только Ханневелл знал, как выглядит зонд, и только он мог успешно разобрать его.

— Это, конечно, объясняет, почему Ханневелл должен был первым оказаться на борту потерянного корабля.

— Да, кельтиний в очищенном состоянии очень нестабилен. В определенных условиях он может взорваться с мощностью тридцатитонной фосфорной бомбы, но с большими отличиями. Кельтиний горит медленно и все на своем пути превращает в пепел. Не в пример многим обычным взрывчатым веществам взрывное давление у него невысокое, примерно как у ветра, дующего со скоростью шестьдесят миль в час. Горящий кельтиний может расплавить стеклянную оболочку, но не взорвет ее.

— Значит, моя теория огнемета неверна. Это зонд вышел из строя и превратил «Лакс» в гигантский костер.

Сандекер улыбнулся.

— Тепло.

— Но это означает, что зонд уничтожен.

Сандекер кивнул. Он перестал улыбаться.

— И поэтому все: убийства, зонд, поиски подводных сокровищ — все это зря.

— Возможно, у организации, которая за этим стоит, есть конструкция зонда и планы восстановить его.

— Это более чем вероятно. — Сандекер помолчал и рассеяно добавил: — Впрочем, это им мало что даст. Только Ханневелл знал, как добывать кельтиний-279. Он часто говорил: это так просто, что все основное он держит в голове.

— Идиоты, — сказал Питт. — Уничтожили единственную возможность восстановить зонд. Но почему? Ханневелл не мог представлять для них серьезную угрозу, если только не нашел на корабле что-нибудь такое, что привело бы непосредственно к убийцам.

— Понятия не имею, — беспомощно пожал плечами Сандекер. — И не могу понять, кто те неизвестные, что соскоблили красную краску, которой был помечен айсберг.

— Я хотел бы знать, каким будет следующий шаг, — сказал Питт.

— Я позаботился об этой мелочи ради вас.

Питт скептически взглянул на адмирала.

— Надеюсь, это не одна из ваших знаменитых услуг.

— Вы ведь сами сказали, что хотите лично проверить, так ли холодны и прекрасны исландки.

— Вы уклоняетесь от темы. — Питт внимательно посмотрел на адмирала. — Позвольте высказать предположение. Вы собираетесь представить меня дородной, со стальными глазами, исландской правительственной чиновнице, которая заставит меня просидеть полночи, отвечая на утомительные вопросы, на которые я уже отвечал. Простите, адмирал, ничего не выйдет.

Сандекер прищурился и вздохнул.

— Как угодно. Девушку, о которой я думал, не назовешь дородной, глаза у нее не стальные, и она не правительственная чиновница. Она самая прекрасная женщина севернее шестьдесят четвертой параллели и, могу добавить, самая богатая.

— Правда? — Питт неожиданно оживился. — Как ее зовут?

— Кирсти, — с хитрой улыбкой сказал Сандекер. — Кирсти Файри, сестра-близнец Кристиана Файри.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Если бы ресторан «Снорри» в Рейкьявике можно было перенести в любой из знаменитых эпикурейских городов мира, его везде встретили бы с восторгом и уважением. Большой зал с открытой кухней и земляными печами всего в нескольких футах от обедающих был выдержан в традициях викингов. Роскошные деревянные стенные панели, двери и балки со сложной резьбой — все создавало превосходную атмосферу для роскошного, но изысканного обеда. Выбор меню устроил бы даже самого привередливого гурмана, а вдоль одной стены тянулся шведский стол с двумя с лишним сотнями местных блюд.

Питт разглядывал заполненный людьми обеденный зал. За столиками сидели разговорчивые смеющиеся исландцы со своими красавицами. Питт стоял, рассматривая эту картину, вдыхая густые, сложные ароматы пищи; к нему подошел метрдотель и заговорил по-исландски. Питт покачал головой и указал на столик близ стойки, за которым уютно устроились адмирал Сандекер и Тиди Ройял. Он прошел к ним.

Сандекер показал на стул напротив Тиди и окликнул официанта.

— Вы опоздали на десять минут.

— Простите, — сказал Питт. — Я прогулялся по садам Тьямаргардар и полюбовался видами.

— Похоже, вы нашли потрясный магазин мужской одежды, — с восхищением заметила Тиди, оглядывая умными карими глазами шерстяной коричневый свитер с высоким воротом, вельветовый спортивный пиджак с поясом и брюки в клетку.

— Устал ходить в обносках, — с улыбкой сказал Питт.

Сандекер обратился к официанту.

— Еще два бокала того же, — сказал он. — Что вам заказать, Дирк?

— А что пьете вы с Тиди?

— Голландский джин — шнапс, если угодно. Похоже, он очень популярен у местных.

Питт скривил губы.

— Нет, спасибо. Держусь своих привычек — виски со льдом.

Официант кивнул и отошел.

— А где же изысканное существо, о котором я столько слышал? — спросил Питт.

— Мисс Файри подойдет с минуты на минуту, — ответил Сандекер.

— Перед тем как на нас напали, Ханневелл сказал, что сестра Файри — миссионер в Новой Гвинее.

— Да, о ней вообще мало известно. Большинство даже не подозревало о ее существовании, пока Кристиан не назвал ее своей единственной наследницей. А потом в один прекрасный день она возникла в «Файри лимитед» и взяла управление в свои руки, так гладко, словно сама создала эту империю. И не воображайте лишнего, ловелас. Она так же умна и проницательна, как ее брат.

— Тогда к чему все это представление? Вы говорите «руки прочь!», но у меня складывается отчетливое впечатление, что я должен сыграть роль Прекрасного Принца. Быть приятным, но не слишком. Вы не того выбрали, адмирал. Я первый соглашусь, что по внешним данным не попадаю в класс Рока Хадсона — Пола Ньюмана[8], но у меня есть неприятное свойство. Когда речь заходит о том, чтобы гоняться за юбками, я разборчив. Я не готов приударять за каждой появившейся девушкой, особенно такой, которая мало что копия своего брата и полжизни была миссионером, но еще теперь железной рукой правит гигантской корпорацией. Простите, адмирал, но мисс Файри вряд ли мой тип женщины.

— По-моему, отвратительно, — неодобрительно взглянула огромными карими глазами Тиди, вскинув брови. — НПМА должна заниматься научными исследованиями океанов. А эти разговоры не кажутся научными.

Сандекер бросил на нее грозный взгляд — несомненно, в этом он был дока: секретаря нужно видеть, но не слышать. От выволочки Тиди спасло очень своевременное появление официанта с выпивкой. Официант ловко и привычно поставил спиртное на стол и удалился.

Сандекер смотрел ему вслед, пока тот не отошел за несколько столов, а потом повернулся к Тиди.

— Почти сорок процентов проектов НПМА касаются разработок океанского дна. Россия намного опережает нас в исследовании поверхности: ее научный флот значительно превосходит наш. Но сильно отстает в глубоководных исследованиях: у нее нет оборудования для работ на морском дне. Это наше преимущество. И мы хотим сохранить его. У нашей страны есть ресурсы, зато у «Файри лимитед» — технические знания. С Кристианом Файри у нас сложились хорошие, тесные рабочие отношения. Теперь это лишь воспоминания. И я не хочу видеть, как мы теряем все результаты работы именно в тот момент, когда вот-вот найдем золотую жилу. Я говорил с мисс Файри. Она неожиданно оказалась очень несговорчивой — заявила, что хотела бы пересмотреть программы взаимодействия своей фирмы с нами.

— Вы сказали, что она очень проницательна и умна, — заметил Питт. — Возможно, ей предложили более выгодные условия. Нигде не сказано, что она должна быть такой же великодушной, как ее брат.

— Черт побери! — раздраженно фыркнул Сандекер. — Возможно все. Может, она ненавидит американцев.

— Она в этом не одинока.

— Если так, должна существовать причина и ее нужно найти.

— И тут на сцену выходит Дирк Питт.

— Совершенно верно, но все по-честному. Я снимаю вас с проекта тихоокеанской лаборатории и перевожу на этот… Забудьте на время о шпионских играх. Оставьте заговоры и трупы на долю ЦРУ. Вы действуете в своем официальном статусе, как директор отдела спецпроектов НПМА. Ни больше ни меньше. Если натолкнетесь на информацию, которая может привести к тем, кто убил Файри, Ханневелла и Матаджика, просто передавайте ее.

— Кому передавать?

Сандекер пожал плечами.

— Не знаю. В ЦРУ мне ничего не сказали перед тем, как я вылетел из Вашингтона.

— Здорово. Значит, дам рекламу в местной газете, — мрачно сказал Питт.

— Не рекомендую. — Сандекер сделал глоток и поморщился. — Боже, что им так нравится в этом пойле? — И отпил еще глоток, на этот раз из стакана с водой. — Послезавтра мне нужно быть в Вашингтоне. Это дает мне достаточно времени, чтобы облегчить вам знакомство.

— С чем… а, с мисс Файри.

— И с «Файри лимитед». Я организовал программу обмена. Беру с собой в США для наблюдения и изучения нашей техники одного из ее инженеров, вы остаетесь здесь и занимаетесь их достижениями. Ваша главная задача — установить тесные взаимоотношения, которые у нас были с менеджерами Файри.

— Если эта девка Файри была так холодна к вам и НПМА, почему согласилась сегодня встретиться с нами?

— Из вежливости. Доктор Ханневелл дружил с ее братом. Его смерть и ваша доблестная попытка спасти ему жизнь подогрели ее женское любопытство. Короче, это она настояла на встрече с вами.

— Она начинает казаться мне гибридом Екатерины Великой и Эйми Семпл Макферсон[9], — саркастически сказала Тиди.

— Не могу дождаться встречи с новым начальством, — сказал Питт.

Сандекер кивнул.

— В вашем распоряжении пять секунд: она только что вошла.

Питт обернулся; обернулись и все мужчины в ресторане. Высокая, светловолосая, она стояла в фойе как фантастическое воплощение женского превосходства, неизъяснимо прекрасная, словно внезапно остановленная на мгновение камерой первоклассного фотографа. Величественная фигура, затянутая в длинное фиолетовое бархатное платье с замечательным кружевом на рукавах и подоле. Заметив помахавшего рукой Сандекера, Кирсти подошла к столику; двигалась она с изяществом балерины и прирожденной спортсменки. К этому времени все женщины в ресторане смотрели на нее с невольной ревностью.

Питт отодвинул свой стул и встал; она подходила, а он разглядывал ее лицо. Загар казался чуждым для исландки, даже такой, что большую часть жизни провела в Новой Гвинее. Общее впечатление было поразительное. Светлые, сознательно чуть взъерошенные волосы, фиалковые глаза того же цвета, что и платье… Мягко говоря, ничего подобного Питт не ожидал.

— Моя дорогая мисс Файри. Для меня большая честь, что вы согласились пообедать с нами. — Адмирал Сандекер взял ее руку и поцеловал. Потом повернулся к Тиди, надевшей маску дружелюбия. — Позвольте представить вам моего секретаря, мисс Тиди Ройял.

Женщины обменялись вежливым, но, как водится у дам, холодным приветствием.

Сандекер повернулся к Питту.

— А это майор Дирк Питт, истинная движущая сила проектов моего агентства.

— Значит, это и есть храбрый джентльмен, о котором вы рассказывали, адмирал. — Голос ее звучал хрипловато и чрезвычайно сексуально. — Мне очень жаль, что доктор Ханневелл трагически погиб. Брат был о нем очень высокого мнения.

— Нам всем тоже жаль, — сказал Питт.

Наступила пауза. Они разглядывали друг друга — Кирсти Файри задумчиво и с более чем дружеским интересом; Питт — по-мужски анализируя и оценивая.

Он первый нарушил молчание.

— Если я так на вас уставился, мисс Файри, то лишь потому, что адмирал Сандекер не предупредил, что у главы «Файри лимитед» такие загадочные глаза.

— Мужчины и раньше делали мне комплименты, майор Питт, но вы первый назвали мои глаза загадочными.

— Это чисто формальная характеристика, — сказал Питт. — Глаза — двери к тайнам человеческой души.

— И какие мрачные тени вы разглядели в моей?

Питт рассмеялся.

— Джентльмен никогда не предаст огласке тайные мысли дамы. — Он предложил ей сигарету, но Файри отрицательно покачала головой. — Серьезно, наши глаза чем-то похожи.

— У мисс Файри глаза темно-синие, — сказала Тиди, — а у вас зеленые. Что между ними общего?

— В глазах мисс Файри, как и в моих, есть лучики, которые отходят от зрачка и углубляются в радужную оболочку, — сказал Питт. — Иногда их называют вспышками. — Он помолчал, зажигая сигарету. — Лучшие специалисты утверждают, что такие вспышки — признак психической силы.

— Вы ясновидец? — спросила Кирсти.

— В этом отношении я неудачник, — ответил Питт. — Всегда проигрываю в покер, потому что неверно угадываю карты и мысли противника. А вы, мисс Файри, умеете заглянуть в будущее?

Он увидел промелькнувшую в ее глазах тень.

— Я знаю свою судьбу и потому могу ею управлять.

Смуглое улыбающееся лицо Питта ничего не выдало, но его начинал охватывать вечный азарт охотника. Он перегнулся через стол, так что лишь несколько дюймов разделяли их с Кирсти глаза: зеленые смотрели в фиолетовые.

— Я полагаю, вы всегда привыкли получать то, что хотите?

— Да!

Ответ был дан без малейших колебаний.

— Тогда я, по-видимому, должен вам сказать, что ни при каких условиях не стал бы заниматься с вами любовью.

— Я знаю, майор, какого ответа вы от меня ждете. — Ее лицо стало вызывающим. — Но, если бы я возжелала вас и вашего внимания, со временем я бы это получила. Однако я редко беспокоюсь из-за того, чего не хочу. И потому ваши слова меня совершенно не задевают.

Питт вел себя так, словно не ощущал, как растет общее напряжение.

— Ну, мисс Файри, я не думал, что на поверку вы окажетесь динамщицей.

На лице ее отразилось непонимание.

— Динамщицей? А что это?

— Так американцы называют тех, кто увиливает, — сладким голосом подсказала Тиди.

Адмирал Сандекер кашлянул. Он думал о том, что может случиться, если разговор и дальше будет развиваться в таком направлении.

— Не вижу причины, чтобы умирающий с голоду старик слушал вашу легкомысленную болтовню. В особенности когда рядом требует внимания такое изобилие великолепной еды.

— Позвольте представить вам блюда нашей национальной кухни на шведском столе, — сказала Кирсти. — Кажется, гастрономические вкусы майора Питта проще сексуальных.

— Туше! — рассмеялся Питт. Он встал и пододвинул стул для Кирсти. — С этого момента обещаю во всем соблюдать умеренность.

Блюдам из рыбы, казалось, не было конца. Питт насчитал больше двадцати яств из лосося и больше пятнадцати только из трески. К своему столику они вернулись с переполненными тарелками.

— Вижу, майор, вам нравится наше консервированное мясо акулы.

Глаза Кирсти улыбались.

— Я много слышал о том, как готовят это блюдо, — ответил Питт. — И теперь получил возможность его попробовать.

Улыбка в прекрасных глазах сменилась откровенным удивлением, когда он действительно съел несколько ломтиков.

— Вы уверены, что знаете, как это готовят?

— Конечно, — ответил он. — Мясо акул, которые водятся в холодном море, нельзя есть свежим, поэтому вы режете его на полоски, закапываете на двадцать шесть дней в песок, а потом просушиваете на ветру.

— Но вы ведь понимаете, что оно сырое? — не успокаивалась Кирсти.

— А есть другой способ? — спросил Питт, отправляя вилкой в рот очередной ломтик.

— Не тратьте зря времени, мисс Файри, пытаясь шокировать его. — Сандекер с отвращением взглянул на акулье мясо. — Хобби Дирка — блюда для гурманов. Его профиль — рыба, и он специалист по приготовлению рыбных блюд по рецептам со всего мира.

— Действительно очень вкусно, — удалось Питту выговорить между двумя кусками. — Но мне кажется, у малазийской разновидности более нежный вкус. Малазийцы готовят акулу, завернув ее в водоросль под названием «ехидна». Поэтому мясо чуть слаще, чем в исландском исполнении.

— Американцы обычно заказывают стейк или жареных цыплят, — сказала Кирсти. — Вы первый из моих знакомых, кто предпочитает рыбу.

— Ну, не совсем, — сказал Питт. — Как большинство моих соотечественников, я всегда готов съесть хороший двойной гамбургер с жареной картошкой-фри и шоколадным коктейлем.

Кирсти посмотрела на Питта и улыбнулась.

— Я начинаю думать, что господь наградил вас луженым желудком.

Питт пожал плечами.

— Мой дядя считается главным гурманом Сан-Франциско. Я пытаюсь следовать его примеру.

Остаток обеда прошел в незначительных разговорах, все расслабились и наслаждались хорошей едой в дружеской атмосфере. Два часа спустя за сливочным мороженым-фламбе с клубникой — доброжелательный повар приготовил это блюдо по указаниям Питта — Кирсти извинилась за то, что должна рано уйти.

— Надеюсь, вы не сочтете меня невежливой, адмирал Сандекер, но, боюсь, мне очень скоро придется покинуть вас, мисс Ройял и майора Питта. Мой жених хочет отвести меня сегодня на поэтический вечер, а поскольку я всего лишь женщина, мне трудно ему отказать. — Она по-женски понимающе улыбнулась Тиди. — Я уверена, мисс Ройял понимает.

Тиди мгновенно ухватилась за романтический намек.

— Завидую вам, мисс Файри. Жених, который любит поэзию, — редкая добыча.

Адмирал Сандекер благожелательно улыбнулся.

— Искренне желаю вам счастья, мисс Файри. Я не знал, что вы обручены. Кто же этот счастливчик?

Адмирал отлично сохраняет невозмутимость и спокойствие, подумал Питт. Он знал, что старик изумлен до глубины души. Такое развитие событий требовало полной перемены только что принятых правил — Питт уже думал, каким будет новое соревнование.

— Рондхейм… Оскар Рондхейм, — сказала Кирсти. — Мой брат представил его в письме. Мы с Оскаром обменялись фотографиями и переписывались два года, прежде чем встретились.

Сандекер внимательно смотрел на нее.

— Минутку, — медленно сказал он. — Кажется, я о нем слышал. Не ему ли принадлежит международная сеть рыбоконсервных заводов? «Рондхейм индастриз»? Рыболовный флот размером с весь испанский? Или я говорю о каком-то другом Рондхейме?

— Нет, вы правы, — сказала Кирсти. — Его главная контора как раз здесь, в Рейкьявике.

— Рыболовные суда, выкрашенные в синий и красный, флаг с изображением альбатроса? — спросил Питт.

Кирсти кивнула.

— Альбатрос — талисман Оскара. Вы видели его суда?

— Случалось пролетать над ними, — ответил Питт.

Конечно, Питт знал эти суда и их символ. Их знали рыбаки всех стран севернее сороковой параллели. Рыболовный флот Рондхейма славился тем, что вычерпывал рыбные запасы почти до исчезновения рыбы, грабил сети других рыболовов и забрасывал свои заметные, выкрашенные в красное неводы в территориальных водах многих государств. К альбатросу Рондхейма относились примерно так же, как к эсэсовской свастике.

— Слияние «Файри лимитед» и «Рондхейм индастриз» создаст могучую промышленную империю, — медленно сказал Сандекер. Он как будто взвешивал последствия такого развития событий.

Мысли Питта текли в том же направлении.

Но их ход оборвался, когда Кирсти помахала рукой.

— А вот и он! Вон там.

Они повернулись, проследили за взглядом Кирсти и увидели высокого, светловолосого, респектабельного мужчину, энергично шедшего к ним. Рондхейм был молод, тридцати с небольшим, на сильном лице — следы долгого пребывания на соленом воздухе морских штормов. Холодные серо-голубые глаза над сильным узким носом и ртом, который казался добродушным и теплым; но Питт догадывался, что в часы занятий делами этот рот умел сжиматься в агрессивную полоску. Питт сразу определил, что это человек опасный и коварный. И решил принять за правило: никогда не поворачиваться к нему спиной.

Рондхейм подошел к их столику. Ровные белые зубы сверкнули в ослепительной и притворно сердечной улыбке.

— Кирсти, дорогая. Как прекрасно ты сегодня выглядишь.

И он страстно обнял ее.

Питт ждал, на кого сейчас будет направлен взгляд серо-голубых глаз: на него или на адмирала.

И не угадал. Рондхейм повернулся к Тиди.

— А кто эта прекрасная юная леди?

— Секретарь адмирала Сандекера мисс Тиди Ройял, — сказала Кирсти. — Позвольте представить вам Оскара Рондхейма.

— Мисс Ройял. — Он отвесил легкий поклон. — У вас пленительные глаза, замечательно интересные.

Питт поднес ко рту носовой платок, чтобы скрыть смех. «Вероятно, сейчас моя очередь».

Тиди засмеялась, и адмирал Сандекер поддержал ее, громко захохотав; к их столику начали поворачиваться головы.

Питт продолжал наблюдать за Кирсти. Его заинтересовал испуг, почти паника, промелькнувший на ее лице, прежде чем она заставила себя улыбнуться и присоединиться к общему смеху.

Рондхейм держался недолго. Он был явно смущен, но в гневе крепко сжал губы: нетрудно было понять — он не привык, чтобы над ним смеялись.

— Я сказал что-то смешное? — спросил он.

— Похоже, у нас вечер комплиментов женщинам и их глазам, — сказал Питт.

Кирсти объяснила Рондхейму, в чем дело, и поспешно представила Сандекера.

— Настоящее удовольствие познакомиться с вами, адмирал. — Глаза Рондхейма снова стали холодными. — В морских кругах широко известна ваша репутация моряка и океанографа.

Адмирал пожал Рондхейму руку и повернулся к Питту.

— Майор Дирк Питт, мой директор отдела особых проектов.

Рондхейм на мгновение задержался, холодно и профессионально оценивая стоящего перед ним человека, потом протянул руку.

— Майор Питт.

— Здравствуйте.

Питт стиснул зубы — Рондхейм сжал его руку, как тисками. Питт подавил желание ответить тем же; напротив, он безвольно расслабил руку.

— Боже, мистер Рондхейм, какой вы сильный.

— Простите, майор. — Рондхейм с явным отвращением поморщился и отдернул руку, словно коснулся провода под напряжением. — Люди, работающие под моим началом, грубоваты, приходится так с ними и обращаться. На палубе рыбацкого судна я иногда забываю вести себя как джентльмен на суше.

— Господи, мистер Рондхейм, не надо извиняться. Я восхищаюсь сильными мужчинами. — Питт поднял руку и пошевелил пальцами. — Никакого вреда: кисть я по-прежнему удержу.

— Вы рисуете, майор? — спросила Кирсти.

— Да, главным образом пейзажи. А еще мне нравится делать натюрморты из цветочных лепестков… В цветах есть что-то вдохновляющее, не правда ли?

Кирсти с любопытством посмотрела на Питта.

— Мне бы хотелось увидеть ваши работы.

— К несчастью, все мои холсты в Вашингтоне. Тем не менее, я рад был бы представить вам свои впечатления об Исландии, пока я еще здесь. — Питт по-женски прижал палец к губам. — Да, акварели — то, что надо. Может, вы захотите повесить их в своем кабинете.

— Вы очень добры, но я не могу принять такой подарок.

— Вздор, — прервал Питт. — Ваше побережье великолепно. Я просто умираю от желания проверить, смогу ли передать противоборствующие силы моря и скал, когда они сталкиваются в естественном извержении света и цвета.

Кирсти вежливо улыбнулась.

— Ну, раз уж вы настаиваете, взамен вы должны позволить сделать что-нибудь для вас.

— Я прошу об одном одолжении — о лодке. Чтобы воздать вашей береговой линии должное, я должен писать ее с моря. Ничего роскошного. Подойдет любой небольшой катер.

— Обратитесь к моему начальнику пристани, майор. У него будет вас ждать катер. — Она немного замялась: Рондхейм встал над ней и положил руку ей на плечо и на шею. — Наши корабли стоят у двенадцатого причала.

— Пойдем, дорогая, — сверкнув белыми зубами, негромко сказал Рондхейм. — Макс сегодня читает из новой антологии. Нельзя опаздывать. — Рука его сжалась, и Кирсти закрыла глаза. — Надеюсь, нас любезно извинят.

— Да, конечно, — сказал Сандекер. — Это были два прекрасных часа, мисс Файри. Спасибо, что присоединились к нам.

И прежде чем кто-нибудь успел еще что-нибудь сказать, Рондхейм крепко взял Кирсти за руку и повел из зала. Как только они вышли, Сандекер бросил салфетку на стол.

— Ладно, Дирк, объясните-ка нам это маленькое представление.

— Какое маленькое представление? — невинно спросил Питт.

— Я восхищаюсь сильными мужчинами, — передразнил Сандекер. — Что означает это ваше голубое представление? Не хватало только растягивать слова.

Питт облокотился на стол и подался вперед; его лицо стало серьезным.

— В некоторых обстоятельствах серьезное преимущество — если тебя недооценивают. У нас как раз такая ситуация.

— Рондхейм?

— Совершенно верно. Он причина того, что Файри неожиданно отказалась сотрудничать с Соединенными Штатами и НПМА. Этот человек не кукла и не дурак. Когда он женится на Кирсти Файри, контроль над двумя крупнейшими частными компаниями мира окажется в одних руках. Это открывает бесконечные возможности. Исландия слишком мала, ее правительство слишком слабо по сравнению с будущим картелем Файри и Рондхейма. Экономика страны не способна будет сопротивляться, когда картель приберет ее к рукам. Затем при условии правильной стратегии Фарерские острова и Гренландия дадут Рондхейму контроль над всей Северной Атлантикой. Можно только гадать, куда устремят его амбиции после этого.

Сандекер покачал головой.

— Слишком много предположений. Кирсти Файри никогда не станет вмешиваться в международную политику.

— Ее никто не спросит, — сказал Питт. — В браке вся добыча переходит к доминирующей личности.

— Влюбленная женщина слепа, вы это хотите сказать?

— Нет, — ответил Питт. — Не думаю, что этот брак будет основан на любви.

— Вы специалист и по сердечным делам? — саркастически спросил Сандекер.

— Ни в коем случае, — с улыбкой ответил Питт, — но, к счастью, такой специалист у нас есть — специалист с природным чутьем в этой области. — Он повернулся к Тиди. — Не хотите дать свою, женскую оценку, дорогая?

Тиди кивнула.

— Она его страшно боится.

Сандекер задумчиво посмотрел на нее.

— Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказала, — решительно ответила Тиди. — Мисс Файри до смерти боится мистера Рондхейма. Разве вы не заметили, как он стиснул ей шею? Ручаюсь, всю следующую неделю, пока не исчезнут синяки, ей придется носить платья с высоким воротом.

— Вы уверены, что не выдумываете и не преувеличиваете?

Тиди покачала головой.

— Она едва сдержала крик.

Взгляд Сандекера неожиданно стал враждебным.

— Проклятый сукин сын. — Он внимательно посмотрел на Питта. — Вы тоже это заметили?

— Да.

Это лишь усилило гнев Сандекера.

— Тогда почему не остановили его?

— Не мог, — ответил Питт. — Для этого пришлось бы выйти из образа. У Рондхейма есть все основания считать меня голубым. Я хочу, чтобы он и дальше так думал.

— Хотелось бы думать, что вы отдаете себе отчет в своих действиях, — мрачно сказал Сандекер. — Однако, боюсь, хвастая, что вы художник, вы загнали себя в угол. Я точно знаю, вы и прямую не способны провести. «Естественное извержение света и цвета», Бог ты мой!

— А мне это и не нужно. Эту маленькую работу выполнит за меня Тиди. Я видел ее работы. Они очень хороши.

— Я пишу абстрактные картины. — На хорошеньком лице Тиди появилось обиженное выражение. — Никогда не пыталась написать пейзаж.

— Переделайте, — решительно сказал Питт. — Допустим, это будет абстрактный пейзаж. Нам ведь не нужно произвести впечатление на главного хранителя Лувра.

— Но у меня нет красок, — заныла Тиди. — К тому же мы с адмиралом послезавтра улетаем в Вашингтон.

— Ваш рейс только что отменили. — Питт повернулся к Сандекеру. — Я прав, адмирал?

Сандекер сложил руки и несколько мгновений размышлял.

— Учитывая, что мы узнали за последние несколько часов, думаю, я еще задержусь здесь на пару дней.

— Перемена климата вам полезна, — сказал Питт. — Возможно, вы даже порыбачите.

Сандекер разглядывал лицо Питта.

— Игра в голубого, курсы рисования, рыболовная экспедиция. Может, расскажете, что происходит в вашем плодовитом воображении?

Питт взял стакан и покрутил воду в нем.

— Черный самолет, — тихо сказал он. — Черный самолет, который лежит у берега под саваном воды.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В десять утра они отыскали двенадцатый причал, и высокий, смуглый охранник Файри пропустил их за шлагбаум. Сандекер оделся во все старое, мятое, нахлобучил грязную шляпу с обвисшими полями, а с собой тащил ящик с рыболовными принадлежностями и удочку. Тиди была в брюках, в теплой вязаной кофте и в непромокаемом плаще. Под мышкой она несла мольберт, на плече сумку и обе руки глубоко засунула в карманы плаща. Охранник провел классический обыск, прощупав Питта, который, изящно виляя бедрами, шел последним.

Если Сандекер и Тиди выглядели и были одеты как рыбаки, то Питт смахивал на майскую королеву.[10] На нем были красные замшевые туфли без застежек, многоцветные полосатые брюки (такие тесные, что с трудом натягивались и грозили лопнуть по швам) на вышитом поясе шириной в два дюйма и пурпурный свитер, украшенный у выреза желтым платком. Питт часто моргал глазами за круглыми очками в стальной оправе а ля Бенджамин Франклин, а на голове красовалась вязаная шапочка с кисточками. У охранника медленно отвисла челюсть.

— Привет, милый, — сказал Питт и застенчиво улыбнулся. — Наша лодка готова?

Охранник, разинув рот, глядел пустыми глазами, не в силах общаться с явившимся перед ним видением.

— Ну, ну, — сказал Питт. — Мисс Файри великодушно разрешила нам воспользоваться одной из ее лодок. Которой из них?

При этом он в упор смотрел на промежность охранника.

Охранник встрепенулся, словно его пнули, и изумление на его лице быстро сменилось отвращением. Ни слова не говоря, он повел их по причалу, через сто футов остановился и показал на сверкающий нарядный тридцатидвухфутовый катер «Крис крафт».[11]

Питт прыгнул на палубу и исчез. Через несколько минут он вернулся на причал.

— Нет, нет, эта совсем не подойдет. Слишком мирская, слишком вычурная. Чтобы творить, нужна атмосфера. — Он посмотрел вдоль причала. — А что вот эта?

Охранник не успел ответить: Питт прошел по причалу и перепрыгнул на палубу сорокадвухфутового рыбацкого баркаса. Быстро осмотрел его и кивком показал на люк.

— Вот эта подойдет. У нее есть характер, грубая уникальность. Мы возьмем эту.

Охранник несколько мгновений колебался. Наконец он передернул плечами — что должно было означать, что он пожал ими, — кивнул и пошел назад, к входу на причал, время от времени оглядываясь на Питта и качая головой.

Когда он уже не мог их услышать, Тиди спросила:

— А почему эта старая грязная лохань? Почему не та красивая яхта?

— Дирк знает, что делает. — Сандекер поставил ящик и удочку на потертую деревянную банку и посмотрел на Питта. — Эхолот на нем есть?

— «Флеминг шесть-десять», лучший в своем классе. Обладает большой чувствительностью, хорош для обнаружения косяков рыбы. — Питт прошел по узкому коридору. — Прекрасный выбор. Позвольте показать вам машинное отделение, адмирал.

— Вы хотите сказать, что мы отказались от красивой яхты «Крис крафт» только потому, что на ней нет эхолота?

— Совершенно верно, — ответил Питт. — Эхолот — наша единственная надежда найти черный самолет.

Питт отвел Сандекера вниз, в машинное отделение. Затхлый воздух и острый запах нефти и трюмной воды заполнили их ноздри, заставив ахнуть после кристально-чистой атмосферы наверху. Но был и другой запах. Сандекер вопросительно посмотрел на Питта.

— Пары бензина?

Питт кивнул.

— Поглядите на двигатель.

Дизельный двигатель — наиболее эффективное средство приводить в движение небольшой корабль, особенно рыбацкий. Тяжелый, дающий мало оборотов в минуту, медлительный, но дешевый в работе и обслуживании и надежный, такой двигатель используется почти на всех судах, которые не рассчитывают на паруса. Однако этот баркас был устроен иначе. Рядом друг с другом, с осями винтов, уходящими в трюмную воду, здесь стояли два «Стерлинга»[12] на 420 лошадиных сил каждый, дизельные двигатели, работающие на бензине. В полутьме машинного отделения они напоминали двух спящих великанов, ждущих только сигнала, чтобы с грохотом ожить.

— На кой черт такому корыту столько силы? — тихо спросил Сандекер.

— Если не ошибаюсь, — так же тихо ответил Питт, — этот охранник тупица.

— То есть?

— На полке в капитанской рубке я нашел вымпел с альбатросом.

Питт провел рукой по впускным коллекторам «Стерлингов»: такие чистые, что пройдут любую морскую инспекцию.

— Катер принадлежит Рондхейму, а не Файри.

Сандекер ненадолго задумался.

— Мисс Файри велела нам обратиться к ее начальнику пристани. По неведомой причине он отсутствовал, и причал оставался в распоряжении этого потрепанного субъекта с усами в табаке. Стоит подумать, не ловушка ли это.

— Не думаю, — сказал Питт. — Рондхейм, несомненно, не спустит с нас глаз, но мы не давали ему оснований для подозрений — пока не давали. Охранник просто ошибся. Он не получил специальных указаний и решил, что нам позволено брать любой катер, потому и показал нам самый красивый. Ничто не говорило, что мы выберем эту маленькую жемчужину.

— Но что этот корабль здесь делает? У Рондхейма хватает своих причалов.

— Какая разница, — с широкой улыбкой сказал Питт. — Ключи в зажигании, и я предлагаю уйти, прежде чем охранник спохватится.

Адмирала не нужно былоуговаривать. Когда речь шла о сложных играх и изобретательных действиях во имя справедливости, он не заставлял себя ждать.

Поправив поношенную шляпу, он не теряя времени отдал своей команде первый приказ:

— Отдать швартовы, майор. Не терпится посмотреть, на что способны эти «Стерлинги».

Ровно через минуту охранник во весь дух бежал по причалу, размахивая руками. Питт, стоя на палубе, добродушно помахал ему, а Сандекер, счастливый, как ребенок, получивший новую игрушку, прибавил скорости и начал выводить катер из гавани Рейкьявика.

Судно называлось «Гримси»; из-за крошечной квадратной рулевой рубки, расположенной в пяти футах от кормы, казалось, будто он движется в сторону, противоположную той, какую подразумевал его строитель. Баркас был очень старый, не моложе старинного компаса, укрепленного у руля. Доски палубы из красного дерева были выглажены многими годами, но оставались прочными и надежными и к тому же сильно пахли морем. У причала судно с плоским дном и угловатым корпусом казалось старой неуклюжей лоханью, но, когда заработали могучие «Стерлинги», нос баркаса поднялся над водой, как морская чайка, поймавшая ветер. Судно радостно, без усилий и трудностей, устремилось вперед.

Сандекер чуть сбросил скорость и медленно, неторопливо повел «Гримси» по рейкьявикской гавани. Судя по улыбке, адмиралу чудилось, что он стоит на мостике боевого крейсера. Он вернулся в свою стихию и наслаждался каждой минутой. Заинтересованному наблюдателю его пассажиры показались бы обычными туристами на чартерном корабле: Тиди загорала и направляла на все интересное фотоаппарат, а Питт яростно рисовал на мольберте. Еще до выхода из гавани они подошли к рыбацкой лодке и купили два ведра сельди — приманку.

Потом, после оживленного разговора с рыбаками, вышли из гавани.

Как только они обогнули скалистый мыс, и их не стало видно из гавани, Сандекер увеличил скорость, постепенно доведя ее до тридцати узлов. Странно было видеть неуклюжий корпус, летящий над волнами, как гидроплан на «Голд Кап».[13] Волны расступались перед увеличивающим скорость «Гримси», смыкаясь за кормой в бурлящий кильватерный след. Питт нашел карту берега и положил на столик рядом с Сандекером.

— Это примерно здесь. — Питт карандашом отметил место на карте. — Двадцать миль на юго-восток от Кефлавика.

Сандекер кивнул.

— Не больше полутора часов. При такой-то скорости. Ты только посмотри, дроссель еще два дюйма не дошел до предела.

— Погода превосходная. Надеюсь, она удержится.

— Облаков нет ни в одной стороне. В это время года у южной оконечности Исландии обычно тихо. Худшее, что нас может ждать, это туман. Он появляется во второй половине дня.

Питт сел, вытянул ноги и посмотрел на скалистый берег.

— По крайней мере можно не беспокоиться о горючем.

— Что говорят приборы?

— Баки полны на две трети.

Мозг Сандекера работал как берроузовский арифмометр.[14]

— Для наших целей хватит. Нет смысла беречь горючее, тем более что платит по счету Рондхейм.

Довольный, он еще увеличил скорость.

«Гримси» опустил корму и полетел над волнистым синим морем, поднимая два гигантских облака брызг. Впрочем, Сандекер не всегда рассчитывал маневры. Тиди как раз поднималась по лестнице из камбуза, осторожно неся поднос с тремя чашками кофе, когда адмирал увеличил обороты. Неожиданный разгон застал ее врасплох, поднос взвился в воздух, а сама Тиди исчезла в камбузе, как будто ее сдернули туда невидимой рукой. Ни Питт, ни Сандекер не заметили этого водевильного падения.

Тридцать секунд спустя, гневно вскинув голову, Тиди снова появилась в рубке: ее волосы промокли, блузка была залита кофе.

— Адмирал Джеймс Сандекер! — визгливо, перекрывая гул двигателей, крикнула Тиди. — Когда вернемся в отель, добавьте к вашему счету стоимость новой блузки и похода в парикмахерскую.

Сандекер и Питт посмотрели на нее, потом, ничего не понимая, переглянулись.

— Я могла попасть в больницу, — продолжала Тиди. — Если хотите, чтобы я в этом плавании была буфетчицей, будьте повнимательнее.

С этими словами она повернулась и снова исчезла в камбузе.

Сандекер свел брови.

— Что это было?

Питт пожал плечами.

— Женщины редко объясняют свои поступки.

— Для менопаузы она слишком молода, — размышлял Сандекер. — Должно быть, у нее менструация.

Мысленно аплодируя ему, Питт сказал:

— Все равно это вам будет стоить новой блузки и похода к парикмахеру.

Тиди потребовалось десять минут, чтобы снова сварить кофе. Учитывая, под каким углом «Гримси» навис над водой, разрезая вершины волн, она проявила профессиональную ловкость, умудрившись в упрямой решимости добраться до рубки и не пролить ни капли из трех чашек.

Прихлебывая кофе и глядя, как темно-синяя вода расступается перед старым кораблем, Питт не сдержал улыбку.

Но потом он вспомнил о Ханневелле, о Файри, о Матаджике, об О’Рейли и перестал улыбаться.

Без улыбки он следил за тем, как перо эхолота выписывает зигзаги, рисуя поверхность морского дна. Дно находилось на глубине в сто тридцать футов. Питт не улыбался: где-то там, внизу, лежит самолет с мертвым экипажем, и он должен его найти. Если повезет, эхолот покажет неправильный выступ на дне.

Надеясь на лучшее, он отмечал расположение береговых утесов.

— Вы уверены в том, где искать? — спросил Сандекер.

— На двадцать процентов уверен, на восемьдесят — догадываюсь, — ответил Питт. — Будь у меня ориентир, «Улисс», я бы изменил соотношение в нашу пользу.

— Жаль, но вчера я не знал, что вы задумали. Официальный запрос о спасении был направлен через несколько часов после вашего крушения. Спасательная служба ВВС из Кефлавика подняла ваш «Улисс» из прибоя своим гигантским вертолетом. Надо отдать им должное — работают очень эффективно.

— Эта эффективность нам дорого обойдется, — сказал Питт.

Сандекер помолчал, внося изменения в курс.

— Проверили оборудование для погружений?

— Да, там все, о чем мы просили. Напомните, чтобы я угостил выпивкой этих госдеповских людей из консульства, когда вернемся. Переодеться рыбаками и продавать приманку всего через пару часов после того, как вас известили, — это нужно уметь. Всякий, кто наблюдал бы за этим в бинокль, решил бы, что встреча совершенно случайная. Они так незаметно переложили оборудование, пока вы торговались из-за приманки, что я и с десяти футов едва это заметил.

— Все равно мне это не нравится. Нырять опасно, а опасность — приближение смерти. Должен вам сказать, что я не склонен нарушать собственные приказы и позволять своим людям нырять без должной подготовки в неизвестных водах. — Сандекер переступил с ноги на ногу. Он поступал вопреки собственному мнению, в каждом его движении читалось недовольство. — Что вы надеетесь найти, кроме обломков самолета и разбухших тел? Откуда вы знаете, что нас не опередили?

— Существует определенная вероятность, что на телах есть опознавательные знаки, которые могли бы привести нас к человеку, стоявшему за этой загадкой. Одно это оправдывает попытку найти их останки. Но гораздо важнее самолет. Номера и опознавательные знаки на нем закрашены, на расстоянии можно было разглядеть только силуэт. Только этот самолет, адмирал, способен привести нас к убийце Ханневелла и Матаджика. Единственное, что нельзя покрыть черной краской, — это серийный номер двигателя под капотом на турбине. Если мы найдем самолет, и я отыщу номер, очень просто будет найти изготовителя и проследить путь двигателя к самолету и к его владельцу.

Питт помолчал, подстраивая эхолот.

— Ответ на ваш второй вопрос — опередить нас невозможно.

— Вы как будто слишком уверены в себе, — машинально сказал Сандекер. — Я ненавижу этого сукина сына, но должен признать, что мозги у него есть. Он уже должен был начать поиски пропавшего самолета.

— Верно, поиски с поверхности он мог начать, но на этот раз — впервые за все время — у нас преимущество. Никто не видел воздушный бой. Дети, которые нашли нас с Ханневеллом на берегу, сказали, что пошли посмотреть, только когда увидели в прибое «Улисс». А то, что нас не убили до того, как мы оказались в доме гостеприимного доктора, свидетельствует, что наземных наблюдателей не было. Итог: я единственный уцелевший, кто знает, где искать…

Питт неожиданно смолк, разглядывая линию на графике. Черная линия расширилась, превратившись в небольшое возвышение: песчаное морское дно неожиданно поднялось на восемь или десять футов.

— Думаю, мы его нашли, — спокойно сказал Питт. — Поворачивайте влево и пересеките наш кильватерный след, курс один-восемь-пять, адмирал.

Сандекер повернул руль и выполнил поворот на двести семьдесят градусов к югу, заставив «Гримси» мягко качнуться на волнах собственного следа. На этот раз перо дольше вычерчивало возвышение в десять футов, прежде чем вернуться к нулю.

— Глубина? — спросил Сандекер.

— Сто сорок пять футов, — ответил Питт.

— Судя по показаниям, мы только что прошли над ним от кончика одного крыла до кончика другого.

Несколько минут спустя «Гримси» остановился над указанным эхолотом возвышением. До берега была почти миля, под северным солнцем отчетливо виднелись черные отвесные утесы.

Поднялся легкий ветер, гладкая поверхность воды покрылась рябью. Легкое предупреждение, сигнал о приближении непогоды. Этот ветер заставил волосы на шее у Питта зашевелиться от мрачного предчувствия. Он впервые задумался о том, что найдет в глубине холодных атлантических вод.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Яркое, безоблачное голубое небо не задерживало солнечные лучи, и влажный неопреновый костюм Питта превратился в облегающий купальник: Питт проверял регулятор старого армейского акваланга «Дайверз Дипстар» с одним регуляторным шлангом. Он предпочел бы более современную модель, но просители не выбирают.

Можно считать, ему повезло: один из молодых работников консульства увлекался подводным плаванием, и снаряжение оказалось у него под рукой. Питт присоединил регулятор к баллону с кислородом. Таких баллонов у него было всего два. Хватит на пятнадцать минут, совсем немного для погружения на сто сорок футов. Единственное утешение: он будет на глубине так недолго, что можно не беспокоиться из-за декомпрессии.

Последним, что Питт увидел на палубе «Гримси», прежде чем сине-зеленая вода сомкнулась над его маской, были адмирал Сандекер, сонно сидящий с удочкой в руке, и Тиди, переодетая в экстравагантное одеяние Питта, с забранными в узел каштановыми волосами, энергично рисующая береговые утесы. Закрытый от взглядов с берега, Питт скользнул в воду за рубкой и превратился в часть морского безбрежья. Он был начеку. Без спутника погружение опасно и не допускает ошибок.

Потное тело соприкоснулось с ледяной водой, и от шока Питт едва не потерял сознание. Используя якорную цепь в качестве путеводной нити, он начал погружение, оставляя за собой цепочку пузырей, лениво поднимавшихся к поверхности.

По мере погружения свет убывал и видимость ухудшалась. Питт проверил два жизненно важных показателя. На указателе глубины было девяносто футов, а оранжевый циферблат подводных часов сообщил, что он под водой уже две минуты.

Постепенно показалось дно. Питт машинально трижды сглотнул, выравнивая давление на барабанные перепонки; его поразил цвет песка — угольно-черный. В отличие от большинства областей на Земле, где донный песок белый, вулканы Исландии покрыли дно ковром черных песчинок. Питт замедлил движение, зачарованный необычным черным цветом под покровом сине-зеленой воды. Видимость сорок футов — неплохо для такой глубины.

Он невольно развернулся на триста шестьдесят градусов. В поле зрения ничего не было. Питт поднял голову и увидел проплывающие смутные силуэты. Небольшая стая трески кормилась у дна своими любимыми рачками и крабами. Питт несколько мгновений наблюдал, как рыбы плывут над ним, чуть приплюснутые, окрашенные в темно-оливковый цвет с сотнями маленьких коричневых пятнышек. Жаль, адмирал ни одной не поймает, подумал Питт. Самая маленькая из них тянула не меньше чем на пятнадцать фунтов.

Питт начал, увеличивая круги, отходить от якорной цепи, ластом проводя черту в песке, чтобы обозначить свое продвижение. На глубине он частенько видел фантастические картины — зрительное восприятие искажалось, опасность становилась преувеличенно большой. На шестом круге он различил в голубой дымке смутные очертания. Быстро работая ластами, Питт поплыл в ту сторону. Через тридцать секунд его надежды умерли. Это была большая, неровная скала, торчавшая из дна, как остаток забытой крепости где-нибудь посреди пустыни.

Питт без усилия скользнул мимо сглаженных течениями боков скалы; он пытался восстановить контроль над меркнущим сознанием. Эхолот показывал не это, думал он. Слишком коническая вершина, чтобы сойти за фюзеляж самолета.

Самолет наверняка был где-то близко, но Питту пришлось открыть клапан запасного баллона, а это означало, что у него всего несколько минут до вынужденного подъема на поверхность.

Ему не потребовалось много времени, чтобы найти самолет. Тот лежал на брюхе, разломившись надвое — явное свидетельство силы удара. Питту становилось трудно дышать, пора было подниматься. Он пошире открыл клапан и устремился вверх. Питт поднимался в облаке пузырей, и водяной потолок над головой делался все ярче. На глубине тридцать футов Питт остановился и поискал киль «Гримси»: важно было выйти на поверхность с противоположной от берега стороны. Корабль, как жирная утка, лежал на воде, подобрав винты, как лапы, и чуть покачивался на волнах. Питт поискал солнце, чтобы определить направление. «Гримси» дрейфовал на якоре, развернувшись на сто восемьдесят градусов, так что теперь к берегу был обращен правый борт.

Питт поднялся на палубу с левого борта, положил баллоны и ползком добрался до рубки. Сандекер, не поднимая головы, медленно положил удочку на палубу, так же медленно прошел в рубку и остановился в дверях.

— Надеюсь, вам повезло больше, чем мне.

— Самолет лежит в ста пятидесяти футах с левого борта, — сказал Питт. — У меня не было времени искать внутри: не хватило воздуха.

— Лучше снимите костюм и выпейте кофе: у вас лицо синее, как фарфоровое блюдце.

— Пусть кофе остается горячим. Я успокоюсь, когда получу то, за чем мы пришли.

Питт двинулся к выходу.

Сандекер строго посмотрел на него.

— В следующие полчаса вы останетесь здесь. У нас еще полно времени. День только начался. Бессмысленно надрываться. Как любой ныряльщик, вы знаете, насколько опасно вторичное погружение. Два погружения на сто пятьдесят футов в течение получаса — определенно не миновать кессонной болезни. — Он помолчал и закончил: — Вы сами видели, как люди от боли выхаркивают куски собственных легких. Знаете таких, кого парализовало на всю жизнь. Даже если я загоню эту старую баржу, как лошадь, меньше чем за два часа не доставлю вас в Рейкьявик. Добавьте еще пять часов на перемещение в Лондон и к ближайшей декомпрессионной камере. Ни за что, мой друг. Спускайтесь вниз и отдохните. Я вам скажу, когда можно будет снова погружаться.

— Не буду спорить, адмирал, вы победили. — Питт расстегнул молнию на костюме. — Однако я думаю, мне разумней оставаться на палубе, чтобы все время видели нас троих.

— Кто нас увидит? Берег пуст, а с выхода из гавани мы не встретили ни одной лодки.

— Берег не пуст. За нами наблюдают.

Сандекер повернулся и через водное пространство посмотрел на береговые утесы.

— Может, я и старею, но мне еще не нужны очки. Будь я проклят, если вижу какой-нибудь отчетливый блеск.

— Справа, сразу за скалой, выступающей из воды.

— Ничего не вижу на таком расстоянии. — Адмирал посмотрел на скалу, указанную Питтом. — Если взять бинокль и посмотреть туда, получится так, словно я смотрю в замочную скважину и вижу там чей-то глаз. Вы уверены?

— Я видел отражение. На мгновение солнце отразилось от линз. Вероятно, бинокль.

— Пусть глазеют. Если спросят, почему на палубе только двое, Тиди мучилась внизу морской болезнью.

— Неплохое объяснение, — с улыбкой сказал Питт. — Пока между мной и Тиди в этом наряде нет разницы.

Сандекер рассмеялся.

— За милю даже в бинокль родная мать вас не различила бы.

— Не знаю, как воспринимать это.

Сандекер повернулся и посмотрел Питту в глаза, его губы дернулись в сухой усмешке.

— Не морочьтесь. Топайте вниз. Пора спать. Пришлю Тиди с чашкой кофе. И никаких штучек. Я знаю, каким эротичным становишься после трудного погружения.

Когда Сандекер разбудил Питта, в люке виднелся странный серо-желтый свет. Тот просыпался медленно, мозг пробуждался не сразу: краткий отдых подействовал сильнее, чем восьмичасовой сон. Питт почувствовал, что волнение уменьшилось. «Гримси» едва покачивался на пологих, длинных волнах. Ни намека на ветер. Воздух влажный и тяжелый.

— Погода меняется, адмирал?

— С юга накатился туман.

— Давно?

— Пятнадцать или двадцать минут назад.

— Быстро.

— Времени хватит… для быстрого погружения.

Несколько минут спустя Питт, уже облаченный в костюм, соскользнул за борт. Снова вниз, в мир, где нет ни звуков, ни ветра; вниз, в мир, где неизвестен воздух. Он выровнял давление в ушах и стал спускаться, сильно отталкиваясь ластами; затекшие мышцы болели, мозг еще не очнулся от сна.

Он плыл бесшумно, без усилий, словно подвешенный на проволоке, в меркнущих красках: темно-зеленый постепенно сменился мягким серым. Плыл без чувства направления, полагаясь только на чутье и немногие ориентиры на дне. И нашел.

Он осторожно приближался к самолету; сердце бухало, как большой оркестровый барабан; Питт по опыту знал, что, когда углубляешься в изуродованные обломки, каждое мгновение может таить смертельную опасность.

Он проплыл к рваному отверстию в фюзеляже, темневшему в восьми футах от крыльев в сторону хвоста, и его приветствовал морской окунь, совсем маленький, не больше шести дюймов длиной. Его оранжево-красные чешуйки резко выделялись на темном фоне и поблескивали в тусклом свете, как игрушки на рождественской елке. Окунь несколько мгновений смотрел на Питта глазами-бусинками, глубоко посаженными на колючей голове, потом заметался перед маской, когда Питт начал пробираться в самолет.

Как только его глаза привыкли к темноте, Дирк увидел груду сидений, сорванных с креплений в полу, и плавающие под потолком деревянные ящики. Вытолкнув два ящика в отверстие, Питт смотрел, как они поднимаются на поверхность.

Потом он увидел перчатку, в которой еще оставалась рука. Тело, от которого оторвало эту руку, было зажато между сиденьями в углу главного салона. Питт вытащил труп и обыскал. Должно быть, это был тот, кто через открытый люк стрелял из пулемета, решил Питт.

Голова представляла собой неприятное зрелище. Она превратилась в полужидкую массу, от центра красноватыми щупальцами отходили серое вещество мозга и обломки черепа и покачивались в течении. В карманах рваного черного комбинезона не нашлось ничего, кроме отвертки.

Питт сунул отвертку за пояс с балластом, потом отчасти проплыл, отчасти проскользнул в кабину пилота. Если не считать разбитого лобового стекла перед вторым пилотом, сердце самолета казалось пустым и невредимым. Но потом Питт взглянул на пузырьки своего дыхания, поднимавшиеся к потолку и извивающиеся змеей в поисках выхода. Пузырьки постепенно собирались в углу, окружая другой труп, всплывавший под давлением газов в разлагающемся теле.

На мертвом пилоте был такой же черный комбинезон. Быстрый обыск ничего не дал: карманы были пусты. Мимо Питта проплыл маленький окунь и начал клевать выпученный правый глаз пилота. Тяжело дыша, Питт оттолкнул тело с пути.

Он боролся с рвотным позывом, дожидаясь, пока выровняется дыхание.

Посмотрел на часы. Он провел под водой всего девять минут, а не девяносто, как подсказывало воображение. Оставалось мало времени. Питт быстро осмотрел маленькую кабину, поискал бортовой журнал, перечень проверок или справку о техобслуживании — хоть какой-нибудь письменный документ. Кабина надежно хранила свои тайны. Никаких записей. Нет даже наклейки, которую летчики прикрепляют к корпусу передатчика.

Когда он выбрался из самолета, у него было ощущение, словно он покидает материнскую утробу и заново рождается. Вода была темнее, чем когда он в нее погружался. Проверив хвостовой отсек, Питт перебрался к двигателю.

Безнадежное дело: правый двигатель почти целиком ушел в песок и ил. А вот с левым двигателем ему повезло. Он не только был доступен — в разбитый корпус легко можно было разглядывать капот самой турбины. Но судьба коварна: Питт отыскал место, где полагалось быть идентификационной пластине, но не нашел ее.

Остались только четыре небольших медных винта, когда-то удерживавшие эту пластину.

Питт в досаде ударил кулаком по капоту. Искать дальше бесполезно. Он знал, что все надписи и номера на инструментах, на электронном оборудовании и механических частях самолета заранее уничтожены.

Он молча проклял эту невероятную тщательность. Жутко было думать, что кто-то сумел предвидеть и предупредить все случайности. Несмотря на близкую к замерзанию воду, ручейки пота потекли по лицу под маской. Мозг Питта бесцельно напрягался, ставя проблемы и вопросы, но не способный найти решения. Не задумываясь, без осознанных усилий, Питт принялся следить за проделками маленького окуня. Рыба вплыла за ним в кабину и теперь кувыркалась около какого-то серебристого предмета у носа самолета. Питт почти тридцать секунд наблюдал за ней, не замечая ничего, кроме звука, с которым вырывались пузыри отработанного воздуха, прежде чем наконец отреагировал и узнал в длинном серебристом предмете гидравлический амортизатор нового колеса.

Он быстро подплыл и принялся внимательно разглядывать цилиндр. При крушении его оторвало от стойки и вместе с колесом и шиной выбросило из-под носа самолета. Все то же самое. Серийный номер производителя стерт с алюминиевого корпуса. Собираясь подняться на поверхность, Питт бросил последний взгляд вниз. И там, где цилиндр был вырван из стойки, разглядел небольшой знак — две грубых металлических буквы «С. К.». Достав отвертку из-за пояса, он вырезал рядом свои инициалы. Его «Д. П.» были той же глубины, что и «С. К.».

Ладно, больше нет смысла задерживаться, рассудил Питт.

Дышать становилось трудно: сигнал, что воздух кончается. Питт открыл резервный клапан и начал подъем. Окунь последовал за ним, но Питт повернулся и отогнал рыбку — та испуганно скрылась за гостеприимным камнем. Питт улыбнулся и кивнул. Веселому спутнику придется найти другого товарища для игр.

На глубине в пятьдесят футов Питт прогнул спину, глядя вверх, туда, где должна была быть поверхность, пытаясь определить, где «Гримси». Освещение казалось одинаковым по всем направлениям, и только поднимающиеся пузыри, которые он выдыхал, указывали дорогу в его родную стихию. Вокруг медленно светлело, но все равно было гораздо темнее, чем когда он покинул борт «Гримси». Питт в тревоге высунул голову из воды, и ее тут же окутал густой туман. Боже, подумал Питт, в этом супе невозможно найти корабль. А плыть к берегу — в лучшем случае иметь один шанс из четырех.

Питт снял баллоны с кислородом, привязал к уже снятому поясу с балластом и все вместе уронил на дно. Теперь плыть стало легко: резиновый костюм обеспечивает плавучесть.

Питт лежал молча, едва дыша, прислушиваясь к звукам в густом тумане. Вначале слышался лишь плеск воды о его тело. Но потом он уловил еле слышный голос… кто-то пел «Мой Бонни за океаном».[15] Питт приложил ладони к ушам, усиливая звук, определяя направление.

Потом легко, экономя силы, поплыл в ту сторону и через пятьдесят футов остановился. Указывающий направление сигнал стал громче. Спустя пять минут Питт коснулся корпуса «Гримси» и поднялся на борт.

— Хорошо поплавал? — небрежно спросил Сандекер.

— Ни пользы, ни удовольствия. — Питт расстегнул костюм, явив густую поросль черных волос. Он улыбнулся адмиралу. — Забавно, но мне показалось, что я слышу туманный рог.

— Это был не туманный рог, а лучший баритон хора Аннаполиса 1939 года.

— Лучше вы никогда не пели, адмирал. — Питт посмотрел Сандекеру в глаза. — Спасибо.

Сандекер улыбнулся.

— Благодарите не меня, а Тиди. Ей пришлось это прослушать раз десять.

Из тумана материализовалась Тиди и обняла Питта.

— Слава Богу, вы в безопасности.

Она прижалась к нему, капли влаги стекали по ее лицу, волосы падали спутанными прядями-змеями.

— Приятно знать, что кто-то без меня скучал.

Она отодвинулась.

— Скучал? Мягко сказано. Мы с адмиралом Сандекером умирали от беспокойства.

— Говорите за себя, мисс Ройял, — строго сказал Сандекер.

— Вы меня ни на секунду не обманули, адмирал. Вы тревожились.

— Правильно сказать «был озабочен», — поправил Сандекер. — Если мои люди гибнут, я принимаю это как личное оскорбление. — Он посмотрел на Питта. — Нашли что-нибудь ценное?

— Два тела и больше почти ничего. Кто-то проделал огромную работу, уничтожив все идентификационные знаки. На всех частях оборудования и инструментах серийные номера стерты заранее, до падения. Я нашел только две буквы, вырезанные в металле гидравлического цилиндра переднего колеса шасси.

Он с благодарностью взял полотенце, которое принесла Тиби.

— Я отправил наверх ящики. Вы их получили?

— Это было нелегко, — ответил Сандекер. — Они появились на поверхности в сорока футах от нас. С двадцать первой попытки мне удалось зацепить их шестом и подвести к борту.

— Открыли? — спросил Питт.

— Да. В них миниатюрные модели зданий… вроде кукольных домиков.

Питт выпрямился.

— Кукольные домики? Вы имеете в виду трехмерные архитектурные макеты?

— Называйте как хотите. — Сандекер смолк и стряхнул пепел за борт. — Отличная работа. Удивительные детали всех сооружений. Каждый этаж раскрывается, и можно осмотреть внутреннее устройство.

— Дайте-ка взглянуть.

— Мы отнесли их на камбуз, — сказал Сандекер. — Кстати, там вы можете обсушиться и выпить горячего кофе.

Тиди уже переоделась в обычные брюки и блузку. Она решительно отвернулась, когда Питт снимал мокрый гидрокостюм и переодевался в свой пестрый наряд.

Он улыбнулся, глядя, как она возится у плиты.

— Грели их для меня? — спросил он.

— Ваши тряпки гея? — Она повернулась к нему, начиная краснеть. — Шутите? Вы выше меня на восемь дюймов и тяжелей фунтов на шестьдесят. Я буквально тонула в этих проклятых лохмотьях. Словно надела палатку. По ногам, рукам и плечам словно ураган гулял. Холодный!

— Искренне надеюсь, что не причинил ущерба жизненно важным частям вашего тела.

— Если вы о моей будущей сексуальной жизни, то я опасаюсь худшего.

— Сочувствую, мисс Ройял. — Слова Сандекера прозвучали не слишком убедительно. Он поставил ящики на стол и снял с них крышки. — Ладно, вот они — тут и мебель, и занавеси.

Питт заглянул в первый ящик.

— Никаких признаков ущерба от воды.

— Ящики были водонепроницаемые, — сказал Сандекер. — И так старательно упакованы, что ничуть не пострадали в катастрофе.

Назвать модели просто шедеврами трудного мастерства было бы большим преуменьшением.

Адмирал был прав. Подробности поразительны. Каждый кирпич, каждый подоконник — все точно подогнано по размерам и расположению. Питт снял крышу. Ему приходилось видеть в музеях модели зданий, но такого мастерства он не встречал. Создатели этих шедевров ничего не упустили. Картины на стенах совершенны по краскам и исполнению. На обивке мебели — крошечный рисунок. С телефонов можно снять трубки, а сами телефоны проводами соединены с розетками в стене. И заключительный штрих — рулончики бумаги в туалетах разворачиваются. Первая модель здания состояла из четырех этажей и подвала. Питт по одному поднимал их, тщательно изучал, что внутри, и так же осторожно опускал на место. Потом осмотрел второй макет.

— Это я знаю, — сказал он негромко.

Сандекер поднял голову.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Розовый дом. Трудно забыть здание из розового мрамора. Я побывал в этих стенах лет шесть назад. Мой отец входил в финансовую делегацию и по поручению президента совещался с министрами финансов латиноамериканских государств. Я взял тридцатидневный отпуск в Военно-воздушных силах и в этой поездке выполнял обязанности адъютанта и пилота отца. Да, я хорошо помню ту поездку, особенно экзотическую черноглазку — маленькую секретаршу.

— Избавьте нас от ваших эротических эскапад, — нетерпеливо сказал Сандекер. — Где это здание?

— В Сальвадоре. Эта модель — точная, в масштабе, копия здания Национального конгресса Доминиканской Республики. — Он показал на первый макет. — Судя по конструкции и рисунку, вторая модель тоже представляет собой здание законодательного органа другой южно- или центральноамериканской страны.

— Здорово, — без всякого энтузиазма сказал Сандекер. — Наш человек коллекционирует миниатюрные модели зданий законодательных собраний.

— Это мало что нам говорит. — Тиди налила Питту кофе, и он задумчиво отпил. — Кроме того, что черный реактивный самолет выполнял двойное задание.

Сандекер встретился с его взглядом.

— Вы хотите сказать, что он вез эти модели, когда изменил курс и едва не расстрелял вас и Ханневелла?

— Совершенно верно. Очевидно, один из рыбацких траулеров Рондхейма заметил вертолет у берегов Исландии и вызвал по радио самолет, который поджидал вас, когда вы достигли побережья.

— Но при чем тут Рондхейм? Не вижу, что его с этим связывало бы.

— Хватаюсь за соломинку, — пожал плечами Питт. — Признаю, что иду на ощупь. И, опять же, сам не вполне убежден, что за этим стоит Рондхейм. Он как дворецкий в старом детективе. Все побочные улики, все сомнения указывают на него, делая его самым очевидным подозреваемым. Но в конце наш друг дворецкий оказывается полицейским под прикрытием, а самый невероятный участник и окажется преступником.

— Почему-то не могу представить себе Рондхейма полицейским под прикрытием. — Сандекер пересек каюту и налил себе еще кофе. — Но для меня он в достаточной степени мерзавец, чтобы я хотел увидеть в нем виновника смерти Файри и Ханневелла и иметь возможность, сосредоточившись на этом ублюдке, прищучить его.

— Это будет нелегко. У него слишком прочная позиция.

— Если мне можно вставить словечко, — вмешалась Тиди, — вы оба ревнуете к Рондхейму, поскольку он завладел мисс Файри.

Питт рассмеялся.

— Чтобы ревновать, нужно влюбиться.

Сандекер улыбнулся.

— Показали змеиный язычок, леди?

— При чем тут это! Мне нравится Кирсти Файри.

— Вероятно, Оскар Рондхейм вам тоже нравится, — сказал Питт.

— Этот змей мне не понравился бы, будь он хоть генералом Армии Спасения, — ответила она. — Но надо отдать должное этому дьяволу. Прибрал к рукам и Кирсти Файри, и «Файри лимитед».

— Почему? Как по-вашему? — задумчиво спросил Питт. — Как Кирсти может его любить, если она от него в ужасе?

Тиди покачала головой.

— Не знаю. Но я видела боль в ее глазах, когда он сжал ее шею.

— Может, она мазохистка, а Рондхейм садист? — спросил Сандекер.

— Если Рондхейм действительно стоит за этими ужасными убийствами, надо обратиться к соответствующим властям, — умоляла Тиди. — Вы позволите ему зайти далеко, а он убьет вас обоих!

Питт состроил скорбную мину.

— Экая досада, адмирал. Ваша собственная секретарша так недооценивает двух своих любимых людей. — Он повернулся и печально посмотрел на Тиди. — Как вы могли?

Сандекер вздохнул.

— В наши дни почти невозможно встретить у подчиненных верность и преданность.

— Верность и преданность! — Тиди посмотрела на них, как на сумасшедших. — Какая еще девушка за скромное жалованье позволит везти себя за полмира в неудобных военных грузовых самолетах, мерзнуть в вонючих рыбацких лодках посреди Атлантического океана и подвергаться бесконечным приставаниям? Если это не верность, я бы хотела знать, что называют верностью бесчувственные мужчины.

— Вздор, вот как я это называю! — сказал Сандекер. Он положил руки на плечи Тиди и тепло посмотрел ей в глаза. — Поверьте, Тиди, я очень высоко ценю вашу дружбу и заботу о моем благополучии и, уверен, Дирк ценит вас не менее высоко. Но вы должны понять: мой близкий друг и трое моих верных людей убиты; было и покушение на Дирка. Клянусь Богом, я не из тех, кто прячется под матрас и звонит в полицию. Все это организовали неизвестные нам люди. Но только когда мы узнаем, кто они, я отступлюсь и передам дело представителям полиции. Вы со мной согласны?

На лице Тиди отобразилось удивление, так внезапно Сандекер обнаружил свои чувства; потом это выражение исчезло, и на глазах показались слезы.

Они прижалась головой к груди адмирала.

— Какая я глупая, — сказала она. — Всегда сболтну не подумав. Когда такое случится в следующий раз, пожалуйста, заткните мне рот.

— Не сомневайтесь, заткну, — ответил Сандекер так тихо, что Питт едва расслышал. Адмирал еще несколько секунд удерживал Тиди, потом отпустил. — Ну хорошо, поднимаем якорь и возвращаемся в Рейкьявик. — Он снова говорил серьезно. — Я бы выпил горячего пунша.

Питт неожиданно напружинился, поднял руку, призывая к молчанию, подошел к двери рубки и прислушался. Звук очень слабый, но он был. В тумане гудел мотор, работающий на очень высоких оборотах.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Слышите, адмирал?

— Слышу. — Сандекер стоял у него за плечом. — Примерно в трех милях и быстро приближается. — Он несколько секунд напряженно вслушивался. — Прямо по курсу.

Питт кивнул.

— Идет прямо к нам. — Он не видя уставился в туман. — Звук необычный, почти как у самолетного двигателя. Должно быть, там есть радар. В такую погоду даже сумасшедший рулевой не поведет судно с такой скоростью.

— Они знают, что мы здесь, — прошептала Тиди, как будто кто-то за бортом мог ее услышать.

— Да, они знают, что мы здесь, — подтвердил Питт. — Если не ошибаюсь, они явились, чтобы проверить нас. Любое незаинтересованное судно, едва заметив сигнал на радаре, постаралось бы обойти нас подальше. Эти люди напрашиваются на неприятности. Предлагаю дать им возможность позабавиться.

— Три кролика хотят поиграть со стаей волков, — сказал Сандекер. — Их в десять раз больше, чем нас, и, — негромко добавил он, — они, несомненно, вооружены до зубов. Наш единственный выход — «Стерлинги». Если мы отчалим, шансов догнать нас у них будет не больше, чем у кокер-спаниеля догнать борзую.

— Я бы не стал на это ставить, адмирал. Если они знают, что мы здесь, они знают и какой у нас корабль, и как быстро мы пойдем. Если они думают о захвате, их корабль должен быть быстрей «Гримси». И, думаю, он у них есть.

— Судно на подводных крыльях, верно? — спросил Сандекер.

— Точно, — ответил Питт. — А это значит, что они могут идти со скоростью от сорока пяти до шестидесяти узлов.

— Плохо, — спокойно сказал Сандекер.

— Но не очень плохо, — возразил Питт. — На нашей стороне по меньшей мере два преимущества.

Он быстро изложил свой план. У Тиди, сидевшей на скамье в рубке, тело занемело, а лицо под косметикой стало белым, как бумага. Она не верила своим ушам. И задрожала, даже голос стал неуверенным.

— Вы… вы не можете серьезно… вы говорите…

— Если я этого не сделаю, — спокойно сказал Питт, — у нас будут неприятности посерьезней, чем в «Ривер-сити».[16]

Он замолчал, глядя в бледное, непонимающее лицо; руки Тиди нервно мяли вязаную блузку.

— Да вы же задумали хладнокровное убийство. — Мгновение ее губы дрожали, она словно не могла говорить, но потом собралась с силами. — Нельзя ни с того ни с сего убивать людей. Ни в чем не повинных людей, которых вы даже не знаете.

— Годится, — резко сказал Сандекер. — У нас нет времени объяснять испуганной женщине, какова на самом деле жизнь. — Он смотрел на Тиди понимающе, но говорил властно. — Будьте любезны, спуститесь вниз и укройтесь за чем-нибудь, что может остановить пули. — Он повернулся к Питту. — Перерубите пожарным топором якорный трос. И дайте мне знак, когда нужен будет полный вперед.

Питт проводил Тиди к ступенькам на камбуз.

— Никогда не спорьте с капитаном корабля. — Он хлопнул ее по заду. — И не дуйтесь. Если эти местные настроены дружелюбно, вам нечего опасаться.

Питт замахнулся топором, и тут заработали «Стерлинги».

«Хорошо, что мы не платили страховку за повреждения», — сказал он про себя, когда топор перерубил трос, и тот бесшумно скользнул в воду: якорь навсегда остался на песчаном дне.

Невидимое судно было почти рядом, рев его двигателей сменился негромким гулом: рулевой сбросил скорость, готовясь встать рядом с «Гримси». Со своего места на носу, где, сжимая и разжимая руки, в которых держал топор, лежал Питт, он слышал плеск волн: это потерявшее скорость судно на подводных крыльях глубже оседало в воду. Питт осторожно привстал и напрягал зрение, тщетно пытаясь разглядеть в тумане движение. Нос окружала почти полная тьма. Видимость не больше двадцати футов.

Неожиданно показался корпус судна, медленно подходившего слева. Питт с трудом разглядел на палубе несколько туманных фигур; за ними было пятно света. Питт понял, что это рулевая рубка. Словно призрачный корабль с экипажем из привидений.

Призрачный корпус угрожающе навис над «Гримси»; Питт подумал, что длина чужака футов сто, а то и больше. Теперь он видел и других людей, молча застывших у фальшборта, пригнувшихся и готовых к прыжку. Автоматы в их руках сказали Питту все, что ему нужно было узнать.

Холодно и расчетливо, находясь не более чем в восьми футах от стволов призрачного судна, Питт проделал три движения так быстро, что они могли показаться одним.

Взмахнув топором над головой, он плашмя ударил им по кабестану — сигнал Сандекеру. Тем же движением он швырнул топор вперед, так что он впился в грудь первого человека, который уже перепрыгивал на палубу «Гримси». Они встретились в воздухе, и человек с ужасным криком упал на поручень. Он на мгновение повис, сжимая побелевшими пальцами деревянную накладку, и упал в серую воду. Не успело море сомкнуться над его головой, как Питт бросился ничком на палубу, а «Гримси» прыгнул вперед, как испуганная антилопа; над палубой пронесся град пуль, изрешетивших стены рубки, и старый баркас исчез в тумане.

Продолжая держаться ниже фальшборта, Питт пополз по палубе и через порог — в рубку. Ее пол был усеян осколками стекла и щепками.

— Никто не ранен? — спокойно спросил Сандекер еле слышно за ревом «Стерлингов».

— Во мне ни одной дырки. Как у вас?

— Ублюдки целились выше моей головы. Если добавить к этому, что я укоротился до трех футов, поймете, какое это счастливое сочетание. — Он повернулся и задумчиво взглянул на Питта. — Мне кажется, я еще до начала слышал крик.

Питт улыбнулся.

— Не могу лгать. Помог мой топорик.

Сандекер покачал головой.

— Я тридцать лет во флоте, но впервые экипажу под моей командой приходится отбиваться от абордажников.

— Проблема в том, чтобы предотвратить настоящий абордаж.

— Это будет нелегко. Мы идем вслепую. Их проклятый радар докладывает о каждом нашем движении. Больше всего надо опасаться столкновения. У них скорость на десять-двадцать узлов больше, и в жмурки выиграют они. Я не могу уйти от неизбежного. Если их рулевой хоть чего-то стоит, он использует свое преимущество в скорости, чтобы обогнать нас, потом повернет на девяносто градусов и ударит в середину нашего баркаса.

Питт ненадолго задумался.

— Будем надеяться, что их рулевой правша.

Сандекер недоуменно взглянул на него.

— Я не совсем понимаю.

— Левши в меньшинстве. Подавляющее преимущество за правшами. Когда судно на подводных крыльях начнет сближаться с нами — сейчас его нос не более чем в четырехстах ярдах за нашей кормой, — его невольно потянет свернуть направо, прежде чем он пойдет на таран. Это даст нам возможность использовать одно из двух наших преимуществ.

Сандекер посмотрел на Питта.

— Не вижу и одного, не говоря уже о двух.

— Судно на подводных крыльях удерживает на плаву скорость. Его крылья движутся в воде так же, как крылья самолета в воздухе. Скорость — его величайшее достоинство, но есть и величайший недостаток — отсутствие маневренности. Попросту говоря, корабль на подводных крыльях с трудом поворачивает.

— А мы поворачиваем легко. В этом дело? — пытался понять Сандекер.

— «Гримси» может сделать два круга внутри их одного.

Сандекер снял руки со спиц руля и принялся разминать пальцы.

— Звучит неплохо, только мы не знаем, когда они начнут свой круг.

Питт вздохнул.

— Будем прислушиваться.

Сандекер посмотрел на него.

— Выключим двигатели?

Питт кивнул.

Когда руки Сандекера вернулись на руль, костяшки его пальцев побелели, а рот был крепко сжат.

— То, что вы предлагаете, дьявольски рискованно. Достаточно не сработать стартеру одного «Стерлинга», и мы превратимся в легкую мишень. — Он кивнул в сторону камбуза. — Думаете о ней?

— Я думаю о всех нас. Стоим мы или удираем, мы на глубокой воде. На такое не ставят последний доллар, но, каким бы он ни был крохотным, это все равно шанс.

Сандекер пристально посмотрел на высокого мужчину в дверях. Он видел его упрямый взгляд и решительный подбородок.

— Вы упомянули два преимущества.

— Внезапность, — тихо ответил Питт. — Они знают, что должны сделать. Пусть у них радар, но читать наши мысли они не могут. Наше второе и главное преимущество — внезапность действий.

Питт взглянул на часы. Час тридцать, все еще середина дня. Сандекер выключил двигатели, и Питту пришлось напрячься, чтобы не рассеивалось внимание: неожиданная тишина и неподвижность тумана начали сказываться на его сосредоточенности. Солнце над головой превратилось в неяркий белый диск, который то тускнел, то становился ярче, когда наверху проходили слои тумана. Питт медленно и глубоко вдохнул, чтобы сохранить в легких ощущение прохлады и сырости.

Он вздрогнул — одежда была влажной от множества брызг, собравшихся на ней каплями. Питтсидел на крышке носового люка, дожидаясь, пока в ушах смолкнет грохот «Стерлингов» и он сможет услышать двигатель судна на подводных крыльях. Долго ждать не пришлось. Гром выхлопов усиливался, и Питт уловил его.

Все надо проделать как по нотам с первого раза. Второго шанса не будет. Оператор радара, вероятно, уже определил, что след на экране прекратил продвижение вперед и остановился на воде. К тому времени как он доложит об этом командиру и решение будет принято, менять курс будет уже поздно. У судна на подводных крыльях более высокая скорость, а значит, его нос буквально уткнется в корму «Гримси».

Питт проверил контейнеры, лежащие рядом с ним на палубе, — возможно, в десятый раз. Никогда у него не было такого необычного, наспех подготовленного арсенала.

Один из контейнеров — галонный стеклянный сосуд, найденный Тиди на камбузе. И три помятые, ржавые канистры разного размера, которые Питт раскопал в кладовке за машинным отделением. Если не считать содержимого и фитилей, торчавших из отверстий, у сосудов было очень мало общего.

Судно на подводных крыльях было теперь совсем близко. Питт повернулся к рубке и крикнул: «Давай!». Потом зажигалкой поджег фитиль стеклянного сосуда и приготовился к рывку «Гримси». Баркас начал движение, как скаковая лошадь, получившая стрелу в прямую кишку. Адмирал мрачно удерживал курс, сжимая руль, и каждую секунду ждал столкновения с носом противника. Неожиданно от руля отлетела спица и с грохотом ударилась о компас, и Сандекер понял, что по рубке стучат пули. Он по-прежнему ничего не видел, но знал, что экипаж судна на подводных крыльях стреляет в тумане вслепую, руководствуясь только данными радара.

Для Питта напряжение стало непереносимым. Взгляд его переходил со стены тумана перед носом баркаса на сосуд в руке. Пламя фитиля подошло близко к горлышку, в стекле плескался бензин. Пять секунд, не больше, и придется бросить сосуд за борт. Он начал отсчет.

Сосчитал до пяти и продолжил. Шесть, семь. Он напряг руку.

Восемь.

И тут из тумана появилось судно, идущее противоположным курсом, — появилось не более чем в десяти футах от поручня «Гримси». Питт бросил сосуд.

Следующее мгновение осталось в памяти Питта до конца его дней. Высокий светловолосый человек в кожаном плаще, сжимая поручень мостика, с ужасом смотрит на смертоносный предмет, летящий к нему в сыром воздухе.

Сосуд ударился рядом с ним о переборку, и человек исчез в ослепительно ярком пламени. Больше Питт ничего не видел. Суда стремительно разминулись, и корабль на подводных крыльях растворился в тумане.

У Питта не оставалось времени на размышления. Он быстро поджег фитиль одной из канистр. Сандекер резко развернул «Гримси» на сто восемьдесят градусов и повел вслед за противником. Тот замедлил ход, в сером тумане легко было разглядеть пульсирующее красно-желтое пламя. Адмирал направился прямо к нему. Он был уверен, что тот, кто тридцать секунд назад стрелял по «Гримси», уже не стоит на пылающей палубе, надеясь расстрелять старое корыто. Не было и опасности тарана, пока на судне пожар.

— Бросай еще! — крикнул он Питту в разбитое переднее окно рубки. — Пусть получат по заслугам!

Питт ничего не ответил. Ему едва хватило времени бросить канистру с бензином, а Сандекер уже снова развернул «Гримси» и повел баркас в новую атаку. Они еще дважды выскакивали из тумана, и Питт бросал сосуды с бензином, пока не истратил весь свой смертоносный арсенал.

И вдруг удар обрушился на «Гримси», сбросил Питта на палубу и вышиб остатки стекол из окон рубки, где стоял Сандекер. Судно на подводных крыльях взорвалось точно вулкан, в реве пламени и грохоте горящих обломков, и мгновенно от кормы до носа превратилось в огненный ад.

Эхо взрыва отразилось от береговых утесов, вернулось и опять улетело; Питт с трудом встал и, не веря собственным глазам, посмотрел на судно на подводных крыльях. То, что совсем недавно было великолепным судном, превратилось в горящие на воде обломки. Он едва добрался до рубки: из-за сотрясения и гула в ушах чувство равновесия временно отказало, а Сандекер в этот миг вновь развернул корабль и провел его мимо пылающего корпуса.

— Выживших заметили? — спросил он. Из щеки у него торчал осколок стекла, из пореза текла кровь.

Питт мотнул головой.

— Они свое получили, — жестко сказал он. — Даже если кто-то уцелел и оказался в воде, он умрет от холода раньше, чем мы его обнаружим.

В рубку вошла Тиди, держась за синяк на лбу. В ее глазах было полное недоумение.

— Что… что случилось? — только и сумела она спросить.

— Это не топливные баки, — сказал Сандекер. — Я в этом совершенно уверен.

— Согласен, — мрачно сказал Питт. — Должно быть, у них на палубе лежала взрывчатка, вроде моих самодельных бомб.

— Большая неосторожность с их стороны. — Голос Сандекера звучал почти бодро. — Неожиданный шаг, сказали вы, и сказали верно. Этим тупым ублюдкам не приходило в голову, что загнанная в угол мышь может сражаться как тигр.

— По крайней мере, мы сравняли счет.

Питт должен был бы переживать потрясение, но совесть его не тревожила. Месть: они с Сандекером действовали ради самосохранения и мести. Они отомстили за Ханневелла и остальных, но окончательный расчет еще далеко. Странно, подумал он, как легко убивать людей, которых не знаешь, чьи жизни тебе неизвестны. «Боюсь, ваша забота о жизни приведет вас к поражению, — сказал ему доктор Йонссон. — Умоляю вас, друг мой, не медлить, когда наступит решающий момент».

Питт испытывал мрачное удовлетворение. Момент наступил, и он не промедлил. У него не было времени даже подумать о боли и смерти, которые он причинял. Про себя Питт подумал: возможно, подсознательная терпимость к убийству незнакомцев и стала фактором, который сделал войны приемлемыми для человечества.

В его мысли вторгся голос Тиди.

— Они мертвы, все мертвы! — Она начала всхлипывать, прижимая ладони к лицу, раскачиваясь из стороны в сторону. — Вы их убили, хладнокровно сожгли!

— Прошу прощения, леди, — холодно сказал Питт. — Раскройте глаза пошире. Получше осмотритесь. Эти дыры в обшивке проделал не дятел. Цитируя вестерны, скажу: они первыми вытащили пистолеты, маршал. Тут уж кто кого. Вы неверно поняли сценарий, дорогая. Это мы хорошие парни. Это они собирались хладнокровно убить нас.

Она посмотрела в его строгое решительное лицо, заглянула в зеленые глаза, и ей вдруг стало стыдно.

— Я вас предупреждала. Когда я впадаю в истерику и раскрываю рот, его нужно заткнуть.

Питт посмотрел ей в глаза.

— До сих пор мы с адмиралом вас терпели. Покуда вы поите нас кофе, мы не жалуемся на обслуживание.

Она нежно поцеловала Питта, лицо ее было мокро от слез и тумана.

— Кофе сейчас будет.

И пальцами вытерла глаза.

— И умойся, — с улыбкой сказал ей Питт. — У тебя тушь на подбородке.

Она послушно спустилась на камбуз. Питт взглянул на Сандекера и подмигнул. Адмирал кивнул, демонстрируя мужское понимание, и снова повернулся к горящему кораблю.

Судно на подводных крыльях быстро тонуло, уходя кормой в воду. Море переливалось через поручни и со свистом, в облаках пара гасило пламя. Через несколько секунд на поверхности воды остались только вихри масляных пузырей, неопределимые обломки и пена — все это обозначало могилу.

Корабль словно был бесплотным призраком и исчез с уходом ночи.

Усилием воли Питт вернулся к злобе дня.

— Нет смысла здесь оставаться. Предлагаю как можно быстрее, насколько позволяет туман, вернуться в Рейкьявик. Чем быстрей и дальше мы окажемся от этого места, тем лучше для всех присутствующих.

Сандекер взглянул на часы. Час сорок пять. Стычка заняла не больше пятнадцати минут.

— Горячий пунш кажется мне все более соблазнительным, — сказал он. — Оставайтесь у эхолота. Когда дно поднимется до ста футов, мы по крайней мере будем знать, что идем вблизи берега.

Через три часа в двадцати милях к юго-западу от Рейкьявика они обогнули оконечность полуострова Кефлавик и вышли из тумана. Их приветствовало ослепительной яркостью кажущееся вечным исландское солнце. Над ними пролетел самолет «Пан-Американ», поднявшийся со взлетной полосы международного аэропорта Кефлавик; его блестящие алюминиевые бока отражали солнечные лучи; самолет сделал большой круг и полетел на восток, в Лондон. Питт печально смотрел ему вслед и сожалел, что сидит не в кресле пилота, а на палубе старой посудины. Его размышления прервал Сандекер:

— Не могу выразить, как мне жаль возвращать Рондхейму корабль в таком жалком состоянии.

Сандекер выпустил руль и махнул рукой в сторону разбитой рубки. На его лице появилась хитрая бесовская усмешка.

— Какая трогательная забота, — саркастически ответил Питт.

— Какого дьявола, Рондхейм может себе это позволить. Немного шпаклевки, немного краски, новые стекла — и все будет как новенькое.

— Рондхейм может посмеяться над ущербом «Гримси», но он точно не будет смеяться, узнав о судьбе судна на подводных крыльях и его экипажа.

Сандекер посмотрел в лицо Питту.

— Какая, по-вашему, связь между Рондхеймом и тем кораблем?

— Связь? Тот баркас, на котором мы стоим.

— Нужны более веские улики, — нетерпеливо сказал Сандекер.

Питт сел на скамью над маленьким ящиком и закурил.

— Мы счастья ждем, а на порог валит беда. Рондхейм все отлично придумал, но упустил шанс, один на тысячу, что мы справимся с его кораблем.

Мы гадали, зачем «Гримси» стоял у причала Файри. Да для того, чтобы идти за нами. Как только мы вышли бы в гавань на роскошной яхте, экипаж «Гримси» появился бы на причале и невзрачное рыбачье суденышко пошло бы за нами — приглядеть, на всякий случай. Если бы в море они что-нибудь заподозрили, нам бы от них было не отвязаться. Яхта могла дать узлов двадцать. Теперь мы знаем, что «Гримси» способен на сорок.

— Все бы отдал, чтобы увидеть их физиономии, — сказал с улыбкой Сандекер.

— На время они впали в панику, — согласился Питт, — но Рондхейм разработал альтернативный план. Надо отдать ему должное: изобретательная сволочь. Он подозревал нас гораздо сильней, чем мы думали. Как бы ни было, он точно знал, куда мы направимся. Он перестал сомневаться, когда мы словно случайно взяли более быстроходное судно. После того как прошел первоначальный шок, он ошибочно решил, что мы сознательно хотим его разоблачить. Но теперь он знал, куда мы направляемся.

— Черный самолет, — сказал Сандекер. — Нас должны были скормить рыбам после того, как мы установим его точное местоположение. Таков был его план?

Питт покачал головой.

— Не думаю, чтобы его исходный план предусматривал наше устранение. Мы его одурачили со снаряжением для ныряния. Он решил, что мы собрались искать обломки крушения с поверхности и только потом вернемся, чтобы пошарить на дне.

— Что заставило его передумать?

— Наблюдатель на берегу.

— Да откуда он взялся?

— Из Рейкьявика, приехал на машине. — Питт затянулся, удержал дым, выпустил его и продолжил: — Можно было, конечно, следить за нами с воздуха, но неизбежно возникало опасение потерять нас в исландском прибрежном тумане. И Рондхейм просто приказал одному из своих людей обогнуть на машине полуостров Кефлавик и ждать нашего появления. Когда мы показались, шпион последовал за нами по дороге вдоль берега и остановился, когда мы бросили якорь. Все выглядело невинно, по крайней мере в бинокль, но, как и Рондхейм, мы слишком многое считали само собой разумеющимся и упустили важную деталь.

— Невозможно, — возразил Сандекер. — Мы приняли все предосторожности. Тому, кто за нами наблюдал, понадобился бы телескоп с Маунт-Паломар[17], чтобы понять, что в вашем костюме сидит Тиди.

— Верно. Но в любой японский бинокль можно рассмотреть воздушные пузыри, которые я выдыхал, когда они поднимаются на поверхность и их освещает солнце.

— Проклятие! — буркнул Сандекер. — Вблизи они почти незаметны, но на расстоянии, в спокойном море да еще высвеченные солнцем…

— Шпион по радиотелефону в своей машине связался с Рондхеймом; скорее всего, он доложил, что мы ныряем на месте крушения. Рондхейм оказался загнанным в угол. Нас нужно было остановить раньше, чем мы обнаружим что-нибудь важное для его игры. Ему нужен был корабль, не уступающий в скорости «Гримси» и даже превосходящий его. Тут-то на сцене и появляется судно на подводных крыльях.

— Что же такого важного для его игры мы могли обнаружить? — спросил Сандекер.

— Мы знаем, что дело не в самолете и не в его экипаже. Там все следы, по которым их можно было бы опознать, стерты. Остается груз.

— Макеты?

— Макеты, — повторил Питт. — Это не просто хобби. У них вполне определенное назначение.

— И как вы намерены узнать, на кой черт они нужны?

— Очень просто. — Питт хитро улыбнулся. — Рондхейм скажет. Мы оставим их у парней из консульства с той лодки с приманкой, а сами как ни в чем ни бывало вернемся на причал Файри. Рондхейм обязательно захочет узнать, что мы обнаружили. Я рассчитываю на его неосторожность. И тогда мы ударим в его самое больное место.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Было уже четыре, когда они причалили к пристани Файри.

Причал был пуст, ни начальника пристани, ни охранника. Но Питт и Сандекер не обманывались. Они знали, что, как только «Гримси» обогнул гаванский мол, за каждым их движением начали следить.

Перед тем как вслед за Сандекером и Тиди покинуть маленький баркас, Питт написал записку:

ПРОСТИТЕ ЗА БЕСПОРЯДОК. НА НАС ОБРУШИЛСЯ ШТОРМ. ПРИШЛИТЕ НАМ СЧЕТ ЗА РЕМОНТ.

И подписался: «Адмирал Джеймс Сандекер».

Через двадцать минут они были в консульстве.

Молодые дипломаты, успешно сыгравшие роль рыбаков, на пять минут опередили их и уже заперли макеты в сейф. Сандекер тепло поблагодарил их и обещал возместить акваланг, который Питту пришлось выбросить.

Питт быстро принял душ, переоделся и на такси поехал в аэропорт Кефлавик.

Черное такси «вольво» вскоре оставило позади живописные бездымные кварталы города и по узкой асфальтовой дороге вдоль берега направилось к аэропорту Кефлавик, ревя мотором. Справа расстилался Атлантический океан, сейчас голубой, как воды Эгейского моря близ греческих островов. Ветер дул с океана, Питт видел идущую в гавань маленькую флотилию рыбацких лодок, раскачивающихся на волнах. Справа мелькала зелень лугов, пестревших пасущимся скотом и знаменитыми исландскими долгогривыми пони.

Глядя на мелькание прекрасных пейзажей, Питт думал о викингах — грязных, много пьющих, драчливых мужиках, грабивших все прибрежные города на морях, где плавали; впоследствии в легендах, передававшихся из столетия в столетие, их безгранично романтизировали и приукрашивали. Они высадились в Исландии, процветали тут, а потом исчезли. Но на острове, где закаленные люди в бурю и в туман ловят рыбу, которая кормит их и держит на себе экономику страны, традиции северян не были забыты.

К реальности Питта вернул голос таксиста. Они въехали в аэропорт.

— К главному терминалу, сэр?

— Нет, к гаражам обслуживания.

Шофер ненадолго задумался.

— Простите, сэр. Эти гаражи на краю поля, за пассажирскими терминалами. Туда можно проехать только с пропуском.

Что-то в выговоре шофера заинтересовало Питта. Потом он понял. Несомненный акцент американского Среднего Запада.

— Давайте все же попробуем, ладно?

Шофер пожал плечами и подъехал к выходу на летное поле, где из простого белого караульного помещения к ним вышел высокий, худой седовласый мужчина. Он в дружеском приветствии поднес пальцы к козырьку форменной фуражки. Питт опустил окно, высунулся и показал летное удостоверение.

— Майор Дирк Питт, — официальным тоном рявкнул он, представляясь. — По срочному поручению американского правительства. Я должен найти гараж, в котором можно спешно, вне графика произвести ремонт самолета.

Охранник, нагнувшись, посмотрел на него и, улыбаясь, пожал плечами.

Шофер вышел из кабины и сказал:

— Он не понимает по-английски, майор. Позвольте перевести.

Не дожидаясь разрешения, он взял охранника под руку и повел от машины к воротам; он тянул за собой охранника, дружелюбно жестикулировал и при этом разражался потоками исландских слов. Питт впервые внимательно посмотрел на своего добровольного помощника.

Среднего роста, чуть ниже шести футов, не старше двадцати семи лет, волосы цвета соломы и светлая кожа, какая обычно бывает у людей с такими волосами. Если бы Питт встретил его на улице, то решил бы, что это помощник менеджера, три года назад окончивший университет и трудящийся в банке своего тестя.

Наконец мужчины со смехом пожали друг другу руки и разошлись. Шофер снова сел за руль и подмигнул Питту, когда все еще улыбающийся охранник открыл ворота и пропустил их.

Питт сказал:

— Кажется, у вас неплохо получается с охранниками.

— Профессия обязывает. Грош цена тому таксисту, который не может уговорить охранника или полицейского пропустить его за ворота или через перегороженную улицу.

— Вы определенно овладели этим умением.

— Я по-прежнему работаю над этим… Какой-нибудь конкретный ангар? Их несколько, у каждой главной авиакомпании свой.

— Мне нужно общее обслуживание… место, где обслуживают транзитные самолеты, летящие не по расписанию.

Солнечные лучи отражались от белой подъездной дороги, заставляя Питта морщиться. Он достал из нагрудного кармана темные очки и надел их. Несколько больших самолетов стояли ровными рядами, демонстрируя эмблемы и Цвета американских и британских авиакомпаний. Под двигателями работало множество механиков; они же со шлангами в руках ходили под крыльями.

На другой стороне поля, в двух милях, Питт видел самолет Военно-воздушных сил США, несомненно проходящий ту же процедуру.

— Приехали, — объявил шофер. — Позвольте предложить свои услуги в качестве переводчика.

— Не нужно. Не выключайте счетчик. Я вернусь через несколько минут.

Питт вышел и через боковую дверь прошел в ангар — гигантское пустынное сооружение, занимавшее почти два акра. На полу, как немногие зрители в пустом зале, стояли пять небольших частных самолетов. Но внимание Питта привлек шестой. Старый трехмоторный «форд», известный как «Жестяной гусь». Гофрированный алюминиевый корпус, покрывающий брюхо и три мотора: один прямо на носу перед кабиной, другие два подвешены на паутине тросов и распорок. С непривычки трудно было представить себе, что эта конструкция способна летать, даже просто оторвать колеса от земли. Но прежние пилоты-пионеры клялись именем этой машины. Для них это была крылатая сукина дочь. Питт похлопал самолет по борту — ему хотелось бы когда-нибудь испытать его в воздухе; потом прошел к помещениям в конце ангара.

Открыв дверь, он оказался в помещении, которое представляло собой нечто среднее между раздевалкой и комнатой отдыха; Питт поморщился от ударивших в нос тяжелых, острых запахов пота, сигаретного дыма и кофе. Если не считать кофе, все напоминало атмосферу школьного спортивного зала. Питт несколько секунд стоял, глядя на пятерых у европейского вида кофейника; все смеялись над только что рассказанным анекдотом. В белых комбинезонах, безупречно чистых у одних, украшенных полосами масла у других. Питт с улыбкой направился к ним.

— Прошу прощения, джентльмены, кто-нибудь из вас говорит по-английски?

Лохматый длинноволосый механик, сидевший возле самого кофейника, поднял голову и протянул:

— Да, я говорю по-американски, если это подходит.

— Подойдет, — рассмеялся Питт. — Я ищу человека с инициалами S. C. Он, вероятно, специалист по гидравлике.

Механик подозрительно посмотрел на него.

— А кто еще ищет?

Питт заставил себя дружелюбно улыбнуться и снова достал удостоверение.

— Питт, майор Дирк Питт.

Целых пять секунд механик сидел неподвижно и бесстрастно, только глаза чуть расширились от удивления. Потом беспомощно воздел руки и опустил вдоль тела.

— Да, есть ваш человек, майор. Я знал, что слишком долго это счастье продолжаться не может.

Выговор оклахомской глубинки.

Настала очередь Питта делать бесстрастное лицо.

— Какое именно «счастье»?

— Да эти подработки, — удрученно ответил тот. — Работы над гидравликой для коммерческих авиалиний в свободное время. — Он печально смотрел на чашку кофе. — Я знал, что в Военно-воздушных силах это запрещено, но уж слишком хорошие деньги. Кто бы их упустил?

Питт посмотрел на него.

— Не знаю никаких приказов, которые запрещали бы вольнонаемному или даже офицеру заработать пару долларов, если он не на службе.

— Да приказы по Военно-воздушным силам тут ни при чем, майор. Распоряжение полиции Кефлавикской базы, отданное полковником Найджелом, который командует тут на поле. Он считает, что мы должны заниматься только военными самолетами и нечего помогать гражданским. Наверно, выслуживается перед шишками из Пентагона. Но вас бы не было здесь, если бы вы не знали всего этого.

— Довольно, — резко сказал Питт. Он посмотрел направо, налево, потом снова на механика ВВС. Взгляд его неожиданно стал холодным. — Когда говорите со старшим по званию, рядовой, надо вставать.

— Я не обязан целовать вам задницу, майор. Вы не в форме и…

Питту потребовалось две секунды, чтобы схватить стул, на котором сидел механик, за ножки, одним гибким движением уложить механика на спину и поставить ногу ему на горло. Остальные механики несколько секунд ошеломленно молчали. Потом опомнились и начали угрожающе окружать Питта.

— Отзови приятелей, или шею сломаю, — сказал Питт, с улыбкой глядя в полные страха глаза.

Механик, не в силах говорить — подошва Питта пережала ему дыхательное горло, — принялся бешено махать обеими руками. Остальные остановились и попятились — не столько из-за жестов товарища, сколько от ледяной улыбки Питта.

— Молодцы, — похвалил Питт. Он повернулся, посмотрел на беспомощного механика и чуть приподнял ногу, давая ему возможность говорить. — А теперь имя, звание и личный номер. Слушаю.

— Сэм… Сэм Кешман, — выдавил тот. — Сержант Военно-воздушных сил. Номер 1938568.

— Не так уж это и трудно, а, Сэм?

Питт наклонился и помог Кешману встать.

— Простите, сэр. Я подумал, что раз уж вы отдаете меня под суд…

— Плохо думаете, — прервал его Питт. — В следующий раз держите рот на замке. Вы признали себя виновным еще до предъявления обвинения.

— Вы меня не накажете?

— Начнем с того, что мне абсолютно все равно, подрабатываете вы или нет. Я не состою в штате Кефлавикской базы ВВС, и поэтому мне нет никакого дела до полицейских распоряжений этого вашего полковника Найджела. Поэтому не мне вас наказывать. Я просто хочу получить ответы на несколько простых вопросов. — Питт посмотрел Кешману в глаза и тепло улыбнулся. — Как насчет этого? Поможете?

На лице Кешмана было выражение искреннего восхищения и страха.

— Милостивый Христос, как бы я хотел служить под началом такого офицера. — Он протянул руку. — Спрашивайте, майор.

Питт ответил на рукопожатие.

— Первый вопрос: выцарапываете ли вы свои инициалы на оборудовании, которое ремонтируете?

— Да, можно сказать, это моя визитная карточка. Я хорошо работаю и горжусь этим. Если я ремонтирую гидравлическую систему самолета, и она возвращается ко мне с неполадками, я сразу понимаю, где неполадки. Мне это сберегает много времени.

— Приходилось заниматься носовым оборудованием двенадцатиместного английского реактивного самолета?

Кешман ненадолго задумался.

— Да, с месяц назад. Один из новых самолетов делового класса с двумя турбинами «Улисс». Дьявольская машина.

— Черный?

— Не видел. Было темно, час тридцать ночи, когда я получил вызов. — Он покачал головой. — Но черным самолет не был. Почти точно.

— Что-нибудь особенное про этот ремонт не вспомните?

Кешман рассмеялся.

— Разве что двух придурков, которые летели на этом самолете. — Он протянул чашку, предлагая Питту кофе. Тот покачал головой. — Короче, эти парни страшно торопились. Все время стояли над душой и понукали. Бесили. Похоже, у них где-то была жесткая посадка, и они посадили гидравлический затвор на цилиндре амортизатора. Им еще повезло, что нашлась замена в ангаре «БОАК».

— Внутрь заглядывали?

— Дьявол, нет. Они так охраняли вход, что можно было подумать, у них сам президент на борту.

— Есть хоть какое-то представление, откуда они прилетели и куда направлялись?

— Никакого, неразговорчивые были, сволочи. Говорили только о ремонте. Но рейс был, должно быть, местный. Они не дозаправлялись. Из Исландии на «Лорелее» без полных баков далеко не улетишь.

— Пилот должен был подписать документ на обслуживание.

— Нет, отказался. Сказал, что опаздывает и подпишет в следующий раз. Но заплатил. Вдвое больше, чем стоила работа. — Кешман помолчал, пытаясь прочесть что-нибудь в лице стоявшего перед ним человека, но оно было непроницаемым, как лицо гранитной статуи. — А что за вопросы, майор? Не поделитесь?

— Можно, — медленно ответил Питт. — Несколько дней назад «Лорелея» разбилась, и для опознания осталась только носовая часть. Я пытаюсь найти следы самолета, вот и все.

— Разве сообщали о крушении?

— Если бы не сообщали, меня бы здесь не было.

— Я знал, что-то в этих парнях было не так. Поэтому сам заполнил отчет об обслуживании.

Питт подался вперед, вглядываясь в глаза Кешмана.

— Что толку в отчете, если вы не можете опознать самолет?

Кешман хитро улыбнулся.

— Я, может, и деревенщина, но мамаша меня не сегодня утром родила. — Он встал и кивком указал на боковую дверь. — Майор, я вам сберегу целый день.

Он провел Питта в маленький тускло освещенный кабинет, где стояли стол, украшенный пятью десятками сигаретных ожогов, два столь же обшарпанных стула и огромный металлический шкаф, в котором хранят папки. Кешман прошел прямо к шкафу, выдвинул один из ящиков, порылся в нем, нашел то, что искал, и протянул Питту папку со следами грязных пальцев.

— Я не шутил, майор, когда говорил, что было слишком темно, чтобы разглядеть номера на оборудовании. Насколько я могу судить, самолета никогда не касались ни кисть, ни распылитель краски. Алюминиевый корпус блестел, словно только что с завода.

Питт раскрыл папку и просмотрел отчет об обслуживании. Почерк Кешмана оставлял желать лучшего, но в графе «Идентификационные данные самолета» было написано «Лорелея Марк VIII — В1608».

— Это все благодаря англичанину-инспектору с завода, где их собирают, — ответил Кешман, присевший на угол стола. — Я заменил изоляцию на носу, а потом взял фонарик и проверил основные взлетно-посадочные устройства — на случай повреждений или протечек. И пожалуйста, прямо под правой распоркой. Зеленый ярлычок с надписью, что взлетно-посадочные устройства этого самолета были осмотрены и признаны исправными главным инспектором Кларенсом Девонширом из «Лорелея эйркрафт лимитед».

И на том же ярлычке был напечатан серийный номер самолета.

Питт бросил папку на стол.

— Сержант Кешман! — рявкнул он.

Удивленный резким тоном, Кешман вытянулся по стойке смирно.

— Сэр?

— Ваша часть?

— Восемьдесят седьмая воздушно-транспортная эскадрилья, сэр.

— Отлично. — На лице Питта появилась широкая улыбка; он хлопнул Кешмана по плечу. — Вы совершенно правы, Сэм. Сберегли мне целый день.

— Хотел бы сказать то же самое о себе, — вздохнул Кешман, явно испытывая облегчение, — но за последние десять минут вы меня дважды перепугали до смерти. Зачем вам понадобилась моя часть?

— Чтобы знать, куда послать «Джек Дэниелс». Я понял, что вы любите виски.

Кешман удивился.

— Клянусь богом, майор, вы человечище! Знаете?

— Стараюсь, — ответил Питт, думая, как будет объяснять, почему в счет включена бутылка дорогого виски. Ничего, пусть скряга Санденкер не обижается, сведения того стоили. Это слово — скряга[18] — задержалось в сознании и заставило кое-что вспомнить. Питт сунул руку в карман.

— Кстати, вы это раньше видели?

Он протянул Кешману отвертку, найденную в черной «Лорелее».

— Ну и ну, вы только посмотрите! Можете не верить, майор, но это моя отвертка. Купил ее по каталогу фирмы инструментов в Чикаго. Она единственная такая на всем острове. Где вы ее взяли?

— В обломках самолета.

— Вот куда она исчезла, — сердито сказал сержант. — Эти мерзавцы украли ее. Так и знал, что у них дурное на уме. Скажите мне, когда суд, и я буду счастливей свиньи в навозе, когда буду давать против них показания.

— Не тратьте времени на подготовку речи. Ваши друзья никогда не предстанут перед судом.

— Погибли при крушении?

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

Питт кивнул.

— За свои преступления они не заплатят, но к чему беспокоиться? Когда расплата придет, она придет. Вот и все.

— Сэм, как философ вы не хуже, чем как гидравлик.

Питт снова пожал Кешману руку.

— До свидания и спасибо. Благодарен за помощь.

— Рад был помочь, майор. Оставьте отвертку себе на память. Я уже заказал новую, так что эта мне не понадобится.

— Еще раз спасибо.

Питт снова спрятал отвертку в карман и вышел из кабинета.

В такси Питт расслабился, достал сигарету, зажал в губах, но не стал прикуривать. Попытка отыскать серийный номер загадочного черного самолета была стрельбой наугад, но оправдалась как нельзя лучше. Он вообще не ожидал, что найдет что-нибудь. Глядя в окно на пролетающие мимо пастбища, Питт ничего не видел: он думал, удастся ли теперь привязать самолет непосредственно к Рондхейму. Эта мысль по-прежнему занимала его, когда он вдруг заметил, что картина местности изменилась. С полей исчезли скот и пони, холмы превратились в гладкую, ровную тундру. Питт повернулся и посмотрел в другое окно. Моря на прежнем месте не оказалось; теперь оно виднелось позади и вскоре медленно исчезло за горизонтом. Питт наклонился к переднему сиденью.

— У вас свидание с дочерью фермера, или вы едете кружным путем, чтобы накрутить счетчик?

Шофер нажал на тормоз, машина пошла медленнее и остановилась на обочине.

— Ключевое слово, майор, секретность. Я сделал небольшой крюк, чтобы мы могли побол…

Голос шофера затих, и не без причины: Питт сунул водителю в ухо острие отвертки.

— Не снимайте руки с руля и ведите свою колымагу назад в Рейкьявик, — спокойно велел Питт, — иначе ваше правое ухо соединится с левым.

В зеркало заднего обзора Питт внимательно наблюдал за лицом шофера, изучал голубые глаза, зная, что в них отразится любая попытка к сопротивлению. Ни тени выражения на мальчишеском лице, ни тени страха. Медленно, очень медленно лицо в зеркале расплылось в улыбке, перешедшей в искренний смех.

— Майор Питт, вы очень подозрительны.

— Если за три дня тебя трижды пытаются убить, поневоле станешь подозрительным.

Смех неожиданно прекратился, густые брови сошлись над переносицей.

— Три попытки? Я знаю только о двух…

Питт оборвал его, на восьмую дюйма засунув отвертку глубже в ухо.

— Вам повезло, дружище. Я мог бы заставить вас рассказать о вашем боссе и его операциях, но допросы в стиле КГБ не по мне. А теперь, допустим, вместо Рейкьявика вы тихо-мирно отвезете меня на базу в Кефлавике, но только теперь на ту сторону поля, где расположена база США; там вы присоединитесь к своим приятелям и поиграете в шарады с агентами ЦРУ. Они вам понравятся: умеют превратить увядающий цветок в украшение вечеринки.

— Это было бы неловко.

— А это уж ваши трудности.

В зеркале заднего обзора снова появилась улыбка.

— Не совсем, майор. Было бы любопытно посмотреть на вас, когда выяснится, что вы привели на допрос агента ЦРУ.

Рука с отверткой не дрогнула.

— Убого, — сказал Питт. — От первокурсника, пойманного в туалете за курением травки, я бы ожидал более убедительной истории.

— Адмирал Сандекер предупреждал, что с вами нелегко общаться.

Дверца была полуоткрыта; Питт воспользовался возможностью и прикрыл ее.

— Когда вы разговаривали с адмиралом?

— В его кабинете в НПМА через десять минут после того, как коммандер Коски доложил по радио, что вы с доктором Ханневеллом благополучно приземлились. Точнее, высадились на палубу «Катавабы».

Дверца осталась полуоткрытой. Ответ шофера соответствовал тому, что знал Питт: после прилета Сандекера в Исландию ЦРУ с ним не связывалось. Питт осмотрелся по сторонам. Ни следа жизни, ни следа засады, ни возможных сообщников. Он начал успокаиваться, спохватился и сжал отвертку с такой силой, что заболели пальцы.

— Хорошо, будьте моим гостем, — небрежно сказал Питт. — Но очень советую сидеть спокойно и не дергаться.

— Ни-ни, майор. Вы только успокойтесь и снимите с меня шапку.

— Снять с вас шапку? — не понимая, повторил Питт.

Он помешкал, потом свободной левой рукой медленно снял шапку с головы шофера.

— Приклеено изнутри, — шофер говорил негромко, но его слова звучали как приказ. — Там «Кольт-Дерринджер» двадцать пятого калибра. Возьмите его и уберите проклятую отвертку из моего уха.

По-прежнему одной рукой Питт раскрыл казенник «Дерринджера», провел пальцем по капсюлям маленьких патронов, убеждаясь, что пистолет заряжен, закрыл казенник и взвел курок.

— Пока все хорошо. Теперь выйдите из машины и держите руки так, чтобы я мог их видеть.

Он убрал отвертку из уха шофера.

Шофер вышел, встал перед машиной и небрежно оперся на бампер. Поднял правую руку и, морщась, принялся массировать ухо.

— Хитрый прием, майор. В книгах я такого не встречал.

— Читайте больше, — ответил Питт. — Задолго до того, как мы с вами родились, в войнах городских банд так пробивали через ухо мозг ни о чем не подозревающей жертвы.

— Вряд ли я забуду такой болезненный урок.

Питт вышел из машины, распахнул настежь дверцу и остановился за ней, как за щитом; его пистолет был наведен в сердце шоферу.

— Вы сказали, что говорили с адмиралом Сандекером в Вашингтоне. Опишите его. Рост, цвет волос, манеры, обстановка кабинета — все, что можете.

Шофера не пришлось уламывать. Он говорил несколько минут и закончил упоминанием нескольких любимых жаргонных слов Сандекера.

— У вас отличная память.

— Фотографическая, майор. Мое описание адмирала Сандекера легко могло быть заимствовано из досье. Возьмем в качестве примера ваше собственное досье. Майор Дирк Эрик Питт. Родился ровно тридцать два года четыре месяца и двенадцать дней назад в больнице Хогга в Ньюпорт-Бич, штат Калифорния. Имя матери Барбара, имя отца Джордж Питт, он сенатор от вашего родного штата. — Шофер говорил монотонно, словно читал по памяти вызубренное наизусть. Конечно, так и было. — Нет смысла перечислять три колодки ваших наград, которые вы никогда не носите, или рассказывать о вашей репутации. Если хотите, могу дать вам полный отчет о ваших действиях с того момента, как вы покинули Вашингтон.

Питт махнул пистолетом.

— Достаточно. Конечно, вы произвели на меня впечатление, мистер…

— Лилли. Джером Пи Лилли Четвертый. Я ваш связной.

— Джером Пи… — Питт изо всех сил старался не рассмеяться, но ничего не вышло. — Вы, должно быть, шутите…

Лилли сделал беспомощный жест.

— Смейтесь сколько хотите, майор, но в Сент-Луисе Лилли уже четвертое столетие очень уважаемая семья.

Питт ненадолго задумался. Потом сообразил.

— Пиво Лилли. Конечно, это оно и есть. Пиво Лилли. Какой там у вас девиз? Варим для гурманов.

— Оправдавшая себя реклама, — сказал Лилли. — Полагаю, вы один из наших довольных покупателей.

— Нет. Я предпочитаю «Будвайзер».

— Вижу, с вами очень трудно иметь дело, — простонал Лилли.

— На самом деле не так уж трудно. — Питт поставил пистолет на предохранитель и вернул его Лилли. — Вот прошу. Плохой парень не может рассказать такую историю.

Лилли поиграл пистолетом.

— Вы правильно поступили, майор. Я говорил правду.

— Далеко же вы ушли от пивоварни. Или это другая история?

— Очень скучная и долгая. Может, как-нибудь в другой раз. Расскажу свою биографию за стаканом папиной продукции. — Он спокойно, словно ничего особенного в этом не было, спрятал пистолет за подкладкой шапки. — Вы упомянули третье покушение на свою жизнь.

— Кто хвастал, что может представить подробное, час за часом, описание моих действий с вылета из Вашингтона? Вот вы и расскажите.

— Совершенства не бывает, майор. Сегодня я потерял вас на два часа.

Питт мысленно посчитал.

— Где вы были примерно в полдень?

— На южном берегу острова.

— И что вы там делали?

Лилли повернулся и бесстрастно посмотрел на пустые поля.

— Сегодня ровно в десять минут двенадцатого я перерезал ножом горло человеку.

— Значит, за «Гримси» наблюдали двое?

— «Гримси»? А, конечно — это ваш старый баркас. Да, я совершенно случайно наткнулся на второго парня. Когда вы с адмиралом и мисс Ройял повернули на юго-восток, я догадался, что вы бросите якорь в районе вашего с доктором Ханневеллом крушения. Я пересек полуостров, но приехал слишком поздно — ваше старое корыто оказалось быстрей, чем я думал. Вы уже писали бурю, а адмирал Сандекер прикидывался Айзеком Уолтоном.[19] Все казались такими довольными, что совершенно меня обманули.

— Но не вашего конкурента. У него бинокль оказался мощнее.

Лилли покачал головой.

— Это был телескоп. На треножнике, с увеличением в сто семьдесят пять раз.

— Значит, я действительно увидел блеск отражающего зеркала.

— Если солнце под правильным углом, блеск виден очень далеко.

Питт помолчал, закуривая сигарету.

— Говорите, вы его убили?

— Да, неудачно получилось, но он не оставил мне выбора. — Лилли наклонился над капотом «вольво» и провел рукой по лбу, очевидно, не слишком взволнованный. — Он… не знаю, как его звали, у него с собой не было никаких документов… он как раз говорил по рации, когда я вышел из-за камня и буквально наткнулся на него. И он и я все внимание уделяли вашему судну. Он меня не ждал, и я не ждал его. Должен сказать, что он начал действовать первым, не раздумывая. Достал из рукава складной нож — весьма старомодный, честно говоря, — и набросился на меня. — Лилли беспомощно пожал плечами. — Бедняга пытался бить ножом, а не резать… значит, не профессионал. Мне надо было бы захватить его живым и допросить, но я слишком увлекся и обратил его нож против него самого.

— Жаль, что вы не сделали этого на пять минут раньше, — сказал Питт.

— Почему?

— Он успел передать наши координаты, и его приятели явились убить нас.

Лилли вопросительно посмотрел на Питта.

— Зачем? Чтобы украсть несколько рисунков и ведро рыбы?

— Нечто гораздо более важное. Реактивный самолет.

— Знаю. Ваш загадочный черный самолет. Когда я догадался, куда вы направляетесь, мне пришло в голову, что вы станете его искать, но в вашем отчете не упоминалось точно…

Питт перебил с обманчивым дружелюбием.

— Я точно знаю, что после вылета из Вашингтона адмирал Сандекер не связывался ни с вами, ни с вашим управлением. Только мы с ним знаем, что было в моем отчете… — Питт неожиданно замолчал, вспоминая. — И еще…

— И еще секретарша, которая перепечатала его в консульстве, — с улыбкой закончил Лилли. — Поздравляю, майор, отчет отлично написан. — Лилли не стал объяснять, как секретарша консульства передала ему отчет, а Питт не потрудился расспросить. — Но скажите, майор, как вы собирались отыскивать затонувший самолет с мольбертом и удочкой?

— Ответ знала ваша жертва. Этот тип увидел в телескоп пузыри моего дыхания.

Лилли прищурился.

— У вас было снаряжение для ныряния? — спросил он. — Но откуда? Я наблюдал, как вы вышли из гавани. У вас с собой ничего не было. Я наблюдал за вами с берега: ни вы, ни адмирал не покидали палубу больше чем на три минуты. Когда надвинулся туман, я потерял вас из виду.

— У ЦРУ нет монополии на хитрые импровизированные планы, — сказал Питт, улыбаясь. — Давайте устроимся поудобней в машине, и я расскажу вам о еще одном безмятежном дачном дне из жизни Дирка Питта.

Сидя на заднем сиденье и положив ноги на переднее, Питт рассказал Лилли, что произошло со времени отхода «Гримси» от причала Файри и до возвращения. И то, что точно знал, и то, что предполагал, — все, за исключением одной трудноуловимой мысли, которая все время царапала его сознание, — мысли относительно Кирсти Файри.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

— Значит, злодеем вы назначили Оскара Рондхейма, — сказал Лилли. — Но никаких осязаемых улик у вас нет.

— Согласен, все улики косвенные, — ответил Питт. — Больше всех это выгодно Рондхейму. Следовательно, у него есть мотив. Он убивал, чтобы заполучить подводный зонд и чтобы скрыть следы.

— Он мог бы действовать и хитрее.

Питт посмотрел на Лилли.

— Ладно, излагайте ваш более хитрый план.

— Как агент, которым довольны на службе, должен признать, что я в некотором замешательстве.

— В замешательстве. — Питт с деланной печалью покачал головой. — Не скажу, что меня очень успокаивает то, что безопасность моего государства находится в ваших руках.

Лилли улыбнулся уголками губ.

— Виновник замешательства вы, майор. Это вы разорвали цепь.

— Какую цепь? — спросил Питт. — Или я должен сам догадаться?

Лилли помедлил, прежде чем ответить. Наконец он прямо посмотрел на Питта.

— В последние восемнадцать месяцев в государствах, в одном за другим, от южного края Чили до северной границы Гватемалы, начала возникать цепь странных обстоятельств. Тайно, с помощью множества секретных маневров основные горнорудные компании Южной Америки объединились в гигантский синдикат. Внешне это обычное предприятие, но негласно все приказы администраций исходят из одного неизвестного источника.

Питт покачал головой.

— Невозможно. Я могу назвать по меньшей мере пять стран, которые национализировали свои горнодобывающие картели. Они не могут участвовать в частных предприятиях за своими границами.

— Тем не менее это доказанный факт. Там, где шахты национализированы, управление осуществляет некая организация за пределами страны. Высококачественная железная руда из Парнагус-Жаниоса в Бразилии, бокситовые шахты в Доминго в Доминиканской Республике, правительственные серебряные копи в Гондурасе — все ониполучают указания от одной неизвестной личности. Или личностей.

— Как вы получили эту информацию?

— У нас много источников, — ответил Лилли. — В том числе в самих горнодобывающих компаниях. К несчастью, наши контакты не доходят до высшего уровня менеджмента.

Питт погасил сигарету в пепельнице на дверце.

— Нет ничего загадочного в том, что кто-то пытается установить монополию. Но если у них получится, они получат огромную власть.

— Монополия — это само по себе плохо, — сказал Лилли. — Среди тех, чьи имена находятся на верху этого тотемного столба, — двенадцать богатейших людей Запада, сплошь обладатели огромных состояний в горнорудной промышленности. И у каждого такие длинные щупальца, что тянутся по меньшей мере к двум сотням других промышленных корпораций. — Лилли помолчал, глядя на Питта. — Получив монополию, они смогут вздуть цены на медь, алюминий, цинк и еще нескольких коммерчески важных материалов до небес. Возникшая в результате инфляция подорвет экономику тридцати государств. И, конечно, одними из первых будут поставлены на колени Соединенные Штаты.

— Необязательно, — возразил Питт. — В этом случае пострадают и финансовые империи этих олигархов.

Лилли улыбнулся и кивнул.

— В том-то и дело. Эти люди — Ф. Джеймс Келли из США, сэр Эрик Маркс из Великобритании, Роже Дюпюи из Франции, Ханс фон Хуммель из Германии, Тан Махани из Ирана и остальные, всего примерно десять человек, — все верны своим правительствам. Любой из них может уклоняться от уплаты налогов, но ни один не станет добровольно вызывать экономическую катастрофу.

— Так кому же это выгодно?

— Мы не знаем.

— И какая связь с Рондхеймом?

— Никакой, за исключением его контактов с Кирсти Файри и ее зарубежными интересами в горнодобывающей промышленности.

Наступила долгая тишина, потом Питт медленно проговорил:

— И главный вопрос: каково ваше место во всем этом? Какое отношение к Исландии имеет захват горнорудной промышленности в Латинской Америке? ЦРУ послало вас притворяться таксистом не для того, чтобы узнать систему местных дорог. Пока другие агенты из укрытия за фикусами в горшках следят за Келли, Марксом, Дюпюи и остальными, ваша задача — следить за другим участником этой финансовой группы. Назвать его имя, или вы сами напишете его на листочке и запечатаете в конверт со штампом «Прайс Уотерхаус»?[20]

Лилли несколько мгновений задумчиво смотрел на него.

— Вы стреляете наугад.

— Неужели? — Питт чувствовал, что целится верно. — Ладно, на мгновение забудем чувства и прочее, не имеющее отношения к делу. Адмирал Сандекер рассказал, что связывался с руководством всех портов от Буэнос-Айреса до Гуз-Бей[21] и установил: в эти порты двенадцать раз заходило судно, похожее на переоборудованный «Лакс». Но он не говорил, что выяснял это сам. Кто-то проделал работу за него. И этот кто-то — ЦРУ.

— В этом нет ничего необычного, — спокойно ответил Лилли. — Получить данные нам часто бывает легче, чем правительственным агентствам, связанным с морем.

— Только вот информация была у вас еще до того, как ее запросил Сандекер.

Лилли ничего не ответил. В этом не было необходимости. За него говорило его мрачное лицо. Это сказало Питту все, что было нужно.

— Однажды вечером, несколько месяцев назад, я встретился в баре с армейским офицером связи. Вечер был спокойным, нам обоим не хотелось гоняться за девушками, поэтому до самого закрытия мы сидели и выпивали. Он только что закончил службу на Смитфордской радиокоммуникационной станции в Хадсон-Бей, в Канаде; это комплекс из двухсот с лишним радиомачт, занимающий участок в тысячу акров. Не спрашивайте у меня имя и звание того парня, чтобы прижучить его за разглашение военных тайн. Я их уже забыл.

Питт помедлил, удобнее устроил ноги и продолжал:

— Он очень гордился своими установками, тем более что был среди тех, кто их разрабатывал и строил. Он рассказал, что это сложнейшее оборудование способно прослушивать любые радиопереговоры севернее Нью-Йорка, Лондона и Москвы. После установки оборудования его и других армейских офицеров вежливо попросили перебраться в другое место. Это, конечно, только его догадка, но он считал, что станция перешла в ведение Национального разведывательного управления с задачей добывать данные для Министерства обороны и ЦРУ. Интересное предположение, особенно если учесть, что Смитфорд рекламируют как спутниковую станцию слежения.

Лилли наклонился вперед.

— И к чему все это ведет?

— К двум джентльменам по имени Матаджик и О’Рейли. Оба покойные.

— Думаете, я их знал? — с любопытством спросил Лилли.

— Только по именам. Не вижу причин объяснять, кто они такие. Вы это сами знаете. Ваши люди в Смитфорде перехватили сообщение Матаджика Сандекеру относительно местонахождения давно потерянного «Лакса». В то время это могло ничего не значить для ваших аналитиков, но их электронные уши, несомненно, насторожились, когда услышали последнее сообщение пилота за несколько секунд до того, как черный реактивный самолет отправил всех троих в море. В этот момент началось расследование.

Адмирал Сандекер играл хитро — он рассказал береговой охране вымышленную историю о пропавшем оборудовании и просил организовать поиски на месте исчезновения самолета. Ничего не нашли… вернее, ничего не сообщали о находках. Береговая охрана вышла из игры, но не ЦРУ — ведь там с самого начала знали, где судно с исчезнувшим экипажем. Всякий раз как судно сообщало на свою базу в Исландии свои координаты, компьютеры перехватывали радиограмму. Специалисты в вашей конторе в Вашингтоне учуяли связь между пропавшим подводным зондом и захватом горной промышленности в Латинской Америке, поэтому вернулись в прошлое и проследили за всеми передвижениями судна вдоль Атлантического побережья. Когда Сандекер запросил те же сведения, они выждали несколько дней, а потом, стараясь не улыбаться, передали ему заранее заготовленный экземпляр.

— Вы ждете, что я соглашусь со всем…

— Мне все равно, с чем вы согласитесь, — устало сказал Питт. — Я просто указываю вам на некоторые объективные факты. Сопоставьте их, и они сами назовут имя мужчины, за которым вы ведете наблюдение в Исландии.

— Откуда вы знаете, что это не женщина? — спросил Лилли.

— Оттуда, что вы пришли к тому же заключению, что и я: Кирсти Файри может управлять «Файри лимитед», но самой Кирсти Файри командует Оскар Рондхейм.

— Значит, мы возвращаемся к Рондхейму.

— А разве мы от него уходили?

— Очень умное рассуждение, майор Питт, — сказал Лилли.

— Не заполните ли некоторые пробелы?

— Без приказа я не могу разглашать постороннему подробности наших операций. — Лилли говорил официально, но не слишком убедительно. — Однако я могу подтвердить ваши заключения. Во всех своих выводах вы совершенно правы. Да, мы перехватили послание Матаджика. Да, мы следили за «Лаксом». Да, мы считаем, что Рондхейм каким-то образом связан с горнорудным синдикатом. Помимо этого я мало могу добавить к тому, что вы уже знаете.

— Мы стали близкими друзьями, — с улыбкой заметил Питт. — Почему бы вам не звать меня Дирк?

Лилли благородно признал свое поражение.

— Как хотите. Но не смейте звать меня Джеромом. Я Джерри. — Он протянул руку. — Отлично, напарник. Не заставляйте меня жалеть, что принял вас в фирму.

Питт ответил на его улыбку.

— Держись этого вот парнишки и где только не побываешь.

— Этого я и боюсь, — вздохнул Лилли и некоторое время смотрел на голую местность, обдумывая поворот событий. Наконец он взглянул на часы. — Нам лучше вернуться в Рейкьявик. Благодаря вам меня ждет занятой вечер.

— Что на повестке?

— Прежде всего, я должен связаться со штаб-квартирой и передать серийный номер черного самолета. Если повезет, к утру там сумеют выйти на владельца. Надеюсь, это даст ценный след. Во-вторых, я собираюсь побродить по округе и посмотреть, где стояло судно на подводных крыльях. Кто-нибудь обязательно что-нибудь знает. Невозможно на таком маленьком острове держать в секрете подобное судно. В-третьих, два этих макета правительственных зданий в Южной Америке. Боюсь, выудив их из пучины, вы дали очень странный поворот всему делу. У них должна быть какая-то функциональная цель. Для того, кто их заказал, они чрезвычайно важны. А может, и нет. Для страховки нужно запросить Вашингтон, мнение специалиста по таким миниатюрам: пусть их внимательно осмотрит.

— По-деловому, изобретательно, профессионально. Продолжайте в том же духе. Со временем это может произвести на меня впечатление.

— Постараюсь, — саркастически ответил Лилли.

— В помощи не нуждаетесь? Я вечером свободен.

Лилли чуть улыбнулся, и Питт сразу насторожился.

— Ваши планы на вечер уже определены, Дирк. Хотел бы поменяться с вами местами, но долг зовет.

— Боюсь даже спросить, что вам рисует ваш мелкий грязный умишко, — сухо сказал Питт.

— Прием, о счастливчик. Вы отправляетесь на поэтический вечер.

— Шутите!

— Нет. Я совершенно серьезен. По особому приглашению самого Оскара Рондхейма. Хотя, подозреваю, это идея мисс Файри.

Брови Питта сошлись над проницательными зелеными глазами.

— Откуда вы знаете? До того, как вы подобрали меня у консульства, никакого приглашения не было.

— Тайна профессии. Иногда мы тоже умеем вытащить из шляпы кролика.

— Ладно, очко в вашу пользу. Можете приколоть себе за день золотую звезду. — Становилось прохладно, и Питт закрыл окно. — Поэтический вечер, — с отвращением сказал он. — Боже, вот это повезло!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Исландцы спорят, что элегантнее: большой дом, раскинувшийся на самом высоком холме над Рейкьявиком, или президентская резиденция Бессастадир. Этот спор может продолжаться до тех пор, пока оба сооружения не превратятся в пыль, потому что подлинной основы для сравнения нет. Дворец исландского президента — образец классической простоты, в то время как современное здание Оскара Рондхейма кажется порождением необузданного воображения Фрэнка Ллойда Райта.[22]

Целый квартал перед нарядными резными воротами был уставлен самыми дорогими автомобилями производства всех стран: «роллс-ройсами», «линкольнами», «мерседес-бенцами», «кадиллаками». На подъездной дорожке стоял даже русский «ЗИС»; из него выходили наряженные для вечернего приема пассажиры.

Восемьдесят или девяносто гостей заходили в мраморную гостиную и выходили из нее, бродили по террасе, разговаривая на множестве языков. Солнце, спрятавшееся было за случайное облако, теперь, хотя шел уже десятый час, ярко светило в окна. В конце длинной гостиной под массивным гербом с изображением красного альбатроса Кирсти Файри и Оскар Рондхейм приветствовали длинную вереницу гостей.

Кирсти в ослепительно белом платье с золотой отделкой была невероятно хороша, светлые волосы ее были убраны в классическом греческом стиле. Рондхейм, рослый, похожий на ястреба, возвышался над ней; его тонкие губы растягивались в улыбку, только когда того требовала вежливость. Он как раз принимал русских гостей и умело направлял их к длинному столу, уставленному рядами блюд с икрой и лососиной и увенчанному огромным серебряным сосудом с пуншем, когда глаза его чуть округлились, а принужденная улыбка застыла на губах. Гомон гостей неожиданно стих, а Кирсти напряженно замерла.

Питт вошел в зал с уверенностью поп-идола, для которого производить впечатление своим появлением — хлеб насущный. На последней ступени лестницы он извлек лорнет на тонкой золотой цепочке, висевший у него на шее, прижал стекло к правому глазу и принялся разглядывать пораженную публику, которая с таким же изумлением разглядывала его.

Никто не мог бы упрекнуть гостей, даже воззвав к строгим правилам этикета. Наряд Питта представлял собой костюм придворного времен Людовика XI, дополненный бог знает чем еще. Воротник и рукава красного пиджака украшало роскошное кружево, желтые бархатные брюки-дудочки исчезали в замшевых красных сапожках. Талию обвивал коричневый шелковый шарф, концы которого свисали до колен. Если Питт хотел произвести впечатление, ему это удалось в полной мере. Выждав, пока напряжение достигнет апогея, он изящно прошел по салону и остановился перед Кирсти и Рондхеймом.

— Добрый вечер, мисс Файри… мистер Рондхейм. Спасибо за любезное приглашение. Поэзия — мое любимое занятие. Я бы не пропустил ваш вечер за все кружева Китая.

Кирсти смотрела на Питта, полураскрыв рот. Потом хрипло сказала:

— Мы с Оскаром рады, что вы пришли.

— Да, рад снова видеть вас, майор…

Слова застряли в горле Рондхейма, словно он никак не мог вспомнить имя гостя; он схватил руку Питта и пожал ее.

Кирсти, чувствуя, что складывается неловкая ситуация, спросила:

— Вы сегодня не в мундире, майор?

Питт небрежно помахал лорнетом на цепочке.

— Боже, конечно нет. Мундиры такие скучные, вам не кажется? Я подумал, будет забавно, если я приду в таком костюме, что никто меня не узнает.

Он громко рассмеялся собственной сомнительной шутке, и все в пределах слышимости повернули к нему головы.

К радости Питта, Рондхейм заметно напрягся, чтобы вежливо улыбнуться в ответ.

— Мы надеялись, что придут также адмирал Сандекер и мисс Ройял.

— Мисс Ройял вскоре будет, — сказал Питт, разглядывая комнату в лорнет. — Но боюсь, адмирал не слишком хорошо себя чувствует. Он решил лечь пораньше. Бедняга, нельзя винить его после того, что произошло сегодня днем.

— Надеюсь, ничего серьезного.

Голос Рондхейма выдавал полное равнодушие к самочувствию Сандекера, но одновременно крайнюю заинтересованность причиной его нездоровья.

— К счастью, нет. Адмирал отделался всего несколькими ушибами и порезами.

— Несчастный случай? — спросила Кирсти.

— Это было ужасно, просто ужасно, — драматически ответствовал Питт. — Вы были так добры, что предоставили нам яхту, и мы поплыли на юг острова. Я рисовал берег, а адмирал рыбачил. А в час дня поднялся густой туман. Мы собрались возвращаться в Рейкьявик, и тут где-то в тумане произошел ужасный взрыв. Взрывная волна выбила окна в рубке, и адмиралу поцарапало голову в нескольких местах.

— Взрыв? — Голос Рондхейма прозвучал хрипло. — Вы знаете, что там взорвалось?

— Боюсь, нет, — ответил Питт. — Ничего не было видно. Мы, конечно, пробовали поискать, но видимость двадцать футов… мы ничего не нашли.

Лицо Рондхейма оставалось бесстрастным.

— Странно. Вы уверены, что ничего не видели, майор?

— Абсолютно, — ответил Питт. — Вы, очевидно, думаете так же, как адмирал Сандекер. Корабль мог наткнуться на мину времен Второй мировой войны, или пожар дошел до топливных баков. Мы известили местный береговой патруль. Но им остается только ждать, пока не сообщат о пропавшем корабле. Мы так переживали… — Питт замолк, видя, что подходит Тиди. — А, Тиди, вот и вы.

Рондхейм повернулся, он снова улыбался.

— Мисс Ройял. — Он поцеловал ей руку. — Майор Питт рассказывал об ужасном сегодняшнем происшествии.

Подонок, подумал Питт. Ему не терпится расспросить ее. В длинном синем платье, с распущенными рыжеватыми волосами, падающими на спину, Тиди казалась изящной и оживленной. Питт обнял ее за талию, так что его руки не было видно, и ущипнул за мягкую ягодицу. И улыбнулся, увидев в глазах Тиди понимание.

— Боюсь, я все пропустила. — Тиди убрала руку за спину, незаметно сжала мизинец Питта, вывернула и столь же незаметно сняла его руку со своей талии. — Взрыв застал меня на камбузе. — Она коснулась маленькой припухлости на лбу — лилового синяка, почти полностью закрашенного. — Следующие полтора часа я была не в себе. А бедный Дирк дрожал до самого Рейкьявика, и его постоянно рвало.

Питт готов был расцеловать ее. Тиди мигом разобралась в ситуации и повела себя как настоящий боец.

— Думаю, нам пора пообщаться, — сказал Питт, взял Тиди за руку и отвел к столу с пуншем.

Он передал ей чашку пунша, и они положили себе закуски. Переходя вместе с Тиди от одной группы к другой, Питту приходилось подавлять зевоту. Он часто бывал на приемах и всегда легко вливался в толпу гостей, но в этот раз ему никак не удавалось закрепиться. В этом собрании была какая-то странная атмосфера. Он не мог понять что, но что-то определенно было не так. Присутствовали все обычные разновидности: скучающие завсегдатаи, пьяные снобы, рубаха-парни. Все говорившие по-английски были предельно вежливы. Никаких антиамериканских чувств — а ведь это обычное дело в разговорах представителей разных государств.

Внешне казалось, что это самая обычная встреча. Неожиданно Питт догадался. Наклонившись, он прошептал Тиди на ухо:

— Вы не чувствуете, что мы персоны нон грата?

Тиди с любопытством взглянула на него.

— Нет, все кажутся достаточно дружелюбными.

— Да, они общительны и вежливы, но по принуждению.

— Вы уверены?

— Я умею узнавать теплую, искреннюю улыбку, когда ее вижу. Пока я не видел ни одной. Мы словно в клетке. Зверей можно кормить, с ними можно разговаривать, но их нельзя трогать.

— Это глупо. Нельзя их винить, если они чувствуют себя неловко, общаясь с человеком, одетым как вы.

— В том-то и дело. Чудак всегда оказывается в центре внимания. Будь я абсолютно уверен, решил бы, что мы на поминках.

Тиди с хитрой улыбкой посмотрела на Питта.

— Вы нервничаете, потому что чувствуете себя не в своей тарелке.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Может, объясните?

— Видите тех двоих? — Она кивком показала направо. — У пианино.

Питт незаметно взглянул туда, куда показывала Тиди. Маленький, полный, лысый, энергичный человек оживленно жестикулировал, что-то говоря в густую седую бороду, начинавшуюся в десяти дюймах от его носа. Борода принадлежала другому человеку, худому, степенному, с серебряными волосами, падавшими намного ниже воротника и придававшими ему вид гарвардского профессора. Питт снова повернулся к Тиди и пожал плечами.

— Ну и что?

— Вы их не узнаете?

— А должен?

— Видно, что вы не читаете светские обзоры в «Нью-Йорк таймс».

— Я читаю только «Плейбой».

Она с типично женским выражением «мужчины такие тупицы» посмотрела на него и сказала:

— Печально, что сын сенатора Соединенных Штатов не узнает двух богатейших людей планеты.

Питт прислушивался к Тиди краем уха. И ему потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить ее слова. Но, когда это произошло, он опять повернул голову и внимательно посмотрел на двоих мужчин, по-прежнему занятых разговором. Потом снова обернулся к Тиди и так стиснул ее руку, что она поморщилась.

Тиди удивленно округлила глаза.

— Толстый лысый — это Ханс фон Хуммель. Второй, почтенного вида, — Ф. Джеймс Келли.

— Возможно, вы ошиблись.

— Возможно… нет, я уверена. Я однажды видела Келли на приеме по случаю инаугурации президента.

— Осмотритесь. Может, еще кого узнаете?

Тиди оглядела гостиную в поисках знакомых лиц. И ее взгляд задерживался не раз, а трижды.

— Старик в необычных очках, сидящий на диване, — сэр Эрик Маркс. А привлекательная брюнетка рядом с ним — Дороти Хауард, английская актриса.

— Она нам не нужна. Сосредоточьтесь на мужчинах.

— Еще только один кажется мне знакомым. Он только что вошел и разговаривает с Кирсти Файри. Я абсолютно уверена, что это Джек Бойл, австралийский угольный магнат.

— Как вы стали таким корифеем в том, что касается миллионеров?

Тиди пожала плечами.

— Любимое занятие одиноких незамужних девушек. Никогда не знаешь, когда с ним встретишься, так что нужно быть постоянно готовой к такому случаю, даже если он воображаемый.

— На этот раз ваша мечта осуществилась.

— И я этого не понимаю.

— Я тоже. Только мне кажется, что это встреча клана.

Питт вывел Тиди на террасу, и они неторопливо отошли в угол, подальше от толпы. Питт смотрел, как небольшие группы гостей проходят в дорогие двустворчатые двери, замечал, как они глядят на него и отворачиваются — не в замешательстве, а скорее как ученые, наблюдающие эксперимент и обсуждающие его возможные результаты. У него появилось неприятное ощущение, что прийти к Рондхейму — ошибка. Питт как раз обдумывал возможность незаметно удалиться, как Кирсти Файри заметила их и подошла.

— Не хотите перейти в кабинет? Мы начинаем.

— Кто читает? — спросила Тиди.

Лицо Кирсти просветлело.

— Оскар, конечно.

— О боже, — прошептал Питт.

Он позволил Кирсти отвести себя в кабинет, как ягненка на заклание; Тиди шла следом.

К тому времени как они вошли в кабинет и нашли свободные плюшевые кресла среди расставленных полукругом у возвышения, он был почти полон. Конечно, это было слабое утешение, но Питт считал, что им повезло: они сидели в последнем ряду у выхода, что давало возможность со временем незаметно исчезнуть. Но тут эта надежда рассеялась: слуга затворил дверь и запер ее на засов.

Через несколько секунд тот же слуга повернул выключатель, свет померк и кабинет погрузился в полную тьму. На помост поднялась Кирсти; ее осветили два розовых прожектора, и она стала похожа на мраморную греческую богиню, стоящую на пьедестале в Лувре. Питт мысленно раздевал ее, пытаясь представить себе, как она выглядит без одежды. Он покосился на Тиди.

Ее восторженное лицо заставило его задуматься, не в том ли направлении развиваются и ее мысли. Питт поискал руку Тиди, нашел и крепко сжал пальцы. Тиди была так поглощена увиденным на помосте, что не заметила прикосновения Питта и не ответила на него.

Стоя неподвижно, купаясь во взглядах невидимой публики, Кирсти довольно улыбнулась с той уверенностью, какую способна испытывать лишь женщина, знающая, что она прекрасна.

Наклонив голову к замолкшим в темноте зрителям, Кирсти заговорила:

— Дамы и господа, уважаемые гости! Сегодня наш хозяин Оскар Рондхейм представит вам свою последнюю работу. Он прочтет ее на нашем родном исландском языке. Затем, поскольку большинство из вас понимает по-английски, он прочтет избранные стихотворения замечательного современного ирландского поэта Шона Мэги.

Питт повернулся и прошептал Тиди:

— Следовало подкрепиться по меньшей мере еще десятью чашками пунша.

Лица Тиди он не видел. Но в этом не было необходимости: она резко ткнула его локтем в ребра. Когда Питт опять повернулся к помосту, Кирсти исчезла и ее место занял Рондхейм.

Можно было бы сказать, что следующие полтора часа Питт терпел все муки проклятых. И это была бы неправда. Через пять минут после того, как Рондхейм начал монотонно читать длинную исландскую сагу, Питт крепко уснул, уверенный, что в темноте никто не заметит отсутствия его восхищения поэзией.

На Питта накатилась первая волна сна, и он в сотый раз увидел себя на берегу; он держал в руках голову доктора Ханневелла. Снова и снова он беспомощно смотрел, как в его глаза глядят пустые глаза Ханневелла; тот отчаянно пытался заговорить, сделать свои слова понятными.

Наконец он произнес три слова, как будто не имеющие смысла, облако заволокло усталое старое лицо, и Ханневелл умер.

В этом сне странным было не бесконечное его повторение, а то, что всякий раз что-то изменялось. Всякий раз как Ханневелл умирал, что-то происходило иначе. В одном сне дети, как и на самом деле, находились на берегу. В следующем их не было видно. Однажды над головой пролетел черный реактивный самолет, качнув в неожиданном приветствии крыльями. Однажды даже появился Сандекер, он стоял над Питтом и Ханневеллом, печально качая головой. Погода, очертания пляжа, цвет неба — все это от видения к видению менялось. И лишь одна подробность оставалась неизменной — последние слова Ханневелла.

Питта разбудили аплодисменты. Он смотрел в темноту, обалдело собираясь с мыслями.

Загорелся свет; Питт помигал, привыкая к нему.

Рондхейм по-прежнему стоял на помосте, самодовольно принимая рукоплескания. Он поднял руки, призывая к тишине.

— Как почти все вы знаете, мой любимый отдых — запоминать стихи. Без ложной скромности скажу, что мои познания в области поэзии чрезвычайно обширны. Сегодня я хотел бы поставить на кон свою репутацию и предложить любому из присутствующих прочитать первую строчку любого стихотворения, пришедшего ему в голову. Если я не смогу продолжить четверостишие или вообще прочесть стихотворение, я пожертвую пятьдесят тысяч долларов на любимую благотворительность этого гостя.

Он немного подождал, пока не стихли взбудораженные голоса.

— Начнем? Кто первым бросит вызов моей памяти?

Встал сэр Эрик Маркс.

— «Если твой друг-опекун или мать…» Попробуйте для начала, Оскар.

Рондхейм кивнул.

— Говоря тебе мерзостности намеренного расточительства: Отвергни их слова, презри их волнение и заботу; и в конце концов сможешь повеситься или утонуть! — Он помолчал, чтобы усилить впечатление. — «Двадцать и один» Сэмюэля Джонсона.

Маркс подтверждая кивнул:

— Совершенно верно!

Следующим встал Ф. Джеймс Келли.

— Попробуйте закончить и назвать автора. «Мне сны дарят отраду, мечта меня влечет…»

Рондхейм не пропустил ни такта:

— «Той, что в раю», написано Эдгаром Алланом По.

— Поздравляю, Оскар. — На Келли это явно произвело впечатление. — Первый класс!

Рондхейм осмотрел собравшихся; на его лице появилась улыбка, когда он увидел фигуру в последнем ряду.

— Хотите попытать счастья, майор Питт?

Питт серьезно посмотрел на Рондхейма.

— Я могу привести только три слова.

— Я принимаю вызов, — уверенно сказал Рондхейм. — Пожалуйста, прошу.

— Господь с тобой… — медленно произнес Питт, словно не веря в то, что может быть продолжение.

Рондхейм рассмеялся.

— Элементарно, майор. Вы любезно позволили мне процитировать мое любимое стихотворение. — Рондхейм не скрывал презрения: это почувствовали все присутствующие.

Неожиданно Рондхейм умолк и с любопытством посмотрел на Питта.

— Нет необходимости продолжать. Всем присутствующим ясно, что вы попросили меня процитировать «Поэму о старом моряке» Сэмюэля Тейлора Кольриджа.

Питту неожиданно стало легче дышать. Свет в конце туннеля разгорался ярче. Теперь Питт знал то, чего не знал раньше. Еще не конец, но дело становится понятнее. Теперь он радовался, что выстрелил вслепую. Он получил неожиданный ответ. И загадка предсмертных слов Ханневелла больше никогда не будет тревожить его сны.

На его губах появилась довольная улыбка.

— Спасибо, мистер Рондхейм. У вас отличная память.

Что-то в тоне Питта встревожило Рондхейма.

— Спасибо за доставленное удовольствие.

Ему не понравилась улыбка Питта, совсем не понравилась.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Питт страдал еще полчаса, пока Рондхейм изумлял публику огромным поэтическим репертуаром. Наконец программа кончилась. Двери раскрылись, и толпа хлынула в главный зал; женщин пригласили на террасу, сплетничать и пить сладкие вина и ликеры, которые разносили слуги. Мужчины с сигарами и столетним бренди «Рош» собрались в комнате для трофеев.

В серебряном ящичке внесли сигары и предложили выбрать всем, кроме Питта. Его словно не замечали. После ритуала прикуривания: каждый подносил кончик сигары к огню свечи, разогревая табак до нужной температуры, — слуги начали разносить бренди, желто-коричневый напиток в экзотических бокалах. И опять Питт остался с пустыми руками.

Кроме себя и Рондхейма Питт насчитал тридцать два человека; они собрались у гигантского камина в глубине комнаты с трофеями. Любопытна была реакция гостей на присутствие Питта. Его вообще не замечали.

На краткий миг он вообразил себя бесплотным призраком, который только что прошел сквозь стену и ждет начала спиритического сеанса, дабы обнаружить свое присутствие. Так ему казалось. Он мог рисовать себе самые странные картины, но в тупом, круглом оружейном стволе, прижатом к его спине, ничего воображаемого не было.

Питт не стал смотреть, в чьей руке пистолет.

Особой разницы не было. Его сомнения развеял Рондхейм.

— Кирсти, — произнес он, глядя мимо Питта. — Ты рано. Я ждал тебя только через двадцать минут.

Фон Хуммель достал носовой платок, вытер лоб — пот смочил украшенную анаграммой ткань — и спросил:

— Позаботились ли о девушке, с которой он пришел?

— Мисс Ройял устроили очень удобно, — ответила Кирсти, глядя сквозь Питта. Что-то в ее тоне вызвало у него сомнение.

Рондхейм подошел и с видом заботливого отца забрал пистолет из руки Кирсти.

— Пистолет и красота несовместимы, — ворчливо произнес он. — Позволь мужчинам сторожить этого человека.

— А мне это по вкусу, — хрипло сказала она. — Я давно не держала в руках оружие.

— Не вижу причин откладывать дело, — сказал Джек Бойл. — У нас сложное расписание. Нужно немедленно продолжить.

— Время есть, — напряженно ответил Рондхейм.

Встал русский, невысокий коренастый мужчина с редеющими волосами, карими глазами, прихрамывающий, и посмотрел на Рондхейма.

— Мне кажется, вы должны нам кое-что объяснить, мистер Рондхейм. Почему с этим человеком, — он кивнул в сторону Питта, — обращаются как с преступником? Вы сказали мне и другим господам, что он газетчик и что разумнее будет не говорить чересчур свободно в его присутствии. Но вы четвертый или пятый раз за вечер называете его майором.

Рондхейм посмотрел на стоявшего перед ним человека, потом поставил стакан и нажал кнопку на телефоне.

— Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, товарищ Тамарецов, предлагаю вам оглянуться.

Русский, которого Рондхейм назвал Тамарецовым, оглянулся.

Все обернулись и посмотрели назад. Но не Питт — ему это было не нужно. Он смотрел прямо перед собой в зеркало и видел там несколько человек в черном, с бесстрастными лицами. Они неожиданно материализовались в противоположном конце комнаты, держа наготове автоматы.

Мужчина лет шестидесяти с лишним, с круглыми плечами, морщинистым лицом и глубоко посаженными проницательными глазами схватил Джеймса Келли за руку.

— Ты меня пригласил сюда, Джеймс. Думаю, ты знаешь, что здесь происходит.

— Знаю.

В глазах Келли ясно читалась тоска. Он отвернулся.

Медленно, очень медленно, почти незаметно, Келли, Рондхейм, фон Хуммель, Маркс и еще восемь человек собрались по одну сторону от камина. Остальные гости в недоумении оставались по другую сторону. Питт с тревогой заметил, что все автоматы нацелены на эту группу.

— Я жду, Джеймс, — властно сказал голубоглазый пожилой мужчина.

Келли мешкал, он печально взглянул на фон Хуммеля и Маркса. Он явно ждал. Остальные наконец кивнули, заверяя его в своей поддержке.

— Кто-нибудь из вас слышал о «Хермит лимитед»?

Тишина в комнате становилась напряженной. Никто не разговаривал, никто не отвечал. Питт хладнокровно рассчитывал шансы на спасение. И сдался, убедившись, что больше одного к пятидесяти не получается.

— «Хермит лимитед», — продолжал Келли, — компания международная, но вы не найдете ее акций на биржах, потому что управление ею резко отличается от управления любой другой знакомой вам компанией. У меня нет времени объяснять все подробности операции, так что позвольте сказать, что главная цель «Хермит» — контроль над всей Южной и Центральной Америкой.

— Это невозможно! — с отчетливым французским акцентом крикнул высокий черноволосый мужчина. — Совершенно немыслимо.

— Совершать невозможное — очень выгодный бизнес, — сказал Келли.

— То, что вы предлагаете, не бизнес, а политическое безумие.

Келли покачал головой.

— Возможно, это безумие, но о политической силе с эгоистическими и бесчеловечными побуждениями речи нет.

Он вглядывался в лица по ту сторону камина.

На всех читалось явное недоверие.

— Меня зовут Ф. Джеймс Келли, — негромко заговорил он. — За жизнь я сколотил состояние более чем в два миллиарда долларов.

Никто из присутствующих в этом не усомнился. Когда «Уолл-Стрит джорнел» перечисляет сотню самых богатых людей Земли, Джеймс Келли всегда в начале списка.

— Богатство связано с огромной ответственностью. От меня зависят средства к существованию двухсот тысяч человек, не меньше. Если завтра я потерплю финансовый крах, это вызовет спад, который будет ощутим на всей территории Соединенных Штатов, не говоря уже о других странах, чья экономика целиком зависит от моих дочерних компаний. Да, как подтвердят все эти джентльмены, богатство не гарантирует бессмертие. Мало кого из богатых вспоминают в книгах по истории.

Лицо Келли выражало нечто близкое к отвращению. Никто в комнате не произнес ни слова; все затаили дыхание. Наконец он продолжил:

— Два года назад я задумался о том, что оставлю, после того как уйду. Финансовую империю, которую станут рвать на части паразиты-компаньоны и адвокаты; они считают дни до моих похорон, чтобы разграбить оставленное. Поверьте, джентльмены, это были мысли, полные отчаяния. И вот я стал соображать: надо, чтобы мое состояние принесло пользу всему человечеству. Но как это сделать? Эндрю Карнеги строил библиотеки, Джон Д. Рокфеллер создавал фонды развития науки и образования.

Что было бы лучше всего для людей планеты, независимо от того, белые они, черные, желтые или коричневые? Если бы я прислушался к своим эмоциям, мне легко было бы завещать свои деньги «Крестоносцам против рака», «Красному Кресту», «Армии спасения» или любому из тысяч медицинских центров или университетов в стране.

Но достаточно ли этого? Все это казалось слишком простым.

И я выбрал другой путь — такой, который сотни лет будет сказываться на жизни миллионов людей.

— И использовали свое состояние, чтобы стать самоназначенным мессией нищих латиноамериканских стран? — спросил Питт.

Келли снисходительно улыбнулся Питту.

— Нет, вы ошибаетесь, майор?..

— Питт, — ворчливо подсказал Рондхейм. — Майор Дирк Питт.

Келли задумчиво посмотрел на Питта.

— Вы случайно не родственник сенатора Джорджа Питта?

— Его блудный сын, — признался Питт.

Келли несколько мгновений стоял неподвижно, как восковая статуя. Потом повернулся к Рондхейму, но увидел каменное лицо.

— Ваш отец — мой добрый друг, — сказал Келли.

— Был, — поправил его Питт.

Келли с трудом сохранил самообладание. Было очевидно, что этого человека глубоко тревожит совесть.

Он допил бренди, взял вторую порцию, собираясь с мыслями, и продолжал:

— У меня никогда не было намерения играть в бога. Путь, который я избрал, намечен средствами гораздо более расчетливыми и менее эмоциональными, чем человеческий ум.

— Компьютеры! — Это произнес пожилой знакомый Келли. — «Хермит лимитед» — проект, который ты загрузил в наши компьютеры почти два года назад. Я хорошо это помню, Джеймс. Ты на три месяца закрыл весь комплекс. Всем предоставили оплаченный отпуск — подобной щедрости ты никогда раньше не проявлял. Ты объяснил, что передал оборудование в аренду правительству для разработки совершенно секретной оборонной программы.

— Я уже тогда опасался, что ты разгадаешь наши намерения, Сэм.

Впервые за все время Келли назвал пожилого джентльмена по имени.

— Но системный анализ предложил единственное решение поставленной мной проблемы. Это решение вряд ли можно назвать революционным. У каждого правительства есть свои «мозговые центры».

Системы, созданные для расчета наших космических и лунных проектов, используют для обсчета чего угодно, от выявления ошибок в отчетах о преступности до проведения нестандартных хирургических операций. Запрограммировать компьютер на выбор страны или географической территории, готовых отдаться под чужую руку, которая создаст утопическую атмосферу, и метода достижения этой цели вовсе не так невозможно, как тебе кажется.

— Это чистая фантастика.

— Сегодня мы все имеем дело с фантастикой, — ответил Келли. — Задумайтесь, джентльмены. Из всех стран на Земле государства Латинской Америки больше всего уязвимы для внешнего влияния, в основном потому, что больше ста лет не сталкивались с вторжениями извне. Они были защищены стеной, построенной Соединенными Штатами и названной доктриной Монро.

— Американскому правительству не очень понравится ваша грандиозная схема, — сказал высокий одноглазый мужчина с седыми волосами и бровями.

— К тому времени как их агенты проникнут в организацию «Хермит лимитед», мы уже продемонстрируем свои достижения, — сказал Келли. — Соединенные Штаты не станут нас тревожить; более того, я предсказываю, что они дадут нам зеленую улицу и предоставят любую помощь, какая не вызовет международных осложнений.

— Я полагаю, вы действуете не в одиночку, — попробовал что-нибудь выяснить Питт.

— Конечно, — напряженно ответил Келли. — Убедившись, что в программе нет ошибок и ее вполне можно реализовать, я обратился к Марксу, фон Хуммелю, Бойлу и другим джентльменам, которых вы здесь видите, и которые располагают достаточными финансовыми возможностями для ее осуществления. Они думали так же, как я. Деньги следует использовать для общей пользы. Зачем умирать, оставив после себя только банковский счет или несколько корпораций — мир все равно вскоре забудет, кто их основал, растил и довел до финансовой зрелости. Мы встретились и создали «Хермит лимитед». Каждый из нас владеет одинаковым пакетом акций и имеет равный голос в совете директоров.

— Откуда вы знаете, что вашими сообщниками не овладеет алчность? — Питт слегка улыбнулся. — Они могут мошенничать в свою пользу.

— Компьютер отбирал очень разумно, — невозмутимо ответил Келли. — Посмотрите на нас. Все мы старше шестидесяти пяти лет. Все бездетны. Поэтому у нас нет наследников. Что нам дает алчность? Ответ прост. Ничего.

Русский недоверчиво покачал головой.

— Ваш план нелеп. Даже мое правительство никогда не станет рассматривать такие нелепые и опасные действия.

— Ни одно правительство не станет, — терпеливо объяснил Келли. — Но в том-то и отличие. Вы мыслите только в политических терминах. Государства или цивилизации в истории человечества гибли только в результате внутренних революций или внешнего вторжения. Я намерен написать новую главу, добившись невозможного строгим применением исключительно деловых правил.

— Не помню, чтобы в школах бизнеса убийство рассматривали как средство развития бизнеса, — заметил Питт, закуривая.

— Неприятная, но необходимая часть плана, — ответил Келли. — Методически, пожалуй, более подходит термин «устранение». — Он повернулся к русскому. — Ваши агенты КГБ должны тщательно изучать наследие исмаилитов, товарищ Тамарецов. Там очень подробно описываются методы, которыми пользовалась персидская секта фанатиков, примерно в 1090 году наводившая ужас на мусульманский мир. Как мрачное напоминание о себе они оставили миру слово «ассасин» — наемный убийца.

— Вы так же безумны, как они, — свирепо сказал француз.

— Если вы в это верите, — медленно ответил Келли, — вы очень наивны.

Француз недоумевающе посмотрел на него.

— Не понимаю. Как вы сможете…

— Как мы с партнерами сможем захватить целый континент? — закончил за него Келли. — В главном это элементарно. Проблема исключительно экономическая. Мы начнем в самой нищей стране, получим контроль над ее финансовыми ресурсами, скрытно устранив ключевых лидеров, и все выкупим.

— Ты впадаешь в лирику, Джеймс, — сказал старик. — Тебе следовало бы придумать что-нибудь получше.

— Гениальность в простоте, Сэм. Возьмем, например, Боливию — страну, жители которой близки к голодной смерти. Во многих случаях годовой доход семьи едва превышает двадцать долларов. Вся экономика опирается на медные шахты Перозы. Приберите к рукам шахты, и вы получите контроль над всей страной.

— Думаю, боливийская армия найдет что сказать о таком захвате, инспирированном извне, — заметил Питт, до краев наполняя свой стакан бренди.

— Вы совершенно правы, майор Питт. — Келли улыбнулся и резко добавил: — Но армиям нужно платить. У каждой армии есть своя цена, особенно у генералов. Если они отказываются продаваться, применяют обычное устранение. Опять-таки целиком по принципам бизнеса. Для создания более эффективной организации вы устраняете гниль и заменяете ее преданными, трудолюбивыми людьми. — Он помолчал, машинально поглаживая бороду. — После того как «Хермит лимитед» примет бразды правления, армия постепенно будет распущена. Почему бы и нет?

Она ведь только подтачивает экономику. Армию можно сравнить с убыточным предприятием. Очевидное решение — закрыть дверь и списать компанию в уплату налогов.

— А ты не забыл о людях, Джеймс? — Это спросил Сэм. — Неужели ты думаешь, что они будут стоять и смотреть, как вы переворачиваете их страну с ног на голову?

— Как у всякой развивающейся корпорации, у нас есть отделы рекламы и маркетинга. Как в случае любого товара, впервые предлагаемого на рынке, мы тщательно организуем кампанию продвижения этого товара. Люди видят и слышат только то, что преподносят средства массовой информации, к которым у них есть доступ. Первым нашим шагом станет покупка — на имя гражданина этой страны, разумеется, — всех возможных газет, радио- и телестанций.

Питт спросил:

— Полагаю, в вашей Шангри-Ла нет места свободной прессе?

— Свободная пресса — это наглая форма вседозволенности, — нетерпеливо сказал Келли. — Посмотрите, что она сделала с Соединенными Штатами. Печатать все грязное, скандальное, сенсационное — все, что угодно, лишь бы продатьбольше газет и заполучить больше платной рекламы. Так называемая свободная пресса лишила некогда свободный народ всякой нравственности, оставив в умах людей груду гнилого мусора.

— Конечно, американская пресса несовершенна, — согласился Питт. — Но она по крайней мере старается рассказывать правду о плутократах вроде вас.

И сразу замолчал, удивляясь собственному выступлению. Он чуть не вышел из образа. Если у него есть хоть малейшая надежда на бегство, то это — сохранять личину: нужно и дальше выдавать себя за гея.

— Боже, как я увлекся!

Нахмурившись, озадаченный Келли посмотрел на Рондхейма. И в ответ на свой безмолвный вопрос получил полное отвращения пожатие плечами.

Тишину нарушил старик по имени Сэм.

— Захватив одну страну, Джеймс, как ты намерен захватить остальные? Даже у твоих партнеров, как ты их называешь, не хватит капиталов, чтобы захапать целый континент.

— Верно, Сэм, даже наши объединенные ресурсы этого не позволят. Но мы можем превратить, например, Боливию в организованное, процветающее общество. Только представь: без коррумпированной администрации, с ограниченной, чисто символической армией, все сельское хозяйство и вся промышленность можно нацелить на улучшение жизни народа, потребителей. — Келли говорил все более нервно. — Опять деловой принцип: каждый грош вкладывать в рост. Никакой прибыли. А когда Боливия превратится в утопическое государство, которому будет завидовать население всего континента, мы одну за другой аннексируем соседние с ней страны.

— Бедные и голодные, затаив дыхание, ждут возможности оказаться в раю, — презрительно сказал француз. — Так, по-вашему?

— Вам кажется, что вы преувеличиваете, — равнодушно сказал Келли, — но на самом деле вы ближе к правде, чем сами считаете.

— Теория домино, порожденная благородными помыслами, — добавил Питт.

Келли кивнул.

— Именно благородными помыслами. А почему бы и нет? Западная цивилизация представляет собой историю постоянных перемен, вызванных благородными помыслами. Мы, бизнесмены, имеющие самое большое за последние двести лет влияние, получили возможность определить, произойдет ли новое замечательное возрождение или цивилизация так и останется лежать в мусорной яме и навсегда перестанет дышать. Тут я должен признаться, что я довольно отсталый человек. Я отверг множество доктрин, предложенных лучшими академическими умами. Я считаю, что организация всегда лучше хаоса. При достижении цели я предпочитаю прибыль потерям, строгие меры — мягкому убеждению. И абсолютно уверен, что правила бизнеса ценнее любых идеологий.

— В вашем великом замысле есть изъян, — заметил Питт, наливая себе новую порцию бренди. — Случайная погрешность может уничтожить всю работу.

Келли задумчиво посмотрел на Питта.

— Ваш мозг против самой передовой компьютерной техники? Оставьте, майор. Мы месяцами просчитывали любые возможности, любые отклонения и ошибки. Вы просто паясничаете.

— Неужели? — Питт, как воду, проглотил бренди и сказал Келли: — А что же Рондхейм и мисс Файри? Объясните. Они не соответствуют требованиям к руководителям «Хермит лимитед». Рондхейм на двадцать лет моложе, мисс Файри… ну, она вообще сильно отстает.

— Брат мисс Файри Кристиан, как и я, был идеалистом, он тоже стремился вырвать человечество из трясины бедности и несчастий. Его щедрые действия в Африке и в других местах, где он вел дела, позволили нам сделать для него исключение. В отличие от большинства твердолобых бизнесменов, он использовал свое богатство на общее благо. Когда он трагически погиб, мы, совет директоров «Хермит лимитед», — он поклонился сидящим рядом с ним мужчинам, — проголосовали за то, чтобы принять на его место мисс Файри.

— А Рондхейм?

— Счастливая случайность, на которую мы надеялись, но не рассчитывали. Дело не только в том, что его консервные заводы давали доступ к развитию рыбообрабатывающей промышленности всей Южной Америки, — маятник в пользу Рондхейма качнули его способности и огромные связи.

— Руководитель вашего отдела устранения? — мрачно сказал Питт. — Глава вашей частной секты исмаилитов?

Окружавшие Келли люди переглянулись и посмотрели на Питта. Смотрели молча, на лицах было любопытство. Фон Хуммель в пятидесятый раз отер платком лоб, а сэр Эрик Маркс провел рукой по губам и кивнул Келли; этот жест не остался незамеченным Питтом. Поправив шарф на талии, Питт прошел к столу и налил себе еще стакан «Рош» — на посошок: он понимал, что Рондхейм не даст ему выйти из дома через парадную дверь.

— Это ваше предположение? — спокойно спросил Келли.

— Вряд ли, — ответил Питт. — После трех покушений на твою жизнь начинаешь разбираться в таких вещах.

— Корабль на подводных крыльях! — свирепо рявкнул Рондхейм. — Вы знаете, что с ним случилось?

Питт сел и пригубил бренди. Если придется умереть, по крайней мере он до конца останется на сцене.

— Вы чрезвычайно неряшливо сработали, дорогой Оскар, или я должен сказать: покойный капитан вашего корабля? Видели бы вы его лицо в тот момент, когда на его корабле загорелся коктейль Молотова.

— Проклятый извращенец! — Голос Рондхейма дрожал от ярости. — Лживый педик!

— Брань на вороту не виснет, милый Оскар, — небрежно ответил Питт. — Думайте, что хотите. Одно несомненно. Из-за своей небрежности вы больше никогда не увидите ни корабль, ни его экипаж.

— Понимаете, что он делает? — Рондхейм шагнул в сторону Питта. — Он пытается настроить нас друг против друга.

— Довольно! — Глаза Келли были холодны, голос звучал властно. — Пожалуйста, продолжайте, майор.

— Вы очень любезны. — Питт допил бренди и налил еще. Какого черта, подумал он, можно притупить предстоящую боль. — Бедный Оскар провалил и вторую попытку. Не стану углубляться в печальные подробности, но двое его тупоумных убийц сейчас болтают по душам с сотрудниками Национального разведывательного агентства.

— Дьявольщина! — Келли повернулся к Рондхейму. — Это правда?

— Мои люди никогда не болтают. — Рондхейм свирепо посмотрел на Питта. — Им известно, что произойдет с их родней, если они начнут болтать. К тому же они ничего не знают.

— Будем надеяться, что вы правы, — тяжело сказал Келли. Он подошел к Питту и остановился, глядя на него. Его взгляд ничего не выражал, но это было тревожнее, чем любое проявление враждебности. — Игра зашла достаточно далеко, майор.

— Жаль. Я только начал разогреваться, дошел до самого интересного.

— В этом нет необходимости.

— Как не было ее и в том, чтобы убивать доктора Ханневелла, — сказал Питт. Голос его звучал неестественно спокойно. — Ужасная, ужасная ошибка, печальное недоразумение. Еще более печальное, если вспомнить, что добрый доктор был одной из самых важных фигур в «Хермит лимитед».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Питт позволил собравшимся целых десять секунд усваивать его слова; сам он невозмутимо сидел в кресле, держа в одной руке сигарету, в другой стакан с бренди — воплощение расслабленности и скуки. Другое дело Рондхейм и остальные члены «Хермит лимитед». На их лицах было такое выражение, словно каждый вернулся домой и застал свою жену в постели с другим. Глаза Келли расширились, он словно перестал дышать. Но постепенно взял себя в руки и превратился в спокойного дельца, который молчит, пока не подберет нужные слова.

— В ваших компьютерах, должно быть, что-то перегорело, — продолжал Питт. — Мы с адмиралом Сандекером с самого начала следили за доктором Ханневеллом, — солгал Питт, зная, что Келли и Рондхейм не могут его опровергнуть. — Как и почему, вас не должно интересовать.

— Ошибаетесь, майор, — нетерпеливо сказал Келли. — Это нас как раз очень интересует.

Питт глубоко вдохнул и очертя голову ринулся в бой.

— Первый намек мы получили, когда был спасен доктор Лен Матаджик…

— Нет! Этого не может быть! — выдохнул Рондхейм.

Питт про себя поблагодарил Сандекера за дикий план воскрешения призраков Матаджика и О’Рейли. Ему преподнесли шанс на блюдечке с золотой каемкой, и он не видел причины не воспользоваться им, чтобы потянуть время.

— Возьмите телефон и попросите заморского оператора соединить вас с палатой 409 больницы Уолтера Рида в Вашингтоне. Просите частный разговор, так запрос пройдет быстрее.

— Незачем, — сказал Келли. — У меня нет оснований вам не верить.

— Как хотите, — беззаботно ответил Питт. Он старался сохранить серьезность, чтобы успешно блефовать и дальше. — Продолжу: когда доктора Матаджика спасли, он подробно описал «Лакс» и его экипаж. Его ни на минуту не обманули изменения в надстройке корабля. Но, конечно, вы и сами все это знаете. Ваши люди перехватили его сообщение адмиралу Сандекеру.

— И что дальше?

— А вы не понимаете? Остальное — вопрос простой дедукции. Благодаря описанию Матаджика удалось без особого труда определить, где побывал корабль со времени исчезновения с Кристианом Файри на борту до появления у айсберга, где разместил свою исследовательскую станцию доктор Матаджик. — Питт улыбнулся. — Благодаря его наблюдательности — загар экипажа не мог говорить о рыбной ловле в Северной Атлантике — адмирал Сандекер сумел установить курс «Лакса» вдоль побережья Южной Америки. Тогда он и начал подозревать доктора Ханневелла.

Теперь, оглядываясь на прошлое, я нахожу адмирала очень проницательным.

— Вы исключительно хорошо информированы, — сухо сказал Келли. — Но вряд ли все это доказательства.

Питт ступил на скользкую почву. До сих пор он избегал упоминать Национальное разведывательное агентство в связи с «Хермит лимитед». Но у Келли надо было как-то выудить новую информацию. Пора, улыбаясь про себя, подумал Питт, надо сказать правду.

— Доказательства? Слова умирающего. Прямо из его уст. Речь идет о самом докторе Ханневелле.

— Я в это не верю.

— Прежде чем умереть у меня на руках, он сказал: «Господь с тобой…»

— О чем вы? — крикнул Рондхейм. — Чего вы пытаетесь добиться?

— Я хотел поблагодарить вас за это, Оскар, — холодно ответил Питт. — Ханневелл знал, кто его убийца, точнее, кто отдал приказ его убить. Он пытался процитировать стихи из «Поэмы о старом моряке». Там ведь все это есть. Вы сами процитировали:

Ваш логотип, Оскар, — красный альбатрос. Вот что имел в виду доктор Ханневелл. «Птицу ты убил, что ветер принесла». Вы убили человека, который помогал вам исследовать дно моря. — Питт чувствовал себя дерзко и уверенно; тепло от бренди расходилось по всему телу. — Не могу сравниться с вами и цитировать все стихотворение наизусть, но, если память мне не изменяет, Старый Моряк и его призрачный экипаж в конце концов встретили отшельника[25] — вот вам еще одна увязка. Да, там, в этом стихотворении, все. Ханневелл перед смертью показал на вас пальцем. Оскар, встаньте и признайте себя виновным.

— Вы пустили стрелу в верном направлении, майор Питт. — Келли разглядывал дым своей сигары. — Но прицелились не в того человека. Приказ убить доктора Ханневелла отдал я. Оскар его просто выполнил.

— Зачем?

— У доктора Ханневелла появились сомнения относительно методов «Хермит лимитед» вести дела — очень старомодные сомнения, на самом деле: не убий и все прочее. Он грозил разоблачить нас, если мы не закроем отдел устранения. Но это условие невозможно выполнить, если мы хотим добиться успеха. Следовательно, доктора Ханневелла следовало убрать из фирмы.

— Еще один деловой принцип, разумеется.

Келли улыбнулся.

— Совершенно верно.

— А меня следовало укокошить, потому что я свидетель, — сказал Питт, как бы отвечая на вопрос.

Келли просто кивнул.

— А как же подводный зонд? — спросил Питт. — Со смертью Ханневелла и Файри курочка, которая несла золотые яйца, сдохла. Кто построит прибор второго поколения?

Во взгляде Келли снова появилась уверенность.

— Никто, — негромко ответил он. — Но это и не нужно. Видите ли, вся необходимая информация есть в наших компьютерах. При соответствующем анализе данных мы в течение девяноста дней получим действующую модель зонда.

Несколько мгновений Питт стоял молча: это неожиданное откровение застигло его врасплох. Но он быстро справился с удивлением, вызванным словами Келли. Бренди начинало действовать на него, но мозг по-прежнему работал как хорошо отлаженный генератор.

— Значит, Ханневелл перестал быть вам полезным. Ваш обрабатывающий данные компьютерный мозг узнал тайну производства кельтиния-279.

— Поздравляю, майор Питт. Поразительная проницательность. — Келли нетерпеливо взглянул на часы и кивнул Рондхейму. Потом обернулся и сказал: — Прошу прошения, джентльмены, но время вышло. Прием окончен.

— Как ты намерен поступить с нами, Джеймс? — Глаза Сэма впились в Келли: миллиардер отвернулся, избегая этого взгляда. — Очевидно, ты раскрыл нам свои тайны, отвечая любезностью на любезность. Очевидно также, что ты не позволишь никому из тех, кто узнал твои тайны, выйти из этого дома.

— Верно. — Келли посмотрел на мужчину, стоявшего по ту сторону камина. — Никому из вас нельзя позволить рассказывать о том, что вы сегодня узнали.

— Но почему? — философски спросил старик Сэм. — Зачем было откровенничать перед нами и тем самым подписывать нам смертный приговор?

Келли устало потер глаза и развалился в большом мягком кресле.

— Момент истины. Развязка. — Он печально осматривал лица собравшихся в комнате. Все были бледны от глубокого потрясения и недоверия. — Сейчас одиннадцать. Ровно через сорок два часа десять минут «Хермит лимитед» откроет двери клиентам. Двадцать четыре часа спустя мы уже будем вести дела своего первого клиента, или первого государства, если предпочитаете. Для того чтобы сделать это историческое событие как можно менее заметным, нужно отвлечь внимание общественности. Катастрофой, которая будет на первых полосах газет по всему миру и вызовет озабоченность руководителей государств, тогда как мы практически незаметно будем вести свои дела.

— И отвлекать будем мы, — сказал высокий седовласый мужчина с серьезными глазами.

Келли очень долго смотрел на него, ни слова не говоря, потом просто подтвердил:

— Да.

— Невинные жертвы техногенной катастрофы, и все ради заголовков. Боже, это варварство!

— Да, — подтвердил Келли, — но необходимое. Все вы, каждый по-своему, очень значительные люди для своих стран. Вы представляете промышленность, правительства и науку пяти различных государств. Ваша общую гибель будут рассматривать как мировую трагедию.

— Это какой-то нелепый розыгрыш! — закричал Тамарецов. — Невозможно просто перестрелять два десятка мужчин и их жен, как животных.

— Ваши жены вернутся домой в целости и сохранности, они ничего не знают. И мы не собираемся никого расстреливать. Будем уповать в этом деле на мать-природу — оказав ей небольшую помощь, конечно. В конце концов, расстрел можно расследовать, а несчастный случай вызывает только сожаления.

Рондхейм знаком велел людям в черных комбинезонах приблизиться.

— Пожалуйста, господа, закатайте рукав.

Словно по тому же знаку Кирсти вышла из комнаты и вернулась с небольшим подносом, нагруженным флаконами и шприцами для инъекций. Опустив поднос, она начала заполнять шприцы.

— Будь я проклят, если позволю воткнуть иглу мне в руку! — взорвался один из мужчин в группе Питта. — Расстреляйте меня, и покончим…

Глаза его остекленели, и он упал на пол — один из охранников ударил его прикладом за ухом.

— Довольно споров, — мрачно сказал Рондхейм. Он повернулся к Питту. — Пройдите в соседнюю комнату, майор. С вами я буду иметь дело лично.

И пистолетом, который взял у Кирсти, он махнул в сторону двери.

Рондхейм в сопровождении двух охранников провел Питта по длинному коридору, потом по винтовой лестнице вниз, в другой коридор, потом Питта грубо втолкнули во вторую дверь из тех, что выходили в коридор с обеих сторон. Питт не сопротивлялся, он споткнулся, упал и быстро оглядел комнату.

Помещение было огромное, стены выкрашены белой краской; на полу посередине большой мат, окруженный множеством тренажеров; все это ярко освещалось рядами ламп дневного света. Спортивный зал, оборудованный по высшему классу — такого Питту видеть не приходилось. На стенах не менее пятидесяти плакатов с изображением различных приемов карате. Прекрасное помещение для тренировок.

Рондхейм передал свой небольшой пистолет одному из охранников.

— Я должен ненадолго оставить вас, майор, — сухо сказал он. — Устраивайтесь поудобней, пока я не вернусь. Может, захотите размяться. Предлагаю параллельные брусья.

Он громко рассмеялся и вышел.

Питт остался на полу, разглядывая двух охранников. Один рослый, с ледяным лицом и жестким взглядом — гигант ростом почти шесть футов четыре дюйма. Венчик темных волос на преждевременно полысевшей голове придавал ему сходство с монахом, но эта иллюзия рассеивалась при виде полуавтоматического ружья в огромных волосатых руках. Охранник смотрел на Питта вызывающе, словно упрашивая его попытаться сбежать — эту возможность совершенно невероятной делал второй охранник. Он стоял в двери в коридор, заполняя проем своим телом; плечи лишь на дюйм не доставали до косяков. Если бы не большое круглое лицо и длинные усы, этот человек вполне сошел бы за гориллу. Автомат он небрежно держал в руке, свисавшей почти до колен.

Прошло пять минут — пять минут, в течение которых Питт старательно планировал следующий шаг; охранники не спускали с него глаз. Неожиданно дальняя дверь спортивного зала открылась, и вошел Рондхейм. Он сменил смокинг на белоснежные свободные куртку и брюки каратиста, которые, знал Питт, назывались «ги». Рондхейм остановился с уверенной улыбкой на губах. Потом босиком мягко прошел по полу и ступил на толстый мат лицом к Питту.

— Скажите, майор, вы знакомы с карате или кунфу?

Питт с тревогой посмотрел на черный пояс Рондхейма и искренне пожелал, чтобы бренди смягчило избиение, которое, чувствовал он, ему предстоит. И отрицательно покачал головой.

— Возможно, дзюдо?

— Нет, я отвергаю физическое насилие.

— Жаль. Я надеялся встретить более достойного противника. Но все так, как я и подозревал. — Он лениво поглаживал японские иероглифы, вышитые на поясе. — У меня были сомнения в вашей мужественности, но Кирсти считает, что вы просто притворяетесь. Вскоре увидим.

Питт подавил ненависть и постарался изобразить дрожь страха.

— Оставьте меня, оставьте меня в покое! — Он говорил высоким голосом, почти кричал. — Почему вам непременно нужно сделать мне больно? — Его губы кривились, слова вырывались короткими залпами. — Я солгал вам про взрыв вашего корабля; клянусь, я ничего не видел в тумане. Ну поверьте же!

Охранники переглянулись, но Рондхейм явно испытывал отвращение.

— Хватит! — повелительно крикнул он. — Прекратите болтовню! Я ни на минуту не поверил, что вам хватило мужества уничтожить судно с экипажем.

Питт дико огляделся, во взгляде его был ужас.

— Вам незачем меня убивать! Я никому не скажу. Пожалуйста. Поверьте мне!

Умоляюще вытянув руки, он двинулся к Рондхейму.

— Стоять!

Питт застыл. Его план как будто срабатывал. Можно надеяться, что Рондхейму скоро надоест жертва, которая не защищается, не оказывает никакого сопротивления.

— Майор Военно-воздушных сил США! — Рондхейм поморщился. — Да вы всего лишь бесхребетный гомосексуалист, который использовал влияние отца, — самая отвратительная форма паразита, живущего за счет собственных экскрементов! Скоро вы узнаете, что такое боль от прикосновений рук и ног мужчины. Жаль, жаль! У вас не будет времени даже посмотреть на себя, усвоить болезненный урок самообороны.

Питт стоял, словно парализованный паникой олень, готовый пасть под натиском собак. Он бормотал что-то нечленораздельное. Рондхейм продвинулся на середину мата и принял одну из открытых стоек карате.

— Нет, подождите…

Питт поперхнулся, слова застыли у него на языке, он запрокинул голову и повернулся — все это одним судорожным движением. Он уловил в глазах Рондхейма легкую перемену, начало смертельного удара, нацеленного в челюсть Питту; такой удар причинил бы гораздо больший ущерб, чем синяк, если бы Питт не среагировал вовремя. Он отступил на два шага и стоял, будто бы ошеломленный, шатаясь. Рондхейм медленно наступал, на худом, точеном лице застыла садистская улыбка.

Уклонившись, Питт допустил ошибку: быстрая реакция едва не выдала его. Надо внимательнее следить за собой. Это нелегко. Ни один нормальный мужчина, умеющий постоять за себя, не станет стоять столбом, когда его избивают. Питт стиснул зубы и ждал, пригнувшись, чтобы ослабить удары Рондхейма при следующей атаке. Ждать пришлось всего несколько секунд.

— Давайте, майор, — успокаивающе, насмешливо говорил Рондхейм. — Идите сюда. Урок только начался.

Питт с трудом распрямился и нетвердо, как пьяный, двинулся на мат. Быстрая комбинация сильных ударов в голову, которая, казалось, никогда не кончится, завершилась пинком в открытый бок около ребер, и Питт скорее услышал, чем почувствовал, как одно из них сломалось. Как при замедленной съемке, он медленно опустился на колени и так же медленно упал ничком, кровь и рвота смешались во рту и выплеснулись на мат, образуя расползающуюся лужу. Питту не нужно было зеркало, чтобы представить, как выглядит: лицо изуродовано, оба глаза быстро заплывают, губы превратились в кровавую отбивную, ноздря разорвана.

Рондхейм был в ярости.

— Я еще не кончил с этим жалким геем. — Он сделал знак охранникам. — Приведите его в чувство.

Лысый охранник пошел в туалет, смочил полотенце, не слишком мягко стер кровь с лица Питта, потом приложил покрасневшую ткань к его шее. Когда Питт никак не среагировал, охранник вышел и тотчас вернулся с флаконом нюхательной соли.

Питт кашлянул раз, другой, потом выплюнул на ботинок охранника кровавый комок; то, что это попадание не было случайным, доставило ему мрачное удовольствие. Он повернулся на бок и посмотрел на возвышавшегося над ним Рондхейма.

Тот негромко рассмеялся.

— Кажется, вам трудно продолжить урок, майор. Заскучали? — Голос Рондхейма внезапно стал резким. — Встать! Инструктаж еще не закончен.

— Что? Инструктаж? — Слова сквозь разбитые окровавленные губы звучали искаженно, непонятно. — Не понимаю, о чем вы.

Рондхейм ответил пинком в промежность. Все тело Питта содрогнулось, он застонал, боль рвала его на части.

Рондхейм плюнул в него.

— Я сказал встать!

— Н… не могу.

Тогда Рондхейм наклонился и ребром ладони ударил Питта по шее. На этот раз не было ни сопротивления, ни игры. Питт действительно потерял сознание.

— Приведите его в чувство! — как бешеный заорал Рондхейм. — Хочу, чтобы он стоял на ногах.

Охранники не понимая смотрели на него: даже их начала утомлять кровавая игра Рондхейма. Но выбора не было, и, как тренеры с боксером в состоянии грогги, они стали возиться с Питтом. Наконец он начал проявлять признаки сознания. Не требовалось быть медиком, чтобы понять — Питт не в состоянии стоять без помощи. Поэтому охранники держали его с обеих сторон, а Питт висел между ними, как мешок портлендского цемента.

Рондхейм бил по беззащитному изуродованному телу, пока его ги не пропитался потом и спереди весь не покрылся кровью.

В мучительные мгновения между светом и тьмой Питт обнаружил, что не испытывает никаких эмоций, даже боль куда-то ушла, сменившись тупой пульсацией. Хвала Богу за бренди, думал он. Если бы не отупляющее действие алкоголя, ему не выдержать бы избиения без того, чтобы не попытаться ответить. Его физические ресурсы почти иссякли, сознание выходило из-под контроля, он терял контакт с реальностью и, что самое ужасное, — ничего не мог с этим сделать.

Рондхейм нанес особенно злобный и тщательно нацеленный пинок в живот. Свет в глазах Питта в шестой раз погас, охранники разжали руки и позволили бесчувственному телу упасть на мат; выражение садистского наслаждения постепенно сошло с лица Рондхейма. Он взглянул на окровавленные, разбухшие костяшки своих пальцев; его грудь тяжело вздымалась от усилий. Опустившись на колени, он схватил Питта за волосы, повернул его голову так, чтобы обнажить горло, и поднял правую руку ладонью вперед, готовясь нанести смертельный удар — этот удар резко запрокинул бы голову Питта, сломав ему шею.

— Нет!

Не опуская руку, Рондхейм медленно повернулся. В дверях стояла Кирсти Файри, на лице ее был ужас.

— Нет, — повторила она, — пожалуйста. Не нужно.

Рондхейм по-прежнему не опускал руку.

— Что он для тебя значит?

— Ничего, но он человек и заслуживает лучшего. Ты жесток и безжалостен, Оскар. Это мужские качества. Но их нужно сочетать с мужеством. Избивать беззащитного, полумертвого человека — все равно что пытать беспомощного ребенка. В этом нет мужества. Ты меня разочаровываешь.

Рондхейм медленно опустил руку. Встал, устало покачиваясь, подошел к Кирсти, содрал с ее плеч платье и сильно ударил ее по груди.

— Шлюха! — выдохнул он. — Я предупредил: не лезь. У тебя нет права критиковать — ни меня, ни кого бы то ни было. Сиди на своей красивой заднице, смотри, как я делаю грязную работу, и не встревай.

Она подняла руку, собираясь ударить; ее прекрасное лицо перекосилось от ненависти и гнева. Он перехватил ее руку и сжал запястье так, что она вскрикнула.

— Основное отличие мужчины от женщины, моя голубка, это физическая сила. — Он рассмеялся ее беспомощности. — Кажется, ты забыла об этом.

Рондхейм грубо толкнул Кирсти к двери и повернулся к охранникам.

— Бросьте этого ублюдка к остальным, — приказал он. — Если ему повезет и он еще раз откроет глаза, будет знать, что умирает среди друзей.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Где-то в черной пропасти бесчувствия забрезжил свет. Неяркий, туманный — так лампочка работает от садящейся батарейки. Питт устремился к нему. Раз и другой предпринимал он попытки дотянуться до желтого света, понимая, что это окно в сознании, ведущее во внешний мир. Но всякий раз, когда ему казалось, что он дотянулся, свет отодвигался, и Питт снова соскальзывал в пустоту. Мертвый, неотчетливо думал он. Я мертв.

Но потом он почувствовал присутствие другой силы, чего-то, чего здесь не должно было быть. Оно приближалось сквозь пустоту и с каждым мгновением становилось сильнее. Потом Питт схватился за него и сразу понял, что еще жив. Это была боль, великолепная, мучительная боль. Она охватила его одной сокрушительной, мучительной волной, и он застонал.

— Слава тебе, господи! Спасибо, что вернул его!

Голос доносился словно издалека. Питт переключил сознание на вторую скорость и снова услышал:

— Дирк! Это Тиди!

Секундное молчание. За эту секунду Питт увидел разгорающийся свет, ощутил пронзительно чистый свежий воздух, почувствовал, что его голова лежит на мягкой руке. Перед глазами все расплывалось, он смутно различал склонившуюся над ним фигуру. Хотел заговорить, но смог только застонать, издать несколько нечленораздельных звуков и посмотреть на туманный силуэт.

— Похоже, наш майор Питт возрождается.

Питт едва различил эти слова. Говорила не Тиди, в этом он был уверен: голос более низкий, мужской.

— Основательно над ним поработали, — продолжал этот неопределимый голос. — Ему было бы лучше умереть, не приходя в сознание. Судя по обстановке, никто из нас не доживет…

— Он выживет. — Это снова Тиди. — Он просто должен выжить. Дирк — наша единственная надежда.

— Надежда… Надежда? — прошептал Питт. — Однажды у меня было свидание с девушкой, которую так звали.

В боку словно устроился кусок раскаленного железа, но, как ни странно, лицо ничего не чувствовало, истерзанная плоть онемела. Потом он понял, почему видит только смутные тени. Зрение, по крайней мере тридцать процентов его, вернулось: Тиди сняла с лица Питта тонкую влажную ткань — обрывок ее нейлонового чулка. Избитое опухшее лицо ничего не чувствовало, потому что Тиди постоянно смачивала ушибы ледяной водой из соседней грязной лужи, стараясь уменьшить воспаление.

То, что Питт вообще мог что-то видеть сквозь распухшие глаза-щелки, свидетельствовало об успешности ее действий.

Питт с трудом сфокусировал взгляд. Тиди смотрела на него, длинные рыжеватые волосы обрамляли бледное, встревоженное лицо. Потом послышался другой голос, и на этот раз он показался знакомым.

— Вы столкнулись с грузовиком, майор, или это бульдозер так подправил вашу уродливую физиономию?

Питт повернул голову и посмотрел на улыбающегося, но напряженного Джерома П. Лилли.

— Поверите в гиганта с мышцами как древесные стволы?

— Вероятно, — ответил Лилли, — дальше вы скажете, что я тоже плохо выгляжу. Но сначала поглядите на других.

— Вы будете разочарованы, но я его и пальцем не тронул.

— Вы не сопротивлялись?

— Нет.

Лилли чрезвычайно удивился.

— Вы стояли, терпели избиение… и ничего не делали?

— Да когда же вы двое заткнетесь! — В голосе Тиди звучало раздражение и отчаяние. — Если мы хотим выжить, нужно поставить Дирка на ноги. Нельзя просто сидеть и сплетничать.

Питт с трудом сел; все вокруг закрыла красная дымка боли: это отчаянно протестовали его ребра. Неожиданное необдуманное движение заставило его почувствовать себя так, словно кто-то зажал его грудь в клещи и повернул. Очень осторожно, очень медленно он наклонился и смог осмотреться.

И увидел сущий кошмар. Питт долго смотрел на невероятную картину, потом недоуменно посмотрел на Тиди и Лилли. Но вот до него начало доходить. Он оперся на вытянутую руку и, ни к кому не обращаясь, прохрипел:

— Боже, не может быть.

Десять или двадцать секунд он сидел в тишине, которую называют «мертвой», сидел неподвижно, как мертвец, глядя на разбитый вертолет всего в десяти ярдах от себя. Куски корпуса глубоко увязли в грязи на дне ущелья, неровные стены которого под углом поднимались вверх и там, на высоте в сто ярдов, как будто встречались под исландским небом. Питт заметил, что разбитый вертолет огромен, вероятно, класса «титан», и способен брать на борт тридцать пассажиров. Какова бы ни была первоначальная окраска корпуса, сейчас разглядеть ее было невозможно. Большая часть фюзеляжа за кабиной сложилась гармошкой, остальной корпус представлял собой груду покореженного металла.

Первое впечатление Питта, возникшее в смятенном сознании, было таково: никто не может выжить в такой катастрофе. Но вот же они — сам Питт, Тиди, Лилли, а вокруг по склонам ущелья в неестественных, неудобных позах разбросаны те самые люди, которые стояли рядом с Питтом в комнате для трофеев у Рондхейма, те люди, что противостояли Джеймсу Келли и «Хермит лимитед».

Все как будто были живы, но большинство тяжело ранены. Неестественные углы, под которыми торчали руки и ноги, свидетельствовали о переломах.

— Прошу прощения за неизбежный вопрос, — прохрипел Питт, хотя теперь он справлялся с речью, — но что произошло?

— Не то, что вы думаете, — ответил Лилли.

— А что тогда? Это же очевидно… Рондхейм нас бросил, когда вертолет разбился.

— Мы не разбивались, — сказал Лилли, — обломки здесь уже несколько дней, а то и недель.

Питт недоверчиво посмотрел на Лилли, который как будто удобно лежал на влажной земле, не обращая внимания на промокшую одежду.

— Лучше введите меня в курс дела. Что с этими людьми? Как вы здесь оказались? Рассказывайте.

— Да, в общем, рассказывать нечего, — ответил Лилли. — Люди Рондхейма схватили меня, когда я пытался что-нибудь узнать на причале «Альбатроса». Я не успел ничего узнать, а меня уже отвезли в дом Рондхейма и бросили к этим джентльменам.

Питт сделал движение в сторону Лилли.

— Вы нехороши. Дайте-ка взгляну.

Лилли нетерпеливо отмахнулся.

— Выслушайте меня. Потом постарайтесь выбраться отсюда и позвать на помощь. Пока смерть от ран никому не грозит: Рондхейм позаботился об этом. Главная опасность — холод. Сейчас температура ниже четырех градусов, через несколько часов начнет подмораживать. Тогда будут первые смерти от холода и шока. К утру в этом проклятом ущелье останутся только стылые трупы.

— Об этом позаботился Рондхейм? Боюсь…

— А вы не бойтесь. Помедленней нажимайте на курок, майор Питт. Ясно, что бойня, которую вы видите, не следствие несчастного случая. Сразу после того, как ваш друг садист Рондхейм превратил вас в сырое мясо, нам всем дали сильную дозу нембутала, а потом он и его люди холодно и методично переломали нам все кости, какие ломаются при падении вертолета.

Питт смотрел на Лилли, но молча. Его сознание, потеряв равновесие, погрузилось в водоворот невероятного; он пытался найти какое-нибудь разумное объяснение обстоятельствам, которые невозможно объяснить. В своем теперешнем состоянии он готов был поверить всему, но слова Лилли были слишком чудовищны.

— Боже мой, не может быть. — Питт закрыл глаза и раздраженно покачал головой. — Это какой-то безумный кошмар.

— В его причинах ничего безумного нет, — заверил Лилли. — В безумии Келли и Рондхейма есть и метод, и последовательность.

— Откуда вы знаете?

— Я уверен… я последний, кому вкололи нембутал… и слышал, как Келли объяснял сэру Эрику Марксу, что вся эта нереальная трагедия просчитана компьютерами «Хермит лимитед».

— Но с какой целью? Зачем такая жестокость? Келли мог просто посадить нас в самолет и выбросить в океан: ни следа, ни шанса выжить.

— Компьютеры рассуждают бесстрастно и принимают во внимание только факты, — устало ответил Лилли. — Для своих правительств люди, сейчас страдающие вокруг нас, — влиятельные особы. Вы ведь были на приеме у Рондхейма. И слышали, как Келли объяснял, что они должны умереть: их смерть станет отвлекающим маневром, позволит выиграть время, заголовки будут во всех газетах, внимание мировых лидеров будет уведено в сторону и «Хермит лимитед» совершит свой переворот без международного вмешательства.

Питта сощурился.

— Но это не объясняет садистскую жестокость.

— Да, не объясняет, — согласился Лилли. — Однако в глазах Келли цель оправдывает средства. Исчезновение в море, несомненно, вводилось в компьютеры, но было отвергнуто ради более выгодного плана.

— Обнаружение тел в самое подходящее время.

— Да, что-то в этом роде, — медленно сказал Лилли. — Внимание мира к исчезновению в море через неделю или десяти дней поисков ослабело бы: ведь никто не может прожить так долго в ледяной воде Северной Атлантики.

— Конечно, — кивнул Питт. — Идеальный пример — исчезновение «Лакса».

— Точно. Келли и его богатым друзьям нужно максимально возможное время, чтобы укрепиться в стране, которую они собрались захватить. Чем дольше наш государственный департамент будет отвлекать исчезновение высокопоставленных дипломатов, тем меньше внимания он будет уделять действиям «Хермит лимитед».

— Келли сможет использовать время более длительных поисков. — Голос Питта звучал негромко, но уверенно. — Когда надежда начнет таять, он сможет подстроить случайное обнаружение исландцами места крушения и тел. И получит еще две недели, пока мир будет скорбеть, а главы правительств — произносить траурные речи на похоронах.

Учтены все возможности. Мы летели в северное поместье Рондхейма на ловлю лосося. Его группа, руководство «Хермит лимитед», должны были лететь следующим рейсом. Такую историю предъявили бы миру.

— А что помешало бы случайно обнаружить нас раньше? — спросила Тиди, осторожно вытирая кровь с разбитых губ Питта.

— Это совершенно очевидно, — сказал Питт, задумчиво осматривая окрестности. — Нас невозможно увидеть, если не стоять прямо над нами. Добавьте к этому, что нас, вероятно, выбросили в самой ненаселенной части Исландии, и вероятность случайного обнаружения становится бесконечно малой.

— Теперь вы видите всю картину, — сказал Лилли. — Вертолет следовало поместить в узкое ущелье и уничтожить, потому что организовать крушение с такой точностью невозможно. Место, которое нельзя обнаружить. Если вверху пролетит поисковый самолет, у него будет всего секунда, чтобы заметить обломки, — в лучшем случае это один шанс на миллион. Следующий шаг — разбросать вокруг тела. Потом две-три недели разложения, и самый опытный коронер признает, что одни жертвы погибли в крушении, другие — от холода и шока.

— И я единственный, кто может ходить? — хрипло спросил Питт.

Его сломанные ребра болели, как тысяча кровоподтеков, но взгляды, полные надежды, жалкий оптимизм в глазах людей, знающих, что смерть всего в нескольких шагах, заставляли его забыть о боли.

— Ходить могут несколько человек, — ответил Лилли. — Но у них сломаны руки, и им не подняться на верх ущелья.

— Тогда, вероятно, я избранный.

— Вы избранный, — чуть улыбнулся Лилли. — Единственное ваше утешение: Рондхейму противостоит человек, который крепче, чем полагают компьютеры.

Одобрение в глазах Лилли стало тем дополнительным толчком, в котором нуждался Питт. Он неуверенно встал и посмотрел на лежащую на земле неподвижную фигуру.

— Что вам повредил Рондхейм?

— У меня сломаны оба плеча и, думаю, таз.

Лилли говорил так спокойно, словно рассуждал о неровной поверхности Луны.

— Небось, жалеете, что не работаете в Сент-Луисе на отцовской пивоварне?

— На самом деле нет. Старик папаша никогда не верил в своего единственного сына. Если я… если, вернувшись, не застанете меня в живых, скажите ему…

— Свою мятежную прокламацию прочтете ему сами. К тому же я не смогу говорить искренне. — Питт с трудом сохранял спокойствие в голосе. — Мне никогда не нравилось пиво Лилли.

Он отвернулся и наклонился к Тиди.

— А с вами что сделали, дорогая?

— Вывихнута лодыжка, — храбро улыбнулась Тиди. — Ничего серьезного. Наверно, мне повезло.

— Простите, — сказал Питт. — Вы бы не лежали здесь, если бы не моя оплошность.

Она взяла его руку и сжала.

— Это гораздо интересней, чем писать под диктовку и печатать письма адмирала.

Питт взял ее на руки, нежно пронес несколько футов и уложил рядом с Лилли.

— Вот ваш шанс, моя маленькая золотоискательница. Настоящий живой миллионер. И на следующие несколько часов он ваш слушатель. Мистер Джером П. Лилли, позвольте представить вам мисс Тиди Ройял, самую милую работницу Национального агентства подводных и морских работ. Живите вместе долго и счастливо.

Питт поцеловал Тиди в лоб, снова распрямился и неуверенно прошел по мокрой земле к человеку, которого знал как Сэма. Он думал о полных достоинства манерах, о теплом и проницательном взгляде, который видел в комнате для трофеев; теперь, увидев ноги, выгнутые, как кривые ветви дуба, и голубые глаза, затуманенные болью, он заставил себя улыбаться уверенной, полной надежды улыбкой.

— Держитесь, Сэм. — Питт наклонился и осторожно сжал плечо старика. — Еще до обеда я вернусь с самой красивой медсестрой в Исландии.

Губы Сэма чуть изогнулись в улыбке.

— Для человека моего возраста сигара была бы куда предпочтительней.

— Значит, будет сигара.

Питт наклонился и пожал Сэму руку. Голубые глаза внезапно ожили, старик приподнялся и сжал протянутую руку Питта с такой силой, что Питт не поверил; лицо Сэма просветлело, и на нем отобразилась упрямая решимость.

— Его нужно остановить, майор Питт. — Голос звучал тихо, это был почти шепот, но очень настойчивый. — Нельзя позволить Джеймсу осуществить его ужасный замысел. Он утверждает, что цели его благородны, но люди, которыми он окружил себя, стремятся только к богатству и власти.

Питт лишь молча кивнул.

— Я прощаю Джеймсу то, что он сделал. — Старик словно говорил сам с собой. — Скажите ему, что брат прощает его…

— Боже мой! — На лице Питта отразилось потрясение. — Он ваш брат?

— Да, Джеймс мой младший брат. Я много лет оставался на втором плане, управляя финансами и решая проблемы гигантской транснациональной корпорации. Джеймс наслаждался всеобщим вниманием. До последнего времени мы составляли очень успешную комбинацию. — Келли едва заметным прощальным жестом наклонил голову. — Да поможет вам бог. — На его лице появилась слабая улыбка. — И не забудьте мою сигару.

— Можете на это рассчитывать, — шепотом ответил Питт.

Он отвернулся, в голове крутился водоворот образов и чувств; но вот постепенно сознание прояснилось, и осталась только одна невыполнимая цель, державшая сознание как в тисках. Движущая сила — ненависть, которая тлела в нем с самого первого калечащего удара Рондхейма, разгорелась ярким пламенем и объяла мозг, исключив все прочее; но тут его вернул к действительности тихий голос русского дипломата Тамарецова:

— Истинный коммунист сердцем с вами, майор Питт.

Питт ответил, не задерживаясь:

— Для меня это честь. Нечасто коммунист полагается на капиталиста в спасении своей жизни.

— Да, такую пилюлю проглотить нелегко.

Питт остановился, задумчиво посмотрел на лежащего, отметил его неподвижные руки, неестественно вывернутые ноги. Лицо его смягчилось.

— Если пообещаете не заниматься коммунистической пропагандой, пока меня не будет, принесу вам бутылку водки.

Тамарецов с любопытством посмотрел на Питта.

— Демонстрируете юмор янки, майор? Но насчет водки, кажется, вы говорите серьезно.

Улыбка тронула углы рта Питта.

— Не поймите меня превратно. Я все равно собрался заглянуть в ближайший магазин за выпивкой, так что избавлю вас от такого путешествия.

Прежде чем русский смог ответить, Питт повернулся и начал подниматься по стене ущелья к равнине. Вначале осторожно, по несколько дюймов за раз, стараясь щадить поврежденные ребра, Питт впивался в мягкую, скользкую землю и подтягивался, не глядя по сторонам, — он смотрел только прямо перед собой. Первые двадцать футов дались легко. Но затем склон стал более крутым, а почва — твердой, делать углубления удавалось с трудом, приходилось опираться на кончики пальцев.

Подъем превратился в мучительное испытание, усугубленное болью из-за многочисленных повреждений. Все чувства ушли, движения стали механическими: вцепись — подтянись, вцепись — подтянись. Питт пытался считать отвоеванные футы, но после тридцати сбился, мозг переставал повиноваться.

Он стал подобен слепцу, который при свете дня движется в мире мрака; единственное чувство, какое у него сохранилось, — осязание. И тут его впервые охватил страх, не страх падения или ран, но честный, холодный страх подвести двадцать людей внизу. А ведь их жизнь зависела от того, доберется ли Питт до границы земли и неба, вверху, которая кажется бесконечно далекой. Минуты казались часами. Сколько их прошло? Он не знал и никогда не узнает. Время как нечто измеряемое перестало существовать. Тело превратилось в автомат, который без приказов сознания проделывает одни и те же движения.

Питт снова взялся считать, но на этот раз остановился на десяти. Потом минута отдыха, сказал он себе, всего минута, и снова подъем. Теперь дыхание вырывалось с трудом, пальцы были окровавлены, ногти обломаны, под них набились грязь с кровью, мышцы рук болели от постоянных усилий — верный признак того, что тело вот-вот откажет. Пот ручьями катился по лицу, но измученная плоть этого не ощущала. Питт остановился и посмотрел наверх; он почти ничего не увидел в щелки заплывших глаз. Край ущелья казался туманной ломаной линией, и определить расстояние до него он не мог.

Вдруг неожиданно, почти с удивлением, Питт ощутил под руками мягкую, крошащуюся почву края. С силой, о существовании которой у себя не подозревал, он выбрался на ровное место и замер, очень напоминая труп.

Почти пять минут Питт лежал неподвижно, только грудь поднималась и опадала неровными толчками. Постепенно волны полного истощения отступили, сменившись терпимой усталостью; Питт встал и посмотрел вниз, на крошечные фигуры на дне. Поднес руки ко рту, чтобы крикнуть, но передумал, не зная, что — какие слова подобрать, как подбодрить. Люди внизу увидели только его голову и плечи над крутым склоном. Потом Питт махнул рукой и исчез.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Точно одинокое дерево, Питт стоял на огромной пустой равнине. Во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась темно-зеленая, похожая на мох растительность, упиравшаяся в одной стороне у горизонта в высокие горы, а в двух других скрытая белеющим на солнце туманом. Если не считать нескольких небольших пригорков, пустынная местность была абсолютно плоской. Вначале Питт решил, что он совершенно один. Потом увидел: крошечная тень над головой стрелой летела к невидимой цели. Фигурка подлетела ближе и с двухсот футов с любопытством посмотрела на Питта, разглядывая странное животное, чье красное и желтое оперение так отчетливо выделялось на бесконечном зеленом ковре. Птица трижды пролетела над Питтом, потом ее любопытство иссякло, она взмахнула крыльями и продолжила свой видимый полет в ничто.

Словно восприняв мысли птицы, Питт оглядел свой необычный наряд и пробормотал себе под нос:

— Я слыхал, что можно одеться так, что никуда носу не высунешь, а это и вовсе верх нелепости.

Звук собственного голоса неожиданно пробудил в нем сознание. Питт ощутил душевный подъем: бесконечный склон кончился, он жив и надеется найти помощь раньше, чем люди внизу погибнут от переохлаждения. И в хорошем настроении Питт зашагал по тундре к холмам.

Он прошел не более пятидесяти футов, и ему в голову пришла неожиданная мысль. Он заблудился. Солнце высоко в небе. Нет звезд, по которым он мог бы определить направление.

Север, юг, восток, запад — здесь эти слова ничего не значат, стороны света невозможно точно определить, румбы — измерить. Как только он погрузится в туман, который медленно ползет к нему, не станет никаких ориентиров, никаких видимых вех. Он заблудился и понятия не имеет о направлении.

Хотя утро было холодное и влажное, Питт не ощутил страха.

Не потому что знал: страх затуманит разум, помешает ясно мыслить. Он страшно разозлился на себя — позволил себе успокоиться, окунуться в самодовольство, забыть, что борется со смертью. Компьютеры «Хермит лимитед», этот его архивраг, предусмотрели все варианты. В убийственной игре, которую ведут Келли, Рондхейм и вся их группа на редкость безжалостных партнеров, ставки необычайно высоки. Но Питт дал себе слово: он не ступит на настил и не будет платить ренту, пока не пройдет через поле «Вперед».[26] Он остановился, сел и привел мысли в порядок.

Головоломная дедукция, чтобы определить, что он находится в центре необитаемой части Исландии, не потребовалась.

Он попытался вспомнить, что ему известно об этом райском уголке Северной Атлантики, то немногое, что узнал, изучая карты на борту «Катавабы». Остров тянется на сто девяносто миль с севера на юг, вспомнил он, и почти на триста миль с запада на восток. Если пойти на юг, то скорее всего наткнешься на Ватнайёкудль, крупнейший ледник не только в Исландии, но и во всей Европе, гигантскую ледяную стену, которая для него будет означать гибель.

Надо идти на север, решил Питт. Логика этого решения граничила с примитивной, но была и другая причина: горячее стремление перехитрить компьютеры, идти тем маршрутом, которого от него ожидают меньше всего, сделать выбор, который меньше всего предвещает успех. Обычный человек в таких обстоятельствах скорее всего направился бы на юго-запад — к Рейкьявику, самому крупному очагу цивилизации. Питт надеялся, что именно этого и ожидают компьютеры, запрограммированные на оценку действий обычного человека.

Теперь у него есть ответ, но лишь половинчатый. Куда именно на север? Даже если бы он это знал! У него нет возможности двигаться по прямой.

Общепризнано, что правша, лишенный всяких ориентиров, дает огромного крюка направо. Эта мысль преследовала Питта.

Его размышления прервал рев реактивного двигателя; он посмотрел вверх, заслоняя глаза рукой от блеска кобальтово-синего неба, и увидел пассажирский самолет, невозмутимо тянущий за собой длинный белый конверсионный след. Питт мог только гадать о его курсе.

Он мог лететь куда угодно: на запад к Рейкьявику, на восток к Норвегии, на юго-восток к Лондону. Определить без компаса невозможно.

Компас… Это слово застряло в сознании, подобно мысли о холодном пиве у человека, умирающего от жажды посреди пустыни Мохаве. Компас, простой кусок намагниченного железа, укрепленный на оси и плавающий в смеси глицерина с водой. И тут в глубинах сознания мелькнул свет. Давно забытые сведения о жизни в дикой местности. Сам Питт узнал это много лет назад, когда путешествовал со своим скаутским отрядом в горах Сьерра-Невада.

Потребовалось почти десять минут, прежде чем он нашел неглубокую лужу в яме под куполообразным холмом. Быстро и ловко, как только позволяли израненные пальцы, Питт размотал свой коричневый шарф-пояс и воткнул булавку, удерживавшую его. Уложив один конец отреза шелка на колено, он наклонился и левой рукой натянул ткань как можно сильнее, а правой начал водить булавкой от головки до острия по шелку в одном направлении, создавая трение и намагничивая крошечный кусок металла.

Холод усилился, он заползал под промокшую от пота одежду; судорожные спазмы начали сотрясать тело. Булавка выскользнула из пальцев, и Питт провел несколько бесполезных минут, прощупывая мшистую поверхность, пока случайно не обнаружил маленькую серебряную стрелку; та на четверть дюйма вонзилась ему под ноготь.

Питт был почти благодарен за эту боль: значит, руки еще сохранили чувствительность. Он продолжал водить булавкой по ткани, стараясь больше не выпускать ее из рук.

Решив, что дальнейшее трение ничего не добавит, он потер булавку о лоб и нос, стараясь покрыть ее кожным салом. Потом вырвал из красного пиджака две нити и обвязал ими иглу. Самая трудная часть операции была еще впереди, поэтому Питт ненадолго расслабился и размял пальцы, как пианист, собирающийся сыграть вальс Шопена.

Чувствуя, что готов, он с величайшей осторожностью поднял две петли и медленно опустил булавку в спокойное маленькое озерцо. Затаив дыхание, Питт наблюдал, как пленка воды прогибается под тяжестью металла. Потом все так же осторожно отпустил петли; теперь булавка лежала сама, ее поддерживали сало и поверхностное натяжение.

Только ребенок в Рождество, глядя на груду игрушек, способен испытать такой восторг и такое ощущение чуда. Питт зачарованно смотрел, как маленькая булавка неторопливо описала полукруг и ее острие показало на магнитный север. Целых три минуты Питт сидел неподвижно, глядя на самодельный компас, в глубине души опасаясь, что, стоит ему моргнуть, булавка утонет и исчезнет.

— Посмотрим, как ваш проклятый компьютер справится с этим, — произнес Питт в пустоту.

Новичок тут же пустился бы бегом в направлении, указанном булавкой, руководствуясь ошибочным мнением, будто стрелка компаса указывает на истинный север. Питт знал, что единственное место, где стрелка компаса точно указывает на Северный полюс, — это небольшой участок в районе Великих озер между Соединенными Штатами и Канадой: по чистой случайности там магнитный и Северный полюса оказываются на одной линии. Опытный пилот, Питт также знал, что магнитный полюс находится где-то ниже острова Принца Уэльского над Гудзоновым заливом, примерно в тысяче миль под Северным полюсом и всего в нескольких сотнях миль севернее Исландии. Это означало, что стрелка отклоняется на несколько градусов к западу. Питт примерно подсчитал, что отклонение стрелки от норда составляет восемьдесят градусов, но теперь он по крайней мере был уверен, что север находится под прямым углом к головке иглы.

Питт осмотрелся, достал иглу примитивного компаса из воды и шагнул в туман. Но не прошел и ста ярдов, как ощутил вкус выступившей на губах крови: зубы в деснах шатались. Но хуже всего было то, что сильный удар Рондхейма в пах позволял двигаться только тяжело ступая и прихрамывая. Питт заставлял себя идти, упорно цепляясь за нить сознания. Поверхность грубая и неровная; Питт много раз спотыкался и падал, обхватив грудь руками в тщетной попытке уменьшить боль в сломанных ребрах.

Ему везло: примерно через полтора часа туман рассеялся и дал превратить в вехи множество горячих источников, мимо которых он проходил, уточняя направление с помощью иглы компаса. Теперь он видел ориентиры на севере и мог переходить от одного к другому в уверенности, что не заблудился.

Иногда он останавливался, проверял свое положение по компасу и начинал все сызнова.

Два часа превратились в три. Три часа — в четыре. Каждая минута — это частица бесконечных страданий от холода, жгучей боли, борьбы за контроль над сознанием. Время сливалось в вечность; Питт знал, что оно не кончится, пока он в последний раз не упадет на мягкую, влажную траву. Несмотря на всю свою решимость, он начал сомневаться, что проживет следующие несколько часов.

Шаг за шагом; этот бесконечный цикл все больше истощал силы Питта. В голове не оставалось места для других мыслей, кроме как о следующем ориентире, а когда Питт добирался до него, то сосредоточивал весь остаток энергии на следующем. Логика почти перестала существовать. Только уловив в глубине сознания идущий откуда-то неясный сигнал тревоги, он осознавал, что сбился с курса; тогда он останавливался и в серном бассейне, от которого поднимался пар, снова проверял направление по компасу.

Даже минувшие двенадцать часов казались Питту двенадцатью годами; тогда его рефлексы были обострены и готовы исполнять команды сознания; но когда он в очередной раз дрожащими пальцами опускал иглу на поверхность воды, руки подвели его: маленький компас ушел под поверхность и стал опускаться на дно глубокого, прозрачного бассейна. Питт успел бы поймать его, но несколько драгоценных секунд он просто сидел с отсутствующим видом, прежде чем начать устранять нежданное препятствие. Однако было уже поздно, слишком поздно, и теперь у него не было никакой надежды найти дорогу через пустынное исландское плато.

Опухшие глаза Питта почти полностью закрылись, ноги сводило от усталости, дыхание вырывалось с болезненными спазмами, но он с трудом поднялся и двинулся вперед, побуждаемый внутренней силой, о существовании которой и не подозревал. Следующие два часа он брел в пустоте, где существовал он один. Потом на середине подъема на небольшое восьмифутовое возвышение его тело отключило сознание, и Питт, как лопнувший воздушный шар, упал в нескольких дюймах от вершины.

Питт знал, что перешел порог физической чувствительности, шагнул к бесчувствию сумеречного сна. Но не окончательно. Тело его было мертво, боль исчезла, умерли все чувства, все человеческие переживания. Но он мог видеть, хотя вся панорама состояла из поросшей мхом земли в нескольких дюймах от глаз. И слышал: слух доносил рваные звуки, хотя никакого объяснения этому кашлю или хотя бы откуда он идет найти Питт не мог.

Неожиданно наступила тишина. Звук стих, остались только зеленые стебли, которые раскачивал ветерок. Что-то в пустыне, где он лежал, казалось необъяснимым.

Сверхчеловеческие, невероятные усилия потрачены зря, ответственность перед людьми, лежащими на дне ущелья, растворилась в пустоте. Питт ни о чем не думал, ничего не знал, не чувствовал, он отрекся от жизни и готов был умереть под холодным северным небом. Так легко сдаться и упасть в черную пропасть, откуда нет возврата. Но все-таки что-то в этой картине было неуместно, какая-то иллюзия разрушала концепцию смерти.

На миг в поле зрения Питта появились башмаки, пара обшарпанных, стоптанных кожаных башмаков, но потом они пропали, опять осталась только дикая трава. Потом призрачные руки перевернули его на спину, и он увидел лицо в обрамлении пустого неба, строгое лицо с голубыми, как это небо, глазами. Седые волосы вокруг широкого лба походили на шлем с картин фламандских художников. Старик за семьдесят, в поношенном свитере с высоким горлом, наклонился и дотронулся до лица Питта.

Потом, не говоря ни слова, с удивительной для его лет силой поднял Питта и перенес через гребень. Сквозь окутавшую сознание паутину пробилась мысль, какое чудесное совпадение, какое чудо — ведь это настоящее чудо — привело к тому, что его нашли?

В шаге от небольшого возвышения проходила дорога; он свалился на расстоянии плевка от узкого грязного проселка, параллельного окутанной белым туманом ледяной реке, текущей сквозь узкое ущелье из черной лавы. Но звук, который уловил Питт, исходил не от этой реки, а от работающего двигателя машины — битого, пыльного джипа английского производства.

Как ребенок, укладывающий куклу в коляску, старик-исландец усадил Питта на пассажирское сиденье.

Потом сел за руль и повел свою маленькую машину по извилистой дороге, время от времени останавливаясь, чтобы закрыть в изгороди ворота для скота — эти остановки стали частыми, когда джип выехал в пологие холмы, покрытые роскошными зелеными лугами; небо закрывали тучи ржанок, взлетающих при приближении машины. Наконец остановились у небольшой фермы с белым крыльцом и красной крышей. Питт освободился от поддерживавших его рук и ввалился в гостиную уютного маленького дома.

— Телефон. Быстрей! Мне нужен телефон.

Голубые глаза сузились.

— Англичанин? — медленно спросил исландец с сильным норвежским акцентом.

— Американец, — нетерпеливо ответил Питт. — Двадцать человек тяжело ранены и умрут, если им немедленно не помочь.

— На плато есть и другие?

Старик не скрывал изумления.

— Да, да! — яростно закивал Питт. — Боже, телефон. Где он у вас?

Исландец беспомощно пожал плечами.

— Ближайшая телефонная линия в сорока километрах отсюда.

Вал отчаяния захлестнул Питта, но отступил при следующих словах незнакомого старика.

— Но у меня есть радиопередатчик. — Он показал на соседнюю комнату. — Сюда.

Вслед за ним Питт вошел в маленькую, хорошо освещенную, но по-спартански обставленную комнату; в ней было всего три предмета мебели: стул, шкаф и сколоченный вручную стол. А на столе — блестящий передатчик, всего несколько месяцев как из сборки; Питт только дивился тому, что на далекой уединенной ферме используется такое современное устройство. Исландец торопливо подошел к передатчику, сел и начал поворачивать ручки и нажимать кнопки. Он переключил аппарат на передачу, подобрал частоту и взял микрофон.

Быстро произнес несколько слов по-исландски и стал ждать. Из громкоговорителя ничего не было слышно. Старик подстроил частоту и снова заговорил.

На этот раз ответили почти немедленно. Гонка со смертью заставила Питта напрягаться, как трос в ураган; забыв об усталости и боли, он расхаживал по комнате, пока его благодетель объяснялся с рейкьявикскими властями. Через десять минут объяснений и перевода Питт смог связаться с американским посольством.

— Где вас черти носят?

Голос Сандекера прозвучал громко, словно адмирал говорил от двери.

— Неважно. Как быстро можно собрать и переправить по воздуху команду врачей?

Наступило напряженное молчание, потом адмирал ответил. В голосе Питта звучала такая настойчивость, какую Сандекеру редко приходилось слышать.

— Команда военных фельдшеров готова подняться в воздух через тридцать минут, — медленно ответил он. — Может, объясните, зачем они вам понадобились?

Питт ответил не сразу. Он почти не способен был сосредоточиться. Исландец пододвинул стул, и Питт благодарно кивнул.

— Каждая минута, которую мы тратим на объяснения, может привести к чьей-нибудь смерти. Ради Бога, адмирал, — взмолился Питт, — свяжитесь с Военно-воздушными силами, пусть медиков погрузят в вертолеты и направят спасать жертв воздушной катастрофы. Подробности объясню потом.

— Понял, — без лишних слов ответил Сандекер. — Не отходите от передатчика.

Питт кивнул, на этот раз себе, и удрученно обмяк на стуле. Теперь уже недолго, подумал он, но есть ли время? Он почувствовал на плече руку, полуобернулся и криво улыбнулся старику с теплым взглядом.

— Я повел себя невежливо, — сказал он. — Не представился и не поблагодарил за то, что вы спасли мне жизнь.

Старик протянул длиннопалую, обветренную кисть.

— Голфур Андурссон, — сказал он. — Я главный хранитель реки Рарфур.

Питт пожал Андурссону руку, представился и переспросил:

— Главный хранитель?

— Да, проводник и хранитель. Мы работаем проводниками для любителей рыбалки и следим за сохранением экологии реки, как в вашей стране егеря, которые защищают естественные ресурсы внутренних обводненных земель.

— Одинокая, должно быть, работа…

Питт замолчал и ахнул от резкой боли в груди, от которой едва не потерял сознание. Он схватился за стол, стараясь не упасть.

— Идемте, — сказал Андурссон. — Я осмотрю ваши раны.

— Нет, — решительно ответил Питт. — Я должен оставаться у передатчика. Я не сойду с этого стула.

Андурссон колебался. Потом покачал головой, молча вышел и спустя две минуты вернулся с большой аптечкой и бутылкой.

— Вам повезло, — с улыбкой сказал он. — В прошлом месяце на реке рыбачил ваш соотечественник и оставил мне вот это.

И он гордо продемонстрировал бутылку канадского «Сиграмса». Питт заметил, что бутылка не распечатана.

Он сделал четвертый глоток, а старик заканчивал бинтовать ему грудь, когда радио ожило и снова послышался серьезный голос Сандекера:

— Майор Питт, вы меня слышите?

Питт взял микрофон и нажал кнопку передачи.

— Питт на связи. Слышу вас, адмирал.

— Фельдшеры собраны в Кефлавике, исландская спасательная служба готова. Я поддерживаю с ними связь и координирую их усилия. — Короткая пауза. — Здесь множество встревоженных людей. В Кефлавике нет никаких данных об исчезнувшем самолете, ни военном, ни гражданском.

Рондхейм не рискует, подумал Питт. Подонок выжидает, не торопится сообщить о своих пропавших гостях. Питт глубоко вдохнул и сделал еще глоток виски. Потом ответил:

— Сообщение о катастрофе еще не включено в график.

В голосе Сандекера звучало полное недоумение:

— Еще раз. Повторите, пожалуйста.

— Поверьте на слово, адмирал. Я не могу ответить и на десятую часть вопросов, которые у всех возникли. Особенно по радио. Повторяю: особенно по радио.

Питт подумал, что имена известных во всем мире людей, лежащих в ущелье, следует хранить в тайне еще по меньшей мере тридцать шесть часов, чтобы успеть остановить Келли, Рондхейма и «Хермит лимитед», прежде чем те соберутся и уйдут в подполье. Надо отдать адмиралу должное. Сандекер почти сразу понял намек Питта на необходимость тайны.

— Сообщение понято. Можете указать место? Используйте свою обратную координатную карту.

— Простите, не понимаю, о какой…

— Черт побери! — крикнул Сандекер, отчего громкоговоритель взорвался раскатом оглушительного треска. — Выполняйте приказ!

Питт почти полминуты молча смотрел на передатчик пока в его утомленном сознании не возник истинный смысл приказа. Адмирал предоставлял ему возможность ответить на вопросы, не выдавая важной информации, а отвечая в противоположном смысле. И Питт мысленно дал себе пинка за то, что позволил Сандекеру превзойти его в словесной эквилибристике.

Он выключил микрофон и повернулся к Андурссону.

— Далеко ли ближайший город, и в какой он стороне?

Андурссон неопределенно показал на окно.

— Содафосс… мы в пятидесяти километрах к югу от городской площади.

Питт быстро прибавил к числу исландца расстояние, пройденное им по плато. Включил радио.

— Самолет упал примерно в восьмидесяти километрах к северу от Содафосса. Повторяю, в восьмидесяти километрах к северу от Содафосса.

— Самолет гражданский или военный?

— Военный.

— Сколько выживших?

— Точно не могу сказать. Двое, возможно, четверо.

Питт надеялся, что адмирал поймет истинное число — двадцать четыре. Старый океанограф его не подвел.

— Будем надеяться, что через двадцать четыре часа они будут живы и здоровы. — Это «двадцать четыре» не оставляло места для сомнений. Адмирал помолчал и озабоченно спросил: — Мисс Ройял с вами?

— Да.

Сандекер ответил не сразу. Питт так и видел, как адмирал бледнеет и у него невольно перехватывает дыхание. Потом он спросил:

— Она… не доставила вам хлопот?

Питт помолчал, стараясь подобрать нужные слова.

— Ну, вы же знаете женщин, адмирал. Вечно жалуются. Сначала воображаемая боль в лодыжке, потом она решила, что умирает от холода. Я был бы крайне признателен, если бы вы избавили меня от этой ноющей дамочки.

— Сделаю все возможное, чтобы исполнить вашу просьбу. — Вернулся серьезный тон. — Оставайтесь у приемника.

Питт негромко мычал про себя. Все это занимало слишком много времени, каждая минута была драгоценна, каждая секунда невозместима. Он взглянул на часы. Ровно семнадцать часов назад он выбрался на равнину. Ему вдруг стало холодно, и он снова приложился к бутылке.

Опять затрещало радио.

— Майор Питт.

— Слушаю, адмирал.

— У нас проблема. На острове нет вертолета, способного немедленно взлететь. Фельдшеров придется сбрасывать с самолета.

— Разве вы не поняли? Очень важно использовать именно вертолеты. Пострадавших нужно эвакуировать по воздуху. И самое важное, адмирал. Я должен участвовать в поисках… повторяю, участвовать в поисках. Места катастрофы с воздуха не видно. Ваша спасательная группа может искать сутками и ничего не найти.

Питт чувствовал мрачный настрой собеседника. Сандекер довольно долго не отвечал. Потом заговорил устало, голосом побежденного, как будто совершал погребальный обряд. Что в сущности он и делал.

— Ответ на ваш запрос отрицательный. На острове семь вертолетов. Три принадлежат Военно-воздушным силам, четыре — исландской службе спасения. Ни один не может взлететь из-за проблем с обслуживанием. — Сандекер помолчал, потом медленно продолжил: — Маловероятно, но наши люди и правительственные инстанции подозревают саботаж.

— Боже! — прошептал Питт, холодея. Любые возможности. Он снова и снова вспоминал это. Компьютеры Келли пытаются исключить все возможности спасения. Хладнокровная и успешная команда убийц Рондхейма исполняет их приказы буквально.

— Есть у вас площадка для посадки легкого самолета, который бы вас подобрал? — с надеждой спросил Сандекер. — Если да, вы могли бы руководить сбросом с воздуха.

— Небольшой самолет сядет, — ответил Питт. — У нас здесь ровный луг величиной с футбольное поле.

Питт не заметил, что снаружи солнце, правильный оранжевый диск в северных широтах, быстро закрывала большая черная туча, которая вскоре отрезала его яркий свет. Поднялся ледяной ветер, он пригибал траву на лугах и холмах. Одновременно Питт почувствовал на плече руку Андурссона и заметил, что в комнате потемнело.

— Буря с севера, — серьезно сказал Андурссон. — Через час пойдет снег.

Питт отодвинул стул и торопливо прошел к маленькому двойному окну. Не веря своим глазам, посмотрел в стекло и в отчаянии ударил кулаком по стене.

— Боже, нет! — прошептал он. — В такую метель фельдшерам прыгать с парашютом — самоубийство.

— Да и маленький самолет не сможет лететь в такой буран, — сказал Андурссон. — Я видел много северных бурь и знаю, как они свирепы. А эта будет сильной.

Питт, пошатываясь, вернулся к передатчику и упал на стул. Зажал руками опухшее лицо в порезах и негромко сказал:

— Да спасет их Бог. Да спасет Он их всех. Безнадежно, безнадежно.

Заговорил Сандекер, но Питт не слышал его.

— Ваше точное положение, майор. Можете назвать ваше точное положение?

Андурссон протянул мимо Питта руку и взял микрофон.

— Минутку, адмирал Сандекер, — твердо сказал он. — Пожалуйста, подождите.

Он взял правую руку Питта и крепко сжал.

— Майор Питт, возьмите себя в руки. — Он смотрел сверху вниз полным сочувствия взглядом. — Узел смерти, который может быть прочен, как камень, способен разрубить тот, кто знает, где слабая прядь.

Питт медленно взглянул в глаза Андурссону.

— Итак, передо мной еще один поэт.

Андурссон застенчиво кивнул.

— Поистине, выдалась поэтическая неделя, — вздохнул Питт.

И тут же негромко выругался себе под нос. Он слишком много внимания уделял ненужным разговорам и бесполезной жалости, а время уходит. Нужен план, средство, приспособление — чтобы добраться до тех, кто поверил в него. Компьютеры тоже ошибаются, сказал он себе. Эти холодные электронные чудовища могут допустить погрешность — пусть незначительную, но тем не менее. В их цепях нет места эмоциям, чувствам, ностальгии.

— Ностальгия, — сказал Питт вслух, пробуя словно на языке, наслаждаясь каждым звуком. Он повторил его трижды.

Андурссон удивленно взглянул на него.

— Не понимаю.

— Скоро увидите, — ответил Питт. — Я не стану искать слабую прядь в вашем поэтическом узле смерти. Я разрублю его лопастями.

Старик посмотрел еще более недоуменно.

— Лопастями?

— Да, лопастями пропеллеров. Если точно — тремя.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На свете есть множество удивительных зрелищ, но даже тридцатиэтажная ракета, уходящая в космос, или острый нос сверхзвукового самолета, летящего по небу вдвое быстрее звука, — ничто не показалось бы Питту таким невероятно прекрасным, как скрытый в черных складках тучи старый трехмоторный «форд», прославленный «Жестяной гусь», раскачивающийся на порывистом ветру. Борясь с усиливающимся ветром, Питт внимательно наблюдал, как старинный самолет, изящный в своем уродстве, облетает ферму Андурссона; потом пилот сбросил скорость, на высоте в десять футов перевалил через изгородь и сел на лугу; широкие колеса остановились в двухстах футах от точки касания.

Питт повернулся к Андурссону.

— Что ж, прощайте, Голфур. Спасибо за все, что сделали для меня… для США.

Голфур Андурссон пожал Питту руку.

— Это я должен благодарить вас, майор. Большая честь помочь братьям. Храни вас бог.

Питт не мог бежать, не позволяли ребра, но он добрался до самолета меньше чем за тридцать секунд. А когда оказался у фюзеляжа с правой стороны, открылась дверца, высунулась сильная рука и втащила его в салон.

— Вы майор Питт?

Питт увидел великана с загорелым лицом и светлыми бачками.

— Да, я Питт.

— Добро пожаловать в ревущие двадцатые, майор. Дьявольская идея — использовать это летучее ископаемое для спасательной экспедиции. — Он протянул руку. — Капитан Бен Халл.

Питт пожал массивную лапу и сказал:

— Лучше улететь, если мы хотим опередить снег.

— Верно, — басом согласился Халл. — Нет смысла нарываться на штраф за добавочное время парковки. — Если Халла и удивило избитое лицо Питта и его необычная одежда, он хорошо это скрыл. — Рейс без второго пилота, место оставлено за вами, майор. Мы решили, что вы захотите сидеть в первом ряду, иначе кто же нас угробит?

— Прежде чем купить билет, я кое о чем попросил адмирала Сандекера…

— У меня для вас новость, майор. Этот старый тюлень всюду носит с собой большую страшную палку. Он всех поставил на ноги, чтобы доставить это на борт.

Он достал из кармана парки пакет и вопросительно приподнял бровь.

— Убейте меня, не пойму, зачем в таком рейсе бутылка русской водки и коробка сигар.

— Для друзей, — ответил Питт, принюхиваясь. Он повернулся и прошел мимо десяти человек, которые в разных позах сидели и лежали на полу большого салона, отдыхая, — все спокойные, целеустремленные, в специальном арктическом обмундировании, все специально обученные погружениям под воду, прыжкам с парашютом, умению выжить в пустыне и владеющие всеми способами оказания помощи и первичной хирургии. От одного их вида Питт почувствовал прилив уверенности.

Пригнув голову, чтобы пройти в маленькую кабину, он с трудом опустился на потертое скрипящее сиденье рядом с местом пилота. Пристегнувшись, он повернулся и увидел улыбающееся лицо сержанта Сэма Кешмана.

— Здравствуйте, майор. — У Кешмана округлились глаза. — Боже всемогущий! Кто топтался по вашему лицу?

— Расскажу как-нибудь за рюмкой. — Питт быстро осмотрел приборный щит, знакомясь со старомодными устройствами. — Я немного удивлен, что вижу…

— …в таком деле сержанта, а не офицера-летчика, — подхватил Кешман. — У вас не было выбора, майор. Я единственный на всем острове, кто летал на этом старом автобусе. Красавчик, верно? Дайте ему возможность, он взлетит и сядет на долларовую банкноту.

— Хорошо, сержант. Вы здесь командуете. А теперь давайте поставим старую птичку на крыло и поднимем ее в воздух. Идем точно на запад вдоль реки, пока я не скажу повернуть на юг.

Кешман лишь кивнул. Он искусно развернул «Жестяного гуся» на сто восемьдесят градусов, и тот оказался против ветра на дальнем конце луга. Потом Кешман продвинул вперед три рукояти, и старый авиалайнер, содрогаясь, с грохотом покатил по полю в сторону изгороди, до которой было не больше трехсот ярдов.

Когда они катили мимо крыльца Голфура Андурссона, и переднее колесо самолета еще оставалось на земле, Питт начал смутно представлять себе, о чем думал Чарльз Линдберг, когда в 1927 году поднимал тяжело нагруженный «Дух Сент-Луиса» с земляного летного поля Рузвельт-Филд. Питту казалось невероятным, что какой-то летательный аппарат, кроме вертолета или легкого двухместного самолета, способен взлететь с такого пятачка. Он покосился на Кешмана и увидел только полное спокойствие и расслабленность. Кешман что-то беззаботно насвистывал, но из-за грохота двух двухсотсильных моторов Питт не мог разобрать мелодию.

Никаких сомнений, подумал Питт. Кешман определенно похож на человека, умеющего водить самолет, особенно этот.

Когда две трети поля остались позади, Кешман чуть отжал руль высоты, подняв колесо, потом снова взял на себя, и самолет полетел в нескольких футах над землей. Потом, к ужасу Питта, Кешман вдруг снова опустил самолет на землю, всего в пятидесяти футах от изгороди. Ужас Питта перешел в изумление, когда Кешман снова дернул руль, прижав его к груди: старый «Жестяный гусь» буквально перескочил через изгородь и начал подъем.

— Где вы этому научились? — спросил Питт, с облегчением переведя дух. И только тут он разобрал, что насвистывал Кешман: мелодию из старого фильма «Воздушные приключения».[27]

— Когда-то опылял всходы в Оклахоме, — ответил Кешман.

— А как оказались механиком в Военно-воздушных силах?

— Однажды развалина, на которой я летал, сильно раскашлялась. Я сел на пастбище одного фермера и убил его быка-чемпиона. Весь округ предъявлял мне иски. Но я их перехитрил — записался в армию.

Питт не мог сдержать улыбку, глядя через лобовое стекло на реку в двухстах футах под собой. С такой высоты он легко разглядел пологий холмик, на котором его нашел Андурссон. Но увидел он и кое-что такое, чего никак не ожидал: почти незаметную ровную линию на местности, уходящую на юг. Он чуть приоткрыл боковое окно и снова посмотрел. Так и есть: темно-зеленая полоска на фоне более светлой тундры.

Его собственные отпечатки. Погружаясь в мягкую растительность, ступни оставили след, идти по которому так же легко, как по белой осевой.

Питт поймал взгляд Кешмана и показал вниз.

— На юг. Летите по этой темной полосе на юг.

Кешман повернул самолет и выглянул в боковое окно. Потом в знак того, что понял, кивнул и развернул нос самолета на юг. Пятнадцать минут спустя он мог лишь дивиться явственно видному следу, оставленному Питтом на пути к реке. Не считая нескольких небольших отклонений на неровностях поверхности, полоса, оставленная человеком на земле, было ровной почти как отвес. Пятнадцать минут — ровно столько понадобилось летающей древности, чтобы покрыть расстояние, которое Питт преодолел за много часов.

— Вижу! — крикнул Питт. — Вон — похожее на трещину углубление там, где кончается мой след.

— Где сядем, майор?

— Параллельно ущелью. Тут с востока на запад плоский участок примерно в пятьсот футов.

Небо начало темнеть от падающего снега. Когда Кешман заходил на посадку, за стеклом показались первые хлопья; потоком воздуха их уносило в небо.

Питт выиграл гонку, но в самый последний миг.

Посадка, учитывая неровную местность и сильный ветер, прошла благополучно. Кешман так рассчитал приземление, что дверь кабины самолета оказалась в десяти ярдах от крутого спуска.

Едва колеса самолета успели остановиться, как Питт выпрыгнул из кабины и начал спускаться на дно ущелья. За ним люди Халла методично выгружали припасы и раскладывали их на влажной земле. Два фельдшера размотали тросы и опустили их за край, готовясь поднимать выживших.

Питт не обращал на это внимания. У него было лишь одно страстное желание: оказаться первым в адской пропасти. Он сразу увидел лежащего на земле Лилли; Тиди склонилась над ним, держа его голову у себя на коленях. Она что-то говорила Лилли, но слов Питт не различал: Тиди говорила хриплым шепотом; она старалась улыбнуться, но губы сложились в болезненную гримасу, и ни в голосе, ни в глазах не было радости. Питт подошел и осторожно коснулся ее влажных волос.

— Кажется, вы стали близкими друзьями.

Тиди повернулась и ошеломленно посмотрела на стоящего над ней человека.

— Милостивый боже, вы вернулись! — Она коснулась его руки. — Мне казалось, что я слышала звуки самолета. Боже, как замечательно, вы вернулись!

— Да. — Питт слабо улыбнулся и кивком показал на Лилли. — Как он?

— Не знаю, — устало ответила Тиди. — Просто не знаю. Полчаса назад потерял сознание.

Питт наклонился и прислушался: дыхание медленное, стабильное.

— Выживет. У этого парня кишки десять миль длиной. Главный вопрос — сможет ли он ходить.

Тиди прижалась лицом к руке Питта и заплакала, судорожно, порывисто дыша, на нее волнами накатывали шок, боль и облегчение. Питт обнимал ее и молчал. И продолжал прижимать к себе дрожащее тело и гладить Тиди по волосам, когда подошел капитан Халл.

— Поднимите девушку первой, — сказал Питт. — У нее сломаны лодыжки.

— Мои люди развернули наверху пункт первой помощи в палатке. Там топят печь. Ей там будет удобно, а потом ее заберет исландская спасательная служба и переправит в Рейкьявик. — Халл устало потер глаза. — Сейчас машины службы идут по нашему радиосигналу.

— А по воздуху ее нельзя эвакуировать?

Халл покачал головой.

— Простите, майор. Старый самолет за один рейс может забрать всего восемь человек на носилках. Боюсь, сначала нужно увозить тяжелораненых. Это случай, когда женщины идут последними. — Он кивком показал на Лилли. — Насколько тяжел этот?

— Разбиты плечи и таз.

Подошли два человека Халла с алюминиевыми носилками-корзинами.

— Забирайте этого человека первым, — приказал Халл. — И осторожнее. Он тяжело ранен.

Санитары осторожно уложили неподвижное тело Лилли на носилки и прикрепили веревку для подъема из предательского ущелья. На Питта произвели впечатление их четкие уверенные действия. Он был глубоко благодарен этим людям. Три минуты спустя Халл вернулся за Тиди.

— Хорошо, майор. Беру барышню.

— Будьте с ней осторожны, капитан. Она личный секретарь адмирала Сандекера.

По-видимому, удивить Халла было невозможно. Лишь на мгновение в его глазах что-то мелькнуло.

— Ну, ну, — сказал он. — В таком случае я буду лично сопровождать даму.

Халл нежно подхватил Тиди сильными руками и отнес к ожидающим носилкам-корзине. Верный своему слову, он поднялся с ней до самого верха, убедился, что ее уложили на постель в теплой палатке, и лишь тогда вернулся к руководству спасательной операцией.

Питт достал из-под руки пакет, медленно прошел по неровному дну ущелья и остановился перед русским дипломатом.

— Мистер Тамарецов, как ваши дела?

— Русским холод только приятен. — Он набрал горсть снега, лежавшего на груди. — Москва не Москва без снежной зимы. Для меня снег все равно что песок для араба: для всех проклятие, а для него часть жизни.

— Вам больно?

— Старый коммунист никогда не уступает боли.

— Жаль, — сказал Питт.

— Жаль? — повторил Тамарецов и подозрительно посмотрел на Питта.

— Да, потому что я собирался предложить вам средство для облегчения лихорадки, головной боли и несварения желудка.

— Опять юмор янки, майор?

Питт чуть заметно улыбнулся.

— Сарказм янки, — ответил он. — Вот главная причина, почему вы часто неверно оцениваете людей из других стран. У среднего американца есть в душе сарказм, который умом не понять. — Он сел рядом с Тамарецовым и достал бутылку водки. — Вот, например, перед вами результат моего похода в винный магазинчик за углом.

Тамарецов мог только смотреть на него, не веря своим глазам.

— Дал слово — держи. — Питт велел раненому русскому запрокинуть голову и поднес к его губам горлышко бутылки. — Вот, хлебните-ка.

Тамарецов залпом осушил четверть бутылки, прежде чем Питт отнял ее. Кивнул и что-то пробормотал. И вдруг в его глазах появилось теплое, проницательное выражение.

— Родная, настоящая советская, родная… Как вы сумели? — спросил он.

Питт пристроил бутылку в руки Тамарецову.

— Была распродажа, — сказал он. И встал, собираясь уходить.

— Майор Питт.

— Да?

— Спасибо, — просто сказал Тамарецов.

Весь укрытый белым снегом, он пустым взглядом смотрел на облака, когда Питт нашел его. Лицо спокойное и строгое, как у человека, не испытывающего боли, счастливого, довольного, нашедшего упокоение. Рядом склонился врач, осматривая его.

— Сердце? — спросил Питт тихо, почему-то опасаясь разбудить.

— Учитывая возраст, скорее всего, сэр. — Врач повернулся и обратился к стоявшему в нескольких футах Халлу: — Эвакуируем, капитан?

— Пусть лежит, — сказал Халл. — Наша задача — спасать живых. А этот человек мертв. И пока мы можем помешать остальным присоединиться к нему, надо заниматься ими.

— Конечно, вы правы, — устало сказал Питт. — Командовать вам, капитан.

Тон Халла смягчился.

— Вы знали этого человека?

— Я бы хотел знать его лучше. Его звали Сэм Келли.

Очевидно, имя ничего не сказало Халлу.

— Пора поднять наверх вас, майор. Вы и сами плохи.

Питт ответил:

— Нет. Я останусь здесь с Сэмом.

Он в последний раз закрыл Келли глаза и отряхнул снег со старого, морщинистого лица. Потом взял сигару — он узнал особый запас Сандекера — и вложил Келли в нагрудный карман.

Халл целую минуту стоял рядом, пытаясь найти слова. Начал что-то говорить, но передумал и просто кивнул с молчаливым пониманием. Потом вернулся к работе.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Сандекер закрыл досье, положил его и подался вперед, словно собирался прыгнуть.

— Если вы просите моего разрешения, ответ категорический: нет!

— Вы ставите меня в неловкое положение, адмирал.

Это произнес сидевший перед Сандекером человек, низкорослый и такой широкий в плечах, что едва помещался в кресле.

На нем были невзрачный черный костюм, белая рубашка и черный шелковый галстук. Очень часто он машинально проводил рукой по лысой голове, как будто искал существовавшие когда-то волосы, и невозмутимо смотрел серыми глазами, не мигая под пронзительным взглядом Сандекера.

— Я искренне надеялся, что между нами не будет разногласий. Но поскольку не получилось, должен сообщить вам, что мое присутствие здесь продиктовано исключительно вежливостью. У меня уже есть приказ о переводе майора Питта.

— Кем он подписан? — спросил Сандекер.

— Министром обороны, — небрежно ответил его собеседник.

— Не покажете ли мне этот приказ? — спросил Сандекер. Он вводил в бой последнюю фигуру и знал это.

— Хорошо. — Его оппонент вздохнул. Раскрыл свой дипломат, достал стопку документов и протянул Сандекеру.

Адмирал молча прочел их. Его губы изогнулись в сухой улыбке.

— У меня не было ни шанса, верно?

— Совершенно верно.

Сандекер снова посмотрел на бумаги у себя в руках и покачал головой.

— Вы просите слишком многого.

— Мне это тоже не нравится, но сейчас мы не можем позволить себе даже простую вежливость. Весь этот план, очень наивный, порожденный «Хермит лимитед», совершенно непрактичен. Признаю, он кажется вдохновляющим и все прочее. Спасти мир, построить рай. Кто знает, может, Ф. Джеймс Келли нашел решение для будущего. Но в данный момент он вожак банды безумцев, убившей почти тридцать человек. И планирует ровно через десять часов убить двух руководителей государств. Наши действия определяет один-единственный факт: Келли нужно остановить. А майор Питт — единственный, кто способен узнать его наемных убийц.

Сандекер бросил бумаги на стол.

— Физически годен.Проклятые слова, в которых нет ни капли живого чувства. — Он вскочил с кресла и начал расхаживать по комнате. — Вы просите меня отдать приказ человеку, который мне все равно что сын, человеку, который побывал на пороге смерти. Он должен встать с больничной кровати и выследить банду злобных убийц за шесть тысяч миль отсюда?

Сандекер покачал головой.

— Вы не отдаете себе отчета и в половине того, что требуете от бренной плоти. У человеческой храбрости есть пределы. Дирк уже сделал больше, чем от него ожидали.

— Согласен, трудные испытания могут подточить храбрость. Согласен и с тем, что майор сделал больше, чем считалось возможным для человека. Видит бог, у меня мало людей, если они вообще есть, способных провести такую операцию спасения.

— Возможно, мы зря спорим, — сказал Сандекер. — Майор Питт, возможно, не в состоянии покинуть больницу.

— Боюсь, ваши опасения — или мне следовало сказать: надежды? — беспочвенны. — Лысый мужчина просмотрел бумаги в своей папке. — У меня с собой донесения наших агентов, которые, кстати, охраняют майора.

Он помолчал, просматривая бумаги, потом продолжил:

— Отличная физическая подготовка, телосложение быка, прекрасный контакт с… гм… с медсестрами. Пятнадцать часов отдыха, интенсивная терапия и массированные инъекции витаминов плюс массаж у лучших врачей Исландии. Ему наложили швы, провели массаж и перевязали. К счастью, единственные серьезные повреждения — трещины ребер. В целом он, конечно, плох, но выбирать не приходится. Я заберу его, даже если его уложат в гроб.

Лицо Сандекера стало холодным и враждебным. Он повернулся к секретарю посольства, просунувшему в дверь голову.

— Майор Питт здесь, сэр.

Сандекер сердито посмотрел на толстяка. В его голосе звучало удивление.

— Мерзавец, вы с самого начала знали это!

Толстяк пожал плечами и ничего не ответил.

Сандекер весь напружинился. Он негодующе смотрел толстяку в глаза.

— Хорошо, пусть войдет.

Питт вошел и закрыл за собой дверь.

Он неуклюже прошел по комнате к пустому дивану и очень медленно опустился на мягкие подушки. Все его лицо было в бинтах, в щелках торчали только глаза и нос да черные волосы на макушке свидетельствовали о жизни под белыми повязками.

Сандекер попытался заглянуть под бинты. Взгляд темно-зеленых глаз, которые он увидел, не дрогнул.

Сандекер сел за свой стол, откинулся в кресле и сложил руки за головой.

— Врачи в больнице знают, что вы здесь?

Питт улыбнулся.

— Думаю, они хватятся через полчаса.

— Полагаю, вы знакомы с этим джентльменом.

Сандекер показал на толстяка.

— Мы говорили по телефону, — ответил Питт. — Но официально не знакомы… по крайней мере, под истинными именами.

Толстяк быстро обошел стол и подал руку:

— Киппманн. Дин Киппманн.

Питт пожал протянутую руку. Он не обманывался. В этом рукопожатии не было ничего слабого и рыхлого.

— Дин Киппманн, — повторил он. — Глава Национального разведывательного управления. Приятно поиграть с игроками из высшей лиги.

— Мы высоко ценим вашу помощь, — тепло сказал Киппманн. — Не возражаете против небольшого перелета?

— После Исландии немного южно-американского солнца мне не повредит.

— Солнцем вы насладитесь. — Киппманн снова погладил лысину. — В особенности южно-калифорнийской его разновидностью.

— Южная Калифорния?

— Сегодня в четыре часа дня. В «Диснейленде».

— В «Диснейленде»?

Сандекер сказал:

— Я понимаю, что ваши слова не всегда совпадают с тем, что у вас в голове. Но вы могли бы обойтись без повторов. При всем нашем уважении, сэр, мы не понимаем.

— Час назад я говорил то же самое, — ответил Киппманн.

— Но что у вас в голове? — спросил Питт.

— Вот это.

Киппманн достал из своего бездонного дипломата новую пачку бумаг и бегло просмотрел их.

— До того как мы получили возможность расспросить вас и тех уцелевших, кто в состоянии отвечать, у нас было только смутное представление о целях «Хермит лимитед». Мы знали о существовании этой компании, и нам удалось проследить некоторую ее деятельность, но главная цель, мозг, финансы за всей операцией — все это оставалось загадкой…

Питт осторожно перебил:

— Но у вас была нить. Вы подозревали доктора Ханневелла.

— Я рад, что вы не догадались раньше, майор. Да, НРУ следило за доктором Ханневеллом. Никаких конкретных улик, конечно. Потому мы и отпустили его — в надежде, что он приведет нас к верхушке организации.

— Похороны «Лакса» — отличный отвлекающий маневр, — сказал Питт. — Ваша козырная карта. Ханневелл должен был участвовать в расследовании. Когда адмирал попросил его участвовать, он не мог поверить в совпадение… Решил, что просто повезло. И сразу вызвался добровольцем — не чтобы исследовать обстоятельства смерти своего друга Кристиана Файри: он и так уже о них догадывался, и не чтобы ознакомиться с феноменом корабля во льду. Ему нужно было узнать, что стало с его драгоценным подводным зондом.

— И опять: да, майор.

Киппманн протянул Питту несколько глянцевых фотографий.

— Эти снимки сделаны с подводной лодки, которая почти три недели наблюдала за «Лаксом». На них видны необычные особенности экипажа.

Питт не слушал. Он спокойно и пристально смотрел на Сандекера.

— Правда наконец выходит наружу. «Лакс» нашли наши корабли, и за ним следили, пока он не сгорел.

Сандекер пожал плечами.

— Мистер Киппманн счел возможным сообщить мне об этом любопытном маленьком факте только вчера вечером.

Натянутая улыбка на его лице, похожем на морду грифа, адресованная Киппманну, была почти дружелюбной.

— Укоряйте меня сколько угодно, — серьезно отозвался Киппманн, — но было совершенно необходимо, чтобы вы как можно дольше оставались в стороне. Если бы Келли, или Рондхейм, или в особенности Ханневелл догадались о вашей связи с нами, операция сорвалась бы. — Он взглянул на Питта и понизил голос: — Майор, вы должны были просто пилотировать самолет, на котором Ханневелл отправился осматривать «Лакс». Потом вам следовало отвезти его в Рейкьявик, где мы возобновили бы наблюдение за ним.

— Но получилось не совсем так, верно?

— Мы недооценили противоположную сторону, — откровенно сказал Киппманн.

Питт выдохнул сигаретный дым и смотрел, как он поднимается к потолку.

— Вы не объяснили, как «Лакс» оказался в айсберге. И не пролили свет на то, что случилось с пиратским экипажем, даже не намекнули, как Файри, его ученые и экипаж исчезли больше чем на год, а потом вдруг на судне обнаружились их сожженные тела.

— Ответ на оба вопроса очень прост, — сказал Киппманн. — Экипаж Файри не покидал судна.

Сандекер извлек руки из-за головы и медленно наклонился, упираясь ладонями в стол. Взгляд его стал твердым, как камень.

— Матаджик сообщил об экипаже из арабов, а не из светловолосых скандинавов.

— Верно, — согласился Киппманн. — Думаю, если вы, джентльмены, посмотрите на эти фотографии, вы поймете, что я имел в виду.

Он передал снимки Сандекеру, а второй экземпляр тех же снимков — Питту. Потом сел поудобнее в кресло, вставил в длинный мундштук сигарету и закурил. Он казался совершенно спокойным. Питт начал думать, что, если бы этого человека ударили в пах, он только зевнул бы.

— Прошу: фото номер один, — сказал Киппманн. — Сделано в перископ через очень мощный телескопический прицел. Как видите, отчетливо видны десять членов экипажа, занимающиеся своими делами в разных частях корабля. Среди них нет ни одного смуглого.

— Совпадение, — осторожно сказал Сандекер. — Арабы, которых видел Матаджик, могут находиться внизу.

— Маловероятно, но возможно, адмирал, если бы мы ограничились только этим снимком. Однако другие снимки делались в другое время и в другие дни. Сопоставляя их, мы насчитываем примерно четырнадцать человек, и среди них ни одного араба. Несомненно, джентльмены, если бы на корабле был хоть один араб, за три недели наблюдения он бы показался. — Киппманн замолчал и постучал мундштуком по краю пепельницы. — К тому же мы определенно опознали лиц на снимках: именно эти люди отплыли на «Лаксе» незадолго до его исчезновения.

— Но как же Матаджик? — спросил Сандекер. — Он был крупным ученым и умел вести тщательные наблюдения. Он был уверен в том, что видел.

— Матаджик видел людей, которые должны были походить на представителей других национальностей, — ответил Киппманн. — Когда корабль обнаружили, его экипаж уже должен был научиться маскироваться. Вспомните, ведь они заходили во много портов. И избегали риска, что их обнаружат. Конечно, это лишь догадки, точно мы никогда не узнаем, но разумно предположить, что экипаж заметил, как О’Рейли наблюдает за ними, и замаскировался раньше, чем на борт поднялся Матаджик.

— Понятно, — спокойно сказал Питт. — А что дальше?

— Об остальном можете догадаться сами, если еще не поняли. — Киппманн поглядел на мундштук и продолжил: — Нетрудно предположить, что кельтиний-279 возгорелся и «Лакс» превратился в плавучий пожар. Наша подводная лодка могла только беспомощно наблюдать: все произошло слишком быстро, выживших не было. К счастью, капитан подводной лодки умел думать и быстро принимать решения.

Приближалась буря, и капитан знал: теперь только время решало, когда корпус «Лакса» остынет и сожмется, плиты разойдутся по швам и морская вода затопит его, тем более что на горизонте уже собирались тучи, сулящие восьмибалльный шторм.

— Поэтому капитан превратил свою лодку ценой двадцать миллионов долларов в буксир, подвел горящий корпус к подходящему айсбергу и подождал, пока судно вплавится в лед.

Питт весело смотрел на Киппманна.

— Ваша теория совершенно справедлива, майор, — сказал Киппманн.

— Это теория не моя, — ответил Питт, — а доктора Ханневелла. Это он высказал предположение о раскаленной кочерге во льду.

— Понимаю, — сказал Киппманн, хотя было ясно, что он не понял.

— Следующий вопрос, который интересует меня лично, — Питт помолчал и раздавил сигарету в пепельнице, — зачем вы послали нас с Ханневеллом в Северную Атлантику искать конкретный айсберг, после того как сами же убрали отличительные отметки? Зачем отправлять Ханневелла на поиски «Лакса», а потом мешать его найти?

Киппманн бесстрастно смотрел на Питта.

— Из-за вас, майор, мои люди отморозили задницы, срубая с айсберга красный маркер, просто потому, что вы явились на два дня раньше намеченного срока.

— Вы собирались тщательно прочесать «Лакс», но не успели: на сцене появились мы с Ханневеллом. Верно?

— Совершенно верно, — ответил Киппманн. — Никто не думал, что вы поведете вертолет в бурю.

— Значит, ваши люди там были… — Питт замолчал, долго, задумчиво смотрел на Киппманна и негромко продолжил: — Все то время, что мы с Ханневеллом осматривали «Лакс», ваши агенты скрывались на айсберге.

Киппманн пожал плечами.

— Вы не дали им возможности уйти.

Питт привстал с дивана.

— Вы хотите сказать, что, когда мы с Ханневеллом едва не свалились в море, они ничего не делали — не бросили веревку, не подбодрили, не помогли… ничего?

— В нашем деле приходится быть безжалостными, — с усталой улыбкой сказал Киппманн. — Нам самим это не нравится, но приходится. Это в природе нашей игры.

— Игра? — переспросил Питт. — Интригующая задумка? Спорт, в котором один вымышленный пес пожирает другого? Какое грязное занятие!

— Замкнутый круг, друг мой, — ядовито ответил Киппманн. — Не мы его начали, не мы сделали таким. Америка всегда была хорошим парнем. Но мы не можем играть без наколок, когда другие используют все существующие грязные приемы.

— Конечно, мы страна простаков, мы верим, что добро всегда побеждает зло. И куда это нас приводит? Назад в Диснейленд?

— К этому я перейду в свое время, — сдержанно сказал Киппманн. — Судя по вашим сведениям и словам других выживших, «Хермит лимитед» сделает свой ход примерно через девять часов сорок пять минут, считая с этой минуты. И первым шагом послужит убийство главы того латиноамериканского государства, которое она намерена захватить. Я прав?

— Так сказал тот человек, — кивнул Питт. — Они начнут с Боливии.

— Не следует верить всему, что слышишь, майор. Келли использовал Боливию только в качестве примера. Ему и его группе не хватит сил для захвата такой большой страны. Он слишком делец, чтобы начинать, не будучи на девяносто процентов уверенным в успехе.

— Целью может быть любая из полудюжины стран, — сказал Сандекер. — Откуда вам знать, какая именно?

— У нас тоже есть компьютеры, — с явным удовольствием ответил Киппманн. — Обработка данных свела выбор к четырем. С помощью майора Питта мы свели его к двум.

— Вы меня запутали, — сказал Питт. — Как я мог?..

— Макеты, которые вы извлекли из моря, — быстро оборвал его Киппманн. — Один из них — точная копия здания законодательного собрания в Доминиканской Республике. Вторая — здание правительства и законодательных органов во Французской Гвиане.

— Пятьдесят на пятьдесят, в лучшем случае, — медленно сказал Сандекер.

— Не совсем, — возразил Киппманн. — По заслуживающему внимания мнению НРУ, Келли и его небольшое войско гонятся за двумя зайцами.

— Обе страны одновременно? — Сандекер вопросительно посмотрел на Киппманна. — Вы серьезно?

— Да, мы серьезно. Если простите за такое выражение, смертельно серьезны.

— Но чего Келли добьется, разделив свои силы? — спросил Питт. — Рискованно пытаться играть одновременно в Доминиканской Республике и во Французской Гвиане.

Киппманн достал из папки карту и разложил ее на столе Сандекера.

— На северном побережье Южной Америки есть Венесуэла, а также Британская, Немецкая и Французская Гвиана. Дальше к северу — в дне плавания и в нескольких часах лета — расположен остров, а на нем Гаити и Доминиканская Республика. Стратегически превосходная ситуация.

— В каком отношении?

— Предположим, — задумчиво сказал Киппманн, — только предположим, что диктатор, правящий Кубой, одновременно владеет и Флоридой.

Сандекер с напряженным лицом посмотрел на Киппманна.

— Клянусь богом, действительно превосходно. Только вопрос времени, когда «Хермит лимитед», орудующая на том же острове, задушит экономику Гаити и захватит и эту страну.

— Да, а потом, используя остров как базу, они смогут одну за другой подчинять другие латиноамериканские страны.

Голос Питта звучал спокойно и невыразительно.

— История свидетельствует, что Фидель Кастро пытался проникнуть в страны континента, но всякий раз неудачно.

— Да, — согласился Киппманн. — Но у Келли и «Хермит лимитед» будет то, чего не было у Кастро, — плацдарм. Келли будет владеть Французской Гвианой. — Он помолчал, ненадолго задумавшись. — Такой же надежный плацдарм, какой был у союзников, когда они в 1944 году высадились в Нормандии.

Питт медленно покачал головой.

— А я считал Келли безумцем. Ублюдок мог бы добиться своего. Осуществить свой фантастический план.

Киппманн кивнул.

— Скажем так: с учетом всех фактов букмекеры сейчас принимали бы ставки на Келли и «Хермит лимитед».

— Может, пусть его, — сказал Сандекер. — Может, он действительно хочет создать утопию.

— Этого не будет, — спокойно ответил Киппманн. — Никогда.

— Завидная уверенность, — сказал Питт.

Киппманн посмотрел на него и чуть улыбнулся.

— Разве я не сказал? Один из тех, кто пытался убить вас в кабинете того врача, решил сотрудничать. И сообщил много интересного.

— Похоже, вы многое забыли нам рассказать, — ядовито заметил Сандекер.

Киппманн продолжал:

— Великое предприятие Келли обречено на провал. — Он помолчал, его улыбка стала шире. — Как только «Хермит лимитед» закрепится в Доминиканской Республике и во Французской Гвиане, среди директоров начнется борьба. Близкий знакомый майора Питта Оскар Рондхейм намерен устранить Келли, Маркса, фон Хуммеля и остальных и стать единоличным хозяином совета. Мне жаль говорить это, но намерения мистера Рондхейма благородными не назовешь. И состраданье здесь тоже ни при чем.

Когда Питт в сопровождении Сандекера и Киппманна вошел в больничную палату, Тиди в коляске сидела у кровати Лилли.

— Врачи говорят, что вы оба будете жить, — с улыбкой сказал Питт. — Я просто решил… заглянуть на прощанье…

— Уезжаете? — печально спросила Тиди.

— Боюсь, что так. Кто-то должен опознать стрелков Рондхейма.

Лилли с трудом поднял голову.

— Почему вы ничего не сказали тогда в ущелье? — серьезно спросил он. — Боже, я понятия не имел, в каком состоянии ваши ребра.

— Это не имело значения. Я единственный мог ходить. К тому же я всегда увлекаюсь, когда у меня хорошая публика.

Лилли улыбнулся.

— Ваша публика лучше всех.

Питт спросил:

— Как спина?

— Мне придется пробыть в этом жалком гипсе дольше, чем хотелось бы думать; зато, когда его снимут, я смогу танцевать.

Питт посмотрел на Тиди. Лицо у нее было бледное, на глазах выступили слезы, и Питт понял.

— Когда придет этот великий день, — сказал он с принужденной улыбкой, — мы устроим прием, даже если придется пить пиво вашего старика.

— Я об этом позабочусь.

Сандекер кашлянул.

— Гм… Вижу, мисс Ройял исполняет обязанности сиделки не хуже, чем обязанности секретаря.

Лилли схватил Тиди за руку.

— Да я позволил бы ломать себе кости каждый день, если бы это означало встретить такую, как она.

Наступила короткая пауза.

— Думаю, нам пора, — сказал Киппманн. — Нас ждет военный самолет.

Питт поцеловал Тиди и пожал руку Лилли.

— Берегите себя. Жду скорого приглашения на прием. — Повернув руки ладонями вверх, он безнадежно пожал плечами. — Один бог знает, найду ли я себе пару, с таким-то лицом.

Тиди рассмеялась. Он сжал ее плечо, повернулся и вышел.

В машине по дороге на базу ВВС Питт смотрел в окно, но ничего не видел, мыслями оставаясь в больнице.

— Он никогда не сможет ходить, верно?

Киппманн печально покачал головой.

— Сомнительно… очень сомнительно.

Больше не было сказано ни слова. Пятнадцать минут спустя они прибыли на базу ВВС Кефлавик. Их ждал бомбардировщик Б-92. Еще десять минут спустя сверхзвуковой реактивный самолет пронесся по взлетной полосе и взмыл над океаном.

Сандекер, оставшись один, смотрел, как самолет поднимается в лазурное небо. Он смотрел, пока самолет не исчез на безоблачном горизонте. Потом устало пошел к машине.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Благодаря семичасовой разнице во времени, когда летишь с востока на запад, и скорости бомбардировщика в тысячу двести миль в час было все еще утро того же дня, когда Питт с усталыми глазами зевнул, вытянулся в ограниченном пространстве маленькой кабины и выглянул в боковое окно со стороны пилота. Он увидел тень самолета, летящую по горам Сьерра-Мадре.

Что теперь? Питт сухо улыбнулся своему отражению в стекле, когда бомбардировщик отвернул от гор и полетел над окутанной смогом долиной Сан-Габриэль. Появился Тихий океан, и, глядя на него, Питт очистил сознание от прошлого и устремился мыслью в ближайшее будущее. Он не знал, как это произойдет, у него не было даже чернового плана, но он точно знал, что, каковы бы ни были препятствия, убьет Оскара Рондхейма.

Самолет выпустил шасси, и Питт мысленно вернулся в настоящее. В то же время Дин Киппманн тронул его за руку.

— Хорошо вздремнули?

— Спал как убитый.

Б-92 коснулся земли, и двигатели взревели: пилот перешел на реверс. День снаружи казался теплым и приятным; калифорнийское солнце освещало военные самолеты, рядами стоявшие у посадочной полосы. Питт прочел надпись, сделанную двенадцатифутовыми буквами на гигантском ангаре: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БАЗУ МОРСКОЙ АВИАЦИИ ЭЛЬ-ТОРО».

Двигатели Б-92 постепенно смолкли, и, когда Питт, Киппманн и экипаж самолета спустились по узкому трапу на бетон, подъехал автомобиль. Из голубого многоместного «форда»-фургона вышли два человека и подошли к Киппманну. Обменялись рукопожатиями и направились к машине. Делать было нечего, и Питт пошел за ними.

У открытой дверцы машины трое начали полушепотом переговариваться; Питт стоял в нескольких футах и с удовольствием курил. Наконец Киппманн повернулся и подошел к нему.

— Похоже на встречу всей семьи.

— Что это значит?

— Они все здесь. Келли, Маркс, Рондхейм — вся свора.

— Здесь, в Калифорнии? — недоверчиво переспросил Питт.

— Да, мы следили за ними после их отлета из Исландии. Нам очень помог серийный номер, который вы отыскали на черном самолете. «Хермит лимитед» закупила у производителей шесть самолетов такой марки с последовательными номерами. В данный момент все пять оставшихся самолетов находятся под наблюдением.

— Вы произвели на меня впечатление. Оперативно.

Киппманн улыбнулся.

— Не так уж это трудно. Было бы трудней, будь они разбросаны по всему миру. Просто все они стоят рядком в восьми милях отсюда в аэропорту округа Ориндж.

— Значит, штаб-квартира Келли должна быть где-то поблизости.

— В холмах за Лагуна-Бич, комплекс на пятидесяти акрах, — сказал Киппманн, показывая на юго-запад. — Кстати, «Хермит лимитед» платит более чем тремстам политическим аналитикам разных правительств, которые передают компании свои отчеты.

— Куда мы едем отсюда?

Киппманн знаком пригласил Питта в машину.

— В Диснейленд, — серьезно сказал он, — чтобы остановить двойное убийство.

Они выехали на шоссе Санта-Ана и направились на север, влившись в утренний поток машин. Когда проезжали холм Ньюпорт-Бич, Питт невольно подумал, здесь ли еще рыжеволосая красавица, с которой он встретился несколько дней назад. Может, все еще ждет его в гостинице «Нью-Портер»?

Киппманн достал два снимка и положил перед Питтом.

— Вот люди, которых мы пытаемся спасти.

Питт пальцем постучал по одному из них.

— Это Пабло Кастиль, президент Доминиканской Республики.

Киппманн кивнул.

— Известный экономист и один из лидеров латиноамериканских правых. Сразу после инаугурации начал амбициозную программу реформ. Впервые народ этой страны излучает уверенность и оптимизм. Государственный департамент будет очень недоволен, если Келли вмешается как раз тогда, когда экономика Доминиканской Республики становится стабильной.

Питт взял второй снимок.

— Этого не знаю.

— Хуан де Круа, — ответил Киппманн. — Преуспевающий врач вест-индского происхождения. Глава Народно-прогрессивной партии; шесть месяцев назад победил на выборах. Сейчас президент Французской Гвианы.

— Если я не ошибаюсь, у него возникли проблемы.

— Да, проблемы у него есть, — согласился Киппманн. — Французская Гвиана развита гораздо меньше Британской или Немецкой. Пять лет назад возникло движение за независимость, но только под угрозой революции французы допустили новую конституцию и всеобщие выборы. Разумеется, победу одержал де Круа и сразу провозгласил независимость. Положение у него трудное. Его страна страдает от многочисленных тропических болезней и от недостатка собственного продовольствия. Я ему не завидую, да и никто не завидует.

— Правительство де Круа уязвимо, — задумчиво сказал Питт. — А как правительство Кастиля? Разве оно не настолько прочно, что переживет смерть своего главы?

— При поддержке народа, пожалуй, да. А вот доминиканской армии не особенно стоит доверять. Несомненно, власть захватила бы военная хунта; да только Келли заранее подкупил генералов.

— Как оба эти человека одновременно оказались в одном месте?

— Если вы читаете газеты, то должны знать: главы государств западного полушария только что провели в Сан-Франциско конференцию Союза экономического и сельскохозяйственного развития. Де Круа, Кастиль и еще несколько глав латиноамериканских государств решили по дороге домой попутешествовать. Все очень просто.

— А вы не могли помешать им пойти в парк?

— Я попытался. Но к тому времени как силы международной безопасности смогли начать действовать, было поздно. Де Круа и Кастиль уже два часа провели в парке и отказались уходить. Мы можем только молиться, чтобы убийцы Рондхейма действовали по расписанию.

— Довольно рискованно, а? — медленно сказал Питт.

Киппманн равнодушно пожал плечами.

— Кое-что можно контролировать, но в других случаях приходится просто ждать и быть наготове.

Машина свернула с шоссе на Харбор-бульвар и вскоре подъехала ко входу для персонала; пока водитель показывал удостоверение и расспрашивал охранников, куда ехать, Питт высунулся в окно и смотрел на проходящий над головой монорельсовый поезд; они находились в северном конце парка, и над живописными холмами, окружающими здание, виднелись только верхняя половина Маттерхорна и башни фантастического замка. Ворота раскрыли, и они въехали.

К тому времени как Питт выбрался с подземной парковки и направился к корпусам охраны парка, он начинал подумывать о том, как хорошо ему было на больничной койке в Рейкьявике и скоро ли он найдет ей замену. Он не знал, что там в корпусе охраны, но никак не ожидал того, что увидел.

Главный зал для совещаний, огромный, похожий на уменьшенную копию командного центра в Пентагоне. Главный стол длиной не менее пятидесяти футов; за ним собралось человек двадцать. В углу радиопередатчик, и радист то и дело сообщает данные человеку, стоящему на пандусе под картой длиной десять футов, покрывающей половину стены. Питт неторопливо обошел вокруг стола и остановился перед прекрасно нарисованной и раскрашенной картой Диснейленда. Он разглядывал многоцветные огоньки и синюю флуоресцирующую ленту, которую укрепляли на карте по указаниям радиста, когда Киппманн коснулся его плеча.

— Готовы приступить?

— Мой организм все еще работает по рейкьявикскому времени. А здесь уже шестой час. Не возражал бы против глотка спиртного.

— Простите, сэр. — Это произнес рослый мужчина, от которого пахло трубочным табаком; он смотрел на Питта через модные очки без оправы. — С самого открытия в парке запрещен алкоголь. И мы намерены придерживаться этого правила.

— Прошу меня простить, — добродушно сказал Питт. И выжидающе посмотрел на Киппманна.

Тот его понял.

— Майор Дирк Питт, позвольте представить вам мистера Дэна Лазарда, начальника охраны парка.

У Лазарда оказалось крепкое рукопожатие.

— Мистер Киппманн сообщил мне о ваших ранениях. Как по-вашему, вы выдержите?

— Выдержу, — серьезно ответил Питт. — Но нужно что-то сделать с моей перевязанной физиономией: она бросается в глаза.

В глазах Лазарда мелькнула усмешка.

— Думаю, мы сможем кое-что предпринять. Никто не заметит ваши повязки, даже медсестра, которая их делала.

Немного погодя Питт остановился перед большим зеркалом и принял угрожающую позу. В замешательстве он разрывался, не зная, захохотать или разразиться потоком брани: в зеркале он видел Большого Злого Волка в натуральную величину. Волк вежливо смотрел на него.

— Вы должны признать, — сказал Киппманн, пытаясь сдержать усмешку, — в этом наряде вас не узнала бы и родная мать.

— Вероятно, наряд соответствует моему характеру, — сказал Питт. Он снял волчью голову, сел на стул и вздохнул. — Сколько у нас осталось времени?

— До назначенного Келли срока еще час сорок.

— Может, мне включиться в игру? Вы оставляете мне чересчур мало времени, чтобы заметить убийц… если я вообще их замечу.

— Вместе с моими людьми, охраной парка и агентами ФБР сейчас более сорока человек предпринимают все возможное, чтобы остановить убийц. Вас я сберегаю для главного.

— Вычерпываете остатки для последнего отчаянного усилия. — Питт откинулся и расслабился. — Не могу сказать, что согласен с вашей тактикой.

— Вы работаете не с любителями, майор. Все эти люди профессионалы. Некоторые в костюмах, как вы, другие гуляют рука об руку, как влюбленные на каникулах, третьи притворяются семьями, развлекающимися на аттракционах, четвертые временно стали служителями парка. У нас даже на крышах зданий стоят люди с телескопами и биноклями. — В тихом голосе Киппманна звучала абсолютная уверенность. — Убийц найдут и остановят раньше, чем они сделают свою грязную работу. Шансы Келли достигнуть цели ничтожны.

— Скажите это Оскару Рондхейму, — ответил Питт. — В ваших планах есть недосмотр, который способен погубить все добрые намерения: вы не знаете своего противника.

В комнате наступила тишина. Киппманн потер лицо ладонями, потом медленно покачал головой, словно собирался сделать что-то такое, что ему очень не нравилось. Взял свой непременный дипломат и протянул Питту папку, обозначенную 078-34.

— Конечно, я не встречался с ним лично, но незнакомцем его не назову. — И Киппманн прочел по листку из папки: — Оскар Рондхейм, он же Макс Роланд, он же Хьюго фон Клаузен, он же Четфорд Маразан, подлинное имя Карзо Бутера, родился в Бруклине, в Нью-Йорке, 15 июля 1940 года. Я могу часами читать о его арестах и отсидках. Он пользовался большим влиянием в прибрежных районах Нью-Йорка. Организовал профсоюз рыбаков. Вытеснен синдикатом и исчез из виду. Последние несколько лет мы пристально следили за мистером Рондхеймом и его альбатросными предприятиями. Наконец сложили два и два и вышли к Карзо Бутере.

На лице Питта появилась хитрая улыбка.

— Вы доказали, что знаете его. Интересно было бы посмотреть, что в таком же досье говорится обо мне.

— Оно у меня с собой, — с такой же улыбкой ответил Киппманн. — Хотите взглянуть?

— Нет, спасибо. Там нет ничего такого, чего я уже не знал бы, — решительно ответил Питт. — А вот посмотреть, что у вас есть на Кирсти Файри, я бы хотел.

Лицо Киппманна утратило всякое выражение; он смотрел так, словно получил пулю.

— Я надеялся, что до нее не дойдет.

— Значит, ее досье у вас тоже есть.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Да, — коротко ответил Киппманн.

Он видел, выхода у него нет, ни одного довода против он привести не мог. Киппманн тревожно вздохнул и протянул Питту папку с номером 883-57.

Питт протянул руку и взял папку. Минут десять он изучал ее содержимое, очень медленно перелистывая, почти неохотно переходя от рапортов к снимкам, от отчетов к письмам. Наконец, как во сне, он закрыл папку и вернул ее Киппманну.

— Не могу поверить. Это нелепо. Ни за что не поверю.

— Боюсь, то, что вы прочли, правда. Все правда.

Киппманн говорил тихим, ровным голосом.

Питт провел ладонью по глазам.

— Да я бы и за тысячу лет…

Он осекся.

— Нас это тоже выбило из колеи. Первый намек мы получили, когда ничего не смогли выяснить о ней на Новой Гвинее.

— Это я знаю. То, что она об этом лжет, я и сам понял.

— Вы догадались? Но как?

— Когда мы вместе обедали в Рейкьявике, я рассказал о рецепте приготовления акульего мяса; его нужно завернуть в водоросль, которая называется «ехидна». Мисс Файри проглотила это, не поморщившись. Весьма необычно для человека, который несколько лет был миссионером в джунглях Новой Гвинеи. Вам не кажется?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Киппманн. — Понятия не имею, что такое ехидна.

— Ехидна, — сказал Питт, — это яйцекладущий чешуйчатый муравьед. Млекопитающее, довольно распространенное в Новой Гвинее.

— Все равно не могу ее упрекать в том, что она этого не знала.

— А как бы вы реагировали, если бы я сказал, что в Нью-Йорке на барбекю мясо готовят в иглах дикобраза?

— Ну, тут бы я кое-что сказал.

— Вот именно.

Киппманн восхищенно посмотрел на Питта.

— Но что прежде всего вас насторожило? Вы бы не стали ничего выяснять без толчка, без смутного подозрения.

— Ее загар, — ответил Питт. — Слишком легкий — не глубокий, какой остается после месяцев и годов, проведенных под тропическим солнцем в джунглях.

— Сэр, вы очень наблюдательны, — задумчиво сказал Киппманн. — Но… но зачем копаться в прошлом того, кого едва знаете?

— Отчасти потому же, почему я стою здесь в нелепой волчьей шкуре, — мрачно ответил Питт. — Я добровольно присоединился к вашей небольшой охоте на людей по двум причинам. Во-первых, мне нужно поквитаться с Рондхеймом и Келли — не больше не меньше. Во-вторых, я директор отдела особых проектов НПМА, и в этом качестве мой первейший долг — добыть сведения о подводном зонде Файри. Поэтому я и связался с Кирсти: она знает, где спрятаны чертежи зонда. Узнать то, чего я не знал раньше, — это давало мне возможность надавить на нее.

Киппманн кивнул.

— Теперь понимаю. — Он сел за стол и принялся играть разрезальным ножом. — Келли и его группа будут задержаны. Достаточным основанием послужат ваши и адмирала Сандекера показания.

Питт выпалил:

— Если хотите, чтобы я сотрудничал с вами как свидетель, обещайте оставить меня на несколько минут наедине с Рондхеймом… И полную опеку над Кирсти Файри.

— Невозможно!

— Что для вас значит физическое состояние Рондхейма?

— Если я отвернусь и позволю вам пнуть Рондхейма в зубы, я не смогу отдать вам Кирсти Файри.

— Сможете, — уверенно сказал Питт. — Главным образом потому, что у вас ничего против нее нет. В лучшем случае удастся обвинить ее в соучастии. Но это может породить напряженность в наших отношениях с Исландией… и вряд ли тогда наш государственный департамент запрыгает от радости.

— Вы зря стараетесь, — нетерпеливо произнес Киппманн. — Как и всех остальных, ее обвинят в убийстве.

— Вы не обвинитель, вы можете только задерживать и арестовывать.

Киппманн покачал головой.

— Вы не понимаете…

Он замолчал, потому что дверь широко растворилась. На пороге стоял Лазард, лицо его было пепельно-серым.

Киппманн с любопытством посмотрел на него.

— Дэн, в чем дело?

Лазард вытер лоб и упал на свободный стул.

— Де Круа и Кастиль неожиданно изменили план своей экскурсии. Они оторвались от сопровождающих и исчезли где-то в парке. Один бог знает, что может произойти, пока мы их найдем.

Мгновение на лице Киппманна было полное непонимание. Он нахмурился.

— Милостивый Иисусе, как это могло случиться? Как вы могли их потерять? Ведь их охраняет половина федеральных агентов штата.

— В эту минуту в парке свыше двадцати тысяч человек, — ответил Лазард. — Не нужно быть волшебником, чтобы затеряться среди них. Де Круа и Кастиль очень умны. — Он беспомощно пожал плечами. — Они были недовольны усиленными мерами охраны с той секунды, как прошли через ворота. Ушли от нас через боковое окно, как пара сорванцов.

Питт встал.

— Быстрей! У вас есть план их экскурсии и намеченные места остановок?

Лазард мгновение смотрел на него.

— Да, вот — все до единого развлечения, все выставки, а также расписание по времени.

Питт быстро просмотрел расписание. Потом с улыбкой повернулся к Киппманну.

— Вам лучше выпустить меня на поле, тренер.

— Такое ощущение, что вы меня шантажируете, майор, — с несчастным видом ответил Киппманн.

— Как говорят во время бунтов в кампусах: «Почему бы вам не выполнить наши требования?»

Поникшие плечи Киппманна свидетельствовали о поражении; он словно поднял белый флаг. Он посмотрел на Питта. Тот уверенно встретил взгляд.

Киппманн кивнул.

— Рондхейм и мисс Файри ваши… Они остановились в отеле «Диснейленд» через улицу. Соседние номера, 605 и 607.

— А Келли, Маркс, фон Хуммель и остальные?

— Все там. «Хермит лимитед» сняла весь шестой этаж. — Киппманн с несчастным видом потер лицо. — Что вы задумали?

— Успокойтесь. Пять минут с Рондхеймом, и он ваш. Кирсти Файри я задержу сам. Назовем это маленькой премией от НРУ.

Киппманн капитулировал.

— Ваша взяла. Ну, так где де Круа и Кастиль?

— Но это же очевидно. — Питт улыбнулся Киппманну и Лазарду. — Самое очевидное место, куда направятся два человека, чье детство прошло на испанском побережье Америки.

— Боже, вы угадали! — почти с горечью сказал Лазард. — Последняя остановка в их расписании — «Пираты Карибского моря».

В знаменитом на весь мир парке наряду с искусно изготовленными призраками «Дома с привидениями» самый известный аттракцион — «Пираты Карибского моря». Специальные лодки с изумленными зрителями проходят четверть мили по сооруженному на двух уровнях бассейну; маршрут пролегает по бесчисленным туннелям и подземным пещерам мимо пиратских кораблей, разграбленных городов. Сотни очень похожих на живых людей фигур не только не уступают лучшим экспонатам музея мадам Тюссо, но еще поют, танцуют и грабят.

Питт последним спустился по пандусу на причал, где служители усаживали посетителей в лодки для пятнадцатиминутной экскурсии. Он шел за Киппманном и Лазардом, а пятьдесят или шестьдесят человек, стоявших в очереди, махали ему руками и с улыбкой отпускали замечания по поводу его костюма. Питт махал им в ответ и думал, какими стали бы их лица, если бы он вдруг снял маску волка и показал перевязанное лицо. Он видел не меньше десяти малышей. Они никогда больше не захотели бы, чтобы им перед сном читали «Трех поросят».

Лазард схватил служителя за руку.

— Быстрей, остановите все лодки.

Служитель, долговязый белобрысый парень не старше двадцати лет, стоял, непонимающе глядя на него.

Лазард, который явно не любил долгих разговоров, торопливо прошел к управлению подводной цепью, приводящей в движение экскурсионные лодки, включил ручной тормоз и вернулся к ошеломленному парню.

— Два человека, двое мужчин садились в лодку?

— Точно не могу сказать, сэр… Их так много. Всех не вспомнить…

Подошел Киппманн и показал парню фотографии де Круа и Кастиля.

— Узнаете этих людей?

Глаза парня расширились.

— Да, сэр, теперь я вспомнил. — Потом на юном лице появилась неуверенность. — Но они были не одни. С ними еще двое мужчин.

— Четверо! — крикнул Киппманн, все головы повернулись к нему. — Вы уверены?

— Да, сэр, — энергично кивнул парень. — Абсолютно уверен. В лодке восемь мест. Мужчины с фотографий заняли последние места вместе с еще двумя.

Тут подошел Питт; он часто дышал и, борясь с болью и усталостью, крепко сжимал перила.

— Один из них — крупный парень с лысой головой и волосатыми руками? А второй — краснолицый, с большими усами и плечами как у обезьяны?

Парень несколько секунд тупо смотрел на наряд Питта. Потом бледно улыбнулся.

— Точно. Именно эти. Как сердитые Мэтт и Джефф.[28]

Питт повернулся к Киппманну и Лазарду.

— Джентльмены, — сказал он. Из-под резиновой волчьей головы его голос звучал чуть приглушенно. — Думаю, мы упустили нашу лодку.

— Ради бога! — раздраженно воскликнул Киппманн. — Нельзя стоять просто так!

— Конечно, — покачал головой Лазард. — Нельзя.

Он кивнул парню.

— Позвоните по номеру 309. Тому, кто ответит, скажите: Лазард обнаружил пропавшую группу у «Пиратов Карибского моря». Скажите, тут красная тревога: охотники тоже здесь. — Он снова повернулся к Киппманну и Питту. — Мы втроем пройдем по мостикам за задником и будем надеяться, что не опоздаем.

— Сколько лодок назад они сели? — спросил Питт у парня.

Тот был так ошеломлен, что начал мямлить:

— Я… десять, может, двенадцать. Сейчас они должны быть между зданием и…

— Сюда! — едва не закричал Лазард.

И исчез за дверью в конце причала; на двери была табличка «только для персонала».

Они оказались в темноте, скрывавшей механизмы, которые приводят в движение пиратов; до них доносились голоса пассажиров с остановившихся в гигантских пещерах лодок.

Остановка могла вызвать подозрения и у де Круа и Кастиля, и у их убийц, но Питту это казалось ерундой: было весьма вероятно, что план Келли и Рондхейма уже осуществлен. Борясь с болью в груди, Питт шел за неясным приземистым силуэтом Киппманна мимо декорации, в которой пятеро пиратов закапывали сундук с сокровищами. Фигуры были такими настоящими, что Питту с трудом верилось, что это только куклы, управляемые электроникой. Его так увлекла эта правдоподобная картина, что он налетел на внезапно остановившегося Киппманна.

— Легче, легче, — сказал Киппманн.

Лазард знаком велел им оставаться на месте, а сам, как кошка, прошел по узкому коридору и облокотился на перила галереи для рабочих, проходящей над каналом с лодками. Потом взмахом руки пригласил Киппманна и Питта подойти.

— Для разнообразия нам повезло, — сказал он. — Смотрите.

Глаза Питта еще не привыкли к темноте. Внизу он увидел невероятную фантастическую ночную сцену: группа примерно из тридцати пиратов жгла и грабила точную копию миниатюрного Порт-Рояла или Панама-сити. Из нескольких зданий вырывались языки пламени, а смеющиеся мародеры тащили мимо окон кричащих и отбивающихся девушек.

Из скрытых громкоговорителей неслось залихватское пение, отчего казалось, что грабеж и насилие — всего лишь добрая забава.

Канал, по которому плыли лодки, проходил между городскими домами, заставляя зрителей, подняв взгляды от пары пиратов, тщетно пытающихся заставить мула тащить награбленные сокровища, посмотреть на тройку их товарищей справа: те пили на груде отчаянно ходящих ходуном винных бочонков. Но внимание Питта привлекла середина канала. Почти прямо под мостиком на воде стояла лодка, а в ней де Круа и Кастиль радостно тыкали пальцем то туда, то сюда, показывая друг другу подробности удивительной сцены, ни дать ни взять школьники на утреннем представлении, сбежавшие с уроков. А сразу за южно-американскими президентами Питт увидел неподвижных, как равнодушные статуи, двоих — тех самых, что всего два дня назад в Рейкьявике держали его на прицеле, пока его избивал Рондхейм.

Питт взглянул на оранжевый циферблат часов у себя на запястье. Час двадцать до назначенного Келли срока. Рано, слишком рано, но вот они, двое убийц, сидят всего в трех футах от ничего не подозревающих жертв. В головоломке не хватает какой-то очень большой части. Питт не сомневался, что Келли назвал истинный срок и что Рондхейм будет его придерживаться. Но будет ли?

— Командуйте, Дэн, — тихо обратился Киппманн к начальнику охраны. — Как мы их возьмем?

— Не стрелять, — ответил Лазард. — Нам меньше всего нужна случайная смерть ребенка.

— Может, лучше подождать подкрепления? — сказал Киппманн.

— Нет времени, — ответил Лазард. — Мы и так слишком долго держим лодки. Все начинают нервничать, включая тех двоих, что сидят за Кастилем и де Круа.

— Тогда придетсярискнуть. — Киппманн носовым платком вытер влажный лоб. — Запускайте лодки. Когда лодка с нашими друзьями окажется под мостом, мы возьмем их.

— Хорошо, — согласился Лазард. — Мост позволит нам незаметно подойти на пятнадцать футов. Я обойду кругом и выйду из вон той двери под вывеской оружейной мастерской. Вы, Киппманн, спрячьтесь за мулом и фургоном.

— Нужна помощь? — спросил Питт.

— Простите, майор. — Лазард бросил на него холодный взгляд. — Вы не в форме для рукопашной. — Он сжал плечо Питта. — Но все равно можете сыграть важную роль.

— Ну-ка, ну-ка…

— Стоя на мосту в своем костюме волка и передразнивая пиратов, вы отвлечете внимание сидящих в лодке и дадите нам с Киппманном несколько дополнительных секунд.

— Это интересней, чем мериться смекалкой с тремя поросятами, — сказал Питт.

Отыскав телефон и приказав служителю запустить лодки, Лазард с Киппманном вошли в горящий поселок, скрылись за очень реалистически изображенными пылающими зданиями и заняли позиции.

Споткнувшись о тело пирата, который, по-видимому, перебрал и отключился, Питт наклонился, отобрал у куклы абордажную саблю и очень удивился: оружие было стальное, настоящее. Даже при ближайшем рассмотрении он мог только поражаться тому, до чего механические пираты напоминают живых людей. Глаза на коричневых восковых лицах упорно смотрели туда, куда поворачивалась голова, брови поднимались и опускались в одном ритме с губами, когда из громкоговорителей, спрятанных в алюминиевых телах, гремела песня «Пятнадцать человек на сундук мертвеца».

Питт прошел на середину арочного моста над каналом и присоединился к трем поющим пиратам, которые сидели, свесив ноги с фальшивого каменного парапета, и размахивали саблями в такт песне. Для людей в лодках Питт в костюме Большого Злого Волка и веселящиеся пираты, должно быть, представляли странное зрелище; они махали саблями и распевали старинную морскую песню. Дети: десятилетняя девочка и мальчик, по предположениям Питта, не старше семи, сразу узнали героя мультиков и принялись махать ему.

Кастиль и де Круа тоже смеялись и приветствовали его по-испански, показывали пальцами и перешучивались, а высокий лысый убийца и его соучастник, широкоплечий громила, сидели с каменными лицами, представление на них не действовало. Питту показалось, что он стоит на тонком льду: не только неверное движение, но малейшая неточность в расчетах могли привести к гибели мужчин, женщин и детей, которые невинно забавлялись его кривляньями.

И тут он увидел, что лодки пришли в движение.

Нос лодки как раз проходил под его ногами, когда неясные фигуры Киппманна и Лазарда показались из укрытий, пробежали среди массы оживших манекенов и прыгнули на корму лодки. Внезапность была полной. Но Питт ничего этого не заметил. Без суеты, без театральных жестов, без предупреждения он холодно и деловито воткнул клинок своей абордажной сабли под мышку и в грудь ближайшего к нему пирата.

И произошло нечто неожиданное. Пират выронил саблю и беззвучно ойкнул, в глазах отразились потрясение и изумление, сменившиеся последним осознанием. Потом у него закатились глаза, и он с плеском упал в пустой теперь канал под мостом.

Второй пират не успел среагировать в ту долю секунды, когда еще мог парировать удар Питта. Он начал что-то говорить. Питт, с чьей сабли еще капала кровь, нанес страшный удар в основание шеи пирата над левой лопаткой.

Человек выдохнул, поднял правую руку и как будто хотел отскочить, но поскользнулся на неровном покрытии моста, опустился на оба колена и перевалился через край, как резиновый; из полуоткрытого рта хлынула кровь.

На мгновение Питт увидел в ярком неоновом свете металлический блеск, инстинктивно наклонил голову, и это спасло ему жизнь: сабля третьего пирата разрубила круглый помпон на шапке волка. Питту слишком долго везло. Двух людей Рондхейма он застал врасплох, но у третьего было достаточно времени, чтобы отразить нападение Питта и внезапно напасть самому.

Слепо уклоняясь от стремительных ударов, отступая под яростным натиском, Питт судорожно бросился в сторону и через парапет упал в холодную воду канала. Падая, он услышал свист сабли: она рассекла воздух там, где он был несколько мгновений назад. Потом его сотряс сильный удар плечом о дно мелкого канала. Внутри взорвалась боль, и все словно растворилось и остановилось.

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо».

Боже, сквозь туман в голове подумал Питт, почему бы этим ублюдкам не спеть что-нибудь другое? Как специалист-диагност, он тщательно исследовал свое побитое тело: области боли, положение рук и ног в отражающей сверкание пламени воде. Ребра словно горели в груди, огонь распространялся на спину и плечи. Выбравшись на причал, Питт постоял, пошатываясь; он мог стоять только потому, что опирался на саблю, как на костыль; с некоторым удивлением он обнаружил, что по-прежнему крепко сжимает рукоять.

Опустившись на одно колено, он пытался выровнять дыхание, ждал, когда сердце перестанет частить, и в то же время осматривал декорации; взгляд его отчаянно пытался проникнуть в темноту за огнями. Мост опустел, третий пират словно растворился, а лодка только что исчезла за поворотом. Питт повернул в другую сторону и увидел, как из-за другого поворота показывается следующая лодка со зрителями.

Все это он замечал машинально, не классифицируя, не вдумываясь в значение. Он мог думать только о том, что убийца, переодетый пиратом, где-то рядом. Он чувствовал себя беспомощным: все манекены были на одно лицо, а события на мосту разворачивались с такой быстротой, что он не успел подробно рассмотреть костюм своего противника.

Он лихорадочно пытался спланировать следующий шаг.

Полагаться на внезапность больше нельзя: «пират» знает, как выглядит Питт, а сам он не может отличить настоящего человека от куклы; он утратил даже возможность действовать первым.

Эти мысли еще мелькали в его сознании, но он уже знал, что надо действовать.

Секунду спустя Питт спотыкаясь бежал вдоль причала, на каждом шагу ахая от волн боли, прокатывавшихся по телу. Через черный занавес он ворвался в следующую декорацию. Это было большое куполообразное помещение, тускло освещенное, потому что сцена изображала кошмар.

В дальнюю стену была встроена уменьшенная копия пиратского корабля вместе с экипажем и «веселым Роджером», который вился на ветру, создаваемом электрическим вентилятором; корабль над головами зрителей в лодках стрелял из пушек в миниатюрную крепость, расположенную на холме на другом краю павильона.

Было слишком темно, чтобы разглядеть что бы то ни было в лодке с экскурсантами. Питт не видел никакого движения на корме, но не сомневался, что у Киппманна и Лазарда там все под контролем — конечно, все, что в пределах их досягаемости. Его глаза начали постепенно привыкать к полутьме, в которой происходило сражение корабля и крепости, и он заметил, что в лодке все лежат на дне, ниже бортов.

Он был уже на середине служебного мостика, ведшего на пиратский корабль, когда понял почему: послышался необычный звук, легкий щелчок выстрела из пистолета с глушителем. И неожиданно Питт оказался за спиной пирата, который держал что-то в руке и целился в маленькую лодку на воде.

Питт с отстраненным интересом взглянул на пирата. Замахнулся тяжелой саблей и плашмя ударил пирата по запястью.

Пистолет выпал из руки пирата на мостик, а оттуда свалился в воду. Пират повернулся; из-под платка, которым он обвязал голову, торчали белые волосы, в холодных серо-голубых глазах светились гнев и досада, у рта залегли глубокие морщины. Он осмотрел комическую фигуру, только что с исключительным хладнокровием убившую двух его товарищей. Голос его звучал жестко, с металлом:

— Кажется, я ваш пленник.

Питта он ни на мгновение не сбил с толку. Эти слова — всего лишь увертка, средство скрыть стремительное действие, которое неизбежно последует. Говорящий очень опасен и играет по-крупному. Но Питт был вооружен не только саблей — он вновь обрел силу, которая прихлынула, как приливная волна. Он улыбнулся.

— Так это вы, Оскар.

И замолчал, по-кошачьи внимательно наблюдая за Рондхеймом. Держа главного палача «Хермит лимитед» на острие сабли, он снял волчью голову. Лицо Рондхейма оставалось жестким и напряженным, но в глазах отразилось полное непонимание. Питт бросил маску и сгруппировался — близился миг, который он давно предвкушал, не очень-то веря, что он настанет. Одной рукой Питт медленно размотал бинты, бросая их на пол небольшими кучками и усиливая напряжение. Закончив, он посмотрел Рондхейму в глаза и сделал шаг назад. Губы Рондхейма зашевелились, чтобы задать не до конца сформулированный вопрос. Лицо у него было совершенно ошеломленное.

— Жаль, что вы не можете припомнить меня, Оскар, — спокойно сказал Питт. — Впрочем, вы оставили мало такого, что можно вспомнить.

Рондхейм смотрел на заплывшие глаза, на разбитые вспухшие губы, на швы на скулах и бровях, потом рот его раскрылся, и он прошептал:

— Питт!

Питт кивнул.

— Это невозможно, — произнес Рондхейм.

Питт рассмеялся.

— Прошу прощения, что испортил вам день, но попытаться доказать, что не всегда можно доверять компьютерам, стоило.

Рондхейм долго, внимательно смотрел на Питта.

— А остальные?

— За одним исключением все живы и лечат переломы, которыми вы их так щедро наделили.

Питт посмотрел за плечо Рондхейму и увидел, что экскурсионная лодка медленно уходит в следующий павильон.

— Значит, мы с вами снова один на один, майор. В условиях, более благоприятных для вас, чем те, что были у меня в спортивном зале. Но не слишком надейтесь, — на его губах появилась усмешка, — гомикам с мужчинами не равняться.

— Согласен, — ответил Питт.

Он бросил саблю в воду через голову Рондхейма, отступил и взглянул на руки. Им придется поработать. Он несколько раз медленно вдохнул, провел ладонями по влажным волосам, вытер их о костюм и в последний раз размял пальцы. Он готов.

— Я вас перехитрил, Оскар. Во время нашего первого раунда силы были неравны. С самого начала численный перевес был на вашей стороне, у вас были подготовленный заранее план и инициатива. Как вы себя чувствуете, Оскар, когда жертву не держат двое ваших наемников? Каково вам на чужой, незнакомой территории? У вас еще есть возможность бежать. Между вами и свободой, кроме меня, ничто не стоит. Но в том-то и дело, Оскар. Вам придется пройти меня.

Рондхейм оскалился.

— Мне не нужны помощники, чтобы сломать вас, Питт. Единственное, о чем я жалею, — нет времени на то, чтобы сделать ваш следующий болезненный урок достаточно долгим.

— Ладно, Оскар, пора заканчивать с этой психологической чушью, — спокойно сказал Питт.

Он точно знал, что будет делать. Конечно, он еще слаб и смертельно устал, но все это с лихвой компенсировала решимость; невидимые фигуры Лилли, Тиди, Сэма Келли, Ханневелла и всех остальных стояли рядом с ним, придавая ему сил, которых он не собрал бы в одиночестве.

Рондхейм уверенно улыбнулся и принял стойку карате. Но улыбка держалась недолго.

Питт ударил прямым справа. Этот точно рассчитанный удар запрокинул голову Рондхейма; Рондхейм отлетел к грот-мачте.

В глубине души Питт понимал, что в длительном бою у него мало шансов, он может удерживать противника всего несколько минут, но он рассчитывал использовать внезапность — единственное свое преимущество — прежде чем на его лицо снова обрушатся удары карате. Как оказалось, преимущество было небольшое.

Рондхейм оказался невероятно вынослив; он получил сильный удар, но быстро приходил в себя. Оттолкнувшись от мачты, он ногой ударил Питта в голову; Питт легко увернулся, нога противника промелькнула в нескольких дюймах от него. Неверный расчет дорого обошелся Рондхейму. Питт нанес серию джебов слева, потом коротким, жестким правым заставил Рондхейма опуститься на колени; тот рукой зажимал разбитый окровавленный нос.

— Вы подтянулись, — сквозь льющуюся кровь прошептал Рондхейм.

— Я ведь сказал: я вас перехитрил. — Питт отскочил, принял стойку то ли боксера, то ли дзюдоиста и ждал следующего шага Рондхейма. — На самом деле я такая же фикция, как Карзо Бутера.

Услышав свое подлинное имя, Рондхейм должен был почувствовать, что его коснулись пальцы смерти. Но он держал себя в руках, окровавленное лицо оставалось бесстрастным.

— Похоже, я недооценил вас, майор.

— Вас было легко провести, Оскар. Или мне лучше звать вас именем, указанным в вашем свидетельстве о рождении? Неважно, все равно ваша игра проиграна.

Бормоча разбитыми губами нескончаемые проклятия, Рондхейм с перекошенным от безумной ярости лицом набросился на Питта. Но не успел сделать второй шаг, как Питт нанес апперкот снизу, его кулак молотом ударил Рондхейма по зубам. Питт вложил в этот удар все до капли, всю силу плеча и корпуса, ребра пронзила острая боль, и он понял, что второй такой удар ему уже не нанести.

Послышалось глухое чмоканье и треск костей. Зубы Рондхейма вышибло из лунок в деснах, и они впились в разбитые губы, а у Питта сломалось запястье. Две-три секунды Рондхейм стоял неподвижно, словно остановленный кинокадр, и как будто бы даже выпрямился, потом с невероятной медлительностью и неотвратимостью, как падает дерево, рухнул на палубу и застыл.

Питт стоял, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы; правое запястье бессильно висело вдоль тела. Он посмотрел на огоньки, изображавшие пушечные выстрелы из крепости, и заметил, что в павильон вплыла следующая лодка с экскурсантами. Поморгал, чтобы лучше видеть, но глаза заливал едкий пот. Что-то надо было сделать. Вначале сама мысль об этом вызвала отвращение, но он подавил его, уверенный, что другого выхода нет.

Он перешагнул через вытянутые ноги лежавшего без сознания человека, наклонился и положил руку Рондхейма на помост у самых перил. Потом поднял ногу и наступил, внутренне содрогнувшись от треска ломающейся у локтя кости.

Рондхейм пошевелился и застонал.

— Это за Джерома Лилли, — с горечью в голосе сказал Питт.

Он проделал то же самое со второй рукой Рондхейма, с мрачным удовлетворением заметив, что глаза противника открыты и смотрят в пустоту: зрачки расширились, глаза остекленели от шока.

— А это за Тиди Ройял.

Двигаясь, как автомат, Питт развернул тело Рондхейма ногами в другую сторону, и прижал их, как и руки, к помосту. Мыслящая, способная к переживаниям часть сознания Питта выключилась. Оставалось только то, что контролировало движения и заставляло работать руки и ноги. Внутри, в избитом, изрезанном и отчасти опустевшем убежище, продолжала бесперебойно работать машина. Смертельная усталость и боль отошли на второй план, забытые до того мгновения, когда мозг вернет себе полный контроль.

Питт прыгнул на левую ногу Рондхейма.

— Это за Сэма Келли.

Рондхейм закричал, но захлебнулся криком. Остекленевшие серо-голубые глаза смотрели снизу на Питта.

— Убей меня, — прошептал Рондхейм.

— Даже если ты проживешь тысячу лет, — мрачно ответил Питт, — тебе все равно не расплатиться за боль и страдания, которые ты причинил. Я хотел, чтобы ты знал, каково это — чувствовать боль, когда раскалываются кости, неподвижно лежать и смотреть, как это происходит. Мне бы следовало сломать тебе позвоночник, как ты сломал его Лилли, и любоваться, как ты гниешь в инвалидном кресле. Но это лишь мечты. Тебе предстоит суд, Оскар, он будет длиться несколько недель, а то и месяцев, но нет на свете жюри, которое вышло бы из совещательной комнаты, не вынеся тебе смертного приговора. Нет, я не окажу тебе услугу, убив тебя. А вот это за Вилли Ханневелла.

Питт не улыбался, и в его темно-зеленых глазах не было удовлетворенности. Он прыгнул в четвертый, последний раз, и ужасный, хриплый, болезненный крик пронесся над палубой корабля, отразился эхом от стен павильона и медленно стих.

С ощущением опустошенности, почти печали Питт сел на крышку люка и посмотрел на истерзанную фигуру Рондхейма. Зрелище было не из приятных. Ярость нашла выход, и он, чувствуя себя опустошенным, ждал, когда легкие и сердце заработают нормально.

Он все еще сидел так, когда на палубу вбежали Киппманн и Лазард в сопровождении группы людей из службы безопасности. Они ничего не сказали, сказать было нечего — по меньшей мере в течение шестидесяти секунд, пока им не стало ясно, что сделал Питт.

Наконец Киппманн нарушил молчание.

— Грубовато вы с ним обошлись, вам не кажется?

— Это Оскар Рондхейм, — как-то неопределенно ответил Питт.

— Вы уверены?

— Я редко забываю лица, — ответил Питт. — Особенно тех, кто избивает меня до смерти.

Лазард обернулся и посмотрел на него. Губы его скривились в сухой усмешке.

— Я, кажется, сказал, что вы не в форме для рукопашной?

— Простите, что не добрался до Рондхейма до того, как он начал стрелять, — сказал Питт. — Он кого-нибудь ранил?

— Кастиля в руку, — ответил Лазард. — После того как мы уложили двух клоунов на заднем сиденье, я повернулся и увидел, как вы играете в Эррола Флинна на мостике. Я понял, что мы еще не избавились от опасности, поэтому бросился на семью впереди и сбил их на дно. То же самое произошло с нашими гостями из Южной Америки.

Киппманн улыбнулся и потер синяк на лбу.

— Они решили, что я сумасшедший, и с минуту мне приходилось туго.

— Что с Келли и «Хермит лимитед»? — спросил Питт.

— Мы, конечно, арестуем Келли и его богатых международных партнеров, но шансы, что людей с их положением осудят, ничтожны. Однако правительства, которым они причинили ущерб, постараются добиться возмещения. Негодяям придется заплатить такой штраф, что, вероятно, флот сможет построить новый авианосец.

— Небольшая цена за причиненные ими страдания, — устало сказал Питт.

— Тем не менее цена, — заметил Киппманн.

— Да… да, верно. Слава Богу, мы их остановили.

Киппманн кивнул Питту.

— Мы должны поблагодарить вас, майор Питт, за то, что вы показали всю опасность «Хермит лимитед».

Лазард неожиданно улыбнулся.

— Я хочу первым выразить благодарность за ваши действия Горация-на-мосту.[29] Если бы не вы, мы бы с Киппманном не стояли тут. — Он положил руку на плечо Питту. — Скажите-ка кое-что. Мне очень любопытно.

— Что именно?

— Как вы узнали, что пираты на мосту настоящие, а не манекены?

— Как сказал один человек, — небрежно ответил Питт, — мы сидели на мосту глаз к глазу, и я готов был поклясться, что тот парень моргнул.

ЭПИЛОГ

Был приятный южно-калифорнийский вечер. Дневной смог рассеялся, и холодный западный ветер принес в сад отеля «Диснейленд» сильный, чистый запах Тихого океана, смягчая боль ран и ушибов Питта и успокаивая его сознание перед предстоящей встречей. Питт стоял молча, глядя, как стеклянная кабина лифта спускается вдоль здания.

Лифт загудел, остановился, двери открылись. Питт почесал глаз и опустил голову, скрывая лицо от молодой пары; мужчина и женщина рука об руку миновали его, смеясь, не заметив ни побитое лицо, ни руку в гипсе, подвешенную на черной повязке.

Питт вошел в лифт и нажал кнопку шестого этажа. Лифт стал быстро подниматься, а Питт повернулся и посмотрел через окно на горизонт округа Ориндж. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, глядя, как расширяется ковер огней: лифт поднялся на первые три этажа. Огни мерцали в чистейшем воздухе, напоминая ему о шкатулке с драгоценностями.

Прошло всего два часа с тех пор, как врач в парке загипсовал ему запястье и Питт принял душ, побрился и впервые с того времени, как покинул Исландию, поел.

Врач решительно требовал, чтобы он лег в больницу, но Питт об этом и слышать не хотел.

Врач строго сказал:

— Глупец. Смотрите, вы едва живы. Вам много часов назад следовало сдаться и упасть. Если не уложите свою задницу на простыни в госпитальной койке, получите первоклассный срыв.

— Спасибо, — коротко ответил Питт. — Благодарен за профессиональную заботу, но в пьесе остался еще один акт. Два часа, не больше, а потом я целиком отдам медицинской науке то, что осталось от моей бренной оболочки.

Лифт замедлил движение и остановился, дверь раскрылась, и Питт ступил на мягкий красный ковер холла шестого этажа. И остановился на полушаге, чтобы не столкнуться с тремя людьми, ожидавшими лифта.

В двоих он узнал агентов Киппманна. Третий, посередине, с поникшей головой, несомненно, был Ф. Джеймс Келли.

Питт стоял, преграждая им путь. Келли молча поднял голову и пустым взглядом, не узнавая, посмотрел на него. Наконец Питт нарушил неловкое молчание.

— Мне почти жаль, что ваш грандиозный план провалился, Келли. В теории он был великолепен. В исполнении оказался невозможным.

Глаза Келли чуть округлились, лицо побледнело.

— Боже мой… это вы, майор Питт? Но ведь вы…

— Мертв? — закончил Питт, как будто теперь это имело значение только для него.

— Оскар поклялся, что убил вас.

— Я сумел покинуть прием раньше, — холодно сказал Питт.

Келли покачал головой.

— Теперь я понимаю, почему мой план провалился. Кажется, майор, сама судьба отвела вам роль моей Немезиды.

— Да нет, просто я оказался не в том месте не в то время.

Келли чуть улыбнулся и кивнул двум агентам. Они вошли в ждущий лифт.

Питт отступил, потом тихо сказал:

— Сэм просил кое-что вам передать.

Келли потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя.

— А Сэм тоже…

— Сэм умер в тундре, — сказал Питт. — Но перед смертью просил передать вам, что он вас прощает.

— О боже… боже, — простонал Келли, закрыв пальцами глаза. И Питт много лет будет помнить его лицо, когда закрылась дверь лифта. Глубокие морщины, пустые, мертвые глаза, пепельная кожа. Лицо человека, который словно задохнулся.

Питт толкнул дверь номера 605. Она была закрыта. Он прошел к двери 607 и повернул ручку. Дверь открылась. Питт неслышно переступил через порог и закрыл за собой дверь. В комнате было холодно и темно. Не успел он миновать прихожую, как его ноздри заполнил застарелый запах сигар. Больше ему ничего не требовалось, чтобы понять: это комната Рондхейма.

При свете луны, пробивающемся сквозь шторы, он осмотрел спальню: ничего, кроме багажа и одежды Рондхейма; все на месте. Киппманн сдержал слово: его агенты постарались не встревожить Кирсти Файри, не сообщить ей о судьбе Рондхейма и падении «Хермит лимитед».

Он прошел к светящейся желтой полоске там, где в приоткрытую дверь пробивался свет из соседней комнаты. Вошел осторожно, неслышно, как ночной зверь, готовый прыгнуть. Вряд ли это можно было назвать комнатой, скорее, он попал в роскошный многокомнатный номер: прихожая, гостиная с достойно оснащенным баром, ванная и спальня. Оттуда большая стеклянная дверь вела на балкон.

Все комнаты были пусты, за исключением ванной: звуки льющейся воды подсказали Питту, что Кирсти в душе. Он прошел к бару, привычно и небрежно налил себе виски на кубики льда и так же небрежно уселся в мягкое кресло. Через двадцать минут и две рюмки спустя из ванной вышла Кирсти в зеленом шелковом кимоно, свободно подхваченном на талии. Золотые волосы ореолом окружали ее голову. Выглядела она невероятно свежей и прелестной.

Она вошла в гостиную, прошла к бару и наливала себе спиртное, когда в зеркале за баром увидела отражение Питта. И застыла, словно парализованная, очень бледная, с выражением неуверенности на лице.

— Вероятно, — негромко сказал Питт, — когда прекрасная женщина выходит из ванной, истинный джентльмен должен сказать: «Смотрите! Венера выходит из вод».

Она повернулась, и неуверенность постепенно сменилась любопытством.

— Мы знакомы?

— Встречались.

Она молча сжимала край барной стойки, разглядывая его.

— Дирк, — тихо прошептала Кирсти. — Это вы? Правда? Слава богу, вы живы.

— Ваша забота о моем благополучии кажется мне немного запоздалой.

Они смотрели друг на друга, зеленые глаза всматривались в фиолетовые.

— Ильза Кох, Бонни Паркер и Лукреция Борджиа[30], — сказал Питт, — они все могли бы поучиться у вас, как убивать друзей и влиять на врагов.

— Я должна была делать то, что делала, — ответила она. — Но клянусь вам, я никого не убивала. Меня против воли втянул в этот водоворот Оскар. Я никогда не думала, что его союз с Келли приведет к такому количеству смертей.

— Вы говорите, что никого не убивали.

— Да.

— Лжете.

Она смотрела на него со странным выражением.

— О чем вы говорите?

— Вы убили Кристиана Файри!

Теперь Кирсти смотрела на него так, словно он спятил. Губы дрожали, а глаза, прекрасные фиалковые глаза, потемнели от страха.

— Вы же не всерьез, — ахнула она. — Кристиан погиб на «Лаксе», он сгорел… сгорел…

Пора, сказал себе Питт, свести счеты, подбить окончательный итог. Он подался вперед.

— Кристиан Файри не погиб в огне на судне в Северной Атлантике — он закончил жизнь под скальпелем хирурга в городе Веракрус, в Мексике.

Питт умолк, чтобы до Кирсти дошло. Отпил глоток виски, закурил сигарету. Эти слова дались ему нелегко. Он молча смотрел на нее.

Кирсти разинула рот. Она тут же захлопнула его и пыталась найти слова. Хотела заплакать, но слезы не шли. Тогда она опустила голову и закрыла лицо руками.

— У меня отличные свидетели, — продолжал Питт. — Операция была сделана в больнице «Сау дель Соль», хирурга зовут доктор Хесус Ибарра.

Она смотрела на него с болью.

— Тогда вы все знаете.

— Почти все. Еще есть несколько оборванных нитей.

— Зачем вы меня мучаете? Почему не сказать сразу?

Питт спокойно спросил:

— Что сказать? Что вы и есть Кристиан Файри? У него никогда не было сестры. — Он покачал головой. — Но что бы это дало? Как Кристиан, вы не хотели принимать свой пол, подверглись операции и стали Кирсти. Вы родились транссексуалом. Гены вас подвели. Вас не устроил выбор природы, и вы сделали свой. О чем тут еще говорить?

Кирсти вышла из-за покрытой кожей стойки и облокотилась на нее.

— Вам никогда этого не понять, Дирк. Вам не понять, каково жить, играя перед всем миром роль сильного, уверенного мужчины, когда в тебе женщина, стремящаяся к свободе.

— И вы покинули свою скорлупу, — сказал Питт. — Обратились к мексиканскому хирургу, который специализируется на операциях по перемене пола. Вам делали инъекции гормонов, сделали силиконовую… гм… грудь. Потом вы грелись на пляже в Веракрусе, загорая и дожидаясь, пока заживут разрезы. А потом в должное время объявились в Исландии и заявили, что вы давно потерянная сестра из Новой Гвинеи.

Какой невероятной уверенностью нужно обладать, чтобы полагать, будто это сойдет вам с рук, — продолжал Питт. — В жизни мне приходилось участвовать во многих скользких делах, но, клянусь Богом, Кирсти, или Кристиан, или как вас еще называть… такого хитроумного стервеца… вернее, стервы… мне встречать не приходилось. Вы всех обвели вокруг пальца. Вы одурачили адмирала Сандекера, заставив поверить, что готовы предоставить его правительству свой подводный зонд. Вы заставили тысячи людей и десятки судов искать судно, которое вовсе не пропадало. Вы убедили доктора Ханневелла, вашего старого друга, признать сгоревшее тело вашим. Вы использовали сотрудников «Хермит лимитед», и эти люди погибли, исполняя ваши приказы. Вы использовали Рондхейма.

Вы использовали Келли. Вы даже пытались использовать меня, надеясь, что я устраню Оскара. Увы, ваш пузырь лопнул. Главная ошибка любого мошенника — самообман. Вы убедили себя, что вас обязательно ждет успех.

Кирсти медленно подошла к дорожной сумке, стоявшей у стола, достала из нее маленький автоматический «Кольт» 25-го калибра и прицелилась в грудь Питту.

— Ваши обвинения далеко не так полны и убедительны, как вам кажется. Вы движетесь на ощупь, Дирк, как слепой.

Питт посмотрел на пистолет, потом небрежно отвернулся и больше не обращал на него внимания.

— Ну так, может, покажете мне свет?

Кирсти неуверенно посмотрела на Питта, но пистолет держала по-прежнему крепко и стояла неподвижно, как изваяние.

— Я намеревалась передать подводный зонд вашей стране. Согласно первоначальному плану, мои ученые и инженеры на борту «Лакса» поплыли бы в Вашингтон для церемонии представления. В Северной Атлантике Кристиан Файри должен был упасть за борт и утонуть.

— А сами вы тем временем полетели бы в Мексику на операцию.

— Да, — тихо ответила Кирсти. — Но совершенно неожиданное и непредвиденное совпадение сокрушило новую жизнь, которую я так старательно спланировала. Доктор Хесус Ибарра оказался участником «Хермит лимитед».

— И обо всем сообщил Рондхейму?

Кирсти кивнула.

— С этой минуты я стала рабой Оскара. Он пригрозил, что раскроет мою тайну всему свету, если я не передам все свои деловые ресурсы ему и Келли. У меня не было выбора. Стань моя тайна известна, возникший скандал разорил бы «Файри лимитед» и уничтожил экономику моей страны.

— А зачем маскарад с «Лаксом»?

— Теперь, когда Оскар и Келли контролировали меня, они не собирались выпускать подводный зонд из рук. И потому сочинили историю об исчезновении «Лакса». Для всего мира подводный зонд погиб на дне океана.

— Вместе с Кристианом Файри.

— Да, и это отвечало моим целям.

— Но это не объясняет переделку надстройки «Лакса», — настаивал Питт. — Почему бы просто не снять зонд и не установить его на другом судне?

Впервые за все время Кирсти улыбнулась.

— Подводный зонд — очень сложный прибор. Судно приходится строить вокруг него. Чтобы снять его с «Лакса» и установить на каком-нибудь непримечательном траулере, потребовалось бы много месяцев. Когда все искали «Лакс», он стоял в бухте на восточном берегу Исландии и подвергался пластической операции.

— А как вписывается в эту картину доктор Ханневелл?

— Он вместе со мной работал над созданием зонда.

— Это я знаю. Но почему с вами? Почему не с кем-нибудь из своей страны?

Кирсти долго смотрела ему в лицо.

— Я платила за исследования и разработки и ничего не требовала взамен. Корпорации США хотели заполучить его услуги и результаты экспериментов. Но доктор Ханневелл презирал все связанное с коммерческим успехом и выгодой.

— Однако он стал сотрудничать с Келли и «Хермит лимитед».

— Когда «Лакс» исследовал морское дно в районе Гренландии, зонд вышел из строя. Только доктор Ханневелл обладал знаниями, которые позволяли быстро провести ремонт. Келли самолетом вывез его из Калифорнии. Он умел убеждать, этот Ф. Джеймс Келли. Он уговорил доктора Ханневелла помочь «Хермит лимитед» спасти мир. Доктор не нашел, что возразить. Он всегда был тем, что вы, американцы, называете «благодетель человечества». — На лице Кирсти промелькнуло болезненное выражение. — Ему пришлось пожалеть о своем решении. Из-за него он погиб.

— Это объясняет пожар на судне, — задумчиво сказал Питт. — Но вы недооценивали доктора Ханневелла. Он не поддался чарам Келли и разгадал его грязный план. Ему не понравилось, что люди Рондхейма на «Лаксе» держали ученых в плену. Возможно даже кто-нибудь проговорился ему об обстоятельствах гибели доктора Матаджика и его помощника.

Ханневелл знал, что должен остановить Келли, поэтому настроил зонд так, чтобы тот самоуничтожился, когда Ханневелл уже был бы в воздухе и возвращался в Штаты. Но допустил ошибку. Что-то такое, чего даже он не знал о кельтинии, привело не только к уничтожению зонда, но к пожару и гибели всего судна и его экипажа. Я был там, когда он снова ступил на борт «Лакса». Видел выражение его лица, когда он понял, что наделал.

— Это моя вина, — дрожащим голосом сказала Кирсти. — Виновата я. Я не должна была называть имя доктора Ханневелла Оскару и Келли.

— Келли догадался, что происходит, и приказал Рондхейму заставить Ханневелла замолчать.

— Он был моим самым старым другом, — простонала Кирсти. — И я подписала ему смертный приговор.

— Он знал о вас?

— Нет, Оскар просто сказал ему, что я в больнице восстанавливаю силы после тяжелой болезни.

— Он был гораздо более верным другом, чем вы считали, — сказал Питт. — Он сознательно солгал, опознав ваше тело на «Лаксе». Доктор Ханневелл сделал это, чтобы Кристиана Файри, которого он знал, не обвинили, когда доктор обратится к властям и расскажет о деятельности «Хермит лимитед». К несчастью, восторжествовало зло. Рондхейм добрался до него раньше. — Питт печально покачал головой и вздохнул. — И тут на сцене появляется Дирк Питт.

Кирсти заметно вздрогнула.

— Поэтому я настояла на встрече с вами. Мне нужно было поблагодарить вас за то, что вы пытались спасти ему жизнь. Я по-прежнему у вас в долгу.

Питт провел холодным стаканом по лбу.

— Поздно; сейчас это уже не имеет значения, — устало сказал он.

— Но я… я не смогу вторично спасти вас, Дирк. Я должна защищаться. Простите.

Ее голос задрожал.

Питт снова покачал головой.

— Не ждите, что сюда явится Рондхейм и спасет вас. В данный момент ваш бывший хозяин-рабовладелец лежит без сознания на больничной койке, закованный в полтонны гипса. И окруженный, должен добавить, множеством агентов Национального разведывательного управления. Возможно, на виселицу его повезут в инвалидной коляске, но, пойдет он своими ногами или поедет в кресле, все равно повиснет.

Пистолет чуть дрогнул.

— Что это значит?

— Все кончено. Вы свободны. «Хермит лимитед» и его правление только что перевернулись вверх брюхом.

Как ни странно, Кирсти не обвинила Питта в том, что он сошел с ума.

— Я бы хотела поверить, но не могу.

— Снимите трубку и позвоните Келли, Марксу, фон Хуммелю или вашему другу Рондхейму. Или, еще лучше, обойдите все номера на шестом этаже.

— И что я должна там найти?

— Ничего, совсем ничего. Всех их арестовали. — Питт допил и поставил стакан. — На всем этаже остались только мы с вами. Любезность со стороны НРУ. Вы моя небольшая премия за оказанные услуги. Хотите вы или не хотите, но ваша душа от Рондхейма перешла ко мне.

Комната покачнулась: Кирсти поверила Питту. Она гадала, почему Рондхейм не связывается с ней, почему не зашел, как обещал, Келли, почему уже два часа не звонит телефон и никто не стучится в дверь.

Признав случившееся, она постаралась взять себя в руки.

— Но… а что же я? Меня тоже должны арестовать?

— Нет, НРУ знает о вашем новом статусе. Там сложили два и два и пришли к выводу, что Рондхейм вас шантажировал. Подумывали, не привлечь ли вас как соучастницу, но я отговорил.

Кирсти осторожно положила пистолет на стол. Повисло неловкое молчание. Наконец Кирсти взглянула на Питта и сказала:

— Какова цена? У всего всегда есть цена.

— Она небольшая, учитывая ваши ошибки… загладить которые не могло бы и все ваше состояние. Но вы можете вытереть доску и начать новую жизнь «с чистого листа». Я хочу только, чтобы вы гарантировали тесное и длительное сотрудничество «Файри лимитед» с НПМА.

— Еще что?

— В базе данных в компьютерах Келли достаточно сведений для сооружения нового зонда. От имени адмирала Сандекера заявляю, что он был бы рад, если бы вы возглавили проект.

— И все? Больше ничего? — недоверчиво спросила она.

— Я сказал: цена невелика.

Она смотрела прямо на него.

— Как я могу быть уверена, что завтра, через неделю, на будущий год вы не решите потребовать свой процент?

Глаза Питта стали ледяными, голос тоже.

— Не ставьте меня на одну доску со своими прежними партнерами. Меня никогда не привлекали массовые убийства и разрушения. Ваша тайна у меня в полной безопасности. Еще надежней, чем у НРУ… а уж там-то позаботятся, чтобы ни один репортер на пятьдесят футов не смог подойти к Келли, Рондхейму и Ибарре.

Она колебалась.

— Простите. Мне искренне жаль. Что еще я могу сказать?

Питт не ответил, просто посмотрел на нее.

Она повернулась и посмотрела за окно, в парк. Башни «Волшебного замка» были освещены, как торт на день рождения. Семьи исчезли. Теперь по парку бродили молодые пары, держась за руки и дыша фантастической романтической атмосферой.

— Куда вы отсюда направитесь? — спросила она.

— После небольшого отдыха вернусь в Вашингтон и займусь новым проектом.

Она повернулась к нему.

— А если я попрошу вас вернуться со мной в Исландию и войти в мой совет директоров?

— Я не гожусь в члены совета директоров.

— Но у меня должен существовать какой-то другой способ выказать свою благодарность.

Она подошла к Питту и остановилась перед ним. На губах возникла понимающая улыбка, глаза стали мягкими, на лбу выступила легкая испарина.

— Я все сделаю как вы хотите. — Она подняла руку и коснулась его побитого лица. — Завтра встречусь с адмиралом Сандекером и согласую наши общие усилия. — Кирсти помялась, потом сделала шаг назад. — Однако в ответ я должна попросить небольшое вознаграждение.

— Какое именно?

Она распустила пояс, сбросила кимоно и стояла в классической позе обнаженной женщины.

В электрическом свете она походила на совершенную бронзовую статую. Полные губы чуть приоткрылись в нетерпении и возбуждении. Фиалковые глаза молчаливо приглашали. Черты лица и тело нельзя было назвать иначе как великолепными. Это был тщательно воздвигнутый памятник успехам медицины.

— Можете считать это комплиментом, — сказала она хрипло, — но я ни на минуту не поверила, когда вы изображали гея.

— Надо самому быть геем, чтобы понять это.

Она побледнела.

— Я вовсе не гей.

— Вы холодная, расчетливая ведьма.

— Нет!

— Кристиан Файри был человеком и любил все человеческое. В вас произошли не только физические, но и эмоциональные перемены. Вы просто используете людей и выбрасываете, когда они перестают приносить пользу. Вы холодны. А еще вы больны.

Она покачала головой.

— Нет… нет! Я изменилась. Да. Но я не холодная… нет. — Она протянула к нему руки. — Позвольте доказать это.

Они стояли посреди комнаты, молча глядя друг на друга. Потом она увидела выражение лица Питта и медленно опустила руки.

Ошеломленная, она изумленно, со странным напряженным вниманием смотрела ему в лицо.

Оно стало холодным и угрожающим. Лиловые синяки, опухшая плоть, зашитые разрезы — все это сложилось в маску страшного отвращения. Питт больше не видел ее красоты. Он видел только аморфный, безликий пепел вместо того, что когда-то было человеком. Видел Ханневелла, умирающего на пустынном берегу. Вспомнил лицо капитана судна на подводных крыльях, когда тот исчез в огне. Вспомнил боль Лилли, Тиди и Сэма Келли. Он знал, что Кирсти Файри отчасти виновна в их страданиях и даже смерти.

Кирсти побледнела и попятилась.

— Дирк, в чем дело?

— Да спасет тебя Бог, — сказал он.

Повернулся и открыл дверь. Самыми трудными оказались первые несколько шагов к лифту. Потом стало легче. К тому времени, как он добрался до вестибюля, вышел на улицу и позвал такси, к нему вернулась прежняя уверенность.

Шофер открыл дверцу и включил счетчик.

— Куда, сэр?

Питт немного посидел молча. И неожиданно понял, куда хочет ехать. У него нет выбора. Он таков, каков есть.

— Гостиница «Ньюпорт». И страстная рыженькая… надеюсь.

Клайв Касслер Поднять «Титаник»!
(Дирк Питт-3)

С БЛАГОДАРНОСТЬЮ

МОЕЙ ЖЕНЕ БАРБАРЕ, ЭРРОЛ БОШАМ,

ДЖЕНЕТ И РЭНДИ РИХТЕР И ДИКУ КЛАРКУ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда Дирк Питт спас «Титаник», — а произошло это на страницах машинописной рукописи, в сыром углу недостроенного подвала, — легендарный океанский лайнер отделяло еще десять лет от того времени, когда он был обнаружен в действительности. Это был 1975 год и «Поднятие „Титаника“» стало четвертой книгой о подводных приключениях Питта. В то время никого не вдохновляла идея организации поисковых работ, требующих огромных усилий, затрат времени и денежных средств. Но после публикации романа и выхода снятого по нему фильма новая волна интереса к проекту поднятия «Титаника» прокатилась по Америке и Европе. В итоге пять экспедиций приступили к поискам затонувшего судна.

Мой изначальный энтузиазм основывался на фантазии и на желании увидеть, как самый известный в мире корабль будет поднят со дна океана и отбуксирован в гавань Нью-Йорка, завершив свой первый рейс, начавшийся три четверти века назад. К счастью, эту фантазию разделяли миллионы энтузиастов.

Теперь, спустя семьдесят три года с тех пор, как лайнер был поглощен безмолвной черной пучиной, телекамеры сумели наконец заглянуть в бездну.

Вымысел стал реальностью.

Описание затонувшего судна в книге Питта во многом соответствовало картине, запечатленной телекамерами, после того, как «Титаник» был обнаружен при помощи сканирующих сонаров.

Помимо отдельных механических повреждений, полученных судном за время нахождения на глубине тринадцать тысяч футов, лайнер почти не пострадал от морских водорослей и коррозии. Даже бутылки вина и серебряные приборы, рассыпанные вокруг корпуса, прекрасно сохранились.

Будет ли когда-нибудь «Титаник» поднят со дна?

Едва ли. Все предприятие по спасению судна потребовало бы почти таких же затрат, как осуществление проекта пилотируемого полета «Аполло» на Луну. Однако уже в скором времени пространство вокруг «Титаника» начнут осваивать управляемые субмарины, специальные команды которых будут разыскивать сокровища, до сих пор находящиеся на борту лайнера, в то время как американским и английским адвокатам, засучив рукава, предстоит выяснять действительных владельцев!

Питт всегда смотрел в будущее, считая, что оно полно увлекательных приключений. В семидесятые годы он был человеком восьмидесятых. А сейчас он человек девяностых. По своей скаутской привычке Питт заглядывает за горизонт и говорит нам, что там. Он видит то, что бы нам всем хотелось увидеть в своем воображении.

Поэтому никто не мог бы быть в большем восторге, чем я, когда было объявлено, что «Титаник» обнаружен.

Я знал, что Питт увидел его первым.

ВСТУПЛЕНИЕ Апрель 1912

На палубе "А", в каюте № 33, на узкой койке метался мужчина с потным лицом. Его мучил кошмар.

Мужчина был невысокого роста, от силы пять футов и два дюйма, его светлые негустые волосы спадали на безвольное лицо с темными кустистыми бровями. Руки его были переплетены на груди, пальцы нервно подергивались. Мужчина выглядел на всепятьдесят. Пористая кожа оттенка асфальта, глубокие морщины под глазами. И тем не менее всего десять дней назад ему исполнилось тридцать четыре.

Физические перегрузки и нервное напряжение последних пяти месяцев превратили его в полубезумного старика. В недолгие периоды бодрствования мысли его блуждали по запутанным коридорам прошлого, и мужчина терял представление о времени и реальности. Он вынужден был постоянно напоминать себе, где он и какой был день. И все же медленно и неотвратимо мужчина скатывался в безумие, и самое худшее в этом ужасе заключалось в том, что он знал, что сходит с ума.

Дрогнули веки, мужчина открыл глаза и уставился на бездействующий вентилятор, прикрепленный к потолку каюты. Проведя ладонями по лицу, он почувствовал двухнедельную щетину. На себя ему смотреть было незачем: одежда, он и так знал, была мятой, жеваной и отвратительно пахла кислым потом. По прибытии на корабль ему следовало бы вымыться, переменить белье, — но вместо этого он завалился на койку и забылся липким кошмарным сном, который с небольшими перерывами растянулся на трое суток.

Было воскресенье, поздний вечер. В Нью-Йорк корабль прибывал рано утром в среду, следовательно, оставалось еще более пятидесяти часов.

Мужчина попытался уверить себя, что теперь он в безопасности, но мозг отказывался верить этому, несмотря на то, что поистине бесценный, стоивший жизни столь многим людям груз теперь находился в надежном месте. В сотый раз мужчина нащупал через ткань содержимое нагрудного кармана. Убедившись, что ключи на месте, он вытер ладонью потный лоб и снова прикрыл глаза.

Он не представлял себе, сколько времени пролежал в полусне. Что-то его разбудило. Не грохот, не встряска — какое-то мелкое подрагивание койки, сопровождаемое странным скрежетом, доносившимся из нижних отсеков. Он рывком уселся на койке, опустив ноги на пол. Прошло несколько мгновений, прежде чем он осознал непривычное отсутствие вибрации. До его затуманенного сознания дошло: двигатели встали! Он сидел, прислушиваясь, но различал только веселые голоса обслуги, доносившиеся из коридора, да невнятный разговор в соседней каюте.

Ледяной ужас сковал его. Кто-нибудь другой на его месте повернулся бы на другой бок и уснул; он же осознал опасность только потому, что, как у всякого, кто медленно и неотвратимо сходит с ума, у него были предельно обострены все пять чувств, включая чувство опасности. Проведя три дня взаперти в собственной каюте, без пищи и воды, пытаясь освободиться от ужаса последних пяти месяцев, он лишь усугубил прогрессирующее безумие.

Он открыл дверь каюты и на слабых ногах двинулся в сторону большого трапа. Пассажиры, направлявшиеся из холла по своим каютам, весело болтали. Он взглянул на красивые бронзовые часы в переходе: на поддерживаемом двумя бронзовыми фигурами циферблате стрелки показывали 11:51.

Возле трапа, рядом с шикарным светильником, застыл стюард. Он презрительно посмотрел на мужчину, изобразив легкое неудовольствие самим фактом, что потрепанного вида пассажир топчет восточные ковры отделения первого класса.

— Двигатели… Они встали, — с трудом ворочая языком, проговорил мужчина.

— Вероятно, для небольшого ремонта, сэр, — ответил стюард. — Все-таки первый рейс. Сейчас идет окончательная доводка всех механизмов. Смею вас уверить, беспокоиться не о чем. Вы же знаете, лайнеры такого класса не тонут.

— Все, что сделано из железа, способно потонуть, — пассажир потер покрасневшие глаза. — Пойду прогуляюсь.

Стюард покачал головой, не решаясь впрямую отговаривать:

— Не советовал бы, сэр. Там ужасно холодно.

Пассажир в мятом костюме пожал плечами. Он был привычен к низким температурам. Повернувшись, он одолел ступени трапа и через дверь вышел на открытую палубу. Дыхание перехватило, словно в легкие вонзились тысячи игл. После затхлой атмосферы теплой каюты тридцать один градус мороза буквально сковал его. В воздухе не чувствовалось даже малейшего ветра: один только безмолвный неподвижный холод, сплошной пеленой висевший в безоблачном небе.

Мужчина поднял воротник и подошел к борту. Перегнувшись, он увидел только темную воду, неподвижную, как в пруду в саду. Затем он окинул взглядом лайнер от носа до кормы. Палуба, от курительной комнаты салона первого класса и до рулевой кабины, примыкавшей к офицерским каютам, была безлюдна. Лишь по дыму, медленно поднимавшемуся над тремя из четырех громадных черно-желтых труб, да по освещенным иллюминаторам комнаты отдыха и читальни можно было догадаться, что корабль обитаем.

Белая пена за кормой растворялась и исчезала в воде по мере того, как потерявшее курс судно медленно дрейфовало под бескрайним звездным покрывалом. Корабельный казначей, отужинавший за офицерским столом, вышел на палубу и посмотрел на воду за кормой.

— Почему стоим?

— Корабль наткнулся на что-то, — ответил казначей, не оборачиваясь.

— Насколько это серьезно?

— Не беспокойтесь, сэр. Даже если возникнет течь, насосы откачают воду.

Внезапно раздался оглушительный грохот, словно одновременно сотня паровозов «Денвер» мчались через туннель, — при этом все восемь выхлопных труб едва не лопнули от звука. Даже заткнув уши, пассажир понял причину. Его технических знаний оказалось достаточно, чтобы сообразить: это избыточный пар поршневой машины выстреливался через запасные клапаны. Чудовищный рев заставил пассажира воздержаться от дальнейшего разговора. Он обернулся и увидел, как несколько членов команды появились на палубе. Спазмом свело желудок, когда он увидел, как моряки принялись поспешно расчехлять шлюпки, готовить шлюпбалки.

Он стоял не меньше часа, пока гул выхлопных труб постепенно замирал в ночи. Судорожно сжав руками поручень, не чувствуя холода, он едва ли обращал внимание на группки пассажиров, которые расхаживали туда-сюда вдоль палубы, исполненные какой-то тихой робости.

Мимо пассажира прошел один из младших судовых офицеров, совсем еще молодой, чуть старше двадцати, с типично британским бледным лицом, на котором застыло типично британское выражение легкой брезгливости. Он подошел к мужчине и похлопал его по плечу.

— Прошу прощения, сэр. Но вы должны надеть спасательный жилет.

Мужчина медленно обернулся.

— А ведь мы тонем, не так ли? — спросил он сдавленным голосом.

Офицер чуть поколебался, затем энергично и согласно кивнул.

— Вода прибывает скорее, чем насосы успевают откачивать ее.

— И сколько нам осталось?

— Трудно сказать. Может, час или около того, если, конечно, прежде вода не зальет котлы.

— Случилось-то что?! Ведь ни единого корабля не было поблизости! На что мы наткнулись?

— Айсберг. Пробил нам корпус. Чертовски не повезло.

Мужчина с такой силой схватил офицера за руку, что тот от неожиданности вздрогнул.

— Я должен пройти в багажный отсек, понимаете?!

— Ничем не смогу помочь, сэр. Вода заливает помещения на шестой палубе, там уже вовсю багаж плавает.

— Слушай, ты! Проводи меня туда!

Офицер пытался высвободить руку, которую пассажир сжимал как клещами.

— Поймите, это невозможно. Мне приказано оставаться на палубе и проследить, чтобы все надели спасательные жилеты.

— Есть другие офицеры, — безэмоционально возразил пассажир. — А ты проведешь меня в багажный отсек.

Лишь тогда офицер обратил внимание на две вещи. Первая — сумасшедшее выражение глаз пассажира; вторая — дуло револьвера, упиравшееся в пах молодого человека.

— Делай, как говорю, — рявкнул мужчина, — если жизнь дорога!

Офицер тупо уставился на револьвер, затем поднял глаза. Внутри у молодого человека что-то екнуло. Он даже не попытался спорить, а тем более оказать сопротивление. Было такое чувство, что этими покрасневшими глазами на него уставилось само безумие.

— Я могу только попробовать.

— Вот и прекрасно, — ответил пассажир. — И без глупостей. Помни, я все время рядом. Чуть что, уложу на месте.

Осторожно засунув револьвер в карман пальто, он через ткань дулом толкнул офицера в спину. Не привлекая к себе внимания, они прошли меж собравшимися на палубе людьми. Корабль совершенно преобразился за последний час. Ни смеха, ни разговоров пассажиров, — уже было не разобрать, кто каким классом плыл. Бедных и богатых, всех уравнял общий ужас. Только стюарды позволяли себе улыбаться и переговариваться, раздавая пассажирам жилеты.

Выпускаемые в небо сигнальные ракеты выглядели жалко на фоне темноты, их мерцающий свет видели одни только моряки да пассажиры «Титаника». Он освещал людей, суетливо прощающихся друг с другом, неестественное выражение надежды в глазах мужчин, усаживающих женщин и детей в спасательные шлюпки. Впечатление нереальности происходящего стало еще сильнее, когда на палубе в белоснежных спасательных жилетах с инструментами в руках появились восемь музыкантов корабельного оркестра. Они начали играть «Александер Регтайм Бэнд» Ирвинга Берлина.

Под дулом револьвера молодой офицер спускался по главной лестнице, протискиваясь между пассажирами, которые спешили к шлюпкам. Крен судна становился все более ощутимым, и потому спускаться по ступеням оказалось не так просто. На второй палубе они зашли в элеватор и нажали кнопку четвертой палубы.

Молодой человек наконец обернулся и внимательно посмотрел в лицо пассажира, чье безумие делало смерть еще более близкой и ощутимой. Губы плотно прижаты к зубам, остекленевшие глаза, отсутствующий взгляд. Пассажир поднял голову и встретился взглядом с офицером. После долгой паузы он сказал:

— Не бойся…

— Меня зовут Бигалоу, сэр.

— Вот и не бойся, Бигалоу. Ты умрешь прежде, чем утонешь.

— Какая вам нужна секция?

— Трюм носовой части, седьмая палуба.

— Но седьмая наверняка уже под водой.

— Проберемся, тогда и узнаем. Не так ли?

Двери элеватора открылись, и пассажир движением револьвера приказал идти дальше. Вновь пришлось пробираться против людского потока.

Бигалоу сорвал с себя спасательный жилет, швырнул его на пол, двинулся по трапу, ведущему на пятую палубу. Он застыл на месте, глядя вниз: поднимаясь к ступенькам, вода прибывала. В небе еще разрывались сигнальные ракеты, отражаясь в холодной зеленой воде навязчивыми отблесками света.

— Без толку. Сами взгляните.

— Есть другой ход?

— После аварии все двери и ходы в переборках задраены. Мы можем попробовать по пожарной лестнице.

— Тогда пошевеливайся.

Окольный путь пролегал через бесконечный стальной лабиринт переходов и трапов. Бигалоу остановился, приподнял тяжелый круглый люк и заглянул в образовавшийся просвет. Как это ни парадоксально, однако в обнаруженном грузовом отсеке воды было фута два, не больше…

— Безнадежно, — солгал офицер. — И тут затоплено.

Мужчина грубо оттолкнул его и посмотрел сам.

— Для меня достаточно сухо, — проговорил он медленно. Помахал револьвером. — Спускайся.

Электрическая лампочка над головами еще горела, освещая путь в грузовой отсек. Тусклые лучи отбрасывали неустойчивые блики на бронзовых полированных частях огромного «рено», обнаруженного под люком.

Они оба несколько раз поскальзывались и падали в ледяную воду. Оба окоченели. Словно пьяные, с трудом сохраняя равновесие, они наконец добрались до нужного отсека. Это был большой куб, помещавшийся посередине грузовой палубы, восемь футов на восемь, со стенками из двенадцатидюймовой белфастской стали.

Пассажир извлек из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. Замок был новым и тугим, но в конце концов раздался гулкий щелчок. Мужчина толкнул массивную дверь и шагнул в отсек. Затем он обернулся в сторону офицера и впервые за все это время улыбнулся.

— Спасибо за помощь, Бигалоу. Выбирайся на верхние палубы. Ты еще успеешь.

— Вы остаетесь? — Бигалоу был в недоумении.

— Да, остаюсь. Я убил восьмерых хороших честных людей. Жить с этим я не могу. — Голос его звучал твердо. — С этим покончено. Все.

Бигалоу хотел было возразить, но не находил слов. Пассажир понимающе кивнул и начал закрывать за собой металлическую дверь.

— Благодарение Господу за Соутби, — произнес он.

И затем исчез, поглощенный черной глубиной камеры.

Бигалоу остался в живых.

Он опередил прибывающую воду, успел добраться до палубы и выпрыгнуть за борт за считанные секунды до того, как океанская пучина поглотила «Титаник».

Когда основная часть огромного лайнера исчезла под водой, поникшее полотнище красного с большой белой звездой корабельного флага, который все это время безвольно свисал с флагштока, расправилось, словно лайнер отдавал прощальный салют полутора тысячам женщин, мужчин, детей, которым предстояла невероятная борьба за жизнь, голод, холод, а зачастую — и смерть в пучине.

Повинуясь исключительно инстинкту, Бигалоу ухватил рукой дрейфующий корабельный флаг. Прежде чем офицер осознал всю опасность своего необдуманного поступка, он уже барахтался в волнах. И все же он отчаянно тянул ткань на себя, не желая расставаться с добычей. Он погрузился вслед за «Титаником» футов на Двадцать под воду, прежде чем сумел оторвать полотнище. И только потом Бигалоу всплыл на поверхность, вдохнул ночной холодный воздух. Он благодарил Бога за то, что погружавшийся лайнер не затянул его.

Ледяная вода под тридцать градусов почти убила его. Пробудь он в воде еще десять минут, статистика смертей этой ужасной трагедии была бы еще на одну единицу больше.

Его спасла веревка. Рука задела и тут же крепко схватила конец какой-то веревки, прикрепленной к плавающей вверх дном шлюпке. Из последних сил он подтянул свое почти закоченевшее тело и вскарабкался на шлюпку, разделив с другими тридцатью людьми борьбу с убийственным холодом, пока четыре часа спустя они не были спасены подоспевшим кораблем.

В памяти выживших навсегда останутся предсмертные вопли и причитания сотен несчастных, кому суждено было погибнуть. Но странное дело: не успел Бигалоу ухватиться пальцами за выступ перевернутой и наполовину потопленной шлюпки, как мысли о смерти оказались вытеснены воспоминаниями другого рода. Он вспомнил странного мужчину, навсегда исчезнувшего в трюме «Титаника».

Кто он?

Кто были те восемь человек, которых, по его утверждению, он убил? Какой секрет таился в камере?

Эти вопросы не давали Бигалоу покоя следующие семьдесят шесть лет, вплоть до последних нескольких часов его жизни.

Часть первая СИЦИЛИАНСКИЙ ПРОЕКТ Июль 1987

Глава 1

Президент повернулся на вращающемся кресле, сцепил руки за головой и невидящим взором уставился в окно Овального кабинета. Президент сетовал на судьбу. Он до такой степени ненавидел свою службу, что даже сам удивлялся силе собственной ненависти. Он мог с точностью определить, в какой именно момент президентство сделалось вдруг постылым. Произошло это в то утро, когда он с трудом заставил себя подняться с постели. Это был первый сигнал. Чувство ужаса от одной только мысли, что начинается новый день.

В тысячный раз он задавал себе один и тот же вопрос, что побудило его так отчаянно и так настойчиво бороться за этот чудовищный, этот неблагодарный пост. Слишком велика оказалась цена президентства. Его политический след устлан костями бывших друзей и обломками семейного очага. Не успел он принести присягу на верность народу Америки, как его только что сформированную администрацию потрясли скандал в Казначействе, война на южноамериканском континенте, общенациональная забастовка служащих авиалиний. Подлил масла в огонь и оппозиционный к нему Конгресс, который вообще не доверял в последнее время ни одному президенту. В бессловесной череде проклятий, адресованных жизни вообще. Президент нашел несколько слов специально для Конгресса, члены которого второй раз кряду сумели обойти его персональное президентское «вето».

Слава Богу, ему не угрожает третья предвыборная кампания. Одному Господу известно, каким образом ему удалось дважды победить на выборах. Он умудрялся нарушать практически все табу, с которыми обязан считаться всякий кандидат в президенты. Мало того, что он развелся с женой и нечасто заглядывал в церковь, так он еще вдобавок публично курил сигары и носил роскошные усы. Во время президентских кампаний он открыто игнорировал своих соперников, а с избирателями разговаривал таким языком, что те лишь поеживались. Но им это нравилось. Как бы там ни было, он появился как раз в тот момент, когда публика оказалась перекормленной причесанными вежливыми политиками, которые только и делали, что улыбались и клялись в любви всем и каждому перед телевизионными камерами и произносили банальные речи штампованным языком, что между соседними штампами невозможно было уловить даже плохонькой мысли.

Еще полтора года, и президентству конец. Только эта мысль сейчас и доставляла ему удовольствие. Его предшественник по Белому дому принял назначение председателем совета директоров Калифорнийского университета. Эйзенхауэр, тот вообще по завершении срока перебрался к себе на ферму в Геттисберг, и Джонсон отправился из Белого дома на свое ранчо в Техасе. Президент усмехнулся. Никакую фирму, никого не будет он поддерживать, выйдя в отставку. В его планы входило «самоизгнание» на сорокафутовой яхте в южные моря Тихого океана. Ни мировых кризисов, ни экономических проблем: он будет потягивать из горлышка ром и глазеть на пышногрудых туземок с приплюснутыми носами, требующихся для завершенности картины. Он прикрыл веки и почти представил это зрелище, когда его личный помощник бесшумно распахнул дверь и тактично прокашлялся, обозначая свое присутствие.

— Извините, господин Президент, но господин Сигрем и господин Доннер уже в приемной.

Президент вместе с креслом повернулся в сторону своего письменного стола, пригладил ладонью густые с проседью волосы.

— О’кей. Пригласи их.

Он заметно преобразился. Джен Сигрем и Мел Доннер имели свободный доступ к Президенту в любое время суток. Они были главными аналитиками Мета Секшн, группы исследователей, которая работала в обстановке строжайшей секретности над проектами будущего, проблемами, которым названия пока не было.

Президент считался крестным отцом Мета Секшн. Он основал ее в первый год своего президентства и щедро финансировал ученых, используя безграничные возможности секретного финансирования. В итоге он сумел набрать небольшую группу первоклассных ученых. Это детище не переставало служить источником его тихой гордости. Даже в ЦРУ и Агентстве национальной безопасности ничего не знали о Мета Секшн. Он мечтал создать команду ученых, способных посвятить свои силы и талант немыслимым разработкам таких проектов, шансы на воплощение которых составляли один на миллион. И его решительно не беспокоил тот факт, что за пять лет результат работы Мета Секшн был нулевым.

Сдержанные приветствия с обеих сторон, никаких рукопожатий. Затем Сигрем раскрыл замки кожаного кейса и вытащил фолдер, набитый сделанными с воздуха фотографиями. Он положил снимки на рабочий стол Президента и указал на несколько отмеченных участков.

— Тут заснят горный район северной части острова Новая Земля, это к северу от России. Спутниковые сенсоры указывают этот район как наиболее вероятный.

— Черт! — Президент мягко произнес, как выдохнул, это слово. — Каждый раз, когда мы что-нибудь находим, это всегда расположено или у русских, или еще в каком-нибудь месте, куда и носа не покажешь. — Он внимательно изучил разложенные перед ним снимки, затем поднял глаза на Доннера: — На земле места много. Безусловно, должны же быть другие перспективные районы?! Или нет?

Доннер с видимым сожалением покачал головой.

— Я сожалею, господин Президент, но дело в том, что геологи ищут бизаний с тех самых пор, как Александр Бисли доказал в 1902 году существование этого элемента. Насколько я знаю, ни одного месторождения бизания пока не обнаружено.

— Элемент настолько радиоактивен, — вставил Сигрем, — что давно уже исчез сам по себе. Если где и остались, то ничтожные количества. Мы кое-что сумели получить искусственным путем, но все это такие крохи.

— А разве нельзя наладить широкое производство? — поинтересовался Президент.

— Нет, сэр, — сказал Сигрем, — мы получили бизаний с помощью ускорителя высоких энергий, но тот просуществовал менее двух минут — и затем исчез естественным образом.

Президент откинулся на спинку кресла.

— А сколько нужно, чтобы завершить программу? Сигрем бросил взгляд на Доннера, затем обратил лицо к Президенту.

— Я полагаю, господин Президент, вы понимаете, что наши исследования находятся в такой стадии…

— Сколько вам нужно? — повторил вопрос Президент.

— Я бы полагал целесообразным вести речь о восьми унциях.

— Вы бы полагали, так?

— Если вести речь о комплексной проверке всей системы, то нужно именно столько. — Доннер для большей убедительности кивнул. — А для того, чтобы установить пункты вдоль всей границы, не пропуская ни одного стратегически важного района, потребуется еще двести унций бизания.

Президент подвинулся на самый край кресла.

— Тогда лучше забыть о проекте и сразу переключиться на что-нибудь более реальное.

Сигрем был высоким худощавым мужчиной с тихим голосом и хорошими манерами. Если бы не большой приплюснутый нос, он казался бы вылитым Эйбом Линкольном.

Доннер являл собой полную противоположность коллеги. Он был коротышкой, и казался таким же толстым, как Сигрем высоким. У него были светлые, пшеничного оттенка волосы, грустные глаза и вечно потное лицо. Он затараторил, как пулемет:

— «Сицилианский проект» слишком близок к завершению, чтобы его похоронить и предать забвению. Я бы настоятельно советовал вам продолжать работу. Возможно, окажется, что у нас попросту не хватает духу, но, господин Президент, если все-таки этого самого духу достанет… Бог ты мой, сэр, последствия окажутся невероятными!

— Я готов рассмотреть варианты, — мягко сказал Президент.

Сигрем набрал воздуха, как перед прыжком в воду, и заговорил:

— Прежде всего, мы бы хотели получить ваше разрешение на установку оборудования. Второе — нужны деньги. И третье — нам потребуется содействие Национального агентства надводных и подводных коммуникаций, проще НУМА.

Президент вопросительно посмотрел на Сигрема.

— Я еще могу понять две первые просьбы, но совершенно не понимаю, при чем тут НУМА?

— Нам предстоит направить опытных минералогов на Новую Землю. А поскольку там вокруг одна вода, то океанографическая экспедиция НУМА замечательно нас прикроет.

— Сколько времени уйдет на то, чтобы создать, проверить и установить всю вашу систему?

Доннер как будто ожидал такого вопроса:

— Шестнадцать месяцев — как раз.

— До каких пор можно продолжать работу, не имея бизания?

— До воплощения проекта.

Президент откинулся на спинку и уставился на циферблат корабельных часов, которые стояли на его огромном рабочем столе. Почти минуту, если не больше, Президент раздумывал, наконец сказал:

— Насколько я вас понял, уважаемые господа, вы оба хотите подбить меня на то, чтобы я, Президент страны, дал добро на сооружение непроверенной, во многих отношениях проблематичной комплексной системы стоимостью в миллионы и миллионы долларов, так? И кроме того, вся эта дорогостоящая система не будет функционировать до тех самых пор, пока мы не заполучим у враждебной нам державы принципиально важный элемент. Так или нет?

Сигрем суетливо поигрывал замком своего кейса, тогда как Доннер простым кивком головы удостоверил правильность президентской тирады.

— А теперь я вас спрашиваю, — продолжал Президент, — как я смогу объяснить тем чистоплюям в Конгрессе, кто захочет получить объяснения по этому проекту, почему именно оказалось необходимым создать подобную систему вдоль всей государственной границы?

— Так в этом же и вся прелесть, — ответил Сигрем. — Система-то наша — компактная! Если рядом с небольшой электростанцией вдруг начнут возводить маленькое такое сооружение, то ни спутники русских, ни даже рядом живущий фермер ничего не смогут заподозрить.

Президент поскреб подбородок.

— А почему вы хотите начать осуществление «Сицилианского проекта» раньше, чем у вас появится стопроцентная уверенность в успехе?

— Это игра, сэр, — просто ответил Доннер. — И мы ставим на то, что либо в ближайшие шестнадцать месяцев сумеем получить бизаний лабораторным путем, либо через те же шестнадцать месяцев нам придется искать залежи бизания, одно из двух.

— Даже если потребуется десять лет, — вставил реплику Сигрем, — то все равно система будет уже установлена на границах. В этом случае время — единственная потеря.

Президент поднялся из-за стола.

— Господа, я поддерживаю ваши планы, чтобы не сказать фантазии. Но только при одном условии. В вашем распоряжении восемнадцать месяцев и десять дней. Ровно столько мне еще оставаться на своем посту. Я не знаю, кто придет сюда за мною вслед. А посему в наших общих интересах сделать так, чтобы за указанный срок были получены какие-то практические результаты.

Оба исследователя по другую сторону стола заметно сникли.

Наконец Сигрем нашелся:

— Благодарю вас, господин Президент. Мы все, вся наша группа, приложим максимум усилий. Все, что сможем. Прошу верить.

— Хорошо. А теперь прошу меня извинить. Мне надо в Роуз Гарден позировать с группой жирных старых Дочерей Американской революции. — Он протянул обоим руку. — Удачи. И постарайтесь не подставить меня с этим вашим планом. У Эйзенхауэра была история с У-2, самолетом-разведчиком, если помните. Так вот мне подобного удовольствия не нужно. Поняли?

И прежде чем Сигрем или Доннер нашлись, что ответить, Президент вышел через боковую дверь.

«Шевроле» Доннера миновал ворота; из тишайшего заповедника резиденции машина сразу нырнула в густой автомобильный поток, который понес ее через Потомак в направлении Вирджинии. Доннер боялся заглянуть в зеркало заднего вида, словно Президент мог передумать и послать вдогонку человека с новым приказом. Опустив свое стекло, он глубоко вдохнул влажный летний воздух.

— Удачно съездили, — сказал Сигрем. — Кажется, и до тебя это дошло, нет?

— Он еще будет мне говорить… Если бы Президент узнал, что мы заслали нашего парня к русским две недели назад, его бы удар хватил.

— Все может быть, — вполголоса пробурчал Сигрем. — Все может быть, если НУМА не сможет вызволить нашего парня.

Глава 2

Сид Коплин был уверен, что умирает.

Глаза его были прикрыты, кровь медленно стекала в снег. Когда сознание начало понемногу возвращаться к нему, перед глазами запрыгали огни. По телу прошла сильная судорога, задела желудок, и Коплина вырвало. В него попали один или два раза? Он не был уверен.

Он открыл глаза, перевернулся на живот и осторожно встал на четвереньки. Голова гудела, как колокол. Он потрогал рукой холодную, с запекшейся вокруг кровью, рану над левым виском. Самым неприятным ощущением в данную минуту была чудовищная головная боль. Мороз действовал как анестезия. Перестало жечь в левом боку, под ребрами, куда попала вторая пуля, пальцами он чувствовал мерзкую липкость сочившейся крови. Кровь пропитала одежду, стекала по телу и дальше — по ноге.

Автоматная очередь эхом отдалась в горах. Коплин огляделся, насколько это оказалось возможным, однако со всех сторон видел только снег, снег и снег, задуваемый норовистым арктическим ветром. Еще один выстрел сотряс ледяной воздух. Коплин подумал, что стреляют где-то неподалеку, ярдов за сто, не больше. Должно быть, русские пограничники палят наугад.

Всякая мысль о том, чтобы выбраться отсюда живым, казалась праздной. Все было кончено. Ни за что не добраться ему до бухты, куда причалило его лодку. Да и не смог бы он в таком состоянии на лодке двадцати восьми футов в длину проплыть пятьдесят миль по морю до американского океанографического судна.

Он повалился в снег. Потеря крови лишила его сил. Русские едва ли найдут его. Если найдут, то мертвым. Это было непременное условие сделки с Мета Секшн. Если придется умирать, следует сделать так, чтобы тела его не нашли.

Превозмогая боль, Коплин принялся рыть снег около себя. Скоро от него останется лишь маленький холмик. Придется умереть тут, на склоне горы Бедная, под снегом.

На секунду он остановился и прислушался. Слышны были только завывания ветра да собственное его хриплое дыхание. Он приложил ладонь к уху и вслушался внимательнее: еле слышно лаяла собака. Почти совсем не слышно.

«Бож-же мой!» — подумал он. До тех пор, покуда тело не остынет окончательно, от него будет исходить запах. У собак чуткий нюх, они найдут его. Коплин повалился на спину. Только и остается лежать и тихо подыхать.

Но внутри продолжала теплиться безумная надежда. На что именно? Он и сам не знал. Мозг отказывался мириться с неизбежной смертью. И Коплин понял вдруг, что не сможет вот так лежать и дожидаться, когда его обнаружат русские. Он ведь не какой-нибудь супермен-агент-разведчик, он же самый обыкновенный профессор минералогии. Его сорокалетнее тело, и главное — его сознание не подготовлено к пыткам, он не выдержит! Тем более, если за него возьмутся как следует. Если прежде он не умрет, то захваченный в плен, очень скоро вынужден будет рассказать все, что знает. Боль поражения вдруг оказалась даже сильнее физической боли. Он крепко зажмурился.

Когда он открыл глаза, прямо перед ним была морда огромной собаки. Коплин решил, что это комондор, мощное животное с белой, под стать снегу шерстью. Псина зарычала, и наверное, перегрызла бы ему глотку, если бы собаку вовремя не осадила рука солдата в толстой варежке. У советского пограничника был какой-то равнодушный, меланхоличный взгляд. Он стоял и безучастно смотрел на Коплина: в левой руке поводок, правая на автомате. Солдат в своем длинном, до пят, тулупе казался чудовищем. Вид кровоточащей раны в боку Коплина решительно не вызывал у пограничника никакого сочувствия. Солдат забросил свой автомат на плечо, рывком поставил Коплина на ноги. Затем, не говоря ни слова, потащил раненого американца к своим для выяснения обстоятельств.

От боли Коплин чуть не потерял сознание. Он прошел каких-нибудь полсотни ярдов, хотя ему показалось — многие мили. Тут из снега и мороза вдруг соткался некий силуэт, некая фигура. Краем угасающего сознания Коплин отметил, что при виде этой фигуры солдат весь напрягся.

Раздался мягкий звук — «плоп», — и огромнейший комондор вдруг без единого звука завалился в снег. Солдат отпустил Коплина и схватился за автомат, но таинственный звук «плоп» повторился, и пограничник с небольшим красным пятном на лбу вдруг замешкался, глаза его подернулись поволокой, и он грохнулся возле своего пса.

Мозг Коплина, перегруженный впечатлениями последних минут, лишь отметил, что вокруг происходит некая чертовщина. Он опустился на снег и бессмысленно наблюдал за тем, как из снежной мглы материализуется высокий мужчина в серой парке. Нагнувшись над псом, мужчина покачал головой:

— М-да, — сказал он лаконично.

Мужчина выглядел весьма внушительно. Лицо его было цвета мореного дуба, черты лица суровые. Но Коплин обратил внимание на глаза: он прежде никогда не видел таких зеленых проницательных, излучающих тепло глаз, столь явно контрастирующих с выражением лица мужчины.

Мужчина улыбнулся Коплину и вдруг произнес:

— Если не ошибаюсь, вы доктор Коплин? — сказано все это было мягко, даже деликатно.

Незнакомец запихнул свой пистолет с глушителем в карман, нагнулся и внимательно изучил следы крови на парке Коплина.

— Я лучше отведу вас в одно место, тут неподалеку. Там и займемся лечением.

Он легко взял американца на руки и пошел вниз по склону, в сторону побережья.

— Кто вы? — сумел выдавить из себя Коплин.

— Питт. Дирк Питт.

— Не понимаю… Откуда вы тут взялись?

Коплин так и не услышал ответа на свой вопрос. Накатила сплошная черная волна, и он потерял сознание.

Глава 3

Сигрем выкурил сигарету, пока ожидал за столиком открытого всем ветрам ресторана на Кэпитол-стрит свою жену. Она опаздывала. За восемь лет, что они были женаты, он не мог припомнить даже одного-единственного случая, чтобы жена пришла вовремя. Он жестом подозвал официанта и заказал спиртного.

Наконец появилась Дана. Она застыла у входа, высматривая мужа, наконец увидела его и начала пробираться между столиками. На ней были оранжевый свитер и коричневая твидовая юбка: в таком наряде она выглядела прямо-таки девочкой выпускного класса. Светлые волосы Дана повязала платком. Ее кофейного цвета глаза глядели живо, радостно, даже несколько насмешливо.

— Давно ждешь? — с улыбкой спросила она.

— Чтобы не соврать, восемнадцать минут. Иначе говоря, ты опоздала против обыкновения на две минуты десять секунд.

— Извини. Адмирал Сэндекер созвал совещание — только что закончили.

— И какие же именно светлые идеи?

— Ну, например насчет морского музея. Раздобыли деньги, теперь нужно раздобывать экспонаты.

— Экспонаты? — уточнил Сигрем.

— Ну да, всякое старье, останки знаменитых кораблей, в таком духе.

Официант поставил перед Сигремом заказ. Наведенная на мысль видом бокала. Дана попросила себе дайкири.

— Осталось всего так мало, — продолжила она свою мысль. — На удивление мало. Канат с «Луизианы», вентилятор с «Мейна», якорь от «Баунти». И ведь все это раскидано по разным углам…

— По-моему, есть куда лучшие способы транжирить государственные субсидии. Ее лицо исказилось:

— Чем ты недоволен?

— Все это глупости. Собирать гнилые обломки неизвестно чего, укладывать их под стекло и ахать по этому поводу. Верь на слово, чушь это.

Слова его были поняты как вызов.

— Сохраняя останки кораблей, мы способствуем установлению элементарных связей между человеком и его историческим прошлым, — глаза Даны гневно заблестели. — Все это называется приумножением культурного богатства нации, понял? Это мудакам вроде тебя на все плевать.

— Заметь, ты уже пользуешься морской лексикой.

Она виновато улыбнулась, почувствовав себя сконфуженной от его вовремя произнесенного замечания.

— Скажи лучше, тебя заедает, когда жене удается сделать хоть что-то без твоей подсказки. Разве не так?

— Ладно, ладно… Единственное, если хочешь знать, что меня заедает, так это твоя новая манера разговаривать. Почему-то все симпатичные феминисточки полагают, что им чертовски идет лексика портовых шлюх.

— Уж кто бы говорил! Пять лет он живет в столице, а посмотреть на тебя — мужик мужиком, даже одеваться не научился. Посмотрись в зеркало, прежде чем делать замечания другим! Тоже мне… Почему ты не можешь, например, подстричься, как это делают другие мужчины? То, что у тебя на голове, уже сто лет не в моде. Когда нас видят с тобой вместе, мне всегда стыдно, что у меня такой муж.

— Видишь ли, я достиг, будем откровенны, таких степеней, такого положения в научном мире, что могу ходить вовсе нестриженным и голым.

— Вот только, пожалуйста, вот только ради Бога… Надо было выйти замуж за нормального сантехника или садовника — на худой конец… Надо же было на физика нарваться!

— Приятно слышать, что хоть когда-то меня любили.

— И до сих пор любят, если на то пошло. — Глаза ее сделались мягче при этих словах. — Это последние два года все идет, черт знает как. Даже вот в ресторан пришли, и то не можем отдохнуть, обязательно ругаемся. Пойдем-ка, снимем номер в мотеле, займемся, чем положено заниматься супругам в часы досуга. Почти в рифму получилось. Как ты смотришь?

— Это что-нибудь изменит?

— Это будет хорошим началом. А все с чего-то нужно начинать.

— Увы, не могу.

— Опять твоя идиотская работа?! Неужели ты не понимаешь, что твоя работа, моя работа — они разводят нас. Мы делаемся чужими. Подумай, Джен. Мы ведь можем все бросить и снова работать обыкновенными учителями. Ты доктор физики, у меня докторская степень по археологии, нас с радостью примет любой университет! Помнишь студенческую пору. Вот уж когда я была действительно счастлива.

— Не нужно на эту тему, Дана. Я не могу бросить свою нынешнюю работу.

— Но почему?

— У меня интересный проект.

— Последние пять лет у тебя что ни проект — все интересный. Джен, подумай о нас с тобой. Сделай первый шаг. Если примешь решение уехать отсюда, я пойду за тобой, куда хочешь. Этот город разрушает нашу любовь, разве ты не видишь?

— Ну пойми, мне нужен еще хотя бы год.

— Имей в виду, каждый день может многое решить. Как бы потом не пришлось жалеть.

— В том деле, которое сейчас у меня, не может быть обратного хода. Надо все довести до конца.

— И когда только перестанут финансировать эти ваши чертовы секретные проекты? Это все потому, что в Белом доме собрались такие, как ты…

— Слушай, я умоляю.

— Джен, бросай все к дьяволу!

— Дьяволу это не нужно, а нужно моей стране. Жаль, что ты не можешь понять столь простых истин.

— Бросай, пожалуйста, Джен, — в ее глазах стояли слезы. — Незаменимых людей нет. Мел Доннер превосходно заменит тебя.

Он покачал головой:

— Увы. Этот проект придумал я, придумал своей башкой и должен увидеть его воплощение.

Подошедший официант поинтересовался, будут ли они заказывать.

— Я абсолютно не голодна, — заявила Дана, поднялась из-за стола и сухо поинтересовалась: — тебя ожидать к ужину?

— Сегодня мне придется задержаться. Теперь она уже и не пыталась скрыть слезы.

— Что бы ты там ни изобретал, я надеюсь, это очень понадобится Америке. Потому что тебе это будет стоить очень и очень дорого, постарайся понять.

Не оглядываясь, Дана пошла к выходу.

Глава 4

В отличие от стереотипа русского начальника разведки из американских фильмов, у капитана Андрея Превлова не было ни широченного размаха плеч, ни лысого черепа, ничего устрашающего. Это был обыкновенный приятной наружности мужчина, аккуратно подстриженный, с ровным пробором на боку, с тонкими щегольскими усиками. Он копировал прическу и манеры у героев западных фильмов, что не могло нравиться начальству из Отдела внешней морской разведки. Но несмотря на то, что вкусы Превлова многим были не по нраву, он занимал в отделе важный пост и чувствовал себя на этом посту уверенно. Он слыл одним из самых талантливых и эрудированных служащих морской разведки. А кроме того, его отец входил в десятку партийной элиты. То и другое делало его положение весьма устойчивым.

Уверенным движением он зажег свой «уинстон», выпустил дым, налил себе джина «Бомбей», причем налил не по-русски, до краев, а как это было принято на Западе — порцию. Он откинулся в кресле и принялся изучать материалы, которые принес ему лейтенант Павел Марганин, его помощник.

— Не понимаю, — тактично вставил Марганин, — как вы пьете это западное… спиртное, в общем. Что в нем хорошего.

Превлов оторвался от бумаг и внимательно, изучающе посмотрел на Марганина.

— Ты слишком дремучий человек, и в этом смысле типичный. Я же мыслю, как американец; пью, как англичанин; машиной управляю, как итальянец; занимаюсь любовью, скажем мягко, как настоящий француз. И знаешь, почему, лейтенант?

— Нет.

— А потому, что я должен знать своего врага изнутри, знать его на уровне привычек. В этом весь фокус, чтобы знать врага лучше, чем ты знаешь самого себя. Тогда враг тебя никогда не одолеет, тогда ты будешь всегда сильнее.

— Это что, цитата из Чецкого?

Превлов отмахнулся, изобразив на лице брезгливую гримасу.

— Нет, дурак ты. Это еще в Библии сказано. — Он глубоко затянулся, пустил дым через нос и глотнул джина. — Приобщайся к западной культуре, мой друг, потому как, если мы не будем учиться у буржуев, нам всем крышка. Ладно, скажи лучше, почему эти материалы направили именно к нам в отдел?

— Потому что происшествие имело место возле берега.

— Каковы исходные?

— Почти ничего не известно. Пропал солдат из наряда, пограничник с Новой Земли. И собака пропала.

— Не вижу повода для того, чтобы обращаться во внешнюю морскую разведку. Новая Земля — пустынный снежный остров. Там всего-то устаревшая ракетная станция, казарма да несколько рыбацких хижин. На сотни миль в округе — ни одного важного объекта. Непонятно вообще, что там делают пограничники.

— И я думаю, что никто не пошлет туда шпиона.

— Шпиона? — Превлов побарабанил пальцами по столешнице, зачем-то взглянул на потолок. — Шпиона, говоришь? Понимаешь ли, вроде ничего там для шпиона интересного нет… Вроде. Но есть одно «но»… — Он резко придвинулся к столу, надавил кнопку селектора: — Принесите сведения за последние два дня обо всех перемещениях надводных и подводных судов.

Марганин вопросительно приподнял брови.

— Никто не осмелится посылать океанографическую экспедицию в район Новой Земли. Это же наши территориальные воды.

— Баренцево море не вполне наше, — сдерживаясь, пояснил Превлов. — Это международные воды, если уж быть точным.

Симпатичная секретарша-блондинка, которым идут короткие узкие юбки, принесла сводку, положила ее на стол перед Превловым и молча удалилась.

Превлов принялся листать и наконец нашел нужное.

— Ну вот, что и требовалось… «Фёрст Аттемпт», судно, принадлежащее НУМА, было замечено нашей службой на расстоянии 325 морских миль к Юго-Западу от Земли Франца-Иосифа.

— Очень странно, — заметил Марганин, — это же рядом с Новой Землей.

— О чем и речь. Если верить расписанию американских океанографических работ, «Фёрст Аттемпт» в настоящее время должен находиться у побережья Северной Каролины, изучать поведение планктона в том районе.

Весьма любопытно… — он допил джин, затянулся и энергично затушил окурок в пепельнице.

— Что из этого следует? — поинтересовался Марганин.

— Ничего, ровным счетом. Однако мысли кое-какие возникают. Например о том, что солдата убил агент, который с Новой Земли перебрался на «Фёрст Аттемпт». Если уже принадлежащий НУМА корабль находится за сотни миль от места, где он должен быть, значит, американцы что-то задумали, будь уверен.

— А что им здесь нужно, как думаете?

— А вот — думаю. Распорядись, чтобы сделанные со спутника фотографии этого района были увеличены.

Был уже вечер, и свет фонарей дополнил деревья контрастными тенями, когда Марганин принес и положил перед Превловым снимки и большое увеличительное стекло.

— А вы оказались правы. Тут кое-что любопытное. Превлов внимательно изучил фотоснимки.

— Обычный корабль, обычное оборудование, никакой дополнительной электроники…

Марганин тактично пододвинул своему шефу снимок, сделанный широкоугольным объективом.

— Взгляните, вот сам «Фёрст Аттемпт», а вот в правом верхнем углу, или за две тысячи метров по нашим замерам — темная точка…

Превлов на целую минуту застыл над увеличительным стеклом, наконец выдохнул:

— Вертолет.

— Именно. Почему я так и задержался. Я даже отнес снимки и проконсультировался в Отделе "Р".

— Наш пограничный вертолет, я полагаю?

— Ничего подобного.

Превлов изобразил некоторый интерес.

— Ты думаешь, что вертолет поднялся с американского судна?

— Можно лишь гадать. — Марганин положил перед Превловым еще два снимка… — Специалисты изучили еще снимки, сделанные другим спутником. Вот на этом хорошо видно, что вертолет направляется от Новой Земли в сторону судна. Высота полета небольшая, скорость пятнадцать узлов.

— Чтобы не попасть на наши радары, — сказал Превлов.

— Подключать наших агентов в Америке? — спросил Марганин.

— Погоди. Нужно сначала убедиться, американцы ли это гадят. — Он собрал все фотоснимки, сложил их в папку, посмотрел на свои ручные часы. — Успею перекусить, прежде чем пойду в театр. Что-нибудь еще есть у тебя, лейтенант?

— Только информация об экспедиции по изучению морских течений «Лорелей». Американская глубоководная субмарина на глубине пятнадцать тысяч футов, неподалеку от Дакара.

Превлов поднялся, взял папку под мышку.

— Будет время, непременно изучу. Может, ничего и нет интересного. Но все равно почитаем. Эти американцы каких только проектов не напридумывают…

Глава 5

— Будь же все проклято, — прошептала Дана. — Под глазами уже вон сколько морщин! Не зря говорят, что старость, — это разновидность лепры…

Она сидела перед зеркалом и внимательно рассматривала свое отражение.

Сигрем подошел сзади, приподнял с затылка жены волосы и поцеловал в теплую шею.

— Девушке тридцать один год, а она уже рассуждает, как пенсионерка.

Дана изучающе, не поворачиваясь, смотрела на отражение мужа в, зеркале.

— Ты счастливый. У мужиков нет подобных проблем.

— Это все женщины придумали, у нас тоже немало возрастных изменений, болячек, и мы тоже не приходим в восторг, видя лицо в морщинах.

— Да, но вам плевать.

— Принимаем как неизбежность, — сказал он, улыбнувшись. — Кстати, о неизбежности. Когда у нас будет ребенок?

— Скотина ты. Никак не успокоишься. — Она в раздражении швырнула на столик перед зеркалом щетку. Щетка завалила несколько флаконов из ее косметического арсенала. — Я тебе сто раз уже говорила, что не желаю ходить с пузом и стирать пеленки или как их там… Пускай человечество размножается за счет других идиоток! Мы же, в конце концов, цивилизованные люди.

— Глупости. И ты сама понимаешь, что все это глупости.

Она снова уставилась на свое отражение.

— Дана, ребенок спасет нашу любовь, — мягко продолжил он.

Она уткнулась в ладони.

— Я ценю карьеру и свою работу не меньше твоего. Он погладил ее светлые волосы и посмотрел на нее в зеркало.

— Твой отец был алкоголиком и оставил семью, когда тебе было десять лет. Твоя мать всю жизнь простояла за стойкой бара, она приводила каждый вечер домой мужчин, чтобы подработать. Ты и твой брат жили, как животные, до тех пор, пока вы не убежали с той помойки, которую вы называли своим домом. Твой брат прибился к тем, кто содержал магазины спиртных напитков и бензозаправки. В итоге его обвинили в убийстве, и теперь он отбывает пожизненное заключение в Сан-Квентине. Видит Бог, я уважаю тебя уже за то, что ты сумела окончить школу и колледж, что ты работала по восемнадцать часов в сутки. Да, у тебя было чудовищное детство, не спорю, и ты боишься забеременеть, я понимаю. Дана. Но и ты должна понять, что это не повод для того, чтобы лишать жизни потенциального ребенка.

Она сбросила его руку, давая понять, что разговор на эту тему закончен. Джен более не существовал для нее.

Когда Сигрем вышел из ванной. Дана стояла перед зеркалом, изучая себя столь же придирчиво, словно была дизайнером, который впервые рассматривает создание рук своих. На ней было простое светлое платье, которое облегало торс и свободно спадало бесформенной массой, скрывая ноги. Глубокое декольте давало возможность ознакомиться с ее бюстом.

— Ты уж поторопись, — сказала она таким голосом, словно между ними не произошло и малейшей размолвки. — Не заставляй Президента ждать.

— Там будет человек двести. И никакого учета посещаемости, как ты понимаешь.

— И тем не менее. Мы же не получаем приглашения в Белый дом каждую неделю. Как минимум, мы должны приехать вовремя.

Сигрем вздохнул и стал одеваться. Сначала — рубашка, потом галстук, затем — запонки, с которыми приходилось справляться одной рукой. Ох, как же он ненавидел одеваться для того, чтобы идти на прием. Если для Даны это было развлечением, для него неприятной необходимостью, и только. Наконец он завязал шнурки на ботинках, причесался и вошел в гостиную. Дана сидела на пуфе, просматривая какие-то бумаги. Перед ней на столике лежал распахнутый кейс. Она так зачиталась, что не заметила, как он вошел.

— Я готов.

— Иду, иду. Будь так добр, принеси мое боа.

— На дворе лето, зачем тебе боа?

Она опустила очки на кончик носа, посмотрела на мужа и сказала:

— Пусть хоть один из нас выглядит по-человечески.

Он вышел в холл, снял трубку и набрал номер. Не успел прозвучать в трубке первый сигнал, как Мел Доннер ответил:

— Доннер слушает.

— Какие-нибудь новости? — спросил Сигрем.

— Сообщили, что «Фёрст Аттемпт»…

— Это судно, которое должно было взять Коплина?

— Именно. Судно видели пять дней назад недалеко от Осло.

— Господи! Почему? Коплин же должен был сойти с судна и вернуться авиарейсом.

— Подробностей я не знаю. Согласно твоим инструкциям, судно на связь не выходит.

— Странно.

— Во всяком случае, мы о подобном не договаривались.

— Я приглашен сегодня на прием в Белый дом. Будут новости, непременно сообщи.

— Непременно. Хорошего тебе вечера, — Сигрем хотел уже положить трубку, как вдруг Дана появилась на пороге.

— Какие-то неприятности?

— Как будто пока нет.

Она поцеловала его.

— Одна из особенностей: мы даже не можем, как обычные люди, обсуждать твои проблемы.

— Я прошу тебя, — он погладил ее руку. — Ну конечно, я понимаю. Как-никак, государственный секрет. Ну?

— Что «ну»?

— А то, мужчина ты или уже нет?

— Прости, я забыл. — Он взялся за дверцу, открыл шкаф, выудил оттуда боа и набросил жене на плечи. — Всякий раз забываю о тебе, что ты будешь делать…

Она горько усмехнулась.

— Именно за это ты и будешь наказан.

Господи, думал он с ужасом, неужели Коплин не сумел выбраться с Новой Земли?

Глава 6

Чета Сигрем вместе с небольшой толпой приглашенных ожидали у Восточного зала. Хоть Дана ранее и бывала в Белом доме, она явно была потрясена.

Президент выглядел безукоризненно. Ему было немногим за пятьдесят: красивый, импозантный мужчина, интересующийся женщинами. Последнее подтверждалось тем, что возле Президента, исполняя роль хозяйки, находилась Эшли Флеминг, одна из наиболее привлекательных столичных девушек.

— О, черт, — воскликнула Дана.

— Что на этот раз? — сдерживая раздражение, уточнил Сигрем.

— Что еще за мразь рядом с Президентом?

— С твоего разрешения, это Эшли Флеминг.

— Это понятно. Ты на платье ее посмотри. Поначалу Сигрем ничего не заметил, и лишь какое-то время спустя до него дошло, что Дана и Эшли Флеминг в совершенно одинаковых платьях. Он попытался сдержать улыбку.

— Ровным счетом ничего смешного, — сказала она.

— Ты где покупала свое?

— Напрокат взяла у Аннет Джонс.

— У этой шлюхи, что живет напротив?!

— Ей подарил это платье Клод Д’Орсини, модельер.

— Вот видишь, это лишнее доказательство твоего великолепного вкуса.

Она не успела ответить, потому что в этот момент очередь подвинулась и они оказались точно напротив Президента.

— Рад вас видеть, Джен, — Президент мягко улыбнулся.

— Спасибо за приглашение, господин Президент. Это моя жена Дана.

Президент изучающе посмотрел на нее.

— Вы просто великолепны, — сказал он и, приблизившись, негромко добавил что-то ей на ухо. Дана вспыхнула, как маков цвет. Президент отчетливо добавил: — Позвольте мне представить вам мою очаровательную хозяйку госпожу Эшли Флеминг. Эшли, это — господин и госпожа Джен Сигрем.

— Очень рад познакомиться, госпожа Эшли, — сказал Сигрем.

Слова его не были услышаны. Госпожа Эшли уставилась на платье Даны.

— Одна из нас, госпожа Сигрем, завтра с утра будет вынуждена искать себе нового модельера.

— Только не я, верьте слову, — сказала Дана. — Я с юношеских лет заказываю у Жака Пиннэ.

Эшли Флеминг вопросительно подняла бровь.

— Жак Пиннэ? Даже не слышала о таком.

— Он известен как Ж. К. Пенни. — Дана мягко улыбнулась. — У него в следующем месяце распродажа. Если мы пойдем туда вместе, то уж наверняка не будем выглядеть двойняшками.

При этих словах Эшли Флеминг изобразила на лице презрительную гримасу. Президент тактично прокашлялся. Сигрем поспешил взять жену под руку и отвести ее подальше.

— Очень было нужно? — спросил он.

— Не могла перебороть себя, извини. Ненавижу подобного рода женщин. — Она сощурилась и негромко сказала: — Ты знаешь, что сказал мне Президент? Не поверишь! Он назначил мне свидание. Президент Соединенных Штатов Америки назначил мне свидание.

— Что ж… Уоррен Хардинг и Джон Кеннеди тоже были по этой части. По-человечески понять можно…

— Президент — развратник… Ужас.

— Пусть так, пусть ужас. Но как насчет свидания? Пойдешь?

— Перестань, ради Бога.

— У вас настоящее сражение, — раздалось рядом с ними.

Слова принадлежали невысокому рыжеволосому человеку в голубом блейзере. Голос показался Сигрему знакомым, однако бородатое лицо ничего не говорило — памятью на лица Сигрем не отличался.

— Могу я узнать, кому из нас вы сочувствуете? — поинтересовался Сигрем.

— Несколько зная феминистские взгляды вашей жены, я почту за честь объединиться с вами, сэр.

— Вы знакомы с Даной?

— Некоторым образом. Я ее босс.

Сигрем удивленно посмотрел на собеседника.

— Стало быть, вы…

— Адмирал Джеймс Сэндекер, — пришла на помощь Дана. — Директор Национального агентства надводных и подводных коммуникаций. Адмирал, а это мой благоверный, Джен.

— Рад познакомиться, адмирал. — Сигрем протянул ему руку. — Я давно хотел поблагодарить вас за ту маленькую услугу, если помните…

Дана удивленно посмотрела на мужа.

— Вы уже знакомы?

Сэндекер утвердительно кивнул.

— Разговаривали с вашим мужем по телефону. Хотя прежде не встречались.

— Надо же! Успели сговориться за моей спиной. С чего бы это вдруг?

Сигрем перехватил взгляд Сэндекера и сказал:

— Мне однажды понадобилась некоторая информация и пришлось потревожить адмирала. Всего-навсего… Сэндекер похлопал Дану по руке и сказал:

— Почему бы вам не сделать приятное старику, Дана? Принесите нам по стаканчику скотча, если вас не затруднит. С водой, разумеется.

Она секунду поколебалась, затем поцеловала Сэндекера в щеку и решительно направилась через толпу к стойке бара.

Сигрем лишь головой покачал от изумления.

— Вы умеете обращаться с женщинами. Подход знаете… Вот если бы я попросил ее о стаканчике виски, она бы мне прилюдно в лицо плюнула, будьте уверены.

— Я ей плачу жалование, — просто ответил Сэндекер. — Вы ей не платите.

Они прошли на балкон. Сигрем закурил сигарету в то время, как Сэндекер забавно раскуривал свою сигару сорта «Черчилль». Они молча продвинулись в безлюдный угол огромного балкона.

— Какие-нибудь известия от «Фёрст Аттемпт»? — спросил Сигрем.

— В тринадцать ноль-ноль по вашингтонскому времени судно прибыло на нашу военно-морскую базу в Клайде в Шотландии.

— Восемь часов тому назад. Почему я не информирован?

— Вы сами распорядились, — мягко парировал Сэндекер, — чтобы никакой информации до тех пор, пока ваш агент не возвратится на родную землю.

— Ну, и?

— Мне позвонил один из старых друзей. Буквально полчаса назад. Требовал объяснений, почему капитан судна действовал самовольно, без согласования с береговой службой.

— Значит, что-то произошло, — высказал предположение Сигрем. — Ваше судно должно было высадить моего агента в Осло. Не понимаю, зачем корабль потащился в Шотландию…

Сэндекер в упор посмотрел на Сигрема.

— Давайте договоримся, господин Сигрем. НУМА — это вам не подразделение ЦРУ или ФБР и не какая-нибудь шпионская контора, и я не намерен рисковать жизнью своих людей, чтобы кто-то мог с нашей помощью шпионить за русскими, это понятно? Мы занимаемся океанографическими исследованиями, постарайтесь, пожалуйста, запомнить. В следующий раз, когда захотите пошпионить за русскими, будьте любезны обращаться с предложением к военным морякам или к береговой охране. И не вынуждайте более Президента использовать мои корабли. Искренне хочу, чтобы вы зарубили это себе на носу, господин Сигрем.

— Искренне прошу меня простить, если доставил вам какие-нибудь неприятности, адмирал. Если что было не так, примите мои самые искренние извинения. Не имел в виду ничего дурного.

— Хотелось бы верить…

Произнеся эти слова, адмирал несколько сбавил тон.

— Но верьте на слово, — продолжил адмирал, — было бы куда лучше, если бы вы соблаговолили посвятить меня в ваши планы.

— Вы должны понять, — ответил Сигрем.

— Что ж…

— А что вы думаете относительно того, почему «Фёрст Аттемпт» не пришвартовался в Осло? — спросил Сигрем.

— Думаю, ваш агент по каким-то своим соображениям не захотел лететь из Осло самолетом гражданской авиалинии и предпочел воспользоваться военно-транспортным самолетом. А так как база атомных подлодок в Клайде — ближайшая, где есть аэродром, он и приказал капитану судна плыть в Шотландию вместо Норвегии.

— Дай-то Бог, чтобы вы оказались правы. Только там, где происходят отклонения от намеченного плана, появляются проблемы.

Сэндекер заметил остановившуюся около балконной двери Дану с порцией выпивки. Она глазами разыскивала их. Он помахал ей рукой, и она направилась к ним.

— Счастливый ты человек, Сигрем. У тебя понятливая жена, и красивая вдобавок.

Вдруг на пороге появился Мел Доннер. Он бесцеремонно промчался мимо Даны, подбежал к ним и заговорил:

— Двадцать минут назад причалило судно с Сидом Коплином на борту. Его тотчас же отправили в госпиталь Уолтер Рид.

— Почему в госпиталь?

— Он ранен, и ранен достаточно серьезно.

— Господи, — выдохнул Сигрем.

— Я на машине. Мы будем там минут через пятнадцать.

— Хорошо. Секунду обожди.

Сигрем попросил Сэндекера извиниться за него перед Президентом и проводить свою жену до дому. И Сигрем поспешил за Доннером к машине.

Глава 7

— Прошу прощения, но ему ввели снотворное, так что ни о каких посещениях пока и речи не может быть, — голос звучал вежливо, мягко, но за всем этим отчетливо слышалось сдержанное раздражение профессионального медика.

— Говорить он в состоянии или нет? — осведомился Доннер.

— Если иметь в виду, что он совсем недавно еще был без сознания, то следует признать, что его состояние в данную минуту более или менее удовлетворительное. Но постарайтесь понять правильно. Он все же очень и очень плох.

— Насколько именно? — спросил Сигрем.

— Что — «насколько»? Если я говорю «плох», значит плох. И это все, что вас должно интересовать. Врач на борту «Фёрст Аттемпт» сделал, что смог. Рана в левом боку скоро заживет. Но вторая пуля угодила ему в голову. Какое-то время у вашего господина Коплина могут быть головные боли.

— Мы должны переговорить с ним немедленно, — повторил Сигрем.

— Я же сказал, никаких посещений. Сигрем сделал шаг вперед и приблизил лицо вплотную к доктору.

— Постарайтесь и вы понять, доктор, что сейчас я и мой коллега пойдем в палату к Коплину независимо от того, разрешаете вы или не разрешаете. Если вы попытаетесь помешать нам, станете пациентом собственной клиники. Если же вы позовете на помощь, я буду стрелять. Если позвоните в полицию, у нас для полиции есть бумаги, позволяющие нам поступать так, как мы поступать и собираемся. — Сигрем выдержал паузу и усмехнулся в лицо доктору. — Так что решайте, доктор.

Коплин лежал на спине, лицо его было цвета постельного белья, но глаза лихорадочно блестели.

— Лучше не спрашивайте, — сказал он. — Чувствую себя чудовищно. И не говорите, что я хорошо выгляжу. Ненавижу подобного рода ложь.

Сигрем пододвинул к кровати стул, уселся и улыбнулся Коплину.

— У нас мало времени, Сид, поэтому, если ты в состоянии, давай сразу перейдем к делу.

Коплин показал глазами на трубки, подсоединенные к нему.

— Меня пичкают какой-то гадостью, все время хочется спать. Пока не отключусь, готов отвечать на ваши вопросы.

Доннер одобрительно кивнул.

— Мы хотели бы услышать ответ на вопрос, цена которому — миллиарды долларов.

— Следы бизания я нашел. Если вам именно это нужно знать.

— В самом деле? Тут не может быть ошибки?!

— Как вы понимаете, у меня под боком лаборатории не было, но после сделанных замеров я уверен на девяносто девять процентов, что это бизаний.

— Слава Богу… А какие-нибудь приблизительные цифры? Сколько там? Сколько мы сможем добыть на горе Бедная?

— Если очень повезет, несколько граммов. Столовая ложка наберется.

Поначалу Сигрем даже не понял смысла произнесенных Коплином слов. Доннер оказался сметливее: он застыл, лишь сильнее сжав подлокотники больничного кресла.

— Всего лишь ложка? — спросил наконец Сигрем. — Всего-навсего?!

— Вы уже спрашивали меня, — лицо Коплина порозовело. — Если не верите мне, пошлите туда кого-нибудь еще.

— Подождите, подождите, — Доннер подскочил к больному и взял его за плечо. — Вы-то сами хоть понимаете, что Новая Земля была по существу нашей единственной надеждой? Вы только поймите правильно, вы так измучились, мы вам очень благодарны…

— Еще есть надежда, — сказал Коплин. — Надежда есть. Бизаний действительно там был.

— Что значит был? — повысил голос Доннер.

— Был… выработан…

— Не улавливаю смысла.

— На склоне горы я обнаружил остатки… — Коплин несколько поколебался, прежде чем продолжить. — Покопался там немного…

— Ты хочешь сказать, что кто-то разработал все залежи бизания на Бедной? — напрямик спросил Сигрем.

— Да.

— Господи! — простонал Доннер. — Русские додумались до того же.

— Нет… нет, — прошептал Коплин.

Сигрем приблизил ухо к губам Коплина.

— Не русские…

Сигрем и Доннер переглянулись.

Коплин взял за руку Сигрема.

— Это колорады…

Его глаза закрылись, и Коплин потерял сознание. Когда Сигрем и Доннер пришли на стоянку, вдалеке завыла сирена.

— Как ты думаешь, что он имел в виду? — спросил Доннер.

— Понятия не имею, — ответил Сигрем. — То есть решительно не имею ни малейшего понятия, что он имел в виду.

Глава 8

— Что случилось? — проворчал Превлов.

Не дожидаясь ответа, он распахнул перед Марганиным дверь и кивком пригласил его войти. Превлов был одет по-домашнему, в шелковом халате производства Японии. Лицо его в этот утренний час выглядело чрезмерно усталым.

Следуя за хозяином квартиры через гостиную на кухню, Марганин профессионально, краем глаза, фиксировал предметы и их расположение. Человеку, вынужденному ютиться в общежитии в комнате шесть на восемь, квартира Превлова должна была казаться прямо-таки императорским дворцом. У Превлова в квартире чего только не было.

Красивые хрустальные люстры, картины, гобелены, и добротная французская мебель. Марганин заметил две невымытые рюмки и недопитую бутылку шартреза на полочке электрического камина. На ковре заметил он также женские туфли, дорогие, модные туфли на каблуках. Дверь в спальню была плотно закрыта. Впрочем, не закрытая дверь, но уже само наличие у Превлова спальни поразило Марганина.

Превлов нырнул в холодильник, вытащил оттуда кувшин томатного сока.

— Будешь?

Марганин тактично отказался.

— Американский рецепт. Если знать, как и с чем смешивать томатный сок, великолепно с похмелья. — Превлов налил, глотнул и с видимым облегчением выдохнул. — Ну, давай, что там у тебя?

— Вчера поздно вечером один из агентов разведки КГБ прислал из Вашингтона шифровку. Они там расшифровали, но не поняли, просят нашей консультации. — Лицо Марганина при этих словах порозовело: он вдруг заметил, как распахнулся халат Превлова, под которым оказалось голое тело.

— Дальше.

— В шифровке речь идет о том, что американцы вдруг, ни с того, ни с сего, принялись коллекционировать образцы пород грунта. Сверхсекретная операция под кодовым названием «Сицилианский проект».

Еще хлебнув «кровавой Мэри», Превлов уставился на Марганина.

— Мудятина какая-то. — Он прикончил бокал залпом. — Что, КГБ больше заняться нечем? — Этот риторический вопрос он задал уже своим обычным официальным тоном. — Лейтенант, зачем ты беспокоишь меня в выходной день, да еще так рано? Это что, не могло подождать до завтрашнего утра?

— Я… Я подумал, что это очень важно… может быть, важно… — промямлил Марганин.

— Ну разумеется, — Превлов холодно улыбнулся. — Всякий раз, стоит КГБ свистнуть, и все прыгают! Но это все беллетристика, меня же интересуют факты и только факты. Сам ты как думаешь, что столь важного может быть в «Сицилианском проекте»?

— Не исключено, что тут имеется некоторая связь с событиями на Новой Земле. Превлов наморщил лоб.

— Да? Не знаю, не знаю… Связь-то может и быть, разумеется…

— Я… Я вот тут подумал…

— Слушай, лейтенант, давай раз навсегда с тобой договоримся, что из нас двоих думать, равно как и принимать решения, буду один я, ладно? — заметив некоторый беспорядок в одежде, Превлов плотнее запахнул халат и потуже затянул кушак. — А теперь, если у тебя все, я хотел бы пойти и, с твоего разрешения, немного поспать. Если, конечно, ты позволишь.

— Да, но раз американцы что-то выискивают…

— Но мы-то с тобой не знаем, что именно! Какой такой минерал вдруг понадобился американцам, что они залезли на территорию чужой страны! Так? Марганин пожал плечами.

— Вот именно так и ответь. И вот что, — Превлов сощурился, — раз и навсегда запомни: один дурак может задать такой вопрос, на который и сотня профессоров не сумеет ответить.

Марганин вновь пошел красными пятнами.

— И потом, у американцев кодовые названия их операций часто имеют некоторый прикладной смысл.

— И тебе, конечно, он известен?

— Видите ли… Я тут просмотрел словарь американских идиом, так вот там почти каждое упоминание о Сицилии обычно связано с клановостью, братством, грабежами — в таком духе.

— Если бы ты прилежно учился, — Превлов широко зевнул, обдав лейтенанта тяжелым дыханием, — ты бы знал, слово есть такое — мафия.

— И еще такой музыкальный ансамбль есть «Сицилианский стилет».

Превлов презрительно взглянул на него.

— Да, и еще в американском штате Висконсин производят такое масло для заправки салатов, оно так и называется — сицилианское.

— Ну хватит! — Превлов жестом регулировщика остановил лейтенанта. — О масле для салата поговорим чуть позднее. Я не поднимаюсь из-за таких глупостей по утрам так рано. И раз уж ты настроен с утра пораньше поработать, иди на службу и займись каким-нибудь полезным делом.

Выпроваживая лейтенанта и проходя через гостиную, Превлов задержался возле журнального столика, на котором была шахматная доска, взял в руку шахматную фигурку.

— Ты в шахматы играешь, лейтенант?

— Давно не играл, — покачал головой Марганин. — Так, по-любительски, когда в Военно-морской академии учился.

— А имя Исаака Болеславского тебе что-нибудь говорит?

— Нет.

— Он был одним из величайших шахматных гениев, — тон у Превлова был такой, как будто читал лекцию школьнику. — Он разработал множество партий и комбинаций. Так вот, его авторству принадлежит так называемая «сицилианская защита». — Он неожиданно бросил шахматную фигурку в лейтенанта, который машинально поймал ее. — Хорошая игра — шахматы. Тебе нужно иногда играть в нее.

Превлов подошел к двери в спальню и приоткрыл ее. Потом передумал и безразлично улыбнулся Марганину.

— Надеюсь, ты извинишь меня… Выйдешь сам. Добрый день, лейтенант.

Выйдя на воздух, Марганин обошел дом, в котором жил Превлов. Дверь в гараж была закрыта. Через небольшое оконце рядом с дверью он попытался заглянуть внутрь. Осмотревшись по сторонам, Марганин резким ударом кулака вышиб крошечное стекло, засунул руку и дотянулся до внутренней задвижки. Еще раз осмотревшись по сторонам, он ловко нырнул в гараж.

Рядом с рыжей «лансией» Превлова стоял черный «форд-седан». Лейтенант наскоро обшарил оба автомобиля, запомнил номерной знак черного «форда». Чтобы все было похоже на тривиальный взлом, он снял щетки с лобового стекла «форда» и быстро покинул гараж, прикрыв за собой дверь.

Буквально через считанные минуты Марганин уже сидел в троллейбусе. Прокомпостировав билет, он сел на свободное место и уставился в окно. Потом он начал улыбаться. Утро было многообещающим.

О «Сицилианском проекте» он и думать позабыл.

Часть вторая КОЛОРАДЫ Август 1987

Глава 9

Мел Доннер по привычке осмотрел комнату, чтобы выяснить, нет ли подслушивающих «жучков», включил магнитофон.

— Один, два, три, — ровным голосом произнес он в микрофон. — Один, два… Проверка.

Он подрегулировал уровень громкости, тембр, затем кивнул Сигрему.

— Сид, ты меня слышишь? У нас все готово, — мягко сказал Сигрем. — Как только почувствуешь усталость, скажи. Я сразу выключу, ладно?

Больничная кровать была установлена таким образом, что Коплин сидел прямо. С первой их встречи профессор выглядел значительно лучше. Появился легкий румянец на лице, исчез прежний лихорадочный блеск в глазах. Осталась только плотная повязка на голове.

— Готов говорить хоть всю ночь. Тут такая скукотища. Как же я ненавижу больницу! — с чувством сказал Коплин. — У всех медсестер руки, как у покойников. Телевизор включишь, сплошная рябь.

Сигрем понимающе улыбнулся и дал Коплину в руку микрофон.

— Начните с того момента, как вы отплыли из Норвегии.

— Там ничего особенного, — сказал Коплин. — Рыболовный норвежский траулер «Годхон» взял мой шлюп на буксир миль за двести от Новой Земли. В точности по плану. Капитан угостил меня зажаренной олениной, козьим сыром, дал с собой полтора галлона питьевой воды — и привет. Ваш покорный слуга пустился вплавь по Баренцеву морю.

— С погодой как?

— Чудесная погода, как ваши синоптики и обещали. Холодина фантастическая, но для плавания под парусом — самое оно. — Коплин почесал нос. — Шлюп уж больно хорош был. Лодку хоть удалось спасти?

— Она уничтожена, — ответил Сигрем. — Не уверен, но думаю, что уничтожена. Исследовательское судно НУМА все равно не приспособлено возить такие лодки. И русским ее оставить тоже было нельзя, ты же понимаешь.

— Жаль. Она мне так понравилась, — Коплин пощелкал языком.

— Дальше, пожалуйста, — попросил Сигрем.

— До северной части Новой Земли я добрался на второй день около полудня. На воде я провел более сорока часов. Все время ужасно хотелось спать. Только и держался благодаря «аквавиту». Глотнешь — и уже получше себя чувствуешь.

— Других лодок не заметил? Может, на горизонте?

— Нет. Весь берег — одни сплошные скалы, все в расщелинах. Пристать к берегу мне не удавалось. А когда стало темнеть, я повернул в море, пару часов поспал. Рано утром опять продолжил поиски, нашел небольшую бухточку в скалах, подрулил на движке. Там у меня был такой, знаете, дизельный, очень удобно.

— Лодку использовал как свой лагерь?

— Все двенадцать дней, пока был на острове. Каждый день я раза по два, по три отправлялся на лыжах за пробами. Только и радости, что вернуться к лодке, поесть горячего, вздремнуть.

— И ни души не встретил?

— Я держался как можно дальше и от ракетной станции, и от казармы. До самого последнего дня — никаких следов русских.

— А как тебя обнаружили?

— Да какой-то русский пограничник. Его собака, очевидно, прошла по моему следу, запах учуяла. Ничего Удивительного. Я три недели душ не принимал…

Сигрем сочувственно улыбнулся. Доннер сказал:

— Давайте все же ближе к делу. Расскажите о ваших экспедициях. Что именно вы там обнаружили?

— Как вы понимаете, на лыжах исходить весь остров я был физически не в состоянии, а потому сосредоточил внимание на тех районах острова, которые спутниковый томограф выделил на пленке. — Задумавшись, он уставился в потолок. — Там было несколько небольших равнин, плато, горы. Все это под снегом. А ветрище там какой, если бы вы знали! Главным для меня было не замерзнуть. Кроме лишайников, другой растительности я не обнаружил. Если даже там и водятся какие-нибудь животные, по крайней мере, они не разгуливают по острову.

— Чуть ближе к делу, — напомнил Доннер. — Путевые заметки оставим до следующего раза.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы меня не прерывали. И не поучали, если можно, — обратился Коплин к Доннеру.

— Разумеется, — вмешался Сигрем и предусмотрительно поставил свой стул между кроватью и Доннером. — Это твое право, Сид. Говори, как считаешь нужным.

— Спасибо, — Коплин приподнялся. — География острова чрезвычайно интересна. Если составить подробное описание горных пород Новой Земли, — тем более, что там полно останков древней морской фауны и флоры, ведь нынешние скалы были дном древнего моря, — материала набралось бы на несколько монографий. Ну, а с точки зрения минералога, там и речи быть не может о каком-либо магматическом парагенезисе.

— Не могли бы вы более популярно?

Коплин улыбнулся.

— Парагенезис — это совместное, и при этом закономерное, нахождение в горных породах минералов, которые связаны общностью условий образования. Это с одной стороны. А магма — это источник вообще всего. Магма — это как бы раскаленная земля, доведенная температурой и огромным давлением до жидкого состояния. Ну как жидкий металл. Магма вырывается на поверхность земли, застывает — и получается базальт, скажем, или гранит.

— Потрясающе, — сухо прокомментировал последние слова профессора Доннер. — Значит, вы хотите сказать, что на Новой Земле нет никаких минералов?

— Вы очень торопитесь, мистер Доннер, — заметил Коплин.

— Как же тебе удалось обнаружить следы бизания? — попросил Сигрем.

— На тринадцатый день я исследовал северный склон горы Бедная и набрел на свалку.

— Свалку?!

— Свалку пород. Где-то копали грунт, а туда свозили и сбрасывали. Там и глыбы, и камни — полно всего. И вот там я обнаружил следы — чего бы вы думали? — бизаниевой руды!

Оба его собеседника при этих словах невольно подались вперед.

— Потом я обнаружил и шахту, откуда выбирали породу. Полдня потратил, но нашел. Вход в шахту был замаскирован.

— Минуточку, Сид, — Сигрем коснулся плеча Коплина. — Ты хочешь сказать, что вход в шахту был специально замаскирован?

— Старый испанский метод. Горловину шахты засыпают грунтом, сравнивая с землей.

— А разве отвальную породу не сбрасывали прямо возле шахты?

— Как правило, именно так всегда и поступают. Но почему-то в этом конкретном случае породу, извлеченную из шахты, отвозили ярдов за сто и сбрасывали по другую сторону — там есть такая естественная арка.

— Но вы сумели обнаружить вход в шахту? — уточнил Доннер.

— Хотя там и рельсы убраны, и следы колес заровнены, я залез на холм и принялся изучать окрестности в бинокль. С расстояния оказалось хорошо различимо то, чего я не смог увидеть, когда был возле самой шахты.

— Странно то, что в невероятной глуши, на крошечном острове в Арктике кто-то приказал уничтожить все следы извлечения грунта из какой-то шахты. — Сигрем произнес тираду как риторическую, не обращаясь к кому-нибудь конкретно. — Не вижу тут особой логики.

— Ты прав, Джен, но лишь наполовину, — заметил Коплин. — Да, логика подобных действий непонятна. Но все выполнено весьма профессионально, и выполнено колорадами. — Слово это Коплин произнес прямо-таки благоговейно. — Колорады — это те самые люди, которые копали шахту на горе Бедная. Бурильщики, взрывники, откатчики, сортировщики породы могли быть ирландцами, немцами, шведами — кем угодно, только не русскими. Эти люди впоследствии эмигрировали в Соединенные Штаты и дали начало легендарным шахтерам Колорадо Рокиз. Остается только гадать, какая нелегкая привела их на гору Бедная, вообще на Новую Землю. Но именно колорады выгребли весь бизаний и затем исчезли в неизвестном направлении.

На лице Сигрема было написано, что он ничего не понимает. Он повернулся к Доннеру, однако на лице коллеги увидел такое же выражение.

— Звучит все это более чем странно.

— Странно? — подхватил Коплин. — Да, странно, но так все и было.

— Вы так в этом уверены, — позволил себе сказать Доннер.

— Абсолютно. У меня даже было вещественное доказательство, только вот я потерял его, когда нарвался на пограничника. Так что вы можете верить лишь на слово. Но сомнений быть не может. Я все-таки исследователь, я придерживаюсь одних только фактов, а сочинять мне не пристало. Так что на вашем месте, господа, я бы, безусловно, принял к сведению все только что услышанное.

— Мы тебя внимательно слушаем, — подтвердил Сигрем.

— Да, вы упомянули о вещественном доказательстве? — напомнил Доннер.

— Там один валун еле держался, я свалил его, разгреб немного у входа — и проник в шахту. Чуть продвинулся, и в темноте ударился головой о кварцевую колонну. Зажигаю спичку, смотрю — пара старинных керосиновых светильников. Но удивительно то, что в обеих лампах оставался керосин. С третьей попытки я зажег фитиль… — В голубых глазах Коплина появилось такое выражение, словно он простирал взгляд за тысячи миль, к самой Новой Земле. — Осветил шахту — и увидел заступы, лопаты — все аккуратно сложено в углу, тележки для руды, обломки ржавых двутавровых рельсов, кое-какое бурильное оборудование. Такое было чувство, что сейчас вернутся шахтеры и примутся вновь за работу.

— То есть было непохоже, что шахту покинули в спешке?

— Решительно. Все было на своих местах. Там было что-то вроде комнаты, в ней я обнаружил застланную постель. Койки. В кухне посуда в шкафчике. Вы не поверите, я там обнаружил даже скелеты мулов, которые таскали вагонетки с грунтом. Животных заперли, каждому из мулов по разу выстрелили в лоб, и только после этого завалили вход в шахту. Так что ни о какой спешке и речи быть не могло.

— Вы еще собирались, кажется, подробнее рассказать об этих колорадах? — сказал Доннер.

— Я к этому как раз подхожу. — Коплин подложил подушку поудобнее. — По оборудованию можно было кое-что определить, тем более, что всюду были фирменные знаки изготовителей. Например, тележки для руды были изготовлены на заводе «Гатри энд Санз фаундри» в Пуэбло, Колорадо. Все бурильное оборудование было произведено в Денвере, «Тор Фордж энд Айронуоркс». Все мелочи также маркированы — там имена кузнецов и столяров. Большинство — из Сентрал-Сити и Айдахо Спрингз, шахтерских городков в Колорадо.

Сигрем откинулся на спинку больничного стула.

— Но русские вполне могли приобрести оборудование в Колорадо и переправить его на Новую Землю.

— Очень может быть, — согласился Коплин. — Однако там были и другие вещи, сделанные в Колорадо.

— Например?

— Труп мужчины на одной из коек.

— Труп?! — Сигрем прищурился.

— Рыжие волосы, рыжая борода, — невозмутимо сказал Коплин. — Сохранился превосходно благодаря постоянной низкой температуре. А меня весьма заинтриговала надпись на деревянной дощечке, прикрепленной к койке. Надпись сделана по-английски. «Здесь покоится вечным сном Джейк Хобарт. Родился в 1874 году. Замечательнейший из парней, кому выпал жребий замерзнуть в снежную бурю. Февраль, 10.1912».

Сигрем вскочил со стула и принялся ходить взад-вперед по палате.

— Хоть имя есть, это уже кое-что… С чего начать… — Он резко остановился и спросил у Коплина: — А какие-нибудь личные вещи рядом с телом были?

— Даже одежды на нем не осталось. Странно также и то, что на всех консервах этикетки — французские. Полсотни оберток жевательного табака «Майл Хай». А еще одним доказательством того, что там были колорады, оказался пожелтевший и выгоревший номер «Роки Маунтин Ньюз» от 17 ноября 1911 года. Именно газету я и потерял.

Сигрем нервно вытащил пачку сигарет, выбил одну. Доннер поспешно предложил ему зажигалку, на что Сигрем, затягиваясь, ответил благодарным кивком.

— То есть речь идет о том, что бизаний может быть совсем и не у русских, так? — раздумчиво произнес Сигрем.

— Да, и вот еще что, — спокойно продолжил Коплин. — На третьей полосе газеты был аккуратно вырезан правый верхний угол. Может быть, это и не поможет, однако порыться в подшивках вам не помешает, я думаю.

— Очень может быть, — глядя мимо Коплина, сказал Сигрем. — Большое тебе спасибо, теперь наш черед действовать.

Доннер кивнул.

— Я закажу авиабилет на Денвер. Если повезет, найду там что-нибудь для нас полезное.

— Сначала насчет газеты, потом попытайся разузнать, что можешь, про Джейка. Я же со своей стороны посмотрю, нет ли чего в военных архивах. Также я свяжусь со специалистом по истории горнодобывающей индустрии и просмотрю фамилии производителей, чьи изделия Сид нашел в шахте. Хотя едва ли мы тут что сумеем разыскать.

Сигрем поднялся и посмотрел на Коплина:

— Мы тебе необыкновенно признательны, ты нам очень помог, — тихо сказал он.

— Думаю, тем шахтерам удалось получить минимум полтонны первоклассного бизания, — сказал, потирая щетинистый подбородок, Коплин. — И ведь вся вывезенная оттуда руда где-нибудь спрятана и лежит себе, дожидается хозяина. Может быть, она и утеряна, столько лет прошло. Но если вы найдете бизаний или, лучше сказать, когда вы найдете его, вы можете отблагодарить меня, прислав маленький образец для моей коллекции.

— Заметано.

— Да, и пока вы не ушли, еще к вам одна просьба, найдите мне адрес человека, который спас мне жизнь, чтобы я мог послать ему хорошего вина. Его имя Дирк Питт.

— Ты, должно быть, имеешь в виду врача на судне, который тебя прооперировал?

— Я имею в виду того мужчину, который застрелил русского пограничника и его собаку и вынес меня с острова.

Сигрем и Доннер ошеломленно посмотрели друг на друга.

Первым пришел в себя Доннер.

— Убил русского пограничника?! — В этом восклицании скорее была констатация, чем вопрос. — Мой Бог, ну и дела!

— Но это невозможно! — наконец прохрипел Сигрем. — Когда тебя подобрало судно НУМА, ты был один в лодке?

— Кто это вам сказал?

— Ну… никто. Мы были уверены…

— Я же не супермен, — сказал Коплин саркастически. — Пограничник напал на мой след, преследовал меня, дважды ранил. Неужели вы думаете, что в таком состоянии я смог бы убежать от собаки, сесть в лодку и проплыть полсотни миль по открытому морю?

— А откуда взялся этот Дирк Питт?

— Понятия не имею. Пограничник вел меня буквально под дулом, когда из пурги вдруг появился Питт. Соткался из ниоткуда, как некий Полярный Бог. И спокойно, как будто делал это каждый день перед завтраком, застрелил сначала собаку, а потом пограничника. И ни слова при этом не произнес.

— Ну вот, русские теперь будут трепать в газетах, что это дело рук Америки.

— Не думаю, — сказал Коплин. — Свидетелей не было. Солдат и его собака уже занесены снегом, их могут никогда не найти. А если даже и найдут, то что? Кто может что-нибудь доказать? Вы оба раздуваете панику из ничего.

— Для того парня это был рискованный поступок, — вынужден был признать Сигрем.

— И слава Богу, что он пошел на это, — сказал Коплин. — Иначе бы я лежал не здесь, в стерильной больничной постели, а в стерильной русской тюрьме, выбалтывая секретные сведения о Мета Секшн и бизаний.

— В этом смысле вы правы, — согласился Доннер.

— Опиши его, — попросил Сигрем. — Лицо, сложение, одежда… Словом, все, что можешь припомнить.

Коплин подчинился. В некоторых отношениях описание получилось чрезмерно расплывчатым, но другие подробности Коплин вспомнил без труда.

— Вы разговаривали с ним о чем-нибудь, покуда плыли к ожидавшему кораблю?

— Нет. Я потерял сознание, как только он втащил меня в шлюп. А пришел я в себя уже здесь, в Вашингтонском госпитале.

— Мы выясним, что удастся, про этого парня, — обратился Доннер к Сигрему. — И сделаем это незамедлительно.

Сигрем согласно кивнул.

— Я сразу же обращусь к адмиралу Сэндекеру. Поскольку этот Питт может иметь отношение к ведомству адмирала. Может быть, его знает кто-нибудь из сотрудников НУМА.

— Даже представить себе не могу, как много он знает, — признался Доннер, глядя себе под ноги.

Сигрем не ответил. Его мысли блуждали вокруг призрачной фигуры на заснеженном острове в Арктике. Дирк Питт. Он повторил имя про себя. Так или иначе оно показалось удивительно знакомым.

Глава 10

Телефон зазвонил в 12.10 ночи. Сэндекер открыл один глаз и посмотрел на аппарат так, словно хотел испепелить его взглядом. На восьмой звонок адмирал поднял трубку.

— Я слушаю! — рявкнул он.

— Адмирал, это Джен Сигрем. Я поднял вас с постели?

— Не беспокойтесь, — адмирал отчаянно зевнул. — Я никогда не ложусь спать, покуда не напишу пять глававтобиографии, не обворую минимум пару винных магазинов и не похищу жену какого-нибудь министра. Что у вас, Сигрем?

— Кое-что обнаружилось.

— Забудьте об этом. Больше никогда ни один из подведомственных мне кораблей и моих людей не будет, выручать ваших агентов на вражеской территории. — Он употребил слово «вражеский», как будто страна была в состоянии войны.

— Я совсем по другому поводу.

— А именно?

— Я хотел, чтобы вы меня вывели на нужного мне человека.

— И ради этого вы звоните среди ночи?!

— Я думаю, вы можете знать его.

— Его имя.

— Питт. Дирк Питт. П-И-Т-Т.

— А что, собственно, дает вам основание полагать, будто я знаю этого человека?

— У меня нет никаких оснований, но я уверен, что он связан с НУМА.

— У меня служат более двух тысяч человек, я не помню всех по именам.

— А проверить вы могли бы? У меня такое чувство, что я с ним разговаривал.

— Знаете, Сигрем, — Сэндекер сдержанно зарычал. — У вас что, шило в заднице. Вам не пришло в голову позвонить моему заму по кадрам в обычное рабочее время?

— Прошу простить, — сказал Сигрем. — Пришлось допоздна работать и…

— Ладно. Если разузнаю что-нибудь про твоего парня, свяжу его с тобой.

— Буду очень признателен, — все таким же ровным голосом сказал Сигрем. — Между прочим, тот человек, которого подобрал ваш «Фёрст Аттемпт» в Баренцевом море, быстро поправляется. Помните, у него еще были два огнестрельных ранения?

— Коплин, кажется?

— Да. Его скоро уже выпишут домой.

— Опасная была игра. Ведь случись что, русские сейчас бы на всех перекрестках нас бы обкладывали.

— Кто ж спорит? — беспомощно отозвался Сигрем.

— Вы можете пожелать мне спокойной ночи и позволить снова лечь спать, — проворчал Сэндекер. — Но сначала скажите, как этот Питт причастен к вашей всей затее?

— Русские пограничники чуть было не захватили Коплина, а тут появился этот парень, застрелил пограничника, помог Коплину в шторм добраться до вашего судна — а это пятьдесят миль. А в промежутках он еще Коплину и раны обработал, и каким-то непонятным образом сгрузил его, без сознания пребывавшего, на борт корабля…

— Что вы намерены делать, когда найдете его?

— Извините, но у нас с Питтом личные проблемы.

— Понятно, — сказал Сэндекер. — В таком случае, спокойной ночи, господин Сигрем.

— Спасибо вам, адмирал. Спокойной ночи.

Сэндекер повесил трубку и еще несколько мгновений сидел с недоуменным выражением на лице. Убит русский пограничник, спасен американский шпион. Дирк Питт… ты, ловкий сукин сын.

Глава 11

В восемь утра по местному времени самолет авиакомпании «Юнайтед» совершил посадку в аэропорту Степлтон, в Денвере. Мел Доннер быстро прошел через контроль и уселся в арендованный у «Эвиса» «плимут». Ему надлежало ехать по Уэст-Колфакс-авеню минут пятнадцать. Как только машина влилась в поток, направляющийся на Запад, Доннер начал сверяться с разложенной на соседнем сиденье картой.

Прежде он никогда не бывал в Денвере, и его удивил тот факт, что даже над этим городом висел смог. Ладно, если бы он прикатил в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или еще какой-нибудь крупный город, но Денвер! Этот городок представлялся ему тихим, маленьким, рекламно-чистым, спрятанным за грядой невысоких, но все-таки гор с таким поэтическим названием — Пурпуровые Исполины. Вдобавок, ко всем прочим разочарованиям, даже гор, даже этих Пурпуровых Исполинов, тут почему-то не оказалось. Денвер, как он выяснил, располагался на равнинном плато, а до ближайшей горы было миль двадцать пять, не меньше.

Он разыскал библиотеку, припарковал автомобиль. Девушка за библиотечным столом рассматривала Доннера через стекла каплеобразных очков и сдержанно улыбалась. Улыбка была приветливой, а вот зубы девушка демонстрировала кривые и плохо вычищенные.

— Чем могу помочь?

— Мне нужен номер вашей местной газеты за 17 ноября 1911 года.

— Девятьсот одиннадцатого?! — она выпятила нижнюю губу. — Могу вам предложить только фотокопию.

Оригиналы газет хранятся в Городском историческом обществе.

— Мне нужна даже не вся газета, а только третья полоса.

— Подождите. Мне понадобится минут пятнадцать. Я пойду и сделаю вам ксерокопию.

— Буду признателен. А нет ли у вас случайно бизнес-справочника по Колорадо?

— Есть, конечно. — Девушка привычным жестом запустила руку в стол и достала справочник.

Пока девушка отправилась выполнять заказ, он листал справочник. Там, впрочем, не оказалось никакого упоминания о «Гатри энд Санз Фаундри» из Пуэбло. Открыв раздел на букву "Т", Доннер не нашел ничего и «Тор Фордж энд Айронуоркс» из Денвера. Хотя, Доннер и не рассчитывал, что такие фирмы продержатся на плаву эти восемьдесят лет.

И пятнадцать минут прошли, и двадцать — девушка не возвращалась. Чтобы скоротать время, он листал справочник, и вдруг перед глазами промелькнуло что-то знакомое. Не считая «Кодака» и таких компаний, как «Мартин Мариетта» или «Гейтс Раббер», Доннер практически ни о каких других не слышал. И вот в разделе на букву "Д" он натолкнулся на строку: «Дженсен и Тор. Металлическое оборудование. Денвер». Он быстро вырвал страницу, а справочник возвратил на стол библиотекаря.

— Ну вот, сэр. Все готово. С вас пятнадцать центов, пожалуйста.

Доннер протянул деньги и сразу же принялся изучать верхний правый угол ксерокопированной полосы. Там помещалась заметка об аварии на шахте.

— Нашли что искали? — поинтересовалась девушка-библиотекарь.

— Да, кое-что… — ответил он и направился к выходу. «Металлическое оборудование. Дженсен и Тор». Фирма располагалась между Северным Берлингтонским депо и речкой Саут Платт, в огромном ангаре из гофрированного железа. Такой ангар обезобразил бы любой ландшафт, но только не тот, где находилось железнодорожное депо. Внутри ангара циклопические краны перегружали какие-то ржавые трубы из одной кучи в другую. Металлический пресс издавал такой грохот, что Доннер прикрыл уши, чтобы не лопнули барабанные перепонки.

За специальными звукоизоляционными щитами из железобетона помещался офис с широкими аркообразными окнами.

Привлекательная секретарша с мощным бюстом провела его через грязноватый, с вытоптанным ковром на полу холл в кабинет, отделанный деревом. Карл Дженсен-младший вышел из-за стола протянул Доннеру руку. Он был молод, лет двадцати восьми, не старше, волосы носил длинные. Тонкие усы сочетались с добротным костюмом. По внешнему виду — вылитый выпускник университета.

— Мистер Дженсен, спасибо, что нашли время встретиться со мной.

Дженсен покровительственно улыбнулся.

— Помилуйте, как же я мог отказать вам. Так солидно звучит: высокопоставленный чиновник из Вашингтона…

— По телефону я уже вам говорил, что меня интересуют некоторые старые материалы. Дженсен перестал улыбаться.

— Надеюсь, вы не из «Духовного обновления»?

— Никоим образом. Мой интерес к истории имеет прямое отношение к работе моей организации. Если не затруднит, я бы хотел просмотреть списки ваших сделок за период с июля по ноябрь 1911 года.

— Шутите? — спросил Дженсен.

— Уверяю, это нижайшая просьба.

— А вы уверены, что наша компания — именно та, что вас интересует?

— Абсолютно уверен, — категорично заметил Доннер. — Поскольку вы наследовали «Тор Фордж энд Айронуоркс».

— Да, так называлась фирма прадеда, — признал Дженсен. — В 1942 году отец скупил все акции и поменял название.

— А старые документы у вас сохранились? Дженсен пожал плечами.

— Самые старые мы выбросили несколько лет назад. Да и посудите сами, если бы мы хранили все бумаги с тех самых пор, как в 1897 году прадед основал фирму, нам бы потребовалось помещение размером со стадион «Бронко» под архив.

Доннер вытащил платок и вытер пот с лица. Плечи его опустились.

— Правда, у нас остались микрофильмы. Карл Дженсен-старший настоял, чтобы все бумаги были микрофильмированы.

— Микрофильмы?!

— Ну да. Так у нас заведено, раз в пять лет снимаем материалы на пленку. Мы идем в ногу с прогрессом. Доннер не мог поверить неожиданной удаче.

— Стало быть, вы покажете мне документы за второе полугодие 1911 года?

Вместо ответа Дженсен нажал клавишу селектора, негромко произнес несколько слов и откинулся на спинку кресла.

— Пока суть да дело, может, хотите кофе?

— Что-нибудь бы покрепче.

— Сразу видно, что вы из столицы. — Дженсен вышел из-за стола, подошел к зеркальному бару и взял бутылку «Чивас Ригал». — Как бы то ни было, но Денвер — это провинция. На тех, у кого в офисе бар, поглядывают с подозрением. Тут когда хотят отдохнуть и перекусить, берут кока-колу и заказывают обед в «Веннершницель». К счастью для моих гостей, я проходил практику на Мэдисон-авеню, а потому знаю, чем следует угощать.

Доннер взял протянутый бокал и выпил виски одним махом.

Дженсен с уважением посмотрел на него и налил по второй.

— Если не секрет, мистер Доннер, что именно вы ищете?

— Так, ничего особенного, — ответил Доннер.

— Ну конечно! Правительственный чиновник добирается сюда через всю страну, чтобы посмотреть семидесятилетней давности бумаги — и все это от нечего делать.

— Знаете, правительственный чиновник иногда бывает вынужден сохранять правительственные секреты.

— Секреты, касающиеся 1911 года? Маловероятно.

— Я так вам скажу. Правительство пытается разрешить загадку одного убийства. А совершил это убийство человек, некогда бывший клиентом вашего прадеда.

Дженсен не стал настаивать.

Темноволосая девушка в длинной юбке, туфлях на высоких каблуках, ковбойской рубахе влетела в кабинет, кокетливо улыбнулась Дженсену, положила перед ним ксерокопию и удалилась.

Дженсен взял документы, посмотрел их.

— С июня по ноябрь у предка не было дел. Почти ничего не продавал. Вас интересуют какие-то фамилии конкретно? Какие-то конкретные изделия? О чем идет речь?

— Меня интересует шахтерское оборудование.

— Тут отмечена продажа буровых агрегатов. Заказ получен 10 августа, исполнен 1 ноября. Тут, мне кажется, что-то не то, сэр. — Дженсен широко улыбнулся.

— Почему вы так считаете?

— В графе покупатель, а, по-вашему, покупателем был преступник, написано, — для пущего эффекта Дженсен выдержал короткую паузу, — Правительство Соединенных Штатов.

Глава 12

Главное управление Мета Секшн располагалось в безликом здании неподалеку от Вашингтонской верфи. Освещенная лучами солнца, огромная вывеска возвещала: «Смит Ван энд Сторидж К°».

Внешне это были самые обыкновенные доки, с обязательными ящиками, контейнерами вокруг. Грузовики, въехавшие во двор здания, окруженного пятнадцатифутовым забором, выглядели так же, как самые обыкновенные грузовики. Нужно было приглядеться, чтобы обратить внимание на отдельные странности двора, заставленного обыкновенными траками, однако почему-то у многих траков не было под капотом двигателей, да и в кабинах недоставало всего, что поддавалось отвинчиванию.

Ни один кинорежиссер не прошел бы спокойно мимо столь трогательных в своей безыскусности декораций.

Джен Сигрем просматривал список участков, приобретенных специально под «Сицилианский проект». Всего было приобретено сорок шесть участков, из которых наибольшее количество приходилось на районы американо-канадской границы. Немало участков было на Атлантическом побережье. На Тихоокеанском было приобретено восемь участков. А вот на границе с Мексикой почему-то всего лишь четыре, что казалось странным. Все покупки прошли незамеченными. Ни у кого не возникло подозрений. В каждом случае покупателем в документах был указан Департамент энергетических разработок. Не к чему придраться. К тому же все установки будут похожи на небольшие силовые станции, каких множество по всей стране. Даже если кто-то излишне любопытный и сунет туда нос, ничего подозрительного он не обнаружит.

Сигрем просматривал расходы на строительство, когда зазвонил его телефон.

— Сигрем слушает.

— Добрый день, господин Сигрем.

— С кем я разговариваю?

— Это майор Мак Патрик из Армейского архивного бюро. Вы просили позвонить, если я сумею что-нибудь узнать о шахтере по имени Джейк Хобарт.

— Да, я внимательно вас слушаю.

У этого майора был такой характерный тембр голоса, что Сигрем без труда представил: лет под тридцать, выпускник, скорее всего, Вест-Пойнта, годам к сорока пяти дослужится до генерала, если за время работы в Пентагоне обрастет нужными связями.

— Алло, так что там у вас, майор?

— Я нашел его. Полностью его имя Джесон Кливленд Хобарт, родился 23 января 1874 года в городе Винтон, штат Айова.

— Год именно тот, что нужно.

— И род занятий сходится. Тут у меня написано: шахтер.

— Что-нибудь еще?

— Он поступил на военную службу в мае 1898 года и служил в Первом Колорадском добровольческом полку на Филиппинских островах.

— Вы сказали Колорадский полк?

— Так точно, сэр. — Мак Патрик замолчал, и Сигрем через помехи слышал, как майор шуршит страницами. — У него хороший послужной список. Получил, вот тут сказано, звание сержанта. В бою с филиппинскими повстанцами был ранен, дважды награжден за отвагу в бою.

— Когда он вышел в запас?

— В те времена не говорили «в запас», сэр, — уточнил майор со знанием дела. — Службу завершил в октябре 1901 года.

— Это последняя запись в деле?

— Нет, тут еще сказано, что после его смерти вдове была начислена пенсия.

— Подождите, — прервал его Сигрем, — выходит, его вдова до сих пор жива?!

— И получает каждый месяц пятьдесят долларов сорок центов.

— Наверное, ей уже хорошо за девяносто. Даже странно, что где-то живет вдова ветерана испано-американской войны. Ведь большинство из того поколения уже давно в могилах.

— Как бы не так, сэр. До сих пор, хотите верьте, хотите нет, мы вынуждены платить пенсии без малого сотне вдов участников американской войны за независимость! Причем ни одна из этих вдовушек еще не родилась в год, когда Грант овладел Ричмондом! В те времена дряхлые старики из числа ветеранов Великой республиканской армии запросто брали в жены буквально девочек.

— Признаться, я думал, что вдове положена военная пенсия лишь в том случае, если ее муж был убит на войне.

— Если бы так! — с чувством сказал Мак Патрик. — Существуют две различные категории пенсий вдовам в нашем ведомстве. Одна, как вы и сказали, для вдов тех, кто погиб на войне. Сюда, конечно, относится не только смерть в бою, но и смерть от какого-нибудь заболевания — там на этот случай есть целый перечень. А существуют и другие пенсии. Возьмем, например, вас, сэр, в качестве примера. Вы находились в рядах американской армии, причем служили на флоте во время Вьетнамской войны, с такого-то срока по такой-то. Это дает право вашей жене, даже если в настоящее время у вас и нет жены, то есть, вашей будущей жене получать небольшую пенсию за вашу службу в армии.

— Слушайте, я непременно отмечу этот факт в будущем завещании.

Сигрем почувствовал определенную неловкость от того факта, что у этих архивариусов лежит его личное дело и всякая канцелярская крыса запросто может сунуть туда свой любопытный нос.

— Давайте все-таки вернемся к Хобарту, — попросил Сигрем.

— Да, так вот. Здесь у него забавная ошибка в послужном списке.

— Ошибка?

— Ну да. Не записали, что он снова был призван в армию. Хотя в последней графе сказано ясно: «Погиб при исполнении воинского долга». Ни места, где именно погиб, ни причины гибели не указали. И дата: «17 ноября 1911 года».

— Да, но у меня есть сведения, что Джейк Хобарт умер 10 февраля 1912 года — и умер отнюдь не при исполнении.

— Я уже сказал, о причинах смерти здесь ни слова. Но смею вас уверить, что Хобарт умер именно при исполнении воинского долга, причем именно 17 ноября. Тут в деле имеется письмо от 25 июля 1912 года за подписью Генри Л. Стимсона, который при Президенте Тафте был секретарем по военным вопросам. Так вот, Генри Л. Стимсон распорядился, чтобы вдова сержанта Джейсона Хобарта получала вдовью пенсию за мужа — причем получала ее пожизненно. Хотя лично я понятия не имею, каким образом секретарь по военным вопросам вообще узнал о существовании какого-то сержанта. Но это лишь подтверждает тот факт, что наш сержант был не совсем обычным. Во всяком случае, он наверняка не был обыкновенным шахтером.

— Так он и не был шахтером, — сказал Сигрем.

— Тем более.

— А нет ли в деле адреса миссис Хобарт?

— Секундочку, я где-то видел… А, вот: Миссис Аделайн Хобарт, 261-"Б", Колл Арагон, Лагуна Хиллз, штат Калифорния. Она там в доме престарелых, на побережье.

— Это уже конкретно, — сказал Сигрем. — Я очень вам признателен, майор.

— Сожалею, что вынужден вам это говорить, но у меня такое чувство, что в одно дело попали документы двух разных людей.

— Все может быть, — сказал Сигрем. — У меня тоже такое чувство, что я не совсем верно веду свое расследование.

— Если чем-нибудь смогу вам быть полезен, ради Бога, звоните без стеснения.

— Непременно, — подтвердил Сигрем. — Спасибо еще раз.

Повесив трубку, Сигрем уронил голову на руки. Так он просидел несколько минут, прежде чем поднял лицо. Счастливое лицо удачливого человека.

Вполне могло случиться, что в один и тот же день родились два полных тезки, которые впоследствии работали в одном и том же штате, причем имели одинаковые профессии. Тут ничего невозможного нет, случались совпадения и похлеще. Но была одна деталь, которая позволяла свести этих двоих к одному лицу. А именно, в деле Хобарта была указана та же дата смерти, что и в старой газете, которую Сид Коплин обнаружил в заброшенной шахте на острове Новая Земля: 17 ноября 1911 года.

Он надавил клавишу селектора, соединяясь с секретаршей:

— Барбара, соедините меня с Мелом Доннером, он сейчас в денверском «Браун Палас отеле».

— Если его нет на месте, что ему передать?

— Передайте, чтобы, как только вернется в отель, позвонил по моему личному…

— Непременно.

— Да, и вот еще. Закажите мне билет на завтрашнее утро в Лос-Анджелес, выберите из рейсов «Юнайтед», который летит пораньше.

— Да, сэр.

Он отключил связь и откинулся на стуле. Аделайн Хобарт… За девяносто лет… Дай-то Бог, чтобы она была в здравом уме.

Глава 13

Обыкновенно Доннер останавливался в отелях подальше от центра. Ему были больше по душе отели на окраинах, с парками и неспешной и чуть провинциальной обслугой.

Однако на сей раз Сигрем убедил его остановиться в самом старом и наиболее престижном из городских отелей, мотивируя это интересами дела. Сигрем сказал, что к следователю, который остановился в самом дорогом отеле, и отношение будет соответствующим. Следователь… Доннер ненавидел это слово. Если бы кто-нибудь из его коллег профессоров по Университету Южной Калифорнии еще пять лет назад сказал бы, что докторская степень в области физики заведет его в подобные сферы, он рассмеялся бы наглецу прямо в лицо. Сегодня желания смеяться по такому поводу у него уже не возникало. «Сицилианский проект» значил столь много для безопасности Соединенных Штатов, что привлекать помощников со стороны и тем самым рисковать возможностью утечки информации Доннер считал невозможным. Они с Сигремом вдвоем придумали весь проект, и между ними существовала договоренность относительно того, что, пока это будет технически и технологически выполнимо, они все будут делать сами, без посторонней помощи.

Он оставил арендованный «плимут» на платной стоянке и пересек площадь Тремонт, прошел через старые симпатичные ему вертящиеся двери отеля — в приятно, со вкусом обставленный холл, где молодой усатый помощник управляющего, даже не потрудившись изобразить вежливую улыбку, сунул ему записку. Доннер, в свою очередь, не потрудился поблагодарить молодого наглеца. На лифте он поднялся к себе в номер.

Заперев дверь, он швырнул ключи и послание Сигрема на стол и включил телевизор. У него был длинный и неприятный день, к тому же сказывалась разница между вашингтонским и местным временем. Он позвонил и заказал ужин в номер, скинул ботинки, ослабил узел галстука и плюхнулся на постель.

В который раз он размышлял о газетной заметке. Вообще эту страницу старинной газеты было любопытно посмотреть. Чего там только не было. Услуги настройщиков пианино, какие-то электрические пояса против грыжи, объявления о лечении неизвестных Доннеру болезней, а рядом — передовица о том, что Городской Совет Денвера не намерен более терпеть на таких-то и таких-то улицах появившиеся увеселительные заведения; там были трогательные в своей наивности заметки, рассчитанные на легковерных дам начала века — много всего…

СООБЩЕНИЕ СЛЕДОВАТЕЛЯ

На прошлой неделе завсегдатаи Парижского морга были весьма озадачены странной каучуковой ногой, которую выставили для опознания служащие морга в одном из залов. Как удалось выяснить, тело элегантно одетой женщины, предположительно 50 лет, личность которой пока не установлена, было выловлено в Сене. Труп разложился до такой степени, что его пришлось срочно похоронить. У женщины левая нога была ампутирована. На месте ноги находился искусно сделанный протез из каучука. Именно этот протез и был выставлен на публичное обозрение в надежде, что кто-нибудь из посетителей сумеет опознать искусственную ногу.

Доннер усмехнулся наивной фабуле описанного происшествия поднял глаза в правый верхний угол газетной страницы — который, по утверждению Коплина, был вырван из газеты, обнаруженной на Новой Земле.

ТРАГЕДИЯ В ШАХТЕ

Трагедия произошла утром, когда в результате динамитного взрыва обвалился вход в шахту и девять шахтеров Литтл Энджел Майн из утренней смены оказались погребены. Среди пострадавших был хорошо известный и уважаемый горный инженер Джошуа Хейз Брюстер.

Начаты спасательные работы, однако специалисты утверждают, что в настоящее время шансы на спасение шахтеров близки к нулю. Билл Магоуни, мистер Сэтен Майн, известный своей храбростью, предпринял поистине титанические усилия, чтобы вызволить своих коллег из каменного плена, но вынужден был ретироваться, когда его самого чуть не затопили подземные воды, прорвавшиеся в главную шахту.

«Не повезло мужикам, — сказал Магоуни подоспевшим корреспондентам газет. — Вода уже поднялась на два уровня, считая от того, где работали шахтеры. Думаю, они все захлебнулись прежде, чем сумели хоть что-нибудь сообразить».

Скорбная и мрачная атмосфера, подавленность собравшихся возле шахты родственников и коллег погибших объясняется кроме всего прочего невозможностью предать их тела кладбищенской земле.

Ходят слухи, что шахта «Литтл Энджел» после временного закрытия была вновь открыта по личному распоряжению мистера Брюстера. По техническим причинам работы здесь не велись с 1881 года. Коллеги покойного инженера вспоминают, что он нередко заводил речь о том, что в предыдущие годы «Литтл Энджел» использовали недостаточно и что шахта позволяет добыть еще немало руды, если к делу подойти осторожно. Ввиду сомнительности предприятия сам Брюстер вынужден был спуститься под землю вместе с бригадой шахтеров.

Мы обратились за разъяснениями к господину Эрнсту Блезеру, прежнему владельцу шахты «Литтл Энджел», и на пороге своего особняка в Гоулден он сказал корреспонденту: «Шахту преследовал злой рок с того самого момента, как я обнаружил там руду. Да и руда была в тех краях неважнецкая, большого дохода не приносила». Мистер Блезер далее сказал: «Я думаю, что Брюстер был в принципе не прав. Тем более, что, насколько я знаю, все разговоры о какой-то невероятной по объему рудоносной жиле были сущим вымыслом. Не представляю, как такой опытный человек мог верить слухам».

В Сентрал-Сити говорят, что, возможно, и после откачки воды тела погибших шахтеров не будут найдены, а значит, эти славные парни никогда не будут похоронены на кладбище, как положено Божьим чадам.

Приводим скорбный список пропавших шахтеров:

Джошуа Хейз Брюстер, Денвер

Олвин Коултер, Фэрплей

Томас Прайс, Лидвилл

Чарлз П. Уинди, Криппл Крик

Вернон С. Холл, Денвер

Джон Колдуэлл, Сентрал-Сити

Уолтер Шмидт, Аспен

Уорнер Е. О’Деминг, Денвер

Джесон К. Хобарт, Боулдер

Да хранит Господь покой этих славных парней.

Сколько раз ни перечитывал Доннер заметку, он вновь и вновь возвращался к последнему имени в скорбном перечне. Медленно, как сомнамбула, Доннер сложил ксерокопию, засунул ее в нагрудный карман пиджака и набрал межгород.

Глава 14

Гарри Янг воскликнул:

— «Монте-Кристо»!

— Выбор вполне одобряю. И рокфор тут великолепен, однако прежде мне бы хотелось сухого мартини.

— Сэндвич «Монте-Кристо», — повторяла, записывая заказ, официантка, — рокфор… Это все? — Для удобства она положила блокнот на середину стола и так улеглась на столешницу, что чуть задравшаяся короткая юбочка открыла значительную часть белых трусов. — А вы, сэр?

— Мне все то же самое, — сказал Доннер, — только я начну с коктейля «Манхеттен» со льдом.

Янг поверх очков проследил за удалявшейся хорошенькой официанткой.

— Эх, подарил бы мне кто такую куколку на Рождество… — мечтательно сказал он, когда официантка скрылась на кухне.

Янг был худощавым мужчиной маленького роста, из числа тех, в облике которых до глубокой старости сохраняется что-то мальчишеское. Еще несколько десятилетий тому назад его бы, пожалуй, назвали вырядившимся старым дураком. Теперь же, в свои 78 лет, он походил на респектабельного бонвивана, да еще и со вкусом, ценителем прекрасного. На нем была водолазка синего цвета, добротный двубортный пиджак из магазина готовой одежды.

— Господин Доннер, — с чувством произнес он, — мне поистине очень приятно, поскольку «Брокер» — мой любимый ресторан. — Он с удовольствием обвел взглядом деревянные панели на стенах, уютные низкие столики. — Мало кто знает, что тут некогда располагалось банковское хранилище, где они держали огромные сейфы…

— Я так и думал, когда, не мог открыть входную дверь. В ней, пожалуй, тонн пять, не меньше.

— Приходите сюда ужинать, не пожалеете. Они дают неимоверных размеров блюда с вкуснейшими креветками… — слово «креветки» он не проговорил, а почти пропел и почмокал губами.

— В следующий раз непременно.

— Да, сэр, так что у вас за дело?

— Пара вопросов, не более того.

Бровь Янга поднялась над верхней дужкой очков.

— О, вы уже меня заинтриговали. Вы, наверное, из ФБР? По телефону вы так обтекаемо сказали про федеральную службу…

— Нет, не из ФБР. И не из «Духовного обновления», о чем меня уже однажды спрашивали. Я по линии соцтраха. Моя обязанность — проверять законность получаемых пенсий.

— И чем, собственно, я могу вам…

— В настоящее время мне поручено восстановить события семидесятишестилетней давности. Тогда случилась авария на одной шахте, погибли девять человек. И вот недавно родственники одного из шахтеров обратились с просьбой о предоставлении им пенсии. Я должен выяснить, насколько подобная просьба обоснованна с точки зрения закона. Вас, господин Янг, мне порекомендовали в городском Историческом обществе как ходячую энциклопедию по истории горного дела.

— Ну, мне явно хотели польстить, — расцветя улыбкой, сказал Янг. — И я польщен, не скрою.

Официантка принесла спиртное, и некоторое время мужчины уделили бокалам. Доннер во время этой паузы разглядывал развешенные по стенам фотографии серебряных королей начала века. Все лица были одинаково лупоглазы, как будто каждый фотографируемый пытался загипнотизировать поставленную перед ним фотокамеру.

— Скажите, господин Доннер, а разве можно просить пенсию через семьдесят шесть лет после несчастного случая?

— Вдова полагает, что она не получила всего ей причитающегося. — Доннер, совершенно не знакомый с пенсионным обеспечением, старался выбирать слова максимально осторожно. — У этой вдовы финансовые трудности, в семье неладно, в таком примерно духе…

— Понимаю… — сказал Янг. Он через столик выжидательно уставился на Доннера, поигрывая чайной ложкой. — Ну так и кто же из погибших в аварии на «Литтл Энджел» вас интересует?

— Вас не проведешь, — сказал Доннер, разворачивая салфетку.

— Нетрудно догадаться. Семьдесят шесть лет тому назад только на «Литтл Энджел» погибли девять человек.

— Меня интересует некто Брюстер. Янг сощурился, побарабанил пальцами по столу, затем вдруг просиял:

— Джошуа Хейз Брюстер, точно. Отец его Уильям Бак Брюстер, матушка — Хетти Мастерз. Сам он родился 4 апреля… извините, 5 апреля 1878 года в Сиднее, штат Небраска.

Глаза Доннера широко открылись.

— Откуда вы все это знаете?

— Я много еще чего знаю, — улыбнулся Янг. — Видите ли, горные инженеры, или, как их называли в прошлые времена, Команда в ботиночках — это своего рода небольшой клан, где все друг друга знают. Горная инженерия — это одна из немногих профессий, которую, как правило, сыновья наследуют от своих отцов, а когда приходит время жениться, то женятся на сестрах или дочерях других горных инженеров.

— Не хотите ли вы сказать, что состоите в родственных отношениях с этим Джошуа Хейзом Брюстером?

— Это мой родной дядя, брат матери. Я бы угостил вас еще стаканчиком, если вы не против, господин Доннер.

Янг подозвал официантку, заказал спиртное, затем сказал:

— А никаких вдовушек, как вы изволили выразиться, которые бы просили себе пенсию, господин Доннер, тут у нас нет и быть не может.

— У лжи короткие ноги, — сказал Доннер с виноватой улыбкой. — Вы, пожалуйста, извините меня за весь этот вынужденный маскарад.

— Так в чем же ваша настоящая проблема?

— Я бы предпочел пока об этом не распространяться.

— Но вы действительно из правительства?

Доннер показал ему свое удостоверение.

— Но я могу хотя бы спросить, почему вы заинтересовались моим давно умершим дядей?

— Я бы предпочел не распространяться, — повторил Доннер. — Во всяком случае, не сейчас.

— А что именно вас интересует?

— Все, что вы можете рассказать о самом Джошуа Хейзе Брюстере и той давней аварии на «Литтл Энджел».

Официантка принесла спиртное и салаты. Доннер вынужден был признать, что в этом ресторане неплохо готовят. Они ели молча. Когда Янг очистил свою тарелку и вытер тонкие седые усы, он удовлетворенно вздохнул и откинулся на спинку дивана.

— Дядя был типичным горным инженером начала века. Европеец, из среднего класса, увлеченный своим делом. Такой же, как многие его коллеги. Он был типичным инженером, и если чем и отличался, так это своим маленьким ростом всего пять футов два дюйма. В начале века романист написал бы про него примерно так: это был хорошо образованный, хорошо сложенный редкостного бесстрашия джентльмен, в котором все, от идеально вычищенных ботинок до шляпы а-ля Медведь Смоки, выдавало идеального горного инженера.

— У вас он получается кем-то вроде персонажа мыльной оперы.

— С той только разницей, что мой дядя был не персонажем, но вполне живым человеком, так сказать, — уточнил Янг. — Это в наши дни автоматизировали всю отрасль, а когда работал дядя, горный инженер должен был быть тверд как скала, должен был знать в совершенстве профессии механика, электрика, инспектора, металлурга, геолога, юриста, должен был уметь находить компромисс между скаредными управляющими и тупыми работягами. Только такие широкопрофильные и смелые инженеры могли тогда работать на шахте. И как раз таковым был Джошуа Хейз Брюстер.

Доннер внимательно слушал, вертя в руках бокал с виски.

— После окончания школы в Мейне, — продолжал Янг, мой дядя работал на шахтах Канады, Австралии, России. В f908 году он возвратился в Рокиз и был назначен управляющим «Сор Рок» и «Буффало», это были две шахты в Лидвилле, они принадлежали группе французских банкиров, которые ни разу не побывали в Колорадо, а слали распоряжения сюда из своего Парижа.

— Французы владели шахтами на территории Соединенных Штатов?

— Именно так. Они наводнили капиталами весь западный мир, эти французы. Чем только они не занимались! Тут вам и добыча золота, и разведение скота, и торговля недвижимостью… Назовите любую отрасль промышленности — и можете быть уверены, что туда вложены французские капиталы.

— Как вы думаете, что заставило Брюстера после долгого перерыва открыть шахту «Литтл Энджел»?

— Это, скажу я вам, загадочная история. Шахта гроша ломаного не стоила. Например, неподалеку от «Литтл Энджел», за триста ярдов, находилась шахта «Алабама Барроу», которая приносила до двух миллионов чистого дохода, пока грунтовые воды ее не уничтожили. До двух миллионов, заметьте! «Литтл Энджел» не имела и приблизительно такой выработки. Она была вообще зрящным предприятием. — Янг отхлебнул из бокала и посмотрел на свою выпивку, как будто на ее поверхности разворачивались, как на экране, события тех далеких лет. — Когда мой дядя впервые заявил, что собирается открыть «Литтл Энджел», все, кто был в курсе, удивились не на шутку. Да, господин Доннер. Джошуа Хейз Брюстер слыл редкостным аккуратистом, уж если он что-то предпринимал, каждый его шаг был тщательно просчитан — до вероятной прибыли включительно. Он позволял себе играть с судьбой только в случае, когда у него на руках оказывались сплошь козыри. Для него было немыслимо публично обнародовать такой необдуманный проект. Все расценили это как поступок сумасшедшего.

— Может, ему было известно что-то такое, чего не знали другие?

Янг отрицательно покачал головой.

— Я сам был геологом, отработал более шестидесяти лет кряду, господин Доннер, и кое-чему научился. Много позже, когда появилась возможность, я спускался в «Литтл Энджел», доходил до уровня затопления. Я хорошо изучил и соседнюю шахту — «Алабама Барроу» и могу сказать с большой долей уверенности: ни теперь, ни тогда никакой серебряной жилы там не было.

Официантка поставила перед ними сэндвичи «Монте-Кристо», ловко убрала со стола грязные тарелки.

— Не хотите ли вы сказать, что ваш дядя и вправду сошел с ума?

— Подобное приходило мне в голову, не скрою. Тем более, что в те годы симптоматику психических заболеваний не умели идентифицировать.

— Это же можно сказать о диагностировании возможных нервных срывов.

Янг согласно кивнул, примерился и откусил огромный кусок сэндвича, запив его изрядным глотком мартини.

— Как вам «Монте-Кристо», господин Доннер?

— Спасибо, — Доннер прожевал, проглотил и повторил: — Все очень вкусно, благодарю.

— Мне тоже нравится. Хотите совет? Не старайтесь быть чрезмерно вежливым. У вас хорошая улыбка. Когда вы улыбаетесь, также хочется улыбаться, на вас глядя.

— Спасибо, — серьезно сказал Доннер.

— Чтобы сделать настоящий «Монте-Кристо», нужно добавить чуточку варенья. Тогда получается еще вкуснее, верьте на слово. Да, так вот, относительно моего дяди. Он был очень опытным и, я бы сказал, талантливым инженером, из тех, кто сто раз отмерит, прежде чем отрезать. У меня остались его дневники, записные книжки, книги с его пометками на полях. Там чего только нет. Скажем, его профессиональный анализ шахт «Сор Рок» и «Буффало» занимает, если не ошибаюсь, пятьсот двадцать семь страниц убористого текста, причем эта пространная записка снабжена чертежами, рисунками, диаграммами. Но вот на что я обратил внимание. Он ведь много лет проработал в этих краях, интересовался положением на большинстве шахт. В одном из дневников я даже нашел его рукой сделанный заголовок: «Литтл Энджел». То есть он собирался написать и об этой, сделавшейся для него роковой, шахте, но почему-то не написал ни слова. Так и осталось: заголовок — а дальше чистые листы.

— Может, в другом месте где-нибудь? В письмах, скажем?

Янг пожал плечами, задумался, затем отрицательно покачал головой.

— Я думаю, что на этой шахте не было ничего, что могло бы дядю заинтересовать. А может, и наоборот. Может, он повел своих восемь шахтеров, чтобы более не возвращаться на поверхность.

— То есть как это?

— Звучит странновато, согласен. Но мне иногда приходила в голову мысль, что все случившееся могло быть этаким, знаете, массовым самоубийством. По собственной инициативе наводя справки об аварии, я отметил одну закономерность. Все девять человек были холостяками или же вдовцами. Большинство из них были, как принято говорить, перекати поле. Всю жизнь — с места на место, с одной шахты — на другую. Надоест в одном месте, или с начальством конфликт выйдет, или еще что, они раз — и уходят. А когда такие люди становились слишком старыми, чтобы работать на шахте, у них не хватало денег на самую скромную жизнь.

— Но ведь у Джесона Хобарта была жена?

— Как? Простите, как вы сказали? — в глазах Янга было удивление. — Я не обнаружил никаких свидетельств, чтобы у кого-то из них была жена.

— Верьте мне на слово.

— Боже праведный! Если бы мой дядя знал это, он никогда бы не нанял Хобарта.

— Почему?

— Неужели вы не понимаете? Он брал только тех парней, о которых в случае исчезновения никто не будет выспрашивать.

— Не вполне разделяю ваш цинизм, господин Янг, — грубовато сказал Доннер.

— Видите ли, так называемое новое открытие работ на шахте «Литтл Энджел» было всего лишь декорацией, инсценировкой. Я более чем убежден, что дядя сошел с ума. Причем никто никогда не узнает, что послужило причиной. Незадолго до своей гибели он настолько изменился, словно в его тело поместили другую душу.

— Новая ипостась?

— Да, что-то вроде этого. Изменились его душевные качества, да все изменилось… Он друзей очень любил, был чутким, компанейским — и все, как корова языком… Когда я был моложе, я разговаривал с людьми, которые помнили его. Все они сходились на одном: Джошуа Хейз Брюстер, какого они все знали и любили, умер за много месяцев до аварии на «Литтл Энджел».

— А каким образом это связано с инсценировкой, как вы выразились?

— Сошел он с ума или не сошел, я не буду об этом. Но дядя оставался знающим, опытным инженером. И уж кто-кто, а он прекрасно знал, что в «Литтл Энджел» никаких миллионов он не получит. И я даже примерно не представляю, за каким чертом он полез туда. Одно вам скажу. Когда воду откачали, никаких костей, никаких останков не обнаружили.

— Вы хотите сказать, что те девять человек… —

Доннер посмотрел на бокал своего «Манхэттена», затем быстро перевел взгляд на собеседника, — исчезли?

— А никто, между прочим, не видел, как они входили туда. — Янг улыбнулся. — Они должны были там быть, и все думали, что они именно там, затем шахту залило водой, после чего никто у нас не слышал о ком-либо из тех девяти парней. И вот именно поэтому считается, что все они погибли в «Литтл Энджел».

— Интересно получается…

— О, я еще не то знаю!

— Я весь внимание.

— Итак, первое. Я измерял нижний уровень той шахты. Он расположен значительно выше чем уровень затопившей шахту воды. Я все это выяснил потом. Кроме того, там были не подземные воды, а те, что просачивались с поверхности и собрались где-то выше горловины шахты. И какой бы там ни произошел взрыв динамита, шахтеров не должно было затопить, поскольку речь идет совсем о других водах, понимаете?

— Второе. После того, как воду откачали, в стволе шахты нашли инструменты. Якобы те, с которыми отправились в забой дядя и восемь других. Но почему-то никто не заметил, что все найденные инструменты — старые и негодные. А те люди, господин Доннер, были профессионалами, знали толк в инструментах и с подобным гнильем в шахты бы ни за что не отправились.

Третье. Хотя мой дядя всем в городе сказал, что реанимирует закрытую шахту, он почему-то не поставил в известность Эрнста Блезера, которому закрытая шахта принадлежала. Для такого деликатного человека, как мой дядя, залезть без разрешения владельца в «Литтл Энджел», равносильно тому, как мне, извините, залезть вам в карман.

Четвертое. Только на следующий после взрыва на шахте день некто Билл Магоуни, он в то время был мастером на шахтах, нашел у себя под дверью записку следующего содержания: «На помощь! Скорее. Шахта „Литтл Энджел“!» Вам не кажется, что в самом этом способе передачи информации об аварии есть что-то ненатуральное? Подсунуть, да еще под дверь… Записка, разумеется, без подписи.

Пятое. Шериф Сентрал-Сити, как выяснилось, получил от моего дяди список шахтеров, отправлявшихся реанимировать шахту. На тот случай, если произойдет что-то непредвиденное. Мягко сказать, со стороны дяди деликатная предосторожность. Такое чувство, что дядя Джошуа больше всего беспокоился, как бы после аварии не остались неопознанные тела.

Доннер отставил от себя тарелку и глотнул воды из стакана.

— То, что вы рассказываете, господин Янг, все это очень любопытно, только, уж извините, несколько бездоказательно.

— Может быть. А вот теперь — главное. Шестое. Через несколько месяцев после той трагедии мои родители поехали в Европу. И вот, прошу внимания, в Англии, точнее, в Саутгемптоне они вдруг увидели дядю Джошуа. Он стоял на пароме. Мать часто потом рассказывала, как она подошла к нему и говорит: «Джошуа, ты ли это?». Он бороду отпустил, глаза блестят, но узнать-то можно. Так вот, он при этих ее словах смертельно побледнел и говорит: «Забудь, пожалуйста, обо мне». Сказал, повернулся и убежал. Отец пытался догнать его, но там кругом было столько людей.

— Обознались, может?

— Чтобы сестра не узнала родного своего брата?! — Янг саркастически улыбнулся. — Перестаньте, господин Доннер. Вы, например, узнали бы своего родного брата в толпе?

— Не уверен. Я в семье был единственным ребенком. Чадо, так сказать.

— Жаль. Вы не знаете прелестей большой семьи.

— По крайней мере, мне в детстве не приходилось делить свои игрушки с кем бы то ни было.

Официантка принесла счет, и Доннер положил кредитную карточку на поднос.

— Значит, вы считаете, что трагедия на «Литтл Энджел» чистой воды инсценировка?

— Но это сугубо частное мнение, вы понимаете. — Янг тщательно вытер салфеткой губы. — Доказательств у меня, естественно, никаких, однако считал и продолжаю считать, что за всем этим стояло «Сосьете де Мин дё Лоррен».

— Это кто?

— Французский аналог германской компании Круп-па. То же, что «Митсубиси» для Японии, или «Анаконда» для Соединенных Штатов.

— А чем конкретно занимается это «Сосьете»?

— Финансирование. Они наняли Джошуа Хейза Брюстера управляющим на их собственных разработках. В то время лишь они могли уплатить девятерым специалистам за факт их исчезновения.

— Но зачем? Каковы мотивы?

Янг развел руками.

— Не знаю. — Он подался чуть вперед, глаза его заблестели. — Но могу вам одно сказать наверняка. Какую бы сумму они дяде ни предложили, каким бы образом они его ни уговорили, но дядя Джошуа покинул Америку.

— Покуда не отыщутся трупы, с вами не поспоришь.

— Вы тактичный молодой человек, если разобраться. Спасибо за угощение.

— Помилуйте, не за что. Счет оплатит мое ведомство.

— Спасибо, что не попытались высмеять старика, — мягко пояснил Янг.

Доннер молча кивнул. Хоть тонкий луч, но осветил-таки загадку горы Бедная. А смеяться Доннер и не собирался, да и не над чем тут было смеяться.

Глава 15

Сигрем напоследок улыбнулся симпатичной стюардессе компании «Юнайтед», вышел из самолета и приготовился пройти четверть мили, отделявшей самолет от выхода из Международного аэропорта Лос-Анджелеса. Однако в отличие от Доннера, который воспользовался выходом № 2, Сигрем предпочел выход №1. В офисе «Герца» он взял себе «линкольн», вырулил на бульвар Сенчури и вскоре уже катил по направлению к Сан-Диего, по широкой Сан-Диего-фриуэй. День выдался безоблачный, смог над городом был на удивление легким, как облако, так что можно было при желании даже рассмотреть очертания гор Сьерра-Мадре. Он неспешно держался в правом ряду, не насилуя двигатель и не выжимая более шестидесяти миль в час. Слева один за другим его обгоняли автомобили, водители которых предпочли более высокие скорости, несмотря на то, что разрешенная скорость в Лос-Анджелесе не должна превышать пятидесяти пяти миль. Оставив позади химические резервуары Торранса и нефтяные вышки Лонг-Бич, он въехал в бескрайнюю Апельсиновую Страну с бесконечным потоком туристических фургонов.

Немногим более часа понадобилось Сигрему для того, чтобы добраться до поворота на Лейжер-Уорлд. Тут была сказочная обстановка: сплошные поля для гольфа, бассейны, конюшни, ухоженные парки и газоны. Загорелые обитатели дома престарелых, как заправские спортсмены, гоняли на велосипедах.

Возле центральных ворот пожилой охранник проверил его документы и указал дорогу к 261-"Б", Кол Арагон. На поверку это оказался аккуратный домик с двумя подъездами, расположенный на пологом склоне, фасадом обращенный в сторону парка. Сигрем припарковал свой «линкольн» у обочины, прошел через компактный дворик-патио, где росло множество ярких роз, и позвонил в дверь. Едва ему открыли, как всяческие былые сомнения исчезли сами собой. Аделайн Хобарт была определенно не выжившей из ума старухой.

— Господин Сигрем? — голос ее был свежим и веселым.

— Насколько понимаю, вы миссис Хобарт?

— Прошу вас, проходите. — Сигрем собирался обозначить рукопожатие, но, к удивлению, почувствовал, что рука у миссис Хобарт сухая и сильная. — Семьдесят лет никто меня не называл «миссис Хобарт». Когда вы позвонили по междугородному и сказали, что интересуетесь судьбой Джейка, я, признаюсь, так разволновалась, что даже позабыла принять свой геритол.

Аделайн была дородная, но легкая в движениях. Ее взгляд оставался дружелюбным, а на лице играла неявная улыбка. Внешне она походила на всеми обожаемую бабушку из мыльной оперы.

— Вы так хорошо выглядите, — сказал он.

— Буду считать, что ваш комплимент удачен, — она покровительственно похлопала Сигрема по руке, затем указала на стул возле окна хорошо обставленной комнаты. — Проходите и садитесь. Вы останетесь на ленч, не правда ли?

— Почту за честь, если это вас не затруднит.

— Конечно, нет! Ничего нет затруднительного, тем более, что Берт играет в гольф, а я люблю компанию.

Сигрем встрепенулся.

— Берт, вы сказали?

— Мой муж, Берт.

— Да, но мне казалось…

— Что я вдова Джейка Хобарта? Так я вдова и есть. Хотя в действительности еще шестьдесят два года назад я стала миссис Бертрам Остин.

— А в военном ведомстве об этом знают?

— Разумеется. Но хотя я даже письмо послала в их управление, они в ответ прислали мне какую-то отписку и как ни в чем не бывало продолжают присылать пенсию.

— Даже после того, как вы повторно вышли замуж?

Аделайн пожала плечами.

— Я ведь живой человек, господин Сигрем. Да и зачем спорить с правительством? Хотят присылать деньги, пускай присылают, это их проблемы.

— Все же дополнительный доход, так? Она кивнула.

— И впредь не откажусь. К тому же за смерть Джейка мне перечислили десять тысяч долларов.

Сигрем подался к ней.

— Военное ведомство выплатило вам десять тысяч компенсации?! В 1912 это была, насколько я понимаю, весьма приличная сумма.

— Вы и наполовину не удивлены так, как была поражена я. Да, вы правы, в те годы это было целым состоянием.

— А какое-нибудь объяснение?

— Никакого, — сказала она. — Я и теперь вижу тот чек, там было напечатано: «Вдовья выплата». Передали чек — и все.

— Погодите, погодите… Давайте лучше начнем все с самого начала.

— С момента, когда я встретила Джейка?

Сигрем кивнул.

Она прищурилась, обратив лицо в сторону окна, как будто припоминая какую-то особенную подробность, затем сказала:

— Зима в 1910 выдалась чудовищно суровой. Мне было шестнадцать лет, я жила в Лидвилле, Колорадо. Мой отец собирался проинспектировать там один шахтерский район, чтобы определить, в какие шахты имеет смысл вкладывать больше денег. А тут как раз Рождество, нас в школе распустили на каникулы, и отец взял меня и маму с собой. Едва мы сели в поезд, как налетела снежная буря. Это была, как оказалось, самая страшная буря за полвека. Буря бушевала целых две недели. То еще, знаете, удовольствие. Особенно если учесть, что Лидвилль расположен на высоте десять тысяч футов над морем.

— Для шестнадцатилетней девушки это было настоящее приключение.

— Да притом какое! Отец, помню, все прохаживался нервно по холлу отеля, как загнанный бык. Мама просто сидела и переживала, ну а мне это все так понравилось.

— А что касается Джейка?

— В один из дней мы с мамой идем по улице, направляемся в магазин. А когда мороз в двадцать градусов, да ветер миль под пятьдесят в час, идти в магазин одно сплошное удовольствие. И тут из пурги возникает некий великанище, одной рукой берет меня, другой маму, и ни слова не произнося, прямо-таки втаскивает в магазин. Как вам это нравится?!

— И это был Джейк?

— Точно! Именно Джейк.

— Как он выглядел?

— Такой, знаете, огромный, больше чем в шесть футов роста, грудь с турецкий барабан. Юношей он работал на шахтах в Уэльсе. Его можно было распознать за милю, такой был каланчой. У него были рыжие волосы, рыжая борода, к тому же он постоянно улыбался.

— Рыжие волосы и борода?!

— Да, и он очень гордился тем, что не похож на остальных мужчин.

— И вас он покорил своей улыбкой, разумеется?

— Это не была, признаюсь, любовь с первого взгляда, — она застенчиво улыбнулась. — Мне поначалу Джейк казался этаким медведем — В мое время девушкам нравились совсем другие парни.

— Но вы тем не менее вышли за него? Она согласно кивнула.

— Пока длилась пурга, все дни он ухаживал за мной. На четырнадцатый день буря утихла, просветлело, выглянуло солнце, и я согласилась быть его женой. Мать и отец поначалу были в ужасе, однако Джейк очаровал и родителей.

— Вы прожили недолго?

— Да. Последний раз, когда я видела его, это было через год после свадьбы.

— То есть, в день, когда он вместе с остальными восемью шахтерами погиб в «Литтл Энджел»? — не столько спросил, как именно заявил Сигрем.

— Да, — подтвердила она. — Ох, Бог мой, я же предложила вам позавтракать. Вы, наверное, голодны, мистер Сигрем?

Лицо Сигрема оживилось — ничего не осталось от сухого чиновничьего вида.

— Скажите, а не приходилось ли вам что-нибудь слышать про Джейка после того, как случилась эта авария на «Литтл Энджел»?

Лицо ее приобрело недоуменное выражение.

— Простите, я не вполне понимаю вас?

— А мне показалось…

— Ничего подобного!

— А почему вы так разволновались?

Ее руки заметно дрожали.

— Я рассказала вам все, что знаю.

— Ну что вы, миссис Остин, вы знаете больше, значительно больше, чем сейчас мне рассказали. — Он осторожно взял ее за руку. — Расскажите мне, чего вы так испугались? — повторил он.

— Я дала слово, — прошептала она.

— А именно?

— Ну вы же сами из правительства, господин Сигрем, и хорошо знаете, что такое разглашение секретов.

— Это Джейк обязал вас молчать?!

Она отрицательно покачала головой.

— Кто же в таком случае?

— Поймите, ради Бога, — взмолилась она, — я действительно не могу… ничего вам больше не могу сказать…

Сигрем поднялся со стула и посмотрел на нее. Казалось, за эти несколько минут она сделалась вдвое старше. На лице ее резко обозначились морщины. Требовалось придумать что-то, что бы могло заставить ее все рассказать.

— Я могу воспользоваться телефоном, миссис Остин?

— Да, разумеется. Удобнее вам пройти на кухню.

Семь полновесных минут прошли, прежде чем Сигрем услышал в трубке знакомый голос. Он торопливо объяснил ситуацию, затем вернулся назад в гостиную.

— Миссис Остин, вы не могли бы на одну минуту…

Она покорно подошла к нему. Он передал ей телефонную трубку.

— Алло. Аделайн Остин слушает.

В первую секунду ее лицо оставалось неуверенным, затем на нем появилось выражение сильнейшего изумления. Она, ни слова не произнося, молча кивала в такт словам невидимого собеседника. Единственное, что сумела она произнести:

— Да, сэр… Конечно. Всего доброго.

Она положила трубку и некоторое время оставалась стоять с застывшим выражением крайнего недоумения.

— Это… Это был в самом деле Президент Соединенных Штатов?

— Разумеется. Желаете получить подтверждение? Можем позвонить в Белый дом и уточнить. Я вам скажу номер, вы его наберете. Там снимет трубку Грегг Коллинз, он главный помощник Президента. Вы спросите у него.

— Невероятно, — произнесла она. — Сам Президент Соединенных Штатов просил меня помочь! Никак не могу поверить, что все это не сон…

— Не сон, можете мне поверить, миссис Остин. И постарайтесь понять, что всякая информация относительно вашего покойного мужа, которую вы сообщите мне, окажется исключительно важна для Америки. Я понимаю, это звучит несколько патетически, но…

— Разве кто может не прийти на помощь такому мужчине, как Президент! — она сказала эту фразу, и на лице ее вновь появилась приятная улыбка. Руки перестали дрожать. Внешне, казалось, она взяла себя в руки.

Сигрем тактично взял ее под руку и проводил на стул, где она сидела в продолжение их беседы.

— А теперь я попрошу вас рассказать мне о том, каковы были отношения вашего покойного мужа с Джошуа Хейзом Брюстером.

— Джейк был специалистом по взрывному делу. Взрывником. Причем одним из лучших. Он обращался с динамитом столь же ловко, как кузнец с металлом и молотом. А поскольку мистер Брюстер предпочитал иметь дело с самыми лучшими специалистами, то он, как правило, привлекал Джейка.

— А знал ли Брюстер, что Джейк женат?

— Странный вопрос. Мы жили в небольшом доме в Боулдере, это довольно далеко от шахт. Джейк не хотел, чтобы шахтеры знали о том, что он женат. Он мне говорил, что мастера неохотно нанимают женатых шахтеров, а тем более — подрывников.

— И значит, Брюстер ни о чем не знал.

— Я в курсе того, что печатали тогда газеты, мистер Сигрем. Только ни Джейк, ни остальные даже близко к шахте «Литтл Энджел» не подходили.

Сигрем пододвинул свой стул поближе и уселся таким образом, что касался коленями стула миссис Остин.

— Значит, вся трагедия была разыграна?

— Вы и об этом знаете? — промолвила она.

— Догадываемся, только у нас абсолютно нет доказательств.

— Если нужно, я могу предложить вам одно из доказательств.

Она поднялась, отклонила руку желавшего помочь Сигрема, вышла в соседнюю комнату, откуда возвратилась, держа в руках коробку из-под обуви.

— За день до того, как произошли события в «Литтл Энджел», Джейк и я поехали в Денвер, решили походить по магазинам. На него тогда что-то нашло. Он покупал маскарадные маски, драгоценности, повел меня в самый дорогой ресторан и заказал какого-то немыслимого шампанского. Потом мы сняли комнату в том же «Браун Палас-отеле», где провели нашу первую брачную ночь.

— У меня в том отеле друг остановился.

— А рано поутру Джейк сказал, что отправляется с неким заданием в Россию. Он просил, чтобы я делала вид, будто верю газетным сообщениям и вела бы себя соответственно. Обещал вернуться через несколько месяцев. Джейк сказал, что возвратится богатым, как Крез. А потом он еще сказал, только я не вполне поняла…

— Что именно?

— Сказал, что французы обо всем позаботятся и что скоро мы с ним будем жить в Париже. Представляете? — Ее лицо приобрело мечтательное выражение. — Утром он ушел. На подушке оставил записку: «Я тебя люблю». И еще конверт, в котором лежали пять тысяч долларов.

— А откуда у него были такие деньги?

— Представления не имею. В то время на счету в банке у нас лежали сотни три, не больше.

— И больше мужа вы не видели?

— Видела. — Она протянула Сигрему выцветшую открытку с видом Эйфелевой башни. — Месяц спустя я получила вот это.

«Дорогая моя, тут погода дрянь, сплошь дожди, да и пиво паршивое. Я и парни в порядке. Выше нос. Я совсем не погиб. Не подписываюсь, ибо ты знаешь — кто».

Судя по почерку, открытку надписал человек, не вполне друживший со школьными учителями. Печать удалось разобрать: «Париж, 1 декабря 1911 года».

— А еще через неделю я получила другую открытку, — сказала Аделайн и протянула Сигрему вторую — с изображением Сакре-Кёр, хотя штамп был почему-то Гаврский.

«Дорогая моя, мы отправляемся в Арктику. Это последняя весточка, которую могу тебе послать. Будь молодчиной. Французы оказались людьми слова. Хорошая кормежка, хорошее судно. Твой — ты знаешь — кто».

— Вы совершенно уверены, что это рука Джейка? — поинтересовался Сигрем.

— Абсолютно. У меня сохранились другие его письма. Если хотите, вы можете сличить.

— Нет, я так просто уточнил. А еще что-нибудь от Джейка было? Она кивнула.

— Третья и последняя, которую я получила. Наверное, Джейк накупил их в Париже. Эта — с видом Сен-Шапелль, хотя послана из Абердина, Шотландии. Дата 4 апреля 1912 года.

«Дорогая моя, это жуткое место, холод здесь собачий. Не знаю, выживем ли. Если открытка достигнет тебя, о тебе позаботятся. Храни тебя Господь. Джейк».

На той же открытке сбоку другим почерком было приписано:

«Уважаемая миссис Хобарт, мы потеряли Джейка. Это произошло в снежную бурю. Перед смертью над ним прочитали молитвы. Соболезнуем. В. X.»

Сигрем достал список команды, продиктованный Доннером по телефону.

— «В. X.» это, скорее всего. Вернон Холл, — сказал он, изучив фамилии.

— Да, возможно. Вернон и Джейк были очень дружны.

— А потом? Что случилось потом? Кто потребовал, чтобы вы никогда не рассказывали о том, что вам известно?

— Месяца два прошло, да, пожалуй, в июне некто, представившийся мне как полковник Патмен или, может, Патмор, сейчас мне уже не припомнить точно, пришел ко мне в Боулдер и потребовал, чтобы я никому и никогда не смела рассказывать о том, что происходило после аварии на шахте.

— А как он объяснил это свое требование? Она отрицательно покачала головой:

— Собственно, никак. Сказал, что в интересах правительства не разглашать этих сведений. После этого он протянул мне чек на десять тысяч долларов и ушел.

Сигрем, не поднимаясь со стула, потянулся всем телом, как будто с его плеч только что свалился тяжелый груз. Ему казалось невероятным, что эта вот девяностотрехлетняя старуха, сама того не подозревая, оказалась причастной к проекту стоимостью в миллиарды долларов. Причем, не просто оказалась причастной, но и располагала ключом к шкатулке с огромными ценностями.

Сигрем посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

— Вот теперь обещанный вами ленч был бы в самый раз.

Она улыбнулась ему в ответ — понимающе и хитро так улыбнулась.

— В подобной ситуации Джейк Хобарт сказал бы: «Да ну его к черту, этот ленч, сейчас бы пивка холодненького!»

Глава 16

Пурпурные лучи заходящего солнца еще дрожали на горизонте, когда первые звуки далекого грома возвестили о приближавшемся ливне. Воздух был теплым, а мягкий океанский бриз приятно ласкал лицо Сигрема, сидевшего на террасе клуба «Бальбоа Бей» и потягивавшего свой послеобеденный коньяк.

Было восемь часов, то есть как раз то время, когда жители чистенького респектабельного Ньюпорт-Бич предпочитали общаться друг с другом. Сигрем поплавал в клубном бассейне и затем раньше обычного пообедал. Он сидел, отдыхая и вслушиваясь в мощное ворчание штормовой волны. Воздух был тяжелым, насыщенным электричеством. Ни ветра, ни ливня. В момент, когда с яркостью фотовспышки сверкнула молния, он разглядел множество лодок и прогулочных катеров в заливе. На кораблях уже зажгли красные и зеленые навигационные огни, а из-за белой краски сами корабли были похожи на этаких плавающих фантомов. Молния еще раз осветила ночное небо неверным пляшущим светом. Сигрем заметил, как огненная стрела ударила куда-то за крыши этого уютного курорта — и почти в тот же миг раздался оглушительный удар грома, словно выстрел из гигантской пушки. У Сигрема даже в ушах зазвенело.

Все, кто были на берегу, заспешили под крышу открытого ресторана, так что через считанные минуты Сигрем остался на веранде в гордом одиночестве. Он с удовольствием наблюдал за лихим разгулом матери-природы, ее чудовищными по яркости и звуку фейерверками. Он допил коньяк, откинулся в кресле, ожидая следующей вспышки молнии. Наконец молния полыхнула — и в ее свете Сигрем разглядел фигуру высокого темноволосого, с грубыми чертами лица мужчину, который спокойно, не мигая, уставился на него. Но наступила темнота, и незнакомец вновь слился с темнотой.

Едва отгрохотали и стихли вдали раскаты очередного удара грома, невыразительный голос произнес:

— Насколько я понимаю, вы Джен Сигрем?

Сигрем несколько поколебался с ответом, дожидаясь, когда минутное ослепление светом молнии пройдет, и наконец сказал:

— Именно.

— Судя по всему, именно я был вам нужен, да?

— Если бы я еще плюс ко всему имел удовольствие…

— А, прошу простить. Я Дирк Питт.

Небо вновь озарилось ярким светом молнии, и Сигрем, к явному своему облегчению, заметил, что стоявший перед ним человек широко улыбается.

— Я делаю заключение, что вы, господин Питт, любите эффектные появления. Не вы ли вообще устроили этот гром с молнией, признайтесь?

Питт в ответ на слова Сигрема звучно расхохотался, и последние раскаты его хохота плавно перешли в раскаты очередного удара грома.

— Нет, этой сферой я пока что не овладел, хотя преуспеваю в разделе Красного моря.

Сигрем показал на свободное кресло рядом с собой.

— Может, присядете?

— Благодарю вас.

— С удовольствием заказал бы вам чего-нибудь выпить, но, мне кажется, здешние официанты все как один боятся грозы.

— Она уже заканчивается, — посмотрев на небо, сказал Питт. — Скоро пройдет. — Голос его звучал спокойно и властно.

— Как вам удалось разыскать меня? — поинтересовался Сигрем.

— Постепенно, шаг за шагом, — ответил Питт. — Сначала позвонил вашей жене в Вашингтон. Она сказала, что вы в командировке в Лейжер-Уорлд. А поскольку это неподалеку, я поехал и поговорил с тамошней охраной. Один джентльмен, дежуривший на воротах, сказал мне, что некий Джен Сигрем действительно приезжал навестить миссис Бертрам Остин. С ней затем переговорил. Она, в частности, вспомнила, что порекомендовала вам клуб «Бальбоа Бей», когда услышала, что вы хотели еще немного задержаться в этих краях. А остальное дело техники.

— Вы так все хорошо разъяснили. Питт утвердительно кивнул.

— Как видите, все элементарно.

— Надо же такому было случиться, чтобы я и вы оказались вдруг в одной, образно говоря, упряжке, — сказал Сигрем.

— Я люблю в это время года оставить на несколько дней все дела и заняться серфингом. У моих родителей дом тут неподалеку, на другой стороне залива. Я мог бы разыскать вас и раньше, но адмирал Сэндекер сказал, что это не срочно.

— Так вы и адмирала знаете?

— Он мой шеф.

— Значит, вы из НУМА?

— Да, работаю директором агентства спецпроектов.

— То-то я подумал, что слышал уже ваше имя раньше. Значит, это моя жена упоминала вас.

— Дана?

— Да. Вы разве с ней работали?

— Было дело. Когда прошлым летом НУМА снарядила экспедицию за останками «Баунти», я доставлял вашей жене и ее археологам всякую всячину на остров Питкэрн.

Сигрем изучающе посмотрел на собеседника.

— Стало быть, адмирал Сэндекер сказал, что спешить некуда, если я вас правильно понял? Питт улыбнулся, поправил рукой волосы.

— Слышал, что вы подняли его с постели однажды среди ночи.

Темные тучи ушли на запад, и молния в очередной раз предпочла ударить куда-то за Каталину, расположенную на противоположной оконечности залива.

— Ну, а раз уж мы с вами встретились, чем могу быть вам полезен? — спросил Питт. — Может, нужна какая-то помощь?

— Да. Я бы хотел, чтобы вы рассказали мне о Новой Земле.

— Особенно и рассказывать-то нечего, — Питт пожал плечами. — Мне поручили возглавить экспедицию по вызволению вашего человека с русского острова. Было условлено время встречи. Он не пришел. Тогда я подождал еще немного, сел в вертолет и отправился на остров.

— Но вы же ужасно рисковали. Русские могли вас обнаружить своими радарами. У них вполне современные приборы.

— Да, такую возможность я не исключал, признаюсь. Я старался двигаться над самой водой, не выше десяти футов над поверхностью, на скорости не больше пятнадцати узлов. Даже если бы они поймали меня на экране радара, мой едва двигавшийся вертолет, скорее всего, был бы принят за рыбацкую шхуну.

— А что произошло, когда вы сели на острове?

— Я облетел береговую линию, заметил шлюп, на котором Коплин приплыл туда. Рядом со шлюпом я и посадил вертолет. Затем отправился на поиски Коплина. В тот момент я услышал автоматные очереди. Хорошо еще, что услышал: была пурга, ветрище завывал, как не знаю кто…

— Как вам удалось обнаружить Коплина? Ведь его в тот момент уже конвоировал русский пограничник. В пургу обнаружить на таком острове двух человек все равно, что иголку найти в стоге сена.

— Не скажите, не скажите… Если в стоге сена потерялась иголка, она лежит себе тихо. А у пограничника была собака, которая громко лаяла. Она служила мне своего рода радиомаяком. С помощью собаки я только и сумел обнаружить Коплина, И пограничника.

— Которого вы тут же и шлепнули, — пробубнил Сигрем.

— Ну, в некотором смысле — да, что-то в этом роде… — Питт сделал неопределенный жест рукой. — А что, позвольте вас спросить, мне еще оставалось делать?

— А что, если тот пограничник тоже был моим агентом? Вы об этом не подумали?

— Насколько мне известно, братья по оружию не ведут один другого под дулом автомата. Не принято, знаете… Тем более, что один из них истекает кровью.

— А собаку зачем убили?

— Сначала не хотел ее трогать, а потом подумал: что, если она приведет сюда других пограничников? К телу своего хозяина? А так неизвестно еще, найдут ли того парня вообще в обозримом будущем.

— Вы что же, всегда носите с собой пистолет с глушителем?

— Видите ли, адмирал Сэндекер уже несколько раз отправлял меня на задания, связанные, я бы сказал, с несколько проблематичными в отношении закона действиями. Не знаю, ответил ли я на ваш вопрос достаточно внятно.

— Так, а прежде, чем вы перевезли Коплина на корабль, вы, надеюсь, догадались уничтожить шлюп? — спросил Сигрем.

— И смею надеяться, что сделал это вполне профессионально, — ответил Питт. В его тоне Сигрем не почувствовал даже намека на возможную обиду. — В корпусе я проделал дыру, поднял парус и отправил шлюп, что называется, по морям, по волнам… Думаю, что мили за три-четыре от берега он благополучно затонул.

— Вы так уверены, — сказала в раздражении Сигрем. — При том, что позволили себе чрезвычайно расширительно истолковать задание, ради которого вас послали на Новую Землю. И потом, стоило ли так выставляться перед русскими и тем самым подвергать, будем откровенны, не только себя, но Коплина и всех нас опасности. А вы тут сидите и спокойно рассказываете о том, как шлепнули пограничника и его собаку впридачу… Извините меня, но если бы американцы были сплошь такими как вы, мистер Питт, мир не мог бы чувствовать себя спокойно.

Питт поднялся и, оперевшись руками о разделявший их столик, вплотную приблизил лицо к Сигрему.

— По-моему, вы несправедливы в данном случае, — произнес он раздельно, и при этом глаза его полыхнули неприятным холодным блеском. — Несправедливы уже потому, что избирательно вычленяете факты. Например, раз уж вы говорите про убийство, не худо было бы упомянуть, что, когда Коплину делали операцию и срочно понадобилась кровь, я отдал ему добрые две пинты своей. Кроме того, именно я сумел убедить капитана «Фёрст Аттемпт» не заходить в Осло, а вместо этого идти прямиком к ближайшей американской военной базе, имеющей свой аэродром. И ведь именно я упросил начальника этой базы, чтобы он предоставил свой транспортный самолет для переправки Коплина в Америку. Так что, извините меня великодушно, только и вам следует быть более объективным в отношении кровожадного и бессердечного Дирка Питта. Хотя я, разумеется, готов признать, что виновен… Во многом я виновен, причем не в последнюю очередь виновен в том, что вся ваша затея с Новой Землей окончилась благополучно. Во всяком случае, против того, чем она могла и должна была бы завершиться. Так что спасибо вам огромное. Я, конечно, не ожидал, что после всех затраченных усилий меня будут встречать как национального героя Соединенных Штатов, однако разговора, подобного нынешнему, я тоже не заслужил. Ведь за все это время я слова доброго от вас не услышал. Вас не хватило даже на элементарную благодарность. Я не знаю, Сигрем, кто вы, что вы и чем занимаетесь, но одно совершенно ясно. Вы дурак высшего разряда. И мягко выражаясь, катитесь вы к черту.

С этими словами Питт резко повернулся, ушел в тень и исчез.

Глава 17

Профессор Петр Баршов провел заскорузлой рукой по седеющим волосам и концом раскуренной трубки указал через стол — в сторону Превлова.

— Нет, нет, позвольте вас уверить, капитан, мой человек, посланный на Новую Землю, галлюцинациями никогда не страдал и не страдает.

— Да, но посудите сами, он говорит не больше, не меньше, как о шахтном стволе, — при этих словах Превлов издал неопределенный, должный означать крайнее возбуждение, горловой звук. — Подумайте, пожалуйста, сами: не известная никому, ни в каких документах не зафиксированная шахта на территории нашей страны?! Что касается меня, то подобное кажется мне маловероятным. Я говорю о самом факте.

— И тем не менее, это факт, — сказал Баршов. — Сначала мы обратили внимание на странные линии, обнаруженные нами на аэрофотоснимках этого района. Как сообщили геологи, побывавшие там, шахта, о которой идет речь, очень старая, ей может быть и семьдесят, и восемьдесят и больше лет.

— И откуда она могла появиться?

— Не совсем правильно формулируете, капитан. Проблема не в том, откуда, но в том, кто именно ее вырыл. Кто и для каких целей.

— Значит, вы говорите, что в Леонгородском институте геологии никаких сведений о ней нет, — уточнил Превлов.

Баршов покачал головой.

— Ни слова. Может, имело бы смысл просмотреть соответствующие документы за дореволюционный период. Царская охранка могла быть в курсе.

— Охранка? Это что, царская тайная полиция, так кажется? — Превлов выдержал паузу. — Нет, не думаю. В те годы царская полиция интересовалась исключительно революционерами и революционным движением в России. Что им было до какой-то Богом забытой шахты!

— Богом забытой, говорите? У меня, например, для подобных утверждений нет решительно никаких оснований.

Превлов отвернулся и уставился в окно.

— Вы меня извините, профессор, но моя работа научила меня отдавать безусловный приоритет фактам. Впрочем, так поступали и поступают все аналитики. Это единственный путь к истине, если вы намерены таковую установить.

Баршов вынул трубку изо рта, показав при этом крупные желтые зубы заядлого курильщика, и постучал трубкой по столешнице.

— Мне доводилось встречать в специальной литературе упоминание о так называемых шахтах-призраках в Западном полушарии. Там встречаются подобные феномены. Однако никогда мне не доводилось читать о подобного рода явлениях в России. У меня даже проскальзывала в прежние годы мысль о том, не присвоили ли себе американцы абсолютное право и на сей геологический феномен?

— Почему вы переводите разговор в такую плоскость? — спросил у него Превлов. — При чем тут американцы, когда речь идет о шахте на Новой Земле?

— Никогда, капитан, не знаешь заранее. Может, они и не имеют к этому никакого отношения, а может статься, имеют, причем самое что ни на есть непосредственное. Давайте не будем забывать тот факт, что найденное в шахте оборудование и инструменты изготовлены не где-нибудь, а в Соединенных Штатах.

— Не считаю ваш аргумент доказательным, — не скрывая скепсиса, вставил Превлов. — Изготовлено оборудование, действительно, в Америке, однако это еще не доказывает причастность американцев. Может быть, оно было приобретено в Америке, а использовал его кто-нибудь другой.

Баршов при этих словах собеседника широко улыбнулся.

— Что ж, не лишенное оснований предположение, капитан, я готов признать это. Но только вы забываете о трупе мужчины, найденном в этой шахте. У меня есть все основания доверять полученной информации, что эпитафия покойнику написана по-английски, причем не просто по-английски, но в сугубо американских традициях.

— Интересно, — протянул Превлов.

— Конечно, мне нужно извиниться перед вами за то, что не сообщил вам сразу некоторые подробности, касающиеся найденной шахты. — Вежливо признал Баршов. — Хотя, с другой стороны, сам я в той шахте не был, и, следовательно, вся моя информация доставлена моими сослуживцами. Но как бы там ни было, а завтра утром на вашем столе уже будет лежать подробный отчет, в котором подробнейшим образом будет перечислено все, что мои сотрудники обнаружили на Новой Земле. А кроме того, если вам потребуется, вы всегда сможете вызвать и детально расспросить моих коллег в случае, вдруг бедствию будут нужны дополнительные факты.

— От лица Военно-морского флота, который я имею честь тут представлять, я приношу вам искреннюю благодарность за вашу помощь, профессор.

Баршов поднялся из-за стола, прочистил горло и со старомодным поклоном в сторону собеседника сказал:

— Леонгородский институт во всех случаях готов оказывать вам содействие. Если у вас все, капитан, тогда позвольте откланяться, меня ждут дела.

— Да, только вот еще что, профессор…

— Слушаю вас.

— Вы не упомянули о находках ваших геологов, обнаружили они какие-нибудь месторождения на Новой Земле?

— Ничего стоящего, увы.

— Совсем ничего?

— Цинк, никель, но в очень незначительных количествах. Уран, торий, бизаний также в небольших количествах, как показали радиоактивные измерения…

— Торий и бизаний? Я не слышал о таких элементах.

— Торий используется сегодня для получения ядерного топлива, его атакуют нейтронами для этого, — объяснил Баршов. — Также торий широко используют при изготовлении различного рода магниевых сплавов — существуют специальные технологии.

— А бизаний?

— Это чрезвычайно редко встречающийся элемент и мало что известно о нем. Еще не удалось собрать такое количество бизания, чтобы провести полномасштабные исследования его свойств в лабораторных условиях. — Баршов ловко опрокинул выкуренную трубку в пепельницу, легкими постукиваниями удалил остаточный пепел. — За последние годы только французские исследователи проявили выраженный интерес к бизанию.

Превлов взглянул на собеседника.

— Французы, говорите?

— Да. Только за последние годы они потратили миллионы франков, снарядили несколько экспедиций за бизанием. По всему миру ищут. Насколько мне известно, пока так ничего и не нашли.

— Раз тратят такие суммы, значит, имеет смысл, нет? Не думаете ли вы, профессор, что французы могли узнать о свойствах бизания что-то такое, о чем наши ученые пока еще не догадываются?

Баршов пожал плечами.

— Видите ли, капитан, русские ученые далеко не во всех областях занимают лидирующие позиции. В противном случае, не американцы, а мы запускали бы один за другим спутники к Луне.

— Еще раз спасибо, профессор, за консультацию. И буду с нетерпением ожидать вашего отчета.

Глава 18

За четыре квартала от здания Морского управления лейтенант Павел Марганин сидел, развалившись на скамейке, на бульваре. В руках у него была раскрытая книга. Был полдень, вокруг на дорожке и травянистых лужайках прогуливались, стояли, сидели служащие. Некоторые предпочли укрыться от солнечных лучей в тени деревьев, где с видимым удовольствием поедали принесенные с собой бутерброды. Когда мимо скамейки, где сидел Марганин, проходила какая-нибудь хорошенькая женщина, он охотно поднимал глаза от книги и оценивающе изучал формы.

В половине первого на ту же скамейку уселся толстый, неопрятного вида мужчина в рабочей униформе, развернул жуткого вида бумагу, извлек бутерброд с черным хлебом. Тут он поднял глаза на Марганина, поймал брезгливый взгляд лейтенанта и широко улыбнулся.

— Компанию составить хочешь? А, моряк? — Незнакомец явно был настроен самым что ни на есть дружелюбным образом. Он похлопал рукой свой внятно обозначенный под одеждой живот. — У меня тут на двоих хватит. Это моя жена специально кормит меня как на убой, чтобы я всегда был в теле, чтобы девушки на меня не зарились.

Марганин отрицательно покачал головой и уткнулся в книгу.

Незнакомец пожал плечами и сделал вид, что откусил бутерброд. И начал изображать тщательное пережевывание с пустым ртом.

— Что у вас? — между жевательными движениями прошептал он.

Марганин продолжал читать, как ни в чем не бывало. Он лишь приподнял раскрытую книгу, прикрыв ею губы и, не поворачиваясь, сказал:

— У Превлова связь с женщиной. Пока не знаю, с кем именно. У нее темные, коротко подстриженные волосы, носит она туфли на невысоких каблуках. Туфли очень дорогие, тридцать седьмого размера. Пить предпочитает шартрез. Приезжает на автомобиле с номерным знаком посольства США, номер один-четыре-шесть.

— Насколько проверены ваши данные?

— Говорю лишь то, в чем абсолютно уверен, — сдержанно парировал Марганин и сердито перевернул страницу. — Думаю, вам надлежит срочно принять меры. Похоже, мы имеем дело с крупной игрой.

— Сегодня же мы установим личность этой брюнетки. — Работяга откусил большой и вполне всамделишный кусок бутерброда. — Что-нибудь кроме этого?

— Срочно требуется информация о начале «Сицилианского проекта».

— Даже не слышал о таком.

Марганин опустил книгу на колени, потер пальцами глаза и, загораживая губы рукой, сказал:

— Это оборонительный проект, имеющий какое-то отношение к Национальному агентству надводных и подводных коммуникаций.

— Если произойдет утечка информации о подобного рода проектах, они могут насторожиться.

— Скажите, что беспокоиться не о чем. Все то, что мне станет известно на сей счет, я буду использовать порционно, не все разом.

— Через шесть дней. Мужской туалет ресторана «Бородино». Вечер, шесть-сорок.

Марганин захлопнул книгу и потянулся. Незнакомец еще раз откусил от своего бутерброда и решительно не обратил внимания на то, что сосед по скамейке поднялся и направился в сторону здания морского управления.

Глава 19

Секретарь Президента приветственно улыбнулся и поднялся из-за стола. Он был высоким, стройным, молодым мужчиной с приятным интеллигентным лицом.

— Миссис Сигрем, пожалуйста, пройдите за мной.

Он проводил Дану к дверям одного из лифтов Белого дома, пропустил ее первой в кабину.

Дана старалась внешне сохранять спокойствие. Пока кабина поднималась, она предпочла избегать взгляда секретаря и смотрела прямо перед собой, в стенку. Если бы он был более прозорлив, то уже по одному этому чрезмерному желанию казаться спокойной мог бы угадать состояние Даны. Она бросила быстрый взгляд в сторону секретаря. Молодой человек следил за перемещением индикатора этажей на панели.

Наконец двери лифта распахнулись, и она последовала за секретарем в холл, откуда они попали в одну из спален третьего этажа.

— Обратите внимание на каминную полку, — сказал секретарь Президента. — Мы обнаружили его в одном из ящиков в подвальных помещениях. Изумительная работа. Президенту настолько понравился, что он распорядился поставить эту игрушку гак, чтобы всегда была на виду.

Прищурившись, Дана увидела над камином солидных размеров стеклянный футляр, внутри которого находился миниатюрный парусник, выполненный, очевидно, как точная копия какого-то старинного корабля.

— Президент выразил надежду, что вы как специалист, может, прольете свет. Сам Президент понятия не имеет, что это за корабль. Как видите, ни на корпусе, ни на футляре нет никакого указания на сей счет.

Она направилась к камину, чтобы получше разглядеть мастерски выполненную модель. Дана чувствовала явное замешательство, поскольку приехала в Белый дом совсем не за тем, чтобы устанавливать название старинных кораблей. Утром, по телефону секретарь Президента уточнил, будет ли ей удобно приехать в Белый дом около двух пополудни. У Даны возникло странное ощущение во всем теле. Она не была уверена, было ли это чувство разочарования или облегчения.

— По виду — это торговый корабль начала XVIII века, — ответила она после паузы. — Я бы могла зарисовать его, чтобы потом сравнить с чертежами в морском архиве.

— Адмирал Сэндекер сказал, что если кто и может идентифицировать модель, так только вы.

— Адмирал Сэндекер?

— Да. Именно по его рекомендации Президент решил обратиться к вам. — Секретарь двинулся в направлении двери. — Карандаш и бумага на ночном столике у кровати. Я же вынужден покинуть вас и вернуться на свое рабочее место. Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома. Сколько времени вам понадобится, столько и занимайтесь.

— А разве Президент?..

— В это время он играет в гольф. Так что вас никто не побеспокоит. Когда все закончите, спуститесь на этом же самом лифте. — И прежде чем Дана успела что-либо еще спросить, секретарь Президента повернулся и вышел.

Дана уселась на постель и тяжело вздохнула. Она как дура после утреннего звонка начала суетиться, приняла ароматизированную ванну, на черное белье надела платье, выбрав белое, которое делало ее похожей одновременно и на девочку-старшеклассницу, и на невесту… И все коту под хвост! Президент, оказывается, не желал ее. Президент просто пожелал, чтобы она явилась в Белый дом, чтобы срисовать модель какого-то идиотского корабля.

Дана чувствовала себя подавленной и порядком униженной таким оборотом дела. Она прошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Вернувшись, она увидела, что внешняя дверь спальни плотно закрыта, а возле камина стоит Президент. Он выглядел загорелым и моложавым в спортивной рубашке и слаксах.

Дана была чрезвычайно удивлена его появлением. В первые мгновения она не нашлась что сказать.

— А мне сказали, что вы в гольф играете, — глупо сказала она, чтобы как-то заполнить молчание.

— Именно так записано в моем журнале.

— Скажите, а вот эта модель корабля…

— А, это известный вирджинский бриг «Роаноук», — сказал Президент, кивнув в сторону модели. — Он был заложен в 1728 году и сошел со стапелей верфи в Нова Скотия в 1743 году. Мой отец сделал эту модель по рисунку около сорока лет назад.

— И значит, вы устроили весь этот спектакль только лишь ради того, чтобы пригласить меня сюда? — с некоторой неуверенностью в голосе уточнила Дана.

— На сей счет двух мнений и быть не может. Она уставилась на Президента. Он ответил ей спокойным взглядом уверенного в себе мужчины, так что Дана тотчас же покраснела.

— Видите ли, — сказал он, — мне хотелось немного побеседовать с вами в неофициальной обстановке. Так, чтобы только я и вы. Чтобы нас никто не прерывал, включая моих доверенных лиц и ближайших сотрудников.

Комната вдруг стронулась с места и поплыла у Даны перед глазами.

— Вы… вы хотите только поговорить со мной?

Президент изучающе посмотрел на нее и негромко прищелкнул языком.

— Вы мне льстите, миссис Сигрем. Соблазнять вас не входило в мои планы. Мне вообще кажется, что все расхожие сплетни о моих отношениях со слабым полом несколько преувеличивают мои действительные возможности.

— Да, но на приеме…

— Мне кажется, я понимаю… — Президент взял Дану за руку и усадил на стул. — Когда я шепнул вам, что хотел бы встретиться с вами наедине, вы восприняли это как предложение старого развратника. Простите меня, это не входило в мои намерения.

Дана вздохнула.

— Меня удивило, что мужчина, который одним мановением своего мизинца может уложить к себе в постель любую из миллионов женщин, вдруг ни с того, ни с сего позарился на морскую археологессу, к тому же разменявшую четвертый десяток лет, замужнюю и совсем не привлекательную.

— Вы к себе несправедливы, — возразил он, сделавшись вдруг серьезным. — Вы действительно очень симпатичная.

И вновь Дана почувствовала, как лицо ее вспыхнуло.

— Мужчины давно уже перестали интересоваться мною.

— А не думаете ли вы, что причина этого совсем не в вас. Вероятно, вас окружают интеллигентные ипорядочные мужчины, которые не делают такого рода предложений замужним женщинам.

— Хотелось бы думать, что так.

Президент пододвинул свой стул и сел напротив Даны. Она чувствовала себя провинившейся школьницей, сидела выпрямившись, ноги вместе, руки на коленях. К разговору подобного рода она оказалась совершенно неподготовленной.

— Скажите мне, пожалуйста, миссис Сигрем, вы все не любите его?

Она уставилась на Президента недоуменным взглядом.

— Кого?

— Вашего мужа, конечно.

— Джена?

— Да, Джена, — с улыбкой подтвердил он. — Если у вас нет кого-нибудь еще.

— А, собственно, почему вас это интересует?

— Мне кажется, что Джен сейчас на грани срыва.

Дана удивленно посмотрела на Президента.

— Нет, бывает, разумеется, всякое, но я не думаю, что он на грани нервного срыва.

— Нет, вы не совсем правильно меня поняли, миссис Сигрем, — несколько сурово произнес Президент. — Я не имею в виду нервный срыв и вообще говорю не в категориях психиатрии. Дело в том, что, мне кажется, он сейчас испытывает огромное давление, связанное с той работой, которой в настоящее время занят. И если плюс ко всему у него будут еще и семейные неурядицы, тогда он действительно может не выдержать. А этого-то я и не могу допустить в настоящее время. Во всяком случае, я бы хотел предотвратить подобную возможность как минимум уже потому, что Джен занимается весьма серьезным проектом, который может существенно повлиять на безопасность Соединенных Штатов.

— Этот уж мне проект! Он стоит между нами как неприступная стена, — воскликнула она с чувством.

— Не только проект, миссис Сигрем, но также и некоторые более приватные проблемы. Скажем, тот факт, что вы не хотите иметь детей.

Она ошарашенно посмотрела на Президента.

— Но откуда вам это может быть известно?

— Оттуда, оттуда, миссис Сигрем. Это сейчас неважно, поэтому не будем отнимать у себя время. А лучше поговорим с вами о другом. Предстоящие шестнадцать месяцев окажутся очень трудными для Джена. Он будет выкладываться, пытаясь максимально быстро завершить проект. И мне бы хотелось, чтобы в это время вы проявили по отношению к нему предельную заботу, абсолютное внимание, на которые вы только способны.

Она нервно сжала и тут же расцепила руки.

— Это в самом деле настолько важно? — спросила она тихо.

— Это более чем важно, — ответил Президент. — Вы поможете мне?

Она молча кивнула.

— Хорошо, — он погладил ее по руке. — Между нами, может, нам удастся уберечь Джена от срыва.

— Я постараюсь, господин Президент. Раз это так важно, я постараюсь. Большего я вам обещать не могу.

— Я верю вам, миссис Сигрем.

— Только я не изменю своих взглядов относительно ребенка, поймите правильно.

Президент усмехнулся той самой своей знаменитой ухмылкой, которую так любили запечатлевать фотокорреспонденты всего мира.

— Если я сочту это необходимым, то могу начать войну, и по моему приказу сотни и тысячи мужчин пойдут в бой и умрут за интересы страны, однако всей моей власти недостаточно для того, чтобы вынудить одну-единственную женщину забеременеть от собственного мужа.

Она улыбнулась при этих словах — впервые за все время их разговора. Только сейчас она по-настоящему ощутила реальную власть Президента страны, и почувствовала даже некоторую робость от мысли, что запросто разговаривает с человеком, желаниям которого повинуется огромная и сложная государственная машина. Власть казалась ей обольстительной материей, и Дана почувствовала горечь разочарования от того, что не попала в постель этого человека.

Президент поднялся со стула и взял Дану за руку.

— Я должен идти, через несколько минут у меня назначена встреча с экономическим советником. — Он проводил ее до дверей, потом неожиданно взял обеими руками ее голову, притянул и поцеловал ее в губы. Затем он медленно оторвался от Даны, посмотрел ей в глаза и негромко сказал:

— Вы очень желанная для мужчины женщина, миссис Сигрем. Помните об этом.

С этими словами он повел ее к лифту.

Глава 20

Дана ожидала мужа в главном вестибюле аэровокзала, что само по себе было весьма необычным.

— Взбрело же тебе в голову, — Сигрем изучающе посмотрел на жену. — Даже не вспомню, когда в последний раз ты приезжала в аэропорт, чтобы меня встретить.

— Неконтролируемый любовный импульс, — сказала она, широко улыбнувшись Джену.

Он дождался своего багажа, после чего они прошли на автомобильную стоянку. Дана крепко сжимала его ладонь. Происшедшее в спальне Белого дома казалось ей далеким и не вполне достоверно запомнившимся сновидением, от которого в памяти остались разве только поцелуй в губы и слова о том, что она желанная для всякого мужчины женщина.

Дана села за руль и уверенно вырулила на дорогу, ведущую к автостраде. Час пик подходил к концу, чрезмерный поток, еще недавно заполнявший все полосы, заметно схлынул, и потому Дана с удовольствием ехала, наслаждаясь погодой и умиротворяющим видом сельской Вирджинии.

— Ты знаешь Дирка Питта? — прервав молчание, спросил ее Джен.

— Да, это директор спецпроектов у адмирала Сэндекера. А почему ты о нем спросил?

— Да вот хочу поставить наглеца на место, — ответил Сигрем.

Она изумленно посмотрела на мужа.

— Что может быть у тебя с ним общего?

— Обгадил мне важнейшую часть проекта.

Она крепче вцепилась в руль.

— Поставить его на место будет не так-то просто.

— Ты в этом уверена?

— Не то слово! Среди сотрудников НУМА о нем легенды ходят. С тех пор, как Дирк Питт начал работать на агентство, список его личных достижение уступает разве только списку его необыкновенных военных трофеев.

— И что дальше?

— А то, что, плюс ко всему, он любимчик адмирал Сэндекера.

— Ты забываешь, что мое влияние на Президент Соединенных Штатов несколько уравнивает меня с адмиралом, если уж на то пошло.

— Ты полагаешь, что благодаря доброму отношению к тебе со стороны Президента ты можешь считать себя более влиятельным, чем сенатор от штата Калифорнии Джордж Питт? — спросила его Дана.

— Они родственники? — Джен повернулся и внимательно посмотрел на жену.

— Отец и сын.

При этих словах Сигрем ссутулился и следующие несколько минут сидел, раздумывая.

Дана положила правую руку ему на колено. Когда красный светофор вынудил ее остановиться, она подалась вправо и поцеловала Джена.

— По случаю чего? — полюбопытствовал он.

— Считай это желанием подмазаться. Вроде взятки.

— Интересно, во что выльется мне эта сегодняшняя взятка? — добродушно проворчал он.

— Знаешь, в голову пришла одна неплохая мысль, — объявила ему Дана. — Почему бы нам с тобой не сходить в кино, а? Сейчас идет новый фильм с Марлоном Брандо… А после мы отправились бы в ресторан. В гостинице «Олд Потомак» замечательные омары. А после ресторана — домой и в постель, в постель, в постель…

— Подбрось меня на работу, будь добра, — мягко сказал Сигрем. — Если бы ты только представляла, сколько у меня дел…

— Ну, Джен, ты совсем себя не бережешь… — взмолилась Дана. — Завтра будет день, и ты сможешь пойти на свою работу.

— Смогу, ты права. Только мне нужно туда сегодня, сейчас.

В этот момент Дана окончательно убедилась, что стена меж ними — непробиваемая, и что с этого самого мгновения у них никогда больше не будет прежней легкости и прежних отношений.

Глава 21

Сигрем посмотрел на металлический атташе-кейс на рабочем столе. Потом перевел взгляд на стоявших по другую сторону стола военных, полковника и капитана.

— Тут не может быть никакой ошибки, как вы полагаете?

Полковник отрицательно покачал головой.

— Заверено ни больше, ни меньше, как самим Директором военного архива, сэр.

— Очень оперативно, благодарю вас. Полковник кивнул и остался стоять.

— Извините, но только я не могу вернуться в Министерство обороны без этой бумаги. Таков полученный мною приказ.

— Кто именно приказал вам?

— Секретарь, — коротко ответил полковник. — Согласно правилам, установленным для всех сотрудников Министерства обороны, все документы, на которых проставлен код «Секретно», должен постоянно находиться под контролем ответственных сотрудников министерства.

— Понимаю, — сказал Сигрем. — По крайней мере, позвольте мне изучить бумаги в одиночку, если это допустимо.

— Конечно, сэр. Мы с помощником, с вашего разрешения, обождем в соседнем кабинете, но я должен подчеркнуть, что, пока документы находятся в вашем распоряжении, никто не должен входить в кабинет или выходить.

Сигрем согласно кивнул.

— Хорошо. Располагайтесь удобно, джентльмены. Мой секретарь к вашим услугам, если вы захотите перекусить или выпить кофе.

— Вы очень любезны, господин Сигрем, спасибо.

— Да, и вот еще что, — сказал Сигрем и чуть улыбнулся. — У меня тут есть персональная ванная, так что на время я исчезаю.

После того, как дверь за обоими военными закрылась, Сигрем несколько секунд просидел не двигаясь. Перед ним на столе находилось главное оправдание той работы, которой Сигрем отдал пять лет жизни. Только вот — оправдание ли? Не получится ли так, что лежащие перед ним документы окажутся лишь очередной дверью, за которой поджидают новые загадки, если не новые проблемы и неприятности. А может — и тупик?! Он специальным ключом открыл замки кейса, откинул крышку. Внутри лежали четыре канцелярские папки и тетрадка. Надписи гласили:

СД5С

7665

1911

Отчет о научном и монетарном значении редкого химического элемента БИЗАНИЯ

СД5С

7687

1911

Переписка между Секретарем по военным вопросам и Джошуа Хейзом Брюстером о возможном накоплении бизания

СД5С

7720

1911

Меморандум Секретаря по военным вопросам Президенту о выделении денежных средств на секретное финансирование военного проекта 371-990-Р-85

СД5С

8039

1912

Отчет о проведении закрытого расследования обстоятельств исчезновения Джошуа Хейза Брюстера.

На тетрадке было просто написано: «ДНЕВНИК ДЖОШУА ХЕЙЗА БРЮСТЕРА».

По логике вещей, Сигрему нужно было бы начать с изучения содержимого папок, но логика уступила место любопытству, и он уселся поудобнее в кресле и раскрыл дневник.

Четыре часа спустя он положил тетрадь на папки и надавил клавишу селектора. Почти тотчас открылась незаметная постороннему взгляду дверь в нише кабинета, и оттуда вышел человек в белом халате, какие носит технический персонал.

— Сколько нужно времени для изготовления ксерокопий всех этих документов?

Человек в халате взял тетрадь, пропустил страницы через большой палец, заглянул в каждую из канцелярских папок.

— Мне понадобится минут сорок пять.

Сигрем согласно кивнул.

— Хорошо, сразу и займитесь. В приемной сейчас ждут двое военных, они должны будут увезти эти бумаги.

После того, как потайная дверца в торце ниши закрылась, Сигрем устало поднялся из кресла и на затекших ногах двинулся в ванную. Заперев за собой дверь, он привалился спиной к стене, его лицо в этот момент напоминало страдальческую маску.

— О, Боже, нет, — прошептал он, — это несправедливо, это несправедливо.

Он нагнулся над раковиной, и его вырвало.

Глава 22

Президент вышел к дверям своего рабочего кабинета Кемп-Девидской резиденции и обменялся рукопожатием — сначала с Сигремом, затем с Доннером.

— Прошу меня простить, что пригласил вас сюда, да еще в такую рань, но только в семь утра у меня и бывает свободная минутка.

— Нет проблем, господин Президент, — сказал Доннер. — Я, в любом случае, в это время совершаю пробежку.

Президент с некоторым удивлением оглядел более чем плотную фигуру Доннера.

— Как знать? Возможно, я спас вас от закупорки коронарных сосудов этим утром, а? — заметив обиженное выражение Доннера, Президент с удовольствием рассмеялся и жестом пригласил их в кабинет. — Проходите, прошу вас, усаживайтесь и вообще — чувствуйте себя как дома. Я заказал легкий завтрак.

Они втроем расселись на софе и стульях лицом к широкому окну, за которым открывался роскошный вид на Мэрилендские Холмы. Почти тотчас же принесли кофе со сладким печеньем; взяв поднос в руку. Президент жестом гостеприимного хозяина предложил каждому из гостей отведать сладостей.

— Ну, Джен, хоть сегодня-то, надеюсь, вы сможете сообщить мне что-нибудь вдохновляющее. В последнее время все надежды я связываю только с «Сицилианским проектом». Это единственный реальный способ прекратить тягаться с русскими и китайцами в наращивании вооружений. Получается какая-то сумасшедшая гонка! — Президент устало потер глаза. — Я вообще считаю, что с тех самых пор, как Господь сотворил человека, люди никогда не вели себя более глупо. На земном шаре уже скопилось столько вооружения, что его хватит, чтобы всю Землю взорвать пять раз кряду. Пять раз! А мы все продолжаем изобретать новые виды вооружения! — Он сделал отчаянный жест рукой. — Ладно, хватит с утра пораньше о плохом. Расскажите мне лучше что-нибудь хорошенькое. Как там наши с вами дела?

Сигрем тупо уставился на кофейный столик. Как бы очнувшись, он посмотрел на зажатую в руке папку с архивными документами из Министерства обороны, и наконец сказал:

— Я понимаю, господин Президент, что вас проинформировали о состоянии наших дел на сегодняшний день.

— Да, я читал рапорт о ходе ваших исследований.

Сигрем приподнялся и протянул Президенту ксерокопию дневника Джошуа Брюстера.

— Думаю, вы не без интереса ознакомитесь с этим захватывающим рассказом начала XX века. Чего тут только нет, господин Президент! И страдания, и интрига… Первая запись датирована 8 июля 1910 года. Начинается с того момента, как Джошуа Хейз Брюстер выехал с Таймыра, это в северной части Сибири. Он там пробыл девять месяцев, добывая свинец по контракту с «Сосьете де Мин дё Лоррен». Он добывал свинец для России. Затем он продолжает, как он плыл на маленьком пароходике в Архангельск, был туман, пароход сбился с курса и вынужден был пристать к северной оконечности острова Новая Земля. К счастью, корабль не разбился о скалы, и все пассажиры много недель томились в холодной жестянке, пока месяц спустя не были спасены русским военным фрегатом. В ожидании помощи Брюстер времени понапрасну не терял и исследовал Новую Землю. Он пишет, что приблизительно на восемнадцатый день с начала изысканий он наткнулся на обломок странной скалы на склоне горы Бедная. Он обратил внимание на необычный, ранее никогда не виданный состав породы. Он захватил с собой несколько сколков породы, привез их в Соединенные Штаты. Через шестьдесят два дня после того, как отплыл с Таймыра, Брюстер был уже в Нью-Йорке.

— Значит, именно таким образом бизаний оказался в Америке? — уточнил Президент, ни к кому конкретно не обращаясь.

Сигрем утвердительно кивнул и продолжил:

— Брюстер передал своим работодателям все сколы за исключением одного. Этот последний он оставил себе, просто как сувенир на память о Новой Земле. Проходит сколько-то месяцев, все тихо. Брюстер интересуется у директора американского филиала «Сосьете де Мин» о судьбе обнаруженных на Новой Земле сколов неизвестной горной породы. Брюстеру сказали тогда, что были проведены анализы, ничего интересного не обнаружилось, и доставленную с острова породу выбросили на помойку. Его такой ответ насторожил. Засомневавшись, он взял оставшийся скол, отвез его в Вашингтонское Бюро геологии — для исследования. Брюстер был потрясен, когда ему сказали, что найденный на острове скол — самый настоящий бизаний, то есть фактически неизвестный химический элемент, отдельные крупицы которого были видны лишь в некоторых породах — да и то при огромном увеличении, в самые мощные микроскопы.

— А сообщил ли после этого Брюстер в «Сосьете», где именно он добыл экземпляры породы? — спросил Президент.

— Нет. Он предпочел отделаться неопределенным ответом. Фактически он направил французов по ложному следу, сказав, что обнаружил сколы породы на юге острова Новой Земли.

— А к чему все эти ухищрения?

— Обычное дело среди геологов-разведчиков, — ответил Доннер. — Не раскрывая настоящего местоположения обнаруженных залежей, обнаруженного месторождения, жилы, наконец, геолог получает козырь в торговле с предпринимателем. Он таким образом может себе выторговать значительно больший процент будущих прибылей.

— Да, вы правы, — негромко прокомментировал Президент. — В том, что вы говорите, есть своя логика. В этой ситуации не совсем понятным для меня остается поведение французов. Чем именно могла быть обусловлена в 1910 году строгая секретность? Иначе говоря, что могли они узнать про бизаний такое, чего до сих пор, хотя прошло уже семь десятилетий, не знаем про этот химический элемент мы с вами? Вот чего я не понимаю.

— Ну, с одной стороны, сыграло свою роль сходство бизания с радием, — сказал, немного подумав, Сигрем. — «Сосьете де Мин» переправило найденные Брюстером образцы породы в парижский радиологический институт, и там специалисты установили, что в определенных количествах бизаний обладает всеми свойствами радия.

— А поскольку в те годы производство одного грамма радия обходилось минимум в пятьдесят тысяч долларов, — добавил со своей стороны Доннер, — то французское правительство неожиданно увидело в добыче бизания реальный шанс сделаться монопольными производителями бизания, этого фантастически дорогостоящего элемента. Если бы у французов было достаточно времени, они сумели бы добыть несколько фунтов первосортного бизания, продав который, они получили бы в качестве чистой прибыли несколько сот миллионов долларов!

Цифра настолько поразила Президента; что он даже головой покрутил.

— Боже мой, ну и цены! Если только я сейчас не ошибаюсь, в нашем распоряжении сегодня находится что-то около двадцати восьми граммов этого бизания. Или унция, что, впрочем, почти одно и то же.

— Совершенно верно, сэр. А в 1910 году одна унция бизания оценивалась в миллион четыреста тысяч долларов.

Президент медленно поднялся со своего места и уставился в окно.

— Ну, а что же потом сделал этот Брюстер?

— А потом он передал свою информацию Военному министерству Соединенных Штатов. — Сигрем взял папку с шифром 371-990-Р-85 и надписью: «Меморандум секретаря по военным вопросам Президенту о выделении денежных средств на секретное финансирование», распахнул ее. — Если бы только была известна вся предыстория этого вопроса, то нынешние сотрудники ЦРУ имели бы основания гордиться своими предшественниками на ниве разведки. Потому что в тот же момент, когда генералы из Армейского Бюро Разведки поняли, какую именно информацию сообщил им Брюстер, у них появился план о двойной игре. Причем, то был наиболее грандиозный план подобного рода. Они приказали Брюстеру проинформировать «Сосьете де Мин», что он провел свои собственные исследования найденной породы и теперь, установив, что к чему, намерен образовать добывающий синдикат и собственноручно заняться добычей бизания — на свои собственные средства. К тому времени французы уже поняли, что Брюстер направил их по ложному следу и что в южной части Новой Земли никакого бизания нет и быть не может. Для них ситуация сводилась к дилемме: не хотите иметь дело с Брюстером, не видать вам никакого бизания. Вот именно так. У них не осталось других вариантов, кроме как пойти на попятный и согласиться с назначением Брюстера главным инженером за очень хорошенькое вознаграждение его труда.

— Но почему же правительство Соединенных Штатов не захотело финансировать все эти предприятия, если Добыча сулила такие огромные прибыли? — поинтересовался Президент. — Зачем вообще было подпускать французов к кормушке?

— По двум причинам, как минимум, — ответил Сигрем. — Первая. Так как залежи бизания находились на территории иностранного государства, все работы по рытью шахты надлежало производить в строжайшем секрете. Если бы русские захватили работавших на Новой Земле шахтеров, то виновником нарушения закона была бы французская сторона, но никак не Америка. И вторая. В те дни Конгресс Соединенных Штатов держал военное ведомство на таком голодном пайке, какой сегодня и представить себе невозможно. У тогдашнего Военного ведомства просто-напросто не было денег для проведения шахтерских работ в Арктике, вне зависимости от того, какую прибыль сулили эти экскавации.

— Несчастные французы!

— Брюстер зато очень счастливый, можно подумать?! Помяните мое слово, господин Президент, Брюстеру даже в голову не приходила та тривиальнейшая мысль, что если бы он и вправду открыл свое дело на склоне горы Бедная, если бы начал добывать бизаний, то первая же партия бизаниевой руды для Брюстера и его людей оказалась бы и последней. «Сосьете де Мин дё Лоррен» сумела бы нанять головорезов, чтобы они стерли в порошок всех старателей. Это более чем очевидно. Свидетельством служит та плотная завеса секретности, которой французы окружили свое предприятие. Да, еще тут была одна прелюбопытная подробность. Не Брюстер, но один француз инсценировал трагедию на «Литтл Энджел».

— Во всяком случае, мы должны признать, что свою часть замысла французы выполнили весьма профессионально, — добавил Доннер. — Спектакль с аварией на «Литтл Энджел» не только был хорошо сыгран, но и мог бы послужить в дальнейшем падежным прикрытием для того, чтобы преспокойно разделаться с Брюстером и его коллегами-шахтерами. Причем, французы не рисковали ничем! Кто бы решился инкриминировать им убийство американских граждан в Арктике, если всем давно было известно, что эти конкретные девять человек погибли в результате затопления водой шахты «Литтл Энджел» за шесть месяцев до того?!

— Мы более чем уверены, — продолжил Сигрем, — что «Сосьете де Мин дё Лоррен» перевезло Брюстера и его людей в Нью-Йорк, использовав для этого частный вагон. А из Нью-Йорка они отправились, скорее всего, на французском корабле, и думаю, под вымышленными именами.

— Мне бы хотелось, чтобы вы внесли ясность еще в один вопрос, — прервал его Президент. — Изучая ваш доклад, я на это обратил внимание, к тому же в этой части мистер Доннер сейчас подтвердил информацию. Речь идет о том, что снаряжение экспедиции было американского производства. И более того, в докладе сказано, что заказ был оформлен по правительственным каналам, и таким образом, многие люди были в курсе, что оборудование и инструменты заказаны именно правительством Соединенных Штатов. Тут концы с концами не сходятся.

— Французские хитрости, — тотчас же откликнулся Сигрем. — Я изучил платежные документы компаний «Дженсен» и «Тор». В обоих случаях а графе «клиент» указано, что чек был послан из Вашингтона, ДК, хотя счет, с которого были переведены деньги, как я впоследствии выяснил, принадлежал тогдашнему послу Франции в Штатах. Иначе говоря, тут речь идет о дополнительной степени защиты с французской стороны.

— Не сочли излишним?

Сигрем согласно кивнул.

— Задумано неплохо, но беда в том, что французы до конца так и не раскусили американскую игру.

— Значит, если я правильно понял, эти девять парней направились в Париж, так сказано в докладе, а потом?

— Колорады провели две недели в Париже, в особняке, принадлежавшем «Сосьете де Мин». Шахтеры делали последние закупки оборудования, прочих необходимых вещей. Когда же, наконец все было подготовлено, они сели на французское судно в порту Гавра и поплыли через Ла-Манш. Кораблю потребовалось двенадцать дней, чтобы пройти в Баренцевом море через ледяные заторы. В конце концов судно бросило якорь у побережья Новой Земли. После того, как шахтеры вместе со своим оборудованием были переправлены на остров, Брюстер начал действовать в точном соответствии с планом, разработанным американскими разведслужбами. Брюстер потребовал, чтобы капитан судна, на котором предполагалось вывезти с Новой Земли первую партию бизаниевой руды, прибыл за грузом не ранее начала июня, иначе говоря, через семь месяцев.

— Поскольку, согласно американскому плану, через семь месяцев на острове уже не будет ни бизания, ни шахтеров. Таким образом, «Сосьете де Мин дё Лоррен» останется, фигурально выражаясь, с носом.

— Именно. Американские спецслужбы рассчитывали, что добыча бизания, погрузка руды и транспортировка шахтеров займет не более пяти месяцев. Парням, однако, пришлось работать все эти пять месяцев, как проклятым. Это была убийственная работа, если учитывать не только ее темпы, но и погодные условия. Шахтерам приходилось бурить, закладывать динамит, взрывать, выбирать наверх руду, складировать, снова бурить, снова взрывать — и так до бесконечности. Там ведь сплошной гранит, а это адова работа. При температуре пятьдесят градусов мороза. Хотя у парней был богатый опыт, однако ни одному из них не доводилось прежде работать в таком холоде, да еще вдобавок при постоянных полярных ветрах с моря, которые если и прекращались, то ненадолго, словно только для того, чтобы не весь снежный покров со склона горы Бедная был сдут на материк. Для тех ребят Новая Земля была настоящим испытанием на прочность. Джейк Хобарт, например, заблудился в снежную бурю, долго плутал по снегу — и умер от обморожения. Все парни страдали там от морозов, от чрезмерной усталости. В дневнике Брюстера есть такие слова: «Это настоящее ледяное чистилище, не достойное хорошего плевка!».

— Это чудо, что они все не погибли, — сказал Президент.

— Да, им крепко досталось, ничего не скажешь, — продолжил Сигрем. — Но все-таки они вышли победителями. Как бы ни тяжела была работа, но ребята Брюстера показали, на что они способны в случае необходимости. В невероятно тяжелых условиях они сумели найти бизаний, добыть его в необходимом количестве — и при всех тяготах никто из парней не решился на предательство или дезертирство. Что касается инженерных решений и воровского фарта, — то была идеально проведенная операция, классика своего рода.

— И, стало быть, они сумели покинуть Новую Землю вместе с бизаниевой рудой?!

— Да, господин Президент, именно так, — Сигрем утвердительно кивнул. — Брюстер вместе со всей оставшейся командой засыпали шахту, уничтожили, насколько это было возможно, все следы своих работ, перетащили собранный бизаний к берегу. Специальный пароход, снаряженный для этой цели военным департаментом, под видом научного судна, которое находилось в тех широтах для проведения сугубо научно-исследовательских экспериментов, принял груз на борт. Корабль находился под командой офицера военно-морских сил лейтенанта Пратта.

— Сколько бизаниевой руды было у них?

— Если верить подсчетам Сида Коплина, у них должно было оказаться около полутонны высококачественной бизаниевой руды.

— А в пересчете на чистое содержание бизания?

— Ну, если очень приблизительно, получим где-нибудь около пятисот унций чистого вещества.

— Этого с лихвой хватило бы на весь «Сицилианский проект», — заметил Президент, явно воодушевленный услышанными цифрами.

— И даже еще осталось бы на следующий проект, — безапелляционно сказал Сигрем.

— И что же, сумел тот корабль достигнуть американского берега?

— Увы, сэр. Каким-то непостижимым образом французы разгадали игру, поняли замысел американской разведки, спрятались и терпеливо дожидались часа, когда Брюстер и его парни сделают всю работу. В момент, когда руда была уже переправлена на берег, французы начали действовать. Когда корабль лейтенанта Пратта находился на расстоянии буквально нескольких миль от побережья Норвегии и уже собирался лечь на курс, чтобы двинуться дальше на восток, вдруг на него напал непонятный, без всяких опознавательных знаков и даже без флага катер с паровым движком.

— Ну, разумеется, неизвестна национальная принадлежность катера — и нет причин для конкретных обвинений! — с чувством сказал Президент. — Это так характерно для французов: ударить исподтишка.

Сигрем улыбнулся в ответ на эту эмоциональную филиппику.

— Только на этот раз они, смею вас уверить, очень здорово просчитались! Как многие европейцы, они считали американцев мужичьем и сущими дураками. А в военном ведомстве у нас сидели тогда отнюдь не самые глупые парни! И они знали, какие меры имеет смысл предпринять для того, чтобы обезопасить экспедицию от возможных неприятностей… И прежде, чем французский катер в третий раз выстрелил по кораблю лейтенанта

Пратта, американцы сбросили в воду камуфляжные бор та, и на месте безопасного тихохода вдруг оказался во оружейный военный корабль с пятидюймовыми орудиями на борту.

— Вот это я понимаю! — с жаром воскликнул Президент. — Как воскликнул бы в подобной ситуации Тедди Рузвельт: «Знай наших!»

— Завязалась настоящая битва, и длилась она до самой темноты, — продолжил Сигрем свой рассказ. — Капитан Пратт выстрелом пробил двигатель пиратского судна, и оно загорелось. Но и американскому корабли тоже крепко досталось: он получил серьезные пробоины в трюмы начала заливаться вода. У лейтенанта Пратта один из команды был убит и еще четверо серьезно ранены. Добравшись до места назначения, Пратт обсудил с Брюстером создавшееся положение. Было решено идти в ближайший порт дружественной страны, высадить раненых на берег, поставить корабль на ремонт, а уж оттуда пытаться другими путями переправить руду в Нью-Йорк. На следующее утро, когда рассвело, корабль уже подошел к Абердину.

— А почему было попросту не погрузить там весь груз на какой-нибудь американский военный корабль? Это ведь было бы куда надежней, чем собственноручно тащить груз, добираясь до Америки на пассажирское судне?

— Никогда в таких случаях нельзя быть совершение уверенным, — ответил на это Сигрем. — Брюстер, вне всякого сомнения, опасался, что французы, не сумев захватить руду силой, могут попытаться заполучить бизаний через дипломатические каналы. Для этого достаточно было бы доказать, что корабль под флагом Соединенных Штатов перевозит ворованный бизаний. А до тех пор, покуда руда находится лично у Брюстера, никто ни в чем не сумел бы упрекнуть американцев. А если бы даже и упрекнули, официальные лица заявили бы о полной своей непричастности.

— Да… — Президент восхищенно покрутил головой. — Этот Брюстер, каким вы его обрисовали, видимо был настоящим титаном.

— И при всем том, — сказал Доннер, — росту в нем было лишь пять футов два дюйма.

— И все-таки он был удивительным человеком! Посудите сами: пройти через такие испытания, не рассчитывая при этом на какую-нибудь личную выгоду, из одних лишь патриотических соображений! Очень бы мне хотелось, чтобы Брюстер добрался до дому живым и здоровым!

— Ему бы и самому хотелось, господин Президент, только ведь, как известно, человек предполагает… Свою одиссею ему не суждено было завершить на родине… Сигрем нервно потер руки. — Французское консульство в портовом городе спустило всех собак на Брюстера, равно как и на его колорадов. Однажды вечером, когда груз еще не был отправлен в багажное отделение, на Брюстера и его людей было совершено возле причала бандитское нападение. Это было делом рук французских агентов, без сомнения. Ни единого выстрела не прозвучало. Бандиты обошлись ножами и кулаками. И хотя шахтеры из нынче легендарных городов Криппл-Крик, Лидвилль, Фэрплей сами были крепкими парнями, любили подраться и умели при случае за себя постоять, им пришлось нелегко. Правда, наши парни отразили нападение и даже пять-шесть трупов сбросили в морские волны, прежде чем остальная часть подонков ретировалась. Но, к сожалению, игра пошла по-крупному. Практически на каждом перекрестке вдоль всего их пути, почти в каждой деревушке ребят Брюстера ожидал если не один сюрприз, так другой, не другой — так третий. Сколько им пришлось пережить! За каждый деревом мог подстерегать бандит… Покуда парни пробирались по Англии, нескольких из них ранили, нескольких убили. Там шла настоящая война за выживание. Ребятам из Колорадо противостояла огромная и хорошо слаженная организация: которая могла себе позволить потерять пятерых за каждых двоих из числа шахтеров Брюстера. Силы оказались неравными, тем более, если принять в расчет, что парни до того провели столько времени в изнурительной работе. Джон Колдуэлл, Олвин Коултер и Томас Прайс умерли неподалеку от Глазго. Чарлз Уидни нашел свое последнее прибежище в Ноюкастле. Уолтер Шмидт закончил жизнь недалеко от Стаффорда, а Уорнер О’Деминг погиб в Бирмингеме. Один за другим уходили из жизни сильные, крепкие ребята, их кровью оказалась обагрена земля вдали от родины. Только Вер-нон Холл и Джошуа Хейз Брюстер сумели добраться в Саутгемптон, где они погрузили бизаниевую руду на корабль.

— И после этого, — Президент сжал кулаки и нехорошо сощурился, — французы сумели-таки захватить груз?

— Нет, господин Президент. Французы так и не получили бизаний. — Сигрем взял дневник Брюстера, быстро перелистал пожелтевшие страницы. — С вашего разрешения, прочитаю только самую последнюю запись. Она датирована 10 апреля 1912 года. Послушайте:

"Мои приключения, судя по всему, заканчиваются. Я чуть жив. Благодарение Господу, та самая руда, которую мы добывали в стужу на горном склоне и за которую пришлось всем нам заплатить столь высокую цену, теперь находится наконец в безопасности, в трюме. Один только Вернон сумеет рассказать все перипетии нашей экспедиции. Через час я отправляюсь в Нью-Йорк на корабле «Белой звезды». Мысль о том, что руда находится в надежном месте, позволяет мне поставить точку в своих записях. Дневник я оставляю помощнику американского консула в Саутгемптоне — Джеймсу Роджерсу. Он позаботится о том, чтобы настоящие записи попали в надлежащие руки. Я, наверное, долго не протяну. Да благословит Господь парней, ушедших ранее меня. Я отдал бы все на свете за возвращение в Сотби".

Когда последняя строка была прочитана, в комнате установилась тяжелая тишина. Президент подошел к окну, некоторое время простоял бездвижно, затем возвратился и сел на свое место. Он собрался с мыслями и наконец задал мучивший его вопрос:

— Правильно ли я понял, что из вышеизложенного должно следовать, что бизаний в настоящее время находится на территории Соединенных Штатов? Неужели же Брюстеру все-таки удалось…

— К сожалению, нет, господин Президент, — вынужден был признать Сигрем, лицо которого побледнело, на лбу выступили капли пота.

— Объясните! — резко сказал Президент. Сигрем поглубже вдохнул.

— Видите ли, господин Президент, дело в том, что на линии «Белой звезды» единственным кораблем, который 10 апреля 1912 года вышел из Саутгемптона, был корабль Королевского флота под названием «Титаник».

— «Титаник»?! — Президент выдохнул это слово с таким выражением лица, как если бы его ранили в живот. Такого оборота он никак не мог предполагать. — Что ж, — после паузы, несколько придя в себя, заключил Президент, — все сходится. Теперь становится понятно, почему все эти годы никто не сумел обнаружить бизаний.

— Да, судьба сыграла с колорадами злую шутку, нечего сказать! — негромко прокомментировал Доннер. — Девять парней положили свои жизни лишь ради того, чтобы погрузить бизаниевую руду в трюм корабля, которому судьбой было уготовано в первом же рейсе затонуть.

Вновь в комнате повисла тишина. Никто из троих не решался нарушить молчание.

Президент сидел с усталым, прямо-таки изможденным выражением лица. Наконец он произнес:

— Ну так и каковы же будут ваши предложения, джентльмены?

Прошло секунд десять, прежде чем Сигрем поднялся из-за стола и сверху вниз в упор посмотрел на Президента. Напряжение последних дней, перемноженное на осознание своего поражения, явилось для Сигрема непомерным ударом. У него более не оставалось выбора. Он должен был идти теперь до самого конца.

Сигрем откашлялся.

— Следует поднять «Титаник», — сказал наконец он. Президент и Доннер вскинули головы.

— Повторю, — произнес Сигрем голосом, который вдруг приобрел твердость и командные нотки. — Мы должны поднять «Титаник»!

Часть третья ЧЕРНАЯ БЕЗДНА Сентябрь 1987

Глава 23

Немыслимая, запредельная красота абсолютной черноты предстала взгляду и заставила начисто позабыть о самом существовании земной тверди. Альбер Джиордино знал по опыту, что через несколько минут пребывания в абсолютной темноте человеческий мозг начинает работать в режиме легкого расстройства. У него возникло такое чувство, будто в безлунную ночь, крепко зажмурившись, он сиганул с огромной высоты в бездонную пропасть. При этом Джиордино не испытывал страха, тошноты, головокружения — он просто падал.

Пот градом катился по лицу и заливал глаза. Джиордино зажмурился, отчаянно замотал головой, вытер лицо манжетой и мягко положил руку на знакомый до мелочей, выученный в подробностях, нюансах и всех шероховатостях пульт управления. Пробежав пальцами по выступам, оконечностям тумблеров, он наконец обнаружил искомое и резко перевел выключатель в крайнее верхнее положение.

Прожекторы, с внешней стороны прикрепленные к корпусу глубоководной подлодки, вспыхнули и прочертили искрящиеся, как бриллиантовая пыль, две дорожки. Пучки яркого света окрасились в сине-голубой цвет. Встречавшиеся в толще воды крошечные организмы, попадая в свет прожекторов, напоминали лесных светляков, отдавая аккумулированный свет, и затем исчезали, пропадая в темноте. Отвернув лицо, чтобы не затуманилось толстое плексигласовое стекло, Джиордино выдохнул воздух и откинулся на мягкую спинку капитанского кресла. Прошла минута или даже больше, прежде чем Джиордино вновь склонился над панелью управления и принялся возвращать лодке временно утраченную способность двигаться. Изучив показания множества приборов на пульте, удостоверившись в нормальном положении стрелок на всех циферблатах, убедившись, что все цветные индикаторы светят зеленым, подтверждая полную работоспособность всех систем подлодки, он повторно включил систему электрического привода своей «Сапфо-1».

«Сапфо-1». Джиордино сел на край кресла и уставился за корму. С точки зрения специалистов из Национального агентства надводных и подводных коммуникаций, эта подлодка была самой большой и самой современной среди аналогичных субмарин такого класса. У Ала Джиордино на сей счет имелось свое мнение. Когда он увидел эту лодку, она показалась ему этакой разросшейся до чудовищных размеров гаванской сигарой, упавшей на лед.

Подлодка «Сапфо-1» по своему дизайну и техническим характеристикам не шла ни в какое сравнение с военными субмаринами. Она была сконструирована для исследований морского дна, только для этого и ни для чего иного, и поэтому каждый винтик был сделан так, чтобы команда из семи исследователей могла чувствовать себя максимально комфортно на борту, где помимо людей находилось две тонны океанографического оборудования, инструментов, прочего научного снаряжения. «Сапфо-1» в принципе не была рассчитана на то, чтобы из нее можно было выпустить торпеду или пройти в ней через весь океан, выжимая до семидесяти узлов в час. Хотя, с другой стороны, эта лодка могла работать в таких условиях, где не сможет никакая другая. «Сапфо-1» была рассчитана на погружение на глубину до двадцати четырех тысяч футов. Однако всякий раз, когда приходилось садиться за пульт управления, Джиордино испытывал некоторый плохо объяснимый дискомфорт. Он посмотрел на показания глубиномера: 12 500 футов. Давление воды увеличивается в пропорции — пятнадцать фунтов на квадратный дюйм при погружении на каждые следующие тридцать футов. Он сосредоточился, сосчитал в уме и ухмыльнулся, получив жуткий ответ: шесть тысяч двести фунтов на квадратный дюйм. Именно с такой чудовищной силой вода в данную минуту сжимала титановый корпус окрашенной в ярко-красный цвет подлодки «Сапфо-1».

— Как насчет того, чтобы взять новую пробу грунта? Джиордино поднял голову и посмотрел в вечно хмурое лицо Омара Вудсона, фотографа научной экспедиции. В руках у Вудсона дымилась чашка только что приготовленного ароматного кофе.

— Створчатый пушер-манипулятор взял бы пробу пять минут назад.

— А я без претензий к тебе. Какой-то идиот вырубил свет, — Вудсон протянул ему чашку кофе. — Ты проверил, сейчас все нормально?

— Абсолютно все, — ответил Джиордино. — Я дал возможность кормовой батарее немного отдохнуть. Следующие восемнадцать часов пусть поработают батареи центральной секции.

— Нам чертовски повезло, что в момент, когда свеч вырубился, мы не въехали в какую-нибудь скалу.

— Повезло — не то слово! — Джиордино поглубже уселся в кресло, потер уставшие глаза и широко зевнул. — В последние шесть часов сонар не выявил ничего более существенного, чем камень размером с бейсбольный мяч. Тут такое же плоское дно, как живот у моей подружки.

— Ты хотел сказать не живот, а грудь, — уточнил Вудсон. — Я видел ее фотографию, — Вудсон широко улыбнулся, что бывало чрезвычайно редко.

— У каждого свои недостатки, — согласился Джиордино. — Но если принять в расчет, что ее папаша крупный торговец спиртным, то на фоне его капиталов дочкина плоская грудь даже и незаметна, между нами говоря.

Он оборвал себя в тот самый момент, когда Руди Ганн, командир экспедиции, заглянул в отсек управления. Капитан был невысокого роста, жилистый. Увеличенные мощными линзами очков, его глаза смотрели внимательно, отчего казалось, что он видит всякого насквозь. Крупный римский нос придавал лицу несколько хулиганское выражение. Однако внешность была обманчива. Руди Ганн на самом деле был мягкий и покладистый человек и всякий, кому когда-нибудь доводилось работать под началом Руди Ганна, проникался к нему огромным уважением.

— Вы двое опять болтаете? — с мягкой улыбкой не то спросил, не то констатировал он.

— Старые раны болят, — серьезно сказал Вудсон. — Опять он завел про свою девушку.

— И это вполне понятно. Когда пятьдесят первый день длится плавание, тут хочешь не хочешь, заговоришь про женщин, — Ганн оперся о приборную доску и заглянул в пилотский окуляр. Первые несколько секунд он видел перед собой лишь голубоватый дым, затем постепенно разглядел и неяркое красное мерцание донных осадочных пород, оказавшихся в лучах прожекторов. На короткоевремя перед окуляром в пучке света оказалась креветка дюймовой длины: медленно, торжественно проплыла и исчезла во тьме.

— Даже обидно бывает порой, что нельзя вылезти и побродить по дну, — сказал Ганн, освобождая место. — Будь у нас такая возможность, чего только мы не сумели бы там обнаружить.

— А не больше, чем можно обнаружить в центре пустыни Мохав. — Джиордино подумал и добавил: — Одна помойка… — Он приподнялся из кресла и постучал ногтем по стеклу одного из приборов. — Холодает, однако же, еще недавно было тридцать четыре и восемь по Фаренгейту.

— Нет, кто бы что ни говорил, а однажды спуститься сюда — это класс! Хотя постоянно здесь торчать я бы ни в жизнь не согласился… — заметил Вудсон.

— Что-нибудь на сонаре? — спросил Ганн. Джиордино кивком показал на вмонтированный в середину панельной доски большой зеленоватый экран. Согласно показаниям, лодка сейчас двигалась над совершенно гладким участком дна.

— Прямо по курсу и по сторонам — решительно ничего. Несколько часов профиль не меняется.

Усталым жестом Ганн снял очки и помассировал веки.

— Ладно, джентльмены, будем считать нашу миссию близкой к своему логическому концу. Еще исследуем небольшой участок, и через десять часов я командую к всплытию, — инстинктивным движением он вскинул голову и посмотрел на панель приборов, расположенную под потолком — Мамочка с нами, нет?

— Как раз над нами, прямо над головой, — ответил Джиордино.

Ему достаточно было поднять глаза и увидеть мелко подрагивающую стрелку датчика, чтобы сказать наверняка, что их родная «мамочка», их катер сопровождения, находится рядом и постоянно сонирует все их перемещения.

— Свяжись с ними, — скомандовал Ганн, — и передай, что мы начинаем всплытие в девять ноль-ноль. У них будет достаточно времени взять нас на борт и принять «Сапфо-1» до захода солнца, чтобы они потом не жаловались на нехватку времени.

— Знаете, а ведь я практически уже позабыл, каков он, заход солнца, — признался Вудсон. — Чтобы прийти в себя, мне понадобится незамедлительно отправиться на пляж, всласть поглазеть на ягодички, буфера и прочие плохо закамуфлированные женские прелести, чтобы вновь ощутить себя прежним папой Вудсоном… С меня, честно говоря, уже хватит всех этих многодневных купаний.

— Слава Богу, что скоро все это кончится, — сказал Джиордино. — Проведи я под водой еще неделю, и точно съехала бы крыша.

Вудсон с любопытством посмотрел на коллегу.

— Крыша настолько дырявая, что не жалко, пускай съезжает.

Ганн широко улыбнулся, слушая болтовню подчиненных.

— Разумеется, все очень устали и заслуживают хорошего отдыха. Вы, парни, поработали на сей раз прекрасно. Теперь мы привезем столько всякой всячины, что всем нашим лабораториям на месяц работы хватит: пускай исследуют, что мы тут для них надыбали.

Джиордино посмотрел на Ганна долгим внимательным взглядом и раздельно произнес:

— Да, Руди, на этот раз нам выпала прямо-таки дьявольская по сложности экспедиция. Тут хочешь не хочешь, а запомнишь.

— Не совсем понимаю тебя, — сказал Ганн.

— Я про то, что у нас получилось что-то вроде спектакля, для которого не хватает актеров, или правильнее было бы сказать, где ролей больше, чем самих актеров. Вот именно это я и имел в виду. — Он указал рукой в сторону кормового отсека, где в эту самую минуту вовсю трудились четверо из команды подлодки: Бен Драммер, долговязый южанин с типично алабамской замедленной манерой произносить слова; Рик Спенсер, невысокий плотный блондин из Калифорнии, у которого была привычка постоянно насвистывать сквозь зубы; Сэм Меркер, космополит, чистюля, интеллигент, похожий на уоллстритовского брокера, а также Генри Манк, вялый интеллектуал, по лицу которого можно было безошибочно сказать, что сильнейшим его желанием было исчезнуть куда угодно, хоть к чертовой матери, с борта «Сапфо-1». — Посмотри на свою команду. Эти шуты на корме, ты, Вудсон да я — мы все тут сплошь инженеры, специалисты по гайкам и болтам, так сказать. В экипаже нет ни одного ученого, хоть самого завалящего, с какой-никакой научной степенью.

— Слушай, но ведь когда люди впервые прилетели на Луну, в космическом экипаже тоже не было ни одного интеллектуала, одни простые парни вроде нас, — заметил ему Ганн. — Я считаю, что именно инженеры и механики, специалисты по гайкам и болтам, как ты выразился, и должны налаживать такое сложное, как на «Сапфо-1», оборудование. Мы столько времени находились на борту этой лодки именно для того, чтобы отладить работу всех систем и на практике показать возможности судна. А вот после нас, во вторую очередь, сюда придут океанографы. Можешь мне поверить, что все наши имена после этой экспедиции окажутся занесенными в анналы. Наше плавание будет названо, увидишь, не иначе как выдающимся научным достижением.

— Скажешь тоже, — с важным видом сказал Джиордино, — какой я тебе герой…

— Старик, так ведь я не об этом, — сказал Вудсон. — Я себя тоже героем не считаю. Но признайся, что продажа страховки — это всегда геройская, хотя и адова работенка.

— Он пока еще этого не понимает, — сказал Ганн. — Подумай, дурная башка, о тех сногсшибательных историях, которые после этой вот экспедиции ты сможешь рассказывать своим девочкам! Только подумай, какие у них будут лица, когда ты скажешь, что пилотировал самую большую в мире исследовательскую глубоководную субмарину! И пилотировал-то мастерски!

— Мастерски, как же… — произнес Джиордино — Вы потом спросите у меня, что это, мол, я как пилот этой превосходной научной глубоководной субмарины решил вдруг отклониться на пятьсот миль от заданного курса.

Ганн повел плечом.

— Приказано было.

Джиордино с изумлением посмотрел на Ганна. — Насколько я понимаю, мы должны были плыть под Лабрадором, а вместо этого адмирал Сэндекер вдруг приказал изменить курс и утюжить эти бескрайние равнины возле берегов Ньюфаундленда. Я, признаться, не вижу в том большого смысла.

Ганн растянул губы в подобие сфинксовой улыбочки. Несколько секунд продолжалась эта пауза, причем Ганну не требовалось быть чрезмерно догадливым, чтобы сообразить, какая именно мысль мучила в этот момент его парней. А они, без сомнения, думали о том, что же в мыслях у капитана. И Ганн и его парни мысленно вернулись на три месяца и две тысячи миль назад, в офис Национального агентства надводных и подводных коммуникаций, в Вашингтоне, ДК. Именно там адмирал Сэндекер, Генеральный директор агентства, впервые огласил решение предпринять самый невероятный из всех когда-либо задуманных подводных проектов.

— Черт побери! — Голос адмирала Джеймса Сэндекера был подобен раскатам грома: — Верьте или нет, но я отдал бы свое годовое жалованье за право оказаться рядом с вашими людьми!

Джиордино еще тогда подумал, что со стороны адмирала это все чистейшей воды демагогия, красивые слова, не более. По сравнению с адмиралом Сэндекером диснеевский Дядюшка Скрудж был завзятым экономом. Джиордино поудобнее уселся в мягком кожаном кресле и повернулся, чтобы лучше видеть лицо вдохновленного собственным прекраснодушием адмирала. Джиордино с удовольствием попыхивал старой, которую потихоньку стащил из коробки, стоявшей на адмиральском столе в тот самый момент, когда адмирал Сэндекер, объяснявший свой проект, отвернулся к висевшей на стене огромной карте Атлантического океана.

— Вот именно тут он и находится, — при этих словах адмирал звучно хлопнул указкой по карте. — Тут проходит течение Лорелея, которое берет свое начало от западной африканской оконечности, далее следует к северной оконечности среднеатлантической гряды, после чего начинает петлять между Гренландией и Баффиновыми островами и в итоге завершает свой путь в Лабрадорском море.

Джиордино сказал в тот момент:

— Знаете, адмирал, я, конечно, не специализировался в океанографии, но после всего услышанного подумал, что ведь тогда течение Лорелея должно пересекаться с Гольфстримом?

— Нет, поскольку Гольфстрим относится к числу так называемых верхних течений, которые движутся в верхних водных слоях, тогда как Лорелея — самое холодное, самое мощное течение в мировом океане, — проходит на глубине около четырнадцати тысяч футов.

— Значит, Лорелея проходит под Гольфстримом, — мягко уточнил Спенсер, впервые за все время брифинга позволивший себе задать вопрос.

— Да, в этом есть доля истины, — Сэндекер замолчал, благожелательно улыбнулся и затем продолжал. — Если рассматривать глобально, то мировой океан состоит из двух слоев. Из поверхностного, или, как его иногда еще называют, верхнего слоя, который нагревается солнечными лучами, перемешивается ветром, и плотного, холодного слоя, состоящего из промежуточных и глубинных вод. Причем тот и другой слои никогда не конвертируют, не перемешиваются между собой.

— Звучит прямо как лекция, — без особого энтузиазма заявил Манк. — И потом это название из категории черного юмора, — назвать холодное течение по имени рейнской нимфы, которая была весьма охоча до развлечений и заманивала моряков. Если есть такое место, куда мне хотелось бы попасть, в последнюю очередь, так это Лорелея.

На лице адмирала появилась узкая улыбочка.

— К названию вы скоро привыкнете, джентльмены, тем более, что следующие пятьдесят дней вам предстоит провести именно там.

— И каков же характер работы? — вызывающе поинтересовался Вудсон.

— Я бы сказал, что «Подводная экспедиция по изучению Лорелеи» уже в самом своем названии содержит ответ на ваш вопрос. Вы спуститесь в глубоководной научно-исследовательской субмарине под воду, пройдете пятьсот миль на северо-запад от Дакара и начнете подводное плавание в течение Лорелея. Главная ваша задача будет заключаться в том, чтобы опробировать ходовые качества судна и функциональность всех исследовательских систем, расположенных на борту «Сапфо-1». Если окажется, что все системы судна работают нормально то есть, если не возникнет аварийной необходимости в срочном всплытии, вы завершите вашу экспедицию в середине сентября, достигнув к тому моменту середины Лабрадорского моря.

Меркер мягко откашлялся, прочищая горло.

— Насколько мне известно, ни одна подводная лодка прежде не оставалась столь продолжительное время на таких глубинах.

— Вы хотите воздержаться от экспедиции, Сэм? Я правильно вас понял?

— Собственно… Нет, я не воздерживаюсь, я только спросил.

— Джентльмены, я очень хочу быть правильно понятым. Предпринимаемая нами экспедиция сугубо добровольное дело, и никто не собирается силком вас запихивать в подлодку.

— А почему выбор пал именно на нас? — спросил Бен Драммер, поднимаясь с пола, где он удобно устроился. Со стороны казалось, что он осторожно раскручивает свое необыкновенно длинное тело. — Я, скажем, инженер по кораблям. Находящийся тут с нами Спенсер специалист по оборудованию. Меркер эксперт по исследовательским системам. Не вполне понимаю, каким именно методом вы руководствовались при отборе экипажа.

— Все вы профессионалы высокого класса. Вы не упомянули еще Вудсона, он превосходный фотограф и приглашен нами потому, что «Сапфо-1» имеет на борту массу специально сконструированных систем для ведения подводной фотосъемки. Присутствующего здесь Манка я считаю, и не без основания, лучшим специалистом по блокам во всем нашем Агентстве. Вы будете находиться под командованием Руди Ганна, который в разное время возглавлял практически все корабли, находящиеся в распоряжении НУМА.

— А что касается меня? — спросил Джиордино. Сэндекер изучающе посмотрел на окурок сигары, дымившейся во рту молодого человека, сразу же узнал сорт, понял происхождение сигары и нехорошо сощурился. Впрочем, Джиордино никак не отреагировал на прищур адмирала.

— Как помощник директора Агентства по проектам вы будете осуществлять общий контроль за выполнением задачи. Ну а кроме того, если вы возьмете на себя управление лодкой, это будет как нельзя более кстати.

Джиордино изобразил плутовскую улыбку и, уставившись на адмирала, сказал:

— Дело в том, что моя пилотская лицензия дает право пилотировать самолеты, включая наиболее современные, однако не дает мне решительно никаких прав в отношении подлодок.

По лицу адмирала пробежала легкая тень неудовольствия.

— Я думаю, вам не следует обсуждать произведенный мной выбор кандидатур. И если я говорю, что было бы очень кстати вам сесть за пульт управления, значит, действительно было бы весьма кстати, — голос Сэндекера звучал сухо и холодно. — Однако, если уж мы решили поговорить начистоту, я признаюсь, что в настоящий момент у меня попросту нет лучших кандидатур для запланированной экспедиции. Тем более, что все вы знаете друг друга по работе во время Босфорской морской экспедиции. У всех вас богатый опыт подводных работ и более чем достаточно умения и сообразительности. Вы умеете пользоваться всеми инструментами на борту, лодки, любым прибором из арсенала океанографической разведки, который до настоящего времени произведен. Кстати, все то, что вам удастся обнаружить во время экспедиции, будет самым тщательным образом исследовано в наших лабораториях. Но еще раз повторю, каждый из вас — каждый, джентльмены! — волен пойти в плавание только по желанию. Никаких принудительных мер быть не может.

— Ну разумеется… — как эхо откликнулся Джиордино с непроницаемым лицом.

Сэндекер подошел к своему месту и уселся за стол.

— Вы все соберетесь послезавтра, и тогда мы начнем программу подготовки. Подготовка будет проходить в одном из наших береговых центров, в Ки-Уэст. Авиакомпания «Пелхолм» уже провела большую серию тестов на нашей новой субмарине, так что вам предстоит лишь изучить конкретные приборы и привыкнуть к лодке. Кроме того, вы должны будете ознакомиться с программой запланированных на время экспедиции экспериментов.

Спенсер по своей привычке негромко присвистнул через зубы.

— Авиакомпания «Пелхолм»? Вот это я понимаю… Только скажите мне ради всего святого, что могут знать о дизайне и управлении глубоководной субмариной специалисты по самолетам?

— Да будет вам известно, — терпеливо начал разъяснять Сэндекер, — что уже добрый десяток лет «Пелхолм» успешно применяет свои наработки в области самолетостроения для конструирования кораблей. И за эти десять лет они уже сконструировали четыре многофункциональные подводные лаборатории и еще две подводные лодки по заказу военных моряков. Кстати, обе лодки зарекомендовали себя с самой лучшей стороны.

— Я чрезвычайно рад, хотя мне хотелось бы, чтобы и наша лодка оказалась не хуже, — заметил Меркер. — Видит Бот, меньше всего хочу обнаружить на глубине четырнадцати тысяч футов, что лодка протекает.

— Ты хочешь сказать, что поджилки дрожат, — пробормотал Джиордино.

Манк потер глаза и уставился под ноги с таким видом, как будто увидел дно моря. Когда он заговорил, слова его звучали чуть слышно:

— Скажите, адмирал, действительно ли вы считаете, что задуманная экспедиция так уж необходима?

Сэндекер, осознавая серьезность вопроса, со значением кивнул.

— Да, именно так я считаю. Океанографам чрезвычайно необходимо выяснить общую картину и структуру течения Лорелея с тем, чтобы они могли дальше разрабатывать проблемы глубоководной циркуляции в мировом океане. И, верьте на слово, экспедиция, которую вам надлежит совершить, будет значить не меньше, чем первый пилотируемый полет вокруг Земли. А, кроме того, когда вы будете испытывать самую совершенную на сегодняшний день подлодку, то сможете заглянуть в такие глубины и изучить такие явления, о которых сегодня никто еще и не догадывается. Так что не должно быть никаких сомнений на этот счет. Немаловажно для вас и то обстоятельство, что «Сапфо-1» имеет на борту все известные на сегодняшний день средства безопасности. И потому я даю вам слово, что ваша экспедиция будет не только совершенно безопасной, но также и максимально комфортной.

Легко ему говорить, думал Джиордино. Его-то там не будет.

Глава 24

Генри Манк переменил положение тела, поудобнее устроился на длинной виниловой подстилке, с трудом подавил зевок и вновь уставился в кормовой иллюминатор «Сапфо-1», за сверхпрочным стеклом которого простиралось безбрежное ровное дно, столь же неинтересное для исследователя, как для читателя книга с чистыми страницами. Однако, вопреки формальной логике, Манк изучал океанский ландшафт с огромным интересом. Наблюдая каждую ложбину, камень, каждого попавшегося на глаза глубоководного обитателя океана, он приходил в тихий экстаз от самого факта, что видит все это самым первым среди жителей планеты. Это была скромная, однако более чем достаточная награда за те бесконечные часы изнурительных поисков, проведенные Манком за сканнером и прочими приборами, вмонтированными в носовую часть подлодки.

Немалых усилий стоило заставить себя оторваться от плексигласового иллюминатора и сфокусировать внимание на приборах «С-Т-СВ-Д» — сенсор все эти дни не прекращал работу, ни на час: измерял соленость воды за бортом, температуру, скорость посылаемых звуковых сигналов, глубину и давление; все эти данные автоматически записывались на ленту. Глубоководный прибор для вычерчивания рельефа дна с помощью акустического устройства определял минимумы и максимумы поверхности океана, а также определял состав пород, находящихся под океанским дном. Гравиметр каждые четверть мили автоматически фиксировал показания. Сенсор для отслеживания подводных течений постоянно обращал свое недреманное око в направлении Лорелеи, фиксируя направление течения. Магнитометр измерял магнитный фон дна и фиксировал показания, включая аномальные, вызванные присутствием на дне металлических предметов.

Манк едва не проскочил по инерции. Амплитуда движения на магномегрической ленте была настолько мала, буквально в несколько миллиметров, что если бы в ту самую секунду Манк не перевел взгляд на ленту, выведении автоматом крошечный бугорок посреди длинной прямой линии мог бы остаться незамеченным. Стремительно прильнув к плексигласовому иллюминатору, Манк впился в донный рельеф, напряженно сощурившись, как будто бы такая мера могла улучшить видимость. Затем, обернувшись в сторону Джиордино, который в тот самый момент находился возле пульта управления лодкой, Манк закричал:

— Полный стоп!

Джиордино резко обернулся в сторону кормового иллюминатора, но из своего кресла пилота он мог видеть только ноги Манка, тогда как сам Манк был буквально погребен в штабелях различных приборов.

— Что там еще?!

— Только что мы проследовали над каким-то металлическим объектом. Дай задний ход, хочу посмотреть.

— Даю назад, — внятно, чтобы Манк на своем месте мог услышать, сказал Джиордино.

Два мотора, расположенные в центральной части корпуса лодки, были немедленно включены в реверсивном режиме с половинной нагрузкой. Еще несколько секунд «Сапфо-1» двигалась вперед, увлекаемая силой инерции и водами Лорелеи, затем замедлила свое поступательное движение, замерла и лишь после начала обратное движение, преодолевая мощное подводное течение. Ганн и остальные члены команды плотным кольцом обступили рабочее место Манка.

— Конкретнее не разобрал? — спросил Ганн.

— Пока нет, — ответил Манк. — Что-то торчит из дна позади нашей кормы, футов за двадцать. Я могу лишь разобрать неясные очертания, кормовые огни не дают достаточного освещения.

Все затаили дыхание.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Манк нарушил напряженную тишину:

— Ну вот, есть, кажется…

Ганн обернулся к Вудсону:

— Приготовить к работе две стереоскопические донные кинокамеры и захват. Как минимум, мы должны заснять на пленку.

Вудсон понимающе кивнул и рванулся к своему оборудованию.

— Внешний вид описать можешь? — спросил Спенсер.

— Похоже на корабельную дымовую трубу. Голос Манка прозвучал так, что очевидными для собравшихся стали его волнение и попытки выдать это волнение за сосредоточенно-деловой тон.

Ганн изобразил на лице скептическую гримасу:

— Труба?

Драммер от нетерпения и переполнявшего любопытства грубо облокотился на плечо Манка:

— Что еще за труба?

— Труба с отверстием конического сечения, похожая на раструб или воронку, — раздраженно откликнулся Манк. — Правый борт находится над объектом. Пусть Джиордино остановит лодку, как только предмет будет виден через иллюминатор.

Ганн подошел к Джиордино.

— Ты можешь сохранять статичную позицию?

— Попробую. Но только сразу предупреждаю, если течение начнет разворачивать лодку, я не смогу контролировать движение судна, и мы однозначно потеряем из вида предмет, что бы он собой ни представлял.

Ганн отступил, подался вперед, спружинил на руки и, улегшись, чуть оттер головой Меркера и Спенсера от донного иллюминатора. Почти в то же самое мгновение все трое увидели сам предмет. Он выглядел в точности так, как описал Манк: колоколообразная труба с коническим отверстием дюймов пяти в диаметре. Труба поднималась прямо из донного ила. Тусклая поверхность трубы была покрыта темными пятнами, его металл казался вполне крепким, без видимых разрушений и совсем без следов ржавчины.

— Пока застыли, — прокомментировал свои действия Джиордино. — Но я не могу гарантировать, что нас в ближайшие секунды не начнет сносить течением.

Не отрывая взгляда от иллюминатора, Ганн сделал знак Вудсону, который навис над окулярами обеих камер, снабженных мощным объективами.

— Ну же, омар!!!

— В фокусе… Снимаю.

Меркер обернулся и посмотрел в упор на командира:

— Давай рискнем, вдруг сумеем захватить ее? Ганн поначалу никак не отреагировал на предложение, даже не шевельнулся: он весь обратился в зрение, и создавалось впечатление, что командир боится оторвать взгляд от странного предмета.

Меркер подождал, затем сощурился и повторил обращение:

— Ты слышишь, Руди? Я говорю, давай щупальцем попробуем, вдруг повезет?!

Наконец смысл произнесенных слов дошел до капитана.

— Да, да, разумеется, — не поворачивая головы, как во сне ответил Ганн.

Меркер снял с креплений металлический ящик, который был прикреплен к передней переборке пятифутовым кабелем, и занял место возле центрального иллюминатора, через который обыкновенно обозревал пространство пилот подлодки. Открыв крышку ящика, Меркер оглядел несколько рядов кнопок и большой конический круг в центре. Так выглядел пульт металлического манипулятора, своеобразной четырехсотфутовой металлической клешни, которая была смонтирована под самым днищем «Сапфо-1».

Меркер нажал кнопку, приводящую в действие автоматическую клешню. Когда манипулятор выдвинулся на всю свою длину, Меркер положил руки на тумблеры управления, и семифутовая металлическая рука начала плавное движение в сторону обнаруженного предмета. В этом районе океана дно было покрыто толстым, дюймов в восемь, слоем ила.

— Мне нужен еще один фут, — сказал Меркер. — Чуть вперед.

— Слушаюсь, — ответил Джиордино. — Только имей в виду, любое продвижение может привести к тому, что лодку развернет.

Как во сне, когда предметы вдруг приобретают не свойственную им и нарочито медленную подвижность, труба с удручающей неспешностью проплыла под самой клешней из нержавеющей стали. Меркер привел в действие зажимы автоматической клешни: металлические пластины на конце манипулятора разошлись и тотчас сомкнулись, прихватив трубу за самый край. Нажатием очередной кнопки он зафиксировал захват. И хотя для всех этих действий потребовались мгновения, время было упущено. Подводную лодку начало разворачивать течением, и добыча выскользнула из нержавеющей клешни. Меркер спешно предпринял еще одну попытку захватить трубу, однако на сей раз клешня, выдвинутая на всю свою длину, прошла в каком-нибудь дюйме от находки.

— Разворачивает, — закричал Джиордино, — мне ее не удержать.

Пальцы Меркера забегали по кнопкам, клавишам и тумблерам дистанционного пульта: со стороны казалось, что он прикасается сразу ко всем рычагам управления. Меркер хотел попробовать еще раз. Если сорвется и на этот раз, им не удастся снова подогнать лодку именно в эту точку, тем более, что здесь была очень паршивая видимость. Руки Меркера сделались деревянными, на лбу выступили крупные капли пота.

Отогнав клешню в крайнее правое положение, Меркер чуть развернул саму захватывающую головку, градусов на шесть по ходу лодки, таким образом заранее пытаясь скомпенсировать неизбежное начало очередного поворота судна. Стремительным движением железная рука опустилась, Меркер раскрыл и тотчас же резко захлопнул захватывающий механизм, зафиксировав пойманный предмет. Самый край неизвестной трубы оказался хорошенько прихвачен.

Удалось!!!

Теперь, справляясь с естественной в таких случаях торопливостью, Меркер поднял клешню, осторожно дюйм за дюймом высвобождая трубу из многолетнего толстого ила. От напряжения пот прямо-таки лился со лба Меркера, мешая следить за движениями механизма. Тут нельзя было допустить даже малейшей неточности: одна ошибка, и выпавший предмет окажется вне пределов досягаемости — теперь уже навсегда. Наконец донная грязь выпустила из своих объятий трубу, которая была сразу поднята повыше над дном и подтянута к центральному иллюминатору.

— Боже мой… — прошептал Вудсон, — а ведь это совсем не труба.

— На рог похоже, — сказал Меркер.

— Нет, — Ганн авторитетно мотнул головой, — это корнет.

— Почему это ты так уверен? — Покинувший свое место возле пульта управления, Джиордино, положив подбородок на плечо Ганну, напряженно всматривался в мутную воду, пытаясь различить очертания пойманного клешней предмета.

— В школе, уже старшеклассником, я играл на таком в оркестре.

Теперь и все остальные различили предмет. Да, конечно, этот раструб, как у колокола, множество сложно переплетенных труб, кнопки для пальцев и, наконец, мундштук, в который дует трубач.

— Судя по виду, — заметил Меркер, — она из латуни или сплавов примерно такого же состава.

— Поэтому стрелка магнетометра почти и не отреагировала на нее, — сказал Джиордино. — Там только мундштук из железа да еще некоторые детали клапанного механизма.

— Вот бы узнать, сколько времени она тут пролежала? — Драммер ни к кому конкретно не обращал свой вопрос.

— Не знаю, не знаю, меня, например, больше интересует, как эта труба здесь оказалась, — Меркер продолжал внимательно изучать находку.

— Тут столько разных кораблей ходит, — как само собой разумеющееся сказал Джиордино. — Кто-нибудь уронил или, может, специально выбросил. Может, какой-нибудь пацан, которого замучили уроками музыки…

— А может и так быть, что владелец этого корнета лежит где-нибудь неподалеку, — произнес Меркер, не поднимая головы.

— Бр-р-р… — при этих словах Спенсера буквально передернуло. — Скажешь же такое!

Весь экипаж «Сапфо-1» погрузился в задумчивое молчание.

Глава 25

Старинный фордовский трехмоторный аэроплан, известный в истории авиации под именем «Тин Гуз», то есть «оловянная гусыня», выглядел настолько неуклюжим, что вид его не позволял даже подумать о том, что эта огромная конструкция вообще способна перемещаться по воздуху. И однако же аэроплан летел и даже, повинуясь воле пилота, заложил изящный крен, прежде чем выбрать курс, параллельный взлетно-посадочной полосе Вашингтонского национального аэропорта.

Питт закрыл все три двигательных дросселя, и неуклюжий аэроплан приземлился с такой же грацией, легкостью и изяществом, как легчайший осенний лист, спланировавший с ветки на траву. Он подрулил к одному из авиационных ангаров, принадлежавших НУМА, в северной части аэродрома. Ожидавшие самолет механики тотчас же закрепили специальными блокировочными колодками колеса «гусыни» и начерно, как это и принято, осмотрели все основные системы аэроплана. Вырубив зажигание, Питт следил за тем, как снижается скорость вращения лопастей пропеллеров. Вот наконец моторы замерли, их лопасти отражали солнечные блики. Только когда стих грохот, он снял с головы наушники, повесил их на штурвал, повернул фиксаторную защелку пилотского окна и открыл его, впустив в кабину струю тугого свежего воздуха.

На лбу Питта вдруг обозначилась глубокая морщина, свидетельствующая об удивлении. На асфальте, прямо под его кабиной, стоял и делал руками какие-то отчаянные знаки человек.

— Эй, — закричал Джен Сигрем, — вы позволите мне подняться к вам?

— Я сейчас сам спущусь, — крикнул в ответ Питт.

— Оставайтесь, пожалуйста, на месте.

Ничего не понимая, Питт пожал плечами и откинулся на спинку пилотского кресла. Сигрему понадобились буквально считанные секунды, чтобы вскарабкаться на борт оловянного трехмоторника и открыть дверь в пилотский отсек. Он был одет в модный светло-коричневый костюм с жилеткой в тон. Впечатление заметно портили многочисленные складки на брюках и пиджаке, которые явно свидетельствовали о том, что последние сутки выдались у Сигрема не самыми спокойными в жизни.

— Слушайте, где вам удалось раскопать такую превосходную машину? — спросил Сигрем.

— Я увидел этот аэроплан в местечке Кефлавик, в Исландии, — ответил Питт. — Сторговался, так что машина обошлась мне не особенно дорого. Правда, в Штаты ее пришлось везти по морю.

— Настоящий шедевр.

Питт знаком указал Сигрему на свободное место, предназначенное для второго пилота.

— Вы хотите о чем-то со мной переговорить именно в кабине, или все-таки выйдем на свежий воздух? Через несколько минут солнце все здесь нагреет, что будет жарко, как в инкубаторе.

— То, что я собираюсь вам сказать, не отнимет много времени, — Сигрем уселся в кресло и, собираясь с мысами, шумно выдохнул.

Питт изучающе наблюдал за ним. Сигрем походил сейчас на человека, которому волею обстоятельств приходилось поступать явно против желания. Даже, точнее, на гордеца, которому нужно было пойти на некоторый компромисс, небезусловный, как и все компромиссы.

Наконец Сигрем заговорил. При этом он предпочел смотреть прямо перед собой, в ветровое стекло, избегая взгляда собеседника.

— Я, конечно, понимаю, что вы сидите сейчас и пытаетесь понять, что это мне вдруг понадобилось от вас, так ведь?

— Ну что ж, я признаюсь, что подобная мысль у меня действительно появилась.

— Мне нужна ваша помощь.

Вот оно что! Никакого упоминания о недавнем хамстве. Никаких общих рассуждений, никаких подготовительных фраз. Только просьба — без обиняков.

Питт сощурился, как от яркого света.

— Не знаю почему, но только у меня такое чувство, что я вам нужен не больше, чем, скажем, порция сифилиса.

— У вас чувство… У меня чувство… Все это сейчас не суть важно, постарайтесь понять правильно. Что действительно важно, так это то, что правительство Соединенных Штатов нуждается в вас, ваших способностях, ваших талантах.

— В талантах? Правительство нуждается в моих талантах?! — Питт даже не попытался скрыть изумление. — Бросьте, Сигрем, вы не иначе, как разыгрываете меня.

— Верьте на слово. Я и сам не чужд розыгрышей, только нынешнее положение особенное. Не так давно я разговаривал с адмиралом Сэндекером, так вот он убедил меня в том, что единственный человек, который в состоянии помочь, кому по силам попытать счастья в одном очень, прямо скажем, непростом деле — это вы.

— Что это за дело?

— Поднятие «Титаника».

— Ну, разумеется! Когда жизнь делается удручающе монотонна, для того чтобы сделать ее хоть чуточку… — тут Питт оборвал себя на полуслове, словно запнулся, его зеленые глаза изобразили вдруг живейшее изумление, краска прилила к лицу. — Простите, как вы сказали?! — Его голос при этих словах сделался сдавленным и негромким.

Сигрем с удивлением посмотрел на своего собеседника.

— Поднятие «Титаника». Знаменитого океанского лайнера. Да вы ведь наверняка слышали о нем.

Несколько последующих секунд прошли в обоюдном молчании. Питт сидел в своем кресле, не двигаясь. Наконец он заговорил:

— Скажите, а сами-то вы понимаете, о чем идет речь?

— Можете быть абсолютно уверены.

— Спрашиваю потому, что задуманное предприятие в принципе невыполнимо. — Лицо Питта исказила напряженная судорога, его голос выдавал волнение. — Даже в том случае, если удастся разрешить все технические проблемы такой чудовищной сложности, а это никому не удастся, можете мне поверить, но я повторю, даже если удастся разрешить все технические проблемы, понадобится сумма в несколько сотен миллионов долларов на воплощение замысла. И все только лишь ради того, чтобы в ту минуту, когда лайнер ценой невероятных усилий будет-таки извлечен с океанского дна и доставлен в Америку, всех вас встретит огромная толпа адвокатов и бесчисленных наследников тех самых людей, которые потонули вместе с «Титаником». А еще ведь есть страховые компании… Ой, да вы и отдаленно даже не представляете всех неизбежных проблем!

— Теперь послушайте меня. В настоящее время, в эти самые минуты, более двухсот специально отобранных инженеров и ученых решают технические проблемы, — сказал Сигрем. — Все финансирование проекта осуществляется по линии секретных правительственных фондов. А что касается проблем с наследниками, страховыми компаниями, короче говоря, что касается всех юридических вопросов, пусть это вас не беспокоит. Согласно статьям международного права, если судно затонуло, и нет никакой возможности поднять его со дна, то всякий, кто согласится вложить деньги, время и силы в операцию по спасению судна, автоматически становится хозяином всего, что удастся поднять. — Сигрем замолчал и уставился в лобовое стекло. — Скажу вам еще вот что. Значимость всей этой операции для Соединенных Штатов измеряется не только затратами средств на подъем судна. Все это предприятие значит куда больше. «Титаник» значит для нас много больше, чем обычный реликт начала века, да и вообще историческая ценность судна не принимается в расчет. Дело в том, что в трюме «Титаника» находится груз, который сегодня имеет чрезвычайно важное значение в обеспечении безопасности страны и нации.

— Вы не обидитесь, если я скажу, что это чуть-чуть, самую малость, попахивает больным воображением.

— Возможно. Однако, как бы это ни попахивало, я пользуюсь вашими собственными словами, факт того, о чем я сказал, остается фактом. А ваше отношение к факту — это уж совершенно другое дело.

Питт недоумевающе покачал головой.

— Это все сплошная фантазия, честное слово. В том месте, где «Титаник» лег на грунт, глубина до двух с половиной миль. На подобных глубинах давление воды достигает нескольких тысяч фунтов на квадратный дюйм, мистер Сигрем. Я знаю, о чем говорю. Тысячи фунтов не на квадратный фут или квадратный ярд, а на квадратный дюйм. Уже одно только это неимоверно осложняет всю задачу. Давайте посмотрим правде в глаза. Уж, казалось бы, куда более простая задача по вызволению затонувшей «Андреа Дориа» или известной вам «Лузитании»: оба эти корабля находятся на глубине всего трехсот футов, но даже эти корабли никто не попытался всерьез поднять на поверхность. Что уж говорить о «Титанике»…

— Раз Америка сумела послать управляемый корабль на Луну, она уж как-нибудь сумеет поднять «Титаник», я полагаю, — мягко возразил собеседнику Сигрем.

— Но это некорректное сравнение. Чтобы четырехтонную капсулу забросить на Луну, Соединенным Штатам потребовалось десять лет интенсивных исследований и разработок. Поднятие с океанского дна сорока пяти тысяч тонн ржавого железа — это, согласитесь, несколько иная по масштабам задача. Ведь придется потратить месяцы и месяцы только для того, чтобы найти сам «Титаник».

— Мы уже начали эти поиски.

— Да, но я ничего пока не слышал…

— О наших условиях, вы хотите сказать? — закончил за оппонента Сигрем. — Вы и не могли услышать. До тех пор, пока службе безопасности удастся препятствовать распространению информации о наших работах, вся операция будет оставаться секретной. Даже ваш помощник директора по специальным проектам Альбер Джиордано…

— Джиордино…

— Да, Джиордино, благодарю вас. Так вот, несмотря на то, что в эту самую минуту он пилотирует научно-исследовательскую подводную лодку в Атлантике, то есть фактически уже ищет «Титаник», даже он не догадывается о настоящей цели своей подводной миссии.

— Но ведь подводная экспедиция по изучению течения Лорелея… Насколько я знаю, перед «Сапфо-1» была поставлена задача по отслеживанию глубоководных океанских течений в Атлантике.

— Своевременное совпадение, организованное нами, и не более того. Адмирал Сэндекер сумел переменить маршрут экспедиции и направил «Сапфо-1» в район предполагаемого залегания «Титаника» буквально за считанные часы до того, как субмарина, согласно первоначальному плану, должна была подняться на поверхность.

Питт повернул голову и уставился в направлении реактивного авиалайнера, который, разогнавшись, как раз в эту минуту пошел на взлет.

— Почему я? Чем я заслужил честь быть приглашенным для осуществления, пожалуй, наиболее масштабного проекта века.

— Но ведь вас приглашают не на правах гостя, мой дорогой Питт. Вам предлагают взять на себя общее руководство всей этой операцией.

Питт мрачно посмотрел на Сигрема.

— И все-таки я позволю себе повторить вопрос, тем более что вы не ответили. Почему именно я?

— Сразу хочу вам сказать, данный выбор принадлежит не мне, — сказал Сигрем. — Поскольку Национальное агентство надводных и подводных работ является единственным признанным в стране авторитетом в области океанографии и поскольку ведущие специалисты этой науки и эксперты по проведению подводных спасательных работ возглавляют Совет НУМА, а кроме того, поскольку вы являетесь Директором специальных проектов, выбор пал именно на вас.

— Ну вот, господин Сигрем, туман несколько рассеивается. Чтобы перевести ваши слова на доступный уровень, следовало бы сказать, что я оказался единственным из возможных кандидатов, кто не присутствовал на обсуждении вопроса. И потому не мог за себя постоять, так ведь?

— Вам оставляется право на абсолютно любую трактовку событий, однако факт есть факт: предложили именно вас, — устало сказал Сигрем. — Хотя вынужден признать, что после того, как я ознакомился с отчетами о проведенных вами спасательных операциях, ваши достижения и количество удачно проведенных операций меня очень впечатлили. — Он вытащил из кармана платок и промокнул влажный лоб. — А еще одним доводом в пользу вашей кандидатуры, если хотите знать, был тот факт, что вас считают кем-то вроде эксперта по «Титанику».

— Ну знаете, это у меня хобби такое: я собираю все материалы, так или иначе связанные с проблемой спасения лайнера. Только хобби, не более того. И подобный интерес еще не дает оснований, чтобы назначать меня главным спасателем «Титаника».

— И тем не менее, господин Питт, адмирал Сэндекер именно вас назвал, я воспользуюсь его словами, гением по управлению людьми и проведению координационных работ. Именно так он выразился. — Сигрем в упор посмотрел на Питта оценивающим взглядом. — Ну так… Вы принимаете назначение или отказываетесь?

— Но ведь вы совершенно не уверены в том, что я сумею справиться с такого рода заданием, ведь Правда? Ответьте, Сигрем.

— Откровенно говоря, да. Именно так я думаю. Но когда вот-вот готов сорваться с утеса, не приходится выбирать своего возможного спасателя.

Питт слабо улыбнулся при этих словах.

— Ваша откровенность растрогала меня до глубины души, господин Сигрем.

— Ну, и?

Несколько секунд Питт сидел не двигаясь. Затем он едва заметно, не поворачивая головы, кивнул и прямо взглянул в глаза собеседнику.

— Пусть так, друг мой. Я — твой. Только не нужно делать никаких скороспелых выводов до той минуты, пока «Титаник» не пришвартуется в Нью-Йоркском порту, договорились? Тем более, что такого рода затею не оставит без внимания ни один лас-вегасский букмекер, можете быть уверены. Когда мы найдем «Титаник», если, конечно, мы вообще сумеем ею найти, может оказаться, что корпус проржавел насквозь и поднятие судна окажется в принципе невыполнимой задачей. Хотя говорят, что Абсолютно невыполнимых задач не существует. И хотя я не могу перестать думать о том, что же там, на борту, может быть такого ценного для сегодняшней Америки, я сделаю все от меня зависящее. В этом вы можете быть уверены, Сигрем. Хотя я никому и ничего не могу обещать.

Питт широко улыбнулся и поднялся из-за штурвала. — Будем считать, что переговоры окончены. Теперь давайте-ка поскорее выбираться из этого раскаленного ящика, пока мы тут заживо не изжарились. Найдем где-нибудь прохладный бар с кондиционером, чтобы вы могли угостить меня. Это самый минимум из того, что вы можете сделать, взвалив на мои плечи чудовищную проблему.

Сигрем продолжал сидеть, чувствуя себя слишком усталым, его хватило только на то, чтобы беспомощно пожать плечами.

Глава 26

Сначала корнет был для Джона Вогеля просто еще одной реставрационной работой. Художественной ценности дизайн инструмента не представлял, да и его конструкция не заинтересовала бы ни одного коллекционера музыкальных инструментов. Когда корнет впервые оказался в руках у Вогеля, он вообще не вызвал у него интереса, клапаны коррозировали и вообще не двигались, латунь покрылась странным налетом, напоминающим плесень. Внутри воздухо-проводящих труб было полно какой-то, похожей на гниль, склизкой дряни со стойким рыбным запахом.

При первом взгляде на инструмент Вогель решил, что мастеру его квалификации негоже вычищать грязь из рядового корнета, и хотел передать его кому-нибудь из помощников. Сам Вогель предпочитал возвращать к жизни экзотические инструменты; именно это было его специальностью: китайские и римские трубы с непомерно вытянутыми телами и пронзительным звучанием, сплюснутые трубы, некогда принадлежавшие мэтрам американского джаза, инструменты, связанные с кем-нибудь из известных исторических личностей. Эти последние Вогель реставрировал с таким видом, будто имел дело не с металлом, а с хрупким тонким стеклом, и возвращал инструментам первозданный вид и звучание.

Вогель аккуратно завернулкорнет в старую наволочку и положил в дальний угол мастерской, от глаз подальше.

Стоящий на рабочем столе экзекьютон издал мягкий сигнал.

— В чем дело, Мэри?

— К вам адмирал Джеймс Сэндекер из Национального агентства надводных и подводных работ, звонит из города. — Голос секретарши, пройдя через селекторную систему, делался скрипучим и неприятным, как будто на том конце кто-то царапал ногтем по линолеуму. — Он просит вам передать, что хотел бы переговорить по неотложному вопросу.

— Ладно, соедини меня. — Вогель поднял трубку: — Джон Вогель слушает.

— Господин Вогель, с вами говорит Джеймс Сэндекер.

Удивление вызвало то, что адмирал Сэндекер позвонил сам, не передоверив этого секретарше, а кроме того, Вогель был приятно удивлен тем, что собеседник не поспешил назвать свое, без сомнения, высокое звание.

— Слушаю вас, адмирал, чем обязан?

— Скажите, пожалуйста, вам эту штуку передали?

— Какую еще штуку?

— Ну, этот, как его, горн!

— А, вас, должно быть, интересует корнет? — догадался Вогель. — Да, я нашел корнет у себя на столб сегодня утром. Никакой записки, никаких объяснений Я решил, что кто-то готовит подарок музыкальному музею.

— Прошу меня извинить, господин Вогель, мне, разумеется, следовало бы прежде позвонить вам и объясниться, однако я был настолько занят, что вовремя не успел этого сделать.

Разговор начинался с извинений, стало быть…

— Чем могу быть полезен, адмирал?

— Я очень бы просил вас посмотреть эту штуку и рассказать мне все, что вы сможете рассказать о ней буквально каждую мелочь. Кто и когда производил такие корнеты, ну и так далее, поскольку меня интересует решительно все.

— Лестное предложение. А почему вы решили обратиться именно ко мне, если не секрет?

— Как же! Ваша кандидатура показалась мне и моим коллегам самой подходящей, поскольку вы главный консультант Музыкального музея. А кроме того, один наш общий знакомый, услышав во время обсуждения ваше имя, сказал, что в ту минуту, когда вы приняли решение избрать научную стезю, мир потерял нового Гарри Джеймса.

«Боже мой, — подумал Вогель, — это, должно быть, Президент. Да, этому Сэндекеру не так-то просто отказать, когда у него такие советчики и знакомые…»

— Ну, спасибо, конечно… А когда именно вам нужен мой отчет, назовем его так?

— Когда вам удобнее. Что же касается меня, то чем скорее я его получу, тем лучше.

Вогель беззвучно усмехнулся: тонкий намек на толстые обстоятельства, так это называется.

— Металл очень старый, придется долго отмачивать в растворителе, прежде чем сойдет вся грязь. Это длительный процесс, так что в случае, если все будет нормально, к завтрашнему утру я, возможно, что-нибудь и смогу вам сообщить.

— Спасибо, господин Вогель, — сказал Сэндекер. — Буду вам очень признателен.

— Будьте добры, а не располагаете ли вы какой-нибудь информацией о том, где, при каких обстоятельствах был найден этот корнет. Мне бы такого рода сведения очень помогли.

— Если позволите, я воздержусь от объяснений. Мне и моим коллегам очень важно получить сведения от человека, который абсолютно не связан с находкой этого корнета и даже не знает, где был обнаружен инструмент.

— Иными словами, вы хотите сравнить мою информацию с той, которой уже располагаете?

Голос Сэндекера, сохраняя вежливые ноты, сделался более категоричным:

— Мы хотим, господин Вогель, чтобы вы подтвердили наши надежды и наши догадки. К сожалению, больше вам ничего не могу сказать.

— Сделаю все, что сумею, адмирал. Всего доброго. До встречи.

— Успехов.

Несколько мгновений Вогель сидел, держа руку на телефоне и глядя на наволочку в углу мастерской. Затем он очнулся, нажал клавишу экзекьютона и отчетливо распорядился:

— Мэри, меня ни для кого нет. Никаких звонков. Пошлите за пиццей с канадским беконом. Да, и полгаллона бургундского.

— Вы опять собираетесь запереться в мастерской? — проскрипел ее голос по селекторной связи.

— Да, — признался он. — У меня очень много работы.

Начал Вогель с того, что сделал несколько фотографий корнета, всякий раз помещая объектив фотоаппарата под новым углом. Затем он составил словесное описание инструмента, отметив размеры, общее состояние видимых простым глазом частей, размеры коррозированных участков, характер внешнего загрязнения. Все эти и многие другие наблюдения он записал в особый гроссбух. Чем внимательнее приглядывался он к инструменту, тем более отчетливым становился его профессиональный интерес. Оказалось, что перед ним не просто рядовой инструмент, но корнет очень высокого класса. Латунь была весьма качественная, а по фактуре внутренней стороны канала и устройству клапанов он мог безошибочно сказать, что произведен этот корнет был до 1930 года. Также он понял, что части, показавшиеся сначала ржавыми, были просто-напросто покрыты слоем сухой грязи, которая легко счищалась обыкновенным резиновым мастихином.

Затем Вогель наполнил специальную ванночку разбавленным средством для смягчения воды — «калгоном», перемешал раствор, ненадолго погрузил в него корнет, а вытащив и обтерев, убрал отставшую грязь, после чего снова наполнил ванночку и повторил процедуру, а затем еще и еще раз.

К полуночи вся поверхность инструмента была уже совершенно очищена от грязи. После этого, взяв специальную щетку, Вогель принялся с помощью слабого раствора хромовой кислоты наводить блеск, добиваясь идеального состояния поверхности. И вот очень медленно, как из некоего сна, принялись выступать на поверхности инструмента тонкий рисунок и несколько сложно выписанных букв.

— Боже! — простонал в тиши мастерской Вогель. — Презентационная модель!

Он взял с полочки большое увеличительное стекло и внимательно исследовал надпись. Когда же он положил наконец увеличительное стекло и потянулся за телефонной трубкой, его руки дрожали.

Глава 27

Ровно в восемь ноль-ноль Джон Вогель был приглашен в кабинет адмирала Сэндекера, помещавшийся на одиннадцатом, самом верхнем, этаже современного здания из солнцезащитного стекла. Здание принадлежало НУМА. Глаза у мастера после бессонной ночи были красными, он боролся с зевотой и от прилагаемых усилий зевал еще мучительнее и чаще.

Сэндекер вышел к нему из-за стола и крепко пожал руку Вогеля. Коротышка адмирал вынужден был задрать голову, чтобы взглянуть на Вогеля, в котором было росту шесть футов пять дюймов. На голове Вогеля в совершеннейшем беспорядке торчали клочья коротко подстриженных седых волос, окаймлявших роскошную гладкую лысину. Обратив взгляд карих глаз Санта-Клауса на адмирала, мастер улыбнулся сдержанной улыбкой победителя. Хорошо вычищенное пальто Вогеля находилось в очевидном противоречии с мятыми и порядком забрызганными грязью брюками. От него пахло дешевым красным вином.

— Ну, — приветствовал его Сэндекер, — рад с вами познакомиться.

— Равно как и я с вами, адмирал, — сказал мастер, опуская на пол специальный футляр для трубы. — Прошу простить мой неряшливый вид.

— Как раз я хотел сказать, что одного взгляда на вас достаточно, чтобы понять, у вас была трудная ночь.

— Когда любишь свою работу, время и бытовые неудобства не играют большой роли.

— Совершенно с вами согласен. — Сэндекер повернулся в сторону человека, молча стоявшего у стола, внешне похожего на доброго гнома, произнес:

— Господин Вогель, позвольте вам представить, — капитан Руди Ганн.

— Очень приятно, капитан Ганн, — с вежливой улыбкой сказал Вогель. Я был одним из миллионов людей, которые каждый день по газетным сообщениям внимательнейшим образом следили за тем, как продвигается ваша экспедиция по изучению Лорелеи. Я в восхищении от того, что вы совершили, капитан. Это выдающееся научное достижение.

— Спасибо, — сказал Ганн.

Сэндекер жестом указал еще на одного человека, который также присутствовал в кабинете. Обернувшись в сторону дивана, Сэндекер произнес:

— А это директор спецпроектов нашего Агентства Дирк Питт.

Вогель чинно поклонился и с улыбкой произнес:

— Очень приятно…

Питт в свою очередь встал с дивана и вежливо поклонился.

Усевшись, Вогель вытащил из кармана старую, порядком поцарапанную трубку:

— Вы не будете против, если я закурю?

— Ради Бога, как вам удобнее, — сказал Сэндекер и вытащил из коробки одну из своих сигар сорта «Черчилль». — Составлю вам компанию.

Вогель раскурил свою допотопную трубку, откинулся в кресле и, пыхнув дымом в потолок, сказал:

— Ответьте, адмирал, не был ли этот корнет обнаружен на дне Атлантического океана? В северной части? Нет?

— Да, именно так. Мы обнаружили его южнее Ньюфаундленда, — сказал он и с восхищением посмотрел на Вогеля. — Скажите, а как вы узнали?

— Метод дедукции, все элементарно.

— И что же вы можете рассказать?

— Да уж могу кое-что поведать, не скрою. Ну, прежде всего скажу вам, что мы имеем дело с высокопрофессиональным инструментом, который был изготовлен специально для профессионального музыканта.

— Иначе говоря, вы не думаете, что корнетом владел какой-нибудь дилетант, я правильно вас понял? — спросил Ганн, припоминая слова, сказанные Джиордино на борту «Сапфо-1».

— Не думаю, — прямо ответил Вогель. — Такой инструмент у дилетанта — маловероятно.

— А удалось ли вам установить время и место, когда этот корнет был изготовлен? — спросил мастера Дирк Питт.

— Приблизительный месяц — октябрь или даже ноябрь. Год назову вам точно — 1911. А сделали его в одной британской очень уважаемой в музыкальных кругах фирме, которая называется «Бузи-Хокс».

На лице Сэндекера появилось выражение неподдельного уважения.

— Вы превосходно справились с нашим зданием, господин Вогель. Если уж совсем начистоту, мы очень сомневались, удастся ли когда-нибудь выяснить страну, где инструмент был изготовлен. Я уж не говорю о конкретном изготовителе, тут мы даже не чаяли…

— Ничего особенного я не сделал, смею вас уверить, — возразил Вогель. — Если уж быть совсем откровенным, моя работа значительно была облегчена, поскольку инструмент оказался презентационным экземпляром.

— Презентационным? Вот как?!

— Да, именно. Среди тех, кто производит высококлассные металлические инструменты принято ставить инициалы изготовителя или гравировать посвящение, увязывая тем самым свою работу с каким-нибудь крупным событием в мире музыки.

— Такая практика распространена и среди изготовителей огнестрельного оружия, — вставил Питт.

— И среди производителей музыкального оборудования, в равной степени. В нашем случае корнет был посвящен одному из служащих компании в знак уважения за его многолетнюю работу. Дата презентации, фирма-изготовитель, имя сотрудника и имя производителя — все эти сведения выгравированы великолепной вязью на инструменте.

— И вы можете нам сейчас сказать, кому именно принадлежал этот корнет? — спросил Ганн. — Можно прочитать посвящение?

— Господи, ну конечно, о чем речь… — Вогель нагнулся и раскрыл футляр. — Вот, сами можете прочитать.

Он положил корнет на стол Сэндекера. Собравшиеся в кабинете некоторое время молча пожирали глазами инструмент, не решаясь прикоснуться к нему. Инструмент мягко сверкал, отражая золотистой гладкой поверхностью падающие в комнату лучи утреннего солнечного света. Выглядел корнет как новенький, как будто его только что приобрели в магазине. На безукоризненно сияющей бронзе по внешней стороне раструба шла похожая на морские волны сложно переплетенная гравированная вязь, которая выглядела не хуже, чем в день инскрипции. Всякий желающий без труда мог прочитать. Сэндекер оторвался от инструмента и перевел взгляд на Вогеля, не зная, верить всему этому или не верить, иначе говоря, не вполне доверяя собственным глазам.

— Господин Вогель, извините меня, но мне кажется, что вы не вполне понимаете всю серьезность ситуации. Мне бы не хотелось, скажу вам прямо, чтобы все это оказалось в конечном итоге ловким розыгрышем.

— Да, вы правы, я не понимаю серьезности ситуации, — резко парировал Вогель. — Положение создалось, прямо скажу, не вполне ординарное, только поверьте, адмирал, с моей стороны тут нет никакой шутки. Я не любитель подобного рода розыгрышей. Последние сутки я только тем и занимался, что приводил в божеский вид вашу находку, — он выложил рядом с корнетом канцелярскую папку. — Вот здесь мой отчет. Там фотографии, внешнее описание инструмента, каким тот был до восстановления, и там же — подробнейшее изложение всех моих восстановительных работ. Все, что я делал, шаг за шагом. Кроме того, я приложил несколько конвертов. Там — пробы патины и той грязи, которую я извлек из корнета. Также в одном из конвертов — фурнитура, которую пришлось заменить. Как видите, ничего не упустил из виду.

— Прошу меня простить, — сказал Сэндекер. — Я не специалист в таких вопросах, как вы знаете, однако еще вчера эта самая груба была старой и грязной, тогда как сегодня… Не могу поверить, что это один и тот же инструмент. — Сэндекер сделал паузу, переглянулся с Питтом. — Видите ли, дело в том, что мы…

— …знаем, что корнет находился на океанском дне многие годы, если не десятилетия, — продолжил Вогель за своего собеседника. — Я очень хорошо понимаю, к чему вы клоните, адмирал. И мне, признаюсь, тоже не совсем понятно, как корнет мог сохраниться столь хорошо, пробыв долгое время в соленой воде. Ранее мне доводилось восстанавливать инструменты, которые пролежали в соленой воде три, четыре, пять лет, и они оказывались в значительно худшем состоянии, чем этот корнет. В значительно худшем, адмирал. Но поскольку я не океанограф, то и не стану ломать голову над этой загадкой. Пускай уж специалисты разбираются, что к чему. Но вы еще не услышали главного. Я могу с точностью до одного дня сказать вам, сколько именно времени инструмент пролежал в океане. И как он туда попал.

Вогель подошел к столу и взял инструмент в руки. Повернув корнет раструбом вверх, мастер надел очки и принялся вслух читать:

— "Этот инструмент подарен Грэхаму Фарли в знак признательности за его выдающееся выступление и развлечение наших пассажиров — от благодарного руководства маршрута «Уайт Стар». — Вогель снял очки и торжественно улыбнулся адмиралу Сэндекеру. — Как только я прочитал про маршрут «Уайт Стар», я с утра пораньше звякнул одному из друзей и попросил его уточнить некоторые детали в Морском архиве. За полчаса до того, как я собирался уже выехать на встречу с вами, он перезвонил мне и… — Вогель замолчал, вытащил из кармана носовой платок и несмотря на нетерпение собравшихся преспокойно высморкался, аккуратно сложил платок, вернул его на прежнее место и лишь после совершения всех этих действий продолжил: — Такое, знаете, впечатление, что этот Грэхам Фарли пользовался на линии «Уайт Стар» очень большой известностью. На одном из тамошних лайнеров он три года кряду выступал как солирующий кларнетист. Корабль, насколько я сейчас припоминаю, назывался «Океаник». И вот когда компания построила новый лайнер, когда этот лайнер был только-только спущен со стапеля и отправился в свой первый рейс, компания собрала на борту всех самых лучших музыкантов, которые работали на кораблях «Уайт Стар». Из собранных исполнителей получился великолепнейший оркестр, самый лучший, можно сказать, плавучий оркестр в мире. Одним из первых получил приглашение Грэхам, что было вполне очевидно… Да, джентльмены, долго же этот корнет находился в океане, ничего не скажешь… На этом самом инструменте Грэхам Фарли играл утром, 15 апреля 1912 года, то есть в тот самый день, когда, говоря высоким штилем, волны океана поглотили «Титаник».

Реакция на последние слова Вогеля была резкой. Лицо Сэндекера выразило напряжение и одновременно невысказанный вопрос. Лицо Ганна сделалось жестким. Дирк Питт посмотрел на Вогеля с живейшим интересом. Тишина, воцарившаяся в кабинете адмирала, казалась концентрированной. Вогель преспокойно снял очки и положил их в нагрудный карман.

— «Титаник», — негромко произнес Сэндекер, и было такое чувство, что сам он испугался вылетевшего слова. — «Титаник» — повторил он, на этот раз таким тоном, каким мужчина произносит имя любимой женщины. — Это невероятно, — сказал он и посмотрел на Вогеля.

В глазах адмирала Вогель еще явственно различал тень недоверия, которое, однако, уступало место восторгу.

— И тем не менее, это именно так, — сказал Вогель. — Насколько я понимаю, капитан Ганн, этот инструмент был найден вами во время экспедиции на «Сапфо-1», так или нет?

— Да, мы обнаружили инструмент в самом конце нашей экспедиции.

— Что ж, значит, вы оказались на редкость удачливыми, капитан, вытащили, что называется, счастливый билетик. Жаль, вы не обнаружили сам «Титаник».

— Жаль, вы правы, — признал Ганн, отводя взгляд.

— И все-таки меня продолжает мучить мысль о том, почему корнет так хорошо сохранился. Никак не могу взять в толк, — сказал Сэндекер. — Ведь, по сути, металлическая труба, пролежала в соленой воде ни много, ни мало — семьдесят пять лет, а выглядит такой новенькой, что страшно брать в руки.

— Да, вы совершенно правы, нужно разобраться, почему латунь за все эти годы практически не коррозировала, — согласился Вогель. — Ладно бы еще сохранились бронзовые части, все-таки бронза не так быстро ржавеет. Но я обратил внимание на то, что великолепно, с учетом времени и среды, сохранились даже те детали инструмента, в которых было много железа. Вы только взгляните на мундштук, он же совершенно новенький.

Ганн приблизил лицо и посмотрел на корнет с таким видом, как будто речь шла не о трубе, а о Святом Граале.

— А играть на ней можно?

— Ну разумеется, — сказал Вогель. — Я более чем уверен, что на корнете можно замечательно играть.

— Вы сами не пробовали?

— Нет… Я сам не пробовал. — Вогель взял инструмент и легко пробежал пальцами по кнопкам. — До сего дня я опробировал всякий инструмент, который кто-либо из моих помощников или сам я восстановили. Проверял на чистоту звучания, поскольку для музыкального инструмента это главное. А этот корнет я не опробовал. Не могу.

— Не вполне вас понимаю, — сказал адмирал Сэндекер.

— Видите ли, дело в том, что этот корнет — своего рода памятник не особенно значимого, но очень отважного поступка. Поступок этот был совершен в тот самый момент, когда на море разворачивалась самая ужасная трагедия нашего столетия, — сказал Вогель. — Не нужно обладать большим и богатым воображением, чтобы представить себе, как Грэхам Фарли вместе с другими музыкантами вместо того, чтобы попытаться спастись, своей музыкой пытались успокоить мятущихся пассажиров «Титаника». Они, эти музыканты, до самого конца не прекращали играть, так и утонули вместе с кораблем. Так что в последние минуты перед тем, как утонуть этот корнет касался губ очень отважного музыканта. И я подумал, что всякий, кто теперь попытается исполнять на инструменте мелодию, окажется кем-то вроде святотатца. Так мне кажется…

Сэндекер внимательно смотрел на Вогеля, разглядывая лицо мастера столь напряженно, как будто бы видел впервые.

— «Осень», — чуть слышно, как бы говоря сам с собой, произнес Вогель. — Старинная мелодия под названием «Осень»… Это была последняя мелодия, которую Грэхам Фарли исполнил в своей жизни.

— А я слышал, что последней мелодией была «Я приближаюсь к Господу…» — негромко сказал Ганн.

— Это уже придумали после, — уверенно возразил Питт. — Последней, мелодией, прозвучавшей с палубы «Титаника» перед тем, как корабль погрузился в океан, была именно «Осень».

— Вы так уверенно говорите, как будто расследовали обстоятельства гибели «Титаника», — полувопросительно сказал Вогель.

— Этот удивительный корабль и его трагическая судьба чем-то сродни инфекции, — сказал Питт. — Если вы однажды заинтересовались этим, интерес останется с вами на всю жизнь.

— Не знаю… Сам по себе «Титаник» для меня, например, особенного интереса не представляет, — Вогель осторожно взял корнет, положил его в футляр, защелкнул замки и передал инструмент адмиралу Сэндекеру. — Но поскольку я считаюсь историком музыки и поскольку я кое-что знаю о музыкальных инструментах, их подчас необыкновенных судьбах — да, признаюсь, что сага об оркестре «Титаника» не оставляла меня равнодушным… Если у вас больше нет вопросов ко мне, адмирал, я бы, с вашего разрешения, пошел перекусил да и в постель. У меня была очень трудная ночь, как вы понимаете.

Сэндекер поднялся из-за стола.

— Господин Вогель, вы нас необычайно выручили. Я ваш должник.

— Я был уверен, что вы скажете что-нибудь в этом роде, — глаза усталого Санта-Клауса несколько раз мигнули.

— Если хотите, могу вам подсказать, как именно вернуть долг. Если, разумеется, вы хотите?

— Слушаю вас.

— Передайте этот инструмент в Вашингтонский музыкальный музей. Он будет самым замечательным экспонатом в Зале Музыки.

— Могу обещать, что, как только наши специалисты проведут необходимые химические исследования, ознакомятся с вашим отчетом, этот корнет будет незамедлительно доставлен в вашу мастерскую.

— От имени директоров музея позвольте вас поблагодарить.

— Но это, разумеется, не будет обычным даром. Вогель вопросительно посмотрел на адмирала Сэндекера.

— Простите, я не совсем…

Сэндекер широко улыбнулся.

— Давайте будем считать это бессрочным хранением. Это избавит нас от юридических неприятностей, если когда-либо в будущем нам понадобится на некоторое время этот инструмент. Тогда мы попросим его у музея.

— Договорились.

— Да, и вот еще что, — сказал Сэндекер. — Об этой нашей находке мы никому пока ничего не рассказывали. Ни одна газета пока не знает. Так вот я был бы вам весьма признателен, господин Вогель, если бы пока вы также сохранили все, что узнали, в тайне.

— Разумеется, раз уж вы меня об этом просите, я буду молчать. Хотя и не совсем понимаю ваши мотивы… Вогель со всеми раскланялся и вышел из кабинета.

— Черт! — вырвалось у Ганна в ту самую секунду, когда дверь за мастером закрылась. — Только подумаю о том, что мы проследовали на «Сапфо-1» в каких-нибудь считанных метрах от корпуса «Титаника».

— Да уж, — согласился Питт. — Вы были где-то совсем рядом с ним. Сонары, установленные на «Сапфо-1»" прощупывают пространство радиусом в двести ярдов. Не исключаю, что был какой-нибудь момент, когда вашу лодку и «Титаник» разделял двести один ярд.

— Если бы только у нас было больше времени. Если бы нам прямо сказали, что именно нужно искать…

— Вы забываете, что главными задачами предпринятой экспедиции были тестирование «Сапфо-1» и слежение за течением Лорелея. Вы и ваши парни и без того оказались на высоте, поверьте мне. В ближайшие два-три года океанографы будут отмечать в календаре тот день, когда «Сапфо-1» вернулась из своего первого плавания. Единственное, о чем сожалею, так это о том, что обстоятельства не позволили нам поставить вас в известность о главной цели экспедиции. Но тут уж ничего не поделаешь. Обстоятельства подчас сильнее нас. Джен Сигрем и его коллеги настояли, чтобы мы держали в секрете всякую информацию, пусть даже только косвенно связанную с операцией по вызволению «Титаника». Мы и впредь будем сохранять в секрете все предпринимаемые шаги — до тех пор, пока будет такая возможность.

— Не уверен, что нам удастся долго сохранять такую информацию в тайне, — сказал Питт. — Все крупные газеты и агентства очень скоро все разнюхают. Тем более, что со времени обнаружения гробницы фараона Тутанхамона ничего столь значительного исследователи не предпринимали.

Сэндекер поднялся из-за рабочего стола и прошел к окну. Когда он наконец заговорил, голос его звучал мягко, отчего создавалось впечатление, что и его слова издалека приносит ветер.

— Стало быть, корнет Грэхама Фарли…

— Простите?..

— Корнет Грэхама Фарли, — так же негромко повторил Сэндекер. — Если только этот корнет можно считать вехой, отметившей положение «Титаника», то корабль находится в настоящей бездне. Более черной и более мрачной, чем та ночь, когда затонул «Титаник».

Глава 28

Случайному наблюдателю, оказавшемуся на берегу Реки Раппаханнок, равно как и всем, кто от избытка Семени, сил и праздности проплывал по этой небольшой реке, трое мужчин в надвинутых шляпах, сгрудившихся в ветхой лодке, показались бы самыми обыкновенными рыбаками, решившими провести уик-энд на воде. Все трое были одеты в линялые рубашки и грубые хлопчатобумажные брюки. Спортивные кепки с большими козырьками были украшены, по рыбацкой моде, крючками и наживкой, чтобы то и другое всегда находилось под рукой. Даже внимательный соглядатай не обнаружил бы ничего подозрительного. Под скамейкой упаковка баночного пива, возле лодки, в воде, рыболовная сеть…

Самый низкорослый из троих, рыжеволосый, с вытянутым лицом мужчина привалился на корме, и казалось, подремывал. Его руки едва удерживали удочку, лежавшую одним краем на кормовой банке. Красно-белый поплавок застыл на воде в каких-нибудь двух футах от борта. Второй мужчина ссутулился, отгородившись раскрытым журналом от всех и вся. Третий рыбак сидел так, словно кол проглотил, с напряженной спиной и неотрывно следил за своим поплавком. Этот последний был крупный мужчина с прилично выпирающим из-под одежды животом. Глубоко расстегнутая рубашка открывала клин полной волосатой плоти. На его круглом лице жуира и весельчака обращали на себя внимание нарочито сонные ярко-голубые глаза. Внешне он выглядел этаким собирательным образом любимого дедушки.

Адмирал Джозеф Кемпер мог себе позволить выглядеть всеми любимым дедушкой. Когда у человека оказывалась такая власть, как у адмирала Кемпера, ему совсем не нужно было сохранять отрешенно холодный тон в обращении с людьми, и тем более не нужно было каждым словом и каждым взглядом подчеркивать свое положение. Адмирал повернул голову и благожелательно, даже пожалуй, участливо посмотрел на дремлющего человека.

— Смотрю на вас, Джим, и ловлю себя на мысли, что вам не слишком-то нравится рыбная ловля.

— В некотором смысле. Вообще я считаю, что человечество придумало себе не много столь же никчемным занятий, как ловля рыбы удочкой, — ответил Сэндекер.

— А вы что думаете по этому поводу, господин Сигрем? С тех пор, как мы бросили якорь, вы, мне кажется, еще ни разу даже не забросили удочку?

Сигрем поверх журнальной страницы взглянул на Кемпера:

— Знаете, если бы в такой помойке, как эта Раппаханнок, могла жить рыба, то выглядела бы она примерно, как все эти мутанты из видеофильмов, а уж о вкусе такой рыбы я и говорить не берусь! Это что касается моего отношения, адмирал.

— Только одна деталь, джентльмены, — решил напомнить Кемпер. — Мне кажется, что не я вас, а вы меня притащили сюда. И посему у меня есть некоторые основания считать, что вы в сговоре.

Ни спорить, ни, тем более, переубеждать Сэндекер не решился.

— Самое лучшее, Джо, что в твоем положении можно сейчас придумать — это расслабиться и попытаться получить удовольствие. Расслабься и попробуй на время забыть, что ты начальник штаба флота Соединенных Штатов.

— Это совсем несложно, когда вы рядом. Тем более, адмирал, что вы один из немногих людей, кто умеет поставить меня на место.

— Знаешь, никому еще не удавалось, — с улыбкой сказал Сэндекер, — пройти по жизни, всем угождая и вызывая тотальной восторг. Кто-то должен и таким, как ты, устраивать отрезвляющий душ. В рамках приличия, разумеется. А ведь у тебя так сложилась жизнь, что, куда бы ты ни пришел, все норовят поцеловать твой зад. Так что рассматривай общение со мной как своего рода терапию.

Кемпер наигранно вздохнул.

— Знаете, когда я увольнял вас со службы, то был абсолютно уверен, что наши пути никогда и нигде не пересекутся. А вы, как оказалось, снова рядом и такой же, как прежде. То есть тактичный, мягкий, деликатный человек.

— Ну конечно! Я думаю, когда ты уволил меня, весь Пентагон ликовал.

— Я бы сказал то же самое чуть мягче. Когда вы ушли, не все сотрудники Пентагона рыдали по этому поводу. — Кемпер вытащил из воды крючок, осмотрел наживку и снова забросил удочку в пахучую воду реки Раппаханнок. — Ладно, ладно, Джим, я столько лет знаю нас, что, услышав приглашение, сразу понял: что-то у вас на уме. Скажете вы с господином Сигремом наконец или нет, что именно задумали. Ведь задумали же что-то, я по лицам вижу!

— Да, действительно. Мы хотим «Титаник» поднять, — как бы между прочим ровным голосом сказал Сэндекер.

Кемпер обернулся, в упор посмотрел на адмирала:

— Только-то и всего?!

— Только и всего.

— И чего это ради, могу я вас спросить? Поднять корабль, чтобы на его фоне сфотографироваться?

— Поднять, чтобы перегнать его в Нью-Йорк и взять кое-что из трюма.

Кемпер застыл на несколько секунд, в упор разглядывая Сэндекера.

— Вы, кажется, произнесли слово «Титаник», или я ослышался?

— Именно это слово.

— Джим, дорогой мой, это называется — мимо пристани. Если вы и вправду полагаете, что я поверю, будто вы…

— Какой смысл мне рассказывать байки, — вмешался Сигрем. — Эту нашу операцию курирует напрямую Белый дома.

Кемпер изучающе посмотрел на Сигрема.

— Иначе говоря, я должен сделать вывод, что вы здесь находитесь и ведете со мной переговоры, с ведома Президента, так, что ли?

— Да, сэр, именно так.

— Должен вам сказать, — продолжил Кемпер, — у вас весьма странная манера делать предложение, господин Сигрем. Если бы вы потрудились мне объяснить…

— Именно для того мы и приехали сюда, адмирал.

Кемпер обернулся вновь к Сэндекеру.

— И вы в этом замешаны, не так ли, Джим?

Сэндекер кивком признал правоту собеседника.

— И я тоже — вместе с господином Сигремом, который по врожденной деликатности мягко стелет…

— …да жестко спать, вы это хотели сказать? — уточнил Кемпер и, обернувшись к Сигрему, сказал:

— Вам слово. Я хотел бы услышать прямой, без всяких там оговорок, ответ на вопрос, зачем вам понадобилось поднимать со дна океана тысячи тонн ржавого металла?

— Позвольте начать с главного, адмирал. Прежде всего я хочу представиться, чтобы уж все встало на свои места. Я возглавляю сверхсекретный отдел, финансируемый по линии правительственных фондов. Отдел этот называется Мета Секшн.

— Впервые слышу, — признался Кемпер.

— не удивительно, нас нет ни в одном списке федеральных учреждений и организаций. Ни ЦРУ, ни ФБР или АНБ не имеют представления о характере наших исследований.

— Глухая контора, стало быть, и сплошь состоит из одних профессоров? — сказал со свойственной ему прямотой Сэндекер.

— Из профессоров — да, только не из пустых, как некоторые думают, фантазеров, — уточнил Сигрем. — Наши парни разрабатывают проекты, рассчитанные на технологии будущего, однако после разработки мы пытаемся уже сегодня, сейчас воплотить отдельные разработки в дееспособные функциональные системы.

— Ну и денежки же на вас идут, я думаю… — заметил Кемпер.

— Скромность не позволяет мне назвать точную цифру нашего бюджета, адмирал, но самолюбие вынуждает меня сказать, что мы имеем дело с десятизначными величинами.

— О, Господи! — воскликнул Кемпер, словно в его присутствии кто-то позволил себе очевидную бестактность. — То есть вам на игры дают миллиарды долларов, ни много, ни мало. И это для какой-то группы ученых, о которых и слыхом-то никто не слыхивал. Да, господин Сигрем, вынужден признаться, что вы меня удивили. Не знаю, хотели или нет, но удивили.

— Как, впрочем, и меня, — с нескрываемым ехидством в голосе отозвался Сэндекер.

— Все то время, что мне приходилось, как главе НУМА, иметь с вами дело, я знал вас, господин Сэндекер, как помощника Президента. К чему были эти уловки?

— Потому что Президент просил держать всю операцию в строжайшем секрете. Только поэтому, адмирал. Чтобы информация, не дай Бог, не просочилась на Капитолийский холм. Президент менее всего заинтересован в том, чтобы конгрессмены начали совать свои грязные носы в вопросы финансирования Мета Секшн.

Кемпер и Сэндекер переглянулись и, не говоря ни слова, понимающе кивнули друг другу. Затем они вновь уставились на Сигрема, ожидая, что еще интересного он им расскажет.

Мета Секшн разработала оборонительную систему под кодовым названием «Сицилианский проект».

— «Сицилианский проект»?

— Да, в шахматах есть такая сицилианская защита, вы наверняка знаете. Проект основан на разработанном задолго до нас принципе. Скажем, если мы посылаем звуковую волну определенной частоты через медиум или, иными словами, через промежуточную материю, в которой имеются возбужденные атомы, то мы резко увеличиваем мощность первоначальной звуковой волны.

— Что-то похожее на лазер? — уточнил Кемпер.

— До некоторой степени — да. С той лишь оговоркой, что лазер испускает узкий луч высокоэнергетического света, в то время, как наш прибор испускает веерообразный пучок звуковых волн этаким раструбом.

— Которые приводят к тому, что лопаются барабанные перепонки, — поспешил вставить Сэндекер. — А каков смысл всего проекта?

— Если вы помните из школьной программы, звуковая волна распространяется концентрическим образом, как волны на воде от брошенного камня. Так вот, наш «Сицилианский проект» дает возможность при необходимости увеличивать мощность начальной звуковой волны в миллионы раз. И если мы образуем множественный импульс; посылая звуковые волны сразу из множества источников и усиливая мощность каждого сигнала в миллионы раз, то фронт звуковой волны приобретает столь огромную энергию, что оказывается способным толкать перед собой огромное количество молекул воздуха — так что мгновенно может быть образовано что-то вроде непроницаемого занавеса площадью в сотни квадратных миль, — Сигрем сделал паузу, чтобы почесать нос, после чего продолжил: — Я не стану утомлять вас формулами и техническими деталями нашего проекта и его отдельных тактических характеристик. Все это слишком сложно, но уже из сказанного вы можете представить проблему в целом. Всякая вражеская ракета, пущенная в сторону Соединенных Штатов, приходя в соприкосновение с невидимым защитным барьером, будет немедленно взрываться прямо в воздухе, за многие сотни миль до границы.

— Это… Это что же, у вас уже сконструирована подобная система? — спросил Кемпер с сомнением.

— Да, адмирал. И смею вас заверить, вся система более чем дееспособна. В настоящее время, то есть вот в эти самые минуты, пока мы разговариваем, по всей нашей границе строятся десятки образующих единую систему станций, чей совокупный импульс окажется способным остановить и предотвратить любую вражескую ракетную атаку.

— Боже праведный, — выдохнул Сэндекер. — Так это же альтернативное оружие!

— «Сицилианский проект» нельзя считать оружием в буквальном смысле этого слова. Это лишь научный метод защиты страны от любого внешнего нападения.

— Даже не верится… — признался Кемпер.

— А вы представьте, что речь идет о выхлопах, скажем, двигателя реактивного самолета. Но просто у нас имеется двигатель в сотни тысяч раз более мощный, чем те, которые вы видели на самолетах. Чтобы представить, нужна лишь некоторая фантазия.

Кемпер был подавлен и не скрывал этого.

— Но столь мощная звуковая волна… Она же способна уничтожить вообще все вокруг, не только в воздухе, но и на земле.

— Нет. Мы направляем источники звука в небо, а усиление звуковой волны происходит уже в воздухе, по мере ее распространения.

— А какое отношение все, рассказанное сейчас вами, имеет к проблеме поднятия «Титаника»?

— Дело в том, что элемент, необходимый для получения оптимального в каждом конкретном случае уровня звуковой волны, — это бизаний. А вот тут у нас большие проблемы. И проистекают они из того, что единственное месторождение бизания было разработано еще в самом начале века, а единственную в мире крупную порцию бизаниевой руды везли в Соединенные Штаты на «Титанике».

— Вот оно что… — Кемпер понимающе кивнул. — Значит, поднятие «Титаника» это для вас как бы заключительная стадия работы над вашим научным проектом, так получается?

— Только у бизания строение атома, которое нам нужно для «Сицилианского проекта». Мы заложили в компьютер основные характеристики бизания, и машина выдала ответ, что наши шансы на успех — тридцать тысяч к одному.

— А зачем поднимать весь корабль? — поинтересовался Кемпер. — Почему бы не сделать проем в корпусе и не проникнуть таким образом в багажное отделение и не вытащить ваш бизаний?

— Проблема лишь в том, что без взрывчатки при работах такой сложности не обойтись. А если будем взрывать, то существует серьезная опасность разрушения бизания — и тогда уже навсегда. Мы обсуждали вопрос с Президентом и пришли к общему выводу, что лучше затратить несколько больше средств на подъем «Титаника», чем рисковать потерей бизания.

Кемпер вытащил задуваемый в сторону лодки крючок и по новой закинул удочку.

— Да, Сигрем, должен признаться, что таких, как вы, фантазеров, с таким размахом я еще не встречал. Скажите, а почему вы так уверены, что состояние корпуса «Титаника» выдержит поднятие корабля на поверхность. После того, как он пролежал семьдесят пять лег в воде, металл вполне мог превратиться в груду ржавой трухи.

— У наших специалистов есть своя теория, — сказал Сэндекер. Он отложил опостылевшую удочку в сторону, вытащил и открыл коробку для снастей и вытащил конверт. — Посмотри, что тут, — с этими словами он протянул несколько фотографий размером с открытку.

— Выглядит как самый обыкновенный металлический лом под водой… — сказал Кемпер, посмотрев на первую фотографию.

— Так и есть, — откликнулся Сэндекер. — Камеры наших подлодок много раз фиксировали металлические фрагменты и целые механизмы, находящиеся под водой. Чего только не бывает! То с борта корабля что-нибудь уронят, то еще что случится… Вот, например… — Сэндекер указал на фотографию, которую в этот момент рассматривал Кемпер. — Это камбузная плита, ее обнаружили подводники в районе Бермудских островов… Вот это — блок автомобильного двигателя, сфотографированный на глубине шесть тысяч четыреста футов… Дальше всякий хлам, его не удалось датировать… А вот на этом снимке запечатлен самолет времен второй мировой войны «Грумман-Ф4Ф», его обнаружили неподалеку от побережья Исландии на глубине десять тысяч футов. Удалось выяснить, что некий лейтенант Штраусс 17 марта 1946 года покинул свой самолет, когда в баках кончилось горючее. Самолет совершенно целый, опустился на дно и лежит.

Кемпер отставил фотографию подальше, как это делают дальнозоркие люди, чтобы лучше видеть предмет:

— Боже ты мой, а это что еще такое?!

— Этот снимок был сделан подводной камерой во время экспедиции «Сапфо-1», когда проводилось изучение течения Лорелея. Внешне этот предмет напоминает самую обыкновенную кухонную трубу. На самом же деле это рожок, вроде музыкального горна.

Взяв у Кемпера фотографии, Сэндекер умело перетасовал их и вытащил из пачки нужную, протянул ее собеседнику.

— Тот же самый горн после восстановления, этим Вогель занимался…

— Это корнет, — поправил его Кемпер. — Так вы говорите, он был обнаружен «Сапфо-1»?

— Да, на глубине двенадцать тысяч футов. Он пролежал там с 1912 года.

Кемпер сдержанно приподнял бровь, выказывая удивление.

— И вы хотите сказать, что этот корнет с «Титаника»?

— Могу показать документальное тому подтверждение, если нужно.

Со вздохом Кемпер возвратил фотографию Сэндекеру. Вид у Кемпера был усталый; опущенные плечи и морщины на лице делали его похожим на человека, которому пришлось слишком долго нести тяжелый груз на своих плечах. Он выудил из-под скамейки упаковку пива, достал одну банку и открыл ее.

— И что все это должно означать в контексте нашего с вами разговора?

Сэндекер деланно улыбнулся.

— Вот, скажем, самолет на этом снимке. Мы обнаружили его еще два года назад, и не заметили некоторых особенностей. Конечно, время от времени заходила речь о том, что он находится в очень приличном состоянии, однако никто из моих океанографов не видел в подобных оценках смысла. И лишь только после того, как «Сапфо-1» поднял со дна корнет, и Вогель реставрировал инструмент, несформулированная ранее идея сделалась вдруг очевидной.

— Слушаю, слушаю вас, — бесстрастным тоном сказал Кемпер.

— Прежде всего, — продолжил Сэндекер, — около девяноста процентов всего самолета «Грумман» изготовлено из алюминия. А как всем известно, соленая вода точит алюминий очень сильно. И тем не менее даже сейчас, по прошествии более сорока лет, самолет, пролежавший так долго в соленой воде, выглядит вполне прилично, чтобы не сказать — как новенький. Так же в точности обстоит дело и с этим горном. Он пролежал восемьдесят лет под водой, а блестит, как детская задница.

— У вас имеются тому объяснения? — поинтересовался Кемпер.

— Два наших специалиста в настоящее время работают с компьютерами, загрузив в машины всю необходимую информацию. На сегодняшний день рабочая гипотеза такова, что сохранность металлов в воде — производная от целой совокупности условий. Чтобы металл долго сохранялся под водой, нужно, чтобы вокруг не было животных, рыб и растений, способных наносить ущерб металлу. Нужно, кроме того, чтобы соли в воде было не особенно много. Чтобы температура не поднималась выше определенного уровня. Да плюс ко всему, чтобы недоставало кислорода, поскольку он ускоряет реакцию окисления, или проще — ржавление. При наличии хотя бы одного из перечисленных факторов, — а на больших глубинах так и бывает, — реакция окисления замедляется. И если бы у нас была возможность взглянуть на «Титаник», то я мог бы сказать более конкретно, как обстоят дела с состоянием его обшивки и корпуса в целом.

Кемпер задумался на некоторое время, затем спросил напрямик:

— Ну а от меня вы чего добиваетесь?

— Покровительства, — ответил Сигрем, видимо, давно уже приготовивший это слово и лишь дожидавшийся подходящего вопроса. — Иначе, как только Советы пронюхают, что у нас на уме, они сделают все возможное, — я не исключаю, что они даже не остановятся перед развязыванием локальной войны, — инепременно постараются перебежать нам дорогу и захватить бизаний.

— Ну, если вас беспокоит только это, вы можете быть спокойны, — сказал Кемпер, в голосе которого послышались командные нотки. — Дело в том, что русские сто раз подумают, прежде чем один раз сунуться на нашу сторону Атлантики. Ваша операция по поднятию «Титаника», господин Сигрем, будет ограждена от возможного вторжения со стороны русских, или с какой-либо иной стороны. Если мое слово что-нибудь для вас значит, то я даю вам слово.

Сэндекер еле заметно усмехнулся.

— Раз уж ты в таком благодушном настроении, Джо, может, переговорим, не откладывая в долгий ящик, о возможности использования «Модока» при поднятии «Титаника»?

— «Модока», вы сказали? — переспросил Кемпер. — Но это самая современная лодка из всех, какие только есть на флоте.

— Мы бы нашли работенку и для экипажа «Модока», если уж на то пошло, — с невозмутимостью убежденного нахала добавил Сэндекер.

При этих словах Кемпер взглянул на адмирала, перевернул пивную банку и приложил прохладным донышком ко лбу.

— Хорошо, будет вам и «Модок» с командой вместе. Все берите, и людей сколько нужно — берите, и оборудование — тоже берите…

Сигрем облегченно вздохнул.

— Ну, спасибо тебе, старина, век не забуду.

— Вы такое тут придумали, такого нагородили… — Кемпер недоумевающе покрутил головой. — Одних только проблем вагон и маленькая тележка.

— Да, легко подобные проекты не даются, — подтвердил Сигрем. — Тут вы совершенно правы.

— И что же вы собираетесь предпринять в ближайшее время, если не секрет? Сэндекер ответил:

— Прежде всего, мы пошлем к «Титанику» несколько групп с видеоаппаратурой, чтобы они все засняли, разведали как следует. Состояние корпуса — вот что меня в первую очередь волнует. Корпус и механические повреждения.

— Одному Богу известно, что там такое, — сказал раздумчиво Кемпер, — и вдруг глаза его загорелись. Поплавок исчез под водой: — Эй, Джим, у вас клюет!

Сэндекер лениво повернул голову, улыбнулся:

— Ну! И никакого тебе труда. «Титаник» бы так поймать…

— Что ж, желание хорошее, только очень уж дорогостоящее, — философски заметил Кемпер, не сочтя возможным ответить коллеге даже легкой улыбкой.

Питт захлопнул дневник Джошуа Хейза Брюстера и посмотрел на Мела Доннера, сидевшего по другую сторону большого стола.

— Вот оно, стало быть, как…

— Тут как в хорошем суде, — заметил Доннер, — правда, одна только правда и ничего, кроме правды.

— А не может так получиться, что за столько лет пребывания в воде этот ваш бизаний, или как его там, потерял все первоначальные свойства?

Доннер решительно покачал головой, отрицая саму по себе мысль, а затем вдруг пожал плечами.

— Впрочем, кто его знает… Надеюсь, что не потерял. Хотя еще ни один человек не держал в руках большие количества бизания, чтобы сказать, как именно он ведет себя…

— Иначе говоря, будут грохнуты в этот проект жуткие суммы, а в итоге может оказаться, что все напрасно, все зря, так, что ли?!

— Если бизаний надежно спрятан и герметично закрыт, а я очень надеюсь, что закрыт, тогда не напрасно.

Питт откинулся на спинку кресла и уставился на обложку дневника Брюстера.

— Получается примерно как в рулетке.

— Что ж…

— Мне все это несколько напоминает игру. Мы с вами, например, собрали бы пацанов на берегу Эри, там, где танк «паттон» затонул, дали бы этим самым пацанам бельевую веревку и сказали: «Тащите танк!» Так вот примерно получается и у нас.

— Что ж… — с тем же выражением повторил Доннер, как бы давая понять собеседнику, что на все подобные вопросы будет только один ответ.

— Даже если оставить все прочие моменты в стороне и вести речь исключительно о цене проекта — цена-то чудовищная! — с некоторым даже возмущением сказал Питт.

— А конкретнее?

— В 1974 году подводники из ЦРУ обнаружили в океане русскую субмарину, развалившуюся при аварии на части. Цены в семьдесят четвертом, как вы понимаете, были несколько иными. Так вот, для того чтобы поднять на поверхность один только носовой отсек, пришлось затратить более трех миллионов. Я решительно не представляю, во сколько нам обойдется «Титаник», лежащий на глубине двенадцати тысяч футов, тем более что общий вес корабля больше сорока шести тонн.

— Ну хорошо, а могли бы вы назвать хотя бы примерную сумму во что обойдется вся операция?

— А расходы на кого повесят?

— На Мета Секшн. Она будет финансировать, — ответил Доннер. — Мне бы хотелось узнать ваше мнение. Давайте представим, что я ваш добрый друг банкир. А вам требуется провести операцию по вызволению «Титаника». Сколько денег нужно будет перевести из секретного фонда на счет НУМА, по вашему мнению?

— Для начала я бы попросил не меньше двухсот пятидесяти миллионов.

— Вот видите, — невозмутимо сказал Доннер. — Вы охали, вы так возмущались, а назвали весьма скромную сумму. Наши парни посчитали, так у них вышло много больше, это — если по секрету. Хорошо, а вот давайте представим, что у вас есть лишь одна возможность попросить денег. Чтобы потом локти не кусать, сколько бы вам потребовалось? Как насчет дополнительных пяти, а? Хватит?

— Пять миллионов?!

— Ну зачем же так… Пяти сотен миллионов. Это — плюс к названной вами сумме.

После того, как охранник по заведенному здесь обычаю проводил Питта до ворот, Питт вырулил, притормозил у столба и оттуда взглянул — теперь уже новыми базами — через забор на невыразительное здание «Смит Вэн энд Сторидж К°».

— Не укладывается в голове, — вслух произнес он — Просто-таки не укладывается в моей голове… Невероятно! — Словно избавляясь от наваждения, Питт потряс головой, врубил скорость и направился в город.

Глава 29

День выдался у Президента горячий. Одну за другой пришлось провести несколько встреч с конгрессменами от оппозиции: как ни старался Президент, как ни убеждал их поддержать новый законопроект по изменению налогообложения — все напрасно. Точнее, почти напрасно, что практически одно и то же. Потом пришлось еще выступать перед губернаторами штатов, что тоже было удовольствием ниже среднего. Во второй половине дня Президент разговаривал с госсекретарем: министр был напорист, чтобы не сказать — агрессивен.

На часах было чуть больше десяти. Президенту оставалось еще одно дело, столь же, впрочем, неприятное, как и большинство дел этого, слава Богу, завершающегося дня. Президент позволил себе небольшую паузу, уселся в мягкое кресло и неспешно потягивал из бокала; так он успокаивался, обретал душевное равновесие: бокал в правой руке, левая рука поглаживает, почесывает, теребит ухо любимой гончей.

На длинном диване перед Президентом восседали директор ЦРУ Уоррен Николсон и Маршалл Коллинз — главный советник Президента по делам России и стран Восточной Европы.

Президент сделал небольшой глоток и мрачно посмотрел на обоих мужчин.

— Скажите, а сами-то вы понимаете, о чем просите меня?

Коллинз нервно поежился под тяжелым взглядом.

— Если быть откровенным, то не совсем, сэр. Но мы сейчас ведем речь о беспрецедентном случае. В таких ситуациях говорят, что цель оправдывает средства. Я уверен, что у Николсона уже имеются кое-какие практические соображения на этот счет. И еще раз повторю, сэр, что в данном случае мы можем получить такую информацию, которая окупит любые затраты. Я сам не любитель этого слова, но мы сможем получить невероятную информацию.

— Да, но эта ваша информация обойдется нам в кругленькую сумму, — негромко, но жестко напомнил собеседнику Президент.

Николсон, возбужденный собственной тирадой, энергично подался в сторону собеседника:

— Поверьте, сэр, эти сведения стоят того!

— Вам легко говорить, — заметил на это Президент. — Хотя бы уже потому, что ни один из вас не имеет полного представления о «Сицилианском проекте».

Коллинз понимающе кивнул.

— Не спорю, господин Президент, все это действительно так. Тем более, что проект держат в строжайшем секрете… И тем более чудовищным кажется мне тот факт, что о самом существовании «Сицилианского проекта» мы узнали от агента КГБ, а не по каналам наших служб безопасности.

— Ладно, скажите мне лучше, что могли узнать русские?

— Об этом мы не беремся судить даже приблизительно, — сказал до этого молчавший Николсон. — По некоторым косвенным данным я мог бы заключить, что русским вообще ничего пока не известно, кроме самого названия проекта.

— Черт! — выругался Президент. — Ума не приложу, как они сумели пронюхать…

— Думаю, это была — есть такое понятие — спорадическая утечка информации, — сказал Коллинз. — Мои сотрудники в Москве обязательно сообщили бы, если бы КГБ сел на хвост в том, что касается этого сверхсекретного проекта. Они могут не знать подробностей, но сам факт, что КГБ разрабатывает что-то сверхважное, стал бы им известен, сэр. Тем более, раз речь идет о новейшем военном проекте.

Президент нехорошо взглянул на Коллинза.

— А почему, собственно, вы решили, что речь идет о новейшем, да еще военном проекте?! Вы-то откуда знаете?

— Что ж, я могу ответить. Раз мы имеем дело с проектом особой степени секретности, значит, речь идет о военном проекте. Это для меня более, чем очевидно. Тут особенно и гадать не приходится. И русские аналитики, можете не сомневаться, придут к тому же самому выводу. Раньше или позже, но придут.

— Я совершенно согласен с мнением Коллинза, — вставил Николсон.

— И кроме того, все случившееся нам на руку.

— То есть? — спросил Президент.

— Я предложил бы такой вариант. Мы принимаем решение и начинаем подбрасывать русской военно-морской разведке фрагментарную информацию. В каждом конкретном случае это должны быть очень небольшие объемы сведений, не дающие, разумеется, сколько-нибудь определенного представления о «Сицилианском проекте». Если русские заглатывают нашу приманку… Тогда мы буквально сможем завладеть их информационно-разведывательной службой.

Под монотонный звук мужских голосов гончая Президента, растянувшаяся на ковре возле ног хозяина, преспокойно уснула. Несколько секунд Президент смотрел на мирно дремлющее животное. Он так и этак прикидывал, просчитывая варианты. Очень непросто было сделать выбор в этом конкретном случае. У него было такое чувство, что друзья из Мета Секшн сочтут его тривиальным предателем общего дела.

— В общем, сделаем так, — сказал после раздумий Президент. — Я попрошу человека, возглавляющего проект, составить для начала отчет. Вы, Николсон, со своей стороны продумайте, как именно мы сможем навести русских на эту информацию, чтобы они, не дай Бог, чего не заподозрили, иначе все насмарку. И запомните, Николсон, со мной и только со мной оговаривать любую мельчайшую подробность, так или иначе связанную с игрой вокруг «Сицилианского проекта». Я понятно выражаюсь?

Николсон кивнул.

— Этим я займусь лично.

Президент ссутулился и опустил голову.

— Да и вот еще что, джентльмены, — сказал он. — Мне об этом неприятно говорить, однако я вынужден вам напомнить, что в случае, если наша с вами игра сделается достоянием гласности, с нами поступят так, как искони поступали с предателями. Так что, имейте, пожалуйста, это в виду.

Глава 30

Сэндекер склонился над огромной контурной картой донного рельефа северной части Атлантического океана. Он держал карандаш в руке с такой решительностью, словно намеревался острием проткнуть противника, окажись таковой на поверхности карты. Слева и справа выжидающе застыли Ганн и Питт. Оба изучали океанский ландшафт. Посмотрев на них, Сэндекер сказал:

— Как хотите, но я не понимаю! Если обнаруженный корнет указывает место, где затонул корабль, тогда придется признать, что «Титаник» находится совершенно не там, где он должен быть.

Ганн взял карандаш и поставил на карте птичку.

— Последнее установленное местоположение «Титаника» было вот здесь: 41°46С — 50° 143. Это известно наверняка.

— Именно тут вы нашли корнет?

Ганн сделал еще одну отметину.

— Вот здесь находилось наше судно обеспечения, когда «Сапфо-1» обнаружило корнет Фарли, шесть миль к юго-востоку.

— О чем и речь. Разница в шесть миль. Понятия не имею, чем это можно объяснить.

— Прежде всего, — сказал Питт, — место затопления «Титаника» установлено совсем не столь уж безусловно, это раз. Кроме того, шкипер одного из спасательных судов, «Маунт Темпл», называл район, значительно дальше к востоку. Причем он уверял, что установил точное местоположение по солнцу. А это, согласитесь, куда надежнее, чем расчеты четвертого помощника, к тому же определявшего координаты в нервной обстановке, когда корабль налетел на айсберг и начал тонуть. Когда люди тонут, им уж не до точности.

— Все это так. Но «Карпатия», судно, которое взяло на борт уцелевших пассажиров «Титаника», шло именно в район, указанный связистом тонущего судна, — сказал Сэндекер. — Причем, «Карпатия» целых четыре часа находилась на связи с «Титаником». Это, по-вашему, как можно объяснить?

— До сих пор не установлено, что «Карпатия» подобрала тонущих людей именно в районе, указанном капитаном «Карпатии», — заметил Питт. — И если моя догадка верна, то подлинное место спасательной операции должно находиться на юго-востоке от официально признанного места аварии.

Завладев карандашом, Сэндекер осторожно постучал грифелем по карте.

— Это называется, иди туда, не знаю куда, образно говоря. Вот и думайте, джентльмены, как тут поступить… Должны ли мы сосредоточить поиск в районе 41° 46 С — 50° 143? Или поставим денежки на то место, где был найден корнет Грэхама Фарли, иначе говоря, будем искать в шести милях к юго-востоку от якобы известного места нахождения? Если с самого начала выберем неверный район, одному Богу известно, сколько денег и, главное, сколько времени придется потерять впустую. Что думаете по этому поводу, Руди?

Ганн, казалось, ожидал именно этого вопроса.

— Мое мнение таково. Во время экспедиции на «Сапфо-1» мы несколько раз проходили над тем местом где формально должен был находиться затонувший «Титаник». Однако приборы ничего не показали. А наш сонар был отнюдь не так плох, как думают некоторые. И раз уж мы там ничего не обнаружили, я предлагаю искать корабль в районе, где был найден корнет. Так я думаю.

— Ну а ваше мнение, Дирк?

Несколько мгновений Питт сидел неподвижно, раздумывая. Затем сказал:

— Я предлагаю обсудить это через сорок восемь часов. Мне понадобятся два дня.

Сэндекер с явным интересом взглянул на него.

— У нас часа лишнего нет, поймите. А вы говорите про сорок восемь часов.

Питт твердо посмотрел на собеседника.

— Кроме того, я не считаю нужным опускать телевизионную камеру.

— Что же вы собираетесь предпринять?

— Сразу отправить на поиск подводную лодку.

Сэндекер отрицательно покачал головой.

— Не могу с вами согласиться. Прикрепленная к днищу корабля телекамера в единицу времени по сравнению с подлодкой может исследовать в пять раз большую площадь, если не в десять. Управляемые подлодки слишком уж медлительны.

— Но в наших Силах точно определить район поисков.

— Как прикажете вас понимать? — поинтересовался Сэндекер. — Если вам известен секрет, почему бы не поделиться с коллегами?

— Я предлагаю свести воедино все мало-мальски установленные данные, касающиеся затопления «Титаника». Добавить к этому сведения о водном бассейне тех широт, течениях и их скоростях, об угле, под которым «Титаник» предположительно уходил на дно, затем все это заложить в компьютер аналитического центра НУМА. Если повезет, мы можем получить точное местонахождение «Титаника».

— Вы чрезмерно рациональны в вашем подходе к проблеме, — сказал Ганн.

— И вы предлагаете потратить на все это два дня? — спросил Сэндекер.

— Видите ли, сэр, если компьютер ничего конкретного не даст, мы едва ли что теряем, — сказал Питт. — Тем более, что адмирал Кемпер передал нам подлодку «Модок». Она сейчас в Норфолке, и ее можно послать на поиски хоть сейчас.

— Точно! — выпалил Ганн. — Лодку класса «Модок» под именем «Си-Слаг».

— Это самая современная подводная лодка, находящаяся на вооружении военно-морского флота, — сказал Питт. — Ее сконструировали специально для проведения спасательных работ на больших глубинах. Дня через два мы уже сможем запустить подлодку и корабль ее сопровождения в районе предполагаемого нахождения «Титаника».

Сэндекер почесал указательным пальцем подбородок.

— Ну а если компьютер все-таки сумеет нам помочь, я сразу же сообщу результат. По-моему, это не худший план.

— Разве что… — пожал плечами Ганн.

Сэндекер швырнул карандаш на карту, уселся в кресло, внимательно посмотрел на Ганна, затем на Питта, после чего объявил:

— Ну, джентльмены, думаю, что можно считать игру начатой.

Глава 31

Мел Доннер, нажимая на кнопку звонка у двери Сигрема, другой рукой прикрывал разведенный зевотной судорогой рот.

Сигрем открыл входную дверь и вышел на крыльцо. Они молча кивнули друг другу без обычного обмена любезностями и направились к тротуару, возле которого Доннер припарковал свой автомобиль.

Усевшись на переднее сиденье, Сигрем мрачно посмотрел через боковое стекло. Выглядел он усталым, под глазами обозначились контрастные тени. Доннер вставил ключ в зажигание, запустил двигатель и, обернувшись к коллеге, сказал:

— Ты сейчас похож на чудовище Франкенштейна до воскрешения. До которого часа ты работал прошлой ночью?

— Я домой вернулся совсем не поздно, — ответил Сигрем. — Досадный промах, лучше бы подольше поработал. Дела решил оставить, отдохнуть. Но вместо отдыха весь вечер ругался с Даной. Она вчера так меня достала, я на стенку готов был лезть! Я терпел, терпел, наконец, высказал ей все и заперся в кабинете. Уселся за стол, разложил бумаги и задремал. Сейчас все тело ноет. Чувствую в таких местах боль, где и болеть-то нечему. Черт знает что…

— Спасибо тебе, — с улыбкой сказал Доннер. Сигрем удивленно посмотрел на Доннера.

— За что именно?

— Этот разговор — лишний довод в пользу моего холостяцкого статуса. Не будь у нас с тобой подобных разговоров, я бы, чего доброго, мог и жениться.

Некоторое время, пока Доннер лавировал в час-пиковом потоке машин, оба они молчали.

— Джен, — сказал наконец Доннер, — я понимаю, конечно, что эта тема может показаться не вполне деликатной, и потому, если ты не захочешь, мы не будем ее обсуждать, но только у меня такое чувство, что ты превращаешься в этакого циника-мазохиста. Признайся-ка, а?

Сигрем никак не отреагировал, однако Доннер не успокоился:

— Почему бы тебе не взять недельку-другую и вместе с Даной не съездить куда-нибудь отдохнуть. Чтобы там были солнце, пляж, океан… Вырвись хоть ненадолго из этого вонючего Вашингтона. Строительство силовых станций на границах идет своим ходом, обнаружение бизания мы с тобой никак не можем ускорить. Сейчас наступило такое время, когда мы можем только просиживать в кабинетах штаны, моля Всевышнего, чтобы парни из НУМА вытащили «Титаник».

— Я здесь нужен больше, чем когда-либо прежде, — резко проговорил Сигрем.

— Это все ты сам себе придумал. Поверь, наступил такой этап, когда мы с тобой ни помочь, ни ускорить события не можем, — словно не расслышав собеседника, сказал Доннер.

Сигрем в ответ на слова коллеги усмехнулся.

— Боюсь, дружище, что ты прав. Настолько прав, что даже сам не понимаешь. Доннер приподнял бровь.

— Что ты имеешь в виду?

— Да то, что от нас с тобой сейчас ничего уже не зависит, — повторил Сигрем слова Доннера. — Президент распорядился, чтобы я подготовил информацию по проекту, которую будут дискретно передавать русским.

Доннер вильнул вправо, резко затормозил и круто повернулся к Сигрему.

— Но что случилось?!

— Уоррен Николсон, шеф ЦРУ, был у Президента и убедил его, что если мы будем понемногу давать информацию о «Сицилианском проекте», то таким образом наша разведка сумеет завербовать одного из высокопоставленных русских гэбэшников.

— Я в это не верю, — тотчас же отреагировал Доннер.

— К сожалению, твоя вера или, напротив, неверие никакой роли не играют, — ответил Сигрем.

— Ладно, пусть все будет, как ты сказал. Пусть. Но только я хотел бы знать, какой толк, если русские будут узнавать по крупицам о «Сицилианском проекте»? Крупицы — они крупицы и есть. Без цифр, без точных расчетов русским потребуется несколько лет, чтобы догадаться о полномасштабной картине нашего замысла. Но даже и тогда, если они захотят похитить наш проект, у них ни черта не получится, как ты понимаешь. Без необходимого количества бизания даже полная информация о «Сицилианском проекте» яйца выеденного не стоит, и ты сам это понимаешь.

— Все это так. Но если, а я говорю если, русские каким-нибудь образом сумеют первыми захватить бизаний, то при наличии общей концепции они запросто сумеют воплотить наш проект года за два, максимум — три.

— Это невозможно. Адмирал Кемпер никогда не позволит им захапать бизаний у него из-под носа. А если они все-таки попытаются завладеть «Титаником», он сумеет им показать, где раки зимуют! Кемпер свое дело знает! Его так просто не возьмешь…

— Кто может знать, как будут разворачиваться события… Ты не подумай чего, я просто философствую. Я подумал, а что, если в какой-то момент Кемпер получит приказ прекратить работы? Только представь себе на секунду. Получает Кемпер подобного рода приказ — и что тогда?

Поставив локти на руль, Доннер недоумевающе потер лицо.

— Погоди, ты что же, ты хочешь сказать, что Президент Соединенных Штатов работает на русских, так, что ли?!

Сигрем устало пожал плечами и сказал:

— Как я могу подобное говорить, с другой-то стороны, если я и сам окончательно во всем запутался? Настолько запутался, что уже и не пойму, чему можно верить, чему нет…

Глава 32

Павел Марганин, стройный и солидный в белом парадном кителе, вдохнул вечерний воздух, и направился ко входу иллюминированного ресторана «Бородино».

Назвав метрдотелю свою фамилию, Марганин был приглашен к столику, который обыкновенно резервировался для Превлова. Сидевший на своем «законном» месте, капитан читал газету. Когда приблизился Марганин, Превлов лишь на долю секунды поднял глаза и вновь обратился к недочитанной статье.

— Вы позволите мне рядом с вами?..

— Разумеется. Если ты будешь стоймя торчать возле меня, начну думать, что ты официант.

Марганин заказал себе водки и тактично замолчал, ожидая, когда заговорит старший по званию. Минуты через три, одолев наконец пространную статью в газете, капитан откинулся на стуле и закурил.

— Скажи, лейтенант, ты внимательно ознакомился с материалами подводной экспедиции по изучению Лорелеи?

— Нет, я лишь просмотрел по диагонали и сразу же передал все материалы вам.

— Вот и плохо, — надменно сказал капитан. — Ты вот представь. Современнейшая подводная лодка, снаряженная всевозможной электроникой по последнему слову техники, со скоростью пятнадцать узлов в час ползает по океанскому дну. И ползает не день, даже не недели, а почти два месяца, при этом ни разу не поднявшись на поверхность. Ты вникни, лейтенант! Если бы наши конструкторы создали лодку, пусть даже вдвое худшую, и то было бы хорошо.

— Знаете, я попытался прочитать отчет, но не сумел. Там жуткая скукотища…

— Еще бы, конечно, скукотища. Для тебя все одна сплошная скукотища. А вот если бы ты внимательно изучил все материалы на трезвую голову, то обратил бы внимание на резкое, внезапное и не вполне понятное изменение курса лодки в последние дни экспедиции.

— На это я как раз обратил внимание. Но тогда не видел, и теперь не вижу тут скрытого смысла. Захотели изменить курс — и запросто изменили. Что здесь необычного?

— Эх, Марганин, Марганин. Запомни, пожалуйста, что истинно интеллигентный человек склонен усматривать скрытый смысл решительно всюду. Подчас даже там, где и быть не может никакого скрытого смысла.

Поскучнев от полученного выговора, Марганин нервно взглянул на часы, затем перевел взгляд на дверь мужского туалета.

— Я более чем уверен, нам следует выяснить, что именно могло заинтересовать американскую подлодку у побережья Ньюфаундленда, — продолжил свою мысль Превлов. — После того странного случая на Новой Земле я намерен внимательно изучать и анализировать любую операцию, предпринимаемую по инициативе Национального агентства надводных и подводных коммуникаций. В равной мере это относится ко всему, чем это Агентство занималось в последнее время, скажем, за последние полгода. Я нюхом чую, что американцы готовят что-то, что доставит немалые хлопоты России-матушке. — Заметив проходившего между столиками официанта, Превлов сделал ему знак и показал на свой пустой бокал, после чего вздохнул и откинулся на спинку стула. — Никогда нельзя верить тому, что на поверхности. Это — сплошь и рядом. Суть одна, но выглядит так, что и не подумаешь… у нас такая работа, что всякая запятая, всякий обрывок с непонятными на первый взгляд каракулями могут заключать в себе секрет государственной важности. и зачастую получается так, что наиболее ценную информацию удается получить именно там, где не думал получить хоть что-нибудь. Пришел официант с коньяком для Превлова. Капитан взял рюмку, одним махом опрокинул себе в рот, но прежде, чем проглотить с видимым удовольствием побулькал коньяком во рту.

— Вы извините, я сейчас…

Превлов вопросительно взглянул на собеседника. Марганин кивнул в сторону туалета.

— Иди, кто держит.

Марганин вошел в туалет. Здесь были высокие потолки, а само помещение напоминало конфигурацией знак «тильду». Войдя в кабинку, он встал напротив унитаза. В эту минуту он был в туалете не один. Под боковым щитом Марганин мог видеть, что в соседней кабинке кто-то есть; ему был виден ботинок и край брючины. Марганин дождался, когда в соседней кабинке спустили воду. Тогда он подошел к умывальникам и принялся мыть руки. В зеркало ему было видно, как тот же мужчина, который недавно подсел на бульваре, толстый и круглолицый, вышел из кабинки, на ходу застегивая брюки. Мужчина приблизился вплотную.

— Извини, моряк, — добродушно пробасил толстяк. — Вот, у тебя вывалилось, — с этими словами он протянул небольшой конверт.

Марганин без раздумий взял у него конверт и положил в карман.

— Спасибо. Так ведь и потерял бы…

Когда Марганин потянулся к полотенцу, толстяк, занявший его место возле умывальника, игривым тоном сказал:

— Там такая информация… — он сделал акцент на слове «такая». — Поосмотрительнее с этим…

— Уж как-нибудь соображу…

Глава 33

На рабочем столе Сигрема лежало письмо. Включив настольную лампу, он передвинулся вместе со стулом, поудобнее облокотился и начал читать.

"Дорогой Джен,

я очень люблю тебя. Пожалуй, подобное начало покажется тебе банальным, но это так и есть. Я люблю тебя всеми силами души, как это было принято прежде говорить.

В последние месяцы, видя твое стрессовое состояние, я искренне пыталась сделать что в моих силах, чтобы облегчить твою жизнь. Мне очень хотелось, чтобы моя любовь, моя забота были тебе нужны. Мне было очень тяжело, однако я делала все что было в моих силах, надеясь разве только на некоторую взаимность. Знаешь, Джен, во многих отношениях я женщина сильная. Но моих сил недостаточно, чтобы противостоять твоему безразличию, невниманию и вообще — твоему наплевательскому ко мне отношению. Немногие женщины выдержат то, что довелось выдержать мне.

Вспоминаю сейчас нашу молодость, наши первые годы жизни. Тогда каждый из нас значил друг для друга куда больше, чем все профессиональные проблемы, вместе взятые. Нам было значительно проще и легче тогда друг с другом. Мы обучали студентов в университете, мы много смеялись, находя для этого поводы, а занимались любовью так, словно каждый раз мог оказаться последним. Я не исключаю, что в тот самый день, когда я впервые сказала тебе о своем нежелании иметь детей, между нами образовалась первая серьезная брешь. Возможно, если бы у нас был мальчик или девочка, сын или дочь, они сблизили бы нас больше. Может и так, хотя не стану сейчас уверять ни тебя, ни самое себя. Сейчас я хочу лишь сказать тебе, что мне жаль, как все в итоге вышло.

Уверена, что для нас наилучший выход — на некоторое время отдохнуть друг от друга. Как известно, время и расстояние способны изменить людей, дают им возможность более отстранение взглянуть на себя и друг на друга. Тем более, что за последнее время в нас оказалось столько эгоизма и злобы, о чем мы с тобой даже и не догадывались.

Я переезжаю к Мари Шелдон, она морской геолог из НУМА. Она милостиво согласилась поселить меня в свободной комнате ее дома в Джорджтауне. Там я надеюсь отдохнуть и подумать о нашей дальнейшей Жизни с тобой. Пожалуйста, не пытайся разыскивать меня. Нам сейчас лучше отдохнуть друг от друга. А если ты все-таки туда приедешь, мы опять разругаемся. Пойми это, Джен, и дай мне время побыть одной, умоляю.

Говорят, время лечит. Остается уповать на его целебные свойства. Я совсем не хочу сказать, что нам нужно расстаться навсегда. Тем более, что у тебя сейчас такое время, когда я, как мне кажется, очень тебе нужна. Я лишь надеюсь, что в отношении тебя поступаю правильно, что мой отъезд позволит тебе вздохнуть несколько свободнее.

Прости мне мои бабские глупости. Хотя мое поведение мне вовсе не представляется таким уж глупым. Давай же будем надеяться, что будущая наша любовь окажется похожей на самое ее начало.

Еще раз повторяю, что я тебя люблю.

Дана".

Четыре раза кряду Сигрем перечитал письмо. Он не мог заставить себя оторваться от аккуратных, написанных знакомым почерком строк. Наконец он протянул руку, нажал на выключатель лампы и в наступившей темноте откинулся на спинку стула.

Глава 34

В тот момент, когда Дана стояла перед распахнутым гардеробом, мучительно решая проблему выбора одежды, в дверь спальни постучали.

— Дана, ты готова?

— Заходи, Мари.

Мари Шелдон открыла дверь и заглянула в комнату.

— Ну ты даешь. Я столько времени ее жду, а она еще голая тут разгуливает.

Голос Мари был грудным, низким, при том, что она была невысокого роста худенькой женщиной с живыми голубыми глазами и небольшим нахально вздернутым носом девочки-шалуньи. Шапка ее густых, искусственно высвеченных волос, не имела выраженного образа, представляя собой прическу «я у мамы дурочка». Если бы не тяжелый и, что называется, волевой, подбородок, Мари была бы весьма хорошенькой.

— Ох, не говори, — пожаловалась Дана, — я через это мучение пробираюсь каждое утро. Вот чего мне в самом деле недостает, так это элементарной организованности. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы я складывала вещи на место, если бы вставала — с запасом, чтобы не устраивать каждое утро гонку. А я всегда лежу до самой последней минуты, а после ношусь, как угорелая. Мари встала рядом с подругой.

— Ну, а как, скажем, насчет вот этой голубой юбки? Дана ловко вытащила вешалку, приложила юбку, затем раздраженно швырнула ее на ковер:

— Черт, совсем позабыла! Блузку к этой юбке я ведь отдала в химчистку. Черт побери…

— Не ругайся, не ругайся! Когда я была маленькая, мне говорили, мол, будешь ругаться, плесень во рту вырастет.

— Как тут не ругаться, — сказала Дана, — в последнее время все идет черт знает как. Сущие, казалось бы, пустяки — так и те через жопу об колено, что называется.

— В последнее время, это с тех пор, как ты от мужа сбежала, так, что ли?

— Вот только, ради Бога, не нужно меня учить, ладно? Не выношу, когда меня учат жить…

— Не кипятись, моя дорогая. Если хочешь плюнуть в кого-нибудь, подойди к зеркалу.

Дана в этот момент походила на куклу с туго заведенной пружиной. Увидев, что еще чуть-чуть, и подруга разрыдается, Мари сбавила тон, сочтя более благоразумным отступить:

— Будь проще. Все, что ни наденешь, все хорошо. А я пойду мотор в машине разогрею. Оденешься и сразу спускайся.

Когда шаги Мари затихли. Дана прошла в ванную и приняла сразу две капсулы либриума. Как только транквилизатор начал действовать, она спокойно подошла к шкафу, выбрала бирюзовое льняное платье, оделась, расчесала волосы, обула туфли на высоком каблуке и отправилась по лестнице вниз.

Пока они ехали к зданию НУМА, Дана почти совершенно успокоилась и даже принялась отбивать туфлей такт звучавшей из радиоприемника музыки.

— Одну капсулу или две? — как бы между прочим осведомилась Мари.

— То есть?

— Я спрашиваю, приняла одну или две капсулы? Иначе я никак не могу объяснить моментальное превращение. Была дешевкой, истерику мне закатила, а теперь — сама Мисс Доброе Сердце. Такое может быть только от транквилизатора.

— Просто я терпеть не могу, когда меня начинают учить, пойми. Дело совсем не в том, дешевка или не дешевка, а в том, что есть определенные моменты, которые я не выношу.

— Допускаю, однако ставлю на вид. Если однажды темной ночкой ты вдруг загнешься от сверхдозы, я возле тебя суетиться не буду, даже не рассчитывай. Подыхаешь — и подыхай себе. Говорю тебе, чтобы ты после не обижалась на меня. Терпеть не могу, когда кто-то принародно подыхает. Такие сцены портят настроение.

— Скажешь тоже! Вечно все преувеличиваешь…

Мари вопросительно взглянула на Дану.

— Ой ли? Ты жрешь эту гадость, словно витамины, целыми пригоршнями.

— Не переживай, со мной все в порядке, — оправдывающимся тоном сказала Дана.

— Только вот этого не нужно, я вижу тебя насквозь. Сейчас ты представляешь собой классический образец выведенной из себя депрессивной бабы. Насколько я понимаю, это самый мерзкий вид, какой только баба может принять.

— Знаешь, для того чтобы зарубцевалась рана, требуется какое-то время.

— Ну ты даешь! Сначала нагадила, а теперь ждешь, когда пахнуть перестанет. Чтобы не было запаха, нужно убрать!

— Я и не уверяю, что поступила наилучшим образом, когда оставила Джена. Но в некотором смысле я поступила правильно.

— А тебе никогда не приходило в голову, что ты нужна ему?

— Мне это столько раз приходило в голову и прежде, но когда мы с ним оказывались вместе, то сразу же начинались ругань, выяснение отношений, дрязги… Он меня выдавил из своей жизни примерно так, как выдавливают пасту из тюбика. Известная история, старая, как мир. Когда такой человек, как Джен, делается рабом своей профессии, он начинает лбом прошибать стены. Одну прошибет, другую, третью, десятую — а потом нарвется на непробиваемую стенку. И — привет! И потом причина, эта чертовски дурацкая, как ему кажется, причина: если, мол, я с ним, то должна так же, как он, бросаться на стены. Мужчины знают такое слово: ответственность. А женщины такого слова не знают! И я такого слова не знаю! У меня масса чувств, самых разных. Но вот именно такого чувства — нет!!! Женщине свойственно воспринимать и принимать жизнь как игру с периодом в один день. Новый день — новые проблемы. Но просчитывать на будущее, планировать женщина не умеет ей этого просто не дано. А мужчины наоборот, они хотят все спланировать… — лицо ее сделалось грустным и усталым. — Я должна сидеть тут у тебя и ждать, когда Джен падет от раны в своей приватной битве. Дождусь, прилечу к нему — тогда у нас, может, что-нибудь и образуется. Какое-нибудь подобие прежней семьи.

— А не получится ли так, что когда все это произойдет, то будет слишком поздно? — спросила Мари. — Из того, что ты рассказывала мне о муже, я сделала вывод, что он кандидат или в психушку, или в отделение кардио-хирургии. Одно из двух. На твоем месте я вернулась бы к нему. И немедленно.

Дана отрицательно покачала головой.

— Даже подумать не могу об этом. Я вернусь не раньше, чем буду абсолютно уверена, что у нас с ним начнется новая жизнь. Никак не раньше.

— А как насчет других мужчин?

— Разве только платоническая любовь, — Дана принужденно улыбнулась. — Я решительно против того, чтобы строить из себя этакую свободную американскую женщину, этакую убежденную феминистку, которая только и думает, в чью бы это постель ей запрыгнуть.

Мари улыбнулась, хотя и не очень уж весело.

— Твои желания, детка, достойны уважения, но желания — это одно, а возможности — нечто совсем иное. Жизнь не всегда принимает в расчет наши желания. Ты забываешь, что здесь Вашингтон, город, в котором на одну бабу приходится восемь мужиков. Численный перевес огромен. Здешняя жизнь принимает во внимание желания мужчин куда охотнее, чем желания женщин.

— Я считаю так: чему быть, того не миновать. Если уж суждено повеситься, не бойся утонуть. Но сама я напрашиваться в чужую постель не намерена. А кроме всего прочего, я и вкус-то этого дела уж позабыла, да и форму подрастеряла. Скажи мне, что надо мужчину завлечь, я не вспомню, как это делается…

— Завлекать мужчину все равно что ездить на велосипеде, — засмеялась Мари, — если когда-то умела, уже не разучишься.

Мари умело вписалась в вираж около въезда на стоянку. Они оставили автомобиль в месте, зарезервированном для работников НУМА. Поднявшись по лестнице в фойе, женщины влились в неспешный водоворот, образуемый многочисленными сотрудниками Агентства.

— Ленч сегодня — вместе? — спросила Мари.

— Непременно.

— Если ты не против, я приведу с собой пару мужчин. Так, чтобы ты хоть немного смогла поупражняться, восстановить форму, иначе говоря.

И прежде чем Дана успела отказаться от подобной перспективы. Мари растворилась в мельтешащей толпе, На площадке, ожидая вместе с другими сотрудниками, когда придет лифт, Дана с некоторым, более похожим на удивление, удовольствием поймала себя на мысли, что слова подруги ее взволновали.

Глава 35

Сэндекер оставил автомобиль на стоянке, принадлежащей Океанографическому колледжу в Александрии. Выбравшись с водительского места, он сразу направился в сторону мужчины, который стоял около электрического карта, какие используют при игре в гольф.

— Вы адмирал Сэндекер?

— Да, это я.

— Очень приятно. Я Мюррей Силверстейн. — Невысокого роста, лысеющий полный мужчина протянул руку. — Очень рад, что вы приехали, адмирал. Думаю, мы сможем быть вам полезными.

Сэндекер уселся в карт.

— Будем благодарны за любую помощь, за любую информацию, которую вы сможете сообщить.

Силверстейн уселся за рычаги и направил карт вдоль асфальтированной аллеи.

— Со вчерашнего вечера мы предприняли целую серию проверочных подсчетов. Я не ручаюсь за математическую безукоризненность, имейте в виду, но результаты получились, мягко говоря, весьма интригующие.

— Были проблемы?

— Не без того. Хотели поначалу обработать ваши данные в режиме строгого анализа, но пришлось довольствоваться приблизительным режимом. И главная тому причина — дефицит точных сведений. Например, в какую именно сторону был сориентирован нос «Титаника», когда лайнер начал погружаться под воду? Неизвестно, потому что никто не зафиксировал, а позднее никто не попытался это установить опытным путем. Отсутствие одного только этого фактора может привести к расхождению в три-четыре мили. А это, в свою очередь, увеличивает район поисков на многие квадратные мили, как вы понимаете.

— Не вполне вас понимаю. Мне казалось, что сорокапятитонный корабль тонет по вертикальной линии. Разве нет?

— Совсем не обязательно. «Титаник» еще на поверхности, то есть оставаясь на плаву, сильно накренился и под воду вошел как своего рода штопор, образуя угол в семьдесят шесть градусов или около того. По мере погружения носовые отсеки заполнялись водой, которая значительно увеличивала общий вес судна, так что «Титаник» вполне мог идти ко дну со скоростью четырех и даже пяти узлов в час. Далее, необходимо учитывать тот факт, что у судна была огромная сила инерции, а кроме того, «Титанику» пришлось сделать две с половиной мили, прежде чем лайнер лег на дно… Так что, боюсь, место залегания будет значительно отстоять от той самой точки, в которой судно погрузилось под воду.

Сэндекер с легко читаемым на лице изумлением уставился на океанографа.

— А разве возможно узнать, под каким именно углом «Титаник» опустился под воду? Ведь тем сведениям, которые были впоследствии сообщены спасшимися пассажирами, грош цена, образно говоря. Люди были настолько перепуганы, что им казалось такое… Словом, на их показаниях основываться едва ли можно.

Силверстейн указал на огромную цементную башню, расположенную в стороне от дороги.

— Во-он там ответ на ваш вопрос, адмирал, — он притормозил карт перед входом в здание. — Пойдемте со мной, и я смогу на практике вам продемонстрировать, что именно имеется в виду.

Сэндекер последовал за ним через небольшой вестибюль в комнату с просторным окном в торце. Силверстейн жестом пригласил адмирала подойти поближе. По другую сторону окна вдруг показался аквалангист в полном глубоководном снаряжении.

Аквалангист приблизился и помахал рукой. Силверстейн помахал в ответ.

— Глубоководный резервуар, — деловым тоном пояснил Силверстейн. — Внутренние стены изготовлены из стали. Внутренний диаметр тридцать футов, высота двести. Особая камера, куда нагнетается давление, служит своего рода люком, для входа-выхода. По вертикали имеются пять модернизированных шлюзов, которые позволяют исследователям проводить наблюдения за процессами на разных глубинах.

— Вот как… — сказал Сэндекер, осмысливая услышанное. — Иначе говоря, вы тут попытались смоделировать, как именно выглядел процесс потопления «Титаника», так, что ли?

— Именно так. Позвольте, я вам продемонстрирую… — С этими словами Силверстейн поднял телефонную трубку аппарата, спрятанного в нише под смотровым окошком. — Оуэн, через полминуты можно начинать.

— Вы что же, сумели сделать модель «Титаника»?

— Ну как вам сказать… Да, это модель, хотя ее и не приняли бы в Морской музей, — сказал Силверстейн. — Другое дело, что мы прежде всего смоделировали, в определенном масштабе, разумеется, основную конструкцию судна, размещение различных нагрузочных элементов. В этом смысле мы изготовилиочень корректную модель «Титаника». Наш гончар великолепно исполнил свою часть работы.

— То есть как гончар?

— Так, ведь модель изготовлена из керамики, — Силверстейн сделал неопределенный жест рукой, как будто хотел в воздухе набросать контуры изготовленной гончаром модели «Титаника». — Мы изготовили керамическую модель еще и потому, что на ее изготовление ушла в двадцать раз меньше времени, чем потребовалось бы на металлическую тех же технических характеристик. — Взяв Сэндекера повыше локтя, он пригласил адмирала вплотную приблизиться к окну. — Смотрите, тонет уже. Видите?

Сэндекер поднял голову и увидел продолговатый предмет футов четырех в длину, медленно оседающий в толще воды. Перед этим опускающимся предметом с той же скоростью двигалось нечто, внешне похожее на камни. Сэндекер сразу обратил внимание на то, что модель даже отдаленно не напоминала виденные им прежде модели кораблей: ни малейшего сходства с подлинным «Титаником». Предмет был похож на необработанный кусок самой обыкновенной глины: с одного конца — острый, с другого чуть закругленный. Над палубой, правда, находились три миниатюрные трубы, которыми, впрочем, и заканчивалось отдаленное сходство с оригиналом. Когда модель легла на дно, Сэндекер услышал сквозь толщу стекла негромкий отчетливый стук.

— Скажите, а не повлияет ли на ваши расчеты то, что модель совсем не напоминает «Титаник»? — спросил Сэндекер, постаравшись, чтобы вопрос не прозвучал обидно.

— В определенном смысле повлияет, — посмотрев на него, сказал Силверстейн. — Однако смею вас заверить, адмирал, что мы не упустили ни одной принципиальной подробности. Возможные погрешности моделирования, равно как и погрешности в расчетах, принципиальной ошибки не дадут.

Сэндекер показал в сторону модели.

— У настоящего «Титаника» было четыре трубы, а вы почему-то сделали только три.

— Перед тем, как полностью уйти под воду, — сказал Силверстейн, — корпус «Титаника» так перекосился, что корма оказалась перпендикулярна поверхности воды. Изменились механические нагрузки, и крепления первой трубы не выдержали и треснули, труба оказалась за бортом.

Сэндекер понимающе кивнул.

— Браво, доктор. Вот правду говорят, прежде чем вылезать с глупыми вопросами, выясни, с кем именно имеешь дело. Чувствую, что ваш эксперимент был подготовлен весьма тщательно. Еще раз — браво…

— Спасибо, адмирал. Не скрою, при постановке эксперимента я попытался использовать в значительной степени свой прежний опыт, это так. — Он повернулся к смотровому окну и поднял большой палец, выражая удовлетворение. Аквалангист кивнул в ответ и начал привязывать глиняную модель к фалу, спускавшемуся с верхнего порога бассейна. — Я еще разок проделаю эксперимент, а затем расскажу вам, каким именно образом мы получили наши результаты.

— Расскажите, а что такое опускалось перед моделью, на обвал похожее? Что это было?

— А, вот вы о чем… Это мы так имитировали паровые котлы.

— Паровые котлы?!

— Именно. Видите ли, в тот момент, когда корма «Титаника» резко поднялась над водой, то есть когда корма приняла вертикальное положение, не выдержали также и крепления паровых котлов. Котлы сорвались с мест, и, круша переборки, устремились по законам тяготения в носовую, разумеется, часть корпуса. На «Титанике» были установлены гигантские, тяжелейшие котлы, двадцать девять тонн весу в каждом. Снаряды — будь здоров. Диаметр самого большого котла был шестнадцать футов, длина двадцать футов, представляете?

— Да, но ведь у вас какая-то штука опускалась перед моделью.

— Все правильно. Мы сделали расчеты, и получилось, что как минимум девятнадцать котлов пробили своим весом все переборки, проделали огромную брешь в носу корабля и опускались именно перед самим «Титаником». Что, собственно говоря, мы и попытались сымитировать.

— Но ведь это все предположения, не так ли? Насколько они адекватны?

— Если бы котлы не пробили корпус и не вывалились бы наружу, они все оказались бы в носовой части корпуса. При этом распределение нагрузки было бы столь чудовищное, что все эти два десятка котлов потащили бы «Титаник» вниз под углом девяносто градусов, иначе говоря. Мы ознакомились с проведенным впоследствии опросом спасшихся пассажиров, так вот в большинстве своем они утверждали, что после того, как все котлы с чудовищным грохотом вывалились из корпуса корабля, корма чуть опустилась, и только потом «Титаник» скрылся под водой. Эту информацию я расценил как доказательство моей версии о том, что прежде, чем затонуть, корабль исторг из себя паровые котлы. Именно поэтому корма и опустилась. Причем не совсем опустилась, а именно немного, образуя с поверхностью океана угол в семьдесят восемь градусов. Этот наклон мы специально просчитывали, его же постарались сохранить в нашем эксперименте.

— И те камни, — или что там у вас, — которые падают перед моделью корабля, полностью имитируют падение котлов с настоящего «Титаника»?

— Да, получается в масштабе вполне корректная имитация. — Силверстейн поднял трубку телефона и произнес: — Не вижу вас, Оуэн. Вы готовы? — Положив трубку на рычаг, он объяснил Сэндекеру: — Оуэн Даган, мой ассистент. Он там наверху, наблюдает оттуда. Сейчас он снова опустит модель, причем опустит именно под углом семьдесят восемь градусов, о чем я и говорил. И по мере того, как вода начнет заполнять корпус модели, а мы специально там проделали соответствующие отверстия, чтобы все было, как в «Титанике» перед погружением, так вот, когда вода начнет заполнять корпус, модель будет тонуть носом вперед. В определенный момент положенные в корпус модели грузы скатятся в носовую часть, вывалятся наружу и будут опускаться перед судном. О чем я и говорил.

Как по команде грузы начали опускаться на дно резервуара, и вслед за ними, несколько отставая, опускалась и глиняная модель «Титаника». Наконец она опустилась на дно. Аквалангист подплыл и сделал на дне резервуара какую-то отметину, после чего обернулся в сторону Силверстейна и показал большой палец, а затем — указательный, что обозначало «один дюйм».

— Вот так вот, адмирал. Сто десять экспериментальных потоплении, ни много, ни мало. И не было ни одного случая, чтобы корабль уходил за пределы четырехдюймового радиуса.

Сэндекер еще раз заглянул в смотровое окно бассейна, затем обернулся к собеседнику:

— Так где же нам лучше искать?

— Еще какое-то время группа наших физиков будет занята расчетами и анализом собранных данных, — сказал Силверстейн, — хотя, по их предварительным расчетам, начать поиски следует в районе, расположенном на расстоянии тысячи трехсот ярдов к юго-востоку от того места, где «Сапфо-1» обнаружила корнет. Однако пока эти прогнозы весьма приблизительны. Скорее, это пока версия, и не более того.

— А почему вы не полагаете, что корнет тоже мог опускаться на дно по какой-то сложной траектории?

При этих словах на лице Силверстейна появилось обиженное выражение.

— Вы явно недооцениваете меня, адмирал. Если бы мы прежде не просчитали траекторию падения корнета от поверхности до момента касания дна, то всю нашу исследовательскую группу нужно было бы разогнать за некомпетентность. Непременно обратите внимание на то обстоятельство, что в итоговый счет включены два чека из магазина старых вещей. Это сотрудники по моей просьбе приобрели два подержанных корнета в магазине «Моуз».

Сначала мы неоднократно моделировали ситуацию в этом бассейне, а затем отвезли оба инструмента на двести миль от Кейп-Гаттерас и бросили корнеты в воду, там как раз глубина достигает двенадцати тысяч футов. Могу даже показать диаграммы, полученные после расшифровки данных сонара. Каждый из корнетов упал в радиусе не более пятидесяти ярдов от места вертикально спроецированного касания воды.

— Ради Бога, поверьте, я не хотел сказать ничего обидного, — мягко сказал Сэндекер. — Мне, право, неловко… Я сам, признаться, такую вот логическую некорректность ненавижу. — Он подошел к окошку и пристально посмотрел на керамическую модель «Титаника». Силверстейн оказался чуть поодаль, он сказал:

— Без сомнения, нам удалось сделать потрясающую модель. Уж сколько всякого, казалось бы, я сконструировал, а тут вот смотрю — и гордость переполняет.

— Странная все-таки штука, этот «Титаник», — проговорил Сэндекер с некоторой даже грустью в голосе. — Он обладает прямо-таки гипнотическим воздействием. Как только я узнал, что придется вытаскивать с океанского дна лайнер, ни о чем другом думать не могу. В мозгу одно — «Титаник», «Титаник», «Титаник»…

— А вы не задумывались, почему так? Я хочу сказать, что именно так сильно вас притягивает?

— Ну, как минимум, потому, что перед крушением «Титаника» все прочие морские катастрофы бледнеют и чахнут, — ответил Сэндекер. — Ведь на борту лайнера самый легендарный и в то же время самый недоступный клад. У меня повышается адреналин при одном только взгляде на еле различимую фотографию этого корабля. Как подумаю о подробностях трагедии, о тех людях. которые составили ту легендарную команду, о пассажирах, которые ходили по палубам лайнера в те немногие дни, которые, собственно, и составили историю корабля, — воображение разыгрывается настолько, что начинаю видеть отдельные эпизоды событий, как в кино. И вообще, Силверстейн, мне иногда приходит в голову, что «Титаник» — это своего рода затонувший архив эпохи которую никто из ныне живущих не видел и не увидит. Целый скол эпохи — под водой. Богу, разве что, известно, сумеем ли мы когда-нибудь вытащить лайнер на поверхность, или ему так и суждено лежать на дне. Но мы должны, мы просто обязаны попытаться вызволить «Титаник»!

Глава 36

Подводная лодка «Си-Слаг» имела простые, аэродинамически безупречные контуры. Смотреть на нее было одно удовольствие. Но стоило только Питту втиснуть свое мощное тело в пилотское кресло и оглядеться по сторонам, как интерьер лодки представился ему прямо-таки клаустрофобически-кошмарным: ни одного мало-мальски свободного места — одни только приборы, трубки гидравлических систем, электрические провода. Обтекаемой формы закругления на носу и корме придавали двадцатифутовой субмарине некоторое сходство с гигантским слизняком. Выкрашена лодка была в ядовито-желтый цвет. На носу были установлены четыре — по две с каждой стороны — телекамеры, над кабиной располагались два мощных прожектора, напоминающие радарные купола.

Внимательно посмотрев техническое описание, Питт обернулся к Джиордино, который сидел рядом, на месте второго пилота.

— Ну, как посмотришь, если я предложу нырнуть? Испробуем?

— Еще бы! — Джиордино сверкнул своей обложечно-журнальной улыбкой.

— А ты что скажешь, Руди?

Оторвавшись от разглядывания нижних иллюминаторов, Ганн выпрямился и с достоинством ответил:

— Если у вас все готово, я всегда поддержу, хоть сию минуту.

Включив все внешние камеры, Питт вооружился переговорным устройством и начал отдавать команды, следя за тем, как именно они исполняются. Корабль сопровождения «Модок» зацепил деррик-краном подлодку, приподнял ее над опорами, медленно вывел и затем бережно опустил на воду миниатюрную субмарину «Си-Слаг». Как только расторопный аквалангист отцепил подъемные тросы, Питт сверился с приборами и нажал кнопку загружения балласта. Субмарина начала послушно, медленно опускаться в воду.

— Включить контрольный таймер! — скомандовал Джиордино. — Час на спуск, десять часов на поиск, два часа на всплытие. В случае чего, еще пять часов останутся у нас в запасе.

— Не останутся, — сказал Питт. — Это время мы используем на поиск «Титаника», так будет лучше.

Джиордино представлял себе ситуацию более, чем хорошо. Если, не дай Бог, с лодкой что-нибудь случится на глубине двенадцати тысяч футов, а у них не останется резервного времени, то надежды на спасение не будет. Тогда нужно будет молить Господа уже не о чудесном спасении, но лишь о скорой смерти. Потому как скорая смерть — это ведь тоже своего рода благо, если сравнить, например, с пыткой медленного удушья. Джиордино вдруг поймал себя на мысли, что ему хотелось бы каким-нибудь образом оказаться вновь на ненавистной прежде «Сапфо-1», где все-таки он чувствовал себя увереннее и, если быть откровенным, спокойнее. Что ни говори, а когда в субмарине можно без риска набить шишку распрямиться, когда можно быть уверенным, что в случае чего тебя выручит восьминедельная система автономного обеспечения — как-то комфортнее себя чувствуешь. Сидя на своем месте, Джиордино наблюдал в иллюминатор, как вода за кормой делается все более темной, зловещей. Изредка поглядывая на Питта, Джиордино задавался вопросом, что за человек управляет их лодкой…

Джиордино вспомнил сейчас те замечательные денечки, когда был еще школьником, когда вместе с Питтом они гоняли на велосипедах по тихим улочкам Ньюпорт-Бич в Калифорнии. Никто не знал так хорошо Дирка Питта, как он, Джиордино, впрочем, никто и не мог так хорошо знать его, включая женщин, с которыми в разное время Питт оказывался близок. В некотором смысле можно было сказать, что у Питта под телесной оболочкой заключены две личины, две различные сущности, напрямую не связанные одна с другой. Один Дирк Питт был конгениальный, редко поступающийся здравым смыслом, веселый, бесхитростный парень, который был готов по первому зову прийти на помощь и одарить своей дружбой первого встречного. Но был и совершенно иной Дирк Питт — этакая расчетливая бездушная машина, которая практически никогда не допускала ошибок; этот другой Питт часто уходил в себя настолько, что все остальные вообще переставали для него что-нибудь значить. Если даже и существовала между двумя этими сущностями некая дверца, Джиордино не умел раскрыть ее.

Джиордино переключил свое внимание на показание глубиномера. Стрелка показывала тысячу двести футов.

Как только на циферблате стрелка перевалила за отметку две тысячи футов, последние проблески темной синевы исчезли, и теперь за иллюминаторами наступила плотная, неприступная, непроницаемая ночь. Заглядывая в нижний иллюминатор, Джиордино видел одну только черноту. Нажав кнопку включения прожекторов, он осветил ближайшую к дну лодки часть воды. Прожектора как бы образовывали в этом царстве темноты мутную светлую дорожку, спускаться вдоль которой было все-таки приятнее.

— Ты сам что думаешь, сумеем мы отыскать «Титаник» или нет? — спросил он.

— В том случае, если компьютер просчитал верно, «Титаник» лежит в радиусе нескольких миль от точки погружения. Сэндекер принес расчеты, из них следует, что если в точке затопления нарисовать вершину конуса, то угол в сто десять градусов и даст нам район исследования. А центр искомой окружности в тысяче трехстах ярдах на юго-восток от места, где был найден корнет.

— Лихо подсчитали, ничего не скажешь! — Джиордино покрутил головой. — Иначе говоря, если по шкале сложности на одном полюсе отметить поиски срезанного ногтя в песках Кони-Айленда, на другом — поиски яйца какого-нибудь, я не знаю, какого-нибудь долгоносика на хлопковом поле, то наша задача по той же шкале окажется примерно посредине, между тем и тем.

— Слушай, как же я терпеть не могу таких вот разговоров, — сказал Ганн. — Тебя послушаешь, потом весь День ходишь с паршивым настроением.

— Есть такой способ, — откликнулся со своего места Питт. — Если пришло паршивое настроение, не замечай. Вообще не обращай на него внимания, и настроение уйдет само, — довольный своей шуткой, Питт первым рассмеялся.

Джиордино, не желая прослыть занудой, тоже улыбнулся, но больше для того, чтобы поддержать компанию.

Вид по ту сторону иллюминатора не располагал к веселью.

— Меня на следующей остановке высади, ладно? — поддержал он шутливый тон.

— Сначала тебе найдем девочку, — с нарочитой серьезностью ответил Питт и показал рукой на светящееся табло часов. — Смотри, сейчас без двадцати минут семь. Если чуть поспешим, что в наших силах, будем на «Титанике» до двенадцати, иначе говоря, успеем на ленч.

— Имела место быть изысканная шутка, — прокомментировал вслух Джиордино.

— Шутка жить не помешает, — сказал Ганн. Закончив фиксацию одной из внешних камер, Ганн нажал на кнопку. В мгновение за стеклом иллюминатора блеснула ярчайшая вспышка, в свете которой, как на фотоснимке, вдруг обозначились мириады крупиц океанского планктона, висевшего на этой глубине как своего рода водная пыль.

Еще через сорок минут «Си-Слаг» опустилась на очередные десять тысяч футов. Питт связался с кораблем сопровождения «Модок» и сообщил давление и температуру воды за бортом. Температура составляла тридцать пять градусов.

На этих глубинах не слишком много встречалось живности, и потому подводники с таким интересом прилипли к иллюминатору, когда из толщи воды вдруг соткался и уставился на них снаружи маленький, неприятного вида, морской черт. Крошечный светлый шарик, росший из головы морского черта, светился, как одинокий маяк.

На глубине в двенадцать тысяч триста семьдесят пять футов наконец они смогли увидеть дно. Было такое странное чувство, словно субмарина в какой-то момент прекратила спуск и океанский ландшафт тогда двинулся ей навстречу.

Питт привел в действие тяговые двигатели и таким образом выровнял субмарину сообразно наклону дна. Остановив погружение, он двинул лодку вдоль поверхности, которая в этом районе была покрыта неяркой красноватого отлива глиной, похожей на выцветший ковер.

Океанскую неподвижную тишину наполнил звук работающих на «Си-Слаг» электромоторов. Сначала Питту было непросто адаптироваться к донному рельефу, где за подъемами следовали провалы, а весь ландшафт как бы копировал водную поверхность. Океанское дно напоминало двухмерную, плоскостную картину: ничто не указывало на наличие третьего измерения. Насколько хватало мощности прожекторов, тянулась одна только разноокрашенная плоскость.

Никакой жизни в иллюминатор нельзя было увидеть. Хотя внимательный наблюдатель без труда замечал ее признаки, указывающие, что и здесь есть жизнь. По всему обозримому участку дна зигзагами, каракулями и вообще черт знает как расходились следы, оставленные здешними обитателями. Могло показаться, что эти следы оставлены недавно, только что, однако в таких вопросах взгляду доверять было ни в коем случае нельзя. Море обманчиво, океан обманчив вдвойне. Тем более на таких глубинах. Следы, оставленные глубоководными морскими пауками, морскими огурцами и звездами в равной степени могли выглядеть свеженькими независимо от того, были ли оставлены только что или сотни лет тому назад. Специфика отложений на таких глубинах заключается в том, что при незначительности флоры и фауны за тысячу лет не всегда скапливается какой-нибудь сантиметр остаточного грунта, образуемый умершими организмами.

— Смотри, какая тут красавица! — сказал Джиордино, указывая пальцем.

Питт проследил за рукой коллеги и разглядел в толще воды некое странное черно-синее существо, этакий гибрид цветка и осьминога. У него были восемь своего рода щупальцев, напоминавших перепончатые лапы утки. Двумя огромными глазищами, которые составляли едва не треть всего тела, существо уставилось на «Си-Слаг» идиотическим тяжелым взглядом.

— Эта штуковина называется глубоководным вампиром, — голосом конферансье объявил Ганн.

— Спроси, она родом случайно не из Трансильвании, — Джиордино усмехнулся собственной, как ему представлялось, шутке.

— Честно говоря, — сказал ему Питт, — эта штука за стеклом очень напоминает твою подружку.

— Ту, которая плоская, как селедка, что ли? — уточнил Ганн.

— Ты ее тоже видел?

— Если уж завидно, так хоть не показывайте вида, — огрызнулся Джиордино. — Она от меня без ума, ее папаша торгует спиртным.

— Чем торгует-то?! — с явной издевкой сказал Питт. — «Олд Кресспул бурбон», джином «Аттила» водкой «Тихуана»… Кто-нибудь о таких сортах слышал?

К явной радости коллег Джиордино попытался оправ. дать своего потенциального родственника, что лишь привело к граду шуток, шуточек и потокам ерничанья. Подтрунивая над Джиордино, подводники не заметили как пролетел час, затем другой, третий… Не только и даже не столько причиной был насмешливый характер Ганна или Питта — сработали подсознательные механизмы, заставляющие людей использовать разговоры и шутки для того, чтобы справляться с чудовищной монотонностью работы на глубине. В отличие от того, что пишут в книжках про затонувшие корабли и искателей кладов, в отличие от того, что показывают в фильмах про подводные поисковые операции, работа, связанная с исследованием больших глубин, отличалась чертовской изнурительностью и была очень и очень монотонной. Добавьте к этому дискомфорт, возникающий от необходимости все время сидеть, согнувшись в три погибели, добавьте сюда же высокую влажность воздуха и более чем прохладную температуру на борту — и вы получите слагаемые не только возможных ошибок в работе подводников, но слагаемые просчетов, которые могут оказаться дорогостоящими и даже фатальными.

Питт не убирал рук с рычагов управления. Ему все время приходилось быть начеку, следить, чтобы лодка двигалась на высоте четырех футов над поверхностью дна. Внимание Джиордино было приковано к системам жизнеобеспечения. Ганн следил за показаниями магнитометра и вслушивался в сигналы сонара, прощупывавшего слепое пространство вокруг лодки.

Все прежние споры, предложения, проекты и гипотезы остались над водой. Теперь успех экспедиции целиком зависел от терпения подводников, их настойчивости, помноженных на врожденный оптимизм и любовь к неизвестному, которая во все времена двигала искателей сокровищ.

— Прямо по курсу что-то похожее на скалу, — объявил Питт.

Джиордино приблизил лицо к иллюминатору.

— Прямо из грязи скала вырастает. Я всегда хотел узнать, откуда на дне появляются скалы, вроде этой?

— Может, с какого-нибудь парусника в прошлые века балласт сбросили?

— Или с айсберга какого-нибудь камни насыпались… — раздумчиво сказал Ганн. — Мало кто знает, что почти все айсберги несут множество камней, осколков горных пород, а когда лед тает, все, условно говоря, содержимое вываливается в океан…

— Эй, вы… — прервал сам себя Ганн и даже рукой досадливо махнул, как будто не он сам, а кто-нибудь еще разговаривал в эту секунду. — Слышу отчетливый сигнал сонара… Вот, и на магнитомере стрелка поползла… Смотрите!!!

— Направление? — спросил Питт.

— Прямо по курсу, один-три-семь.

— Один-три-семь, принял, — четко отреагировал Питт. Он плавно пустил свою «Си-Слаг» в спокойно уводящий с курса вираж, словно то была не подводная лодка, а спортивный самолет. Субмарина легла на новую траекторию.

Джиордино изо всех сил тянул шею, пытаясь через плечо Питта заглянуть в круглый экран сонарскопа, на котором появлялись и гасли концентрические круги. Появлявшаяся и мягко пульсировавшая на экране яркая точка означала, что за пределами видимости, на расстоянии трехсот ярдов от лодки находится какой-то твердый объект.

— Только не радуйтесь раньше времени, — успокоил Ганн своих коллег. — Это может быть что угодно, только не «Титаник». Судя по импульсу, объект не очень велик.

— Как бы ты его сейчас оценил?

— Трудно сказать… Не больше двадцати — двадцати пяти футов длиной… Это может быть все что угодно, еще Раз говорю.

— Может, это один из паровых котлов «Титаника»? — встрял в разговор Питт. — Здесь этих котлов должно быть до чертиков…

— Умный како-ой… — протянул Ганн, хотя, судя по выражению лица, он подумал о том же самом. — Возьми с полки пирожок и садись на место. У меня еще одна аналогичная цель, направление по курсу один-один-пять… И еще один, направление один-шесть-ноль… По-следний в длину около семидесяти футов.

— Может, одна из дымовых труб «Титаника»? — подсказал Питт.

— Боже! — воскликнул Ганн, сделав такое движение словно собирался с головой забраться в сонарскоп. — Вы только поглядите, тут настоящая свалка металлолома!!!

Внезапно из мутной темноты по ту сторону иллюминатора проступили очертания круглого объекта, вокруг которого при направленном свете мощного прожектора появилось что-то наподобие венчика или ореола. Объект напоминал богатое, основательно сработанное надгробие. Вскоре три пары взволнованных глаз, прилипшие к стеклу иллюминатора, смогли различить решетку топки большого котла, множество рядов аккуратных заклепок вдоль металлических швов скрепления, острые большие заусенцы того, что в прошлом представляло собой систему отводных труб.

— Живи вы в то время, вот бы попыхтели, работая истопниками на таких вот котлах! — восхищенно прошептал Джиордино. — Это сколько же нужно было топлива, чтобы загрузить такую вот штуку?!

— На сонаре еще один котел, по курсу… Нет, погодите! Сигнал сильнее! Показания длины объекта: сто футов… двести футов… триста…

— Господи, сделай так, чтобы это оказался «Титаник», — подняв глаза к потолку, внятно сказал Питт.

— Пятьсот, — с округлившимися глазами произнес Ганн. — Семьсот… восемьсот футов. Мы нашли его! Мы нашли его!

— Курс? — скомандовал Питт и почувствовал, что во рту его сухо, как в печке.

— По ходу ноль-девять-семь, — ответил Ганн таким тихим шепотом, что Питт не столько услышал, как угадал по артикуляции названные координаты.

Следующие несколько минут, пока «Си-Слаг» двигалась к цели, подводники сохраняли гробовое молчание. Их лица были бледны и напряжены, в глазах явственно прочитывалось предвкушение победы.

У Питта до боли колотилось сердце, в желудке возникло ощущение, словно он проглотил утюг. Болели буквально все внутренности. Он поймал себя на мысли, что допустил слишком опасное приближение ко дну и что лодка может буквально процарапать корпусом песчаный подводный бархан. Едва различимым нажатием на рычаги он мягко приподнял субмарину и чуть подался корпусом вперед, чтобы лучше видеть происходящее за иллюминатором. Что же за столько времени сделалось с «Титаником»? Неужели корпус судна прогнил насквозь, и лайнер превратился в груду ржавого и неподъемного железа?! Внезапно глаза различили огромную тень, выступившую из океанской жуткой темноты.

— Боже Праведный, — с благоговением и ужасом в голосе произнес Джиордино, — это же… он…

Когда расстояние сократилось до пятидесяти футов, Питт резко убавил обороты двигателей и развернул субмарину таким образом, чтобы «Си-Слаг» двигалась курсом, Параллельным ватерлинии затонувшего гиганта. Уже сам по себе внешний вид корабля приводил в трепет подводников. Даже пролежав без малого восемьдесят лет на дне, затонувший лайнер выглядел на удивление неплохо. Ржавчина почти не источила корпус корабля. Золотая кайма, идущая вдоль всего корпуса, мягко сверкнула в сильных лучах прожектора. Питт чуть приподнял субмарину. Через иллюминатор был виден восьмитонный стационарный якорь. Подлодка прошла еще несколько футов, и все трое подводников увидели золотые буквы футов трех высотой, из которых складывалось гордое название «ТИТАНИК».

Питт чувствовал легкое головокружение. Он поднял трубку переговорного телефона и надавил на кнопку «связь».

— «Модок»… «Модок»… Говорит «Си-Слаг», как слышите?

Без промедления раздался голос оператора:

— «Си-Слаг», говорит «Модок», прием. Питт подрегулировал тумблер тона, чтобы несколько уменьшить фоновый треск.

— «Модок», передайте в Агентство, что нами обнаружен «Большой-Т». Повторяю, нами обнаружен «Большой-Т». Глубина двенадцать тысяч триста сорок футов. Время одиннадцать-сорок две. Как поняли?

— Одиннадцать-сорок две… — как эхо откликнулся Джиордино. — На две минуты ошибся…

«Титаник» лежал, погруженный в безмолвие черной глубины и торжественную спокойную скорбь. Повсюду на корпусе корабля были видны следы давней трагедии Рваная огромная рана от столкновения с айсбергом тянулась по правому борту до самой котельной № 5, почти триста футов. Загибающиеся наружу острые края в носовой части корпуса обозначали пробоины, полученные в момент, когда сорвавшиеся со своих мест паровые котлы разом устремились из чрева раненого судна, обгоняя друг друга и круша на своем пути оборудование людей, переборки и грузы.

«Титаник» лежал, тяжело навалившись на дно, немного накренившись на левый борт. Полубак судна был обращен на юг, словно лайнер еще не вполне смирился со своей участью и надеялся при благоприятном стечении обстоятельств выбраться на поверхность и доставить грузы, пассажиров и команду в тот самый порт, увидеть который «Титанику» так и не довелось. Лучи прожекторов «Си-Слаг» метались по надстройке лайнера, порождая стремительные контурные тени, которые казались суетливыми подводными привидениями. Бойницы корабельных иллюминаторов, частью разбитые или раскрытые, частью уцелевшие, ровными рядами шли вдоль корпуса гиганта. Теперь, после того, как третья дымовая труба черт знает куда подевалась, вторая труба оторвалась, когда лайнер опускался на дно, а труба № 4 лежала поперек палубы, внешний вид «Титаника» был вполне современным. Исключая вырванные с корнем металлические трубы коммуникаций, переплетенные, как змеиный клубок, на той самой палубе, где прежде были прикреплены спасательные шлюпки, лишь несколько килекторых вентиляторов застыли немыми стражами, охраняя безлюдные трапы, палубы и переходы.

В облике «Титаника» проглядывала чудовищная красота. Подводники, разглядывая корабль, мысленно представляли себе те дни, когда в обеденных залах и салонах пылал электрический свет, когда палубы и помещения «Титаника» наполняли сотни праздных, в легком опьянении, беззаботных пассажиров: они мысленным взором оглядывали полки корабельной библиотеки, где на стеллажах ровными рядами выстроились новенькие книги, проникали в роскошно декорированные курительные комнаты, где под потолком плавали клубы ароматного табачного дыма… Подводники как будто даже слышали, как в танцевальном салоне оркестр «Титаника» лихо наяривал мелодию популярного в начале века направления «рэгтайм»… Пассажиры некогда дефилировали по просторным палубам корабля; знаменитые, состоятельные мужчины в строгих вечерних костюмах, необыкновенной красоты женщины в легких цветных платьях до колена, по тогдашней моде; тут же гуляли и няньки со своими подопечными, и у каждого малыша — в руке любимая игрушка, без которой не обходилась никакая прогулка… В первом классе «Титаника» ехали Асторы, Гугенхеймы, Штраусы и другие представители столь же хорошо известных, богатейших, влиятельных семейств. Каюты второго класса занимали школьные учителя, священники, студенты, писатели, люди среднего достатка. Эмигранты, ирландские фермеры с семьями, плотники, булочники, портные, шахтеры из крошечных городов Швеции, России, Греции — кого только не было на судне, всякому находилось место. Одна только команда насчитывала девять тысяч человек — от старших офицеров до инженеров, уборщиков и мальчиков-лифтеров.

Невероятное богатство лежало сейчас на океанском дне, распиханное по каютам, трюмам и сейфам корабля. Интересно, что сделалось за столько лет с бассейнами, кортами для тенниса и сквэша, турецкими банями и всем прочим, некогда составлявшим гордость лайнера? Неужели же в гостиной еще свисают с кронштейнов остатки некогда сказочно красивых штор? А что случилось с бронзовыми, некогда стоявшими около центрального трапа огромными часами? А как-то сейчас выглядят элегантные хрустальные люстры «Кафе Паризьен»? Неужели еще осталось что-нибудь от изящных лепных потолков в столовой первого класса? И вообще, не прогуливается ли тень покойного Эдварда Дж. Смита, капитана «Титаника», меж тенями, которые в прожекторном ослеплении отбрасывали сейчас трапы, надстройки и мостки?! Интересно, какие тайны будут раскрыты, если когда-нибудь лайнер увидит свет Божий?

Установленные на видеокамерах яркие лампы подсветки беспрерывно горели, а курсирующая возле «Титаника» казавшаяся по сравнению с гигантом-лайнером маленькой и как будто игрушечной «Си-Слаг» все записывала и записывала на пленку никем прежде не виденное подводное чудо.

Над верхней палубой «Титаника» медленно проплыла большая, футов двух длиной, узкохвостая, с огромными глазами и тупой мощной головой рыбина. Ни свет субмарины, ни сама подлодка решительно не показались океанской обитательнице интересными.

Участникам поисковой экспедиции казалось, что с момента обнаружения «Титаника» прошли уже многие часы.

Вид за иллюминаторами был настолько фантастическим, что подводники все продолжали и продолжали кружить возле корабля, Бог знает в который раз выписывая эллиптическую траекторию вокруг судна. Наконец «Си-Слаг» поднялась над палубой первого класса, сбросила капсулу, в которой находился радиомаяк. Посылаемые прибором импульсы в диапазоне малых частот сделают элементарным поиски корабля для всякого, кто настроится на соответствующую волну.

Субмарина оторвалась наконец от «Титаника» и, сделав спиралеобразный разгон, плавно устремилась вверх. Прожекторы подлодки потухли, так что она слилась с темнотой бездвижного океана.

И вновь, как и все эти годы, «Титаник» остался один, если не считать нескольких мягко фосфоресцирующих существ, которые каким-то образом умудрялись существовать в холоде, темноте, при чудовищном давлении больших глубин. Скоро сюда придут другие подлодки, и «Титаник» почувствует, как множество людей начнут нарушать многолетний покой привыкшего к одиночеству судна. Это напомнит кораблю те дни, когда в доках фирмы «Харланд энд Волфф» около Белфаста множество людей трудились над медленно рождавшимся лайнером.

Может быть, о, вполне может быть, «Титанику» еще и будет суждено узнать радостное волнение первого захода в иностранный порт.

Часть четвертая «ТИТАНИК» Май 1988

Глава 37

Спокойным заученным движением Генеральный Секретарь ЦК КПСС Георгий Антонов зажег трубку, несколько раз пыхнул табачным дымом, затем молча оглядел собравшихся за большим, красного дерева, столом заседаний.

По правую руку от Генерального сидел начальник советской военно-морской разведки адмирал Борис Слоюк, чуть поодаль — помощник Слоюка капитан Превлов.

Напротив них, по левую от Генерального Секретаря руку, восседали начальник секретного отдела КГБ по работе за пределами России Владимир Полевой и Василий Тилевич, начальник службы безопасности, маршал Советского тайного фронта.

Антонов без околичностей сказал:

— Судя по всему, американцы намерены поднять «Титаник» со дна океана. — Он перебрал разложенные на столе бумаги и через несколько секунд продолжил: — Они сконцентрировали такие силы, что это впечатляет. Два корабля сопровождения, три плавбазы, четыре глубоководных субмарины. — Антонов посмотрел на адмирала Слоюка и капитана Превлова. — В районе проведения работ у нас есть кто-нибудь?

Превлов внушительно кивнул.

— Там наше океанографическое научно-исследовательское судно «Михаил Курков» под командой капитана Ивана Пароткина.

— Знаю Пароткина, — сказал Слоюк. — Хороший моряк.

— Не перестаю задаваться вопросом, зачем именно американцам понадобилось тратить сотни миллионов долларов на поднятие ржавого корабля, который потонул семьдесят шесть лет назад. Спрашиваю себя и не моту ответить. Для столь дорогостоящей операции должны быть веские причины, — сказал Антонов.

— У них имеются более чем веские причины, — тотчас же вступил адмирал Слоюк. — И это такие причины, которые могут поставить под угрозу всю нашу систему безопасности. — Он кивнул Превлову, и капитан, ожидавший разрешения, передал несколько красных папок Антонову и всем собравшимся. На каждой папке было написано «Сицилианский проект». — Именно поэтому я предложил всем собраться и обсудить наши дальнейшие действия. Дело в том, что мои агенты сумели напасть на след новой секретной американской системы обеспечения безопасности воздушного пространства. Ознакомившись с нашими материалами, вы будете неприятно удивлены, а может, и потрясены.

Антонов, а за ним и все остальные раскрыли переданные им фолдеры и углубились в чтение. Минут пять-шесть Генеральный Секретарь внимательно читал материалы, изредка поднимая глаза в направлении Слоюка. На лице Антонова отображался самый широкий эмоциональный спектр, от удивления до возмущения и недоумения. Прочитав документы, Антонов поднял голову. Лицо его сделалось строгим, неподвижным.

— Немыслимо, адмирал. Просто-таки немыслимо, даже в голове не укладывается.

— А как по-вашему, — спросил адмирала маршал Тилевич, — насколько осуществима такого рода оборонительная система?

— С тем же самым вопросом я обращался к пяти наиболее компетентным специалистам, и все они подтвердили, что теоретически, в случае, если будет создан достаточно мощный блок питания, эта система может быть реализована.

— И на этом основании вы полагаете, что в трюмах «Титаника» как раз и находится некий материал для создания блока питания? Я правильно понимаю? — уточнил Тилевич.

— Не просто полагаем, мы абсолютно уверены в этом, товарищ маршал. Как отмечено в рапорте, который вы только что прочитали, для завершения «Сицилианского проекта», а именно — для создания сверхмощного блока питания, американцам требуется очень редко встречаемый на земле элемент — бизаний. Мы имеем подтверждение того факта, что единственное на планете месторождение бизания находилось в России. Семьдесят шесть лет назад американцы разработали это уникальное месторождение и всю собранную бизаниевую руду попросту похитили. Украли, проще говоря. У нас украли. Они погрузили добытое на корабль, но тут удача от них отвернулась, поскольку этим кораблем оказался «Титаник».

Антонов недоуменно покачал головой, подтверждая собственные слова о том, что такого рода истина не умещается в его сознании.

— Если все то, что изложено в вашем рапорте, адекватно действительной ситуации, то в самом скором времени американцы окажутся в состоянии завершить создание такой системы, которая сделает территорию Соединенных Штатов недосягаемой для наших межконтинентальных ракет. Наши ракеты, в случае конфликта, будут раздавлены так же легко, как мы давим комара.

Слоюк мрачным кивком головы подтвердил правоту только что прозвучавшего резюме.

— Боюсь, что все это вскоре может стать воплощенной реалией. Таковы перспективы.

Полевой подался в сторону собеседника, на лице начальника секретного отдела читался явный испуг.

— Насколько я понял, вы утверждаете в вашем рапорте, что все эти сведения добыты через высокопоставленного агента, который служит в министерстве обороны Соединенных Штатов.

— Совершенно верно, — с подобающим уважением к должности Полевого сказал Превлов. — Этот агент разуверился в американской так называемой демократии после того, как достоянием гласности сделалось Уотергейтское дело. Он стал сотрудничать с нашей службой и с тех самых пор снабжает меня всеми материалами, которые считает важными.

Антонов проницательно посмотрел на Превлова.

— Скажите, капитан, а сами вы — верите? Вы действительно, считаете, что проект подобного рода осуществим?

— Поднятие на поверхность лайнера?

— Именно, — Антонов кивнул. Превлов смело посмотрел в глаза Генерального Секретаря.

— Вы наверняка знаете о том, что в 1974 году Центральное разведывательное управление США сумело поднять с глубины семнадцать тысяч футов советскую ядерную подводную лодку, которая затонула неподалеку от Гавайских островов. Они, если не ошибаюсь, назвали тот свой проект «Дженнифер». Это, повторю, произошло в 1974 году. Это позволяет мне утверждать, что технически американцы в состоянии поднять затонувший «Титаник» и перетащить его в нью-йоркский порт. Так что, товарищ Генеральный Секретарь, что касается моего мнения, я уверен.

— Признаться, никак не могу разделить ваш проамериканский оптимизм, капитан, — сказал Полевой. — Субмарина это одно, а такое гигантское судно, как «Титаник» — это совсем другое, тут нельзя проводить параллели.

— Хочу сразу сказать, что в общих чертах я вполне согласен с капитаном Превловым, — решительным голосом сказал Слоюк. — У американцев есть противная особенность: если уж берутся за осуществление какого сложного проекта, то непременно доведут дело до конца.

— Допустим, а имеются ли какие-нибудь детали этого «Сицилианского проекта»? — спросил Полевой. — Поскольку нашему Комитету пока удалось лишь узнать о самом факте существования. Мы пока ничего, кроме названия, не можем сообщить о «Сицилианском проекте». Никаких цифр, никаких подробностей… Как мы можем быть уверены, что весь этот проект аутентичен? Вдруг все это — блеф, липа, которая американцам нужна как очередной козырь при обсуждении вопросов ограничения стратегических вооружений?! Тогда что?

Антонов уперся кулаками в стол.

— В данном случае американцы не блефуют. Об отношении американцев к политическому блефу мог бы рассказать покойный товарищ Хрущев, которому двадцать пять лет назад, во время так называемого Карибского кризиса был преподан один очень и очень хороший урок. И нам из этого урока надлежит сделать выводы. Мы никак не можем игнорировать возможность того, что, как только американцы извлекут бизаний из трюма затонувшего «Титаника», в распоряжении Соединенных Штатов окажется оборонительная система чудовищной потенции. — Он сделал паузу и несколько раз пыхнул трубкой. — Я предлагаю от разговоров о возможности и невозможности сразу перейти к вопросу: что в первую очередь нам предстоит сделать. Каковы должны быть первоочередные шаги?

— Нужно сделать все возможное для того, чтобы бизаний из трюма «Титаника» никоим образом не попал в руки американцев, — сказал маршал Тилевич.

Полевой побарабанил пальцами по папке с материалами «Сицилианского проекта».

— Саботировать, всеми возможными и невозможными способами нужно саботировать операцию по извлечению корабля. Другого пути я не вижу.

— Только все нужно будет сделать тихо, чтобы никакого, понимаешь, международного скандала. Уж что-что, попадать в дурацкое положение мы большие мастера, — решительно сказал Антонов. — Чтобы ни малейшего намека навоенную акцию с нашей стороны. Я не хочу портить отношений с американцами только лишь потому, что их исследователи, их ученые и конструкторы оказались талантливее наших. Надеюсь, я внятно выразил свою мысль, товарищи.

— Но до тех пор, покуда мы не проникнем в район проведения спасательной операции, мы ничего не сумеем сделать, — продолжал гнуть в свою сторону Тилевич.

Полевой через стол посмотрел на сидевшего напротив него Слоюка.

— Вам что-нибудь известно о том, какие меры безопасности предприняли американцы? Они каким-нибудь образом пытаются закамуфлировать операцию или нет?

— Круглые сутки в том районе находится субмарина «Жюно». Это подлодка с ядерными ракетами, снабженная ядерным двигателем.

— Вы позволите высказать соображения? — с некоторыми даже унизительными, просительными нотками s голосе осведомился Превлов, и, не дожидаясь буквального разрешения, глядя на Генерального Секретаря, он сказал:

— Я должен довести до вашего сведения, что в некотором смысле нам уже удалось внедриться в район поисковых и спасательных работ.

— А поточнее? — попросил Антонов. — Не совсем вас понимаю…

Превлов бросил взгляд на адмирала: не захочет ли его шеф сам объяснить? Адмирал Слоюк едва заметным кивком дал понять капитану Превлову, что предпочтет выступить в роли слушателя.

— Дело в том, — начал Превлов, — что двое из числа подводников, занятых в проекте подъема «Титаника», это наши люди. Формально они причислены к НУМА, это американское Национальное агентство надводных и подводных коммуникаций. Оба наших агента — люди исключительного таланта. Вот уже два года, как они передают нам важнейшие сведения из числа тех, которые оказываются в распоряжении американских океанографов.

— Очень, просто очень хорошо! — сказал Антонов, хотя особенного удовлетворения в его голосе не чувствовалось. — Ваши люди умеют замечательно работать, адмирал. — Он перевел взгляд снова на капитана Превлова. — И насколько я вас понимаю, капитан, вы уже имеете некоторый план действий, не так ли?

— Да, товарищ Генеральный Секретарь.

Марганин ожидал своего шефа в служебном кабинете Превлова. Когда капитан возвратился, Марганин тотчас же отметил перемену. Впрочем, некоторая перемена бросилась также и в глаза Превлову: еще несколько часов назад он оставил у себя в кабинете совсем иного Марганина — простецки выглядевшего, недалекого холуя, каковых немало развелось в армии. Теперь же Превлов видел перед собой строгого, уверенного в себе, скорее даже самоуверенного лейтенанта, мало походившего ms прежнего Марганина. Перемена главным образом отразилась в выражении глаз. Теперь это были глаза человека, знающего в жизни, что почем.

— Как встреча? — спросил Марганин, даже не потрудившись при виде непосредственного начальника привстать.

— Я так тебе скажу. Надеюсь дожить до того дня, когда ты будешь обращаться ко мне словами «товарищ адмирал». После сегодняшней встречи для такой надежды появились дополнительные основания.

— Ваш интеллект дает все основания надеяться, равно как и ваши организаторские таланты, — холодно заметил Марганин.

Подобная манера разговаривать несколько сбила Превлова с толку. Лицо капитана побелело от гнева. Когда он заговорил, в голосе не было абсолютно никаких эмоций, как будто вместо него говорил автомат:

— Почему ты позволяешь себе так разговаривать, а?

— А почему бы мне не позволить себе так разговаривать? Ведь у Генерального вы наверняка сказали, что благодаря вашим каналам информации вам удалось раскусить суть «Сицилианского проекта», равно как и действительный смысл операции по поднятию «Титаника» на поверхность, так ведь? Можете не отвечать, я и сам знаю, что все происходило именно так. А ведь все это сделалось известным лишь благодаря мне. Я нисколько не сомневаюсь, что вы также выложили Генеральному Секретарю вашу замечательную идею, как именно вырвать бизаний у американцев. Не так, что ли? Опять же, украдено у меня. Иначе говоря, вы просто грязный вор, капитан!

— Довольно! — гаркнул Превлов. Внезапно он ощутил прилив сил, успокоился, взял полностью себя в руки, сделавшись тонким психологом и прежним профессионалом от разведки. — За вашу грубость, допущенную в отношении старшего по званию, вы будете наказаны, — проговорил он с видимым удовольствием. — Прежде, чем закончится месяц, я позабочусь, чтобы тебе было плохо, точнее говоря, чтобы тебе было чудовищно плохо. Это будет, поверь, хуже тысячи смертей. Такого ты еще не видел.

Марганин ничего не ответил. Он по-прежнему спокойно смотрел на капитана, и губы его сложились в тонкую нехорошую улыбочку…

От улыбочки веяло могильным холодом.

Глава 38

— Я думаю, что хватит с нас секретности, — сказал Сигрем, опустив газету на рабочий стол Сэндекера. — Это утренняя газета. Четверть часа тому назад я купил ее на углу.

Сэндекер развернул газету и прежде всего взглянул на Дату, затем пробежал глазами первую страницу. Более и искать не потребовалось — все было тут, на первой же полосе.

Он прочитал вслух:

— "НУМА поднимает «Титаник»… По крайней мере, можно приостановить, мягко говоря, весь наш спектакль. Мне ведь и самому чертовски надоело притворяться, что ж думаете?.. «Многомиллионный проект с целью вызволить с океанского дна недоброй памяти лайнер…» По меньшей мере, такие статьи хоть читать-то интересно. «Как стало известно из хорошо информированных источников, Национальное агентство надводных и подводных коммуникаций предпринимает операцию, цель которой — поднятие „Титаника“ на поверхность. „Титаник“ столкнулся с айсбергом в центре Атлантического океана 15 апреля 1912 года. В результате трагедии погибли и пропали без вести более полутора тысяч человек. Операция по поднятию лайнера оказалась возможной благодаря новой, более совершенной технике, которая поступила в распоряжение НУМА. За всю историю человечества еще никогда специалисты не отваживались предпринять столь дорогостоящую и, главное, столь технически сложную операцию. В случае удачи это будет самый ценный клад, когда-либо извлеченный учеными…»

— «Охота за сокровищами, которые оценивают в сотни миллионов долларов», — прочитал Сигрем название другой статьи и нехорошо усмехнулся. — Это название особенно должно понравиться Президенту.

— Смотрите-ка, — удивленно воскликнул Сэндекер, пролистнув несколько газетных полос, — даже мое фото напечатали! А снимок-то какой похабный… Наверняка этот снимок газетчики нашли у себя в архиве. Тут я на пять-шесть лет моложе, но снимок все равно паршивый.

— И надо же выбрать такое время! Хуже и не придумаешь, — сказал Сигрем. — Еще бы три недели, всего-навсего… Я разговаривал с Питтом, он сказал, что недели через три попытается поднять «Титаник».

— Ну, вы не очень-то раскатывайте губы, Сигрем. Питт сказал; Питт это еще не последняя инстанция. А кроме того, Питт со своими людьми работают возле «Титаника» уже добрых девять месяцев. Атлантика на них как будто и впрямь ополчилась. Девять месяцев непрестанной борьбы с океаном, девять месяцев противостояния зимним штормам, которые гробят оборудование, выводят из строя технику. Больше того, скажу вам, мне кажется просто чудом уже и то, что Питту и его людям удалось сделать за сравнительно короткое время. А сколько еще предстоит сделать… Там у них тысяча и одна неувязка, вы себе не представляете! Существует, скажем, опасность того, что при падении на океанское дно в корпусе появились принципиальные повреждения. Невооруженным глазом они не видны, а поднимут корабль на поверхность, тут-то он и треснет пополам… Или другой вариант: корпус настолько за эти годы врос в дно, что грунт не выпустит «Титаника». Тоже, если вдуматься, вариант… Так что, на вашем месте, Сигрем, я бы не раскатывал губы до тех самых пор, покуда корабль находится за пределами нью-йоркского порта. Как только «Титаник» поравняется со Статуей Свободы — тогда другое дело…

Сигрем выглядел обиженным. Адмирал, заметив выражение лица собеседника, ухмыльнулся и протянул Сигрему сигару, которая была, однако, отклонена.

— Хотя, с другой стороны, — более дружелюбным тоном сказал Сэндекер, — может всякое случиться. Не особенно удивлюсь, если нам удастся вытащить «Титаник» с первого же раза и при этом без всяких проблем. И такое иногда случается.

— Знаете, адмирал, что мне в вас нравится? Это ваш чудовищный оптимизм. Такое впечатление, что у вас имеется некий скрытый выключатель. Включили — вы оптимист, и вас очень приятно слушать, и оптимистические прогнозы у вас звучат аргументированно и в этом смысле — убедительно. Выключили — и вы тотчас же делаетесь пессимистом — и вас невыносимо слушать, а все пессимистические прогнозы оказываются не менее убедительными. Чертовщина какая-то…

— Видите ли, за свою жизнь я приучил себя всегда быть готовым к плохим известиям. Когда они приходят, не так больно…

Сигрем на это предпочел не отвечать. Некоторое время он молчал, наконец сказал:

— Мы с вами будем беспокоиться о конечном исходе, когда «Титаник» начнут поднимать на поверхность. Сейчас же, по-моему, следует побеспокоиться о том, как Дальше общаться с газетчиками. Что вы можете посоветовать?

— Все очень просто, — сказал Сэндекер, — мы поступим в точности так, как ведет себя прожженный политик, когда перед ним журналисты выкладывают материалы, разоблачающие истинное лицо этого самого политика.

— А именно? — поинтересовался Сигрем.

— Все предельно просто. Такой политик созывает пресс-конференцию.

— Вы полагаете…

— Я уверен, что нам следует поступить так же.

— Но это ведь самоубийство. Если только общественность, а главное — если Конгресс только узнает, что мы с вами потратили без малого три четверти миллиарда долларов на проект подъема «Титаника», они же нас сожрут с потрохами, Сэндекер. Вы подумали об этом?!

— Отчего же… И не только подумал, но пришел к выводу, что с журналистами следует играть примерно так же, как плут играет в покер. Для начала мы объявим, что сумма, израсходованная на проект, не семьсот пятьдесят миллионов, а вдвое меньше. Кто сможет проверить? В настоящее время никто не сможет добраться до подлинных цифр.

— Извините, только мне подобные игры не по душе, — признался Сигрем. — Когда заходит речь о том, чтобы как следует потрясти кого-нибудь на пресс-конференции, эти вашингтонские газетчики оказываются прямо-таки кудесниками. Им только дай волю… Они всех нас как индейку в День Благодарения: раз — и готово, извольте кушать!

— Говоря о пресс-конференции, я вовсе не хотел сказать, что согласен грудью встретить этих писак, — раздумчиво произнес Сэндекер.

— И я не согласен. Вообще меня в этом всем как бы и нет вовсе, надеюсь, вы не забыли, Сэндекер? Я тут как бы и вовсе не существую. А стало быть — кто тогда?

— Да есть тут у меня одна кандидатура… Человек, который знает о проекте много меньше нашего. Однако у него репутация большущего специалиста по затонувшим кораблям, и газетчики вынуждены будут относиться к нему крайне уважительно.

— И где это, интересно узнать, вы найдете такой образец добродетели?

— Мне чертовски приятно, что вы сейчас употребили именно это слово — «добродетель», — без улыбки сказал Сэндекер. — Дело в том, что, говоря о своем плане, я имел в виду вашу супругу.

Глава 39

Дана Сигрем выглядела очень уверенной. Стоя возле модернизированного аналоя, как это стало принято при организации пресс-конференций, она ловко парировала один за другим десятки разнообразнейших вопросов, которые, как из рога изобилия, сыпались от корреспондентов, пришедших в этот час в один из залов НУМА. Она беспрерывно улыбалась. Вид у нее был такой, словно она чувствовала себя на седьмом небе и рассчитывала там оставаться в ближайшем будущем. Дана была одета в терракотовую свободную юбку с бахромой и элегантный подчеркивающий грудь джемпер с глубоким коническим вырезом. Изящное ожерелье из красного дерева подчеркивало свежий цвет кожи. Дана была высокой, стройной, очень привлекательной, так что даже самые записные наглецы из числа журналистов вынуждены были соблюдать некоторое подобие приличия.

Крашеная блондинка в левой части зала поднялась со своего места и, взмахнув рукой, чтобы привлечь внимание Даны, осведомилась:

— Доктор Сигрем, если не ошибаюсь? Дана грациозно кивнула.

— Доктор Сигрем, читатели моей газеты, — а я представляю «Чикаго Дейли», — хотели бы знать, что именно движет правительством, которое согласилось потратить миллионы долларов только лишь для того, чтобы поднять из океана старый ржавый корабль. Почему бы эти самые деньги не направить в те области, где постоянно не хватает средств — на помощь безработным, или, допустим, на реконструкцию городского жилого фонда?

— Буду рада объяснить вашим уважаемым читателям положение дел, — сказала Дана. — Начну с того, что поднятие «Титаника» — это все что угодно, только не бессмысленная трата денег налогоплательщиков. Двести девяносто миллионов долларов, выделенные из бюджета, оказались для нас столь значительной суммой, а расходы сказались по ряду причин настолько небольшими, что мы, Бог даст, не используем всех этих денег. Кроме того, наши специалисты ведут работы со значительным опережением разработанного графика.

— Вы хотите сказать, что названная вами сумма невелика, так что ли?!

— Да, я хочу сказать и я говорю, что выделенная нам сумма сравнительно невелика, если вы примете в расчет будущую отдачу от этого проекта. Сейчас упускается из виду тот немаловажный факт, что «Титаник» — это истинный склад, доверху набитый драгоценностями. По предварительным подсчетам, одних только ювелирных изделий и ценных металлов там миллионов на триста, и это еще самые скромные цифры. О наиболее смелых прогнозах я пока умолчу. Поднимем корабль, подсчитаем — тогда и поговорим. Для примера скажу, что нашим специалистам известна, допустим, такая каюта, в которой драгоценностей минимум на четверть миллиона долларов. Но это, впрочем, так, к слову… Немалую ценность представляют корабельные фитинги, оборудование, равно как и могущие сохраниться элементы интерьера. Коллекционеры с радостью согласятся платить от полутысячи до тысячи долларов за каждую чашку или рюмку, поскольку речь идет о чашках и рюмках с «Титаника». Так что, уважаемые леди и джентльмены, в случае с поднятием «Титаника» мы имеем отнюдь не один из тех федеральных проектов, которые лишь пожирают, прошу прощения за некоторую резкость, деньги наших налогоплательщиков и ничего не дают взамен. После поднятия корабля на поверхность мы опубликуем цифры доходов и, кроме того, опубликуем перечень обнаруженных ценнейших предметов начала века. Я пока совсем не говорю о научном значении предпринятого эксперимента и о той информации, которую получат, исследуя лайнер, специалисты в области кораблестроения, морских технологий…

— Доктор Сигрем? — обратился к ней высокий журналист со следами оспы на лице; он поднялся из самого дальнего от Даны ряда. — К сожалению, не все, здесь присутствующие, смогли ознакомиться с розданным пресс-релизом. Я бы очень вас попросил в нескольких словах пояснить механику подъемных работ. Как именно будет поднят «Титаник»?

— Я рада, что вы задали этот вопрос, — Дана непринужденно улыбнулась. — Извините за банальность, но ваш вопрос, сэр, представляет удобный повод для демонстрации слайдов, которые помогут пояснить многие неясности, так или иначе связанные с осуществлением проекта. — Она на полшага отступила от микрофона и, обратившись за кулисы, попросила: — Пожалуйста, свет…

Освещение в зале было выключено, и на экран, занимающий значительную часть торцевой стены за спиной Даны, оказался спроецирован первый из серии заранее приготовленных слайдов.

— Для начала мне бы хотелось вам показать около восьмидесяти слайдов, на которых запечатлен «Титаник» в том виде, в каком он пребывает по сей момент. К счастью, корабль сел на дно в таком же самом положении, как и плавал, то есть, рубкой вверх. И не просто палубой вверх, а — что более важно — лайнер сел на грунт таким образом, что огромная пробоина, полученная в результате столкновения корабля с айсбергом, а также пробоины от падения сорвавшихся со своих мест паровых котлов могут быть заделаны без особенных усилий.

— Скажите, а как именно можно заделать столь большие пробоины, да еще под водой, да еще на столь большой глубине?

Негромко щелкнул аппарат, и вместо прежней на экране возникла новая картина: мужчина, в руках у которого находилась некая бесформенная масса, по виду напоминавшая мягкий пластик.

— Прежде чем ответить на последний из прозвучавших тут сейчас вопросов, я вам скажу, что на этом слайде вы видите доктора Амоса Стэнфорда, который демонстрирует изобретенное им вещество. Он назвал свое детище ветстил, мокрая сталь. Как и следует из содержащейся в названии подсказки, ветстил, который на воздухе может принимать любую форму и вообще легко деформируется, при погружении в воду буквально через полторы минуты затвердевает, приобретая характеристики хороших сортов стали. Это вещество может быть использовано для заделывания пробоин в металлических поверхностях, притом, что весьма важно, сам ветстил оказывается не менее прочен, чем сварной шов.

После этих слов Даны в полутьме зала из конца в конец пробежал удивленный шепоток журналистов.

— Алюминиевые цистерны с ветстилом, большие шары диаметром около десяти футов, сейчас опущены на дно, образуя как бы увеличенный абрис «Титаника», — продолжала Дана. — Сконструированы эти цистерны таким образом, что субмарина может через специальный соединительный узел состыковаться с емкостью. Это внешне похоже на стыковку космического корабля и орбитальной станции. В состыкованном состоянии подлодка, фактически несущая на себе цистерну с ветстилом, следует в район конкретных работ, где ветстил через определенную насадку, которая опять-таки несколько напоминает сопло, выстреливают в нужное место. И таким вот образом происходит заделывание той гигантской дыры, что пока еще зияет в корпусе «Титаника».

— А как именно выстреливается из емкости этот ваш ветстил?

— Вопрос понятен. Я вам проиллюстрирую на бытовом примере. Когда вы сдавливаете тюбик зубной пасты, содержимое выходит наружу, правильно? Практически то же самое происходит и в нашем случае. На больших глубинах, как вы знаете, огромное давление. Оно сплющивает алюминиевую цистерну, вынуждая ветстил устремляться к насадке. А там встроена специальная заслонка. Открываем эту заслонку — и ветстил вырывается наружу.

Дана сделала знак, и на экране возникло новое изображение.

— Сейчас вы видите небольшой фрагмент рисунка, на котором изображен район проведения работ. На поверхности — это плавбазы, где находится все необходимое. Ниже изображен лежащий на дне «Титаник». Вокруг него подлодки, ведущие подготовительные работы. В операцию по спасению лайнера вовлечены четыре управляемых субмарины. Одна из них «Сапфо-1», та самая лодка, которая, если вы помните, исследовала некоторое время назад Лорелею, наверняка известное вам глубоководное течение в Атлантике. «Сапфо-1» занята латанием дыр в корпусе корабля. Ей нужно заделать трещину в правом борту, полученную при столкновении лайнера с айсбергом, и повреждения в носовой части паровых котлов, которые, как вы знаете, вывалились при аварии из корпуса и тем самым еще более ухудшили ситуацию. Еще одна лодка того же класса — «Сапфо-II». На ней установлено более современное оборудование, ее технические характеристики более современны. Задача «Сапфо-II» заключается в том, чтобы заделать все мелкие отверстия, будь они искусственного или естественного характера, через которые вода может попадать внутрь корабля. Имеются тут в виду вентиляционные отверстия, люки и прочее. Кроме того, в спасательных работах принимает участие «Си-Слаг» — это подводная лодка, принадлежащая военно-морским силам. В задачу «Си-Слаг» входит удаление с корабля ненужного груза, вроде оснастки, кормовой трубы, мачт, той трубы, что была сорвана со своего места и теперь лежит поперек палубы. Есть там и еще одна лодка под названием «Дип Фантом». Эта последняя принадлежит «Юрениус Ойл Корпорейшн», одной из нефтяных компаний. «Дип Фантом» получила задачу установить систему клапанов для уменьшения давления в корпусе и надстройке «Титаника».

— А не могли бы вы объяснить смысл установки этих самых клапанов?

— Да, конечно, я поясню, — сказала Дана. — Как только начнется подъем судна со дна, внешнее давление с каждым метром будет уменьшаться, как вы понимаете. Тот воздух, который находится внутри корабля, а внутри «Титаника» сейчас полно воздуха, начнет сразу же расширяться, потому что уменьшится внешнее давление. Это понятно, надеюсь? Если это растущее внутреннее давление не снять, то корабль может разорвать изнутри, как своего рода глубоководная мина. И для того, чтобы этого не произошло, как раз и нужны системы клапанов.

— Скажите, насколько верны сообщения, просочившиеся в печать, о том, что Агентство намерено использовать сжатый воздух для поднятия «Титаника»?

— Если одним словом, то да. Одна из плавбаз, находящаяся в районе проведения работ, а именно, плавбаза «Каприкорн» имеет на борту две мощные компрессионные установки. С их помощью специалисты надеются выкачать из корпуса «Титаника» воду, закачав вместо нее воздух. Иначе корабль не поднять.

— Доктор Сигрем, — прозвучал еще один голос из толпы журналистов, — я представляю «Сайенс Тудей», и в силу некоторого знакомства с предметом нашего сегодняшнего разговора мне известно, что на той глубине, где сейчас находится лайнер, давление воды на поверхность составляет величину, равную шести тысячам фунтов на квадратный дюйм. Кроме того, я навел справки и выяснил, что самые современные воздушные компрессоры способны создавать давление в четыре тысячи фунтов на квадратный дюйм. Что вы собираетесь делать с получающейся разницей между желаемым и возможным?

— Главный насос, расположенный на борту «Капри-корна», берет воздух из так называемой окружающей среды. Этот воздух подается не в «Титаник», но по специальному трубопроводу во второй воздушный компрессор, который установлен на самом «Титанике». Внешне этот второй компрессор напоминает роторный двигатель, или, точнее, цилиндрический авиационный двигатель. Может, кто-нибудь помнит, на старых самолетах иногда устанавливали такие двигатели, круглые, как бочонок… Так вот, наш второй компрессор также имеет круглую форму, от ступицы по окружности размещаются клапана. Опять-таки, здесь мы используем огромное давление океана для того, чтобы активизировать работу насоса. К насосу подключен электродвигатель, также помогающий турбине вращаться с большей частотой. Мне очень жаль, что недостаточное знание технических подробностей не позволяет мне сейчас нарисовать схему компрессора. Дело в том, что я морской археолог, а не морской инженер и тем более не специалист по компрессорам. Если именно этот вопрос имеет столь принципиальное значение для уважаемого журналиста, он сможет переадресовать свой вопрос адмиралу Сэндекеру, который освободится чуть позже. Он как раз и сумеет дать более обстоятельный ответ с технической точки зрения.

— А что касается эффекта присоски? — не унимался тот же журналист из «Сайенс Тудей». — Ведь после стольких лет нахождения на дне «Титаник» должен был в буквальном смысле врасти в дно? Он сейчас приклеен так сильно, как не приклеили бы его и современным клеем, насколько я понимаю…

— Да, именно так и обстоит дело. Корабль врос в дно. — Дана подала знак, чтобы включили верхний свет. Когда лампы зажглись, она некоторое время постояла, привыкая к освещению. Когда глаза привыкли к свету, Дана смогла наконец разглядеть лицо своего оппонента. Им оказался мужчина средних лет с длинными каштановыми волосами, в очках в тонкой металлической оправе. — Как только будут проведены расчеты и специалисты установят, что в «Титаник» закачено достаточно воздуха, чтобы воздух мог вытолкнуть корабль на поверхность, соединительные воздушные трубы будут отсоединены от корпуса и по этим же самым трубам будут затем накачивать специальный химический электролит, изготовленный по нашему заказу фирмой «Мейерс-Ленц К?». Этот электролит будет направляться как раз между килем судна и донным илом, который выполняет роль клея. МЫ ожидаем, что при соприкосновении с электролитом молекулы ила начнут разлагаться, образуя слой воздушных пузырьков. Эти пузырьки должны резко уменьшить статическое трение, в результате чего корпус «Титаника» сможет освободиться из донного плена.

Еще один журналист поднял руку, привлекая к себе внимание Даны.

— Скажите, пожалуйста, в случае, если вся операция пройдет успешно, корабль оторвется от дна и начнет двигаться вверх, не думаете ли вы, что может возникнуть опасность, что «Титаник» перевернется? Ведь, сами посудите, до поверхности две с половиной мили, так ведь? А две с половиной мили — это большое расстояние, особенно для несбалансированной конструкции, каковой будет «Титаник» в момент всплытия. Да и вообще, сорокапятитонная железяка, всплывая на поверхность, сможет выкинуть любой фортель…

— В каком-то смысле вы правы. Особенно насчет перевертывания. Наши специалисты также опасаются, что наполненный воздухом корпус может оказаться легче верхней части корабля. Потому подводникам надлежит не выкачивать из корпуса всю воду, оставив там ровно столько, чтобы эта вода выполняла роль балласта. Это называется — одним выстрелом убить двух зайцев. И работы меньше, и балласт уже на месте. Таким образом мы и надеемся решить эту проблему. Хотя, повторяю, сама по себе опасность перевертывания судна вполне реальна.

Невысокая женщина, внешним видом и лицом напоминающая мальчика-подростка, поднялась со своего места и призывно взмахнула рукой с зажатой авторучкой.

— Пожалуйста, доктор Сигрем! Меня зовут Конни Санчес, я из женского журнала «Фемейл Еминенс Уикли». Моим читателям было бы очень интересно узнать, какие личностные качества помогли вам, миссис Сигрем, отвоевать для себя своего рода лагуну в научной области, где традиционно все места были заняты мужчинами, отличающимися, мягко скажем, весьма и весьма свинским отмщением к коллегам женщинам?

Собравшиеся в зале репортеры встретили вопрос дружным тяжелым молчанием. «Боже мой, — подумала Дана, — рано или поздно что-нибудь подобное и должно было произойти…» Она подошла к кафедре, оперлась на нее обоими локтями, и ее без того привлекательный вид сделался прямо-таки провоцирующим.

— Я вам отвечу, мисс Санчес, но это только не для записи и уж тем более не для ваших читателей.

— Боитесь сглазить, не так ли? — с покровительственной ухмылкой поинтересовалась корреспондентка. Дана предпочла не вступать в дискуссию.

— Прежде всего, я хочу признаться, что о буквальном завоевании речи не шло. Мои коллеги мужчины уважают меня и потому относятся как к равной. Это касается меня персонально и моих научных мнений. Мне не приходится стрелять глазами, вертеть задом или ходить без лифчика чтобы обратить на себя их внимание. Внимание привлекают результаты моей работы. Теперь — второе. Я предпочитаю всегда играть на своем поле, соревноваться с представителями моего пола. Это не такая уж легкая задача, скажу я вам, если вы примете во внимание тот факт, что из пятисот сорока сотрудников Национального агентства надводных и подводных коммуникаций сто четырнадцать — женщины. Да, и еще один момент, мисс Санчес. За свою жизнь я сталкивалась со множеством людей. Иногда испытывала разочарование. Иногда мне приходилось иметь дело со свинским, как вы изволили выразиться, отношением к себе. Но всегда, мисс Санчес, буквально всегда по-свински вели себя лишь женщины, и ни разу — мужчины. Я ответила на ваш вопрос?

На несколько секунд в зале зависла абсолютная тишина. Затем неожиданно, разрывая тишину, прозвучал громкий восхищенный возглас:

— Вот это я понимаю, — голос принадлежал невысокой крашеной блондинке из «Чикаго Дейли», — вот это называется — отбрила!

Тотчас же за этой репликой раздался гром аплодисментов, восторженных восклицаний, так что аудитория напоминала восхищенных спортивных болельщиков. Один за другим все до единого мужчины, представлявшие здесь армию закаленных в боях работников пера и диктофона, поднялись со своих мест и устроили Дане настоящую овацию.

Осталась сидеть одна только Конни Санчес. Она ненавидящими глазами смотрела перед собой, лицо ее покраснело от гнева. По движению губ корреспондентки Дана без особенного труда сумела угадать произнесенное шепотом слово «сука» и одарила ее самодовольной, ироничной улыбкой, на которую способны одни только женщины. Лесть, подумала Дана, как она сладка.

Глава 40

С раннего утра дул северо-восточный ветер, сильный и непрерывный. К полудню ветер превратился в штормовой, скорость его достигла тридцати пяти узлов. Океан разыгрался не на шутку. Волны швыряли корабли обеспечения и плавбазы с такой легкостью и настолько немилосердно, словно то были бумажные кораблики. Вдобавок ко всему резко понизилась температура воздуха, поскольку арктический холод, принесенный бурей, достигал района проведения работ. Моряки без необходимости старались не появляться на ледяной палубе, предпочитая оставаться в тепле жилых отсеков. Они были опытными людьми и прекрасно знали, что организм охлаждается от ветра с максимальной скоростью. При двадцати градусах выше нуля по Фаренгейту, если эта температура приправлена тридцатипятиузловым ветерком, впору помирать, тогда как безветренная погода при двадцати градусах ниже нуля воспринимается большинством людей вполне нормально. Ветер из организма моментально выстужает все тепло, сколько бы организм его ни вырабатывал. По научному эта мерзость именуется фактором охлаждения.

Джоэл Фаркар, метеоролог с «Каприкорна», прикомандированный сюда администрацией Федеральной метеорологической службы, был одним из тех, кого разыгравшаяся за иллюминатором стихия, казалось, решительно не беспокоила. Он внимательно изучал разложенные на столе четыре снимка. Все эти снимки были сделаны со спутника с периодом в двадцать четыре часа. Расположенное на борту «Каприкорна» оборудование автоматически принимало посылаемые с околоземной орбиты сигналы, воплощало сигналы в изображение и распечатывало его на стандартных листах.

— Ну? — поинтересовался у него Питт. — Что твой могучий прогностический интеллект подсказывает тебе? Какой прогноз у нас на ближайшее время?

Стоявшему возле стола Питту приходилось напрягаться, чтобы противодействовать сильной качке судна.

— Через час ветер должен стать тише, — ответил Фаркар. — А завтра к утру ветер ослабнет узлов до десяти или около того.

Фаркар говорил, не отрывая взгляда от фотоснимков. Это был старательный, розовощекий, небольшого роста мужчина, напрочь лишенный чувства юмора, без тени дружеской симпатии к кому бы то ни было. И при всем при том, Фаркар пользовался большим авторитетом среди всех участников спасательной экспедиции, главным образом потому, что в нем видели высокого профессионала, целиком отдающего себя работе. Прогнозы его бывали, как правило, очень корректными: если уж он что сказал — так и будет.

— Лишь на это я и надеюсь, — пробурчал Питт себе под нос. — А то у нас опять день потерян. И так уже за последнюю неделю четырежды приходилось вытаскивать воздухопровод…

— Только Господь может устроить шторм, — безразличным тоном прокомментировал Фаркар. Он кивнул в направлении двух сплошных рядов, образованных поставленными друг к другу мониторами. Телевизионные экраны отражали значительную часть водного пространства, каковое открывалось с носовой площадки «Каприкорна». — Хорошо еще, там нет этого жуткого ветра…

Питт посмотрел на тот экран, где был виден корпус затонувшего корабля и подводные лодки, которые работали на глубине в двенадцать тысяч футов как ни в чем не бывало. Вода на глубине была, как обычно, спокойная. Сравнительно успешное выполнение графика работ главным образом объяснялось независимостью подводников от погодных условий наверху. За исключением субмарины «Си-Слаг», которая могла находиться в воде не более восемнадцати часов кряду и которая сейчас была накрепко сцеплена с кораблем обеспечения «Модок», остальные три подлодки работали по пять дней без подъема наверх, а каждые пять дней на субмаринах менялись команды, после чего они снова погружались и возобновляли работу возле «Титаника». Питт повернулся к Альберу Джиордино, который стоял, низко склонившись над столом, где была разложена среднемасштабная карта района проведения работ.

— Как там с надводными судами? И что сейчас под водой?

Джиордино кивнул на карту, где для наглядности были расставлены небольшие двухдюймовые модели всех задействованных в операции судов.

— «Каприкорн» на своем рабочем месте, в центре. «Молок» ушел далеко вперед, а «Бомбергер» движется тем же, что и «Модок», курсом, правда, в трех милях позади.

Питт посмотрел на миниатюрный кораблик, который использовался для обозначения «Бомбергера».

«Бомбергер» был новым судном, сконструированным специально для проведения подводных спасательных и ремонтных работ.

— Скажи капитану сократить расстояние до одной мили.

Джиордино кивнул головой лысому радисту, который уютно расположился на своем рабочем месте, за наклонным пультом, сплошь состоящим из приборов, тумблеров, кнопок и циферблатов.

— Слышал, Керли? Передай «Бомбергеру», чтобы он сократил расстояние до мили.

— А как корабли обеспечения? — спросил Питт.

— Тут никаких проблем. Для таких десятитонников, как эти два, что в нашем распоряжении, такая погода не опасна. «Альгамбра» берет сейчас влево, а «Монтерей Парк» справа от нас, где, собственно, он и должен находиться.

Питт указал на небольшую модель красного цвета на карте.

— Насколько я понимаю, русские друзья все еще тут?

— Ты про «Михаила Куркова»? — уточнил Джиордино. — Да, этот все еще болтается здесь… — Он взял синий кораблик из коробки и аккуратно поставил его вплотную к красному. — Наш «Жюно», у которого есть управляемые ракеты, ни на шаг не отпускает русских от себя: куда они, туда и наш крейсер, как приклеенный.

— Что с радиобуем, который на «Титанике» установлен?

— Работает нормально, — ответил Джиордино. — Сигнал по курсу ноль-пять-девять к юго-западу, от нас до сигнальной вертикали тысяча двести ярдов, один в один…

— Хоть не отнесло нас, и на том спасибо, — со вздохом сказал Питт.

— Расслабься, что ты, в самом-то деле… — с улыбкой сказал ему Джиордино. — Как чуть ветерок подует, ты прямо-таки делаешься похож на мамашу, чья дочка на свидание пошла.

— В каком-то смысле — да. И чем ближе к цели, тем сильнее волнуюсь, — признался Питт. — Десять дней еще, старик. Если мы будем работать еще десять дней по плану, все будет готово, представляешь?

— Это пусть тебе наш метеоролог скажет, сможем мы десять дней отработать или не сможем. — Джиордино обернулся к Фаркару: — Что на это скажешь, о, великий метеорологический пророк и повелитель туч?

— Ты получаешь от меня лишь то, что получаешь — прогноз на ближайшие двенадцать часов, — невозмутимо сказал Фаркар, даже не потрудившись при этом взглянуть на собеседника. — Не забывай, тут тебе не что-нибудь, а Северная Атлантика. Самый непредсказуемый район в мире. День на день не приходится. Вот, если бы твой разлюбезный «Титаник» затонул, скажем, в Индийском океане, я бы тогда дал тебе десятидневный прогноз с коэффициентом метеовероятности процентов в восемьдесят пять или, как минимум, в восемьдесят.

— Только и слышу от тебя, что объяснения и проценты, проценты и объяснения… Мне кажется, ты и с бабами так же: пока занимаешься любовью, поясняешь, что процентов сорок за то, что им это понравится. Или нет?

— А что, сорокапроцентная вероятность лучше, чем ничего, — невозмутимо прокомментировал Фаркар.

Заметив острожный жест оператора на сонаре, Питт немедленно подошел к нему:

— Что там?

— Какой-то странный свистящий звук, — сказал акустик, мужчина с бледным лицом, пропорциями и внешним видом напоминавший взрослую гориллу. — Последние два месяца я ловлю этот сигнал. Как будто кто-то передает сообщение.

— Что-нибудь более определенное?

— Нет, сэр. Я тут как-то попросил Керли, чтобы он послушал, так радист сказал, что никакой это не сигнал, а так, ерунда…

— Если на палубе «Титаника» находится плохо закрепленный предмет, он вполне может восприниматься соне ром как нечто неразличимое.

— Может, предмет. А может, привидение, — понизив голос, высказал свою версию акустик.

— Ты, конечно, из тех, кто в привидения не верит, но этих привидений чертовски боится, так?

— Не забывайте, что «Титаник» утащил с собой на глубину тысячу пятьсот душ, — напомнил акустик. — Из полутора тысяч кто-нибудь один вполне может обратиться в привидение и караулить покои всех остальных. Духи, они, знаете…

— Духи, привидения, — оборвал акустика Джиордино, подняв голову и пристально посмотрев в сторону коллег. — Настоящие моряки если уж разговаривают, так о бабах, деньгах и выпивке. А тут только и слышишь: привидения, привидения…

Сидевший возле мониторного блока мужчина с копной волос песочного цвета доложил:

— Отключилась камера в кабине «Сапфо-II».

Подойдя к нему, Питт склонился над погасшим монитором.

— Проблемы с этой или с той стороны линии?

— С той, сэр. Тут у нас полный порядок. Что-то произошло с «Сапфо-II». Такое впечатление, словно кто-то взял и накрыл объектив телекамеры тряпкой. Проходимость сигнала нормальная.

Питт резко обернулся в сторону радиста:

— Керли, свяжись с бортом «Сапфо-II» и скажи, чтобы они проверили телекамеру в кабине.

Джиордино взял в руки график и сверился с сеткой работы.

— Сейчас на «Сапфо-II» командиром Омар Вудсон.

Керли нажал на клавишу передающего режима:

— "Сапфо-II, эй, вы, «Сапфо-II»… Пожалуйста, ответьте «Каприкорну», ответьте «Каприкорну». — Подавшись чуть вперед, Керли заученным движением прижал левый наушник плотнее к уху. — Сэр, почему-то контакт еле различим. Сигнал слабый… Сплошные помехи, слышу, что там говорят, но не пойму, что именно.

— Включи динамик, дай звук на выход, — приказал Питт.

После громкого щелчка помещение заполнилось приглушенным голосом, который произносил какие-то неразличимые слова, и грохотом электрических помех.

— Что-то или кто-то глушит сигнал, — пояснил Керли. — Если бы у нас имелась воздушная связь и блок переключения, звук оказался бы куда сильнее.

— Вруби звук на полную мощность. До отказа тумблер, по максимуму. Может, услышим, что там Вудсон говорит?

— «Сапфо-II»… «Сапфо-II», пожалуйста, повторите, плохо вас слышим, плохо вас слышим…

Едва только Керли включил динамик, у всех даже в ушах зазвенело от оглушительных, многократно усиленных разрядов статического электричества.

— … </emphasis> корн. Мы… ></emphasis> у </emphasis> шим

— тер.

Питт схватил микрофон, нажал кнопку передачи:

— Омар, это Питт. Ваша телекамера вышла из строя или что там, я не знаю… Вы сами сможете ее починить? Так и не услышали вашего ответа. Как поняли? Прием.

Все взгляды были устремлены на микрофон в руке Питта. Никто не нарушал напряженной тишины. Минут пять, если не больше, длилось нервное ожидание какого-нибудь ответа Вудсона. Связи с подлодкой не было. Затем из динамика донеслись обрывками речи Вудсона:

— Ген… Манк </emphasis> оот… </emphasis> ток… пра… </emphasis>на… увер…

Джиордино был озадачен отрывочно приходящими на поверхность звуками, и это явно обозначилось на его лице.

— Кажется, он говорит что-то про Генри Манка. Я ничего разобрать не мог, но фамилию Манк слышал отчетливо. Треск жуткий…

— Смотрите, монитор заработал, починили, наверное. — Молодой человек, следивший за экранами, показал рукой. — Странно, такое впечатление, что кто-то там у них лежит на палубе. Все столпились вокруг него, одни спины и затылки.

Головы всех дружно повернулись в сторону экрана, в этом было что-то от зрительской реакции во время теннисного матча. Перед телекамерой туда-сюда расхаживали подводники. В углу экрана трое склонились над телом, которое в неестественной позе было простерто на свободном пятачке.

— Омар, что там у вас происходит? — схватив микрофон, взволнованно крикнул Питт. — Смотрю на экран и ни черта не могу понять. Монитор снова включился, слышишь? Повторяю, монитор работает, изображение хорошее. Не понимаю, что там у вас такое? Напиши, что ты пытался сказать, на листе бумаги и покажи нам. Подержи возле телекамеры. Конец связи.

На экране было видно, как один из троих людей, склонившихся над телом, распрямился, подошел к столу и стал писать на листе бумаги. Затем он почти вплотную поднес написанное послание к объективу.

«Генри Манк мертв. Просим разрешения на всплытие».

— Боже ты мой… — сдавленным голосом произнес Джиордино, на его лице было написано сильнейшее потрясение. — Ка… Как, то есть, мертв?! Генри Манк… Отчего мертв, кто-нибудь понял?! Может, розыгрыш?!!

— Омар Вудсон не из тех, кто может так шутить, — мрачно произнес Питт, нажал кнопку связи и раздельно произнес: — Не разрешаю. Омар, ты слышишь? Всплытие запрещаю, у нас тридцатипятиузловой ветер и шторм. У нас тут настоящее светопреставление. Повторяю, всплытие запрещаю. Как поняли? Прием.

На экране монитора Вудсон несколько раз отчетливо кивнул в знак того, что команду услышал и подчиняется. Затем он еще написал что-то на листе, явно торопясь и оглядываясь по сторонам, как будто чего-то боялся. Он распрямился и поднес бумагу к телекамере.

«Подозреваю, что Манк был убит».

Прочитав эти страшные слова, даже Фаркар, всегда сохранявший невозмутимый вид, вдруг побледнел и сжал губы.

— Надо им незамедлительно разрешить всплытие, — вполголоса произнес он.

— Будет так, как я сказал, — отрезал Питт. — Я должен постоянно помнить о том, что в подлодке сейчас находятся пятеро людей, жизни которых окажутся в опасности, как только лодка поднимется на поверхность.Я не имею права разрешать «Сапфо-Н» всплытие только для того, чтобы люди и лодка погибли в тридцатифутовых волнах. Потому дискуссию на сей счет полагаю беспредметной. Нам придется ждать до утра, джентльмены, только тогда мы, возможно, узнаем, что именно произошло на борту «Сапфо-II».

Глава 41

Когда ветер ослаб до двадцати узлов, у «Каприкорна» Появилась возможность продолжить работу. Питт распорядился снова подсоединить воздушный компрессор «Каприкорна» к воздухопроводу. Опять сжатый воздух под давлением пошел в чрево «Титаника». Все на «Каприкорне» тем временем ожидали всплытия «Сапфо-II», чтобы выяснить наконец, что там случилось.

Небо в восточной части горизонта уже начало розоветь, когда на корабле завершили все приготовительные мероприятия для того, чтобы «Сапфо-II» могла причалить. На палубе собрались водолазы в комбинезонах, готовые по первой команде спуститься к «Сапфо-II» и привязать всплывшую субмарину к специальным крепежным выступам, чтобы подлодку не разнесло в щепы о корпус собственного корабля обеспечения. Тросы повышенной прочности и лебедки были приведены в состояние готовности, чтобы максимально оперативно поднять «Сапфо-II» на специально оборудованную площадку в кормовой части палубы «Каприкорна».

В камбузе кок уже принялся готовить завтрак, чтобы как следует покормить членов экипажа подлодки, когда они поднимутся на корабль. Когда основные приготовления были завершены, все исследователи, равно как и большинство инженеров вышли на палубу. Ежась от утреннего холодка, они молча и внешне спокойно дожидались встречи, при этом каждый размышлял о возможной причине гибели Генри Манка.

Ровно в 6.10 над океанской зыбью, ярдах в ста от кормы «Каприкорна», показалась рубка подводной лодки. Через двадцать минут слаженной работы различных служб «Сапфо-II» была уже поднята и закреплена на своем месте. Как только зафиксировали последнее крепление и убедились, что подлодка надежно приторочена к судну сопровождения, тотчас же распахнулся люк, и наружу один за другим выбрались Вудсон и четыре члена его экипажа.

Вудсон сразу же направился на мостик, где его уже поджидал Питт. Красные от напряжения и бессонницы глаза подводника, его мятое, покрытое щетиной лицо отражали нервное состояние капитана «Сапфо-II», однако он нашел в себе силы улыбнуться, когда после рукопожатия Питт протянул ему чашку горячего кофе. Вудсон признался:

— Не могу даже сказать, чему я больше радуюсь, тому ли, что выбрался из глубины, тому ли, что тебя вновь вижу… или же вот этому кофе.

— В записке ты дал понять, что, возможно, имело место убийство, если я правильно понял, — сказал Питт, пренебрегая формальностями.

Вудсон с видимым удовольствием отхлебнул кофе, мечтательно зажмурился, сделал еще глоток и лишь после этого обратился в направлении членов своей команды, которые осторожно вытаскивали в этот момент через верхний люк субмарины тело Генри Манка.

— Здесь не самое лучшее место, — негромко сказал он.

Питт направился в жилой отсек судна. Как только дверь за ними закрылась, он выдохнул, как выстрелил, давно мучивший вопрос:

— Ну что, что там у тебя случилось? Вудсон спиной привалился к койке Питта и ладонями потер глаза.

— Даже и не знаю, что сказать. Мы тогда болтались на шестидесяти футах выше уровня дна, работы велись на третьей палубе «Титаника». Вдруг я слышу твое сообщение о телекамере, что, мол, не работает. Пошел на корму проверить, как да что. Гляжу, Манк лежит на полу. Присмотрелся: у него на левом виске рана, такая вмятина, как от удара.

— От чего?

— Ну, видишь ли, в определенном смысле все вроде бы ясно, как день, — сказал Вудсон. — На крышке, которая закрывает станину альтернатора, на самом ее углу — кровь, несколько прилипших волос. Так что по формальному признаку — никаких вопросов…

— Я плохо знаю оборудование у вас на «Сапфо-II». Как именно альтернатор укреплен?

— У правого борта, футов десять от самой кормы. Кожух приподнят футов на шесть от пола, чтобы можно было легко подобраться к альтернатору в случае необходимости.

— Может, просто несчастный случай? Манк мог поскользнуться и упасть, а в падении въехать виском в угол этой самой крышки альтернатора. Разве нет?

— Да мог-то он мог, спору нет. Вот только ноги у него были вытянуты совсем в другую сторону.

— При чем тут ноги?

— Манк лежал на полу таким образом, что ноги его были в сторону кормы…

— Ну и?..

— Не врубаешься? — Вудсон искоса посмотрел на собеседника. — Упасть именно так Манк мог лишь в случае, если шел прямиком на удар.

Понемногу общая картина начала проясняться для Питта. Он вдруг сообразил, что во всей этой истории имеется еще одна нестыковка.

— Слушай, ведь если альтернатор у вас на правой стороне, у правого, ты сам сказал, борта, тогда при обычном падении Манк должен был бы шарахнуться правым виском, но уж никак не левым, так ведь?

— О чем я и говорю.

— Ас телекамерой что там у вас приключилось?

— В том-то и вся штука, что ровным счетом ничего. Какая-то сука этак аккуратненько накрыла объектив камеры самым обыкновенным полотенцем.

— А команда? Ты можешь мне сказать, где в тот момент был каждый из членов команды?

— Я на носу был, Сэм Меркер был на пилотском месте, управлял лодкой. Манк от приборной панели направился в носовую часть, затем передумал и пошел на корму. Мы были из второй вахтенной смены. В первой у нас был Джек Донован…

— Такой блондин, сравнительно молодой, так? Инженер по строительству из Океанского Цеха?

— Ну! Он был, еще лейтенант Леон Лукас, техник спасательных работ, его к нам прикомандировали из ВМФ. Еще был Бен Драммер. Все трое спали после смены.

— Совсем не обязательно, что кто-то из этих троих и убил Манка, — сказал Питт. — Да и потом, на кой черт им было убивать?! Сам посуди, ты находишься на глубине в двенадцать тысяч футов, кругом океан, ситуация такая, что даже при желании никуда не убежать. Тут, знаешь, для того, чтобы убить, нужны какие-то очень уж веские основания, какой-нибудь совсем непробиваемый предлог. Согласен, нет?

Вудсон пожал плечами.

— Тебе проконсультироваться бы с Шерлоком Холмсом. Я просто рассказываю, что видел.

Питт продолжил рассуждения вслух:

— Слушай, а что, если Манк ударился все-таки сам, в падении налетел головой, но, пока оседал на пол, как-нибудь перевернулся ногами к корме, а?

— Не исключено. Но для того, чтобы обосновать эту версию, тебе как минимум придется доказать, что у Манка была резиновая шея, способная поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Иначе никак не получается.

— Допустим. Давай тогда по-другому. Вот скажи мне, если ты задашься целью убить мужика весом в двести фунтов, причем так убить, чтобы он шарахнулся головой о металлический кожух, который расположен всего лишь в шести футах от пола… Каковы будут твои действия? Ты что, подкараулишь, ухватишь его за ноги и, как кувалдой, шарахнешь им по кожуху, так?

Вудсон развел руками.

— Ты к чему клонишь? Хочешь сказать, что я несколько сошел с резьбы и пытаюсь искать убийцу там, где такового нет и в помине? Знаешь, вообще-то все эти работы по вызволению «Титаника» действуют на нервы, что там ни говори… Тут явно есть некая чертовщина… Я никому не говорил, только тебе сейчас скажу. Понимаешь, было несколько случаев, когда я четко видел на палубе «Титаника» человеческие фигуры… Почти так же отчетливо, как вот сейчас тебя вижу… Мне даже казалось, что эти люди смотрят на меня, что выражения лиц у них осмысленные… Видел одного, он шел по палубе, подошел к борту и заглянул через поручни…

Вудсон широко зевнул, прикрыв рот ладонью, и в завершение зевка махнул рукой, давая понять, что, мол, чего только на глубине не привидится, казалось, что ему с трудом удается держать глаза открытыми. Направившись к двери, Питт на полпути обернулся и сказал:

— Пойди, выспись как следует. А что касается происшедшего, мы еще обсудим.

Вудсон не заставил себя упрашивать. Не успел Питт сделать и двух десятков шагов, как подводник уже лег я провалился в глубокий сон.

Доктор Корнелиус Бейли был из числа тех, про кого за глаза говорят «человек-гора», «туша», «слон»… У него было широкое лицо с мощным квадратным подбородком, невероятной ширины плечи. Мордоворот, он мордоворот и есть… Его светлые, песочного оттенка, волосы висели, почти до плеч, бородка формой напоминала ван-дейковскую — тот же элегантный конус. Доктор пользовался немалой популярностью среди подводников, причем популярность эта в значительной степени объяснялась умением доктора пить за пятерых, при этом не косея и не теряя самообладания. Доктор не злоупотреблял своим талантом, но уж если все-таки оказывался в настроении, то моряки специально приходили поглазеть на человека, способного влить в утробу фантастическое количество спиртного.

Руки доктора Бейли, цветом и формой напоминавшие два больших куска ветчины, с профессиональной ловкостью перевернули тело Генри Манка на анатомическом столе. Сделал это доктор с той восхитительной легкостью, словно бы имел дело с невесомой куклой или надувной игрушкой. Впрочем, принимая во внимание время, прошедшее после наступления смерти, тело Майка и вправду походило на надувную игрушку чудовищной раскраски.

— Бедняга, — сказал доктор. — Еще слава Богу, что у Генри не осталось семьи. Такой был крепкий, такой спортивный. Прямо-таки образец настоящего мужчины. Все, что я смог перед похоронами сделать, так это чуть почистить серу у него в ушах.

— Что можно сказать о возможной причине смерти? — спросил его Питт.

— Никакой загадки тут нет, — ответил Бейли. — Сначала он получил повреждение височной кости…

— Постой, постой, я что-то не пойму. То есть, как это «сначала»? Что ты хочешь сказать?

— То, что хочу, дорогой мой Питт, то и говорю. Как минимум его убили дважды, дважды нанесли такие ранения, каждое из которых смертельно. Вот, посмотри, — с силой потянув воротничок рубашки вниз, доктор обнажил шею и часть спины покойного. У основания черепа явственно были видны кровоподтеки темно-пурпурного цвета. — Спинной мозг поврежден как раз под medulla oblongata^[31]. Сделано это каким-то тупым предметом. Более точно не берусь сказать.

— Стало быть, Вудсон был совершенно прав, утверждая, что Манка убили?!

— Разумеется убили, на сей счет двух мнений быть не может. Манка именно убили, — сказал Бейли таким обыденным голосом, как будто убийство среди подводников было вполне ординарным событием.

— Но тогда выходит, что убийца нанес удар сзади, и только потом ударил головой Манка о кожух альтернатора, чтобы придать убийству вид несчастного случая.

— Звучит вполне правдоподобно. Питт положил руку доктору на плечо.

— Док, я скажу откровенно. Мне бы хотелось, чтобы на ближайшее время наш разговор остался конфиденциальным.

— Клянусь мамочкой. Чок-чок, губы на крючок и все такое… Можешь не продолжать. Я все уже понял. Если понадобится отчет или мои показания, всегда можешь на меня рассчитывать.

Питт благодарно улыбнулся доктору и покинул мед-часть. Он направился на корму, где обсыхала, образуя на палубе лужи, «Сапфо-II». Ловко взобравшись по наружной лестнице, Питт нырнул в верхний люк и спрыгнул, оказавшись внутри субмарины. Техник по электронике возился над телекамерой, проверяя ее работоспособность.

— Что скажешь? — поинтересовался Питт.

— Тут полный порядок, — ответил техник. Как только инженеры проверят корпус, можно будет пускать подлодку вниз.

— Так и сделаем. И чем скорее, тем лучше. Ее место у «Титаника», — сказал Питт.

Осторожно огибая техника, Питт прошелся из конца в конец лодки. Все следы вчерашнего инцидента были уже замыты, так что кожух альтернатора и пол под ним были исключительно чистыми.

Питт стремительно соображал. У него было такое чувство, что само место совершения преступления каким-то образом выведет на убийцу Манка. Чтобы обследовать все уголки Питту понадобилось бы не меньше часа, однако тут ему улыбнулась удача. Минут через десять после начала поисков он обнаружил то, что и рассчитывал найти.

Глава 42

— Позвольте-ка, позвольте… — произнес Сэндекер, глядя на собеседника. — Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что один из команды, которая занимается спасательными работами, был хладнокровно убит? И после этого вы полагаете, что я буду сидеть сложа руки, а тем временем преступник будет оставаться на свободе?!

Уоррен Николсон поежился.

— Понимаю, — сказал он, — что вам может быть не просто согласиться с моим предложением…

— Мягко сказано, — с нервным смешком вставил Сэндекер. — А вот представьте себе на одну только минуту, что убийца через какое-то время сочтет целесообразным убить еще кого-нибудь…

— Да, мы учитываем и такую возможность.

— Учитываете? Да неужели?! Боже ты мой, какая предусмотрительность с вашей стороны! Скажите, пожалуйста… — Сэндекер помотал головой. — Сидя в кабинете в вашей штаб-квартире, нет ничего проще, как делать такого рода предложения. Вы ведь не окажетесь вынужденным спускаться на тысячу футов под воду вместе с потенциальным убийцей, как, Николсон? Так или не так? И вам не придется всякий раз, глядя на коллег по спасательной операции, думать: этот? Или этот? Или тот. может быть?..

— Что касается меня, то я более чем уверен, что подобного более не произойдет, — сказал Николсон без особенной, впрочем, уверенности в голосе.

— А могу я спросить, что вам дает основание для такого заявления?

— А то и дает, что русские агенты без надобности не убивают. Профессиональные русские шпионы убивают лишь в случаях крайней необходимости.

— Русские агенты?! — Сэндекер поперхнулся и с выражением полнейшего недоумения на лице уставился на Николсона. — Вы хоть сами-то понимаете, о чем говорите? Какие тут еще русские?!

— Самые что ни на есть обыкновенные. Агенты, вроде того, который работает на военно-морскую разведку русских. И который убил Генри Манка.

— Да, но почему вы столь уверены? У вас же, насколько я понимаю, нет решительно никаких оснований?

— В обиходном смысле вы правы. Стопроцентных доказательств у меня пока что нет, и потому я готов предположить, что Манка убил кто-то, с кем Генри разошелся, скажем мягко, во мнениях. Подобная версия также не исключена. Однако же есть все основания предполагать, что это дело рук агента, находящегося на содержании у русских.

— Но при чем тут Манк? — недоуменно спросил Сэндекер. — Он ведь всего-навсего был специалистом по оборудованию. Какую, интересно, угрозу специалист по оборудованию мог представлять для русского шпиона?

— Я полагаю, что объяснение лежит в иной плоскости. Скажем, Генри Манк, неожиданно оказался свидетелем чего-то такого, что видеть не должен был никто. И его просто-напросто убрали, как элементарного свидетеля. Только и всего, — спокойным тоном резюмировал Николсон. — Но и это ведь еще не все. Видите ли, имеются также основания предполагать, что среди тех, кто принимает участие в операции по спасению «Титаника», не один, а два русских агента.

— Ну, это уж — извините…

— Конечно, я понимаю вас, только прошу иметь в виду, что мы в своей области профессионалы, адмирал. У нас есть некоторый опыт в обнаружении агентов.

— И кто же эти двое, по-вашему? — грозно спросил Сэндекер.

Николсон беспомощно развел руками.

— Прошу меня простить, адмирал, но я вам рассказал все, что считал возможным рассказать. Могу лишь добавить, что, согласно агентурным сообщениям, эти двое агентов проходят под кодовыми именами «Серебряный» и «Золотой». Пока, однако же, их настоящие имена остаются для нас неизвестными.

Взгляд Сэндекера сделался жестким.

— А что, если мои люди обнаружат этих агентов?

— По крайней мере, я надеюсь хотя бы на некоторое с вашей стороны сотрудничество. Если ваши сотрудники обнаружат, вычислят, короче говоря, если они узнают русских агентов, мне бы очень хотелось, чтобы до поры до времени они держали язык за зубами.

— Но ведь может так случиться, что те двое застопорят всю операцию по спасению «Титаника»?

— Скажу лишь, что мы искренне надеемся на сравнительно мирные намерения русских. Иначе говоря, я не думаю, что в задачу агентов входит уничтожение как принципиальный элемент деятельности.

— Сумасшествие, прямо-таки чистейшей воды сумасшествие, вот что я скажу, — пробормотал Сэндекер. — Вы-то хоть понимаете, чего хотите от меня?

— Несколько месяцев назад Президент задал мне тот же самый вопрос. Я ответил ему, и могу в точности так же ответить вам. Нет, я не понимаю. Я в курсе того, что ваши усилия преследуют не только поднятие «Титаника» со дна океана, но и что-то еще, о чем, однако, Президент не посчитал возможным рассказать мне.

Сэндекер плотно сжал губы.

— Ну, ладно, а если я соглашусь на ваше предложение, что тогда? Что я получу от вас?

— Тогда я буду вам сообщать обо всех новостях касающихся этого дела. А как только наступит подходящая минута, я дам знак, и вы сможете препроводить обоих этих агентов в каталажку.

Некоторое время адмирал сидел молча, не двигаясь и даже не изменяя выражения лица. Когда же наконец он заговорил, Николсон обратил внимание на чрезвычайную суровость тона:

— О’кей, Николсон, будь по-вашему. Но сразу хочу вам сказать, молитесь изо всех сил, чтобы больше ничего не произошло с моими людьми. Не дай Бог, случится какая авария, или тем более — убьют еще кого-нибудь… Тогда последствия для вас окажутся чудовищными. Вы даже представить себе не можете, что тогда произойдет, Николсон, даже отдаленно представить…

Глава 43

Пиджак весьма существенно пострадал от весеннего дождя: ткань промокла, на брюках появились отвратительные пузыри. Словом, Мел Доннер переступил порог дома Мари Шелдон не в самом своем презентабельном виде.

— Ничего страшного, — сказал он. — Это будет уроком. А то все никак не могу привыкнуть класть в машину зонт. Вот и поплатился. Впредь наука… — Вытащив из кармана носовой платок, Доннер попытался стряхнуть с ткани крупные капли.

Мари закрыла входную дверь и с видимым любопытством посмотрела на него:

— Скажите, пожалуйста… Все флаги в гости, так это называется.

— Пардон?

— У вас вид, между нами говоря, еще тот! — голос при этом был у Мари кокетливый, а слова прозвучали, как некий сложный музыкальный проигрыш. — В такой одежде выходить на люди, ей-богу, не стоит. Вам нужно обсохнуть и привести себя в порядок. А имела я в виду лишь то, что само, кажется, небо привело вас в мой скромный дом. Доннер на мгновение сощурился — но, впрочем, это длилось буквально мгновение. Затем он открыто улыбнулся:

— Прошу прощения, меня зовут Мел Доннер, я старинный приятель вашей подруги Даны. Могу ли я видеть ее?

— Я так сразу и подумала, что если незнакомый мужчина стучится в дверь моего дома — то это уж наверняка не ко мне. — Она приятно улыбнулась. — Меня зовут Мари Шелдон. Пожалуйста, присаживайтесь, располагайтесь поудобнее, а я тем временем поставлю кофе и позову Дану.

— Спасибо. Кофе очень кстати.

Мари направилась на кухню. Доннер оценивающе посмотрел ей вслед. Ноги хозяйки были голые, тем и хороши, бедра под короткой, теннисного образца, белой юбкой завлекательно покачивались из стороны в сторону в такт шагам владелицы.

Вернулась Мари с чашкой кофе.

— Прошу вас… По выходным Дана делается неженкой и лентяйкой, знаете. Часов до десяти не поднимается с постели. Я схожу и потороплю, с вашего разрешения.

Чтобы чем-то себя занять, Доннер принялся изучать корешки книг на полке, которая помещалась возле камина. Он часто развлекался подобным образом: разглядывал книги, чтобы понять характер и наклонности владельца дома. Книжная полка может сказать про хозяина гораздо больше, чем принято думать.

На этой полке был представлен обычный женский набор: чуть-чуть поэзии, «Пророк», "Рецепты блюд специалистов «Нью-Йорк Тайме», немного готики, несколько бестселлеров. В данном случае Доннера больше интересовали не сами книги, но их расположение по различным полкам. Любопытным показалось ему также и то, что между «Физикой интерконтинентальных лавальных сдвигов» и «Геологией подводных каньонов» обнаружился толстенький том «Толкование женских сексуальных сновидений» и тоненькая обложка «Истории О». Только Доннер потянулся было к этой последней, как услышал шаги по лестнице. Он обернулся как раз в тот момент, когда Дана входила в комнату.

Приблизившись, она обняла его:

— Мел, я так рада видеть тебя, если бы ты знал…

— Выглядишь ты изумительно, — сказал он. — На удивление просто.

И он не лукавил. Прежнее напряжение оказалось начисто смытым с ее лица. Выглядела Дана более раскованной, улыбка у нее получалась естественной и приятной.

— Как поживает холостяк? — поинтересовалась она. — Как ты заманиваешь бедных, невинных девушек на этой неделе? Небось, представляешься нейрохирургом или астронавтом?

Доннер погладил себя по животу.

— Знаешь, я решил отложить историю про астронавта до тех пор, когда немного похудею. Я скажу по секрету, что, если бы я мог сказать, что занимаюсь подводными работами, это прозвучало бы ничуть не хуже. Нет такой девочки в вашингтонских барах, которая не соблазнилась бы специалистом подводником. Тем более, что вокруг поднятия «Титаника» сейчас такой шум подняли. Обязательно представлюсь подводником, причем в самое же ближайшее время.

— А почему бы не сказать этим девочкам правду? В конце концов, ты один из лучших физиков в Америке, чудак человек. Этим гордиться нужно.

— Гордиться-то нужно, ты права, но получается как-то так, что если говорить правду, никакого кайфа. И потом, женщине, как правило, бывает нужно, чтобы партнер оказался немножечко актером.

Она кивнула в сторону почти допитого кофе:

— Может, еще сварить?

— Нет, спасибо, — он вежливо улыбнулся, а когда улыбка растаяла, лицо Доннера превратилось в этакую официальную маску. — Ты догадываешься, почему я здесь?

— Догадываюсь.

— Меня очень беспокоит Джен.

— Равно как и меня.

— Ты могла бы вернуться…

Дана решительно посмотрела в глаза Мелу.

— Ты никак не хочешь понять — Ему без меня плохо, но как только мы окажемся опять вместе, ему будет еще хуже.

— Ты нужна ему.

Она протестующе замотала головой.

— У него есть любовница, и эту любовницу зовут Работа. Обо мне он вспоминал разве только в минуты фрустрации. Он расстроен — он вспоминает про меня, у него все идет нормально — он меня в упор не видит.

И мне, поверь, прямо-таки осточертело быть на положении громоотвода. Я превратилась в какой-то прибор для снятия его стрессов, которые он наживает на своей работе. Разве это не понятно, Мел? Я для того и удрала от Джена, чтобы он не доконал себя и меня в том числе. — Дана отвернулась, прижала ладони к лицу, а через несколько секунд повернулась к собеседнику, такая же спокойная и уравновешенная, как и прежде. — Для того чтобы наши отношения изменились, не мне нужно бежать к нему, а как раз ему необходимо бросить эту чертову работу, вернуться к преподавательской деятельности, то есть, к тому, что он умеет и что он любит делать. Только лишь тогда может что-то измениться между ним и мной.

— Мне, пожалуй, не следовало бы тебе этого говорить, — сказал Доннер, — но если ничего не произойдет сверхъестественного, что маловероятно, то мы закончим работу над нашим проектом совсем скоро, может быть, уже через месяц. Это, конечно, в случае, если все и дальше пойдет по плану. И тогда Джена уже ничего более не будет удерживать в Вашингтоне. Если захочет, он вполне сможет тогда вернуться к преподаванию.

— А как насчет ваших контактов с правительством?

— Финита. Никаких контактов. Мы с ним подписали контракт лишь на время проведения работ по проекту. Завершится работа, и мы свободны, как ветер. Откланяемся и — привет горячий! Нужно будет вновь возвращаться в университет, туда, откуда мы пришли.

— Но ведь еще неизвестно, захочет ли Джен видеть меня…

— Я его хорошо знаю, — сказал Доннер. — Он из тех, кого называют однолюбами. Он будет тебя ждать… Если, разумеется, у тебя за это время никого не появилось…

Она посмотрела на него с некоторым недоумением.

— А почему у меня должен был кто-то появиться?

— Видишь ли, я случайно оказался в прошлую среду в ресторане Уэбстра.

«Боже ты мой, — подумала Дана. — За все месяцы у меня свиданий было — по пальцам можно пересчитать. И вот — пожалуйста…»

А ведь там и не было ничего. Просто она и Мари, да еще двое парней из НУМА, из научной морской лаборатории, устроили себе небольшой дружеский ужин, было немного флирта и никакого секса.

Она поднялась и посмотрела на Доннера.

— Почему-то ты, равно как и Мари, равно и сам Президент — все вы ожидаете, когда это я образумлюсь и на карачках приползу к Джену. Вы все уверены, что я для него как старая тюремная койка, без которой наш гениальный физик уснуть не может. И ведь за все это время никому из вас даже в голову не пришлю поинтересоваться, как Я себя чувствую. Какие я испытываю чувства, и какие у МЕНЯ огорчения. Так что, идите-ка вы все к чертовой матери. Я взрослая самостоятельная женщина и могу распоряжаться собой так, как считаю нужным. И запомни, что если я все-таки вернусь к нему, то вернусь только тогда, когда сочту необходимым, черт вам побери! А если у меня возникнет желание забраться в постель к кому-нибудь другому. и пойду и заберусь, не спрашивая при этом ваших советов.

С этими словами Дана повернулась и выбежала из комнаты, оставив смущенного и сконфуженного Доннера в одиночестве.

Поднявшись к себе в спальню, Дана бросилась на постель лицом в подушку. Никогда, никогда больше не будет в ее жизни такого человека, как Джен Сигрем. И она обязательно вернется к нему, она не может не вернуться… Дана перестала плакать лишь тогда, когда выплакала все накопившиеся слезы.

Одна стена, сплошь из зеркального стекла, отражала диск-жокея и огромные четыре динамика, подкрепленные всякой иной аппаратурой. На площадке яблоку негде было упасть. На стенах и потолке дискотеки вспыхивали яркие лампы, в лучах которых поднимались густые волны сигаретного дыма. Доннер сидел за столиком в одиночестве, флегматично рассматривая энергичные вихляющиеся под темпераментную музыку пары.

Неожиданно к нему подошла маленькая изящная блондинка, остановилась и спросила:

— Господин из-под дождя, не так ли?

Доннер взглянул на нее, тотчас же вскочил и, одернув пиджак, уточнил:

— Мисс Шелдон, если не ошибаюсь?

— Если не затруднит, то — Мари, — сказала она своим приятным певучим голосом.

— Вы тут одна?

— Хуже. Я с женатыми друзьями. Третье ухо, пятое колесо… Так это называется.

Доннер проследил взглядом за ее неопределенным жестом, однако решительно не смог понять, кого же именно в густой толпе Мари имела в виду. Он отодвинул для нее стул.

— Считайте, что у вас теперь появился кавалер. На счастье в этот момент проходила возле столика официантка, и Мел Доннер сумел не только привлечь ее внимание, но даже смог проорать заказ — пару коктейлей. Повернувшись к своей даме, он увидел на ее лице приятную и явно одобрительную улыбку.

— Знаете, господин Доннер, для физика вы обладаете вполне мужскими ухватками. В вас даже есть что-то от профессионального хвата.

— Черт, а я-то собирался сегодня закосить под шпиона из ЦРУ…

Мари улыбнулась.

— Дана как-то рассказывала мне о ваших, скажем так, эскападах. Как вы пудрите мозги молоденьким вашингтонским девочкам. Впрочем, вам должно быть стыдно, не так ли?

— А вы меньше слушайте и еще меньше верьте тому, что слышите. Поскольку на самом-то деле я очень застенчивый человек, а когда дело доходит до женщин, так просто теряюсь. Кроме того, я интроверт, если это вам что-нибудь говорит…

— В самом деле?

— Честное благородное! — он вовремя успел поднести ей зажигалку. — А могу я узнать, что в этот вечер поделывает наша дорогая Дана?

— А вы непростой человек, господин Доннер! Так я вам все и рассказала…

— Нет, вы, наверное, не совсем поняли. Я просто…

— Вы просто забыли о том, что жизнь Даны вас решительно не должна касаться, вот что вы забыли, мой чудный мистер Доннер. И тем не менее, я вам скажу, что в это самое время наша Дана плывет себе в Северной Атлантике.

— Отдых ей не помешает.

— Вы хотели у меня выведать насчет Даны, вы своего добились. Теперь подумаем о маленьком вознаграждении. Что вы могли бы предложить вашей очаровательной незнакомке? — осведомилась Мари. — Да, вот еще что. Раз уж вы в осведомителях у Джена Сигрема, то когда будете передавать ему, не забудьте упомянуть, что Дана вовсе не отдыхает, а напротив — работает. Ее послали в Северную Атлантику с группой журналистов, которым не терпелось прибыть на то место, где производятся спасательные работы над «Титаником». Наша Дана сейчас исполняет роль кого-то такого, вроде крутого специалиста, помноженного на очаровательную мадам с примесью любимой мамочки… Всем рассказать, на всех угодить — в таком роде.

— Именно это я и хотел от вас узнать.

— Вам достало мужества признаться, и это делает вам честь, — она кокетливо повела глазами. — Ну а теперь, после того, как выполнены ваши шпионские обязанности, почему бы вам, господин Доннер, не заняться мной, а? Не дать мне понять, что хотели бы меня видеть в менее, скажем, шумной обстановке?

Доннер изобразил на лице некоторое удивление.

— Мне казалось, что дамочки вашего сорта всегда носят с собой приготовленную фразу: «Но ведь мы едва знакомы?!» Или я не совсем прав?

Она на секунду задумалась, пожала плечами, взяла Доннера за руку и поднялась из-за стола.

— Пойдем?

— Могу я узнать, куда именно?

— К тебе, — на манер озорной девочки произнесла Мари.

— Ко мне?! — переспросил Доннер, не привыкший к столь быстрому развитию событий.

— Конечно. Мы ведь будем заниматься любовью, разве не так? Потому как если двое взрослых людей серьезно подумывают о браке, каким еще образом они могут определить, что именно подойдет, а что нет? Другого способа не существует.

Глава 44

Питт поудобнее устроился в кресле и принялся рассматривать, как за окном его вагона тянулся скучный Девонский сельский пейзаж. По хайвею в направления Доулиша мчались тяжелые грузовики. Какое-то время ему были видны небольшие траулеры, направлявшиеся на свой ежедневный рыбный промысел. Затем оконное стекло оказалось подернуто влажной пеленой: это был не дождь, а водная пыль, залепившая вагонное стекло, смешав до неразличимости предметы и краски по ту сторону окна. Питт вновь обратился к раскрытому журналу, который лежал на коленях. Послюнявив указательный палец, Питт начал скучающе перелистывать глянцевые страницы, не понимая смысла попадавшихся заголовков.

Если бы еще каких-нибудь два дня тому назад ему сказали, что нужно будет уехать из района проведения спасательной операции, он бы не поверил своим ушам. А если бы ко всему прочему те же самые два дня назад нашелся человек, предложивший съездить в городок Тенемаут, Девоншир, с населением в двенадцать тысяч двести шестьдесят человек, в крошечный курортный живописный городок на юго-восточном побережье Англии, причем, съездить для того, чтобы переговорить с умирающим стариком, — Питт небезосновательно решил бы, что у такого человека явно не все дома. И вот однако ж…

Именно адмирала Джеймса Сэндекера должен был Питт благодарить за эту поездку, или «пилигримаж», как сказал сам Сэндекер, разговаривая с Питтом в вашингтонской штаб-квартире НУМА. Речь шла о том, чтобы съездить к самому последнему из оставшихся в живых члену команды «Титаника».

— Спорить на эту тему считаю бесполезным, — заявил с присущей ему категоричностью адмирал Сэндекер. — Ты едешь в Тенемаут, и на этом целесообразно поставить точку.

— Как-то все это плохо состыкуется, — сказал Питт, нервно дефилируя вдоль свободной диагонали кабинета и при этом чуть покачиваясь, как если бы ноги продолжали по привычке противодействовать качающейся палубе «Каприкорна». — В самый ответственный момент операции вы снимаете меня с корабля и приглашаете на берег, где я узнаю, что у меня, оказывается, на борту находятся два русских агента неустановленной наружности и что у этих агентов, по существу, имеется карт-бланш на убийство любого, кого им вздумается устранить. Тут же я узнаю, что эту карт-бланш практически выписало им ЦРУ. А в довершение я получаю приказ ехать в Англию, чтобы присутствовать при последнем издыхании какого-то моряка, которому сто лет в обед…

— Этот, как ты выразился, «какой-то моряк» — единственный член команды «Титаника», кто еще жив.

— Да, но ведь мы заняты операцией по спасению лайнера, — еще раз посчитал необходимым напомнить Питт. — Согласно данным наших компьютеров, в ближайшие трое суток «Титаник» может освободиться от грунта, понимаете? В любую минуту может начаться заключительный этап операции.

— Спокойнее, Дирк. Завтра утром ты уже будешь на палубе своего «Каприкорна». У тебя еще уйма времени, прежде чем «Титаник» пойдет на всплытие. А в твое отсутствие Руди Ганн сумеет позаботиться сумеют обо всем не хуже тебя самого.

— С вами, признаюсь, очень сложно разговаривать, — Питт развел руками, как бы признавая капитуляцию. — Что тут еще скажешь…

Сэндекер покровительственно улыбнулся.

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь… Ты уверен, что лучше тебя со всем этим делом никто не сумеет справиться. Если хочешь, я могу тебе кое-что рассказать. Там, в Атлантике, находится самая квалифицированная, самая талантливая и хорошо оснащенная команда подводников, какую только знала современная история цивилизации. Ты вполне можешь положиться на меня, я знаю, о чем идет речь. Даже если «Титаник» и пойдет на поверхность, эти парни уж как-нибудь сумеют обо всем позаботиться. Во всяком случае, тридцать шесть часов без тебя они худо-бедно, но проживут.

Питт улыбнулся одними губами.

— Когда прикажете ехать?

В аэропорту Далласа, в одном из наших ангаров, тебя уже дожидается реактивный «Лир». Полетишь прямиком в Экстер, а уже оттуда на поезде доберешься да Тенемаута.

— Должен ли я по завершению поездки прибыть вновь в Вашингтон и доложить вам о результатах?

— Нет, зачем же. Из Англии ты прямиком отправишься на «Каприкорн», где встретишься со мной и расскажешь, как там и что.

Питт вопрошающе посмотрел на адмирала.

— На «Каприкорн»?

— Ну, разумеется. Ведь ты сам посуди, если тебе вздумалось в столь ответственный момент операции съездить отдохнуть в Англию, то для меня это еще совсем не повод пропускать момент всплытия «Титаника». Так ведь? В случае, если лайнер вдруг вздумает подняться раньше срока, а?

Сэндекер изобразил прямо-таки сатанинскую улыбочку. изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расхохотаться при виде Питта, лицо которого выглядело одновременно обиженным и унылым.

На вокзале Питт взял такси и по узенькой улочке направился вдоль эстуария к небольшому коттеджу, фасадом обращенному в сторону моря. Заплатив таксисту, Питт открыл створку увитых декоративной лозой ворот и зашагал по дорожке, с обеих сторон обсаженной кустами роз. Он постучался в дом, и на его стук дверь отворила девушка с глазами такой васильковой глубины и с такими рыжими, аккуратно подстриженными волосами, что было на что засмотреться. У девушки, как только она заговорила, обнаружился забавный шотландский акцент.

— Доброе утро, сэр.

— Доброе, — сказал он и кивнул. — Меня зовут Дирк Питт, и мне хотелось бы…

— Ну разумеется, разумеется. Мы получили телеграмму адмирала Сэндекера и таким образом узнали, что вы скоро должны приехать. Входите, прошу вас, коммодор ждет вас.

Девушка была одета в чистенькую наглаженную белую блузку, заправленную в зеленую юбку. Поверх блузки был надет шерстяной свитер также зеленого цвета. Вслед за девушкой Питт прошел в гостиную коттеджа. Она имела уютный обжитой вид: в камине весело потрескивали дрова, освещая и согревая комнату. Если бы даже Питт не знал о том, что тут живет отставной коммодор, то по интерьеру комнаты мог бы легко об этом догадаться. На всех полках и полочках во множестве стояли разные модели кораблей, от крошечных до вполне солидных, по всем четырем стенкам висела уйма репродукций и фотографий знаменитых судов прошлой эпохи. Перед окном на специальной подставке был Укреплен телескоп, выполнявший тут, судя по всему, функцию подзорной трубы. Объектив был обращен в сторону моря. На одной из стен висело массивное рулевое колесо старинного корабля: деревянная хорошо отполированная руками и воском поверхность поблескивала в лучах отраженного света, как бы ожидая прикосновения сильной руки рулевого.

— У вас такой вид, словно вы плохо спали, — сказала девушка Питту. — Может быть, позавтракаете с дороги?

— Сообразно канонам элементарной вежливости мне бы следовало отказаться, однако мой желудок не может себе позволить такой вежливости. Так что, если вам не трудно…

— О, я знаю, что американцы очень любят поесть, так что, если бы вы и попытались изменить этот ваш национальный имидж, я бы лишь расстроилась и все.

— В таком случае, я приложу все силы к тому, чтобы максимально укрепить миф об обжорах янки, мисс…

— О, ради Бога, извините, я даже не представилась… Меня зовут Сандра Росс, я правнучка коммодора.

— Насколько я понимаю, вы ухаживаете за ним, не так ли?

— В некотором смысле. Я ведь работаю с «Бристол Эрлайнз», интендант полетов. Так что когда у меня полет, за ним присматривает одна из здешних местных женщин, — Сандра изящно взмахнула рукой в направлении, где, очевидно, жила эта неназванная женщина. — Пока я вам готовлю перекусить, вы вполне могли бы поговорить с дедом. Он очень стар, как вы понимаете, но безумно хочет, чтобы вы рассказали, как именно обстоит дело с извлечением «Титаника».

С этими словами Сандра подошла к одной из дверей, легко постучала и, не дожидаясь разрешения, приотворила дверь.

— Коммодор, тут приехал господин Питт, он хочет вас видеть.

— Проси его, — раздался старческий надтреснутый голос, — пока я не помер.

Девушка распахнула дверь и чуть посторонилась, пропуская Питта в спальню.

Коммодор сэр Джон Л. Бигалоу полулежал на койке, подложив под спину подушку. Он посмотрел своими темно-голубыми глазами на вошедшего Питта: в этом взгляде прочитывалась некоторая трогательная мечтательность ушедшего навсегда века. На голове у старика можно было различить несколько поседевших до снежной белизны волос. Столь же безукоризненно белым был и цвет его бороды. Лицо старца сохраняло красноватый оттенок, свойственный представителям сугубо мужских профессий, вроде профессиональных охотников или, скажем, тех же моряков, например. На старике был надет разорвавшийся свитер под самое горло, несколько напоминающий пижаму эпохи Чарльза Диккенса. Он протянул Питту сухую сморщенную руку, которая оказалась уверенной и на удивление крепкой.

Во время рукопожатия Питт внутренне поразился несоответствию между внешним видом руки и крепостью пожатия.

— Я необыкновенно рад встрече с вами, коммодор, тем более что много слышал и даже читал о том, как вам удалось спастись после крушения «Титаника».

— Если бы вы только знали, до чего мне все это осточертело, — ворчливо сказал он. — Ведь худо-бедно, я после того прошел через обе мировые войны, в мой корабль угодила торпеда, я спасся на одном из обломков судна — да и вообще, чего только в моей жизни не приключалось, однако стоит только мне встретиться с новым человеком, и меня почему-то начинают расспрашивать именно о «Титанике». — Он указал рукой на стул. — И ради Бога, не стойте столбом, как юнга в первом рейсе. Садитесь, прошу вас, садитесь.

Питт счел за благо последовать приглашению.

— И рассказывайте мне все, что вы знаете про «Титаник». Что с ним? Как он выглядит после стольких лет на дне? Ведь когда я был зачислен на «Титаник», я был совсем еще мальчишкой. Но тем не менее каждый винт на судне помню, каждый закоулочек, каждую палубу.

Сунув руку в карман плаща, Питт вытащил конверт с фотографиями.

— Вот тут, — сказал Питт, — несколько сделанных недавно снимков «Титаника». По ним вы сможете судить о том, как сейчас выглядит корабль. Снимки были сделаны буквально несколько недель назад с одной из наших подлодок.

Коммодор Бигалоу нацепил очки в старенькой оправе и принялся внимательно, с большим интересом, изучать фотографии. Массивные корабельные часы, укрепленные на стене как раз над койкой коммодора, отсчитывали минуту за минутой, покуда старый моряк, погруженный в воспоминания своей молодости, медленно перетасовывал снимки. Затем он как бы очнулся и задумчиво посмотрел на Питта.

— Да, скажу я вам, это был корабль что надо! Таких кораблей, как этот, немного. Всем кораблям корабль, вы уж поверьте мне, старику, на слово. Я ведь плавал на самых известных: на «Олимпике», на «Аквитании», на «Куин Мэри»… Они были все превосходно сделаны, спору нет, все были очень современными и маневренными для своего времени, однако же «Титаник» — это, скажу вам, совершенно особый случай. «Титаник» был так тщательно сделан, с таким вкусом, так роскошно… Одни гостиные чего стоили! А инкрустированные деревянные панели?.. Это был совсем, совсем особенный корабль, самый, пожалуй что, изысканный.

— За эти годы «Титаник» сделался еще более загадочным, — позволил себе ремарку Питт.

— Во-он там, поглядите, — Бигалоу показал на один из фотоснимков на стене спальни. — Как раз на крыше, на фоне вентилятора, рядом с офицерскими каютами. Именно на этом месте я и находился в тот момент, когда «Титаник» погрузился под воду. Опора ушла из-под ног, и я очутился в океане… — В эту секунду коммодор заметно помолодел, словно нахлынувшие воспоминания стерли морщины с лица. — А вода-то была в ту ночь, доложу вам, такая холодная! Градуса четыре ниже точки замерзания, вот какая была в тот день вода.

Старик принялся подробно рассказывать Питту о том, как плыл в ледяной воде, как по чистейшей случайности рукой нащупал плававшую веревку, другой конец которой оказался прикреплен к перевернутой вверх дном шлюпке… Вокруг была каша из человеческих тел, причем каждый изовсех сил пытался выжить, спастись, каждый кричал и отчаянно барахтался в волнах. Предсмертные хрипы, отчаянные стоны висели в воздухе и делались тише лишь по мере того, как один за другим выбившиеся из сил люди уходили под воду. Бигалоу пришлось провести несколько мучительно долгих часов в океане, удерживаясь с помощью шлюпки на плаву: рядом с ним, также держась за киль, находились еще несколько десятков человек… А какими восторженными криками был встречен корабль «Карпатия», пришедший на место трагедии, чтобы подобрать тонущих!

Бигалоу ностальгически вздохнул, снял очки и протер увлажнившиеся глаза.

— Должно быть, утомил вас своим рассказом, господин Питт?

— Ну что вы, ни в коем случае, — откликнулся Питт. — Вы так красочно описали происшествие, как будто я сам был там и видел трагедию своими собственными глазами.

— Ну, если так, тогда я вам расскажу еще один небольшой эпизод, — сказал Бигалоу. — Ни одной душе на свете я не рассказывало том, что происходило в последние минуты, прежде чем «Титаник» скрылся под водой. Так что вы, господин Питт, будете первым, кто узнает об этом. Даже когда проводилось расследование, и выяснялись мельчайшие подробности катастрофы, я ни слова не сказал о том, что расскажу сейчас. Об этом ничего не знают ни члены комиссии Сената Соединенных Штатов, ни тем более члены Британского суда, которые в то время проводили расследование. Уж не говорю, что писаки-журналисты не услышали от меня на этот счет ни звука, как ни крутились около, как ни попрошайничали. Так что, сэр, вы — первый и, думаю, последний, кто услышит этот рассказ из моих уст.

Через три часа Питт уже находился в вагоне поезда, который мчал в сторону Экстера. Не чувствовалось ни усталости, ни обыкновенной для всякого дальнего путешествия скуки. Если бы ему нужно было определить свое состояние, он бы, пожалуй, воспользовался словом «восторг». В эту самую минуту «Титаник», на седьмой палубе которого, в грузовом трюме №1 находилась фантастическая поклажа, — «Титаник» казался более, чем когда-либо прежде, желанным для Питта.

«Сотби… — мысленно раздумывал Питт. — Сотби-то какое имеет ко всему этому отношение?..»

В который уж раз он опустил глаза, посмотрел на пакет, переданный ему коммодором Бигалоу. Не осталось даже и тени сожаления из-за того, что пришлось проделать весь этот путь в Тенемаут.

Глава 45

У доктора Райана Прескотта, главы расположенного в городке Тампа, Флорида, Центра НУМА по изучению Ураганов, были все основания рассчитывать, что в этот день он сумеет вовремя уйти с работы, добраться без приключений домой, что у него будет возможность спокойно отдохнуть и поиграть с женой в крибедж. Однако часы показывали, что до полуночи оставались десять минут, а доктор Прескотт все еще сидел за своим рабочим столом, склонившись над снимками, сделанными высокочувствительной аппаратурой со спутника.

— И как только мы приходим к выводу, — ворчливо говорил он, — что знаем все, что имеет смысл знать о шторме, какая-нибудь мерзость вдруг портит нам всю картину, и все прежние наработки тотчас же летят к чертям.

— Ураган в середине мая… — его помощница, мучительно боровшаяся с зевотой, все же зевнула. — Извините… Ураган, хочу сказать, в мае — это как раз для книги рекордов.

— И решительно не могу понять, откуда он взялся… Обычно сезон ураганов длится с июля по сентябрь. И почему этот решил оформиться за два месяца до срока? Ума не приложу!

— Равно как и я, — ответила помощница. — Скажите, а как по-вашему, куда он направляется, этот наш торопыга?

— Пока еще рано что-либо на сей счет говорить, — сказал Прескотт. — Зародился он, как и всегда зарождаются ураганы: огромная область низкого давления, вдобавок сырой воздух, большая влажность, закрученность против часовой стрелки, под воздействием вращения Земли. Все, вроде бы, идет нормально, однако вот тут и начинаются сюрпризы. Обычно для того, чтобы как следует созреть, развиться, окрепнуть, воздушной волне в несколько сотен миль шириной требуется несколько недель, а то и несколько месяцев. А этот, как вы изволили заметить, торопыга управился в восемнадцать с небольшим часов.

Прескотт вздохнул, поднялся из-за стола и направился к стене, на которой висела огромная таблица. Заглянув предварительно в свои собственные записи, он отметил параметры: точка зарождения, условия атмосферы в том районе, скорость передвижения урагана. После этого Прескотт начал фантазировать на тему возможного направления движения, отмечая чуть различным карандашным пунктиром путь к Западу от точки, расположенной в ста пятидесяти милях на северо-восток от Бермудских островов. Линия все ближе подходила к обозначенным на карте контурам Ньюфаундленда.

— Если этот торопыга не позаботится о том, чтобы хоть как-то намекнуть, куда именно он держит путь, я могу лишь так вот предсказать его возможный маршрут, — доктор Прескотт сделал небольшую паузу, ожидая, что услышит от своей ассистентки подтверждение своей версии. Но не дождавшись, вынужден был спросить: — А ваше мнение на этот счет?

Не услышав ответа, он обернулся, чтобы еще раз, более внятно, повторить обращенный к помощнице вопрос — но так и не повторил. Женщина спала, положив голову на локоть. Мягко, как бы одновременно и желая и боясь разбудить, он потряс ее за плечо. Женщина открыла глаза.

— Сейчас мы уже ничего тут не сможем сделать, — вполголоса сказал он. — Давайте-ка отправимся по домам. Выспимся… — Он махнул рукой в сторону настенной карты. — При некотором везении, хотя шансы не больше, чем тысяча к одному, но все-таки при некотором везении вся эта штука может к утру сама рассосаться. Так что мы с вами придем на работу, а вместо нашего торопыги останется лишь локальный шторм.

Доктор изо всех сил старался говорить уверенно, однако против его желания неуверенность явно сквозила в голосе.

На что доктор не обратил внимания, так это на тот факт, что прочерченная им на карте линия предполагаемого движения урагана проходила как раз через район с координатами 41°46 северной долготы и 50°14 западной широты.

Глава 46

Капитан Руди Ганн стоял на капитанском мостике «Каприкорна» и внимательно смотрел на запад, где из великолепной, безупречной синевы неба соткалось едва различимое пятнышко. Какое-то время это пятно висело неподвижно, не изменяя своих контуров и не перемещаясь: просто темно-синее пятно, крошечная точка, поставленная некоей рукой над линией горизонта. Почти в одно мгновение точка превратилась в овал, овал приобрел Различимые контуры вертолета.

Вертолет быстро приблизился, завис над палубой и, мягко сел на вертолетную площадку в кормовой части судна, визг турбин стих. Подъемный винт по инерции еще вращался, однако было заметно, что и он выдыхается.

Ганн направился к вертолету в тот самый момент, когда правая бортовая дверца открылась, и вышел Питт.

— Удачно съездил? — поинтересовался Ганн.

— Есть кое-что, — неопределенно ответил Питт. Дирк Питт обратил внимание на странное выражение лица Ганна: морщины вокруг маленьких глаз моряка образовали сетку, взгляд был угрюмым.

— Ты сейчас похож на ребенка, у которого отобрали рождественский подарок, Руди. Какие проблемы?

— Подлодка «Дип Фантом», которая принадлежит «Ураниус Ойл», угодила в капкан.

Несколько секунд Питт молчал. Затем спросил:

— Что адмирал Сэндекер?

— Поставил всех на уши. Он считает, что, поскольку судном обеспечения у «Дип Фантом» был «Бомбергер», то именно с «Бомбергера» нужно проводить спасательную операцию, не дожидаясь твоего приезда.

— Ты сказал — «Бомбергер» был, словно мы можем потерять «Дип Фантом», а?

— Похоже, ничего хорошего. Пойдем наверх, я познакомлю тебя с деталями случившегося.

В командной рубке «Каприкорна» явственно чувствовалось напряжение и даже отчаяние. Обыкновенно очень общительный и чрезмерно шумный, Джиордино при появлении Питта лишь молча кивнул, обойдясь без формальностей. Войдя в рубку, Питт застал Бена Драммера за переговорами с застрявшей около «Титаника» субмариной: преувеличивая не испытываемый в действительности прилив оптимизма, Драммер как мог, пытался вселить чувство уверенности в подводников «Дип Фантом». Контраст между бодрым голосом Бена Драммера и глазами, полными отчаяния, поразил Питта. Рик Спенсер, инженер по оборудованию, отрешенно смотрел на мониторы. Остальные члены команды молча и сосредоточенно занимались своими делами.

Ганн незамедлительно принялся рассказывать о том, как же обстоят дела:

— Еще два часа тому назад подлодка должна была всплыть и переменить команду. Сейчас на ее борту находятся Джо Киль, Том Чавец, Сэм Меркер…

— Тот самый Меркер, который вместе с тобой исследовал Лорелею на «Сапфо-1»? — поинтересовался у него Питт.

— Равно как и Манк, — грустно подтвердил Ганн. — Вообще у меня такое, знаешь, чувство, что мы словно проклятый экипаж, навлекли небесный гнев, что-то в таком духе…

— Дальше.

— Они находились у правого борта «Титаника», рядом с полубаком, устанавливали там очередной клапан для снятия давления. Неожиданно подлодка зацепила кормой за грузовой кран «Титаника». Не зацепила, собственно, а так, чуть тиранулась. А там болты все насквозь прогнили и сорвались, и деррик-кран упал на них, на внешние баки «Дип Фантома», пробил металл. Через эту дыру в корпус лодки налилось тонны две воды, которая и прижала подлодку к палубе «Титаника».

— Когда это случилось? — спросил Питт.

— Три с половиной часа назад.

— Почему тогда у всех такое похоронное настроение? Посмотришь на твоих людей, так и впрямь пойдешь ко дну, даже и без пробитых баков. На «Дип Фантом» сжатого воздуха столько, что лодка может там лежать больше недели. За это время «Сапфо-1» и «Сапфо-II» сто раз успеют откачать из ее внешних баков воду; заделают дыру, и все будет в лучшем виде, капитан.

— Не все так просто, как ты думаешь, — сказал Ганн. — Если у нас и есть время, то не больше шести часов.

— Почему именно шесть?

— Я тебе главного еще не сказал, — Ганн сощурился, как от яркого света, и посмотрел в глаза Питту. — Понимаешь, когда деррик-кран упал на лодку, удар оказался настолько мощным, что один из сварных швов на корпусе разошелся. И под давлением вода просачивается уже прямо в кабину, причем собирается в минуту галлона по четыре. А чем больше просачивается воды, тем шире оказывается пробоина. А чем шире — тем больше собирается воды… Это еще чудо, что шов совсем не треснул, иначе бы весь корпус лодки оказался разорван, а из парней получилось бы желе, — он поднял голову и посмотрел на циферблат часов, укрепленных над компьютером. — В самом лучшем случае у них имеется часов шесть. Потом в кабине будет столько воды, что все утонут… И самое паршивое во всем этом как раз и заключается в том, что мы совершенно ничего не можем сделать, никак не можем помочь парням.

— А почему бы не залить трещину ветстилом?

— Легко сказать! Та часть корпуса, в которой образовалась пробоина, как раз и прижата к полубаку «Титаника». По распоряжению адмирала к месту проведения работ посланы три подлодки. Им дана команда хоть как-то попытаться раскачать «Дип Фантом», чтобы если не саму лодку высвободить, так хоть получить доступ к пробоине. Они пытались, и у них ни черта не вышло.

Питт опустился в кресло, взял карандаш и принялся делать в блокноте пометки.

— Вот что… На «Си-Слаг» имеется оборудование для резки металла. И вот если бы «Си-Слаг» сумела как-нибудь подобраться к этому деррик-крану…

— Увы… — Ганн в отчаянии помотал головой. — Когда нехорошо, так сразу все нехорошо. Покуда три лодки пытались раскачать «Дип Фантом», как-то так получилось, я не знаю, ну, в общем, у «Си-Слаг» оказался сломан манипулятор. Клешня, иначе говоря. Ее подняли на палубу «Модока», парни посмотрели, говорят: так быстро не починить. — Неожиданно Ганн с силой шарахнул кулаком по застеленному картой столу. — Последняя надежда была на лебедку «Бомбергера». Если бы только нам удалось привязать конец троса к деррик-крану, то лебедкой вполне можно было бы приподнять его и таким образом высвободить подлодку.

— Вот тебе и вызволили «Титаник»! — с выражением сказал Питт, и по его лицу было видно, что он пытается сдержать себя и не выругаться. — Получается, что теперь в нашем распоряжении осталась одна только «Си-Слаг», на которой имеется клешня для проведения работ. И вот эта самая клешня вышла из строя. А без нее мы никак не сможем прикрепить трос к деррик-крану!

Ганн потер уставшие глаза.

— Черт побери, что же это такое… Тысячи часов потрачены, чтобы спланировать, сконструировать и отладить всякую спасательную систему, чтобы просчитать действия экипажа на случай возникновения критической ситуации, и вот происходит вдруг какая-то нелепость, даже глупость — и каждый из нас получает удар ниже пояса. Ни один компьютер не в состоянии предусмотреть и просчитать ситуацию, которая имеет степень вероятности единица к миллиону… То, что произошло, это в буквальном смысле слова — немыслимо! Чтобы вот так глупо, ни с того, ни с сего…

— Да при чем тут компьютеры, о чем ты вообще говоришь?! Компьютеры не выдумывают данных, они лишь обрабатывают те данные, которые туда закладывают, — сказал Питт.

Он подошел к переговорному пульту, взял микрофон из рук Драммера.

— «Дип Фантом», это говорит Питт. Ответьте.

— Рад тебя слышать, — донесся через динамик спокойный голос Меркера, настолько спокойный, что непосвященные могли бы подумать, будто Меркер сейчас лежит на постели у себя дома и разговаривает с Питтом — Нас тут сейчас трое. Если спустишься, будет как раз четверо, и тогда мы сможем сыграть партию в бридж. Как смотришь на такое предложение?

— Я плохо играю в карты, тем более в бридж, — сказал Питт таким голосом, как будто его и в самом деле пригласили сыграть в карты. — Сколько, по-твоему, пройдет еще времени, прежде чем вода зальет аккумуляторные батареи?

— Учитывая ту скорость, с которой вода прибывает, осталось минут пятнадцать-двадцать.

Питт повернулся к Ганну и произнес то, что и без слов было давно уже всем понятно:

— Как только полетят батареи, с ними невозможно будет связаться по радио.

Ганн утвердительно кивнул:

— Там рядом находится «Сапфо-II», чтобы парни не теряли присутствия духа. В настоящее время я не придумаю, что еще мы могли бы для них сделать.

Питт снова нажал на кнопку связи.

— Меркер, как обстоит дело с системой жизнеобеспечения?

— Какая к черту система?! Она приказала долго жить полчаса тому назад. Так что дышим испорченным воздухом.

— Я сейчас вам переправлю «Серц».

— Да, и поскорее. У Чавеца такой запашок изо рта… — Меркер запнулся и уже изменившимся голосом сказал: — Слушай, как бы там все ни обернулось, если мы больше с вами не увидимся, ты имей, пожалуйста, в виду, что в такой дружеской компании нам было приятно подыхать. Тут ведь, кроме всего прочего, столько жмуриков! Ну, будет еще тремя больше…

Все, кто слышал последние слова Меркера о покойниках на «Титанике», чуть побледнели. Все, за исключением разве что Питта.

Нажав кнопку на микрофоне, Питт сказал:

— Мы вас скоро вызволим, и мне хотелось бы, чтобы ваша подлодка, после того, как вы будете спасены, оставалась чистой. Так, чтобы мы могли захотеть еще использовать ее, договорились? Конец связи.

Интересно было наблюдать за тем, как в рубке «Каприкорна» прореагировали на жлобский юморок Дирка Питта. Джиордино, Ганн, Спенсер и другие недоумевающе уставились на Питта. Только Драммер выказал явное раздражение.

Питт коснулся плеча Керли, радиста судна.

— Свяжись с адмиралом, он на «Бомбергере». Только используй, пожалуйста, запасную частоту. Керли поднял голову.

— Это для того, чтобы парни с «Дип Фантом» не подслушали?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Есть некоторые вещи, лучше их не знать, — спокойным голосом объяснил Питт. — Соедини меня, да побыстрее, если можно.

— Через считанные секунды в динамике послышался легко узнаваемый голос адмирала Сэндекера:

— «Каприкорн», говорит адмирал Сэндекер, прием.

— Адмирал, добрый день, это Питт. Сэндекер не посчитал нужным тратить время на приветствия:

— Ты уже в курсе?

— Только что Ганн доложил мне, — ответил Питт.

— Стало быть, ты знаешь и про то, что мы сделали все от нас зависящее. Как ни крути, а времени у парней остается в обрез. Если бы у нас было хоть десять часов, мы бы наверняка их спасли.

— Да, но есть же еще вариант, — сказал Питт. — Хотя шансы на успех и не очень велики, тем не менее, сама по себе такая возможность есть.

— Может, поделишься соображениями? Питт несколько секунд поколебался.

— Прежде всего, нужно на минуту позабыть о «Дип Фантом» и сориентировать наши усилия в ином направлении.

Драммер подошел почти вплотную к Питту:

— Сам-то ты понимаешь, что говоришь? Как прикажешь тебя понимать, Питт? Как… Как это вообще можно — забыть про «Дип Фантом»?! — последние слова Драммер выкрикнул в лицо Питту. — Ты с ума сошел?

Питт обезоруживающе улыбнулся своему коллеге.

— Нужно еще раз попытать счастья, но по-другому. Твои парни сделали все, что смогли, у них ни черта не вышло, так? Все, что вы смогли, вы сделали. Результат — ноль целых ноль десятых. Понимаешь, я лично тебя, как, впрочем, и всех твоих ребят очень уважаю, знаю, что вы отличные специалисты. Но дело в том, что вы — профессионалы по спасательным работам на воде, но, извини, ни хрена не смыслите в аварийных работах: тут вы дилетанты. Вы кое-что предприняли, причем предприняли не совсем то, что было нужно. Неудача лишь усугубила итоговый результат: Теперь вы сидите, поджав хвосты, и говорите мне, что все потеряно. А далеко еще не все потеряно, джентльмены. Мы попытаемся вытащить «Дип Фангом» до истечения шестичасового срока, отмеренного подлодке. Тем более, что пока мы тут с вами разговаривали, из шести часов, если мои часы точные, осталось пять часов сорок три минуты.

Джиордино с нескрываемой надеждой посмотрел на Питта.

— Думаешь, еще есть шанс?

— Уверен, что есть. И мы его используем.

Глава 47

Строительные инженеры и исследователи морских специальностей образовывали небольшие группы и, возбужденно переговариваясь, беспорядочно циркулировали от одной кучки собеседников к другой, задевая, а, случалось, и нечаянно толкая коллег. Время от времени кто-нибудь вдруг прерывал разговор, подходил к мониторам и принимался изучать компьютерные распечатки. За большим столом с вместительной чашкой кофе в руке сидел только что прибывший с «Бомбергера» адмирал Сэндекер. После того, что ему доложили, адмирал недоумевающе крутил головой, словно избавляясь от наваждения.

— Все это неслыханно, — сказал он вполголоса, ни к кому не обращаясь. — Подложить взрывчатку под «Титаник» и рвануть, чтобы лайнер начал всплывать, и одновременно, чтобы «Дип Фантом» была освобождена от деррик-крана? Какой-то бред, но уж никак не план по спасению…

— Какие иные способы остаются в нашем распоряжении? — спросил Питт. — Я имею в виду реально осуществимые в остающиеся у нас сроки способы аварийного спасения? А так мы действуем наверняка. Даже если деррик-кран и не отцепится, то все равно «Титаник», поднимаясь на поверхность, увлечет за собой субмарину.

— При всем моем уважении к Питту, я вынужден признать, что этот план — сущее безумие, — сказал Ганн. — При взрыве сотрясение будет столь мощным, что уже имеющаяся в корпусе подлодки трещина тут же превратится в широченный пробой и подводники будут расплющены немедленно.

— Будут расплющены. Но это лишь предположение. Может, будут, а может, нет, — уточнил Питт. — Но даже в том случае для Меркера, Киля и Чавеца куда лучше мгновенная смерть, чем длительная агония, вызванная нехваткой кислорода. Из двух смертей наиболее быстрая всегда предпочтительнее.

— Но ты забываешь о «Титанике», — сказал Ганн. — Мы тогда рискуем взорвать все то, что сделали за эти три жутких месяца работы на глубине.

— Считай, что такова цена нашего спасательного проекта, — ответил ему Питт. — И потом, знаешь, что я тебе скажу? Корпус «Титаника» сконструирован таким образом, что его запас прочности даже превышает соответствующие показатели самых современных судов. Стрингера, балки, переборки и палубы «Титаника» сегодня не менее прочны, чем в день, когда лайнер сошел со стапелей. Корабль выдержит взрыв, а если потребуется, то выдержит и не один такой взрыв. На сей счет ты можешь быть уверен.

— Ты и вправду считаешь, что план сработает? — поинтересовался Сэндекер.

— Безусловно.

— Ты ведь знаешь, что я могу приказать, и ты не посмеешь осуществить задуманное…

— Это я имею в виду, — ответил Питт. — Но тем не менее надеюсь на ваш здравый смысл. Надеюсь, что до момента окончания работ вы будете прислушиваться к моим советам.

Сэндекер потер глаза, медленно потряс головой, как бы желая очнуться. Наконец он сказал:

— О’кей, Дирк. Ты меня убедил.

Питт корректно кивнул и принялся за дело.

Оставалось пять часов десять минут.

На глубине двух с половиной миль, под поверхностью океана, замерзшие, одинокие, притихшие, находились члены команды «Дип Фантом». С ужасом наблюдали они за тем, как дюйм за дюймом прибывала вода. Это походило на погребение заживо. Всякий новый дюйм — как очередной шаг в сторону смерти. Воды набралось столько, что центральная система оказалась уже вне досягаемости. Один за другим коротили и выходили из строя электроприборы. В кабине с каждой новой потухшей лампочкой делалось все более сумрачно, все более жутко. В какой-то момент все трое смогли почувствовать, как холодная, тридцати четырех градусов, вода образует нечто вроде весеннего ручейка под ногами. И все-таки слабый огонек надежды еще теплился в душах подводников.

— Как только выберемся отсюда, — сказал Киль, — я устрою себе настоящий выходной. Пальцем не пошевельну, буду целый день отдыхать и делать, что захочет моя левая нога.

— Опять завел пластинку, — сказал в темноте Чавец.

— Если хотят, пускай меня увольняют, но завтра я целый день буду спать.

Чавец в темноте нашел руку Киля, сжал ее повыше локтя.

— Что ты тут бубнишь?!

— Спокойно, не нужно так волноваться, — сказал Меркер. — Как только вышла из строя система жизнеобеспечения, у него в организме скапливается углекислота. Она может так воздействовать на психику. Я, признаться, и сам начинаю испытывать некие странные ощущения.

— Хоть бы воздух был нормальным, — посетовал Чавец. — Если мы не потонем, то нас расплющит, когда они рванут корпус, а если даже и не расплющит, мы непременно тут задохнемся от собственной углекислоты.

В любом случае виды на будущее у нас не очень-то радужные.

— Ты забыл, что при такой температуре мы просто-напросто можем замерзнуть до смерти. И тогда уж никак не можем воспользоваться предложенными тобою вариантами смерти.

Киль ничего не ответил. Он позволил Чавецу запихнуть себя на верхнюю полку спального отсека. Чавец и сам уселся на нижнюю койку, свесив ноги в сторону.

Преодолевая довольно-таки глубокую воду, Меркер пробрался к переднему иллюминатору и выглянул наружу. Там он смог увидеть лишь неясный силуэт «Сапфо-II» в свете ее же собственных прожекторов. Трагизм создавшейся ситуации заключался в том, что, хотя «Сапфо-II» подошла буквально на расстояние в несколько футов, она ничего не могла сделать, ничего предпринять, чтобы как-то помочь попавшим в капкан подводникам с «Дип Фантом». Обе лодки были окружены чудовищной толщей воды, холодной, черной, враждебной человеку, отважившемуся спуститься сюда. Глядя на «Сапфо-II», Меркер с некоторым удовольствием подумал, что, пока вторая лодка здесь, остается еще некоторая надежда на спасение. Сам же факт, что рядом находились и светили прожекторами коллеги, не оказывал успокаивающего действия на Меркера. Собственно, это не помощь, разве только обозначение участия. Впрочем, это лучше, чем ничего.

На корабле обеспечения «Альгамбра» находились съемочные группы трех крупнейших телевизионных компаний. Телевизионщики от нервного ожидания места себе не находили, слонялись по палубе, совершали массу мелких лишних движений, обменивались пустыми словами и более всего на свете хотели начать съемки. На правом борту плечо к плечу сгрудились корреспонденты множества телеграфных агентств, которые от вынужденного безделья томились не меньше телевизионщиков и в бинокли разглядывали находящийся от них в двух милях «Капри-корн». Фотокорреспонденты в который уж раз замеряли свет, поудобнее устанавливали штативы и целились через объективы на воду в пространство между «Альгамброй» и «Каприкорном», где, скорее всего, и должно произойти то самое чудо, ради которого все они и прибыли сюда.

Зажатая коллегами в углу этакого паллиативного пресс-центра, Дана Сигрем плотнее запахнула непромокаемую теплую куртку, после чего отважно поднялась навстречу десяткам журналистов, которые с профессиональной расторопностью тотчас же сунули ей в лицо свои диктофоны и микрофоны, словно бы то были сладости, которые Дане надлежало отведать.

— Скажите, миссис Сигрем, правда ли, что поднятие «Титаника» на три дня раньше запланированного срока на самом деле объясняется желанием ваших коллег спасти жизнь тем подводникам, которые сейчас оказались запертыми в «Дип Фантом»?

— Скажем так, изменение сроков поднятия «Титаника» объясняется также и этим, — признала она.

— Могу ли я в таком случае заключить, что все прежние попытки спасти подводников окончились полной неудачей?

— В предыдущих случаях возникали определенные сложности, — сказала Дана.

От нервного напряжения ладони Даны покрывались неприятной влагой, и чтобы ее промокнуть. Дана вынуждена была изредка опускать руки в карманы, где лежали платки. Многочисленные встречи с представителями прессы, через которые пришлось ей пройти, оказывали свое действие, и теперь Дана понемногу начинала испытывать недоброе чувство ко всей пишущей братии, профессионально-нахальной и профессионально-любопытствующей.

— Скажите, почему вы уверены, что команда «Дип Фантома» еще жива? Ведь у вас же нет с ними связи, так?

— Мы просчитали ситуацию на компьютере, и машина выдала сведения, согласно которым экипаж застрявшей на глубине подлодки может продержаться еще как минимум четыре часа и сорок минут, хотя положение их непростое.

— Скажите, пожалуйста, в том случае, если химический электролит не полностью растворил илистую породу вокруг «Титаника» и корабль, таким образом, не сможет вырваться из плена, каковы в этом случае будут действия вашего Агентства?

— К сожалению, я не могу вам ответить на этот вопрос, — сказала Дана. — Мы получили с «Каприкорна» последнее сообщение от господина Питта, и в этом сообщении лишь сказано, что аварийная команда намерена в ближайшие несколько часов предпринять попытку по вызволению «Титаника». О подробностях там не сказано ни слова, остается лишь догадываться.

— А что, если уже слишком поздно, и все трое. Киль Чавец и Меркер, погибли?

Лицо Даны сделалось суровым.

— Они живы, — сказала она, и глаза ее блеснули. — И я хочу вам откровенно сказать, господа. Тот из вас, кто первым, соблазнившись формальной эффектностью подобных слухов, передаст в свою газету или же свое телеграфное агентство о смерти подводников раньше чем сей факт будет документально и однозначно установлен, будет немедленно лишен аккредитации и выброшен к чертовой матери за борт этого гостеприимного корабля. Я хочу, чтобы мои слова оказались понятыми буквально.

Корреспонденты при этих словах несколько секунд пребывали в состоянии совершенного изумления. Неожиданный всплеск столь явной ненависти со стороны этой симпатичной женщины оказался до некоторой степени неожиданностью для большинства собравшихся тут. После небольшой паузы все они опустили микрофоны, убрали от лица Даны свои диктофоны и, по-прежнему не говоря ни слова, один за другим потянулись к выходу.

Рик Спенсер разложил большой лист бумаги, положил его на стол поверх лежавшей там карты и прижал по углам четырьмя полупустыми чашечками кофе. На листе был изображен «Титаник», лежащий на океанском дне. Художник тщательно изобразил многие детали корабля, тщательно скопировал рельеф дна, и сейчас Спенсер уверенно тыкал в рисунок острием авторучки в области, отмеченные крестиками.

— Вот таким именно образом выглядит сейчас «Титаник», — объяснил Спенсер собравшимся. — Согласно расчетам, сделанным на компьютере, мы должны положить восемьдесят зарядных устройств, по тридцать фунтов взрывчатки в каждом, в тех самых местах соединения корпуса и океанского ила, которые здесь у нас помечены крестиками. Восемьдесят мест по линии соединения с дном.

Сэндекер склонился над большим рисунком и внимательно изучил все помеченные места.

— Значит, вы решили закладывать в три ряда с каждой стороны?

— Совершенно верно, сэр, — ответил Спенсер. — Внешний ряд должен располагаться на расстоянии шестидесяти ярдов от корпуса «Титаника», средний — за сорок ярдов, и самый ближний — на расстоянии двадцати ярдов от обшивки судна. Сначала мы взрываем самый дальний ряд, через восемь секунд следует взрыв следующего, бывшего ранее средним. Потом — ближний.

— Это похоже на то, как раскачивают из стороны в сторону засевшую в грязь автомашину, — сказал Джиордино.

Спенсер утвердительно кивнул.

— Именно так, причем ваше сравнение кажется мне вполне корректным.

— Допустим, — сказал Джиордино, — а почему бы не сделать один мощный взрыв? Шарахнуть бы сразу все заряды, и порядок!

— Возможно, достанет и одного крупного взрыва. Однако после консультаций с океанологами и геологами мы пришли к выводу, что предпочтительнее все-таки было бы использовать несколько сильных взрывных волн разной направленности. Главное, на что мы делаем ставку, это — вибрация.

— Как обстоит дело со взрывчаткой? — спросил Питт.

— На борту «Бомбергера» находится почти целая тонна, взятая для проведения сейсмических исследований. Ею мы вполне сможем воспользоваться, — ответил Спенсер. — Только на «Модоке» четыреста фунтов, годных для использования под водой, а это — уже немало.

— Думаете, получится?

— С этим количеством может и не получиться, однако мы рассчитываем для большей уверенности получить и использовать еще триста фунтов, — сказал Спенсер.

— Мы могли бы на реактивном самолете доставить с континента взрывчатку и сбросить ее в воду, — предложил в свою очередь Сэндекер.

С видимым сожалением Питт покачал головой.

— Пока вы отдаете приказ, пока самолет летит со взрывчаткой — столько времени пройдет. А ведь нужно будет еще выловить ее из воды, загрузить в подлодку, спустить на дно, установить в определенным образом рассчитанных местах… Часа на два опоздаем, не меньше.

— Может, не будем тогда терять на разговоры время? — спросил Сэндекер. — Тем более, что времени, как ты правильно заметил, у нас в обрез. — Он повернулся к Ганну. — Сколько времени потребуется для закладки взрывчатого вещества?

— Часа четыре, — без малейшего колебания, как если бы давно уже сделал подсчеты, выпалил Ганн. Сэндекер прищурился.

— Не много, прямо вам скажу. На всякие промедления у нас остается четырнадцать минут.

— Мы должны успеть, — сказал Ганн. — Но только у меня есть одно пожелание, или, если хотите, условие.

— А именно? — нетерпеливо спросил Сэндекер.

— Должны быть задействованы все подлодки, которые у нас имеются.

— Ты хочешь, чтобы мы убрали «Сапфо-II» от «Дип Фантома» и задействовали также и ее? — уточнил Питт. — Но ведь наши парни в «Дип Фантом» могут подумать, что мы их бросаем на произвол судьбы…

— Другого выхода у нас нет, — с явным сожалением сказал Ганн. — Просто нет иного выхода, пойми.

Меркер давно уже потерял всякий счет времени. Он тупо смотрел сейчас на фосфоресцирующий циферблат своих часов, но глаза отказывались фокусироваться на мерцающих маленьких цифрах. Он даже приблизительно не смог бы ответить, сколько прошло времени с того мгновения, когда задетый краем лодки деррик-кран грохнулся и поймал их в ловушку. Пять часов назад? Или даже десять? Может, и десять. Меркер не смог бы даже ответить, произошло ли это несчастье сегодня или же еще вчера. Его мозг был затуманен и неповоротлив. Единственное, что Меркер мог, так это бездвижно сидеть в кресле, стараясь не напрягать ни один мускул, и осторожно медленно дышать. Казалось, на каждый вдох уходит все время, отпущенное на жизнь. Постепенно он начал осознавать некое стороннее движение. Протянув руку в темноту, он дотронулся до Киля и Чавеца, однако они не издали ни звука, никак не прореагировали на его жест. Они уже впали в состояние летаргического ступора.

Затем Меркер снова почувствовал движение. Что-то мгновенное, но вполне различимое, в неожиданном месте. Его сознание словно погрузилось в густой сахарный сироп, тормозивший всякую мысль. Наконец Меркер сосредоточился. Не считая постоянно прибывающей воды, внутри субмарины не было никакого физического перемещения. Оказалось, что движение происходит снаружи:

«Сапфо-Н», которая направляла один из своих прожекторов в сторону «Дип Фантом» внезапно дрогнула, отчего изменился угол луча прожектора. Выскочив из кресла и оказавшись в воде, почти как в кошмарном сне, он ринулся к рубке управления и приник к иллюминатору, пытаясь хоть что-нибудь различить.

Все его чувства были разбужены в один миг. Меркер вдруг испытал такой страх, какого не знал за всю свою прежнюю жизнь. Глаза его расширились от ужаса, пальцы намертво впились в пульт.

— Господи! — заорал он. — Они уходят. Они покидают всех нас!!!

Сэндекер нервно прохаживался по палубе, вертя в пальцах только что зажженную сигару. Радист поднял руку, привлекая к себе внимание адмирала, тот на пол-шаге запнулся и, резко повернувшись, подошел, встал у радиста за спиной.

— Сообщение с «Сапфо-1», сэр, — сказал ему Керли. — Они заканчивают устанавливать взрывчатку.

— Приказываю ей подниматься на поверхность с максимально допустимой скоростью. Как можно скорее. Чем выше лодка поднимется, тем меньше будет давление воды на корпус в момент взрыва. — Адмирал обернулся и посмотрел в упор на Питта, который неотрывно следил за ходом работ по четырем мониторам, камеры которых располагались на корпусе «Титаника» в наиболее важных местах: — Как там? Порядок?

— Да вроде бы, — ответил Питт. — Если швы ветстила окажутся достаточно прочными и выдержат ударную волну, то у нас есть неплохие шансы на успех.

Сэндекер посмотрел на один из мониторов, который давал в цвете подводный ландшафт. Было хорошо видно, как из корпуса «Титаника» вырвалась и устремилась вверх солидная цепочка воздушных пузырей.

— Много воздуха выходит, — заметил адмирал. — Черт побери.

— Избыточный воздух. Он выходит также через вмонтированные клапаны, — бесстрастным голосом сказал Питт. — Мы специально перешли с электроподкачки на обыкновенные компрессоры, чтобы закачать в верхние отсеки лайнера максимальное количество воздуха. — Он протянул к монитору руку, чуть коснулся регулятора надстройки и продолжил: — Компрессоры «Каприкорна» качают по десять тысяч кубических футов воздуха в час, так что скоро давление достигнет десяти фунтов на квадратный дюйм. Это максимум, на который рассчитаны отводные клапана.

Драммер легким шагом приблизился к мониторам, положил на стол несколько фрагментов компьютерной распечатки.

— Судя по этим данным, процентов девяносто замкнутых пространств «Титаника» освобождены от воды, — сказал он. — Главная, на мой взгляд, проблема сейчас заключается в том, что мы даем кораблю значительно большую подъемную силу, чем ему необходимо. Это по данным компьютера. И когда данное присасывание ослабнет, наш «Титаник» может взмыть как воздушный змей, не удержишь.

— «Си-Слаг» докладывает, они заложили всю имевшуюся у них взрывчатку, — сообщил Керли.

— Скажи, чтобы они прежде, чем подниматься па поверхность, сделали круг-другой возле «Дип Фантом», — сказал Питт. — Вдруг да смогут установить визуальный контакт с Меркером или с кем-нибудь из его команды.

— Одиннадцать минут остается, — объявил Джиордино.

— Черт побери, почему там заснула «Сапфо-II»?! — рявкнул Сэндекер, обращая свой вопрос ко всем сразу. Питт вопросительно взглянул на Спенсера.

— Можно взрывать?

Спенсер кивнул.

— У каждого ряда взрыватели настроены на свою определенную частоту. Осталось только послать команду, и вся взрывчатка рванет в точности, как мы запланировали.

— Как считаешь, с какой стороны лучше начать? С кормовой, или от носа?

— Тут и считать нечего. Нос корабля ушел в ил на целых двадцать футов глубже, чем руль. Я очень рассчитываю на то, что, как только высвободится корма, корпус приобретет иной наклон, и тогда сам собою освободится весь киль. Нужно бы сделать так, чтобы «Титаник» не просто освободился от донного притяжения, но освободился таким образом, чтобы всплытие началось в том же положении, в каком лайнер уходил на дно. Я, конечно же, имею в виду, что «Титаник» не заартачится и все-таки пойдет на всплытие.

— Загружен последний заряд, — отрапортовал Керли, — и теперь «Сапфо-II» уходит от места взрыва.

— Что-нибудь слышно с борта «Си-Слаг»?

— Да, они передают, что никакого визуального контакта с командой «Дип Фантом» установить не удается.

— Ладно. Скажи им, чтобы поднимались, — распорядился Питт. — Через девять минут с небольшим мы начнем взрывать.

— Они погибли! — внезапно заорал Драммер, перекрывая все остальные голоса и шум множества приборов. — Мы безнадежно опоздали, они погибли.

Питт сделал несколько шагов и взял Драммера за плечи.

— Прекратить истерику. Только вот заупокойной нам раньше времени и недоставало.

Плечи Драммера опустились, лицо его сделалось серым и измученным, словно бы в эти несколько часов он постарел на годы. Он издал горлом хриплый звук, согласно кивнул головой и неверным шагом отправился на свое место, к компьютерам.

Согласно нашим расчетам, вода в кабине «Дип Фангом» должна уже подняться настолько, что между поверхностью и потолком останется не более пары футов, — сказал Джиордино. — И это в самом лучшем случае. — От волнения голос его сделался на пол-октавы выше, чем обычно.

— Если бы пессимизм можно было продавать фунтами, все вы, парни, сделались бы миллионерами, — без улыбки сказал Питт.

Оператор на сонаре впервые нарушил молчание:

— «Сапфо-1» вышла из опасной зоны, расстояние между ней и «Титаником» составляет шесть тысяч футов.

— Еще две там… — вполголоса произнес Сэндекер. Теперь, когда все от них зависящее было сделано, оставалось лишь ждать, когда и остальные подлодки выйдут из опасной зоны, чтобы взрывная волна не смогла причинить им какие-либо повреждения. Прошли восемь минут, восемь бесконечно долгих минут, за которые у каждого на лбу выступили крупные капли пота.

— «Сапфо-II» и «Си-Слаг» приближаются к границе безопасной зоны.

— Как с метеопрогнозом? — потребовал Питт.

— Волнение четыре фута, небо ясное, ветер северо-восточный, пять узлов, — тотчас же откликнулся метеоролог Фаркар. — О лучшем и мечтать грешно.

Несколько секунд прошли в общем молчании. Наконец Питт распорядился:

— Ну что, джентльмены, я думаю — пора! — голос его звучал обыденно, в словах, как и в лице Питта, не чувствовалось напряжения. — Спенсер, начинай отсчет.

Уставившись на циферблат больших часов, следя за движением секундной стрелки, Спенсер принялся отсчитывать:

— Тридцать секунд… двадцать секунд… пятнадцать секунд… пять секунд… приготовиться сигнал… сигнал! — И тотчас же он начал давать финальный отсчет времени: — Восемь… шесть… четыре… Пошел!!!

Все сгрудились возле мониторов, так что единственным непосредственным контактом с дном остался сонар. После того, как произошел первый из серии взрывов, на поверхности океана практически ничего не произошло. По «Каприкорну» прошла лишь легкая дрожь, вызванная глубинной взрывной волной. Звук первого взрыва был скорее похож на далекий раскат грома. Все взгляды были прикованы к экранам мониторов. Напряженные, безмолвные, с застывшими лицами, мужчины пожирали глазами мутную картинку, при каждом новом взрыве делавшуюся все менее различимой; надеясь на лучшее, все опасались самого страшного.

Палуба «Каприкорна» стала вздрагивать — сначала мелкой дрожью, затем все более отчетливо, по мере того, как со дня океана одна за другой ударные волны достигали поверхности. Затем, как по команде, изображение на всех мониторах начало рябить, подрагивать — и наконец экраны погасли.

— Черт! — выдохнул Сэндекер. — Связь потеряна!!!

— Главный передатчик, должно быть, пострадал от взрывов, — сказал Ганн.

Все собравшиеся теперь обратили взгляды на оператора сонара. Кому-то удалось встать таким образом, чтобы заглядывать через плечо акустика на его зеленоватый экран. Однако таких счастливчиков было немного, да и они практически ничего не могли разглядеть, поскольку от напряжения и ответственности момента акустик прямо-таки носом прилип к стеклу своего экрана. Спенсер первым распрямился. Он громко вздохнул, вытащил из нагрудного кармана носовой платок и промокнул влажное лицо и шею.

— Вот так вот, — сдавленным голосом сказал он. — Все, что было — все взорвалось. Полный привет…

— Движения объекта не наблюдается, — сказал акустик. — Большой "Т" неподвижен.

— Ну же, крошка… — молитвенно сложив руки, попросил Джиордино. — Задницу свою приподними!

— Господи ты Боже… — пробубнил Драммер. — Донный ил все еще держит его!

— Давай же, черт тебя побери! — присоединился Сэндекер. Поднимайся… поднимайся.

Если бы мозг собравшихся на «Каприкорне» обладал достаточной телекинетической способностью, чтобы с глубины океана поднять сорок шесть тысяч триста двадцать восемь тонн металла, пролежавшего семьдесят шесть лет в неподвижности и крепко сросшегося с донным илом, к солнечному свету, — мужчины, сгрудившиеся возле акустика, пожалуй, сумели бы вызволить «Титаник» одним совокупным импульсом коллективного интеллекта. Однако в тот деньтелекинетические способности у всех отказали. «Титаник» упрямо сохранял свое положение, навалившись всем своим весом на дно.

— Чертовский прокол! — сказал Фаркар. Драммер закрыл лицо руками, резко отвернулся и пошел на свежий воздух.

— Вудсон с «Сапфо-II» просит разрешения приблизиться к «Титанику» для проведения обследования, — сообщил Керли.

Питт без всякого интереса пожал плечами.

— Скажи, что разрешение я даю.

Почувствовав всю скопившуюся за последние сутки усталость, адмирал Сэндекер медленно опустился s кресло.

— Не просто неудача, но немыслимо дорогая неудача, так придется признать, — сказал он.

Горечь беспомощности чувствовали собравшиеся в комнате, переживая случившееся как свое личное поражение.

— И что теперь? — произнес Джиордино, невидящим взглядом уставившись через стекло на палубу.

— Продолжаем операцию, что же еще, — отрезал Питт. — Мы здесь для того, чтобы поднять «Титаник». Вот мы и будем делать все возможное, чтобы его поднять. Завтра утром мы вновь займемся расчетами, чтобы определить…

— Стронулся!

Сразу ни до кого не дошло.

— Он стронулся с места! — повторил акустик, голос его дрожал.

— Уверен? — прошептал Сэндекер.

— Жизнью клянусь, он подвинулся!!!

Спенсер почувствовал, как спазм сдавил горло. Он смотрел на зеленоватый экран сонара с выражением полнейшего недоумения. Наконец, обретя способность говорить, он выдохнул:

— Резонансный эффект. Резонансный эффект привел к тому, что корабль не сразу очнулся…

— Идет ВВЕРХ! — в полную силу своих легких заорал акустик и от полноты чувств шарахнул кулаком по подлокотнику рабочего кресла. — Эта ржавая калоша освободилась. Поднимается…

Глава 48

Поначалу никто не отважился шевельнуться. Все как будто приросли к полу. То самое мгновение, о котором они молились, ради которого они не щадили себя целых восемь месяцев кряду, — момент наконец настал, и в первые моменты никто не смел поверить в реальность такого исхода дела. Затем до каждого начала доходить невероятность происходящего, и все мужчины в одно и то же время хором закричали, невольно пародируя известную сцену, когда первая американская ракета оторвалась от земли и все техники, конструкторы, инженеры начали сходить с ума от радости.

— Давай, крошка, давай! — с непосредственностью школьника орал Сэндекер.

— Двигайся, мамочка ты моя! — истошно вопил Джиордино. — Пошевеливайся!

— Всплывай, калоша ты ржавая, всплывай же, не раздумывай, — умолял Спенсер.

Неожиданно Питт в два прыжка очутился возле радиста, схватил его за плечо и приказал:

— Срочно. Передай Вудсону, что «Титаник» всплывает. Пусть они сматываются. Они могут столкнуться.

— Объект движется в сторону поверхности, — сообщил акустик… — Скорость несколько возрастает.

— Слава Богу, хоть не в шторм все произошло, — сказал Питт. — По все равно, пока еще преждевременно радоваться. Пока «Титаник» всплывет, еще тысяча и одна неожиданность может произойти. Если бы только…

— Точно, что я и говорил всегда, — перебил его Джиордино. — Нужно, чтобы достало прочности у швов из ветстила, и чтобы отводным клапанам удалось справиться с резким уменьшением давления воды, и чтобы корпус «Титаника» не соизволил в один прекрасный момент взять и треснуть по швам, на радость нам, на зло врагам… Столько всего нужно, о-ей… Если бы спросили сейчас, чего я хочу, я бы спросил в ответ, а чего, мол, я не хочу…

— Продолжается подъем, скорость быстро увеличивается, — провозгласил акустик, нависнув над своим экраном. — За последнюю минуту объект прошел шестьсот футов.

Питт резко обернулся в сторону Джиордино.

— Эл, будь другом, найди сейчас же дока Бейли и пилота вертолета. Поднимайтесь в воздух, и ждите, когда появится «Титаник». Как только он вынырнет, немедленно опускайтесь на его полубак. Мне плевать, как вы сумеете это сделать. Мне нужно, чтобы вы сразу же высадились с вертолета на «Титаник». Нужно воспользоваться веревочной лестницей — воспользуйтесь лестницей. Нужна лебедка — ваша проблема. Может, придется воспользоваться аварийно-спасательным креслом, может, и так. Если не будет иного выхода, я разрешаю сесть на палубу, пусть даже при этом сломается сам вертолет. Но как бы там ни было, вы и док должны с максимальным проворством оказаться на корабле, добраться до «Дип Фантом», открыть снаружи люк и спасти наших парней, понятно?!

— Сделаем в лучшем виде, не беспокойся, — сказал Джиордино и ладонью сделал успокоительный жест. И прежде, чем Питт успел отдать следующую команду Спенсеру, Джиордино был уже возле самой двери.

— Рик, как только всплывет «Титаник», ты срочно приводишь в полную готовность дизельные помпы. Чем раньше мы возьмемся за пробоины, тем легче будет справиться с водой.

— Автогены нам понадобятся, чтобы взрезать обшивку и проникнуть внутрь, — сказал Спенсер, глаза которого от волнения и возбуждения сверкали лихорадочным огнем.

— Значит, займись автогенами.

Питт повернулся к акустику.

— Скорость всплытия?

— Восемьсот пятьдесят футов в минуту, — тут же откликнулся акустик.

— Слишком уж он торопится, — сказал Питт.

— Именно этого я и опасался, — сказал Сэндекер, жуя конец своей сигары. — Внутри у «Титаника» накачано столько воздуха, что корабль устремился на поверхность, и ничто его не может теперь сдержать.

— И тут возникает еще одна проблема. Если вдруг, — Питт поднял палец, — я говорю, если вдруг мы ошиблись в наших расчетах, и оставили в трюме «Титаника» меньше балластной воды, чем нужно, то лайнер запросто может выскочить из воды, как торпеда. А если он появится на три четверти, тогда возникнет опасность опрокидывания.

Сэндекер хмуро взглянул на Питта.

— Если такое произойдет, это будет верной смертью для экипажа «Дип Фантом», — с этими словами адмирал повернулся и стремительными шагами направился из оперативной рубки на палубу. За ним, как живой шлейф, устремились все остальные. Выстроившись возле борта, начали отыскивать в волнах какое-либо особенное оживление.

Питт предпочел оставаться возле акустика.

— Какая глубина?

— Проходит отметку в восемь тысяч.

— Вудсон на связи, — откликнулся из своего угла Керли. — Он только что видел "Большое "Т"". Говорит, что пронесся мимо его подлодки, как ошпаренная свинья.

— Скажи, что мы поняли. И приказ мой передай: пускай поднимается на поверхность. Такое же приказание сообщи на «Сапфо-1» и «Си-Слаг», — поскольку более Питту нечем было себя занять в рубке, он вышел на воздух и присоединился к той группе, где находились Ганн и Сэндекер.

Ганн взял трубку местного телефона:

— Акустик, как слышно?

— Акустик слушает.

— Ты не мог бы сейчас приблизительно сказать мне, в каком именно месте можно ожидать всплытия?

— Ориентировочно в шестистах ярдах по левому борту.

— А время? Последовала некоторая пауза.

— Через сколько его можно ожидать? — повторил свой вопрос Ганн.

— Уже можно, командир.

В эту самую секунду снизу поднялась широкая полоса, сплошь сотканная из пузырьков воздуха, отчего показалось, будто бы вода вмиг закипела. И вдруг в лучах полуденного солнца показалась гигантская корма «Титаника», похожая на немыслимых размеров китовую спину. Была такая секунда, когда многим почудилось, что корабль и дальше будет продолжать свое мощное движение вверх, грозящее перейти в буквальный полет. Корма все более и более возносилась над водой, вот уже треть лайнера поднялась из океанских волн, обнажив то место, где некогда располагалась вторая труба. Вид «Титаника», в это мгновение был величественным. Накачанный внутрь корпуса воздух стремительно вырывался через клапана, производя оглушительную стрельбу и разбрасывая во все стороны фонтаны мельчайшей водной пыли, от чего немедленно зажглись в нескольких местах роскошные радуги. На несколько мгновений «Титаник» застыл, обращенный кормой к голубому небу, после чего киль лайнера начал медленно погружаться в океан. Осевший в воду корабль произвел волну футов десяти в высоту. Эта волна, раздвоившись, понеслась в направлении кораблей, присутствовавших в районе проведения операции. У всех людей при всплытии лайнера замерло сердце, когда вроде бы осевшее на корму и успокоившееся, судно принялось кренговать, заваливаясь на правый борт. Угол наклона стремительно изменялся: тридцать градусов, сорок, пятьдесят, шестьдесят градусов… В таком положении металлическая громада застыла, и несколько отчетливых мгновений опять-таки показались вечностью. Казалось, еще совсем чуть-чуть, и вся надстроечная часть окажется под водой. Медленно, словно во сне, «Титаник» начал бороться с креном, пытаясь выровняться. С невероятным усилием, как раненое животное, лайнер сумел-таки занять почти правильное положение.

Никто не мог и слова вымолвить.

Все люди, которые могли видеть сцену появления из бездны легендарного «Титаника», были прямо-таки загипнотизированы. Они лишь безмолвно глядели и не вполне верили своим же собственным глазам. В лучах яркого солнца особенно бросалась в глаза смертельная бледность адмирала Сэндекера.

Первым нашел в себе силы и заговорил Дирк Питт:

— Все-таки всплыл… — радостным шепотом произнес он.

— Поднялся… — таким же благоговейным шепотом сказал вслед за Питтом капитан Ганн.

Тишину нарушили начавшиеся вращаться лопасти подъемного винта вертолета. Геликоптер легко поднялся в воздух и без свойственной этим машинам медлительности, обратившись в сторону ветра, стремительно направился к «Титанику». Вертолет завис в считанных футах над палубой лайнера, и можно было видеть, как через распахнутый люк на корабль упали две черные точки.

Джиордино стремглав поднялся по наружному трапу, и вдруг перед ним оказалась крыша «Дип Фантома». Спасибо Всевышнему за такие вот маленькие чудеса: корпус подлодки выдержал все выпавшие нагрузки. Осторожно, сохраняя равновесие на покатой мокрой поверхности субмарины, он взобрался наверх и попытался вручную повернуть колесо, фиксирующее крышку люка. Крестовина была холодной, как лед. Джиордино набрал побольше воздуха, поднатужился и со всей силы надавил на колесо. Ни малейшего движения.

— Хватит копаться, открывай эту чертову штуковину, — крикнул у него за спиною доктор Бейли. — Тут счет на секунды, успеем или нет…

Джиордино быстро обтер ладони об себя, подул ни руки, вцепился в крестовину и так надавил, что на вмиг покрасневшем лице даже проступили белые пятна. Колесо чуть поддалось. Он выдохнул, вдохнул, затаил дыхание и сделал еще одну попытку: на сей раз фиксирующее колесо повернулось почти что на пол-оборота. Как только в образовавшуюся щель начал поступать воздух, колесо завертелось практически без усилий. Джиордино торопился, как мог. Вот наконец он сделал последний оборот колеса и резким движением откинул верхний люк подлодки. Согнувшись, просунул голову внутрь. Там было темно, воздух имел отчетливый запах мочи и какой-то тухлятины, так что у Джиордино в первое мгновение сперло дыхание. Когда глаза адаптировались в темноте, Джиордино с ужасом разглядел, что от крышки люка до поверхности набравшейся в подлодку воды расстояние было дюймов восемнадцать.

Доктор Бейли оттолкнул замешкавшегося Джиордино, и ловко впихнул свой массивный торс в отверстие люка, нащупал ногой ступеньку внутреннего трапа, начал спускаться внутрь. Ледяная вода тотчас обступила его. Он спускался, покуда хватало рук, и покуда можно было держаться за верхний край люка, затем отпустил руки, оттолкнулся от трапа и неуклюже поплыл в направлении кормового отсека субмарины. Руки его нащупали что-то мягкое. Наощупь он определил, что это — человеческая нога. Тут же док нащупал и голову.

Приблизив лицо к поверхности воды, Бейли почти вплотную уставился на обнаруженного человека, однако в темноте так и не сумел определить, кого же именно обнаружил. Доктор попытался определить пульс, однако его пальцы замерзли до такой степени, что не могли нащупать лимфатический узел. Неожиданно человек открыл глаза, пошевелил губами и суровым шепотом приказал доктору:

— Пшел вон… Сказал же тебе… Я сегодня не работаю.

— На мостике, слышите меня? — раздался голос Керли.

— Слышим тебя, — ответил Ганн.

— Сможете откорректировать курс вертолета?

— Давай.

После некоторой паузы до капитанского мостика донесся незнакомый голос:

— «Каприкорн», говорит лейтенант Стерджис.

— Это лейтенант Ганн. Говорите, лейтенант. Я слышу вас хорошо. Прием.

— Доктор Бейли только что был в кабине «Дип Фантом».

Небольшая пауза позволила внимательнее посмотреть в сторону «Титаника». Без своих труб, мостика, мачты лайнер выглядел беззащитным и каким-то обнаженным. Стальные борта оказались в ржавых пятнах, через которые то здесь, то там проглядывали неровные островки белой и черной краски. Создавалось такое впечатление, что этот некогда величественный лайнер имел определенное сходство со старой и давно вышедшей в тираж проституткой, которая — нечесаная и неумытая — проводит целые дни в постели, занимая себя грезами о былых деньках и былой красоте, нынче безвозвратно утраченной… Все иллюминаторы, люки и дверцы были заделаны грязно-серым ветстилом. Некогда безупречно надраенные палубы покрылись коростой океанских отложений и обрывками ржавых труб. Некогда великолепно отлаженные шлюп-балки походили на протянутые руки нищих, умоляющих возвратить давно исчезнувшие шлюпки.

Общий же вид лайнера напоминал сюрреалистическую картину. Но при всех этих разрушениях в облике «Титаника» проглядывали некие ясные, благородные, незамутненные прошедшими десятилетиями черты.

— «Каприкорн», это опять Стерджис. Как слышите?

— Ганн говорит. Что там?

— Буквально только что господин Джиордино показал три пальца и победно взмахнул рукой. Думаю, что все трое с «Дип Фантом» живы.

Вслед за этим последовала странная тишина. Питт направился к приборной доске и надавил кнопку аварийной сирены. Над водой раздался глубокий оглушительный рев.

С «Модока» ответили сигналом. При этих звуках Питт вдруг увидел, как Сэндекер сорвал с себя фуражку и по-детски, восторженно швырнул ее в небо. Раздался гудок «Монтерей Парк», к которому почти сразу присоединились «Альгамбра» и «Бомбергер». В считанные секунды воздух вокруг «Титаника» наполнился оглушительной какофонией сирен, сигналов и свиста. От избытка чувств на «Жюно» шарахнули в воздух из восьмидюймовой пушки.

Это был поистине незабываемый момент. Никто из присутствующих не испытывал прежде столь сильных эмоций, как в этот самый миг.

Питт впервые в жизни вдруг ощутил странное пощипывание в носу и непонятное помутнение в глазах, которое вдруг разрешилось двумя крупными каплями, неизвестно откуда капнувшими на щеки.

Глава 49

Опускавшееся солнце освещало верхушки деревьев.

На одной из скамеек в восточной части Потомак-парка сидел, удобно привалившись спиной, Джен Сигрем, на коленях которого лежал кольт. Разглядывая револьвер, имевший серийный номер 204783, Джен думал о том, что вот наконец и настало время поработать этому кольту, показать, на что именно он годен в работе. С нескрываемой любовью Сигрем провел пальцами по барабану, дулу, изящно выполненной рукоятке.

Самоубийство… Из всех вариантов, могущих как-то разрешить его сползание в область черной депрессии, этот казался Сигрему наилучшим. Сейчас он никак не мог ответить на вопрос, почему столь тривиальная мысль не пришла ему раньше. Так просто и так хорошо! И не придется просыпаться в слезах среди ночи, думая о том, что вся прежняя жизнь, по существу, была сплошным постыдным притворством, тем более унизительным, что многие годы напролет он упорно гнал от себя даже саму подобную мысль.

События последних нескольких месяцев, проходя перед мысленным взором, представлялись сейчас сплошным отчаянием. Самое ценное, что только было в его жизни — жена и «Сицилианский проект» — фактически более не существовали, поскольку Дана от него ушла, сделав их супружество насмешкой, а что касается «Сицилианского проекта», то никто иной, как Президент Соединенных Штатов по каким-то ему одному ведомым соображениям принял решение передать русским фрагменты информации, связанной с проводимыми работами. С точки зрения Сигрема, это был ненужный и ничем не оправданный риск, ставящий под вопрос претворение всего уникального проекта.

Адмирал Сэндекер доверительно сообщил о том, что среди специалистов, занятых спасением «Титаника», наводятся двое русских агентов. Уже тот факт, что ЦРУ официально обратилось к адмиралу с просьбой не вмешиваться в шпионскую игру с русскими, по мнению

Сигрема, должно было быть расценено как очередной гвоздь в крышку гроба «Сицилианского проекта». Одного из ведущих специалистов НУМА уже убили, а этим утром по каналам спецсвязи из штаб-квартиры Агентства пришло сообщение о том, что одна из подводных лодок, участвовавших в спасательной операции, попала в капкан и что шансы на спасение команды весьма невелики. Скорее всего, кто-то весьма влиятельный саботирует «Сицилианский проект». У Сэндекера на сей счет и сомнений не было. Расстроенный мозг Сигрема легко укладывал одну неудачу рядом с другой, получая неразличимый для других, вполне отчетливый рисунок. Можно считать, что «Сицилианский проект» погублен, а если так, что же мешает Сигрему погубить в такой ситуации себя?! В тот самый момент, когда Сигрем осторожным движением снял кольт с предохранителя, на него упала чья-то тень, и мягкий, вполне дружеский по тону голос сказал:

— Скажите, а вам не кажется, что убивать себя в такой чудесный день как-то даже неловко?

Питер Джонс сверху вниз смотрел на Сигрема.

Питер Джонс вышел на свой обычный моцион. Он шел вдоль дорожки, расположенной параллельно Охайо-драйв, когда в глаза бросилась одинокая фигура сидящего на скамейке мужчины. Сначала полицейский подумал, что это самый обыкновенный пьянчуга, принявший свои законные триста пятьдесят на грудь и теперь тихо балдеющий на солнышке. Была даже мысль пригласить бедолагу в участок, но полицейский от этой мысли отказался, посчитав, что затраченные усилия окажутся во всех смыслах зряшными. Предъявить этому парню нечего, и, стало быть, через двадцать четыре часа его придется отпустить с миром на все четыре стороны. А прежде, подумал Джонс, придется составить целый ворох протоколов и всякой прочей сопутствующей документации. Уйма писанины — и все это ради чего? Однако что-то в облике сидящего мужчины показалось странным: не вполне он походил на одичавшего бедолагу.

Осторожно, стараясь не привлечь раньше времени к себе внимание, полицейский обошел большой вяз, росший неподалеку от скамейки, неслышно подошел и встал сзади, в полушаге от мужчины. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что подозрения полицейского были отнюдь не напрасными. Покрасневшие глаза человека и несвежее лицо в сочетании с помятой одеждой кого угодно могли сбить с толку, а сутулая спина и опущенные плечи «а-ля вечный неудачник» лишь усиливали первоначальное впечатление. Однако в облике мужчины были различные не особенно бросающиеся в глаза мелочи, которые разрушали версию о безвредном алкаше. Например, и полицейский сразу же обратил на это внимание, у мужчины были хорошо начищенные ботинки и дорогой, некогда тщательно выглаженный костюм. Лицо оказалось выбрито самым что ни на есть тщательным образом, ногти подстрижены и аккуратно обработаны. А в довершение всего — пушка, лежавшая на коленях.

Сигрем поднял голову и посмотрел в лицо чернокожего полицейского офицера. Вместо выражения брезгливой скуки лицо полицейского выражало искреннее сочувствие.

— Не торопитесь ли вы с выводами? — спросил Сигрем.

— Старик, если бы мне пришлось приводить классический пример того, что являет собой состояние суицидальной депрессии, я бы в качестве живого экспоната взял тебя. — Джонс рукой обозначил свое желание присесть рядом. — Вы позволите рядом с вами?

— Зачем спрашивать? Это муниципальная собственность, — без всякого воодушевления сказал Сигрем.

Джон тактично уселся в метре от Сигрема, отвалился на спинку, удобно вытянул перед собой ноги, а руки положил на колени, чтобы придать себе как можно более миролюбивый вид, несколько разрушаемый видом тяжелого табельного оружия, висевшего на бедре.

— Знаете, если уж я решил бы уйти из жизни, то выбрал бы ноябрь, вот уж, поистине, самый паршивый месяц, — вкрадчиво и как-то даже раздумчиво сказал Джонс. — Апрель — мой самый любимый месяц. Тут тебе травка, листики, цветы распускаются — красота да и только. А вот придет ноябрь, начнут задувать эти голодные ветра, которые пробирают до костей, как ни пытайся укутаться… А небо? Вы когда-нибудь обращали внимание на то, какое в Вашингтоне небо в ноябре? Один его цвет — это вполне достаточное основание для того, чтобы сдохнуть. Нет, вы как хотите, а для самоубийства не придумаешь лучшего, чем ноябрь, времени.

Сигрем не глядя на собеседника покрепче сжал кольт и лишь затем повернулся, чтобы выяснить, какие же действия собирается предпринять черный полицейский.

— Судя по вашим словам, — сказал Сигрем, вы собаку, наверное, съели в вопросах самоубийств?

— Ну, не целую собаку, разумеется… — тактично возразил Джонс. — Если хотите знать, сейчас, когда вы наберетесь-таки храбрости и пустите себе пулю в лоб. сейчас я впервые смогу воочию увидеть, как именно человек уходит из жизни. А то прежде мне приходилось иметь дело, так сказать, с последствиями. А они ужасны. сэр. Сами посудите: приезжаешь на место — первым делом нужно указать на рисунке все видимые повреждения. А чтобы повреждения перенести на бумагу, требуется как следует труп изучить. А уж это — сущий ад. На теле сплошь одни только синяки, кровоподтеки, трупные пятна, если имеем дело с утопленником, так у него, как правило, рыбы глаза выедают… Любят, знаете, почему-то рыбы жрать глаза утопленника. Черт их разберет, что они в этих глазах такого находят… А то еще есть среди самоубийц такая порода — прыгуны. Тут совсем недавно видел молодого человека, прыгнувшего с тридцатого этажа. Он приземлился на ноги, большие берцовые кости торчали из спины…

— Я меньше всего нуждаюсь в том, — огрызнулся Сигрем, — чтобы черномазый фараон рассказывал мне страшные истории.

На мгновение в глазах Джонса блеснул недобрый огонь, однако полицейский справился с приливом ярости.

— Уж и не говорите, чего только в жизни не бывает… — как ни в чем не бывало сказал офицер, нарочито медленно вытащил из кармана платок и промокнул вспотевший круглый лоб. — А скажите мне, господин…

— Господин Сигрем. Не считаю нужным скрывать свое имя. Тем более, что теперь уже все равно…

— Скажите мне, господин Сигрем, как именно вы решили поступить? Я имею в виду, будет ли это выстрел в рот, в лоб, или в висок, а? Или, может быть, в глаз? Знаете, когда-то это считалось своего рода шиком — стреляться в глаз.

— Какая разница, результат один и тот же.

— Не скажите, не скажите… — Джонс изобразил в голосе некоторое разочарование, — Я не смею давать советов, господин Сигрем; но я бы не рекомендовал стреляться в лоб или в висок. Вообще я не советовал бы вам использовать кольт столь смехотворного калибра. На глаз, я бы сказал, тридцать восьмой калибр. Крови будет много, тут я не сомневаюсь, однако совсем не уверен, что такой игрушкой вы сумеете себя убить. Один парень шарахнул себе в висок из сорок пятого калибра, представляете? Сорок пятый калибр — это серьезно. Нажал на курок, грохнул выстрел. И что же? Половины мозгов как не бывало, левый глаз улетел искать недостающие мозги, а парень-то живехонек… Вылечили, сейчас на инвалидности, в полном порядке… Представьте, все в розовых пенистых мозгах, левый глаз неизвестно где, вокруг суетятся полицейские, врачи, он просит, прямо-таки умоляет, пристрелить его, а эти гады делают все совсем наоборот… Так что помяните мое слово: самое лучшее — стрелять в рот. Глубоко вставляешь дуло и нажимаешь курок. Гарантированно отлетает задняя часть черепа, ну и мозги, разумеется, тоже. Хоть какая-то гарантия смерти.

— Если ты сейчас не заткнешься, — Сигрем повел дулом кольта в сторону полицейского, — я и тебя убью.

— Убьете меня? — уточнил Джонс. — У таких, как вы, Сигрем, кишка тонка, это на лице написано. Такие, как вы, не могут убивать.

— Глупости, убить может всякий.

— Ну, в некотором смысле я согласен. Убить не особенно трудно. Но только психопат не думает о последствиях.

— Слушай, а ведь ты, пожалуй, еще и философ?

— Мы, тупые черные копы, любим дурачить белых людей.

— Извини, если что сказал обидное… Джонс равнодушно пожал плечами.

— Вам кажется, господин Сигрем, что только у вас настоящие проблемы. Хотел бы я, чтобы у меня были ваши проблемы. Взгляните на себя со стороны. Вы белый, судя по вашей одежде вполне состоятельны, очевидно у вас есть семья и хорошая работа. Теперь скажите, согласились бы вы оказаться на моем месте, поменяться цветом кожи, стать черным копом: у которого шесть детей, жить в блочном доме, который был построен еще в прошлом веке, и выплачивать деньги за квартиру еще тридцать лет? Что вы на это скажете, господин Сигрем, тяжелая ли у вас жизнь по сравнению с моей. Ну же?

— Тебе никогда не понять.

— А что тут понимать? Нет и не было ничего такого в мире, из-за чего имело бы смысл убивать себя. Конечно, сперва ваша жена чуть поплачет, но потом она отдаст оставшуюся после вас одежду в Армию Спасения, а месяцев через шесть она будет в постели с другим мужчиной, а от тебя не останется ничего кроме фотографии в альбоме. Вы хоть вокруг-то себя оглянитесь. Весна, солнце… И всего этого вы можете лишиться. Вы слушали, что Президент говорил по телевизору?

— Президент?

— Он выступал около четырех, рассказал о том, что сделали его парни и вообще парни в последние годы. Через три года будет осуществлен пилотируемый полет на Марс, ученые наконец-таки сумели разгадать секрет рака, только представьте! Еще Президент показывал фотографии какого-то корабля, который был только что поднят с океанского дна, где пролежал с начала века. Только подумайте, подняли корабль с глубины в три мили.

Сигрем недоверчиво уставился на Джонса.

— Что вы сказали? Подняли со дна корабль? Какой корабль?

— Я не запомнил.

— «Титаник»? — шепотом спросил Сигрем. — Это был «Титаник»?

— Точно, именно так его назвали. Много лет назад он наскочил на айсберг и потонул. Если не ошибаюсь, я даже видел как-то телефильм про «Титаник». Там еще играли Барбара Стенвик и Клифтон Уэбб… — Джонс замолчал и в некоторой нерешительности посмотрел на Сигрема, на лице которого обозначилось выражение крайнего смущения.

Сигрем протянул Джонсу свой кольт и отвалился на спинку скамейки, мечтательно задрал голову к небу.

Тридцать дней… Всего тридцать дней нужно для того, чтобы при наличии бизания апробировать сконструированную систему и ввести «Сицилианский проект» в рабочее состояние, все-таки, непросто иногда получается в жизни… Ведь если бы только праздно настроенный черный полисмен не потрудился свернуть с дорожки и взглянуть на одиноко сидящего на парковой скамейке человека, то несколько минут назад никакого Сигрема уже в природе бы не существовало…

Глава 50

— Скажите мне, а вы-то сами отдаете себе отчет, выдвигая столь чудовищные обвинения?!

Марганин посмотрел на вежливого невысокого мужчину с холодными голубыми глазами. Адмирал Борис Слоюк, больше похожий на продавца из ближайшего магазина, но уж никак не на главу второй по значению разведывательной структуры Советского Союза, приготовился слушать.

— Товарищ адмирал, я полностью отдаю себе отчет, что в данном случае на карту поставлена вся моя карьера и, может быть, жизнь, но за время службы я привык ставить интересы родины выше личных страхов и амбиций.

— Достойный ответ, лейтенант, очень достойный, — без всякого выражения сказал Слоюк. — Те обвинения, которые вы тут высказали, могут иметь, мягко говоря, весьма серьезные последствия. И однако же вы так и не привели конкретных доказательств того, что капитан Превлов предатель. А без доказательств, как вы понимаете, слова остаются всего только словами. Тем более, что в данном случае речь идет о вашем непосредственном начальнике.

Марганин согласно закивал. Он тщательно обдумал план этого своего разговора с адмиралом. Действительно, было очень рискованно, минуя Превлова, нарочито обходить субординационную форму докладов и обращаться напрямую к Слоюку. Однако мышеловка была хорошо сделана, умело поставлена, да и выбранное время было как нельзя более удачным. Спокойным движением Марганин достал из кармана кителя конверт и без всякой суеты, исполненным достоинства движением положил конверт перед адмиралом.

— Здесь сведения о трансакциях по банковскому номеру А-Зет-Эф 7609 швейцарского «Банка дё Лозанн». На банковский счет постоянно приходят суммы для некоего В. Вольпера. Это у Превлова такая неуклюжая анаграмма взята в качестве псевдонима.

Слоюк изучил протянутые ему документы, счета и затем пытливо посмотрел в глаза Марганину.

— Вы уж, пожалуйста, извините мою профессиональную недоверчивость, лейтенант, но из этих бумаг прямо-таки торчат уши.

Марганин протянул адмиралу еще один конверт.

— А вот здесь вы найдете информацию о секретных контактах посла США в СССР и Министерства обороны Соединенных Штатов. Посол прямо говорит о том, что капитан Андрей Превлов является весьма ценным источником получения секретной информации, касающейся советских морских сил. В качестве иллюстрации посол прилагает полученный от Превлова план, по которому должны быть размещены корабли советского флота в случае начала ядерной войны, которую могли бы развязать мы против Соединенных Штатов. — Марганин не торопясь произнес заготовленные фразы и с удовольствием отметил мимическую реакцию Слоюка, чье всегда бесстрастное лицо вдруг стало растерянным. — Думаю, что тут все ясно, как день. Офицер моего, скажем, уровня просто физически не мог бы добыть столь секретную и доступную лишь узкому кругу людей информацию, тогда как капитан Превлов, с другой стороны, пользуется абсолютным доверием членов Морского комитета по стратегическим вопросам.

Все, что считал нужным, Марганин высказал. Его позиция была предельно ясна. Слоюку в этой ситуации не оставалось ничего иного как молча согласиться с собеседником. Адмирал недоуменно покачал головой.

— Невероятно… Сын высокопоставленного члена КПСС, и вдруг предает свою родину ради каких-то материальных выгод… Не могу поверить…

— Хотя, с другой стороны, принимая во внимание экстравагантный образ жизни капитана Превлова, нетрудно понять, что требования были у него вовсе не ординарные и явно превосходили его финансовые возможности.

— Да, я знаю вкусы капитана Превлова.

— А знаете ли вы, что у капитана Превлова в любовницах женщина, которая называет себя женой главного консультанта посла США в СССР?

При этих словах Слоюк сделал раздраженную гримасу.

— Вы, стало быть, и про нее знаете? — осторожно спросил адмирал. — Меня капитан Превлов в свое время информировал, однако он уверил меня, что с помощью этой женщины он узнает секретную посольскую информацию.

— Еще бы, — сказал Марганин. — На самом же деле эта женщина — агент ЦРУ. И мужа никакого у нее в посольстве нет, равно как и за пределами посольства. Она разведена. — Тут Марганин выдержал небольшую паузу, чтобы его следующие слова были как можно лучше услышаны. — Да и секреты этой женщине известны лишь те, которыми ее снабдил капитан Превлов. Ведь именно Он является Ее агентом, но никак не наоборот.

Несколько секунд Слоюк сидел неподвижно, словно в нокауте. Затем он поднял тяжелый взгляд на Марганина.

— И каким же, позвольте узнать, образом вам стала известна вся эта информация?

— Мне бы не хотелось пока разглашать имя моего источника, товарищ адмирал. Ради Бога не сочтите за нахальство с моей стороны, но дело в том, что я выпестовал и буквально взрастил этого человека, потратив на него два года работы, сил, нервов. И одним из пунктов нашего с ним соглашения я взял на себя обязанность сохранять его имя в абсолютнейшей тайне. Кроме меня этот человек пока не известен никому.

Слоюк кивнул. Будучи сам профессиональным разведчиком, он понимал и принимал такого рода правила профессиональной игры.

— Надеюсь, лейтенант, вы понимаете, каким образом все это может сказаться на нашем положении?

— То есть, вы про бизаний?

— Да, про него, — подтвердил Слоюк. — Если только Превлов раскрыл американцам наш план, то последствия такого разглашения могут быть непредсказуемы. Как только в их руках окажется бизаний и они осуществят свой «Сицилианский проект», на ближайшее десятилетие стратегическая инициатива окажется в их руках.

— Да, но может, капитан Превлов еще не передал американцам наш план? — предположил Марганин. — Не исключаю, что он как раз придерживал информацию до момента поднятия «Титаника»?

— «Титаник» уже поднят со дна, — мрачно сказал Слоюк, каждое слово его имело вес гири. — Не далее, как три часа тому назад капитан Пароткин с «Михаила Куркова» сообщил в штаб-квартиру, что «Титаник» поднят на поверхность и находится в таком состоянии, при котором возможна его буксировка.

Марганин был весьма удивлен услышанным.

— Но наши агенты «Серебряный» и «Золотой» уверяли, что операция по извлечению лайнера не начнется в ближайшие трое суток, и не верить этому у нас нет оснований.

Слоюк меланхолично пожал плечами.

— Американцы вечно спешат, о чем бы ни зашла речь.

— Значит, нам нужно отказаться от разработанного капитаном Превловым плана по захвату бизания и немедленно предпринять какие-то иные шаги?

Когда Марганин вел речь о разработанном капитаном Превловым плане, ему приходилось сдерживать улыбку. Настала пора ниспровергнуть гипертрофированное капитаново эго с того пьедестала, на который оно было возведено. С этой минуты начиналась наиболее ответственная для Марганина часть операции. Тут требовалось хорошенько продумывать каждое слово и каждый жест.

— Стратегию менять уже слишком поздно, — медленно, взвешивая каждое слово, произнес адмирал Слоюк. — Все люди и все корабли уже разведены по местам, и потому единственное, что нам остается, так это идти напролом, выполнять утвержденный план.

— А что будет с капитаном Превловым? Вы, я полагаю, прикажете его арестовать?

Слоюк смерил Марганина тяжелым мрачным взглядом.

— Нет, лейтенант, Превлов будет выполнять возложенные на него функции.

— Но ему же нельзя доверять?! — воскликнул Марганин с отчаянием в голосе. — Я представил вам доказательства…

— Ни одно из представленных вами доказательств не может считаться абсолютным. Все эти бумажки можно легко подделать, — резко сказал Слоюк. — И потом, лейтенант, ваш конвертик что-то слишком уж аккуратно запакован, чтобы содержимому можно было безоговорочно доверять. И если представленные мне документы в чем-то меня и убедили, так, пожалуй, разве только в том, что один молодой разведчик из моего ведомства слишком уж горит желанием обскакать своего непосредственного начальника и занять таким образом его место. Такого рода уловки вовсю практиковались задолго до того, лейтенант, как вы появились на свет.

Вы решили сыграть в очень опасную игру, и вы — проиграли. Увы.

— Позвольте заверить вас…

— Довольно! — голос Слоюка был тверд, как гранит. — Меня лишь утешает мысль о том, что бизаний все-таки окажется на борту советского корабля — и не позднее, чем через три дня. Именно тогда я смогу сказать, что у меня имеются неопровержимые доказательства вашей клеветы и безупречного поведения капитана Превлова.

Глава 51

Огромный, неподвижный, лежал «Титаник» на воде. Мелкие волны с обеих сторон обтекали его ржавый корпус, вновь сходились за кормой и продолжали свой путь к далеким и никогда прежде не виданным берегам. Течение медленно увлекало корабль, отделанные деревом палубы которого подсыхали в лучах теплого солнца. Это был корабль-покойник, которому судьба дала возможность вновь пополнить собою ряды настоящих, вполне дееспособных судов.

Корабль-покойник не был, однако, судном-призраком. Расположенная над салоном первого класса навигационная башня была на скорую руку срезана автогеном под корень с тем, чтобы освободившееся место могло быть использовано в качестве вертолетной площадки. Вскоре весьма солидная команда специалистов прибыла на «Титаник». Они привезли с собой оборудование, инструменты, необходимые материалы — и тотчас же закипела работа по тщательной подготовке корабля к долгому буксированию в нью-йоркский залив.

Была, была такая минута, когда всех едва живых подводников с «Дип Фантом» взяли на борт вертолета, а специалисты еще не прибыли на «Титаник», и Джиордино оказался полновластным хозяином извлеченного из океанской бездны лайнера. Ему в тот момент даже не пришло в голову, что за последние семьдесят шесть лет он был первым, кому довелось ступить на палубу легендарного корабля.

Хотя был полдень, самое что ни на есть подходящее время для работы. Джиордино воздержался от каких бы то ни было изысканий в одиночку. Всякий раз, когда он смотрел вниз с восьмисот восьмидесятидвухфутовой высоты корабельного борта, у него появлялось ощущение, что он заглядывает в сырой и мрачный склеп.

Нервно закурив, Джиордино присел на металлический выступ и принялся ждать возвращения вертолета.

Питт решительно не испытывал неудобства или же волнения в тот момент, когда ступил на палубу «Титаника». Чувство Питта было сродни благоговению. Он прошел к капитанскому мостику и застыл в одиночестве, раздумывая о невероятной судьбе, выпавшей на долю этого корабля. Вновь и вновь пытался Питт представить себе, каким был тот далекий, отделенный почти восемью десятилетиями, день, когда капитан Эдвард Д. Смит с этой же самой точки наблюдал за тем, как вверенное ему судно вместе с командой и пассажирами медленно уходит под воду. О чем думал он, зная, что все шлюпки, имеющиеся на корабле, могут вместить не более тысячи ста восьмидесяти человек? Ведь в тот злополучный рейс на борту находилось две тысячи двести человек. И еще Питт пытался представить, какова была бы реакция старого морского волка, если бы в момент потопления ему сказали, что через много десятилетий его судно вновь увидит солнечный свет? И что по палубам корабля будут прохаживаться люди, ни один из которых еще не родился в том далеком трагическом году? Поистине, неисповедимы пути…

Питту показалось, что прошли многие часы, хотя в действительности он отвлекся на какие-нибудь полторы-две минуты. Очнувшись, он направился в сторону кормы, минуя запаянную дверь радиорубки, из которой первый радист «Титаника» Джон Г. Филлипс вынужден был послать в эфир сигнал «SOS». Питт миновал шлюпбалки, некогда, позволившие спасательной шлюпке № 6 спуститься на воду: именно в эту шлюпку посчастливилось попасть некоей миссис Дж. Дж. Браун из Денвера, впоследствии сделавшейся всемирно известной как «Непотопляемая Молли Браун». Миновал он некогда роскошный лестничный вестибюль, в котором играли Грэхам Фарли и его бесстрашные коллеги из корабельного оркестра… А вот где-то здесь, судя по рассказам очевидцев, миллионер Бенджамин Гугенхайм со своей секретаршей без всякой паники на лицах стояли, дожидаясь смерти: на ней и на нем были одеты самые лучшие наряды — они и в этот момент хотели выглядеть максимально респектабельно.

Почти пятнадцать минут ушло у Питта на то, чтобы пройти к шахте лифта. Перевесившись через поручни, он соскочил на нижнюю прогулочную палубу. Тут находилась кормовая мачта, которая торчала из прогнившей корабельной обшивки, как обломок ствола: мачта была обломана на высоте восьми футов от поверхности палубы — именно тут ее задела своим корпусом «Си-Слаг».

Питт сунул руку в карман, нащупал и вытащил пакет, переданный коммодором Бигалоу. Он развязал пакет. Под рукой не оказалось ни веревки, ни троса, ни какого-нибудь фала, а потому Питт вынужден был воспользоваться бечевкой, которой Бигалоу завязал пакет. Обломанная мачта подходила для целей Питта как нельзя лучше: он прикрепил сверху, снизу, затем сделал несколько шагов назад и залюбовался своей работой.

Ветер развевал флаг на импровизированном флагштоке. Материя была старая, краски, некогда яркие, поблекли. Однако в целом старенький вымпел «Уайт Стар Лайн», тогдашней пароходной компании, выглядел совсем неплохо, развеваясь над «Титаником», как в былые времена.

Глава 52

Утреннее солнце едва только появилось над восточной кромкой морского горизонта, когда Сэндекер выпрыгнул из вертолетного люка и присел на корточки, успев рукой схватить шляпу, едва не сорванную мощным воздушным потоком вращающегося винта. Все еще горели, хотя нужды никакой в том не было, установленные на палубе «Титаника» прожектора; обрывки тросов, ржавые трубы, детали механизмов были раскиданы повсюду. Питт и его коллеги работали не покладая рук всю ночь напролет, чтобы как-то оформить и окончательно завершить приготовительные работы. Кораблю предстояло длительное плавание.

Руди Ганн, находившийся в тот момент рядом с ржавым лопастями гигантского корабельного вентилятора, приветственным жестом руки встретил адмирала.

— Добро пожаловать на «Титаник», — сказала он. — Располагайтесь, — Ганн широко улыбнулся. В то утро все участники спасательной операции часто улыбались — к месту и не к месту.

— Что тут у вас?

— Да все пока более или менее… Как только мы включим помпы, откачаем воду и тогда корабль встанет попрямее.

— Питт где?

— В гимнастическом зале.

Собравшийся было уже идти, Сэндекер запнулся на полушаге, недоумевающе посмотрел на Ганна и переспросил:

— Ты сказал, в гимнастическом?

Ганн кивнул и указал на пролом в одной из переборок носовой части: края пролома безошибочно подтверждали, что тут дело не обошлось без ацетиленовой горелки.

— Вот сюда, пожалуйста.

В помещении пятнадцать на сорок футов было полно мужчин, каждый из которых былпоглощен своей работой, не обращая внимания на ржавый паноптикум, выстроенный на некогда превосходном линолеуме. Тут оказалось во множестве хорошо сделанных, богато разукрашенных машин, на которых имитировалось занятие греблей. Имелись также и занятно выглядевшие стационарные велосипеды. Среди прочего были здесь и механические лошади с изрядно поржавевшими металлическими частями, прогнившими кожаными седлами и подпругами. Среди механических монстров Сэндекер обнаружил даже нечто, весьма напоминающее механического верблюда. И каково же было удивление адмирала, когда он выяснил, что это и в самом деле — верблюд.

Механики, инженеры, прочие члены спасательного отряда уже успели установить тут радиоприемное и радиопередающее устройство, три переносных электрогенератора, целый лес переносных светильников на высоких подвижных штативах, а также плиту а-ля Руб Голдберг. Были тут и множество складных столов и стульев из матового алюминия, и упаковочные корзины, и даже походная койка.

Питт вместе со Спенсером и Драммером были настолько заняты работой, что не заметили, как к ним приблизился Сэндекер. Троица коллег разглядывала рекламный снимок «Титаника».

Питт поднял голову и обрадованно приветствовал адмирала.

— Добро пожаловать на "Большой "Т"", — по-хозяйски радушно сказал он. — Как у Меркера. Киля и Чавеца?

— В санчасти на «Каприкорне». Им сделали уколы, и теперь они дрыхнут за милую душу. Я был уверен, что они чуть живы, а все трое не успели отдохнуть, как начали приставать к доку Бейли, чтобы тот разрешил им продолжить работу. Бейли делает вид, что ничего такого не слышит. Действительно, просьба еще та, что называется: приступить к работе, когда чуть Богу душу не отдали. Бейли в ближайшие сутки даже и разговаривать с ними об этом не желает. А такого гиганта, как доктор Бейли, попробуй ослушаться — он мигом в порошок сотрет. — Сэндекер замолчал и принюхался. — Эй, чем это здесь так пахнет?

— Гниль, — ответил Драммер. — Самая обыкновенная гниль. Тут все насквозь прогнило, и с этим ничего не поделаешь. А то ли еще будет, когда поверхности высохнут, когда солнышко пригреет как следует. Сейчас-то еще что!

Сэндекер обвел взглядом помещение.

— А уютненько здесь у вас, ничего не скажешь… Только я никак не могу понять, зачем понадобилось устанавливать оборудование именно в гимнастическом зале? Не лучше ли было воспользоваться для этот о капитанским мостиком?

— Нарушение традиции — это да. Однако на то имелись свои причины, — ответил Питт. — На мертвом корабле капитанский мостик уже, по сути, без надобности. В то же самое время, гимнастический зал тут расположен как нельзя более удобно, посередине корабля. Отсюда равно близко что до кормы, что до носа… Кроме того, гимнастический зал рядом с вертолетной площадкой, на крыше отсека первого класса. Чем ближе к истокам, тем проще работать.

— Хочу спросить вас, — сказал Сэндекер, — не собираетесь ли вы тут втихаря заниматься боди-билдингом? И для этого выбрали спортивный зал?

Взгляд адмирала Сэндекера вдруг упал на кучу различного хлама, который был собран в аккуратную кучу около носовой стенки зала. Сэндекер направился туда, подошел и принялся рассматривать останки того, кто прежде был пассажиром или же членом команды «Титаника».

— Интересно, кем был этот бедолага?

— Теперь уже не узнаешь, — откликнулся Питт. — Можно бы установить по зубным пломбам, однако попробуй теперь сыщи медицинские карты дантистов начала века.

Сэндекер присел на корточки и внимательно рассмотрел тазобедренный сустав.

— Господи Боже, это была женщина! — воскликнул адмирал.

— Именно, — подтвердил Питт. — Она или же была одной из пассажирок первого класса, которая даже не пыталась спастись, или эта женщина ехала четвертым классом и пришла сюда, когда все шлюпки были уже спущены на воду.

— Еще какие-нибудь останки нашли?

— Знаете, у нас, собственно, и времени-то не было как следует посмотреть… Один из людей Спенсера вроде нашел скелет около камина в холле.

Сэндекер показал взглядом:

— А там что такое?

— Через эту дверь можно пройти к главному трапу.

— Пойдем, проводишь меня.

Они прошли на крышу первой палубы и оттуда посмотрели вниз. В просторном холле были видны раскиданные столы и стулья, диванчики и диваны. Изящные линии поручней почти не были повреждены и поражали чистотой и изысканностью дизайна. Стрелки больших бронзовых часов застыли, показывая 2:21.

По ступеням, покрытым толстым слоем океанского ила, Питт и Сэндекер прошли в одну из просторных гостиных. Вид помещения поразил обоих. Сюда почти не проникал солнечный свет, и густой полумрак усиливал гнетущее впечатление, которое создавала беспорядочно валявшаяся по углам некогда очень дорогая мебель. Осторожно, чтобы не наступить на что-нибудь, они продвинулись футов на тридцать в глубину, натолкнулись на целую гору обломков мебели и металла и сочли за благо вернуться в гимнастический зал.

В тот момент, когда они переступили порог единственного на корабле мало-мальски обжитого помещения, склонившийся над приемником человек распрямился и повернулся в их сторону. Это был Джиордино.

— Я как раз думал, куда это они исчезли. Недавно был разговор с парнями из «Ураниус Ойл», они спрашивали, как там дела с их подлодкой…

— Скажи им, что как только мы придем в Нью-Йорк, поставим «Титаник» в сухой док, то первым делом займемся «Дин Фантом». Вытащим подлодку, сразу же и вернем, — сказал Питт.

Джиордино понимающе кивнул и повернулся к пульту.

— И вообще, пускай коммерческая служба собачится из-за их лодки. У нас есть дела поважнее, — заметил Сэндекер. — Да, джентльмены, я хотел спросить. Вы не думаете, что событие настолько важное, а в горле настолько сухо у всех, что следовало бы исправить эту очевидную диспропорцию. Хоть по глотку-то, черт побери…

— Вы сказали — по глотку, — оживился Джиордино.

— Да, я сказал — по глотку, — подтвердил свое предложение Сэндекер и из каких-то потайных карманов своего плаща извлек две бутылки. — Чтобы никто потом не говорил, что Джеймс Сэндекер не оказал должного внимания команде.

— Бойся адмиралов, дары приносящих, — вполголоса произнес Джиордино.

Сэндекер с явным сожалением посмотрел на Джиордино и мечтательно произнес:

— В старое доброе время за такие слова, адресованные старшим по званию, наглецов заставляли в шторм забираться на самый верх мачты.

— Точно! — с явным энтузиазмом подтвердил Драм-мер. — А если они благополучно забирались и спускались на палубу, для них еще было такое воспитательное средство, как килевание. Знаешь, что это такое?

— Все, запугали, — Джиордино поднял руки. — Слова теперь против начальства никогда не скажу. Если, разумеется, начальство это будет изредка вспоминать, что мне время от времени не худо и выпить.

— Не много же тебе нужно, сынок, — со вздохом сказал Сэндекер. — Ладно… Джентльмены, я прошу определиться, кому — что. Тут у меня поллитровка «Джек Дэниелз», которую любят все простые парни на свете, и поллитровка «Катти Сарк» — для городских пижонов. Давайте стаканы, чашки, кружки — у кого что в наличии. И не стесняйтесь, адмирал от чистого сердца угощает.

Джиордино не заставил себя просить дважды: направлен на импровизированную кухню и принес оттуда одноразовых стаканчиков по числу собравшихся в гимнастическом зале. Когда всем налили, Сэндекер поднял стакан:

— Джентльмены, предлагаю первую выпить за легендарный «Титаник». Да не будет никогда более мир праху его!

— Давайте, давайте за «Титаник»!

— Именно!

— Верно…

Выпив, Сэндекер опустился на раскладной стул, подлил себе еще и, маленькими глотками потягивая спиртное, оглядел собравшихся тут парней. Среди всех этих ребят были два агента русской разведки, и Сэндекер мысленно прикидывал, кто именно мог бы быть шпионом…

Глава 53

Генеральный Секретарь ЦК КПСС Георгий Антонов потягивал свою трубку и через табачный дым поглядывал на капитана Превлова.

— Должен признаться, капитан, у меня пока весьма смутное представление об этом начинании.

— Мы самым тщательным образом рассмотрели все прочие варианты и остановились на этом как на единственном, — сказал Превлов.

— Но ведь тут есть свои опасности, — тактично напомнил Антонов. — Едва ли американцы будут сидеть сложа руки, когда узнают, что их бизаний украден.

— Я думаю, товарищ Генеральный Секретарь, как только бизаний окажется в наших руках, мнение Америки вообще не будет иметь никакого значения. Нам главное — успеть захлопнуть дверь у них перед носом.

Генеральный Секретарь сложил руки на груди. За его спиной на стене висел огромный портрет Ленина.

— Мне решительно не нужны никакие международные скандалы, капитан. Надо бы обставить все таким образом, чтобы мировое общественное мнение было бы на нашей стороне.

— Позиция Президента Соединенных Штатов в этом вопросе более чем уязвима, поскольку нашу правоту признает даже международное право.

— Это будет означать конец эпохи разрядки, — раздельно сказал Генеральный Секретарь.

— Это также будет означать и начало конца Америки как сверхдержавы.

— Меня устраивает подобный расклад, капитан. — Трубка Генерального Секретаря потухла, и он снова закурил, наполнив комнату сладковатым ароматным дымом хорошего табака. — Но в том случае, если мы не сумеем раздобыть этот бизаний, конец придет нам как сверхдержаве, и это нельзя сбрасывать со счетов.

— А мы сумеем.

— Самонадеянное заявление, — сказал Антонов. — Когда хороший защитник в суде готовит свою речь, он прежде всего просчитывает ходы прокурора и уже в этой связи вырабатывает собственную тактику. Что предусмотрено на тот случай, если бизаний нам добыть не удастся?

— Тогда весь бизаний будет уничтожен, — решительно сказал Превлов. — Если мы не завладеем бизанием, американцам он не достанется также.

— Означает ли это, что будет уничтожен также и «Титаник»?

— Да. Уничтожив «Титаник», мы тем самым уничтожим и бизаний. А второе поднятие лайнера будет уже совершенно невозможно.

Превлов замолчал, ожидая, что ему скажет Генеральный Секретарь. Слова капитана показались Антонову вполне убедительными. Генеральный уже дал «добро» на проведение операции по захвату бизания и теперь лишний раз убедился в правильности выбранной тактики. Он внимательно посмотрел на Превлова. Вид у капитана был уверенный и решительный, как у человека, не привыкшего отступать, не приученного к поражениям. Даже самые обычные слова из уст Превлова звучали убедительно. Да, план, представленный Превловым, казался Генеральному Секретарю вполне надежным.

— Когда вы отправляетесь в Северную Атлантику, капитан? — спросил он.

— С вашего разрешения, сегодня же и отправлюсь, товарищ Генеральный Секретарь. В Горьком, на одном из военных аэродромов меня уже поджидает бомбардировщик дальнего радиуса действия. Через двенадцать часов я буду на борту «Михаила Куркова». Удача сопутствует нам и ураган кстати, под его прикрытием мы постараемся все сделать быстро и незаметно. «Титаник» будет захвачен без труда.

— Что ж, тогда не смею больше вас задерживать. — Антонов поднялся и дружески приобнял капитана за плечи. — От вас будет во многом зависеть будущее нашей страны. Надеюсь, вы это понимаете, и у вас не возникнет оснований для разочарования, капитан.

Глава 54

День был неудачным для Питта. День начал восприниматься, как неудачный, с того самого момента, когда Питт сделал перерыв в спасательных приготовлениях и отправился в грузовой отсек №1, на седьмой уровень.

Тут царил чудовищный разор. Отделение, где находился бизаний, оказалось погребено под обрушившейся переборкой.

Питт в полутьме стоял и молча обозревал металлический непроходимый завал, через который иначе, как с помощью специальных приспособлений, нечего было и думать пробраться. Именно в тот момент Питт ощутил у себя за спиной постороннее присутствие.

— Похоже, судьбе нравится издеваться над нами, — сказал из темноты Сэндекер, голос которого Питт сразу же узнал.

— Да уж, на данный момент, пожалуй, — согласно кивнул Питт.

— Слушай, а что, если…

— Если мы попытаемся обойтись одними только подручными средствами, работа займет не одну неделю. Это же самые настоящие стальные джунгли.

— А другой какой-нибудь способ?

— Будь у нас кран системы «Допплманн», мы бы все расчистили тут за два часа.

— Считаешь, суетиться бессмысленно? Подождем, пока поставим «Титаник» в сухой док, так, что ли? Неужели ждать до самого Нью-Йорка?

Питт посмотрел на адмирала. Адаптировавшиеся глаза Сэндекера различили усталое и поникшее лицо Питта, которое лучше всяких слов выражало мнение.

— Конечно, если бы удалось взять бизаний и перенести его на «Каприкорн» — это было бы еще одно очко в нашу пользу, — сказал Питт. — Это, без сомнения, гарантировало бы грузу большую сохранность.

— Слушай, а если сделать вид, будто мы сумели достать бизаний, а? Иначе говоря, сымитируем перевозку бизания на «Каприкорн»?

— Русских агентов, думаю, так тривиально не обведешь вокруг пальца.

— В том, разумеется, случае, если оба они находятся сейчас на «Титанике». А если — нет?

— Завтра я смогу ответить на ваш вопрос более аргументирование.

— Значит, какие-то определенные подозрения у тебя уже имеются, так, что ли?

— Больше того, я почти что держу на крючке того, кто убил Генри Манка. Что касается второго, на его счет у меня пока что лишь версия, которую еще надлежит проверить.

— Интересно, кто же именно попал под подозрение? — произнес Сэндекер.

— Видите ли, я уверен, что мое доказательство едва ли подходит для государственного обвинителя. И уж наверняка его не признал бы суд присяжных. Дайте мне еще несколько часов, адмирал, и я брошу к вашим ногам и «Золотого», и «Серебряного», или какие там клички у этих подонков, я не знаю…

Сэндекер выказал некоторое удивление на лице, затем осторожно уточнил:

— Ты что же, в самом деле так близко подошел к разгадке?

— Так близко.

Сэндекер провел рукой по лицу, как бы снимая напряжение. Губы его, однако, оставались плотно сжатыми, и тревога не исчезла из глаз. Он еще раз окинул взглядом металлический завал, который преграждал им путь к цели.

— Что ж, Питт, поступай как знаешь. Ты всецело можешь рассчитывать на мою поддержку, тем более, что у меня, собственно, и выбора-то нет. Я с тобой — до конца, так и знай.

У Питта возникли, однако, и другие проблемы. Два морских буксировщика, о которых была достигнута договоренность с адмиралом Кемпером, в ближайшие часы не смогут сюда добраться. А между тем около полудня, ни с того ни с сего, вдруг усилился правый крен «Титаника». Прежние одиннадцать градусов отклонения от вертикали внезапно увеличились до семнадцати.

«Титаник» сидел низко в воде. Гребни волн ударяли в запечатанные иллюминаторы пятой палубы; еще на каких-нибудь десять футов повыше, и волны переливались бы через край судна. И хотя Спенсеру и его парням удалось наладить бесперебойную работу всех помп, хотя захватывающие раструбы этих помп были установлены в грузовых отсеках, металлические завалы не позволяли дотянуть трубы до машинного отделения и тем более до топки. А именно там скопилось наибольшее количество воды, к которой пока что не было никакой возможности подобраться.

Отработав почти сутки, Драммер сидел теперь в гимнастическом зале, чуть живой от усталости. Налив себе большую кружку «кока-колы», он медленно тянул освежающий напиток.

— Подумать только, — рассуждал он, — после без малого восьмидесяти лет гниения и ржавления под водой гвозди и шурупы превратились в настоящую труху, а деревянные панели, некогда украшавшие потолок и стены, упали теперь и образовали такие завалы в проходах, что иные коридоры «Титаника» напоминают хорошую городскую свалку.

Все утро Питт провел за столом, возле радиопередатчика. Красными от усталости глазами снова и снова рассматривал он подробный чертеж надстроечной части «Титаника».

— А что, если для прохода в трюм воспользоваться главным трапом, или даже шахтами лифтов?

— Ниже четвертой палубы главный трап буквально забит всяким хламом, там не пройти, — возразил Спенсер.

— Ну хорошо, а как насчет лифтовых шахт? Я считаю, что шахты — это более чем реальный шанс, — сказал Ганн. — Правда, и там масса ржавых тросов, да и двери лифтов намертво заржавели в закрытой позиции. Ну — а все-таки?

— Двери лифтов были автоматически закрыты по команде, которую отдал один из старших офицеров сразу после того, как «Титаник» наткнулся на айсберг, — прокомментировал Питт.

В этот самый момент низкорослый, крепкого телосложения мужчина, с ног до макушки покрытый сажей и выпачканный машинным маслом, ввалился в гимнастический зал. Питт поднял голову и широко улыбнулся вошедшему:

— Неужели это ты, Эл? Вот уж никогда бы не узнал…

Джиордино с трудом дотащился до койки и плюхнулся, как мешок с цементом.

— Буду весьма признателен, если около меня не будут зажигать спички, — устало пробормотал он. — Я еще слишком молод, чтобы умирать в пламени костра.

— Какие результаты? — поинтересовался Сэндекер.

— Я пробрался черт знает куда… Был на шестой палубе… Добрался до такого уровня, за которым уже идет один покореженный металл. А темнотища там, мамочки родные, ни черта не видно! Со сходного трапа загремел, чуть кости все не переломал. Весь трап в масле. Видимо, когда произошел удар о дно, масло фонтаном брызнуло во все стороны, в том числе — и на трап. А как же там внизу холодно. Матерь Божья!!! Ниже, чем спустился я, спуститься невозможно.

— Ну, если бы у нас, например, была змея, она бы сумела, я думаю, проникнуть в котельную, — сказал Драммер. — Но не у всякого человека возможности змеи. Туда бы несколько тонн динамита да хорошую команду аварийщиков, тогда — другое дело.

— И все-таки я уверен, что какой-то путь в багажное отделение есть. Не может быть, чтобы такого пути не нашлось, — уверенно воскликнул Сэндекер. — И если мы пока не сумели этого пути отыскать, это совсем не повод для того, чтобы утверждать, будто к бизанию нам не пробраться. И кроме всего прочего нужно спешить. В корпусе «Титаника» где-то дырка, через которую внутрь набирается вода. Если будем тянуть волынку, столько воды наберется, что корабль перевернется кверху брюхом и снова потонет, будьте уверены.

До той самой минуты, когда была произнесена эта Фраза, никто из присутствующих даже подумать серьезно не мог о том, что все усилия по спасению «Титаника» могут оказаться напрасными; и что у корабля вполне Реальные шансы снова оказаться на дне. И вот теперь, как по команде, все собравшиеся в гимнастическом зале вдруг почувствовали тревогу от одной этой мысли. Тем более, что «Титанику» предстояло еще очень длинное путешествие, путешествие в тысячу двести морских Миль, — до Нью-Йорка.

Питт, расположившись за столом, внимательно изучал планы и схемы «Титаника». Они были на удивление приблизительными и мало чем могли помочь. Каким бы странным это ни казалось специалистам, однако ни одного, как выяснилось, комплекта чертежей «Титаника» или хотя бы корабля-близнеца «Олимпика» в природе не существовало: когда германские стратегические бомбардировщики бомбили стапеля судоверфи «Харланд энд Вольф», они камня на камне не оставили от Белфастского предприятия. Вместе с чертежами уничтоженными оказались также и комплекты инженерных расчетов, и обстоятельные фотографии лайнера, и много чего еще.

— Если бы только «Титаник» не был так велик… — проворчал Драммер. — Котельная размещается на сотню футов ниже лодочной палубы…

— Что сто футов, что сто миль — один черт, — заметил Спенсер. Он повернул голову в сторону дверей, ведущих на главный трап, через которые вошел Вудсон: — А, вот и наш друг Каменное Лицо! Тут срочно нужен официальный фотограф спасательной экспедиции. Такой кадр пропадает!

Вудсон осторожно, как великую ценность, снял с шеи батарейный блок и положил его на схемы, выложенные на столе.

— Поснимал немного… Нам, может, и без надобности, а внукам захочется взглянуть, каким был этот легендарный «Титаник». Вот пускай и любуются… — сказал он с выражением своей всегдашней невозмутимости на лице. — Кто знает, вдруг на пенсии захочу книжку про все это написать. Без иллюстраций она не каждого заинтересует, а фотографии — вот они. Не всякий издатель найдет в себе силы отклонить подобный материал, я думаю.

— Еще бы, — откликнулся со своего места Спенсер. — А ты случайно не наткнулся на какой-нибудь неизвестный нам проход в котельную, а?

Спенсер с явным сожалением покачал головой.

— Я ведь снимал в гостиной первого класса. Там многое на удивление великолепно сохранилось. Если не считать естественную реакцию дерева и ткани на многолетнее пребывание в воде, я бы сказал, что там все весьма неплохо сохранилось. Даже и теперь в гостиной ничуть не хуже, чем в холле «Версальского Паласа», будьте уверены. — Спенсер принялся сортировать по какому-то ему одному известному принципу отснятые кассеты пленок. — Нет ли возможности разжиться вертолетом? Я бы хотел отснять пару пленок с высоты птичьего полета, пока подойдут буксиры.

Джиордино при этих словах сделал выразительное лицо и сказал, обращаясь к Спенсеру:

— Ты снимай, пока есть что снимать. Не ровен час, может получиться так, что твой разлюбезный «Титаник» к утру вновь окажется на дне.

Вудсон поднял бровь.

— А что, разве он тонет?

— Надеюсь, что нет.

Все обернулись в сторону человека, произнесшего эти три слова таким тоном, словно ему было известно больше, чем остальным. Питт реагировал усмешкой, причем усмешка у него получилась уверенная и одновременно дьявольская, как у человека, которого неожиданно избрали в совет директоров «Дженерал Моторс». Он сказал:

— Как в лучшие времена говаривал Кит Карсон, которого окружили толпы индейцев: «Мы еще поглядим, кто — кого! Мы еще очень даже поглядим и поборемся!!!» Не позднее, чем через десять часов машинное отделение и котельная будут идеально сухими, там и капли воды не останется. — Он быстро перебрал несколько бумаг, пока не отыскал нужную. — Тут Вудсон мечтал о том, чтобы взглянуть на корабль с высоты птичьего полета, вертолет хотел заполучить. А ведь никакого вертолета и не нужно. Мы давным-давно могли уже и сами сообразить. Не нужно было вниз забираться, в трюм лазать. Куда как проще — сверху взглянуть.

— Тоже мне, — пробурчал Джиордино. — Зачем это вдруг понадобилось сверху смотреть? Что, интересно узнать, ты. рассчитываешь увидеть сверху?

— Неужели до сих пор так никто и не понял?! Драммер выглядел сбитым с толку.

— Как хочешь, но, видимо, я тупею с возрастом. Не понял и до сих пор не понимаю.

— А ты. Спенсер?

Спенсер отрицательно покачал головой.

Питт улыбнулся ему в ответ и сказал:

— Ну-ка, собери сейчас своих парней на верхней палубе. И пусть они прихватят все свое оборудование для резки металла, им все это может понадобиться.

— Хорошо, соберу, если ты считаешь нужным… — Спенсер пожал плечами, с места, однако, при этом не сдвинулся.

— Господин Спенсер, судя по его реакции, не слишком высокого мнения о моих интеллектуальных способностях, — сказал Питт. — Он и сейчас вот слушает меня, пытается — и никак не может понять, зачем это, мол, нужно подниматься на верхнюю палубу и оттуда рубить проход в нижние уровни корпуса, через целых восемь палуб. А ведь я совсем и не это имел в виду. Я имел в виду то, что у нас в распоряжении имеется уже готовый тоннель, не забитый разным хламом, и который приведет нас прямо в котельную. Собственно, у нас даже не один такой тоннель, а целых четыре. Я имею в виду, уважаемые джентльмены, те самые четыре дымохода, которые некогда соединяли котельную и отводные трубы. Это же все так просто! Растопим ветстил, выбьем люк, которым сейчас отверстие закрыто — и вот вам, пожалуйста, готовый ход в корабельное подземелье. Теперь-то поняли мою мысль?!

Спенсер понял сразу же, равно как и все остальные. Даже не потрудившись отдать должное автору столь блистательного проекта, не сказав даже элементарного спасибо, все, находящиеся в помещении, как по команде устремились к выходу.

А еще два часа спустя все дизельные помпы, доставленные на борт «Титаника», трудились на полную мощь, извлекая в минуту по две тысячи галлонов воды из трюма.

Настоящие водопады обрушивались с борта корабля в океан. Вода за бортом лайнера пенилась, волнение усиливалось: океан жил предчувствием урагана.

Глава 55

Ураган получил имя Аманда. Уже к полудню его расчетный курс был сообщен во все точки земли, и практически все торговые и пассажирские Суда, маршруты которых пролегали в зоне прохождения Аманды, поспешно ушли в безопасные районы или же находились на пути. Все без исключения торговые корабли, танкеры и пассажирские лайнеры от Саванны, Джорджия и до Портленда, штат Мейн, получили приказание вернуться в исходные порты сразу же после того, как из Тампы, из Центра НУМА по изучению ураганов, пришло самое первое уведомление. Еще не менее сотни судов в прилегающей к опасному району акватории были задержаны. Те корабли, которые давно вышли из портов и теперь держали курс на Европу, получили приказ немедленно лечь в дрейф и таким образом переждать ураган.

В городке Тампа, в Центре НУМА по изучению ураганов доктор Прескотт и его коллеги работали вовсю: анализировали графики, вводили в компьютеры новую информацию, рассчитывали возможные отклонения Аманды от наиболее вероятного курса. После многочисленных дополнений и поправок выяснилось, что курс урагана, который начертил Прескотт, полагаясь на свою исследовательскую интуицию, ни в одной точке не подправлен более, чем на сто семьдесят пять миль, что можно было считать редкостным достижением ученого.

Один из метеорологов вошел и передал доктору Пре-скотту пространную распечатку.

— Это рапорт, составленный командиром самолета береговой патрульной службы. Они сумели вплотную подлететь к ураганному фронту и даже несколько секунд, как указывает командир, провели в самом эпицентре Аманды.

Прескотт взял протянутые листы и принялся внимательно читать. Отдельные фрагменты он считал нужным прочитывать вслух.

— …Ядро урагана составляет приблизительно двадцать две мили в диаметре. Скорость перемещения достигает сорока узлов и имеет тенденцию к увеличению. Скорость ветра составляет около ста восьмидесяти… — в этот момент у него запершило в горле.

Помощник Прескотта посмотрел на шефа недоумевающим взглядом:

— Простите? Вы сказали — около ста восьмидесяти, если я правильно расслышал?! Сто восемьдесят миль в час? Неужели тут нет ошибки?

— Именно так, около ста восьмидесяти. Но тут еще сказано, что вполне вероятно и дальнейшее усиление скорости ветра, — сказал Прескотт сдавленным голосом. — Не дай Бог, какой-нибудь корабль окажется застигнут таким ураганом. Сказать, что мне жаль команду такого корабля, — это не сказать ничего.

Помощник Прескотта понимающе кивнул, и внезапно взгляд его остановился, глаза округлились от внезапного осознания ситуации.

С побледневшим лицом он сказал, обращаясь к Пре-скотту:

— Боже, там ведь как раз будет… там «Титаник» будет!

Прескотт, не вполне понимая, переспросил:

— Там кто, вы говорите, будет?

— «Титаник». «Титаник» вместе со спасательной командой на борту. Вот уж, поистине, судьба-копейка… Ведь надо же так, а! Курс «Титаника» проходит как раз по линии распространения урагана, один-в-один. Невероятное совпадение…

— Может, мы не совсем правильно рассчитали? — сказал Прескотт.

Его помощник подошел к висевшей на стене огромной карте и несколько секунд простоял в нерешительности. Затем он высмотрел искомую точку, привстал на цыпочки и поставил крупный знак "X" неподалеку от контурного изображения Ньюфаундленда.

— Все так… Вот здесь «Титаник» был извлечен аварийщиками со дна океана. Так что все сходится… Прямо по курсу — ураган.

— Откуда ты взял все это?

— Все газеты и телестанции со вчерашнего дня об этом только и сообщают. Не верите, пожалуйста, свяжитесь с мониторной службой НУМА, вам подтвердят, что все так и есть.

— К черту мониторную службу! — взревел Прескотт. Он рывком вскочил из-за стола, прыжками добрался до телефона и, схватив трубку, прорычал оператору: — Срочно, соедините меня по прямому кабелю с нашей штаб-квартирой в Вашингтоне. Я буду разговаривать с теми, кто сейчас в курсе проекта по подъему «Титаника».

Ожидая, пока его соединят, Прескотт спустил на нос очки и поверх стекол изучал карту с нанесенным "X" — знаком возле Ньюфаундленда.

— Одна только надежда, — ни к кому не обращаясь, сказал он, — что у этих несчастных ублюдков на борту есть хоть один квалифицированный метеоролог с хорошим профессиональным нюхом. Иначе они менее, чем через сутки поймут, насколько важна служба прогноза погоды и навсегда запомнят, какой чудовищной бывает ярость морской стихии.

Разглядывая карту перемещения воздушных масс. Фаркар силился постигнуть смысл того, что следовало из сочетания волнистых линий, абрисов суши, условных обозначений и цифр. От усердия метеоролог практически лег на карту. От недосыпа голова была словно набита ватой, и приходилось напрягаться, чтобы постичь значение пометок, которые Фаркар сам сделал буквально несколько минут назад. Показатели температуры воздуха, скорости ветра, атмосферного давления, приближающийся штормовой фронт — все смешалось в его туманной тяжелой голове в тягучую кашу.

Фаркар безрезультатно тер и тер глаза кулаками, чтобы сфокусировать взгляд. Он тряс головой, чтобы прояснилось сознание, и старался вспомнить, на чем он должен сосредоточиться.

Ураган. Да, именно — ураган! Только сейчас Фаркар сообразил, что скорее всего он допустил где-то в расчетах серьезную ошибку. Он рассчитал, что ураган накроет Кейп-Гаттерас, а ничего подобного не произошло. Вместо этого, образовавшаяся над восточным побережьем область высокого давления оттесняла ураган к северу, так что курс его проходил над океаном. И что совсем уж паршиво, ураган стремительно набирал скорость после того, как сделал в своей траектории заворот: теперь он шел прямиком на «Титаник», причем скорость урагана уже достигала сорока пяти узлов.

Увидев зарождение урагана на снимках со спутника, Фаркар тщательно изучал всю информацию, которую поставлял Центр НУМА в Трампе. Уж столько лет он профессионально занимался метеорологией, однако вся его прошлая жизнь не представила ни одного прецедента подобного рода. Чтобы ураган генерировал с такой стремительностью, чтобы он так набирал скорость — о подобных случаях Фаркару даже слышать не доводилось.

Ураган в мае?! Это было немыслимо. Слова, сказанные в разговоре с Питтом, не давали ему покоя. Что он сказал? Только Господь может устроить шторм… Внезапно Фаркар ощутил слабость в коленках, его лицо моментально покрылось каплями пота, руки нервно сжимались в кулаки.

— Боже, не оставь «Титаник» и на этот раз, — прошептал метеоролог, — Господи, только ты один можешь спасти теперь… Никто, кроме тебя, Господи…

Глава 56

Два принадлежащие военно-морскому флоту Соединенных Штатов судна-буксировщики «Томас Дж. Морз» и «Самуэл Р. Уоллес» прибыли на место точно в 15.00 и принялись медленно кружить возле «Титаника». Огромные размеры лайнера и странная, даже пожалуй — потусторонняя аура вокруг корабля действовали на моряков впечатляюще: команды обоих буксировщиков чувствовали явное благоговение и некоторый страх перед океанским монстром, еще несколько часов тому назад лежавшим на глубине трех миль. Сходные ощущения сутками ранее испытали аварийщики с «Каприкорна», равно как и все прочие специалисты, принимавшие участие в операции по спасению «Титаника».

После получасовой визуальной инспекции состояния корабля оба буксировщика пошли курсом, параллельным «Титанику», тяжело разрубая мощные волны. Затем поступила команда «стоп машина». Почти в унисон с обоих буксировщиков были спущены на воду катера. Капитаны подошли к борту «Титаника», откуда уже свисали гостеприимно развевавшиеся трапы.

Лейтенант Джордж Апхилл с «Морза» был низкорослый, полный, краснолицый мужчина, на лице которого выделялись роскошные, а-ля Бисмарк, тщательно ухоженные усы. Рост его коллеги с «Уоллеса» лейтенанта Скотти Бутеры был шесть футов шесть дюймов, нижнюю часть лица закрывала великолепная черная борода. Про этих капитанов уважительно говорили, мол, им палец в рот не клади. Они принадлежали к породе закаленных морских волков, прошедших огонь, воду, медные трубы, выходивших победителями из труднейших ситуаций. В голосе капитанов, в их манере жестикулировать чувствовалась сила, властность, умение командовать людьми, то есть все основные качества профессионального моряка-аварийщика.

— Вы даже не представляете, джентльмены, как мы рады видеть вас, — восклицал Ганн, пожимая руку сначала одному, затем другому. — Адмирал Сэндекер и господин Дирк Питт, наш директор по спецпроектам, вас ожидают. Позвольте пригласить вас в наш импровизированный оперативный штаб, прошу прощения за несколько высокопарное обозначение того места, куда мы сейчас идем…

Оба капитана двинулись вслед за Ганном вверх по трапу, затем через шлюпковую палубу. Тот и другой были впечатлены размерами и степенью разрушений на «Титанике», этом некогда красивейшем корабле. Когда все трое вошли в гимнастический зал, Ганн представил гостям собравшихся.

— Это похоже на сон. Пока шел, щипал себя всю дорогу, — признался Апхилл. — В самых смелых мечтах никогда не представлял себя гуляющим по палубе легендарного «Титаника».

— Примерно то же самое испытывал и я, — поддержал своего коллегу Бутера.

— Конечно, при иных обстоятельствах мы проводили бы вас и показали вам корабль, — сказал Питт, — однако ситуация складывается таким образом, что нельзя терять ни минуты. Каждая потерянная минута увеличивает для «Титаника» риск вновь оказаться там, где корабль пробыл без малого восемьдесят лет, то есть на океанском дне.

Адмирал Сэндекер жестом пригласил всех занять места за длинным столом с разложенными на нем картами воздушных фронтов, диаграммами, графиками. Поверх всех этих бумаг уже были расставлены и заманчиво дымились чашки только что сваренного ароматного кофе.

— Самая главная проблема в данную минуту — это погода, — объявил Сэндекер. — Наш метеоролог на «Каприкорне» вдруг возомнил себя предвестником беды…

Питт развернул еще одну карту перемещения воздушных масс и разложил ее на столе.

— Хотя отмахиваться от плохого прогноза мы также не имеем права, — сказал Питт, несколько пытаясь смягчить впечатление от слов Сэндекера. — Тем более, что погода и на самом деле резко ухудшилась за последние часы. Только за сутки барометр упал на полдюйма. Скорость ветра — четыре, направление северо-северо-восток. Тенденция усиления обозначена вполне определенно. Так что, джентльмены, ситуация и в самом деле не самая лучшая. Если только не случится какого-нибудь невероятного чуда и ураган не сделает левого виража, не уйдет на запад, то менее чем через сутки мы сможем непосредственно познакомиться с Амандой. Мы как раз оказываемся в ударном секторе.

— Ураган Аманда… — Бутера с явным уважением в голосе произнес имя урагана. — Что эта Аманда принесет с собой?

— Джон Фаркар, наш метеоролог, считает, что нынешний ураган чудовищной силы, — Питт ответил Бутере. — В эпицентре ветер уже достигает пятнадцати единиц по шкале Бофора.

— Пятнадцати, ты говоришь? — переспросил Ганн в явном недоумении. — Что-то невозможное… Насколько я знаю, у самых мощных ураганов скорость не превышает двенадцати единиц по шкале Бофора… Что же, в таком случае, могут означать пятнадцать единиц?!

— Что ж, джентльмены, я не склонен совершенно исключать возможность, что самые жуткие опасения аварийщиков могут иногда сбываться. Кто знает, может, мы сейчас как раз такой случай. Если так, то будет чертовски обидно столько сил затратить на извлечение «Титаника» — и только лишь для того, чтобы через двое суток потерять корабль, причем и на этот раз — по прихоти судьбы. — Он хмуро посмотрел в глаза сначала Апхилла, затем Бутеры. — Так что, джентльмены, не исключено, что все ваши усилия, весь ваш путь сюда окажутся напрасными. Думаю, что в создавшихся условиях лучше всего вам было бы вернуться на свои корабли и с максимальной скоростью, каковую могут развить ваши моторы, уйти из опасного района подобру-поздорову…

— Уйти?! — воскликнул Апхилл. — Да ни за что на свете. Мы только что пришли сюда, и пришли для того, чтобы заняться делом, чтобы окончательно довести операцию по спасению «Титаника» до логического завершения. Пусть кто другой уходит, а мы отсюда одни никуда не уйдем.

— Как раз это я и собирался сказать, — поддержал его Бутера. — Просто мой коллега сказал это короче и лучше, чем сумел бы я. — При этих словах Бутера посмотрел на Сэндекера и неожиданно улыбнулся своей широкой спокойной улыбкой уверенного в себе капитана. — «Морз» и «Уоллес», если хотите знать, это такие замечательные буксировщики, что если их прицепить к авианосцу, то они вполне смогут отбуксировать и авианосец, будь вокруг хоть шторм, хоть даже торнадо. Они сконструированы прямо-таки на удивление… Абсолютно любую непогоду выдерживают, да еще и работаю т в сложных условиях за милую душу. Так что помяните мое слово. Нам бы только как следует захватить «Титаник» тросами. А уж если ваш корабль будет у нас на буксире, то никакая Аманда, поверьте, вам не страшна. Мы вас просто так не отдадим, не надейтесь, джентльмены…

Тащить сорокапятитысячетонный лайнер в ураган с силой ветра до сорока пяти узлов — это, скажу вам, та еще работенка, — протянул Сэндекер. — Так что, прежде чем хвастаться, я бы на вашем месте хорошенько продумал исходные данные.

— А никто и не думал хвастаться, — с присущей ему невозмутимостью ответил Бутера. — Мы для начала перекинем трос с кормы «Морза» к носовой части «Уоллеса». Это удвоит нашу мощность. И тогда мы сможем тащить «Титаник», как два локомотива тащат грузовой состав по железной дороге. Тандем, джентльмены, это великая штука…

— При этом скорость у нас будет не менее пяти-шести узлов, — добавил со своего места Апхилл.

Сэндекер внимательно посмотрел на двух капитанов и счел за лучшее не перечить.

Бутера меж тем говорил:

— Хочу заметить, адмирал, что в нашем распоряжении не какие-нибудь ржавые посудины, которые буксируют корабли в гаванях. Речь идет о глубоководных, рассчитанных на работу в условиях океана аварийных буксировщиках длиной двести пятьдесят футов. На каждом стоит движок в пять тысяч лошадиных сил. Причем, скажу вам, такие стоят у нас дизеля — что пальчики оближешь. С помощью таких дизелей можно тащить двадцатитысячетонные корабли со скоростью до десяти узлов. Горючего хватает на десять тысяч миль. Как это вам, а? Если и есть какие-нибудь два буксировщика, способные в условиях сильного урагана тащить ваш достопочтенный «Титаник» в Нью-Йорк, — так это «Морз» и «Уоллес».

— Мне очень приятно слышать ваши уверения, капитан, — сказал Сэндекер, — однако вынужден повторить, что мне и после ваших слов ситуация представляется чрезвычайно сложной. Беря в этих условиях «Титаник» на буксир, вы неминуемо подвергаете риску ваши корабли и всех ваших парней. С этим тоже приходится считаться, согласитесь. Думаю, что наилучший вариант — дать возможность «Титанику» дрейфовать без посторонней помощи. Будем надеяться на лучшее. А что касается вас, джентльмены, то позвольте вас поблагодарить за готовность помочь, разрешите выразить самые искренние чувства восхищения… ну, и кроме того, я уполномочен приказать вам следующее. Отправляйтесь на свои суда, врубайте полный вперед и немедленно уходите в безопасный район.

Апхилл обменялся с Бутерой моментальными взглядами.

— Скажи мне, капитан, — обратился он к Бутере, — случалось ли тебе до сегодняшнего утра не исполнять приказы, исходящие от человека в звании адмирала?

— С сегодняшнего утра? — уточнил Бутера и наморщил для пущей значительности лоб, словно вспоминая, было ли сегодня что-нибудь подобное. — Во всяком случае, с тех пор, как позавтракал, такого вроде бы не случалось… Не стану уверять, но вроде и не случалось…

— Но уж если вам и впрямь так хочется быть с нами, — сказал быстро оценивающий ситуацию Питт, — мы, пожалуй, будем только рады, что в нашем полку прибыло.

— Можете считать, что в вашем полку действительно прибыло, — уверил его Бутера. — Кроме того, когда адмирал Кемпер посылал нас сюда, он сказал, что в случае, если нами не будет доставлен «Титаник» в целости и сохранности в гавань нью-йоркского порта, мы можем распрощаться с морской карьерой навсегда. Именно так, насколько я припоминаю, и выразился адмирал Кемпер. Из двух вариантов я выбираю буксировку «Титаника» в Нью-Йорк.

— Но это уже буквальный мятеж, — не без некоторого удовлетворения в голосе протянул Сэндекер. По его лицу было видно, что ответ капитанов пришелся ему по душе. Он внимательно оглядел всех присутствующих. — Значит, бунт на корабле? Что ж… О’кей, джентльмены, будем считать, что вы сами выбрали свою судьбу. Не уверен, что выбор ваш безупречен. Возможно, это означает — пойти вместе с нами ко дну. Однако будем считать, что выбор сделан. В таком случае здесь нам и вам в том числе делать больше нечего. Допивайте кофе и давайте займемся каждый своими профессиональными обязанностями. Если решили спасать «Титаник» и дальше, будем его спасать.

Капитан Иван Пароткин стоял возле переходного мостка левого борта. Держась одной рукой за поручень, он в бинокль разглядывал небо.

Капитан «Михаила Куркова» был мужчиной среднего роста с умным выразительным лицом, на котором практически никогда, даже в часы отдыха, не появлялось улыбки. Было ему под шестьдесят, однако в поредевших волосах не было еще и намека на седину. Теплый свитер плотно облегал торс и шею; на ногах были теплые шерстяные брюки и утепленные сапоги.

Первый помощник капитана коснулся руки Пароткина и, сумев, таким образом,привлечь к себе внимание, указал рукой на небо. С северо-востока появился мощный четырехмоторный бомбардировщик стратегической авиации и стал быстро приближаться, увеличиваясь в размерах. Через стекла своего бинокля Пароткин сумел разглядеть советские опознавательные знаки. Воздушный гигант, казалось, еле-еле движется и если не падает при такой ничтожной скорости в океан, то происходит это каким-то чудом. Внезапно под фюзеляжем черным прямоугольником обозначился люк, там что-то мелькнуло — и от медленно проплывающего бомбардировщика отделилась темная точка. Через несколько мгновений точка распустилась парашютом. Парашют начал медленный спуск в направлении корабля «Михаил Курков». Десантник, очевидно, рассчитывал приземлиться возле самого корабля, однако его немного отнесло в сторону от правого борта.

С «Михаила Куркова» тут же был спущен катер, который стремительно заплясал на гороподобных отлогих волнах.

Пароткин обернулся к первому помощнику:

— Как только его доставят на борт, проводи, пожалуйста, капитана Превлова ко мне в каюту. — Положив бинокль, капитан направился в сторону двери.

Буквально минут через двадцать замполит постучался в полированную дверь красного дерева, открыл ее и чуть отошел в сторону, пропуская в каюту гостя в мокрой насквозь одежде.

— Капитан Пароткин.

— Очень приятно. Капитан Превлов.

Несколько секунд мужчины изучающе рассматривали друг друга. Каждый понимал, что перед ним — профессионал. Некоторое преимущество Превлова заключалось в том, что ему дали возможность ознакомиться с послужным списком Пароткина. У капитана корабля такой возможности не было, и ему приходилось полагаться только на свою профессиональную наблюдательность. Вид Превлова не произвел приятного впечатления. Слишком гладкое, сытое лицо Превлова, лисий огонек в глазах — все это не вызывало симпатии и уж тем более доверия.

— У нас очень мало времени, — сказал Превлов. — Если мы можем прямо перейти к цели моего визита… Пароткин поднял руку.

— Все по порядку. Сначала переоденетесь и выпьете горячего чаю. У доктора Роговского — руководителя нашего научного совета — как раз ваш рост и размер.

При этих словах стоявший у двери замполит понимающе кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

— Ну и… — начал Пароткин. — Уверен, что сотрудник вашего ранга и вашего опыта прибывает на корабль отнюдь не для того, чтобы изучать особенности распространения урагана.

— В некотором смысле, вы правы. Скажите, вот вы заговорили про чай. А нет ли на вашем корабле чего-нибудь покрепче?

Пароткин отрицательно покачал головой.

— Прошу извинить, капитан. Когда я отправляюсь в рейс, то принципиально отказываюсь брать с собой хоть каплю спиртного. Не стану вас уверять, что команде эта моя привычка особенно по душе, однако отсутствие спиртного на борту имеет свои определенные преимущества.

— Адмирал Слоюк охарактеризовал вас как образец исполнительности.

— Не искушай судьбу.

Превлов расстегнул «молнию» парашютного комбинезона, он упал на пол.

— Боюсь, что вам придется изменить своему правилу, капитан. Мы, вы и я, намерены искушать судьбу, как никогда прежде ее не искушали.

Глава 57

Питт чувствовал себя словно на одиноком необитаемом острове, стоя на мостике «Титаника» и с болью в сердце наблюдая, как суда, еще недавно принимавшие самое деятельное участие в операции по спасению «Титаника» уходили в безопасные районы акватории к западному горизонту.

Последней в цепи кораблей уходила «Альгамбра». Сигнальным прожектором капитан «Альгамбры» просемафорил «счастливо оставаться» и «удачи». Когорта журналистов в последний раз направляла свои кинотеле — и фотообъективы в сторону «Титаника», эти кадры могли стать последними, запечатлевшими лайнер. Напрягая зрение, Дирк Питт вглядывался в толпу, пытаясь найти Дану Сигрем в толпе, но из-за плохой видимости не сумел разглядеть ее.

Питт, не отрываясь, следил за удаляющимися кораблями до тех самых пор, пока их силуэты не превратились в небольшие черные точки на горизонте. Только ракетный крейсер «Жюно» да «Каприкорн» оставались возле «Титаника», однако «Каприкорн» лишь дожидался, когда оба капитана буксировщиков дадут знак, что у них все готово, и тогда «Каприкорн» последует за ушедшими судами.

— Господин Питт?

Обернувшись, Питт увидел мужчину с мятым бледным лицом и фигурой, которая напоминала пивную бочку.

— Я шеф-повар Баском с «Уоллеса». Прибыл с двумя парнями, чтобы скоренько закрепить тут у вас конец троса.

Питт дружелюбно улыбнулся.

— Готов спорить, что тебя прозвали Дурной Баском.

— Так это ж за глаза. Прозвище тянется за мной еще с тех самых пор, когда ни о каком плавании я даже не мечтал, а только-только открыл свой бар в Сан-Диего. — Баском пожал плечами. Потом прищурился. — А как вы угадали?

— Капитан Бутера мне так красочно рассказывал про тебя… Заглазно аттестовал, что называется.

— Да, капитан мировой мужик.

— Сколько, ты полагаешь, уйдет времени на трос?

— Дадите вертолет, так при определенной удаче в час уложимся.

— С вертолетом никаких проблем, ради Бога. Тем более, что он принадлежит военным морякам. — Питт повернулся и посмотрел в сторону «Уоллеса», который под управлением капитана Бутеры медленно пятился в сторону «Титаника», между бортами обоих кораблей оставалось не больше сотни футов. — Насколько я понимаю, ты собираешься захватить вертолетом наш конец троса и с «Уоллеса» перебросить его на «Титаник»?

— Да, сэр, именно так, — ответил Баском. — Трос-то десять дюймов в диаметре, каждые семьдесят футов троса весят тонну. Так что, это перышко — еще то, что называется. Когда достаточно времени, и буксировать приходится мелкие суда, мы забрасываем на борт судна, которое берем на буксир, тонкий трос. К нему привязываем потолще, потом еще толще, к которому, в свою очередь, цепляем настоящий трос, за который будем тащить. Но для такой работы нужна электролебедка, а то и не одна. Ну а поскольку времени у нас в обрез, людей мало, то мы и решили пойти по пути наименьшего сопротивления. Нет смысла пополнять ряды пациентов с грыжей в лазарете.

Однако несмотря на помощь вертолета Баскому и его парням пришлось попотеть, пока они укрепили трос. Плавно нажимая на рычаги, летчик, показывая прямо-таки чудеса пилотажа, зацепил приготовленный на «Уоллесе» конец троса, перенес его над бушующим океаном и опустил на палубу «Титаника». Внешне это все напоминало цирковой номер, но отнюдь не филигранно исполненное задание. С того момента, как Стерджис сел в пилотское кресло вертолета, прошло только пятьдесят минут до момента, когда второй конец был закреплен на носу «Титаника», а вертолет отправился на «Каприкорн».

Стоя у самого борта, Баском несколько раз взмахнул рукой, давая понять, что трос закреплен и его часть работы исполнена.

Капитан Бутера с «Уоллеса» принял этот сигнал и просигналил в свою очередь корабельным гудком. Тотчас же он отдал в машинное отделение команду «самый медленный вперед». То же самое сделал вслед за Бутерой и капитан Апхилл. Оба буксировщика начали осторожное выверенное движение. «Уоллес» при помощи трехсотфутового троса увлекал за собой «Морз», а оба буксировщика на тросе в четверть мили длиной увлекали за собой «Титаник», который, подобно черной горе, поднимался и опускался на волнах.

Главный трос вышел из воды, прогиб его делался все меньше, наконец трос натянулся, как струна. По сигналу капитана Бутеры матросы зафиксировали трос со своей стороны.

С борта «Титаника» оба буксировщика казались игрушечными корабликами на фоне безбрежного кипящего океана. Иногда за огромными волнами скрывался то первый, то второй буксировщик. Казалось невероятным, что две хрупкие скорлупки могут тащить за собой сорокапятитысячетонную громадину. Однако как бы там ни было, а метр за метром, фут за футом «Морз» и «Уоллес», сложив свои десять тысяч лошадей, принялись тащить за собой «Титаник».

Лайнер двигался еле-еле. До Нью-Йорка по-прежнему было двенадцать тысяч миль на запад. Однако куда важнее был тот факт, что с той холодной ночи 1912 года лайнер впервые продолжил свое движение в направлении порта.

Зловещие тучи медленно ползли по небу, пока не затянули весь южный небосклон. Надвигался фронт урагана. Питт неотрывно всматривался вдаль, буквально на глазах цвет воды становился все более и более темно-серым, усиливался ветер, менявший направление каждые несколько секунд. Все чайки, еще недавно стаями летавшие за кораблями, теперь исчезли. Единственное, что не давало Питту и команде почувствовать себя окончательно покинутыми в этом зловещем бушующем океане, — был вид ракетного крейсера «Жюно». Крейсер держался от них на расстоянии пяти миль, не увеличивая и не сокращая эту дистанцию.

Питт посмотрел на циферблат ручных часов, затем перевел взгляд за борт и после этого ленивой прогулочной походочкой направился в сторону двери в гимнастический зал.

На пороге ему встретился Джиордино.

— Ну что, разбойники, все тут, что ли?

— Молодые люди нервничать изволят, — сказал Джиордино, стоя напротив вентилятора и безуспешно пытаясь уворачиваться от струи прохладного воздуха. — Не будь тут адмирала Сэндекера, все парни давно бы уже взбунтовались и у тебя был бы самый что ни на есть форменный мятеж.

— Ладно болтать-то. Все на своих местах?

— Как один.

— Уверен?

— Так точно. — Докладывал начальник тюрьмы Джиордино. — Ни один из заключенных не выходил, даже по-маленькому.

— Тут все нормально?

— Идеально. А как там наши гости? — поинтересовался в свою очередь Джиордино.

— Обыкновенно. Не угодить: то им недостаточно тепло, то кондиционер слишком сильно работает. В таком вот духе.

— Понятное дело.

— Ты бы сходил к ним на корму, развлек бы парней, тем более что у тебя, как я вижу, вполне игривое настроение.

— Как это я их развлеку?

— Ну, я не знаю… Анекдотов парочку расскажешь… Иди, на месте сориентируешься.

Джиордино, изобразив обиду и бормоча что-то себе под нос, отправился исполнять приказание. На палубе уже сгущались сумерки, наступившие раньше из-за того, что небо было плотно затянуто тучами.

Еще раз взглянув на часы, Питт распахнул дверь и вошел в гимнастический зал.

Всего три часа назад буксировщики принялись тянуть лайнер. То, что совсем еще недавно представляло собой новацию и вызывало всеобщий ажиотаж, теперь, по прошествии трех часов, сделалось рутиной. Сэндекер и Ганн, склонившись над рацией, переговаривались с находящимся за пятьдесят миль от них на «Каприкорне» Фаркаром, который сообщал самые последние сведения о приближении урагана Аманда. Все остальные члены команды сгрудились в полукруглой части зала возле маломощной печурки.

Все подняли глаза на Питта, причем в каждом взгляде было желание услышать какую-нибудь приятную или хоть немного успокаивающую новость. Все разговоры прекратились, так что Питт был вынужден хоть что-то сказать всем этим людям.

Питт заговорил, и его голос прозвучал нарочито спокойно и уверенно — на фоне всеобщей тишины и тихого потрескивания генератора.

— Приношу извинения, джентльмены, что заставил себя ждать. Я полагал, что крепкий кофе несколько взбодрит нас, придаст сил, потому и не торопился.

— Слушай, нельзя ли покороче? — прервал его Спенсер, в голосе которого явно слышалось плохо скрытое раздражение. — У всех полно работы, и тем не менее, мы уже полчаса ждем тебя. Что случилось?

— Все просто. — Ясным голосом сказал Питт. Через несколько минут лейтенант Стерджис посадит на палубу «Титаника» свой вертолет. Посадит в последний раз. Через несколько минут начнется шторм. За исключением меня и Джиордино, я хочу, чтобы вы все, включая вас, адмирал, вернулись на «Каприкорн» на вертолете.

— Питт, не превышаешь ли ты свои полномочия, — сказал Сэндекер, подавляя раздражение.

— Да, сэр, до некоторой степени. Однако мне кажется, что у меня есть некое моральное право поступать именно таким вот образом.

— Объяснись, — приказал Сэндекер, вид у которого в тот момент был весьма воинственным. Адмирал старательно играл свою роль, проявляя более чем явные актерские задатки.

— Дело в том, джентльмены, что в моем распоряжении имеются данные, которые позволяют мне заключить, что «Титаник» не сможет выдержать ураган, движущийся на нас. Этот ураган обладает слишком большой разрушительной силой.

— Что правда, то правда, это корыто со времен египетских пирамид выдержало такие нагрузки, которые не доводилось выдерживать более ни одному рукотворному объекту, — заметил Спенсер. — А теперь, господа, великий предсказатель будущего Дирк Питт смеет уверить достопочтенную публику в том, что после всего, что «Титанику» довелось испытать, лайнер спасует перед каким-то вшивым штормом и при первом же ударе урагана отправится на дно.

— Я формулирую несколько иначе. Я лишь хочу сказать, что нет решительно никаких гарантий, что «Титаник» во время шторма не пойдет ко дну. Вот как я сказал бы, — произнес Питт. — В любом случае, поскольку существует реальная опасность, мне кажется целесообразным и логически оправданным сократить число потенциальных жертв до минимума. Лишние жертвы после всего, что мы сумели сделать, нам решительно ни к чему: я настолько в этом убежден, что не буду даже и обсуждать сей тезис.

— Постой-ка, постой… — сказал Драммер. — Значит, если я сейчас тебя правильно понял, все наши усилия коту под хвост?! Несмотря на то, что мы сделали за эти девять месяцев, поджать хвосты и убраться в безопасную кают-компанию «Каприкорна», так получается, что ли?! — В состоянии бешенства орлиный профиль Драммера казался еще более грозным. — Значит, все мы убираемся на «Каприкорн», пережидаем там ураган, а вы двое будете тут, а? Я правильно тебя понял?

— Ты великолепно понял меня, Драммер.

— С ума ты спятил, мне кажется.

— Да ведь это и невыполнимо в самом буквальном, в практическом отношении, — подал свой голос Спенсер. — Ведь только для обеспечения бесперебойного функционирования всех дизельных помп требуется четыре человека.

— И кроме того, — сказал Ганн, — в ближайшие часы, как только шторм начнет болтать «Титаник», в корпусе ниже ватерлинии могут во множестве открыться новые трещины и вообще все, что угодно. Никто не скажет сейчас наверняка, как именно поведет себя корабль в экстремальных условиях.

— Ох, Господи ты Боже… — протянул Драммер. — Почему-то все, кто метит в герои, мыслят абсолютно одинаково. Всякий раз они подают ценные идеи под предлогом спасения всех остальных. Во-первых, кто и когда говорил, будто кроме такого-то и такого-то всех остальных нужно спасать?! Я, например, никогда никому не говорил, будто меня требуется спасать. Это — раз. И во-вторых. Все-таки, не будем забывать, что какие бы замечательные люди тут не оставались, но физически два человека не могут управиться с такой махиной, как «Титаник». Спенсер тут сказал, но как-то на его слова мало внимания обратили. А ведь сказал он совершенно правильно. Не смогут двое справиться со всем оборудованием. Так что я вношу предложение: не суетиться, не дергаться, всем оставаться на местах и заниматься своей работой. Господь, он ведь тоже милостив. Я буду настаивать на этом предложении.

Спенсер внимательно изучил лица всех шестерых человек, входящих в команду. Все они смело посмотрели на него; у всех от усталости и перенапряжения были измученные лица и покрасневшие глаза. Все, как по команде. согласно кивнули, выражая солидарность с Драммером. Спенсер обернулся к Питту.

— Извини, наш достопочтенный лидер и вожак, но дело в том, Спенсер и его банда водососных специалистов единогласно приняли решение оставаться на своих местах и выполнять свою работу.

— И я тоже, — откликнулся молчавший все это время Вудсон.

— Я с парнями, — сказал Ганн.

Шеф Баском тактично коснулся рукой плеча Питта.

— Вы уж извините нас великодушно, только я с моими парнями, мы присланы сюда, чтобы помогать вам, и мы намерены вам помогать до того самого момента, пока не завершится вся эта экспедиция. Тем более, что по буксированию кроме нас тут нет специалистов, а буксировка, скажу вам по секрету, это очень сложная работа, ведь за тросом нужно все время следить. Глаз да глаз, так сказать. Как только шторм начнется, мы с коллегами будем каждый час проверять, не протерся ли буксировочный трос в местах, где он касается металла, нет ли на тросе «барашков». И потом, кто кроме нас умеет смазывать трос, а? Вот то-то и оно. Так что мы с парнями остаемся.

— Так что извини, Питт, мой дорогой, — сказал Сэндекер, не скрывая своего торжества по поводу обсуждения проблемы. — Извини, на сей раз ты проиграл.

Послышался приближающийся шум вертолета, который умелой рукой Стерджиса был мягко посажен на палубу «Титаника».

Питт пожал плечами и сказал, обращаясь ко всем присутствующим в гимнастическом зале:

— Ну что ж, раз вы такие все умные, раз вы все уже решили, пусть так и будет. Потонем — так вместе. Будем плавать — опять-таки вместе, а вместе, как известно, плавать всегда веселее, — он устало улыбнулся. — Советую всем до начала шторма хорошенько перекусить. И попытайтесь отдохнуть, а еще лучше — вздремнуть. Нам всем предстоят не самые легкие часы. Может, будем спать в последний раз. Через несколько часов здесь будет Аманда, и мы как раз окажемся на линии ударной волны. А о последствиях я и говорить не буду. Все всё увидят, прогнозы тут ни к чему.

С этими словами Питт повернулся на каблуках и вышел из зала, направившись прямиком в сторону импровизированной вертолетной площадки. «Что ж, — думал Питт, — кажется, удалось сыграть недурную сцену. Все-таки, что там ни говори, а в каждом человеке сидит лицедей. Конечно, за это представление мне едва ли дадут театральную премию, однако не следует сбрасывать со счетов тот факт, что я сумел полностью подчинить себе аудиторию. Это чего-нибудь да стоит…»

Джек Стерджис был щуплым низкорослым мужчиной с вечно грустными глазами, какие очень нравятся сексуально озабоченным женщинам. Стерджис курил сигареты, засовывая их в длинный мундштук, который предпочитал не выпускать из зубов. Он также имел привычку выпячивать подбородок — поскольку давным-давно кто-то сказал, что с выпяченным на этакий вот манер подбородком он напоминает Франклина Рузвельта.

Стерджис только успел вылезти из своей машины, когда на площадку пришел Питт.

Стерджис вопросительно посмотрел на Питта и спросил:

— Будут какие пассажиры, нет?

— На сей раз нет.

Стерджис вместо ответа этаким мужественно-безразличным жестом сбросил пепел сигареты.

— Я так и думал, когда сюда летел, что лучше всего было бы мне оставаться в теплой уютной кабине на «Каприкорне», — он горестно вздохнул. — Ведь летать перед самым носом у мощного урагана — много ума не надо. А разбиться я еще успею, сколько угодно возможностей у меня будет.

— Слушай, отправляйся-ка ты назад, — сказал Питт. — Ветер крепчает. С минуты на минуту можно ожидать прибытия Аманды.

— Плевать, — Стерджис безразлично пожал плечами. — Тем более что я все равно никуда не полечу отсюда.

Питт недоумевающе посмотрел на него.

— Я что-то не пойму…

— А чего тут понимать? С меня хватит. Как в подобных случаях принято говорить — отлетался, — он рукой указал на лопасти подъемного винта. Одна из лопастей была переломлена, и загнутый кусок беспомощно свисал вниз, как перебитая в запястье рука. — Не понравилось вертолету летать в такой ветер, что ты с этим поделаешь…

— Это что же, ты зацепил, когда садился сейчас сюда?

Лицо у Стерджиса сделалось обиженным, отчего сам он стал похож на взрослого ребенка.

— Я уже однажды, насколько помню, тебе говорил и могу еще раз повторить, что в отличие от многих других, лично я винтом своей машины посторонних предметов не цепляю. Это понятно? — нагнувшись, он заглянул под брюхо своей машины, стремительно нырнул и когда распрямился, в руках у Стерджиса была любопытная находка. — Полюбуйся, какой-то сукин сын сунул в винт вот этот молоток.

Питт взял в руки молоток и внимательно исследовал его. Обтянутая слоем резины, рукоятка была повреждена в том самом месте, где молоток соприкоснулся с винтом.

— После всего, что я сделал для тебя и твоих парней, — сказал Стерджис, — этаким-то образом меня отблагодарили.

— Извини, конечно, Стерджис, если тут вообще уместно подобное слово. Только я был бы тебе бесконечно благодарен, если бы ты на некоторое время перестал играть в ушлого детектива. В том, что ты мне только что сказал, начисто отсутствует здравый смысл. К сожалению, великого детективного аналитика из тебя не получится. Ты склонен доверяться первому эмоциональному порыву.

— Может, хватит, Питт? Каким бы аналитиком я ни был, однако знаю, что сами по себе молотки в ветреную погоду не летают, что бы и кто бы мне сейчас ни доказывал. А если я все-таки получил молоток в винт, это значит, что кто-то из твоих молодцов этот самый молоток мне швырнул, когда я садился на палубу.

— И опять ты не прав. Я могу с уверенностью сказать, что в последние минуты знал о местонахождении всех членов моей команды. В последние десять минут никто из них не был и быть не мог даже поблизости от места посадки. Так что кто бы там ни был твоим врагом, ты привез его с собой, нравится тебе это или нет…

— Ты что же, держишь меня за совершеннейшего идиота?! Или ты хочешь сказать, что я привез с собой пассажира, не зная об этом? Подумай сам, в конце-то концов это или безумие, или самоубийство: ведь если бы этот молоток швырнули на несколько секунд раньше, когда я еще только подлетал к кораблю, то вся твоя команда могла бы увидеть, как из меня и моей машины получилась лепешка.

— Неправильно ты определил, — прервал его Питт. — Не обычный пассажир, а «заяц». И он, как и ты, не сумасшедший. Он дождался, когда колеса машины коснулись палубы — и только в этот момент совершил свое подлое дело, после чего немедленно удрал через грузовой люк. Я даже не представляю, куда сейчас он мог улизнуть и где прячется. Мы физически не можем обшарить тысячи метров неосвещенных коридоров, переходов, десятки тысяч темных углов и разных закоулочков.

Лицо Стерджиса вдруг побледнело.

— Нет же, — воскликнул он, — этот гад еще в машине!

— Не смеши меня, ради Бога. Ты едва коснулся палубы, как он уже удрал из вертолета.

— Я готов поверить, что кто-то сумел незаметно швырнуть молоток в круг винта, но выбраться из машины и незаметно улизнуть — это дело куда более сложное.

— И что же ты хочешь сказать? — медленно и негромко спросил Питт.

— Дверца грузового отсека управляется с помощью бортовой электроники. До тех пор, пока не послан сигнал со щитка пилота, этот люк вообще не открыть. Вот как раз это я и хочу тебе сказать.

— А другие выходы?

— Есть лишь дверь в измерительный отсек, где приборы.

Питт некоторое время рассматривал наглухо задраенную дверцу грузового отсека, затем повернулся к Стерджису и посмотрел на него ледяными глазами.

— Не гостеприимно все это получается. Прибыли гости и сидят взаперти. Думаю, самое время выпустить их на свежий воздух, пускай подышат…

Стерджис прирос к палубе при виде того, как Питт вытащил кольт сорок шестого калибра с массивным глушителем на конце ствола.

— Ну… ну… раз уж ты считаешь, — попытался сформулировать некую мысль Стерджис.

Он забрался в кабину, сел на свое пилотское место и повернул какой-то тумблер. Послышался мягкий звук заработавшего электромотора, и массивная, семь футов на семь, дверь отсека отошла от фюзеляжа, поднялась вертикально и застыла над корпусом машины. Прежде, чем фиксирующие замки щелкнули, Стерджис был уже на палубе, отгороженный от зловещего грузового зева лишь массивной фигурой Питта.

В течение нескольких секунд после того, как люк открылся, Питт не спешил приблизиться к машине, стоял и ждал. Стерджису показалось, что прошла целая вечность; пилот старался не дышать — он целиком обратился в зрение и слух. Слышны были только шлепки океанских волн, ударявших в массивный борт «Титаника», да ветер противным баском гудит в корабельной надстройке. Из-за двери гимнастического зала доносился едва различимый перелив нескольких одновременно звучащих мужских голосов. Не услышав ожидаемых скрипов, шороха одежды или каких-либо иных звуков, которые выдали бы присутствие в отсеке человека, Питт ловко забрался внутрь.

Слабый внешний свет здесь переходил в полутьму. Питту было не по себе при мысли, что его фигура великолепно очерчена на фоне светлого дверного проема. При первом взгляде ему показалось, что отсек совершенно пуст. В этот момент кто-то сзади осторожно похлопал его по спине. Резко обернувшись, Дирк Питт увидел, как Стерджис молча протягивает руку, указывая на брезент, в котором при желании могла быть увидена человекоподобная фигура.

— Час назад перед вылетом я самым аккуратнейшим образом сложил этот брезент, — шепотом произнес пилот.

Нагнувшись, Питт одним резким движением левой руки дернул брезент на себя. Правой рукой он направлял кольт на угадываемую человеческую фигуру.

На полу грузового отсека, как Питт и предполагал, лежал человек. На нем была теплая всепогодная куртка. Глаза у мужчины оказались приоткрыты, выдавая состояние комы; создавалось впечатление, что состояние это было неким образом сопряжено с большой кровавой ссадиной чуть ниже линии волос.

Стерджис стоял, не в силах пошевелиться. Он только шумно дышал да часто моргал, пытаясь получше разглядеть в густеющих сумерках жуткую картину. Пилот в недоумении почесал подбородок и отчетливо покачал головой, давая тем самым понять, что представшая перед глазами сцена решительно не укладывается у него в голове.

— Боже ты мой, — протянул едва различимым шепотом Стерджис. — Ты хоть знаешь, кто это такой?

— Более чем хорошо знаю, — ровным голосом сказал Питт. — Эту женщину зовут Дана. Дана Сигрем.

Глава 58

Внезапно небо над палубой «Михаила Куркова» вдруг сделалось очень темным. В вышине медленно проплывали огромные черные облака, которые, как пологом, закрыли звезды, появившиеся к этому времени над Атлантикой. Ветер вмиг сделался ураганным, скорость его перевалила за сорок миль в час. Стремительные порывы сминали и расшвыривали гребни волн, гнали обильную соленую пену на северо-восток.

В рубке управления советского судна был сущий рай:

тепло и очень уютно. Пароткин следил за изображением «Титаника» на экране радара, из-за плеча выглядывал Превлов.

— Когда я только был назначен капитаном на этот корабль, — сказал Пароткин тоном учителя на уроке перед школьниками, — я был уверен, что буду заниматься исключительно исследовательскими программами, ну, может быть, еще время от времени — инспекционной деятельностью и в тот момент не поверил бы, если бы мне кто сказал, что придется иметь дело с военными и осуществлять военные операции.

Превлов остановил жестом собеседника.

— Пожалуйста, капитан, давайте с самого начала договоримся, что ни вы, ни я не будем впредь произносить таких слов, как «военная», да вдобавок еще и «операция». Нигде и никогда. Тем более, что то небольшое, так сказать, предприятие, которое предстоит нам с вами, это ведь, по существу, вполне легальная гражданская трансакция, известная в капиталистическом мире под названием «смены руководства».

— Неприкрытое пиратство — ближе к истине, — заметил в свою очередь Пароткин. — Да и потом, если уж вы настаиваете, чтобы мы употребляли термины экономики, как тогда прикажете именовать те десять судов, которые с вашего соизволения были прибавлены к «Михаилу Куркову»? Выходит, что они — это как бы преображенные держатели акций, так, что ли?

— Лучше даже не говорить «суда», поскольку суда зачастую бывают и военными, а как-нибудь помягче. Гражданские суда, например.

— Еще бы… И каждое вооружено до зубов.

— Насколько я знаю, в международном праве нет такого пункта, который бы запрещал экипажу гражданского судна иметь при себе некоторое количество вооружения.

— А если бы даже и был такой пункт, вы бы сумели, я нисколько не сомневаюсь, найти какую-нибудь юридическую лазейку, чтобы нарушить этот пункт на вполне законном, как принято говорить, основании.

— Не надо, капитан, не надо все усложнять, — Превлов дружески хлопнул Пароткина по спине. — К исходу сегодняшнего вечера мы оба уже будем Героями Советского Союза.

— Если не будем убиты, хотите вы сказать, так? — не сбиваясь на панибратский тон, официальным голосом уточнил Пароткин.

— Успокойтесь, пожалуйста, капитан. Нами разработан безукоризненный план. А тут вдобавок и сама природа пришла нам на помощь. После того, как принимавшие участие в спасении «Титаника» суда ушли, задача еще более упрощается.

— А «Жюно»? Забыли про него? Или, что же, вы полагаете, что капитан ракетного крейсера будет тактично сохранять дистанцию, спокойно наблюдая за тем, как мы с вами подходим к «Титанику», берем его на абордаж и принимаемся там все крушить?

Превлов чуть приподнял рукав и посмотрел на свои часы.

— Через… через два часа и двадцать минут ровно одна из наших атомных подводных лодок всплывет в ста милях к северу отсюда и будет передавать в эфир сигналы бедствия, назвавшись судном «Лагуна Стар». Безобидным грузовым судном сомнительного порта приписки.

— И вы уверены, что «Жюно» клюнет? Что он бросит подопечный «Титаник» и устремится на помощь неизвестно кому?

— Видите ли, капитан, вам это должно быть лучше известно. У американцев так принято. Они всегда идут на выручку, если только слышат сигналы о помощи, — сказал Превлов с чувством некоторой даже гордости, словно некоторая толика заслуги в таком поведении американских кораблей принадлежала лично ему, Превлову, капитану советской разведки. — У них развит комплекс Доброго Самаритянина. Да, я ни на секунду не сомневаюсь, что как только «Жюно» услышит сигнал бедствия, он тут же пойдет на помощь. Крейсеру придется идти, поскольку из четырех судов, находящихся в районе, «Титаник» даже и не рассматривается: ему, дай Бог, самому не утонуть. А оба буксировщика тут едва ли будут полезны. Стало быть, остается один только «Жюно», один на триста миль в округе.

— Но ведь наша подлодка должна будет вовремя нырнуть. И не получится ли так, что «Жюно» не дойдет еще до места, а подлодка уже скроется под водой, и на радарном экране ракетоносца ничего не останется?

— Конечно же, офицеры крейсера будут уверены, что этот самый «Лагуна Стар» пошел ко дну, и тогда они лишь удвоят старания, чтобы как можно скорее прибыть на место аварии, чтобы спасти жизнь членам команды. Которой никогда в природе не существовало.

— Богатое же у вас воображение, ничего не скажешь. Я бы до такого в жизни не додумался, сказал на это Пароткин с улыбкой. — Однако и после того, как уйдет ракетный крейсер, остаются еще два буксировщика военно-морского флота Соединенных Штатов. И плюс ко всему — шторм, самый сильный в этом районе Атлантики за многие годы… И кроме того, нужно будет еще тащить и тащить этот «Титаник» к русскому берегу… Да еще все сделать гак, чтобы комар носа не подточил. Чтобы ни малейшего повода для международного скандала не возникло…

— В том, что вы сказали, капитан, четыре части… — Превлов сделал паузу, чтобы зажечь сигарету. — Первое. Оба американских буксировщика будут уничтожены двумя советскими агентами, которые уже сейчас находятся на «Титанике» под видом обычных спасателей-аварийщиков. Теперь — второе. В тот момент, когда эпицентр урагана будет точно в том районе, я перебираюсь на «Титаник» и принимаю командование кораблем. Поскольку в этом районе Атлантики сила ветра редко когда превышает пятнадцать узлов, при таком ветре и соответствующем волнении я с моими людьми сможем спокойно проникнуть внутрь через грузовой люк, который в условленное время откроет изнутри один из наших агентов. Третье. Все парни, которые пойдут со мной на «Титаник», хорошо знают свое дело, так что от нынешней команды лайнера в считанные секунды останутся только пух да перья. Мои ребята умеют работать быстро и качественно. И наконец — четвертое. Захват для всего мира будет обставлен таким образом, словно нас тут и близко не было, а американцы, решившиеся тащить корабль в шторм, просто-напросто оказались в эпицентре урагана и потеряли свой драгоценный «Титаник». По международным законам это означает, что лайнер сделался ничейным. Раз американцы его потеряли, а сами к тому же испугались и сбежали — какие могут быть к нам вопросы? Мы действовали строго в рамках правил. Пока там американский экипаж был, мы даже и близко не приближались, а как только экипаж сбежал — извините. Все по закону. Кто ж виноват, что все сбежавшие утонули. Тут мы решительно ни при чем. Закон говорит, что, кто первый подцепит брошенное судно, возьмет его на буксир, тот этим судном и распоряжается. И этаким счастливчиком будете именно вы, капитан, дорогой товарищ Пароткин. По международному морскому праву вы имеете в такой ситуации полное право взять «Титаник» на буксир и буксировать лайнер туда, куда считаете нужным.

— Думаю, этот план осуществить нам не удастся, — сказал Пароткин. — Ведь фактически все то, что вы собираетесь сделать, на всех языках именуется массовым криминальным убийством. — В глазах его при этом был тусклый свет обреченного на неудачу исполнителя. — Скажите, а вот мне интересно бы узнать, вы разработали столь подробно один только удачный вариант или же и вариант возможной неудачи?

Превлов покровительственно взглянул на Пароткина, улыбнулся своей ледяной улыбочкой и сказал:

— Также нами просчитан и вариант возможной неудачи, товарищ Пароткин. Но давайте будем надеяться, что неудача достанется нашим противникам, тогда как нам выпадет удача. Вы меня понимаете? — Превлов пальцем показал на экран радара. — С моей точки зрения, было бы очень жаль потопить «Титаник» с его бесценным грузом на борту. Тем более, что после вторичного потопления уже никто и никогда не сможет лайнер извлечь со дна.

Глава 59

В трюме «Титаника», значительно ниже уровня поверхности океана, Спенсер и его команда водооткатчиков делали все, что было в их силах, чтобы все дизельные помпы работали бесперебойно.

Им приходилось несладко: в трюме стоял собачий холод, тут была настоящая стальная могила, без элементарных условий для работы. На все огромное помещение приходились лишь несколько портативных лампочек, так что откачивать постоянно поступавшую воду приходилось почти в темноте. Но несмотря на все это парни Спенсера молча и отчаянно трудились чтобы лайнер оставался на плаву, чтобы вода хотя бы не прибывала, а помпы не делали больших пауз в работе.

К семи часам погода ухудшилась настолько, что приближение урагана было уже вопросом времени. Стрелка барометра прошла отметку «29, 6» и продолжала падать, Началась выраженная килевая качка, осложненная креном и смещением центра тяжести судна. «Титаник» болтало из стороны в сторону и даже немного подкручивало вокруг оси. Бывали отдельные мгновения, когда при особенно сильном наклоне какая-нибудь мощная волна заливала одну из нижних палуб. Начался мелкий дождь, который в сочетании со временем суток свел видимость практически к нулю.

Моряки на буксировщиках лишь изредка могли видеть мерцание огней на большой высоте: только этими неверными вспышками огней и был сейчас обозначен гигантский «Титаник», почти полностью растворившийся в темноте.

Главное беспокойство доставлял буксировочный трос, который сразу же за кормой второго буксировочного судна исчезал в грохочущей темноте. Нагрузки, выпадающие на трос, оказывались не в последнюю очередь за счет того, что все три судна, соединенные в гирлянду, отплясывали на волнах вразнобой. Всякий раз, когда особенно большая волна ударяла в «Титаник»", лайнер принимался артачиться, а буксировочный трос выскакивал из воды, напрягался как струна и издавал зловещий напряженный скрежет, как бы жалуясь на судьбу.

Бутера ни на секунду не покидал капитанского мостика и не прерывал связи с матросами на корме «Уоллеса», которые следили за устройством фиксации троса. Внезапно из динамика переговорного устройства, перекрывая грохот океана, донесся громкий голос:

— Капитан?

— Капитан слушает, — ответил Бутера в радиотелефон.

— Это Энсин Келли, я возле троса. Что-то происходит с системой фиксации. Странное что-то.

— Объясни, что именно, Энсин.

— Не знаю, сэр, как вам и сказать-то. Такое, знаете, ощущение, что трос сошел с ума. Или «Титаник» сошел с ума. Трос как-то подозрительно отклонился к левому борту, потом выровнялся и сразу же ушел вправо, и должен сказать, угол отклонения весьма опасный.

— Ладно, держи меня в курсе, — Бутера переключился на другой канал: — Апхилл, ты меня слышишь? Это Бутера.

Почти тотчас же на «Морзе» ответили:

— Что там у тебя?

— Знаешь, мне кажется, что «Титаник» опасно кренится на правый борт. И не просто кренится, а еще и с курса уходит.

— Ты можешь проверить местонахождение?

— Нет. Единственный критерий — это угол отклонения буксировочного троса.

В переговорах наступила пауза; Апхилл переваривал сообщенную ему информацию, прокручивал возможные варианты, затем он сказал:

— Сейчас наша скорость четыре узла. Кроме как продолжать буксирование, других вариантов у нас с тобой нет. Если мы попробуем остановиться, чтобы подождать «Титаник» и выяснить, что там с ним происходит, то на таких волнах и таком ветру лайнер может развернуться и потонуть. Очень даже запросто.

— Можешь вывести «Титаник» на свой радар?

— Увы. Минут двадцать назад в океан смыло антенну, так что теперь, увы, никакого радара у нас нет. А разве на экране твоего радара нет его?

— Ты понимаешь, после очередной волны что-то в цепи замкнулось. Так что антенна есть, радара по сути нет…

— У нас с тобой получается: слепой слепого ведет.

Бутера положил радиотелефон на место и распахнул чуть скрипнувшую дверь, которая вела от капитанского мостика к правому борту. Прикрывшись от дождя и ветра ладонью, что не помогло и помочь не могло, капитан сощурился, выглядывая в темноте за кормой своего легендарного ведомого. Темень хоть глаз выколи. Ничего не давали и прожектора, которые высвечивали только лишь неяркие конусы сплошного дождя.

Далеко за кормой вдруг вспыхнул и тотчас же погас слабый огонь. Одновременно шарахнула молния, вслед за которой раздался такой мощный удар грома, что сердце Бутеры пропустило свой очередной удар. Включенный на несколько минут кормовой прожектор поискал в темноте «Титаник», однако так ничего и не смог высветить. Создавалось даже впечатление, что за кормой «Уоллеса» никакого «Титаника» не было. Вода ручьями стекала с капитанского дождевика. Тяжело отдуваясь капитан вновь зашел на мостик и как раз в этот самый момент раздался сигнал радиотелефона.

— Капитан? — послышался в динамике напряженный голос Энсина Келли.

— Ну? — Бутера свободной от телефона рукой отер совершенно мокрое лицо. — Что у тебя, Келли?

— Трос, сэр. Он вдруг резко ослаб.

— Оборвался, так, что ли?

— В том-то и дело, что не похоже. У нас фиксация нормальная, трос уходит, как и положено, за корму, но как-то уж очень резко он уходит под воду. Никогда прежде не видел, чтобы буксировочный трос так стремительно уходил под воду. Такое чувство, что «Титаник» включил двигатель на полную мощность и пытается нас обойти…

Именно слова «пытается нас обойти» возымели действие. Бутера до конца дней своих не забудет ощущения, когда внезапно чудовищная мысль обрушивается во всей своей неприглядности на расслабленное сознание. Было такое чувство, словно в мозгу у капитана Бутеры повернули какой-то выключатель, и все те образы, которые населяли детские кошмары, вдруг вырвались наружу: безумный маятник совершал все более и более широкие взмахи, норовя подняться при очередном разгоне вертикально и перевалиться на прежде недоступную сторону… Все теперь сошлось воедино. Сначала буксировочный трос, связывающий «Уоллес» с «Титаником», ушел резко вправо по борту, затем натяжение резко ослабло. Бутера мысленно представил себе всю картину происшедшего с такой жуткой ясностью, как будто бы видел все это при освещении.

Сначала «Титаник» ушел на параллельный курс. В этот самый момент трос как раз и приобрел опасное отклонение вправо, затем лайнер вырвался чуть вперед. а в эту самую секунду трос потащил его назад. Раздался звук, напоминающий щелчок кнута. И разорвал мрак в сознании Бутеры, наваждение исчезло, оставив капитана с проблемой, которую нужно было как-то разрешить. Капитан схватил трубку радиотелефона и немедленно соединился с машинным отделением:

— Самый полный вперед. Поняли команду, в машине? Самый полный вперед.

Не теряя ни секунды, Бутера нажал переключатель и соединился с «Морзом»:

— Я иду самым полным вперед, — заорал он. — Как понял, Апхилл? Повторяю, я включил самый полный вперед.

— Повтори, что ты сказал?! — потребовал Апхилл.

— Немедленно переходи на самый полный вперед, немедленно, или я сейчас протараню тебя.

Швырнув трубку, Бутера выскочил в правую дверь и вновь оказался на мостике. Ураган разбушевался, разбиваясь, огромные волны разлетались мириадами брызг. Приправленные дождем, брызги соленой воды образовывали в воздухе сплошную завесу, так что при каждом вдохе в рот набиралось немало воды. Одной рукой прикрывая рот, Бутера другой рукой вцепился в поручень, чтобы как-то удержаться на мостике.

Внезапно он увидел, как огромный корпус «Титаника» прорвался через непроницаемую завесу темноты, грохота и дождя и вынырнул из этого всемирного потопа в каких-нибудь ста футах от правого борта «Уоллеса».

В этой ситуации ничего иного не оставалось делать, как, застыв, с ужасом наблюдать за неотвратимым, медленным сокращением расстояния между бортами двух кораблей.

— Не-ет! — заорал Бутера, стараясь перекричать грохот шторма. — Грязное корыто, куда прешь!!! Тут мой корабль. Отворачивай, отворачива-а-а-ай!!!

Но было слишком поздно. «Титаник» начал грозно разворачиваться, и при одном только взгляде на эту многометровую гору металла было понятно, что столкновения с кормой «Уоллесу» теперь неизбежать.

И все-таки невозможное произошло. В тот самый момент, когда подошедший буквально вплотную «Титаник» был уже готов своим массивным носом ударить в корму буксировщика, налетевшая встречная волна вздыбила лайнер — и этих нескольких секунд оказалось достаточно, чтобы более юркий «Уоллес» сумел-таки увернуться и избежать неминуемого столкновения. Когда же волна прошла и «Титаник» тяжело опустился, то опустился уже по другую сторону «Уоллеса», так что между кораблями оказался зазор в три фута, который начал увеличиваться. Вызванная опустившимся лайнером волна играючи смыла с буксировщика обе спасательные шлюпки и большой вентилятор.

Та же самая волна оторвала руки Бутеры от поручня, подняла сделавшееся беспомощным тело и шарахнула его о стену кабины управления. Волна соскочила с палубы и ушла восвояси, оставив капитана лежать на металлической решетке: Бутера был оглушен, он задыхался и отплевывался. Первым его ощущением было приятное чувство, которое было порождено мелкой вибрацией палубы: раз есть вибрация, значит, работает движок, а уж коли двигатель работает, корабль идет, и это уже кое-что. Бутера не без труда встал на ноги, покрепче ухватился за поручень мостика, и его вырвало.

Сплюнув, капитан направился в рулевую рубку. Он все еще не мог поверить в то, что «Уоллес» избежал верной гибели. Недоумевающе следил он за тем, как от левого борта буксировщика все дальше и дальше уходила черная громада «Титаника» — пока вновь не растворилась в сумраке и дожде.

Глава 60

— Это надо же, в эпицентре урагана, посреди океана — выловить женщину! — говорил Сэндекер. — Как это тебе удается?

— Молитвой Питта. Заклинание такое, — ответил Дирк Питт, не прекращая бинтовать слой за слоем голову Даны Сигрем. — Так у меня всю жизнь. Женщины особенно льнут ко мне, когда дел выше крыши и ни о какой взаимности с моей стороны даже и речи быть не может.

Дана слабо застонала.

— Ну вот, скоро она очнется, — сказал Ганн. Он стоял на коленях возле кровати, которую со всех сторон подперли гимнастическим оборудованием, чтобы при качке она сохраняла устойчивость.

Питт укрыл Дану теплым одеялом.

— Бедняжке здорово досталось. Не будь у нее столько волос на голове, не миновать бы сотрясения мозга.

— Как это она оказалась на машине Стерджиса? — поинтересовался Вудсон. — Я был уверен, что она преспокойно кокетничает себе с газетчиками на «Альгамбре».

— Так она и была на «Альгамбре», — сказал Сэндекер. — Ко мне обратились несколько телевизионщиков с просьбой разрешить им заснять с борта «Каприкорна» момент входа «Титаника» в нью-йоркскую гавань. Я такое разрешение дал, оговорив, что их в обязательном порядке должна сопровождать Дана Сигрем.

— Все так и было, — откликнулся Стерджис. — Я перебросил всю эту команду с «Альгамбры» на «Капри-корн». Когда приземлился на «Каприкорне», то собственными глазами видел миссис Сигрем, вылезавшую из вертолета. А вот как она умудрилась снова оказаться в моем вертолете, этого я решительно не понимаю. Я ведь должен был бы заметить, а ничего не заметил…

— Странно, — откликнулся как эхо Вудсон. — А разве ты не проверяешь грузовой отсек перед каждым полетом?

— Слушай, все-таки тут тебе не коммерческая авиалиния, — возмущенно парировал Стерджис. Вид при этом у пилота был столь воинственный, как будто он собирался дать Вудсону в рожу. Стерджис встретился на мгновение глазами с Питтом, весь пыл вертолетчика мигом куда-то исчез и медленно, раздельно, твердым голосом Стерджис сказал: — Я не вылезал из-за штурвала больше двадцати часов кряду. Устал, как собака. Конечно же, мне и в голову не пришло, что перед очередным полетом нужно идти и проверять грузовой отсек, тем более, что я туда ничего не клал. Да и вообще, кто мог бы подумать, что Дана Сигрем ни с того, ни с сего может зайцем пробраться на борт?!

Ганн недоуменно повел головой:

— И какого черта… Не понимаю, зачем ей все это понадобилось?

— Я тоже не знаю, — сказал Стерджис. — Мне-то откуда знать?! А что касается других загадок? Кто бы рассказал мне, для чего этой дамочке понадобилось Швырнуть молоток в круг подъемного винта, спрятаться под брезентовый чехол, чуть не до смерти шарахнуться обо что-то головой?.. Я не уверяю, что все эти действия были совершены в такой именно последовательности. Я лишь перечисляю то, что вызывает у меня вопросы…

— А почему бы, слушай, почему бы тебе не спросить прямиком это все у нее? — Пит кивнул в сторону койки, на которой медленно приходила в себя Дана.

Она открыла глаза и уставилась на мужчин, сгрудившихся вокруг. Взгляд ее был недоуменный: Дана пыталась, и все-таки ничего не могла сообразить.

— Извините… мой заведомо дурацкий вопрос, — сказала она слабым голосом, — но мне хотелось бы выяснить, где именно я нахожусь?

— Девочка моя дорогая, — сказал адмирал Сэндекер, — ты в безопасности, ты на борту «Титаника».

Адмирал опустился на колени около кровати. Дана мутными глазами посмотрела на него, наконец что-то из сказанного поняла, и лицо ее выразило недоумение.

— В самом деле?

— Именно так, уверяю, — сказал Сэндекер. — Питт, там где-то у нас было немного скотча. Принеси, если не трудно…

Питт поспешил выполнить просьбу адмирала. Взяв из рук Сэндекера стакан, Дана сделала глоток «Катти Сарк», поперхнулась и закашлялась. Потянувшись было, чтобы по привычке прикрыть ладонью рот, Дана поморщилась и приложила руку к голове, поверх свежей повязки, пытаясь хоть как-то ослабить внезапно вспыхнувшую боль.

— Тихонько, тихонько… — по виду Сэндекера можно было сделать вывод, что он понятия не имеет, как следует обращаться с женщиной в подобном состоянии. — Голову положи на подушку и отдохни. Тебе тут досталось…

Дана ощупала повязку на голове, затем схватила Сэндекера за руку, сбив этим движением недопитый стакан виски на пол.

При виде разлитого виски Питт брезгливо поджал губы: женщины не понимают ценности хорошей выпивки…

— Ничего, ничего, я в полном порядке, — Дана с усилием уселась на постели и обвела взглядом собравшихся вокруг нее мужчин. — Значит, я на «Титанике», да? На «Титанике», вы говорите?

— Да, на «Титанике», — жестко сказал Дирк Питт. — И нам бы хотелось узнать, каким это образом вы тут оказались?

Она в свою очередь вопросительно посмотрела на Питта, несколько смутилась при виде жесткого выражения его лица и сказала:

— Сама не знаю. Честное слово, даже понятия не имею… Помню, как сошла с вертолета на «Каприкорне», а что было потом — хоть убейте, не представляю…

— Мы нашли вас в багажном отделении вертолета… — подсказал ей Питт.

— Вертолета?.. Я потеряла свою косметичку… наверное, когда мы перебирались с «Альгамбры» на «Каприкорн»… — Дана выдавила слабую улыбку. — Ну да, правильно! Помню, что вдруг сообразила: нет косметички. И вернулась к вертолету, чтобы посмотреть, не обронила ли там случайно. Так и оказалось. Она была зажата между двумя соседними креслами, такими, знаете, складывающимися… Я тогда попыталась высвободить косметичку… А потом что-то со мной произошло, я вдруг потеряла сознание. И упала, судя по всему. А когда падала, шарахнулась головой обо что-то.

— Потеряла сознание? А вы уверены, что потеряли сознание… — Питт оборвал себя, посчитав свой вопрос ненужным, и вместо этого спросил Дану: — Скажите, а прежде, чем потерять сознание, что вы видели в самую последнюю секунду, не смогли бы вы сейчас припомнить?

Дана сделала такое лицо, как если бы всматривалась в некую даль времен. На фоне бледной кожи лица глаза ее казались темно-кофейного цвета и очень большими, вдобавок.

Сэндекер тактично похлопал ее по руке.

— Чуть побыстрее вспоминайте, пожалуйста. У всех очень мало времени, тогда как у вас очень уж большие паузы.

— Ботинки, — сказала Дана. — Последнее, что я видела, были ботинки… да, теперь я вспомнила. Точнее даже — сапоги.

— Еще раз?! — потребовал Питт.

— Сапоги. Пара сапог, — сказала Дана и улыбнулась, довольная, что смогла вспомнить что-то конкретное. — Абсолютно точно помню, это были остроносые сапоги, такие, как у ковбоев в кино. Не только в кино, разумеется…

— Ковбойские сапоги? — спросил Ганн, по лицу которого было видно, что он решительно ничего не понимает.

Дана утвердительно кивнула головой.

— Да, я как раз пыталась вытащить косметичку, смотрела вниз. Дергаю косметичку, и тут… Я даже не знаю… Вдруг откуда-то эти самые сапоги. Такое впечатление, что они там и прежде были, просто я не сразу обратила внимание… — Дана замолчала.

— А какого цвета они были, — потребовал Питт.

— Желтоватого. Точнее, светло-желтого.

— А лица вы не заметили? Лица того человека, который носил эти самые ковбойские сапоги?

Она собиралась отрицательно покачать головой, однако при первом же движении сморщилась от боли.

— Нет. Все вокруг сразу сделалось черным… Только это и помню… — Голос ее сорвался, выдавая общую слабость.

Питт уже пришел к выводу, что далее задавать вопросы миссис Сигрем бессмысленно. Большего от нее едва ли удастся добиться. Он посмотрел на Дану, а, встретившись с ней взглядом, улыбнулся ей. Она в свою очередь улыбнулась Питту, однако то была неуверенная улыбка женщины, которая хочет заручиться сторонней поддержкой.

— С вашего позволения, мужчины займутся своими делами, миссис Сигрем. А вы пока отдохните, придите немного в себя… — сказал Питт. — Если вам что-нибудь понадобится, только дайте знать. Тут поблизости всегда кто-нибудь будет.

Сэндекер пошел вслед за Питтом к двери, ведущей на центральный трап.

— Ну, что скажешь? — поинтересовался Сэндекер. — Если все это правда, тогда какой смысл кому-то калечить миссис Сигрем?

— А какой, в таком случае, был смысл убивать Генри Манка?

— Думаешь, кто-то из советских агентов…

— Скорее всего. Думаю, что Дане не повезло. Оказалась не вовремя, да еще плюс ко всему не там, где следовало. Вот и получила.

— Только вот раненой бабы на нашу шею не хватало, — Сэндекер тяжело вздохнул. — Можем считать, что теперь — полный комплект. Как, позволь узнать, я буду теперь объяснять Джену Сигрему, почему его супруга вдруг оказалась на «Титанике»? А ведь я уже и радиограмму передал.

— Прошу прощения, сэр, но учитывая обстоятельства дела, я взял на себя смелость и приказал Ганну не передавать ваше послание Сигрему. Я бы не хотел в последнюю минуту усложнять и без того не простую ситуацию. Ведь известно, что там, где появляется женщина, мужчины склонны совершать непростительные ошибки. Когда речь идет о том, чтобы пожертвовать жизнями дюжины мужчин, мы не задумываемся, но как только вместо дюжины мужчин оказывается одна-единственная женщина, мы готовы сто раз подумать, прежде чем принимаем какое-либо решение. Когда женщине грозит опасность, мужчина совершенно меняется, как правило. А до тех самых пор, пока сам Сигрем, а также адмирал Кемпер, Президент да и все прочие в Вашингтоне не узнали, что Дана тут сейчас, у нас, они и нам не будут нервы трепать. Так что, хоть двенадцать часов наши.

— В общем, я чувствую, что на этом судне мое слово уже ничего для некоторых не значит, так ведь, насколько я понимаю, получается? — ядовито уточнил адмирал Сэндекер. — Может, вы еще что-нибудь не сочли нужным доложить, Питт? Скажем, у меня возникло такое ощущение, будто некий владелец желтых ковбойских сапог вам известен. Или нет?

— Тут и гадать нечего. Это Бен Драммер.

— Ни разу не видел у него сапог. Ты-то, собственно, откуда взял?

— Обыскивал его каюту на «Каприкорне», и нашел их под койкой. Точно такие, как Дана сказала.

— А… Так, стало быть, ко всем прочим твоим достоинствам ты, оказывается, еще и по каютам шаришь?! — сказал Сэндекер.

— Не у одного только Драммера, если уж на то пошло. Мы с Джиордино за последний месяц осматривали личные вещи всех без исключения членов команды.

— Нашли что-нибудь?

— Ничего особенного.

— Кто, по-твоему, ударил Дану?

— Не знаю. Только не Драммер. В этом я совершенно уверен. У него надежное алиби и десяток свидетелей, включая вас и меня. И все могут утверждать с полным на то основанием, что Драммер со вчерашнего дня находится на «Титанике». Так что физически он бы не смог нанести повреждение Дане, которая была совершенно на Другом судне, за пятьдесят миль отсюда.

В этот самый момент к ним приблизился Вудсон и осторожно ухватил Питта повыше локтя.

— Прошу прощения, начальник, что прервал ваш разговор. Только что поступило срочное сообщение с борта «Жюно». Боюсь, плохие известия.

— Выкладывай, — сказал Сэндекер устало. — И без того все у нас до такой степени паршиво, что хуже уже быть не может. Так что, выкладывай смелее.

— Боюсь, сэр, вы не совсем правы, — позволил себе не согласиться Вудсон. — Сообщение это передал капитан ракетного крейсера. Вот что здесь сказано… Принял сигнал бедствия от грузового судна «Лагуна Стар». Его координаты ноль пять градусов, сто десять миль к северу от вас. Должен отвечать. Повторяю, должен ему отвечать. Принял решение идти на выручку. Извините, что приходится оставить вас. Удачи, «Титаник», Вот такая вот информация.

— Удачи, «Титаник», — словно эхо, повторил Сэндекер. Голос его сделался безжизненным и деревянным. — В общем, настало время нам вывесить на мачте флажки: «Добро пожаловать, ворье и пираты всех мастей. Мы с нетерпением ожидаем вас».

«Ну, вот и начинается…» — подумал Питт. Вслух однако ничего не сказал. Единственное, что он почувствовал в этот момент, так это непреодолимую потребность отправиться в ванную.

Глава 61

Воздух в кабинете Джозефа Кемпера в Пентагоне представлял чудовищную смесь табачного дыма и запахов недоеденной пищи. Эмоциональное напряжение достигло такого накала, что удивительным казалось отсутствие искровых разрядов.

Кемпер вместе с Дженом Сигремом, чуть не животами улегшись на адмиральский стол, негромко беседовали. Мел Доннер сидел на диване рядом с директором ЦРУ Уорреном Николсоном: тот и другой положили ноги на соседний журнальный столик и преспокойно дремали. Но едва в кабинете прозвучал долгий сигнал красного телефона, нарушивший относительную тишину, как Доннер и Николсон дружно открыли глаза и спустили w столика ноги. Кемпер послушал, неопределенно хмыкнул в трубку и положил ее на место.

— Звонили с поста дежурного. Президент поднимается сюда на лифте.

Доннер и Николсон посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, встали с дивана. И едва только они успели смахнуть крошки и мусор с журнального столика, подтянуть узлы галстуков и оправить пиджаки, как дверь распахнулась и Президент в сопровождении Маршалла Коллинза, своего советника по делам Советского Союза и стран Восточной Европы, вошел в кабинет.

Выйдя из-за своего стола, Кемпер обменялся с Президентом рукопожатием.

— Здравствуйте, господин Президент. Прошу вас, располагайтесь, где вам будет удобнее. Может быть, хотите чего-нибудь?

Президент посмотрел на свои часы и ухмыльнулся.

— Еще остается часа три до закрытия баров. Я бы предложил всем по глотку «Кровавой Мэри».

Кемпер понятливо улыбнулся и сделал едва заметный жест помощнику.

— Капитан Кейт, — поинтересовался Кемпер, — на вашу долю?..

Кейт утвердительно кивнул.

— Порцию «Кровавой Мэри» я, пожалуй, выпил бы.

— Надеюсь, я не помешаю вашей работе, джентльмены, — тактично спросил Президент. — Решил, что будет лучше приехать сюда, к вам. Если, еще раз говорю, я не помешаю.

— Ни в коем случае, сэр, — за всех ответил Николсон. — Мы всегда очень рады видеть вас.

— Какие на данную минуту новости?

Адмирал Кемпер, не торопясь, и вместе с тем быстро и толково обрисовал Президенту ситуацию на данный момент: объяснил специфику урагана Аманда, показал на большой карте региона точное расположение кораблей, объяснил вкратце, как именно производится буксировка «Титаника».

— Скажите, а была ли в действительности необходимость для «Жюно» менять свое местоположение? — поинтересовался Президент.

— Видите ли, на морях считается, что просьба о помощи — это просьба о помощи, — с достоинством ответил Кемпер. — На такой сигнал принято незамедлительно откликаться, каковы бы ни были привходящие обстоятельства.

— И потом, нам приходится всякий раз подыгрывать противникам, хотя бы лишь отчасти, — сказал Николсон. — Иначе игра оказывается невозможной.

— Скажите, адмирал Кемпер, каково ваше мнение, сумеет ли «Титаник» выдержать этот ураган?

— До тех пор, пока буксировщики тянут его и пока не лопнул трос, без сомнения. И ураган выдержит, и в Нью-Йорк благополучно доберется, я ни секунды в том не сомневаюсь, господин Президент.

— А что, если «Титаник» начнет разворачиваться против волн и буксировщикам не удастся вывернуть его? Тогда что?

На этот вопрос Президента Кемпер ответил неопределенным пожатием плеч. В глаза Президенту при этом он старался не смотреть.

— На все воля Божья, — в конце концов негромко ответил адмирал.

— И ничего в этом случае нельзя будет сделать, вы хотите сказать?

— Боюсь, что так, сэр. Если какой-нибудь корабль попадает в лапы урагана, то практически ничего с этим не поделаешь. Тут можно полагаться лишь на удачу. Так испокон века было, так это и сейчас.

— Так, стало быть…

Раздался отчетливый стук в дверь, после чего в кабинет вошел офицер, положил на стол Кемперу два листа с каким-то текстом и спокойно, без излишней суеты удалился.

Кемпер быстро прочитал оба сообщения, и лицо его сделалось еще более жестким.

— Это передали с «Каприкорна», — пояснил он. — Сообщаю, господин Сигрем, что ваша супруга пропала без вести. Они организовали поисковую партию, ребята облазали все закутки, и нигде ее не обнаружили. Существует предположение, что миссис Сигрем могла оказаться за бортом. Примите мои самые искренние соболезнования…

При этих словах Сигрем впился пальцами в руку Коллинза. Глаза Сигрема расширились от ужаса.

— Бог мой… — на вдохе сказал Сигрем, и возглас этот был похож на всхлип. — Да как же… Боже… Как же я буду… Дана!..

Доннер поспешил на помощь коллеге.

— Ну… ну, Джен! — он ловко положил Сигрема на диван, приподнял тому голову, тогда как Коллинз уже подкладывал ему подушку.

Кемпер жестом просил внимания. Обращаясь к Президенту, он сказал:

— Тут у меня еще одна информация, сэр. С борта «Самуэла Р. Уоллеса», одного из буксировщиков, который тащит «Титаник». С буксировщика передают… Я лучше почитаю вам: «Трос лопнул. „Титаник“ дрейфует в эпицентре урагана».

Трос болтался с кормы «Уоллеса», как дохлая змея. Оборванный конец волочился в четверти мили позади буксировщика.

Капитан Бутера уставился на электролебедку не в силах поверить собственным глазам.

— Но каким образом, — заорал он вдруг в ухо Энсину Келли. — Каким образом трос мог порваться, если он был рассчитан на значительно большие нагрузки.

— Сам не понимаю, — проорал в ответ, стараясь, перекрыть грохот шторма, Келли. — Я обратил внимание, что в тот именно момент, когда порвался буксировочный трос, не было ни рывка, ни какой-нибудь особенной нагрузки… Трос просто так вот — раз…

— Подтаскивай конец, будем смотреть. Тут явно что-то не то.

Младший лейтенант Келли кивнул и тотчас же отдал распоряжение. Фиксатор был снят, и большое колесо начало вращаться, наматывая на барабан мокрый трос. Вокруг барабана стоял буквально столб водяных брызг, и каждый, оказавшийся хоть ненадолго на корме, был вынужден принимать этот душ. Болтавшийся за кормой, подобно гигантскому хвосту, трос затруднял движение буксировщика, выполняя роль якоря. И потому всякий раз, когда на корму «Уоллеса» набегала очередная волна, корабль вместо того, чтобы взмыть на гребне, почти Целиком оказывался на считанные секунды под водой. От ударов волн буксировщик крупно сотрясался всем корпусом.

Наконец весь трос был накручен на барабан, и появилась возможность взглянуть на место разрыва. Бутера и Келли, согнувшись, рассматривали протершиеся до разрыва волокна. Бутера первым поднял голову. На лице его было выражение совершеннейшего изумления. Он коснулся волокон, которые были явно перерезаны горелкой, и затем посмотрел на младшего лейтенанта.

Келли оказался догадливее на сей раз.

— Боже… — произнес он. — Взяли и перерезали трос ацетиленовой горелкой…

В тот момент, когда привязанный к носовой части «Титаника» буксировочный трос плюхнулся в океан, Дирк Питт находился в грузовом отсеке вертолета. Стоя на карачках, он осматривал самым тщательнейшим образом все углы.

Снаружи с дьявольской силой завывал ветер. Пит не знал и знать в тот момент этого не мог, но как только исчезла тянущая «Титаник» сила обоих буксировщиков, лайнер тотчас начал разворачиваться, стремясь встать носом по ветру. Ураган с ожесточением принялся нахлестывать в корабельный борт. Корабль затанцевал на волнах.

За считанные минуты Питт нашел косметичку Даны Сигрем. Она была сжата соседними складными креслами в полушаге от перегородки, сразу за которой находилась кабина пилота. Он вполне понял, почему именно Дана не сумела сразу же вызволить свою косметичку, сделанную из синей нейлоновой материи: не многие женщины знакомы с элементарной механикой, не была с ней знакома, судя по всему, и Дана Сигрем. Ей, должно быть, и в голову не пришло начать с того, чтобы спокойно раскрыть кресло. Вместо этого Дана, видимо, принялась тянуть сумочку рывками на себя. Дирк Питт разложил кресло и без малейшего труда вызволил косметичку.

Он ее даже и открывать не стал: что там могло заинтересовать его? А вот что на самом деле показалось ему любопытным, так это небольшая ниша в перегородке, предназначенная для хранения плота, способного выдержать двадцать пассажиров. Ниша была на месте, и желтый чехол, прикрывавший плот, также был на месте, однако самого спасательного плота почему-то не было.

У Питта не было времени обдумывать буквальный смысл находки. В тот самый момент, когда он вытащил чехол, мощная волна ударила в борт корабля. «Титаник» начал разворачиваться на месте, и это движение было ужасным: казалось, корабль так и будет вращаться, не останавливаясь. Питт отчаянно ухватился рукой за ближайшее кресло, чтобы сохранить равновесие. Однако рука соскользнула, и он со всего размаха рухнул на пол багажного отделения, при этом сильно ударившись головой о приоткрытую дверцу.

Рана была серьезная, дюйма в четыре длиной. Благодаря ей следующие несколько часов были напрочь вычеркнуты из сознательной жизни Питта. Лишь несколько раз он мог различить штормовой грохот, но каждый раз терял сознание. Было такое чувство, что в голове у него — клубок спутанной шерсти. Океан, буря, мечущийся на волнах корабль — все это казалось Питту далеким, неопасным и не имеющим лично к нему абсолютно никакого отношения.

Он не знал и знать, разумеется, не мог, что в один прекрасный момент вертолет освободился от трехнайтовых своих креплений, заскользил по импровизированной взлетной площадке и рухнул на шлюпковую палубу, свернув в падении себе хвостовую часть и растеряв почти все лопасти винта. Но злоключения на этом не закончились, вертолет продолжил свое движение вниз по накренившейся палубе, с налета разворотил поручни и упал в бушующие волны.

Глава 62

Как только шторм чуть поутих, русские воспользовались кратковременной паузой и забрались на «Титаник». Находившиеся в машинном отделении и в котельной Спенсер и его парни не смогли решительно ничего сделать, чтобы хоть как-то противодействовать вторжению. Видя совершеннейшую неподготовленность американцев к такого рода повороту событий, Превлов лишний раз подумал, что большой грех жить только по распорядку, работать только по плану.

Небольшое сражение на верхней палубе — хотя для происшедшего больше подошло бы слово «резня» — закончилось в считанные минуты, по сути так и не начавшись.

Прежде чем американцы смогли хоть что-то сообразить, в гимнастический зал ворвались пятеро русских морских десантников в униформах и закрывающих лицо специальных масках, направили на всех членов спасательной команды автоматы. Произошло это столь быстро, что никто толком и рта раскрыть не успел.

Первым опомнился Вудсон. Он оторвался от приборов, глаза его расширились, на лице, обычно бесстрастном, отразился гнев.

— Сукин сын! — крикнул он и бросился под ноги ближайшему десантнику.

Еще секунду назад у русского десантника были руки заняты «Калашниковым», и вот неожиданно в правой руке непостижимо как вдруг появился нож, сразу же оказавшийся всаженным по рукоять в грудь Вудсона. Сердечная мышца корабельного фотографа оказалась разрубленной пополам. Из последних сил, скорее по инерции Вудсон схватил было врага, но тотчас же оплыл и грохнулся на пол. Еще долю секунды в его глазах можно было прочитать потрясение, непонимание, злость, но вскоре все это оказалось подернутым тусклой, непроницаемой пеленой смерти.

Дана, сидя на постели, кричала в полный голос. Начав кричать, она не могла остановиться. Ее истошный вой был той самой соломинкой, которая перетянула чашу весов, растерявшиеся и едва не сникшие окончательно, аварийщики начали действовать. Драммер хорошенько — правым хуком в челюсть — угостил убийцу Вудсона, однако и сам тут же получил мощный удар в лицо дулом автомата. Стерджис в красивом выпаде ринулся на одного из русских, однако в тот момент, когда кулак пилота достиг цели, сам Стерджис получил мощный удар рукояткой пистолета в висок; на мгновение два тела сплелись в смертельной, как казалось, схватке, однако чуть погодя русский десантник рывком вскочил на ноги, тогда как вертолетчик остался лежать на палубе, уткнувшись лицом в металлическую поверхность.

Джиордино попытался размозжить череп одного из нападавших массивным гаечным ключом, но тут прогремел выстрел, и рука Джиордино зависла в воздухе, а гаечный ключ с грохотом упал на палубу. Было такое ощущение, что прозвучавший выстрел загипнотизировал всех разом. Сэндекер, Ганн, шеф Баском и все остальные как по команде застыли, сообразив, что защитить без оружия «Титаник» от вооруженных молодчиков — задача непосильная.

В этот самый момент в помещение вошел сероглазый уверенный в себе мужчина. Оглядев гимнастический зал, он за три секунды оценил ситуацию и сориентировался. Андрей Превлов молча глядел на все еще продолжавшую истерично орать Дану Сигрем, затем произнес на хорошем английском:

— С вашего разрешения, моя дорогая, хочу вам напомнить, что в моменты истерического крика у женщин чрезвычайно напрягаются голосовые связки, что впоследствии может иметь свое продолжение. Подумайте, пожалуйста, о своем горле.

В глазах Даны Сигрем был один только неразбавленный дикий ужас. Однако обращенная к ней фраза возымела свое действие: она замолчала, закрыла рот, округлившимися от страха глазами уставилась на медленно вытекавшую из-под Омара Вудсона лужу густой крови.

— Ну вот, так, пожалуй, будет куда лучше, — сказал Превлов. Он проследил за направлением взгляда Даны Сигрем, на мгновение посмотрел в сторону Вудсона, затем перевел взгляд на Драммера, который сидел на полу и отчаянно выплевывал обломки искрошенных зубов. Посмотрел Превлов также и на Джиордино, ответившего злобным взглядом; здоровой рукой Джиордино придерживал простреленную, из которой быстро капала кровь.

— Сопротивление ваше было по меньшей мере глупым, чтобы не сказать хуже, — произнес Превлов, обращаясь сразу ко всем спасателям в зале. — Один из ваших убит, трое получили ранения, и все это — за здорово живешь…

— Кто вы такие? — громовым голосом потребовал ответа Сэндекер. — По какому праву вы забрались на этот корабль и убиваете моих людей?!

— Понимаю ваш гнев, очень хорошо понимаю и очень сожалею по поводу того, что приходится встречаться со столь достопочтенными джентльменами в такой мало привлекательной для начальной встречи обстановке, — извиняющимся тоном сказал Превлов. — Насколько я могу судить, вы адмирал Джеймс Сэндекер, не так ли?

— На этом корабле вопросы задаю я! — обрезал его Сэндекер.

— Понимаю. Однако моя фамилия вам решительно ничего не скажет, — ответил Превлов. — А что касается ответа на ваш вопрос, так он очевиден. По какому праву, говорите? А вот по такому и праву, что именем Союза

Советских Социалистических Республик я принимаю на себя командование на этом судне.

— Мое правительство никогда не потерпит столь наглую выходку!

— Вот тут вы не правы. Вашему правительству как раз придется смириться.

— Вы переоцениваете себя и недооцениваете нас. Превлов грустно покачал головой.

— Дело не персонально во мне, адмирал. Я отлично представляю, на что способны американцы. И как раз поэтому говорю вам со всей ответственностью, что Америка никогда не развяжет войну из-за того, что мы на вполне законных основаниях оказались на борту этого судна.

— На законных основаниях?! — как эхо откликнулся адмирал Сэндекер. — Согласно нормам морского права и Гражданским нормам в части спасательных операций считается, что если экипаж какого-либо судна это самое судно покинул без намерения вернуться и при этом не предпринял ничего для последующего спасения корабля, то судно признается ничейным. Ну а поскольку на «Титанике» в настоящее время имеется команда, то ваши действия подпадают под определение неспровоцированной агрессии или пиратства.

— Давайте не будем обострять ситуацию и воздержимся от популярных лекций по морскому праву, — сказал Превлов, вытянув перед собой руку. — Может, вы и правы, но правы лишь на данный конкретный момент.

Намерение русских было вполне очевидным.

— Вы не посмеете сделать так, чтобы «Титаник» лег в дрейф.

— Не волнуйтесь так, адмирал. Не забывайте, что «Титаник» быстро набирает воду в трюм. Мне сейчас срочно нужен ваш инженер по спасательному оборудованию, кажется, его зовут Спенсер. Так вот, мне нужен он и его коллеги. До окончания шторма я хочу, чтобы помпы работали нормально. Как только ураган утихнет, вам и вашим коллегам будет предоставлен спасательный плот. И как только вы покинете борт корабля, у нас появится вполне законное право принять участие в спасении «Титаника».

— Бросьте. Уж я-то знаю, что вы ни за что не оставите в живых ни одного свидетеля, — сказал Сэндекер. — Ваше правительство не допустит, чтобы после этого пиратского акта остались какие-либо непосредственные свидетели. И вы знаете это не хуже, чем это знаю я. Так что не пытайтесь лицедействовать.

Слова Сэндекера не произвели решительно никакого впечатления на Превлова, не поколебав его нагло-спокойной уверенности в себе.

Превлов отвернулся от Сэндекера, как от пустого места. Он по-русски сказал что-то одному из своих десантников, который ответил согласным кивком крупной, коротко остриженной головы, затем склонился над рацией и ударом рукоятки пистолета превратил ее в груду металла, из которого теперь торчали обрывки проводов.

— Вам это все больше не понадобится, — сказал Превлов, оглядывая гимнастический зал, переоборудованный в командный пункт. Я уже приказал оборудовать штаб в салоне на четвертой палубе. Если вы и ваши парни будете столь любезны последовать за мной, я позабочусь о том, чтобы до окончания этого жуткого шторма вам было бы уютно на «Титанике» и чтобы вы ни в чем не испытывали нужды.

— Если позволите, я хотел бы задать только один вопрос, — Сэндекер не тронулся, однако, со своего места. — Один вопрос, я думаю, не обременит вас.

— Ради Бога, адмирал, задавайте ваш вопрос.

— Где Дирк Питт?

— Мне очень жаль, адмирал, однако я вынужден сказать, — Превлов чуть улыбнулся, — что уважаемый господин Питт находился внутри вашего вертолета в тот самый момент, когда машину смыло в океан. Надеюсь, что смерть его была легкой.

Глава 63

Адмирал Кемпер, сидевший напротив Президента, привычным движением насыпал в свою чашку с кофе третью, а затем и четвертую ложку сахара.

— Авианосец «Бичерз Айленд» приближается к тому району. Как только рассветет, самолеты авианосца немедленно начнут поиск. — Кемпер натянуто улыбнулся. — Так что, господин Президент, не волнуйтесь, пожалуйста, к полудню «Титаник» будет уже взят на буксир. Если хотите, я даю вам слово, что так оно и произойдет.

Президент взглянул в глаза собеседнику.

— Огромный беспомощный корабль. И надо же такому случиться, что угодил в эпицентр сильнейшего за последние полвека урагана. Лежал семьдесят с лишним лет на дне, проржавел насквозь, и вот, когда его вытащили на поверхность… Советское правительство готово пожертвовать чем угодно, чтобы заполучить «Титаник»… И после всего этого вы мне говорите, не волнуйтесь. Одно из двух, адмирал, либо вы чрезмерно самоуверенны, либо же вы неисправимый оптимист.

— Ураган Аманда… — вздохнул адмирал. — Мы рассматривали при разработке этой операции самые различные варианты, однако даже в самом страшном сне нам не привиделось бы, что в мае может разыграться столь чудовищный шторм. Он так неожиданно для нас и так стремительно набрал силу, что мы даже не сумели как следует сориентироваться и внести в работу соответствующие коррективы.

— А что, если в эту самую минуту, когда мы с вами тут сидим и мирно беседуем, русские решили воспользоваться ситуацией и уже залезли на «Титаник»?

Кемпер отрицательно покачал головой, давая понять, что такого рода вариант представляется ему невозможным.

— Высадиться на «Титаник», когда скорость ветра сто одна миля в час?! Когда волны достигают семидесяти футов в высоту?! У меня имеется некоторый опыт морской службы, и этот опыт позволяет мне отбросить такого рода вариант как совершенно невыполнимый.

— Еще неделю назад если бы кто рискнул предположить, что придет ураган вроде Аманды, ему бы, наверное, тоже сказали: немыслимо. А ураган пришел, — с этими словами Президент выжидательно посмотрел на Уоррена Николсона, который сидел на диване у дальней стены. — Есть новости?

— С «Титаника» пока что никаких, — ответил Николсон. — Как только лайнер вошел в ураганный эпицентр, с ними прервалась всякая связь.

— А что буксировщики?

— Передают, что не могут обнаружить «Титаник». И это не удивительно, учитывая погодные условия. Тем более, что радары на обоих буксировщиках вышли из строя, и все возможности ограничены элементарным визуальным наблюдением. А в том районе — нулевая видимость, так что они там немного сумеют высмотреть.

В кабинете повисла тягостная пауза, которую нарушил Джен Сигрем.

— Мне кажется, мы просто не имеем права потерять корабль сейчас. Не имеем права после всего, что сделали для его извлечения со дна, — Сигрем вскочил и нервно зашагал по кабинету. — Нам пришлось заплатить чудовищную цену… И мне, в том числе… Цену за этот самый бизаний. И теперь мы просто не можем позволить кому бы то ни было перехватить у нас бизаний. — Голос его срывался, глаза лихорадочно блестели.

Доннер и Коллинз с двух сторон обняли Сигрема и тактично усадили на место.

Кемпер негромко сказал:

— Скажите, господин Президент, а как мы поступим в случае, если произошло самое худшее?

— Тогда придется распрощаться с Сэндекером, Питтом и другими.

— А как тогда насчет «Сицилианского проекта»?

— Никакого проекта тогда уже не будет, — так же негромко ответил Президент. — Какой тогда может быть проект, о чем вы говорите, Господи…

Глава 64

Тяжелая серая пелена понемногу начала рассеиваться, и Питт сообразил, что лежит лицом вверх на чем-то мокром и жестком. В состоянии, когда сознание оказывается на границе осознанного и бессознательного, Питт пробыл несколько минут, затем попытался открыть глаза. Не оба глаза, но один Питту удалось открыть. Второй не открывался из-за запекшейся крови. Подобно человеку, который ценой огромных усилий сумел выбраться из глубокого тоннеля на свет Божий, Питт в первую секунду огляделся, насколько это было возможно, не поворачивая головы и переводя единственный на тот момент глаз медленным круговым движением слева направо. Он был внутри вертолета. Ноги оказались задраны высоко вверх, тогда как спина упиралась в заднюю стенку грузового отсека, вокруг его тела плескалась вода в несколько дюймов глубиной. У него было ощущение, будто в его голове мельтешили маленькие человечки и кололи ее изнутри своими маленькими шпагами и вилами. Зачерпнув горстью немного воды, Питт сполоснул лицо, не обращая внимания на сильный соленый вкус. Размочив запекшуюся кровь, он сумел раскрыть второй глаз. Пит уселся на переборку, и уставился в пол грузового отсека. Он чувствовал себя так, словно его, сонного, тихонько перенесли в увеселительный парк и осторожно поместили в кабину «веселой комнаты», аттракциона с вращающимися стенами и потолком.

Грузовой люк заклинило безнадежно: при падении на нижнюю палубу люк был не просто поврежден, а впечатан внутрь и теперь составлял с фюзеляжем единое целое. Понимая, что нечего и пытаться открыть его, Питт решил выбираться через пилотскую кабину, чтобы воспользоваться внутренней дверцей, ему пришлось двигаться по наклонному полу вверх, цепляясь руками за ремни, предназначенные для фиксации грузов.

На конце ремней были приделаны специальные кольца, которые сейчас очень выручали Питта. Перебирая одно кольцо за другим, он медленно пробирался в сторону кабины вертолета. Ужасно болела голова, так что приходилось ежеминутно останавливаться и давать себе передышку, ожидая, когда рыжие круги перед глазами исчезнут и зрение вновь прояснится. Добравшись наконец до двери, Питт попытался открыть ее, однако она и не подумала сдвинуться с места. Вытащив свой кольт, он несколько раз с силой ударил рукояткой в замок. Ослабевшая рука не удержала оружие, и при очередном ударе кольт выскользнул и отлетел в конец отсека. Дверь же как была, так и осталась неприступной.

Питт тяжело дышал. От слабости и напряжения он чуть не терял сознание. Обернувшись, Питт посмотрел вниз. Задняя переборка отсека казалась очень далекой. Поудобнее ухватившись руками за два ремня, Питт чуть подтянулся, напрягся и обеими ногами изо всех сил ударил в неподатливую дверцу. Зная, что на второй такой удар его уже не хватит, он вложил в этот всю энергию.

Замок поддался, дверца от сильного удара подпрыгнула вверх, образовав с перегородкой угол градусов в тридцать, однако не успев распахнуться, она под воздействием силы тяжести тут же захлопнулась снова. Однако Питту этого оказалось достаточно, чтобы успеть просунуть в образовавшуюся на мгновение щель руку и не дать двери полностью закрыться. В момент, когда дверь ударила по костяшкам, боль была настолько сильной, что на какое-то мгновение даже в голове прояснилось. Он перевел после некоторой паузы дыхание, готовясь к последнему рывку, затем чуть отжал дверь и нырнул в проем, как будто бы залезал на крышу через чердачное окошко без приставной лестницы. Какое-то время Питт отдыхал, восстанавливая дыхание и выжидая, когда сердце перестанет бешено колотиться.

Наконец у него появилась возможность заняться своей раной. Вытащив носовой платок, он туго обмотал разбитую руку и лишь затем попытался оглядеться в кабине. Ему казалось, что никаких проблем выбраться отсюда не возникнет. Дверь пилотской кабины была сорвана с петель, вставленный в дверной иллюминатор пластик оказался выбитым. Справившись с этой проблемой теоретически, Питт задумался, сколько все-таки времени он пробыл без сознания. Минут десять? Час? Несколько часов?! Поскольку на запястье место часов пустовало, а сами часы неизвестно куда делись, никакой определенности на этот счет у Питта не появилось. Да и что, в конце-то концов, с ним произошло? Он попытался проанализировать сложившуюся ситуацию.

Может, вертолет проскользил по палубе и грохнулся в океан? Что-то не похоже… Произойди что-нибудь подобное, Питт покоился бы в металлическом гробу, функции которого вынужденно пришлось бы исполнять грузовому отсеку вертолета. Тогда почему в кабине вода? Откуда она взялась? Может, вертолет не упал в воду, а застрял в одном из металлических завалов, каких немало было на палубах всех уровней? Тоже не очень похоже. Чем тогда объяснить, что вертолет застыл почти в вертикальном положении?.. Если что-то Дирк Питт и мог сказать более или менее уверенно, так лишь то, что каждая секунда, проведенная в праздных размышлениях относительно случившегося с вертолетом, неминуемо приближает самого его к ситуации, неизмеримо более опасной нежели та, в которой он пребывал до настоящего времени. Возможно даже, каждая минута приближала Питта к смерти, кто знает? Все ответы на вопросы находились снаружи, по ту сторону обшивки вертолета, и потому Питт взобрался на кресло пилота и уже оттуда через пролом в обшивочном оргстекле он выбрался наружу, в непонятную темноту. Перед ним оказалась — ни больше, ни меньше — обшивка «Титаника». Слева и справа вверх уходила стена, покрытая многолетней шершавой ржавчиной. Прямо под ногами бурлил и пенился, волновался и ревел океан.

Массивные волны устраивали настоящие водовороты, сшибались и расходились, образуя фонтаны брызг и грохот, напоминавший взрывы артиллерийских снарядов. Видимость немного улучшилась. Прояснилось и небо: не хлестал непрерывный дождь, ветер ослаб, его скорость теперь не превышала двенадцати-пятнадцати узлов. Была такая минута, когда Питт подумал, а не проспал ли он неизвестно где весь ураганный натиск. Несколько минут спустя он сообразил, почему над головой вместо привычного неба оказалось вдруг море: «Титаник» медленно двигался по спирали в воронку, и буквально через считанные минуты его должна покрыть последняя, самая мощная волна урагана.

Через один из проемов Питт сумел перебраться на внешнюю часть носовой обшивки вертолета, с которой он без особого труда перелез на «Титаник». Когда под ногами оказалась ржавая, но вполне прочная палуба лайнера, Питт испытал такое сильное эротическое возбуждение, какого ему не смогла бы доставить ни одна самая красивая женщина в мире.

Но на какой он палубе? Питт грудью навалился на поручень, посмотрел направо, налево, поднял голову и взглянул вверх. Над головой он увидел вывернутые наружу трубы и металлические листы парапета, который еще удерживал части вертолетнойобшивки. Значит, теперь Питт находился на второй палубе, которую некогда называли прогулочной. Опустив голову, Дик Питт смог наконец увидеть, почему вертолет не свалился в океан, а каким-то непостижимым образом завис меж небом и землей.

Все дело было в двух направляющих рельсах, прежде использовавшихся для того, чтобы по ним скатывать не подлежавшие кантованию грузы. Прикрепленные к прогулочной палубе, они подобно огромному двузубцу, захватили поверженный вертолет, который был похож сейчас на небольшое насекомое, пришпиленное булавками к некоей стене. Благодаря дизайну корпуса и его размерам, машина столь прочно застряла меж зубьями, что едва ли какая сила могла отделить вертолет от «Титаника».

Времени для того, чтобы порадоваться чудесному спасению, у Питта не было. Держась за поручень прогулочной палубы, он чувствовал, как ветер вдруг принялся набирать силу, что наверняка свидетельствовало о приближении арьергардной волны урагана. Питт с трудом сохранял равновесие, подошвы скользили по мокрой палубе, из чего он сделал безошибочное заключение, что крен «Титаника» увеличился еще больше: лайнер, подобно огромному раненому животному, так и норовил завалиться на правый бок.

Внезапно Питт заметил неподалеку опознавательные огни другого судна на расстоянии не более двухсот ярдов от правого борта «Титаника». Определить, что это за судно и каковы его размеры, Дирк Питт не мог, поскольку океан, небо, крепчавший ветер — все слилось в единый запутанный клубок: лайнер болтало из стороны в сторону, а над головой оказывалось то серое зловещее небо, то свинцовая вода — и тогда казалось, что «Титаник» затягивает в гигантскую океанскую воронку. Вновь начавшийся сильный дождь ударял Питту в лицо с такой силой, как будто щеки терли наждачной бумагой. Дирк Питт подумал, что, возможно, это вплотную подошел один из двух буксировщиков. Однако размеры корабля значительно превышали габариты буксировщика. Может, это «Жюно» возвратился?

И вдруг чудовищная догадка отмела все прежние предположения, и Питт неожиданно для самого себя исполнился уверенности: это были вовсе не огни американского корабля. В свете молнии обозначился четкий силуэт, — и Питт, увидев характерной формы купол, понял, что корабль был не какой иной, как русский «Михаил Курков». Ну конечно же, вот и характерная антенна радара над массивным полукружьем купола.

К тому моменту, когда Питт взобрался по наружному трапу на один уровень и вновь очутился на шлюпковой палубе, где еще совсем недавно находился вертолет и была импровизированная вертолетная площадка, он вспотел, вымок насквозь и чувствовал себя отвратительно. Подняв с палубы один из крепежных тросов, Питт посмотрел на характер разрыва нейлоновых нитей. Затем, согнувшись в три погибели, чтобы хоть как-то противостоять ветру, двинулся вперед, но тут налетела гигантская волна и на долю секунды скрыла его из виду.

Глава 65

Под разукрашенным, расписным потолком столового салона отделения первого класса уходили в перспективу и терялись во мраке боковые изрядно пострадавшие стены. В нескольких уцелевших зеркальных стеклах отражался чудовищный беспорядок, царивший в помещении. Небольшая группа понурых людей стояла в зале, окруженная русскими десантниками.

Спенсера заставили примкнуть к группе американцев. В его глазах застыл ужас непонимания. Он обернулся в сторону Сэндекера и спросил:

— Неужели Питт и Вудсон погибли?! Возможно ли это?

— Еще как возможно! — произнес Драммер, с трудом шевеля распухшими губами. — Один из этих скотов-садистов, вон он стоит, он ударил Вудсона ножом прямо в живот, сукин сын…

— Ваш друг несколько заблуждается на сей счет, — прервал их разговор сумевший услышать слова Спенсера капитан Превлов. Он неспешно оглядел группу из девяти мужчин и женщины, лица которых, со следами побоев, выражали одинаковую подавленность. Превлов испытывал "тайное удовольствие от вида этих людей, которые в безнадежных для себя условиях попытались все-таки оказать сопротивление и теперь отчаянно пытались сохранить достоинство. Всякий раз, когда сильная волна ударяла в «Титаник» и лайнер заваливался на бок, американцы старались сохранить равновесие, удержаться на ногах — и эти усилия в сознании Превлова также напрямую увязывались с желанием этих людей не уронить окончательно достоинство перед лицом противника. — Да, заблуждается ваш друг. Но мы поговорим об этом чуть позже. А вот что меня сейчас действительно беспокоит, так это то, господин Спенсер, что ваши парни возле помп явно не проявляют достаточного усердия. Вы должны понимать, господин Спенсер, что, если они не будут откачивать воду, которая поступает в корпус корабля, достаточно эффективно и если уровень скопившейся воды превысит некоторый критический уровень, тогда эта драгоценная посудина неминуемо вновь окажется на дне, вы должны это понимать не хуже меня.

— Ну и что же, пускай себе тонет, — с легким сердцем сказал Спенсер. — По крайней мере, вместе с нами на «Титанике» потонете и вы со своими коммунистами.

— Ну, едва ли такое произойдет, — задумчиво протянул капитан Превлов. — Тем более, что наш «Михаил Курков» находится в двух шагах отсюда и уж он не преминет прийти на выручку, можете в том не сомневаться. — Превлов вытащил из кармана золотой портсигар, извлек оттуда сигарету и постучал ею по крышке, как обыкновенно делают те, кто курит папиросы. — И потом, разумные люди от неразумных как раз тем и отличаются, что принимают жизнь такой, какая она есть, и ведут себя соответственно.

— Тошно смотреть, как вы наложили свои грязные лапы на «Титаник».

— Вы никого из нас не заставите делать для вас грязную работу, — сказал Сэндекер. В его голосе звучала непреклонная решимость.

— Пусть так, — сказал Превлов, интонацией давая понять, что сказанные слова ничуть его не задели. — Хотя с другой стороны, мне кажется, что вы будете нам помогать, и полагаю, очень скоро. — Обернувшись к одному из десантников, он отдал какое-то распоряжение по-русски. Десантник кивнул, неспешно прошел несколько шагов в направлении американцев, взял за руку Дану, грубо дернул ее на себя и потащил женщину к одному из переносных светильников.

Все мужчины, не сговариваясь, устремились было на помощь, но были остановлены направленными им в грудь стволами. Они беспомощно застыли на месте: в глазах спасателей явственно прочитывались ярость и презрение.

— Если вы только тронете ее, — едва сдерживаясь, яростно произнес Сэндекер, — вы заплатите за это.

— Перестаньте, адмирал, — резко ответил ему Превлов. — Вы думаете, мы будем ее сейчас насиловать у вас на глазах? Это вы фильмов голливудских насмотрелись. Только полный идиот решился бы воздействовать на вас подобным образом. Я ведь немного знаю американцев. Они делают вид, что вознесли своих женщин на пьедестал. Ни секунды не сомневаюсь, вы все с радостью кинулись бы защищать эту вашу мадам и с еще большей радостью погибли бы, защищая ее. А с кем я тогда остался бы, а? Вы об этом подумали?! Увольте. На фоне изящного убеждения всякие там глупости вроде пыток, унижения — все это примитив, и не более. Хотя… — Превлов выдержал паузу, хмыкнул. — Знаете, а вот про унижение я, пожалуй, сказал не совсем верно. Унижение подчас бывает очень действенным средством. Да, унижение иногда может творить чудеса. Во всяком случае, оно может заставить некоторых чрезмерно гордых людей исполнять свои обязанности.

Превлов обернулся в сторону Даны.

— У меня к вам небольшая просьба, миссис Сигрем небольшая но искренняя. Будьте добры, разденьтесь, пожалуйста. Полностью разденьтесь.

— Что это еще за мерзость вы придумали?! — потребовал Сэндекер.

— Отчего же — мерзость? Миссис Сигрем будет сейчас раздеваться и снимет с себя всю одежду. Ну а я время от времени буду повторять обращенную ко всем вам просьбу. Если вдруг вам станет жалко даму, вы начнете подчиняться моим командам. А если жалости не проявите, мы с вами увидим хорошенькую женщину в ее, так сказать, натуральном виде.

— Нет! — закричал Ганн, обращаясь к Дане. — Не смей этого делать, слышишь?!

— Пожалуйста, не указывать, — со вздохом сказал Превлов, давая понять, что ему тут все уже надоело. — В случае малейшего неповиновения она будет раздеваться не самостоятельно, но ее разденут мои парни. Будет только хуже, можете мне поверить. Но миссис Сигрем все равно будет раздета, как я и хотел изначально. Ну, я жду…

Медленно, едва заметно, в глазах Даны разгорался негодующий огонь, преобразивший все ее лицо. Затем, не говоря ни слова, она решительным движением сняла с себя куртку и швырнула ее на пол. Следом полетел комбинезон, а затем и нижнее белье. Через минуту в свете лампы стояла совершенно обнаженная стройная и очень соблазнительная Дана Сигрем. Последнее впечатление усиливалось присутствием одетых мужчин вокруг нее.

Сэндекер демонстративно отвернулся, и его примеру тотчас последовали остальные спасатели.

— И все-таки вам придется смотреть на нее, — сказал Превлов. — Сколь бы ни был галантен ваш жест, вам придется смотреть на миссис Сигрем. Так что, оставьте ребячество до лучших времен. И либо вы все немедленно повернете головы, либо мы вынуждены будем сделать с миссис Сигрем одну небольшую, но занятную…

— Мне кажется, эти мерзавцы зашли слишком далеко!

При звуках голоса Даны все головы обернулись в ее сторону.

Дана стояла, расставив ноги, уперев руки в бедра. Ее грудь гордо поднималась, в глазах явно читалось бесстрашие. Перед ними была красивая, сильная, презрительная женщина, достойная того, чтобы ею любовались.

— Сегодня бесплатно, парни. Смотрите на здоровье. Тем более, что некоторым из вас, я думаю, уже и ранее доводилось видеть голую женщину. Кто-то, может быть, даже и трогал голую женщину. Так что, ради Бога, смотрите и наслаждайтесь. — Дана подмигнула и звонко рассмеялась. Было очевидно, что ей удалось провести Превлова.

Капитан Превлов с брезгливым выражением уставился на Дану.

— Что ж, миссис Сигрем, впечатляет, не скрою, весьма впечатляет… Вы сами того, конечно же, не подозревая, лишний раз подтвердили упадок моральных ценностей в вашем западном обществе.

— Покажи мне коммуниста, я покажу тебе мудака, — язвительно ответила она. — Когда вы и такие, как вы, твари во всеуслышание говорите об упадке моральных ценностей в капиталистическом обществе, империалистической угрозе и прочей марксистской чепухе, над вами хохочет весь цивилизованный мир. Посмотрите на себя в зеркало. Вы сделали из себя посмешище. С тех пор, как обезьяны спустились с деревьев, ни одна страна не разыгрывала такого дьявольского фарса, как это сделали вы. Если бы у вас было хоть что-нибудь в головах, кроме вашего марксизма, вы давно бы поняли все это и сами.

Лицо капитана Превлова сначала побледнело, а затем приняло чуть заметный голубой оттенок.

— Ну хватит, — рявкнул Превлов. На грани потери контроля над собой, он из последних сил пытался сдерживаться и от этого зверел еще больше.

Дана картинно потянулась и сказала:

— Чего ты кипятишься, Иван? Привык к своим мосластым коммунисточкам?! Не можешь смириться с мыслью, что обыкновенная свободная женщина из обыкновенной свободной страны позволяет себе смеяться над твоими жалкими уловками?

— Меня выворачивает от твоей вульгарности. При всех своих недостатках наши женщины не ведут себя, как уличные потаскухи.

— Пошел ты на… — с очаровательной улыбкой пропела Дана.

Капитан Превлов не пропускал ничего. Он заметил как Джиордино и Спенсер быстро обменялись взглядами; от него не укрылись сомкнутые губы и ненавидящее лицо Драммера, сжатые кулаки низкорослого Стерджиса. Он вдруг заметил и то, что Дана Сигрем мелкими шажками все дальше уходит в сторону от своих коллег, направляясь к русским десантникам. Дана Сигрем вполне успешно исполнила свой замысел, поскольку, чем дальше заходила она за спины десантников, тем больше они выворачивали шеи, продолжая таращить на нее глаза; оружие в их руках стало опускаться, когда Превлов выкрикнул команду по-русски.

Десантники сбросили наваждение, встрепенулись, сделали серьезные лица и сжали в руках автоматы.

— Что ж, — сказал Превлов, — у вас неплохие актерские способности, уважаемая. Так что, позвольте вам выразить мое искреннее восхищение.

Выражение лица у Превлова было, как у опытною и проницательного врача, которому удалось перехитрить редкостное заболевание.

Он заметил, как опустились плечи Даны, как сделалось унылым ее еще недавно столь энергичное лицо. По спине Даны пробежала нервная дрожь. Дана нашла в себе силы выглядеть гордой и уверенной в себе женщиной.

— Не понимаю, о чем вы говорите… — сказала миссис Сигрем.

— Ну разумеется, — подыграл ей Превлов и наигранно вздохнул. Он несколько мгновений внимательно смотрел на нее, затем обернулся и отдал приказ одному из своих людей. Тот кивнул, вытащил большой армейский нож и направился к Дане Сигрем.

При виде мощной фигуры идущего к ней десантника Дана съежилась и моментально побледнела.

— Эй, что вы собираетесь делать?! — крикнула она, обращаясь не к приближающемуся десантнику, но непосредственно к Превлову.

— Я приказал ему отрезать вашу левую грудь, — ответил Превлов тоном, словно речь шла о вполне обыденном действии.

Спенсер с открытым ртом уставился на Сэндекера, взглядом умоляя адмирала вмещаться.

— О Господи… — в отчаянии воскликнул Сэндекер. — Вы не можете позволить… вы обещали никакой жестокости или грубости…

— Да, я первый готов признать, что всякая грубость выглядит отвратительно, — сказал капитан Превлов. — Но ведь вы сами вынудили меня, разве не так? Вы просто-напросто не оставили мне шансов разговаривать с вами так, как это принято среди цивилизованных людей. Так что, не взыщите…

Сэндекер стремительно двинулся на Превлова:

— Вам придется убить меня первого!

Один из десантников, не торопясь и как бы даже нехотя, перевернул свой автомат и прикладом ловко ударил адмирала в пах. Сэндекер рухнул на четвереньки, потом завалился на бок и, сжав зубы, уперевшись щекой в пол, взвыл от боли.

Дана ногтями впилась себе в бедра с такой силой, что пальцы ее побелели. Все, что могла, она уже сделала, я теперь оставалось только признать поражение. Она вдруг поймала на себе холодный взгляд подошедшего к ней десантника. Тот взял ее за плечо, развернул к себе — при этом у нее было чувство, словно на плече не живая человеческая рука, а мощный металлический зажим. В эту самую минуту на освещенную часть салона медленно вышел Дирк Питт.

Глава 66

Собравшимся в салоне Питт показался безмолвным привидением, поднявшимся из глубин морской преисподней. Он был мокрым с ног до головы: черные волосы его прилипли к разодранному до крови лбу, губы кривились в сатанинской улыбке. В свете ламп падавшие с одежды Питта капли воды сверкали, а на полу растекалась темная лужа.

Лицо Превлова застыло в напряженной маске. Он медленно вытащил из золотого портсигара сигарету, зажег ее и выпустил долгую струю табачного дыма.

— Ваше имя? Смею предположить, вы Дирк Питт, не так ли?

— Именно так записано в моем свидетельстве о рождении.

— Похоже, вы необыкновенно долговечны, господин Питт. Я полагал, что вы мертвы.

— Это лишний раз доказывает, что нельзя доверять сплетням на борту корабля.

Питт медленно снял с себя мокрую куртку и набросил ее на голые плечи Даны Сигрем.

— Ты уж извини, дорогая, — в данную минуту это лучшее, что могу сделать. — Затем он обернулся в сторону Превлова. — Будут возражения?

Превлов отрицательно покачал головой. Его несколько озадачила манера поведения Питта. Сощурившись, Превлов пытался сейчас оценить Питта, как ювелир оценивает очередной камень, прежде чем начать огранку.

Капитан Превлов сделал знак одному из десантников, который подскочил к Питту и ловко обыскал его мокрую одежду.

— Будут возражения? — в свою очередь поинтересовался Превлов.

Питт пожал плечами и даже развел на ширину локтевых суставов руки, чтобы русскому десантнику было сподручнее обыскивать. Солдат стремительно пробежал сверху вниз руками, выпрямился и, обратив лицо к Превлову, отрицательно качнул головой, удостоверяя безоружность Дирка Питта.

— Что ж, — сказал Превлов. — С вашей стороны мудро прийти сюда без оружия. Впрочем, от человека с такой, как у вас, репутацией я другого и не ожидал, скажу вам искренне. Я ведь немного знаю о вас, приходилось читать досье с материалами о ваших экспедициях. Произвело на меня, не скрою, самое приятное впечатление. Я еще, помню, тогда подумал, что хотелось бы с вами познакомиться… Не думал, что доведется увидеть вас при таких обстоятельствах, ну да человек, как известно, предполагает, не правда ли? И тем не менее, скажу откровенно, я рад нашему знакомству.

— Сожалею, что не могу ответить взаимностью, — приятным голосом ответил Питт. — Ни с вами лично, ни с подобным вам сбродом мне, признаюсь, никогда не хотелось знакомиться.

Превлов сделал несколько шагов к Питту и наотмашь, тыльной стороной ладони, ударил его по лицу.

Питт чуть подался назад, из угла рта тонкой струйкой начала капать кровь.

— Ну, ну… — тихим, нарочито спокойным голосом сказал он. — Знаменитый Андрей Превлов наконец потерял хладнокровие.

Превлов подался к Питту, глаза его сузились, лицо сделалось каменным.

— Мое имя?! — шепотом выдохнул он. — Тебе известно мое имя?

— Знаю о вас не меньше, чем вы обо мне.

— Что ж, — сказал Превлов, — вы умнее, чем я даже мог предположить. Однако готов спорить, что, кроме имени, едва ли что-нибудь конкретное вам известно.

— Не знаю, не знаю… — протянул Питт. — На вашем месте, я не был бы столь категоричен. Как бы вы, скажем, отнеслись к предложению послушать одну мудрую народную сказку, а?

— Увы, не до сказок сейчас, — ответил Превлов. Он сделал знак десантнику с ножом в руке. — Сказки будут позднее, а сейчас я был бы вам чрезвычайно благодарен за помощь в переубеждении адмирала Сэндекера и его коллег, которые почему-то напрочь отказываются работать под нашим руководством.

Десантник, нижняя часть лица которого была скрыта под специальной повязкой, по сигналу Превлова двинулся в направлении Даны. В руке его блестел нож. Когда десантник поднес лезвие к груди Даны, парализованная страхом женщина даже не попыталась отклониться, а лишь нагнув голову, не отрываясь смотрела на хромированное лезвие.

— Вот и плохо, что не захотели послушать одну сказку, — ровным голосом сказал Превлову Питт. — Одну такую знаю я сказку, которая вам непременно бы понравилась. Эта сказка про двух чудесных парней, которых зовут «Серебряный» и «Золотой».

Превлов изучающе посмотрел на Питта, затем резким кивком головы приказал десантнику убрать нож и отойти на место.

— Если пяти минут хватит, я готов послушать, какая там еще у вас сказка…

— Это не займет много времени, — начал Питт. — Сказка вот какая. В некотором царстве, в некотором государстве жили-были два канадских инженера. В один прекрасный день они сделали для себя удивительное открытие, а именно: они вдруг поняли, что элементарный шпионаж может оказаться куда более прибыльным, чем их работа по специальности. И они, отбросив ложный стыд, стали профессиональными агентами в самом прямом смысле этого слова, направив свой талант на сбор данных об американских программах в области океанографии и передачу этих сведений по секретным каналам в Москву. «Серебряный» и «Золотой» отрабатывали свои деньги, не совершая ошибок. Их русские хозяева за два последних года получили информацию о всех мало-мальски важных акциях, осуществленных НУМА. Затем началась отработка проекта по спасению «Титаника». И советская военно-морская разведка, которую вы тут и представляете, товарищ Превлов, почуяла настоящую добычу. Вы получили возможность из первых рук получать информацию о новейших американских достижениях в области глубоководных спасательных технологий. Тогда вы еще и не подозревали, что в действительности кроется за подъемом «Титаника».

Далее, — продолжал Питт, — эти самые «Серебряный» и «Золотой» посылают своим русским хозяевам все новую информацию. Наши инженеры нашли такой замечательный способ передачи своей шпионской информации, что просто любо-дорого. Они использовали пинджер на аккумуляторах. А пинджер — это такой славный приборчик для распространения под водой сигналов определенной частоты, который выглядит, как сигнал обычного сонара. И вот однажды акустик «Каприкорна» обратил мое внимание на странные сигналы. Вместо того, чтобы прислушаться к мнению специалиста, я же еще сделал внушение своему акустику, в чем сейчас искренне раскаиваюсь. Но, как бы там ни было, а в то время никому из нас, и мне в том числе, даже в голову не могло прийти, что за нами шпионят и всю информацию передают в виде подводных сигналов. Никому не пришло в голову записать эти странные сигналы и попытаться их расшифровать. Во всем регионе лишь один человек занимался дешифровкой сигналов, да и тот находился на борту «Михаила Куркова».

Питт сделал паузу, облизал, губы и посмотрел на мужчин, внимательно слушавших его рассказ.

Мы не почуяли неладное до тех пор, пока в недобрый час Генри Манк не почувствовал желание удовлетворить естественные потребности. На обратном пути с кормы «Сапфо-II» в носовую часть он заметил работающий псевдо-сонар. Остановился, присмотрелся… Увидел, как один из ваших агентов передавал информацию. Он пытался переубедить Манка, однако Манк, увидев пинджер, сразу сообразил, в чем дело. И поплатился. Так приходится подчас расплачиваться любопытному коту, который сует нос во все кастрюли. Манка убили сзади ударом треножника по затылку. Убийца оказался в дурацком положении, и тогда он попытался инсценировать случайную смерть: еще раз ударил головой уже мертвого к тому времени Генри Манка об угол кожуха альтернатора. Вудсон подозревал, что дело нечисто, я подозревал. А доктор Бейли обнаружил кровоподтеки на горле Манка. Но поскольку тогда на след убийцы напасть не удалось, я сделал вид, что поверил в версию о случайной смерти. Позднее я пришел на «Сапфо-II», уже когда лодка была на корабле сопровождения, обыскал там все углы и, представьте себе, обнаружил старенький треножник, на котором был размещен пинджер. По иронии судьбы, я обнаружил треножник в том самом шкафчике, который использовал для своих вещей Генри Манк. Мне и в голову не пришло отправить треножник на берег, чтобы специалисты попытались снять с его поверхности отпечатки пальцев. Я сразу понял, что тут орудует профессионал. Так что и сам пинджер, и треножник я оставил там, где обнаружил. Мне было вполне ясно, что рано или поздно, когда волна расследования гибели Манка уляжется, рано или поздно ваш агент вновь попытается связаться с «Михаилом Курковым». И я стал ждать.

— Что ж, очень интересная у вас сказка, — сказал Превлов. — Только слишком много подробностей. Подробностей много, а вот доказательств никаких.

Питт загадочно улыбнулся и продолжал:

— Доказательства у меня появились позднее, и действовал я методом вычитания. Убийцей был один из тех троих, кто находился в том рейсе на борту «Сапфо-II». Причем, убийца должен был в момент, когда Манк получил роковой удар сзади, формально отдыхать после отработанной смены. И тогда я поступил следующим образом. Работая с этими тремя людьми, я так составлял график их работ, чтобы двое находились на корабле, а один — под водой, занимаясь подготовкой «Титаника». И я все время менял: то один должен был работать под водой, то другой, то третий. И как только в очередной раз наш акустик поймал сигнал, я точно знал убийцу Манка.

— И кто же он, Питт? — сдавленным голосом спросил Спенсер. — Нас тут десять человек. Этот подонок среди нас?

Несколько секунд Питт неотрывно смотрел на Превлова, затем резко обернулся и кивнул в сторону одного из мужчин, сгрудившихся под лампой:

— Тут бы понадобились торжественные фанфары, чтобы ознаменовать явление героя народу. Однако, боюсь, кроме ударов волн в корпус «Титаника» других, более торжественных, звуков не будет. Но как бы там ни было, а я хочу, джентльмены, представить вам господина Драммера! Пожалуйста, господин Драммер, выйдите и покажитесь, чтобы все могли вас лицезреть. В следующий раз столь же много людей будут смотреть на вас, когда вас поведут на электрический стул.

— Неужели Бен Драммер?! — воскликнул Ганн. — Не могу поверить. Мы столько времени проработали вместе, да и здесь он был вместе со всеми нами…

— Но дело осложнялось тем, — продолжал Питт, — что я не мог немедленно арестовать Драммера. Тогда бы русские лишились своего весьма ценного агента, который сообщал им подробности, касающиеся подъема «Титаника», а мы лишались возможности продолжать игру. Мы ведь тоже захотели немного поиграть.

— Вот ведь гад… — сказал Джиордино. — Ловко он меня обманывал. Работал, паскуда, за двоих, а я даже и не задумался, откуда, мол, у него такое рвение…

— За двоих, говоришь? — переспросил Питт. — Здесь ты, по-моему, не совсем прав. Действительно, он много времени проводил под водой, да и на корабле даром его не терял. У него вечно были грязные руки и черт знает в чем вымазанное лицо. Однако результатов его деятельной работы никто не видел. Ты, например, мог бы мне сказать, что именно сделал Драммер за все время, пока проводились работы по спасению «Титаника»? Мог бы? Я так — нет. Потому как Драммер лишь изображал активную деятельность, горение на работе…

Ганн недоуменно покрутил головой.

— Ну и дела… Если бы вдруг у меня кто спросил, я бы тоже сказал, что Драммер работает, не жалея себя. И все-то он проверял, все приборы, механизмы, разное там оборудование…

— Оборудование, ага, как бы не так! Драммер раздобыл миниатюрную ацетиленовую горелку, носился с ней по «Титанику» и делал аккуратные и не бросающиеся в глаза дыры в корпусе. Вот так он и работал, не жалея себя…

— Ушам своим не могу поверить, — сказал Спенсер. — Да и зачем в таком случае дырявить корабль, если наверняка знаешь, что он понадобится твоим русским хозяевам.

— А чтобы труднее было буксировать «Титаник» в Нью-Йорк, только лишь за этим, — объяснил Питт — Важно было выиграть время, поскольку если у русских и были какие-то шансы высадиться на борт «Титаника», то разве только во время урагана. Задумано неплохо, но не более того. До поры до времени нам даже не приходила в голову мысль о том, что кто-то может попытаться захватить «Титаник». И однако же… Деятельность Драммера была, как оказалось, отнюдь не напрасной. Если бы не это его вредительство, буксировщики сумели бы оттащить «Титаник» миль за тридцать от эпицентра Аманды. Но, еще раз скажу, Драммер честно отрабатывал свои деньги: вода в трюме лайнера все прибывала и скорость передвижения все замедлялась. Буксировщики вынуждены были в конце концов перейти на самый тихий ход, какой только конструктивно оказывался возможным… Да что я, в самом-то деле! То, что «Титаник» оказался захвачен Превловым и его головорезами — лучшее свидетельство того, как именно поработал тут Драммер.

Коллеги Питта понемногу начали понимать ситуацию. Ведь действительно никто не мог припомнить, что видел Драммера возле помп, или видел, как он таскает какие-нибудь тяжести, расчищая палубу. Только теперь спасателям стало очевидно, что в действительности Драммер всегда ошивался неизвестно где и делал то, что считал нужным, никому при этом не давая отчета. Если о чем-то Драммер и говорил, так разве только о том, как он устает, и почему не сумел выполнить какое-либо из конкретных ему порученных заданий.

Все уставились на Драммера с таким видом, как будто перед ними был пришелец из другого мира. Подспудно коллеги Питта ожидали, что Драммер будет сейчас оправдываться, попытается хоть как-то выйти из ситуации.

Однако с его стороны ничего такого, не последовало.

Ни слова не произнес он в свое оправдание. На лице Бена появилось было, но тут же исчезло выражение брезгливости. Даже внешне он изменился: вместо грустного выражение лица стало жестким, жестоким, уверенным. Губы, прежде неизменно сохранявшие сибаритскую ухмылку, теперь лишь подчеркивали мужественность. Вместо знакомого всем Драммера был человек аристократической наружности с жестким выражением лица.

— Позволь мне пару слов, — сказал Драммер, обращаясь к Питту. — В тебе, Питт, пропал, если хочешь знать мое мнение, хороший разведчик. Но, впрочем, это так, к слову. Однако при всей твоей наблюдательности, при всем твоем уме ты оказался не в состоянии разглядеть кое-чего значительно более важного.

— Надо же! — Питт всплеснул руками. — Наш уважаемый коллега даже говорить стал по-другому. Куда-то вдруг подевался его простецкий акцент, а?!

— Стало быть, и тут я сумел провести тебя, не так ли, Питт?

— Не только тут, Драммер. Ты во многих отношениях преуспел, не буду скрывать. Скажем, ты преуспел в науке убивать друзей, в науке продавать секреты своей страны. Ты способный ученик, Бен Драммер, очень, я бы даже сказал, способный.

— Что ж, этому пришлось учиться, — сказал ему Драммер. Не спеша отделившись от своих недавних коллег, он подошел и встал теперь напротив капитана Превлова.

— Скажи мне напоследок, если не затруднит, какая была у тебя кличка, «Серебряный» или «Золотой»?

— Так уж ли это сейчас важно, Питт? — Драммер пожал плечами. — Впрочем, если ты уж действительно так хочешь знать, то «Золотой».

— Значит, «Серебряный» это твой брат?

Лицо Драммера сделалось еще более жестким.

— И это пронюхал?

— Ну, а почему бы и нет. Как только я вычислил тебя, то подключил к расследованию ФБР. Они тобой и занялись. Хотя мне куда больше хотелось бы обратиться за помощью к военно-морской разведывательной службе русских. Вот бы кто при желании мог мне действительно помочь. Ведь именно русские разведчики сочинили всю твою липовую историю, не менее, впрочем, американскую, чем традиционный американский пирог с яблоками. Однако и в ФБР парни оказались не промах, сумели раскрутить всю твою историю, нашли фальшивые документы. Они сумели проследить весь твой путь, до самого городка Галифакс в Новой Скотии, где вы с братом родились… Они даже выяснили, что ты и брат были не просто единоутробными, но появились на свет с разницей в десять минут. Да, в ФБР встречаются большие умельцы, грех жаловаться.

— Надо же, — сказал Спенсер, — близнецы!

— Близнецы-то близнецы, однако совершенно не похожие друг на друга. Только для посвященных они — единоутробные.

— И, стало быть, найдя одного из близнецов, ты легко обнаружил и другого, так ведь? — спросил Спенсер.

— Не стал бы сейчас уверять, что это было легко, — сказал Дирк Питт. — Они были тоже парни не промах, что Драммер, что брат его родной. Умные ребята, этого у них не отнимешь. Я поначалу как раз и погорел на том, что предполагал, будто у того и другого должны быть одинаковые пристрастия, сходные симпатии и антипатии, одна компания, что тот и другой часто бывают вместе, любят ходить в одни и те же места. Я так думал, но оказался совершенно не прав. Но оказалось, что братья, эти вот самые «Серебряный» и «Золотой» совершенно не похожи друг на друга. Драммер, как известно, человек общительный и ровный в отношениях со всеми, жил один. Тут парням из ФБР не посчастливилось разжиться какой-либо информацией. Они не знали, как найти выход на второго брата, где можно искать его. Но, правильно говорят, мол, не было бы счастья, да несчастье помогло.

— Случай с «Дин Фантом»? — попытался угадать Ганн, глядя на Драммера жестким ненавидящим взглядом. — Но ведь Драммер не был связан с «Дип Фантом». Он же находился на борту «Сапфо-Н».

— Но с «Дин Фантом» он-таки был связан, и даже очень. На «Дип Фантом» находился его брат.

— Как ты догадался? — поинтересовался Драммер.

— У двойняшек есть одна такая весьма любопытная особенность, они думают и чувствуют, как один человек, у них сходного куда больше, чем это может показаться. Когда один из братьев оказывается в опасности, другой чувствует эту опасность, где бы сам при этом ни находился. Так же произошло и в нашем конкретном случае. И Драммер испытывал, находясь в безопасности, такие же ощущения, как если бы он сам был на «Дип Фантом».

— Да, я помню, что хотя все мы очень переживали, Драммер был прямо-таки в истерике, — сказал Ганн.

— И для меня опять-таки все свелось к тому, чтобы вычислить нужного человека из троих. На сей раз это были Чавец, Киль и Меркер. Чавец даже по виду мексиканец, и с этим нельзя было не считаться. Киль на восемь лет моложе Драммера, и эту разницу в возрасте также никак не подделаешь, никакими фальшивыми документами. Остается, значит, Сэм Меркер.

— Черт! — не выдержал Спенсер. — Столько времени нас водили за нос, а мы и ухом не повели.

— С одной стороны — да, конечно. Однако если иметь в виду, что русские выставили против нас едва ли не самых лучших своих агентов, нужно будет твое заключение разбавить парой снисходительных фраз, — Питт едва заметно ухмыльнулся. — И вот еще что. Тут Спенсер как-то между делом сказал, что на борту «Титаника» десять человек. Так вот, адмирал, хочу внести некоторую ясность. Нас тут одиннадцать на данный момент, не считая… Ну, вы понимаете. А обсчитались вы, Спенсер, потому что не включили в общее число нашего местного Джека Потрошителя. — Обернувшись к десантнику, который все еще продолжал стоять напротив Даны с ножом наизготовку, он сказал: — Меркер, да брось ты свой дурацкий фонарь.

Десантник подумал несколько мгновений, затем развязал шарф, скрывавший нижнюю половину лица.

— Слу-ушайте, так это ведь тот самый скот, что Вудсона убил, — сказал Джиордино.

— Это был вынужденный шаг, — сказал Меркер с редкостным спокойствием в голосе. — Первой ошибкой Вудсона было то, что он узнал меня. Если бы он хоть немного помолчал, то был бы сейчас среди вас целым и невредимым. Его второй ошибкой, и фатальной, было нападение на меня.

— Но ведь Вудсон был твоим другом.

— В шпионской работе не бывает друзей.

— Слушай, Меркер, — произнес Сэндекер. — Ты и Драммер оказались теми самыми «Серебряным» и «Золотым». Я вам так верил, так ценил вас, а оказывается, все это время вы по крупицам продавали НУМА. Два года кряду, целых два года вы продавали и предавали ваших коллег. И чего ради? Из-за нескольких паршивых долларов?!

— Ну, что значит — «нескольких»?! — Меркер вставил финку обратно в чехол. — Тех денег, что мы с братом за эти годы заработали, вполне хватит на безбедную и, я бы даже сказал, комфортную жизнь.

— Он псих, — безапелляционно заявил Ганн. — Таким, как Меркер, нужно весь остаток жизни провести в отделении доктора Бейли.

— Псих не псих, однако я уверен, что это именно он способствовал тому, чтобы Стерджисов вертолет доставил его сюда. На это у него ума хватило… — Питт вытащил смятый носовой платок и несколько раз промокнул рану на голове.

— Но как он пробрался на «Титаник»?! — недоуменно спросил Стерджис. — И тем более, как он мог попасть на мой вертолет?! Питт, ведь ты был вместе со мной, когда я открывал грузовой люк, и ты видел, что там кроме Даны Сигрем не было ни души, разве не так?

— Да был, был там Меркер, это мы с тобой ушами прохлопали, все на свете проморгали… Он подсыпал снотворного доктору Бейли, затем отправился в каюту своего брата, там переоделся во все новое, включая обувь. Он обул желтые ковбойские сапоги, а затем, никем не замеченный, пробрался в машину, вытащил из грузового отсека спасательный плот, оставив только чехол от него. Под чехлом-то он тогда и спрятался. Дане не повезло, что она полезла в вертолет, где потеряла свою косметичку. Полезла туда, где прятался наш герой. А когда она наконец обнаружила косметичку, зажатую между складными креслами, и нагнулась за ней, то заметила пару сапог, которые выглядывали из-под аварийного чехла. И чтобы она не сорвала его побег, Меркер ударил ее по голове молотком, который там же валялся. Набросил на Дану брезент, а сам опять спрятался в нишу.

— Что же получается? Значит, в тот момент, когда мы с вами открыли люк, он находился в багажном отсеке?

— Нет, когда мы с тобой открыли люк, его там уже не было. Если ты обратил внимание, мы открыли люк, выждали несколько минут на всякий случай, прислушиваясь, и только после залезли в машину. Так вот, когда заработал электромотор, связанный с люком, он преспокойно перешел в пилотский отсек, а уж когда мы, изображая заправских детективов, вошли в грузовой отсек, Меркер покинул вертолет и под покровом ночи скрылся без всяких проблем.

— А молоток зачем ему понадобилось бросать в винт вертолета? — поинтересовался Стерджис. — В этом-то какой смысл?

— Ты же прилетел с «Каприкорна» без груза, и у меня не было никакой уверенности, что ты не улетишь, не открывая грузовой отсек. Так вот я и бросил молоток, чтобы обезопасить свой выход наружу.

— Ну, разумеется! Вышел — и давай себе орудовать! — сказал Питт. — Небось, братец тебе и схемку-то «Титаника» предоставил, чтобы лишних километров не набегать. Я даже могу сказать, с чего начались твои похождения на «Титанике». Ты вытащил припрятанное Драммером приспособление для резки и тотчас же разрубил канат, отцепив, таким образом, лайнер от обоих буксировщиков. Наверняка подловил такое время, когда шеф Баском с парнями закончили очередную инспекцию, пошли отдохнуть — вот здесь-то ты и обрезал буксировочный канат. Можешь не отвечать, я и так уверен. Потом ты перерубил крепления, которыми вертолет был привязан к палубе. Думаю, особое удовольствие тебе доставила мысль, что вертолет скользит по наклонной палубе и падает в воду вместе со мной.

— Отчего же… — добродушно улыбнулся Меркер. — Двух зайцев одним выстрелом — это ведь всегда приятно, не скрою. Это примерно как…

Договорить Меркер не успел. Глухие выстрелы, донесшиеся откуда-то снизу, заставили его прерваться на полуслове. Превлов вопросительно посмотрел на своих десантников, затем перевел взгляд на Питта и Сэндекера.

— Кажется, парни в трюме оказались менее покладистыми, нежели я думал. — Превлов вытащил из мундштука недокуренную сигарету и загасил ее о подошву ботинка. — Думаю, мы и так с вами слишком заболтались. Шторм через некоторое время должен ослабнуть, тогда «Михаил Курков» возьмет «Титаник» на буксир. Адмирал, у меня к вам личная просьба. Пожалуйста, проследите, чтобы ваши парни прекратили валять дурака и занялись откачкой воды из трюма. В конце концов, нужно и меру знать… Драммер покажет все дыры, что он провертел в корпусе, и все, кто свободен, будут заделывать пробоины. Иначе все потонем к чертовой матери!

— Значит, опять угрозы, опять выкручивание рук, игры в злого дядю, так?! — с нескрываемым презрением спросил адмирал Сэндекер.

— Игры кончились, адмирал, — вид у Превлова был грозный. Он сказал что-то одному из десантников, мужчине невысокого роста, в облике которого было что-то от профессионального мясника. Это был тот самый человек, который ударил автоматом Сэндекера. — Его зовут Бузки, он наш лучший стрелок. Немного понимает по-английски, по крайней мере, счет перевести сумеет. — Превлов обернулся к парню. — Бузки, я буду считать, и как только досчитаю до пяти, ты стреляешь в правую руку миссис Сигрем повыше локтя, при счете «десять» стреляешь в левую руку. Скажу «пятнадцать» — в правое колено. Ну и так далее, пока адмирал Сэндекер будет упорствовать.

— Что ж, деловой подход, — одобрительно сказал Дирк Питт. — А после того, как мы все выполним свою работу, вы перестреляете нас по одному, выбросите тела за борт, и никто никогда не сумеет нас найти. А вы будете всюду утверждать, что команда покинула «Титаник» на вертолете и что вы взяли на буксир покинутое всеми судно, которое по международным правовым нормам теперь принадлежит вам. Так, что ли?! У вас даже и два свидетеля есть, один лучше другого: Меркер и Драммер. Уж они-то сумеют дать нужные показания, уж они расскажут, как русские вытащили их из бушующего океана и буквально спасли, им жизнь…

— Мне надоела болтовня, — оборвал Превлов. — Ну что, Бузки, работай, давай!

Бузки равнодушно поднял ствол и прицелился в Дану.

— Странный вы человек, — обращаясь к Превлову, сказал Питт. Вам совсем не интересно узнать, каким образом я узнал кодовые имена Драммера и Меркера и почему это я не приказал их арестовать после того, как вычислил обоих? Вам, кажется, не интересно даже узнать, каким образом я сумел узнать ваше имя, уважаемый захватчик.

— Интересно, только теперь все это уже без разницы. Ничто не изменит обстоятельств. И ничто, равно как никто, не сумеет помочь вам и вашим товарищам. Ни ваше хваленое ЦРУ, ни даже весь военно-морской флот Соединенных Штатов. Жребий брошен, увы… И довольно попусту сотрясать воздух, мне это осточертело!

Превлов обернулся к Бузки и громко, отчетливо произнес:

— Ра-аз!

— Как только капитан Превлов скажет «четыре», ты подохнешь, Бузки.

Бузки при этих словах сделал надменное лицо и чуть скосил глаза в сторону Питта.

— Два-а!

— Слушайте, неужели вы так еще и не поняли, что мы с адмиралом Сэндекером прекрасно знали о ваших намерениях захватить «Титаник»? Знали еще двое суток тому назад.

— Я же сказал, — осточертело. Три!

— В крови, которая сейчас прольется, вы будете виноваты один, Превлов.

— Четыре.

Прогремел оглушительный выстрел. Пуля прошла между глаз Бузки и разнесла ему череп. И, как при замедленной съемке, Бузки повалился под ноги Превлову.

Сильный удар сбил Дану Сигрем с ног, и она лишь успела истошно закричать, падая на палубу. Толкнувший ее Питт даже не потрудился извиниться, навалившись на нее своими стадевятидесятью фунтами тренированного мускулистого тела. Джиордино подмял под себя Сэндекера и сделал это не хуже многоопытного защитника из «Грин Бэй Пэкерз». Остальная часть спасателей в тысячную долю секунды сориентировались, демонстрируя молниеносное реагирование и прекрасное владение своим телом. Они падали на пол подобно листьям в ураган. На пол грохнулись также и Драммер с Меркером.

В дальнем конце салона, там, где сохранялась темнота, раздался еще один выстрел, от которого попадавшие на пол русские десантники очнулись и начали беспорядочно палить в темноту, что было опрометчиво. Не успев сделать и нескольких выстрелов, первый из десантников получил пулю в лицо, второй странновыгнулся, из шеи у него забил фонтан крови. Присевший на корточки третий десантник вдруг подозрительно спокойно встал на колени, опустил голову и с удивлением посмотрел на две дырки в груди, слева и справа от пуговицы, и рухнул лицом на пол.

Превлов остался один. Обведя всех взглядом, он перевел глаза на Питта. В них было выражение признания своего поражения и готовность умереть. Он кивнул Питту, затем начал палить из пистолета в темноту. Он расстрелял обойму и стоял, ожидая ответного выстрела. Однако никто не стрелял. Наступила тишина. Казалось, что все успокоилось. И только затем смысл происшедшего дошел до Превлова. Ему не суждено умереть здесь, на «Титанике».

Это была ловушка, в которую он наивно попался, как маленький ребенок в клетку тигра.

И вдруг что-то стало бередить его душу, насмехаясь и возникая снова и снова.

Марганин… Марганин… Марганин…

Глава 67

По определению морской котик — это млекопитающее семейства ушастых тюленей отряда ластоногих с красивым мягким мехом. Кличка «Морской котик» в американском военном флоте означала несколько иное. Когда Превлова окружили странно одетые вооруженные люди и направили на него дула, они скорее напоминали привидений, чем морских котиков, давших условное обозначение этому отряду особого назначения. Это были члены особого, элитного отряда ВМС США, который в документах имел аббревиатуру SEAL, что означало «море», «воздух», «земля». Солдаты SEAL имели высочайшую квалификацию, они проходили тренировку в сверхтяжелых условиях и могли вести сражение в любой среде обитания, как это и явствовало из названия отряда.

Их было пятеро, одетые в черные как смоль водолазные костюмы с капюшонами и облегающие мягкие сапоги из непромокаемого материала, со слоем черной краски на лицах, так что невозможно было определить, где заканчивался костюм и начиналось живое тело. У четверых были в руках автоматические винтовки М-24 с раскладным прикладом. У пятого ружья Стокера, жуткого вида двустволка. Один из отряда SEAL подошел и помог Питту и Дане подняться на ноги.

— Гос-споди ты мой Боже… — простонала Дана. — Месяц буду ходить в синяках. — Она принялась потирать ушибы, не замечая, что куртка распахнулась. Когда, потрясенная происшедшим, она увидела распростертые на палубе тела десантников, ее голос задрожал и перешел в шепот. — Дерьмо… дерьмо…

— Вот теперь я могу поверить, что наша девушка пришла в себя, — с явной улыбочкой произнес Питт.

Дирк Питт пожал руку пришедшему на помощь американцу, затем познакомил своего спасителя с адмиралом Сэндекером, который нетвердо держался на ногах, опираясь на руки Джиордино.

— Адмирал Сэндекер, позвольте вам представить нашего общего спасителя, это лейтенант Фергюс из отряда SEAL, вам хорошо известного.

В ответ на отдание чести адмирал одобрительно кивнул лейтенанту, отпустил руку Джиордино и распрямился.

— Этот корабль… Кто сейчас тут командует?

— Если не ошибаюсь, вы, сэр. Вы командуете. Эхом прозвучали несколько выстрелов откуда-то из глубин корпуса «Титаника».

— Последний редут… — Фергюс усмехнулся. В слабом электрическом свете сверкнули его безупречные белые зубы. — Насчет корабля не беспокойтесь. Он сейчас в полной безопасности, можете поверить.

— А как дела у парней внизу, у тех, что откачивают воду?

— В полном порядке, продолжают свою работу.

— Сколько человек под твоим началом?

— Два отряда, по пять человек в каждом. Всего десять, включая меня самого.

Сэндекер вопросительно приподнял бровь.

— То есть, как это, всего десять?

— На такое задание мы обыкновенно не посылаем более пяти бойцов, — не реагируя на адмиральский тон. деловым голосом начал объяснять лейтенант Фергюс, однако все обсудив с адмиралом Кемпером, в этом конкретном случае решили подстраховаться и увеличили численность вдвое. Так чтобы уж никаких не было потом неожиданностей.

— М-да… — протянул адмирал Сэндекер, — военные моряки несколько изменились с того времени, когда я сам служил на флоте.

— Потери есть? — спросил Питт.

— Двоих чуть задело, а в остальном — полный порядок. Правда, мне доложили, что один из бойцов пока в розыске, куда-то подевался.

— Откуда вы? — неожиданно прозвучал вопрос Меркера, лицо которого исказила злая гримаса. — Поблизости не было ни корабля, ни самолета. Ничего! Ума не приложу, откуда вы все тут взялись?!

Фергюс вопросительно взглянул на Питта, тот кивнул.

— Пожалуйста, лейтенант, объясните нашему бывшему коллеге. В камере смертников у него будет возможность как следует подумать над вашими словами.

— Ну, если уж вы хотите знать, мы из-под воды. Атомная подлодка подплыла под самое дно «Титаника», и мы с парнями вышли через торпедные аппараты. Именно тогда один из членов отряда куда-то и подевался. Боюсь, что мы его потеряли. Не исключено, что волной его ударило о корпус корабля в тот самый момент, когда мы взбирались на борт по лестнице, гостеприимно спущенной мистером Питтом.

— Странно, что никто больше не видел, как вы поднимаетесь на борт, — произнес Спенсер.

— Ничего странного, — парировал Питт. — В тот момент, когда я помогал лейтенанту Фергюсу и его парням перебраться со стороны кормы через фальшборт, а затем показал им, как спрятаться в бывшей кабине шеф-повара на третьей палубе, словом, пока я встречал и устраивал наших гостей, вы все ожидали меня в гимнастическом зале.

Спенсер покачал головой.

— Говорят, всех людей можно водить за нос недолго.

— Могу эти слова переадресовать также и вам, — вставил Ганн. — Тем более, что и вы пытались дурачить нас дай Бог как…

— Так-то оно так, но русские чуть нас не переиграли. Мы знали об их намерениях, но не думали, что они отважатся на вторжение, пока не закончится ураган. Уже одно то, что они сумели высадиться в момент, когда судно находилось в эпицентре урагана, делает им честь. Хорошо подготовились, грех жаловаться. И ведь захват «Титаника» практически удался! Не будь Джиордино, адмирала или меня, а только мы втроем и знали о готовящемся прибытии отряда SEAL, Фергюс так бы и не знал, в какой момент атаковать.

— Хотя был, если признаться, был такой момент, — сказал адмирал Сэндекер, — когда мне показалось, что русские оказались удачливее, и что мы все в руках Превлова. Даже в гибель Питта я, был момент, поверил.

— Одному Богу известно, что могло быть, — сказал Питт. — Ведь не окажись этих направляющих рельсов на уровне прогулочной палубы, лежать бы мне сейчас на океанском дне.

— Я помню, господин Питт выглядел, как покойник, когда открыл для нас дверь кабины шеф-повара, — сказал Фергюс. — Я уважаю таких мужчин. Сам чуть живой, едва не утонул, из головы кровища хлещет — а ведь сумел и нас встретить, и провести кратчайшим путем к русским.

Дана посмотрела на Питта с нескрываемым восхищением:

— И сколько же времени, если не секрет, вы прятались за кулисами, ожидая, когда можно будет выйти к рампе?

Питт застенчиво улыбнулся.

— Минуту созерцал ваш стриптиз.

— Вот сукин сын. Стоял там, пока я корчила из себя дуру, а они глазели на меня, как на тушу в витрине мясной лавки.

— И я тоже, дорогая, что ж тут поделаешь. Когда я обнаружил тело Вудсона, и разбитое радио, сразу догадался, что у нас на корабле русские визитеры. Тогда мы с Фергюсом изменили маршрут и спустились в трюм, я подумал, вдруг русские уже держат на прицеле наших парней возле помп. С этого и нужно было начать. Ведь тот, кто контролировал бы откачку воды из корпуса, контролировал бы и все судно. А как только стало ясно, что там внизу я не столько помогаю, сколько мешаю нашим молодцам, тогда я пошел наверх. А вас нигде нет. И только по звуку голосов сумел отыскать. Конечно, предупредил парней из SEAL, чтобы в случае чего помогли…

— Стало быть, все то, что с нами происходило, все это было одной большой липой?! — сказала Дана.

— Ну, в некотором роде… Не липой, а как бы это поточнее сказать… В общем, я старался максимально протянуть время. Мне хотелось, чтобы парни полностью закончили разборку там внизу и все пришли сюда. Для явного численного превосходства и полной безопасности. Вот почему я и появился только в самую последнюю минуту, когда промедление могло обернуться трагедией.

— Да уж, высоки ставки были, ничего не скажешь! — сказал Сэндекер. — Но ты справился со своей ролью весьма неплохо, Питт.

— Меня беспокоили две вещи, — признался Питт. — Первая — жалость. Очень было жалко особенно вас, адмирал. Несмотря на кажущуюся внешнюю суровость, вы до сих пор переводите старушек через улицу и подкармливаете бездомных кошек и собак. Я уверен, вы не уступили бы русским до самой последней минуты, но в эту самую последнюю неминуемо бы уступили. — Тут Питт приобнял Дану и незаметно вытащил из кармана своей куртки, которую он набросил миссис Сигрем на плечи, пистолет. — Но и кроме жалости мне было о чем подумать. Скажем, о своей безопасности. Фергюс вручил мне вот эту двуствольную пушку, пистолет Стонера. Специальная система, стреляет небольшими кусочками металла, вроде обломков игл. Нажми я на курок, уложил бы всех русских с одного выстрела.

— Я-то думала, ты джентльмен, — сказала разочарованная Дана, — и набросил куртку мне на плечи, чтобы как-то поддержать униженную женщину, окруженную толпой зверья… Эх, ты… Оказывается, ты набросил куртку мне на плечи, чтобы пистолет русские не обнаружили.

— Не только, — вынужден был признаться Питт. — Когда возле меня находится обнаженная и к тому же очень симпатичная женщина, я совершенно не могу думать о деле. Меня это отвлекает от работы.

— Прошу простить, сэр, — вмешался шеф Баском, — я только хотел спросить, а почему, собственно, русские так заинтересовались этой ржавой посудиной?

— Вот-вот… — поддержал его Спенсер, — о том же и я хотел спросить.

— Я полагаю, — Питт взглянул на Сэндекера и пожал плечами, — теперь этот секрет можно приоткрыть. Дело в том, что русские охотились вовсе не за «Титаником», не за этой ржавой посудиной, как сказал Баском, но за партией редчайшего земельного элемента под названием бизаний. Большое количество этого самого бизания находилось на борту в тот самый момент, когда корабль утонул в 1912 году. Мне рассказывали, что если должным образом обработать этот бизаний и поместить, — не знаю, в каком, виде, — в нашу защитную противоракетную систему, то любые межконтинентальные ракеты будут страшны Америке не более, чем динозавры из детской книжки.

Шеф Баском тихонечко присвистнул.

— Хотите сказать, что эта штука до сих пор в трюме?!

— Вот этого-то никто из вас не узнает. Даже ты, Питт, — сказал молчавший все это время Превлов. — Поскольку к утру следующего дня «Титаник» будет совершенно уничтожен, — Превлов замолчал и оглядел присутствующих. В его глазах не было ни злобы, ни отчаяния, лишь спокойное удовлетворение. — Неужели никому из вас не пришло в голову, что мы действительно хорошо продумали всю операцию по захвату?! Кроме основного есть еще и ситуативные планы. В частности, все срежиссировано таким образом, что если мне и моим парням не удается захватить бизаний, то он не достанется никому вообще. Речь идет о том, что «Титаник» будет уничтожен. Теперь уж — наверняка, после того, как у нас сорвалось.

Питт ошеломление взглянул на Превлова.

— Оставьте надежды, которые вы возлагаете на кавалерию или, в данном случае, казаков, спешащих вас спасти, Превлов. Вы предприняли попытку, но играли против американцев, сорвавших банк. Вы все подготовили, спланировали операцию хорошо и исполнили ее до некоторой степени также неплохо. Вы, как я сейчас узнал, даже предусмотрели дополнительный вариант — на случай провала. А вы не подумали, что ваш противник также предусмотрел несколько запасных вариантов? Так что, капитан Превлов, я очень сожалею, однако же на сей раз, и не впервые, вы перехитрили сами себя.

— Но бизаний принадлежит Советскому государству, — грозно сказал Превлов. — Много лет тому назад ваше правительство добыло бизаний из русской земли и пыталось похитить, но не удалось. Так что, если в этой ситуации выяснять, кто же украл бизаний, этими ворами окажетесь вы, а не мы. Это вы, Питт.

— Очень спорно. Если бы речь шла о произведении искусства, о национальном достоянии или о чем-то в таком роде, то мое правительство само переправило бы находку в Мурманск. Однако речь идет о принципиально важной составной части стратегической оборонной системы. И если бы мы поменялись с вами местами, если бы именно вы, Превлов, сумели захватить бизаний, разве отдали бы вы его кому бы то ни было?! Вот и мы никому не отдадим.

— Значит, бизаний не достанется никому. Он будет уничтожен.

— Извините… Он необходим Америке вовсе не для того, чтобы убивать, но для защиты своих граждан. И он будет переправлен в Соединенные Штаты, будьте уверены.

— Не более, чем образчик ханжеской философии. Нынешний разговор лишний раз подтверждает правоту марксизма, правоту взгляда партийных теоретиков на сущность капиталистического строя и мораль людей, живущих при капитализме. Вы глупы и ограничены в своих взглядах, и когда-нибудь наступит такой день в недалеком будущем, когда вы все сделаетесь не более, чем предметом исследования историков будущего коммунистического общества.

— Не торопитесь, товарищ. Прежде, чем претендовать на мировое лидерство, нужно хотя бы условно принадлежать к категории цивилизованных людей.

— Почитайте историю, Питт. Если история чему и учит, так разве что тому, что именно народы, которые называли варварами, дикарями, животными, — именно они в конечном итоге одерживали исторические победы.

Питт невесело усмехнулся и дал знак Фергюсу, который вместе с другими бойцами из отряда SEAL повели Превлова, Драммера и Меркера к трапу. Уже была наскоро очищена одна из кают для того, чтобы содержать там пленников.

Однако усмехался Питт напрасно. Превлов был прав.

Действительно, в конечном итоге победа достается варварам.

Часть пятая СОУТБИ Июнь 1988

Глава 68

Медленно, но необратимо ураган Аманда умирал. Пройдет много лет, произойдут многие события, однако Великий Ураган-88 будет памятен теми разрушениями, которые он принес. За три с половиной дня он пронесся по огромному пространству, одолев три тысячи миль по океану. И еще оставались у Аманды силы для последнего удара.

Ураган напоминал сверхновую звезду, которая ослепительно вспыхивала и затем меркла, сливаясь с космическим мраком. Начав вдруг отклоняться к востоку, Аманда безжалостно пронеслась над землей Ньюфаундленда — от Кейп-Рейс до Пуш Коув.

Ураган обрушивал чудовищные ливни на города, оказавшиеся на его пути. Несколько прибрежных деревушек оказались буквально смыты в океан. Застигнутые в океане шхуны, яхты, катера ураган выбрасывал на берег с такой дьявольской силой, что по обломкам не всегда удавалось определить, какое это было прежде судно. Улицы Сен-Джона превратились в огромные сточные канавы, и лишь некоторые здания в городе могли после урагана похвалиться наличием если не крыши, то хотя бы ее остатками. То был самый настоящий потоп. До прибытия спасательных команд о воде и электричестве в квартирах и домах никто даже и не мечтал, а обыкновенная пища вдруг сделалась таким сокровищем, что ее отмеряли горожанам буквально с точностью до нескольких граммов.

Сравнимых по силе и степени разрушений с Амандой ураганов жители Ньюфаундленда еще не знали. Когда этот ужас кончился, не сразу даже смогли подсчитать нанесенный ущерб. По самым заниженным подсчетам величина его составила не менее двухсот пятидесяти миллионов долларов. Сто пятьдесят пять миллионов из этой суммы составляла сумма убытков от разбитых рыболовных судов. Некоторые суда были унесены в океан, где и пропали. На шести из них находились люди. В результате шторма погибло не менее трехсот человек, хотя называлась и цифра триста двадцать пять человек.

Рано утром в пятницу доктор Райан Прескотт сидел в одиночестве в штаб-квартире Центра по изучению ураганов. Похозяйничав и помародерствовав вдосталь, унеся многие жизни, оставив после себя чудовищные разрушения, ураган Аманда начал наконец утихать, еще поигрывая, хотя и с меньшей силой, в районе залива Святого Лаврентия. Битва закончилась. Метеорологи в Центре НУМА более ничем не могли помочь. После того, как в течение семидесяти двух часов они непрерывно отслеживали Аманду и сообщали данные об урагане в разные точки планеты, синоптики, чуть живые от усталости, отправились наконец по домам.

Прескотт красными от чрезмерной усталости глазами оглядел столы, заваленные картами, цифровыми распечатками, компьютерными диаграммами и недопитыми чашечками с давно остывшим кофе. На полу валялись обрывки бумаг с условными метеорологическими знаками. Посмотрев на огромную карту на стене, Прескотт вдруг громко выругался. Он вспомнил чувство недоумения и бессилия, овладевшие им в тот момент, когда перехитривший всех здешних специалистов ураган вдруг вильнул хвостом и начал уходить на восток. Это было что-то небывалое, что-то совершенно беспрецедентное! За всю историю, за всю ее документированную часть не случалось подобного. Ни один из прежде изученных ураганов не вел себя таким вот образом.

Если бы хоть что-нибудь, какая-либо мелочь в поведении Аманды указывали на возможное изменение курса, метеорологи, без сомнения, использовали бы такой шанс, просчитали бы варианты и сумели бы тогда предупредить жителей Ньюфаундленда, а значит, уменьшили бы степень разрушений и количество смертей. Каждый второй из погибших был бы сейчас жив. Однако Матери-Природе угодно было показать свой норов, продемонстрировать свою силу и в очередной раз доказать беспомощность и слабость человека.

Прескотт встал и еще раз посмотрел на карту, пока пришедшие уборщики не стерли с пластиковой поверхности многочисленные линии и пометки, сделанные за эти последние дни. В глаза доктору Прескотту бросился один небольшой крестик, возле которого чьей-то рукой было торопливо написано «Титаник».

Последнее сообщение, которое Прескотт получил из Вашингтонской штаб-квартиры НУМА, содержало сведения о том, что «Титаник» взят на буксир и направляется в нью-йоркскую гавань: Больше о лайнере ничего не было известно.

Прескотт поднял чашечку с холодным кофе и произнес вслух тост:

— За «Титаник». Чтобы ты оказался сильнее урагана и всегда был сильнее всех ураганов на свете!

Он одним махом выпил остатки холодного кофе. Поставив чашечку на стол, он повернулся и пошел из комнаты навстречу новому дню, который обещал высокую влажность.

Глава 69

При первых лучах солнца «Титаник» все еще был жив. Корабль, как и несколько часов назад, покачивался на волнах, переваливаясь на океанских гребнях. Отдельные мощные волны еще сотрясали борт лайнера, но это были уже неопасные удары, похожие на воспоминание о прошедшем урагане.

Подобно великану, утомленному изнурительной, но весьма успешной борьбой, «Титаник» взбирался на тридцатифутовые волны, сверзался оттуда вниз, разбрасывая огромные фонтаны мельчайших брызг и буквально заливал лодочную палубу, но каким-то непостижимым образом умудрялся вовремя взобраться на очередную волну прежде, чем та успевала накрыть корабль.

Капитан Пароткин в бинокль внимательно следил за «Титаником». На его взгляд, лайнер был обречен. Огромные ржавые листы корпуса, державшиеся уже не столько на заклепках, сколько на честном слове, не могли долго выдерживать таких нагрузок. Ему казалось, что даже с такого расстояния он при желании мог бы увидеть, как, подобно пробкам из шампанского, с громким звуком вылетают заклепки из корпуса «Титаника». Пароткин понимал, что к сотням мелких протечек с каждой минутой прибавляются все новые и новые. Чего Пароткин не мог видеть, так это отчаянных усилий спасателей, да специалистов по буксированию и членов отряда SEAL, откачивавших воду из корпуса лайнера.

Пароткин и без того был чрезвычайно удивлен, когда, проснувшись утром, он вооружился биноклем и вдруг увидел неподалеку от борта — «Титаник», который, сточки зрения формальной логики, давно должен был бы возвратиться на океанское дно. И тем не менее корабль был на плаву. Даже невооруженным взглядом видно, чего это стоило «Титанику»: он футов на двадцать против прежнего опустил в воду нос, а крен на правый борт увеличился градусов до тридцати.

— Что-нибудь от капитана Превлова? — спросил Пароткин, не отрываясь от бинокля.

— Пока ничего, — ответил первый помощник.

— Похоже, случилось худшее из того, что могло произойти, — сказал Пароткин. — Никаких признаков, что Превлов контролирует ситуацию.

— А вон на мачте возле кормы, точнее, на том месте, где была когда-то корма, — не наш ли флаг?

Пароткин подкрутил винт резкости и внимательно посмотрел на небольшое полотнище.

— Увы, полотнище действительно есть, только там какая-то белая звезда. Во всяком случае, это не советский флаг. Так что… — он громко вздохнул и повернулся к замполиту, — так что вынужден констатировать: пиратская вылазка не увенчалась успехом.

— Может, у Превлова не было времени сообщить нам?

— Как бы там ни было, а через час, если не раньше, самолеты американского флота будут уже здесь. В поисковых операциях они большие доки. — Пароткин нервно побарабанил пальцами по парапету, не сдержался — и шарахнул в раздражении кулаком. — Черт побери этого Превлова. Последние его слова были: «Будем надеяться, что не придется прибегать к крайним мерам». Теперь-то ему на все наплевать. Он, может, уже и убит давно, а нам с тобой придется все это расхлебывать. Ведь с нас спросят, как, мол, так произошло, что «Титаник» вместе с людьми потонул?!

Лицо замполита сделалось жестким.

— И что же, никакого выхода?

Пароткин с явным сожалением покачал головой.

— Есть приказ: уничтожить корабль, если появится угроза, что его могут захватить американцы.

Пароткин вытащил льняной носовой платок и вытер глаза.

— Что ж, будем готовить ракетную атаку. Сообщи координаты: десять миль севернее от нынешнего местоположения «Титаника».

Какое-то время замполит тупо смотрел на Пароткина, затем прошел в кабину управления, снял трубку переговорного устройства и приказал рулевому сделать поворот на пятнадцать градусов к северу.

Пятнадцать минут спустя все было подготовлено. «Михаил Курков», разрезая носом океанские волны, приготовился к атаке.

Стоявший за спиной у оператора радара Пароткин распорядился:

— Доложить обстановку.

— Восемь реактивных самолетов сто двадцать миль к западу. Объекты быстро приближаются.

— Надводная обстановка?

— Два небольших судна, курс два-четыре-пять, в двадцати одной миле к юго-западу.

— Это, должно быть, те самые буксировщики, — предположил первый помощник. Пароткин согласно кивнул.

— Больше всего меня сейчас беспокоят самолеты. Через десять минут они уже будут здесь как миленькие… Ядерная боеголовка подготовлена?

— Так точно.

— Давай отсчет.

Замполит отдал короткую команду по телефону, после чего оба они вышли на палубу, обратив внимание в сторону правого борта. Плавно раскрылся передний грузовой люк и двадцатишестифутовая тактическая ракета класса «земля-земля» вместе со скрытым пусковым комплексом показалась во всей своей красе.

— Минута до старта, — раздался из динамика громкий голос офицера-ракетчика.

Пароткин навел бинокль на «Титаник». На фоне темно-серых, затянувших горизонт туч силуэт корабля был едва различим. Пароткина охватила нервная дрожь. Взгляд его сделался грустным. Он заранее был уверен, что в кругах коллег капитанов ему никогда не простят того, что сейчас предстоит ему сделать и что он до самой смерти будет нести на себе крест — крест человека, который боевым оружием потопил мирное гражданское судно. Он стоял на палубе, ожидая той минуты, когда грозный рокот ракетного двигателя разорвет относительную тишину утра, вслед за чем ядерный заряд разнесет «Титаник». Вдруг Пароткин услышал звук торопливых шагов. К ним приближался радист корабля.

— Товарищ капитан, — издали закричал он, — только что нами получена информация с американской подводной лодки!

— Тридцать секунд! — прогремел из динамика голос ракетчика.

В глазах радиста легко прочитывалась самая настоящая паника. Он подбежал и протянул Пароткину сообщение.

ПОДЛОДКА ВМФ США «ДРЕГОНФИШ» — СОВЕТСКОМУ КОРАБЛЮ «МИХАИЛ КУРКОВ». «ТИТАНИК» НАХОДИТСЯ ПОД ЗАЩИТОЙ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА США. В СЛУЧАЕ ЛЮБЫХ АГРЕССИВНЫХ ДЕЙСТВИЙ ПОСЛЕДУЕТ НЕМЕДЛЕННАЯ ОТВЕТНАЯ АТАКА. ПОДПИСЬ: КАПИТАН ПОДЛОДКИ ВМФ США «ДРЕГОНФИШ».

— Десятисекундная готовность, — донесся из динамика бесстрастный голос офицера. — Даю отсчет. Девять… восемь… семь… шесть…

Пароткин оторвался от радиограммы и взглянул на радиста глазами счастливчика, ни с того, ни с сего получившего миллион рублей по почте.

— …Пять… четыре… три…

— Прекратить отсчет времени, — резко приказал Пароткин, чтобы его приказ был правильно понят.

— Прекратить отсчет времени, — эхом повторил замполит в переговорное устройство. Лишь затем первый помощник позволил себе обтереть обильный пот с лица. Чуть помедлив, он добавил от себя: — Привести ракету в исходное положение.

— Точно, — сказал Пароткин и слабо улыбнулся. — Хоть это и противоречит полученным мною указаниям, надеюсь, что в случае детального анализа сложившейся ситуации мое начальство поймет, что я избрал единственно правильный вариант действий. В конце концов, «Михаил Курков» — самое современное судно этого класса, и было бы глупо терять его лишь потому, что я получил приказ уничтожить «Титаник». Да и приказал-то мне человек, который, по всей видимости, давно уже мертв.

— Совершенно с вами согласен, товарищ капитан, — замполит улыбнулся счастливой открытой улыбкой. — Кто-то ведь должен будет передать начальству, что при всем совершенстве нашего с вами корабля мы не сумели засечь американскую подлодку, прошедшую в нескольких метрах под нами. Скорее всего, это потому, что американцы сделали серьезный рывок в создании нового поколения подводных судов.

— Вот бы, думаю, американцы удивились, если бы подверглись ядерной атаке с корабля, который они считают сугубо гражданским, занятым океанографическими исследованиями.

— Какие будут дальнейшие распоряжения?

Пароткин с некоторым даже интересом проследил за тем, как ракета была втянута внутрь корпуса, как за ней закрылся грузовой люк. Лишь после этого он повернулся к замполиту и как ни в чем не бывало, спокойным голосом приказал:

— Давайте к дому. Пора уже, — он еще раз взглянул в направлении «Титаника», пытаясь представить себе, что могло случиться с капитаном Превловым, жив ли он или погиб, а если погиб, то при каких именно обстоятельствах… Да и узнает ли кто-нибудь эти обстоятельства.

Чем выше поднималось солнце, тем светлее становились тучи. Ветер заметно ослаб, теперь его дуновение приятно ласкало лицо. Над палубой русского судна кружила одинокая морская чайка. Вдруг она резко спикировала, коснулась концами крыльев волны — и почти сразу взяла курс в направлении «Титаника».

Глава 70

— Конец… — выдохнул Спенсер так тихо, что Пит даже не вполне был уверен, правильно ли он расслышал казанное слово.

— Как ты сказал?

— Конец, — медленно повторил Спенсер. Лицо его было перепачкано в мазуте, на губах играла странноватая улыбочка. — Ничего не попишешь. Хоть мы и заделали все дыры, которые провертел Драммер, корпус уж очень прохудился: прохудились сами швы. Старушка набирает воду быстрее, чем помпы успевают ее откачивать.

— Как минимум, нужно продержаться до тех пор, пока буксировщики не подойдут, — сказал Питт. — Если к нашим помпам мы еще добавим те, что у них на борту, тогда можно будет резко сократить общий уровень подъема скапливающейся воды.

— Не знаю, не знаю… И я так скажу: это чудо, что «Титаник» не потонул еще час назад.

— Как думаешь, сколько у нас еще времени в запасе? — спросил Питт.

Спенсер сделал гримасу, посмотрел на океанскую воду, обильно разлитую на полу.

— Движки всех помп работают на пределе. Как только закончится бензин, они встанут. Это грустно, но это правда. — Он посмотрел в глаза Питту. — Час, может, полтора. Как только последняя помпа заглохнет, я не могу пообещать больше.

— А если бы у нас было много бензина?

— Тогда без сторонней помощи я продержал бы корабль на плаву до полудня.

— Сколько для этого нужно бензина?

— Хорошо бы галлонов двести.

Они оба посмотрели в направлении Джиордино, который по трапу спустился к ним и пошел, разбрызгивая в стороны воду, которая уже изрядно скопилась на полу котельной №4.

— Обсуждаете рухнувшие надежды? — спросил он. — Над нами восемь самолетов, летают вокруг «Титаника». Два истребителя ВМФ и два АВАКСа. Я перепробовал все, разве только на голове еще не стоял, а они только крыльями машут — и все.

Питт с видимым сожалением поморщился и щелкнул языком.

— Ни черта-то ты не можешь…

— Я бы на тебя посмотрел, — парировал Джиордино. — Как прикажешь просить о помощи парней, которые пикируют на тебя со скоростью четырехсот миль в час?

Питт почесал подбородок, изрядно заросший щетиной.

— Надо что-то придумать.

— Правда? — с нескрываемой издевкой поинтересовался Джиордино. — Просто вызовем аварийку из автосервиса.

Питт и Спенсер посмотрели друг на друга. В их глазах промелькнула одна и та же мысль.

— Гениально, — воскликнул Спенсер, — просто гениально!

— Раз мы не можем добраться до помощи, значит, помощь должна прийти к нам, — сказал довольный Питт.

Джиордино был несколько растерян, не вполне понимая внезапного веселья.

— От усталости вы, по-моему, немного тронулись… — сказал он. — Как это, интересно, вы собираетесь позвонить? Ни телефона у нас, ни радио. Наше радио русские разбили вдребезги. Радиопередатчик на вертолете тоже отпадает. Рация Превлова повреждена, туда две пули попали. — Он покачал головой. — Так что в некотором смысле можно позабыть о том, что над нами летают американские самолеты. Толку-то от них… Хоть бы краска и кисть у нас были, мы бы тогда хоть на палубе смогли написать слово-другое.

— Именно так, написать на палубе, — подтвердил Питт. — А уж кисть и краска — это твоя проблема. Иди и где хочешь разыщи. Где угодно, ты понял меня?! Кстати… — Питт нагнулся и поднял из кучи хлама кувалду, взвесил ее в руках, а затем неожиданно шарахнул ею по металлической стенке. — Вот, именно это нам сейчас и нужно, — сказал он, когда оглушительный гул затих.

Спенсер устало облокотился на решетку возле одного из котлов.

— Они не поймут.

— Почему? — поинтересовался Питт. — В Конго, насколько я знаю, только так и переговариваются. У них это получило название «лесной телеграф».

— Похоже, Джиордино был прав, и от усталости у тебя действительно крыша поехала.

Питт проигнорировал последнее замечание Спенсера. Он вышел на палубу, поудобнее ухватил кувалду и принялся барабанить по металлу. Через некоторое время Питт сделал передышку, отер лоб и подумал о том, как было бы хорошо, если бы их сигнал оказался услышан. Вздохнув, он вновь начал грохотать кувалдой.

Из двоих акустиков, находившихся на дежурстве в подлодке «Дрегонфиш», один переключил систему на пассивный режим прослушивания. Он несколько минут кряду морщил лоб, пытаясь постигнуть природу равномерных звуков, отчетливо слышимых в наушниках. Недоуменно покачав головой, он в конце концов передал наушники дежурному офицеру.

— Сначала подумал, что это рыба-молот, — сказал акустик. — Иногда они так забавляются. Но теперь я внятно слышу, что стучат по металлу.

Не надевая наушников, офицер прижал одну из раковин к уху, прислушался, затем на его лице изобразилось удивление. Звучит в точности, как «SOS» по системе Морзе.

— Ну! — подтвердил акустик. — Причем такое впечатление, что кто-то барабанит по кромке корпуса.

— Откуда именно звук?

Акустик подкрутил миниатюрное колесико на панели и посмотрел на экран, на котором мерцали зеленые линейные разводы.

— Координаты объекта три-ноль-семь градусов, дистанция две тысячи ярдов к северо-западу. Должно быть, с «Титаника», сэр. После того, как из этого района убрался «Михаил Курков», там кроме «Титаника», из надводных судов никого не осталось.

Офицер вернул наушники, направился по пологому, чуть выгнутому трапу в боевую рубку, мозг и сердце «Дрегонфиш». Приблизившись к невысокому круглолицему мужчине с седыми подстриженными усами, в петличках которого были дубовые командирские листья, он доложил:

— Подтвердилась наша догадка, сэр. Это с «Титаника». Кто-то по корпусу лайнера отбивает «SOS».

— Ошибки быть не может?

— Никак нет, сэр. Слышимость хорошая, — офицер выдержал небольшую паузу, а затем спросил: — Будем отвечать?

Несколько секунд командир размышлял.

— Вообще-то был приказ высадить парней из отряда SEAL и после этого отогнать «Михаила Куркова». Даже в том случае, если бы русские направили в этот район одну из своих подводных лодок, даже и тогда нам надлежало бы оставаться в тени. Если мы всплывем и пойдем к «Титанику», то вполне сможем оказаться легкой добычей.

— В прошлый раз, когда через перископ смотрели, вид у корпуса был плачевный. Может, «Титаник» тонет?

— Если бы тонул, тогда с борта посылали бы сигналы о помощи на всех волнах и во всех диапазонах. — Командир в раздумье поморщил лоб, затем зашел в отсек, где находилась радиоаппаратура.

— В какое время поступило последнее сообщение с борта «Титаника»?

Один из радистов распахнул книгу записей, провел сверху вниз пальцем по разлинованной странице.

— Это было вчера, без нескольких минут в 18.00. Они тогда затребовали информацию по урагану: направление, скорость ветра…

Капитан кивнул и обернулся к офицеру.

— Более двенадцати часов не выходят на связь. Вполне возможно, что у них испортилось радио.

— Вполне, вы правы.

— Надо бы выглянуть, — сказал командир и приказал: — Перископ наверх!

Мерно заурчал электромотор, поднимавший перископ. Капитан обеими руками ухватился за рукояти и прильнул к окуляру.

— Внешне все как будто нормально, — сказал он, не отрываясь от перископа. — Чуть больше кренится на правый борт, чуть глубже носом зарывается, но если судить по виду корабля, там ничего серьезного не происходит. Думаю, опасности нет. Они бы, в случае чего, могли поднять флаг бедствия. А даже флага нет. И на палубах нет ни души. Впрочем… Кто-то есть! Точно есть! Вижу фигуру на мостике… — капитан подвернул регулятор резкости изображения и удивленно воскликнул: — Женщина. Там женщина, я четко вижу!

Офицер в недоумении посмотрел на капитана.

— Я правильно понял, сэр? Вы сказали, там женщина?

— Сам посмотри.

Офицер прильнул к перископу.

Действительно, на мостике «Титаника» была женщина. В перископ казалось, будто она размахивает в воздухе чем-то очень похожим на обыкновенный бюстгальтер.

Десять минут спустя «Дрегонфиш» всплыла возле борта «Титаника».

Еще через полчаса бензин из бака дополнительного движка субмарины уже поступал по трубопроводу, для которого наскоро проделали в корпусе лайнера грубую дыру.

Глава 71

— Это с борта «Дрегонфиш», — сказал адмирал Кемпер, отрываясь на секунду от переданного ему сообщения. — Капитан лодки сообщает, что направил группу своих людей на борт «Титаника» для того, чтобы помочь аварийщикам Дирка Питта. Он также сообщает, ню, по его мнению, «Титаник» сможет оставаться на плаву, несмотря на многочисленные повреждения корпуса, в продолжение всего времени буксирования. В том случае, разумеется, если вдруг не налетит еще один ураган…

— Благодарю Господа нашего за милости его, — сказал Маршалл Коллинз и зевнул.

— Также капитан сообщает, — продолжал Кемпер, — что миссис Сигрем находится на борту «Титаника» и она в хорошей актерской форме… Ума не приложу, что это может означать.

Мел Доннер вышел из ванной с полотенцем в руке.

— Не могли бы вы повторить, адмирал?

— Капитан лодки «Дрегонфиш» передает, что миссис Дана Сигрем жива, здорова, находится на «Титанике».

Неожиданно Доннер подбежал к Сигрему, который мирно посапывал на тахте, схватил коллегу и заорал ему в самое ухо:

— Джен, проснись! Они нашли Дану, с ней все в порядке!

Сигрем раскрыл глаза и уставился на Доннера. Постепенно, вместе с осознанием услышанного, выражение крайнего удивления расплылось по его лицу.

— Дана… Ты сказал, Дана жива?!

— Да, и пробыла на «Титанике», пока длился шторм.

— А как она попала на «Титаник»?

— Детали покуда неизвестны. Нужно подождать, тогда и узнаем. Но самое главное то, что Дана жива-здорова и что «Титаник» на плаву.

Усевшись, Сигрем обхватил голову руками, пытаясь сосредоточиться. Внезапно слезы потекли по его лицу.

Адмирал Кемпер был очень рад, когда в комнату вошел капитан Кейт и, отвлекая от созерцания тягостной картины, передал новое сообщение.

— Это от адмирала Сэндекера, — сказал Кемпер. — Господин Николсон, я думаю, это сообщение может вас заинтересовать.

Уоррен Николсон и Маршалл Коллинз оставили всхлипывающего Сигрема и подошли к Кемперу.

— Вот что Сэндекер сообщает: «Приехавших родственников должным образом встретили и предоставили им спальню для гостей. Что-то произошло у меня с глазами во время вечеринки вчера, однако повеселились на славу. Пели старые добрые песни, вроде „Серебряные нити в золотых“. Передавайте привет кузену Уоррену, для него у меня есть сюрприз. Радуемся жизни. Жаль, что вас не было тут с нами. Подпись: Сэндекер».

— Кажется, у адмирала странная манера выражаться, — сказал Президент. — Какого черта не передать все нормальным телеграфным слогом?

Кемпер посмотрел на Президента.

— Очевидно, пока разыгрывался ураган, русские каким-то образом сумели попасть на «Титаник»…

— Очевидно! — с издевкой проговорил Президент.

— «Серебряные нити в золотых», — взволнованно повторил Николсон. — Серебряный и Золотой. Они захватили двух русских агентов.

— Ну! А когда он сообщает о подарке для кузена Уоррена, это речь идет об Андрее Превлове, — широко улыбаясь, сказал Коллинз.

Николсон обратился к Кемперу:

— Мне нужно быть на «Титанике» как можно скорее, Сколько времени, адмирал, вам потребуется для того, чтобы перебросить меня на корабль?

Кемпер уже набирал какой-то номер. Николсону он сказал:

— Мне понадобится полчаса, чтобы посадить вас в реактивный самолет морской авиации. Самолет доставит вас на «Бичерз Айленд». Оттуда на вертолете вы запросто доберетесь до «Титаника».

Президент подошел к большому окну и посмотрел на восходящее солнце на горизонте. Первые лучи скользили по еще сонной глади Потомака. Он широко, не сдерживаясь, зевнул, и зевок его был умиротворенные i вполне домашним.

Глава 72

Дана перевесилась через передний поручень мостика и закрыла глаза. Мягкий океанский бриз играл ее распущенными волосами и приятно щекотал лицо. Она чувствовала себя свежей, великолепно отдохнувшей и полностью сбросившей с себя нервное напряжение последних часов. Ей казалось, что она парит над океанским простором.

Никогда не будет она той, прежней Даной Сигрем, какой была она еще двое суток тому назад. Она приняла окончательное решение: развестись с Дженом. Меж ними не осталось ничего общего, что имело бы для нее какое-то значение. Девушка, в которую Джен некогда был влюблен, исчезала все эти годы и теперь исчезла окончательно и бесповоротно. От осознания этой истины Дана как бы переродилась. У нее было желание начать жизнь сначала, начать таким образом, чтобы не пришлось брать в эту новую жизнь чего-нибудь из жизни прежней.

— Доллар за твои мысли. — Цена твоим мыслям. Открыв глаза, она увидела Дирка Питта, улыбающегося, безукоризненно выбритого и оттого помолодевшего.

— Доллар? Я думала, хватит и пенни.

— Все подвержено инфляции, раньше или позже.

Некоторое время они стояли, не говоря друг другу ни слова. Их взгляды были устремлены вперед по ходу, где «Уоллес» или «Морз» изо всей силы натягивался буксировочный трос, прикрепленный на носу «Титаника». Шеф Баском и его парни внимательно и даже придирчиво следили теперь за тросом и в местах соприкосновения его с металлом подбавляли жирной густой смазки. Поймав на себе взгляд Питта и Даны, шеф помахал им рукой.

— Хорошо бы, это путешествие никогда не кончалось, — мечтательно сказала Дана. — Так бы вот плыть и плыть… Все получилось так необычно и так прекрасно. — Она внезапно обернулась, оказалась лицом к лицу с Питтом и положила свою руку на его. — Пообещай мне, пообещай немедленно, вот прямо здесь, что мы не пойдем в Нью-Йорк, а поплывем в далекие моря, и будем плавать вечно, как «Летучий Голландец».

— Обещаю тебе, что будем плавать вечно.

Она порывисто обняла его, прижавшись к сильному мужскому телу.

— Дирк, Дирк… — прошептала она, как в горячечном бреду. — Ничто больше не имеет значения. Я хочу тебя, хочу прямо сейчас. Хотя и не знаю — почему…

— Потому, что ты вот такая, — спокойно ответил ей Питт.

Взяв Дану за руку, он повел ее вниз по главному трапу, а затем — в одну из некогда роскошнейших кают на второй палубе.

— Прошу вас, мадам, это лучшее во всем свете место. Самая роскошная каюта корабля, более четырех тысяч долларов в одну только сторону. Правда, в ценах 1912 года. Но снисходя к красоте ваших глаз, я гарантирую некоторую скидку. Исключительно в честь нашей встречи, мадам. — Он легко поднял ее и понес на постель, освобожденную от скопившейся грязи и накрытую теперь несколькими слоями новых одеял.

Дана была очень удивлена, увидев постель.

— Ты подумал даже и об этом?!

— Знаешь, я как тот муравьишка из детской сказки, всегда надеюсь на самое лучшее.

— Знаешь, кто ты?

— Догадываюсь. Наверное, подонок, развратник, сатир… В таком вот духе…

Она загадочно посмотрела на него и едва заметно улыбнулась.

— Нет, ты не угадал. Разве сатир может быть столь предусмотрительным?

Он взял своими губами ее губы и начал жадно целовать Дану,так что она застонала.

Ее поведение в постели поначалу сбило его с толку. Он ожидал от нее сколь угодно слабого, но ответа, взаимодействия. А вместо этого Питт обнаружил себя на теплом, безответном, совершенно неподатливом бревне, которое громко стонало при всяком его вторжении, так что ему приходилось иногда прикрывать рот Даны ладонью. Руки ее постепенно ожили и принялись царапать его спину. В углах плотно прикрытых глаз женщины показались слезы. Он подумал еще тогда, что жены ведут себя одинаково, когда им доводится переходить от мужа, с которым прожито много лет, к случайному любовнику. Дана все более и более расходилась, перестала сдерживать себя, и совокупное их безумие чудесно длилось, наполняя спальню запахом перемешанного с косметикой пота.

Наконец Дана оттолкнула его и уселась на постели, подобрав под себя ноги — на восточный манер.

— Ну, понравилась ли я тебе?

— Настоящая тигрица.

— Никогда не предполагала, что с тобой будет так приятно…

— Если бы всякая девушка, вместо этих самых, всегда одних и тех же, слов давала бы мне центов по десять, у меня, поверь, не было бы денежных проблем.

— Ты понятия не имеешь, как иногда чувствует себя женщина.

— Пожалуй что да. У мужчины вся сексуальность снаружи, тогда как у женщины она спрятана внутри. Но как бы там ни было, а тебе очень идет заниматься любовью. Ты вон какая сразу хорошенькая.

— Слушай, а что тебе известно о Президенте, — Дана неожиданно поменяла направление разговора. — Как ты думаешь, какой он в обычной жизни?

Питт с интересом взглянул на нее.

— Президент? Почему ты о нем спрашиваешь именно сейчас?

— Говорят, что он, как это называется, настоящий мужчина, если ты понимаешь, о чем я…

— Не могу тебе сказать ничего на сей счет. Никогда не доводилось спать с Президентом.

Она проигнорировала последнюю фразу Питта.

— А вот представь, что в Америке появился бы Президент-женщина, и она бы захотела переспать с тобой. Как бы ты в этом случае поступил?

— А что это ты вдруг тему-то нашла?

— И все-таки, мне хотелось бы знать? Ты пошел бы с ней в постель?

— Ну, это зависит от целого ряда обстоятельств.

— Например?..

— Будь эта женщина хоть дважды, хоть трижды Президентом, я не могу заставить свой болт стоять, если она будет семидесятилетней старухой, жирной жопой и с кожей, как чернослив. Физически не могу. Кстати, вот поэтому из мужчин-то и не получаются квалифицированные проститутки.

Дана мягко улыбнулась и прикрыла глаза.

— Приди ко мне еще разок…

— Зачем? Чтобы ты воображала, будто на тебе главнокомандующий войск Соединенных Штатов?

Дана приоткрыла глаза и, сощурившись, посмотрела на Питта.

— Разве тебе важно это?

— Нет, ну если уж очень хочешь, то пожалуйста. Я в таком случае буду тебе подыгрывать. Представляю, что подо мною, скажем, лежит Эшли Флеминг.

Глава 73

Сидя в неудобной позе на полу, Превлов поднял голову в момент, когда охранник из отряда SEAL, шагавший взад-вперед по коридору, мягко повернул ключ в хорошенько промасленном замке и распахнул дверь каюты С-95, где находился русский пленник. Удостоверившись, что тот на месте, охранник переложил свою М-24 в другую руку и пропустил в каюту посетителя.

На нем был темный костюм, в руке обыкновенный атташе-кейс. Поймав на себе напряженный взгляд Превлова, мужчина чуть улыбнулся.

— Добрый день, капитан Превлов. Я Уоррен Николсон.

— Знаю, — Превлов легко поднялся и корректно кивнул вошедшему. — Не думал, что сам шеф ЦРУ Уоррен Николсон захочет видеть меня. По крайней мере, не думал, что именно при таких вот обстоятельствах.

— Приехал специально для того, чтобы сопровождать вас в Соединенные Штаты.

— Весьма польщен.

— Это как раз мы должны чувствовать себя польщенными, капитан Превлов. Такие, как вы, гости — большая редкость.

— Стало быть, надумали провести публичный процесс, с приглашением на него международной прессы, да? Собираетесь, наверное, предъявить обвинение Советскому Союзу за пиратство в международных водах?

Николсон снова улыбнулся.

— Нет, ну что вы. Кроме меня и нескольких членов правительства никто, даже и не узнает о вашем переходе к нам на службу.

— На службу?! — воскликнул Превлов, не ожидавший такого поворота событий.

Николсон молча кивнул.

— Но вы не сможете заставить меня перейти к вам на службу, — твердо заявил Превлов. — При любой возможности я буду отрицать это.

— Что ж, вполне достойный с вашей стороны ответ… — Николсон равнодушно пожал плечами. — Но хочу, чтобы вы понимали. Никакого суда над вами не будет, на это не рассчитывайте. И допросов никаких тоже не будет. Единственной возможностью уцелеть остается для вас просьба о предоставлении политического убежища.

— Вы сказали, не будет допросов. Должен уличить вас во лжи. Ни одна разведка мира не откажется выбить всю интересующую ее информацию из человека, который занимает такое положение, как у меня в советской разведке.

— Какую информацию, капитан Превлов, о чем вы говорите?! — сказал, не повышая тона, Николсон. — Даже если бы вы очень захотели, то и тогда не сумели бы нам рассказать ничего, что нам до сего времени неизвестно.

От этих слов у Превлова голова пошла кругом. «Перспектива, — сообразил он. — Он должен определить какую-то перспективу. У него в сейфе, в Москве, находится масса секретной разведывательной информации, которую американцы никогда бы не сумели заполучить…»

Он спокойно встретился взглядом с Николсоном и, глядя ему в глаза, тихо сказал:

— Лейтенант Марганин сотрудничает с вами… — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да, — подтвердил Николсон. — Настоящее его имя Гарри Кошкоский, он родом из городка Ньюарк, Нью-Джерси.

— Это невозможно… — произнес уничтоженный Превлов. — Я лично проверял по документам каждый этап карьеры Павла Марганина. Он родился и вырос в Комсомольске-на-Амуре. Родители были портными…

— Разумеется, разумеется, настоящий Марганин был русским, из семьи портных, кто ж спорит.

— Стало быть, этот человек — двойник? Подсажен?!

— Мы произвели подмену четыре года назад, когда ваш ракетный крейсер класса «Кашин» взорвался и затонул в Индийском океане. Марганин оказался одним из уцелевших. Его подобрал танкер, принадлежавший нефтяной компании «Экскон». Однако прежде, чем корабль пришел в Гонолулу, Марганин умер. Появилась, таким образом, редчайшая возможность, и нам пришлось торопиться. Из всех подготовленных агентов, хорошо знающих русский язык, Гарри Кошкоский больше всех внешне был похож на Марганина. Ему сделали пластическую операцию, чтобы было похоже на следы от взрыва, а затем самолетом доставили его на крошечный, Богом забытый остров, расположенный за двести миль от того места, где взорвался ракетный крейсер. Когда местные рыбаки обнаружили Гарри и вернули его в Россию, он был в бреду, ничего не помнил. Временная атрофия памяти…

— Можете не продолжать, остальное мне хорошо известно, — мрачно произнес Превлов. — Тем более, что мы же сами не только восстановили его лицо до первоначального вида, но плюс ко всему еще и заново выучили вашего агента, то есть сделали из него высококлассного разведчика.

— Именно.

— Что ж, господин Николсон, вас остается только поздравить, блестящая операция.

— Спасибо. Ваш комплимент тем более ценен, что исходит он от такого крупного специалиста в области разведки, каковым являетесь вы, капитан Превлов.

— Стало быть, вся эта операция, приведшая меня на борт «Титаника», была осуществлена ЦРУ при самом деятельном участии Марганина?

— С вашего разрешения — Кошкоского. Он был уверен, что план будет вами одобрен, так оно и вышло.

Превлов уставился на палубу. А ведь такому опытному разведчику следовало бы распознать, учуять, что Марганин все более и более укреплял свои позиции, входил к нему в доверие. Марганин, проще говоря, сыграл на его тщеславии.

— Ну, и что же теперь? — упавшим голосом поинтересовался Превлов.

— К настоящему времени в распоряжении Марганина находятся неопровержимые доказательства, извините за такую дефиницию, вашей предательской деятельности. У него. У него имеются доказательства, что с самого начала вы все сделали для того, чтобы операция государственной важности, имевшая целью захват «Титаника», сорвалась. Так что, капитан, без малого два года мы расчищали вам дорожку. А ваш образ жизни и любовь к дорогим безделушкам лишь немного упростили нашу задачу, и теперь ваше начальство просто вынуждено будет прийти к выводу, что вы продались, причем продались за очень приличную сумму.

— А что, если я буду все отрицать?

— Кто вам теперь поверит? Беру на себя смелость предположить, что ваша фамилия к сегодняшнему утру уже внесена в список государственных смертников.

— И что же будет со мной?

— На выбор. После некоторого времени мы вас отпускаем на все четыре стороны, это один вариант.

— К чему говорить о нем? Садисты из КГБ уничтожат меня, не пройдет и недели. Я ведь знаю, как это делается.

— А другой вариант — сотрудничать с нами. — Николсон сделал небольшую паузу, а затем посмотрел Превлову прямо в глаза. — Вы ведь умный человек, капитан, можно даже сказать, вы лучший среди советских разведчиков. Мне бы, например, не хотелось, чтобы ваш интеллект и ваши знания пропали даром. Однако расписывать сейчас, насколько ваши знания пригодились бы на Западе, я не собираюсь. Скажу лишь, что лично я хотел бы видеть вас во главе одного нашего более чем перспективного проекта. Вам должен понравиться профиль этой работы.

— Я должен, видимо, быть вам очень благодарен, — сухо сказал Превлов.

— В случае вашего согласия мы совершенно изменили бы вашу внешность, разумеется. Вы прослушали бы курс по современным идиомам, существующим сегодня в Америке и других англоязычных странах. Познакомились бы как следует с историей западного спорта, музыки, научились бы отдыхать и развлекаться на западный манер. А с защитой такого рода никакой КГБ окажется не страшен.

В глазах Превлова отразился явный интерес.

— Для начала установили бы вам оклад в сорок тысяч, плюс бесплатный автомобиль, плюс покрытие всех ваших бытовых издержек.

— Сорок тысяч долларов? — небрежно спросил Превлов.

— Тогда будете пить ваш любимый джин «Бомбей» в любых количествах, — Николсон широко улыбнулся, вскользь подумав, что похож на волка, сидящего за обеденным столом с зайцем. — Думаю, если вы действительно постараетесь, западный образ жизни, судя по всему, вам должен понравиться. Вы так не считаете?

Несколько секунд Превлов молчал. Однако ему было ясно, что в сложившихся обстоятельствах, если и был у него какой-то выбор, то лишь между бесконечным страхом за свою жизнь и сытым, полным удовольствии существованием на Западе.

— Что ж, Николсон, будем считать — ваша взяла. Пожимая руку своему новоявленному коллеге, Николсон не без некоторого удивления заметил слезы в глазах Превлова.

Глава 74

Буксирование длилось не один день. Последние часы в ясном голубом небе ярко светило солнце, приятный ветерок неторопливо гнал зеленые волны в барашках пены.

С раннего утра четыре судна береговой охраны курсировали меж многочисленных яхт, катеров, частных судов, которые шныряли по гавани взад-вперед, соперничая за местечко, с которого удобнее было бы разглядывать корпус и надстройку легендарного лайнера.

Подобно назойливым мухам, в воздухе над гаванью кружили маленькие самолеты и легкие вертолеты. Летчики демонстрировали класс пилотажа, чтобы пассажиры на борту могли с наименьшего расстояния и под наиболее выигрышным углом заснять «Титаник».

С высоты пяти тысяч футов казалось, что вокруг огромной рыбины вьются бесчисленные комары и белые муравьи.

Буксировщик «Томас Дж. Морз», висевший, как большая бусина на тросе, который начинался от кормы «Самуэла Р. Уоллеса» и продолжался до носовой части «Титаника», был дополнительно сцеплен с лайнером стальной перлинью, чтобы облегчить маневры легендарного мастодонта при прохождении в Верразано-Нэрроуз; затем все три судна поднялись по Ист-ривер и завершили свое путешествие у доков Бруклина. На подходе к верфи выстроились еще несколько менее мощных буксировщиков, готовых в случае необходимости тотчас прийти на помощь. Капитан Бутера под занавес приказал сократить длину троса до двухсот ярдов для удобства лавирования.

Юркий лоцманский катер подошел и остановился в считанных футах от «Уоллеса», лоцман поднялся на борт буксировщика. Через считанные минуты катер доставил лоцмана к «Титанику», о ржавый борт которого катер чуть притерся, издав глухой скрежет. По веревочному трапу главный лоцман Нью-Йоркского залива взобрался на грузовую палубу.

Питт и Сэндекер приветствовали его и проводили на мостик, где главный лоцман по-хозяйски огляделся, покрепче уперся ногами и так сильно обхватил руками парапет, словно сам желал сделаться частью легендарного судна. Оттуда, с высоты мостика, все оглядев и прикинув, лоцман милостиво кивнул буксировщикам, чтобы продолжали работу, тащили. Питт помахал рукой над головой, и Бутера со своего судна ответил гудком. Затем капитан буксировщика отдал приказ «самый медленный вперед» и решительно направил свой «Уоллес» в главный пролет моста Верразано-бридж, соединявшего Лонг-Айленд и Стейтен-Айленд.

Как только необычная кавалькада появилась в Верхнем Нью-Йоркском заливе, Бутера принялся расхаживать от борта к борту, поглядывая на ведомый лайнер, справляясь о погодных условиях и скорости ветра, лично осматривая буксировочный трос, — и все это делалось с таким деловым видом, как будто Бутера был нейрохирургом и готовился к уникальной операции.

Еще с прошлой ночи по обоим берегам выстроились многотысячные толпы народа. Улицы Манхэттена опустели, офисы затихли: все, кто смог, пришли на берег реки; не сумевшие по каким-либо причинам сделать этого бросили работу и прилипли к окнам своих контор, к заводским окнам, обращенным в сторону реки. Вошедший в залив «Титаник» вызывал у зрителей чувство благоговейного ужаса и восхищения.

Находящийся на берегу Стейтен-Айленда репортер газеты «Нью-Йорк Таймс» Питер Халл принялся строчить в блокноте:

«Говорят, что привидений не бывает… Очень даже бывают в нашей жизни и привидения. Я знаю это, поскольку сам видел привидение ранним мглистым утром. К моему крайнему недоумению, прямо перед глазами двигалось оно, похожее ни монстра, который умер, оказался в аду, но был отвергнут, тамошними чертями и потому вынужден возвратиться на землю. „Титаник“ в невидимом шлейфе феерической легенды, окруженный душами сотен людей, некогда плывших на корабле, напоминал экспонат давно ушедшей от нас эпохи. При взгляде на лайнер в душе пробуждались чувство гордости и чувство печали…»

Комментатор телекомпании «Си-Би-Эс» был настроен менее лирически:

— «Титаник» наконец завершил свой первый в истории рейс. Это произошло сегодня, через семьдесят шесть лет после того, как лайнер вышел из Саутгемптонских доков…

К полудню «Титаник» проследовал мимо статуи Свободы и многочисленных зевак на Баттери. Никто из зрителей не позволял себе говорить иначе, как шепотом. Весь город странно притих. О прежней цивилизованной жизни напоминали разве только раздававшиеся время от времени гудки таксомоторов. Создавалось впечатление, что весь многоликий Нью-Йорк вдруг превратился в огромный собор.

Многие плакали, не скрывая слез. Среди плакавших были и трое пассажиров, некогда взошедших на борт «Титаника». Казалось, сам воздух был напоен трагедией. Впоследствии, пытаясь описать охватившие их тогда чувства, люди вспоминали только состояние оцепенения, как будто всех в одночасье временно парализовало. Это чувство не разделяли буквально единицы, среди которых был сурового вида пожарный по имени Артур Муни.

Муни был капитаном одного из пожарных судов порта. Он принадлежал к нью-йоркским ирландцам, и подобного многим из этнических ирландцев, был высоким, крепко сложенным, с озорным прищуром. Девятнадцать лет кряду он тушил морские пожары. С силой шарахнув кулаком по нактоузу, он сбросил оцепенение и заорал на свою команду:

— А ну, парни, поднимайте зады, расселись тут, понимаешь! Это вам не театр, — его мощный голос был слышен во всех углах судна. Для того чтобы отдать команду, Муни не приходилось пользоваться рупором — в этом просто не было нужды. Корабль возвращается из своего безумного плавания. Ну-ка, покажем «Титанику», как искони принято встречать в нашем порту долгожданные суда.

— Да, но, капитан… — отважился возразить один из матросов, — это же не «Норманди», и даже не «Королева Елизавета II». Этот корабль — обыкновенная ржавая калоша, которой давным-давно пора на свалку.

— Сам ты ржавая калоша, задница! — заорал на матроса Муни. — Этот корабль — самый славный корабль всех времен и народов, и заруби это себе на носу! Другое дело, что он несколько подгнил и чуть припозднился с прибытием, но это все не суть важно. Так что, давай, щенок, сигналь на полную!

Все это напоминало как бы второй акт действа по поднятию «Титаника». Брандспойты на корабле Муни представляли собой настоящие фонтаны с мощными рассыпчатыми струями, а от мощнейшего гудка океанского пожарного судна мелко дрожали стекла даже в отдаленных небоскребах. Вслед за Муни еще один капитан пожарного судна дал гудок, затем еще один и еще один. К пожарным судам присоединились и сухогрузы, которых, в свою очередь, поддержали водители нью-йоркских такси. Сплошной гул стоял в Нью-Джерси, Манхэттене и Бруклине. Миллионы глоток выкрикивали радостные приветствия, адресованные «Титанику».

Начавшийся с корабля Муни концерт превратился в сплошной какофонический бедлам, повисший над городом. Впрочем, и событие того стоило.

Лайнер «Титаник» входил в порт.

Глава 75

В док, куда был приведен «Титаник», повалил народ. Бурлящая толпа из газетчиков, местных знаменитостей, полицейских и тысяч встречающих — вся эта масса людей начала штурм корабельного дока. Никакая служба безопасности не могла сдержать такую лавину.

Рой тележурналистов и корреспондентов, одолев сходни, окружил адмирала Сэндекера, который подобно победившему в очередной битве Цезарю стоял на ступенях главного трапа, поднимавшегося с уровня четвертой палубы.

Это был звездный час в жизни Сэндекера, и даже табун диких мустангов не согнал бы его сейчас с палубы «Титаника». Он никогда не упускал возможности укрепить авторитет Национального агентства надводных и подводных коммуникаций. И сейчас, используя уникальный шанс, он делал все возможное, чтобы хоть несколько минут уделить каждому корреспонденту всех солидных газет, национального телевидения. Он рассказывал вкусно, со смаком и знанием дела — и при этом улыбался, улыбался, улыбался. Адмирал был наверху блаженства.

Питта меньше заботили фанфары. Его представление о сиюминутном блаженстве ограничено ванной, чистой сменой белья и свежей постелью. Он пробрался к временным сходням и, не привлекая к себе внимания, продрался сквозь толпу газетчиков, сошел на причал, растворился в толпе. Он уже считал, что избавился от назойливых журналистов, когда какой-то телекомментатор ринулся к нему, и под самым носом Питт увидел вдруг нацеленный на него микрофон.

— Эй, приятель, ты ведь один из аварийщиков с «Титаника»?

— Увы, я местный, с этой судоверфи, — и он помахал рукой перед телекамерой.

На лице телевизионщика отразилось разочарование.

— Джо, заканчивай, — обратился он к своему оператору. — Ошибочка вышла.

С этими словами он резко повернулся и двинулся в сторону корабля через толпу, крича, чтобы не задели его микрофон и соединительный провод, на который кто-то едва уже не наступил.

Через полчаса, или что то же самое, шесть кварталов спустя Питт сумел отыскать свободное такси, водителя которого больше интересовал заработок, чем древний корабль.

— Куда едем? — поинтересовался шофер. Питт поколебался несколько мгновений, посмотрел на себя, на свою грязную, пропахшую потом одежду, поверх которой была надета грязноватая куртка. Он и без зеркала представлял, как именно выглядит: круги под глазами, мятое лицо, красные от недосыпания глаза… Если на кого в этот час он и был похож, так это на завсегдатая «Бауэри». Но тут же другая мысль пришла в голову. Какого, собственно, лешего?! Он только что сошел с трапа самого шикарного лайнера в мире…

— Какой в Нью-Йорке отель считается самым лучшим и дорогим?

— «Пьер», что на углу Пятой авеню и Шестьдесят первой стрит, держит марку.

— Ну так давай жми в этот самый «Пьер».

Водитель повернулся и внимательно посмотрел на своего пассажира. Ничего не сказав вслух, он лишь напряженно шмыгнул носом, пожал плечами и покатил по улице.

Менее чем через полчаса такси подкатывало к фасаду «Пьера», обращенному в сторону Центрального парка.

Расплатившись с таксистом, Питт прошел через вращающиеся двери и уверенно пересек фойе, остановился возле стойки.

Клерк удостоил его неприветливым взглядом, традиционным в такой ситуации.

— Извините, сэр, — сказал он прежде, чем Питт успел открыть рот, — но сегодня у нас все занято.

Питт понимал, что так или иначе репортеры обнаружат его местонахождение, это лишь вопрос времени — если, конечно, он сейчас назовет свое настоящее имя. Он же внутренне еще не был готов сделаться национальной знаменитостью. Все, чего хотел сейчас Питт, — это вымыться и выспаться вволю.

— Не судите по моей одежде, — сказал Питт, стараясь, чтобы его слова прозвучали возмущенно. — Я профессор Малколм Р. Смит, писатель и археолог. Я только что с самолета, четыре месяца провел в дельте Амазонки, поэтому так и выгляжу. Мой помощник сейчас привезет багаж.

При этих словах Питта клерк преобразился, на его холеном лице появилось выражение неизъяснимого удовлетворения, если не подлинного блаженства.

— О, Прошу простить, профессор Смит, не узнал вас. Однако как бы там ни было, а у нас действительно нет ни единого свободного. номера. Город прямо-таки забит туристами, приехавшими, чтобы посмотреть на прибытие «Титаника». Надеюсь, вы понимаете, это для Нью-Йорка подлинное событие.

Это была хорошо разыгранная роль. Не потеряв лицо, клерк дал понять, что не верит ни единому слову назойливого клиента.

— Я с удовольствием поручусь за господина профессора, — раздался за спиной Питта незнакомый голос. — Дайте ему самый лучший ваш номер, а оплату можете направить вот по адресу…

На стойку была небрежно брошена визитная карточка. Взяв ее, клерк прочитал и вспыхнул от удовольствия. Не говоря более ни слова, он положил перед Питтом регистрационную карту постояльца и движением фокусника вытащил откуда-то и положил на стойку ключ от номера.

Питт обернулся и посмотрел на мужчину, лицо которого было столь же изможденным, как и его собственное. Существовавшие отдельно бледные губы улыбались жалкой улыбочкой, однако глаза были пусты и непроницаемы, как у зомби. Перед ним стоял Джен Сигрем.

— Как это, хотел бы я знать, тебе удалось так быстро меня разыскать? — спросил Питт, лежавший в горячей ванне с бокалом водки в руке.

Сигрем сидел рядом с ванной, на крышке унитаза.

— Все очень тривиально, — ответил он. — Увидел, как ты продираешься сквозь толпу и пошел следом.

— Думал, ты будешь на «Титанике» с момента его прихода в Нью-Йорк.

— Что «Титаник»?.. Он для меня — пустой звук. Другое дело — бизаний, находящийся в трюме. Это — да, это меня по-настоящему интересует. Мне сказали, что не ранее, чем через двое суток можно будет поставить корабль в сухой док, чтобы вскрыть обшивку и вытащить бизаний.

— Ну и?.. Раз есть целых два дня, отдохнул бы в свое удовольствие, расслабился. Тем более, что главное уже позади, а через несколько недель вообще все твои проблемы закончатся. «Сицилианский проект» будет полностью завершен, и не будет у тебя этой головной боли.

Сигрем на секунду прикрыл глаза.

— Знаешь, я давно хотел поговорить с тобой, — негромко сказал он Питту. — Поговорить насчет Даны.

О Господи, подумал Питт, начинается. Не легко сохранять спокойствие, учитывая, что занимался любовью с женой этого человека. Единственное, на что у Питта достало выдержки и сил, так это на ровный спокойный тон:

— Как она после всех этих злоключений?

— Полагаю, в порядке, — Сигрем пожал плечами.

— Ты полагаешь? Два дня назад ее забрал с борта «Титаника» вертолет. Ты не видел ее с тех пор, как она прилетела?

— Она не хочет видеть меня. Говорит, что между нами все кончено.

Питт посмотрел на остаток водки в бокале.

— Итак, очередной прилив романтики. Да кому она нужна! Знаешь, на твоем месте я взял бы себе самую эффектную шлюху Нью-Йорка, все расходы повесил бы на достопочтенное НУМА, и думать бы позабыл о Дане.

— Ты не понимаешь. Я люблю ее.

— Господи, звучит как послание Энн Ландерс. — Питт протянул руку, взял с пола бутылку и налил себе снова. — Слушай, Сигрем, я всегда считал тебя хорошим парнем. Это лишь снаружи ты нытик, пижон. Кто знает, может, ты войдешь в историю как величайший физик нашего столетия, спасший мир от ядерного кошмара. Ты еще далеко не старик, обязательно найдешь себе какую-нибудь подходящую женщину. Готов биться об заклад: когда закончится работа по «Сицилианскому проекту» и придет пора уезжать из Вашингтона, на твоем банковском счету будет такая сумма, что многие жизненные проблемы отпадут сами собой. Ты будешь богатым человеком, старик! Так что, ради Бога, не надейся, что я буду сейчас сочувственно выслушивать твою историю об ушедшей любви. Мне бы, знаешь, твои заботы…

— Какой толк от всего этого, если нет рядом женщины, которую любишь?

— Вижу, ты не хочешь понять! — Питт опустошил бутылку более, чем на треть, и в сочетании с горячей ванной спиртное горячими волнами расходилось по телу, согревая его изнутри. — Если девке стукнуло в голову, что она нашла источник молодости, это совсем еще не причина для того, чтобы топиться в канализации, понимаешь меня? Ну, ушла — и ушла, черт с ней. И вообще, что у мужиков за идиотская привычка, бегать за бабами?! Баба любого мужчину вгонит в гроб, а мужики все равно за ними бегают, словно те медом намазаны! Наплюй и забудь, вот мой совет. Таких, как твоя Дана — тысячи и тысячи. Лишь пальцем помани — сбегутся. А если для тебя любовь — это постель и вкусный ужин, найми прислугу, обойдется дешевле. А кроме того, сэкономишь себе массу нервных клеток, что совсем немаловажно.

— Говоришь, прямо как Зигмунд Фрейд, — сказал Сигрем, поднимаясь с унитаза. — Для тебя женщины — ничто. Тебе бы только выжрать свою бутыль водки — вот и вся любовь. Ты уже несовременен, Питт.

— Неужели? — Питт поднялся из воды и потянулся к висевшей на стене аптечке, чтобы Сигрем мог в зеркале увидеть его отражение. — Посмотри-ка хорошенько на меня. Вот лицо человека, который, по твоим словам, уже несовременен. Этого человека разрывают на части тысяча чертей собственного изготовления. Моего собственного, Сигрем. Ты же, старик, по-моему, склонен преувеличивать всякую проблему выше крыши, а это уже явная патология. У тебя депрессия, а случай с женой эту депрессию лишь усилил, так мне представляется. Ты совсем не так уж и любишь эту женщину, как себя пытаешься уверить в том. Она для тебя своего рода символ, элемент знаковой системы твоего мира. Ты посмотри на себя: круги под глазами, лицо, как у старика. Тебе сейчас не о Дане следует думать, а о том, как бы поскорее попасть на прием к психиатру. Хватит вылезать из кожи во имя спасения человечества, настала пора о себе подумать, Сигрем, о собственном здоровье.

Лицо Джена пылало, как маков цвет. Он пытался унять нервную дрожь, охватившую его, сжимал кулаки, но дрожь от этого лишь усиливалась. Сигрем посмотрел на себя в зеркало, вдруг зеркало помутнело, и вместо собственного отражения он увидел странное лицо с глазами загнанного животного.

Питт внимательно наблюдал за тем, как выражение лица Сигрема менялось от злости до сущего ужаса.

— Боже, только не это!.. Это же он!

— Он?

— Да, он! — закричал Сигрем. — Это же Джошуа Хейз Брюстер! — С этими словами он с силой, обоими кулаками ударил в зеркало и под звон разбитого стекла выбежал из ванной.

Глава 76

Печальная, взгляд с поволокой — такой видела себя Дана в большое зеркало. Новая прическа делала ссадину на лбу едва заметной. Если не считать отдельных синяков на теле, Дана выглядела безукоризненно. Сколь ни придирчива, она была к себе, однако никаких дополнительных изъянов обнаружить не смогла. Из зеркала на нее смотрела обновленная Дана Сигрем: ни морщин под глазами, ни отеков. Лицо как лицо, гладкое и симпатичное, без каких бы то ни было следов морального падения и уж, тем более, греха. В глазах играли живость и какой-то спортивный задор, прежде начисто отсутствовавшие. Это было лицо возрожденной, уверенной в себе, удачливой женщины.

— Как насчет завтрака? — донесся снизу голос Мари Шелдон.

Надевая свободного покроя платье, она крикнула в ответ:

— Я буду только кофе. Кстати, который час?

— Девять с небольшим.

Минуту спустя, когда Мари разливала по чашкам горячий кофе, Дана появилась на кухне.

— Какие планы на сегодня? — поинтересовалась Мари.

— Хочу устроить сугубо женский день, пройтись по магазинам… Найду где-нибудь тихий ресторанчик, перекушу в одиночестве. Может, в клуб наш загляну, с кем-нибудь из коллег в теннис сыграю.

— Звучит чудесно, — сухо сказала Мари. — Но думаю, пора перестать разыгрывать миссис Богатую Суку, ты же совсем не такая. Вот и веди, пожалуйста, себя, как девушка ответственная.

— А смысл?

Мари воздела руку к небу в картинном раздражении:

— Какой тут может быть смысл?! Да такой смысл, прелесть моя, ты девушка на час. Три дня не умолкает телефон, трубка раскалилась докрасна: каждый женский журнал жаждет написать про тебя. Восемь приглашений от крупнейших телестанций на участие в их разных там «ток-шоу» — восемь штук скопилось на телефонном столике. Нравится это или нет, сегодня ты знаменитость. Может, пора все-таки опуститься на землю и подумать, каким образом лучше использовать эту вот известность?

— А что я буду им всем отвечать? Ты об этом хоть раз подумала?! Ведь, в сущности, что произошло? Лишь только то, что я была единственной женщиной на «Титанике» вместе с двумя десятками мужиков. Подумаешь, событие, тоже мне…

— Ты ведь погибнуть там могла! Чуть не погибла, а сейчас тут пытаешься говорить об этом, словно речь идет о туристической прогулке вниз по Нилу на барже а-ля Клеопатра. По-моему, от внимания двадцати мужиков ты несколько тронулась, не иначе…

Если бы только Мари знала всю правду. Однако Дана вместе со всеми, кто находился на борту «Титаника», дали подписку о неразглашении по просьбе Уоррена Николсона. Каждый поклялся ни во сне, ни наяву не вспоминать, как русские разведчики пытались захватить корабль, и что из этого вышло. Если что и согревало Дану, если что и тешило ее самолюбие, так лишь мысль о том, что два десятка мужчин знают о ее мужественном поведении на «Титанике».

— Там ведь чего только не было… — со вздохом призналась Дана. — Я вернулась из этой экспедиции в некотором смысле другим человеком.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, многое, так сразу не объяснишь. Например, я решила подать на развод.

— Долго думала и надумала, так, что ли?

— Надумала, — твердо ответила ей Дана. — Также я надумала взять пролонгированный отпуск в Агентстве и немного пожить в собственное удовольствие. Не зря же меня называют женщиной года. Это хоть к чему-нибудь да обязывает, как думаешь?! Статьи в периодике, телеинтервью — все это должно дать мне возможность пожить так, как мечтает каждая американская девушка.

— А именно?

— Так… Тратить направо-налево деньги и получать удовольствие от этого. В кайф пожить, как тут еще скажешь…

Мари грустно покачала головой.

— Такое чувство, словно я помогла созреть яйцу, из которого вылупился монстр.

Дана мягко взяла подругу за руку.

— Ты здесь ни при чем, дружочек. Дело в том, что мне довелось столкнуться со смертью, посмотреть ей в глаза. Такое даром не проходит. Я, например, вмиг поумнела. Поняла, что веду жизнь, которая в конечном итоге способна завести меня лишь в тупик… Думаю, что это началось в детстве… — голос Даны сделался чуть слышным, когда старые воспоминания обступили ее со всех сторон. — У меня было чудовищное детство, и оно рикошетом ударяет по моей жизни до сих пор. Горечь детства я чувствовала даже тогда, когда Джен сделал мне предложение и когда все вокруг завидовали мне. Да и женился-то Джен, собственно говоря, не столько от большой любви, как от большой жалости. Он понимал меня тогда — Подсознательно он старался опекать меня, был для меня не столько мужем, любовником, сколько отцом. К тем отношениям с Джоном я не могу да и не желаю возвращаться. Во мне буквально не осталось эмоционального порыва, душевных сил продолжать жить с Дженом. Я — одиночна. Мари, я знаю это четко. Я слишком эгоистична. Таков мой крест, и тут уж ничего не поделать. Разве что обратно родиться, как девчонки говорят. С этих пор я решила быть всегда одна. Одиночество — и есть мой удел. В таком случае я не смогу никогда и никому сделать больно.

Мари взглянула на нее глазами, полными слез.

— Что ж, значит, нам придется расстаться. Ты превращаешься из замужней женщины в одинокую и независимую от кого бы то ни было, ну а я напротив — покидаю дружные ряды молодых, независимых, отчаянных и перехожу в стан хлопотуний домохозяек.

Губы Даны растянулись в широкую улыбку.

— Ты и Мел?

— Я и Мел.

— Когда?

— Лучше поскорее, а то придется заказывать приданое в магазине «Счастливая мамочка».

— Беременна?

— А то!..

Дана обогнула стол и крепко стиснула Мари в объятиях.

— Поверить не могу, что у тебя будет малыш.

— Отчего же не можешь?

— О, Мари, я так рада за тебя, ты даже не представляешь! Ты и я, мы в одно и то же время начинаем жить по-новому. Ты рада?

— Конечно, — суховато ответила Мари. — Ничто так не развлекает, как возможность начать сначала.

— А что, разве не так?

— Так-то оно так, но я вот о тебе сейчас думаю. Не надо ждать слишком далеко и слишком быстро, чтобы попасть в омут.

— Там, где омут, там как раз самое интересное.

— Да, но как минимум такой интерес предполагает умение плавать.

— Я стала чересчур ручной, — мечтательно произнесла Дана, — и настало время вспомнить клич: «Домой, в пампасы».

— И что же именно ты собираешься предпринять? Дана выдержала взгляд подруги и спокойно сказала:

— Когда решусь, мне понадобится только набрать номер телефона.

Президент поднялся, обогнул стол и протянул руку лидеру большинства в Сенате Джону Бурдику.

— Рад видеть тебя, Джон. Как Джози, дети как?

Бурдик, высокий поджарый мужчина с шапкой густых темных волос, редко видящих расческу, добродушно пожал плечами:

— Джози в порядке. Ну, а дети… Ты же знаешь, что такое дети. Я для них не больше, чем старая копилка, откуда всегда можно подзанять деньжат.

Усевшись, они принялись обмениваться мнениями по вопросам бюджетной политики и финансовых программ. Хотя тот и другой принадлежали к различным партиям и на людях не упускали случая поддеть друг друга, в приватной жизни они были добрыми приятелями, можно даже сказать, — друзьями.

— Знаешь, господин Президент, какое мнение доминирует в Конгрессе? Конгресс полагает, что ты попросту спятил. За последние полгода ты накладывал президентское вето на всякий закон, который был инициирован Капитолийским Холмом.

— Буду так поступать и впредь, пока остаюсь Президентом этой страны — Президент закурил длинную тонкую сигару, несколько раз пыхнул дымом. — Давай посмотрим правде в глаза, Джон. В Соединенных Штатах со времен окончания второй мировой войны по существу не было полноценного правительства. Не было, нет его и сейчас. Но ни у кого не хватает духу заявить об этом во всеуслышание. Год от года мы все более увеличиваем национальный долг, хотя он уже и без того необъятный. Увеличиваем, наивно полагая, что когда-нибудь президентские выборы сумеет выиграть этакий гений экономики, который и сумеет рассчитаться за то, что более полувека у власти находились элементарно некомпетентные политики.

— Хорошо, а что же делать? Что же, по-твоему, Конгресс должен признать национальное банкротство?

— Знаешь, когда-нибудь и до этого может дойти.

— Да, но каковы будут последствия такого шага?! Половина страховых компаний несет груз национального долга Америки вместе с крупнейшими банками. Они все разорятся в одну секунду, если что…

— Ну и?..

Бурдик отрицательно покачал головой.

— Не могу такое принять, как хочешь.

— Черт побери, Джон, мы же не сумеем до бесконечности прятать концы в воду, неужели этого ты не понимаешь?! Разве не ясно, что может получиться так, что ни один из налогоплательщиков моложе пятидесяти лет попросту никогда не увидит чек «Соушел Секьюрити». А пройдет еще лет двенадцать, и социальное страхование окажется недоступным и для трети граждан. Исходя из всего этого, я и решил бить тревогу. Одинокий голос в дремучем лесу. Однако ведь кто-то должен. Мне осталось всего несколько месяцев провести на этом посту. Но при каждой возможности я буду говорить о болевой точке экономики.

— Не видать тебе популярности. Наш народ не любит политиков, приносящих дурные вести.

— Да плевать я хотел! Пусть думают обо мне что угодно. Лишь эгоисты от политики добиваются популярности любой ценой. Пройдет совсем немного времени, и я пошлю все свои обязанности к чертям, сяду на яхту и поплыву на Фиджи. И в гробу я видел тогда все правительство.

— Мне грустно слышать такие слова, господин Президент. Ты хороший парень, и не один я это говорю, даже твои враги так считают, поверь.

Однако Президент не дал собеседнику сбить себя с темы.

— У нас великая страна, Джон. И она какое-то время будет еще оставаться великой. Однако такие, как ты, я, все эти умные и энергичные юристы, — все замучили Америку. Я бы вообще гнал юристов из правительства к чертям! В Конгрессе, а уж тем более в Белом доме, должны работать счетоводы и экономисты.

— Оставляешь юристам правоведение? Президент устало пожал плечами.

— Я вижу, что все впустую… Какова бы ни была моя политика, она по существу ничего не способна изменить. — Президент растянулся в кресле и неожиданно улыбнулся собеседнику. — Слушай, Джон, ты уж извини меня. Разболтался тут, ты наверняка по делу пришел, а тебе пришлось прослушать целую президентскую речь. Право, извини меня. Что у тебя за проблемы?

— Вопросы медицинского обслуживания детей из социально незащищенных слоев, — Бурдик пристально посмотрел на Президента. — Собираешься и тут прибегнуть к вето?

Президент внимательно изучил тлеющий конец сигары, затем сказал:

— Да.

— Но этот закон подготовил лично я, — негромко, внушительно сказал Бурдик. — Я сражался за него в Палате и Сенате.

— Знаю.

— Да как же ты вообще можешь накладывать вето на закон, который обеспечивает для детей медобслуживание?! Для тех детей, чьи родители не в состоянии платить врачам?!!

— Я сделаю это, исходя из тех же самых соображений, по которым я недавно наложил вето на закон о предоставлении дополнительных льгот гражданам старше восьмидесяти лет. По аналогичным соображениям я не одобрил проект Федеральной образовательной программы для этнических меньшинств, и много еще других прекраснодушных законов. За все эти благодеяния кто-то должен платить деньги! Эту страну сделали супердержавой трудящиеся, те самые люди, которые вкалывают своими руками. А мы только за последние десять лет увеличили для них налоги на пятьсот процентов. Понимаешь, о чем я говорю?! Они вкалывают, а мы увеличиваем налоги.

— Мы же не для себя увеличиваем. Мы поступаем в интересах всех.

— Скорее, в интересах сбалансированного бюджета, сенатор. Вот ты разработал новую программу, а деньги на нее — откуда?!

— Думаю, пришла пора подумать о сокращении расходов на Мета Секшн.

— А, вот куда ты повернул!!! Конгресс решил добраться и до Мета Секшн! Что ж, рано или поздно это и должно было произойти. Хоть не слишком рано, и на том спасибо. — Он дал себе чуточку остыть. — Значит, Мета Секшн, говоришь?!

— Ты и так столько сделал для этих ученых… Столько лет подряд ни в чем не отказывал им.

— Не отказывал, — мрачно согласился Президент. Некоторое время они помолчали. Наконец Бурдик нарушил паузу:

— Как все это ни было запутано, а мои парни сумели-таки организовать расследование. Теперь точно известно, что именно из денег, направленных для Мета Секшн, и был создан фонд для поднятия «Титаника». А связь между сверхсекретной Мета Секшн и Президентом Соединенных Штатов более чем очевидна. Я могу с полным на то основанием сказать, что именно ты направил более семисот пятидесяти миллионов долларов на спасение старого, ржавого, никому не нужного корабля. А публике сообщили сумму расходов, не соответствующую истинной и на половину. Мне же требуется лишь пятьдесят миллионов, к тому же — на детей из неблагополучных семей. Так что, извини меня, однако твои приоритеты мне не вполне понятны, мягко говоря.

— И что ты собираешься делать, Джон? Шантажировать меня, рассчитывая таким образом протолкнуть свой законопроект?

— Если честно, то да.

— Понятно.

В этот момент разговор был прерван вошедшим секретарем.

— Извините, что вынужден прервать, господин Президент, но вы распорядились просмотреть перечень дел на сегодняшний день.

Президент сделал извиняющийся жест:

— Извини, Джон, это займет пару минут.

Он взял из рук секретаря лист бумаги и стал читать, задержал взгляд на имени, которое было вписано карандашом против времени 4.15. Подняв бровь, он переспросил у секретаря:

— Миссис Сигрем?

— Да, Сэр. Она позвонила и сказала, что ей удалось выяснить историю того корабля, модель которого стоит в спальне у вас. Я подумал, что вас это может заинтересовать, и потому отвел для миссис Сигрем несколько минут.

Президент крепко зажмурился и плотно прижал ладони к лицу.

— Позвоните миссис Сигрем и отмените встречуна 4.15. Скажите, что я приглашаю ее на ужин, который состоится в 7.30 на борту президентской яхты.

Секретарь сделал пометку карандашом и тихо удалился.

Президент обернулся к Бурдику.

— Ну так, Джон, в случае, если я откажусь подписать твой законопроект, что будет? Бурдик поднял руки.

— Ты не оставляешь мне иного выхода. Я буду вынужден поставить вопрос о проблематичности подхода Президента Соединенных Штатов к вопросу об использовании федеральных средств. И тогда, поверь, разразится такой скандал, по сравнению с которым Уотергейт покажется тебе рождественским представлением, не более того.

— И ты сделаешь это?

— Мне придется.

Лицо Президента выражало в этот момент холодное убийственное спокойствие.

— Чтобы не тратить денег на парламентские слушания, я скажу тебе уже сейчас, что с Мета Секшн покончено. Но я хочу, чтобы ты знал, Джон, Мета Секшн сделала для страны столько, что лишь благодаря ее деятельности ты, я и все остальные могут спокойно спорить и ругаться друг с другом.

— Хочешь рассказать?

— Хочу.

…Час спустя совершенно потрясенный услышанным, сенатор Джон Бурдик пришел к себе в кабинет, вытащил папку с материалами по Мета Секшн и лист за листом отправил все бумаги в резательную машину.

Глава 77

Это было грандиозное зрелище — «Титаник», гордо возвышающийся над конструкциями сухого дока.

Работы начались. Сварщики пошли в атаку на забитые металлическим ломом трапы и проходы. Клепальщики своими грохочущими молотками убирали заплаты, поставленные под водой с помощью ветстила. Два мощных подъемных крана, высотой с хороший небоскреб каждый, раз за разом своими стальными клещами вырывали из корпуса «Титаника» все новые фрагменты.

Питт бросил прощальный взгляд на гимнастический зал и на верхнюю палубу. Подобно тому, как делали многие в последние секунды уходящего года, Питт стоял, мысленно воскрешая события, связанные с этим кораблем, а также происшедшие на борту лайнера. Горький пот аварийщиков, кровь и жертвы членов его славной команды, хрупкие надежды, помноженные на энтузиазм множества талантливых парней, — все это и привело к успеху. Теперь вся операция по спасению «Титаника» уже отошла в историю. Питт последний раз огляделся и отправился в грузовой отсек на седьмую палубу.

Там были уже все его коллеги. Их вид показался Питту несколько необычным, возможно, такое впечатление производили одинаковые серебряные шапки на голове каждого. Джен Сигрем, похудевший и дерганый, прогуливался туда-сюда. Мел Доннер, постоянно утирая пот с шеи и подбородка, искоса поглядывал на Сигрема. Минералог из Мета Секшн Херб Ласки разговаривал о чем-то с коллегой из аналитического отдела. Адмирал Сэндекер и адмирал Кемпер негромко беседовали в дальнем полутемном углу.

Питт осторожно обходил стойки переборок, перешагивал через обрывки верповального троса. Наконец он остановился за спиной одного из рабочих верфи, который нацеливался своей ацетиленовой горелкой на один из шарниров двери, ведущей в трюм корабля. «Ну, вот и до трюма добрались, — вскользь подумал Питт. — Через считанные минуты будет извлечен из чрева „Титаника“ тот самый груз, ради которого вообще затеяли все это предприятие…»

Неожиданно Питта охватила сильная нервная дрожь, словно температура воздуха резко понизилась втрое. Он вдруг испугался вскрытия трюма, и ему даже захотелось каким-нибудь образом отдалить этот финальный акт.

Словно для того, чтобы разделить беспокойство Питта все, кто находился поблизости, разом приумолкли и обступили Питта в напряженном ожидании.

Наконец работяга отпрянул от двери и отставил горелку в сторону.

— Ну как? — спросил Питт.

— Умели же делать в старину, — сказал рабочий. — И замок вместе с куском металла вырезал, и петли перерезал, а все равно не открывается.

— И что теперь?

— С «Доппелмана» опустим трос, и пускай кран поработает.

Целая бригада рабочих битый час прикрепляла трос к заклинившей двери. Трос был толстый, двухдюймовый, и с ним пришлось повозиться. Когда же все было готово, оператору на «Доппелмане» передали по радио команду. Мотор крана заработал, трос начал распрямляться. Никто не потрудился посторониться, хотя все понимали, что в случае разрыва трос перережет любого буквально пополам.

Все прислушивались к звуку работающего крана. Несколько секунд ничего не происходило. Трос натянулся и тихо, мелодично гудел, словно постанывал. Питт, презрев элементарную осторожность, приблизился на несколько шагов. По-прежнему ничего. Казалось, что дверь и стенка сделаны из единого куска металла.

По команде оператора кран ослабил натяжение, чтобы дать и тросу, и движку передышку. Затем трос вновь натянулся — на этот раз как струна, издав гнусавый звук. Людям на палубе казалось невероятным, что дверь может противостоять таким чудовищным нагрузкам. И тем не менее дверь не поддавалась. Вдруг послышалось тихое кряканье, створка двери чуть подалась вперед, казалось, на толщину волоса. По сторонам образовались две хорошо различимые трещины, дополненные двумя горизонталями сверху и снизу. Неожиданно послышался рваный металлический звук — и дверь вылетела, оставив аккуратный прямоугольный проем.

Из зияющей темноты не хлынула вода, как некоторые ожидали. За все время нахождения корабля в океанской бездне ни капли воды не проникло в эту часть корпуса.

Никто не двинулся с места. Ноги словно приросли к палубе, взгляды завороженно прикованы к черному проему. Из трюма донеслось зловоние с преобладающим запахом плесени.

Ласки первым нарушил молчание:

— Боже, это еще что такое?! Откуда тут этот запах?

— Дайте фонарь! — крикнул Питт, обращаясь к рабочим.

Ему протянули ручной флуоресцентный фонарик, Питт включил его и направил неяркий бледно-синий луч в проем.

Взгляду предстали десять деревянных ящиков, надежно увязанных кожаными ремнями. Увидели они еще и такое, от чего лица мужчин вмиг побледнели. То была мумия человека.

Глава 78

Он лежал на полу, в самом углу отсека. Глаза были плотно закрыты, глазницы ввалились внутрь. Кожа была темной, цвета просмоленной бумаги, которой некогда покрывали крыши складов. Высохшие мускулы легко угадывались под опавшей кожей. С головы до пят труп был покрыт плесенью. Борода и волосы на голове сохранились лучше всего. Возле тела оказалась разлита какая-то жидкость; именно она и придавала воздуху влажный оттенок. Казалось, что кто-то перед самым открытием двери умудрился плеснуть из ведра на стену отсека.

— Кто бы это ни был, а он и после стольких лет все еще мокрый, — сказал вполголоса Кемпер, чье застывшее с выражением ужаса лицо напоминало маску. — Как это влага тут сохранялась столько лет, ума не приложу!

— Всякий человек наполовину состоит из воды, — спокойным голосом сказал Питт, которому удалось справиться с первым волнением. — А недостаток воздуха привело к замедлению процесса испарения.

Не выдержав жуткой сцены, Доннер первым отвернулся. Борясь с рвотным рефлексом, он поглубже вдохнул и спросил:

— Кто бы это мог быть?

Питт приблизился к останкам и нагнулся.

— Мы это выясним. В качестве рабочей гипотезы рискну предположить, что перед нами Джошуа Хейз Брюстер.

— Брюстер?! — прошептал Сигрем, и его расширенные глаза сделались безумными от ужаса.

— Почему бы нет? — спросил Питт. — Кто еще знал о содержимом этого отсека?

Адмирал Кемпер в крайнем изумлении потряс головой.

— Только представьте себе, — с нескрываемым благоговением произнес он, — каково это — умирать в этом склепе, без света и воздуха, в тот самый момент, когда корабль неотвратимо опускается в океанскую пучину.

— Может, хватит расписывать-то?! — сказал Доннер. — Мне и так на ближайший месяц гарантированы еженощные кошмары.

— Да, все это поистине ужасно, — сказал Сэндекер, с трудом шевеля губами. — Ты знал о том, что тут произошло? — обратился он к Питту.

Питт утвердительно кивнул.

— Капитан Бигалоу мне рассказал.

Сэндекер изучающе посмотрел на Питта, однако более эту тему развивать не стал, а вместо этого обратился к одному из рабочих:

— Позвони в полицию, пускай приезжает следователь и заберет отсюда труп. Чтобы, все, как положено… Нужно будет вымыть тут все, вычистить.

Рабочим не пришлось повторять дважды. Они разом исчезли с грузовой палубы, словно их ветром сдуло.

Сигрем схватил Ласки за рукав:

— Ну, Херб, настал твой черед действовать… Нерешительно и медленно вошел Ласки в отсек, боязливо переступил через простертое тело, и потрудившись некоторое время, откинул крышку одного из ящиков с рудой. Затем он принес свои приборы и приступил к исследованию, занявшему, казалось, целую вечность. Не решаясь мешать работе минералога, все остальные нервно прохаживались по грузовой палубе, бросая нетерпеливые взгляды в сторону Ласки.

Наконец он поднял голову. Лицо выражало крайнюю степень ошеломленности.

— Труха, — сказал он.

— Как?! — Сигрем тотчас же подскочил к нему. — Повтори, что ты сказал?

— Труха. Ни единой крупицы бизания тут нет.

— Попробуй в другом ящике посмотреть, — распорядился Сигрем.

Ласки покорно кивнул и продолжал работу. Однако повторилась та же самая картина. Наконец были исследованы все десять ящиков.

Ласки выглядел так, словно его вот-вот постигнет апоплексический удар.

— Труха… самая обыкновенная труха… — бубнил он. — Обычные камни, какие можно набрать на любой обочине.

Ласки выдохся, замолчал, и тогда в грузовом отсеке «Титаника» воцарилась тяжелая тишина. Питт неотрывно рассматривал разбросанные камни, да и все остальные глаз не могли оторвать от грязноватой гальки. В эти минуты общего онемения сознание людей пыталось каким-то образом переварить невозможную, чудовищную мысль, что все, буквально все предпринятое — все усилия, жертвы, изнурительная работа, астрономические суммы денег, смерть Манка и Вудсона — в конце концов, что вся операция по спасению «Титаника» оказалась практически ненужной. Все они были жертвами фантасмагорического розыгрыша, осуществленного семьдесят шесть лет тому назад.

Первым нарушил тишину Сигрем. В приступе сумасшествия он лучезарно улыбнулся и зашелся в оглушительном хохоте, который еще более усиливали стены отсека. Внезапно он нагнулся, схватил увесистый булыжник с палубы и, размахнувшись, коротко и точно ударил в голову Ласки. На бледно-желтые доски ближайшего ящика брызнула яркая кровь.

Он все еще продолжал истерично хохотать, однако теперь ему требовалась новая жертва. Вцепившись в останки Джошуа Хейза Брюстера, Сигрем принялся колотить о палубу — до тех самых пор, пока голова не отделилась от шеи и не оказалась у Джена Сигрема в руках.

Сигрему почудилось, что мертвые губы Джошуа Хейза Брюстера тронула чуть различимая усмешка. Разум Сигрема окончательно помутился. Словно через время и расстояние Джошуа Хейз Брюстер сумел, как эстафету, передать безумие американскому физику, которому уже никогда не суждено было излечиться.

Глава 79

Шесть дней спустя. Мел Доннер вошел в ресторан отеля, где завтракал адмирал Сэндекер, он подошел и уселся на свободное место напротив.

— Слышали новость?

— Если новые неприятности, — Сэндекер прожевал омлет, проглотил, и лишь затем продолжил: — я бы предпочел, чтобы ты приберег их для себя.

— Устроили настоящую засаду возле дома, подкарауливали, когда я выйду, — он бросил на стол газету с фотографией. — Меня вызывают на заседание комитета Конгресса по расследованию.

Сэндекер подцепил вилкой очередной ломоть омлета, даже не взглянув на газетную страницу.

— Поздравляю.

— Вас ждет все то же самое, адмирал, не расстраивайтесь. И в кабинет заберутся, и бумаги перетрясут…

— Кто стоит за всем этим?

— Какой-то мерзейший сенатор от Вайоминга, хочет на всей этой истории сделать себе имя. — Доннер извлек платок и промокнул потный лоб. — Этот скот настаивает, чтобы для слушания был вызван Джен.

— Ну, это мы еще посмотрим… — угрожающе произнес Сэндекер, отставил тарелку и сам вместе со стулом отодвинулся от стола. — Как там дела у Сигрема?

— Поставили маниакально-депрессивный психоз, такое вот длинное название.

— Ас Ласки что?

— Сотрясение мозга. Наложили двадцать швов. Через неделю должны выписать. Сэндекер покачал головой.

— Не дай Бог, еще когда-нибудь увидеть подобное. — Он глотнул кофе. — Ладно. Ну, а какова же будет наша линия?

— Вчера вечером мне позвонил Президент из Белого дома. Он говорит, что следует рассказать все, как оно есть, без малейшей утайки. Он меньше всего заинтересован в том, чтобы плюс ко всему выпутываться из паутины лжи.

— Что с «Сицилианским проектом»?

— Приказал долго жить в ту самую минуту, когда мы открыли отсек «Титаника», где должен был быть бизаний, — сказал Доннер. — А у нас теперь нет другого выбора, кроме как без утайки выложить всю подноготную с начала до печального конца.

— А зачем стирать грязное белье на людях? Какой и кому от этого толк?!

— Издержки демократии, что вы хотите?! — обреченно сказал Доннер. — Всякое расследование такого рода должно быть гласным, даже если враждебные нам страны могут из расследования узнать какие-нибудь секреты — все равно.

Сэндекер потер ладонями лицо и тяжело вздохнул:

— Судя по всему, придется мне подыскивать новую работу.

— Не обязательно… Президент заверил меня, что будет подготовлено постановление, по которому вся ответственность за неудачу проекта несет он один.

Сэндекер отрицательно покачал головой.

— Не поможет… У меня есть несколько заклятых врагов в Конгрессе. Они спят и видят, когда я уйду из НУМА.

— До этого дело может и не дойти.

— За последние пятнадцать лет, иначе говоря, с тех пор, как сделался адмиралом, я вынужден был всякий раз оглядываться на политиков, замышляя ту или другую свою операцию. Поверь на слово, политика чрезвычайно грязное дело. После того, как всех, имеющих отношение к «Сицилианскому проекту», обольют помоями, мы в лучшем случае сможем рассчитывать на то, чтобы устроиться хоть куда-нибудь. О тепленьких местах и речи быть не может.

— Мне очень жаль, адмирал, что все закончилось таким образом.

— Взаимно. — Сэндекер допил кофе и промокнул салфеткой губы. — Слушай, Доннер, а ты, часом, не знаешь, кто поддерживает сенатора из Вайоминга? И кого он прочит в главные свидетели разбирательства?

— Думаю, все начнется с раскрутки операции по спасению «Титаника». Отсюда легко перейти к расследованию дел Мета Секшн, ну а там уже и Президент подпадает под удар. — Доннер сложил полученную утром повестку на заседание комитета Конгресса, положил ее в карман.

— Вероятнее всего, первым они вызовут Дирка Питта.

Сэндекер резко вскинул голову:

— Питта, говоришь?!

— Ну.

— Интересно, — мягко проговорил Сэндекер. — Очень интересно.

— А в чем, собственно…

Сэндекер аккуратно сложил салфетку, положил ее на стол.

— Ты, пожалуй, не знаешь, Доннер, да и знать не можешь, но, когда парни в белых халатах забирали Сигрема с палубы «Титаника», в тот самый момент Питт куда-то испарился.

Доннер прищурился.

— Но вы, наверное, знаете, где он. Или Джиордино? Или его друзья?

— А ты не думаешь, что мы пытались найти Питта? — Сэндекер вздохнул. — Он исчез. Пропал. Словно сквозь землю провалился.

— Но какой-то знак Питт наверняка должен был оставить.

— Он кое-что сказал, но это не имеет смысла.

— А именно.

— Сказал, что отправляется на поиски Соутби.

— Кто, к черту, такой Соутби?

— Разрази меня гром, если я знаю, — сказал Сэндекер.

— Понятия не имею.

Глава 80

Питт сидел за рулем взятого напрокат «ровер-седана». Он двигался по узкой блестевшей после дождя проселочной дороге. Близко одна к другой растущие березы, казалось, выстроились, чтобы атаковать движущуюся машину. Каждая вторая береза норовила шлепнуть автомобиль по крыше одной из ветвей.

Питт устал, смертельно устал. Он отправился в поездку, не вполне отчетливо себе представляя, что же он рассчитывает найти, если, конечно, вообще найдет хоть что-нибудь. Начал он поиски с того самого места, откуда начинали Джошуа Хейз Брюстер и его шахтеры, с доков Абердина в Шотландии. По их маршруту восьмидесятилетней давности он пересек затем Британские острова практически до самого Саутгемптона, где был построен «Титаник» и откуда корабль начал свой первый и последний в истории вояж.

Оторвав взгляд от ветрового стекла, по внешней стороне которого безостановочно двигались «дворники», Питт посмотрел на голубой дневник, лежавший на соседнем кресле. Страницы были заполнены фактами, цифрами, названиями различных мест, всевозможными подчеркиваниями, газетными вырезками, схемами — то есть всем тем, что удалось добыть за многие дни лихорадочных розысков.

Старые газеты практически ничего Питту не давали. Или, если быть более точным, почти ничего.

«НАЙДЕНЫ ТЕЛА ДВУХ АМЕРИКАНЦЕВ»

В выпуске от 7 апреля 1912 года газеты, выходившей в Глазго, у заголовка была помета, указывавшая, что нужную информацию следует искать, перелистав назад пятнадцать страниц. Конкретные детали были похоронены так же глубоко, как тела колорадов Джона Колдуэлла и Томаса Прайса на местном кладбище.

Питту посчастливилось найти их могилы возле маленькой церкви. Надгробья только и сообщали, что имена покойников и даты смерти. Сходным же образом обстояли дела с могилами Чарлза Уидни, Уолтера Шмидта, Уорнера О’Деминга. Каких-либо следов захоронения Элвина Кутлера Питту обнаружить не удалось.

И с Верноном Холлом были проблемы. Его могилу Питт также не нашел. Где обрел Вернон Холл свой последний приют? Пролил ли он кровь на аккуратных пастбищах и равнинах Хэмпшир-Даунз, или же смерть подкараулила его на какой-нибудь грязной окраине самого Саутгемптона?

Боковым зрением Питт увидел цифру на дорожном щите: двадцать километров до залива и порта.

Питт управлял автомобилем автоматически. Дорога завернула и сразу за поворотом пошла параллельно живописному, серебряному ручью Итчен, который известен на юге Англии своей форелью, но Дирк Питт этого красивейшего ручья даже не заметил. Вдали, за изумрудно-зелеными полями, обозначился какой-то небольшой город, и Питт решил там остановиться и наскоро позавтракать.

Откуда-то из глубины подсознания пришел тревожный сигнал. Не задумываясь, он сильно надавил педаль тормоза, но пережал, переусердствовал. Задние колеса заблокировало, и автомобиль, не снижая скорости, описал идеальный круг в триста шестьдесят градусов и застыл радиатором на юг, уткнувшись в придорожную канаву, полную грязи и мусора.

За считанные секунды до полной остановки «ровера» Питт успел открыть дверцу и выпрыгнуть из кабины. Ноги сразу завязли в грязи, однако ему удалось вытащить ступни из завязших ботинок, он пробежал по инерции несколько метров босиком.

Остановился только у придорожного указателя. Росшее рядом дерево ветвями закрывало большую часть букв.

Осторожно, как подкрадываются к птице, Питт отодвинул ветку, боясь, что в очередной раз придется оставить надежду. Вот вся табличка целиком оказалась освобожденной от листьев.

Перед Питтом была отгадка на задачку Джошуа Хейза Брюстера, а равно — и ключ к бизанию. Медленно, стирая с лица дождевые капли, глядя на указатель и еще не вполне веря своим глазам, Питт однако уже знал наверняка, что все усилия были отнюдь не напрасны.

Глава 81

Сидя на скамейке у фонтана перед Большим театром в скверике на площади Свердлова, Марганин читал газету. Уловив постороннее движение, он догадался, что кто-то сел рядом.

Тучный мужчина в мятом костюме откинулся на жесткую спинку и принялся жевать яблоко.

— Поздравляю с повышением по службе, капитан, — сказал он с набитым ртом.

— Надо подождать, чем все закончится, — не опуская газеты, ответил Марганин. — А что касается назначения, то адмирал Слоюк мог бы быть и щедрее.

— Как ваше положение… После того, как не стало Превлова?

— Как только капитан сбежал, я оказался наиболее подходящей кандидатурой на должность начальника аналитического отдела внешней разведки. Решение было очевидным.

— Не зря столько лет работали. Марганин перевернул газетную страницу.

— Не зря. Но это, будем надеяться, лишь начало. Главное еще впереди.

— Теперь вам надо быть предельно осторожным.

— Постараюсь, — сказал Марганин. — В глазах политического руководства случай с Превловым серьезно подорвал авторитет военно-морской разведки. Всех сотрудников трясут будь здоров как! Сколько еще воды утечет, прежде чем мне будут доверять так же, как доверяли Превлову.

— Постараемся сделать все возможное, чтобы максимально ускорить этот процесс. — Тучный мужчина с особенным смаком откусил большой кусок яблока. — Будете уходить, смешайтесь с толпой у входа в метро, во-он там, через дорогу. Один из наших людей, в прошлом профессиональный карманник вложит вам во внутренний карман конверт. Там вы найдете протокол встречи командующего военно-морским флотом США с командующими флотов.

— Серьезный материал, нечего сказать…

— Протоколы сфальсифицированы. На первый взгляд они покажутся чрезвычайно ценными, составлены таким образом, чтобы сбить с толку ваше начальство.

— Если я буду снабжать руководство фальшивками, положение мое не упрочится.

— Не торопитесь, — сказал тучный мужчина. — Завтра в это же самое время один из агентов КГБ получит точно такой же материал. КГБ не сможет усомниться в его подлинности. А поскольку получится так, что вы представите вашему начальству информацию на сутки раньше гэбэшников, в глазах адмирала Слоюка вы очень выиграете.

— Хитро придумано, — Марганин усмехнулся, глядя по-прежнему в газету. — Еще что-нибудь?

— Еще хочу с вами распрощаться.

— Распрощаться?!

— Именно. Достаточно долго работал с вами вместе. Слишком долго. Мы стали уязвимым звеном. Без меня вам будет спокойнее.

— А кто будет моим новым контактером?

— Вы по-прежнему живете в общежитии? — вопросом на вопрос предпочел ответить тучный мужчина.

— Да, по-прежнему. Я не собираюсь обзаводиться хорошей квартирой, чтобы по примеру капитана Превлова привлечь к себе повышенное внимание. Я буду жить, как и прежде жил, культивируя спартанский образ жизни и рассчитывая исключительно на свою официальную зарплату.

— Замечательно. На мое место уже назначен сотрудник. Им будет уборщик вашего общежития.

— Мне будет не хватать вас, дружище, — негромко сказал Марганин.

— Взаимно, старина.

Оба помолчали. Затем тучный мужчина вновь заговорил торопливым шепотом:

— С Богом, Гарри.

Когда Марганин сложил газету и положил ее рядом с собой на скамейку, рядом никого уже не было.

Глава 82

— Вон там, чуть правее, как раз и есть то самое место, — сказал пилот вертолета. — Я посажу машину на лужайку, через дорогу от церковного кладбища.

Сэндекер скосил глаза в окошко. Было серое неприветливое утро, и в низинах еще стоял туман. Зажатая с обеих сторон каменной кладкой дорожка пролегала меж деревенскими домами. Сэндекер невольно напрягся, когда вертолет вдруг стремительно сделал круг возле церковного шпиля.

Он глянул на сидевшего рядом Доннера, который смотрел прямо перед собой, на Сида Коплина, занимавшего кресло второго пилота. Коплина попросили помочь в этом последнем деле, которое финансировалось по линии Мета Секшн, поскольку его коллега Херб Ласки был еще слишком слаб для полетов.

Сердце Сэндекера чуть екнуло в ту минуту, когда вертолет коснулся земли. Еще минуту спустя пилот выключил мотор, винт перестал вращаться.

В наступившей тишине голос пилота показался слишком громким:

— Вот мы и на месте, сэр.

Сэндекер понимающе кивнул и вышел из кабины через боковую дверь. Поджидавший их Дирк Питт с протянутой для пожатия рукой пошел навстречу.

— Добро пожаловать в Соутби, адмирал, — с широкой улыбкой сказал он.

Сэндекер в свою очередь также улыбнулся, пожимая Питту руку, однако взгляд адмирала оставался сосредоточенным.

— В следующий раз, если надумаешь действовать без команды, я тебя уволю, заруби себе на носу.

Питт изобразил обиду на лице, но тотчас повернулся к Доннеру:

— Мел, приветствую тебя!

— Взаимно, взаимно, — ответил Доннер. — Скажи, ты ведь знаком с Сидом Коплином, нет?

— Мельком, — ухмыльнулся Питт. — Нас никто не представил друг другу.

Коплин сжал в своих руках протянутую ладонь Питта. В этом человеке Питт едва ли узнал бы того самого бедолагу, которого нашел умирающим в снегу на Новой Земле. Рукопожатие у Коплина оказалось сильным, взгляд проницательным.

— Самым сильным желанием было вот так пожать вам руку и сказать, что я перед вами в неоплатном долгу, вы спасли мне жизнь, — произнес Коплин сдавленным от волнения голосом.

— Рад, что у вас все в порядке, — только и нашелся Питт, от волнения опустив глаза.

При виде взволнованного Дирка Питта Сэндекер не знал, верить своим глазам или не верить. Адмирал даже вообразить не мог, что доживет до такого дня, когда увидит Питта взволнованным. Он взял Питта под руку и повел его в сторону церкви.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в своих поступках, — сказал он. — Англичане не очень-то благорасположены к провинциалам, которые приезжают на острова и роются в могилах, сам понимаешь…

— Знаешь, — вставил Доннер, — все бюрократические формальности были решены и разрешение на эксгумацию получено лишь после того, как Президент лично переговорил с английским премьером.

— Надеюсь, результат оправдает все эти хлопоты, — заметил Питт.

Перейдя через дорогу, они прошли в ворота из сварных металлических прутьев и оказались на сельском кладбище. Несколько минут они шли молча, прочитывая имена на изрядно пострадавших от времени и погоды надгробьях.

Сэндекер кивнул в сторону деревни.

— Как тебе удалось? Тут такая глушь, никаких дорог поблизости…

— Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло, — ответил Питт. — Когда я начал анализировать маршрут колорадов от самого Абердина, я понятия не имел, как во все это может вписаться Соутби. Если помните, самая последняя запись в дневнике Брюстера была такая: «Как бы я желал вернуться в Соутби…» А по словам коммодора Бигалоу, прежде чем запереться в трюме «Титаника», Брюстер произнес: «Благодарю Господа моего за Соутби…» Вот. Ничего ровным счетом я не знал, мне лишь представлялось, что Соутби — название вполне английское, и значит, искать, решил я, нужно в Англии. И вот я изъездил всю округу Саутгемптона…

— От одной шахтерской могилы к другой, — уточнил Доннер.

— Да, это помогло, — признался Питт. — А так же и то, что в дневнике Брюстера были отмечены время и место того, кто, когда и где умер. Были указаны все, кроме Элвина Кутлера и Верноиа Холла. Где Кутлер, я так и не выяснил. А вот Холл лежит здесь, на этом самом кладбище.

— И ты нашел деревню по карте?

— Нет, деревушка такая маленькая, что ее нет даже в туристическом гиде «Мишлена». Я еду — и вдруг вижу рукописную старую надпись у обочины одной дороги. Вероятно, это какой-то фермер, торгующий молоком, сделал этот указатель, сообщающий, что деревня расположена в трех километрах на запад от проселочной дороги на Соутби. И вот тогда последние фрагменты мозаики, заняв свои места, начали складываться в картину.

Они в молчании направились в ту часть кладбища, где возле одной из могил уже стояли трое мужчин. Двое, судя по одежде, были местными фермерами, третий был констеблем. Питт представил всех друг другу, после чего Доннер с почтительной скорбью во взгляде протянул полицейскому разрешение на эксгумацию.

Все повернулись в сторону могилы. Надгробье представляло собой огромную каменную глыбу неправильной формы, поставленную в изголовье. Надпись гласила:

ВЕРНОН ХОЛЛ

Умер 8 апреля 1912

Покойся с миром

Ниже было сделано небольшое аккуратное изображение трехмачтового корабля.

— «Та самая руда, которую мы добывали в стужу на горном склоне, и за которую пришлось всем нам заплатить столь высокую цену, теперь находится наконец в безопасности, в трюме. Один только Вернон сумеет рассказать все перипетии нашей экспедиции. Через час я отправляюсь в Нью-Йорк на корабле „Белой звезды“…» — процитировал Питт фрагмент из дневника Джошуа Хейза Брюстера.

— Мы все подумали, что речь идет о трюме корабля, — таким голосом, словно только что очнулся, произнес Доннер. — А ведь тут трюм следует понимать иносказательно: могила. Могила Вернона Холла. Именно это и хотел сказать Брюстер.

— Невероятно… — прошептал Сэндекер. — Неужели вот сейчас откроют могилу, и мы найдем бизаний?!

— Узнаем буквально через пару минут, — сказал на это Питт. Сначала свалили надгробье, а затем начали рыть землю лопатами.

— Но какой был смысл зарывать бизаний именно здесь? — спросил Сэндекер. — Почему было Брюстеру не поехать в Саутгемптон и собственноручно не погрузить все это в «Титаник».

— Причин множество, — ответил Питт. Его голос прозвучал неестественно громко в тишине кладбища. — Он чувствовал себя загнанным, он смертельно устал, у него на глазах один за другим погибли все. друзья. Не исключено, что Брюстер даже умом тронулся — как это произошло с Сигремом, узнавшим о поражении в тот самый момент, когда он приготовился лишь к принятию поздравлений… Так же и Брюстер. В чужой стране без помощников и друзей. Смерть неотступно следовала за ним по пятам. Для него единственным шансом добраться до Соединенных Штатов и одновременно не потерять бизаний было спрятать бизаний понадежнее. Грустно это или не грустно, только безумие рождает гениев. Не исключено, что именно так получилось с Брюстером, хотя может, он действовал по своему болезненному наитию. Он полагал, и как выяснилось, ошибочно, что сам он ни за что не сумеет погрузить бизаний в трюм и при том остаться в живых. И вот Брюстер зарыл все ящики в могиле Вернона Холла, а в прежние ящики, где ранее находился бизаний, насыпал камней. Дневник, вероятно, оставил на хранение викарию здешней церкви с просьбой передать рано или поздно тетрадку в американское консульство в Саутгемптоне. Я могу себе представить, Брюстер находился в таком жутком состоянии, что уже буквально никому не мог верить, и его несчастный мозг придумал такую вот головоломку. Он, собственно, и викарию не верил. Во всяком случае, не вполне верил. Брюстер, однако, искренне полагал, что уж в военном-то отделе непременно сыщется умница, который сумеет расшифровать истинный смысл дневниковых записей.

— Но ведь он сел на «Титаник» совершенно спокойно, и никакие французы ему не помешали, не попытались остановить, — сказал Доннер.

— Думаю, французские агенты хотели его остановить, но поняли, что уже пахнет жареным. Возможно, британская полиция уже отслеживала серию убийств и наступала агентам на пятки.

— Думаете, французы, опасаясь чудовищного международного скандала, в самый последний момент спасовали? — спросил Коплин.

— Такова одна из версий, — ответил Питт. Сэндекер задумчиво посмотрел на Питта:

— А когда «Титаник» затонул, вместе с ним легли на дно и все проблемы.

— Справедливо, — автоматически поддакнул Питт. — И вот тут тысячи разных «если бы». Если бы капитан Смит после получения сообщения о плавучих льдах снизил бы скорость… Если бы айсберги не дрейфовали в том году так необычно далеко на юг… Если бы «Титаник» сумел избежать столкновения и пришел бы по расписанию в Нью-Йорк… Если бы Брюстер выжил и сам сумел бы рассказать военным свою историю… Тогда бизаний преспокойненько бы вырыли и привезли в Америку. Но с другой стороны, даже если бы Брюстера убили прежде, чем он оказался бы на борту «Титаника», Министерство обороны сумело бы постигнуть истинный смысл последней дневниковой записи. Но колесо удачи повернулось не в ту сторону, сыграло злую шутку. «Титаник» пошел ко дну, а с ним вместе утонул и Брюстер. И целых семьдесят шесть лет никто не мог напасть на истинный след.

— Зачем же тогда понадобилось Брюстеру запираться в трюме «Титаника»? — недоумевающе спросил Доннер. — Зная, что корабль обречен, понимая, что самоубийство бессмысленно… Почему ему было не попытаться спастись?!

— Ну, видишь ли, сильное чувство вины — это серьезное основание для ухода из жизни, — ответил Питт. — Брюстер в тот момент был явно вне себя от пережитого. Это все, что мы пока знаем. Когда он вдруг осознал, что идея с похищением бизания обернулась цепью смертей, причем восемь человек из погибших были друзьями Брюстера, — когда он осознал это, пришло раскаяние. Множество людей кончали с собой по значительно менее серьезным…

— Погоди, — перебил его Коплин. Он склонился над ящичком с реактивами. — Я сейчас исследую землю на радиоактивность.

Фермеры вылезли из могилы. Все столпились возле Коплина и с напряжением следили за его действиями. Сэндекер достал из кармана сигару, зажал ее зубами, но не зажег.

Воздух был холодный, но на лбу Доннера выступил пот. Никто не произносил ни слова. Выдыхаемый воздух превращался в пар, который тотчас же растворялся в мглистом утреннем воздухе.

Коплин изучал каменистую почву. Она даже цветом отличалась от той земли, которую лопатами вытащили фермеры из могилы. Наконец он поднялся, размял затекшие ноги. Протянул на руке несколько небольших камешков.

— Бизаний!

— Он… он здесь? — сдавленным шепотом спросил Доннер. — Он действительно здесь?

— Очень высокого качества, — подтвердил Коплин. На его напряженном лице вспыхнула внезапная улыбка. — Тут столько, что хватит не на один «Сицилианский проект».

— Слава тебе, Господи! — выдохнул Доннер, подошел и картинно плюхнулся на кучу свежевырытой земли — к изумлению англичан, которые, судя по всему, были шокированы такого рода поведением.

Коплин подошел к краю и заглянул в яму:

— Да, готов согласиться, безумие порождает гениев, — произнес он. — Брюстер наполнил могилу рудой. Всякий, не сведущий в минералогии, раскопал бы могилу, обнаружил бы в гробу кости и череп — и вынужден был бы удалиться ни с чем.

— Лучший способ спрятать бизаний, — согласился Доннер. — У всех под носом, а никто не найдет. Сэндекер подошел и молча пожал Питту руку.

— Спасибо тебе, — наконец сумел выговорить он.

Питт смог лишь признательно кивнуть в ответ. Он чувствовал сильнейшую усталость и безразличие. Ему хотелось найти какое-нибудь тихое местечко, укрыться там от всего мира и на некоторое время забыть обо всем на свете.

Питт сейчас сожалел о том, что «Титаник» вообще был построен и вышел из дока в море, в безжалостную стихию, которая превратила красивый гордый лайнер в кучу ржавого железа.

Сэндекер, казалось, прочитал желание Питта.

— Тебе непременно следует отдохнуть. Сделай, пожалуйста, так, чтобы недели две я не видел и не слышал бы тебя.

— Королевский с вашей стороны подарок, — Питт устало улыбнулся.

— А куда намерен отправиться на эти недели? — поинтересовался Сэндекер. — Я спрашиваю, потому как вдруг да опять произойдет что-нибудь экстраординарное и придется срочно связаться с тобой…

— Ну конечно… — Питт на секунду поразмыслил. — В местечке Тенемаут живет одна стюардесса со своим прадедушкой. Если что, свяжитесь с ней, она будет знать, где меня найти.

Сэндекер понимающе кивнул.

Коплин подошел и обхватил Питта за плечи.

— Очень надеюсь, что мы с вами еще увидимся.

— Конечно.

Доннер не поднимая глаз сказал:

— Ну вот, все и закончилось. Теперь закончилось.

— Да, — сказал Питт. — С этим — точно теперь все. Он почувствовал вдруг странный озноб, как будто его собственные слова оказались эхом, пришедшем сейчас из прошлого. Питт повернулся и направился к воротам кладбища.

Все стояли молча следили за тем, как фигура Питта, удаляясь, делалась все меньше. Вот наконец он завернул за куст и скрылся из глаз.

— Из тумана вышедший в туман да и возвратится, — сказал Коплин, вспомнивший сейчас о своей первой встрече с Питтом, на холодной Новой Земле, у горы Бедная.

Доннер странно посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Так… — Коплин неопределенно махнул рукой и пожал плечами. — Мысли вслух, не более того.

ЭПИЛОГ Август 1988

— Стоп машина!

В ответ на капитанскую команду мелодично звякнул телеграфный звонок, и поднимавшаяся из машинного отделения вибрация прекратилась. Пена возле носа крейсера британского флота «Троя» растворилась в массе воды. Корабль затих, если не считать звука работающего генератора.

В северной Атлантике была теплая ночь. Океан был зеркально спокойным. От горизонта до горизонта на бархатном небе сияли яркие звезды. Английский флаг на флагштоке висел бездвижно.

На палубе выстроилась вся команда, более двухсот матросов.

Тело, облаченное в морскую форму давно ушедшей эпохи, также по традиции обернутое в национальный флаг, было принесено на палубу и водружено у борта на специальный помост. Затем капитан четким голосом прочитал похоронную молитву. Как только были произнесены последние слова молитвы, капитан подал знак. Подставку с одного края приподняли, и тело матроса оказалось в объятиях мирового океана. Чистые отчетливые звуки сигнального рожка разнеслись далеко в ночи. Затем прозвучала команда, и все матросы тихо разошлись.

Несколько минут спустя «Троя» возобновила движение. Капитан сел за рабочий стол и сделал в вахтенном журнале запись:

Крейсер «Троя». Время 02.20, 10 августа 1988.

С.Ш. 41°46’, З.Д. 50°14’

Именно в это время лайнер «Белой звезды» «Титаник» пошел на дно. Согласно желанию быть похороненным вместе с коллегами, останки коммодора сэра Джона Л. Бигалоу были преданы воде.

Расписываясь внизу страницы, капитан обратил внимание, как отчетливо дрожит его рука. Этой записью подводился итог трагедии, потрясшей весь мир. Тот самый мир, который остался в прошлом.

Практически в то же самое время, в другой части земли, в одном из районов Тихого океана, под огромной толщей воды бесшумно двигалась похожая на гигантскую сигару субмарина. При виде подводки в разные стороны рассыпались стайки рыб.

Под гладкой обшивкой подводной лодки матросы готовили четыре баллистические ракеты к запуску. Цели ракет находились в шести тысячах миль к востоку.

Точно в 15.00 заработали двигатели первой из ракет и, подобно обезумевшему вулкану, превращая вокруг себя воду в подобие кипящего молока, ракета грозно одолела толщу воды и как из пращи выскочила в голубое небо над Тихим океаном. С периодом в тридцать секунд вслед за первой ракетой последовала вторая, затем третья и четвертая. Четыре огненных хвоста исчезли в небе, унося вместе с собой неисчислимые смерти и разрушения.

Через тридцать две минуты после запуска, двигаясь по заданным траекториям, ракеты вдруг превратились в огненные шары, взорвавшись как и были выпущены, одна за другой с промежутком в тридцать секунд. До цели оставалось не более девяноста миль. Ракетчики, инженеры, конструкторы ликовали. Это было первое в истории американского ракетостроения такого рода торжество, когда восторг был вызван взрывом точно нацеленных ракет.

«Сицилианский проект» оправдал себя и продемонстрировал свою беспрецедентную эффективность с первого же раза.

Клайв Касслер Лис-03

Бакли-филд, Колорадо

Январь 1954

«Боинг С-97 Стратокрузер» внешне напоминал склеп. Возможно, такой образ родился потому, что была холодная зимняя ночь, или он возник из-за гор снега, наметенного порывами ветра на крылья и фюзеляж. Огни на ветровом стекле кабины и мелькающие тени команды технического обслуживания делали сцену еще более пугающей и мрачной.

Майора Реймонда Вайлендера из военно-воздушных сил США не слишком беспокоило то, что он видел перед собой. Он молча наблюдал за топливозаправщиком, который отъехал от самолета и скрылся в темноте, где бушевал снегопад. От задней части огромного, как у кита, брюха откатил трап, затем закрылись двери грузового отсека, погасив прямоугольник света, падавшего на мощный вилочный погрузчик. Мужчина посмотрел на двойной ряд белых огней, горевших вдоль взлетной полосы длиной одиннадцать тысяч футов. Она была проложена по равнинам Колорадо и находилась на авиационной базе ВМС «Бакли». Призрачный свет немного рассеивал мрак и постепенно исчезал за пеленой снега.

Вайлендер оторвался от этого завораживающего зрелища и взглянул на усталое лицо в стекле. Он сбросил капюшон, открыв густые каштановые волосы, и стоял, выставив вперед напряженные плечи. На лице его было выражение бегуна-спринтера, ждущего выстрела стартового пистолета. Собственное призрачное отражение на фоне застывшего на месте самолета заставило майора невольно вздрогнуть. Он закрыл глаза, прогоняя неприятную картину в самые дальние уголки сознания, и отвернулся от окна.

Адмирал Уолтер Басс, сидевший на краю стола, аккуратно сложил метеокарту, вытер платком покрытый потом лоб и кивнул Вайлендеру.

— Грозовой фронт движется со стороны восточного склона Скалистых гор. Вы выберетесь из него где-то в районе Континентального водораздела.

— Если только мне удастся взлететь на этой птице с жирной задницей.

— Удастся.

— Довольно сложно поднять в воздух тяжелый самолет с полными баками и грузом на семьдесят тысяч фунтов, да еще в разгар снежной бури с поперечным ветром в тридцать узлов на высоте в пять тысяч футов.

— Все факторы тщательно проверены и учтены, — холодно ответил Басс. — Когда вы взлетите, до конца полосы останется около трех тысяч футов.

Вайлендер опустился на стул, точно воздушный шар, из которого выпустили воздух.

— Неужели дело стоит того, чтобы рисковать жизнью моей команды, адмирал? Почему оно так важно для ВМС США, раз они посреди ночи притащили самолет ВВС в богом забытое место, чтобы он оттуда доставил какое-то барахло на остров в Тихом океане?

На мгновение щеки Басса стали пунцовыми, но выражение его лицатут же смягчилось. Когда он заговорил, голос звучал мягко, с извиняющимися интонациями:

— Все предельно просто, майор. То, что вы называете барахлом, представляет собой сверхсекретный груз, предназначенный для сверхсекретной программы испытаний. Поскольку ваш «Стратокрузер» оказался единственным в пределах тысячи миль самолетом, способным выполнить эту задачу, ВВС согласились временно одолжить его нам. С вами и вашей командой в придачу.

Вайлендер внимательно поглядел на собеседника.

— Не считайте мои слова неподчинением приказу, адмирал, но это далеко не вся правда.

Басс обошел стол и сел на стул.

— Вам следует считать рейс самым обычным, и не более того.

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, сэр, если бы вы приоткрыли карты и сообщили, что находится в канистрах, стоящих в моем грузовом отсеке.

— Извините, не имею права раскрывать сверхсекретную информацию, — не глядя ему в глаза, ответил Басс.

Майор всегда отличался тем, что знал, когда нужно остановиться. Он устало поднялся на ноги, взял виниловую папку, где лежали полетный план и карты, и направился к двери. Потом остановился и повернулся к адмиралу.

— Если вдруг нам придется совершить аварийную посадку на воду…

— Ни в коем случае! Если возникнет аварийная ситуация, — мрачно проговорил Басс, — вы должны посадить самолет в каком-нибудь ненаселенном месте.

— Вы слишком много просите!

— Я не прошу, а приказываю! Вы и ваша команда не имеете права покидать самолет ни при каких обстоятельствах до тех пор, пока не доставите груз.

Вайлендер помрачнел.

— Все понял.

— И еще одно.

— Что?

— Удачи вам, — сказал Басс и сдержанно улыбнулся.

Майору его улыбка совсем не понравилась. Он открыл дверь и, не говоря ни слова, вышел в холодную ночь.

Лейтенант Сэм Гоулд, второй пилот Вайлендера, сидел в кабине пилота, но так низко сполз на своем кресле, что его голова находилась на целый фут ниже подголовника. Он занимался контрольными проверками перед полетом. У него за спиной и чуть левее Джордж Хоффман, штурман, теребил в руках пластмассовый транспортир. Они не обратили ни малейшего внимания на Вайлендера, вошедшего в кабину через дверь грузового отсека.

— Курс проложил? — спросил командир у Хоффмана.

— Всю грязную предварительную работу сделали специалисты из ВМС. Впрочем, не могу сказать, что согласен с выбранным ими маршрутом, пейзажи там совсем скучные. Получается, что мы полетим над самыми пустынными районами Запада.

На лице мужчины появилось озабоченное выражение, которое не укрылось от внимания пилота. Майор оглянулся через плечо на большие металлические канистры, закрепленные ремнями в грузовом отсеке, и попытался представить, что находится внутри.

Размышления прервал мастер-сержант Джо Бернс, бортмеханик, чье серьезное лицо, совсем как у Бастера Китона, появилось из-за двери, ведущей в кабину.

— Все готово к полету в бескрайние синие небеса.

Он кивнул, отвернувшись от пугающего вида канистр.

— Хорошо, давайте выводить наш летающий дурдом на взлетную полосу.

Заработал первый двигатель, за ним почти сразу остальные три. Затем выключилась вспомогательная силовая установка, были убраны опоры, удерживавшие колеса, и Вайлендер направил перегруженное воздушное судно к началу главной взлетно-посадочной полосы. Охрана и команда техников развернулись и поспешили в теплый ангар. Их подгонял ветер, поднятый пропеллерами.

Адмирал Басс стоял в контрольной башне «Бакли» и наблюдал за «Стратокрузером». Тот, точно беременный жук, полз по засыпанной снегом полосе.

— Можете доложить президенту, что «Лис-03» готовится взлететь, — сказал он по телефону.

— Когда, по вашим прикидкам, они будут на месте? — прозвучал в трубке суровый голос министра обороны Чарльза Уилсона.

— С учетом остановки на дозаправку на «Хиком-филд», на Гавайях, «Лис-03» должен приземлиться на испытательном полигоне примерно в два часа дня по вашингтонскому времени.

— Айк назначил нам встречу завтра в восемь утра. Он желает получить детальный отчет о предстоящих экспериментах, а также потребовал, чтобы мы держали его в курсе полета «Лиса-03».

— Я немедленно вылетаю в Вашингтон.

— Думаю, не стоит объяснять вам, адмирал, что произойдет, если самолет потерпит крушение около одного из крупных городов.

Басс колебался в тишине, показавшейся ему бесконечной и жуткой.

— Да, господин министр, произойдет непоправимое. Едва ли мы сможем с этим жить.

***

— Показатели давления наддува и крутящего момента всюду упали, — доложил сержант Бернс.

Он напряженно наблюдал за приборами.

— Достаточно, чтобы считать это аварийной ситуацией? — с надеждой спросил Гоулд.

— Извините, лейтенант, двигатели внутреннего сгорания работают совсем не так в разреженном горном воздухе Денвера, как над морем. Учитывая высоту, на какой мы находимся, данные показания в порядке вещей.

Вайлендер посмотрел на полосу асфальта впереди. Снегопад уменьшился, и мужчина почти видел маркировочный знак, отмечавший половину взлетного поля. Сердце забилось у него в груди в такт дворникам, счищавшим снег с ветрового стекла. «Господи, — подумал он, — взлетная полоса кажется не больше шахматной доски». Словно в трансе, майор потянулся вперед и взял микрофон.

— «Лис-03» вызывает Контрольную башню «Бакли». К взлету готовы. Конец связи.

— «Лис-03» полностью ваш, — проскрипел в наушниках знакомый голос адмирала Басса. — Сберегите для меня малютку.

Вайлендер отключил связь, отпустил тормоза и сдвинул четыре дроссельных рычага.

«С-97» врезался носом в снежную пелену, медленно покатил по заасфальтированной полосе, и Гоулд монотонным голосом начал докладывать данные об увеличивающейся наземной скорости.

— Пятьдесят узлов.

Вайлендеру показалось, что светящийся знак с цифрой 9 промчался мимо слишком быстро.

— Осталось девять тысяч футов, — таким же монотонным голосом сообщил Гоулд. — Скорость семьдесят.

Мимо проносились белые огни вдоль взлетной полосы. «Стратокрузер» мчался вперед, мощные двигатели Пратта-Уитни трудились изо всех сил, четырехлопастные пропеллеры разгоняли разреженный воздух. Руки майора словно приросли к штурвалу, костяшки пальцев побелели, с губ попеременно слетали слова молитв и проклятий.

— Сто узлов… осталось семь тысяч футов.

Бернс не сводил глаз с приборов, контролируя каждое движение стрелок, готовый мгновенно отреагировать на сбой в работе. Хоффману оставалось только сидеть и беспомощно наблюдать, как с безумной скоростью исчезает перед ними взлетная полоса.

— Сто двадцать пять.

Вайлендер уже изо всех сил сражался с управлением: на самолет набросились яростные порывы поперечного ветра. Мужчина не заметил, как по его левой щеке на колено стекла струйка пота. Он с мрачным видом ждал знака, который показал бы, что самолет поднимается в воздух, но ощущение, что чья-то гигантская рука прижимает его к земле, не отступало.

— Сто тридцать пять узлов. Прощальный привет пяти тысячам футов.

— Ну же, взлетай, крошка, давай, — взмолился Хоффман, когда Гоулд заговорил быстрее.

— Сто сорок пять узлов и три тысячи футов. — Он повернулся к напарнику. — Мы только что миновали критическую отметку.

— Что там говорил адмирал Басс про расчеты и безопасность? — пробормотал Вайлендер.

Он уже видел красные огни в конце полосы, но у него было ощущение, будто он пытается управлять громадной скалой. Гоулд то и дело нервно посматривал на него, стараясь не пропустить момент, когда локти майора слегка изменят положение, показывая, что он передвинул рычаги и самолет начал набирать высоту. Однако капитан сидел неподвижно, точно мешок портлендского цемента.

— О господи… тысяча футов… все, мимо.

Вайлендер мягко сдвинул назад штурвал, и почти три секунды, показавшиеся вечностью, ничего не происходило. Потом мучительно медленно «Стратокрузер» оторвался от земли и принялся подниматься в воздух — до конца асфальта осталось пятьдесят ярдов.

— Поднять шасси! — хриплым голосом приказал Вайлендер.

Через несколько мгновений шасси скользнули в свои ниши, и он почувствовал почти незаметное увеличение скорости воздушного потока.

— Шасси на месте, замки захлопнуты, — доложил Гоулд.

Закрылки заняли свое законное место на высоте в четыреста футов, пилоты дружно и с облегчением выдохнули, и Вайлендер плавно повернул самолет на северо-запад. Огни Денвера моргнули под левым крылом и вскоре исчезли за темными тучами. Майор позволил себе расслабиться только тогда, когда скорость достигла двухсот узлов, и альтиметр показал, что они находятся на высоте три тысячи пятьсот метров.

— В небеса и прочь отсюда, — вздохнув, сказал Хоффман. — Должен признаться, на одно короткое мгновение у меня мелькнуло сомнение, что нам удастся взлететь.

— Добро пожаловать в клуб, — ухмыльнулся Бернс.

Когда «Стратокрузер» промчался сквозь тучи и полетел на запад, набрав высоту шестнадцать тысяч футов над Скалистыми горами, Вайлендер махнул рукой Гоулду.

— Бери управление на себя, я проверю, как обстоят дела в хвостовой части.

Мужчина бросил на него удивленный взгляд — майор никогда не передавал управление самолетом на такой ранней стадии полета.

— Порядок, — доложил Гоулд, принимая штурвал.

Майор отстегнул ремень безопасности и систему фиксации плеч и шагнул в грузовой отсек, предварительно убедившись, что дверь в кабину закрылась.

Он насчитал тридцать шесть сверкающих стальных канистр, надежно прикрепленных к деревянным блокам на палубе. Затем принялся внимательно изучать поверхность каждой, в надежде отыскать написанные по трафарету стандартные армейские значки — указания на вес, дату изготовления, инициалы контролера и инструкции по транспортировке. Однако ничего такого не нашел.

Примерно через пятнадцать минут он уже решил сдаться и вернуться в кабину, но вдруг заметил маленькую алюминиевую пластину, завалившуюся между блоками. Задняя ее часть оказалась клейкой, и Вайлендер почувствовал себя невероятно умным, когда сумел обнаружить на стальной поверхности место, от которого она отвалилась. Мужчина поднес пластину к тусклой лампочке сверху, прищурился, стараясь рассмотреть, что написано на ее гладкой стороне, и увидел выгравированные на поверхности крошечные значки, подтвердившие его самые худшие опасения.

Он стоял и смотрел на маленькую алюминиевую пластину, но уже в следующее мгновение его вывел из задумчивости резкий толчок. Майор промчался по грузовому отсеку и распахнул дверь в кабину.

Она была заполнена дымом.

— Кислородные маски! — крикнул Вайлендер.

Он едва различал очертания Хоффмана и Бернса.

Гоулда полностью поглотила голубоватая дымка. Майор ощупью добрался до кресла пилота и, морщась от горьковатого запаха короткого замыкания в какой-то электрической цепи, принялся искать свою маску.

— Контрольная башня «Бакли», вас вызывает «Лис-03»! — кричал Гоулд в микрофон. — У нас в кабине дым. Запрашиваем инструкции на аварийную посадку. Конец связи.

— Беру управление на себя, — сказал Вайлендер.

— Отлично, — без тени колебаний ответил Гоулд.

— Бернс?

— Да, сэр.

— Проклятье, что случилось?

— В таком дыму трудно сказать наверняка, — глухо прозвучал голос Бернса из-под кислородной маски. — Похоже на короткое замыкание где-то около радиопередатчика.

— Контрольная башня «Бакли», вас вызывает «Лис-03»! — продолжал кричать Гоулд. — Пожалуйста, ответьте.

— Бесполезно, лейтенант, — задыхаясь, вмешался Бернс. — Они не слышат. Никто не слышит. Автоматическая защита радиооборудования не работает.

У Вайлендера так слезились глаза, что он почти ничего не видел.

— Я разворачиваюсь на обратный курс в сторону «Бакли», — спокойно сказал он.

Но прежде чем мужчина успел развернуться на сто восемьдесят градусов, «С-97» начал вибрировать с резким звуком рвущегося металла. Дым, словно по мановению волшебной палочки рассеялся, и маленькую кабину наполнил ледяной воздух, который набросился на людей, точно стая разъяренных ос. Самолет стал разваливаться на части.

— Третий двигатель потерял лопасть винта, — крикнул Бернс.

— Боже праведный, такого не должно было произойти-Отключить третий двигатель! — рявкнул Вайлендер. — Поставь во флюгерное положение то, что осталось от пропеллера.

Руки Гоулда замелькали над панелью управления, и вскоре вибрация прекратилась. С замиранием сердца майор прикоснулся к рычагам и почувствовал страх.

— Лопасть разорвала фюзеляж, — доложил Хоффман. — В стене грузового отсека пробоина размером в шесть футов, всюду болтаются кабели и трубы гидравлической системы.

— Теперь понятно, куда подевался дым, — мрачно заметил Гоулд. — Его вытянуло наружу, когда разгерметизировалась кабина.

— И это же объясняет, почему не работают элероны и педали поворота, — добавил Вайлендер. — Мы можем подняться вверх или опуститься ниже, но не в состоянии сделать вираж и развернуться.

— Возможно, нам удастся исполнить такой маневр, если будем открывать и закрывать створки капота первого и четвертого двигателей, — предложил Гоулд. — По крайней мере, вероятно, этого хватит, чтобы выйти на посадочный курс в «Бакли».

— Мы не доберемся до «Бакли», — сказал Вайлендер. — Без третьего двигателя самолет теряет высоту со скоростью почти сто футов в минуту. Придется сесть в Скалистых горах.

Его слова были встречены потрясенным молчанием. Он увидел страх в глазах команды. Страх был почти физически ощутим.

— Нет, — произнес Хоффман. — Это невозможно. Мы наверняка врежемся в какой-нибудь склон.

— Пилоты еще в состоянии контролировать полет, к тому же мы выбрались из туч, так что увидим, куда садимся.

— Два-два-семь юго-запад, — сообщил тот. — Нас отнесло почти на восемьдесят градусов от намеченного курса.

Майор молча кивнул, не зная, что сказать. Он сосредоточился на том, чтобы удерживать «Стратокрузер» в горизонтальном положении. Однако самолет продолжал быстро падать. Даже несмотря на то, что оставшиеся три двигателя работали на полную мощность, тяжело груженный «Стратокрузер» не мог держаться в воздухе. Поэтому они с Гоулдом молча сидели и наблюдали за тем, как самолет медленно скользит к земле над равнинами между пиками колорадских Скалистых гор высотой в четырнадцать тысяч футов.

Вскоре они уже видели деревья, тут и там выглядывавшие из снежного покрова гор. На высоте одиннадцать с половиной футов над их крыльями начали появляться неровные вершины. Гоулд включил посадочные огни и принялся вглядываться в ветровое стекло в поисках открытого участка земли. Хоффман и Бернс не шевелились, приготовившись к неизбежному падению.

Стрелка альтиметра упала ниже отметки десять тысяч футов. Уже одно то, что удалось опуститься до десяти тысяч футов и дорогу не преградила каменная стена, было чудом. И вдруг деревья впереди расступились и в свете посадочных огней команда увидела плоское заснеженное поле.

— Луг! — крикнул пилот. — Великолепный, роскошный альпийский луг в пяти градусах по правому борту.

— Я вижу, — сказал майор и слегка изменил курс «Стратокрузера».

У них не было времени для обычной проверки всех систем, речь шла о жизни и смерти — о приземлении с убранными шасси, как пишут в учебниках. Море деревьев скрылось за носом кабины, Гоулд выключил зажигание и электрические цепи, а Вайлендер старался удерживать «Лис-03» на уровне десяти футов над уровнем земли. Три оставшихся двигателя смолкли, и громадная черная тень окутала фюзеляж.

Удар оказался гораздо менее сильным, чем они ожидали, брюхо «Стратокрузера» коснулось снега, самолет слегка подпрыгнул, один раз, второй, третий и замер, точно гигантская лыжа. Сколько времени они скользили по белой поверхности, Вайлендер не смог бы сказать, потом громадный самолет остановился, окутанный глубокой, все еще пугающей тишиной.

Первым очнулся Бернс.

— Боже… мы справились! — пробормотал он.

Побледневший Гоулд смотрел в ветровое стекло, но видел только бесконечную белую пелену. Толстое снежное одеяло почти полностью скрывало стекло. Он медленно повернулся к Вайлендеру и открыл рот, собираясь что-то сказать, но слова так и не слетели с его губ.

Неожиданно раздался грохот, и «Стратокрузер» отчаянно содрогнулся, затем они услышали треск и звук рвущегося металла.

Белая пелена за иллюминаторами превратилась в ледяной мрак, а потом… ничего. Совсем.

***

Адмирал Басс находился в штабе ВМС в Вашингтоне. Он безучастно глядел на карту с проложенным курсом «Лиса-03». За последние четыре месяца адмирал постарел на несколько лет. У него были уставшие глаза, глубокие морщины на бледных впалых щеках и поникшие плечи. Зазвонил телефон, и он взял трубку.

— Адмирал? — услышал он знакомый голос.

— Да, мистер президент.

— Министр Уилсон сказал мне, что вы хотите отозвать отряды, которые ищут «Лис-03».

— Совершенно верно, — едва слышно ответил Басс. — Не вижу смысла в том, чтобы продлевать агонию. Надводные корабли ВМС, поисковые самолеты ВВС и армейские отряды прочесали каждый дюйм на земле и море в радиусе пятидесяти миль от проложенного нами курса «Лиса-03».

— Как вы думаете, что произошло?

— Полагаю, его обломки лежат на дне Тихого океана, — ответил Басс.

— Считаете, что им удалось миновать западный берег?

— Да.

— Будем молиться, чтобы вы оказались правы, адмирал. И да поможет нам Бог, если самолет упал где-то на земле.

— Мы бы уже знали, — сказал Басс.

— Да, знали бы. — Президент поколебался несколько мгновений. — Думаю, на этом все. — Он еще немного помолчал. — Закройте все данные по «Лису-03» и надежно их спрячьте. Похороните их навсегда.

Басс положил трубку и тяжело опустился на стул — человек, потерпевший поражение в конце длинной и до сих пор безупречной карьеры в военно-морском флоте.

Он снова посмотрел на карту.

— Где вы? — спросил он вслух. — Куда, черт подери, вы подевались?

Он так и не получил ответа. Никто так никогда и не узнал о том, что случилось с невезучим «Стратокрузером», словно майор Вайлендер и его команда провалились в небытие.

ГЛАВА 1

Колорадо

Сентябрь 1988

Дирк Питт проснулся, с удовольствием зевнул и огляделся по сторонам. Когда он добрался до хижины в горах, было уже темно. Огонь в громадном, покрытом мхом камине и керосиновые лампы, окутанные горьковатым запахом, не слишком хорошо освещали внутреннее помещение из узловатой сосны.

Мужчина бросил взгляд на старые часы фирмы «Сет Томас», висящие на стене. Накануне вечером он их завел и выставил время, решив, что так будет правильно. Затем перевел взгляд на массивную, покрытую паутиной голову лося, уставившегося на него пыльными стеклянными глазами. За ним находилось панорамное окно, оттуда открывался захватывающий дух вид на крутую гряду гор Сауач, в самом сердце Скалистых гор в Колорадо.

Когда остатки сна окончательно отступили, Питту пришлось принять первое в тот день решение: продолжать наслаждаться великолепными пейзажами за окном или потрясающими изгибами изящного тела Лорен Смит, конгрессмена из Колорадо. Та сидела, совершенно обнаженная, на стеганом коврике, погрузившись в занятия йогой.

Питт без колебаний выбрал второе.

Лорен сидела, скрестив ноги, в позе лотоса, откинувшись назад и уперев локти и голову в коврик. Глядя на открывшийся его взгляду соблазнительный треугольник между ног и маленькие напряженные холмики грудей, Питт решил, что эта картина посрамит все красоты Сауача.

— Как ты называешь такую позу? Она, как мне кажется, совершенно не пристала приличной женщине? — спросил он.

— Рыба, — ответила она, не пошевелившись. — Цель упражнения — укрепление грудных мышц.

— С моей мужской точки зрения, — заявил Питт с деланой важностью, — в мускулистых сиськах нет ничего хорошего.

— Тебе бы больше понравилось, если бы они были обвислыми и безжизненными?

Она скользнула по нему глазами.

— Ну… не совсем. Но, возможно, немного силикона тут и чуть-чуть там…

— Такова проблема мужского мышления, — фыркнула Лорен и села, отбросив назад длинные волосы цвета корицы. — Вы думаете, что у всех женщин грудь должна быть размером с воздушные шары, как у дур на страницах безвкусных шовинистских журналов.

— Всего можно добиться, стоит только захотеть.

Лорен Смит бросила на него возмущенный взгляд.

— Плохо дело. Придется тебе смириться с моим размером 34-В. Больше у меня ничего нет.

Он протянул руку, обхватил ее железной хваткой за талию и частично затащил на кровать.

— Какая разница — громадные или маленькие. — Он наклонился и, едва касаясь губами, поцеловал каждый сосок. — Ни одна женщина не сможет обвинить Дирка Питта в дискриминации.

Лорен потянулась к нему и укусила за ухо.

— Целых четыре дня вдвоем. Никаких телефонов, встреч комитета, вечеринок с коктейлями и надоедливых помощников. В такое счастье трудно поверить. — Она засунула руку под одеяло и погладила его по животу. — Как насчет немного развлечься перед завтраком?

— Прямо-таки волшебное слово.

Она хитро улыбнулась.

— Которое, «развлечься» или «завтрак»?

— То, что ты говорила про ту позу йоги. — Питт выскочил из постели, и Лорен плюхнулась на свою безупречную задницу. — Где ближайшее озеро?

— Озеро?

— Именно. — Питт рассмеялся, увидев у нее на лице озадаченное выражение. — Там водится рыба. Мы не можем целый день валяться в постели, в то время как сочная радужная форель с нетерпением ждет, когда мы подцепим ее на крючок.

Подруга вопросительно склонила голову набок и посмотрела на него: высокий, больше шести футов и трех дюймов, подтянутое загорелое тело с белой полоской на бедрах, растрепанные черные волосы обрамляют лицо, кажущееся вечно мрачным, но улыбка Питта могла согреть целую комнату, полную людей. Сейчас он не улыбался, однако Лорен достаточно хорошо знала друга, чтобы увидеть веселье в морщинках вокруг его невероятно зеленых глаз.

— Ах ты, самодовольный ублюдок, — возмутилась она. — Потешаешься надо мной.

Женщина вскочила с пола и врезалась головой ему в живот, повалив обратно на постель. Она ни секунды не обманывалась на предмет своей кажущейся силы. Если бы Питт не расслабился, она бы отлетела от него, точно волейбольный мяч.

Прежде чем он успел изобразить возмущение, Лорен забралась к нему на грудь, оседлала и прижала плечи к постели. Мужчина напрягся и положил руки на ее гладкую попку. Она почувствовала, что он готов действовать, ощутила жар его тела.

— Рыбалка, да? — сказала она хриплым голосом. — Единственная удочка, которой ты умеешь пользоваться, не имеет лески.

Они позавтракали в полдень. Питт принял душ, оделся и вернулся на кухню. Лорен в одном переднике стояла, склонившись над раковиной, и терла почерневшую сковородку. Он остановился в дверях, наблюдая за ней и не спеша застегивая рубашку.

— Интересно, что подумали бы твои избиратели, если бы увидели тебя сейчас, — сказал он.

— К черту избирателей, — ответила дама и угрожающе ухмыльнулась. — Моя личная жизнь не их собачье дело.

— «К черту избирателей», — важно повторил друг и сделал вид, будто записывает ее слова. — Еще один пункт в скандальной биографии малышки Лорен Смит, конгрессмена от седьмого округа Колорадо.

— Не смешно. — Лорен повернулась и помахала перед ним сковородкой. — В седьмом округе нет политических козней, и я последний человек на Капитолийском холме, которого можно обвинить в корыстолюбии.

— Ну да… А как насчет сексуальных пристрастий? Представь, какую шумиху поднимут журналисты, стоит им узнать про твои развлечения. Знаешь, я и сам мог бы тебя заложить, написать книгу и прославиться.

— До тех пор пока я не оплачиваю своих любовников из государственного бюджета и не развлекаю их на деньги, полученные от Конгресса на благое дело, меня никто и пальцем не тронет.

— А как насчет меня?

— Ты заплатил половину за продукты, забыл? — Она вытерла сковороду и убрала ее в шкаф.

— Да уж, мне вряд ли удастся сэкономить с такой любовницей.

Она обняла его за шею и поцеловала в подбородок.

— В следующий раз, когда подцепишь роскошную девицу на вечеринке с коктейлями в Вашингтоне, сначала потребуй отчета о состоянии ее финансов.

«Боже праведный, какую жуткую вечеринку устроил министр окружающей среды», — вспомнила она. Лорен ненавидела общественную жизнь столицы и, если мероприятие не имело отношения к интересам Колорадо или делам, порученным ей комитетом, после работы обычно возвращалась домой к своему облезлому коту по имени Икабод и фильму, который показывали по телевизору — все равно какому.

Когда Питт остановился, залитый мерцающим светом газонных фонарей, Лорен не могла отвести от него глаз. Она беспардонно на него пялилась и одновременно разговаривала с другим конгрессменом от Независимой партии из Флориды, Мортоном Шоу.

В какой-то момент она почувствовала, как у нее отчаянно бьется сердце в груди.

Такое происходило крайне редко, и ей стало интересно, почему он привлек ее внимание. Он не был красавчиком, до Пола Ньюмана далеко, однако его окутывала аура сильного и серьезного человека, и это ей нравилось. Кроме того, он был высоким, а она любила высоких мужчин.

Питт стоял в одиночестве, ни с кем не разговаривал и изучал окружавших его людей скорее с интересом, чем со скукой или равнодушием. Когда он заметил, что Лорен на него смотрит, то ответил откровенно оценивающим взглядом.

— Вы знаете того одинокого страдальца, стоящего вон там, в тени? — спросила она у Мортона Шоу.

Он повернулся и посмотрел в ту сторону, куда указала Лорен. В глазах его появилось узнавание, и Мортон рассмеялся.

— Вы уже два года в Вашингтоне и не знаете, кто это такой?

— Если бы знала, не стала бы спрашивать, — весело ответила она.

— Его зовут Питт. Дирк Питт. Возглавляет специальные проекты Национального управления подводных исследований, НУПИ. Руководил операцией по подъему «Титаника».

Лорен почувствовала себя полной дурой оттого, что сама не сообразила. Фотография Питта и статьи об успешном спасении знаменитого лайнера в течение недели обсуждали все средства массовой информации в стране. Так вот какой он, человек, совершивший невозможное и добившийся успеха там, где в него не особо верили. Она извинилась перед Шоу и стала пробираться сквозь толпу к Дирку.

— Мистер Питт, — начала она, но больше не продвинулась ни на миллиметр.

Тут ветер изменил направление, и свет фонарей отразился в его глазах. Лорен почувствовала, как внутри у нее все сжалось, и возникло ощущение, какое она испытала только однажды, когда в ранней юности без памяти влюбилась в профессионального лыжника. Она обрадовалась, что в тусклом свете он вряд ли заметил, как вспыхнули ее щеки.

— Мистер Питт, — начала она снова, но поняла, что не может подобрать подходящих слов. Он смотрел на нее и ждал продолжения. «Представься, идиотка», — вопил ее внутренний голос, но вместо собственного имени она выпалила: — Теперь, когда вы подняли «Титаник», чем вы собираетесь заняться?

— Займусь делом чрезвычайно сложным, — сказал он и тепло улыбнулся. — Однако получу от него огромное удовольствие.

— И что же это?

— Соблазнение члена Конгресса Лорен Смит.

— Вы шутите? — широко раскрыв от удивления глаза, спросила она.

— Я не отношусь легкомысленно к сексу с красивыми политиками.

— А вы забавный. Вас навели на меня представители оппозиционной партии?

Вместо ответа Питт взял ее за руку. Они прошли через дом, где собралась вся политическая элита Вашингтона, затем на улицу и к его машине.

Когда он выехал на трехполосную улицу, дама наконец спросила:

— Куда вы меня везете?

— Прежде всего… — Он одарил ее ослепительной улыбкой. — Мы найдем симпатичный маленький бар, там сможем расслабиться и сообщить друг другу о своих самых сокровенных желаниях.

— А потом? — едва слышно спросила она.

— Отправимся кататься на гоночном катере на подводных крыльях по Чесапикскому заливу на скорости сто миль в час.

— Только не я.

— У меня есть теория, — продолжал Питт, — она состоит в том, что приключения и адреналин безошибочно превращают очаровательных членов Конгресса в безумных и ненасытных животных.

Потом, когда утреннее солнце коснулось ласковыми пальцами дрейфующего катера, Лорен была последним человеком, кто стал бы оспаривать теорию соблазнения, придуманную Дирком Питтом. С явным удовлетворением она заметила у него на плечах следы своих зубов и ногтей, подтверждавших его правоту.

Лорен опустила руки и подтолкнула мужчину к двери в хижину.

— Все, порезвились и хватит. Мне нужно прочитать целую кучу писем, прежде чем мы сможем завтра поехать в Денвер и прошвырнуться по магазинам. А ты на пару часов отправляйся в поход на природу или сходи еще куда-нибудь. Потом я приготовлю сытный обед и мы проведем очередной вечер возле камина, занимаясь развратными действиями.

— Кажется, у меня уже истощилась развратная фантазия, — сказал он, потягиваясь. — Кроме того, походы на природу не для меня.

— Тогда рыбалка.

— Ты мне так и не сказала, где тут водится рыба, — взглянув на нее, сказал он.

— Четверть мили за холмом, который находится за хижиной. Озеро Тейбл. Отец всегда приносил оттуда кучу форели.

— Из-за тебя я пропускаю самое благодатное время для рыбалки — утро.

— Ну да.

— И я не взял с собой удочку. Твой отец оставил что-нибудь?

— Под домом, в гараже. Он держал там свои снасти. Ключ от замка на каминной полке.

От долгого простоя замок не поддался с первого раза, Питт навалился на него и с силой нажал на ключ, но так, чтобы не сломать. Наконец, он повернулся, и старая двойная дверь со скрипом открылась. Подождав минуту, чтобы глаза привыкли к царившей внутри темноте, мужчина вошел внутрь и, оглядевшись по сторонам, увидел покрытый пылью верстак и аккуратно развешанные инструменты, на полках стояли банки самого разного размера, в некоторых была краска, в других — гвозди и какие-то железки.

Довольно быстро он нашел ящик с рыболовными снастями, стоявший под верстаком. На поиски удочки потребовалось больше времени, но вскоре он заметил ее в одном из темных углов. Однако на пути туда стоял какой-то громоздкий предмет или прибор, накрытый чехлом от пыли, и ему никак не удавалось дотянуться. Питт попытался перелезть через неожиданное препятствие, но оно сдвинулось с места, и он начал падать назад, успев ухватиться за брезент, чтобы сохранить равновесие, но это не помогло, и мужчина рухнул на грязный пол гаража, пытаясь удержаться за чехол.

Питт выругался, отряхнулся и посмотрел на препятствие, помешавшее отправиться на рыбалку. В следующее мгновение на лице у него появилось озадаченное выражение, он присел на корточки и потрогал два больших предмета, представших его глазам. Затем встал, вышел на улицу и позвал Лорен.

Она поднялась на балкон и спросила:

— Что случилось?

— Иди сюда на минутку.

Она что-то проворчала, надела старую бежевую шинель и спустилась вниз. Питт завел ее внутрь гаража и показал свою находку.

— Откуда они у твоего отца?

Лорен наклонилась и прищурилась.

— А что это такое?

— Круглая желтая штука — кислородный баллон, такие используют на самолетах. Рядом — переднее шасси, с шинами и колесами. Причем они очень старые, судя по степени коррозии и слою грязи.

— Никогда их не видела.

— А должна была. Разве ты не пользуешься гаражом?

Она покачала головой.

— Нет, с тех самых пор, как занялась политикой. Я впервые приехала сюда после того, как отец погиб от несчастного случая три года назад.

— Нет, не слышала, но такое вполне вероятно. Я редко общаюсь с соседями и не слишком знакома с местными сплетнями и новостями.

— Где живут твои ближайшие соседи?

— Дальше по дороге в сторону города. Первый поворот налево.

— Как их зовут?

— Раферти. Ли и Максин Раферти. Хозяин семейства служил в ВМС, сейчас в отставке. — Лорен взяла Питта за руку и крепко ее сжала. — Почему ты спрашиваешь?

— Банальное любопытство. — Он поднес ее руку к губам и поцеловал. — Увидимся за твоим сытным обедом, — сказал он, повернулся и побежал к дороге.

— Решил не ходить на рыбалку?

— Всегда ненавидел это развлечение.

— Не хочешь взять джип?

— Ты же сама предложила отправиться в поход на природу, забыла? — крикнул он через плечо.

Лорен смотрела вслед, пока он не исчез в сосновой роще, потом покачала головой, в очередной раз удивляясь необъяснимым причудам мужчин, и поспешила вернуться в дом. Ранней осенью было прохладно по утрам.

ГЛАВА 2

Максин Раферти выглядела как настоящий житель Запада: приземистая, в свободном платье из набивной ткани, очках без оправы, волосы убраны под серебристо-синюю сетку. Она сидела, сгорбившись на стуле на крыльце хижины из кедра, и читала детектив в мягкой обложке. Ли Раферти, высокий и невероятно худой, стоял на коленях и смазывал маслом подшипники передней оси древнего и немало повидавшего на своем веку грузовичка с открытой платформой.

Дирк Питт подбежал к их дому и поздоровался.

— Добрый день.

Ли Раферти вынул изо рта незажженную и изжеванную сигару и кивнул.

— Привет.

— Отличный денек для пробежки, — сказала Максин, подняв глаза от книги и разглядывая Питта.

— И прохладный ветерок очень кстати, — заметил он.

На их лицах мужчина видел дружелюбие, скрывающее недоверчивость к незнакомцу, появившемуся в их владениях, да еще явному горожанину. Ли вытер руки о жирную тряпку и подошел к мистеру Дирку.

— Я могу вам как-то помочь?

— Можете, если вы Максин и Ли Раферти.

Услышав его вопрос, старуха поднялась со своего стула.

— Это мы и есть.

— Меня зовут Дирк Питт. Я гость Лорен Смит, которая живет дальше по дороге.

Их подозрительность к незнакомцу исчезла. Теперь они улыбались.

— Крошка Лорен — местная знаменитость, она же представляет нас в самом Вашингтоне, — радостно заявила Максин.

— Я рассчитывал, что вы сможете кое-что рассказать об этих местах.

— С удовольствием, — ответил Ли.

— Не стой как столб, — прикрикнула Максин на мужа. — Принеси гостю чего-нибудь выпить. Судя по всему, он страдает от жажды.

— Пиво будете?

— Отличная идея, — сказал Питт.

Максин открыла дверь в домик и подтолкнула гостя, чтобы он вошел внутрь.

— Вы останетесь у нас на ланч. — Ее слова прозвучали как приказ, а не вопрос, и Дирку ничего не оставалось, как молча пожать плечами, соглашаясь.

В гостиной с балками под высокими потолками и галереей наверху, где хозяева устроили спальню, стояла дорогая мебель в стиле ар-деко. У мужчины возникло ощущение, будто он оказался в тридцатых годах.

Ли поспешил на кухню и быстро вернулся с двумя открытыми бутылками пива. Питт заметил, что на них нет этикеток.

— Надеюсь, вам нравится домашнее, — сказал сосед. — У меня четыре года ушло на то, чтобы добиться нужного результата, пиво получилось не слишком сладким, но и не совсем горьким. Крепость примерно восемь градусов.

Питт сделал глоток и подумал, что если бы не легкий привкус дрожжей, пиво бы вполне годилось на продажу.

Максин начала накрывать стол и позвала их. Она поставила большую миску картофельного салата, горшок с печеными бобами и блюдо с тонко нарезанными кусками мяса. Ли быстро заменил опустевшие бутылки на полные и принялся раздавать тарелки.

Картофельный салат был достаточно острым, с идеальным количеством уксуса, бобы покрывал толстый слой меда. Мясо Питт не узнал, его вкус оказался незнакомым, но отличным. Несмотря на то, что он поел с Лорен всего час назад, аромат домашней еды вызвал у него такой аппетит, будто он целый день не покладая рук трудился на ферме.

— Давно здесь живете? — спросил Дирк, не переставая жевать.

— Мы приезжали в отпуск на Сауач в конце пятидесятых, — ответил Ли. — И перебрались сюда, когда я уволился из флота. Я нырял на большие глубины, получил серьезное декомпрессионное заболевание, пришлось рано уйти в отставку. Кажется, летом семьдесят первого.

— Семидесятого, — поправила его Максин.

— Жена никогда ничего не забывает, — подмигнув Питту, заявил Ли.

— Вам что-нибудь известно об авиакатастрофе, которая произошла в радиусе примерно десяти миль?

— Ничего такого не слышал. — Ли посмотрел на жену. — А ты?

— Господи, что с тобой? Неужели не помнишь, как бедный доктор и вся его семья погибли, когда их самолет упал около Даймонда? Как вам бобы, мистер Питт?

— Великолепные, — ответил Питт. — А Даймонд это город?

— Когда-то был городом. От него осталась только дорожная развязка, где находится пансионат, принимающий постояльцев.

— Теперь вспомнил, — сказал Ли и потянулся за добавкой мяса. — Это был маленький самолетик с одним двигателем. Сгорел дотла, ничего не осталось. У шерифа и его людей ушла неделя, чтобы идентифицировать останки.

— Апрель семьдесят четвертого, — добавила Максин.

— Я нашел несколько старых деталей самолета в гараже мисс Смит. Судя по всему, их туда положил ее отец. Наверно, он обнаружил обломки где-то в горах.

— Чарли Смит, — грустно проговорила Максин. — Храни господь его душу. У соседа было такое количество идей, как разбогатеть, что он мог бы сравниться с безработным растратчиком, сидящим на пособии.

— Скорее всего, купил обломки в Денвере в какой-нибудь лавке, где армия продает списанное оборудование. Видимо, рассчитывал с их помощью претворить в жизнь свое очередное бесполезное и неработающее изобретение.

— Похоже, отец Лорен был неудачливым изобретателем.

— Бедняга Чарли именно таким и был. — Ли рассмеялся. — Я помню, как он пытался сделать автоматический забрасыватель удочки. Проклятая штуковина расшвыривала наживку везде, кроме воды.

— А почему вы называете соседа «бедняга Чарли»?

На лице Максин появилось печальное выражение.

— Думаю, из-за того, как ужасно он умер. Разве Лорен не рассказала?

— Только то, что он умер три года назад.

Мистер Раферти показал на почти пустую бутылку гостя.

— Еще хотите?

— Нет, спасибо.

— Дело в том, что Чарли взорвался, — сказал Ли.

— Взорвался?

— Думаю, на динамите. Но наверняка никто не знает. Единственное, что удалось найти для опознания — один сапог и большой палец.

— Шериф сказал, что Чарли убило одно из его неудачных изобретений, — добавила Максин.

— А я продолжаю утверждать, что это чушь собачья! — проворчал Ли.

— Перестань. — Она строго взглянула на мужа.

— Чарли знал про взрывчатые вещества больше всех на свете. В армии он был специалистом по взрывным работам. Да он разряжал бомбы и снаряды по всей Европе после Второй мировой войны!

— Не обращайте внимания, — сердито сказала Максин. — Ли вбил себе в голову, что Чарли убили. Но это даже не смешно, потому что у Чарли Смита на всем белом свете не было ни одного врага. Так что его смерть чистой воды несчастный случай.

— Каждый имеет право на собственное мнение, — заявил хозяин дома.

— Десерт, мистер Питт? — предложила женщина. — Я испекла пирог с яблоками.

— Большое спасибо, но я лопну, если съем еще кусочек.

— А ты, Ли?

— Я больше не хочу есть, — проворчал муж.

— Не переживайте, мистер Раферти, — попытался успокоить его Питт. — Похоже, я тоже стал жертвой собственного воображения. Найти обломки самолета в хижине в горах… Естественно, я решил, что они с места авиакатастрофы.

— Мужчины порой как дети. — Максин улыбнулась гостю. — Надеюсь, вам понравился ланч.

— Пальчики оближешь! — ответил Питт.

— Следовало дольше поварить устрицы Скалистых гор. Они получились сыроватыми. Как думаешь, Ли?

— По мне, так получилось неплохо.

— Устрицы Скалистых гор? — переспросил Питт.

— Ну да, так называют жареные бычьи яички, — ответила Максин.

— Вы серьезно?

— Ли требует, чтобы я готовила их, по крайней мере, два раза в неделю.

— Бьет мясо по всем пунктам, — неожиданно рассмеявшись, заявил муж.

— И не только мясо, — пробормотал Дирк, взглянув на свой живот и размышляя, есть ли у Раферти «Алка Зельтцер».

Он пожалел, что не отправился на рыбалку.

ГЛАВА 3

В три часа ночи Питт все еще не спал. Он лежал рядом с Лорен, смотрел сквозь панорамное окно на силуэты гор, а в голове у него, как в калейдоскопе, одна картинка сменяла другую. Последний кусок, казалось бы, простой головоломки никак не хотел вставать на место. Когда небо на востоке начало светлеть, он выбрался из постели, натянул шорты и тихо вышел из домика.

Старенький джип подруги стоял на подъездной дорожке. Дирк засунул внутрь руку, достал фонарик из бардачка и вошел в гараж. Сдвинув в сторону брезент, он принялся изучать кислородный баллон. Цилиндрической формы, немногим больше ярда в длину и восемнадцать дюймов в диаметре, он был поцарапанным, с вмятинами. Внимание Питта привлекло состояние узлов крепления. Через несколько минут он занялся шасси.

Двойные колеса соединялись общей осью. Она крепилась к центральному валу около втулок, так что получилось что-то вроде перекладины буквы «Т». Круглые покрышки высотой в три фута находились в приличном состоянии. Удивительно, но в них еще был воздух.

Дверь скрипнула, Питт обернулся и увидел Лорен. Подруга заглядывала в темное нутро гаража. Он направил на нее луч фонарика и обнаружил, что на женщине только голубой нейлоновый пеньюар. А еще заметил растрепанные волосы и смесь страха и неуверенности на лице.

— Это ты, Дирк?

— Нет, — ответил он, улыбнувшись в темноте, — твой дружок молочник с гор.

Она выдохнула с облегчением, прошла вперед и схватила его за руку, стараясь успокоиться.

— Шут гороховый. И вообще, что ты тут делаешь?

— Находка не выходила у меня из головы. — Он направил луч фонарика на обломки самолета. — Теперь я понял, в чем дело.

Лорен дрожала от холода в грязном и пыльном гараже. Стояла тишина.

— Делаешь из мухи слона, — пробормотала женщина. — Сам ведь говорил, что Раферти предложили вполне разумное объяснение тому, как эти бесполезные обломки сюда попали. Скорее всего, папа купил их на складе отработавшего свое военного оборудования.

— Уже неуверен, — сказал Питт.

— Он постоянно покупал всякую рухлядь, — возразила она. — Оглянись по сторонам, тут полно странных, не доведенных до ума изобретений.

— Верно. Но, по крайней мере, он что-то пытался сделать из всего остального. А к кислородному баллону и шасси даже не прикоснулся. Почему?

— Тоже мне загадка! Папа, скорее всего, погиб до того, как успел до них добраться.

— Возможно.

— Значит, мы все выяснили, — строго заявила Лорен. — Давай вернемся в постель, пока я тут не замерзла до смерти.

— Прости, но я еще не закончил.

— И что ты собираешься здесь найти?

— Я обнаружил некоторое логическое несоответствие, — ответил он. — Посмотри на узлы крепления баллона. Лорен заглянула через его плечо.

— Они сломаны. А чего еще ты ожидал?

— Если бы баллоны сняли с устаревшего самолета на специальной площадке для вышедшей из строя техники, крепежные кронштейны и узлы отсоединили бы гаечными ключами, с помощью газового резака или специальных ножниц. Эти же искорежила и разорвала какая-то невероятная сила. То же самое можно сказать и про шасси. Ножка погнута и оторвана сразу под гидравлическим амортизатором. Однако вот что странно: все произошло не сразу. Видишь, неровные края пострадали от коррозии и непогоды, а маленький участок наверху выглядит как новенький. Складывается впечатление, что между катастрофой и окончательным разрушением прошло много лет.

— И что отсюда следует?

— Ничего такого, что потрясло бы основы мироздания. Но можно с уверенностью сказать, что обломки попали в гараж не с распродажи списанной военной техники или из какой-нибудь лавки.

— Ну, теперь доволен?

— Не совсем. — Питт легко поднял кислородный баллон, вынес из гаража и положил в джип. — С шасси я сам не справлюсь. Тебе придется помочь.

— Что-то задумал?

— Ты сказала, что мы поедем в Денвер, пройтись по магазинам.

— Ну, и?

— Пока ты будешь заниматься шопингом, я отвезу обломки в аэропорт Стэплтон и найду кого-нибудь, кто сможет сказать, от какого они самолета.

— Тебе далеко до Шерлока Холмса, — заявила подруга. — Зачем все это?

— Хочу найти себе занятие, чтобы не скучать. Ты при деле — читаешь свою конгрессменскую почту, а мне надоело целыми днями разговаривать с деревьями.

— Зато ночами все мое внимание принадлежит исключительно одному тебе.

— Мужчина не может жить только сексом.

Лорен молча наблюдала за тем, как он отыскал две длинные доски и приставил к откидной двери джипа.

— Готова? — спросил он.

— Я одета не совсем подходящим образом для подобных упражнений, — заявила она, дрожа от холода.

— Так сними эту штуку, — предложил он. — Тогда не запачкаешься.

Словно во сне она повесила пеньюар на гвоздь, мысленно спрашивая себя, почему женщины потакают глупым фантазиям мужчин. Затем по самодельным сходням они вдвоем — Питт в шортах и конгрессмен Лорен Смит, совершенно обнаженная — подняли и с трудом затащили в заднюю часть джипа пыльные передние шасси.

Пока Питт закреплял заднюю дверь, подруга стояла в сиянии начинающегося рассвета. На ее животе были масло и грязь. Она спрашивала себя: и почему ей взбрело в голову стать любовницей ненормального?

ГЛАВА 4

Харви Долан, главный инспектор по техническому обслуживанию местного отделения ФАА[32] поднес очки к свету, не нашел никаких пятен и насадил их на свой нос с горбинкой.

— Примерно в сорока милях к северо-западу от Лидвилля, на ранчо в Сауаче, — ответил Питт.

Ему пришлось говорить очень громко, чтобы перекрыть грохот автопогрузчика. Рабочие положили в него кислородный баллон и шасси, достав их из джипа. Теперь машина проезжала через огромные распахнутые двери инспекционного ангара.

— Сложно будет определить, что это такое.

— А вы сделайте предположение.

Инспектор не слишком дружелюбно пожал плечами.

— Вспоминается полицейский, нашедший заблудившегося ребенка. Коп видит, что перед ним обыкновенный мальчик, примерно двух лет от роду. Его одежда куплена в «Джей си пенни», а обувь в «Бастер Браунс». Малыш говорит, что его зовут Джоуи, но он не знает своей фамилии, адреса или телефонного номера родителей. Мы находимся в подобной ситуации, мистер Питт.

— А вы не могли бы перевести вашу аналогию в факты? — улыбнувшись, спросил тот.

— Как вам угодно. — В голосе собеседника прозвучали менторские нотки. Он достал из нагрудного кармана шариковую ручку и использовал ее в качестве указки. — Перед нами переднее шасси самолета, весившего примерно семьдесят или восемьдесят тысяч фунтов. У него был пропеллер, поскольку мы видим, что шины не предназначены для нагрузок, возникающих при посадке высокоскоростных лайнеров. Получается, что его возраст находится где-то между тридцатью и сорока пятью годами. Шины произведены компанией «Гудьер», а колеса — «Рэнтул инженеринг», в Чикаго. Что же до марки самолета и его хозяина, тут, боюсь, определить практически невозможно, слишком мало данных.

— Значит, тупик, — сказал Питт.

— Слишком рано сдаетесь, — возразил Долан. — На ноге шасси имеется вполне читаемый серийный номер. Если мы сможем определить марку летательного аппарата, для которого предназначались конкретно такие шасси, то с помощью номера сумеем через производителя установить, с какого именно они самолета.

— Вас послушать, так все легче легкого.

— У вас есть еще обломки?

— Только то, что вы видите.

— А почему вы решили привезти их сюда?

— Я подумал, что если кто-то и сможет мне помочь, так только представители Федерального управления авиации.

— Решили поставить нас в затруднительное положение? — ухмыльнувшись, поинтересовался Долан.

— Ну что вы, у меня были самые невинные намерения, — с улыбкой ответил Питт.

— Данных, конечно, маловато, — снова сказал Долан, — но кто знает, вдруг нам повезет?

Он указал большим пальцем на нарисованный красной краской круг на полу ангара. Оператор подъемника кивнул и опустил грузовую платформу, где лежали обломки. Затем отъехал назад, развернулся и покатил в другой угол ангара.

Долан взял кислородный баллон и принялся вертеть в руках, точно искусствовед, с восхищением рассматривающий греческую вазу.

Поставив находку Питта на пол, он уверенно сказал:

— Ни малейшего шанса его отследить. Несколько производителей выпускают такие типовые баллоны для двадцати моделей летательных аппаратов.

Однако, опустившись на колени, принялся внимательно изучать каждый дюйм шасси. Один раз он попросил Питта помочь ему их перевернуть и целых пять минут молча рассматривал. Дирк не выдержал и спросил:

— Нашли что-нибудь?

— Много всего любопытного. — Долан выпрямился. — Но, к сожалению, ответа на ваши вопросы нет.

— Похоже, что так, — сказал Питт. — Простите, что оторвал от работы.

— Все в порядке, — заверил его собеседник. — Именно за это мне платят простые американцы. В файлах Федерального управления авиации числится огромное количество пропавших без вести самолетов, чья судьба так и осталась загадкой. Если появляется возможность закрыть какое-то дело, мы тут же за нее хватаемся.

— И как вы все же определите модель самолета?

— При обычных обстоятельствах я бы позвонил техникам из инженерного подразделения. Но, пожалуй, сейчас сделаю проще. Фил Девайн, глава отдела техобслуживания, просто ходячая энциклопедия летательных аппаратов. Если кто-то и сможет определить, что это за самолет, так только он.

— Хмм, — покачал головой Питт.

— Поверьте на слово, — с улыбкой произнес Долан. — Он настоящий дока.

***

— Фотограф из тебя никудышный. Освещение просто отвратительное.

Сигарета без фильтра приклеилась к губе Фила Девайна, когда он разглядывал снимки носового шасси, которые Долан сделал при помощи «Полароида». Девайн был похож на Филдса[33] — приземистый, с медленным бубнящим голосом.

— Давай не будем обсуждать мои творческие способности, — ответил инспектор. — Лучше скажи, что это за модель шасси?

— Выглядит знакомым, напоминает кусок старого «Би-29».

— И все?

— А чего ты хотел от пары размытых фото — чтобы я точно и без сомнений определил, с какого самолета детали?

— Ну, типа того, — совершенно спокойно ответил Долан.

У Питта возникло опасение, что ему вот-вот придется выступить в роли рефери на боксерском ринге, и Девайн заметил его напряженность.

— Расслабьтесь, — сказал он. — На работе мы с Харви друг с другом порой резки. Но, как только часы бьют пять, прекращаем все склоки и отправляемся в ближайший бар выпить пивка.

— За которое обычно плачу я, — сухо вставил Долан.

— Ты работаешь на правительство, а значит имеешь больше возможностей для дополнительного заработка, — парировал глава техотдела.

— Шасси, — осторожно напомнил Дирк.

— Думаю, я смогу кое-что разузнать.

Девайн с трудом выбрался из-за стола и открыл кладовку, от пола до потолка заполненную книгами в черном виниловом переплете.

— Старые инструкции по техническому обслуживанию летательных аппаратов, — пояснил он. — Похоже, я единственный безумец в гражданской авиации, который их еще не выбросил.

Без колебаний он вытащил из стопки книгу и принялся листать, через минуту нашел то, что искал, и подтолкнул к ним по столу.

— Похоже?

Мужчины поглядели на чертеж носового шасси в разобранном виде.

— Колеса, детали и размеры такие же, — объяснил инспектор.

— А что это за модель самолета? — спросил Питт.

— «Боинг Стратокрузер», — ответил Девайн. — На самом деле я был не так далек от истины, когда сказал, что на фото деталь от «Би-29». «Стратокрузер» создавали, взяв за основу бомбардировщик. Довольно странный самолет: его двухпалубный фюзеляж по форме напоминал кита с двумя животами.

— Я видел такой в детстве, — проговорил гость ФАА. — Их использовала «Пан-Американ».

— И «Юнайтед», — добавил собеседник. — На них летали на Гавайи. Отличная машина.

— И что теперь? — спросил Питт у Долана.

— Отправлю носовой серийный номер в «Боинг», в Сиэтл, и попрошу выяснить, какому самолету он принадлежит. Потом позвоню в Национальный совет по безопасности на транспорте в Вашингтон и поинтересуюсь, не числится ли у них «Стратокрузер», пропавший в континентальном районе США.

— А если окажется, что такой есть?

— Федеральное управление авиации начнет официальное расследование, и мы узнаем, что такое вы нашли, — ответил Долан.

ГЛАВА 5

Дирк провел следующие два дня в зафрахтованном вертолете, летая над горами и изучая показатели приборов поиска. Дважды они с пилотом обнаружили места падения самолетов, но оба оказались известными и нанесенными на карты. Через несколько часов, проведенных в воздухе, он уже почти не чувствовал тела от долгого сидения, вибрации двигателей и порывов ветра, который яростно швырял их из стороны в сторону, и искренне обрадовался, когда увидел хижину Лорен, и пилот направился в сторону соседнего с ней луга.

Шасси погрузились в мягкую траву, лопасти перестали вращаться, и вертолет замер на месте. Мужчина отстегнул ремень безопасности, выбрался наружу и принялся с удовольствием разминать затекшие мышцы.

— Завтра в то же время? — спросил пилот.

У него был акцент уроженца Оклахомы и короткая стрижка.

Питт кивнул.

— Завтра направимся на юг и осмотрим нижний конец долины.

— Считаете, что нет смысла искать на склонах у границы леса?

— Если бы самолет упал на открытом пространстве, за прошедшие тридцать лет его обязательно нашли бы.

— Ну, в жизни всякое бывает. Как-то тренировочный самолет ВВС врезался в склон горы в Сан-Хуане. От удара начался обвал, обломки летательного аппарата и все, кто в нем находились, остались под камнями.

— Полагаю, возможность завала существует, — сказал Питт устало.

— Если хотите знать мое мнение, сэр, то я убежден, что самолет завален. — Пилот сделал паузу, чтобы высморкаться. — Маленькое, легкое воздушное судно могло пролететь между деревьями и упасть так, что его никто и никогда не найдет, но не лайнер с четырьмя двигателями. Обломки такого размера не скроют сосны и осины. Но даже если такое и случилось, какой-нибудь охотник уже наверняка бы их нашел.

— Я готов принять любую теорию, если она даст нам желаемый результат, — сказал Питт.

Краем глаза он увидел, что Лорен бежит от хижины через луг. Он захлопнул дверцу и помахал пилоту, показывая, что тот может улетать. Потом отвернулся, не обращая внимания на заработавший двигатель. Вертолет поднялся в воздух и завис над верхушками окружавших луг деревьев.

Лорен, запыхавшаяся от бега в разреженном воздухе луга, бросилась в его объятия. Она выглядела невероятно живой и полной энергии. На ней были плотно облегающие белые джинсы и красный свитер. Красивое лицо подруги, казалось, сияло собственным светом в лучах заходящего солнца, которое придало коже золотистый оттенок. Питт покружил ее в воздухе и поцеловал, глядя в раскрытые фиалковые глаза. Он не переставал удивляться тому, что Лорен не закрывала глаза, когда они целовались или занимались любовью, объясняя это тем, что не хочет ничего пропустить.

Наконец она оторвалась от него, чтобы сделать вдох, оттолкнула и поморщилась.

— Как же от тебя пахнет!

— Извини, я целый день просидел под пластмассовой крышей вертолета, а это все равно что потеть много часов в теплице.

— Вообще-то женщины просто балдеют от запаха мужчин. Однако от тебя несет еще и маслом с топливом, вот в чем дело.

— В таком случае немедленно отправляюсь в душ. Лорен посмотрела на часы.

— Позже. Если мы поторопимся, возможно, ты еще его застанешь.

— Кого?

— Харви Долана, он тебе звонил.

— У тебя же нет телефона.

— Пришел лесник и сказал, что ты должен позвонить Долану в офис. Зачем ты ему понадобился, я не знаю.

— И где мы найдем телефон?

— У Раферти.

***

Ли уехал в город, дома находилась только Максин. Она была рада гостям, отвела Питта к телефону, усадила за старомодным столом со сдвижной крышкой и протянула трубку. Оператор соединил его с Доланом меньше чем за десять секунд.

— С какого перепугу вы мне звоните за наш счет? — проворчал он.

— Правительство может себе это позволить, — ответил Питт. — Как вам удалось со мной связаться?

— По системе персональной связи в моей машине. Я отправил сигнал через общественный спутник в лесничество в Национальном заповеднике Уайт-ривер и попросил их передать вам сообщение.

— У вас появились новости?

— Хорошие и не очень.

— Давайте сначала хорошие.

— Получен ответ из компании «Боинг». Носовое шасси было установлено в качестве стандартного оборудования на корпус под номером 75403. Не слишком хорошая новость состоит в том, что этот конкретный самолет отправился к военным.

— Иными словами, его получили ВВС.

— Похоже на то. В любом случае, в Национальном управлении безопасности перевозок нет данных о пропавшем коммерческом «Стратокрузере». Боюсь, на этом мои возможности ограничиваются. Если вы намерены продолжать поиски в качестве частного лица, вам придется связаться с военными. Их служба безопасности воздушного пространства находится вне нашей юрисдикции.

— Так и сделаю, — ответил Питт. — Хотя бы для того, чтобы раскрыть загадку этого самолета-призрака.

— Я надеялся услышать от вас именно такой ответ, — сказал Долан, — взял на себя смелость и сделал запрос — разумеется, от вашего имени — касательно нынешнего статуса «Боинга 75403» генералу-инспектору безопасности базы ВВС «Нортон», в Калифорнии. Полковник Эйб Стайгер свяжется с вами, как только узнает что-то определенное.

— А чем занимается Стайгер?

— По сути, тем же, что и я, только в армии — расследованиями несчастных случаев с самолетами ВВС в Западном регионе.

— Значит, мы скоро получим ответ на нашу загадку.

— Похоже на то.

— А что вы по этому поводу думаете? — спросил Питт. — Только честно.

— Ну… — осторожно начал Долан. — Не стану вам врать. Лично я думаю, что пропавший самолет обнаружится в архиве какого-нибудь высокопоставленного торгаша, занимающегося продажей излишков армейского оборудования.

— Жаль. Я думал, что мы сможем подружиться.

— Вы сами хотели выслушать мое мнение.

— Серьезно, Харви, я очень признателен за помощь. В следующий раз, когда буду в Денвере, с удовольствием приглашу вас на ланч.

— Кто же откажется от бесплатного угощения.

— Отлично. Буду с нетерпением ждать нашей новой встречи.

— И еще. — Долан сделал глубокий вдох, — если я прав и обломкам, которые вы обнаружили в гараже мисс Смит, найдется самое прозаическое объяснение, что вы собираетесь делать дальше?

— Все же я чувствую, что наткнулся на что-то весьма необычное, — ответил Питт.

Мужчина положил трубку и некоторое время сидел, не сводя с нее глаз. Неожиданно он почувствовал, как по его спине пробежал холодок и кожа покрылась мурашками. Голос Питта, искаженный помехами, звучал будто из могилы.

ГЛАВА 6

Лорен убрала тарелки после ужина и принесла две кружки с горячим кофе на балкон. Питт сидел, откинувшись на спинку стула и задрав ноги на перила. Несмотря на холодный сентябрьский вечер, он был в джемпере с коротким рукавом.

— Хочешь кофе? — спросила подруга.

Мужчина повернулся и посмотрел на нее с таким видом, точно находился в трансе.

— Что? — пробормотал он и тут же добавил: — Извини, я не слышал, как ты пришла.

Фиалковые глаза внимательно изучали его лицо.

— Ты похож на одержимого, — неожиданно для себя сказала Лорен.

— Наверно, я схожу с ума, — покачав головой, ответил Питт. — Все мои мысли заняты обломками самолета.

Она передала ему кружку с кофе и обхватила обеими руками свою, пытаясь согреться.

— Эх, зачем ты пошел в гараж моего отца! Теперь ни о чем другом не можешь думать. Ты придаешь находке больше значения, чем она заслуживает.

— Я тоже не понимаю, в чем дело. — Питт замолчал и сделал глоток кофе. — Такая вот особенность моего характера: не могу забыть о проблеме, пока не найду ей разумное объяснение. Так было всегда. — Он повернулся к ней. — Тебе это кажется странным?

— Полагаю, некоторые люди устроены таким образом, что им просто необходимо открывать какие-нибудь тайны.

— Уверен, что я столкнулся с чем-то любопытным, — задумчиво проговорил он.

— А если окажется, что папины обломки не от самолета, который разбился где-то неподалеку, тогда что?

— Тогда забуду о них и вернусь к скучным повседневным делам.

Оба на мгновение замолчали, потом Лорен подошла и уселась к нему на колени, пытаясь согреться на холодном ветру, дующем с гор.

— Осталось двенадцать часов, а потом мы улетаем в Вашингтон. Не хочу, чтобы посторонние глупости испортили последнюю ночь нашего отпуска. Пожалуйста, пойдем в постель.

Мужчина обнял ее и нежно поцеловал ее глаза, сначала один, потом другой. Затем взял Лорен на руки, встал со стула, подняв ее так, будто она превратилась в большую тряпичную куклу, и отнес внутрь.

Он мудро решил, что сейчас не стоит ей говорить, что она вернется в столицу одна, а он останется и продолжит поиски.

ГЛАВА 7

Два вечера спустя мрачный Питт сидел за обеденным столом в хижине Лорен и изучал топографические карты. Потом он откинулся на спинку стула и потер глаза. Единственным результатом всех его усилий была расстроенная подруга и громадный счет от компании, где он взял напрокат вертолет.

Он услышал громкие шаги на лестнице, ведущей к переднему балкону, потом увидел гладко выбритую голову и лицо с дружелюбными глазами и громадными усами, как у кайзера Вильгельма, появившиеся в застекленной двери.

— Всем привет, — услышал он голос, который, казалось, принадлежал двум сапогам двенадцатого размера.

— Входите, — ответил Питт, не пошевелившись.

Мужчина оказался приземистым, с широкой грудью и весил примерно двести двадцать фунтов — в общем, гроза всех весов на свете. Незнакомец протянул ему мясистую руку.

— Вы, наверное, Дирк Питт.

— Да.

— Отлично. Нашел вас с первой попытки. Боялся, что в темноте свернул не там. Я Эйб Стайгер.

— Полковник Стайгер?

— Забудьте про звания. Как видите, я одет, как настоящий оборванец.

— Не ожидал, что вы лично приедете в ответ на мой запрос. Письма было бы достаточно. Стайгер широко улыбнулся.

— Видите ли, я не мог допустить, чтобы цена за марку помешала мне отправиться в разведку.

— Что вы имеете в виду?

— Скажем, я решил убить двух зайцев сразу. Во-первых, мне предстоит выступить на базе ВВС «Шанют» в Иллинойсе по вопросу безопасности военного транспорта. Во-вторых, вы находитесь в самом сердце горнодобывающего района в Колорадо, а поскольку я помешан на разведке полезных ископаемых, то взял на себя смелость и заехал к вам в надежде найти чуток золота, прежде чем отправиться на доклад.

— Кстати, вы можете остановиться у меня. В данный момент я тут в полном одиночестве.

— Принимаю ваше гостеприимное предложение.

— У вас есть вещи?

— Они во взятой напрокат машине.

— Несите сюда, а я пока приготовлю кофе, — сказал он и, словно эта мысль ему пришла в последний момент, спросил: — Может, хотите поужинать?

— Спасибо, но я перекусил с Харви Доланом перед тем, как поехал к вам.

— Значит, вы уже видели носовое шасси.

Стайгер кивнул, показал на старый кожаный портфель, раскрыл молнию и протянул Питту папку с листами бумаги, скрепленными степлером.

— Ответ на запрос о статусе «Боинга С-97», номер 75403, принадлежавшего ВВС, командиром которого был майор Вайлендер. Почитайте, а я распакую пока вещи. Если появятся вопросы, зовите.

После того как Стайгер уладил все дела в одной из пустых спален, он вернулся и сел за стол рядом с ним.

— Вы получили ответ на свои вопросы?

Мужчина оторвал глаза от бумаг и посмотрел на него.

— Здесь говорится, что самолет исчез с радаров над Тихим океаном во время обычного полета из Калифорнии на Гавайи в январе 1954 года.

— Так значится в архивах ВВС.

— И как вы объясните появление носового шасси здесь, в Колорадо?

— Ну, тут нет ничего загадочного. Судя по всему, в какой-то момент шасси, установленное на заводе, заменили на новое. Обычное дело. Например, механики обнаружили неполадки. Жесткое приземление могло привести к появлению трещины во втулке. Возможно, она возникла во время буксировки. Причин, требующих замены, дюжины.

— А в их отчетах есть запись о ремонте?

— Нет.

— Вам не кажется это немного странным?

— Разве что совсем чуть-чуть. Механики ВВС славятся своим мастерством в том, что касается ремонтных работ. Официальные бумаги не их конек.

— Здесь также говорится, что не найдено следов самолета или его команды.

— Согласен, это загадка. В документах сказано, что были организованы поисковые работы, причем гораздо более тщательные и длительные, чем прописано в инструкциях. Однако, несмотря на то что ВВС и ВМС объединили усилия, результат был нулевым. — Стайгер взял из рук Питта кружку с горячим кофе. — Впрочем, такое случается нередко. В наших архивах полно данных о самолетах, канувших в небытие.

— Канувших в небытие, как поэтично. — Питт даже не попытался скрыть сарказма.

Стайгер, не обращая внимания на его тон, пил кофе.

— Каждого следователя, занимающегося безопасностью воздушного транспорта, тревожит нераскрытое дело о катастрофе в воздухе. Мы как доктора, теряющие пациента на операционном столе. Подобные случаи не дают нам спать по ночам.

— А как насчет «03»? — ровным голосом спросил Питт. — Вы не страдаете бессонницей из-за него?

— Вы спрашиваете об авиакатастрофе, которая произошла, когда мне было четыре года. Я не могу из-за нее переживать. Думаю, про исчезновение «03» можно уже забыть. Уверен, что и военно-воздушные силы разделяют мое мнение. Скорее всего, он лежит на дне моря, где будет оставаться до конца света, а вместе с ним похоронена и тайна его гибели.

Питт несколько мгновений смотрел на Стайгера, затем долил в его кружку кофе.

— Ошибаетесь, полковник. Ответ есть, и он находится вовсе не в трех тысячах миль отсюда.

***

После завтрака они занялись своими делами — Дирк отправился в ущелье, слишком узкое, чтобы рассмотреть его с вертолета, а Стайгер пошел искать ручей с золотоносным песком. День выдался холодным, несколько облачков висело над пиками гор, и температура воздуха опустилась почти до 20 градусов.

Уже миновал полдень, когда мужчина выбрался из ущелья и направился назад в хижину. Он шагал по едва заметной тропинке между деревьями и вышел из леса на берегу озера Тейбл. Пройдя милю, он обнаружил ручей, который вытекал из озера, и вскоре наткнулся на своего нового жильца.

Полковник с довольным видом сидел на плоском камне посреди ручья и со свистом рассекал воду большим металлическим поддоном для промывки золота.

— Как дела? — крикнул Питт.

Стайгер повернулся, помахал ему рукой и направился к берегу.

— Мне не суждено сделать вклад в Форт Нокс. Думаю, повезет, если удастся наскрести один грамм. — Он наградил Питта дружелюбным и вместе с тем скептическим взглядом. — А как ваши дела? Нашли то, что искали?

— Ничего не обнаружил, — ответил тот. — Зато погулял, что полезно для здоровья.

Стайгер предложил ему сигарету, но мужчина отказался.

— Знаете, — сказал полковник и закурил, — вы типичный пример невероятно упрямого человека.

— Мне это уже не раз говорили, — сказал Питт и рассмеялся.

Стайгер сел, сделал глубокую затяжку, медленно выпустил дым и продолжал:

— Возьмем, к примеру, меня: легко бросаю начатое дело, но только в тех случаях, если оно не особо важно. Кроссворды, скучные книги, всякие там домашние начинания, ковры из полосок ткани — никогда не довожу до конца. Меньше стрессов — жизнь длиннее.

— Жаль, что вы не можете бросить курить.

— Ноль один в вашу пользу, — признал Стайгер.

Тут из-за поворота показался проплывавший мимо плот. На нем стояли двое подростков, мальчик и девочка в теплых жилетах. Они смеялись, не замечая ничего вокруг и не обращая внимания на двух мужчин на берегу. Питт и Стайгер молча смотрели на них. Вскоре ребята скрылись за следующим поворотом.

— Вот это жизнь, — сказал Стайгер. — В детстве я частенько плавал на плоту по реке Сакраменто. А вы пробовали когда-нибудь?

Дирк словно не слышал вопроса. Он стоял, напряженно вглядываясь в то место, где юная парочка скрылась из вида. Задумчивое выражение у него на лице вдруг сменилось неожиданной радостью.

— Что с вами? — спросил Стайгер. — У вас такой вид, будто вашим глазам предстал сам Господь.

— Оно все время было у меня перед носом, а я ничего не замечал, — пробормотал мужчина.

— Чего вы не замечали?

— Еще одно доказательство того, что самые сложные задачи имеют простое решение.

— Вы не ответили на вопрос.

— Я знаю, откуда взялись кислородный баллон и носовое шасси, — сказал он.

Полковник только скептически на него посмотрел.

— Эти предметы связаны между собой, — пояснил Питт.

— Ничего подобного, — заявил собеседник. — Когда они установлены на самолете, то работают в двух совершенно разных системах, газовой и гидравлической.

— Да, но если снять их с самолета, у них появится нечто общее.

— И что же?

Питт посмотрел на своего нового жильца и улыбнулся, а потом произнес магические слова:

— Они держатся на поверхности воды.

ГЛАВА 8

Как и большинство административных самолетов, «Кэтлин М-200» поднимался в воздух, точно жаба с крыльями, да и летал медленнее других. Зато у него имелось одно полезное качество, затмевающее все недостатки. В отличие от других самолетов такого же размера, «Кэтлин» сконструировали таким образом, что он мог садиться и взлетать в самых невозможных местах, да еще с грузом, в два раза превышающим его собственный вес.

Солнце засияло на аквамариновом рисунке на фюзеляже самолета, когда пилот сделал уверенный разворот и покатил по узкой заасфальтированной полосе аэропорта округа Лейк, неподалеку от Лидвилля. Затем резко остановился в двух тысячах футах от здания, развернулся и направился к тому месту, где стояли Питт и Стайгер. По мере того, как он приближался, стали отчетливо видны написанные на боку буквы НУПИ. «Кэтлин» снова остановился, двигатели смолкли, из кабины вышел человек и подошел к ним.

— Да уж, удружил ты мне. Спасибо, — сказал пилот и мрачно посмотрел на Дирка.

— За что? За беззаботную, да еще бесплатную прогулку в Скалистые горы?

— Нет, за то, что вытащил меня посреди ночи из постели, где я резвился с заводной рыжеволосой красоткой, заставил взять груз и доставить сюда из Вашингтона.

Питт повернулся к своему жильцу.

— Полковник Эйб Стайгер, позвольте представить вам Эла Джордино из Национального управления подводных исследований, моего помощника. Он часто оказывается полезным, хотя постоянно на все жалуется.

Мужчины оценивающе, точно два забияки, уставились друг на друга. Если не обращать внимания на гладко выбритый череп и семитские черты лица Стайгера и озорную итальянскую усмешку и копну вьющихся черных волос Джордино, они вполне могли сойти за братьев. Оба были одинаково сложены: тот же рост и вес, даже мускулы, натягивающие одежду, казалось, вылеплены из одного материала. Пилот протянул руку.

— Полковник, надеюсь, мы с вами не разозлим друг друга настолько, что нам придется сойтись в рукопашной.

— Уверен, что мы поладим, — весело ответил Стайгер.

— Ты привез оборудование, о котором я просил? — спросил Питт.

Джордино кивнул.

— Но мне пришлось потратить некоторое время на уговоры. Если адмирал узнает о твоем маленьком тайном проекте, он закатит истерику.

— Адмирал? — переспросил Стайгер. — Не понимаю, каким боком тут участвуют ВМС?

— Они не участвуют, — ответил Дирк. — Отставной адмирал Джеймс Сандекер, так уж вышло, возглавляет НУПИ. Он, как Дядюшка Скрудж, не переносит, когда наемные работники тратят деньги Агентства на нужды, не внесенные в бюджет.

Брови Стайгера поползли вверх, когда он понял смысл этих слов.

— Хотите сказать, что вы, ни с кем ничего не согласовав, заставили Джордино взять принадлежащий правительству самолет, который также за государственные деньги пролетел через полстраны. Я уже не говорю об украденном оборудовании.

— Вроде того.

— У нас такие вещи отлично получаются, — хладнокровно заявил Джордино.

— Мы экономим кучу времени, — спокойно сказал Питт. — Бюрократы бывают ужасными занудами.

— Невероятно, — тихо проговорил Стайгер. — Меня, наверное, отдадут под трибунал как соучастника.

— Не отдадут, если не поймают, — произнес Дирк. — А теперь вы оба развяжите груз, а я подведу джип задом к самолету.

Он развернулся и отправился на парковку.

Стайгер пару минут смотрел ему вслед, а потом повернулся к Джордино.

— Как давно вы его знаете?

— С первого класса. Я был там главным задирой. Когда семья Дирка переехала в наш район и он первый раз пришел в школу, я отделал его по первое число.

— Доказали, что вы самый крутой?

— Не совсем. — Джордино открыл дверь грузового отсека. — После того как я расквасил ему нос и подбил глаз, он поднялся с земли и врезал мне между ног. Я целую неделю ходил вразвалку.

— Выходит, он отличается коварством.

— Скажем так, Питт весьма храбр и довольно умен. И еще имеет потрясающую способность расправляться с любыми препятствиями на своем пути. Его обожают дети и животные, он помогает пожилым дамам на эскалаторах. Насколько мне известно, Дирк за всю свою жизнь не украл ни цента и ни разу не использовал свои таланты ради собственной выгоды. Если не считать всего этого, он потрясающий парень.

— А вы не думаете, что на сей раз Питт зашел слишком далеко?

— Вы имеете в виду его помешательство на каком-то самолете?

Стайгер кивнул.

— Если Питт скажет вам, что Санта-Клаус существует, вешайте на каминную полку чулок для подарков, потому что этому человеку лучше верить.

ГЛАВА 9

Питт стоял на коленях в алюминиевой весельной лодке и настраивал видеомонитор. Стайгер сидел лицом к носу и управлялся с веслами. Джордино находился в другой лодке, примерно в двадцати футах впереди, почти невидимый за грудой передатчиков, работавших на батарейках. Он греб и одновременно не сводил глаз с перекинутого через борт и исчезавшего в воде кабеля, на котором была закреплена камера в водонепроницаемом футляре.

— Разбудите меня, когда начнется увлекательный фильм ужасов, — сказал он, зевнув.

— Давай, греби, — проворчал Стайгер. — Я тебя скоро догоню.

Питт не участвовал в их добродушной перепалке, сосредоточив все внимание на экране. Холодный вечерний ветер с гор разгуливал по гладкой поверхности озера, создавая тут и там небольшие волны, и Стайгер с Джордино, изо всех сил напрягая уже начавшие протестовать мышцы, с трудом удерживали лодки на нужном курсе.

Они начали поиски с утра, но до сих пор на мониторе появлялись лишь разбросанные на дне груды камней, гниющие останки давно погибших деревьев, чьи голые ветви, казалось, пытались вцепиться в проплывавшую мимо камеру. Также проплыло несколько испуганных радужных форелей, шарахнувшихся от диковинного предмета, возникшего у них на пути.

— А не проще было бы воспользоваться аквалангом? — спросил Стайгер, отрывая Питта от изучения монитора. Дирк потер уставшие глаза.

— Видеомонитор гораздо эффективнее. Кроме того, в некоторых местах до дна озера двести футов. Аквалангист способен провести на такой глубине всего несколько минут. Плюс в пятидесяти футах от поверхности вода становится ледяной, и ныряльщик может считать, что ему повезло, если он сможет выдержать столь низкую температуру на протяжении десяти минут.

— А если мы что-то найдем?

— Тогда я надену гидрокостюм и отправлюсь посмотреть, что там такое, но ни секундой раньше.

На мониторе появилось что-то новое, Питт наклонился, прикрыл черной тканью монитор, чтобы защитить его от света, и попытался рассмотреть, что там такое.

— Думаю, Джордино может радоваться. Фильм ужасов начинается.

— Что там? — взволнованно спросил Стайгер.

— Похоже на старую деревянную хижину.

— Деревянную хижину?

— Сам посмотри.

Стайгер наклонился через плечо Питта и принялся вглядываться в экран. Камера, находившаяся в ста сорока футах под лодками, показала сквозь толщу ледяной воды нечто, похожее на искаженное строение. Колеблющийся солнечный свет в сочетании с волнами и плохой видимостью делал картинку призрачной.

— Как, черт подери, эта штука сюда попала? — озадаченно спросил Стайгер.

— Тут нет ничего таинственного, — ответил Питт. — Озеро Тейбл имеет искусственное происхождение. В 1945 году на реке, протекавшей в долине, построили дамбу. Заброшенная лесопилка, находившаяся рядом со старым руслом, оказалась под водой, когда та поднялась. Хижина, судя по всему, была одним из бараков.

Джордино вернулся назад, чтобы посмотреть на находку.

— Не хватает только вывески «Срочно продается», — заметил он.

— Она поразительно хорошо сохранилась, — пробормотал Стайгер.

— Благодаря ледяной воде, — пояснил Питт и добавил: — Думаю, мы достаточно полюбовались местными достопримечательностями. Продолжим?

— Сколько еще? — спросил Джордино. — Мне хочется промочить горло чем-нибудь покрепче.

— Через пару часов совсем стемнеет, — заметил полковник. — Предлагаю на сегодня закончить.

— Я за. — Пилот посмотрел на Питта. — Что скажешь, капитан Блай?[34] Вытащить камеру?

— Нет, пусть висит. Достанем у причала.

Джордино неуклюже развернул лодку на сто восемьдесят градусов и направился в сторону дома.

— Кажется, твоя теория не подтвердилась, — сказал Стайгер. — Мы дважды проплыли через середину озера, и каков результат? Ноющие мышцы и затопленная хижина. Признай очевидное, Питт: в этом озере, кроме рыбы, нет ничего, заслуживающего внимания. — Мужчина помолчал и кивком головы показал на монитор. — Кстати, какой рыбак не отдал бы душу дьяволу за такое оборудование?

Дирк задумчиво на него посмотрел.

— Эл, подплыви к рыбаку, стоящему с удочкой на берегу.

Джордино повернулся, чтобы посмотреть, куда показывает Питт, потом молча кивнул и изменил курс. Стайгер повторил его маневр.

Через несколько минут они оказались недалеко от берега, где стоял пожилой мужчина, который ловко забросил удочку с наживкой к большому камню, торчавшему из воды. Услышав приветствие, он поднял голову и прикоснулся к шляпе, украшенной мушками, какие он использовал в качестве наживки.

— Удачный день?

— Да ты же у него всю рыбу распугал, — хмыкнул Стайгер.

— Не слишком, — ответил рыбак.

— Часто рыбачите на этом озере?

— Время от времени, уже двадцать два года.

— Можете сказать, какая часть озера пожирает больше всего наживки?

— Не понял?

— Есть ли здесь такое место, где рыбаки чаще всего теряют наживку и снасти?

— Недалеко от дамбы под водой лежит дерево, там такое происходит довольно часто.

— На какой глубине?

— Восемь, может, двенадцать футов.

— А более глубокое место есть? — спросил Питт.

Старик задумался.

— Около большого болота возле северного конца озера большая яма. Прошлым летом я там потерял две своих лучших блесны, когда забрасывал удочку на глубину. В жару рыба опускается на дно. Но я вам не советую испытывать там удачу, разве что вы владеете лавкой, где продают снасти.

— Большое спасибо за помощь, — сказал Питт и помахал рыбаку рукой. — Удачи!

— И вам того же, — ответил старик и снова забросил удочку, в следующее мгновение она изогнулась, когда какая-то большая рыба проглотила наживку.

— Ты слышал, Эл?

Джордино с тоской уставился на причал, а потом на северный конец озера, находившийся в четверти мили. Вздохнув, он поднял камеру, чтобы она не погрузилась в песок на дне, надел перчатки и взялся за весла. Стайгер взглянул на Питта так, будто собирался послать его куда подальше, но выбросил белый флаг и промолчал.

Полчаса отчаянной борьбы с порывами ветра и волнами прошли в полном молчании. Стайгер и Джордино, не говоря ни слова, работали веслами; Джордино, потому что слепо доверял Питту, полковник же не собирался уступать тому в выносливости. Дирк не сводил глаз с монитора, время от времени сообщая Элу глубину, чтобы тот опускал камеру ниже.

По мере приближения к болоту дно озера начало подниматься, а потом вдруг водоросли резко исчезли и вода стала темнее. Они остановились, чтобы опустить камеру на глубину, и сразу же снова стали грести.

Через несколько ярдов на экране появился какой-то изогнутый предмет — явно не естественного происхождения, но установить его форму пока не представлялось возможным.

— Прекратите грести! — коротко приказал Питт.

Стайгер сгорбился на своем сиденье, радуясь передышке, но Эл принялся вглядываться в узкое пространство, разделявшее лодки. Он чувствовал, что товарищ что-то нашел.

Камера медленно дрейфовала в ледяной воде в сторону предмета, возникшего на мониторе. Дирк словно окаменел на своем месте, когда увидел большую белую звезду на голубом фоне. Он ждал, когда камера покажет еще что-нибудь, чувствуя, как во рту у него пересохло.

Джордино подплыл и ухватился за его лодку. Полковник почувствовал возникшее напряжение, поднял голову и вопросительно посмотрел на Питта.

— Что-то нашел?

— Самолет с военными знаками, — взволнованно ответил тот.

Стайгер перебрался на корму и недоверчиво посмотрел на монитор. Камера проплыла над крылом и сейчас двигалась вдоль фюзеляжа. Вскоре на мониторе появился квадратный иллюминатор, а над ним надпись: ТРАНСПОРТНАЯ СЛУЖБА ВВС.

— Боже праведный! — вскричал Эл. — Военный транспортный самолет.

— Можешь определить модель? — быстро спросил Стайгер.

— Пока нет, — покачав головой, ответил Питт. — Камера прошла мимо носовой части и двигателей, которые помогли бы нам это узнать. Она проплыла над левым крылом и, как видишь, теперь направляется к хвосту.

— Номер должен быть написан на вертикальном стабилизаторе, — тихо проговорил Стайгер.

Все трое не сводили глаз с разворачивающейся перед ними диковинной картины. Самолет погрузился глубоко в ил, фюзеляж треснул позади крыльев, хвост изогнулся под небольшим углом.

Джордино медленно опустил весла и задал камере новый курс, подкорректировав ее изображение. Разрешение было таким четким, что они почти видели заклепки на корпусе. Картинка настолько не укладывалась в голове, что они переглянулись.

В следующее мгновение мужчины замерли, когда справа по экрану поплыл серийный номер, написанный на вертикальном стабилизаторе. Питт слегка увеличил изображение, чтобы избежать ошибок в идентификации самолета. Сначала 7, потом 5 и 4, дальше 03. Стайгер пару секунд не сводил с Питта глаз. Он казался потрясенным.

— Боже, это же «03». Как такое возможно?

— Сам не знаю, — сказал Питт.

Джордино перегнулся через борт и пожал ему руку.

— Я в тебе не сомневался, напарник.

— Ценю твою веру в меня, — ответил Дирк.

— Что будем делать дальше?

— Поставим буй, чтобы не потерять это место, и домой. Завтра утром спустимся и посмотрим, что находится внутри обломков.

Полковник сидел, качал головой и повторял:

— Он не должен здесь находиться…

— Похоже, наш приятель не может поверить своим глазам, — улыбнувшись, заметил Питт.

— Дело не в этом, — сказал Джордино. — У Стайгера психологическая проблема.

— Какая?

— Он не верит в Санта-Клауса.

***

Несмотря на холодное утро, Питт вспотел в своем гидрокостюме. Он проверил регулятор дыхания, показал Джордино большой палец и перевалился через борт лодки.

Ледяная вода, попавшая между кожей и внутренней подкладкой гидрокостюма толщиной в три шестнадцатых дюйма, вызвала весьма неприятные ощущения. Питт несколько мгновений просто висел под поверхностью, стараясь не обращать внимания на боль и дожидаясь, когда тело согреет попавшую в ловушку воду. Когда температура стала терпимой, он прочистил уши и ударилпо воде ластами, начав спуск в призрачный мир, где не было ветра и воздуха. Веревка, прикрепленная к сторожевому бую, уходила в манящие глубины. Он поплыл вдоль нее.

Сразу же возникло ощущение, что дно поднимается ему навстречу. Левая ласта коснулась ила, прежде чем пловец выровнял тело, и перед ним возникло серое облако, похожее на дым от взрыва бака с нефтью.

Мужчина проверил глубиномер у себя на запястье. Он показывал сто сорок футов. Значит, можно провести на дне десять минут, не беспокоясь о декомпрессии. Его главным врагом была температура воды, и Дирк понимал, что ледяное давление будет отвлекать и сильно помешает работе. Холод очень скоро поглотит тепло тела, изматывая и отнимая силы, толкая за грань, в царство беспредельной усталости.

Видимость составляла не больше восьми футов, но Питту это не мешало. Сторожевой буй находился всего в нескольких дюймах от затонувшего самолета, и было достаточно протянуть руку, чтобы прикоснуться к его металлической поверхности. До погружения мужчина пытался представить, какие чувства будет испытывать в этот момент, и не сомневался, что страх и тревога обязательно выпустят свои щупальца, но ничего подобного не произошло. Он испытал странное чувство, будто завершил какое-то важное дело и длинное тяжелое путешествие подошло к концу.

Дирк проплыл над двигателями, лопасти пропеллеров были изящно изогнуты назад, точно лепестки ириса, и подумал, что ребристым головкам цилиндров больше никогда не суждено испытать жар горения. Затем заглянул в иллюминаторы кабины. Стекла остались в целости и сохранности, но покрылись толстым слоем ила, и рассмотреть, что находится внутри, не было никакой возможности.

Питт отметил, что потратил почти две минуты из времени, которое мог провести под водой, быстро поплыл к дыре в главном фюзеляже, протиснулся внутрь и включил фонарик.

И увидел в пугающем мраке большие серебристые канистры. Ремни, удерживавшие их на месте, порвались во время крушения самолета, и их разбросало по полу грузового отсека. Питт осторожно пробрался мимо и сквозь открытую дверь попал в кабину пилота.

Там он обнаружил четыре скелета. Они сидели в гротескных позах, стянутые нейлоновыми ремнями безопасности. Костлявые пальцы штурмана были сжаты; механик, сидевший перед панелью управления, откинулся назад, склонив набок голову.

Мужчина двинулся дальше, чувствуя, что его наполняют страх и отвращение. Пузыри от акваланга поднимались вверх и собирались на потолке в одном из углов кабины. Картина, представшая его глазам, казалась еще более нереальной оттого, что, хотя люди превратились в скелеты, их одежда осталась в целости и сохранности. Ледяная вода замедлила процесс разложения на десятилетия, и команда была в полной военной форме, как в тот момент, когда они погибли.

Второй пилот сидел, выпрямившись, с открытым в беззвучном крике ртом. Пилот наклонился вперед, и его голова почти касалась панели управления. Из нагрудного кармана торчала маленькая металлическая пластина. Питт аккуратно ее достал и спрятал в один из рукавов гидрокостюма. Виниловая папка выглядывала из кармашка на боку кресла, ее Питт тоже забрал.

Затем посмотрел на часы, понял, что пора возвращаться, и торопливо поплыл наверх, к теплым лучам солнца. Холод уже начал проникать в его кровь и туманить мысли. На миг ему показалось, что скелеты повернулись и уставились на него пустыми глазницами.

Дирк поспешно попятился из кабины и быстро повернулся, когда оказался в грузовом отсеке. Именно в этот момент он заметил ногу за одной из канистр. Тело было привязано ремнями сразу к нескольким кольцам крепления. В отличие от останков команды, на костях этого человека кое-где сохранилась плоть.

В голове Питта прозвучал сигнал тревоги, его руки и ноги быстро теряли чувствительность и онемели от безжалостного холода, и у него появилось ощущение, будто он двигается в густом сиропе. Он понимал, что, если в самое ближайшее время не согреется, на потерпевшем крушение самолете появится еще одна жертва. Мысли окутал туман, и на мгновение Дирк испытал приступ паники, когда понял, что не знает, где верх, а где низ. Но тут пловец увидел пузыри, поднимавшиеся из грузового отсека в сторону поверхности.

Он с облегчением отвернулся от скелета и поплыл за пузырями наружу. В десяти футах от поверхности мужчина разглядел дно лодки, которая покачивалась в преломленном свете, точно кадр из сюрреалистического фильма. Он даже видел голову Джордино, казалось, не имеющую тела. Эл всматривался в воду за бортом.

Едва хватило сил, чтобы выбраться на поверхность и схватиться за весло. Затем Джордино и Стайгер, объединив усилия, легко, точно их товарищ превратился в маленького ребенка, вытащили его из воды на дно лодки.

— Помоги снять гидрокостюм, — сказал Джордино.

— Боже праведный, он весь посинел.

— Еще пять минут на дне, и он бы стал жертвой переохлаждения.

— Переохлаждение? — переспросил Стайгер, снимая с Питта куртку.

— Это когда тело полностью теряет тепло, — пояснил Эл. — Я знал аквалангистов, которые от этого умерли.

— Я не… еще не готов к столу патологоанатома, — с трудом, дрожа от холода, заявил Питт.

Сняв гидрокостюм, Джордино и Стайгер принялись с силой растирать Дирка полотенцами, а затем завернули в толстое шерстяное одеяло. Чувствительность начала медленно возвращаться в его руки и ноги, теплые лучи солнца ласкали кожу, помогая быстрее согреться. Питт пил горячий кофе из термоса, понимая, что приятные ощущения имеют скорее психологический, чем физический характер.

— Ты настоящий идиот, — сказал Джордино, в его голосе прозвучало беспокойство и ни капли гнева. — Чуть не прикончил себя, оставаясь там так долго. Вода на такой глубине наверняка ледяная.

— Что ты там обнаружил? — взволнованно спросил Стайгер.

Питт сел, прогнав остатки тумана из головы.

— У меня была папка.

Эл помахал папкой перед его носом.

— И она у тебя есть. Ты сжимал ее в левой руке, точно паспорт.

— А маленькая металлическая пластинка?

— У меня, — сказал полковник. — Она выпала из твоего рукава.

Питт прислонился к борту лодки и сделал еще глоток обжигающего кофе.

— Грузовой отсек заполнен большими канистрами — стальными, судя по тому, что они практически не подверглись коррозии. Что там, неизвестно. Я не обнаружил никаких значков или обозначений.

— Какой они формы? — спросил Джордино.

— Цилиндрические.

— Не могу представить, какой груз, принадлежащий армии, требует перевозки в надежных стальных контейнерах, — задумчиво проговорил он, но уже в следующее мгновение у него возникла новая мысль, и он пристально посмотрел на Питта. — А команда? Ты нашел кого-нибудь?

— Их останки пристегнуты ремнями безопасности к креслам.

Джордино осторожно приподнял один угол виниловой папки.

— Бумаги, возможно, удастся прочитать. Думаю, смогу их разделить и высушить, когда вернемся в дом.

— Скорее всего, это полетный лист, — предположил Стайгер. — Некоторые крутые пилоты из старой гвардии ВВС до сих пор предпочитают держать бумаги в таких папках, а не в более современных из пластика.

— Может быть, документы расскажут нам, почему самолет так сильно сбился с курса.

— Лично я очень надеюсь, что так и будет, — сказал полковник. — Хочу получить все факты, чтобы завернуть эту тайну в красивую подарочную упаковку, прежде чем преподнести ее Пентагону.

— Послушай, Стайгер…

Мужчина вопросительно посмотрел на Питта.

— Мне очень не хочется сообщать тебе вещи, которые нарушат твои замечательные планы, но тайна «03», принадлежавшего ВВС, совсем не так проста, как кажется на первый взгляд. Там все гораздо сложнее.

— Мы ведь нашли обломки практически в целости и сохранности, разве нет? — Стайгер не собирался так просто расставаться со своей победой. — Ответы лежат всего в нескольких ярдах от поверхности, нужно только достать упавший самолет. Что еще ты там обнаружил?

— Довольно неприятную и неожиданную вещь.

— Какую?

— Боюсь, мы имеем еще и убийство, — сказал Питт.

ГЛАВА 10

Джордино разложил содержимое папки, шесть листов, на кухонном столе. Маленькая алюминиевая пластина, найденная в кармане пилота, лежала в кипящем растворе, который сделал Джордино, чтобы выявить следы гравировки на металле.

Питт и Стайгер стояли перед разожженным камином и пили кофе. Камин был каменный, и его тепло согревало всю комнату.

— Понимаешь, какие огромные последствия будет иметь твое предположение? — спросил полковник. — Ты выдумал серьезное преступление из ничего, без малейших улик…

— Не пори ерунды, — перебил Питт. — Ведешь себя так, будто я обвинил все ВВС США в убийстве. Я никого не обвиняю. Согласен, улики косвенные, но я готов поставить все свои сбережения на то, что патологоанатом подтвердит мои подозрения. Скелет в грузовом отсеке умер не тридцать четыре года назад вместе с остальной командой.

— И почему ты так уверен?

— Несколько нестыковок. Во-первых, наш пассажир, не имевший отношения к команде, все еще сохранил плоть на костях. Остальные превратились в скелеты несколько десятилетий назад. Это доказывает то, что он умер много лет спустя после катастрофы — по крайней мере, мне так кажется. Кроме того, он был прикован за руки и ноги к крепежным кольцам. Если использовать немного воображения, можно представить, что несчастного казнила какая-то банда.

— Звучит весьма мелодраматично.

— А там все такое. Одна загадка самым нелогичным образом связана с другой.

— Ладно, давай рассмотрим то, что мы знаем наверняка, — сказал Стайгер. — Самолет с серийным номером 75403 находится не там, где предположительно должен находиться. И тем не менее он существует. И полагаю, можно с уверенностью сказать, что его команда внутри обломков, — продолжал он. — Что касается лишнего тела, возможно, в отчете забыли упомянуть его статус. Может быть, он получил задание в последнюю минуту: запасной механик или бортинженер, который сам привязал себя ремнями в грузовом отсеке перед катастрофой.

— В таком случае как ты объяснишь тот факт, что он был в форме защитного цвета, а не в синей ВВС?

— Я не могу ответить на твой вопрос, так же как ты не можешь доказать, что он умер много лет спустя после катастрофы.

— В этом как раз и загвоздка. У меня есть предположение касательно того, кем является незваный гость. И если я прав, его смерть от рук неизвестных убийц становится несомненным фактом.

— Я тебя слушаю, — сказал Стайгер, приподняв брови, и тихо добавил: — Интересно, кого ты имеешь в виду.

— Человека, построившего этот дом. Его звали Чарли Смит, он был отцом Лорен Смит, члена конгресса.

Стайгер молчал несколько минут, пытаясь переварить заявление Дирка.

— И какие у тебя доказательства? — наконец спросил он.

— Разные мелочи. Из достоверного источника мне известно, что в свидетельстве о смерти Чарли Смита говорится, что его разорвало на куски взрывом, который он сам устроил. Удалось найти один ботинок и большой палец, вот и все. Хорошая деталь, верно? Все очень аккуратно и четко. Пожалуй, надо это запомнить и использовать, если соберусь кого-то прикончить. Нужно устроить взрыв, затем, когда пыль осядет, подбросить какой-нибудь легко опознаваемый предмет, принадлежавший жертве, например ботинок, и прибавить к нему легко идентифицируемую часть тела. Друзья узнают ботинок, а в офисе шерифа снимут с пальца отпечаток и проведут анализ ДНК. Я же тем временем похороню останки в таком месте, где его, скорее всего, никогда не найдут. Смерть моей жертвы спишут на несчастный случай, и я буду жить дальше и радоваться.

— Хочешь сказать, что у скелета на борту самолета не хватает одного ботинка и большого пальца?

Питт молча кивнул.

В половине десятого Джордино был готов. Он повел обстоятельный рассказ, будто учитель химии в средней школе.

— Как видите, после более трех десятилетий под водой виниловая обложка совсем не пострадала, потому что сделана из неорганического материала, а вот бумага внутри превратилась практически в бесформенную массу. Изначально содержание копировали, что было обычной практикой до появления ксерокса. К сожалению, чернила исчезли, и ни одна лаборатория в мире не сможет их восстановить даже при помощи самых сложных и современных технологий. Три листка совершенно безнадежны, на них не осталось ничего, что мы могли бы прочитать. На четвертом, судя по всему, содержалась информация о погоде. Пара слов указывает на ветер, температуры и высоты. Единственное предложение, какое я сумел понять, звучит так: «Небо расчистилось за Западными склонами».

— «Западные склоны» означают Скалистые горы Колорадо, — сказал Питт.

Стайгер взволнованно спросил:

— Ты понимаешь, что это значит?

— Что «03» стартовал не в Калифорнии, как говорится в отчете, — сказал Питт. — Судя по всему, он вылетел из места, которое находится к востоку отсюда, поскольку команда беспокоилась о погодных условиях над главным водоразделом материка.

— Итак, с листком номер четыре все, — сказал Джордино. — Лист номер пять по сравнению с остальными представляет собой настоящий кладезь информации. Здесь можно различить несколько комбинаций слов, включая имена двух членов команды. Многих букв не хватает, но, прибегнув к помощи элементарной дедукции, можно их расшифровать. Вот посмотрите, например, сюда.

Джордино показал на листок, и Питт со Стайгером придвинулись ближе.

ом нд р с м та: ма эй он В л н де.

Теперь давайте заполним пробелы, — продолжал Эл, — и у нас получится: «Командир самолета: майор Реймонд Вайлендер».

— А вот эта комбинация соответствует имени и званию бортмеханика, — показал Питт.

— Джозеф Бернс, — подтвердил его догадку Джордино. — Однако в следующих строках не хватает слишком большого количества букв, чтобы определить их цель. Теперь вот это. — Джордино показал на строчку внизу.

одо и я: ис 03

— Засекреченный позывной, — вставил Питт. — Каждый самолет, выполняющий полет с целью охраны объекта, получает такой. Обычно это существительное и две последние цифры его номера.

Стайгер с уважением посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь?

— Не помню, слышал где-то, — пожав плечами, ответил Дирк.

Джордино провел пальцем по пробелам в словах.

— Итак, у нас есть кодовое название: что-то 03.

— В каких существительных есть «и» и «с» в середине? — задумчиво проговорил полковник.

— Как насчет «Бис»? — предположил Джордино.

— Сомневаюсь, что транспортному самолету могли дать такое имя. Больше похоже на «Лис-03».

— «Лис-03», — шепотом повторил Стайгер. — Вполне возможно.

— Идем дальше, — продолжал Джордино. — Последний листок, который мы можем попытаться расшифровать, номер пять.

Р П, Ронджело 060. Дальше пропуск.

— Расчетное время прибытия шесть утра, Ронджело, — перевел Стайгер, на лице которого застыло недоверчивое выражение. — Где, черт побери, это находится? «Лис-03» должен был приземлиться на Гавайях.

— Что вижу, то и говорю, — заявил Джордино.

— А как насчет шестого листка? — спросил Питт.

— Там мало что сохранилось. Ничего непонятно, если не считать даты и категории секретности внизу листка. Посмотри сам.

Риказ от не я 2, 954, от ал: р л… лте Б с СВСЕРКОД 1А

Стайгер принялся изучать непонятные слова и буквы.

— Первая строчка звучит так: «Приказ от января, где-то между 20 и 29, 1954 год».

— Вторая строчка, — добавил Питт, — читается следующим образом: «Отдал…», но имя офицера потеряно. Однако можно предположить, что это «генерал».

— Дальше идет: «Сверхсекретный код один-А», — сказал Джордино. — Выше секретности не бывает.

— Вероятно, — продолжал Питт, — кто-то в высших эшелонах Пентагона, или Белого дома, или и то и другое, отдал приказ составить в качестве прикрытия фальшивый отчет по «Лису-03».

— За все время службы в ВВС я ни разу не слышал ни о чем подобном. Зачем окружать столь густой ложью обычный самолет, выполняющий рутинный рейс?

— Посмотри в лицо фактам, полковник. «Лис-03» не был обычным самолетом. В отчете говорится, что они стартовали на базе ВВС «Трэвис», около Сан-Франциско и должны были приземлиться на Хикам-Филд, на Гавайях. Нам же стало известно, что воздушное судно направлялось в место под названием Ронджело.

Джордино почесал в затылке.

— Не помню, чтобы я слышал о таком.

— И не ты один, — сказал Питт. — Но мы разрешим эту загадку, как только найдем атлас мира.

— Итак, что у нас есть? — спросил Стайгер.

— Не много, — ответил Питт. — Мы знаем, что в конце января 1954 года «С-97» поднялся в воздух в точке, расположенной либо в восточной, либо в среднезападной области США, и выполнял полет повышенной секретности. Однако, когда они находились над Колорадо, что-то пошло не так, произошла механическая поломка, заставившая пилотов посадить самолет в самом неподходящем месте. Им повезло, точнее, они так думали. Они чудом не врезались в склон горы, Вайлендер увидел открытое пространство и сделал аварийную посадку. Но команда не знала — вы ведь помните, что стоял январь и земля была, вне всякого сомнения, засыпана снегом, — что на самом деле «Лис 03» сел не на землю, а на замерзшее озеро.

— Поэтому, когда инерция замедлилась и летательный аппарат остановился, — ровным голосом сказал Стайгер, — лед треснул и они провалились.

— Точно. Внутрь пострадавшего самолета ворвалась вода, и люди стали жертвой смертельного холода прежде, чем успели отреагировать. Они утонули, продолжая сидеть на своих местах. Никто не видел, как упал «Лис-03», вода замерзла над его могилой, и все следы трагедии скрылись подо льдом. Последовавшие за исчезновением самолета поиски ничего не дали, было решено составить фальшивый отчет о гибели «Стратокрузера» и в конце концов о нем благополучно забыли.

— Интересная история у тебя получилась, — заметил Джордино, — и очень логичная, все сходится. Но каким боком тут замешан Чарли Смит?

— Возможно, он подцепил кислородный баллон, когда рыбачил на озере. Поскольку мужчина обладал пытливым умом, он, возможно, при помощи драги проверил дно и обнаружил носовое шасси, которое отвалилось во время катастрофы.

— Представляю, какое у него было выражение лица, когда оно появилось из-под воды, — улыбнувшись, сказал Джордино.

— Даже если я соглашусь с тем, что Смита убили, — проговорил Стайгер, — то никакого мотива не вижу.

Питт поднял глаза и посмотрел на него.

— Для убийства всегда есть мотив.

— Груз, — выпалил Джордино, поразившись собственной догадке. — Рейс был сверхсекретным. Значит, то, что «Лис-03» перевозил, имело для кого-то огромное значение. Настолько большое, что за него убили человека.

— Если груз такой важный, — покачав головой, возразил Стайгер, — почему Смит или его предполагаемый убийца не подняли его на поверхность? Питт сказал, что он все еще в самолете.

— И плотно запечатан, — добавил Питт. — У меня сложилось впечатление, что канистры никогда не открывали.

Джордино откашлялся.

— Следующий вопрос.

— Валяй.

— Что внутри канистр?

— Хороший вопрос, — сказал Питт. — Одно предположение достойно рассмотрения. У нас есть самолет, получивший в январе 1954 года секретное задание перевезти цилиндрические канистры в какой-то район Тихого океана…

— Вспомнил! — перебил его Джордино. — В то время на Бикини проводились испытания ядерной бомбы.

Стайгер поднялся на ноги и замер на месте.

— Хотите сказать, что «Лис-03» перевозил ядерные боеголовки?

— Я ничего не утверждаю наверняка, — спокойно ответил Питт. — Я лишь предложил один из возможных вариантов, причем весьма интригующий. Почему тогда ВВС засекретило дело о пропавшем самолете, более того, устроило настоящую дымовую завесу касательно фактов его исчезновения? И зачем стала бы команда рисковать жизнью, стараясь посадить неисправный самолет в горах, вместо того чтобы воспользоваться парашютами и позволить ему упасть около населенного района?

— Твою теорию опровергает один серьезный факт: правительство никогда не прекратило бы поиски, если бы речь шла о ядерных боеголовках.

— Тут ты прав. Довольно странно, что мощное оружие, которое в состоянии уничтожить полстраны, оставили лежать на дне и загрязнять окружающую среду.

Неожиданно Стайгер поморщился и спросил:

— Чем так пахнет?

Джордино поспешно встал и подошел к плите.

— Думаю, металлическая пластинка готова.

— В чем ты ее кипятишь?

— Смесь уксуса и пищевой соды. Единственное, что удалось здесь найти.

— Уверен, что мы сможем увидеть надпись?

— Понятия не имею. Я не химик. Но хуже точно не будет.

Стайгер возмущенно вскинул вверх руки и повернулся к Питту.

— Мне следовало отдать эту штуку профессионалам в лабораторию.

Эл спокойно проигнорировал его заявление, аккуратно двумя вилками достал пластинку из кипящей воды и старательно вытер ее полотенцем. Затем поднес пластинку к свету и принялся поворачивать под разными углами.

— Ну, что там? — спросил Дирк.

Джордино положил маленькую пластинку на стол перед ними, сделал глубокий вдох, и на его лице появилось мрачное выражение.

— Символ радиоактивности, — ответил он.

ГЛАВА 11

Натал, Южная Африка

Октябрь 1988

На первый взгляд огромный ствол мертвого баобаба не отличался от тысяч точно таких же, разбросанных по северо-восточной прибрежной долине в провинции Нахал, в Южной Африке. Определить, отчего он погиб или когда, не было никакой возможности. Однако его причудливая красота производила впечатление — голые ветви, будто цепляющиеся за лазурное небо своими шишковатыми пальцами, и кора, превратившаяся в кучу перегноя с легким медицинским запахом. Впрочем, кое-что все-таки отличало этот баобаб от остальных: в стволе было выдолблено углубление, а в нем прятался мужчина с биноклем в руках. Он напряженно всматривался в небольшое отверстие.

Получилось идеальное укрытие, как на страницах учебника по ведению партизанской войны. Маркус Сомала, командир отделения Африканской революционной армии, гордился своей ловкостью. Прошлой ночью ему потребовалось всего два часа, чтобы выскоблить губчатый ствол дерева и аккуратно спрятать опилки в кустах. Не успел он устроиться внутри, как его убежище прошло первое испытание.

На рассвете черный работник с фермы, за которой наблюдал Сомала, оказался поблизости, поколебался несколько мгновений и принялся мочиться прямо на баобаб. Сомала смотрел на него и улыбался. Ему вдруг захотелось вытащить длинный кривой марокканский нож и отрезать крестьянину пенис. Впрочем, это желание его развеселило, но не более того. Он не собирался делать глупости. Сомала был профессиональным солдатом, преданным делу революции, закаленным ветераном, принявшим участие более чем в ста рейдах. Он гордился тем, что служит на передней линии крестового похода, направленного на то, чтобы стереть с лица Африканского континента остатки английской заразы.

С тех пор как он провел за собой отряд, состоявший из десяти воинов из базового лагеря в Мозамбике через границу в Натал, прошло десять дней. Они передвигались только по ночам, избегая известных троп, которыми пользовались полицейские патрули, и прячась в вельдах от вертолетов южноафриканских сил обороны. Это был тяжелый поход, весенний октябрь в Южном полушарии выдался необычно промозглым, и кусты казались невероятно сырыми и холодными от бесконечных дождей.

Когда они наконец добрались до маленького фермерского городка Умконо, командир распределил своих людей в соответствии с планом, который предложил ему советник-вьетнамец. Каждый из его солдат должен был провести разведку около одной из ферм или военных объектов в течение пяти дней, чтобы собрать информацию для предстоящих рейдов. Себе Сомала взял ферму Фоксов.

После того как работник ушел, чтобы начать свои дневные труды, он заново настроил бинокль и принялся изучать местность. Большая часть расчищенного пространства, где велась неустанная борьба с наступающими со всех сторон кустарниками и травами, была засажена сахарным тростником. Остальное использовали в качестве пастбищ для небольших стад домашнего скота, а также посадок чая и табака. За домом также имелся маленький огород. Там выращивали овощи для нужд хозяев.

В каменном сарае держали корм для скота и удобрения. Он находился в стороне от большого навеса, скрывавшего грузовики и сельскохозяйственное оборудование. В четверти мили позади дома на берегу извилистого ручья расположилось небольшое поселение, где жило около пятидесяти работников с семьями, а также их домашний скот и козы — так решил Сомала.

Дом Фоксов — скорее, настоящее поместье — стоял на вершине холма, аккуратно подстриженную лужайку перед ним окружали ряды гладиолусов и огненных лилий. Однако великолепную картину портила десятифутовая ограда из металлической сетки с колючей проволокой, шедшей поверху, которая окружала дом со всех четырех сторон.

Партизан принялся внимательно ее изучать и пришел к выводу, что ограда очень надежная, с мощными столбами, наверняка вкопанными глубоко в землю, и пробиться сквозь нее можно только на танке. Он поводил биноклем из стороны в сторону и увидел крупного мускулистого мужчину с магазинной винтовкой на плече. Охранник небрежно прислонился к маленькой деревянной будке рядом с воротами. Партизан решил, что охрану можно будет легко застать врасплох, а йотом избавиться от них, но его беспокоили тонкие провода, идущие от ограды в подвал дома. Ему не требовались знания инженера-электрика, чтобы понять, что ограда подсоединена к генератору, и Сомала мог лишь догадываться о силе тока, наполнявшего металлическую сетку. Кроме того, он заметил, что один провод ведет к будке охранника. Это означало, что всякий раз, когда ворота открываются, тот отключает электричество. Вот ахиллесова пята в системе защиты владений Фокса.

Довольный результатами наблюдения Сомала спрятался подальше в свое укрытие. Он следил и ждал.

ГЛАВА 12

Капитан Патрик Маккензи Фокс, ушедший в отставку из ВМС, расхаживал по веранде так же энергично, как когда-то по палубе корабля, приближающегося к родному порту. Он был настоящим великаном, чуть выше шести футов, и весил больше двухсот восьмидесяти фунтов. Его темно-серые глаза напоминали Северное море в ноябрьский шторм. Каждый песочного цвета волосок на голове и седеющая борода в стиле короля Георга V были аккуратно зачесаны и на своем месте. Фокс представлял собой типичный образец аберидинского морского капитана, коим и являлся, прежде чем стать фермером.

— Два дня! — вскричал он громоподобным голосом с шотландским акцентом. — Я не могу уехать с фермы на целых два дня. Это бесчеловечно, да, именно так. Бесчеловечно.

Каким-то чудом чай в чашке, которой он размахивал, не пролился.

— Если министр обороны захотел лично с тобой встретиться, ты обязан выполнить его просьбу.

— Проклятье, женщина, он сам не понимает, о чем просит. — Фокс покачал головой. — Сейчас самый разгар расчистки нового участка земли. Завтра должны привезти призового быка, которого я купил в Дурбане в прошлом месяце. Трактора нуждаются в ремонте. Нет, я не могу уехать.

— Иди, прогрей машину, — Мирна Фокс отложила шитье и посмотрела на мужа. — Я уже собрала твои вещи и приготовила ленч, чтобы у тебя было хорошее настроение, когда ты встретишь поезд, на каком министр прибудет в Пембрук.

Фокс с хмурым видом навис над женой. Но на нее жест мужа не подействовал. Они прожили вместе двадцать пять лет, и за все время женщина ни разу перед ним не отступила. Тогда он исключительно из упрямства попробовал другой подход.

— С моей стороны будет легкомысленно оставить тебя и детей одних, когда повсюду рыщут варвары-террористы. Они прячутся в кустах и убивают богобоязненных христиан.

— Ты не путаешь бунт со священной войной?

— Послушай, только вчера один фермер и его жена попали в засаду около Уморо, — настаивал Фокс.

— Уморо находится в восьмидесяти милях отсюда, — напомнила жена.

— Здесь такое тоже может случиться.

— Ты поедешь в Пембрук и встретишься с министром обороны, — произнесла она, словно высекая слова в камне. — А у меня есть дела поважнее, чем сидеть все утро на веранде и препираться с тобой, Патрик Фокс. А теперь иди и держись подальше от пивных в Пембруке.

Мирна Фокс была не из тех женщин, которых можно игнорировать. Худая и крошечная, она обладала крутым нравом, под стать паре крепких мужчин. Патрик редко видел ее в чем-то кроме рубашки цвета хаки на пару размеров больше, чем требовалось, и голубых джинсах, заправленных в сапоги, доходившие до икр. Он умела делать почти все, что и он: принять теленка, управлять армией из местных работников, чинить самые разные машины и приборы, ухаживать за ранеными и больными женщинами и детьми в их владениях и готовить, как французский шеф-повар. Удивительно, но она так и не научилась водить машину и ездить на лошади, однако совершенно не беспокоилась по данному поводу. Жена сохраняла свое стройное тело в форме благодаря тому, что проходила в день много миль.

— Не тревожься, — продолжала она. — У нас пятеро вооруженных охранников. Дженни и Патрик-младший могут отстрелить голову мамбе с расстояния в пятьдесят метров. И не забудь про ограду, по которой пропущен электрический ток. Даже если партизанам удастся через нее перебраться, им придется иметь дело со старым Люцифером. — Она показала на двенадцатизарядный дробовик фирмы «Голланд и Голланд», стоявший около двери.

Прежде чем Фокс успел что-то ответить, его сын и дочь подъехали на «Бритиш бушмастере» и припарковались у лестницы, ведущей на веранду.

— Бак полный, можете ехать, капитан, — крикнул Патрик-младший.

Два месяца назад ему исполнилось двадцать лет, внешне и фигурой он был похож на мать, но перерос отца на три дюйма. Его сестра, на год младше, крупная, с большой грудью, весело улыбнулась. Лицо ее было покрыто веснушками.

— У меня совсем закончилось масло для ванны, папа, — сказала Дженни. — Пожалуйста, не забудь купить, когда будешь в Пембруке.

— Масло для ванны, — простонал Фокс. — Прямо заговор. Вся моя жизнь — один большой заговор, и его плетут против меня собственные дети. Думаете, сможете без меня справиться? Валяйте. Но лично я считаю вас кучкой гнусных мятежников.

Улыбающаяся Мирна поцеловала его, дети начали подталкивать к машине, и Фокс неохотно сел за руль. Дожидаясь, когда охранник откроет ворота, он обернулся и посмотрел на дом. Жена и дети стояли на ступеньках веранды в обрамлении цветущей бугенвиллии. Они помахали, он помахал в ответ и выехал на грунтовую дорогу, оставив за собой облако пыли.

***

Сомала наблюдал за отъездом капитана, постаравшись запомнить все действия охранника, когда тот отключил, а потом включил электричество, открыл и закрыл ворота. Он проделал все механически, и партизан решил, что это хорошо. Если придет время напасть на Фоксов, им будет на руку то, что охранник скучает на посту.

Он перевел бинокль на густую слоновую траву с зарослями кустарника на границе фермы. Он чуть не пропустил, и наверняка пропустил бы, если бы не заметил солнечный блик, другого чернокожего мужчину. Сомала инстинктивно закрыл и потер глаза, а когда открыл, обнаружил, что тот лежит на платформе, чуть приподнятой над землей и частично затененной большими листьями акации. Был бы он был помладше и более светлокожий, вполне мог быть самим Сомалой — такая же камуфляжная форма и китайский СК-88, стандартное оружие Африканской революционной армии. У Сомалы возникло ощущение, будто он смотрит на свое отражение в далеком зеркале.

Партизан не понимал, что происходит, поскольку отлично знал, где находятся и чем занимаются парни из его отряда. Этого человека он никогда не видел. Неужели комитет советников-вьетнамцев отправил шпиона, чтобы тот проследил, насколько эффективно он и его люди проводят разведку? Его верность делу революции не может вызывать сомнений, командир множество раз ее доказал. И тут по спине Сомалы пробежал холодок.

Другой солдат следил не за ним, он смотрел в бинокль на дом Фокса.

ГЛАВА 13

Влажность окутывала машину, точно сырое одеяло, и не давала воде испаряться со стекол. Фокс взглянул на часы на приборной доске: три тридцать пять. Еще час, и он будет в Пембруке. Не терпелось принять хорошую порцию виски.

Он проехал мимо пары черных подростков, которые сидели на корточках в канаве у дороги. Он не обратил на них внимания и не увидел, что они вскочили на ноги и в клубах пыли помчались за «Бушмастером». Через сто ярдов дорога сужалась, болото справа заросло гниющим тростником, слева на сто футов вниз к илистому руслу реки уходила пропасть. Прямо впереди посреди дороги стоял мальчишка лет шестнадцати, сжимая в одной руке зулусское копье, в другой — камень.

Фокс резко остановился. Мальчишка не пошевелился и с мрачной решимостью смотрел на бородатое лицо за ветровым стеклом. Он был одет в потрепанные шорты и грязную рваную футболку, которую, судя по всему, ни разу не стирали. Фокс открыл окно и высунулся наружу, потом улыбнулся и дружелюбно сказал:

— Ты решил поиграть со мной в святого Георгия и дракона, малыш? Ох, не советую я тебе это делать.

Ответом было молчание. Тут он заметил сразу три вещи, и у него напряглись все мышцы: сверкающие осколки ударопрочного стекла, разбросанные в намытой дождем колее, идущие параллельно следы шин на краю пропасти и самое главное свидетельство того, что он попал в переделку, — в зеркало бокового вида он заметил двух мальчишек, мчавшихся сзади к машине. Один, толстый, неуклюжий паренек наставил на нее старую винтовку со скользящим затвором, другой размахивал мачете.

«Боже мой, — пронеслось в голове Фокса, — я попал в засаду, устроенную детьми».

Из оружия был только охотничий нож, лежавший в бардачке. Родственники так быстро вытолкали его из дома, что он забыл прихватить револьвер «Магнум» 44-го калибра.

Впрочем, он не стал тратить время на то, чтобы ругать себя за легкомыслие, а нажал на газ и дал задний ход. «Бушмастер» покатил назад, не задев мальчишку с мачете и отправив того, что держал винтовку, в болото. Затем Фокс затормозил, включил первую передачу и направился в сторону юнца, державшего в руках копье и камень.

Мужчина не увидел в его глазах страха, когда он остался стоять, надежно расставив босые ноги и приготовившись сделать броски обеими руками. Сначала Фокс решил, что мальчишка метит слишком высоко; он услышал, как копье ударило и отскочило от крыши машины, но тут ветровое стекло разлетелось на мелкие осколки, и камень упал на переднее сиденье. Фокс почувствовал, как часть из них впилась ему в лицо, но единственное, что он смог вспомнить потом, это искаженные от ненависти глаза атаковавшего его парня.

От удара тело мальчишки взлетело в воздух на несколько футов, точно он превратился в резиновую куклу, а в следующее мгновение его затащило под передние колеса «Бушмастера». Мужчина резко нажал на тормоза, но сделал только хуже. Мощные шины заскользили по живой плоти, сдирая кожу и разрывая сухожилия.

Он выбрался из машины и осторожно прошел назад. Мальчишка был мертв, череп практически расплющен, худые ноги раздроблены и покрыты кровью. Толстый парень с винтовкой лежал, немного завалившись с пологого склона в заросшее водорослями болото. Его голова была откинута назад так сильно, что касалась спины. Третьего нападавшего не осталось и следа, он скрылся в болоте.

Фокс поднял с земли винтовку и обнаружил, что затвор открыт и пуля в ствольной коробке. Причина, но которой толстяк не выстрелил, заключалась в том, что винтовка была неисправна, ударник слишком сильно погнут. Он забросил винтовку как можно дальше в болото и некоторое время смотрел, как оружие исчезает из вида.

Маленький грузовичок лежал вверх ногами на дне пропасти, из раскрытых покореженных дверей вывалились два тела, мужчина и женщина, жутко изуродованные и окутанные тучами мух.

Не вызывало сомнений, что африканские мальчишки напали на ничего не подозревающих путников, ранили водителя, грузовичок свалился в пропасть, и они зарубили тех, кто остался в живых. Затем, уверенные в себе после легкой победы, стали поджидать новую жертву.

— Глупые дети, — пробормотал Фокс в тишине. — Проклятые дураки.

Точно марафонец, вышедший из гонки за милю до финиша, Фокс испытал невероятную усталость и сожаление. Он медленно вернулся в машину, на ходу вытирая платком кровь от порезов на лице. Включил приемник, нашел нужную частоту и вызвал из Пембрука констебля. Закончив объясняться с полицией, он стоял, ругался и швырял камни в стервятников.

ГЛАВА 14

— Он опаздывает, — сказал по-африкански Питер де Вааль, министр южноафриканских сил обороны.

Он открыл окно вагона и, высунувшись, принялся вглядываться в дорогу, идущую вдоль железнодорожного полотна.

— Если Патрик Фокс опаздывает, значит, имеется уважительная причина, — ответил полковник, покачивая бокалом.

Де Вааль отвернулся от открытого окна и провел пальцами по густым вьющимся волосам, совершенно седым. Он был похож скорее на преподавателя древних языков, чем на обладающего железным характером главу второй по величине военной силы на континенте. Его должность нельзя было назвать манной небесной. Де Вааль являлся пятым министром обороны за семь лет. Его предшественник продержался всего пять месяцев.

— Типично английское поведение, — раздраженно заявил он. — Англичанин живет только ради джина и королевы. А как они любят принимать равнодушный вид! На них нельзя полагаться.

— Если вы хотя бы намекнете в его присутствии на то, что он англичанин, герр министр, Фокс перестанет с нами сотрудничать. — Полковник Джорис Зиглер осушил свой бокал и тут же налил еще. — Фокс шотландец. И со всем уважением я бы вас попросил постараться это помнить.

Де Вааль не стал отчитывать Зиглера за неуважительный тон. Он относился к советам главы разведки исключительно серьезно. В министерстве ни для кого не было секретом, что де Ваалю удалось успешно остановить наступление террористов из-за пределов страны, а также подавить местные восстания по большей части благодаря тому, что Зиглер сумел внедрить в мятежные организации своих оперативников, прошедших отличную подготовку.

— Англичанин, шотландец… я бы предпочел иметь дело с африканцем.

— Согласен, — не стал спорить Зиглер. — Но Фокс исключительно компетентный человек, более того, он лучший из всех, кто мог бы высказать мнение по поводу нашего проекта. Это подтвердил компьютерный анализ, на который у нас ушел месяц. — Он открыл папку. — Двадцать пять лет в Королевском военно-морском флоте. Пятнадцать из них корабельным инженером. Два года капитаном «Отважного» Королевских ВМС. В конце службы служил главным инженером верфи Королевских ВМС в Гримсби. Одиннадцать лет назад вышел в отставку и купил ферму в северном Натале.

— А как ваши компьютеры трактуют тот факт, что он ведет себя весьма необычно со своими работниками банту?

— Должен согласиться, то, что он делится с черными и цветными прибылью от своей фермы, жест либерала. Но не вызывает сомнений, что Фокс за очень короткое время сумел создать лучшее хозяйство в северном Натале. Преданность его людей не знает пределов, к неудовольствию радикалов, пытающихся устраивать на его ферме самые разные проблемы.

Де Вааль попытался сформулировать очередное пессимистичное заявление, когда раздался стук в дверь, вошел молодой офицер и встал по стойке «смирно».

— Прошу простить, что помешал герр министр, но прибыл капитан Фокс.

— Пусть войдет, — сказал де Вааль.

Фокс наклонился, чтобы не удариться о притолоку, и вошел. Де Вааль молча на него смотрел, не ожидав увидеть такого огромного человека, да еще со свежими порезами на лице.

— Капитан Фокс, я рад вас видеть, — сказал де Вааль по-африкански. — Спасибо, что согласились приехать.

Фокс сжал его руку в своей лапище.

— Прошу прощения, сэр, но я не говорю на вашем языке.

Де Вааль мгновенно перешел на английский.

— Извините, — сказал он, мимолетно улыбнувшись. — Я забыл, что вы, англ… шотландцы не пользуетесь другими языками.

Полагаю, причина в том, что мы несколько туповаты.

— Прошу меня простить, капитан, но у вас такой вид, будто сегодня вы брились веткой с колючками.

— Я попал в засаду. Проклятые маленькие дьяволята разбили ветровое стекло в моей машине. Я бы заехал в местную больницу, но уже опаздывал на встречу с вами.

Де Вааль взял Фокса за руку и посадил на стул.

— Думаю, вам нужно чего-нибудь выпить. Джорис, вы позаботитесь о нашем госте? Капитан Фокс, это полковник Джорис Зиглер, глава отделения южноафриканских сил обороны.

Зиглер кивнул и взял бутылку.

— Полагаю, вы предпочитаете виски, капитан?

— Точно, полковник.

Де Вааль открыл дверь.

— Лейтенант Андерс, сообщите доктору Стидту, что у нас имеется для него пациент. Подозреваю, он спит в своем отделении. — Мужчина закрыл дверь и повернулся лицом к комнате. — Сначала нужно решить первоочередные вопросы. А теперь, капитан, пока мы ждем доктора, не расскажете ли о засаде, в которую попали?

Доктор пришел и ушел, добродушно ворча под нос, что у Фокса кожа носорога. На две раны он наложил по три шва, остальные оставил так.

— Хорошо, что царапины не похожи на следы от ногтей, а то вам бы пришлось долго объясняться с женой, — пошутил он и захлопнул чемоданчик.

— Вы уверены, что нападение на вас не было организованной акцией? — спросил Зиглер.

— Вряд ли, — ответил Фокс. — Это были оборванные дети бушменов. Одному богу известно, какие демоны надоумили их стать убийцами.

— Боюсь, ваше столкновение с кровожадными юнцами не единственный такой случай, — тихо проговорил де Вааль.

Зиглер кивнул, соглашаясь.

— Ваша история, капитан, одна из двадцати точно таких же, произошедших за последний месяц.

— Если хотите знать мое мнение, — фыркнул Фокс, — за этим стоит АРА.

— Лишь косвенную вину можно возложить на Африканскую революционную армию. — Зиглер достал тонкую, точно карандаш, сигару.

— Половина чернокожих мальчишек от двенадцати до восемнадцати лет отсюда до Кейптауна с радостью отдадут свои яйца, чтобыстать солдатами АРА, — вставил де Вааль. — Это что-то вроде поклонения героям.

— Нужно отдать должное Хайраму Лусане, — сказал Зиглер. — Он не только великолепный тактик и пропагандист, но и тонкий психолог.

— Да, я много слышал про ублюдка, — сказал Фокс, посмотрев на полковника. — А как он стал лидером АРА?

— Сам себя назначил. Он черный, родился в Америке. Похоже, сколотил большое состояние международной контрабандой наркотиков. Однако ему оказалось мало быть богатым. Лусана мечтал о власти и величии. Поэтому продал свой бизнес французскому синдикату, приехал в Африку и начал создавать и обеспечивать всем необходимым армию освобождения.

— Сложное дело для одного человека, — заметил Фокс. — Даже очень богатого.

— Не такое сложное, если у тебя полно помощников, — пояснил Зиглер. — Китайцы снабжают его армию оружием, вьетнамцы тренируют людей. К счастью, нашим силам безопасности почти всегда удается одерживать над ними верх.

— Но наше правительство, вне всякого сомнения, ждет крах, если мы подвергнемся длительной экономической блокаде, — добавил де Вааль. — Лусана планирует развязать войну, но, скажем так, чистую, как в учебниках. Никакого терроризма и убийств невинных жителей, женщин и детей. До сих пор его отряды атаковали только военные объекты. Выдавая себя за благородного спасителя, он надеется получить полную моральную и финансовую поддержку Соединенных Штатов, Европы и стран третьего мира. Как только он достигнет этой цели, то сможет использовать свое влияние для того, чтобы положить конец нашим экономическим отношениям с внешним миром. И тогда белая Южная Африка сможет продержаться всего несколько недель.

— Неужели нет никаких способов остановить Лусану? — спросил Фокс.

Кустистые брови де Вааля поползли вверх.

— Одна возможность есть, если вы дадите на нее добро.

Фокс в изумлении уставился на министра.

— Я всего лишь моряк, бросивший на суше якорь. И фермер. Мне ничего не известно про партизанскую войну. Какая от меня польза министерству обороны?

Де Вааль ничего не ответил, лишь молча протянул ему папку в кожаном переплете, похожую на тонкую бухгалтерскую книгу.

— Операция называется «Дикая роза».

В сгущающихся сумерках начали зажигаться огни в домах Пембрука. Легкий дождичек забрызгал окна вагона, оставив мириады полос на пыльном стекле. Очки, сидевшие на громадном носу Фокса, увеличивали его глаза, когда он быстро пролистывал страницу за страницей. Его так захватило содержание папки, что он начал рассеянно грызть конец давно погасшей трубки.

Часы показывали начало девятого, когда Фокс закрыл папку с документами по операции «Дикая роза» и некоторое время сидел, задумавшись. Наконец он устало покачал головой.

— Я молю бога, чтобы до этого не дошло, — тихо проговорил он.

— Разделяю ваши чувства, — сказал де Вааль. — Но момент, когда мы окажемся загнанными в угол, быстро приближается, и операция «Дикая роза» может стать нашей последней надеждой избежать уничтожения.

— Я по-прежнему не понимаю, чего вы от меня хотите, господа.

— Услышать ваше мнение, — ответил Зиглер. — Мы провели анализ осуществимости плана и знаем, что сказали компьютеры о шансах на успех операции. Мы надеемся, что, используя свой богатый опыт, вы сможете выдвинуть все «за» и «против» с точки зрения человека.

— Я могу вам сказать, что этот план практически невыполним, — ответил Фокс. — И я бы еще добавил слово «безумен». То, что вы предлагаете, представляет собой терроризм в самом худшем проявлении.

— Совершенно верно, — не стал спорить с ним собеседник. — Использовав боевой отряд, состоящий из чернокожих бойцов, замаскированных под солдат Африканской революционной армии, мы сможем рассчитывать на то, что мировое сообщество отвернется от черных и отдаст свои симпатии белому населению Южной Африки.

— Чтобы выжить, нам нужна поддержка таких стран, как США, — пояснил Зиглер.

— То, что произошло в Родезии, может произойти и здесь, — продолжал он. — Вся частная собственность, фермы, магазины, банки захвачены и национализированы. На улицах убивают как черных, так и белых. Тысячи людей покидают континент, отправляясь в ссылку лишь в том, что на них надето. Новое черное коммунистически ориентированное правительство, деспотическая племенная диктатура, угнетающая и эксплуатирующая свой народ, превратила их в рабов. Можете не сомневаться, капитан Фокс, если наше правительство падет, ему на смену придет вовсе не демократически настроенное большинство.

— Мы не можем знать наверняка, что будет, — возразил Фокс. — Но даже если мы могли бы заглянуть в хрустальный шар и увидеть там самое черное будущее, это не может стать оправданием операции «Дикая роза».

— Мне не требуются рассуждения о морали, — сурово сказал де Вааль. — Вы утверждаете, что наш план невозможно осуществить, и я принимаю ваше мнение.

После того как Фокс ушел, де Вааль наполнил свой бокал.

— Нужно отдать капитану должное, он был с нами откровенен.

— И к тому же совершенно прав, — добавил Зиглер. — «Дикая роза» — терроризм в его худшем проявлении.

— Возможно, — пробормотал де Вааль. — Однако какой остается выбор человеку, который выигрывает отдельные сражения, но терпит поражение в войне?

— Я не стратег, — ответил Зиглер, — но уверен, что операция «Дикая роза» не решение проблемы, министр. Настоятельно прошу вас от нее отказаться.

Де Вааль несколько минут раздумывал над словами полковника.

— Хорошо. Соберите все данные, имеющие отношение к операции, и спрячьте их в подвале министерства вместе с остальными секретными бумагами.

— Слушаюсь, сэр, — с облегчением ответил Зиглер.

Де Вааль некоторое время задумчиво смотрел на свой бокал, потом поднял голову.

— Жаль, очень жаль. У нас могло получиться.

***

Фокс напился.

Если бы чудовищная лапа подняла и унесла с собой длинную барную стойку из красного дерева в отеле «Пембрук», он бы повалился прямо на пол израненным лицом. Мужчина смутно понимал, что остался единственным посетителем, но заказал еще порцию спиртного, с садистским удовлетворением отметив, что время закрытия давно миновало, но бармен, мужчина ростом пять футов и пять дюймов, не решается попросить его покинуть заведение.

— Вы в порядке, сэр? — осторожно спросил бармен.

— Нет, черт побери! — взревел Фокс. — Мне охренительно плохо.

— Прошу прощения, сэр, но, если вам от этого так плохо, зачем вы пьете?

— Меня тошнит не от виски, а от операции «Дикая роза».

Фокс быстро окинул взглядом зал и наклонился над стойкой.

— Что, если я скажу тебе, что всего три часа назад встречался на станции с министром обороны, в его личном железнодорожном вагоне?

Хитрая улыбка пробежала по губам бармена.

— Похоже, министр настоящий волшебник, мистер Фокс.

— Волшебник?

— Ну да, раз он находится сразу в двух местах.

— Ну-ка, объясни, приятель.

Бармен протянул руку вниз, достал газету и бросил посетителю. Показав на статью на первой странице, он прочитал заголовок:

— «Министр обороны Питер де Вааль заходит в больницу Порт-Элизабет, где ему сделают операцию».

— Невозможно!

— Это сегодняшняя вечерняя газета, — сказал бармен. — Вам придется признать, что министр не только обладает экстраординарными способностями к восстановлению своего здоровья, но и имеет очень быстрый поезд. Порт-Элизабет находится в тысяче километров к югу отсюда.

Фокс схватил газету, тряхнул головой, чтобы прогнать туман, надел очки и прочитал статью. Все верно. Он неуклюже бросил несколько банкнот бармену и, спотыкаясь, вышел из бара в вестибюль отеля и на улицу.

Когда он добрался до железнодорожного вокзала, там никого не оказалось, и лунный свет отражался от пустых рельсов. Поезд де Вааля исчез.

ГЛАВА 15

Они появились с восходом солнца. Сомала насчитал по меньшей мере тридцать человек, одетых в такую же полевую форму, как и он. Он смотрел, как они тихо, точно тени, выбрались из кустов и скрылись в зарослях сахарного тростника. Он посмотрел на акацию в бинокль и обнаружил, что разведчик исчез. Сомала решил, что он, видимо, присоединился к своему отряду. Но кто они? Никто из членов отряда не показался ему знакомым. Может быть, эти люди из другой армии мятежников? Если так, почему незнакомцы в черных беретах, какие носят солдаты АРА?

Сомале отчаянно хотелось покинуть свое укрытие внутри баобаба и подойти к ним, чтобы получить ответы на вопросы, однако он остался на месте, решив, что правильнее будет за ними понаблюдать. Он получил именно такой приказ и выполнит его.

Ферма Фокса медленно просыпалась, на территории начали появляться работники, занятые привычными делами. Патрик Фокс-младший прошел в защищенные электричеством ворота и направился в большой каменный сарай, где принялся возиться с трактором. У ворот произошла смена охраны, и парень, дежуривший ночью, стоял на пороге, болтая со своим сменщиком, и вдруг неожиданно и бесшумно рухнул на землю. За ним тут же последовал другой охранник.

Сомала раскрыл от изумления рот, когда из зарослей сахарного тростника появился неровный строй налетчиков. Мужчины направились к дому. Большинство были вооружены китайскими штурмовыми винтовками «СК-88», но двое с длинноствольными винтовками, снабженными прицелами и глушителями, встали на одно колено и приготовились стрелять.

Заговорили «СК-88», Фокс-младший, казалось, встал по стойке «смирно», когда по меньшей мере десять пуль вошли в его тело. Он раскинул руки, цепляясь за воздух, но уже в следующее мгновение рухнул на трактор, с которого минуту назад снял кусок брезента. Дженни услышала грохот выстрелов и бросилась к окну на верхнем этаже.

— О господи, мама! — крикнула она. — Во дворе солдаты, они застрелили Пата.

Мирна Фокс схватила «Голланд и Голланд» и побежала к входной двери. Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что их оборона прорвана и африканцы в черно-зеленой пятнистой форме миновали ворота, ставшие бесполезными из-за отключенного электричества. Она захлопнула дверь, закрыла на замок и крикнула Дженни, остававшейся наверху:

— Включи радио и свяжись с констеблем.

Затем спокойно села, вставила два патрона с крупной дробью в казенник и стала ждать.

Выстрелы снаружи зазвучали громче и чаще, и Мирна услышала пронзительные крики женщин и испуганные — детей. Бандиты не пощадили даже призовой скот Фоксов. Мирна заставила себя не думать о предсмертных стонах и криках, раздававшихся со двора, только разок всхлипнула от мысли о том, как бессмысленно гибнут люди. И когда первый из нападавших ворвался в дверь, спокойно подняла двуствольное ружье.

Он был самым красивым африканцем, которого Мирна видела в своей жизни — черты лица явно европейские, а кожа черная с синим отливом. Он поднял ружье, как будто собираясь размозжить ей голову прикладом, и метнулся к ней. Женщина спустила оба курка, и старый Люцифер выплюнул огонь.

Одной рукой она сражалась с Люцифером, три пули из ружья атаковавшего ее африканца раздробили ей правое запястье и предплечье.

Раненая с трудом открыла казенник и вытащила использованные гильзы. Ей казалось, что она погрузилась в густой клей, замедлявший каждое движение. Новые патроны выскользнули из вспотевших пальцев и упали, откатившись так, что она не могла их достать.

— Мама?

Мирна подняла голову и увидела Дженни. Дочь стояла посреди лестницы, зажав в безвольной руке револьвер, ее блузка спереди намокла от крови и стала малиновой.

— Мама… я ранена.

Прежде чем Мирна успела ответить, в комнату вбежал еще один бандит, и Дженни подняла револьвер, но слишком медленно. Она опоздала, бандит выстрелил первым, Дженни осела и покатилась вниз по лестнице, точно брошенная хозяйкой тряпичная кукла.

Мирна могла только сидеть на своем стуле и сжимать в руках Люцифера. От сильного кровотечения она быстро слабела и уже почти ничего не видела. Она равнодушно по-смотрела на бандита и сквозь туман увидела, как он поднес дуло ружья на расстояние дюйма от ее лба.

— Простите меня, — сказал он.

— Почему? — спросила она. — Почему вы устроили этот кошмар?

Но она не увидела ответа в холодных черных глазах. Цветы бугенвиллии взорвались, превратившись в розовое облако, а потом Мирну поглотил мрак.

***

Сомала ходил между мертвыми телами, тупо глядя на лица, на которых навечно застыли страх и удивление. Налетчики безжалостно убили почти всех работников фермы и их семьи в деревушке. Бежать и спрятаться в кустах удалось лишь горстке счастливчиков. Корма, машины и все, что находилось в сараях, подожгли, и языки пламени уже вырывались из окон второго этажа дома Фокса.

«Как странно, — подумал Сомала, — налетчики тихо, точно призраки, обошли поле бойни и забрали своих погибших товарищей». Звук приближающихся вертолетов Южноафриканских сил обороны нисколько их не напугал, они просто скрылись в окружавших ферму кустах так же бесшумно, как появились.

Сомала вернулся к своему баобабу, чтобы забрать снаряжение, а затем побежал в сторону городка. В тот момент он думал только о том, чтобы собрать своих людей и вернуться в лагерь, находившийся за границей Мозамбика. Он не оглядывался на мертвецов, чьи тела усеивали двор перед домом, не видел налетевших стервятников и не услышал выстрела, когда пуля вонзилась в его спину.

ГЛАВА 16

Дорога от Пембрука назад в Умконо прошла для Патрика Фокса как в тумане. Его руки крутили руль, ноги автоматически нажимали на педали. Остекленевшими глазами он смотрел в ветровое стекло, сражаясь с крутыми подъемами и преодолевая их совершенно инстинктивно.

Он был в маленькой аптеке, покупал Дженни масло для ванны, когда его нашел сержант из Пембрукского полицейского участка и, заикаясь, коротко рассказал о трагедии. Сначала Фокс отказывался поверить в случившееся, и только когда связался по радиоприемнику, имевшемуся в «Бушмастере», с Шоном Фрэнсисом, родившимся в Ирландии констеблем Умконо, осознал, что произошло.

— Тебе следует вернуться домой, Патрик, — прозвучал сквозь радиопомехи напряженный голос Фрэнсиса.

Констебль не стал посвящать Фокса в детали, а тот не спрашивал.

Солнце все еще стояло высоко в небе, когда Фокс увидел свою ферму. Дом почти полностью сгорел, сохранились только камин и часть веранды, остальное превратилось в кучу золы. В дальнем конце двора тлели на металлических ободах резиновые шины трактора, над ним поднимался густой черный дым. Трупы людей, работавших на ферме, лежали во дворе там, где они нашли свою смерть. Стервятники пировали его призовым скотом.

Когда Фокс въехал во двор и остановился, он увидел Шона Фрэнсиса и нескольких солдат из сил обороны, которые столпились возле трех тел под одеялами. Фрэнсис с окаменевшим лицом подошел к нему, когда он выскочил из заляпанного грязью «Бушмастера».

— Боже праведный! — воскликнул Фокс и посмотрел в глаза Фрэнсиса, надеясь найти в них лучик света. — Моя семья? Что с ней?

Фрэнсис попытался что-то сказать, потом сдался и кивком головы показал на тела, накрытые одеялами. Фокс попытался пройти мимо него, но споткнулся, и его поймали сильные руки констебля.

— Оставь, Патрик. Я уже их идентифицировал.

— Проклятье, Шон, там лежит вся моя семья.

— Умоляю тебя, друг мой, не смотри на них.

— Отпусти меня. Я хочу их видеть.

— Пет! — сказал Фрэнсис, не разжимая рук и понимая, что ему не справиться с Фоксом. — Мирна и Дженни сильно обгорели. Они погибли, Патрик. Тех, кого ты любил, больше нет. Запомни их живыми, а не такими, какими они стали после смерти.

Фрэнсис почувствовал, что напряжение начинает покидать Фокса, и слегка ослабил хватку.

— Как это случилось? — едва слышно спросил Фокс.

— Подробностей никто не знает. Все твои работники либо убиты, либо сбежали. Раненых, способных что-нибудь нам рассказать о нападении, нет.

— Кто-то должен знать… кто-то видел…

— Мы найдем свидетеля. Обещаю тебе, к утру кто-нибудь обязательно объявится.

Разговор прервался, когда на землю опустился вертолет, и солдаты осторожно и очень аккуратно положили тела Мирны, Дженни и Патрика-младшего в грузовой отсек и закрепили ремнями. Фокс остался стоять на месте, не делая попыток к ним подойти, он только смотрел печальными глазами на вертолет. Тот поднялся в воздух и направился в сторону морга в Умконо.

— Кто это сделал? — спросил Фокс у Фрэнсиса. — Скажи мне, кто убил мою жену и детей? Кто расправился с работниками и сжег ферму?

— Пара пластиковых гильз от «СК-88», обгоревшая рука с китайскими часами на запястье внутри дома, отпечатки ботинок военного образца на земле. Несмотря на то что улики косвенные, они указывают на АРА.

— Что значит пара гильз? — рявкнул Фокс. — Проклятые ублюдки должны были оставить целую кучу.

Фрэнсис беспомощно развел руки в стороны.

— Типичный рейд АРА. Они всегда убирают за собой после нападения. Так что прижать их надежными уликами не получается. Они твердят следователям международных комитетов по борьбе с терроризмом, что ни при чем, и лицемерно указывают пальцами на другие организации, сражающиеся за освобождение Африки. Если бы не наши овчарки, мы бы никогда не нашли гильзы и, возможно, даже руку.

Следы напавших на ферму бандитов показывают, что они вышли из кустов и через поле сахарного тростника направились к дому. Точно так же они и скрылись. Думаю, солдаты разобрались с охраной во время пересменки, когда ток был отключен, а ворота открыты. Пата-младшего убили около вон того сгоревшего трактора. Мирна и Дженни лежали в гостиной в нескольких шагах друг от друга. Всех самым безжалостным образом застрелили. Патрик, если это может послужить тебе хоть каким-то утешением, их не изнасиловали и над телами не надругались.

Констебль сделал паузу, чтобы глотнуть из фляги, потом предложил ее Фоксу, но тот лишь покачал головой.

— Выпей немного, Патрик, там виски.

Тот снова отказался.

— В мой офис поступил сигнал бедствия по радио от Дженни. Она сказала, что Пата застрелили и люди в камуфляжной форме атакуют ферму. Судя по всему, они с Мирной отчаянно сражались с нападавшими. Во дворе за домом мы обнаружили четыре отдельных кровавых пятна. И ты видишь на том, что осталось от веранды, кровавые следы. Последнее, что сказала Дженни: «Боже, они убивают детей во дворе».

— Мы собрали отряд, вызвали вертолеты и прибыли сюда. Через тринадцать минут после сообщения Дженни. Но все уже горело, а налетчики скрылись. В настоящий момент их ищут два полицейских отряда и вертолет, прочесывают заросли кустарника.

— Мои люди, — пробормотал Фокс, показав на неподвижные тела, лежащие во дворе. — Мы не можем их здесь оставить, нельзя допустить, чтобы они стали добычей стервятников.

— Твой сосед Брайан Вогель скоро приедет со своими работниками, чтобы их похоронить. А пока мои парни будут отгонять стервятников.

Фокс, точно во сне, поднялся по ступенькам веранды. Он все еще не мог осознать значения случившейся трагедии, все еще надеялся увидеть жену и сына, стоящих в обрамлении цветущей бугенвиллии. И перед его мысленным взором возникла картинка из вчерашнего дня, когда они радостно махали ему, провожая в Пембрук.

Веранда была залита кровью, ее ручейки стекали от дымящихся обломков вниз по ступеням во двор, где резко исчезали. У Фокса сложилось впечатление, что, возможно, три или четыре тела оттащили от дома, прежде чем его поджечь. Кровь загустела и высохла, превратившись в сухую корку под лучами солнца, но над ней все равно летали тучи жирных блестящих мух.

Фокс прислонился к ограде и почувствовал, что начал дрожать от шока. Дом, который он построил для своей семьи, превратился в почерневшие уродливые руины, нелепо возвышающиеся посреди аккуратно подстриженной лужайки в окружении клумб с гладиолусами и огненными лилиями, отчего-то не пострадавшими.

Даже воспоминания о том, как он выглядел, уже начали расплываться и терять знакомые очертания. Фокс опустился на ступеньки и закрыл лицо руками.

— Пойдем, отвезу тебя к себе домой. Здесь больше нет смысла оставаться.

Фрэнсис довел безвольного товарища до «Бушмастера» и посадил на пассажирское сиденье.

Когда машина проезжала в ворота, Патрик смотрел прямо перед собой и ни разу не оглянулся. Он знал, что больше никогда не увидит свою ферму и не вернется сюда.

ГЛАВА 17

Хотя ему казалось, что его голова мгновение назад коснулась подушки, Хайрам Дусана проспал несколько часов, прежде чем его разбудил стук в дверь. Наручные часы, лежавшие на тумбочке, показывали шесть утра. Он выругался, потер свои кофейного цвета глаза и сел.

— Входите.

Стук повторился.

— Я сказал, входите, — громко проворчал он.

Капитан Джон Макута вошел в комнату и встал по стойке «смирно».

— Прошу прощения, что разбудил вас, сэр, но четырнадцатый отряд только что вернулся из разведки, проводимой в районе Умконо.

— И что за срочность? Я могу прочитать их доклад позже.

Макута стоял, уставившись в одну точку на стене.

— У патруля возникли проблемы. В командира отряда стреляли, и он находится в лазарете в критическом состоянии. Он настаивает, что должен доложить вам о том, что произошло, и не желает больше ни с кем разговаривать.

— Как его зовут?

— Маркус Сомала.

— Сомала? — Лусана нахмурился и выбрался из постели. — Скажи ему, что я скоро буду.

Капитан отсалютовал и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь и сделав вид, что не заметил очертаний еще одного тела под шелковыми простынями.

Лусана протянул руку и отбросил верхнюю простыню. Фелиция Коллинз во сне напоминала статую. Ее короткие вьющиеся волосы сияли в полумраке, пухлые губы были слегка приоткрыты, конические груди с темными крупными сосками поднимались и опускались в такт дыханию.

Лусана улыбнулся и выпустил простыню из рук. Еще до конца не проснувшись, он отправился в ванную комнату и плеснул на лицо несколько пригоршней холодной воды. Глаза, смотревшие на него из зеркала, были красными, а лицо морщинистым и уставшим после целой ночи секса вперемешку со спиртным. Он осторожно вытер его полотенцем, вернулся в спальню и оделся.

Лусана был невысоким жилистым человеком среднего телосложения, с кожей светлее, чем у любого из солдат в его армии. «Американский загар», говорили у него за спиной. Впрочем, любые комментарии насчет цвета кожи или характерных для американцев манер произносились не от отсутствия уважения. Люди Лусаны смотрели на него с благоговением, какое человек испытывает перед сверхъестественным. Он держался с уверенностью, какой обладает большинство боксеров легкого веса в начале карьеры; кто-то назвал бы это высокомерием. Он еще раз с нежностью взглянул на Фелицию, вышел и направился через лагерь к лазарету.

Прогнозы доктора-китайца были пессимистичными.

— Пуля вошла со спины, вырвала половину легкого, раздробила ребро и вышла под левой грудью. Чудо, что раненый до сих пор жив.

— Он может говорить? — спросил Лусана.

— Да, но каждое слово отнимает у него силы.

— Сколько…

— Ему осталось?

Лусана кивнул.

— Маркус Сомала оказался необычайно сильным человеком, — ответил доктор. — Однако я сомневаюсь, что он доживет до конца дня.

— А вы не могли бы дать ему что-нибудь стимулирующее, чтобы у него прояснилось в голове хотя бы на несколько минут?

Доктор задумался.

— Полагаю, то, что мы ускорим неизбежное, не имеет значения.

Он повернулся и шепотом что-то сказал медсестре, она тут же вышла из палаты.

Лусана посмотрел на Сомалу: лицо командира отряда было измученным, он тяжело, спазматически дышал. С полки над кроватью свисало несколько пластиковых трубочек, вставленных ему в нос и руки. Широкая хирургическая повязка скрывала грудь.

Вернулась медсестра и осторожно протянула доктору шприц. Он ввел иглу в вену и начал медленно нажимать на поршень. Через несколько секунд раненый открыл глаза и застонал.

Лусана молча махнул рукой доктору и медсестре, они ушли в коридор и закрыли за собой дверь.

Мужчина заговорил шепотом, но его хриплый голос прозвучал напряженно.

— Я плохо вижу, мой генерал. Это действительно вы?

Лусана взял его за руку и сильно ее сжал.

— Да, мой храбрый воин. Я пришел, чтобы выслушать твой доклад.

Сомала мимолетно улыбнулся, затем в его глазах появилось несчастное и одновременно вопросительное выражение.

— Почему… почему вы мне не доверяете, мой генерал?

— Не доверяю тебе?

— Почему вы не сказали, что собирались отправить людей уничтожить ферму Фокса?

Лусана был потрясен.

— Расскажи, что ты видел. В мельчайших деталях. Постарайся ничего не упустить.

Через двадцать минут измученный Сомала снова потерял сознание, а к полудню умер.

ГЛАВА 18

Патрик Фокс стоял один и бросал лопатой похожую на черную патоку глинистую землю на гробы родных. Его одежда промокла от мелкого дождя и пота. Он принял решение похоронить их в одной могиле и заявил, что сам засыплет ее. Панихида давно закончилась, друзья и соседи разошлись, оставив его наедине с печальной задачей.

Наконец он разровнял лопатой землю, отошел на шаг назад и посмотрел на дело своих рук. Надгробие еще не привезли, и могила выглядела голой и одинокой среди окружавших ее более старых, заросших травой и ровными аккуратными рядами цветов. Он опустился на колени, засунул руку в карман лежавшего рядом пальто, достал горсть лепестков бугенвиллии и разбросал их по влажной земле.

А потом позволил горю взять над собой верх. Он плакал до самого заката, пока солнце не скрылось за горизонтом и пока у него не осталось больше слез.

Мысленно он вернулся назад на двенадцать лет, и перед ним начали возникать самые разные образы, точно кадры из кинопроектора. Он увидел Мирну и детей в маленьком домике возле Абердина на берегу Северного моря, удивление и счастье на их лицах, когда он сообщил им, что они едут в Натал, чтобы построить там ферму. Вспомнил, какими болезненно бледными казались Дженни и Пат-младший по сравнению с другими детьми в школе Умконо и как быстро они стали загорелыми и пышущими здоровьем. Он увидел перед собой Мирну, которая неохотно уехала из Шотландии, чтобы начать совершенно новую жизнь, а потом полюбила Африку даже больше, чем он.

— Ты не станешь хорошим фермером, пока не избавишься от своей любви к морю, — говорила она.

Ее голос прозвучал ясно и четко в его сознании, и он не мог принять тот факт, что жена лежит под землей, на которой он стоит на коленях, и того, что она никогда больше не увидит солнца. Он остался один, и от такой мысли Фокс почувствовал себя так, будто в целом мире больше нет людей. Он слышал, что когда женщина теряет мужчину, она собирает свою жизнь воедино и идет дальше. Но когда мужчина теряет любимую женщину, с ней вместе умирает половина его души.

Фокс прогнал картины утерянной счастливой жизни и попытался представить окутанную тенями фигуру мужчины. У него было лицо без четких черт, потому что Фокс никогда не видел Хайрама Лусану.

Неожиданно горе отступило, и Фокса накрыла волна холодной ненависти. Он сжал руки в кулаки и колотил ими по сырой земле до тех пор, пока ярость не оставила его. Тогда он глубоко вздохнул и выложил лепестками цветов имена жены и детей.

Потом, слегка покачнувшись, Фокс встал на ноги. Теперь он знал, что должен сделать.

ГЛАВА 19

Лусана сидел во главе овального стола для совещаний и вертел в руках шариковую ручку, в глазах у него застыло задумчивое выражение. Он посмотрел на неизменно улыбающегося полковника Дюка Фон Ло, главного военного советника АРА, а потом на остальных офицеров, сидевших на стульях рядом с ним.

— Какие-то кровожадные идиоты решили уничтожить ферму одного из самых уважаемых граждан Натала, а вы сидите здесь, словно невинные девственницы-зулуски. — Он немного помолчал, внимательно вглядываясь в лица. — Давайте, господа, заканчивать играть в игры. Кто стоит за нападением?

Ло склонил голову и развел руки в стороны. Его миндалевидные глаза и коротко подстриженные прямые волосы выделяли его среди остальных. Он говорил медленно и тщательно произносил каждое слово.

— Даю вам слово, генерал, никто из тех, кто находится под вашей командой, не несет ответственности за преступление. Я изучал точное расположение всех частей в момент атаки на ферму. Никто, за исключением отряда, которым командовал Сомала, не находился к Умконо ближе, чем двести километров.

— И как тогда вы можете объяснить то, что произошло?

— Я не могу.

Взгляд Лусаны задержался на Ло, оценивая выражение лица азиата. Убедившись, что в неизменной улыбке полковника нет лицемерия, он посмотрел на остальных людей, сидевших за столом.

Место справа занимал майор Томас Мачита, главный аналитик разведки. Дальше расположился полковник Рэндольф Джумана, его заместитель. Напротив сидели Ло и полковник Оливер Макейр, координатор отдела пропаганды АРА.

— У кого-нибудь есть идеи по поводу случившегося? — спросил Дусана.

Джумана в десятый раз поправил стопку лежавших перед ним бумаг и отвел глаза.

— А что, если Сомала все вообразил? Быть может, у него было видение, когда он находился в бреду; или он просто выдумал историю про нападение.

Лусана нахмурился и раздраженно покачал головой.

— Полковник, вы забыли, что я лично выслушал рассказ Сомалы. Он был очень достойным человеком, лучшим командиром отряда. Он не находился в бреду, и у него не имелось никаких оснований придумывать сказки перед смертью.

— Нет никаких сомнений в том, что рейд действительно имел место, — вмешался Макейр. — Южноафриканские газеты и телевидение уделяли ему огромное внимание. Их репортажи соответствуют тому, что Сомала рассказал генералу, за исключением одного: правительственные силы обороны пока не нашли надежных свидетелей, которые описали бы тех, кто напал на ферму. Нам повезло, что Сомала сумел вернуться из разведки и перед смертью подробно описал то, что видел.

— Он видел того, кто в него стрелял? — спросил Джумана.

— Ему выстрелили в спину с большого расстояния, — ответил Лусана. — Вероятно, снайпер. Раненый Сомала сумел проползти три мили, пока не добрался до своего отряда. Ему оказали первую помощь и поспешили перевезти в лагерь.

Томас Мачита недоуменно покачал головой.

— Ничего не сходится. Сомневаюсь, что солдаты других освободительных движений стали бы переодеваться в форму АРА.

— С другой стороны, — заговорил Макейр, — возможно, нас подставили для того, чтобы отвести подозрения от себя.

— Я поддерживаю тесный контакт с моими соотечественниками, которые являются советниками ваших братьев-революционеров, — сказал полковник Ло. — Они все встревожены, как гнездо потревоженных шершней. Никто не выигрывает от нападения на ферму Фоксов. Эта акция лишь усиливает решимость белых, индийцев, цветных и многих черных, готовых сплотиться против внешнего вмешательства в дела страны.

Лусана положил подбородок на переплетенные пальцы.

— Но если они этого не делали, а мы знаем, что так и есть, кого тогда считать главным подозреваемым?

— Южноафриканских белых, — коротко ответил Ло.

Все взгляды обратились к вьетнамскому советнику. Лусана посмотрел в его непроницаемые глаза.

— Быть может, вы повторите свою мысль?

— Я лишь предполагаю, что правительство Южно-Африканской Республики могло приказать уничтожить семью Фоксов и их работников.

Несколько мгновений все молча смотрели на Ло. Наконец молчание нарушил Мачита.

— Не понимаю, зачем?

— И я не понимаю. — Ло пожал плечами. — Но подумайте вот о чем. У кого еще имеются ресурсы для снаряжения отряда коммандос, которые будут одеты в нашу форму и так же вооружены? И что не менее важно, господа, вам не пришло в голову, что отряд сразу отступил и вертолеты сил обороны не успели его засечь? Всем известно, что, когда речь идет о партизанской войне, требуется не менее часа, чтобы иметь хоть какие-то шансы на благополучный отход. И если у отряда даже на десять минут меньше, это чистейшее самоубийство — ведь у противника есть вертолеты и собаки.

— Вы меня заинтриговали, — признался Лусана и забарабанил пальцами по столу. — Впрочем, я не готов поверить в вашу версию. И тем не менее вреда не будет, если мы ее проверим. — Он повернулся к майору. — У нас есть надежный информатор в министерстве обороны?

— Человек, занимающий очень высокий пост, — ответил Мачита. — Он стоит нам баснословно дорого, но его информация исключительно надежна. Однако у него есть одна странность: он никогда не появляется дважды в одном и том же месте, в одном и том же обличье.

— Вы говорите так, словно он какое-то мистическое существо, — заметил Джумана.

— Возможно, так и есть, — не стал возражать Мачита. — Эмма материализуется в такие моменты, когда мы его ждем меньше всего.

— Эмма?

— Его кодовое имя.

— Или у него своеобразное чувство юмора и он трансвестит, — сказал Лусана.

— Не знаю, генерал.

— Как вы с ним связываетесь?

— Он сам выходит с нами на контакт, когда у него появляется полезная информация на продажу.

Лицо Джуманы помрачнело.

— А где гарантия, что он не снабжает нас фальшивками?

— До настоящего момента все, что он сообщал, оказывалось правдой на сто процентов.

Лусана посмотрел на майора.

— Значит, могу на вас рассчитывать?

Тот кивнул.

— Я сам полечу в Преторию и буду ждать следующего появления Эммы. Он единственный, кто сможет нам помочь.

ГЛАВА 20

Лагерь Африканской революционной армии на самом деле был не лагерем, а штабом. Он располагался в здании небольшого университета для португальцев в те времена, когда Португалия правила Мозамбиком. С тех пор в центре города на северном берегу озера Малави построили университет для черных граждан.

Прежний университетский кампус стал идеальной базой для штаба армии Лусаны: в комнатах для студентов поселились солдаты, кафетерии превратились в столовые, спортивные залы и площадки переоборудовали для боевой подготовки. Здесь же нашлись удобные квартиры для офицеров и актовый зал для проведения разного рода встреч.

Конгрессмен от демократической партии Фредерик Даггат, один из трех черных конгрессменов штата Нью-Джерси, был впечатлен. Он ожидал увидеть обычное революционное движение, возглавляемое племенными вождями, одетыми в желто-коричневую китайскую форму, вооруженными советскими ракетами и фонтанирующими пустыми марксистскими лозунгами. Однако он с удовлетворением отметил, что организация создана по образу и подобию американской нефтяной корпорации, а Лусана и его офицеры больше походили на руководителей бизнеса, чем на партизан.

Все шло в соответствии с принципами проведения официальных вечеров, совсем как в Нью-Йорке. Даже хозяйка приема, Фелиция Коллинз, прекрасно смотрелась бы на вечеринке с коктейлями в центре Манхэттена.

Даггат перехватил ее взгляд, она извинилась перед группой восхищенных сомалийских законодателей, подошла к нему и положила руку на плечо.

— Хорошо проводите время, конгрессмен?

— Замечательно.

— Хайрам и я надеемся, что вы останетесь с нами до конца недели.

— К сожалению, завтра днем я должен отправиться в Найроби на встречу с Кенийским советом образования.

— Надеюсь, вам понравились ваши покои. У нас все немного отличается от правил отелей «Хилтон».

— Должен признать, что прием, оказанный мистером Лусаной, превзошел все мои ожидания.

Даггат посмотрел на Фелицию Коллинз, которую впервые видел так близко. Знаменитость, певица с тремя золотыми дисками, актриса с двумя «Эмми» и «Оскаром» за трудную роль черной суфражистки в фильме «Дорога мака». Вблизи она была столь же очаровательна, как и на экране.

Фелиция в великолепном костюме из зеленого китайского шелка смотрела на него спокойно и внимательно. Маленькая блузка без бретелек завязана узлом на животе, полупрозрачные брючки позволяли увидеть очертания безупречных ног. Картину дополняла короткая стрижка по последней африканской моде.

— Хайрам стоит на пороге славы, вы же знаете, — сказала она.

Он улыбнулся ее немного высокопарной фразе.

— Полагаю, то же самое в свое время можно было сказать об Аттиле.

— Теперь понимаю, почему на ваших пресс-конференциях всегда множество корреспондентов, конгрессмен. — Она все еще держала его за руку. — Вы остры на язык.

— Кажется, они называют это «Копьем Даггата».

— Возможно, так легче атаковать белые правящие круги?

Он сжал ее ладонь так сильно, что прекрасные глаза широко раскрылись.

— Скажите мне, госпожа Коллинз, что привело столь красивую и знаменитую актрису в джунгли?

— То же самое, что привело сюда черного «анфан террибль» американского конгресса, — парировала она. — Желание помочь человеку, который борется за прогресс нашего народа.

— Мне представляется, что Хайрам Лусана больше склонен к тому, чтобы пополнить свой личный банковский счет.

Фелиция насмешливо улыбнулась.

— Вы меня разочаровываете, конгрессмен. Если бы вы подготовились как следовало, то знали бы, что это совсем не так.

Конгрессмен напрягся. Перчатка была брошена.

Он отпустил ее руку и повернулся так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от лица Фелиции.

— Когда половина мира смотрит на народы Африки и ждет, что они покончат с этим цирком, объединятся и уничтожат последний бастион белых, кто должен появиться, словно мессия в джунглях, с пословицей на любой случай? Конечно, ваш дружелюбный наркоторговец, Хайрам Лусана. Словно откровение в ночи, он избавляется от своего процветающего криминального бизнеса и становится во главе черных отбросов Южно-Африканской Республики. Набравшийся уверенности благодаря поддержке легковерных черных, вознесенный к небесам мировой прессой, падкой на любые сенсации, красивый Хайрам внезапно обнаруживает свое улыбающееся лицо на обложках глянцевых журналов общим тиражом, превышающим шестьдесят миллионов. Теперь солнце в небесах сияет только для него, Хайрама Лусану обожают любители Библии за невероятное благочестие; иностранные дипломаты принимают участие в его вечеринках; он требует и получает огромные гонорары за свои лекции. И простофили из мира развлечений вроде вас, госпожа Коллинз, целуют ему задницу и рассчитывают, что отблески его славы помогут им оказаться в центре внимания.

Гнев исказил прелестные черты Фелиции.

— Вы сознательно ведете себя оскорбительно.

— Просто я совершенно откровенен. — Даггат немного помолчал, наслаждаясь замешательством женщины. — Как вы думаете, что произойдет, если Дусана выиграет свою войну и расистское правительство Южно-Африканской Республики подаст в отставку? Поступит ли он, как Цинциннат[35], отказавшись от звания генерала, и вернется ли к плугу? Не думаю, что такой исход вероятен. Я не сомневаюсь, что он объявит себя президентом и установит диктатуру. А потом, когда огромные экономические ресурсы самой продвинутой африканской страны окажутся в его распоряжении, развернет грандиозный крестовый поход в другую сторону, чтобы покорить более слабые белые нации.

— Вы слепы, — резко сказала Фелиция. — Хайрам руководствуется в своей жизни высокими нормами морали. Не могу даже представить, что он способен подумать о том, чтобы отказаться от высоких идей ради личной выгоды.

Женщина не заметила, что в глазах Даггата промелькнула тревога.

— Могу представить доказательства, госпожа Коллинз, но не бесплатно — за один американский доллар.

— Вы пытаетесь ловить рыбу в пустом озере, конгрессмен. Мне очевидно, что вы не знаете генерала.

— Что же, давайте поспорим.

Она немного подумала, а потом посмотрела ему в глаза.

— Давайте.

Конгрессмен изящно поклонился и повел ее в сторону генерала, тот обсуждал тактику с офицерами армии Мозамбика. При их приближении мужчина прервал разговор и приветствовал Фелицию и конгрессмена.

— О, мои друзья американцы. Вижу, вы познакомились.

— Могу я поговорить с вами и госпожой Коллинз так, чтобы вокруг не было лишних ушей?

— Ну конечно.

Лусана извинился перед армейскими офицерами и зашел вместе с двумя американцами в небольшой кабинет, уютно украшенный современными африканскими мотивами.

— Очень мило, — заметил Даггат.

— Мой любимый стиль. — Генерал предложил им сесть. — Почему бы и нет? Он ведь основан на древних национальных узорах.

— Лично я предпочитаю современные египетские интерьеры, — равнодушно ответил конгрессмен.

— Так о чем вы хотели поговорить? — спросил Лусана.

Мужчина сразу перешел к делу.

— Если я могу быть откровенным, генерал, есть только одна причина, по которой устроено это хорошо срежиссированное представление. Вы рассчитываете усилить влияние АРА в Комитете палаты представителей по иностранным делам. Вы согласны?

Генерал не сумел скрыть раздражения, но постарался соблюсти вежливость.

— Мои извинения, конгрессмен. Я не хотел быть столь очевидным. Да, я действительно рассчитывал, что вы окажете поддержку нашему движению. Но устраивать представление? Ни в коем случае. Я не настолько глуп, чтобы вешать лапшу на уши человеку, имеющему репутацию умного политика.

— Что же, тогда можно закончить с предварительными переговорами. Какая во всем этом выгода для меня?

Лусана, который не ожидал такой откровенности, завороженно смотрел на Даггата. Генерал собирался действовать окольными путями, и конгрессмен застал его врасплох.

Прямое требование взятки ошеломило Лусану, и он решил изобразить скромность, чтобы выиграть время для размышлений.

— Я вас не понимаю, конгрессмен.

— Все предельно просто. Если вы хотите, чтобы я был в вашей команде, вам придется раскошелиться.

— Я все еще не понимаю.

— Давайте заканчивать пустую болтовню. Мы с вами родом из одной трущобы. Мы бы не избавились от нищеты и дискриминации, если бы многому не научились в жизни.

Лусана отвернулся и принялся неспешно раскуривать сигарету.

— Вы хотите открыть переговоры относительно стоимости ваших услуг?

— Нет необходимости. У меня уже имеются… кое-какие соображения.

— Ну так озвучьте их.

Улыбка пробежала по губам Даггата.

— Госпожа Коллинз.

Лусана недоуменно посмотрел на него.

— Да, прекрасная мысль, но я не понимаю…

— Вы отдадите мне Фелицию Коллинз, а я позабочусь о том, чтобы мой комитет финансировал снабжение вашей армии.

Женщина вскочила на ноги, и ее огромные глаза засверкали.

— Какая ерунда!

— Считайте это маленькой жертвой ради великого крестового похода, — с сарказмом сказал Даггат.

— Хайрам, ради бога, скажи этому индюку, чтобы он собрал вещички и отчалил отсюда.

Лусана не стал отвечать сразу. Он посмотрел на свои колени и смахнул воображаемую пылинку с идеально выглаженной брючины.

— Мне очень жаль, Фелиция, — тихо заговорил он, — но я не могу позволить сентиментальным чувствам одержать надо мной верх.

— Что за бред! — Она посмотрела на него, теряя надежду на адекватность. — Вы оба спятили, совершенно спятили, если думаете, что можете передавать меня, как тарелку с овсянкой.

Лусана встал, подошел к ней и коснулся губами ее лба.

— Не нужно меня ненавидеть. — Он посмотрел на Даггата. — Конгрессмен, наслаждайтесь добычей.

И вышел из комнаты.

Довольно долго Фелиция стояла неподвижно, и на ее лице недоумение мешалось с враждебностью; потом она все поняла, и ее глаза наполнились слезами. Она не стала протестовать или сопротивляться, когда Даггат мягко привлек ее к себе и поцеловал.

— Ты ублюдок, — прошептала она. — Подлый ублюдок. Надеюсь, ты удовлетворен.

— Пока еще нет.

— Ты получил то, что тебе причитается. Чего еще хочешь?

Он вытащил из кармана платок и вытер слезы с ее щек.

— Ты забыла, — с язвительной усмешкой сказал мужчина, — с тебя причитается доллар.

ГЛАВА 21

Питер де Вааль закрыл досье с рапортом о бойне на ферме Фоксов и поднял усталый взгляд.

— Я все еще потрясен этой ужасающей, бессмысленной трагедией.

Лицо Фокса оставалось неподвижным. Он сидел напротив министра обороны и набивал табаком старую трубку. В комнате воцарилась тишина, лишь из-за большого окна, выходящего на Бургер-парк, доносился, приглушенный шум транспорта.

Наконец де Вааль убрал папку в письменный стол.

— Сожалею, что наш патруль не сумел поймать дикарей, ответственных за это преступление, — сказал он, избегая взгляда отца расстрелянного семейства.

— Ответственность несет только один человек, — мрачно сказал Фокс. — Люди, убившие мою семью, выполняли его приказы.

— Я знаю, что вы думаете, капитан Фокс, но у нас нет доказательств того, что за нападением на вашу ферму стоит Лусана.

— А я уверен, что именно он.

— Допустим. Но даже если бы мы знали наверняка, он находится за границами нашего государства. Мы ничего не можем сделать.

— Зато могу сделать я.

— Как?

— Взять на себя руководство операцией «Дикая роза».

Де Вааль чувствовал, как кипит ненависть в Патрике Фоксе. Министр обороны поднялся на ноги и встал у окна, глядя на море деревьев жакаранда, в котором тонула Претория.

— Разделяю ваши чувства, капитан. Однако должен вам отказать.

— Но почему?

— «Дикая роза» — чудовищный замысел. Если операция провалится, последствия для нашего правительства будут катастрофическими.

Фокс стукнул трубкой о письменный стол и сломал черенок.

— Проклятье, нет! Моя ферма лишь пробный шар. Лусану и его кровавых псов необходимо остановить, пока вся страна не окрасилась кровью.

— Риск заметно перевешивает возможные выгоды.

— Я не проиграю, — холодно сказал собеседник.

Де Вааль выглядел как человек, раздираемый противоречивыми чувствами. Он сделал несколько шагов по комнате и остановился напротив Фокса.

— Я не могу обещать, что сумею вас успешно эвакуировать, когда придет время. И министерство обороны, естественно, заявит, что не имеет ни малейшего отношения к операции.

— Я понимаю. — Мужчина облегченно вздохнул. Потом ему в голову пришла новая мысль. — Поезд, министр. Как вам удалось так быстро добраться из больницы Дурбана до сортировочной станции в Пембруке?

Впервые за время разговора на лице де Вааля появилась улыбка.

— Элементарная уловка. Я вошел в больницу через главный вход и тут же покинул ее через заднюю дверь. Оттуда «Скорая помощь» доставила меня на военно-воздушную базу в Хейдрике, где я сел на самолет, на котором долетел до Пембрука. Поезд принадлежит нашему президенту. Я одолжил его на несколько часов, перед тем как он отправился на планируемый капремонт.

— Но зачем такие сложности?

— Считаю необходимым скрывать свои передвижения, — ответил де Вааль. — Думаю, вы согласитесь, что операция «Дикая роза» не нуждается в широкой огласке.

— Я вас понял.

— Ну а вы, капитан, можете исчезнуть из вида, не вызывая подозрений?

Фокс серьезно кивнул.

— Я покинул Умконо, охваченный горем. Мои друзья и соседи думают, что я вернулся в Шотландию.

— Хорошо. — Де Вааль кивнул и сел за письменный стол.

Он что-то написал на листе бумаги и протянул Фоксу.

— Здесь адрес отеля, находящегося в десяти милях к югу от города. Снимите номер и дождитесь получения необходимых бумаг и инструкций. В данный момент правительство Южно-Африканской Республики считает вас мертвым. — Он расслабил плечи. — И да поможет нам Бог.

— Бог? Нет, я так не думаю. — В глазах Фокса загорелся гнев. — Искренне сомневаюсь, что он захочет принять в этом участие.

Этажом ниже полковник Зиглер расхаживал по кабинету перед письменным столом, где лежала стопка глянцевых фотографий.

Впервые за свою карьеру военного он был полностью сбит с толку. За налетом на ферму Фоксов явно стояла какая-то тайна, случившееся не укладывалось в обычные схемы поведения террористов. Слишком все прошло четко и продуманно, АРА так не действовала. Кроме того, Лусана не организовывал подобных акций. Конечно, он мог приказать казнить белых солдат, но никогда бы не простил убийство работавших на ферме банту, в особенности женщин и детей. Стратегия лидера повстанцев была иной.

— Но тогда кто? — задумчиво проговорил полковник.

Очевидно, не отряд сил обороны Южной Африки. Зиглер бы обязательно знал о рейде.

Он остановился и снова просмотрел на фотографии, сделанные следователями после налета. Не осталось ни одного живого свидетеля, никого из налетчиков не удалось захватить. Рейд прошел идеально, без единой ошибки.

У него не было ни малейшего представления о том, кто мог его организовать, но многолетний опыт подсказывал, что этот человек сумел хорошо замаскироваться.

Как хирург, изучающий рентгеновский снимок перед сложной операцией, Зиглер взял увеличительное стекло и в двадцатый раз принялся разглядывать снимки.

ГЛАВА 22

Самолет «Эйр Малави» из Мапуту, столицы Мозамбика, сел на посадочную полосу и подъехал к терминалу аэропорта Претории. Через несколько мгновений после того, как шум двигателей стих, был спущен трап, пассажиры попрощались с хорошенькой африканской стюардессой и зашагали к терминалу.

Майор Томас Мачита последовал за остальными путешественниками и, когда очередь дошла до него, протянул фальшивый мозамбикский паспорт иммиграционному чиновнику.

Белый южноафриканец изучил фотографию и имя — Джордж Ярико — и проницательно улыбнулся.

— За последний месяц вы уже в третий раз посещаете Преторию, мистер Ярико. — Он кивнул в сторону чемоданчика курьера, пристегнутого наручниками к запястью Мачиты. — Похоже, инструкции вашему консулу становятся все более срочными и серьезными.

Мачита пожал плечами.

— Если бы наше министерство иностранных дел не послало меня в Преторию, я бы отправился в какую-нибудь другую страну. Ничего личного, сэр, но я бы предпочел слетать в Париж или Лондон.

Чиновник указал ему в сторону выхода.

— Буду с нетерпением ждать вашего следующего визита, — с преувеличенной учтивостью сказал чиновник. — Надеюсь, ваше пребывание в Претории будет приятным.

Майор улыбнулся, показав все зубы, и неспешно прошествовал через терминал к стоянке такси. Он махнул свободной рукой в сторону первого в длинной очереди автомобиля, водитель кивнул и включил двигатель. Но еще до того, как Мачита успел туда забраться, другая машина выскочила из конца очереди и встала вплотную к нему, под какофонию завывших клаксонов и возмущенных криков других таксистов, терпеливо дожидавшихся своей очереди.

Мужчине все происходящее показалось забавным. Он бросил сумку на заднее сиденье и устроился рядом.

— В консулат Мозамбика, — сказал он предприимчивому водителю.

Таксист в ответ прикоснулся к фуражке, включил счетчик и сразу отъехал от тротуара. Мачита откинулся назад и принялся лениво разглядывать окружающий пейзаж. Он отстегнул наручник и бросил его в чемоданчик. Консул Мозамбика, который поддерживал идеи АРА, позволял майору и его оперативникам появляться в Претории в качестве дипломатических курьеров. После того как они некоторое время проводили в консульстве, у них появлялась возможность поселиться в каком-нибудь незаметном отеле и заняться шпионажем.

Внезапно Мачита почувствовал тревогу, приподнялся и огляделся по сторонам более внимательно. Водитель ехал вовсе не в сторону консульства; вместо этого автомобиль направлялся в деловой центр Претории.

Он прикоснулся к плечу таксиста.

— Я не турист, друг мой, так что не пытайся меня обмануть. И если ты рассчитываешь получить плату за проезд, сворачивай и вези меня кратчайшим путем в консульство.

В ответ водитель лишь неопределенно пожал плечами и, сделав несколько поворотов, направил такси в сторону подземной стоянки большого торгового центра. Мачите не требовалось особого чутья, чтобы понять, что он оказался в ловушке. Он почувствовал, как во рту у него пересохло и громко застучало сердце. Он быстро открыл чемоданчик и достал автоматический «маузер» калибра 0,38.

На самом нижнем уровне парковки таксист заехал в дальний угол и остановился. Потом повернулся и обнаружил дуло «маузера», почти касавшееся кончика его носа.

Только теперь у мужчины появилась возможность разглядеть лицо водителя: гладкую темную кожу и черты лица, характерные для индийцев, более полумиллиона которых проживало в Южно-Африканской Республике. Таксист улыбнулся спокойно и уверенно. Пассажир ожидал совсем другого.

— Полагаю, пора заканчивать театральное представление, Мачита, — сказал таксист. — Вам не грозит опасность.

Майор не стал убирать пистолет. Он не осмеливался оглядеть парковку, ожидая, что там полно вооруженных людей.

— Ты в любом случае умрешь вместе со мной, — сказал он.

— Вы очень эмоциональны, — заметил таксист. — Точнее, глупы. Человека вашего рода занятий не красит реакция мальчишки, попавшегося на ограблении кондитерской.

— Кончай трепаться, — резко ответил Мачита. — Что происходит?

Водитель рассмеялся.

— Сказано истинным черным американцем, коим вы и являетесь. Люк Сэмпсон из Лос-Анджелеса, также известный как Чарли Ли Мэт из Чикаго. Или майор Томас Мачита из АРА. Один только Бог знает, сколько еще у вас имен.

По спине Мачиты пробежал холодок. Его разум мучительно искал ответы — он пытался понять, кто такой этот таксист и откуда столько о нем знает.

— Ты ошибаешься. Меня зовут Ярико, Джордж Ярико.

— Как пожелаете, — ответил таксист. — Однако вам придется меня понять, потому что я предпочел бы разговаривать с майором Мачитой.

— Кто ты такой?

— Для разведчика вам катастрофически не хватает тонкости восприятия. — Голос слегка изменился, теперь это был английский с легким акцентом африкаанс. — Мы уже дважды с вами встречались.

Мачита медленно опустил пистолет.

— Эмма?

— О, туман рассеивается.

Мачита облегченно вздохнул и убрал пистолет в чемоданчик.

— Но как вы узнали, что я прилечу сегодняшним рейсом?

— Хрустальный шар, — сказал Эмма.

Он явно не собирался делиться своими тайнами.

Мачита смотрел на человека, сидящего на месте водителя, стараясь запомнить черты лица и гладкую темную кожу. Он ни в малейшей степени не походил на садовника или официанта из кафе, который утверждал, что является Эммой во время двух предыдущих встреч.

— Я надеялся, что вы войдете со мной в контакт, но не думал, что это случится так скоро.

— У меня появилась информация, которая, как мне кажется, должна заинтересовать Хайрама Лусану.

— Сколько вы хотите на этот раз? — сухо спросил Мачита.

Ответ последовал без колебаний.

— Два миллиона американских долларов.

Мачита скорчил гримасу.

— Нет такой информации, которая столько бы стоила.

— У меня нет времени на споры, — сказал Эмма и передал Мачите маленький конверт. — Здесь краткое описание тщательно засекреченной операции против АРА, носящей название «Дикая роза». Материал, содержащийся в конверте, объясняет концепцию и цель плана. Передайте конверт Лусане. Если после его изучения он согласится на мою цену, я передам план операции.

Конверт отправился в чемоданчик, поверх «маузера» и цепочки с наручниками.

— Он попадет в руки генерала к завтрашнему вечеру, — обещал Мачита.

— Превосходно. Теперь я отвезу вас в консульство.

— И еще одно.

Эмма посмотрел на майора через плечо.

— Я весь внимание.

— Генерал хочет знать, кто атаковал ферму Фоксов в Натале.

Темные глаза Эммы испытующе смотрели на Мачиту.

— У вашего генерала странное чувство юмора. Улики на месте бойни указывают на причастность вашей великодушной АРА.

— АРА не виновна в этом преступлении. Мы должны знать правду.

Эмма кивнул.

— Ладно, попытаюсь выяснить.

Затем развернул такси и выехал с парковки. Через восемь минут он высадил пассажира у консульства Мозамбика.

— И напоследок я дам вам один совет, майор.

Мачита наклонился к окну автомобиля.

— И каков же он?

— Хороший оперативник никогда не садится в первое подъехавшее такси. Всегда выбирайте второе или третье в очереди. Тогда у вас не будет проблем.

Получив справедливый упрек, Мачита постоял на тротуаре, глядя вслед уезжающему такси до тех пор, пока оно не затерялось среди других машин.

ГЛАВА 23

Лучи вечернего солнца осветили перила и томную фигуру, лежащую на полу балкона одного из самых дорогих номеров в отеле «Нью-Стенли», расположенном в кенийском городе Найроби.

На Фелиции Коллинз был разноцветный лифчик и юбка банту, надетая поверх нижней половины бикини. Она повернулась на бок и закурила сигарету, обдумывая свое поведение за последние два дня. Конечно, за долгие годы она переспала со многими мужчинами. Тут она не испытывала даже малейшего беспокойства. Впервые это произошло с ее шестнадцатилетним кузеном, когда ей самой было четырнадцать. Теперь воспоминания стали совсем смутными. До того момента, как ей исполнилось двадцать, она успела сменить не менее десяти любовников. Большую часть имен и лиц она давно забыла.

Любовники, побывавшие в ее постели в течение тех лет, когда она старалась стать известной певицей, представляли собой калейдоскоп руководителей компаний звукозаписи, диджеев, музыкантов и композиторов. Большинство из них помогли ей подняться на вершину. Ну а когда пришел успех в Голливуде, начался новый виток роскошной жизни.

«Лица, — думала Фелиция. — Странно, что не могу вспомнить их черт». Однако спальни и их отделку она прекрасно помнила. Мягкие матрасы, рисунки на обоях, устройство ванных комнат отпечатались в ее памяти вместе с формой потолочных балок.

Как и для многих женщин, секс для Фелиции далеко не всегда отличался от других развлечений. Множество раз ей гораздо больше хотелось остаться в своей постели наедине с хорошим романом. И сейчас лицо Хайрама Лусаны таяло в пустоте, сливалось с множеством других лиц.

Сначала она ненавидела Даггата, ненавидела саму идею, позволившую ему заполучить ее в свое пользование, точно новую игрушку. Оскорбляла его при каждой возможности, однако он сохранял учтивость. Никакие ее слова не могли вывести конгрессмена из себя. «Господи, это сводит меня с ума», — подумала Фелиция. Ей почти хотелось, чтобы он унизил ее, как рабыню, чтобы ее ненависть получила обоснование, но этого не происходило. Фредерик был слишком умен. Он обращался с ней нежно и осторожно, как рыбак, знающий, что ему попалась рыба рекордных размеров.

Дверь открылась, и на балкон вышел Даггат. Фелиция села и сняла солнечные очки, когда его тень упала на ее тело.

— Ты дремала?

Она одарила его быстрой улыбкой.

— Просто мечтала.

— Становится холодно, тебе лучше вернуться в дом.

Конгрессмен взял ее за руку и помог подняться на ноги. Она бросила на него лукавый взгляд, затем расстегнула лифчик и прижалась к мужчине обнаженной грудью.

— Мы еще успеем заняться любовью до обеда.

Она его дразнила, и оба это знали. С тех пор как они вместе покинули лагерь Лусаны, Фелиция отвечала на его сексуальные поползновения с энергией робота. Прежде она никогда не исполняла такую роль.

— Почему? — просто спросил он.

Ее выразительные карие глаза изучающе смотрели на Даггата.

— О чем ты?

— Почему ты бросила Лусану и ушла со мной? Я не из тех мужчин, чья внешность привлекает женщин. В течение сорока лет я каждый день смотрю в зеркало на свое уродливое лицо и теперь не могу поверить, что вызываю интерес суперзвезды. Тебе нет необходимости вести себя, словно тебя обменяли, Фелиция. Лусана не владел тобой; как и я, как не сможет владеть никакой мужчина. Ты могла послать нас обоих к дьяволу, однако добровольно уехала со мной. Причем с большой охотой. Почему?

Она почувствовала, как у нее в животе стало пощипывать, когда ее ноздри уловили его сильный мужской запах, и взяла его лицо в свои ладони.

— Наверное, я прыгнула из постели Хайрама в твою для того, чтобы доказать, что если он не нуждается во мне, то и я прекрасно без него обойдусь.

— Нормальная человеческая реакция.

Она поцеловала любовника в подбородок.

— Прости меня, Фредерик. В некотором смысле я и Хайрам тебя использовали: он — чтобы получить поддержку конгресса, а я стала играть в детскую игру, чтобы заставить его ревновать.

Он улыбнулся.

— Пожалуй, первый случай в моей жизни, когда я честно могу сказать, что меня используют, а я и рад.

Женщина взяла его за руку, отвела в спальню и умело раздела.

— На этот раз, — тихо сказала она, — покажу тебе настоящую Фелицию Коллинз.

Было уже заметно больше восьми, когда они наконец отпустили друг друга. Она оказалась гораздо более пылкой, чем Даггат мог себе представить. Ее страсть не знала предела. Несколько минут он лежал в постели, прислушиваясь к шуму душа. Потом с трудом поднялся на ноги, надел короткое кимоно, сел за письменный стол, заваленный важными документами, и принялся их разбирать.

Фелиция босиком вышла из ванной комнаты, надела платье-халат в красно-белую полоску, посмотрела в большое зеркало и одобрительно кивнула. Ее фигура оставалась стройной и сильной: энергия, наполнявшая сильные мышцы, уже компенсировала усталость, накопившуюся после яростных занятий любовью. Ей исполнилось тридцать два года, но она все еще выглядела соблазнительно. У нее осталось несколько хороших лет, прежде чем она позволит своему агенту соглашаться на роли матрон. Если только продюсер не предложит ей участие в каком-нибудь блокбастере с высоким процентом в случае удачного проката.

— Думаешь, он может одержать победу? — спросил Даггат, прервав ее размышления.

— Прошу прощения?

— Сможет ли Лусана одержать победу над силами обороны Южно-Африканской Республики?

— Едва ли я способна сделать разумное предсказание исхода революции, — сказала Фелиция. — Мое участие в АРА состояло в том, чтобы обеспечить ее финансирование.

Он усмехнулся.

— Не говоря уже о том, чтобы обеспечивать развлечения для солдат, а в особенности генералов.

— Дополнительная выгода, — сказала женщина и рассмеялась.

— Ты не ответила на мой вопрос.

Она покачала головой.

— Даже с армией в миллион человек у Хайрама нет надежды на победу в войне с белыми в долгом прямом конфликте. Французы и американцы проиграли во Вьетнаме по той же причине, по какой пало правительство большинства в Родезии: партизанская война под покровом густых джунглей имеет преимущества. К несчастью для черного движения, восемьдесят процентов территории Южной Африки — это засушливые открытые пространства, больше подходящие для бронетанковых и военно-воздушных войск.

— Но тогда в чем его преимущество?

— Хайрам рассчитывает на популярность и поддержку всего мира, на экономические санкции, которые заставят правящий класс пойти на уступки и капитуляцию.

Даггат опустил подбородок на огромные ладони.

— Он коммунист?

Фелиция склонила голову набок и рассмеялась.

— Хайрам сколотил состояние как капиталист. Идея богатства ему слишком близка, чтобы он мог принять красных.

— Но как тогда объяснить вьетнамских советников и бесплатные поставки из Китая?

— Обычная схема старины Барнума[36]. Вьетнамцев настолько вдохновляют идеи революции, что они с радостью отправят специалистов по партизанскому движению в болота Флориды, если им кто-то пришлет приглашение. Что же до щедрости китайцев, после того как за последние годы их вышвырнуло вон восемьдесят разных африканских наций, они готовы целовать задницу кому угодно ради того, чтобы получить хоть какую-то опорную точку на континенте.

— Он сам не заметит, как ситуация изменится не в его пользу.

— Ты недооцениваешь Хайрама, — заметила Фелиция. — Он выдворит азиатов прочь, как только они перестанут быть полезными.

— Легче сказать, чем сделать.

Он знает, что делать. Уж поверь мне, через девять месяцев Хайрам Лусана займет кабинет премьер-министра в Кейптауне.

— У него есть план? — пораженно спросил Даггат.

— С точностью до одного дня.

Конгрессмен сложил все бумаги в одну стопку.

— Собирай вещи.

Аккуратно выщипанные брови Фелиции поползли вверх.

— Мы покидаем Найроби?

— Вылетаем в Вашингтон.

Любовницу удивила его неожиданная властность.

— А зачем мне возвращаться с тобой в Штаты?

— Тебе больше нечего делать. К тому же, если ты вернешься домой вместе с уважаемым конгрессменом после года, проведенного с известным революционным радикалом, репутация Фелиции Коллинз в глазах фанатов будет восстановлена.

Женщина надулась. Но доводы Даггата показались ей разумными. Продажи ее пластинок заметно упали, а предложения от продюсеров стали не слишком интересными. Пожалуй, быстро решила Фелиция, пришло время снова заняться карьерой.

— Я буду готова через полчаса, — сказала она.

Конгрессмен кивнул и улыбнулся. Его охватило возбуждение. Если, как полагала Фелиция, Лусана имеет все шансы стать первым черным лидером Южно-Африканской Республики, Даггат, поставивший на победителя, укрепит свое положение конгрессмена и сможет рассчитывать на мощную поддержку избирателей. Игра того стоила. И если он будет сохранять осторожность, если будет тщательно выбирать слова и программы, то сможет рассчитывать на место вице-президента… что станет важнейшим промежуточным шагом к главной цели.

ГЛАВА 24

Лусана поднял руку на уровень глаз и сделал резкое уверенное движение кистью с зажатым в ней спиннингом. Маленький кусочек сыра, висевший на крючке, аккуратно вошел в воду и тут же скрылся из вида. Рыба находилась где-то рядом. Генерал нетерпеливо ждал. Стоя в тени деревьев по бедра в реке, он начал медленно отматывать леску.

После восьмого броска рыба начала клевать, и спиннинг так резко рвануло, что мужчина едва не выпустил его из рук. Он поймал терапона, родственника злобной пираньи, что водилась в Южной Америке, в Амазонке. Лусана сразу дал рыбе больше свободы, вытравив леску. Впрочем, у него не оставалось выбора, спиннинг согнулся почти вдвое. И тут, когда битва только обещала разгореться всерьез, терапон описал дугу возле затопленного ствола, оборвал леску и уплыл прочь.

— Никогда бы не поверил, что кому-то удастся соблазнить терапона кусочком сыра, — сказал Джумана.

Он сидел на земле, прислонившись спиной к дереву. В руках полковник держал краткое описание операции «Дикая роза».

— Приманка не имеет значения, если жертва проголодалась, — произнес Лусана.

Он вернулся на берег и принялся привязывать новое грузило и крючок к леске.

Джумана перекатился на бок, чтобы проверить, насколько бдительны телохранители Лусаны. Он мог бы этого не делать. Солдаты верно служили своему генералу. Они были стройными и жилистыми, генерал лично их выбирал, и не только за бесстрашие и физические данные, но и за ум. Они занимали позиции в кустарнике, держа оружие наготове.

Лусана вернулся к реке, чтобы снова забросить крючок.

— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил генерал.

Джумана посмотрел на конверт, и на его лице появилось скептическое выражение.

— Мошенничество. Мошенничество на два миллиона.

— Значит, ты ему не веришь?

— Нет, сэр. Если честно, то нет. — Джумана встал и отряхнул полевую форму. — Я считаю, что Эмма скормил майору Мачите дезинформацию. — Он потряс головой. — В отчете нет фактов. Он лишь указывает на то, что белые собираются нанести мощный террористический удар там, где проживают большие группы черного населения, поддерживающего АРА. Южноафриканцы не так глупы, чтобы идти на такой серьезный риск — ведь реакция мирового сообщества будет для них крайне неприятной.

Лусана забросил леску.

— Но давай сделаем допущение — просто предположим, что премьер-министру Куртсманну явилось предзнаменование. Возможно, он все же захочет пойти на отчаянный риск.

— Но как будет все происходить? — спросил Джумана.

— Ответ на этот вопрос, мой друг, мы получим, только если заплатим два миллиона долларов.

— И все равно, я считаю, что операция «Дикая роза» обман.

— На самом деле замысел представляется мне гениальным, — продолжал Лусана. — Если удар приведет к тяжелым потерям, нация, ставшая жертвой, перестанет сочувствовать нашему делу и начнет помогать правительству Куртсманна.

— Однако вопросов становится все больше, — сказал собеседник. — Какую нацию выбрали в качестве жертвы?

— Соединенные Штаты — такова моя догадка.

Полковник бросил конверт на траву.

— Мой генерал, нам следует проигнорировать глупый обман Эммы. Лучше использовать деньги для других целей. Обратите внимание на мои предложения о серии рейдов, способных вселить страх в сердца белых.

Лусана бросил на него жесткий взгляд.

— Ты знаешь мое отношение к бойням.

Джумана продолжал настаивать на своем.

— Тысячи нападений с последующим быстрым отходом на города, деревни и фермы, которые прокатятся от одного конца страны до другого, позволят нам войти в Преторию к Рождеству.

— Мы будем продолжать войну с применением современных технологий, — холодно ответил Лусана. — Не станем себя вести как примитивный сброд.

— В Африке часто возникает необходимость управлять людьми железной рукой. Местные жители не понимают, что для них лучше.

— Скажи-ка, полковник, — я всегда готов учиться, — кто знает, что лучше для африканских народов?

Лицо Джуманы покраснело от сдержанного гнева.

— Африканцы знают, что для них лучше всего.

Лусана проигнорировал намек на свое американское происхождение. Он ощущал эмоции, какими был охвачен Джумана: ненависть ко всему иностранному, мощную тягу к власти, смешавшуюся с недоверием к современной жизни, почти детское принятие кровавой жестокости. Генерал начал подозревать, что совершил огромную ошибку, назначив Джуману на такой высокий пост.

Но прежде чем Лусана успел сосредоточиться на проблемах, которые могли возникнуть между ним и полковником, он услышал, как кто-то бежит к ним вдоль берега.

Охранники насторожились, когда увидели, что на тропинке появился майор Мачита. Он остановился перед Лусаной и отдал ему честь.

— Один из моих агентов только что вернулся из Претории с докладом от Эммы о рейде на ферму Фоксов.

— И что ему удалось узнать?

— Эмма утверждает, что не сумел найти доказательств причастности сил обороны.

Лусана задумался.

— Мы вновь вернулись к началу.

— Трудно поверить, что отряд, убивший сорок человек, мог уйти, не оставив никаких следов, — сказал Мачита.

— Эмма мог солгать?

— Конечно, мог. Но ему нет никакого смысла нас обманывать.

Генерал не ответил, отвернувшись к реке. Леска дрожала под напором течения. Мачита вопросительно посмотрел на Джуману, но тот отвернулся. Майор смущенно переводил взгляд с генерала на полковника, не понимая, откуда взялось напряжение в отношениях двух старших офицеров. После неловкой паузы он кивком показал на конверт.

— Вы приняли решение относительно операции «Дикая роза», генерал?

— Да, — ответил генерал и начал выбирать леску.

Мачита молча ждал.

— Я намерен выплатить Эмме его тридцать сребреников и получить оставшуюся часть плана, — наконец сказал Лусана.

— Нет, это обман! — взорвался Джумана. — Даже вы, мой генерал, не имеете права так глупо тратить ресурсы нашей армии.

Мачита затаил дыхание и напрягся. Полковник переступил черту. Тем не менее Лусана продолжал стоять спиной к берегу и смотреть на воду.

— Должен напомнить, полковник, — со спокойной властностью сказал он Джумане через плечо, — что львиная доля наших ресурсов пришла от меня. И то, что принадлежит мне, я могу забрать обратно или потратить, как посчитаю нужным.

Джумана сжал руки в кулаки, и жилы у него на шее напряглись. Он сделал шаг к берегу, оскалив зубы. И вдруг, словно у него в мозгу произошло замыкание какой-то цепи, ярость исчезла с его лица и он улыбнулся.

— Прошу прощения за свои слова, — с горечью сказал он. — Очевидно, я слишком устал.

Мачита решил, что теперь за полковником необходимо приглядывать, он понял, что Джумана никогда не согласится быть вторым.

— Забудем об этом, — сказал Лусана. — Сейчас нам необходимо узнать об операции «Дикая роза» все.

— Я организую обмен, — сказал Мачита.

— Но этим твоя работа не ограничится, — сказал Лусана, повернувшись к берегу. — Ты придумаешь план, чтобы рассчитаться. И убьешь Эмму.

Джумана разинул рот.

— Вы не собирались отдавать ему два миллиона долларов? — пробормотал он.

Лусана усмехнулся.

— Конечно, нет. Если бы у тебя хватило терпения дослушать меня до конца, нам удалось бы избежать твоей детской выходки.

Мужчина не ответил. Ему было нечего сказать. Он лишь широко улыбнулся и пожал плечами. Тут только Мачита заметил, что полковник незаметно переместил глаза. Джумана не смотрел на Лусану; его взгляд был устремлен мимо, на реку десятью футами выше по течению.

— Охрана! — вскричал Мачита, указывая рукой. — Там, в реке! Стреляйте! Ради бога, стреляйте!

Телохранителям потребовалось менее двух секунд, чтобы отреагировать. Раздались оглушительные выстрелы, и вода в нескольких футах от Лусаны превратилась в кипящие гейзеры.

На поверхности появилось огромное покрытое коричневой чешуей тело, хвост гигантской рептилии отчаянно бил по воде, и пули градом обрушились на могучее тело. Затем стрельба стихла, и крокодил медленно опустился на дно.

Лусана стоял в своих высоких сапогах, его глаза широко раскрылись, тело застыло в полнейшей неподвижности. Генерал ошеломленно смотрел на тушу огромной рептилии, какую медленно несло мимо него течение.

Стоявший на берегу Мачита дрожал, но не столько из-за опасности, только что грозившей Лусане, а из-за сатанинского выражения, промелькнувшего на неандертальском лице Джуманы.

«Ублюдок видел, — подумал Мачита. — Он видел, как крокодил поплыл к генералу от противоположного берега, однако ничего не сказал».

ГЛАВА 25

Чесапикский залив, США

Октябрь 1988

До рассвета осталось еще два часа, когда Патрик Фокс расплатился с водителем такси и подошел к залитым светом воротам компании «Форбс, утилизация отработанного военно-морского оборудования». Охранник в форме оторвался от экрана портативного телевизора и зевнул, когда Фокс передал ему в окошко небольшую папку. Охранник проверил подписи и фотографию стоявшего перед ним человека и вернул панку.

— Добро пожаловать в Америку, капитан. Мои работодатели ждут вас.

— Корабль здесь? — нетерпеливо спросил мужчина.

— Да, пришвартован в восточном доке, — ответил охранник и показал через окошко ксерокопию карты. — И смотрите под ноги. С тех пор как мы стали экономить энергию, освещение во дворе выключают. Там теперь темнее, чем в аду.

Когда Фокс проходил под гигантской грузовой стрелой, со стороны залива подул ветер, он уловил знакомые ароматы порта и с удовольствием вдохнул смесь запахов дизельного топлива, смолы и соленой воды. Всякий раз, когда он их ощущал, у него улучшалось настроение.

Мужчина вышел к пирсу и огляделся в поисках людей. Ночная смена давно ушла домой, и только сидевшая на деревянных перилах чайка посмотрела на Фокса круглыми глазами.

Он прошел еще сотню ярдов и остановился возле огромной призрачной тени, высившейся у пирса. Поднялся по трапу на казавшуюся бесконечной палубу и безошибочно зашагал через стальной лабиринт к капитанскому мостику.

Позднее, когда солнце уже подбиралось к восточному краю бухты, стало видно, в каком отвратительном состоянии находится корабль. Но отслаивающаяся краска, акры ржавчины и следы сварочных горелок не привлекли внимания Фокса. Как отец изуродованной дочери, он видел только ее красоту.

— Да, ты отличный корабль! — закричал он, стоя на пустой палубе. — У тебя все получится.

ГЛАВА 26

Вашингтон, округ Колумбия

Ноябрь 1988

Начальство Стайгера в Пентагоне никак не отреагировало на его доклад и вызвало полковника в Вашингтон лишь через два месяца. Для него это было равносильно ожиданию кошмара. Стайгер чувствовал себя как свидетель обвинения, а не главный следователь.

Даже имея перед глазами вещественные доказательства, генерал Эрнест Бургдорф, глава безопасности военно-воздушных сил, и генерал Джон О’Киф, адъютант из объединенного комитета начальников штабов, выразили сомнения в важности затонувшего самолета и заявили, что его подъем не даст ничего, за исключением повода для шумихи в желтой прессе. Стайгер был совершенно ошеломлен.

— Но как же семьи погибшей команды? — запротестовал он. — Будет преступлением не поставить их в известность о том, что тела их близких обнаружены.

— Где ваш здравый смысл, полковник? Зачем им вновь погружаться в давно произошедшую трагедию? Родители членов экипажа, скорее всего, умерли. Жены вновь вышли замуж. Детей вырастили новые отцы. Пусть они продолжают мирно жить, не вспоминая о прошлом.

— Однако не следует забывать о грузе, — не сдавался полковник. — Существует вероятность, что на «Лисе-03» перевозили ядерные боеголовки.

— Мы уже это обсуждали, — резко ответил О’Киф. — Тщательная проверка всех баз данных подтвердила, что ни одна ядерная боеголовка не пропала. Все они, включая ту, что сброшена на Хиросиму, находятся на строгом учете.

— А известно ли вам, сэр, что ядерное вещество перевозилось и перевозится в контейнерах из нержавеющей стали?

— Вам не приходило в голову, полковник, что боеголовки, которые вы нашли, могли быть пустыми? — спросил Бургдорф.

Стайгер опустил плечи, признавая поражение. С тем же успехом он мог спорить с ветром. Они обращались с ним как с ребенком, у которого разыгралось воображение, — мол, он видел слона на кукурузном поле в Миннесоте.

— А если это действительно самолет, исчезнувший над Тихим океаном, — добавил Бургдорф, — то лучше всего о нем забыть.

— Почему?

— Военно-воздушные силы не хотят, чтобы причины, заставившие самолет так сильно изменить курс, стали достоянием общественности. Представьте возможные варианты развития событий. Если самолет пролетел тысячу миль в противоположном направлении, значит, неправильно сработали сразу пять разных систем, в сочетании с полной тупостью экипажа. Или, например, штурман неожиданно спятил, или это заговор с целью кражи самолета — и один только Бог знает, зачем они решились на такой поступок.

— Но кто-то должен был санкционировать тот рейс, — с недоумением сказал полковник.

— Да, верно, — кивнул О’Киф. — Приказ поступил с военно-воздушной базы «Трэвис», штат Калифорния, его подписал полковник Майкл Ирвин.

Стайгер скептически посмотрел на генерала.

— Приказы на проведение полетов обычно уничтожают через несколько месяцев. Неужели этот хранили более тридцати лет?

Генерал пожал плечами.

— Не спрашивайте меня, как это случилось. Поверьте на слово: последний план полета «Лиса-03» найден в старых документах в архиве базы «Трэвис».

— А приказы, обнаруженные среди обломков самолета?

— Вам нужно смириться с неизбежностью, — сказал Бургдорф. — Документы, поднятые вами со дна озера в Колорадо, невозможно расшифровать хоть с какой-то степенью достоверности. Вы увидели там то, чего не было.

— Я считаю, — решительно заявил О’Киф, — что попытки объяснить, почему «Лис-03» отклонился от курса, ни к чему не приведут. — Он повернулся к Бургдорфу. — Вы согласны, генерал?

— Да.

Он посмотрел на Стайгера.

— Вы хотели сказать нам еще что-то, полковник?

Начальство терпеливо дожидалось ответа. Мужчина не знал, что сказать, понимая, что оказался в тупике. Над его головой завис меч — либо Эйб Стайгер навсегда забудет о «Лисе-03», либо его карьера в военно-воздушных силах будет бесславно закончена.

***

Президент стоял на лужайке с лунками, находившейся за Белым домом, и неуклюже направлял один за другим дюжину шаров в сторону лунки, до которой оставалось всего пять футов. Ни один в нее не попал, и в очередной раз стало очевидно, что гольф не его игра. Он понимал азарт тенниса и гандбола, или даже бильярда, но зачем человеку соревноваться с собственным гандикапом, оставалось вне его разумения.

— Теперь я могу умереть со спокойной совестью, потому что видел все.

Президент выпрямился и посмотрел в ухмыляющееся лицо Тимоти Марча, министра обороны.

— Все это доказывает, как много теперь, когда приближается конец моего второго срока, у меня свободного времени.

Марч, невысокий кряжистый человек, испытывавший отвращение к любого рода физическим упражнениям, прошел по лужайке.

— Вам следует радоваться результатам выборов. Победил кандидат вашей партии.

— На выборах не бывает окончательных побед, — проворчал президент. — Что у тебя на уме, Тим?

— Я подумал, вам будет интересно узнать, что я закрыл историю со старым самолетом, упавшим в Скалистых горах.

— Вероятно, разумный шаг.

— Странная история, — продолжал министр обороны. — Если не считать поддельного плана полета в документах ВВС, нигде нет указаний на истинную миссию экипажа.

— Что же, так тому и быть, — сказал президент. Ему наконец удалось загнать мяч в лунку. — И пусть никто не пытается продолжать расследование. Если Эйзенхауэр похоронил все ответы во время своего президентства, мне не стоит ворошить старое дело теперь.

— Предлагаю поднять останки экипажа для военных похорон. Мы перед ними в долгу.

— Хорошо, но никакой шумихи.

— Я скажу офицеру ВВС, который этим занимается.

Президент бросил короткую клюшку агенту секретной службы, поджидавшему чуть в стороне, и жестом предложил Марчу последовать за ним в свой кабинет.

— Что ты можешь обоснованно предположить, Тим? Что пытался прикрыть Айк[37] в 1954 году?

— Я уже несколько ночей смотрю в потолок в поисках ответа на этот вопрос, — сказал Марч. Но у меня не появилось ни одной разумной версии.

Стайгер пробился сквозь толпу, дожидавшуюся, когда освободятся столики в «Коттонвуд инн», и вошел в бар. Питт помахал ему рукой из дальней кабинки, одновременно почти таким же жестом подзывая официантку, чтобы заказать коктейль. Полковник уселся за стол напротив него, когда официантка, облаченная в соблазнительный и заметно укороченный колониальный наряд, склонилась над столиком, демонстрируя роскошную грудь.

— Мартини со льдом, — заказал Стайгер, не сводя взгляда с белоснежных курганов. — Пожалуй, принесите сразу двойную порцию. Сегодня у меня выдалось паршивое утро.

Питт приподнял почти пустой бокал.

— Еще один грейпфрутовый сок с водкой.

— Господи, — произнес полковник, — как ты можешь это пить?

— Я слышал, что такой коктейль помогает снизить вес. Ферменты грейпфрутового сока компенсируют калории водки.

— Звучит как бабушкины сказки. К тому же о чем тебе беспокоиться? У тебя нет ни унции лишнего веса.

— Вот видишь, — рассмеялся Дирк. — Значит, оно работает.

Шутка показалась Стайгеру смешной. Впервые за весь день ему захотелось рассмеяться. Но после того, как им принесли заказ, он снова помрачнел, не поднося бокал к губам.

— Только не говори мне, что твои друзья из Пентагона с тобой покончили.

Стайгер задумчиво кивнул.

— Они препарировали каждое предложение моего рапорта, а потом отправили кусочки в канализационную систему Вашингтона.

— Ты серьезно?

— Они ничего не хотят знать.

— А как же боеголовки и пятый скелет?

— Они утверждают, что контейнеры пусты. Что касается твоей теории об отце Лорен Смит, я даже не стал о ней упоминать. Мне не хотелось подбрасывать топливо в разгорающийся костер их скептицизма.

— Значит, это больше не твое расследование.

— Да, если я хочу уйти на пенсию генералом.

— Они надавили на тебя?

— В этом не было необходимости. Все читалось в их глазах.

— И что теперь?

Стайгер пристально посмотрел на него.

— Я надеялся, что ты займешься этим в одиночку.

Питт взглянул собеседнику в глаза.

— Хочешь, чтобы я поднял самолет со дна озера Тейбл?

— Почему нет? Господи, тебе удалось справиться с «Титаником», который лежал на глубине тринадцать тысяч футов посреди Атлантики. «Стратокрузер» в озере, окруженном со всех сторон сушей, будет детской забавой для человека с твоими талантами.

— Очень лестно. Однако ты забываешь, что не я принимаю подобные решения. Чтобы поднять «Лиса-03», потребуется команда в двадцать человек, несколько грузовиковсложного оборудования, минимум две недели и почти четыреста тысяч долларов. Я не располагаю такими средствами, а адмирал Сандекер никогда не даст благословение НУПИ на участие в столь крупном проекте без дополнительного государственного финансирования.

— А если просто поднять один из контейнеров и останки Смита для идентификации?

— Тогда вину свалят на нас.

— Но оно того стоит, — возбужденно сказал Стайгер. — Завтра ты сможешь улететь в Колорадо. А я пока добьюсь утверждения контракта на подъем тел команды. И тогда тебе не нужно будет опасаться неудовольствия Пентагона и НУПИ.

Питт покачал головой.

— Извини, но тебе придется подождать. Сандекер направил меня наблюдать за подъемом броненосца, затонувшего у побережья Джорджии во время Гражданской войны. — Он посмотрел на часы. — Через шесть часов я должен находиться на борту самолета, улетающего в Саванну.

Полковник вздохнул, и его плечи поникли.

— Быть может, ты сможешь заняться этим позже.

— Оформи контракт и будь наготове. Обещаю, как только у меня появится возможность, сбегу в Колорадо.

— Ты уже рассказал конгрессмену Смит о ее отце?

— Если честно, у меня не хватило мужества.

— И ты не уверен в своей правоте?

— В том числе и из-за этого.

Лицо Эйба Стайгера стало задумчивым.

— Господи, ну и дела. — Он одним глотком прикончил двойное мартини и печально посмотрел на бокал.

Официантка принесла меню, и они сделали заказ. Стайгер рассеянно изучал ее фигуру, когда, покачивая бедрами, она шла на кухню.

— Вместо того чтобы сидеть здесь и ломать голову над старой загадкой, которая никого не интересует, мне бы следовало вернуться в Калифорнию, к жене и детям.

— Сколько их у тебя?

— Детей? Восемь. Пять мальчиков и три девочки.

— Должно быть, ты католик.

Стайгер улыбнулся.

— С именем Абрахам Леви Стайгер? Ты, наверное, шутишь.

— Кстати, ты не рассказал, как твое начальство объяснило полетный план «Лиса-03».

— Генерал О’Киф нашел оригинал. Он не совпадает с нашим анализом того, что ты достал со дна.

Питт ненадолго задумался.

— А у тебя не найдется копии для меня? — спросил он.

— Полетного плана?

— Только шестой страницы.

— Она в багажнике моей машины. А тебе зачем?

— Просто внезапно вспомнил, — сказал Питт. — У меня есть один приятель в ФБР, он любит хорошие загадки.

***

— Неужели тебе обязательно улетать сегодня? — спросила Лорен.

— Я должен присутствовать на утреннем совещании, чтобы принять участие в обсуждении операции спасения, — ответил ее друг из ванной комнаты, где собирал бритвенные принадлежности.

— Проклятье, — сказала она, нахмурившись. — Я с тем же успехом могла бы завести роман с коммивояжером.

Питт вернулся в спальню.

— Перестань, для тебя я не более чем временная игрушка.

— Это не так. — Она обняла его за плечи. — После Фила Сойера ты мой самый любимый мужчина.

Тот посмотрел на нее.

— Разве ты встречаешься с пресс-секретарем президента?

— Когда жеребец уйдет, Лорен не пропадет.

— Боже мой! Фил Сойер. Он носит белые рубашки и говорит, как энциклопедический словарь.

— Он просил меня стать его женой.

— Ох, ужас какой.

Она крепко прижалось к Питту.

— Пожалуйста, обойдемся сегодня без сарказма.

— Сожалею, что я всего лишь преклоняющийся перед тобой любовник. Я слишком эгоистичен, чтобы проводить с тобой все время. Увы, не могу быть на сто процентов твоим, хотя ты, конечно, нуждаешься в полном обладании мной.

— Я согласна на любой процент.

Он наклонился и поцеловал ее в шею.

— Ты бы стала плохой женой для Фила Сойера.

ГЛАВА 27

Томас Мачита купил билет и вошел на передвижную ярмарку, одну из многих работавших на праздниках в сельской местности Южно-Африканской Республики. Было воскресенье, и большие группы банту с семьями выстроились в очередях на чертово колесо, карусели и кабинки с играми. Мачита направился к «пещере ужасов», в соответствии с инструкциями, полученными по телефону.

Он так и не решил, каким способом убьет Эмму. Бритвенное лезвие, прикрепленное к левому предплечью, было не самым надежным вариантом. Крошечный кусочек стали становится серьезным оружием лишь в том случае, если находится совсем рядом с противником и если удастся перерезать яремную вену, когда жертва ничего не подозревает. Но в толпе на такое рассчитывать не приходилось.

В конце концов Мачита решил остановиться на ноже для колки льда и удовлетворенно вздохнул, словно сумел решить сложную научную задачу. Он спрятал нож в корзинке, которую сжимал в руках. Деревянную ручку он срезал и обмотал тонкий черенок несколькими слоями изоляционной ленты. Он рассчитывал нанести быстрый удар между ребер в сердце, в глаз или в ухо: если получится направить клинок в евстахиеву трубу, крови или других жидкостей будет совсем немного.

Мачита крепче сжал в руке корзинку, где лежали нож для колки льда и два миллиона долларов. Подошла его очередь, он заплатил за билет и поднялся на платформу перед пещерой ужасов. Хихикающий мужчина и его тучная жена втиснулись в вагончик на двоих перед ним, старый служитель с простуженным носом опустил предохранительную планку, накрывшую их ноги, и толкнул большой рычаг, торчавший из пола. Вагончик покатился вперед по рельсам и скрылся за вращающимися дверями. Вскоре из темноты послышался пронзительный визг женщины.

Мачита сел в следующий вагончик. Он расслабился и улыбнулся, подумав о предстоящей поездке, и вдруг вспомнил детство. Он катался тогда на таких же вагончиках, и светящиеся баньши выпрыгивали из темноты.

Мужчина не обратил внимания на служителя, нажавшего на рычаг, и никак не отреагировал, когда старик ловко запрыгнул в вагончик и опустил предохранительную планку.

— Надеюсь, вы получите удовольствие, — произнес голос.

Мачита узнал Эмму.

Таинственный информатор вновь воспользовался невнимательностью майора. Теперь надежды на то, что ему удастся совершить чистое убийство, практически не осталось.

Эмма быстро обыскал Мачиту.

— Вы поступили мудро, когда пришли на встречу без оружия, мой дорогой майор.

«Очко в нашу пользу», — подумал мужчина.

Его руки продолжали сжимать корзинку, прикрывая нож.

— У вас есть план операции «Дикая роза»? — официально спросил он.

— А у вас есть два миллиона американских долларов? — поинтересовался окутанный тенями Эмма.

Мачита колебался, а потом невольно нырнул вниз, когда на них стала падать груда бочек, остановившихся всего в нескольких дюймах от их голов.

— Здесь… в корзинке.

Эмма вытащил конверт из внутреннего кармана грязной куртки.

— Вашему боссу будет интересно это почитать.

— Жаль, что информация стоит так дорого.

Майор начал просматривать документы из конверта, когда пара жутко накрашенных ведьм с пронзительными воплями выпрыгнула перед вагончиком. Эмма не обратил ни малейшего внимания на восковые фигуры, открыл корзинку и в пурпурном свете принялся рассматривать наличные. Вагончик катился дальше, ведьмы скрылись из вида при помощи потайных пружин, и туннель вновь погрузился в темноту.

«Пора!» — подумал Мачита.

Он выхватил нож для колки льда из тайника и ударил в то место, где, по его прикидкам, должен был находиться правый глаз Эммы. Но именно в этот миг вагончик резко свернул, вспыхнул оранжевый свет, и появился бородатый сатана, который угрожающе размахивал вилами. Этого оказалось достаточно, чтобы Мачита промахнулся. Нож для колки льда ушел в сторону, и его кончик вонзился в лоб, над бровью Эммы.

Ошеломленный информатор закричал, отбросил руку Мачиты в сторону и вытащил из головы клинок. Мачита выхватил бритву и попытался ударить Эмму в горло. Однако его запястье наткнулось на вилы, и раздался треск ломающихся костей.

Дьявол оказался настоящим, он был сообщником Эммы. В ответ Мачита откинул предохранительную планку, ударил двумя ногами демону в пах и почувствовал, как его каблуки глубоко вошли в мягкую плоть. Затем вагончик вновь свернул в темноту, и дьявол остался позади.

Мачита повернулся к Эмме, но тот исчез. Несколькими метрами левее сверкнул луч солнца — дверь открылась и закрылась. Эмма сбежал, прихватив с собой корзинку с деньгами.

ГЛАВА 28

— Ужасная глупость, — заявил полковник Джумана со злобным удовлетворением. — Прошу прощения, генерал, но я вас предупреждал.

Лусана задумчиво смотрел в окно на марширующих на лужайке солдат.

— Всего лишь ошибка, полковник, ничего больше. Мы не проиграем войну из-за потери двух миллионов долларов.

Потеющий Томас Мачита сидел за столом и неотрывно смотрел на гипс у себя на запястье.

— Нельзя было предвидеть…

Он застыл, когда Джумана с перекошенным от ярости лицом вскочил на ноги, схватил конверт Эммы и швырнул в лицо Мачиты.

— Нельзя было предвидеть, что тебя подставят? Глупец! Ты прекрасный разведчик — и оказался не способен убить человека в темноте. Ты отдал ему два миллиона долларов за конверт с описанием процедуры по уборке военного мусора.

— Достаточно! — рявкнул Лусана.

Наступила тишина. Джумана сделал глубокий вдох, а потом медленно вернулся к своему стулу. В его глазах кипел гнев.

— Глупые ошибки, — с горечью сказал он, — не помогут одержать победу в освободительной войне.

— Ты склонен все преувеличивать, — холодно сказал генерал. — Ты умеешь вести за собой людей, полковник Джумана, ты настоящий тигр в сражении, но, как и большинству профессиональных солдат, тебе не хватает административных навыков.

— Прошу прощения, мой генерал, но не направляйте свой гнев на меня. — Джумана укоряюще указал на Мачиту. — Это он заслуживает наказания.

Лусана испытал разочарование. Даже ум и образование не помогали африканцам избавиться от почти детского чувства вины. Кровавые ритуалы до сих пор вдохновляли их больше, чем любые переговоры за столом. Лусана устало посмотрел на Джуману.

— Это моя ошибка. И только я за нее в ответе. Если бы я не отдал майору Мачите приказ убить Эмму, мы бы имели полное представление об операции «Дикая роза». Если бы майор не думал о необходимости расправиться с Эммой, он бы сначала проверил содержимое конверта и лишь после этого отдал деньги.

— Вы все еще считаете, что операция реальна? — скептически спросил Джумана.

— Да, — твердо ответил Лусана. — Также я считаю необходимым предупредить американцев, когда на следующей неделе полечу в Вашингтон, чтобы выступить на слушаниях в конгрессе, посвященных помощи африканским народам.

— Но ваши приоритеты находятся здесь, — с тревогой сказал Мачита. — Прошу вас, генерал, пошлите кого-нибудь другого.

— У нас нет человека, больше меня подходящего для этой роли, — заверил его Лусана. — Я все еще являюсь американским гражданином и имею ряд контактов на высоком уровне с людьми, которые нам симпатизируют.

— Как только вы покинете страну, вам будет грозить серьезная опасность.

— Нам всем грозит опасность, не так ли? — спросил Лусана. Это наши товарищи по оружию. — Он повернулся к Джумане. — Полковник, в мое отсутствие вы будете осуществлять командование. Я снабжу вас точными приказами. И рассчитываю, что вы их исполните до самых мелких деталей.

Джумана кивнул.

Мачита почувствовал страх. Неужели Лусана сам мостит дорогу к своему падению, приводя в движение кровавый прибой, способный захлестнуть всю Африку?

ГЛАВА 29

Лорен Смит встала из-за стола и протянула руку, когда Фредерик Даггат ворвался в ее кабинет. На его губах играла улыбка опытного политика.

— Надеюсь, вы простите мое вторжение… конгрессмен.

Женщина крепко пожала его руку. Ее всякий раз забавляло, как мужчины запинаются, когда им приходится произносить ее звание. Им редко удавалось уверенно сказать «конгрессмен».

— Я рада, что вы меня прервали, — сказала она, подводя гостя к стулу.

Даггат с удивлением обнаружил, что она протягивает ему коробку с сигарами. Он не отказался и взял одну.

— С удовольствием, никак не ожидал… вы не против, если я закурю?

— Пожалуйста, — улыбаясь, ответила она. — Согласна, несколько странно видеть, как женщина предлагает сигары, но в этом есть практический смысл — ведь ко мне приходит в двадцать раз больше мужчин, чем женщин.

Даггат выпустил облако дыма в потолок и произвел первый залп.

— Вы голосовали против моего предложения парафировать[38] финансовую помощь Африканской революционной армии.

Лорен кивнула, решив ничего не говорить, пока Даггат не закончит мысль.

— Белое правительство Южно-Африканской Республики находится на грани самоуничтожения. В последние несколько лет национальная экономика стремительно катися под гору. Казна опустела. Белое большинство слишком долго относится к черному меньшинству как к рабам жестоко и безжалостно. В течение последних десяти лет, прошедших с тех пор, как черные захватили власть в Родезии, африканеры стали еще более жестко обращаться с банту, гражданами своей страны. Во время волнений погибло более пяти тысяч человек. Кровавую бойню необходимо остановить. Единственная надежда на мир — Хайрам Лусана и его АРА. Мы должны их поддержать, как в финансовом, так и военном плане.

— У меня сложилось впечатление, что Лусана коммунист.

Даггат покачал головой.

— Боюсь, у вас неверное впечатление, конгрессмен Смит. Я признаю, что Лусана пользуется услугами вьетнамских военных советников, но готов вас лично заверить, что он никогда не являлся пешкой международного коммунистического движения.

— Я рада это слышать. — Ответ Лорен прозвучал совершенно нейтрально.

Она уже решила, что не согласится на предложения Даггата.

— Хайрам Лусана — человек с высокими идеалами, — продолжал Даггат. Он не позволяет убивать невинных женщин и детей. Генерал не прощает кровавых нападений на города и деревни, как это делают лидеры других повстанческих движений. Он ведет войну исключительно против государства и военных объектов. Я считаю, что конгресс должен поддержать лидера, который ведет себя столь разумно.

— Давайте обойдемся без пафоса, конгрессмен. Мы с вами оба знаем, что Хайрам Лусана обычный бандит. Я изучала его досье, составленное ФБР. Больше всего оно напоминает биографию наемного убийцы мафии. Половину жизни Лусана провел в тюрьме за самые разные преступления, начиная от изнасилования и кончая вооруженными ограблениями, не говоря уже об участии в попытке взорвать Капитолий штата Алабама. После чрезвычайно удачного ограбления бронированного автомобиля он занялся торговлей наркотиками, что позволило сколотить очень крупное состояние. Затем сбежал из страны, чтобы не платить налоги. Думаю, вы согласитесь, что его нельзя назвать национальным героем Америки.

— Ему не было предъявлено обвинения в вооруженном ограблении.

Лорен пожала плечами.

— Ладно, ввиду отсутствия доказательств забудем об ограблении. Но остальные преступления едва ли позволят ему возглавить крестовый поход, направленный на освобождение угнетенных масс.

— Оставим историю историкам, — продолжал настаивать Даггат. — Несмотря на сомнительное прошлое, Лусана — единственная надежда на создание стабильного правительства после того, как черные возьмут под контроль парламент Южно-Африканской Республики. Вы не можете отрицать, что в интересах Америки иметь Лусану в качестве друга.

— А зачем нам вообще кого-то поддерживать?

Конгрессмен приподнял бровь.

— Неужели вы склонны к изоляционизму?

— Вспомните, к чему наше вмешательство привело в Родезии, — продолжала Лорен. — Уже через несколько месяцев после реализации изобретательного плана бывшего министра иностранных дел по передаче власти из рук белого меньшинства черному большинству началась гражданская война между радикальными группировками. Она отбросила страну на десять лет назад. Вы можете гарантировать, что в Южно-Африканской Республике не повторится то же самое?

Даггату не нравилось, когда его загоняет в угол женщина, любая женщина. Он встал и наклонился над письменным столом Лорен.

— Если вы не поддержите мои предложения о помощи АРА, которые я намерен внести на рассмотрение конгресса, тогда, дорогая конгрессмен Смит, ваша политическая карьера будет закончена и вы не сможете рассчитывать на победу на следующих выборах.

К удивлению и гневу Даггата, Лорен рассмеялась.

— Господи, просто роскошно. Вы действительно меня шантажируете?

— Если вы не поддержите национальное движение в Африке, могу вам обещать, что вы потеряете голоса всех черных в вашем округе.

— Да ну, ерунда.

— А вам бы следовало мне поверить, потому что вы увидите массовые беспорядки, каких еще не было в нашей стране, если не поддержите Хайрама Лусану и его АРА.

— Откуда у вас появилась такая информация? — резко спросила Лорен.

— Я черный, мне виднее.

— Вы бессовестный лжец, — отрезала Лорен. — Я беседовала с сотнями черных в моем округе. Они ничем не отличаются от других американских граждан. Каждого из них тревожат высокие налоги, рост цен на продукты питания и энергию, в точности как китайцев, индусов и мексиканцев. Вы обманываете себя, Даггат, если думаете, что черных беспокоят проблемы черных в Африке. Им наплевать — как африканцам наплевать на наши трудности.

— Вы совершаете печальную ошибку.

— Нет, это вы совершаете ошибку, — резко прервала его Лорен. — Вы устраиваете проблемы там, где их быть не должно. У черных равные шансы на получение образования, как и у всех остальных. Вспомните, что было с нисеями[39] после Второй мировой войны. Когда они вернулись из лагерей для интернированных, то работали на полях Южной Калифорнии, чтобы послать своих сыновей и дочерей в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и в Университет Южной Калифорнии, дабы те стали врачами и адвокатами. и они ими стали. Теперь пришла очередь черных. И они также этого добьются, если им не помешают такие поди, как вы, подстрекающие к бесчинствам при первой же возможности. А теперь большое спасибо и проваливайте к дьяволу из моего кабинета.

Даггат посмотрел на нее, и его лицо превратилось в застывшую маску гнева. Потом на губах появилась улыбка, он вытянул руку с сигарой и выронил ее на ковер. Затем, резко повернувшись, выскочил из кабинета.

***

— Ты похож на мальчишку, у которого только что украли велосипед, — сказала Фелиция Коллинз.

Она сидела в углу лимузина Даггата и полировала длинные ноши.

Конгрессмен уселся рядом и показал водителю, что можно ехать. Лицо конгрессмена застыло.

Фелиция убрала пилку для ногтей в сумочку, и в ее глазах появилась тревога.

— Насколько я поняла, Лорен Смит отклонила твое предложение, — наконец заговорила она.

— Мерзкая белая сука, — злобно прорычал он. — Она думает, что может обращаться со мной, как с черномазым жеребцом на плантации до Гражданской войны.

— О чем ты вообще говоришь? — удивленно спросила Фелиция. — Я знаю Лорен Смит. Она совершенно непредвзятый человек.

— Ты ее знаешь? — Даггат повернулся к подруге.

— Мы с Лорен дружили в школе. И сейчас иногда встречаемся. — На лице Фелиции появилась жесткость, какой прежде не было. — Ты задумал какое-то свинство, Фредерик. Что у тебя на уме?

— Мне необходимо получить поддержку конгрессмена Смит, если я хочу, чтобы мое предложение о помощи АРА утвердил конгресс.

— Ты хочешь, чтобы я поговорила с Лорен и убедила ее поддержать Хайрама?

— Да, и не только.

Она попыталась прочитать его мысли.

— И не только?

— Я хочу, чтобы ты нашла какой-нибудь компромат, который поможет мне надавить на нее.

Фелиция ошеломленно посмотрела на него.

— Собираешься шантажировать Лорен? Ты сам не понимаешь, о чем просишь. Я не стану подставлять свою подругу. Без вариантов.

— У тебя простой выбор: детская школьная дружба в обмен на свободу миллионов наших братьев и сестер, порабощенных тираническим правительством.

— А если я не смогу откопать никакой грязи? — спросила Фелиция, пытаясь найти приемлемый выход. — Всем известно, что у нее безупречная политическая репутация.

— Идеальных людей не существует.

— И что мне следует искать?

— Лорен Смит привлекательная молодая женщина. Одинокая. У нее должна быть сексуальная жизнь.

— Ну а если она у нее есть? — сказала Фелиция. — У каждой одинокой девушки были романы. И до тех пор, пока она не вышла замуж, нельзя рассчитывать на скандал из-за нарушения супружеской верности.

Даггат улыбнулся.

— Как ты проницательна. Именно так мы и поступим — сфабрикуем скандал.

— Лорен этого не заслуживает.

— Если она поддержит наше дело, ей не нужно будет беспокоиться из-за секретов, способных стать достоянием общественности.

Фелиция прикусила губу.

— Нет, не стану наносить удар в спину подруги. К тому же Хайрам никогда не допустит такой подлости.

Однако Даггат настаивал на своем.

— Да, ты спала со спасителем Африки, но я сомневаюсь, что сумела его понять. Иногда следует заглядывать в прошлое. Рядом с Хайрамом Лусаной Аль Капоне и Джесси Джеймс маменькины сынки. Мне об этом говорят всякий раз, когда я пытаюсь его лоббировать. — Даггат прищурился. — Неужели ты забыла, как он в буквальном смысле продал тебя мне?

— Не забыла.

Фелиция отвернулась и стала смотреть в окно.

Мужчина сжал ее руку.

— Не беспокойся, — с улыбкой сказал он. — Я ничего плохого не замышляю.

Она подняла его руку и поцеловала, но ни на мгновение не поверила словам Даггата.

ГЛАВА 30

В отличие от его знаменитого корабля-прототипа «Монитора», о «Ченаго» знала лишь горстка морских историков. В июне 1862 года корабль отправили в Нью-Йорк с приказом присоединиться к флоту Союза, блокировавшему подходы к Саванне. Однако невезучему «Ченаго» так и не представился шанс выстрелить из своих пушек. За час до того момента, как корабль вышел на условленную позицию, начался шторм, и судно вместе с командой в сорок два человека затонуло на глубине девяносто футов.

Питт сидел в конференц-зале спасательного корабля НУПИ «Висалиа» и изучал стопку фотографий, сделанных водолазами. Джек Фолсом, мускулистый специалист по спасательным работам, жевал жвачку и ждал неизбежных вопросов.

Питт не стал его разочаровывать.

— Корпус все еще сохраняет, целостность?

Фолсом переместил резинку.

— Мы не заметили поперечных трещин. Конечно, мы не сумели увидеть весь корпус, ведь семь футов киля ушло в песок на дне, кроме того, он попал в трюм. Полагаю, что продольных трещин корпуса тоже не должно быть. Готов держать пари, что нам удастся поднять весь корабль целиком.

— Какой метод ты предлагаешь?

— Воздушные баллоны переменного объема Доллингера, — ответил мужчина. — Нужно парами опустить их на дно рядом с корпусом. Затем прикрепить и заполнить воздухом. Использовать тот же принцип, с помощью которого удалось поднять старую подводную лодку «F-4» после того, как она в 1915-ом затонула на обратном пути с Гавайев.

— Придется использовать насосы, чтобы избавиться от песка. Чем легче будет корабль, тем больше шансов сохранить корпус. Толстая железная броня не пострадала, но дубовая обшивка сгнила и потеряла прочность.

— Кроме того, мы можем снять пушки, — продолжал Фолсом. — До них несложно добраться.

Питт принялся изучать чертеж «Ченаго». У «Монитора» имелась лишь одна круглая орудийная башня, но у «Ченаго» их было две, на носу и корме. Каждая башня содержала две спаренных гладкоствольных пушки Дальгрена, весивших несколько тонн.

— Баллоны Доллингера, — задумчиво проговорил он. — Насколько они будут эффективны при подъеме затонувшего самолета?

Фолсом перестал жевать и уставился на Питта.

— Самолет большой?

— Сто семьдесят или восемьдесят тысяч фунтов, с грузом.

— На какой глубине лежит?

— Сто сорок футов.

Дирку показалось, что он слышит, как крутятся колесики в голове Фолсома. Наконец специалист по спасению судов снова начал жевать.

— Я бы порекомендовал мачтовый кран.

— Любопытно.

— Два устройства для подъема тяжестей на мощной платформе без труда справятся с таким весом, — сказал Фолсом. — К тому же самолет довольно хрупкое сооружение. Баллоны Доллингера трудно синхронизировать, и они могут разорвать самолет на части. — Он помолчал и вопросительно посмотрел на Питта. — Почему ты задаешь такие вопросы?

Тот задумчиво улыбнулся.

— А вдруг нам придется поднимать самолет?

Фолсом пожал плечами.

— Ну, это все фантазии. Давай лучше вернемся к «Ченаго»…

Питт пристально наблюдал за диаграммами, которые его собеседник чертил на доске. Программа для водолазов, баллоны с воздухом, корабли на поверхности, затонувшие броневые плиты… Операция по подъему судна принимала четкую форму в соответствии с комментариями Фолсома. Казалось, Питт слушал с интересом, но его мысли находились где-то в глубинах озера в Колорадо, расположенного в двух тысячах миль отсюда.

Фолсом объяснял, что должны сделать матросы, когда судно впервые за 125 лет окажется на поверхности воды. Тут появился член команды «Висалии» и сказал Дирку.

— Вас вызывают по каналу связи «берег-судно», сэр.

Мужчина кивнул, протянул руку за спину и снял трубку телефона, стоявшего на полке.

— Питт.

— Тебя труднее найти, чем снежного человека, послышался сквозь помехи голос.

— Кто это?

— И он еще говорит о гнусном обращении, — саркастически продолжал голос. — Я торчал за своим письменным столом до трех утра, чтобы оказать тебе услугу, а ты даже не помнишь моего имени.

— Извини, Пол, — рассмеялся Питт. — Но по радиотелефону твой голос звучит на две октавы выше.

Пол Баккнер, давнишний приятель Питта и агент Федерального бюро расследования, немного ослабил напор.

— Ну, так лучше?

— Намного. У тебя есть для меня что-нибудь новое?

— Все, о чем ты спрашивал, и еще кое-что.

— Я слушаю.

— Звание человека, который, по твоему мнению, санкционировал полет «Лиса-03», было другим.

— Но «генерал» — единственное подходящее звание.

— Совсем не обязательно. Звание — семибуквенное слово. Прочиталась только пятая буква — «р». Естественно, вы пришли к выводу, что приказ мог подписать только офицер ВВС. Тем более что «Лис-03» принадлежал ВВС и имел соответствующую команду.

— Ну а теперь скажи мне то, чего я не знаю.

— Ладно, умник, признаю, это и меня сбило с толку, в особенности когда пришлось изучить файлы персонала ВВС и там не нашлось ни одного подходящего имени, которое подошло бы к известным буквам. И тут мне пришло в голову, что «адмирал» также семибуквенное слово, а на пятом месте стоит «р».

Питту вдруг показалось, что чемпион мира по боксу в тяжелом весе нанес ему удар в нижнюю часть живота. Слово «адмирал» рикошетом промчалось у него в мозгу.

Никому и в голову не приходило, что самолет мог перевозить оборудование военно-морских сил. И тут другая мысль вернула его с небес на землю.

— Имя? — спросил он, почти опасаясь услышать ответ. — Тебе удалось найти имя?

— Элементарная задача, если ты располагаешь таким пытливым умом, как у меня. Имя оказалось совсем простым. Шесть букв, из которых три известны, два пустых места, потом «ЛТ», потом после одного пробела — «Р». Получился «Уолтер». Дальше шло трудное место — фамилия. Четыре буквы, первая «Б», а последняя — «С». Ну, Босс не подходит, а так как я знал имя и звание, то компьютер помог мне быстро найти ответ: «адмирал Уолтер Гораций Басс».

— Если в 1954 году Басс был адмиралом, сейчас ему должно быть за восемьдесят. Вероятно, он уже умер, — заметил Питт.

— Пессимизм никуда тебя не приведет, — заявил Баккнер. — Басс был вундеркиндом. Я читал его досье. Оно впечатляет. Первую звезду он получил в тридцать восемь лет. Сперва казалось, что он станет начальником штаба ВВС. Но потом он совершил какой-то недозволенный поступок или поспорил со старшим офицером, потому что его внезапно перевели и он стал командовать какой-то богом забытой военно-морской базой где-то в Индийском океане, что для честолюбивого военно-морского офицера равносильно изгнанию в пустыню Гоби. В октябре 1959 года он вышел в отставку. В следующем декабре ему исполнится семьдесят лет.

— Ты хочешь сказать, что Басс жив? — спросил Питт.

— Его имя значится в списке вышедших в отставку военно-морских офицеров.

— Его адрес тебе известен?

— Басс является владельцем и управляющим сельской гостиницы «Якорная стоянка», расположенной к югу от Лексингтона, в штате Вирджиния. Ну, ты знаешь, никаких домашних животных и детей. Пятнадцать номеров с древней системой водопровода и кроватями под балдахином вроде той, в какой спал Джордж Вашингтон.

— Пол, с меня причитается.

— Не хочешь рассказать, в чем дело?

— Пока еще слишком рано.

— Ты уверен, что речь не идет о мошенничестве, о котором Бюро следует знать?

— Это не в вашей юрисдикции.

— Ну, ясное дело.

— И еще раз спасибо.

— Ладно, приятель, напишешь, когда найдешь работу.

Питт повесил трубку, сделал глубокий вдох и улыбнулся. С тайны был только что сорван еще один покров. Он решил пока не связываться с Эйбом Стайгером и посмотрел на Фолсома.

— Можешь меня прикрыть на выходные?

Мужчина усмехнулся.

— Ты мне не мешаешь, но, уверен, сумею продержаться следующие сорок восемь часов без твоего благородного присутствия. Что-то задумал?

— Тайна тридцатичетырехлетней давности, — ответил Питт. — Постараюсь найти разгадку, одновременно прохлаждаясь в тишине сельского отеля.

Несколько секунд Фолсом смотрел на него, потом, так и не дождавшись подробностей, сдался и вновь повернулся к доске.

ГЛАВА 31

Во время утреннего рейса в Ричмонд Питт не отличался на вид от дюжины других задремавших пассажиров. Его глаза оставались закрытыми, но разум продолжал работать над тайной упавшего в озеро самолета. «ВВС не склонны прятать подобные вещи», — подумал он. При обычных обстоятельствах они бы провели широкомасштабное расследование, чтобы выяснить, почему экипаж так сильно отклонился от заданного курса. Ему не удавалось придумать логичный ответ. Он открыл глаза только после того, как самолет «Истерн эрлайнс» приземлился и подъехал к терминалу аэропорта.

Питт взял в аренду автомобиль, чтобы проехать по Вирджинии. Чудесный холмистый ландшафт, воздух наполнен ароматом сосен и осенних дождей. После полудня он свернул с автомагистрали номер восемьдесят один и поехал в Лексингтон. Питт не стал останавливаться, чтобы насладиться причудливой архитектурой города, а повернул на юг по узкому шоссе штата. Вскоре он увидел указатель, который совсем не вписывался в сельский пейзаж и направлял гостей в сторону усыпанной гравием дороги, ведущей к гостинице.

За стойкой портье мужчина никого не обнаружил. Кроме того, ему не хотелось нарушать тишину аккуратного и безупречно чистого вестибюля. Он уже собрался махнуть на все рукой и позвонить в звонок, когда появилась высокая женщина. Она была в сапогах для верховой езды и практически не уступала ему в росте. В руках дама держала стул с высокой спинкой. Немногим больше тридцати, светлые волосы повязаны красной лентой, джинсы и блузка из хлопка. А еще гладкая, как у фотомодели, кожа без следов загара. Она увидела незнакомца, но на ее лице застыло невозмутимое выражение, что навело Питта на мысль об аристократическом происхождении. Она явно из тех, кто сохраняет спокойствие при любых обстоятельствах, вплоть до пожара и кораблекрушения.

— Прошу меня извинить, — сказала она, поставив предмет мебели возле изящного канделябра. — Я не слышала, как вы подъехали.

— Какой необычный стул, — заметил Питт. — Шейкерская мебель[40], не так ли?

Женщина бросила на него одобрительный взгляд.

— Да, он сделан Генри Блинном-старшим из Кентербери.

— У вас здесь много ценных предметов.

— Заслуга адмирала Басса, владельца гостиницы. — Она встала за стойку. — Возможно, вы знаете, что он известный специалист по антикварной мебели.

— Нет, я не знал.

— Хотите снять номер?

— Да, но только на одни сутки.

— Жаль, что вы не сможете провести здесь больше времени. Местный летний театр открывает сезон послезавтра вечером.

— У меня дар все делать не вовремя, — с улыбкой сказал мужчина.

Ответная улыбка дамы была натянутой и холодной. Она подтолкнула к нему книгу регистрации, и он расписался.

— Комната номер четырнадцать. Вверх по лестнице, третья дверь налево, мистер Питт. — Она прочитала его имя, пока он записывал его в книгу. — Меня зовут Хейди Миллиган. Если вам что-нибудь понадобится, звонок возле двери номера. Рано или поздно я на него отвечу. Надеюсь, вы не против отнести свой багаж самостоятельно.

— Я справлюсь. А могу я поговорить с адмиралом… насчет антиквариата?

Она указала в сторону двойных дверей в конце вестибюля.

— Вы найдете его возле утиного пруда, он там занимается кувшинками.

Питт кивнул и направился в указанную сторону. Он распахнул дверь и вышел на тропинку, спускавшуюся по пологому склону холма. Адмирал Басс поступил мудро, решив ничего не менять вокруг «Якорной стоянки». Холм порос соснами и дикими цветами. На мгновение постоялец забыл о своей миссии и ощутил умиротворяющую тишину окружающего пейзажа. Потом по тропинке спустился к пруду.

Там он нашел крепкого старика в высоких резиновых сапогах, который с вилами в руках в восьми футах от берега агрессивно атаковал заросли водяных лилий. Адмирал оказался крупным мужчиной. Он с легкостью выбрасывал переплетенные водоросли на берег — такая работа больше подходила человеку моложе лет на тридцать. Он не носил шляпу, и пот стекал с его лысой головы по кончику носа и подбородку.

— Адмирал Уолтер Басс? — спросил Питт.

Вилы застыли в воздухе.

— Да, это я.

— Сэр, меня зовут Дирк Питт, и я бы хотел с вами поговорить.

— Конечно, подходите ближе, — сказал Басс, выбрасывая на берег очередную порцию водорослей. — Прошу извинить, но я буду продолжать бороться с сорняками — хочу успеть сделать побольше до обеда. Если до зимы я не буду вытаскивать их хотя бы дважды в неделю, к весне они захватят весь пруд.

Питт отступил в сторону, и у его ног приземлился сгусток стеблей и листов в форме сердца. Он почувствовал неловкость и не знал, как выйти из неприятного положения.

— Я бы хотел задать вам несколько вопросов относительно самолета с кодовым названием «Лис-03». — Питт решил сразу перейти к делу.

Басс даже паузы не сделал, продолжая свою работу, но Питт заметил, как побелели костяшки пальцев, сжимающих вилы.

— «Лис-03», — повторил новый постоялец и пожал плечами.

— Звучит странно, я должен что-то вспомнить?

— Военный самолет транспортной службы, который исчез в 1954 году.

— Давно. — Басс застывшим взглядом смотрел на воду. — Не припоминаю, чтобы я имел какое-то отношение к этому транспортному самолету, — снова заговорил он. — Впрочем, ничего удивительного, в течение всех тридцати лет моей службы в военно-морском флоте я ни разу не работал вместе с ВВС. Я специализировался на тяжелой apтиллерии.

— Не помните майора ВВС по имени Вайлендер?

— Вайлендер? — Басс покачал головой. — Нет. Думаю, нет. — Потом он испытующе посмотрел на Питта. — Как вас зовут? И почему вы задаете мне эти вопросы?

— Меня зовут Дирк Питт, — повторил он. — Я работаю в Национальном управлении подводных исследований. Мне удалось обнаружить старые документы, где сказано, что именно вы отдали приказ о вылете «Лиса-03».

— Должно быть, какая-то ошибка.

— Вполне возможно, — сказал Питт. — Но не исключено, что многое прояснится, когда обломки самолета будут подняты и тщательно изучены.

— Вы же сказали, что самолет исчез.

— Я обнаружил обломки, — ответил Дирк.

Басс принялся пристально разглядывать гостя, пытаясь что-то прочитать по его лицу, однако потерпел неудачу. Питт решил оставить адмирала в покое, чтобы позволить ему собраться с мыслями.

— Сожалею, что потревожил вас, адмирал. Должно быть, я что-то перепутал.

Дирк повернулся и зашагал по тропинке обратно к гостинице. Он успел пройти почти пятьдесят футов, когда Басс его окрикнул:

— Мистер Питт!

Мужчина повернулся.

— Да?

— Вы остановились в гостинице?

— До завтрашнего утра. Потом я должен буду уехать.

Адмирал кивнул. Когда постоялец добрался до сосен, окружавших «Якорную стоянку», он посмотрел в сторону пруда. Адмирал Басс продолжал спокойно выбрасывать водоросли на берег. У него был равнодушный вид, словно говорили они о погоде.

ГЛАВА 32

Питт насладился неспешным обедом с другими постояльцами гостиницы. Столовая была обставлена в стиле таверны восемнадцатого века, стены украшали старые кремневые ружья и оловянные пивные кружки, со стен и потолочных балок свисали сельскохозяйственные орудия.

Еда была полностью домашней. Он съел две добавки жареной курицы с морковкой, печеной кукурузой и сладким картофелем. И не смог отказаться от роскошного яблочного пирога.

Хейди уверенно перемещалась между столиками, приносила кофе и болтала с постояльцами. Питт отметил, что большинство в пенсионном возрасте. «Молодых людей не привлекает тихая безмятежность сельской гостиницы», — подумал он. Допив ирландский кофе, постоялец вышел на крыльцо. Полная луна сияла на востоке, заливая сосны серебром. Дирк уселся в деревянное кресло-качалку и поставил ноги на перила. Теперь оставалось ждать и надеяться, что адмирал захочет с ним связаться.

Луна успела переместиться почти на двадцать градусов, когда из гостиницы вышла Хейди и медленно направилась в его сторону.

— Нигде нет такой яркой луны, как в Вирджинии, — сказала она, постояв немного у него за спиной.

— От меня вы возражений не услышите, — ответил Питт.

— Вам понравился обед?

— Весьма. Была такая вкуснотища, что я чуть не объелся. Передайте мои комплименты вашему шеф-повару. Его домашний стиль готовки настоящая поэзия на тарелке.

В свете луны улыбка Хейди из дружелюбной превратилась в красивую.

— Она будет счастлива это услышать.

Питт сделал беспомощный жест рукой.

— Целая жизнь, прожитая во власти шовинистских заблуждений, — теперь очень трудно что-то изменить.

Дама изящно опустилась на перила и посмотрела на Питта. Неожиданно ее лицо стало серьезным.

— Скажите, зачем вы приехали в «Якорную стоянку»?

Питт перестал раскачиваться и посмотрел Хейди в глаза.

— Это попытка проверить эффективность рекламных объявлений или обычное любопытство?

— Сожалею, я не хотела совать свой нос в чужие дела, но Уолтер выглядел очень расстроенным, когда вернулся от пруда сегодня вечером. И я подумала, что причина может..

— И вы подумали, что причина может быть связана с нашим разговором, — закончил за нее постоялец.

— Я не знаю.

— Вас с адмиралом связывает родство?

Это оказалось магическим вопросом — Хейди тут же начала рассказывать о себе. Она была капитан-лейтенантом военно-морских сил, ее откомандировали на военно-морскую верфь в Норфолке, она поступила на службу после окончания Колледжа Уэллсли[41], и ей оставалось одиннадцать лет до выхода в отставку. Бывший муж Хейди был полковником морской пехоты и отдавал ей приказы, как рекруту. Женщине сделали операцию по удалению матки, поэтому она не могла иметь детей. Нет, она не связана родственными узами с адмиралом; она познакомилась с ним, когда он читал лекцию на семинаре в Военно-морском колледже, и всякий раз, когда у нее возникает возможность получить отпуск, приезжает в «Якорную стоянку». И не делает никакого секрета из того, что у нее с Бассом роман. Но в тот момент, когда рассказ стал особенно интересным, она посмотрела на часы.

— Следует проверить, как обстоят дела у остальных гостей. — Она улыбнулась, и с ее лицом снова произошла удивительная трансформация. — Если вам надоест сидеть на одном месте, советую вам прогуляться до вершины холма, который начинается сразу за гостиницей. Оттуда открывается превосходный вид на Лексингтон.

В ее тоне Питт уловил скорее приказ, чем совет.

Хейди оказалась права лишь наполовину. Вид оттуда открывался не просто превосходный, а ошеломляющий. Луна освещала долину, и огни города мерцали, точно звезды далекой галактики. Мужчина стоял на скале не более минуты, когда почувствовал за спиной чье-то присутствие.

— Адмирал Басс? — небрежно спросил он.

— Пожалуйста, поднимите руки и не поворачивайтесь, — резко приказал Басс.

Питт молча повиновался.

Басс не стал полностью его обыскивать, он ограничился бумажником Дирка и посветил фонариком на его содержимое.

Через несколько секунд адмирал выключил свет и вернул бумажник.

— Можете опустить руки, а потом повернуться, если хотите.

— У вас есть какие-то причины для этого спектакля? — склонив голову, Питт посмотрел на револьвер, зажатый в левой руке Басса.

— Складывается впечатление, что вам удалось очень многое узнать о вещах, которые следовало забыть. Я должен был проверить, тот ли вы, за кого себя выдаете.

— Проверка прошла удачно?

— Да, я позвонил вашему боссу в НУПИ. Джим Сандекер служил под моей командой в Тихом океане во время Второй мировой войны. Он дал вам весьма впечатляющую характеристику. Кроме того, хотел узнать, что вы делаете в Вирджинии, когда должны заниматься спасательными работами на побережье Джорджии.

— Я не поставил адмирала Сандекера в известность относительно моей находки.

— У пруда вы сказали, что нашли обломки «Лиса-03».

— Самолет существует, адмирал. Я прикасался к нему.

В глазах адмирала появилась враждебность.

— Вы не просто блефуете, Питт, вы еще и лжете. И я хочу знать, зачем?

— Это не блеф и не ложь, — спокойно продолжал Дирк. — У меня есть два надежных свидетеля, кроме того, я сделал видеозапись.

На лице адмирала появилось недоумение.

— Это невозможно! Самолет исчез в океане. Мы потратили несколько месяцев на поиски, но нам не удалось обнаружить никаких следов.

— Вы не там искали, адмирал. «Лис-03» лежит на дне горного озера в Колорадо.

Ожесточенное лицо Басса внезапно изменилось, и Дирк вдруг увидел усталого старого человека. Адмирал опустил пистолет и сделал несколько неуверенных шагов в сторону стоявшей рядом скамейки. Мужчина протянул руку, чтобы помочь Бассу сохранить равновесие.

Старик благодарно кивнул и сел.

— Наверное, это должно было произойти. Не стоило рассчитывать, что тайну «Лиса-03» удастся хранить вечно. — Он поднял голову и схватил Питта за руку. — Груз! Что с грузом?

— Крепления контейнеров оторваны, но в остальном они выглядят целыми.

— Слава богу, хотя бы за это, — вздохнул адмирал. — Так вы говорите, Колорадо. Скалистые горы. Получается, майор Вайлендер и его экипаж даже не вылетели за границу штата.

— Значит, они стартовали в Колорадо? — спросил Питт.

— Самолет был приписан к аэродрому «Бакли». — Адмирал сжал руками голову. — Что могло пойти не так в самом начале полета? Очевидно, катастрофа произошла вскоре после того, как они поднялись в воздух.

— У меня сложилось впечатление, что возникли какие-то механические проблемы и пилот попытался посадить самолет на единственную гладкую поверхность, которую увидел. Стояла зима, озеро замерзло, и они ошибочно решили, что садятся на поле. Вес самолета пробил лед, и они погрузились в глубокую часть озера, а после того, как лед растаял, с воздуха нельзя было увидеть лежащие на дне останки самолета.

— И все это время мы думали… — Басс не договорил и долго сидел молча. Наконец он тихо сказал: — Контейнеры необходимо достать.

— В них радиоактивные материалы? — спросил Питт.

— Радиоактивные материалы… — с сомнением повторил Басс. — С чего вы взяли?

— Если судить по дате в полетном плане «Лиса-03», самолет направлялся в южную часть Тихого океана, где в районе Бикини проводились испытания атомной бомбы. Кроме того, я нашел металлическую пластинку со знаком радиоактивности.

— Вы неправильно интерпретировали улику, мистер Питт. Контейнеры действительно были сделаны для хранения ядерных боеголовок. Но в ту ночь, когда исчез Вайлендер и его экипаж, их использовали совсем в других целях.

— Было сделано предположение, что контейнеры пусты.

Басс застыл, как восковая статуя.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, — пробормотал он. — К сожалению, существовали и другие способы ведения войны, кроме ядерных боеголовок. Можно сказать, что «Лис-03» и его команда являлись носителями.

— Носителями чего?

— Чумы, — сказал Басс. — В контейнерах находилось оружие Судного дня.

ГЛАВА 33

Наступило неловкое молчание, пока Питт осмысливал слова адмирала.

— Вижу, вы шокированы, — сказал Басс.

— «Оружие Судного дня», — тихо повторил мужчина. — В этих словах есть нечто, вызывающее в воображении ужасные картины конца мира.

— Вполне уместное описание, уверяю вас, — сказал старик. — Его реальное биохимическое название — непроизносимое слово из тридцати букв. Однако военное обозначение было коротким и четким. Мы попросту называли его «БС», сокращение от «быстрой смерти».

— Вы говорите в прошедшем времени.

Адмирал беспомощно махнул рукой.

— Сила привычки. До того, как вы нашли «Лис-03», я считал, что его больше не существует.

— Но что такое БС?

— Изощренное оружие. Тридцать пять лет назад микробиолог доктор Джон Веттерли создал искусственную форму жизни, способную производить штамм болезни, которая была и до сих пор остается никому не известной. Если попросту, это бактериологический агент, его невозможно обнаружить, но он способен в течение нескольких секунд разрушить все жизненные функции человека или животного, после чего через три или пять минут наступает неизбежная смерть.

— Но разве нервно-паралитический газ не достигает тех же результатов?

— Да, но только при идеальных условиях. Воздействие погоды — ветра, шторма или экстремальных температур — может разбавить газ и сделать его воздействие не таким сильным. На БС не влияют погодные воздействия, локализованный штамм предельно устойчив.

— Но мы живем в конце двадцатого века. Неужели такую эпидемию нельзя взять под контроль?

— Если бы микроорганизмы можно было обнаружить и идентифицировать, тогда да. Процедуры обеззараживания, прививки сыворотки и антибиотики в большинстве случаев замедлят или положат эпидемии конец. Однако ничто на земле не сможет остановить БС, если использовать ее в городе.

— Но как могло произойти, что БС находилось в самолете, летевшем над Соединенными Штатами? — резко спросил Питт.

— Элементарно. Арсенал в Скалистых горах неподалеку от Денвера являлся главным производителем химического и биологического оружия в течение двадцати лет.

Питт молчал, давая возможность старику продолжить.

Басс смотрел вниз, на панораму города, но ничего не видел.

— Март пятьдесят четвертого года, — заговорил он, и перед его глазами начали разворачиваться события многолетней давности. — Водородная бомба взорвана над Бикини. Меня поставили во главе проекта БС, потому что работу доктора Веттерли спонсировали военно-морские силы, я же являлся экспертом по морской артиллерии. В то время я посчитал логичным начать эксперименты в тот момент, когда весь мир возбужден после взрыва водородной бомбы. Пока люди сосредоточились на обсуждении ядерного оружия, мы проводили наши тесты на острове Ронджело, в четырехстах милях на северо-восток, где никто ничего не заметил.

— Ронджело, — медленно произнес Питт. — Место назначения «Лиса-03».

Басс кивнул.

— Голый коралловый остров посреди океана. Даже птицы туда не залетают. — Басс уселся на скамейке поудобнее. — Я провел две серии тестов. Первый с аэрозольным устройством, которое разбрызгало на острове небольшое количество БС. Второй — с линкором «Висконсин». Линкор должен был отойти на двадцать миль от острова и выпустить по нему боеголовку с БС. Однако второй тест так и не провели.

Майор Вайлендер не сумел доставить контейнеры, — подвел итог Питт.

— Содержимое контейнеров, — кивнул Басс. — Снаряды, снаряженные БС.

— Вы могли приказать сделать еще одну попытку.

— Мог, — согласился Басс. — Но истинная причина, из-за которой я остановил испытания, состояла в том, что нам удалось узнать после теста аэрозоля. Результаты оказались чудовищными, все, кто знали о них, были в ужасе.

— Вы говорите так, словно остров уничтожен.

— Внешне ничего не изменилось, — едва слышно ответил Басс. — Белый песок пляжа, несколько пальм, все осталось таким же. Естественно, все животные, оставленные нами на острове, погибли. Я потребовал подождать две недели, чтобы аэрозоль полностью рассеялся, прежде чем разрешил ученым лично проверить последствия эксперимента. Доктор Веттерли и три его ассистента высадились на остров в специальных защитных костюмах с дыхательными аппаратами. Через семнадцать минут все они были мертвы.

Питт заставил себя сохранять хладнокровие.

— Но как такое могло случиться?

— Доктор Веттерли недооценил свое открытие. Сила воздействия других смертельных вирусов со временем слабеет. А БС становится сильнее. Мы так и не сумели выяснить, почему защитные костюмы не спасли ученых.

— Вы забрали тела с острова?

— Они все еще там, — сказал адмирал, в глазах которого застыла печаль. — Дело в том, мистер Питт, что могущество БС лишь часть опасности, которую она представляет. Самое страшное то, что БС отказывается умирать. Позднее мы обнаружили, что бациллы образуют чрезвычайно стойкие споры, способные проникать сквозь землю — в случае с островом Ронджело через кораллы — и жить очень долго.

— Не могу поверить, что после тридцати четырех лет никто не может отправиться на остров и вывезти оттуда останки Веттерли и его помощников.

— Мы не знаем точно, — севшим голосом ответил Басс. — Но по нашим самым оптимистическим оценкам, люди не смогут ступить на остров Ронджело еще в течение трехсот лет.

ГЛАВА 34

Фокс склонился над штурманским столом, изучая копии плана и делая на них пометки карандашом. Двое крупных мускулистых мужчин с загорелыми лицами стояли у него за спиной и внимательно наблюдали.

— Я хочу, чтобы вы полностью выпотрошили корабль, убрали все лишнее из каждого отсека, трубопроводы и электрические цепи, и даже переборки.

Один из мужчин презрительно фыркнул.

— Вы сошли с ума, капитан. Если убрать переборки, корабль развалится при малейшем волнении.

— Дуган прав, — поддержал второй мужчина. — Нельзя выпотрошить корабль такого размера, не лишив его способности сопротивляться нагрузкам.

— Ваши возражения приняты к сведению, господа, — ответил Фокс. — Но для того, чтобы корабль повысил осадку, нагрузку необходимо уменьшить на сорок процентов.

— Никогда не слышал, чтобы кто-то потрошил приличный корабль ради изменения положения ватерлинии, — Я сказал Дуган. — Какова цель?

— Можно убрать броню и вспомогательные механизмы, — продолжал Фокс, не обращая внимания на вопрос Я Дугана. — Одновременно следует проследить за демонтажем оружейных башен.

— Послушайте, капитан, — проворчал Луи Метц, управляющий верфи. — Корабль, который вы просите нас уничтожить, когда-то был очень неплохим.

— Да, это был превосходный корабль, — согласился Фокс. — Думаю, он все еще хорош. Но прошло время. Ваше правительство продало его за гроши, Африканская революционная армия решила использовать его во вполне определенных целях.

— И это еще один вопрос, вызывающий у нас тревогу, — сказал Дуган. — Нам предлагают работать изо всех сил, чтобы банда черных радикалов могла убивать белых людей.

Фокс положил карандаш и обратил на Дугана тяжелый взгляд.

— Не думаю, что вы понимаете экономическую подоплеку проблемы, — заявил капитан. — Что будет делать АРА с кораблем после того, как он покинет вашу верфь, не имеет отношения к расовой философии. Важно лишь, что они платят мне, вам и вашим людям, а у вас их, если мне не изменяет память, сто семьдесят человек. Но если вы настаиваете, я готов передать ваши соображения лицам, отвечающим за финансирование АРА. Не сомневаюсь, что они найдут другую верфь, готовую сотрудничать с ними более охотно. Данный факт будет для вас огорчительным, потому что у вас нет сейчас других предложений и без контракта с АРА все ваши сто семьдесят человек будут уволены. Не думаю, что их семьи обрадуются, когда узнают, что ваши мелкие возражения оставили мужчин без работы.

Дуган и Метц обменялись сердитыми взглядами, но они понимали, что выбора нет. Метц стал смотреть на чертежи, чтобы не встречаться взглядом с Фоксом.

— Ладно, капитан, вам принимать решения.

В жесткой улыбке Фокса промелькнула уверенность, какая появляется после долгих лет командования людьми.

— Благодарю, господа. Теперь, когда между нами нет недоразумений, мы можем продолжать.

Через час Метц и Дуган спустились с капитанского мостика на палубу корабля.

— Ушам своим не верю, — оторопело пробормотал Метц. — Неужели этот безмозглый шотландец действительно приказал нам убрать практически все металлические части, а также оружейные башни на носу и корме, после чего заменить их выкрашенной в серый цвет фанерой?

— Да так он сказал, — ответил Дуган. — Похоже, он рассчитывает, что после этого корабль станет легче на пятнадцать тысяч тонн.

— Но зачем заменять все фанерой?

— Понятия не имею. Может быть, он и его черные друзья рассчитывают напугать до смерти военно-морской флот Южной Африки.

— Есть еще один вопрос, — продолжал Метц, — Если ты покупаешь такой корабль, чтобы использовать его в воине, то почему не пытаешься сделать это тайно? Складывается впечатление, что они намерены взорвать Кейптаун.

— При помощи фальшивых пушек тогда уж, проворчал Дуган.

— Мне бы очень хотелось предложить ублюдку засунуть себе этот контракт в задницу, — проворчал Метц.

— Однако мы должны признать, что он держит нас за яйца. — Его товарищ повернулся и посмотрел в сторону капитанского мостика. — Как ты думаешь, не пора ли надеть на него смирительную рубашку?

— Безумец?

— Да.

— Скорее хитрый, как койот. Он знает, что делает, и это меня пугает.

— Как ты думаешь, что АРА сделает, когда корабль доберется до Африки?

— Могу спорить, корабль не дойдет до порта, — сказал Метц. К тому времени, как мы закончим его потрошить, он станет таким неустойчивым, что перевернется еще до того, как выйдет из Чесапикского залива.

Дуган присел на массивный кабестан и посмотрел на корабль. Огромная масса стали выглядела холодной и враждебной, казалось, корабль затаил дыхание, дожидаясь команды, которая позволит ему выпустить наружу огромную энергию.

— Это дело плохо пахнет, — наконец заявил мужчина — Надеюсь, нам не придется пожалеть, что мы в нем участвовали.

Фокс изучал свои пометки на старых мятых навигационных картах. Сначала он постарался учесть скорость и направление течения, затем время приливов и отливов. Удовлетворенный полученным результатом, он проследил весь курс к цели, запоминая каждый буй в канале, до тех пор, пока все это не запечатлелось в его сознании как определенная последовательность действий.

Казалось, поставленная перед ним задача была неразрешимой. Даже при точном анализе всех препятствий и их успешном преодолении оставалось слишком много переменных параметров, зависевших от случайных факторов. Он не мог предсказать, какой будет погода в нужный день, до которого осталось несколько недель. Кроме того, существовала достаточно высокая вероятность столкновения с другим кораблем. Он отнесся к этим возможностям исключительно серьезно, однако даже не рассматривал вариант, что его могут обнаружить и остановить. Он старался прогнать все сомнения де Вааля, ведь тот мог приказать ему отказаться от выполнения миссии.

За десять минут до полуночи Фокс снял очки и потер уставшие глаза. Потом вытащил из нагрудного кармана маленький футляр для фотографий и посмотрел на лица погибших членов своей семьи. Вздохнув, он установил футляр на ящик, который стоял рядом с койкой. В первую неделю он спал в каюте капитана, но сейчас корабль был практически разобран, исчезли даже переборки, служившие стенами, и теперь он проводил ночь на капитанском мостике, в спальном мешке.

Мужчина разделся, забрался в спальный мешок и бросил последний взгляд на фотографию. Выключив свет, он остался лежать в темноте, погрузившись в одиночество. Его терзала неослабевающая ненависть.

ГЛАВА 35

Де Вааль катал сигарету между тонкими пальцами.

— Как ты думаешь, Фокс уложится в сроки?

— По моим оперативным данным, он подгоняет рабочих верфи так жестко, что похож на настоящего садиста, — ответил Зиглер. — Я практически уверен, что добрый капитан начнет «Дикую розу» вовремя.

— А что с его черной командой?

— Они находятся под жестким присмотром на грузовом корабле, пришвартованном в бухте одного из далеких Азорских островов. — Зиглер присел напротив де Вааля и продолжал: — Когда все будет готово, команду незаметно посадят на борт корабля Фокса.

— А они знают, как управлять судном?

— Сейчас они проходят обучение на грузовом корабле. Когда Фокс выйдет в море, каждый из них будет знать свое дело.

— Что им сказали?

— Они думают, что их наняли для морских маневров и артиллерийской подготовки перед отправкой в Кейптаун.

Де Вааль некоторое время размышлял.

— Жаль, что в качестве пассажира мы не сможем заполучить Лусану.

— Такая возможность существует.

Собеседник поднял голову.

— Ты серьезно?

— Мои источники утверждают, что он отправился в Соединенные Штаты, ответил Зиглер. — Проследить его путь по Африке и выяснить расписание представляется невозможным. При желании он может совершенно незаметно покинуть континент. Но незаметно вернуться ему будет значительно сложнее. Когда Лусана покинет США, я буду ждать.

— Похищение, — де Вааль произнес это слово медленно, наслаждаясь каждым слогом. — Такой бонус сделает операцию «Дикая роза» безупречной.

ГЛАВА 36

Воздушный лайнер «БЕЗА-Мозамбик» свернул с главной посадочной полосы на редко используемую дорожку и опустил нос, когда пилот нажал на тормоза. Тут же распахнулся люк, из вечерней темноты появился оператор по обработке багажа в белом комбинезоне и красной бейсболке и приставил к фюзеляжу алюминиевую лесенку. Из люка показался мужчина, освещенный светом, падающим изнутри. Мужчина сбросил вниз большой чемодан и стал спускаться по лесенке. Через мгновение люк закрылся и лесенку убрали. Двигатели самолета взвыли, и он покатил в сторону международного терминала аэропорта Даллеса.

Оператор молча протянул незнакомцу запасной комбинезон, в который тот быстро облачился. Они сели на маленький тягач, к которому были прицеплены четыре пустых тележки для багажа, и покатили в сторону ремонтной секции аэропорта. Тягач объехал несколько самолетов и вскоре остановился возле залитых светом ворот.

Охранник наклонился вперед, узнал шофера, зевнул и махнул рукой, предлагая им ехать дальше. Оператор помахал в ответ, покатил в сторону стоянки для служащих аэропорта и остановился возле большего темно-синего лимузина с распахнутой дверью, возле которой стоял водитель. Мужчина из самолета все так же молча сел на заднее сиденье автомобиля, водитель взял чемодан, положил в багажник, а оператор развернул тягач с пустыми тележками и направился обратно к грузовому терминалу.

Только после того, как машина оказалась в пригородах Джорджтауна, Лусана расслабился и стащил комбинезон. В последние годы он прилетал в Соединенные Штаты, как любой другой путешественник из-за океана. Но так было до того, как министерство обороны Южно-Африканской Республики стало принимать его всерьез. Опасения Лусаны за свою жизнь были вполне обоснованными. Теперь уже совершенно спокойно он наблюдал, как водитель останавливается перед особняком с освещенными окнами первого этажа. В доме кто-то находился.

Водитель вынес его чемодан к крыльцу и молча уехал. Из открытого окна доносился шум телевизора. Лусана нажал на кнопку звонка.

Над крыльцом загорелся свет, и дверь слегка приоткрылась.

— Кто? — послышался знакомый голос.

Он встал так, чтобы свет падал на лицо.

— Это я, Фелиция.

— Хайрам? — ошеломленно спросила она.

— Да.

Дверь медленно открылась. На женщине была легкая прозрачная блузка из шифона и мягкая длинная шерстяная юбка. Волосы стягивала бандана. Фелиция стояла неподвижно, вглядываясь в его глаза. Ей хотелось сказать что-нибудь остроумное, но ничего не приходило в голову.

— Заходи, — только и сумела выговорить она.

Он вошел и поставил чемодан на пол.

— Я подумал, что ты должна быть дома, — сказал он.

Изумление в ее глазах сменилось спокойствием.

— Ты удивительно вовремя. Я только что вернулась из Голливуда. Записала свежий альбом и участвовала в пробах нового телевизионного сериала.

— Я рад, что у тебя все хорошо.

Она посмотрела ему в лицо.

— Тебе не следовало отсылать меня с Фредериком.

— Если тебе будет от этого легче, я часто жалел о своем поспешном решении.

— Я могу вернуться с тобой в Африку.

Он печально покачал головой.

— Может быть, когда-нибудь так и произойдет. Но не сейчас. Здесь ты сможешь принести гораздо больше пользы.

Они одновременно обернулись, когда из гостиной появился Фредерик Даггат, одетый в мягкий халат, украшенный орнаментом пейсли.

— Мой бог, генерал Лусана. Мне показалось, что я узнал ваш голос. — Он посмотрел на стоящий на полу чемодан и помрачнел. — Вы не предупредили о своем приезде. У вас неприятности?

Лусана сухо улыбнулся.

— Мир опасное место для революционеров. Я посчитал разумным вернуться в Свободную страну так, чтобы не привлекать к себе внимания.

— Но аэропорт… таможня… кто-то должен был знать о вашем прибытии.

Генерал покачал головой.

— Я сидел в кабине пилота от самой Африки. А потом, как только самолет приземлился, мне помогли незаметно его покинуть.

— У нас есть законы, запрещающие подобный въезд в страну.

— Но я гражданин США. Это не имеет значения.

Лицо Даггата смягчилось, и он положил руки на плечи Лусаны.

— Если возникнут какие-то проблемы, мои люди их решат. Вы здесь, и это главное.

— Но зачем такая скрытность? — спросила Фелиция.

— На то есть причины. — Голос генерала стал очень холодным. — Моя разведка получила важную информацию, которая может сильно скомпрометировать правительство меньшинства Южной Африки.

— Серьезное обвинение, — заметил Даггат.

— Речь идет о серьезной угрозе, — резко ответил Лусана.

В глазах конгрессмена появилось недоумение и любопытство. Он кивнул в сторону гостиной.

— Заходите и присаживайтесь, генерал. Нам нужно о многом поговорить.

***

— Всякий раз, когда я тебя вижу, у меня возникает ощущение, что смотрю на старую фотографию. Ты совсем не меняешься.

Фелиция поглядела в глаза Лорен.

— Комплимент от другой женщины всегда заслуживает внимания. — Она небрежно помешала лед в своем бокале. — Поразительно, как быстро бежит время. Сколько лет мы не виделись — три или четыре?

— Последний раз мы встречались на вечеринке по поводу инаугурации.

— Помню, — с улыбкой сказала Фелиция. — А потом пошли в маленький бар у реки и хорошенько напились. Ты тогда была с высоким печальным парнем с глазами спаниеля.

— Конгрессмен Луис Карнади. Он потерпел поражение на выборах.

— Бедный Луис. — Фелиция закурила. — А моим спутником был Хайрам Лусана.

— Я знаю.

— Мы расстались месяц назад в Африке, — продолжала Фелиция, словно Лорен ничего не сказала. — Иногда мне начинает казаться, что моя жизнь покатилась вниз с тех самых пор, как я пыталась поддерживать любые либеральные идеи и начала встречаться со всяким жеребцом, обещавшим спасти человеческую расу.

Лорен жестом подозвала официанта и попросила принести новые коктейли.

— Ты не можешь винить себя в том, что веришь людям.

— К сожалению, мне нечем похвастаться. Все кампании, в которых я участвовала, терпели поражения.

— Не хочу проявлять лишнего любопытства, но почему ты порвала с Лусаной — из-за личных разногласий или политических?

— Личных, — ответила Фелиция и почувствовала, как сжимается ее сердце, когда Лорен проглотила наживку. — Теперь я больше ничего для него не значу. Лусану интересует только его борьба. Сначала мне казалось, что он испытывает ко мне какие-то чувства, но по мере того, как напряжение росло, он стал отдаляться. Теперь я знаю, что он взял от меня все, что хотел. У меня сложилось впечатление, что я была таким же расходным материалом, как солдаты во время сражения.

Лорен заметила, что глаза женщины наполнились слезами.

— Как ты его теперь, наверное, ненавидишь.

Фелиция удивленно посмотрела на подругу.

— Ненавижу Хайрама? О нет, ты не понимаешь. Я поступила несправедливо по отношению к нему. Мне следовало проявить терпение. Быть может, после того как власть

В стране перейдет к черному большинству, он посмотрит на меня иначе.

— На твоем месте я бы не стала на это рассчитывать. Мне известна его история. Лусана использует людей, как обычные люди зубную пасту. Он полностью выдавливает содержимое тюбика, а остальное выбрасывает.

В глазах Фелиции сверкнул гнев.

— Ты видишь в Хайраме только то, что хочешь увидеть. Однако хорошее в нем перевешивает плохое.

Лорен вздохнула и повернулась к официанту. Тот принес им по второму бокалу.

— Старым друзьям не стоит ссориться после долгой разлуки, — мягко сказала она. — Давай лучше сменим тему.

— Согласна, — ответила Фелиция, и ее настроение изменилось. — А как твоя жизнь, Лорен? В ней есть мужчины?

— В данный момент двое.

Фелиция рассмеялась.

— Ну, это известная вашингтонская сплетня: один Фил Сойер, пресс-секретарь президента. А кто второй?

— Директор НУПИ. Его зовут Дирк Питт.

— У тебя имеются серьезные планы относительно одного из них?

— Фил из тех мужчин, за которых выходят замуж: верный и преданный. Он ставит женщину на золотой пьедестал и хочет, чтобы она рожала ему детей.

Фелиция скорчила гримасу.

— Довольно приземленный тип. А что скажешь про Питта?

— Дирк? От него исходит какая-то животная сила, он ничего не требует; Дирк Питт приходит и уходит, как бродячий кот. Ни одна женщина не сможет полностью им овладеть, однако он оказывается рядом, когда ты в нем нуждаешься. Любовник, который всегда возбуждает, но никогда не остается рядом так долго, что успевает надоесть.

— Что же, Дирк мне нравится больше. Отправь его ко мне, когда ваш роман закончится. — Фелиция сделала глоток. — Должно быть, тебе нелегко сохранять свою политическую репутацию перед избирателями, тайно встречаясь с любовником.

Щеки Лорен стали пунцовыми.

— Да, непросто, — признала она. — Я никогда не была сильна в интригах.

— Ты всегда можешь наплевать на мнение других людей. Большинство в наше время так и поступают.

— Большинство женщин не являются членами конгресса.

— И снова двойные стандарты. Конгрессмену все сойдет с рук, если это не отражается на его банковских счетах.

— Печальная правда, — кивнула Лорен. — А я представляю сельский округ. Избиратели все еще верят в каталог «Сирса», пиво «Курс» и одиннадцать заповедей.

— И в чем состоит одиннадцатая?

— Женщина-конгрессмен должна вести себя прилично, если хочет победить на следующих выборах.

— Где вы с Питтом встречаетесь?

— Я не могу позволить, чтобы кто-то увидел, как мужчина покидает мою квартиру вместе с молочником, поэтому мы встречаемся у него или уезжаем в какой-нибудь далекий сельский отель.

— Ты говоришь так, словно это случайные встречи.

— Как я уже сказала, все сложно.

— Думаю, смогу избавить тебя от таких проблем.

Лорен с любопытством посмотрела на Фелицию.

— Как?

Женщина вытащила из сумочки ключ и вложила в руку подруги.

— Вот, возьми. Адрес на ярлычке.

— Зачем он мне?

— Я сняла эту берлогу в Арлингтоне. Всякий раз, когда у тебя возникнет желание, можешь ею воспользоваться.

— Но как же ты? Я не могу рассчитывать, что ты будешь исчезать по моей просьбе.

— Ты не будешь мешать, — с улыбкой сказала подруга. — Я гощу у одного парня в городе. Никаких возражений. Ладно?

Лорен посмотрела на ключ.

— Господи, я чувствую себя, как шлюха.

Фелиция сжала ее руку с ключом в кулаке.

— Если одна только мысль об этом домике настраивает тебя на такие мысли, то подожди, пока не увидишь, какая обстановка в спальне на втором этаже.

ГЛАВА 37

— Ну, и что вы об этом думаете? — спросил Даггат, сидевший за письменным столом.

Хайрам Лусана стоял, опираясь на стул с высокой спинкой, на его лице застыла тревога.

Дейл Джарвис, директор управления национальной безопасности, погрузился в размышления. Он казался очень дружелюбным. В темных коротко подстриженных волосах поблескивала седина. Он был в твидовом костюме, но большой красный галстук-бабочка под адамовым яблоком потерял форму, словно начал таять.

— Мне представляется, что операция «Дикая роза» всего лишь игра, — наконец сказал он.

— Игра! — проворчал Лусана. — Чушь!

— Вовсе нет, — спокойно продолжал Джарвис. — Каждая нация, обладающая современным оружием, имеет департамент, который занимается «вероятностными играми». Неправдоподобными планами, ultra crepidam[42], несбыточными замыслами. Стратегические и тактические предположения, изобретаемые для того, чтобы подготовиться к любым неожиданностям. А потом их прячут под сукно на тот случай, если когда-нибудь в них возникнет необходимость.

— И вы считаете, что «Дикая роза» именно такой план? — язвительно спросил Лусана.

— Пока нам неизвестны детали — да, — ответил мужчина. — Думаю, что у министерства обороны Южно-Африканской республики особые планы по организации фальшивых рейдов повстанцев в половине стран мира.

— Вы действительно верите в то, что говорите?

— Да, — твердо ответил Джарвис. — Пусть это останется между нами, но я знаю, что в тайных глубинах архивов нашего правительства есть самые дикие проекты, изобретенные человеком или компьютером: заговоры, способные поставить под сомнение благополучие любого народа на земле, в том числе и наших западных друзей; меры, которые позволят установить ядерные бомбы в гетто на случай восстания меньшинств; боевые стратегические планы по отражению агрессии со стороны Мексики и Канады. Ни один из десятка тысяч таких планов не будет реализован, но они существуют — на всякий случай.

— Страховка, — сказал Даггат.

Джарвис кивнул.

— Страховка от немыслимого.

— Вы хотите сказать, что за операцией «Дикая роза» ничего не стоит? — взорвался Лусана. — Считаете ее кошмаром идиота?

— Боюсь, вы приняли этот план слишком близко к сердцу, генерал. — На Джарвиса вспышка гнева Лусаны не произвела ни малейшего впечатления. — Вы должны смотреть в глаза фактам. Как любил повторять мой дедушка, вы купили кота в мешке.

— Я отказываюсь принять такой подход, — упрямо сказал Лусана.

Джарвис небрежно снял очки и положил их в футляр.

— Конечно, вы можете поинтересоваться мнением других разведывательных организаций, генерал, но думаю, что они отнесутся к возможности осуществления операции «Дикая роза» весьма скептически.

— Я требую, чтобы вы проверили намерения де Вааля касательно этой операции! — вскричал Лусана.

Джарвис подавил поднявшуюся волну раздражения, встал, застегнул пиджак и посмотрел на Даггата.

— Прошу меня извинить, но я должен вернуться в свой кабинет.

— Понимаю, — ответил конгрессмен, вышел из-за своего письменного стола и положил руку на плечо Джарвиса. — Провожу вас до лифта.

Тот кивнул Лусане и дипломатично улыбнулся.

— Генерал?

Лусана молча сжал кулаки, чувствуя, что его начинает трясти. Он отвернулся и стал смотреть в окно.

Как только они вышли в коридор, Даггат извинился перед Джарвисом.

— Прошу прощения за поведение генерала. Но вы должны понимать, что в последние месяцы на него оказывается серьезное давление. И он еще не пришел в себя после долгого перелета из Мозамбика.

— Нарушение биоритмов при смене часовых поясов на многих действует негативно. — Джарвис приподнял бровь. — Возможно, он переживает из-за того, что незаконно прибыл в нашу страну.

Даггат облизнул губы.

— Вы знали?

Собеседник дружелюбно улыбнулся.

— Рутина. Не беспокойтесь, конгрессмен. Наша работа состоит в том, чтобы следить за такими людьми, как генерал Лусана. Агентство национальной безопасности не занимается преследованием тех, кто нарушил гражданские законы. То, что останется неизвестным иммиграционной службе, не пойдет ему во вред. Однако я дам один совет. На вашем месте я бы постарался сделать так, чтобы генерал не задержался в Вашингтоне надолго. Дружба с радикальным революционером может навредить человеку с вашей репутацией.

— Генерал Лусана не радикал.

Джарвис равнодушно пожал плечами.

— Этого мы пока не знаем.

Над дверью загорелся красный свет, показывающий, что лифт пойдет вниз. Джарвис собрался в него войти.

— И еще одно, — остановил его Даггат. — У меня есть просьба.

Звякнул звонок, и двери открылись.

— Если я смогу, — сказал Джарвис, переводя взгляд от Даггата к лифту — единственному пути к отступлению.

— Проверьте операцию «Дикая роза». Я не прошу, чтобы ваши люди прилагали максимальные усилия, — поспешно добавил конгрессмен. — Прозондируйте ситуацию, чтобы выяснить, что там происходит.

Двери начали закрываться, и Джарвис их придержал, поставив между ними ногу.

— Сделаю запрос, — сказал он. — Но предупреждаю, вам может не понравиться то, что мы обнаружим.

Он убрал ногу, двери захлопнулись, и мужчина уехал вниз.

***

Было десять часов, когда Даггат проснулся, обнаружив, что остался один в своем кабинете. Весь его штаб давно разошелся по домам. Конгрессмен посмотрел на часы и понял, что спал почти час. Он потер глаза, потянулся, услышал, как хлопнула дверь во внешней части офиса, и не стал проверять, кто пришел, решив, что это уборщики. Но не было привычных звуков опустошаемых мусорных корзин и гудения пылесоса. Возникло ощущение присутствия кого-то знакомого.

В проеме двери появилась томная фигура Фелиции Коллинз. Она молча смотрела на любовника.

В голове у него промелькнула мысль, он встал и поднял обе руки.

— Прошу прощения, совсем забыл, что мы договорились вместе пообедать.

— Ты прощен, — сказала она.

Мужчина потянулся за пальто.

— Должно быть, ты ужасно проголодалась.

— После четвертого мартини есть уже не хочется. — Она оглядела кабинет. — Я решила, что вас с Хайрамом задержали на пресс-конференции.

— Я отвез его в министерство иностранных дел. Они приняли генерала в своем обычном стиле — не слишком радушно, как всегда при встрече с не самыми известными лицами из стран третьего мира.

— Разве он может появляться на публике, не опасаясь за свою жизнь?

— Я позаботился о том, чтобы его круглосуточно охраняли.

— Значит, он больше не наш гость.

— Нет, у него номер в «Мэйфлаурере» — любезность нашего правительства.

Фелиция потянулась всем своим роскошным телом и вошла в кабинет.

— Кстати, за ланчем я встретилась с Лорен Смит. Она рассказала мне кое-какие подробности своих любовных интрижек.

— Проглотила наживку?

— Если тебя интересует, взяла ли она ключ от твоего маленького убежища в Арлингтоне, то ответ положительный.

Он заключил Фелицию в объятия, и в его глазах появились нежность и удовлетворение.

— Ты не пожалеешь. Последствия будут самыми лучшими.

— Скажи это Лорен Смит, — пробормотала Фелиция, отворачиваясь.

Он выпустил подругу из объятий.

— Она назвала имена?

— Насколько я поняла, Лорен хочет стать женой Фила Сойера, а пока трахается с каким-то парнем из НУПИ.

— Сказала, как его зовут?

— Дирк Питт.

Глаза Даггата широко раскрылись.

— Да ты что!

Фелиция кивнула.

Разум Даггата отчаянно работал, наконец он вспомнил.

— Черт возьми! Это превосходно!

— Что ты имеешь в виду?

— Уважаемый сенатор от Калифорнии, Джордж Питт. Тебе не приходило в голову? Женщина-конгрессмен-святоша Смит трахается с сыном сенатора.

Фелиция содрогнулась и похолодела.

— Ради бога, Фредерик, откажись от своего отвратительного замысла, пока ситуация не вышла из-под контроля.

— Я так не думаю, — сказал Даггат, и на его губах появилась зловещая улыбка. — Я делаю то, что лучше для страны.

— Точнее, то, что лучше для Фредерика Даггата.

Он взял ее за руку и вывел из кабинета.

— Когда у тебя появится время для размышлений, поймешь, что я прав. — Он выключил свет. — А теперь давай пообедаем, после чего подготовим любовное гнездышко для Лорен Смит, где она побывает в первый и последний раз.

ГЛАВА 38

Адмирал Джеймс Сандекер был невысоким, сварливым и желчным типом с ярко-рыжими волосами. Когда ему пришлось уйти в отставку из военно-морского флота, он использовал свое немалое влияние в конгрессе, чтобы получить должность директора только что созданного «Агентства морских и подводных исследований». Его работа на новой должности была с самого начала обречена на успех. За семь коротких лет Сандекер превратил незначительное агентство, насчитывавшее восемь человек, в серьезную организацию, где трудилось пять тысяч ученых и служащих, с бюджетом, превышающим четыреста миллионов долларов.

Враги обвиняли его в работе на публику, в запуске океанских проектов, рассчитанных на рекламу, а не сбор научных сведений. Сторонники аплодировали чутью, позволившему сделать океанографию столь же популярной, как науку о космосе. Так или иначе, но адмирал Сандекер окопался в НУПИ, как в свое время Эдгар Гувер в ФБР.

Он сделал последний глоток из бутылки с «Севен-ап», затянулся окурком огромной сигары и посмотрел на серьезные лица адмирала Уолтера Басса, полковника Эйба Стайгера и Дирка Питта.

— Труднее всего поверить, — продолжал он, — что Пентагон не демонстрирует ни малейшего интереса к этой истории. Представляется логичным — во всяком случае мне, — что доклад полковника Стайгера, подкрепленный фотографиями, доказывающими, что «Лис-03» найден, должен был их серьезно шокировать. Однако полковник рассказал нам, что его начальство новело себя так, словно о судьбе самолета лучше всего поскорее забыть.

— Есть причина, стоящая за их равнодушием, — невозмутимо проговорил Басс. — Генералам О’Кифу и Бургдорфу неизвестно о связи между «Лисом-03» и БС, потому что ничего не было запротоколировано.

— Но как такое могло произойти?

— То, что удалось узнать после гибели доктора Веттерли и его ученых, заставило тех, кто знал о страшном могуществе БС, стереть все свидетельства ее существования, чтобы ее не смогли воскресить.

— Вы хотите сказать, что вы скрыли оборонный проект от объединенного комитета начальников штабов? — скептически спросил Сандекер.

— По прямому приказу президента Эйзенхауэра я должен был сообщить начальникам штабов, что эксперимент потерпел неудачу и формула БС умерла вместе с доктором Веттерли.

— И они приняли вашу версию?

— У них не имелось никаких причин нам не верить, — сказал Басс. — О проекте знали только президент, министр обороны Уилсон, я и горстка ученых, но больше никому не было известно, какое открытие сделал доктор Веттерли. Для начальников штабов проект стал очередным малобюджетным экспериментом, связанным с отвратительными реалиями химико-биологического оружия. Они не испытывали никаких сомнений, никто не задавал неудобных вопросов, проект списали, как очередную неудачу.

— Но для чего было вводить в заблуждение вооруженные силы?

— Эйзенхауэр был старым солдатом и ненавидел оружие массового уничтожения. — Басс содрогнулся, собираясь с мыслями. — Я последний член команды Быстрой Смерти, оставшийся в живых. К несчастью, тайна не умрет вместе со мной, как я когда-то рассчитывал. Питт случайно обнаружил утерянный образец штамма страшной болезни. Тогда я ничего не рассказал тем, кто стоял во главе Пентагона, — не стану рассказывать и сейчас, — потому что опасаюсь, что они попытаются поднять груз «Лиса-03» и сохранить его во имя национальной безопасности — вдруг возникнет необходимость использовать столь страшное оружие против будущего врага.

— Но, если дойдет до того, чтобы защитить нашу страну… — запротестовал Сандекер.

Басс покачал головой.

— Не думаю, что вы понимаете, насколько ужасен принцип действия Быстрой Смерти, адмирал. Ничто не в состоянии помешать ее распространению. Позвольте мне привести пример: если пять унций БС распылить над Манхэттеном, штамм отыщет и убьет девяносто процентов населения в течение первых четырех часов. И ни один человек, господа, не сможет ступить на остров в течение следующих трехсот лет. Будущие поколения смогут лишь стоять на берегу Нью-Джерси и наблюдать, как когда-то величественные здания рассыпаются в прах над костями их прежних обитателей.

Сидевшие за столом мужчины побледнели. Некоторое время все молчали. Они представили город с тремя миллионами трупов. Молчание прервал Питт.

— А жители Бруклина и Бронкса не пострадают?

— Организмы БС распространяются колониями. Как ни странно, они передаются при контакте человека с человеком и при помощи ветра. Они склонны оставаться на месте. Конечно, если достаточное количество активного вещества доставить при помощи самолетов или ракет, теоретически можно накрыть всю Северную Америку. И тогда весь континент останется мертвым до 2300 года.

— А что может убить БС? — спросил Стайгер.

— Вода, — ответил Басс. — Этот организм может существовать только в атмосфере, в контакте с газообразным кислородом с высоким процентным содержанием. В воде он задыхается, в точности как люди.

— Мне представляется странным, что только Веттерли знал, как получить БС, — сказал Питг.

Басс сухо улыбнулся.

— Я бы никогда не допустил, чтобы таким опасным знанием обладал один человек.

— Значит, вы уничтожили весь архив доктора.

— Кроме того, я фальсифицировал приказы и документы, связанные с проектом, до которых сумел добраться. Кстати, в том числе и исходный полетный план «Лиса-03».

Стайгер откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул.

— Теперь мы получили хотя бы часть ответов на трудные вопросы.

— Однако проект не мог не оставить следов, — задумчиво проговорил Сандекер.

— Скелеты все еще лежат на острове Ронджело, — сказал Питт. — Что же заставляет рыбаков и яхтсменов держаться от него подальше?

— Я отвечу на ваши вопросы с конца, — ответил Басс. — Во-первых, на всех морских картах остров Ронджело обозначен как свалка цианистого водорода. Кроме того, берег окружен буйками, предупреждающими об опасности.

— Цианистый водород, — повторил Джордино. — Судя по названию — опасная штука?

— Верно. Это отравляющее вещество, оказывающее воздействие на дыхание. В определенных дозах оно вызывает неминуемую смерть. Об этом на шести языках написано на всех буях и картах. — Басс немного помолчал и вытер платком пот, выступивший на лысой голове. — Ну а все остальные документы, связанные с проектом БС, спрятаны в самых глубоких сейфах Пентагона с пометкой ТДБГ.

— ТДБГ?

— «Только для будущих глаз», — объяснил Басс. — Каждое досье запечатано, и на нем стоит дата, ранее которой открывать его нельзя. Даже президент не имеет права взглянуть на них до указанной даты. Можно сказать, что это тот самый шкаф, где хранятся скелеты нашей нации. Досье на Амелию Эрхарт[43], НЛО, правда об эпидемии свиного гриппа середины семидесятых, политические скандалы, по сравнению с которыми Уотергейт выглядит как шалости бойскаутов. Все досье лежат там. Документы проекта БС, к примеру, не могут быть вскрыты ранее 2550 года. Президент Эйзенхауэр надеялся, что к этому времени наши потомки не сумеют понять, что за этим стояло.

Все, кто находились в конференц-зале НУПИ, никогда не слышали о существовании документов ТДБГ, и все были удивлены.

— Полагаю, теперь пришло время спросить, адмирал, почему вы решили нам все рассказать? — осведомился Питт.

— Я попросил об этой встрече, чтобы прояснить тайну «Лиса-03». Кроме того, я должен довериться людям, способным поднять БС и уничтожить ее.

— Вы просите о многом, — заметил Сандекер и раскурил следующую сигару. — Если Пентагон об этом узнает, нас всех могут заклеймить как предателей.

— Неприятная возможность, следует ее учитывать, — признал Басс. — Мы можем утешаться лишь тем, что общественное мнение окажется на нашей стороне.

— Почему-то я никогда не видел себя в роли спасителя человечества, — пробормотал Джордино.

Полковник пристально посмотрел на Басса, возможно, представлял, как его карьера в военно-морском флоте рушится во второй раз за последние две недели.

— У меня сложилось впечатление, что ваш выбор сообщников продиктован безумной логикой. Я, к примеру… какое отношение я могу иметь к подъему «Лиса-03»?

Улыбка Басса стала шире.

— Уж не знаю, поверите вы или нет, но ваше присутствие в команде обязательно. Ваш рапорт поставил ВВС в известность, что самолет существует. К счастью, какой-то; высокопоставленный правительственный чиновник счел невыгодным продолжать расследование. Ваша задача будет состоять в том, чтобы Пентагон и далее не проявляли никакого интереса.

На лице Питта появилось понимание.

— Таким образом, адмирал Сандекер обеспечит финансирование при помощи ресурсов НУПИ, а Джордино и я будем заниматься работами по подъему самолета. Как вы намерены уничтожить контейнеры с БС после того, как мы их достанем из-под воды?

— Похороним их в океане, — без колебаний ответил Басс. — Со временем вода разрушит оболочку контейнеров и нейтрализует опасный штамм.

Дирк повернулся к Сандекеру.

— Могу перебросить Джека Фолсома и его команду со всем необходимым оборудованием в течение сорока восьми часов, — неожиданно для самого себя сказал он. — Работы по подъему «Ченаго» можно приостановить.

Адмирал Сандекер был реалистом и понимал, какое следует принять решение. Он достаточно хорошо знал Басса, чтобы считать старика паникером. Теперь все смотрели на огненно-рыжего невысокого директора НУПИ, который, казалось, полностью погрузился в клубы синего сигарного дыма, поднимавшегося к потолку. Наконец он кивнул.

— Хорошо, господа, мы этим займемся.

— Благодарю, Джеймс, — сказал Басс, даже не пытавшийся скрыть удовлетворения. — Я прекрасно понимаю, как ты рискуешь, доверившись словам старого морского волка.

— Я бы сказал, что у нас неплохие шансы, — ответил Сандекер.

— Мне пришла в голову одна мысль, — вмешался Джордино. — Если вода убивает БС, почему бы нам не оставить I самолет и контейнеры на дне озера?

Басс отрицательно покачал головой.

— Нет уж, спасибо. Если обломки самолета сумели найти вы, значит, могут найти и другие. Будет гораздо лучше навсегда отправить штамм туда, где людям до него не добраться. Сейчас мне остается лишь благодарить бога за то, что их не обнаружили раньше.

— И тут возникает еще один вопрос, — сказал Питт, отметив, как смущенно опустили глаза Стайгер и Джордино.

Сандекер стряхнул пепел в раковину абалона[44], служившую пепельницей.

— О чем ты?

— В соответствии с исходным полетным планом «Лис-03» взлетел с аэродрома «Бакли» с экипажем из четырех человек. Я прав, мистер Басс?

На лице адмирала появилось недоумение.

— Да, их было четверо.

— Возможно, мне следовало рассказать об этом раньше, — продолжал Питт, — но я не хотел все усложнять.

— Ты не из тех, кто ходит вокруг да около, — нетерпеливо сказал Сандекер. — К чему ты ведешь?

— Пятый скелет.

— Пятый скелет?

— Когда я нырял к самолету, я обнаружил кости пятого мужчины, лежащего на полу грузового отсека.

Сандекер посмотрел на Басса.

— Ты имеешь представление, о чем он говорит?

Старик производил впечатление человека, только что получившего пощечину.

— Кто-то из персонала наземного техобслуживания, — безучастно пробормотал он. — Возможно, он просто остался на борту, когда самолет взлетел.

— Не получается, — возразил Питт. — На его костях еще осталась плоть, останки находились под водой гораздо меньше времени, чем остальные.

— Ты сказал, что все контейнеры по-прежнему запечатаны, — сказал Басс, цепляясь за соломинку.

— Да, сэр, я не заметил следов взлома, — заверил его Питт.

— Боже мой, боже мой! — Басс закрыл руками лицо. — О самолете знают другие люди.

— Но мы не можем быть в этом уверены, — сказал Стайгер.

Басс опустил руки и посмотрел на Питта застывшим взглядом.

— Поднимите самолет. Ради всего человечества поднимите «Лис-03» со дна озера — и как можно быстрее.

Питт не мог избавиться от ощущения тревоги, когда покинул конференц-зал и вышел из здания, где находилось НУПИ. Вашингтонская ночь была сырой, и выступивший пот лишь усиливал депрессию. Мужчина пересек пустынную парковку и распахнул дверцу своей машины. Он уже почти устроился за рулем, когда заметил маленькую фигуру на пассажирском сиденье.

Лорен заснула. Она свернулась в клубок, и мир перестал для нее существовать. На ней было зеленое платье в греческом стиле, из-под длинной меховой куртки виднелись сапоги из телячьей кожи. Питт наклонился, убрал волосы с лица подруги и осторожно потряс ее, чтобы разбудить. Открыв глаза, дама посмотрела на него и улыбнулась. Лицо женщины показалось ему удивительно бледным и юным.

— М-м-м, какая приятная встреча.

Питт наклонился и поцеловал возлюбленную.

— Ты сошла с ума? Одинокая соблазнительная красотка на пустой вашингтонской парковке. Это чудо, что на тебя не напали и не изнасиловали.

Она оттолкнула его и наморщила нос.

— Фу, от тебя пахнет выдохшимися сигарами.

— Пришлось провести шесть часов с адмиралом Сандекером. — Питт уселся на своем сиденье и включил двигатель. — Как ты меня нашла?

— Это было совсем просто. Я позвонила в твой офис, чтобы узнать, как можно связаться с тобой в Саванне. Секретарша сказала, что ты вернулся в город, но сейчас находишься на совещании.

— А почему ты решила забраться в мою машину?

— Я долго думала, как поступить, но все же сделала нечто по-женски глупое. — Она сжала внутреннюю часть его бедра. — Ты рад?

— Я не могу лгать, — с ухмылкой ответил Питт. — После последних двадцати четырех часов ты являешься приятным разнообразием.

— Приятным разнообразием? — Лорен сделала вид, что надулась. — Да, ты знаешь, как очаровать девушку при помощи лести.

— У нас совсем немного времени, — сказал он, становясь серьезным. — Завтра утром снова улетаю.

— Я так и подумала. Именно по этой причине и спланировала маленький сюрприз.

Лорен прижалась к другу еще сильнее, и ее рука стала подниматься вверх вдоль бедра.

— Я не верю своим глазам, — восхищенно пробормотал Питт.

— Фелиция намекнула, что это сексуально, но я и не догадывалась, насколько.

***

Питт и Лорен стояли, погрузившись по щиколотку в толстый алый ковер. Все четыре стены и потолок были отделаны зеркалами в позолоченных рамах. Единственным предметом мебели оказалась огромная круглая кровать на платформе, застеленная красными атласными простынями. Комнату освещали четыре светильника в углах потолка, они заливали ее мягким голубым светом.

Лорен направилась к стоявшей на возвышении кровати и с благоговением прикоснулась к блестящим подушкам, словно к изысканным произведениям искусства. Питт несколько мгновений смотрел на отражения подруги, которые множились до бесконечности, потом подошел к ней сзади и ловко раздел.

— Не двигайся, — сказал он. — Я хочу, чтобы мой взгляд мог оценить тысячу обнаженных Лорен Смит.

Она густо покраснела, но и сама не могла оторвать взгляда от своей обнаженной фигуры в зеркалах.

— Господи, — прошептала она, — у меня такое впечатление, что нас окружает толпа.

Потом она напряглась и пробормотала что-то невнятное, когда Питт наклонился и коснулся языком ее пупка.

***

Приглушенный звонок телефона вырвал Фредерика Даггата из крепкого сна. Рядом тихо застонала Фелиция и, не просыпаясь, откатилась в сторону. Мужчина нащупал часы на тумбочке и посмотрел на светящийся циферблат. Было четыре часа ночи. Он поднял трубку.

— Даггат.

— Сэм Джексон. У меня есть фотографии.

— Возникли какие-либо проблемы?

— Ни малейших. Вы были правы. Даже не пришлось снимать в инфракрасном свете. Они не стали гасить светильники. И я их не виню — комната полна зеркал. Высокочувствительная пленка даст возможность разглядеть все детали, о которых вы просили. Любовники устроили настоящее шоу. Жаль, что мы не сделали видеозапись.

— Они ничего не заподозрили?

— Откуда им было знать, что зеркальные панели пропускают свет? К тому же голубчики были так заняты, что едва ли заметили бы землетрясение. Впрочем, на всякий случай я использовал бесшумную камеру.

— Когда я могу рассчитывать увидеть результаты?

— К восьми утра, если нужно срочно. Однако мне бы не помешало немного поспать. Подождите до вечера, и я обещаю вам роскошные фотографии, пригодные для выставки в галерее.

— Не спеши и сделай все как следует, — сказал Даггат. — Хочу, чтобы детали были хорошо видны.

— Можете на меня рассчитывать, — ответил Джексон. — Кстати, кто эта сексуальная леди? Она настоящий тигр в постели.

— Не твое дело. Позвони, когда у тебя все будет готово. И помни, меня интересуют самые интимные позы.

— Я все понял. Спокойной ночи, конгрессмен.

ГЛАВА 39

Дейл Джарвис уже готовился навести порядок на своем письменном столе и отправиться домой, предвкушая, как через тридцать пять минут будет наслаждаться традиционным ужином с жареной свининой, когда в дверь постучали и вошел Джон Госсар, возглавлявший Африканскую секцию агентства. Госсар пришел в АНБ после войны во Вьетнаме, где служил специалистом по логистике партизан. Тихий человек с циничным чувством юмора заметно хромал после того, как граната оторвала ему правую стопу. Он много пил, но свою работу по обработке данных, которые получал его отдел, делал точно и безошибочно. Его источникам информации завидовало все агентство.

Джарвис извиняюще развел руками.

— Джон, можешь делать со мной что хочешь, — я совершенно забыл о твоей просьбе. Я собирался ответить на приглашение порыбачить.

— У тебя получится? — спросил Госсар. — Макдермотт и Сэмпсон из аналитического отдела деятельности Советов тоже поедут.

— Никогда не упускаю шанс показать парням из Кремля, как ловить крупную рыбу.

— Хорошо. Лодка уже арендована. Мы отплываем от девятого стапеля пристани Плам-Пойнт ровно в пять, в воскресенье. — Госсар поставил на письменный стол Джарвиса портфель и открыл. — Кстати, у меня было две причины зайти в твою святая святых перед уходом домой. Вот вторая. — Он положил перед собеседником папку. — Я могу отдать ее тебе на выходные, если обещаешь не читать это в сортире вместе со своими старыми шпионскими романами.

Джарвис улыбнулся.

— Ну, едва ли. Что тут?

— Сведения, которые ты запрашивал в связи с весьма странным южноафриканским планом под названием «Дикая роза».

Брови Джарвиса поползли вверх.

— Быстро ты справился. Я отправил запрос только сегодня днем.

— Африканская секция не ждет, пока все зарастет плесенью, — с важным видом заявил Госсар.

— Мне нужно что-то знать перед тем, как я прочитаю документы?

— Там нет ничего существенного. Все, как ты и предполагал: бредни курильщиков опиума.

— Значит, Хайрам Лусана говорил правду.

— В том смысле, что такой план существует, — ответил Госсар. — Тебе понравится сюжет. Идея интригующая.

— Ты разбудил мое любопытство. Как именно южноафриканцы, делающие вид, что представляют АРА, намерены провести рейд?

— Извини, — сказал Госсар и коварно улыбнулся. — Я не могу посвятить тебя в суть, тогда ты не станешь читать.

Джарвис бросил на него обеспокоенный взгляд.

— А ты полностью доверяешь своему источнику?

— У меня проверенный источник. Очень странный тип. Действует под необычным кодовым именем Эмма. Мы так и не смогли установить его личность. Однако его информация неизменно оказывается правдивой. Он готов ее продать всякому, кто согласится платить.

— Похоже, ты выложил приличные деньги за план операции «Дикая роза».

— Вовсе нет. Мы получили план вместе с пятью другими документами. И за все заплатили десять тысяч долларов.

***

Когда фотографии вывалились из сушилки в корзину, Сэм Джексон аккуратно разгладил уголки, чтобы они не пострадали. Это был высокий черный мужчина с волосами, заплетенными в косички, молодым лицом и длинными тонкими пальцами. Он передал фотографии Даггату и стащил через голову передник.

— Вот все, что у меня есть.

— Сколько? — спросил Даггат.

— Около тридцати, на которых хорошо видны лица. Я изучил все контактные отпечатки при помощи увеличительного стекла. Остальные бесполезны.

— Жаль, что они не в цвете.

— В следующий раз вам придется сделать так, чтобы свет был не только голубым, — заявил Джексон. — Возможно, он создает сексуальное настроение, но едва ли способствует передаче ярких цветов.

Даггат внимательно изучил черно-белые фотографии размером восемь на десять. Потом просмотрел их во второй раз. После третьего отобрал десять штук и положил в портфель. Оставшиеся двадцать вернул.

— Сложи вместе с негативами и контактными отпечатками в конверт.

— Вы заберете все с собой?

— Я думаю, будет лучше, если материалы останутся только у меня. Ты не согласен?

Очевидно, у Джексона было другое мнение. Он бросил на Даггата смущенный взгляд.

— Послушайте, фотографы никогда не отдают свои негативы. Вы ведь не собираетесь их продать? Я не против сделать несколько порнографических снимков для хорошего клиента, но не собираюсь жить на такие продажи. Мне не нужны проблемы с полицией.

Мужчина наклонился к Джексону так, что их лица разделяло всего несколько дюймов.

— Я конгрессмен Соединенных Штатов Фредерик Даггат. Ты меня понял, брат?

Несколько мгновений тот не отводил от него взгляда, потом опустил глаза и стал смотреть на следы химикатов на покрытом линолеумом полу. У Даггата были все козыри, не говоря уже о власти конгрессмена.

Фотографу ничего не оставалось, как согласиться и отдать все.

— Ну, как знаете, — сказал он.

Даггат кивнул, а потом, словно отбросив возражения Джексона, небрежно улыбнулся.

— Буду признателен, если ты поторопишься. В моей машине сидит прелестная, но нетерпеливая леди. Она не любит, когда ей приходится долго ждать. Если ты понимаешь, что я имею в виду.

Джексон сложил негативы, контактные отпечатки и фотографии в большой конверт из оберточной бумаги и протянул партнеру.

— А как же моя плата?

Даггат вручил ему банкноту в сто долларов.

— Мы договаривались на пятьсот, — напомнил Джексон.

— Считай, что твои труды пошли на пользу родины, — сказал конгрессмен и зашагал к двери. — И еще одно: если не хочешь неприятностей в будущем, тебе лучше забыть об этом эпизоде.

— Как скажете, конгрессмен. — Ничего другого фотографу не оставалось.

Даггат кивнул и ушел, аккуратно закрыв за собой дверь.

— Сраный сукин сын! — проворчал сквозь зубы Джексон, доставая второй комплект фотографий из ящика письменного стола. — Ты свое получишь!

***

Жена Дейла Джарвиса не возражала против его привычки читать в постели. Она поцеловала его на ночь, повернулась спиной к лампе, стоявшей на его тумбочке, приняла позу эмбриона и очень скоро заснула.

Мужчина подложил под спину пару подушек, подвинул лампу под нужным углом, спустил пониже бифокальные очки, как у Бена Франклина, поставил папку, принесенную Джоном Госсаром, на колени и начал читать. По мере того, как он переворачивал страницы Джон делал пометки у себя в блокноте. В два часа ночи он закрыл папку с описанием операции «Дикая роза».

Он откинулся на подушку и несколько минут смотрел в пустоту, размышляя, что делать дальше: бросить папку обратно на колени Госсару и забыть обо всем или расследовать возможности иностранного плана. Он решил пойти на компромисс.

Осторожно выбравшись из постели, чтобы не потревожить жену, Джарвис босяком прошлепал в свой кабинет, снял трубку и ловко набрал номер в темноте. На звонок ответили после первого гудка.

— Джарвис. Я хочу, чтобы вы проверили все иностранные и американские линейные корабли. Да, все верно — линейные корабли. Рапорт должен лежать на моем письменном столе завтра. Да, спасибо. Спокойной ночи.

Он вернулся в постель, поцеловал жену в щеку и погасил лампу.

ГЛАВА 40

Слушание Комитета палаты представителей по иностранным делам относительно помощи африканским народам под председательством Фредерика Даггата началось в полупустом конференц-зале в присутствии множества скучающих репортеров. Рядом с Даггатом сидел демократ Эрл Хант из Айовы и республиканец Роско Мейерс из Орегона. Лорен Смит заняла место на другом конце стола.

Слушание продолжалось уже довольно долго, поскольку несколько африканских правительств запросили финансовую помощь. До Хайрама Лусаны очередь дошла в четыре часа дня. Теперь зал был полон. Фотографы стояли на сиденьях, вспышки камер отражались от стен, многие торопливо писали в блокнотах или бормотали в микрофоны магнитофонов. Мужчина не обращал внимания на волнение. Он сидел за столом, выпрямив спину, как крупье, который знает, что статистика на его стороне.

— Генерал Лусана, — сказал Даггат. — Добро пожаловать на наши слушания. Полагаю, вам известна процедура. Сейчас нужно лишь установить факты. Вам выделено двадцать минут для изложения вашей позиции. Затем члены подкомитета зададут вопросы. Наше мнение и выводы будут содержаться в отчете Комитета палаты представителей по иностранным делам.

— Я понимаю, — сказал он.

— Мистер председатель.

Даггат повернулся к Лорен.

— Да, конгрессмен Смит.

— Я должна выразить протест по поводу выступления генерала Лусаны — он не является представителем признанного африканского правительства.

По залу прокатился ропот.

— Так и есть, — сказал Лусана, глядя Лорен в глаза. — Я не член признанного правительства. Однако являюсь представителем свободного населения африканского континента.

— Звучит весьма выразительно, — сказала Лорен. — Но у нас есть определенные правила.

— Вы не можете отказаться выслушать обращение миллионов черного населения из-за формальности. — Лусана сидел совершенно неподвижно, и его голос прозвучал настолько тихо, что его не услышали в дальней части зала. — Самое главное достояние каждого человека — его народ, без которого он ничто. В Африке мы сражаемся за то, чтобы получить гражданство, принадлежащее нам по праву. Я здесь для того, чтобы просить о достоинстве черных. Я не прошу денег для покупки оружия. Не прошу, чтобы ваши солдаты сражались рядом с нами. Я умоляю лишь о возможности купить еду и лекарства для тысяч, пострадавших в войне с бесчеловечностью.

Он мастерски произнес свою речь, но не сумел произвести впечатление на Лорен.

— Вы умный человек, генерал. Если я начну вам возражать, то соглашусь с вашим присутствием на слушаниях. Я не отказываюсь от своего протеста.

Даггат едва заметно кивнул одному из своих стоявших сзади помощников и повернулся к Эрлу Ханту.

— Заносим в протокол протест конгрессмена Смит. А что думаете вы, конгрессмен Хант?

Пока Даггат интересовался мнением Ханта и Роско Мейерса, его помощник подошел к Лорен сзади и вручил ей большой белый конверт.

— Что это?

— Меня попросили передать, что вам необходимо срочно взглянуть на содержимое конверта.

Затем поспешно повернулся и вышел из зала через боковую дверь.

Лорен вытащила из незапечатанного конверта стопку фотографий и увидела на них свое обнаженное тело, переплетенное с телом Питта в момент оргазма. Она побледнела от страха и отвращения и быстро засунула фотографии обратно в конверт.

Даггат повернулся к ней.

— Конгрессмен Смит, у нас возникли разногласия. Конгрессмен Хант и я полагаем, что нам следует предоставить слово генералу Лусане. Конгрессмен Мейерс согласен с вами. Как председатель данного слушания, могу ли я позволить генералу Лусане обратиться к нам?

Лорен почувствовала, как волосы у нее на затылке встали дыбом. Даггат смотрел на нее со зловещей ухмылкой. Она сразу поняла по выражению его лица, что ему известно о содержимом конверта. Женщина с трудом подавила поднимающуюся к горлу тошноту, сообразив, что Фелиция Коллинз предала ее ради помощи Лусане. Лорен мысленно выругала себя за то, что так легко угодила в ловушку — словно молоденькая провинциальная девушка, попавшая в лапы сутенера из большого города.

— Конгрессмен Смит? — повторил Даггат.

У нее не оставалось выбора. Теперь он ее контролировал. Она опустила глаза и вздрогнула.

— Мистер председатель, я снимаю свои возражения, — тихо сказала она.

***

Барбара Гор в свои сорок три года все еще обладала фигурой модели журнала «Вог». Она оставалась стройной, ноги не потеряли форму, а высокие скулы не поддались воздействию возраста. Однажды у нее была связь с Дейлом Джарвисом, но с тех пор прошло много времени, и сейчас она оставалась лишь его другом и секретаршей.

Она сидела напротив его письменного стола, скрестив красивые ноги так, как это может лишь женщина. Однако сейчас Джарвис не обращал на них ни малейшего внимания. Он диктовал и полностью погрузился в свое занятие. Неожиданно он смолк и принялся что-то искать в грудах секретных докладов.

— Возможно, если ты расскажешь мне, что ищешь, я смогу тебе помочь, — терпеливо сказала Барбара.

— Мне нужна справка о контроле состояния всех линейных кораблей. Мне обещали ее сегодня доставить.

Барбара вздохнула, протянула руку и вытащила из стопки несколько скрепленных вместе листов синей бумаги.

— Она лежит на твоем столе с восьми утра.

Иногда Барбару охватывало раздражение из-за неряшливости Джарвиса, но она давно научилась не обращать на это внимания.

— И что там сказано?

— А что ты хочешь найти? — спросила она. — Ты даже не сказал мне, что тебя интересует.

— Ясное дело, хочу купить линейный корабль. У кого они есть на продажу?

Барбара бросила на него мрачный взгляд и принялась изучать бумаги.

— Боюсь, тебе не повезло. Один корабль остался у Советского Союза, но он использует его для обучения курсантов военно-морских училищ. Франция давно избавилась от своих линкоров. Такая же история с Великобританией, хотя у них еще есть один на плаву для поддержания традиций.

— А в США?

— Пять линкоров превращены в музеи.

— И где они сейчас находятся?

— Закреплены за штатами, в честь которых были названы: «Северная Каролина», «Техас», «Алабама» и «Массачусетс».

— Ты сказала пять.

— «Миссури» поддерживается на плаву военно-морским флотом в Брементоне, штат Вашингтон. Да, и я едва не забыла: «Аризона» все еще считается находящимся в эксплуатации.

Джарвис заложил руки за голову и посмотрел в потолок.

— Припоминаю линкоры «Висконсин» и «Айова», несколько лет назад они были приписаны к военно-морской верфи в Филадельфии.

— Хорошая память, — похвалила Барбара. — Если верить отчету, «Висконсин» отправлен на свалку в 1984 году.

— А «Айова»?

— Продан на металлолом.

Джарвис встал и подошел к окну. Засунув руки в карманы, он какое-то время смотрел на улицу.

— Найди папку с «Дикой розой», — попросил он.

Казалось, Барбара прочитала его мысли — она держала папку в руках.

— Уже у меня.

— Отправь ее Джону Госсару из Африканской секции и передай ему, что это было чертовски интересное чтение.

— Больше ничего?

Джарвис повернулся к ней.

— Да, — задумчиво сказал он. — Если учесть все факторы, здесь следует поставить точку.

***

Именно в этот момент китобойное судно с одинаковыми штевнями бросило якорь в ста ярдах от Уолнат-Пойнт в штате Вирджиния и медленно развернулось так, чтобы его нос разрезал течение. Патрик Фокс поставил старый шезлонг на узкой корме, тот едва поместился между фальшбортами. Взял удочку и забросил леску без крючка в воду.

Он как раз успел открыть корзинку для пикника и достать большой кусок сыра честер и бутылку «Кати Сарк», когда его гудком приветствовал буксир, тащивший за собой три тяжело груженных мусором баржи. Фокс помахал в ответ и слегка расставил ноги, чтобы сохранить равновесие, едва его судно начало раскачиваться на волнах. Он отметил в блокноте время, когда буксир проплыл мимо.

Шезлонг протестующе заскрипел, когда Патрик всем своим мощным телом откинулся на спинку. Потом съел кусочек сыра и сделал глоток из бутылки. Казалось, Фокс дремлет за удочкой, но он аккуратно фиксировал проходившие мимо коммерческие корабли и прогулочные шлюпки. Время, направление и скорость. Одно судно заинтересовало его больше других. Он изучал в бинокль ракетный эсминец до тех пор, пока тот не исчез из вида. Ничто не укрылось от его внимания — ни пустые пусковые установки ракет, ни расслабленное настроение команды.

Ближе к вечеру зарядил легкий дождь, и капли застучали по щербатой, покрытой пятнами краски палубе. Моряк любил дождь. В море, во время шторма, он часто стоял на капитанском мостике и смотрел на ярость свирепствующей стихии, а потом укорял младших офицеров за то, что они предпочитали горячий чай и комфорт рубки. Даже сейчас Фокс не стал прятаться в маленькой кабине и остался на палубе, лишь надел дождевик, чтобы защитить от влаги кожу и одежду.

Он хорошо себя чувствовал; дождь очистил воздух в его легких, сыр притупил чувство голода, а благодаря выпитому виски он видел окружающий мир как бы в легком сиянии. Мужчина позволил своему разуму пуститься в дрейф, и вскоре перед его мысленным взором стали возникать члены погибшей семьи. Запахи фермы в Натале наполнили ноздри, моряк ясно и отчетливо услышал голос Мирны, зовущей обедать.

Через четыре часа Фокс заставил себя вернуться к реальности, когда его внимание привлек буксир, возвращавшийся с пустыми баржами. Он быстро встал и записал номера и положение навигационных огней. Потом вытащил якорь, завел двигатель и направил свой катер вслед за буксиром.

ГЛАВА 41

Над озером Тейбл в Колорадо шел густой снег, когда ныряльщики НУПИ, не обращавшие внимания на холодную воду в своих теплых костюмах, закончили резать крылья и хвост «Лиса-03». Потом они подвели под изуродованный фюзеляж мощную раму и стропы.

Приехали адмирал Басс и Эйб Стайгер в сопровождении синего грузовика военно-воздушных сил с несколькими дрожащими от холода авиатехниками, поисково-спасательной группой и пятью гробами.

К десяти утра собрались все, и Питт махнул рукой операторам крана. Заработал подъемник, натянулись и задрожали уходящие в воду толстые кабели. Грузовая стрела слегка прогнулась и заскрипела. А затем, словно груз исчез, стрелы выпрямились.

— Корпус самолета удалось оторвать от дна, — объявил Дирк.

Стоявший рядом с ним в радионаушниках Джордино кивнул.

— Водолазы сообщают, что самолет поднимается.

— Скажи тому, кто управляет носовыми стропами, чтобы он не поднимал их высоко. Мы не хотим, чтобы контейнеры высыпались через дыру в хвосте.

Мужчина передал приказ в крошечный микрофон, прикрепленный к наушникам.

В ледяном горном воздухе чувствовалось напряжение; все застыли в неподвижности, не сводя взглядов с поверхности воды между подъемниками. Тишину нарушал лишь шум работающих двигателей. Спасательная команда обладала большим опытом, но всякий раз людей охватывало волнение, когда со дна удавалось что-то поднять.

Адмирал Басс вдруг понял, что снова переживает давнюю снежную ночь. Ему никак не удавалось соотнести образ майора Реймонда Вайлендера с лишенными плоти костями, которые, как он знал, находятся внутри кабины. Он подошел к кромке воды, теперь плескавшейся у его ног, и почувствовал жжение в центре груди и левом плече.

Затем вода под кабелями сменила цвет с синего на бурый, и впервые за тридцать четыре года на свет появилась кабина «Лиса-03». Когда-то блестящая алюминиевая обшивка стала светло-серой и покрылась коррозией и липкими водорослями. По мере того, как краны поднимали фюзеляж все выше, темная вода начала каскадом выливаться из рваной раны в хвосте.

Синие и желтые опознавательные знаки вдоль борта оставались на удивление яркими, а слова ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ ТРАНСПОРТНАЯ СЛУЖБА все еще легко читались. «Лис-03» больше не походил на самолет. Сейчас было легче представить, что это огромный мертвый кит с отсеченными плавниками и хвостом. А разрезанные провода и гидравлика, свисающие через пробоины, казались выпавшими внутренностями.

Наконец Эйб Стайгер прервал затянувшееся молчание.

— Скорее всего, именно это и стало причиной катастрофы, — сказал он, указывая на глубокое рассечение грузовой кабины, ближе к хвосту. — Должно быть, сюда ударила лопасть пропеллера.

Басс смотрел на жуткую картину и молчал. Боль в его груди стала сильнее. Огромным усилием воли он постарался о ней забыть, бессознательно продолжая массировать правой рукой левое плечо. Он попытался заглянуть в ветровое стекло, но скопившийся за долгие годы ил ничего не давал рассмотреть. Краны подняли фюзеляж на десять футов над поверхностью озера, когда адмиралу в голову пришла новая мысль, и он вопросительно посмотрел на Питта.

— Не вижу никакого приспособления, которое могло бы сыграть роль баржи для транспортировки обломков на берег. Как вы собираетесь это сделать?

Питт усмехнулся.

— Мы пошлем за «Скайхуком», адмирал. — Он повернулся к Джордино. — Отдавай сигнал Дамбо.

Через две минуты, словно огромный птеродактиль, выбравшийся из мезозойского гнезда, из-за кромки деревьев появился неуклюжий вертолет. Два огромных винта рассекали горный воздух со странными хлопками.

Пилот заставил вертолет зависнуть над стрелами кранов. Из огромного живота начали спускаться два крюка, команда быстро прицепила их к подъемной раме. Через несколько мгновений кабели подъемников провисли, и вертолет принял на себя вес корпуса самолета. Двигатели заработали еще активнее, огромный «Скайхук» развернулся и направился к берегу со своей тяжелой ношей.

Над водой озера поднялась огромная туча брызг, Питт и все остальные повернулись к ним спиной. Джордино же, не обращая внимания на влагу, встал там, где пилот мог хорошо его видеть, и стал руками показывать направление движения, сопровождая жесты указаниями по рации.

Прошло всего пять минут, а Дамбо уже опустил груз на берег и исчез за кронами деревьев. Все стояли и смотрели на фюзеляж, но никто не решался сделать первый шаг. Полковник Стайгер отдал команду своим людям, они сняли с грузовика пять гробов и поставили в ряд на землю. Один из людей Питта принес лестницу и пристроил ее к пробоине в грузовом отсеке самолета. Дирк молча показал рукой, что адмирал Басс должен первым войти в самолет.

Как только Басс оказался внутри, он сразу направился мимо контейнеров к входу в кабину пилотов. Несколько секунд он стоял неподвижно, и его лицо обрело болезненную бледность.

— С вами все в порядке, сэр? — спросил Питт, подходя к адмиралу.

— Не могу заставить себя посмотреть на них, — сказал адмирал каким-то отстраненным голосом.

— Но это уже ничего не может изменить, — мягко сказал Дирк.

Басс бессильно прислонился к переборке, чувствуя, как усиливается боль в груди.

— Мне нужна минута, чтобы прийти в себя. Затем проверю боеголовки.

Стайгер приблизился к Питту, осторожно обходя контейнеры, словно боялся к ним прикоснуться.

— Как только дадите команду, мои люди поднимутся сюда, чтобы забрать останки экипажа, — сказал полковник.

— Пожалуй, следует начать с незваного гостя. — Питт склонил голову, глядя на груду контейнеров. — Вы найдете его привязанным к полу десятью футами правее.

Стайгер осмотрел указанный участок и недоуменно пожал плечами.

— Я ничего не нашел.

— Ты стоишь практически над ним, — сказал Питт.

— О чем ты говоришь? — проворчал Стайгер. — Я же говорю, здесь ничего нет.

— Значит, ты ослеп. — Питт отодвинул Стайгера в сторону и посмотрел вниз.

Веревки все еще были привязаны к кольцам грузового отсека, но тело в форме цвета хаки исчезло. Он тупо смотрел в пол, пока его разум пытался осмыслить, что здесь произошло. Тело исчезло. Мужчина опустился на колени, чтобы взглянуть на веревки, и обнаружил, что они разрезаны.

В глазах Стайгера появилось сомнение.

— Вода была холодной, как лед, в тот день, когда ты нырял, — сказал полковник. — Возможно, тебе показалось, что ты видишь тело…

Питт поднялся на ноги.

— Тело здесь было, — уверенно сказал он.

— Возможно, оно выпало в брешь на борту, когда самолет поднимали, — предположил полковник.

— Исключено. Водолазы плыли рядом до самой поверхности, и они бы сообщили, если бы тело выпало.

Стайгер собрался ему ответить, но тут его внимание привлек хриплый стон, донесшийся со стороны кабины.

— Господи, это еще что такое?

Питт не стал тратить время на ответ.

Он обнаружил адмирала Басса на влажном полу. Его кожа покрылась холодным потом, мужчина едва дышал. Судорога страшной боли исказила лицо.

— Сердце! — крикнул Питт полковнику. — Найди Джордино и скажи, чтобы снова прислал сюда вертолет.

Он принялся срывать одежду с шеи и груди адмирала. Тот поднял руку и схватил Питта за запястье.

— Боеголовки… — прохрипел он.

— Не напрягайтесь. Мы очень скоро доставим вас в больницу.

— Боеголовки… — повторил Басс.

— Они внутри контейнеров, — заверил его товарищ.

— Нет… нет… ты не понимаешь, — теперь адмирал говорил хриплым шепотом. — Контейнеры… я их пересчитал… двадцать восемь.

Слова становились едва слышными, и пришлось наклониться к его дрожащим губам.

Появился задыхающийся Джордино с несколькими одеялами в руках.

— Стайгер все передал, — напряженно проговорил он. — Как он?

— Держится, — ответил Питт, разжал пальцы адмирала на своем запястье и похлопал его по тыльной стороне ладони. — Я обо всем позабочусь, обещаю.

В тусклых глазах Басса что-то промелькнуло, и он едва заметно кивнул.

Мужчины накрыли его одеялами, а вскоре вернулся Стайгер в сопровождении двух мужчин с носилками. Только после этого Дирк поднялся на ноги и отступил в сторону. Вертолет уже вернулся и приземлился, и они отнесли к нему потерявшего сознание Басса.

Стайгер взял Питта за руку.

— Что он пытался сказать?

— Он пересчитал контейнеры с боеголовками, — ответил товарищ. — Их всего двадцать восемь.

— Молюсь, чтобы старик ошибся, — сказал полковник. — Во всяком случае, он своими глазами убедился, что эти чудовищные штуки удалось достать со дна озера. Теперь осталось лишь выбросить их в океан. Конец фильма ужасов.

— Нет, боюсь, лишь начало.

— Ты говоришь загадками.

— Адмирал Басс сказал, что на борту «Лиса-03» было не двадцать восемь боеголовок, наполненных штаммом Быстрой Смерти.

Стайгер уловил ледяной ужас в его голосе.

— Но он насчитал двадцать восемь контейнеров…

— Их должно быть тридцать шесть, — зловеще сказал Питт. — Восемь боеголовок исчезло.

ГЛАВА 42

Вашингтон, округ Колумбия

Декабрь 1988

Здание Национального агентства морских и подводных исследований, круглое сооружение, обшитое зеленым отражающим стеклом, возвышалось на тридцать этажей к востоку от Капитолийского холма.

Адмирал Сандекер сидел в своем кабинете на последнем этаже за огромным письменным столом, сделанным из крышки люка блокадопрорывателя конфедератов, поднятого со дна залива Албемарл. Зазвонил телефон его закрытой линии.

— Сандекер.

— Это Питт, сэр.

Он нажал выключатель, активировав голографическую телевизионную камеру. Посреди офиса материализовалось трехмерное цветное изображение Питта.

— Приподними камеру со своей стороны, — сказал Сандекер. — У тебя срезана голова.

На голографическом изображении из плеча Дирка выросло лицо, и все его жесты и голос стали соответствовать оригиналу. Единственное различие, которое не уставало поражать адмирала, состояло в том, что он мог провести рукой через изображение, потому что оно не было материальным.

— Так лучше? — спросил собеседник.

— Теперь ты стал целым. — Сандекер не стал тратить время на пустые разговоры. — Какие новости об Уолтере Бассе?

Питт устало сел на складной стул, стоявший под пальмой. Его черные как смоль волосы шевелил бриз.

— Кардиолог из военного госпиталя Фитцсиммонс в Денвере сообщает, что его положение стабильно. Если больной переживет следующие сорок восемь часов, у него будут хорошие шансы на выздоровление. Как только ему станет немного лучше, его переведут в национальный военно-морской госпиталь в Бетесде.

— Что с боеголовками?

— Мы доставили их на грузовике на боковой путь в Лидвилле, — медленно проговорил Питт. — Полковник Стайгер вызвался организовать перевозку по морю к шестому пирсу в Сан-Франциско.

— Поблагодари Стайгера за сотрудничество. Я приказал, чтобы наше научно-исследовательское судно на тихоокеанском побережье было наготове. Капитан получил инструкции сбросить боеголовки над континентальным шельфом на глубине в десять тысяч футов. — Сандекер немного помедлил, прежде чем задать следующий вопрос. — Удалось отыскать исчезнувшую восьмерку?

На лице Питта появилось мрачное выражение, и Сандекер понял, каким будет ответ.

— Нет, адмирал. Мы тщательно осмотрели дно озера — но ничего не обнаружили.

— Боюсь, пришло время поставить в известность Пентагон, — сказал Сандекер.

— Вы действительно считаете, что это будет разумным шагом?

— А что еще остается? — сказал Сандекер. — У нас нет возможностей для проведения полномасштабного расследования.

— Нам нужна лишь ниточка, — не сдавался Питт. — Высока вероятность, что боеголовки спрятаны где-то рядом. Нельзя исключать, что воры даже не знают, какая добыча оказалась у них в руках.

— С этим готов согласиться, — сказал Сандекер. — Но кому они могли понадобиться? Господи, каждый контейнер весит почти тонну, да и внешне они прекрасно узнаваемы как боеголовки военно-морских сил.

— Ответ приведет нас к убийцам отца Лорен Смит.

— Нет улик — нет преступления, — сказал Сандекер.

— Я знаю, что видел под водой, — холодно сказал Питт.

— Но это ничего не меняет. Перед нами сейчас стоит другая проблема: как отыскать исчезнувшие боеголовки и сделать это прежде, чем кто-то захочет себя проявить в качестве специалиста по подрывным работам.

Внезапно Питт оживился, его усталость как рукой сняло.

— Ваши слова навели меня на новую мысль. Дайте мне пять дней на поиски боеголовок. Если ничего не сумею обнаружить, делайте, как считаете нужным.

Сандекер напряженно улыбнулся, увидев изменившееся настроение Питта.

— В любом случае дело принадлежит мне, — резко сказал адмирал. — Как старший государственный чиновник, я был вовлечен в эту историю с того самого момента, как ты угнал летательное средство НУПИ и систему для подводных съемок.

Питт посмотрел на адмирала, но счел за лучшее промолчать.

Сандекер некоторое время держал паузу, а потом устало потер глаза.

— Ладно, вопреки здравому смыслу я готов рискнуть, — наконец, сказал он.

— Значит, вы со мной?

— У тебя пять дней. Но если ничего не найдешь, тебе даже небеса не помогут.

Он нажал на выключатель, изображение потускнело и исчезло.

ГЛАВА 43

До заката оставалось совсем немного, когда Максин Раферти подняла взгляд от веревки для развешивания белья и заметила идущего по дороге Дирка.

Она продолжала заниматься своим делом и успела повесить последнюю рубашку мужа, прежде чем приветственно помахать рукой.

— Мистер Питт, как приятно снова вас видеть.

— Рад слышать.

— Лорен приехала с вами?

— Нет, ей пришлось остаться в Вашингтоне. — Он оглядел двор. — Ли дома?

— На кухне, чинит раковину. — Свежий ветер дул со стороны Западных гор, и Максин показалось странным, что Питт держит плащ в руках. — Заходите, он там.

Ли Раферти сидел за кухонным столом и обрабатывал напильником водопроводную трубу. Когда гость вошел, он поднял голову.

— Добрый вечер, мистер Питт! Садитесь, пожалуйста, вы очень вовремя. Я как раз собирался открыть бутылочку виноградной настойки собственного приготовления.

Гость отодвинул стул.

— Вы делаете не только пиво, но и вино?

— Здесь, в горах, нужно уметь себя обеспечивать, — усмехнулся мужчина, показывая окурком сигары на трубу. — Взять хотя бы эту штуку. Чтобы пригласить водопроводчика из Лидвилля, мне пришлось бы потратить кучу денег. Дешевле сделать самому. Прокладка стала протекать. Но заменить ее может даже младенец.

Раферти положил грязную трубу на газету, встал из-за стола и вытащил из буфета два стакана и керамический кувшин.

— Я хотел с вами поговорить… — начал Питт.

— Конечно. — Ли налил стаканы до самого верха. — Что вы думаете о суматохе на озере? Я слышал, там нашли старый самолет. Возможно, он вас интересует?

— Да, — ответил Питт, делая глоток вина из стакана, который держал в левой руке. К его удивлению, вино оказалось очень неплохим. — Это одна из причин моего визита. И еще я хотел выяснить, зачем вы убили Чарли Смита.

В ответ Раферти лишь слегка приподнял седую бровь.

— Я… убил старого Чарли? О чем вы?

— Ссора партнеров, решивших, что нашли на дне горного озера состояние.

Он склонил голову набок и вопросительно посмотрел на Питта.

— Вы говорите странные вещи.

— Вы не ожидали, что в вашем доме появится незнакомец и начнет задавать вопросы об исчезнувшем самолете. Вы уже совершили одну ошибку, не избавившись от баллона с кислородом и переднего колеса шасси. Надо отдать должное вашим с Максин театральным талантам. Как безмозглый турист, я поверил в устроенное вами представление. Вы проследили за мной и когда увидели, что я ныряю в озере, то уже не сомневались, что обнаружились самолет и костиЧарли Смита. В этот момент вы совершили роковую ошибку: запаниковали и убрали останки Чарли, чтобы похоронить где-то в горах. Если бы вы оставили тело привязанным в грузовом отсеке самолета, то шерифу пришлось бы вас арестовать за убийство, совершенное три года назад.

— Вы никогда ничего не докажете, — спокойно сказал Ли, снова взяв в руки сигару. — Без тела.

— Да, в зале суда, — небрежно отозвался Питт. — Невиновен, пока не доказано обратное, но это сюжет классического детективного романа. Убей своего соседа ради выгоды — вот ваш девиз. Предположим, глава первая начнется с эксцентричного изобретателя Чарли Смита, который проверял очередное посетившее его откровение — автоматическое устройство для забрасывания лески. После очередной попытки крючок за что-то зацепился глубоко под водой. Опытный рыболов решил, что это затонувшее бревно, стал осторожно выбирать леску — и на поверхности появилось нечто. Он сразу понял, что это кислородный баллон, какие используются в самолетах. Крепления проржавели, и Чарли сумел его вытащить.

Естественно, ему следовало обратиться к шерифу. К несчастью, он был любопытным человеком. Мужчина хотел самостоятельно убедиться в том, что на дне озера находится самолет. Он надел на длинную веревку приспособление с крючками и принялся шарить по дну. В какой-то момент ему удалось таким образом зацепить колесо шасси и вытащить наверх. Получив подтверждение своим подозрениям, Чарли понял, что на дне может лежать настоящее сокровище. Поэтому, вместо того чтобы как честный гражданин сообщить о своей находке, он отправился к Ли Раферти.

— И с чего бы Чарли идти ко мне?

— Отставной моряк, специалист по водолазным работам, вы подходили идеально. Могу предположить, что водолазный костюм и компрессор до сих пор лежат в вашем гараже. Погружение на сто сорок футов детская игра для человека с вашим опытом, тем более со специальным снаряжением. Необычный груз в самолете возбудил ваше воображение. Что вы рассчитывали найти внутри контейнеров? Возможно, старые атомные бомбы? Могу себе представить, как тяжело пришлось двум мужчинам, чей возраст приближается к семидесяти, опускаться на дно в холодную воду, чтобы поднять груз весом в две тысячи фунтов. Должен отдать вам обоим должное — мужества вашей парочке не занимать. Могу лишь мечтать о том, чтобы сохранить такую же физическую форму в вашем возрасте.

— Это было не так уж трудно. — Ли улыбнулся, казалось, он совсем не боялся Питта. — После того как Чарли с помощью небольшого заряда произвел взрыв, который позволил увеличить брешь в корпусе, мне оставалось лишь привязать трос к контейнеру, и он доставил его к берегу при помощи автомобиля с приводом на все четыре колеса.

— Действительно, довольно просто, — сказал Дирк. — А что потом? Как только контейнер удалось достать, бывшему моряку и специалисту по взрывному делу стало очевидно, что их приз может согреть сердце только адмиралу старого линкора. Но сколько это может стоить по сегодняшним ценам? Какова востребованность устаревшего снаряда — разве что на металлолом.

Ли Раферти снова занялся водопроводной трубой.

— Не могу не признать, что вы выстроили очень неплохую логическую цепочку. Все было, конечно, не совсем так, как вы описываете, но весьма близко к тому. И еще. Вы недооцениваете пару хитрых ветеранов. Мы поняли, что в контейнерах хранятся не обычные снаряды, как только сумели их разглядеть. Чарли минут через десять догадался, что внутри отравляющий газ.

Питт был ошеломлен. Два старика оказались умнее всех, кто имел отношение к этому делу.

— Как? — коротко спросил Питт.

— Снаружи он выглядел как обычная боеголовка для морского орудия, но снаряжен как осветительный снаряд. Ну, вы знаете такие. После достижения определенной высоты срабатывает парашют, одновременно происходит поджог шарика фосфора. Однако эта дьявольская штука должна была выпустить множество бомб малого калибра, наполненных смертельным газом.

— Чарли сразу определил, что они содержат газ? Просто посмотрел и сказал?

— Он обнаружил чехол парашюта. И это дало нам первую подсказку. Затем снял головку, отсоединил заряд и заглянул внутрь.

— Боже милостивый! — в отчаянии пробормотал Питт. — Чарли вскрыл боеголовку?

— Ну, и что тут такого? Чарли был мастером-подрывником.

Мужчина глубоко вздохнул и задал очевидный вопрос:

— Что вы сделали с боеголовками?

— Они по праву принадлежали нам.

— Где они теперь? — прорычал Питт.

— Продали.

— Кому? Кому вы их продали?

— Корпорации «Фаланкс армс», Ньюарк, штат Нью-Джерси. Они покупают и сбывают оружие за рубежом. Я вошел в контакт с вице-президентом, чокнутый тип, больше похож на продавца скобяных изделий, чем на торговца смертью. Его зовут Орвилл Мейпс. Так или иначе, он прилетел в Колорадо, проверил контейнеры и предложил нам по пять тысяч долларов за каждую ракету, которую мы сможем доставить на его склад. И он не задавал никаких вопросов.

— Ну, дальнейшее я могу представить и сам, — сказал Дирк. — Чарли не мог не знать, что, если снаряды будут подорваны, он окажется ответственным за смерть тысяч или даже сотен тысяч людей. Однако вас такие сомнения не мучили. Деньги для вас важнее чистой совести. Произошла ссора, потом драка, и Чарли проиграл. Вы спрятали его тело в затонувшем самолете, затем подбросили сапог и палец и устроили взрыв, а потом плакали на похоронах.

Старик никак не отреагировал на обвинение. Его добродушные глаза были все еще устремлены на трубу. Руки продолжали аккуратно обрабатывать напильником края. «Он держится слишком спокойно», — подумал Питт. Раферти совсем не походил на человека, которого могут арестовать за убийство. Или на загнанную в угол крысу.

— Жаль, что Чарли относился ко многим вещам не так, как я. — Сосед печально пожал плечами. — Вопреки тому, что вы думаете, мистер Питт, я не жадный человек и не пытался продать все снаряды сразу. Можно сказать, смотрел на них, как на сбережения в банке. Когда у нас с Макс возникла бы нужда в деньгах, я бы мог снять часть суммы, позвонив Мейпсу. Он прислал бы грузовик и заплатил наличными. Чистая сделка, не облагающаяся налогами.

— Я бы хотел услышать, как вы убили Чарли Смита.

— Сожалею, но должен вас разочаровать, мистер Питт, я не в силах забрать человеческую жизнь. — Раферти наклонился вперед, и на его морщинистом лице появилась усмешка. — Макс гораздо сильнее меня, и она способна на подобные вещи. Она выстрелила Чарли в сердце и постаралась сделать так, чтобы он не мучился.

— Максин? — Питт испытал настоящее потрясение, но не столько из-за откровения Раферти, а потому, что ошибся в своих умозаключениях

— Подбросьте монетку в воздух, и она с двадцати шагов добудет вам сдачу, — продолжал Раферти, кивая ему через плечо. — Покажись гостю, милая.

В ответ послышались два четких металлических щелчка, и что-то упало на пол.

— Вы слышали звук удара — старый винчестер Макс заряжен и подготовлен, — сказал Раферти. — У вас есть сомнения?

Питт слегка переместил положение ног и руку под курткой.

— Неплохая попытка.

— Тогда посмотрите сами. Но предупреждаю вас — не делайте резких движений.

Мужчина неспешно повернулся и увидел Максин Раферти, чьи добрые голубые глаза смотрели на него из-за прицела магазинной винтовки. Стальное дуло было направлено в голову.

— Извините, мистер Питт, — печально сказала она. — Однако Ли и я не намерены провести оставшиеся годы жизни в тюрьме.

— Еще одно убийство вас не спасет, — сказал Питт. Он напряг ноги и мысленно измерил расстояние, отделявшее его от Максин. Пять футов. — Я привел с собой свидетеля.

— Ты кого-нибудь видела, дорогая? — спросил Ли.

Максин покачала головой.

— Он пришел по дороге один. И я продолжала наблюдать после того, как он зашел в дом. Никого нет.

— Я так и думал, — со вздохом сказал Раферти. — Вы блефуете со слабыми картами. Если бы у вас были серьезные улики против Максин и меня, вы бы привезли с собой шерифа.

— Но я так и сделал. — Питт улыбнулся и заметно расслабился. — Он сидит в машине с двумя помощниками примерно в полумиле отсюда и очень внимательно слушает наш разговор.

Раферти напрягся.

— Проклятье, вы лжете!

— Он прикрепил к моей груди передатчик, — сказал Питт, левой рукой расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. — Он здесь, под моей…

Максин переместила дуло на долю дюйма, Питт рванулся в сторону и спустил курок «кольта», спрятанного под курткой.

Винчестер и кольт выстрелили практически одновременно.

***

Эл Джордино и Эйб Стайгер приехали за несколько минут до Питта и заняли удобные позиции за голубыми елями. Стайгер в бинокль наблюдал за Максин, развешивавшей белье.

— Видишь где-нибудь ее мужа? — спросил Джордино.

— Должно быть, он в доме. — Полковник слегка переместил бинокль. — Питт подходит к Максин.

— Его «кольт 45» должен торчать, как третья рука.

— Он спрятал оружие под курткой. — Стайгер слегка отодвинул ветку, чтобы она не мешала вести наблюдение. — Питт в доме.

— Нужно подойти поближе, — сказал Джордино.

Он уже собрался подняться с колен, когда мощная рука Стайгера заставила его снова лечь.

— Подожди! Старая ведьма смотрит, один он пришел или нет.

Они несколько минут молча наблюдали за Максин, пока она разгуливала по двору и всматривалась в ближайшие деревья. Наконец она в последний раз посмотрела на дорогу и скрылась за углом дома — Стайгер больше ее не видел.

— Дай мне время обойти дом сзади, а потом иди к входной двери, — сказал Стайгер.

Джордино кивнул.

— Остерегайся медведей.

Полковник напряженно ухмыльнулся и скользнул в небольшую лощину. Ему оставалось пройти пятьдесят ярдов, как вдруг раздались выстрелы.

Джордино все еще выжидал, когда из окон дома донесся грохот. Он вскочил на ноги и помчался вниз по склону небольшого холма, с ходу перепрыгнув через ограду во двор. В тот момент через дверь вылетела Максин Раферти, как потерявший управление танк Паттона, скатилась по ступенькам крыльца и рухнула на землю. Джордино застыл на месте, пораженный ее залитым кровью платьем. Он все еще продолжал стоять, когда пожилая женщина вскочила на ноги с ловкостью гимнастки. Он слишком поздно заметил, что Максин сжимает в руке старую винтовку.

Женщина, готовая ворваться обратно в дом, заметила Джордино, застывшего во дворике, неловко перехватила винчестер и выстрелила от бедра.

Пуля развернула мужчину, и он рухнул на траву, левое бедро мгновенно окрасилось кровью, тут же пропитавшей брюки.

А для Питта все происходило словно в замедленной съемке. Вспышка, вырвавшаяся ему в лицо из дула винчестера. Сначала показалось, что пуля в него попала, но когда он рухнул на пол, то обнаружил, что все еще может двигать руками и ногами. Максин промахнулась — ее пуля просвистела возле уха, а он попал в ложе винчестера, пуля срикошетила в старую керосиновую лампу и разбила стекло.

Ли Раферти зарычал как зверь, взмахнул водопроводной трубой, та задела голову и плечо. Дирк застонал от боли и резко повернулся, стараясь не потерять сознание. Сражаясь с застилающим глаза туманом, он прицелился в расплывающуюся фигуру, вероятно, Ли.

Максин ударила дулом ружья по «кольту», и оружие выпало в камин.

Старуха принялась торопливо перезаряжать винчестер, Ли, размахивая трубой, подходил все ближе. Питт поднял левую руку, чтобы защититься от удара, и с удивлением не услышал треска ломающейся кости. Он ударил ногами, попал по коленям хозяйке дома, и похожая на пугало фигура упала сверху.

— Проклятье, стреляй! — закричал жене Ли. — Стреляй!

— Не могу! — рявкнула она в ответ. — Ты на линии огня.

Ли бросил трубу и попробовал откатиться в сторону, но Питт успел схватить его за горло не пострадавшей правой рукой. Максин металась по комнате, стараясь выбрать момент для точного выстрела. Питт держал Ли перед собой, как щит, одновременно пытаясь подняться на ноги. Но тут сосед сумел извернуться, ногой ударить Питта в пах и вырвался из его объятий.

Корчась от боли, мужчина сумел схватить керосиновую лампу и швырнуть в старуху. Он попал ей в грудь, она закричала. Стекло разлетелось на кусочки, рассекая платье и проникая в огромную свисающую грудь. Тут Питт перенес вес вперед и бросился на Максин. Никогда в жизни он не наносил столь сильных ударов. Для женщины своего возраста была довольно крепкой, но против такого натиска не могла устоять, Максин врезалась в дверь и вылетела из дома наружу.

— Ах ты, ублюдок! — взревел Ли.

Он метнулся к камину, вытащил оттуда «кольт» и направил на Питта.

Внезапно окно разлетелось на куски и на кухню ввалился Эйб Стайгер, по пути опрокинув стол. Ли повернулся, дав Питту мгновение, чтобы подхватить трубу с пола. Ошеломленный Стайгер навсегда запомнил тупой хруст, с которым труба пробила висок Раферти.

Джордино сидел на земле, оцепенело глядя на свою ногу. Потом перевел взгляд на Максин, не вполне понимая, что произошло. Он окончательно потерял дар речи, когда она хладнокровно передернула затвор, прицелилась ему в грудь и положила палец на спусковой крючок.

Раздался оглушительный выстрел, пуля пробила грудину, брызнула кровь, во все стороны полетели осколки кости. Почти три секунды старуха стояла неподвижно, а потом рухнула на землю, и из ее груди хлынула кровь, окрашивая зеленую траву.

Питт стоял, опираясь на перила, продолжая сжимать в руке «кольт». Потом опустил пистолет и неуверенно двинулся к Джордино. Из дома выскочил бледный Стайгер, и его вырвало на клумбу.

Раненый не мог отвести взгляда от блестящего белого хряща, когда Питт опустился рядом с ним на колени.

— Ты… ты выстрелил в грудь милой старой леди? — спросил Джордино.

— Да, — ответил Питт, который не слишком собой гордился.

— Слава богу, — пробормотал Джордино. — А я думал, что эта штука на земле принадлежит мне.

ГЛАВА 44

— Ты идиот! — закричал Томас Мачита. — Проклятый идиот!

Полковник Рэндольф Джумана сидел за письменным столом и наблюдал за гневом Мачиты с подчеркнутой снисходительностью.

— У меня были все основания для того, чтобы отдать такой приказ.

— Кто дал тебе право атаковать ту деревню и убивать наших черных братьев?

— Ты не хочешь видеть очевидных фактов, майор. — Джумана снял очки в роговой оправе и провел пальцем по широкому носу. — В отсутствие генерала Лусаны я являюсь командующим АРА. И я всего лишь исполнил его указания.

— Перенеся атаки с военных объектов на мирные селения? — резко спросил Мачита. — Терроризируя наших братьев и сестер, чья единственная вина состоит в том, что они работают за гроши на белых?

— Наша стратегия, майор, заключается в том, чтобы посеять раздор между белыми и черными. И любых наших людей, согласившихся работать на правительство, следует считать предателями.

— Да, черных членов сил обороны — тут я согласен, — сказал Мачита. — Но нельзя рассчитывать на поддержку, если без разбора убивать учителей, молочников и дорожных рабочих.

Лицо Джуманы стало холодным и отстраненным.

— Если убийство сотни детей ускорит победу над белыми хотя бы на один час, я без колебаний отдам приказ на их уничтожение.

Мачиту поразили слова полковника.

— Но ты говоришь о кровавой бойне!

— Есть одно старое западное высказывание, — холодно ответил Джумана. — Цель оправдывает средства.

Мужчина посмотрел на тучного полковника, и у него по спине пробежал холодок.

— Когда генерал Лусана об этом узнает, он исключит тебя из АРА.

Джумана улыбнулся.

— Слишком поздно. Моя кампания по наведению ужаса и опустошению в Южной Африке уже набирает ход, ее не остановить. — Теперь взгляд Джуманы стал еще страшнее. — Генерал Лусана человек посторонний. Внутренние племена, а также черные лидеры городов никогда не будут считать его своим. Могу гарантировать, что он не станет премьер-министром в Кейптауне.

— Это измена.

— С другой стороны, — невозмутимо продолжал Джумана, — ты родился в Либерии еще до того, как твои родители иммигрировали в Соединенные Штаты. Твоя кожа такая же черная, как моя. Твою кровь не осквернили белые, как у большинства черных американцев. Для тебя будет разумным шагом перейти в другой лагерь.

— Мы давали одинаковую клятву, когда стали солдатами АРА, — холодно ответил Мачита. — И обещали поддерживать принципы, сформулированные Хайрамом Лусаной. Твое предложение вызывает у меня отвращение. Я не хочу иметь к этому никакого отношения. И не беспокойся, полковник, генерал Лусана узнает о твоем предательстве в течение часа.

Мачита повернулся на каблуках, выскочил из кабинета Джуманы и с треском захлопнул за собой дверь.

Через несколько секунд в дверь постучал адъютант Джуманы.

— Майор показался мне огорченным, — сказал он, входя.

— Мы немного разошлись во мнениях, — без всяких эмоций ответил Джумана. — Жаль, что его неверно информировали. — Он указал в сторону двери. — А сейчас срочно возьми двух моих телохранителей и отправляйся в крыло службы связи. Там вы найдете майора Мачиту, который попытается отправить сообщение генералу в Вашингтон. Вы должны остановить его и арестовать.

— Арестовать майора? — адъютант удивился. — Но по какому обвинению?

Джумана на секунду задумался.

— За передачу наших секретов врагу. Этого будет достаточно, чтобы запереть его в подвале, предать трибуналу и расстрелять.

***

Хайрам Лусана стоял у входа в библиотеку палаты представителей и искал Фредерика Даггата. Конгрессмен сидел за длинным столом из красного дерева и что-то выписывал из большой книги в кожаном переплете.

— Надеюсь, не отрываю вас от важных дел, — сказал Лусана. — Но ваше сообщение показалось мне срочным, а секретарь сообщил, что я найду вас здесь.

— Присаживайтесь, — сказал Даггат, даже не потрудившись улыбнуться.

Генерал отодвинул стул и молча сел.

— Вы читали утренние газеты? — спросил мужчина, вновь обратив взгляд к книге.

— Нет, я встречался с сенатором Морсом из Огайо. Он с пониманием отнесся к нашему делу после того, как я рассказал ему о целях АРА.

— Очевидно, сенатор также не в курсе последних новостей.

— О чем вы говорите?

Конгрессмен вытащил из нагрудного кармана сложенную газетную вырезку и протянул Лусане.

— Вот друг мой. Читайте и плачьте.

«ТАЗАРИН, Южная Африка (агентство ЮПИ) — По меньшей мере 165 черных обитателей селения Тазарин в провинции Трансвааль было жестоко убито повстанцами АРА во время ночного рейда, сообщает министерство обороны Южно-Африканской Республики.

Армейский офицер, побывавший на месте бойни, заявил, что в рейде участвовало около 200 партизан АРА, которые ворвались в поселение и начали расстреливать мирных граждан. Многие были убиты ножами для расчистки кустарника.

Убито сорок шесть женщин и детей, некоторые дети были найдены в своих постелях с куклами в руках. Об этом сообщил один из ошеломленных следователей, показывая на сгоревшие развалины недавно процветающей деревни. По его словам, произошло ужасающее и бессмысленное с военной точки зрения преступление, акт дикости и животной жестокости.

Одна девочка в возрасте четырех лет найдена с перерезанным горлом. Беременные женщины лежали на земле с большими синяками на животах — очевидно, их затоптали до смерти.

Официальные представители министерства обороны не смогли объяснить, чем спровоцировано нападение. Ближайшая военная часть находится в двенадцати милях от уничтоженной деревни.

До сих пор Африканская революционная армия, во главе которой стоит американский экспатриант Хайрам Джонс, называющий себя Хайрам Лусана, вела обычные военные действия, нападая только на силы обороны Южной Африки или на военные базы.

Варварские нападения других групп повстанцев были обычным делом в районе северных границ Южной Африки. Министерство обороны Южной Африки остается в полном недоумении по поводу этой странной акции.

Известен лишь один случай убийства мирных жителей солдатами АРА во время рейда на ферму Фокса в Умконо, Натал, в котором убито тридцать два человека.

Известно, что Хайрам Джонс-Лусана сейчас находится в Вашингтоне, рассчитывая получить поддержку для АРА».

Только после того, как Лусана прочитал статью в четвертый раз, он осознал, что это может означать. Наконец, совершенно потрясенный, он поднял взгляд и развел руки в стороны.

— Не имею к этому ни малейшего отношения, — сказал он.

Даггат оторвался от книги.

— Я вам верю, Хайрам. Мне прекрасно известно, что чудовищная глупость не принадлежит к списку ваших достоинств. Однако вы генерал армии, а потому несете ответственность за действия своих солдат.

— Джумана! — выпалил Лусана, который все понял. — Вы ошибаетесь, конгрессмен, я глуп. Том Мачита пытался предупредить меня о возможном предательстве Джуманы, но я отказался его слушать.

— Тучный полковник, увешанный медалями, — сказал Даггат. — Я видел его на вашей вечеринке. Вождь крупного племени, так, кажется, вы сказали.

Генерал кивнул.

— Джумана — «любимый сын» племени срона. Он более восьми лет провел в тюрьмах Южной Африки, прежде чем я подготовил его побег. Он имеет сильную поддержку у жителей провинции Трансвааль. С политической точки зрения казалось вполне разумным назначить его своим заместителем.

— И как у многих других африканцев, дорвавшихся до власти, у него появились фантазии о величии.

Мужчина встал и устало оперся о книжный шкаф.

— Идиот, — пробормотал он, обращаясь к самому себе. — Неужели он не понимает, что уничтожает идею, за которую борется?

Конгрессмен встал и положил руку на плечо Лусаны.

— Полагаю, вам следует немедленно отправиться в Мозамбик, в Хайрам, и снова взять под контроль свое движение. Сделайте заявление для новостных агентств, в котором будете отрицать участие АРА в бойне. Свалите все на другие группы повстанцев, если потребуется, но наведите в своем доме порядок. А я сделаю все, что в моих силах, чтобы смягчить реакцию с нашей стороны.

Лусана протянул руку.

— Спасибо, конгрессмен. Благодарен вам за все, что вы делаете.

Даггат тепло пожал его руку.

— А ваш подкомитет? Как они теперь проголосуют? — спросил Лусана.

Конгрессмен уверенно улыбнулся.

— Три против двух за помощь АРА, если вы сумеете выступить в новостях и убедить общественность, что не причастны к бойне в Тазарине.

***

Полковник Джорис Зиглер занял подвал под зданием школы в десяти милях от границы, отделявшей провинцию Натал от Мозамбика. Пока на верхних двух этажах шли уроки, Зиглер и несколько старших офицеров сил обороны изучали данные аэрофотосъемки и макет штаба АРА, находившийся в двадцати пяти милях от границы.

Он прищурился и смотрел сквозь клубы дыма, поднимающегося от зажатой в его зубах сигареты, на небольшое здание, стоявшее в центре макета.

— Раньше там находился административный корпус университета, — сказал полковник, — теперь Лусана использует его как свой штаб. Китайцы снабдили АРА средствами связи и всем необходимым для создания передвижного командного пункта. Там же базируются идеологический отдел и отдел разведки. На этот раз черные зашли слишком далеко. Если уничтожить штаб сейчас, то они лишатся всего руководства.

— Прошу прощения, сэр, — заговорил крупный краснолицый капитан с пышными усами, — но Лусана, насколько мне известно, сейчас в Америке.

— Совершенно верно. Он в Вашингтоне, на коленях просит янки о финансовой поддержке.

— Тогда нет смысла пытаться отсечь голову змеи, если ее мозг находится в другом месте? Почему бы не подождать, когда он вернется, чтобы прикончить заодно и его?

Зиглер бросил на него холодный пристальный взгляд.

— Вашу метафору следует уточнить, капитан. А на вопрос я отвечу… ждать возвращения Лусаны не практично. Наша разведка подтвердила, что полковник Рэндольф Джумана поднял мятеж среди старших офицеров АРА.

Офицеры, собравшиеся вокруг макета, обменялись удивленными взглядами. Они впервые услышали о том, что Лусана лишился власти.

— Пришло время нанести удар, — продолжал полковник. — Джумана жестоко уничтожил беспомощных женщин и детей в Тазарине и дал нам возможность нанести ответный удар. Премьер-министр одобрил рейд на штаб АРА, находящийся по другую сторону границы. Конечно, следует ожидать обычных дипломатических протестов от стран третьего мира. Но это формальность, ничего больше.

Крепко сбитый майор в камуфляжной форме поднял руку. Зиглер ему кивнул.

— Разведка также сообщает, что в штабе находятся вьетнамские советники и несколько китайских наблюдателей. Наше правительство может пострадать от санкций, если мы прикончим еще и этих ублюдков.

— Несчастные случаи возможны, — ответил Зиглер. — Если иностранные граждане окажутся на линии вашего огня, не стоит страдать от бессонницы, когда пара случайных пуль отправит их прямо в страну Будды. В Африке им нечего делать. Министр обороны де Вааль знает о такой возможности и заверил меня, что всю ответственность берет на себя.

Зиглер вновь посмотрел на макет.

— А теперь, господа, поговорим о финальной стадии атаки. Мы решили воспользоваться схемами действия, почерпнутыми из боевых инструкций АРА. — Он холодно улыбнулся. — Вот только мы намерены сделать все гораздо эффективнее.

Томас Мачита дрожал в своей камере. Он уже не помнил, когда ему в последний раз было так холодно. Температура внутри помещения изменилась от тридцати градусов вчера днем до нуля на рассвете.

Головорезы Джуманы вытащили Мачиту из радиорубки прежде, чем он успел передать сообщение Лусане в Вашингтон. Они жестоко разбили его лицо, после чего сорвали одежду и бросили в маленькую сырую камеру в подвале. Один его глаз совсем заплыл, на втором из глубоко рассеченной брови за ночь запеклась кровь, но после того, как он ее стер, к нему вернулось зрение. Губы распухли, ударом приклада винтовки ему выбили два зуба. Мужчина попытался устроиться поудобнее на грязной груде высохших листьев и застонал от боли в сломанных ребрах.

Погрузившись в глубокую депрессию, Мачита уперся застывшим взглядом в бетонные стены камеры, в маленькое зарешеченное окошко уже проникал свет нового дня. Камера представляла собой куб со стороной в пять футов, и он с трудом мог лежать — для этого пришлось согнуть ноги в коленях. Низкая аркообразная дверь из красного дерева толщиной в три дюйма выходила в коридор подвала, но ручки на внутренней ее стороне не было.

Через окошко доносились голоса. Пленник с трудом поднялся на ноги и, наклонив голову, выглянул наружу. Его глаза оказались на одном уровне с площадкой для парадов. Элитный отряд коммандос выстраивался для утренней поверки. Чуть дальше над трубами столовой поднимался дым — повара начали готовить завтрак. Взвод рекрутов из Анголы и Зимбабве сонно выбирался из палаток, командиры сердито покрикивали на них.

Все начиналось как обычно — политические наставления, потом тренировки, но сегодняшний день будет отличаться от остальных.

Бросив взгляд на часы, Джорис Зиглер негромко заговорил в микрофон полевой рации.

— Тоник Один?

— Тоник Один занял исходную позицию, сэр, — послышался в наушниках голос.

— Тоник Два?

— Готов к стрельбе, полковник.

— Десять секунд, отсчет пошел, — сказал Зиглер. — Пять, четыре, три, два…

***

Отряд коммандос на плацу словно по команде упал на землю. Мачита не мог поверить, что двести человек могут погибнуть почти одновременно, когда со стороны густого кустарника, окружавшего плац, раздался мощный залп. Не обращая внимания на боль, он прижался лицом к прутьям решетки и повернул голову, чтобы получше видеть, что происходит, единственным не заплывшим глазом. Выстрелы стали еще более интенсивными, когда растерянные солдаты АРА перешли в безнадежную контратаку против невидимого противника.

Он уже различал выстрелы китайских автоматов «Скаранджело-88», которыми пользовалась АРА, и израильских автоматов «Фело», находившихся на вооружении сил обороны ЮАР. «Фело» издал рявкающий звук, и во все стороны полетели острые как бритва диски, способные перерубить ствол восьмидюймового дерева.

Мачита понял, что армия ЮАР перешла границу, чтобы провести рейд и отомстить за Тазарин.

— Будь ты проклят, Джумана! — закричал он в бессильной ярости. — Это ты во всем виноват.

Повсюду корчились раненые солдаты, и по плацу уже стало невозможно пройти, не наступив на поверженное тело. Вертолет сил обороны ЮАР пролетел над казармами, где попыталась укрыться рота повстанцев. В грузовом отсеке открылся люк, из него вылетел массивный предмет и упал на крышу здания. Через несколько секунд раздался оглушительный взрыв, во все стороны полетели осколки кирпичей и пыль.

Однако атакующий отряд до сих пор не обнаружил своих позиций. Они уничтожали основные силы АРА без малейшего риска для себя. Блестящее планирование и проведение операции дало белым огромное преимущество.

На мгновение перед Мачитой вновь возник зелено-коричневый корпус вертолета, зависшего над зданием штаба, в подвале которого находился Мачита.

Он напрягся всем телом, ожидая неизбежного конца. Однако взрывная волна оказалась в два или три раза сильнее, чем он рассчитывал. У него перехватило дыхание, словно после удара отбойного молотка. Затем обрушился потолок, и его крошечную темницу заполнил мрак.

***

— Они здесь, сэр, — сказал сержант и отсалютовал.

Питер де Вааль взмахнул в ответ офицерской тросточкой.

— Тогда, полагаю, нам нужно их приветствовать.

— Да, сэр.

Сержант распахнул дверцу машины, де Вааль выбрался из темноты заднего сиденья, аккуратно расправил складки на своей форме и зашагал по зеленой дорожке к вертолетной посадочной площадке.

С минуту они всматривались в сияние огней идущего на посадку вертолета. Яркий свет отчетливо выделялся на фоне вечерних сумерек. Затем порыв ветра от вращающихся лопастей заставил их схватить фуражки и повернуться спиной, когда в лицо полетели мелкие камешки.

Двенадцать вертолетов сил обороны выстроились в идеальный ряд, по приказу командира эскадрильи одновременно опустились на землю, и посадочные огни тут же погасли.

Из первого вертолета выбрался Зиглер и быстро подошел к де Ваалю.

— Как все прошло? — спросил министр обороны.

Улыбку Зиглера в темноте удавалось разглядеть лишь с большим трудом.

— Один из рейдов, что входят в историю, министр. Невероятный успех. Других слов я не нахожу.

— Потери?

— Четверо легко ранены.

— А повстанцы?

Зиглер немного помолчал, чтобы произвести впечатление.

— Мы насчитали две тысячи триста десять тел. По меньшей мере еще двести похоронены в развалинах разрушенных зданий. Спастись смогла лишь горстка повстанцев.

— Боже мой! — воскликнул де Вааль. — Вы серьезно?

— Я дважды проверил количество трупов.

— Даже в самых радужных прогнозах мы не рассчитывали более чем на несколько сотен повстанцев.

— Нежданная удача, — сказал Зиглер. — Солдат построили для поверки. Получилось то, что американцы называют «стрельбой по мишеням». Полковник Джумана убит во время первого залпа.

— Джумана был идиотом, — резко ответил де Вааль. — Его дни были сочтены. Томас Мачита — вот кто опасен. Мачита единственный ублюдок во всей АРА, способный заменить Лусану.

— Мы опознали несколько офицеров из штаба Лусаны, в том числе полковника Дюка Фон Ло, военного советника вьетнамца, но тело Мачиты найти не удалось. Скорее всего, он погребен под тоннами обломков. — Зиглер замолчал и посмотрел в глаза де Вааля. — Учитывая наш успех, господин министр, было бы разумно отменить операцию «Дикая роза».

— Отказаться от нее, пока мы находимся в таком плюсе?

Зиглер молча кивнул.

— Я пессимист, полковник. Пройдут месяцы или даже годы, прежде чем АРА оправится от этого удара, но они справятся. — Казалось, министр погрузился в глубокие размышления. Потом встряхнул головой. — До тех пор, пока Южная Африка живет под угрозой правления черных, у нас нет выбора. Мы должны использовать все шансы, которые имеются в нашем распоряжении. Операция «Дикая роза» будет доведена до конца.

— Я буду чувствовать себя лучше, когда Лусана окажется в наших руках.

Де Вааль криво усмехнулся.

— Ты не слышал?

— Сэр?

— Хайрам Лусана больше никогда не вернется в Африку.

***

Мачита не знал, в какой момент он пришел в сознание. Со всех сторон его окружала темнота. Затем боль в нервных окончаниях стала усиливаться, и он невольно застонал. До него донесся собственный стон, но больше ничего расслышать не удавалось.

Мачита попытался приподнять голову, и тут же слева и сверху появился желтый шар. Постепенно он сумел сфокусироваться на нем и понял, что возникло перед его глазами. Он смотрел на полную луну.

Мужчина сумел сесть, опираясь спиной о холодную каменную стену. В свете, который просачивался сквозь обломки, он разглядел, что пол следующего этажа опустился на два фута, а потом застрял между узкими стенами камеры.

Немного помедлив и собравшись с силами, Мачита начал осторожно разбирать обломки. Вскоре удалось нащупать короткую доску и втащить внутрь — в результате образовалась дыра, через которую он смог проползти. Он осторожно выглянул наружу, в холодное ночное пространство. Все вокруг застыло в полной неподвижности. Согнув колени, он оттолкнулся от стены и через мгновение оказался на траве плаца. Еще одно усилие, и Мачита высвободился окончательно.

Сделав глубокий вдох, он огляделся по сторонам. Тут только он сумел до конца оценить чудо собственного спасения. Стена административного здания, выходящая на плац, накренилась внутрь и после падения накрыла первый этаж, защитив его камеру от обломков и гнева солдат Южной Африки.

Никто не приветствовал Мачиту, когда он с трудом поднялся на ноги, потому что вокруг никого не было. Луна освещала жуткий голый ландшафт. Все здания сровняли с землей. Поле было совершенно пустым, тела мертвецов исчезли.

Казалось, Африканской революционной армии попросту не существовало.

ГЛАВА 45

— Я бы хотел вам помочь, но не знаю как.

«Ли Раферти был прав», — подумал Питт. Орвилл Мейпс больше похож на торговца скобяными товарами, чем на продавца оружия. Однако Раферти совершил одну ошибку — Мейпс больше не был вице-президентом; теперь он занимал должность президента и председателя совета директоров корпорации «Фаланкс армс». Питт посмотрел в серые глаза коренастого низкорослого мужчины.

— Проверьте ваши инвентарные записи.

— Я не намерен открывать свои архивы незнакомцу, зашедшему ко мне с улицы. Моим клиентам не понравится поставщик, который не в состоянии сохранить их операции в тайне.

— Закон требует, чтобы вы фиксировали все сделки но продаже оружия для министерства обороны — о каких тайнах может идти речь.

— Вы работаете на министерство обороны, мистер Питт? — спросил Мейпс.

— Не напрямую.

— И кого вы тогда представляете?

— Сожалею, но не могу ответить на ваш вопрос.

Мейпс раздраженно тряхнул головой и встал.

— Я занятой человек. У меня нет времени для игр. Надеюсь, вы сами найдете выход, я не стану вас провожать.

Дирк остался сидеть на стуле.

— Присядьте, мистер Мейпс… пожалуйста.

Мейпс обнаружил, что смотрит в зеленые глаза, жесткие, точно нефрит. Он заколебался, раздумывая, как поступить, но потом медленно выполнил просьбу Питта.

Питт кивнул на телефон.

— Чтобы мы оба понимали, какова ситуация, я предлагаю вам позвонить генералу Элмеру Гросфилду.

На лице Мейпса появилось уязвленное выражение.

— Главный инспектор по продаже оружия за границу и я общаемся не слишком часто.

— Насколько я знаю, он не одобряет продажу секретного оружия враждебным нациям.

Мейпс пожал плечами.

— Генерал ограниченный человек. — Мейпс откинулся на спинку стула и задумчиво посмотрел на Питта. — Могу я спросить, как вы связаны с Гросфилдом?

— Скажем так: он относится к моему мнению с большим уважением, чем к вашему.

— Мне показалось, что я слышу завуалированную угрозу, мистер Питт? Если я не стану играть по вашим правилам, вы привлечете внимание Гросфилда?

— У меня к вам простая просьба, — сказал Питт. — Проверьте местонахождение снарядов, купленных у Ли Раферти из Колорадо.

— Я ничего не должен вам показывать, мистер, — упрямо повторил Мейпс. — У вас нет соответствующих документов и объяснений, я уже не говорю о постановлении суда.

— А если вас попросит генерал Гросфилд?

— В таком случае мне придется выполнить его просьбу.

Питт снова кивнул на телефон.

— Я дам вам его личный номер…

— У меня он есть, — сказал Мейпс, вытаскивая небольшую коробочку и отыскав в ней нужную карточку. — И дело не в том, что я вам не доверяю, мистер Питт. Но если вы не против, я предпочитаю звонить по номеру из своей картотеки.

— Как хотите, — пожал плечами Дирк.

Мейпс поднял трубку, вставил карточку в телефон с автоматическим набором номера и нажал на соответствующую кнопку.

— Сейчас уже больше двенадцати часов, — заметил Мейпс. — Гросфилд ушел на ланч.

Питт покачал головой.

— Генерал приносит с собой завтрак на работу и ест за письменным столом.

— Всегда считал его скрягой, — проворчал Мейпс.

Питт улыбнулся, надеясь, что Мейпс не заметит тревоги в его глазах.

Эйб Стайгер провел ладонями по брюкам, стирая пот, и поднял трубку после третьего гудка, но сначала откусил кусочек банана.

— Генерал Гросфилд у аппарата, — пробормотал он.

— Генерал, это Орвилл Мейпс, из «Фаланкс армс».

— Мейпс, где вы? У меня такое впечатление, что ваш голос доносится со дна бочки.

— Ваш голос также звучит не слишком четко, генерал.

— Я как раз занялся сэндвичем с ореховым маслом. Люблю, когда в нем побольше майонеза. Так чего вы хотите, Мейпс?

— Извините, что прерываю ваш ланч, но хотел бы услышать от вас, знаете ли вы мистера Дирка Питта?

Полковник Стайгер заставил себя сделать паузу и набрал в грудь побольше воздуха.

— Питт. Да, я знаю Питта. Он следователь сенатской комиссии по делам вооруженных сил.

— Значит, он располагает соответствующими документами?

— Да, и они весьма серьезны, — ответил Стайгер, продолжая жевать банан. — А почему вы спрашиваете?

— Он сидит напротив меня и требует, чтобы я показал ему свои архивы.

— А я все ждал, когда он до вас доберется, гражданских. — Стайгер откусил еще кусок банана. — Питт проводит «Расследование Стэнтона».

— «Расследование Стэнтона»? Никогда о нем не слышал.

— Я не удивлен. Они не занимаются саморекламой. Один из добреньких сенаторов взял в голову, будто армия прячет запасы нервно-паралитического газа. И приказал провести сенатское расследование. — Полковник забросил в рот остатки банана и засунул кожуру в ящик письменного стола генерала Гросфилда. — До сих пор Питт и его помощники ничего не нашли. Теперь они взялись за тех, кто торгует сопутствующими товарами.

— Что вы посоветуете?

— Вас интересует мое мнение? — выпалил Стайгер. — Дайте ублюдку все, что он хочет. Если в ваших хранилищах есть контейнеры с газом, отдайте ему их, и тогда вы избавитесь от кучи неприятностей. Комитет Стэнтона никому не станет предъявлять обвинения. Они лишь хотят быть уверены в том, что какой-нибудь диктатор третьего мира не получит в руки такое оружие.

— Спасибо за совет, генерал, — сказал Мейпс и после паузы добавил: — Майонез, говорите? А я предпочитаю ореховое масло с луком.

— О вкусах не спорят, мистер Мейпс. До свидания.

Стайгер повесил трубку и удовлетворенно вздохнул. Затем тщательно вытер телефон носовым платком и вышел в коридор. Он как раз закрывал дверь в офис генерала, когда из-за угла появился капитан в зеленой армейской форме, и в его глазах появилось легкое подозрение, когда он увидел полковника.

— Прошу меня простить, но если вы ищете генерала Гросфилда, то он вышел на ланч.

Стайгер повернулся и посмотрел на капитана высокомерным взглядом старшего по званию.

— Я не знаком с генералом. Ваши бетонные джунгли лишили меня способности ориентироваться в пространстве. Я ищу департамент несчастных случаев и безопасности и заглянул в этот кабинет, чтобы спросить, как найти их офис.

Капитан облегченно вздохнул, теперь он мог легко выйти из затруднительной ситуации.

— Вы знаете, я и сам путаюсь здесь по десять раз за день. Вы найдете нужный вам кабинет этажом ниже. Спуститесь на лифте, а потом сверните направо.

— Благодарю вас, капитан.

— Был рад помочь, сэр.

В лифте мужчина довольно улыбнулся. Интересно, что подумает генерал Гросфилд, когда обнаружит банановую кожуру в ящике своего письменного стола.

***

В отличие от большинства охранников, носивших плохо подогнанную форму с ремнями, которые оттягивали тяжелые револьверы, люди Мейпса выглядели как модные солдатики, воображенные редактором популярного мужского журнала. Двое стояли у входа на склад «Фаланкс» в идеальной полевой форме и с самыми современными автоматами через плечо.

Мейпс сбросил скорость «Роллс-Ройса» и поднял обе руки от руля, приветствуя своих людей. Охранник кивнул и помахал напарнику, тот открыл ворота изнутри.

— Полагаю, это какой-то сигнал, — сказал Питт.

— Прошу прощения?

— Руки в воздухе.

— О да, — сказал Мейпс. — Если бы вы держали меня на прицеле, мои руки остались бы на руле. Обычное дело. И тогда, как только мы бы въехали внутрь, а вы отвлеклись на охранника у ворот, его напарник неслышно подошел бы сзади и выстрелил вам в голову.

— Рад, что вы не забыли поднять руки.

— Вы очень наблюдательны, мистер Питт, — заметил Мейпс. — Однако теперь мне придется придумать новый сигнал для охранников.

— Я потрясен — неужели вы не верите, что я способен хранить вашу тайну?

Мейпс никак не отреагировал на сарказм. Он не сводил взгляда с узкой асфальтовой дороги, идущей между бесконечного ряда сборных бараков. Проехав примерно милю, они оказались на открытом поле, заполненном старыми танками в разных стадиях восстановления. Небольшая армия механиков занималась десятком бронированных машин, стоящих у обочины.

— Сколько акров вы занимаете? —поинтересовался Питт.

— Пять тысяч, — ответил мужчина. — Вы находитесь на шестой по величине оружейной базе. Кроме того, «Фаланкс армс» занимает седьмое место по оружию ВВС.

Мейпс свернул на проселочную дорогу, идущую вдоль бункеров, расположенных на склонах холма, и остановился возле одного из них с надписью «АРСЕНАЛ 6». Он вышел из машины, достал из кармана ключ, засунул в большой замок и открыл его. Потом распахнул две металлические двери и включил свет.

Внутри бункер напоминал пещеру, тысячи ящиков, где хранились патроны всех типов и калибров, казалось, уходили в бесконечность. Питту никогда не приходилось видеть такого количества средств уничтожения, собранных в одном месте.

Мейпс указал на гольфмобиль.

— Нет необходимости стирать ноги до мозолей. Это хранилище имеет протяженность почти две мили.

В арсенале было шумно из-за гудения электродвигателя. Воздух оказался холодным и влажным. Мейпс свернул в боковой туннель, остановился, поднес к свету карту и принялся изучать.

— Начиная отсюда и на протяжении следующих ста ярдов собраны шестнадцатидюймовые снаряды всего мира. Они полностью устарели, потому что стрелять ими могут только линейные корабли, а в мире не осталось ни одного действующего линкора. Газовые снаряды, купленные у Раферти, должны быть сложены у той груды.

— Я не вижу следов контейнеров, — заметил Питт.

Мейпс пожал плечами.

— Бизнес есть бизнес. Контейнеры из нержавеющей стали стоят денег. Я продал их химической компании.

— Ваши запасы выглядят бесконечными. Должно быть, пройдут часы, прежде чем мы найдем то, что ищем.

— Вовсе нет, — возразил Мейпс. — Снаряды должны находиться на участке 6. — Он соскочил с гольфмобиля, прошел вдоль стоек пятьдесят ярдов и указал рукой. — Да, вот и они. — Он вошел в узкий проход и остановился.

Питт остался стоять в главном проходе, но даже в тусклом свете фонарей он заметил недоумение, появившееся на лице Мейпса.

— Проблема?

Тот покачал головой.

— Ничего не понимаю. Я вижу только четыре. А их должно быть восемь.

Питт застыл.

— Они должны находиться где-то рядом. Начните с дальнего конца — от участка тридцать, — приказал Мейпс. — А я вернусь к участку один и пойду вам навстречу.

Через сорок минут они встретились посередине. В глазах Мейпса все еще застыло недоумение, и он беспомощно развел руки в стороны.

— Ничего.

— Проклятье, Мейпс! — закричал Питт, и его голос эхом отразился от бетонных стен. — Должно быть, вы их продали!

— Нет! — запротестовал торговец. — Это была неудачная покупка. Я просчитался. Все правительства, с которыми я входил в контакт, опасались применять газ после Вьетнама.

— Ладно, четыре штуки мы нашли, осталось еще столько же, — сказал Питт, взяв себя в руки. — Что будем делать дальше?

Казалось, торговец потерял нить своих размышлений.

— Опись… мы проверим продажи.

Они вернулись к входу в туннель, и оттуда Мейпс по сотовому телефону связался со своим офисом. Когда они с Питтом туда вернулись, бухгалтер уже принес книги. Президент совета директоров корпорации «Фаланкс армс» быстро пролистал их и через десять минут нашел ответ.

— Я ошибся, — тихо сказал он.

Питт стиснул руки и молча ждал продолжения.

— Исчезнувшие газовые снаряды проданы.

Питт продолжал молчать, но в его глазах загорелась ярость.

— Ошибка, — севшим голосом произнес Мейпс. — Персонал взял снаряды не с той стойки. В заказе было написано, что покупателю нужно сорок тяжелых снарядов для артиллерийских орудий с участка шестнадцать. Остается предположить, что единица не пропечаталась на копии и они прочитали «участок шесть».

— Жаль, что вы не можете навести порядок в вашей организации. — Питт еще сильнее стиснул руки. — И кому вы их продали?

— За прошедшее время у нас было три таких заказа.

«Господи, — подумал мужчина, — почему ничего не получается легко?»

— Я возьму список всех покупателей.

— Надеюсь, вы войдете в мое положение, — сказал Мейпс, который снова заговорил, как деловой человек. — Если мои клиенты узнают, что я назвал третьим лицам их имена… надеюсь, вы понимаете, как важно, чтобы это осталось тайной.

— Если честно, я бы с удовольствием засунул вас в одну из ваших пушек и выстрелил. А теперь отдайте мне список, пока я не натравил на вас главного прокурора и конгресс.

Мейпс заметно побледнел, взял ручку и записал имена покупателей в блокнот. Потом вырвал листок и протянул Питту.

Один снаряд был заказан Британским имперским военным музеем в Лондоне. Два отправились в Организацию ветеранов иностранных войн, Дейтон-сити Пост 9974, Оклахома. Оставшиеся тридцать семь купил агент, представлявший Африканскую революционную армию. Адреса везде отсутствовали.

Мужчина засунул листок в карман и встал.

— Я пришлю Команду, которая заберет снаряды, — холодно сказал он.

Питт презирал его, презирал все, что олицетворял собой толстый маленький торговец, и не мог позволить себе уйти, не оставив за собой последнего слова.

— Мейпс?

— Да?

Тысячи оскорблений роились в голове Питта, но он никак не мог выбрать какое-то одно. Наконец, когда на лице Мейпса появилось недоумение, собеседник заговорил.

— Сколько людей убили и искалечили ваши товары за последний и предыдущий год?

— Меня не интересует, что делают люди с моими товарами, — небрежно ответил торговец.

— Если один из пропавших снарядов взорвется, на вас ляжет ответственность за миллионы смертей.

— Миллионы, мистер Питт? — В глазах Мейпса появилось ожесточение. — Для меня это всего лишь статистика.

ГЛАВА 46

Стайгер аккуратно посадил «Фантом F-140» на взлетно-посадочную полосу аэродрома авиационной базы ВВС «Шеппард», возле Уиичито-Фолс, в штате Техас. После разговора с сотрудником, отвечающим за обеспечение полетов, он взял машину из гаража аэродрома и поехал на север, через Ред-Ривер, в Оклахому, свернул на автостраду пятьдесят три, а потом съехал на обочину. Полковнику вдруг ужасно захотелось облегчиться. И хотя был час дня, на многие мили вокруг не было видно ни единой машины.

Ему еще не доводилось видеть такую плоскую, заброшенную и печальную картину. Голая, высушенная ветром земля, далекий сарай и забытые кем-то тракторные грабли, ничего больше. Гнетущее зрелище. Если бы кто-то вложил в руку Стайгера пистолет, он бы покончил с собой исключительно от меланхолии. Полковник застегнул молнию на брюках и вернулся в машину.

Вскоре рядом с прямой, как стрела, дорогой он увидел водонапорную башню. Она постепенно увеличивалась в ветровом стекле. Потом появился небольшой городок с редкими и от того драгоценными деревцами, и Стайгер проехал мимо знака, приглашающего в Дейтон-сити, королевский город «пшеничного пояса»[45]. Он свернул к старой бензоколонке, где заметил древние стеклянные баллоны над насосами.

Пожилой мужчина в комбинезоне механика вылез из смотровой ямы и, шаркая, подошел к машине со стороны окна пассажира.

— Чем могу помочь?

— Я ищу Организацию ветеранов иностранных войн, почтовый ящик 9974.

— Если вы рассчитывали там позавтракать, то опоздали, — предупредил старик.

— Я по другому делу, — с улыбкой сказал мужчина.

Однако на жителя Оклахомы ответ не произвел впечатления. Он вытащил испачканную машинным маслом тряпку из кармана и вытер столь же грязные руки.

— Поезжайте до знака «стоп» в центре города, а там сверните налево. Дальше вы обязательно найдете то, что вам нужно.

Полковник последовал совету и заехал на парковку с гравийным покрытием рядом с самым современным зданием из всех, находившихся поблизости. Несколько машин уже уезжало, поднимая в воздух клубы рыжей пыли. Второй завтрак закончился, решил Стайгер. Он вошел в здание и немного постоял у входа в большую комнату с полом из твердой древесины. Кое-где на столах еще стояли тарелки с остатками жареной курицы. Группа из трех мужчин заметила его, и один из них помахал рукой. Затем высокий неуклюжий человек лет пятидесяти и ростом не менее шести футов и пяти дюймов отошел от остальных и неторопливо направился к Стайгеру. У него было румяное лицо и коротко подстриженные блестящие волосы, разделенные посередине пробором. Он протянул руку.

— Добрый день, полковник. Что привело вас в Дейтон-сити?

— Я ищу начальника гарнизона, мистера Билли Ловелла.

— Это я. Что могу для вас сделать?

— Как поживаете? — вежливо ответил Стайгер, — Меня зовут Стайгер. Эйб Стайгер. Я приехал из Вашингтона по срочному делу.

Ловелл посмотрел на него дружелюбно, но оценивающе.

— Издеваетесь, полковник. Сейчас вы скажете мне, что страшно секретный русский спутник-шпион приземлился в поле где-то рядом с городом.

Тот покачал головой.

— Ничего столь драматического. Ищу пару снарядов, которые вы купили у «Фаланкс армс».

— А, пару неразорвавшихся снарядов?

— Зачем они вам понадобились?

— Мы собирались их взорвать на День ветеранов, во время пикника, положили их на старый трактор и целый день по ним стреляли, но они так и не взорвались. Мы хотели, чтобы «Фаланкс» их поменяли. — Ловелл печально покачал головой. — Они отказались. Сказали, что все продажи носят окончательный характер.

В голове у Стайгера промелькнула леденящая мысль.

— Может быть, на этих снарядах нет взрывателя?

— Нет, — покачал головой Билли. — «Фаланкс» гарантировал нам, что это настоящие снаряды с линкора.

— Они еще у вас?

— Конечно, снаружи. Вы только что прошли мимо них.

Ловелл вывел Стайгера из здания, и тот увидел два снаряда, лежавших у самого входа. Они были выкрашены в белый цвет и цепями прикреплены к тротуару.

Стайгер затаил дыхание. Это были два исчезнувших снаряда с газом. Он почувствовал, как у него подгибаются колени, и ему пришлось сесть на ступеньки. Ловелл вопросительно посмотрел на ошеломленное лицо полковника.

— Что-то не так?

— Вы стреляли по этим штукам? — пораженно спросил Стайгер.

— Всадили почти сотню пуль. Поцарапали головки, но не более того.

— Чудо… — пробормотал Стайгер.

— Что?

— Это не фугасные снаряды, — объяснил Стайгер. — Они газовые, взрываются только после того, как раскрывается парашют. Ваши пули не оказали никакого воздействия, потому что снаряды не должны были детонировать от соударений.

— Ничего себе! — выдохнул Ловелл. — Вы хотите сказать, что в них ядовитый газ?

Стайгер лишь кивнул в ответ.

— Боже мой, мы могли уничтожить половину округа.

— И не только, — пробормотал полковник и поднялся со ступенек. — Я бы хотел воспользоваться туалетом и телефоном. Именно в такой последовательности.

— Да, конечно, пойдемте. Туалет дальше по коридору налево, а телефон найдете в моем кабинете. — Билли остановился, и в его глазах появилось вопросительное выражение. — Если мы отдадим вам эти снаряды… ну, мне просто интересно…

— Я обещаю, что вы получите десять шестнадцатидюймовых снарядов в отличном состоянии, так что во время празднования Дня ветеранов у вас будет супервзрыв.

Ловелл улыбнулся от уха до уха.

— Договорились, полковник.

В туалете Стайгер ополоснул лицо холодной водой. Из зеркала на него смотрели покрасневшие усталые глаза, но теперь в них появилась надежда. Он сумел отыскать две из четырех боеголовок с Быстрой Смертью. Теперь оставалось молиться, что Питт столь же удачлив.

Из кабинета Ловелла Стайгер сделал междугородний звонок.

Питт спал на диване в своем кабинете в НУПИ, когда его секретарша Зерри Почински наклонилась над ним и осторожно потрясла за плечо. Ее длинные рыжеватые волосы окаймляли симпатичное личико, в котором читалось обожание.

— К вам посетитель. Кроме того, вам дважды звонили, — сказала она с сильным южным акцентом.

Питт потер глаза и сел.

— Два звонка? — переспросил он.

— Конгрессмен Смит, — ответила Зерри, и от ее голоса повеяло холодом, — и полковник Стайгер по междугородней линии.

— А посетитель?

— Он говорит, что его зовут Сэм Джексон. Ему не назначено, но он утверждает, что это важно.

Питт постепенно приходил в себя после сна.

— Сначала Стайгер. Скажи Лорен, что позвоню ей позже, и пошли ко мне Джексона, как только закончу телефонный разговор.

Зерри кивнула.

— Полковник на третьей линии.

Питт, слегка покачиваясь, подошел к столу и нажал одну из мигающих кнопок.

— Эйб?

— Привет из солнечной Оклахомы.

— Как все прошло?

— В самое яблочко, — сказал Стайгер. — Я нашел две боеголовки.

— Хорошая работа, — сказал Питт, улыбнувшись в первый раз за эти дни. — Какие-то проблемы?

— Никаких. Подожду, когда прибудет команда, чтобы забрать снаряды.

— У нас в Далласе есть самолет, принадлежащий НУПИ, оборудованный вилочным погрузчиком. Там есть где его посадить?

— Одну секунду.

Питт услышал приглушенные голоса, полковник с кем-то разговаривал.

— Хорошо, — сказал Стайгер. — Начальник гарнизона говорит, что у них есть небольшой частный аэродром в миле к югу от города с посадочной полосой длиной восемьсот ярдов.

— Нашему самолету хватит дорожки вдвое короче, — сказал Питт.

— А как дела у тебя?

— Куратор Британского имперского музея сказал, что снаряд, приобретенный ими у «Фаланкс» для выставки, посвященной Второй мировой войне, это настоящий бронебойный снаряд.

— Значит, Африканская революционная армия владеет остальными двумя боеголовками с БС.

— Да уж, — сказал Питт.

— Но зачем тяжелые снаряды от линкора нужны в африканских джунглях?

— Загадка, — сказал мужчина, потирая покрасневшие глаза. — По крайней мере, сейчас мы можем вздохнуть с облегчением — снаряды больше не лежат где-то у нас на заднем дворе.

— И как мы будем действовать дальше? — спросил Стайгер. — Едва ли мы можем сказать террористам, что им следует отдать нам самое страшное оружие всех времен.

— Сначала нужно выяснить, где находятся боеголовки. Здесь нам обещал помочь адмирал Сандекер, он убедил своего старого друга в Управлении национальной безопасности провести кое-какие изыскания.

— Звучит рискованно. Там работают отнюдь не дураки. Они могут начать задавать неприятные вопросы.

— Очень сомневаюсь, — уверенно сказал Питт. — Адмирал придумал классическую легенду прикрытия. Я и сам едва в нее не поверил.

ГЛАВА 47

Перед Дейлом Джарвисом стоял трудный выбор: яблочный пирог или калорийная лимонная меренга. Решив плюнуть на все диеты, он взял и то и другое, добавив на поднос чашку чая. Потом заплатил девушке за кассой и сел за столик у стены в просторном кафетерии штаб-квартиры АНБ в Форт-Миде, штат Мэриленд.

— Когда-нибудь у тебя лопнет живот.

Джарвис помедлил, а потом посмотрел в серьезное лицо Джека Рейвенфута, главу местного дивизиона агентства. Рейвенфут состоял из костей и мышц, единственный чистокровный индеец-шайен в Вашингтоне, который входил в «Фи Бета Каппа»[46] Йеля и обладал званием коммодора.

— Я лучше буду поглощать вкусные калорийные штуки, чем соленое и вяленое мясо, а также вареных сусликов из прерии, которых предпочитаешь ты.

Рейвенфут посмотрел в потолок.

— Если подумать, я не ел хороших сусликов с празднования победы в битве при Литтл-Бигхорн[47].

— Вы всегда знали, как побольнее уколоть бледнолицего, — усмехнулся Джарвис. — Присаживайся.

Товарищ остался стоять.

— Нет, благодарю, у меня через пять минут встреча. А пока, раз уж ты тут, хочу кое-что уточнить. Джон Госсар из Южно-Африканской секции сказал, что ты в курсе необычного проекта, связанного с линкорами.

Джарвис задумчиво прожевал кусок яблочного пирога.

— С одним линкором. А что тебя интересует?

— Мой старый приятель, Джеймс Сандекер…

— Директор НУПИ? — перебил его Джарвис.

— Точно. Так вот, он попросил меня выяснить, куда были отгружены старые шестнадцатидюймовые снаряды.

— И ты подумал обо мне.

— На линкорах установлены шестнадцатидюймовые пушки, — сказал Рейвенфут. — Уж это я знаю точно, поскольку служил старшим помощником на борту «Нью-Джерси» во время вьетнамской вакханалии.

— И какой у Сандекера интерес? — спросил Джарвис.

— Он сказал, что команда его ученых хочет сбросить эти снаряды на коралловые формации в Тихом океане.

Мужчина на миг перестал жевать.

— Что он сказал?

— Они проводят сейсмологические тесты. Предполагается, что, если сбросить на кораллы бронебойные снаряды с самолета, с высоты в две тысячи футов, эффект будет таким же, как при землетрясении!

— А я думал, что обычная взрывчатка дает на суше аналогичные результаты.

Рейвенфут пожал плечами.

— Не могу с тобой спорить. Я не сейсмолог.

Его товарищ откусил от лимонной меренги.

— Не вижу ничего, что может представлять интерес для аналитического отдела, да и вообще просьба адмирала представляется мне вполне невинной. И где, по мнению Сандекера, находятся снаряды?

— У АРА.

Джарвис глотнул чая и вытер рот салфеткой.

— Зачем иметь дело с АРА, когда старые снаряды подобного типа можно купить у любого продавца оружия?

— Такие снаряды появились ближе к концу Корейской войны, но их так и не использовали в военных действиях. Сандекер утверждает, что они сработают гораздо лучше, чем обычные. — Рейвенфут откинулся на спинку стула. — Я спрашивал у Госсара по поводу причастности АРА. Он считает, что Сандекер ошибается. Партизанам нужны эти снаряды, как прыгуну в высоту камни в желчном пузыре — именно так он выразился. По его мнению, то, что требуется НУПИ, ржавеет на каком-то военно-морском складе.

— А если АРА действительно владеет снарядами, как Сандекер намерен решить проблему?

— Он собирается заставить АРА их продать по более высокой цене или обменять. Ведь речь идет всего лишь о деньгах налогоплательщиков.

Джарвис задумчиво потыкал вилкой в меренгу. Он вдруг потерял аппетит.

— Я бы хотел поговорить с ним. Не возражаешь?

— Никаких проблем. Но тебе лучше побеседовать с его руководителем специальных проектов. Именно он возглавляет поиски.

— Как его зовут?

— Дирк Питт.

— Тот самый, кому удалось поднять «Титаник» несколько месяцев назад?

— Да, он. — Рейвенфут посмотрел на часы. — Я должен бежать. Если что-то узнаешь об этих снарядах, буду тебе признательным за звонок. Джим Сандекер мой давний друг. Я в долгу перед ним.

— Можешь на меня рассчитывать.

После ухода Рейвенфута Джарвис еще несколько минут задумчиво тыкал вилкой в пирог, потом встал и, погрузившись в размышления, зашагал в свой кабинет.

Как только ее босс распахнул дверь, Барбара Гор сразу поняла, что его мозг работает изо всех сил. Слишком часто на его лице возникало хорошо знакомое ей выражение глубокой концентрации. Не дожидаясь приглашения, она взяла со своего письменного стола блокнот и карандаш и последовала за Джарвисом в кабинет. Села, скрестив великолепные ноги, и стала терпеливо ждать.

Джарвис остался стоять, глядя в стену. Наконец он медленно повернулся и посмотрел на Барбару.

— Позвони Госсару, договорись о встрече с его персоналом, который занимается Африкой, и скажи, что я бы хотел еще разок взглянуть на досье операции «Дикая роза».

— Ты передумал? За этим может что-то стоять?

Он ответил далеко не сразу.

— Может быть, такой вариант нельзя исключать.

— Что-то еще?

— Да, запроси архивный отдел, пусть пришлют все документы на адмирала Сандекера и Дирка Питта.

— Кажется, они работают в НУПИ?

Джарвис кивнул.

Секретарша бросила на него вопросительный взгляд.

— Но ты ведь не думаешь, что здесь какая-то связь?

— Сейчас еще слишком рано делать выводы, — задумчиво произнес Джарвис. — Можно сказать, что я лишь потянул за разные нити, чтобы выяснить, не ведут ли они к одному и тому же клубку.

ГЛАВА 48

Фредерик Даггат и Фелиция Коллинз ждали в лимузине, когда Лорен прошла через портик Капитолия, наблюдая, как грациозно она скользит по ступеням, а легкий ветерок играет ее локонами цвета корицы. Дама была в костюме цвета хурмы с жилетом и блейзером. На шее — длинный серый шелковый шарф. Портфель в руках под цвет костюма.

Шофер Даггата распахнул для нее дверь. Она уселась рядом с Фелицией, конгрессмен галантно перебрался на откидное сиденье.

— Ты выглядишь прелестно, Лорен, — фамильярно сказал он — слишком фамильярно. — Не приходится сомневаться, что мечты уносят моих коллег-мужчин в заоблачные дали, когда выступаешь перед ними в таком костюме.

— Иногда выгодно быть женщиной во время дебатов, — спокойно ответила она. — Фелиция, ты выглядишь стильно.

На лице той появилось недоуменное выражение. Она не ожидала услышать комплимент от Лорен. Фелиция разгладила подол белого платья из джерси и отвела глаза в сторону.

— Как мило, что ты согласилась с нами встретиться, — тихо сказала она.

— А у меня был выбор? — презрительно ответила Лорен. — Боюсь даже спрашивать, что вы потребуете от меня на этот раз.

Даггат закрыл внутреннее окошко, чтобы шофер не мог их услышать.

— Завтра будет голосование о том, следует ли оказывать помощь Африканской революционной армии.

— И вы решили проверить, действует ли еще то дерьмо, которое вы на меня накопали, — с горечью сказала Лорен.

— Пойми, — вмешалась Фелиция, — здесь нет ничего личного. Фредерик и я ничего не выигрываем в финансовом отношении. Мы хотим лишь помочь нашему народу.

Лорен посмотрела на нее.

— И ты опустилась до шантажа ради достижения высоких целей.

— Да, если это необходимо, чтобы спасти тысячи жизней. — Даггат говорил так, словно перед ним неразумный ребенок. — Каждый день войны приносит сотни смертей. Рано или поздно черные победят в Южной Африке. Это предопределено. Важно лишь то, как это произойдет. Хайрам Лусана не имеет ничего общего с психопатом убийцей Иди Амином[48]. Генерал заверил меня, что после того, как он станет премьер-министром, изменится только одно — черные и белые получат равные права. Все остальные демократические принципы, на которых основано нынешнее правительство, будут сохранены.

— Каким же глупцом нужно быть, чтобы верить на слово преступнику, — ответила она.

— Хайрам Лусана вырос в трущобах, — терпеливо продолжал Даггат. — Его отец бросил мать с девятью детьми, когда ему было всего восемь. Не думаю, что ты понимаешь, каково быть сутенером для своих сестер, чтобы семья не голодала, конгрессмен Смит. И я не рассчитываю, что ты можешь представить жизнь на пятом этаже многоквартирного дома, где трещины в стенах затыкают газетами, чтобы защититься от снега, с залитыми дерьмом туалетами — в доме нет воды — и армией крыс, готовых украсть все съестное, что есть в квартире. Если нарушение закона единственный способ выжить, то человек с радостью на него идет. Да, Лусана был преступником. Но когда у него появилась возможность выбраться из грязи, он ею воспользовался и направил всю свою энергию на улучшение жизни своего народа.

— Тогда зачем он изображает бога в Африке? — резко спросила Лорен. — Почему не борется за улучшение жизни черных в собственной стране?

— Потому что Хайрам свято верит, что его народ должен иметь место, где он бы мог подняться. Евреи с гордостью смотрят на Израиль; вы, англосаксы, обладаете богатым британским прошлым. А наша родина все еще пытается выйти из примитивного состояния. Не секрет, что черные,

овладевшие большей частью Африки,' превратили ее в нечто ужасное. Хайрам Лусана — наша единственная надежда направить черную расу в нужном направлении. Он наш Моисей, а Южная Африка — земля обетованная.

— Звучит слишком оптимистично.

Конгрессмен посмотрел на Лорен.

— Что вы имеете в виду?

— Согласно последним докладам из Южной Африки, их силы обороны перешли границу с Мозамбиком и уничтожили АРА и ее штаб.

— Я читал доклады, — сказал Даггат, — и они ничего не меняют. Возможно, это временная неудача, ничего больше. Хайрам Лусана жив. Он соберет новую армию, и я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы ему помочь.

— Аминь, брат, — сказала Фелиция.

Все трое настолько прогрузились в дискуссию, что не заметили, как перед их лимузином появился автомобиль. На следующем светофоре водитель остановил машину и выскочил из нее. Прежде чем шофер Даггата успел отреагировать, мужчина подбежал к лимузину, открыл правую заднюю дверцу и забрался внутрь.

Даггат удивленно разинул рот, Фелиция застыла в неподвижности. И лишь Лорен выглядела слегка удивленной.

— Проклятье, кто вы такой? — потребовал ответа Даггат.

Он увидел, как за его плечом шофер полез в отделение для перчаток за пистолетом.

— Вы не слишком наблюдательны, если не сумели меня узнать по фотографиям, — со смехом сказал мужчина.

Фелиция дернула Даггата за рукав.

— Это он, — прошептала она.

— Кто? — воскликнул ничего не понимающий и расстроенный Даггат.

— Меня зовут Дирк.

Лорен пристально на него посмотрела, она несколько дней не видела Питта и сейчас с трудом узнавала в нем человека, с которым совсем недавно занималась любовью. На подбородке царапины, глаза покраснели от недостатка сна. И еще у него на лице появились новые морщины. Лорен протянула руку и сжала ладонь Питта.

— Откуда ты взялся? — спросила она.

— Случайное стечение обстоятельств, — ответил Питт. — Я собирался тебя навестить и как раз шел по ступенькам Капитолия, когда заметил, как ты садишься в эту машину. Я поехал за вами и увидел конгрессмена Даггата на заднем сиденье.

Шофер опустил стекло, разделявшее машину на две части, и направил маленький револьвер в голову Питту. Даггат заметно успокоился, снова почувствовав, что контролирует ситуацию.

— Быть может, пришло время нам встретиться, мистер Питт. — Он небрежно махнул рукой, и шофер тут же убрал пистолет.

— Вы угадываете мои мысли, — с улыбкой сказал Питт. — Теперь я сэкономлю время, и мне не придется заходить в ваш офис.

— Вы хотели со мной встретиться?

— Да, я решил заказать еще несколько копий. — Питт достал небольшую стопку фотографий и веером раскрыл их в одной руке. — Конечно, мне доводилось видеть и лучшее качество. Впрочем, нельзя сказать, что съемка велась в идеальных условиях студии.

Лорен поднесла руку ко рту.

— Тебе известно об этих ужасных фотографиях? Я старалась сделать так, чтобы ты о них не узнал.

— Дайте-ка взглянуть, — продолжал Питт, словно Лорен ничего не говорила, и принялся бросать по одной фотографии на колени Даггата. — Я возьму дюжину таких и пяток других…

— Ваши жалкие попытки шутить мне не нравятся, — заявил Даггат.

Питт бросил на него невинный взгляд.

— Вот какая мысль пришла мне в голову: если вы занимаетесь производством грязных фотографий, то не против услужить своим клиентам — или мне лучше назвать их моделями? Естественно, я рассчитываю на скидки.

— Во что вы играете, Дирк? — спросила Фелиция.

— Играю? — Питт усмехнулся. — Это не игра.

— Он может уничтожить политическую карьеру твоего отца и мою, — сказала Лорен. — До тех пор, пока у него негативы фотографий.

— Да брось, — с улыбкой сказал Питт. — Конгрессмен Даггат больше не станет заниматься шантажом, он уходит в отставку. К тому же у него нет к этому делу никакого таланта. Он и десяти минут не продержится против настоящего профессионала.

— Вроде вас? — с угрозой спросил Даггат.

— Нет, вроде моего отца. Полагаю, вы его знаете. Сенатор Джордж Питт. Когда я рассказал ему о вашей маленькой афере, он в шутку попросил набор фотографий на память. Дело в том, что он ни разу не видел в действии своего светловолосого парнишку.

— Вы сошли с ума, — прошептала Фелиция.

— Вы говорите о своем отце, — пробормотал слегка ошеломленный Даггат. — Я вам не верю.

— Совершенно верно, об отце, — сказал Питт, по губам которого все еще бродила улыбка. — Вам ничего не говорит имя Сэма Джексона?

Даггат судорожно сглотнул.

— Он проболтался. Ублюдок проболтался.

— Пел, как суперзвезда. Кстати сказать, он тебя ненавидит и с нетерпением ждет возможности выступить на слушаниях комитета по этике.

В голосе Даггата появился страх.

— Ты не осмелишься обнародовать фотографии.

— А что я теряю? — осведомился Питт. — Мой отец в любом случае собирался в следующем году в отставку. Ну а что касается меня, как только эти фотографии станут всеобщим достоянием, половина секретарш в городе начнет охоту за мной.

— Ты эгоистичная свинья, — вмешалась Фелиция. — Тебе наплевать на то, что будет с Лорен!

— Нет, мне не наплевать, — тихо сказал Питт. — Она женщина, и ей придется пережить много неприятных минут, но это совсем небольшая цена за то, чтобы наш друг Даггат несколько лет провел в тюрьме, клепая автомобильные номера. А после условно-досрочного освобождения ему предстоит еще один отпуск — его партия не захочет иметь с ним ничего общего.

Конгрессмен покраснел и угрожающе наклонился к нему.

— Чепуха! — раздраженно произнес он.

Питт бросил на Даггата взгляд, который заставил бы замереть акулу.

— Конгресс отвергает мерзавцев, которые используют шантаж для достижения своих целей. Еще несколько лет назад твои интриги могли бы привести к успеху, но теперь на Капитолийском холме собралось достаточное количество порядочных людей. Они вышвырнут тебя вон, как только узнают о твоих делишках.

Даггат расслабился, он понял, что проиграл.

— Чего ты от меня хочешь?

— Уничтожь негативы.

— И все?

Питт кивнул.

На лице собеседника появилось хитрое выражение.

— И ты не рассчитываешь на другие дивиденды, Питт?

— Мы с тобой живем в разных мирах, конгрессмен. Полагаю, Лорен согласится, что для всех будет лучше забыть об этой истории. — Дирк распахнул дверцу лимузина и помог Лорен выбраться из машины. — И еще одно. У меня есть заверенные показания Сэма Джексона о ваших сделках с ним. Надеюсь, мне не придется их обнародовать и вы со своей подружкой станете использовать другие методы. Но если возьметесь за старое, я тебя раздавлю. Уж поверь мне.

Питт захлопнул дверцу и наклонился к окошку водителя.

— Мы закончили, приятель, можешь ехать дальше.

Они стояли рядом и смотрели вслед удаляющемуся лимузину. Потом Лорен приподнялась на цыпочки и поцеловала возлюбленного в щеку.

— А это еще за что? — спросил он с довольной улыбкой.

— Награда за то, что помог мне выбраться из крайне неприятного положения.

— Питт спешит на помощь. Я всегда испытывал слабость к женщинам-конгрессменам, попавшим в беду. — Он поцеловал ее в губы, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих. — А это твоя награда за игру в благородство.

— Игру в благородство?

— Тебе следовало рассказать мне о фотографиях. Я мог бы избавить тебя от многих бессонных ночей.

— Я думала, что сама сумею справиться, — сказала она, отводя глаза в сторону. — Женщины должны уметь постоять за себя.

Он обнял ее за плечи и повел к своей машине.

— Бывают времена, когда даже убежденная феминистка нуждается в помощи шовиниста.

Когда Лорен уселась на пассажирское сиденье, Питт заметил на ветровом стекле маленький листок бумаги, засунутый под один из дворников. Сначала он подумал, что это реклама, но потом им овладело любопытство, он вытащил листок и развернул его. Там оказалось короткое послание, написанное аккуратным почерком.

Дорогой мистер Питт!

Буду вам благодарен, если вы в самое ближайшее время позвоните мне по номеру 555-597-1.

Благодарю вас,

Дейл Джарвис.

Питт инстинктивно посмотрел на запруженный пешеходами тротуар, тщетно пытаясь увидеть таинственного посланца. Безнадежная задача. В радиусе ста ярдов находилось почти восемьдесят человек, любой из них мог оставить на ветровом стекле листок, пока он спорил с Даггатом.

— Ты знаешь Дейла Джарвиса? — спросил Дирк у подруги.

Она немного подумала.

— Не могу сказать, что мне знакомо это имя. А почему ты спрашиваешь?

— Складывается впечатление, — задумчиво проговорил Питт, — что он оставил мне любовную записку.

ГЛАВА 49

Холодный зимний воздух просачивался сквозь днище грузовика и жалил кожу Лусаны. Он лежал на животе, с крепко связанными руками и ногами. Металлические ребра кузова ударяли его по голове всякий раз, когда колеса попадали в выбоины дороги. Генерал уже почти ничего не воспринимал. Надетый на голову капюшон не пропускал свет и лишал ориентировки, тело онемело из-за веревок.

Его последним воспоминанием было улыбающееся лицо коммандера в баре первого класса аэропорта. Мысли Лусаны всякий раз возвращались к этому моменту.

— Я капитан Мутаапо, — сказал высокий стройный мужчина, лысеющий негр средних лет, но с лицом молодого человека.

На нем была темно-зеленая форма пилотов мозамбикских авиалиний. Рукава обильно украшало золотое шитье.

— Представитель моего правительства попросил меня обеспечить вашу безопасную доставку в Африку.

— Потребовалось соблюдать предосторожность для въезда в Соединенные Штаты, — сказал Лусана, — но сильно сомневаюсь, что мне грозит опасность во время обратного полета вместе с американскими туристами.

— Тем не менее, сэр, я отвечаю за вас и еще сто пятьдесят пассажиров. И должен спросить, грозит ли какая-то опасность вам или еще кому-нибудь на борту.

— Уверяю вас, капитан, все будет в порядке.

— Хорошо. — Мутаапо блеснул белоснежными зубами. — Тогда давайте выпьем за удачный и безопасный полет. Что вы предпочитаете, сэр?

— Мартини без льда, благодарю вас.

«Какая глупость», — размышлял Лусана, когда грузовик с грохотом переезжал железнодорожные пути. Он с большим опозданием вспомнил, что пилотам коммерческих авиалиний запрещено употреблять алкоголь в течение двадцати четырех часов до рейса. И слишком поздно понял, что в выпивку что-то добавили. Улыбка фальшивого капитана застыла, а потом исчезла, и Лусану окутал мрак.

Он не знал, сколько прошло часов или дней, но чувствовал, что ему периодически кололи снотворное. Незнакомые лица появлялись и исчезали, капюшон на некоторое время снимали, лица плавали в тумане, потом вновь пропадали, и наступала темнота.

Грузовик притормозил и остановился, Лусана услышал приглушенные голоса. Затем водитель переключил передачу, и они снова поехали вперед, но примерно через милю опять остановились.

Лусана услышал, как открылась задняя дверца, и две пары рук перенесли его онемевшее тело по какому-то скату. Из темноты доносились странные звуки. Он услышал сигнал, потом лязг металла, словно распахнулись и захлопнулись стальные двери. Генерал уловил запах свежей краски и бензина.

Его бесцеремонно положили на жесткий пол и оставили лежать, носильщики куда-то ушли. Потом он ощутил, как кто-то разрезает веревки, стягивавшие его тело, и с него сняли капюшон. Единственным источником света была тусклая красная лампочка на стене.

Почти минуту Лусана лежал неподвижно, пока циркуляция крови медленно восстанавливалась в онемевших конечностях. Мужчина прищурился, и на миг показалось, что он находится на мостике корабля. В тусклом красном сиянии он разглядел руль и большую консоль, где горели разноцветные огоньки, отражавшиеся в длинном ряду квадратных окон, расположенных вдоль трех из четырех серых стен.

Над Лусаной, все еще держа капюшон в руке, стоял огромный человек. Генерал смотрел на него снизу, и поэтому великан казался каким-то искаженным. Однако у него было доброе лицо, и он улыбался. Пленник ему не поверил. Он прекрасно знал, что многие закоренелые убийцы обладают ангельской внешностью и ласково улыбаются перед тем, как перерезать жертве горло. Однако в лице этого человека начисто отсутствовала злоба и жажда крови. Он смотрел на пленника с любопытством.

— Ты Хайрам Лусана, — сказал он низким голосом, который эхом отразился от металлических переборок.

— Да, — хрипло ответил Лусана.

Собственный голос показался ему странным. Он молчал почти четверо суток.

— Ты даже не представляешь, как сильно я хотел тебя увидеть, — сказал великан.

— Кто ты такой?

— Имя Фокс тебе что-нибудь говорит?

— А должно? — спросил генерал, полный решимости сопротивляться до конца.

— Ужасно, когда человек забывает имена тех, кого он убил.

Тут только Лусана все понял.

— Фокс… рейд на ферму Фоксов в Натале.

— Моя жена и дети мертвы. Мой дом сожгли. Ты убил даже наших работников. Людей с таким же цветом кожи, как у тебя.

— Фокс… ты Фокс, — повторил Лусана, его разум, оглушенный снотворным, отказывался понимать происходящее.

— Судя по всему, это грязное убийство совершила АРА, — продолжал Фокс, и его голос стал жестче. — Преступление совершили твои люди, и ты отдавал приказы.

— Я не несу ответственности за гибель невинных. — Туман в голове Лусаны начал рассеиваться, он постепенно приходил в себя. Однако руки и ноги все еще ему не подчинялись. — Сожалею о том, что произошло с твоими близкими. В той трагедии не было ни малейшего смысла. Но ищи виновных в другом месте. Мои люди тут ни при чем.

— Я и не сомневался, что ты будешь все отрицать.

— Что ты собираешься со мной сделать? — спросил Лусана, но в его глазах не было страха.

Фокс выглянул в одно из окон. Снаружи было темно, стекло слегка запотело. В глазах великана появилась странная печаль, и он повернулся к Лусане.

— Нам предстоит небольшое путешествие, без обратных билетов.

ГЛАВА 50

Такси миновало ворота Вашингтонского национального аэропорта ровно в девять тридцать вечера, и Дейл Джарвис вышел из него возле одиноко стоящего ангара, расположенного в той части поля, какую редко использовали. Если не считать слабого света, падавшего из пыльного стекла боковой двери, огромное здание казалось унылым и похожим на пещеру. Он толкнул дверь и с удивлением обнаружил, что она открылась беззвучно. Петли были хорошо смазаны, и вошедший не услышал даже легкого шороха.

Зияющую пустоту ярко освещали флуоресцентные лампы. Почтенный старый трехмоторный «Форд» сидел, как огромная утка, посреди бетонного пола, и его крылья частично скрывали антикварные автомобили в разной степени реставрации. Джарвис подошел к тому, который казался грудой ржавого железа. Из-под радиатора торчала пара ног.

— Вы мистер Питт? — осведомился Дейл.

— А вы мистер Джарвис?

— Да.

Питт выбрался из-под машины и сел.

— Вижу, сумели отыскать мою скромную обитель.

Джарвис с сомнением смотрел на Питта, одетого в грязный комбинезон.

— Вы здесь живете?

— Наверху у меня квартира, — сказал мужчина, показав на потолок ангара.

— У вас превосходная коллекция, — заметил Дейл и обвел рукой машины. — Особенно интересен вот этот автомобиль, с черными крыльями и серебристым кузовом.

— «Майбах Цеппелин» 1936 года, — ответил Питт.

— А над чем вы сейчас работаете?

— «Рено», ландолет с открытым верхом, 1912 год.

— Похоже, он в ужасном состоянии, — сказал Джарвис и провел пальцем по слою ржавчины.

Питт улыбнулся.

— Не так уж и плох, если учесть, что он семьдесят лет провел на дне моря.

Дейл сразу понял.

— С «Титаника»?

— Верно. Мне разрешили оставить его себе после завершения спасательных работ. Нечто вроде приза за оказанные услуги, если можно так выразиться.

Питт направился к лестнице, ведущей в его квартиру, Джарвис вошел вслед за хозяином и опытным взглядом сразу оценил необычную мебель. Он понял, что хозяин много путешествует, если судить по имевшим отношение к морю предметам, украшавшим квартиру. Медные водолазные шлемы из другого века. Морские компасы, деревянные шлемы, судовые колокола и даже старые гвозди и бутылки, рядом с каждым имелась аккуратная надпись с именем знаменитого корабля, с которого Питт их снял. Казалось, Джарвис смотрит на музей жизни человека.

Гость опустился в кожаное кресло, предложенное ему Дирком, и посмотрел хозяину в глаза.

— Вы меня знаете, мистер Питт?

— Нет.

— Однако без колебаний согласились на встречу.

— Кто может избежать такого искушения? — с усмешкой сказал тот. — Не каждый день я получаю записку на ветровом стекле с номером, который, как оказалось, принадлежит Управлению национальной безопасности.

— Естественно, вы догадались, что за вами следили.

Питт откинулся в другом кожаном кресле и положил ноги на пуфик.

— Давайте не будем напрасно тратить время, мистер Джарвис, и сразу перейдем к делу. Что за игру вы ведете?

— Не совсем понял.

— Зачем я вам понадобился?

— Хорошо, мистер Питт, — сказал Джарвис. — Дело вот в чем. Какова истинная цель поисков тяжелых морских снарядов, проводимых НУПИ?

— Не хотите сначала выпить? — спросил Питт.

— Нет, благодарю, — ответил Джарвис, оценив попытку хозяина квартиры выиграть время.

— Если вам известно, чем мы занимаемся, то наверняка знаете и причины.

— Сейсмологические испытания с кораллами?

Питт кивнул.

Гость закинул руки за голову.

— Когда вы намерены провести испытания?

— Мы наметили их на последние две недели марта следующего года.

— Понятно. — Джарвис бросил на Питта снисходительный взгляд, после чего высказал все, что собирался. — Я говорил с четырьмя сейсмологами, двое из них работают в вашем агентстве. Они не подтвердили предположение о том, что сбрасывать шестидюймовые морские снаряды с самолета имеет хоть какой-то смысл. Более того, они назвали такую идею смехотворной. Кроме того, мне сообщили, что НУПИ не собирается проводить сейсмологические тесты в Тихом океане. Если коротко, Дирк, ваши уловки не выдерживают серьезной проверки.

Питт прикрыл глаза и задумался. Он мог солгать или просто отказаться от комментариев. Нет, сообразил он, выбора нет. У него, Стайгера и Сандекера не было никаких шансов на быстрое возвращение снарядов, попавших к АРА. Они провели расследование, насколько позволяли их ограниченные возможности, и Питт решил, что пришло время обратиться к профессионалам.

Он открыл глаза и посмотрел на Дейла.

— Если бы в моих силах было положить вам на ладонь живое существо, способное убивать без перерыва в течение трехсот лет, чтобы вы с ним сделали?

Вопрос застал гостяврасплох.

— Не понимаю, к чему вы клоните.

— Я повторяю свой вопрос, — сказал Питт.

— Это оружие?

Собеседник кивнул.

Джарвису стало не по себе.

— Я ничего не знаю о таком оружии. Химическое и биологическое оружие запрещено десять лет назад всеми членами ООН.

— Пожалуйста, дайте ответ на вопрос, — попросил Питт.

— Я бы передал его правительству. Наверное.

— Вы уверены, что это правильное решение?

— Боже мой, чего вы хотите? Ведь ваш вопрос носил чисто гипотетический характер.

— Такое оружие должно быть уничтожено, — сказал Дирк.

Джарвису показалось, что взгляд зеленых глаз Питта обжигает. Наступило короткое молчание.

— Так оно существует? — наконец, спросил Джарвис. — Да.

Куски головоломки начали вставать на свои места, и впервые за долгие годы Джарвис пожалел, что действует с такой высокой эффективностью. Он посмотрел на Питта и сухо улыбнулся.

— Пожалуй, я бы выпил чего-нибудь, — тихо сказал он. — А потом нам с вами придется обменяться очень тревожными фактами.

***

Время перевалило за полночь, когда Фил Сойер остановил машину перед фронтоном здания, где жила Лорен. У него было гладкое лицо и масса стильно подстриженных, рано поседевших волос. Большинство женщин считают таких мужчин красивыми.

Лорен дерзко улыбнулась.

— Ты не хочешь открыть дверь моей квартиры? У меня слишком жесткий замок.

Он улыбнулся в ответ.

— Как я могу отказаться?

Они выбрались из машины и молча прошли вдоль газонов. На влажном тротуаре отражались огни уличных фонарей. Лорен прижалась к Сойеру, когда холодный дождик обрушился на ее одежду и волосы. Швейцар приветствовал их и придержал дверь лифта. Возле двери квартиры женщина вытащила из сумочки ключ и протянула Сойеру. Он отпер замок, и они вошли.

— Сделай себе выпить, — предложила она, встряхнув влажными волосами. — Я вернусь через минуту.

Лорен скользнула в ванную комнату, а Сойер подошел к небольшому бару и достал коньяк. Он наливал второй бокал, когда она вернулась. Подруга была в пижаме с серебристо-серым верхом и брюками, украшенными кружевами. Когда она вошла в дверной проем, свет из спальни обрисовал ее изящную фигуру сквозь прозрачный нейлон. Сочетание пижамы, коричного цвета волос и фиалковых глаз заставило Сойера почувствовать себя смущенным подростком.

— Выглядишь потрясающе, — с трудом выговорил он.

— Благодарю. — Она налила себе ликер «Галлиано» и села рядом с ним на диван. — Обед был великолепен, Фил.

— Рад, что тебе понравилось.

Она придвинулась ближе и ласково провела ладонью по его руке.

— Сегодня ты выглядишь иначе. Никогда не видела тебя таким расслабленным. И ты ни разу не упомянул президента.

— Через шесть недель и три дня вновь выбранный президент будет приведен к присяге, и моя восьмилетняя битва с господами и дамами из средств массовой информации подойдет к концу. Господи, я никогда не думал, что стану испытывать радость из-за того, что являлся частью этой не самой успешной администрации.

— Каковы твои планы после инаугурации?

— У моего босса возникла отличная идея. Сразу после передачи полномочий он отправится на кече[49] в южную часть Тихого океана, где собирается трахаться и пить, пока за ним не придет смерть. — Сойер опустил бокал и посмотрел в глаза Лорен. — Ну а я предпочитаю Карибские острова, во всяком случае для медового месяца.

У Лорен появилось предчувствие.

— Есть кто-то на примете?

Мужчина поставил бокал и сжал ее руки.

— Конгрессмен Смит, — произнес он с шутливой серьезностью. — Я со всем уважением прошу вас отдать свой голос за то, чтобы стать женой Фила Сойера.

Глаза Лорен стали серьезными и задумчивыми. Хотя она прекрасно понимала, что этот момент обязательно наступит, но не знала, как поступить. Сойер неправильно понял ее колебания.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — нежно сказал он. — Ты не представляешь, какой будет твоя жизнь с безработным пресс-секретарем президента, верно? Ну, можешь не волноваться. У меня есть поддержка лидеров нашей партии, которые хотят, чтобы я на следующих выборах баллотировался на пост сенатора от моего штата.

— Ну, в таком случае большинство «за», — решительно сказала Лорен.

Сойер не заметил сомнений в ее глазах. Он взял ее голову в ладони и нежно поцеловал в губы. Все вокруг вдруг стало таять, женские ароматы, исходящие от ее тела, окружили его. Он ощутил странное умиротворение и спрятал лицо у подруги на груди.

Потом, когда утомленный Сойер заснул, слезы Лорен намочили подушку. Она старалась изо всех сил. Лорен занималась любовью с ожесточением, даже заставила себя несколько раз громко застонать. Но ничего не получилось.

Занимаясь любовью с Сойером, Лорен постоянно сравнивала его с Питтом. И не могла логически объяснить разницу. Поначалу ощущения были похожими, однако первый мужчина превращал ее в дикое требовательное животное, а второй оставлял пустой и неудовлетворенной.

Она прижала лицо к подушке, чтобы заглушить рыдания.

— Будь ты проклят, Дирк Питт, — безмолвно сказала Лорен. — Отправляйся в ад!

***

— Даже не знаю, какая история кажется более безумной, — признал Питт, — моя или ваша.

Джарвис пожал плечами.

— Кто знает. Ужас состоит в том, что ваши боеголовки Быстрой Смерти и снаряды из моей операции «Дикая роза» могут оказаться одними и теми же.

— Нападение на крупный прибрежный город линкора черных из Южной Африки, которые делают вид, что они террористы АРА. Чистое безумие.

— Не согласен, — сказал Джарвис. — План представляется мне гениальным. Несколько удачно сброшенных бомб или еще один уничтоженный небоскреб не вызовет такого возмущения у всей нации. Но старый линкор с развевающимся флагом, стреляющий тяжелыми снарядами по мирному населению… произведет настоящую сенсацию.

— Какой город?

— Неизвестно. Эта часть плана остается тайной.

— К счастью, главная составляющая плана отсутствует.

— Линкор, — произнес гость.

— Вы сказали, что все они давно перестали быть боевыми кораблями.

— Последний продан на слом несколько месяцев назад. Остальные превращены в памятники.

Некоторое время Питт смотрел в пространство.

— Припоминаю, что несколько недель назад видел крупный корабль в доке Чесапикского залива.

— Скорее всего, тяжелый крейсер, — сказал Джарвис.

— Нет, у него были три массивных пушечных турели, — уверенно сказал хозяин квартиры. — Я находился в самолете, который направлялся в Саванну, и мы пролетели над ним перед тем, как свернуть на юг.

Однако гость все еще сомневался.

— У меня нет оснований сомневаться в точности полученной мной информации, однако все же проверю ваши слова.

— Есть еще кое-что, — добавил хозяин, вставая, чтобы отыскать на полке энциклопедию.

Он вытащил толстый черный том и принялся перелистывать страницы.

— У вас возникли новые соображения?

— Операция «Дикая роза», — ответил Питт.

— Что именно?

— Название. Оно может что-то означать?

— Кодовые имена редко имеют скрытый смысл, — заметил Джарвис. — В противном случае они могут выдать тех, кто их придумал.

— Могу поспорить на бутылку хорошего вина, что название этой операции имеет особый смысл.

Питт протянул книгу, открытую на карте. Джарвис надел очки для чтения и бросил на карту быстрый взгляд.

— Хорошо, Айова, штат Соколиного глаза. И что с того?

Хозяин указал на точку, находящуюся на правой странице.

— Цветок штата Айова — дикая роза.

Гость заметно побледнел.

— Но линкор «Айова» сдан на переплавку.

— Сдан или переплавлен? — поинтересовался Питт. — Совсем не одно и то же.

Джарвис нахмурился.

Питт посмотрел на него и решил усугубить тревогу мужчины.

— На вашем месте я бы проверил все доки, расположенные на западном побережье Чесапикского залива в Мэриленде.

— Где ваш телефон? — Это был скорее приказ, чем просьба.

Питт молча указал на стол.

Джарвис набрал номер. Пока трубку на другом конце не сняли, он посмотрел на Питта.

— У вас есть современный автомобиль?

— Машина НУПИ, припаркованная снаружи.

— Я приехал на такси, — сказал Джарвис. — Вы окажете мне честь?

— Мне нужна минута, чтобы привести себя в порядок, — ответил Питт.

Когда хозяин вышел из ванной комнаты, Джарвис уже ждал у двери.

— Вы оказались правы, — ровным голосом сказал гость. — Еще вчера линкор «Айова» находился в доке Форбса, штат Мэриленд.

— Я знаю это место, — произнес Питт. — Оно в нескольких милях от дельты реки Патаксент.

ГЛАВА 51

Питт вел машину сквозь дождь, а Джарвис завороженно смотрел на работающие дворники. Наконец он оторвал от них глаза и указал на дорогу впереди.

— Насколько я понимаю, мы подъезжаем к городу Лексингтон-Парк.

— До него четыре мили, — не поворачиваясь, ответил Питт.

— На окраине есть бензоколонка, которая работает круглые сутки, — продолжал Джарвис. — Остановитесь перед телефоном-автоматом.

Через несколько минут фары вырвали из темноты указатель — здесь начинался Лексингтон-Парк. Они проехали еще милю и увидели ярко освещенную станцию обслуживания, чьи огни манили к себе в сырой ночи. Питт свернул с дороги и поставил машину рядом с телефонной будкой.

Служащий станции сидел внутри теплой и сухой кабинки, поставив ноги на старый масляный обогреватель. Он отложил в сторону журнал и пристально посмотрел на приехавших в залитое струями дождя оконное стекло. Убедившись, что они не грабители, работник вернулся к чтению. Огонек телефона померк, и Джарвис поспешно вернулся в машину.

— Удалось узнать что-то существенное? — спросил Питт.

Мужчина кивнул.

— Мой персонал обнаружил обескураживающую информацию.

— Плохие новости и паршивая погода всегда идут рука об руку, — заметил Питт.

— «Айова» снята с учета военно-морского флота и продана на аукционе. Победителем оказалась корпорация «Валвис бей инвестмент».

— Никогда о такой не слышал.

— Она представляет Африканскую революционную армию.

Водитель слегка повернул руль, чтобы объехать большую лужу на дороге.

— Неужели Лусана обошел министерство обороны Южной Африки и не позволил ему осуществить несбыточную мечту?

— Сомневаюсь. — Джарвис содрогнулся от сырого холода и протянул ладони к отверстиям оттаивателя. — Убежден, что министерство обороны Южной Африки купило «Айову», но сделало это так, чтобы все указывало на «Валвис бей инвестмент».

— Полагаете, что Лусане не хватило мудрости?

— Он не мог ничего знать, — сказал Джарвис. — На подобных аукционах имена участников торгов держат в тайне.

— Господи, — пробормотал Питт. — Продажа боеголовок АРА…

— Если мы проведем дополнительное расследование, — напряженно проговорил собеседник, — боюсь, обнаружим, что Лусана и АРА не имеют к покупке никакого отношения.

— Док Форбса совсем рядом, — сказал Питт.

Вскоре они увидели высокую проволочную ограду, идущую параллельно дороге. У главных ворот автомобиль остановился перед кабелем, который перегораживал въезд. Завеса дождя не позволяла ничего разглядеть впереди, и даже грузовые краны терялись в темноте. Охранник оказался возле двери Питта еще прежде, чем тот успел опустить стекло.

— Чем могу вам помочь, господа? — вежливо спросил он.

Джарвис наклонился через водителя и показал свои документы.

— Мы бы хотели убедиться в том, что «Айова» находится в доке.

— Можете узнать об этом от меня, сэр. Она стоит в доке. И ее ремонтируют уже почти шесть месяцев.

Мужчины с тревогой переглянулись, услышав слово «ремонтируют».

— Я получил приказ никого не пускать внутрь без специального пропуска или распоряжения администрации компании, — продолжал охранник. — Боюсь, вам придется подождать до утра — тогда вы сможете осмотреть корабль.

Лицо Джарвиса покраснело. Но прежде, чем он успел произнести гневную тираду, рядом остановился еще один автомобиль, из него вышел человек в смокинге.

— Какие-то проблемы, О’Ши? — спросил он.

— Эти господа хотят войти в док, — ответил охранник, — но у них нет пропусков.

Спутник Питта выскочил из машины и подошел к приехавшему начальству.

— Меня зовут Джарвис, я директор Управления национальной безопасности. Это мой друг Дирк Питт, он из НУПИ. Нам срочно нужно осмотреть «Айову».

— В три часа ночи? — смущенно пробормотал мужчина, вглядываясь в документы Джарвиса в свете фар.

Потом повернулся к охраннику.

— Они в порядке; их нужно пропустить. — Он снова посмотрел на Джарвиса. — Путь до дока не так прост. Я бы предпочел пойти с вами. Кстати, меня зовут Метц, Луи Метц, управляющий верфи.

Метц вернулся к своей машине и что-то сказал сидевшей на пассажирском сиденье женщине.

— Моя жена, — пояснил он, усаживаясь на заднем сиденье автомобиля Питта. — Сегодня годовщина нашей свадьбы. Возвращаемся домой после празднования, и я решил заехать сюда, чтобы забрать чертежи.

О’Ши отстегнул трос и положил на мокрую землю. Потом жестом показал Питту, чтобы тот немного подождал, и склонился над окном.

— Если вы увидите водителя автобуса, мистер Метц, попросите его, чтобы он немного задержался.

Управляющий удивился.

— Водителя автобуса?

— Он приехал сегодня вечером около семи часов и привез человек семьдесят черных парней. Они все направлялись на «Айову».

— И ты их пропустил? — пораженно спросил Метц.

— У каждого имелся настоящий пропуск. В том числе и у водителя автобуса, который вошел вместе с ними.

— Фокс! — сердито воскликнул управляющий. — Что задумал этот безумный шотландец?

Питт переключил передачу и въехал внутрь.

— Кто такой Фокс? — спросил он.

— Капитан Патрик Маккензи Фокс, — сказал Метц. — Офицер королевских военно-морских сил в отставке. Он не делал тайны из того, что какая-то группа черных террористов наняла его для переоборудования корабля. Этот тип безумнее мартовского зайца.

Джарвис повернулся к Метцу.

— В каком смысле?

— Фокс едва не загнал меня и моих людей в могилу, заставляя модернизировать корабль. Он приказал снять практически все, что только можно, а потом заменил металл деревом.

— «Айова» спроектирована так, что не сможет плавать, как пробка, — сказал Питт. — Если ее плавучесть и центр тяжести сильно изменятся, она может перевернуться во время серьезного шторма.

— И вы мне будете рассказывать, — проворчал Метц. — Я в течение месяцев спорил с тем типом. С таким же успехом можно было плевать в сторону урагана — толку ничуть не больше. Он даже приказал снять два находящихся в полном порядке турбинных двигателя и запечатать шахты. — Он замолчал и хлопнул Питта по плечу. — Свернете направо у следующей груды металла, а потом налево у рельсов крана.

Температура упала, и дождь сменился мокрым снегом. В свете фар возникли две большие прямоугольные тени.

— Грузовик и автобус, — сказал Питт.

Он остановил машину, но не стал выключать двигатель и фары.

— Никаких следов водителей, — сказал Джарвис.

Мужчина вытащил фонарик из кармана в дверце и вышел из машины. Джарвис последовал за ним, а Метц молча поспешил вперед. Питт направил луч фонарика в окно автобуса, потом на кузов грузовика. Внутри никого не было.

Они обошли автобус и грузовик и обнаружили Метца, застывшего в неподвижности со сжатыми кулаками. Его смокинг промок, волосы облепили голову. Он выглядел, как только что вытащенный из моря утопленник.

— Где «Айова»? — спросил Джарвис.

Управляющий в отчаянии махнул руками.

— Волосатая задница, — пробормотал он.

— Волосатая… что?

— Проклятый шотландец уплыл на корабле!

— Господи, вы уверены?

В голосе Метца слышалась безнадежность.

— Я не путаю места, где стоят линкоры. Именно здесь «Айова» была пришвартована. — Неожиданно он что-то заметил и подбежал к краю причала. — Вы только посмотрите! Причальные канаты до сих пор привязаны к швартовым тумбам. Эти безумные идиоты сбросили в воду канаты. Словно не собирались сюда возвращаться.

Джарвис наклонился и увидел, что толстые канаты уходят в чернильную воду.

— Моя вина. Преступная халатность не верить плохим предчувствиям.

— Мы все еще не можем быть уверены, что они действительно собираются осуществить нападение, — сказал Питт.

Его спутник покачал головой.

— Они это сделают, можете не сомневаться. — Он устало оперся о сваю. — Если только не сообщат заранее дату и цель.

— Ну, дата очевидна с самого начала, — сказал Питт.

Джарвис вопросительно смотрел на него и ждал.

— Вы сказали, что смысл нападения в том, чтобы вызвать симпатии к белым жителям Южной Африки и направить гнев американцев против черных революционеров, — продолжал Питт. — Сегодня для этого идеальный день.

— Сейчас пять минут первого ночи, сегодня среда, — напряженным голосом сказал Джарвис. — И я не нахожу в этом дне ничего знаменательного.

— Организаторы операции «Дикая роза» обладают превосходным чувством времени, — с иронией сказал Питт. — Только что наступило седьмое декабря, годовщина Перл-Харбора.

ГЛАВА 52

Претория, Южная Африка

7 декабря 1988

Питер де Вааль сидел у себя в кабинете в министерстве обороны и читал книгу. День клонился к вечеру, но в арочные окна проникал солнечный свет. В дверь тихонько постучали.

Де Вааль ответил, не отрываясь от чтения:

— Да?

В кабинет вошел Зиглер.

— Нам сообщили, что Фокс начал операцию.

Де Вааль равнодушно отложил книгу и протянул ему листок бумаги.

— Позаботься о том, чтобы дежурный офицер связи лично отправил сообщение в министерство иностранных дел США.

«Мой долг состоит в том, чтобы предупредить ваше правительство о предстоящем нападении на ваше побережье террористов Африканской революционной армии под командованием капитана Патрика Фокса, отставника королевского военно-морского флота. Глубоко сожалею о непреднамеренном участии моего кабинета в этом ужасном бесчестье. ЭРИК КУРТСМАНН, премьер-министр».

— Вы признали вину от имени нашего премьер-министра, который ничего не знает об операции «Дикая роза», — удивленно сказал Зиглер. — Могу спросить, почему вы так поступаете?

Де Вааль переплел руки перед собой и пристально посмотрел на Зиглера.

— Я не вижу причин для обсуждения деталей.

— Тогда я хотел бы понять: зачем вы обрекли на гибель Фокса?

Министр вернулся к чтению книги и сделал отстраняющий жест.

— Позаботьтесь о том, чтобы сообщение было отправлено. Вы получите ответы на ваши вопросы, когда наступит подходящее время.

— Мы обещали Фоксу, что попытаемся его спасти, — настаивал Зиглер.

Мужчина нетерпеливо вздохнул.

— Фокс понимал, что он мертвец с того самого мгновения, как принял командование рейдом.

— Если он выживет и заговорит с американскими властями, его признание будет иметь катастрофические последствия для нашего правительства.

— Расслабьтесь, полковник, — с кривой улыбкой сказал министр обороны. — Фокс не станет говорить.

— Складывается впечатление, что вы об этом специально позаботились.

— Да, — спокойно ответил де Вааль. — Так и есть.

***

Глубоко в трюмах «Айовы» мужчина, одетый в промасленный комбинезон и толстую шерстяную куртку, прошел по коридору в корабельный лазарет. Он закрыл за собой дверь и оказался в полнейшей темноте. Включив фонарик, он осветил лучом выпотрошенную каюту; часть переборок была убрана, и складывалось впечатление, что он стоит посреди огромной пещеры.

Убедившись, что здесь никого нет, мужчина опустился на колени, вытащил из-под куртки небольшой пистолет и вставил глушитель и обойму на двадцать патронов.

Направил «Хоккер-Родайн 2,75» в темноту и нажал на курок. Раздался почти неразличимый щелчок, потом он услышал два глухих удара о переборки — рикошет.

Удовлетворенный результатом, Эмма прикрутил пистолет липкой лентой к икре, затем сделал несколько шагов, чтобы убедиться, что оружие не мешает при ходьбе, выключил фонарик, выскользнул в коридор и вернулся в машинное отделение.

ГЛАВА 53

Карл Сведборг, шкипер рыболовного траулера «Молли Бендер», постучал костяшками пальцев по барометру, некоторое время стоически наблюдал за прибором, потом подошел к штурманскому столу и взял чашку кофе. Он представил раскинувшуюся впереди реку, одновременно потягивая кофе и глядя на покрытую льдом палубу. Он ненавидел такие скверные сырые ночи. Влага плохо влияла на его семидесятилетние кости, от нее мучительно болели суставы. Следовало уйти в отставку лет десять назад, но после смерти жены и отъезда детей в разные части страны Сведборг не мог долго оставаться в пустом доме. До тех пор, пока находилось место шкипера, он снова и снова возвращался в море, понимая, что, вероятно, здесь его когда-нибудь и настигнет смерть.

— Ну что ж, хотя бы видимость составляет четверть мили, — рассеянно пробормотал он.

— Я видел худшие времена, — заговорил стоявший у руля Брайан Донегал, высокий иммигрант-ирландец с гривой густых волос. — Уж лучше пусть будет плохая погода, когда мы выходим из порта, чем при возвращении.

— Согласен, — сухо сказал Сведборг, его передернуло от холода, пришлось застегнуть верхнюю пуговицу куртки «Макино». — Следи за курсом и держись подальше от буйка канала Рэггед-Пойнт.

— Не беспокойтесь, шкипер. Я своим верным белфастским носом чую буйки, как настоящая ищейка.

Болтовня Донегала неизменно смешила Сведборга. Шкипер невольно улыбнулся, однако заговорил суровым голосом, в котором отчетливо слышалась ирония.

— Я бы предпочел, чтобы ты использовал глаза.

«Молли Бендер» обошла Рэггед-Пойнт и продолжала идти по течению реки, минуя освещенные буйки, которые появлялись и исчезали, как уличные фонари на перекрестке залитых дождем улиц. Сквозь усиливающийся мокрый снег тускло сияли береговые огни.

— Кто-то движется вверх по каналу, — объявил Донегал.

Сведборг поднял бинокль и посмотрел вперед.

— Передний корабль идет с тремя белыми огнями. Из чего следует, что это буксир с баржей за кормой. Слишком темно, чтобы различить очертания. Можно лишь сказать, что трос довольно длинный. На последнем судне вижу два белых огня, оно в трехстах ярдах за буксиром.

— Наши курсы пересекаются, шкипер. Мачтовые огни буксира находятся на одной линии с нашим носом.

— Что ублюдок делает на нашей стороне реки? — спросил Сведборг. — Неужели проклятый болван не знает, что два движущихся навстречу корабля должны держаться правого берега? Он нас подрезает.

— Однако нам легче маневрировать, чем ему, — заметил Донегал. — Пожалуй, стоит его предупредить и разойтись правыми бортами.

— Ладно, Донегал. Сверни налево и дай два гудка, чтобы предупредить их о наших намерениях.

Ответных гудков не последовало. Странные огни буксира приближались гораздо быстрее, чем следовало — так казалось Сведборгу, — он никогда прежде не видел, чтобы буксир перемещался настолько стремительно, да еще и с баржами.

— Дай четыре коротких гудка, предупреди болвана! — закричал шкипер.

Это был сигнал опасности для внутренних водяных путей — его давали, когда курс и намерения приближающегося судна были непонятны. Два матроса команды Сведборга, которых разбудили гудки, вошли в рубку, и тут же проснулись, когда увидели, как близко находятся огни странного корабля. Нет, он определенно вел себя не как буксир с баржами.

В оставшиеся несколько секунд Сведборг схватил рупор и закричал в ночь:

— Эй, на корабле! Поворачивайте налево!

С тем же успехом он мог кричать, обращаясь к призраку. Никто ему не ответил, он не услышал гудков в ледяной мгле. Свет фонарей освещал беспомощную «Молли Бендер».

Сообразив, что столкновение неизбежно, шкипер вцепился в нижнюю раму окна. Донегал сражался до самого конца, он переключил двигатели и попытался резко уйти вправо.

Последнее, что они увидели, был огромный серый нос, возвышающийся над их рулевой рубкой, массивный стальной клин с номером 61.

А потом маленький рыболовный траулер раздавило, и его обломки исчезли под ледяными водами реки.

***

Питт остановил автомобиль перед воротами Белого дома. Джарвис выскочил из машины, но на ходу обернулся.

— Спасибо за помощь, — искренне поблагодарил он.

— Что теперь? — спросил Дирк.

— Мой не самый приятный долг состоит в том, чтобы вытащить из постелей президента и объединенный комитет начальников штабов, — с усталой улыбкой ответил Джарвис.

— Как я могу помочь?

— Никак. Вы сделали даже больше, чем было в ваших силах. Теперь за все будет отвечать военное ведомство.

— Боеголовки Быстрой Смерти, — сказал Питт. — Вы можете мне обещать, что они будут уничтожены, когда корабль удастся обнаружить и взять ситуацию под контроль?

— Я могу лишь попытаться. Никаких обещаний не даю.

— Но этого недостаточно, — заявил мужчина.

Джарвис слишком устал, чтобы спорить, и только бессильно пожал плечами, словно ему было наплевать.

— Извините, но тут ничего нельзя изменить.

Потом он захлопнул дверцу, миновал охранника у ворот и исчез.

Дирк развернул машину и выехал на Вермонт-авеню. Через пару миль заметил круглосуточное кафе и заехал на парковку. Заказав чашку кофе у зевающей официантки, он нашел телефон-автомат и сделал два звонка. Потом выпил кофе, расплатился и ушел.

ГЛАВА 54

Хейди Миллиган встретила Питта, как только тот вошел в национальный военно-морской госпиталь в Бетесде. Ее светлые волосы частично скрывал шарф, и, несмотря на усталый взгляд, она выглядела полной жизни и на удивление юной.

— Как адмирал Басс? — спросил у нее Питт.

Она бросила на него тревожный взгляд.

— Уолт держится. Он сильный человек. Я уверена, он выкарабкается.

Питт не поверил ни единому слову. Хейди хваталась за соломинку, старалась сохранить мужество. Он обнял ее за талию и повел по коридору.

— Адмирал сможет поговорить со мной?

Хейди кивнула.

— Докторам это не нравится, но Уолт настоял на беседе с вами после того, как я передала ему ваше сообщение.

— Не стал бы его тревожить, если бы это не было так важно, — заверил ее Питт.

Она посмотрела ему в глаза.

— Понимаю.

Они подошли к двери палаты, женщина ее распахнула и жестом указала на постель адмирала.

Питт ненавидел больницы. Тошнотворный сладковатый запах эфира, гнетущая атмосфера, деловые врачи и медсестры — все это действовало угнетающе. Он давно принял решение умереть в собственной постели у себя дома, когда придет назначенный ему час.

Он лишь утвердился в своем решении, когда впервые после Колорадо увидел адмирала. Лицо старика покрывала такая восковая бледность, что оно сливалось с подушкой, а хриплое дыхание заглушало шипение аппарата искусственного дыхания. Трубы тянулись к его рукам и уходили под одеяло, питая тело и поглощая его выделения. Прежде мускулистое тело выглядело высохшим.

К Питту подошел врач и положил руку ему на плечо.

— Сомневаюсь, что у больного есть силы для разговора.

Голова Басса слегка повернулась в сторону Питта, и он сделал слабый жест рукой.

— Подойди ближе, Дирк, — хрипло прошептал мужчина.

Врач пожал плечами, уступая воле адмирала.

— На всякий случай я буду рядом, — сказал он, вышел в коридор и закрыл дверь.

Питт придвинул к постели стул и наклонился к Бассу.

— Снаряд, снаряженный Быстрой Смертью, — сказал Питт. — Как он себя ведет после выстрела?

— Центробежная сила… система нарезов.

— Я понял, — тихо ответил Питт. — Спиральная нарезка внутри пушки придает снаряду вращение в полете, вызывая центробежные силы.

— Активирует генератор… а тот, в свою очередь, включает маленький радиолокационный высотомер.

— Должно быть, вы имеете в виду баровысотомер?

— Нет… баровысотомер не будет работать, — прошептал Басс. — Тяжелый снаряд имеет высокую скорость и плоскую траекторию… она слишком низкая, чтобы баровысотомер давал точные измерения… здесь необходим радар, чтобы получать отраженный сигнал от земли.

— Но едва ли радиолокационный высотомер выдержит большие перегрузки, которые возникают при выстреле из пушки, — сказал Питт.

Басс слабо улыбнулся.

— Я сам его сконструировал. Уж поверь на слово… прибор выдерживает стартовые перегрузки после подрыва.

Адмирал закрыл глаза и некоторое время лежал совершенно неподвижно, измученный долгим разговором. Хейди шагнула вперед и положила руку на плечо Питта.

— Быть может, вам лучше зайти днем.

Тот покачал головой.

— Тогда будет слишком поздно.

— Вы его убьете, — сердито сказала Хейди, и ее глаза наполнились слезами.

Рука Басса переместилась на несколько дюймов и сжала запястье Питта. Адмирал открыл глаза.

— Мне нужна минута, чтобы перевести дыхание… Не уходи… это приказ.

Хейди увидела боль сопереживания в глазах Дирка и отступила в сторону. Он снова наклонился над адмиралом.

— Что происходит потом?

— После того как снаряд проходит наивысшую точку и начинает снижаться, всенаправленный индикатор высотомера начинает сообщать о падении высоты…

Басс смолк, Питт терпеливо ждал продолжения.

— На высоте в тысячу пятьсот футов раскрывается парашют. Он замедляет спуск снаряда и активирует небольшое взрывное устройство.

— На высоте в тысячу пятьсот футов раскрывается парашют, — повторил Питт.

— На высоте в тысячу футов срабатывает взрывное устройство, и бомбы малого калибра, содержащие Быструю Смерть, разлетаются во все стороны.

Питт откинулся на спинку стула и задумался над описанием действия снаряда, какое дал ему адмирал. Он заглянул в тускнеющие глаза Басса.

— И еще один вопрос. Сколько времени проходит между срабатыванием парашюта и подрывом?

— Слишком давно… не помню.

— Пожалуйста, попытайтесь, — попросил Питт.

Адмирал явно уходил. Он отчаянно пытался заставить свой мозг работать, но тот ему уже не повиновался. Потом его лицо разгладилось.

— Я думаю… не уверен… тридцать секунд… скорость снижения примерно восемнадцать футов в секунду…

— Тридцать секунд? — сказал Питт, надеясь получить подтверждение.

Пальцы перестали сжимать запястье Питта, и рука Басса упала на простыню. Его глаза закрылись, он погрузился в кому.

ГЛАВА 55

Единственное повреждение, полученное «Айовой» после столкновения с «Молли Бендере», состояло в царапинах на носу. Фокс даже не почувствовал удара. Он мог бы избежать трагедии, если бы резко повернул руль налево, но тогда корабль покинул бы глубокую часть фарватера и сел на мель.

Капитан нуждался в каждом дюйме между корпусом «Айовы» и дном реки. Месяцы работ, тысячи тонн ненужной стали, снятой с корабля, превратили его из боевого линкора с осадкой в тридцать восемь футов в судно с осадкой в двадцать два фута, что давало Фоксу совсем небольшой запас. Могучие лопасти винтов уже задевали речной ил, темная полоса которого на мили тянулась за «Айовой».

Бесчисленные плавания Фокса вверх и вниз по реке в темноте, когда он прислушивался и оценивал каждый звук, мысленно отмечал каждый буй, каждую мель, теперь приносили плоды. Сквозь слабеющую метель уже был виден освещенный буй посреди канала острова Святого Клемента, а еще через пару минут раздался погребальный звон его колокола. Капитан обрадовался, словно это был старый добрый друг. Он поочередно вытер потеющие ладони о рукава. Начиналась самая трудная часть пути.

С того момента, как корабль отошел от причала, Фокс тревожился из-за мелководья в шестимильной части реки, состоящей из лабиринта узких песчаных перекатов, в которых мог застрять киль «Айовы», всего в нескольких милях от конечной цели.

Он оторвал одну руку от штурвала и взял микрофон.

— Постоянно измерять глубину и докладывать мне результаты.

— Есть, капитан, — послышался ответ по рации.

Тремя палубами ниже два чернокожих члена команды Фокса по очереди выкрикивали показания модифицированного эхолота. Они сообщали глубину в футах, а не в привычных морских саженях[50].

— Двадцать шесть футов…. Двадцать пять… двадцать четыре с половиной.

Они подошли к самым опасным мелям, и огромные руки Фокса с такой силой сжали штурвал, что казалось, будто их уже ничто не сможет от него оторвать.

В машинном отделении Эмма делал вид, что помогает крошечной команде, которая удивительным образом управляла огромным кораблем. Все они отчаянно потели, но выполняли работу, которую обычно делало в пять раз больше человек. Конечно, отсутствие двух двигателей помогло, но оставалось очень много всего, ведь им предстояло играть роль не только механиков, но и артиллеристов — когда придет время.

Эмма никогда не был склонен к физическому труду, поэтому он приносил бутыли с водой. В этом окутанном паром аду никто не обращал внимания на незнакомое лицо. Все с благодарностью принимали воду и делали по несколько глотков, чтобы восстановить потерю жидкости, — пот продолжал струями бежать по их телам.

Они работали вслепую, не имея ни малейшего представления о том, что происходит за стальным корпусом или куда идет корабль. Фокс объяснил, что им предстоит короткое тренировочное плавание, чтобы проверить работу двигателей и сделать несколько пробных выстрелов из главных пушек. Они думали, что корабль вышел из залива и направляется в Атлантику. Вот почему они были ошеломлены, когда корпус внезапно задрожал и начал протестующе скрежетать у них под ногами.

«Айова» атаковала мель. Взбаламученный ил существенно замедлил скорость корабля, но он все еще продолжал движение.

— Полный вперед! — последовала команда с мостика.

Два массивных вала ускорили вращение, и все 109000 лошадиных сил взялись за работу.

На лицах людей из машинного отделения появилось смущение и замешательство. Они думали, что плывут в глубоких водах океана.

— Капитан, мы сели на мель? — закричал Чарльз Шаба, старший механик.

— Да, мальчуган, мы задели отмель, не показанную на карте, — уверенно прозвучал голос Фокса. — Еще немного, и все будет в порядке.

Шаба не разделял оптимизм капитана. У него сложилось впечатление, что корабль с трудом ползет вперед. Палуба под ногами вибрировала, двигатели надрывались. Наконец он почувствовал, что их ритм стал более равномерным, словно винты вновь заработали в чистой воде. Через минуту прогремел голос Фокса:

— Скажи ребятам, что все в порядке. Мы вышли на чистую воду!

Команда перешла в обычный режим работы, на лицах появились облегченные улыбки. Один из смазчиков затянул всем знакомую песню, и они хором запели под аккомпанемент огромных гудящих турбин.

Эмма не стал присоединяться к ним. Только он знал всю правду относительно путешествия «Айовы». Через несколько часов все окружающие его люди будут мертвы. Они могли бы получить отсрочку, если бы плоское дно «Айовы» застряло на отмели. Но все сложилось иначе.

«Фокс счастливчик, — подумал Эмма. — Ему дьявольски везет. Пока».

ГЛАВА 56

Президент сидел в конце длинного стола для совещаний в помещении, расположенном на глубине в триста футов под Белым домом, и смотрел в глаза Дейлу Джарвису.

— Ты и сам прекрасно понимаешь, что мне совсем не нужен кризис в последние дни моей администрации, в особенности кризис, который не может подождать до утра.

Джарвис чувствовал усиливающееся напряжение. Президент славился своим вулканическим темпераментом, и Джарвис не раз видел, как знаменитые усы, услада политических карикатуристов, буквально вставали торчком от гнева. Джарвису было нечего терять — если не считать своей должности, — поэтому он сразу перешел в контратаку.

— Не в моих привычках прерывать ваш сон, сэр, или военные сны объединенного комитета начальников штабов без веских на то причин.

— Я думаю, Дейл имеет в виду… — начал министр обороны Тимоти Марч и смолк.

— Я имею в виду, — продолжал Джарвис, — что где-то в Чесапикском заливе сейчас находится отряд безумцев с биологическим оружием, которое способно уничтожить все живые существа в большом городе и продолжать их уничтожать в течение многих и многих поколений.

Генерал Куртис Хиггинс, председатель объединенного комитета начальников штабов, с сомнением посмотрел на Джарвиса.

— Я не знаю об оружии такой огромной силы. Кроме того, химическое оружие в нашем арсенале нейтрализовано и уничтожено много лет назад.

— Это чушь, которой вы кормите средства массовой информации, — резко ответил Джарвис. — Но каждый, кто находится здесь, знает, что все обстоит иначе. Правда в том, что армия не прекращала разрабатывать и накапливать химико-биологическое оружие.

— Успокойтесь, Дейл. — Усы президента, который испытывал извращенное удовольствие, когда его подчиненные начинали ссориться, не могли скрыть улыбку.

Он небрежно откинулся назад и положил ноги на ручку кресла, чтобы разрядить обстановку.

— В данный момент предлагаю прислушаться к предупреждению Дейла.

Мужчина повернулся к адмиралу Джозефу Кемперу, главе всех военно-морских операций.

— Джо, раз уж речь идет о морском рейде, то это сфера твоей компетенции.

Кемпер совсем не походил на военного командира. Дородный, с седыми волосами, он мог бы сойти за дежурного администратора крупного универсального магазина. Адмирал еще раз посмотрел на свои заметки, сделанные во время доклада Джарвиса.

— Есть два факта, подтверждающие версию мистера Джарвиса. Во-первых, линкор «Айова» был продан «Валвис бей инвестмент». И еще вчера съемка с нашего спутника показала, что он стоит на верфи Форбса.

— А в настоящий момент? — спросил президент.

Кемпер не ответил. Вместо этого нажал на кнопку, расположенную на столе перед ним, и встал. Деревянная панель на одной из стен раздвинулась, открывая экран размером восемь на десять футов. Кемпер снял трубку и напряженно сказал:

— Начинайте.

На экране появилась картинка в высоком разрешении. Цвет и четкость были намного лучше, чем на любом домашнем телевизоре. Камера спутника легко пробилась через предутренний сумрак и облачный покров, словно они и не существовали, и все увидели восточную часть береговой линии Чесапикского залива так ясно, словно смотрели на открытку. Кемпер подошел к экрану и сделал круговое движение карандашом, используя его в качестве указки.

— Здесь мы видим дельту реки Патаксент, а также бассейн возле Драм-Пойнт к северу и Хог-Пойнт к югу. — На мгновение его карандаш застыл на месте. — Эти маленькие линии соответствуют верфи в Форбсе… очко в пользу мистера Джарвиса. Обратите внимание, мистер президент, что мы не видим никаких следов «Айовы».

По приказу Кемпера камеры начали перемещаться к верхней части залива. Грузовые суда, рыбачьи шхуны и ракетный сторожевой корабль прошли перед ними как на параде, но нигде не было видно ничего похожего на массивные контуры линкора. Кембридж показался в правой части экрана; вскоре слева появилась Военно-морская академия в Аннаполисе; платный мост под Сэнди-Пойнт; наконец, река Патаксент, ведущая к Балтимору.

— А что находится на юге? — спросил президент.

— Норфолк, больше на расстоянии трехсот миль нет ни одного города.

— Ну ладно, господа. Даже Мерлин и Гудини вместе не смогли бы заставить исчезнуть линейный корабль.

Прежде чем кто-то успел ответить, в зал для конференций вошел референт Белого дома и положил бумаги рядом с локтем президента.

— Это из министерства иностранных дел, — сказал президент, просматривая распечатку. — Официальное сообщение премьер-министра Южной Африки Куртсманна. Он предупреждает нас о грядущей атаке АРА на побережье Соединенных Штатов и просит прощения за косвенное участие его кабинета.

— Как странно, что Куртсманн сообщает о связи со своими врагами, — сказал Марч. — Мне представляется, он должен был бы категорически отрицать, что имеет к ним хоть какое-то отношение.

— Возможно, хочет подстраховаться, — предположил Джарвис. — Куртсманн подозревает, что план операции «Дикая роза» мог попасть в наши руки.

Президент продолжал смотреть на лежавший перед ним листок бумаги, словно не желал принять пугающую правду.

— Похоже, скоро разверзнется ад, — мрачно сказал он.

***

Мост оказался его единственным просчетом. Надстройки «Айовы» были слишком высокими, чтобы пройти под единственным созданным человеком препятствием между Фоксом и его целью. Вертикальный габарит оказался на три фута ниже, чем он рассчитывал.

Мужчина скорее услышал, чем увидел, как фанерная оболочка платформы артиллерийского поста сопровождения цели врезалась в пролет моста.

***

Говард Макдональд ударил по тормозам, его слегка занесло, и бутылки с молоком, сложенные в ящики в его фургоне, перевернулись. Макдональду, который переезжал платный мост Гарри В. Найса, совершая свой обычный молочный рейс, показалось, что самолет рухнул на фермы моста, едва не задев крышу фургона. Несколько мгновений он молча сидел за рулем, ошеломленно глядя на освещенную фарами огромную груду обломков, заблокировавших две узких полосы — северную и южную. Потом осторожно выбрался из грузовичка, опасаясь увидеть среди обломков куски растерзанной человеческой плоти.

Но вместо этого заметил куски выкрашенной в серый цвет фанеры. Макдональд сразу посмотрел в небо, но обнаружил только мерцающие красные фонари над основным пролетом моста. Тогда он подошел к перилам и заглянул вниз.

И увидел лишь цепочку корабельных огней, исчезающих за Матиас-Пойнт на севере. В остальном канал был пуст.

ГЛАВА 57

Питт, Стайгер и адмирал Сандекер стояли возле чертежного стола в ангаре в Вашингтонском национальном аэропорту и изучали крупномасштабную карту ближайших водных путей.

— У Фокса были очень серьезные причины опустить ватерлинию «Айовы», — говорил Питт. — Шестнадцать футов. Именно таким получился результат.

— Ты уверен, что это верные цифры? — спросил Сандекер. — Остается всего двадцать два фута. — Он покачал головой. — В такое невозможно поверить.

— У меня сведения от специалиста, — ответил Питт. — ПокаДейл Джарвис звонил в штаб АНБ, я расспросил Метца, босса верфи. Он поклялся, что все точно помнит.

— Но для какой цели? — спросил Стайгер. — После того как он снял все пушки и заменил их муляжами, корабль стал совершенно бесполезным.

— Турель номер два и все оборудование контроля ведения огня остались на месте, — сказал Питт. — Если верить Метцу, «Айова» способна сделать залп снарядами весом в две тысячи фунтов и попасть в бочку с водой с расстояния в двадцать миль.

Сандекер принялся раскуривать большую сигару. Убедившись, что все сделал правильно, адмирал выпустил струю голубого дыма в потолок и постучал по карте костяшками пальцев.

— Твой план безумен, Дирк. Мы ввязываемся в серьезный конфликт.

— Нельзя просто сидеть и скулить от бессилия, — заявил Питт. — Стратеги Пентагона убедят президента либо взорвать «Айову» прямо на воде, что сделает менее вероятным распространение БС ветром, либо пошлют команду с приказом захватить снаряды, чтобы пополнить ими боевой арсенал.

— Но какой толк от штамма, который никто не может контролировать? — спросил Стайгер.

— Могу спорить, что они финансируют работу всех биологов, которые захотят отыскать антидот, — ответил Питт. — И если один из них добьется успеха, в случае военной угрозы какой-нибудь военачальник может запаниковать и отдать приказ на применение этого оружия. А я не хочу стареть, зная, что не сумел спасти множество жизней из-за того, что ничего не стал делать.

— Красивая речь, — сказал Сандекер. — Я полностью с тобой согласен, но мы втроем едва ли в силах конкурировать с министерством обороны, если хотим отыскать оставшиеся две боеголовки с БС.

— Если сумеем вовремя доставить человека на борт «Айовы», он сможет обезвредить взрывные механизмы снарядов и выбросить штаммы БС в воду… — Здесь Питт сделал паузу.

— Иными словами, тебя? — поинтересовался Сандекер.

— Из нас троих я больше всех подхожу для этой задачи.

— А ты не забыл про меня, мистер? — ледяным тоном осведомился Стайгер.

— Если все пойдет прахом, нам потребуется надежный пилот для управления вертолетом. Извини, Эйб, но я не умею летать, так что им будешь ты.

— Ну, при такой постановке вопроса я не могу отказаться, — с сухой улыбкой ответил полковник.

— Фокус состоит в том, чтобы обнаружить «Айову» раньше, чем это сделают парни из министерства обороны, — сказал Сандекер. — И у нас едва ли получится, ведь у них есть спутники, постоянно ведущие съемку поверхности земли.

— А если нам точно известно, куда «Айова» направляется? — с усмешкой поинтересовался Питт.

— Откуда? — скептически спросил Стайгер.

— Новая осадка линкора — вот ответ на вопрос, — ответил товарищ. — Есть только один водный путь, который находится достаточно близко, чтобы им могло воспользоваться судно с такой осадкой.

Сандекер и Стайгер жадно ждали продолжения.

— Столица, — с полнейшей уверенностью сказал Питт. — Фокс намерен пройти по реке Потомак и нанести удар по Вашингтону.

***

У Фокса болели руки, пот заливал сосредоточенное лицо и стекал на бороду. Если бы не движения рук, можно было бы подумать, что он отлит из бронзы. Он отчаянно устал. Капитан простоял у руля «Айовы» почти десять часов, провел линкор по каналам, которые не были рассчитаны на прохождение такого большого корабля. Ладони покрылись лопнувшими волдырями, но ему было все равно. Мужчина вышел на финишную прямую своего невероятного путешествия. Длинные жуткие пушки башни номер два уже находились достаточно близко, чтобы стрелять по Пенсильвания-авеню.

Он приказал дать полный ход, и вибрация, идущая снизу, усилилась. Как старый боевой конь при звуках трубы, «Айова» устремилась вперед, к проливам рядом с Корнуоллис-Нек у берега Мэриленда. Раздались громкие звуки работающих винтов.

Корабль выглядел как нечто, попавшее сюда из другого мира, или как чудовищное существо, вырвавшееся из глубин ада и выдыхающее дым. «Айова» заметно увеличила скорость, минуя буйки канала, быстро остававшиеся позади в рассветных сумерках. Казалось, судно обладает душой и сердцем и знает, что это его последнее путешествие, знает, что ему, последнему из линкоров, суждено погибнуть.

Фокс завороженно смотрел на сияние находившегося в двадцати милях Вашингтона. Военно-морская база в Куантико осталась за кормой, когда могучая масса «Айовы» прошла мимо Халлоуинг-Пойнт и устремилась дальше к бухте Ганстон. Всего один поворот, и линкор войдет в прямой канал, который заканчивался у края площадки для игры в гольф в Ист-Потомак-Парк.

— Двадцать три фута, — раздался голос из динамика. — Двадцать три… двадцать два с половиной…

Корабль проскочил мимо следующего буйка, мощные винты с пятью лопастями подняли донный ил, нос рассекал воду, во все стороны летела пена — они шли против течения, скорость его составляла пять узлов.

— Двадцать два фута, капитан. — Теперь в голосе слышалось напряжение. — Двадцать два… без изменения… без изменения… О господи, двадцать один с половиной!

А потом «Айова» врезалась в речное дно, как молоток в подушку. Фокс скорее осознал момент удара, чем его почувствовал, когда корпус начал вгрызаться в ил. Двигатели продолжали гудеть, винты вращались, но «Айова» остановилась возле наклонного участка местности Маунт-Вернон.

ГЛАВА 58

— Я не верю, что такое возможно, — заявил адмирал Джозеф Кемпер, восхищенно глядя на экран, центр которого занимала «Айова». — Провести стальную крепость по узкой петляющей реке на расстояние в девяносто миль, да еще ночью — впечатляющее достижение для любого капитана.

На лице президента, массировавшего виски, застыло задумчивое выражение.

— Что нам известно об этом Фоксе?

Кемпер кивнул своему референту, и тот передал президенту голубую папку.

— Адмиралтейство Великобритании прислало по нашему запросу досье капитана Фокса. Мистер Джарвис добавил к нему сведения из архивов АНБ.

Президент надел очки для чтения и открыл папку. Через несколько минут он посмотрел поверх них на Кемпера.

— Превосходный послужной список. Тот, кто его выбирал, знал свое дело. Но зачем человеку с подобной репутацией ввязываться в подобную авантюру?

Джарвис тряхнул головой.

— Полагаю, дело в террористическом акте, послужившем причиной гибели жены и детей капитана.

Президент обдумал его слова и повернулся к объединенному комитету начальников штабов.

— Господа, я готов выслушать ваши предложения.

Генерал Хиггинс отодвинул стул и подошел к экрану.

— Наши аналитики подготовили несколько вариантов, основанных на предположении, что «Айова» имеет на борту смертельное биологическое оружие. Вот первый вариант: мы можем вызвать эскадрилью «Ф-1-20» и уничтожить «Айову» при помощи ракет с лазерным наведением. Одновременно по «Айове» будет нанесен удар береговой артиллерией.

— Недостаточно надежно, — сказал президент. — Если уничтожение не будет полным и мгновенным, мы можем сами начать распространение Быстрой Смерти.

— Второй вариант, — продолжал Хиггинс, — мы посылаем отряд «Морских котиков» на борт «Айовы» с воды, они занимают корму, где имеется площадка для посадки вертолетов. После чего на линкор высаживается морская пехота и захватывает корабль. — Хиггинс замолчал, дожидаясь реакции президента.

— А если все люки корабля будут задраены, — вмешался Кемпер, — морская пехота сможет проникнуть внутрь?

Джарвис был готов к ответу на этот вопрос.

— Если верить работавшим на верфи людям, большая часть брони «Айовы» снята и заменена деревом. Морская пехота сможет взорвать палубу и пробиться внутрь, если, конечно, люди Фокса их не перестреляют во время посадки.

— И если ничего не получится, — продолжал Хиггинс, — наш последний вариант — уничтожить цель тактическим ядерным зарядом.

Почти минуту все в зале молчали, каждый пытался осмыслить, к каким последствиям приведет такое решение.

Наконец инициативу взял президент — он понимал, что все ждут его слова.

— Мне представляется, что небольшая нейтронная бомба будет более практичным вариантом.

— Одна только радиоактивность не уничтожит штамм БС, — сказал Джарвис.

— Кроме того, — вмешался Кемпер, — я сомневаюсь, что при взрыве нейтронной бомбы будет повреждена оружейная башня. Когда все люки задраены, она практически изолирована.

Президент посмотрел на Хиггинса.

— Полагаю, ваши люди взвесили все последствия.

Мужчина мрачно кивнул.

— Все сводится к древнему выбору — пожертвовать небольшой частью, чтобы спасти многих.

— Что вы имеете в виду, когда говорите о небольшой части?

— От пятидесяти до семидесяти пяти тысяч жертв. Ну, и примерно вдвое больше раненых. Небольшие группы населения, находящиеся ближе всего к «Айове», и перенаселенный сектор Александрии пострадают сильнее всего. Вашингтон — незначительно.

— Как скоро морская пехота сможет начать операцию? — спросил президент.

— Они уже садятся в вертолеты, — ответил генерал Гилфорд, командующий морской пехотой. — А «морские котики» движутся по реке на патрульном катере.

— Три боевых подразделения по десять человек в каждом, — добавил Кемпер.

Раздался негромкий звонок телефона, стоявшего рядом со стулом генерала Хиггинса, Кемпер наклонился, снял трубку, выслушал доклад, повесил трубку и посмотрел на замершего у экрана Хиггинса.

— Группа связи установила камеры на южном берегу над «Айовой», — сказал он. — Через несколько секунд они начнут передачу.

Кемпер еще продолжал говорить, когда изображение на экране потускнело и на его месте появился крупный снимок «Айовы».

Президент налил себе чашку кофе, но пить не стал. Он смотрел на «Айову», пытаясь принять правильное решение, понимая, что теперь все зависит от него. Наконец он вздохнул и повернулся к генералу Хиггинсу.

— Начинаем операцию с «морскими котиками» и морской пехотой. Если они потерпят поражение, вызовем истребители и прикажем береговой артиллерии открыть огонь на поражение.

— А ядерный удар? — спросил Хиггинс.

Президент покачал головой.

— Я ни при каких обстоятельствах не могу пойти на массовое убийство своих сограждан.

— До восхода осталось тридцать минут, — тихо сказал Кемпер. — Капитану Фоксу необходим дневной свет, чтобы нацелить пушки. Все радары и системы автоматического ведения огня были демонтированы перед тем, как линкор сняли с вооружения. Он не может рассчитывать на точную стрельбу, если только у него нет наводчика, который находится где-то рядом с целью, — тогда он сможет корректировать огонь по рации.

— А может наводчик сидеть где-нибудь на крыше? — спросил президент, делая глоток кофе.

— Меня бы это не удивило, — ответил Кемпер. — Однако он недолго будет вести передачи. У нас есть компьютеризированная система триангуляции, так что уже через несколько секунд мы сможем определить его местонахождение.

Президент вздохнул.

— Тогда на данный момент мы сделали все, что могли, господа.

— Остается еще один вопрос, мистер президент, я оставил его напоследок, — сказал Хиггинс.

— Слушаю.

— Снаряды с БС. Если мы сумеем захватить их в нетронутом виде, предлагаю отдать их на анализ в лаборатории министерства обороны…

— Их следует уничтожить! — перебил его Джарвис. — Такое ужасное оружие не следует спасать.

— Боюсь, возникла проблема, ее нужно решать срочно, — сказал Тимоти Марч.

При звуках голоса Марча все обратились к экрану. Кемпер тут же схватил трубку и закричал:

— Направьте объективы на корму «Айовы»! И дайте общий план!

Невидимые руки тут же выполнили приказ, корабль уменьшился, и теперь камера снимала еще и участок реки. Внимание присутствующих тут же привлек приближающийся свет навигационных огней.

— Что это? — резко спросил президент.

— Вертолет, — сердито ответил Хиггинс. — Каким-то проклятым гражданским овладело любопытство, и он решил осмотреть корабль.

Все встали со своих мест и столпились перед экраном, беспомощно наблюдая, как вертолет приближается к севшему на мель линкору. Все были напряжены, в глазах появилось раздражение.

— Если Фокс запаникует и откроет огонь до того, как наши силы займут исходные позиции, — безучастно сказал Кемпер, — будет много жертв.

***

«Айова» стояла точно на середине Потомака, ее двигатели смолкли, Фокс отдал команду «стоп машина». Капитан осмотрелся по сторонам со сдержанным оптимизмом. Таким экипажем ему еще не приходилось командовать. Несколько человек казались всего лишь мальчишками, все были одеты в камуфляжную форму, какую носят солдаты АРА. И если не считать профессионализма, с которым они выполняли свои обязанности, ничто не наводило на мысль о том, что они являются бойцами армии Южной Африки.

Работа Чарльза Шабы в качестве старшего механика закончилась в тот момент, когда были заглушены двигатели и в соответствии с приказом он стал артиллерийским офицером. Когда Шаба поднялся на капитанский мостик, он нашел Фокса, который склонился над маленькой рацией. Вошедший четко отсалютовал.

— Прошу прощения, капитан, мы можем поговорить?

Фокс повернулся и положил похожую на бревно руку на плечо Шабы.

— Что у тебя на уме? — с улыбкой спросил он.

Довольный тем, что застал капитана в хорошем настроении, мужчина встал по стойке «смирно» и задал вопрос, который занимал всю команду.

— Сэр, где, черт побери, мы находимся?

— На Абердинском испытательном полигоне. Тебе знакомо это место, мальчуган?

— Нет, сэр.

— Это большое открытое пространство, где американцы испытывают свое оружие.

— Я думал… ну, команда полагала, что мы в открытом море.

Фокс выглянул в иллюминатор.

— Нет, мальчуган, янки проявили добрую волю и разрешили нам пострелять на своем полигоне.

— Но как мы отсюда уйдем? — спросил Шаба. — Корабль сел на мель.

Фокс успокаивающе улыбнулся.

— Не волнуйся. Мы отплывем, как только начнется прилив. Вот увидишь.

Механик облегченно вздохнул.

— Парни будут рады это услышать, капитан.

— Вот и хорошо, мальчуган, — Фокс похлопал его по спине. — А теперь возвращайся на свое место и проследи за зарядкой пушек.

Шаба отсалютовал и ушел. Капитан посмотрел вслед молодому чернокожему парню, который скрылся в темноте коридора, и впервые за все время на него накатила волна скорби из-за того, что ему предстояло сделать.

Его внимание привлек какой-то шум. Он посмотрел в светлеющее небо и увидел мигающие огни вертолета, летевшего вдоль реки с востока. Фокс схватил ночной бинокль, направил на вертолет и прочитал на борту: «НУПИ».

Национальное управление подводных исследований, вспомнил он. Тут не следовало ждать опасности. Наверное, возвращаются в столицу после очередной океанографической экспедиции. Он кивнул своему отражению в стекле, чувствуя, как к нему возвращается уверенность.

Капитан отложил бинокль и вновь занялся рацией, поднес наушник к уху и нажал кнопку микрофона.

— Черный Ангус Один вызывает Черного Ангуса Два. Прием.

Голос с невнятным южным акцентом ответил практически сразу.

— Послушай, приятель, нам не нужна эта кодовая болтовня. Я тебя прекрасно слышу, будто ты стоишь рядом.

— Я предпочитаю не тратить слов попусту, — резко оборвал его Фокс.

— Пока мне платят такие бабки, ты мой босс.

— Расстояние до цели — все готово?

— Да, скоро буду на позиции.

— Хорошо. — Фокс посмотрел на часы. — Пять минут и десять секунд до Хогмани.

— До Хог… что это?

— Так шотландцы называют канун нового года.

Фокс отключил микрофон и с удовлетворением отметил, что вертолет НУПИ продолжает свой неспешный полет в сторону Вашингтона. Вскоре он скрылся из вида за высоким берегом.

***

Почти в этот момент Стайгер изменил курс и развернул «Минерву М-88» в сторону Мэриленда. Он летел низко над землей, едва не задевая кроны деревьев и огибая водонапорные башни. Полковник состроил гримасу, когда услышал очередное обращение в наушниках рации.

— Они начинают меня доставать, — небрежно сказал он. — Генерал Как-там-его обещает нас сбить, если мы не уберемся отсюда в самое ближайшее время.

— Скажи, что ты его слышишь, — сказал Питт. — И что ты так и поступишь.

— И что я им должен сказать, когда они спросят, кто мы такие?

Питт на мгновение задумался.

— Скажи правду. Мы вертолет НУПИ, выполняющий специальное задание.

Мужчина пожал плечами и заговорил в микрофон.

— Генерал Как-там-его купился, — сказал Стайгер и повернул голову к собеседнику. — Будь наготове. Осталось около восьми минут.

Дирк отстегнул ремень безопасности, подождал, когда его примеру последует Сандекер, и перешел в маленький грузовой отсек вертолета.

— Сделай все с первого раза, — сказал он в ухо Стайгера, — или ты оставишь уродливое красное пятно на борту «Айовы».

— Ты смотришь на фаната точности, — сказал полковник со слабой улыбкой. — Тебе нужно лишь держаться покрепче и предоставить сделать всю работу старине Эйбу. А если тебе придется спрыгнуть раньше, я позабочусь о том, чтобы под твоей задницей оказалась мягкая подушка глубокой воды.

— Я очень на это рассчитываю.

— Мы развернемся и подлетим с запада, чтобы они нас не заметили. — Стайгер не отрывал глаз от ветрового стекла. — Я выключаю навигационные огни. Удачи тебе!

Питт пожал руку товарища, перешел в грузовой отсек «Минервы» и закрыл ведущую в кабину дверь. В отсеке царил ледяной холод. Грузовой люк был открыт, и холодный утренний воздух гулял по вибрирующей алюминиевой могиле. Сандекер протянул упряжь, и он натянул ее на себя.

Адмирал хотел что-то сказать, но колебался.

— Жду тебя на завтрак, — наконец произнес он, и на его застывшем лице не дрогнул ни один мускул.

— Я люблю яичницу из взбитых яиц, — ответил Питт.

И шагнул вперед в ледяную мглу.

***

Лейтенант Алан Фергус, командир боевого отряда «морских котиков», застегнул молнию своего влажного боевого гидрокостюма, проклиная капризы высшего командования. Не более часа назад его самым бесцеремонным образом разбудили и дали задание — ему предлагалось провести глупейшую операцию за семь лет службы в военно-морском флоте. Он натянул резиновый капюшон и проверил, насколько хорошо тот прилегает к ушам. Фергус упирался ногами в перила мостика и пристально смотрел в темные воды Потомака.

— Что все это значит? — спросил он.

Лейтенант-коммандер Оскар Кибел, суровый шкипер сторожевого катера береговой охраны, презрительно скривил губы и пожал плечами.

— Я знаю о происходящем не больше, чем вы.

— Верите в бредни о линкорах?

— Нет, — рокочущим голосом ответил Кибел. — Я видел эсминцы водоизмещением в четыре тысячи тонн, которые входили по реке в Вашингтон-Нейви-Ярд, но пятидесятитысячный линкор? Невозможно.

— Нужно подняться на борт и подготовить корму для посадки вертолета с морской пехотой, — раздраженно сказал Фергус. — Эти приказы настоящее дерьмо, если вам интересно мое мнение.

— Меня эта прогулка радует ничуть не больше, чем вас, — ответил Кибел. — Предпочитаю сам выбирать свои пикники. — Он усмехнулся. — Может быть, там нас ждет вечеринка с выпивкой и необузданными женщинами.

— В семь часов утра ни то ни другое не представляет ни малейшего интереса. Во всяком случае, под открытым небом.

— Скоро все узнаем. Через две мили обогнем Шеридан-Пойнт, и тогда наша цель окажется… — Внезапно Кибел смолк, склонил голову набок и прислушался. — Вы слышали?

Фергус откинул капюшон и повернулся назад, глядя в сторону кормы катера.

— Похоже, вертолет.

— Без бортовых огней, точно летучая мышь из ада, — добавил Кибел.

— Боже мой! — воскликнул Фергус. — Морская пехота выступила раньше времени. Они нарушили расписание.

Через мгновение все на катере смотрели вверх — темной тенью по серому небу, на высоте в двести футов, с ревом промчался вертолет. Все были так поражены появлением таинственного летательного аппарата, что никто не обратил внимания на смутную фигуру под кормой вертолета, пока она не пролетела над ними, задев антенну.

— Дьявольщина, что это было? — выпалил ошеломленный Кибел.

Питт с удовольствием дал бы ему ответ, если бы у него было время. Он болтался под вертолетом НУПИ на высоте всего тридцать футов над водой и едва успел согнуть ноги, когда его ударило об антенну патрульного судна. К счастью — тут ему по-настоящему повезло, — удерживающие его ремни не зацепились за нее, в противном случае тело разорвало бы на несколько частей. А теперь у него на ягодицах останется только красный след удара.

Восходящее солнце спряталось за низкими темными тучами, словно действовало с ним заодно, и с трудом пробивающийся свет не позволял ничего толком разглядеть. Ледяной воздух норовил пробраться под теплую одежду, глаза отчаянно слезились, лоб и щеки словно покалывало сотнями иголок.

Питт мчался над рекой так, как ни в одном развлекательном парке мира. Потомак нес свои тусклые воды — а мужчина летел над ним со скоростью двести миль в час. Кроны деревьев на берегу проносились мимо, будто автомобили на автостраде Лос-Анджелеса. Он посмотрел вверх, заметил бледный овал на фоне черного люка вертолета и сообразил, что это встревоженное лицо адмирала Сандекера.

Затем почувствовал, что направление движения изменилось — Стайгер сделал поворот, следуя за излучиной реки. Длинный кабель, прикрепленный к вороту лебедки грузового отсека, изогнулся в противоположную сторону, как в детской игре «щелкни кнутом». Питта развернуло боком, и он понял, что смотрит на Маунт-Вернон. Затем кабель выпрямился, и перед Питтом возникла громадина «Айовы», чьи огромные пушки были угрожающе направлены вверх по течению.

Между тем Стайгер сбросил обороты двигателя, и скорость вертолета упала. Питт почувствовал, как упряжь врезается ему в грудь из-за торможения, и приготовился к прыжку вниз. Под ним находилось ветровое стекло рубки управления, затем полковник почти остановил вертолет в воздухе — и теперь он парил над правым бортом корабля, за главной рубкой управления.

— Слишком быстро! Слишком быстро! — снова бормотал Стайгер себе под нос, опасаясь, что тело товарища уйдет вперед, как маятник.

Страхи его были вполне обоснованными. Питта и в самом деле несло вперед, и он не мог контролировать свое движение. Мужчина оказался намного выше главной палубы, куда планировал спрыгнуть. Чудом миновав башню пятидюймовой пушки, он завис в конце дуги. Сейчас или никогда. Питт принял решение, нажал кнопку размыкания ремня и начал падать вниз.

В мутном утреннем свете Сандекер в люке вертолета пытался разглядеть, что происходит внизу. Внутри у него все сжалось, он затаил дыхание, пока Питт падал к палубе линкора — и исчез из виду. Потом Стайгер развернул вертолет, и «Айова» исчезла, лопасти винта рассекали воздух, они летели в сторону поросшего лесом берега. Как только вертолет выровнялся, Сандекер отстегнул ремень и вернулся в кабину.

— Он спрыгнул? — с тревогой спросил полковник.

— Да, он внизу, — ответил тот.

— Не разбился?

— Остается только надеяться. — Эти слова Сандекер произнес так тихо, что Стайгер едва расслышал их из-за рева двигателя. — Только надежда у нас и есть.

ГЛАВА 59

Фокса не особо беспокоил вертолет, пока он следовал своим курсом. Он не увидел, как человеческая фигура появилась из утреннего сумрака, его внимание было сосредоточено на катере, который приближался на высокой скорости. Не приходилось сомневаться, что это правительство Соединенных Штатов устроило ему торжественную встречу. Фокс заговорил в микрофон.

— Шаба.

— Сэр? — послышался голос механика.

— Пожалуйста, позаботься о том, чтобы пулеметчики заняли свои места и приготовились к отражению атаки. — «Бог мой, — подумал Фокс, — когда в последний раз капитан корабля отдавал такой приказ?»

— Это тренировка, сэр?

— Нет, мистер Шаба. Боюсь, мы имеем дело с американскими экстремистами, поддерживающими врагов нашей страны. Они могут попытаться подняться на борт и захватить корабль. Тебе следует объяснить всем членам команды, что им следует стрелять в любого человека, судно или вертолет, если те представляют угрозу безопасности корабля и команды. И начать следует с того, чтобы заставить отступить приближающийся с запада катер террористов.

— Есть, капитан. — Даже помехи не могли скрыть возбуждение, появившееся в голосе Шабы.

Фокс ощутил подспудное желание отдать приказ своей команде покинуть «Айову», но никак не хотел ясно осознать то, что убивает шестьдесят восемь невинных людей, которых он обманул. Все они были убеждены, что служат стране, относившейся к ним, как к скоту. Однако у Фокса был метод, позволявший избавиться от холодных щупалец вины. Он снова представил сожженную ферму, обугленные тела жены и детей, и к нему вернулась решимость довести дело до конца.

Мужчина поднес к губам микрофон.

— Главная батарея.

— Главная батарея готова.

— Одиночный огонь по команде. — Фокс еще раз проверил сделанные им выкладки на карте. — Дистанция двадцать три тысячи девятьсот ярдов. Пеленг на цель, ноль-один-четыре градуса.

Капитан завороженно наблюдал, как поворачиваются три шестидесятивосьмифутовые пушки второй главной башни. Каждый ствол и его механизм весили по 134 тонны и сейчас послушно поднимались на пятнадцать градусов к горизонту. Потом они остановились, готовые по его команде обрушить свою страшную огневую мощь на неприятеля. Фокс немного помедлил, сделал глубокий вдох и включил рацию.

— Ты на позиции, Ангус Два?

— Ясное дело, — ответил наводчик.

— Шаба.

— Мы готовы открыть огонь, сэр.

Час настал. Путешествие, которое началось на ферме в Натале, неумолимо приблизилось к этому мгновению. Фокс сошел с мостика и поднял флаг АРА на импровизированном флагштоке. Затем вернулся на мостик и произнес судьбоносные слова:

— Огонь, Шаба.

Людей, находившихся на патрульном катере, окружило адское пламя. И хотя только одна пушка встроенной батареи выстрелила непосредственно над носом «Айовы», взрыв создал коридор турбулентности, и огромная волна раскаленного газа поглотила небольшое суденышко. Большинство тут же рухнуло на палубу. Те, кто стояли лицом к «Айове» в момент выстрела, были ослеплены на несколько мгновений вспышкой, а их волосы обгорели.

Однако еще до того, как последствия вспышки исчезли, лейтенант-коммандер Кибел схватился за руль и судно совершило S-образный разворот. Затем ветровое стекло треснуло и разлетелось в разные стороны. На долю секунды ему показалось, что катер атакует стая ос. Он даже слышал их гудение, когда они пролетали мимо его щек и головы. Подняв правую руку со штурвала, мужчина посмотрел вниз, увидел, что на рукаве куртки появились равномерно расположенные красные отверстия, и понял, что произошло.

— Все должны покинуть катер! — закричал он лейтенанту. — Этот ублюдок стреляет в нас!

Ему не пришлось повторять приказ. Фергус метнулся вдоль палубы, выкрикивая приказы, в некоторых случаях сталкивая своих бойцов в сомнительную безопасность холодной реки. Произошло чудо, и пострадал только Кибел. Он остался стоять на мостике, словно на сцене, перед глазами стрелков «Айовы».

Лейтенант-коммандер подвел катер так близко к корпусу корабля, что амортизаторы бортов ударили в огромную стальную стену корпуса линкора. Это был мудрый шаг. Стрелки наверху не могли опустить стволы ниже — и им удалось поразить только верхнюю часть мачты радара. Затем Кибел оказался на свободной воде и увидел, как пули оставляют пенный след пятьюдесятью футами правее. Очевидно, его противник был также ошеломлен. Расстояние между кораблями увеличилось. Мужчина бросил быстрый взгляд назад и с удовлетворением отметил, что Фергус и его люди успели спрыгнуть в воду.

Он сумел провести отвлекающий маневр для «морских котиков». Теперь наступила их очередь. Кибел с благодарностью уступил штурвал своему первому помощнику и мрачно наблюдал, как главный старшина вскрывает аптечку первой помощи и отрезает правый рукав его куртки.

— Сукин сын, — пробормотал раненый.

— Извините, сэр, вам нужно стиснуть зубы и немного потерпеть.

— Тебе легко говорить, — фыркнул Кибел. — Ты не платил двести долларов за куртку.

***

Дональд Фиск, инспектор таможни, бежал по пешеходной части Арлингтонского мемориального моста, вдыхая свежий утренний воздух и пары тумана.

Он уже возвращался обратно, миновал Мемориал Линкольна. Вдруг Дональд услышал странный звук, который заставил его застыть на месте. Звук становился более громким, напоминая рев грузового поезда, набирающего скорость. Затем превратился в пронзительный вой, после чего посреди Двадцать третьей улицы появился большой кратер, раздался оглушительный хлопок, и во все стороны полетели куски земли и асфальта.

Застывший на месте Фиск с удивлением обнаружил, что не пострадал от взрыва. Снаряд пролетел над его головой и ударил по улице под углом, так что его разрушающая мощь была направлена в другую сторону.

В сотне ярдов инспектор увидел, как взрывная волна вышибла ветровое стекло автофургона. Водитель сумел остановить машину и с трудом выбрался на тротуар, его рассеченное осколками лицо было залито кровью.

— Я ничего не вижу! — закричал он, вытянув перед собой руки. — Помогите мне! Кто-нибудь, помогите!

Мужчина вышел из ступора и побежал к раненому водителю. До часа пик оставалось еще немало времени, и улица была пустой. Как вызвать полицию и «Скорую помощь»? Поблизости он увидел лишь уборочную машину, которая продолжала ехать по Индепенденс-авеню, словно ничего не произошло.

***

— Ангус Два, — вызвал Фокс. — Доложите о результатах обстрела.

— Ну, вам удалось изувечить асфальт на улице.

— Оставь болтовню, — раздраженно сказал Фокс. — Твою рацию скоро засекут.

— Я понял, капитан. Твой снаряд не долетел на семьдесят пять ярдов и ушел на сто восемьдесят ярдов влево.

— Ты все слышал, Шаба.

— Вношу поправки.

— Стреляй по готовности, Шаба.

— Есть, сэр.

Потеющие артиллеристы из Южной Африки, сидевшие внутри семисоттонной башни, подносили снаряды, кричали и ругались под лязг металла, а пятью палубами ниже отправляли наверх новые снаряды и шелковые мешки с порохом. Сначала они вставляли конические бронебойные снаряды массой в две тысячи семьсот фунтов в механический досылатель, туда же отправлялся пороховой заряд массой шестьсот фунтов, и досылатель плотно закрывался, чтобы не выпустить наружу газы. Наконец по команде огромное оружие выплевывало смертоносный заряд и откатывалось на четыре фута в свое стальное логово.

***

В четырнадцати милях от «Айовы» Дональд Фиск оказывал первую помощь раненому водителю фургона, когда вновь раздался оглушительный взрыв — теперь снаряд попал в Мемориал Линкольна. За одну тысячную секунды пустой баллистический конус снаряда распался, ударив в белый мрамор, закаленная сталь оболочки пробила стены, и снаряд взорвался внутри мемориала.

Инспектору показалось, что тридцать шесть дорических колонн раскрылись наружу, как лепестки цветка на натюрморте. Затем крыша и внутренние стены обрушились, огромные куски мрамора посыпались по ступенькам, точно детские деревянные кубики, вверх поднялась спираль белой пыли.

Когда над Вашингтоном отзвучал грохот взрыва, мужчина медленно встал на ноги и ошеломленно огляделся.

— Что случилось? — вскричал ослепленный водитель. — Ради бога, скажите, что происходит!

— Не нужно паниковать, — ответил Фиск. — Произошел еще один взрыв.

Раненый стиснул зубы и поморщился от боли. В его лице застряло около тридцати осколков, один глаз заполнился запекшейся кровью, другой исчез, глазное яблоко было рассечено.

Фиск снял футболку и вложил ее в руки водителя фургона.

— Вы можете стиснуть ее, порвать или прикусить, чтобы справиться с болью, но не подносите руки к лицу. Я оставлю вас на несколько секунд. — Он помолчал, прислушиваясь к звуку приближающихся сирен. — Полиция скоро будет здесь. А вслед за ними приедет «Скорая помощь».

Водитель кивнул и присел на тротуар, сжав ткань футболки так, что костяшки его пальцев побелели. Фиск побежал к мемориалу, чувствуя странное стеснение в груди из-за того, что верхняя часть его тела была обнаженной. Он взбежал по ступенькам лестницы, огибая огромные осколки, пока не оказался достаточно высоко, чтобы увидеть бассейн.

Тут он застыл на месте.

Посреди груды мусора и туч оседающей пыли сидела фигура Авраама Линкольна, которая практически не пострадала. Стены и крыша сооружения каким-то непостижимым образом обрушились вниз, но девятнадцатифутовая статуя осталась целой.

Меланхоличное лицо президента продолжало спокойно смотреть в бесконечность.

ГЛАВА 60

Генерал Хиггинс бросил телефонную трубку на рычаг, впервые показав свое раздражение.

— Мы потеряли наводчика, — с горечью сказал он. — Мониторы обнаружили его местонахождение, но к тому времени, когда ближайший патруль туда подоспел, он сбежал.

— Очевидно, он достаточно мобилен, — сказал Тимоти Марч. — С тремя или четырьмя машинами с рациями нам его не захватить.

— Наш отряд быстрого реагирования и парни из городской полиции устанавливают блокпосты на ключевых перекрестках вокруг Капитолия, — продолжал Хиггинс. — Если мы сумеем лишить наводчика визуального контакта с целями, он не сможет корректировать огонь линкора. И тогда Фокс будет стрелять вслепую.

Президент не сводил глаз с экрана, с грустью разглядывая увеличенную фотографию взорванного Мемориала Линкольна, сделанную со спутника.

— Они все очень умно спланировали, — сказал он. — Несколько убитых для большинства американцев всего лишь статистика, — пробормотал он. — Но если уничтожить уважаемый национальный памятник, это затронет каждого. Можете не сомневаться, господа, к вечеру множество обезумевших американцев будут искать выход своему гневу.

— А вдруг в следующем снаряде будет БС… — Джарвис не закончил фразу.

— Похоже на русскую рулетку, — заметил Марч. — Сделано два выстрела. Получается минус два из тридцати шести.

Хиггинс посмотрел через стол на адмирала Кемпера.

— С какой частотой может стрелять «Айова»?

— Промежуток между первым и вторым выстрелами составил четыре минуты и десять секунд, — ответил Кемпер. — Вдвое больше, чем в те времена, когда линкор находился на вооружении ВМС, но результат совсем неплох, учитывая, что все оборудование устарело на сорок лет и у них нет полной команды.

— У меня вопрос, — заговорил Марч. — Почему Фокс использует только центральную пушку? Он даже не пытается стрелять из двух других.

— Он все делает по учебнику, — ответил Кем пер. — Бережет силы и делает по одному выстрелу, чтобы произвести наибольший эффект. Во второй раз ему повезло и он поразил нужную цель. Когда в следующий раз он прочувствует расстояние, можете не сомневаться, Фокс начнет стрелять из всех трех стволов.

Зазвонил стоявший на столе перед Хиггинсом телефон, он поднял трубку и с мрачным лицом выслушал сообщение.

— Сделан третий выстрел.

Камера спутника показывала Белый дом и местность вокруг него в радиусе в две мили. Все взгляды были устремлены на экран, все опасались, что в этом снаряде может оказаться Быстрая Смерть. Одновременно они пытались угадать, что стало новой целью Фокса. И вот последовал взрыв, уничтоживший участок тротуара длиной в пятьдесят футов и два дерева на северной стороне Конститьюшн-авеню.

— Он хочет попасть в здание национального архива, — с горечью сказал президент. — Фокс пытается уничтожить Декларацию независимости и Конституцию.

— Убедительно прошу вас, мистер президент, приказать нанести немедленный ядерный удар по «Айове», — сказал Хиггинс, чье обычно красное лицо приобрело серый оттенок.

Президент выглядел совершенно затравленным. Его плечи опустились, казалось, он отчаянно замерз.

— Нет, — наконец произнес он голосом, не допускающим возражений.

Хиггинс уронил руки и тяжело опустился на стул. Кемпер постукивал по столу карандашом, он что-то обдумывал.

— Есть еще одно решение, — нарочито растягивая слова, сказал он. — Мы можем сбить вторую оружейную башню «Айовы».

— Сбить башню? — скептически переспросил генерал.

— Часть «Фантомов» вооружена мощными ракетами «Сатана», — пояснил Кемпер. — Я не ошибаюсь, генерал Сейр?

Глава ВВС Майлс Сейр кивнул.

— Каждый истребитель вооружен четырьмя ракетами, способными пробить три ярда бетона.

— Я вас понял, — сказал Хиггинс. — Но какова их точность? В случае промаха мы можем выпустить БС.

— Эту задачу можно решить, — сказал обычно не слишком разговорчивый Сейр. — Как только пилот производит выстрел, управление ракетой передается на землю. Ваши люди, генерал Хиггинс, находятся достаточно близко к «Айове», чтобы нанести ракетный удар с точностью до двух футов.

Генерал сорвал трубку телефона и повернулся к президенту.

— Если Фокс будет продолжать стрелять с той же частотой, у нас есть менее двух минут.

— Поднимайте самолет, — без колебаний сказал глава государства.

Пока Хиггинс отдавал приказы войскам, находившимся рядом с «Айовой», Кемпер изучал папку с чертежами корабля.

— Оружейная башня защищена бронированными стальными пластинами от семи до семнадцати дюймов толщиной, — сказал адмирал. — Возможно, мы не сумеем ее пробить, но определенно оглушим оружейный расчет.

— Мы можем предупредить «морских котиков» о наших намерениях?

Кемпер мрачно покачал головой.

— Мы бы их предупредили, но с ними нет связи с того момента, как они спрыгнули в воду.

Фергус не вышел на связь из-за того, что рацию выбило из его рук пулеметной очередью с «Айовы». Пуля аккуратно ампутировала средний палец его левой руки, после чего прошла через передатчик и правую ладонь. Резервная рация исчезла вместе с одним из командиров группы, который получил смертельное ранение в грудь, и его тело унесло вниз по течению.

Он потерял шесть человек из тридцати, пока бойцы поднимались на борт «Айовы». Они взбирались вверх по нейлоновым лестницам, которые удалось забросить на корму при помощи арбалетов. Их встретил мощный заградительный огонь, когда они добрались до главной палубы, и мужчины начали вести ответную стрельбу по защитникам корабля.

Лейтенант остался один на юте[51] — прежде здесь был установлен подъемник для вертолетов. Разочарование заглушало боль в раненых руках. Время уходило. Он получил приказ захватить посадочную площадку и не дать команде линкора открыть ответный огонь. Раздался третий выстрел корабельной пушки, и Фергус прокричал бессильное проклятие.

Он уже видел появившиеся над высоким берегом вертолеты морской пехоты, ждавшие его сигнала для приземления. Мужчина осторожно выглянул из-за основания подъемника. Пулеметы, установленные за бронированной плитой на капитанском мостике, вели огонь по его людям, которые выдвинулись вперед без него. Никто не обращал на Фергуса внимания.

Держа автомат одной рукой, он вскочил на ноги и помчался по открытому участку палубы, выпустив на ходу длинную очередь. Лейтенант почти успел добежать до укрытия за кормовой башней, когда люди Фокса его заметили, и одна из пуль прошила икру его левой ноги.

Фергус сделал еще несколько шагов, упал и откатился за фальшивую башню. Новое ранение огнем жгло левую часть тела. Он лежал на палубе, прислушиваясь к перестрелке впереди и борясь с болью, когда два истребителя возникли со стороны восходящего солнца и нанесли свой страшный удар.

Если бы не тупая боль, засевшая в каждом дюйме тела, Питт мог бы поклясться, что уже умер. Он почти с сожалением заставил себя оттолкнуть серую пелену и открыть глаза.

Затем мужчина провел руками по ногам и телу. Если не считать многочисленных синяков, он, наверное, сломал два или три ребра. Питт потрогал голову и с облегчением вздохнул — на ладонях не было крови. В следующее мгновение он с недоумением обнаружил несколько деревянных щепок в правом плече.

Питт сел и начал сгибать руки и колени, и они ему повиновались. Пока все шло хорошо. Он сделал глубокий вдох и поднялся на ноги, восхищенный своим достижением не меньше, чем если бы покорил Эверест. В зазубренное отверстие в нескольких футах от него проникал солнечный луч, и Дирк, покачиваясь, побрел к нему.

Постепенно к нему возвращалась способность соображать, и он попытался понять, почему не разбился, когда упал на корабль. Фанерные панели, которыми заменили стальные переборки, смягчили падение, он пробил один из таких листов, как пушечное ядро, и сделал заметную вмятину на втором. Так он оказался в коридоре, ведущем в офицерскую кают-компанию. Теперь Питт понял, откуда взялись таинственные щепки.

Словно сквозь туман он помнил оглушительный звук удара и вибрацию. Шестнадцатидюймовые пушки, сообразил мужчина. Но с какой частотой они стреляют? И как долго он находился без сознания? Снаружи донеслась автоматная стрельба. Кто с кем сражается? Вопросы отбрасывались по мере того, как появлялись: ответы не имели значения. Перед ним стояла другая задача.

Питт прошел двадцать футов по коридору, остановился, вытащил из кармана фонарик и сложенный план палуб «Айовы». Потребовалось почти две минуты, чтобы сообразить, где он находится. Изучать лабиринт внутренних коридоров линкора было подобно попытке понять, куда следует двигаться в упавшем набок небоскребе.

Определив направление движения к складу со снарядами, Дирк бесшумно зашагал по коридору и успел пройти совсем немного, когда на корабль обрушилась серия мощных ударов. В воздух поднялись густые тучи накопившейся за долгие годы пыли, Питт расставил руки в стороны, чтобы сохранить равновесие, и ухватился за дверь, которая очень вовремя распахнулась. Он стоял, задыхаясь от пыли и стараясь унять дрожь.

Мужчина бы ничего не заметил, если бы необъяснимое любопытство не заставило его замереть на месте. Боковым зрением он уловил некую странность. Питт направил луч фонарика в сторону, и тот выхватил из темноты коричневый ботинок дорогой, ручной работы, а дальше — чернокожего человека в стильном деловом костюме с жилетом,за руки привязанного к идущим вдоль потолка трубам.

ГЛАВА 61

Хайрам Лусана не мог разглядеть лица мужчины, стоявшего на пороге камеры. Он был крупным, но не таким, как Фокс. Больше ничего Лусана не видел, его ослепил фонарик.

— Похоже, вы проиграли состязание в популярности на корабле, — послышался голос, скорее дружелюбный, чем враждебный.

Окутанный тенями мужчина приблизился, и ослабил веревки на руках генерала.

— Куда вы меня собираетесь отвести?

— Никуда. Если в вашем преклонном возрасте вы цените свое социальное обеспечение, советую вам покинуть корабль, пока он не разлетелся на куски.

— Кто вы такой?

— Не имеет значения, но зовут меня Питт.

— Вы из команды Фокса?

— Нет, я работаю на себя.

— Не понимаю.

Дирк развязал левую руку Лусаны и, не отвечая, занялся правой.

— Вы американец, — с еще большим недоумением сказал Лусана. — Вы уже отбили корабль у южноафриканцев?

— Мы над этим работаем, — ответил Питт, жалея, что не захватил с собой нож.

— Тогда вы не знаете, кто я такой.

— А я должен?

— Меня зовут Хайрам Лусана. Я лидер Африканской революционной армии.

Питт развязал последний узел, отступил назад и направил луч фонарика в лицо генералу.

— Да, теперь вижу. И как вы здесь оказались? Я полагал, что это шоу южноафриканцев.

— Меня похитили, когда я садился в самолет, улетавший в Южную Африку. — Лусана мягко отвел фонарик в сторону. Тут ему в голову пришла новая мысль. — Вам известно об операции «Дикая роза»?

— Со вчерашнего вечера. Однако мое правительство знало о ней несколько месяцев назад.

— Это невозможно, — покачал головой мужчина.

— Как вам будет угодно. — Питт повернулся и направился к двери. — Повторяю, вам лучше сойти с корабля, прежде чем здесь начнется светопреставление.

Лусана колебался всего несколько мгновений.

— Подождите!

Питт обернулся.

— Сожалею, но я не могу терять время.

— Пожалуйста, выслушайте меня. — Лусана подошел ближе. — Если ваше правительство и средства массовой информации узнают, что я находился здесь, у них не будет выбора — и они признают, что за этим террористическим актом стою я.

— И что дальше?

— Позвольте мне доказать свою непричастность к этой отвратительной истории. Скажите, как я могу помочь.

Питт прочитал искренность в глазах Лусаны, вытащил из-за пояса старый автоматический «кольт 45» и вложил в руку чернокожего генерала.

— Возьмите и прикрывайте мою задницу. Мне нужны обе руки, чтобы держать фонарик и изучать план.

Ошеломленный Лусана взял оружие.

— И вы мне доверяете пистолет?

— Конечно, — небрежно ответил Питт. — Что вы выиграете, если застрелите незнакомого человека в спину?

Затем жестом предложил Лусане следовать за ним, а сам выскочил в коридор и поспешил к передней части корабля.

Орудийная башня номер два пережила взрывы ракет, выпущенных истребителями. Они задели стальную броню в восьми местах, но плиту нигде не удалось пробить. Тем не менее крайнее орудие башни было разбито до основания.

Ошеломленный Фокс видел все это через остатки разбитого стекла в окне мостика. Словно по волшебству, сам капитан не пострадал. Он стоял за одной из немногих сохранившихся стальных переборок, когда управляемая ракета безошибочно понеслась к башне номер два. Фокс схватил микрофон.

— Шаба, это капитан. Ты меня слышишь?

В ответ раздался лишь треск помех.

— Шаба! — закричал мужчина. — Отвечай! Доложи о повреждениях.

Динамик ожил.

— Капитан Фокс?

Голос показался Фоксу незнакомым.

— Да, это капитан. Где Шаба?

— Внизу, сэр. Лебедка вышла из строя, он спустился, чтобы ее починить.

— Кто это?

— Обази, капитан. Даниель Обази. — Голос был совсем юным.

— Шаба оставил тебя командовать?

— Да, сэр, — гордо ответил Обази.

— Сколько тебе лет, сынок?

Послышался сдавленный кашель.

— Извините, капитан. Здесь дым, очень сильный. — Он снова закашлялся. — Семнадцать.

«Боже мой, — подумал Фокс. — Де Вааль должен был дать мне опытных людей, а не мальчишек, чьих лиц я даже не видел». Он оказался капитаном команды, которую совсем не знал. Семнадцать лет. Всего семнадцать. От этой мысли стало тошно. Разве оно того стоило? Господи, неужели за свою месть придется заплатить такую ужасную цену?

Фокс стиснул зубы.

— Умеешь управлять пушками? — спросил он.

— Думаю, да. Все заряжены и готовы к стрельбе. Однако люди выглядят не очень хорошо. Контузия, я думаю. У большинства из ушей идет кровь.

— Где ты сейчас?

— В кабинке офицера оружейной башни, сэр. Здесь ужасно жарко. Я не знаю, долго ли парни смогут выдержать. Некоторые все еще без сознания. Один или два мертвы. Я не могу определить; думаю, тот, у кого кровь течет изо рта, умер.

Фокс сжал ручку микрофона, и на его лице появилось сомнение. Когда корабль погибнет, а он не сомневался, что так и произойдет, Фокс хотел стоять на капитанском мостике — последний капитан линкора умирает на своем посту. Молчание на другом конце рации стало мучительным. На мгновение пелена приподнялась, и Фокс увидел весь ужас своих действий.

— Я спускаюсь вниз.

— Люк, ведущий на верхнюю палубу, заклинило, сэр. Вам придется добираться через пороховой погреб.

— Благодарю тебя, Обази. Будь наготове.

Капитан снял фуражку, чтобы стереть пот и грязь со лба, и посмотрел на реку сквозь выбитые стекла. Над мелководьем поднимался холодный туман, напомнивший ему шотландские озера поутру. Шотландия… Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как он в последний раз был в Абердине.

Фокс надел фуражку и снова заговорил в микрофон.

— Ангус Два, пожалуйста, ответь.

— Я тебя слышу, большой Ангус Один.

— Дистанция?

— Направление верное, но недолет на восемьдесят ярдов. Немного изменить вертикальную наводку и прямо в точку.

— Твоя работа закончена Ангус Два. Будь осторожен.

— Слишком поздно. Думаю, типы, одетые в хаки, скоро до меня доберутся. Пока, приятель, у нас получилось неслабое свидание.

Фокс смотрел на микрофон, ему хотелось сказать добрые слова в адрес человека, какого он никогда не видел, поблагодарить за то, что тот рисковал жизнью, — пусть и не бесплатно. Кем бы ни был Ангус Два, пройдет очень много времени, прежде чем он сумеет потратить деньги, положенные на его счет в каком-то иностранном банке министерством обороны Южной Африки.

***

— Обычный дворник, — фыркнул Хиггинс. — Наводчик Фокса оказался проклятым подметальщиком улиц. Городская полиция только что его задержала.

— Теперь понятно, как он проходил мимо наших постов, не вызывая подозрений, — заметил Марч.

Казалось, президент их не слышит. Его внимание было полностью сосредоточено на «Айове». Глава государства отчетливо видел маленькие фигурки в черных мокрых костюмах, они перебегали от одного укрытия к другому, останавливаясь только для того, чтобы открыть огонь в сторону пулеметов, постепенно уменьшавших их число. Президент насчитал уже десять неподвижно лежащих на палубе «котиков».

— Мы можем как-нибудь им помочь?

Хиггинс беспомощно пожал плечами.

— Если мы откроем огонь из береговых орудий, то уничтожим больше «котиков», чем спасем. Боюсь, сейчас ничего нельзя сделать.

— Но почему не послать им на помощь вертолеты с морской пехотой?

— Как только вертолеты приземлятся на палубе, они станут легкой целью. В каждом вертолете пятьдесят пехотинцев. Будет настоящая бойня. И мы ничего не добьемся.

— Согласен с генералом, — сказал Кемпер. — Ракетная атака истребителей дала нам возможность перевести дух. Башня номер два кажется поврежденной. Теперь «котики» смогут очистить палубу от террористов.

Президент откинулся на спинку кресла и посмотрел на окружавших его людей.

— Значит, предлагаете ждать? Сидеть и ждать, и смотреть на проклятом цветном экране, как наши парни погибают прямо у нас на глазах?

— Да, сэр, — сказал Хиггинс. — Мы будем ждать.

ГЛАВА 62

Питт на бегу продолжал изучать план корабля и безошибочно вел за собой Лусану по темным проходам и коридорам мимо пустых сырых кают, пока не остановился перед дверью в переборке. Здесь он смял план в комок и бросил на палубу. Генерал остановился, дожидаясь объяснений.

— Где мы? — спросил он.

— Возле склада снарядов, — ответил Питт.

Он навалился всем телом на дверь, и она открылась на три четверти. Дирк заглянул в тускло освещенное помещение и прислушался. Помещение было наполнено металлическим стуком тяжелых механизмов, лязганьем цепей и гудением электрических двигателей. Откуда-то сверху доносились крики.

Питт осторожно переступил через порог.

Высокие бронебойные снаряды аккуратно стояли на своих основаниях возле подачной трубы снарядного элеватора, их конические боеголовки зловеще поблескивали под двумя желтыми светильниками. Мужчина протиснулся мимо снарядов и посмотрел вверх.

Двое чернокожих опирались на трубу снарядного элеватора и с проклятиями стучали по опорам. Взрывы ракет так сильно качнули корабль, что механизм заклинило. Питт отступил назад и принялся изучать снаряды. Всего он насчитал тридцать одну штуку, и только у одного была скругленная боеголовка.

Второго снаряда с БС он не видел.

Питт снял с пояса набор с инструментами и протянул фонарик Лусане.

— Держите неподвижно, пока я буду работать.

— Что вы собираетесь делать?

— Деактивировать снаряд.

— Если мне суждено разлететься на мелкие кусочки, могу я хотя бы знать почему? — спросил генерал.

— Нет! — резко ответил Питт.

Он наклонился и жестом попросил Лусану посветить. Его руки с величайшей осторожностью ощупали снаряд — так опытный «медвежатник» трогает тумблер цифрового механизма сейфа. Дирк нашел винты и начал вывинчивать их при помощи отвертки. Резьба проржавела от времени, и приходилось прикладывать заметные усилия. «Время, — в отчаянии подумал Питт, — необходимо время, скоро команда Фокса починит подъемник и вернется за новыми снарядами».

Неожиданно последний винт отошел, и колпак снаряда оказался в его руках. Нежно, словно спящего ребенка, Питт отложил его в сторону и заглянул внутрь боеголовки.

Затем начал отсоединять взрывное устройство, которое должно было обеспечить разброс бомб малого калибра, содержащих организмы БС. Процедура оказалась не слишком сложной и совсем не опасной. Питт начал насвистывать, он считал, что излишнее напряжение заставит его руки дрожать, и с благодарностью отметил, что Лусана не задает вопросов.

Мужчина перерезал провода, ведущие к радиолокационному высотомеру, и вытащил взрывной детонатор, потом немного помедлил и вытащил из кармана куртки маленький мешок для денег. Лусану немного позабавило, когда он прочел надпись: «БАНК УИТОНА».

— Никогда прежде в этом не признавался, — сказал Лусана, — но однажды я ограбил инкассаторскую машину.

— Тогда вы должны чувствовать себя здесь как дома, — ответил Питт.

Он вытащил маленькие контейнеры с БС из боеголовки и осторожно опустил в мешок.

— Дьявольски хитрый способ доставки контрабанды, — с натянутой улыбкой сказал Лусана. — Героин или бриллианты?

— Я бы тоже хотел это знать, — сказал Патрик Фокс, появившийся в дверном проеме.

ГЛАВА 63

Повинуясь инстинкту, Лусана едва не застрелил Фокса. Он резко развернулся, слегка присел и вскинул «кольт», уверенный, что не промахнется по такой массивной цели, хотя капитан имел некоторое преимущество во времени.

Лишь в самый последний момент, увидев, что в руках Фокса нет оружия, он сдержался и не нажал на спусковой крючок.

Генерал медленно опустил «кольт» и посмотрел на Питта, чтобы понять, как тот реагирует на происходящее, и у него создалось впечатление, что никак. Тот продолжал перекладывать контейнеры в мешок, словно Фокса здесь не было.

— Имею ли я честь говорить с Патриком Маккензи Фоксом? — спросил Питт, не поднимая глаз.

— Да, я Фокс. — Капитан подошел поближе, с любопытством глядя на Питта. — Что здесь происходит?

— Прошу прощения за то, что не встаю, — небрежно сказал Питт, — но я немного занят: дезактивирую боеголовку с отравляющим газом.

Секунд пять Фокс и Лусана осмысливали новую информацию, оторопело глядя друг на друга. Потом оба повернулись к Питту.

— Вы рехнулись! — выпалил капитан.

Мужчина показал на один из контейнеров.

— Неужели это похоже на обычную взрывчатку?

— Нет, совсем не похоже, — признал Фокс.

— Там нечто вроде нервно-паралитического газа? — спросил Лусана.

— Много хуже, — ответил Питт. — Микроорганизм, вызывающий смертельное заболевание страшной силы. Два снаряда с такой начинкой случайно оказались вместе с другими, самыми обычными — поставщик оружия перепутал.

Фокс и Лусана ошеломленно молчали. Капитан присел на корточки, чтобы изучить снаряд и контейнер в руках у Питта. Лусана также наклонился, не совсем понимая, на что следует обратить внимание.

Постепенно последние сомнения исчезли из глаз Фокса.

— Я вам верю, — сказал он. — Мне довелось повидать достаточное количество подобных снарядов, чтобы понять, что это такое. — Он вопросительно посмотрел в лицо Питта. — Вы не могли бы рассказать мне, кто вы такой и как здесь оказались?

— Сразу после того, как мы найдем и дезактивируем второй снаряд, — нетерпеливо ответил Питт. — У вас есть еще место, где вы храните снаряды?

Тот покачал головой.

— Если не считать тех трех, что мы выпустили, — все они были бронебойными, других у нас нет… — Он смолк, когда до него дошло, что случилось. — Башня! Все пушки заряжены и затворы взведены. Должно быть, снаряд с бактериологическим оружием в одной из пушек.

— Идиот! — закричал Лусана. — Сумасшедший убийца!

В глазах Фокса появился ужас.

— Но еще не поздно, — сказал он. — Пушки будут стрелять только по моему приказу.

— Капитан, мы с вами должны найти и нейтрализовать второй снаряд, — приказал Питт. — Лусана, будьте так добры, выбросьте это за борт. — Он протянул генералу мешок с контейнерами БС.

— Я? — выдохнул тот. — Но я понятия не имею, как попасть на палубу этого плавучего гроба. Мне нужен проводник.

— Поднимайтесь наверх, — уверенно сказал Питт. — Рано или поздно выберетесь на белый свет. После чего бросьте мешок в самую глубокую часть реки.

Лусана уже собрался уходить, когда Фокс положил ему на плечо тяжелую руку.

— Мы поговорим позднее, — сказал капитан.

Лусана не отвел взгляда и кивнул.

После чего лидер Африканской революционной армии исчез в темноте.

На высоте две тысячи футов Стайгер слегка свернул, «Минерва» пролетела над мемориалом Джефферсона и приливным бассейном и направилась в сторону Индепенденс-авеню.

— А здесь полно народу, — сказал он, показывая на группу армейских вертолетов, паривших над Капитолием, словно стая обезумевших пчел.

Сандекер кивнул.

— Держись от них подальше, — сказал адмирал. — Они могут сначала выстрелить, а уж потом станут задавать вопросы.

— Сколько времени прошло после последнего выстрела «Айовы»?

— Почти восемнадцать минут.

— Возможно, все уже закончилось, — сказал Стайгер.

— Мы не сядем до тех пор, пока не будем знать наверняка. Как у нас с топливом?

— Хватит на четыре часа.

Сандекер повернулся в кресле, чтобы хоть немного облегчить боль в ягодицах.

— Постарайся держаться как можно ближе к зданию Национального архива. Если «Айова» сделает еще один выстрел, я практически уверен, что он будет направлен именно туда.

— Интересно, как там Питт?

Сандекер оптимистично произнес:

— Этот человек знает свое дело. Сейчас он наименьшая из наших проблем. — Адмирал отвернулся и стал смотреть вниз, чтобы Стайгер не увидел тревоги на его лице.

— Туда должен был отправиться военный, например я, — заявил полковник. — Гражданский не должен рисковать жизнью, пытаясь сделать работу, для которой у него нет специальной подготовки.

— А у тебя она, конечно, есть.

— Вы должны признать, что мой послужной список лучше, чем у Питта.

Сандекер не сумел скрыть улыбки.

— Хочешь поспорить?

Стайгер уловил что-то в голосе адмирала.

— На что вы намекаете?

— Ты ошибаешься, полковник, и тут не может быть ни малейших сомнений.

— Неужели?

— У Питта звание майора ВВС.

Стайгер, прищурившись, посмотрел на адмирала.

— Хотите сказать, что он пилот?

— Он способен пилотировать любое летательное средство, в том числе и наш вертолет.

— Но он говорил…

— Я знаю, что он говорил.

Стайгер выглядел потерянным.

— И вы промолчали?

— У тебя жена и дети. А я слишком стар. Так что идти должен был Дирк.

Полковник откинулся на спинку кресла и расслабился.

— Пусть только попробует не вернуться, — пробормотал он. — Видит бог, я ему покажу что почем…

***

Питт охотно отдал бы все свои сбережения до последнего цента, чтобы оказаться в любом другом месте, а не лезть наверх в темноте по лестнице, находившейся внутри корабля, который в любой момент мог превратиться в ад. Его лоб покрылся холодным потом, словно у него поднялась температура. Внезапно Фокс замер, будто превратившись в вековой дуб, и Питт налетел на него.

— Пожалуйста, оставайтесь на своих местах, господа. — Голос доносился со стороны темной площадки, находившейся несколькими ступеньками выше. — Вы не можете меня видеть, а я вижу вас прекрасно и готов в любой момент пристрелить обоих.

— Я капитан, — сердито сказал Фокс.

— О, сам капитан. Как вовремя. А то уже начал опасаться, что все пропустил. Вас не оказалось на мостике, как я предполагал.

— Назовите себя! — потребовал Фокс.

— Меня зовут Эмма. Должен признать, звучит не слишком мужественно, но вполне подходит для моих целей.

— Прекратите заниматься чепухой и дайте пройти.

Фокс сделал два шага наверх, но тут раздался негромкий хлопок, и мимо его шеи просвистела пуля из «Хоккер-Родайна». Мужчина застыл на месте.

— Господи, что вы хотите?

— Восхищен серьезностью вашего подхода, капитан. — Эмма немного помолчал. — Я получил приказ вас убить.

Питт медленно опустился на живот и лег на ступеньки, защищенный массивным телом капитана. Затем осторожно, как змея, пополз вверх. Он очень надеялся, что человек на верхней площадке лестницы ничего не заметил.

— Говорите, вам приказали, — сказал Фокс. — Но кто?

— Имя моего работодателя значения не имеет.

— Тогда к чему болтовня, будь ты проклят? Почему бы не застрелить меня и выполнить ваш приказ?

— Я всегда действую с определенной целью, капитан Фокс. Полагаю, вам следует знать, что вас обманули.

— Обманули? — рявкнул Фокс. — Твои туманные слова ничего мне не говорят.

В сознании Эммы прозвучал сигнал тревоги, доведенный до совершенства дюжиной лет игры в кошки-мышки. Он молча стоял, не отвечая на вопрос капитана, все его чувства были обострены до предела, он пытался уловить шум или признаки движения.

— А как насчет человека у меня за спиной? — поинтересовался Фокс. — Он не имеет к этому ни малейшего отношения. Нет нужды убивать невинного.

— Не беспокойтесь, капитан Фокс, — ответил Эмма. — Мне заплатили только за одну жизнь — за вашу.

Питт очень медленно поднял голову, его глаза оказались на уровне лестничной площадки, и он смог увидеть Эмму. Однако было слишком темно, чтобы разглядеть его черты — лишь бледный контур лица и размытые очертания фигуры.

Больше Питт не стал ждать. Он догадывался, что Эмма выстрелит в живот Фокса посредине предложения, отвлекая его внимание пустыми разговорами. Старый, но эффективный трюк. Питт уперся ногами в ступеньку, сделал вдох и бросился вперед, чтобы ударить Эмму по ногам и схватить пистолет.

Глушитель вспыхнул перед лицом Питта, в правую сторону головы ударила боль, но он схватил Эмму за руку. Затем начал терять сознание и куда-то проваливаться. Он падал и падал. Казалось, прошла вечность, прежде чем бездонная пустота поглотила его окончательно.

ГЛАВА 64

Прыжок Питта заставил Фокса последовать его примеру. Он устремился вперед, как разъяренный носорог, и бросил свое могучее тело на обоих мужчин. Питт обмяк и упал в сторону, а Эмма попытался поднять пистолет. Однако Фокс выбил его, как игрушку из детских рук. Тогда пальцы Эммы метнулись к паху противника и сжали его член и мошонку.

Это был ошибочный ход. Капитан оглушительно взревел и обрушил оба своих огромных кулака на поднятое вверх лицо Эммы, ломая хрящи и сдирая кожу. Однако Эмма не разжал руки.

Хотя боль стала практически невыносимой, Фоксу хватило ума не пытаться оторвать руки, которые сжимали его как тиски, а схватил голову Эммы и начал колотить ею по металлической площадке лестницы, используя мощь своих огромных рук. К счастью, давление на пах ослабело, но взбешенный Фокс остановился только после того, как затылок наемного убийцы превратился в кровавую массу. Наконец ярость иссякла, он откатился в сторону и принялся массировать пах, проклиная все на свете.

Через пару минут капитан с трудом поднялся на ноги, схватил за шиворот обоих неподвижных мужчин и потащил вверх по лестнице. Преодолев короткий пролет, прошел еще несколько ярдов по коридору и остановился возле двери, ведущей в грузовой отсек на правом борту «Айовы». Фокс распахнул дверь и в свете дня стал рассматривать ранение Питта.

Пуля задела висок — в худшем случае это могло привести к контузии и серьезной ране. Потом осмотрел Эмму. Кожа на залитом кровью лице убийцы посинела. Фокс проверил карманы, но нашел только запасную обойму к пистолету. На толстый свитер Эмма надел надувной спасательный жилет.

— Так ты не умеешь плавать, — с улыбкой сказал Фокс. — Не думаю, что теперь тебе понадобится экипировка.

Он снял жилет с Эммы и надел на Питта. Затем вытащил маленький блокнот из кармана своей куртки и сделал несколько коротких записей огрызком карандаша. Потом достал мешочек для табака, изготовленный из кожи угря, высыпал содержимое, спрятал в него блокнот и засунул под рубашку Питта. После этого дернул за веревку, и спасательный жилет начал наполняться воздухом.

Вернувшись к Эмме, Фокс схватил труп за переднюю часть свитера и подтащил к открытому люку. Однако угол оказался неудачным, и свитер задрался на голову. Взгляд невольно остановился на верхней части тела Эммы. Он осторожно расстегнул нейлоновую застежку и увидел маленькую женскую грудь.

Несколько мгновений капитан с ужасом смотрел на тело.

— Матерь божья, — пробормотал он.

Эмма оказалась женщиной.

***

Дейл Джарвис указал на экран.

— Вон, смотрите, сразу под второй оружейной башней, ближе к борту.

— И что там? — спросил президент.

— Кто-то открыл люк, ведущий в грузовой отсек, — ответил Кемпер и повернулся к генералу Хиггинсу. — Предупредите ваших людей — возможно, команда попытается сбежать.

— Они и на десять футов не отойдут от берега, — сказал Хиггинс.

Они молча наблюдали, как из люка на палубу выбрался настоящий великан, подошел к борту и выбросил в воду нечто, напоминающее тело. После короткого всплеска оно сразу пошло ко дну. Вскоре вернулся со вторым телом, но на этот раз аккуратно спустил его на веревке — движения были почти нежными, так показалось наблюдавшим за происходящим людям в конференц-зале. Через несколько мгновений течение подхватило тело и понесло прочь от корабля. Затем великан захлопнул люк.

Кемпер подозвал адъютанта.

— Свяжитесь с береговой охраной, пусть вытащат из реки плывущего по течению человека.

— Что означает этот спектакль? — Вопрос президента эхом отразился в сознании всех присутствующих.

— Самое ужасное, что мы можем так никогда и не узнать ответ, — тихо ответил адмирал.

Казалось, прошла вечность, когда Хайрам Лусана нашел нужный люк и сумел выбраться на главную палубу. Он шагнул на нее, покачиваясь и дрожа от холода в тонком деловом костюме. Двумя руками он сжимал мешок с контейнерами. Яркий дневной свет ослепил, и Лусана остановился, чтобы понять, в какой части корабля оказался.

Генерал стоял под кормовым постом управления огнем, перед орудийной башней номер три. На корабле все еще продолжали стрелять из автоматического оружия, но сейчас Лусана думал только о том, чтобы избавиться от контейнеров с Быстрой Смертью. Река манила к себе, и Лусана побежал к переборкам, определявшим границы палубы. Оставалось преодолеть двадцать футов, когда из тени появился человек в черном резиновом костюме и направил на него пистолет.

Алан Фергус уже не чувствовал боли от ранения в ногу и ярости из-за погибших на его глазах товарищей. Теперь лейтенанта трясло от ненависти к тем, кто за это в ответе. И для него уже не имело значения, что человек, появившийся в его прицеле, одет в деловой костюм, а не в военную форму, и в руках у него нет оружия. Фергус видел лишь того, кто убил его друзей.

Лусана резко остановился и посмотрел на мужчину с оружием. Никогда прежде ему не доводилось видеть такой холодной злобы в глазах человека. Они стояли на расстоянии двенадцати футов и не сводили друг с друга глаз, пытаясь обменяться мыслями за эти уходящие мгновения. Они не произнесли ни единого слова, но между ними возникло странное взаимопонимание. Казалось, время остановилось, стихли все звуки и окружающий мир исчез.

Хайрам Лусана понял, что наступил кульминационный момент всей жизни, что он не зря преодолевал грязь и ужас своего детства, чтобы все закончилось здесь и сейчас. Он понял, что не сможет стать лидером народа, которой никогда не будет считать его своим. Теперь стал ясен дальнейший путь. Он сделает гораздо больше для угнетенной Африки, если станет мучеником, погибшим за ее свободу.

Лусана принял приглашение к смерти. Он наградил Фергуса молчаливой улыбкой прощения и прыгнул к борту.

Фергус нажал на спусковой крючок, и автомат начал стрелять. Три пули, попавшие в бок Лусаны, толкнули генерала вперед, и воздух с хрипом вырвался из его легких. Однако ему чудом удалось удержаться на ногах и сделать еще несколько спотыкающихся шагов вперед.

Фергус выстрелил снова.

Лусана упал на колени, все еще пытаясь приблизиться к борту. Фергус с отстраненным восхищением наблюдал за странно одетым чернокожим мужчиной, который продолжал двигаться вперед, хотя в его теле засело не менее дюжины пуль.

С остекленевшими глазами и упорством, на какое способен лишь человек, решивший идти до конца, генерал полз по палубе, прижимая мешок к животу и оставляя за собой алый след.

До борта оставалось три фута. Он продолжал двигаться, несмотря на то, что темнота начала смыкаться вокруг него, а из уголков рта текла кровь. Собрал последние силы и швырнул мешок за борт.

Мгновение тот балансировал на переборке, а потом рухнул в воду. Лусана упал на палубу лицом вниз и вступил во врага забвения.

***

В орудийной башне воняло потом, кровью, порохом и горелым маслом. Большая часть команды еще не пришла в себя после взрывов ракет, в их глазах застыл страх и недоумение; остальные лежали среди механизмов в неестественных позах, кровь текла из их ушей и ртов.

«Покойницкая, — подумал Фокс, — будь оно все проклято. Господи, я ничуть не лучше тех мясников, что уничтожили мою семью».

Капитан посмотрел на центральную трубу подъемника, ведущую вниз, и увидел, как Чарльз Шаба лупит молотком по снарядному лотку, застрявшему десятью футами ниже уровня башенной палубы. Переключатели блокировки дверей, сконструированные для того, чтобы помешать случайному возгоранию снарядов, остались в открытом положении, и Фоксу показалось, что он смотрит в бездонную пропасть. Затем черная бездна затуманилась, и Фокс вдруг сообразил, что происходит. Воздухом стало невозможно дышать. Те, кто пережили взрывы выпущенных истребителями ракет, теперь теряли сознание от недостатка кислорода.

— Откройте внешний люк! — взревел Фокс. — Сюда необходимо впустить свежий воздух.

— Он согнулся и застрял, капитан, — послышался хриплый голос откуда-то сбоку. — И его полностью заклинило.

— Вентиляторы! Почему они не работают?

— Повреждена проводка, — кашляя, ответил другой матрос. — Воздух к нам поступает только снизу.

В душном сизом тумане капитан с трудом различал фигуру говорившего матроса.

— Найди что-нибудь, чтобы открыть люк. Нам необходимо обеспечить приток свежего воздуха.

Он пробрался через распростертые тела, мимо огромного механизма пушки к люку, выходившему на главную палубу. Посмотрев на стальную стену толщиной в семь дюймов, Фокс понял, с чем ему предстоит иметь дело. Однако имелись и положительные моменты — часть штырей была сломана, а через щель величиной в дюйм он видел кусочек голубого неба.

Кто-то постучал Фокса по плечу. Это был Шаба.

— Я вас слышал, капитан. Наверное, вам пригодится. — Он протянул Фоксу стальной прут длиной в четыре фута и в два дюйма толщиной.

Тот не стал тратить время на слова благодарности, вставил прут в щель и потянул на себя. Лицо покраснело от усилий, могучие руки задрожали, но люк даже не шевельнулся.

Упрямство люка не удивило Фокса. Он хорошо знал старую шотландскую поговорку: ничто не дается с первой попытки. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, насыщая легкие кислородом. Мускулы могучего тела напряглись, чтобы отдать все силы на решение задачи, которую он перед собой поставил. Шаба завороженно наблюдал за капитаном. Он никогда не видел такой полной сосредоточенности. Фокс снова вставил прут в щель, помедлил несколько секунд и потянул рычаг на себя. Механику показалось, что капитан обратился в камень: теперь он не замечал никаких видимых усилий. Лишь пот начал капать со лба Фокса, а сухожилия на шее натянулись, словно струны, все мышцы напряглись, а потом медленно, но неуклонно люк со скрежетом стал открываться.

Шаба не мог поверить, что такая сила может существовать; он не знал тайны, заставлявшей Фокса прикладывать неимоверные даже для него усилия. Люк приподнялся еще на дюйм, стало немного светлее. Потом на три дюйма… шесть… неожиданно послышался хруст, и люк упал на палубу со звонким металлическим стуком.

Почти мгновенно дым и смрад унесло прочь и орудийную башню наполнил холодный сырой воздух, поднимавшийся снизу. Великан сделал шаг в сторону и выбросил прут в люк. Одежда пропиталась потом, тело дрожало, но он перевел дыхание, и сердце стало успокаиваться.

— Очистить казенник и разрядить пушки, — приказал мужчина.

Шаба недоуменно посмотрел на капитана.

— Механический досылатель не работает, в гидравлической системе упало давление. Мы не сможем вытащить снаряды.

— Проклятый досылатель, — проворчал Фокс. — Тогда достаньте вручную.

Шаба ничего не ответил. У него просто не было времени. Из люка высунулось дуло и кто-то начал стрелять из автомата. Пули рикошетили от бронированных пластин, несколько просвистело рядом с Фоксом.

Шаба не был столь удачлив. Четыре пули почти одновременно вошли в его шею. Он рухнул на колени, его удивленные глаза обратились к Фоксу, губы зашевелились, но не смогли произнести ни слова, а потом изо рта хлынула кровь.

Фокс беспомощно смотрел на умирающего Шабу. Затем, охваченный яростью, он повернулся и схватил дуло автомата. Раскаленный металл обжег ладони, но он уже не чувствовал боли. Капитан рванул на себя оружие, однако находившийся снаружи «котик» проявил упрямство, не отпустил автомат и рухнул в люк, так и не убрав пальца со спускового крючка.

В человеке, который точно знает, что умрет, уже не остается страха. Однако у Фокса такой уверенности не было. Его лицо побелело от ужаса — он боялся, что погибнет до того, как снаряд, начиненный Быстрой Смертью, будет дезактивирован.

— Кретин! — прорычал Фокс, когда «котик» лягнул его в живот. — В пушках… в пушках… чума…

«Котик» отчаянно извернулся и ударил свободной рукой Фокса в челюсть. Тот так старался отвести дуло в сторону от своего тела, что пропустил этот удар. Сил становилось все меньше, и он упал на спину, пытаясь вырвать оружие у «котика». Но с ладоней и пальцев сорвало обожженную кожу, и пришлось выпустить дуло. Боец отскочил в сторону и опустил автомат, направив оружие в живот Фокса.

Даниель Обази, совсем молодой парень, сидевший за пультом управления огнем, с ужасом смотрел, как палец «котика» начинает давить на спусковой крючок. Он попытался закричать, чтобы отвлечь внимание убийцы в черном комбинезоне, но в горле у него так пересохло, что с губ слетел лишь едва слышный шепот. Охваченный отчаянием Обази сделал единственное, что ему оставалось, чтобы спасти жизнь своего капитана. Нажал на красную кнопку.

ГЛАВА 65

Теперь процесс было невозможно остановить. Сработал пороховой заряд, и два снаряда вылетели из центральной и правой пушек, но левый ствол был перебит одной из ракет, выпущенных истребителями, и пороховые газы не могли найти выхода.

Новая пушка могла выдержать такую чудовищную отдачу, но старый затвор разлетелся на куски. В доли секунды вулканическое извержение пламени рвануло вниз по трубам подъемника, в пороховой погреб.

И «Айова» взорвалась.

Патрика Фокса вышвырнуло в открытый люк, и в эти доли секунды он понял всю чудовищную глупость собственных действий. Он потянулся к своей любимой Мирне, чтобы попросить у нее прощения, а потом ударился о стальную палубу, и тело капитана превратилось в окровавленную груду умирающей плоти.

***

Бронебойный снаряд из правого орудия достиг своей высшей точки и пробил известняковый купол здания Национального архива. По невероятному стечению обстоятельств он миновал двадцать один ряд книжных полок, рухнул на гранитный пол выставочного зала менее чем в десяти футах от стеклянного футляра, под которым хранилась Декларация независимости, и ушел в пол на половину своей длины.

Снаряд номер два не разорвался.

В отличие от номера три.

Крошечный генератор включил радиолокационный высотомер, находившийся внутри контейнеров с Быстрой Смертью, и начал посылать сигналы на землю, отслеживая его траекторию. Снаряд пошел на снижение, на высоте тысяча пятьсот футов электрический импульс заставил парашют раскрыться, и купол сияющего оранжевого шелка расцвел на фоне голубого неба. Поразительно, но материал, хранившийся более тридцати лет, выдержал нагрузку и не разошелся по швам.

Далеко внизу, под улицами Вашингтона, президент и его советники неподвижно застыли на своих стульях, наблюдая за неуклонным снижением парашюта. Сначала, как пассажиры «Титаника», которые отказывались верить, что огромный океанский лайнер тонет, они завороженно сидели, не в силах осознать масштаб разворачивающихся перед их глазами событий. У них еще сохранялась слабая надежда, что механизм внутри снаряда не сработает и он упадет на траву, не причинив никакого вреда.

А потом они ощутили, как сжимаются тиски отчаяния.

Легкий северный ветер нес парашют к зданиям Смитсонианского института. Солдаты, заблокировавшие улицы вокруг Мемориала Линкольна и здания Национального архива, а также толпы государственных служащих, застрявшие в утренних пробках, с ошарашенным видом глазели в небо.

Воздух над столом для конференций был полон напряжения, и всеобщая тревога достигла апогея. Джарвис не мог больше смотреть на происходящее.

— Все кончено, — хрипло сказал он, опустив голову. — Мы трупы.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил президент, не отрывая глаз от медленно опускающегося парашюта.

Плечи Хиггинса безнадежно поникли.

— Если мы его собьем, то увеличим разлет бактерий. А больше делать нечего.

Джарвис увидел, как в глазах президента появляется жуткое понимание того, что они подошли к концу пути. Неосуществимое не может произойти, не может быть принято, но вот оно — совсем рядом. Смерть для миллионов находилась в секундах и нескольких сотнях футов.

Они так пристально наблюдали за экраном, что не заметили, как на нем растет далекая точка. Первым на нее обратил внимание Кемпер, он редко что-то пропускал. Адмирал встал и пристально уставился на экран. Вскоре и остальные заметили, как увеличивающаяся точка превращается в вертолет, который направляется к боеголовке.

— Господи, что они… — пробормотал Хиггинс.

— Он похож на безумного ублюдка, летавшего вокруг «Айовы», — заявил Кемпер.

— На этот раз мы собьем его задницу, — заявил Хиггинс и потянулся за телефонной трубкой.

Низкое солнце отражалось от кабины вертолета — на экране возникло яркое пятно. И вскоре все смогли прочитать четыре буквы, написанные на борту.

— НУПИ, — сказал Кемпер. — Вертолет Национального управления подводных исследований.

Джарвис убрал руки от лица и посмотрел вверх, словно пробудился от глубокого сна.

— Вы сказали НУПИ?

— Посмотрите сами, — предложил адмирал.

Джарвис посмотрел. Затем, опрокинув стул, резко вскочил на ноги и вырвал телефон из рук Хиггинса.

— Нет! — закричал он.

Генерал выглядел совершенно ошеломленным.

— Оставьте его в покое! — прорычал Джарвис. — Пилот знает, что делает.

Сейчас он был совершенно уверен, что Дирк Питт имеет отношение к трагическим событиям в столице. Вертолет НУПИ и Питт. Они должны быть связаны. В сердце Джарвиса вспыхнул маленький огонек надежды, он внимательно наблюдал, как уменьшается расстояние между боеголовкой и вертолетом.

***

«Минерва» неслась на оранжевый парашют, как бык, атакующий плащ матадора. Это была трудная гонка. Стайгер и Сандекер неправильно оценили траекторию движения боеголовки Быстрой Смерти и парили над зданием Национального архива, когда заметили, как в четверти мили от них раскрылся парашют. Они потеряли бесценное время, пока Стайгер лихорадочно разворачивал вертолет, направляя его наперерез, продолжая отчаянную игру, придуманную Питтом несколько часов назад.

— Прошло двенадцать секунд, — сказал адмирал от двери кабины.

«Восемнадцать секунд до цели», — подумал Стайгер.

— Готов привести в действие крюк и лебедку, — сказал Сандекер.

Полковник покачал головой.

— Слишком рискованно. У нас только один шанс. Мы должны носом пройти сквозь купол парашюта.

— Ты можешь попасть по куполу лопастью винта.

— Другого шанса у нас не будет, — возразил Стайгер.

Тот не стал с ним спорить, быстро вернулся в кресло второго пилота и пристегнулся.

Боеголовка приближалась и была хорошо видна в ветровое стекло. Полковник отметил, что она выкрашена в традиционные синие цвета военно-морских сил, резко сбросил скорость, и их обоих толкнуло вперед, но, к счастью, они были пристегнуты к креслам.

— Шесть секунд, — сказал Сандекер.

Тень огромного парашюта накрыла вертолет, когда Стайгер бросил машину вправо. Благодаря резкому повороту нос «Минервы» оказался между стропами. Оранжевый шелк поник и упал на ветровое стекло, закрывая солнце. Три стропы обмотались вокруг одной из лопастей, но старый материал не выдержал нагрузок и лопнул. Его остатки облепили фюзеляж — и «Минерва» практически остановилась, принимая на себя вес тяжелого снаряда.

— Две секунды, — сказал Сандекер сквозь стиснутые зубы.

«Минерва» начала падать под тяжестью снаряда. Стайгер вернул вертолет в горизонтальное положение и вновь запустил двигатели — его руки все делали быстро и уверенно.

Сдвоенные двигатели с трудом справлялись с дополнительной нагрузкой. Адмирал прекратил отсчет. Время вышло. Стрелка альтиметра дрожала на высоте тысячи футов. Сандекер наклонился в открытое окно и посмотрел мимо развевающегося шелка на нижнюю часть фюзеляжа, ожидая, что боеголовка может взорваться в любой момент.

Винты «Минервы» рассекали воздух, громкие хлопки разносились на мили вокруг — а снизу к вертолету было обращено множество удивленных лиц. Люди завороженно наблюдали за зависшим в воздухе вертолетом. Сандекер вновь посмотрел на альтиметр. Стрелка дрожала на той же отметке. По лбу адмирала стекла струйка пота.

Прошло десять секунд, но для Сандекера они больше походили на десять лет. Полностью погрузившись в пилотирование вертолета, полковник сражался с рычагами управления. Его товарищу ничего не оставалось, как сидеть рядом. Впервые в жизни он почувствовал себя совершенно бесполезным.

— Поднимайся, будь ты проклята, поднимайся, — умолял Стайгер «Минерву».

Словно зачарованный, он не сводил глаз с альтиметра, и, наконец, показалось, что стрелка слегка приподнялась над отметкой в тысячу футов. Принимал ли он желаемое за действительное, или вертолет его послушался? Постепенно, очень медленно, стрелка стала показывать, что они набирают высоту.

— Мы поднимаемся, — доложил адмирал дрожащим голосом.

Стайгер не ответил.

Постепенно скорость подъема стала увеличиваться. Сандекер молчал до тех пор, пока полностью не убедился, что глаза его не обманывают. Сомнений больше не осталось, стрелка медленно миновала следующую отметку.

ГЛАВА 66

Облегчение, охватившее собравшихся в зале для совещаний людей, было невозможно описать. Если бы сейчас произвели опрос, они бы все сказали, что никогда в жизни не видели ничего более прекрасного. Даже непреклонный генерал Хиггинс улыбался своей самой широкой улыбкой. Удушающее облако отчаяния внезапно унеслось прочь, и они принялись радостно аплодировать, когда «Минерва» вместе со смертельным грузом принялась подниматься на безопасную высоту.

Президент откинулся на спинку стула и позволил себе раскурить сигару. Сквозь клубы дыма он кивнул Джарвису.

— Складывается впечатление, Дейл, что вы ясновидящий.

— Всего лишь расчет, мистер президент, — ответил Джарвис.

Адмирал Кемпер снял трубку.

— Соедините меня с этим вертолетом! — приказал он.

— Мы еще не пережили бурю, — заметил Хиггинс. — Они не могут летать вечно.

— Мы связались с ними, — послышался уверенный голос из динамиков, установленных возле экрана.

Кемнер заговорил в трубку, не сводя глаз с «Минервы».

— С вами говорит адмирал Джозеф Кемпер из объединенного комитета начальников штабов. Вертолет НУЛИ, пожалуйста, назовите себя.

Они услышали спокойный голос, который звучал так четко, словно говоривший находился в том же помещении.

— Джим Сандекер, Джо. Что вы хотите?

Президент оживился.

— Директор НУПИ?

Кемпер кивнул.

— Ты прекрасно знаешь, что мы хотим, черт подери! — проворчал он в трубку.

— О да, интересуетесь боеголовкой Быстрой Смерти. Полагаю, вам известен ее потенциал.

— Да.

— И вы хотите знать, что я намерен с ней делать.

— Да, такая мысль действительно приходила мне в голову.

— Как только мы достигнем высоты в пять тысяч футов, — сказал Сандекер, — пилот, полковник Эйб Стайгер и я намерены взять курс в сторону моря и сбросить эту гадость как можно дальше от берега — насколько позволит запас топлива.

— И как далеко вы сможете улететь? — спросил Кемпер.

Последовала короткая пауза — Сандекер советовался со Стайгером.

— Примерно шестьюстами милями восточнее береговой линии Делавэр.

— Насколько надежно держится снаряд?

— Складывается впечатление, что достаточно надежно. Однако было бы лучше, если бы мы имели полный обзор и могли любоваться пейзажем.

— Повторите еще раз.

— Ткань парашюта закрывает ветровое стекло. Мы видим только то, что внизу.

— Мы можем вам как-то помочь? — спросил Кемпер.

— Да, — ответил Сандекер. — Нужно оповестить все военные и коммерческие суда о том, что им следует держаться подальше от нашего маршрута.

— Считайте, что это уже сделано, — ответил Кемпер. — Кроме того, я отправлю спасательное судно в район приблизительной точки сброса.

— Нет, Джо. Мы с полковником Стайгером ценим ваш жест, но это будет глупой жертвой — люди погибнут напрасно. Сам понимаешь.

Кемпер не стал отвечать сразу. В его глазах появилась глубокая скорбь.

— Я понимаю, конец связи.

— Неужели их нельзя спасти? — спросил Джарвис.

Кемпер покачал головой.

— Печальная правда состоит в том, что адмирал Сандекер и полковник Стайгер совершают самоубийство. Когда у вертолета закончится горючее и он начнет падать в море, снаряд будет падать вместе с ним. Когда они окажутся на высоте в тысячу футов, произойдет подрыв боеголовки, остальное понятно и без дальнейших разъяснений.

— Однако они могут разрезать купол и отлететь на безопасное расстояние, — возразил Джарвис.

— Я знаю, что имеет в виду адмирал Кемпер, — вмешался Хиггинс. — Ответ вы найдете на экране. Парашют стал саваном вертолета. Стропы намотались на основание винта и свисают со стороны, противоположной грузовому люку. Даже если вертолет зависнет в воздухе, забраться вверх по гладкому корпусу, чтобы срезать стропы ножом, невозможно.

— А они не могут выпрыгнуть из вертолета перед тем, как он начнет падать? — спросил Джарвис.

Генерал Сейр покачал головой.

— В отличие от самолетов, у вертолетов нет автоматической системы управления. Если команда попытается покинуть вертолет, он упадет на них сверху.

— И та же ситуация возникнет, если их попытается спасти другое летательное средство, — заметил Кем пер. — Можно снять одного из них, но не обоих.

— Значит, ничего нельзя сделать? — голос Джарвиса дрогнул.

Президент безнадежно смотрел на лакированную поверхность стола.

— Остается молиться о том, что они сумеют унести эту омерзительную заразу подальше от наших берегов.

— А если им удастся?

— Тогда мы будем беспомощно наблюдать, как два храбрых человека погибнут.

***

Ледяная вода привела Питта в сознание. В первую минуту, пока глаза привыкали к яркому свету дня, разум пытался осмыслить положение, в котором он оказался — почему плывет в холодной грязной реке. Потом в голове расцвела боль, казалось, в череп забили гвоздь.

Питт ощутил вибрацию в воде, услышал приглушенный стук и очень скоро заметил катер береговой охраны, направлявшийся в его сторону. Двое мужчин в черных костюмах перевесились через борт и ловко вытащили его на палубу при помощи специального подъемника.

— Немного рановато для утреннего заплыва, — заметил огромный мужчина, похожий на медведя. Одна его рука была в гипсе. — Или вы тренируетесь перед заплывом через Ла-Манш?

Питт огляделся и увидел осколки стекла и следы пуль на командном мостике катера.

— Откуда вы взялись? — спросил он. — Участвовали в сражении у атолла Мидуэй?[52]

Медведь ухмыльнулся.

— Мы направлялись в док, когда получили приказ выудить вас из воды. Я Кибел. Оскар Кибел, капитан когда-то самого проворного корабля внутренних водных путей.

— Дирк Питт. Я работаю в НУПИ.

Кибел прищурился.

— Как вы оказались на линкоре?

Питт посмотрел на изуродованный такелаж катера.

— Похоже, я должен вам новую антенну.

— Так это были вы?

— Прошу прощения за то, что сбежал с места происшествия, но у меня не было времени на оформление необходимых бумаг.

Кибел указал в сторону двери.

— Вам лучше войти внутрь и перевязать голову. Похоже, вам сильно досталось.

Только теперь Питт заметил, что над Потомаком поднимается огромный столб дыма.

— Что с «Айовой»? — спросил он.

— Линкор взорвался.

Питт тяжело оперся о перила.

Кибел осторожно обнял его за плечи здоровой рукой, а один из матросов принес одеяло.

— Поспите. Доктор займется вами, как только мы причалим к берегу.

— Скоро это уже не будет иметь значения, — сказал Питт.

Кибел отвел Питта в ходовую рубку и принес чашку с горячим кофе.

— Извините, но на борту нет спиртного. Инструкции и все такое. К тому же еще слишком рано. — Он повернулся и заговорил через открытую дверь со своим офицером связи: — Какие последние новости о вертолете?

— Он над Чесапикским заливом.

Питт поднял голову.

— О каком вертолете вы говорите?

— Ну, из ваших, — ответил Кибел. — Дьявольская штука. Последний снаряд, выпущенный «Айовой», стал спускаться на парашюте, а этот идиот в вертолете НУПИ подхватил его на лету.

— Слава богу! — сказал спасенный из воды мужчина, когда сообразил, что произошло. — Рация. Мне необходима связь.

Кибел колебался, но в глазах Питта прочитал, как это для него важно.

— Разрешать гражданским пользоваться военными средствами связи не самый лучший вариант…

Раненый поднял руку и заставил капитана замолчать. К онемевшей от холода коже возвращалась чувствительность, и он ощутил что-то твердое возле живота под брюками. Удивившись, вытащил маленький пакет и принялся разглядывать.

— Проклятье, откуда это взялось?

***

Стайгер с опаской посмотрел на датчик температуры и увидел, что стрелка приближается к красной риске.

До побережья Атлантики осталось шестьдесят миль, и ему совсем не хотелось, чтобы отказали двигатели.

На приборной панели замигал огонек вызова, и адмирал нажал кнопку.

— Сандекер. Прием.

— Я готов съесть яичницу, — сказал Питт, и его голос затрещал в наушниках адмирала.

— Дирк! — воскликнул Сандекер. — Ты в порядке?

— Меня немного потрепало, но еще могу пинать мяч.

— Как там с другой боеголовкой? — с тревогой спросил адмирал.

— Обезврежена, — ответил Питт.

— А Быстрая Смерть?

В голосе Питта не было ни малейших сомнений.

— Отправилась в воду.

У Питта не было полной уверенности, что Хайрам Лусана сумел выбросить БС за борт, но он не собирался сообщать друзьям, что их усилия могут оказаться напрасными.

Сандекер рассказал, как удалось перехватить парашют, и объяснил, что мало надежды на благополучный исход. Питт выслушал все, не прерывая. Когда адмирал закончил, он задал только один вопрос.

— Как долго вы сможете оставаться в воздухе?

— Могу растянуть топливо на два часа, максимум два с половиной, — ответил Стайгер. — Сейчас меня больше всего тревожат двигатели. Они работают с огромным напряжением и постепенно нагреваются.

— Складывается впечатление, что ткань парашюта частично блокирует воздухозаборник.

— Готов выслушать любые свежие идеи. У тебя они есть?

— Думаю, есть, — ответил Питт. — Держи хвост пистолетом. Свяжусь с вами через два часа. А пока сбросьте за борт все, что только возможно. Сиденья, инструменты, все подвижные части, какие можно снять, чтобы уменьшить вес вертолета. Делайте все, что необходимо, но постарайтесь продержаться в воздухе до тех пор, пока я снова не объявлюсь. Конец связи.

Он выключил микрофон и повернулся к капитану Кибелу.

— Я должен как можно быстрее сойти на берег.

— Мы причалим через восемь минут.

— И мне потребуется транспорт, — сказал Питт.

— Мне все еще неизвестно, как вы оказались втянутым в эту историю, — проворчал Кибел. — По всем правилам, я должен вас арестовать.

— Сейчас не время играть в бдительность, — резко ответил собеседник. — Господи, неужели я все должен делать сам? — Он наклонился к радисту. — Соедини меня со штабом НУПИ и компанией «Странски инструмент», именно в таком порядке.

— А не слишком ли свободно вы обращаетесь с моими людьми и оборудованием, мистер Питт?

Если бы Кибел не был ранен, Питт ему бы уже врезал.

— Что я должен сделать, чтобы вы начали сотрудничать? — спросил он.

Капитан бросил на него яростный взгляд, потом в его глазах заплясали искорки, а на губах появилась улыбка.

— Скажите «пожалуйста».

Питт так и сделал, и ровно через двенадцать минут уже сидел на борту вертолета береговой охраны, летевшего к Вашингтону.

ГЛАВА 67

Для Стайгера и Сандекера два часа тянулись мучительно медленно. Они пролетели над побережьем залива Делавэр возле Слотер-Бич и удалились в Атлантику на расстояние в пятьсот миль. Погода оставалась сравнительно спокойной, и несколько грозовых туч любезно ушли в сторону.

Все, что не было прикреплено, а также некоторые вещи они выбросили в грузовой люк. По оценке Сандекера, они избавились примерно от четырехсот фунтов. Кроме того, следовало учитывать расход топлива, так что нагрузка на двигатели немного уменьшилась, и они продолжали удерживать перегруженную «Минерву» в воздухе.

Адмирал лежал на спине, прислонившись к переборке кокпита. Он невероятно устал за два часа тяжелой физической работы, грудь судорожно вздымалась, ноги и руки дрожали от нагрузки.

— Что-нибудь слышно… от Питта?

Не отрывая глаз от приборов, приятель покачал головой.

— Мертвая тишина, — сказал он. — Но что еще мы могли ждать? Он не состоит в гильдии волшебников.

— Мне не раз доводилось видеть, как он делал вещи, которые другие считали невозможными.

— Меня не обманешь — я понимаю, что он попытался дать нам фальшивую надежду. — Стайгер склонил голову, глядя на часы на приборной панели. — Прошло два часа и восемь минут после последнего контакта. Наверное, он уже забыл про нас.

Сандекер слишком устал, чтобы спорить. Как будто сквозь густой туман, он протянул руку, надел наушники, закрыл глаза и начал погружаться в тихую пучину спокойствия. Вдруг громкий голос заставил его прийти в себя.

— Эй, балда, ты водишь вертолет, как будто в первый раз.

— Джордино! — прохрипел Стайгер.

Сандекер нажал на кнопку «передача».

— Эл, ты где?

— Примерно в полумиле позади тебя и двумя сотнями футов ниже.

Сандекер и Стайгер обменялись ошеломленными взглядами.

— Ты должен находиться в больнице, — тупо пробормотал Сандекер.

— Питт организовал мою выписку.

— А сам он где? — потребовал ответа Стайгер.

— Смотрю на твою задницу, Эйб, — ответил Питт. — Управляю «Кэтлин М-200» вместе с Джордино.

— Ты опоздал, — сказал полковник.

— Извини, потребовалось много времени. Как у тебя с топливом?

— Плещется на дне бака. Если повезет, удастся продержаться еще восемнадцать или двадцать минут.

— Норвежский круизный лайнер ждет в шестидесяти милях по курсу на семьдесят два градуса. Капитан убрал всех пассажиров с верхней прогулочной палубы, чтобы вы могли там сесть. У вас должно получиться…

— Ты спятил? — перебил Стайгер. — Круизный корабль, прогулочная палуба — что за бред?

***

— Как только мы срежем снаряд, — спокойно продолжал Питт, — направляйтесь к круизному кораблю. Его невозможно не заметить.

— Как я вам завидую, парни, — вмешался Джордино. — Вы будете сидеть возле бассейна и потягивать Маи Таи[53].

— Потягивать Маи Таи! — повторил ошеломленный Стайгер. — Боже мой, они оба тронулись!

Питт повернулся к Джордино, который уютно устроился на сиденье второго пилота, и показал на гипс у него на ноге.

— Уверен, что эта штука не помешает тебе взять пилотирование на себя?

— Она мешает мне только в одном, — усмехнулся Джордино. — Не дает почесать место, которое под ней.

— Тогда бери управление на себя.

Питт убрал руки со штурвала, встал и прошел в заднюю часть грузового отсека «Кэтлин». Из открытого люка пахнуло холодом.

Светлокожий мужчина со скандинавскими чертами лица, одетый в разноцветный лыжный костюм, склонился над прямоугольным черным предметом, установленным на тяжелом штативе. Профессор Пол Вейр не привык летать в холодных вертолетах посреди зимы.

— Мы на месте, — сказал Питт.

— Практически все готово, — ответил Вейр, едва шевеливший посиневшими губами. — Я пристегиваю охлаждающую трубу. Если у нас не будет воды, циркулирующей вокруг системы подачи энергии, устройство сгорит.

— Я почему-то ожидал увидеть нечто более экзотическое, — признался собеседник.

— Большие аргоновые лазеры не порождение научно-фантастических фильмов. — Ученый продолжал говорить, делая последнюю проверку контактов проводов. — Они сконструированы так, чтобы испускать когерентный луч света, пригодный для самых разных целей.

— У него хватит мощности, чтобы решить нашу проблему?

Вейр пожал плечами.

— Восемнадцать ватт, сконцентрированных в узкий луч, высвобождают два киловатта энергии — кажется, это не слишком много, но могу обещать вам, что мы решим задачу.

— Как близко самолету нужно находиться от снаряда?

— Отклонение луча таково, что необходимо максимально сократить дистанцию. Менее пятидесяти футов.

Питт нажал кнопку микрофона.

— Эл?

— Я тебя слушаю.

— Необходимо приблизиться так, чтобы до снаряда оставалось сорок футов.

— На таком расстоянии мы попадем в турбулентные потоки от винта вертолета.

— С этим ничего не поделаешь.

Ученый включил лазер.

— Слышишь меня, Эйб? — спросил Питт.

— Да.

— Идея состоит в том, что Джордино подлетит максимально близко, чтобы мы смогли срезать лазерным лучом стропы, удерживающие снаряд.

— Так вот что ты задумал, — сказал Сандекер.

— Да, адмирал, — спокойно, почти небрежно подтвердил Питт. — Мы выдвигаемся на позицию. Ложимся на курс. Держите все свободные пальцы скрещенными. Давайте сделаем это.

Джордино перемещал штурвал с точностью часового мастера — и уже через несколько мгновений «Кэтлин» оказалась рядом и чуть ниже «Минервы». Он ощутил потоки воздуха от винта, и его пальцы еще сильнее сжали рукоять управления. В грузовом отсеке дребезжало все, что не было надежно закреплено. Питт переводил взгляд со снаряда на Вейра.

Ведущий физик из «Странски инструмент» склонился над лазером. Он не выказывал ни страха, ни беспокойства и, казалось, получал удовольствие от происходящего.

— Я не вижу луча, — сказал Питт. — Лазер работает?

— Сожалею, но должен разрушить ваши представления, — ответил Вейр. — Луч аргонового лазера невидим.

— А как вы сможете его направлять?

— При помощи телескопического снайперского прицела стоимостью тридцать долларов. — Он постучал по круглой трубке, которую быстро привинтил к лазеру. — Это не позволит мне получить Нобелевскую премию, но поставленную задачу мы выполним.

Питт лег на живот и подполз к открытому люку грузового отсека. Порывы холодного ветра набросились на повязку, и край бинта затрепетал, точно флаг во время урагана. Снаряд висел под вертолетом, чуть ближе к хвостовому винту. Мужчина смотрел на него и не мог поверить, что в таком небольшом устройстве находится смертельная зараза, способная погубить сотни тысяч людей.

— Ближе, — крикнул Вейр. — Мне нужно еще десять футов.

— Ты должен приблизиться еще на десять футов, — сказал Питт в микрофон.

— Еще ближе, и мы сможем обойтись ножницами, — проворчал Джордино.

Тем не менее Эл не выказывал никаких признаков тревоги. Казалось, он дремлет. Лишь горящие глаза выдавали концентрацию, необходимую для столь точного полета. Пот струями катился по его ноге под гипсом. Нервы были напряжены до предела.

Дирк уже мог разглядеть почерневшие стропы парашюта, находившиеся над снарядом. Невидимый луч постепенно растворял нейлоновые нити. Сколько их всего? Возможно, пятьдесят.

— Лазер перегревается! — Вейр произнес два слова и смолк. — Здесь слишком холодно с открытым люком, — прокричал он. — Охлаждающая трубка замерзает.

Взгляд ученого снова обратился к телескопическому прицелу. Питт видел, как разорвалось несколько строп и их обугленные концы подхватил поток воздуха. Едкий запах горящей изоляции начал наполнять кабину.

— Труба долго не выдержит, — сказал Вейр.

Сгорело еще полдюжины строп, но остальные оставались целыми. Неожиданно Вейр выпрямился и сорвал горящие перчатки.

— Боже мой! — закричал он. — Трубка вышла из строя!

Снаряд с Быстрой Смертью продолжал угрожающе раскачиваться под «Минервой».

Прошло тридцать секунд, Питт очень внимательно наблюдал за снарядом. Затем нарушил молчание.

— Мы потеряли лазер, — спокойно сообщил он.

— Проклятье, проклятье, проклятье! — прорычал Стайгер. — Куда исчезла наша удача? — Его голос был полон ярости и разочарования.

— И что теперь? — спокойно спросил адмирал Сандекер.

— Вам нужно оторваться, а для этого резко уйти вниз, — ответил Питт.

— Что?

— Это последнее, что осталось. Нужно бросить машину вниз. А когда вы наберете достаточно большую скорость, резко начать подъем. Может быть, удача Эйба переменится и нежеланный пассажир вас покинет.

— Опасно, — заявил Стайгер. — И мне придется ориентироваться только на показания приборов. Ткань парашюта практически полностью закрывает ветровое стекло.

— Мы останемся с тобой, — сказал Джордино.

— Только не подходите слишком близко, чтобы не подхватить простуду, — ответил Стайгер и слегка развернул вертолет, уводя его в сторону. — Будем молиться, что наша малышка достаточно проворна. — И с этими словами переместил штурвал вперед.

«Минерва» наклонилась вниз под углом в семьдесят пять градусов, Сандекер уперся ногами в кресло товарища и вцепился руками в выступы борта. Для команды «Кэтлин» все это выглядело так, словно «Минерва» решила нырнуть в море.

— Сделай спуск более пологим, — сказал Питт. — Снаряд начал приближаться к хвостовому винту.

— Я понял, — сказал Стайгер, и его голос прозвучал напряженно. — Это как спрыгнуть с крыши небоскреба с закрытыми глазами.

— Хорошо смотришься, — ободряюще сказал Питт. — Но теперь не спеши. Если превысишь семь джи[54], то потеряешь лопасти винтов.

— Даже не думай об этом.

Четыре тысячи футов.

Джордино не пытался слепо повторять маневры Стайгера. Он следовал за ним, немного отставая и двигаясь по спирали. Доктор Вейр, чья работа была закончена, вернулся в теплую кабину.

Резкий наклон кабины вызывал у адмирала Сандекера ощущение, что он стоит, прислонившись спиной к стене. Взгляд Стайгера постоянно перемещался от альтиметра и спидометра к стрелке, показывающей уровень топлива.

Три тысячи футов.

Питт видел, как ткань купола парашюта трепещет в опасной близости от вращающегося винта, но молчал. Стайгер и сам все знает, убеждал себя Питт, не стоит его лишний раз дергать. Он смотрел, как море стремительно приближается к «Минерве».

Стайгер ощутил растущую вибрацию, шум ветра усиливался по мере того, как увеличивалась скорость снижения. На мгновение ему захотелось перестать сражаться и закончить все мучения. Но потом впервые за день он подумал о жене и детях, и желание вновь их увидеть вернуло ему решимость победить.

— Эйб, пора! — приказ Питта оглушительно прозвучал в его наушниках. — Начинай подъем.

Стайгер потянул штурвал на себя.

Две тысячи футов.

«Минерва» содрогнулась — беспощадные гравитационные силы обрушились на нее, проверяя надежность элементов конструкции. Вертолет завис в воздухе, снаряд отреагировал, как конец гигантского маятника, и начал описывать широкую дугу. Уцелевшие стропы парашюта натянулись, точно струны банджо, а потом по две и по три начали рваться.

В тот самый момент, когда снаряд с Быстрой Смертью уже собрался начать обратное движение и врезаться в вертолет, последние стропы лопнули, и страшный груз устремился вниз.

— Все, вы свободны! — закричал Питт.

Стайгер был настолько опустошен, что ничего не ответил. Он отчаянно сражался с мраком, который навалился на него от перегрузок, но тут Сандекер поднялся на колени и потряс Стайгера за плечо.

— А теперь летим к круизному кораблю, — устало сказал адмирал, в его голосе слышалось огромное облегчение.

Питт не стал смотреть вслед «Минерве». Вертолет развернулся и устремился в сторону норвежского корабля. Он наблюдал за снарядом, проскочившим высоту в тысячу футов, — боеголовка так и не взорвалась. Механизм подрыва тянул до последнего момента — а потом стало уже слишком поздно. На скорости около трехсот шестидесяти футов в секунду страшное биологическое оружие рухнуло в бездонные воды моря.

Питт еще некоторое время следил за крошечным белым следом на поверхности воды, пока и он не скрылся за неустанным движением волн.

***

В гибели гордого военного корабля было нечто, вызывающее печаль. Президент почувствовал, как сжимается его сердце, когда огромные клубы дыма начали подниматься над «Айовой» и пожарные катера приблизились к пылающему линкору в тщетной попытке погасить яростное пламя.

Он сидел в кабинете вместе с Тимоти Марчем и Дейлом Джарвисом. Представители объединенных штабов вернулись в Пентагон, чтобы начать расследование, писать обязательные рапорты и отдавать необходимые приказы. Через несколько часов шок пройдет и средства массовой информации начнут требовать подробностей. Как можно больше.

Президент уже принял решение. Всеобщее возмущение следовало смягчить. Они ничего не добьются, если объявят террористический рейд еще одним днем бесчестья. Мусор следовало замести под ковер, проявив максимальную осторожность.

— Нам только что сообщили, что адмирал Басс скончался в военно-морском госпитале в Бетесде, — тихо сообщил Джарвис.

— Должно быть, он был сильным человеком, если столько лет носил бремя знания о Быстрой Смерти, — сказал президент.

— Значит, на этом все и закончится, — пробормотал Марч.

— Остается еще остров Ронджело, — напомнил Джарвис.

— Да, — сказал президент и устало кивнул. — Остается еще остров.

— Мы не можем допустить, чтобы следы этого организма остались.

Президент посмотрел на него.

— Что вы предлагаете?

— Стереть остров с лица земли, — ответил Джарвис.

— Невозможно, — возразил Марч. — Советы поднимут отчаянный вой, если мы взорвем бомбу. Обе наши страны не нарушали мораторий о запрещении наземного ядерного оружия в течение двух десятилетий.

Тонкая улыбка появилась на губах мужчины.

— Китайцы такого акта не подписывали.

— И что?

— Мы воспользуемся идеями операции «Дикая роза», — объяснил Джарвис. — Пошлем наши атомные подлодки к берегам Китая, а потом отдадим приказ нанести ядерный удар по острову Ронджело.

Марч и президент обменялись задумчивыми взглядами, потом повернулись к нему, ожидая продолжения.

— До тех пор, пока никто ничего не знает о подготовке к испытаниям и ни одного из наших надводных кораблей не будет в радиусе в две тысячи миль, русские не получат реальных доказательств нашей причастности. А их спутники-шпионы засекут, что траектория ракеты берет свое начало от территории Китая.

— Да, у нас может получиться, если все сделаем аккуратно, — заявил Марч, которому идея Джарвиса нравилась все больше и больше. — Китай, естественно, будет всячески отрицать свою причастность. Кремль, наше министерство иностранных дел и возмущенные нации, порицающие Пекин, обменяются суровыми обвинениями, и через две недели все забудут о происшествии.

Президент смотрел в пространство, договариваясь со своей совестью. Впервые за восемь лет он ощутил уязвимость своей должности. Могучая броня власти оказалась бессильна перед непредвиденными ситуациями.

Наконец, он с трудом поднялся на ноги — президент словно постарел на десяток лет.

— Молю бога, что я буду последним человеком на земле, приказавшим нанести ядерный удар, — сказал он, и его глаза наполнились глубокой грустью.

Потом глава государства повернулся и медленно зашагал к лифту, чтобы вернуться в Белый дом.

ДУРАЦКИЙ МАТ

Умконо, Южная Африка

Январь 1989 год

Жар раннего утреннего солнца уже давал о себе знать, когда двое мужчин осторожно опустили на веревках деревянный гроб на дно могилы. Потом вытащили веревки, которые, задевая края гроба, с легким шорохом, подобно змеям, скользнули наверх.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я его закопал? — спросил могильщик с эбеновой кожей, закидывая свернутую в кольца веревку на жилистое плечо.

— Благодарю, я все сделаю сам, — сказал Питт и протянул несколько южноафриканских рандов.

— Никаких денег, — ответил могильщик. — Капитан был другом. Я мог бы выкопать сотню могил, но все равно не отплатил бы за его доброту ко мне и моей семье.

Питт понимающе кивнул.

— Я позаимствую вашу лопату.

Могильщик молча протянул лопату, энергично потряс руку мужчине, улыбнулся ему широкой улыбкой и зашагал по узкой тропинке, которая вела от кладбища к деревне.

Питт огляделся по сторонам на окружавшую его пышную, но суровую растительность. По мере того как солнце все выше поднималось в небо, влажный кустарник начал окутывать пар. Он стер рукавом пот со лба и потянулся, стоя под мимозой и разглядывая пушистые сферы и длинные белые шипы, прислушиваясь к пронзительным крикам птиц-носорогов. Потом посмотрел на большой гранитный камень над могилой.

ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ СЕМЬЯ ФОКСОВ

Патрик Маккензи

Мирна Кларисса

Патрик Маккензи-младший

Дженнифер Луиза

Соединившиеся навсегда

1988

«Капитан был пророком», — подумал Питт. Надпись на камне сделана за несколько месяцев до гибели Фокса на борту «Айовы». Он смахнул нахального муравья и задремал. Через два часа его разбудил шум подъезжающего автомобиля.

Водитель в форме сержанта вышел из машины и распахнул заднюю дверцу. И только после этого наружу выбрались полковник Джорис Зиглер и министр обороны Питер де Вааль.

— Здесь царит такое умиротворение, — сказал де Вааль.

— Местность опустела после убийства Фоксов, — ответил Зиглер. — Могила в той стороне, сэр.

Питт поднялся на ноги и отряхнулся, пока они подходили к нему.

— Благодарен вам, господа, за то, что вы приехали, — сказал он, протягивая руку.

— Уверяю вас, нам это не составило никакого труда, — надменно заявил де Вааль.

Он проигнорировал протянутую руку Питта и неуважительно уселся на надгробный камень Фоксов.

— Так уж получилось, что полковник Зиглер организовал инспекционный тур по Северному Наталу. Нам пришлось сделать небольшой крюк и перерыв в нашей поездке. Никто не пострадал.

— Это не займет много времени, — сказал Питт, тщательно протирая темные очки. — Вы ведь знали капитана Фокса?

— Я не мог не удовлетворить просьбу высокопоставленных лиц вашего правительства, и я приехал на это сельское кладбище из вежливости, а не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы.

— Понимаю, — сказал Питт.

— Да, однажды я встречался с капитаном Фоксом. — Де Вааль смотрел в пространство. — Кажется, в октябре. Вскоре после того, как погибла его семья. И выразил ему соболезнования от лица министерства обороны.

— А он согласился возглавить рейд на Вашингтон?

Де Вааль и глазом не моргнул.

— Полнейшая чепуха. После гибели семьи капитан Фокс был не в себе. Он спланировал и осуществил рейд по собственной инициативе.

— В самом деле?

— Мое положение и должность не позволяют мне терпеть хамство. — Де Вааль встал. — Доброго дня, мистер Питт.

Тот позволил ему отойти на двадцать шагов и только потом заговорил снова.

— Операция «Дикая роза», министр. Наша разведка знала о ней с самого начала.

Де Вааль застыл на месте, повернулся и посмотрел на мужчину.

— Они знали? — Он вернулся и встал напротив человека, работающего в НУПИ. — Они знали о «Дикой розе»?

— Уж вас это не должно удивлять, — вежливо заметил Питт. — Ведь именно от вас произошла утечка.

Взгляд де Вааля лишился надменности, и он повернулся за поддержкой к Зиглеру. Глаза полковника не мигали, лицо превратилось в каменную маску.

— Нелепость! — сказал де Вааль. — Вы выдвигаете дикие, ни на чем не основанные обвинения.

— Наверно, среди ваших людей есть осведомитель, — ответил Питт. — Однако я сам узнал все не так давно. Превосходный план, и при любом исходе вы оставались в выигрыше, министр. План не должен был завершиться успехом. Идея, что на АРА возложили бы вину за рейд, чтобы симпатии США перешли на сторону белого меньшинства Южной Африки, служила лишь дымовой завесой. Главная цель состояла в том, чтобы свергнуть партию премьер-министра Куртсманна и у министерства обороны появилась бы возможность создать военное правительство, которое возглавил бы не кто иной, как Питер де Вааль.

— Зачем вы это делаете? — злобно спросил де Вааль. — Что рассчитываете получить?

— Мне не нравится, когда предатели преуспевают, — резко ответил Питт. — Кстати, сколько вы с Эммой получили? Три, четыре, пять миллионов долларов?

— Вы гоняетесь за призраками. Полковник Зиглер подтвердит. Эмма являлась наемным агентом АРА.

— Эмма продавала фальшивую информацию, сфабрикованную вашим Министерством обороны, черным революционерам, достаточно наивным, чтобы за нее платить, после чего делилась с вами доходами. Весьма успешный, хоть и рискованный дополнительный бизнес.

— Я не намерен стоять здесь и выслушивать ваш бред, — прошипел министр.

Он кивнул Зиглеру и зашагал в сторону «Бентли».

Полковник не пошевелился.

— Сожалею, министр, но я думаю, что мистера Питта следует выслушать.

Де Вааля душила ярость.

— Вы работаете на меня десять лет, Джорис. И знаете, как жестоко я караю за неподчинение.

— Мне это хорошо известно, сэр, но полагаю, что мы должны остаться, учитывая все обстоятельства.

И он указал на чернокожего мужчину в форме АРА. Тот приближался к ним, обходя могильные плиты, с мрачным, полным решимости лицом. В руке он сжимал кривой марокканский нож.

— Четвертый актер в нашей драме, — сказал Питт. — Позвольте представить вам Томаса Мачиту, нового лидера Африканской революционной армии.

И хотя окружение министра не было вооружено, Зиглер не выказывал ни малейшего беспокойства. Де Вааль повернулся и закричал своему шоферу, указывая на Мачиту.

— Сержант! Стреляйте! Ради бога, застрелите его!

Сержант посмотрел на министра так, словно он стал совершенно прозрачным. Тогда де Вааль повернулся к Зиглеру, и в его глазах появился страх.

— Джорис, что происходит?

Мужчина ничего не ответил, его лицо сохраняло прежнюю невозмутимость.

Питт указал на вырытую могилу.

— Именно Фокс положил конец вашим грязным махинациям. Возможно, капитана действительно потрясла гибель семьи и он был ослеплен яростью, но понял, что вы ужасающим образом его обманули, когда послали Эмму его убить. А это было обязательной частью вашего плана. Если бы Фокса взяли живым, он мог бы указать на ваше прямое участие. Кроме того, вы не могли допустить, чтобы он узнал, что именно вы отдали приказ о нападении на его ферму.

— Нет! — прохрипел де Вааль.

— Капитан Патрик Маккензи Фокс был единственным человеком во всей Южной Африке, кто мог претворить в жизнь операцию «Дикая роза». Вы приказали убить его жену и детей, прекрасно понимая, что скорбящий Фокс захочет отомстить. Устроенная вами бойня была очень хитрым ходом. Даже ваши собственные люди не могли связать нападавших с известными революционными организациями. Они даже не подозревали, что их босс привез отряд черных наемников из Анголы.

В глазах де Вааля появилось отчаяние.

— Как вы узнали?

— Как любой хороший офицер разведки, полковник Зиглер продолжал расследование до тех пор, пока не выяснил правду, — ответил Питт. — Кроме того, как большинство морских капитанов, Фокс вел бортовой журнал. Я находился рядом, когда Эмма попыталась его убить. Он спас мне жизнь перед тем, как линкор взорвался. Но прежде вложил бортовой журнал в непромокаемый мешочек для табака и засунул мне под рубашку. И то, что там записано, оказалось очень интересным, в особенности для президента и директора АНБ.

— Кстати, — продолжал Питт, — вашему фальшивому посланию, в котором вы подставили президента Куртсманна, никто не поверил. Белый дом не сомневался, что операция «Дикая роза» задумана и организована у него за спиной. Таким образом, ваш хитрый замысел провалился, и вам не удалось встать во главе правительства. А потом Фокс вас уничтожил, хотя сам был уже мертв. Остальные детали сообщил майор Мачита, согласившийся на время заключить мир с полковником Зиглером, чтобы расплатиться с вами. Ну а мое присутствие здесь определяется долгом к капитану Фоксу — я попросил и получил разрешение занять место ведущего.

Де Вааль смотрел на Питта, и уже не вызывало сомнений, что он признал свое поражение. Потом повернулся к Зиглеру.

— Джорис, ты меня предал?

— Никто не хочет защищать предателя.

— Если какой-то человек заслуживает смерти, то это ты, де Вааль, — сказал Мачита.

Казалось, ненависть сочится из всех его пор.

Де Вааль продолжал игнорировать лидера АРА.

— Вы не можете казнить человека моего положения. Меня должны судить по закону.

— Премьер-министр Куртсманн не хочет скандала, — сказал Зиглер, не глядя своему шефу в глаза. — Он решил, что вам следует умереть на своем посту.

— И тогда я стану мучеником. — К де Ваалю вернулась малая толика прежней уверенности. — Вы можете увидеть во мне мученика?

— Нет, сэр. Именно по этой причине он согласился с моим предложением, что вы должны исчезнуть. Будет лучше, если вы станете забытой тайной, а не национальным героем.

Де Вааль слишком поздно заметил промельк стали — нож Мачиты вошел ему в живот между пахом и пупком. Глаза министра обороны вылезли из орбит, он попытался заговорить. Губы шевелились, но он сумел лишь тихо застонать. На форме появилась красная полоса.

Мачита продолжал сжимать рукоять ножа, глядя, как смерть приходит к де Ваалю. Затем, когда все было кончено, бывший майор слегка подтолкнул министра, и труп упал в вырытую могилу. Все трое подошли к краю и смотрели, как падает земля на лежащее на дне тело.

— Достойный конец для таких, как он, — пробормотал Мачита.

Лицо Зиглера заметно побледнело. Он не раз видел, как люди гибнут во время сражения, но здесь все было иначе.

— Я попрошу водителя засыпать могилу, — сказал полковник.

— В этом нет нужды, — покачал головой Питт. — В конце бортового журнала Фокс высказал свое последнее желание. И я дал себе слово, что позабочусь об этом.

— Как пожелаете. — Зиглер повернулся, чтобы уйти.

Казалось, Мачита хотел что-то сказать, но потом передумал и зашагал в сторону кустарника, окружавшего кладбище.

— Подождите, — позвал их Питт. — Нельзя упускать такую возможность.

— Возможность? — спросил Зиглер.

— После того как вы избавились от предателя, было бы глупо не обсудить ваши разногласия.

— Пустая трата слов, — презрительно бросил Зиглер. — Томас Мачита способен только на насилие.

— Как и все люди Запада, мистер Питт, вы наивно воспринимаете нашу борьбу, — сказал Мачита, и на его лице появилось стоическое выражение. — Разговоры не могут изменить то, что должно произойти. Со временем расистское правительство в Южной Африке падет и к власти придут черные.

— Вы дорого заплатите, прежде чем ваш флаг будет развеваться над Кейптауном, — сказал Зиглер.

— Дурацкий мат, — сказал Пит — Вы оба играете одинаковый дурацкий гамбит.

Полковник посмотрел на него.

— Возможно, так и есть в ваших глазах. Но для нас происходящее имеет слишком глубокие корни, чтобы посторонний мог это понять.

Он снова направился к своей машине, а Мачита исчез в джунглях.

Перемирие завершилось. Пропасть оказалась слишком глубокой.

Питта охватила бессильная ярость.

— Какое все это будет иметь значение через тысячу лет? — закричал он им вслед.

Питт поднял лопату и начал неспешно забрасывать могилу землей. Он так и не смог заставить себя еще раз посмотреть на де Вааля. Вскоре мужчина услышал, как земля падает на землю — больше никто и никогда не увидит министра обороны.

Когда Питт закончил, насыпав над могилой аккуратный холмик, он открыл коробку, лежавшую на траве рядом с могильным камнем, и вытащил четыре цветущих растения. Он посадил их по углам могилы семьи Фоксов, потом выпрямился и отступил на пару шагов.

— Спи спокойно, капитан Фокс. И пусть суд твой не будет слишком строгим.

Не чувствуя печали или угрызений совести, довольный сделанным Питт взял пустую коробку под мышку, перекинул лопату через плечо и зашагал к деревне Умконо.

У него за спиной четыре бугенвиллии подставили свои лепестки африканскому солнцу.

***

Ронджело — по сути, небольшой атолл, островом он являлся только формально — это часть суши, окруженной 160 000 квадратных миль Тихого океана. Он поднимался всего лишь на шесть футов над блестящей водной поверхностью, поэтому уже на расстоянии в десять миль его нельзя было различить. Движимые ветром и приливами волны омывали его ломкие рифы возле узкой полоски песчаного берега и неслись дальше, к новым берегам.

На острове не было растительности, за исключением пары дряхлых кокосовых пальм. Волны, поднятые тайфуном, превратили их в пеньки. В центре возвышенности на изломанных кораллах лежали скелеты доктора Веттерли и его ассистентов. С годами кости становились все более белыми и губчатыми. Пустые глазницы черепов смотрели в небеса, словно ожидая спасения.

На закате сквозь грозовые тучи здесь пробивались слабеющие лучи солнца и вспыхивали золотом, как снаряды, которые бесшумно летят издалека, опережая грохот своего появления.

Внезапно бело-голубое пламя осветило океан на тысячу миль, и огромный огненный шар поглотил атолл. Менее чем за секунду вздулась пылающая масса, похожая на чудовищный пузырь. Его ослепительная поверхность меняла свой цвет с оранжевого до розового и наконец стала темно-красной. Взрывная волна ударила в воду, будто молния, взбаламучивая ее.

Затем огненный шар разорвался, вбирая миллионы тонн кораллов, прежде чем превратить их в вихрь из обломков и пара. Он достиг диаметра в пять миль и за минуту поднялся на высоту 115 000 футов. Там он и завис, постепенно становясь огромным темным облаком, медленно дрейфующим к северу.

Остров Ронджело исчез. От него осталось только углубление триста футов в глубину и две мили в ширину. Море быстро заполнило его, скрыв все следы взрыва. За горизонт опускалось солнце жуткого желто-зеленого оттенка.

Быстрой Смерти больше не существовало.

Клайв Касслер «Ночной рейд»

С благодарностью Джерри Брауну, Терезе Буркетт, Чарли Дэвису, Дереку и Сусанне Гудуин, Клайду Джоунсу, Дону Мерсьеру, Валерии Палле-Петти, Биллу Ши и Эдду Уордуэллу, которые помогли мне остаться на верном пути.

Май 1914 г., штат Нью-Йорк 1

Вспышки молний предвещали страшную грозу, а по железнодорожному полотну, проложенному в окрестностях Нью-Йорка, мчался «Манхеттен лимитед». Из трубы паровоза вырывались клубы черного дыма, заволакивающие ночное небо, усеянное звездами. Машинист в кабине паровоза вытащил из кармана комбинезона серебряные часы «Уолтмен», открыл крышку и начал изучать циферблат в свете горящей топки. Его беспокоила не приближающаяся гроза, а беспощадный ход времени. Поезд опаздывал.

Выглянув в правое окно кабины, машинист наблюдал за шпалами, проносящимися под восьмью огромными ведущими колесами паровоза «Консолидейшн» типа 2-8-0. Он гордился своим локомотивом и любовно называл его «Стремительной Леной». Построенная в 1911 году, она сверкала черным блеском с красной полосой, номер 88 был аккуратно выведен вручную золотом.

Машинист прислушивался к звуку стальных колес, отбивающих ритм на стыках рельсов. Затем увеличил подачу пара еще на одно деление.

ПРОЛОГ ДЕНЬ СМЕРТИ

В отдельном пульмановском вагоне длиной семьдесят футов, прицепленном в конце состава, Ричард Эссекс сидел за письменным столом в библиотеке, устроенной около тамбура. Слишком утомленный изнурительной поездкой, он никак не мог уснуть и, чтобы скоротать время, писал письмо жене.

Эссекс описывал изысканный интерьер вагона, искусную резьбу по дереву, прекрасные бронзовые электрические светильники, красные бархатные вращающиеся стулья и пальмы в горшках. Упомянул даже о конусообразных зеркалах и о полах из керамической плитки в туалетах четырех просторных спальных купе.

За ним в гостиной, богато облицованной панелями, пять военных охранников в гражданской одежде играли в карты, дым сигар медленно поднимался голубым облаком к потолку, задрапированному парчой. Пистолеты были небрежно разбросаны тут и там. Время от времени какой-нибудь игрок наклонялся над одной из бронзовых плевательниц, стоящих на персидском ковре. «Возможно, для них это предел роскоши, и они никогда не видели ничего подобного раньше, — размышлял Эссекс. — Великолепие путешествия, наверно, обходится правительству почти в семьдесят пять долларов в день, и всё это для того, чтобы привезти клочок бумаги».

Он вздохнул и закончил письмо. Потом запечатал конверт и положил его в нагрудный карман. Сон не приходил, поэтому Эссекс сидел и смотрел в окна на темный пейзаж, слушая свисток паровоза перед каждымполустанком или переездом. Наконец он встал, потянулся и прошел в изящную столовую, где сел за стол красного дерева, покрытый белоснежной скатертью, на которой были расставлены хрустальные бокалы и серебряный сервиз. Взглянув на часы, увидел, что сейчас без нескольких минут два часа ночи.

— Что желаете, мистер Эссекс?

Словно по волшебству появился официант.

Эссекс взглянул на него и улыбнулся:

— Нельзя ли мне получить что-нибудь легкое? Хочется перекусить.

— К вашим услугам, сэр. Что угодно заказать?

— Что-нибудь, что поможет мне сомкнуть глаза.

На лице официанта появилась широкая улыбка.

— Могу предложить небольшую бутылку бургундского «Поммард» и чашку вкусного, горячего бульона из морских моллюсков.

— Чудесно, спасибо.

Позднее, попивая маленькими глотками вино, Эссекс размышлял о том, сумел ли в эту ночь заснуть Харви Шилдс.

2

Харви Шилдса мучил кошмар.

Его разум отказывался принимать какое-либо другое объяснение. Скрежет стали и крики агонии и ужаса были ужасными. Он стремился отвлечься от этой дьявольской сцены и снова заснуть, но боль мучительно давала знать о себе. Он понял, что это не сон.

Откуда-то снизу доносился шум воды, будто она вырывалась из туннеля, подгоняемая резкими порывами ветра, от которых перехватывало дыхание. Шилдс попытался открыть глаза, но веки приклеились намертво. Он не знал, что его голова и лицо в крови. Тело застыло в неудобном положении, зажатое холодным металлом. Горьковатый электрический запах ударил в ноздри, и Шилдс начал осознавать происходящее.

Попытался пошевелить руками и ногами, но они не слушались. Вокруг наступило странное безмолвие, нарушаемое лишь тихим плеском воды. Шилдс вновь сделал попытку вырваться из невидимых тисков, сковывающих его. Он собрался с силами и напряг все мышцы тела.

Внезапно рука освободилась, и искореженный кусок металла разрезал ему предплечье. Боль привела его в полное сознание. Он протер глаза и осмотрел то, что раньше было его отдельной каютой на борту роскошного канадского лайнера, направляющегося в Англию.

Большой шкаф из красного дерева исчез, также исчезли письменный стол и ночной столик. Вместо переборки правого борта и палубы была огромная зияющая дыра. За искореженным неровным краем угадывалась лишь окутанная туманом тьма и черная вода реки Святого Лаврентия. Он будто смотрел в бездонную пропасть. Затем взгляд упал на какое-то мягкое белое пятно, и Шилдс понял, что он не один.

На небольшом расстоянии от него, куда он почти мог дотянуться рукой, среди обломков была похоронена юная девушка из соседней каюты. Золотистые волосы разметались по полу. Голова свернута набок под неестественным углом, кровь, сочившаяся из губ, струилась по лицу, медленно окрашивая ниспадающие волосы в малиновый цвет.

Шилдс оправился от шока. До этого момента он не думал о смерти, но в безжизненном облике девушки он смог прочитать свое неотвратимое будущее.

Его глаза тщетно пытались найти среди обломков дорожный несессер, который он никогда не выпускал из вида. Несессера нигде не было. Пот выступил из каждой поры, когда Шилдс постарался высвободить торс из оков. Попытка оказалось бесплодной, чувствительность ниже груди исчезла, и он понял: спина сломана.

Огромный лайнер погибал, быстро кренясь и оседая в холодную воду. Пассажиры беспорядочно носились по наклоняющимся палубам, пытаясь забраться в спасательные лодки, или прыгали в холодную реку, прихватывая с собой всё, что могло оказаться плавучим. Осталось только несколько минут до того, как корабль окончательно уйдет под воду всего в двух милях от берега.

— Марта?

Шилдс застыл и повернул голову на слабый крик, который раздавался из-за разрушенной перегородки, отделяющей его от внутреннего коридора. Он напряженно прислушивался. Крик повторился.

— Марта?

— Она здесь, — попытался крикнуть Шилдс. — Пожалуйста, помогите мне.

Ответа не последовало, но он услышал звук шагов по груде обломков. Вскоре кусок обрушившего потолка отодвинули в сторону, и появилось лицо с седой бородой.

— Моя Марта, вы видели мою Марту?

Человек находился в состоянии шока, произносил слова механически, не меняя тона. Лоб в глубоких ранах, глаза безумно блуждали.

— Юная девушка с длинными светлыми волосами?

— Да, да, моя дочь.

Шилдс сделал жест в сторону тела девушки.

— Боюсь, она покинула нас.

Бородатый человек лихорадочно расширил отверстие и влез через него. Он подошел к девушке, и его лицо застыло в непонимании. Мужчина поднял окровавленную голову. В течение нескольких мгновений он не произносил ни звука.

— Она не страдала, — мягко произнес Шилдс.

Незнакомец не отвечал.

— Простите, — пробормотал Шилдс.

Он чувствовал, как корабль резко кренился на правый борт. Снизу быстро поступала вода, времени почти не осталось. Нужно было спасти несессер.

— Вы знаете, что произошло? — начал он.

— Столкновение, — последовал ответ. — Я находился на палубе. Из тумана появился другой корабль. Протаранил нас в борт, носом.

Отец сделал паузу, вытащил носовой платок и вытер кровь с лица мертвой девушки.

— Марта умоляла меня взять ее с собой в Англию. Мать оставалась непреклонной, но я сдался. О, Боже, если бы я знал…

Его голос затих.

— Вы ничего не можете сделать, — сказал Шилдс. — Нужно спасаться.

Отец медленно повернулся и посмотрел на него невидящими глазами.

— Я убил ее, — хрипло прошептал он.

Шилдс не мог выдержать этого. В нем закипела злоба, вылившаяся в порыв отчаяния.

— Слушайте! — громко сказал он. — Потерян несессер с документом, который должен попасть в министерство иностранных дел в Лондоне!

Теперь он перешел на крик:

— Пожалуйста, найдите его!

Вода уже кружилась небольшими водоворотами на расстоянии нескольких футов от них. Поток, который поглотит всё, подберется к ним всего через несколько секунд. На поверхности наступающей воды виднелись пятна нефти и угольной пыли, ночной воздух снаружи пронизывали крики умирающих.

— Прошу, выслушайте меня, пока еще есть время, — умолял Шилдс. — Ваша дочь умерла.

Он бил сжатыми кулаками по металлу, сдирая кожу и не чувствуя боли.

— Уходите, пока не поздно. Найдите мой дорожный несессер и заберите его с собой. Отдайте его капитану, он знает, что делать.

Губы отца задрожали.

— Не могу оставить Марту одну: она боится темноты, — прошептал он, словно на исповеди.

Ничто не могло пронять сраженного горем отца. Мужчина склонился над дочерью и поцеловал ее в лоб. Затем он разразился рыданиями.

Странно, но ярость, охватившая Шилдса от безысходности, исчезла. Он смирился со смертью. За несколько оставшихся кратких мгновений он перешагнул за грань реальности и увидел вещи с потрясающей ясностью.

Затем из глубин корабля раздался грохот разорвавшихся бойлеров. Корабль перевернулся на правый борт и ушел вперед кормой на дно реки. С момента столкновения в темноте глубокой ночи до полного исчезновения корабля прошло менее пятнадцати минут.

Было 2 часа 10 минут ночи.

Шилдс даже не старался сопротивляться и задерживать дыхание. Он открыл рот и проглотил отвратительную на вкус воду, давясь, когда она прошла в горло. Погрузился в безвоздушную могилу. Не пришлось задыхаться и долго страдать. Сознание отключилось быстро.

И затем уже ничего не было, абсолютно ничего!

3

«Жуткая ночь», — думал Сэм Хардинг, билетный агент Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек», стоя на платформе своей станции. Он видел, как тополя, окаймляющие железнодорожное полотно, гнутся под ужасными порывами ветра.

Сэм ощущал конец теплой волны, которая сожгла штаты Новой Англии; самый жаркий май с 1880 года, как объявила газета «Уэкетширс уикли», напечатав это красными буквами. Молнии зигзагами сверкали в предрассветном небе, температура за один час упала на двадцать четыре градуса. Хардинг обнаружил, что дрожит от внезапного похолодания, когда ветер продувал его хлопчатобумажную рубашку, мокрую от пота, выступившего из-за высокой влажности воздуха.

Внизу на реке он видел огни цепочки барж, когда они разрезали носом встречное течение. Один за другим желтые огни гасли и затем загорались вновь, когда баржи проходили под быками огромного моста.

Станция Хардинга размещалась на внешнем периметре города, где пересекались и расходились в разные стороны железнодорожные пути. Главный путь уходил на север в Олбани, боковая ветвь сначала шла на восток через мост Дьювилль — Гудзон к Колумбиавиллю, а затем поворачивала на юг к Нью-Йорку.

Хотя с неба еще не упало ни капли, в воздухе определенно запахло дождем. Хардинг прошел к гаражу депо, где стоял его «форд-Т», соединил ряд небольших шнуров под краем крыши и опустил боковые ставни из искусственной кожи над дубовыми боковыми панелями. Затем закрепил их на месте с помощью застежек и вновь отправился на станцию.

Хайрам Мичум, ночной дежурный «Вестерн юнион», склонился над шахматной доской, поглощенный своим любимым времяпровождением, — игрой в шахматы с коллегой-телеграфистом на другом конце линии. Стекла в окнах дрожали от ветра. Хардинг снял кофейник с керосиновой печки и налил себе чашку.

— Кто выигрывает?

Мичум поднял глаза.

— Играю со Стендишем из Джермантауна. Он заядлый игрок.

Телеграфный ключ заплясал вновь, и Мичум передвинул одну из шахматных фигур.

— Ферзь и конь, — ворчал он. — Совсем не радует.

Хардинг вытащил часы из кармана жилета и изучал циферблат, задумчиво хмуря брови.

— «Манхеттен лимитед» опаздывает на двенадцать минут.

— Возможно, отстает от графика из-за грозы, — сказал Мичум.

Он отстучал свой следующий ход, положил ноги на стол и откинулся на спинку стула в ожидании ответа собеседника.

Молния, озарив небо, попала в дерево на ближнем пастбище. Хардинг глотнул дымящийся кофе и бессознательно уставился в потолок, пытаясь понять, в порядке ли громоотвод на крыше. Громкий металлический звонок телефона над бюро с откидной крышкой прервал его мысли.

— Ваш диспетчер с новостями о поезде, — предсказал Мичум, не задумываясь.

Хардинг отогнул вверх телефонный рычаг, подтянув его к себе, и прижал небольшой круглый приемник к уху.

— Уэкетшир, — ответил он.

Голос диспетчера из Олбани был едва слышен из-за статического электричества, образующегося во время грозы.

— Вы видите мост?

Хардинг повернулся к восточному окну. В его поле зрения оказалась лишь конец платформы в темноте.

— Не вижу. Нужно подождать следующей вспышки молнии.

— Он все еще стоит на месте?

— А почему бы ему не стоять? — раздраженно ответил Хардинг.

— Капитан буксира только что позвонил из Катскилла, — протрещал в ответ голос диспетчера. — Говорит, что упала ферма моста и разбила одну из его барж. Здесь все в панике. Агент в Колумбиавилле сообщает, что «Манхеттен лимитед» опаздывает.

— Скажи им, пусть успокоятся. Поезд еще не пришел в Уэкетшир.

— Уверен?

Хардинг покачал головой в ответ на то, что диспетчер не верит ему, задавая такой глупый вопрос.

— Черт возьми! Неужели ты думаешь, что я не знаю, когда поезд проследует через мою станцию?

— Слава Богу, мы успели вовремя.

В голосе диспетчера послышалось облегчение, несмотря на помехи.

— В поезде девяносто пассажиров, не считая бригады и специального правительственного вагона, в котором какая-то крупная официальная птица едет в Вашингтон. Останови его и проверь мост.

Хардинг подтвердил, что сделает всё необходимое, и повесил трубку. Он снял с крюка на стене старый фонарь с красными стеклами, тряхнул его, чтобы проверить, есть ли керосин, и зажег фитиль. Мичум вопросительно взглянул поверх своих шахматных фигур.

— Ты будешь сигналить машинисту?

Хардинг кивнул.

— Из Олбани сообщают, что упала ферма моста. Они хотят, чтобы мы проверили его до того, как пройдет поезд.

— Хочешь, чтобы я посветил семафорным фонарем вместо тебя?

Снаружи, преодолевая шум ветра, раздался резкий свисток. Хардинг напряг слух, словно измеряя звук. Он раздался снова, на этот раз немного громче.

— Времени нет. Я посигналю этим.

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомец, его глаза рыскали по внутреннему помещению станции, словно ища что-то. Он был сложен как жокей, тощий и невысокого роста. Усы, такие же светлые, как волосы, торчали из-под соломенной панамы на голове. Одежда свидетельствовала о его изысканном вкусе. Костюм английского покроя «Уэбер и Хейлбронер» с шелковой строчкой, брюки с отутюженной стрелкой, ровно лежащие на паре двухцветных туфель из кожи, поверхность которой специально обработана до бархатистости. Однако самой яркой, бросающейся в глаза деталью был автоматический пистолет «маузер» в его изящной женственной руке.

— Что, черт возьми, происходит? — пробормотал Мичум в ужасе.

— Ограбление, джентльмены, — произнес незваный гость с едва заметной улыбкой на лице. — Думаю, это очевидно.

— Ты сошел с ума, — вырвалось у Хардинга. — У нас нечего взять.

— У вас на станции есть сейф, — сказал незнакомец, кивая в сторону стального бокса, стоящего на высоких ножках с колесиками в углу той части офиса, которая принадлежала Хардингу. — А в сейфах содержится ценный товар, возможно, зарплата постоянным служащим?

— Мистер, ограбление железной дороги является государственным преступлением. Помимо этого, Уэкетшир — сельскохозяйственный район. Зарплата не поступает сюда. Черт возьми, у нас нет даже банка.

— Я не собираюсь обсуждать экономику Уэкетшира.

Он оттянул курок маузера.

— Открой сейф.

Вновь прозвучал свисток, на этот раз значительно ближе. Хардинг по опыту знал, что такой звук раздается с расстояния, равного четверть мили от станции.

— Ладно, говори, что захочешь, но после того, как я просигналю.

Раздался выстрел, разлетелась шахматная доска Мичума, разбрасывая фигуры по полу.

— Прекратить глупые разговоры об остановке поезда. Предлагаю продолжить нашу беседу.

Хардинг уставился на грабителя, в глазах внезапный ужас.

— Ты не понимаешь. Возможно, моста уже нет.

— Понимаю, что ты хочешь показаться умником.

— Клянусь Богом!

— Он говорит правду, — вступил в разговор Мичум. — Только что из Олбани поступило предупреждение относительно моста.

— Пожалуйста, выслушай нас, — умолял Хардинг. — Ты можешь погубить сотни людей.

Он сделал паузу, его лицо белело, освещенное яркими фарами приближающегося паровоза, свет которых мелькал в окнах станции. Пронзительный свисток раздался уже с расстояния не более двухсот ярдов.

— Ради Бога!

Мичум выхватил фонарь из руки Хардинга и рванулся в сторону открытой двери. Раздался еще один выстрел. Пуля попала железнодорожнику в бедро, и он рухнул на пол в футе от порога. Встал на колени и вытянул руку, чтобы бросить фонарь на железнодорожное полотно снаружи. Человек в соломенной шляпе схватил его за запястье и одновременно поднес дуло пистолета к голове Мичума, курок щелкнул.

Затем резко повернулся к Хардингу и заревел:

— Открой проклятый сейф!

У Хардинга свело живот при виде крови Мичума, разбрызганной по полу, и он сделал, что ему было приказано. Набрал код, слабея от беспомощности, когда поезд прогромыхал по железнодорожным путям всего в двадцати футах от него, мерцающие огни пульмановских вагонов проносились мимо станции, отражаясь в окнах. Менее чем через минуту грохот колес последнего вагона по рельсам затих, поезд промчался мимо, направляясь к насыпи моста.

Код набран, тумблеры встали на место, и Хардинг, повернув рычаг, открыл тяжелую дверь и отступил в сторону. Внутри были невостребованные пакеты, старые станционные журналы регистрации и записей и коробка с наличностью. Грабитель схватил коробку и пересчитал содержимое.

— Восемнадцать долларов и четырнадцать центов, — безразлично произнес он. — Не скажешь, что сумма значительная, но на еду мне хватит на несколько дней.

Он аккуратно сложил купюры в небольшой кожаный бумажник, мелочь опустил в карман брюк. Потеряв всякий интерес, преступник бросил пустую коробку на письменный стол, перешагнул через Мичума и растворился во тьме бури.

Мичум застонал и шевельнулся. Хардинг, опустившись на колени, поднял голову телеграфиста.

— Поезд? — пробормотал Мичум.

— У тебя жуткое кровотечение, — сказал Хардинг.

Он вытащил большой носовой платок из набедренного кармана и прижал его к кровоточащей ране.

Стиснув зубы от жгучей боли, Мичум мрачно уставился на Хардинга.

— Позвони на восточный берег, узнай, цел ли поезд.

Хардинг осторожно опустил голову друга на пол. Он схватил телефон и нажал рычаг, включая сеть передатчика. Он что-то прокричал в микрофон, в ответ последовала полная тишина. Он на мгновение закрыл глаза и помолился. Затем попытался позвонить еще раз. Линия на другом берегу реки оставалась безмолвной. Он лихорадочно повернул колесико селектора на диспетчерскую Каммингс-Рей и вызвал диспетчера из Олбани. В ответ он услышал лишь треск статического электричества.

— Ничего не могу добиться.

Почувствовал горечь во рту.

— Гроза повредила связь.

Заработал телеграфный ключ.

— Телеграфные линии еще действуют, — пробормотал Мичум. — Это Стендиш со своим ходом.

Он едва смог подтянуться к столу, протянул руку, принимая входящее послание, отстукивая строку чрезвычайного сообщения. Затем оба на мгновенье уставились друг на друга, страшась того, что могут узнать в утреннем свете, который едва забрезжил в небе на востоке. Ветер ворвался в открытую дверь, разбросал бумаги на столе, растрепал волосы.

— Я сообщу в Олбани, — наконец слабо сказал Мичум. — Ты проверь мост.

Как во сне, Хардинг бросился к железнодорожному полотну и без оглядки побежал по неровным шпалам. Вскоре начал задыхаться от бега, сердце билось, как птица, готовое вырваться из груди. Он забрался на мост и двинулся дальше. Хардинг шел мелкими шагами, споткнулся, упал, ударившись коленом о выступающую шпалу. Поднялся на ноги и пошел дальше. Остановился на внешнем краю центрального пролета.

Отчаяние охватило его, когда он стоял в немом изумлении, глядя вниз, не веря своим глазам.

В середине моста зияла огромная дыра. Центральная опора исчезла в холодных серых водах реки Гудзон, протекавшей в 150 футах под ним. Исчез также и пассажирский поезд, в котором ехало сто мужчин, женщин и детей.

— Погибли! Все погибли! — кричал Хардинг в беспомощной ярости. — Все за восемнадцать долларов и четырнадцать центов.

Часть I УДАВКА РУБЕКА

Февраль 1989 г., Вашингтон 4

Не было ничего необычного в человеке, сидевшем на заднем сиденье «форда», медленно следовавшего по улицам Вашингтона. Пешеходам, пробегавшим торопливыми шагами перед машиной на перекрестках со светофорами, пассажир, сидящий в машине, мог показаться продавцом газет, которого подвозит на работу племянник. Никто не обращал ни малейшего внимания на эмблему Белого дома на номерном лицензионном знаке машины.

Ален Мерсьер был полным лысеющим человеком с жизнерадостным лицом Фальстафа, скрывающим его проницательный аналитический разум. Он носил мятые костюмы, купленные по сходной цене, с белым носовым платком, небрежно торчащим из нагрудного кармана. Они были его отличительной особенностью, которую политические карикатуристы преувеличивали с неистребимым энтузиазмом.

Мерсьер не был продавцом газет. Недавно назначенный советником по национальной безопасности нового президента страны, он до сих пор не нашел признания в глазах общественности. Пользуясь огромным уважением в академическом сообществе, он заработал репутацию превосходного аналитика международных событий. В то время, когда Мерсьер привлек к себе внимание президента, он занимал пост директора комиссии прогнозирования мирового кризиса.

Водрузив на нос очки, Мерсьер положил свой кейс на колени и открыл его. На обратной стороне крышки находился экран дисплея и панель с клавиатурой, внизу которой было два ряда цветных индикаторов. Он напечатал комбинацию цифр и немного подождал, пока сигнал передавался по спутниковой связи в его угловой офис в Белом Доме. Там включился компьютер, запрограммированный ассистентом, и ему передали рабочую программу на этот день.

Микропроцессор расшифровал закодированные поступающие данные за миллисекунды, на экране появился текст, напечатанный зелеными строчными буквами.

Сначала перечислялась корреспонденция, за ней следовала серия меморандумов из штаба Совета безопасности. Затем шли ежедневные отчеты и доклады различных правительственных агентств, начальников Объединенного штаба и директора ЦРУ. Он быстро запоминал их перед тем, как стереть содержимое в блоке памяти микропроцессора.

Все, кроме двух.

Он все еще размышлял, когда машина проехала через западные ворота Белого Дома. В его глазах отражалось недоумение. Затем он вздохнул. Потом нажал кнопку и закрыл кейс.

Сразу после прибытия в свой офис Мерсьер устроился за письменным столом и набрал личный номер энергетического департамента. Ответил мужской голос.

— Офис доктора Клейна.

— Это Ален Мерсьер. Рон на месте?

Последовала непродолжительная пауза, затем прозвучал голос доктора Рональда Клейна, директора энергетического департамента.

— Доброе утро, Ален. Что могу сделать для тебя?

— Хочу узнать, сможешь ли ты уделить мне сегодня несколько минут.

— У меня довольно плотный график.

— Это важно, Рон. Назови время.

Клейн не привык к тому, чтобы с ним обращались подобным образом, но железные нотки в голосе Мерсьера свидетельствовали о том, что советник по вопросам безопасности не намерен отступать. Закрыл ладонью микрофон телефона и вместе с ассистентом по административным вопросам проверил свой рабочий график. Затем вернулся на линию.

— Где-нибудь в промежутке между двумя тридцатью и тремя часами подойдет?

— Никаких проблем, — ответил Мерсьер. — У меня совещание во время ленча в Пентагоне, заскочу к тебе в офис на обратном пути.

— Ты же сказал, что это важно.

— Давай поставим вопрос иначе, — сказал Мерсьер, выдерживая театральную паузу. — Сначала я хочу испортить день президенту.

В Овальном кабинете Белого дома президент откинулся на спинку стула за рабочим столом и закрыл глаза. Он позволил себе отвлечься от вереницы бесконечных дел в течение дня и расслабиться на несколько минут. Для человека, который прошел инаугурацию на высшую должность в государстве всего несколько недель назад, он выглядел слишком измотанным и усталым. Предвыборная кампания была очень продолжительной и изнурительной. Он еще не успел полностью восстановить свои силы после нее.

Он был некрупного телосложения, редеющие волосы уже порядком поседели, черты лица, когда-то жизнерадостные и подвижные, теперь стали напряженными и мрачными. Президент приоткрыл глаза, когда на огромные окна от пола до потолка за его спиной обрушился порыв ветра. Транспорт двигался в замедленном темпе, дороги обледенели. Он скучал по более теплому климату родного штата Нью-Мексико. Мечтал о поездке в кемпинг в горы Сангре-де-Кристо около Санта-Фе.

Этот человек никогда не помышлял о том, чтобы стать президентом. Никогда не руководствовался слепыми амбициями во время службы в сенате, продолжавшейся в течение двадцати лет. Пошедший на выборы как темная лошадка, он был избран большинством партии левого крыла, когда один из репортеров откопал ряд теневых финансовых сделок в прошлом его оппонента.

— Господин президент?

От размышлений отвлек голос помощника.

— Да?

— Прибыл мистер Мерсьер для брифинга по безопасности.

— Прекрасно, пусть войдет.

Мерсьер вошел в кабинет и сел по другую сторону письменного стола. Протянул внушительного вида папку.

— Что сегодня происходит в мире? — спросил президент с едва заметной улыбкой.

— Довольно мрачная картина, как обычно, — отвечал Мерсьер. — Мой штаб завершил разработку проектов по энергетическим резервам страны. Заключение не очень обнадеживает.

— Ты не сказал мне ничего нового. Каковы самые последние перспективы?

— ЦРУ отводит Ближнему Востоку еще два года на то, чтобы исчерпать ресурсы месторождений. Таким образом, мировые запасы нефти смогут удовлетворять спрос всего на пятьдесят процентов. Русские стараются сберечь свои истощенные резервы, мексиканские морские месторождения не имеют никакой перспективы. Что же касается наших собственных нефтяных месторождений…

— Я видел цифры, — ответил президент. — За последние годы открыто лишь несколько небольших нефтяных месторождений.

Мерсьер пролистал папку.

— Солнечное излучение, ветряные мельницы, электрические автомобили — вот частичное решение проблемы. К сожалению, технология их разработки находится приблизительно на том же уровне, на котором было телевидение в сороковых годах.

— Жаль, что программы синтетического топлива развиваются очень медленно.

— Только через четыре года, а это самая ранняя дата, предприятия по очистке нефти, добытой из мелкозернистых пород, смогут вступить в строй. А пока американский транспорт продолжает загрязнять окружающую среду.

Президент изобразил подобие улыбки.

— Безусловно, на горизонте должна же появиться хоть какая-то надежда.

— Есть залив Джеймса.

— Энергетический проект Канады?

Мерсьер кивнул и приступил к изложению статистических данных.

— Восемнадцать дамб, двенадцать электростанций, рабочая сила около девяноста тысяч человек, изменение русел двух рек, размером сравнимых с Колорадо. И, как утверждает канадская правительственная литература, крупнейший и самый дорогой гидроэлектрический проект в истории человечества.

— Кто проводит его?

— «Квебек-гидро», энергетические власти провинции. Они приступили к разработке проекта в тысяча девятьсот семьдесят четвертом. Цена довольно внушительная. Двадцать шесть миллиардов долларов, основная доля поступает из банков Нью-Йорка.

— Какова мощность?

— Более сотни миллионов киловатт, возрастет в два раза за следующие двадцать лет.

— Сколько поступает к нам?

— Достаточно, чтобы освещать пятнадцать штатов.

Лицо президента выразило недовольство.

— Мне не нравится такая большая зависимость по электричеству от Квебека. Я чувствовал бы себя в большей безопасности, если энергия поступала бы от наших атомных станций.

Мерсьер покачал головой, не соглашаясь.

— Печально, но атомные предприятия США обеспечивают менее одной трети наших потребностей.

— Как обычно, мы едва сводим концы с концами, — устало сказал президент.

— Отставание отчасти объясняется повышением цен на строительство, — согласился Мерсьер. — Частично тем, что спрос на уран не удовлетворяется его поставками. И еще активностью защитников окружающей среды.

Президент сидел в задумчивом молчании.

— Мы рассчитывали на бесконечные запасы, которых не существует, — продолжал Мерсьер. — И пока наша страна загоняла себя в угол избыточным потреблением, наши соседи на севере ушли далеко вперед и кое-что сделали в этом направлении. У нас нет выбора, мы должны переключиться на их источник.

— А цены в пределах нормы?

Мерсьер кивнул головой.

— Канадцы, благослови их души Господь, держат цены на уровне наших собственных энергетических компаний.

— Наконец-то луч света.

— Но есть и ловушка.

Президент вздохнул.

— Перед нами неприятный факт, — продолжал Мерсьер, — летом Квебек предполагает провести референдум по вопросу полной независимости.

— Премьер-министр Сарве дважды нарушал планы сепаратистов Квебека. Вы думаете, что теперь он не сделает этого?

— Совершенно верно. Источники нашей службы разведки сообщают, что премьер Гуэррьер из партии борцов за независимость Квебека имеет полномочия не допустить этого в следующий раз.

— Они дорого заплатят за отделение от Канады, — сказал президент. — Их экономика уже в хаосе.

— Их стратегия заключается в том, чтобы при формировании правительства получить поддержку от Соединенных Штатов.

— А если мы не пойдем навстречу?

— Они могут либо поднять тарифы на электричество, либо отключить его, — ответил Мерсьер.

— Гуэррьер должен быть полным дураком, чтобы отключить нам подачу электричества. Он знает, что мы ответим обширными экономическими санкциями.

Мерсьер мрачно уставился на президента.

— Пройдут недели, даже месяцы прежде, чем Квебек почувствует ужасные последствия этого. А за это время могут оказаться парализованными наши основные индустриальные центры.

— Мрачная картина.

— Это только фон. Тебе, конечно, известно про «Общество свободного Квебека».

Президент кивнул. Так называемое «Общество свободного Квебека» было подпольным террористическим движением, которое организовало политические убийства ряда канадских официальных лиц.

— Так что с ними?

— В недавнем докладе ЦРУ утверждается, что это общество имеет московскую ориентацию. Если оно каким-то образом получит контроль в правительстве, мы столкнемся еще с одной Кубой.

— Еще одна Куба, — повторил президент невыразительным тоном.

— Та, у которой будет возможность поставить Америку на колени.

Президент встал со стула, подошел к окну, пристально разглядывая здания на территории Белого дома, покрытые мокрым снегом. Молчание продолжалось почти полминуты. Наконец он произнес:

— Мы не можем допустить энергетических игр Квебека. Особенно в течение предстоящих месяцев.

Повернулся и посмотрел на Мерсьера озабоченным взглядом.

— Страна по уши в долгах, Ален. Осталось лишь несколько лет, и у нас уже не будет выбора. Если застой не прекратится, нам придется объявить государственное банкротство.

Мерсьер глубже сел на стуле. Казалось, что он съежился.

— Мне было бы крайне неприятно, если бы это произошло именно сейчас.

Президент тактично пожал плечами.

— Начиная со времен правления Франклина Рузвельта, каждый новый генеральный управляющий играет в пятнашки, возлагая непосильную финансовую ношу на кабинет своего последователя. Игра должна вот-вот закончиться, а я крайний. Если мы потеряем электроэнергию, поставляемую в наши северо-восточные штаты, даже на двадцать дней, последствия окажутся трагическими. Крайний срок объявления мною девальвации приближается. Мне требуется время для подготовки общественности и делового сообщества к неприятным новостям. Время для безболезненного перехода на новую денежную единицу. Время для того, чтобы наши нефтеочистительные предприятия смогли прекратить нашу зависимость от иностранной нефти.

— Каким образом мы можем не допустить, чтобы Квебек совершил какую-нибудь глупость?

— Не знаю. Наш выбор ограничен.

— Остаются только два варианта, если остальные провалятся, — сказал Мерсьер, и вокруг рта образовались тонкие складки от испытываемого напряжения. — Два варианта, старые как мир, для спасения экономики от полного краха. Один вариант заключается в том, чтобы молиться о чуде.

— А второй?

— Спровоцировать войну.

Точно в 2.30 дня Мерсьер вошел в здание «Форрестол» на Индепенденс-авеню и поднялся на лифте на седьмой этаж. Его проводили в роскошный офис министра энергетики Рональда Клейна.

Клейн, человек ученого вида с длинной седой шевелюрой и крупным носом кондора, поднял свою стройную фигуру ростом шесть футов и пять дюймов из-за заваленного бумагами длинного стола для конференций и вышел, чтобы пожать руку Мерсьеру.

— Какое неприятное событие вызвало этот визит? — спросил Клейн, пропуская вступительный дружеский краткий диалог.

— Ужасное, а не просто неприятное, — ответил Мерсьер.

— Мне попался запрос Центральной счетной палаты на данные относительно расхода шестисот восьмидесяти миллионов долларов федерального финансирования на разработку «Дудлбага».

— Чего?

— «Дудлбага», — просто ответил Мерсьер. — Такое название присваивают инженеры-геологи любому новому устройству, предназначенному для поиска залежей подземных полезных ископаемых.

— Какое отношение это имеет ко мне?

— Деньги были предназначены для департамента энергетики три года назад. С тех пор не поступало никаких отчетов. Будет вполне разумно, если твои служащие прозондируют, куда они делись. Это из Вашингтона. Ошибки прошлого отличаются отвратительным обыкновением сваливаться на головы последующего руководства. Если бывший министр энергетики потратил потрясающую сумму денег на белого слона, тебе лучше подготовиться к данному факту, если какому-нибудь новичку-конгрессмену придет в голову заняться расследованием этого дела.

— Благодарю за предупреждение, — искренне сказал Клейн. — Мои люди займутся тщательными поисками денег.

Мерсьер поднялся на ноги и протянул руку.

— А кто сказал, что будет легко?

— Да, — улыбаясь, сказал Клейн. — Легко никогда не бывает.

После ухода Мерсьера Клейн подошел к камину и бесцельно уставился на огонь, склонив голову набок и держа руки в боковых карманах пиджака.

— Совершенно непонятно, — прошептал он пустой комнате, — как можно потерять след шестисот восьмидесяти миллионов долларов.

5

Помещение гидроэлектростанции потрясло Шарля Сарве, когда он осматривал двенадцать квадратных акров, размещенных под землей на глубине четырехсот футов и расположенных в сплошной гранитной породе, часть которой была удалена. Три ряда огромных генераторов высотой в пять этажей, работающих от водяных турбин, гудели миллионами киловатт электричества. Сарве был восхищен этим зрелищем и выразил свое глубокое удовлетворение к радости директоров гидроэлектростанции Квебека. Это был его первый визит на проект после победы на выборах. Он задал все ожидаемые вопросы.

— Сколько электрической энергии дает каждый генератор?

Персиваль Стаки, генеральный директор, сделал шаг вперед:

— Пятьсот тысяч киловатт, господин премьер-министр.

Сарве кивнул, и на его лице появилось едва заметное выражение удовлетворения. Это умение было подобно жесту одобрения и обеспечило ему хорошие результаты во время избирательной кампании на пост премьер-министра.

Красивый мужчина, по мнению мужчин и женщин, Сарве, возможно, мог выиграть в состязании с Джоном Ф. Кеннеди или Энтони Иденом. Его светло-голубые глаза оказывали гипнотическое воздействие, резко очерченные черты лица подчеркивались густой седой шевелюрой, небрежно стилизованной под модную, но неофициальную прическу. Стройное тело среднего роста было мечтой любого портного, но он никогда не прибегал к услугам модельеров, предпочитая покупать костюмы с полок универмагов. Это была одна из особенностей его характера, подчеркиваемая для того, чтобы канадские избиратели могли считать себя равными ему.

Компромиссный кандидат либералов, партии независимой Канады и франкоязычной партии борцов за независимость Квебека, он прошел по политическому канату первых трех лет на посту премьер-министра, обеспечив сохранение единства страны, не допуская ее развала. Это было нелегко: только военная сила сдерживала радикальных сепаратистов. Призыв Сарве к созданию сильного централизованного правительства тонул в расширяющемся море глухих.

— Возможно, вы пожелаете посмотреть центр управления, — предложил директор Стаки.

Сарве повернулся к главному секретарю:

— Что у нас со временем?

Ян Джеффри, тридцатилетний человек с серьезным лицом, посмотрел на часы:

— Мы едва успеваем. Через тридцать минут должны быть в аэропорту.

— Полагаю, что можно немного сжать график, — улыбнулся Сарве. — Будет жаль, если пропустим что-нибудь стоящее и важное.

Стаки кивнул и направился к двери лифта. Поднявшись на десять этажей выше генераторной, Сарве и сопровождающие его лица оказались перед дверью с надписью: «Только для служащих с удостоверением отдела безопасности». Стаки снял с висящего на шее шнурка пластиковую карточку и вставил ее в щель под ручкой двери. Затем повернулся лицом к остальным.

— Прошу прощения, джентльмены, но из-за того, что в центре управления пространство ограниченное, могу разрешить войти вместе со мной только премьер-министру.

Служащие из охраны стали протестовать, но Сарве жестом попросил их замолчать и последовал за Стаки по длинному коридору, в конце которого повторилась процедура с карточкой.

Центр управления электростанции был действительно небольшим и отличался спартанским видом. Четыре инженера сидели перед пультами управления, заполненными морем огней, внимательно глядя на панель датчиков и циферблатов, смонтированных на стене перед ними. За исключением телевизионных мониторов, свисающих с потолка, в помещении были лишь кресла, занятые инженерами.

Сарве оценивающе осмотрелся.

— Считаю недопустимым, что такое грандиозное количество энергии контролируется всего четырьмя операторами и довольно скромным количеством приборов.

— Вся электростанция и передающие подстанции управляются компьютерами, установленными в помещении на два этажа ниже этого, — объяснил Стаки. — Весь проект автоматизирован на девяносто девять процентов. То, что вы видите здесь, господин Сарве, — система ручного мониторинга четвертого уровня, которая может заменить компьютеры в случае их отказа.

— Таким образом, люди всё ещё играют определенную роль, — улыбнулся Сарве.

— Мы еще не устарели, — улыбнулся в ответ Стаки. — Осталось еще несколько областей, в которых нельзя полностью положиться на электронику.

— Куда же будет направлено это изобилие электроэнергии?

— Через несколько дней, когда проект полностью вступит в строй, мы будем полностью обслуживать Онтарио, Квебек и северо-восточные регионы Соединенных Штатов.

В разуме Сарве зарождалась новая идея.

— А если произойдет невозможное?

Стаки посмотрел на него:

— Сэр?

— Поломка, стихийное бедствие, саботаж?

— Ничто, кроме землетрясения огромной силы, не может полностью вывести электростанцию из строя. Отдельные неполадки или повреждения можно обойти с помощью двух резервных систем безопасности. Если откажут и они, в этом помещении у нас сохраняется ручное управление.

— А как с нападением террористов?

— У нас всё запланировано на случай такой угрозы, — уверенно сказал Стаки. — Наша электронная система безопасности является чудом передовой технологии. На нее работает охрана в составе пятисот человек. Элитное подразделение войск не сможет попасть в это помещение в течение двух месяцев.

— Тогда кто-то один из работающих здесь сможет вырубить электричество.

— Не кто-то один из служащих, — Стаки решительно покачал головой. — Для отключения электричества должны действовать все служащие, находящиеся в этом помещении, включая меня. Двое или даже трое не могут сделать это. У каждого из нас имеется описание независимой процедуры, которая неизвестна остальным и встроена в эту систему. Ничто не упущено, всё учтено.

Сарве не был настолько уверен.

Он протянул руку.

— Самый впечатляющий осмотр. Благодарю всех.

Фосс Глай был очень точным и осторожным в выборе средства и места убийства Шарля Сарве. Он учел каждую деталь, какой бы маловероятной она ни казалась, и предпринял соответствующие меры. Самым тщательным образом был измерен угол набора высоты самолета, его скорость. Фосс провел много долгих часов, тренируясь в стрельбе, пока не добился безупречной точности.

Выбранным местом была площадка для гольфа, расположенная в одной миле от юго-западного конца главной взлетно-посадочной полосы аэропорта Джеймс-Бей. В этой точке, согласно тщательным расчетам Глая, самолет премьер-министра поднимется на высоту 1500 футов при скорости 180 узлов. Для нападения предполагалось использовать две ручные пусковые установки ракет земля-воздух британского производства, украденные в арсенале Вал-Джалберт. Они были компактными, весили всего тридцать фунтов каждая вместе с зарядом. В разобранном виде их легко было спрятать в рюкзаке.

Весь план, просчитанный от начала до конца, был классическим по эффективности. Требовалось не более пяти человек, включая троих, ожидающих на площадке для гольфа, переодетых лыжниками, и еще одного, наблюдающего с балкона здания терминала аэропорта со спрятанным радиопередатчиком. После запуска ракет по цели нападающая группа должна на лыжах добраться до заброшенного здания клуба и уехать на машине-вездеходе, охраняемой пятым человеком, ожидающим на парковке.

Глай осмотрел небо в бинокль, пока его группа собирала пусковые установки. Шел небольшой снег, поле зрения было ограничено одной третью мили.

Это было одновременно и благо.

Белая завеса прикроет их действия, но оставит лишь несколько секунд, чтобы прицелиться и выстрелить в быстро перемещающийся объект во время того короткого интервала, когда он будет находиться в поле зрения. Над Глаем пролетел реактивный английский самолет. Глай засек его нахождение в поле зрения. Едва ли шесть секунд. Плохо. Шанс двух прямых попаданий резко снижался.

Фосс стряхнул снег с густых волос светлого песочного цвета и опустил бинокль, открывая прямоугольное румяное лицо. На первый взгляд, оно было привлекательным и казалось мальчишеским. Карие добродушные глаза, твердый, хорошо очерченный подбородок, но при более внимательном рассмотрении всех черт лица главным оказывался нос. Огромный, бесформенный из-за многочисленных переломов, полученных в жестоких боях в темных переулках он размещался между щек, странно красуясь своим безобразием. По какой-то непонятной причине женщины считали его привлекательным, даже сексуальным.

Включилось крошечное радио в кармане куртки.

— Это связной с сообщением полевому мастеру.

Глай нажал кнопку передачи:

— Продолжай, связной.

Клод Моран, тощий, как тростинка, ярый марксист, работавший секретарем у генерал-губернатора, надел наушники и начал мягко говоритьв микрофон на лацкане, глядя через окно наблюдательного балкона на взлетную полосу внизу.

— У меня партия труб, мастер. Готов принять её?

— Смотря когда, — ответил Глай.

— Грузовик вскоре подойдет, сразу после того, как бригада докеров разгрузит товар из Соединенных Штатов.

Невинно звучащий разговор был придуман для того, чтобы не привлечь внимания того, кто настроится на ту же частоту. Глай понял сообщение так, что самолет премьер-министра был вторым на взлет после пассажирского реактивного самолета Соединенных Штатов.

— Хорошо, связной. Сообщи, когда грузовик выйдет из дока.

Лично Глай не чувствовал ненависти к Шарлю Сарве. Для него премьер-министр был просто именем в газетах. Глай даже не был канадцем.

Он родился во Флагстаффе, штат Аризона, в результате пьяных отношений между профессиональным борцом и дочерью шерифа округа. Его детство прошло в кошмаре постоянных порок деда. Для того чтобы выжить, Глаю пришлось стать очень сильным и жестоким. Наступил день, когда он забил шерифа до смерти и бежал из штата. После этого он постоянно дрался, чтобы остаться в живых. Начинал с пьяных побоищ в Денвере, затем возглавил банду похитителей автомобилей в Лос-Анджелесе, а потом угонял бензовозы в Техасе.

Глай не считал себя простым политическим убийцей. Он предпочитал называть себя координатором. Его приглашали тогда, когда все остальные отказывались. У него была репутация хладнокровного успешного исполнителя.

На платформе наблюдения Моран придвинул лицо по возможности ближе к окну перед тем, как от его дыхания стекло запотело. Самолет Сарве почти не было видно из-за снега.

— Полевой мастер.

— Да, связной.

— Извини, ничего не могу разобрать в документах, чтобы сообщить тебе точное время прибытия партии труб.

— Понял, — ответил Глай. — Свяжись со мной после ленча.

Моран не подтвердил сообщение. Он спустился на эскалаторе в главный зал и вышел наружу, где взял машину. На заднем сиденье он позволил себе роскошь выкурить сигарету и думал о том, какое назначение в новом правительстве Квебека он должен потребовать за свои услуги.

На площадке для гольфа Глай повернулся к людям, державшим ракетные пусковые установки. Их глаза были прижаты к линзам прицелов.

— Еще один вылет до нашей мишени, — предупредил он.

Прошло пять медленных минут перед тем, как Глай услышал рев реактивных двигателей на расстоянии, включенных, чтобы оторваться от заснеженного асфальта. Взглядом он старался проникнуть через белую пелену, ожидая увидеть красно-синие знаки воздушного лайнера Соединенных Штатов.

Слишком поздно до него дошло, что самолет, принадлежащий главе правительства, имеет преимущество перед коммерческими полетами. Слишком поздно через снежную пелену проявился знакомый красно-белый канадский кленовый лист.

— Это Сарве! — закричал он. — Огонь, ради Бога, огонь!

Оба мужчины нажали кнопки с интервалом не более секунды. Первый послал ракету в общем направлении самолета, но она взлетела высоко и сделала дугу слишком далеко от хвостового оперения, чтобы её механизм поиска тепла сработал по мишени. Второй выстрелил, прицелившись точнее. Он следил за окнами кабины на расстоянии сотни ярдов перед тем, как нажать пусковую кнопку.

Основная часть взрыва пришлась на выхлоп внешнего двигателя правого борта, но попала в цель и ударила по хвосту турбины. Наблюдателям с земли могло показаться, что приглушенный взрыв произошел чуть позднее, чем самолет исчез из вида.

Они ждали звука падения самолета, но затихающий шум двигателей ничем не был нарушен. Нападавшие быстро разобрали пусковые установки, встали на лыжи и направились к парковке. Вскоре они смешались с движением в южном направлении на магистрали Джеймс-Бей — Оттава.

Двигатель загорелся при взрыве, турбинные лопатки разрушились и разлетелись в разные стороны, ударяясь о двигатель на борту самолета, разрезая трубы подачи топлива и разбивая компрессор второй ступени.

В кабине пилотов включилась пожарная сигнализация, и пилот Рэй Эмметт выключил клапан подачи топлива и нажал кнопку системы пожаротушения. Второй пилот Джек Мей начал читать контрольный перечень процедур в случае чрезвычайных ситуаций.

— Служба управления полетами аэродрома Джеймс-Бей, это Канада-один. У нас проблема на борту, мы возвращаемся, — сказал Эмметт спокойным тоном.

— Вы заявляете о чрезвычайном положении? — задал рутинный вопрос авиадиспетчер.

— Совершенно верно.

— Мы очистим взлетно-посадочную полосу двадцать четыре. Можете совершить стандартный подход?

— Отрицательно, Джеймс-Бей, — ответил Эмметт. — Два двигателя выведены из строя, один из них горит. Предлагаю подготовить все необходимое для нашего приема.

— Противопожарное и спасательное оборудование вызвано, Канада-один. Можете садиться. Удачи.

Люди в башне управления полетами, зная, что пилот Канады-один испытывает ужасный стресс, не могли нарушать его собранность дальнейшими переговорами. Они могли лишь беспомощно стоять и ждать последствий.

В самолете не работало два двигателя, и Эмметт направил его носом вниз, увеличивая скорость до 210 узлов, разворачиваясь в сторону широкого мелководья у берега. К счастью, снегопад почти прекратился, видимость увеличилась до двух миль, он мог увидеть внизу плоские фермерские поля и конец взлетно-посадочной полосы.

В кабине для руководящих работников в хвосте самолета два сотрудника Королевской канадской конной полиции, охранявшие премьер-министра двадцать четыре часа в сутки, начали действовать сразу после того, как почувствовали удар ракеты. Они надежно привязали Сарве к сиденью и уложили гору мягких подушек вокруг его тела. Впереди перед кабиной команда секретарей и постоянно присутствующий контингент новостных репортеров нервно смотрели на обугливающийся двигатель, который, казалось, готов был расплавиться на крыле самолета.

Гидравлическая система была разрушена. Мей перешел на ручное управление. Пилоты вместе сражались с самолетом, а земля неотвратимо приближалась снизу. Даже при полной нагрузке два двигателя левого борта едва справлялись с тем, чтобы обеспечивать равновесие огромного воздушного лайнера в воздухе. Они падали уже ниже высоты шестисот футов, но Эмметт не включал средства приземления, сохраняя по возможности до последнего мгновенья ту драгоценную скорость, которая еще оставалась.

Самолет пролетел над зеленым поясом, окружающим аэропорт. Всё приближалось к развязке. На высоте двухсот футов Эмметт выпустил шасси. Казалось, что лента взлетно-посадочной полосы длиной три километра расширяется в замедленном темпе. Затем они пролетели над началом асфальтового покрытия на расстоянии не более шести футов от земли. Эмметт и Мей со всей силы отбросили назад ручки управления. Мягкая посадка была бы чудом, любая посадка была бы чудом. Удар был жестким, он вырвал почти все заклепки из металлической обшивки, три шины шасси лопнули.

Разбитый двигатель правого борта вырвало с места его установки, чудовищно вращаясь, он упал на землю и, подскочив от удара, врезался во внутреннюю часть крыла, срывая структурные элементы и разбивая внешний топливный бак. Пять тысяч галлонов керосина для реактивных самолетов превратились в огромный огненный шар, в котором исчез правый борт самолета.

Эмметт перевел два действующих двигателя на реверс, чтобы свести до минимума тенденцию самолета крениться влево. Куски и части резины от лопнувших шасси разлетались во все стороны. Тридцать футов пылающего крыла неслись по подъездной полосе, едва не задевая припаркованный авиалайнер. Немного отставая, самолет пытались догнать пожарные машины, ревя сиренами.

По взлетно-посадочной полосе проносился умирающий самолет, оставляя за собой хвост горящих обломков. Пламя перекинулось на фюзеляж, который начал медленно плавиться. Внутри самолета жар был уже нестерпимым. Пассажиры были на грани сожжения заживо, обугливалась изоляция, по проходу клубились облака дыма. Один из охранников распахнул дверь аварийного выхода напротив бушевавшего пожара, второй расстегнул ремни безопасности на премьер-министре и бесцеремонно подталкивал его к образовавшемуся отверстию.

Впереди в главном салоне над крылом умирали люди, одежда на них дымилась, а интенсивный жар сжигал легкие. Ян Джеффри, крича и спотыкаясь, направился в кабину пилотов, но упал без сознания на пол. Эмметт и Мей не обращали на все это ни малейшего внимания. Они были слишком поглощены тем, чтобы заставить разваливающийся на части самолет двигаться прямо по быстро уменьшающейся взлетно-посадочной полосе.

Охранники выбросили аварийный парашют, но он бесполезно болтался рядом с хвостом самолета, потому что воздушный мешок был проколот раскаленным докрасна обломком, попавшим в него. Они оглянулись и с ужасом увидели, что передняя переборка воспламенилась. В полном безумии один из них схватил одеяло и обмотал им голову Сарве.

— Придерживай его! — закричал он.

Затем схватил премьер-министра и выбросил в люк.

Одеяло спасло жизнь Сарве. Он приземлился на плечо, покатился, переворачиваясь, по неровной поверхности взлетно-посадочной полосы, удары по голове амортизировало одеяло. Кость левой голени была сломана. Он несся в таком положении еще метров тридцать, затем остановился. Костюм был изорван в клочья, которые медленно окрашивались в густой темно-красный цвет от множественных ранений.

Эмметт и Мей погибли на месте за пультами управления. Они умерли вместе с остальными сорока двумя мужчинами и тремя женщинами, когда две тонны самолета превратились в огненный оранжево-красный гроб. По инерции огромный вал пламени летел вперед, разбрасывая обломки самолета еще на четверти взлетно-посадочной полосы. Пожарные атаковали огонь, но трагедия подошла к финалу. Вскоре почерневший скелет самолета был похоронен в океане белой пены. Люди в асбестовых костюмах зондировали дымящиеся останки, стараясь загнать внутрь желчь, которая поднималась к горлу, когда им попадались фигуры сгоревших людей.

Сарве в состоянии полного недоумения поднял голову и уставился на катастрофу. Сначала медики не могли установить, кто он. Затем один из них, опустившись перед ним на колени, рассмотрел его лицо.

— О Боже! — выдохнул он. — Это премьер-министр!

Сарве попытался ответить или просто сказать что-нибудь осмысленное. Но слова не прозвучали. Он закрыл глаза и с благодарностью погрузился в темноту, поглотившую его.

6

Включили огни прожекторов, и телевизионные камеры направили свои защищенные колпаками линзы на тонкие черты лица Даниэлы Сарве, когда она проплывала через море репортеров с безмолвной грацией ростра корабля.

Она задержалась в дверях коридора госпиталя не потому, что была напугана, а только для того, чтобы создать соответствующий эффект. Даниэла Сарве не просто вошла в помещение, она ворвалась, как тайфун. Вокруг нее существовала необъяснимая аура, вызывавшая восхищение и зависть женщин. Мужчин она просто покоряла. Мировые лидеры и пожилые государственные мужи часто становились в ее присутствии застенчивыми школьниками.

У тех, кто знал Даниэлу хорошо, ее холодное самообладание и твердокаменная уверенность вызывали раздражение. Но для основной массы людей она стала символом, почти образцом, который доказывал, что Канада не была страной простых лесорубов.

Независимо от того, выполняла ли эта женщина общественную функцию или спешила навестить своего раненого мужа в больнице, она всегда одевалась так, что была образцом тщеславной элегантности. Она скользила между репортерами, чувственная, но сохраняющая полное самообладание, в бежевом крепдешиновом платье с элегантным разрезом и жакете из натурального серого каракуля. Ее блестящие черные волосы волной ниспадали на правое плечо.

Хором прозвучала сотня вопросов, лес микрофонов протянулся к ней, но она спокойно игнорировала всё и всех. Четыре полицейских проложили ей путь к лифту госпиталя. На четвертом этаже главный врач сделал шаг вперед и представился как доктор Эрикссон.

Она взглянула на него, сдерживаясь, чтобы задать самый важный вопрос. Эрикссон ожидал этого и улыбнулся своей лучшей профессиональной улыбкой, вселяющей надежду.

— Состояние вашего мужа серьезное, но не критическое. У него содрана кожа на пятидесяти процентах тела, но нет никаких серьезных осложнений. На руки, где особенно высока утрата тканей, будет трансплантирована кожа. Несмотря на большое количество переломов, хирургические операции, выполненные бригадой специалистов-ортопедов, оказались успешными. Однако пройдет, возможно, четыре месяца прежде, чем он сможет подняться на ноги.

По его глазам она поняла, что он что-то не договаривает.

— Можете ли вы пообещать мне, что к тому времени Шарль будет как новенький?

Загнанный в угол, Эрикссон был вынужден сказать:

— Должен признаться, что премьер-министр будет постоянно прихрамывать.

— Полагаю, что у вас это называется незначительным осложнением?

Доктор посмотрел ей в глаза:

— Да, мадам, я так называю это. Премьер-министру здорово повезло. У него нет крупных внутренних травм, функции мозга и тела не нарушены, а шрамы, в конце концов, исчезнут. В самом худшем случае ему потребуется трость.

Он удивился, когда ее губы растянулись в улыбке.

— Шарль с тростью, — сказала она циничным тоном. — Боже, это бесценно.

— Прошу прощения, мадам?

«Прихрамывание будет стоить двадцати тысяч голосов», — вот ответ, который возник у нее в голове, но с легкостью хамелеона она изобразила выражение озабоченной жены.

— Я могу его увидеть?

Эрикссон кивнул и провел ее к двери в конце коридора.

— Еще не кончилось действие обезболивающих препаратов, введенных во время операции, поэтому у него может быть не совсем ясная речь. В дополнение к этому он может ощущать боль, прошу вас по возможности сократить свой визит. Служащие на этаже приготовили для вас соседнюю палату, если вы пожелаете быть рядом с ним во время его выздоровления.

Даниэла отрицательно покачала головой.

— Советники моего мужа полагают, что мне лучше находиться в официальной резиденции, где я могу оказывать содействие в выполнении обязанностей от его имени.

— Понимаю.

Он открыл дверь и отступил в сторону. Возле постели стояли врачи, медсестры и полицейский крайне свирепого вида. При ее появлении все отошли.

Запах антисептиков и вид незабинтованных красных рук Сарве вызывали тошноту. В течение минуты она колебалась. Он узнал ее через полуоткрытые глаза, губы искривились в попытке изобразить улыбку.

— Даниэла, — произнес он слегка дрожащим голосом. — Прости, что не могу обнять тебя.

Впервые жена увидела Сарве беззащитным, без брони его гордости. Она никогда раньше не считала его уязвимым и не могла связать переломанное, неподвижное тело на кровати с тщеславным человеком, с которым прожила десять лет. Восковое лицо, искаженное болью, не было тем лицом, которое знала Даниэла. Словно она смотрела на незнакомца.

Неуверенно она подошла к кровати и нежно поцеловала его в обе щеки. Затем убрала спутанные седые волосы у него со лба, не зная, что сказать.

— Твой день рождения, — произнес он, нарушая молчание. — Я пропустил твой день рождения.

Она смущенно взглянула на него.

— Мой день рождения через несколько месяцев, дорогой.

— Я хотел сказать, что не купил подарок.

Она повернулась к доктору.

— В том, что он говорит, нет никакого смысла.

Эрикссон отрицательно покачал головой.

— Действие анестезии.

— Слава Богу, что пострадал я, а не ты, — глухо произнес Сарве. — Моя вина.

— Нет, нет, ты ни в чем не виноват, — спокойно ответила Даниэла.

— Дорога обледенела, снег запорошил ветровое стекло, я ничего не видел. Слишком резко пошел на поворот и нажал на тормоза. Ошибка. Потерял управление…

Теперь она поняла.

— Много лет назад он попал в аварию, — объясняла Даниэла Эрикссону. — Погибла его мать.

— Ничего необычного. Разум под действием лекарственных средств часто возвращается к прошлому.

— Шарль, — сказала она. — Сейчас тебе нужно отдохнуть. Я вернусь утром.

— Нет, не уходи. — Глаза Сарве смотрели через ее плечо на доктора Эрикссона. — Я должен поговорить с Даниэлой наедине.

Эрикссон подумал немного и затем пожал плечами.

— Если настаиваете.

Он посмотрел на Даниэлу.

— Пожалуйста, мадам, не более двух минут.

Когда палата опустела, Сарве начал что-то говорить, но его тело сразу же задергалось в приступах боли.

— Позволь мне позвать врача, — сказала она испуганно.

— Подожди! — простонал он сквозь сжатые зубы. — У меня инструкции.

— Не сейчас, мой дорогой. Позднее, когда окрепнешь.

— Проект Джеймс-Бей.

— Да, Шарль, — сказала она, стараясь успокоить его. — Проект Джеймс-Бей.

— Комната управления над помещением генераторов… усилить безопасность. Передай Анри.

— Кому?

— Анри Вийону. Он знает, что нужно сделать.

— Обещаю, Шарль.

— Возникнет страшная опасность для Канады, если враждебно настроенные люди обнаружат…

Внезапно его лицо исказилось, голова утонула глубоко в подушках, он застонал.

Даниэла была не настолько сильной, чтобы наблюдать, как он страдает. Комната начала вращаться. Она прижала руки к лицу и отступила назад.

— Макс Рубек, — его дыхание стало прерывистым. — Скажи Анри, чтобы он проконсультировался с Максом Рубеком.

Даниэла больше не могла выдержать. Она повернулась и исчезла в коридоре.

Доктор Эрикссон сидел за своим письменным столом, изучая медицинскую карту Сарве, когда в кабинет вошла старшая медсестра. Она поставила перед ним чашку кофе и тарелку с печеньем.

— Осталось десять минут до шоу, доктор.

Эрикссон протер глаза и взглянул на наручные часы.

— Полагаю, репортеры устали ждать.

— Эти журналисты похожи на убийц, — сказала сестра. — Они готовы разорвать всё здание, если кухня не сможет накормить их.

Она сделала паузу и расстегнула молнию сумки для одежды.

— Ваша жена привезла чистый костюм и рубашку. Она настаивает, чтобы вы выглядели по возможности лучше, когда появитесь перед телевизионными камерами, чтобы сообщить о состоянии здоровья премьер-министра.

— Есть изменения?

— Он спокойно отдыхает. Доктор Мунсан ввел ему наркотик сразу после ухода мадам Сарве. Красивая женщина, но бесчувственная.

Эрикссон взял печенье и бесцельно смотрел на него.

— Наверное, я сошел с ума, когда позволил премьер-министру уговорить себя ввести ему стимулирующее средство сразу после операции.

— Как ты думаешь, что у него было на уме?

— Не знаю.

Эрикссон встал и снял халат.

— Но какова бы ни была причина, его безумный акт был весьма убедительным.

7

Даниэла выскользнула из «роллс-ройса», управляемого шофером, и взглянула на особняк — резиденцию главы Канады. Для нее трехэтажный каменный внешний вид был слишком холодным и скучным, как в романе Эмилии Бронте. Она прошла по длинному фойе с высоким потолком и традиционной мебелью и поднялась по широкой винтовой лестнице в свою спальню.

Это было ее убежище, единственная комната в доме, в которой Шарль позволил ей изменить всё. В луче света из ванной виднелись очертания какой-то массы, лежащей в постели. Она закрыла дверь в зал и прильнула к тому, что скрывалось под одеялом. Страх сменился ощущением теплоты, которое внезапно возникло внутри.

— Ты сошел с ума, если посмел прийти сюда, — прошептала она.

В тусклом свете блеснули зубы.

— Хотел бы я знать, сколько жен во всем мире произносят точно такие же слова своим любовникам сегодня вечером.

— Полицейские, охраняющие резиденцию…

— Преданные французы, которые внезапно ослепли и оглохли.

— Тебе нужно уйти.

Непонятные очертания превратились в обнаженного мужчину, стоявшего во весь рост на кровати. Он протянул руки.

— Иди ко мне, моя нимфа.

— Нет… не здесь.

Хриплые нотки в ее голосе выдавали пробуждающуюся страсть.

— Нам нечего бояться.

— Шарль жив! — внезапно выкрикнула она. — Неужели ты не понял? Шарль по-прежнему жив!

— Знаю, — сказал он сухо.

Пружины кровати заскрипели, когда он ступил на пол и затем мягко прошел по ковру. У него было внушительное тело; огромные, накачанные мышцы, приобретенные в результате многолетних тренировок, напряглись и выступали под кожей. Он протянул руку, чтобы пригладить волосы, но сразу же опустил ее. Череп был выбрит, как и каждый дюйм его тела. Ноги, грудь и лобок тоже были гладко выбриты. Он сжал голову Даниэлы железными руками и прижал ее лицо к мышцам груди. Она вдохнула едва ощутимый аромат мускуса, источаемый тонким слоем масла для тела, которым он всегда натирался перед тем, как они занимались сексом.

— Не думай о Шарле, — приказал он. — Он больше не существует для тебя.

Она ощущала возбуждающую силу, исходившую от него. У нее закружилась голова, когда пылкое желание этого безволосого животного охватило ее полностью. Жар между ног становился невыносимым, она бросилась в его объятия.

Солнце проникало через полуоткрытые шторы и освещало две переплетенные на кровати фигуры. На животе Даниэлы лежала бритая голова, черные волосы женщины разметались веером по подушке. Она поцеловала гладкую голову несколько раз и затем отпустила.

— Тебе пора уходить, — сказала она.

Он протянул руку и повернул будильник к свету.

— Восемь часов. Слишком рано. Уйду около десяти.

В ее глазах появилось напряжение. Она с беспокойством посмотрела на него.

— Повсюду шныряют репортеры. Тебе следовало уйти значительно раньше, когда еще было темно.

Он зевнул и сел.

— Десять часов утра — вполне достойное время, чтобы увидеть старого друга семьи в официальной резиденции. Никто не обратит внимания на мой поздний уход. Я затеряюсь в толпе озабоченных членов парламента, протаптывающих в эту минуту тропу, предлагая свои услуги жене премьер-министра в такой ужасный момент.

— Ты капризный негодяй, — сказала она, поправляя ночную рубашку на плечах. — Тепло и любовь, а затем без перехода холод и расчет.

— Как быстро меняется настроение у женщин утром. Интересно, была бы ты хоть наполовину столь же ворчливой, если бы Шарль погиб в катастрофе?

— Работа сорвана, — зло огрызнулась она.

— Да, работа сорвана, — пожал он плечами.

На ее лице появилось холодное решительное выражение.

— Только когда Шарль будет лежать в могиле, Квебек сможет стать независимым социалистическим государством.

— Ты хочешь, чтобы твой муж погиб за общее дело? — скептически спросил он. — Неужели твоя любовь превратилась в такую ненависть, что он стал для тебя всего лишь символом, который нужно устранить?

— Мы никогда не знали любви.

Она взяла сигарету из коробки на ночном столике и закурила.

— С самого начала Шарль интересовался только политической поддержкой, которую я могла ему оказать. Общественное положение моей семьи обеспечило ему доступ в общество. Я постаралась придать ему блеск и стиль. Но всегда была для Шарля только инструментом для создания и укрепления его общественного имиджа.

— Почему ты вышла за него?

Она затянулась сигаретой.

— Он сказал, что когда-нибудь станет премьер-министром, и я поверила ему.

— А потом?

— Слишком поздно обнаружила, что Шарль не способен ни на какое чувство. Когда-то страстно жаждала взаимной любви. Теперь каждый раз вздрагиваю, когда он прикасается ко мне.

— Я смотрел по телевизору новости из больницы. Доктор, у которого брали интервью, рассказал, что ты беспокоилась и заботилась о Шарле и растрогала всех врачей и сестер.

— Настоящее представление, — рассмеялась она. — Я хорошо умею это делать. К тому же репетировала в течение десяти лет.

— Во время твоего посещения Шарль сказал что-нибудь интересное?

— Ничего, что имело хотя бы какой-нибудь смысл. Его только что привезли после операций, мозг был еще под анестезией. Он нес какую-то бессмыслицу, копался в прошлом, вспомнил автомобильную аварию, в которой погибла его мать.

Любовник Даниэлы выбрался из постели и вошел в ванную.

— По крайней мере, не выболтал секреты обороны.

Она затянулась сигаретой и медленно выпустила дым через нос.

— Может быть, и выболтал.

— Продолжай, — сказал он из ванной. — Мне всё слышно отсюда.

— Шарль просил меня передать тебе, чтобы усилили безопасность в Джеймс-Бее.

— Полная ерунда, — рассмеялся он. — Там охраны в два раза больше, чем требуется.

— Но не для всего проекта. Только для отделения управления.

Он подошел к дверному проему, вытирая голову полотенцем.

— Какого отделения управления?

— Над помещением, где установлены генераторы, — кажется, так сказал он.

Казалось, это его озадачило.

— Он сказал что-нибудь еще?

— Потом он бормотал что-то о «большой опасности для Канады, если ненужные люди обнаружат».

— Обнаружат что?

Она сделала беспомощный жест.

— Боль заставила его замолчать.

— Это всё?

— Нет, он хотел, чтобы ты проконсультировался с человеком, которого зовут Макс Рубек.

— Макс Рубек? — повторил он со скептическим выражением на лице. — Ты уверена, что он назвал именно это имя?

Она пристально посмотрела в потолок, стараясь вспомнить точно, затем кивнула головой.

— Да, совершенно точно.

— Как странно.

Без дальнейших расспросов он вернулся в ванную, встал перед большим зеркалом в полный рост и принял позу, которая в бодибилдинге называется «вакуум». Вдыхая и выдыхая, он расширял грудную клетку, так задерживая дыхание и напрягаясь, что все кровеносные сосуды, казалось, вот-вот разорвутся под кожей. Затем сделал выпад грудью вбок, левая кисть на запястье правой руки, рука на верхней части торса.

Анри Вийон критически изучал свое отражение в зеркале. Состояние его тела было совершенно идеальным. Затем он начал пристально разглядывать точеные черты своего лица, римский нос, безразличные серые глаза. Сбросил свое обычное выражение, и его черты мгновенно стали жесткими, словно в мраморной статуе затаился грубый и жестокий дикарь.

Жена и дочь Анри Вийона, товарищи по либеральной партии и половина населения Канады даже в своих самых диких фантазиях не смогли бы поверить, что он ведет двойную жизнь. Уважаемый член парламента и министр внутренних дел в обычной открытой жизни параллельно тайно возглавлял «Общество свободного Квебека», радикальное движение за полную независимость франкоязычной территории.

У него за спиной появилась Даниэла в простыне, закрепленной наподобие тоги, и провела пальцами по его бицепсам.

— Ты его знаешь?

Он расслабился, сделал глубокий вдох, медленно выдыхая.

— Рубека?

Она кивнула.

— Только по репутации.

— Кто он?

— Лучше задать этот вопрос в прошедшем времени, — сказал он, беря парик с коричневыми волосами, седеющими по бокам, и аккуратно водружая его на свой скальп. — Если память не изменяет мне, Макс Рубек — серийный убийца, повешенный более ста лет назад.

февраль 1989 Принстон, Нью-Джерси 8

Казалось, что Хейди Миллиган не на своем месте среди студентов, толпящихся группами около столов архивного читального зала Принстонского университета. Аккуратно подогнанная по фигуре форма лейтенанта-коммандера военно-морского флота великолепно сидела на стройном теле ростом шесть футов, начиная от накрашенных ноготков пальчиков ног до корней волос естественного светло-пепельного цвета.

Для юношей в зале она была приятным объектом отвлечения от занятий. Интуитивно она чувствовала, что они раздевают ее догола в своем воображении. Но после того как ей исполнилось тридцать, она стала безразлична к этому, хотя, возможно, и не совсем безразлична.

— Похоже на то, что вы просиживаете здесь все ночи напролет, коммандер.

Хейди взглянула в постоянно улыбающееся лицо Милдред Гарднер, главного архивариуса университета.

— Просиживаю ночи напролет?

— Занятия в вечернее время. В наши дни мы называли это полуночным бдением с керосиновой лампой.

Хейди откинулась на спинку стула.

— Приходится выбирать любое свободное время для работы над диссертацией.

Милдред отбросила пряди волос, падавшие на глаза, и села.

— Такая привлекательная девушка не должна тратить все ночи напролет на занятия. Вам нужно найти хорошего человека и хотя бы иногда проводить время с ним.

— Сначала получу докторскую степень по истории, затем буду проводить свое время так, как пожелаю.

— В вас не вспыхнет страсть от листа бумаги, который гласит, что вы доктор наук.

— Возможно, от звука голоса доктора Миллиган она и вспыхнет, — рассмеялась Хейди. — Если не удастся сделать карьеру в военно-морском флоте, мне понадобятся различные сертификаты.

— А мне кажется, что вы решили соревноваться с противоположным полом.

— Секс не имеет ко мне никакого отношения. Моя единственная любовь — военно-морской флот. Что в этом плохого?

Милдред показала жестом, что сдается.

— Бесполезно спорить с упрямой женщиной и твердолобым моряком до кончика волос.

Она встала и посмотрела на документы, разбросанные на столе.

— Что-нибудь достать вам с полок?

— Я ищу документы, относящиеся к военно-морскому флоту, появившиеся во время правления Вудро Вильсона.

— Какая страшная тоска. Откуда такая тема?

— Я занимаюсь еще не изученными вопросами истории.

— Вы имеете в виду такие темы, до исследования которых еще не добрались мужчины.

— Вы сказали это, не я.

— Не завидую тому парню, который женится на вас, — сказала Милдред. — После возвращения домой с работы он должен будет заниматься армрестлингом. Проигравший готовит обед и моет посуду.

— Я уже была замужем. Шесть лет. За полковником из «Марии корпорейшн». Шрамы остались до сих пор.

— Физические или душевные?

— Всякие.

Милдред больше не развивала эту тему, взяла фанерный ящик, в котором хранились документы, проверила номер файла.

— Вы попали в цель. В этом файле основная военно-морская корреспонденция Вильсона.

— Я изучила почти все, — сказала Хейди. — Не подскажете мне, что я могла пропустить?

Милдред на несколько минут задумалась, глядя в пространство.

— Малая вероятность. Дайте мне десять минут.

Она вернулась в пять часов с другим ящиком документов.

— Неопубликованный материал, который еще не занесли в каталог, — сказала она с величественным видом, широко улыбаясь. — Возможно, стоит посмотреть.

Хейди внимательно просмотрела пожелтевшие письма. Большинство из них президент держал в своих руках. Советы своим трем дочерям, объяснение его доводов против Хола Тамани Уильяму Дженнингсу Брайану во время принятия демократической конвенции 1912 года, личные послания первой жене Элен-Луизе Аксон и второй жене Эдит Гелт.

За пятнадцать минут до закрытия Хейди развернула письмо, адресованное Герберту Генри Асквиту, премьер-министру Британии. Бумага имела такой вид, словно ее когда-то смяли. Стояла дата 4 июня 1914 года, но не было отметки о доставке, — возможно, что его вообще не отсылали. Она приступила к чтению топко стилизованного письма, написанного от руки.

«Дорогой Герберт,

так как есть основания полагать, что официально подписанные экземпляры нашего договора потеряны, то, учитывая обостряющуюся критику в твой адрес со стороны членов твоего кабинета, возможно, следует считать, что наша сделка вообще не предполагалась. В связи с тем, что о формальной передаче никому не известно, я дал указание своему секретарю уничтожить все упоминания об этом пакте. Этот необычный шаг, как я понимаю, независимо от моей воли, оправдан, так как народ моей страны — настоящий собственник и никогда не сможет смириться, зная наверняка, что…»

На следующую строку пришелся сгиб, в результате она стерлась. Письмо продолжалось с нового параграфа.

«По запросу сэра Эдварда и при содействии Брайана, я записал объем финансирования, переведенного твоему правительству из нашего казначейства в качестве займа.

Твой друг Вудро Вильсон».

Хейди уже готовилась отложить письмо в сторону, так как в нем ничего не говорилось о военно-морском флоте, когда ее внимание, только из простого любопытства, привлекли слова «уничтожить все упоминания о пакте».

Она задержалась на этих строчках почти минуту. После двухлетних тщательных исследований ей казалось, что она знала Вудро Вильсона почти так же хорошо, как своего собственного дядю. Она не обнаружила в делах бывшего президента ничего, что давало бы основания предполагать что-то подобное Уотергейту в течение всех лет его правления.

Прозвучал сигнал предупреждения о закрытии архива через десять минут. Она быстро переписала письмо в желтый личный блокнот. Затем проверила две папки на переднем письменном столе.

— Наткнулись на что-то полезное? — спросила Милдред.

— Может быть, — туманно ответила Хейди.

— Куда направляетесь отсюда?

— В Вашингтон… Национальный архив.

— Удачи. Думаю, попадете в цель.

— В цель?

— Найдете ранее упущенную ценную информацию.

Хейди пожала плечами.

— Всегда неизвестно, что получится в самом конце.

Она не планировала уделять внимание странному письму Вильсона.

Но теперь, когда приоткрылась дверь, Хейди решила, что стоит заглянуть за нее.

9

Историк сената откинулся на спинку стула.

— Прошу прощенья, коммандер, но у нас на верхнем этаже Капитолия нет места для хранения документов конгресса.

— Понимаю, — сказала Хейди. — Вы специализируетесь на старых фотографиях.

Джек Мерфи кивнул.

— Да, мы храним довольно обширную коллекцию фотографий, имеющих отношение к правительству.

Он лениво переставил пресс-папье на письменном столе.

— А вы пытались обращаться в Национальный архив? У них массивное хранилище для материалов.

— Напрасные усилия, — пожала плечами Хейди. — Я ничего не нашла, что могло бы оказаться полезным для моей работы.

— Чем могу помочь?

— Меня интересует договор между Англией и Америкой. Думала, что во время подписания делались фотографии.

— У нас их огромное множество. Еще не родился такой президент, который не приглашал бы художника или фотографа на подписание договора.

— Мне известно о нем только то, что оно имело место в течение первых шести месяцев тысяча девятьсот четырнадцатого года.

— Ничего не могу вспомнить о таком событии, — сказал Мерфи с задумчивым видом. — Был бы рад найти что-нибудь для вас, но это может потребовать один или два дня. Должен выполнить несколько исследовательских проектов перед тем, как приступить к вашему запросу.

— Понимаю. Спасибо.

Мерфи колебался, затем пристально посмотрел на Хейди.

— Мне кажется странным, что в официальных архивах нет упоминания об англо-американском договоре. У вас есть ссылка на него?

— Я нашла письмо президента Вильсона премьер-министру Асквиту, в котором он упоминает об официально подписанном договоре.

Мерфи встал из-за письменного стола.

— Мои служащие попытаются, коммандер Миллиган. Если фотография есть, то мы найдем ее.

Хейди сидела в своей комнате в гостинице «Джефферсон», глядя в косметическое небольшое зеркальце на морщинки, которые образовались во внешнем уголке широко открытого глаза. Учитывая все обстоятельства, она смирилась с неумолимым ходом времени и делала по возможности всё, чтобы сохранить молодость лица и тела, которое могло прибавить еще унцию жирка.

За последние три года Хейди перенесла хирургическое удаление матки, развод и нежный роман с мая по декабрь с адмиралом вдвое старше ее, который недавно умер от сердечного приступа. Но выглядела такой же жизнерадостной и эмоциональной, как после окончания школы в Аннаполисе.

Она придвинулась ближе к зеркалу и начала изучать пару кастильских карих глаз. На радужной оболочке правого глаза было небольшое пятнышко, небольшое серое пятно в форме пирожка. Гетерохромная радужная оболочка — такое претенциозное название дал офтальмолог. Когда ей было десять лет, одноклассники дразнили ее. Но позднее мальчишки нашли это весьма привлекательным.

После смерти адмирала Вальтера Басса она не почувствовала необходимости в поисках замены и в эмоциональном взаимодействии с другим человеком. Но прежде, чем осознала, что делает, голубая форма уже была отправлена в кладовку, а Хейди стояла в лифте в шелковом облегающем платье медного цвета с дьявольски соблазнительным шафрановым кантом, заканчивающимся серебряным цветком в V-образном вырезе значительно ниже ее груди. В дополнение к сумочке, подходящей к платью, ее единственными аксессуарами были длинное перо и серьги с драгоценными камнями, свисавшие до плеч. Для тепла в мрачном зимнем воздухе Вашингтона она укуталась в пальто с узким воротником из темной коричнево-черной синтетической лисицы.

Швейцар вздохнул, глядя на такой экстравагантный вид, и открыл дверь такси.

— Куда? — спросил водитель, не оборачиваясь.

Простой вопрос застал ее врасплох.

Она решила выйти в город; не планировала, куда именно. Сделала паузу, но тут у нее засосало в животе.

— Ресторан, — выпалила она. — Можете порекомендовать хороший ресторан?

— Что бы вы хотели съесть, леди?

— Не знаю.

— Мясо, китайская кухня, морепродукты? Назовите.

— Морепродукты.

— Сейчас приедем, — сказал водитель, нажимая кнопку на счетчике. — Я как раз знаю одно местечко. С видом на реку. Очень романтично.

— То, что надо, — рассмеялась Хейди. — Звучит великолепно.

Вечер уже был в разгаре. Сидя в свете канделябров и наслаждаясь вином, наблюдая огни Капитолия, отсвечивающиеся в водах реки Потомак, она была лишена возможности поговорить с кем-нибудь, что лишь подчеркивало ее одиночество. Женщина, обедающая одна, до сих пор для некоторых людей оставалась непривычным зрелищем. Она ловила отдельные взгляды, которые бросали на нее посетители. Старалась понять, о чем они думают, чтобы провести время. Чье-то несостоявшееся свидание? Жена, ищущая приключений? Проститутка, сделавшая перерыв на обед? Последнее предположение ей понравилось больше всех остальных.

Вошел мужчина и сел за столик на два столика дальше от того места, где она устроилась. Освещение в ресторане было тусклым, Хейди смогла сказать о нем только то, что он был высокого роста. Ей хотелось обернуться и бросить на него оценивающий взгляд, но она не могла преодолеть воспитанную скромность.

Внезапно Хейди почувствовала, что кто-то стоит рядом, ощутила слабый запах мужского одеколона после бритья.

— Прошу прощенья, прекрасное создание, — прошептал голос ей на ухо, — но не чувствуешь ли ты в глубине души желания купить бедному любителю дешевого вина стаканчик мускателя?

От удивления она вздрогнула и взглянула, ее глаза широко раскрылись.

Лицо незваного собеседника было трудно рассмотреть: на него падала тень. Затем он обошел ее и сел напротив. Волосы густые и черные, в свете свечи она увидела его теплые зеленые глаза. Лицо обветренное, загорелое. Он пристально смотрел на нее, словно ожидая приветствия, черты лица были холодные и невыразительные. Затем улыбнулся, и показалось, что его улыбка озарила весь зал.

— Хейди Миллиган, неужели ты не вспомнила меня?

Она вздрогнула, на нее нахлынула волна воспоминаний.

— Питт! Боже мой, Дирк Питт!

Хейди импульсивно подняла руки и притянула его к себе так, что их губы встретились. В глазах Питта появилось смущенное выражение. Когда Хейди отпустила его, он откинулся назад и потряс головой.

— Поразительно, насколько мужчина может ошибаться в женщине. Я рассчитывал лишь на рукопожатие.

Щеки Хейди слегка зарделись.

— Ты застал меня в момент слабости. Я сидела, жалея себя, а когда увидела друга, то поняла, что пережила это.

Он сжал ее руки нежным пожатием, улыбка исчезла.

— Было очень грустно, когда узнал, что адмирал Басс покинул нас. Он был хорошим человеком.

Ее глаза потемнели.

— Уход был безболезненным. После погружения в кому он просто не вернулся.

— Только одному Богу известно, чем могло обернуться дело, если бы он добровольно не ушел со службы.

— Помнишь, как мы встретились?

— Я прибыл, чтобы взять интервью у адмирала в гостинице около Лексингтона, Виргиния, куда он удалился.

— А я думала, что ты какой-то официальный представитель правительства, который хочет шантажировать его, и отнеслась к тебе отвратительно.

Питт выдержал паузу и пристально посмотрел на нее.

— У вас были очень близкие отношения.

Она кивнула.

— Мы жили вместе почти восемь месяцев. Он человек старой закалки, но и думать не хотел о женитьбе. Говорил, что молодой женщине не стоит связывать себя с человеком, который одной ногой уже в могиле.

Питт заметил, что у нее уже выступили слезы, и быстро переменил тему.

— Не возражаешь, если я скажу, что ты напоминаешь мне студентку на первом свидании.

— Прекрасный комплимент в прекрасный момент, — прямо сказала Хейди, оглядывая столики. — Не собираюсь нарушать твои планы. Наверное, ты кого-нибудь ждешь.

— Нет, я без женщин, — ответил он, улыбаясь глазами. — Я сейчас на распутье, решил отдохнуть, спокойно поужинав.

— Я рада, что мы встретились, — сказала она, сияя.

— Тебе следует только скомандовать, и я твой раб до рассвета.

Она посмотрела на него, все звуки и всё окружение зала отошли на задний план.

Внимательно осмотрела сервировку стола.

— Всё это мне очень нравится.

Когда они вошли в номер гостиницы, который занимала Хейди, Питт нежно поднял ее на руки и отнес в постель.

— Не двигайся, — сказал он. — Я сделаю всё.

И начал раздевать ее, очень медленно. Она не могла припомнить, чтобы мужчина раздевал ее полностью, от сережек до туфель. Он старался по возможности не касаться ее пальцами, и ожидание в ней нарастало с невиданной силой. Хейди ощущала удивительный прилив желания.

Питт не собирался торопиться. Ей былоинтересно, сколько же других женщин он мучил с такой же нежностью. Страсть загоралась в бездонных глазах Питта, от этого ее возбуждение только увеличивалось.

Неожиданно его губы коснулись ее губ. Они были теплыми и влажными. Она ответила, когда его руки обвились вокруг ее бедер, и он притянул ее к себе. Ей казалось, что она растворилась, из горла вырвался стон.

Только тогда, когда кровь готова была взорваться, а мышцы бесконтрольно пульсировали, она открыла рот, чтобы вскрикнуть. Только тогда Питт вошел в нее, и она погрузилась в удовольствие, которое, казалось, будет бесконечным.

10

Самое роскошное время сна наступает не в начале и не в середине ночи, а непосредственно перед пробуждением. Именно тогда сны следуют друг за другом в калейдоскопе ярких фантазий. Прерывание этого состояния телефонным звонком и погружение в реальность подобно скрипу ногтя по школьной доске.

Пробуждение Хейди осложнялось стуком в дверь ее номера. Ее разум был еще затуманен сном, она подняла трубку и пробормотала:

— Пожалуйста, подождите минуту.

Затем выскользнула из постели и остановилась на полпути, понимая, что она голая.

Схватив махровый халат из чемодана, накинула его на плечи и открыла дверь. Неслышно вошел посыльный и поставил на стол огромную вазу с белыми розами. Всё еще одурманенная сном, Хейди дала ему чаевые и вернулась к телефону.

— Прошу прошенья за задержку. Коммандер Миллиган слушает.

— Коммандер, — ответил голос Джека Мерфи, историка сената, — я разбудил вас?

— В любом случае пора вставать, — сказала она, стараясь замаскировать желание в тоне своего голоса.

— Я подумал, что вам приятно было бы кое-что узнать. Ваш запрос пробудил воспоминания в моем разуме. Поэтому я начал поиски вчера вечером после закрытия архива и наткнулся на кое-что очень интересное.

Хейди протерла глаза от сна.

— Слушаю.

— В папке отсутствуют фотоснимки подписания договора от тысяча девятьсот четырнадцатого года, — сказал Мерфи. — Однако мне удалось найти старый снимок Уильяма Дженингса Брайана, госсекретаря Вильсона в тот период, заместителя министра Ричарда Эссекса и Харви Шилдса, названного в подписи представителем правительства Его Величества, сделанный в тот момент, когда они садились в автомобиль.

— Не улавливаю никакой связи, — ответила Хейди.

— Простите, я не собирался сбить вас с толку. Фотография сама по себе почти ни о чем не говорит. Но на обратной стороне есть надпись, сделанная карандашом в нижнем левом углу. Её едва можно прочесть. Там названа дата, двадцатое мая тысяча девятьсот четырнадцатый год. Она гласит: «Брайан покидает Белый Дом с Североамериканским договором».

Хейди сжала трубку.

— Таким образом, он действительно существовал.

— Думаю, что это был лишь предполагаемый договор.

В тоне голоса Мерфи слышалась явная гордость за успешный ответ на брошенный ему вызов.

— Если хотите получить копию фотоснимка, мы должны назначить небольшую плату.

— Да, пожалуйста. Можете увеличить подпись на обратной стороне снимка?

— Без проблем. Можете всё забрать в любое время после трех часов.

— Замечательно. Большое спасибо.

Хейди повесила трубку и снова легла в постель, счастливо погружаясь в ощущение сделанного дела. В конце концов существует связь. Вспомнила о цветах. К одной из белых роз была прикреплена записка.

«Ты бесподобна без формы. Прости, что меня не будет рядом, когда ты проснешься.

Дирк».

Хейди прижала розу к щеке, губы растянулись в ленивой улыбке. Часы, проведенные с Питтом, вернулись, словно она смотрела на них через замерзшее стекло, звуки и все остальное слились в одной туманной фантазии. Он похож на фантома, который пришел и снова ушел в фантазию. Ясно напоминало о себе только соприкосновение их тел, только это и нарастающая внутри щемящая тоска.

Неохотно она освободилась от навязчивого состояния и взяла телефонный справочник Вашингтона с ночного столика. Длинным ногтем Хейди нашла нужный номер и набрала его. После третьего звонка ей ответили:

— Государственный департамент, чем могу помочь?

11

Около двух часов дня Джон Эссекс, подняв воротник пальто для защиты от резкого холодного северного ветра, приступил к проверке поддонов с искусственно выращиваемыми моллюсками. Сложное фермерское хозяйство Эссекса, расположенное в Коулз-Пойнт, Виргиния, занималось искусственным выращиванием устриц в прудах около реки Потомак.

Старик занимался забором проб воды, когда услышал, как кто-то позвал его. Женщина в голубой шинели офицера военно-морского флота стояла в проходе между прудами, хорошенькая женщина, если ему не изменяли его семидесятипятилетние глаза. Он убрал свои аналитические приборы и медленно пошел ей навстречу.

— Мистер Эссекс? — спросила она с теплой улыбкой. — Я звонила сегодня. Меня зовут Хейди Миллиган.

— Вы не назвали свое звание, коммандер, — сказал он взглянув на погоны.

Затем его губы расплылись в дружеской улыбке.

— Не использую это против вас. Я старинный друг военно-морского флота. Не хотите ли пройти в дом на чашку чая?

— Звучит превосходно, — ответила она. — Надеюсь, я ничему не помешала?

— Нет, всё можно отложить до наступления более теплой погоды. Я у вас в долгу за то, что вы, наверное, спасли меня от пневмонии.

Она почувствовала запах, которым был насыщен воздух.

— Пахнет, как на рыбном рынке.

— Вы любите устрицы, коммандер?

— Конечно. В них образуются жемчужины, не так ли?

Он засмеялся.

— Так может сказать только женщина. Мужчина восхвалял бы их гастрономические качества.

— Не хотите ли вы сказать, что они возбуждают сексуальные желания?

— Ничем не оправданный миф.

Она сделала кислую мину.

— Боюсь, у меня никогда не возникнет любовь к сырым устрицам.

— К счастью для меня, у многих людей она уже есть. В прошлом году пруды вокруг нас дали более пятнадцати тысяч тонн с акра. И это уже после извлечения из раковины.

Хейди попыталась принять заинтересованный вид, пока Эссекс распространялся на тему разведения устриц, когда они шли по дорожке, покрытой гравием, к колониальному кирпичному дому, расположенному среди цветущих яблонь. Удобно устроив ее на кожаном диване в кабинете, он принес чайник. Хейди внимательно изучала мужчину, пока он наливал чай.

У Джона Эссекса были сияющие голубые глаза и выдающиеся скулы. Нижняя половина лица скрывалась под роскошными белыми усами и бородой. Его тело не покрылось жирком пожилого горожанина. Даже когда он был одет в старый комбинезон, водонепроницаемую куртку и длинные болотные сапоги до колена, светская манера поведения, которая когда-то украшала американского посла в Лондоне, все еще давала знать о себе.

— Итак, коммандер, этот визит официальный? — спросил он, передавая ей чашку чая с блюдцем.

— Нет, сэр, я здесь по персональному делу.

Брови Эссекса удивленно поднялись.

— Юная леди, тридцать лет назад я мог бы подумать, что это начало флирта. Сейчас же мне грустно говорить об этом, но вы смогли всего лишь пробудить прежнюю любознательность старого анахорета.

— Едва ли можно назвать старым анахоретом одного из самых уважаемых дипломатов страны.

— Давно минувшие времена, — улыбнулся Эссекс. — Чем могу услужить?

— Во время исследований для докторской диссертации мне попалось письмо, написанное президентом Вильсоном Герберту Асквиту.

Она сделала паузу, достала рукопись из сумочки и передала ее ему.

— В этом письме речь идет о договоре между Англией и Америкой.

Эссекс надел очки и дважды прочитал письмо. Затем взглянул на девушку.

— Откуда у вас уверенность, что письмо подлинное?

Не отвечая, Хейди передала ему две увеличенные фотографии и ждала, как он прореагирует на них.

Уильям Дженнингс Брайан, мужчина довольно плотного телосложения и с широкой улыбкой, наклонился, чтобы сесть в автомобиль. За ним стояли два человека, явно добродушно беседуя друг с другом. Ричард Эссекс, безукоризненно одетый и элегантный, широко улыбался, Харви Шилдс, отклонив голову назад, весело смеялся, показывая два больших выступающих верхних зуба, окруженных золотыми коронками. Шофер, который открыл дверь автомобиля, стоял в застывшей позе со строгим выражением лица.

Пока Эссекс рассматривал снимки, его лицо ничего не выражало. Через несколько мгновений он взглянул на Хейди.

— За чем вы охотитесь, коммандер?

— Североамериканский договор, — ответила она. — В исторических архивах или в записях Государственного департамента нет никакого намека на него. Я считаю совершенно невероятным, чтобы пропали все следы такого важного документа.

— И думаете, что я могу что-нибудь сообщить об этом?

— Человек на снимке с Уильямом Дженнингсом Брайаном — ваш дед, Ричард Эссекс. Я проследила связи вашей семьи, надеясь, что он оставил документы или корреспонденцию, которые могут хоть немного разъяснить это.

Эссекс предложил сливки и сахар. Хейди взяла два кусочка.

— Боюсь, вы напрасно теряете время. Все его личные бумаги переданы в Библиотеку Конгресса после его смерти, каждая строчка, каждый листик.

— Всегда можно сделать попытку, — сказала Хейди, не соглашаясь с ним.

— Вы были в библиотеке?

— Сегодня утром провела там четыре часа. Какой деятельный человек ваш дед! Том с его посмертными документами просто огромный.

— А вы смотрели бумаги Брайана?

— Там тоже ничего не получилось, — ответила Хейди. — Несмотря на его религиозную преданность и вдохновенное ораторское искусство, Брайан не был слишком плодовитым автором меморандумов во время службы госсекретарем.

Эссекс задумчиво и медленно пил чай.

— Ричард Эссекс был очень точным и внимательным человеком. Брайан целиком полагался на него в вопросах политики и подготовки дипломатической корреспонденции. Бумаги деда свидетельствует почти о патологическом внимании к деталям. Только немногие документы проходили через Государственный департамент без его пометок.

— Я считаю, что он был довольно скрытным человеком.

Эти слова вырвались у Хейди непроизвольно.

Глаза Эссекса потемнели.

— Почему вы так говорите?

— Его записи как заместителя министра по вопросам политики очень хорошо документированы. Но невозможно понять, каким человеком был Ричард Эссекс. Конечно, я нашла обычную краткую биографию в справочнике «Кто есть кто», в которой указано место рождения, родители и школы, всё в последовательном хронологическом порядке. Но нигде мне не попалось описание его личности или характера, его предпочтений, того, что ему не нравилось. Даже все его документы написаны от третьего лица. Он похож на портрет человека, который художник забыл дописать.

— Вы что же, хотите сказать, что он не существовал? — саркастически спросил Эссекс.

— Да нет, — покорно сказала Хейди. — Вы сами живое доказательство его существования.

Эссекс пристально смотрел в свою чашку чая, словно видел на дне какую-то неясную картину.

— Это правда, — наконец произнес он. — Кроме его ежедневных наблюдений за жизнью Госдепартамента и нескольких снимков в семейном альбоме, на память от моего деда осталось очень немногое.

— Вы можете что-нибудь вспомнить о том, каким он был в ваши школьные годы?

Эссекс торжественно покачал головой.

— Нет, он умер молодым, когда ему было всего сорок два. В тот же год я родился.

— Тысяча девятьсот четырнадцатый.

— Двадцать восьмого мая, если быть абсолютно точным.

Хейди метнула на него изумленный взгляд.

— Через восемь дней после подписания договора в Белом доме.

— Думайте, что хотите, коммандер, — терпеливо сказал Эссекс. — Договора не было.

— Но вы же не можете отбросить доказательство?

— Брайан и мой дед неоднократно наносили визиты в Белый дом. Подпись на обороте снимка является ошибкой, вне всяких сомнений. Что же касается письма, то вы просто не понимаете его смысла.

— Факты говорят сами за себя, — настаивала Хейди. — Сэр Эдвард, о котором пишет Вильсон, — это сэр Эдвард Грей, министр иностранных дел Британии. И заем, предоставленный Британии на неделю раньше даты, указанной в письме, на сумму сто пятьдесят миллионов долларов, зарегистрирован со всеми подробностями.

— Предоставлен, хотя эта сумма была огромной по тем временам, — сказал Эссекс понимающе. — Но перед Первой мировой войной Великобритания проводила программу социальных реформ, приобретая одновременно вооружение для приближающего военного конфликта. Скажем просто, ей нужны были доллары, чтобы продержаться до тех пор, пока примут законы о более высоком налогообложении. Едва ли этот заем можно назвать каким-то особенным. По сегодняшним международным стандартам его можно рассматривать как довольно обычное соглашение.

Хейди встала.

— Извините, что побеспокоила вас, мистер Эссекс. Более не могу позволить себе занимать ваше время сегодня.

Его глаза заблестели вновь.

— Можете беспокоить меня в любое время.

В дверях Хейди обернулась.

— Еще одно. В библиотеке есть полный комплект ежемесячных дневников вашего деда, кроме последнего за май. Оказывается, он отсутствует.

Эссекс пожал плечами.

— Здесь нет никакой тайны. Он умер раньше, чем успел закончить его. Возможно, пропал во время реорганизации, когда всё выносили из его офиса.

Эссекс стоял около окна, пока машина Хейди не исчезла среди деревьев. Его плечи ссутулились. Он почувствовал себя старым и усталым. Он прошел по украшенному резьбой античному залу и повернул голову одного из четырех херувимов с отсутствующими глазами, которые были расставлены по углам. Внизу всего в одном дюйме выше ковра показался небольшой плоский ящичек. Внутри лежала тонкая книга в кожаном переплете, обложка с гравировкой потрескалась от времени.

Он сел в очень мягкое кресло, утопая в нем, поправил очки и приступил к чтению. Это с давних пор стало ритуалом, повторяющимся с различными интервалами в течение многих лет. Его глаза давно не видели слов на страницах; за многие годы он выучил их наизусть.

Он оставался в таком положении, когда солнце уже село, а тени вытянулись и растаяли в темноте. Эссекс прижал книгу к груди, его душа металась от ужаса, разум разрывался от нерешительности.

Одинокий старик в темной комнате погрузился в прошлое.

12

Лейтенант Ивен Бертон-Ангус поставил свою машину на стоянку теннисного клуба «Глен эко», взял большую сумку с пассажирского сиденья и вышел из машины на холод. Он быстро прошел мимо пустого бассейна и теннисных кортов, занесенных снегом, направляясь в теплое здание клуба.

За столом рядом со стеклянной витриной, на которой рядами были выставлены награды, полученные членами клуба, сидел менеджер.

— Могу чем-нибудь помочь? — спросил он.

— Да, меня зовут Бертон-Ангус. Я по приглашению Генри Ангуса.

Менеджер внимательно просмотрел свои записи.

— Правильно, лейтенант Бертон-Ангус. Прошу прощенья, сэр, но господин Ангус звонил и сказал, что не может выполнить свое обещание. Он просил меня передать, что пытался застать вас в посольстве, но вы уже ушли.

— Жаль, — сказал Бертон-Ангус. — Но поскольку я уже здесь, нет ли у вас свободного теннисного корта, где я мог бы потренироваться?

— Мне пришлось изменить все запланированные игры, когда господин Ангус сообщил об отмене. Однако сейчас другой джентльмен играет один. Возможно, вы сможете поиграть вместе с ним.

— Где его можно найти?

— Сейчас он в баре. Его корт не освободится еще в течение получаса. Его зовут Джек Мерфи.

Бертон-Ангус увидел Мерфи за столиком с напитками, который стоял около окна с видом на канал Чизапик. Он представился.

— Ты не против того, чтобы играть с противником?

— Совершенно не возражаю, — ответил Мерфи с улыбкой. — Плохо играть одному, но будем играть вместе, если ты не размажешь меня по корту.

— Вряд ли смогу.

— Ты давно играешь в теннис?

— На самом деле предпочитаю сквош.

— Догадался об этом по твоему британскому произношению.

Мерфи жестом пригласил сесть.

— Выпей. Еще масса времени до того, как освободится наш корт.

Бертон-Ангус с удовольствием воспользовался возможностью расслабиться и заказал джин.

— Прекрасное место. Канал напоминает мне канал около моего дома в Девоне.

— Протекает через Джорджтаун и впадает в реку Потомак, — сказал Мерфи, изображая гида. — Когда зимой вода замерзает, местные жители катаются на коньках и занимаются подледным ловом рыбы.

— Ты работаешь в Вашингтоне? — спросил Бертон-Ангус.

— Да, я историк сената. А ты?

— Адъютант военно-морского атташе посольства Великобритании.

Выражение отчуждения промелькнуло на лице Мерфи. Бертону-Ангусу показалось, что американец смотрит прямо сквозь него.

— Что-нибудь не так?

Мерфи отрицательно покачал головой.

— Нет, всё в порядке. То, что ты служишь в военно-морских силах и в то же самое время британец, напомнило мне о женщине, коммандере ВМС США, которая приходила ко мне в поисках данных, относящихся к договору между двумя нашими странами.

— Не сомневаюсь, что это договор о торговле.

— Не могу сказать. Странная особенность в том, что, кроме старой фотографии, в архивах сената нет никаких записей.

— Фотографии?

— Да, с надписью о Североамериканском договоре.

— Могу попросить, чтобы кто-нибудь порылся в документах посольства для тебя.

— Пожалуйста, не беспокойся. Это не столь важно.

— Никакого беспокойства, — настаивал Бертон-Ангус. — У тебя есть дата?

— Двадцатого мая тысяча девятьсот четырнадцатого года или около этого.

— Древняя история.

— Возможно, всего лишь предполагаемый договор, который был отклонен.

— Тем не менее я посмотрю, — сказал Бертон-Ангус, когда принесли напиток.

Поднял свой бокал и произнес тост:

— За нас!

За письменным столом в Британском посольстве на авеню Массачусетс сидел Александр Моффет, вид и поведение которого полностью соответствовали типу государственного чиновника. Казалось, что он, коротко подстриженный, с невероятно приглаженными волосами, зачесанными на левую часть головы, с невообразимо прямой спиной, точной правильной речью и безупречными манерами, и тысячи его коллег из иностранных ведомств были сделаны из одного теста. На его письменном столе не было ничего. Единственными предметами, находящими на полированной поверхности стола, были его сложенные друг на друга руки.

— Ужасно извиняюсь, лейтенант, но я не ничего не нашел в записях департамента, где было хоть какое-то упоминание об англо-американском договоре в начале тысяча девятьсот четырнадцатого года.

— Очень странно, — сказал Бертон-Ангус. — Американский парень, который предоставил мне эту информацию, был совершенно уверен, что такой договор либо существовал, либо находился на стадии обсуждения.

— Возможно, неправильно указан год.

— Не думаю. Он историк сената и вряд ли путает факты и даты.

— Хотите продолжить расследование? — спросил Моффет официальным тоном.

Бертон-Ангус задумчиво сложил руки.

— Возможно, стоит проверить в министерстве иностранных дел в Лондоне, чтобы рассеять туман.

Моффет безразлично пожал плечами.

— Неясный намек на невероятное событие, имевшее место три четверти века назад, едва ли будет иметь сколь либо значительное влияние на настоящее.

— Возможно. Но всё же я обещал парню, что постараюсь найти что-нибудь. Должен ли я сделать официальный запрос в письменном виде?

— Необязательно. Позвоню школьному товарищу, возглавляющему департамент связи, и попрошу его просмотреть старые записи. Он мой должник. Ответ должен поступить в это же время завтра. Не огорчайтесь, если он не сможет ничего найти.

— Не буду, — ответил Бертон-Ангус. — С другой стороны, никогда не знаешь, что можно найти в архивах иностранного ведомства.

13

Питер Бисли знал о министерстве иностранных дел больше всех в Лондоне. Будучи главным библиографом, на которого возложена ответственность за хранение документов, где зарегистрированы события за период более тридцати лет, он считал всю историю британских международных дел своей частной областью. Особое внимание он уделял исследованию ошибок в политике и скандальных интриг среди дипломатов прошлого и настоящего, сведения о которых хранились под грифом секретности.

Бисли пригладил несколько прядей седых волос и протянул руку к одной из нескольких курительных трубок, лежащих на большом круглом подносе. Он фыркнул на бумаги официального вида, лежащие на письменном столе, как фыркает кошка на еду, которая ей не нравится.

— Североамериканский договор, — сказал он громко пустой комнате. — Никогда не слышал о таковом.

Для его служащих это должно было бы прозвучать как приговор суда божьего. Если Питер Бисли ничего не слышал о договоре, очевидно, его никогда и не было.

Он раскурил трубку и лениво наблюдал за дымом. 1914 год означал конец тонкой дипломатии, размышлял он. После Первой мировой войны аристократическую элегантность международных переговоров заменили механические маневры. Мир обмельчал.

Его секретарь постучалась и просунула голову в дверь.

— Господин Бисли.

Он взглянул, совершенно не видя ее.

— Да, мисс Госсет.

— Сейчас я ухожу на ленч.

— Ленч?

Достал часы из кармана жилета и уставился на них.

— О, да. Перестал следить за временем. Где вы собираетесь поесть? У вас свидание?

Два неожиданных вопроса, последовавших непредсказуемо друг за другом, застали мисс Госсет врасплох.

— Нет, я обедаю в одиночестве. Думала, что попробую сходить в этот новый индийский ресторан на площади Глендовер.

— Хорошо, это решает дело, — величественно произнес Бисли. — Приглашаю на ленч со мной.

Такое приглашение было редкой честью, и мисс Госсет удивилась.

Бисли заметил растерянное выражение у нее на лице и улыбнулся.

— У меня тайный мотив, мисс Госсет. Можете считать это взяткой. Вы нужны мне для того, чтобы оказать помощь в поисках старого договора. Четыре глаза быстрее двух. Не хочу терять слишком много времени, напрасно занимаясь этим делом.

У нее едва хватило времени, чтобы накинуть пальто перед тем, как он вытащил ее на улицу и махнул зонтом, останавливая такси.

— Здание Святилища, улица Грейт-Смит, — проинструктировал Бисли шофера.

— В разных местах Лондона разбросаны пять зданий, забитых старыми архивами министерства иностранных дел, — сказала она, поправляя шарф, — для меня остается загадкой, откуда вы знаете, где нужно искать.

— Корреспонденция, относящаяся к Америке за тысяча девятьсот четырнадцатый год, хранится на полках третьего этажа восточного крыла в здании Святилища, — просто сказал он.

Мисс Госсет, на которую такой ответ произвел неизгладимое впечатление, хранила молчание, пока они не прибыли к месту назначения. Бисли расплатился с шофером, и они вошли в прихожую, показали свои официальные удостоверения и поставили подписи в списке посетителей. Поднялись на третий этаж на старом лифте, внушающем опасения. Он безошибочно направился к требуемому отделу.

— Вы проверяете апрель. Я возьму май.

— Вы не сказали, что искать, — вопросительно произнесла она.

— Любую ссылку на Североамериканский договор.

Она почувствовала, что ей нужно знать больше, но Бисли уже наклонился над огромным кожаным переплетом, в котором хранилось огромное количество пожелтевших официальных документов и меморандумов департамента, листая его. Она приступила к неизбежным поискам и взяла первый том за апрель 1914 года, морща нос от запаха грязи и пыли.

Через четыре часа под аккомпанемент протестующего желудка мисс Госсет они не нашли ничего. Бисли поставил на место просмотренные тома документов, вид у него был задумчивый.

— Простите меня, мистер Бисли, но как быть с ленчем?

Он посмотрел на часы.

— Я очень виноват, не обратил внимания на время. Позвольте мне пригласить вас на обед.

— Принимаю с благодарностью, — вздохнула мисс Госсет.

Они поставили свои подписи об уходе, когда Бисли неожиданно обратился к дежурному.

— Мне бы хотелось изучить официальные секретные хранилища в подвалах, — сказал он. — Мой допуск позволяет сделать это.

— Но не юной леди, — сказал дежурный в форме с вежливой улыбкой. — Ее допуск позволяет пользоваться только библиотекой.

Бисли похлопал мисс Госсет по плечу.

— Прошу проявить еще немного терпения. На это уйдет всего несколько минут.

Он последовал за дежурным на три пролета вниз по лестнице в подвал к большой железной двери в бетонной стене. Наблюдал, как два тяжелых бронзовых ключа поворачивают смазанные тумблеры двух огромных старинных висячих замков без малейшего звука. Дежурный распахнул дверь и отступил в сторону.

— Мне придется закрыть вас внутри, сэр, — сказал он в соответствии с книгой правил. — На стене есть телефон. Позвоните по номеру три-два, когда захотите выйти.

— Я знаком с процедурой, спасибо.

Папка, в которой хранились документы, относящиеся к весне 1914 г., содержала всего сорок страниц, но в ней не было ничего нового. Бисли уже начал вставлять ее на место, когда заметил нечто странное.

Несколько папок с каждой стороны выступали почти на полдюйма по сравнению с остальными, которые стояли в ряду ровно. Он вытащил их.

Одна из папок была каким-то образом засунута за остальные, что и мешало установить их ровно. Он открыл ее. На титульном листе содержимого, которое казалось докладом, были написаны слова «Североамериканский договор».

Он сел за металлический стол и начал читать.

Через десять минут у Бисли был вид человека, которого похлопали по плечу на кладбище в полночь. Трясущимися руками он едва смог нажать на нужные кнопки телефона.

14

Хейди проверила свой посадочный талон и взглянула на телевизионный монитор, на котором появилось время вылета ее самолета.

— Нужно убить еще сорок минут, — сказала она.

— Вполне достаточно времени для прощального тоста, — ответил Питт.

Он провел ее по переполненному залу аэропорта Даллес в уютный коктейль-бар. В каждом углу было полно бизнесменов с расстегнутыми воротничками и в мятых костюмах.

Питт занял небольшой столик и сделал заказ официантке, проходившей мимо.

— Хотела бы остаться, — сказала Хейди мечтательно.

— Что же мешает?

— ВМС всегда недовольны офицерами, которые появляются на корабле в последний момент.

— Когда заканчивается твой отпуск?

— Должна доложить на военно-морскую коммуникационную станцию в Сан-Диего завтра в полдень, что готова приступить к исполнению обязанностей в море.

Он посмотрел ей в глаза.

— Кажется, наш роман стал жертвой географии.

— Мы не дали ему шанса, правда?

— Возможно, он вообще не предполагался, — сказал Питт.

Хейди пристально посмотрела на него.

— Именно так сказал он!

— Кто?

— Президент Вильсон в письме.

Питт рассмеялся.

— Боюсь, ты потеряла меня.

— Прости.

Она постаралась избавиться от этой мысли.

— Так, просто пустяк.

— Мне кажется, что твое исследование захватило тебя целиком.

— Осложнения, — сказала она. — Я пошла не тем путем. Это бывает в научных исследованиях. Занимаешься одним вопросом, но вдруг находишь потрясающую информацию, которая уводит тебя совершенно в другую сторону.

Принесли напитки, Питт расплатился с официанткой.

— Ты уверена, что невозможно продлить отпуск?

Она отрицательно покачала головой.

— Я полностью использовала все время. Только еще через шесть месяцев у меня появится возможность снова взять отпуск.

Затем внезапно ее глаза оживились.

— Почему бы тебе не поехать со мной? У нас было бы несколько дней, которые мы могли бы провести вместе перед моим уходом в море.

Питт взял ее руку.

— Прости меня, моя дорогая, но мой график не позволит сделать это. Я сам отправляюсь в путь, проект в море Лабрадор.

— На какое время ты уезжаешь?

— На месяц, может быть, на шесть недель.

— Мы увидимся когда-нибудь снова?

Её голос смягчился.

— Твердо убежден, что хорошие воспоминания следует поддерживать и возобновлять.

Через двадцать минут после того, как они покончили со второй порцией напитков, Питт проводил Хейди к контрольному пункту на посадку. Там уже почти никого не было, дежурная контрольного пункта давала последнее объявление о посадке. Хейди положила сумочку на свободный стул и взглянула на Дирка глазами, полными надежды. Он ответил ей поцелуем. Затем откинул голову назад, широко улыбаясь.

— Вот так распространяется моя репутация мачо.

— Как — так?

— Как только пойдут слухи, что я поцеловал моряка, я погиб.

— Ты клоун.

Она наклонила его голову к себе и жарко поцеловала долгим поцелуем. Потом отстранилась. На глазах показались слезы.

— Прощай, Дирк Питт.

— Прощай, Хейди Миллиган.

Она взяла свой багаж и направилась к посадочному пункту. Затем остановилась, словно вспомнив что-то, и вернулась. Порывшись в сумочке, вытащила конверт и сунула ему в руку.

— Послушай! Прочитай эти бумаги, — нетерпеливо сказала она. — Они объяснят тебе, что сбило меня с пути. И… Дирк… За этим, возможно, что-то стоит. Что-то очень важное. Подумай об этом. Если почувствуешь, что это нужно исследовать глубже, позвони мне в Сан-Диего.

Питт не успел ответить, как она повернулась и исчезла.

15

Говорят, что после смерти не существует более идеального места, чем кладбище английской деревни. Вокруг приходской церкви молчаливо стоят надгробные камни, покрытые мхом в вечном покое. Время выветрило высеченные на них имена и даты. Их почти невозможно прочитать на камнях, установленных раньше девятнадцатого столетия.

За пределами Лондона в заброшенной деревне Мануден одинокий колокол звонил по покойнику, призывая на похороны. День, хотя холодный и сырой, был прекрасным. Солнце проглядывало сквозь несущиеся перламутровые облака.

Пятьдесят или шестьдесят человек собрались вокруг военного гроба, задрапированного флагами, когда местный викарий читал заупокойные молитвы.

Женщина величественного вида, недавно переступившая шестидесятилетний порог, ничего не слышала из происходящего. Всё ее внимание было приковано к мужчине, который одиноко стоял в нескольких шагах от группы провожающих покойного.

«На вид ему действительно можно дать шестьдесят шесть», — подумала она. Черные, аккуратно причесанные волосы с сединой слегка поредели. Лицо до сих пор было красивым, но безжалостный взгляд смягчился. С оттенком зависти женщина заметила, что он сохранил стройность, в то время как она раздалась вширь. Его взгляд был устремлен на купол церкви, мысли витали далеко.

Только после того как гроб опустили и толпа рассеялась, он подошел к могиле и пристально смотрел в нее, словно проделывая окно в прошлое.

— Годы не сказались на тебе, — сказала она, подходя к нему сзади.

Он обернулся и только сейчас впервые заметил ее присутствие. Затем он улыбнулся прежней обворожительной улыбкой, которую она помнила очень хорошо, и поцеловал ее в щеку.

— Просто невероятно, что ты выглядишь еще более привлекательно, чем я помню.

— Ты не изменился, — засмеялась она, поправляя волосы и сознательно маскируя седину несколькими оставшимися прядями светло-песочного цвета. — Всё тот же старый льстец.

— Когда же всё это было?

— Ты ушел со службы двадцать пять лет назад.

— Боже, кажется, что прошло не меньше двух столетий.

— Сейчас тебя зовут Брайан Шо.

— Да.

Шо кивнул на гроб, который ожидал, когда могильщики закопают его.

— Он настоял на том, чтобы я взял новое имя, когда уходил в отставку.

— Мудрое решение. У тебя больше врагов, чем у Аттилы, вождя гуннов. Агент СМЕРША, который убил тебя, наверное, стал героем Советского Союза.

— Больше нет оснований для беспокойства, — улыбнулся он. — Сомневаюсь, что мои прежние противники живы до сих пор. К тому же я старый и давно потерял всякую ценность. Моя голова не стоит цены одного литра бензина.

— Ты так и не женился.

Это было утверждение, не вопрос.

Он отрицательно покачал головой.

— Только ненадолго. Ее убили. Ты же помнишь.

Она слегка покраснела.

— Думаю, что я никогда не понимала, что у тебя есть жена.

— А ты?

— Через год после того, как ты ушел. Мой муж работал в отделе криптографического анализа. Его зовут Грэм Хастон. Мы живем в Лондоне и прекрасно справляемся на свои пенсии и доходы от антикварного магазина.

— Совсем не то, что в былые дни.

— Ты до сих пор живешь в Вест-Индии?

— Там сложились довольно нездоровые условия, я вернулся домой. Купил небольшую рабочую ферму на острове Уайт.

— Не могу представить тебя фермером.

— То же самое могу сказать и о тебе, продающей антиквариат.

Из паба через дорогу появились могильщики и взялись за свои лопаты. Вскоре грязь полетела на деревянную крышку гроба.

— Я любил этого старика, — сказал Шо доброжелательно. — Были времена, когда хотел убить его, но иногда мечтал обнять, как родного отца.

— Он тоже испытывал особые чувства к тебе, — сказала она. — Он всегда суетился и беспокоился, когда ты был на задании. К другим агентам он относился скорее как к шахматным фигурам.

— Ты знаешь его лучше всех, — мягко сказал он. — У человека не было мало тайн от секретаря, работавшего с ним в течение двадцати лет.

Она слегка кивнула с пониманием.

— Это стало раздражать его. Я научилась читать его мысли во многих случаях…

Ее голос срывался, она больше не могла смотреть на могилу и отвернулась. Шо взял ее за руку и увел с церковного двора.

— У тебя есть время, чтобы выпить?

Она открыла сумку, достала бумажный носовой платок и чихнула в него.

— Мне необходимо вернуться в Лондон.

— Тогда прощай, миссис Хастон.

— Брайан.

Она произнесла звуки так, словно они застревали у нее в горле, но всё же не решилась произнести его настоящее имя.

— Никогда не смогу привыкнуть к тому, чтобы думать о тебе, как о Брайане Шо.

— Те два человека умерли намного раньше своего старого шефа, — нежно сказал Шо.

Она сжала ему руку, глаза были влажными от слез.

— Жаль, что мы не можем вернуть прошлое.

Он еще не успел ответить, как она достала конверт из своей сумочки и быстро сунула в боковой карман его пальто. Он ничего не сказал и не подал вида, что заметил это.

— Прощай, мистер Шо, — сказала она едва слышным голосом. — Береги себя.

Холодная смесь дождя и мокрого снега обрушилась вечером на Лондон, когда дизельный двигатель черного такси «остин» замолчал перед огромным каменным зданием в Гайд-Парке. Шо расплатился с водителем и вышел на тротуар. Постоял несколько мгновений, не обращая внимания на колкие льдинки, приносимые ветром, летящие ему в лицо, и внимательно глядя на безобразный огромный дом, где он когда-то работал.

Окна были грязными с множеством трещин, стены покрылись сажей и грязью в результате полувекового недосмотра. Шо показалось странным, что здание никогда не чистили с помощью пескоструйного аппарата.

Он поднялся по ступеням и вошел в приемную. Охранник службы безопасности попросил предъявить удостоверение и сверил его имя со списком, в котором перечислялись имена приглашенных людей.

— Пожалуйста, поднимитесь на одиннадцатый этаж на лифте, — сказал охранник. — Вас встретят.

Лифт задрожал и загрохотал, как обычно, но лифтера не было, его заменила панель с кнопками. Шо остановил лифт на десятом этаже и вышел в коридор. Он нашел свой прежний офис и открыл дверь, ожидая увидеть секретаршу, быстро печатающую на пишущей машинке, и человека, сидящего за письменным столом в глубине кабинета.

Он застыл от изумления, когда увидел, что обе комнаты пусты, не считая небольших куч пыли.

Печально покачал головой. Кто это сказал, что нельзя вновь вернуться домой?

По меньшей мере, лестница оказалась там, где и должна была быть, хотя охранника из службы безопасности больше не было. Шо поднялся на одиннадцатый этаж и оказался за спиной светловолосой девушки в свободном вязаном платье, стоящей лицом к лифту.

— Полагаю, что вы ждете меня, — сказал он.

Она с удивлением оглянулась.

— Мистер Шо?

— Да, прошу прощенья за задержку, но так как это немного напоминает отпуск на неделю домой, я решил совершить ностальгический тур.

Девушка посмотрела на него с плохо скрываемым любопытством.

— Бригадный генерал ждет вас, прошу следовать за мной.

Она постучалась в знакомую дверь и открыла ее.

— Господин Шо, сэр.

Исключая лишь письменный стол и мужчину, поднимавшегося из-за него, все остальное было прежним. Наконец-то он почувствовал, что ступил на родную землю.

— Мистер Шо, войдите.

Бригадный генерал Моррис В. Симмс протянул руку, которая оказалась твердой и сухой. Павлиньи голубые глаза старались выражать дружеское расположение. Но Шо обмануть было трудно. Он ощущал, как этот взгляд читал его, словно на процедуре компьютерного сканирования тела.

— Прошу садиться.

Шо сел в кресло с высокими подлокотниками, твердое, как мрамор. Довольно незатейливый прием, предназначенный для того, чтобы посетители бригадного генерала оказались в неудобном положении. Его прежний шеф проклял бы такой любительский подход.

Заметил, что на письменном столе беспорядок. Папки свалены в кучу, некоторые лежат заголовками вниз. Везде следы пыли. Она не лежит ровно на поверхности письменного стола, а скопилась в тех местах, где ее вообще не должно быть. На верхних ободках корзин для входящих и исходящих, под телефонной трубкой, между краями документов, которые торчат из папок.

Внезапно Шо понял, что это всего лишь мистификация.

Во-первых, исчез лифтер, который всегда доставлял посетителей туда, куда им следовало прибыть. На лестнице не было охранников из службы безопасности, патрулировавших и принимавших посетителей на каждом этаже. И, наконец, его покинутый офис.

Его прежний отдел Британской службы тайной разведки находился не в этом здании.

Всё это было лишь моделью, сценой, сделанной специально для того, чтобы разыграть на ней пьесу, его бенефис.

Бригадный генерал тяжело опустился в свое кресло и пристально взглянул на Шо. Выражение на гладком лице старого солдата не располагало к откровению. Оно было непроницаемым, как у нефритового Будды.

— Полагаю, что это ваш первый визит в старую обитель после отставки.

Шо кивнул.

— Да.

Он понял, что ему непривычно сидеть в этом помещении напротив человека, который был моложе его.

— Наверное, вам показалось, что всё по-прежнему.

— Есть некоторые изменения.

Левая бровь Симмса слегка поднялась.

— Вы, вне сомнений, имеете в виду служащих.

— Время затуманивает память, — философски ответил Шо.

Бровь вернулась на место.

— Видимо, вам любопытно, зачем я попросил вас прийти?

— Передача приглашения, положенного мне в карман во время похорон, показалась мне несколько театральной, — сказал Шо. — Можно было просто отправить письмо или позвонить по телефону.

Симмс ответил ледяной улыбкой.

— У меня были на то свои причины, веские причины.

Шо решил сохранять дистанцию. Ему не нравился Симмс.

— Очевидно, мое присутствие потребовалось не для воссоединения отдела.

— Нет, — сказал Симмс, вытаскивая нижний ящик и кладя на него свой начищенный до блеска ботинок. — На самом деле, мне бы хотелось вновь запрячь вас в упряжку.

Шо оцепенел. Что, черт возьми, происходит? Он удивился, в нем поднялась волна возбуждения.

— Не могу поверить, что служба стала настолько напряженной, что приходится призывать изношенных старых агентов, вытаскивая их из кучи мусора.

— Вы слишком жестоки к себе, мистер Шо. Возможно, вы лучший из всех, кого когда-либо вербовала служба. В свое время вы превратились в настоящую легенду.

— Дурная слава, которая привела меня к вынужденной отставке.

— Может быть. У меня есть предложение, которое как нельзя лучше подходит только для вас и вашего таланта. Требуется зрелый человек с мозгами. Не требуется физическая ловкость или кровопускание. Это просто дело для человека с пытливым умом, владеющим умениями вести расследование. Несмотря на ваши жалобы на возраст, у меня не возникает вопросов. Только человек с вашим опытом может справиться с этим.

У Шо закружилась голова. Он никак не мог уловить смысл того, что говорил Симмс.

— Почему именно я? Существует целая армия агентов, имеющих лучшую квалификацию. И русские. Они никогда не выбрасывают свои сведения. КГБ сразу же вычислит меня, стоит мне лишь снова появиться на поверхности.

— Наступила эра электронного мозга, мистер Шо. Руководители отделов больше не сидят в старых затхлых офисах и не принимают решения, основанные на чьем-то мнении. Все данные по текущим назначениям вводят в компьютер. Только банки памяти решают, какого агента лучше всего выбрать для того или иного дела. Очевидно, никто не подошел из служащих, работающих в настоящее время. Поэтому мы составили список отставников и ввели в компьютер. Ваше имя оказалось первым. Что же касается русских, то не следует беспокоиться. С ними не придется иметь дела.

— Нельзя ли сказать мне, для чего же я подхожу настолько идеально?

— Работа, связанная с наблюдением.

— Если не за русскими, то за кем же?

— За американцами.

Шо сидел молча. Ему показалось, что он ослышался. Наконец сказал:

— Простите, бригадный генерал, но ваши роботы допустили ошибку. Никогда не считал американцев столь же цивилизованными, как британцы, но они хорошие люди. В течение своей многолетней службы завязал множество теплых отношений с ними. Работал в тесном сотрудничестве с ЦРУ. Отказываюсь шпионить за ними. Думаю, лучше поискать кого-нибудь другого.

Симмс покраснел.

— Вы слишком бурно реагируете. Послушайте факты, мистер Шо. Я не прошу вас выкрадывать секретную информацию у янки; всего лишь требуется пристально следить за ними в течениенескольких недель. Не хочу, чтобы это прозвучало слишком сентиментально, но данный вопрос связан с возможной угрозой правительству Её Величества.

— Я не одобряю это, — сказал Шо. — Пожалуйста, продолжайте.

— Благодарю вас, — величественно ответил Симмс. — Тогда всё в порядке. Рутинное расследование по поводу того, что называют Североамериканским договором. Американцы откопали ржавую банку с червяками. Вам следует изучить, что им известно, собираются ли они предпринять что-то по этому поводу.

— Звучит довольно туманно. Что точно представляет собой дело об этом договоре?

— Полагаю, что будет лучше, если вы не слишком глубоко вникнете в детали в данный момент, — сказал Симмс, не вдаваясь в подробности.

— Понимаю.

— Нет, пока не совсем понимаете. Договорились?

Шо метался от невозможности принять решение. Его рефлексы ослабли, осталась лишь половина прежних сил. Не мог читать без очков. Еще попадал в куропатку с пятидесяти ярдов из ружья, но не стрелял из пистолета ни разу за двадцать лет. Не забыл и о том, что он стареющий человек.

— Моя ферма?

— Во время вашего отсутствия ею будет управлять профессор сельскохозяйственных наук, — улыбнулся Симмс. — Увидите, что мы стали более либеральны в отношении расходов, чем в ваши дни. Могу добавить, что на ваше имя будет приобретено восемьдесят акров земли, которые вы хотели получить для расширения границ своей фермы после выполнения задания с разрешения нашей службы.

Времена меняются, но эффективность отдела остается прежней. Шо и не знал, что за ним ведется наблюдение. Действительно, он состарился.

— Вы, правда, делаете всё, чтобы мне было чрезвычайно трудно сказать «нет», бригадный генерал.

— Тогда скажите «да».

Старая строка из песенки «всего за пенни и за фунт» прозвучала в голове Шо. Затем он пожал плечами и заговорил с прежней самоуверенностью:

— Попытаюсь.

Симмс слегка ударил кулаком по письменному столу.

— Превосходно.

Открыл ящик и вынул конверт, положив его перед Шо.

— Ваши авиабилеты, чеки на определенную сумму, которые вступают в законную силу после того, как на них будет стоять ваша подпись, а также бронь на гостиницу. Безусловно, вы отправляетесь с новым именем. Ваш паспорт в порядке?

— Да, — ответил Шо. — Мне нужно две недели, чтобы привести дела в порядок.

Симмс весело махнул рукой.

— Ваш самолет вылетает через два дня. Обо всем позаботятся. Удачной охоты.

Лицо Шо напряглось.

— Вы были чертовски уверены во мне.

Губы Симмса растянулись в улыбке, обнажая зубы.

— Я сделал ставку на старого боевого коня, который рвется в бой.

Теперь наступала очередь Шо улыбаться. Он хотел уйти, сохраняя достойный вид.

— Тогда зачем же весь этот маскарад?

Симмс окаменел.

— Да, именно маскарад, — выпалил Шо. — Это здание не использовали в течение многих лет. Мы могли бы просто встретиться в парке на скамейке.

— Это так очевидно? — спросил Симмс тихим голосом.

— Вы поставили бы еще и указатель.

Симмс передернулся.

— Возможно, я пошёл на крайности, но у американцев свои методы следить за тем, что происходит в кругах британской разведки. В дополнение к этому, нужно было посмотреть, сохранили ли вы способность восприятия.

— Тест?

— Называйте это, как вам угодно.

Симмс поднялся на ноги и обошел вокруг письменного стола. Подал руку Шо.

— Мне на самом деле жаль, что я нарушил ваш график. Мне не нравится зависимость от того, кто уже пережил годы расцвета, но я слепец, бродящий в тумане, а вы единственная надежда на то, что наступит какая-то ясность.

Через десять минут бригадный генерал Симмс и его секретарь стояли рядом в лифте, спускающемся вниз. Она поправляла на голове шапочку от дождя, а Симмс, казалось, был занят только своими мыслями.

— Он очень странный, — сказала она.

Симмс посмотрел на нее.

— Простите?

— Мистер Шо. Он двигается, как кошка. Испугал меня, когда неожиданно появился за спиной, а я ждала, что он выйдет из лифта.

— Он поднялся по лестнице?

— С десятого этажа, — сказала она. — Определила это по показанию индикатора.

— Я надеялся, что он поступит именно так, — сказал Симмс. — Меня успокаивает, что он не утратил своего непрямолинейного подхода.

— Он показался мне дружественным старым парнем.

Симмс улыбнулся.

— Этот дружественный старый парень убил более двадцати человек.

— Мог бы обмануть меня.

— Ему необходимо обманывать массу людей, — пробормотал Симмс, когда с шумом открылась дверь лифта. — Он и понятия не имеет о том, какая ответственность возложена ему на плечи. Пожалуй, это равноценно тому, что мы бросили беднягу к акулам.

16

Офицер в форме Королевских ВМС вышел вперед, как только Брайан Шо прошел таможенный досмотр в аэропорту.

— Мистер Шо?

— Да, я Шо.

— Лейтенант Бертон-Ангус, британское посольство. Сожалею, что не оказался рядом с вами во время таможенного досмотра. Застрял в дорожной пробке. Добро пожаловать в Вашингтон.

Пока они пожимали друг другу руки, Шо бросил недовольный взгляд на форму.

— Мы несколько раскрылись, не так ли?

— Вовсе нет, — улыбнулся Бертон-Ангус. — Если я неожиданно появлюсь в аэропорту в гражданской одежде, то кое-кто может подумать, что я шпионю. Лучше появляться в обычном виде.

— Как пройти в пункт выдачи багажа?

— В этом нет необходимости. На самом деле, боюсь, что ваше пребывание в столице будет очень недолгим.

Шо всё понял.

— Когда и куда мне следует вылететь?

— Вы отправляетесь в Лос-Анджелес через сорок минут. Пожалуйста, вот ваш билет и посадочный талон.

— Обсудим это?

— Конечно.

Бертон-Ангус взял Шо за руку.

— Предлагаю поговорить, пока мы в толпе. Тайное подслушивание частных разговоров, независимо от того, выполняет его человек или электроника, почти исключено.

Шо понимающе кивнул.

— Давно на службе?

— Генерал Симмс завербовал меня шесть лет назад.

Бертон-Ангус вел его в книжный отдел магазина подарков.

— Вы знаете о моем участии в этой работе.

— Прочитал доклад. Ты тот самый парень, кто обнаружил первый след к договору.

— Да, от историка сената — Джека Мерфи.

— Удалось ли тебе получить от него еще какую-нибудь информацию? — спросил Шо.

— Генерал Симмс полагает, что лучше не оказывать на него давления. Я сообщил Мерфи, что в Лондоне нет записи о договоре.

— Он поверил этому?

— У него нет причин не верить.

— Поэтому мы отказались от Мерфи и начали в другом месте, — сказал Шо.

— Это и есть причина вашей поездки в Лос-Анджелес, — сказал ему Бертон-Ангус. — Мерфи стало известно о договоре, когда запрос сделал военно-морской офицер, женщина. Она нашла старую фотографию и сделала копию. Один из наших людей проник в его офис и сканировал папку с требованиями на поиск. Единственным военно-морским офицером-женщиной оказалась лейтенант-коммандер Хейди Миллиган.

— Есть шанс добраться до нее?

— Коммандер Миллиган является офицером связи на борту транспортного судна-амфибии, направляющегося в Индийский океан. Оно вышло из Сан-Диего два часа назад.

Шо остановился.

— Если Миллиган вне досягаемости, то зачем мы?

— К счастью, ее кораблю «Арвада» приказано встать на стоянку в порту Лос-Анджелеса на три дня. Что-то, связанное с модификацией автоматизированной системы управления.

Они продолжили свой путь. Шо смотрел на лейтенанта с возрастающим уважением.

— Ты очень хорошо информирован.

— Это часть моей работы, — пожав плечами, скромно ответил Бертон-Ангус. — У американцев мало секретов от англичан.

— Это приятная мысль.

Бертон-Ангус слегка покраснел.

— Нам лучше пойти по центральному проходу. Ваш самолет отправляется из пункта двадцать два.

— Так как в плане появились изменения, — сказал Шо, — мне интересно изучить свои новые инструкции.

— Я думал, это очевидно, — ответил Бертон-Ангус. — У вас около семидесяти двух часов, чтобы выяснить, что известно коммандеру Миллиган.

— Мне потребуется помощь.

— После того как вы остановитесь в гостинице, с вами свяжется господин Грэм Хамберли, довольно преуспевающий дилер компании «Роллс-Ройс». Он организует встречу с коммандером Миллиган.

— Он организует мне встречу с коммандером Миллиган, — саркастическим тоном повторил Шо.

— Именно, — сказал Бертон-Ангус, моментально воспринимая очевидный скептицизм Шо и реагируя на него. — Хамберли — бывший британский подданный. Человек создал обширный канал важных связей, особенно в ВМС США.

— И мы с ним собираемся промаршировать по трапу американского военно-морского судна, размахивая нашим флагом и насвистывая «Британия правит морями», и потребовать переговоров с офицером корабля.

— Из всех, кто способен на такое, можно назвать только Хамберли, — решительно сказал Бертон-Ангус.

Шо глубоко затянулся сигаретой и пристально посмотрел на лейтенанта.

— Почему я? — холодно спросил он.

— Мне удалось понять, мистер Шо, что когда-то вы были самым способным оперативным агентом службы. Вы знаете, как обращаться с американцами. К тому же Хамберли предполагает представить вас как британского бизнесмена, старого друга по его службе в Королевских ВМС, который также заслужил флотское звание. Естественно, что и возраст ваш вполне подходит.

— Звучит логично.

— Генерал Симмс не ожидает чудес, но нам необходимо действовать. Нам остается надеяться, что Миллиган послужит отправным камнем.

— Еще раз, — сказал Шо, — почему я?

Бертон-Ангус остановился и посмотрел на расписание отправления самолетов на телеэкране.

— Время отправления вашего самолета. Вот билеты. О багаже не беспокойтесь. О нем позаботятся.

— Уже понял.

— Ну, я полагаю, всё основано на ваших прошлых заслугах, скажем так, в успешных делах с представительницами противоположного пола. Конечно, тот факт, что у коммандера Миллиган совсем недавно был роман с адмиралом старше ее в два раза, вам только на пользу.

Шо бросил на него презрительный взгляд.

— Просто собираешься продемонстрировать, что привык смотреть в будущее, парнишка.

— Ничего личного, — едва улыбнулся Бертон-Ангус.

— Говоришь, на службе уже шесть лет?

— И четыре месяца, если точно.

— Разве тебя не учили, как определять скрытое наблюдение?

Глаза Бертона-Ангуса вопросительно сузились.

— Занятия были обязательными. Почему вы задали такой вопрос?

— Потому что ты провалился, — сказал Шо.

Немного подождал, чтобы это дошло до Бертона-Ангуса, затем, наклонив голову влево, сказал:

— Мужчина с металлическим атташе-кейсом, невинно уставившийся на свои часы. Он не отставал от нас после того, как мы вышли из таможни. Стюардесса в двадцати футах за нами. Ее авиалиния в противоположном конце аэропорта. Она его поддержка. У них был и третий глаз, мелькавший впереди. Я еще не зафиксировал его.

Бертон-Ангус явно побледнел.

— Невозможно, — пробормотал он. — Они не могут быть у нас на хвосте.

Шо повернулся и, показав свой билет, передал его девушке на входе на посадку. Затем обернулся к лейтенанту.

— Может получиться так, — сказал своим лучшим саркастическим голосом, — что у британцев будет совсем мало секретов от американцев.

Шо откинулся в своем кресле, расслабился и почувствовал, что желает выпить шампанского. Стюардесса принесла ему две небольшие бутылки и пластиковые стаканы. Из этикетки следовало, что оно калифорнийское. Он предпочел бы «Таттингер», брют эксклюзивного производства. Калифорнийское шампанское и пластиковые стаканы. Станут ли американцы хоть когда-нибудь цивилизованными?

Прикончив одну бутылку, подвел итоги. ЦРУ село ему на хвост в тот момент, когда он поднялся на борт самолета в Англии; именно так они и должны были поступить. Он предполагал это, и генерал Симмс также знал это.

Шо это нисколько не беспокоило. Он работал лучше, когда всё было открыто. Скрываться в аллеях как человек без имени не в его стиле. Он почувствовал необыкновенный приток сил от выполнения того, что он когда-то выполнял с таким успехом. Его чувства, возможно немного замедленные, не покинули его, но они по-прежнему оставались достаточно острыми.

Он играл в свою игру и раскрывался в ней.

17

На углу в одном из промышленных предместий Оттавы стояла обветшалая газовая станция. Построенная вскоре после Второй мировой войны, она представляла собой прямоугольник с тремя газовыми колонками, изношенными в течение многолетнего напряженного использования, нуждающихся в срочной покраске. Внутри офиса на пыльных полках разбросаны канистры с маслом и засохшие мухи, на окнах, покрытых грязью и сажей, остались старые плакаты, рекламирующие давно забытую торговлю шинами.

Анри Вийон развернул свой «мерседес» в проезде и остановил его около колонок. Из-под машины на эстакаде вышел дежурный в комбинезоне с пятнами грязи, вытирая руки о тряпку.

— Что надо? — спросил он устало.

— Заполните, пожалуйста, — ответил Вийон.

Дежурный глазами показал на пожилого мужчину и женщину, сидящих на ближней автобусной остановке, затем ответил так громко, чтобы они могли услышать.

— Пять галлонов — лимит, установленный правительством. Вы знаете, с чем это связано.

Вийон молча кивнул, дежурный накачал газ. Закончив работу, он подошел к передней части машины и подал знак. Вийон нажал рычаг, дежурный поднял капот.

— Вам нужно обратить внимание на ремень вентилятора. Он изношен.

Вийон вышел из машины и наклонился к двигателю напротив дежурного. Произнес, понижая голос:

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, какой шум вызвала твоя неудачная попытка?

Фосс Глай бросил на него пристальный взгляд поверх двигателя.

— Что сделано, то сделано. В последнюю минуту испортилась погода, и первая ракета потеряла цель. Всё просто.

— Всё совсем не просто! — взорвался в ответ Вийон. — Почти пятьдесят человек погибли ни за что. Если инспектора безопасности полетов обнаружат истинную причину катастрофы, в парламенте поднимется страшная шумиха, требующая проведения расследования в каждой организации, включая бойскаутов. Средства массовой информации потребуют крови, как только узнают о гибели двадцати ведущих политических журналистов. И самое худшее: все будут подозревать в этом «Общество свободного Квебека».

— Никто не сможет возложить вину на «Общество свободного Квебека». — Голос Глая прозвучал холодно и непререкаемо.

— Проклятье! — Вийон ударил по капоту кулаком. — Если бы Сарве погиб! В правительстве возникло бы замешательство, а мы смогли бы предпринять действия в Квебеке.

— Твоим приятелям в Кремле это понравилось бы.

— Я не смогу рассчитывать на их поддержку, если у нас будет еще одна неудача такого масштаба.

Глай протянул руку к двигателю, будто что-то регулировал в нем.

— Зачем так близко сходиться с красными? Как только ты у них будешь на крючке, они никогда не отстанут от тебя.

— А это тебя совершенно не касается. Как бы то ни было, но правительство, занимающее коммунистические позиции, — единственная надежда Квебека на получение независимости.

Глай безразлично пожал плечами, продолжая делать вид, что копается в моторе.

— Что от меня-то тебе надо?

Вийон задумался.

— Никакой паники. Думаю, что лучше всего, если ты и твоя команда специалистов, как ты их называешь, будут прикрываться своей работой, как обычно. Ни один из вас не является французом, поэтому вряд ли вы попадете под подозрение.

— Не вижу смысла находиться здесь, ожидая, что нас могут схватить.

— Ты забыл, что я министр внутренних дел, все секретные распоряжения проходят через мое ведомство. Все нити, указывающие на вас, спокойно затеряются в бюрократической волоките.

— Всё равно я почувствую себя в большей безопасности, если мы покинем страну.

— Ты недооцениваешь события, мистер Глай. Мое правительство трещит по швам. Провинции вцепились друг другу в глотку. Существует только один вопрос. Когда рухнет Канада? Я знаю, что это уже совсем близко, Шарль Сарве знает это, знают об этом и те английские твердолобые, которые стараются переговорить друг друга в древнем каменном реликтовом доме на реке Темза. Скоро, очень скоро Канада в том виде, в котором она известна миру, перестанет существовать. Поверь мне, ты потеряешься в хаосе.

— Затерянный и без работы.

— Временная ситуация, — сказал Вийон с цинизмом в голосе. — До тех пор пока существуют правительства, финансовые корпорации и богатые отдельные личности, которые могут позволить себе твой специальный набор грязных трюков, мистер Глай, людям твоего типа никогда не придется продавать пылесосы, чтобы заработать себе на жизнь.

Глай в знак нежелания продолжать разговор неодобрительно покачал головой и переменил тему.

— Как мне связаться с тобой в случае необходимости?

Вийон обошел вокруг капота машины и сжал плечо Глая железной хваткой.

— Тебе следует хорошо запомнить только две вещи. Во-первых, никаких проблем больше не будет. И, во-вторых, при любых обстоятельствах не пытайся связаться со мной. Я не могу подвергать себя риску быть уличенным в любой связи с «Обществом свободного Квебека».

На краткое мгновенье глаза Глая закрылись от внезапной боли. Он сделал глубочайший вдох и напряг бицепс в тот момент, когда Вийон усилил давление. Оба мужчины стояли, не двигаясь с места, не уступая друг другу ни дюйма. Затем губы Глая очень медленно начали растягиваться в улыбке удовлетворения, он с ненавистью смотрел в глаза Вийона.

Вийон ослабил свою хватку и мрачно улыбнулся.

— Мои комплименты. Твоя сила почти равна моей.

Глай поборол в себе желание помассировать руку, избавляясь от страшной боли.

— Подъем тяжестей — неплохой способ скоротать время между политическими убийствами.

— Большое сходство можно заметить и в чертах наших лиц, — сказал Вийон, садясь в машину. — Если бы не твой отвратительный нос, мы могли бы сойти за братьев.

— Иди ты к черту!

В голосе Глая безошибочно угадывалась лютая враждебность. Он посмотрел на пожилую пару, по-прежнему ожидающую автобус на скамейке, затем на показания счетчика газового насоса.

— С тебя тысяча восемьсот шестьдесят.

— Запиши в счет! — огрызнулся Вийон со злостью и уехал.

18

Вийон намазал тост маслом и прочитал заголовок на второй странице своей утренней газеты:

«НИКАКИХ СЛЕДОВ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО НАПАДЕНИЯ НА САМОЛЕТ ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА»

Фосс Глай сумел хорошо замаскировать все следы. Вийон тщательно контролировал расследование и знал, что с каждым прошедшим днем интерес к нему будет остывать. Он по возможности использовал влияние своего министерства, чтобы подавить малейший намек на связь между политическими убийцами и «Обществом свободного Квебека», пока не будут найдены неопровержимые улики. До сих пор всё шло гладко.

Его удовлетворение полностью разрушала мысль о Глае. Этот человек — просто кровожадный наемник, его божеством всегда были деньги. Совершенно непредсказуемым будет путь этого бешеного пса, если не держать его на коротком поводке.

На пороге комнаты для завтраков появилась жена Вийона. Хорошенькая женщина с темными волосами и голубыми глазами.

— Тебе звонят по телефону в кабинете, — сказала она.

Он вошел в кабинет, закрыл дверь и снял трубку.

— Вийон слушает.

— Начальник отдела полиции Маккомб, сэр, — прозвучал голос, глубину которого можно сравнить только с угольной шахтой. — Надеюсь, не помешал вашему завтраку.

— Совсем нет, — солгал Вийон. — Вы отвечаете за архивные документы Королевской конной полиции?

— Да, сэр, — ответил Маккомб. — Том на Макса Рубека, который вы потребовали, передо мной на письменном столе. Нужно сделать копию и послать ее в министерство?

— Необязательно, — сказал Вийон. — Прошу сообщить мне основные данные по телефону.

— Он очень объемистый, — сопротивлялся Маккомб.

— Постарайтесь уложиться в пять минут.

Вийон улыбнулся сам себе. Он почти мог представить состояние ума Маккомба. Семейный человек, раздраженный до крайности тем, что вынужден покинуть уютную постель и теплую жену, не может отоспаться в воскресенье и должен рыться в старых пыльных архивах, чтобы удовлетворить внезапный каприз министра.

— Этим страницам уже более ста лет, они написаны от руки, но я постараюсь разобраться. Ну, посмотрим. Почти ничего нет о жизни Рубека в самом начале. Нет даты рождения. Числится сиротой. Первая официальная запись относится к двенадцати годам. Его привели к местному констеблю за убийство цыплят.

— Цыплят?

— Отрезал им головы ножницами для проволоки. Нанес огромный ущерб фермеру, у которого уничтожил целое поголовье. Затем он перебрался в следующий город и перешел на лошадей. Успел перерезать глотки у половины табуна, прежде чем его схватили.

— Малолетний психопат, жаждущий крови.

— Люди считали его просто деревенским идиотом, как было принято в прежние времена, — сказал Маккомб. — Термин «психическая мотивация» отсутствовал у них в словарях. Они не могли понять, что следующим шагом мальчишки, который убивал животных ради развлечения, будет убийство людей. Рубека приговорили к двум годам тюремного заключения, но, учитывая возраст, — ему было четырнадцать, — разрешили жить с констеблем, отрабатывая положенный срок в качестве садовника и домашнего мальчика на побегушках. Вскоре после окончания этого срока народ из ближайших окрестностей стал находить тела бродяг и пьяных, которые были задушены.

— Где всё это происходило?

— В радиусе пятидесяти миль от современного города Мусс-Джо, Альберта.

— Конечно, Рубека арестовали как главного подозреваемого?

— Полиция тогда не работала так быстро, как сейчас, — сказал Маккомб. — К тому времени, как Рубека связали с этими преступлениями, он уже был в девственных лесах северо-западной территории. Не появлялся вплоть до восстания Риэла в тысяча восемьсот восемьдесят пятом.

— Восстание потомков французских торговцев и индейцев, — сказал Вийон, вспоминая историю.

— Их называли метисами. Лидером был Льюис Риэл. Рубек присоединился к вооруженным силам Риэла и прославился в канадской легенде как наш самый эффективный киллер.

— А что сказано о времени его исчезновения?

— Через шесть лет, — ответил Маккомб. — Не зарегистрировано никаких сведений. Была серия убийств, исполнителя которых не нашли, но приписывали их Рубеку. Только схема убийств давала основания полагать, что действовал Рубек.

— Схема?

— Да, все жертвы погибли в результате травм, нанесенные в области горла, — сказал Маккомб. — В основном путем удушения. Рубек не использовал нож. Поднятая суета вскоре затихла. У людей в те дни была другая мораль. Они рассматривали человека, устранявшего нежелательных людей, как общественного благотворителя.

— Я вспоминаю, что он стал легендой, убив несколько полицейских во время восстания Риэла.

— Если точно, то тринадцать.

— Должно быть, Рубек был очень сильным человеком.

— Вовсе нет, — ответил Маккомб. — Он был тщедушного телосложения и довольно больным. Доктор, осматривавший его перед казнью, утверждал, что Рубек умирал от чахотки, сейчас мы называем это заболевание туберкулезом.

— Разве возможно, чтобы такой слабый человек мог справиться с мужчинами, обученными рукопашному бою? — спросил Вийон.

— У Рубека была удавка, сделанная из сыромятной кожи, чуть толще проволоки. Страшное оружие, которое наполовину перерезало горло жертвы. Он нападал неожиданно, обычно во сне. Вы заслужили высокую репутацию в кругах бодибилдинга, господин Вийон, но осмелюсь сказать, что даже ваша жена может задушить вас с помощью удавки Рубека ночью в постели.

— Вы говорите так, будто удавка существует до сих пор.

— Она существует, — сказал Маккомб. — Она выставлена на всеобщее обозрение в криминальном отделе музея Королевской конной полиции, если желаете посмотреть на нее. Как и некоторые другие серийные убийцы, которые ухаживали за любимым орудием убийства, Рубек холил и лелеял свою удавку. Ручные деревянные захваты, которые прикреплены к узкой кожаной полоске, искусно вырезаны в форме волка. Это действительно образец мастерского исполнения.

— Возможно, я взгляну на нее, как только мне позволит график, — с энтузиазмом сказал Вийон.

На мгновение он задумался, пытаясь осмыслить инструкции, которые Даниэла получила от Сарве в больнице. Серия зашифрованных загадок. Вийон продолжил обсуждение с другой точки зрения.

— Если вам пришлось бы описывать дело Рубека, как бы вы изложили его в одном предложении?

— Не понял, что вы хотите, — сказал Маккомб.

— Хорошо, скажем по-другому. Кем был Макс Рубек?

Несколько мгновений стояла полная тишина. Вийон почти слышал, как тяжело вращаются шарики в голове Маккомба. Наконец полицейский сказал.

— Думаю, вы можете назвать его маньяком-убийцей, чей любимый прием — удушение.

Вийон весь напрягся, затем расслабился.

— Спасибо, начальник-суперинтендант.

— Что-нибудь еще…

— Нет, вы сделали мне одолжение, я благодарен вам.

Вийон медленно положил телефонную трубку. Уставился в пространство, представляя себе, как больной человек затягивает удавку. Застывшее выражение непонимания на лице жертвы. Последний взгляд перед тем, как выкатившиеся глаза перестают видеть.

Бредни Сарве, выслушанные Даниэлой, внезапно начали обретать смысл.

19

Сарве, лежа в больничной койке, кивнул, когда в палату вошел заместитель премьер-министра Малькольм Хант. Затем улыбнулся.

— Хорошо, что ты пришел, Малькольм. Представляю, через какой ад тебе приходится проходить в палате общин.

По привычке Хант протянул ладонь, но быстро убрал ее, увидев руки премьер-министра, покрытые мазью.

— Возьми стул и устраивайся удобнее, — приветливо сказал Сарве. — Кури, если захочешь.

— Дым от моей трубки может стоить мне потери медицинского вотума доверия на следующих выборах, — улыбнулся Хант. — Спасибо, я лучше потерплю.

Сарве сразу перешел к делу.

— Я говорил с директором службы безопасности полетов. Он уверяет меня, что трагедия в Джеймс-Бее не была несчастным случаем.

Внезапно лицо Ханта стало белым, как полотно.

— Почему он так уверен?

— Найдена часть кожуха двигателя на расстоянии полмили от взлетно-посадочной полосы, — объяснял Сарве. — Анализ показал, что застрявшие в ней фрагменты соответствуют типу ракеты, используемой для армейских пусковых устройств «Арго» типа земля-воздух. При инвентаризационной проверке в арсенале Вал-Джалберт установлено, что не хватает двух устройств и нескольких боеголовок.

— Боже мой. — Голос Ханта дрожал. — Это значит, что пассажиры самолета убиты.

— Улики указывают именно на это, — спокойно сказал Сарве.

— «Общество свободного Квебека», — сказал Хант злобно.

— Не могу представить себе, что ответственность может нести кто то еще.

— Согласен, но их вину трудно доказать.

— Почему? — спросил Хант. — «Общество свободного Квебека» либо утратило связь с реальностью, либо там полные идиоты, которые думают, что смогут остаться безнаказанными. Полиция никогда не позволит террористам, стоящим за преступлением такого масштаба, уйти от ответственности. С ними будет покончено как с радикальным движением.

— Не будь слишком оптимистичным, мой старый друг. Попытка убить меня не похожа на подобные преступления последних сорока лет. Все они выполнялись политическими любителями, принадлежащими к ячейкам «Общества свободного Квебека», и все они были пойманы и осуждены. Убийство в Джеймс-Бее было разработано профессионалами, потому что они не оставили и следа своего существования. Лучшее предположение поступило от главного комиссара полиции. Он считает, что они были наняты за пределами страны.

Глаза Ханта застыли.

— Но террористы «Общества свободного Квебека» могут довести нас до состояния гражданской войны.

— Это не должно случиться, — спокойно сказал Сарве. — Я не допущу.

— Но именно ты угрожал ввести войска, чтобы сдержать сепаратистов.

Сарве сухо улыбнулся.

— Блеф. Ты первый узнаёшь об этом. Никогда серьезно не думал о военной оккупации Квебека. Репрессии среди враждебно настроенного народа ни к чему хорошему не приведут.

Хант потянулся к карману.

— Кажется, трубка сейчас у меня.

— Пожалуйста, кури.

Оба мужчины сидели молча, пока заместитель премьер-министра раскуривал трубку. Наконец он выпустил голубое облако в потолок.

— Итак, что происходит сейчас? — спросил Хант.

— Мы знаем, что Канада распадется, и бессильны предотвратить это, — печально ответил Сарве. — С самого начала был неизбежен абсолютно независимый Квебек. Ассоциация, основанная на суверенности, просто глупая полумера. Сейчас Альберта тоже хочет жить самостоятельно. Онтарио и Британская Колумбия также проявляют признаки стремления к национальной независимости.

— Ты провел замечательный бой, чтобы мы сохранили единство, Шарль. Никто не может отнять у тебя это.

— Ошибка, — сказал Сарве. — Вместо запоздалых действий ты и я, партия и вся страна должны были планировать их заблаговременно. Слишком поздно. Мы стоим на пороге деления Канады навсегда.

— Не могу принять твой мрачный прогноз, — сказал Хант, но голос его был далеко не жизнерадостным.

— Слишком велика пропасть между твоими англоязычными провинциями и моим франкоязычным Квебеком, ее нельзя преодолеть патриотическими речами, — сказал Сарве, пристально глядя в глаза Ханта. — Ты британского происхождения, выпускник Оксфорда. Ты принадлежишь к элите, которая всегда преобладала в политической и экономической структуре нашей страны, к сливкам общества. Твои дети учатся в классах под фотографией королевы. А на французских детей Квебека строго смотрит Шарль де Голль. И, как известно тебе, у них незначительный шанс на финансовый успех или выдающееся положение в обществе.

— Но мы все канадцы, — запротестовал Хант.

— Нет, не все. Среди нас есть и такие, кто продался Москве.

Хант остолбенел.

— Кто? — спросил он недоверчиво. — О ком ты говоришь?

— Лидер «Общества свободного Квебека», — ответил Сарве. — Я узнал перед поездкой в Джеймс-Бей, что он заключил сделку с Советским Союзом, которая вступит в силу после того, как Квебек выйдет из конфедерации. Но еще хуже то, что его слушает Жюль Гуэррьер.

Хант был в полной растерянности.

— Премьер Квебека? Не могу этому поверить. Жюль до глубины души французский канадец. Он не испытывает симпатий к коммунизму, не делает секрета из своей ненависти к «Обществу свободного Квебека».

— Но ведь Жюль, как и мы сами, всегда считал, что нам противостоит террорист из самых низов. Ошибка. Этот человек не просто запутавшийся радикал. Мне сказали, что он занимает высокое положение в нашем правительстве.

— Кто он? Откуда у тебя такая информация?

Сарве покачал головой.

— Могу лишь сказать, что она поступила из-за пределов нашей страны, но источник не могу раскрыть даже тебе. Что же касается личности предателя, то нет никакой уверенности. Русские обращаются к нему по различным закодированным именам. Его настоящая фамилия держится в полной тайне.

— Боже мой, а вдруг что-то случится с Жюлем?

— Тогда партия сторонников независимости Квебека развалится, «Общество свободного Квебека» уйдет в небытие.

— Ты полагаешь, что Россия имеет небольшой плацдарм в Северной Америке.

— Да. — Сарве утвердительно кивнул. — Именно так.

20

Анри Вийон пристально смотрел через окна центра управления электростанции Джеймс-Бей, мрачная улыбка удовлетворения на его лице отражалась в безупречно чистом стекле.

Загадка удавки Рубека находилась этажом ниже в большом генераторе.

Персиваль Стаки в полном смятении стоял у него за спиной.

— Я должен опротестовать этот акт, — сказал он. — Это выходит за всякие разумные рамки.

Вийон повернулся и пристально посмотрел на Стаки холодными глазами.

— Как член парламента и министр внутренних дел кабинета Сарве, уверяю вас, что этот тест имеет особо важное значение для страны, стандартные рамки не имеют к этому никакого отношения.

— Это против всяких правил, — упрямо бормотал Стаки.

— Говорите как истинный чиновник, — циничным тоном сказал Вийон. — Ну, а теперь можете ли вы сделать то, о чем вас просит правительство?

Стаки на мгновенье задумался.

— Выполнить отвод миллионов киловатт очень сложно, он включает в себя сложное управление частотой и всей процедурой при правильной синхронизации. Хотя большая часть внезапного выброса избыточной энергии будет заземлена, наши собственные системы подвергнутся огромной перегрузке.

— Вы можете сделать это? — настаивал Вийон.

— Да, — пожимая плечами, сдался Стаки. — Но не понимаю цели отключения энергии в каждом городе между Миннеаполисом и Нью-Йорком.

— Всего на пять секунд, — сказал Вийон, игнорируя зондирующее замечание Стаки. — Вам нужно отключить электроэнергию, подаваемую в Соединенные Штаты, всего на пять секунд.

Стаки бросил последний протестующий взгляд и склонился к инженерам, сидящим у пультов, затем повернул несколько ручек. Включились телевизионные мониторы, расположенные вверху, на экранах появились различные панорамные изображения небосводов над городами.

— Контраст, кажется, становится светлее при сканировании слева направо, — отметил Вийон.

— Более темными городами являются Бостон, Нью-Йорк и Филадельфия.

Стаки посмотрел на свои часы.

— Сумерки в Чикаго, в Миннеаполисе солнце еще садится.

— Каким образом мы сможем узнать, что достигли полного отключения, если в одном из городов еще продолжается день и он залит дневным светом?

Стаки выполнил небольшую настройку, на мониторе Миннеаполиса появился перекресток с оживленным движением. Изображение было настолько четким, что Вийон мог рассмотреть уличные дорожные знаки на углу Третьей улицы и авеню Хеннепин.

— Светофоры. Мы сможем узнать то, что вас интересует, сразу после того, как они погаснут.

— Электроэнергия в канадских городах тоже выключится?

— Только в городах около границы ниже наших взаимно соединенных терминалов.

Инженеры выполнили ряд операций на пультах и сделали паузу. Стаки повернулся и посмотрел на Вийона пристальным взглядом.

— Я не буду нести ответственность за последствия.

— Ваши возражения зарегистрированы соответствующим образом, — ответил Вийон.

Он внимательно следил за мониторами, а в его разуме зашевелился холодный червь сомнения, вслед за этим вихрем закружились опасения последней минуты. Ответственность за то, что он собирался сделать, тяжелым грузом обрушилась на его плечи. Пять секунд. Предупреждение, которое невозможно не заметить и которым нельзя пренебречь. Наконец он отбросил все страхи и сомнения и кивнул.

— Можете приступать.

И увидел, как четверть Соединенных Штатов погрузилась во тьму.

Часть II ПОДВОДНЫЙ АППАРАТ «ДУДЛБАГ»

Март 1989 Вашингтон 21

В разуме Алена Мерсьера царили полная безнадежность и ощущение страха, когда поздно ночью он анализировал самым скрупулезным образом пачку военных рекомендаций относительно государственной безопасности. Он не мог удержаться от любопытства, способен ли новый президент полностью понимать реальность. Объявление государственного банкротства ставило вопрос об импичменте, независимо от того, насколько стране был необходим этот акт.

Мерсьер откинулся назад и протер глаза. Эти простые машинописные предложения и прогнозы уже перестали быть только пачкой листов бумаги размером восемь на десять. Сейчас они уже превратились в решения, которые окажут воздействие на миллионы людей из плоти и крови.

Внезапно он почувствовал полное бессилие. Вопросы, имеющие огромнейшие последствия, выходили за пределы его понимания, его взглядов. Мир, правительство стали слишком сложными, чтобы горстка людей могла управлять адекватно. Он увидел, как его подхватила волна прилива и неумолимо несет на скалы.

Его подавленное угнетенное состояние прервал вошедший в кабинет секретарь, который молча кивнул на телефон.

— Сэр, вам звонят, от доктора Клейна.

Мерсьер взял трубку.

— Привет, Рон, понимаю, что тебе также не хватает времени днем.

— Ты прав, — ответил Клейн. — Думаю, тебе будет приятно узнать, что я кое-что нашел по поводу твоего вопроса о расходах.

— А точнее можешь?

— Сейчас не могу. Здесь ни у кого нет ни малейшего представления.

— Ты должен объяснить.

— Финансирование было направлено в департамент энергетики, это правда. Но сразу же после этого переадресовано в другое правительственное агентство.

— Какое?

— В Государственное агентство подводных и морских научных исследований.

Мерсьер не отвечал. Он сидел молча в задумчивости.

— Ты здесь, Ален?

— Да, прости.

— Кажется, что мы были лишь посредниками, — продолжал Клейн. — Хотел бы сообщить тебе больше, но это всё, что мне пока удалось обнаружить.

— Звучит непонятно, — произнес Мерсьер. — С какой стати департамент энергетики мог перенаправить такую огромную сумму денег агентству, занимающемуся морской наукой?

— Ничего не могу сказать. Следует ли моим служащим работать над этим вопросом далее?

Мерсьер задумался.

— Нет, лучше передай это дело мне. Зондирование из нейтрального источника встретится с меньшим сопротивлением.

— Не завидую тебе, придется иметь дело с Сандекером.

— Ах, да, директор Государственного агентства подводных и морских исследований. Никогда не встречался с ним, но слышал, что он отъявленный негодяй.

— Я знаю Сандекера, — сказал Клейн. — Ты недооцениваешь его. Если ты сможешь распять его шкуру на двери амбара, то я гарантирую, что половина Нью-Йорка наградит тебя медалью.

— Но ходят слухи, что он хороший человек.

— Он не идиот. Избегает политики, но водится с правильной компанией. Чтобы выполнить работу, без колебаний наступает на пятки, «будь прокляты эти торпеды» и все такое. Никому из тех, кто пытался сражаться с ним, не удалось выйти победителем. Если у тебя возникли лукавые мысли по его поводу, то думаю, что дело будет серьезным.

— Невиновен, пока вина не доказана, — заметил Мерсьер.

— Его довольно трудно застать. Почти всегда не отвечает на звонки или попытки попасть к нему на прием в офисе.

— Подумаю о том, как найти его, — уверенно произнес Мерсьер. — Спасибо за помощь.

— Не стоит, — сказал Клейн. — Удачи. Чувствую, что она тебе понадобится.

22

Каждый день точно без пяти минут четыре адмирал Джеймс Сандекер, генеральный директор Государственного агентства подводных и морских исследований, выходил из своего офиса и спускался на лифте в отдел коммуникаций на десятом этаже.

Это был крепкий невысокий человек, рост пять футов и несколько дюймов, аккуратная рыжая борода очень подходила к густой шевелюре, в которой только начинала пробиваться седина. В шестьдесят один год он был настоящим крепким орешком. Для поддержки тела ежедневно проглатывал необходимые дозы витаминов и чесночные пилюли, дополняя это утренней пробежкой от своей квартиры до высокого застекленного здания штаба агентства подводных и морских научных исследований, находящегося на расстоянии шести миль.

Он вошел в огромное помещение отдела коммуникаций площадью пятнадцать тысяч квадратных метров, уставленное аппаратурой, которую обслуживали сорок пять инженеров и техников. Шесть спутников на орбитах вокруг земли соединяли агентство с метеостанциями, океанографическими научно-исследовательскими экспедициями и сотнями морских проектов, действующих во всём мире.

Директор коммуникационного отдела лишь едва взглянул на Сандекера, когда тот вошел. Ему была хорошо известна ежедневная привычка адмирала.

— Адмирал, пройдите, пожалуйста, в проекторскую «В».

Сандекер кивнул в знак благодарности и вошел в помещение, казавшееся небольшим кинотеатром. Опустился в мягкое кресло и терпеливо ждал, когда на экране появится изображение.

Высокий худой человек, находящийся за три тысячи миль, смотрел с экрана проницательным взором. Волосы черные, широкая улыбка на лице, похожем на скалу, на которую обрушивалась океанская волна.

Дирк Питт сидел, откинувшись на спинку стула, ноги неуважительно подняты на электронную панель. Он поднял надкушенный сэндвич и сделал им приветственный жест.

— Простите, адмирал, вы застали меня в тот момент, когда я решил подкрепиться.

— Ты никогда не придерживался формальностей, — добродушно проворчал Сандекер. — Зачем же начинать сейчас?

— Внутри этого плавающего недоноска холоднее, чем в прямой кишке медведя. Мы сжигаем тонны калорий, пытаясь согреться.

— «Дудлбаг» не круизный корабль.

Питт отложил сэндвич в сторону.

— Конечно, но для следующего путешествия нужно лучше продумать систему обогрева.

— На какой глубине вы находитесь?

Питт посмотрел на показания прибора.

— Семьсот тридцать футов. Температура воды — двадцать девять градусов. Условия совсем не подходят для игры в водное поло.

— Есть проблемы?

— Нет, — ответил Питт, продолжая широко улыбаться. — «Дудлбаг» ведет себя как воспитанная дама.

— У нас кончается время, — сказал Сандекер спокойно. — Я жду телефонного звонка от нового президента в любой момент. Он хочет узнать, как продвигаются у нас дела.

— Мы с экипажем останемся здесь, пока не кончится топливо, адмирал. Больше ничего не обещаю.

— Нашли какие-нибудь минералы?

— Мы прошли над огромными залежами железа, над месторождениями урана, тория и марганца, возможна добыча в промышленном масштабе. Встретились почти все минералы, кроме того,который мы хотим найти.

— Геология и сейчас перспективна?

— Показания усиливаются, но нет ничего, что указывало на структурное поднятие, антеклизу или соляной купол.

— Надеюсь на стратиграфическую ловушку. У нее самый высокий потенциал.

— «Дудлбаг» не может создать доходный песчаный остров, адмирал. Он может только найти его.

— Не меняй темы, но внимательно смотри в свое зеркало заднего вида. Я не смогу помочь, если вас поймают за нарушение границ на чужой стороне улицы.

— Хотел спросить вас, что можно сделать, чтобы аудитория не производила триангуляцию моих видеопередач?

— Один шанс к сорока.

— Что вы имеете в виду?

— Спутниковая коммуникационная сеть Государственного агентства подводных и морских научных исследований имеет прямую связь с сорока другими станциями. Все они принимают и одновременно транслируют ваши передачи. Запаздывание менее чем одна миллисекунда. Для любой станции, настроенной на эту передающую частоту, ваш голос и изображение поступают из сорока различных мест земного шара. Не существует возможности определения оригинала.

— Думаю, что с этим я смогу жить дальше.

— Оставляю тебя с твоим сэндвичем.

Если Питт и почувствовал пессимизм, то постарался не проявить его. Он сделал уверенное лицо и небрежно заметил:

— Не беспокойтесь, адмирал. Закон среднего обязательно сработает.

Сандекер смотрел, как фигура Питта исчезала с экрана. Затем встал со стула и вышел из помещения. Он поднялся на два лестничных пролета вверх в компьютерный отдел и прошел через охрану. В кабинете, отгороженном стеклянными стенами от остального помещения с включенными вычислительными машинами, человек в белом лабораторном халате изучал стопку компьютерных распечаток. Он смотрел поверх очков на приближающегося адмирала.

— Добрый день, доктор, — поздоровался Сандекер.

Доктор Рамон Кинг лениво ответил на приветствие, подняв карандаш вверх. У него было узкое мрачное лицо со светлой кожей, выступающая челюсть и клочковатые брови.

Доктор Кинг мог позволить себе такую неприглядную внешность. Он был гениальным творцом, разработчиком «Дудлбага».

— Все идет гладко? — спросил Сандекер, пытаясь завязать разговор.

— Зонд функционирует превосходно, — ответил Кинг.

— Точно так, как вчера, позавчера и две недели назад. Если у вашего детища начнут резаться зубки, вы будете первым, кто узнает об этом.

— Отсутствию новостей я предпочитаю хорошие новости.

Кинг отложил листы с распечаткой и посмотрел на Сандекера.

— Вы требуете не только луну, а еще и звезды. Зачем продолжать эту рискованную экспедицию? Успех «Дудлбага» уже доказан и признан. Он погружается глубже, чем мы имели право предполагать. Двери открытий, распахиваемые им, завораживают разум. Ради Бога, прекратите отговорки и сделайте его существование достоянием общественности.

— Нет, — взорвался в ответ Сендекер. — Только после всех испытаний.

— Что вы пытаетесь доказать? — настаивал Кинг.

— Я хочу доказать, что он значительно больше, чем напыщенный «рудознатец» или «волшебный жезл».

Книг поправил очки и вернулся к сканированию компьютерных данных.

— Я не азартный человек, адмирал, но так как вы принимаете на свои плечи всё бремя ответственности, я также оказываюсь втянутым в это дело, отлично зная, что окажусь в списке соучастников департамента юстиции, — он сделал паузу и посмотрел на Сандекера. — Я самым непосредственным образом заинтересован в успехе «Дудлбага». Мне бы очень хотелось увидеть, как он побьет рекорд. Но если что-нибудь будет не так и этих парней там в океане схватят, как воров ночью, то лучшее, на что мы можем рассчитывать, это то, что нас измажут дегтем и обваляют в перьях, а затем вышлют в Антарктиду. О самом худшем я и думать не желаю.

23

Спортивная общественность Вашингтона смотрела с подозрением на любовь Сандекера к утренним пробежкам.

Он был единственным бегуном, кого приходилось видеть с окурком сигары в стиле Черчилля, постоянно торчащим у него изо рта.

Он дымил всю дорогу до здания Государственного агентства подводных и морских научных исследований под утренним хмурым небом, когда полный человек в мятом костюме, сидевший на скамейке автобусной остановки, взглянул поверх газеты.

— Адмирал Сандекер, можно мне поговорить с вами?

Сандекер повернулся из любопытства, но не узнал советника президента по безопасности и продолжил свой путь.

— Позвоните мне, чтобы назначить встречу, — безразличным тоном ответил он, продолжая бежать. — Не люблю, когда нарушают мой темп.

— Пожалуйста, адмирал, я Ален Мерсьер.

Сандекер остановился, глаза сузились.

— Мерсьер?

Ален сложил газету и встал.

— Примите мои извинения за то, что я прерываю ваше утреннее упражнение, но, как я понимаю, вас очень трудно поймать для беседы.

— Ваш офис занимает более высокое положение, чем мой. Можно было просто приказать мне явиться в Белый дом.

— Не страдаю фанатической любовью к официальному протоколу, — ответил Мерсьер. — Неофициальная встреча, подобная этой, имеет свои преимущества.

— Равноценно тому, чтобы схватить свой источник информации, оторвав его от родной почвы, — сказал Сандекер, поймав на слове Мерсьера. — Коварная тактика. Иногда сам пользуюсь ею.

— По слухам, вы мастер коварной тактики.

На мгновение на лице Сандекера отразилось полное удивление. Затем он разразился смехом. Вытащил зажигалку из кармана своего пропотевшего костюма и зажег окурок сигары.

— Знаю, когда хотят взять надо мной верх. Вы ни за что не сможете провести меня, мистер Мерсьер. Что у вас на уме?

— Очень хорошо, предположим, вы расскажете мне о подводном аппарате.

— Подводном аппарате?

Адмирал слегка наклонил голову, движение, равноценное выражению полного удивления любым другим человеком.

— Превосходнейший инструмент, полагаю, вы знакомы с его задачей.

— Почему вы не расскажете мне?

Сандекер пожал плечами.

— Думаю, что вы можете называть его водным «волшебным жезлом» или «рудознатцем».

— Водные рудознатцы не стоят шестьсот восемьдесят миллионов долларов налогоплательщиков.

— Так что же точно вы хотите знать?

— Существует ли такой экзотический инструмент?

— Проект «Дудлбаг» — реальность, и, кстати, весьма успешная, могу добавить.

— Вы готовы объяснить его принцип действия и представить отчет о суммах, израсходованных на его разработку?

— Когда?

— При первой возможности.

— Дайте мне две недели, и я положу аппарат вам на колени аккуратно сложенным и упакованным.

Мерсьера нельзя было уговорить на это.

— Два дня.

— Знаю, о чем вы думаете, — серьезно сказал Сандекер. — Но обещаю, что нет никакой опасности скандала, до этого далеко. Верьте мне. Нужна еще минимум неделя. Я просто не смогу собрать всё вместе за меньшее время.

— Начинаю чувствовать себя соучастником в нечестной игре.

— Пожалуйста, только одну неделю.

Мерсьер посмотрел в глаза Сандекеру. «Боже мой, — подумал он, — человек действительно просит». Едва ли этого он ожидал. Мерсьер направился к своему водителю, который припарковался на небольшом расстоянии, и кивнул.

— Ладно, адмирал, у вас есть одна неделя.

— Вы заключили хорошую сделку, — сказал Сандекер с лукавой улыбкой.

Без лишних слов адмирал повернулся и продолжил свой утренний бег к штаб-квартире Государственного агентства подводных и морских научных исследований.

Мерсьер наблюдал, как невысокий человек становился всё меньше, удаляясь от него. Казалось, что он не замечал своего водителя, терпеливо ожидающего его перед машиной, держа дверь открытой.

Мерсьер стоял как вкопанный, внутри нарастала сводящая с ума уверенность, что его сделали.

24

Для Сандекера этот день оказался очень тяжелым. После неожиданной встречи с Мерсьером он предстал перед комитетом по бюджету сената, где отвечал на вопросы до восьми часов вечера, рассказывал о целях и достижениях Государственного агентства по подводным и морским научным исследованиям, просил, а в некоторых случаях требовал дополнительного финансирования для операций агентства. Он ненавидел это бюрократическое сборище.

После легкого обеда в клубе армии и военно-морских сил он вернулся в свою квартиру и налил себе стакан пахты.

Снял туфли и начал раздеваться, когда неожиданно зазвонил телефон. Он проигнорировал бы звонок, если не повернулся бы и не увидел, откуда звонят. Мигала красная лампочка прямой связи с Государственным агентством по подводным и морским научным исследованиям.

— Сандекер.

— Это Рамон Кинг. У нас проблема на «Дудлбаге».

— Поломка?

— Нет, не это, — ответил Кинг. — Система наблюдения засекла незваного гостя.

— Он сближается с нашим судном?

— Нет.

— Тогда, возможно, есть шанс, что это одна из наших подводных лодок, — оптимистически предположил Сандекер.

В голосе Кинга явно ощущалась тревога.

— Объект идет параллельным курсом, расстояние четыре тысячи метров. Есть основания полагать, что он преследует «Дудлбаг».

— Плохо.

— Я полностью контролировал ситуацию, когда компьютер дал более подробный анализ неизвестного пришельца.

Сандекер замолчал. Он медленно пил свою пахту, сосредоточенно размышляя, наконец, сказал:

— Позвони в службу безопасности и попроси найти Эла Джиордино. Хочу обсудить этот вопрос с ним.

С сомнением в голосе Кинг спросил:

— А разве Джиордино в курсе?

— Он знает, — заверил Сандекер Кинга. — Лично я кратко проинформировал его о проекте в самом начале на случай, если ему придется заменить Питта. Поторопись с этим делом, я буду через пятнадцать минут.

Адмирал повесил трубку. Стали сбываться его самые страшные опасения. Он пристально разглядывал белую жидкость в своем стакане, словно представлял себе, как таинственное судно выслеживает беззащитный «Дудлбаг».

Затем отставил стакан в сторону и поспешил к дверям, забыв, что на ногах только носки.

Глубоко под поверхностью моря Лабрадор недалеко от северной оконечности Ньюфаундленда в полной тишине Питт стоя изучал электронное изображение на экране монитора. Неопознанная подводная лодка следовала по внешним границам диапазона действия приборов «Дудлбага». Дирк нагнулся вперед, когда появилась строка данных. Затем внезапно экран дисплея погас, контакт был потерян.

Билл Ласки, оператор, повернулся к Питту и покачал головой.

— Прости, Дирк, наш гость довольно застенчивый. Он не хочет спокойно ждать, когда его просканируют.

Питт положил руку на плечо Ласки.

— Продолжай действовать. Рано или поздно он появится с нашей стороны забора.

Он прошел по рубке управления мимо сложного комплекса электронных приборов, бесшумно шагая по резиновому покрытию палубы. Сбросив трап на нижнюю палубу, он вошел в небольшое помещение, размеры которого не превышали площадь двух соединенных вместе телефонных будок.

Питт сел на край складной койки, развернул светокопию на небольшом письменном столе, склонился над ней, изучая структурную схему «Дудлбага».

Деформация при погружении была меньше того смелого значения, которое возникло в разуме Питта, когда он впервые увидел самое сложное в мире научно-исследовательское судно. Раньше никогда не создавалось ничего подобного для погружения в море.

Компактная форма «Дудлбага» выходила за рамки всякого воображения. Самое лучшее описание, которое подходит ему, звучит следующим образом: «внутренняя половина крыла самолета, стоящая вертикально» и «труба-лаз подводной лодки, потерявшей свой корпус». Короче говоря, это был кусок металла, который передвигался в вертикальном положении.

Для необычных обводов «Дудлбага» были свои причины. Принятая концепция была значительным прорывом в подводной технологии. В прошлом все механические и электронные системы встраивали в соответствии с пространственными ограничениями стандартного сигарообразного корпуса. Алюминиевую оболочку «Дудлбага», наоборот, строили вокруг приборного пакета.

Для экипажа из трех человека предусматривалось очень мало удобств. Люди требовались только для работы в чрезвычайных условиях или для ремонта. Судном автоматически управлял мозговой компьютерный центр в штабе Государственного агентства подводных и морских научных исследований в Вашингтоне, расположенном на расстоянии почти три тысячи миль.

— Не хочешь ли принять немного лекарства, чтобы прочистить горло?

Питт поднял голову и посмотрел на страдальческие покрасневшие глаза Сэма Квейла, электронного мага экспедиции. Квейл взял пару пластиковых стаканов и полпинты бренди, остатки которого едва покрывали донышко бутылки.

— Позор, — сказал Питт, не в силах подавить широкую улыбку. — Тебе известно, что правила запрещают алкоголь на борту научно-исследовательских кораблей.

— Не смотри на меня так, — ответил Квейл с мнимой невинностью. — Нашел это дьявольское изобретение, или то, что от него осталось, у себя в койке. Наверное, его забыл какой-нибудь странствующий рабочий строитель.

— Странно, — сказал Питт.

Квейл вопросительно посмотрел на него.

— Что странно?

— Совпадение.

Питт полез под подушку и вытащил бутылку шотландского виски «Белл», поднял ее. Она была наполовину полной.

— Странствующий рабочий строитель оставил ее и у меня в койке.

Квейл улыбнулся и передал чашки Питту.

— Если тебе всё равно, то оставлю свою для лечения.

Питт наполнил чашку и передал ее Квейлу. Затем снова сел на койку и медленно произнес:

— Что ты думаешь по поводу нашего незваного гостя, Сэм? Что может помешать ему вести преследование и изучать нас? Зачем эта игра в кошки-мышки?

Квейл отпил глоток шотландского виски и пожал плечами.

— По всей вероятности, конфигурацию «Дудлбага» не может вычислить система детектирования подводной лодки. Капитан, вне всяких сомнений, связался со своим штабом, запрашивая сводку о подводных судах в районе его патрулирования перед тем, как объявить нам о незаконном нарушении границы.

Квейл допил содержимое чашки и жадно смотрел на бутылку.

— Не возражаешь, если я выпью еще?

— Угощайся.

Квейл налил себе щедрую порцию виски.

— Я почувствую себя значительно безопаснее, если смогу определить, кто эти парни.

— Они не войдут в диапазон нашего сканирования. Больше всего меня удивляет, что они идут на четко выбранном расстоянии. Кажется, что они уходят на большую глубину и затем всплывают, словно дразнят нас.

— Нет ничего удивительного, — сказал Квейл, морщась, когда порция виски обожгла ему горло. — Их датчики чувствуют наши зонды. Они знают с точностью до метров, где исчезают наши сигналы.

Питт сел, его глаза сузились.

— Предположим… только предположим?..

Он не закончил фразу. Он почти выбежал из своей каюты, несясь вверх по трапу в помещение управления. Квейл проглотил еще виски и продолжал. Он никуда не бежал.

— Есть изменения? — спросил Питт.

Ласки покачал головой.

— Незваный гость продолжает свою игру.

— Постепенно отключай зонды. Возможно, они подойдут ближе. Когда они войдут на наш двор, ударь по ним всеми чувствительными приборами, которые у нас есть.

— Ты полагаешь, что можно заманить атомную подводную лодку, управляемую первоклассной командой профессионалов, с помощью такого детсадовского приема, как этот? — скептически спросил Квейл.

— Почему бы и нет? — широко улыбнулся дружеской улыбкой Питт. — Ставлю своё спиртное против твоего, что они пойдут на это.

Квейл взглянул как моряк, который только что продал лот береговой линии пустыни Гоби.

— Ты поставил.

В течение следующего часа всё шло как обычно. Экипаж следил за показаниями мониторов всех приборов и оборудованием. Наконец Питт посмотрел на часы и жестом указал в направлении Ласки.

— Перевести приборы в режим готовности, — приказал он.

— Системы готовы, — подтвердил Ласки.

— Отлично, засекай негодяя!

Ожил блок данных перед ними, на экране появились дистанционные данные.

«Контакт: 3480 метров.

Курс: пеленг один-ноль-восемь.

Скорость: десять узлов».

— Он попался на крючок!

Квейл не мог подавить возбуждение в своем голосе.

— Мы взяли его.

«Общая длина: 76 метров.

Ширина (приблизительно): 10, 7 метра.

Вероятное водоизмещение при погружении: 3 650 тонн.

Двигатель: один атомный реактор с водяным охлаждением.

Класс: „Амберджек“.

Флаг: „США“».

— Это один из наших, — сказал Ласки с явным облегчением.

— По меньшей мере, мы среди друзей, — пробормотал Квейл.

Глаза Питта оставались напряженными.

— Но мы еще не вышли из леса.

— Наш выслеживающий друг изменил курс на ноль-семь-шесть. Скорость увеличилась, — громко читал Ласки с экрана. — Сейчас он уходит от нас.

— Очень хотел бы ошибиться, — задумчиво сказал Квейл, — но похоже, что он готовится к нападению.

Питт посмотрел на него.

— Объясни.

— Несколько лет назад я работал в команде конструкторов, разрабатывающих системы подводного вооружения для военно-морских сил. Я узнал, что подводная лодка увеличивает скорость и отходит от мишени перед запуском торпеды.

— Подобно тому, как стреляют через плечо из револьвера, несясь из города на полном галопе.

— Хорошее сравнение, — сказал Квейл. — Современная торпеда напичкана ультразвуковыми, тепловыми и магнитными датчиками. После запуска она преследует цель с невероятной цепкостью. Если упускает ее при первом заходе, то кружит вокруг, делая попытки до тех пор, пока не попадет в цель. Именно поэтому подводная лодка-торпедоносец, определив, что лодка-мишень оснащена вооружением такого же типа, немедленно уходит из района обстрела.

На лице Питта появилось озабоченное выражение.

— На каком расстоянии от дна мы находимся?

— Двести тридцать метров, — ответил Ласки.

Питт так и не смог полностью перейти на метрическую систему мер. По привычке перевел эти данные в футы, получилось около 750 футов.

— А контур?

— Довольно неровный. Гористая местность, высота около пятнадцати метров.

Питт подошел к небольшому столу с картами, изучил карту морского дна. Затем сказал:

— Переключи на блокировку автоматической системы управления. Спускаемся ниже.

Ласки вопросительно смотрел на него.

— Наше агентство не одобрит, что мы выключили их систему управления.

— Мы находимся здесь. Вашингтон на расстоянии трех тысяч миль. Полагаю, будет лучше, если мы возьмем управление на себя, пока не узнаем, с чем нам приходится иметь дело.

По лицу Квейла было видно, что его мучают сомнения.

— Надеюсь, ты все-таки не думаешь, что на нас собираются напасть?

— До тех пор пока существует хотя бы один процент вероятности этого, я не собираюсь его игнорировать. — Питт кивнул Ласки. — Погружай нас глубже. Будем надеяться, что затеряемся в геологии морского дна.

— Мне нужен гидролокатор, чтобы не разбиться о выступающие горы.

— Пусть останется сфокусированным на подводной лодке, — приказал Питт. — Воспользуйся огнями и телевизионными мониторами. Используем визуальный контроль.

— Это неправильно, — сказал Квейл.

— Если бы мы плавали у берегов Сибири, неужели ты считаешь, что русские колебались бы, наносить нам удар или нет в том месте, где мы находимся?

— Пресвятая Матерь Божья! — выдохнул Ласки.

Питт и Квейл остолбенели, увидев собственными глазами, что на них охотятся, когда на экране монитора появились зеленые буквы.

«Чрезвычайное положение: КРИТИЧЕСКОЕ.

Новый контакт: пеленг один-девять-три.

Скорость: семьдесят узлов.

Состояние: неизбежное столкновение.

Время до компакта: одна минута одиннадцать секунд».

— Они ушли, но сделали это, — прошептал Ласки с видом человека, который увидел свою могилу. — Они выпустили в нас торпеду.

У Джиордино возникло дурное предчувствие, и он увидел его в глазах доктора Кинга и адмирала Сандекера, когда ворвался в дверь компьютерного зала.

Никто не поздоровался с ним. Они были полностью поглощены наблюдением за огромным электронным дисплеем, занимающим целую стену. Джиордино быстро понял неминуемость катастрофы.

— Остановить движение вперед, полный назад, — сказал он спокойно.

— Не могу, — беспомощно поднял руки Кинг. — Они отключили наше управление.

— Тогда передайте им это! — сказал Джиордино неожиданно резким голосом.

— Не имею возможности, — напряженно и глухо сказал Сандекер. — Отказ голосовой связи через спутник связи.

— Установите контакт через компьютеры.

— Да, да, — пробормотал Кинг, слабый проблеск понимания блеснул у него в глазах. — Я всё еще командую их вводом данных.

Джиордино наблюдал за экраном, считая последние секунды приближения торпеды, а Кинг наговаривал в голосовой блок связи, передающий сообщение на борт «Дудлбага».

— Питт ждал от тебя этого, — сказал Сандекер, кивая на экран.

Все вздохнули с облегчением, когда скорость погружаемого аппарата стала снижаться.

— Десять секунд до контакта, — сказал Джиордино.

Сандекер схватил телефон и закричал на потрясенного дежурного оператора.

— Свяжи меня с адмиралом Джо Кемпером, главнокомандующим военно-морскими операциями!

— Три секунды… две… одна…

В комнате воцарилась полная тишина; все боялись заговорить, первыми произнести слова, которые могли стать эпитафией погружаемому аппарату и его команде. Экран оставался темным. Затем появилась надпись.

— Мимо, — с тяжелым вздохом сказал Кинг. — Торпеда прошла мимо борта на расстоянии девяносто метров.

— Магнитные датчики не могут надежно настроиться на алюминиевый корпус «Дудлбага», — прокомментировал Сандекер.

Джиордино широко заулыбался, получив ответ Питта:

«Первый раунд. Выиграли по очкам.

Есть какие-нибудь блестящие идеи для второго раунда?»

— Торпеда кружит для следующего захода, — сказал Кинг.

— Какая у нее траектория?

— Кажется, идет по плоскому курсу.

— Скажите им, чтобы повернули «Дудлбаг» на бок, под углом к горизонтальной плоскости, направив киль в сторону торпеды. Это сократит площадь удара.

Сандекера соединили с одним из адъютантов Кемпера, лейтенантом-коммандером, сообщившим, что главнокомандующий военно-морскими операциями спит, его нельзя будить ни при каких обстоятельствах. С тем же успехом адъютант мог бросить пирожок в товарный поезд.

— Послушай меня, сынок, — сказал Сандекер своим угрожающим тоном, которым он славился. — Я адмирал Джеймс Сандекер, глава Государственного агентства подводных и морских научных исследований, у нас дело чрезвычайной важности. Самым настоятельным образом советую тебе дать телефон Джо, или следующая твоя командировка будут на метеостанцию на гору Эверест. Выполняй немедленно.

Через несколько минут в трубке раздался сонный голос адмирала Кемпера.

— Джим? Что, черт возьми, происходит?

— Одна из твоих подводных лодок только что атаковала мои научно-исследовательские корабли, в этом и есть проблема.

Кемпер отреагировал так, будто в него выстрелили.

— Где?

— В десяти милях от островов Баттон в море Лабрадор.

— Так это же в канадских водах.

— У меня нет времени для объяснений, — сказал Сандекер. — Прикажи своей подводной лодке уничтожить торпеды, пока у нас не произошла бессмысленная трагедия.

— Оставайся на связи, — сказал Кемпер. — Сейчас вернусь к тебе.

— Пять секунд, — напомнил Джиордино.

— Круг сужается, — заметил Кинг.

— Три секунды… две… одна…

Следующий интервал тянулся как черная патока, пока они ждали. Затем Кинг произнес:

— Еще один промах. На этот раз выше всего на десять метров.

— Сколько метров до морского дна? — спросил Джиордино.

— Тридцать пять метров — и всё. Наверное, Питт пытается спрятаться за скалами. Ситуация выглядит безнадежно. Рано или поздно торпеда проделает брешь у них в корпусе.

Сандекер замер, когда Кемпер вернулся на линию.

— Я говорил с начальником арктической обороны. Он посылает срочный сигнал командиру подводной лодки. Надеюсь, что он успеет вовремя.

— Ты не одинок в этой надежде.

— Извини за путаницу, Джим. ВМС США, как правило, сначала не стреляют, а задают вопросы. Но обнаружено неопознанное подводное судно близко к береговой линии Северной Америки. Кстати, что там делает твой корабль?

— Военно-морские силы не единственные, кто проводит секретные работы, — сказал Сандекер. — Благодарю за содействие.

Он повесил трубку и уставился на экран.

Торпеда бороздила глубины с целью убить, это было задано ее электронному мозгу. Головка детонатора была в пятнадцати секундах от «Дудлбага».

— Погружайтесь, — громко умолял Кинг. — Двенадцать метров до дна. Боже, они не собираются делать это.

Разум Джиордино метался в поисках дополнительных вариантов спасения, но их не оставалось. Спасение было невозможно. Если торпеда не будет уничтожена в следующие несколько мгновений, «Дудлбаг» и три человека внутри него останутся в море навсегда.

Во рту у него пересохло. На этот раз он вел обратный отсчет времени. Во время стресса люди воспринимают странные вещи, которые не соответствуют месту и времени, с необычной ясностью. Джиордино недоумевал, почему он сразу не заметил, что на ногах Сандекера не было вообще никакой обуви.

— На этот раз она собирается попасть в цель, — сказал Книг.

Это была простая констатация факта, не более. На лице отсутствовали вообще какие-либо эмоции, кожа словно выцвела, побелела, когда он поднес руки к глазам, отгораживаясь от экрана.

Компьютеры не передавали никаких звуков, когда торпеда врезалась в «Дудлбаг». Безучастные аппараты не зафиксировали взрыва или скрежета металла, превращающегося в искореженный металлолом. Они не реагировали на крики задыхающихся людей, умирающих в черных и ледяных глубинах.

Одна за другой отключались бездушные машины. Свет экранов померк, терминалы остывали. Они стали безмолвными.

Для них «Дудлбаг» более не существовал.

25

Мерсьер не ощущал энтузиазма по поводу того, что он должен сделать. Ему нравился Джеймс Сандекер, он уважал искренность этого человека и прямолинейность работы организации. Но он не мог отложить немедленный запрос относительно потери «Дудлбага». Он позволил себе не ждать и пошел на риск нарушения безопасности, что заставит средства массовой информации рыскать, подобно стервятникам. Ему нужно было быстро сформулировать планы, чтобы провести адмирала и Белый дом через всю эту неприятность, не вызывая общенационального гневного протеста.

По внутренней связи раздался голос секретаря.

— Прибыл адмирал Сандекер, сэр.

— Пусть войдет.

Мерсьер почти ожидал увидеть человека, измученного бессонницей, человека, страдающего из-за ненужных смертей и трагедии, но он ошибся.

Сандекер, в адмиральской форме, застегнутой на все пуговицы, украшенной галунами, вошел в кабинет крупным уверенным шагом. Только что раскуренная сигара в уголке рта надежно зажата зубами. Глаза сверкали обычным блеском величия и превосходства. Вид у него был стильный.

— Прошу садиться, адмирал, — сказал Мерсьер, поднимаясь со стула. — Заседание Совета безопасности начнется через несколько минут.

— Имеете в виду инквизицию, — сказал Сандекер.

— Совсем нет. Президент просто желает знать все факты, стоящие за разработкой «Дудлбага», и расставить события последних тридцати шести часов в правильном порядке.

— Вы не теряете времени. Не прошло и восьми часов, как погибли мои люди.

— Это большое несчастье.

— Как еще вы можете назвать это?

— Я не жюри, — спокойно сказал Мерсьер. — Хочу, чтобы вы знали: я искренне сожалею, что проект не удался.

— Готов нести ответственность.

— Мы не ищем козла отпущения, хотим знать лишь факты, которые вы так не хотите раскрыть.

— У меня есть свои причины.

— Нам будет очень интересно выслушать их.

Раздался телефонный звонок внутренней связи.

— Да?

— Все ждут вас.

— Уже идем.

Мерсьер направился к двери.

— Пойдемте.

Они вошли в зал заседаний Белого дома. Синий ковер соответствовал драпировке. На северной стене над камином висел портрет Гарри Трумена. Президент сидел в центре огромного овального стола из красного дерева, спиной к террасе, с которой открывался вид на розарий. Прямо напротив вице-президент делал заметки в блокноте. Присутствовали адмирал Кемпер, министр энергетики доктор Рональд Клейн, госсекретарь Дуглас Оутс и директор ЦРУ Мартин Броган.

Президент подошел и тепло поздоровался с Сандекером.

— Приятно видеть вас, адмирал. Прошу садиться, устраивайтесь удобнее. Полагаю, что вы знакомы со всеми присутствующими.

Сандекер кивнул и сел на свободный стул в конце стола. Он сидел в одиночестве, на расстоянии от остальных.

— А сейчас, — сказал президент, открывая заседание, — надеюсь, вы расскажете нам о вашем таинственном «Дудлбаге».

Секретарь Дирка Питта Зерри Почински вошла в компьютерный зал с чашкой кофе и сэндвичем на подносе. На глазах были слезы. Трудно смириться со смертью босса. Зерри еще полностью не осознала потерю такого близкого человека. Но она точно знала, что почувствует это позднее, когда останется одна.

Джиордино сидел верхом на стуле, локти и подбородок лежали на спинке. Он, не отрывая взгляда, смотрел на ряд бездействующих компьютеров.

Она села рядом с ним.

— Ваш любимый, — тихо сказала она. — Копченая говядина с приправами на пшеничном хлебе.

Джиордино отказался от сэндвича, но выпил кофе. Кофеин не помог смягчить чувство разочарования и безысходности, вызванные смертью Питта и всех остальных, и злости на собственное бессилие предотвратить это.

— Почему бы вам не пойти домой и немного поспать, — сказала Зерри. — Оставаясь здесь, всё равно ничего не добьетесь.

Джиордино заговорил, словно в трансе:

— Мы с Питтом прошли через многое.

— Да, знаю.

— Мы играли вместе в футбол в средней школе. Он был самым сильным и непредсказуемым полузащитником в лиге.

— Вы забыли, что я присутствовала, когда вы вдвоем предавались воспоминаниям. Могу всё воспроизвести слово в слово.

Джиордино повернулся к ней и улыбнулся.

— Неужели мы были настолько плохи?

Зерри в ответ улыбнулась сквозь слезы.

В дверь вошла команда компьютерных техников. К Джиордино подошел начальник.

— Извините, что прерываю вас, но у меня приказ закончить работу над проектом и отправить аппаратуру в другой отдел.

— Вовремя стереть все доказательства, не так ли?

— Сэр?

— Ты уточнил это у доктора Клейна?

Служащий торжественно кивнул головой.

— Два часа назад. Перед тем как он вышел из здания.

— Пойдемте, — сказала Зерри. — Я помогу.

Джиордино покорно встал на ноги и потер свои разболевшиеся глаза. Он открыл дверь и жестом пригласил Зерри выйти первой. Пошел за ней, но на пороге внезапно остановился.

Он едва не пропустил это. Позднее он так и не смог понять, какой необъяснимый позыв заставил его обернуться, чтобы бросить последний взгляд.

Мерцание света было настолько мгновенным, что он не заметил бы его, если глаза не смотрели бы в нужном направлении в нужный момент. Он закричал на техника, который только что отключил питание.

— Включить все снова!

— Зачем? — требовательно спросил техник.

— Проклятье! Включи питание немедленно!

Одного взгляда на искаженные черты лица Джиордино было вполне достаточно. На этот раз вопросов не последовало. Техник выполнил, что ему приказали.

Внезапно зал потерял свои размеры. Все вспоминают, что стали свидетелями рождения какого-то фантастического видения. Все, кроме Джиордино. Он замер на месте, губы растянулись в удивленной, радостной улыбке.

Один за другим оживали все компьютеры.

— Позвольте мне поставить вопрос прямо, — сказал президент с сомнением на лице. — Вы говорите, что «Дудлбаг» способен видеть сквозь десять миль сплошной коренной породы?

— И распознавать более пятидесяти различных минералов и следовые концентрации металлов в них, — ответил Сандекер, не моргнув глазом. — Да, господин президент, я говорил именно это.

— Не думаю, что это возможно, — сказал директор ЦРУ Броган. — Электромагнитные приборы обладают ограниченными возможностями измерения удельного сопротивления подземных минералов, безусловно, ничего похожего на этот названный масштаб.

— Почему исследования для проекта такого значения и последующая разработка проводились без уведомления президента и конгресса? — задал вопрос вице-президент.

— Прежний президент знал, — объяснил Сандекер. — У него была страсть к поддержке футуристических концепций. Он секретно финансировал тайно задуманный проект танка, названный «Мета-секцией». Ученые «Мета-секции» и разработали «Дудлбаг». Под покровом секретности планы передали в Государственное агентство подводных и морских научных исследований. Президент обеспечил поступление финансирования, мы построили его.

— И он действует? — давил президент.

— Доказательства положительные, — ответил Сандекер.

— В наших первоначальных испытаниях обнаружены залежи золота, марганца, хрома, алюминия и, по меньшей мере, десятка других элементов, включая уран, доступных для промышленной разработки и добычи.

На лицах людей вокруг стола появились различные выражения. Президент странно смотрел на Сандекера. Лицо адмирала Кемпера сохраняло безмятежность. Остальные явно не верили ни единому слову.

— Вы даже предполагаете, что можете определить объем залежей, а также дать оценку стоимости? — с сомнение в голосе спросил Дуглас Оутс.

— За считанные минуты после обнаружения элемента или минерала «Дудлбаг» дает точную оценку данных запасов руды, проектную стоимость разработки, возможный доход и точные координаты месторождения.

Если аудитория Сандекера изначально была настроена скептически, то сейчас она выражала полное недоверие. Министр энергетики Клейн задал вопрос, который был у всех на уме:

— Как действует этот аппарат?

— Тот же самый основной принцип радара или морских глубинных эхолотов с тем исключением, что «Дудлбаг» передаст резко сфокусированный, концентрированный импульс энергии. Этот высокоэнергетический луч, теоретически аналогичный радиостанции, передающей различные оттенки звука по воздуху, выдает различные частоты сигналов, которые отражаются от геологических формаций, встречающихся ему. Мои инженеры называют это модуляций развертки. Можно сравнить это с криком в каньоне. Когда голос сталкивается со стеной коренной породы, вы слышите далекое эхо. Но если на пути встречаются деревья и другая растительность, то поступает приглушенное эхо.

— Но я так и не понимаю, как он может определять отдельные минералы, — сконфуженно спросил Клейн.

— Каждый минерал, каждый элемент в составе земли резонирует на своей собственной частоте. Медь резонирует на частоте около двух тысяч герц. Железо на частоте две тысячи двадцать герц. Цинк на частоте четыре тысячи. Глина, коренные породы и песок дают свои собственные отклики, определяющие качество сигнала, который поступает на их поверхность и отражается от нее. На дисплее компьютера изображение похоже на яркий поперечный разрез земли, потому что различные формации закодированы цветом.

— А глубина залежи полезного ископаемого определяется по времени запаздывания сигнала, — прокомментировал адмирал Кемпер.

— Вы правы.

— Мне кажется, что сигнал слабеет и искажается по мере углубления в недра, — сказал Мерсьер.

— Да, — подтвердил Сандекер. — Луч теряет энергию по мере прохождения через различные слои земли. Но, регистрируя каждый слой во время прохождения луча, мы научились ожидать и понимать различные отражения. Мы называем это отслеживанием плотности. Компьютеры анализируют и передают откорректированные данные в цифровой форме.

Президент беспокойно заерзал на стуле.

— Это кажется совершенно невозможным.

— Но, тем не менее, это совершенно реально, — сказал Сандекер. — Дело сводится к тому, джентльмены, что флот из десяти «Дудлбагов» может исследовать все дно мирового океана за пять лет.

В зале воцарилась полная тишина. Затем Оутс с уважением пробормотал:

— Боже, непостижимый потенциал.

Директор ЦРУ Броган спросил, наклоняясь через стол:

— Существует ли хоть малая возможность, что русские разрабатывают аналогичный аппарат?

Сандекер отрицательно покачал головой.

— Не думаю. Всего несколько месяцев назад у нас не было технологии для совершенствования высокоэнергетического луча. Им потребуется десятилетие, чтобы догнать нас.

— Еще один вопрос, — сказал Мерсьер. — Почему выбрано море Лабрадор? Почему испытания «Дудлбага» не проводятся на нашем континентальном шельфе?

— Я полагал, что лучше всего провести испытания в изолированном районе, удаленном от оживленного морского движения.

— Но почему так близко к канадским берегам?

— «Дудлбаг» наткнулся на признаки нефти.

— Нефти?

— Да. След ведет в пролив Гудзона на севере Ньюфаундленда. Я приказал «Дудлбагу» отклониться от заданного курса и проследовать в канадские территориальные воды. Ответственность за потерю моего самого дорогого друга, его экипажа и научно-исследовательского подводного аппарата лежит только на мне одном. Больше никто не виноват.

Адъютант бесшумно вошел в зал и предложил кофе. Подойдя к Сандекеру, он положил около его локтя записку. В ней говорилось:

«Нужно срочно увидеться. Джиордино».

— Может быть, следует объявить короткий перерыв, — сказал Сандекер. — У одного из моих служащих есть новая информация о трагедии.

Президент бросил на него понимающий взгляд и кивнул в сторону двери.

— Конечно. Пусть он присоединяется к нам.

Джиордино провели в зал заседаний, его лицо сияло.

— Появился «Дудлбаг» и все, находящиеся на борту, — выпалил он без преамбулы.

— Что случилось? — воскликнул Сандекер.

— Торпеда ударилась о выступающие горы в пятидесяти метрах от погружаемого аппарата. Толчок вызвал короткое замыкание главных терминалов. Для устранения неполадок Питту и его людям потребовалось время, около часа назад они закончили ремонт и восстановили связь.

— Никто не ранен? — спросил адмирал Кемпер. — Корпус остался герметичным?

— Синяки и ушибы, — ответил Джиордино как в телеграмме. — Один сломанный палец. О протечках сообщений нет.

— Слава Богу, они целы, — сказал президент, и все заулыбались.

Джиордино более не мог оставаться сдержанным.

— Я не сказал о самом приятном.

Сандекер вопросительно посмотрел на него.

— Самом приятном?

— Сразу после того, как были восстановлены компьютеры, анализаторы словно сошли с ума. Поздравления, адмирал. «Дудлбаг» нашел прадедушку стратиграфических ловушек.

Сандекер напрягся.

— Они нашли нефть?

— Первоначальные данные дают основания предполагать наличие месторождения на площади длиной девяносто пять миль на три четверти мили шириной. Перспектива добычи потрясающая. Общий запас оценивается в восемь миллиардов баррелей нефти.

Никто из сидящих за столом не мог вымолвить ни слова. Могли лишь продолжать сидеть, размышляя над безграничными последствиями этого открытия.

Джиордино открыл атташе-кейс и передал Сандекеру стопку бумаг.

— У меня не было времени перевязать ее ленточкой, но здесь предварительные цифры, расчеты и перспективы, включая оценочную стоимость бурения и добычи. Доктор Кинг составит краткий отчет после того, как «Дудлбаг» завершит более подробное обследование месторождения.

— Куда точно попала торпеда? — спросил Клейн.

Джиордино развернул морскую карту на столе перед президентом. Начал карандашом показывать курс, по которому следовал «Дудлбаг».

— После близкого промаха торпеды экипаж выполнил маневры уклонения. На борту не знали о том, что подводной лодке дан приказ прекратить атаку. Уходя на северо-запад по дуге из моря Лабрадор, они держались ближе к морскому дну, проходя по проливу Грей южнее островов Баттон, и вошли в залив Унгава. Здесь, — Джиордино сделал паузу, чтобы отметить место на карте, — они открыли нефтяное месторождение.

В глазах президента сразу исчезло радостное возбуждение.

— Значит, оно не около берегов Ньюфаундленда?

— Нет, сэр. Граница, проходящая по периферии Ньюфаундленда, заканчивается в точке земли на входе в пролив Грей. Месторождение нефти открыто в водах Квебека.

На лице президента появилось выражение полного разочарования. Он и Мерсьер смотрели друг на друга с абсолютным пониманием.

— Из всех мест во всем северном полушарии, — сказал президент почти шепотом, — оно почему-то оказалось именно в Квебеке.

Часть III СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЙ ДОГОВОР

Апрель 1989 г. Вашингтон 26

Питт бросил заметки Хейди по Североатлантическому договору в кейс и кивнул, когда стюардесса авиалинии проверяла, застегнуты ли ремни безопасности и находится ли спинка его кресла в вертикальном положении. Он помассировал виски, бесполезно стараясь избавиться от головной боли, которая беспокоила его с тех пор, как он сделал пересадку в аэропорту Сент-Джонса на острове Ньюфаундленд.

Сейчас, когда уже закончены изнурительные морские испытания «Дудлбага», небольшое научно-исследовательское судно подняли на корабль-носитель и отправили в Бостон на ремонт и модификацию. Билл Ласки и Сэм Квейл сразу же отправились в недельный отпуск к своим семьям. Питт завидовал им. Он не мог позволить себе роскошь отдыхать. Сандекер приказал ему вернуться в штаб Государственного агентства подводных и морских научных исследований для доклада об экспедиции из первых уст.

Шасси самолета коснулись взлетно-посадочной полосы Национальногоаэропорта Вашингтона за несколько минут до семи часов. Питт оставался в своем кресле, пока остальные пассажиры преждевременно толпились в проходах. Дирк вышел из самолета последним, заранее зная, что все равно придется ждать багаж.

Он нашел свою машину, красный «форд-кобра» 1966 года, на стоянке, где ее оставила его секретарь. К рулю была прикреплена записка:

«Дорогой босс,

добро пожаловать домой.

Простите, что не осталась, чтобы встретить вас, но у меня свидание. Спокойно поспите сегодня.

Я сказала адмиралу, что ваш самолет прилетит не раньше, чем завтра вечером. Оставьте этот день для себя.

Зерри.

P. S. Совершенно забыла, как управлять большой старой машиной. Забавно, забавно, но какой большой расход газа на милю!»

Питт улыбнулся, включил стартер, с удовольствием прислушиваясь, как оживает двигатель объемом 427 кубических дюймов. Ожидая, пока показания температурного датчика установятся на стрелке «тепло», прочитал записку второй раз.

Зерри Почински была жизнерадостной девушкой, на хорошеньком личике почти всегда заразительная улыбка, карие глаза озорные и теплые. Ей тридцать, никогда не была замужем, загадка для Питта, полненькая. Длинные, желтовато-коричневые волосы спадают ниже плеч. Он подумывал о романе с ней. Довольно часто получал сдержанные сигналы. Но, к сожалению, Дирк давно понял, что того, кто вступает в игры со своими служащими, ожидают неприятности.

Питт прогнал ее образ и включил передачу. Старая двухместная «кобра» со складывающейся крышей рванула с места и, визжа шинами, выехала на магистраль, ведущую от аэропорта. Он повернул от столичного города и направился на юг вдоль реки Потомак. Двигатель работал без усилий, когда Питт обогнал поток малолитражек, движущихся в хвосте оживленного вечернего движения.

В небольшом городке Гаага он свернул с магистрали и поехал по узкой дороге к Коулз-Пойнт. Когда показалась река, он начал изучать имена на сельских почтовых ящиках. В свете фар появилась пожилая женщина, прогуливающая крупного ирландского сеттера.

Питт остановил машину и выглянул в пассажирское окно.

— Прошу прощения, покажите, пожалуйста, дорогу к дому Эссекса.

Она подозрительно посмотрела на Питта и указала в направлении, откуда он приехал. — Вы пропустили его дом еще полмили назад. Ворота с железными львами. — Да, вспоминаю, что видел их.

Питт еще не успел пойти на разворот, как женщина наклонилась к открытому окну.

— Вы не застанете его дома. Мистер Эссекс уехал дней пять назад.

— Знаете, когда он вернется? — спросил Питт.

— Кто же знает? — она пожала плечами. — Он часто закрывает дом и уезжает в Палм-Спрингс в это время года. Ему легко, он один. Единственный способ узнать, что он уехал в пустыню, — это его переполненный почтовый ящик.

Из всех людей, у которых он мог спросить дорогу, Питт выбрал соседку-сплетницу.

— Спасибо, — сказал он. — Вы мне очень помогли.

Внезапно морщинистое лицо женщины превратилось в маску дружелюбия, ее голос стал слащавым.

— Если у вас для него сообщение, можете оставить его мне. Я уж обязательно передам. Обычно забираю всю его корреспонденцию. И газеты.

Питт взглянул на нее.

— Он не просит прекратить доставку газет?

Она покачала головой.

— Ему всё равно, доставляют их или нет. Когда на днях мой мальчик работал на прудах, то говорит, что видел, как пар шел из вентиляционных отверстий дома Эссекса. Можете представить — уехал, не отключив отопление. Ненужный расход, особенно учитывая дефицит энергии.

— Вы сказали, что мистер Эссекс живет один?

— Жена умерла десять лет назад, — ответила болтливая соседка. — Трое детей разбросаны по всему свету. Вряд ли пишут бедняге.

Питт еще раз поблагодарил ее и закрыл окно, не давая женщине возможности снова просунуть голову.

Ему не нужно было смотреть в зеркало обратного вида: Дирк знал, что она следила за машиной, пока он не повернул в проезд к дому Эссекса.

Питт проехал мимо деревьев, припарковал «кобру» перед домом и заглушил двигатель, но фары оставил включенными. Посидел немного в машине, слушая приглушенные гудки с другого берега реки в Мэриленде. Ночь была ясная и прохладная. Огни сверкали на реке, как рождественские украшения.

Дом стоял темный и безмолвный.

Питт обошел вокруг гаража. Поднял главную дверь на хорошо смазанных шарнирах и, заглянув в гараж, увидел два автомобиля, стоящих носом к воротам, полированные детали на решетках и бамперах сверкали, освещенные фарами «кобры». Одна из машин была компактным, крошечным «фордом» с передним двигателем, высокоэкономичная модель. Вторая — более старый «кадиллак-броухем», одна из последних моделей больших машин. Обе были покрыты тонким слоем пыли.

Интерьер «кадиллака» в идеальном порядке, одометр показывал только 6400 миль. Обе машины выглядели совершенно новыми, словно из демонстрационного зала; даже под крыльями не было дорожной грязи. Питт начал постепенно проникать во внутренний мир Эссекса. Судя по заботливому уходу, у бывшего посла была страсть к автомобилям. Он был дисциплинированным и педантичным человеком.

Дирк закрыл дверь гаража и повернулся к дому. Сын встретившейся ему женщины прав. Отдельные клубы беловатого пара поднимались из вентиляционных труб на крыше, исчезая в потемневшем небе. Он подошел к парадному входу, нашел кнопку звонка и нажал ее. Ответа не последовало, никакого движения за окнами, занавески которых не были задернуты. Только потому, что это было естественно, он нажал ручку двери.

Она открылась.

Питт удивился. Незапертая входная дверь не предусматривалась; также не предусматривался запах разложения, проникающий через порог и бьющий в ноздри.

Он вошел внутрь, оставляя за собой дверь открытой. Нашел выключатель и включил свет. В прихожей никого не было, никого не было и в соседней столовой. Он начал быстро осматривать дом, начиная со спален наверху. Казалось, что ужасный запах преследует его повсюду. Нельзя было определить, откуда он исходит. Питт спустился вниз и проверил гостиную и кухню. Он едва не пропустил кабинет, полагая, что закрытая дверь ведет в туалет.

Джон Эссекс сидел в очень мягком кресле, рот открыт, голова на боку, застыла в агонии, очки гротескно свисают с уха. Когда-то блестящие голубые глаза потухли и ввалились в череп. Разложение началось очень быстро, потому что термостат в комнате был установлен на 75° по Фаренгейту. Пожилой человек продолжал сидеть в такой позе, не обнаруженный никем в течение месяца, скоропостижно умерев, как потом установит коронер, в результате образования тромба в артерии. В течение двух первых недель тело позеленело и раздулось, оторвав пуговицы от рубашки Эссекса. Затем после свертывания и испарения внутренних жидкостей труп стал сжиматься и высыхать, кожа затвердела до состояния дубленой.

На лбу Питта выступил пот. Он был на грани потери сознания от спёртого воздуха и зловония в помещении. Прижав носовой платок к носу и пытаясь сдержать рвоту, он опустился на колени перед трупом Джона Эссекса. На коленях лежала книга; на уголке обложки выгравирована лапа с когтями. Холодный палец жуткого трупа был направлен к шее Питта. Ему и раньше приходилось сталкиваться со смертью, но у него всегда была одна и та же реакция: чувство отвращения, которое постепенно уступало место пугающему пониманию, что когда-нибудь и он сам превратится в разлагающийся труп в кресле.

Испытывая сомнения, словно опасаясь, что Эссекс может проснуться, осторожно взял книгу. Затем включил настольную лампу и пролистал страницы. Похоже, что это некое подобие дневника или личного журнала. Посмотрел на заглавие. Казалось, что слова выступают вверх из пожелтевшей бумаги.

Личные наблюдения

Ричарда Эссекса.

Апрель 1914 г.

Питт сел за письменный стол и начал читать. Приблизительно через час встал и посмотрел на останки Джона Эссекса, отвращение сменилось выражением, полным жалости.

— Несчастный старый дурак, — сказал он с печалью в глазах.

Затем выключил свет и ушел, оставляя бывшего посла в Англии снова одного в темной комнате.

27

Воздух стал тяжелым от запаха черного пороха, когда Питт шел позади ряда энтузиастов стрельбы из ружей, заряжаемых со ствола, на стрельбище в окрестностях Фредериксберга, штат Виргиния. Остановился около лысого человека, который сидел, перегнувшись через скамейку, напряженно вглядываясь в прицел ружья длиной сорок шесть дюймов.

Джо Эпштейн, журналист газеты «Балтимор сап» в течение рабочего времени и настойчивый стрелок черным порохом по уик-эндам, осторожно спустил курок. Последовал резкий звук выстрела, вслед за которым появился небольшой черный дымок. Эпштейн проверил попадание взглядом в телескоп и начал снова насыпать порох в ствол.

— Пока ты заряжаешь ружье, индейцы будут уже рядом, — сказал Питт с широкой улыбкой.

Глаза Эпштейна засияли, как только он узнал Питта.

— Знай, что я могу выстрелить четыре раза в минуту, если захочу.

Он проталкивал свинцовый шарик в ствол.

— Пытался дозвониться до тебя.

— Был в отъезде, — коротко сказал Питт.

Кивнув в сторону ружья, спросил:

— Что это?

— Кремневое ружье. Семьдесят пятый калибр. Было на вооружении английских солдат во время Войны за независимость.

Он передал ружье Питту.

— Хочешь попробовать?

Питт сел на скамью и прицелился в мишень на расстоянии двух сотен ярдов.

— Тебе удалось что-нибудь откопать?

— В газетном офисе есть микрофильм с обрывками информации.

Эпштейн положил немного пороха в углубление затвора.

— Задачка в том, чтобы не вздрогнуть, когда воспламенится порох в затворе.

Питт оттянул механизм затвора. Затем прицелился и спустил курок. Запал воспламенился почти у него на глазах и пошел по стволу. Заряд в стволе взорвался мгновеньем позже, отдача в плечо была такой, словно его протаранил копер.

Эпштейн пристально смотрел в телескоп.

— Восемь дюймов от неподвижного центра. Совсем неплохо для городского парня.

По громкой связи объявили о прекращении стрельбы. Стрелки отложили свое оружие и направились вперед для замены мишеней.

— Пойдем, и я расскажу тебе, что нашел.

Питт молча кивнул и пошел за Эпштейном по склону к участку с мишенями.

— Ты дал мне два имени, Ричард Эссекс и Харви Шилдс. Эссекс был младшим госсекретарем. Шилдс — его британский коллега, заместитель министра министерства иностранных дел. Оба усердно работали. Очень небольшая общественная известность. Выполняли свою работу за сценой. Очевидно, были теневыми фигурами.

— Ты только тянешь время. Должно быть больше.

— Совсем мало. Насколько мне известно, они никогда не встречались, по меньшей мере, в своих официальных ролях.

— У меня есть фотография, на которой они вместе выходят из Белого дома.

Эпштейн пожал плечами.

— Мое четырехсотое ошибочное заключение за год.

— Что произошло с Шилдсом?

— Он утонул на борту «Императрицы Ирландии».

— Мне известно об «Императрице». Пассажирский лайнер, затонувший в реке Святого Лаврентия после столкновения с норвежским угольщиком. Погибло более тысячи человек.

Эпштейн кивнул.

— Никогда не слышал об этом, пока не прочитал некролог Шилдса. Это было одной из самых страшных катастроф века.

— Странно. «Императрица», «Титаник», «Лузитания». Все погибли друг за другом в течение трех лет.

— Как бы то ни было, но тело так и не нашли. Его семья отслужила поминальную службу в какой-то небольшой деревушке в Уэльсе с непроизносимым названием. Вот и всё, что я могу сказать о Харви Шилдсе.

Они подошли к мишеням. Эпштейн принялся их изучать.

— Сгруппированы на шести дюймах, — сказал он. — Совсем неплохо для старого стрелка.

— Пуля семьдесят пятого калибра делает большую дыру, — сказал Питт, рассматривая пробитую мишень.

— Представь, что она делает с человеком.

— Лучше не стоит.

Эпштейн заменил мишень, и они пошли обратно к линии огня.

— Так что же об Эссексе? — спросил Питт.

— Что я могу рассказать тебе, чего бы ты еще не знал?

— Для начала — как он умер.

— Крушение поезда, — ответил Эпштейн. — Над рекой Гудзон разрушился мост. Сто человек погибло. Эссекс был одним из них.

Питт задумался.

— Где-то в забытых записях округа, в котором произошло крушение, должны быть зарегистрированы травмы, обнаруженные на теле.

— Маловероятно.

— Почему ты так говоришь?

— А вот сейчас мы подошли к самой интригующей параллели между Эссексом и Шилдсом.

Он сделал паузу и посмотрел на Питта.

— Оба погибли в один и тот же день. Двадцать восьмое мая тысяча девятьсот четырнадцатого года, ни одно из тел не найдено.

— Прекрасно, — вздохнул Питт. — Дождь так и не начался. Но я не ожидал, что всё до такой степени продумано.

— Расследование прошлого никогда не…

— Совпадение дня смерти Эссекса и Шилдса кажется нереальным. Не был ли это заговор?

Эпштейн покачал головой.

— Сомневаюсь в этом. Происходят непонятные вещи. К тому же, зачем топить корабль и убивать тысячу душ, когда можно просто сбросить за борт Шилдса где-нибудь посреди Атлантического океана?

— Конечно, ты прав.

— Ты не хочешь рассказать мне, ради чего вся эта затея?

— Сам еще не знаю, во что всё это выльется.

— Если в этом есть то, что достойно освещения в печати, надеюсь, ты посвятишь меня.

— Слишком рано говорить о гласности. Возможно, за этим вообще ничего не стоит.

— Я слишком давно знаю тебя, Дирк. Ты никогда не занимаешься тем, что не имеет никакого значения.

— Давай просто скажем, что я любитель исторических тайн.

— В таком случае, у меня для тебя есть еще одна.

— Отлично, выкладывай.

— Дно реки под мостом драгировали в течение месяца и более. Не удалось поднять ни одного тела пассажира или членов команды.

Питт пристально смотрел на Эпштейна.

— Не верю этому. Могло же течение вынести на берег хоть несколько тел.

— Это только половина того, что удалось узнать, — осторожно сказал Эпштейн. — Не нашли также и поезд.

— Господи Иисусе!

— Только из профессионального любопытства я прочитал материал о «Манхеттен лимитед», так он назывался. Водолазы спускались под воду в течение многих недель после трагедии, но достать ничего не смогли. Сообщали, что паровоз и все вагоны поглощены зыбучими песками. Директора Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек» истратили целое состояние, пытаясь найти хотя бы следы крушения поезда. Ничего не добились и, в конце концов, бросили заниматься этим. Вскоре после этого вся линия перешла в ведомство «Нью-Йорк сентрал».

— И дело этим кончилось.

— Нет, не совсем, — ответил Эпштейн. — Говорят, что этот поезд до сих пор появляется, как призрак.

— Ты шутишь.

— Честное слово. Местные жители в долине реки Гудзон клянутся, что видели, как призрачный поезд поворачивает с берега и направляется к старому мосту перед тем, как исчезнуть. Естественно, всё это происходит после наступления темноты.

— Разумеется, — ответил Питт с сарказмом. — Ты забыл еще полнолуние и леденящие душу вопли.

Эпштейн пожал плечами, затем рассмеялся.

— Думал, что тебе придется по душе налет таинственности.

— У тебя есть все эти россказни в напечатанном виде?

— Конечно. Думал, что тебе они понадобятся. Пять фунтов материала о катастрофе «Императрицы» и о расследованиях, проведенных относительно разрушения моста над рекой Гудзон. Мне удалось найти адреса и имена тех немногих людей, которые занимаются частным расследованием катастроф кораблей и крушений поездов. Всё это аккуратно упаковано в конверт и лежит в машине.

Эпштейн направился к стоянке стрельбища.

— Сейчас принесу.

— Ценю потраченное тобой время и вложенные усилия.

Эпштейн серьезно посмотрел на него.

— Еще один вопрос, Дирк, ты должен мне это.

— Да, я должен тебе это, — подтвердил Питт.

— Это проект Государственного агентства по подводным и морским научным следованиям или твоя собственная затея?

— Исключительно личное дело.

— Понимаю, — сказал Эпштейн, глядя в землю и подкидывая ногой камушек. — Ты знаешь, что недавно нашли мертвым потомка Ричарда Эссекса?

— Джона Эссекса. Да, знаю.

— Один из наших репортеров писал об этом. — Эпштейн сделал паузу и кивнул в сторону «кобры» Питта. — За час до анонимного звонка о его смерти соседка видела человека, по описанию похожего на тебя, в красной спортивной машине, который расспрашивал о том, как проехать к дому Эссекса.

— Совпадение, — пожал плечами Питт.

— Совпадение — твоя задница, — сказал Эпштейн. — Что, черт возьми, ты собираешься делать?

Несколько шагов Питт прошел в полном молчании с суровым выражением палице. Затем слегка улыбнулся. Эпштейн мог поклясться, что в этой улыбке был оттенок дурного предзнаменования.

— Верь мне, друг, когда я говорю, что тебе не нужно ничего знать.

28

Дом Грэма Хамберли стоял на вершине холма в Палос-Вердес, шикарном спальном районе Лос-Анджелеса. Архитектура представляла собой смесь современного и калифорнийского испанского стилей с грубо оштукатуренными стенами и потолками, украшенными массивными старыми потолочными перекрытиями. Крыша покрыта фигурной красной плитой.

Вода из огромного фонтана на главной террасе выливалась в круглый плавательный бассейн. С террасы открывался вид на море городских огней на востоке, а с обратной стороны дома — на Тихий океан и остров Каталина на западе.

Когда Шо вошел в дом Хамберли, его приветствовала музыка оркестра и невнятный шум сотен голосов. Бармены лихорадочно смешивали галлоны коктейля «текила Маргарита», а буфетчики спешно пополняли острые мексиканские блюда на буфетном столе, который, казалось, уходил в бесконечность.

Приблизился невысокий человек, голова которого казалась слишком большой для его плеч. Он был в черной обеденной куртке с восточным драконом на спине.

— Привет, я Грэм Хамберли, — сказал он с доброжелательной улыбкой. — Добро пожаловать на вечер.

— Брайан Шо.

Улыбка не изменилась.

— О, да, мистер Шо. Простите, что не узнал вас, но наши общие друзья не прислали мне фотографию.

— У вас совершенно потрясающий дом. Ничего похожего в Англии нет.

— Спасибо. Но все комплименты должны быть адресованы только моей жене. Я предпочитаю нечто более провинциальное. К счастью, у нее вкус лучше.

«Акцент Хамберли говорит о Корнуолле», — подумал Шо.

— Коммандер Миллиган здесь?

Хамберли взял его под руку и отвел в сторону.

— Да, она здесь, — мягко сказал он. — Пришлось пригласить всех офицеров корабля, чтобы она точно пришла. Пойдем, я представлю вас.

— Я не расположен к светским любезностям, — сказал Шо. — Предположим, вы укажете мне на нее, а я уже справлюсь со всем остальным сам.

— Как скажете.

Хамберли изучал всех, снующих на террасе. Затем его взгляд остановился, он кивнул в сторону бара.

— Высокая, довольно привлекательная женщина со светлыми волосами.

Шо сразу увидел ее в кругу восхищающихся военно-морских офицеров в белой форме. Казалось, что ей было где-то около тридцати пяти, она излучала тепло, так недостающее большинству женщин. Принимала оказываемое ей внимание естественно, без признаков кокетства. Шо с первого взгляда понравилось то, что он увидел.

— Может быть, мне стоит расчистить путь к ней, — сказал Хамберли.

— Не беспокойтесь, — ответил Шо. — Между прочим, нет ли машины, которую я могу позаимствовать?

— У меня целый парк машин. Что вы хотите? Лимузин с шофером?

— Что-нибудь более соответствующее случаю.

Хамберли на мгновенье задумался.

— Подойдет «роллс-ройс» с открывающимся верхом?

— Вполне.

— Увидите его в проезде, ключи будут в замке зажигания.

— Спасибо.

— Не стоит. Удачной охоты.

Хамберли вернулся к обязанностям хозяина. Шо направился к бару и, расталкивая всех плечами, подошел к Хейди Миллиган. Молодой светловолосый лейтенант бросил на него возмущенный взгляд.

— Не слишком ли толкаетесь, отец?

Шо не обратил на него ни малейшего внимания и улыбнулся Хейди.

— Коммандер Миллиган, я адмирал Брайан Шо. Можно вас отвлечь на словечко… одну?

Хейди в течение мгновенья изучала его лицо, стараясь поставить его на место. Сдалась и кивнула.

— Конечно, адмирал.

У светловолосого лейтенанта был крайне смущенный вид.

— Простите, сэр. Но я думал…

Шо великодушно улыбнулся ему.

— Запомни навсегда, парень: врага нужно знать в лицо.

— Мне нравится ваш стиль, адмирал, — стараясь перекричать ветер, крикнула Хейди.

Шо нажал на акселератор еще на полдюйма, «роллс-ройс» рванул на север по трассе на Сан-Диего. У него не было задумано какое-то определенное место назначения, когда они уходили с вечеринки вместе с Хейди. Прошло тридцать лет с тех пор, когда он в последний раз видел Лос-Анджелес. Вел машину бесцельно, ориентируясь лишь по дорожным знакам, не имея никакой уверенности в том, куда они приведут.

Посмотрел на нее уголком глаза. Ее глаза широко открыты, сверкают от возбуждения. Почувствовал, как она крепко сжала ему руку.

— Давайте поедем медленнее, — попросила она, — пока нас не остановила полиция.

Это совсем не нужно. Шо отпустил педаль газа, и машина сбросила скорость до допустимого уровня. Включил радио, в машине раздались звуки вальса Штрауса. Он начал искать другую станцию, она дотронулась до его руки.

— Нет, оставьте эту.

Откинулась назад на сиденье и смотрела на звезды.

— Куда мы едем?

— Излюбленное развлечение шотландцев, — засмеялся он. — Похищение женщин.

— Не годится, — засмеялась она. — Я уже за три тысячи миль от дома.

— И к тому же без формы.

— Правило ВМС: женщинам-офицерам разрешается носить гражданскую одежду при выполнении общественных функций.

— Трижды поздравляю американские военно-морские силы.

Она задумчиво посмотрела на него.

— Никогда не была знакома с адмиралом, который умел водить бы «роллс-ройс».

Он улыбнулся.

— Нас десятки на берегу, старых британских морских волков, которых не увидишь в другой машине.

— Трижды поздравляю ваши военно-морские силы, — засмеялась она.

— Серьезно, я сделал несколько мудрых инвестиций, когда командовал частью ВМС на Цейлоне.

— Что делаете сейчас, после отставки?

— В основном пишу. Исторические книги. «Нельсон в битве на Ниле», «Адмиралтейство в первой мировой войне», книги такого рода. Едва ли их можно назвать бестселлерами, но престижа вполне достаточно.

Она странно посмотрела на него.

— Вы издеваетесь надо мной.

— Прошу прощения?

— Вы на самом деле пишете книги по истории военно-морских сил?

— Конечно, — невинно ответил он. — Зачем мне лгать?

— Невероятно, — прошептала Хейди. — Я тоже, но еще не публикуюсь.

— Должен сказать, что невероятно это, — сказал Шо, по возможности сделав всё, чтобы показать своё удивление.

Затем потянулся к ее руке, нашел ее и слегка пожал.

— Когда ты должна вернуться на борт корабля?

Он почувствовал, что она слегка задрожала.

— Никакой спешки.

Он посмотрел на огромный зеленый знак с белыми буквами, когда он промелькнул мимо.

— Ты была в Санта-Барбаре?

— Нет, — ответила она почти шепотом. — Но слышала, что там красиво.

Утром именно Хейди заказала завтрак в службе обслуживания номеров. Когда наливала кофе, почувствовала восторг от прилива волны теплоты, охватившей ее. Любовь с незнакомцем после всего лишь получасового знакомства с ним вызвала внутреннее глубокое волнение, которое она не ощущала никогда раньше. Это ощущение было особенным для нее.

Она может легко перечислить всех своих мужчин: перепуганный курсант военно-морского училища в Аннаполисе, ее бывший муж, адмирал Вальтер Басс, Дирк Питт и теперь Шо… Она совершенно ясно видела их всех, словно они построились на смотр. Всего пять, достаточно, чтобы составить армию, хотя и значительно меньше взвода.

Почему так происходит, удивлялась она, чем старее становится женщина, тем больше она сожалеет, что не была в постели с большим количеством мужчин. Это вызвало у нее раздражение к самой себе. Она была слишком осторожной в свои молодые года, боялась показаться слишком нетерпеливой, никогда не могла заставить себя завести случайную связь.

Как глупо с ее стороны, подумала она. В конце концов, она часто ощущала, что получает десятикратное физическое удовольствие от любого мужчины. Её экстаз исходил из нее самой. Мужчины, знала она, получали удовольствие чисто внешнего характера. Казалось, что они полагаются больше на воображение, часто впоследствии ощущают разочарование. Секс для них не более чем поход в кинотеатр; женщина требует значительно большего… слишком многого.

— У тебя грустный вид сегодня утром, — сказал Шо.

Он погладил ее по голове и поцеловал в шею сзади.

— Испытываешь угрызения совести в холодных лучах рассвета?

— Скорее погрузилась в приятные воспоминания.

— Когда отплываешь?

— Послезавтра.

— Значит, у нас еще есть время.

Она покачала головой.

— Я буду на вахте, пока мы не отплывем.

Шо подошел к скользящим стеклянным дверям номера отеля с видом на океан и посмотрел на него. Видимость была всего несколько сотен футов. Все побережье Санта-Барбары окутал густой туман.

— Просто ужас, — сказал с сожалением. — У нас так много общего.

Она подошла и обняла его за талию.

— Что у тебя на уме? Любовь ночью и изучение днем?

Он рассмеялся.

— Американцы и их непосредственный юмор. Хотя и не совсем плохая идея. Мы прекрасно дополняем друг друга. О чем ты пишешь в данный момент?

— Работаю над докторской диссертацией. Военно-морские силы в период администрации президента Вильсона.

— Звучит страшно скучно.

— Так и есть.

Хейди замолчала и задумалась. Затем сказала:

— Ты когда-нибудь слышал о Североамериканском договоре?

Наконец-то, вот оно. Никаких уговоров, никакой интриги, никаких мучений. Она просто сама заговорила об этом.

Шо сразу не ответил. Он тщательно продумывал ответ.

— Да, вспоминаю, что-то встречалось.

Хейди взглянула на него, открыла рот, но ничего не произнесла.

— У тебя странное выражение на лице.

— Тебе известно о договоре? — с изумлением спросила она. — Ты видел ссылки на него?

— Никогда не читал точную формулировку. Дело в том, что совершенно забыл его цель. Вспоминаю, что последствия так и не наступили. Можно найти материал по этой теме почти в каждом архиве в Лондоне.

Шо старался говорить спокойным тоном. Закурил сигарету.

— Этот договор входит в твой научно-исследовательский проект?

— Нет, — ответила Хейди. — Совершенно случайно наткнулась на краткое упоминание. Только из любопытства стала искать соответствующий материал, но не нашла ничего, что доказывало бы его истинное существование.

— Буду счастлив сделать копию и прислать ее тебе.

— Не беспокойся. Просто знание того, что это не плод моего воображения, вполне достаточно, чтобы утешить мою любознательную душу. К тому же я передала все свои записи другу в Вашингтоне.

— Я пошлю их ей.

— «Она» — это он.

— Хорошо, ему, — сказал он, стараясь подавить нетерпение в своем голосе. — Скажешь его имя и адрес?

— Дирк Питт. Его можно найти в Государственном агентстве подводных и морских научных исследований.

Шо получил то, за чем приехал. Настоящий посвященный агент должен бы быстро перебросить Хейди обратно на ее корабль и сесть на борт первого самолета, направляющегося в Вашингтон.

Шо никогда не причислял себя к этому братству. Бывали такие времена, когда это не срабатывало, а этот случай как раз и был таким.

Он крепко поцеловал Хейди в губы.

— Достаточно о научных исследованиях. Давай вернемся в постель.

И они вернулись.

29

В начале дня с северо-востока подул ветер. Холодный ветер, от ледяных уколов которого немела незащищенная кожа. Температура была всего три градуса по Цельсию, но Питт, стоя над водами реки Святого Лаврентия под холодным ветром, ощущал себя как при минус двадцати.

Он вдыхал запахи доков, теснящихся в небольшой бухте всего в нескольких милях от города Римуски в провинции Квебек. Он ощущал острый запах дегтя, ржавчины и дизельного топлива. Прошел вдоль стареющей ограды до сходней, ведущих к катеру, спокойно пришвартованному в водах с нефтяными пятнами. Дизайнер создал прекрасные обводы, длина около пятнадцати метров, просторные блестящие палубы, двойной винт и дизельные двигатели. Не было и намека на сверкающий хром, корпус был выкрашен в черный цвет. Катер построен функционально, идеально для рыболовства, для подводных экскурсий или для поиска нефти. Верхняя часть приведена в полный порядок, на ней не было ни пятнышка, все говорило о заботливом хозяине.

Из рулевой рубки показался человек. На голове вязаная шапочка, неспособная удержать гриву черных волос. Похоже, что его лицо выдержало сотню штормов, но глаза печально и внимательно наблюдали за тем, как Питт долго колебался, прежде чем ступить на ют.

— Меня зовут Дирк Питт. Ищу Жюля Ле Мата.

Возникла небольшая пауза, затем засверкали сильные белые зубы в широкой сердечной улыбке.

— Добро пожаловать, господин Питт. Пожалуйста, поднимайтесь на борт.

— Хороший катер.

— Возможно, не красавец, но, как хорошая жена, предан и надежен. — Рукопожатие было подобно тискам. — Вы выбрали прекрасный день для посещения. Помогает святой Лаврентий. Тумана нет, только небольшая зыбь на глубокой воде. Подайте мне руку, отдайте концы, и мы отплываем.

Ла Мат спустился вниз и завел дизели, а Питт отвязал носовые и кормовые лини от доковых кнехтов и замотал их на палубе. Зеленая вода бухты оставалась за кормой почти гладкой. Цвет реки медленно менялся на темно-синий по мере того, как они входили в главное русло. На расстоянии двадцати восьми миль на противоположном берегу блестели возвышающиеся холмы, покрытые зимним снегом. Катер оставил позади рыболовецкую лодку, направляющуюся в доки с недельным уловом, шкипер помахал рукой в ответ на звук лодочного рожка, поданный Ле Матом. За кормой под мартовским солнцем сверкали все детали шпилей живописных соборов города Римуски.

Ледяной бриз усилился, когда они вышли из-под защиты земли, и Питт нырнул в салон.

— Чашку чая? — спросил Ле Мат.

— Звучит хорошо, — с улыбкой сказал Питт.

— Чайник на камбузе.

Ле Мат говорил не оборачиваясь, держа руки на рулевом колесе и смотря вперед.

— Пожалуйста, угощайтесь. Мне нужно внимательно следить за льдинами. В это время года они довольно толстые.

Питт налил кипящий чай. Сел на высокий вращающийся стул и смотрел на реку. Ле Мат прав. Вода усеяна плавучими льдинами почти такого же размера, как катер.

— Какая погода была в ту ночь, когда утонул лайнер «Императрица Ирландии»? — спросил он, нарушая тишину.

— Ясное небо, — ответил Ле Мат. — Река спокойная, температура воды всего на несколько градусов выше температуры замерзания. Ветра почти не было. Несколько отдельных туманных пятен, характерных для весны, когда южный теплый воздух встречается с холодной рекой.

— «Императрица» была хорошим кораблем?

— Одним из лучших, — серьезно ответил Ле Мат на вопрос, который он считал наивным. — Построен по всем стандартам того времени для его владельцев, Канадской тихоокеанской железной дороги. Он и другой однотипный корабль, «Императрица Британии», были великолепными лайнерами, водоизмещение четырнадцать тысяч тонн, длина пятьсот пятьдесят футов. Каюты, возможно, не были такими же элегантными, как на «Олимпике» или «Мавритании», но они заслужили репутацию тем, что обеспечивали пассажиров при переходе через Атлантический океан всеми удобствами.

— Припоминаю, что «Императрица» вышла в свой последний вояж из Квебека, направляясь в Ливерпуль.

— Отдала швартовы около четырех тридцати дня. Уже через девять часов лежала на дне реки, правым бортом вниз. Туман написал эпитафию кораблю.

— А угольщик назывался «Сторстад».

Ле Мат улыбнулся.

— Вы выполнили домашнее задание, мистер Питт. До конца так и не была раскрыта тайна, как столкнулись корабли. Команды судов видели друг друга еще на расстоянии восьми миль друг от друга. Когда их разделяло менее двух миль, с берега пришел низкий туман. Капитан «Императрицы» Кендалл дал полный назад и остановил корабль. Это была ошибка; он должен был продолжать путь. Люди в рулевой рубке на борту «Сторстада» пришли в замешательство, когда «Императрица» исчезла в тумане. Они думали, что лайнер находится у них по левому борту, а на самом деле он дрейфовал с остановленными двигателями по правому борту. Первый помощник капитана норвежцев приказал право руля, и «Императрица Ирландии» вместе со всеми пассажирами была обречена на неизбежное крушение.

Ле Мат сделал паузу и показал на льдину размером около акра.

— У нас непостижимо холодная зима в этом году. Река все еще не растаяла на сто пятьдесят футов вверх по течению.

Питт хранил молчание и медленно пил чай небольшими глотками.

— «Сторстад», водоизмещение шесть тысяч тонн, — продолжал Ле Мат, — нагруженный одиннадцатью тысячами тонн угля, врезался в середину «Императрицы», проделывая зияющую брешь высотой двадцать четыре фута и шириной пятнадцать футов. За четырнадцать минут лайнер ушел на дно реки, прихватив с собой более тысячи душ.

— Странно, насколько быстро о корабле забыли, — задумчиво сказал Питт.

— Да, спросите любого в Штатах или в Европе об «Императрице», и узнаете, что они никогда и не слышали о ней. Почти преступление, что катастрофу так скоро вычеркнули из памяти.

— Но вы не забыли о ней.

— Не забыла и провинция Квебек, — сказал Ле Мат, показывая на восток. — Сразу за Пуант-о-Пер, по-английски Фазерс-Пойнт, лежат восемьдесят восемь неопознанных жертв трагедии на небольшом кладбище, за которым до сих пор ухаживает Канадская тихоокеанская железная дорога.

На лице Ле Мата отразилось глубокая печаль. Он говорил об ужасной математике погибших, словно трагедия произошла вчера.

— Армия Спасения помнит. Из ста семидесяти одного человека, отправившихся в Англию на конвенцию, выжило только двадцать шесть. Они организовали мемориальную службу по погибшим на кладбище Маунт Плезант в Торонто в годовщину крушения.

— Мне говорили, что «Императрица» стала вашей пожизненной работой.

— У меня глубокая страсть к «Императрице». Это похоже на огромную любовь, которую испытывают некоторые мужчины, любуясь картиной женщины, умершей задолго до их рождения.

— Я питаю большую склонность к плоти, чем к фантазии, — сказал Питт.

— Иногда фантазия вознаграждает больше, — ответил Ле Мат с мечтательным выражением на лице.

Внезапно он повернул штурвал, чтобы не столкнуться с плавучей льдиной, которая внезапно появилась по курсу катера.

— В период между июнем и сентябрем, когда стоит теплая погода, я ныряю к обломкам раз двадцать-тридцать.

— В каком состоянии находится «Императрица»?

— Большое количество разрушений. Хотя и не в таком плохом состоянии, которое можно предположить через семьдесят пять лет. Думаю, это связано с тем, что в реку поступает соленая вода из океана. Корпус лежит на правом борту, под углом сорок пять градусов. Некоторые из верхних переборок упали на верхнюю надстройку, но остальная часть корабля достаточно целая.

— На какой глубине?

— Около ста шестидесяти пяти футов. Довольно глубоко для погружения на сжатом воздухе, но у меня получается.

Ле Матт выключил двигатели, позволяя катеру дрейфовать по течению. Затем повернулся лицом к Питту.

— Скажите мне, мистер Питт, в чем ваш интерес к «Императрице»? Почему вы так подробно расспрашиваете меня?

— Я собираю информацию о пассажире, которого звали Харви Шилдс, он утонул вместе с кораблем. Мне сказали, что об «Императрице» больше всех знает Жюль Ле Мат.

Ле Мат какое-то время раздумывал над ответом, который дал ему Питт, затем сказал:

— Да, вспоминаю, что Харви Шилдс был одной из жертв. Его имя не упоминается среди оставшихся в живых. Должен сказать, что он один из почти семи сотен, которые всё еще лежат в разбитом корпусе.

— Возможно, его нашли, но не опознали, как тех, кого похоронили на кладбище Фазерс-Пойнт.

Ле Мат покачал головой.

— В основном там пассажиры третьего класса. Шилдс был британским дипломатом, важный человек. Его тело обязательно узнали бы.

Питт отставил чашку чая в сторону.

— Тогда мои поиски здесь и заканчиваются.

— Нет, мистер Питт, — сказал Ле Мат, — не здесь.

Питт посмотрел на него, не произнося ни слова.

— Вон там, — продолжал Ле Мат, кивая в сторону палубы. — «Императрица Ирландии» лежит под нами.

Он показал на иллюминатор каюты.

— Вон там плавает ее маркер.

В пятидесяти пяти футах от левого борта катера на реке, покрытой льдинами, медленно поднимался и опускался оранжевый буй. Его линь проходил через темные воды к безмолвным обломкам кораблекрушения внизу.

30

Вскоре после заката Питт на арендованной малолитражке свернул с трассы штата и въехал на узкую мощеную дорогу рядом с рекой Гудзон. Он проехал мимо каменного памятника, установленного на месте боев Войны за независимость, хотел остановиться и размять ноги, но решил гнать до места назначения, пока еще совсем не стемнело. Вид на реку был прекрасным в угасающем дневном свете, поля, доходившие почти до кромки воды, сверкали искрами поздно выпавшего зимнего снега.

Он остановился, чтобы заправиться газом на небольшой станции ниже города Коксеки.

Оператор, пожилой мужчина в поношенном комбинезоне, оставался внутри офиса. Он сидел, положив ноги на металлическую табуретку перед дровяной печкой. Питт заполнил бак и вошел. Оператор оглянулся на колонку за собой.

— Кажется, двадцать долларов, — сказал он.

Питт рассчитался с ним наличными.

— Далеко ли до Уэкетшира?

Его глаза подозрительно сузились, изучая Питта, как щупы.

— Уэкетшир? Его не называют так уже много лет. Дело в том, что этот город больше не существует.

— Город-призрак в штате Нью-Йорк? Я полагал, что более подходящим местом будет юго-западная пустыня.

— Никаких шуток, мистер. Когда железнодорожную линию отрезали в 1949 году, Уэкетшир ослабел и умер. Большую часть зданий сожгли вандалы. Больше там никто не живет, кроме парня, который делает статуи.

— Что-нибудь сохранилось от прежнего железнодорожного полотна? — спросил Питт.

— Большая часть исчезла, — сказал старик с задумчивым выражением лица. — Настоящий позор.

Затем пожал плечами.

— По меньшей мере, не приходится смотреть, как эти дымные дизели проносятся здесь. Последний поезд на старой линии работал на пару.

— Возможно, пар когда-нибудь вернется.

— Но я не доживу до этого.

Оператор смотрел на Питта с нарастающим уважением.

— Почему вы интересуетесь заброшенной железной дорогой?

— Поезда — мое хобби, — солгал Питт без тени сомнения.

Кажется, в последнее время ему удалось достичь больших успехов в этом.

— Особый интерес у меня вызывают классические поезда. В данный момент провожу исследования «Манхеттен лимитед» системы «Нью-Йорк — Квебек».

— Тот, который упал с моста. Погибла сотня человек.

— Да, — спокойно сказал Питт, — я знаю.

Старик повернулся и посмотрел в окно.

— «Манхеттен лимитед» — особенный, — сказал он. — Всегда можно определить, когда он идет по линии. У него свой особенный звук.

Питт не был уверен, что правильно расслышал. Оператор говорил в настоящем времени.

— Наверное, вы говорите о другом поезде.

— Нет, сэр. Я наблюдал, как «Манхеттен лимитед» идет по железнодорожным путям, гудя и громыхая, свистя во всю мощь, с включенными фарами, точно так, как в ту ночь, когда свалился в реку.

Старожил говорил о том, что видел поезд-призрак так же обыденно, словно он рассуждал о погоде.

Уже наступили сумерки, когда Питт остановил машину у поворота на небольшую дорогу. Дул северный холодный ветер, он застегнул молнию старой кожаной куртки до самого верха и поднял воротник. Натянул лыжную шапочку на лоб и вышел из машины, закрыв двери на замок.

Оранжевые краски неба на западе стали сине-багряными, пока он пробирался по замерзшему полю к реке, четырехдюймовый слой снега скрипел под его сапогами. Понял, что забыл перчатки, но вместо того, чтобы вернуться к машине, Дирк глубже засунул руки в карманы, не теряя драгоценных минут последнего дневного света.

Пройдя четверть мили, Питт подошел к зарослям низкого кустарнику. Пробрался через замерзшие ветви, на которых образовались ледяные кристаллы причудливой формы, и подошел к высокой насыпи. Склоны были крутыми, и ему пришлось карабкаться наверх по скользкой поверхности, отполированной ветром до блеска, удерживаясь и цепляясь руками.

Наконец он поднялся на длинное заброшенное железнодорожное полотно, к этому времени пальцы его рук онемели, потеряв всякую чувствительность. Местами оно было совершенно разрушено и покрыто торчащей из снега мертвой и замерзшей растительностью.

Железная дорога, когда-то оживленная, превратилась в воспоминание.

В угасающем свете дня глаза Питта едва различали сохранившиеся реликвии прошлого. Несколько искореженных шпал, наполовину ушедших в землю, случайный ржавый костыль, осыпавшиеся камни балласта полотна. Телеграфные столбы еще стояли на месте, уходя в бесконечность, как шеренга солдат, измученных боями. Полусгнившие поперечины были на месте.

Питт собрался с силами и двинулся вперед по небольшой кривой тропинке, ведущей по склону, к разрушенному переезду через мост. Морозный воздух обжигал ноздри. При дыхании образовывались бесформенные небольшие шлейфы тумана, которые быстро исчезали. Перед ним выскочил кролик и прыгнул вниз с насыпи.

Сумерки переходили в ночь. Дирк уже не отбрасывал тени, когда остановился и уставился вниз на ледяную реку,несущую свои воды под ним на глубине 150 футов. Каменные береговые устои моста вели в никуда.

Два одиноких пирса возвышались из воды, бурлящей вокруг оснований, как одинокие стражи. Не было и признака 500-футовой фермы, для которой они когда-то служили опорой. Мост вообще не восстанавливали; главный железнодорожный путь проложили значительно южнее, переправа через реку пошла по новому и более мощному висячему пролету.

Питт долго сидел на корточках, пытаясь представить себе ту страшную ночь, почти видя, как уменьшаются красные огни последнего вагона, когда поезд проносился по большой центральной ферме, слыша скрежет изуродованного металла, страшный всплеск безразличной реки.

Его фантазии были прерваны другим звуком — пронзительным свистом на расстоянии.

Поднялся на ноги и прислушался. В течение нескольких мгновений он слышал лишь тихий шепот ветра. Затем свист раздался откуда-то с севера, разносясь эхом, повторно отражающимся от мрачных скал вдоль Гудзона, голых стволов деревьев, потемневших холмов долины.

Это был свисток поезда.

Он увидел слабое, расширяющееся желтое сияние, неотвратимо движущееся прямо на него. Вскоре другие звуки донеслись до него, лязганье колес по рельсам и шипение пара. Невидимые птицы, напуганные внезапным шумом, взлетали в черное небо. Питт не мог заставить себя поверить в реальность того, что он видел своими собственными глазами. Невероятно, чтобы поезд несся по несуществующим рельсам заброшенного железнодорожного полотна. Он стоял, не чувствуя холода, ища объяснения, разум отказывался воспринимать его чувства, но пронзительный свисток становился громче, а свет ярче.

В течение, возможно, десяти, возможно, двадцати секунд Питт стоял как вкопанный, подобно замерзшим деревьям вдоль железнодорожного полотна. В кровь резко поступал адреналин, распахнулись врата страха, унося прочь все устоявшиеся логические понятия. Он потерял ощущение реальности, когда щупальца паники судорожно сжались у него в животе.

Пронзительный свисток вновь нарушил безмолвие ночи. Поезд, вселяющий ужас, приближался к несуществующему мосту, головной прожектор локомотива вырвал Дирка из темноты, осветив ярким сиянием.

Питт никогда не мог вспомнить, сколько времени он наблюдал, совершенно потрясенный, то, что было сверхъестественным видением. У него вырвался слабый крик самосохранения, он осмотрелся вокруг, ища пути спасения. Узкие края берегового устоя моста уходили в темноту; за его спиной был крутой обрыв к реке.

Он почувствовал, что попался в ловушку и стоит на краю пропасти.

Призрачный локомотив неотвратимо приближался, сейчас он уже слышал звон колокола, который стал громче звука выпускаемого пара.

Внезапно злость вытеснила страх, злость Питта на свою собственную беспомощность и медлительность. Всего мгновенье, которое потребовалось ему для принятия решения, показалось ему длиной в целую жизнь.

Как спринтер, бегущий по сигналу стартового пистолета, он бросился вниз под откос в полную неизвестность.

31

Ослепительный свет внезапно погас, несмолкаемый шум растворился в ночи.

Питт остановился и застыл на месте в полном непонимании происходящего, выжидая, когда его глаза вновь адаптируются к темноте. Поднял голову, прислушался. Не слышно ни звука, кроме шепота северного ветра. Он чувствовал, как холод обжигает ему обнаженные руки, слушал, как бьется сердце.

Прошли две полные минуты, ничего не произошло. Он медленно пошел по заброшенной насыпи, останавливаясь каждые несколько ярдов и изучая снежный покров. Кроме его следов, ведущих в противоположном направлении, снежный покров не был ничем нарушен.

В полном замешательстве он прошел еще полмили, внимательно глядя под ноги, хотя и ожидая обнаружить признаки механического фантома, но и сомневаясь в возможности этого. Ему ничего не попадалась на глаза. Всё было так, словно поезда никогда не было.

Он споткнулся обо что-то твердое, неуклюже упал на площадку, покрытую гравием, очищенную ветром от снега. Проклиная свою неловкость, ощупал руками всё вокруг. Пальцы наткнулись на две параллельные полосы холодного металла.

«Боже мой, да это же рельсы!»

Дирк вскочил на ноги и побежал вперед. Обогнув резкий поворот, увидел голубое свечение телевизора в окнах дома. Оказалось, что рельсы подходили прямо к дому.

В доме залаяла собака, вскоре дверь дома открылась, освещая подходы к нему. Питт спрятался в тени. Огромный лохматый пёс, овчарка, прыгнул на шпалы, понюхал ледяной воздух, и, не желая более задерживаться, поднял заднюю лапу, сделал свои дела и вернулся в комфорт гостиной, где в камине горели дрова. Дверь закрылась.

Подойдя ближе, Питт в полной темноте различил очертания огромного черного корпуса, припаркованного на запасном пути. Это был локомотив с кочегаркой и служебным вагоном, прицепленным к нему. Он осторожно забрался в кочегарку и дотронулся до топки. Металл был ледяным. На руках осталась ржавчина, бойлеры не растапливали в течение длительного времени.

Перейдя через железнодорожное полотно, Дирк подошел к дому и постучался в дверь.

Собака залаяла, исполняя свой долг, вскоре на пороге появился человек в мятом банном халате. Свет падал на него сзади, поэтому черты лица оказались в тени. Он был почти такой же широкий, как и дверной проем, и напоминал борца.

— Чем могу помочь? — спросил он голосом, словно из бочки.

— Простите, что побеспокоил, — ответил Питт, улыбаясь по-домашнему, — но нельзя ли мне поговорить с вами?

Человек холодно осмотрел Питта сверху вниз, затем кивнул.

— Конечно, входите.

— Меня зовут Питт, Дирк Питт.

— Энсел Маджи.

Имя показалось Питту очень знакомым, но, прежде чем он у него возникли какие-либо ассоциации, Маджи повернулся и громко произнес:

— Анни, у нас гость.

Из кухни появилась высокая женщина, худая, как карандаш, полная противоположность Маджи. Питт догадался, что она когда-то была известной моделью. Волосы пепельного цвета, стильная прическа, облегающий красный халат и соответствующий ему передник. В одной руке посудное полотенце.

— Моя жена Анни.

Маджи сделал соответствующие жесты рукой.

— Это мистер Питт.

— Здравствуйте, — тепло сказала Анни. — У вас такой вид, что чашечка кофе не будет лишней.

— С удовольствием, — сказал Питт. — Черный, спасибо.

У нее расширились глаза.

— У вас кровоточат руки, разве вы не видите?

Питт посмотрел на содранную на ладонях кожу.

— Ободрал руки, когда забирался на насыпь. Они совершенно занемели от холода, я ничего не замечал.

— Садитесь поближе к огню, — сказала Анни, провожая его к круглой софе. — Сейчас обработаю их.

Она быстро ушла на кухню и налила теплую воду в миску, потом отправилась в ванную за антисептиком.

— Я приготовлю кофе, — вызвался Маджи.

Овчарка стояла и тупо смотрела на Питта. «По меньшей мере, — подумал он, — хоть собака смотрит на меня». На глаза собаки падали густые пучки шерсти.

Он осмотрел интерьер гостиной. Мебель была изготовлена по индивидуальному современному дизайну. Каждый предмет, включая светильники и многочисленные художественные работы, был изящно окантован полиэтиленовой смолой, выкрашенной в белый или красный цвет. Комната представляла собой жилую художественную галерею.

Маджи вернулся с чашкой кофе, над которой поднимался пар.

Наконец-то на свету Питт узнал доброе лицо, как у сказочного эльфа.

— Вы Энсел Маджи, скульптор.

— Боюсь, что существует целый ряд искусствоведов и критиков, которые не согласятся с этим, — добродушно засмеялся Маджи.

— Вы скромничаете, — сказал Питт. — Однажды мне пришлось выстоять огромную очередь, чтобы попасть на вашу выставку в Национальной художественной галерее в Вашингтоне.

— Вы знаток современного искусства, мистер Питт?

— Едва ли я могу считать себя даже дилетантом. На самом деле мое любимое занятие — древние машины и механизмы. Коллекционирую старые автомобили и самолеты.

Это была правда.

— У меня также страсть к паровым локомотивам.

А это еще одна очередная ложь.

— Тогда у нас с вами много общего, — сказал Маджи. — Я сам поклонник старых поездов.

Затем протянул руку и включил телевизор.

— Я заметил, что у вас частная железная дорога.

— Паровоз типа 4-4-2, — ответил Маджи, словно декламируя. — Выпущен заводом «Болдуин» в тысяча девятьсот шестом году. Возил «Оверленд лимитед» из Чикаго до Каунсил-Блаффс, штат Айова. В свое время был настоящим скоростным.

— Когда работал в последний раз?

Питт сразу же почувствовал, что использовал неправильную терминологию: это подчеркивало кислое выражение на лице Маджи.

— Я растапливал его два лета назад после того, как построил полмили железнодорожного полотна. Катал соседей и их детишек. Отказался от этого после последнего сердечного приступа. С тех пор бездельничаю.

Анни вернулась и начала промывать раны Дирка.

— Простите, но смогла найти всего лишь старую склянку с йодом. Он жжет.

Она ошибалась. Руки Питта до сих пор не восстановили чувствительности. Он молча наблюдал, как она делала перевязку. Затем откинулась назад и стала нахваливать свою работу.

— Конечно, не заслуживает медицинской награды, но полагаю, что продержится, пока вы не доберетесь до дома.

— Всё замечательно, — сказал Питт.

Маджи устроился в своем кресле в виде тюльпана.

— А теперь, мистер Питт, скажите нам, что у вас на уме?

Питт перешел сразу к сути дела.

— Собираю данные о «Манхеттен лимитед».

— Понимаю, — сказал Маджи, но было ясно, что он ничего не понимает. — Полагаю, что вас интересует его последний рейс, а не история железнодорожного полотна.

— Да, — согласился Питт. — Существует несколько аспектов трагедии, которые ранее не объясняли со всеми подробностями. Я познакомился со статьями в старых газетах, но появилось больше вопросов, чем ответов.

Маджи подозрительно смотрел на него.

— Вы репортер?

Питт отрицательно покачал головой.

— Директор специальных проектов Государственного агентства подводных и морских научных исследований.

— Вы заодно с правительством?

— Дядюшка Сэм платит мне зарплату, это так. Но мое любопытство к катастрофе на мосту Дьювилль-Гудзон носит чисто личный характер.

— Любопытство? Скорее похоже на навязчивую идею, сказал бы я. Что еще может заставить человека бродить по сельской местности в морозную погоду глухой ночью?

— У меня напряженный график, — терпеливо объяснял Питт. — Должен быть в Вашингтоне завтра утром. Это мой единственный шанс осмотреть площадку, где был мост. К тому же, когда я прибыл сюда, был еще день.

Казалось, Маджи расслабился.

— Простите меня за допрос, которому я подвергаю вас, мистер Питт, но вы единственный незнакомец, который забрел в мое убежище. Кроме нескольких избранных друзей и коллег по бизнесу, общественность полагает, что я своего рода таинственный анахорет, лихорадочно отливающий формы в заброшенном складе в восточном районе Нью-Йорка. Вся эта фикция придумана специально. Я ценю свое затворничество. Если мне пришлось бы иметь дело со всеми этими критиками, газетчиками и любопытствующими бездельниками, то я не смог бы сделать ни одной скульптуры. Здесь, прячась в долине Гудзона, могу творить без стычек и скандалов.

— Еще кофе? — спросила Анни.

С женской проницательностью она выбрала самый подходящий момент, чтобы прервать мужа.

— Пожалуйста, — ответил Питт.

— А как насчет яблочного пирога?

— Звучит прекрасно. Ничего не ел после завтрака.

— Тогда позвольте мне приготовить вам что-нибудь.

— Нет, нет, яблочного пирога вполне достаточно.

Сразу после того, как она ушла, Маджи продолжил беседу.

— Надеюсь, вы понимаете, к чему я затеял наш разговор, мистер Питт.

— У меня нет причин разоблачать ваше уединение, — сказал Питт.

— Верю, что вы не сделаете этого.

К рукам Питта стала возвращаться чувствительность, они страшно разболелись. Анни Маджи принесла яблочный пирог, и Дирк набросился на него с жадностью батрака.

— Вы любите поезда, — сказал Питт, жуя пирог. — Живя здесь, вы наверняка составили свое собственное представление о крушении, которого нельзя найти в старых газетных подшивках.

Маджи пристально и долго смотрел на огонь, затем начал говорить безучастным голосом.

— Конечно, вы правы. Я изучил странные инциденты, сопровождающие крушение «Манхеттен лимитед». В основном, раскапывал местные легенды. Мне повезло, я взял интервью у Сэма Хардинга, станционного агента, дежурившего в ночь трагедии. Несколько месяцев назад он умер в доме престарелых в Джермантауне. Ему было девяносто восемь. Но память сохранил, как в банке данных компьютера. Боже, это было похоже на разговор с самой историей. Я почти видел, как события той трагической ночи разворачивались у меня на глазах.

— Всё внимание на том самом моменте, когда проходил поезд, — сказал Питт. — Грабитель, который не пустил станционного агента просигналить машинисту и спасти сотню жизней. Это звучит как фантастика.

— Никакая не фантастика, мистер Питт. Это произошло точно так, как Хардинг описал полиции и газетным репортерам. Телеграфист Хайрам Мичум получил пулю в бедро — вот доказательство.

— Я знаком с описанием, — кивнул Питт.

— Тогда вы должны знать, что грабителя так и не поймали. Хардинг и Мичум совершенно точно опознали его как Клемента Масси, или Даппера Дойля, как его называли в прессе. Франт, совершивший несколько ловких грабежей.

— Странно, что земля разверзлась и поглотила его.

— Перед войной, которая должна была покончить со всеми войнами, времена были другими. Представители закона не были такими умудренными, как сейчас. Дойль был не очень глупым человеком. Несколько лет за решеткой за грабеж — одно дело. А причинение, пусть косвенно, смерти сотне мужчин, женщин и детей — совершенно другое. Если бы его поймали, суду хватило бы пяти минут, чтобы отправить его на виселицу.

Питт доел пирог и откинулся на софе.

— Есть какие-нибудь соображения по поводу того, что поезд не подняли со дна реки?

Маджи покачал головой.

— Полагают, что он ушел в зыбучие пески. Местный клуб подводного плавания со специальным дыхательным аппаратом до сих пор занимается поиском артефактов. Несколько лет назад прожектор старого локомотива подняли со дна реки в миле по течению. Народ считает, что он от «Манхеттен лимитед». Я думаю, что это только вопрос времени: дно реки сдвинется, и покажутся обломки.

— Еще немного пирога, мистер Питт? — спросила Анни Маджи.

— Очень соблазнительно, но нет, благодарю, — сказал Питт, поднимаясь. — Мне пора уходить. Должен успеть на самолет в аэропорт Кеннеди через несколько часов. Благодарю вас за гостеприимство.

— Перед тем, как вы уйдете, — сказал Маджи, — хочу показать вам кое-что интересное.

Скульптор поднялся с кресла и прошел к двери в дальней стене. Он открыл ее в темную комнату и исчез внутри. Через несколько мгновений вновь появился, держа в руках зажженную керосиновую лампу.

— Сюда, — сказал, приглашая Питта.

Питт вошел, его нос сразу распознал затхлые запахи старого дерева и кожи, образующиеся в результате взаимодействия с парами керосина, глаза разглядывали тени, дрожащие в мягком пламени лампы.

Он увидел, что интерьер комнаты оформлен в виде офиса, заставленного старинными предметами. В центре комнаты на полу стояла печь, дымоход был выведен непосредственно через крышу. В оранжевом свете виднелся сейф, стоявший в углу, дверь украшал рисунок крытой повозки в прерии.

Два письменных стола стояли у стены с окнами. Один из них — бюро с убирающейся крышкой и телефоном старой модели на столешнице, на втором, длинном и плоском, стоял шкаф с отделениями для бумаг. На краю перед стулом, отделанном кожей, с наклоняющейся назад спинкой, был телеграфный ключ, провода которого, загибаясь, уходили в потолок.

На стенах часы, плакат, рекламирующий передвижное развлекательное шоу Паркера и Шмидта, картина в раме с изображением перезрелой девицы с подносом в руках, уставленным бутылками пива, рекламирующим пивоварню Рупперта на 94-ой улице в городе Нью-Йорк, календарь страховой компании «Фини энд Кампени», датированный маем 1914 г.

— Офис Сэма Хардинга, — гордо сказал Маджи. — Я воссоздал его точно в таком виде, который у него был в день ограбления.

— Тогда ваш дом…

— Оригинальная станция Уэкетшира, — закончил Маджи.

— Фермер, у которого я купил эту недвижимость, использовал его как хранилище для кормов. Мы с Анни восстановили здание. Жаль, что ты не увидишь его при дневном освещении. Архитектура отличается ярко выраженными особенностями. Украшения по крыше, изящные изгибы. Восходит к тысяча восемьсот восьмидесятым годам.

— Вы проделали огромную работу по восстановлению, — польстил Питт Маджи.

— Да, у этого здания лучшая судьба, чем у большинства старых железнодорожных станций, — сказал Маджи. — Мы изменили только немногое. Ту часть, что раньше предназначалась для хранения грузов, превратили в спальни, наша гостиная — бывший зал ожидания.

— А обстановка оригинальная? — спросил Питт, дотрагиваясь до телеграфного ключа.

— В подавляющем большинстве. Бюро Хардинга стояло здесь, когда мы купили дом. Печку вытащили из груды мусора, Анни спасла сейф, нашла в магазине скобяных товаров в Селкирке. Но главный приз — вот это.

Маджи снял кожаный кожух, предохраняющий от пыли, под которым стояла шахматная доска. Фигуры, вырезанные вручную из черного дерева и березы, потрескались и потрепались с годами.

— Шахматы Хайрама Мичума, — объяснил Маджи. — Его вдова отдала их мне. Пулевое отверстие от выстрела Масси так и не залатано.

Питт молча изучал доску в течение какого-то времени. Затем посмотрел на темные окна.

— Почти ощущаешь их присутствие, — наконец сказал он.

— Часто сижу здесь в одиночестве, стараясь воспроизвести ту злосчастную ночь.

— Вы видите проносящийся мимо «Манхеттен лимитед»?

— Иногда, — мечтательно сказал Маджи. — Если моему воображению ничто не мешает…

Он остановился и подозрительно посмотрел на Питта.

— Странный вопрос. Почему вы задали его?

— Поезд-фантом, привидение, — ответил Питт. — Говорят, что он до сих пор совершает свой призрачный пробег по старому железнодорожному полотну.

— Долина Гудзона — плодородная почва для мифов, — усмехнулся Маджи. — Есть и те, кто утверждают, что видели даже всадника без головы, спаси Господи. То, что начинается с небылицы, быстро превращается в слухи. Приукрашенные временем и преувеличенные местным фольклором, слухи превращаются в полноправную легенду, выходящую за грань реальности. Явления поезда-фантома начались через несколько лет после разрушения моста. Некоторые верят, что «Манхеттен лимитед» никогда не сможет прийти в великое депо на небесах, пока не пересечет реку.

Питт рассмеялся:

— Мистер Маджи, вы великий скептик.

— А я и не отрицаю этого.

Питт посмотрел на часы.

— Мне пора.

Маджи проводил его, они пожали друг другу руки на старой станционной платформе.

— Я провел замечательный вечер, — сказал Питт. — Большое спасибо вам и вашей жене за гостеприимность.

— Мы также рады вашему визиту. Возвращайтесь к нам. Мне нравится беседовать о поездах.

Питт колебался.

— Существует одна вещь, которую вам стоит иметь в виду.

— Что же это?

— Легенды — забавная штука, — сказал Питт, взглядом ища глаза Маджи. — Как правило, они зарождаются из правды.

В лучах света от дома добродушное лицо немного помрачнело и стало задумчивым, не более. Затем Маджи уклончиво пожал плечами и закрыл дверь.

32

Даниэла Сарве тепло приветствовала премьера провинции Квебек Жюля Гуэррьера в коридоре больницы. Его сопровождали секретарь и Анри Вийон.

Гуэррьер расцеловал Даниэлу в обе щеки. Ему было далеко за семьдесят. Как премьер провинции, он также был лидером франкоязычной партии жителей Квебека.

— Замечательно, что я встретила тебя, Жюль, — сказала Даниэла.

— Старым глазам приятно видеть прекрасную женщину, — галантно ответил он.

— Шарль не может дождаться встречи с тобой.

— Как он чувствует себя?

— Врачи говорят, что у него всё хорошо. Но на процесс выздоровления потребуется много времени.

Сарве сидел, обложенный подушками, его кровать стояла около большого окна с видом на здание парламента. Сестра взяла их пальто и шляпы, затем они расположились в креслах и на диване вокруг кровати. Даниэла налила всем коньяк.

— Мне разрешили угостить всех посетителей коньяком, — сказал Сарве. — Но, к сожалению, алкоголь несовместим с моими лекарствами, поэтому я не могу присоединиться к вам.

— За твое быстрейшее выздоровление, — произнес тост Гуэррьер.

— За быстрейшее выздоровление, — поддержали остальные.

Гуэррьер поставил свой стакан на край стола.

— Для меня большая честь, что ты пожелал видеть меня, Шарль.

Сарве серьезно посмотрел на него.

— Меня только что проинформировали, что ты готовишь референдум по вопросу полной независимости.

Гуэррьер пожал плечами.

— Давно настало время для окончательного выхода из конфедерации.

— Согласен, намерен предоставить тебе полную поддержку.

Заявление Сарве удивило всех. Гуэррьер заметно напрягся.

— На этот раз не станешь бороться?

— Да, хочу, чтобы это произошло, и покончим с этим раз и навсегда.

— Слишком давно тебя знаю, Шарль, чтобы не заподозрить скрытый мотив в твоей неожиданной доброжелательности.

— Ты неправильно понимал меня, Жюль. Я не отступаю, как натасканная собака. Если Квебек хочет самостоятельности, то пусть он ее получит. Ваши референдумы, ваши мандаты, ваши бесконечные переговоры. Всё это в прошлом. Канада достаточно настрадалась. Конфедерация более не нуждается в Квебеке. Мы выживем без вас.

— А мы без вас.

Сарве саркастически улыбнулся.

— Посмотрим, как вы начнете с нуля.

— Мы как раз и собираемся начать с этого, — ответил Гуэррьер. — Парламент Квебека закроем, назначим новое правительство. Возьмем за основу правительство французской республики. Напишем свои законы, будем взимать свои налоги, установим официальные связи с иностранными государствами. Естественно, что валюту сохраним общей, как и другие экономические связи с англоязычными провинциями.

— Ты не можешь съесть пирожок и иметь его, — сказал Сарве, его голос стал жестким. — Квебек должен напечатать свои деньги, все торговые соглашения должны быть пересмотрены. Также будут построены пункты таможенного досмотра вдоль наших общих границ. Все канадские институты и правительственные представительства будут отозваны с территории Квебека.

Лицо Гуэррьера исказилось от злости.

— Это суровые меры.

— Раз население Квебека поворачивается спиной к политическим свободам, процветанию и будущему объединенной Канады, разрыв должен быть безусловным и полным.

Гуэррьер медленно приходил в себя.

— Ожидал большего понимания со стороны коллеги-француза.

— Мои соотечественники-французы погубили пятьдесят невинных человек, пытаясь убить меня. Тебе повезло, Жюль, что я не обвиняю никого из партии сторонников свободного Квебека. Грубое нарушение закона и кнут нанесли бы непоправимый урон твоему делу.

— Даю тебе честное слово, что партия сторонников свободного Квебека не имеет никакого отношения к крушению самолета.

— А что ты скажешь о террористах из «Общества свободного Квебека»?

— Никогда не поощрял и не прощал действия «Общества свободного Квебека», — сказал, защищаясь, Гуэррьер.

— Всего лишь пустые слова. Ты ничего не сделал, чтобы прекратить их.

— Они как призраки, — запротестовал Гуэррьер. — Никому не известно, кто их возглавляет.

— Что же будет после провозглашения независимости, когда он предстанет перед общественностью?

— Как только Квебек получит независимость, не будет причины для существования «Общества свободного Квебека». Он и его организация зачахнут и уйдут в небытие.

— Ты забываешь, Жюль, что террористические движения имеют отвратительную привычку превращаться в законные и формировать оппозиционные партии.

— «Общество свободного Квебека» будет запрещено новым правительством Квебека.

— С тобой во главе, — добавил Сарве.

— Надеюсь, что да, — сказал Гуэррьер без намека на эгоизм. — У кого еще есть мандат народа на создание нового славного государства?

— Желаю удачи, — скептически сказал Сарве.

Он думал, что нет никакого смысла в страстных утверждениях Гуэррьера. Французы всегда были мечтателями. Они думают лишь о возвращении к романтическим временам, когда во всем мире царила геральдическая лилия. Благородный эксперимент потерпит неудачу, не успев начаться.

— Я не буду стоять на твоем пути. Но предупреждаю тебя, Жюль, никаких радикальных выступлений, никакого нарушения политического равновесия, которые могли бы оказать неблагоприятное воздействие на остальную Канаду.

— Уверяю тебя, Шарль, — доверительно сказал Гуэррьер, — рождение пройдет мирным путем.

Это доказывало лишь то, что обещания были напрасны.

Вийон был взбешен, Даниэла видела все признаки этого. Он подошел и сел рядом с ней на скамье около больницы. Она молча дрожала от холодного весеннего воздуха, ожидая взрыва, который последует обязательно.

— Негодяй, — наконец вырвалось у него. — Лукавый негодяй отдал Квебек Гуэррьеру без борьбы.

— До сих пор не могу поверить в это, — сказала она.

— Ты знала, должна была знать, что на уме у Шарля.

— Он ничего не говорил, не было никаких признаков.

— Почему? — прервал он с яростью на лице. — Почему он так резко изменил свои взгляды на объединенную Канаду?

Даниэла не отвечала ни слова, храня молчание. Она инстинктивно боялась его злобы.

— Он вытаскивает ковер у нас из-под ног, мы не успели еще построить мощную базу. Как только мои партнеры в Кремле узнают об этом, они отзовут все свои начинания.

— Что может выиграть Шарль? С политической точки зрения, он совершает самоубийство.

— Он затеял хитрую игру, — сказал Вийон, восстанавливая равновесие. — С дряхлым, старым дураком у руля Квебек будет не более чем марионеточным режимом Оттавы, умоляя о подачках, долгосрочных займах и торговых кредитах. Как государство Квебек еще хуже, чем провинция.

Она посмотрела на него, выражение ее лица стало суровым.

— Но так не должно случиться.

— О чем ты говоришь?

Она сжала ему руку.

— Похорони «Общество свободного Квебека». Действуй открыто, организуй кампанию против Гуэррьера.

— Я недостаточно силен, чтобы пойти против Жюля.

— Французы отчаянно нуждаются в более молодом, более напористом лидере, — настаивала она. — Анри Вийон, которого я знаю, никогда не пойдет на поклон к английской Канаде или к Соединенным Штатам.

— Твой муж уничтожит меня до того, как я успею сделать и полшага. Не имея времени для создания новой организации, всё это просто невозможно.

— Да, если Жюль Гуэррьер внезапно не погибнет.

Впервые Вийон рассмеялся.

— Маловероятно. У Жюля могут быть перечислены все возможные заболевания в его медицинской карточке, но сила духа позволит ему пережить нас всех.

На лице Даниэлы отразилось удивительное напряжение.

— Жюль должен умереть за дело спасения Канады.

Вывод был кристально понятен. Вийон вернулся к своим мыслям и хранил молчание почти целую минуту.

— Убийство тех пятидесяти было другое дело, это были инородцы. Их смерти были политической необходимостью. Но Жюль — преданный француз. Он сражался в течение более длительного времени, чем все мы.

— За нашу победу это ничтожная цена.

— Цена никогда не бывает ничтожной, — сказал он, как человек, который погрузился в свои мечты. — Недавно я думал о том, кто умрет последним перед тем, как всё будет кончено.

33

Глай перегнулся через испачканную раковину к зеркалу и приступил к изменению своего лица.

Наложил протез, изготовленный из белого пенистого каучукового латекса, на свой сломанный нос, удлиняя кончик и поднимая переносицу. Это фальшивое дополнение приклеивалось терпентинным маслом, оно было подкрашено специальным косметическим составом, предназначенным для тонирования поверхности каучука. Свой измененный нос припудрил полупрозрачной пудрой, чтобы избавиться от блеска.

Его естественные брови были выщипаны. Он отклеил искусственные брови с подложки и начал наклеивать креповые волосы терпентиновым маслом, аккуратно размещая отдельные крошечные пучки на месте с помощью пинцета. Дуга новых бровей размещалась выше, они были более густыми.

Сделал паузу, отступил от зеркала назад на некоторое время, сравнивая свою работу с фотографиями, приклеенными к нижнему краю зеркала. Удовлетворенный своими достижениями, добавил несколько оттенков более темного цвета, чем белый, к светлому косметическому средству и нанес его на лицо, начиная от точки на подбородке вдоль линии челюсти до точки под каждым ухом. Далее под подбородком нанес бледный землистый тон. В результате его художества овальная челюсть приобрела более прямоугольный, точеный вид.

Выровнял губы, покрыв их основным косметическим средством, а затем провел линию под нижней губой соответствующей по цвету губной помадой. Губы стали толще и более выпяченными.

Теперь очередь дошла до контактных линз. Эта часть работы вызывала у него отвращение. Изменение цвета глаз с коричневого на серый было равноценно изменению души. Теперь, после установки линз, он не узнавал Фосса Глая в этом человеке.

И последним штрихом был парик. Опустил его на свою гладко выбритую голову двумя руками, словно корону.

Наконец отошел назад и внимательно изучил лицо в фас и в профиль, освещая себя небольшой лампой под разными углами. Почти совершенство, решил он, почти совершенство, учитывая примитивные условия в крошечной ванной комнате ветхой гостиницы, где он зарегистрировался.

За стойкой не было ночного дежурного, когда Фосс проходил через вестибюль. Сначала улица с двусторонним движением, затем аллея. Он сидел за рулем «мерседеса». Еще раньше в тот день он украл его с парковки у банка и поменял номера.

Он ехал по старому району города Квебека, который назывался Нижний город, близко к тротуару спокойных тихих улочек, сигналя случайным пешеходам, уступавшим ему дорогу только после того, как замечали агрессивный взгляд Глая.

Было несколько минут десятого, огни Квебека отражались на льдинах, плывущих по реке Святого Лаврентия. Глай проехал ниже мимо известной гостиницы «Шато Фронтенак» и выехал на магистраль вдоль реки. Движение было оживленным, вскоре он оказался рядом с парком «Бэттлфилдс» в долине Авраама, где британская армия одержала триумфальную победу над французами в 1759 году, завоевав Канаду для империи. Затем повернул в фешенебельный пригородный район Силлери. Огромные каменные дома казались вечными, подобными фортам, защищающим богатых и знаменитых людей провинции. У Глая не возникало ощущения безопасности. Эти дома казались ему огромными чудовищными склепами, населенными людьми, которые не знали, что они мертвы.

Остановился у тяжелых железных ворот и представился в переговорное устройство. Ответа не последовало. Ворота распахнулись, и он въехал в круглый проезд, ведущий к гранитному особняку импозантного вида, окруженному несколькими акрами газона. Припарковал машину перед передним порталом и позвонил в дверной звонок. Шофер-телохранитель премьера Жюля Гуэррьера вежливо провел Глая в фойе.

— Добрый вечер, монсеньор Вийон, это такая неожиданная радость.

Глай был польщен. Изменение лица прошло первый тест.

— Я навещал друзей в Квебеке и подумал, что могу заглянуть и выразить свое уважение монсеньору Гуэррьеру. Мне говорили, что он неважно себя чувствует.

— Слег с гриппом, — сказал шофер, принимая пальто Глая. — Самое страшное позади. Температура снизилась, но к работе он сможет приступить не сразу.

— Если он не готов к столь позднему визиту, возможно, я приеду завтра.

— Нет, пожалуйста. Премьер смотрит телевизор. Знаю, что будет рад увидеть вас. Я провожу вас к нему в комнату.

Глай отклонил это предложение.

— Не беспокойтесь. Я знаю дорогу.

Он поднялся на второй этаж по широкой круговой лестнице. Там он сделал паузу, чтобы сориентироваться. Запомнил план всего дома, в уме отметил каждый выход на случай поспешного бегства. Спальня Гуэррьера, как он знал, была третьей дверью справа. Он тихо вошел без стука.

Жюль Гуэррьер, полусидя в огромном очень мягком кресле, смотрел телевизор. Шелковый халат с рисунком был накинут поверх пижамы. Он не заметил вторжения Глая, потому что сидел спиной к двери.

Глай бесшумно прошел по ковру к постели. Взял большую подушку и подошел к Гуэррьеру сзади. Начал опускать подушку на лицо Гуэррьера, но заколебался.

«Он должен увидеть меня», — думал Глай. Его эго требовало признания. Он должен вновь доказать себе, что может стать Анри Вийоном. Казалось, Гуэррьер почувствовал постороннее присутствие. Он медленно повернулся, его глаза оказались на уровне пояса Глая. Взгляд медленно поднимался от груди к лицу, глаза расширились не от испуга, а от изумления.

— Анри?

— Да, Жюль.

— Ты не можешь быть здесь, — сказал Гуэррьер тихо.

Глай обошел телевизор и посмотрел на премьера.

— Но я здесь, Жюль. Я здесь, в телевизоре.

Именно там он и был.

Изображение Анри Вийона заполняло всю центральную часть экрана. Он произносил обращение по поводу открытия нового центра искусств в Оттаве. Рядом с ним сидели его жена и Даниэла Сарве.

Гуэррьер был не способен полностью осознать то, что его глаза передавали клеткам мозга. Передача шла без записи. У него не было никаких сомнений. Он получил официальное приглашение и заполнил программу событий церемонии. Речь Вийона была назначена именно на это время. Он пристально разглядывал лицо Глая, у него отвисла челюсть.

— Но как?

Глай не ответил. Он подбежал к креслу и прижал подушку к лицу Гуэррьера. Вырвавшийся крик ужаса затихал, становясь не более чем приглушенным животным звуком. У премьера не было сил для неравной борьбы. Его руки нашли толстые запястья Глая и слабо пытались оторвать их прочь. Его легкие словно пылали, охваченные огнем, превращаясь в огненные шары. Перед самым наступлением полной темноты у него в голове вспыхнул чрезвычайно яркий свет.

Через тридцать секунд руки ослабили свой захват и беспомощно опустились на подлокотники кресла. Старческое тело ослабело, но Глай не уменьшал давления еще полных три минуты.

В заключение он выключил телевизор, наклонился и послушал сердцебиение. Все жизненные функции прекратились. Премьер Квебека умер.

Глай быстро прошел через комнату и проверил холл снаружи. В нем никого не было. Вернулся к Гуэррьеру, снял подушку и бросил ее на кровать. Осторожно, чтобы не порвать ткань, снял халат и положил его на спинку кресла. Успокоился, увидев, что премьер не обмочился. Следующими были домашние тапочки. Он небрежно бросил их перед кроватью.

Глай не испытывал отвращения, не ощущал даже малейшей тошноты, когда взял труп и положил его на кровать. Затем с клинической собранностью он с усилием открыл рот и начал проверку.

Первое, что исследует полицейский патологоанатом при подозрении на удушение, — язык жертвы. Гуэррьер сотрудничал; на языке не было следов зубов.

Однако были слабые признаки синяков внутри рта. Глай достал из кармана небольшой набор с косметическими средствами, выбрал мягкий розоватый жирный карандаш. Он не мог добиться того, чтобы обесцвечивание исчезло полностью, но он мог изменить цвет, сделав его одинаковым с окружавшими тканями. Он также убрал бледность вокруг внутренней части губ, ликвидируя еще один намек на удушение.

Глаза смотрели невидящим взглядом, Глай закрыл их. Он массировал искаженное лицо, пока оно не расслабилось, принимая почти умиротворенное выражение. Затем он придал телу положение мирного сна и поправил покрывала кровати.

Незначительное, навязчивое сомнение возникло у него в уме, когда он отходил от постели. Это было сомнение человека, склонного к педантизму, который всегда чувствовал, что пропущена какая-то мелкая, но важная деталь. Он спускался вниз по верхнему пролету лестницы, когда увидел, как из буфетной появился телохранитель с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник.

Глай замер на месте. Он внезапно понял, что он пропустил. Зубы Гуэррьера были слишком хорошими. До него дошло, что они наверняка вставные.

Он скрылся из вида перед приближающимся телохранителем и бегом вернулся в спальню. Пять секунд, и они уже у него в руках. Где старик хранит их до утра? Он должен опускать их в чистящий раствор. На прикроватном столике ничего не было, кроме часов. Фосс нашел пластиковую миску, заполненную голубой жидкостью на полке в ванной. Времени на анализ содержимого не было. Он опустил туда протезы. Глай открыл дверь спальни в тот момент, когда телохранитель взялся за ручку двери со стороны холла.

— О, монсеньор Вийон, я подумал, что вы и премьер не откажетесь от чашки чая.

Глай кивнул через плечо в сторону кровати.

— Жюль сказал, что чувствует себя усталым. Думаю, он уснул, как только его голова коснулась подушки.

У телохранителя были свои соображения по этому поводу.

— Не хотите ли вы выпить чашку чая перед уходом, сэр?

Глай закрыл дверь.

— Спасибо, нет. Пора уходить.

Они вместе вернулись в фойе. Телохранитель поставил поднос и помог ему надеть пальто. Глай задержался на пороге, чтобы удостовериться, что человек Гуэррьера увидел «мерседес».

Пожелал доброй ночи и завел машину. Ворота открылись, и он выехал на опустевшую улицу. Через восемь кварталов он припарковал машину к краю тротуара между двумя большими домами. Закрыл дверцы и пяткой затоптал в землю ключ зажигания.

Что может быть более обычным зрелищем, чем «мерседес», стоящий в стильном жилом районе. Люди, живущие в особняках, редко разговаривают со своими соседями. Каждый может подумать, что машина принадлежит друзьям, приехавшим с визитом в дверь рядом. На машину никто не обратит никакого внимания в течение ряда дней.

Глай вернулся в Квебек в десять часов десять минут на автобусе. Экзотический яд, который он приготовил, был все еще у него в кармане. Это был надежный метод убийства, используемый коммунистической службой разведки. Ни один патологоанатом не сможет определить его присутствие в трупе с уверенностью.

Решение использовать подушку было принято мгновенно уже потом. Она оказалась инструментом, который как нельзя лучше соответствовал претензиям Глая на нонконформизм.

Большинство убийц действуют по одной хорошо разработанной схеме. Схема Глая заключалась в том, что он вообще не имел схемы как таковой. Каждое убийство совершенно отличалось по исполнению от предшествующего. Он не оставлял никаких улик, которые могли связать его с прошлым убийством.

Он почувствовал прилив возбуждения. Первое препятствие устранено. Осталось еще одно, самое сложное, самое чувствительное из всех.

34

Даниэла лежала в постели и наблюдала за кольцами дыма от сигареты, поднимающимися к потолку. У нее были весьма смутные представления об этой теплой небольшой спальне в дальнем коттедже за пределами Оттавы.

Она села и посмотрела на часы. Антракт кончился, и она сожалела, что он не может продолжаться неопределенно длительное время. Взывала ответственность, она была обречена на возврат в реальность.

— Тебе пора уходить? — спросил лежащий рядом Вийон.

Она кивнула.

— Должна играть роль преданной жены и навестить своего мужа в больнице.

— Не завидую тебе. Больницы — это кошмар в белом.

— Сейчас я уже привыкла к этому.

— Как дела у Шарля?

— Врачи говорят, что сможет отправиться домой через несколько недель.

— Домой? Зачем? — сказал он презрительно. — Страна осталась без управления. Если выборы были бы завтра, он, определенно, потерпел бы поражение.

— А тебе на пользу.

Она поднялась из постели и начала одеваться.

— Теперь, когда Жюля Гуэррьера нет на пути, наступило самое походящее время, чтобы бы ты ушел в отставку из кабинета и публично выставил свою кандидатуру на пост президента Квебека.

— Придется внимательно продумать свою речь. Идея заключается в том, чтобы прийти как спаситель. Не могу позволить, чтобы меня считали крысой, спасающейся с тонущего корабля.

Она подошла и села рядом с ним. Тонкий запах его мужественности вновь возбудил ее. Она положила руку ему на грудь.

— Сегодня ты был другим человеком, Анри.

Казалось, что у него на лице появилось озабоченное выражение.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты был более брутальным во время нашей любви. Почти жестоким.

— Думал, тебе понравится перемена.

— Мне понравилось.

Даниэла улыбнулась и поцеловала его.

— Даже внутри меня ты был другим.

— Не могу представить себе, почему, — сказал он небрежно.

— Не могу и я, но мне понравилось это.

Она неохотно отодвинулась и встала. Надела пальто и перчатки. Он оставался в постели, наблюдая за ней.

Даниэла выдержала паузу и посмотрела на него проницательным взглядом.

— Ты так и не рассказал мне, что ты предпринял, чтобы смерть Жюля Гуэррьера выглядела естественной.

Его взгляд стал ледяным.

— Есть вещи, о которых тебе лучше не знать.

У нее был такой вид, будто ее ударили по лицу.

— Раньше между нами не было никаких секретов.

— Теперь появились, — сказал он бесстрастно.

Даниэла не представляла себе, как реагировать на его неожиданную холодность. Никогда не знала его таким, и это поразило ее.

— В твоих словах прозвучала злость. Это потому, что я что-то сказала?

Он посмотрел на нее безо всякого интереса и пожал плечами.

— Ожидал от тебя большего, Даниэла.

— Большего?

— Ты ничего не рассказала мне о Шарле, чего бы я не знал из газет.

Она вопросительно посмотрела на него.

— А что ты хотел бы знать?

— Его тайные, внутренние мысли.Разговоры с другими министрами кабинета. Каким образом он собирается вести дела с Квебеком после отделения? Думает ли он об отставке? Черт возьми, мне нужна информация, а ты не предоставляешь ее мне.

Она выразительно протянула руки.

— Шарль изменился после катастрофы самолета. Он стал больше утаивать. Он больше не доверяет мне так, как раньше.

Его глаза потемнели.

— Тогда ты становишься бесполезной для меня.

Она отвернулась, боль и злость нарастали в груди.

— Не трудись связаться со мной вновь, — ледяным голосом сказал он, — если тебе нечего мне сказать. Больше не буду рисковать, занимаясь сексуальными играми.

Даниэла рванулась к двери, но вернулась.

— Ты сукин сын! — вырвалось у нее сквозь рыдания.

«Как странно, — думала она, — что раньше я никогда не видела в нем монстра». Она подавила дрожь, вытерла слезы тыльной стороной руки и ушла.

Его смех преследовал ее до машины и звучал у нее в ушах в течение всего пути в больницу.

35

Начальник администрации президента лишь кивнул, безразлично здороваясь, и не поднялся из-за письменного стола, когда Питт вошел в его офис. Взглянул на посетителя без улыбки.

— Садитесь, мистер Питт. Президент появится через несколько минут.

Никакого рукопожатия. Питт поставил свой портфель на ковер и сел на кушетку около окна.

Начальник администрации, молодой человек около тридцати лет с напыщенным именем Гаррисон Мун четвертый, коротко ответил на три телефонных звонка, ловко переложил бумаги из одной корзины в другую. Наконец соизволил взглянуть в сторону Питта.

— Хочу, чтобы вы хорошо усвоили, мистер Питт: эта встреча выходит за всякие рамки. У президента нет времени даже на немногословные беседы с гражданскими служащими третьего уровня. Если ваш отец, сенатор Джордж Питт, не обратился бы с запросом и не сообщил, что дело срочное, вас не пустили бы дальше ворот.

Питт невинно взглянул на высокомерного осла.

— Пошел подальше, ты мне наговорил уже чертову кучу комплиментов.

Лицо Муна потемнело, как туча.

— Полагаю, что вам следует проявлять уважение к офису президента.

— Какое впечатление может произвести президент, — сказал Питт, саркастически улыбаясь, — если он нанял такого придурка, как ты.

Гаррисон Мун четвертый застыл на месте, словно в него выстрелили.

— Как вы смеете!

В этот момент в офис вошел секретарь президента.

— Мистер Питт, сейчас президент примет вас.

— Нет! — заорал Мун, вскакивая на ноги, его глаза покраснели от ярости. — Встреча отменяется!

Питт подошел к Муну, взял его за лацканы пиджака и приподнял, подтягивая к себе через письменный стол.

— Мой тебе совет, малыш: не забивай себе голову делами.

Затем толкнул его назад на вращающееся кресло, но слишком сильно. Кресло перевернулось, и Мун растянулся на полу.

Питт радушно улыбнулся пораженному секретарю президента и сказал:

— Не нужно показывать дорогу, я уже бывал в Овальном кабинете.

В отличие от начальника штаба, президент сердечно приветствовал Питта и протянул ему руку.

— Часто читал ваши исследования по проектам «Титаник» и «Виксен», мистер Питт. Глубокое впечатление произвело на меня и то, как вы справились с операцией «Дудлбаг». Большая честь встретиться с вами.

— Честь оказана мне.

— Пожалуйста, садитесь, — любезно сказал президент.

— У меня, возможно, не будет времени, — сказал Питт.

— Простите? — вопросительно поднял бровь президент.

— Начальник администрации был груб и чертовски высокомерно обошелся со мной, поэтому я назвал его придурком и немного потрепал.

— Вы серьезно?

— Да, сэр. Подозреваю, что сюда в любую секунду может ворваться служба охраны и вытащить меня из помещения.

Президент подошел к своему письменному столу и нажал кнопку внутренней связи.

— Мэгги, прошу не прерывать меня ни по каким вопросам, пока я не скажу, что освободился.

Питт почувствовал облегчение, когда на лице президента появилась широкая улыбка.

— Гаррисона иногда заносит. Возможно, вы преподали ему запоздалый урок скромности.

— Извинюсь, когда буду уходить.

— Не стоит.

Президент опустился в кресло с высокой спинкой около кофейного столика напротив Питта.

— Мы с вашим отцом прошли вместе длинный путь. В один и тот же год нас выбрали в конгресс. Он сказал мне по телефону, что вы наткнулись на откровение, которое будоражит разум.

— Отец любит преувеличивать, — рассмеялся Питт. — Но в этом случае он прав на все сто процентов.

— Расскажите мне, что вы обнаружили.

Питт открыл портфель и стал выкладывать бумаги на кофейный столик.

— Простите, что отниму у вас время на урок истории, мистер президент, но это необходимо, чтобы все стало понятно.

— Слушаю.

— В начале тысяча девятьсот четырнадцатого года, — начал Питт, — британцы не сомневались, что неизбежна война с империалистической Германией. К марту Уинстон Черчилль, в то время первый лорд Адмиралтейства, уже вооружил около сорока торговых кораблей. Военный департамент прогнозировал начало военных действий на сентябрь после сбора урожая в Европе. Фельдмаршал лорд Китченер, военный министр государства, понимая, что грядущее вооруженное столкновение потребует колоссальных человеческих и других ресурсов, был потрясен, обнаружив, что вооружения и снабжения едва достаточно для трехмесячной военной кампании. Одновременно с этим Соединенное Королевство было занято проведением ускоренной программы социальных реформ, которая уже привела к существенному увеличению налогообложения. Не нужно быть ясновидцем для понимания того, что взлетающие цены на вооружение, проценты по долгам, социальные и пенсионные выплаты подорвут основы экономики.

— Таким образом, Британия вычерпала бюджет до дна, когда вступила в первую мировую войну, — сказал президент.

— Не совсем, — ответил Питт. — Незадолго перед тем, как немцы вторглись в Бельгию, наше правительство выдало Британии заем на сто пятьдесят миллионов долларов. По меньшей мере это было зарегистрировано как заем. На самом деле это было первоначальным платежом.

— Боюсь, что не понимаю.

— Премьер-министр Герберт Асквит и король Георг V второго мая провели экстренное совещание при закрытых дверях, вынося решение, рожденное отчаянием. Они тайно связались с президентом Вильсоном, сообщив о своем предложении. Он принял его. Ричард Эссекс, заместитель Уильяма Дженнингса Брайана, и Харви Шилдс, заместитель министра Британского министерства иностранных дел, разработали то, что известно как Североамериканский договор.

— В чем же суть этого договора? — спросил президент.

В течение, возможно, десяти секунд стояла полная тишина, Питт колебался. Наконец он прочистил горло.

— За сумму один миллиард долларов Великобритания продала Канаду Соединенным Штатам.

Слова Питта зависли над головой президента. Он молча сидел, не веря тому, что услышал.

— Скажите еще раз, — потребовал он.

— Мы купили Канаду за один миллиард долларов.

— Абсурд.

— Но это правда, — твердо сказал Питт. — До начала войны многие члены парламента Англии сомневались в том, что колонии и доминионы окажут законную поддержку. Некоторые либералы и консерваторы открыто заявляли, что Канада была тяжелым бременем для империи.

— Можете представить доказательство? — спросил президент. Его взгляд был скептическим.

Питт передал ему копию письма Вильсона.

— Это написано Вудро Вильсоном премьер-министру Асквиту четвертого июня. Письмо складывали, на месте перегиба отсутствует часть одного предложения. Я провел спектрографический анализ письма, который установил, что, дополняя предложение отсутствующими словами, строку следует читать следующим образом: «…мои соотечественники — настоящие собственники, и они не будут молча смотреть, зная с уверенностью, что наш сосед на севере и наша собственная возлюбленная страна стали единым целым».

Президент изучал письмо в течение нескольких минут. Затем положил его на кофейный столик.

— Что еще у вас есть?

Без лишних слов Питт передал фотографию Брайана, Эссекса и Шилдса, выходящих из Белого дома с договором. Затем он достал свой козырь.

— Это настольный дневник Ричарда Эссекса за май месяц. Вся программа конференции, на которой принято решение о Североамериканском договоре, изложена со всеми подробностями. Последняя запись датируется двадцать шестым мая тысяча девятьсот четырнадцатого года. В этот день Эссекс покинул столицу Канады и состоялось заключительное подписание договоров.

— Вы сказали — договоров?

— Было три экземпляра, по одному для каждой страны-участницы. Первыми подпись поставили Асквит и король Георг. Затем Шилдс повез исторические документы в Вашингтон, где двадцатого мая свои имена добавили Вильсон и Брайан. Через два дня Эссекс и Шилдс вместе отправились на поезде в Оттаву, где последнюю подпись поставил канадский премьер-министр, сэр Роберт Борден.

— Тогда почему не имела места официальная передача Канады в США?

— Серия неблагоприятных обстоятельств, — объяснил Питт. — Харви Шилдс утонул на трансатлантическом лайнере «Императрица Ирландии» после того, как он столкнулся с угольщиком и затонул в реке Святого Лаврентия. Его тело и британский экземпляр договора так и не были найдены.

— Но я уверен, что Эссекс прибыл в Вашингтон с американским экземпляром.

Питт покачал головой.

— Поезд, в котором ехал Эссекс, сорвался с моста в реку Гудзон. Крушение стало чем-то вроде классической тайны: не обнаружены ни пассажиры, ни паровозная бригада, и даже никаких следов поезда.

— Тогда остается один экземпляр в канадских руках.

— Здесь следы теряются вообще, — сказал Питт. — Остальное домыслы. Очевидно, кабинет Асквита восстал. Министры, без сомнения, включая Черчилля, пришли в бешенство, узнав, что премьер-министр и король пытались продать самый большой доминион у них за спиной.

— Сомневаюсь, что канадцы очень радовались сделке.

— Учитывая, что исчезли два экземпляра договора, сэр Роберт Борден, лояльный англичанин, между прочим, мог легко уничтожить третий, оставляя Вильсона без каких-либо материальных улик для вступления в силу американских притязаний.

— Кажется маловероятным, что официальная запись относительно переговоров такого масштаба также утрачена, — сказал президент.

— Вильсон утверждает в письме, что проинструктировал своего министра уничтожить все упоминания о пакте. Не могу отвечать за министерство иностранных дел, но предполагаю, что они лучшие хранители. По традиции британцы никогда не выбрасывают и не сжигают документы. Какие бы документы, касающиеся договора, ни сохранились, я уверен, что они похоронены под тонной пыли в каком-нибудь старинном викторианском хранилище.

Президент встал и начал ходить по кабинету.

— Мне бы очень хотелось изучить формулировку договора.

— Это можно, — улыбнулся Питт. — Эссекс записал проект в своем настольном дневнике.

— Я могу получить это?

— Конечно.

— Как к вам попал этот дневник?

— Он находился во владении его внука, — ответил Питт, не уточняя.

— Джона Эссекса?

— Да.

— Почему он скрывал его в течение всех этих лет?

— Возможно, боялся, что доведение его до сведения общественности приведет к международной напряженности.

— Наверное, он был прав, — сказал президент. — Если пресса разрекламирует это открытие в новостях, то нельзя предсказать стихийную реакцию людей по обеим сторонам границы. Вильсон прав: американцы — собственники. Могут потребовать передачу Канады. И только одному Богу известно, какой ад поднимется в Конгрессе.

— Есть зацепка, — сказал Питт.

Президент перестал ходить по кабинету.

— В чем же она?

— Платеж не зарегистрирован. Первоначальный депозит перевели в заем. Даже если появится экземпляр договора, британцы будут отрицать его на том основании, что они никогда не получали компенсации, и будут правы.

— Да, — медленно сказал президент, — отсутствие платежа может аннулировать договор.

Он направился к высоким окнам и посмотрел на газон Белого дома с почерневшей зимней травой, не произнося ни единого слова, борясь с собственными мыслями.

Наконец он повернулся и пристально посмотрел на Питта.

— Кому, кроме вас, известно о Североамериканском договоре?

— Коммандеру Хейди Миллиган, проводившей предварительные исследования с самого начала после того, как нашла письмо Вильсона, историку сената, который обнаружил фотографии, моему отцу, и конечно, адмиралу Сандекеру. Так как он мой непосредственный начальник, я считал своим долгом поставить его в известность о том, что я исследую.

— Больше никому?

Питт покачал головой.

— Нет.

— Давайте считать это клубом избранных, согласны?

— Как скажете, господин президент.

— Глубоко благодарен за то, что вы привлекли мое внимание к этому делу, мистер Питт.

— Следует ли мне продолжать расследование?

— Нет, думаю, будет лучше, если мы похороним договор там, где он лежал, по меньшей мере, в настоящий момент. Нет смысла портить отношения с Канадой и Соединенным Королевством. Рассматриваю это как тот простой случай, о котором не известно никому, поэтому никто не беспокоится.

— Джон Эссекс согласился бы с таким решением.

— А вы, мистер Питт, согласны?

Питт закрыл портфель и встал.

— Я морской инженер, господин президент. Избегаю всякого вмешательства в политику.

— Мудрый курс, — сказал президент с понимающей улыбкой. — Действительно, самый верный курс.

Не прошло и пяти секунд после того, как за Питтом захлопнулась дверь, а президент уже включил внутреннюю связь.

— Мэгги, соедини меня с Дугласом Оутсом по голографу.

И сел за письменный стол в ожидании.

Вскоре после переезда в Белый дом он приказал установить у себя в офисе систему голографической связи. Ему было почти по-детски интересно изучать выражение лица, движения тела и внешнюю реакцию членов кабинет во время визуальных разговоров с ними, когда сами они находились за много миль от Белого дома.

В середине Овального кабинета появилось трехмерное изображение человека с вьющимися рыжеватыми волосами в классическом консервативном сером костюме в тонкую полоску. Он сидел в кожаном председательском кресле.

Дуглас Оутс, госсекретарь, кивнул и улыбнулся.

— Доброе утро, господин президент. Как идет сражение?

— Дуглас, сколько денег Соединенные Штаты передали Британии после тысяча девятьсот четырнадцатого года?

Оутс вопросительно посмотрел.

— Передали?

— Да, ты знаешь, списанные военные займы, экономическая помощь, отчисления, как бы это ни называлось.

Оутс пожал плечами.

— Довольно значительная сумма, полагаю.

— Более миллиарда долларов?

— Легко, — ответил Оутс. — Почему вы спрашиваете?

Президент игнорировал вопрос.

— Организуй курьера. У меня есть кое-что интересное для друга в Оттаве.

— Еще данные о нефтяном предприятии? — настаивал Оутс.

— Даже лучше. У нас только что появился джокер для решения канадского вопроса.

— Нам потребуется настоящая удача.

— Думаю, ты можешь назвать это развесистой клюквой.

— Развесистой клюквой?

Президент был похож на кота, поймавшего лапой мышь.

— Великолепный тактический ход, — сказал он, — чтобы отвлечь внимание британцев от реального заговора.

36

Президент подплыл на боку к краю бассейна Белого дома и подтянулся на лестнице, когда Мерсьер и Клейн вышли из раздевалки.

— Надеюсь, ранний утренний заплыв не нарушит ваши графики.

— Конечно, нет, господин президент, — сказал Мерсьер. — Могу приступить к упражнениям.

Клейн осмотрел помещение внутреннего бассейна.

— Значит, это и есть знаменитый плавательный бассейн. Похоже, что последним президентом, которым пользовался им, был Кеннеди.

— Да, — ответил президент. — Никсон закрыл его и использовал для пресс-конференций. Что же касается меня, то лучше плавать, чем смотреть на орду болтающих репортеров.

Мерсьер широко улыбнулся.

— Что скажет корпус репортеров Вашингтона, если услышит, что их назвали болтающей ордой?

— Только не для протокола, — засмеялся президент. — Что скажете на то, что мы подвели новую трубу с горячей водой? Рабочие закончили работу только вчера.

Они разместились на небольшой круглой площадке, встроенной на мелководном участке бассейна. Президент включил циркуляционные насосы и установил температуру на 142° по Фаренгейту. Пока нагревалась вода, Мерсьер почувствовал, что умирает от ожогов. Даже начал сочувствовать омарам.

Наконец президент расслабился и сказал:

— Это место также подходит и для ведения дел. Предположим, что вы, джентльмены, скажете мне, каково наше положение в канадской энергетической ситуации.

— Новость довольно мрачная, — сказал Мерсьер. — Наши источники службы разведки узнали, что это министр парламента Анри Вийон приказал отключить подачу электричества из Джеймс-Бея.

— Вийон. — Имя прозвучало в устах президента так, будто имело дурной вкус. — Это тот краснобай, который обливает грязью Соединенные Штаты каждый раз, когда ему удается задержать журналиста для утомительных и скучных излияний.

— Тот самый, — ответил Мерсьер. — Ходят слухи, что он причастен к смерти президента новой республики Квебек.

— Со смертью Гуэррьера появилась угрожающая возможность, что он может победить на выборах, — добавил Клейн.

Президент нахмурился.

— Не могу представить себе ничего хуже Вийона, диктующего цены и определяющего политику поставок для Джеймс-Бея и для нового нефтяного месторождения, открытого Государственным агентством подводных и морских научных исследований.

— Это дьявольски неприятно, — проворчал Мерсьер.

Он повернулся к Клейну:

— Действительно нефтяное месторождение такое огромное, как предсказывает адмирал Сандекер?

— Его данные несколько занижены, — ответил Клейн. — Мои эксперты проанализировали компьютерные данные Государственного агентства подводных и морских научных исследований. Оказалось, что десять миллиардов баррелей — более точная цифра, чем восемь.

— Как получилось, что канадские нефтяные компании упустили его?

— Из всех нефтяных месторождений труднее всего найти стратиграфическую ловушку, — объяснял Клейн. — Сейсмическая аппаратура, гравиметры, магнитометры — ни один из этих приборов не может обнаружить присутствие углеводородов в этом геологическом состоянии. Единственным надежным методом является бурение наугад. Канадцы пробурили скважину в двух милях от месторождения, открытого «Дудлбагом», но ничего не добились. Эта площадка была отмечена на нефтяных картах символом, обозначающим сухую скважину. Остальные разведочные партии держались подальше от этого места.

Мерсьер отмахнулся от пара, поднимающего прямо у него перед глазами.

— Похоже, мы сделаем Квебек очень богатым новым государством.

— При условии, что мы проинформируем их, — сказал президент.

Клейн взглянул на него.

— Почему мы должны держать это в секрете? Разработка нефтяных месторождений канадцами лишь вопрос времени. Правительство Квебека будет благодарно нам за то, что мы укажем им месторождение и будем сотрудничать с ними в его разработке. Конечно, нам будут продавать сырую нефть по разумным ценам.

— Ничем не оправданный ложный оптимизм, — сказал Мерсьер. — Посмотри, что произошло в Иране и других странах. Полмира думает, что Соединенные Штаты превратятся в объект нападок, когда дело дойдет до назначения цены.

Президент наклонил голову назад и закрыл глаза.

— Допустим, у нас есть документ, в соответствии с которым Канада принадлежит Соединенным Штатам?

Мерсьер и Клейн молчали, сбитые с толку, не понимая, что имеет в виду президент. Наконец Мерсьер произнес слова, которые были у них на уме.

— Не могу даже представить подобного документа.

— Я тоже, — сказал Клейн.

— Просто мечтательные раздумья, — сказал президент, весело махнув рукой. — Забудем об этом. У нас множество земных проблем, которые мы должны обсудить.

Мерсьер посмотрел на воду.

— Огромнейшую опасность для безопасности нашей страны представляет распад единой Канады. Чувствую, что мы должны содействовать премьер-министру Сарве по возможности всем, чтобы не допустить отделение Квебека.

— Ты всё сказал правильно, — сказал президент. — Но я собираюсь попросить тебя отложить этот вопрос в долгий ящик.

— Сэр?

— Хочу поручить тебе координацию сверхсекретной программы с Государственным департаментом и Центральным разведывательным управлением, чтобы получение независимости Квебеком произошло на самом деле.

У Мерсьера был такой вид, словно его искусала акула.

— Думаю, ты не понимаешь…

— Мое решение окончательное, — прервал президент. — Прошу тебя как друга выполнить то, что я сказал.

— Можно спросить, почему?

В глазах президента появился отсутствующий взгляд, Мерсьер почувствовал, что у него по спине пробежал холодок от внезапной жесткости, прозвучавшей в голосе президента.

— Верь мне, когда я говорю, что разделенная Канада намного благоприятнее для Северной Америки.

Клейн застегнул плащ на все пуговицы, пока стоял на южном портике Белого дома, ожидая свою машину и водителя. Угрожающие серые небеса не могли развеять его беспокойство.

— Не могу не задавать себе вопрос: неужели президент такой же сумасшедший, как Анри Вийон, — сказал он.

— Ты употребил не то слово, — ответил Мерсьер. — Хитрые — возможно. Но никто из них не сошел с ума.

— Странно выглядит его сказка об объединении Канады и США.

— Здесь он проявил себя нехарактерно для своей натуры. Но всё-таки что же у него на уме, черт возьми?

— Ты советник по госбезопасности. Если кто-то и может знать, то это ты.

— Ты всё слышал сам. Он что-то утаивает от меня.

— Так что же произойдет сейчас?

— Подождем, — ответил Мерсьер загробным голосом. — Будем ждать, пока я не узнаю, что у президента на уме.

37

— Продано!

Голос аукциониста прогремел через усилители, как выстрел из ружья. Толпа, как обычно, недовольно роптала, занося высокую предложенную цену на двухместный закрытый «форд» 1946 года в программу.

— Следующий автомобиль, пожалуйста.

Жемчужно-белый «мерседес-бенц» 540К 1939 года, сделанный на заказ, бесшумно появился в центре арены большого стадиона в Ричмонде, штат Виргиния. Шепот восхищения прокатился по трехтысячной толпе, как только прожекторы осветили сверкающую краску элегантного кузова. Выступающие на торгах кружили по арене, поедали глазами подвеску и коробку передач, исследовали каждую деталь обшивки, изучали двигатель.

Дирк Питт сидел в третьем ряду и повторно проверял порядковый номер в программе. Мерседес числился четырнадцатым в ежегодном аукционе антикварных и классических автомобилей в Ричмонде.

— Это поистине красивая и экзотическая машина, — усиленно расхваливал автомобиль аукционист. — Королева среди всех классических автомобилей. Начнем, начальная цена четыре тысячи.

В толпе появился букмекер в смокинге. Внезапно кто-то поднял руку.

— Сто пятьдесят.

Аукционист продолжал непрерывно расхваливать товар, торги оживились, как только желающие приобрести автомобиль приступили к ритуалу соревнования за приз. Быстро добрались до отметки двести тысяч долларов и перешагнули ее.

Поглощенный торгами, Питт не заметил, как на свободное место рядом с ним сел молодой человек в тройке.

— Мистер Питт?

Питт повернулся и взглянул в младенческое лицо Гаррисона Муна четвертого.

— Забавно, — сказал Питт без удивления, — ты не похож на человека, интересующегося старыми машинами.

— На самом деле меня интересуете вы.

Питт бросил на него презрительный взгляд.

— Если ты гей, то напрасно теряешь время.

Мун нахмурился и огляделся вокруг, чтобы убедиться, что никто не прислушивается к их беседе. Все с головой ушли в торги.

— Я нахожусь здесь по официальному поручению правительства. Давайте отойдем куда-нибудь и поговорим.

— Подожди минут пять, — сказал Питт. — Принимаю участие в торгах за следующую машину.

— Пожалуйста, выслушайте меня, мистер Питт, — сказал Мун, стараясь командовать. — Мое дело к вам значительно важнее, чем наблюдать, как взрослые люди швыряют деньги за устаревшее барахло.

— Двести восемьдесят тысяч — объявил аукционист. — Кто-нибудь даст триста тысяч?

— По меньшей мере, ты не можешь назвать ее дешевкой, — сказал Питт спокойно. — Данная машина является образцом механического творчества, это инвестиция, которая будет приносить от двадцати до тридцати процентов в год. Твои внуки не смогут даже прикоснуться к ней менее чем за два миллиона долларов.

— Я нахожусь здесь не для того, чтобы спорить о будущем антиквариата. Пойдемте?

— Ни за что.

— Возможно, вы измените свое решение, если я скажу, что нахожусь здесь по поручению президента?

Выражение на лице Питта окаменело.

— Подумаешь, большое дело, будь оно проклято. Почему любой молокосос, который ходит на работу в Белый дом, полагает, что он может угрожать миру? Вернись и передай президенту, что ты не справился, мистер Мун. Также можешь сказать ему, что, если он хочет добиться чего-то от меня, пусть пришлет мальчика на побегушках, который сможет продемонстрировать высший класс.

Мун побледнел. Всё шло не так, как он планировал, совсем не так.

— Я… я не могу сделать это, — пробормотал он.

— Круто.

Аукционист поднял молоток.

— Продано за триста шестьдесят тысяч, — сделал паузу, осматривая аудиторию. — Если нет следующего предложения… продано мистеру Роберту Эсбенсону из Денвера, Колорадо.

Муна поставили на место, холодно, безжалостно. Оставался единственный путь для спасения ситуации. Он принял его.

— Ладно, мистер Питт, командуете вы.

«Мерседес» отогнали, его место занял двуцветный соломенно-бежевый четырехдверный автомобиль с открывающимся верхом. Аукционист сиял, описывая его достоинства.

— А сейчас, дамы и господа, номер пятнадцатый нашей программы. «Дженсен» 1950 года, сделан в Англии. Очень редкая машина. Известно, что существует всего одна модель с таким особенным кузовом. Настоящая красавица. Начнем с пятнадцати тысяч.

Первое предложение составило двадцать пять тысяч. Питт молчал, пока поднимали цену.

Мун изучал его.

— Вы не собираетесь торговаться?

— Всему свое время.

Стильно одетая женщина в возрасте около пятидесяти лет подняла карточку участника в торгах. Аукционист кивнул и одарил ее улыбкой.

— Двадцать девять тысяч от прекрасной мисс О’Лири из Чикаго.

— Он знает всех? — спросил Мун с искрой интереса, блеснувшей в глазах.

— Коллекционеров немного, довольно узкий круг, — ответил Питт. — Большинство из нас посещают одни и те же аукционы.

Торги приостановились на сорока двух тысячах. Аукционист почувствовал, что наступил пик.

— А сейчас, дамы и господа, сообщаю, что эта машина стоит дороже, значительно дороже.

Питт поднял карточку участника на торгах.

— Спасибо, сэр. Сорок три. Кто-нибудь скажет сорок четыре?

Мисс О’Лири, в двубортном шерстяном клетчатом пиджаке от модельера, в узкой серо-коричневой фланелевой юбке с откровенным разрезом впереди, просигналила увеличение цены.

Не успел аукционист объявить ее цену, как в воздухе оказалась карточка Пита.

— Теперь она знает, что началась настоящая борьба, — сказал он Муну.

— Сорок четыре и теперь уже сорок пять. Кто скажет сорок шесть?

Торги приостановились. Мисс О’Лири совещалась с более молодым спутником, сидевшим рядом с ней. Это была женщина, добившаяся успеха своим собственным трудом, сделав приличное состояние на торговле косметикой. Ее коллекция, одна из лучших в мире, насчитывала почти сто автомобилей. Когда букмекер наклонился, чтобы зафиксировать сделку, она подняла голову, повернулась и подмигнула Питту.

— Едва ли это подмигивание дружественного конкурента, — наблюдательно заметил Мун.

— Иногда приходится иметь дело с более пожилыми женщинами, — сказал Питт, словно поучая школьника. — Им лишь немногое неизвестно о мужчинах.

Привлекательная девушка направилась в сторону Питта и попросила его подписать соглашение о продаже.

— Может, сейчас? — с надеждой спросил Мун.

— Как ты добрался сюда?

— Моя подруга подкинула меня из Арлингтона.

Питт поднялся на ноги.

— Пока ты поговоришь с ней, я отправлюсь в офис и подпишу счет. Она может следовать за нами.

— Следовать за нами?

— Ты хотел поговорить наедине, мистер Мун. Поэтому хочу доставить тебе удовольствие и довести обратно до Арлингтона в настоящем автомобиле.

«Дженсен» легко катил по трассе на Вашингтон. Питт одним глазом следил за дорожным патрулем, вторым за спидометром. Скорость была около семидесяти миль в час.

Мун застегнул пальто на все пуговицы, вид у него был жалкий.

— Печка-то есть в этой реликвии?

Питт не заметил, что в машине стало очень холодно из-за холодного воздуха, проникающего через матерчатую крышу Он повернул ручку на приборной доске, вскоре тонкая струйка теплового воздуха начала поступать в салон «Дженсена».

— Итак, Мун, мы одни. Так в чем дело?

— Президент хочет, чтобы вы возглавили поисковую экспедицию на реках Святого Лаврентия и Гудзон.

Питт оторвал взгляд от дороги и уставился на Муна.

— Ты шутишь?

— Серьезнее не может быть. Он считает, что вы единственный квалифицированный человек, который может взять на себя ответственность за поиски экземпляров Североамериканского договора.

— Тебе известно об этом?

— Да, он доверил мне эту тайну через десять минут после вашего ухода из офиса. Во время исследований я буду действовать в качестве связного.

Питт сбросил скорость до допустимого уровня и хранил молчание в течение нескольких секунд. Затем сказал:

— Думаю, что он не понимает, о чем просит.

— Уверяю вас, что президент рассмотрел это со всех точек зрения.

— Он просит невозможного и ожидает чуда. — Выражение на лице Питта стало скептическим, голос спокойным. — Невозможно, чтобы хоть кусочек бумаги остался целым и невредимым после того, как пробыл в воде три четверти столетия.

— Согласен, что проект кажется бесперспективным, — согласился Мун. — И всё же, если на существование экземпляра договора есть хоть один шанс из миллиона, президент полагает, что мы должны приложить по возможности все усилия, чтобы найти его.

Питт пристально смотрел на дорогу, рассекающую сельскую местность Виргинии.

— На минуту допустим, что нам повезло, мы положили на стол президента договор. Что дальше?

— Не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Я всего лишь адъютант президента по особым поручениям. Мальчик на побегушках, как вы грубо назвали это. Делаю то, что мне поручили. Мне приказали оказывать вам всяческое содействие, следить за тем, чтобы удовлетворялись ваши требования на финансирование и аппаратуру. Что будет, если вы найдете документ, — не мое и не ваше дело.

— Скажи мне, Мун, — произнес Питт, и на его губах появилась слабая улыбка. — Тебе приходилось читать «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей»?

— Даже никогда и не слышал об этом.

— Ничего нет удивительного.

Питт сел на хвост электромобилю, который отказался уступить скоростную полосу, и посигналил фарами «дженсена». В конце концов водитель той машины просигналил в ответ и уступил дорогу.

— А что будет, если я откажусь от этого дела?

Мун почти неправдоподобно застыл на месте.

— Президент очень расстроится.

— Это льстит мне.

Он продолжал вести машину, погруженный в свои мысли. Затем повернулся и добавил:

— Ладно, попытаюсь сделать по возможности всё, на что способен. Полагаю, что приступаем к делу немедленно.

Мун просто кивнул, чувствуя огромное облегчение.

— Первый пункт в твоем перечне, — сказал Питт. — Мне нужны люди и ресурсы Государственного агентства по подводным и морским научным исследованиям. Чрезвычайно важно проинформировать о проекте адмирала Сандекера. За его спиной я не буду работать.

— То, в чем вы будете принимать участие, мистер Питт, целиком соответствует избитому термину «деликатная ситуация». Чем меньше людей будут знать об этом договоре, тем меньше будет возможность того, что о нем станет известно канадцам.

— Сандекера необходимо проинформировать обязательно, — твердо настаивал Питт.

— Хорошо, назначу встречу и ознакомлю его с проектом.

— Годится, но не совсем. Хочу, чтобы адмирала ввел в курс дела президент, он заслужил это.

У Муна был такой вид, словно у него вырвали кошелек. Он уставился в пустоту, затем ответил.

— Хорошо, считайте, что это сделано.

— Второй пункт, — продолжал Питт. — Нам нужен профессионал для проведения исторических расследований.

— В Вашингтоне есть несколько руководителей высшего звена, занимающих ответственные государственные посты. Пришлю вам их резюме.

— Я думал о конкретном человеке.

— Какая-нибудь особенная причина?

— Коммандер Хейди Миллиган провела предварительное научное исследование относительно договора. Она знает работу в архивах, ее следует включить в круг разработчиков проекта.

— Имеет смысл, — задумчиво сказал Мун, — но следует учесть, что она где-то в Тихом океане.

— Позвони командующему военно-морскими операциями и отзови ее обратно, при условии, конечно, что она согласна, и прими на себя ответственность.

— Я принял на себя ответственность, — холодно ответил Мун.

— Третий пункт. Один экземпляр договора утонул вместе с «Императрицей Ирландии», которая лежит в канадских водах. Невозможно обеспечить секретность наших водолазных подводных операций. По существующим законам подъема затонувших судов мы обязаны поставить в известность их правительство, Канадскую тихоокеанскую железную дорогу, которой принадлежал корабль, страховые компании, выплатившие страховые премии.

Подавленное выражение на лице Муна превратилось в самоуверенное.

— Здесь я намного опередил вас. Уже запущена в работу необходимая документация. Для вас придумана легенда, что вы представляете археологическую партию, занимающуюся поисками предметов, которые пройдут специальную обработку и будут переданы в американские и канадские морские музеи. Вам придется заниматься всякой ерундой во время операции, чтобы успокоить и нейтрализовать возможные домыслы.

— Четвертый пункт, — сказал Питт. — Деньги.

— В ваше распоряжение передадут достаточно большие фонды, предназначенные для тщательного и полного проведения работ.

Немного колеблясь, он заговорил снова, прислушиваясь к звуку работы двигателя «дженсена» мощностью 130 лошадиных сил. Солнце опускалось уже ниже вершин деревьев, и Дирк включил огни.

— Не даю никаких гарантий, — наконец сказал он.

— Понятно.

— Каким образом будем поддерживать контакт?

Мун вынул ручку и что-то написал на обратной стороне программы аукциона, принадлежащей Питту.

— Я буду по этому номеру двадцать четыре часа в сутки. Мы не будем встречаться друг с другом до тех пор, пока у вас не возникнет неожиданный кризис.

Гаррисон выдержал паузу и посмотрел на Питта, стараясь понять этого человека. Но прочитать Дирка было невозможно.

— Еще вопросы есть?

— Нет, — ответил Питт, погруженный в свои мысли. — Больше вопросов нет.

В его голове вихрем носились сотни вопросов, но ни на один из них Мун не мог дать ответа.

Он старался зрительно представить себе, что он сможет найти под стремительными потоками рек Гудзон и Святого Лаврентия, но эта картина не возникала. Затем задумался над тем, что стоит за сводящим с ума непостижимым планом, бросающим его в полную неизвестность.

38

— Наступило время принятия решения.

Сандекер конкретно не обращался ни к кому, глядя на гидрографические карты, фотоснимки которых были увеличены, чтобы повесить на дальней стене рабочего зала Государственного агентства подводных и морских научных исследований. Постучал косточкой пальца по одной из них, где изображался участок реки Гудзон.

— Сначала займемся «Манхеттен лимитед»? — он выдержал паузу и жестом показал на соседнюю карту. — Или «Императрицей Ирландии»?

Осмотрел помещение, изучая четырех человек, сидящих за длинным столом.

— Как мы расставим приоритеты?

Хейди Миллиган, на лице которой отразилась усталость от длинного перелета из Гонолулу, начала что-то говорить, но сразу же замолчала.

— Дамы вперед, — широко улыбаясь, сказал Эл Джиордино.

— Моя квалификация не позволяет мне выразить мнение о подъеме затонувших объектов, — с сомнением в голосе сказала она. — Но полагаю, что корабль предлагает наилучший шанс найти экземпляр договора, который можно прочитать.

— Потрудитесь обосновать свое мнение, — сказал Сандекер.

— В те времена, когда еще не путешествовали по воздуху, — объясняла Хейди, — курьеры дипломатической службы, пересекающие океаны, пользовались стандартной процедурой и герметично заворачивали документы в несколько слоев клеенки, защищая их от воздействия воды. Вспоминаю один случай, когда важные документы нашли целыми и невредимыми на теле курьера британского министерства иностранных дел, выброшенном на берег через шесть дней после гибели «Лузитании».

Сандекер улыбнулся и кивнул ей в знак удовлетворения. Как раз такая женщина и нужна в команде.

— Благодарю, коммандер. Ты дала нам первый луч надежды.

Джиордино зевнул. Большую часть ночи Питт излагал суть проекта. Это было всё, что он мог сделать, чтобы не уснуть.

— Возможно, Ричард Эссекс также завернул свой экземпляр договора в клеенку.

Хейди отрицательно покачала головой.

— Скорее всего, он положил его в кожаный несессер.

— Мало вероятности, что он мог сохраниться, — признал Сандекер.

— Я голосую за поезд, — сказал Джиордино. — «Императрица» лежит на глубине ста шестидесяти пяти футов, достаточно безопасная глубина, недосягаемая для простых ныряльщиков. Поезд, с другой стороны, лежит на глубине не более чем сорок футов. Через семь десятилетий воздействия морской воды, поступающей из залива, корабль значительно разъело. Поезд значительно лучше сохранился в пресной речной воде. Сандекер повернулся к маленькому человечку, совиные карие глазки которого увеличивались огромными очками в роговой оправе.

— Руди, а ты что скажешь?

Руди Ганн, директор логистики Государственного агентства по подводным и морским исследованиям, оторвал взгляд от своего блокнота, заполненного каракулями, и бессознательного потер нос с одной стороны. Он редко входил в азарт или принимал традиционную точку зрения. Он принимал решения только на основе фактов.

— Я предпочитаю корабль, — спокойно сказал он.

— Единственное преимущество подъема «Манхеттен лимитед» в том, что он находится на нашей земле. Однако скорость течения реки Гудзон составляет три с половиной узла. Течение слишком сильное, чтобы водолазы могли работать хоть с какой-то эффективностью. И, как предполагает Эл, есть шансы, что паровоз и вагоны погребены в иле. Это приведет к необходимости проведения работ по чистке дна.

— Подъем судна в открытой воде значительно более сложное дело, требующее больше времени, чем подъем пульмановского вагона с небольших глубин, — возразил Джиордино.

— Это правда, — согласился Ганн. — Но нам известно, где лежит «Императрица». Могила «Манхеттен лимитед» так и не найдена.

— Поезда не растворяются. Мы исследуем ограниченный участок менее одной квадратной мили. При анализе с помощью магнитометра мы за несколько часов найдем его.

— Ты рассуждаешь так, словно локомотив и вагоны все еще сцеплены друг с другом. После падения с моста их, возможно, разбросало по всему речному дну. У нас могут уйти недели на подъем ненужного нам вагона. Я не могу пойти на риск. Это слишком неточно.

Джиордино не сдавался.

— А как ты подсчитываешь шансы поиска небольшого пакета внутри искореженного судна водоизмещением четырнадцать тысяч тонн?

— Проигнорируем все шансы, — спокойно заговорил Дирк Питт, впервые вступая в разговор.

Он сидел в конце стола, сложив руки за головой.

— Попытаемся поднимать оба объекта одновременно.

В рабочем зале наступила полная тишина. Джиордино маленькими глотками пил кофе и обдумывал слова, сказанные Питтом. Ганн размышлял, глядя через очки с толстыми линзами.

— А можем ли мы позволить себе разделение наших усилий?

— Лучше спросить, достаточно ли у нас времени? — ответил Питт.

— Нам поставлены сроки? — полюбопытствовал Джиордино.

— Нет, у нас нет жесткого графика, — сказал Сандекер.

Он отошел от карт и сел на угол стола.

— Но президент совершенно ясно дал мне понять, что если всё-таки экземпляр Североамериканского договора существует, то ему нужно получить его по возможности быстрее.

Адмирал покачал головой.

— Зачем, черт возьми, потребовался насквозь промокший кусок бумаги семидесятипятилетней давности нашему правительству и какова срочность его поисков, мне не объяснили. Мне не предложили роскошь объяснения причин. Дирк прав. У нас нет времени неторопливой поочередной работы над проектами.

Джиордино посмотрел на Питта и вздохнул.

— Ладно, постараемся одним выстрелом убить двух зайцев.

— Двумя выстрелами, — поправил его Питт. — Пока экспедиция по подъему корабля будет прокладывать путь внутри корпуса судна, отряд геологоразведчиков зондирует Гудзон.

— Сколько времени у нас на подготовку? — спросил Сандекер.

— Сорок восемь часов для сбора экипажа и снаряжения, двадцать четыре часа для погрузки и оснащения судна. Затем, при условии хорошей погоды для плавания, мы должны пришвартоваться над «Императрицей» через пять дней.

— А поезд?

— Могу обеспечить судно с магнитометром,гидролокатором бокового сканирования и профилометром нижнего дна на площадке послезавтра к этому времени, — утвердительно ответил Джиордино.

Оценки времени показались Сандекеру слишком оптимистическими, но он никогда не задавал вопросы людям, сидящим перед ним. Он встал, кивнул Джиордино.

— Эл, поиски «Манхеттен лимитед» на тебе. Руди, ты возглавляешь операцию по подъему «Императрицы Ирландии».

Повернулся к Питу.

— Дирк, ты действуешь как директор объединенных проектов.

— Где вы хотели бы видеть меня в начале работ? — спросила Хейди.

— В команде корабля. Синьки и чертежи строителей, планы палуб, точное местонахождение каюты Харви Шилдса. Все уместные данные, которые приведут нас к договорам.

Хейди кивнула.

— В Квебеке общественность сделала запрос относительно катастрофы. Начну с тщательного изучения сделанных выводов. Если твой секретарь закажет мне билет на следующий рейс, я вылетаю немедленно.

У нее был изнуренный вид, но Сандекер был слишком ограничен временем, чтобы сделать ей джентльменское предложение поспать несколько часов. Он выдержал паузу, внимательно глядя в лица, полные решимости.

— Хорошо, — сказал он бесстрастно. — Давайте так и сделаем.

39

Генерал Моррис Симмс, небрежно одетый рыбаком, чувствовал себя крайне неудобно с бамбуковой удочкой и плетеной корзиной для рыбы, идя по протоптанной тропе к реке Блэкуотер около деревни Сьюордс-Энд в Эссексе. Остановился у самого края воды на берегу под живописным каменным мостом и кивнул, приветствуя мужчину, сидящего на складном стуле, терпеливо наблюдающего за поплавком на поверхности воды.

— Доброе утро, премьер-министр.

— Доброе утро, бригадный генерал.

— Страшно неудобно беспокоить тебя в выходной.

— Совсем нет, — сказал премьер-министр. — Чертов окунь не клюет почему-то.

Наклонил голову к портативному столику рядом с ним, на котором стояла бутылка вина и то, что показалось Симмсу пирогом с ветчиной и телятиной.

— В корзине запасные стаканы и тарелки. Угощайся хересом и пирогом.

— Спасибо, с удовольствием.

— Что у тебя на уме?

— Североамериканский договор, сэр.

Он выдерживал паузу, пока наливал херес.

— Наш человек в Штатах сообщает, что американцы собираются приложить все усилия, чтобы найти договор.

— Есть ли шанс, что они найдут его?

— Очень сомнительный, — поднял бутылку Симмс. — Еще хереса?

— Да, спасибо.

Симмс налил.

— Сначала я думал, что они проведут несколько простых зондирований. Ничего существенного, конечно, незначительная операция, чтобы убедиться в том, что почти нет надежды на то, что документ сохранился. Однако сейчас есть основания полагать, что они очень серьезно взялись за дело.

— Плохо, — проворчал премьер министр. — Это свидетельствует о том, что, даже в случае неполного успеха, они собираются реализовать все условия, перечисленные в договоре.

— Согласен, — ответил Симмс.

— Не могу даже представить себе Содружество без Канады, — сказал премьер-министр. — Вся структура нашей заморской торговой организации придет к неминуемому краху. Наша экономика едва сводит концы с концами. Потеря Канады будет катастрофой.

— Всё настолько плохо?

— И даже еще хуже.

Премьер-министр пристально смотрел на реку, пока говорил.

— Если уйдет Канада, через три года за ней последуют Австралия и Новая Зеландия. Мне не нужно объяснять тебе, где окажется Соединенное Королевство.

Чудовищность зловещих предсказаний премьер-министра выходила за грань понимания Симмса. Англия без империи немыслима. И всё же, как бы это ни было печально, глубоко внутри он понимал, что британский стоицизм может найти выход, чтобы принять и это.

Поплавок пару раз быстро нырнул, затем снова замер. Премьер-министр маленькими глотками задумчиво пил херес. Его черты лица были удивительно тяжелыми, голубые глаза лишены всякого блеска, рот казался постоянно улыбающимся из-за приподнятых кончиков губ.

— По каким инструкциям работают твои люди? — спросил он.

— Только наблюдение и доклады о действиях американцев.

— Им известно о потенциальной опасности договора?

— Нет, сэр.

— Тебе следует проинформировать их. Они должны знать об опасности, грозящей нашей стране. Так что же происходит?

— Используя Государственное агентство подводных и морских научных исследований в качестве прикрытия, президент приказал провести интенсивные операции по подъему «Императрицы Ирландии».

— Все это следует немедленно прекратить. Нам необходимо держать их подальше от «Императрицы».

Симмс прочистил горло.

— А какими мерами, сэр?

— Пришло время сообщить канадцам, что задумали американцы. Предложи наше сотрудничество в рамках закона Содружества. Потребуй, чтобы они аннулировали разрешение, выданное на проведение операций в реке Святого Лаврентия. Если президент будет упорствовать в своем безрассудстве, взорвите останки кораблекрушения и уничтожьте британский экземпляр договора раз и навсегда.

— А американский экземпляр, потерянный при крушении поезда? Мы не можем приказать им убраться с собственной реки.

Премьер-министр бросил на Симмса кислый взгляд.

— Тогда придется подумать о каких-то более решительных мерах, не так ли?

Часть IV «ИМПЕРАТРИЦА ИРЛАНДИИ»

Май 1989 г. Оттава, Канада 40

Вийон закрыл папку и покачал головой.

— Чепуха.

— Уверяю вас, — сказал Брайан Шо, — это не чепуха.

— Что всё это значит?

— Точно то, что изложено в докладе, — сказал Шо, глядя прямо на Вийона. — Американцы приступили к поиску доказательств договора, по которому вся Канада передается им.

— До сих пор никогда ничего не слышал о подобном договоре.

— Вообще мало тех, кто слышал о нем, — сказал Шо, делая паузу, чтобы закурить сигарету. — Сразу после исчезновения документов тайно уничтожили все записи о переговорах по этому поводу.

— Какие у вас доказательства того, что американцы на самом деле приступили к поискам этого договора?

— Я прошел по нитке весь лабиринт. Она привела меня к парню, которого зовут Дирк Питт, занимающему высокое положение в Государственном агентстве подводных и морских научных исследований. За ним вели постоянно наблюдение служащие посольства. Ими установлено, что он возглавляет две поисковые экспедиции: одна на реке Гудзон, где потерпел крушение поезд Эссекса, вторая предназначена для подъема «Императрицы Ирландии». Уверяю вас, Вийон, он не ищет сокровища.

Какое-то время Вийон сидел молча. Затем зашевелился в своем кресле и наклонился вперед.

— Чем могу помочь вам?

— Для начала вы можете приказать Питту и его команде убраться из реки Святого Лаврентия.

Вийон отрицательно покачал головой.

— Не могу это сделать. Разрешение на спасательные операции прошло по всем официальным каналам. Трудно даже представить, что могут сделать американцы, если мы внезапно аннулируем эту лицензию. Они могут легко отомстить, отозвав права на рыболовство в своих водах.

— Генерал Симмс учел такую возможность. Поэтому подготовил другое предложение. — Шо выдерживал паузу в течение целой минуты. — Он предлагает, чтобы мы уничтожили останки «Императрицы».

— А можно ли сделать это, не создавая неприятного инцидента?

— При условии, что я доберусь до обломков раньше Питта.

Вийон откинулся назад, холодно анализируя, каким образом можно использовать информацию, изложенную Шо, для собственной выгоды. Его взгляд устремился к картине, висевшей на стене, на которой был изображен клипер в полном парусном снаряжении, плывущий по ветру. Наконец он собрался с мыслями и кивнул.

— Буду сотрудничать с вами по возможности полнее.

— Спасибо, — ответил Шо. — Мне потребуются услуги пяти человек, катер и надежное водолазное снаряжение.

— Вам потребуется хороший человек для координации планов.

— У вас есть кто-нибудь на примете?

— Есть, — сказал Вийон. — Постараюсь, чтобы он связался с вами. Это полицейский, хорошо подготовленный для работы подобного вида. Его зовут Глай, инспектор Фосс Глай.

41

Похоже, что с самого начала экспедицию, направленную для определения места погребения «Манхеттен лимитед», сглазили. Джиордино был расстроен до глубины души. Они уже отставали от графика на четыре дня.

После спешной погрузки снаряжения и людей новенький научно-исследовательский катер «Де Сото», длиной шестьдесят футов, сконструированный инженерами Государственного агентства подводных и морских научных исследований для плавания по внутренним водным путям, направился вверх по реке к месту катастрофы.

Рулевой зорко следил за бакенами канала и проплывающими мимо прогулочными лодками. Однако он был озабочен в большей степени падением показаний барометра и небольшими брызгами дождя на иллюминаторах рулевой рубки. Всё вместе предвещало серьезный шторм к ночи.

По мере наступления темноты зыбь на реке начала подниматься до палубы «Де Сото». Внезапно скорость ветра усилилась с двадцати миль в час до шестидесяти. Силой ветра лодку, идущую на большой скорости, снесло из главного канала. Не успел рулевой буквальной силой своих рук вернуть ее на правильный курс, как катер вынесло на мелководье, где он пропорол обшивку под носом по левому борту, видимо, задев топляк.

В течение следующих четырех часов Джиордино руководил своим экипажем крайне жестко. Позднее оператор гидролокатора утверждал, что агрессивный итальянский язык хлестал по его ушам, как хлыст. Это было мастерское представление. Брешь заделали, осталось лишь несколько маленьких трещин, но вода уже успела подняться выше трюмов, а на нижней палубе она была по щиколотку.

С двумя тоннами воды «Де Сото» двигался медленно. Джиордино игнорировал это в своей ярости и увеличил скорость до упора. Внезапный рывок скорости привел к тому, что пробоина вновь начала пропускать воду, и судно развернулось обратно в сторону Нью-Йорка.

Потеряли два дня. Катер поставили в сухой док, и корпус отремонтировали. Но они не успели отплыть, как обнаружили, что неисправен магнитометр, пришлось доставлять новый из Сан-Франциско. Потеряли еще двое суток.

Наконец при свете полной луны Джиордино внимательно следил за тем, как «Де Сото» проплыл под массивным каменным береговым устоем, который когда-то поддерживал мост. Он высунул голову в открытый иллюминатор рулевой рубки.

— Каковы показания эхолота?

Глен Чейз, неразговорчивый, лысеющий капитан лодки, бросил взгляд на красные цифры прибора.

— Около двадцати футов. Можно довольно безопасно остановиться здесь до утра.

Бросили якорь, лодку закрепили линями, привязанными к подходящему дереву на берегу и к проржавевшим останкам пирса моста на реке. Двигатели заглушили, включили вспомогательный блок питания. Чейз внимательно разглядывал разрушающийся береговой устой.

— Наверное, он был надежным в свое время.

— Пятый в мире по длине во время строительства, — сказал Джиордино.

— Как думаешь, почему он разрушился?

Джиордино пожал плечами.

— Согласно отчету, сделанные выводы неубедительны. Лучшая теория заключалась в том, что сильные ветры в сочетании с ударами молнии ослабили поддерживающую ферму.

Чейз кивнул головой в сторону реки.

— Думаешь, он ждет там, внизу?

— Поезд?

Джиордино посмотрело на воды, освещенные луной.

— С ним там всё в порядке. Обломки крушения не нашли в 1914 году, потому что всё, что было у спасателей, ограничивалось водолазами в медных шлемах и в неудобных костюмах из брезента, которые ходили ощупью из-за нулевой видимости, и кошками, которые тащили небольшие лодки.

Их оснащение было слишком ограниченным, да и искали то они не в том месте.

Чейз поднял свою фуражку и почесал голову.

— Всё узнаем через пару дней.

— Меньше, если повезет.

— А как насчет пива? — спросил Чейз, улыбаясь. — Я всегда покупаю для оптимизма.

— Думаю, что не повредит, — сказал Джиордино.

Чейз исчез на трапе и прошел в камбуз. Было слышно, как в главном обеденном салоне экипаж шутит, настраивая телевизионную антенну тарелку для приема сигналов от проходящего трансляционного спутника.

От внезапного холода по волосатым рукам Джиордино поползли мурашки, он протянул руку в рулевую рубку за ветровкой. Когда он застегивал молнию, ему что-то послышалось, он прислушался.

Появился Чейз и передал ему банку пива.

— Не подумал о стаканах.

Джиордино поднял руку, призывая к молчанию.

— Ты слышишь это?

Чейз нахмурился.

— Слышу что?

— Слушай.

Чейз наклонил голову, закрыл глаза, уставившись невидящим взглядом человека, сконцентрированного на звуках.

— Слабый свист, — безразлично произнес он.

— Ты уверен?

Чейз кивнул.

— Правда, слышу его. Определенно свисток поезда.

— Не находишь, что это странно? — спросил Джиордино.

— А почему я должен так считать?

— У дизельных локомотивов пневматический гудок. Только старые паровозы сигналят свистком, а последний снят уже тридцать лет назад.

— Может быть, это какие-то детские гонки в парке развлечений где-то вверх по реке, — предположил Чейз. — По воде звук может передаваться на очень большое расстояние.

— Не думаю, — сказал Джиордино, отгибая руками уши и раскачивая головой назад и вперед, как антенна радара. — Становится громче. Громче и ближе.

Чейз нырнул в рулевую рубку и вернулся с картой наземных дорог и фонариком. Развернул карту на ограждении палубы и включил фонарик, освещая ее.

— Взгляни сюда, — сказал, указывая на крошечные голубые линии. — Главная железнодорожная линия проходит на двадцать миль южнее от этого места.

— А ближайшая трасса?

— В десяти, возможно, в двенадцати милях.

— Но что бы ни издавало этот звук, он исходит с расстояния не более мили, — категорически заявил Джиордино.

Джиордино пытался определить направление. Сияющая луна освещала местность с кристальной ясностью. Он различал отдельные деревья на расстоянии двух миль. Звук приближался по западному берегу реки над ними. Не было никакого движения, не было огней, исключая лишь свет, включенный в нескольких дальних фермерских домах.

Еще один пронзительный звук.

Сейчас уже новые звуки. Лязг тяжелой стали, хриплый, пульсирующий выхлоп пара и газов в ночи. Джиордино ощущал себя, словно его подняло в воздух. Он стоял неподвижно. Замер в ожидании.

— Он поворачивает, поворачивает к нам, — выпалил Джиордино, будто пытался убедить самого себя. — Боже, он падает с развалившегося моста.

Они оба пристально смотрели вверх, на вершину берегового устоя, неспособные дышать, неспособные понять, что происходит. Внезапно оглушающий шум невидимого поезда вырвался из темноты над ними. Джиордино инстинктивно пригнулся. Чейз замер на месте, лицо побелело, как у мертвеца, расширенные зрачки глаз были похожи на черные пропасти.

И затем резко наступила тишина, тишина, подобная смерти, зловещее молчание.

Никто из них не мог произнести слово или шевельнуться. Они стояли как вкопанные на палубе, подобные восковым фигурам, лишенным сердца и легких. Медленно Джиордино собрался с мыслями и взял фонарик из безвольной руки Чейза. Он осветил им верхушку берегового уступа.

Смотреть было не на что: кроме выветрившегося от времени камня и непроницаемых теней, там ничего не было.

42

«Оушен венчерер» стоял на якоре над обломками кораблекрушения «Императрицы Ирландии». Рано утром прошел небольшой дождь, белый корпус судна переливался оранжевыми отблесками в лучах утреннего солнца. Резким контрастом на расстоянии двухсот ярдов от него была потрепанная старая рыболовная лодка, выцветшая голубая краска которой растрескалась и местами отвалилась. «Оушен венчерер», силуэт которого четко вырисовывался на фоне светлеющего горизонта, казался рыбакам творением художника с извращенным чувством юмора.

Обводы корпуса были эстетически выдержанными и современными. Начиная с изящно закругленного носа, линия главной палубы проходила приятной для глаза плавной кривой к овальному веерообразному хвосту. Не было и намека на острые углы, характерные для большинства других кораблей; даже мостик в форме яйца размещался на арочном основании. Но здесь и кончалось все прекрасное. Вышка, похожая на нефтяную, вызывающе торчала вверх из среднего отсека, что совершенно противоречило общему дизайну судна. Функционально, несмотря на отсутствие привлекательности, вышка отличалась возможностью опускать разнообразное оборудование и приборы для научных исследований через корпус на морское дно или поднимать тяжелые предметы, например обломки кораблекрушения, прямо в трюмы корабля. «Оушен венчерер» представлял собой идеальное судно для поиска договора.

Питт стоял на корме, плотно прижимая к голове шапку португальского рыбака, чтобы ее не унесло порывами ветра, создаваемыми лопастями вертолета Государственного агентства подводных и морских научных исследований, летающего в воздухе вокруг него. В течение какого-то времени вертолет находился в режиме зависания, пока пилот определял направление потоков воздуха. Затем машина стала медленно снижаться, и вскоре салазки коснулись посадочной площадки, размеченной краской.

Питт пригнулся, подбежал к вертолету, открыл дверь. Показалась Хейди Миллиган в комбинезоне из хлопковой ткани художественной работы потрясающего бледно-голубого цвета. Дирк помог ей спуститься и взял чемодан, переданный ему пилотом.

— Следующим рейсом, — громко сказал Питт, перекрикивая рев турбин, — привези нам упаковку арахисового масла.

Пилот помахал, приветствуя их всех, и крикнул:

— Привезу.

Питт эскортировал Хейди по палубе, вертолет поднялся с посадочной площадки и направил свой нос на юг. Девушка повернулась к Питту и улыбнулась.

— Директор проекта всегда работает носильщиком?

— Как сказал один человек, — засмеялся Питт, — мне всё равно.

Через несколько минут после того, как он показал ей каюту, она вошла в обеденный салон с пачкой документов и села рядом с ним.

— Как твоя поездка?

— Продуктивно, — ответила она. — А как вы?

— Мы прибыли на площадку вчера днем, на восемнадцать часов раньше графика, и поставили «Оушен венчерер» над обломками кораблекрушения.

— Что будете делать дальше?

— Спустим небольшой беспилотный подводный аппарат с дистанционным управлением и с камерами для съемок «Императрицы». Видеоданные поступят на наши мониторы, и мы их проанализируем.

— Под каким углом лежит корабль?

— Под углом сорок пять градусов на правом борту.

Хейди нахмурилась.

— Паршиво.

— Почему?

Она стала раскладывать на столе бумаги. Размер некоторых был очень большим, их пришлось развернуть.

— Прежде чем я отвечу на твой вопрос, взгляни на копию списка пассажиров на борту «Императрицы» в последнем рейсе. Сначала я подумала, что начала расследование не с того конца, когда не смогла найти имя Харви Шилдса среди пассажиров первого класса Затем до меня дошло, что он мог путешествовать в каюте более низкого класса, чтобы не афишировать свое присутствие. На большинстве трансатлантических лайнеров предусмотрены шикарные каюты на палубе второго класса для богатых, но скромных оригиналов или государственных чиновников высокого уровня, которые не хотят, чтобы их присутствие на борту стало достоянием общественности. Вот так я и нашла его. Верхняя палуба «Д», каюта сорок шесть.

— Отличная работа. Нашла иголку в стоге сена. Теперь нам не придется резать на части весь корабль.

— Это хорошая новость, а теперь плохая.

— Рассказывай.

— «Сторстад», норвежский угольщик, который потопил «Императрицу», ударил в середину правого борта лайнера почти прямо между трубами, проделывая клинообразную пробоину шириной более пятнадцати футов и высотой почти пятьдесят футов. Нос угольщика врезался в котельное отделение ниже ватерлинии, секция кают второго класса размещалась непосредственно над ним.

— Ты хочешь сказать, что «Сторстад» уничтожил каюту Шилдса?

— Нужно учитывать и наихудшие варианты.

Хейди расстелила на столе поверх морских карт копию планов «Императрицы Ирландии». Кончиком карандаша показала на небольшой обведенный участок.

— Номер сорок шесть был внешней каютой на правом борту. Либо она находилась очень близко к центру удара, либо удар пришелся непосредственно на эту каюту.

— Этим можно объяснить, почему не было найдено тело Шилдса.

— Возможно, он погиб во сне.

— Что ты имела в виду, сказав «паршиво», когда я сообщил тебе угол, под которым лежат останки лайнера?

— При крене в сорок пять градусов на правый борт каюта сорок шесть должна находиться на дне реки, — ответила Хейди. — Вся внутренняя часть похоронена в иле.

— Подведем итоги. Ил предохранит от разрушения то, во что завернут договор, но найти его почти невозможно.

Хейди молча сидела, наблюдая, как Питт барабанил пальцами по столу, поглощенный размышлениями об этих данных. Взгляд его глубоких зеленых глаз был устремлен вдаль.

Она протянула руку и коснулась его кисти.

— О чем ты думаешь?

— Об «Императрице Ирландии», — спокойно ответил Питт. — О корабле, забытом всем миром. О могиле, в которой покоится тысяча душ. Только Господу известно, с чем нам придется столкнуться, когда мы попадем внутрь лайнера.

43

— Надеюсь, вы не возражаете, что я прибыл так быстро, — сказал президент, выходя из лифта.

— Конечно, нет, — просто ответил Сандекер. — Всё готово. Прошу вас.

Президент жестом приказал сопровождающим из секретной службы ждать у лифта. Затем последовал за адмиралом к большой двойной двери из кедра. Сандекер открыл дверь и отступил в сторону.

— После вас, господин президент.

Комната оказалось круглой, стены обиты тканью темного пурпурного цвета. Окон не было, единственным предметом мебели был огромный стол в форме почки, стоящий в центре. Его поверхность освещалась голубыми и зелеными точечными светильниками. Президент подошел к столу и стал пристально рассматривать объект длиной три фута на слое мелкозернистого песка.

— Так вот как это выглядит, — сказал он уважительным тоном.

— Могила «Императрицы Ирландии», — подтвердил Сандекер. — Наше миниатюрное творение создано на основе видеоизображений, переданных с борта «Оушен венчерера».

— Это корабль для подъема затонувшего лайнера? — спросил президент, указывая на другую модель, подвешенную на прозрачной пластиковой пластине на высоте около двух футов над моделью «Императрицы».

— Да, модели выполнены в точной пропорции относительно друг друга. Расстояние между ними соответствует глубине от поверхности до дна реки.

В течение нескольких секунд президент изучал модель «Императрицы». Затем с удивлением покачал головой.

— Договор такой маленький, а корабль огромный. С чего начнете поиски?

— Наш научный сотрудник изучила этот вопрос, — сказал Сандекер. — Она смогла определить расположение каюты Харви Шилдса.

Он жестом показал на участок в центре корабля на правом борту корпуса, погруженного в песок.

— Она находится где-то здесь. К сожалению, есть вероятность того, что каюта уничтожена при столкновении с угольщиком.

— Каким образом предполагаете добраться до каюты?

— После того как команда проведет обследование внутренней части лайнера с помощью беспилотного дистанционного поискового аппарата, — ответил Сандекер, — операция по подъему лайнера начнется со шлюпочной палубы и продолжится вниз к заданному месту.

— Похоже, что они выбрали трудный путь, — сказал президент. — Я начал бы снаружи, с нижней части корпуса.

— Легко сказать! Установлено, что каюта Шилдса лежит под тоннами ила. Поверьте мне на слово, господин президент, выемка грунта со дна реки — опасная, кропотливая и трудоемкая процедура, занимающая огромное количество времени. При работе из внутренней части корабля у людей будет прочная платформа, с которой они смогут действовать, но еще важнее то, что они смогут ориентироваться в соответствии с судостроительными планами в любое время проведения операции.

— Вы убедили меня, — сказал президент, соглашаясь.

Сандекер продолжил:

— У нас четыре различные системы для прохождения через внутреннюю часть корабля. Во-первых, это подъемный кран, мы видим его на борту судна. Рассчитанный на подъем груза массой до пятидесяти тонн, он обеспечит выемку более тяжелых обломков. Во-вторых, погружаемый подводный аппарат с экипажем из двух человек, оснащенный механическими рычагами, предназначенными для работы в качестве универсальной системы поддержки.

Президент взял модель и изучал ее.

— Думаю, что это и есть погружаемый подводный аппарат в миниатюре?

Сандекер кивнул.

— «Сапфо I». Одно из четырех глубоководных средств для подъема предметов со дна океана, применявшихся в проекте «Титаник» в прошлом году.

— Не хотел прерывать вас, продолжайте, пожалуйста.

— Третья система является основным средством операции, — сказал Сандекер.

Он взял фигуру в виде куклы, которая представляла собой механического белого медведя с иллюминаторами в голове, имеющей форму луковицы.

— Комплексная сочлененная глубоководная водолазная система, работающая при атмосферном давлении, которую обычно называют костюмом «ДЖИМ». Изготовлена из магния и стекловолокна. Человек, находящийся внутри, способен находиться на огромнейших глубинах в течение многих часов за одно погружение, одновременно устранена необходимость в декомпрессии. Два таких костюма позволят шести водолазам работать в затонувшем корабле круглосуточно.

— Выглядит очень тяжелым и громоздким.

— В воздухе, с оператором внутри, весит тысячу сто фунтов. Под водой всего около шестисот. Отличается удивительной подвижностью. Можно сказать, что обеспечивает возможность пешеходной прогулки по дну моря.

Президент взял фигуру из предлагающей руки Сандекера и подвигал крошечные членистые руки и ноги.

— Водолазы с аквалангами сразу же устаревают по сравнению с этим.

— Не совсем, — отвечал Сандекер. — Водолаз, способный двигаться в трех измерениях, по-прежнему остается основой любой операции по подъему затонувших объектов. Четвертое и последнее средство — барокамера.

Он жестом указал на модель в форме цилиндрического резервуара.

— Команда водолазов будет жить здесь, дыша смесью гелия и кислорода. Камера обеспечивает возможность проведения подводных работ в течение длительных периодов времени, не создавая опасности растворения легочных газов в потоке крови с образованием пузырьков, что вызывает боли при декомпрессии. В дополнение к этому им не нужно проходить декомпрессию до тех пор, пока работы не будет закончены.

Президент слушал молча. Будучи по образованию и роду деятельности юристом, точным аналитическим человеком, он не мог оценить все научные данные. Но президент не хотел показаться глупцом. Он тщательно подбирал слова, чтобы высказать свои соображения.

— Уверен, что ваши люди не собираются буквально голыми руками прокладывать путь через акр стали.

— Нет, конечно. Есть метод лучше.

— Возможно, взрывчатка?

— Слишком рискованно, — ответил Сандекер. — Сталь затонувшего корабля находилась под воздействием элементов, вызывающих коррозию, в течение семидесяти пяти лет. Она стала пористой. Прочность на разрыв значительно снизилась. Слишком мощный или заложенный не в том месте заряд — и весь корабль может разрушиться сам по себе. Нет, мы прорежем себе путь.

— Значит, с помощью ацетиленовых резаков.

— Пироксеновых.

— Никогда не слышал о таких.

— Пластичное зажигательное вещество, способное гореть под водой при невероятно высокой температуре в течение предварительно установленного отрезка времени. После покрытия поверхности, предназначенной для разделения, пироксеном, он воспламеняется по электронному сигналу. При температуре горения пироксена три тысячи градусов Цельсия можно расплавить все преграды, стоящие на пути, включая горные породы.

— Трудно представить.

— Будут ли еще вопросы, на которые я могу ответить?

Президент сделал удовлетворенный жест.

— Нет, вполне достаточно. Вы и ваши люди делаете замечательную работу.

— Если мы не найдем договор, то вы должны знать, что мы сделали все возможное с технической точки зрения.

— Похоже, вы не питаете особых надежд.

— Если откровенно, господин президент, то у нас столько же шансов, сколько их у лягушки в клюве цапли.

— Каковы ваши соображения относительно договора в «Манхеттен лимитед»?

— Приберегу все свои комментарии до того времени, когда мы найдем поезд.

— По меньшей мере, мне известна позиция, которую вы занимаете, — улыбаясь, сказал президент.

Внезапно взгляд Сандекера стал хищным.

— Сэр, у меня вопрос.

— Задавайте.

— Можно ли мне спросить, для чего затеяна вся эта чертова возня?

Теперь взгляд президента стал хищным.

— Вы можете спрашивать сколько угодно, адмирал, но я могу лишь сказать вам, что это вообще безумный план, — сказал он, зловеще сверкнув глазами. — Самый безумный план, которым когда-либо приходилось заниматься президенту Соединенных Штатов.

44

Безмолвие в плотных зеленых глубинах реки Святого Лаврентия было нарушено странным жужжащим шумом. Затем яркий, тонкий луч голубоватого света пронзил холодную воду, медленно увеличиваясь в размере, пока не превратился в большой прямоугольник. Стайка любопытной рыбной молоди, привлеченная ярким свечением, кругами неторопливо направилась к нему, похоже, не опасаясь расплывчатых теней, нависших над ней.

Внутри огромного колодца в центре «Оушен венчерера» команда инженеров готовила аппарат дистанционного поиска, подвешенный на кабеле небольшого крана. Один регулировал систему фонарей для трех камер, другой подсоединял источник питания на батареях.

Аппарат дистанционного поиска имел форму удлиненной слезы, длина составляла три фута, диаметр десять дюймов, на его гладкой титановой поверхности не было никаких выступов. Управление и поступательное движение обеспечивались небольшим гидроструйным насосом с переменными стартовыми ускорителями.

— Странное ощущение, — сказала Хейди. — Смотришь на воду внутри корабля и не понимаешь, почему мы не тонем.

— Потому что ты стоишь на четыре фута выше поверхности, — ответил ей Руди Ганн с широкой улыбкой. — До тех пор пока река не сможет проникнуть ниже ватерлинии, мы останемся на плаву.

Один из инженеров помахал ей рукой.

— Всё герметично.

— И нет центрального кабеля электронного управления? — спросила Хейди.

— «Бэби» управляется дистанционными акустическими импульсами на расстоянии до трех миль под водой, — коротко объяснял Ганн.

— Ты называешь аппарат «Бэби»?

— Потому что он постоянно мокрый, — засмеялся Питт.

— Мужчины и их детский юмор, — сказала Хейди, покачав головой.

Питт повернулся к колодцу.

— Водолаз, на выход, — скомандовал он.

Человек в водолазном костюме с подогревом поправил маску на лице и перевалился за борт. Он направлял аппарат дистанционного поиска во время спуска в колодец и отпустил его, когда они оба оказались ниже киля.

— А теперь пойдем в контрольную рубку и посмотрим, что происходит там, — сказал Питт.

Спустя несколько минут они уже смотрели на три различных обзорных экрана, смонтированных горизонтально. В противоположном конце помещения несколько техников изучали данные на круговых шкалах и записывали показания приборов, установленных блоками. У другой стены несколько компьютеров начали регистрировать передаваемые данные.

Жизнерадостный полный мужчина с вьющимися рыжеватыми волосами и морщинами, избороздившими его лицо, широко улыбнулся, сверкая белоснежными зубами, когда Питт представил его Хейди.

— Дуг Хоукер, познакомься с Хейди Миллиган, — сказал Питт, не называя военно-морского звания Хейди. — Дуг исполняет роль матери «Бэби».

Хоукер приподнялся со стула перед огромным пультом и пожал ей руку.

— Всегда рад прекрасной слушательнице.

Она ответила на комплимент улыбкой.

— Это приятное сообщение, которое мне не хотелось бы пропустить.

Хоукер повернулся к пульту и мгновенно ушел с головой в дело.

— Проходим глубину восемьдесят футов, — бубнил он, правая ладонь лежала на ручке управления авиационного типа. — Температура воды — тридцать четыре градуса.

— Обойди корабль с кормы, — сказал Питт.

— Слушаюсь.

На цветных видеоэкранах появилось дно реки на глубине 165 футов, грязноватая поверхность размытого коричневатого цвета, совершенно безжизненная, исключая лишь одиночного краба и отдельные редкие заросли водорослей. Видимость под интенсивным освещением аппарата дистанционного поиска была лишь немногим более чем десять футов.

Но вот в верхней части экрана возник, медленно увеличиваясь, темный объект. Вскоре появилось четкое изображение его огромных рулевых крюков.

— Замечательное ощущение направления, — сказал Питт Хоукеру. — Ты вывел его прямо на руль.

— Появилось что-то еще, — объявил Ганн. — Движитель, если судить по виду.

Четыре огромных бронзовых лопасти, которые когда-то множество раз доставляли громадный корабль из Ливерпуля в Квебек, проплыли перед глазами камеры аппарата дистанционного поиска.

— Около двадцати футов от кончика до кончика, — определил Питт. — Масса, по меньшей мере, тридцать тонн.

— «Императрица» была судном с двойным винтом, — мягко сказала Хейди. — Один с левого борта был поднят в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом.

Питт повернулся к Хоукеру.

— Продвинься еще на пятьдесят футов и пройдись вперед вдоль шлюпочной палубы по правому борту.

Глубоко у них под ногами небольшой подводный аппарат повиновался командным импульсам и проплыл над ограждением кормы, едва не задевая флагшток, на котором когда-то развевался флаг порта приписки «Императрицы».

— Сбита мачта на корме, — монотонно сказал Питт. — Похоже, нет такелажа.

Появилось изображение шлюпочной палубы. На некоторых балках оставались стальные спасательные шлюпки. Вентиляторы застыли в молчаливой агонии, с них давно слезла вся краска, но не было двух труб, которые десятилетия назад увязли в иле.

Несколько минут царило полное безмолвие. Словно все они погрузились в далекое прошлое и почувствовали присутствие перепуганных мужчин, женщин и детей, снующих в смятении по палубам, беспомощно понимая, что судно под ними тонет с ужасающей скоростью.

В груди у Хейди бешено заколотилось сердце. У всей этой сцены была траурная аура. Водоросли, прилипающие к корпусу старого корабля, изъеденного ржавчиной, плавно раскачивались течением назад и вперед. Она непроизвольно задрожала и сжала руки, сложив их вместе, чтобы прекратить дрожь.

Наконец молчание нарушил Питт:

— Направь внутрь.

Хоукер достал носовой платок из кармана и вытер шею сзади.

— Две верхние палубы разрушены, — прошептал он, словно говорил в церкви. — Мы не можем проникнуть внутрь.

Питт развернул чертежи интерьера корабля на столике для морских карт и пальцем проследил линию.

— Опустись в нижнюю прогулочную палубу. Вход в вестибюль первого класса должен быть свободен.

— Неужели «Бэби» действительно войдет в корабль? — спросила Хейди.

— Именно для этого аппарат и предназначен, — ответил Питт.

— Там все люди погибли. Это кажется почти кощунством.

— Полстолетия люди спускались под воду на «Императрицу», — мягко сказал Ганн, словно говорил с ребенком. — Музей в Римуски заполнен предметами, поднятыми из внутренней части корабля, потерпевшего кораблекрушение. В дополнение к этому нам нужно обязательно узнать, что нас ожидает, когда начнем резать корабль.

— Я проник внутрь, — прервал Хоукер.

— Иди помедленней, — сказал Питт. — Деревянные потолки, скорее всего, обрушились и загораживают проходы.

В течение ряда следующих секунд на мониторах появлялись только плавающие в воде отдельные частицы. Затем аппарат дистанционного поиска осветил веерообразную лестницу. Всё еще сохранились изогнутые линии поручней, поддерживаемые прогнувшимися колоннами. Персидские ковры, которыми некогда были устланы нижние отсеки, давно истлели.

— Думаю, пора отправиться к проходу на корму, — сказал Хоукер.

— Входи, — кратко скомандовал Питт.

Призрачной процессией проплыли перед камерой дверные проемы кают, когда аппарат дистанционного поиска проходил над кучами упавших обломков. Через тридцать футов проход оказался чистым, они проверили каюту. От комфорта, которым славился злополучный корабль, ничего не осталось. Просторные кровати и украшенные шкафы давным-давно исчезли в безжалостных водах.

Путешествие во времени проходило в мучительно замедленном темпе. Аппарату дистанционного поиска потребовалось почти два часа, чтобы добраться до зоны отдыха.

— Где мы? — спросил Ганн.

Питт снова проконсультировался с чертежами.

— Должны быть на входе в главный обеденный зал.

— Да, мы находимся именно там, — взволнованно сказала Хейди. — Огромный дверной проем справа на экране.

Питт взглянул на Ганна.

— Стоит проверить. Согласно планам, каюта Шилдса находится на палубе, расположенной прямо под ним.

Луч света аппарата дистанционного поиска поочередно освещал огромную комнату, бросая призрачные тени между колоннами, которые поддерживали останки потолков с лепниной над обеденными альковами. Только овальные зеркала на стенах, стекла которых покрылись десятилетними слоями ила, молчаливо свидетельствовали о роскошном декоре, который когда-то увеличивал удовольствие обедающих пассажиров.

Внезапно что-то зашевелилось по краю лучей света.

— Что это, черт возьми? — вырвалось у Ганна.

Все, находившиеся в контрольном помещении, пристально смотрели на эфирное облако, наплывающее в изображении камеры.

Довольно долго казалось, что оно зависло, его внешние края были расплывчатыми и медленно колыхались. Затем оно стало отдаленно напоминать человеческую фигуру, окруженную полупрозрачной молочной оболочкой.

Хейди не могла произнести ни слова, кровь застыла у нее в жилах. Хоукер сидел подобно гранитной глыбе у пульта, на лице читалось полное непонимание происходящего. Странно, но Ганн наклонил голову набок и изучал призрак клиническим взглядом хирурга, размышляющего над рентгеновским снимком.

— В своих самых дерзких мечтах, — сказал он хриплым голосом, — никогда не подозревал, что увижу привидение.

Кажущаяся собранность Ганна не могла обмануть Пита. Он видел, что маленький человечек находится на грани обморока.

— Отвести «Бэби» назад, — сказал он спокойно Хоукеру.

Сопротивляясь страху, который он никогда не испытывал раньше, Хоукер собрался с силами и зашевелил пальцами, переключая средства управления. Сначала волнообразно колеблющаяся форма отступила на задний план, затем снова начала увеличиваться.

— О Боже, он преследует, — прошептала Хейди.

Быстрый взгляд на напряженные, окаменевшие лица свидетельствовал, что у всех на уме было одно и то же. Они застыли как парализованные, всё внимание сосредоточилось на мониторах.

— Ради Бога, что же он делает? — отрывисто крикнул Ганн.

Ответа не последовало, все, находившиеся в помещении управления аппаратом, лишились дара речи. Все, кроме Питта.

— Поверни «Бэби» назад и выходи оттуда, быстро! — отрывисто крикнул он.

Хоукер заставил себя оторвать взгляд от сверхъестественного зрелища и включил полную мощность.

Небольшой поисковый аппарат не был рассчитан на быстрое передвижение. Максимально возможная скорость движения вперед составляла три узла. Он начал с трудом разворачиваться. Камеры в носу развернулись от нависшей угрозы, прошли над открытыми пробоинами, зияющими по левому борту в свете, отраженном от поверхности, мимо поверхности зеркал, в которых более ничего не отражалось. Казалось, что маневр в 180 градусов занял бесконечно много времени.

И произошло это слишком поздно.

Второй прозрачный призрак, дрейфующий над порогом дверного проема каюты для отдыха, протянул свои призрачные руки и манил к себе.

45

— Проклятие! — выругался Питт. — Еще один!

— Что мне-то делать? — голос Хоукера был умоляющим, почти полным отчаяния.

Недостаточно сказать, что Питт внимательно следил за всеми находящимися в помещении управления аппаратом. Они были потрясены до ужаса его ледяным самообладанием. До них стало доходить, почему адмирал Сандекер так высоко ценил его. Если кто-то и был на нужном месте в нужное время, то им был Дирк Питт, стоящий на палубе корабля и указывающий способ борьбы со сверхъестественным.

Они ни за что не смогли бы догадаться, о чем он думает. Но по выражению его лица смогли понять, что злость исчезла, ее место заняло глубокое размышление.

Если правило «Действуй, а там посмотрим» сработало с призрачным поездом, рассуждал Питт, то терять было нечего и следовало повторить игру. Он кивнул Хоукеру:

— Протарань негодяя!

Сразу же настроение резко изменилось. Сила Питта передавалась каждому. Их страх постепенно перерос в решимость разоблачить то, что можно было принять за души мертвых, обитающие в разрушенном океанском лайнере.

Аппарат дистанционного поиска остановился и нанес удар по призрачному препятствию в дверном проеме. Сначала, казалось, он не встретил никакого сопротивления. Расплывчатая фигура отступила, но затем поплыла вперед, ее оболочка поглотила аппарат. В камерах исчез фокус, на мониторах было изображение только неясных теней.

— Оказывается, наши призраки имеют плоть, — разговорился Питт.

— «Бэби» не реагирует на команды, — отозвался Хоукер. — Его средства управления ведут себя так, словно их погрузили в овсяную кашу.

— Постарайся перевести толкатели на реверс.

— Ничего не получается, — покачал головой Хоукер. — Чем бы ни были эти штуки, они сделали аппарат неподвижным.

Питт подошел к пульту управления и над головой Хоукера посмотрел на показания приборов.

— Почему индикатор направления колеблется?

— Похоже, что они борются с «Бэби», — ответил Хоукер. — Скорее всего, пытаются утащить его куда-то.

Питт сжал ему плечо.

— Отключи все системы, кроме камер.

— А что делать с огнями?

— Выключи их тоже. Пусть эти призраки с сильными руками считают, что они повредили источник питания «Бэби».

Мониторы медленно темнели, пока их экраны не стали совершенно черными. У них был вид холодных и бездействующих, только иногда было заметно какое-то неясное слабое движение. Если в это помещение вошел бы незнакомец, то он списал бы всех как умственно неполноценных: группа людей, поглощенная наблюдением за темными телевизионными экранами, всегда была мечтой психологов.

Десять минут превратились в двадцать, двадцать в тридцать. Никаких изменений. Окружающая среда была насыщена ожиданием. Никаких изменений. Затем очень постепенно, настолько постепенно, что сначала никто ничего не заметил, экраны начали светиться.

— Что ты сделал? — спросил Питт Хоукера.

— Объяснить ничего не могу. Без питания нельзя прочитать показания систем.

— Включи приборы, но только на такое время, чтобы компьютеры смогли зарегистрировать данные.

— Ты говоришь о микросекундах.

— Так сделай это.

Проворному указательному пальцу Хоукера было достаточно и доли секунды для включения системы обработки данных.

— Позиция — четыреста метров, направление нуль-двадцать-семь градусов. Глубина — тринадцать метров.

— Поднимается к поверхности, — сказал Ганн.

— Появление на поверхности на расстоянии четверть мили от кормы правого борта, — подтвердил Хоукер.

— Сейчас могу определить цвет, — сказала Хейди. — Темно-зеленый превращается в темно-синий.

Появились первые проблески в тумане перед камерами. Затем на видеоэкранах возникло яркое оранжевое сияние.

— Это солнце, — объявил Хоукер. — «Бэби» на поверхности.

Не произнося ни слова, Питт выбежал из комнаты и далее по трапу направился на мостик. Схватил бинокль, свисающий со шлема, и стал смотреть в него на реку.

На небе не было ни облачка, позднее утреннее солнце отражалось в воде. Легкий бриз дул с моря и поднимал небольшие волны вверх по течению реки. Был виден лишь танкер, идущий в сторону Квебека, да флотилия из пяти рыболовных лодок на северо-востоке, идущих в разных направлениях.

Появился Ганн и встал за спиной Питта.

— Что-нибудь видишь?

— Нет, опоздал, — коротко сказал Питт. — «Бэби» исчез.

— Исчез?

— Наверное, слово «похищен» подходит лучше. Возможно, его подняли на борт одной из тех рыболовных лодок.

Он сделал паузу и передал бинокль Ганну.

— Думаю, это старый синий траулер, а может быть, и красный с желтой рулевой рубкой. Их сети повешены таким образом, что нельзя увидеть происходящее на дальней стороне палуб.

Ганн молча смотрел на воду какое-то время. Затем опустил бинокль.

— «Бэби» стоит двести тысяч долларов, — зло сказал он. — Нужно остановить их.

— Боюсь, канадцам не понравится, что иностранное судно насильно захватывает лодки в их территориальных водах. К тому же нам нельзя афишировать наши операции. Меньше всего президенту нужен неблагоприятный инцидент по поводу какого-то оборудования, которое легко заменить за счет налогоплательщиков.

— Это неправильно, — ворчал Ганн.

— Нам следует забыть о справедливом гневе, — сказал Питт. — Перед нами только одна проблема: кто и почему. Были ли это просто водолазы-любители или люди, действующие с каким-то умыслом?

— Нам могут рассказать камеры, — сказал Ганн.

— С этим они могут справиться, — сказал Питт, с едва заметной улыбкой. — При условии, что похитители не выдернули вилку «Бэби». — Он встал и вышел.

Вернувшись, Дирк в удивлении застыл на пороге. Хейди сидела на стуле, ее трясло; все краски исчезли с ее лица, глаза потухли. Юный компьютерный техник держал стакан бренди и пытался заставить ее выпить его. У нее был такой вид, словно она увидела третьего призрака за день.

Хоукер и три инженера склонились над платой со схемой, проверяя ряды потухших индикаторных лампочек, бесплодно манипулируя ручками и переключателями. Питт понял, что связь с аппаратом дистанционного поиска окончательно прекратилась.

Хоукер взглянул на Питта, когда увидел его.

— У меня есть кое-что интересное, могу показать тебе.

Питт кивнул в сторону Хейди.

— Что с ней?

— Она увидела что-то такое, что вывело ее из себя.

— На мониторах?

— Непосредственно перед тем, как оборвалась передача, — объяснил Хоукер. — Понаблюдай тут, пока перекручу видеозапись.

Питт наблюдал. Появился Ганн и встал рядом с ним, пристально глядя на экраны. Темные экраны медленно начали светиться, и они вновь увидели аппарат дистанционного поиска при солнечном освещении. Сияние уменьшилось, затем несколько раз последовательно возникало вновь.

— Это когда «Бэби» поднимали из воды, — наблюдательно заметил Питт.

— Да, — согласился Хоукер. — Сейчас не пропусти следующее действие.

На мониторах появились серии горизонтальных линий помех, затем внезапно левый экран потух.

— Неуклюжие варвары, — горько пожаловался Хоукер. — Не узнали хрупкой части аппарата. Уронили «Бэби» на левую камеру, разбили цветную приемную трубку.

В этот момент оболочку потащили обратно, она попала в фокус. Сейчас можно было безошибочно определить вид материала, из которого она была сделана.

— Пластик, — объяснил Ганн. — Тонкий кусок непрозрачного пластика.

— Этим объясняется протоплазма, — сказал Питт. — Вот тебе и соседи-привидения.

Две фигуры в каучуковых водолазных костюмах, стоя на коленях, исследовали аппарат дистанционного поиска.

— Жаль, что не можем увидеть их лица, скрытые под масками, — сказал Ганн.

— Вскоре увидишь одного из них, — сказал Хоукер. — Наблюдай.

В поле зрения камеры появились две ноги в длинных резиновых сапогах и в брюках из хлопчатобумажной ткани для производственной одежды. Владелец всего этого остановился за водолазами, наклонился и посмотрел в линзы камеры.

На нем был свитер в британском стиле «коммандос» с кожаными заплатами на плечах и локтях. Вязаная шапка была надета под углом; седеющие волосы на висках аккуратно зачесаны за уши. Казалось, что ему около шестидесяти. На лице отражалась жестокая самоуверенность, характерная для мужчин, которым часто приходилось сталкиваться с опасностью. Темные глаза отличались бесстрастным интересом снайпера, который смотрит в телескопический прицел на приближающуюся к нему жертву.

Внезапно его глаза едва заметно расширились, напряженное выражение стало злобным. Рот искривился от непроизнесенных вслух слов, он быстро исчез из вида.

— Я не умею читать по губам, — сказал Питт, — но похоже на то, что он сказал: «Вы дураки».

Они продолжали наблюдать за тем, как на аппарат дистанционного поиска набросили что-то, напоминающее брезент, мониторы потемнели в последний раз.

— Это всё, что удалось записать, — сказал Хоукер. — Контакт был потерян через минуту, когда они уничтожили передающую схему.

Хейди поднялась со стула и пошла вперед, словно в трансе. Указала на бездействующие мониторы, губы у нее дрожали.

— Я знаю его, — сказала она, голос едва можно было расслышать. — Человек на изображении… Я знаю, кто он.

46

Доктор Отис Коули вставил сигарету в мундштук с золотым наконечником, зажал его между искусственными зубами и закурил. Затем продолжил изучение электронного сердца аппарата дистанционного поиска через открытую панель доступа.

— Чертовски умны эти американцы, — произнес он под впечатлением того, что увидел. — Читал научные статьи об этом, но не видел ни одного так близко.

Коули, директора Квебекского института морской техники, завербовал Анри Вийон. Это было настоящее страшилище: бочкообразная грудная клетка, круглое лицо с нависшими бровями. Седые волосы, ниспадающие ниже воротника, усы под тонким коротким носом, словно обрезанным ножницами для стрижки овец.

Брайан Шо стоял рядом с Коули с озабоченным лицом.

— Что будешь делать с этим?

— Оригинальное технологическое решение, — сказал Коули тоном молодого человека, поглощенного рассматриванием «Плейбоя». — Визуальные данные транслируются и передаются с помощью ультразвуковых волн на корабль — носитель, где они декодируются и обрабатываются компьютером. Получаемое в результате изображение переносится на видеоленту с удивительной четкостью.

— Итак, в чем же жульничество? — проворчал Фосс Глай.

Он сидел на ржавой лебедке, установленной на палубе в носовой части синей рыболовецкой лодки.

Шо старался сдержать его темперамент.

— Жульничество, как ты соизволил выразиться, в том, что камеры продолжали передавать изображение после того, как ты притащил эту штуку на борт. Люди на корабле Государственного агентства подводных и морских научных исследований не только узнали, что за ними ведется наблюдение, но смогли записать наши лица на видеоленту.

— Каким образом это касается нас?

— В эту минуту их директор проекта, вероятно, вызывает вертолет, — ответил Шо. — Еще до наступления ночи лента будет в Вашингтоне. А к этому времени завтра они уже проведут опознание.

— Скорее всего, опознан будешь ты, — сказал Глай, ухмыляясь. — Мы с моим партнером были в масках. Помнишь?

— Ущерб уже причинен. Американцы поймут, что мы не местные водолазы, совершающие хищение с останков кораблей, потерпевших кораблекрушение. Они узнают, кто действует против них, с чем им придется иметь дело, и примут все превентивные меры.

Глай пожал плечами и начал расстегивать молнию на своем водолазном костюме.

— Если бы эта механическая рыба не прервала нас, мы спокойно заложили бы взрывчатку, взорвали старый корпус и не оставили бы им почти ничего, что можно поднять со дна.

— Нас постигла неудача, — сказал Шо. — Насколько вам удалось продвинуться в работе?

— Мы едва успели приступить к делу, как увидели огни, которые загорелись на корме.

— Где взрывчатка?

— Осталась на палубе в носовой части корабля, потерпевшего крушение, где мы хранили ее.

— Сколько фунтов?

На мгновенье Глай задумался.

— Мы с Гаррисом спускались по шесть раз каждый с герметичными контейнерами весом двести фунтов.

— Две тысячи четыреста фунтов, — сосчитал Шо.

Он повернулся к доку Коули.

— Что будет, если мы ее взорвем?

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас.

— Масса за массу, тризинол в три раза мощнее тринитротолуола.

Коули сделал паузу, пристально всматриваясь через воду в «Оушен венчерер».

— Ударные волны от взрыва разрушат заднюю часть корабля Государственного агентства подводных и морских научных исследований.

— И «Императрицу Ирландии».

— Уничтожат носовую часть и снесут носовую часть надстройки. Этот момент поглотит основную силу взрыва. Прогнется дальняя часть кормы, несколько переборок. Рухнет несколько палуб.

— Но центральная часть остова корабля останется целой.

— Совершенно верно, — кивнул Коули. — Единственным вашим достижением будет смерть массы невинных людей.

— Мало смысла в реализации этого плана, — задумчиво сказал Шо.

— Конечно, я не хочу принимать никакого участия в этом.

— Итак, что же нам остается? — спросил Глай.

— В настоящее время — сидеть тихо, — ответил Шо. — Жди и наблюдай, а также найди нам другую лодку. Американцы, вне всяких сомнений, охотятся за этой.

На лице Глая появилось презрительное выражение.

— Это лучшее из всего, что ты можешь предложить?

— Я удовлетворен. Если у тебя нет других соображений.

— Предлагаю разнести негодяев в клочья и покончить с этим сейчас, — холодно сказал Глай. — Если у тебя не хватает мужества, то я сделаю это.

— Достаточно! — крикнул Шо, пристально глядя на Глая. — Мы не находимся в состоянии войны с американцами, в моих инструкциях нет ничего, чем можно оправдать убийство. Только кровожадные идиоты убивают тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Что же касается тебя, инспектор Глай, то больше никаких дебатов. Будешь делать то, что тебе прикажут.

Глай самодовольно пожал плечами, неохотно соглашаясь, и ничего не сказал. Он не любил произносить слова впустую. Но Шо не знал, и никто не знал, что он вставил радиодетонатор в один из контейнеров с тризинолом.

Простым нажатием кнопки он мог взорвать взрывчатку в любое время, когда у него будет соответствующее настроение.

47

Мерсьер сидел за ленчем с президентом в семейной столовой Белого дома. Он испытывал благодарность к своему боссу за то, что, в отличие от остальных генеральных управляющих, он разрешал подать коктейли до пяти часов. Второй коктейль «Роб-Рой» показался лучше первого, хотя и был недостаточно уместным дополнением к бифштексу.

— Последние данные службы разведки говорят о том, что русские выдвинули еще одну дивизию к индийской границе. Это составит уже десять дивизий, вполне достаточно сил для вторжения.

Президент с жадностью ел вареную картошку.

— Парни в Кремле уже обожгли себе пальчики, оккупировав Афганистан. И теперь у них на руках развивающееся восстание мусульман, которое охватит всю Россию. Мне бы очень хотелось, чтобы они вторглись в Индию. Это даже больше того, на что мы могли надеяться.

— Мы не могли сидеть сложа руки и остаться в стороне от этого.

— О, мы бряцали своими саблями и произносили страстные речи в Организации Объединенных Наций, осуждая еще один пример коммунистической агрессии. Послать несколько авианосцев в Индийский океан. Организовать новое эмбарго на торговлю.

Мерсьер занялся салатом.

— Другими словами, та же самая реакция, как обычно. Стоять и выжидать.

— Советы роют себе могилу сами, — прервал президент. — Напасть на семисотмиллионное население, живущее в нищете, — безумие. Поверь мне, Россия проиграет, одержав победу.

Мерсьер не был согласен с мнением президента, но где-то глубоко внутри он знал, что, вероятно, глава государства прав. Он оставил эту тему и перешел к проблеме, которая была ближе к дому.

— На следующей неделе состоится референдум за полную независимость Квебека. Кажется, эта попытка окажется удачной.

Президент не обратил внимания на это заявление, так как подцепил полную вилку горошка.

— Если французы думают, что полная суверенность приведет к благоденствию, то их ждет горькое разочарование, когда они очнутся.

Мерсьер выпустил пробный шар.

— Мы можем остановить это, продемонстрировав силу.

— Ты никогда не сдаешься, Ален, правда?

— Медовый месяц закончился, господин президент. Это всего лишь вопрос времени, скоро оппозиция в конгрессе и новостные средства массовой информации начнут называть вас нерешительным лидером. Абсолютная противоположность тому, что вы обещали во время избирательной кампании.

— И только потому, что я не вступил в войну на Среднем Востоке или не послал войска в Канаду?

— Существуют и другие средства продемонстрировать решительность, менее резкие.

— Нет причин терять жизнь даже одного американца, вызывая истощение нефтяных месторождений в пустыне. Что же касается Канады, то всё урегулируется само по себе.

Мерсьер коснулся непосредственно этого вопроса.

— Почему ты хочешь видеть Канаду разделенной, господин президент?

Тот холодно посмотрел на него через стол.

— Именно так ты думаешь? Что я хочу увидеть, как соседняя страна разорвана на части и в ней начинается хаос?

— А чему еще я должен верить?

— Верь мне, Ален, — выражение на лице президента было дружественным. — Верь в то, что я собираюсь сделать.

— Разве я могу? — спросил сконфуженный Мерсьер. — Я даже не знаю, о чем ты говоришь.

— Ответ простой, — отвечал президент с печальной ноткой в голосе. — Я веду отчаянную игру для спасения опасно больных Соединенных Штатов.

Это, должно быть, очень плохие новости. По кислому выражению лица Гаррисона Муна президент понял, что они не могут быть другими. Он отложил речь, редактированием которой занимался, и откинулся на спинку кресла.

— У тебя такой вид, словно возникли проблемы, Гаррисон.

Мун положил папку на стол.

— Боюсь, британцы вступили в игру.

Президент открыл папку и стал пристально разглядывать глянцевый фотоснимок человека, который оглядывался на камеру.

— Это только что доставили с борта «Оушен венчерера», — объяснил Мун. — Аппарат подводного наблюдения зондировал обломки корабля, когда его похитили два неопознанных водолаза. Перед тем как связь прекратилась, на мониторах появилось это лицо.

— Кто это?

— В течение последних двадцати лет жил под именем Брайан Шо. Как следует из доклада, бывший британский тайный агент. Его послужной список очень интересный. Получил известность в пятидесятых. Стал слишком хорошо известен, чтобы продолжать свою деятельность. Над ним нависла угроза быть убитым советским агентом из контрразведки СМЕРШ. Вынужден был уйти в отставку и вести уединенный образ жизни. Секретная служба причислила его к убитым при исполнении служебных обязанностей в Вест-Индии.

— Каким образом удалось так быстро установить всё это?

— Коммандер Миллиган находится на борту «Оушен венчерера». Она узнала его на мониторах. ЦРУ нашло истинные данные о нем в своей картотеке.

— Она знает Шо? — с любопытством спросил президент.

Мун кивнул.

— Познакомилась с ним на званом вечере в Лос-Анджелесе месяц назад.

— Я полагал, что она в море.

— Заблуждение. Никому и в голову не приходило проверить тот факт, что ее кораблю приказали зайти на три дня в Лонг-Бич. В дополнение к этому, ничего не было сказано о том, чтобы запретить ей выходить на берег.

— Их встреча? Не была ли она подстроена?

— Кажется, что именно так и есть. ФБР сразу выследило Шо после его прибытия из Британии. Обычная процедура, когда представители посольства встречают заморских гостей. Шо эскортировали до самолета, летевшего в Лос-Анджелес. Там он встретился с Грэмом Хамберли, хорошо известным доносчиком на содержании британской разведки, который и устроил их встречу.

— Следовательно, коммандер Миллиган разболтала то, что знала о договоре.

Мун пожал плечами.

— У нее не было инструкций держать рот на замке.

— Как они пронюхали о том, что нам известно о договоре?

— Мы не знаем, — сказал Мун.

Президент прочитал доклад о Шо.

— Странно, что британцы могли доверить назначение такого масштаба человеку, возраст которого приближается к семидесяти.

— С первого взгляда может показаться, что «МИ-6» присваивает низкий приоритет нашим поискам договора. Но если подумать, то Шо является прекрасным выбором для секретной работы. Если коммандер Миллиган не узнала бы его, сомневаюсь, что мы смогли бы связать его с британской разведкой.

— С тех пор, как Шо был в списке действующих агентов, времена изменились. Возможно, он чувствует себя, как рыба, вынутая из воды, выполняя это задание.

— Я бы не сказал, что это так, — возразил Мун. — Парень не сентиментальный чудак. Он следил за каждым нашим шагом.

Какое-то время президент сидел молча.

— Возможно и то, что наша тщательно спланированная тайная концепция раскрыта.

— Да, сэр, — Мун мрачно кивнул. — Через несколько дней или даже часов кораблю «Оушен венчерер» прикажут покинуть реку Святого Лаврентия. Ставки слишком велики, чтобы британцы могли оставить нас в покое, не найдя договора.

— Тогда мы спишем «Императрицу Ирландии» как гиблое дело.

— Если, — произнес Мун, словно размышляя вслух, — Дирк Питт не найдет договор за оставшееся время.

48

Питт смотрел на экраны, которые показывали, как команда, поглощенная подъемом корабля, потерпевшего катастрофу, занимается своим делом на остове под водой. Делая огромные прыжки в замедленном темпе, костюмы «ДЖИМ» и их обитатели тщательно размещали пироксен на верхней надстройке. Людям было комфортно работать под давлением, равным атмосферному, в ограниченном пространстве сочлененных аппаратов, в то время как снаружи на тела водолазов со специальными дыхательными приборами воздействовало давление семьдесят пять фунтов на квадратный дюйм, сжимая их. Питт повернулся к Дугу Хоукеру, поглощенному тонкой настройкой мониторов.

— Где погружаемый подводный аппарат?

Хоукер включил прибор и начал изучать карту, выходящую из ультразвукового самописца.

— «Сапфо I» плавает в двадцати метрах от носа по левому борту «Императрицы». Пока мы не подготовимся к уборке обломков, я приказал экипажу аппарата патрулировать по периметру в четверти мили вокруг останков корабля.

— Хорошая мысль, — сказал Питт. — Есть какие-либо признаки появления нарушителей?

— Ответ отрицательный.

— На этот раз мы хотя бы готовы.

Хоукер сделал жест, полный сомнения.

— Не могу обеспечить тебе совершенную систему детектирования. Видимость слишком паршивая, чтобы камеры могли видеть очень далеко.

— Что скажешь о гидролокаторе бокового сканирования?

— Его датчики охватывают диапазон в триста шестьдесят градусов на расстоянии триста метров, но опять-таки никаких гарантий. Человек — слишком маленькая мишень.

— Есть ли какие-нибудь надводные корабли?

— Десять минут назад прошел нефтеналивной танкер, — отвечал Хоукер. — С верховий реки приближается что-то, похожее на буксир, который тащит мусорную баржу.

— Наверное, собирается сбросить свой груз дальше где-нибудь в заливе, — предположил Питт. — Не пропусти что-нибудь.

— Готов сгореть на посту, — объявил Руди Ганн, глядя на мониторы.

— Отлично, убери водолазов, чтобы не мешали, — приказал Питт.

В зал управления вошла Хейди в светло-коричневом вельветовом комбинезоне и с подносом, на котором были аккуратно расставлены десять чашек горячего кофе. Она прошла к команде инженеров. Последняя чашка досталась Питту.

— Я ничего не пропустила? — спросила она.

— Ты прекрасно рассчитала время. Собираемся приступить к резке. Скрести пальцы, чтобы мы положили нужное количество пироксена в нужном месте.

— А что произойдет, если вы не справитесь с этим?

— Если количество окажется недостаточным, то ничего не добьемся. Слишком много не в том месте — прогнется половина борта корабля, что будет нам стоить много дней, а это мы не можем себе позволить. Можешь сравнить нас с бригадой, выполняющей аварийно-спасательные работы, которая разрушает здание постепенно, этаж за этажом. Взрывчатое вещество должно быть установлено в стратегических позициях, чтобы внутренняя часть рухнула на точно заданный участок.

— Прибор установлен, пошел отсчет, — доложил Ганн.

Питт предвидел, какой следующий вопрос хочет задать Хейди.

— Этот прибор представляет собой устройство для электронной настройки времени воспламенения пироксена.

— Водолазы отошли от корабля, мы считаем, — сказал Ганн.

— Десять секунд.

Все, кто находился в зале управления, сфокусировали взгляд на мониторах. Обратный отсчет тянулся слишком долго, пока они напряженно ожидали результатов. Затем накалившуюся атмосферу разрядил голос Ганна:

— Поджигаем.

Ярая вспышка охватила верхнюю часть правого борта «Императрицы Ирландии», две ленты белого свечения вырвались из одного источника и пронеслись по палубе и переборкам, соединяясь вместе и образуя огромную сферическую область сверхтеплоты. Облако пара образовалось над огненной дугой и направилось на поверхность.

Вскоре основание в центре начало оседать. Оно висело почти целую минуту, отказываясь падать. Затем пироксен расплавил последние цепкие связи, и старая сталь бесшумно рухнула внутрь и исчезла на палубе внизу, оставляя отверстие диаметром двадцать футов. Расплавленный ободок кольца раскалился докрасна, затем стал серым, вновь закаляясь под действием холодной воды.

— Выглядит великолепно! — взволнованно сказал Ганн.

Хоукер подбросил вверх свою клавиатуру и завизжал. Все смеялись и аплодировали. Первое возгорание, самое проблемное, было успешным.

— Опустить захваты, — резко сказал Питт. — Давайте не будем терять ни минуты, уберем обломки.

— У меня контакт.

Не все внимательно следили за мониторами. Человек с лохматой шевелюрой за самописцем гидролокатора бокового сканирования не отрывал взгляда от распечатки.

Питт оказался за его спиной, сделав всего три шага.

— Можешь идентифицировать?

— Нет, сэр. Расстояние слишком велико, чтобы определить какую-нибудь деталь. Похоже, что-то выбрасывают с той баржи, которая проходит по левому борту.

— Падение происходит со скольжением под углом?

Оператор гидролокатора покачал отрицательно головой.

— Всё падает прямо вниз.

— Непохоже на водолаза, — сказал Питт. — Возможно, экипаж выбрасывает утиль или мусор за борт.

— Продолжать наблюдение?

— Да, и будь особенно внимательным, если заметишь какое-нибудь передвижение.

Питт повернулся к Ганну.

— Кто управляет погружаемым аппаратом?

Ганн на минуту задумался.

— Сид Клингер и Марв Пауэрс.

— Гидролокатор зарегистрировал странный контакт. Хотелось бы, чтобы они прошли над ним.

Ганн посмотрел на него.

— Думаешь, наши гости могут вернуться?

— Показания вызывают сомнения, — пожал Питт плечами.

— Но ведь никогда не знаешь, что может произойти.

Как только Фосс Глай прыгнул за борт баржи, он сразу же поплыл прямо на дно. Тащить с собой дополнительный запас воздушных баллонов было непростым делом, но они понадобятся ему на обратный путь и необходимую декомпрессию, которая должна завершиться прежде, чем он сможет снова вынырнуть на поверхность. Он выпрямился и пошел по дну реки, отталкиваясь ластами в неторопливом ритме. Ему предстояло пройти длинный путь и многое сделать.

Не успел он пройти и пятидесяти метров, как услышал навязчивое приглушенное гудение, идущее откуда-то из черной пропасти. Застыл на месте, прислушиваясь.

Акустика воды рассеивала звук, он не мог точно определить направление источника шума. Теперь его глаза различили тусклое желтое сияние, которое разрасталось и расширялось сверху и справа. У него не возникло никаких сомнений. Управляемый человеком погружаемый аппарат с борта «Оушен венчерера» плыл прямо на него.

Не было возможности где-либо спрятаться на плоском дне реки, не было ни гор, ни зарослей бурых водорослей, где можно было бы найти убежище. Как только высокоинтенсивный луч погружаемого аппарата поймает его, он окажется точно в таком положении, как беглый заключенный, спрятавшийся у стены тюрьмы под яркими лучами прожекторов.

Он бросил запасные баллоны с воздухом и прижался телом к илу, представляя в своем воображении лица экипажа, прижатые к смотровым иллюминаторам, пытающиеся взглядом пронзить бесконечную темноту. Затаил дыхание, чтобы предательские пузырьки воздуха не выходили из его респиратора.

Экипаж проплыл за его спиной и уплыл дальше. Глай сделал большой вдох, но не поздравил себя. Он знал, что экипаж продублирует поиски, наблюдая еще внимательнее.

Сейчас Фосс стал понимать, почему его не заметили. Ил поднялся со дна и замаскировал его фигуру. Он сильно оттолкнулся ластами и с облегчением увидел, что свет погружаемого аппарата не было видно в вихре осадков, поднятых со дна реки. Он набрал целые горсти ила и рассеял его вокруг себя. За какие-то секунды его уже совершенно не было видно в этом облаке. Включил свет, но плавающая грязь отражала его лучи. Если он совершенно ослеп и ничего не видел, то также ослепли и ничего не видели люди внутри погружаемого аппарата.

Глай пошарил вокруг, его руки нащупали запасные баллоны с воздухом. Проверил направление «Императрицы» по светящемуся компасу, поплыл, задевая за дно и поднимая ил по своему следу.

— Докладывает Клингер из «Сапфо», — сказал Ганн.

Питт отошел от мониторов.

— Дай мне поговорить с ним.

Ганн снял шлемофон и подал ему Питт надел его на голову и начал говорить в крошечный микрофон.

— Клингер, это Питт. Что нашли?

— Какое-то возмущение на дне реки, — отозвался Клингер.

— Можешь назвать причину?

— Ответ отрицательный, — повторил Клингер. — Что бы его ни вызвало, оно утонуло в иле.

Питт посмотрел в гидролокатор бокового сканирования.

— Какие-нибудь контакты?

Оператор отрицательно покачал головой.

— Кроме грязи, поднявшейся в виде облака, с этой стороны погружаемого аппарата, на распечатке совершенно ничего нет.

— Может быть, нам следует вернуться и предложить помощь в подъеме останков корабля? — спросил Клингер.

Питт некоторое время молчал. Странно, но вопрос Клингера беспокоил его. Глубоко внутри он чувствовал, что пропущено что-то неопределенное.

Холодная логика подсказывала, что человеческий разум был значительно менее надежным, чем машины. Если приборы ничего не обнаружили, то была вероятность того, что там и обнаруживать нечего. Преодолевая свои собственные сомнения, Питт подтвердил запрос Клингера.

— Клингер.

— Продолжай.

— Возвращайся, но иди медленно зигзагообразным курсом.

— Понял. Будем зорко смотреть. «Сапфо», вперед.

Питт передал канал связи Ганну.

— Как развиваются события?

— Прекрасно, — ответил Ганн. — Смотри сам.

Расчистка галереи шла максимально быстро для работы на такой глубине. Команда водолазов из сатурированной камеры резала металл на мелкие части, работая ацетиленовыми резаками и гидравлическими ножницами. Двое из них подставляли алюминиевые подпорки под раскачивающиеся переборки, чтобы они не прогибались и не обрушивались.

Люди в костюмах «ДЖИМ» работали захватами, свисающими с вышки на борту «Оушен венчерера», направляя их к самой тяжелому участку с искореженными обломками. Пока один управлял подъемным кабелем, сгибая его под наиболее подходящим углом, второй человек держал небольшую коробку в зажимах манипулятора, управляемого руками и контролирующего огромные клещи. Если они были удовлетворены тем, что правильно отрегулировали их, то клешни закрывали, и оператор лебедки, находящийся на вышке, осторожно вытаскивал груз из того, что с любовью называли карьером.

— При работе с такой скоростью, — сказал Ганн, — мы сможем подобраться к участку, где находится каюта Шилдса, через четыре дня.

— Четыре дня, — повторил Питт, медленно произнося слова. — Только Богу известно, будем ли мы тогда здесь.

Внезапно он замер и уставился на экраны.

Ганн посмотрел на него.

— Что-нибудь не так?

— Сколько водолазов должно выйти из камеры в эту смену?

— Четыре, — ответил Ганн. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я насчитал пять.

49

Глай проклинал себя, что пошел на такой глупый риск, но, лежа под одной из проржавевших спасательных шлюпок, он не мог наблюдать ни за какими деталями деятельности, которая имела место там, в пробоине, где работала команда спасателей судна. Идея смешаться с ними казалась до абсурда простой, хотя и опасной.

Он заметил лишь незначительную разницу между их костюмами и своим. Баллоны с воздухом у него на спине более ранней модели, но цвет был одинаковым. Кто распознает во мраке такого похожего противника?

Он поплыл к ним и приближался с одной стороны, пока его ласты не задели обо что-то твердое: стальная крышка люка, сорванная со своего места, лежала на палубе. Не успел он подумать о том, что делать дальше, как один из команды подплыл к нему и показал на люк. Глай преувеличенно кивнул головой в знак понимания, вместе они с трудом подкатили стальную пластину к фальшборту и сбросили ее за борт.

Здесь не было невидимых ловушек. Глай остро чувствовал опасность и продолжал внимательно следить за ситуацией. Он энергично работал вместе со всеми, будто делал это с самого начала. По его мнению, это был тот классический случай, когда наиболее очевидное было наименее очевидным.

Вместе они проработали значительно больше времени, чем он думал. Люди из Государственного агентства подводных и морских научных исследований были похожи на шахтеров, которым известно точно, где проходит основная жила, и они копали свою шахту в соответствие с этим знанием. По его расчетам, они убирали тонну металлолома каждые три часа.

Он обошел вокруг полости, приблизительно измерив ее ширину. Перед ним стояли два следующих вопроса. До какой глубины они должны пройти? Сколько времени потребуется, чтобы добраться до нее?

Затем он почувствовал, что все пошло как-то по-другому. Внешне все казалось прежним. Люди из команды, занимающейся подъемом корабля, были настолько поглощены работой, что не замечали Глая. Однако произошло какое-то совершенно незначительное изменение.

Глай ушел в тень и поплыл, дыша неглубоко и ровно. Прислушивался к усиленным подводным звукам и наблюдал человеческие движения костюмов «ДЖИМ». Его переутомленное шестое чувство подсказывало ему, что пора уходить.

Но он опоздал.

Что было невозможно воспринять секундой раньше, сейчас проявилось со всей откровенностью. Остальные водолазы, похоже, сосредоточенно работали, но не делали ничего. Ковш не вернулся на место после того, как доставил последнюю порцию груза. Водолазы из барокамеры лениво копались в мусоре, но не собирали его и не выбрасывали за борт.

Они медленно и постепенно окружали Глая полумесяцем, беря его в полукольцо. Только теперь до него дошло. Его присутствие было зафиксировано с корабля-носителя. Он не заметил телевизионные камеры, прикрепленные к прожекторам, потому что их скрывал яркий свет, не понимал он до этого момента и то, что спасатели могли получать инструкции из центра управления по миниатюрным приемникам, установленным внутри их колпаков.

Он отступал, пока спиной не уперся в переборку. Костюмы «ДЖИМ» образовали перед ним барьер, остальные водолазы вертелись на флангах, перекрывая последний путь к спасению. Сейчас они все пристально смотрели на него, совершенно не выражая никаких эмоций.

Глай достал из ножен восьмидюймовый нож и присел, словно перед прыжком, сжимая нож в руке ладонью наверх, применяя непрофессиональный, но всё же смертельный прием уличного бойца. Это действие было совершенно бесполезным, сделанным исключительно рефлекторно. У остальных водолазов также были ножи, опасные лезвия из нержавеющей стали, пристегнутые к ногам. А зажимы манипуляторов костюмов ДЖИМ обладали нечеловеческой силой и могли нанести страшные раны.

Они окружили его, стоя совершенно неподвижно, словно статуи на могилах. Один из водолазов достал пластиковую пластину из массивного пояса и что-то быстро написал на ней жирной палочкой желтоватого цвета. Закончил писать и показал пластину Глаю, держа ее перед его носом.

Сообщение было коротким и по существу. Оно гласило: «ПРОВАЛИВАЙ».

На мгновенье Глай остолбенел.

Он не рассчитывал на подобный прием. Не ожидая, что его будут умолять сделать это, он согнул колени и бросил тело вверх, энергично проплывая точно над головой водолазов из Государственного агентства подводных и морских научных исследований. Они не предприняли даже малейшей попытки остановить его, всего лишь поворачиваясь и наблюдая, как он исчезает во тьме.

— Ты позволил ему уйти, — спокойно сказал Ганн.

— Да, позволил ему уйти.

— Думаешь, это мудро?

Питт безмятежно продолжал стоять и не дал ответа сразу, его невероятно зеленые глаза сузились в догадке. На лице была улыбка, но и не совсем улыбка. Выражение было почти угрожающим, выражением льва, подстерегающего в засаде проходящую мимо добычу.

— Ты видел нож, — наконец произнес Питт.

— У него не было шансов. Наши парни скормили бы его рыбам.

— Этот человек — убийца.

Это было просто утверждение, не более.

— Но мы еще можем схватить его, когда он вынырнет на поверхность, — настаивал Ганн. — Тогда он будет беспомощным.

— Не думаю.

— Задумал что-то особенное?

— Элементарное, — сказал Питт. — Используем эту маленькую рыбку как приманку, чтобы поймать крупную.

— Так в этом и всё дело, да? — сказал Ганн неуверенно. — Подождем, пока он встретится со своими приятелями, сформируем отряд и окружим всех вместе. Потом всех сдадим властям.

— Насколько я понимаю, это и есть власти.

Ганн пришел в полное замешательство, чего с ним никогда не происходило раньше.

— Почему ты уверен в этом?

— Наш гость выполнял лишь миссию разведчика. В следующий раз он может привести с собой друзей, вот тогда он будет по-настоящему опасен. Нам нужно выиграть время. Полагаю, стоит на время остановить их часы.

Ганн как-то по-особенному скривил губы и кивнул.

— Я с тобой, но нам лучше что-то предпринять. Тот парень окажется на борту следующего судна, которое будет проходить мимо.

— Никакой спешки, — сказал Питт, чувствуя себя совершенно расслабленно. — Ему нужно пройти декомпрессию в течение получаса. Возможно, у него есть запасной комплект баллонов с воздухом, спрятанных где-нибудь на дне реки.

В мозгу Ганна возник еще один вопрос.

— Ты сказал, что незваный гость — убийца. Почему ты так решил?

— Он слишком быстро взялся за нож, слишком спешил воспользоваться им. Те, кто родился с инстинктом убийцы, никогда не испытывают сомнений.

— Таким образом, мы встали на борьбу с людьми, имеющими лицензию на убийство, — задумчиво сказал Ганн. — Далеко не приятная мысль.

50

Перед рассветом в порту Римуски было спокойно и безлюдно, тишину подчеркивало отсутствие ветра.

Было слишком рано для появления докеров, вечно пронзительно кричащих морских чаек, дизельных локомотивов, доставляющих разгруженные товары в ближний индустриальный район.

К одному из доков был пришвартован буксир, который тащил пустую баржу по реке за судном «Оушен венчерер» всего несколько часов назад. Полосы красной ржавчины и следы тридцатилетнего интенсивного использования испещрили его поверхность. Свет, зажженный в каюте капитана под рулевой рубкой, через иллюминаторы отражался в черной воде.

Шо проверил свои часы и нажал крошечный переключатель на предмете, который мог бы сойти за карманный калькулятор. Закрыв глаза, на мгновенье задумался, затем стал нажимать ряды кнопок.

Ничего похожего на былое время, думал он, когда агенту приходилось прятаться на чердаках и тихо бормотать в микрофон радиопередатчика. Сейчас цифровые сигналы через спутник передавались на компьютер в Лондоне. Там сообщение расшифровывали и посылали по назначению с помощью волоконно-оптической технологии.

Окончив работу, Шо положил электронный блок на стол и встал, чтобы расправить затекшие члены. Мышцы онемели, спина болела. Неблагоприятные последствия наступающей старости. Он открыл портфель и достал бутылку «Канадиен клаб», купленную после прибытия в аэропорт Римуски.

Канадцы называли этот напиток виски, но на британский вкус он несколько отличался от американского бурбона.

Вдруг понял, что пить его теплым слишком примитивно, только шотландцы предпочитают употреблять этот напиток в таком виде, но на обветшавших буксирах нет такого современного удобства, как морозильная камера.

Шо сел в кресло и закурил одну из сигарет, изготовленных по специальному заказу. Хоть что-то осталось от прошлого. Ему недоставало лишь теплой компании. В такие дни, оставаясь наедине с бутылкой и размышляя о своей жизни, он сожалел, что не женился во второй раз.

Его задумчивость была прервана тихим сигналом небольшого устройства, стоящего на столе. Затем из него выскользнул тонкий лист бумаги шириной не более четверти дюйма. Чудо высокоразвитой технологии; он всегда восхищался ее достижениями.

Надел очки для чтения, еще одно тяжкое напоминание о надвигающейся старости, и приступил к изучению текста, кратко сформулированного на бумаге. Полный текст занимал почти полметра. Закончив чтение, снял очки, выключил передатчик-приемник и положил его в карман.

— Последние новости из доброй старой Англии?

Шо взглянул и увидел Фосса Глая, стоящего на пороге.

Глай не пытался войти. Он просто пристально смотрел на Шо из-под вопросительно поднятых бровей, выражение его глаз было похоже на взгляд шакала, нюхающего воздух.

— Всего лишь подтверждение моего отчета о том, что ты увидел, — небрежно ответил Шо.

Он начал наматывать бумажную ленту с сообщением вокруг указательного пальца рулончиком.

Глай уже переоделся. Сменил водолазный костюм с подогревом на рабочие брюки из хлопчатобумажной саржи и теплый свитер с высоким воротником.

— До сих пор содрогаюсь от ужаса. Не возражаешь, если выпью глоток твоего напитка?

— Будь моим гостем.

Двумя глотками Глай выпил полстакана «Канадиен клаб». Он напомнил Шо невероятно натренированного медведя, который у него на глазах залпом выпил бадью эля.

Глай глубоко вздохнул.

— От этого я вновь почувствовал себя человеком.

— По моим подсчетам, — разговорчиво сказал Шо, — этап твоей декомпрессии был на пять минут короче. Ощущаешь какие-нибудь неприятные последствия?

Глай сделал движение, словно хотел налить себе еще.

— Ощущение незначительного покалывания, и ничего больше.

Молниеносно протянул руку через стол и сжал запястье Шо железной хваткой.

— Это сообщение не имеет ко мне ни малейшего отношения, не так ли, папаша?

Шо весь напрягся, когда ногти вонзились ему в кожу. Вытянул ноги на полу, планируя выбросить тело назад из кресла. Но Глай понял его намерения.

— Давай без фокусов, папаша, или я переломаю тебе кости.

Шо осел в кресле. Не из-за страха. От злости, что оказался в невыгодном положении.

— Ты переоцениваешь себя, инспектор Глай. Зачем британской секретной службе беспокоиться о тебе?

— Тысяча извинений, — усмехнулся Глай, не снижая давления. — Я подозрительный тип. Лжецы вызывают у меня раздражение.

— Невежливое обвинение невежественного ума, — сказал Шо, вновь обретая равновесие. — Ничего другого я и не ожидал, учитывая источник.

Губы Глая искривились.

— Умные слова, супершпион. Допустим, ты сказал мне, что не связывался с боссом в Лондоне и не получил подтверждение около двух часов назад.

— А если я скажу, что ты ошибаешься?

— Ничего хорошего. Я немного поболтал с доком Коули в камбузе. Неужели твоя память настолько изменяет тебе, что ты забыл, что он помог тебе составить отчет о той небольшой технической новинке? Или что ты добавил приписку поле того, как ушел Коули. Запрос на устранение Фосса Глая. Ты знаешь это, я знаю это. Ответ у тебя в руке.

Люк открылся, и Шо провалился в него. Он проклинал свою беспечность. У него почти не возникало сомнений, что страшный человек пойдет на убийство, если ему будет предоставлена хоть малейшая возможность. Единственная надежда была на то, что он сможет отвлечь Глая, сбить его ход мыслей. Он рискнул.

— Мистер Вийон мимоходом упомянул, что ты можешь проявить неустойчивость. Пришлось поверить ему на слово.

От злости глаза Глая расширились, Шо понял, что наступил на больное место, и продолжил завинчивать гайки.

— Полагаю, что он употреблял даже слово «психопат».

Реакция была не такой, какой он ожидал. Совсем не такой.

Вместо холодной ярости выражение глаз Глая внезапно стало просветленным. Он отпустил запястье Шо и сел.

— Итак, красноречивый болтун нанес мне удар в спину, — пробормотал Глай. — Мне следовало бы догадаться, что он, в конце концов, узнал о моих планах.

Он сделал паузу и с любопытством посмотрел на Шо.

— Теперь я понял, почему меня всегда посылали делать грязную подводную работу. Когда-то вы узнали бы, что я благополучно утонул в результате несчастного случая.

Шо растерялся. Ничто из сказанного не укладывалось в его намерения. Он, правда, не понимал, о чем говорил Глай. У него не было выбора, он должен двигаться только вперед. Очень осторожно он размотал сообщение с пальца другой рукой и положил его на стол перед Глаем, изучая его глаза. Тот лишь бросил взгляд на бумагу не более чем на секунду. Но этого было вполне достаточно.

— Меня удивляет лишь то, что ты рискуешь своей жизнью ради правительства и человека, который хочет тебя убить.

— Возможно, мне нравятся привилегии, предоставляемые компанией.

— Остроумие тебе не свойственно, мистер Богус, инспектор Глай.

— Что же успел рассказать тебе Вийон обо мне?

— Он особенно не распространялся, — сказал Шо, стряхивая пепел сигареты в пепельницу и замечая, что Глай следит за каждым его движением. — Он только предполагал, что я сделаю Канаде одолжение, устранив тебя. Откровенно говоря, мне не нравится играть роль наемного политического убийцы, особенно не зная, почему ты заслуживаешь смерти.

— Что же изменило твое мнение?

— Ты.

Шо видел, что интерес Глая достиг апогея, но он всё-таки не понимал, чем это всё кончится.

— Начал изучать тебя. Ты хорошо знаешь французский язык. Но твой английский — вот в этом всё дело. Не твой акцент, имей в виду, а твоя терминология. Слова «выпивка», «новые штучки» и некоторые выражения являются чистыми американизмами. Любознательность — это лучшее, что у меня есть. Я запросил Лондон проверить данные о тебе. Ответ перед тобой на столе. Ты заслуживаешь смерти, мистер Глай. И если кто-то вообще заслуживает смерти, то это ты.

В свете каюты желтым блеснули зубы улыбающегося Глая.

— Неужели ты думаешь, что способен взять меня, папаша.

Шо схватился руками за край стола, думая, каким образом Глай собирается убить его. Глай мог бы воспользоваться пистолетом с глушителем или, возможно, ножом. Шумная ссора может привлечь внимание Коули и экипажа буксира. Глай сидел, скрестив руки на груди. У него был спокойный расслабленный вид, слишком расслабленный.

— Мне не придется беспокоиться. Мистер Вийон изменил свои намерения. Он решил сдать тебя полиции.

Шо выбрал неправильный путь. По лицу Глая он понял, что допустил ошибку.

— Славная попытка, отец, но ты придумал это. Вийон не может позволить себе оставить меня живым. Я могу засадить его за решетку до следующего ледникового периода.

— Просто прощупываешь почву, — сказал Шо с притворным безразличием. — Сообщение касается Вийона, а не тебя, — он кивнул на то, что лежало на столе. — Прочитай сам.

Глай на мгновенье опустил глаза.

Шо со всей силы толкнул стол, разворачивая его, угол стола нанес таранный удар по свитеру выше линии пояса.

Единственной реакций был резкий возглас. Глай смягчил инерцию движения и успел отскочить. Любой другой человек, перелетев через всё помещение, корчился бы в агонии. А Глай схватил стол за ножку и без усилия поднял тяжелый дубовый предмет к потолку.

Пораженный Шо застыл на месте. Стол весил, по меньшей мере, сто пятьдесят фунтов.

Глай медленно опустил стол и отставил его в сторону так же мягко, как ребенок укладывает куклу в игрушечную коляску, и выпрямился. Шо схватил стул и взмахнул им. Но Глай просто перехватил стул в середине движения, вывернул его из рук Шо и аккуратно поставил под стол.

В глазах Глая, смотревших, не мигая, в глаза Шо на расстоянии всего в три фута от него, не было ни злобы, ни свирепости.

— У меня есть пистолет, — сказал Шо, стараясь контролировать свой голос.

— Да, знаю, — ответил Глай с дьявольской усмешкой. — Невообразимо старомодная «беретта» двадцать пятого калибра. Я обнаружил его в сапоге рядом с твоей койкой. Он и сейчас всё еще там. Проверил прежде, чем вошел сюда.

Шо понял, что не получит пулю или удар ножом. Глай собирался проделать всё голыми руками.

Шо избавился от приступа слабости и нанес удар ногой. С тем же успехом он мог бить носком ноги по дереву. Глай отпрыгнул в сторону и нейтрализовал удар в пах, принимая его на бедро. Пошел в наступление, не предпринимая ничего, чтобы прикрыть себя. У него был такой же бессмысленный взгляд, как у мясника, приближающегося к говяжьей туше.

Отступая, пока его спина не уперлась в переборку, Шо оглядывался по сторонам в поисках оружия, лампы или книги, которые он мог бы бросить, чего угодно, что могло бы приостановить движение двухсот фунтов мышц. Но каюты буксира были рассчитаны на аскетический образ жизни, кроме картины, привинченной к панели, не было ничего, что можно было бы схватить.

Шо сложил руки, прижав ладони друг к другу, и размахнулся, нанося рубящий удар в шею Глая сбоку. Он знал с болезненной определенностью, что это было последним актом полного пренебрежения смертельной опасностью. Он мог с тем же результатом ударить по бетону. Задохнулся от шока и боли. Почувствовал, как хрустнули кости обеих ладоней.

Глай, не проявляя никаких признаков боли, обхватил мощной рукой Шо за талию, а второй рукой со всей силы ударил Шо в грудь, вдавливая ее. Затем Фосс медленно увеличил давление с двух сторон, и позвоночник Шо начал прогибаться и трещать.

— Прощай, британский дурачок.

Шо сжал зубы, когда внезапно внутри стала нарастать дикая боль. Весь воздух из легких был выдавлен. В висках бешено пульсировала кровь, каюта стала туманной и поплыла у него перед глазами. Последний крик пытался вырваться сквозь сжатые зубы, но замер. Сейчас уже ничего не осталось, кроме дикой боли в спине. Смерть была единственным избавлением.

Где-то на расстоянии раздался громкий треск. Шо решил, что всё кончено. Безжалостное давление ослабло, боль уменьшилась. Он мягко осел на палубу.

Шо спрашивал себя, что будет дальше. Долгое путешествие по темному туннелю к ослепительному свету? Его почему-то огорчало, что не было музыки. Он начал разбирать по пунктам свои ощущения. Вдруг понял, что продолжает ощущать боль, и это было странно. Ребра и позвоночник будто бы горели в огне. Со страхом Шо открыл глаза. Потребовалось некоторое время на то, чтобы они смогли что-нибудь рассмотреть.

Первые предметы, которые ему удалось различить, оказались парой ковбойских сапог.

Он поморгал, но они оставались на месте. Телячья кожа с рисунком по бокам, высокий каблук и измененный заостренный носок. Он повернул голову и взглянул в грубоватое лицо, глаза которого, похоже, улыбались.

— Ты кто? — пробормотал он.

— Питт. Дирк Питт.

— Странно, ты не похож на дьявола.

У Шо никогда не возникало сомнений, куда он отправится после смерти.

Сейчас улыбнулись губы.

— Есть и такие, кто не согласится с этим.

Он опустился на колени и просунул свои руки Шо под мышки.

— Ну-ка, дай-ка я помогу тебе, папаша.

— Господи, как бы мне хотелось, — раздраженно пробормотал Шо, — чтобы меня перестали называть папашей.

51

Глай лежал в позе мертвеца. Руки безжизненно вытянуты по бокам, ноги слегка согнуты. Как плоский резиновый шар без воздуха.

— Как тебе удалось это? — спросил ошеломленный Шо.

Питт показал огромный гаечный ключ.

— Одинаково хорош для завинчивания болтов и пролома черепов.

— Он умер?

— Сомневаюсь. Его можно уничтожить разве что пушкой.

Шо сделал несколько глубоких вдохов и помассировал руки.

— Благодарю за своевременное вмешательство, мистер…

— Меня зовут Питт, мистер Шо. И можешь прекратить этот театр. Мы оба знаем всё друг о друге.

Шо перевел разговор на другую тему. Только благодаря удаче он смог едва живым избавиться от одного противника, но перед ним немедленно возник другой.

— Ты рискуешь, мистер Питт. В любой момент в дверях может появиться мой экипаж.

— Если кто-то и придет сюда, — сказал Питт беспечным тоном, — то это будет мой экипаж. Пока ты вальсировал с ходячей мышцей, твоих людей надежно спрятали в машинном отделении.

— Мои комплименты, — ответил Шо. — Ты вошел тихо и принес большой гаечный ключ.

Питт засунул инструмент в боковой карман ветровки и сел.

— Они очень старались сотрудничать. Но я думаю, что это происходит со всеми людьми, когда они пристально смотрят на дуло автомата.

Боль волнами распространялась по спине Шо назад и вперед. Лицо было бледным. Он несколько раз пытался согнуться, но от этого ему стало еще хуже.

Питт наблюдал за ним.

— Думаю, тебе следует обратиться к остеопату после того, как ты уведомишь «МИ-6» о последних событиях.

— Спасибо за заботу, — пробормотал Шо. — Откуда тебе известно так много?

— Ты мгновенно стал знаменитостью после того, как посмотрел в камеры нашего аппарата. Хейди Миллиган узнала твое лицо, ЦРУ раскопало твое прошлое.

Глаза Шо сузились.

— Коммандер Миллиган на борту твоего корабля?

— Она сказала мне, что вы старые друзья. Красивая и умная девушка. Она проводит научное исследование по нашей истории.

— Понимаю, — сказал Шо. — Она разработала план операции по подъему останков судна.

— Если ты хочешь сказать, что Хейди определила расположение каюты Харви Шилдса, то да.

Шо всегда поражался откровенности американцев. Питта, с другой стороны, постоянно раздражало то, что англичане предпочитали ходить вокруг да около.

— Почему ты здесь, мистер Питт?

— Понял, что пора предупредить вас, чтобы вы уходили отсюда.

— Уходили?

— Не существует закона, который бы гласил, что вы не можете сидеть на скамейках для зрителей, мистер Шо. Но держите своих парней подальше от района наших операций. Последний пытался вести жесткую игру.

— Ты говоришь, наверное, об этом мистере Глае?

Питт посмотрел на неподвижное тело на полу.

— Я должен был догадаться.

— Было время, когда я был подходящим для него соперником, — с тоской сказал Шо.

Питт улыбнулся, и от его улыбки атмосфера в помещении стала теплее.

— Мне остается только надеться, что в свои шестьдесят шесть я буду в такой же форме, как ты.

— Лестное предположение.

— Вес сто семьдесят фунтов, рост шесть футов и один дюйм, правша, многочисленные шрамы. Никаких предположений, мистер Шо. У меня есть твоя биография. У тебя была интересная жизнь.

— Возможно, но твои подвиги далеко превосходят мои, — впервые улыбнулся Шо. — Видишь, у меня тоже есть картотека на тебя.

Питт взглянул на часы.

— Мне пора на борт «Оушен венчерера». Было приятно познакомиться с тобой.

— Провожу тебя до твоей лодки. Самое малое, что я могу сделать для человека, который спас мне жизнь.

На открытой палубе стояли два охранника. Размером и формой они напоминали белых медведей. Один из них заговорил голосом, исходящим, казалось из самой утробы.

— Проблемы, сэр?

Питт отрицательно покачал головой.

— Никаких. Вы готовы отчалить?

— Все на борту, кроме нас.

— Вперед, я догоню вас.

Оба охранника бросили на Шо суровый взгляд и, перевалив через борт, поднялись на борт катера, пришвартованного у буксира.

Питт повернулся и сказал:

— Передай мои наилучшие пожелания генералу Симмсу.

Шо взглянул на Питта с бесконечным уважением.

— Есть ли что-нибудь, чего ты не знаешь?

— Я не знаю массу вещей, — сказал Питт с невинным выражением. — Прежде всего, у меня никогда не было времени научиться играть в триктрак.

«Боже, — подумал Шо, — этот человек просто чудо!» Но он был слишком высоким профессионалом, чтобы не заметить ледяную проницательность, скрывающуюся под внешней оболочкой теплого дружелюбия.

— С удовольствием как-нибудь научу тебя. Я довольно хорошо играю в эту игру.

— Буду ждать с нетерпением.

Питт протянул руку.

За всё время опасного шпионского бизнеса впервые в своей жизни Шо обменялся рукопожатием с противником. Он долго и пристально смотрел Питту в глаза.

— Прости, что не желаю тебе удачи, мистер Питт, но тебе не позволят найти договор. Твоя сторона может многое выиграть всё. Моя — всё потерять. Ты должен понимать это.

— Нам обоим ставки известны.

— Мне было бы очень неприятно, если пришлось бы тебя убить.

— Мне это тоже не понравилось бы. — Питт сел верхом на поручни, сделал паузу и помахал рукой. — Сломай ногу, мистер Шо.

Затем он прыгнул на палубу своего катера.

Шо постоял еще немного, наблюдая, пока крошечная лодка не скрылась в темноте. Устало спустился в машинное отделение и освободил доктора Коули и экипаж буксира.

Когда он вернулся в каюту, Фосса Глая там не было.

52

Толпа почти в пять тысяч человек стояла перед резиденцией премьер-министра, аплодируя и размахивая плакатами на французском и английском языках, расписанными вручную, желая Шарлю Сарве благополучия после его прибытия домой из больницы. Врачи настаивали, чтобы его транспортировали домой на машине скорой помощи, но он твердо отказался от этого предложения и поехал в официальном лимузине, одетый в безукоризненный костюм, купленный специально для этого случая, раненые руки были спрятаны под детскими варежками очень большого размера.

Кто-то из советников его партии предложил оставить бинты открытыми, чтобы вызвать сочувствие общественности. Но Сарве не захотел принимать участия в политике ловкачества. Это был не его путь.

Боль в бедре была мучительной. Руки покрылись рубцовой тканью, каждая попытка пошевелить ими вызывала приступ ужасной боли. Сарве был рад, что толпа и репортеры были слишком далеко и не видели пот, выступавший у него на лице, когда он улыбался сжатыми губами и махал рукой, отвечая на их приветствия.

Машина проехала через ворота и остановилась перед ступенями у входа. Даниэла подбежала к дверце и распахнула ее.

— Добро пожаловать домой, Шарль.

Слова застряли у нее в горле, когда она увидела исстрадавшееся мертвенно-бледное лицо с неизгладимыми следами страшных мук.

— Помоги мне здесь, внутри машины, — прошептал он.

— Позволь мне пригласить полицейского.

— Нет, — отрезал он. — Нельзя, чтобы меня считали инвалидом.

Он изогнулся на заднем сиденье и поставил ноги на землю. Он выждал момент, чтобы собраться с силами, затем одной рукой обнял Даниэлу за талию и, качаясь, принял вертикальное положение.

Она чуть не упала под тяжестью его тела. Ей пришлось приложить все силы, чтобы удерживать его в вертикальном положении. Даниэла почти ощущала боль, исходящую от него, когда они медленно поднимались по ступеням в дом. В дверях он повернулся, улыбнулся знаменитой улыбкой Шарля Сарве группе репортеров в проезде и поднял вверх большой палец.

Едва захлопнулись двери, как выдержка покинула его, он начал оседать на ковер. Полицейский быстро отодвинул Даниэлу в сторону и подхватил Сарве за плечи. Появились врач и две медсестры, все вместе отнесли его наверх в комнату.

— Вы сошли с ума, разыгрывая героя, — выговаривал доктор Сарве, уложив его в постель. — Еще далеко не срослись ваши переломы. Вы нанесли себе страшный ущерб и отсрочили выздоровление.

— Небольшой риск, чтобы убедить народ, что его лидер не овощ, — слабо улыбнулся Сарве.

Вошла Даниэла и села на край постели.

— Ты добился своего, Шарль. Нет необходимости так напрягаться.

Он поцеловал ей руку.

— Прошу прощенья, Даниэла.

Она смущенно посмотрела на него.

— Прощенья?

— Да, — тихо сказал он, чтобы не слышали присутствующие в комнате. — Я недооценивал твой дух. Всегда смотрел на тебя как на богатую девочку, единственной целью жизни которой было любование прекрасным и увлечение фантазиями Золушки. Я ошибался.

— Не уверена, что понимаю, — с сомнением в голосе сказала она.

— Во время моего отсутствия ты оказалась на моем месте и приняла бразды правления с достоинством и решительностью, — искренне сказал он. — Ты поистине доказала, что Даниэла Сарве — первая женщина на земле.

Неожиданно она почувствовала глубокую жалость к нему. Во многих вещах он казался наивным. Только сейчас он начал ценить ее способности. И всё-таки ее желания были совершенно недоступны ему. Он не мог догадаться о степени ее коварства.

Когда он узнает ее полностью, будет слишком поздно.

Когда тем же вечером Сарве в халате сидел на диване и смотрел телевизор, в комнату вошел Анри Вийон. Корреспондент стоял в центре улицы Квебек, окруженный огромной толпой радующихся людей.

— Спасибо, что пришёл, Анри.

Вийон посмотрел на телеэкран.

— Сделано, — сказал он спокойно. — Закончился референдум за полную независимость. Квебек стал страной.

— Теперь наступит хаос, — сказал Сарве.

Он нажал кнопку на пульте управления, и экран погас. Повернулся к Вийону и показал на стул.

— Как ты относишься к этому?

— Уверен, что переход пройдет гладко.

— Ты слишком оптимистичен. До тех пор пока не состоятся всеобщие выборы нового правительства, парламент Квебека будет в смятении, великолепная возможность для «Общества свободного Квебека» выползти из коллектора и затеять игрища с применением силы. — Он грустно покачал головой. — Смерть Жюля Гуэррьера не могла произойти в худшее время. Мы с ним могли бы работать вместе для смягчения перехода. Сейчас — не знаю.

— Тебе, вероятно, необходимо заполнить вакуум, оставленный Жюлем?

— А кем? Может, тобой?

В глазах Вийона появилась жесткость.

— Нет более подготовленного человека. Мои усилия были не напрасны в организации референдума. Меня поддерживали профсоюзы и финансовые институты. Я уважаемый лидер партии, но самое важное в том, что я француз, который пользуется высшим уважением остальной части Канады. Квебек нужен мне, Шарль. Я выставляю свою кандидатуру на пост президента, и я выиграю.

— Таким образом, Анри Вийон собирается возглавить Квебек и вывести его из дикости, — ядовито сказал Сарве.

— Французская культура расцвела сейчас, как никогда раньше. Мой священный долг — поддержать ее.

— Прекрати размахивать геральдическими лилиями, Анри. Это не идет тебе.

— Испытываю глубочайшие чувства к своей родной земле.

— Ты испытываешь глубокие чувства только к Анри Вийону.

— Так плохо думаешь обо мне? — вырвалось у Вийона.

Сарве пристально посмотрел ему в глаза.

— Когда-то у меня было высокое мнение о тебе. Но я видел, как слепые амбиции превратили преданного идеалиста в лукавого интригана.

Вийон ответил точно таким же взглядом.

— Полагаю, что ты должен объясниться.

— Для начала, что заставило тебя отключить электростанцию в Джеймс-Бее и погрузить во тьму треть Соединенных Штатов?

Выражение лица Вийона стало безмятежным.

— Почувствовал, что это необходимо. Кратковременное отключение электричества предупредило американцев, чтобы они не совали свой нос во французские дела.

— Откуда у тебя такие безумные идеи?

Вийон бросил на него озадаченный взгляд.

— От тебя, конечно.

Выражение на лице Сарве стало удивленным.

Внезапно Вийон разразился смехом.

— Ты на самом деле не помнишь, да?

— Не помню что? — механически переспросил Сарве.

— В больнице после катастрофы самолета твой разум был под действием анестезии. Ты негодовал по поводу того, что Канада находится в величайшей опасности, если ненужные люди обнаружат уязвимость пульта управления в Джеймс-Бее. Ты туманно высказывался. Но велел Даниэле передать мне, чтобы я проконсультировался у Макса Рубека, давно усопшего убийцы, совершавшего свои злодеяния с помощью удавки.

Сарве онемел.

— Чертовски умная загадка, учитывая, что она возникла в больном разуме, — продолжал Вийон. — Мне потребовалось время, чтобы найти параллель между любимым орудием Рубека и удушением с помощью энергии. Благодарю тебя за это, Шарль. Ты невольно подсказал мне, как заставить американцев танцевать при простом выключении рубильника.

Какое-то время Сарве не произносил ни слова, затем посмотрел на Вийона и сказал:

— Не невольно.

Вийон удивился.

— То есть?

— Даниэла услышала не бред безумца. Конечно, боль была ужасной, но ум оставался ясным, когда я сказал ей, что ты должен проконсультироваться с Максом Рубеком.

— Ты затеял какую-то детскую игру, Шарль?

Сарве проигнорировал его вопрос.

— Один мой старинный и близкий друг сказал, что ты предашь мое доверие и веру канадского народа в тебя. Я не мог заставить себя поверить, что ты предатель, Анри. Но мне нужно было проверить это. Ты проглотил наживку и угрожал Соединенным Штатам энергетической блокадой. Роковая ошибка с твоей стороны.

Рот Вийона застыл в безобразной ухмылке.

— Итак, ты полагаешь, что тебе кое-что известно. Черт с тобой, да и с Соединенными Штатами. Пока Квебек контролирует реку Святого Лаврентия и электричество гидроэлектростанции Джеймс-Бей, мы будем диктовать правила игры им и западной Канаде. Праведные и благочестивые причитания американцев сделают их посмешищем в глазах всего мира. Они погрязли в своей идиотской морали, думая только о доходах и банковских счетах. Америка — загнивающее государство, готовое развалиться. Инфляция добьет их экономическую систему. Если они осмелятся и попытаются наложить санкции на горло Квебека, мы отрежем их сети.

— Дерзкие речи, — сказал Сарве. — Но в отличие от многих других, ты на своей шкуре поймешь, что недооценка их решимости никогда не окупится. Когда их припирают к стене, американцы привыкли отвечать оружием.

— У них не хватит наглости, — глумился Вийон.

— Ты дурак. — Сарве не мог подавить холодок, пробежавший по спине. — Ради блага Канады я сорву твою маску и уничтожу тебя.

— Ты не можешь уничтожить продавца лавчонки, — издевался над ним Вийон. — У тебя нет ни единой улики против меня. Нет, Шарль, скоро англоязычные негодяи вышвырнут тебя из офиса, а уж я позабочусь, чтобы тебя не хотели видеть в Квебеке. Тебе уже пора проснуться и понять то, что ты человек без страны.

Вийон поднялся на ноги и вытащил запечатанный конверт из нагрудного кармана. Грубо бросил его на колени премьер-министру.

— Моя отставка из кабинета.

— Принята, — сказал Сарве с мрачным видом.

Вийон не мог уйти, не оскорбив на прощанье хозяина.

— Ты жалкое создание, Шарль. Ты еще так ничего и не понял, но у тебя не осталось ничего, даже твоей драгоценной Даниэлы.

В дверях Вийон повернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на Сарве, ожидая увидеть человека, убитого отчаянием и поражением, разбитыми надеждами и разрушенными до основания планами.

Вместо всего этого он увидел человека, лицо которого было озарено необъяснимой улыбкой.

Вийон направился прямо в свой кабинет в парламенте и начал разбирать письменный стол. Он не желал откладывать это до утра и мучительно выслушивать прощальные слова от множества мужчин, которых не любил и не уважал.

Главный помощник постучался в дверь и вошел.

— Несколько посланий.

Вийон махнул рукой, останавливая его.

— Меня это не интересует. Уже час, как я больше не министр внутренних дел.

— Одно сообщение от Брайана Шо, оно, похоже, очень срочное. В дополнение к этому лично сам генерал Симмс пытался связаться с вами.

— Да, это дело с Североамериканским договором, — сказал Вийон, даже не взглянув. — Вероятно, они просят еще людей и снаряжение.

— На самом деле это запрос, чтобы наши военно-морские силы эскортировали американский корабль от места крушения «Императрицы Ирландии».

— Составь соответствующие документы и подпишись на них моим именем. Затем свяжись командующим военно-морскими силами и попроси его выполнить наш запрос.

Помощник повернул и пошел в свой кабинет.

— Подожди! — внезапно Вийона охватила французская лихорадка. — Еще одно. Проинформируй генерала Симмса и мистера Шо, что суверенное государство Квебек больше не одобряет британское присутствие на своей территории, они должны прекратить всякую деятельность, связанную с наблюдением, и немедленно. Затем отправь сообщение нашему наемному другу мистеру Глаю. Сообщи ему, что его ждет огромная премия за организацию шумного прощального вечера кораблю Государственного агентства подводных и морских научных исследований. Он поймет.

53

Они появились поздно следующим утром. Развевались знамена. Половина команды выстроилась на палубе и с интересом уставилась на «Оушен Венчерер». Пена отлетала от носа, образуя плавную волну, работа двигателей замедлилась и прекратилась, как только канадский эсминец плавно остановился на параллельном курсе в двухстах ярдах к югу.

Радист подошел к Питту и Хейди, они стояли на крыле мостика.

— От капитана канадского эсминца «Гурон». Запрашивает разрешение подняться на борт.

— Приятно и учтиво, — пробормотал в раздумье Питт. — Даже спросил.

— Как ты думаешь, что у него на уме? — спросила Хейди.

— Я знаю, что у него на уме, — ответил Питт.

Он повернулся к радисту.

— Передай капитану мои комплименты. Разрешаю подняться на борт, но только если он удостоит нас чести остаться на ленч.

— Так интересно посмотреть, как он выглядит, — пробормотала Хейди.

— Кому еще, кроме женщин, это интересно? — засмеялся Питт. — Скорее всего, надраенный до блеска тип, холодный, педантичный и очень официальный, говорит на азбуке Морзе.

— Ты просто разозлен, — засмеялась Хейди.

— Вот увидишь, — ухмыльнулся в ответ Питт, — могу поклясться, что он поднимется по трапу, насвистывая «Кленовый лист навсегда».

Лейтенант Раймонд Уикс был полной противоположностью словам Дирка. Жизнерадостный человек со смеющимися серо-голубыми глазами и добродушным лицом. Приятный звонкий голос, раздающийся из невысокого тела с заметным брюшком. В соответствующем костюме и гриме он мог бы быть образцовым Санта-Клаусом в универмаге.

Он легко перепрыгнул через поручни и безошибочно направился к Питту, стоящему немного в стороне от встречающих.

— Мистер Питт, я Рэй Уикс. Это поистине честь. Меня потрясла ваша работа при подъеме «Титаника». Меня даже можно назвать вашим поклонником.

Совершенно обезоруженный, Питт смог только пробормотать:

— Как поживаете?

Хейди толкнула его в бок.

— Надраенный до блеска?

Уикс переспросил:

— Прошу прощенья?

— Ничего, — бодро ответила Хейди. — Наша корабельная шутка.

Питт пришел в себя и познакомил его со всеми. С его точки зрения, это была пустая формальность. Было очевидно, что Уикс хорошо проинформирован. Казалось, он знает всё о каждом. Он рассказал о морском археологическом проекте, о котором Руди Ганн почти забыл, хотя и был его полевым директором. Уикс был особенно внимателен к Хейди.

— Если бы все мои офицеры выглядели как вы, коммандер Миллиган, я никогда не ушел бы в отставку.

— Лесть достойна награды, — сказал Питт. — Возможно, смогу убедить Хейди познакомить вас с кораблем.

— Мне бы очень хотелось этого.

Затем выражение лица Уикса стало серьезным.

— Вы не будете столь гостеприимными, как только узнаете цель моего визита.

— Вы хотите сообщить нам, что игра отменяется из-за политической непогоды.

— Ваша формулировка абсолютно точна, — пожал плечами Уикс. — У меня приказ. Прошу прощенья.

— За какое время мы должны отвести людей и снаряжение?

— Сколько времени вам требуется?

— Двадцать четыре часа.

Уикс не был глупым человеком. Он достаточно знал об операциях по подъему останков кораблекрушения и понял, что Питт хочет получить невозможное.

— Могу дать вам восемь.

— Мы не сможем поднять барокамеру меньше, чем за двенадцать часов.

— Вы хорошо торговались бы на турецком базаре, мистер Питт. — в ответ улыбнулся Уикс. — Чтобы вас здесь не было через десять часов.

— При условии, что отсчет времени начнется после ленча.

— Итак, всё решено, лейтенант Уикс, — сказала Хейди, — следуйте за мной, и я познакомлю вас с операцией.

В сопровождении двух офицеров его корабля Уикс помог Хейди спуститься по трапу к рабочей платформе внутри центрального колодца. Питт и Ганн повернулись и медленно направились в рубку управления.

— Зачем с человеком, который вышвыривает нас отсюда, обращаться как с очень важной персоной? — с раздражением спросил Ганн.

— Мне удалось получить десять часов, — тихим голосом произнес Питт. — И я собираюсь воспользоваться каждой минутой, чтобы парни смогли работать.

Ганн остановился и взглянул на него.

— Ты хочешь сказать, что не прекращаешь работу над проектом?

— Черт возьми, да, — искренне и серьезно сказал Питт.

— Ты спятил, — удивленно покачал головой Ганн. — Нам нужно, по меньшей мере, еще два дня, чтобы пробиться к каюте Шилдса. Ты не сможешь вымолить это время.

Питт криво улыбнулся:

— Может быть, и нет, но ей-богу, собираюсь попытаться.

Сквозь глубокий сон Мун почувствовал, что кто-то трясет его. Он оставался в своем офисе круглосуточно с тех пор, как «Оушен венчерер» бросил якорь над «Императрицей Ирландии». Спать приходилось урывками. Открыв глаза, он увидел перед собой мрачное лицо директора Белого дома по связи.

Зевнув, сел.

— Каковы последние известия?

Директор по связи подал ему лист бумаги.

— Прочти и поплачь.

Мун изучил документ. Затем поднял глаза.

— Где президент?

— Он беседует с группой мексиканских и американских лейбористских лидеров в розовом саду.

Мун быстро надел туфли и поспешил по коридору, на ходу натягивая пиджак и поправляя галстук. Президент только что попрощался с делегацией, пожав всем руки, и направлялся в Овальный кабинет. Мун перехватил его на полпути.

— Еще плохие новости? — спросил президент.

Мун кивнул и подал сообщение.

— Последнее слово от Питта.

— Прочитай вслух, пока я иду в офис.

— Он сообщает: «Получил приказ от канадских военно-морских сил уйти из реки Святого Лаврентия. Добился отсрочки на десять часов, чтобы упаковать чемоданы. Эсминец стоит…»

— Это всё?

— Нет, сэр, еще кое-что.

— Прочти.

Мун продолжил чтение.

— «Намерен пренебречь уведомлением о выводе судна. Операции по подъему продолжаются. Готовимся отразить взятие на абордаж». Подписано Питтом.

Президент замер на месте.

— Что-что?

— Сэр?

— Последняя часть, прочитай еще раз.

— «Готовимся отразить взятие на абордаж».

Президент в изумлении покачал головой.

— Боже, приказа отразить взятие на абордаж не было в течение сотни лет.

— Если судить по характеру Питта, то он имеет в виду только то, что говорит.

Президент задумался.

— Итак, англичане и канадцы ломятся в дверь.

— Боюсь, это ультиматум, — сказал Мун. — Должен ли я связаться с Питтом и приказать ему остановить работы? Любое другое действие может спровоцировать военное вмешательство.

— Правда, мы идем по туго натянутому канату, но хорошие старомодные приемы заслуживают награды.

Мун испытал приступ внезапного страха.

— Вы же не предлагаете бросить Питту спасательный леер?

— Предлагаю, — сказал президент. — Пришло время и нам проявить свой характер.

54

Они нежно стояли рядом, словно это происходило в первый раз, наблюдали, как на востоке поднимается молодая луна, и гадали о назначении кораблей, появившихся внизу на реке. Вверху на мачте горели два красных огня, обозначая судно, пришвартованное над местом кораблекрушения, но, чтобы они могли рассмотреть лица друг друга, света было достаточно.

— Даже представить не могла, что дело дойдет до этого, — тихо сказала Хейди.

— Ты вызвала это волнение, — ответил Питт, — оно нарастает до сих пор.

Она прильнула к нему.

— Странно, что открытие старого измятого письма в университетском архиве может коснуться такого большого количества жизней.

Питт обнял ее и нежно прижал к себе. Хейди посмотрела на канадский эсминец. Палубы и прямоугольная надстройка ярко освещены, слышен шум генераторов. Она задрожала, по реке пополз туман.

— Что может произойти, когда мы нарушим крайний срок, установленный Уиксом?

Питт посмотрел на часы в тусклом свете огней мачты.

— Через двадцать минут узнаем.

— Мне так стыдно.

Питт посмотрел на нее.

— Что это, час исповеди?

— Этого корабля здесь не было бы, если бы я не выболтала всё Брайану Шо.

— Не переживай.

— Но я же спала с ним. Это ухудшает дело. Если кто-то и пострадал, то только я.

Ей не хватало слов, она замолчала, а Питт крепче обнял ее.

Они молчали до тех пор, пока немного позднее тихое, вежливое покашливание не вернуло их в реальность. Питт повернулся и увидел Руди Ганна, стоящего на крыле мостика над ними.

— Лучше тебе прийти, Дирк. Уикс становится всё настойчивее. Заявляет, что не видит доказательств нашего ухода. У меня не хватает слов для извинений.

— Разве ты не сказал ему, что на корабле бубонная чума и возник бунт?

— Не время для юмора, — серьезно сказал Ганн. — У нас также сообщение по радиолокационной станции. В нашем направлении по главному каналу идет корабль. Боюсь, что наш гость на ленче вызвал подкрепление.

Уикс пристально смотрел через иллюминаторы на мостике на надвигающийся туман. В одной руке у него была полная чашка кофе, который уже остыл. Его обычное добродушно-веселое настроение сошло на нет в результате раздражающего безразличия корабля Государственного агентства подводных и морских научных исследований на его информационные запросы. Он повернулся к своему первому офицеру-заместителю, склонившемуся к индикатору радиолокационной станции.

— Что ты скажешь об этом?

— Большой корабль, ничего более. Возможно, каботажный танкер или контейнеровоз. Ты видишь их огни?

— Только когда они появятся на горизонте. Мешает туман. Проклятие этой реки, — сказал офицер-заместитель. — Всегда неизвестно, когда он появится.

Уикс взял бинокль и посмотрел на «Оушен венчерер», но его огни уже расплывались в надвигающемся тумане. Через несколько минут его совершенно не будет видно.

Первый офицер выпрямился и потер глаза.

— Объект явно идет по курсу столкновения.

Уикс схватил микрофон.

— Радиорубка, говорит капитан. Переключите меня на частоту безопасности.

— Контакт запаздывает, — сказал первый помощник.

Уикс подождал, пока включилась громкая связь на мостике, и послышался треск статического электричества. Затем он начал передачу.

— Кораблю на курсе вверх по реке, на ноль-один-семь градусов от Пойнт-о-Пар. Говорит корабль канадских ВМС «Гурон». Пожалуйста, ответьте. Конец.

Ответом было только молчаливое потрескивание статического электричества.

Он вызывал корабль еще два раза, ответа по-прежнему не было.

— Снизил скорость до трех узлов, но по-прежнему идет на сближение. Расстояние тысяча двадцать ярдов.

Уикс приказал матросу дать сигнал кораблю на якоре о тумане на внутреннем водном пути. Прозвучали четыре сигнала сирены «Гурона», которые разнеслись над черными водами: один короткий, два длинных, один короткий.

В ответ последовал длинный пронзительный скрежет, прорезавший туман.

Уикс пошел к дверям, взгляд был устремлен в ночь. Приближающийся незваный гость оставался невидимым.

— Кажется, он хочет проскользнуть между нами и «Оушен венчерером», — докладывал первый офицер-заместитель.

— Почему, черт возьми, они не отвечают? Почему эти идиоты не отходят?

— Возможно, нам лучше воспользоваться угрозами?

В глазах Уикса мелькнул хитрый блеск.

— Думаю, это сработает.

Нажал на кнопку передачи микрофона и сказал:

— Кораблю по левому борту моей кормы. Это эсминец «Гурон» канадских ВМС. Если вы немедленно не назовете себя, мы откроем огонь на поражение.

Прошло, наверное, секунд пять. Затем из громкоговорителя на мостике раздался голос с явно техасской манерой растягивать слова.

— Это крейсер-ракетоносец США «Финикс». Сообщите, когда будете готовы, партнер.

55

Местные фермеры, наверное, радовались дождю, пролившемуся на долину реки Гудзон, но экипаж «Де Сото» был совершенно подавлен им. Поиски «Манхеттен лимитед» не дали ничего, кроме проржавевших останков моста Гудзон-Дьювилль, лежавших на дне, будто разбросанные кости исполинского динозавра.

Проходил час за часом, экипаж приник к приборам, рулевой проходил над одними и теми же местами по пять или шесть раз, каждый раз пытаясь определить что-то, что могло быть пропущено. Три раза зонды, которые тащили за кормой судна, цеплялись за подводные препятствия, вызывая задержки на несколько часов.

Линия рта Джиордино стала еще напряженнее, когда он, склоняясь над картами с координатными сетками, отмечал обломки, которые обнаружил гидролокатор с боковым сканированием. Наконец он повернулся к Глену Чейзу.

— Да, мы не имеем представления о том, где он находится, но зато совершенно точно знаем, где его нет. Надеюсь, команде водолазов повезет.

Посмотрел на большой бронзовый хронометр на стене рулевой рубки.

— Сейчас они уже должны подниматься на поверхность.

Чейз неторопливо просматривал доклад об истории крушения «Манхеттен лимитед», составленный Хейди Миллиган. Он задержался на двух последних страницах и прочитал молча.

— Разве может быть, что поезд подняли со дна спустя несколько лет, когда он уже стал «старой новостью», и не взяли на себя труд, чтобы сообщить об этом в газетах?

— Не думаю, — ответил Джиордино. — Крушение было слишком крупным событием в этих районах, чтобы успешный подъем поезда остался незамеченным и незарегистрированным.

— Есть хоть доля истины в заявлениях водолазов, что они нашли локомотив?

— Ничего нет, что можно было бы проверить и подтвердить. Один парень даже поклялся, что сидел в будке машиниста и звонил в звонок паровоза. Другой говорит, что проплыл по пульмановскому вагону, в котором было полно скелетов. Покажи неразгаданную тайну, а я покажу тебе сертифицированное заключение колдуна со всеми ответами.

Фигура в водолазном костюме, с которого стекала вода, материализовалась в дверях и затем вошла в рулевую рубку. Николас Райли, главный водолаз проекта, опустился на палубу, спиной прижимаясь к переборке, и сделал глубокий вдох.

— Это течение в три узла просто убийство, — устало сказал он.

— Что-нибудь нашел? — нетерпеливо спросил Джиордино.

— Настоящий хлам, — ответил Райли. — Секции моста разбросаны по всему дну реки. Некоторые фермы разломаны на части, словно развалились при взрыве.

— Здесь дано объяснение этого, — сказал Чейз, поднимая доклад. — Инженерные войска взорвали верхнюю часть обломков в тысяча девятьсот семидесятом году, потому что они создавали угрозу для навигации.

— Есть какие-нибудь признаки поезда? — настаивал Джиордино.

— Ни единого колеса.

Райли сделал паузу, чтобы высморкаться.

— Геология дна — один мелкозернистый песок, очень мягкий. В нем может без следа утонуть все, что угодно.

— На какой глубине проходит коренная порода?

— По данным лазерного зонда, — ответил Чейз, — на глубине тридцати семи футов.

— Можно накрыть поезд, и еще останутся двадцать футов в запасе, — сказал Райли.

Глаза Джиордино сузились.

— Если гениев награждали бы розами, а идиотов скунсами, я получил бы десять скунсов.

— А может, всего лишь семь скунсов, — съязвил Чейз. — К чему такое самобичевание?

— Я слишком тупой, чтобы не понять решения этой загадки. Почему протонный магнетометр не дает четких показаний. Почему поддонный профилограф не может выявить всего поезда под осадочной породой.

— Хочешь поделиться открытием? — спросил Райли.

— Все принимают как само собой разумеющееся то, что ослабленный мост обрушился под весом поезда, и они рухнули вместе, локомотив и вагоны вперемешку со стальными фермами, вниз в воду, — резко сказал Джиордино. — Но что, если поезд упал сначала через центральный пролет, а уже только потом весь мост обрушился сверху и накрыл его?

Райли уставился на Чейза.

— Думаю, в этом кое-что есть. Масса всей этой стальной конструкции вполне могла глубоко вдавить поезд в мягкий песок.

— Его теория также объясняет, почему наши детекторы выходят из строя, — согласился Чейз. — Разрушенная масса конструкции моста может прекрасно искажать и блокировать сигналы зонда от любых объектов под ней.

Джиордино посмотрел на Райли.

— Есть какое-нибудь средство для туннельной проходки под обломками?

— Такого средства нет, — проворчал Райли. — На дне зыбучий песок. К тому же течение слишком сильное и мешает моим водолазам нормально работать.

— Нам нужна баржа с краном и драга, чтобы поднять этот мост со дна, если мы хотим добраться до поезда, — сказал Джиордино.

Райли устало поднялся на ноги.

— Ладно, мои парни проведут подводную съемку, чтобы мы знали, куда опускать ковш крана.

Джиордино снял шапку и рукавом стер пот со лба.

— Интересно, как все это получается. Я-то думал, что мы здесь хорошо проведем время, пока Питт и его команда будут трудиться в поте лица.

— Только Богу известно, с чем приходится иметь дело на реке Святого Лаврентия, — сказал Чейз. — Я бы не поменялся с ними местами.

— А я не знаю, — пожал плечами Джиодино. — Если Питт строго придерживается формы, то, скорее всего, сидит на стуле на палубе с красивой женщиной с одной стороны и бутылкой с другой, наслаждаясь канадским солнцем.

56

Странный туман, несущаяся вихрем красноватая пелена закрывала свет и плотным слоем проплывала перед глазами Питта. Несколько раз он отчаянно пытался пробиться к другому борту, который, наконец, появился перед ним.

Времени подготовиться к этому удару не было, не было времени, чтобы понять, не было времени даже для того, чтобы удивиться. Дирк стер темно-красную жидкость, появившуюся у него над бровями, и потрогал рану на лбу длиной четыре дюйма и, слава Богу, небольшой глубины. Череп остался цел.

Питт с трудом поднялся на ноги, не веря своим глазам, и уставился на тела, лежащие вокруг него.

На Питта смотрел Руди Ганн, его лицо было белым как полотно, глаза смотрели растерянно, без всякого выражения. Он раскачивался на четвереньках, тихо бормоча:

— О Боже! О Боже! Что случилось?

— Не знаю, — ответил Питт напряженным голосом, который был незнаком даже ему самому. — Я не знаю.

На берегу Шо замер как в параличе, сжав губы так, что рта вообще не было видно, лицо перекосилось от слепой и дикой ярости.

Игнорируя приказ Вийона покинуть Канаду, он устроил лагерь на восточной оконечности мыса Фазерс-Пойнт, в двух с половиной милях от места подъема затонувшего судна. Собрал оптический прибор дальнего действия S-66 разведки британской армии, который позволял прочитать заголовки газет на расстоянии в пять миль, и приступил к утомительному наблюдению за кораблями, стоящими над «Императрицей Ирландии».

Катера постоянно плавали между двумя военно-морскими кораблями. Шо представлял себе, какие напряженные переговоры ведутся между американскими и канадскими офицерами.

«Оушен венчерер» казался неподвижным и мертвым. Никто не ходил по палубам, но Шо четко видел, что кран продолжал работать, его огромная лебедка поднимала кусок металла, покрытого илом.

Шо отодвинулся от прибора, чтобы дать передышку глазам и проглотить парочку сладких полосок, которые полагались на завтрак. Тут он увидел приближающийся глиссер, мчащийся со скоростью около девяноста миль в час.

Любопытство взяло верх, и англичанин вернулся к оптическому прибору наблюдения.

Корпус выкрашен краской металлического золотого цвета, на корме ярко выделялась темно-красная полоса. Создавалось впечатление, словно стрела вонзается в солнце. Шо подождал, пока сияние уменьшится, и установил стрелку прибора на ноль. Единственный человек за ветровым стеклом был в очках, но Шо узнал сломанный нос и холодное, жесткое лицо.

Фосс Глай.

Шо завороженно смотрел, как глиссер описал большой круг вокруг трех кораблей, почти целиком выскакивая из воды. Удерживать оптический прибор направленным на прыгающую лодку было трудно, но Шо удалось сделать это и получить четкий обзор открытой кабины.

Правой рукой Глай сжимал штурвал, а в левой руке высоко поднимал небольшую коробку. На солнце блеснул тонкий провод, Шо понял, что это антенна.

— Нет! — закричал он ветру, когда ужасная правда намерений Глая стала ему понятна. — Нет, будь ты проклят, нет!

Внезапно безмятежность утра была нарушена раскатами грома, которые доносились, казалось, издалека, но затем с ужасающей скоростью всё ближе и выше. Вокруг «Оушен венчерера» образовался котел кипящей воды.

Научно-исследовательское судно, казалось, подпрыгнуло над водоворотом, несколько секунд висело в воздухе, затем упало на правый борт и почти полностью скрылось под массивным столбом воды.

Даже на берегу от сильного взрыва сбивало с ног. Шо ухватился за треногу оптического прибора и пристально смотрел, не веря своим глазам.

Водные брызги поднялись вверх огромным белым облаком, вихрем крутясь над мачтами «Гурона» и «Финикса», и обрушились потоками проливного дождя, промочив насквозь надстройки обоих кораблей. Все, находившиеся в этот момент на палубах, были либо сбиты с ног, либо выброшены за борт.

Когда Шо снова настроил оптический прибор на Глая, глиссер уже на полной скорости мчался вверх по реке в сторону Квебека. С каменным лицом, страдая от своей беспомощности, Шо мог лишь наблюдать с болезненной безысходностью, как Глаю вновь удается скрыться.

Он повернулся к «Оушен венчереру».

У него был вид мертвого корабля. Корма страшно просела, корпус кренился на правый борт. Медленно и пугающе вышка наклонилась в сторону, зависла, затем тяжело перевернулась и свалилась за борт с чудовищным плеском, оставляя за собой огромное количество обломков и оборванных кабелей на палубах. Только Богу известно, сколько людей погибло или искалечено внутри стальных стен.

Шо не мог больше смотреть на всё это. Он собрал оптический прибор и тяжелой поступью пошел прочь от берега.

57

По какой-то необъяснимой причине «Оушен венчерер» отказался погибнуть.

Возможно, тяжелый двойной корпус, сконструированный с расчетом на использование его в качестве ледокола, спас корабль. Многие наружные пластины обшивки отлетели, разошлись швы, сильно пострадал киль. Повреждения были обширными и серьезными, но корабль всё-таки выжил.

Питт наблюдал, как упала вышка. Окаменев, он смотрел через разбитые иллюминаторы рубки управления, затем открыл дверь и побрел, не контролируя себя, к пульту Хоукера, чувство равновесия подсказывало ему то, в чем отказывали глаза. Палуба накренилась под углом тридцать градусов.

Его первой мыслью было мрачное признание того факта, что корабль смертельно пострадал. Затем пришло беспокойство за водолазов, работавших на «Императрице». Подавив тупую боль, пытающуюся завладеть его разумом, Питт приступил к действиям.

Он схватил телефон и позвонил главному инженеру. Прошла почти целая минута, прежде чем ответил незнакомый голос, явно ошеломленный шоком:

— Машинное отделение.

— Метц, ты?

— Говорите громче, я не слышу.

До Питта дошло, что людям на нижних палубах и в машинном отделении этот грохот мог травмировать уши. Он закричал в телефон:

— Метц, это Питт!

— Хорошо, теперь уже лучше, — ответил Метц металлическим тоном. — Что, черт возьми, происходит?

— Я думаю, но это только мои догадки, что где-то внизу произошел взрыв.

— Проклятие, я подумал, что канадцы всадили в нас торпеду.

— Доложи о повреждениях.

— Работаем здесь в условиях, будто открылась сразу сотня водопроводных кранов. Вода поступает отовсюду. Сомневаюсь, что насосы могут справиться с ней. Вот всё, что могу сказать тебе, пока не проверю корпус.

— Какие травмы?

— Нас здорово тряхануло. Думаю, что Джексон сломал ногу, у Гилмора трещина в черепе. Добавь к этому лопнувшие барабанные перепонки и океан ушибов.

— Связывайся со мной каждые пять минут, — приказал Питт. — Но что бы ты ни сделал, обеспечь работу генераторов.

— Нечего мне напоминать об этом. Если они будут работать, мы будем на ходу.

— Ты все понял.

Питт грохнул трубку на аппарат и с беспокойством посмотрел на Хейди.

Ганн стоял перед ней на коленях, поддерживая руками её голову. Она беспомощно лежала напротив столика для морских карт, почти без сознания, глядя невидящими глазами на свою левую ногу. Нога согнулась под странным углом.

— Забавно, — прошептала она. — Ни капельки не больно.

«Больно обязательно будет», — подумал Питт. Ее лицо стало белым от шока. Он взял ее за руку.

— Просто лежи, не двигаясь, пока мы принесем носилки.

Дирк хотел бы сказать что-нибудь еще, чтобы утешить ее, но времени не было. Он неохотно повернулся на страдальческий голос Хоукера:

— Борта нет.

Хоукер тупо уставился на потемневшую панель пульта и мониторы.

— Так ты зафиксируй проклятую штуку! — заорал Питт. — Нам нужно знать, что произошло с подводной командой.

Он надел наушники и подключился ко всем станциям «Оушен венчерера». На палубах и ниже палуб ученые и инженеры Государственного агентства подводных и морских исследований начали приходить в себя и изо всех сил старались спасти свой корабль. Тех, кто был тяжело ранен, отнесли в госпитальный отсек, который вскоре был переполнен, людей рядами укладывали в проходах. Те, у кого не было важной работы, занимались уборкой обломков вышки или герметизировали пробоины и трещины в корпусе, стоя по пояс в холодной воде. Команда водолазов поспешно готовилась к спуску в воду.

Сообщения продолжали поступать и тогда, когда Питт руководил восстановительными работами. Всё еще не пришедший в себя радист повернулся к нему.

— Радиограмма от капитана «Финикса». Хочет знать, нужна ли нам помощь?

— Да, чёрт возьми, нам нужна помощь! — закричал Питт. — Попроси, чтобы он привел свой корабль к нашему борту. Нам нужен каждый свободный насос, имеющийся у них, и все ремонтники, которых он сможет выделить.

Закончив, Дирк взял влажное полотенце и приложил себе ко лбу, нетерпеливо ожидая ответа.

— Пришло сообщение: «Держитесь, мы встанем у вашего правого борта», — взволнованно передал радист. И еще через несколько секунд он добавил.

— Лейтенант Уикс с «Гурона» спрашивает, покидаем ли мы корабль.

— Ему так хотелось бы этого, — заворчал Питт. — Это решило бы все его проблемы.

— Ждет ответа.

— Скажи ему, мы покинем корабль, когда сможем ступить на дно. Потом повтори запрос на людей и насосное оборудование.

— Питт? — в наушниках послышался голос Метца.

— Продолжай.

— Похоже, корма приняла всю силу взрыва на себя. Начиная от средней части и дальше вперед весь корпус герметичный и сухой. А от середины в противоположную сторону трещин больше, чем на картинке-загадке. Боюсь, что мы здорово пострадали.

— Сколько времени ты можешь продержать нас на плаву?

— При такой скорости поступления воды она должна затопить генераторы и закоротить их через двадцать или двадцать пять минут. Тогда мы потеряем все насосы. После этого, возможно, еще десять минут.

— Помощь уже близко. Открой бортовые загрузочные двери, чтобы перенести раненых и насосное оборудование.

— Им бы следовало поторопиться, а то мы не сможем обеспечить им хороший прием.

Радист жестом позвал Питта, тот направился к нему по наклонной палубе.

— Мне удалось восстановить контакт с «Сапфо I», — сказал радист. — Свяжу тебя по телефону.

— «Сапфо I», это Питт, пожалуйста, ответьте.

— Это Клингер с «Сапфо I» или того, что от нее осталось.

— Каково ваше состояние?

— Находимся на глубине ста пятидесяти метров на юго-восток от «Императрицы», наш нос увяз в глине. Корпус вздыбился от сотрясения, сидим как в звонящем колоколе, но треснуло одно из смотровых отверстий, прибывает вода.

— Системы жизнеобеспечения функционируют?

— Понял. Они должны в течение какого-то времени обеспечивать наше здоровье. Проблема в том, что мы утонем на добрых пятнадцать часов раньше, чем кончится запас кислорода.

— Свободно подняться можете?

— Я могу, — ответил Клингер. — При ударе я только потерял зуб. А вот Марв Пауэрс в плохом состоянии. Сломаны обе руки и сотрясение мозга. Не сможет подняться на поверхность.

На мгновенье Питт закрыл глаза. Ему не нравилось, как Бог играл жизнью людей. Когда снова открыл глаза, решение было принято.

— Нужно немного продержаться, Клингер. Мы придем к вам по возможности быстрее. Связывайся со мной каждые десять минут.

Питт ушел с крыла мостика и посмотрел вниз. Перебираясь через борт, в воду ушли четыре водолаза.

— У меня картинка, — триумфально сказал Хоукер, когда засветился экран одного из видеомониторов.

На мониторах появился вид котлована, показанного с верхней прогулочной палубы. Опорные колонны рухнули, и палубы, находящиеся ниже, упали внутрь. Нигде не было признаков двух костюмов «ДЖИМ» или водолазов из барокамеры.

Холодный глаз камеры видел только кратер, заполненный чудовищно искореженной сталью, но для Питта это зрелище было подобно открытой могиле.

— Да поможет им Бог, — прошептал Хоукер, затаив дыхание. — Все они, наверное, уже умерли.

58

На расстоянии семидесяти миль от «Оушен венчерера» капитан Тошно Дзюбари, крепкий, закаленный мужчина в расцвете своих сорока лет, сидел на стуле мостика, напряженно всматриваясь в движение малых судов впереди. Был отлив, вода уходила в море, контейнеровоз «Хондзё мару» шел на постоянной скорости пятьдесят узлов. Дзюбари решил переждать и снизить скорость до двадцати узлов после того, как корабль обогнет остров Кейп-Бретон.

«Хондзё мару» доставил 400 новых электромобилей из Кобе и совершал обратный рейс с грузом бумаги. Массивные рулоны, заполняющие контейнеры, были значительно тяжелее на единицу объема, чем машины, корпус сидел в воде низко, едва ли на три дюйма выше ватерлинии.

Первый помощник Шигахару Сакаи появился из рулевой рубки и встал рядом с капитаном. Подавил зевок и потер покрасневшие глаза.

— Веселая ночь на берегу? — спросил Дзюбари, посмеиваясь.

Сакаи пробормотал неразборчивый ответ и сменил тему.

— Удачно, что мы не вышли в воскресенье, — сказал он, кивая на флотилию плавающих шлюпов, соревнующихся по заданному курсу приблизительно в миле от их носа по левому борту.

— Да, мне говорили, что по уик-эндам движение настолько оживленное, что можно буквально перейти реку по яхтам.

— Будет ли хорошо, если я предложу сменить тебя на мостике, чтобы ты мог насладиться полуденной едой?

— Спасибо, — ответил Дзюбари, глядя прямо вперед, — но я предпочитаю остаться здесь, пока мы не выйдем в залив. Хотя ты можешь попросить стюарда принести мне миску лапши с уткой и пиво.

Сакаи уже почти пошел, но остановился, не сделав и шага, указывая на реку.

— Вот мчится отважная или очень безрассудная душа.

Дзюбари уже заметил глиссер и заворожено смотрел на него, как смотрят все любители высоких скоростей.

— Он идет на скорости почти девяносто узлов.

— Если он врежется в один из тех шлюпов, не останется почти ничего, чтобы сделать даже палочки для еды.

Дзюбари вскочил на ноги.

— Дурак направляется прямо на них.

Глиссер врезался в массу шлюпов, как койот в выводок цыплят. Шкиперы спешно бросили свои лодки врассыпную по всем направлениям, теряя ветер, паруса внезапно повисли, развеваясь бесконтрольно и бесполезно.

Неотвратимое произошло, когда глиссер врезался в нос одной яхты, отрывая ее бушприт и теряя при этом ветровое стекло. Затем он вырвался на свободу, оставляя за собой разбросанную по воде флотилию, продолжающую тяжело качаться в его кильватере.

Дзюбари и Сакаи были потрясены безумными выкрутасами глиссера, когда он, сделав резкий поворот, взял курс на «Хондзё мару». Небольшое молниеносное суденышко сейчас уже было достаточно близко.

Внезапно они отчетливо осознали, что водитель был ранен, когда бушприт шлюпа снес ветровое стекло.

Не было времени прокричать команды или дать предупредительные сигналы сирены, не было времени, чтобы Дзюбари и Сакаи вообще могли сделать что-нибудь. Они остались стоять, скованные бессилием, как пешеходы на углу улицы, ставшие свидетелями дорожно-транспортного происшествия.

Японцы инстинктивно пригнулись, когда глиссер врезался прямо в бимс левого борта «Хондзё мару» и взорвался мгновенными ослепительными языками бензинового пламени. Двигатель отлетел от основания высоко в воздух, а потом грохнулся на бак контейнеровоза. Рассеянные огненные обломки обрушились на корабль, как шрапнель. Несколько иллюминаторов рулевой рубки разбились вдребезги. Всё это летело с неба в течение нескольких секунд, осыпая корабль и с плеском падая в воду.

Удивительно было то, что на борту контейнеровоза никто не пострадал. Дзюбари отдал команду «Полный стоп», двигатели остановились. С борта спустили лодку для поиска участка на корме, откуда сочилась нефть и собиралась небольшими пятнами.

Обугленная кожаная куртка и сломанные пластиковые солнцезащитные очки — вот всё, что осталось от водителя глиссера.

59

По мере того как день приближался к вечеру, в настроении команды корабля «Оушен венчерер» можно было заметить осторожный оптимизм. Непрерывный поток людей и снаряжения поступал на борт с «Финикса» и «Гурона». Вскоре вспомогательные насосы уменьшили поступление воды, хлынувшей на нижние палубы. После расчистки палубы от всех остатков вышки крен уменьшился до девятнадцати градусов.

Большую часть людей, получивших тяжелые травмы, включая Хейди, перенесли в более просторные медицинские помещения военных кораблей. Питт встретил ее на палубе, когда носилки несли снизу наверх.

— Не очень похоже на круиз, правда? — сказал он, осторожно поправлял ее пепельные волосы, убирая их с глаз.

— Ни за что на свете не хотела бы пропустить его, — ответила она, храбро улыбаясь.

Он наклонился и поцеловал ее.

— Навещу тебя при первой возможности.

Затем повернулся и поднялся по наклонному трапу в рубку управления. В дверях его встретил Руди Ганн.

— Костюм «ДЖИМ» заметили, когда он плыл вниз по реке, — сказал он. — Его буксирует катер с «Финикса».

— Есть хоть что-нибудь от спасательной команды водолазов?

— Начальник команды Арт Даннинг докладывал всего минут назад. Они еще не нашли камеру, но он сказал, что центр взрыва находился где-то около носа «Императрицы». Весь бак разрушен. Загадка в том, откуда появилась взрывчатка?

— Она была заложена еще до нашего прибытия, — задумчиво сказал Питт.

— Или после.

— Невозможно пронести такое большое количество взрывчатки через кольцо нашей службы безопасности.

— Эта обезьяна Шо может пройти через любую систему.

— Один раз — вполне возможно, но не несколько раз, таща тяжелые контейнеры с подводной взрывчаткой. Они, наверное, хранили ее в носовом отсеке «Императрицы», пока не поняли, как следует ее разместить на судне, чтобы вызвать самые крупные разрушения.

— Взорвать останки кораблекрушения и договор до того, как мы появимся из-за горизонта.

— Но мы пришли рано и нарушили их временной график. Вот поэтому они украли зонд. Боялись, что он может детектировать наличие тайника с взрывчаткой.

— Неужели Шо так отчаянно стремился остановить нас, что пошел на массовое убийство?

— Этот вопрос занимает и меня тоже, — согласился Питт. — Он не произвел на меня впечатления человека, стремящего к этому. Он не мясник.

Взгляд Питта блуждал в раздумье. Неожиданно он увидел главного инженера Метца, который медленно приближался к рубке управления. У него был вид человека, готового упасть на ходу. Лицо усталое и изможденное, одежда промокла от фуражки до сапог, от него пахло дизельным топливом.

— Попробуешь догадаться? — улыбнулся он усталой улыбкой. — Старушка сделает это. «Венчерер» не будет тем, чем был раньше, но ей-богу, он доставит нас домой.

Эта была самая хорошая новость, которую услышал Питт после взрыва.

— Вам удалось остановить поступление воды?

Метц кивнул.

— Мы уже на восемь дюймов уменьшили ее уровень по сравнению с тем, какой был час назад. Как только ты смог выпустить водолазов, самые страшные пробоины были заделаны снаружи.

— «Гурон», — взволнованно сказал Питт. — Ты можешь отсоединить насосы «Гурона»?

— Думаю, да, — ответил Мерц. — Они нечто среднее между нашим оборудованием и насосами с «Финикса», должны справиться.

Питт больше не терял времени. Он закричал в микрофон наушников:

— Клингер!

Ответ последовал через несколько секунд, голос был не совсем четким.

— Эй, говорит капитан Немо с подводной лодки «Наутилус». Всё.

— Ты кто?

— Парень из «Двадцати тысяч лье под водой». Ты знаешь. Мировое кино. Смотрел, когда еще был малышом в Сиэтле. Лучшая часть — полет с гигантским головоногим.

Питту чертыхнулся.

— Клингер! — закричал он, и все, находившиеся в рубке управления, повернули головы. — У тебя слишком высокий уровень диоксида углерода! Ты понял? Проверь установку очистки воздуха. Повтори. Проверь свою установку очистки воздуха.

— Эй, а что с ней, — жизнерадостно ответил Клингер. — Индикатор показывает, что мы дышим десятью процентами СО₂.

— Проклятье, Клингер, слушай меня! Тебе нужно снизить его содержание до пяти процентов. У тебя развивается кислородное голодание.

— Очиститель включен. Что ты так волнуешься?

Питт вздохнул с облегчением.

— Продержись еще немного и активируй устройство передачи коротких высоких звуковых сигналов локатора. К тебе на помощь идет «Гурон». Тебя поднимут на борт.

— Как скажешь, — ответил Клингер неразборчивым голосом.

— Что с течью?

— Через два-три часа затопит батареи.

— Увеличь подачу кислорода. Понял? Увеличь подачу кислорода. Ждем тебя к обеду.

Он повернулся, чтобы поговорить с Ганном, маленький человечек предвидел это. Он уже был в дверях.

— Буду руководить извлечением «Сапфо I» с «Гурона» лично, — сказал Ганн и ушел.

Питт посмотрел через открытый иллюминатор и увидел, что уже подошел катер с «Финикса», и небольшой кран поднимает костюм «ДЖИМ» из воды. Купол отвинтили и открыли. Три члена экипажа «Финикса» протянули руки внутрь, достали фигуру, не проявляющую никаких признаков жизни, и положили ее на палубу. Затем один из них взглянул на Питта и поднял вверх большой палец.

— Он жив! — раздался крик.

Живы два человека в погружаемом аппарате, жив один оператор костюма «ДЖИМ», корабль всё еще на плаву — подвел итоги Питт. Только бы удача не изменила им.

Даннинг и его команда нашли барокамеру почти в двадцати ярдах от того места, где она стояла на якоре. Люк в отсек внешнего входа заело в закрытом положении, четыре человека трудились в унисон ломиками длиной четыре фута каждый, чтобы открыть его. Затем все уставились на Даннинга, глядя на него через свои маски: никто из них не хотел первым войти в барокамеру.

Даннинг проплыл внутрь так, чтобы голова оказалась в воздухе под давлением. Он добрался до небольшой полки и снял свой дыхательный баллон, немного поколебался, но затем пробрался в главную камеру. Электрический кабель, идущий к «Оушен венчереру», оторвался, и была полная темнота. Даннинг включил свой водолазный фонарь и направил его луч на небольшое помещение.

Все люди, находившееся в барокамере, погибли, они лежали друг на друге, как дрова. Кожа была темного багряно-синего цвета, кровь из сотен открытых ран собралась в одну огромную лужу на полу. От холода она уже свернулась. По тонким струйкам, сочившимся изо рта и ушей, Даннинг понял, что все они умерли мгновенно в результате ужасающего сотрясения, когда камера крутилась над дном реки, подхваченная круговращательным движением страшной силы.

Даннинг присел, тошнота поднялась к горлу, началась спазматическая рвота. Его трясло от слабости и запаха смерти. Прошло долгих пять минут прежде, чем он смог вызвать «Оушен венчерер» и говорить членораздельно.

Питт принял сообщение, закрыл глаза и тяжело облокотился на панель дисплея. Он чувствовал не злость, а только глубочайшую скорбь. Хоукер взглянул на него и прочитал эту печальную драму в складках сильного выразительного лица.

— Водолазы?

— Это был Даннинг, — сказал Питт, глаза уставились в пространство. — Люди в барокамере… никого не осталось в живых. Все умерли от контузии. Двоих нет. Если они были снаружи и подверглись воздействию взрыва, надежды нет. Он сказал, что они доставят тела.

Хоукер молчал. Он сразу очень постарел, вид у него был совершенно потерянный. Внезапно Питт почувствовал, что слишком устал. Пустая затея, весь проект — жалкая пустая затея. Они не добились ничего, кроме смерти десяти хороших людей.

Сначала он не услышал слабого голоса в наушниках. Наконец ему удалось прорваться, преодолевая полное отчаяние. Кто бы ни старался связаться с ним, голос был слабым и очень далеким.

— Питт слушает. В чем дело?

Последовал неясный и искаженный ответ.

— Говори громче, ничего не слышу. Постарайся увеличить громкость.

— Так лучше? — прорезался голос в приемниках.

— Да, сейчас слышу тебя, — эхом прозвучал собственный голос Питта. — Кто это?

— Коллинз.

Несколько следующих слов были искажены помехами.

— Я старался наладить телефонную связь, как только прибыл. Не знаю, что произошло. Внезапно начался настоящий ад. Только сейчас удалось пробиться.

Имя Коллинз ни о чем не говорило Питту. В те несколько коротких дней на борту «Оушен венчерер» он был слишком занят, чтобы запомнить сотни имен и лиц.

— В чем проблема? — нетерпеливо спросил Питт, его разум был поглощен другими заботами.

Наступила долгая пауза.

— Думаю, можно сказать, что я попал в ловушку, — последовал ответ, полный сарказма. — И если это хоть как-то возможно, я бы не отказался от помощи, чтобы выбраться из этого ада…

Питт похлопал Хоукера по плечу.

— Кто такой Коллинз?

— Разве не знаешь?

— Знал бы — не спрашивал, — проворчал Питт. — Говорит, что попал в ловушку и нуждается в помощи.

Хоукер недоверчиво посмотрел на него.

— Коллинз — один из операторов костюма «ДЖИМ».

Питт почти завопил в микрофон:

— Коллинз, сообщи свое положение и точное местонахождение.

— Костюм цел и невредим. Несколько вмятин и царапин, больше ничего. Система жизнеобеспечения показывает, что есть еще двадцать часов при условии, что я не буду заниматься аэробикой.

Питт усмехнулся про себя, оценив юмор Коллинза, и почувствовал сожаление, что не знал этого человека.

— Где я? Если бы я знал точно. Весь костюм до самого кончика в глине, облеплен мусором. Едва могу пошевелить руками.

Питт перевел взгляд на Хоукера, который ответил ему любопытным опустошенным взглядом.

— Есть ли у него возможность отсоединить подъемный канат, освободиться от груза и совершить свободный подъем, как его коллега? — спросил Хоукер.

Питт отрицательно покачал головой.

— Он наполовину в иле и придавлен обломками корабля.

— Ты сказал, он в иле?

Питт кивнул.

— Тогда он, скорее всего, провалился на палубу второго класса.

Такая возможность тоже приходила в голову Питту, но он опасался делать какие-то предположения, даже просто выразить надежду.

— Спрошу его, — спокойно сказал Питт. — Коллинз?

— Здесь, никуда не ушел.

— Ты можешь определить, не упал ли ты на нужный нам участок?

— Нет, хоть убейте, — ответил Коллинз. — Сплошная темнота после большого взрыва. Всё смешалось. Только сейчас начинает проясняться, появляется хоть какая-то видимость.

— Посмотри вокруг. Опиши, что видишь.

Питт нетерпеливо ждал ответа, костяшки пальцев бессознательно стучали по компьютеру. Взгляд, блуждая, остановился на «Гуроне», стоящем над «Сапфо I», посмотрел на кран на палубе кормовой части, свешивающийся за борт. Внезапно раздался треск в наушниках, он напрягся.

— Питт?

— Слушаю.

Самоуверенность исчезла, голос Коллинза прозвучал странно подавленно.

— Думаю, что нахожусь там, где нос «Сторстада» протаранил «Императрицу». Разрушения вокруг меня старые, много коррозии и значительное обрастание.

Он отключился, не закончив описания. После некоторого молчания он вернулся на связь; голос стал ледяным.

— Здесь кости. Я насчитал два, нет, три скелета. Они покрыты обломками. Боже, ощущение, что стою в катакомбах.

Питт попытался представить себе картину, которую видел Коллинз.

— Продолжай. Что еще есть там?

— Останки несчастных созданий, кем бы они ни были. Могу почти дотянуться до них рукой и потрогать их головы.

— Хочешь сказать — черепа?

— Да. Один меньше, возможно, череп ребенка. Остальные, похоже, принадлежали взрослым. Хочу взять один себе.

Питт подумал, не теряет ли Коллинз связь с реальностью.

— Зачем? Чтобы сыграть роль Гамлета?

— Черт возьми, нет, — с возмущением ответил Коллинз. — В челюстях полно золота, они стоят, наверное, тысячи четыре баксов.

Где-то в разуме Пита зазвонил колокольчик, он старался вспомнить изображение на фотографии.

— Коллинз, слушай меня внимательно. В верхней челюсти, вверху в центре вокруг двух крупных кроличьих зубов нет ли золотых коронок?

Коллинз не ответил сразу же, молчание сводило Питта с ума. Он не мог даже представить, что Коллинз был потрясен и не сумел ответить сразу.

— Невероятно! Совершенно невероятно, — пробормотал Коллинз в телефон в полном недоумении. — Ты абсолютно точно описал данные парня.

Это сообщение было таким неожиданным, таким невероятным, что Питт на минуту лишился дара речи, потрясенный до глубины души. Он мог лишь понять, что они нашли склеп, где похоронен Харви Шилдс.

60

Сарве подождал, пока закрылась дверь за его секретарем, затем заговорил.

— Ваш доклад я прочитал, он вызывает глубокую обеспокоенность.

Шо не отвечал, ответа и не требовалось. Он посмотрел на премьер-министра через письменный стол. Премьер выглядел старше, чем казался на экране телевизора. Шо был поражен тоской в его глазах и перчатками на руках. Хотя он и знал о травмах Сарве, тем не менее казалось странным, что за письменным столом работает человек в перчатках.

— Вы выдвигаете очень тяжелые обвинения против мистера Вийона, ни одно из них не подтверждается никакими вескими доказательствами.

— Я не адвокат дьявола, премьер-министр. Всего лишь представил факты такими, какими они известны мне.

— Почему вы обратились с этим ко мне?

— Полагал, что вы должны знать об этом. Генерал Симмс разделяет мою точку зрения.

— Понимаю. — Сарве немного помолчал. — Вы уверены, что этот Фосс Глай работал на Вийона.

— В этом не возникает никаких сомнений.

Сарве глубже сел в кресло.

— Вы сделали бы мне великое одолжение, забыв об этом.

На лице Шо отразилось полное удивление.

— Сэр?

— Анри Вийон не является более членом моего кабинета. А этот парень Глай, как вы сказали, погиб.

Шо не ответил, Сарве воспользовался его сомнениями и продолжал:

— Ваша теория о наемном политическом убийце туманна и невразумительна, мягко говоря. Нет даже достаточной базы косвенных доказательств, чтобы приступить к предварительному расследованию. Одни разговоры.

Шо бросил на Сарве свой лучший испепеляющий взгляд.

— Генерал Симмс полагает, что даже поверхностное расследование покажет, что за вашей авиационной катастрофой и недавней кончиной премьера Гуэррьера стоит небезызвестный мистер Глай, который и является исполнителем.

— Да, этот человек, без сомнений, способен… — Сарве остановился, не договорив до конца.

Глаза расширились, лицо стало напряженным. Он облокотился на письменный стол.

— Что это? На что вы намекаете? — В его голосе слышалось изумление.

— У Анри Вийона была причина желать смерти вам и Гурэррьеру, и он — я доказал это, по меньшей мере, себе самому — нанял известного киллера. Согласен, что два плюс два не всегда четыре, но в этом случае приемлемым ответом может быть даже три.

— То, что предлагаете вы с генералом Симмсом, отвратительно, — хрипло сказал Сарве с явным негодованием. — Канадские министры не убивают друг друга сплошь и рядом для того, чтобы занять более высокий пост.

Шо понял, что любые доводы будут бесполезными.

— Простите, что пока не могу предложить вам более точной информации.

— И я тоже, — холодно сказал Сарве. — Не исключено, что ошибка, допущенная вами или вашими людьми, вызвала этот неприятный беспорядок с американцами на реке Святого Лаврентия. А сейчас вы пытаетесь уйти от ответственности, перекладывая всю вину на кого-то другого.

Шо почувствовал, как внутри поднимается злоба.

— Уверяю вас, премьер-министр, что это совсем не так.

Сарве пристально посмотрел на Шо.

— Государства управляются не на основе вероятности, мистер Шо. Пожалуйста, поблагодарите генерала Симмса и передайте ему, чтобы он считал этот вопрос закрытым. И пока вы все ещё этим занимаетесь, проинформируйте его, что я больше не вижу причин, чтобы продолжать заниматься вопросом Североамериканского договора.

Шо от удивления не мог двинуться с места.

— Но, сэр, если американцы найдут экземпляр договора, они могут…

— Они не могут, — резко прервал его Сарве. — Всего доброго, мистер Шо.

Сжав кулаки, Шо встал и, не произнося ни слова, покинул кабинет.

Как только щелкнула задвижка, Сарве схватил телефон и набрал номер по своей частной линии связи.

Спустя сорок минут в комнату вошел комиссар Королевской конной полиции Гарольд Финн.

Это был незаметный маленький человек в помятой одежде, того типа, который теряется в толпе или сливается с мебелью во время званого ужина. Его угольно-черные волосы были причесаны на прямой пробор и контрастировали с густыми кустистыми седыми бровями.

— Простите, что заставил вас так срочно явиться ко мне, — извинился Сарве.

— Никаких проблем, — каменным голосом ответил Финн.

Он взял стул и начал что-то лихорадочно искать в портфеле.

Сарве не терял времени напрасно.

— Каковы ваши выводы?

Финн достал очки и, держа их перед глазами, начал просматривать пару открытых папок.

— У меня материал по аутопсии и доклад о Жане Ваучере.

— Человек, который обнаружил тело Жюля Гуэррьера?

— Да, телохранитель и шофер Гуэррьера. Он обнаружил останки, когда утром пришел будить премьера. В докладе коронера говорится, что Гуэррьер умер где-то между девятью и десятью часами накануне вечером. Вскрытие не смогло установить точную причину смерти.

— Уверен, что у них были какие-то соображения.

— Разнообразные, — сказал Финн, — но ни одно из них не убеждает. Жюль Гуэррьер одной ногой был в могиле. В соответствии с заключением судебно-медицинского патологоанатома, который проводил вскрытие, у него была эмфизема, желчнокаменная болезнь, атеросклероз — это последнее заболевание, вероятно, и погубило его, — ревматоидный артрит и рак предстательной железы. — Финн взглянул, едва улыбаясь. — Чудо, что человек сумел прожить так долго с этими заболеваниями.

— Следовательно, Жюль умер естественной смертью.

— У него было много причин для этого.

— А что об этом Жане Ваучере?

Финн прочитал то, что было в докладе.

— Выходец из добропорядочной семьи. Хорошее образование. Арестов нет, ничто не указывает на причастность к делу радикалов. Женат, двое детей, девочки, замужем за честными тружениками. Гуэррьер нанял Ваучера в мае шестьдесят второго года. Насколько нам известно, он был абсолютно предан премьеру.

— Нет ли у вас причин подозревать нечестную игру?

— Откровенно говоря, нет, — ответил Финн. — Но смерть известной личности требует строгого внимания к деталям, чтобы не возникали сомнения и споры позднее. Этот случай следовало бы отнести к разряду рутинных. К сожалению, Ваучер бросил тень сомнения на расследование.

— Каким образом?

— Он клянется, что Анри Вийон навещал Гуэррьера тем вечером, о котором идет речь, и был последним человеком, который видел премьера живым.

У Сарве был вид человека, сбитого с толку.

— Это невозможно. Вийон выступал с речью на открытии центра искусств на расстоянии двести миль. Его видели тысячи людей.

— На самом деле миллионы, — сказал Финн. — Событие транслировали по национальному телевидению.

— Мог ли Ваучер убить Жюля и выдумать все эти сказки в качестве алиби?

— Не думаю. У нас нет даже намека на доказательство того, что Гуэррьер был убит по политическим мотивам. Аутопсия ясная. Ваучеру не требуется алиби.

— Но его заявление, что Вийон приходил к Гуэррьеру? Какая цель во всем этом?

— По нашим данным, она не установлена, ее нет, но его утверждение непоколебимо.

— Возможно, у него галлюцинации, — сказал Сарве.

Финн наклонился вперед в кресле.

— Он не сумасшедший, мистер Сарве. Вот в чем дело. Ваучер потребовал, чтобы ему дали сыворотку истины, ввели в гипнотическое состояние и затем тестировали на детекторе лжи. — Финн перевел дыхание. — Мы назвали это блефом, но результаты оказались убедительными, он не блефовал. Ваучер говорит правду.

Сарве уставился на него, не в силах произнести и слова.

— Мне хотелось бы, чтобы у полиции были все ответы на все вопросы, но у нас их нет, — признался Финн. — Весь дом проверили эксперты из нашей лаборатории. За одним-единственным исключением, все отпечатки пальцев, которые они сняли, принадлежали Гуэррьеру, Ваучеру, горничной и повару. К сожалению, все отпечатки на ручке двери спальни стерты.

— Вы упомянули исключение.

— Мы обнаружили странный отпечаток правого указательного пальца на звонке входной двери. Нам еще предстоит его идентифицировать.

— Это еще ничего не доказывает, — сказал Сарве. — Он может принадлежать продавцу, почтальону или даже кому-то из ваших людей, проводящих расследование.

Финн улыбнулся.

— Если это было бы именно так, компьютер в нашем отделе идентификации определил бы его за две секунды или даже менее. Нет, это кто-то из тех, кого нет в нашей картотеке.

Он сделал паузу, изучая страницу в папке.

— Довольно интересно то, что мы приблизительно установили время, когда неизвестные звонили в дверь. Секретарь Гуэррьера, миссис Молли Сабан, принесла ему тарелку куриного супа, он же болел гриппом. Пришла около восьми тридцати, нажала кнопку звонка, передала суп Ваучеру и ушла.

Она была в перчатках, поэтому следующий обнаженный палец того, кто пришел, оставил четкие отпечатки.

— Куриный суп, — сказал Сарве, — вечное лекарство от всех болезней.

— Благодаря миссис Сабан нам известно, что кто-то подходил к дому Гуэррьера где-то после восьми тридцати в тот вечер, когда он умер.

— Если мы поверим словам Ваучера, то каким образом Вийон мог быть в двух местах одновременно?

— Не представляю.

— Расследование закрыто официально?

Финн кивнул.

— Продолжение не приведет ни к какому положительному результату.

— Я хочу, чтобы вы вновь открыли его.

Единственной реакцией была вопросительно поднятая Финном одна бровь.

— Сэр?

— В конце концов, в этой истории Ваучера может что-то и оказаться, — сказал Сарве.

Он передал через стол Финну доклад Шо.

— Только что получил от английского секретного агента. Здесь предполагается связь между Анри Вийоном и известным киллером. Проверьте, есть ли что-нибудь, что могло бы подтвердить такую возможность. И нужно провести повторное вскрытие.

Вопросительно поднялась и вторая бровь Финна.

— Получение разрешения на эксгумацию может оказаться сложным делом.

— Разрешения на эксгумацию не будет, — резко сказал Сарве.

— Ясно, премьер-министр, — сказал Финн, понимая, о чем говорит Сарве. — Всё будет выполнено под покровом строжайшей секретности. Лично сам прослежу за всеми деталями.

Финн положил папки в портфель и встал, чтобы попрощаться.

— Еще одно, — сказал Сарве.

— Да, премьер-министр.

— Когда вы узнали о романе моей жены с Вийоном?

Обычно непроницаемое выражение лица Финна стало болезненным.

— Ну, сэр… приблизительно два года назад это попало в поле моего зрения.

— И вы не пришли ко мне?

— До тех пор пока нам известно, что не совершен акт государственной измены, политика полиции не предусматривает вмешательства в частную жизнь канадских граждан.

Затем добавил:

— Безусловно, это распространяется на премьер-министра и членов парламента.

— Разумная политика, — строго сказал Сарве. — Благодарю, комиссар. Это пока все на данный момент.

61

На рассвете над рекой висела пелена темного тумана.

Двое тяжело раненных умерли, погребальный звон должен был прозвучать уже двенадцать раз. Тело одного пропавшего водолаза прибило к южному берегу в шести милях вниз по течению реки. Второго так и не нашли.

Команда «Оушен венчерера», оцепеневшая от усталости и исстрадавшаяся душой, выстроилась вдоль поручней своего корабля, провожая в последнее путешествие домой своих мертвых. Они стояли в полном молчании, отдавая последний долг погибшим, тела которых торжественно переносили на борт «Финикса». Для некоторых это было страшным сном, который, в конце концов, будет забыт, для других трагедией, которая останется навсегда ярким воспоминанием.

После извлечения Коллинза из обломков и подъема его на борт воздуха в костюме «ДЖИМ» оставалось всего на три часа. Питт отменил проведение всех дальнейших операций с останками кораблекрушения. Метц доложил, что машинное отделение достаточно просохло, и «Оушен венчерер» может обойтись без посторонней помощи, крен составлял уже всего десять градусов. Специалистов по ремонту повреждений с военно-морских кораблей отпустили, убрали длинные шланги поддерживающих насосов. Научно-исследовательское судно пойдет в порт приписки своим ходом, но только на одном двигателе. Вал винта второго двигателя поврежден и потерял центровку.

Питт спустился в колодец на палубе, надел костюм с подогревом. Затянул пояс с грузом и уже расправлял лямки на баллонах со сжатым воздухом, когда к нему подошел Ганн.

— Собираешься вниз, — просто сказал он.

— После всего, что произошло, было бы преступлением уйти, не получив то, за чем мы пришли, — ответил Питт.

— Думаешь, разумно погружаться одному? Почему не разрешить Даннингу и его людям пойти с тобой?

— Они не могут, — ответил Питт. — Они превысили допустимый предел погружений, поднимая тела погибших. В крови накопилось избыточное содержание азота.

Ганн знал, что он скорее может сдвинуть гору, чем переубедить Дирка Питта. Он прекратилбессмысленные попытки, лицо помрачнело.

— Это твои похороны.

Питт ухмыльнулся.

— Ценю доброе напутствие.

— Не оторву глаз от мониторов, — сказал Ганн. — А если ты плохой мальчик и вернешься домой позже назначенного времени, могу даже принести баллоны с воздухом, потому что твоя декомпрессия беспокоит меня.

Питт кивнул, благодаря его. Невозмутимо терпеливый, спокойный и непритязательный, Ганн был вечным страховым полисом, человеком, который проверял и видел все мельчайшие детали, пропущенные остальными. Его не нужно было просить. Он планировал на основе глубокого и тщательного обдумывания, а потом просто выполнял то, что нужно сделать.

Питт надел маску на лицо, салютовал Ганну и бросился в холодную пропасть.

На глубине двадцать футов он перевернулся на спину и посмотрел вверх на днище «Оушен венчерера», висящее сверху, как огромный темный аэростат заграждения. На глубине сорока футов его очертания стали теряться и исчезли вообще. Мир неба и облаков казался несуществующим.

Вода была плотной и непрозрачной, тускло-зеленой. По мере увеличения давления на тело у Питта возникло навязчивое желание вернуться обратно, лечь на спину на солнце, надолго уснуть и забыть обо всем на свете. Он отогнал соблазн и включил водолазный фонарь, зеленые сумерки стали черными.

Затем из мрака материализовался огромный корабль.

Над остовом «Императрицы Ирландии» висело гнетущее безмолвие. Это был корабль-призрак.

Питт проплыл над круто наклонившейся шлюпочной палубой, мимо иллюминаторов и внушающих ужас интерьеров кают. Он добрался до вырытого котлована и остановился, испытывая сомнения. Вода стала заметно холоднее на этом уровне. Дирк наблюдал за воздушными пузырями, выходящими из регулятора дыхания и поднимающимися на поверхность. Направил на них водолазный фонарь, и они засверкали, как пена вдоль берега при полной луне.

Питт позволил себе медленно скользнуть в искусственную полость. На глубине пятидесяти футов он ощущал себя таким же невесомым, как лист на донном иле. Питт находился в искалеченном чреве каюты Харви Шилдса.

Ледяной холодок пробежал у него по спине, но не от холодной воды, потому что термический водолазный костюм обеспечивал достаточный комфорт, но от призраков, возникающих у него в воображении. Он видел кости, описанные Коллинзом. В отличие от собранных воедино белых скелетов в аудиториях медицинских школ, эти кости были коричневого с табачным оттенком цвета и лежали отдельно друг от друга.

Перед небольшим отверстием в искореженной стали за более крупным из двух черепов лежала куча скопившегося мусора. Частично она покрылась глиной и грязью. Он подплыл ближе и порылся в ней руками.

Ему попался какой-то круглый и мягкий предмет. Дирк вытащил его. Перед его лицом в маске поднялось целое облако пылевидных частиц и крошечных кусочков материи. Предмет оказался старым спасательным поясом.

Питт проник в отверстие и покопался в обломках. Водолазный фонарь оказался почти бесполезным. Вихреобразное возмущение воды было камнем преткновения для луча света, он отражался от него, как от полосы густого тумана.

Попалась проржавевшая опасная бритва, рядом с ней кружка для бритья. Затем встретилась довольно хорошо сохранившаяся туфля, потом небольшая склянка для лекарства. Она по-прежнему была закрыта герметично, вода не попала внутрь.

С настойчивостью археолога, просеивающего слои времени, Питт пальцами исследовал разлагающееся тряпье. Он не чувствовал холода, проникающего через его термический водолазный костюм. Не заметив, наткнулся на острые металлические края, которые вонзились ему в кожу через защитное покрытие. Из нескольких порезов на спине и на ногах сочились парообразные струйки крови.

Сердце начало учащенно биться, когда ему показалось, что он нашел. Но это была всего лишь изогнутая ручка какого-то багажа. Он взялся за нее рукой и слегка потащил. Насквозь проржавевший механизм замка большого чемодана открылся. Питт простился со своими ложными надеждами и продолжал поиски.

Через два фута его взгляд упал на другую ручку, эта была меньше. Он сделал паузу и посмотрел на водолазные часы.

Воздуха оставалось на пять минут. Ганн уже ждет. Сделал длинный вдох и медленно вытащил ручку из мусора.

Питт понял, что пристально смотрит на остатки небольшого дорожного несессера. Кожаные бока и донце, хотя прогнили почти насквозь, оставались целыми. Не смея надеться, он открыл его.

Внутри был пакет, покрытый грязью. Питт понял, что у него в руках Североамериканский договор.

62

Доктор Абнер Макговерн сидел за письменным столом, глубокомысленно разглядывая труп, лежащий на столе из нержавеющей стали, и попутно жевал сэндвич с яйцом и специями.

Макговерн недоумевал. Безжизненное тело Жюля Гуэррьера не содействовало достижению цели. Большинство тестов на трупе проводили по четыре или пять раз. Он и его ассистенты бесконечно анализировали лабораторные данные, тщательно изучали результаты, полученные полицейским коронером Квебека. И все-таки точную причину смерти установить было невозможно.

Макговерн относился к тем упрямым людям, которые отказываются сдаваться. Они готовы сидеть ночи напролет, чтобы закончить роман или положить на место последний кусочек картинки-загадки. Он тоже отказывался сдаваться сейчас. Жизнь не кончается просто так безо всякой на то причины.

Физическое состояние Гуэррьера было жалким. Но этот человек славился своей великолепной конституцией. Его воля к жизни не могла погаснуть, как лампа по щелчку выключателя.

Причина была в чем-то другом, а не в прекращении телесных функций. Она связана с каким-то внешним фактором.

Проведены все тесты на яды, даже на экзотические. Все дали только отрицательные результаты. Не было также свидетельств о наличии крошечных проколов от иглы шприца под волосами или под ногтями, между пальцами рук и ног, внутри отверстий тела.

Мысль о возможности удушья постоянно возвращалась к Макговерну. Кончина от недостатка кислорода оставляет немного уличающих признаков.

За сорок лет службы в штате судебно-медицинских патологоанатомов полиции он мог припомнить лишь горстку случаев, в которых жертвы были задушены.

Врач надел новую пару перчаток и подошел к трупу. В этот день он уже в третий раз внимательно изучал внутреннюю полость рта. Все было так, как должно было быть. Не было синяков, не было бледности за губами.

Еще один тупик.

Доктор вернулся к письменному столу и удрученно опустился в кресло, руки безвольно повисли на коленях, глаза уставились отсутствующим взглядом на плитку пола. Затем заметил незначительное обесцвечивание на большом пальце одной из перчаток. Лениво потер его о лист бумаги, осталось жирное розовое пятно.

Он вновь быстро склонился над Гуэррьером. Осторожно протер полотенцем между внутренней частью губ и внешней частью десен. Затем посмотрел на них через лупу.

— Изобретательно, — пробормотал он вслух, словно разговаривая с трупом. — Действительно изобретательно.

Сарве чувствовал страшную усталость. Его позиция невмешательства в независимость Квебека встретила бурю возражений со стороны его собственной партии и англоязычных приверженцев существующего режима на западе. Члены парламента из приморских провинций особенно негодовали по поводу его отказа от государственной целостности. Были основания ожидать озлобленности с их стороны. Новое государство Квебек изолировало их от остальной части Канады.

Он сидел в своем кабинете, неторопливо пил вино, пытаясь забыть о событиях дня, когда раздался телефонный звонок. Секретарь сказала, что звонит комиссар Финн.

Он вздохнул и подождал, когда его соединят.

— Мистер Сарве?

— У телефона.

— Это убийство, — прямо сказал Финн.

— Есть доказательства?

— Вне всяких сомнений.

Сарве крепче сжал трубку. «Боже, — подумал он, — когда это кончится?»

— Как?

— Премьера Гуэррьера задушили. Чертовски умно со стороны убийцы. Он использовал театральный грим, чтобы скрыть улики. Как только мы поняли, что нужно искать, то нашли следы, оставленные зубами на ткани подушки в постели.

— Присмотрите за Ваучером.

— Нет необходимости, — сказал Финн. — Как нельзя кстати оказался ваш доклад из британской разведки. Отпечаток на дверном звонке совпадает с правым указательным пальцем Фосса Глая.

Сарве закрыл глаза. «Оцени всё в истинном свете, — говорил он себе, — ты должен оценить всё в истинном свете».

— Но каким образом мог Ваучер принять Глая за Вийона?

— Не могу сказать. Однако, судя по фотографии в докладе, есть некоторое сходство. Возможно, ключом к разгадке будет грим. Если Глай смог одурачить наших патологоанатомов, возможно, он мастер изменения и своей внешности.

— Вы говорите о Глае, будто он жив до сих пор.

— У меня такая привычка. Пока что никто не видел его трупа, — ответил Финн. — Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?

— Да, но хочу, чтобы всё было конфиденциально, — сказал Сарве. — Можете положиться на своих людей, чтобы они молчали?

— Абсолютно, — ответил Финн.

— Держите Вийона под строжайшим наблюдением и верните Гуэррьера в его могилу.

— Прослежу за этим.

— И еще одно, комиссар.

— Сэр?

— Начиная с этого момента, докладывайте мне лично. Телефонная связь может прослушиваться.

— Понял. Скоро ждите доклада. До свидания, премьер-министр.

Еще в течение нескольких секунд после того, как Финн отключился, Сарве крепко сжимал трубку. «Неужели возможно, что Анри Вийон и неуловимый лидер „Общества свободного Квебека“ — одно и то же лицо? — задавал он себе вопрос. — И Фосс Глай. Зачем он выдавал себя за Вийона?»

Чтобы получить ответ, он потратил целый час и внезапно почувствовал, что усталости как не бывало.

63

Элегантный правительственный реактивный самолет с аквамариновыми эмблемами Государственного агентства подводных и морских исследований с ревом опустился на взлетно-посадочную полосу и, промчавшись по ней, остановился в двадцати футах от Сандекера и Муна, встречавших его. Открылась дверь пассажирского салона, и Питт спустился по трапу. Обеими руками он нес большой алюминиевый контейнер.

Во взгляде Сандекера появилась глубокая озабоченность, как только он увидел изможденное лицо человека, который слишком долго жил на пределе напряжения и сейчас шел неуверенными шагами. Он пошел навстречу и обнял Питта за плечи после того, как Мун взял у него коробку.

— Ты ужасно выглядишь. Когда ты спал в последний раз?

Питт взглянул на него глазами, подернутыми пеленой.

— Потерял счет времени. Что у нас сегодня?

— Пятница.

— Точно не помню. Кажется, ночью в понедельник.

— Боже мой, да это же четыре дня назад.

Подъехала машина, Мун аккуратно поставил коробку в багажник. Все трое сели на заднее сиденье, и Питт мгновенно уснул. Ему показалось, что он едва успел закрыть глаза, а Сандекер уже будил его. Водитель остановился перед входом в лабораторию Арлингтонского археологического колледжа.

В дверях появился человек в белом лабораторном халате в сопровождении двух охранников в форме службы безопасности. Ему перевалило за шестьдесят, и он шел, слегка сутулясь. Его лицо напоминало лицо доктора Джекилла после того, как он стал мистером Хайдом.

— Доктор Мелвин Галассо, — представился он, не подавая руки. — Привезли?

Питт жестом показал на алюминиевый ящик, который из багажника доставал Мун.

— Вон там.

— Надеюсь, вы не допустили, чтобы он просох. Важно, чтобы внешняя оболочка оставалась гибкой.

— Дорожная сумка и клеенчатый пакет до сих пор погружены в воду.

— Каким образом удалось найти это?

— Ушёл в ил по самую ручку.

Галассо удовлетворенно кивнул, не произнося ни слова. Затем повернулся к дверям лаборатории.

— Хорошо, джентльмены, — сказал он через плечо. — Посмотрим, что у вас.

Хотя у доктора Галассо, к сожалению, отсутствовали хорошие манеры поведения в обществе, зато терпения у него было более чем достаточно. Он потратил целых два часа на то, чтобы только снять клеенку с дорожной сумки, детально описывая каждый шаг этой процедуры, словно объясняя своим ученикам в аудитории.

— Глина, скопившаяся на дне, оказалась для вас спасительной, — разъяснял он. — Кожа, как мы видим, прекрасно законсервировалась и осталась достаточно мягкой.

Умело и педантично он хирургическим скальпелем вырезал прямоугольное отверстие в боку дорожной сумки, делая это чрезвычайно осторожно, чтобы не повредить содержимое. Затем подобрал такой тонкий пластиковый лист, размер которого был немного больше размера пакета, и вставил его в отверстие.

— Вы проявили мудрость, мистер Питт, в том, что не тронули обертку, — продолжал бубнить он. — Если вы попытались бы вытащить его из сумки, то материал раскрошился бы.

— Неужели клеенка не сохранилась бы в воде? — спросил Мун.

Галассо уставился на него ученым взглядом.

— Вода — растворитель. Грубо говоря, воздействуя в течение продолжительного времени, она способна растворить линейный корабль. Клеенка представляет собой просто кусок ткани, обработанный химическим способом, причем обычно только с одной стороны. Поэтому это непрочный материал.

Закончив с Муном, Галассо вернулся к работе.

Когда он был полностью удовлетворен тем, что пластик правильно разместился под пакетом, начал вытаскивать пакет, не торопясь, несколько миллиметров за один раз, до тех пор, пока впервые за семьдесят пять лет не появился весь бесформенный предмет, с которого всё еще капала вода.

Стояла полная тишина. Казалось, что даже Галассо почувствовал всё значение торжественности этого момента; ему нечего было сказать. У Муна началась такая дрожь, что ему пришлось ухватиться руками за раковину, чтобы не упасть. Сандекер теребил бороду, а Питт медленно допивал четвертую чашку черного кофе.

Не произнося ни слова, Галассо сконцентрировался на том, чтобы снять оберточный материал. Сначала он осторожно положил бумажное полотенце на поверхность, полностью высушивая ее. Затем изучил ее с каждого угла, как ювелир, определяющий точку, в которой можно нанести удар по драгоценному камню в пять карат, зондируя здесь и там с помощью крошечного маркировочного карандаша.

Наконец он начал снимать ее. С чудовищной медлительностью он упорно разворачивал хрупкую ткань. После того, что людям, непрерывно ходящим по полу, показалось бесконечностью, Галассо добрался до последнего слоя. Он сделал паузу, чтобы стереть пот, блестевший на его лице, и размять онемевшие пальцы. Теперь он был готов продолжать.

— Момент истины, — произнес он с важным видом.

Мун схватил телефон, который оказался рядом, и установил прямую связь с президентом. Сандекер подошел ближе и напряженно смотрел через плечо Галассо. Лицо Питта было бесстрастным.

Галассо осторожно приподнял тонкий хрупкий откидной клапан и быстро вернул его на место.

Они надеялись встретиться с невозможным, но единственной наградой было разочарование, за которым последовала сокрушающая горечь.

Безразличная река проникла через клеенку и превратила британский экземпляр Североатлантического договора в пастообразное нечитабельное месиво.

Часть V «МАНХЕТТЕН ЛИМИТЕД»

Май 1989 г. Квебек, Канада 64

Рев двигателей реактивного самолета стал затихать сразу после того, как «боинг 757» поднялся в воздух с взлетно-посадочной полосы аэропорта Квебек. Когда погасло табло с надписью «Не курить», Хейди расстегнула ремни безопасности, удобнее положила ногу в гипсе от лодыжки до бедра и посмотрела в окно.

Внизу на солнце блестела длинная лента реки Святого Лаврентия, оставаясь далеко позади самолета, развернувшегося на юг к Нью-Йорку.

Ее мысли постоянно возвращались к событиям нескольких прошлых дней в калейдоскопе туманных образов. Шок и боль, последовавшие после взрыва. Значительное внимание со стороны хирурга и моряков на борту «Финикса», на гипсе на ноге оставлено больше рисунков, чем в альбоме с образцами в салоне татуировки. Доктора и сестры в больнице Римуски, где ей вправляли и лечили плечо и добродушно смеялись над ее жалкими попытками говорить по-французски. Все они казались сейчас какими-то далекими персонажам из снов. Ей стало грустно. Может быть, больше не придется встретиться с ними вновь.

Она не замечала, что на место у прохода рядом с ней сел мужчина, до тех пор, пока он не дотронулся до ее руки.

— Привет, Хейди.

Она взглянула в лицо Брайана Шо и настолько опешила, что не могла произнести и слова.

— Знаю, что ты можешь подумать, — тихо сказал он, — но мне нужно поговорить с тобой.

Удивление, испытанное Хейди с самого начала, быстро сменило презрение.

— Из какой дыры тебе удалось выползти?

Он увидел, как она покраснела от злости.

— Не буду отрицать, что это было холодным, расчетливым совращением. Прошу простить меня за это.

— Все по линии долга, — с сарказмом сказала она. — Затащить женщину в постель, чтобы извлечь информацию, потом воспользоваться ею, чтобы убить двенадцать невинных людей. В мою книгу, мистер Шо, ты записан как паршивец.

Какое-то время он молчал. Американские женщины, размышлял он, выражают себя совершенно по-другому, чем английские.

— Достойная сожаления и совершенно бессмысленная трагедия, — сказал он. — Хочу, чтобы вы с Питтом знали, что я не имею никакого отношения к этому.

— Ты лгал и раньше. Зачем же отказываться от своих привычек?

— Питт поверит мне, когда я расскажу ему, что взрывчатку установил Фосс Глай.

— Фосс Глай?

— Питту известно это имя.

Она скептически посмотрела на него.

— Ты мог бы сообщить всё это по телефону. А зачем ты здесь сейчас? Выкачать из меня еще информацию? Узнать, удалось ли нам найти экземпляр договора в «Императрице Ирландии»?

— Вы не нашли договор, — сказал он тоном, не допускающим возражений.

— Попал пальцем в небо.

— Мне известно, что Питт вылетел из Вашингтона в Нью-Йорк, поиски на реке Гудзон продолжаются. Это вполне достаточное доказательство.

— Ты не сказал мне, что тебе нужно, — настаивала она.

Он пристально посмотрел на нее.

— Ты должна доставить послание от моего премьер-министра вашему президенту.

Она бросила на него враждебный взгляд.

— Ты сошел с ума.

— Ничего подобного. Нет оснований полагать, что в Англии знают о планах вашего правительства, поэтому еще не наступило время для открытой конфронтации. Так как ситуация слишком деликатная для двух дружественных государств, чтобы проходить по обычным дипломатическим каналам, вся связь должна осуществлять окольными путями. Это вполне обычная практика.

— Но я не могу просто позвонить президенту по телефону, — сказала она, сбитая с толку.

— Нет необходимости. Просто передай послание Алену Мерсьеру. Он примет его.

— Советнику по госбезопасности?

— Да.

У Хейди был растерянный вид.

— Что я должна сказать ему?

— Ты просто должна сказать, что Британия не отдаст одну из стран Содружества из-за какого-то клочка бумаги. И мы не допустим никакого вторжения извне.

— Неужели ты предлагаешь открытую борьбу между Америкой и…

— Ты победила, конечно, но это станет концом Атлантического пакта и НАТО. Премьер-министр выражает надежду, что ваша страна не захочет платить столь высокую цену, чтобы захватить Канаду.

— Захватить Канаду, — повторила она. — Это смешно.

— Разве? Почему же еще ваши люди идут на нарушение всех наших запретов, чтобы найти экземпляр договора?

— Должны быть другие причины.

— Возможно. — Он колебался, беря ее руку в свою. — Но почему-то я так не думаю.

65

— Итак, поезд лежит, похороненный под рухнувшим мостом, — сказал Питт.

Глен Чейз кивнул.

— Всё указывает именно на это.

— Больше он нигде не может находиться, — добавил Джиордино.

Питт облокотился на перила рабочего помоста, переброшенного через всю ширину баржи, предназначенной для подъема поезда, потерпевшего крушение. Наблюдал, как длинная стрела крана поднялась и выбросила из ковша проржавевшие детали ферм моста в главный трюм. Затем развернулась и погрузила свой ковш обратно в реку.

— Работая в таком темпе, мы потратим целую неделю, прежде чем сможем прозондировать дно.

— Мы не сможем приступить к экскаваторным работам до тех пор, пока не уберем все обломки, — сказал Джиордино.

Питт повернулся к Чейзу.

— Пусть один из твоих рабочих удалит несколько фрагментов оригинальных соединений фермы с помощью газового резака. Хочу сдать их на анализ в лабораторию аналитической химии.

— Что ты предполагаешь там обнаружить? — спросил Чейз.

— Возможно, причину обрушения моста, — ответил Питт.

Служащий в каске, перекрикивая шум дизельного двигателя крана, объявил в портативный громкоговоритель:

— Мистер Питт, вас к телефону.

Питт извинился и вошел в командный офис баржи. Звонил Мун.

— Что нового?

— Ничего, — ответил Питт.

Последовала пауза.

— Президент должен получить экземпляр договора к понедельнику.

Питт был ошеломлен.

— Но это уже через пять дней!

— Если вы придете с пустыми руками к часу дня в понедельник, все работы, связанные с поисками, будут отменены.

Губы Питта плотно сжались.

— Чёрт возьми, Мун! Ты не можешь устанавливать невозможные предельные сроки для такого проекта, как этот.

— Простите, но это именно так.

— Почему предупреждаешь об этом так поздно?

— Могу сказать только то, что чрезвычайно важна срочность.

Костяшки пальцев руки Питта, сжимающей телефонную трубку, стали цвета слоновой кости. Ему нечего было сказать в ответ.

— Вы еще здесь? — спросил Мун.

— Да, здесь.

— Президент с нетерпением ждет доклада о ваших успехах.

— Каких успехах?

— Вы должны работать по возможности быстрее, — сказал Мун с раздражением.

— Всё зависит от того, когда мы найдем поезд и вагон, в котором ехал Эссекс.

— Можете сообщить мне сроки?

— Среди археологов пользуется популярность старинная поговорка, — сказал Питт. — Нельзя ничего найти до тех пор, пока оно не захочет, чтобы его нашли.

— Уверен, что президент предпочел бы более оптимистический доклад. Что ему передать относительно возможности получения им договора к понедельнику?

— Передай президенту, — сказал Питт ледяным голосом, — что его шансы — один из миллиона.

Питт добрался до аналитических лабораторий Фонда Хайзера в Бруклине в полночь. Припарковал грузовой пикап перед погрузочным доком и выключил зажигание. Там его ждали доктор Вальтер Маккомб, главный химик, и два ассистента. Питт сказал:

— Благодарю, что вы задержались так поздно.

Маккомб, на пятнадцать лет моложе Питта и приблизительно на семьдесят фунтов тяжелее, поднял один из массивных фрагментов моста, не охнув, и пожал плечами.

— У меня никогда еще не было запроса из Белого дома. Разве я мог отказать?

Вчетвером они поставили стальной обломок в угол небольшого хранилища. Служащие лаборатории электрическими пилами с волшебными стальными полотнами разрезали его на образцы, погрузили в специальный раствор и очистили с помощью акустических методов. Затем рассортировали образцы по лабораториям для проведения различных анализов.

В четыре часа утра появился Маккомб с ассистентами и направился к Питту, сидевшему в комнате отдыха.

— Полагаю, что у меня есть кое-что интересное для вас, — сказал он, усмехаясь.

— Насколько интересное? — спросил Питт.

— Мы разгадали тайну разрушения моста Дьювилль-Гудзон.

Маккомб жестом пригласил Питта следовать за ним в помещение, заполненное химическими приборами экзотического вида. Дал Питту лупу и показал на два предмета на столе.

— Смотрите сами.

Питт сделал, как ему сказали, и вопросительно посмотрел на Маккомба.

— Что я должен увидеть?

— В металле, который разрушается под воздействием больших напряжений, остаются трещины. Их четко видно в образце слева.

Питт посмотрел еще раз.

— Да, я вижу их.

— Теперь обратите внимание, что на образце, полученном с моста, который лежит справа от вас, трещин нет. Деформация была чрезвычайно большой и не могла быть вызвана естественными причинами. Мы проанализировали образцы с помощью электронного сканирующего микроскопа, который показал нам, что в каждом элементе присутствуют характерные электроны. Результаты анализа показали присутствие радикалов сульфида железа.

— Что всё это значит?

— А это значит, мистер Питт, что мост Дьювилль-Гудзон взорвали.

66

— Ужасное дело, — воскликнул Престон Битти со странным оттенком удовольствия. — Одно дело — безжалостно разделать тело человека, но совершенно другое — подать его на обед.

— Не хотите ли еще пива? — спросил Питт.

— Пожалуй. — Битти проглотил остатки пива в своем стакане. — Потрясающие люди. Хетти и Натан Пилчер. Можно сказать, что они нашли прекрасный способ, как избавляться от останков людей, убитых ими. — Он показал в сторону бара, оживленно обслуживающего толпу, требующую не менее двух порций выпивки на каждого вечернего завсегдатая. — Эта таверна построена на остатках фундамента гостиницы Пилчера. Горожане Поукипси сожгли первое строение в 1823 году, когда узнали о страшных делах, происходивших за его стенами.

Питт жестом позвал официантку бара.

— Вы хотите сказать, что Пилчеры убивали гостей, остающихся на ночь, а затем включали их в меню?

— Именно это.

Было понятно, что Битти сел на своего конька. Он пересказывал события с наслаждением.

— Конечно, никто не может сосчитать, сколько было тел. Некоторые отдельные кости откопали. По некоторым данным, Пилчеры использовали от пятнадцати до двадцати невинных путешественников для приготовления блюд за те пять лет, что они были в деле.

Профессора Битти считали ведущим специалистом по нераскрытым преступлениям. Его книги бойко продавались в Канаде и Соединенных Штатах, иногда они попадали в список бестселлеров документальной литературы. Он удобнее устроился в кабинке и с любопытством смотрел на Питта своими зеленовато-голубыми глазами над просоленной и проперченной бородой. Ему, как Питт догадался по жестким чертам лица в складках и по седеющим волосам, было около пятидесяти. По виду он больше напоминал пирата, чем писателя.

— Но поистине невероятно то, — продолжал Битти, — как были раскрыты убийцы.

— Ресторанный критик написал на них плохую рецензию, — предположил Питт.

— Вы значительно ближе к истине, чем думаете, — рассмеялся Битти. — Однажды вечером морской капитан в отставке остановился на ночь. Его сопровождал слуга-меланезиец, привезенный им на борту корабля много лет назад с Соломоновых островов. К несчастью для Пилчеров, меланезиец когда-то был людоедом, его вкусовые железы безошибочно распознали мясо в тушеном блюде.

— Не очень аппетитно, — сказал Питт. — Так что же случилось с Пилчерами? Их казнили?

— Нет, пока ждали суда, они бежали, больше их никто никогда не видел.

Принесли пиво, Битти молчал, пока Питт подписывал счет.

— Я изучил старые уголовные дела здесь и в Канаде, пытаясь найти общее между их способом действий и более поздними нераскрытыми убийствами, но они были преданы забвению вместе с Джеком-Потрошителем.

— И Клементом Масси, — сказал Питт, обдумывая тему.

— Ах, да, Клемент Масси, известный по прозвищу Деппер Дойл, — произнес Битти, словно нежно вспоминая любимого родственника. — Грабитель, намного опередивший свое время. Он бы мог преподнести уроки лучшим из сегодняшних преступников.

— Настолько хорош?

— У Масси был свой стиль. Этот человек отличался невероятной проницательностью. Он так планировал все свои дела, чтобы они походили на работу соперничающих банд. Насколько мне известно, он ограбил шесть банков и три поезда, причем обвинили в этих преступлениях совсем других людей.

— Откуда он взялся?

— Выходец из богатой бостонской семьи. Окончил Гарвард с отличием. Преуспевал, был настоящим баловнем судьбы. Женился на женщине из высшего общества, родившей ему пятерых детей. Дважды выбирался в сенат Массачусетса.

— Зачем же ему было грабить банки? — скептически спросил Питт.

— Ради удовольствия, — ответил Битти. — Оказалось, что он передавал каждый пенни своих нечестно полученных доходов на благотворительные цели.

— Почему же его не прославили газеты?

— Он исчез со сцены задолго до того, как его преступления связали с ним, — ответил Битти. — А это стало известно только после того, как какой-то предприимчивый репортер не доказал, что Клемент Масси и Деппер Дойл — одно и то же лицо. Естественно, его влиятельные друзья и коллеги позаботились о том, чтобы скандал быстро замять. В любом случае, не было достаточного количества веских улик для суда над ним.

— Трудно поверить, что Масси никто так и не узнал во время ограбления.

— Он сам редко ходил на дело, — засмеялся Битти. — Как правило, руководил боем, оставаясь за линией фронта. Всегда оставался в тени. Все ограбления совершались за пределами штата, даже его собственная банда не знала его истинной личности. На самом деле он был узнан в одном из тех немногих случаев, когда непосредственно руководил ограблением. Над показаниями свидетелей смеялся руководитель расследования. В конце концов, кто мог поверить, что уважаемый сенатор штата был тайным бандитом.

— Странно, что Масси не носил маску.

— Просто психологическая прихоть, — сказал Битти. — Возможно, он стремился только к тому, чтобы почувствовать возбуждение, возникающее у человека, который хочет испытать свою удачу. Двойная жизнь для некоторых людей — верх блаженства и вызов всему обществу. И всё-таки где-то глубоко внутри они хотят, чтобы их поймали. Как муж, обманывающий свою жену, который подбрасывает носовые платки, испачканные губной помадой, в семейную корзину для грязного белья.

— Тогда зачем ограбление депо Уэкетшира? Почему Масси рисковал всем всего из-за ничтожных восемнадцати баксов?

— У меня было много бессонных ночей, когда, глядя в потолок, пытался разрешить эту загадку, — Битти посмотрел на стол, передвигая по нему свой стакан. — Исключая эту выходку, Масси никогда не брался за работу, которая не приносила менее чем двадцать пять тысяч.

— Сразу после этого он исчез.

— Я тоже исчез бы, если стал бы причиной сотни смертей. — Битти сделал большой глоток пива. — Он вошел в анналы преступлений как кровожадный серийный убийца, а не как новый Робин Гуд, потому что игнорировал просьбу железнодорожного служащего, умоляющего его остановить поезд, и позволил женщинам и детям погибнуть в холодной реке.

— Как вы поняли это?

— Он хотел ограбить поезд, — ответил Битти как само собой разумеющееся. — Но что-то не сложилось. Той ночью была ужасная буря. Поезд шел с опозданием. Возможно, он шел не по расписанию. Не знаю. Что-то нарушило его планы.

— Что же было в поезде для грабителя? — спросил Питт.

— Два миллиона долларов в золотых монетах и слитках.

Питт взглянул на него.

— Ничего не читал о доставке золота на «Манхеттен лимитед».

— Двадцатидолларовые золотые монеты были отчеканены в тысяча девятьсот четырнадцатом году на монетном дворе Филадельфии для банкирских домов Нью-Йорка. Думаю, что Масси прослышал об этом. Администрация железной дороги решила, что поступает разумно, изменяя маршрут вагона с золотом и направляя его обходными путями по сельской местности, а не по главному железнодорожному пути. Ходили слухи, что вагон прицепили к поезду в Олбани. Конечно, доказать все это невозможно. О потере, если таковая была, никогда не сообщали. Важные персоны в банках, возможно, решили, что для поддержания своего имиджа им лучше замять это дело.

— Этим можно объяснить то, что железная дорога едва не разорилась, пытаясь поднять поезд со дна реки.

— Может быть.

На некоторое время Битти погрузился в прошлое. Затем сказал:

— Из всех преступлений, тщательно изученных мною во всех полицейских архивах мира, больше всего меня интригует то, что предшествовало грошовому ограблению Масси в Уэкетшире.

— Здесь пахнет другим.

— Как так?

— Этим утром лаборатория нашла следовые концентрации сульфида железа в образцах, взятых из моста Дьювилль-Гудзон.

Глаза Битти сузились.

— Сульфид железа используют в черном порохе.

— Именно так. Похоже, что Масси взорвал мост.

От этого откровения Битти онемел.

— Но почему? Каков его мотив?

— Мы найдем ответы, — сказал Питт, — когда найдем поезд.

Питт механически вел машину. Ему не давала покоя одна мысль, которую он всячески отгонял от себя. Сначала он воспринял ее в штыки, но ее невозможно было игнорировать. Затем она стала совершенно отчетливой и обрела смысл.

Остановился около телефонной будки на парковке супермаркета и набрал номер Вашингтона. Его быстро соединили, ответил хриплый голос.

— Сандекер.

Питт не удосужился представиться.

— Сделайте одолжение.

— Понял.

— Мне нужен «воздушный крючок».

— Продолжай.

Питт почти видел, как, зажав сигару во рту, Сандекер оставил на ней следующую отметину.

— Мне нужен «воздушный крючок». Я должен справиться к полудню завтрашнего дня.

— С чем, черт побери?

Питт перевел дыхание и рассказал ему.

67

Вийон развернул правительственный реактивный самолет влево от полуденного кучевого облака, ручка управления перемещалась у него под руками совершенно незаметно. Через иллюминатор второго пилота Даниэла любовалась ковром канадских сосен, скользящим под самолетом.

— Всё так красиво, — сказала она.

— С борта авиалайнера всего этого не видно, — ответил Вийон. — Они летают на слишком большой высоте, поэтому любоваться пейзажем во всех его подробностях невозможно.

На Даниэле были темно-синий облегающий свитер и такого же цвета широкая хлопчатобумажная вязаная юбка до колена. Вид у нее был довольно самоуверенный, но неспособный полностью скрыть ту теплоту, с которой она смотрела на Вийона.

— Твой новый самолет тоже очень красивый.

— Подарок моих хорошо обеспеченных сторонников. В названии, конечно, нет моего имени, но летаю на нем только я.

Некоторое время они сидели молча, пока Вийон вел самолет по твердому курсу над центральной частью национального парка. Повсюду вокруг них блестели голубые озера, как крошечные бриллианты в изумрудной оправе. Они могли различить даже едва различимые лодки с рыбаками, ловящими гольца.

Наконец Даниэла заговорила.

— Я счастлива, что ты пригласил меня. В последний раз это было так давно.

— Всего две недели назад, — ответил он, не взглянув на нее. — Был очень занят проведением кампании.

— А я думала, что, может быть, ты больше не хочешь меня видеть.

— Откуда у тебя такие мысли?

— Последний раз в коттедже…

— Ты о чем? — невинно спросил он.

— Нельзя сказать, чтобы ты был очень радушным.

Он слегка наклонил голову набок, стараясь вспомнить. Ничего не получилось, пожал плечами, списывая всё на женскую чувствительность.

— Прости, наверно, голова была занята другими мыслями.

Вийон сделал вираж к берегу и включил автопилот. Улыбнулся.

— Успокойся, я всё сделаю так, как тебе нравится.

Он взял ее за руку, и они вышли из кабины.

Длина пассажирского салона до туалета составляла двадцать футов. В нем были кресла и диван на полу, покрытом толстым ковром, бар, полный напитков, обеденный стол. Вийон открыл дверь в личный спальный салон и наклонился к кровати королевских размеров.

— Настоящее любовное гнездышко, — сказал он. — Интимное, уединенное и далекое от любопытных глаз.

Постель осветили яркие лучи солнца, проникающие через иллюминаторы. Даниэла села, когда из кабины появился Вийон и предложил ей выпить.

— Разве нет закона, запрещающего подобные вещи? — спросила она.

— Секс на высоте пять тысяч футов?

— Нет, — сказала она между глотками «кровавой Мэри». — Такого, который запрещал бы самолету летать кругами в течение двух часов с пустой кабиной без пилота.

— Ты собираешься сдать меня?

Она соблазнительно растянулась в постели.

— Так и вижу заголовки газет: «Нового президента Квебека застали в летающем доме терпимости».

— Я еще не президент, — засмеялся он.

— Будешь после выборов.

— До этого еще шесть месяцев. Всё может случиться в этот период.

— Опрос общественного мнения свидетельствует в твою пользу.

— А что говорит Шарль?

— Он тебя больше не упоминает.

Вийон сел на кровать и провел пальцами по ее животу, слегка касаясь его.

— Сейчас, когда парламент проголосовал за вотум недоверия, его могущество испарилось. Почему ты не уходишь от него? Для нас всё было бы проще.

— Лучше я останусь рядом с ним еще немного. Смогу узнать многое, что важно для Квебека.

— Раз уж мы затронули эту тему, есть нечто, касающееся меня лично.

Она начала извиваться.

— Что это?

— Президент Соединенных Штатов на следующей неделе выступит с обращением к парламенту. Мне бы хотелось знать, что он намерен сказать. Ты что-нибудь слышала об этом?

Она взяла его руку и стала перемещать ее вниз.

— Шарль говорил об этом вчера. Беспокоиться не о чем. Он сказал, что президент собирается обратиться с призывом об организованном переходе к независимости Квебека.

— Это я знаю, — улыбаясь, сказал Вийон. — Американцы хотят найти свой подход.

Даниэла уже начала терять терпение и протянула к нему руки.

— Надеюсь, ты заполнил топливные баки перед тем, как мы покинули Оттаву, — невнятно пробормотала она.

— У нас достаточно топлива еще на три летных часа, — сказал он и лег на нее.

— А ошибки не может быть? — спросил Сарве по телефону.

— Абсолютно никакой, — ответил комиссар Финн. — Мой человек видел, как они поднимались на борт самолета мистера Вийона. Мы проследили за ними с помощью радара военно-воздушных сил. Они кружат над парком уже около часа.

— Ваш человек уверен, что это был Анри Вийон?

— Да, сэр, никаких сомнений не может быть, — уверял его Финн.

— Спасибо, комиссар.

— Не стоит, премьер-министр. Я остаюсь на месте.

Сарве положил трубку и подождал, чтобы успокоить свои чувства. Затем произнес в интерком:

— Сейчас можете разрешить ему войти.

Лицо Сарве стало наряженным в самый первый решающий момент, когда он испытал шок. Он был уверен, что глаза обманывают его, а разум вытворяет фокусы с воображением. Ноги отказывались повиноваться, у него не хватало сил, чтобы подняться из-за письменного стола. Затем посетитель прошел по комнате и встал, глядя вниз.

— Спасибо, что принял меня, Шарль.

На лице было знакомое холодное выражение, голос звучал точно так, как обычно. Сарве старался сохранить внешнее спокойствие, но внезапно почувствовал слабость и головокружение.

Человек, стоящий перед ним, был Генри Вийоном во плоти, он чувствовал себя совершенно свободно, проявлял то же высокомерное самообладание, которое никогда его не подводило.

— Я думал, что ты занимаешься своей избирательной кампанией в Квебеке, — запинаясь, произнес Сарве.

— Я взял тайм-аут, чтобы прибыть в Оттаву и попробовать заключить перемирие.

— Пропасть между нашими разногласиями слишком глубока, — сказал Сарве, медленно приходя в себя.

— Канада и Квебек должны научиться жить вместе без каких-либо трений, — сказал Вийон. — И мы с тобой тоже.

— Хочу выслушать причины.

В голосе Сарве чувствовалось скрытое напряжение.

— Садись, Анри, и расскажи мне, что у тебя на уме.

68

Ален Мерсьер закончил чтение содержимого папки с пометкой «Совершенно секретно», затем вновь всё перечитал. Он онемел. Сколько бы он ни перелистывал страницы назад, стараясь здраво оценивать прочитанное, ему было чрезвычайно трудно поверить в то, что он видел собственными глазами. У него был вид человека, который держит в руках тикающую бомбу.

Напротив него сидел президент, который, казалось, терпеливо ждал. В комнате было очень тихо. Единственным звуком было редкое потрескивание поленьев в камине. На кофейном столике, который стоял между ними, стояли два подноса с едой. Мерсьер был слишком поглощен чтением и не мог есть, но президент с жадностью доедал запоздалый обед.

Наконец Мерсьер закрыл папку и торжественно снял очки. Поразмышлял минуту, затем взглянул на президента.

— Должен задать вопрос, — сказал он. — Неужели весь этот безумный вздор на самом деле реален?

— Всё до последнего слова в последнем предложении.

— Замечательная концепция, — вздохнул Мерсьер. — Я бы так назвал это.

— Согласен.

— Мне трудно поверить, что в течение всех этих лет не было утечки информации.

— В этом нет ничего удивительного, если учесть, что об этом знали всего два человека.

— Об этом знал Дуг Оутс из госдепартамента.

— Только после инаугурации, — признался президент. — После того, как мне были переданы бразды правления, первый шаг, необходимый шаг, который я должен был предпринять, заключался в том, чтобы довести это до сведения госдепартамента.

— Но не до сведения госбезопасности, — сказал Мерсьер с холодным оттенком в голосе.

— Ничего личного, Ален. Всего лишь расширял ближний круг по мере необходимости.

— А теперь очередь дошла и до меня.

Президент кивнул.

— Хочу, чтобы ты и твои люди завербовали и организовали влиятельных канадцев, которые разделяют мои взгляды.

Мерсьер приложил носовой платок к лицу, промокая выступивший пот, покрывавший его.

— Боже мой. Если дело приведет к неожиданным последствиям, а за ним появится наше объявление о государственном банкротстве?..

Его заявление повисло в воздухе.

— Этого не будет, — мрачно сказал президент.

— Ты можешь слишком далеко зайти.

— Но если это будет принято, то подумай овозможностях.

— Ты увидишь первые признаки, когда выскажешь все это канадскому парламенту в понедельник.

— Да, тогда все будет совершенно очевидно.

Мерсьер положил папку на стол.

— Должен вручить это тебе, господин президент. Когда ты сидел молча и отказывался вмешиваться в требование Квебеком независимости, я думал, что ты допускаешь ошибку. Теперь начинаю понимать, что стояло за этим безумием.

— Мы открыли только первую дверь, — философски заметил президент, — в длинный коридор.

— А не слишком ли ты рассчитываешь на то, что Североамериканский договор найдут?

— Да, думаю, ты прав.

Президент пристально рассматривал в окно Вашингтон, не видя его.

— Но если на реке Гудзон в понедельник произойдет чудо, у нас появится право создания нового флага.

69

«Воздушный крючок» был именно тем, что предполагало название: вертолетом, способным транспортировать массивное оборудование на крыши высотных зданий и тяжелое снаряжение через реки и горы. Длина скошенного изящного фюзеляжа составляла 105 футов, приспособление для приземления перевозимого оборудования свисало вниз в виде надежных вертикальных опор.

Людям на рабочей площадке неуклюжая машина казалась чудовищным богомолом, появившимся из японского научно-фантастического фильма. Они заворожено наблюдали, как он пролетал над рекой на высоте двухсот футов. От чудовищного вращения его лопастей вода в реке пенилась от берега до берега.

Из-за клинообразного предмета, свисавший из брюха «воздушного крючка», его вид был еще более странным. За исключением Питта и Джиордино, все члены команды Государственного агентства подводных и морских научных исследований впервые видели «Дудлбаг».

Питт руководил операцией приземления доставленного снаряжения по радио, инструктируя пилота опустить свой груз перед «Де Сото». «Воздушный крючок» очень медленно затормозил движение вперед и завис в ожидании, когда «Дудлбаг» перестанет раскачиваться, как маятник. Затем стали разматываться двойные тросы, плавно опуская научно-исследовательское судно в реку. Когда напряжение ослабло, через борт «Де Сото» протянулся кран, водолазы поднялись вверх по трапу на вертикальный корпус. Крюки тросов сняли с подъемных петель, «воздушный крючок», освобожденный от груза, поднялся в небо, и, описав широкий полукруг, направился обратно вниз по реке.

Все стояли вдоль поручней, тараща глаза на «Дудлбаг», не понимая его назначения. Внезапно, увеличивая всеобщее замешательство, открылась крышка люка, из него появилась голова, и пара глаз с тяжелыми веками осмотрела изумленных зрителей.

— Где, черт возьми, этот Питт? — закричал незнакомец.

— Здесь, — закричал Питт в ответ.

— Сможешь догадаться, что произошло?

— Наверно, ты нашел в своей койке еще одну бутылку с лекарством на змеином яде.

— Откуда ты знаешь? — ответил Сэм Квейл, смеясь.

— Ласки с тобой?

— Внизу, меняет электрическую монтажную схему средств управления балластом для работы на мелководье.

— Тебе представилась хорошая возможность прокатиться внутри на всем пути из Бостона.

— Может быть, но во время перелета мы сэкономили время на активацию электронных систем.

— Когда будете готовы опуститься под воду?

— Дай нам еще час.

Перед Джиордино появился Чейз.

— Что это за механическое извращение? — спросил он.

— Если ты представлял бы себе, сколько оно стоит, — ответил Джиордино с непроницаемой улыбкой, — ты не обзывал бы его неприличными словами.

Через три часа «Дудлбаг» медленно продвигался по дну реки. По мере того, как он обходил разрушенные огромные части моста, приближаясь к ним на опасное расстояние, почти невыносимым было тревожное ожидание внутри него.

Питт, не отрываясь, следил за видеомониторами, а Билл Ласки маневрировал судном против течения. За ними Квейл уставился на системную панель, фокусируя внимание на показаниях приборов судна.

— Есть контакт? — в четвертый раз спросил Питт.

— Отрицательно, — ответил Квейл. — Я расширил луч, чтобы он охватывал двадцатиметровый путь на глубине ста метров в геологической структуре, но всё, что я считываю, лишь коренная порода.

— Мы забрались слишком далеко по течению реки, — сказал Питт, поворачиваясь к Ласки. — Пройди еще раз.

— Приближаемся под другим углом, — подтвердил Билл, держа руки на кнопках и переключателях контрольной консоли.

Еще пять раз «Дудлбаг» проходил через затонувшие остатки моста. Дважды слышали, как обломки крушения со скрежетом задевали за корпус. Питт прекрасно знал, что в случае повреждения оболочки его обвинят в потере судна стоимостью шестьсот миллионов долларов.

Казалось, Квейл не думал об опасности. Он был взбешен, потому что его прибор остается безмолвным. Он злился на себя, считая это своей виной.

— Наверно, какая-то поломка, — пробормотал он. — Сейчас я должен подойти к цели.

— Можешь определить, в чем проблема? — спросил Питт.

— Нет, будь она неладна! — резко выпалил Квейл. — Все системы функционируют нормально. Видимо, допустил ошибку в расчетах, когда перепрограммировал компьютеры.

Ожидания быстрого открытия начали улетучиваться. Разочарование усугублялось ложными надеждами и предположениями. Затем, когда они развернулись для следующего прохода в соответствии с координатной сеткой поиска, течение реки резко надавило на правый борт «Дудлбага», зарывая киль в глинистый берег. Ласки сражался со средствами управления почти в течение целого часа, прежде чем удалось освободить судно.

Питт сообщал координаты нового курса, когда по громкой связи раздался голос Джиордино.

— «Де Сото» — «Дудлбагу». Слышите?

— Говори, — напряженно сказал Питт.

— Твои парни что-то совсем притихли.

— Нечего докладывать, — ответил Питт.

— Лучше давай-ка закрывай лавочку. Надвигается ужасный грозовой фронт. Чейз предпочитает обезопасить наше электронное чудо раньше, чем налетит ураганный ветер.

Питт ненавидел сдаваться, но продолжать было бесполезно. Время вышло. Даже если они найдут поезд в ближайшие несколько часов, вряд ли команда подъема сможет откопать нужный вагон и найти договор до обращения президента к парламенту.

— Ладно, — сказал Питт. — Готовься принять нас. Мы закругляемся.

Джиордино стоял на мостике и кивком головы показывал на темные тучи, сгущающиеся над кораблем.

— Этот проект был обречен с самого начала, — мрачно бубнил он. — Будто у нас и так мало проблем, теперь еще и погода.

— Кому-то там в вышине мы не нравимся, — сказал Чейз, указывая на небо.

— Ты обвиняешь Господа, варвар?

— Нет, — ответил Чейз с торжественным видом. — Призрак.

Питт повернулся к нему.

— Призрак?

— Объект, витающий здесь повсюду, который никто не хочет даже упомянуть, — сказал Чейз. — Никому не нравится соглашаться с тем, что видел его.

— Отвечай только за себя, — улыбнулся Джиордино. — Мне довелось только слышать о нем.

— Его свет был ярче адского огня, когда он несся по старой насыпи к мосту прошлой ночью. Луч света освещал половину восточной береговой линии. Не понимаю, как вы пропустили это.

— Подожди, — прервал Питт. — Ты говоришь о поезде-призраке?

Джиордино уставился на него.

— Ты знаешь?

— А разве все не знают? — спросил Питт с напускной серьезностью. — Все только и говорят, что призрак обреченного поезда все еще стремится пройти по мосту Дьювилль-Гудзон на другой берег.

— Ты не веришь этому? — осторожно спросил Чейз.

— Верю, что что-то существует на старом железнодорожном полотне, проходит по полотну с пыхтением по ночам. На самом деле это чертовски близко от меня.

— Когда?

— Месяца два назад, когда приезжал сюда, чтобы осмотреть место.

Джиордино отрицательно покачал головой.

— По меньшей мере, не стоит приближаться к этому сомнительному месту в одиночку.

— Как часто призрак досаждал тебе?

Джиордино посмотрел на Чейза, ища поддержки.

— Три раза.

— Ты говоришь, что иногда по ночам слышишь шум, но не видишь огней?

— Два первых явления сопровождались шипением пара и ревом локомотива, — объяснил Чейз. — На третий раз мы увидели всё по полной программе. Лязг сопровождался ослепительным светом.

— Я тоже видел свет, — медленно сказал Питт. — Каковы были погодные условия?

Чайз задумался на мгновенье.

— Как помнится, было ясно, но стало чернее смолы, когда появился свет.

— Правильно, — добавил Джиордино. — Один только шум слышен в лунные ночи.

— Вот перед нами и схема, — сказал Питт. — Во время его появления передо мной луны не было.

— Все эти разговоры о призраках нисколько не приближают нас к решению задачи, — вежливо сказал Джиордино. — Думаю, что нам пора вернуться к реальности и найти способ добраться до поезда в течение следующих, — он заколебался и посмотрел на свои часы, — семидесяти четырех часов.

— А у меня другое предложение, — сказал Питт.

— Какое?

— Послать всё к черту.

Джиордино взглянул на него, готовый улыбнуться этой шутке. Но Питт не шутил.

— Что ты собираешься сказать президенту?

На лице Питта появился странный, отчужденный взгляд.

— Президенту? — туманно повторил он. — Я собираюсь сказать ему, что мы ловим рыбку в мутной воде, тратя неимоверное количество времени и денег в поисках иллюзии.

— К чему ты клонишь?

— К «Манхеттен лимитед», — ответил Питт. — Его нет на дне реки Гудзон. И никогда там не было.

70

На заходящее солнце внезапно набежали тучи. Небо потемнело, стало угрожающим. Питт и Джиордино стояли на старом железнодорожном полотне, прислушиваясь к глухим раскатам грома приближающейся грозы. Затем небо озарили вспышки молнии, прогремел гром и пошел дождь.

Ветер промчался по деревьям с демоническим завыванием. Насыщенный парами воздух, заряженный электричеством, стал тяжелым и удушливым. Вскоре свет померк, исчезли все краски, осталась только сплошная темень, пронзаемая краткими вспышками. Потоки дождя, гонимые порывами ветра, горизонтальными полосами били в лицо.

Питт плотнее застегнул воротник плаща, ссутулил плечи, словно прячась от бури, и пристально уставился в ночную тьму.

— Почему ты уверен, что он появится? — перекрикивая грозу, спросил Джиордино.

— Условия точно такие же, как в ночь исчезновения поезда, — прокричал в ответ Питт. — Ставлю на призрака, обладающего мелодраматическим чувством времени.

— Я даю ему еще один час, — сказал совершенно несчастный Чейз. — А потом отправлюсь обратно на судно, чтобы принять глоток «Джека Даниэлса».

Питт жестом позвал их следовать за собой.

— Пошли, прогуляемся по железной дороге.

Чейз и Джиордино неохотно последовали за ним. Молнии сверкали почти без перерыва, а с берега само судно «Де Сото» казалось серым призраком. Над рекой на мгновенье блеснула огромная молния, и корабль превратился в темные очертания. Единственным признаком жизни был белый свет на мачте, вызывающе яркий наперекор ливню.

Пройдя около полмили, Питт остановился и наклонил голову, словно прислушиваясь.

— Кажется, я что-то слышу.

Джиордино приложил руки, сложив их чашечкой, к ушам. Подождал, пока замрет последний раскат грома, прокатившись по холмах. Теперь он тоже услышал печальное завывание свистка поезда.

— Ты вызывал его, — сказал Чейз. — Он прибыл точно по расписанию.

Никто не произносил ни слова в течение нескольких секунд, пока становился всё громче и громче приближающийся звук. Затем услышали звон колокола и пыхтенье паровоза, выпускающего пар. Следующий раскат грома заглушил все звуки. Позднее Чейз клялся, что он почувствовал, как остановился ход времени.

В этот момент на повороте вспыхнул свет, освещая их, его лучи были жутко искажены дождем. Так они и стояли, глядя друг на друга, освещенные желтым светом.

Они пристально смотрели вперед, не веря тому, что видят, но точно зная, что это не было игрой их воображения. Джиордино повернулся, чтобы что-то сказать Питту, и пришел в полное недоумение, увидев, что тот улыбается, глядя на расширяющееся сияние.

— Не двигаться, — сказал Питт с невероятным спокойствием. — Повернитесь, закройте глаза и сверху прикройте их еще руками, чтобы не ослепнуть от ярчайшего света.

Интуиция подсказывала им, что нужно поступить совершенно наоборот. Стремление к самосохранению преобладало над осознанными чувствами и велело бежать или, по меньшей мере, броситься на землю и лежать. Слова Питта были единственным, что удерживало их.

— Спокойно. Готовьтесь открыть глаза по моей команде.

Боже, это было сказано совершенно спокойно.

Джиордино напрягся для удара, который может превратить его плоть и кости в отвратительное месиво красного и белого. Он уже приготовился умереть, и в этот момент всё и произошло.

Оглушающий грохот раздавался непосредственно над ними, разрывая барабанные перепонки. Их охватило такое ощущение, словно их бросили в какой-то странный вакуум, в котором все доводы двадцатого столетия были неуместны.

Затем, словно по волшебству, над ними пронеслось что-то совершенно невероятное.

— Сейчас! — воскликнул Питт, перекрикивая грохот.

Все опустили руки, пристально всматриваясь, глаза всё еще настроены на темноту. Сейчас свет был направлен далеко вперед и перемещался по заброшенному железнодорожному полотну, оставляя их позади, шум локомотива уменьшался вслед за светом. Они ясно видели черный прямоугольник, расположенный в центре сияния на высоте около восьми футов от земли. Заворожено смотрели, как он становился всё меньше, затем повернул к мосту, где погас, а сопровождающие его лязг и грохот растворились в буре.

— Что, черт возьми, это было? — наконец пробормотал Чейз.

— Головной прожектор старинного локомотива, свисток и усилитель, — ответил Питт.

— Ах, так? — скептически проворчал Джиордино. — Тогда как же он движется по воздуху?

— На проволоке, закрепленной на старых телеграфных столбах.

— Скверно, что оказалось логическое объяснение, — печально сказал Чейз, качая головой. — Ненавижу, когда опровергают хорошие легенды.

Питт жестом показал на небо.

— Продолжайте наблюдать. Сейчас в любой момент твоя легенда может вернуться.

Они столпились вокруг ближнего телеграфного столба и уставились вверх, в темень. Через минуту появился черный объект и бесшумно проскользнул над ними. Затем слился с тенями и исчез.

— Только черт знает, как одурачил меня, — признался Джиордино.

— Откуда эта штука появляется? — спросил Чейз.

Питт ответил не сразу. Его внезапно осветила вспышка молнии, блеснувшая на дальнем поле; у него был задумчивый вид.

Наконец он сказал:

— Знаете, что я думаю?

— Нет, а что?

— Думаю, нам всем следует выпить по чашечке кофе и съесть по куску горячего яблочного пирога.

К тому времени, когда они постучали в дверь Энсела Маджи, все были похожи на промокших крыс. Огромный скульптор сердечно пригласил их войти и снять мокрые куртки. Пока Питт их знакомил, Анни Маджи, оправдывая ожидания, поспешила на кухню за кофе и пирогом, на этот раз оказавшимся вишневым.

— Что заставило вас выйти на улицу в такую ужасную ночь? — спросил Маджи.

— Гонялись за призраками, — ответил Питт.

Глаза Маджи сузились.

— И вам сопутствовала удача?

— Можно поговорить об этом в офисе депо?

Маджи кивнул одобрительно.

— Конечно. Проходите, проходите.

Он не заставил себя долго упрашивать и рассказал Чейзу и Джиордино историю офиса и его служащих. Одновременно с этим он растопил пузатую печку. Питт сидел молча за бюро Сэма Хардинга. Он слышал рассказ раньше, и его мысли были далеко.

Маджи был в середине рассказа о том, как пуля попала в шахматную доску Хирама Мичума, когда вошла Анни с подносом, на котором были чашки и тарелки.

После того как исчезла последняя крошка пирога, Маджи посмотрел на Питта через офис.

— Вы так и не сказали, нашли ли вы призрака.

— Нет, — ответил Питт. — Призрака нет. Но мы нашли умное приспособление, которое имитирует поезд-фантом.

Широкие плечи Маджи обвисли, и он пожал ими.

— Всегда знал, что когда-нибудь кто-нибудь раскроет эту тайну. Мне удалось одурачить даже местное население. Не то чтобы кто-то из них возражал. Они скорее гордятся, что у них есть привидение, которое оно могут назвать своим. Своего рода то, что позволяло им хвастаться перед туристами.

— Когда вы поняли, что это такое? — спросила Анни.

— В ту ночь, когда приходил к вам. Чуть раньше я стоял у моста, когда вы включили фантом. Он еще не успел добраться до меня, как свет погас, а звук затих.

— Тогда вы и увидели, как это действует?

— Нет, был ослеплен сиянием. К тому времени, когда глаза снова привыкли к темноте, все уже кончилось. Сначала я был совершенно сбит с толку, но инстинктивно искал на уровне земли. Мое замешательство только увеличилось, когда не нашел рельсов в снегу. Но я человек очень любознательный. Мне было непонятно, почему снесли старое железнодорожное полотно до последней шпалы, а телеграфные столбы оставили на месте.

Администрация железной дороги — прижимистый народ. Они не привыкли оставлять оборудование, годное для повторного использования. Я пошел от столба к столбу, пока не дошел до последнего столба в ряду. Он стоит у дверей в сарай перед вашей частной железнодорожной линией. Заметил и то, что на вашем локомотиве нет головного прожектора.

— Должен отдать вам должное, мистер Питт, — сказал Маджи. — Вы первый, кто открыл правду.

— Как же эта штука действует? — спросил Джиордино.

— Принцип такой же, как в подъемнике на горнолыжных курортах, — объяснил Маджи. — Прожектор и четыре громкоговорителя подвешены на непрерывный кабель, натянутый на поперечины телеграфных столбов. Когда они достигают старого моста Дьювилль, дистанционный выключатель отключает батареи. Устройство делает разворот на сто восемьдесят градусов и возвращается в сарай.

— Почему иногда ночью мы слышали лишь звук, а свет не видели? — спросил Чейз.

— Головной прожектор локомотива довольно большой, — ответил Маджи. — Его очень легко распознать. Поэтому в лунные ночи я снимаю его и запускаю только звуковую систему.

Джиордино широко улыбался.

— Не буду отрицать, что мы с Чейзом готовы были принять всё за чистую монету, когда это нанесло нам первый визит.

— Надеюсь, что не причинил вам ненужных неудобств.

— Совсем нет. Это давало столько поводов для разговоров.

— Мы с Анни почти каждый день стоим на берегу реки, наблюдая за вашими операциями. Мне кажется, что у вас возникли проблемы. Удалось поднять хоть какие-нибудь фрагменты «Манхеттен лимитед»?

— Ни заклепки, — ответил Питт. — Мы закрываем весь проект.

— Это позор, — искренне сказал Маджи. — Я желал вам успеха. Думаю, вообще никто не предполагал, что вы найдете поезд?

— Во всяком случае, не в реке.

— Кому еще кофе? — предлагала Анни с кофейником в руках.

— Мне, пожалуйста, — сказал Питт. — Спасибо.

— Вы говорили… — попытался сказать что-то Маджи.

— У вас есть одна из таких небольших машин, на которых ездят бригады железнодорожников, когда ремонтируют железнодорожные пути? — спросил Питт, меняя тему разговора.

— У меня есть ручная дрезина восьмидесятилетней давности.

— Можете одолжить ее мне вместе со снаряжением фантомного поезда?

— А когда вам это может понадобиться?

— Сейчас.

— В эту ночь с грозой и бурей?

— Именно так.

71

Джиордино устроился на платформе возле железнодорожной насыпи. В одной руке он держал большой фонарь. Ветер немного утих, и, прячась за углом депо, Эл укрылся от проливного дождя.

Чейзу повезло меньше. Он стоял, съежившись, на ручной дрезине в четверти мили от Джиордино. Он в очередной раз просушивал терминалы батареи и проверял провода, ведущие к головному прожектору локомотива и к громкоговорителям, временно установленным на передней части дрезины.

В дверях появился Питт и рукой подал сигнал. Джиордино подтвердил его и затем прыгнул на железнодорожное полотно и посветил своим фонарем в темноте.

— В такое проклятое время, — про себя пробормотал Чейз, включая батареи, и начал работать рычагами дрезины.

Луч головного прожектора осветил мокрые рельсы, и раздался пронзительный свисток, которому вторил порыв ветра. Питт колебался, рассчитывая в уме время движения вперед ручной дрезины. Удовлетворенный тем, что Чейз приближается с достаточной скоростью, он вернулся в офис и погрелся у печки.

— Мы поехали, — коротко сказал он.

— Что вы надеетесь узнать, воссоздавая картину ограбления? — спросил Маджи.

— Через несколько минут всё станет понятно, — уклончиво ответил Питт.

— Полагаю, что это возбуждает.

— Анни, вы выступаете в роли Хайрама Мичума, телеграфиста, а я в роли станционного агента Сэма Хардинга, — проинструктировал Питт. — Мистер Маджи, вы главный. Я доверяю вам исполнить роль Клемента Масси и воспроизвести все события шаг за шагом.

— Попытаюсь, — сказал Маджи. — Но невозможно воссоздать точный диалог и движения семидесятипятилетней давности.

— Нам и не требуется абсолютная точность, — усмехнулся Питт. — Годится приблизительное воспроизведение событий.

Маджи пожал плечами.

— Ладно, посмотрим. Мичум сидел за столом перед шахматной доской. Хардинг отвечал по телефону диспетчеру из Олбани, поэтому стоял около телефона, когда вошел Масси.

Он прошел к дверям и повернулся, вытягивая руку, будто в ней пистолет. Шум локомотива приближался, смешиваясь с раскатами грома. Он постоял несколько секунд, прислушиваясь, затем кивнул головой.

— Это ограбление, — сказал он.

Анни посмотрела на Питта, не зная, что делать и что говорить.

— После того как прошло удивление от неожиданности нападения, — сказал Питт, — железнодорожники должны были привести какие-то доводы.

— Да, они пытались объяснить Масси, что в депо нет денег, но он не хотел и слушать. Настаивал, чтобы кто-нибудь из них открыл сейф.

— Они колебались, — предположил Питт.

— Сначала, — сказал Маджи загробным голосом. — Потом Хардинг согласился, но только после того, как он просигналит поезду. Масси отказался пойти на это, считая, что это просто уловка. Он терял терпение и выстрелил в шахматную доску Мичума.

Анни вела себя нерешительно. Но затем, поддаваясь своему воображению, сбросила доску со стола и разбросала шахматы по полу.

— Хардинг умолял, пытаясь объяснить, что моста нет. Масси ничего не хотел слушать.

Луч головного прожектора на дрезине промелькнул в окне. Питт по глазам Маджи понял, что тот погрузился в другое время.

— Что произошло потом? — подсказывал Питт.

— Мичум схватил фонарь и попытался посветить на платформу, чтобы остановить поезд. Масси прострелил ему бедро.

Питт повернулся.

— Анни, ваша очередь.

Анни встала со стула, сделала несколько шагов к дверям и упала на пол, словно ее ранили.

Дрезина была уже на расстоянии каких-нибудь ста ярдов. В свете головного прожектора Питт мог прочитать даты на календаре, висевшем на стене.

— Дверь? — завопил Питт. — Открыта или закрыта?

Маджи молчал, пытаясь думать.

— Быстро, быстро! — торопил Питт.

— Масси быстро захлопнул ее.

Питт закрыл дверь.

— Что было дальше?

— Открой этот проклятый сейф! Да, именно это сказал Масси, согласно Хардингу.

Питт кинулся к сейфу и встал на колени перед старым железным сейфом.

Через пять секунд дрезина, в которой уже вспотел Чейз, прокатила по рельсам снаружи, низкий звук громкоговорителей гулко прогремел по старому деревянному зданию. Джиордино, стоя, широкими круговыми движениями размахивал фонарем перед окнами вслед за промчавшейся дрезиной, создавая впечатление, что мимо окон проносится поезд. Не хватало лишь единственного звука, лязганья стальных колес вагонов по рельсам.

Мурашки пробежали по спине Маджи до самого затылка. У него возникло ощущение, словно он погружается в прошлое, прошлое, которого у него не было, которое он не знал по-настоящему.

Анни встала с пола и сложила руки под грудью. Она взглянула ему в лицо, ее взгляд был удивительно проницательным.

— Всё было так реально, — пробормотал Маджи. — Реально до ужаса.

— Только потому, что мы воссоздали сцену точно так, как всё это произошло в тысяча девятьсот четырнадцатом году, — сказал Питт.

Маджи повернулся и пристально взглянул на Питта.

— Но тогда был настоящий «Манхеттен лимитед».

Питт отрицательно покачал головой.

— Тогда не было «Манхеттен лимитед».

— Вы ошибаетесь. Хардинг и Мичум видели его.

— Их ввели в заблуждение, — спокойно сказал Питт.

— Не может быть… — начал было Маджи, но замолчал, широко открыв глаза в полном непонимании. Потом вновь произнес:

— Не может быть, они были опытными железнодорожниками и не могли обмануться.

— Мичум лежал с раной в бедре на полу. Дверь была закрыта. Хардинг наклонился к сейфу, спиной к железнодорожной линии. Они видели всего лишь свет. Слышали только звуки. Звуки граммофонной записи проходящего поезда.

— Но мост? Он же рухнул под весом поезда. Это нельзя подделать.

— Масси взорвал мост по секциям. Он понимал, что один большой взрыв услышит половина долины. Поэтому он взрывал небольшие заряды пороха в ключевых точках конструкции, действуя во время грозы, чтобы взрывы совпадали с ударами грома, до тех пор, пока центральный пролет не упал в реку.

Маджи, совершенно сбитый с толку, не мог ничего сказать.

— Ограбление станции было всего лишь мистификацией, прикрытием. У Масси на уме были более крупные дела, чем несчастные восемнадцать долларов. Он нацелился на груз золотых монет и слитков на два миллиона долларов, который перевозил «Манхеттен лимитед».

— Тогда зачем вся эта затея? — с сомнением спросил Маджи. — Он мог просто остановить поезд, задержать его и забрать свои монеты.

— Так только Голливуд может изобразить это в фильме, — сказал Питт. — Но в реальной жизни все намного сложнее. Вес всей партии золота равнялся более чем трем тоннам. Это не просто какой-то ящик, который могут легко разгрузить и унести несколько человек до того, как администрация железной дороги выяснит причину запаздывания поезда и отправит отряд полицейских к месту происшествия.

— Хорошо, — сказал Джиордино. — Буду возражать и задам вопрос, который у всех на уме. Если поезд здесь не проходил и не падал в реку Гудзон, то куда он делся?

— Думаю, что Масси захватил локомотив и повернул его с главной железной дороги на какую-то другую ветку и спрятал. Там он находится и по сей день.

Если Питт заявил бы, что он инопланетянин с Венеры или реинкарнация Наполеона Бонапарта, его слова не могли бы быть восприняты с большим недоверием. Маджи был совершенно сбит с толку. Только у Анни было задумчивое выражение.

— До некоторой степени теория мистера Питта не столь уж странная, как кажется, — сказала она.

Маджи уставился на нее, как на заблудшее дитя.

— Нет ни одного пассажира, ни члена паровозной бригады, которые выжили бы, чтобы пересказать случившееся, ни грабителя, дающего признательные показания на смертном ложе, нет даже ни одного трупа, на который можно было бы сослаться. Ни фрагмента от поезда не появилось за все прошлые годы. Вряд ли это возможно.

— Это самое крупное исчезновение всех времен, — добавил Чейз.

У Питта был такой вид, словно он не слышал всего этого разговора. Внезапно он повернулся к Маджи.

— Далеко ли отсюда до Олбани?

— Около двадцати пяти миль. Почему вы спрашиваете?

— В последний раз «Манхеттен лимитед» видели, когда он вышел со станции Олбани.

— Но ведь вы, на самом деле, не верите…

— Люди верят в то, во что хотят поверить, — сказал Питт. — Мифы, приведения, религия, сверхъестественное. По моему глубокому убеждению, этот материальный объект был просто перемещен на три четверти столетия в такое место, где никому не приходит в голову поискать его.

Маджи вздохнул.

— И какие же у вас планы?

У Питта был такой вид, словно этот вопрос удивил его.

— Собираюсь внимательно осмотреть каждый дюйм заброшенного железнодорожного полотна, начиная от этого места до Олбани, — мрачно сказал он, — до тех пор, пока не найду старую подъездную ветку, которая ведет в тупик.

72

В 11.15 вечера зазвонил телефон. Сандекер отложил книгу, которую читал в постели, и ответил:

— Сандекер.

— Снова Питт.

Адмирал заставил себя сесть и сосредоточиться на разговоре.

— Откуда звонишь на этот раз?

— Олбани. Кое-что стало проясняться.

— Еще одна проблема с проектом по подъему поезда?

— Я закрыл его.

Сандекер сделал глубокий вдох.

— Не возражаешь, если попрошу объяснить мне причины?

— Мы ищем не в том месте.

— О, Боже, — простонал он. — Это добьет меня. Проклятье. Сомнений нет никаких?

— Нет, у меня нет.

— Подожди.

Сандекер достал сигару из установки для увлажнения рядом с кроватью и раскурил ее. Хотя эмбарго на торговлю с Кубой сняли в 1985 году, он всё равно предпочитал более мягкий аромат сигар из Гондураса, листья которых были не так плотно свернуты, как в гаванских. Он всегда верил, что хорошая сигара может обеспечить порядок в мире. Затянулся, выпуская клубящееся облако дыма, и вернулся на линию.

— Дирк?

— Всё еще здесь.

— Что мне сказать президенту?

Воцарилось молчание. Затем Питт начал медленно и совершенно четко говорить:

— Скажите ему, что шансы повысились с миллиона к одному до тысячи к одному.

— Что-нибудь нашел?

— Я не говорил этого.

— Тогда над чем ты сейчас работаешь?

— Только интуитивное предчувствие.

— Что тебе нужно от меня? — спросил Сандекер.

— Пожалуйста, свяжитесь с Хейди Миллиган. Она остановилась в отеле «Гремерси парк» в Нью-Йорке. Попросите ее покопаться в старых железнодорожных архивах и найти любые карты, на которых показаны железнодорожные пути, боковые ответвления и тупики Северной железной дороги «Нью-Йорк — Квебек» на участке между Олбани и мостом Дьювилль-Гудзон за период, начиная с тысяча восемьсот восьмидесятого до тысяча девятьсот четырнадцатого года.

— Ладно. Позабочусь об этом. У тебя есть номер ее телефона?

— Вам придется достать его в справочном бюро.

Сандекер глубоко затянулся сигарой.

— Каковы перспективы на понедельник?

— Мрачные. С этими вещами нельзя спешить.

— Президенту необходим экземпляр договора.

— Зачем?

— А ты не знаешь?

— Мун отказался разговаривать на эту тему, когда я спросил его.

— Президент выступает перед палатой общин и сенатом канадского парламента. Мерсьер просветил меня сегодня утром. В связи с тем, что Квебек стал независимым, прибрежные морские провинции приобретают статус штата. Президент надеется уговорить присоединиться также и западные провинции. Вот здесь должен сыграть свою роль подписанный экземпляр Североамериканского договора. Не для принуждения и не для угрозы, а для того, чтобы устранить бюрократическую волокиту перехода и не допустить возражений или вмешательства со стороны Великобритании. Его речь с призывом к объединению Северной Америки состоится всего через пятьдесят восемь часов. Предпримешь что-нибудь?

— Да, — угрюмо сказал Питт. — Теперь понял. И пока вы занимаетесь этим, поблагодарите президента и его ближний круг за то, что просветили меня в последнюю минуту.

— Изменилось бы что-нибудь, если все было бы по-другому?

— Нет, думаю, нет.

— Как Хейди связаться с тобой?

— Я оставил «Де Сото» пришвартованным у бывшего моста, это командный пункт. Все звонки могут передаваться оттуда.

Больше говорить было не о чем. Поэтому Сандекер просто сказал:

— Удачи.

— Спасибо, — ответил Питт.

Связь прервалась.

Сандекер получил номер телефона отеля, где остановилась Хейди, менее чем за минуту. Он сразу же набрал его и ждал соединения.

— Добрый вечер, отель «Гремерси парк», — ответил сонный женский голос.

— Номер коммандера Миллиган, пожалуйста.

Пауза.

— Да, номер триста шестьдесят семь. Я позвоню.

— Алло, — ответил мужчина.

— Это номер коммандера Миллиган? — нетерпеливо спросил Сандекер.

— Нет, сэр, это помощник менеджера. Коммандера не будет весь вечер.

— Имеете хоть какое-нибудь представление о том, когда она вернется?

— Нет, сэр, она не останавливалась у стойки, когда уходила.

— У вас должна быть фотографическая память, — подозрительно сказал Сандекер.

— Сэр?

— Вы узнаете всех своих гостей, когда они проходят по вестибюлю?

— Если это очень привлекательные леди, ростом шесть футов и одна нога в гипсе, то узнаю.

— Понимаю.

— Могу передать ей сообщение?

Сандекер на минуту задумался.

— Никаких сообщений, я позвоню еще раз.

— Одну минуту, сэр. Думаю, что она появилась и вошла в лифт, пока мы разговаривали. Если останетесь на линии, я позвоню ей в комнату по коммутатору и соединю вас.

В комнате триста шестьдесят семь Брайан Шо положил телефонную трубку и прошел в ванную. Хейди лежала в ванне, покрытая пеной, ее загипсованная нога неуклюже торчала на краю ванны. На голове пластиковая шапочка, в руке пустой стакан.

— Венера, рожденная из пены морской, — засмеялся Шо. — Хотел бы иметь такую картину.

— Не могу дотянуться до шампанского, — сказала она, указывая на винную бутыль, вмещающую две кварты брюта «Таттигер» из коллекционных запасов, стоящую в ведерке со льдом на раковине. Он кивнул и наполнил ее стакан. Затем он вылил оставшееся охлажденное шампанское ей на грудь.

Она вскрикнула и хотела обрызгать его, но он, пригнувшись, нырнул в дверь.

— Я отомщу за это, — крикнула она.

— Перед тем, как объявишь войну, ответь на телефонный звонок.

— Кто это?

— Не спросил. Похоже, еще один грязный старик.

Он кивнул на настенный телефон между ванной и комодом.

— Можешь снять трубку. Я сделал удлинитель.

Как только ее голос послышался в трубке, Шо нажал на соединение и плотно приложил ухо к трубке. Сразу после того, как Хейди и Сандекер закончили разговор, он подождал, чтобы Хейди повесила трубку. Она не вешала ее.

«Умная девушка», — подумал он.

Не доверяет ему.

Через десять секунд он услышал, что она отсоединилась, когда положила трубку на рычаг. Теперь он набрал коммутатор отеля.

— Чем могу помочь вам?

— Не могли бы вы позвонить в номер триста шестьдесят семь через минуту и попросить Брайана Шо? Пожалуйста, не говорите, кто вы.

— Больше ничего?

— Когда ответит лично Шо, просто нажмите кнопку и отсоединитесь.

— Да, сэр.

Шо вернулся в ванную и заглянул в дверь.

— Перемирие?

Хейди взглянула на него и улыбнулась.

— А тебе понравилось бы, если я сделала бы с тобой то же самое?

— Ощущение было бы не таким. У меня другое сложение, чем у тебя.

— Теперь я вся пропахла шампанским.

— Звучит вкусно.

Зазвонил телефон в номере.

— Наверно, тебя, — небрежно сказал он.

Она дотянулась до трубки и ответила, затем передала трубку ему.

— Просят Брайана Шо. Возможно, ты захочешь поговорить в другой комнате.

— У меня секретов нет, — сказал он с хитрой усмешкой.

Он пробормотал что-то в трубку, которая уже была отсоединена от линии, затем повесил ее. На лице возникло раздраженное выражение.

— Проклятье, это из консульства. Нужно с кем-то встретиться.

— В такое время, среди ночи?

Он наклонился и поцеловал ей палец на ноге, торчащий из гипса.

— Наслаждайся в ожидании. Вернусь через два часа.

Куратор железнодорожного музея Лонг-Айленда был стареющим пенсионером-бухгалтером, который всю жизнь питал страсть к стальному коню. Он, зевая, прошел мимо реликвий, выставленных для осмотра, беспрестанно бранясь на то, что его внезапно разбудили среди ночи, чтобы открыть здание для агента ФБР.

Он подошел к старинной двери, на стекле которой был выгравирован лось, стоящий на горе и смотрящий вниз на локомотив со стальной трубой, выпускающий огромный шлейф дыма на крутом повороте. Он долго искал на кольце с множеством ключей нужный ему ключ. Найдя его, открыл замок, распахнул дверь и включил свет.

Он сделал паузу, выставил руку, загораживая проход и не пропуская Шо.

— Вы точно человек из ФБР?

Шо вздохнул на глупую формулировку вопроса и протянул наспех подделанное удостоверение в третий раз. Терпеливо ждал, пока куратор прочитает отличную печать.

— Уверяю вас, мистер Рейнхольд…

— Рейнгольд. Как пиво.

— Простите, но уверяю, что бюро не стало бы беспокоить вас, если дело не было бы таким срочным.

Рейнгольд посмотрел на него.

— Можете объяснить мне, с чем всё это связано?

— Боюсь, что нет.

— Скандал Амтрек. Клянусь, вы расследуете скандал Амтрек.

— Не могу сказать.

— Может быть, ограбление поезда? Наверное, очень конфиденциально. Я не видел никакого упоминания в шестичасовых новостях.

— Можно попросить вас поскорее закончить со всем этим, — нетерпеливо сказал Шо. — Очень тороплюсь.

— Ладно, просто спрашиваю, — сказал расстроенный Рейнгольд.

Он провел его вниз в проход, стены которого были уставлены высокими полками, забитыми объемистыми томами по железнодорожным делам, большинство из них давно устарело. Остановился в конце около одного из книжных шкафов, в котором хранились большие портфели, посмотрел через нижние линзы своих бифокальных очков и вслух прочитал названия.

— Итак, посмотрим, планы железнодорожных путей. Ага, вот где это, Северная дорога «Нью-Йорк — Квебек».

Принес портфель на стол и развязал завязки на футляре.

— В свое время знаменитая железная дорога. Длина железнодорожного полотна более двух тысяч миль. Крушение поезда «Манхеттен лимитед». Интересуетесь каким-нибудь определенным участком?

— Смогу сам найти его, спасибо, — сказал Шо.

— Не хотите ли чашечку кофе? Могу приготовить вверху, в офисе. Займет всего пару минут.

— Вы цивилизованный человек, мистер Рейнгольд. Кофе — это прекрасно.

Рейнгольд кивнул и пошел обратно по коридору. Во время пути останавливался и оглядывался, пока не дошел до самых дверей. Шо сидел за столом, изучая выцветшие старые карты.

Когда он вернулся с кофе, портфель быть аккуратно завязан и поставлен в свою нишу на полке.

— Мистер Шо?

Ответа не было. Библиотека была пуста.

73

Питт почувствовал воодушевление и решительность, даже опьянение успехом.

Глубокое ощущение знания того, что он открыл дверь, которую в течение целых поколений никто даже и не заметил, действовало на него как стимулирующее средство. С оптимизмом, которого раньше не чувствовал, на небольшом пустующем пастбище он ждал, когда двухмоторный реактивный самолет пойдет на посадку.

При обычной процедуре приземления это было бы невозможно: поле было усеяно старыми пнями деревьев и изрезано пересохшими канавами. Самый большой плоский участок имел не более пятидесяти футов в длину и заканчивался каменной стеной, покрытой мхом. Питт думал, что прилетит вертолет, и уже стал беспокоиться, не случилось ли что-нибудь непредвиденное.

Затем он зачарованно наблюдал, как крылья и двигатели начали медленно поворачиваться, а фюзеляж и хвост сохраняли горизонтальное положение. Когда угол поворота составил девяносто градусов, самолет прекратил поступательное движение вперед и начал медленно опускаться на неровную землю.

Вскоре после того, как шасси коснулись травы, Питт подошел к кабине и открыл дверь. Мальчишеское лицо в веснушках расплылось в радостной улыбке.

— Доброе утро. Ты Питт?

— Так и есть.

— Поднимайся.

Питт поднялся, закрыл дверь и сел на место второго пилота.

— Это «ВВИП», не так ли?

— Да, — ответил пилот. — Вертикальный взлет и посадка, сделан в Италии, «Синлетти-440». Хороший небольшой летательный аппарат, правда, временами слишком капризный. Но я напеваю ему Верди, и он становится послушным в моих руках.

— Ты не летаешь на вертолете?

— Слишком много вибрации. К тому же вертикальное фотографирование получается лучше с высокоскоростного самолета.

Он сделал паузу.

— Между прочим, меня зовут Джек Вестлер.

Он не предложил руки для рукопожатия. Вместо этого он передвинул ручки управления до упора, и машина начала подниматься в воздух.

— С какого участка надо сделать фотокарты? — спросил Вестлер.

— С участка старого железнодорожного полотна вдоль западного берега Гудзона до Олбани.

— Это немного левее.

— Тебе знакомы эти места?

— Прожил всю свою жизнь в долине реки Гудзон. Ты слышал когда-нибудь о поезде-призраке?

— Избавь меня, — сказал Питт усталым голосом.

— О, хорошо. — Пилот переменил тему. — С какого места начнем снимать фильм?

— С участка Маджи.

Питт осмотрел заднюю часть кабины. Там не было оборудования.

— Говоришь о фильме. А где же камера и оператор?

— Ты хочешь сказать — камеры? Мы пользуемся двумя, их объективы установлены под разным углом для создания бинокулярного эффекта. Они смонтированы на подставках под фюзеляжем. Управляю ими отсюда, из кабины.

— На какой высоте полетим?

— Зависит от фокусных линз. Высота вычисляется математически и оптически. Мы полетим на высоте десять тысяч футов.

Вид на долину сверху был потрясающим. Красочный ландшафт простирался до самого горизонта, поблескивая свежей зеленью. С высоты пять тысяч футов река была похожа на огромного питона, ползущего между холмами, низкие острова, разбросанные кое-где по руслу, были подобны камушкам для перехода через небольшой ручей. Это была страна виноградников и садов.

Когда на альтиметре было десять тысяч, Вестлер слегка развернул машину на запад от севера. Внизу показался «Де Сото», похожий на модель на диораме.

— Камеры заработали, — объявил Вестлер.

— Ты говоришь так, будто снимаешь кинофильм, — сказал Питт.

— Почти. Каждый снятый кадр налагается на последующий кадр приблизительно на шестьдесятпроцентов. Каждый отдельный объект снимается два раза под немного другими углами при различном освещении. Можно разглядеть то, что нельзя увидеть, находясь на уровне земли, например, любые следы человеческого вмешательства в возрасте до тысячи лет.

Питт совершенно отчетливо видел нитку железнодорожного полотна, которая внезапно обрывалась и исчезала в поле люцерны. Питт показал вниз.

— Предположим, заданный объект совершенно исчез?

Вестлер посмотрел через лобовое стекло и кивнул.

— Понял, как раз этот случай. Если землю на интересующем участке используют для сельского хозяйства, растительность на таком участке будет иметь окраску, которая слегка отличается от окраски растений на девственных участках, что объясняется присутствием элементов, которых нет в природном составе почвы. Человеческий глаз может не воспринимать это различие, но оптика камер и более глубокие тона красок в фильме подчеркивают эти особенности почвы и растительности, делая их более заметными, чем они есть на самом деле.

Питту показалось, что буквально в тот же миг они подлетали уже к окрестностям столицы штата Нью-Йорк. Он смотрел вниз на океанские грузовые суда, стоящие в доках порта Олбани. Акры железнодорожных веток веером расходились от складов по всем направлениям, подобно паутине, сплетенной гигантским пауком. Здесь старое железнодорожное полотно исчезало окончательно под тяжелой поступью современных достижений.

— Давай сделаем еще заход, — сказал Питт.

— Пройдем вокруг, — подтвердил Вестлер.

Еще пять раз они летали над исчезающей железной дорогой, но едва заметная, разрушающаяся железнодорожная ветка, проходящая по сельской местности, оставалась по-прежнему сплошной линией, не разделяемой никакими видимыми ответвлениями.

Если камера не выявит то, что не способен обнаружить он, то единственной надеждой найти «Манхеттен лимитед» остается Хейди Миллиган.

Из железнодорожного музея пропали карты. У Хейди не возникало сомнений относительно того, кто выкрал их.

Той ночью Шо вернулся в отель поздно, они болтали и занимались любовью до самого утра. Но когда она проснулась, его не было. Слишком поздно она поняла, что Шо подслушал ее разговор с адмиралом Сандекером.

Во время секса она часто вспоминала о Питте. С ним было всё по-другому. Стиль Питта был всепоглощающим и неукротимым, он заставлял ее отвечать с такой же неукротимой энергией. Время, проведенное в постели с ним, было соревнованием, состязанием, в котором она никогда не одерживала победу. Питт топил ее, оставляя плавать в тумане опустошающего поражения. Её независимое эго было загнано глубоко внутрь, разум отказывался воспринимать его превосходство, но тело жаждало этого с греховной покорностью.

Акт с Шо был нежным, даже почтительным, она вполне контролировала свои ответные чувства. Вместе они подпитывали друг друга; врозь становились похожими на гладиаторов, кружащих вокруг друг друга, ища незащищенное место для нанесения сокрушительного удара. Питт всегда оставлял ее с ощущением полного опустошения, с чувством, что ее использовали. Шо тоже использовал ее, но для другой цели, и, как ни странно, это, казалось, не имело никакого значения. Она с нетерпением ждала возвращения к нему.

Она глубже устроилась на стуле в зале библиотеки музея и закрыла глаза. Но ведь были и другие источники данных о железных дорогах, другие архивы, частные коллекции или исторические общества. Шо было известно, что у нее нет времени на длительные путешествия для их поисков. Поэтому сейчас ей следовало подумать о другой методике проведения исследований. И Шо даже предположить не мог, не мог предусмотреть в своём извращенном разуме, что ее не удалось загнать в угол.

— Ладно, мистер разумный осёл, — пробормотала она безмолвным книжным полкам, — вот куда ты загнал себя.

Она позвала зевающего куратора, который до сих пор ворчал на не считающихся с остальными людьми агентов ФБР.

— Мне хотелось бы посмотреть старые диспетчерские записи и журналы регистрации.

Он радушно кивнул.

— Мы находим по каталогу старые диспетчерские материалы. Конечно, наш комплект не полный. Материалы слишком громоздки для хранения. Просто скажите, что вам требуется, я с радостью найду всё это.

Хейди сказала ему, и ко времени ленча у нее было всё, что она искала.

74

Хейди спустилась с трапа самолета в аэропорту Олбани в четыре часа дня. Ее встречал Джиордино. Она наотрез отказалась от кресла-каталки и настояла на том, что доберется до машины на своих костылях.

— Как продвигаются дела? — спросила она, когда Эл уже перестроился в ряду движения и повернул на юг.

— Пока плохо. Питт изучал аэрофотоснимки, когда я уходил с судна. Нигде нет и следов ответвлений железной дороги.

— Думаю, мне удалось кое-что найти.

— Может быть, нам наконец-то хоть чуть-чуть повезет для разнообразия, — пробормотал Джиордино.

— Не слышу никакого энтузиазма.

— Меня давно заставили забыть о приверженности традициям школы.

— Всё так плохо?

— Суди сама. Президент выступает с обращением к канадскому парламенту завтра днем. Дело дрянь. Как бы мы ни старались, но к этому времени вряд ли сможем предоставить договор, даже если такой существует, в чем я глубоко сомневаюсь.

— А что думает Питт? — спросила она. — О том, что поезд находится где угодно, но не дне реки, полагаю?

— Он убежден, что поезд так и не доехал до моста.

— А что считаешь ты?

Эл безучастно смотрел на дорогу. Затем улыбнулся:

— Я полагаю, что с Питтом спорить бесполезно.

— Почему? Только из-за того, что он упрямец?

— Нет, — ответил Джиордино. — Потому что он, как правило, не ошибается.

Целыми часами Питт разглядывал через лупу увеличенные аэрофотоснимки, его разум пытался представить детали в трех измерениях.

Зигзагообразные ограждения, разделяющие пастбища и лесные массивы, автомобили и дома, желто-красный аэростат, наполненный теплым воздухом, яркое пятно на зеленом фоне ландшафта — всё было видно с потрясающей четкостью. Даже появляющиеся иногда шпалы можно было различить на поросшем травой железнодорожном полотне.

Раз за разом он прослеживал почти как стрела прямую линию между разрушенным мостом и предместьями индустриального района Олбани, его глаза пытались уловить самую незначительную деталь, самый незначительный намек на заброшенное ответвление железной дороги.

Секрет не поддавался разгадке.

Наконец он сдался и откинулся на спинку стула, давая отдых глазам, когда в каюту «Де Сото» вошли Хейди и Джиордино. Питт устало встал и обнял ее.

— Как нога? — спросил он.

— Лучше, спасибо, поправляется.

Они помогли ей сесть в кресло. Джиордино взял костыли и прислонил к переборке. Затем поставил ее портфель рядом с собой на пол.

— Эл сказал мне, что ты старался напрасно, — сказала она.

Питт кивнул.

— Похоже на то.

— У меня еще плохие новости для тебя.

Он ничего не ответил, ожидая.

— Брайан Шо всё знает, — просто сказала она.

Питт прочитал в ее глазах смущение.

— Всё охватывает огромное пространство.

Она покачала головой, чувствуя себя совершенно несчастной.

— Он выкрал карты старой железнодорожной линии из музея, отнимая у меня шанс изучить их.

— Сделай что-нибудь, чтобы он не понял их ценности.

— Думаю, он догадался, — тихо сказала Хейди.

Питт задумчиво сидел, отвергая всякую попытку подвергать Хейди перекрестному допросу. Зло уже причинено. Каким образом Шо догадался наложить руки на ключ к загадке, больше не имело значения. Невероятно, но он почувствовал ядовитое жало ревности. И не мог не задать себе вопрос, что Хейди нашла в этом совсем старом мужчине.

— Значит, он уже в этом районе.

— Возможно, бродит по сельской местности, ищет, — добавил Джиордино.

Питт посмотрел на Хейди.

— Карты ни о чем не скажут ему, окажутся совершенно бесполезными. На аэрофотоснимках нет ничего, что напоминало бы ответвление от главной дороги или тупик.

Она взяла портфель, поставила его себе на колени и открыла замки.

— Но там был тупик, — сказала она. — Он находился в железнодорожном узле Мондрагон-Хук.

Внезапно атмосфера каюты для карт накалилась.

Питт спросил:

— Где это?

— Не могу точно показать, не имея старой карты.

Джиордино быстро просмотрел несколько топографических карт местности.

— Здесь ничего нет, но эти съемки восходят к тысяча девятьсот шестьдесят пятому году.

— Как тебе удалось обнаружить этот Мондрагон-Хук? — спросил Питт.

— Путем элементарного рассуждения, — пожала плечами Хейди. — Просто задала себе вопрос, где я спрятала бы локомотив и семь пульмановских вагонов так, чтобы их никто не смог найти в течение всей жизни. Единственный ответ: под землей. Поэтому стала искать старые материалы и проверила диспетчерские записи, сделанные в Олбани до тысяча девятьсот четырнадцатого года. Попала в точку и нашла восемь различных грузовых поездов, которые состояли из вагонов для руды и были загружены известняком.

— Известняком?

— Да, груз отправлялся из железнодорожного узла, называемого Мондрагон-Хук, и был предназначен для цементного завода в Нью-Джерси.

— Когда?

— В тысяча восемьсот девяностых годах.

У Джиордино был скептический вид.

— Этот Мондрагон-Хук мог находиться в сотнях миль отсюда.

— Он должен быть ниже Олбани.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— В записях не говорится о том, что вагоны для перевозки руды, груженные известняком, проходили через Олбани. Но я наткнулась на упоминание о них в диспетчерском журнале железнодорожной сортировочной станции Джермантауна, где менялись локомотивы.

— Джермантаун, — сказал Питт. — Это в пятнадцати милях вниз по течению реки.

— Мой следующий шаг заключался в изучении геологических карт, — продолжала Хейди.

Сделала паузу и вытащила одну карту из своего портфеля, разворачивая ее на столе.

— Единственный известняковый карьер между Олбани и Джермантауном находится здесь.

Сделала отметку карандашом на карте.

— Приблизительно в девяти милях севернее моста Дьювилль-Гудзон, западнее на три четверти мили.

Питт поднес лупу к глазам и начал просматривать аэрофотоснимки.

— Здесь, восточнее площадки, где был карьер, находится молочная ферма. Дом и двор с амбаром стоят на месте железнодорожного узла.

— Да, вижу, — взволнованно сказала Хейди. — Есть мощеная дорога, ведущая к автостраде штата Нью-Йорк.

— Ничего нет удивительного, что ты потерял железную дорогу, — сказал Джиордино. — Страна покрыла ее асфальтом.

— Если посмотреть более внимательно, — сказал Питт, — то можно узнать участок старого железнодорожного балласта на кривой от дороги, протяженностью сто ярдов, который заканчивается у подножья крутого холма, или горы, как называют его местные жители.

Хейди тоже посмотрела в бинокль.

— Удивительно, насколько всё становится ясным, когда знаешь, что нужно искать.

— Тебе удалось найти какую-нибудь информацию о карьере? — спросил её Джиордино.

— Это было легко, — кивнула Хейди. — Собственность и интересующий нас участок дороги принадлежали компании «Форбс экскавейшн», которая разрабатывала карьер, начиная с тысяча восемьсот восемьдесят второго до тысяча девятьсот десятого года, когда им встретились подземные воды. Все работы были остановлены, землю продали соседним фермерам.

— Ненавижу быть человеком, расхолаживающим других, — сказал Джиордино. — Но допустим, что карьер был открытым котлованом?

Хейди бросила на него внимательный взгляд.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Если компания «Форбс» не разрабатывала бы известняк внутри горы, то спрятать поезд было бы негде.

Она вновь внимательно изучила снимок.

— Слишком много растительности, чтобы можно было сказать наверняка, но терраса кажется целой, ненарушенной.

— Думаю, нам нужно это выяснить на месте, — сказал Питт.

— Хорошо, — согласился Джиордино. — Я отвезу вас.

— Нет, я пойду один. А ты тем временем позвони Муну и обеспечь, чтобы сюда прислали еще людей, лучше всего — взвод морских пехотинцев на тот случай, если Шо вызовет подкрепление. И передай ему, чтобы прислал хорошего горного инженера. Поищи старожилов в этой местности, которые могут помнить какие-нибудь странные дела в карьере.

Хейди, если чувствуешь себя достаточно хорошо, вытащи из постели местных издателей и покопайся в старых газетах, поищи сообщения относительно разрушения моста Дьювилль-Гудзон. Когда я осмотрю карьер, то смогу лучше разобраться в состоянии наших дел.

— Осталось совсем мало времени, — мрачно сказал Джиордино. — Президент выступает с речью через девятнадцать часов.

— Мне не нужно напоминать.

Питт взял свое пальто.

— Сейчас нам прежде всего нужно проникнуть внутрь горы.

75

Солнце село, его сменил месяц. Вечерний воздух был свежим и морозным. Шо, устроившись на выгодной позиции над входом в старый карьер, видел огни деревень и ферм, находящихся на расстоянии многих миль. «Прекрасная и красочная земля», — лениво подумал он.

В полном безмолвии сельской местности раздался гул самолета с поршневым двигателем. Шо повернулся и посмотрел на небо, но ничего не увидел. Самолет летел без навигационных огней. Судя по гулу, он решил, что самолет кружит на высоте всего нескольких сотен футов над холмом. То и дело что-то закрывало свет звезд, Шо знал, что это парашютисты.

Через пятнадцать минут из-за деревьев внизу появились две тени и начали подниматься к нему. Первым шел Бертон-Ангус, за ним двигался человек мощного телосложения. В темноте он напоминал каменную глыбу. Это был Эрик Колдуэйлер, бывший управляющий угольной шахтой в Уэльсе.

— Как всё прошло? — спросил Шо.

— Отличный прыжок, сказал бы я, — ответил Бертон-Ангус. — Практически они приземлились на вершине, где был мой сигнальный свет. Командует лейтенант Маклин.

Шо пренебрег одним из основных правил скрытных ночных операций и закурил сигарету. Американцы всё равно очень скоро узнают об их присутствии.

— Вы нашли вход в карьер?

— Можете забыть о нем, — сказал Колдуэйлер. — Сползла половина склона холма.

— Он похоронен?

— Ну да, и намного глубже, чем погреб с виски у старого шотландца.

Шо сказал:

— Есть ли хоть какой-нибудь шанс пробраться через него?

Колдуэйлер отрицательно покачал головой.

— Даже если у нас был бы гигантский драглайн, канатный скребковый экскаватор, то и тогда мы говорили бы о двух или трех днях.

— Плохо. Американцы могут появиться в любую минуту.

— Можем найти вход через порталы, — сказал Колдуэйлер, раскуривая трубку, сделанную из древесины корня верескового дерева. — Если, конечно, мы найдем их в темноте.

Шо взглянул на него.

— Какие порталы?

— Для любой интенсивно разрабатываемой шахты необходимы два дополнительных отверстия: запасной выход на случай завала главного входа и вентиляционная шахта.

— Откуда начнем поиски? — нетерпеливо спросил Шо.

Колдуэйлер и не собирался спешить.

— Ну, давайте посмотрим. Думаю, что шахта представляла собой штольню, туннель в склоне холма, где на поверхность выходят породы. От этого места шахта, вероятно, проходит по пласту известняка. При этом запасной выход должен располагаться где-нибудь около подножия холма. Вентиляционный ствол — где-то выше на север.

— Почему на север?

— Преобладающие ветры. Упрощает вентиляцию.

— Значит, вентиляционный ствол потом, — сказал Шо. — Он должен быть надежнее скрыт в лесистом склоне холма и менее заметен, чем запасный портал внизу.

— Опять сафари с подъемом в гору, — пожаловался Бертон-Ангус.

— Тебе только на пользу, — сказал Шо, улыбаясь. — Избавься от лишнего веса, набранного в изысканных буфетах на приемах в посольстве.

Он пяткой растоптал сигарету.

— Пойду и встречу наших помощников.

Шо повернулся и исчез в густых зарослях недалеко от подножья холма приблизительно в тридцати метрах от старого железнодорожного тупика. Он споткнулся о корень на краю ложбины и упал, вытянув руки, чтобы смягчить удар. Но вместо этого покатился по склону, покрытому ковром сорной травы, и приземлился спиной на слой гравия.

Задыхаясь, Шо лежал там, когда над ним неожиданно материализовалась фигура, силуэт которой был четко виден на фоне звезд. В следующее мгновенье ему ко лбу было приставлено дуло винтовки.

— Хотел бы надеяться, что вы мистер Шо, — сказал вежливый голос.

— Да, я Шо, — нашел в себе силы произнести Шо скрипучим голосом.

— Я очень рад.

Ствол был убран.

— Позвольте мне помочь вам подняться, сэр.

— Лейтенант Маклин?

— Нет, сэр, сержант Бентли.

На Бентли был военный маскировочный ночной халат, брюки заправлены в сапоги в стиле парашютно-десантных войск. На голове черный берет, руки и ноги цвета чернил. В одной руке он держал сетчатую стальную каску.

Из темноты появился еще один человек.

— Проблема, сержант?

— Мистер Шо споткнулся и упал.

— Вы Маклин? — спросил Шо, восстановив дыхание.

В темноте ярко блеснул ряд белых зубов.

— Разве не узнаете?

— Под этим негритянским гримом вы все мне кажетесь на одно лицо.

— Сожалею, сэр.

— Вы сосчитали своих людей?

— Все четырнадцать, живы и здоровы. Это кое-что для прыжка в темноте.

— Мне нужно, чтобы вы поискали портал в холме. Любые признаки входа или понижения в земле. Начните с подножия холма и идите к вершине по северному склону.

Маклин повернулся к Бентли.

— Сержант, соберите людей и постройте их шеренгой на расстоянии десяти футов друг от друга.

— Да, сэр.

Бентли сделал четыре шага и растворился в зарослях.

— Хотел бы спросить, — лениво сказал Маклин.

— Что? — спросил Шо.

— Американцы. Как они отреагируют, когда обнаружат вооруженный десант английских морских пехотинцев в штате Нью-Йорк?

— Трудно сказать. Но у американцев хорошее чувство юмора.

— Они не будут смеяться, если мы подстрелим нескольких из них.

— Когда это было в последний раз? — задумчиво пробормотал Шо.

— Вы хотите спросить, когда тяжеловооруженные всадники вторглись в Соединенные Штаты?

— Что-то в этом роде.

— Полагаю, в тысяча восемьсот четырнадцатом, когда сэр Эдвард Паркенхем атаковал Новый Орлеан.

— Мы потеряли его.

— Янки рассвирепели, потому что мы сожгли Вашингтон.

Внезапно они оба напряглись. Послышался шум двигателя автомобиля. Затем свет двух фар свернул с ближней дороги на заброшенный железнодорожный тупик. Шо и Маклин автоматически бросились на землю и напряженно всматривались через траву, растущую по краю лощины.

Они наблюдали, как машина подпрыгивала на неровной поверхности и затем остановилась там, где железнодорожное полотно исчезало под склоном холма. Двигатель затих, из машины вышел человек и встал перед фарами.

Шо спрашивал себя, что он должен сделать, когда вновь встретится с Питтом. Убить его? Тихая команда Маклину, даже просто сигнал рукой, и Питт рухнет на землю от ударов ножей, нанесенных солдатами, специально обученными искусству бесшумного убийства.

Питт продолжал стоять в течение одной долгой минуты, пристально глядя на холм, словно бросая ему вызов. Поднял камень и бросил его в темноту склона. Затем повернулся и вернулся за руль. Двигатель ожил, и машина развернулась.

Только когда задние огни превратились в туманные красные пятна, Шо и Маклин поднялись на ноги.

— В какой-то момент думал, что прикажете мне прирезать бродягу, — сказал Маклин.

— Такая мысль приходила мне в голову, — ответил Шо. — Нет смысла тревожить осиное гнездо. С наступлением дня атмосфера будет накаляться.

— Как вы думаете, кто это был?

— Это, — медленно сказал Шо, — был враг.

76

Приятно, что удалось найти момент, когда они могли побыть вдвоем. Даниэла великолепно выглядела в обеденном платье из шелкового набивного шифона зеленых тонов с декольте на спине. Волосы, причесанные на прямой пробор, с одной стороны украшены позолоченными цветами. На шее золотое спиральное колье. Свет свечей поблескивал, отражаясь у нее в глазах, когда она бросала взгляд через стол.

Как только служанка убрала посуду, Сарве наклонился и нежно поцеловал ей руку.

— Ты должна уйти?

— Боюсь, что да, — сказала она, наливая ему бренди. — Готов мой новый осенний гардероб у Вивонн, последняя примерка назначена на завтрашнее утро.

— Почему ты всегда летаешь в Квебек? Разве ты не можешь найти портних в Оттаве?

Даниэла, усмехнувшись, пригладила волосы.

— Потому что предпочитаю модельеров Квебека портнихам Оттавы.

— Нам, кажется, никогда не удается остаться наедине даже на короткое время.

— Ты всегда занят поездками по стране.

— Против этого ничего не могу возразить. Хотя если мне и удается выбрать время для тебя, ты всегда куда-то спешишь.

— Я жена премьер-министра, — рассмеялась она. — Не могу повернуться спиной к обязанностям, возложенным на меня.

— Не уходи, — сказал он монотонным голосом.

— Уверена, что ты хочешь, чтобы я хорошо выглядела при выполнении наших общественных обязанностей, — недовольно ответила она.

— Где остановишься?

— Где всегда, если предполагаю остаться на ночь в Квебеке, в городской квартире у Нэнси Соулт.

— Будет лучше, если вечером ты вернешься домой.

— Ничего не случится, Шарль, — она наклонилась и равнодушно поцеловала его в щеку. — Вернусь завтра днем. Тогда и поговорим.

— Я люблю тебя, Даниэла, — спокойно сказал он. — Самое заветное мое желание — состариться рядом с тобой. Хочу, чтобы ты знала это.

Стук двери, захлопнувшейся за ней, был единственным ответом.

Городская квартира была оформлена на имя Нэнси Соулт, но сама Нэнси не знала об этом.

Автор романов-бестселлеров, уроженка Канады, Нэнси жила в Ирландии, чтобы избежать ошеломляющих налогов, вызванных инфляцией. Она редко навещала родственников и друзей в Ванкувере и уже более двадцати лет не появлялась в Квебеке.

Как только официальная машина привезла Даниэлу в городскую квартиру и у ворот на посту появился полицейский, она начала ходить из комнаты в комнату, хлопая дверями, спустила воду в туалете, включила радио.

Утвердив свое присутствие, она прошла в кладовку, и, раздвинув одежду, оказалась перед дверью к редко используемой лестничной клетке, ведущей в соседнее здание.

Поспешила вниз по ступеням во внутренний гараж для одной машины, который выходил на задний проезд. Анри Вийон пунктуально ждал ее в своем «мерседесе». Он протянул руки и обнял ее, когда она наклонилась, чтобы сесть на переднее сиденье.

Даниэла расслабилась, чтобы автоматически ответить на поцелуй. Но проявление чувств было слишком мимолетным. Он отодвинулся от нее, принимая деловой вид.

— Думаю, что это важно, — сказал он. — Становится всё труднее оторваться.

— Это говорит человек, который так безответственно занимался со мной любовью в особняке премьер-министра?

— В то время я не готовился к выборам на пост президента Квебека.

Она отодвинулась на своем сиденье в машине и вздохнула. Даниэла почувствовала, что исчезало волнение, угасала страсть их тайных встреч. Иллюзия, которую можно было бы разрушить, отсутствовала. Она никогда не обманывала себя надеждой на то, что эти особые отношения могут продолжаться бесконечно. Сейчас оставалось лишь поглубже спрятать боль и остаться добрыми, если не близкими, друзьями.

— Пойдем куда-нибудь? — сказал он, нарушая ее задумчивость.

— Нет, просто покатаемся вокруг.

Он нажал на кнопку электрического замка двери гаража и задом выехал в проезд. Движение на дороге к реке не было оживленным. Он встал в небольшую очередь машин, ожидающих погрузки на борт парома, направляющегося на восточный берег.

Пока он въезжал на сходни и ставил автомобиль на носу парома, откуда можно любоваться огнями, отражающимися в реке, они не проронили ни слова.

— Приближается кризис, — наконец сказала она.

— Это касается тебя и меня или Квебека?

— Всех вместе.

— Ты рисуешь довольно мрачную картину.

— Это я и имела в виду, — сказала она и сделала паузу. — Шарль собирается уйти в отставку с поста премьер-министра Канады и баллотироваться на пост президента Квебека.

Он повернулся и пристально посмотрел на нее.

— Повтори это еще раз.

— Мой муж собирается выставить свою кандидатуру на пост президента Квебека.

От раздражения Вийон отрицательно покачал головой.

— Не могу поверить, что он пойдет на это. Это самая нелепейшая вещь из всех, о которых мне когда-либо приходилось слышать. Зачем? Нет никакой причины или повода для такого глупейшего решения.

— Полагаю, что это вызвано злостью.

— Он ненавидит меня до такой степени?

Она опустила глаза.

— Думаю, что он подозревает о нашей связи. Возможно, даже знает. Наверно, хочет отомстить.

— Шарль? Вряд ли. Он не подвержен детским реакциям.

— Я всегда была так осторожна. Вероятно, он следил за мной. Как еще он мог что-либо понять?

Вийон наклонил голову назад и рассмеялся.

— Потому что я был настолько добр, что рассказал ему.

— Ты не мог! — вырвалось у нее.

— К черту эту привередливую гадину. Пусть он мучается от жалости к самому себе, меня это ни капли не беспокоит. Этот гнусавый негодяй не может выиграть на выборах, как бы ему этого ни хотелось. У Шарля Сарве мало друзей среди жителей Квебека. Основная поддержка будет оказана мне.

Паромный док находился уже всего в сотне метров от них, когда из пятой машины за седаном Вийона вышел мужчина и присоединился к пассажирам, возвращающимся на парковочную палубу после того, как они ходили полюбоваться открывшимися видами.

Через заднее окно он увидел два профиля, приглушенные голоса были слышны через поднятые окна.

Он небрежно прошел вдоль «мерседеса», открыл заднюю дверь, словно машина принадлежала ему, и сел на заднее сиденье.

— Мадам Сарве, месье Вийон, добрый вечер.

Даниэла и Вийон пришли в полное замешательство, плавно переходящее в неверие, а затем в страх, когда они увидели револьвер сорок четвертого калибра, медленно приставляемый то к одной, то к другой голове.

Причина для удивления была весомой.

У Вийона возникло ощущение, что он смотрит в зеркало.

Человек на заднем сиденье был его точной копией, двойником, клоном. Он четко видел все особенности лица в свете прожекторов причального дока, лучи которого проходили через лобовое стекло.

Даниэла лишь слабо застонала, но могла бы истерически закричать, если бы рядом с ее щекой не размахивали револьвером.

Кровь прихлынула к ее обычно безупречной коже, Даниэла судорожно дышала, хватая воздух ртом.

— Легко могу ударить женщину, не испытывая никаких угрызений совести, поэтому, пожалуйста, пожалейте себя и не оказывайте сопротивления.

Голос был точной имитацией голоса Вийона.

— Кто ты? — требовательно спросил Анри. — Чего ты хочешь?

— Польщен, что оригинал не может определить фальшивку.

Теперь в голосе появились новые оттенки интонации, такие, по которым Вийон с ужасом сразу узнал его.

— Я Фосс Глай, и я намерен убить вас обоих.

77

Начал моросить дождь, и Вийон включил дворники. Дуло пистолета было прижато к задней части шеи, давление ни на минуту не ослабевало после того, как они покинули паром.

Даниэла сидела рядом с ним, прижимая носовой платок, пропитанный кровью, к своему лицу. Каждые несколько минут из горла вырывались странные звуки. Она онемела от смертельного испуга.

Все вопросы и мольбы тонули в ледяном молчании. Глай открывал рот только для того, чтобы указать направление движения. Сейчас они проезжали по сельской местности, в которой виднелись только отдельные огни фермерских домов. Вийон не перечил, а выполнял всё, что ему велели. Он мог только надеяться и ждать возможности сделать что-нибудь, каким-то образом привлечь внимание проезжающих автомобилистов или, если повезет, дежурного полицейского.

— Тормози, — приказал Глай, — слева грунтовая дорога. Поверни.

Вийон, охваченный ужасом, свернул с магистрали. Дорогу недавно привели в порядок, по ней мог проезжать даже тяжелый транспорт.

— Я думал, что ты погиб, — сказал Вийон, пытаясь получить ответ.

Глай молчал.

— Агент британской разведки Брайан Шо говорил, что ты врезался на глиссере в борт японского грузового судна.

— Разве он не сказал, что мое тело так и не нашли?

Наконец-то удалось заставить Глая заговорить. Это было началом.

— Да, был взрыв.

— Я бросил руль, поставил на полный вперед и прыгнул за добрых пять миль до столкновения. Я знал, что лодка обязательно врежется в какое-нибудь судно.

— Зачем ты загримировался под меня?

— Разве непонятно? После того, как ты умрешь, я собираюсь занять твое место. Я, а не ты буду новым президентом Квебека.

Прошло пять секунд, пока потрясающая новость дошла до разума Вийона.

— Но это безумие!

— Безумие? Да нет же. Совсем наоборот.

— У тебя ничего не получится с твоими сумасшедшими планами.

— Как бы не так! Уже получилось, — голос Глая был спокойным, он стал разговорчивым. — Как, ты думаешь, я прошел через входную дверь Жюля Гуэррьера мимо телохранителя и убил его? Я сидел за твоим письменным столом, встречался с множеством твоих друзей, обсуждал политические разногласия с Шарлем Сарве, появился в зале палаты общин. Да что говорить, черт возьми, я спал с твоей женой и с твоей любовницей вот здесь, на переднем сиденье.

Вийон был потрясен.

— Неправда… Только не с моей женой.

— Да, Анри, это правда. Могу даже описать ее анатомию, начиная с…

— Нет! — закричал Вийон.

Он резко нажал на тормоза и повернул руль вправо до упора.

Но удача повернулась спиной к Вийону. Шины не затормозили на влажной земле, не последовала та жуткая реакция, которую он ожидал, ничего подобного не произошло. Не возникла центробежная сила, которая могла бы подхватить тела, дико бросая и сминая их. Вместо этого машина медленно и плавно закружилась на месте.

Сохраняя равновесие, Глай спустил курок.

Пуля задела ключицу Вийона и пробила лобовое стекло.

Изо рта Даниэлы вырвался отчаянный крик, замирающий в рыданиях от ужаса.

Машина постепенно мягко остановилась в мокрой траве рядом с дорогой. Руки Вийона разжались и отпустили руль. Он откинул голову на спинку сиденья, зажимая рану руками и сжав зубы от боли.

Глай вышел из машины и открыл дверь со стороны водителя. Грубо толкнул Вийона к Даниэле и сел за руль.

— Сейчас выведу ее отсюда, — злобно сказал он.

Приставил дуло пистолета Вийону в бок.

— Не вздумай сделать подобное еще раз.

Даниэле показалось, что снесена половина верхней части плеча Вийона. Она отвернулась, и ее вырвало на панель двери.

Глай развернул машину и вернулся на дорогу. В свете фар на расстоянии полумили появился огромный желтый бульдозер. Рядом с ним была вырыта канава глубиной десять и длиной пятьдесят футов. Вырытая земля была сложена на противоположной стороне. Когда Глай поехал мимо нее, Даниэла увидела, что по дну проходит бетонная труба большого диаметра.

Они проехали мимо безмолвного ряда грузовиков и машин для земляных работ. В офисе инженера, потрепанном старом домике-трейлере, было темно и пусто. Строительная дорожная бригада на ночь отправилась по домам.

Глай подъехал к месту, где дренажная канава была засыпана. Нажал на тормоза, определил угол наклона к трубе. Затем включил двигатель и въехал в канаву.

Передний бампер ударился о бетон, полетели искры. Задняя часть раскачивалась из стороны в сторону, пока машина полностью не остановилась.

Глай вытащил две пары наручников из кармана пальто. Одну пару застегнул на рулевой стойке и левой руке Вийона. Затем повторил процесс с другой парой наручников, надев их на Даниэлу.

— Что ты делаешь? — хриплым шепотом спросила Даниэла.

Фосс выдерживал паузу, пристально глядя на нее. Волосы цвета воронова крыла спутались, красивые черты лица перепачканы каплями крови. Глаза были глазами самки, парализованной ужасом.

На его лице появилась отвратительная ухмылка.

— Я застегнул их, чтобы вы могли остаться вместе навсегда.

— Нет причины убивать и ее, — простонал Вийон в агонии.

— Ради Бога, отпусти ее.

— Прости, — бессердечно ответил Глай. — Она часть сделки.

— Какой сделки?

Ответа не последовало. Глай хлопнул дверью и стал подниматься по наклонной поверхности наверх. Он быстро забрался на край канавы и растворился в темноте. Через несколько минут они услышали, как завели тяжелый дизельный двигатель.

Шум двигателя был таким, словно машина работала при большой нагрузке. Оглушающий рев приближался к ним, затем на краю канавы появился огромный серебристый ковш. Внезапно он наклонился вниз, и три с половиной кубических ярда грязи и земли обрушились на крышу «мерседеса».

У Даниэлы вырвался жалостливый крик.

— О, Мария, матерь Божья! Он собирается похоронить нас заживо! О, нет, умоляю, пожалуйста, не допусти этого!

Глай холодно игнорировал ее мольбу, наклоняя ковш для следующего забора земли. Он знал назначение каждого рычага. Тренировался целых две ночи, заполняя участки канавы с таким знанием дела, что бригада трубоукладчиков даже не заметила, что между рабочими сменами были зарыты еще двадцать футов проложенного трубопровода.

Даниэла в отчаянии старалась разбить цепь наручников. Кожа на запястьях превратилась в кровавое месиво.

— Анри!

Сейчас ее крик стал уже настоящим воплем.

— Не допусти, чтобы я умерла, только не так!

Казалось, Вийон не слышит ее. Его конец наступит быстрее. Он знал, что от смерти из-за потери крови его отделяют всего несколько минут.

— Странно, — прошептал он. — Странно, что последним человеком, который погибнет за свободу Квебека, буду я. Кто бы мог такое подумать…

Его голос затих.

Машина была уже почти полностью погребена под землей. Можно было увидеть только разбитое лобовое стекло, эмблему в виде трехконечной звезды на капоте и одну фару.

К краю канавы направилась фигура и остановилась в свете фары. Это был не Глай, это был другой человек. Он посмотрел вниз: лицо застыло в глубокой скорби, на щеках блестели слезы.

На какое-то краткое мгновенье Даниэла пристально смотрела на него, охваченная ужасом. Ее лицо было мертвенно-бледным. Она протянула руку к стеклу, умоляя. Затем медленно у нее в глазах блеснуло понимание. По ее губам можно было прочитать:

— Прости меня.

Снова наклонился ковш, вниз полетела грязь, теперь не осталось даже признаков присутствия машины.

Вскоре канава была зарыта до самого верха, шум уезжающего ковшового погрузчика затих.

Только тогда печальный Шарль Сарве повернулся и пошел прочь.

78

Аэродром Лак в северо-восточной части города Квебека принадлежал ранее канадским ВВС, но был закрыт в связи с сокращением бюджета. Взлетно-посадочная полоса длиной две мили не соответствовала требованиям коммерческой авиации, но ею все еще пользовались для тренировочных полетов и в качестве запасной при аварийных посадках.

Самолет Анри Вийона стоял перед старым металлическим ангаром. Перед ним был припаркован бензозаправщик, два человека в плащах проводили предполетную проверку. Внутри в офисе, в котором не было никакой мебели, кроме проржавевшей металлической рабочей стойки, Шарль Сарве и комиссар Финн молча наблюдали за всем происходящим в грязное окно. Моросящий дождь, который шел уже давно, стал проливным, и крыша ангара протекала во многих местах.

Фосс Глай удобно развалился на одеяле. Сложив руки под головой, он не обращал ни малейшего внимания на дождь, льющийся на цементный пол рядом с ним. На его лице застыло выражение самоуверенности, почти самодовольства, когда он смотрел вверх на потолок с металлическими перекрытиями.

Маскарада под Вийона не было, он снова стал самим собой.

Снаружи пилот спрыгнул с крыла на землю и рысцой побежал к ангару. Он просунул голову в дверь офиса.

— Всё готово, — объявил он.

Глай сел.

— Что нашел?

— Ничего. Мы провели каждую систему, каждый квадратный дюйм, даже качество керосина. Ничто не повреждено. Всё чисто.

— Отлично, запускай двигатель.

Пилот кивнул и нырнул обратно в дождь.

— Итак, джентльмены, — сказал Глай, — думаю, мне пора.

Сарве молча кивнул комиссару Финну. Полицейский поставил два огромных чемодана на рабочую стойку и открыл их.

— Тридцать миллионов бывших в употреблении канадских долларов, — сказал Финн. Его лицо было невыразительным, как у истукана. Глай вытащил ювелирную лупу из кармана и начал исследовать выбранные наугад купюры. Через десять минут он положил лупу обратно и закрыл чемоданы.

— Ты не шутил, когда сказал «бывшие в употреблении». Большинство этих денежных знаков настолько измяты, что их достоинство можно разобрать лишь с большим трудом.

— Строго в соответствии с твоими инструкциями, — брезгливо сказал Финн. — За столь короткое время совсем не просто было набрать такое огромное количество валюты. Полагаю, ты убедишься в том, что все они вполне годные.

Глай подошел к Сарве и протянул руку.

— Приятно иметь с тобой дело, премьер-министр.

Сарве пренебрежительно отклонил руку, предложенную Глаем.

— Счастлив только тем, что нам удалось вовремя раскусить твой план с двойником.

Глай пожал плечами и убрал протянутую руку.

— Кто бы говорил? Из меня вышел бы чертовски хороший президент, может быть, даже лучший, чем Вийон.

— Мне просто страшно повезло, что у тебя ничего получилось, — сказал Сарве. — Если комиссар Финн не знал бы точно местонахождение Анри, когда ты нагло вошел в мой офис, тебя никогда не смогли бы ни в чем заподозрить. Но я искренне сожалею лишь о том, что не могу повесить тебя на виселице.

— Понимаю. Поэтому я для страховки все записываю, — высокомерно сказал Глай, — Журнал с хроникой моих действий по поручению «Общества свободного Квебека», магнитофонные записи моих разговоров с Вийоном, видеозаписи твоей жены в диких позах с твоим министром внутренних дел. Можно устроить такой грандиозный скандал. Сказал бы, что это хороший обмен за мою жизнь.

— Когда я получу всё это? — требовательно спросил Сарве.

— Пришлю тебе сообщение о месте, где всё это спрятано, когда окажусь там, куда ты не сможешь добраться.

— Какие гарантии у меня? Как мне поверить тебе, что ты не шантажируешь меня?

На лице Глая появилась нечеловечески жестокая ухмылка.

— Никаких, вообще никаких.

— Ты мерзавец, — зло прошипел Сарве. — Отбросы земли.

— А чем ты лучше? — выпалил в ответ Глай. — Ты молча стоял во всей своей святости и наблюдал, как я избавлялся от твоего политического соперника и твоей неверной жены. И потом у тебя хватило наглости заплатить за работу из государственных фондов. Ты жалишь больнее, чем я, Сарве. Основная часть сделки была придумана тобой. Поэтому оставь свои оскорбления и проповеди для зеркала.

Сарве дрожал, в нем закипала ярость.

— Думаю, тебе лучше убраться из Канады.

— С радостью.

Сарве нашел в себе силы сдержаться.

— Прощай, мистер Глай, возможно, встретимся в аду.

— Мы уже там встретились, — проворчал Глай.

Он закрыл чемоданы, вынес их на улицу и поднялся на борт самолета. Когда пилот доехал до конца взлетно-посадочной полосы, Глай расслабился в главном салоне и налил себе выпить.

Неплохо. Тридцать миллионов баксов, хоть и канадских, и реактивный самолет. Очень достойный и стильный финал.

Зазвонил телефон, он снял трубку. Звонил летчик.

— Мы готовы к взлёту. Можешь ли ты сейчас дать мне инструкции?

— Прямо на юг Соединенных Штатов. Иди на малой высоте, чтобы избежать зоны действия радаров. Через сто миль после границы поднимись на крейсерскую высоту. И возьми курс на Монтсеррат.

— Никогда о таком не слышал.

— Один из Малых Антильских островов на юго-востоке от Пуэрто-Рико. Разбуди меня, когда мы доберемся туда.

— Приятных сновидений, босс.

Глай тяжело опустился в кресло, не трудясь застегнуть ремни безопасности. В этот момент он чувствовал себя бессмертным. Усмехнулся про себя, глядя через иллюминатор салона на две фигуры, силуэт которых был хорошо виден на фоне огней ангара.

«Сарве — полный дурак», — подумал он. Если он сам был бы на месте премьер министра, то спрятал бы бомбу в самолете, обрекая его на уничтожение, или, может быть, приказал военно-воздушным силам сбить его. Это последнее было еще вполне возможно, хотя и вряд ли.

Но бомбы не было, все в самолете было проверено от носа до хвоста.

Он сделал это. Теперь он совершенно свободен.

Как только самолет набрал скорость и исчез в дождливой ночи, Сарвё повернулся к Финну.

— Как всё будет?

— Автопилот. Когда его включат, самолет начнет очень медленно набирать высоту. Альтиметры установлены для регистрации высоты только не более 11 000 футов. Система создания давления и аварийной подачи кислорода не включится. К тому времени как пилот поймет, что случилось, будет слишком поздно.

— Разве нельзя выключить автопилот?

Финн отрицательно покачал головой.

— Схема изменена. Он может разбить блок топором, но ничего путного не добьется. Восстановить ручное управление самолетом нельзя.

— Значит, они потеряют сознание от недостатка кислорода?

— И неизбежно упадут в океан, когда кончится горючее.

— Могут упасть и на землю.

— Чистый расчет, — объяснил Финн. — Учитывая дальность полета самолета с баками, полностью заправленными топливом, а также желание Глая приземлиться по возможности дальше от места отправления, один к восьми, что они упадут в воду.

На какое-то мгновение Сарве глубоко задумался.

— Пресс-релизы? — спросил он.

— Написаны и готовы для передачи в соответствующие службы.

Комиссар Финн раскрыл зонт, и они направились к лимузину премьер-министра. В углублениях на полосе подъезда транспорта к аэродрому уже образовались лужи. Один изслужащих Финна выключил огни на взлетно-посадочной полосе и свет в ангаре.

В машине Сарве молча взглянул на эбеновое небо, когда последние звуки самолета замерли в дожде.

— Жаль, что Глай так и не поймет, как его перехитрили. Думаю, что он смог бы достойно оценить это.

На следующее утро международные службы теле- и радиовещания передали следующее сообщение:

«Оттава, 6/10 (Специальный выпуск). Этим утром самолет, на борту которого находились Даниэла Сарве и Анри Вийон, упал в Атлантический океан в 200 милях северо-восточнее Кайенны, Французская Гвиана.

Жена премьер-министра Канады и кандидат в президенты Квебека, получившего независимость, прошлой ночью вылетели из Оттавы, направляясь в город Квебек. В связи с тем, что от них не поступило сообщения о запланированной посадке, была объявлена тревога.

Вийон лично пилотировал собственный самолет, мадам Сарве была единственным пассажиром на борту. Все попытки связаться с ними по радио оказались безуспешными.

Поскольку канадские службы управления полетами не подозревали, что реактивный „альбатрос“ с двумя двигателями направляется в Соединенные Штаты, на бесполезные поиски между Квебеком и Оттавой было потеряно много времени. Только после того, как „конкорд“, принадлежащий компании „Эр Франс“, сообщил, что самолет в неустойчивом полете направляется на юг к Бермудам на высоте 55 000 футов, а это на 8 000 футов выше максимальной высоты полета, на которую рассчитан „альбатрос“ Вийона, были предприняты меры.

С борта авианосца военно-морских сил США, находящегося около Кубы, были подняты реактивные самолеты. Лейтенант Артур Хенкок первым заметил „альбатрос“ и доложил, что в кресле пилота видит неподвижного человека. Он следовал за самолетом до тех пор, пока тот не начал медленно двигаться по спирали вниз и упал в океан.

— Нам неизвестна точная причина, — сказал Иэн Стоун, представитель Авиационного управления Канады. — Единственная теория сводится к тому, что мадам Сарве и мистер Вийон потеряли сознание от недостатка кислорода, самолет на автопилоте пролетел более 3000 миль, отклоняясь от заданного курса, а затем, когда кончилось топливо, упал.

Поиски не привели ни к каким результатам, не найдено никаких следов крушения самолета.

Премьер министр Шарль Сарве во время всего этого тяжелого испытания не появляется перед общественностью, комментарии отсутствуют».

79

Вся долина реки Гудзон была окутана туманом раннего утра, уменьшающим видимость до пятидесяти ярдов. На склоне холма, противоположном закрытому входу в карьер, Питт организовал командный пункт в доме на колесах, взятом напрокат у ближнего фермера, занимающегося фруктовым бизнесом. По иронии судьбы ни он, ни Шо не знали точного расположения противника, хотя находились всего в одной миле друг от друга, разделенные склоном холма, поросшего густым лесом.

Питт едва держался на ногах от слишком большого количества выпитого кофе и постоянного недосыпания. Ему очень хотелось проглотить бодрящий глоток бренди, чтобы избавиться от тумана перед глазами, но он понимал, что это будет несообразно. Казалось, что это поможет. Но одновременно он опасался, что возникнет обратная реакция, замедляющая способность думать, а это было самой последней вещью, которая ему была необходима.

Он стоял в дверях домика на колесах и наблюдал, как Николас Райли и команда водолазов с борта «Де Сото» разгружают свое снаряжение в то время, как Глен Чейз и Эл Джиордино вертелись около тяжелой металлической решетки, заделанной в каменную стену склона холма. Как только они зажгли ацетиленовую горелку, раздался треск, за которым последовал шлейф искр после того, как голубое пламя коснулось проржавевших стержней решетки.

— Не даю никакой гарантии, что отверстие за решеткой будет запасным выходом, — сказал Джерри Лубин. — Но должен сказать это для безопасности.

Лубин всего несколько часов назад прибыл из Вашингтона в сопровождении адмирала Сандекера. Консультант по горному делу Федерального агентства минеральных ресурсов, Лубин был невысоким веселым человеком с носом ростовщика, ссужающего деньги под залог, и глазами ищейки.

Питт повернулся и взглянул на него.

— Мы нашли его там, где вы сказали.

— Мысль, подсказанная образованием, — сказал Лубин. — Будь я управляющим шахтой, поместил бы его именно в этом месте.

— Кто-то проделал огромную работу, чтобы люди не смогли в нее попасть.

— Фермер, которому когда-то принадлежала эта земля.

Эту реплику подала Хейди, устроившаяся на верхней койке.

— Откуда тебе известна эта сногсшибательная новость?

— Добрый редактор, кстати, женщина, поднялась из постели любовника, чтобы дать мне подшивки старых газет. Всё дело в том, что приблизительно тридцать лет назад три человека, занимавшихся подводным плаванием со специальным дыхательным аппаратом, утонули внутри шахты. Тела двоих так и не нашли. Фермер заделал вход, чтобы никто не погиб на его собственности.

— Нашла какое-нибудь сообщение об оползне? — спросил ее Питт.

— Тупик. Все подшивки погибли в пожаре до тысяча девятьсот сорок шестого года.

Сандекер задумался, почесывая свою рыжую бороду.

— Интересно, как далеко забрались эти глупцы перед тем, как утонули?

— Возможно, попали в главный карьер, потом у них кончился воздух, и они не смогли вернуться, — размышлял Питт вслух.

Хейди произнесла то, что было у всех на уме:

— Тогда они должны были увидеть то, что там находится.

Сандекер бросил на Питта тревожный взгляд.

— Не хочу, чтобы ты совершил такую же ошибку.

— Жертвы, вне всяких сомнений, были любителями подводного плавания, занимались этим по уик-эндам, не были достаточно подготовлены и не имели соответствующего снаряжения.

— Мне было бы легче, будь всё проще.

— Вентиляционная вытяжная скважина тоже может дать шанс, — сказал Любин.

— Ну, конечно! — воскликнул Сандекер. — В любой подземной шахте обязательно должна быть вентиляционная вытяжная скважина.

— Я не упоминал об этом раньше, потому что в таком тумане мы могли искать ее до бесконечности. К тому же, когда шахту закрывают, вентиляционный портал заваливают, Всегда существует опасность того, что корова или человек, особенно ребенок, могут провалиться и исчезнуть навсегда.

На лице Питта появилось многозначительное выражение.

— У меня возникло подозрение, что именно здесь мы встретимся с нашим другом Брайаном Шо.

Лубин вопросительно посмотрел на него.

— Конкурент, — сказал Питт. — Ему так же не терпится попасть внутрь этого холма, как и нам.

Лубин пренебрежительно пожал плечами.

— Тогда я не завидую ему. Проходка портала отверстием шириной, достаточной для того, чтобы через него смог пройти человек, чрезвычайно сложная работа.

Британцы не вступили с Лубином ни в какие споры.

Один из солдат лейтенанта Маклина буквально споткнулся о какую-то неровность на поверхности земли, под которой скрывалась вентиляционная вытяжная скважина, и упал на нее. Начиная с полуночи, десантники лихорадочно трудились, расчищая проход, заваленный гравием.

Работа была изнурительной. Только один человек мог поместиться в узком, ограниченном со всех сторон пространстве. Существовала постоянная угроза обвала. Ведра, спешно украденные из ближнего сада, заполняли и поднимали на веревках на поверхность. Затем их опустошали и опускали вновь для следующей загрузки. Исполняющий роль крота копал по возможности быстрее и трудолюбивее. Если он уставал до изнеможения, его быстро заменяли другим. Работа шла безостановочно.

— На какой мы глубине? — спросил Шо.

— Приблизительно сорок футов, — ответил Колдуэйлер.

— Сколько еще придется нам копать?

Валлиец задумчиво нахмурился.

— Полагаю, что мы доберемся до главного карьера через сто двадцать футов. Насколько глубоко завалена вентиляционная скважина, не знаю. Возможно, мы наткнемся на нее на следующем футе, но вполне может быть, что придется бороться до последнего дюйма.

— Я настаиваю на следующем футе, — сказал Маклин. — Туман не может больше скрывать нас.

— Какие-нибудь признаки американцев?

— Только шум машин где-то за холмом.

Шо закурил еще одну свою специальную сигарету. Она была последней.

— Следовало бы подумать о том, что они начали подниматься по склону холма еще раньше.

— Их ждет горячий прием, когда они появятся, — сказал Маклин почти жизнерадостно.

— Я слышал, что американские тюрьмы переполнены, — пробормотал Колдуэйлер. — У меня не возникает желание провести остаток своей жизни в одной из них.

Шо ухмыльнулся.

— Но это просто подарок для человека с вашим опытом — выбраться победителем из этого дела.

Горняк вытряхнул пепел из трубки.

— В этом нет ничего смешного. А если серьезно, так не могу понять, какого черта я делаю здесь.

— Вы добровольно вызвались на это задание, как и все остальные, — сказал Маклин.

Шо выпустил огромное облако дыма, освобождая легкие.

— Если доживете до возвращения в Англию, премьер-министр лично приколет медаль на вашу грудь.

— И все это за то, чтобы найти клочок бумаги?

— Этот клочок бумаги значительно важнее, чем вы можете подумать.

— Тогда эта проклятая скважина могла бы быть и поудобнее, — проворчал Колдуэйлер.

Прибыл и остановился небольшой конвой бронемашин с военнослужащими. Офицер в полевой форме выпрыгнул из ведущей машины и прокричал приказ. Из машин появились морские пехотинцы, сжимающие автоматическое оружие. Они начали строиться в отряды.

Офицер, который сразу же определил, кто главный, подошел прямо к адмиралу.

— Адмирал Сандекер?

Сандекеру явно польстило, что его узнали.

— К вашим услугам.

— Лейтенант Санчес. — Он вскинул руку в приветствии. — Третье разведывательное подразделение морских пехотинцев.

— Рад приветствовать вас, — ответил Сандекер.

— Полученные мною приказы относительно дислокации мне не совсем понятны.

— Сколько человек в вашем распоряжении?

— Три отделения. Сорок, включая меня.

— Хорошо, одно отделение на оцепление данного участка, два на патрулирование леса вокруг холма.

— Слушаюсь, сэр.

— И вот еще что, лейтенант. Мы не знаем точно, чего ждать. Скажи своим солдатам, чтобы шли осторожно и бесшумно.

Сандекер повернулся и пошел к запасной шахте. Последний стержень решетки был распилен. Команда водолазов стояла в готовности броситься в сердце холма. Наступила удивительная тишина. Все пристально смотрели в черное отверстие, словно оно было зловещим входом в ад.

Питт надел водолазный костюм и подтягивал ремни баллона с воздухом. После того, как убедился, что его снаряжение в полном порядке, он кивнул Райли и команде водолазов.

— Порядок. Давайте организуем ночной рейд.

Сандекер взглянул на него.

— Ночной рейд?

— Старый термин водолазов для исследования подводных пещер в темноте.

Сандекер сразу помрачнел.

— Не рискуйте и останьтесь живыми и здоровыми…

— Тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, я найду там договор.

— Мы за тебя обеими руками. Другое дело, если Шо попадет туда раньше тебя.

— Да, — сухо произнес Питт. — Постоянно помню это.

Они вошли в манящий портал, и тьма поглотила их.

80

Старый запасной выход из главного карьера уходил под уклоном вниз к чреву холма. Высота стен составляла семь футов, на них остались следы отбойных молотков шахтеров. Воздух был влажным с едва ощутимым зловещим запахом мавзолея. Приблизительно через двадцать ярдов проход ушел в сторону, свет, поступавший снаружи, померк.

Включили водолазные фонари, и Питт пошел дальше, за ним следовали Райли и еще три человека, их шаги гулко отдавались в вечной темноте.

Прошли мимо пустой вагонетки, ее проржавевшие железные колеса навечно приросли к рельсам. Несколько отбойных молотков и лопат аккуратно составлены в выдолбленную нишу, словно ожидая, что мозолистые руки вновь возьмутся за черенки и рукоятки. Рядом валялись и другие предметы: негодный шахтерский фонарь, кувалда и выцветшие, слипшиеся страницы каталога «Монтгомери уорд».

Каталог так и остался открытым на страницах, рекламирующих пианолы.

Груда камней преградила им путь, на расчистку ушло целых двадцать минут. Каждый из них внимательно поглядывал на прогнившее дерево, провисающее под весом проваливающейся крыши. Никто не проронил ни слова. Страх перед возможностью остаться навсегда погребенными внутри холма сковал разум. Наконец они проделали небольшое отверстие в завале и, едва протиснувшись через него, увидели, что дно туннеля покрыто несколькими дюймами воды.

Как только вода поднялась выше колена, Питт остановился и поднял руку.

— Скоро уровень воды поднимется еще выше, мы окажемся под водой, — сказал он. — Думаю, что команда, обеспечивающая безопасность, должна остановиться здесь и выполнить все необходимые операции.

Райли кивнул:

— Согласен.

Три водолаза, остающиеся здесь на случай возникновения чрезвычайных обстоятельств, начали складывать запасные баллоны с воздухом и закреплять конец оранжевого флюоресцирующего шнура, намотанного на огромной катушке. Пока они занимались этим, свет водолазных фонарей хаотически плясал на стенах прохода, а голоса звучали совершенно незнакомо и очень громко.

Сняв сапоги и надев ласты, Питт и Райли взяли катушку и пошли дальше, канат безопасности разматывался с катушки по мере их продвижения вперед.

Вскоре вода поднялась до пояса. Остановились, чтобы надеть на лицо маски и взять в рот мундштуки регуляторов воздуха, зажав их между зубами. Затем бросились в бездну, заполненную водой.

Под поверхностью воды было холодно и мрачно. Видимость была поразительно ясной. Питт почти задрожал от сверхъестественного ужаса, когда выследил крошечную саламандру, глаза которой атрофировались почти до полной слепоты. Его поразило то, что в такой полной могильной изоляции вообще может существовать какая-то форма жизни.

Казалось, что запасная шахта карьера уходит вниз, как огромная наклонная бездонная яма. В этом было что-то зловещее, словно какая-то неведомая и злая сила притаилась в темных глубинах, куда не проникал свет водолазного фонаря.

Через десять минут по водолазным часам Питта они остановились, чтобы осмотреться. Глубиномеры зарегистрировали глубину, равную 105 футам. Питт, прячась под маской, изучал Райли. Старший водолаз быстро проверил показания манометра баллона, затем кивком дал знать, что всё в порядке и можно продолжать путь.

Шахта расширялась, превращаясь в полость, стены которой были грязного золотистого цвета. Наконец они добрались до галереи известнякового карьера. Дно выровнялось, Питт заметил, что глубина медленно уменьшалась до шестидесяти футов. Направил свой фонарь вверх. Луч света отразился от того, что было похоже на покров ртути. Дирк поднялся наверх подобно летающему призраку и внезапно оказался в воздухе.

Он вынырнул на поверхности воздушного кармана под потолком огромной сводчатой камеры. Вокруг него было множество сталактитов, похожих на сосульки, их конусообразные кончики заканчивались на расстоянии несколько дюймов от поверхности воды. Слишком поздно Питт нырнул, чтобы предупредить Райли.

Не способный ничего видеть из-за отражения от поверхности, Райли наткнулся маской на наконечник сталактита и разбил стекло. На переносице была глубокая рана, веки изрезаны. Только позднее он узнал, что потерял хрусталик левого глаза.

Питт осторожно пробрался через конусообразные сталактиты и подхватил Райли под руки.

— Что случилось? — пробормотал Райли. — Почему погас свет?

— Ты наткнулся на острый сталактит, — сказал Питт. — Твой фонарь сломался. Я потерял свой.

Райли не поверил этой лжи. Снял перчатку и ощупал лицо.

— Я ослеп, — просто сказал он.

— Ничего подобного.

Питт снял маску с Райли и осторожно убрал крупные осколки стекла. Кожа старшего водолаза настолько занемела от ледяной воды, что он не чувствовал боли.

— Что за чертово невезенье. Почему я?

— Перестань жаловаться. Пара швов — и твоя отвратительная физиономия будет как новенькая.

— Прости, что всё испортил. Думаю, на этом мы остановимся и пойдем обратно.

— Пойдешь обратно ты.

— Разве ты не собираешься вернуться?

— Нет, пойду вперед.

— А как у тебя с воздухом?

— Предостаточно.

— Тебе не обмануть старого пройдоху, парень. Его едва ли достаточно, чтобы добраться для команды поддержки. Пойдешь вперед и потеряешь свой обратный билет на поверхность.

Питт привязал к сталактиту шнур безопасности. Затем положил руку Райли на него.

— Просто иди по дороге из желтого кирпича, береги голову.

— Комедиант из тебя не вышел. Что сказать адмиралу? Он кастрирует меня, когда узнает, что я оставил тебя здесь.

— Скажи ему, — сказал Питт с напряженной усмешкой, — что я должен найти поезд.

Капрал Ричард Уиллапа чувствовал себя как дома, прокладывая тропы во влажных лесах штата Нью-Йорк. Прямой потомок индейцев племени чинуки с северо-западного тихоокеанского побережья, он провел почти всю свою юность, выслеживая дичь в дождливых лесах штата Вашингтон, оттачивая мастерство, которое позволяло ему приблизиться к дикому оленю на расстояние двадцать футов до того, как животное могло почуять его присутствие и убежать прочь.

Опыт помог ему прочитать знаки, оставленные человеком, который недавно прошел здесь. Следы ног принадлежали мужчине невысокого роста, рассуждал он, на котором были полевые сапоги седьмого размера, как у него самого. Влага тумана еще не успела поглотить все отпечатки, по которым тренированные глаза капрала смогли понять, что они оставлены не более, чем полчаса назад.

Следы шли из чащи и кончались около дерева, где они поворачивали обратно. Уиллапа с удивлением заметил тонкую струйку пара, поднимающегося от ствола дерева. Кто-то вышел из зарослей, помочился и вернулся обратно.

Он огляделся по сторонам, но не увидел никого из своего отделения. Сержант послал его вперед на разведку, остальные еще не появились.

Уиллапа крадучись забрался на развилку дерева и заглянул в заросли. С этой удобной позиции на дереве он увидел цепочку голов и плеч, ссутулившихся над упавшим бревном.

— Итак, — закричал он, — я знаю, что вы там. Выходите с поднятыми руками.

Ответом был ураган пуль, которые содрали кору с дерева, на котором он сидел.

— Боже всемогущий! — пробормотал он в полном недоумении.

Его никто не предупредил, что в него могут стрелять.

Он прицелился, взвел курок и обстрелял заросли.

Стрельба на холме усиливалась и разносилась эхом по всей долине. Лейтенант Санчес включил полевое радио.

— Сержант Райан, ты слушаешь?

Тот ответил почти сразу:

— Райан здесь, продолжайте, сэр.

— Что, черт возьми, происходит у вас там?

— Мы наткнулись на осиное гнездо, — отрывисто ответил Райан. — Это как битва за Балдж. У меня уже три выбывших из строя.

Санчеса парализовала потрясающая новость.

— Кто в вас стреляет?

— Не фермеры с вилами. Мы сражаемся с элитными войсками.

— Объясни.

— В нас стреляют из автоматов парни, которые очень хорошо знают, как пользоваться ими.

— Сейчас уже всё началось, — кричал Шо, наклоняя голову, когда непрерывными залпами огня снесло у него над головой листья с дерева. — Они наступают на нас с тыла.

— Эти янки не просто любители, — крикнул в ответ Маклин. — Они выжидают, но скоро искромсают нас в клочья.

— Чем дольше они будут ждать, тем лучше.

Шо подобрался к котловану, где Колдуэйлер и еще трое солдат продолжали отчаянно копать, не замечая сражения, разворачивающегося вокруг них.

— Есть ли шанс прорваться?

— Вы первым узнаете, если мы прорвемся, — проворчал валлиец.

Пот струился у него по лицу, когда он поднимал на поверхность ведро с огромным булыжником.

— Мы прошли почти семьдесят футов. Больше я ничего не могу сообщить вам.

Шо неожиданно пригнулся, когда пуля рикошетом отскочила от скалы, снеся левую пятку его сапога.

— Вы лучше полежите где-нибудь, пока я не позову вас, — спокойно сказал Колдуэйлер, словно делал замечание относительно погоды.

Шо не стал спорить. Он опустился в неглубокое углубление в земле рядом с Бертон-Ангусом, который, казалось, наслаждался, отвечая на огонь, открытый из окружающего леса.

— В кого-нибудь попал? — спросил Шо.

— Проклятые ублюдки не показываются, — сказал Бертон-Ангус. — Научились во Вьетнаме.

Он встал на колени и выпустил длинный неторопливый заряд в густой подлесок. Ему отвели градом пуль, которые с грохотом ложились вокруг него. Он внезапно вскочил, выпрямляясь во весь рост, и упал на землю, не произнеся ни звука.

Шо, присев, склонился над ним. Из трех отверстий, расположенных на одинаковом расстоянии друг от друга на груди Бертона-Ангуса, начинала сочиться кровь. Он взглянул на Шо, карие глаза помутнели, лицо уже побледнело.

— Странное головокружение, — произнес он скрипучим голосом. — Получить пулю на американской земле. Кто бы мог поверить в это…

Глаза стали невидящими, и он умер.

Сержант Бентли выскользнул из кустарника и посмотрел вниз, выражение лица было каменное.

— Сегодня умирает слишком много хороших людей, — медленно сказал он.

Затем его лицо стало напряженным, и он осторожно посмотрел поверх насыпи. Пуля, которой был убит Бертон-Ангус, летела с высоты. В листве дерева сержант заметил движение. Он поставил винтовку в режим полуавтоматического огня, тщательно прицелился и дал шесть залпов.

С мрачным удовлетворением он наблюдал, как с дерева медленно соскользнуло тело и упало на влажную землю.

Капрал Ричард Уиллапа больше никогда не будет выслеживать оленя в своем родном дождливом лесу.

81

Вскоре после того, как прекратилась стрельба, адмирал Сандекер включил радио для передачи чрезвычайных сообщений и вызвал докторов и скорую помощь из местной больницы. Ответ последовал без промедления. Вскоре послышались сирены приближающихся машин, с холма по склонам стали спускаться первые из ходячих раненых.

Хейди, хромая, переходила от одного раненого к другому, оказывая первую помощь, произнося слова утешения, едва сдерживая слезы. На вид всем не исполнилось еще и двадцати лет. Лица были бледными от испытанного шока. Они никогда не думали о том, что будут истекать кровью или вообще умирать на родной земле, сражаясь с противником, которого они даже и не видели.

Она случайно увидела, как два водолаза вывели из портала Райли, всё его лицо было в крови. Противный страх нарастал внутри ее, так как она не замечала никаких признаков присутствия Питта.

«О Боже, — думала она в отчаянии, — он погиб».

Сандекер и Джиордино заметили их одновременно с ней и поспешили навстречу.

— Где Питт? — спросил Сандекер, боясь ответа.

— Всё еще где-то там, — пробормотал Райли. — Отказался возвращаться. Я пытался, адмирал. Как перед богом клянусь, пытался уговорить его вернуться, но он не захотел слушать.

— Ничего меньшего я не ожидал от него, — безжизненно сказал Сандекер.

— Питт не тот человек, чтобы умереть, — выражение лица Джиордино было твердым, тон решительным.

— У меня от него сообщение для вас, адмирал.

— Какое сообщение?

— Он просил передать вам, что ему нужно найти поезд.

— Возможно, он сделает это в главном карьере, — сказал Джиордино, неожиданно давая всем надежду.

— Никаких шансов, — сказал Райли. — К этому времени у него должен кончиться воздух.

Смерть в адском мраке пещер глубоко внутри земли представляет собой то, о чем никто не хочет задумываться. Эта мысль слишком необычна и ужасна, чтобы сосредоточиться на ней. Известно, что заблудившиеся и попавшие в ловушку водолазы вонзали ногти пальцев рук буквально до костей в камень, пытаясь проложить себе путь через километровые скалы. Другие просто сдавались, веря, что вторично входят во чрево матери.

Смерть была на последнем месте в разуме Питта. Простой мысли о ней было достаточно, чтобы вселить панику. Он сфокусировал свое внимание на сбережении воздуха и на том, чтобы не заблудиться.

Стрелка манометра колебалась на последней отметке, за которой следовало «пусто». Сколько времени осталось у него? Одна минута, две, возможно, три перед тем, как он сделает вдох из пустого баллона.

Ластами он случайно поднял облако ила, которое совершенно закрыло луч света его фонаря. Он завис неподвижно, определяя направление пузырьков воздуха, поднимающихся мимо его маски. Последовал за ними вверх, пока вновь не попал в прозрачную воду, затем начал шагать, подпрыгивая, словно летая, по потолку пещеры, подтягиваясь на кончиках пальцев. Возникало необычное ощущение, словно гравитации не существовало вообще.

В темноте прохода мелькнула развилка. Он не мог позволить себе роскошь потратить время на принятие решения. Он перевернулся и, отталкиваясь, направился в левый проход. Внезапно луч света упал на разорванный и гниющий мокрый костюм, лежащий на иле. Он осторожно приближался к нему. На первый взгляд он казался разорванным, мятым, словно хозяин выбросил его. Луч света пробежал по ногам по участку провалившейся груди и остановился на маске на лице, которая была всё еще привязана вокруг капюшона. Пара пустых глазниц в черепе уставилась на Питта.

В испуге он начал отплывать назад от печального зрелища. Тело одного из пропавших водолазов спасло ему жизнь, или, по меньшей мере, продлило ее на какой-то срок. Этот проход, наверное, тупик. Кости второго водолаза, возможно, где-то глубоко во мраке.

Вернувшись на развилку, Питт повторно проверил свой компас. В этом не было необходимости. Пойти можно было только направо. Он уже давно бросил тяжелую катушку со шнуром безопасности. Уже давно не хватало воздуха на обратный путь.

Он попытался сдерживать дыхание, экономя воздух, но уже чувствовал, как уменьшается давление. Сейчас его оставалось только на несколько бесценных вдохов.

Во рту пересохло. Не мог глотать, ему стало очень холодно. Он слишком долго находился в ледяной воде, узнал первые симптомы переохлаждения. Его охватило странное спокойствие, когда он нырнул глубже и поплыл в манящий мрак.

Питт принял последнюю порцию воздуха как неизбежность и скинул бесполезные баллоны, в которых воздуха уже не осталось, на ил. Не почувствовал боли, когда ударился коленом о груду камней. Ему оставалась всего одна минута. Только такое время его сможет поддерживать воздух, остающийся в легких. Его разум переполняло отвращение к смерти, подобной смерти водолазов в том, другом проходе. Видение пустого черепа маячило перед ним.

Легкие страшно болели, голова была словно охвачена пламенем, бушующим внутри. Он плыл вперед, не смея остановиться до тех пор, пока его мозг не прекратит функционировать.

Что-то блеснуло вверху в проходе на свету. Казалось, что оно находится далеко, на расстоянии многих миль. Темнота надвигалась на его поле зрения, охватывая его со всех сторон. Сердцебиение отдавалось у него в ушах, в груди возникло ощущение, будто она разбита. В легких растворился последний атом кислорода.

Последние отчаянные мгновения приближали Питта к неизбежному финалу. Его ночной рейд закончился.

82

Медленно, но неумолимо стягивалось кольцо вокруг продолжающих сражаться, но уменьшающихся сил Маклина. Тела убитых и раненые лежали среди океана гильз расстрелянных патронов.

Солнце высушило туман. Сейчас они уже видели свои мишени, но и они были лучше заметны для солдат, окружающих их. Страха не было. С самого начала они знали, что у них нет шансов на спасение. Сражения вдали от берегов своего острова крепости не было новостью для британских солдат.

Маклин, прихрамывая, опирался на Шо. Левая рука лейтенанта лежала на поддерживающей окровавленной повязке, ступня замотана таким же окровавленным бинтом.

— Боюсь, мы исчерпали свои возможности. Больше не сможем отбиваться от них.

— Ваши солдаты проделали потрясающую работу, — сказал Шо. — Сделали значительно больше, чем можно было ожидать.

— Они хорошие парни, сделали всё, что могли, — устало сказал Маклин. — Есть какой-нибудь шанс прорваться через эту проклятую дыру?

— Если я еще хоть один раз спрошу Колдуэйлера, как дела, он, наверно, вышибет мне мозги лопатой.

— С тем же успехом он может там все взорвать и забыть об этом.

В течение какого-то мгновенья Шо задумчиво смотрел на него. Затем неожиданно перебрался через край ямы. У солдат, поднимающих на поверхность ведра, был такой вид, словно они готовы в любую минуту упасть от изнурения. Пот катился градом, дыхание было тяжелым и отрывистым.

— Где Колдуэйлер? — спросил Шо.

— Спустился вниз. Сказал, что никто не может копать быстрее, чем он.

Шо перегнулся через край. Воздушная вентиляционная скважина изгибалась, валлийца не было видно. Шо позвал его.

Глубоко внизу показалась груда грязи, по форме напоминающая человека.

— Что на этот раз, будь всё проклято?

— Наше время кончилось, — голос Шо многократно отражался от стен скважины. — Есть какой-нибудь шанс прорваться дальше, взорвав скважину?

— Не пойдет, — крикнул в ответ Колдуэйлер. — Стены обвалятся.

— Мы должны рискнуть.

Колдуэйлер опустился на колени в полном изнеможении.

— Слушаюсь, — хрипло сказал он. — Бросайте взрывчатку. Попытаюсь.

Спустя минуту сержант Бентли опустил в скважину ранец с пластиковой взрывчаткой. Колдуэйлер осторожно вставил гибкие заряды в глубокие отверстия, установил предохранители и подал сигнал. Когда его подняли на такую высоту, где до него можно было дотянуться руками, Шо взял его под мышки и вытащил из входа в котлован.

Колдуэйлер был потрясен видом кровавого боя. От первоначального состава отряда Маклина остались целыми и невредимыми только четыре человека, но они упорно продолжали стрелять по лесу.

Внезапно земля под ними задрожала, облако пыли вырвалось из вентиляционной воздушной скважины. Колдуэйлер немедленно снова отправился вниз. Шо слышал, как он закашлялся, но рассмотреть что-нибудь через клубящуюся завесу пыли и дыма ничего не мог.

— Стены выдержали? — прокричал Шо.

Ответа не последовало. Затем он почувствовал, что веревка натягивается, и начал тащить ее. Вскоре на поверхности появилась голова Колдуэйлера, покрытая пылью.

Он бессвязно бормотал что-то и, наконец, прочистив горло, сказал:

— Мы вошли, — выпалил он, задыхаясь. — Мы прорвались. Поторопитесь, люди, пока вас всех не перестреляли.

Теперь появился и Маклин. Пожал руку Шо.

— Если нам не придется увидеться друг с другом вновь, желаю всего самого хорошего.

— Я тоже.

Сержант Бентли передал Шо фонарь.

— Он вам понадобится, сэр.

Колдуэйлер связал три веревки, сделав одну длинную.

— Вы сможете опуститься на самое дно карьера, — сказал он. — Удачи.

Шо опустился в скважину и начал спускаться вниз. На мгновенье задержался и посмотрел наверх.

Пыль от взрыва еще не осела, вид взволнованных лиц наверху был словно в тумане.

На самом краю участка по его периметру солдаты лейтенанта Санчеса, прячась за стволами деревьев и валунами, продолжали вести интенсивный огонь по густым зарослям в лощине. С начала боя они потеряли одного убитого и восемь раненых. Сам Санчес также был ранен, пуля прошла навылет через бедро. Он сорвал полевую куртку и завязал входное и выходное отверстия нижней рубашкой.

— Огонь противника слабеет, — прокомментировал сержант Хупер, отплевываясь табаком.

— Чудо, что там вообще остался кто-то живой, — сказал Санчес.

— Никто не сражается с таким отчаянием, кроме террористов-фанатиков.

— Они хорошо обучены. Не могу отказать им в этом.

Он замолчал, прислушиваясь. Затем поскреб ухо и посмотрел между двумя валунами, за которыми они прятались.

— Слышите?

Хупер насупил брови.

— Сэр?

— Они прекратили огонь.

— Это, возможно, уловка, чтобы мы попались на нее.

— Не думаю, — сказал Санчес. — Передай команду «прекратить огонь».

Вскоре над лесом, в котором шел бой, установилась странная тишина. Затем из зарослей медленно появился человек, поднимая винтовку высоко над головой.

— Сукин сын, — пробормотал Жупер. — Он в полной боевой форме.

— Наверное, купил из излишков военного обмундирования.

— Самодовольный ублюдок.

Санчес поднялся на ноги и небрежно закурил сигарету.

— Я пошел, если он вздумает свести со мной счеты, разрежьте его на две части.

— Отступите в сторону, сэр, чтобы у нас была прямая линия для прицеливания.

Санчес кивнул и пошел вперед. Отступил в сторону на один или два ярда от сержанта Бентли и осмотрел его с ног до головы. Увидел почерневшее лицо, сетчатый шлем с торчащими из него веточками и знаки различия военнослужащего. На лице не было и следа страха — только широкая улыбка.

— Доброе утро, сэр, — приветствовал Бентли.

— Командуешь здесь ты?

— Нет, сэр. Если вы согласитесь пойти со мной, я отведу вас к нему.

— Вы сдаетесь?

Бентли кивнул.

— Да, сэр.

Санчес опустил ружье.

— Ладно, тогда вслед за тобой.

Они прошли через заросли кустарника, оставшегося без листвы из-за интенсивного огня, в лощину. Санчес увидел разбросанные тела, землю, пропитанную кровью. Раненые солдаты безразлично смотрели ему вслед, не проявляя никакого интереса. Три солдата, по виду целые и невредимые, встали по стойке «смирно».

— Подравняйтесь, парни, — строго сказал Бентли.

Санчес совершенно растерялся. Эти люди не укладывались в его представление о террористах. Это были солдаты в военном обмундировании, дисциплинированные и профессионально подготовленные к бою. Бентли провел его к двум мужчинам, находящимся около выкопанной ямой. Один из них, грязный с головы до ног, склонился над другим, разрезая его сапог, наполненный кровью. Человек, лежащий на земле, взглянул на приближающегося Санчеса и вскинул руку, бодро приветствуя его.

— Доброе утро.

«Веселый парень», — подумал Санчес.

— Здесь командуете вы?

— Да, я, — ответил Маклин. — Не удостоите ли вы меня чести назвать свое имя, сэр?

— Лейтенант Ричард Санчес, морская пехота Соединенных Штатов.

— Бриллиант чистейшей воды. Я лейтенант Дигби Маклин, Королевская морская пехота Её Величества.

Санчес замер с открытым ртом. Он смог лишь пробормотать:

— Будь я проклят!

Это всё, на что он был способен.

Первое, что заметил Шо, когда спустился в вентиляционную скважину, было влажное и заплесневелое зловоние, которое встретило его, поднимаясь навстречу. Приблизительно через двадцать ярдов он более не мог ступить ногой на твердую почву и дотянуться до окружающих земляных стен. Он покрепче сжал веревку в руке и посветил фонарем в темноту.

Шо упал в огромную пещеру, высотой от основания до потолка, по меньшей мере, сорок футов. Там было пусто, кроме огромной кучи мусора в одном углу. Веревка кончалась на расстоянии около двенадцати футов от земли. Он сунул фонарь под мышку, сделал глубокий вдох и разжал руку.

Он падал как камень, брошенный в темноту колодца, — ужасное испытание, через которое ему никогда не захочется пройти вновь.

Когда он приземлился, у него перехватило дыхание. Наверное, он все сделал правильно, основной удар пришелся на ноги. Но когда он падал набок, то запястьем вытянутой руки ударился обо что-то твердое и услышал отвратительный треск — оно сломалось.

Шо посидел две или три минуты, сжав губы от боли, жалея самого себя. Наконец, он взял себя в руки, вспомнив, что американцы могут любую минуту спуститься в вентиляционную скважину, и постарался сесть. Придвинув запястье к фонарю, включил его. Слава Богу, фонарь еще работал.

Он увидел, что находится около рельсов узкоколейки, которые вели из пещеры в туннель.

Неуклюже он расстегнул ремень и сделал себе перевязь для раненой руки, затем поднялся на ноги и пошел по железнодорожному полотну.

Он шел между рельсами, не наступая на выступающие шпалы. Железная дорога проходила по ровной поверхности на расстоянии пятидесяти ярдов, затем пошла вниз с небольшим уклоном. Через какое-то время он остановился и посветил фонарем в темноту.

На него из темноты смотрели два красных глаза, которые показались ему глазами чудовища.

Он осторожно пошел вперед, наступив носком ноги на что-то твердое, посмотрел вниз и увидел еще одну железнодорожную ветку. Колея была значительно шире, даже шире ширококолейной железной дороги, по которой ходили британские поезда. Он вышел из туннеля в следующую пещеру.

Но это была не простая пещера. Она была огромнейшей могилой, наполненной мертвыми.

Красные глаза были двумя фонарями, установленными в хвосте железнодорожного вагона. На площадке наблюдения лежали два тела, настоящие мумии, одежда на них полностью сохранилась, почерневшие черепа с пустыми глазницами уставились в вечную темноту.

Волосы на затылке Шо встали дыбом, он забыл о страшной боли в запястье. Питт был прав. Подземный карьер хранил тайну «Манхеттен лимитед».

Англичанин осмотрелся вокруг, почти ожидая увидеть закутанную в саван фигуру с косой в руках, грозящую костлявым пальцем. Прошел вдоль вагона, заметив к своему удивлению, что на нем не было ржавчины. На ступеньках лежал какой то гротескный сверток, из него свешивалась голова. Только из чистого любопытства Шо остановился и начал изучать её.

В свете фонаря кожа была темного коричнево-серого цвета. По мере того, как проходили месяцы и годы, тело высыхало и твердело, превращаясь в естественную мумию под воздействием сухого воздуха карьера. Круглая шапочка с козырьком на голове указывала на то, что этот человек был кондуктором.

Были и другие, множество тел, разбросанных в поезде, застывших в финальной позе смерти. Большинство людей смерть настигла в сидячем положении, некоторые лежали, распластавшись на полу. Хорошо сохранилась одежда, которая была на них, Шо без труда мог отличить мужчину от женщины.

Несколько мертвецов окоченели в сгорбленном положении под открытой дверью багажного вагона. Перед ними была гора поставленных друг на друга деревянных ящиков. Одна из мумий держала перед грудью слиток прямоугольной формы. Шо стер грязь с предмета и онемел, увидев, как цвет грязи изменился на золотое сияние.

«Боже мой, — подумал он. По сегодняшним ценам стоимость того, что здесь находится, составит более трехсот миллионов долларов».

Шо заставил себя пойти вперед, не поддаваясь соблазну задержаться около этого сокровища. Пот пропитал его одежду насквозь, но он чувствовал себя так, словно находился в холодильнике.

Машинист предпочел умереть в кабине своего локомотива. Огромный железный монстр был покрыт слоем вековой пыли, но Шо смог прочитать огромные цифры «88» и увидеть красную полосу, прочерченную на боку паровоза.

На расстоянии тридцати футов перед скотосбрасывателем лежал огромный валун, перекрывающий главный вход в карьер. Там тоже было много мертвых, которые до последнего дыхания отчаянно пытались прорыть проход, в руках они до сих пор сжимали лопаты и кирки. Им удалось убрать из заваленного прохода несколько тонн камня, но всё было бесполезно. Сто человек не могли проделать проход через такую гору камня и булыжника за месяц.

Как всё это произошло? Шо охватила бессознательная дрожь. Над этим местом витал явный ужас. Оказавшись в беспомощном положении в холодной и темной подземной тюрьме, какие муки испытали эти люди, прежде чем смерть прекратила эти страдания?

Он продолжал осматривать локомотив и угольный тендер, затем поднялся по ступенькам в первый пульмановский вагон и прошел по коридору. Сначала он увидел женщину, лежащую на полке, крепко прижимавшую к себе двух маленьких детей. Шо отвернулся и пошел дальше. Он рылся во всем и во всех портфелях, вид которых хоть отдаленно был похож на то, в чем мог храниться Североамериканский договор. Поиски шли удивительно медленно, что огорчало его. Он заторопился, как только ледяные пальцы паники коснулись его разума. Свет фонаря тускнел. Батарей хватит только на несколько минут.

На седьмом и последнем пульмановском вагоне, том самом, с вызывающими суеверный страх мумиями на смотровой площадке, на двери была эмблема американского орла. Шо страшно проклинал себя за то, что не начал поиски с этого вагона. Он повернул дверную ручку и вошел внутрь. На какое-то мгновенье он оторопел от роскоши личного вагона.

Фигура с котелком на голове растянулась в красном бархатном вращающемся кресле. Ее лицо скрывала пожелтевшая газета. Два спутника склонились над обеденным столом из красного дерева, держа головы руками. Один был одет в то, что весьма напоминало куртку и брюки английского покроя. Второй был в тропическом шерстяном костюме. Именно он заинтересовал Шо, потому что в высохшей руке он сжимал ручку небольшого саквояжа.

Словно боясь разбудить владельца, Шо старательно и осторожно вытащил саквояж из застывших пальцев.

Внезапно он похолодел от ужаса. Ему показалось, что уголком глаза он заметил неуловимое движение. Но это была всего лишь иллюзия. От колеблющихся на стене теней разыгрались его фантазия и страхи. В его воображении при слабом освещении могло ожить всё, что угодно.

Но сейчас у него остановилось сердце. Кардиолог сказал бы, что это невозможно. Но его сердце остановилось, когда он, как парализованный, уставился на отражение в окне.

Позади него труп с котелком на голове зашевелился, выпрямляя спину и садясь удобнее в кресле. Затем эта ужасающая фигура опустила газету с лица и улыбнулась Шо.

83

— Ты не найдешь здесь то, что ищешь, — сказал Дирк Питт, кивая головой на саквояж.

Шо едва не лишился рассудка. Он рухнул на стул, надеясь, что его сердце забьется вновь. Сейчас он уже увидел, что на черный мокрый костюм Питта было накинуто старое пальто. Придя в себя окончательно, англичанин произнес:

— Твоя манера объявлять о своем присутствии приводит в замешательство.

Питт включил свой водолазный фонарь, увеличивая освещение, и затем небрежно кивнул на старую газету.

— Всегдачувствовал, что родился на восемьдесят лет позднее. Вот, пожалуйста, бывший в употреблении «Штуц беаркет спидстер» с небольшим пробегом всего за шестьсот семьдесят пять долларов.

Шо уже исчерпал ресурс своих эмоциональных реакций в течение предшествующих двенадцати часов и едва ли был в настроении, чтобы поддержать праздное веселье.

— Как тебе удалось попасть сюда?

Отвечая, Питт продолжал внимательно изучать рекламу автомобилей.

— Приплыл через запасную шахту. Почти утонул, когда кончился запас воздуха. Утонул бы обязательно, если мне не посчастливилось бы попасть в карман со спертым воздухом под старой потопленной камнедробилкой. Всего один вдох помог попасть в боковой туннель.

Шо жестом показал на вагон.

— Что здесь произошло?

Питт кивнул в сторону двух мужчин за столом.

— Мужчина с дорожным несессером — Ричард Эссекс, помощник госсекретаря, точнее, был им когда-то. Рядом с ним — Клемент Масси. Перед Масси прощальное письмо его жене. В нем рассказана вся эта трагическая история.

Шо взял письмо и склонился над ним, стараясь разобрать выцветшие чернила.

— То есть этот парень, Масси, был грабителем поезда.

— Да, он пришел за грузом золота.

— Я видел его. Достаточно, чтобы купить банк Англии.

— План Масси был невероятно сложным для того времени. Он вместе со своими людьми направил поезд на заброшенный железнодорожный узел Мондрагон-Хук. Затем они заставили машиниста повернуть на старую железнодорожную ветку и далее в карьер, не давая пассажирам понять, что происходит.

— Судя по всему, он получил больше, чем рассчитывал.

— Да, но это касается не только добычи, — согласился Питт. — С охраной они расправились без каких-либо затруднений. Эта часть плана была хорошо отрепетирована. Но четыре охранника из службы безопасности, эскортирующие Эссекса и договор в Вашингтон, были полной неожиданностью. Когда огонь прекратился, все охранники погибли или были ранены, а Масси лишился троих из собственных людей.

— Но, судя по всему, это не остановило его, — сказал Шо, продолжая читать письмо.

— Да, он пошел дальше и фальсифицировал катастрофу на мосту Дьювилль-Гудзон; затем вернулся в карьер, заложил заряды черного пороха и взорвал их, завалив вход. Теперь у него было сколько угодно времени для разгрузки золота и ухода через запасной выход.

— Но разве это возможно, если выход был заполнен водой?

— Великолепно продуманный план и так далее, — сказал Питт. — Шахта запасного выхода проходит на более высоком уровне, чем глубокий конец карьера, где произошло первоначальное затопление. Когда Масси захватил «Манхеттен лимитед», выход не был затоплен. Но после взрыва входа ударные волны вскрыли подземные фиссуры или трещины, вода хлынула в шахту и отрезала путь к спасению, обрекая всех на медленную ужасную смерть.

— Несчастные, — сказал Шо. — Наверное, умирали от холода и голода в течение долгих недель.

— Непонятно, почему Масси и Эссекс оказались за одним столом в час смерти, — вслух размышлял Питт. — Хотелось бы понять, что общего было между ними в финале?

Шо направил свой фонарь так, чтобы его луч освещал Питта.

— Скажи мне, мистер Питт. Ты пришел один?

— Да, мой коллега-водолаз вернулся обратно на поверхность.

— Предполагаю, что договор уже у тебя.

Питт посмотрел на Шо поверх газеты, взгляд зеленых глаз непроницаемый.

— Ты правильно предполагаешь.

Шо вытащил руку из кармана и прицелился из пистолета «беретта».

— Тогда, боюсь, ты должен отдать его мне.

— Чтобы ты смог сжечь его?

Шо молча кивнул.

— Извини, — спокойно сказал Питт.

— Думаю, ты не понимаешь ситуацию полностью.

— Совершенно понятно, что у тебя есть пистолет.

— А у тебя нет, — уверенно сказал Шо.

Питт пожал плечами.

— Должен признаться, что не подумал захватить его с собой.

— Договор, мистер Питт, пожалуйста.

— Кто нашел, тот и владелец, мистер Шо.

Глубоко вздохнув, Шо молча выдохнул.

— Клянусь жизнью, с моей стороны было бы крайне неосмотрительно и подло убить тебя. Однако экземпляр договора для моей страны значит гораздо больше, чем наш личный долг друг перед другом.

— Ваш экземпляр уничтожен на борту «Императрицы Ирландии», — медленно произнес Питт. — Этот экземпляр принадлежит Соединенным Штатам.

— Возможно, но Канада принадлежит Британии. И мы не собираемся отказываться от нее.

— Империя не может существовать вечно.

— Индия, Египет, Бирма и некоторые другие страны никогда не были по-настоящему нашими, — сказал Шо. — Но Канада основана и построена британцами.

— Ты забыл свою историю, Шо. Первыми там были французы. Только после них пришли британцы. После вас появились иммигранты: немцы, поляки, скандинавы, даже американцы, которые двинулись на север в западные провинции. Ваше правительство держало в своих руках бразды правления, насаждая властные структуры, которыми руководили англичане. Это справедливо для всех стран вашего Содружества. Местным правительством и крупными корпорациями могли управлять служащие, являющиеся коренными жителями, но людей, принимающих основные решения, всегда присылали из Лондона.

— Система доказала, что является эффективной.

— География и расстояние, в конце концов, разрушат эту систему, — сказал Питт. — Ни одно правительство не может иметь неограниченную власть над миллионами людей, которые находятся на огромном расстоянии от него.

— Если Канада выйдет из состава Содружества, ее примеру могут последовать Австралия, Новая Зеландия, даже Шотландия и Уэльс. Не могу представить себе ничего ужаснее.

— Кто может сказать, где будут проходить государственные границы через тысячу лет. И кого это интересует вообще?

— Меня, мистер Питт. Пожалуйста, передай договор.

Питт не отреагировал: он, повернув голову, прислушивался. Из одного из туннелей эхо доносило едва слышные звуки голосов.

— Твои друзья последовали за мной через вентиляционную скважину, — сказал Шо. — Время вышло.

— Ты убьешь меня, они убьют тебя.

— Прости меня, мистер Питт.

Дуло пистолета было направлено точно между глаз Дирка.

Безмолвный мрак пещеры пронзил оглушительный звонкий хлопок. Не резкий треск выстрела из мелкокалиберной «беретты», а настоящий грохот автоматического маузера калибра 7.63. Голова Шо откинулась на бок, и он безвольно обвис на стуле.

Питт в течение краткого мгновенья смотрел на дымящееся отверстие в центре своей газеты, затем поднялся на ноги, положил маузер на стол, а Шо уложил на пол, стараясь устроить его удобно.

Когда Джиордино, как разъяренный бык, ворвался в карьер, Питт с улыбкой взглянул на него. Эл резко остановился и зачарованно уставился на котелок, который так и оставался на голове Питта. Затем заметил Шо.

— Он мертв?

— Моя пуля поцарапала ему череп. Старик крепкий. Головная боль пройдет, наложат пару швов, и он, вполне вероятно, снова начнет охоту за моей шкурой.

— Откуда у тебя оружие?

— Занял у него. — Питт жестом показал на мумию Клемента Масси.

— Договор? — нетерпеливо спросил Джиордино.

Питт вытащил большой лист бумаги, спрятанный между страницами газеты, и поднес его к свету водолазного фонаря.

— Североамериканский договор, — провозгласил он. — Кроме обугленной дырки между параграфами, он выглядит точно так же, как в тот день, когда его подписали.

84

В приемной палаты канадского сената по ковру нервно ходил президент Соединенных Штатов, лицо выдавало чувство глубокой озабоченности. Вошли Ален Мерсьер и Гаррисон Мун.

— Есть что-нибудь? — спросил президент.

Мерсьер отрицательно покачал головой.

— Ничего.

У Муна был напряженный и изможденный вид.

— Из последнего сообщения адмирала Сандекера следует, что Питт мог утонуть внутри карьера.

Президент так схватил за плечо Мерсьера, словно хотел вытрясти из него все силы.

— Я не имею права ожидать невозможного.

— Ставки стоили игры, — сказал Мерсьер.

Президент не мог справиться с ужасом, охватившим его.

— Любое оправдание провала повлечет массу последствий.

В дверях появился государственный секретарь Оутс.

— В палату сената прибыли премьер министр и генерал-губернатор, господин президент. Министры заняли свои места и ждут.

Глаза президента помрачнели от поражения.

— Кажется, джентльмены, кончилось время как для нас, так и для Соединенных Штатов.

Башня высотой 291 фут, составляющая центральный блок здания парламента, постепенно вырастала через лобовое стекло самолета «синлетти» с вертикальным взлетом и посадкой, когда он взял курс на аэропорт Оттавы.

— Если нас не задержат службы воздушного движения, — сказал Джек Вестлер, — мы должны приземлиться через пять минут.

— Забудь про аэропорт, — сказал Питт. — Приземлись на газон перед парламентом.

Глаза летчика расширились.

— Да не могу я сделать это. Потеряю лицензию пилота.

— Сейчас помогу тебе.

Питт достал старый пистолет маузер из дорожного несессера Ричарда Эссекса и приставил дуло к уху Вестлера.

— Теперь сажай нас.

— Стреляй. Застрели меня, и мы разобьемся, — пробормотал пилот.

— Кому ты нужен? — холодно усмехнулся Питт. — У меня больше летных часов, чем у тебя.

Вестлер, смертельно побледнев, пошел на снижение.

Туристы подняли головы к небу, услышав звуки двигателей, затем расступились, словно центробежный водоворот. Питт бросил пистолет на сиденье, открыл дверь и выпрыгнул из самолета, когда шасси еще не успели коснуться земли.

Он скрылся в смыкающейся толпе любопытных зевак настолько быстро, что пораженный полицейский даже не успел остановить его. Дверь осаждали туристы, чтобы хотя бы взглянуть на президента. Питт силой расчищал себе путь, не обращая никакого внимания на окрики охраны.

Оказавшись в мемориальном зале, он на мгновенье растерялся, не зная куда направиться. По полу проходили две дюжины кабелей.

Он стремительно побежал в ту сторону, куда они шли, зная, что они приведут к видеокамерам, передающим речь президента. Он почти добрался до двери палаты сената, но ему преградил дорогу полицейский размером с небольшую гору, одетый в ярко-пунцовую церемониальную форму.

— Не двигайтесь с места, мистер!

— Проведите меня к президенту, быстро! — приказал Питт.

Как только он произнес эти слова, сразу понял, насколько абсурдно они прозвучали.

Полицейский недоверчиво смотрел на странную одежду Питта.

У Питта едва хватило времени на то, чтобы снять верхнюю часть мокрого водолазного костюма и взять напрокат у Джиордино куртку, которая была на два размера меньше, чем он носил. На нем осталась нижняя часть водолазного костюма, ноги были босые.

Внезапно еще два полицейских подхватили Питта с двух сторон.

— Следите за ним, парни. У него может быть бомба в сумке.

— Там ничего нет, кроме листа бумаги, — сказал Питт, возмущенный до глубины души.

Вокруг них стали собираться туристы, щелкая своими камерами, стараясь удовлетворить свое любопытство и узнать, в чем дело.

— Лучше мы вышвырнем его отсюда, — сказал один из полицейских, схвативший дорожный несессер.

Питт никогда не чувствовал такого отчаяния.

— Ради всего святого, выслушайте меня!

Его начали выталкивать, не проявляя никакой осторожности, когда через толпу к ним протолкался человек в традиционном синем костюме. Он взглянул на Питта и повернулся к полицейским.

— В чем проблема, констебль? — спросил он, показывая удостоверение секретной службы США.

— Какой-то радикал пытается прорваться в палату сената.

Питт внезапно высвободился и бросился вперед.

— Если вы из секретной службы, помогите мне.

Сейчас он перешел на отчаянный крик, но не отдавал себе никакого отчета в этом.

— Успокойся, парень, — сказал синий костюм.

Рука потянулась к кобуре пистолета у него под мышкой.

— У меня важный документ для президента. Меня зовут Питт. Он ждет меня. Вы должен провести меня к нему.

Полицейские вновь устремились к Питту, но на этот раз в глазах у них уже блестел враждебный огонь. Агент секретной службы рукой преградил им дорогу.

— Держитесь подальше!

Он скептически посмотрел на Питта.

— Я не могу тебя провести к президенту, даже если бы хотел этого.

— Тогда проводите меня к Гаррисону Муну, — прорычал Питт, сытый по горло абсурдностью происходящего.

— Разве Мун знает тебя?

— Тебе лучше просто поверить в это.

Мерсьер, Оутс и Мун сидели в приемной сената и смотрели телевизор, когда дверь резко распахнулась и в помещение хлынула, словно приливная волна, толпа сотрудников секретной службы, полицейских и служащих из охраны здания, втаскивая Питта, по меньшей мере, полудюжиной пар рук.

— Уберите своих ищеек, — прокричал Питт. — Я достал его!

Мерсьер вскочил на ноги с открытым ртом. Он был слишком ошеломлен, чтобы отреагировать немедленно.

— Кто этот человек? — потребовал Оутс.

— Боже мой, это Питт! — удалось выдавить из себя Муну.

Питт со скованными руками и опухшим от подлого удара глазом кивнул в сторону потрепанного старого дорожного несессера в руках полицейского.

— Экземпляр договора вон там.

Пока Мерсьер занимался Питтом и выпроваживал людей из службы безопасности из помещения, Оутс изучал содержание договора.

Наконец он нерешительно поднял глаза.

— Он настоящий? Я имею в виду, не существует ли возможность фальсификации?

Питт рухнул в кресло, осторожно ощупывая увеличивающийся «фонарь» под глазом. По всей вероятности, его долгая миссия подошла к концу.

— Не волнуйтесь, господин секретарь, вы держите в руках подлинный документ.

Мерсьер вернулся, закрыв двери, и быстро внес изменения в экземпляр речи президента.

— Всего через две минуты он должен сделать заключительное заявление.

— Нам следует поторопиться и передать ему это, — скал Мун.

Мерсьер посмотрел на изнуренного человека в кресле.

— Полагаю, эта честь должна быть предоставлена мистеру Питту. Он представляет людей, погибших за это.

Питт резко сел.

— Мне? Я не могу появиться перед сотней миллионов телезрителей, которые смотрят прямую передачу из канадского парламента, и прервать обращение президента. Во всяком случае, не в этом наряде.

— В этом нет никакой необходимости, — сказал Мерсьер с улыбкой. — Я прерву президента сам и попрошу его зайти в приемную. Вы вручите договор здесь.

В палате сената, оформленной в глубоких красных тонах, сидели руководители канадского правительства, ошеломленные приглашением президента Соединенных Штатов приступить к переговорам о слиянии двух государств. Все они слышали об этом впервые. Только один Сарве сохранял полную невозмутимость, его лицо было спокойно и непроницаемо.

По палате прокатилась волна приглушенного шепота, когда советник по государственной безопасности подошел к кафедре и что-то прошептал президенту на ухо. Прерывание главного обращения было нарушением традиции и не могло пройти незамеченным.

— Прошу извинить меня, но я вынужден прерваться, — сказал президент, усиливая таинственность.

Он повернулся и вышел через двери в приемную.

В глазах президента Питт был похож на пришельца из ада. Он подошел и обнял его.

— Мистер Питт, вы не представляете себе, насколько я счастлив видеть вас.

— Простите, что так поздно. — Это было всё, что смог ответить Питт.

Затем он изобразил кривую улыбку и осторожно протянул продырявленный документ.

— Североамериканский договор.

Президент взял договор и внимательно прочитал текст. Когда он взглянул, Питт с удивлением увидел, что у него на глаза выступили слезы. Это был тот редкий случай, когда президент проявил эмоции и, пробормотав приглушенно благодарность, ушел.

Мерсьер и Мун сели перед экраном телевизора и смотрели, как президент вернулся на кафедру.

— Приношу свои извинения за перерыв, но мне только что вручили документ огромнейшего исторического значения. Он называется Североамериканский договор…

Через десять минут президент торжественно заканчивал речь:

— …и таким образом в течение семидесяти пяти лет, по условиям, изложенным выше, Канада и Соединенные Штаты по незнанию существовали как два государства, хотя по международному закону они были едины…

Мерсьер позволил себе глубоко вздохнуть.

— Слава Богу, он не дал им пощечину, заявив, что они принадлежат нам.

— Будущее не будет к нам благосклонно, — продолжал президент, — если нам не удастся воспользоваться тем потрясающим потенциалом, который подготовили для нас наши прошлые лидеры. Мы не должны больше существовать отдельно друг от друга, как было в прошлом. Мы не должны рассматривать себя как англо-канадцев или англо-американцев, или франко-канадцев, или мексиканских американцев. Мы все должны считать себя просто американцами. Потому что все мы — североамериканцы…

Министры парламента и премьеры провинций проявляли эмоции в разной степени. Некоторые были откровенно взбешены, другие сидели в задумчивости, третьи кивали головой, словно соглашаясь.

Было понятно, что президент не размахивал договором над их головами, как дубинкой. Не предъявлял никаких требований и не угрожал. Но никто ни минуту не сомневался в том, что сила была именно у него.

— …наши истории тесно переплетаются, наш народ удивительно похож по образу жизни и взглядам. Единственным фундаментальным различием между нами является отношение к традициям. Если провинции Канады примут решение жить самостоятельно, то им предстоит долгое и трудное путешествие, которое может закончиться лишь столкновением друг с другом. Ради общего блага это не должно произойти. Поэтому я призываю вас присоединиться ко мне в построении самого могущественного государства на земле — Соединенных Штатов Канады.

На обращение президента палата сената отреагировала редкими и тихими аплодисментами. Аудитория сидела, онемев, не понимая, как следует отнестись к предложению о создании единого государства. Наконец-то было произнесено вслух самое невероятное.

Мерсьер вздохнул и выключил телевизор.

— Итак, начало положено, — тихо сказал он.

Оутс кивнул.

— Слава Богу, что договор получили вовремя, иначе мы могли бы стать свидетелями политической катастрофы.

Инстинктивно все повернулись, чтобы высказать благодарность человеку, который сделал очень многое. Они все были в долгу перед ним.

Но Дирк Питт крепко спал.

85

«Роллс-ройс» премьер-министра затормозил, останавливаясь перед огромным реактивным лайнером с президентским гербом. Сотрудники секретной службы заняли свои места вокруг пассажирской посадочной площадки.

В салоне машины Сарве наклонился вперед и откинул столик из орехового дерева со спинки переднего сиденья. Затем открыл шкафчик, достал хрустальный графин с виски и наполнил два небольших бокала.

— За двух старых и близких друзей, которые вместе прошли долгий путь.

— Так оно и есть, — сказал президент с усталым вздохом. — Если кто-нибудь когда-нибудь узнает, как мы с тобой тайно работали вместе все эти годы для того, чтобы сформулировать концепцию единого государства, то нас обоих должны расстрелять за государственную измену.

Сарве едва улыбнулся.

— Возможно, с позором изгнать с занимаемых постов, но, уж конечно, не расстрелять.

Президент задумчиво пил виски маленькими глотками.

— Странно, что случайная беседа между министром парламента и новичком из сената перед камином в охотничьем домике много лет назад может изменить ход истории.

— Правильное время и правильное место для случайной встречи двух мужчин, у которых была одна мечта, — сказал Сарве, вспоминая былое.

— Слияние Соединенных Штатов и Канады неизбежно. Если не в течение следующих двух лет, то в течение следующих двухсот лет. Мы с тобой просто поработали, опережая время.

— Надеюсь, мы не доживем до того времени, когда пожалеем об этом.

— Объединенный континент с населением и территорией Советского Союза — здесь не о чем жалеть. Это может оказаться спасением для обеих стран.

— Соединенные Штаты Канады, — сказал Сарве. — Мне нравится, как это звучит.

— Каким ты видишь будущее?

— Прибрежные провинции — Ньюфаундленд, Новая Шотландия и Нью-Брансуик — в настоящее время отрезаны от остальной части Канады независимым Квебеком. Они поймут, что в их собственных интересах просить статус штата в ближайшие месяцы. Манитоба и Саскачеван последуют за ними. Это самое простое решение, потому что у них всегда были тесные связи с вашими северо-западными сельско-хозяйственными штатами. Следующей, я полагаю, начнет переговоры Британская Колумбия. Затем уйдут тихоокеанские и атлантические порты, постепенно присоединятся остальные провинции.

— А Квебек?

— Французы какое-то время будут наслаждаться своей независимостью. Но из-за неизбежных экономических трудностей им придется, в конце концов, принять статус штата.

— А Британия? Как там будут реагировать?

— Точно так, как она реагировала на Индию, Южную Африку и другие колонии. Неохотно, но скажет слова прощания.

— Какие же у тебя планы, мой друг?

— Буду баллотироваться на пост президента Квебека, — ответил Сарве.

— Не завидую тебе. Борьба будет упорной и грязной.

— Да, но если я одержу победу на выборах, то победим мы. Квебек сделает еще один шаг в сторону присоединения к союзу. И что самое важное, у меня будет возможность гарантировать поступление электроэнергии из Джеймс-Бея и убедиться в том, что вы получите блага от разработки открытого вами нефтяного месторождения в заливе Унгава.

Президент поставил пустой стакан на откидной столик и посмотрел на Сарве.

— Мне жаль Даниэлу. Решение сообщить тебе о ее связи с Анри Вийоном далось нелегко. У меня не было уверенности, что ты поверишь в это.

— Я поверил тебе, — грустно сказал Сарве. — Поверил тебе, так как знал, что это правда.

— Если бы существовал другой способ…

— Его не было.

Всё было сказано. Президент открыл дверь машины. Сарве взял его за локоть и вернул назад.

— Мы должны решить еще один последний вопрос, — сказал он.

— Продолжай.

— Североамериканский договор. Если всё потерпит неудачу, заставишь ли ты Канаду соблюдать условия?

— Да, — ответил президент, в глазах у него промелькнул жесткий огонек. — Сейчас нельзя поворачивать назад. Если буду вынужден, то без всяких сомнений проведу договор в жизнь.

86

В Нью-Йорке шел дождь, когда Хейди, хромая, вошла в зал ожидания для пассажиров авиакомпании «TWA» в аэропорту Кеннеди. Ливень срывал листву с деревьев и замедлял оживленное движение в час пик до скорости гусеницы. Под синим плащом была военно-морская форма, волосы в каплях дождя выбивались из-под белой фуражки установленного образца. Хейди поставила большой рюкзак на ковер и, балансируя на здоровой ноге, опустилась на свободное место.

После бурных событий прошедших недель ее угнетала перспектива возвращения к повседневным обязанностям. Она не видела Питта после его поспешного вылета в Оттаву, а морские пехотинцы, охраняющие Брайана Шо, не разрешили ей даже приблизиться к нему перед тем, как его в бессознательном состоянии на машине скорой помощи отправили в военный госпиталь.

О ней почти забыли в общей суматохе. Только благодаря предусмотрительности адмирала Сандекера ее направили в Нью-Йорк, чтобы она, наконец, отоспалась в отеле, и заказали билет первого класса на самолет до Сан-Диего, вылетающий на следующий день.

Хейди пристально смотрела в окно на озера дождя на взлетно-посадочной полосе, в которых отражались многоцветные огни. Если бы она была одна, то позволила бы себе от души поплакать. Внезапно почувствовала острую тоску, вспоминая, как Шо касался ее. Этот пожилой англичанин вторгся в ее жизнь, и сейчас она злилась на то, что он возбудил в ней любовь. Но чувства раскаяния не было, только раздражение, потому что она сама потеряла контроль.

Не слыша и не видя людей, снующих вокруг, Хейди пыталась избавиться от чувств и воспоминаний о постыдных действиях, совершенных ею в течение ряда прошлых недель.

— Мне доводилось видеть грустные создания и раньше, — произнес знакомый голос позади нее, — но ты, леди, заслуживаешь приза.

— Неужели это так бросается в глаза? — спросила она, удивляясь тому, как спокойно прозвучал ее голос.

— Как черная туча на заходящем солнце, — ответил Питт с дьявольской улыбкой.

На нем была спортивная куртка синего цвета военно-морской формы, красные широкие брюки британского покроя и рубашка. Он смотрел на нее поверх чудовищной охапки разных цветов.

— Ты же не думала, что я позволю тебе улизнуть, не попрощавшись?

— Хоть кто-то вспомнил.

Она почувствовала себя покинутой, одинокой, усталой, уязвленной и отвергнутой.

— Не обращай внимания, если сказала что-то не так. Это ночь жалости к себе.

— Может быть, они помогут, — сказал он, кладя цветы ей на колени.

Букет был такой огромный, что она едва могла что-нибудь увидеть поверх него.

— Они великолепны, — сказала Хейди. — Думаю, что сейчас заплачу.

— Пожалуйста, не надо, — тихо рассмеялся Питт. — Мне всегда хотелось купить целый цветочный магазин для красивой девушки. Будешь смущать меня, и я не захочу повторить это вновь.

Она притянула к себе Питта, поцеловала его в щеку, глотая слезы.

— Спасибо, Дирк. Ты всегда был моим самым дорогим другом.

— Другом?

Он бросил на нее обиженный взгляд.

— Неужели это всё, на что я способен?

— Разве мы когда-нибудь сможем стать кем-то еще?

— Не знаю.

На лице у него появилось выражение нежности, он взял ее за руку.

— Интересно, что два человека, которых так много связывает, не могут влюбиться друг в друга.

— В моем случае это связано с другим.

— Женское непостоянство, — сказал он. — Вы всегда влюбляетесь в парней, которые обращаются с вами как с дрянью.

Она отвела глаза от его пристального взгляда и уставилась в окно.

— Мы так никогда и не научимся отрекаться от своих чувств.

— Неужели Шо любит тебя?

— Сомневаюсь.

— А ты любишь его?

— Перестаю быть сама собой, когда речь заходит о Брайане. Да, я люблю его за всё то добро, что он сделал для меня. Мы исчерпали друг друга до самого дна. У него были свои причины, у меня свои. Но если он позовет меня, я побегу к нему без оглядки. Но этого никогда не будет.

— И вновь печальное лицо, — сказал Питт. — Отказываюсь отправлять на борт самолета хныкающую женщину. Ты не оставляешь мне выбора, нужно развеселить тебя еще одним волшебным фокусом.

Хейди тихо рассмеялась, хотя глаза были влажными от слез.

— С каких это пор ты занялся волшебством?

Питт изобразил притворный обиженный взгляд.

— Разве ты никогда не слышала о Питте великолепном, иллюзионисте?

— Никогда.

— Ну и ладно, неверующая. Закрой глаза.

— Ты шутишь.

— Закрой глаза и сосчитай до десяти.

В конце концов Хейди сделала, что ей было сказано. Когда она открыла глаза, Питта не было, на его месте сидел Брайан Шо.

Плач, который она сдерживала, вырвался из ее груди, как только она обняла его, слезы градом покатились у нее по щекам, капая с подбородка.

— Думала, что тебя заперли где-нибудь далеко, — сопела она между рыданиями.

Шо поднял сложенный плащ, который закрывал его колени, и она увидела на его запястьях наручники.

— Питт всё устроил так, что я смог прийти.

Она нежно дотронулась до повязки, торчащей из-под твидовой шапки.

— С тобой всё в порядке?

— Почти исчезло моё двойное зрение, — ответил он, улыбаясь.

Служащий авиалинии за контрольной стойкой объявил о посадке на самолет Хейди.

— Что с тобой будет? — спросила она, боясь отпустить его.

— Подозреваю, что придется провести какое-то время в одной из ваших федеральных тюрем.

— Если скажу, что люблю тебя, ты будешь считать меня сентиментальной?

— Если я отвечу тебе то же самое, ты будешь считать меня лжецом?

— Нет, — сказала она.

И она почувствовала полное облегчение, потому что знала, что он не лжет.

Шо сказал:

— Обещаю тебе, что когда-нибудь мы будем вместе.

Но это было невозможно. Она ощутила глубокую боль в груди. Отстранилась от него.

— Мне пора, — прошептала она.

Он прочитал по ее глазам, что она обиделась, и понял всё. Помог ей встать и опереться на костыли. Подошел служащий и взял багаж и цветы Хейди.

— Прощай, Хейди.

Она слегка поцеловала его в губы.

— Прощай.

Как только Хейди прошла через контрольный пункт на посадку и исчезла из вида, появился Питт и встал рядом с Шо.

— Ужасно хорошая женщина, — сказал он. — Стыдись, что теряешь ее.

— Хорошая женщина, — с тоской согласился Шо.

— Если не поторопишься, она улетит без тебя.

Шо удивленно взглянул на него.

— О чем это ты?

Питт сунул пакет в нагрудный карман Шо.

— Твой посадочный талон и билет. Предусмотрел, чтобы ваши места оказались рядом.

— Но я арестован как вражеский агент, — сказал Шо в полной растерянности.

— Президент — мой должник, — пожал плечами Питт.

— Он знает, что ты делаешь?

— Еще нет.

Шо покачал головой.

— Ты напрашиваешься на неприятности, отпуская меня на свободу.

— Приходилось и раньше сталкиваться с этим.

Питт протянул руку.

— Не забудь: ты должен мне один урок в триктрак.

Шо изобразил рукопожатие обеими руками. Затем поднял их вверх, демонстрируя стальные браслеты.

— Эти штуки так раздражают.

— Взлом этого замка — детская забава для секретного агента.

Шо проделал ряд движений под плащом, и наручники оказались в его ладонях.

— Я немного засиделся. Обычно всегда делал это значительно быстрее.

— Джеймс Бонд гордился бы тобой, — сухо заметил Питт.

— Бонд?

— Да, я слышал, что вы были близки.

Шо вздохнул.

— Он существует только в литературе.

— Неужели?

Шо пожал плечами, затем пристально взглянул на Питта.

— Почему ты делаешь это после того, как я причинил Хейди такую боль?

— Она любит тебя, — просто сказал Питт.

— А тебе-то что из того?

— Ничего, что могло бы увеличить мой счет в банке.

— Тогда почему?

— Мне нравится совершать необычные поступки.

Шо не успел ничего ответить, как Питт повернулся и смешался с толпой в зале ожидания.

Дождь прекратился, Питт опустил откидной верх своей «кобры» и направился в сторону огней Вашингтона, мерцавших на фоне нависших туч. Ветер трепал его волосы, он глубоко вдохнул сладкий аромат влажной травы, поднимающийся с полей вдоль магистрали.

Питт крепче взялся за руль, нажал акселератор до упора и наблюдал, как стрелка тахометра медленно движется к красной отметке.

Об авторе

Клайв Касслер, подобно своему герою Дирку Питту, ведет жизнь, полную приключений. В дополнение к своей писательской деятельности он исходил пешком весь юго-запад в поисках золотоносных жил, занимался подводным плаванием со специальными дыхательными аппаратами в отдаленных озерах Скалистых гор в поисках пропавших самолетов, сейчас возглавляет экспедиции, совершающие поиски затонувших кораблей в Америке. В одной из таких экспедиций был обнаружен «Бонхомм Ричард» Джона Пола Джоунса, а совсем недавно Касслеру удалось откопать затонувшие останки одного из кораблей типа «Монитор». Известный «Мерримак» — еще один корабль, предметы с которого подняты со дна моря Касслером. В настоящее время он занимается поисками корабля «Ханли», знаменитой подводной лодки конфедератов, которая первой среди судов этого типа потопила крейсер в морском сражении.

Известный коллекционер классических автомобилей, Касслер пишет свои триллеры-бестселлеры у себя дома у подножия Скалистых гор, откуда открывается вид на Денвер.

Клайв Касслер "Тихоокеанский водоворот"

Предисловие

Это не слишком важно, но перед вами первый рассказ о Дирке Питте.

Научившись писать увлекательные приключенческие романы циклами, я попытался найти своего особенного героя. Который не был бы тайным агентом, полицейским, детективом или частным сыщиком. Резкого и грубоватого, но в то же время стильного, чтобы с равной легкостью ухаживал за великолепными женщинами в роскошном ресторане и пил пиво с парнями в местном салуне. Настоящего героя с налетом таинственности.

Его стихией станет не казино и не улицы Нью-Йорка, а море, вызывающее и неведомое.

Эти поиски воплотились в Дирке Питте.

Поскольку у его первого приключения нет сложного сюжета, присущего последующим историям, я решил не печатать этот первый опыт. Но из-за давления друзей, семьи, фэнов и читателей я все же представляю вам первое дело Питта.

Считайте его всего лишь несколькими часами занимательного чтения и, может быть, своего рода артефактом истории.

Клайв Касслер

Пролог

Всякий океан получает свою долю людей и судов, но ни один не прожорлив так, как Тихий. На Тихом океане произошел мятеж на "Баунти", и мятежники сожгли корабль у острова Питкерн. Под волнами Тихого покоится "Эссекс", единственный известный корабль, затопленный китом (случай, легший в основу романа Мелвилла "Моби Дик"), и "Кайо-мару", разлетевшийся на куски при извержении подводного вулкана прямо под его корпусом.

Несмотря на все это, величайший океан планеты считается спокойным, об этом говорит даже его название.

Может быть, именно поэтому коммандер Феликс Дюпре совсем не думал о возможных катастрофах, поднимаясь незадолго до наступления ночи на мостик атомной подводной лодки "Старбак". Он кивнул вахтенному офицеру и облокотился на поручень, глядя, как без малейших усилий нос его корабля раздвигает катящиеся навстречу волны.

Люди уважают море, его безграничность обычно даже пугает их. Но Дюпре был не таков, как большинство: огромность никогда не пугала его. Он двадцать лет провел в море, из них четырнадцать — на подводных лодках, и жаждал признания. Дюпре был капитаном новейшей и самой революционной подводной лодки, но хотел большего.

"Старбак" целиком построили в Сан-Франциско, и построили так, как никакой другой корабль в мире:

каждый компонент, каждую систему прочного корпуса рассчитали с помощью компьютеров. Это был первый из нового поколения подводных кораблей — настоящий подводный город, способный на ста двадцати пяти узлах двигаться в неподвластных времени глубинах в двух тысячах футов под освещенной солнцем поверхностью. "Старбак" походил на породистого жеребца перед первой гонкой, который грыз удила, готовый показать, на что способен.

Но зрителей у него не будет. Департамент подводного оружия приказал провести испытания в строжайшей тайне, в отдаленном районе Тихого океана, и без кораблей сопровождения.

Дюпре стал командиром "Старбака" в его первом походе благодаря своей исключительной репутации. В Военно-морской академии сокурсники прозывали его Базой Данных: зарядите Питта фактами и смотрите, как из его уст звучат логичнейшие ответы. Подводникам хорошо были известны мастерство и талант Дюпре, но на военном флоте для продвижения необходимы и особые личные качества, влияние и умение формировать общественное мнение. Поскольку у Дюпре ничего из перечисленных качеств не было, его недавно обошли при повышении.

Прозвучал звонок, вахтенный офицер, высокий черноволосый лейтенант, взял трубку. Выслушав сказанное на том конце, он дважды кивнул и повесил трубку.

— Центральный пост, — коротко сказал он. — По данным эхолота, за последние пять миль морское дно поднялось на полторы тысячи футов.

Дюпре медленно и задумчиво обернулся.

— Вероятно, небольшой подводный хребет. У нас под килем еще миля воды. — Он улыбнулся и добавил: — Не о чем беспокоиться.

Лейтенант улыбнулся в ответ.

— Нам хватит и нескольких футов под килем.

Дюпре с улыбкой снова повернулся к морю, поднял бинокль, висевший на шее, и внимательно всмотрелся в горизонт. За многие тысячи одиноких часов, проведенных в разных океанах на борту разных кораблей, жест стал для него привычным. Жест был совершенно бесполезный: сложная современная радарная система "Старбака" обнаруживала объект задолго до того, как он становился виден невооруженным глазом. Дюпре знал это, но что-то в самом виде моря очищало человеческую душу.

Наконец он вздохнул и опустил бинокль.

— Спущусь поужинать. Подготовьте мостик к погружению в 21:00.

Дюпре прошел через три уровня ходовой рубки — "паруса", как ее называют современные моряки, — и зашел в центральный пост. Дежурный офицер и штурман склонились к картам на столе и изучали данные о глубинах. Дежурный офицер взглянул на Дюпре.

— Сэр, у нас очень странные показания.

— Нет ничего лучше загадки, чтобы завершить день, — добродушно ответил Дюпре.

Он прошел между двумя моряками и посмотрел на отлично отпечатанную карту, освещенную мягким светом сквозь матовую стеклянную поверхность стола. Карту пересекали несколько темных линий, рядом с ними были старательно выписаны числа и математические формулы.

— Что у нас тут? — спросил Дюпре.

Штурман медленно заговорил:

— Дно поднимается с поразительной быстротой. Если на следующих двадцати пяти милях подъем не прекратится, мы уткнемся в несуществующий остров или острова.

— Где мы?

— Здесь, сэр, — ответил штурман, постучав карандашом по карте. — В шестистах семидесяти милях к северу от мыса Кахуку, Оаху, направление ноль-ноль-семь градусов.

Дюпре подошел к панели управления и взял микрофон.

— Радар, говорит капитан. Есть что-нибудь?

— Нет, сэр, — ответил механический голос из динамика. — Экран чист… минутку… поправка, капитан. В двадцати трех милях прямо по курсу неясные показания.

— Объект?

— Нет, сэр. Скорее низкое облако. Или дымный след. Не могу разобрать.

— Хорошо, доложите, когда установите точнее. — Дюпре повесил микрофон и посмотрел на людей у штурманского стола. — Ну, джентльмены, что скажете?

Дежурный офицер покачал головой.

— Нет дыма без огня. А где огонь, там что-то горит. Нефтяное пятно, может быть?

— Нефтяное пятно… откуда? — нетерпеливо спросил Дюпре. — Мы далеко от судоходных маршрутов. Маршрут из Сан-Франциско в Гонолулу и дальше проходит в четырехстах милях к югу. Это одно из самых пустынных мест в океане, именно поэтому Флот и выбрал его для первых испытаний "Старбака". Без посторонних глаз. — Он покачал головой. — Горящее нефтяное пятно не подходит. Больше подошел бы новый вулкан, поднимающийся из Тихого. Но и это всего лишь гипотеза.

Штурман отметил место, зафиксированное радаром, и провел на карте окружность.

— Низкое облако на поверхности или возле нее, — задумчиво сказал он вслух. — Весьма маловероятно.

Атмосферные условия никак не соответствуют ничему такому.

Ожил громкоговоритель:

— Капитан, говорит радар.

— Капитан слушает, — ответил Дюпре.

— Я опознал его, сэр. — Голос как будто помедлил, прежде чем продолжить. — Объект расшифровывается как полоса густого тумана диаметром около трех миль.

— Вы уверены?

— Ставлю свой паек, сэр.

Дюпре нажал на переключатель микрофона и позвонил на мостик.

— Лейтенант, впереди отмеченный радаром объект. Дайте знать, как только что-нибудь увидите. — Он повесил трубку и повернулся к дежурному офицеру. — Глубина?

— Быстро уменьшается. Две тысячи восемьсот футов, подъем продолжается.

Штурман достал из наружного кармана носовой платок и вытер шею.

— Понятия не имею, что это. Единственный подъем примерно такой же крутизны — Перуанско-Чилийский желоб. Начиная с глубины в двадцать пять тысяч футов под поверхностью моря, он поднимается на одну милю по вертикали за каждую милю по горизонтали. До сих пор он считался самым грандиозным подводным склоном.

— Да, — хмыкнул дежурный офицер. — Как вы думаете, устроят морские геологи бал по поводу этого открытия?

— Тысяча восемьсот футов, — послышался бесстрастный голос из рубки гидроакустики.

— Боже! — ахнул штурман. — Подъем на тысячу футов меньше чем за полмили. Это просто невозможно!

Дюпре прошел к левой стене рубки управления и приблизил нос к стеклу, закрывавшему экран эхолота. На цифровом дисплее морское дно было представлено черной ломаной линией, быстро поднимающейся к красной точке — тревожной отметке на шкале. Дюпре положил руку на плечо оператору сонара.

— Ошибки в показателях возможны?

Оператор гидролокатора щелкнул переключателем и взглянул на соседнюю шкалу.

— Нет, сэр. Такие же данные поступают от независимой резервной системы.

Дюпре несколько мгновений смотрел на поднимающуюся линию. Потом вернулся к столу и посмотрел на отметку, означавшую положение его корабля относительно поднимающегося дна.

— Говорит мостик, — послышался механический голос. — Мы его видим. — Несколько секунд промедления. — Если бы не знал, где мы, сказал бы, что это что-то вроде доброго старого новоанглийского тумана, только пожиже.

Дюпре щелкнул микрофоном.

— Вас понял.

Он с непроницаемым лицом продолжал задумчиво смотреть на карту.

— Отправить сигнал в Перл-Харбор, сэр? — спросил штурман. — Оттуда могли бы выслать самолет-разведчик.

Дюпре ответил не сразу. Пальцами одной руки он барабанил по столу, вторая неподвижно висела вдоль тела. Дюпре никогда не принимал неосторожных решений. Каждый его шаг соответствовал уставам.

Многие моряки со "Старбака" служили с Дюпре и на других кораблях, и, хотя никто не преклонялся перед ним, его способности и рассудительность уважали и восхищались ими. Все доверяли ему, убежденные, что он не допустит ошибки и не поставит их жизни под угрозу. В любом другом случае это соответствовало бы истине. Но на сей раз все страшно ошибались.

— Давайте посмотрим, что это, — тихо сказал Дюпре.

Дежурный офицер и штурман переглянулись. Приказ был провести испытания "Старбака", а не гоняться за призрачным туманом на горизонте.

Никто не знает, почему капитан Дюпре вдруг поступил вопреки себеи нарушил приказ. Возможно, его слишком сильно манило неведомое. Может быть, он представил себя исследователем, увенчанным славой, в которой ему всегда отказывали. Какова бы ни была причина, она так и осталась неизвестной. "Старбак", словно спущенная со сворки гончая, взявшая след, лег на новый курс и двинулся, рассекая волны.

"Старбак" должен был прибыть в Перл-Харбор в понедельник. Когда он не появился, а самые тщательные поиски с воздуха и с моря не выявили ни масляных пятен, ни обломков, Флот вынужден был признать потерю одного из новейших кораблей и ста шестидесяти членов его экипажа. Ошеломленной нации сообщили, что "Старбак" погиб где-то в Тихом океане. Исчезновение корабля и его экипажа было окружено тайной. Неизвестно, когда, где и почему.

Глава 1

В штате Гавайи с его многолюдными пляжами еще можно отыскать полоску песка, сулящую некоторое уединение. Мыс Каена, выступающий в пролив Кауаи, словно выбитый из суши ударом боксера, был одним из немногих мест, дающих возможность расслабиться и насладиться видом пустынного берега. Пляж прекрасный, но и коварный. У берега проходит быстрое течение, чрезвычайно опасное для всех, кроме самых осторожных пловцов. Каждый год, словно по мрачному расписанию, неизвестный купальщик, привлеченный пустынным песчаным пляжем и ласковым прибоем, заходит в море и через несколько минут исчезает.

Именно на этом пляже загорелый дочерна мужчина ростом шесть футов три дюйма, в белых плавках, вытянулся на бамбуковой циновке. Капли пота стекали с волосатой бочкообразной груди на бока, оставляя извилистые дорожки, и впитывались в песок. Рука, закрывавшая глаза от лучей тропического солнца, была мускулистой, но без перекаченных бугров, какие бывают у любителей "качать железо". Волосы, черные, густые и косматые, падали на лоб. Лицо было дружелюбное, но с твердыми чертами.

Дирк Питт очнулся от полудремы, приподнялся на локтях и уставился на океан темно-зелеными блестящими глазами. Питт не обычный отдыхающий: для него пляж — живое, подвижное существо, под действием ветра и волн постоянно меняющее форму. Питт смотрел на волны, которые прикатились издалека, где родились во время шторма, когда песчаное дно под ними повышалось, волны росли, росла скорость их движения, и они превращались в прибой. Волны вздымались все выше — до восьми футов, как определил Питт — а потом обрушивались на берег грохочущей лавиной пены и брызг. И умирали маленькими водоворотами на границе прибоя.

Внезапно взгляд Питта привлекла вспышка цвета за чертой прибоя, примерно в трехстах футах от берега. Вспышка сразу исчезла, скрывшись за гребнем волны. Питт с любопытством смотрел на то место, где заметил ее. Когда схлынула очередная волна, вспышка опять мелькнула в лучах солнца. Форму предмета на таком расстоянии определить невозможно, но яркое, флуоресцентное, зеленое свечение ни с чем не перепутаешь.

Самое умное, подумал Питт, просто лежать и ждать, когда прибой прибьет предмет к берегу, но он отбросил эту здравую мысль, поднялся и неторопливо направился к морю. Когда вода дошла до колен, он изогнул спину и нырнул под следующую волну, рассчитав нырок так, что только ногами ощутил, как волна прокатилась над ним. Вода казалась теплой, как в бассейне с подогревом, градусов 25. Вынырнув, Питт поплыл сквозь пену, плыл он легко, позволяя течению увлечь его на глубину.

Через несколько минут он остановился и повис в воде, отыскивая пятно желтого цвета. И увидел его в двадцати ярдах слева. Преодолевая это расстояние, он не отрывал взгляда от необычного плавучего предмета, теряя его из виду лишь на мгновения, когда тот скрывался в промежутках между волнами. Почувствовав, что течение уносит его слишком далеко вправо, Питт вернулся на прежний курс и удлинил гребки, чтобы подольше не уставать.

Но вот он доплыл и прикоснулся к гладкому цилиндру длиной примерно два фута, шириной восемь дюймов и весом меньше шести фунтов. Предмет был завернут в водонепроницаемую желтую пластиковую оболочку с надписью с обоих концов черными буквами "ВМФ США".

Питт обхватил предмет руками и расслабился, обдумывая свое теперь опасное положение относительно берега.

Он осмотрел берег, надеясь, что кто-нибудь видел, как он входит в море, но в оба конца пляж на мили оставался совершенно пустынным. Питт решил не осматривать крутые утесы у берега, бессмысленно полагать, что кто-то вздумает карабкаться на них в середине рабочей недели.

Питт задумался, зачем так глупо и беспричинно рискнул. Виноват был загадочный желтый предмет, а, единожды начав, Питт и не подумал идти на попятную. И оказался во власти безжалостного моря.

На мгновение он задумался, не сумеет ли по прямой доплыть до берега. Но лишь на мгновение. Возможно, Марк Спитц[55] справился бы, но Питт был уверен, что ему самому всех этих олимпийских медалей не видать, поскольку он выкуривал по пачке сигарет в день и выпивал по вечерам несколько порций виски "Катти Сарк". И решил попытаться переиграть мать-природу по ее же правилам.

Питт был хорошо знаком с поведением течений и противотечений, он годами занимался серфингом и постиг все тонкости. Человека могло унести в открытое море, а в ста ярдах от него дети кувыркались бы в волнах, не замечая ни малейшего течения. Беспощадное подводное противотечение возникает, когда прибой возвращается в море по узким, прорытым в донном песке каньонам. Ток воды меняет здесь направление и уходит от берега, часто со скоростью четыре мили в час. Течение почти истощилось, и Питт понял, что должен плыть параллельно берегу, пока не уйдет от песчаного дна, а потом выбраться на сушу совсем в другом месте.

Единственное, что его беспокоило, это нападение акул. Морские машины для убийства не всегда оповещают о своем присутствии острым плавником. Они легко могут напасть снизу, без предупреждения, а Питт без маски и не может знать, когда и откуда ждать удара. Он просто надеялся добраться до берега раньше, чем его занесут в обеденное меню. Он знал, что акулы редко подплывают к берегу, ведь волны поднимают песок, и тот попадает в жабры, поэтому здесь могли искать добычу только самые голодные хищники.

Теперь беречь силы не приходилось: Питт плыл так, словно за ним гнались все акулы-людоеды Тихого океана. Потребовалось пятнадцать минут энергичных гребков, прежде чем первая волна мягко подтолкнула его к берегу. Прошли девять волн прибоя, десятая подхватила плавучий цилиндр вместе с Питтом и поднесла на двенадцать футов от берега. Как только его колени коснулись дна, Питт встал, пошатываясь, как переживший крушение моряк, и пошел к берегу, буксируя добычу. И с благодарностью опустился на нагретый солнцем песок.

Он устало принялся разглядывать цилиндр. В пластике обнаружилась необычная алюминиевая капсула. Бока выложены резиновыми стержнями, напоминающими миниатюрные железнодорожные рельсы. С одной стороны — навинчивающаяся крышка. Питт принялся свинчивать ее, удивляясь большому количеству поворотов. Наконец крышка осталась у него в руке. Внутри цилиндра лежали несколько плотно свернутых листков, и больше ничего. Питт осторожно извлек их и начал разглядывать эту рукопись.

Он читал, и словно ледяная рука коснулась его. Несмотря на тридцатидвухградусную жару, по коже побежали мурашки. Он несколько раз пытался оторваться от чтения, но не мог, ошеломленный невообразимостью прочитанного.

Дочитав последнее предложение, Питт добрых десять минут отсутствующим взглядом смотрел в море. В конце документа стояло: "адмиралу Ли Хантеру". Питт медленно, осторожно вложил листочки обратно в цилиндр, завинтил крышку и тщательно натянул на капсулу желтый пластиковый чехол.

Необычная, жуткая тишина нависла над мысом Каена. Грохот прибоя казался приглушенным. Питт встал, стряхнул с себя песок, сунул цилиндр под мышку и пошел по пляжу. Добравшись до циновки, он быстро завернул в нее цилиндр и пошел к дороге вдоль пляжа.

У дороги одиноко стоял ярко-красный "Форд-Кобра". Питт не стал терять времени. Он положил цилиндр на пассажирское сиденье, сел за руль и сунул ключ в зажигание.

Он свернул на шоссе 99, миновал Ваиалуа и поехал по низкой гряде, идущей параллельно живописному и обычно сухому ручью Каукомахуа. Когда скофилдские казармы резервистов исчезли в зеркале заднего обзора, Питт повернул за Вахиавой и помчался к Перл-Сити, решительно презрев возможность встречи с дорожной полицией.

Слева поднялся хребет Кулау, его вершины скрывались в вечных темных, клубящихся тучах. Резкий контраст с ними составляли аккуратные зеленые посадки ананасов на красной, плодородной вулканической почве. Неожиданно Питт въехал в грозу и машинально включил дворники.

Наконец впереди показались главные ворота гавани Перл-Харбор. Из караулки показался часовой в мундире, и Питт затормозил. Достал из бумажника водительское удостоверение и удостоверение личности и расписался в журнале посетителей. Молодой моряк молча отсалютовал и знаком велел ему проезжать.

Питт спросил, где расположение штаба адмирала Хантера. Моряк достал из нагрудного кармана ручку и блокнот, любезно начертил схему маршрута и отдал Питту. И снова отсалютовал.

Питт подъехал к непримечательному бетонному зданию возле доков и остановил машину. Он проехал бы мимо, если бы не небольшая, аккуратная табличка: "Штаб 101 отделения флота спасателей".

Выключив зажигание, он взял с сиденья влажный цилиндр и вышел из машины. Входя, Питт пожалел, что не прихватил на пляж тенниску и легкие брюки. Он остановился перед столом, за которым матрос в летней белой форме рассеянно печатал на машинке. На столе стояла табличка с надписью "Матрос Дж. Ягер".

— Прошу прощения, — неловко пробормотал Питт, — я хотел бы увидеть адмирала Хантера…

Печатавший рассеянно поднял взгляд, и глаза у него полезли из орбит.

— Боже, приятель, да ты спятил? Ты чего явился в плавках? Если старик тебя застукает, ты покойник. Уноси быстрей ноги, или угодишь на губу!

— Я знаю, что одет не для приема, — спокойно и дружелюбно сказал Питт, — но мне до зарезу надо увидеть адмирала.

Моряк встал из-за стола, лицо его покраснело.

— Кончай придуриваться! — громко сказал он. — Вали в казарму и проспись, или я вызову береговой патруль.

— Вызывай! — неожиданно огрызнулся Питт.

— Послушай, приятель. — Моряк явно пытался сдержать раздражение. — Сделай себе одолжение. Возвращайся на свой корабль и официально доложи по команде, что просишь о встрече с адмиралом.

— В этом нет необходимости, Ягер.

Голос, прозвучавший у них за спиной, был мелодичным, как скрежет бульдозера по бетонному шоссе.

Питт повернулся и обнаружил, что смотрит прямо в глаза высокому седому мужчине, надменно застывшему в проеме внутренней двери офиса. От туфель до воротника этот человек был в белом, во всю грудь — золотые колодки. Волосы, густые и тоже белые, прекрасно гармонировали с худым, осунувшимся лицом. Только глаза на этом лице казались живыми, и они с любопытством разглядывали цилиндр в руках Питта.

— Я адмирал Хантер, парнище. Даю вам пять минут, так что истратьте их с толком. И прихватите с собой эту штуку, — сказал он, показывая на капсулу.

— Есть, сэр, — только и смог ответить Питт.

Адмирал уже повернулся на каблуках и пошел в свой кабинет, Питт последовал за ним, если до этого он не смущался, то, оказавшись в кабинете адмирала, определенно испытал замешательство. Кроме Хантера за старинным, безупречно полированным столом для совещаний сидели трое морских офицеров. При виде полуголого Питта со странным предметом под мышкой на их лицах появилось недоумение.

Хантер в рабочем порядке представил офицеров, но эта деланная вежливость не обманула Питта: адмирал хотел застращать гостя званиями, одновременно изучая его реакцию. Питт узнал, что светловолосый лейтенант-коммандер с лицом Кеннеди — Пол Боланд, заместитель командира 101-го отделения флота спасателей. Плотного сложения капитан, обильно потевший, звался странным именем Орл Сайнана и командовал небольшим флотом спасательных судов Хантера. И, наконец, низкорослое, похожее на гнома создание, которое вышло вперед, чтобы энергично пожать Питту руку, представилось коммандером Бердеттом Денвером, адъютантом адмирала. Он смотрел на Питта так, словно пытался вспомнить его лицо.

— Ладно, парнище, — опять то же обращение. Питт отдал бы месячное жалование за право двинуть Хантера кулаком в зубы. Голос адмирала источал сарказм. — Теперь, мы будем вам бесконечно благодарны, — если вы соизволите объяснить нам, кто вы и что вам здесь нужно.

— Вы не чрезвычайно любезны для того, кому хочется узнать, почему я принес эту канистру, — ответил Питт, удобно устраивая свое длинное тело в пустом кресле и ожидая ответной реакции.

Сайнана метнул через стол яростный взгляд, и его лицо перекосило от злобы.

— Эй, мразь! Как ты смеешь являться сюда и оскорблять адмирала!

— Это сумасшедший! — рявкнул Боланд. Он наклонился к Питту, его лицо стало холодным и напряженным. Он добавил: — Ты понимаешь, тупая сволочь, с кем разговариваешь?

— Поскольку мы все представлены, — небрежно ответил Питт, — да, понимаю.

Сайнана потным кулаком ударил по столу.

— Береговой патруль, клянусь богом! Я прикажу Ягеру вызвать береговой патруль и бросить его на гауптвахту.

Хантер прикурил длинную сигарету, бросил спичку в пепельницу, промахнулся на шесть дюймов и задумчиво посмотрел на Питта.

— Вы не оставляете мне выбора, парнище. — Он повернулся к Боланду. — Коммандер, попросите матроса Ягера вызвать береговой патруль.

— Я бы не стал этого делать, адмирал, — сказал Денвер, вставая, по его лицу было видно, что он наконец узнал Питта. — Этот человек, которого вы назвали мразью и сволочью и которого хотите посадить под арест, на самом деле Дирк Питт, руководитель отдела особых проектов Национального подводного и морского агентства, кстати, его отец, сенатор от Калифорнии Джордж Питт, — председатель комиссии по Военно-морскому флоту.

Сайнана буркнул что-то короткое и непечатное.

Боланд опомнился первым.

— Вы уверены?

— Да, Пол, абсолютно. — Денвер обошел стол и встал перед Питтом. — Несколько лет назад я видел его вместе с его отцом на совещании в НПМА. К тому же он друг моего двоюродного брата, который тоже служит в НПМА. Коммандер Руди Ганн.

Питт радостно улыбнулся.

— Конечно. Мы с Руди работали над несколькими проектами. Теперь я вижу сходство. Единственное отличие — Руди смотрит на вас через очки в толстой роговой оправе.

— В детстве мы его дразнили Слепышом, — рассмеялся Денвер.

— В следующий раз при встрече так его и назову, — с улыбкой сказал Питт.

— Надеюсь… вас не оскорбили… наши слова, — запинаясь, выговорил Боланд.

Питт посмотрел на Боланда своим самым циничным взглядом и ответил только:

— Нет.

Хантер и Сайнана обменялись взглядами, которые Питту легко было разгадать. Если офицеры и постарались скрыть тревогу, вызванную присутствием среди них сына американского сенатора, им это плохо удалось.

— Ну хорошо, мистер Питт, ваша взяла. Полагаю, вы здесь из-за канистры, которую держите в руках. Не расскажете, как она к вам попала?

— Я только посыльный, — спокойно ответил Питт. — Я обнаружил этот предмет, когда днем загорал на пляже. Он адресован вам.

— Ну, ну, — сказал Хантер. — Весьма польщен. Но почему именно мне?

Питт задумчиво осмотрел собравшихся и поставил цилиндр, все еще завернутый в бамбуковую циновку, на стол.

— Там внутри документы. На одном ваше имя.

На лице Хантера промелькнуло любопытство.

— Где вы нашли эту штуку?

— У оконечности мыса Каена.

Денвер наклонился вперед.

— Ее выбросило на берег?

Питт покачал головой.

— Нет, я проплыл за прибой и выловил ее.

Денвер казался удивленным.

— Вы проплыли за прибой у мыса Каена? Не думал, что это возможно.

Хантер бросил на Питта задумчивый взгляд, но тот словно бы не заметил.

— Можно посмотреть, что внутри?

Питт молча кивнул и развернул цилиндр, не обращая внимания на просыпавшийся на стол для совещаний влажный песок. Цилиндр он протянул Хантеру.

— Мое внимание привлек этот желтый чехол.

Хантер взял цилиндр в обе руки и показал остальным.

— Узнаете, джентльмены?

Все закивали.

— Вы никогда не служили на подводной лодке, мистер Питт, иначе сразу узнали бы коммуникационную капсулу. — Хантер положил цилиндр и на миг коснулся его. — Когда подводная лодка хочет, оставаясь под водой незамеченной, связаться с кораблями сопровождения, сообщение отправляют в такой алюминиевой капсуле. — Он осторожно разворачивал желтый пластик. — Эту капсулу с прикрепленным к ней маркером с краской выбрасывают через сохраняющий герметичность канал. Когда капсула оказывается на поверхности, маркер высвобождается и окрашивает несколько тысяч квадратных футов поверхности, что можно заметить с кораблей сопровождения.

— А эти резиновые прокладки, — медленно сказал Питт, — обеспечивают герметичность корпуса под большим давлением.

Хантер выжидательно посмотрел на Питта.

— Вы читали содержимое?

Питт кивнул.

— Да, сэр.

Ни Боланд, ни Сайнана, ни Денвер не заметили отчаяния в глазах Хантера и не смогли бы его понять.

— Расскажете, что узнали? — спросил Хантер, точно зная, что услышит.

Прошло несколько секунд. Как бы Питту хотелось никогда не видеть этого проклятого цилиндра… но выхода не было. Несколько слов — и эта безрадостная сцена наконец закончится. Он глубоко вдохнул и медленно заговорил:

— Внутри записка, адресованная вам, адмирал. А также двадцать шесть страниц, вырванных из вахтенного журнала атомной подводной лодки "Старбак".

Глава 2

Далее вкратце изложены объяснения коммандера Дюпре с комментариями адмирала.

"Нет никакого объяснения аду, разверзшемуся за пять последних дней. Только я виноват в смене курса и в том, что привел корабль к необычному и трагическому концу. Помимо этого могу только последовательно описать катастрофу — мой мозг работает не так, как следовало бы".

— То, что Дюпре не вполне владел своими умственными способностями, — поразительное признание человека, репутация которого была основана на его сходном с компьютером разуме.

"14 июня в 20:40 мы вошли в полосу тумана. Вскоре после этого на глубине всего десять морских саженей[56] нос корабля разорвало взрывом, и в носовой торпедный отсек хлынула вода, почти мгновенно затопив его".

— Даже если коммандер знал, где произошел взрыв, внутри корабля или снаружи, он этого не написал.

"Двадцати шести членам экипажа повезло: они погибли в считанные секунды. Мы надеялись, что трое на мостике: лейтенант Картер, матросы Фаррис и Метфорд, — успели спуститься, прежде чем корабль ушел под воду. Трагические события показали, что мы ошибались".

— Если, как сообщает Дюпре, "Старбак" был в надводном положении, странно, что Картер, Фаррис и Метфорд не сумели за тридцать секунд спуститься с мостика. Невозможно представить, что Дюпре закрыл люк, бросив трех человек на произвол судьбы. Невозможно представить себе также, что спасать их было некогда — маловероятно, что "Старбак" утонул как топор.

"Тем временем мы задраили все люки и вентиляционные отверстия, и я приказал сбросить весь балласт и начать подъем. Но было поздно: крен и раздирающий лязг показывали, что корабль лег на дно, зарывшись носом.

Казалось бы, с продутыми балластными цистернами и с носом на глубине всего в сто шестьдесят футов "Старбак" — а длина корабля триста двадцать футов — должен был высунуть корму из воды. Но нет.

Сейчас мы лежим на дне. Крен палубы восемь градусов влево и два градуса вперед. Кроме носового торпедного, все отсеки свободны от воды. Сейчас все мы мертвы. Я приказал людям прекратить сопротивление. Нас убила моя глупость".

— Самое удивительное вот что. Если положить расстояние от киля до верха лодки двадцать пять футов, спасательный люк наверху отделен от поверхности всего ста тридцатью пятью футами. Это небольшая глубина для человека, располагающего аппаратом для подводного дыхания, а на субмаринах такие аппараты есть у всего экипажа. Во время Второй мировой войны восемь подводников поднялись с глубины сто восемьдесят футов и получили лишь легкое расстройство дыхания.

Непонятнее всего последние фразы. Что предшествовало безумию Дюпре? Сказался ли на нем стресс, вызванный этим кошмаром? Дальше он еще отступает от реальности.

"Продовольствия нет, воздуха хватит всего на несколько часов. Питьевая вода кончилась на третий день".

— Это совершенно невозможно! Если ядерный реактор продолжал работать — а нет никаких указаний на его остановку, — экипаж мог прожить много месяцев. Дистиллятор-опреснитель давал достаточное ее количество для питья, а с принятием некоторых мер предосторожности система жизнеобеспечения, которая очищает воздух на подлодке и поставляет кислород, обеспечила бы сохранение жизней шестидесяти трех человек, пока не перестала бы действовать, что крайне маловероятно. При длительном выживании проблему могла представлять только пища. Но, поскольку "Старбак" выходил в море с полным запасом продовольствия, при некоторых ограничениях его должно было хватить не меньше чем на девяносто дней. Все зависело от реактора. Если умирал он, умирали и люди.

"Мой путь ясен. В душе у меня мир. Я приказал корабельному врачу сделать людям инъекции, чтобы прекратить их страдания. Сам я, конечно, уйду последним".

— Боже! Неужели Дюпре действительно приказал убить экипаж?

"Они снова идут. Картер стучит по корпусу. Матерь Божья. Почему его призрак так нас мучит?"

— Дюпре полностью обезумел. Но как? Всего за пять дней?

"Мы можем сдерживать их еще несколько часов. Они почти прорвались через спасательный люк на корме. Плохо, очень плохо (дальше неразборчиво). Они хотят нас убить, но мы их перехитрим. Никакого удовлетворения — никакой победы. Мы все погибнем".

— Кто такие "они"? Может, другой корабль… возможно, русский траулер-шпион, пытающийся спасти экипаж?

"Сейчас на поверхности темно, и они прекратили работу. Я отправлю это сообщение и несколько страниц корабельного журнала на поверхность в коммуникационной капсуле. Возможно, ночью ее не заметят. Наши координаты (первые цифры вычеркнуты) 32°43'15 С — 161°18'22 З".

— Невозможно. Эту точку отделяет от последней точки, откуда докладывал "Старбак", пятьсот миль. Даже на фланговой скорости "Старбак" не мог добраться туда за время, прошедшее с последнего радиоконтакта.

"Не ищите нас: все будет зря. Они не позволят найти ни следа. Какую позорную уловку они использовали! Если бы я знал, мы могли бы живыми увидеть солнце. Пожалуйста, передайте это сообщение адмиралу Ли Хантеру, Перл-Харбор".

— Последняя загадка. Почему именно мне? Насколько мне известно, я никогда не встречался с коммандером Дюпре. Почему он выбрал меня в последние исповедники "Старбака"?

Глава 3

Питт сидел за стойкой в баре старой гостиницы "Роял Гавайи", уставившись в свой стакан: он думал о событиях минувшего дня. Эти события промелькнули перед его невидящим взглядом и окутались дымкой. Но одна картина не уходила: бледное лицо адмирала Хантера, читающего послание из капсулы о страшной, бессмысленной трагической участи "Старбака" — удивительные, безумные слова коммандера Дюпре.

Дочитав, Хантер медленно поднял голову и посмотрел на Питта. Тот молча пожал протянутую руку адмирала, попрощался с офицерами и, словно под гипнозом, вышел из кабинета. Он не помнил, как проехал по заполненному машинами в конце рабочего дня шоссе Нимитца. Не помнил, как вошел в свой номер, принял душ, переоделся и вышел на поиски чего-то неизвестного и непонятного. Даже сейчас, покачивая в бокале виски, он не слышал голосов других посетителей коктейль-холла.

Было что-то непонятно зловещее в последнем послании со "Старбака", неторопливо размышлял Питт. Какая-то осторожная, относящаяся к прошлому мысль отчаянно пыталась пробиться из глубины мозга к поверхности сознания, но расплылась и вернулась туда, откуда явилась.

Краем глаза Питт увидел дальше по стойке мужчину, который, заметив его взгляд, приветственно поднял стакан, предлагая бесплатно — за его счет — выпить. Это был капитан Орл Сайнана. Как и Питт, он был одет для отдыха — в спортивные брюки и цветастую гавайскую рубашку-алоха. Но вот он подошел и облокотился на стойку рядом с Питтом. Сайнана по-прежнему потел и то и дело вытирал лоб и ладони платком, который держал в руках.

— Окажете мне честь? — спросил он с неискренней улыбкой.

Питт поднял полный стакан.

— Спасибо, но у меня свое неначатое.

Раньше Питт не обращал в Перл-Харборе никакого внимания на Сайнану и сейчас слегка удивился, заметив то, что упускал из виду. Если забыть, что Сайнана тяжелее его фунтов на пятнадцать, они могли бы сойти за двоюродных братьев.

Сайнана покрутил лед в своем стакане рома "Коллинз", ежась под равнодушным взглядом Питта.

— Я хотел бы еще раз извиниться за сегодняшнее маленькое недоразумение.

— Забудьте, капитан. Я и сам не был образцом вежливости.

— Ужас, эта гибель "Старбака", — сказал Сайнана, делая глоток рома.

— Большинство загадок рано или поздно разъясняются. "Трешер", "Тунец", "Скорпион" — флот не сдается, пока не найдет пропавший корабль.

— На этот раз ничего не выйдет, — мрачно сказал Сайнана. — Этот корабль никогда не найдут.

— Никогда не говори никогда.

— Три упомянутые вами трагедии, майор, произошли в Атлантическом океане. "Старбак", к несчастью, исчез в Тихом. — Он помолчал, вытирая шею. — У нас на флоте есть поговорка про исчезнувшие здесь корабли: "Тех, кто лежит на дне Атлантического океана, поминают молитвами, венками и стихами. Тех, кто лежит на дне Тихого, забывают навсегда".

— Но ведь Дюпре указал в послании свои координаты, — сказал Питт. — Если повезет, сонары засекут его на дне за неделю.

— Море неохотно раскрывает свои тайны, майор. — Сайнана поставил на стойку пустой стакан. — Ну чтож, мне пора. Должен был кое с кем встретиться, но, очевидно, она меня провела.

Питт пожал протянутую руку Сайнаны и хмыкнул.

— Это знакомо.

— До свидания, и удачи.

— И вам, капитан.

Сайнана направился к выходу и исчез в море голов.

Питт по-прежнему не прикасался к выпивке. После ухода Сайнаны он, несмотря на гул голосов, остро ощутил свое одиночество. Ему захотелось напиться. Забыть о "Старбаке" и заняться более неотложными делами. Например, подцепить стакан и заказать новую порцию.

Питт уже собрался пустить в ход свою способность очаровывать, когда его спины коснулась мягкая женская грудь и пара тонких белых рук обхватила его за пояс. Он неторопливо повернулся и увидел озорное лицо Адрианы Хантер.

— Привет, Дирк, — произнесла она хрипловато. — Хочешь, сообразим на двоих?

— Возможно. А что мне это даст?

Она крепче обхватила его за пояс.

— Мы могли бы пойти ко мне, включить позднее, позднее кино и сравнивать впечатления.

— Не могу. Мама велела быть дома пораньше.

— Послушай, милый, ты ведь не откажешься помочь старой подруге устроить гулянку?

— Для этого и нужны старые друзья? — язвительно спросил он. Ее руки поползли ниже, но он убрал их. — Найди-ка новое хобби. Ты так стремительно удовлетворяешь свои фантазии, что странно, почему тебя еще не сдали в утиль.

— Интересная мысль, — улыбнулась она. — Эти деньги я могла бы использовать. Интересно, сколько за меня дадут?

— Как за подержанный "эксель"[57].

Она выпятила грудь и надула губы.

— Мне говорили, что у тебя есть привычка обижать тех, кого любишь.

Питт подумал, что она исключительно хорошо выглядит, учитывая напряженность ее ночной жизни. Он помнил, каким мягким было на ощупь ее тело, когда он в последний раз занимался с ней любовью. Помнил он и то, что, как ни старался, какую изощренную технику ни применял, удовлетворить ее так и не смог.

— Не подумай, что я хочу поменять тему нашего бодрящего разговора, — сказал он, — но сегодня я впервые познакомился с твоим отцом.

Он ждал, что Адриана удивится. И не дождался.

Ее это, казалось, нисколько не заинтересовало.

— Правда? О чем с тобой беседовал старик лорд Нельсон?

— Прежде всего, ему не понравился мой костюм.

— Не расстраивайся. Мои наряды он тоже не одобряет.

Он пригубил виски и посмотрел на нее через край стакана.

— В твоем случае не могу его винить. Какому мужчине понравится, что его дочь похожа на уличную девку?

Она пропустила это мимо ушей, то, что ее отец познакомился с одним из ее многочисленных любовников, совсем ее не заинтересовало. Адриана села на соседний стул и зазывно посмотрела на Питта. Впечатление усиливали длинные черные волосы, падавшие на плечо. Кожа в тусклом свете коктейль-холла светилась, как полированная бронза.

Она прошептала:

— Как насчет еще по рюмочке?

Питт кивнул бармену.

— Бренди "Александр" для… для дамы.

Адриана слегка поморщилась, потом улыбнулась.

— Разве ты не знаешь, что называть женщину дамой старомодно?

— Пережиток. Все мужчины хотят встретить точно такую девушку, на какой женился старик папаша.

— Мама была тяжелой обузой, — небрежно сказала Адриана, но получилось натянуто.

— А папа?

— А папа — блуждающий огонек. Его никогда не было дома, он вечно рыскал в поисках какой-нибудь старой, вонючей брошенной баржи или забытого корабля, потерпевшего крушение. Океан он любил больше семьи. В ночь, когда я родилась, он спасал экипаж затонувшего посреди Тихого океана нефтяного танкера, когда я заканчивала школу, разыскивал в море пропавший самолет. А когда умерла мама, наш старый добрый адмирал гонялся за айсбергами у берегов Гренландии в компании длинноволосых извращенцев из Итонской океанографической школы. — Ее взгляд ушел чуть в сторону, и Питт понял, что наступил на больную мозоль. — Так что не лей слезы над нашими отношениями отца и дочери. Мы с адмиралом терпим друг друга исключительно ради социальных условностей.

Питт смотрел на нее.

— Ты взрослая, почему бы не уйти из дому?

Бармен принес ей коктейль, и она отпила.

— От добра добра не ищут. Меня постоянно окружают красивые мужчины в форме. Подумай о преимуществах: тысячи мужчин, и никакой конкуренции. Зачем мне покидать насиженное место и клянчить остатки? Нет, адмиралу положено выглядеть семейным человеком, а я нуждаюсь в папочке из-за преимуществ, какие дает положение адмиральской дочери. — Она посмотрела на него с притворной застенчивостью. — Ко мне? Прямо сейчас?

— Вам придется перенести время приглашения, мисс Хантер, — сказал за ними нежный женский голос. — Капитан ждет меня.

Адриана и Питт одновременно обернулись. Питт впервые видел столь экзотическую женщину: глаза такие серые, каких в действительности не бывает, волну рыжих волос резко оттеняет зеленое платье восточного покроя, облегающее приятные изгибы.

Питт напряг память, но безуспешно. Он был уверен, что никогда раньше не видел эту красавицу. Вставая со стула, он приятно удивился, чувствуя, как участилось сердцебиение. Самая подходящая женщина, чтобы воспламенить с первого взгляда. Такого с ним не было с пятого класса, когда при первой же встрече блондинка с глазами как у бассета укусила его за руку на перемене.

Первой нарушила молчание Адриана:

— Прости, милочка, но, как говорят в семьях старателей, ты предъявляешь права не на свой участок.

Адриана, казалось, наслаждалась ситуацией. Для нее нахальная незнакомка была лишь ничтожной помехой. Она повернулась к девушке спиной и снова отпила из стакана.

Большие серые глаза не отрывались от Адрианы.

— К вашей грубости, мисс Хантер, не готовит даже ваша репутация шлюхи.

Адриана была слишком хладнокровна, чтобы дрогнуть. Она сидела неподвижно, глядя на отражение девушки в зеркале перед ней.

— Пятьдесят долларов? — спросила она громко, так что услышали все в радиусе тридцати футов.

— Для любительницы с более чем средними способностями ты сильно переоцениваешь свои услуги.

Сидящие поблизости внимательно прислушивались к этой словесной перепалке. Женщины хмурились, мужчины улыбались, молча завидуя парню, вызвавшему этот бой. Питт даже испугался. Для него было внове, что две красивые женщины обмениваются шпильками, оспаривая право обладать им. Его эго наслаждалось волнующим моментом.

— Могу я поговорить с вами наедине, мисс Хантер? — спросила загадочная девушка в зеленом платье.

Адриана кивнула.

— Почему бы нет?

Она изящно соскользнула с высокого стула и вслед за незнакомкой направилась к выходу на частный пляж отеля. Питт в восторге следил за плавными, скользящими движениями округлых бедер. Они напоминали ему две пары пляжных мячей, попавших в один водоворот.

Питт вздохнул и облокотился на стойку бара, он чувствовал себя пауком, который видит, как две мухи кружат возле его тенет, и жаждет, чтобы обе запутались в каких-нибудь других сетях. Тут он заметил, что на него все глазеют, он улыбнулся и шутливо поклонился, принимая общее внимание, потом снова повернулся к стойке.

Хватит на сегодня сюрпризов, печально сказал он себе. Чем все это кончится? Чувствуя необходимость подкрепиться, он сделал знак бармену и заказал новую порцию "Катти Сарк" со льдом, на этот раз двойную.

Пятнадцать минут спустя Сероглазка вернулась и молча встала у него за спиной. Питт так глубоко погрузился в размышления, что прошло несколько секунд, прежде чем он почувствовал ее присутствие, поднял голову и увидел в зеркале отражение девушки.

Ее губы дрогнули, готовые сложиться в улыбку.

— Добыча переходит к победителю?

Вопрос прозвучал чуть неуверенно.

Синяк у нее под глазом начинал из красного становиться лиловым, а несколько капель крови из небольшой ссадины на нижней губе стекли по подбородку и упали точно в ложбинку между грудями. Питту она по-прежнему казалась самой желанной женщиной на свете.

— А что проигравшая? — спросил он.

— Несколько дней ей придется очень густо краситься, но, думаю, все это до следующей схватки заживет.

Питт извлек из своего стакана кубик льда, завернул в носовой платок и приложил к ее губе.

— Прижимайте к ссадине. Опухоль спадет.

Она бледно улыбнулась и с благодарностью кивнула.

Вернулась навязчивая публика, но на этот раз с замечаниями на грани хамства. Питт поспешил расплатиться с барменом и увел женщину из бара на пляж. Быстро осмотрел берег, но Адрианы нигде не было видно.

— Может, объясните, что произошло?

Ей пришлось убрать лед, чтобы заговорить.

— Разве непонятно? Мисс Хантер не желала прислушиваться к доводам рассудка.

Питт взглянул на нее, отчасти недоверчиво, отчасти задумчиво. "Почему она выбрала меня? — подумал он. — Зачем драться из-за мужчины, которого видишь впервые? И главный вопрос: что ей нужно?" Насчет себя Питт не обманывался: даже киностудия не способна была превратить его в подобие Дона Жуана. У него были женщины, но всякий раз требовались предварительные маневры и легкая искусная ложь. Он решил не допытываться о причинах ее поступка: пусть тайна обострит интригу.

— Погуляем по пляжу? — сказал он.

— Я надеялась, что вы это предложите.

Она улыбнулась и мгновенно завладела им. И знала это, судя по зоркости, с какой наблюдала, как его взор скользнул по ее груди и прошел книзу до самых ступней.

Груди у нее были удивительно маленькие и крепкие в отличие от прочих округлостей. При луне и в свете факелов, горевших на террасе отеля, он видел, что девушка очень загорелая. Тонкая талия, плоский крепкий живот, а ниже стройные сильные ноги. Девушка походила на индианку, только огненно-рыжие волосы не вязались с этим впечатлением.

— Если вы и дальше будете глазеть на меня, придется вчинить вам иск за домогательства.

Питт сделал над собой усилие, чтобы казаться смущенным, но смотреть не перестал.

— Мне казалось, на произведения искусства в галереях можно смотреть бесплатно.

Она сжала ему руку.

— Нет, если вы не собираетесь что-то купить.

— Я люблю просто смотреть. Покупаю редко.

— Значит, вы человек принципов?

— Да, ряд принципов у меня есть, но на женщин они не распространяются.

Он почувствовал запах ее духов, их аромат показался знакомым.

Она остановилась, ухватившись за него, сняла туфли и пошевелила пальцами ног, зарываясь ими в прохладный песок пляжа Вайкики. Несколько минут шли молча, девушка крепче сжала руку Дирка и прильнула к нему.

Глаза ее блеснули в лунном свете, и она тихо сказала:

— Меня зовут Саммер.

Ничего не ответив, Питт обнял девушку и прижался ртом к ее распухшим губам. Неожиданно в его сознании прозвучал предупреждающий тревожный звонок, но было поздно: он уже ощутил боль. Питт разинул рот и громко охнул: Саммер ударила его коленом в пах.

Он не смог бы объяснить, что позволило клеткам его мозга отреагировать так мгновенно, сквозь туман, вызванный шоком, он с трудом разглядел, что его кулак на автомате врезался Саммер в челюсть справа. Девушка пошатнулась и молча рухнула на песок.

Скрытые ресурсы, о которых он и не подозревал, но которые заявляют о себе в критические моменты, не позволили Питту потерять сознание. Хватая ртом воздух от страшной боли в нижней части живота, он медленно опустился на колени рядом с неподвижной девушкой, сжимая промежность и страдальчески раскачиваясь.

Питт так стиснул челюсти, что заныли зубы, но приглушил крик боли. Он погрузился коленями в песок и раскачивался вперед-назад. Если его обнаружат рядом с бесчувственной девушкой и при этом он будет держаться за пах, могут возникнуть неприятные вопросы. К счастью, кроме кучки пляжных мальчишек и постояльцев отеля, сидевших у костра в нескольких сотнях ярдов от них, на пляже никого не было.

Прошло четыре минуты, за это время адовы муки сменилась тупой болью. Только тут Питт заметил в Руке Саммер что-то блестящее и, судя по отблескам в свете костра, стеклянное. Питт подполз к девушке, разжал ее пальцы и осторожно забрал шприц.

Он ничего не мог понять. В тусклом свете Саммер выглядела лет на двадцать пять, не старше, и казалась мягкой и милой. Сунув шприц в нагрудный карман, Питт задумался, что в нем может быть.

Он наклонился, взвалил девушку на плечо и с трудом встал. Ему неожиданно пришло в голову, что у нее могут прятаться поблизости друзья, к тому же Питту вовсе не хотелось встречаться с полицейскими. Его гостиница была в трех кварталах, Питт поудобнее уложил свою ношу, собрался с силами и захромал по песку.

Единственной возможностью укрыться от толп туристов, заполняющих по ночам тротуары, было пройти в густой зелени садов. Ему совсем не хотелось натолкнуться на полицейского или какого-нибудь отпускника, который вздумает поиграть в Героя Герберта и спасти Еву из рук злодея Саймона Лапитта.

По тротуару он легко добрался бы до места за пять минут, а вот путь по заросшим садам занял около двадцати минут. В тени Питт остановился, перевел дух и подождал, пока удалится группа подвыпивших гуляк. Он наслаждался ароматом, исходившим от тела Саммер. К этому времени Питт уже узнал благоухание красного жасмина, на Гавайских островах этот цветок встречается. Но Питт впервые встречал, чтобы красным жасмином пахло от женщины.

Прямо на противоположной стороне улицы показалась гостиница, огни ее вестибюля манили обещанием безопасности. Едва мостовая опустела, Питт бегом пересек улицу, кривя лицо от боли в паху и тяжело отдуваясь после марш-броска с тяжестью на четыреста ярдов в темноте. Питт бегом обогнул стоявшие у обочины машины, пробрался к входу и осторожно осмотрел вестибюль.

Счастье ему изменило. У лифта гигантская темнокожая гавайянка с выражением "сейчас закричу и позову полицейских" пылесосила ковер. Питт свернул за угол и направился к пандусу, ведущему в подземный гараж. В гараже никого не было, только стояли блестящие автомобили. Питт отыскал лифт, вошел, нажал нужную кнопку и прислонился к тиковой обивке стен узкой, похожей на гроб кабины.

К этому времени Питт уже обливался потом, усилия и вечерняя абсолютная влажность довели его до полного изнурения. Сгибаясь под тяжестью Саммер, он старался дышать ровно. Лифт монотонно гудел, подыгрывая ему, и открылся только на том этаже, который выбрал Питт.

На панели загорелось "10". Везение вернулось: коридор в обе стороны был пуст. Несколько досадных секунд Питт рылся в карманах брюк и наконец достал ключ и сунул его в щель резной, розового дерева двери номера 1010.

Богато обставленного номера. Роскошь, которую Питт едва ли мог себе позволить на свое жалованье… но он оправдывался тем, что это его первый отпуск за три года.

Он прошел в спальню и бесцеремонно скинул Саммер на кровать. В другое время при виде такой изящной женщины на своей постели он мог бы испытать желание. Но не сегодня. Питт был выжат умственно, эмоционально и физически. День начался трудным забегом и закончился им же. Оставив лежащую без чувств Саммер, Питт пошел в ванную, разделся и встал под душ.

Выходила полная бессмыслица. Зачем совершенно незнакомой женщине его убивать? Единственный его бенефициар — мать, маленькая, седенькая, но у нее нет мотива, если, конечно, она не отказалась от благотворительных приемов и вышивания ковров и не связалась с мафией. К тому же, улыбнулся он своей разыгравшейся фантазии, нет никаких доказательств, что в шприце яд.

Наркотик? Возможно. Но опять-таки — в чем причина? Ему не известны ни военные шифры, ни атомные секреты, ни расположение ракет, ни тайные планы уничтожения мира. Ему вспомнилась необыкновенная красота Саммер. С трудом вернувшись к действительности, Дирк перекрыл воду и вышел из-под душа. Набросил на широкие плечи купальный халат и, вернувшись в спальню, положил на лоб девушке влажное полотенце. И не без садистского удовлетворения подумал, что утром на челюсти у Саммер будет отличный синяк.

Он грубо потряс девушку за плечи. Медленно, неохотно, словно не желая расставаться с забытьем, что-то неясно и тихо бормоча, она открыла глаза. Очнуться в незнакомом месте — большинство женщин это смутило бы. Но не Саммер. Сильная женщина. Питт почти видел, как напряженно заработал ее мозг. Взгляд побежал по комнате, с Питта на дверь, потом на балкон, потом вернулся к Питту. Она смотрелана него спокойно — чуточку слишком спокойно, чтобы принять это за чистую монету. Потом подняла руку, поднесла ее к челюсти и слегка поморщилась.

— Ты меня ударил?

Это был скорее вопрос, чем утверждение.

— Да. — Он усмехнулся. — А теперь, раз уж ты у меня дома, я тебя изнасилую.

Наконец ее глаза распахнулись.

— Не посмеешь.

— Откуда ты знаешь, что я этого уже не сделал?

Она едва не купилась, рука двинулась к низу живота, потом резко остановилась.

— Ты не такая гадина.

— Кто тебе это сказал?

Она очень странно посмотрела на Питта.

— Сказали…

Она замолчала и отвела взгляд.

— Тебе следует быть более осторожной, — укорил Питт. — Если верить глупым слухам, бегать по пляжу Вайкики со шприцем и колоть невиновных, можно нажить много неприятностей.

Саммер несколько секунд смотрела на него, и ее губы шевельнулись, будто она хотела что-то сказать, но в фантастических серых глазах появилась неуверенность.

— Не понимаю, о чем ты…

— Неважно. — Питт повернулся к ней спиной и потянулся к телефону. — Пусть полиция разгадывает твои загадки. За это ей и платят честные граждане.

— Это ошибка. — Голос Саммер неожиданно стал жестким и холодным. — Я закричу, что ты хотел меня изнасиловать, на лице у меня эти синяки — кому по-твоему, поверит полиция?

Питт взял телефон и начал набирать номер.

— Нет сомнений, что поверят тебе. Пока в мою защиту не выступит Адриана Хантер. У нее, вероятно, тоже остался синяк-другой. — Питт прислушался: в трубке голос на том конце провода пять раз произнес "Алло!", прежде чем сдался. Трубку повесили, и тогда Питт сказал: — Я хотел бы сообщить о нападении…

Больше он ничего не успел сказать: Саммер вскочила с кровати и нажала на рычаг.

— Ради бога, ты не понимаешь.

В ее голосе звучало отчаяние.

— Самое мягкое, что можно сказать о сегодняшнем вечере, — сердито ответил Питт. Он схватил ее за плечи, сильно сжал и не мигая уставился в ее округлившиеся глаза. — Сначала бьешь мужчину по яйцам и пытаешься воткнуть ему в спину шприц, а когда ничего не выходит, ведешь себя, как маленькая мисс Ребекка с фермы "Солнечный ручей"[58]. Чего тебе надо?

Она попробовала вырваться, но почти сразу прекратила сопротивляться.

— Гангстер.

Голос ее звучал хрипло и свирепо.

Нелепое слово застало Питта врасплох. Он разжал руки и отступил.

— Да, это я, главная торпеда Аля Капоне, прямо с верфи в Чикаго.

— Я хотела бы… — Она замолчала, скрестила руки и стала растирать покрасневшие плечи. — Ты дьявол.

Питт не сердился, ему стало лишь немного жаль ее, когда он увидел красные пятна там, где его пальцы впивались в ее тело.

Последовало долгое молчание. Потом девушка снова заговорила:

— Я объясню тебе, что мне нужно. — Несмотря на внезапную перемену тона, взгляд ее оставался холодным. — Но сначала помоги мне дойти до ванной. Похоже… кажется, меня вырвет.

Питт схватил ее за запястье, чувствуя, как ее мышцы напряглись под его пальцами. Неожиданно Саммер ногой уперлась в раму кровати и всем телом ударила Питта в живот. Она застала Дирка врасплох: он перелетел через стул и ударился об пол, потащив за собой ночник. Не успел Питт коснуться ковра, как Саммер дернула скользящую дверь и исчезла на балконе.

Питт не пытался встать, он откинулся на спину и занял более удобное положение на полу. Прошло десять секунд. Больше он не мог сдерживаться и рассмеялся.

— Когда в следующий раз будешь убегать из квартиры на десятом этаже, прихвати с собой парашют.

Она медленно вернулась в спальню, лицо ее было искажено от ярости.

— Для таких, как ты, приличных определений нет.

— Могу подсказать десяток неприличных, — ответил он, вежливо улыбаясь.

Она прошла в другую половину комнаты, стараясь, чтобы их разделяло как можно большее пространство, и опустилась в кресло, не отрывая взгляда от Дирка.

— Если я отвечу на твои вопросы, что тогда?

— Ничего, — спокойно ответил Питт. — Расскажешь историю, которую я смогу проглотить, не подавившись, и ступай.

— Не верю.

— Я не Бостонский Душитель[59] и не Джек Потрошитель, также заверяю тебя, что у меня нет обыкновения похищать невинных девственниц на пляже Вайкики.

— Пожалуйста, — негромко взмолилась она, — я не собиралась причинять тебе вред. Я работаю на свое правительство, как ты на свое. У тебя есть информация, которую мне нужно получить. В шприце был обычный скополамин.

— Сыворотка правды?

— Да. Это исключительно из-за твоей репутации любимца женщин.

— Чушь какая-то.

— Флот Соединенных Штатов, точнее, его разведка имеет все основания полагать, что один из любовников мисс Хантер пытается добыть закрытую информацию о действиях соединения ее отца. Мне было приказано расследовать твое участие в этом деле. Вот и все.

Конечно нет. Питт не сомневался, что она лжет. Он также понимал, что девушка старается выиграть время. Единственная секретная информация, какой располагала Адриана Хантер, — это любовные достоинства будущих адмиралов флота США.

Когда Питт поднялся с пола и остановился перед Саммер, она увидела жесткий блеск его глаз и заметно напряглась. Смущенный и рассерженный, Питт одновременно испытывал сочувствие. И смотрел на прядь рыжих волос, упавшую на один глаз, и на длинные, изящные пальцы, свободно лежащие на коленях.

— Мне жаль, что все так обернулось, — сказал он. — Чертовски жаль. — Он чувствовал себя глупо. — Жаль, что ты испортила то, что так хорошо начиналось. Ты не из флотской разведки, моя дорогая. Ты даже не добропорядочная американка. Дьявольщина, да в нашей стране с 1930 годов никто не пользуется словом "гангстер". А еще ты провалила проверку на профессионализм. Никакой агент не купится на поддельный звонок в полицию, а ты купилась. К тому же во флоте нет привычки отпускать женщин-агентов в свободное плавание среди злодеев, не придав им группу поддержки, которая остается на расстоянии окрика. У тебя нет сумочки, а платье слишком облегает, чтобы скрыть передатчик, по которому можно вызвать псов, когда дела пойдут плохо.

Шоковая терапия принесла хорошие плоды. Саммер побледнела, и у нее сделался такой вид, словно ее действительно вот-вот вырвет.

Питт продолжал:

— А на случай, если ты думаешь, будто я так же чист и неискушен, знай: ты глубоко ошибаешься. Когда я нес тебя сюда с пляжа, то прощупал целиком, с головы до пальцев ног. У тебя под одеждой только футляр для шприца — на внутренней стороне левого бедра.

Взгляд Саммер был полон отвращения. Питт не мог припомнить, когда женщина так смотрела на него. Девушка поглядела в сторону ванной, словно решала: вытошнить там, в раковину, или прямо здесь, на ковер. Раковина победила. Саммер неуверенно встала, прошла в ванную и захлопнула дверь.

Вскоре Питт услышал плеск воды, уходящей в слив, потом слив заткнули. Питт вышел на балкон и посмотрел на мерцающие огни Гонолулу далеко внизу, у пляжа гудел прибой. Наверно, он слишком задержался на балконе: к реальности его вернул плеск воды в ванной, слишком долгий и мерный для обычного умывания. В три шага он добрался до двери, запертой изнутри. На театральное "Ты там?" не было времени. Он сильно ударил ногой по замку. Ванная была пуста.

Саммер исчезла. Единственным следом была уходящая в окно веревка из банных полотенец. С беспокойством посмотрев вниз, Питт убедился, что конец веревки болтается всего в четырех футах над балконом номера под ним. В номере — ни света, ни тревожных возгласов жильца. Саммер благополучно ушла. Слава богу, подумал Питт.

Он стоял, вспоминая ее лицо — страстное, нежное и веселое.

И выругал себя за то, что позволил ей уйти.

Глава 4

Было раннее утро. Легкий призрачный туман, оставшийся после недавнего дождя, ночью пришел и ушел. Воздух был бы удушливо-влажным, если бы пассат не очистил его от влаги и не унес ее избыток в синий океан, за кольцо рифов. Дуга песчаной полоски пляжа от Алмазной Головы до отеля "Рифы" была пуста, но из огромных стеклянных и бетонных гостиниц уже потянулись туристы, начинались ежедневные прогулки и походы по магазинам.

Лежа на пропотевших простынях поперек кровати, голый Питт смотрел в открытое окно на двух майн, которые дрались на соседней пальме из-за равнодушной самки. Птицы хрипло кричали, обильно летели черные перья, а крик был слышен едва ли не во всем квартале. В то мгновение, когда птичья драка заканчивалась, в дверь позвонили. Питт неохотно набросил халат, зевая, направился к двери и открыл.

— Доброе утро, Дирк. — В коридоре стоял невысокий светловолосый мужчина с выпуклым лбом. — Надеюсь, я не прервал романтическую интерлюдию.

Питт протянул руку.

— Нет, я один. Заходите.

Маленький человек вошел в номер, неторопливо осмотрел его, потом вышел на балкон и полюбовался великолепным видом. Он был безупречно одет — светлый костюм-тройка, в жилетном кармане часы на цепочке. Лицо украшала аккуратно подстриженная рыжая шкиперская бородка с двумя одинаковыми белыми полосками с боков от подбородка, вообще, лицо с растительностью — очень необычно. Оливковую кожу покрывали капли испарины — то ли от влажности, то ли от подъема по лестнице, то ли по обеим этим причинам. Большинство обычно проживает жизнь, выбирая пути наименьшего сопротивления, но адмирал Джеймс Сандекер, директор Национального управления подводных и морских работ, всегда выбирал кратчайший путь из пункта А в пункт Б, преодолевая любые препятствия.

Сандекер повернулся и кивнул через плечо.

— Как можно спать, когда эти проклятые вороны орут прямо над ухом?

— К счастью, когда солнце поднимается, они перестают бесчинствовать. — Питт показал на диван. — Устраивайтесь поудобней, адмирал, а я сварю кофе.

— Брось. Девять часов назад я был в Вашингтоне. Разница во времени вывела из строя мою биохимию. Предпочту выпить.

Питт достал из шкафа бутылку шотландского виски и налил. Посмотрев через комнату, он увидел, как адмирал заморгал. Что происходит? Директор одного из важнейших правительственных агентств не летит за шесть тысяч миль, чтобы поболтать со своим руководителем отдела специальных проектов о птичках.

— Что привело вас сюда из Вашингтона? Мне казалось, вы занимаетесь только планами новой глубоководной экспедиции.

— А ты не знаешь, почему я здесь? — Адмирал говорил тихо, с язвительностью, от которой у Питта всегда мурашки бежали по спине. — Из-за твоей привычки совать нос не в свое дело. Мне пришлось прилететь, чтобы выдернуть тебя из одной заварушки и бросить в другую.

— Не понимаю.

— Я слишком хорошо знаю эту твою способность. — Адмирал улыбнулся с легкой насмешкой. — Когда ты принес капсулу со "Старбака", то, считай, разворошил осиное гнездо. Ты, сам того не зная, вызвал землетрясение в Пентагоне, которое уловили сейсмографы в Калифорнии. К тому же ты сразу стал важной птицей в Морском департаменте. Для этих парней я всего лишь старик в отставке, поэтому мне не позволили даже заглянуть за занавес. Глава департамента просто попросил меня — вежливо, должен сказать, попросил, — немедленно лететь на Гавайи, объяснить твое новое назначение и временно передать в подчинение ВМФ.

Питт прищурился.

— И кто за этим стоит?

— Адмирал Ли Хантер из 101-го отделения флота спасателей.

— Вы серьезно?

— Он лично просил о твоем переводе.

Питт сердито покачал головой.

— Глупо. Что помешает мне отказаться?

— Ты вынуждаешь меня напомнить, — спокойно сказал Сандекер, — что, несмотря на твой статус в НПМА, формально ты все еще майор военно-воздушных сил на действительной службе. А ты хорошо знаешь, как командование относится к неподчинению приказам.

Питт с вызовом смотрел в глаза Сандекеру.

— Не подействует.

— Подействует, — ответил Сандекер. — Ты отличный морской инженер, лучшего у меня нет. Я уже встретился с Хантером и сообщил ему об этом.

— Есть другие сложности, — не очень уверенно сказал Питт, — которые не принимались во внимание.

— Ты про то, что спишь с дочерью адмирала?

Питт застыл.

— Вы знаете, кто вы после этого, адмирал?

— Хитрый, изобретательный сволочной старикашка? — спросил Сандекер. — На самом деле в этой истории есть много такого, чего ты и не заметил.

— Звучит чертовски зловеще, — сказал Питт, на которого это не произвело впечатления.

— Этого я и хотел, — серьезно сказал Сандекер. — Ты переходишь на флот не для того, чтобы освоить новую профессию. Будешь связным между Хантером и мной. Пока суд да дело, НПМА увязнет во всем этом по уши. Нам приказано помочь ВМФ любыми океанографическими данными, какие понадобятся.

— И оборудованием?

— Если потребуют.

— Найти подводную лодку, исчезнувшую полгода назад, — это совсем не пикник.

— "Старбак" — только частный случай, — сказал Сандекер. — В Военно-морском министерстве собраны документы о тридцати восьми кораблях, которые за последние тридцать лет ушли в море к северу от Гавайских островов и бесследно исчезли. ВМФ хочет знать, почему это происходит.

— Корабли исчезают и в Атлантическом, и в Индийском океанах. Бывает.

— Это верно, но в обычных обстоятельствах после морской катастрофы остаются следы: плавающие предметы, масляные пятна, даже тела. Обломки судна помогают предположить, что с ним произошло, но от кораблей, исчезнувших в Тихоокеанском Водовороте, не остается ни следа.

— Что такое Тихоокеанский Водоворот?

— Так называют это место моряки во всем мире. И ни за что не идут служить на корабль, который должен плыть через этот район.

— Тридцать восемь кораблей, — медленно повторил Питт. — А что же радиосвязь? Корабль должен затонуть в считанные секунды, чтобы не успеть передать сигнал SOS.

— Никакие сигналы тревоги не поступали.

Питт ничего не сказал. Сандекер молча пил виски мелкими глотками, не делая никаких комментариев. Словно по команде опять закричали майны, разорвав недолгую тишину. Питт выбросил птиц из головы и напряженно уставился в пол: у него в голове возникали сотни вопросов, но было еще слишком рано выстраивать теории о причинах загадочного исчезновения кораблей.

Затянувшееся молчание нарушил Питт:

— Ну хорошо, тридцать семь кораблей не достигли порта назначения. Остается тридцать восьмой — "Старбак". Из капсулы Морское министерство получило точные сведения о его местонахождении. Чего они ждут? Если корабль найдут, спасатели и без божьей помощи поднимут его с десяти морских саженей.

— Все не так просто.

— Почему? Здесь, в Оаху, у входа в бухту Перл-Харбор, Флот поднял субмарину Ф-4 с шестидесяти саженей. Еще в 1915 году.

— Нынешние адмиралы в креслах, которые думают только с помощью компьютеров, не уверены, что найденное тобой послание подлинное. Им нужно время для анализа почерка.

Питт вздохнул.

— Они считают, что какой-то тупой осел подделал капсулу, чтобы всех разыграть?

— Что-то в этом роде.

Питт подавил желание рассмеяться.

— По крайней мере мой перевод получает объяснение. Хантер хочет, чтобы я все время был на глазах.

— Ты допустил ошибку, прочитав содержимое капсулы. Одно это переводит тебя из невинных свидетелей в число владеющих совершенно секретной информацией. К тому же 101-е отделение хочет одолжить наш новейший вертолет FXH для дальних перелетов. Никто в ВМФ не готов им управлять. А ты готов. И если недружественное государство попытается отыскать и захватить новейшую атомную подводную лодку США раньше нас — корабль пропал в международных водах, а там находка принадлежит тому, кто найдет первым, — ты станешь приманкой для тайных агентов, которые попытаются вызнать у тебя местоположение лодки.

— Хорошо сознавать, что тебя знают и любят, — сказал Питт. — Но вы забыли: я не единственный, кому известно место последнего упокоения "Старбака".

— Да, но к тебе легче всего подобраться. Хантер и его штат в Перл-Харборе надежно защищены, они работают круглосуточно, пытаясь разгадать головоломку. — Адмирал замолчал, сунул в рот толстую сигару, раскурил и принялся задумчиво пускать дым. — Если бы агент знал тебя так, как знаю я, мой мальчик, он не стал бы применять силу. К тебе в ближайший бар подослали бы самую соблазнительную Мату Хари и позволили бы тебе снять ее.

Сандекер заметил внезапно скривившееся лицо Питта, но продолжал:

— Должен добавить, что, к твоему сведению, 101-е отделение — одна из лучших тайных спасательных организаций в мире.

— Почему тайных?

— Говорить с тобой все равно что рифы тара-нить, — терпеливо сказал Сандекер. — Адмирал Хантер и его люди подняли английский бомбардировщик из воды в десяти милях от Кубы, под самым носом у Кастро. Они подняли "Новое столетие" у берегов Ливии, "Южный ветер" в Черном море, "Таримару" в виду Китая. И успели раньше, чем упомянутые государства поняли, что происходит. Не надо недооценивать Хантера и его банду подводных старьевщиков. Им нет равных.

— А почему "плащ и кинжал" в случае со "Старбаком"? — спросил Питт.

— Во-первых, последние координаты Дюпре категорически невозможны. Субмарина могла занять позицию, указанную в документе, только если умела летать. Строители подлодок этим чудом еще не овладели. Тем более в случае корабля, в котором десять тысяч тонн стали.

Питт пристально посмотрел на Сандекера.

— Но корабль должен быть там. Сегодняшние системы подводного обнаружения доведены до совершенства. Невозможно, чтобы "Старбак" затерялся и расширенные поиски ничего не дали.

Сандекер поднял пустой стакан и посмотрел на него.

— Пока существуют моря, корабли и люди, будут существовать необычные неразрешимые загадки. "Старбак" — только одна из них.

Глава 5

Питт стоял под душем: от горячей воды раскрывались поры. Обдавшись наконец холодной водой, он вышел, вытерся и не спеша побрился. У него не было ни малейшего намерения являться в штаб-квартиру Хантера вовремя. Не позволю старому ублюдку испортить мой первый рабочий день, думал он, улыбаясь зеркалу.

Он выбрал белый костюм и розовую рубашку. И, пока сложным узлом завязывал галстук, ему пришло в голову, что неплохо бы обзавестись небольшой защитой. У Саммер ничего не вышло, но Питт видел: вероятность дожить до старости тает с каждым мгновением. Ему не выстоять в рукопашной с хорошо обученными профессиональными агентами разведки.

Скорострельный пистолет "Маузер" 712-й модели, серия 47405, можно описать как оружие, пробуждающее жажду крови. Этот уникальный пистолет способен производить одиночные выстрелы или стрелять очередями, как автомат. Идеальное оружие, чтобы внушить страх несчастному, который беспомощно смотрит в ствол.

Питт небрежно бросил маузер на кровать, снова порылся в саквояже и достал оттуда деревянную наплечную кобуру. Ее узкий конец был металлическим, с нарезкой, которая позволяла превратить кобуру в приклад для стрельбы по дальним целям, пистолет таким образом превращался в карабин, приклад использовали и при автоматической стрельбе. Питт сунул пистолет в кобуру и вместе с магазином на пятьдесят зарядов завернул в пляжное полотенце.

По дороге в вестибюль лифт останавливался на каждом этаже, принимая новых постояльцев, пока они не перестали вмещаться. Питт гадал, что подумали бы его попутчики, знай они, что у него в полотенце. После того как толпа шумно, толкаясь, выгрузилась в вестибюле, Питт задержался, нажал кнопку "Подвал" и спустился еще ниже, к подземной парковке. Открыл свою "AC-Кобру", спрятал маузер в узкой Щели за сиденьем водителя и сел за руль.

Он вывел машину наверх по пандусу и влился в транспортный поток на Калакауа-авеню, направляясь в северную часть города. Пальмы, росшие вдоль улицы, клонились к веренице современных магазинов и офисов, а тротуары в этом квартале были запружены толпами туристов в ярких нарядах. Солнце стояло высоко и отражалось от асфальта, заставляя Питта щуриться, когда он из-под темных очков смотрел на приборный щиток.

Он опаздывал на встречу с Хантером уже почти на час, но должен был сделать что-то еще, какая-то мысль в глубине сознания просила, чтобы ее услышали. Он и сам не знал, чего ждет, когда под колесами заскрипел красный вулканический булыжник дороги, но тем не менее свернул с шоссе и без видимой причины проехал еще две мили. Потом остановил машину у обочины и прошел мимо небольшой аккуратной вывески: "Музей Бернис Пауахи Бишоп: полинезийская этнология и естественная история".

Главный зал с галереей на верхнем этаже был уставлен аккуратными витринами с туземными каноэ, птицами и рыбами, копиями примитивных травяных хижин и необычными уродливыми статуями древних гавайских богов. Питт заметил невысокого, седовласого, с гордой осанкой мужчину, который размещал в витрине коллекцию раковин. Джордж Папаалоа был настоящим гавайцем: широкое коричневое лицо, выступающий подбородок, большие губы, туманные карие глаза и грациозное, движущееся без усилий тело. Он поднял голову, увидел Питта и помахал.

— А, Дирк. Рад твоему приходу. Пойдем в мой офис, там можно посидеть.

Питт прошел за ним в чистенький спартанский кабинет. Древняя мебель была заново покрыта лаком, а на книгах, которыми были уставлены полки вдоль стен, не было пыли. Папаалоа сел за стол и показал на викторианский диван.

— Расскажи, друг мой, нашел ли ты место упокоения короля Камехамеха?

Питт откинулся на спинку.

— Я почти всю неделю нырял на побережье у мыса Кона, но не нашел ничего похожего на погребальную пещеру.

— Наши легенды говорят, что он покоится в пещере под водой. Может быть, в одной из рек?

— Ты лучше меня знаешь, Джордж, что в засуху ваши реки превращаются в пересохшие канавы.

Папаалоа пожал плечами.

— Возможно, лучше, если место погребения никогда не найдут и король сможет покоиться с миром.

— Никто и не думает тревожить вашего короля. Там нет сокровищ. Камехамеха Великий стал бы замечательной археологической находкой, и только. Его кости лежали бы не в старой мокрой пещере, а в прекрасной новой усыпальнице в Гонолулу, всеми почитаемые.

Взгляд Папаалоа оставался печальным.

— Едва ли великому королю понравилось бы, что на его останки глазеют ваши хаоле.

— Думаю, он все же терпел бы нас, хаоле с материка, знай он, что восемьдесят процентов населения его королевства теперь выходцы с Востока.

— Как ни грустно, это правда. То, чего японцы не смогли добиться бомбами в сороковые годы, они добились деньгами в семидесятые и восьмидесятые. Я не Удивлюсь, если однажды, проснувшись, увижу над дворцом Иолани развевающийся на ветру флаг с восходящим солнцем. — Папаалоа пристально и бесстрастно смотрел на Питта. — У моего народа осталось мало времени. Два, от силы три поколения — и мы окончательно сольемся с другими расами. Мое наследие умрет со мной. Я последний человек с чистой гавайской кровью в своей семье. — Он взмахом руки обвел кабинет. — Потому я и выбрал музей делом своей жизни. Чтобы сохранить культуру умирающей расы, моего народа.

Он замолчал, глядя в маленькое окно на горы Коолау.

— Я старею, и мне трудно собраться с мыслями. Ты ведь пришел сюда не для того, чтобы слушать ворчание старика. Что тебе нужно?

— Хочу что-нибудь узнать о месте, которое называется Тихоокеанский Водоворот.

Папаалоа прищурился.

— Тихоокеанский Водо… а, да, я знаю, о чем ты.

Он несколько мгновений задумчиво смотрел на собеседника, а потом заговорил, негромко, почти шепотом:

А ка макании хема па

Ка Мауна о Каноли Ики

А канака ке кауахиви хоопии.

— Гавайский язык очень певуч, — заметил Питт.

Папаалоа кивнул.

— Это потому, что в нем всего семь согласных: х, к, л, м, н, п, в. И в слоге может быть только один согласный. В переводе на английский это стихотворение означает: "Когда дует южный ветер, видна гора Каноли, и ее вершина кажется населенной".

— Каноли? — переспросил Питт.

— Мифический остров на севере. Согласно нашим легендам, много столетий назад семья-племя покинула далекие острова на юго-западе, вероятно Таити, и поплыла в большом каноэ через великий океан на север, чтобы воссоединиться с соплеменниками, эмигрировавшими на Гавайи несколькими десятилетиями раньше. Но боги рассердились на людей за то, что они бегут со своей родины, и изменили положение звезд, тот, кто вел каноэ, заблудился. Эти люди прошли на много миль севернее Гавайев, увидели Каноли и высадились на этот остров. Боги действительно наказали то племя: Каноли оказался пустынным островом. На нем росло несколько кокосовых пальм и фруктовых деревьев, росло таро, но не было ручьев с холодной чистой водой. Люди приносили жертвы и молили богов о прощении. Но боги не откликнулись на их мольбы, и тогда племя отвергло своих жестоких богов и принялось за работу, чтобы, преодолевая многочисленные трудности, превратить Каноли в остров-сад. Многие погибли в этих стараниях, но спустя несколько десятков лет люди создали на голом вулканическом острове великую цивилизацию и, довольные работой, провозгласили себя богами.

Дирк сказал:

— Похоже на испытания наших первопоселенцев, квакеров и мормонов.

Папаалоа испустил долгий вздох.

— Это не одно и то же. Ваши люди сохраняли свою веру и опирались на нее, как на посох. Туземцы на Каноли решили, что они лучше богов, которым когда-то поклонялись — ведь они создали рай без их помощи. Они решили, что выше других смертных. И начали нападать на Кауаи, Омаху, Гавайи и другие острова, убивать, грабить, уводить самых красивых женщин в рабство. Первобытные жители Гавайских островов были беспомощны. Нельзя сопротивляться человеку, который ведет себя и сражается как бог. Единственной надеждой оставалась вера в своих богов. Люди молились о помощи, и их мольбы были услышаны. Боги гавайцев заставили море подняться и навсегда утопить злых жителей Каноли.

— У моего народа тоже есть легенда о земле, затопленной морем. Эта земля называлась Атлантидой.

— Я читал. Платон очень поэтично описывает это в "Тимее" и "Критии".

— Кажется, ты знаток не только гавайских мифов.

Папаалоа улыбнулся.

— Легенды подобны узелкам на нити: одна ведет к другой. Я мог бы рассказать тебе множество историй о далеких землях, эти истории почти точно совпадают с тем, что есть в христианской Библии, только намного древнее.

— Ясновидцы предсказывают, что Атлантида когда-нибудь восстанет.

— То же говорят и о Каноли.

— Интересно, — сказал Питт, — сколько правды в таких легендах?

Папаалоа оперся локтями на стол и посмотрел на Питта поверх скрещенных рук.

— Странно, — сказал он. — Очень странно. Он сказал то же самое.

Питт вопросительно посмотрел на него.

— Он?

— Да. Это было очень давно, сразу после Второй мировой войны. Человек в течение недели каждый день приходил в музей и просматривал все книги и документы в нашей библиотеке. Его тоже интересовали легенды о Каноли.

— За прошедшие годы кто-нибудь еще должен был поинтересоваться этой историей.

— Нет, после того человека ты первый.

— У тебя память цепкая, как капкан, дружище, если ты смог вспомнить такую старину.

Папаалоа разжал руки и неуверенно посмотрел на Питта.

— Я не могу забыть этот случай, потому что не могу забыть того человека. Понимаешь, это был великан с золотыми глазами.

Вслед за изумлением приходит досада и туманным облаком обволакивает следующий шаг. Оказавшись в таком облаке, человек начинает двигаться и действовать, повинуясь чутью. Именно так повел себя Питт за полчаса до полудня, когда вышел из музея Джорджа Папаалоа.

Мысли его мешались, метались, пытаясь совместить две части головоломки. С парковки музея выехал старый серый грузовик "додж" и теперь не отставал. Питт готов был забыть его как плод своего воображения — его подсознание всюду начинало видеть вражеских агентов в шинелях, агентов с птичьими глазами, скрывающихся за каждым кустом. Но Питт ехал в Перл-Харбор, а грузовик повторял все его повороты, словно привязанный веревкой.

Питт снова повернул и чуть увеличил скорость, теперь не отрывая глаз от зеркала заднего обзора. Грузовик тоже повернул, немного отстал, но потом тоже наддал и быстро сократил расстояние. Две мили Питт вел свою "Кобру" по забитому машинами шоссе, потом свернул на Маунт-Танталус-драйв. Он обогнул очередной крутой поворот на поросшем папоротником склоне хребта Коолау, постепенно, по миллиметру за раз, прижимая педаль. И разглядывал в зеркале водителя грузовика, который пытался не отстать от стремительной маленькой красной машины.

Потом произошло неожиданное. Раздался красноречивый предупреждающий грохот выстрела, пуля ударила в круглое боковое зеркало, разбила его вдребезги и полетела дальше. Игра становилась грубой. Питт вдавил акселератор и увеличил расстояние между "Коброй" и преследующим ее "доджем".

Сукин сын нацепил глушитель, молча выбранился Питт. Глупо было выезжать из города, на улицах которого он был в относительной безопасности. Теперь единственная надежда на то, что он успеет вернуться в Гонолулу раньше, чем ему выстрелом разнесут голову. Если повезет, может встретиться полицейская патрульная машина. Но очередной взгляд в зеркало заднего обзора ошеломил Питта. Грузовик был в десяти ярдах от заднего бампера "Кобры".

Дорога достигла отметки в две тысячи футов над уровнем моря и начала, резко петляя, спускаться к городу внизу. Начался ровный участок в милю длиной, и грузовик попытался еще сократить расстояние. Питт готовился к следующему повороту, пригнувшись, насколько позволяла тесная кабина. Стрелка спидометра достигла отметки семьдесят пять миль в час. Когда грузовик пересек осевую и попробовал пристроиться рядом и сбоку, Питт бросил взгляд в окно, он никогда не забудет чернокожего длинноволосого человека, который улыбнулся ему, показав кривые, желтые от табака зубы. Это длилось всего мгновение, но Питт во всех подробностях разглядел рябое лицо, черные горящие глаза, большой крючковатый нос, обтянутый темной, как каштан, кожей.

Питт испытывал только раздражение — из-за того, что нельзя выстрелить в ответ, разнести в куски лицо этого ублюдка. В десяти дюймах за сиденьем у него лежал превосходный пистолет, а он не мог его взять. Акробат ростом в четыре фута дотянулся бы до рукояти маузера, но не Питт с его шестью футами тремя дюймами.

Можно было просто остановить машину, выйти, снова протиснуться внутрь, достать сверток из-за сиденья, развернуть полотенце, снять маузер с предохранителя и открыть стрельбу. Единственная проблема — время. Грузовик подъехал слишком близко. Крючконосый водитель успел бы остановить машину и пять раз прострелить Питту кишки, прежде чем тот вынет пистолет из полотенца.

Дорога впереди резко поворачивала, перед опасным поворотом висел дорожный знак с надписью черными буквами "Ограничение скорости 20". Питт вошел в поворот на пятидесяти пяти милях. Грузовик не справился с центробежной силой и отстал, прежде чем водитель сумел использовать превосходящую мощность мотора.

План за планом мелькали в голове у Питта, и он все их отбрасывал. Притормаживая перед следующим поворотом, он сильнее вдавил акселератор, изучая в зеркало заднего обзора действия водителя грузовика, который снова попытался поравняться с "Коброй".

То, что он не целился Питту в голову, служило слабым утешением. Он пытался сбросить Питта с дороги на дно долины, в пропасть глубиной несколько сотен футов.

От очередного поворота Питта отделяло еще двести ярдов, он не сбавлял скорость. Серый "додж" постепенно поравнялся с передним бампером спортивной машины. Один толчок, и Питт отправится в полет. Когда до поворота оставалось всего сто ярдов, Питт резко утопил акселератор, а потом так же резко затормозил. Неожиданный маневр застал улыбающегося водителя врасплох. Он тоже увеличил скорость, чтобы не отстать от добычи и снова занять положение, с которого можно было бы сбросить Питта с утеса. Поздно! Оба уже были на повороте.

Питт продолжал резко тормозить, он включил понижающую передачу и вогнал машину в поворот, так что шины протестующе взвизгнули. У "Кобры" все колеса ведущие, но задние начали скользить. Быстрый поворот вправо компенсировал скольжение, и Питт, снова увеличив скорость, вышел на следующий участок прямой. Взгляд в зеркало показал, что дорога за ним пуста. Грузовик исчез.

Питт сбросил скорость и проехал еще с полмили. По-прежнему ни следа грузовика. Развернувшись, Питт поехал обратно, готовый в любое мгновение вновь развернуться на сто восемьдесят градусов, если неожиданно покажется "додж". Он добрался до поворота, остановил машину, вышел и подошел к краю дороги.

Внизу, в тропических зарослях, очень медленно оседала пыль. На дне пропасти, у самого подножия утеса, лежали обломки серого грузовика с полностью вырванным двигателем. Водителя не было видно. Питт уже почти отказался от поисков, когда на телефонном столбе в ста футах над обломками увидел неподвижную фигуру.

Страшное зрелище. Видимо, перед тем, как "додж" начал падение в пропасть, водитель попытался выпрыгнуть. Но сорвался, пролетел двести футов и напоролся на телефонный столб на бетонном основании. Металлический шпиль, который используют при работе ремонтники, пробил тело. На глазах у Питта нижняя часть столба из коричневой стала красной, словно перекрашенная невидимой рукой, теперь труп походил на висящую на крюке тушу.

Питт спустился по Маунт-Танталус, миновал указатель, отмечавший начало поселка Маноа, и добрался до первого дома. Здесь он поднялся на порог, увитый по бокам виноградом, и попросил у пожилой японки разрешения позвонить по телефону, чтобы сообщить о дорожном происшествии. Женщина молча поклонилась и провела Питта к телефону на кухне. Сначала он позвонил адмиралу Хантеру, быстро доложил о случившемся и сообщил, где находится.

Адмирал в микрофоне ревел, как бык, Питт вынужден был на несколько дюймов отвести трубку от уха.

— He звоните в полицию Гонолулу! — рявкнул адмирал. — Дайте людям из службы безопасности десять минут, чтобы они могли осмотреть обломки до приезда следователей. Ясно?

— Думаю, я смогу это сделать.

— Хорошо! — продолжал Хантер, словно не заметив сарказма Питта. — Десять минут. Потом марш в Перл-Харбор. У нас много работы.

Питт подтвердил, что понял, и повесил трубку.

Он ждал десять минут, отвечая на град вопросов о крушении, которыми его осыпала женщина. Потом снова поднял трубку и попросил полицию Гонолулу. Когда после его рассказа у него спросили имя, он ничего не ответил и побыстрее повесил трубку.

Поблагодарив хозяйку, он укрылся в машине и добрых пять минут просидел за рулем, потея на кожаном сиденье от тропической влажности и жары.

Что-то не так, он что-то упустил, не додумал какую-то мысль.

Неожиданно он понял. Быстро завел мотор и, оставляя на изношенном асфальте следы шин "Гудиер", поехал к месту крушения. Пять минут до телефона, двадцать минут за разговорами, словно время ничего не значит, три минуты обратно — затрачено целых двадцать восемь минут.

Он должен был догадаться, что преследователь не один. "Кобра" резко затормозила, и Питт снова вышел на край пропасти.

Обломки машины, похожие на разломанную ребенком игрушку, были на месте, где он их оставил. Телефонный столб по-прежнему одиноко возвышался среди скал, провода с его перекрестия уходили в бесконечность. И шпиль был на месте. Но тело водителя исчезло. Остался только красный след. Кровь свертывалась и запекалась под утренним солнцем.

Глава 6

Со времен Гражданской войны не было более жалкого конторского здания, чем сооружение из гофрированного железа, похожее на склад металлолома. Вокруг барака с проржавевшей крышей, с потрескавшимися, запыленными окнами раскинулось море сорняков. Но у дряхлой двери в пятнах краски Питту преградил путь морской пехотинец-сержант с автоматическим "Кольтом" 45-го калибра.

— Ваше удостоверение!

Это была не просьба, а приказ.

Питт предъявил удостоверение личности.

— Дирк Питт. Меня ждет адмирал Хантер.

— Боюсь, я должен видеть полученный вами приказ, сэр.

Питт не был настроен соблюдать все формальности. А морпехи, напыщенные, всегда готовые подраться или хором затянуть "Морской гимн", его особенно раздражали.

— Приказ я покажу дежурному офицеру и никому больше.

— Мне приказано…

— Вам приказано проверять пропуска у людей, которые могут войти в здание, — холодно сказал Питт. — Никто не давал вам разрешения играть в героя и проверять документы. — Питт показал на дверь. — А теперь будьте любезны…

Краснолицый сержант выглядел так, будто не может решить, позвать ли на помощь или ударить Питта в живот. Помедлив немного, он взглянул в ледяное лицо Питта, повернулся, открыл дверь за собой и кивком разрешил Питту пройти.

Внутри здания было пусто, валялись перевернутые стулья, стоял покрытый пылью шкаф, на полу раскиданы газеты. Пахло плесенью, с потолка свисала паутина. Питт очень удивился, но сержант прошел в конец пустого помещения и дважды топнул по деревянному полу. Услышав приглушенный ответ, он поднял тщательно замаскированную крышку люка и жестом пригласил Питта спуститься по тускло освещенной лестнице. Потом отступил в сторону и отпустил крышку, так что она захлопнулась в нескольких дюймах от головы Питта, едва не задев его.

Тень Эдгара Аллана По, подумал Питт. Спустившись, он раздвинул занавеси и оказался в центре шумной деятельности. Перед ним почти на двести футов тянулся подземный бункер. Флуоресцентные лампы на потолке освещали ряд оперативных помещений. От одной стены, обшитой деревянными панелями, до другой пол закрывал толстый бежевый ковер, а на нем стояли столы, компьютеры и телетайпы, которые вполне уместно смотрелись бы и в самом роскошном офисе на Мэдисон-авеню.

За столами сидело множество миловидных девушек в безупречной морской форме, одни из них за видеодисплеями яростно стучали по клавиатуре, другие грациозно прохаживались перед рядом компьютеров, стоявших посреди помещения. Человек двадцать морских офицеров в белой форме стояли небольшими группами, изучая листы компьютерных распечаток или выписывая сложные формулы на зеленых досках, развешанных по стенам. Все в целом напоминало крупную букмекерскую контору. Не хватало только монотонного голоса, объявляющего результаты скачек.

Адмирал Хантер заметил Питта, распрямился, лукаво улыбнулся и прошел вперед, протягивая руку.

— Добро пожаловать в новый штаб 101-го отделения, мистер Питт.

— Производит сильное впечатление.

Хантер небрежно осмотрел просторное помещение.

— Построено во время Второй мировой. С тех пор не использовалось. Я не вынес такой бесхозяйственности и потому переехал.

Хантер взял Питта за плечо и увел в кабинет за перегородкой в углу бункера. Резкие черты лица, властное выражение, напряженный взгляд — все это делало Хантера типичным командиром части, который собирается атаковать невидимого за горизонтом противника. Именно так и обстояли дела.

— Вы опоздали ровно на два часа тридцать восемь минут, — сурово сказал Хантер.

— Простите, сэр. Движение на дорогах затруднено.

— Вы объяснили мне это по телефону. Благодарю за то, что в первую очередь связались со мной. Отличная мысль.

— Простите, что все испортил, уехав с места аварии.

— Не расстраивайтесь. Вряд ли мы что-нибудь узнали бы от мертвеца, разве только опознали бы его. Скорее всего ваш приятель в грузовике — местный бандит, которому заплатили, чтобы он отправил вас на кладбище.

— И все же могло быть что-нибудь…

— Агенты редко прикалывают к рубашкам своих платных помощников листки с описанием своих операций, — саркастически прервал его Хантер.

— Под агентами вы имеете в виду русских?

— Может быть. У нас пока нет доказательств, но наша разведка считает, что у русских есть организация, которая старается узнать последние координаты "Старбака", чтобы первыми запустить в него когти.

— Адмирал Сандекер упоминал о такой возможности.

— Отличный человек. — В голосе Хантера звучало удовлетворение. — Сегодня утром он показал мне ваше досье. Должен честно признаться, что никак не ожидал ничего подобного. Крест "За летные заслуги" с двумя звездами, Серебряная звезда, еще несколько медалей и, наконец, Пурпурное сердце. Откровенно говоря, я считал вас проходимцем.

Хантер достал из стола пачку сигарет и протянул Питту.

Старый паршивец пытается быть вежливым, ей-богу, подумал Питт.

— Вы, очевидно, заметили, что в этом перечне нет медали "За отличное поведение".

Питт вернул ему пачку.

Хантер внимательно разглядывал Питта.

— Заметил. — Он взял сигарету, чиркнул спичкой, потом склонился к столу и нажал кнопку громкой связи. — Ягер, разыщите коммандеров Денвера и Боланда и пошлите их сюда. — Он отключился, повернулся и спустил по стене карту северной части Тихого океана. — Слыхали о Тихоокеанском Водовороте, майор?

— Не слыхал до сегодняшнего утра.

Хантер постучал костяшками пальцев по карте севернее Оаху.

— Здесь, в радиусе двухсот миль, с 1956 года исчезло свыше тридцати кораблей. Самые тщательные поисковые операции ничего не дали. До тех пор число затонувших кораблей соответствовало норме — один-Два за каждые двадцать лет.

Хантер отвернулся от карты и почесал ухо.

— Этот район неоднократно изучали. Все имеющиеся данные мы пропустили через компьютеры в поисках возможного решения. Но пока есть только несколько совершенно невероятных теорий. Фактов слишком мало, и они никак друг с другом не связаны…

Хантеру помешал негромкий стук в дверь: в комнату вошли Денвер и Боланд. Оба, не узнавая, посмотрели на Питта, потом по их взглядам стало видно, что они его узнали.

Первым спохватился Денвер:

— Дирк, приятно видеть вас в команде.

Питт улыбнулся.

— На этот раз я оделся соответственно случаю.

Боланд только кивнул в сторону Питта, пробормотал приветствие и сел.

Хантер достал из кармана льняной платок и прижал ко рту, чтобы убрать с языка крошку табака. Поглядев на маленький коричневый комок, он сказал:

— У нас было слишком мало времени на подготовку, мистер Питт, но сейчас уже многое на ровном киле. Наши компьютеры связаны со всеми системами безопасности в стране. Я рассчитываю на вас в координации наших действий с Вашингтоном. Нам нужны ответы, и побыстрее. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь ккоммандеру Боланду.

— Понадобится, — сказал Питт.

— Говорите.

— Я расположен на местном тотемном столбе очень низко. И до сегодняшнего утра ни о чем таком не слышал. От меня не будет толку, если я не узнаю, что стоит за разговорами о таинственно исчезающих в море кораблях.

Хантер задумчиво поглядел на него.

— Прошу прощения. — Он помолчал, потом очень тихо добавил: — Полагаю, о Бермудском треугольнике вы слыхали?

Питт кивнул и ответил утвердительно.

— Треугольник, — продолжал Хантер, — не единственное место в мире, где случаются необъяснимые происшествия. Такие места есть в Средиземном море.

И хотя об этом известно меньше, район Тихого океана Ромондо на юго-восток от Японии за последние два столетия стал местом гибели большего количества кораблей, чем остальные океаны вместе взятые. Это приводит нас к очень необычному месту — к Тихоокеанскому Водовороту.

— Лично мне это кажется вздором, — резко сказал Питт.

— Ну, не знаю, — ответил Боланд. — Многие известные ученые считают, что там что-то есть.

— Значит, вы скептик? — спросил Хантер Питта.

— Придерживаюсь правила: верю только в то, что вижу, обоняю и осязаю.

Хантер сдался, это было слышно по его тону.

— Джентльмены, совершенно неважно, что мы считаем. Важны только факты, именно их мы и будем придерживаться, пока я командую 101-м отделением спасательного флота. Наша работа — спасать корабли. А сейчас наша главная цель — найти и поднять "Стар-бак". Мы пробовали связать это происшествие с Тихоокеанским Водоворотом исключительно ввиду необычных обстоятельств, при которых появилось послание коммандера Дюпре. Если мы сумеем выяснить не только причину гибели "Старбака", но и причины исчезновения других кораблей за эти годы, тем лучше для торгового и пассажирского пароходства. Если Русские или китайцы приберут подлодку к рукам раньше нас, в Вашингтоне будут очень недовольны.

— Особенно в Военно-морском министерстве, — Добавил Боланд.

Хантер кивнул.

— И в министерстве, и во всех научных лабораториях и промышленных фирмах, которые много лет конструировали и строили самую передовую атомную подводную лодку. Люди, которые вложили в "Старбак" немало сил и времени, не обрадуются, если корабль встанет у причала во Владивостоке.

— Есть ли сходство между исчезновением "Стар-бака" и других кораблей и самолетов? — спросил Питт.

— Я отвечу на ваш вопрос, майор, — резко сказал Боланд. — Начнем с того, что в отличие от Бермудского треугольника нет никаких сообщений о пропаже самолетов в районе Тихоокеанского Водоворота. Во-вторых, нет ни выживших, ни шлюпок, ни тел, нет никаких обломков и нет возможности установить связь. Единственное, что связывает подводную лодку с исчезнувшими кораблями, — все это происходило в одном четко определенном районе океана.

Денвер наклонился и коснулся руки Питта.

— Если не считать капсулы с сообщением, которую вы обнаружили на мысе Каена, есть лишь одно свидетельство очевидца.

Питт сказал:

— Адмирал Сандекер упоминал об этом исключении.

— "Лили Марлен", — тихо сказал Хантер. — Случай еще более невероятный, чем с "Марией Селестой". — Он открыл ящик стола и порылся в нем. — Документ небольшой, всего несколько страниц. — Он протянул Питту тонкую папку и тем же движением включил интерком: — Ягер, принесите кофе.

Питт сел в кресло, отметил название папки и начал читать:

"Необыкновенное исчезновение корабля "Лили Марлен".

Корабль "Лили Марлен", бывший английский торпедный катер, преобразованный в частную яхту, в полдень 10 июля 1968 года вышел из порта Гонолулу и направился на северо-запад к Оаху, указанная цель рейса — съемки сцены на спасательной шлюпке для кинофильма, который снимал Герберт Веруссон, всемирно известный продюсер, владелец яхты. Море было спокойное, погода хорошая, если не считать легких облаков, ветер северо-восточный, примерно четыре узла.

13 июля в 20:50 станция береговой охраны на мысе Макапу и Центр связи ВМФ в Перл-Харборе засекли сигнал бедствия с корабля с указанием его координат. С аэродрома Хикам подняли спасательную авиацию, а из Оаху вышли корабли береговой охраны и ВМФ. После сигнала SOS, передававшегося в течение двадцати минут, наступило молчание, нарушенное последними загадочными словами с "Лили Марлен": "Они пришли из тумана. Капитан и первый помощник мертвы. Экипаж сопротивляется. Шансов нет. Их слишком много. Первыми гибнут пассажиры. Не щадят никого, даже женщин. — Недолгое молчание. — На южном горизонте корабль. Боже! Если бы он поспел вовремя! Мистер Веруссон погиб. Сейчас они идут ко мне. Больше нет времени. Они услышали радио. Не вините капитана. Он не мог знать. Они стучат в дверь. Нет времени. Я не понимаю. Корабль снова плывет. Помогите! Ради Бога, помогите нам! Боже милостивый! Иисусе! Они…"

На этом последнее сообщение заканчивается.

Первым на месте бедствия оказалось испанское торговое судно "Сан-Габриэль". Оно было всего в двенадцати милях от яхты, когда поймало сигнал SOS с "Лили Марлен". Именно его увидел радист "Лили Марлен", прежде чем умолк. Когда испанский корабль подошел, экипаж заметил, что яхта не повреждена и идет малым ходом, оставляя узкий кильватерный след. Внезапно неизвестно почему "Лили Марлен" остановилась, и это позволило капитану "Сан-Габриэля" выслать абордажную группу. Она обнаружила мертвый корабль с мертвым экипажем. Безжизненные тела пассажиров, кинематографистов, офицеров корабля и матросов грудами лежали на палубе и в каютах. В радиорубке радист лежал на передатчике, на панели по-прежнему мигала красная лампочка.

Офицер, командовавший группой, немедленно связался с капитаном "Сан-Габриэля" и в ужасе описал увиденное. Тела жертв позеленели, лица начали оплывать и таять, словно от высокой температуры. Корабль окутало зловоние, схожее с запахом серы. Положение тел указывало на то, что перед тем, как люди умерли, произошла отчаянная схватка. Руки и ноги были неестественно скрючены, а искаженные лица все были обращены к северу. Даже у маленькой собаки, очевидно, принадлежавшей одному из пассажиров, обнаружились такие же непонятные повреждения.

После недолгого совещания в рубке абордажная группа запросила у капитана "Сан-Габриэля" буксирный трос. Моряки собирались претендовать на яхту как на спасенную в море и отвести ее со страшным грузом на буксире в Гонолулу.

Вдруг, прежде чем "Сан-Габриэль" смог занять нужное положение, страшный взрыв разорвал "Лили Марлен" от носа до кормы. Сила взрыва едва не перевернула "Сан-Габриэль" и на четверть мили разбросала обломки.

Экипаж и капитан "Сан-Габриэля" в бессильном ужасе смотрели, как уходят под воду остатки "Лили Марлен", унося с собой всю абордажную группу.

Изучив свидетельства и выслушав очевидцев, следственная комиссия Береговой охраны закрыла дело с вердиктом: "Смерть экипажа и пассажиров, а также последующий взрыв и гибель корабля "Лили Марлен" вызваны неизвестными причинами или людьми".

Питт закрыл папку и положил ее Хантеру на стол.

Хантер серьезно сказал:

— Это единственный известный случай сигнала тревоги, поступившего до катастрофы, и единственные свидетельства очевидцев о состоянии экипажа.

Питт сказал:

— Может показаться, что на "Лили Марлен" напала абордажная группа.

Боланд покачал головой.

— Людей из абордажной группы "Сан-Габриэля" проверили и оправдали. Данные аппаратуры обнаружения подтверждают, что в момент поступления сигнала SOS с "Лили Марлен" испанское судно отделяло от яхты двенадцать миль.

— Никаких других судов? — спросил Питт.

— Я понимаю, о чем вы думаете, — сказал Денвер. — Но с прекращением производства абордажных сабель исчезло и пиратство в открытом море.

— В сообщении Дюпре упоминается туман, — не унимался Питт. — Видел ли "Сан-Габриэль" что-нибудь напоминающее туман?

— Ответ отрицательный, — сказал Хантер. — Первый сигнал SOS поступил в 20:50. На той широте это сумерки. На темном горизонте отдельное облако тумана не видно.

— К тому же, — подхватил Боланд, — в июле туман в этой части Тихого океана такая же редкость, как метель на пляже Вайкики. Маленькое локализованное облако тумана образуется обычно безветренной ночью, когда неподвижный теплый воздух охлаждается до степени конденсации, то есть когда он сталкивается с холодной поверхностью. В этой части океана таких условий не бывает. Ветер круглый год постоянный, а воду с температурой 22–24 градуса вряд ли можно назвать прохладной.

Питт пожал плечами.

— Значит, вопрос решен.

— Не окажись там "Сан-Габриэль", — серьезно заговорил Хантер, — "Лили Марлен" все равно взорвалась бы и ушла на дно. И у нас был бы еще один случай загадочного исчезновения.

Денвер посмотрел на него.

— С другой стороны, если что-то не из этого мира напало на "Лили Марлен", оно не стало бы делать это на виду у другого корабля, не дало бы времени абордажной группе осмотреть место происшествия. Такое развитие событий должно быть неслучайным.

Боланд воздел руки.

— Опять он!

— Держитесь фактов, коммандер. — Хантер бросил на Денвера ледяной взгляд. — У нас нет времени фантазировать.

Все замолчали, из-за стен доносился приглушенный гул оборудования. Питт устало потер глаза, потом поднял голову, чтобы в голове прояснилось. А когда заговорил, произносил слова очень медленно:

— Думаю, Бердетт высказал любопытную мысль.

Хантер посмотрел на него.

— Хотите объяснить все маленькими зелеными человечками, которые ненавидят корабли?

— Нет, — ответил Питт. — Но я думаю, что тот, кто стоит за этой катастрофой, хотел, чтобы этот испанский торговец стал свидетелем.

Хантер заинтересовался.

— Слушаю.

— Допустим, лишь очень небольшой процент исчезнувших кораблей погиб из-за плохой погоды, неудачного судовождения и просто из-за невезения. Пойдем дальше и скажем, что за остающимися загадками стоит чей-то разум.

— Хорошо, значит, за этими загадками стоит чей-то разум, — сказал Боланд. — Но что он… — тут он посмотрел на улыбающегося Денвера, — что оно выигрывает, позволяя испанцам застать его за массовым убийством?

— Зачем ему отступать от установившегося порядка? — ответил вопросом на вопрос Питт. — Моряки — суеверный народ. Многие даже плавать не умеют, тем более пользоваться аквалангом и погружаться под воду. Их жизнь проходит на поверхности. Но самые большие и глубокие их страхи, их кошмары связаны со смертью от утопления. Я полагаю, что неизвестный злодей сознательно устроил так, чтобы пассажиров и экипаж "Лили Марлен" нашли мертвыми, их скрюченные тела — лежащими на палубе вповалку. Даже собаку не пощадили.

— Слишком сложный заговор, чтобы напугать десяток моряков, — настаивал Боланд.

— Не просто десяток моряков, — продолжал Питт, — напугать всех моряков всех флотов. Короче говоря, все это представление должно послужить предостережением.

— Предостережением о чем? — спросил Денвер.

— Предостережением не соваться в этот район моря, — ответил Питт.

— Должен признать, — медленно сказал Боланд, — что после случая с "Лили Марлен" суда избегают района Тихоокеанского Водоворота, как чумы.

— Есть одна загвоздка. — Голос Хантера звучал необычно мягко. — Единственные свидетели, побывавшие на борту, вся абордажная группа, погибли вместе с кораблем.

— А это очень просто, — понимающе улыбнулся Питт. — Идея заключалась в том, чтобы моряки вернулись на корабль и доложили капитану. Тот, кто это задумывал, не принял во внимание жадность. Как вы помните, абордажная партия решила остаться на корабле и затребовать его как свою добычу. Вероятно, мысленно они уже разделили полученные деньги. Их нельзя было отпускать. Если бы "Лили Марлен" пришла в порт, научное исследование могло бы обнаружить какие-нибудь улики. Один взрыв — и яхта Веруссона ушла на дно.

— Возможно, это хорошая догадка, — вздохнул Хантер. — Но даже если ваше плодовитое воображение подсказало нам верные вещи, наша задача остается прежней — найти "Старбак".

— Я перехожу к этому, — сказал Питт. — В сообщении радиста яхты и в письме коммандера Дюпре есть нечто общее: умоляющий тон и выбор слов. Радист сказал: "Не вините капитана. Он не мог знать". В конце своего письма коммандер Дюпре говорит: "Если бы я знал". Сходство людей, переживающих стресс? Не думаю. — Он помолчал, чтобы его услышали. — Все это приводит к заключению: возможно, последнее сообщение коммандера Дюпре — подделка.

— Мы думали об этом, — сказал Хантер. — Вчера вечером послание Дюпре переправили в Вашингтон. Час назад графологическая экспертиза национальной разведки подтвердила подлинность почерка Дюпре.

— Конечно, — небрежно ответил Питт. — Было бы большой глупостью пытаться подделать несколько абзацев текста. Я бы предложил вашим специалистам проверить углубления в бумаге. Возможно, слова были напечатаны и потом нанесены так, что напоминают написанные ручкой.

— Чушь, — возразил Боланд. — Нужно иметь много рукописей Дюпре, чтобы так подделать почерк.

— В их распоряжении был судовой журнал, переписка Дюпре и, возможно, его дневник. Может быть, именно поэтому в капсуле с посланием не хватает нескольких страниц. Определенные ключевые слова и буквы были вырезаны и склеены, чтобы получились осмысленные предложения. Потом все это сфотографировали и распечатали.

Лицо Хантера стало задумчивым, голос — спокойным.

— Это объяснило бы странный подбор слов и тон сообщения Дюпре. Но ничего не говорит нам о том, где Дюпре и его экипаж.

Питт встал с кресла и подошел к карте на стене.

— Послание со "Старбака" в Перл-Харбор пришло зашифрованным? — спросил он.

— Шифровальную машину еще не установили, — ответил Хантер. — Испытательный поход "Старбака" проходил в основном в наших водах, и Флот не видел особой необходимости в секретных переговорах.

— Рискованно посылать сообщения с такой атомной подводной лодки открытым текстом, — заметил Питт.

— Полная тишина соблюдается, только когда субмарина в патруле или на боевой позиции. "Старбак" — корабль новый, не испытанный, и потому Дюпре было приказано каждые два часа сообщать о своем положении только в случае неожиданных механических неисправностей. Первое плавание было рассчитано всего на пять дней. К тому времени как русские могли бы отследить вызовы и послать корабль-шпион, начиненный электроникой, "Старбак" уже давно возвращался бы в Перл-Харбор.

Питт продолжал смотреть на карту.

— Эти красные отметки, адмирал. Что они означают?

— Координаты Дюпре согласно его сообщениям.

— А черные символы — известие о последней позиции Дюпре?

— Верно.

Питт, не тратя лишних слов, продолжал:

— Значит, верхняя отметка — последнее сообщение от Дюпре?

Хантер кивнул.

Питт наклонился над столом Хантера и несколько секунд молча смотрел на карту. Потом выпрямился и постучал по последней отметке положения "Старбака".

— Какую территорию захватывает поиск от этого места?

— Расходящийся веером сектор на триста миль к северо-востоку, — ответил Боланд, явно удивленный расспросами Питта. — Если бы вы потрудились объяснить нам…

— Попрошу следить за моей мыслью, — сказал Питт. — Вы провели масштабную поисковую операцию, в которой участвовало больше двадцати кораблей и трехсот самолетов. Но ничего не нашли, даже масляного пятна. Несомненно, использовались самые передовые научные методы и приборы обнаружения — магнитометры, чувствительные эхолоты, подводные телевизионные камеры и прочее. Но все усилия оказались напрасными. Разве это не кажется вам странным?

Хантер смотрел непонимающе.

— С чего бы? "Старбак" может быть в подводном каньоне.

— Или погребен под мягкими осадками, — подхватил Денвер. — Найти маленький корабль на таком огромном пространстве — все равно что отыскать пенни в озере Солтон-Си.

— Мой друг, — с улыбкой сказал Питт, — вы только что произнесли волшебные слова.

Денвер смотрел на него не понимая.

— Маленький корабль, — повторил Питт. — Во время поисков вы не нашли маленького корабля.

— Ну и что? — ледяным тоном спросил Хантер.

— Разве вы не понимаете? Предполагается, что ваши поиски проходили в самой середине Тихоокеанского Водоворота. Вы не нашли "Старбак", но что-то вы должны были найти. Вы могли выбирать из тридцати с лишним затонувших судов.

— Черт побери! — Самоуверенность Хантера дрогнула. — Нам никогда не приходило в голову…

— Я понял вашу мысль, — сказал Боланд. — Но что это доказывает?

— Это доказывает, — ответил Питт, — что вы не там искали. Это доказывает, что послание Дюпре — ловкая подделка. И доказывает, что последнее сообщение "Старбака" о его координатах — тоже подделка. Короче говоря, вашу лодку нужно искать не на северо-востоке, а на прямо противоположном курсе на юго-западе.

Хантер, Боланд и Денвер потрясенно смотрели на Питта, начиная понимать.

Первым заговорил Денвер.

— Все сходится, — просто сказал он.

На лице Хантера появилось воодушевление, какого не было уже несколько месяцев. Он почти полминуты пристально смотрел на карту. Потом резко повернулся и посмотрел на Боланда.

— Как скоро сможет выйти "Марта-Энн"?

— Закрепить вертолет на палубе, закончить заправку, проверить оборудование для обнаружения — я бы сказал, сегодня к 21:00, сэр.

Хантер взглянул на часы.

— У нас остается мало времени для определения территории. — Он повернулся к Денверу. — Это ваше царство. Начинайте программировать поисковую решетку немедленно.

— Основные данные уже введены, адмирал. Нужно только определиться с точкой начала поисков.

Хантер потер глаза.

— Отлично, джентльмены, все в ваших руках. Я бы отдал половину своих шевронов за то, чтобы отправиться с вами. Кстати, мистер Питт, надеюсь, вы не возражаете против океанского плавания?

Питт улыбнулся.

— В данный момент у меня нет никаких других планов.

— Хорошо. — Хантер передвинул сигарету в другой угол рта. — Расскажите, как офицер ВВС стал начальником отдела в самом главном правительственном океанографическом агентстве?

— Я сбил над Китайским морем адмирала Сандекера с его штабом.

Хантер смотрел на него так, словно поверил. Адмирал Сандекер сказал ему: "От этого человека всего можно ждать".

Глава 7

Через час после заката "Кобра" въехала на парковку в окрестностях пристани Гонолулу. Как только передние колеса коснулись деревянной полоски, двигатель смолк и фары погасли. Питт раскрыл дверцу и посмотрел на чернильно-черную воду.

Ветер сменил направление и донес тяжелые запахи — портовый букет, который ни с чем невозможно спутать. Пахло нефтью, бензином, смолой и дымом с легкой примесью соленой воды. Эти запахи будоражили Питта, вызывали щемящие воспоминания о далеких экзотических портах.

Питт вышел из машины и осмотрел стоянку в поисках следов человеческой деятельности. Но никого не увидел. Только чайка, сидевшая на деревянной свае, ответила на его взгляд. Питт порылся за сиденьем и вытащил завернутый в полотенце маузер. Потом вдохнул ночной воздух гавани, сунул пистолет под мышку и пошел по пирсу.

Если бы кто-нибудь бродил у доков, ничего необычного в наружности Питта он бы не заметил. Питт был одет в поношенную защитно-зеленую рубашку поверх темных габардиновых брюк, на ногах — стоптанные грубые башмаки с бечевкой вместо шнурков. Подержанная одежда, подарок офицера безопасности 101-го отделения, была чуть маловата и готова разойтись по швам. Питт чувствовал себя кем-то средним между бродягой и жертвой кораблекрушения. Не хватало только кварты мускателя в коричневом бумажном пакете. Или еще лучше — бутылки "Гран Марнье Кордон Жон": это больше соответствовало бы тряпью.

Через сто ярдов Питт остановился и посмотрел на возвышающийся в темноте огромный черный корпус. Сверху светило лишь несколько фонарей, криво висящих на гофрированных боках корабля, похожего на старый склад. В неподвижном вечернем воздухе призрачный свет фонарей усиливал сходство чудища с привидением.

Старый корабль с прямым носом и квадратной надстройкой, над которой торчит старомодная вертикальная труба в поблекших синих полосах. На палубе множество подъемных кранов и мачт. Когда-то борта корабля были черными с обычной красной ватерлинией, но теперь они грязные и ржавые. Питт подошел ближе и остановился под самой кормой. Корабль большой, водоизмещением примерно двенадцать тысяч тонн. Питт смотрел на выцветшие буквы. В тусклом свете он едва различал их:

"МАРТА-ЭНН — СИЭТЛ".

Трап походил на туннель, ведущий наверх, в запретную высь. Только глухой гул генераторов в глубине корпуса и тонкая струйка дыма из трубы выдавали присутствие человека.

Питт взялся рукой за грубый канат, служивший поручнем трапа, и, наклонившись вперед, чтобы компенсировать угол в тридцать пять градусов, начал подъем на палубу "Марты-Энн". На последних ступенях свет фонарей с пирса стал не виден. Питт помешкался, прежде чем ступить на кажущуюся безлюдной палубу и осмотреться.

— Мистер Питт? — послышался голос из темноты.

— Да, я Питт.

— Могу я посмотреть ваше удостоверение личности?

— Можете, если я увижу, кому его показать.

— Пожалуйста, сэр, положите ваше удостоверение на палубу и сделайте шаг назад.

Питт ворчал про себя. Он, конечно, знал, что проверка удостоверений личности — обычная военная процедура на случай тревоги или чрезвычайных обстоятельств, но к чему это на борту ржавого корыта? Осторожно положив маузер на палубу, он достал бумажник и принялся искать удостоверение. В темноте он ничего не видел, поэтому просто провел пальцами по стопке различных карточек, выбрал ту, на которой не было выпуклых букв кредитки, и бросил ее на несколько шагов вперед. Тонкий, как карандаш, луч света осветил карточку, потом лицо Питта.

— Простите за беспокойство, сэр, но адмирал Хантер приказал соблюдать на корабле режим строгой секретности. — Черная тень протянула Питту удостоверение. — Если подниметесь по первому трапу справа, найдете коммандера Денвера в штурманской рубке.

— Спасибо, — проворчал Питт. Он взял пистолет и стал по трапу подниматься на мостик. Темная рубка наверху оказалась пустой, поэтому он прошел мимо и осторожно открыл другую дверь. За ней по крайней мере было светло.

— Привет, Дирк, — радостно сказал Денвер. В пальцах он держал сигарету, и, когда приветственно помахал рукой, пепел крошечной горкой упал на стол. На Денвере был черный свитер и рабочие брюки. — Добро пожаловать на единственную плавающую окаменелость флота США.

Питт ответил небрежным приветствием.

— Не ожидал увидеть вас здесь, Бердетт. Думал, вы останетесь с адмиралом в оперативном центре.

Денвер улыбнулся.

— Останусь. Но не мог не пожелать вам и Полу доброй охоты.

— Спасибо. Если бы выбор был за мной, я предпочел бы старомодную иголку в стоге сена.

— Думаете, здесь что-то необычное? — спросил Денвер.

— Как сказал ваш босс, наша задача — найти и поднять "Старбак", всякая охота за привидениями — побочное явление. К тому же наши ученые и инженеры НПМА крайне редко исследуют Бермудский треугольник или Тихоокеанский Водоворот. Это мы с раздражением предоставляем писателям-фантастам. Любые необъяснимые открытия чисто случайны, и впоследствии их незаметно списывают в архив.

— Есть примеры? — негромко спросил Денвер.

Питт рассеянно смотрел на разложенную на столе карту.

— Девять месяцев назад произошел случай, от которого несет Жюлем Верном. Два наших океанографических судна исследовали подводный профиль и проводили акустические исследования в Курильской впадине у берегов Японии, когда их приборы засекли присутствие подводной лодки, движущейся на очень большой глубине с большой скоростью. Оба корабля немедленно встали в дрейф, выключили двигатели и направили все приборы вниз.

— Может, у одного из операторов ошибся прибор?

— Маловероятно, — ответил Питт. — Эти исследователи — лучшие в своей области. А если вспомнить, что два корабля с двумя наборами современного точного оборудования получили одинаковые результаты, вероятность ошибки сводится к нулю. Нет, ошибки не было: корабль — морское чудовище или как вы его еще назовете — был там и двигался со скоростью сто десять миль в час на глубине девятнадцать тысяч футов.

Денвер медленно покачал головой.

— Невероятно. Это невозможно понять.

— Но это только половина загадки, — сказал Питт. — Другой корабль, работавший в Кайманском желобе близ Кубы, вступил в аналогичный контакт. Я видел данные из Каймана и с Курил. Графики сонаров совпадают до миллиметра.

— Флот известили об этом?

— Конечно нет. Флот хочет слышать о необычных подводных встречах не больше, чем Военно-воздушные силы — о неопознанных летающих объектах. К тому же какие у нас доказательства, кроме нескольких зигзагообразных линий на листках бумаги? — Питт откинулся на спинку стула, положил ноги на стол и заложил руки за голову. — Однажды мы едва не сняли одного из обитателей глубоководья на видеокамеру. Один из зоологов НПМА записывал звуки континентального шельфа у берегов Исландии, он опустил микрофон в воду на десять тысяч футов, чтобы записать звуки придонных обитателей, который мы очень редко видим. Несколько дней он записывал треск и щелканье, такое же, как издают рыбы под поверхностью. Он отметил также непрерывный скрип, производимый креветками.

Однажды днем все эти звуки неожиданно прекратились, и он услышал постукивание, как будто кто-то карандашом постукивал по микрофону. Вначале он решил, что встретил рыбу, которую раньше не записывал. Но потом ему пришло в голову, что стук очень похож на какой-то код. Сразу вызвали корабельного радиста, и тот расшифровал стуки как какую-то математическую формулу. Потом шум прекратился, и из громкоговорителей в гидроакустической рубке донесся визгливый смех, искаженный толстым слоем воды. Экипаж, дрожа от недоверия, быстро спустил телекамеру. Но на десять секунд опоздал. Тонкий донный ил, взбаламученный быстрым движением, превратился в плотное облако. Прошел час, прежде чем муть осела. И прямо перед камерой обнаружилось необычное углубление в иле, уходящее в темноту.

— А в формуле что-нибудь поняли? — спросил Денвер.

— Да, это было простое уравнение для определения давления воды на глубине, на которую погрузили микрофон.

— И каков ответ?

— Примерно две с половиной тонны на квадратный дюйм.

В штурманской рубке наступила тишина, долгая и тревожная. Питт слышал, как вода мягко плещет о корпус.

— Есть тут кофе? — спросил Питт.

Денвер все еще думал о тайнах моря. Но вот с явным усилием отбросил эти мысли.

— Будьте уверены, — с мрачной улыбкой сказал он, — когда вы отправляетесь в океанский круиз на "Марте-Энн", вас ждет лучшее обслуживание во всем Тихом океане. — Он достал старый почерневший котелок и налил кофе в чашку с отбитым краем. — Наслаждайтесь плаванием, сэр.

Они сидели и пили кофе, когда открылась дверь и вошел Боланд. На нем была грязная футболка, выцветшие джинсы и пара башмаков в еще худшем состоянии, чем у Питта. Футболка подчеркивала мускулистые плечи Боланда, и Питт впервые заметил на его руке татуировку. Правое предплечье украшало изображение кинжала, разрезающего кожу, и вытекающей из раны крови, а под этим страшноватым рисунком синие буквы гласили:

"ЛУЧШЕ СМЕРТЬ, ЧЕМ БЕСЧЕСТЬЕ".

— Вы словно только что получили письмо "Дорогой Джон"[60]. — Голос Боланда звучал насмешливо, но твердо. — Что происходит?

— Разгадываем тайны Вселенной, — ответил Денвер. — Вот, Пол, попробуй мое прославленное варево.

Он пододвинул чашку Боланду, пролив несколько капель на стол.

Боланд забрал из рук Денвера чашку и задумчиво посмотрел на Питта, а когда Питт посмотрел на него в ответ, медленно улыбнулся, поднял чашку и сделал глоток.

— Есть ли последние приказы от старика? — спросил он.

Денвер покачал головой.

— Все, как он говорил. При первом признаке опасности уносить ноги прямо в Перл-Харбор.

— Это если нам повезет, — сказал Боланд. — У других пропавших кораблей не было времени подать сигнал SOS, тем более убраться.

— Вместо страховки у нас Питт. И вертолет.

— Нужно время, чтобы раскочегарить вертолет, — с сомнением сказал Боланд.

— Не эту птичку, — коротко ответил Питт. — Эту я могу поднять в воздух за сорок секунд. — Он встал и потянулся, коснувшись руками металлического потолка. — Один вопрос. Вертолет способен поднять всего пятнадцать человек. Либо Флот дал нам экипаж из карликов, либо нам не хватит места.

— При обычных условиях места не хватило бы, — сказал Денвер. Он улыбнулся Боланду и подмигнул. — Вы можете этого не знать, Дирк, но "Марта-Энн" совсем не то разбитое корыто, каким кажется. Большой экипаж здесь не нужен, потому что из всех кораблей на плаву у нас самая передовая автоматизированная централизованная система управления. Корабль практически сам управляет собой.

— Но облупившаяся краска, ржавчина на корпусе…

— Лучшая подделка, с какой ты встречался, — подтвердил Денвер. — Хитрое химическое покрытие, которое кажется настоящей ржавчиной. С расстояния в фут и при ярком солнце не отличишь.

— Тогда зачем такое сложное оборудование? — спросил Питт.

— В "Марте-Энн" больше, чем видно глазу, — скромно сказал Боланд. — По виду нипочем не скажешь, но корабль от киля до клотика набит самым современным оборудованием для обнаружения и подъема судов.

— Замаскированный спасательный корабль? — медленно сказал Питт. — Это нечто новое.

Денвер улыбнулся.

— Маскарад необходим для самых, скажем так, деликатных проектов, связанных с возвращением собственности.

— Адмирал Сандекер упоминал о некоторых ваших деликатных успехах, — сказал Питт. — Теперь я вижу, как вы их достигли.

— Нет работы слишком большой и слишком маленькой, — со смехом сказал Боланд. — Мы могли бы поднять "Андреа Дориа"[61], если бы нам разрешили.

— Предположим, мы найдем "Старбак". Но с таким маленьким экипажем вам не поднять его на поверхность, даже с вашим совершенным оборудованием.

— Простая предосторожность, мой дорогой Питт, — ответил Денвер. — Адмирал Хантер настоял на использовании небольшого экипажа в поисковой операции. Нет смысла губить людей, если "Марту-Энн" ждет та же участь, что и другие корабли. С другой стороны, если повезет и мы обнаружим "Старбак", вы с вашей птичкой послужите челноком: будет доставлять к месту обнаружения людей и необходимое дополнительное оборудование.

— Хороший план, — согласился Питт. — Хотя я бы спал спокойней, будь у нас вооруженный эскорт.

Денвер покачал головой.

— Рисковать нельзя. Как только русские узнают, что старую торговую посудину сопровождает ракетный крейсер, они поймут, что происходит. И "Андрей Выборг" сядет нам на хвост.

Питт вскинул брови.

— Что за "Андрей Выборг"?

— Русское океанографическое судно, которое флотская разведка считает кораблем-шпионом. Последние полгода оно следит за поисками "Старбака" и все еще где-то поблизости, надеется установить местонахождение лодки. — Боланд замолчал, чтобы отпить кофе. — 101-е отделение потратило слишком много сил и средств, чтобы сохранить для нас видимость старого грузового судна. Мы не можем сейчас раскрыться.

— Как видите, — сказал Денвер, — по документам "Марта-Энн" не принадлежит Флоту. В морской регистр США она занесена как торговое судно. И мы собираемся сохранить этот статус.

— Разве Флот не тревожит, что "Андрей Выборг" в одиночестве вынюхивает вокруг?

— А он не один, — серьезно сказал Боланд. — Четыре корабля все еще прочесывают море на севере. Флот никогда не прекращает поиски, какими бы безнадежными они ни казались. Если хотите, назовите это морской традицией, майор, но когда плывешь в море, вцепившись в обломок, а твой корабль затонул, очень приятно знать, что для твоих поисков не жалеют сил.

Нотацию Боланда прервал стук в дверь.

— Войдите! — крикнул он.

Вошел молодой человек не старше девятнадцати-двадцати лет, в синем комбинезоне. На голове у него была белая мясницкая шапочка.

Не обращая внимания на Питта и Денвера, он заговорил с Боландом:

— Прошу прощения, сэр, главный инженер докладывает, что двигатель готов, а боцман назначил экипаж на боевые посты.

Боланд взглянул на часы.

— Хорошо. Передайте: через десять минут отдать швартовы и отойти.

— Слушаю, сэр, — ответил молодой матрос. Он отдал честь, повернулся и исчез в рубке.

Боланд посмотрел на Денвера и довольно улыбнулся.

— Неплохо. На сорок минут опережаем график.

— Вертолет привязан? — спросил Питт.

Боланд кивнул.

— Прекрасная птичка. Сможете все окончательно проверить при дневном свете.

Питт встал и подошел к иллюминатору. Он глубоко вдохнул, чтобы очистить легкие от сигаретного дыма. По сравнению с душным помещением воздух гавани казался раем.

— Отвели для Дирка помещение? — спросил Денвер у Боланда.

— Рядом с моей каютой есть свободная, держим для важных особ. Для Питта сделаем исключение, — саркастически ответил Боланд.

Питт без гнева и враждебности посмотрел на дым, поднимающийся от пепельницы. Такие издевки он переносил легко, словно сгонял с руки комара. Хантер — старый, хитрый лис: он не зря включил в команду двух человек совершенно разного темперамента.

— Что ж, мне пора на берег, — сказал Денвер, нарушая неловкое молчание.

— Буду время от времени слать вам открытки, — сказал Питт.

— Вам стоит поднапрячься, — ответил Денвер, его губы скривились в улыбке, но взгляд оставался жестким. — Через три недели считая с сегодняшнего дня я сниму бар в отеле "Риф". И горе тому, кто туда не заглянет. — Он повернулся к Боланду. — Шифр у тебя есть, Пол. Мы с адмиралом будем следить за тобой через спутник. Когда найдешь "Старбак", передай по радио на частоте флота, что отключил все двигатели из-за сгоревшего подшипника. Мы получим твои координаты с точностью до миллисекунды.

Денвер подал руку Питту и Боланду.

— Остается только пожелать удачи!

И, не дожидаясь ответа, резко повернулся и вышел из помещения.

Несколько минут спустя Денвер стоял на причале, облокотившись на поручень, и смотрел, как экипаж отдает швартовы и убирает трап. Он смотрел на правый борт "Марты-Энн", которая медленно двинулась к выходу из гавани. Смотрел на навигационные огни, пока мягкий гул судового двигателя не стих в отдалении. Тогда он бросил сигарету в темную маслянистую воду, сунул руки в карманы и устало пошел на стоянку.

Глава 8

Питт стоял у поручня на корме и лениво смотрел, как винты "Марты-Энн" взбивают воду. Пенная голубая с белым масса вращалась и постепенно исчезала в четверти мили за кормой, прежде чем море окончательно закрывало и излечивало гигантский шрам. Погода была теплая, небо ясное, дул ровный северо-восточный ветер.

С какими безумцами приходится ему иметь дело в последние дни, думал Питт. Изобретательная девушка, пытавшаяся всадить ему в спину шприц, убийца с желтыми от табака зубами, сволочь-адмирал, лейтенант-коммандер с нелепой татуировкой и маленький старпом, по-видимому, самый умный из всех.

И все же эта компания не смогла проникнуть в самые глубины его сознания. Это должен был сделать другой герой драмы, которому еще только предстояло выйти на сцену, — великан с золотыми глазами.

Почему он столько лет назад искал затерянный остров Каноли? Возможно, это просто был ученый, пытавшийся найти следы забытой цивилизации, или оккультист в плену мифов и легенд. А может, у него была более необычная цель? Что есть в легенде о Каноли такого, чего нет в бессмысленных историях о затерянном континенте Му или в многочисленных фантазиях об Атлантиде? Загадки Тихоокеанского Водоворота и Бермудского треугольника вполне реальны. На эти загадки должен быть какой-то ответ, тревожно думал Питт. Ключ, такой очевидный, что его никто не замечает.

— Мистер Питт?

Мыслительную гимнастику Питта прервал молодой человек в синем комбинезоне.

Питт улыбнулся.

— Чем могу быть полезен?

Матрос как будто собирался отдать честь. Он явно не знал, как обращаться со штатским, тем более на военном корабле.

— Коммандер Боланд просит вас прибыть в рубку.

— Спасибо. Уже иду.

Питт повернулся и пошел по стальной палубе мимо закрытых брезентом люков. Под ногами ритмично работали двигатели, продвигая корабль вперед в неподвижной воде и покрывая поручни и надстройки соленым туманом, краска блестела от влаги.

Питт поднялся по трапу на мостик. Боланд стоял на носу перед рулевым, глядя в бинокль на ослепительно-голубой горизонт. На мгновение он опустил бинокль и протер окуляры подолом футболки. Потом вернул прибор к глазам и снова принялся разглядывать обширную пустоту впереди.

— В чем дело? — спросил Питт. Он выглянул в окно, но ничего не увидел.

— Я подумал, вам нужно знать, — сказал Боланд. — Мы только что вошли в новый район поиска.

Он положил бинокль на полку, коснулся кнопки связи и резко сказал:

— Лейтенант Харпер, говорит капитан. Стоп все машины. Ложимся в дрейф. — Он посмотрел на Питта. — Начинается работа.

Боланд знаком пригласил Питта на трап, который привел в коридор под мостиком. Они прошли несколько дверей в каюты, и Боланд остановился у одной, немного помедлив, он открыл ее.

— Сердце операции, — объявил он. — Наша комната Флэша Гордона[62]. Четыре тонны электронного оборудования. Прошу посмотреть, как действует фантастическое чудо 101-го отделения.

И он показал на большую приборную панель в просторном помещении в восемьсот квадратных футов.

— Этот прибор измеряет скорость звука и давление, переводит в цифровой формат и с указанием времени переносит на магнитную ленту. Это протонно-магнитный сенсор, он засекает любые металлические предметы на дне. Это мониторы подводных телекамер. — Боланд показал на размещенные среди оборудования четыре экрана. — Мы потому и легли в дрейф, чтобы выпустить за кораблем сенсоры и камеры и начать сканирование.

Питт рассматривал экраны. Камеры как раз опускали в воду: он видел, как волны ударяют в объективы, а потом те опускаются в безмолвие подвижной жидкой среды в солнечных пятнах. Две камеры передавали цвет, и казалось, что сине-зеленые тени плывут в бесконечность.

— Далее: усовершенствованная сонарная система, — продолжал Боланд. — Она снимает подробную "звуковую" картину дна и всего, что на нем находится. У нас есть также система бокового сканирования, которая позволяет видеть на полмили в обе стороны от корабля. Ее сенсоры тоже плывут за кораблем.

— Полоса обнаружения шириной в милю, — сказал Питт. — Впечатляющий проход через сектор поиска.

Питт отметил, что Боланд не знакомит его с членами экипажа, работающими за приборами. Если Боланду чего и не хватало, так это обычной вежливости. Питт поймал себя на том, что гадает, как Боланду удалось дослужиться до лейтенанта-коммандера.

— А вот эта славная малышка, — гордо сказал Боланд, — самое сердце нашего предприятия. Компьютер "Селко-Рамси 8300". — Он показал на высокую панель со множеством огоньков и кнопок, стоящую над широкой клавиатурой. — Широта, долгота, скорость, направление, все возможности корабля. Короче, компьютер соединен с центральной системой управления и с этого мгновения до обнаружения "Старбака" будет управлять всеми действиями корабля.

— Хорошая здесь санитария, — заметил Питт.

— В каком смысле?

— He требуется прикосновение руки человека.

Боланд наморщил лоб.

— Что ж, можно сказать и так.

Питт через плечо оператора рассматривал надписи на панели.

— Интересное устройство. Этим "Селко-Рамси 8300" можно управлять и перепрограммировать его из центра. А центр, по-видимому, в Перл-Харборе. Удобно для адмирала Хантера на случай, если нас постигнет судьба экипажа "Лили Марлен". При первых же признаках неприятностей они с Денвером возьмут управление системой на себя, развернут корабль и приведут обратно в порт. Он может потерять экипаж, но лучшее спасательное судно 101-го отделения вернется невредимым. Действительно интересно.

— Вы разбираетесь в электронике, — медленно сказал Боланд. На лице его странным образом смешивались подозрительность и уважение.

— Можно сказать, я знаком с большей частью того оборудования, что у вас на борту.

— Все это уже видели?

— По меньшей мере на трех океанографических исследовательских судах НПМА. У вас несколько более специализированное оборудование — в связи с более определенными задачами. Но наше чуть более передовое, потому что все-таки наши корабли научные.

— Прошу прощения. — Боланд принужденно улыбнулся. — Я недооценивал ваши способности. — Он повернулся, подошел к офицеру, сказал ему несколько слов и вернулся. — Пойдемте, угощу вас выпивкой.

— Правила Флота разрешают даже это? — улыбнулся Питт, несколько удивленный неожиданным проявлением дружелюбия со стороны Боланда.

Боланд ответил хитрой улыбкой.

— Вы забыли. Технически мы гражданское судно.

— Я горячий сторонник технического подхода.

Они направились к выходу, и тут дежурный офицер сказал:

— Телевизионные камеры и датчики в рабочем режиме, капитан.

Боланд кивнул.

— Хвалю за скорость, лейтенант. Приступайте…

— Минутку, — перебил его Питт. — Из чистого любопытства хочу спросить: с какой глубины поступают данные?

Боланд вопросительно посмотрел на него, потом повернулся.

— Лейтенант?

Тот уже склонился к сонару, внимательно глядя на черту, ползущую по бумаге.

— Пять тысяч шестьсот семьдесят футов, сэр.

— В этом есть что-то необычное? — спросил Боланд.

— Глубина маловата, — ответил Питт. — Можно взглянуть на карту океанского дна?

Неожиданно Боланд вспомнил о правилах вежливости.

— Дирк Питт, это лейтенант Стенли.

Питт кивнул.

— Хорошо, Стенли. Посмотрим, что тут у вас. — Он оперся локтями о стол и всмотрелся в необычный контур, представляющий дно Тихого океана. — Где мы?

— Вот здесь, майор. — Стенли поставил на карте небольшой крестик. — 32 градуса 10 минут северной широты, 151 градус 17 минут западной долготы. Мы должны находиться прямо над зоной Фуллертоновского разлома.

— Так должна называться футбольная травма.

Боланд тоже склонился над столом.

— Нет, зона разлома — это трещина в земной коре, шов, возникающий в океане между материками, когда они расходятся. Между этим местом и берегом Калифорнии таких трещин сотни.

— Я понимаю, зачем вам понадобилась глубина. Согласно карте, до морского дна здесь должно быть свыше пятнадцати тысяч футов.

Стенли подчеркнул данные о глубине на их позиции.

— Возможно, рядом подводная вершина, — сказал Питт.

— Дно слева поднимается, — тихо сказал Боланд. — Двести пятьдесят футов за милю. Ничего необычного. Скорее всего, небольшое повышение.

Питт мотнул головой.

— Вот только этого нет на карте.

— Вероятно, еще не найдено и не отмечено.

— Однако если склон продолжает подниматься, вершина не может быть далеко. Это ваш корабль, Пол, но, думаю, надо провести исследование. Сообщение капитана "Старбака" отправили неизвестные лица после исчезновения подводной лодки. Можно предположить, что лодка лежит где-то близко.

Боланд устало потер глаза.

— Звучит логично, но вряд ли это единственная не отмеченная на карте подводная вершина. Их может быть еще пятьдесят.

— Нельзя пропустить ни одну.

Боланд задумался. Потом выпрямился и посмотрел на Стенли.

— Лейтенант, запрограммируйте курс в сторону повышения дна. Введите данные сенсора в компьютер и передайте управление рулем централизованному контролю. Докладывайте мне о любом неожиданном изменении глубины. Я буду в своей каюте. — Он повернулся к Питту. — Так как насчет выпивки?

Салазки с камерами и датчики сонара на буксирных тросах двигались за кораблем, центральная система управления руководилась компьютером, и через десять минут "Марта-Энн" начала медленный широкий поворот на восток. Рулевой курил в двери рубки, спицы штурвала медленно поворачивались туда-сюда, словно под действием невидимой руки. Корабль разрезал волны, экипаж деловито считывал и проверял показания многочисленных приборов, движущихся стрелок, разноцветных огоньков и мониторов.

Питт и Боланд полдня провели в капитанской каюте. Время тянулось медленно, датчики сонаров сообщали о том, что морское дно продолжает подниматься. Час, два, три часа. Питт изучал отчеты и данные о "Старбаке", а Боланд разрабатывал планы подъема на случай, если и когда "Марте-Энн" повезет. Шестнадцать тридцать. Матросы на палубе и в машинном отделении неизбежно заговорили о женщинах, только в рубке управления молчали, внимательно наблюдая за экранами и инструментами. Периодические доклады Стенли через интерком "дно продолжает подниматься" делали обстановку на корабле почти нормальной. Нет более скучного занятия, чем поиски затонувшего корабля.

В пять часов из микрофона вдруг послышался голос Стенли:

— Дно поднялось на девятьсот футов за последние полмили!

Питт посмотрел на Боланда. Не сказав ни слова, оба вскочили и бросились в рубку управления. Стенли склонился к столу, делая пометки на карте.

— Невероятно, капитан. Я впервые вижу такое. Мы в сотнях миль от ближайшего берега, а дно внезапно поднялось, сейчас оно всего в тысяче двухстах футах под поверхностью. И продолжает подниматься.

— Очень крутой подъем, — сказал Питт.

— Возможно, часть склона Гавайских островов, — предположил Боланд.

— Мы слишком далеко к северу. Сомневаюсь, что это как-то связано с островами. Эта малышка совершенно одинока.

— Тысяча сто футов, — громко сказал Стенли.

— Боже! — тихо отозвался Питт. — Градиент — один фут подъема на два в длину.

Боланд резко произнес:

— Если подъем не прекратится, мы врежемся в сушу. — Он стремительно повернулся к Стенли. — Отключите компьютер. Переходим на ручное управление.

На ответ Стенли потребовалось пять секунд.

— Идем на ручном управлении, сэр.

Боланд взял микрофон связи.

— Мостик? Говорит Боланд. Что видите на восемьсот ярдов прямо по курсу?

Металлический голос из динамика ответил:

— Ничего, сэр. Горизонт чист.

— Никаких признаков белой воды?

— Никаких, коммандер.

Питт посмотрел на Боланда.

— Спросите, каков цвет моря.

— Мостик, изменился ли цвет моря?

Короткая пауза.

— Слева примерно в пятистах ярдах от борта море чуть зеленеет.

— Восемьсот, и подъем продолжается, — доложил Стенли.

— Необычно, — сказал Питт. — Я ожидал, что возле подводной вершины море станет светло-голубым. Зеленый цвет означает подводную растительность. Очень странно. Морские водоросли в таком месте?

— Морские водоросли не растут на кораллах? — спросил Боланд.

— Да, и еще вода в этой части океана слишком теплая.

— Четкие показания магнитометра, — произнес кудрявый блондин у консоли.

— Где? — спросил Боланд.

— Двести ярдов. Направление двести восемьдесят градусов.

— Может, полоса руды? — взволнованно предположил Боланд.

— Вторая отметка в трехстах пятидесяти ярдах, направление — триста пятнадцать градусов. Еще два объекта. Боже, да тут их множество!

— Похоже на золотое дно, — хмыкнул Питт.

— Стоп машины! — крикнул Боланд в микрофон.

— Морское дно на ленте словно подпрыгнуло, — возбужденно сказал Стенли. — Четыреста пятьдесят футов, и подъем не прекратился.

Питт всмотрелся в телемониторы. Инерция продолжала нести "Марту-Энн" вперед, и на экране показалось морское дно. Морская вода рассеивала солнечные лучи, превращая их в узкие желтые столбы света, окруженные мягким сиянием, стало видно неотчетливое смешение цветов. На экране показалась рыба-единорог, она неподвижно висела в воде, осторожно разглядывая огромную тень корпуса над собой.

Боланд положил руку на плечо человеку, сидевшему за магнитометром.

— Когда пройдем над первым затонувшим судном, отметьте направление на следующее. — Он повернулся к Стенли. — Свяжитесь с лейтенантом Харпером в машинном отделении. Велите держать самый малый.

В рубке воцарилась напряженная тишина. Прошло две минуты, две бесконечные минуты. Все ждали появления на экране останков давно затонувшего корабля.

Теперь на мониторах было хорошо видно морское дно. Растительность необычная и роскошная, тогда как дну полагалось быть голым и безжизненным, как лунная поверхность. Ни следа кораллов, водоросли с широкими листьями и другие, бледно окрашенные, цеплялись за скалистое неровное дно, постоянно меняя оттенки в неверном свете, приходящем с поверхности. Питт был заворожен. Все равно что смотришь на затонувший восточный сад.

Длинноволосый молодой человек за сонаром равнодушно произнес:

— Идем над останками первого корабля, коммандер.

— Хорошо, приготовиться к компьютерному сканированию.

— Для протокола? — спросил Питт.

— Для опознания, — ответил Боланд. — У нас есть база по всем исчезнувшим кораблям. Постараемся сопоставить данные наблюдений с теми, что есть в компьютере. Надеюсь, мы уговорим море выдать нам еще несколько тайн.

— Вот он, — сказал Стенли.

Три пары глаз устремились на экран. Пугающее, непривычное зрелище. Корабль, вернее, то, что от него осталось, густо зарос водорослями. К небу в гротескном, безнадежном отчаянии устремлялись две мачты, фок и бизань. Единственная труба уцелела, но покрылась густым слоем ржавчины, на палубе повсюду разбросаны непонятные куски металла. На глазах у всех из иллюминатора, извиваясь, выскользнула мурена, угрожающе раскрывая и закрывая пасть.

— Боже, да она не меньше десяти футов в длину! — воскликнул Боланд.

— Скорее около восьми, учитывая телеувеличение, — сказал Питт.

— Может, у меня галлюцинации, — сказал Стенли, — но я уверен, что вижу в трюме ржавый трактор.

Их отвлекло гудение компьютера, который начал выдавать длинную ленту с данными. Как только машина остановилась, Боланд оторвал распечатку и начал читать вслух.

— Данные указывают, что это, вероятно, либерийское торговое судно "Океанская звезда", 5135 тонн, груз — резина и сельскохозяйственная техника, пропало 14 июня 1949 года.

Все в рубке прекратили свои занятия и молча смотрели на ленту в руках коммандера Боланда. Все молчали. Сказать было нечего.

Они обнаружили первую жертву Тихоокеанского Водоворота.

Первым опомнился Боланд. Он схватил микрофон.

— Радиорубка. Говорит Боланд. Передавайте на морской частоте. Код 16.

Питт сказал:

— А вы не слишком торопитесь? Мы еще не нашли "Старбак".

— Конечно, — сразу согласился Боланд. — Слегка спешу. Но я хочу, чтобы адмирал Хантер точно знал, где мы находимся. На всякий случай.

— Ожидаете неприятностей?

— Не к чему рисковать.

— Следующий объект, направление двести восемьдесят семь градусов, — небрежно произнес оператор сонара.

Вернулись к мониторам и ждали, пока на экранах не показалась накрененная палуба парохода: корма высоко поднята, нос теряется в сине-зеленой глубине. Салазки с камерой прошли над массивной дымовой трубой, и наблюдатели смогли заглянуть в ее черное нутро. Посредине корабля торчало множество труб, но надстройки не было, зато в кормовой части — несколько палуб и настоящий лабиринт вентиляционных труб. Все металлические части и даже кабели, свисающие с мачт, покрывала растительность. Среди снастей плавали экзотически окрашенные рыбы многих разновидностей, словно остов мертвого корабля был их площадкой для игр.

Боланд читал данные с дисплея:

— Японский нефтяной танкер "Исио Мару", 8106 тонн, пропал вместе со всем экипажем 14 сентября 1964 года.

— Боже, — прошептал Стенли, — настоящее кладбище. Я начинаю чувствовать себя кладбищенским вором.

В следующий час прозвучали названия еще шести погибших судов. Были отмечены и определены останки четырех торговых судов, большой шхуны и океанского траулера. По мере сканирования и анализа находок напряжение в оперативном штабе нарастало. И когда настал финальный миг, миг, к которому все готовились, он все-таки застал их врасплох.

Оператор сонара вдруг плотнее прижал микрофоны к ушам и недоверчивым, напряженным взглядом уставился на приборную панель.

— Обнаружена подводная лодка, направление сто девяносто градусов, — сказал он.

— Уверены? — спросил Боланд.

— Клянусь добродетелью моей матушки! Я и раньше встречал субмарины, коммандер, а эта очень большая.

Боланд схватил микрофон.

— Мостик! Когда я отдам приказ, стоп все машины и отдать якорь. Понятно?

— Так точно, сэр, — послышался напряженный голос из громкоговорителя.

— Какая глубина? — спросил Питт.

Боланд кивнул.

— Глубина? — повторил он вопрос.

— Девяносто футов.

Питт и Боланд переглянулись.

— Это усложняет загадку, верно? — негромко спросил Питт.

— Верно, — так же негромко ответил Боланд. — Если сообщение Дюпре поддельное, зачем указывать правильную глубину?

— Наш противник, вероятно, решил, что никто в здравом уме не поверит в глубину девяносто футов. Я собственными глазами вижу данные и не могу поверить.

— Входит в поле зрения камеры, — объявил Стенли. — Сейчас… сейчас, вот и наша субмарина.

Все смотрели на массивный черный силуэт, лежащий под медленно движущимся килем "Марты-Энн". Питту казалось, что он смотрит на модель корабля в ванне. Лодка вдвое длиннее обычной атомной подлодки. Вместо привычного полусферического носа у нее острый. Недоставало также обычной сигарообразной формы, к обоим концам корпус корабля симметрично утончался. Не было обычной для других субмарин конической башни, похожей на спинной плавник. На ее месте круглился небольшой горб. Только корма обычная, и под ней, аккуратно упрятанные под корпус, два винта. Подлодка казалась совершенно исправной, лежала бестревожно, как какое-нибудь огромное мезозойское чудовище во время послеобеденного сна. Не так она должна была выглядеть, и Питт почувствовал, как по коже поползли мурашки.

— Выбросить маркер! — рявкнул Боланд.

— Что за маркер? — спросил Питт.

— Прибор, подающий электронный сигнал на низкой частоте, — ответил Болард. — На случай если мы вынуждены будем покинуть это место, на дне останется водонепроницаемый передатчик, периодически подающий сигнал. Не придется искать позицию, когда вернемся.

— Наш нос только что миновал затонувшую лодку, коммандер, — доложил оператор сонара.

Болард проревел в микрофон:

— Стоп все машины! Отдать якорь. — Покачнувшись, он повернулся к Питту. — Заметили номер?

— Девять — восемь — девять, — напряженно ответил Питт.

— Это "Старбак", — почтительно сказал Боланд. — Не думал, что когда-нибудь снова увижу его.

— Или то, что от него осталось, — добавил Стенли, неожиданно побледнев. — От одной мысли об этих беднягах там, внизу, мурашки по коже.

— Да, странное чувство, — согласился Боланд.

— Это не единственная странность, — спокойно сказал Питт. — Посмотрите внимательней.

Теперь "Марта-Энн" поворачивалась, стоя на якоре, и ее корма, подчиняясь угасающей инерции, по дуге удалялась от подводной лодки. Боланд подождал, пока камеры настроятся на увеличившееся расстояние до корпуса субмарины. Когда корабль оказался в центре поля зрения, объективы автоматически увеличили изображение для более тщательного осмотра.

— Лодка лежит дном на песке, абсолютно реальная и осязаемая, — медленно говорил Боланд, глядя на экран. — Корма не погружена, как и сказано в сообщении Дюпре. Но кроме этого я ничего необычного не вижу.

Питт сказал:

— Вы не Шерлок Холмс. Говорите, ничего необычного?

— На борту не заметно никаких повреждений, — все так же медленно продолжал Боланд. — Но возможны пробоины внизу, которые станут видны, когда ее поднимут. Ничего необычного.

— Нужен очень мощный взрыв, чтобы проделать в корпусе корабля величиной со "Старбак" такую дыру, которая привела бы к гибели. Но это на глубине 90 футов, — сказал Питт. — На глубине в тысячу футов хватит небольшой трещины. А на поверхности лодка справится с любым повреждением, кроме очень крупной пробоины. Добавим, что взрыв должен был бы повсюду разбросать обломки, невозможно провести детонацию, не оставив следов. Как видите, на песке нет ни одной заклепки. Что приводит нас к следующему поразительному заключению. Откуда взялся песок? Мы прочесали мили этой подводной горы и не видели ничего, кроме скал и водорослей. А здесь ваша субмарина лежит на аккуратной полоске мелкого песка.

— Возможно, совпадение, — тихо, но упрямо сказал Боланд.

— Что Дюпре уложил свою умирающую лодку на единственный мягкий участок во всей округе? Крайне сомнительно. Теперь переходим к самому серьезному. К наблюдению, которое нелегко объяснить. — Питт приблизил лицо к монитору. — Останки погибших кораблей очень красноречивы. Для морского биолога они — прекрасная лаборатория. Если известна точная дата гибели корабля, ученый может установить скорость роста разных типов жизни обитателей моря на обломках. Заметьте, что внешний корпус "Старбака" чистый и выскобленный, как в день выхода в море.

Все в рубке оторвались от приборов и всмотрелись в экран. Боланд и Стенли, не двигаясь с места, продолжали смотреть на Питта. Им не требовалось смотреть на мониторы, чтобы понять его правоту.

— Кажется, — продолжал Питт, — по крайней мере если основываться на внешнем виде, что "Старбак" затонул только вчера.

Боланд устало провел рукой по лбу.

— Пойдемте наверх, — сказал он, — и обсудим это на свежем воздухе.

На левом крыле мостика Боланд повернулся и посмотрел на море. Еще два часа, и солнце сядет, морская глубина уже начала темнеть, потому что свет проникал под острым углом. Боланд устал и говорил тихо и медленно:

— Нам приказано найти "Старбак". Первый этап своей задачи мы завершили. Теперь надо поднять лодку на поверхность. Я хочу, чтобы вы полетели в Гонолулу за группой подъема.

— Не думаю, что это разумно, — так же тихо ответил Питт. — Мы еще не во всем разобрались. Скоро стемнеет. А ведь "Старбак" исчез в темноте.

— Нет никаких причин для паники. На "Марте-Энн" довольно оборудования, чтобы заметить опасность с любой стороны и на любом расстоянии.

— У вас только ручное оружие, — ответил Питт. — Что проку в обнаружении объекта, если у вас нет защиты? Вы нашли кладбище в Водовороте, но понятия не имеете о причинах всех этих крушений.

— Если дьявол или призрачный флот до сих пор не появились, — настаивал Боланд, — они и не появятся.

— Это вы сказали, Пол. Вы отвечаете за корабль и экипаж. Когда я улечу, вы попрощаетесь с единственным путем спасения.

— Хорошо, я слушаю, — спокойно сказал Боланд. — Что вы задумали?

— Вы сами знаете, — нетерпеливо сказал Питт. — Мы спустимся к подлодке. Телекамеры и приборы больше ничего нам не скажут. Необходим личный осмотр. Скоро стемнеет, и, если прогнило что-то в Датском королевстве, нужно как можно быстрее узнать, что именно.

Боланд взглянул на закатное солнце.

— Времени мало.

— Сорок пять минут нам хватит.

— Нам?

— Мне и еще одному человеку. Служившему раньше на подлодке. Есть у вас такой?

— Мой штурман, лейтенант Марч, четыре года служил на атомных подводных лодках, он опытный ныряльщик с аквалангом.

— Подходит. Беру.

Боланд задумчиво посмотрел на Питта.

— Не пойдет.

— В чем проблема?

— Не могу отправить вас вниз. Если что-нибудь случится, ваш адмирал Сандекер возьмет меня за задницу.

Питт пожал плечами.

— Маловероятно.

— Вы слишком самоуверенны.

— Конечно. Меня поддерживают самые современные средства обнаружения, известные человеку. Ни вокруг корпуса "Старбака", ни на самом корпусе они ничего не выявили. В чем риск?

— Попрошу лейтенанта Марча помочь вам со снаряжением для ныряния, — сдался Боланд. — С правой стороны сразу над ватерлинией есть люк для погружения. Марч будет ждать вас там. Но помните: только внешний осмотр. Увидев все, что можно, сразу возвращайтесь.

Он повернулся и исчез в рубке.

Питт остался на левом крыле мостика, стараясь не улыбаться. Ему было совестно, но он отмахнулся от этого чувства.

"Бедный старина Боланд, — сказал он про себя. — Он понятия не имеет, что я задумал".

Глава 9

Погружение к затонувшему судну — переживание одновременно будоражащее и пугающее, суеверные сравнивают такое погружение с плаванием внутри гниющего трупа Голиафа. Сердце ныряльщика начинает страшно биться, мысль цепенеет от необъяснимого страха. Во время прошлых погружений к затонувшим кораблям Питту представлялись романтические картины: призрак старого бородатого капитана расхаживает по капитанскому мостику, потные, матерящиеся матросы бросают уголь в древнюю раскаленную топку… или даже как на борт возвращаются после загула в захудалом тропическом порту полупьяные, все в татуировках матросы. На этот раз было иначе. "Старбак" лежал на дне невредимый. И если подводный мир был чужим для судна на поверхности, для подводной лодки он казался естественным. Питт так и ждал, что вот-вот из вентиляторов покажутся пузырьки и огромные бронзовые винты начнут вращение: длинная черная штуковина оживет.

Они с Марчем медленно плыли вдоль корпуса в нескольких дюймах от черного морского дна. Марч держал фотоаппарат "Никон" для съемки под водой, он нажал кнопку, открывающую объектив, и внезапная вспышка яркого света показалась молнией в затянутом тучами небе. Только пузыри воздуха нарушали тишину. Косяки ярко окрашенных рыб скользили вокруг двух существ, вторгшихся в их жизнь.

Подплыла любопытная черно-желтая рыба-ангел. Мимо, работая плавниками, проскользнуло несколько рыб-попугаев. Над людьми, не обратив на них внимания, проплыла коричневая акула с белыми кончиками плавников. Вокруг было так много вкусной пищи, что в крошечном, с горошину, мозгу акулы даже не возникла мысль полакомиться людьми.

Питт подавил желание любоваться тем, что вокруг. Слишком много работы и мало времени. Он крепче сжал длинный алюминиевый стержень.

Барф, Волшебный Дракон, называет его Марч. Трехфутовая цилиндрическая трубка с острым концом напоминала Питту ту штуку, которой в парках убирают бумажный мусор. На самом деле это было смертоносное оружие против акул. Подводные ружья, репелленты, самострелы — все они оказывали определенное действие на самого ненавистного врага человека. Но наиболее надежным и безопасным из них оставался Барф, Волшебный Дракон. Питт видел коммерческие варианты этого убийцы акул, они были компактнее, меньше и соответственно слабее флотского. В основе это ружье, и, несмотря на обманчиво неопасную внешность, буквально выворачивает акулу наизнанку. Когда чудовище с бритвенно-острыми зубами подплывает слишком близко, ныряльщик просто всаживает острый конец в похожую на наждак кожу и спускает курок, заставляя канистру с двуокисью углерода погрузиться в тело акулы. Образующийся в результате газ выталкивает внутренности акулы через пасть, предварительно надув их, как воздушный шар. Но даже это не убивает чудовище. Только когда газ заставляет акулу всплыть на поверхность, она погибает. У акулы нет воздушных пузырей или жабр, как у других рыб. Акулы не могут стоять на месте, они должны все время двигаться, пропуская кислород через пасть и через похожие на жабры щели. Если акула не движется, она не может дышать.

Марч нажал на затвор, промотал кадр пленки и снова нажал. Потом знаком показал Питту: давай наверх. Они стали подниматься, проплыли мимо люка для отправки сообщений, мимо захлопок цистерн балласта и причальных крюйсов.

Питт взглянул в лицо Марчу, видное через маску: в глазах молодого человека читался страх перед тем, что скрывалось в корпусе лодки. Марч направил камеру к поверхности: у него кончилась пленка. Питт отрицательно покачал головой. Он взял маленькую квадратную доску, прикрепленную к поясу для отягощения, и карандашом написал два слова: "СПАСАТЕЛЬНЫЙ ЛЮК".

Марч посмотрел на надпись и пальцем показал на свои водолазные часы. Питт не нуждался в напоминании: он знал, что воздуха у них осталось на двадцать минут. Он опять поднял доску и крепко взял молодого лейтенанта за руки, впился пальцами в его плоть, чтобы передать настоятельность своего приказа. Глаза Марча за маской округлились. Он посмотрел вверх, на тень корпуса "Марты-Энн", зная, что за ними следят телевизионные камеры. И, не умея решиться, тянул время.

Но Питт не обманулся. Он крепче сжал руку Марча. Это подействовало. Марч кивнул в знак того, что понял, быстро повернулся и поплыл к носу "Старбака". Питт не сомневался, что молодой человек его послушается.

Он плыл сразу за ластами Марча в струе пузырей, вырывавшихся из клапанов воздушной системы лейтенанта. Через несколько секунд их тени упали на корпус, и они повисли над палубой "Старбака". Краб, которому грубо помешали прогуливаться по палубе, скользнул вбок, потом по закругленному корпусу и приземлился на все восемь ног на песок. Испугался не только краб, но и Марч. Питт видел, как невольно дрогнули плечи молодого человека, когда тот посмотрел на люк и представил себе страшную картину под ним.

"ОТКРЫВАЙ", написал на доске Питт. Марч посмотрел на него, снова вздрогнул, наклонился и стал поворачивать штурвал. Питт Барфом постучал по крышке люка. Вода усилила металлический звук. Марч отчаянно пытался повернуть штурвал, жилы на его шее вздулись. Колесо не поддавалось. Марч расслабился и вопросительно, даже гневно, посмотрел на Питта. Питт поднял три пальца и показал на люк, требуя третьей попытки. Остановившись напротив Марча, он использовал ствол Барфа как рычаг, просунув его в сектор штурвала. Потом кивнул.

Они взялись поворачивать вдвоем. Наконец колесо подалось, но вначале лишь на четверть дюйма. Потом стало легче, с каждым дюймом колесо вращалось быстрее и наконец остановилось. Марч открыл люк и заглянул вниз, в воздушный шлюз. Одинаковое давление в шлюзе и снаружи — дурной знак. Питт видел, что его грандиозный план рушится, но оставались еще один ход и одна минута на действия. Питт стер с доски надпись и сделал новую: "МОЖЕШЬ ДЕЙСТВОВАТЬ?"

Марч кивнул, невольно вздрогнув от предложения, скрытого за вопросом Питта, взял свою доску для сообщений и написал: "БЕСПОЛЕЗНО, ТОКА НЕТ".

Питт в ответ нацарапал: "ПОПРОБУЕМ".

Марч решил, что сопротивление бесполезно, немного помедлил, собираясь с духом, и нырнул в запретную тьму воздушного шлюза. Питт подождал, пока Марч осмотрится в слабом свете, пробивающемся сверху. Взявшись за управление вентиляторами шлюза, Марч кивнул, Питт спустился к нему и закрыл люк.

Спасательный отсек представлял собой своеобразную трубу в корпусе лодки, рассчитанную на шесть человек. Люди, поднимающиеся с затонувшей подлодки, входят, задраивают внутренний люк и через особые клапаны заполняют помещение водой. Когда давление внутри и снаружи уравняется, люк открывают и поднимаются на поверхность. Марч с Питтом собирались проделать обратное: удалить воду и войти на лодку. Питт надеялся, что там сухо.

Безумие, только так мог описать это Марч, сидя в кромешной тьме спасательного отсека, чистое безумие. Гораздо проще было бы просто открыть внутренний люк, не теряя времени в темном помещении. Зачем его тратить, если очевидно, что лодка затоплена, внутри вода? Они найдут только темные отсеки с плавающими в воде разбухшими, разлагающимися трупами. А если не поторопятся, то оба тоже умрут: Марч полагал, что запас воздуха может кончиться с минуты на минуту. Безумие, снова подумал он в отчаянии. Казалось бы, невозможно — но он почувствовал, что вспотел. И повернул штурвал.

В помещение с негромким шипением начал поступать воздух, вода уходила. Наверно, мне это снится, подумал Марч. Такое просто невозможно. Тело сообщало ему об изменении давления, и хоть он не мог этого видеть, но знал, что, если поднимет руки, они окажутся над водой. Потом он почувствовал, как легкие волны плещут в лицо. Если бы не крепко зажатый в зубах загубник, Марч ахнул бы от изумления. Борясь с ошеломлением, совладав с чувствами, он ощупью поискал водонепроницаемый выключатель, который должен был находиться на стене возле выпускающего клапана. В спешке ободрал костяшки пальцев, но нашел резиновый переключатель. Щелкнул им, и помещение залил свет.

Марч удивился: Питт стоял перед ним, прислонившись к переборке, не обращая никакого внимания на окружение, маску он уже поднял, и загубник с подающим воздух шлангом свисал с груди. Он смотрел на Марча зелеными глазами и даже как будто бы подмигнул, а губы изогнулись в легкой улыбке.

Марч выплюнул свой загубник.

— Откуда вы знали? — с трудом спросил он.

— Всего лишь обоснованное предположение, — небрежно ответил Питт.

— Свет. Давление, выталкивающее воду, — ошеломленно говорил Марч. — На лодке работает ядер-ный реактор.

— Похоже. Посмотрим?

Марчу ледяное спокойствие Питта казалось поразительным.

— Почему бы и нет? — ответил он. Он тоже пытался говорить небрежно, но голос прозвучал хрипло. Вода полностью ушла, и Марч увидел под ногами спасательный люк "Старбака".

Они сняли баллоны с воздухом, маски и ласты в уверенности, что, если в спасательном шлюзе есть пригодный для дыхания воздух, есть он и в самой лодке. Марч опустился на колени — на полу шлюза оставалось примерно с дюйм воды — и начал поворачивать штурвал. Этот уступил легко, изнутри через щель начал поступать воздух. Марч наклонился и вдохнул.

— Все в порядке.

— Откройте пошире.

Марч повернул штурвал, но новый поток воздуха поднял рябь на оставшейся в луже воде. Потом давление уравнялось, и вода ушла в щель люка. Марча томили страшные предчувствия, теперь не было сомнений в том, что из его пор выступает ледяной пот. Он осторожно поднял крышку. Та легко повернулась на петлях. Нет, он ни за что не войдет первым в этот нечестивый склеп. Он тревожился зря: Питт быстро скользнул мимо него, спустился по трапу и исчез из виду.

Питт оказался в хорошо освещенном, тесном и пустом носовом торпедном отсеке. Все как будто бы в порядке, все на месте, словно дежурные ненадолго вышли перекинуться в карты в комнате отдыха или поесть в кают-компании. Ряды торпед прочно закреплены, медные пластинки на задних крышках торпедных аппаратов ярко блестят, вентилятор вращается с нормальной скоростью. Единственное движение — тень Питта, перемещающаяся по переборке. Он шагнул обратно к люку и осмотрелся.

— Никого нет. Спускайтесь и прихватите Барфы.

Мог бы и не надрываться. Марч уже спускался по лестнице, неся оба Барфа и камеру. Он протянул Питту ружье с двуокисью углерода и украдкой осмотрел помещение. Страх его сменился изумлением, когда он увидел, что Питт не шутил насчет пустого отсека.

— Но где все?

— Давайте узнаем, — спокойно сказал Питт. Он взял Барф из рук Марча и кивком показал на камеру. — Это ваша система безопасности?

Марч принужденно улыбнулся.

— Осталось восемь кадров. Коммандер Боланд захочет увидеть, что мы обнаружили. Он будет недоволен тем, что мы нарушили приказ и вошли в лодку.

— Нет ничего страшней недовольного коммандера, — сказал Питт. — Всю ответственность беру на себя.

— Телекамеры должны были показать, что мы вошли в спасательный люк, — беспокойно сказал Марч.

— Сначала самое важное. Рассчитываю на вас как на личного гида.

— Я служил на боевой подводной лодке. "Старбак" — чудо инженерной мысли, пять лет назад мы о таком и не мечтали. Сомневаюсь, что смогу найти ближайший гальюн.

— Вздор, — высокомерно заявил Питт. — Если видел одну субмарину, видел все. Куда это ведет? — он показал на дверь в переборке отсека.

— Вероятно, к трапу, ведущему мимо торпед к каютам экипажа.

— Ладно, посмотрим.

Питт открыл дверь в переборке и прошел в помещение, размерами напоминавшее Карлсбадскую пещеру. Огромный отсек, по меньшей мере в четыре палубы высотой, лабиринт тепловых труб, двигательных систем, генераторов, котлов и две чудовищные турбины. Силовая установка, подумал Питт, одна из поражающих воображение трубами и механизмами генераторных станций газовых и электрических компаний. Пока он стоял, пораженный размерами помещения, Марч протиснулся мимо него и медленно, словно во сне, провел руками по оборудованию.

— Боже мой! — воскликнул он. — У них получилось. Они действительно объединили машинное отделение с реакторами и разместили в передней части корабля.

— Я думал, ядерные реакторы должны размещаться в изолированных отсеках из-за опасности радиации.

— Сейчас защиту и контроль улучшили настолько, что человек, год проработавший у реакторов, получает меньше рентген, чем рентгенолог в больнице за неделю.

Марч подошел к похожему на бойлер механизму высотой двадцать футов и принялся внимательно его разглядывать. Он прошел вдоль труб до того места, где они соединялись с турбинами винтов.

— Левый реактор заглушен, — негромко сказал он. — Но стержни правого реактора выдвинуты. Поэтому система дает энергию.

— Сколько она может так работать без вмешательства? — спросил Питт.

— Полгода, год. Это принципиально новая система, очень совершенная. Возможно, даже дольше.

— Вам не кажется, что тут слишком чисто?

— Кто-то поддерживает здесь чистоту, это точно, — сказал Марч, тревожно оглядываясь.

— Пожалуй, пойдем дальше, — коротко предложил Питт.

Они поднялись по лестнице к другой двери, переступили порог и оказались в кают-компании, большом просторном помещении, ярко освещенном, уставленном длинными столами под темно-синей клеенкой. Это скорее напоминало кофейню в праздники, чем корабельную столовую. Решетки печей в камбузе были холодны, и опять-таки все чисто и аккуратно. Ни кастрюль, ни сковород, ни груд грязных тарелок. Питт не заметил ни крошки. Проходя мимо 32-дюймового экрана цветного телевизора и гигантской стереосистемы, он не сдержал улыбки. Что-то в его сознании не увязывалось. Относительно этого безумного, безлюдного корабля вообще ничто не увязывалось. И тут он понял — увидел небольшую часть сбивающей с толку головоломки.

— Бумаги нет, — сказал Питт, ни к кому в особенности не обращаясь.

Марч посмотрел на него.

— Что?

— Нигде ни клочка бумаги, — объяснил Питт. — Ведь экипаж проводит здесь свободное время, верно? Тогда почему нет игральных карт, журналов, книг? Ни соли, ни перца, ни сахара…

Неожиданно он умолк на середине фразы и быстро прошел вдоль стойки камбуза, от которой подавались блюда. Открыл дверцы шкафов и дверь в кладовку. Везде было пусто. Только посуда и кухонная утварь. С мрачным удовлетворением Питт заметил следы ржавчины на металле посуды.

Марч смотрел, как он задумчиво разглядывает камбуз.

— Что вы об этом думаете?

— Помещение было затоплено, — медленно сказал Питт.

— Невозможно, — просто ответил Марч. — В машинном отделении и реакторной…

— …никогда не было воды, — закончил за него Питт. — Это очевидно. — Невозможно бельем вытереть реактор, но можно восстановить затопленную кают-компанию.

Он старательно прикрыл дверцы шкафов, оставляя все так, как нашел.

Они прошли по длинному коридору мимо каюты дежурного офицера, жилых помещений команды и каюты капитана. Питт быстро осмотрел каюту Дюпре, но ничего не нашел, даже одежда исчезла. Казалось, он стоял в больничной палате, пациент умер, и санитары уничтожили все следы его существования.

В молчании Питт медленно и молча шел дальше по коридору, пока не оказался в помещении, как он догадался, центрального поста. Крепко сжимая в руке Барф, он прошел мимо рядов электронного оборудования. Глаза его не отрывались от панелей, шкал, индикаторов, экранов радаров, карт и прозрачных экранов слежения. Ему трудно было поверить, что он в субмарине под водой, а не в Национальном центре управления космическими полетами. "Старбак" и без присмотра человека продолжал негромко гудеть, ожидая приказа проснуться и снова устремиться в глубины моря.

Наконец Питт нашел то, что искал: дверь радиорубки. Брошенное оборудование стояло наготове, словно ожидая возвращения радиста в любую минуту. Питт сел и, открыв первый же ящик, обнаружил инструкцию к трансиверу. "Добрый старый Флот", — подумал он: руководство всегда должно быть под рукой. Он склонился к передатчику, включил все необходимые шкалы и повернул рукоятки настройки. Потом повернулся к Марчу.

— Найдите управление антенной и поднимите ее как можно выше.

Марчу потребовалось шестьдесят секунд, чтобы найти и включить верхнюю антенну. Питт взял микрофон, в сверхъестественной тишине пустой подлодки, поглощенный своей задачей, он совершенно забыл о возвращении на поверхность. Он настроился на морскую частоту, зная, что его сообщение услышат и в бункере в Перл-Харборе. Кое-кто поверит в привидения, злорадно подумал он. И нажал кнопку "ПЕРЕДАЧА".

— Алло, алло, "Марта-Энн". Говорит "Старбак". Повторяю, "Старбак". Как слышите?

Боланд тем временем не сидел сложа руки. Не успел Питт открыть спасательный люк, как Боланд приказал двум своим лучшим людям готовиться к погружению. Они должны были доставить дополнительные баллоны с кислородом взамен опустошенных Питтом и Марчем, он полагал, что сейчас запасы кислорода у них уже кончаются. Боланд бессильно ударил кулаком по столу в обсервационном отсеке. Они слишком долго находятся на лодке, должно быть, застряли в спасательном отсеке. Проклятый Питт, подумал он. Как он уговорил Марча на такую глупость!

Он схватил микрофон.

— На платформе для ныряния. У вас меньше пяти минут, чтобы вытащить их оттуда. Шевелитесь!

Он снова бросил микрофон, повернулся к экранам и уставился на них холодным невыразительным взглядом.

— Сколько еще?

Стенли в пятый раз взглянул на часы.

— Если не будут перенапрягаться, я дал бы им еще три минуты.

Они смотрели, как ныряльщики погрузились в воду и быстро поплыли к подводной лодке. В этот миг в коридоре снаружи послышались шаги, в обсервационный отсек ворвался боцман.

— Мы их засекли! — крикнул он. — Засекли по радио "Старбак"!

— О чем вы говорите? — рявкнул Боланд.

— Голосовая связь со "Старбаком", — более спокойно ответил боцман.

Радисту показалось, что боцман еще не успел уйти, когда через его плечо заглянул Боланд. Радист поднял голову.

— Сэр, вы не поверите, но из подводной лодки с нами говорит майор Питт.

— "Старбак", — начал передачу Боланд, — говорит "Марта-Энн". Прием.

Боланд смотрел на микрофон так, словно ожидал, что из него появится Питт.

— "Марта-Энн", говорит "Старбак". Прием.

— Это вы, Питт? Прием.

— Во плоти.

— Как вы там?

— Мы в порядке. Марч шлет привет. — Питт помолчал, увеличивая громкость. — "Старбак" не затоплен. Повторяю, "Старбак" не затоплен. Если бы мне прислали десять человек, я мог бы привести его домой.

— Что с экипажем?

— Ни следа. Словно и не существовал.

Боланд ответил не сразу. Он пытался осознать невероятные слова Питта, тщетно рисуя в сознании покинутый корабль без экипажа и командира. Он ничего не замечал вокруг себя, не видел, что половина экипажа "Марты-Энн" собралась в коридоре и ошеломленно молчит. Сначала из недоверия, потом от растущего сознания, что это правда.

— Пожалуйста, повторите!

— На корабле ни души. По крайней мере от носового торпедного отсека до рубки управления в центре.

Мы еще не осматривали кормовые помещения. Кто-то был настолько любезен, что оплатил счет за электричество. Энергию дает левый реактор.

У Боланда подогнулись колени. Он помешкал, кашлянул и сказал:

— Вы с Марчем выполнили задачу. Отправляйтесь к спасательному люку и возвращайтесь на "Марту-Энн". У люка вас будут ждать люди с запасными кислородными баллонами. Лейтенант Марч рядом с вами?

— Нет. Он отправился на корму в поисках затопленных помещений и чтобы проверить, сидят ли в своих гнездах ракеты "Гиперион".

— Вероятно, вы понимаете, что на этой волне вас принимают на тысячи миль вокруг.

— Кто поверит в передачу с подводной лодки, затонувшей шесть месяцев назад?

— Например, наши друзья из СССР. — Боланд помолчал, чтобы вытереть лоб носовым платком. — Предлагаю, что пора заканчивать. Как только Марч вернется, отправляйтесь наверх. Адмирал может потребовать подробный отчет. И кстати, чтобы вы не перепутали, это приказ!

Он так и видел улыбку Питта.

— Отлично, папа. Накрывайте на стол. Будем через…

Голос Питта пропал на середине фразы. Слышался только негромкий шум. Боланд поднес микрофон к губам, щурясь от неуправляемого внутреннего страха.

— Не слышу, "Старбак". Повторите.

По-прежнему легкий шум в микрофоне.

— Ну же, Питт. Черт побери, почему вы молчите?

Единственным ответом была тишина.

Глава 10

Питт сидел неподвижно и молча смотрел на дурно пахнущее бородатое привидение с дикими глазами, стоявшее в двери радиорубки. Он ждал, пока пройдет потрясение и отвратительное зловонное существо вернется в мир галлюцинаций, где ему место. Поморгал, надеясь, что мозг уничтожит видение, но оно смотрело на него и не исчезало.

Потом оно открыло рот, и послышался хриплый голос:

— Вы кто? Вы не из них.

— О ком вы говорите? — спокойно спросил Питт, контролируя голос.

— Они вас убьют, если узнают, что вы пользовались радио.

Голос словно доносился откуда-то издалека.

— Кто "они"?

Рука Питта приблизилась к Барфу и крепко сжала его. Существо в двери не обратило на это внимания.

— Вам здесь не место, — тупо сказало привидение. — Вы одеты не так, как они.

Сам этот человек был в лохмотьях — остатках морского комбинезона, но без знаков различия. Глаза пустые, тело тощее. Питт решил стрелять наудачу.

— Вы коммандер Дюпре?

— Дюпре? — повторил человек. — Нет. Я Фаррис, матрос первого класса Фаррис.

— А где остальные, Фаррис? Коммандер Дюпре, офицеры, другие члены экипажа?

— Не знаю. Они сказали, что убьют их, если я прикоснусь к радио.

— Кто-нибудь еще есть на борту?

— Постоянно двое караульных.

— Где?

— Они могут быть где угодно.

— О мой Бог! — ахнул Питт, весь напрягшись. — Марч! — Он вскочил и усадил Фарриса в кресло радиста. — Ждите здесь. Вы поняли, Фаррис? Никуда не уходите.

Фаррис тупо кивнул.

— Да, сэр.

Держа Барф перед собой, Питт быстро переходил из отсека в отсек, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Ни следа лейтенанта Марча, единственный звук — далекий гул вентиляторов. Он вошел в помещение, которое сразу узнал: корабельный лазарет. Операционный стол, шкафы, заполненные аккуратными рядами флаконов с этикетками, хирургические инструменты, рентгеновский аппарат и даже кресло дантиста. Между кроватями, выступающими из противоположной переборки, тело. Питт нагнулся, хотя уже знал, кто это.

Марч лежал на боку, его руки и ноги были согнуты так, словно они резиновые, кровь окружила тело лужей. Два маленьких, круглых пулевых ранения в грудь навылет, лейтенант лежал на холодной стальной палубе, раскрыв глаза, и невидящим взглядом смотрел на кровь, вытекающую из вен. Движимый инстинктом, древним, как сам человек, Питт наклонился и закрыл Марчу глаза.

Когда горизонтально, по палубе, а затем вертикально, по переборке, поползла тень, Питт полуаркой изогнул тело, прижал острие Барфа к животу стоявшего за ним человека и спустил курок. Черная тень на белой стене выдавала неясные очертания то ли пистолета, то ли дубинки в руках незнакомца, и, промедли Питт хоть долю секунды, он отправился бы следом за Марчем. А так он успел мельком заметить, что его противник — высокий, косматый мужчина в зеленой набедренной повязке. Лицо умное, почти красивое, голубые глаза, буйная светлая шевелюра. Черты лица Питт вскоре забудет. Зато следующее мгновение не забудет до гроба.

Двуокись углерода под огромным давлением высвободилась в податливой человеческой плоти. Тело человека мгновенно раздулось и стало невероятно уродливым, живот выпятился, участки кожи между ребрами надулись, как воздушные шарики. Выражение ужаса на лице продержалось долю секунды и исчезло: из носа и ушей на шесть футов во все стороны полетели серо-зеленые внутренности, рот искривился, стал вдвое шире, и оттуда красным скользким водопадом хлынуло вещество внутренностей, одновременно глазные яблоки выскочили из глазниц и повисли, раскачиваясь, над раздутыми щеками. Руки раскинуло в стороны, и обезображенное тело упало на палубу, углекислый газ вышел через все отверстия, и оно вернулось к прежним размерам.

Питт, чувствуя желчь в горле, отвернулся, чтобы его не вырвало, поднял Марча и положил на койку. Он накрыл теломолодого лейтенанта одеялом. Глядя печально и горько, Питт склонился к неподвижной фигуре, словно говоря: "Я не должен был допустить твоей смерти. Черт побери, Марч. Я не имел права дать тебе умереть".

Он встал. Ноги подкашивались. Игра резко изменила характер. Водоворот заработал еще одно очко.

Питт снова посмотрел на обезображенный труп на полу и понял, что перед ним осязаемая улика. Это не сверхъестественное существо из космоса. Человек с двумя руками, двумя ногами… и способный пролить кровь.

Питт не хотел больше смотреть. Если где-то на лодке скрывался еще один, Питт знал, что шанса взорвать его изнутри нет. У него была только одна канистра с газом. Питт почувствовал себя беспомощным но вдруг его осенило: оружие, тень которого он видел на стене. То самое, что убило Марча. Шаг, другой, и он отыскал его под столом хирургического вида. Он не заметил его раньше, потому что оно напоминало скорее небольшую перчатку с вытянутым указательным пальцем, чем обычный пистолет. Рукоять с углублениями для пальцев, для каждого свое углубление. Рука входит на место так плотно, словно влитая. И лишь короткий, двухдюймовый ствол над большим пальцем свидетельствует, что это огнестрельное оружие. Спускового крючка в обычном смысле нет, лишь небольшая кнопка для подушечки пальца, достаточно легкого нажима, в одну-две унции.

Питт не стал проверять оружие. Он быстро вернулся в рубку, схватил протестующего Фарриса за руку и потащил к спасательному люку.

Они были почти у цели. Еще десять шагов по машинному и реакторному отделению, и они окажутся у входа в торпедный отсек. Питт резко затормозил, вдавливая подошвы в пол, сдерживая инерцию движения Фарриса вперед: он увидел перед собой человека-гору в коротких зеленых шортах, с таким же странным оружием, как то, что сам сжимал в руке.

Питту повезло: внезапность была на его стороне. Он ожидал столкновения, а его противник — нет. Никаких "Кто ты?" или "Что ты здесь делаешь?". Легкое нажатие пальца и почти неслышное змеиное шипение. Оружие Питта заговорило первым.

Заряд из оружия Питта — он до сих по не знал, что вылетает из короткого ствола, — при выстреле в упор попал гиганту в лоб. Тот отлетел и ударился о турбину, повалился вперед, громко грянувшись головой и грудью о палубу. Не успел этот человек испустить последний вздох, а Питт уже перешагнул через него и втолкнул Фарриса в дверь торпедного отсека.

Фаррис споткнулся и упал, растянувшись на палубе, увлекая за собой Питта. Но перед этим Питт ударился под коленом о порог торпедного отсека и выронил оружие. Боль была такая резкая, словно ему отрубили ногу. Но не боль парализовала его, когда он пытался подняться с палубы, а страх: он головой вперед упал в торпедный отсек. Слепо, ощупью Питт искал странное оружие, понимая, что опоздал, что любой из стоящих в отсеке людей легко убьет его.

— Питт? — спросил меньший из этих двоих.

Питт был уверен, что слух и сознание его обманывают. Но потом понял, что смотрит в лицо рулевому "Марты-Энн".

Он спросил:

— Вы пошли за нами?

— Коммандер Боланд решил, что у вас с Марчем кончился воздух, — ответил рулевой. — И послал нас вниз с запасными баллонами. Мы прошли через спасательный отсек. Не думали, что тут сухо.

Оцепенение постепенно отпускало Питта.

— У нас мало времени. Можно затопить этот отсек?

Рулевой смотрел на него. Второй — в нем Питт узнал одного из палубных матросов — тоже смотрел на него, не понимая.

— Вы хотите затопить…

— Да, черт побери! Хочу сделать так, чтобы никто не мог поднять этот корабль по меньшей мере с месяц.

— Нет, нельзя… — неуверенно сказал рулевой.

— У нас нет времени, — мягко сказал Питт. — Марч уже мертв, и мы тоже умрем, если не поторопимся.

— Лейтенант Марч мертв? Не понимаю. Зачем затоплять…

— Неважно, — сказал Питт, глядя прямо в глаза рулевому. — Под мою ответственность.

И прежде чем выговорить эти слова, вспомнил: то же самое он сказал Марчу.

Второй матрос указал на Фарриса. Тот сидел на палубе и смотрел прямо перед собой в пустоту.

— Кто это?..

— Уцелевший из экипажа "Старбака", — ответил Питт. — Надо поднять его наверх. Он нуждается в медицинской помощи.

Если моряк и удивился, встретив человека, который уже полгода как мертв, он ничем этого не выдал. Только посмотрел на порезанную кровоточащую ногу Питта.

— Кажется, вам помощь тоже не помешает.

Нога совершенно потеряла чувствительность. Питт радовался, что не хромает: это доказывало бы, что он ранен серьезно.

— Выживу. — Он снова повернулся к рулевому. — Затопите это помещение.

— Есть, — машинально ответил рулевой. — Но я выражаю протест…

— Хорошо, протестуйте, — нетерпеливо сказал Питт. — Можно все-таки затопить лодку?

— Что бы мы ни сделали, хороший экипаж спасателей все равно вскроет ее снаружи за два дня. Спасательный люк в этом отсеке — единственный способ проникнуть внутрь, затопить отсек значит затруднить проникновение, если нет возможности добраться до источника энергии. Лучшее решение — перекрыть предохранительные клапаны, чтобы избежать взрыва, потом открыть крышки торпедных аппаратов, чтобы впустить море. Потом отсоединить насосы, на случай, если кто-то попытается включить их снаружи. Вероятно, потребуется полтора дня, чтобы понять, что мы сделали, и еще три-четыре часа, чтобы привести все в порядок и под давлением освободить помещение от воды.

— В таком случае для начала перекройте доступ в машинное отделение.

— Есть другой способ выкроить несколько дополнительных часов, — медленно сказал рулевой.

— Какой?

— Заглушить реакторы.

— Нет, — решительно ответил Питт. — Когда мы все подготовим, нам будет некогда заново запускать реакторы.

Рулевой бесстрастно посмотрел на Питта.

— Да поможет нам Бог, если вы ошибаетесь. — Он повернулся ко второму моряку. — Отсоедини насосы и открой внутренние крышки торпедных аппаратов. Я займусь клапанами и внешними крышками. — Он посмотрел на Питта. — Ладно, Питт, вредительство вот-вот станет фактом. Но, если вы ошибаетесь, мы успеем стать старейшими моряками флота Дяди Сэма, прежде чем перестанем за это расплачиваться.

Питт улыбнулся.

— Если повезет, еще медаль получите.

Лицо рулевого оставалось мрачным:

— Сомневаюсь, сэр. Очень сомневаюсь.

Боланд знал, как подбирать людей. Два его спасателя занялись своим делом так спокойно и деловито, словно обслуживали болиды на гонках в Индианаполисе в День памяти. Все прошло гладко. Рулевой пролез через спасательный люк, открыл наружные крышки торпедных аппаратов и заклинил выпускные крышки, едва Питт успел обмотать ноги куском ткани, оторванным от одеяла с пустой койки, по корпусу, как договаривались, постучал рулевой. Питт потащил Фарриса в спасательный отсек, а второй моряк тем временем начал открывать клапаны нижних помещений. Когда давление воды внутри и снаружи сравнялось — под потолком осталось всего один или два фута воздуха, — он нырнул и открыл внутренние крышки торпедных аппаратов. И удивился, увидев, как в отсек невозмутимо вплыла голубая рыба-попугай.

Питту тем временем пришлось одевать на Фарриса дыхательный аппарат и регулятор, потом он натянул на ничего не понимающие глаза маску.

— Я позабочусь, чтобы он благополучно поднялся, — сказал появившийся рядом второй моряк и надежно обхватил Фарриса за пояс.

Питт, довольный избавлением от этой заботы, только благодарно кивнул, надел собственный акваланг и сменил баллон с воздухом на полный. Потом моряк острием ножа постучал по крышке люка и предоставил рулевому честь открыть люк снаружи.

Теоретически они все могли бы достичь поверхности в воздушном пузыре, вырвавшемся из лодки, но теория всегда оставляет место неожиданностям. Акваланг Питта зацепился за край люка, и Питт отстал. С минуту он висел в воде, беспомощно глядя, как остальные исчезают вверху, они так и не заметили, что Питт не участвует в подъеме.

Питт опустился в люк и сравнительно легко освободил застрявший аппарат, но когда выплыл в открытое море, его ждала новая неожиданная угроза — Sphyrna Levini, акула-молот восемнадцати футов длиной. Несколько секунд Питту казалось, что серое двухтысячефунтовое чудовище, одна из немногих нападающих на человека разновидностей акул, не обратит на него внимания и проплывет над его головой.

Но потом, в незабываемое мгновение, увидел, как широкая приплюснутая голова повернулась и на него уставился один, сидящий сбоку глаз.

Бесполезный Барф Питта остался в субмарине, его единственным оружием — жалким и совершенно не соответствующим масштабам противника — оставалось маленькие оружие в форме перчатки, убившее Марча. Акула нацелилась на облако крови, окружившее ноги Питта, а Питт зачарованно смотрел, как огромная рыба без всяких усилий плывет к нему, чуть изогнувшись, и смотрит на него одним большим глазом с торца молота.

Акула все сокращала дугу своего скольжения, так что проплывала уже в нескольких дюймах от Питта. Питт взмахнул левой рукой и ударил чудовища кулаком по жабрам. Какой бесполезный, почти комический жест, подумал он, но внезапное касание удивило акулу, и Питт ощутил давление воды: рыба повернулась и отплыла. Однако снова повернула на сто восемьдесят градусов и вернулась. Питт следил за ней, отчаянно работая ластами. Он бросил взгляд на поверхность — не более чем в тридцати футах наверху, — но знал, что не доберется: людоед вот-вот предпримет вторую попытку, а Питт безоружен.

Питт поднял пистолет и прицелился, акуле достаточно было раскрыть пасть, и рука Питта оказалась бы у нее в зубах. И, когда рыба шевельнулась, Питт нажал на кнопку и выстрелил точно в холодный прозрачный глаз.

Акула перевернулась и дико забилась, потоки воды заставили Питта прокрутить сальто: его словно подхватил бушующий прибой. Он, собравшись с силами, остановил вращение и устремился к поверхности, осторожно косясь на акулу и одновременно бросая взгляды вверх, чтобы не удариться головой о киль "Марты-Энн". На него упала тень, Питт повернулся и в двадцати футах над собой увидел рулевого, тот знаками подзывал Питта к себе. Но приглашение Питту не требовалось: он за десять секунд преодолел расстояние и развернулся в ожидании нового нападения. Огромная, с широкой головой машина убийства остановилась и угрожающе смотрела здоровым глазом, ее мощные плавники едва продвигали массивное тело в воде. Неожиданно акула повернулась и непредсказуемо, на невероятной скорости уплыла, исчезла в темной воде.

Усталый и потрясенный Питт позволил вытащить его на платформу для ныряния, где ему помогли снять акваланг. Сил у него не осталось ни капли. Питт поднял голову и увидел мрачного Боланда.

— Где Марч? — ледяным тоном спросил Боланд.

— Мертв, — просто ответил Питт. — Бывает.

И с этими словами повернулся и ушел.

Питт смотрел на стакан у себя в руке. Лицо его ничего не выражало, но глаза покраснели и казались усталыми. Яркое тропическое солнце пускало последние лучи в иллюминатор и отражалось от кубиков льда в виски. Питт провел стаканом по лбу, смешивая конденсат с потом. Он только что закончил рассказывать Боланду всю историю. И теперь, когда, казалось бы, можно было расслабиться, чувствовал, что ужасные события последнего часа — лишь начало чего-то еще более зловещего.

— Вы не можете винить себя в смерти Марча, — искренне сказал Боланд. — Если бы вы застряли в спасательном отсеке и он утонул бы, это была бы ваша вина. Но, Господь свидетель, — нельзя было предвидеть, что на борту "Старбака" двое убийц.

— Перестаньте, Пол, — устало сказал Питт. — Я заставил парня зайти на подводную лодку. Если бы я не старался так доказать свою правоту, он остался бы жив.

— Хорошо. Мы потеряли одного человека, но ваша потрясающая находка с лихвой искупает эту ошибку. Если бы ради благополучного возвращения "Старбака" в Перл-Харбор потребовалось пожертвовать жизнью всех членов экипажа, я бы не колебался ни минуты. Пожертвовал бы всеми, включая вас и самого себя.

— Ценю ваши старания, Пол, — сказал Питт.

Боланд улыбнулся.

— Я такой добрый, потому что вы накоротке с адмиралами. Кроме того, я считаю вас отличным работником. Но я полагаю, что ваш безумный план — затопление передних торпедных отсеков лодки — макиа-веллиевский план. У вас есть объяснение?

— Очень простое, — коротко сказал Питт. — Я вывел "Старбак" из строя, чтобы на несколько дней задержать его на дне.

— Продолжайте, — сказал Боланд. Он перестал улыбаться.

— Начнем с того, что на борту оказались двое вооруженных людей и матрос Фаррис, изголодавшийся и измученный. "Старбак" был его тюрьмой. Даже его охранники сменялись, а он не мог сбежать, потому что бежать было некуда. Не знаю, откуда они приходили, но они не жили на борту.

— Почему вы в этом так уверены?

— Я эпикуреец. Проверил камбуз, кают-компа-нию экипажа и офицерскую столовую. Ни следа продуктов. Но ведь охранники должны есть. Да и Фаррис не мог прожить полгода без еды. Либо поблизости есть "Макдоналдс", о котором мы не знаем, либо эти парни ходят домой обедать. Я подозреваю второе. Кто бы они ни были и откуда бы ни пришли, сейчас они где-то поблизости — ждут удобного момента, чтобы захватить "Марту-Энн". Если мы исчезнем, как все остальные, Флот может навсегда попрощаться со "Старбаком". Поэтому я затопил торпедный отсек. Если наши таинственные незнакомцы поймут истинную причину появления "Марты-Энн", они уберут "Старбак" к черту на кулички, прежде чем Флот появится на горизонте.

— Мы за три часа можем перенести сюда по воздуху экипаж.

— Поздно. С той минуты, как мы бросили якорь, можно в любую секунду ожидать неприятностей. Нас ждет то же, что остальные корабли.

Боланд был настроен скептически.

— Все это кажется мне совершенной фантастикой. Если верить радару, здесь в радиусе пятисот миль нет никаких судов, а сонар показывает, что нет и подводных лодок. Откуда, во имя господа, они могут прийти?

— Знай я ответ на этот вопрос, — раздраженно ответил Питт, — я потребовал бы прибавки жалованья… и получил бы ее.

— Если у вас нет более основательных данных, — сказал Боланд, — мы будем стоять здесь на якоре до утра. А на рассвете начнем подъем "Старбака".

— Мечты, мечты, — сказал Питт. — К утру "Марта-Энн" будет лежать рядом со "Старбаком".

— Вы забываете, — упрямо сказал Боланд, — что я еще до наступления темноты могу вызвать по воздуху помощь из Перл-Харбора.

— Можете ли? — спросил Питт.

Боланду показалось, что Питт абсолютно уверен в своих словах, но по нему ничего нельзя было понять.

Выражение его лица выдает только то, что Питт хочет выдать, ничего больше.

— Адмирал Хантер ответил на ваше сообщение?

— Мы послали его только на морской частоте, как и вы с лодки.

— А вам не показалось странным, что адмирал Хантер ничего не ответил на рапорт о том, что "Старбак" найден? Вы ведь сами сказали. Мое сообщение с лодки приняли все в радиусе тысяч миль. Почему мы не получили ни единого "Да не может быть!" или "Как там погода?". Почему Хантер или Ганн не потребовали подробностей? Весьма вероятно, что ни одно сообщение не прошло, даже деза о сгоревшем подшипнике.

На этот раз Питт попал в яблочко. Боланд поднял брови, спокойно передвинул один из рычажков на интеркоме и сказал:

— Говорит коммандер Боланд. Установите связь с Перлом по коду "сухопутный шесть". Дайте знать, как только получите ответ.

— Есть код "сухопутный шесть"! — донеслось из динамика.

— Почему вы считаете, что нас не услышали? — спросил Боланд.

— Ни с одного корабля за исключением "Лили Марлен" не было сообщений. Даже со "Старбака". Разумно предположить, что наши неизвестные друзья не хотят, чтобы мир знал о нашей находке.

— Если вы правы, они забивают наше вещание.

— Смело можете ручаться головой, — серьезно ответил Питт. — Это объясняет, почему от гибнущих кораблей не пришло ни одного сигнала. Да, они их посылали, но морская станция на Оаху их не получала. Это также объясняет поддельное сообщение Дюпре перед исчезновением "Старбака". У наших неизвестных друзей где-то поблизости есть мощный радиопередатчик. Возможно, на одном из Гавайских островов. Нужна сухопутная база, чтобы поставить достаточно высокую антенну: иначе они не могли бы глушить частоты судовых радиостанций.

— Коммандер Боланд? — прохрипел голос в громкоговорителе.

— Слушаю. Выкладывайте.

— Пока ничего, сэр. Они подтвердили получение, но не кодом "сухопутный шесть". Я повторил вызов четыре раза. И получил только запрос об отправке сообщения. Не могу этого понять, коммандер. Сигналы на обычной морской частоте проходят прекрасно. Что-то тут не так.

Боланд отключил интерком. Все молчали. "Неважно, что у нас есть контакт, — думал Питт. — Важно, что контакт не с теми".

— Плохо, — мрачно сказал наконец Боланд.

— Это ответ на один вопрос. Но что на самом деле произошло с экипажем "Старбака" шесть месяцев назад? И, если лодка лежит здесь в полном порядке, почему она просто лежит?

— Русских или любую другую иностранную державу можно вычеркнуть, — сказал Боланд. — Они ни при каких условиях не могли хранить это в тайне так долго.

— Как ни безумно это звучит, — заметил Питт, — я не думаю, что захват "Старбака" — результат заговора или заранее рассчитанный ход.

— Вы правы. Это звучит безумно, — спокойно ответил Боланд. — Не самое легкое дело — намеренно захватить в океане новейшую атомную подводную лодку.

— Но кто-то ведь сделал это, — возразил Питт. — Мы с Марчем не нашли ни малейших повреждений ни внутри, ни снаружи корпуса.

— He может быть. Целая армия не может проникнуть в субмарину. Совершенные приборы обнаружения предупредили бы экипаж заранее. На "Старбаке" сирена способна разбудить мертвого и включается, когда кто-то пытается открыть вентиляционные заглушки или клапаны. Приблизиться к лодке может только рыба.

— Но даже современные субмарины не готовы к абордажу.

Боланд не успел ответить: помешал голос из динамика:

— Капитан?

— Говорите.

— Сэр, это безумие.

— Давай, парень, — рявкнул Боланд, — телись!

— Туман, коммандер. От воды поднимается туман и затягивает всю поверхность, как в старом кино про Франкенштейна. Никогда ничего подобного не видел. В этом есть что-то нереальное.

— Сейчас буду.

Боланд угрюмо посмотрел на Питта.

— Что скажете?

— Я бы сказал, — негромко ответил Питт, — что мы скоро встретимся с ними.

Глава 11

Туман белым толстым одеялом покрывал воду, клубясь от легкого ветра, непрозрачный, сырой, липкий и оттого угнетающий. Люди на мостике напрягали глаза, тщетно пытаясь всмотреться в кипящий туман, они боялись чего-то такого, чего нельзя увидеть, коснуться или понять. Влажный покров уже наползал на судно, и видимый свет садящегося солнца стал оранжево-серым.

Боланд утер пот со лба, бросил взгляд за окно рубки и сказал:

— Кажется, все достаточно обычно: сильно повысилась влажность.

— Кроме цвета, ничего обычного, — сказал Питт. Видимости за бортом "Марты-Энн" почти не было. — Высокая температура, время дня и ветер в три узла — вряд ли это нормальные условия для образования тумана. — Он стал рассматривать экран радара, смотрел с минуту, то и дело сверяясь с часами, словно что-то высчитывал в уме. — Ни следа движения или рассеивания: ветер ничуть не сказался на туманной массе. Сомневаюсь, что старушка мать-природа способна на такое.

Они прошли на левое крыло мостика, два силуэта на фоне своеобразного свечения тумана. Корабль слабо покачивался на мягкой тихоокеанской волне. Казалось, время перестало существовать. Питт принюхался. Вначале он не мог сообразить, но потом понял, что гонится за далеким воспоминанием.

— Эвкалипты!

— Что вы сказали? — спросил Боланд.

— Эвкалипты, — повторил Питт. — Разве вы не чувствуете?

Боланд вопросительно сощурился.

— Что-то чувствую, но не понять, что.

— Откуда вы? Где выросли? — нетерпеливо спросил Питт.

Настойчивость в голосе Питта подстегнула Боланда.

— Из Миннесоты. А что?

— Боже, я много лет этого не нюхал, — сказал Питт. — Эвкалипты часто встречаются в Южной Калифорнии. У них особенный запах, эвкалиптовое масло используют для ингаляций.

— Это не имеет смысла.

— Согласен, но невозможно отрицать, что сильно пахнет эвкалиптом.

Боланд подогнул пальцы и, не глядя на Питта, спросил:

— Что вы предлагаете?

— Говоря по-простому, я предлагаю уносить отсюда ноги.

— Точно моя мысль. — Боланд прошел в рубку и склонился к интеркому. — Машинное отделение! Как скоро мы можем сняться?

— Как только скажете, коммандер.

У голоса из недр корабля был металлический призвук.

— Немедленно! — сказал Боланд. Он повернулся к молодому вахтенному офицеру. — Лейтенант, поднять якорь!

— Поднять якорь! — мальчишеским голосом повторил лейтенант.

— Гидроакустики! Говорит коммандер Боланд. Доложите данные.

— Говорит Стенли, сэр. Все тихо. Кроме стайки рыб в ста ярдах справа по борту.

— Спросите, сколько их и какого они размера? — спросил Питт, его лицо застыло.

Боланд молча кивнул и передал запрос гидроакустикам.

— Примерно свыше двухсот, плывут на глубине три морские сажени.

— Размер, Стенли. Размер! — рявкнул Боланд.

— От пяти до семи футов длиной.

Взгляд Питта переместился с динамика на Боланда.

— Это не рыбы. Люди.

Потребовалось несколько мгновений, чтобы до Боланда дошел смысл сказанного.

— Люди? — повторил он, словно запоминая. — Как они могут напасть с поверхности? У "Март-Энн" высота борта двадцать футов.

— Они это сделают. Не сомневайтесь.

— Пусть попробуют, — хрипло сказал Боланд. Он кулаком ударил по нактоузу, схватил микрофон, и Питт услышал, как его голос разносится по всему кораблю. — Лейтенант Райли, раздать экипажу оружие. Возможны незваные гости.

— Ручное оружие не поможет отбить такую армию вторжения, — сказал Питт. — Если они поднимутся на борт, нас будет пятнадцать человек против двух сотен.

— Мы их остановим! — решительно сказал Боланд.

— В худшем случае придется покинуть корабль. Надо приготовиться.

— Нет, — спокойно сказал Боланд. — Внешность обманчива, эта старая посудина — корабль ВМФ США. И я не отдам его без борьбы. Расскажите адмиралу Хантеру, что здесь произошло. Скажите…

— Сами скажете. Я не подниму вертолет без вас и экипажа.

Губы Боланда изогнулись в мрачной улыбке.

— Удачи.

— Увидимся на вертолетной площадке, — ответил Питт.

Он повернулся и вышел.

Питт сел на виниловую обивку: кресло пилота было влажным и липким. Пока он проводил предполетные проверки, туман вокруг корабля еще сгустился. Дышать стало тяжело, свет потускнел. Вне корабля ничего не было видно: море исчезло, небо исчезло, из окна кабины открывался вид только на крошечный мирок в двести квадратных футов.

Питт запустил дополнительный двигатель и нажал пусковую кнопку. Вторичный генератор протестующее застонал, а тем временем его электрические цепи заставляли турбины вертолета вращаться все быстрее, пока датчик температуры выхлопа и воющий звук не сообщили, что машина готова к взлету. Заработал двигатель ротора, и гигантские лопасти со своеобразным свистом начали поворачиваться в туманном воздухе.

Когда стрелки всех приборов заняли нормальное рабочее положение, Питт протянул руку за сиденье второго пилота и взял завернутый в полотенце маузер. Он положил оружие на колени, быстро развернул его и убедился, что приклад для стрельбы с плеча надежно прикреплен. Потом присоединил пятидесятизарядный магазин, выбрался из кабины, всмотрелся в призрачный туман и не смог ничего разглядеть. Посадочные лезвия давали удобную опору для ожидания, Питт присел возле них и наставил оружие в сумрак.

Ему пришлось ждать девяносто секунд, прежде чем над поручнями материализовались две призрачные фигуры. Они угрожающе направились к вертолету. Питт убедился, что это не члены экипажа "Марты-Энн". И маузер заговорил.

Обе полуобнаженные фигуры упали, уже знакомое оружие выпало из их рук и со звоном ударилось о стальные плиты палубы. Питт осмотрелся и только потом нагнулся и осмотрел упавших.

Они скорчившись лежали рядом, жизнь уходила из них. Зеленое, почти отсутствующее одеяние — повязка вокруг пояса — и оружие были точь-в-точь такими же, как у людей на борту "Старбака". Единственное отличие, которое он, видимо, не успел заметить раньше, — маленькая пластиковая коробка, прикрепленная у обоих под мышкой.

Но прежде чем он смог подробнее разглядеть тела, его внимание привлекла новая фигура, медленно поднявшаяся над поручнем. Питт вскинул пистолет и нажал на курок. Звук выстрела вторично утонул в гудении лопастей вертолета, и неясная фигура растворилась в тумане. Питт осторожно подошел к поручню. И сразу наткнулся на то, что искал: его рука коснулась абордажного крюка. Шесть его остриев затянуты в пенорезину, а трос, прикрепленный к крюку, исчезает в невидимой воде внизу.

Ему стало ясно, как эти незнакомцы из моря поднимались под прикрытием тумана на борт и затопили почти сотню кораблей, сбросили в воду тысячи моряков в этом проклятом месте Тихого океана.

Мысли Питта прервал тяжелый грохот сорокапятимиллиметрового автомата, сквозь который были слышны и более резкие выстрелы из карабинов тридцатого калибра. Туман огласили крики раненых. Питт чувствовал странную отстраненность от этого боя, ожесточение которого нарастало.

Шальная пуля просвистела мимо вертолета и ушла далеко в воду.

— Черт вас побери! — закричал Питт. Достаточно одной пули в жизненно важную часть, чтобы вывести вертолет из строя.

На площадке показались три силуэта, превратившиеся в людей, глаза остекленели, по лицам струился пот.

— Не задерживайтесь! — крикнул им Питт. — Шевелитесь!

Говорил он, не поворачиваясь, продолжая смотреть в полумрак. Прошла почти минута, прежде чем на площадке показалась еще одна фигура. Молодой матрос в панике так торопился, что поскользнулся на мокрой палубе. Он неминуемо прокатился бы между двумя стойками поручня и упал бы за борт, не схвати Питт его за руку.

— Полегче, — сказал он. — Лететь домой еще долго.

— Простите, сэр, — ответил моряк. — Этих сволочей не видно: они нападают, а у тебя нет ни шанса.

Питт подтолкнул молодого человека к вертолету. На площадке появилось еще четверо. Рулевой тащил за собой Фарриса. Единственный уцелевший со "Старбака" не замечал идущего вокруг боя. Он смотрел прямо на Питта широко раскрытыми, бессмысленными глазами.

— Посадите его в кресло второго пилота и привяжите ремнями, — приказал Питт рулевому. Потом снова обратил внимание на носовую часть корабля. Приложив ладонь к левому уху, он прислушался и услышал тяжелые шаги в тумане.

— Питт, это вы? — крикнули ему.

— Сюда, — крикнул в ответ Питт. — Не делайте резких движений!

Из тумана показался лейтенант Харпер, офицер-инженер, весом почти двести пятьдесят фунтов. Через плечо он нес мальчишку, которому не могло быть больше девятнадцати. Лицо мальчишки посерело, по правой ноге текла и темно-красными каплями падала на палубу кровь. Питт ухватился за могучее плечо и помог лейтенанту подняться на вертолетную площадку.

— Сколько еще за вами?

— Мы последние.

— Где коммандер Боланд?

— Целая банда этих голых ублюдков окружила их с лейтенантом Стенли перед мостиком. — Голос Харпера звучал виновато. — Боюсь, им обоим конец.

— Посадите парня в вертолет и постарайтесь остановить кровотечение, — распорядился Питт. — И пусть люди построятся кольцом и приготовятся отстреливаться. Я в последний раз поищу раненых.

— Осторожней, сэр. Вы наш единственный пилот.

Питт не ответил. Он спрыгнул с площадки и вслепую пошел по палубе, поскальзываясь на влажных плитах, дышал он неровно, хватая воздух. В тумане показались силуэты, Питт поднял маузер и срезал их. Три человека из моря упали, как скошенные серпом. Продолжая держать оружие на спусковом крючке, Питт стрелял вперед. Нога его зацепилась за трос, и он растянулся на палубе, приподнятая головка заклепки оцарапала ему грудь. Несколько мгновений он лежал, чувствуя страшную боль в пораненной ноге. Было тихо, слишком тихо: ни криков, ни стрельбы в тумане.

Питт пополз по палубе, держась фальшборта, используя спасательные шлюпки как прикрытие. Он был уверен, что в маузере остались последние патроны. Рука его угодила во что-то влажное и липкое. Не глядя, он понял, что это. Полоска стала своеобразным указателем в темноте, он пошел вдоль нее. В некоторых местах она расширялась в лужицы. И закончилась у неподвижной фигуры лейтенанта Стенли, офицера гидроакустической службы.

Питта охватил страшный гнев, но мозг работал четко и точно. Лицо застыло в бессильной ярости: он ничем не мог помочь Стенли. Питт заставил себя пойти дальше, им двигала непонятная подсознательная убежденность в том, что Боланд еще жив. Он остановился и прислушался. И прямо перед собой услышал приглушенный стон.

Питт почти наткнулся на него, прежде чем увидел. Боланд полз на животе, волоча тело по палубе, из его плеча торчало четырехфутовое древко гарпуна. Голову он опустил, кулаки сжал, футболка на плечах и груди промокла от крови.

Он посмотрел на Питта туманным взглядом, лицо было искажено от боли.

— Вы вернулись?

— Потерял голову, — с напряженной улыбкой сказал Питт. — Соберитесь: я выдерну гарпун. — Он сунул маузер за пояс и более удобно прислонил Боланда к фальшборту, постоянно оглядываясь, не показались ли новые убийцы. Взялся за древко обеими руками. — Приготовьтесь. На счет три.

— Быстрее, садист! — велел Боланд, его глаза были полны боли.

Питт взялся крепче и сказал:

— Раз.

Поставил ногу Боланду на грудь.

— Два.

Собрался с силами и резко дернул. Красное от крови древко выскользнуло из плеча Боланда.

Боланд со стоном рухнул ничком. Потом снова оперся на переборку и остекленелыми глазами посмотрел на Питта.

— Сукин сын! — пробормотал он. — Вы не сказали "три".

Глаза его закатились, и он потерял сознание.

Питт бросил древко, с которого капала кровь, за борт и взвалил безжизненное тело Боланда на плечо. Низко пригнувшись, он побежал, быстро, насколько позволяли тяжесть его ноши и подгибающаяся нога, люки грузовых трюмов и погрузочные краны он использовал как укрытия. Дважды он замирал, отчетливо слыша в тумане шаги. Ошеломленный, теряя силы, он заставлял себя идти, зная, что, если не поднимет вертолет с палубы "Марты-Энн", погибнут еще одиннадцать человек. Дыхание, когда он добрался до вертолетной площадки, вырывалось у него болезненными толчками.

— Питт идет, — выдохнул он так громко, как позволяли измученные легкие.

Сильные руки лейтенанта Харпера сняли Боланда с плеча Питта и перетащили бесчувственного коммандера в кабину. Питт достал маузер из-за пояса, прицелился в сторону носа и стрелял, пока на палубу не вылетела последняя гильза. Тогда он поднялся в кабину и сел на место пилота, уверенный, что сделал все возможное.

Не закрепляя ремень безопасности, он осторожно начал увеличивать обороты, пока грохот вращающихся лопастей не стал очень громким, а посадочные салазки не оторвались от площадки. Вертолет поднялся в тумане на несколько футов, Питт чуть накренил его и покинул "Марту-Энн".

Отлетев от корабля, Питт не отрывал взгляда от указателя поворота и крена, пока маленький шарик не застыл в центре шкалы. "Где небо? — мысленно кричал он. — Где? Где?"

Неожиданно небо открылось. Вертолет вылетел в освещенное луной пространство. Питт набрал высоту, рев винтов перешел в вой, и машина, как летящий домой альбатрос, выровняла алюминиевый клюв и погналась за своей тенью, приближаясь к далеким зеленым пальмам Гавайских островов.

Глава 12

Генри Фуджима, последний представитель умирающей династии, был из четвертого поколения японо-гавайцев. Его отец, отец отца и отцов дед — все были рыбаками. Сорок лет в хорошую погоду Генри на самодельном сампане упрямо ловил тунца. Теперь флот сампанов, многочисленных на Гавайях на протяжении многих лет, исчез. Растущая конкуренция со стороны международных рыболовецких компаний и рыболовов-любителей сделала свое дело. И только Генри протыкал своим бамбуковым шестом верхнюю кожицу великого Тихого океана.

Он стоял на кормовой банке своего маленького суденышка, прочно упираясь босыми ступнями в древесину, за много лет выпачканную тоннами пойманной рыбы. Забросив удочку в утренние волны, он думал о днях, когда рыбачил с отцом, с тоской вспоминал угольный запах японской жаровни-хибачи и смех, с которым бутылки передавали от сампана к сампану: лодки на ночь останавливали и привязывали. Он закрыл глаза и увидел лица давно умерших людей, услышал навеки умолкнувшие голоса. А когда открыл, увидел пятнышко на горизонте.

Он смотрел, как пятнышко растет и превращается в корабль, большое старое корыто, идущее по морю. Генри никогда не видел, чтобы старое торговое судно резало волны так быстро. Судя по белой пене, достававшей до иллюминаторов, скорость корабля приближалась к двадцати пяти узлам. И тут он замер.

Судно шло прямо на Генри. Он привязал рубашку к рыбацкому шесту и принялся лихорадочно размахивать им. И в ужасе наблюдал, как над ним вырастает корпус, словно чудовище, готовое проглотить муху. Он кричал, но никто не показывался за высоким фальшбортом, мостик был пуст. Беспомощный и ошеломленный, Генри застыл. Большой, изъеденный ржавчиной корпус ударил по его сампану и превратил суденышко в груду деревянных обломков.

Генри барахтался под водой, обросшие ракушками плиты изрезали ему руки, винты взбивали воду, и только ценой отчаянных усилий Генри удалось увернуться от их страшных лопастей. Вынырнув, он глотал воздух среди волн, поднятых судном. Но ему удалось держать голову над водой, медленно перебирая ногами и стирая соленые брызги с глаз, кровь текла из изрезанных рук.

Было уже десять утра, когда Питт оказался в своем номере. Он устал, и когда закрывал глаза, их жгло. Он слегка прихрамывал, левую ногу ему заново перевязали, но, кроме того, что тело затекло, он ничего не чувствовал. И больше всего на свете ему хотелось лечь в постель и забыть о последних двадцати четырех часах.

Он не подчинился приказу и не высадил экипаж "Марты-Энн" ни в Перл-Харборе, ни на военном аэродроме Хикам-Филд. Вместо этого он аккуратно посадил вертолет на лужайку в двухстах ярдах от входа в отделение скорой помощи военного госпиталя "Три-плер", огромного бетонного здания на холме над южным берегом Оаху. И дождался, пока Боланда и молодого раненого моряка отвезут в операционную и начнут операции. Только тогда он позволил военному врачу зашить разрезы на ноге. Затем незаметно исчез через боковой выход, остановил такси и мирно продремал всю дорогу до пляжа Вайкики.

Но проспал в мирном покое своей постели не больше получаса: кто-то заколотил в дверь. Вначале стук казался далеким эхом за пределами сознания, и Питт старался не обращать на него внимания. Потом встал, с трудом добрался до двери и открыл.

В страшно испуганной женщине есть необычная красота, как будто некий животный инстинкт делает ее особенно живой. На ней было короткое платье-рубашка муумуу, вышитое красными и желтыми цветами и едва доходящее до бедер. Карие глаза, глядевшие на Питта, были круглые, темные и полны страха.

Несколько мгновений Питт стоял не шевелясь, потом сделал шаг в сторону и пропустил ее. Адриана Хантер вошла в его номер, обернулась и бросилась ему в объятия. Она дрожала и дышала прерывисто и со всхлипом.

Питт крепко обнял ее.

— Адриана, ради Бога.

— Его убили, — всхлипнула она.

Питт отстранил ее на расстояние вытянутой руки и посмотрел в опухшие от слез глаза.

— Ты о чем?

Из нее посыпались слова.

— Я лежала в постели с… с другом. Они влезли через окно террасы, втроем, очень тихо… Мы поняли, что они в комнате, когда было уже поздно.

Он пытался сопротивляться, но они принесли с собой странные пистолеты… бесшумные. Господи, они стреляли в него дюжину раз. Его кровь была повсюду. Ужас.

Она дрожала. Питт подвел ее к дивану, продолжая крепко держать.

— Я закричала, убежала в туалет и закрылась, — продолжала Адриана. — Они смеялись, стояли за дверью и смеялись. Они решили, что я в ловушке, но туалет был с двумя входами. Второй — из гостевой спальни. Я схватила с крючка халат и убежала через окно гостевой спальни. Не хотела идти в полицию. Боялась. Хотела позвонить папе, но в его кабинете сказали, что с ним нельзя связаться. К тому времени я уже была в панике. Мне некуда было идти, не к кому обратиться, и я пришла сюда.

Адриана ладонью вытерла глаза. Стояла она против света, и Питт видел, что под муумуу на ней ничего нет.

— Это кошмар, — прошептала она. — Кошмар, мерзость, ужас. За что они его убили? За что?

— Сначала самое необходимое, — мягко сказал он. — Иди в ванную и умойся. Твои тени для век — на подбородке. Потом расскажешь, кого они убили.

Она отодвинулась.

— Не могу.

— Не глупи! — прикрикнул он. — У тебя в квартире труп. Как ты думаешь, долго это будет тайной?

— Не… не знаю.

— Думаю, полиция Гонолулу за двадцать минут установит его личность. Зачем приносить себя в жертву? Он что, местная знаменитость, женат, есть дети?

— Хуже. Он друг моего отца.

Взгляд у нее был умоляющий.

— Назови имя, — потребовал он.

— Капитан Орл Сайнана, — медленно сказала Адриана. — Офицер, папин подчиненный.

У Питта хватило здравого смысла не обнаруживать свое удивление. Дело обстояло хуже, чем он думал. Он показал на ванную и коротко сказал:

— Иди.

Адриана послушно пошла, у двери обернулась, беспомощно улыбнулась и исчезла внутри. Как только Питт услышал плеск воды в раковине, он взял телефон. Ему повезло больше, чем Адриане. После пятисекундного разговора с оператором 101-го отделения послышался голос Хантера.

— Почему сразу не явились ко мне? — с ходу начал Хантер.

— Я устал, адмирал, — ответил Питт. — Я был бы для вас бесполезен, пока не переоденусь и не просплю пару часов. Что благодаря вашей дочери сейчас невозможно.

Когда Хантер заговорил снова, голос у него был другой.

— Моей дочери? Адрианы? Она с вами?

— В ее квартире мертвец. Она не могла дозвониться до вас, поэтому явилась ко мне.

Две секунды Хантер молчал. Потом снова заговорил — энергичнее, чем всегда:

— Сообщите подробности.

— Судя по тому немногому, что я смог из нее вытянуть, наши друзья из Водоворота вошли с террасы и застрелили ее приятеля. Адриана убежала через туалет с двумя выходами.

— Она ранена?

— Нет.

— Вероятно, полиция уже знает?

— К счастью, она не стала звонить в полицию. Насколько мне известно, жертва все еще пачкает кровью ее ковер.

— Слава богу. Я немедленно отправляю туда нашу службу безопасности. — Питт слышал, как Хантер отдает приказы по другой линии. И без труда представил, что все, кто слышал адмирала, метались, как испуганные кролики. Хантер снова заговорил с ним: — Она назвала жертву?

Питт перевел дыхание.

— Капитан Орл Сайнана.

Тут Хантер показал высокий класс. Этого у него нельзя было отнять. Потрясенное молчание длилось лишь долю секунды.

— Сколько времени вам и Адриане потребуется, чтобы добраться сюда?

— Не меньше получаса. Моя машина еще на пристани в Гонолулу. Придется брать такси.

— Лучше оставайтесь на месте. Похоже, эти убийцы вездесущи. Я немедленно пошлю вам охрану.

— Хорошо, мы будем тихо ждать.

— Еще одно. Давно ли вы знакомы с моей дочерью?

— Чистое совпадение, сэр. Мы случайно оказались на одном приеме через несколько часов после того, как я принес вам капсулу со "Старбака". — Он отчаянно старался говорить небрежно. — Она услышала, что я упоминаю ваше имя, и представилась. — Питт знал, о чем думает Хантер, поэтому опередил его. — Наверное, в том разговоре я упомянул, что остановился в "Маона-Тауэрс". Должно быть, она в панике вспомнила и пришла сюда.

— Не понимаю, как Адриана умудряется так портить себе жизнь, — сказал Хантер. — Она ведь на самом деле очень приличная девушка.

Питт промолчал. Как сказать отцу, что его дочь сексуальная маньячка, которая восемнадцать часов из двадцати четырех в сутки или пьет, или трахается?

— Мы отправимся в Перл, как только прибудет охрана, — вот все, что придумал Питт. Потом повесил трубку и налил себе виски. Вкус был как у средства для очистки раковин.

Люди явились через десять минут, но не для того, чтобы проводить их в штаб адмирала Хантера в Перл-Харборе, а чтобы похитить Адриану и убить Питта. Внимание Питта было поделено между Адрианой, мирно, как младенец, свернувшейся на диване, и входной дверью. Питт почувствовал, что кожа на затылке у него напрягается так, что вот-вот лопнет, но взять телефон не успел.

Они на веревках спустились с крыши, всего пятеро, и через балкон неслышно вошли в спальню Питта, нацелив знакомые компактные пистолеты не в сердце Питту, а в голову Адриане, в ее беззаботный спящий мозг.

— Шелохнетесь — и она умрет, — сказал человек в середине, великан с горящими золотыми глазами.

В эти первые несколько секунд шока Питт сознавал только, что ничего не чувствует, как будто полная неожиданность происходящего лишила его возможности думать и переживать. Но потом пришло горькое осознание того, что этот массивный человек, стоящий перед ним, целую неделю манипулирует его судьбой. Этот человек с глубоко посаженными желтыми глазами преследовал его в снах и кошмарах, этот человек много лет назад открыл в архивах музея Бишопа тайну острова Каноли.

Огромный человек подошел ближе. Он выглядел чересчур молодо для того, кому должно быть под семьдесят. Старение не сморщило его кожу и не ослабило мышцы. Одет великан был очень условно, как обычный пляжник, — в плавки, через плечо переброшено гостиничное полотенце, остальные в обычных уличных костюмах. Длинное худое лицо этого человека обрамляли густые, непричесанные светлые волосы.

Великан подошел и с высоты своих шести футов восьми дюймов улыбнулся с дружелюбием барракуды.

— Дирк Питт из Национального агентства подводных и морских работ. — Голос был спокойный и низкий, без тени злобы или угрозы. — Для меня это честь. Я годами с интересом следил за вашими приключениями и временами даже забавлялся.

— Я польщен тем, что вы находите менязабавным.

— Слышу храбреца. Меньшего я и не ожидал.

Великан кивнул своим людям. Те прижали Питта к креслу раньше, чем он понял, что происходит.

— Прошу прощения за доставленные неудобства, мистер Питт. Грязная игра, неприятная, как все грязные игры, но, к сожалению, необходимая. Вам не повезло: я включил вас в свои планы. Я намеревался использовать вас исключительно как посыльного, но не предвидел, что вы так глубоко увязнете в этом деле.

— Отлично поставленная сцена, — медленно сказал Питт. — И долго вы манипулировали мной, добиваясь, чтобы я обнаружил капсулу со "Старбака"? И почему именно я? Десятилетний мальчишка мог бы подобрать капсулу на пляже и отнести адмиралу.

— Значимость, майор. Влияние. Авторитет и правдоподобие. У вас влиятельные родственники и друзья в Вашингтоне, а ваше досье в Национальном агентстве впечатляет. Я понимал, что возникнут сомнения в подлинности послания, и потому рассчитывал на вашу репутацию, чтобы придать сообщению значимость и правдоподобие. — Он чуть улыбнулся и взъерошил косматую копну волос. — Но выбор, к сожалению, оказался неудачным. Как выяснилось, именно вы убедили адмирала Хантера, что послание коммандера Дюпре — подделка.

— К сожалению, — саркастически сказал Питт. Он решил кое-что проверить. — От вашего информатора ничего не ускользнуло.

— Да, временами он проявлял завидное усердие.

Наступило долгое молчание. Питт повернулся и посмотрел на Адриану. Она по-прежнему спокойно лежала на диване, свернувшись калачиком. Везет ей, подумал Питт, проспит всю эту отвратительную сцену. Он снова перенес внимание на великана.

— Мне кажется, вы не потрудились представиться.

— Это неважно. Мое имя вам ничего не скажет.

— Если мне предстоит умереть, справедливо было бы просветить меня, от чьей руки.

Рослый человек несколько секунд постоял в нерешительности, потом тяжело кивнул.

— Дельфи, — просто сказал он.

— И все?

— Этого достаточно.

— Вы не похожи на грека.

Руки Питта были заведены за спинку стула и прочно связаны, два человека держали на прицеле Адриану. Другие двое закончили связывать Питта и отступили. За исключением Дельфи, все они выглядели совершенно обычными: средний рост и вес, загорелая кожа, обычные брюки и рубашки-гавайки. Лица бесстрастные, они без сомнений полностью подчинялись Дельфи. Питт не сомневался, что они убьют по приказу.

— Вы создали безжалостную и успешно действующую организацию. Сотворили одну из величайших загадок нашего века. Тысячи моряков погибли от ваших рук. Ради чего?

— Простите, мистер Питт. Это не пьеса, в которой злодей объясняет все, прежде чем расправиться с героем. Ни драматизма, ни затянутой кульминации, ни будоражащего раскрытия ненужных тайн. Напрасная трата времени объяснять мои намерения человеку с меньшим уровнем интеллекта, чем у Ловеллы или Роблмена.

— Как вы собираетесь это сделать?

— Несчастный случай. Вы же любите воду? От нее и умрете. Утонете в своей ванне.

— Разве это не будет выглядеть нелепо?

— Вовсе нет. Все будет убедительно. Полиция просто предположит, что вы брились электробритвой, принимая ванну. Несомненная глупость. Бритва выпала у вас из руки и упала в воду. Напряжения хватит, чтобы вы отключились, ваша голова окажется под водой, и вы утонете. Следователи придут к выводу, что это несчастный случай. А почему бы и нет? Ваше имя появится в колонке некрологов в газетах, и со временем Дирк Питт станет для родственников далеким воспоминанием.

— Откровенно говоря, удивительно, что я стою таких усилий.

— Достойный конец для человека, который слишком близко подошел к уничтожению гениально задуманного предприятия, осуществлявшегося больше тридцати лет.

— Избавьте меня от вашей похвальбы, — проворчал Питт. — А как же Адриана? Забавно будет, если мы оба утонем, бреясь в ванной.

— Не переживайте. Мисс Хантер не причинят вреда. Я возьму ее в заложницы. Адмирал Хантер хорошенько подумает, прежде чем продолжить поиски Тихоокеанского Водоворота.

— Хантера это остановит от силы на две минуты. Для него долг выше семьи. Вы зря теряете время. Отпустите ее.

— Я человек дисциплинированный, — сказал Дельфи. — И никогда не отступаю от плана. Мои цели элементарны. Я просто хочу свободы от разрушительных замыслов коммунистических стран и империалистических поползновений Соединенных Штатов. Вместе они уничтожат цивилизацию. А я намерен выжить.

Время, думал Питт. Нужно, чтобы великан продолжал говорить. Еще несколько минут, и явятся люди Хантера. Сейчас его единственное оружие — разговор.

— Вы сумасшедший, — холодно сказал Питт. — Вы десятки лет занимались убийствами во имя выживания. Избавьте меня от расхожих фраз о коммунистах и империалистах. Вы всего-навсего анахронизм, Дельфи. Люди вашего типа вышли из моды вместе с Карлом Марксом, бриолином и антеннами на автомобилях. Вас похоронили полвека назад, а вы и не подозреваете об этом.

Спокойствие Дельфи дало трещины, кожа обтянула скулы, но великан сразу совладал с чувствами.

— Философия, отвлечь которой можно лишь невежу, майор. Через несколько минут вы перестанете мне мешать.

Он кивнул. Один из его людей прошел в ванную и пустил воду. Питт попытался пошевелить руками. Хотя его запястья несколько раз обмотали веревкой, но не туго, чтобы не оставлять красноречивых следов.

И вдруг Питту показалось, что чувства его обманывают: его начал окутывать сладкий аромат красного жасмина. Невозможно… однако он знал, что она здесь. Саммер в комнате.

Дельфи молча показал на Адриану, и тот, что связывал руки Питту, достал из кармана коробочку, вставил в шприц иглу, приподнял край платья Адрианы и бесцеремонно вонзил иглу в круглую ягодицу. Девушка слегка шевельнулась, вздохнула, нахмурилась и через несколько секунд погрузилась в сон, граничащий с бесчувствием. Помощник Дельфи быстро убрал шприц в карман, поднял Адриану на руки и остановился в ожидании приказа хозяина.

— Боюсь, мы расстаемся, — сказал Дельфи.

— Уходите до начала главных событий?

— Дальнейшее меня мало интересует.

— Вам не вынести ее из здания.

— У нас в подвальном гараже машина, — самодовольно сказал Дельфи.

Он подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в щелку. Когда он уже выходил, Питт крикнул:

— Еще один вопрос, Дельфи!

Великан помешкался, остановился и повернулся к Питту.

— Кто такая девушка, которая называла себя Саммер?

Дельфи зло улыбнулся.

— Моя дочь. — Он помахал рукой. — Прощайте, майор.

Питт в отчаянии предпринял последнюю попытку.

— Передайте привет банде на Каноли.

Взгляд Дельфи посуровел. В нем на миг промелькнуло сомнение, но быстро исчезло.

— Прощайте, — повторил Дельфи и, как тень, выскользнул в коридор.

Питт не сумел задержать его и предотвратить похищение Адрианы. Он пришел в отчаяние. Человек из ванной вышел, кивнул и снова исчез. Второй охранник положил оружие на стул и подошел к Питту, его круглое лицо с самыми заурядными чертами таило мрачную, садистскую угрозу.

Питт видел удар, но не успел увернуться, только наклонил голову. Кулак охранника скользнул по его черепу и сбросил Питта со стула на пол у балконной занавески.

Тьма грозила затопить сознание, но Питт отогнал ее и с трудом попытался встать. Он смутно видел охранника: тот склонился над ковром, одной рукой зажимая поврежденное запястье, — и услышал вой раненого зверя. Ублюдок сломал запястье, подумал Питт и мрачно улыбнулся: боль от удара по голове не шла ни в какое сравнение со сломанной костью.

Питт стоял неподвижно. И тут его руки коснулась рука из-за шторы. Он ощутил дергания вперед и назад: кто-то резал веревку, стягивавшую ему запястья. Аромат красного жасмина окутал его, как теплая освобождающая волна. Через мгновение веревка была перерезана, и в правую ладонь Питта осторожно вложили маленький обоюдоострый нож. Питт не смел прикоснуться к ней, отдернуть штору, за которой она пряталась. Напротив, он крепче сжал нож и стал разминать руки, чтобы восстановить кровоток.

Охранник перестал выть и пополз по ковру к Питту. Его напарник в ванной продолжал заниматься своим делом, из-за плеска воды он ничего не слышал. Охранник опустил поврежденное запястье на колени, другой рукой потянулся к стулу и схватил пистолет, описав им короткую дугу, он прицелился в грудь Питту, забыв от боли и ненависти приказ Дельфи устроить "несчастный случай".

Питт покрылся испариной. Охранник был слишком далеко, чтобы что-либо предпринять: пуля разорвала бы торс Питта прежде, чем он преодолел бы хоть половину расстояния. Охранник мучительно долго целился в Питта. Потом начал приближаться, подползая на коленях, по полфута за раз, сужая зазор до пяти футов. По-прежнему оставаясь слишком далеко.

Питт испытывал адовы муки. Три фута — нужно, чтобы расстояние между ними было три фута, тогда можно будет надеяться первым пустить кровь. Расстояние вытянутой руки. Нужно расстояние вытянутой руки, говорил он себе, измеряя взглядом пространство.

Охранник подполз ближе. Он продолжал целиться Питту в грудь, время от времени наставляя ствол ему в лоб. А один раз усмехнулся и прицелился в гениталии.

Терпение, снова и снова твердил себе Питт. Терпение. Он мысленно повторял два самых важных слова английского языка: терпеть и надеяться. Может быть, еще все получится: охранник почти на нужном расстоянии. Для пущей уверенности Питт напряженно ждал еще несколько секунд. Если поспешить, можно не успеть оттолкнуть от себя пистолет, а Питт не сомневался, что при малейшем контакте охранник нажмет на спуск. Единственная его надежда на успех — в неожиданности. Он по-прежнему держал развязанные руки за спиной, заставляя охранника поверить в то, что убить его легко. Надо ему подыграть. Питт еще ниже опустил подбородок и заставил глаза округлиться в притворном ужасе.

А потом прыгнул. Левой рукой отвел вверх руку охранника с пистолетом, не обращая внимания на просвистевшую у плеча пулю, и одновременно его правая рука описала короткую дугу, и острое лезвие рассекло горло противника до самой гортани. Страшный хрип вырвался из распоротого горла, на грудь охраннику, на руку Питта и на ковер полилась кровь. В глазах охранника появилось изумление, и они закатились под лоб, тело судорожно дернулось, и он упал.

Мгновение Питт сидел, не сводя глаз с мертвого охранника. Потом поднял с пола пистолет и неслышно направился к ванной. Он слышал жужжание электрической бритвы: второй охранник готовил орудие казни. Ванна наполнилась и ждала. Питт не отрывал взгляда от двери в ванную, неслышно подкрадываясь к ней.

Неожиданно в дверь позвонили. Питт вздрогнул от неожиданности и замер, охранник выбежал изванной и тоже застыл, увидев мертвого товарища на полу. Потом повернулся и недоуменно посмотрел на Питта.

— Брось оружие и замри, — резко сказал Питт.

Палач Дельфи стоял неподвижно и смотрел на оружие в руке Питта. Звонок прозвенел снова. Охранник прыгнул в сторону и вскинул пистолет, собираясь выстрелить. Питт прострелил ему сердце.

Он остался стоять, устремив на Питта ошеломленный пустой взгляд. Потом руки разжались, пистолет упал на ковер, и охранник медленно опустился на колени, потом на бок и скрючился на полу в позе зародыша.

Питт стоял неподвижно, слушая лихорадочный стук в дверь, не отрывая взгляда от трупов на полу. Четыре стены комнаты словно сомкнулись вокруг него. Чего-то не хватало. Его мозг отказывался работать: последние несколько минут повергли его в смятение и оцепенение. Здесь должен быть кто-то еще…

Саммер!

Питт отдернул занавеску, закрывавшую балкон, и увидел только стену за ней. Он лихорадочно принялся обыскивать комнату, окликая Саммер по имени. Она не отвечала. Балкон, подумал он. Должно быть, она вслед за Дельфи и его людьми спустилась с крыши. Балкон был пуст, но к перилам привязана веревка, она спускалась на террасу номера внизу. Саммер ушла так же, как в прошлый раз.

И тут Питт увидел на одном из мягких кресел маленький цветок. Изящный цветок местного жасмина, изысканные белые лепестки изнутри чуть окрашены желтым. Он поднял цветок, разглядывая его, как редкую бабочку. Дочь Дельфи, думал он про себя. Но как это возможно?

Он все еще стоял на балконе с цветком в одной руке и пистолетом в другой, глядя на волнующийся ярко-голубой океан, когда в номер ворвались люди из службы безопасности Хантера.

Глава 13

— Мистер Питг. — Привлекательная молодая женщина из волонтерской службы говорила неуверенно. — Адмирал ждет вас. И кстати… — сказала она, опустив глаза, — мы все ужасно гордимся тем, что вы сделали на "Марте-Энн"…

— Как адмирал воспринял похищение дочери?

Питт вовсе не хотел, чтобы его вопрос прозвучал резко.

— Старика так просто не сломишь, — ответила она.

— Он в своем кабинете?

— Нет, сэр. Все ждут вас в конференц-зале. — Она встала и вышла из-за стола. — Сюда, пожалуйста.

Он прошел за ней по коридору, девушка остановилась у двери справа, постучала, приоткрыла, назвала его имя и неслышно закрыла за ним дверь.

В комнате было четыре человека. Двоих он знал, двоих нет. Адмирал Хантер вышел вперед и пожал ему руку. Он казался гораздо старше, чем четыре дня назад, когда Питт впервые его увидел. Старше и более усталым.

— Слава Богу, вы не пострадали, — тепло сказал Хантер, удивив Питта искренностью тона. — Как ваша нога?

— Нормально, — коротко ответил Питт. Он посмотрел старику в глаза. — Мне жаль, что так вышло с капитаном Сайнаной… и с Адрианой. Виноват только я. Надо было быть бдительней.

— Вздор, — ответил Хантер с натянутой улыбкой. — Вы уничтожили двоих ублюдков. Небось, схватка была еще та.

Питт не успел ответить: подошел Денвер и похлопал его по спине.

— Рад вас видеть. Ужасно выглядите.

— Просто очень устал, наверно. У меня страдальческий вид, потому что за двадцать четыре часа я спал тридцать минут.

— Прошу простить, — сказал Хантер, — но сейчас не до сна. Если не сумеем поднять "Старбак" быстро, можно будет списать лодку. — В морщинах возле глаз Хантера явственно отражалось страшное напряжение, в котором он жил. — Хотя мы должны поблагодарить вас за то немногое время, что есть в нашем распоряжении. Затопить носовой торпедный отсек — гениальное решение.

Питт улыбнулся.

— Рулевой "Марты-Энн" был уверен, что мы с ним будем платить за ущерб из нашего жалованья до самой смерти.

Хантер позволил себе намек на зачаток кривой улыбки в углу рта.

— Входите и садитесь. Но позвольте вначале познакомить вас с доктором Элмером Крайслером, главой исследовательского отдела госпиталя "Триплет".

Питт обменялся рукопожатием с низкорослым маленьким человеком. Пальцы у того оказались как клещи. Голова бритая, за уши зацеплены дужки огромных очков в роговой оправе. За толстыми стеклами карие птичьи глаза, но улыбка широкая и искренняя.

— И с доктором Раймундом Йорком, главой отдела морской геологии Итонской океанографической школы.

Йорк совсем не походил на геолога, скорее на водителя-дальнобойщика или лесоруба. Рослый, выше шести футов, и широкоплечий. Он улыбнулся, сверкнув прекрасными, белыми, ровными зубами.

Руку Питта сжали пять сильных, больших пальцев. Таких он никогда еще не видел.

Хантер усадил Питта и сказал:

— Хотим послушать ваш рассказ о потере "Марты-Энн" и нападении на ваш номер в отеле.

Питт расслабился и постарался настроиться на изложение событий и возможных перспектив в правильной последовательности. Он знал, что за ним наблюдают, внимательно выслушивая каждую мелочь, какую он мог извлечь из памяти.

Денвер кивнул.

— Не торопитесь и простите нас, если мы время от времени будем задавать вопросы.

Питт негромко начал:

— Полагаю, все началось с того, что мы обнаружили неожиданное поднятие морского дна, не отраженное на картах.

И рассказал все. Ученые делали заметки, а Денвер следил за пленочным магнитофоном. Изредка кто-нибудь из сидящих за столом перебивал его и задавал вопрос, на который Питт отвечал как можно подробнее. Единственное его умолчание касалось Саммер, он солгал, сказав, что зажал нож в руке раньше, чем люди Дельфи связали его.

Хантер снял целлофан с пачки сигарет и бросил в пепельницу.

— Что скажете об этом Дельфи? До сих пор вербальный контакт майора Питта с этим типом — единственный контакт с кем-либо, связанным с Водоворотом. Если только Дельфи действительно с ним связан.

Доктор Крайслер подался вперед через стол.

— Можете подробно описать этого человека?

— Примерно шесть футов восемь дюймов, — ответил Питт. — Прекрасно сложен для своего роста, сколько весит такой высокий человек, не скажу. Морщинистое лицо с резкими чертами, седеющие волосы и, конечно, самая поразительная черта — желтые глаза.

Крайслер поднял брови.

— Желтые?

— Да, почти золотые.

— Это невозможно, — сказал Крайслер. — У альбиноса могут быть розовые глаза с легким оранжевым оттенком. При некоторых типах болезней цвет глаз меняется на серовато-желтый. Но цвета яркого золота? Невозможно. Радужная оболочка просто не содержит нужный для этого пигмент.

Доктор Йорк достал из кармана трубку и принялся вертеть ее в руках.

— Самое странное в вашем рассказе — человек с желтыми глазами. Дело в том, что такой человек действительно существовал.

— Оракул Физического Единства, — негромко сказал Крайслер. — Конечно. Доктор Фредерик Моран.

— Не помню такого имени, — сказал Хантер.

— Фредерик Моран — один из величайших антропологов столетия. Он отстаивал теорию, гласившую, что человеческий мозг станет решающим фактором в постепенном исчезновении человечества.

Йорк кивнул.

— Умный, но эгоцентричный человек. Исчез в море почти тридцать лет назад.

— Дельфийский оракул, — сказал Питт, ни к кому в частности не обращаясь.

Денвер немедленно уловил связь.

— Конечно. Дельфи — место оракула в древней Греции.

— Быть не может, — сказал Крайслер. — Этот человек мертв?

— Мертв ли? — спросил Питт. — Может, он отыскал свой остров Каноли.

— Похоже на гавайскую Шангри-Ла, — сказал Хантер.

— Может, так и есть, — заметил Питт.

Он вкратце пересказал содержание разговора с Джорджем Папаалоа из Музея Бишопа.

— Мне трудно поверить, что такая крупная фигура, как доктор Моран, — сказал Йорк, — может просто исчезнуть на три десятилетия и неожиданно объявиться, убийцей и похитителем.

— Сказал ли этот Дельфи еще что-нибудь, что могло бы связать его с доктором Мораном? — спросил Крайслер.

Питт улыбнулся.

— Он заявил, что мой интеллект намного слабее, чем у Лавеллы и Роблмана, кто бы это ни были.

Крайслер и Йорк переглянулись.

— Очень странно, — повторил Йорк. — Лавелла был физиком-гидрологом.

— А Роблман — знаменитый хирург. — Глаза Крайслера неожиданно округлились, он неотрывно смотрел в глаза Питту. — Перед смертью Роблман экспериментировал с механическими жабрами, которые позволили бы человеку усваивать кислород из воды.

Крайслер молча подошел к холодильнику в углу комнаты. Наполнил бумажный стаканчик (стеклянная бутылка отозвалась глухим бульканьем), вернулся к столу, выпил воду и только тогда продолжил:

— Как, вероятно, все мы знаем, важнейшая функция дыхательной системы — обеспечить организм необходимым кислородом и удалить углекислый газ. У животных и человека легкие свободно размещены в груди, они расширяются и сжимаются с помощью диафрагмы и давления воздуха. Попав в легкие, воздух проникает через ткань стенок в кровь. С другой стороны, рыба получает кислород и удаляет двуокись углерода через мягкие, насыщенные сосудами ткани, которые состоят из множества тончайших лепестков. Приспособление, которое предположительно разработал Роблман, представляло собой комбинацию жабр и легких, оно прикреплялось к груди и через соединительные линии могло поставлять кислород.

— Звучит неправдоподобно, — сказал Хантер.

— Да, неправдоподобно, — согласился Питт. — Но объясняет, почему ни у кого из тех, кто взял на абордаж "Марту-Энн", не было с собой акваланга.

— Такой механизм, — добавил Крайслер, — вряд ли позволит человеку оставаться под водой больше получаса.

Денвер удивленно покачал головой.

— Может показаться, что полчаса — это немного, но насколько такой прибор лучше громоздкого оборудования, которым мы пользуемся сегодня!

— Джентльмены, а вы не знаете, что сталось с Лавеллой и Роблманом? — спросил Хантер.

Крайслер пожал плечами.

— Они умерли много лет назад.

Хантер взял микрофон.

— База данных? Адмирал Хантер. Мне нужны подробности смерти двух ученых, Лавеллы и Роблмана. Как только отыщете, немедленно передайте. Что ж, начало положено. Доктор Йорк, что скажете о геологии моря в районе Водоворота?

Йорк открыл чемоданчик и разложил перед собой на столе несколько карт.

— Расспросив уцелевших гидроакустиков с "Марты-Энн" и коммандера Боланда в госпитале и выслушав замечания Питта, я вынужден сделать только один вывод. Водоворот не что иное, как не обнаруженная ранее подводная гора.

— Возможно ли, чтобы ее до сих пор не обнаружили? — спросил Денвер.

— В этом нет ничего необычного, — ответил Йорк, — если вспомнить, что и на суше новые горы отыскивали вплоть до 1940-х годов, а девяносто восемь процентов океанского дна еще не нанесены на карты подробно.

— Такие горы по большей части — остатки подводных вулканов? — продолжал расспросы Питт.

Йорк набил трубку табаком из кисета.

— Морскую гору можно определить как изолированное поднятие морского дна, округлых очертаний, с крутыми склонами и относительно небольшой по площади вершиной. Отвечая на ваш вопрос — да, по большей части подводные горы имеют вулканическое происхождение. Однако, пока нет результатов научного обследования, я должен предложить другой подход. — Он помолчал, чтобы примять табак и раскурить трубку. — Если предположить, что миф о Каноли основан на реальности и что остров и его жители действительно ушли под воду во время катастрофы, придется обдумать другую теорию: гора изначально возвышалась над поверхностью и утонула из-за разлома, а не из-за извержения.

— Иными словами, в результате землетрясения, — сказал Денвер.

— Более или менее, — ответил Йорк. — Разлом — это трещина в земной коре. Как вы можете видеть на картах, эта конкретная подводная вершина находится в районе зоны Фуллертоновского разлома. Вполне возможно, что геологическая активность привела к подъему на несколько сотен футов, и вершина горы на несколько тысяч лет оказалась над водой, а потом за несколько дней снова ушла под поверхность. — Он сидел лицом к окну, но видел процесс уничтожения, шаг за шагом. — Сообщение мистера Питта о подъеме морского дна и более низкой температуре воды у вершины подтверждает теорию разлома. Холодная вода из трещин в морском дне часто поднимается на тысячи футов к поверхности, а это, в свою очередь, объясняет отсутствие кораллов: кораллы не растут при температуре воды ниже 21 градуса.

Хантер несколько мгновений задумчиво смотрел на карты, потом заговорил:

— Поскольку люди, захватившие "Марту-Энн", должны были откуда-то прийти, могли они прийти с подводной вершины?

— Не понимаю, — ответил Йорк.

— На радаре "Марты-Энн" ничего не было видно. Это исключает другой корабль в этом районе. Если не считать затонувших кораблей, сонар ничего не показал, а это исключает присутствие другой подводной лодки. Остаются две возможности. Они пришли либо из искусственного подводного помещения, либо изнутри подводной вершины.

— Я бы вычеркнул подводное помещение, — заметил Питт. — На нас напали почти двести человек. Необходимо огромное сооружение, чтобы вместить такое количество людей под водой.

— Остается подводная вершина, — сказал Хантер.

Крайслер подпер подбородок руками и посмотрел на Питта.

— Кажется, майор, вы сказали, что почувствовали запах эвкалипта, когда туман окутал ваше судно?

— Да, сэр, это верно.

— Странно, чрезвычайно странно, — пробормотал Крайслер. Он повернулся к Хантеру. — Как ни невероятно это звучит, адмирал, ваше предположение о подводной вершине вполне здраво.

— Как это?

— В Австралии на протяжении многих лет эвкалиптовое масло используется для очистки воздуха в шахтах. Известно также, что оно уменьшает влажность в замкнутых пространствах.

Зазвенел телефон, Хантер взял трубку, но ничего не сказал, только слушал. И когда положил трубку на рычаги, на его лице появилось довольное выражение.

— Доктора Лавелла и Роблман исчезли в море, плывя на борту исследовательского судна "Эксплорер". Судно выполняло чартерный рейс для "Металлургической компании "Рыбы" и должно было исследовать геологию морского дна в поисках перспективных месторождений. В последний раз "Эксплорер" видели к северу от Гавайских островов примерно…

— Тридцать лет назад, — закончил Денвер. Он взглянул на листок бумаги, который держал в руках.

— "Эксплорер" — первое судно, пропавшее в районе Водоворота.

— Ставлю десять центов против пончика, что Фредерик Моран был на том же судне, — сказал Питт.

— Скорее всего, как руководитель экспедиции, — сказал Крайслер.

— Кое-что начинает проясняться, — произнес Йорк. — Да, клянусь богом, все совпадает. — Он откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел в потолок. — Многие острова, на которых жили тихоокеанские туземцы, буквально изрыты пещерами. Их использовали прежде всего в религиозных целях — склепы, храмы, капища и тому подобное. Но, если вершина горы Водоворота была вулканом и исчезла при извержении, ясно, что от туземной цивилизации не осталось бы и следа. А вот если остров опустился под поверхность вследствие подвижек Фуллертоновского разлома, то, вероятно, сохранилось много пещер.

— К чему вы клоните? — нетерпеливо спросил Хантер.

— Специальностью доктора Лавеллы была гидрология. А гидрология, господа, это наука, изучающая круговорот воды на суше, в воздухе и под землей. Короче, доктор Лавелла был первым из гидрологов, кто сумел бы осушить уцелевшую систему пещер под водой.

Усталые глаза Хантера обратились к доктору Йорку, но тот больше ничего не сказал. Хантер постучал костяшками пальцев по столу и встал.

— Доктор Йорк, доктор Крайслер, вы нам очень помогли. Флот в долгу перед вами… А теперь, если вы нас извините…

Штатские пожали всем руки, попрощались и вышли. Питт встал и медленно подошел к большой карте, висевшей в другом углу большой комнаты.

Денвер раскинулся в кресле.

— Ну, теперь мы по крайней мере знаем, кто против нас.

— Сомневаюсь, — негромко сказал Питт, глядя на красный кружок в центре карты. — Сомневаюсь, знаем ли.

Четыре часа спустя Питт расстался с успокаивающим сном и проснулся. Он немного подождал и сфокусировал взгляд на двух вертикальных коричневых цилиндрах прямо перед своим лицом. На миг затуманенное сознание прояснилось, и он узнал красивые, загорелые женские ноги. Протянул руку и провел пальцем по обтянутой нейлоном икре.

— Прекратите! — крикнула девушка. Она была хорошенькая, с удивленным лицом. Роскошная фигура затянута в плотный мундир морского офицера.

— Простите. Мне, должно быть, это снится, — сказал Питт с улыбкой.

Девушка вспыхнула от смущения, машинально поправила юбку и скромно потупилась.

— Я не хотела вас будить. Подумала, что вы уже не спите, и принесла кофе. — Она улыбнулась. — Теперь вижу, что он вам не нужен.

Питт следил за ее гибкими, упругими движениями, когда она выходила. Потом сел на кожаном диване, потянулся и осмотрел просторный кабинет адмирала.

Очевидно, Хантер был занят. Стол и пол завалены картами и схемами, большая пестрая пепельница доверху наполнена окурками. Питт поискал в карманах сигареты, но не нашел. Смирился с потерей и потянулся к кофе. Горький вкус горячего кофе почти привел Питта в чувство. И тут в комнату быстро вошел Хантер.

— Простите, что не позволил вам поспать подольше, но у нас несколько прорывов.

— Вероятно, вы нашли передатчик Дельфи.

Хантер прищурился.

— Для человека, который только что проснулся после крепкого сна, вы очень проницательны.

Питт пожал плечами.

— Простая логика.

— Самолету-разведчику потребовалось два часа, чтобы обнаружить его, — сказал Хантер. — Трудно спрятать трехсотфутовую антенну.

— Где вы ее нашли?

— В глухом углу острова Мауи, в заброшенной армейской постройке, в которой во время Второй мировой войны размещалась береговая артиллерия. Мы подняли старые архивы. Здание много лет назад продали фирме под названием…

— …"Металлургическая компания "Рыбы", — прервал его Питт.

Хантер добродушно сощурился.

— Опять логика?

Питт кивнул.

Хантер хищно улыбнулся.

— А вы знаете, что завтра примерно в это время "Марта-Энн" придет в Гонолулу?

Питт искренне удивился.

— Как это?

— Через несколько минут после того, как вы сняли экипаж с вертолетной площадки, — ответил Хантер, — мы запрограммировали компьютер, чтобы он привел корабль на Гавайи.

— Разбить несколько приборов, перерезать несколько проводов, — сказал Питт. — И, конечно, люди Дельфи могли застопорить машины или вывести из строя рулевой комплекс.

— Казалось бы, — ответил Хантер. — Но главную компьютерную систему "Марты-Энн" создавали с учетом именно такой возможности. Спасательные операции наше 101-е отделение проводит под постоянной угрозой того, что корабль захватит чужое правительство. Машинное отделение и рулевая рубка автоматически перекрываются по электронной команде стальными дверьми, чтобы их вскрыть, нужно не меньше десяти часов. К этому времени корабль уже выходит в международные воды и готов к работе с другими жертвами крушений.

— Он идет без экипажа?

— Нет, как только рассвело, мы высадили на него экипаж, — сказал Хантер. — И вовремя. С вертолета успели увидеть, как "Марта-Энн" затопила рыбацкую лодку. Рыбака вытащили за несколько минут до того, как за него взялись бы акулы. Едва успели.

— "Марта-Энн" держит путь домой, а что со "Старбаком"?

— Мы его списали, — ровным тоном ответил Хантер. — Приказ из Пентагона. Комитет начальников штабов принял решение: лучше как можно быстрее вывести "Старбак" из строя, пока кто-нибудь не запустил его ракеты или вообще не поднял лодку.

— И как вы намерены "вывести его из строя"?

— Завтра утром в 5:00 фрегат "Монитор" выпустит ракету "Гиперион" туда, где вы обнаружили "Старбак". Сотрясение от взрыва боеголовки плюс давление воды уничтожат любые воздушные карманы внутри подводной горы. И субмарину.

— Многократное уничтожение, — произнес Питт.

— Именно. Я предложил свой план — высадить команду "морских котиков" и вернуть лодку, но получил отказ. Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, сказали шишки в Вашингтоне. Боятся, что, если Дельфи разгадает компьютерный код, он сможет сровнять с землей тридцать городов в любой точке Земли.

— Крайне сложная процедура. Ему пришлось бы перепрограммировать системы управления, чтобы цели были за пределами России.

— Неважно, куда он отправят боеголовки. Комитет начальников штабов боится, что он вообще научится это делать.

— Не согласен. Дельфи полгода сидел на тридцати ядерных боеголовках, никому не сообщая об этом и не угрожая использовать их, очевидно, что он не разобрался с системой пуска и управления.

— Вы, вероятно, правы, но это ничего не меняет.

Я получил приказ и намерен его выполнить.

Питт пристально взглянул на Хантера.

— Ваше руководство знает о похищении Адрианы?

Хантер медленно покачал головой.

— Я не стал осложнять положение личными проблемами.

— Если она и Дельфи еще на острове и их можно обнаружить до завтрашнего утра…

— Я понимаю, о чем вы думаете. Захватить Дельфи — и с кризисом покончено. Хороший сценарий, но не пройдет. К несчастью, они оба на подводной вершине.

— Вы не можете знать наверняка.

— Мои люди проверили на островах все самолеты с частными лицензиями. И обнаружили гидросамолет, зарегистрированный на нашего старого знакомого — "Металлургическую компанию "Рыбы". Люди из службы безопасности окружили место, где стоял самолет, но поздно. Свидетели показали, что два часа назад на борт поднялись высокий мужчина и темноволосая женщина и улетели. Мы засекли самолет на радаре и проследили его до позиции "Старбака".

— Значит, мы должны считать, что Адриана с ним на подводной горе…

Хантер молча кивнул.

Питт подвинул стул к столу Хантера.

— Уничтожение "Старбака" и вместе с ним подводной вершины — большая ошибка. Мы ничего не знаем о Дельфи и его планах. У него могут быть другие базы, разбросанные по всему миру. Стоит ли за ним какое-то иностранное правительство? Что, если экипаж субмарины еще жив? Слишком много вопросов без ответа, чтобы все взрывать. Дайте мне хоть одну нормальную причину, почему мы должны сидеть как зомби, а в семи тысячах миль отсюда горстка интеллектуалов, завсегдатаев совещаний на основе отрывочных и неполных сведений решает, что нам делать…

— Хватит! — властно сказал Хантер. — Я выполню приказ, и вы тоже.

— Нет, я не выполню! — Питт говорил спокойно. — Я отказываюсь молча смотреть, как совершается серьезная ошибка.

За тридцать лет службы во Флоте подчиненные ни разу не отказывались выполнять приказы Хантера. И он не знал, что делать.

— Я прикажу арестовать вас, чтобы вы остыли, — был его единственный ответ.

— Попробуйте, — холодно сказал Питт. — Я прав, а у вас нет здравых возражений. Если мы уничтожим Морана, или Дельфи, или как он там еще себя называет, и исчезнет еще один корабль, мы удивимся. А если в последующие годы исчезнут другие, нам все придется начинать сначала. У нас будет только сознание того, что в первый раз мы потерпели поражение.

Хантер смотрел на Питта. Двадцать лет назад и он мог бы сидеть по ту сторону стола и отстаивать свои убеждения ценой жизни, готовый пожертвовать карьерой ради того, во что верил. Отдать корабль, в данном случае "Старбак", — это противоречило традициям, которые он усвоил в Военно-морской академии с первого дня. Но он никогда в жизни не нарушал приказов, хотя много раз хотел бы это сделать. Может существовать шанс, почти безнадежный, немыслимый, но шанс. Тут он вспомнил слова адмирала Сандекера о Питте. "С этим человеком возможно все".

И принял решение.

— Хорошо, — сказал он, — вы получаете право на шоу. В Вашингтоне разверзнется ад, но мы будем беспокоиться об этом позже. Каков бы ни был ваш план, он наверняка хорош.

Питт расслабился.

— Формулируя просто: мы высаживаем подготовленный экипаж подводников на "Старбак" и до 5:00 завтрашнего утра перекрываем передатчик Дельфи.

— Легко сказать, — заметил Хантер. — Осталось меньше пятнадцати часов.

Несколько мгновений Питт молчал. А когда заговорил, его голос прозвучал холодно и мрачно:

— Есть решение. Оно обойдется налогоплательщикам в некоторую сумму. Но это лучше, чем половина шансов на успех.

Хантер тревожно пошевелился, и Питт объяснил свой план. Адмирал неохотно дал разрешение, думая, что либо план безумен, либо Питт сказал не все. Он полагал, что второе более вероятно.

Глава 14

Старинный самолет "Дуглас С-54" стоял на дорожке, нацелив нос вдоль цветных посадочных огней, обозначающих границы полосы. Крылья и фюзеляж дрожали в едином ритме с четырьмя двигателями, пропеллеры под горизонтальными стабилизаторами выбрасывали в ночь пыль и обломки. Потом самолет двинулся вперед, с болезненной медлительностью набирая скорость, посадочные огни отражались в блестящем алюминиевом фюзеляже и мелькали мимо окон. Наконец шасси оторвалось от бетона и, описав изящную дугу над огнями Гонолулу, сделав широкий поворот влево над Дайамонд-Хэд, самолет полетел на север, в пассат. Вскоре Питт передвинул рукоять назад и вслушался в рев моторов. Он проверил скорость вращения и убедился, что дрожащее и шумное ископаемое все-таки доставит его туда, куда ему нужно.

— Все время хочу тебя спросить, ас. Ты когда-нибудь вел самолет в пьяном виде?

Вопрос задал низкорослый человек с бочкообразной грудью, занимавший кресло второго пилота.

— В последнее время не приходилось, — ответил Питт.

Низкорослый замахал руками и изобразил ужас.

— Боже, почему я дал уговорить себя участвовать в этой безумной комедии?

Он повернулся и криво улыбнулся Питту.

— Наверно, у меня такое доброе сердце, что все этим пользуются.

— Не говори вздор, — ответил Питт. — Я тебя знаю с детского сада. Никто никогда не мог тебя использовать.

Эл Джордино обмяк в кресле и отбросил прядь черных волос с одного глаза.

— Как это? А помнишь, я несколько месяцев продавал фиалки на улицах, чтобы пригласить на школьный бал великолепную блондинку-чирлидера?

— И что с того?

— Боже, какая была телка… Как это "что с того"? — передразнил он. — Сволочь. Когда дошло до танцев, ты сказал ей, что у меня триппер… и весь вечер она не хотела иметь со мной ничего общего.

— А, да, теперь вспомнил, — усмехнулся Питт. — Она даже попросила, чтобы я проводил ее домой.

— Он откинул голову и закрыл глаза, вспоминая. — Какая была мягкая, грудастая девчонка! Жаль, что ты этого не увидел.

На лице Джордино выразилось невероятное изумление.

— И ты еще вечно твердишь, что нужно быть джентльменом!

Питт и Джордино близко дружили, они вместе учились и в средней школе, и в колледже. Джордино поднял руки и потянулся. Он был едва ли выше пяти футов четырех дюймов, смуглая кожа и кудрявые черные волосы явно выдавали итальянское происхождение. Разительно отличавшиеся внешне, Питт и Джордино идеально дополняли друг друга: одна из главных причин, по которой Джордино назначили помощником начальника отдела особых проектов. Их приключения, к досаде адмирала Сандекера, стали в океанографическом агентстве легендой.

— А командир "Хикам Филд" не рассердится, узнав, что мы прихватили его частный самолет? — спросил Джордино.

— Не успеет. Как только этот музейный экспонат сядет на воду, добрый генерал направит запрос на новый реактивный самолет.

Джордино печально вздохнул.

— Ах, владеть собственным самолетом! Я предпочел бы древнюю летающую крепость Б-17 с огромной кроватью и баром, набитым выпивкой.

— А герб Военно-воздушных сил на крыльях можно закрасить и заменить его парой кроликов.

— Недурно, — сказал Джордино. — За это я мог бы время от времени давать тебе порулить — за скромную плату, конечно.

Питт сдался. Он посмотрел в боковое окно кабины на море внизу и заметил огни торгового судна, идущего севернее в сторону Сан-Франциско. Белой пены он не видел: черный океан казался гладким и нетронутым. Спокойное море лучше для посадки, подумал он, но затрудняет оценку высоты.

— Далеко еще до твоей загадочной площадки для игр? — спросил Джордино.

— Еще пятьсот миль, — ответил Питт.

— С той скоростью, с какой ты погоняешь этого старого кита, мы будем там через два часа. — Джордино уперся ногами в приборную панель. — Мы уже на двенадцати сотнях футов. Когда ты начнешь снижаться?

— Примерно через час сорок, — ответил Питт. — Собираюсь пролететь последнюю часть пути повыше, не хочу, чтобы нас обнаружили, пока мы не будем у самых ворот.

Джордино тихо свистнул.

— Похоже, победителя придется выбирать с первой попытки.

— А второй у нас не будет.

Джордино наклонился и постучал по широкому циферблату в середине приборной панели.

— Можем лететь, пока маркер подводного положения пикает.

Питт взглянул на указатель направления и чуть поправил курс, и стрелка за круглым стеклом остановилась между двумя цифрами.

— Сигнал должен становиться тем сильней, чем ближе мы подлетаем.

— Подлети на пятьсот ярдов, и хватит, — с надеждой сказал Джордино. — Искатель "Сельма" сделает остальное.

Он кивком указал на маленькую синюю водонепроницаемую коробку, прочно прикрепленную к ручке его сиденья.

— Ты уверен, что "Сельму" проверили? — спросил Питт.

— Она работает, — терпеливо ответил Джордино. — Я же говорю, посади нас за пятьсот ярдов от маркера, и она приведет нас прямо на борт "Старбака".

Питт улыбнулся. Несмотря на лень, Джордино был перфекционистом, каждое свое дело он старался сделать образцово. Это всегда изумляло Питта. Он молча сделал знак Джордино и убрал руки от приборной панели. Джордино кивнул и взял управление самолетом на себя, а Питт выкарабкался из тесного кресла пилота, оставил кабину и перебрался в пассажирскую секцию фюзеляжа.

В роскошном салоне частного генеральского самолета сидели двадцать человек — вероятно, подумал Питт, двадцать самых смирившихся в мире человек. Смирившихся со смертью: иначе не скажешь. Да, они добровольцы, но такие, в ком жажда приключений побеждает желание прожить долгую и плодотворную жизнь. Все в черных резиновых костюмах на молнии, молния раскрыта, чтобы испарялся пот. У них за спиной, прикрепленные к специальным кольцам на полу кабины, громоздились разнообразные приборы и тюки различной формы. Ближе к хвосту выстроились ряды кислородных баллонов, надежно закрепленных, чтобы не сорвало при посадке.

Ближайший ныряльщик, блондин со скандинавскими чертами, посмотрел на вошедшего Питта.

— Безумие, чистое безумие.

Лейтенант-коммандер Сэмюэль Кроухейвен определенно был очень несчастным человеком.

— Многообещающая карьера в подводном флоте, и я должен ею рискнуть, бросаясь в океан среди ночи.

— Особой опасности нет. Это почти как загнать машину в гараж, — успокаивающе Питт. — Я бы не стал тревожиться…

Кроухейвен с неподдельным изумлением переспросил:

— Загнать машину в гараж? Да вы шутите!

— Посадить птичку на воду — моя обязанность, коммандер. На вашем месте я бы тревожился о том, что будет дальше.

— Я инженер на подводной лодке, — мрачно сказал Кроухейвен. — И не создан для игры в коммандос.

— Обещаю не угробить вас и ваших людей при посадке, — спокойно сказал Питт. — А Джордино доставит вас на "Старбак". После этого дело за вами.

— Вы уверены, что лодка не затоплена?

— Кроме носового торпедного отсека, она была сухая, когда я ее покидал.

— Если там ничего не трогали, я могу освободить торпедный отсек и запустить лодку за четыре часа.

— Расписание дает вам четыре с половиной часа.Остается запас всего в полчаса.

— Не очень много времени.

— Сколько есть.

Кроухейвен печально покачал головой.

— Самоубийство, вот что это такое.

— Вы, конечно, понимаете, что, возможно, входить на субмарину придется с боем.

— Я же сказал, я не коммандо. Потому и позвал этих убийц со стальными глазами. "Котиков".

Питт посмотрел на тех пятерых, на кого указал Кроухейвен. Элита служб безопасности флота. Невозможно не признать, что выглядят они внушительно. Сидят отдельно от всех, постоянно проверяют и перепроверяют оружие и снаряжение — массивные, молчаливые профессионалы, обученные и рукопашному бою и готовые к нему — даже под водой. Питт снова повернулся к Кроухейвену.

— А остальные?

— Подводники, — гордо ответил Кроухейвен. — Немногие работали в субмарине такого размера, как "Старбак", но если кто-то и способен привести лодку обратно в Перл-Харбор, так только они. Если, конечно, будет работать хоть один реактор. Если придется начинать с холодными реакторами, нам ни за что не уложиться по времени.

— Реактор работает, — уверенно заявил Питт. Он старался казаться спокойным. По правде говоря, невозможно было сказать, на месте ли еще лодка и работает ли реактор. Жди и надейся, промелькнуло у него в голове. Больше ничего сделать нельзя, только ждать препятствий и быть готовым к этому. — Но если возникнут проблемы, к 4:30 убирайте оттуда своих людей.

— Я не герой, — с сомнением сказал Кроухейвен.

Питт похлопал его по плечу, повернулся и пошел назад в кабину.

Адмирал Хантер в двадцатый раз за последний час взглянул на часы. Раздавил в пепельнице сигарету, которую нервно курил, встал и пересек забитый людьми оперативный штаб, чтобы взглянуть на огромную карту на стене. Возле нее на стуле с жесткой спинкой сидел Денвер, положив ноги на другой стул. Деланное равнодушие Денвера ни на миг не обмануло Хантера. Когда пришло сообщение о положении самолета, он мгновенно выпрямился.

— Малыш, говорит Папаша. Прием.

— Готовлю экипаж к высадке. Направляюсь к клетчатому вымпелу. Прием.

Питт сообщал, что они спускаются к уровню волн и готовятся к посадке в районе подводной горы.

Радист в микрофон ответил:

— Награда ждет победителя. Прием.

— Увидимся в круге для победителя, Папаша…

Голос в микрофоне смолк на полуслове.

Хантер схватил микрофон.

— Давай, Малыш. Говорит Папаша. Прием.

Наступило молчание. Потом послышался чуть измененный голос:

— Простите за задержку, Папаша. Прошу инструкций. Прием.

— Инструкций? — медленно переспросил Хантер. — Вы запрашиваете инструкции?

— Да. Прием.

Словно в трансе, Хантер опустил микрофон и отключил его.

— Боже, это они, — механически выговорил он.

Денвер не пытался скрыть потрясение.

— Это не голос Питта, — не веря себе, сказал он. — Передатчик Дельфи настроился на нашу частоту.

Хантер медленно опустился в кресло.

— Не следовало соглашаться на этот безумный план. Теперь Кроухейвен не сможет связываться с нами с борта лодки.

— Он может передавать кодированные сообщения через коммуникационный компьютер, — предположил Денвер.

— Разве вы забыли? — нетерпеливо сказал Хантер. — К первому выходу "Старбака" в море коммуникационные компьютеры еще не были установлены. Радио может работать только на стандартных частотах. Пока морская пехота не захватит передатчик Дельфи, он будет следить за всеми открытыми частотами. Даже если Дельфи до сих пор не знает наших точных планов, то точно узнает, как только Кроухейвен начнет передачу.

— И нападет на "Старбак" или разнесет его на куски, — закончил Денвер.

Тихо, так что слова были едва слышны, Хантер сказал:

— Да поможет им бог. — И добавил: — Только он это и может.

Питт сорвал наушники и бросил на пол.

— Ублюдок отрезал нас! — выпалил он. — Если Дельфи догадается, что мы задумали, он точно подготовит западню.

— Как приятно знать, что у меня есть такой друг, — сказал Джордино с саркастической улыбкой.

— Тебе повезло. — Питт не улыбнулся в ответ. — Вероятно, адмирал Хантер молит бога, чтобы мы прервали миссию.

— Это невозможно, — серьезно ответил Джордино. — Кстати, ты переоцениваешь этого желтоглазого болвана. Ставлю ящик доброй выпивки на то, что ему и в голову не пришло ждать в гости двух величайших подводных грабителей во всем Тихом океане.

— Твои бы слова да Богу в уши.

— Подумай сам, — высокомерно сказал Джордино. — Никто в здравом уме не станет добровольно сажать самолет в море среди ночи — кроме тебя, конечно. Этот Дельфи, вероятно, считает наш полет разведывательным. И до начала дня ничего не заподозрит.

— Мне нравится твой оптимизм.

— Мама всегда говорила, что на словах у меня хорошо получается.

— А как же наши пассажиры?

— Никто их сюда не заманивал. Вероятно, сочиняют себе некрологи. Зачем их разочаровывать?

— Ладно, начинаем.

Питт постучал по шкале альтиметра. Маленькая белая стрелка почти коснулась самого нижнего деления. Он включил посадочные огни и увидел, как мчится под фюзеляжем вода: стрелка спидометра дрожала у отметки двести семьдесят узлов. Питт надел вторые наушники и некоторое время внимательно слушал.

— Сигналы подводного маркера близки к пику громкости, — сказал он. — Лучше пролететь чуть дальше и снова проверить перед посадкой.

Джордино лениво вздохнул, расстегнул ремень, передвинулся к приборной панели и передал Питту список проверочных вопросов.

— Читай.

Питт читал по карточке, а Джордино отвечал.

— Опережение зажигания?

— Двадцать процентов, в пределах нормы, — ответил Джордино.

— Уровни смеси?

— Проверены.

Питт продолжал зачитывать скучные, но обязательные вопросы, а сам то и дело поглядывал на море всего в пятидесяти футах под ним. Наконец он дошел до последнего пункта на карточке.

— Клапаны центрального крыльевого бака и переключатели подачи топлива?

— Закрыты и отключены.

— Все, — сказал Питт, смял карточку и бросил за плечо на пол кабины. — Больше это никому не понадобится.

Джордино склонился к приборам и показал:

— Звезды у горизонта прямо по курсу… они бледнеют.

Питт кивнул.

— Это туман.

Зловещее пятно вскоре наползло на черную линию горизонта. Питт постепенно сбрасывал скорость, пока спидометр не показал сто двадцать узлов.

— Волшебный миг, — тихо сказал Питт. Он на мгновение заглянул в темные глаза Джордино: его друг не улыбался, его лицо оставалось спокойным и невозмутимым.

— Поверни закрылки на сто градусов, — сказал Питт. — Потом ступай к остальным и веди себя, как скучающий трамвайный кондуктор.

— Буду развлекать их своими лучшими анекдотами. — Джордино перегнулся через кресло второго пилота и держал рычаг в положении "включено", пока шкала прибора не показала сто градусов. — Пока, приятель. Увидимся после посадки.

Он сжал руку Питта и вышел из кабины.

Дул боковой ветер, Питт чуть повернул С-54, чтобы компенсировать снос. Самолет снизился еще на несколько футов, и Питт отчетливо разглядел в ярком свете посадочных огней гребни волн. Он предпочел бы сажать самолет без огней, но это было невозможно. Еще рано, снова и снова мысленно повторял он. Еще три мили. Он за доли секунды может посадить самолет, но в тумане инерция грозит унести его далеко от цели. Скорость упала до ста пяти узлов. "Легче, малышка, еще рано". Питт сосредоточился на том, чтобы ровно держать крылья: если конец крыла заденет воду, самолет превратится в гигантскую карусель. Он еще больше снизился и провел самолет в промежуток между волнами, собираясь сесть на склон одной из них и использовать этот склон, чтобы смягчить удар. Когда самолет коснулся воды, пропеллеры за гондолой двигателей поднимали высокие столбы пены и густой туман начал окутывать кабину.

Словно далекий раскат грома, только громче. Круглый красный запасной огнетушитель сорвался с крепления, пролетел над плечом Питта и ударился в приборную панель. Питт едва успел опомниться, а самолет, словно брошенный камень, уже подскочил над водой и опять ударился о нее алюминиевым брюхом. Потом нос ткнулся в большую волну, и С-54 резко остановился в середине огромного всплеска.

Питт ошеломленно смотрел на туман сквозь покрытое каплями ветровое стекло. Он посадил самолет. Машина мягко поднималась и опускалась на волнах. Она могла плыть — несколько минут, а быть может, и несколько дней в зависимости от того, сильно ли повреждено брюхо. Питт громко выдохнул и расслабился, с удовлетворением отмечая, что аккумуляторы выдержали толчок и кабина внутри по-прежнему освещена. Он выключил зажигание и посадочные огни, чтобы поберечь аккумуляторы, сорвал ремень и прошел в главный салон.

Люди теперь выглядели гораздо увереннее. Кроухейвен первым похлопал его по спине. Остальные выразили свое одобрение свистом и аплодисментами. Все, кроме пяти "котиков". Те уже готовили снаряжение, снимали оружие с предохранителей и проверяли готовность друг друга.

— Отлично выступил, Дирк, — широко улыбнулся Джордино. — Я бы не смог сесть лучше.

— Слышать такое от тебя — комплимент из разряда "голубая лента"[63]. — Питт уже надевал аппарат для подводного плавания, прилаживал баллон с кислородом и примерял маску.

— Сколько времени он продержится на воде? — спросил Кроухейвен.

— Я проверил брюхо, — сказал Джордино, осматривая баллоны на спине Питта. — Небольшая течь, и только.

— Может, пробить брюхо и затопить самолет? — предложил Кроухейвен.

— Не самый умный ход, — ответил Питт. — Когда Дельфи обнаружит плывущий самолет без экипажа, он решит, что мы пересели на спасательные плоты. Именно поэтому я оставил все спасательное снаряжение в "Хикеме". Нельзя было допустить, чтобы он обнаружил спасательные плоты невскрытыми и неиспользуемыми. Надеюсь, он станет искать нас на поверхности, а мы будем внизу.

— Есть более легкий способ стать адмиралом, — ядовито сказал Кроухейвен.

Питт продолжил:

— Когда лодка будет в ваших руках, свяжитесь с адмиралом Хантером на частоте тысяча двести пятьдесят килогерц.

Глаза Кроухейвена сузились.

— Вы шутите. Это коммерческая частота. Если я начну передачу на этой частоте, мне прищемит хвост Федеральная комиссия по связи.

— Весьма вероятно, — устало согласился Питт. — Зато вы ускользнете от системы обнаружения Дельфи. Он уже вторгся на наши частоты. Тысяча двести пятьдесят — ваш единственный шанс прорваться. Об остальном будем беспокоиться, если доживем до нового восхода.

Питт натянул ласты и проверил регулятор подачи воздуха. Потом выглянул в открытый люк и всмотрелся в темноту. Когда самолет опускал нос, волны перекатывались через концы крыльев. Питт повернулся к Джордино.

— Готов твой волшебный ящик?

Джордино поднял детектор сигналов.

— Начинаем?

— Да.

— Иди и найди нам субмарину, — сказал Питт, кивнув в сторону люка.

Джордино мгновение сидел спиной к воде, прилаживая мундштук. Потом беспечно махнул Питту, рукой и опрокинулся в море спиной вперед.

За ним один за другим молча последовали пятеро "котиков" Кроухейвена, они с плеском погружались в воду возле самолета. Все уходили с мрачными лицами. Питт посмотрел вниз и увидел, как уходят в глубину огоньки: каждый начинал погружение, направив фонарик на идущего впереди.

Питт шел последним. Он в последний раз осмотрел самолет внутри и, как человек, уезжающий в недельный отпуск, открыл доступ к распределительному щиту и отключил все огни.

Глава 15

Темная теплая вода Тихого океана сомкнулась над головой Питта, он на мгновение расслабился в невесомости бескрайнего моря. Круглый луч его фонарика осветил пловца двадцатью футами ниже, тот оглядывался через плечо, чтобы убедиться, что Питт еще следует за ним. Питту неожиданно пришло в голову, что быть последним в цепочке опасно. Удушающая чернота начала действовать на подсознание: он был уверен, что самые невообразимые хищники готовы ухватить его за ноги. Каждые несколько секунд он поворачивался и светил фонариком во все стороны, но никаких ночных чудищ не встречал. В поле его зрения оставался только еще один человек, невозмутимо плывущий внизу.

Опасения Питта несколько улеглись, когда сквозь стекло маски он увидел дно — до сих пор он мог бы плыть и к поверхности. Вначале скалы казались страшными чудовищами, но когда он доплыл до них и коснулся шероховатой поверхности камня, они стали казаться добрыми друзьями. Испуганный кальмар, первый представитель жизни моря, наискось пересек его поле зрения и исчез. Потом вершины скал остались позади, дно стало песчаным, и адреналин хлынул в кровь: впереди в лучах фонарей показался огромный черный силуэт.

"Старбак" лежал так же, как он его оставил, похожий в темноте на гигантское призрачное чудовище. Толкаясь ластами, Питт проплыл мимо пятерых моряков в голове цепочки, схватил Джордино за руку и сквозь маску всмотрелся в лицо друга. Черты были чуть искажены светом фонаря, но глаза ярко горели, и, несмотря на мундштук, ясно была видна улыбка, Джордино поднял руку и оттопырил большой палец вверх.

Питт написал на своей доске несколько слов, подплыл к Кроухейвену и показал надпись.

ЗДЕСЬ МЫ ОТКЛЮЧАЕМСЯ. ЛОДКА ЦЕЛИКОМ ВАША.

Кроухейвен кивнул, его светлые волосы плыли длинными прядями. Он начал быстро распределять людей: четыре моряка и один "котик" войдут через затопленный торпедный отсек и задраят клапаны и вентиляционные заглушки, открытые людьми с "Марты-Энн". Остальные должны через спасательный отсек проникнуть в сухой отсек субмарины и пройти в рубку управления.

Страх подводников прошел. Теперь они могли положиться на свои мастерство и опыт. Через переднюю часть группа прошла целиком, но тем, кто проникал с кормы, пришлось разделиться на три смены,! поскольку спасательный отсек не вмещал всех. Когда I последние пять человек спустились в лодку, Питт закрыл люк и ждал, пока не почувствовал, как вода под давлением начинает выходить из отсека. Потом трижды ударил рукоятью ножа по корпусу. Почти сразу изнутри послышались три приглушенных удара: это I означало, что пока никаких проблем нет. Питт проплыл вдоль узкой верхней палубы к носу лодки и I здесь тоже постучал. Ответ пришел не сразу и прозвучал глуше — из-за акустических условий в затопленном отсеке. Питт написал на доске:

ВХОД ГДЕ-ТО ПОБЛИЗОСТИ. 18 МИНУТ.

Джордино понял. Восемнадцать минут воздуха: Ц столько времени у них было, чтобы найти вход в вершину горы. Питт похлопал его по плечу и поплыл вправо. Джордино последовал за ним, они молча скользили над необычным ландшафтом, связанные тонкими лучами фонариков. Они не старались запомнить ориентиры, веря в компас, привязанный к левому запястью Питта, это была их единственная возможность вернуться к "Старбаку", когда будет заканчиваться воздух.

Сначала им встретилась еще одна жертва Водоворота, медленно материализовавшаяся в сдвоенном луче фонариков. Плиты на боку корпуса гладкие и чистые, ни следа водорослей, крушение произошло недавно. Питт не понимал: он проштудировал список пропавших кораблей, и, если не считать "Старбака", за последние полгода ни одно судно не числилось пропавшим. Как вышло, что такой большой корабль исчез, а в порту не заявили о том, что он не прибыл?

Корабль стоял вертикально, словно еще шел по поверхности, не покоряясь судьбе. Проплывая над палубами, они видели, что это почти круглого вида траулер. Какая жалость, подумал Питт. Превосходный корабль. Фальшборт сверкает, надстройки буквально ощетинились новейшими электронными сканерами и антеннами.

Пока не было видно ни следа людей Дельфи, но на всякий случай Питт знаком приказал Джордино караулить, пока он обыскивает мостик. Джордино махнул рукой, показывая, что понял, и остался у фальшборта под левым крылом мостика, здесь он выключил фонарь и мгновенно растворился в черной глубине.

Питт проплыл в открытую дверь рулевой рубки и оказался в зловещем, похожем на склеп помещении. Он посветил фонариком по сторонам, прикованный к месту изумлением. Обстановка была необыкновенная. Глаза засекли уродливую прозрачную змею, которая, извиваясь, проплыла под потолком и исчезла в вентиляционном отверстии, потом другая длинная рептилия скользнула в угол и тоже исчезла в отверстии. Змеи… нет, цепочки пузырей воздуха, который он выдыхал, они поднимались к потолку, прежде чем отыскать выход на поверхность.

Питт не знал, что ожидал найти на корабле, но то, что он обнаружил, потом долгие годы снилось ему в кошмарах. На столе лежали карты, сложенные течением вдвое и вчетверо, но такие прочные, словно погрузились под воду только накануне. Спицы рулевого колеса вылетели, будто в отчаянии от того, что никогда больше их не коснутся руки рулевого. В слабом свете блестела медь нактоуза, стрелка компаса по-прежнему указывала какой-то неведомый курс, а стрелки телеграфа остановились на отметке "ПОЛНЫЙ СТОП". Питт наклонился поближе: что-то здесь не так. Надписи на приборах не английские. Он на несколько мгновений внимательно разглядывал их, потом вернулся к нактоузу и осветил под компасом табличку с названием судна. Его знание русского языка исчерпывалось двадцатью с небольшим словами, но он достаточно знал алфавит, чтобы прочесть: "АНДРЕЙ ВЫБОРГ".

Значит, русский траулер-шпион все-таки нашел "Старбак", подумал Питт. Нашел, чтобы умереть и лечь рядом, добычей Дельфи и его пиратов. У Питта не было времени для дальнейших размышлений. И тут что-то коснулось его плеча. Питт развернулся и осветил лучом фонарика лицо человека.

Лицо было пугающе неестественное, злобно перекошенное. Рот раскрыт, в нем сверкают белые зубы, один глаз смотрит не мигая, другой глаз закрывает маленький краб, въевшийся в глазницу. Человек покачивался и двигался как чучело, течение поднимало и опускало его руки, словно он куда-то манил Питта. Страшное привидение висело в четырех футах над полом и проплыло мимо Питта, замершего в неподвижности. Придя в себя, Питт оттолкнул мертвеца и смотрел, как тот плывет к внутренней двери рубки и исчезает в темноте за ней.

Он больше ничего не хотел видеть или узнавать на этом советском траулере. Время уносить ноги, воздуха у них с Джордино осталось на несколько минут.

Джордино по-прежнему нес вахту под мостиком, когда услышал в отдалении какие-то звуки. Он подплыл к рубке и знаком велел Питту, выплывавшему из рубки, погасить фонарик. Питт послушался. Присев под левым иллюминатором, они слушали, как приближается гул электрического мотора, а несколько секунд спустя показался и слабый свет.

Вначале было похоже, что к ним плывет странное примитивное существо, но когда оно приблизилось, стало ясно, что это механизм для передвижения под водой — в форме черепахи, с горизонтальным хвостовым плавником для управления. На этой гладкой подводной мини-лодке сидели верхом две фигуры, человек впереди вел машину, а второй рулил. Небольшой винт, вращаясь за кормовым стабилизатором, двигал этих двоих сквозь толщу воды со скоростью примерно пять узлов. Машина с двумя пассажирами направлялись прямо к мостику "Андрея Выборга".

Питт и Джордино прижались к переборке под окном. Поздно было скрывать дыхание, они лишь беспомощно следили, как пузыри поднимаются к поверхности прямо на пути у мини-лодки. Аквалангисты одновременно извлекли из ножен ножи и ждали неизбежного столкновения — двойная цепочка пузырей воздуха обязательно выдаст их присутствие. Лодка обогнула фок-мачту и приблизилась к рубке. Теперь она была так близко, что Питт смог отчетливо разглядеть миниатюрный аппарат для дыхания, прикрепленный к груди каждого из двоих. Он крепче сжал рукоять ножа и подобрался, готовясь прыгнуть за дверь, надеясь, что хватит одного удара: Питт понимал, что маленький нож бессилен против пистолетов. Но напряженное ожидание закончилось неожиданно. В последний миг нос лодки чуть поднялся, прошел через пузыри и исчез над мостиком. Шум мотора медленно стих. Почти одновременно исчез и свет, а несколько секунд спустя не стало слышно и ударов лопастей.

Джордино включил свет, и Питт увидел, как он недоуменно пожал плечами. И тут до Питта постепенно дошло. На "Андрее Выборге" еще остались воздушные карманы. Вдоль корпуса и из надстроек на поверхность океана повсюду поднимаются ленивые цепочки пузырей. Люди Дельфи просто не обращали внимания на такие пузыри, зная, что проходят месяцы, иногда годы, прежде чем из затонувшего судна выйдет весь воздух.

Питт постучал по часам и показал в сторону удалившейся мини-лодки. Джордино кивнул, и они вместе переплыли через поручни корабля и опустились на морское дно, используя в качестве укрытия скалы необычной формы и водоросли. Темный корпус "Андрея Выборга" уходил назад. Питт оглянулся. Американцы теперь знают, где его могила, но он был уверен, что русским никогда этого не скажут.

Индикатор глубины показал, что они поднимаются. Питт вел Джордино вверх по склону подводной горы. Вода была холодная, гораздо холоднее, чем следовало бы в этой части Тихого океана. Они напрягали глаза, пытаясь увидеть, что там вдали освещено лучами фонариков, искали на дне следы деятельности человека, но надежда увидеть геометрические очертания созданных человеком сооружений растаяла. Никакого входа, подумал Питт. Мини-лодка пришла, должно быть, откуда-то еще.

Их время вышло. Теперь надежда вернуться в безопасность "Старбака" исчезла. Выбора нет: продолжать поиски, пока воздуха совсем не останется, и подняться на поверхность, уповая на чудо — что их подберут раньше, чем ракета с "Монитора" превратит их тела в кашу.

Неожиданно Питт заметил, что температура воды изменилась. Вода потеплела, градуса на два. В тот же миг по склону покатило мощное течение, поднимая облачками песок, горизонтальными полосами вытягивая водоросли. Внезапное течение ударило своей невидимой массой по людям, бросив их на морское дно, как ураган шарики пинг-понга. Оно протащило людей через заросли водорослей, листья били по лицам, оставляя на щеках и на лбу красные отметины.

Питт перевернулся и налетел на большой каменный выступ, покрытый густой морской растительностью. Зеленая слизь выпачкала руки, а в бок влажного резинового костюма вонзилась колония раковин с острыми краями. На мгновение Питта прижало к камню, потом непредсказуемый каприз течения швырнул его назад. Он почувствовал, как что-то схватило его ногу. Это была рука Джордино. Он обхватил ногу Питта под самым пахом и держал с силой гидравлических тисков.

Питт посмотрел в маску Джордино, он готов был поклясться, что один карий глаз подмигнул. Общий вес двух тел уже ослабил силу течения, и, что еще важнее, хватка Джордино не давала им разъединиться в этом стремительном путешествии с ураганом взрывающегося песка и водорослей.

Питт услышал глухой шум. Это баллоны с воздухом, ударяясь о камни, издавали странный звук, напоминавший колокольный звон. Он опрокинулся на спину и на мгновение луч фонарика ударил вверх, отразившись от поверхности. Питт потянулся, словно хотел коснуться этой поверхности, но понял, что глаза обманывают его. Опомнился и успел вовремя поднять руку и защититься от удара о поросший ракушками камень.

В эти мгновения его спасла толщина резинового гидрокостюма. Но он все же пострадал. Острый край листа распорол толстую резину и нейлоновую прокладку под ней, Питт ощутил резкую боль, и воду вокруг его руки окрасила кровь. Маску сорвало, клубящийся песок вторгся в глаза и ноздри и обжег слизистые оболочки. Питт пытался выдохнуть через нос, чтобы очистить его от песка, но умудрился только усилить раздражение. Глаза жгло от совместного действия песка и соленой воды, внезапно сомкнувшиеся веки погрузили сознание в крутящуюся черноту.

Потом он головой ударился о низкую скалу, в сознании яркой радугой взорвался фейерверк, и все застыло.

Джордино почувствовал, что тело Питта обмякло и тонет, фонарик выпал из разжавшейся руки на дно. Джордино посветил Питту в лицо и увидел, что тот потерял сознание. Убедившись, что мундштук по-прежнему зажат у Питта в зубах, он обхватил Питта и потащил за собой.

Под ним проходила полоска песка с мелкими камешками, Джордино забил ногами, пытаясь затормозить. Оба ласта у него сорвало, подошвы и лодыжки он ободрал. Он с такой силой стиснул мундштук зубами, что прокусил резину, и зарылся окровавленными ногами в песок. Это решение было рождено отчаянием, но оно не помогло. Ноги лишь прорыли две бороздки в морском дне, потом потеряли опору и высвободились.

Неожиданно, как кошка, которой надоело играть с мышью, коварное подводное течение выбросило их из основного потока и ушло. Джордино протянул руку и ухватился за водоросли, втащив бесчувственную ношу в небольшое, похожее на кратер углубление дна. Здесь он расслабился и стал опускаться в спокойной воде, позволяя Питту медленно опускаться рядом с ним.

В оперативном бункере в Перл-Харборе царила тишина. Пишущие машинки молчали, компьютеры тоже бездействовали, колеса их магнитных лент смотрели, как круглые немигающие глаза. Половина сотрудников собралась у радиоцентра, мужчины задумчиво курили и молчали, женщины нервно разливали кофе, бледные и осунувшиеся. Все ощущали напряжение, тяжелую атмосферу, которая действовала на нервы. Денвер и Хантер сидели по обе стороны от радиста, усталыми, покрасневшими глазами глядя друг на друга.

Денвер достал из нагрудного кармана небольшой пластиковый флакон и принялся катать его по столу туда-сюда. Хантер несколько мгновений смотрел на него, потом вопросительно поднял брови.

— Что это?

Денвер протянул флакон.

— Питт дал для анализа. Это было в шприце.

— Его дал вам Питт? — не успокоился Хантер. — А что в нем?

— DG-10, — коротко ответил Денвер. — Один из самых смертоносных ядов. Чрезвычайно трудно определяемый. Дает картину смерти от инфаркта.

— Но что Питт с ним делал?

Денвер пожал плечами.

— Не знаю. Он был очень уклончив. Сказал, что потом мы узнаем.

В глазах Хантера было отсутствующее выражение.

— Загадка. Этот человек — сплошная чертова загадка…

— Адмирал, звонят!

Офицер протянул Хантеру трубку.

— Кто это?

Офицер на мгновение отвел взгляд, потом нерешительно сказал:

— Это Алоха Вилли, ночной диск-жокей радиостанции ПОПО.

У Хантера отвисла челюсть.

— Что это значит? Я не желаю разговаривать с проклятым диск-жокеем! Как он попал на мою закрытую линию?

Офицеру было на редкость неловко.

— Он сказал, что это срочно, сэр. И еще просил передать загадку: "Черная птица вернулась на гнездо". Сказал, что, если вы разгадаете, получите приз.

— Что за вздор?! — взорвался Хантер. — Передайте этому придурку… — Неожиданно он замолчал, глаза округлились. — Господи, Кроухейвен!

Он схватил трубку и быстро заговорил с собеседником на другом конце линии. Потом отдал трубку ошеломленному офицеру и повернулся к Денверу.

— Кроухейвен вышел в эфир на волне радиостанции Гонолулу.

Лицо Денвера выражало полное недоумение.

— Не понимаю.

— Он гений. Настоящий гений, — взволнованно сказал Хантер. — Дельфи никогда не додумался бы прослушивать коммерческие радиостанции, тем более рок-программу. Никто, кроме нескольких подростков, не слушает радио в такую рань. — Он повернулся к радисту. — Переключитесь на волну 1250.

Вначале на бетонные стены обрушилась громкая музыка, от которой у всех в бункере заболели уши. Потом, прежде чем собравшиеся у радиоприемника сотрудники центра преодолели начальный шок, высокий голос начал сыпать словами, словно из пулемета:

— Привет, ранние пташки! Алоха Вилли с сорока лучшими рок-мелодиями на тропических радиоволнах для вас, музыкальные фанаты. Сейчас три тридцать. Ну, парни, готовы? Приклейтесь ушами к транзисторам и слушайте последнюю запись Папаши и его Банды. Давай, Папаша!

Радист в бункере нажал кнопку передачи и вошел в программу.

— Папаша вызывает Банду. Мы слушаем. Прием.

— Говорит Банда. Папаша, как слышите? Прием.

Денвер вскочил.

— Это Кроухейвен! Он говорит со "Старбака".

— Мы вас слышим, Банда. Прием.

— Передаем последний счет. Гости: одна пробежка, одно попадание, три мимо. Хозяева: без пробежек, три попадания, четыре мимо.

Хантер не отрываясь смотрел на микрофон.

Шифр для потерь. Кроухейвен захватил субмарину, но это стоило ему одного убитого и трех раненых.

— Результат получен, Банда, — произнес радист. — Поздравляем команду гостей с победой. Когда сможете покинуть стадион?

Ответ пришел без промедления:

— Душевые работают на полную мощность, раздевалка опустеет через час. Погрузимся в автобус и покинем стадион в 4:00.

Денвер кулаком ударил по столу, и на его лице появилась ангельская улыбка.

— Генератор подает пар на турбины, и через час носовой торпедный отсек будет осушен. Слава богу, они опережают график.

Хантер протянул руку и взял у радиста микрофон.

— Банда, говорит Папаша. Где Малыш?

— Малыш с приятелем отправились на поиски золотых копей. С тех пор ни слуху ни духу. Полагаем, они заблудились в пустыне и остались без воды.

Хантер молча опустил микрофон. Переводить не было необходимости. И так все было ясно.

— Последний выпуск спортивных новостей в 5:00, — продолжал голос Кроухейвена. — Банда, конец передачи.

Не попустив ни такта, сразу вмешался Алоха Вилли:

— Это снова я, парни. Номер двенадцать в нашем списке: "Эвери Энсон Пэте" исполняет "Последнее подражание Великому Бикини…"

Радист выключил микрофон.

— Это все, сэр, до 5:00.

Адмирал Хантер медленно отошел и тяжело опустился в кресло. Он тупо смотрел в стену.

— Дорого нам это обошлось, — тихо сказал он.

— Питт должен был оставаться с Кроухейвеном, — с горечью произнес Денвер. — Ему не следовало отправляться на поиски вашей дочери…

Денвер спохватился слишком поздно.

Хантер поднял голову.

— Я не давал Питту разрешения искать Адриану.

— Знаю, сэр. — Денвер беспомощно пожал плечами. — Я пытался отговорить его, но он настоял на том, что должен попробовать. Он ведь делает, что хочет.

— Делал, что хотел, — поправил Хантер. И замолчал.

— Добро пожаловать обратно в мир ходячих мертвецов.

Питт с трудом сфокусировал взгляд и увидел улыбающегося Джордино.

— Кто тут ходит? — пробормотал Питт. Ему хотелось бы снова потерять сознание, не чувствовать жжения в руке и тупой боли в голове. Он не шевелился, просто лежал, погрузившись в море боли.

— Хотя совсем недавно я думал, что тебе понадобится гроб, — небрежно продолжал Джордино.

Питт протянул руку, и Джордино помог ему сесть. Питт помигал, чтобы убрать из глаз песок и соленую воду.

— Где мы?

— В подводной пещере, — ответил Джордино. — Я нашел ее сразу после того, как ты потерял сознание и мы ушли от этого проклятого течения.

Питт осмотрел небольшую пещеру, тускло освещенную фонарем Джордино. Примерно двадцать футов длину и тридцать в ширину, высота потолка — от пяти до десяти футов. Три четверти пола залито водой, остальное — каменный выступ, на котором устроились они с Джордино. Стены до половины залитого водой помещения гладкие, по ним, как испуганные муравьи, бегает множество маленьких крабов.

— Интересно, глубоко мы? — сказал Питт.

— Мой глубомер показал у входа восемьдесят футов от поверхности моря.

Пипу ужасно хотелось курить. Тело ныло. Он с трудом подвинулся к стене и прислонился к ней, глядя на кровь, покрывающую его черный резиновый гидрокостюм.

— Жаль, у меня нет камеры, — сказал Джордино. — Был бы интересный сюжетец.

— Выглядит хуже, чем на самом деле, — солгал Питт. Он кивком показал на ноги Джордино. — Увы, не могу сказать то же самое о твоих копытах.

— Да, первый приз за красоту моим лапам не дадут. — Джордино откашлялся и сплюнул мокроту прямо в воду. — Что теперь?

— Назад нельзя, — сказал Питт задумчиво. — Эта кровь привлечет всех акул за десять миль. — Он помолчал, взглянул на часы и снова посмотрел на воду. — У нас почти два часа, прежде чем с "Монитора" выпорхнут крошки.

На лице Джордино не было энтузиазма.

— Мы не в лучшем состоянии для исследования пещер.

— Ты знаешь, как мне скучно сидеть сложа руки.

Джордино устало покачал головой.

— Чего не сделаешь ради друга. — Он тщательно прицелился в краба, плюнул и промахнулся. — Все что угодно лучше вечера с этими парнями.

— В каком состоянии наше снаряжение?

— Я надеялся, что ты не спросишь, — сказал Джордино. — Примерно в таком же, как я. Кроме воздушных баллонов, которые, извиняюсь за выражение, на последнем издыхании, у нас точно есть одна маска, сорок футов нейлонового троса, один ласт и этот фонарик, который вот-вот погаснет.

— Забудь о баллонах. Вначале попробую просто нырнуть. — Питт натянул ласт на ногу, взял нейлоновый трос и обмотал один конец вокруг талии. — Отдыхай и держись за второй конец. Когда почувствуешь три рывка, живо убирайся отсюда. Два рывка — тяни изо всех сил. Один рывок — следуй за мной.

— Мне будет здесь одиноко, — вздохнул Джордино. — Только я и крабы.

Питт улыбнулся.

— Это ненадолго.

Он взял фонарик и сел на край выступа. Несколько раз вдохнул и выдохнул, проветривая бронхи и легкие, чтобы избавиться от углекислого газа. Наконец, убедившись, что легкие больше не вмещают воздух, соскользнул в темную воду и поплыл к дну пещеры.

Питт был великолепным ныряльщиком. Он почти две минуты мог оставаться под водой, сдерживая дыхание. Мышцы болели, порезы на коже жгло от соленой воды, но он плыл вниз, одной рукой придерживаясь за гладкую стену, другой держа и нацеливая фонарик. Стена на протяжении пятнадцати футов делала несколько резких поворотов, потом превратилась в конический проход. Питт наткнулся на груду упавших камней, которая едва не остановила его продвижение, но он сумел протиснуться над препятствием и обнаружил, что стены стремительно расступаются и уходят из поля его зрения. Он оказался в новом помещении и поплыл вверх, медленно шевеля ластом.

Через несколько секунд он вынырнул на воздух в галерее, залитой мягким желтым светом. Это был золотой мир, в котором все было различных оттенков желтого. Крыша по меньшей мере в двадцати футах над головой блестела множеством маленьких сталактитов, с которых на поверхность капала вода.

Питт по окрашенной в золото воде проплыл к грандиозной высеченной в скале лестнице, уходящей в длинный петляющий коридор со странными треугольными углублениями в ступеньках. По обе стороны лестницы в позе сфинкса стояли две статуи — мужчины с квадратными бородами и рыбьими хвостами вместо ног. Капающая вода проделала в статуях глубокие борозды, а сами статуи казались невероятно древними.

Питт уселся на нижней ступени, снял маску и поморгал, приспосабливаясь к необычному освещению. Плотный резиновый костюм начал раздражать рану. Осторожно, стараясь не трогать царапины, Питт снял его. Развернув нейлоновую веревку, он увидел, что ее остается едва ли три фута. Как только веревка натянулась, он резко дернул один раз и перебирал ее в руках, пока на поверхности не показалась курчавая голова.

— Я попал в желтый ад, — отплевываясь, сказал Джордино. Он убрал волосы с глаз и протянул Питту руку.

— Добро пожаловать в Дом Ужасов Дельфи.

Питт вытащил Джордино из воды.

Тот кивнул в сторону изваяний.

— Местная встречающая делегация? — Он потер рукой квадратную бороду, погладил каменную поверхность. — Есть догадки, откуда такой странный свет?

— Он словно исходит от самих скал.

— Так и есть, — согласился Джордино. — Посмотри на мою руку. — Он показал ладонь, от которой исходило слабое свечение. — Не могу определить химический состав минералов, но я почти уверен, что они сильно фосфоресцируют.

— Никогда не думал, что фосфоресценция может быть такой яркой, — сказал Питт.

Джордино принюхался.

— Пахнет эвкалиптом.

— Это эвкалиптовое масло. Его используют, чтобы уменьшить влажность воздуха и не дать ему застояться.

Джордино тоже принялся снимать костюм, особенно осторожно стянув его с раненых ног. В причудливом свете Питт разглядел, что ноги его друга разодраны почти до костей, вскоре их окружила расползающаяся лужица крови. Но, подумал Питт, Джордино еще может ходить.

— Пойду разведаю лестницу. Может, посидишь, наслаждаясь видами?

— Ни в коем случае, — улыбнулся Джордино. — Думаю, разумней держаться вместе. Я выдержу. Ты, главное, смотри вперед.

Питт снова поглядел на кровоточащие ступни Джордино, потом на свои. "Какая жалкая группа вторжения, — подумал он. — Мы оба серьезно ранены".

— Ладно, крутой, только не изображай молчаливого героя.

Питт знал, что уговоры бесполезны. Джордино будет идти за ним, пока не потеряет сознание. Не ожидая ответа, он начал подниматься по ступеням.

С болезненной медлительностью они поднимались по этой фантастической лестнице в извивающемся туннеле. Слышалось только их затрудненное дыхание да плеск капель, срывающихся с потолка.

Туннель постепенно сужался и наконец достиг примерно пяти футов в высоту и трех в ширину. Ступеньки перешли в гладкий подъем.

— В следующий раз найди пещеру с эскалатором, — тяжело дыша, велел Джордино. Чтобы процедить сквозь стиснутые зубы эти слова, ему потребовались три вдоха.

— Небольшая разминка никому не вредит, — сказал Питт. Нужно, чтобы Джордино держался. Если они не найдут выход на поверхность над подводной вершиной, их ждет одинокая смерть под тяжестью тысяч тонн камней и воды.

Питт продолжал идти. Фонарик разрядился и еле светил, и Питт, не задумываясь, позволил ему выскользнуть из руки на каменный пол. Постоял немного, глядя, как фонарик со звоном катится по туннелю в ту сторону, откуда они пришли. Задумался, что скажет Джордино. И в этот миг Питта коснулся холодный поток воздуха, кожа покрылась мурашками. Впереди вентиляционная шахта или отверстие. Вскоре показалась мягкая голубоватая дымка. Она словно дрожала, а стены начали отбрасывать мягкие зыбкие тени. Питт придвинулся ближе. Движения этой дымки казались странно знакомыми. "Почему я не могу вспомнить?" — с трудом думал он. Мозг сковала усталость, она поднималась из сосудов и останавливала мысль. Питт остановился и стал ждать Джордино, но тот не пришел.

Питт не смог подавить чувство одиночества и угнетенности. Во второй раз за последний час он заставил себя отдернуть черный полог, закрывавший сознание. Вытянул руку и коснулся мерцающего голубого света. Его пальцы встретились с мягкой ровной поверхностью.

— Занавес, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Просто занавес.

Он раздвинул складки и оказался в волшебном мире блестящих черных статуй и завешанных синими коврами стен. Огромное помещение украшали изящные скульптуры рыб из черного камня, тонувшие в темно-синем ковре. Такого ковра Питт никогда еще не видел. Ноги тонули в нем по щиколотку. Он поднял голову и увидел, что все фантастическое обрамление отражается в огромном зеркале, закрывающем потолок от стены до стены. В центре комнаты на четырех изваяниях, рыбах-парусниках, стояла кровать в форме раковины, а на ней на мягкой атласной простыне лежала обнаженная девушка. Ее белая кожа четко выделялась среди ярко-голубых и черных тонов обстановки.

Она лежала на спине, подняв одно колено, обхватив одной рукой маленькую белую грудь, словно ласкала ее. Лицо ее соблазнительно закрывали длинные гладкие волосы, которые сверкали и словно проходили сквозь подушку. Волнующаяся грудь подчеркивала то, какой у нее плоский и крепкий живот.

Питт неуверенно склонился к кровати и отвел волосы с лица девушки. Его прикосновение разбудило ее, и она еле слышно застонала. Глаза медленно открылись, взгляд остановился на Питте, в первое мгновение не стряхнувший еще дремоту рассудок словно не замечал окровавленный призрак над постелью. Потом красивое лицо исказилось от потрясения, пухлые соблазнительные губы разомкнулись для крика… но крик не прозвучал.

— Привет, Саммер, — с кривой улыбкой сказал Питт. — Случайно проходил мимо и решил заглянуть.

Дверца в сознании Питта плотно захлопнулась, и он наконец упал на ковер.

Глава 16

Питт потерял счет тому, сколько раз почти приходил в себя и пытался выбраться из темного тумана, только чтобы затронуть самый верх сознания и снова погрузиться в бездонную пропасть. В его сознании в калейдоскопическом беспорядке возникали люди, голоса и картины. Он пытался замедлить их появление, но безумные видения не уходили, а когда он открыл глаза, чтобы изгнать кошмары, то увидел кошмар наяву — звериные желтые глаза Дельфи.

— Доброе утро, мистер Питт, — сухо сказал Дельфи. Тон был вежливый, но в жестких чертах проступала ненависть. — Жаль, что вы ранены, но вы вряд ли можете кого-нибудь винить.

— Вы забыли повесить табличку "ВХОД ВОСПРЕЩЕН".

Голос Питта ему самому показался старческим.

— Недосмотр. Но ведь никто не приглашал вас в мощный поток, исходящий из газовой турбины.

— Газовой турбины?

— Да. — Казалось, Дельфи наслаждается нескрываемым недоумением Питта. — В моем святилище свыше четырех миль коридоров, и, как вы заметили, бывает очень холодно. Поэтому нам нужно отопление и подача электричества, все это обеспечивают турбины.

— Все удобства, — пробормотал Питт, стараясь, чтобы в голове прояснилось. — Вероятно, отсюда и туман на поверхности.

— Да, при вентиляции воздух, нагретый теплом турбинных установок, сталкивается с холодной водой, происходит конденсация. И пожалуйста: мгновенно возникает туманное облако.

Питт оттолкнулся и сел. Он попробовал посмотреть на свои наручные часы, но стрелки расплывались.

— Сколько времени я был без сознания?

— Вас обнаружили в спальне моей дочери ровно сорок минут назад.

Дельфи задумчиво смотрел на израненное тело Питта, не выказывая ни озабоченности, ни сочувствия.

— Есть у меня такая отвратительная привычка, — сказал Питт с улыбкой. — Всегда оказываюсь в женских спальнях в неудачное время.

Дельфи сохранил бесстрастие. Седовласый великан сидел на белом резном каменном диване, накрытом красным атласом, в то время как Питт, как он сам сухо констатировал, лежал на холодном гладком мраморном полу.

На мгновение забыв о Дельфи, он стал разглядывать обстановку, напоминавшую футуристическое оформление Всемирной выставки. Комната удобных пропорций, примерно двадцатьпять квадратных футов, стены украшены живописью — подлинники творений маринистов, картины развешаны аккуратно, но небрежно. Радужное освещение давали закрепленные на потолке медные светильники.

У дальней стены широкий, обитый красной кожей стол из каштана, а на нем современный дорогой селектор. Но отличало эту комнату от любой другой огромное окно, выходящее в глубины моря. Окно в виде арки почти десять на восемь футов, сквозь толстый, прозрачный хрусталь Питт видел сад спиралевидных и грибовидных камней, озаренных подводным светом. Вдоль нижнего края окна скользнула восьмифутовая мурена, голодными глазами посмотрев на обитателей комнаты. Дельфи не обратил на нее внимания, его золотые глаза под полуприкрытыми веками все еще смотрели на Питта.

Взгляд Питта вернулся к Дельфи.

— Этим утром вы не очень разговорчивы. — Дельфи улыбнулся. — Может, вас тревожит судьба вашего друга?

— Друга? Не понимаю, о ком вы.

— Человека с израненными ногами. Вы бросили его в коридоре.

— В наши дни мусор повсюду.

— Глупо изображать незнание. Мои люди обнаружили ваш самолет.

— Еще одна дурная привычка. Всегда ставлю машину на парковке так, что она мешает другим.

Дельфи пропустил эту реплику.

— У вас есть ровно тридцать секунд, чтобы объяснить, что вы здесь делаете.

— Ладно, я все расскажу, — наобум начал Питт. — Я нанял чартерный рейс, чтобы лететь в Лас-Вегас, пошляться по казино, но мы заблудились. Клянусь. Вот все, что я знаю.

— Очень остроумно, — устало сказал Дельфи. — Скоро вы будете просить меня сжалиться.

— Меня всегда интересовало, выдержу ли я пытку.

— Не вы, Питт. Я и не подумал бы причинять вам хоть малейшее неудобство. Есть несколько гораздо более утонченных способов узнать правду. — Дельфи встал с дивана и нагнулся к селектору. — Приведите второго. — Он выпрямился и наградил Питта жестокой, безжизненной улыбкой. — Устраивайтесь поудобней. Обещаю, ждать недолго.

Питт неуклюже поднялся. Он должен был бы шататься от усталости и головокружения. Но в кровь начал поступать адреналин, и в голове прояснилось.

Питт бросил взгляд на часы. 4:10. Через пятьдесят минут морские пехотинцы захватят передатчик на Мауи. Через пятьдесят минут "Монитор" превратит морскую гору в щебень. Теперь мало шансов остаться в живых. Но жертва стоит того, мрачно подумал он, если Кроухейвен сумел запустить "Старбак". Питт закрыл глаза и попытался представить "Старбак", как он идет в глубине океана обратно в Перл-Харбор, но почему-то не сумел.

Кроухейвен не мог вспомнить, когда в последний раз видел столько крови. Палуба рулевой рубки была залита ею, а среди приборных панелей несколько мест были забрызганы так, что напоминали абстрактные картины Джексона Поллока.

Вначале все шло гладко. Чересчур гладко. Они беспрепятственно проникли в спасательный отсек, успели даже снять акваланги и немного передохнуть. Но когда передовая группа "котиков" проникла в рулевую рубку "Старбака", разверзся ад.

Для Кроухейвена следующие четыре минуты оказались самыми страшными в жизни. Четыре минуты громового огня из автоматов "морских котиков", четыре минуты стонов и криков, которые отражали и усиливали стены затопленной субмарины.

Люди Дельфи отстреливались из своих необычных бесшумных пистолетов и падали, только когда получали не меньше полдюжины пуль в грудь. Кроухейвен мельком удивился, как они это терпят, не сходят с ума. Три человека умерли на месте, четвертый — уже после сообщения Хантеру. Ничто не могло их спасти. Что касается его стороны, то один "котик" погиб: пуля попала ему в висок, а еще трое были серьезно ранены. Стискивая зубы от боли, они сохраняли спокойствие: знали, что Кроухейвен, Волшебник, поднимет эту большую стальную западню и быстрее самой быстрой пули обеспечит им самое совершенное медицинское обслуживание.

Но он уже на четырнадцать минут отставал от графика. И жалел, что сам загнал себя в угол, пообещав адмиралу Хантеру запустить "Старбак" до четырех часов. Все дело в присасывании: за те шесть месяцев, что корпус пролежал на дне, оно стало слишком сильным. Все балластные цистерны освобождены, но этого мало, чтобы вырвать корабль из хватки морского дна. Кроухейвен подумал, не ждет ли их участь первого экипажа "Старбака".

Подошел его заместитель, мрачный старший офицер из вольнонаемных.

— Больше нечего продувать, коммандер. Главные балластные цистерны пусты, опустошены все дизельные баки и баки с пресной водой. Лодка неподвижна.

Кроухейвен шлепнул по столу с картами, словно наказывал непослушного ребенка.

— Нет, клянусь богом, она сдвинется с места, даже если мне придется вырвать все ее внутренности.

— Он бешеным взглядом посмотрел на старшего офицера. — Полный назад!

Тот выпучил глаза.

— Сэр?

— Я приказал полный назад, черт побери!

— Прошу прощения, коммандер, но так мы выведем из строя винты. Сейчас они наполовину зарылись в песок. Весьма вероятно, что мы срежем вал.

— Не все ли равно, как умирать? — ледяным тоном ответил Кроухейвен. — Мы вытолкнем эту заразу отсюда, как мула из болота. Хватит споров! Полный назад на пять секунд, а потом на пять секунд полный вперед. И продолжайте в том же духе, пока мы ее не превратим в металлолом или пока она не вырвется.

Офицер пожал плечами, признавая поражение, и ушел в машинное отделение.

Через полминуты после пуска турбин пришел первый тревожный доклад.

— Коммандер, говорит машинное отделение — раздался в громкоговорителе голос офицера. — Она больше не выдержит. Мы уже согнули лопасти винтов, проворачивая их в песке. Сбили баланс, они вибрируют, как бешеные.

— Продолжайте! — рявкнул в микрофон Кроухейвен. Ему не нужно было докладывать: он слышал, как сотрясается палуба под ногами, когда гигантские винты ударяют о дно.

Кроухейвен подошел к рыжеволосому и веснушчатому молодому человеку, который стоял у панелей управления, напряженно всматриваясь в освещенные шкалы приборов. Лицо молодого человека побледнело, он что-то шептал про себя, Кроухейвен догадался, что он молится. Он положил руку технику на плечо и сказал:

— Когда в следующий раз дадим полный назад, выбрасывайте все торпедные аппараты.

— Думаете, это поможет, сэр? — умоляюще спросил тот.

— Немного, но я готов хвататься за любую соломинку.

Снова послышался голос офицера из машинного отделения.

— Левый винт сорван, коммандер. Переломан у основания. Сорвал при этом два подшипника.

— Продолжайте процедуру, — ответил Кроухейвен.

— Но, сэр. — В голосе офицера звучало отчаяние. — Что, если и правый винт сорвет? Как мы доберемся до дома, даже если поднимемся на поверхность?

— Будем грести, — коротко ответил Кроухейвен. — Повторяю: продолжайте процедуру!

Если срежет оба винта, так тому и быть. Но пока правый винт держится. И если есть хоть малейший шанс спасти "Старбак" и экипаж, они не сдадутся. Боже, подумал Кроухейвен, как могло так много пойти прахом в самую последнюю минуту?

Лейтенант морской пехоты США Роберт М. Бакмейстер, выпуская автоматную очередь в сторону бетонного бункера, думал о том же. Самые тщательно продуманные планы мышей и людей[64], подумал он. Операция казалась простой. Захватить передатчик, говорилось в приказе. Группа флотских по-прежнему скрывается в тропической растительности, дожидаясь возможности воспользоваться оборудованием и послать кодированный сигнал непонятного Бакмейстеру содержания. Лейтенантам-морпехам редко сообщают закрытую информацию. То, что тебя могут убить, — в порядке вещей, и ты не должен знать, чего ради.

Старое армейское сооружение на северо-западном конце Мауи казалось мирным и брошенным, но, как только взвод лейтенанта начал пересекать периметр, они столкнулись с таким количеством сигнального и предупреждающего оборудования, каким не окружено и хранилище золота в Форт-Ноксе. Провода под напряжением, лучи света, приводящие в действие сирены, от которых лопаются барабанные перепонки, яркие прожекторы, заливающие все сооружение ослепительным обнажающим светом. Ни о чем подобном нас не предупреждали, с горечью подумал лейтенант. Плохо разработали операцию — не дали подробных сведений о возможных препятствиях. Пусть он всего лишь лейтенант, но он лично выскажет все, что думает, тем командирам, по чьей вине так вышло.

Из окон, из дверей, с крыши — из всех точек здания, которое только что казалось совершенно пустым, защитники открыли сильный автоматный огонь, сразу остановив отряд Бакмейстера. Морские пехотинцы ответили, и их огонь оказался смертельным: вокруг отверстий, похожих на входы в бункер, начали нагромождаться тела. В самый разгар боя могучий, с седыми висками сержант пробрался по тени, избегая прожекторных лучей, и бросился на землю рядом с Бакмейстером.

— Я забрал у мертвеца автомат! — крикнул он, перекрывая грохот выстрелов. — Это русский Калашников.

— Русский? — недоверчиво переспросил Бакмейстер.

— Да, сэр. — Сержант показал Бакмейстеру автомат. — Новейшее оружие в арсенале советской армии. Не понимаю, как он попал к тем парням.

— Это оставьте разведке.

Бакмейстер снова посмотрел на здание, в котором прятали передатчик: в темноте огонь только усилился.

— Капрал Данциг и его взвод застряли у подпорной стенки. — Сержант дал несколько коротких очередей, чтобы отвлечь внимание обороняющихся. — Отдал бы всю свою пенсию за девяностомиллиметровую противотанковую пушку! — выкрикивал он между очередями.

— Мы должны были захватить противника врасплох, помните? Нам сказали, что тяжелое вооружение не понадобится.

Неожиданно прогремел грандиозный взрыв, поднялось гигантское облако пыли, и везде градом посыпались куски бетона. От сотрясения Бакмейстер ахнул, потом медленно встал и посмотрел на обломки здания с передатчиком.

— Радист! — закричал он. — Где радист, черт побери?

Из темноты выбежал морской пехотинец с черным лицом, в зеленом камуфляжном комбинезоне.

— Здесь, лейтенант.

Лейтенант Бакмейстер взял протянутый микрофон, боясь того, что предстоит сказать.

— Папаша… Папаша. Говорит Безумный Торгаш.

— Папаша слушает, Безумный Торгаш. Говорите. Прием.

Голос звучал так, словно шел со дна колодца.

— Банда кварталом ниже взорвалась прямо у нас перед носом. Повторяю, взорвалась прямо у нас перед носом. Сегодня у нас нет времени на ночные новости.

— Папаша понял, Безумный Торгаш. Он шлет свои сожаления. Конец передачи.

Бакмейстер уложил микрофон в гнездо. Он кипел от ярости, и ему было все равно, если об этом узнают все вплоть до Пентагона. Что-то этой ночью пошло наперекосяк. Дело не пахло, а зловеще разило керосином. И когда вокруг начали собираться его люди, он подумал, что никогда не узнает, кто же сегодня победил.

Глава 17

Дверь открылась, двое втащили в комнату Джордино и грубо швырнули на пол. У Питта перехватило дыхание. Эл был в жалком состоянии: его израненными ногами никто не занимался, ни малейших признаков бинтов или санитарной обработки. Из пореза над левым глазом натекла кровь, которая засохла, отчего глаз наполовину закрылся. Лицо было злобное, вызывающее.

— Ну, майор Питт, — укоризненно сказал Дельфи. — Ничего не скажете другу детства? Нет? Может, вы забыли, как его зовут? Элберт Джордино… это имя ни о чем вам не говорит?

— Вы знаете его имя?

— Конечно. Что тут удивительного?

— Ничего, — равнодушно ответил Питт. — Думаю, Орл Сайнана передал вам все сведения о Джордино и обо мне.

Мгновение казалось, что великан за столом его не услышал. Потом слова Питта проникли в его сознание, и он вопросительно поднял бровь.

— Капитан Сайнана? — Голос звучал невозмутимо, но Питт уловил в нем легкую тень сомнения. — Вы забросили удочку не туда. У вас нет ничего…

— Перестаньте притворяться, — прервал его Питт. — Сайнана получал свое капитанское жалование во флоте США, но играл он на вашей стороне. Отлично придумано: осведомитель на самом верху у противника. Вы узнавали обо всех планах 101-го отделения еще до того, как они ложились на бумагу. Как вы завербовали Сайнану, Дельфи? Деньги? Шантаж? Судя по вашему прошлому опыту, я думаю, шантаж.

— Вы очень наблюдательны.

— На самом деле нет. Слишком легкий след. Славный капитан потерял свою ценность как осведомитель. Он не мог больше играть роль предателя. Сайнана начал сдавать, он был на грани нервного срыва. Добавьте его связь с Адрианой Хантер… Сайнану нужно было устранить, прежде чем он выдаст вашу организацию. Но ваш убийца ошибся, Дельфи. И все испортил.

Дельфи с подозрением посмотрел на Питта.

— Вы догадались?

— Это не догадка, — сказал Питт. — Ваши планы спутала случайная встреча в баре отеля "Роял Гавайи". Когда я туда зашел, Сайнана ждал Адриану. Он, конечно, не знал, что я тоже резвился с Адрианой, но не мог рисковать, познакомив нас: свидание в темном баре с дочерью адмирала, которая на двадцать лет моложе его, могло вызвать большие осложнения, — поэтому он ушел раньше, чем она появилась. И, когда на сцене появилась Саммер в роли убийцы, она приняла меня за Сайнану. Почему нет? Я подхожу по описанию. В тот вечер мы оба были в штатском, а главное — я выпивал с мисс Хантер как ее хороший знакомый. У Саммер не появилось и тени сомнения. Она разобралась с Адрианой, потом выманила меня на пляж и попыталась сделать смертельный укол. И только когда она оказалась в моем номере, до нее начало доходить, что она страшно ошиблась. Первый намек я получил, когда она назвала меня капитаном. А позже вы сами дали подсказку, признав, что у вас был осведомитель. Я сложил два и два, получилось — Сайнана. В целом все элементарно.

Странный вы человек, Дельфи. Какой еще отец послал бы дочь ночью убивать? Вас не назовешь "отцом года". Даже ваши наемные приспешники бродят, как роботы. В чем ваша хитрость, Дельфи? Вы добавляете им в хлопья на завтрак отупляющий наркотик? Или гипнотизируете их своими поддельно желтыми глазами?

Дельфи, казалось, потерял уверенность в себе: Питт вел себя не так, как человек, пришедший к концу пути.

— Вы слишком далеко заходите.

Дельфи наклонился и гипнотическим взглядом посмотрел в зеленые глаза Питта.

Взгляд Питта не дрогнул. Питт не моргая смотрел в глаза противнику.

— Не перенапрягитесь, Дельфи. На меня это не действует. Как я сказал, взгляд у вас фальшивый. Желтые контактные линзы, всего-навсего. Вы не можете загипнотизировать человека, который над вами смеется. Вы прожженный мошенник. Лавелла и Роблман. Кого вы пытаетесь обмануть? Вы не достойны вытирать за ними написанное с доски. Вы даже на Фредерика Морана не смогли произвести впечатления…

Питт неожиданно замолчал и шарахнулся: Дельфи, стиснув в гневе зубы, выскочил из-за стола, размахнулся, и его кулак описал дугу. Дельфи вложил в удар всю свою невероятную силу, но гнев ослепил его и помешал верно рассчитать движение — кулак просвистел мимо цели, не встретив сопротивления. Он споткнулся, повернулся и потерял равновесие, со стоном опустившись на четвереньки: это Питт ударил его кулаком в бок. И остался стоять, чуть покачиваясь.

В комнате наступило ошеломленное молчание. Дельфи неуверенно встал, держась за крышку тяжелого стола. Дышал он тяжело, губы вытянулись в ниточку.

Питт стоял неподвижно, браня себя за несдержанность. Он не сомневался (да и кто усомнился бы?) в том, что Дельфи намерен убить его и Эла. Дельфи открыл ящик стола и достал пистолет. Не то оружие, которым были вооружены его люди — вряд ли от Дельфи можно было ожидать, что он станет пользоваться таким оружием, — а тяжелый вороненый автоматический "кольт" 45-го калибра. Дельфи неторопливо разломил пистолет, проверил заряды и снова защелкнул его. Желтые глаза не менялись, они ничего не выражали и, как всегда, оставались холодными как лед. Питт повернулся и посмотрел на Джордино. Тот ответил сухой улыбкой. Они напряглись в ожидании конца. Но Дельфи оторвал взгляд от цели и посмотрел на дверь.

— Нет, отец! — взмолилась Саммер. — Не надо!

Она стояла в дверях, одетая в зеленое платье, доходившее до середины бедер, ее гладкая кожа, великолепно смуглая от загара, излучала тепло и уверенность. Кровь быстрее побежала по жилам Питта. Девушка вошла в комнату, уверенно и дерзко глядя на Дельфи.

— Не вмешивайся, — прошептал Дельфи. — Тебя это не касается.

— Ты не можешь просто застрелить их здесь, — настаивала Саммер. — Не можешь! — Ее огромные серые глаза неожиданно стали мягкими и умоляющими. — Не в этих стенах!

— Их кровь можно будет смыть.

— Это нехорошо, отец. Ради безопасности нашего святилища ты убивал. Но снаружи, в море. Нельзя приносить смерть в этот дом.

Дельфи помешкал и молча опустил пистолет.

— Ты права, дочь. — Он улыбнулся. — Смерть от пули слишком быстрая, слишком милосердная и оставляет слишком много грязи. Отправим их на поверхность. Дадим им шанс выжить.

— Отличный шанс, — проворчал Питт. — В сотнях миль от ближайшей суши. А людоеды ждут человеческой плоти. Душевные вы ребята.

— Хватит глупых разговоров. — На лице великана появилось сардоническое выражение. — Я по-прежнему хочу узнать, как вы сюда попали, и не намерен тратить время на ваши шуточки.

Питт небрежно взглянул на часы.

— Тридцать одну минуту, если быть точным.

— Тридцать одну минуту?

— Да. Через тридцать одну минуту ваша драгоценная пещера обвалится.

— Снова шутим, друг мой? — Дельфи подошел к окну и не мигая посмотрел на мурену, потом резко обернулся. — Сколько еще человек было в вашем самолете?

Питт ответил вопросом на вопрос:

— Что стало с Лавеллой, Роблманом и Мораном?

— Опять резвитесь?

— Нет, я абсолютно серьезен. Ответьте на несколько вопросов, и я расскажу вам все, что вы хотите знать. Даю слово.

Дельфи задумчиво посмотрел на пистолет. Потом убрал его в ящик стола.

— Я вам верю. Начнем с того, майор, что моя настоящая фамилия Моран.

— Фредерику Морану, если он жив, сейчас должно быть восемьдесят.

— Я его сын, — медленно сказал Дельфи. — Я был молодым человеком, когда отец с доктором Лавеллой и доктором Роблманом отправился на поиски острова Каноли. Видите ли, отец был пацифистом. После того как Вторая мировая война завершилась атомной бомбардировкой, он понял, что гибель человечества в атомной катастрофе теперь лишь вопрос времени. Когда страны вооружаются для войны, оружие никогда не останется в бездействии, сказал он однажды. И начал искать район, где не было бы радиации и который располагался бы вдали от целей. Со временем он понял, что эта подводная база — идеальное убежище. Когда много столетий назад остров Каноли ушел под воду, это случилось внезапно, без вулканической активности или больших катаклизмов. Это оставляло надежду, что церемониальные пещеры и туннели, о которых говорится в легендах, могли уцелеть. Лавелла и Роблман сочувствовали отцу, они вместе с ним взялись за поиски погибшего острова. Почти через три месяца прослушивания морского дна они нашли его и сразу начали разрабатывать планы осушения пещер и коридоров. Только через год они смогли разместиться внутри вершины подводной горы.

— Как удавалось держать такие работы в тайне? — спросил Питт. — В записях говорится, что экспедиционное судно исчезло через несколько месяцев после выхода из порта.

— Это не представляло особого труда, — продолжал Дельфи. — Корпус судна изменили таким образом, чтобы ныряльщики могли выходить в океан и возвращаться. Мы изменили название на корме, перекрасили надстройку, — и судно превратилось в незаметный торговый корабль, идущий по своему маршруту. Главной проблемой была не скрытность, а финансирование.

— Остальное я знаю, — уверенно сказал Питт.

Дельфи посмотрел на него. Саммер шагнула вперед. На их лицах отразилось одинаковое недоверие.

— Странно, что вы этого не заметили: 101-е отделение и вообще все Морское министерство давно проникли в вашу тайну.

— Зачем вы лжете? — спросил Дельфи.

— Могли бы догадаться, Дельфи. Помните, как вы уходили из моего номера? Я упомянул Каноли, но вы и глазом не моргнули. Вероятно, потому что знали: я все равно умру и мое маленькое открытие не будет иметь никаких последствий.

— Но как… как вам удалось?..

— Куратор Музея Бишопа. Он помнил вашего отца. Но это было только начало. Передо мной лежали все части головоломки, требовалось только сложить их. — Питт подошел к Джордино и наклонился над ним. Потом снова посмотрел на Дельфи. — Вы убиваете из алчности, исключительно. В такой хладнокровной философии вы воспитали даже собственную дочь. Ваш отец, возможно, и был пацифистом, но то, что доктор Моран начинал как чисто исследовательское, гуманитарное предприятие, в ваших руках превратилось в крупнейшее пиратство в истории мореходства.

— Ну-ну, продолжайте, — мрачно сказал Дельфи. — Я хочу услышать все.

— Хотите услышать, как это выглядит с другой стороны? — спросил Питт бесстрастно. — Хотите знать, каким вы останетесь в истории? Отлично. Но прежде чем продолжить, я был бы весьма благодарен, если бы Джордино устроили чуть удобнее. Меня смущает то, что он лежит на полу, как животное.

Дельфи неохотно кивнул охранникам, и те за руки подняли Джордино и перенесли на мягкий красный диван. И только когда Джордино удобно устроился, Питт продолжил. Следующие несколько минут пропадут зря, если он не сумеет разгадать план, стоящий за необычной организацией Дельфи. Если у них будет хотя бы один шанс из сотни спастись от взрыва, нужно убрать Джордино и Саммер из этой комнаты. Первым сдастся огромное хрустальное окно, в него хлынут миллионы галлонов морской воды. Теперь он может молиться только о передышке. Питт набрал в грудь побольше воздуха, надеясь, что воображение придет ему на помощь, и начал.

— К тому времени как ученые сделали подводную вершину пригодной для жизни, надобность в судне вашего отца, "Эксплорере", отпала. Доктору Морану нужны были деньги, чтобы продолжить подводное строительство, и он прибегнул к самому распространенному на земле мошенничеству — к операциям со страховкой. Его совесть утешалась мыслью о том, что он лишит этой горсти долларов правящие круги. Подумаешь! Он, и Лавелла, и Роблман порвали связи с обществом. Поэтому он отвел "Эксплорер" в Штаты, забил его трюмы всяким хламом, застраховал судно и груз по максимальному тарифу — все это, конечно, под другим названием и с другими данными в реестре. Потом отвел судно к Каноли, здесь открыл кингстоны, и оно стал первой жертвой Водоворота. Ваш отец немедленно затребовал страховку.

Этот план работал так гладко, что после смерти ученых, которые больше не могли вам возражать, вы, Дельфи, не удержались от искушения поставить дело на широкую ногу. Но вы усовершенствовали операцию. Вы покусились на не принадлежащие вам корабли. При этом прибыль возрастает, ведь не приходится вычитать первоначальную стоимость судна. Должно быть, чертовски выгодно. Да он до сих пор такой. Все просто почти до нелепости. Несколько ваших людей нанимаются матросами на торговое судно, идущее от материка на запад в Индию или в страны Дальнего Востока. Почему всегда на запад? Западные судоходные маршруты проходят прямо над вашим задним двором, но мало того, что Каноли на пути — товары американских марок легче продать здесь, на черном рынке. Вашим людям нужно только отклонить корабль на несколько градусов от курса, дать в машинное отделение команду "Стоп машина!" и дождаться, когда ваши пираты поднимутся на борт и перебьют остальной экипаж.

Ни следа этих судов не находят. Да и как их найдешь? К телам привязывают груз и бросают за борт, корпус целиком, от носа до кормы, перекрашивают, меняют несколько заметных особенностей надстроек, и готов новый корабль. Надо еще продать груз, если его легко отследить и он слишком опасен, вам приходилось выбрасывать его в море. Под новым названием вы проделывали несколько обычных рейсов, потом страховали корабль и топили в окрестностях вершины, так что всегда могли его найти и снять нужные запасные части, чтобы вносить новые усовершенствования в ваш злополучный флот. Боже, Дельфи, как позавидовали бы вашей организации пираты испанского побережья Америки! По сравнению с вами все они кучка фигляров. Вы заставили весь мир поверить, что тут лежит больше тридцати судов, тогда как на самом деле их меньше половины. Каждое из них дважды числится пропавшим. Один раз под настоящим названием, потом под новым, вашим.

— Очень проницательно.

Презрение в тоне Дельфи противоречило задумчивости в его взгляде.

— "Лили Марлен", — спокойно продолжал Питт, — вот это было хитро. Ситуация вокруг подводной вершины становилась слишком напряженной, опасной — слишком много яхт появилось, все пытались найти пропавшие корабли. Рано или поздно эхолот или магнитометр на каком-нибудь судне засекли бы затопленные корпуса. Поэтому, чтобы избавиться от этой суеты, вы сочинили историю "Лили Марлен".

Береговая охрана, военный флот, торговые пароходства — всех увлекло загадочное открытие на борту этой яхты. Из вас вышел бы замечательный пиарщик, Дельфи. Описание мертвецов с зеленой кожей и обгорелыми лицами внушило страх неведомого всем суеверным морякам Тихого океана. Суда и экипажи начали, как от чумы, бежать от этих мест. Вы всех провели. Никто и не подумал о подделке. Вы послали ложное радиосообщение с борта "Лили Марлен". Радист к тому времени был уже мертв. Экипаж испанского торгового судна "Сан-Габриэль" убил и его, и весь экипаж яхты.

Питт помолчал, чтобы Дельфи осознал его слова.

— Это был искусный ход: "Лили Марлен" взорвалась и разнесла на куски абордажную группу. На самом деле никакого взрыва не было, яхту захватили и увели на подводную вершину для полной смены внешности. Слишком ценное судно, чтобы его взрывать. Вероятно, сейчас оно стоит где-нибудь в Гонолулу под новым названием, зарегистрированное, по крайней мере по документам, на какую-нибудь фирму, которая владеет остальными вашими судами. Что же это за фирма? Опять "Металлургическая компания "Рыбы"?

Лицо Дельфи окаменело.

— Вы знаете о "Рыбах"?

— Да все знают, — ответил Питт. — Можете не сомневаться, что все, чем вы владеете за пределами подводной вершины, арестовано. Ваш самолет-амфибия, офисные помещения, радиопередатчик на Мауи — это лишь малая часть. — Питт понял, что угадал. — Вы все отлично организовали, Дельфи. Предусмотрели все неожиданности. Даже если какой-нибудь корабль посылал сигнал SOS, ваш передатчик на острове успешно заглушал его, а потом отправлял ложное сообщение — указывал координаты корабля за сотни миль оттуда, где происходил пиратский захват.

Лицо Дельфи превратилось в злобную маску.

— Вы должны были умереть, Питт. Трижды.

— А, да, — пожал плечами Питт. — Грязный тип в сером грузовике — раз. Очень примитивная и грубая попытка, при вашей-то утонченности. Но, вероятно, время поджимало, особенно после того как Сайнана сообщил вам, что в то утро меня прикрепили к адмиралу Хантеру и его штабу. После неудачи Саммер накануне вечером было бы очень неприятно, если бы я начал собственное расследование или, того хуже, если бы Адриана неосторожно раскрыла свою связь с Сайнаной. Все вело к одному: Питта нужно убрать, и побыстрей.

— Вы умны, — медленно сказал Дельфи. — Куда умнее, чем я считал. Но сейчас это уже неважно. Вы блефуете. Ваши догадки удивительно точны. Но с моим отцом вы промахнулись. Он был хороший человек. Он и остальные ученые погибли, когда неожиданно отказал насос. Утонули в туннеле вскоре после того, как закончили работу. План захвата судов принадлежит исключительно мне. Я придумал и спланировал всю операцию, начиная с "Эксплорера". Я делал ошибки, но не такие, какие нельзя было бы исправить. Да, мистер Питт, вы блефуете. Капитан Сайнана продолжал меня информировать вплоть до своей безвременной кончины. И за последние двадцать четыре часа капитан Хантер не мог узнать всю эту историю.

Дельфи провел ладонью по лбу и потер глаза. Он словно старался стереть ошибки прошлого.

— Вы — моя самая непростительная ошибка. Три десятилетия полной изоляции, а вы едва все не разрушили.

— Тридцать лет — чересчур мало, чтобы забылось такое страшное преступление, — сказал Питт. — Вы погубили себя, Дельфи. Откусили больше, чем можете разжевать. И самая большая ваша ошибка — захват "Старбака". Одно дело — захватить торговый корабль или прогулочную яхту. Береговая охрана обычно проводит только поверхностный осмотр места последнего известного пребывания судна. Но когда исчезает военный корабль, как бы далеко или глубоко ни было место исчезновения, ВМФ не перестает прочесывать море, пока не найдет следы катастрофы.

Дельфи долго смотрел в панорамное окно.

— Если бы коммандер Дюпре придерживался первоначального курса, если бы не отклонился и не обнаружил наше святилище, и он, и его экипаж были бы живы.

Глаза Питта превратились в круглые куски льда.

— Как вы это сделали? Как захватили субмарину под водой?

— Ну, это просто, — ответил Дельфи. — Мои люди натянули на пути лодки прочный стальной трос и запутали винты. Когда лодка остановилась, мы открыли несколько наружных кингстонов балластных цистерн, вода заполнила воздушные танки и два внутренних помещения. Лодка опустилась на дно, ее низкочастотные радиосигналы глохли, а спасательные люки были задраены снаружи. Несколько месяцев спустя, когда кончились продукты и экипаж ослаб, мои люди вошли и избавились от него.

— Действительно просто, — мрачно сказал Питт. — "Старбак" стал величайшей добычей столетия, драгоценным апогеем преступной деятельности. А вы были свободны и в безопасности. Флот искал лодку в сотнях миль отсюда. Требуется всего несколько дней, чтобы осушить затопленные отсеки, и вот "Старбак" как новый, а над ним всего девяносто футов воды. Но у вас возникла проблема, Дельфи. Вначале я этого не понял: выходила ерунда. В ваших руках была самая современная ядерная подводная лодка с полным комплектом ракет с боеголовками, она лежала буквально у вашего порога, а вы и на дюйм ее не сдвинули, потому что не знаете, как ею управлять. "Старбак" — чрезвычайно сложный комплекс механизмов. После смерти вашего отца и других ученых только вы обладали определенным интеллектом. Вся ваша организация построена на слепом повиновении. Ни у кого из ваших людей нет и унции мозгов. Поэтому вы оставили в живых матроса Фарриса — в надежде, что он обучит ваших людей или сам возьмется доставить лодку в русский или китайский порт, где ее можно было бы продать. Но Фаррис лишился рассудка. Слишком тяжелым испытанием оказалась для него смерть или исчезновение товарищей и офицеров, когда он остался один. Он тронулся. И никогда не придет в себя.

— Небольшая ошибка в расчетах, — устало сказал Дельфи.

— А что случилось с "Андреем Выборгом", Дельфи? Русские решили, что вору у вора дубинку украсть не зазорно, и попытались отобрать "Старбак"?

— На этот раз вы полностью ошибаетесь, майор. — Дельфи осторожно потер место, куда его ударил Питт. — У капитана "Андрея Выборга" возникли подозрения. Когда ваша "Марта-Энн" очень уж надолго задержалась в одном месте, он явился посмотреть, в чем дело. Мне ничего не оставалось, кроме как устранить его следом за всеми остальными.

— Потеря "Марты-Энн", должно быть, разбила вам сердце, — ядовито сказал Питт. — Испортила отчетность: единственное судно, сумевшее уйти от вас.

— К несчастью, мы понесли слишком большие потери, пытаясь захватить его, — сказал Дельфи. — На "Марте-Энн" включилась автоматическая система, и она начала возвращение в Перл-Харбор до того, как мои люди сумели предпринять шаги, необходимые для ее захвата.

— Вы могли бы взорвать ее из-под воды.

— Слишком поздно. Капитан Сайнана предупредил нас, что с островов летит новый экипаж судна. Мы едва успели убрать своих мертвых и раненых.

— Кажется, все у вас пошло наперекосяк, — будничным тоном заметил Питт.

— Вы были на "Марте-Энн", — холодно сказал Дельфи. — Это вы перестреляли моих людей и увезли экипаж на вертолете. Вы всегда срывали мои планы.

— Сами виноваты, — ответил Питт. — Не забудьте, это вы пригласили меня поучаствовать. Я не подряжался находить капсулы с поддельными сообщениями.

Дельфи ощерился.

— Зачем вы явились сюда? — спросил он. — Какова ваша цель?

— Спасти Адриану Хантер, — ответил Питт.

— Ложь! — крикнул Дельфи.

— Как угодно.

Неожиданно глаза Дельфи округлились, он понял. И изо всех сил ударил Питта по лицу, так что Питт отлетел к стене, ощущая во рту вкус крови.

— Субмарина, — тихим, ничего не выражающим голосом сказал Дельфи. — Вы увидели, что "Старбак" подчиняется управлению, убили моих людей и сбежали с Фаррисом. А теперь вернулись с экипажем за лодкой.

— Как и обещал, — ответил Питт. — Я всегда говорю правду. Вы правы, Дельфи. Я привел с собой экипаж подводников, которые должны увести "Старбак". Пока мы тут с вами обсуждали ваши преступления, экипаж поднял лодку со дна. — Питт взглянул на часы. Было без одиннадцати пять. — Я бы сказал, что сейчас она в двадцати пяти милях к югу от нас.

Как переменчиво военная удача, — продолжал он спокойно. — Но не стоит удивляться. Было бы глупо считать, что вам все вечно будет сходить с рук. Через одиннадцать минут ракетный крейсер "Монитор" выпустит маленькую ядерную боеголовку в самую середину вашей драгоценной подводной горы. Через одиннадцать минут мы все умрем.

— Ничто не может разрушить эти стены, — ровным тоном ответил Дельфи. — Осмотритесь, майор. Подножие этой горы гранитное, твердый гранит или кварц. Он крепче усиленного бетона.

Питт покачал головой.

— Одна трещина. Довольно всего одной трещины. И тысячи тонн воды ворвутся в пещеры, словно из пожарного шланга. Вода раздавит всех, не дав даже возможности утонуть.

— Вы очень изобретательны, — сказал Дельфи. — Но ведь, пока здесь вы, капитан Джордино и мисс Хантер, снаряд не выпустят.

— Я бы не рассчитывал на это. Решение принимают в Вашингтоне, а не адмирал Хантер. Вы недооцениваете Хантера. Он не станет нарушать приказ. К тому же он, вероятно, считает, что мы с Джордино уже мертвы. Что касается Адрианы… Когда все закончится, никто не узнает, что дочь адмирала погибла во время военно-морской операции по уничтожению Тихоокеанского Водоворота. Хантер человек мужественный: он без колебаний принесет в жертву Адриану, если это поможет уничтожить вас.

Спокойное выражение медленно сошло с лица гиганта, уступив место неуверенности.

— Слова. Это только слова. Вы ничего не можете доказать.

Питт решил выложить последнюю карту. Осталось десять минут — теперь все или ничего.

— Я могу доказать, что мои слова истинны, как евангелие. Проверьте свою радиочастоту. Вы убедитесь, что ваш передатчик на Мауи в руках морских пехотинцев США. Вы также обнаружите, что последние двадцать минут адмирал Хантер пытается связаться с вами, чтобы предложить сдаться.

Дельфи вдруг рассмеялся, злобно и сердито.

— Вы дурак, — ухитрился он выговорить между приступами смеха. — Болван. Олух. Ваш блеф — пшик. Вы не так умны, как считаете. Но вы ведь не могли знать, верно? Станция на Мауи давно не моя. Я ее продал, продал русским. Не я отслеживал ваши передачи, а русские. Советский флот дорого заплатил мне за радиостанцию так близко к военно-морскому штабу США на Гавайях. Следя за сообщениями 101-го отделения, они надеялись отыскать "Старбак". Роскошно сели в калошу, не находите? Заключить сделку с организацией, которая уже захватила субмарину! — Он мстительно поглядел на Питта. — Если вы ждете спасения в последнюю минуту, напрасно, мой дорогой. Не будет никакой передачи от адмирала Хантера, никакого предложения о сдаче, и ядерной ракеты не будет, потому что я покидаю подводную вершину. Она свою роль сыграла. Завтра я начну перевод своей организации на новое место. Мое коммуникационное оборудование здесь уже разобрано, а без него нет контакта ни с Перл-Харбором, ни с другим местом.

Питт ничего не ответил. Он просто стоял, гадая, станут ли следующие десять минут последними.

— И это далеко не все, — насмешливо продолжал Дельфи. — Вы увели "Старбак" на двадцать миль отсюда, как же! Большая нужна практика, чтобы лгать с таким убежденным видом? — Он громко рассмеялся. — В одном вы были правы, Питт: у меня не было опытного экипажа, и я не мог управлять лодкой. Но в ее балластной системе я разобрался. В данный момент все воздушные танки пусты. Но лодка по-прежнему на дне. Нужна большая спасательная операция, чтобы высвободить ее. За месяцы, проведенные на одном месте, дно лодки присосалось к дну, и никаким освобождением от балласта это сцепление не разорвать. Да, жаль. Ваш экипаж подводников все-равно что мертв, если на самом деле не погиб от рук семерых моих лучших людей. Я знал, что ваш флот так легко не сдастся. Я знал, что он вернется и снова попытается вернуть драгоценную подлодку, поэтому оставил на борту своих самых доверенных людей — тех, что любят убивать. Против них у вашего экипажа нет и одного шанса из десяти тысяч.

Питт прыгнул на Дельфи, стараясь заехать желтоглазому кулаком по зубам. Но один из охранников выстрелил в него и попал в левое плечо. Питт боком ударился о стену и медленно скользнул на каменный пол.

Саммер сдавленно крикнула. Ее радужки вокруг огромных черных зрачков побелели, она дернулась в сторону Питта, потом неуверенно взглянула на отца. Тот покачал головой, и она послушно отступила.

Джордино не шелохнулся. Он без выражения смотрел на Питта, но Питт уловил едва заметный, в миллиметр, предупреждающий кивок.

— Вы выиграли битву, — сквозь зубы прошипел Питт. — Но войну вы не выиграли.

— Опять ошибаетесь, майор Питт. Я победил. Победил во всем. "Старбак" послало мне небо. Как только я сумею передать лодку, передать право владения, скажем так, я сверну свою деятельность здесь, в Тихом океане, и займусь менее рискованными предприятиями. Я уверен, новые владельцы очень обрадуются ракетам "Гиперион".

— Ядерный шантаж! — Питт сплюнул. — Вы с ума сошли.

— Ядерный шантаж? Ну, ну, майор. Это мелко. Только для героев шпионских романов. Я не намерен шантажировать сверхдержавы угрозой ядерного холокоста. Мои мотивы — исключительно прибыль. Что бы вы ни думали, мне не нравится беспричинно убивать женщин и детей. Мужчина — другое дело. Убить мужчину то же самое, что убить животное. Никаких угрызений совести впоследствии.

Питт выпрямился, держась за стену.

— Никто не знает этого лучше вас.

— Да, — продолжал Дельфи. — Мои планы гораздо тоньше, хитрость в их простоте. Я договорился продать "Старбак" и его системы вооружения одной из арабских нефтяных держав. Впрочем, разница невелика. Важно лишь, что они готовы заплатить много и не торгуясь.

— Вы сумасшедший, — повторил Питт. — Совершенно и безнадежно тронутый.

Но Дельфи не казался сумасшедшим. Все, что он говорил, звучало логично. Любая из богатых нефтяных арабских стран готова стать счастливым покупателем.

— Скоро узнаем, — сказал Дельфи. Он подошел к селектору и сказал: — Приготовьте мою минисубмарину. Буду через пять минут. — Потом повернулся к Питту. — Личный инспекционный осмотр "Старбака". Передам уцелевшим из вашего экипажа, если они есть, привет от вас.

— Зря тратите время, — с горечью сказал Питт.

— Думаю, нет, — презрительно ответил Дельфи. — Субмарина там, где я ее оставил.

— Флот никогда не отдаст "Старбак", скорее уничтожит его.

— Завтра к этому времени флот никто не спросит. Арабы будут тут и начнут поднимать корабль. Это международные воды. Ваш флот не нападет на корабль другой державы из-за утонувшей лодки, или все страны мира выразят ему свое осуждение в связи с актом агрессии. Единственный выход для них — торговаться с арабами о возвращении корабля. К тому времени я уже получу свою плату за находку — триста миллионов английских фунтов, помещенных в швейцарский банк, и буду на полпути к ним.

— Вам не удастся покинуть эту вершину, — сказал Питт с искаженным холодной ненавистью лицом. — Через восемь минут вы умрете.

Дельфи перехватил взгляд Питта.

— Вот как? Я умру, да? — Он отвернулся, словно от надоедливого насекомого, и пошел к выходу. Но оглянулся. — В таком случае, у меня будет одно утешение: я буду знать, что вы погибли первым. — Он кивнул охранникам. — Выбросьте их в море.

— Никакого последнего утешения осужденным? — спросил Питт.

— Нет, — с сатанинской улыбкой ответил Дельфи. — Прощайте, майор Питт. Спасибо за интересный рассказ.

Звук его шагов замер, наступила тишина. До назначенного часа оставалось пять минут.

Глава 18

Джордино изогнулся, опираясь на локти, тело его содрогалось, глаза закатились. Он скатился с дивана, схватившись за горло. Он сдерживал дыхание, пока лицо не побагровело, даже сберег для этой минуты комок слюны и выпустил его между губами в облаке брызг. Мастерское исполнение. Внимание сбитых с толку охранники было захвачено.

Питт наблюдал, как охранники, продолжая держать его под прицелом, подошли к Джордино и за обвисшие руки подняли его. По-прежнему не говоря ни слова, они знаком приказали Питту следовать за ними.

Он кивнул, пересек комнату и остановился напротив Саммер.

— Саммер, — тихо сказал он. Прикоснулся к ее плечу, посмотрел в усталое лицо. — Мне нужно очень многое сказать, но на это нет времени. Пойдешь со мной?

Она кивнула и сделала знак охранникам. Те понимающе наклонили головы. Саммер взяла Питта за руку и вывела в хорошо освещенный коридор, вырубленный в камне.

— Прости.

Ее голос был едва слышен.

— За что? Это все не твоих рук дело. Ты дважды спасла меня. Почему?

Она притворилась, что не слышит. Посмотрела Питту в глаза, ее лицо излучало такую мягкость и красоту, что все остальное стало казаться тусклым и блеклым.

— Когда ты рядом, у меня странное ощущение, — прошептала она. — Это не просто счастье или удовлетворение, но что-то еще. Не могу описать.

— Это чувство называется любовь, — нежно сказал Питт. Он наклонился, поморщившись от боли в плече, и поцеловал ее в глаза.

Охранники по обе стороны от Джордино остановились, казалось, они растерялись. Ноги Джордино волочились по полу, голова лежала на правом плече. Он негромко стонал, не открывая глаз. Охранники не заметили, что руки Джордино медленно переместились по их плечам и расположились возле шей. Неожиданно оба мощных бицепса сократились, иохранники ударились друг о друга, кость о кость.

Джордино стоял на израненных ногах и довольно улыбался.

— Мастерство, а?

— Каждое движение — залюбуешься, — улыбнулся в ответ Питт. Он взял Саммер за подбородок. — Поможешь нам выбраться отсюда?

Она медленно подняла голову и сквозь растрепанные рыжие волосы, как испуганный ребенок, посмотрела на него. Потом обняла за талию и прижалась к нему. Слезы заполнили ее серые глаза.

— Я люблю тебя, — сказала она, наслаждаясь своими словами. — Я люблю тебя.

Питт снова поцеловал ее, в губы.

— Не хочу вам мешать, — вмешался Джордино, — но у нас нет времени.

Саммер пошла вперед, глядя на лежащих без сознания охранников.

— Мы должны уйти, пока нас не застали другие люди отца.

— Подожди, — сказал Питт. — А где Адриана Хантер? Надо забрать ее с собой.

— Они спит в комнате рядом с моей.

— Отведи нас туда.

Она мягко коснулась его плеча.

— Но как? Ты ранен, а твой друг не может ходить.

— Я много лет несу этот крест.

Питт наклонился к Джордино, и тот, без слов поняв друга, обхватил его за шею. Тогда Питт просунул руку под колено Джордино и распрямился.

— Я, наверно, похож на малыша-индейца, — проворчал Джордино.

— Но весишь не как малыш. — Питт кивнул Саммер. — Ладно, веди.

Саммер пошла вперед, оглядывая коридоры в обоих направлениях, чтобы убедиться — все чисто.

Они шли, пока не услышали, что кто-то приближается по боковому коридору. Саммер махнула рукой, Питт ослабил хватку и вместе с Джордино скользнул в дверь. Теперь в коридоре отчетливо звучали шаги.

В те пять секунд, пока шаги становились громче, сердце у Питта колотилось от усилий, лицо вспотело. Один человек в хорошей форме против двух калек. Две здоровые ноги против двух усталых. Питт решил, что преимущество явно не на их стороне. Но вот шаги миновали дверь и стали удаляться в противоположную сторону.

— Пошли, — прошептала Саммер из другой двери дальше по коридору. — Сейчас безопасно.

Питт снова поднял Джордино и захромал дальше.

— Как у нас со временем? — спросил он.

— Не успеем, — мрачно ответил Джордино, — если ракету выпустят по расписанию.

— Конечно по расписанию, — тяжело дыша, сказал Питт. — Дельфи ошибался. Если Флот не получит ответа на предложение сдаться, он расценит это как вызов и разнесет подводную вершину.

Саммер взяла Питта за руку и повела, как могла, поддерживая измученное, перенапряженное тело. Питт спотыкался, переставляя ноги, он говорил себе: еще немного, еще шаг, и мы дойдем. Наконец, когда сил больше не оставалось, Саммер остановилась у боковой двери. Прижалась к ней ухом и несколько мгновений слушала. Потом легко толкнула дверь и вошла. Питт прошел за ней и опустился на колени, уложив Джордино на роскошный красный ковер.

Саммер подбежала к большой резной кровати у дальней стены и затрясла спящую Адриану.

— Проснитесь, мисс Хантер. Пожалуйста, проснитесь!

В ответ Адриана негромко застонала, Саммер взяла ее за руку и стащила обнаженное тело с кровати.

Увидев на полу Питта и Джордино, Адриана мгновенно проснулась. Не пытаясь прикрыть наготу, она пробежала через комнату и склонилась к Питту.

— О господи, Дирк! Что с тобой? Как ты сюда попал?

— Мы за тобой, — ответил он, судорожно глотая воздух.

Она медленно, недоверчиво покачала головой.

— Нет, нет, это невозможно. Отсюда нет выхода.

— В соседней комнате, в спальне Саммер, есть выход в море.

Питту помешал говорить раскатистый грохот взрыва. Комната задрожала от далеких взрывных волн. Ракета с "Монитора" ударилась о воду над подводной вершиной. Бархатные занавеси задрожали, несколько кораллов-украшений упали со стен и разбились.

— Объяснять некогда! — выпалил Питт. — Все вон!

Саммер выглядела смущенной и растерянной. Ее словно парализовало.

— Я не могу… отец…

— Уходи с нами или погибнешь, — сказал Питт. — В любую секунду эта гора рухнет.

Несколько секунд она не шевелилась, но тут комнату снова тряхнуло, и это привело ее в чувство. Саммер побежала к своей комнате, Адриана за ней. Питт с Джордино тяжело двигались в тылу.

Они едва успели войти в экзотическую синюю спальню Саммер, как чудовищный толчок бросил их на пол. Упругая волна, порожденная гигантским объемом воды, ворвавшейся через все щели и трещины на верхнем уровне подводной вершины, пронеслась по коридорам, как поезд-экспресс, сметая все на своем пути.

Питт с трудом поднялся, забыв о боли. Он захлопнул дверь в коридор, схватил Адриану за руку и, разведя занавески, втолкнул ее в туннель. Потом наткнулся на упавшую Саммер, подхватил ее на руки и бросил на Адриану. В это мгновение огромное зеркало сорвалось с потолка, разбившись на осколки, которые едва не задели Питта. За стеклом последовал каскад воды, сопровождаемый грохотом и скрежетом: комнату разрывало на части.

— Эл! — закричал Питт в потоке камней и воды.

— Здесь! — крикнул в ответ Джордино. Он помахал из-под каменного туалетного столика.

Питт прошел через поднимающуюся молочно-белую пену и вцепился во вскинутую руку Джордино.

— Отойди! — крикнул Джордино. — Если потащишь меня, сам не выберешься.

— И потеряю возможность заработать знак отличия[65]?

Он закинул руку Джордино себе на плечо и наполовину понес, наполовину потащил друга в туннель. К тому времени как они добрались до туннеля, вода поднялась им по колено и бушевала в темноте.

— Женщины, бегите вперед! — приказал Питт.

Второй раз приказывать не пришлось. Адриана и Саммер с плеском неуклюже пошли по узкому туннелю.

Идти быстро с Джордино не получалось, и вскоре Питт потерял девушек из виду в темноте. Течение бросило его на пандус, заставило споткнуться и упасть. Он погрузился с головой и невольно глотнул соленой морской воды. Подавившись, Питт встал на колени и умудрился проделать остаток пути благодаря помощи сильной мускулистой руки, появившейся словно ниоткуда.

Как ни удивительно, это был Джордино. От боли в ногах он скрипел зубами.

— Вот о таких добрых делах приходится всю жизнь сожалеть, — пробурчал Джордино.

— Жалуйся, жалуйся, — выговорил Питт, выплевывая морскую воду. — Ты только это и умеешь. Пошли, нужно поймать лодку.

Скользкий каменный пандус постепенно превратился в лестницу, и Питт обнаружил, что идти стало легче. Желтые фосфоресцирующие камни градом сыпались с купола пещеры, напоминая метеоритный дождь. Поток воды сократился, вода лилась в бассейн внизу по другую сторону лестницы, и Питт начал видеть, куда ступает.

— Держись, старина, — ободряюще сказал он. — Мы почти пришли. Две статуи должны быть за следующим поворотом.

— Женщин не видел? — спросил Джордино.

— Пока нет.

Девушки были где-то рядом, Питт в этом не сомневался. Теперь его подхватила волна уверенности. Они слишком близки к смерти. Но ведь они пережили взрыв. Когда окажутся в воде, короткое плавание — и они на поверхности. Конечно, их могут погубить поджидающие акулы, или они могут утонуть от истощения. Но они еще живы, и Питт будет тащить их, пока последняя дверь не захлопнется у них перед носом. Он пошел быстрее, перетаскивая Джордино через две ступеньки за раз, стараясь как можно скорее завершить эту часть клаустрофобического путешествия. Если придется умереть, то лучше под знакомыми касаниями солнца и неба.

Они огибали последний поворот. Питт увидел Саммер. Женщина стояла на краю бассейна в желтом фосфорическом свете, как одна из статуй.

Показалась и Адриана, она тяжело опиралась на постамент одного из изваяний и смотрела на них глазами, полными ужаса.

— Дирк… поздно, — сказала она. — Он…

Питт перебил ее на середине предложения:

— Нет времени на разговоры. Крыша вот-вот обрушится.

Последние слова застряли у него в глотке. Смешанные чувства усталости, боли, радости и надежды сплелись в клубок отчаяния. Из-за статуй морских богов выступил Дельфи. В правой руке он держал большой кольт и целился прямо в лоб Питту.

— Сбегаете в разгар веселья? — сказал он, и лицо его исказилось от ненависти.

— Привык рано ложиться, — ответил Питт, беспомощно пожимая плечами. — Можете убить меня прямо сейчас. У вас мало времени, если хотите спасти остальных.

— Какое благородство, майор, — сказал Дельфи. Его лицо оставалось жестокой маской зла. — Но вас не должны интересовать подробности. Только мы с дочерью покинем эту пещеру живыми.

Несколько мгновений все молчали. Слышался только плеск — это падали в воду камни. В глубине горы громовая дрожь сотрясла вырубленные в древности пещеры. Скоро, очень скоро Каноли будет полностью разрушен и уже не возродится.

Неожиданно по пещере прокатился взрывной звук, перешедший в громовое крещендо, каменные стены задрожали.

Вначале Питту показалось, что это выстрелил Дельфи. Потом он понял, что звук идет сверху. Одна стена раскололась и лавиной обрушилась на лестницу. Питт сильно толкнул Саммер, сбросив ее в желтый бассейн, а сам упал на Адриану, прикрывая ее своим телом.

Лавина в тысячи тонн золотистых камней катилась со стены, погребая под собой лестницу. Одна из резных, похожих на сфинкса статуй оставалась на постаменте, но вторая уступила напору и опрокинулась. Ошеломленному Питту она напомнила ковбоя, упавшего с лошади посреди бегущего в панике стада.

Когда камни безжалостно обрушились ему на спину, Питт стиснул зубы и напряг мышцы. Один катящийся камень ударил его в бок, и он скорее услышал, чем почувствовал, как лопнуло ребро. Кровь потекла по лицу из ссадины на голове, лицо зудело. Сквозь грохот он услышал пронзительный крик. Казалось, тот доносился издалека, но Питт тут же понял, что кричит Адриана, всего в нескольких дюймах от него и в неконтролируемой истерике. Камни продолжали катиться, покрывая ноги Питта, потом тело по пояс. Он крепче прижал к себе Адриану, словно пытался объятием выдавить из нее страх.

Прошла почти минута, прежде чем Питт понял, что воцарилась глубокая тишина, прерываемая лишь изредка скрежетом катящихся камней и плеском их падения в воду. Теперь он чувствовал судорожные движения Адрианы, девушка всхлипывала в немом ужасе.

Он медленно поднял голову и всмотрелся в груды камней. Дымка фосфоресцирующей пыли висела во влажном воздухе пещеры и, как рой золотистых светляков, медленно оседала на каменный пол. Одна статуя продолжала стоять, холодно глядя в пустоту, а ее подножие было окружено толстым слоем обломков. Вторая отсутствовала, но, приглядевшись внимательнее, Питт увидел сбоку ее обломки.

И тут возле разбитой скульптуры что-то пошевелилось, над грудой осколков статуи видны были только голова и плечо. Изо рта текла кровь, но человек словно не замечал этого. Золотые злобные глаза сузились, когда человек узнал Питта.

Теперь стало светлее, и Питт с Дельфи увидели "кольт" одновременно, его стальной ствол торчал из обломков в четырех футах от головы Дельфи. Питт проклинал свою беспомощность, рука Дельфи медленно ползла к револьверу. Собрав все оставшиеся силы, Питт старался освободиться, но ноги были слишком глубоко погребены камнями. Дыхание вырывалось неровными толчками, мозг охватило растущее ощущение безнадежности. "Кольт" был на целых два фута ближе к Дельфи.

Лицо Дельфи перекосилось от напряжения, кожа блестела от пота. Он молчал, экономя каждую каплю убывающих сил. Он снова посмотрел на Питта, покачал головой, словно охваченный сильнейшим пароксизмом ненависти, и вытянул пальцы к кольту. Для Питта время замедлилось и наконец как будто остановилось. Он начал лихорадочно сбрасывать камни с ног, но каждая попытка вызывала страшную боль, и силы с каждым движением убывали.

Пальцы Дельфи коснулись "кольта". Ствол чуть наклонился. Дельфи двумя пальцами зацепил курок и потянул. Револьвер сдвинулся на восьмую дюйма, но Дельфи не сумел удержать его.

Он снова и снова повторял свои попытки. И наконец "кольт" был в пределах досягаемости его ладони. Тогда он с такой силой стиснул рукоятку, что костяшки пальцев побелели.

Дельфи закашлялся, и у него изо рта полилась кровь, запятнав камни под ним. Но он не отказался от своего намерения, лицо его дьявольски исказилось. Он поднял ствол, ощупью отыскал курок. Улыбнулся, показав окровавленные зубы, Дельфи наставил ствол точно Питту между глаз.

Неожиданно в нескольких футах перед Дельфи началось какое-то движение. Питт как зачарованный смотрел на руку, появившуюся из осколков. Как рука призрака из могилы, она описала дугу в сторону Дельфи. Медленно сложилась в кулак (только мизинец торчал). А потом кулак с быстротой молнии опустился на ствол, а мизинец по первый сустав исчез в стволе.

Джордино не мог дотянуться до оружия, поэтому заткнул пальцем ствол, зная, что, если Дельфи нажмет на курок, ствол разорвется прямо перед его лицом.

В глазах Дельфи отразилось невероятное удивление. Он стал слабо дергать "кольт" из стороны в сторону — сил не оставалось, он уже не мог держать револьвер ровно, тем более бороться, чтобы устранить препятствие. Палец Джордино оставался в стволе. Дельфи как будто задумался над ситуацией, но тьма начала окутывать его сознание. Он в последний раз улыбнулся и нажал на курок.

Приглушенный грохот потряс пещеру, с куполообразного потолка обвалилось несколько небольших камней.

Правая сторона лица Дельфи исчезла. Покореженный револьвер выпал у него из руки, а сам Дельфи упал вперед, тяжело ударившись головой о камни.

Джордино не издал ни звука. Рука его по-прежнему была вытянута, он разжал кулак и показал четыре пальца — мизинец оторвало у самого основания.

Питт возобновил борьбу с удерживавшими его камнями. Наконец ему удалось освободиться. Он поднял Адриану и прислонил к стоящей статуе. Девушка была без чувств.

— Если ты в состоянии, — сказал Джордино напряженно кривя рот, — как насчет того, чтобы вытащить меня из обломков?

— Держись, — ответил Питт.

Он пополз по камням к Джордино. Вместе они принялись разбрасывать камни, покрывавшие все тело Эла, кроме лица и правой руки.

— Кроме мизинца, есть сломанные кости? — спросил Питт.

— Нет, — напряженно ответил Джордино, морщась от боли в руке. — А у тебя?

— Пара ребер, — выпалил Питт. Он снял плавки и принялся рвать их на полосы. — Давай перевяжу руку.

— О рубашке, снятой ради друга, я слыхал, — сказал Джордино, благодарно улыбаясь, — но это что-то новенькое.

Едва закончив, Питт услышал низкий стон с той стороны осыпи, которая исчезала в пруде. Из воды выбиралась Саммер с остекленелыми, ошеломленными глазами. Она посмотрела на Питта.

— Отец… что…

Дальше последовало что-то нечленораздельное.

— Спокойней, — сказал Питт. — Через несколько минут мы отсюда выберемся и будем в безопасности.

Он привлек ее к себе и взял на руки. Пальцами нежно отвел волосы с лица, стал виден красный порез на виске, уже начавший опухать и темнеть. Питт прошептал ей несколько слов на ухо и поцеловал в губы.

Вода в пещере быстро прибывала, лестница постепенно погружалась, но Питт этого не замечал. Лицо его было сосредоточенным. Питту было жаль Саммер. Хотелось сказать, что он ее любит, но губы его шевельнулись беззвучно. Она посмотрела в глаза Питту словно издалека. Губы Саммер дрогнули, она положила руку ему на грудь.

— Он мертв, верно?

— Да, погиб в камнепаде, — солгал он, но это была небольшая ложь. Разорвавшийся "кольт" лишь ускорил гибель Дельфи. Его переломанное, изуродованное тело все равно больше не могло жить.

— Не хочется вам мешать, — сказал Джордино, — но, думаю, нам лучше валить отсюда, пардон за выражение, пока не обрушилась крыша.

Питт еще раз поцеловал Саммер в губы и с трудом встал. Он хотел попросить Джордино позаботиться об Адриане, когда появилась она сама, нагая, покрытая золотой фосфоресцирующей пылью, похожая на позолоченную нимфу.

— Плыть сможешь? — спросил ее Джордино.

— Попытаюсь, — слабо ответила она.

— Эл, вы с Адрианой идете первыми, — сказал Питт. — Пусть держится за твои плечи. Мы с Саммер за вами. — Он успокаивающе кивнул Джордино. — Встретимся в следующей пещере.

Джордино осмотрелся.

— Жаль, нет нашего снаряжения.

— А хоть бы и было? Мы никогда не нашли бы его под таким завалом.

— Пошли, — сказал Джордино Адриане. — Великий Западный и Тихоокеанский подводный экспресс Элберта Джордино никого не ждет. — И он мягко увел Адриану в воду. Идти ему было тяжело, но плыл он без труда. Он взял ее руки, обвил ими свою бычью шею, и Адриана зарылась лицом в его спину между лопатками. — Держись крепко и сделай глубокий вдох, — приказал он.

И они исчезли, оставив только расходящиеся круги.

Саммер оглянулась на груду камней вокруг разбитой статуи.

— Ничего нельзя сделать? — спросила она.

— Ничего.

Горе — необычное чувство. Печальное милое лицо Саммер стало вдруг необыкновенно спокойным и одновременно решительным.

— Я люблю тебя, Дирк, но я… не могу пойти с тобой.

Питт уставился на нее.

— Вздор.

— Пожалуйста, пойми, — взмолилась она. — Эта морская гора всегда была моим домом. Здесь похоронена моя мать, а теперь и отец.

— Но это не причина самой умереть здесь.

Она прижалась лицом к его груди.

— Когда-то я пообещала отцу, что никогда его не оставлю. И должна выполнить обещание.

Питт поборол желание приказать ей нырнуть. Вместо этого он погладил ее по голове и нежно сказал:

— Я эгоист. Твой отец умер, и теперь ты моя. Я хочу тебя. Ты мне нужна. Даже отец не хотел бы, чтобы ты погибла, выполняя детское обещание. — Он крепче обнял ее. — Хватит споров. Уходим вместе и немедленно.

Саммер по-прежнему тихо плакала, когда они рука об руку скользнули в желтую воду.

Джордино и Адриана сидели на уступе в другой пещере, когда Питт и Саммер вынырнули из воды.

— Почему вы так долго? — спросил Джордино. — Я проголодался, пока ждал.

Питт оставался в воде, держась за уступ: он не в силах был подняться.

— Мы уже на полпути к дому, — уверенно сказал он. — Небольшое плавание к поверхности — и домой, в Гонолулу.

Идем в том же порядке, — продолжал он решительно. — И помните: выдохните, когда пойдете к поверхности. Нам только воздушной эмболии не хватало.

Он повернулся к Саммер. Вода превратила ее зеленое платье в прозрачную вуаль, и влажная ткань облепляла все изгибы ее тела. Питт знавал много самых разных женщин, но все они блекли в сравнении с этой, с подводной горы. Его мысли были так заняты Саммер, что он едва заметил, как Джордино и Адриана скользнули в воду.

— До встречи наверху, — сказал Джордино с улыбкой.

Но не мог скрыть тревогу во взгляде. Невозможно было сказать, что ждет их на поверхности. Если вообще что-то ждет.

Питт сумел улыбнуться в ответ.

— Удачи. Следи за акулами.

— Не волнуйся. Если увижу, укушу первым.

Он помахал здоровой рукой и вместе с Адрианой, которая снова обхватила его за шею, нырнул и поплыл в сторону подводного входа.

Странная тишина охватила грот. Мутная вода ласково плескалась у стен и омывала прикрепившуюся к камням мелкую морскую фауну. По крыше плясал проникавший снаружи тусклый свет, отбрасывая тени на неровную поверхность.

— Наверху нас обоих ждет новая жизнь, — тихо сказал Питт.

Саммер посмотрела в зеленые глаза Питта и легко погладила его по щеке. Потом заплакала, разрываясь между любовью к отцу и любовью к этому мужчине, которого едва знала. Она пыталась принять решение, длинные волосы цвета заката ниспадали мягкими волнами, слезы на щеках смешивались с морской водой. И тут она поняла, что должна сделать.

— Я готова, — сказала она. — Ты тяжело ранен, иди первый.

Питт молча кивнул, признавая логику ее слов. Он поцеловал ей руку. Улыбнулся, нырнул и исчез.

Саммер смотрела, как его обнаженное тело проплывает под скалами и исчезает в море.

— Прощай, Дирк Питт, — сказала она в пустом гроте. Поднялась на уступ, изогнула гибкое тело и аккуратно нырнула. Бросила взгляд на освещенный солнцем выход во внешний мир. Развернулась и поплыла назад, в желтую пещеру, к отцу.

Чем выше Питт поднимался, тем теплее становилась вода. Пятьдесят футов, подумал он, столько показал глубомер Джордино, когда они входили в небольшую пещеру с воздушным карманом. Он всматривался в синевато-зеленую воду, едва различая ритмичные покачивания водной глади наверху. Постепенно выдыхал, уменьшая давление в легких, и с рассеянным любопытством наблюдал за пузырьками воздуха, те парили рядом с головой, словно подвешенные в пространстве.

Питт вынырнул на поверхность, под горячие лучи тропического солнца. Воздух врывался в легкие и вырывался из них, как под давлением пневматического поршня. На несколько мгновений Питт расслабился, насколько позволяло измученное, ноющее тело, и закачался на ласковых волнах. Перед глазами прояснилось, он поискал Джордино и Адриану и увидел их в двадцати футах от себя: их головы показались на гребне волны, прежде чем снова исчезнуть между волнами.

Неожиданно внизу послышался громовой рокот, и море покрылось массой пузырей. Потом из глубины вырвалось множество кусков дерева, масляных пятен, рваных кусков ткани. Конец Каноли, конец Тихоокеанского Водоворота.

Питт поискал Саммер, в отчаянии оглядывая гребни волн. Ни следа пламенеющих рыжих волос. Он окликнул ее по имени. Но в ответ слышался только далекий рокот со дна. Окунувшись с головой, он поплыл обратно, чтобы отыскать ее. Но тело не слушалось — оно давно достигло пределов выносливости. Где-то поблизости слышались искаженные голоса, Питт из последних сил барахтался, чтобы остаться на поверхности.

Чудовищная рыба — единственное описание, какое сумел дать его утомленный мозг, — чудовищная черная рыба поднялась из глубин и повисла над его головой, угрожая проглотить то, что от него осталось. Питту было все равно: пусть. Море дало ему любовь только затем, чтобы отобрать ее, увлечь в свои пучины.

Что-то схватило его за руки и прочно держало. Почти без чувств от усталости, он посмотрел вверх. С чудовищной рыбы на него смотрели какие-то искаженные лица, его обнаженное израненное тело осторожно подняли и закутали в одеяло. Одно из лиц отделилось от остальных и приблизилось к Питту.

— Боже! — в ужасе сказал Кроухейвен. — Что с вами?

Питт хотел ответить, но подавился и закашлялся, выплескивая на одеяло морскую воду и рвоту. Он хрипло прошептал:

— Вы… "Старбак"… вы подняли лодку?

— Кроухейвену везет, — терпеливо ответил тот. — Ракета с "Монитора" взорвалась на противоположной стороне подводной горы, и это частично защитило нас от подводных ударных волн. А сотрясения оказалось достаточно, чтобы высвободить днище "Старбака". Конечно, наверху не понравится то, что я сделал с подводной лодкой. Левый винт полностью срезан, а правый похож на крендель.

Питт приподнял голову. Джордино и Адриана тоже на борту, тоже закутаны в толстые белые шерстяные одеяла. Флотские. Один из моряков обрабатывал руку Джордино.

— Девушка… здесь должна быть еще одна девушка…

Кроухейвен возвышался над Питтом.

— Успокойтесь, майор. Если она здесь, мы ее найдем.

Питт закашлялся и лег. Он чувствовал себя измученным и обессиленным. В голове была пустота, на него наползал черный туман.

Люди Кроухейвена искали бесконечно, но не нашли ни следа Саммер. Тайны Каноли были погребены навсегда.

Эпилог

На мыс Каена надвигался прилив, прибой накрывал песок, касаясь подножий нависающих утесов. Когда очередная волна отступала, снова показывался чистый, промытый приливом песок, и маленькие крабы начинали рыть новые гнезда в слежавшихся песчинках.

Питт стоял на одном из утесов и смотрел на беспокойную воду. Он стоял долго. Прилив достиг высшей точки и начал отступать. Здесь все началось, думал Питт. И здесь для него все кончится. Но он знал: есть такое, что вечно остается в сердце человека, пока оно бьется.

Над головой на широко расправленных крыльях лениво проплыл альбатрос. Потом, словно чуя опасность, повернул и полетел на север. Питт смотрел вслед крупной черно-белой птице, пока она не превратилась в черную точку и не исчезла наконец в голубом небе.

Он чувствовал аромат красного жасмина, цветки которого держал в руке, откуда-то из-за горизонта тихий голос словно произнес: "А ка макани хема па". Слова принес легкий ветер со стороны океана.

Питт внимательно прислушивался, но больше ничего не услышал. Он несколько мгновений смотрел на букет, потом бросил его в море и стал смотреть, как прибой накатил на цветы красного жасмина и разбросал их по пенному песку.

Отворачиваясь от моря, Питт испытывал огромное облегчение. Когда его "Кобра" запрыгала по пыльной дороге, он начал насвистывать. Тонкое облако пыли медленно оседало на пустой пляж.

Клайв Касслер "За борт!"

ПРЕЛЮДИЯ «САН-МАРИНО»

15 июля 1966 года Тихий океан

Девушка заслонила карие глаза от солнца и посмотрела на большого пеликана, проскользнувшего над стрелой кормового крана. Через несколько минут зрелище грациозного полета ей наскучило, она села, и стали видны ровные красные полоски от ремешков старомодного шезлонга на загорелой спине.

Девушка осмотрелась, нет ли поблизости палубных матросов, но никого не оказалось, и потому она стыдливо поправила чашечки узенького бикини.

От тропической жары по ней струился пот. Проведя ладонью по плоскому твердому животу, девушка почувствовала, как пот выступает сквозь поры кожи, успокоилась, расслабилась и снова легла: равномерный гул двигателей старого фрейтера и тягостная жара вызывали сонливость.

Страх, который жег ее изнутри, когда она села на этот корабль, постепенно рассеялся.

Теперь ей не приходилось лежать подолгу без сна, прислушиваясь к биению своего сердца, и она не поглядывала украдкой на лица членов экипажа, стараясь заметить в них подозрительность, не ждала каждую минуту, что капитан сурово объявит ей: «Вы арестованы». Постепенно ей удалось заставить себя забыть о преступлении и думать о будущем. И тогда она с облегчением обнаружила, что чувство вины может пройти.

На краю поля зрения появилось белое пятно на трапе — стюард, человек с Востока. Мужчина почтительно приблизился, не поднимая глаз от палубы, словно ему неловко было смотреть на ее тело.

— Прошу прощения, мисс Уоллес, — сказал он. — Капитан Мастерс почтительно просит вас отобедать с ним и его офицерами, если вам уже лучше.

Эстелла Уоллес мысленно возблагодарила загар, скрывший краску на ее щеках. С самого выхода из Сан-Франциско она притворялась больной и ела в своей каюте, чтобы избежать разговоров с офицерами. Теперь девушка решила, что надо прекратить разыгрывать отшельницу.

Пришло время попрактиковаться во лжи.

— Передайте капитану Мастерсу, что я с удовольствием пообедаю с ним.

— Он будет рад это слышать, — ответил стюард, и широкая улыбка обнажила просвет между его передними зубами. — Попрошу, чтобы кок приготовил для вас что-нибудь особенное.

Он повернулся и пошел. Его походка показалась Эстелле слишком подобострастной даже для азиата.

Уверившись в правильности своего решения, она оглядела надстройку «Сан-Марино», расположенную на три палубы выше. Небо над единственной черной трубой, изрыгающей черный дым, казалось удивительно голубым; черный цвет трубы резко контрастировал с белизной переборок.

— Надежный корабль, — хвастливо сказал капитан, вводя ее в кают-компанию. И принялся рассказывать историю корабля и описывать его устройство, как будто Эстелла — испуганная пассажирка, в первый раз сплавляющаяся на каноэ через пороги.

Построенный в 1943 году по типовому проекту «Либерти»,[66] «Сан-Марино» перевозил военные грузы через Атлантику в Европу и совершил шестнадцать таких путешествий туда и обратно. В одном из них, когда корабль удалился от конвоя, его торпедировали, однако он не затонул и своим ходом добрался до Ливерпуля.

После войны в числе тридцати судов, принадлежавших нью-йоркской «Мэнкс стимшип компани», он плавал под панамским флагом, заходя в самые отдаленные порты. Имея наклонную мачту и почти вертикальную корму, он развивал в Тихом океане скорость одиннадцать узлов. «Сан-Марино» предстояло еще несколько лет приносить прибыль владельцам, после чего судно сдадут на лом.

Ржавчина проела его стальной корпус, и теперь он походил на проститутку, но в глазах Эстеллы был прекрасен и непорочен.

Прошлое Эстеллы уже начало расплываться. Каждый оборот вала изношенных двигателей отдалял ее от скучной, полной самоотречений жизнью и приближал к сказочному будущему.

Первый шаг к превращению Арты Касилио в Эстеллу Уоллес был сделан, когда она нашла потерянный паспорт, лежавший за сиденьем лос-анджелесского автобуса, в котором Эстелла в вечерний час пик ехала по бульвару Уилшир. Сама не зная зачем, Арта сунула паспорт в сумочку и унесла домой.

Прошло несколько дней, но она не сдала паспорт водителю и не отправила его почтой законной владелице. Арта ежедневно по часу рассматривала страницы паспорта с заграничными штампами. Ее заинтересовало лицо на фотографии. Гораздо более накрашенное, но поразительно схожее с ее собственным. Обе женщины почти ровесницы — их дни рождения разделяло восемь месяцев. Одинаковые — карие — глаза; если бы не разные прически и оттенки волос, они вполне могли бы сойти за сестер.

Арта начала подражать Эстелле Уоллес, создавать свое второе «я», которое — хотя бы в мечтах — могло отправиться в экзотические края, где нет места робкой, маленькой Арте Касилио.

Однажды вечером, по окончании рабочего дня, Арта обнаружила, что смотрит на пачки свежеотпечатанных банкнот, которые только что доставили в их банк в Лoc-Анджелесе из Федерального резервного банка.

За четыре года работы она привыкла к крупным суммам и не обращала на них внимания — свойство, рано или поздно появляющееся у всех кассиров. Но в этот раз пачки зеленых купюр совершенно неожиданно околдовали ее. Ей вдруг представилось, что это ее деньги.

Этот уик-энд Арта потратила на то, чтобы укрепить решимость и спланировать преступление, которое задумала совершить; она отрабатывала каждый жест, каждое движение, пока не начала совершать их плавно, без запинки.

Девушка не спала всю воскресную ночь, а когда прозвенел будильник, встала вся в холодном поту, но полная решимости довести дело до конца.

По понедельникам деньги привозили в бронированной машине, обычно от шестидесяти до восьмидесяти тысяч долларов. Купюры пересчитывали и держали до среды, затем развозили по отделениям банка, разбросанным по всему Лос-Анджелесу.

Арта решила действовать вечером в понедельник, когда она укладывает свой ящик с деньгами в сейф.

Утром, приняв душ и накрасившись, Арта натянула панталоны. Обернула ноги от середины икры до бедер двусторонней липкой лентой, оставив верхний защитный слой ленты не тронутым. Это своеобразное дополнение к одежде она прикрыла длинной юбкой; юбка по щиколотку полностью скрыла ленту.

Затем она взяла пачки аккуратно нарезанной плотной бумаги и сложила к себе в сумку. Сверху и снизу в каждой пачке лежала новенькая пятидолларовая банкнота, а сама пачка была перевязана сине-белыми подлинными обертками Федерального резервного банка и внешне казалась абсолютно нормальной.

Арта стояла перед высоким, в рост человека, зеркалом и в тысячный раз репетировала свои действия. «Арта Касилио больше не существует. Ты теперь Эстелла Уоллес».

Эти уговоры как будто действовали. Арта чувствовала, как расслабляются ее мышцы, как дышится медленнее, ровнее. Сделав глубокий вдох, расправив плечи, она отправилась на работу.

Стараясь ничем не привлечь внимания, она нечаянно пришла на работу на десять минут раньше — поразительный факт для всех, кто ее знал, но было утро понедельника, и этого никто не заметил. Арта сидела за своей стойкой кассира, и каждая минута казалась ей часом, а каждый час — жизнью. Она испытывала странную отчужденность от привычного окружения, но тут же подавила мысль отказаться от опасного предприятия. Страх и паника, к счастью для нее, ушли в подсознание.

Когда пробило шесть и один из вице-президентов закрыл и запер массивные двери, Арта быстро подвела итог и выскользнула в женский туалет; здесь в кабинке она сняла верхний слой липкой ленты и спустила в унитаз. Потом взяла пачки поддельных денег и прикрепила их к ленте, несколько раз топнув, чтобы убедиться, что ни одна пачка не выпадет при ходьбе.

Убедившись, что все готово, она вышла и задержалась в вестибюле, пока все остальные кассиры не поместили свои денежные ящики в сейф и не вышли. Ей нужны были всего две минуты одиночества в огромном стальном кубе, и Арта эти две минуты получила.

Задрав юбку, девушка точными движениями поменяла поддельные пачки на настоящие.

Выйдя из сейфа и попрощавшись с вице-президентом, она не могла поверить, что ей действительно все удалось.

Придя домой, Арта тут же сбросила юбку, достала пачки купюр и пересчитала. 51 тысяча долларов.

Мало.

Она ощутила жгучее разочарование. Нужно по меньшей мере вдвое больше, чтобы покинуть страну и обеспечить себе минимальный уровень комфорта, увеличивая свое состояние разумными вложениями.

Легкость операции сделала Арту безрассудной. «Осмелюсь ли я повторить ее?» — подумала она. Деньги Федерального резервного банка уже сосчитаны, и до среды их не отправят в отделения. Завтра вторник. Есть возможность взять еще, пока кража не обнаружена.

Почему бы и нет?

Ее будоражила мысль о том, чтобы ограбить дважды один и тот же банк. Может, Арте Касилио для этого не хватило бы решимости, но Эстеллу Уоллес не нужно было уговаривать.

В тот же вечер она купила в лавке подержанных вещей большой старомодный саквояж и сделала в нем двойное дно. Уложила деньги и вещи, и на такси поехала в международный аэропорт Лос-Анджелеса, оставила саквояж в ячейке камеры хранения и купила билет на вечерний рейс в Сан-Франциско.

Неиспользованный билет на вечер понедельника девушка завернула в газету и выбросила в урну. Делать больше было нечего, поэтому она вернулась домой и заснула как убитая.

Вторая кража прошла так же гладко, как первая. Через три часа после того как Арта в последний раз вышла из Беверли-Уилширского банка, она уже пересчитывала деньги в отеле в Сан-Франциско. Общая сумма составила 128 тысяч. Не слишком много, учитывая нынешнюю инфляцию, но вполне достаточно для ее целей.

Следующий шаг был относительно прост. Арта посмотрела в газетах расписание отхода судов и нашла «Сан-Марино», фрейтер, отправляющийся в шесть тридцать на следующее утро в Окленд, в Новую Зеландию.

За час до отхода она поднялась по трапу. Капитан утверждал, что не берет пассажиров, но согласился за взаимно приемлемую сумму — Эстелла подозревала, что эта сумма пойдет капитану в карман, а не в казну компании.

Эстелла переступила порог офицерской столовой и на мгновение замерла в неуверенности, встретив оценивающие взгляды шестерых мужчин.

Медные волосы падали ей на плечи, почти сливаясь с медным загаром. Она надела длинное, обтягивающее розовое платье, которое выделяло все что нужно. Единственным украшением был браслет из белой кости. Ее простая элегантность потрясла поднявшихся ей навстречу офицеров.

Капитан Мастерс, высокий, седеющий, подошел к ней и взял за руку.

— Мисс Уоллес, — сказал он, тепло улыбаясь, — приятно видеть, что вы здоровы.

— Думаю, худшее позади, — заметила она.

— Должен признаться, я начинал тревожиться. Вы пять дней не выходили из каюты, и я опасался худшего. На борту нет врача, и мы оказались бы в трудном положении, если бы вы заболели.

— Спасибо, — тихо поблагодарила она.

Он чуть удивленно взглянул на нее.

— За что спасибо?

— За заботу. — Она пожала ему руку. — Обо мне очень давно никто не заботился.

Он улыбнулся и подмигнул.

— Для этого на судне и существует капитан.

Потом повернулся к офицерам.

— Господа, позвольте представить мисс Эстеллу Уоллес, которая оказала нам честь, согласившись своим присутствием скрасить плавание до Окленда.

Начались представления. Эстеллу позабавило, что почти у всех офицеров были номера. Первый помощник, второй помощник, даже четвертый помощник. Все пожимали ей руку так, словно та была из хрупкого фарфора, все, кроме старшего механика, низкорослого и широкоплечего, говорившего со славянским акцентом. Этот наклонился и поцеловал кончики ее пальцев. Первый помощник подозвал стюарда, который стоял за небольшой барной стойкой красного дерева.

— Мисс Уоллес, что желаете?

— А можно «Дайкири»? Хочется сладкого.

— Конечно, — ответил первый помощник. — «Сан-Марино», может, и не роскошный круизный лайнер, но у нас лучший бар на этой широте Тихого океана.

— Надо быть честным, — добродушно укорил его капитан. — Вы забыли упомянуть, что наше судно единственное на этой широте.

— Это всего лишь мелкая подробность, — пожал плечами первый помощник. — Ли, один из твоих знаменитых «дайкири» для молодой леди.

Эстелла с интересом наблюдала, как стюард искусно выжал лайм и смешал ингредиенты коктейля. Все его движения были театрально выразительными. Ледяной напиток оказался очень вкусным, и ей пришлось сдерживаться, чтобы не выпить все одним глотком.

— Ли, — сказала она, — вы чудо.

— Так и есть, — подтвердил Мастерс. — Нам повезло, что он у нас на борту.

Эстелла сделала еще глоток.

— Кажется, у вас много азиатов в команде.

— Замена, — объяснил Мастерс. — Когда мы пришли в Сан-Франциско, десять человек из команды списались на берег. К счастью, до нашего отхода явились наниматься Ли и еще девять корейцев.

— Все это очень странно, если хотите знать мое мнение, — заметил второй помощник.

Мастерс пожал плечами.

— Члены экипажа регулярно списываются на берег с тех пор, как кроманьонец построил первый плот. Ничего странного в этом нет.

Второй помощник с сомнением покачал головой.

— Один или два — возможно, но не десять! «Сан-Марино» отличный корабль, и у нас отличный и справедливый капитан. Для такого массового исхода не было причин.

— На море все возможно, — вздохнул Мастерс. — Корейцы хорошие моряки, аккуратные и работящие. Я бы не сменял их на половину груза в трюме.

— Не очень щедрая плата, — заметил главный механик.

— Можно спросить, — вмешалась Эстелла, — какой груз вы везете?

— Конечно, — с готовностью ответил молодой четвертый помощник. — В Сан-Франциско нам в трюмы поместили…

— Титановые слитки, — оборвал его капитан.

— Стоимостью восемь миллионов долларов, — добавил первый помощник, неодобрительно глядя на четвертого.

— Еще раз прошу прощения, — сказала Эстелла, протягивая пустой стакан стюарду. Она снова повернулась к Мастерсу. — Я слышала о титане, но не знаю, для чего он применяется.

— Правильно обработанный, чистый титан прочнее и легче стали. Это достоинство делает его необходимым при строительстве самолетов. Он также широко используется при изготовлении красок и пластиков. Подозреваю, что он есть даже в вашей косметике.

Кок, анемичного вида азиат в сверкающем белом переднике, высунул голову из боковой двери и кивнул Ли, который в ответ постучал по стакану ложкой-смесителем.

— Обед готов, — произнес он по-английски с сильным акцентом, сверкая щербатой улыбкой.

Обед был великолепный; Эстелла пообещала себе, что никогда его не забудет. Быть окруженной шестью привлекательными, умными и внимательными мужчинами — чего еще может требовать женское тщеславие?

После кофе капитан Мастерс извинился и отправился на мостик. Остальные офицеры один за другим тоже вернулись к своим обязанностям, а Эстелла прогулялась по палубе со старшим механиком. Он развлекал ее рассказами о морских суевериях, о загадочных чудовищах из пучин и забавными сплетнями о членах команды.

Наконец они подошли к двери ее каюты, и мужчина галантно поцеловал ей руку. Она приняла его приглашение вместе с ним прийти на завтрак.

Эстелла вошла в крохотную каюту, закрыла дверь на замок, опустила занавеску на единственном иллюминаторе, вытащила из-под кровати саквояж и открыла его.

Сверху лежали ее косметика и беззаботно скомканное белье. Под ними несколько аккуратно сложенных блузок и юбок. Она их отложила, чтобы позже расправить и отпарить. Пилочкой для ногтей осторожно приподняла фальшивое дно и заглянула под него.

Потом выпрямилась и облегченно вздохнула. Деньги на месте, по-прежнему в пачках и упаковке Федерального резервного банка.

Она почти ничего не истратила.

Эстелла встала, стянула через голову платье — под ним ничего не было — и легла на койку, заложив руки за голову.

Закрыла глаза и представила себе лица своих начальников, когда они обнаружат исчезновение денег, а вместе с ними — маленькой надежной Арты Касилио. Она их всех провела! Эстелла испытала необычное, почти сексуальное возбуждение при мысли, что ФБР внесет ее в список наиболее разыскиваемых преступников. Следователи допросят ее подруг и соседей, обыщут квартиру, проверят тысячи банков, не внес ли кто крупную сумму в пронумерованных банкнотах, — но ничего не найдут.

Арты, она же Эстелла, не будет там, где ее ждут.

Она открыла глаза и посмотрела на уже знакомые стены своей каюты. Но каюта почему-то начала удаляться от нее. Предметы то становились отчетливо видны, то расплывались. Мочевой пузырь требовал похода в туалет, но тело отказывалось подчиняться приказу двигаться. Мышцы словно затекли. Тут открылась дверь, и вошел Ли с еще одним азиатом.

Ли не улыбался.

«Этого не может быть», — сказала себе Эстелла. Стюард не смеет войти в ее каюту, когда она без одежды лежит на койке.

Должно быть, все это кошмар, вызванный обильной едой и выпивкой, подстегнутый несварением.

Она чувствовала себя отделенной от тела, как будто наблюдала за происходящим из угла каюты. Ли вынес ее из каюты и понес по коридору на палубу.

Здесь было несколько корейцев, бортовые прожектора ярко освещали их овальные лица. Корейцы подносили большие свертки и бросали их за поручни. Неожиданно один из свертков посмотрел на нее. Это было пепельно-бледное лицо молодого четвертого помощника, в глазах смесь недоумения и ужаса. Но вот он тоже исчез за бортом.

Ли наклонился над ней, делая что-то с ее ногами. Она ничего не чувствовала,только летаргическое оцепенение. Он как будто привязывал к ее ногам кусок ржавой цепи.

«Зачем это?» — смутно подумалось ей. Эстелла с равнодушием ощущала, как ее поднимают в воздух. Потом ее отпустили, и она поплыла в темноте.

Что-то сильно ударило ее, выдавив воздух из легких. Холодная властная сила окружила, сомкнулась над головой. Безжалостное давление стиснуло ее и потащило вниз, гигантскими клещами сдавив внутренние органы.

Лопнули барабанные перепонки, мгновение обжигающей боли очистило сознание, и Эстелла поняла, что это не сон. Она раскрыла рот, пытаясь закричать.

Но не раздалось ни звука. Увеличивающееся давление воды сжало ее грудную клетку. Безжизненное тело опустилось в распростертые объятия пропасти глубиной десять тысяч футов.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ПАЙЛОТТАУН»

Глава 1

25 июля 1989 года Залив Кука, Аляска

Черные тучи угрожающе надвигались на море от острова Кадьяк, превратив поверхность глубокого сине-зеленого моря в свинец. Оранжевый блеск солнца исчез, словно задули огонек свечи. В отличие от большинства бурь в Аляскинском заливе, которые сопровождаются ветром в пятьдесят-сто миль в час, эта вызвала лишь легкий бриз. Пошел дождь, вначале редкий, но затем перешедший в такой ливень, что вода побелела.

Капитан-лейтенант Эймос Довер, стоя на крыле мостика катера береговой охраны «Катоба», пытался что-нибудь разглядеть в бинокль сквозь потоки воды. С тем же успехом он мог вглядываться в мерцающий театральный занавес. Видимость кончалась на четырехстах метрах. Холодный дождь падал на лицо и становился еще холоднее, когда лился за поднятый воротник плаща и стекал по шее. Наконец Довер выбросил промокшую сигарету за борт и вошел в теплую, сухую рубку.

— Радар! — хрипло окликнул он.

— Контакт шестьсот пятьдесят метров прямо впереди и приближается, — ответил оператор, не отрывая взгляда от экрана.

Довер расстегнул плащ и носовым платком вытер влажную шею. Меньше всего он ожидал неприятностей в умеренную погоду.

Рыболовные суда или дорогие яхты редко пропадают в середине лета. Вот зимой погода в заливе становится отвратительной и непредсказуемой. Холодный арктический воздух смешивается с теплым воздухом, нагретым Аляскинским течением, и порождает сильные ветры; палуба покрывается льдом, корабль становится слишком тяжелым, накреняется и тонет, как кирпич.

Был получен сигнал SOS от корабля под названием «Арни Мария». За сигналом последовали координаты и слова: «…думаю, все умирают».

Были отправлены неоднократные запросы на дополнительную информацию, но радио на борту «Арни Марии» молчало.

Поиски с воздуха исключались, пока не улучшится погода.

Все корабли в радиусе ста миль изменили курс и полным ходом двинулись к месту, откуда поступили сигналы тревоги. Довер рассчитал, что из-за своей большой скорости «Катоба» первой подойдет к терпящему бедствие кораблю. Мощные двигатели уже позволили ей оставить позади грузовой пароход и рыболовное судно, занимавшееся ловлей палтуса; эти суда остались позади, качаясь на кильватерном следе катера.

Довер, рослый здоровяк, не раз участвовал в спасении на море. Он двенадцать лет провел в северных водах, упрямо снося все садистские капризы Арктики. Крепкий, обветренный, медлительный и неуклюжий, он обладал умом, схожим со счетной машиной, чем неизменно приводил экипаж в восторг и благоговение. Быстрее корабельного компьютера он рассчитал курс с поправкой на ветер и течение и прибыл туда, где должен был находиться корабль, его обломки или уцелевшие моряки, — прибыл так быстро, что готов был столкнуться нос к носу.

Гул двигателей у него под ногами стал каким-то лихорадочным. Словно спущенная с поводка гончая, «Катоба» будто учуяла добычу. Всех на борту снедало нетерпение.

Не обращая внимания на дождь, команда выстроилась на палубе и на мостике капитанской рубки.

— Четыреста метров, — пропел оператор радара.

И тут моряк, стоявший на носу, принялся тыкать пальцем в дождь.

Довер высунул голову из рубки и крикнул в рупор:

— Корабль на плаву?

— Как резиновая уточка в ванне, — ответил моряк, сведя руки у рта.

Довер кивнул вахтенному лейтенанту.

— Сбросить ход.

— Тихий ход, — ответил лейтенант и передвинул несколько рычагов на панели автоматического управления кораблем.

Из дождя показалась «Арни Мария».

Все ожидали увидеть ее полупогруженной, тонущей.

Но корабль прямо сидел на воде и без малейших затруднений преодолевал легкое волнение. Тишина на его борту казалась необычной, почти сверхъестественной. Палубы были пусты, и на крики Довера в рупор никто не откликнулся.

— Судя по виду, краболов, — сказал Довер, ни к кому не обращаясь. — Стальной корпус, примерно сто десять футов. Вероятно, с верфи в Новом Орлеане.

Радист высунулся из рубки и поманил Довера.

— Из Регистра, сэр. Владелец и капитан «Арни Марии» — Карл Китинг, порт приписки — Кадьяк.

Довер снова окликнул необычно тихое судно-краболов, но теперь назвал капитана по имени. Ответа он по-прежнему не получил.

«Катоба» медленно обогнула корабль, в ста метрах от него застопорила машину и легла в дрейф.

Стальные решетчатые ловушки для крабов были аккуратно выложены на палубе, из трубы тянулся выхлопной дым: машины судна отрабатывали самый малый ход. В иллюминаторах и окнах рубки — никакого движения.

Группа высадки состояла из двух офицеров: энсина Пэта Мерфи и лейтенанта Марти Лоуренса. Без обычной для таких случаев пустой болтовни они надели спасательные костюмы, которые защитят их от ледяной воды при случайном падении в море. Они потеряли счет, сколько раз им приходилось проводить обычный досмотр кораблей в двухсотмильной аляскинской зоне, но в этом досмотре не было ничего обычного. Экипаж не выстроился у поручней, провожая их. Они спустились в маленький резиновый «Зодиак» с подвесным мотором и отошли.

До темноты оставалось всего несколько часов. Дождь перешел в морось, но ветер усилился, и на море началось волнение. Странная тишина царила на «Катобе». Все молчали, словно опасались сказать слово — пока не будет разорвана завеса тайны.

Все видели, как Мерфи и Лоуренс привязали свою крошечную шлюпку к борту краболова, поднялись на палубу и исчезли в дверях кают-компании.

Прошло несколько минут. Изредка один из проверяющих показывался на палубе и снова исчезал в коридоре.

Единственным звуком в рубке «Катобы» был треск статического электричества: это радист настроил приемник на волну чрезвычайных сообщений.

Неожиданно — так неожиданно, что даже Довер вздрогнул, — в рубке громко прозвучал голос Мерфи:

— «Катоба», говорит «Арни Мария».

— Слушаем, «Арни Мария», — произнес в микрофон Довер.

— Они все мертвы.

Слова прозвучали так холодно, так напряженно, что сразу их никто не понял.

— Повторите.

— Ни следа пульса или иных признаков жизни. Даже кошка сдохла.

Группа высадки обнаружила корабль мертвецов. Тело капитана Китинга нашли на палубе, оно лежало головой к радиорубке. В камбузе, в кают-компании и в кубриках — тела остальных членов команды «Арни Марии». На их лицах застыла гримаса боли, руки и ноги в неестественных положениях, как будто в последние мгновения жизни люди от чего-то отбивались. Кожа странно почернела, из всех отверстий шла кровь. Корабельный сиамский кот лежал рядом с одеялом, которое изорвал когтями в предсмертных муках.

Рапорт Мерфи вызвал у Довера скорее изумление, чем потрясение.

— Можете определить причину смерти?

— Даже предположений никаких, — ответил Мерфи. — Никаких указаний на борьбу. Ни следа на телах, однако кровь у них текла, как у свиней на бойне. Похоже, погибли все разом.

— Подождите.

Довер повернулся и осмотрел собравшихся, потом увидел корабельного врача, капитан-лейтенанта Айзека Тайера.

Док Тайер был самым популярным человеком на корабле. Ветеран службы в береговой охране, он давно отказался от роскошного кабинета и высокого дохода от медицинской практики на берегу ради рискованных приключений на море.

— Что скажете, док? — спросил Довер.

Тайер пожал плечами и улыбнулся:

— Похоже, мне стоит принять вызов на дом.

Пока док Тайер спускался во второй «Зодиак» и преодолевал расстояние между кораблями, Довер нетерпеливо расхаживал по рубке.

Он приказал рулевому развернуть катер так, чтобы можно было взять краболов на буксир. Сосредоточился на этом маневре и не заметил, что радом с ним стоит радист.

— Сэр, только что получен сигнал от пилота, который перевозит припасы группе ученых на острове Огастин.

— Не сейчас, — резко сказал Довер.

— Это срочно, капитан, — настаивал радист.

— Ладно, читай самое главное.

— Все ученые группы мертвы. Потом что-то неразборчивое и что-то похожее на «Спасите».

Довер молча смотрел на радиста.

— Это все?

— Да, сэр. Я пытался снова вызвать его, но ответа нет.

Доверу не нужно было изучать карту, чтобы узнать, что Огастин, необитаемый вулканический остров, лежит всего в тридцати милях к северо-востоку от его нынешнего местонахождения. И в его сознании неожиданно возникла страшная мысль. Он схватил микрофон и закричал:

— Мерфи! Вы там?

Ничего.

— Мерфи… Лоуренс… вы меня слышите?

Опять никакого ответа.

Капитан взглянул в окно рубки и увидел, как док Тайер поднимается на палубу «Арни Марии». Человек такого сложения не может двигаться так стремительно, но Довер схватил рупор и выскочил наружу.

— Док! Вернитесь в шлюпку! — прогремел над водой его усиленный громкоговорителем голос.

Он опоздал. Тайер уже исчез в коридоре.

Люди на мостике недоуменно смотрели на капитана. Его лицо напряглось, и, когда он вернулся в рубку и снова взял микрофон, оно выражало отчаяние.

— Док, говорит Довер, вы меня слышите?

Прошло две минуты, две бесконечные минуты, пока Довер пытался вызвать людей на «Арни Марии». Но даже оглушительная сирена «Катобы» не возымела действия.

Потом послышался голос дока Тайера. Врач говорил с ледяным спокойствием.

— С сожалением сообщаю, что энсин Мерфи и лейтенант Лоуренс мертвы. Я не нашел у них никаких признаков жизни. То, что убило их, убьет и меня, я не успею уйти. Необходимо поставить корабль в карантин. Вы меня поняли, Эймос?

Довер не мог осознать, что вдруг теряет старого друга.

— Не понимаю, но покоряюсь.

— Хорошо. Буду описывать симптомы по мере их появления. Пульс учащается до ста пятидесяти. Возможно, заражение произошло через кожу. Пульс сто семьдесят.

Тайер помолчал. Дальше он говорил с трудом:

— Растущая тошнота. Ноги… не держат. Сильное жжение… в области носовых пазух. Внутренние органы словно взрываются.

На борту «Катобы» все как один подались к передатчику: невозможно было представить, что совсем рядом умирает человек, которого они давно знали и уважали.

— Пульс… свыше двухсот. Боль… ужасная. В глазах темно. — Раздался стон. — Скажите… скажите моей жене…

Наступило молчание.

Потрясение было почти осязаемым, о нем говорили округлившиеся глаза членов экипажа; всех охватил ужас.

Довер молча смотрел на могилу под названием «Арни Мария», в беспомощном отчаянии стискивал кулаки.

— Что произошло? — бесстрастно спросил он. — Что, во имя Господа, всех убивает?

Глава 2

— А я говорю: повесить ублюдка.

— Оскар, выбирай слова при девочках.

— Они слышали и похуже. Это безумие. Негодяй убивает четверых детей, а какой-то кретин-судья закрывает дело, потому что обвиняемый слишком обкурился, чтобы расслышать свои права. Боже, ты представляешь?

Кэролайн Лукас налила мужу первую чашку кофе за день и проводила двух дочерей к школьному автобусу. А он сделал угрожающий жест в сторону телевизора, как будто виноват был диктор, объявивший, что убийца теперь на свободе.

Жесты Оскара Лукаса мало напоминали язык глухонемых. Ссутулив плечи, он сидел за накрытым к завтраку столом в позе, которая скрадывала его долговязость. Голова у него была лысая, как яйцо, если не считать нескольких седых прядей за ушами, а густые брови нависали над карими глазами. Не собираясь перенимать обязательный для Вашингтона официальный стиль, Лукас был в спортивных брюках и футболке.

В свои сорок с небольшим лет Лукас мог бы сойти за зубного врача или бухгалтера, но никак не за специального агента секретной службы из охраны президента. За двадцать лет работы агентом он не раз обманывал людей своим видом простого парня и доброго соседа: от самих президентов, чью жизнь защищал, до потенциальных убийц, которых он обезоруживал раньше, чем они начнут действовать. На работе он был воинственно строг, а дома обычно шутил и дурачился, прерываясь, конечно, на время восьмичасового выпуска новостей.

Лукас сделал последний глоток кофе и встал из-за стола. Пальто он не застегивал; он был левшой и всегда имел при себе револьвер «Смит и Вессон» калибра.375, «Магнум» 19-й модели с двухдюймовым стволом. Стандартный пистолет ему предоставили на службе, когда он завершил обучение и начал работу в денверском отделе расследований случаев фальсификации и мошенничества. За время службы ему лишь дважды пришлось применять оружие, но в тире он стрелял регулярно.

Кэролайн сгружала тарелки в посудомоечную машину, он подошел к жене сзади, отвел светлые волосы и поцеловал в шею.

— Ухожу.

— Не забудь, сегодня вечером у Хардингов через улицу вечеринка у бассейна.

— Вернусь вовремя. Босс сегодня никуда не выезжает из Белого дома.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Позаботься, чтобы он не уезжал.

— Первым делом сообщу президенту, что моя жена недовольна, когда я работаю допоздна.

Она рассмеялась и на мгновение положила голову ему на плечо.

— В шесть.

— Твоя взяла, — с деланной покорностью сказал он и вышел.

Лукас вывел служебный «Бьюик»-седан на улицу и поехал в центр. Не проехав и квартала, он связался по радио с центральным командованием секретной службы.

— Кроун, говорит Лукас. Направляюсь в Белый дом.

— Приятной поездки, — ответил металлический голос.

Он уже начал потеть. Включил кондиционер.

Летняя жара в столице, казалось, никогда не ослабевает.

Влажность девяносто процентов, флаги у посольств на Массачусетс-авеню неподвижно обвисли.

Лукас сбавил скорость и остановился у КПП на Вест-Экзекьютив-авеню; караульный в форме кивнул ему и пропустил. Лукас припарковал машину и через западный служебный вход прошел на нижний уровень Белого дома.

У поста с кодовым названием W-16 он остановился и поболтал с людьми, присматривающими за многочисленным электронным оборудованием.

Потом по лестнице поднялся на второй этаж Восточного крыла в свой кабинет.

Как всегда, сев за стол, он прежде всего сверился с дневным расписанием президента и выслушал доклады агентов — планы обеспечения безопасности.

Лукас вторично просматривал папку с президентскими «передвижениями», и его лицо выражало растущий ужас.

Неожиданное изменение — и очень значительное. Он с досадой отбросил папку, повернул вращающееся кресло и уставился в стену.

Большинство президентов — рабы привычек, они составляют плотные расписания и строго их придерживаются. По времени прихода и ухода Никсона можно было проверять часы. Рейган и Картер редко отклонялись от намеченных планов.

Но не таков был новый хозяин Овального кабинета. Этот рассматривал агентов секретной службы как досадную помеху и, что гораздо хуже, был совершенно непредсказуем.

Для Лукаса и его агентов началась круглосуточная игра — на шаг опередить действия Босса, угадать, куда и когда ему вздумается пойти и каких гостей он может пригласить, не оставив ни минуты на должное обеспечение безопасности. И в этой игре Лукас часто проигрывал.

Менее чем за минуту он спустился по лестнице и встретился со вторым по значению человеком в исполнительной власти, главой президентского аппарата Дэном Фосеттом.

— Доброе утро, Оскар, — сказал Фосетт, благожелательно улыбаясь. — Я так и думал, что вы сейчас явитесь.

— Новое отклонение от расписания, — деловым тоном сказал Лукас.

— Сочувствую. Но предстоит решающее голосование по вопросу о помощи странам Восточного блока, и президент хочет испробовать свои чары на сенаторе Ларимере и спикере палаты Моране, чтобы обеспечить их поддержку своей программы.

— И потому берет их с собой на яхту.

— А почему бы и нет? Все президенты начиная с Герберта Гувера использовали президентскую яхту для тайных совещаний.

— Я не оспариваю причину, — твердо сказал Лукас. — Я возражаю против времени.

Фосетт бросил на него невинный взгляд.

— А чем плох вечер пятницы?

— Вы отлично знаете чем. Остается всего два дня.

— Ну и что?

— Моей группе нужно пять дней, чтобы обеспечить безопасное плавание по Потомаку с ночевкой у Маунт-Вернон. На территории следует установить всю систему коммуникации и сигналов тревоги. Яхту следует обыскать на предмет взрывчатки и подслушивающих устройств, прочесать берега на всем протяжении рейса, а береговой охране нужно время, чтобы подготовить катер сопровождения. Мы не можем нормально выполнить эту работу за два дня.

Фосетт — энергичный, живой, с острым носом, квадратным красным лицом и проницательным взглядом — всегда напоминал эксперта-взрывника, разглядывающего покинутое здание.

— Не преувеличиваете ли вы, Оскар? Убийства совершают в толчее людных улиц или в театрах. Кто слышал о нападении на яхту главы государства?

— Это может произойти где угодно и когда угодно, — упрямо ответил Лукас. — Вы забыли, как мы остановили парня, который хотел угнать самолет и протаранить борт номер один? Дело в том, что большинство покушений происходит тогда, когда президент изменяет своим привычкам.

— Президент решительно настаивает на этой дате, — сказал Фосетт. — И, пока вы работаете на президента, вы выполняете его приказы. Как и я. Если он захочет в одиночестве грести до Майами, это его решение.

Фосетт задел за живое. Лукас покраснел и выпрямился, став одного роста с государственным секретарем.

— Прежде всего, согласно решению конгресса я работаю не на президента. Я на службе у министерства финансов. Поэтому президент не может приказать мне убраться куда глаза глядят. Мой долг — обеспечить его полную безопасность, но не в ущерб личной жизни. Когда он поднимается по лифту в жилые помещения наверху, я со своими людьми остаюсь внизу. Но с той минуты, как он спустился на первый этаж, и до возвращения обратно его задница — забота секретной службы.

Фосетт прекрасно разбирался в людях из окружения президента. Он понял, что с Лукасом перегнул палку, и благоразумно удержался от объявления войны. Он знал, что Лукас предан своей работе и, вне всяких сомнений, верен хозяину Овального кабинета.

Им никогда не быть друзьями, скорее они останутся коллегами-профессионалами, в сдержанных отношениях, и будут бдительно следить друг за другом. Но поскольку они не соперники в борьбе за власть, врагами они никогда не станут.

— Не надо расстраиваться, Оскар. Принимаю выговор. Я сообщу президенту о вашей озабоченности. Но сомневаюсь, что он передумает.

Лукас вздохнул.

— Мы сделаем за оставшееся время все, что сможем. Но он должен понять, что необходимо считаться с секретной службой.

— Что я могу сказать? Вы лучше меня знаете, что политики считают себя бессмертными. Для них власть больше, чем эротика, она как смесь спиртного с наркотиком. Никто так не вдохновляет их и не будоражит их эго, как толпа людей, радостно кричащих и рвущихся пожать им руку. Поэтому они так уязвимы для киллера, который окажется в нужное время в нужном месте.

— Вы мне это рассказываете, — сказал Лукас. — Я был нянькой у четверых президентов.

— И ни одного не потеряли, — добавил Фосетт.

— Дважды едва уберегли Форда и один раз — Рейгана.

— Точно предсказать их поведение невозможно.

— Может, и нет. Но после стольких лет работы в их охране возникает внутреннее чутье. Вот почему эта затея с яхтой так меня беспокоит.

Фосетт напрягся.

— Вы считаете, кто-то собирается убить президента?

— Кто-нибудь всегда готов его убить. Мы ежедневно проверяем двадцать возможных помешанных, а в нашей базе данных больше двух тысяч человек, опасных или способных на покушение.

Фосетт положил руку Лукасу на плечо.

— Не волнуйтесь, Оскар. Прессе о пятничной поездке сообщат в самую последнюю минуту. Это я могу вам обещать.

— Благодарю, Дэн.

— К тому же что может случиться на Потомаке?

— Может, ничего. А может, что-нибудь неожиданное, — ответил Лукас с необычной отстраненностью. — Именно из-за неожиданного меня мучают кошмары.

Меган Блейр, секретарь президента, увидела в дверях своего кабинета Дэна Фосетта и кивнула ему из-за пишущей машинки.

— Здравствуйте, Дэн, рада вас видеть.

— Как шеф сегодня утром? — спросил он, начиная ежедневный ритуал проверки воды, прежде чем зайти в Овальный кабинет.

— Устал, — ответила она. — Прием в честь звезд киноиндустрии затянулся до часу ночи.

Меган — красивая женщина сорока с небольшим лет, с дружелюбным лицом (такое выражение бывает у жителей небольших городков). Она коротко стрижет черные волосы, и ей стоило бы поправиться фунтов на десять. Настоящая динамо-машина, она больше жизни любит свою работу и шефа. Приходит рано, уходит поздно и работает по выходным. Незамужняя, всего с двумя короткими связями в прошлом, она высоко ценит свои независимость и одиночество. Фосетта всегда удивляло, как она может разговаривать и одновременно печатать.

— Я попытаюсь свести к минимуму его встречи, пусть не волнуется.

— Вы опоздали. Он уже разговаривает с адмиралом Сандекером.

— С кем?

— С адмиралом Джеймсом Сандекером. Это директор Национального агентства подводных и морских работ.

На лице Фосетта промелькнуло раздражение. Он серьезно относился к своим обязанностям стража президентского времени и не любил вторжений на свою территорию — любое из них становилось угрозой его влиянию.

«Как же этот Сандекер сумел меня обойти?» — удивился Фосетт.

Меган поняла его настроение.

— Президент сам послал за адмиралом, — объяснила она. — Думаю, он ждет, что вы присоединитесь к совещанию.

Отчасти умиротворенный, Фосетт кивнул и вошел в Овальный кабинет. Президент сидел на диване и изучал документы, разложенные на кофейном столике. Невысокий худой человек, рыжеволосый, с рыжей вандейковской бородкой, сидел перед ним.

Президент поднял голову.

— Дэн? Рад, что вы здесь. Вы знакомы с адмиралом Сандекером?

— Да.

Сандекер встал, и они обменялись рукопожатием. Адмирал пожимал руку крепко и быстро. Он молча кивнул Фосетту, признавая его присутствие. Это не было грубостью. Адмирал всегда играл открыто, окружал себя непроницаемой оболочкой и ни перед кем не склонялся. В Вашингтоне многие его ненавидели, ему завидовали, но все его уважали, потому что он никогда не вставал ни на чью сторону и всегда делал то, о чем его просили.

Президент похлопал по подушке рядом с собой, приглашая Фосетта сесть на диван.

— Садитесь, Дэн. Я попросил адмирала просветить меня насчет кризиса, который назревает в водах Аляски.

— Я об этом не слышал.

— Не удивляюсь, — ответил президент. — Я сам получил сообщение всего час назад. — Он помолчал и карандашом указал район, обведенный на карте моря красным кольцом. — Вот здесь, в ста восьмидесяти милях на юго-запад от Анкориджа, в районе залива Кука неизвестный яд убивает все живое в море.

— Похоже на разлитие нефти.

— Гораздо хуже, — сказал Сандекер, откидываясь на спинку дивана. — То, с чем мы здесь имеем дело, убивает все живое, включая человека, меньше чем за минуту после контакта.

— Как это возможно?

— Большинство ядов проникают в организм при переваривании пищи или при дыхании, — объяснил Сандекер. — Вещество, с которым мы имеем дело, убивает, проникая через кожу.

— Необходима высокая концентрация на небольшом участке, чтобы яд действовал так сильно.

— Если можно тысячу квадратных миль моря назвать небольшим участком.

Президент, казалось, удивился.

— Не могу представить себе вещество такого ужасного действия.

Фосетт посмотрел на адмирала.

— Каковы данные?

— Катер береговой охраны обнаружил в заливе Кадьяк рыболовецкое судно; оно дрейфовало с мертвым экипажем. На борт для расследования поднялись два офицера и врач. Они тоже погибли. Пилот, подвозящий припасы группе геофизиков на острове в тридцати милях оттуда, обнаружил, что все мертвы. Он и сам умер, послав сигнал тревоги. Несколько часов спустя японский рыболовный траулер сообщил, что видел, как стая серых китов, больше ста животных, внезапно перевернулась брюхом вверх. После этого траулер исчез.

Не нашли ни следа. Поселения крабов, колонии тюленей — все вымерло. И это только начало. Возможно, есть еще много жертв, о которых мы пока не знаем.

— Если пятно продолжит расширяться, каковы наихудшие последствия?

— Возможная гибель всей морской жизни в Аляскинском заливе. А если яд попадет в Японское течение и пойдет на юг, он может убить всех людей, рыб, птиц и животных на западном побережье вплоть до Мексики. Можно ожидать сотни тысяч человеческих жертв. Рыбаки, купальщики, все, кто гуляет по зараженному берегу, все, кто поест отравленной рыбы, — цепная реакция. Даже думать не хочу, что произойдет, если яд испарится, попадет в атмосферу и выпадет с дождем во внутренних штатах.

Фосетт обнаружил, что не может представить себе такую грандиозную катастрофу.

— Боже, но что это?

— Пока еще рано говорить, — ответил Сандекер. — В компьютерной базе данных Агентства по охране окружающей среды содержится подробная информация с указанием более двух тысяч отличительных свойств для тысячи ста с лишним химических веществ. За несколько секунд компьютеры определяют состав вещества, его торговое название, формулу, главных производителей, способы транспортировки и угрозу для окружающей среды. Аляскинский яд не определяется ни по одной из этих характеристик.

— Но у них должны быть какие-то соображения?

— Нет, сэр. Никаких. Есть одна небольшая возможность, но без отчетов о вскрытии это всего лишь предположение.

— Все равно я хотел бы его услышать, — сказал президент.

Сандекер глубоко вздохнул.

— Три самых ядовитых вещества, известных человеку, это плутоний, диоксин и один из боевых отравляющих газов. Первые два не соответствуют известным данным. С моей точки зрения, главный подозреваемый — третий.

Президент смотрел на Сандекера, и на его лице проступали понимание и ужас.

— Нейротоксический «агент С»? — медленно спросил он.

Сандекер молча кивнул.

— Поэтому-то Агентство по охране окружающей среды его и не определило, — размышлял президент. — Его формула сверхсекретна.

Фосетт повернулся к президенту.

— Боюсь, я не совсем…

— Нейротоксический «агент С» — ужасный газ, созданный лет двадцать назад учеными в Арсенале в Скалистых горах, — объяснил президент. — Я читал отчет о его испытаниях. Убивает через несколько секунд после прикосновения к коже. Казалось, это идеальный ответ на противогазы или защитную одежду противника. Молекулы газа цепляются за все, к чему он прикоснется. Но газ слишком нестабилен — и опасен для своих войск не менее, чем для противной стороны. Армия от него отказалась и похоронила все запасы в пустыне Невада.

— Не вижу связи между Невадой и Аляской, — сказал Фосетт.

— Во время перевозки по железной дороге из арсенала в районе Денвера, — объяснил Сандекер, — пропал контейнер с почти тысячью галлонов «агента С». И до сих пор о нем нет никаких известий.

— Но если действительно пролит этот нейротоксический агент, как его устранить?

Сандекер пожал плечами.

— К несчастью, в настоящее время наша технология очистки недостаточно развита, а характеристики «агента С» таковы, что, стоит ему попасть в воду, и почти невозможно нейтрализовать его действие. Наша единственная надежда — обнаружить и блокировать источник, пока онне выпустил столько яда, что океан превратится в безжизненную выгребную яму.

— Есть ли нити к этому источнику? — спросил президент.

— Скорее всего, это корабль, затонувший где-то между Кадьяком и материковым побережьем Аляски, — ответил Сандекер. — Наш следующий шаг — проследить за течениями, которые эту гадость разносят, и организовать поиски.

Президент облокотился на кофейный столик и некоторое время изучал красное кольцо на карте.

— Как директору НПМА, адмирал, вам придется заняться грязной работой — нейтрализацией этой дряни. Даю вам право требовать поддержки у любых правительственных организаций: Национального совета по науке, армии, береговой охраны, Агентства по охране окружающей среды — любого.

Он задумчиво помолчал, потом добавил:

— Насколько ядовит этот газ в воде?

Сандекер выглядел усталым, его лицо осунулось.

— Одна чайная ложка убьет все живое в миллионе галлонов морской воды.

— Тогда лучше его найти, — сказал президент; в его голосе послышалась нотка отчаяния. — И как можно быстрей!

Глава 3

Глубоко в мутных водах реки Джеймс у побережья близ Ньюпорта, штат Виргиния, два ныряльщика преодолевали течение, пробираясь к забитому илом корпусу затонувшего корабля.

В черной, лишенной каких-либо измерений жидкости исчезало всякое чувство направления.

Видимость не превышала нескольких дюймов. Ныряльщики держались за шланг, который вбирал густой ил и поднимал его на семьдесят футов, на освещенную солнцем баржу. Работали они почти по Брайлю, единственное освещение давали фонари, размещенные на краю кратера, который они выкопали за несколько последних дней. Они ясно видели только частицы, проплывавшие перед лицом, как уносимые ветром капли дождя.

Трудно было поверить, что наверху существует мир, небо, и облака, и деревья, гнущиеся под летним ветром. В кошмаре клубящейся грязи и постоянной тьмы трудно представить себе, что в пятистах ярдах от них по улицам и тротуарам маленького городка передвигаются люди и машины.

Говорят, под водой не потеют. Это не так. Ныряльщики чувствовали, как пот выступает из пор вопреки конструкции костюмов для подводных работ.

Они уже устали, хотя провели под водой всего восемь минут.

Дюйм за дюймом пробивались они через дыру в правом борту внутрь корабля. Доски, окружавшие похожее на зев пещеры отверстие, были погнуты и разбиты, словно гигантский кулак обрушился на корабль. Начали попадаться изготовленные людьми предметы: башмак, петля со старого сундука, медный кронциркуль, инструменты, даже кусок ткани.

Странно прикасаться к предметам, которых никто не видел 127 лет.

Один из ныряльщиков взглянул на указатель воздуха. Они смогут работать еще десять минут, и еще сохранится достаточный запас воздуха, чтобы безопасно подняться на поверхность.

Повернув рычажок на шланге, они выключили всасывание и ждали, чтобы речное течение унесло потревоженный ил. Все вокруг погрузилось в тишину, слышно было только дыхание. Стал чуть лучше виден корпус затонувшего корабля. Разбитые доски палубы прогнулись внутрь. В темноту, как змеи, уходили облепленные грязью тросы.

Нутро корпуса казалось мрачным и угрожающим. Почти чувствовалось беспокойное присутствие призраков людей, ушедших под воду вместе с кораблем.

Неожиданно ныряльщики услышали гул — не гудение подвесного мотора небольшой лодки, а более сильный звук, как будто где-то работал авиационный двигатель. Определить направление на звук было невозможно. Они несколько мгновений прислушивались. Звук набирал громкость, в плотной воде она еще возрастала. Звук исходил с поверхности и их не касался, поэтому они снова пустили в ход насос и вернулись к работе.

Минуту спустя шланг уткнулся во что-то твердое. Они снова выключили насос и принялись убирать грязь руками. Вскоре они поняли, что перед ними предмет не из дерева, а из чего-то гораздо более прочного, и весь покрытый ржавчиной.

Для экипажа баржи время над местом гибели корабля словно остановилось. Все как зачарованные смотрели на древнюю летающую лодку «Каталина», которая резко повернула с запада, нацелилась на реку и с неловкостью опьяневшего гуся коснулась воды. Солнце блеснуло на аквамариновой краске, покрывавшей алюминиевый фюзеляж, и чем больше гидросамолет приближался к барже, тем крупнее становились буквы НПМА на его корпусе. Двигатели смолкли, показался второй пилот и бросил на баржу конец.

На потертые доски палубы легко ступила женщина. Стройная, в длинной коричневой рубашке, скрывающей изящное тело, перевязанной на бедрах тонким шарфом поверх зеленых хлопчатобумажных брюк. На ногах — кожаные туфли-мокасины. Ей сорок с небольшим, волосы у нее цвета золотых осенних листьев, а кожа почти бурая от загара. Лицо привлекательное, с широкими скулами — лицо женщины, которая не привыкла подчиняться, только повелевать.

Легко пробравшись через мешанину кабелей и различного оборудования, она остановилась, обнаружив, что на нее устремлено множество мужских взглядов, и в этих взглядах задумчивость смешана с восторгом. Женщина подняла защитные очки и посмотрела в глаза мужчинам своими карими, цвета спелой сливы глазами.

— Кто из вас Дирк Питт? — без предисловий спросила она.

Парень пониже ее, но с плечами вдвое шире ее талии шагнул вперед и показал на реку.

— Найдете его там, внизу.

Она посмотрела туда, куда указывал палец. На быстром течении покачивался оранжевый буй, его трос уходил в зеленую глубину. Примерно в тридцати футах дальше она увидела на поверхности пузыри от дыхания ныряльщиков.

— Скоро он поднимется?

— Через пять минут.

— Понятно, — сказала она и немного подумала. Потом спросила: — Альберт Джордино с ним?

— Он с вами разговаривает.

Поношенные теннисные туфли, обрезанные джинсы и рваная футболка… наряд вполне под стать черным лохмам и двухнедельной щетине. Не похоже на заместителя начальника отдела специальных проектов НПМА.

Женщину, казалось, его вид скорее позабавил, чем смутил.

— Меня зовут Джули Мендоза, я из Агентства по охране окружающей среды. Мне нужно обсудить с вами двумя срочное дело, но, наверно, стоит подождать, пока поднимется мистер Питт.

Джордино пожал плечами.

— Как угодно. — Он дружелюбно улыбнулся. — Особых удобств у нас нет, зато есть холодное пиво.

— Хорошо бы, спасибо.

Джордино достал из ведерка со льдом банку пива «Курс» и протянул ей.

— Почему женщина из вашего агентства прилетела к нам на самолете НПМА?

— Это предложил адмирал Сандекер.

Мендоза больше ничего не стала объяснять, а Джордино не настаивал.

— Что это за проект? — спросила Мендоза.

— «Камберленд».

— Корабль времен Гражданской войны, верно?

— Да, исторически очень значительный. Фрегат Союза, затопленный броненосцем конфедератов «Мерримак», или «Виргиния», как его называли на юге.

— Насколько я помню, он затонул до «Мерримака» с «Монитором». Значит, это первый корабль, потопленный броненосцем.

— Да, вы знаете историю, — сказал Джордино, на которого ее слова произвели впечатление.

— И НПМА собирается его поднять?

Джордино помотал головой.

— Слишком дорого. Мы поднимем только таран.

— Какой таран?

— Боевое орудие, — объяснил Джордино. — Команда «Камберленда» сражалась, пока вода не залила стволы пушек, хотя их снаряды отлетали от каземата конфедератов, как мячи для гольфа от броневика. В конце боя «Мерримак» протаранил «Камберленд» и отправил его на дно с развевающимся флагом. Но когда «Мерримак» стал отходить, клинообразный таран застрял внутри фрегата и сломался. Вот его мы и ищем.

— Но какова ценность старого куска металла?

— Может, он и не бросается в глаза, как золотые монеты с испанских галеонов, но с исторической точки зрения он бесценен. Это часть морской истории Соединенных Штатов.

Мендоза хотела задать следующий вопрос, но ее внимание привлекли две головы в черной резине, появившиеся на поверхности у баржи. Ныряльщики подплыли, поднялись по ржавой лестнице и сбросили тяжелое оборудование. С их костюмов, блестя на солнце, стекала вода.

Более высокий из двоих стянул капюшон и провел руками по густой гриве черных волос. У него было загорелое лицо, и таких ярко-зеленых глаз Мендоза никогда не видела.

У него был вид человека, который часто и охотно улыбается, бросает жизни вызов и равнодушно принимает победы и поражения. Выпрямившись, он оказался на три дюйма выше шести футов, а резиновый костюм готов был лопнуть по швам. Мендоза, не спрашивая, поняла, что это и есть Дирк Питг.

Он помахал экипажу баржи.

— Нашли!

И широко улыбнулся.

Джордино радостно хлопнул его по спине.

— Молодчина, приятель!

На ныряльщиков обрушили лавину вопросов; те отвечали на них между глотками пива. Наконец Джордино вспомнил о Мендозе и знаком подозвал ее.

— Это Жюли Мендоза из Агентства по охране природы. Она хочет с нами поговорить.

Дирк Питт протянул руку, оценивающе разглядывая женщину.

— Джули.

— Мистер Питт.

— Дадите мне несколько минут, чтобы обсохнуть и…

— Боюсь, мы опаздываем, — перебила она. — Поговорим в воздухе. Адмирал Сандекер решил, что самолетом будет быстрей, чем вертолетом.

— Не понимаю.

— Некогда объяснять. Надо немедленно улетать. Могу только сказать, что вам приказано заняться новым проектом.

Голос ее звучал чуть хрипловато, и это заинтересовало Питта: не мужской голос, конечно, но такие голоса бывают у героинь романов Гарольда Роббинса.

— Почему такая спешка? — спросил он.

— Не здесь и не сейчас, — ответила она, взглянув на обступившую их команду.

Питт повернулся к Джордино.

— Что думаешь, Эл?

Джордино состроил озадаченную гримасу.

— Трудно сказать. Дама, кажется, настроена очень решительно. С другой стороны, здесь, на барже, я нашел свой дом. И мне не хочется его покидать.

Мендоза разозлилась, поняв, что мужчины ее разыгрывают.

— Прошу вас, на счету каждая минута.

— Не скажете, куда мы?

— На военно-воздушную базу в Лэнгли, откуда военный реактивный самолет доставит нас на остров Кадьяк. На Аляску.

Она могла бы сказать им, что они отправляются на Луну.

Питт посмотрел ей в глаза, что-то поискал там, но не был уверен, что нашел. Он увидел только полную серьезность.

— Думаю, на всякий случай стоит связаться с адмиралом и получить подтверждение.

— Сможете сделать это по пути в Лэнгли, — не терпящим возражений тоном сказала она. — Я позаботилась о ваших личных потребностях. Ваша одежда и все, что вам может понадобиться во время двухнедельной операции, уже упаковано и погружено в самолет. — Она помолчала, пристально глядя Питту в глаза. — Хватит разводить церемонии, мистер Питт. Пока мы стоим здесь, умирают люди. Вы не можете этого знать. Но поверьте на слово. Если вы хотя бы наполовину такой, как о вас отзываются, вы перестанете дурачиться и сядете в самолет. Немедленно!

— Сразу вцепляетесь в яремную вену, а, сударыня?

— Если необходимо.

Наступило ледяное молчание. Питт глубоко вдохнул, выдохнул. Посмотрел на Джордино.

— Я слышал, на Аляске в это время года очень красиво.

Джордино умудрился изобразить рассеянный взгляд.

— Нужно будет навестить салуны в Скагвее.

Питт обратился ко второму ныряльщику, снимавшему специальный костюм.

— Корабль весь твой, Чарли. Поднимай таран «Мерримака» и доставь его в лабораторию консервации.

— Постараюсь.

Питт кивнул и вместе с Джордино направился к «Каталине», переговариваясь с ним так, словно никакой Мендозы не существовало.

— Надеюсь, она упаковала мои рыболовные принадлежности, — напряженно сказал Джордино. — Сейчас должен идти лосось.

— А я бы покатался на карибу, — продолжил Питт. — Говорят, они обгоняют собачью упряжку.

Идя за ними, Мендоза вспомнила слова адмирала Сандекера: «Не завидую вам — загнать на борт этих двух дьяволов, особенно Питта! Он способен убедить большую белую акулу стать вегетарианкой. Так что будьте внимательны и не раздвигайте ноги».

Глава 4

Дамские круги вашингтонского общества считали Джеймса Сандекера завидной добычей. Закоренелый холостяк, чьей любовницей была работа, он редко вступал в отношения с лицами противоположного пола дольше, чем на две недели. Чувства и романтика — то, что особенно нравится женщинам, — лежали за пределами его интересов. В другой жизни он мог бы стать романтиком или, как предполагали некоторые, Эбенезером Скруджем.[67]

В свои пятьдесят лет, поклонник физических упражнений, он был в отличной форме.

Невысок, мускулист, в рыжих волосах и бородке ни следа седины.

Бонни Кован, работница одной из самых респектабельных юридических фирм города, считала, что ей повезло, когда она уговорила его пообедать с ней.

— Вы сегодня чем-то озабочены, Джим.

Он не смотрел на нее. Его взгляд скользил по другим посетителям ресторана компании «Инквуд».

— Мне интересно, сколько людей не пришло бы сюда обедать, не будь здесь блюд из морепродуктов.

Она удивленно посмотрела на него, потом рассмеялась.

— Должна признаться, после того как целый день общаешься с тупыми юридическими умами, встретить того, у кого вольный образ жизни, все равно что глотнуть горного воздуха.

Он перестал разглядывать обедающих и посмотрел на нее.

Бонни Кован тридцать пять лет, и она необычайно привлекательна. Она давным-давно поняла, что красота способствует карьере, и никогда не пыталась ее скрыть. У нее прекрасные волосы, шелковистые, ниже плеч. Грудь маленькая, но пропорциональная, как и ноги, которые она умело демонстрирует с помощью короткой юбки. Она также очень умна и никогда не пасует на судебных заседаниях.

Сандекер слегка устыдился своей невнимательности.

— Какое красивое платье, — сказал он, делая слабую попытку проявить внимание.

— Да, красное идет к моим светлымволосам.

— Прекрасное сочетание, — расплывчато заметил он.

— Вы безнадежны, Джим Сандекер, — сказала она, качая головой. — Вы бы сказали то же самое, если бы мы сидели голыми.

— Гмм?

— К вашему сведению, платье коричневое, а волосы у меня каштановые.

Он покачал головой, словно стряхивая паутину.

— Простите, но я предупредил, что я плохой собеседник.

— Мыслями вы точно за тысячу миль отсюда.

Он почти застенчиво взял ее за руку.

— Обещаю на весь остаток вечера сосредоточиться исключительно на вас.

— Женщины страстно любят маленьких мальчиков, которым нужна мамочка. А вы самый жалобный маленький мальчик, какого я видела.

— Осторожней со словами, мадам. Адмиралы не любят, когда о них говорят «жалобные маленькие мальчики».

— Хорошо, Джон Пол Джонс.[68] А как бы покормить умирающих с голоду матросов?

— Все что угодно, лишь бы предотвратить мятеж, — сказал он, улыбнувшись впервые за вечер.

Он безрассудно заказал шампанское и самые дорогие морские деликатесы из меню, как будто это была его последняя возможность. Расспросил Бонни о деле, которым та занята, и умудрился скрыть полное отсутствие интереса, когда она принялась рассказывать последние сплетни о Верховном суде и законодательных манипуляциях конгресса.

Они доели суп и приступили к груше, сваренной в белом вине, когда в вестибюль вошел человек, сложенный, как футболист в щитках, огляделся и, увидев Сандекера, направился прямо к нему.

Он улыбнулся Бонни.

— Мэм, прошу прощения за вторжение.

И быстро заговорил на ухо Сандекеру.

Адмирал кивнул и печально посмотрел на стол.

— Прошу меня простить, но я должен идти.

— Государственное дело?

Он молча кивнул.

— Ну ладно, — покорно сказала она. — По крайней мере вы были моим до десерта.

Он подошел и по-братски поцеловал ее в щеку.

— Мы повторим.

Потом заплатил по счету, попросил мэтра вызвать Бонни такси и вышел из ресторана.

Машина адмирала остановилась у входа в особый туннель к Центру исполнительских искусств имени Кеннеди. Дверцу открыл человек со строгим лицом, в строгом черном костюме.

— Прошу за мной, сэр.

— Секретная служба?

— Да, сэр.

Сандекер больше ни о чем не спрашивал. Он вышел из машины и вслед за агентом прошел по убранному коврами туннелю к лифту.

Когда лифт остановился, его провели к ярусу за ложами. Там оказалась маленькая комната для встреч.

Дэниэл Фосетт с лицом как из мрамора приветственно помахал рукой.

— Простите, что помешал вашему свиданию, адмирал.

— Мне сказали, дело срочное.

— Я только что получил новый отчет с острова Кадьяк. Положение ухудшилось.

— Президент знает?

— Пока нет, — ответил Фосетт. — Лучше подождем антракта. Если он вдруг выйдет из ложи во время второго акта «Риголетто», это воспламенит многие не в меру подозрительные умы.

С кофе на подносе вошел служитель Центра Кеннеди. Сандекер налил себе кофе, Фосетт расхаживал по комнате.

Адмирал подавил желание закурить сигару.

Через восемь минут появился президент. Когда дверь открылась и закрылась, на миг стали слышны аплодисменты после второго акта. Президент был в черном смокинге с белым платочком, аккуратно сложенным в нагрудном кармане.

— Хотел бы сказать, что рад снова видеть вас, адмирал, но всякий раз, как мы с вами встречаемся, происходит кризис.

— Похоже на то, — ответил Сандекер.

Президент повернулся к Фосетту.

— Ну, что у нас плохого, Дэн?

— Капитан автопарома не выполнил указания береговой охраны и повел свой паром обычным маршрутом от Сиварда на материке до острова Кадьяк. Паром только что обнаружили на отмели у острова Мармот. Все пассажиры и экипаж мертвы.

— Боже! — воскликнул президент. — Сколько жертв?

— Триста двенадцать человек.

— Это конец, — сказал Сандекер. — Стоит журналистам учуять жареное, и разразится ад.

— Ничего нельзя сделать, — беспомощно сказал Фосетт. — Новость уже передают по радио.

Президент опустился в кресло. На телеэкранах он кажется высоким. И ведет себя как высокий человек, хотя на самом деле он всего на два дюйма выше Сандекера. Голова над лбом начала лысеть, волосы поседели, а на лице такое напряженное и серьезное выражение, какое редко видела публика. Президент чрезвычайно популярен — благодаря своей сердечности и заразительной улыбке, которая способна смягчить самую враждебную аудиторию. Успешные усилия по объединению США и Канады в одно государство создали ему репутацию, неуязвимую даже для самой оголтелой критики.

— Нельзя больше ждать ни минуты, — сказал он. — Нужно установить карантин во всем Аляскинском заливе и эвакуировать всех в пределах двадцати миль от берега.

— Должен возразить, — тихо сказал Сандекер.

— Хотелось бы знать почему.

— Насколько нам известно, заражение захватывает открытые воды. На материке пока никаких его следов. Эвакуация населения — чрезвычайно трудная массовая операция, которая займет много времени. Жители Аляски, особенно рыболовы, живущие в этом районе, люди упрямые. Сомневаюсь, чтобы они при каких бы то ни было обстоятельствах ушли добровольно, тем более по приказу федерального правительства.

— Упрямый народ.

— Да, но не глупый. Все ассоциации рыболовов согласились не выходить из портов, а на консервных фабриках начали захоронение последних уловов.

— Им понадобится экономическая помощь.

— Да, наверно.

— Что вы рекомендуете?

— Береговой охране не хватает людей и кораблей, чтобы патрулировать весь залив. Флоту придется оказать поддержку.

— Загвоздка, — задумчиво сказал президент. — Чем больше кораблей и людей мы туда направим, тем выше вероятность новых потерь.

— Не обязательно, — сказал Сандекер. — Экипаж катера береговой охраны, первым обнаружившего заражение, не пострадал, потому что рыболовецкое судно уже вышло из смертельно опасной зоны.

— А как же группа высадки и врач? Они ведь погибли.

— Яд успел распространиться на палубу, на поручни — почти на все, к чему они прикасались на судне. Что касается парома, то вся его центральная часть, где размещаются машины, открыта. У пассажиров и экипажа не было защиты. Современные корабли сконструированы так, что их можно герметически закрыть от радиации в случае ядерного нападения. Они могут патрулировать зараженную область почти без всякого риска.

Президент кивнул в знак согласия.

— Хорошо, я отдам приказ флоту, но я не отказался от плана эвакуации. Упрямы жители Аляски или нет, нужно думать о детях и женщинах.

— Другое мое предложение, мистер президент, или просьба, если хотите, — отложить операцию на сорок восемь часов. Это даст моим людям возможность найти источник.

Президент молчал и с возрастающим интересом смотрел на Сандекера.

— Кто этим займется?

— Координатор и руководитель операций чрезвычайной группы доктор Джули Мендоза, старший инженер-биохимик из Агентства по охране окружающей среды.

— Впервые слышу это имя.

— Она считается лучшим в стране специалистом по оценке и ликвидации последствий загрязнения воды, — немедленно ответил Сандекер. — Подводное обследование корабля, который, как мы считаем, стал источником заражения, возглавит мой начальник отдела специальных проектов Дирк Питт.

Глаза президента расширились.

— Мистера Питта я знаю. Несколько месяцев назад он оказался чрезвычайно полезен в канадском деле.

«Ты хочешь сказать, спас твою задницу», — подумал Сандекер, прежде чем продолжить:

— Мы призвали на помощь еще почти двести специалистов по заражениям. Привлекли всех экспертов из частных фирм, чтобы воспользоваться их опытом и техническими знаниями.

Президент взглянул на часы.

— Пора идти, — сказал он. — Без меня не начнут третий акт. Вы получаете свои сорок восемь часов, адмирал. Затем я объявлю эвакуацию и провозглашу весь район зоной бедствия.

Фосетт проводил президента к ложе, и сам сел сзади, но так, что они могли негромко разговаривать, изображая интерес к происходящему на сцене.

— Не хотите отменить плавание с Мораном и Ларимером?

Президент еле заметно покачал головой.

— Нет. Пакет моих предложений касательно помощи странам — сателлитам Советов важнее всего остального.

— Категорически советую отказаться. Это безнадежная борьба, которая заранее проиграна.

— Вы говорите мне об этом не меньше пяти раз в неделю. — Президент прикрыл лицо программой, чтобы никто не увидел, как он зевает. — Как соотношение голосов?

— Ваши противники сплотились. Нам нужно еще пятнадцать голосов, чтобы провести пакет в палате представителей, и пять, а то и шесть, — в сенате.

— Бывало и хуже.

— Да, — печально сказал Фосетт. — Но если в этот раз мы потерпим поражение, вашей администрации не видать второго срока.

Глава 5

На востоке посветлело, и низко над горизонтом появилась темная линия. Постепенно за окнами вертолета она превратилась в симметричный конус, а вскоре — в гору среди моря. За ней виднелась луна, на три четверти полная. Свет из нежно-желтовато-белого перешел в густо-синий, а потом в оранжевое сияние: взошло солнце, и стали видны заснеженные склоны.

Питт взглянул на Джордино. Тот спал — он умел уснуть или проснуться с такой же легкостью, как надевают и снимают старый свитер. Джордино спал с самого Анкориджа. Через пять минут после пересадки в вертолет он опять погрузился в сон.

Питт повернулся к Мендозе. Она сидела рядом с пилотом, и ее лицо было лицом маленькой девочки, которой предстоит увидеть парад. Она не отрывала взгляда от горы. Питту показалось, что в утреннем свете ее черты смягчились. Выражение больше не было деловитым, и в изгибе рта чувствовалась нежность.

— Вулкан Огастин, — сказала она, не подозревая, что Питт смотрит на нее, а не на картину за окном. — Назван так капитаном Куком в 1778 году. По виду не скажешь, но Огастин самый активный вулкан на Аляске: за последние сто лет было шесть его извержений.

Питт с сожалением отвернулся от нее и посмотрел вниз. На острове, казалось, не было никаких признаков человеческих поселений. Длинные потоки лавы спускались по склонам горы к самой воде. Над вершиной висело небольшое облачко.

— Очень живописно, — сказал он, зевая. — Много возможностей для горнолыжного курорта.

— Не советую ставить на это, — рассмеялась она. — Облако, которое вы видите над вершиной, — это пар. Огастин действует постоянно. Последнее извержение в 1987 году превзошло извержение горы Святой Елены в штате Вашингтон. Пепел и пемза долетели до самых Афин.

Питт не мог не спросить:

— А каков его статус сейчас?

— Последние данные говорят, что температура в кратере повышается, вероятно, перед очередным извержением.

— Вы, конечно, не можете сказать, когда оно произойдет.

— Конечно, — ответила она. — Вулканы непредсказуемы. Иногда сильное извержение начинается без всякого предупреждения, а иногда они долго настраиваются, а до кульминации так и не доходит. Они плюются, немного грохочут и снова засыпают. Ученые на острове, умершие от отравляющего газа, как раз пытались определить, произойдет ли извержение.

— Где мы сядем?

— Примерно в десяти милях от берега, на катер береговой охраны «Катоба».

— «Катоба», — повторил Питт, словно вспоминая.

— Да, вы его знаете?

— Несколько лет назад сажал вертолет на его посадочную площадку.

— Где?

— В Северной Атлантике, возле Исландии. — Теперь он смотрел за остров. Вздохнул и потер виски. — Мы с другом охотились за кораблем, вросшим в айсберг.

— И нашли?

Питт кивнул.

— Выгоревшую оболочку. Едва успели опередить русских. Потом мы разбились у берега Исландии. И мой друг погиб.

Она видела, что Питт мысленно снова переживает те события. Лицо его стало печальным. И она сменила тему.

— Нам придется расстаться… временно. Я хочу сказать, когда мы сядем.

Он вернулся из прошлого и посмотрел на нее.

— Вы нас покидаете?

— Вы с Элом останетесь на «Катобе» и будете искать источник распространения «нервного агента». Я отправлюсь на остров — наша группа устроила там временную базу.

— И часть моей работы — посылать вам в лабораторию образцы воды?

— Да. Измеряя степень зараженности, мы можем направить вас к источнику.

— Как по хлебным крошкам.

— Можно сказать и так.

— А что будет, когда мы найдем источник?

— Когда ваша группа извлечет контейнер с отравляющим веществом, армия избавится от него, погрузив в колодец на одном из островов возле полярного круга.

— Насколько глубок этот колодец?

— Четыре тысячи футов.

— И все пройдет гладенько и красиво?

В ее глазах снова появилась деловитость.

— До сих пор это был самый эффективный метод.

— Вы оптимистка.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Что вы хотите этим сказать?

— Подъем со дна. На него могут уйти месяцы.

— У нас нет даже недель! — почти яростно ответила она.

— Тут мне судить, — ответил Питт, словно читая лекцию. — Ныряльщики не могут рисковать, работая в воде, где одна капля, попавшая на кожу, может их убить. Единственный разумный способ — работать в скафандрах, а это очень медленно и скучно. Вдобавок нужны хорошо подготовленные работники и специально сооруженные платформы, с которых можно работать.

— Я уже объяснила, — нетерпеливо сказала она, — разрешение президента дает нам карт-бланш на использование любого нужного оборудования.

— Это проще всего, — продолжал Питт. — Несмотря на ваши исследования образцов воды, найти затонувшее судно все равно что отыскать монету на футбольном поле, да еще в темноте при свечке. А если нам повезет и мы наконец его найдем, может оказаться, что корпус разбит на части, а контейнер так проржавел, что его нельзя двигать. Нас везде подкарауливает закон Мерфи. Ни одна операция по подъему с глубины не проходит гладко и благополучно.

Мендоза покраснела.

— Я хотела бы напомнить…

— Не утруждайтесь, — оборвал Питт. — На меня ораторские приемы не действуют. Все это я уже слышал. Вы не заставите петь ради меня хор Нотр-Дама. И не тратьте силы, напоминая, что от нас зависят тысячи жизней. Я это знаю. Не надо тыкать меня в это каждые пять минут.

Она смотрела на него, раздраженная его высокомерным очарованием, чувствуя, что он каким-то образом испытывает ее.

— Вы когда-нибудь видели того, кто испытал на себе действие «агента С»?

— Нет.

— Зрелище не из приятных. Внутренние мембраны буквально разрываются, и жертвы купаются в собственной крови. Из всех отверстий кровь течет рекой. А потом трупы чернеют.

— Вы описываете очень красочно.

— Для вас это игра, — выпалила она, — но не для меня!

Он ничего не ответил. Только кивком указал на «Катобу», видную сквозь лобовое стекло.

— Садимся.

Пилот заметил, что корабль повернулся по ветру. Он опустил вертолет на корму, завис на несколько мгновений и мягко сел на площадку.

Не успели лопасти винта остановиться, как к вертолету приблизились двое в костюмах, похожих на скафандры астронавтов; они на ходу разворачивали круглую пластиковую трубу пять футов в диаметре, похожую на гигантскую плаценту. Трубу они закрепили вокруг дверцы вертолета и трижды постучали. Питт отодвинул засовы и открыл дверь внутрь. Люди снаружи протянули ему капюшон с очками и перчатки.

— Надевайте, — приказал приглушенный голос.

Питт толчком разбудил Джордино и передал ему капюшон и перчатки.

— Это что за черт? — спросил Джордино, выбираясь из паутины сна.

— Приветственный подарок от санитарного отдела.

В пластиковом туннеле появились еще двое и взяли их оборудование. Не вполне проснувшийся Джордино выбрался из вертолета.

Питт задержался и посмотрел Мендозе в глаза.

— Что я получу в награду, если найду ваш яд за сорок восемь часов?

— А что вы хотите получить?

— Вы действительно так суровы, как кажетесь?

— Гораздо суровее, мистер Питт.

— Ну, тогда вам решать.

Он одарил ее улыбкой соблазнителя и исчез.

Глава 6

Машины президентского кортежа стояли в ряд у Южного портика Белого дома. Как только появился наряд секретной службы, Оскар Лукас произнес в крошечный микрофон, провода которого оборачивались вокруг его запястья и уходили в рукав пиджака:

— Скажите Боссу: мы готовы.

Три минуты спустя президент в сопровождении Фосетта решительно спустился по ступенькам и сел в свой лимузин. Лукас присоединился к ним, и машины выехали через юго-западные ворота.

Президент, развалясь на заднем кожаном сиденье, лениво смотрел на мелькающие мимо здания. Фосетт сидел с открытым «дипломатом» на коленях и делал заметки в блокноте. Спустя несколько минут он вздохнул, закрыл «дипломат» и поставил его на пол.

— Здесь доводы обеих сторон, статистика, предложения ЦРУ и самые последние отчеты вашего экономического совета о размерах долга коммунистического блока. Все, что необходимо, чтобы убедить Ларимера и Морана.

— Американская публика не слишком высоко оценивает мой план? — тихо спросил президент.

— Откровенно говоря, нет, сэр, — ответил Фосетт. — Общее мнение: пусть красные сами варятся в своих проблемах. Большинство американцев радует тот факт, что Советы и их сателлиты ждут голод и финансовая катастрофа. Они считают это доказательством того, что марксизм — жалкий балаган.

— Он перестанет быть балаганом, если коммунистические лидеры, прижатые к стенке, нанесут удар и пройдут по всей Европе.

— Оппозиция в конгрессе считает, что этот риск уравновешивает угроза голода, который подорвет способность русских использовать военную машину. А многие считают, что упадок нравственности приведет к возникновению активного сопротивления господству партии.

Президент покачал головой.

— Кремль фанатично предан милитаризму. Там никогда не ослабят подготовку к войне, несмотря на все экономические проблемы. А народ не поднимется, чтобы массово выразить протест. Слишком туг ошейник партии.

— Итог таков, — сказал Фосетт. — Лаример и Моран одинаково против того, чтобы облегчить бремя Кремля.

Лицо президента исказила гримаса отвращения.

— Лаример — пьяница, а Моран замарал свое имя как коррупционер.

— Тем не менее вам придется убедить их в верности вашего подхода.

— Я не могу не учитывать их возражения, — согласился президент. — Но убежден, что, если США спасут народы восточного блока от почти полного уничтожения, эти народы отвернутся от Советов и примкнут к Западу.

— Многие назовут это пустыми мечтами, мистер президент.

— Французы и немцы со мной согласны.

— Конечно, почему нет? Они служат двум господам: полагаются на наши силы в НАТО и одновременно усиливают экономические связи с Востоком.

— Вы забываете, что многие простые американские избиратели поддерживают мой план, — сказал президент, упрямо выпятив подбородок. — Даже они понимают, что этот план поможет устранить угрозу атомной катастрофы и навсегда уничтожить железный занавес.

Фосетт знал, что бесполезно разубеждать президента, когда тот охвачен душевным подъемом и страстно верит в свою правоту. Конечно, убеждать своих врагов добрым словом и делом — прекрасное свойство, подлинно цивилизованный способ воздействовать на сознание здравомыслящих людей, но Фосетт оставался пессимистом. Он погрузился в раздумья и молчал, пока лимузин не свернул с улицы М в вашингтонский порт и не остановился у одного из длинных причалов.

К вышедшему из машины Лукасу подошел загорелый человек с лицом американского индейца.

— Добрый вечер, Джордж.

— Здравствуйте, Оскар. Как насчет партии в гольф?

— Я не в форме, — ответил Лукас. — Не играл почти две недели.

Говоря, Лукас всматривался в пронзительные черные глаза Джорджа Черная Сова, старшего агента, отвечавшего за безопасность при передвижениях президента. Черная Сова ростом с Лукаса, но моложе на пять лет и тяжелее на десять фунтов. Челюсти его постоянно работают; Черная Сова наполовину сиу, и ему постоянно напоминали о роли его предков у Литтл-Бигхорна.[69]

— Безопасно подняться на борт? — спросил Лукас.

— Яхту обыскали на предмет взрывчатки и подслушивающих устройств. Десять минут назад водолазы закончили проверять корпус, и катер сопровождения готов следовать.

Лукас кивнул.

— Когда доберетесь до Маунт-Вернона, вас будет ждать стодесятифутовый катер береговой охраны.

— Тогда, думаю, мы готовы принять Босса.

Лукас еще с минуту осматривал окружающую местность. Не заметив ничего подозрительного, он открыл для президента дверцу. Агенты окружили президента защитным ромбом.

Черная Сова шел непосредственно перед президентом. Лукас — левша — шел слева и чуть сзади, чтобы свободно выхватывать пистолет. Фосетт шагал в нескольких ярдах позади, чтобы не мешать группе в целом.

У трапа Черная Сова и Лукас встали по сторонам, пропуская остальных.

— Ладно, Джордж, теперь он ваш.

— Везет вам, — с улыбкой ответил Черная Сова. — Свободный уик-энд.

— Впервые в этом месяце.

— Поедете отсюда домой?

— Еще нет. Нужно заглянуть в кабинет, разобрать бумаги. Во время последней поездки в Лос-Анджелес было несколько проколов. Хочу пересмотреть планы.

Они одновременно повернулись навстречу подъезжавшему к причалу правительственному лимузину. Из машины вышел сенатор Маркус Лаример; в сопровождении помощника, который нес сумку с вещами на ночь, он направился к президентской яхте.

Лаример был в коричневом костюме-тройке; он всегда ходил в коричневом костюме-тройке. Кто-то из его коллег-законодателей предположил, что сенатор в нем и родился. Волосы у него рыжеватые, уложены с помощью бриолина. Крупный мужчина с грубыми чертами, похожий на рабочего, выдающего себя за знаменитость.

Черной Сове он кивнул, а Лукаса одарил типичным приветствием политика:

— Рад видеть вас, Оскар.

— Отлично выглядите, сенатор.

— Всего лишь бутылка скотча, — с гулким смехом ответил Лаример. Потом поднялся по трапу и исчез в главном салоне.

— Веселитесь, — саркастически сказал Лукас Черной Сове. — Не завидую вам в этой поездке.

Через несколько минут, выезжая из порта на улицу М, Лукас встретился с «Шевроле-компактом», который вез в противоположном направлении конгрессмена Алана Морана. Лукас не любил спикера палаты представителей. Не такой яркий, как его предшественник, Моран хотел выглядеть героем Горацио Алджера,[70] но преуспел не благодаря уму или прозорливости, а потому что умело заводил друзей и оказывал больше услуг, чем сам просил. Обвиненный в незаконном распределении лицензий на нефтяные месторождения, он сумел избежать скандала, призвав на помощь друзей-политиков.

Проезжая, конгрессмен не смотрел ни вправо, ни влево. Думает, как потрепать инициативы президента, решил Лукас.

Не прошло и часа — экипаж президентской яхты уже готовился отчалить, — как появился вице-президент Марголин с сумкой через плечо. Он помедлил, потом увидел президента — тот в одиночестве сидел на корме, глядя на закат над городом. Появился стюард и взял у Марголина сумку.

Президент поднял голову и посмотрел так, словно не узнал его.

— Винс?

— Простите за опоздание, — извинился Марголин. — Один из моих помощников забыл передать ваше приглашение. Я обнаружил его только час назад.

— Я не был уверен, что вы сможете участвовать, — сказал президент.

— Время выбрано отлично. Бет в гостях у нашего сына в Стэнфорде и не вернется до вторника, а в моем расписании нет ничего такого, что нельзя было бы отложить.

Президент встал, заставив себя дружелюбно улыбнуться.

— На борту сенатор Лаример и конгрессмен Моран. Они в кают-компании. — Он мягким наклоном головы показал ему в сторону. — Почему бы вам не поздороваться ними и не выпить?

— Выпить я не прочь.

У выхода Марголин столкнулся с Фосеттом, и они обменялись несколькими словами.

Лицо президента исказилось от гнева. Хотя они с Марголиным были разительно непохожи — вице-президент высок, пропорционально сложен, ни капли жира, красив, с ярко-голубыми глазами и спокойным, привлекательным нравом, — еще заметнее различались их политические взгляды.

Президент добивался большой популярности вдохновенными речами. Идеалист и мечтатель, он был занят творческими программами, которые сулили пользу всему человечеству лет через десять, а то и пятьдесят. И, конечно, в большинстве случаев эти программы не соответствовали эгоистическим насущным потребностям внутренней политики.

Марголин, с другой стороны, не стремился приобрести популярность у публики и средств массовой информации, направляя свою энергию на более земные внутренние проблемы.

Относительно президентского плана помощи странам коммунистического блока Марголин полагал, что эти деньги лучше потратить в своей стране.

Вице-президент был прирожденным политиком. Конституция у него в крови. Он прошел трудный путь от законодательного собрания штата в губернаторы, а позже — сенаторы. Получив кабинет в Рассел-билдинг, он окружил себя опытными советниками, которые обладали умением идти на политические компромиссы и разрабатывать новаторские политические концепции. И хоть законопроекты вносил президент, именно Марголин следил за их прохождением через многочисленные комитеты и комиссии; он часто демонстрировал, что штат Белого дома состоит из неуклюжих дилетантов. Это совсем не нравилось президенту и вызывало постоянные стычки.

Марголин сам мог бы претендовать на пост президента, но его не поддерживала партия. Здесь его честность и образ не мечтателя, а созидателя работали против него. Он слишком часто отказывался поддерживать предлагаемые действия, если считал, что есть лучший вариант; он был инакомыслящим и слушал только голос своей совести.

Президент, охваченный досадой и ревностью, смотрел, как Марголин исчезает в главном салоне.

— Что здесь делает Винс? — нервно спросил Фосетт.

— Будь я проклят, если знаю, — буркнул президент. — Он сказал, его пригласили.

Фосетт удивился до крайности.

— Должно быть, кто-то из сотрудников перепутал.

— Уже поздно. Я не могу сказать ему «ты не нужен, уходи».

Фосетт по-прежнему недоумевал.

— Все равно не понимаю.

— Я тоже, но придется смириться.

— Он может все испортить.

— Вряд ли. Что бы мы ни думали о Винсе, он никогда не делал заявлений, осуждающих мои действия. Далеко не о каждом из высших чиновников президент может сказать то же самое.

Фосетту пришлось смириться.

— На борту не хватает кают. Я отдам ему свою и останусь на берегу.

— Спасибо, Дэн.

— Могу остаться до вечера на яхте и заночевать в ближайшем мотеле.

— Возможно, в данных обстоятельствах, — медленно сказал президент, — пожалуй, даже лучше, если вы останетесь. Теперь, когда появился Винс, я не хочу, чтобы наши гости подумали, что мы на них слишком нажимаем.

— Документы, поддерживающие вашу позицию, я оставлю в вашей каюте, господин президент.

— Спасибо, я просмотрю их перед ужином. — Президент помолчал. — Кстати, какие новости о ситуации на Аляске?

— Только то, что идут поиски отравляющего вещества.

Во взгляде президента была тревога. Он кивнул и поднял руку:

— До завтра.

Позже Фосетт стоял на причале среди раздосадованных агентов секретной службы из охраны вице-президента. Он смотрел, как яхта проходит по реке Анакостия к повороту в Потомак, и в животе у него затягивался тугой узел.

Письменного приглашения вице-президенту не посылали!

Чушь какая-то.

Лукас надевал пальто, собираясь выйти из кабинета, когда зазвонил телефон связи с командным пунктом.

— Лукас.

— Говорит «Любовная яхта», — ответил Джордж Черная Сова, сообщая кодовое название происходящей операции.

Звонок был неожиданный, и, как отец, у которого дочь ушла на свидание, Лукас немедленно почуял недоброе.

— Говорите, — напряженно сказал он.

— У нас ситуация. Не чрезвычайная, повторяю, не чрезвычайная. Но происходит нечто такое, чего не было в плане.

Лукас с облегчением вздохнул.

— Слушаю.

— Шекспир на яхте, — сказал Черная Сова, пользуясь кодовым обозначением вице-президента.

— Где он? — ахнул Лукас.

— Марголин возник ниоткуда и поднялся на борт, когда мы отходили. Дэн Фосетт отдал ему свою каюту и сошел на берег. Когда я спросил президента об этой перемене состава пассажиров в последнюю минуту, он сказал, что все в порядке. Но я чую неладное.

— Где Райманн?

— Со мной на яхте.

— Дайте.

Последовала пауза, и трубку взял Хэнк Райманн, начальник охраны вице-президента.

— Оскар, у нас непредусмотренное планом изменение.

— Понял. Как вы его упустили?

— Он выбежал из кабинета и сказал, что должен срочно встретиться с президентом на яхте. И не сказал мне, что поездка на ночь.

— Утаил от вас?

— Шекспир держал рот на замке. Я должен был догадаться при виде его сумки. Извините, Оскар.

Лукаса охватило раздражение. Боже, подумал он, правители мира становятся детьми, когда речь заходит об их собственной безопасности.

— Бывает, — резко сказал Лукас. — Постараемся справиться и с этим. Где ваша охрана?

— Стоит на причале, — ответил Райманн.

— Отправьте ее в Маунт-Вернон и дайте подкрепление людям Черной Совы. Я хочу, чтобы мышь не проскочила.

— Сделаем.

— При малейшем намеке на неприятности звоните мне. Я проведу ночь в пункте связи.

— Что-то настораживает?

— Ничего определенного, — ответил Лукас. Голос его звучал глухо, словно издалека. — Но меня очень пугает, что президент и те трое, которые должны заменить его в случае чрезвычайного положения, собрались в одном месте и в одно время.

Глава 7

— Мы повернули против течения. — Голос Питта звучал спокойно, почти небрежно. Питт смотрел на цветной экран гидросонара Клайна с изображением морского дна. — Увеличить скорость на два узла.

В выгоревших джинсах, вязаном ирландском свитере и коричневых теннисных туфлях, с волосами, упрятанными под бейсболку с надписью «НПМА», Питт казался хладнокровным и уверенным в себе; он как будто бы скучал и окружающее нисколько его не волновало.

Рулевое колесо медленно повернулось под рукой рулевого; «Катоба» лениво раздвигала трехфутовые волны, двигаясь по морю туда-сюда, как газонокосилка. Сенсоры сонара, привязанные к корме, как жестянки к хвосту собаки, просвечивали глубины, отправляя сигнал на видеодисплей, который превращал его в подробную картину дна.

Поиски источника распространения отравляющего агента они начали с южного конца залива Кука и обнаружили, что по мере продвижения на запад к заливу Камишак следов вещества становится больше. Каждые полчаса брали пробы воды и на вертолете отправляли в химическую лабораторию на остров Огастин. Эймос Довер философски сравнил этот проект с детской игрой: нужно найти конфету, а невидимый голос подсказывает «тепло» или «холодно».

К вечеру нервное напряжение на борту «Катобы», усиливавшееся в течение дня, стало почти непереносимым. Экипажу запретили выходить на палубу за глотком свежего воздуха. Только химики Агентства по охране среды выходили из надстройки, но в защитных герметических костюмах.

— Есть что-нибудь? — спросил Довер, глядя через плечо Питта на экран с высоким разрешением.

— Ничего сделанного человеком, — ответил Питт. — Дно неровное, рваное, в основном лава.

— Хорошая четкая картинка.

Питт кивнул.

— Да, на дне видны все подробности.

— А что это за темная полоса?

— Косяк рыб. А может, тюлени.

Довер повернулся и через окно мостика посмотрел на вулканическую вершину на острове Огастин, теперь всего в нескольких милях.

— Пора бы найти. Мы совсем рядом с берегом.

— Лаборатория вызывает корабль.

В громкоговорителе послышался женский голос — голос Мендозы.

Довер взял микрофон.

— Говорите, лаборатория.

— Поверните на ноль-семь-ноль градусов. В этом направлении концентрация увеличивается.

Довер оценивающе взглянул на остров.

— Если еще двадцать минут не уйдем с этого курса, к ужину окажемся у вашего порога.

— Пройдите сколько сможете и продолжайте брать образцы, — ответила Мендоза. — Мои данные свидетельствуют, что вы практически над ним.

Довер молча повесил микрофон и спросил:

— Глубина?

Вахтенный офицер постучал по шкале на приборной панели.

— Сто сорок футов и уменьшается.

— Далеко видит эта штука? — спросил Довер у Питта.

— Мы видим морское дно на шестьсот метров по обе стороны от корабля.

— Значит, мы прочесываем полосу в две трети мили шириной.

— Примерно так, — согласился Питт.

— Уже пора бы обнаружить корабль, — раздраженно сказал Довер. — Пропустили, что ли…

— Спокойствие! — сказал Питт. Он замолчал, перегнулся через компьютер и сфокусировал изображение. —

В мире нет ничего более неуловимого, чем корабль, который еще не готов к обнаружению. Вычислить убийцу в романе Агаты Кристи — детская задача по сравнению с поисками затонувшего корабля на сотнях квадратных миль воды. Иногда везет быстро. Но чаще нет.

— Очень поэтично, — сухо сказал Довер.

Питт долго задумчиво смотрел в пространство над верхней переборкой.

— Какова видимость под поверхностью?

— В пятидесяти ярдах от берега вода кристально прозрачная. Во время прилива видно на сто футов и дальше.

— Я хотел бы воспользоваться вашим вертолетом и сделать снимки с воздуха.

— Зачем? — коротко спросил Довер. — Semper paratus — «всегда готов». Девиз береговой охраны не шутка. — Он показал на дверь. — У нас там карты трех тысяч миль побережья Аляски в цвете и мельчайших подробностях благодаря съемкам со спутника.

Питт кивком попросил Джордино занять его место перед экраном, встал и вслед за капитаном «Катобы» прошел в небольшое помещение, где в особом шкафу хранились карты.

Довер справился с ярлычками, открыл нужный ящик и порылся в нем. Наконец извлек карту, обозначенную «Спутниковая съемка 2430А. Южный берег острова Огастин».

— Вы имели в виду это?

Питт наклонился, глядя на вид моря южнее острова с высоты птичьего полета.

— Замечательно. Есть увеличительное стекло?

— На полке под столом.

Питт нашел толстую квадратную линзу и через нее стал рассматривать крошечные тени на фотографии. Довер вышел и вскоре вернулся с двумя чашками кофе.

— Морское дно здесь — настоящий геологический кошмар. Шансы найти там что-нибудь нулевые. Затонувший корабль может пролежать здесь вечность.

— Я смотрю не на дно.

Довер расслышал слова Питта, но не понял их.

В его взгляде отразилось легкое любопытство, но, прежде чем он успел задать вопрос, громкоговоритель над дверью захрипел:

— Капитан, впереди буруны. — Голос вахтенного офицера звучал напряженно. — Глубомер показывает тридцать футов, и дно быстро поднимается.

— Стоп машина! — приказал Довер. И после паузы добавил: — Нет, задний ход до полной остановки.

— Прикажите поднять систему сонаров, пока она не задела дно, — сказал Питт. — И предлагаю бросить якорь.

Довер бросил на Питта странный взгляд, но отдал приказ. Палуба под их ногами задрожала: это машины дали задний ход.

Через несколько секунд вибрация прекратилась.

— Скорость ноль, — известил вахтенный офицер с мостика.

— Отдать якорь.

Отдав приказ, Довер сел, сжал в руках чашку кофе и вопросительно посмотрел на Питта.

— Ну, так что вы увидели?

— Корабль, который мы ищем, — ответил Питт. Говорил он медленно и внятно. — Других возможностей нет. Вы ошиблись в одном, Довер, но оказались правы в другом. Мать-природа редко создает скальные формирования, которые тянутся по прямой на несколько сотен футов. Следовательно, очертания корабля можно заметить на естественном фоне. Но вы были правы в том, что шансы найти корабль на морском дне у нас нулевые.

— К делу, — нетерпеливо сказал Довер.

— Наша цель на берегу.

— То есть на отмели?

— Нет, на берегу. На суше.

— Вы серьезно?

Питт не обратил внимания на вопрос и передал Доверу увеличительное стекло.

— Посмотрите сами.

Он взял карандаш и обвел кружком место над линией прилива возле утесов.

Довер наклонился и посмотрел в линзу.

— Боже, это корма!

— Можно рассмотреть верхнюю часть руля.

— Да, да, и еще часть палубы. — Взволнованный открытием Довер забыл о раздражении. — Невероятно. Нос углубился в утесы, словно засыпанный лавиной. Судя по корме и рулю, я бы сказал, что это корабль серии «Либерти». — В его глазах светился глубокий интерес. — Не может ли это быть «Пайлоттаун»?

— Что-то смутно знакомое.

— Одна из величайших загадок северных морей. «Пайлоттаун» ходил между Токио и Западным побережьем, пока десять лет назад не появилось сообщение, что он погиб в бурю со всем экипажем. Были организованы поиски, но не найдено ни следа судна.

Примерно два года спустя на «Пайлоттаун», застрявший во льду примерно в девяноста милях выше Нома, наткнулся эскимос. Он поднялся на борт, но не нашел ни следа экипажа. Месяц спустя, когда он вернулся со всем племенем, чтобы снять все полезное, судно снова исчезло. Прошло почти два года, и появилось сообщение, что оно дрейфует южнее Берингова пролива. Корабль береговой охраны «Пайлоттауна» не нашел. Снова его увидели через восемь месяцев. С рыболовного траулера на него поднялась группа. Они нашли судно в сносном состоянии. После чего оно исчезло в последний раз.

— Кажется, я что-то читал об этом. — Питт помолчал. — А, да, «волшебный корабль».

— Да, так его назвали газеты, — подтвердил Довер. — Они писали, что «иногда корабль можно увидеть, иногда нет».

— Ну, у газетчиков наступят горячие денечки, когда станет известно, что корабль все эти годы плавал с грузом нейротоксического «агента С».

— Невозможно предсказать, какой ужас начнется, если лед раздавит корпус или его выбросит на берег и нейротоксин разольется, — добавил Довер.

— Надо будет осмотреть грузовые трюмы, — сказал Питт. — Свяжитесь с Мендозой, укажите координаты судна и попросите прислать по воздуху химиков. Мы подойдем с моря.

Довер кивнул.

— Я прикажу спустить катер.

— Прихватите сварочное оборудование: вдруг придется резать борт.

Довер нагнулся к карте и посмотрел в центр очерченного кружка.

— Никогда не думал, что буду стоять на борту «волшебного корабля».

— Вы правы, — согласился Питт, глядя в чашку с кофе. — «Пайлоттаун» готов появиться в последний раз.

Глава 8

Море было спокойно, но когда катеру с «Катобы» оставалось четверть мили до грозного, негостеприимного берега, поверхность воды взрыхлил ветер в двадцать узлов. Пена, отравленная нейротоксином, яростно ударяла по окнам катера, словно песок. Но впереди, где лежало заброшенное судно, вода казалась относительно спокойной, словно ее защищали рваные скалы сто ярдов высотой, торчащие на берегу, как трубы давно сгоревших домов.

Высоко над бурными водами вулкан Огастин, одна из самых красивых гор на побережье Тихого океана, с классическими контурами горы Фудзияма в Японии, казался спокойным и невозмутимым, как послеполуденное солнце.

Мощный катер на мгновение застыл на вершине волны, прежде чем перевалиться через ее гребень. Питт уперся ногами в палубу, руками крепко держась за поручень; он разглядывал берег.

Корпус судна был накренен на двадцать градусов, корма покрыта коричневой ржавчиной. Руль повернут направо, из черного песка торчат две обросшие ракушками лопасти винта. Название судна и порт приписки прочесть невозможно.

Питт, Джордино, Довер, два специалиста из агентства и один из младших офицеров «Катобы» одеты в белые герметические костюмы, которые должны защитить их от смертоносной пены. Общаются они с помощью крошечных встроенных в шлемы передатчиков.

К поясу прикреплены сложные фильтры, которые очищают воздух, делая его пригодным для дыхания. Вокруг море покрыто дохлой рыбой всех пород. В прибое безжизненно покачиваются два кита, рядом гниют дельфины, морские львы и пятнистые тюлени.

Тут же плавают тысячи мертвых птиц. Ничто живое здесь не уцелело.

Довер искусно вел катер между опасными скалами — остатками древней береговой линии. Он замедлил ход, выжидая кратковременного затишья и тщательно вглядываясь в глубину. Потом, когда волна прибоя ударила в берег и откатилась, тормозя следующую волну, нацелил нос катера на небольшую песчаную полоску у самого разбитого корпуса и увеличил скорость. Как лошадь в начале очередного заезда «Гранд нэшнл»,[71] катер вздыбился на волне, рванулся и мчался вперед, окруженный пеной, пока его киль не коснулся песка.

— Отлично! — похвалил Питт Довера.

— Все дело в расчете времени, — ответил Довер, улыбаясь под маской. — Конечно, помогает, если причаливаешь не в высоком приливе.

Они наклонили головы и посмотрели на возвышавшийся над ними корпус. Теперь можно было прочесть выцветшее название на корме. Судно называлось «Пайлоттаун».

— Мне почти жаль, — благоговейно сказал Довер, — что приходится уничтожать загадку.

— Чем скорей, тем лучше, — мрачно ответил Питт; он думал о множестве смертей внутри.

Через пять минут разгрузили оборудование, надежно привязали катер под рулем «Пайлоттауна», и люди начали подниматься по крутому склону к правому борту корабля. Первым пошел Питт, за ним Джордино и остальные; замыкал цепочку Довер.

Склон был не из прочного камня, а из смеси пепла с грязью с основательной примесью булыжников. Трудно было найти опору, и на каждые три шага вверх приходились два, когда скользили назад. От пепла поднималась пыль и липла к костюмам, делая их темно-серыми. Скоро люди уже обливались потом, в микрофонах шлемов все слышнее становилось тяжелое дыхание.

Питт остановился на карнизе всего четыре фута шириной и в длину едва способном вместить всех шестерых. Джордино устало сел и поправилпетли баллона с ацетиленом на спине. Обретя способность к связной речи, он сказал:

— Как эта старая ржавая лоханка сюда попала?

— Вероятно, дрейфуя, заплыла в то, что до 1987 года было мелким заливом, — ответил Питт. — По словам Мендозы, в том году произошло извержение. Раскаленные газы расплавили весь лед, вытопив миллионы галлонов воды. По склону хлынул поток грязи с облаком пепла, он докатился до моря и похоронил корабль.

— Странно, что никто до сих пор не заметил корму.

— Не так уж странно, — ответил Питт. — Корма выступает так незначительно, что ее невозможно заметить с воздуха, а в миле от берега она сливается с рваной береговой линией и становится почти невидимой. Мы ее увидели только благодаря эрозии из-за недавних бурь.

Довер встал, балансируя на крутом склоне. Он размотал нейлоновый трос, обернутый вокруг талии; на конце троса оказался абордажный крюк.

Довер взглянул на Питта.

— Если поддержите меня за ноги, я, пожалуй, смогу перебросить крюк через поручень.

Питт ухватил капитана за левую ногу, Джордино поддержал за правую. Дюжий моряк из береговой охраны перегнулся через карниз, взмахнул крюком и отпустил его.

Крюк перелетел через кормовой поручень и застрял.

Дальнейший подъем занял считанные минуты. Подтягивая друг друга, рука за руку, все вскоре поднялись на палубу.

Под ногами лежали толстые слои ржавчины, смешанной с пеплом. На «Пайлоттауне» можно было увидеть только грязное отвратительное месиво.

— Ни следа Мендозы, — сказал Довер.

— Ближайшая ровная площадка, куда может сесть вертолет, в тысяче ярдов отсюда, — ответил Питт. — Ей с ее командой придется прогуляться.

Джордино прошел вдоль поручня к проржавевшему грюйс-штоку и посмотрел на воду внизу.

— Яд проникает из корпуса, наверно, в прилив.

— Скорее всего, он в заднем трюме, — сказал Довер.

— Люки, ведущие в трюмы, погребены под тоннами лавы, — с отвращением заметил Джордино. — Чтобы пробиться сквозь нее, нам понадобится армия бульдозеров.

— Вы знакомы с судами типа «Либерти»? — спросил Питт у Довера.

— Наверное знаком. Я много лет обследовал их в поисках незаконных грузов. — Довер наклонился и принялся чертить на ржавчине схему судна. — В кормовой надстройке должен находиться люк, через него спускаются в коридор, ведущий к стержню винта. На дне этого помещения есть небольшое углубление. Оттуда можно прорезать вход в трюм.

Когда Довер договорил, все молчали. Им следовало бы испытывать подъем оттого, что нашли источник распространения нейротоксина, но, напротив, реакцией стали опасения и тревога. Питт решил, что так выражается спад напряжения по окончании поиска. И еще страх перед тем, что можно найти за стальными надстройками «Пайлоттауна».

— Может… может, лучше подождать людей из лаборатории? — предложил один из химиков.

— Они нас догонят, — доброжелательно, но холодно сказал Питт.

Джордино молча достал из рюкзака на спине Питта гвоздодер и занялся дверью кормовой надстройки. К его удивлению, дверь скрипнула и подалась. Он нажал сильнее, протестующие петли сдались, и дверь распахнулась. Внутри было пусто, никаких установок, оборудования, нет даже мусора.

— Похоже, здесь уже побывали, — заметил Питт.

— А может, помещение никогда не использовалось, — предположил Довер.

— А где проход?

— Сюда.

Довер провел их через соседнее помещение, тоже пустое. И остановился у круглого люка в центре палубы.

Джордино прошел вперед, открыл люк и отступил. Довер направил луч фонаря в зияющий туннель, луч прорезал темноту.

— Неудачно, — удрученно сказал он. — Туннель забит обломками.

— А что на следующей палубе внизу?

— Машинное отделение.

Довер замолчал, соображая. Потом сказал:

— За машинным отделением есть еще одно помещение. Наследие военных лет. Может быть, только может быть, из него есть проход в трюм.

Они двинулись в сторону кормы и вернулись в первое помещение. Казалось странным ходить по коридорам призрачного корабля, гадая, что произошло с экипажем. Найдя люк, они спустились по лестнице в машинное отделение, обогнули старые, но все еще в смазке механизмы и направились к носовой надстройке.

Довер фонариком осветил стальные плиты переборки. Вдруг луч остановился.

— О черт! — выдохнул Довер. — Люк на месте, но он заварен.

— Вы уверены, что место правильное? — спросил Питт.

— Абсолютно, — ответил Довер. Кулаком в перчатке он ударил по переборке. — На той стороне — люк номер пять, самое вероятное место, куда могли поместить яд.

— А что другие трюмы? — спросил человек из агентства.

— Они слишком далеко от кормы, чтобы яд мог просочиться в море.

— Ладно, давайте приступим, — нетерпеливо сказал Питт.

Они быстро собрали сварочный аппарат и присоединили его к баллону с кислородно-ацетиленовой смесью. Зашипело пламя, и Джордино отрегулировал подачу газа. Синее пламя коснулось переборки, и та сначала покраснела, потом стала ярко-оранжевой.

Появилась узкая щель, она удлинялась, металл трещал и плавился в высокотемпературном пламени.

Когда Джордино начал прорезать отверстие, достаточное для того, чтобы пролез человек, появились Мендоза и работники лаборатории; они принесли почти пятьсот фунтов инструментов для химического анализа.

— Вы его нашли, — сказала Мендоза.

— Уверенности еще нет, — предупредил Питт.

— Но наши тесты показывают, что вода здесь насыщена нейротоксином С, — возразила она.

— Разочароваться легко, — ответил Питт. — Я никогда не считаю цыплят, пока в банке не примут чек.

Разговор прервался: Джордино отступил и погасил факел. Он передал горелку Доверу, а сам взялся за свой верный гвоздодер.

— Отойдите, — приказал он. — Это штука накалена докрасна и очень тяжелая.

Он всунул гвоздодер в неровную раскаленную щель и надавил. Стальная плита неохотно отошла от переборки и с тяжелым грохотом, брызгая расплавленным металлом, упала на палубу.

В полной тишине Питт взял фонарик и осторожно заглянул в отверстие, держась подальше от горячих краев. По дуге в 180 градусов он обвел лучом трюм.

Минула целая вечность, прежде чем он выпрямился и посмотрел на окружавшие его фигуры без лиц.

— Ну? — с тревогой спросила Мендоза.

Питт ответил одним словом:

— Эврика!

Глава 9

В четырех тысячах миль и в пяти часовых поясах оттуда советский представитель во Всемирной организации здравоохранения допоздна засиделся за письменным столом. Ничего необычного в его кабинете в здании Секретариата ООН не было: мебель дешевая, обстановка спартанская. Вместо привычных портретов советских вождей, живых и мертвых, стену украшала лишь маленькая фотография сельского дома.

Загорелся огонек, негромко загудел телефон частной линии. Человек за столом долго смотрел на трубку, прежде чем взять ее.

— Луговой слушает.

— Кто?

— Алексей Луговой.

— А Вилли там? — спросил голос с сильным нью-йоркским акцентом, который всегда резал Луговому уши.

— Здесь нет никакого Вилли, — резко ответил Луговой. — Ошиблись номером.

И сразу повесил трубку.

Лицо Лугового оставалось бесстрастным, но он немного побледнел. Сжал и разжал кулаки, глубоко вдохнул, не отрывая взгляда от телефона. Он ждал.

Снова мигнул огонек и прозвенел звонок.

— Луговой.

— Вы уверены, что Вилли нет?

— Вилли здесь нет, — ответил он, подражая акценту звонившего.

И снова бросил трубку.

Секунд тридцать Луговой сидел неподвижно, стиснув руки на столе, опустив голову, глядя в пространство.

Потом нервно погладил обширную лысину и поправил на переносице очки в роговой оправе. По-прежнему в задумчивости, встал, тщательно погасил везде свет и вышел из кабинета.

На лифте спустился в вестибюль и миновал витраж Марка Шагала, символизирующий борьбу за мир. Как всегда, не обратив на витраж ни малейшего внимания.

На стоянке перед зданием такси не было, поэтому он остановил машину на Пятой авеню. Назвал шоферу адрес и сел на заднее сиденье, взвинченный, не в силах успокоиться.

Луговой не опасался предстоящего. Он уважаемый психолог, его работы по душевному здоровью особенно ценят в развивающихся странах. Его статьи о мыслительных процессах и о контроле над мыслями не имеют никакого отношения к шпионажу и не связаны напрямую с нелегальными агентами КГБ. Один из друзей в посольстве в Вашингтоне по секрету сообщил ему, что ФБР считает его недостаточно серьезным объектом и ведет наблюдение за ним лишь изредка, почти спустя рукава.

Луговой приехал в Соединенные Штаты не для того, чтобы красть секреты. Его задача далеко выходила за рамки возможных предположений американской контрразведки. Телефонный звонок означал, что план, разработанный еще семь лет назад, начал осуществляться.

Такси остановилось на перекрестке улиц Западной и Либерти, перед зданием отеля «Виста интернешнл». Луговой расплатился и через роскошный вестибюль отеля прошел на площадку на соседней улице. Здесь он остановился, глядя на грандиозные башни Всемирного торгового центра.

Луговой часто думал, что он делает здесь, в этом краю стеклянных зданий, бесчисленных автомобилей, вечно куда-то спешащих людей, ресторанов и магазинов в каждом квартале. Это был не его мир.

Он прошел к южной башне, показал охраннику удостоверение и на лифте поднялся на сотый этаж. Дверь лифта раскрылась, и он вышел в вестибюль «Морских перевозок Бугенвиль инкорпорейтид»; эта фирма занимала весь этаж. Его ноги погрузились в толстый белый ковер. Стены обшиты панелями розового дерева, ручной работы, помещение пышно украшено восточными древностями. В витринах по углам стоят изящные керамические лошади, с потолка свисают редкие японские ткани.

Привлекательная женщина с большими черными глазами, изящным восточным овалом лица и янтарной кожей улыбнулась ему.

— Чем могу быть полезна, сэр?

— Моя фамилия Луговой.

— Да, мистер Луговой, — ответила она, совершенно правильно выговаривая его фамилию. — Мадам Бугенвиль ждет вас.

Она тихо заговорила в селектор, и в дверях, в высокой арке возникла высокая черноволосая женщина с восточными чертами.

— Прошу за мной, мистер Луговой.

Все это произвело на Лугового впечатление. Как и многие русские, он был наивен в том, что касалось западных методов ведения дел, и ошибочно предположил, что все сотрудники задержались здесь так поздно из-за него. Вслед за женщиной он прошел по длинному коридору, увешанному изображениями грузовых судов, которые под флагом «Морских перевозок Бугенвиль инк.» бороздили бирюзу морей.

Проводница негромко постучала в дверь, отворила ее и вошла.

Луговой переступил порог и остановился в изумлении.

Помещение было огромным — мозаичный пол с сине-золотым растительным узором, массивный стол для совещаний, опиравшийся на резных драконов, словно уходил в бесконечность. Но больше всего поразили Лугового терракотовые изображения воинов в натуральную величину в полном вооружении и на волнующихся конях, мягко освещенные в нишах зала.

Он сразу узнал стражей могилы древнего китайского императора Цинь Шихуана. Впечатление они производили невероятное. Луговой задумался, как эти фигуры могли выскользнуть из рук правительства Китая и попасть к частному лицу.

— Пожалуйста, подойдите и сядьте, мистер Луговой.

Его так захватило великолепие этой комнаты, что он не заметил хрупкую восточную женщину в инвалидной коляске. Перед ней стояло кресло черного дерева с шелковыми, вышитыми золотом подушками и столик с чайником и чашками.

— Мадам Бугенвиль, — сказал он. — Наконец-то мы встретились.

Главе судовладельческой династии Бугенвилей восемьдесят девять лет, и весит она примерно столько же фунтов. Блестящие черные волосы забраны от висков в пучок.

На лице у нее ни морщинки, хотя тело выглядит древним и непрочным. Но Лугового поразили ее глаза, ярко синие и такие свирепые, что он почувствовал неуверенность.

— Быстро вы пришли, — просто сказала она. Голос у нее ясный и четкий, без следов пожилого возраста.

— Пришел, как только услышал телефонный звонок.

— Вы готовы к опыту по промыванию мозгов?

— Промывание мозгов — неприятный термин. Я предпочитаю «вмешательство в работу мозга».

— Терминология не имеет значения, — равнодушно сказала она.

— Я готовил свою группу много месяцев. При наличии необходимых условий мы сможем начать через два дня.

— Начнете завтра утром.

— Так скоро?

— Внук сообщил мне, что условия складываются благоприятно. Замена произойдет сегодня ночью.

Луговой невольно взглянул на часы.

— Вы даете мне не много времени.

— Возможностью следует пользоваться, когда она появляется, — твердо сказала женщина. — Я договорилась с вашим правительством и готова выполнить первую часть договора. Все зависит от скорости. Вам и вашему штату дается десять дней для завершения вашего участия в проекте…

— Десять дней! — ахнул он.

— Десять дней, — повторила она. — Это ваш крайний срок. Затем я вас отстраню.

По спине Лугового пробежала дрожь. Ему не требовались пояснения. Было ясно, что если что-нибудь пройдет неудачно, он и его люди бесследно исчезнут — вероятно, в океане.

В огромном конференц-зале наступила тишина. Потом мадам Бугенвиль подалась вперед в своем инвалидном кресле.

— Не угодно ли чаю?

Луговой терпеть не мог чай, но кивнул.

— Да, спасибо.

— Лучший сорт китайского. В розницу стоит более ста долларов за фунт.

Он взял протянутую чашку, вежливо сделал глоток и поставил чашку на стол.

— Полагаю, вам сообщили, что моя работа еще на стадии исследования. Эксперименты проходят удачно одиннадцать раз из пятнадцати. С такими ограничениями во времени я не могу гарантировать успешный результат.

— Какое время советники Белого дома смогут уходить от вопросов прессы, определяли самые проницательные умы.

Луговой вскинул брови.

— Я полагал, что объектом моего опыта станет кто-нибудь из не самых значительных конгрессменов, чье долгое отсутствие не бросится в глаза.

— Вас неверно информировали, — небрежно бросила она. — Ваш генеральный секретарь и президент посчитал, что до начала эксперимента вам лучше не знать, кто ваш истинный объект.

— Если бы мне дали время изучить его личность, я был бы лучше подготовлен.

— Не мне объяснять русскому требования безопасности, — сказала она, глядя ему в глаза. — Почему, по-вашему, мы до сих пор не встречались?

Не зная, что ответить, Луговой сделал большой глоток.

На его плебейский вкус, он пил воду, приправленную духами.

— Я должен знать, кто мой объект, — сказал он наконец, собравшись с духом и глядя ей в глаза.

Ответ прозвучал в просторном помещении, как взрыв бомбы, отразившись в мозгу у Лугового и совершенно ошеломив его. Он почувствовал, что его бросили в бездонную пропасть и надежды на спасение нет.

Глава 10

После многих лет плавания по морям барабаны с нейротоксином «агент С» разорвали цепи, которыми были закреплены внутри деревянных ящиков, и теперь были разбросаны по трюмной палубе. Одинаково выкрашенные стандартные судовые контейнеры, одобренные министерством транспорта, 81,5 дюйма длиной и 30,5 дюйма поперек. У них вогнутые торцы, и они серебристого цвета. На всех зеленой краской аккуратно написан армейский код «GS».

— Я насчитал двадцать барабанов, — сказал Питт.

— Совпадает с инвентарным перечнем пропавшего оборудования.

В голосе Мендозы послышалось облегчение.

Они стояли в глубине трюма, теперь ярко освещенного переносными прожекторами, соединенными кабелем с «Катобой». Палуба была залита водой почти на фут, и когда люди ходили между смертоносными контейнерами, от ржавых бортов трюма эхом отражался плеск.

Химик из агентства помахал рукой в перчатке.

— Вот барабан, из которого произошла утечка, — взволнованно сказал он. — У него разбит клапан.

— Довольны, Мендоза? — спросил у нее Питт.

— Как свинья в навозе! — радостно воскликнула она.

Питт подошел к ней, так что их лицевые маски едва не соприкасались.

— А вы подумали о моей награде?

— Какой награде?

— Наш договор, — сказал он, стараясь говорить серьезно. — Я нашел вашу отраву на тридцать шесть часов раньше срока.

— Вы ведь не собираетесь воспользоваться моим глупым предложением?

— Я был бы глуп, если бы им не воспользовался.

Она порадовалась, что под маской ему не видно, как она покраснела. Говорили они на открытой частоте, и все в помещении их слышали.

— Вы выбираете странные места, чтобы назначить свидание.

— Я думал, — продолжал Питт, — об ужине в Анкоридже: коктейли на ледниковом льде, копченый лосось, мясо лося, запеченное по-аляскински. А потом…

— Достаточно, — сказала она с растущим смущением.

— На тусовки ходите?

— Только по необходимости, — ответила она, справившись с собой. — А у нас вовсе не такой случай.

Он воздел руки, потом разочарованно опустил их.

— Печальный день для Питта, счастливый для НПМА.

— Причем тут НПМА?

— Заражение произошло на суше, в подводных работах нет необходимости. Моя команда может лететь домой.

Она еле заметно кивнула.

— Очень аккуратный ход. Оставляете все армии.

— А она знает? — серьезно спросил он.

— Военное командование Аляски уведомили спустя секунды после того, как вы доложили об обнаружении «Пайлоттауна». С материка для ликвидации «агента» к нам направляется отряд химической защиты.

— Мир аплодирует расторопности.

— Но для вас это неважно?

— Конечно, важно, — сказал Питт. — Однако моя работа закончена, и, если у вас нет другого места, где разлился яд, и еще мертвецов, я отправляюсь восвояси.

— Говори после этого об умных циниках.

— Скажите «да».

Она чувствовала, что попала в западню, и сердилась на себя за то, что это ей нравится. И ответила, не успев придумать, как отказать:

— Да.

Мужчины в трюме прекратили спасение половины человечества и глухо зааплодировали руками в перчатках; в микрофонах слышались шутки и свист. Она вдруг поняла, что ее репутация взлетела по шкале Доу-Джонса. Мужчины восхищаются женщинами, которые умеют руководить грязной, трудной работой и не становятся суками.

Позже Довер обнаружил Питта, когда тот задумчиво изучал небольшой открытый люк, освещая его фонариком. Луч внизу терялся в темноте, отражаясь в покрытой нефтяными разводами воде в трюме.

— Что-то замышляете? — спросил Довер.

— Подумал, не провести ли небольшое исследование, — ответил Питт.

— Тут далеко не пройти.

— А куда он ведет?

— В туннель стержня винта, но туннель залит водой почти доверху. Нужен акваланг.

Питт направил луч на переднюю переборку и осветил еще один маленький люк у верха трапа.

— А этот?

— Должен вести в четвертый трюм.

Питт кивнул и начал подниматься по ржавым ступенькам, Довер за ним. Питт раскрыл люк, прополз в туннель и оказался в следующем трюме. Довер не отставал. Быстрый осмотр показал, что люк пуст.

— Корабль как будто вез только балласт, — вслух рассуждал Питт.

— Похоже на то, — подтвердил Довер.

— Куда теперь?

— Вверх по лестнице в проход между баками с питьевой водой и кладовыми.

Они медленно пробирались в нутро «Пайлоттауна», чувствуя себя грабителями могил на кладбище в полночь. За каждым углом им мерещились скелеты экипажа.

Но костей не было. Каюты должны были бы выглядеть, как ежегодная распродажа в «Мэйсиз»:[72] личные вещи, все, что люди бросали, второпях покидая корабль. Но внутренности «Пайлоттауна» походили на туннели и залы пустынной пещеры.

Не хватало только летучих мышей.

Складские помещения для продуктов пусты. На полках в столовой экипажа ни тарелок, ни чашек. В туалетах нет даже бумаги. Огнетушители, дверные запоры, мебель — все, что можно отвинтить или унести, исчезло.

— Очень странно, — произнес Довер.

— Мне тоже так кажется, — согласился Питт. — Корабль систематически опустошали.

— За годы дрейфа на борт могли подняться грабители и все унести.

— Грабители оставляют после себя хаос, — возразил Питт. — Тот, кто это сделал, аккуратист.

Странное это было путешествие. Их тени скользили по темным стенам проходов и по молчаливым заброшенным механизмам. Питту хотелось снова увидеть чистое небо.

— Невероятно, — говорил Довер, все еще не опомнившись после того, что они нашли, вернее, не нашли. — Сняли даже клапаны и счетчики подчистую.

— Будь я азартен, — заметил Питт, — бился бы о заклад, что мы столкнулись со страховым мошенничеством.

— Не первое из судов, которые сегодня у Ллойда в Лондоне[73] числятся пропавшими, — сказал Довер.

— Вы рассказывали, что команда утверждала, будто покинула «Пайлоттаун» в бурю. Да, судно они покинули, но оставили только пустую оболочку.

— Легко проверить, — сказал Довер. — Есть два способа затопить корабль в море. Открыть кингстоны и впустить воду или подорвать днище взрывчаткой.

— Как бы поступили вы?

— На то, чтобы затопить корабль через кингстоны, нужны сутки или даже больше. Достаточное время, чтобы привлечь внимание проходящих судов. Я за взрывчатку. Быстро и грязно: пускает корабль на дно в несколько минут.

— Что-то помешало взрыву.

— Это только теория.

— Следующий вопрос, — не унимался Питт. — Где бы вы разместили взрывчатку?

— В грузовых трюмах, в машинном отделении — в любом месте у бортов, лишь бы ниже ватерлинии.

— В трюмах пока никаких следов взрывчатки, — сказал Питт. — Остаются машинное отделение и носовой трюм.

— Мы зашли уже далеко, — заметил Довер. — Можем пойти дальше и довести начатое до конца.

— Лучше разделиться. Я осмотрю машинное отделение. Вы знаете проходы на корабле лучше меня…

— Это в носовом трюме, — сказал Довер, опережая его.

Рослый моряк двинулся по трапу, насвистывая боевую песню университета Нотр-Дам.[74] Фонарик в руке позволял следить, как его медвежья фигура удаляется неуклюжей походкой и наконец исчезает.

Питт начал осматривать лабиринт труб, идущих от устарелых двигателей с возвратно-поступательным движением и бойлеров. Мостики над механизмами были почти разъедены ржавчиной, и Питт шел осторожно. В его воображении машинное отделение оживало: раздавались скрипы, стоны, шумели вентиляторы, слышался шепот.

Он нашел пару кингстонов. Колеса, их открывающие, застыли в положении «закрыто».

Вот и все с теорией кингстонов, подумал Питт.

Ледяной холод пополз по его спине и распространился по телу, и Питт понял, что батареи, поддерживающие температуру его костюма, почти разрядились. Он на время выключил фонарик. Полная темнота едва не задушила его. Он снова включил фонарик и повел лучом, словно ожидал увидеть призраки членов экипажа, протягивающие к нему руки. Но никаких призраков не было. Ничего, кроме темных металлических стен и изношенных механизмов.

Питт готов был поклясться, что слышит скрежет, как будто возвышавшиеся над ним двигатели сами включились.

Он потряс головой, чтобы отогнать видения, и начал методично обыскивать стены отделения, проползая между насосами и покрытыми асбестом трубами, которые вели в темноту и в ничто. И упал с трапа в грязную воду глубиной шесть футов.

Он выбрался из объятий мертвой, зловонной трюмной воды. Костюм был весь в мазуте. Задыхаясь, он постоял, заставляя себя расслабиться.

И тут заметил какой-то предмет, едва видный на пределе досягаемости луча. Проржавевшая алюминиевая канистра на пять галлонов бензина, проводами прикрепленная к балке, поддерживающей изнутри плиты корпуса. Питту приходилось иметь дело с подводными взрывными работами, и он сразу узнал детонатор, прикрепленный к дну канистры. Электрический провод уходил наверх, на палубу.

Обливаясь потом, он в то же время дрожал от холода. Оставив заряд там, где нашел, он поднялся по лестнице. И начал осматривать двигатели и бойлеры.

Никаких обозначений, ни указаний на производителя, ни штампов инспекторских осмотров. Все таблички, прикрепленные к металлу, убраны. Все надписи, штампованные в самом металле, сточены. Он просмотрел бесконечное количество углублений и уголков в механизмах, и тут ему повезло. Сквозь перчатку он ощутил выступы в металле. Под одним из бойлеров нашлась маленькая металлическая табличка, частично скрытая грязью и смазкой.

Питт стер грязь и осветил табличку. На ней значилось:

ДАВЛЕНИЕ 220 psi

ТЕМПЕРАТУРА 4500° F

НАГРЕВАЕМАЯ ПОВЕРХНОСТЬ 5,017 КВ ФУТОВ

ИЗГОТОВЛЕНО КОМПАНИЕЙ «АЛЬГАМБРА, ЖЕЛЕЗО И БОЙЛЕРЫ»,

ЧАРЛЬСТОН, ЮЖНАЯ КАРОЛИНА

СЕРИЙНЫЙ № 38874

Питт запомнил серийный номер и вернулся к тому месту, откуда начал. Тяжело поднялся на палубу и попытался отдохнуть, по-прежнему страдая от холода.

Спустя почти час вернулся Довер. Под мышкой он небрежно, как большую коробку с персиками, нес канистру с взрывчаткой, часто и скороговоркой бранясь, особенно когда поскальзывался на залитой нефтью палубе. Он тяжело сел рядом с Питтом.

— Еще четыре такие штуки между этим местом и форпиком, — устало сказал он.

— Я нашел еще одну в сорока футах к корме, — ответил Питт.

— Интересно, почему они не взорвались.

— Должно быть, таймер не сработал.

— Таймер?

— Ну ведь экипажу нужно было успеть покинуть судно до взрыва. Проследите, куда идут провода от канистр, и увидите, что они сходятся к таймеру где-то на верхней палубе. Когда экипаж понял, что дело неладно, поздно было возвращаться на судно.

— Или они побоялись взорваться.

— Это тоже, — согласился Питт.

— Так старый «Пайлоттаун» начал свой легендарный дрейф. Брошенный корабль в пустынном море.

— Как официально опознают корабль?

— А что?

— Да просто любопытно.

Довер принял это объяснение и посмотрел выше тени от двигателей.

— Ну, признаки почти везде. Спасательные жилеты, шлюпки, название на носу и корме часто выплавляют, буквы раскрашивают. Есть также таблички кораблестроителей, одна снаружи на надстройке, вторая в машинном отделении. Да, и еще название судна выжигают на бимсе, на внешней крышке люков.

— Ставлю свое месячное жалованье, что, если выкопать корабль из-под горы, мы увидим, что надпись на люках стерта, а плашки строителей исчезли.

— Остается машинное отделение.

— Там тоже нет. Я проверил, стерто вместе со всеми надписями изготовителей.

— Слишком изобретательно, — негромко сказал Довер.

— Вы чертовски правы, — резко ответил Питт. — Здесь не просто мошенничество со страховкой.

— Я сейчас не настроен решать загадки, — сказал Довер, неловко вставая. — Замерз, проголодался и устал, как черт. Голосую за возвращение.

Питт поднял голову и увидел, что Довер по-прежнему держит канистру с взрывчаткой.

— Берете это с собой?

— Улика.

— Не уроните, — ехидно посоветовал Питт.

Они поднялись из машинного отделения и прошли по пустым складам; хотелось поскорее оказаться под открытым небом. Довер — он шел, опустив голову, — налетел на Питта.

— Почему вы остановились?

— Вы ничего не почувствовали?

Прежде чем Довер смог ответить, палуба у них под ногами задрожала и переборки зловеще заскрипели. Постепенно приближался звук, похожий на грохот далекого разрыва, сопровождаемый мощной взрывной волной. «Пайлоттаун» задрожал под ее напором, и его швы заскрипели, словно под огромной нагрузкой.

Взрывная волна ударила их о стальные переборки.

Питт сумел удержаться на ногах, но Довер, который нес тяжелую канистру, рухнул на палубу, как подрубленное дерево; он обнимал руками канистру, всем телом защищая ее от удара. Застонав от боли — он вывихнул плечо и ушиб колено, — Довер трудом сел и посмотрел на Питта.

— Что это было? — спросил он.

— Вулкан Огастин, — почти бесстрастно ответил Питт. — Должно быть, извержение.

— Боже, а что дальше?

Питт помог рослому моряку встать. Сквозь плотный костюм он чувствовал, как напряжено тело Довера.

— Вы ранены?

— Небольшой вывих, но вряд ли что-нибудь сломано.

— Идти можете?

— Я в порядке, — ответил Довер сквозь стиснутые зубы. — Но как же улика?

— Забудьте о ней, — настойчиво сказал Питт. — Давайте уносить ноги.

Не сказав больше ни слова, они миновали пустые склады и пошли по узкому проходу мимо баков с питьевой водой. Питт обхватил Довера за пояс и наполовину нес его в темноте.

Ему казалось, что проход никогда не кончится. Дыхание вырывалось со свистом, сердце колотилось о ребра. Старый «Пайлоттаун» дрожал и качался от толчков, и Питт с трудом удерживался на ногах. Они добрались до четвертого трюма и спустились по трапу. Питт отпустил Довера, и тот упал на палубу.

Драгоценные секунды, которые ушли на перемещение Довера к трапу напротив, показались часами.

Питт едва успел ступить на лестницу, как послышался похожий на гром грохот и что-то пролетело мимо и ударилось о палубу.

Питт посветил наверх. В это мгновение крышка люка исчезла, и в трюм посыпались тонны камня и обломков.

— Поднимайтесь, черт возьми, поднимайтесь! — закричал Питт Доверу.

Грудь его вздымалась, кровь шумела в ушах. Собрав все силы, он толкал 220-фунтового Довера вверх по трапу.

Неожиданно послышался крик. Луч фонарика осветил наклонившуюся в люк фигуру; человек схватил Довера за руки и вытащил из люка. Питт инстинктивно понял, что это Джордино.

Могучий маленький итальянец как всегда появился в нужном месте в самое нужное время.

Сам Питт тоже выбрался и оказался в трюме, где хранился нейротоксин. Здесь крышка люка уцелела, потому что земля на склоне в районе кормы не такая плотная. Множество рук подхватили Довера и перенесли во временно безопасную кормовую надстройку. Джордино схватил Питта за руку.

— Есть жертвы, — мрачно сказал он.

— Сколько? — спросил Питт.

— Четверо ранены, в основном переломы, и один мертв.

Джордино как-то неуверенно замолчал, и Питт понял.

— Мендоза?

— Один из барабанов сломал ей ноги, — объяснил Джордино. Питт никогда раньше не слышал у него такого мрачного тона. — Сложный перелом. И кость пробила ее костюм.

Он замолчал.

— Токсин попал ей на кожу, — закончил Питт, и его захлестнула беспомощность.

Джордино кивнул.

— Мы вынесли ее наружу.

Питт увидел Мендозу — она лежала на кормовой палубе «Пайлоттауна».

Над головой в небо вздымалось огромное облако вулканического пепла, северный ветер относил его от корабля.

Она лежала в стороне, одна. Те, кто не был ранен, занимались уцелевшими. Рядом с ней стоял только молодой офицер с «Катобы»; все его тело конвульсивно изогнулось, словно парня рвало.

Кто-то снял с нее шлем. Волосы, разметавшиеся по ржавой палубе, оранжево блестели под солнцем. Мендоза открытыми глазами смотрела в пустоту, рот свело от нестерпимой боли. Кровь, шедшая из раскрытого рта, носа и ушей, уже начала сворачиваться; образовались застывшие ручейки медного цвета. Кровоточили даже углы глаз. Немногие участки кожи лица, которые были видны, уже почернели.

Единственное чувство, какое испытал Питт, — холодный гнев. Гнев кипел в нем, когда он нагнулся и ударил кулаком по палубе.

— Это здесь не кончится, — горько сказал он. — Не кончится.

Глава 11

Оскар Лукас мрачно смотрел на свой стол. Его все раздражало: холодный кофе в чашке, едкий как кислота, офис с дешевой мебелью, долгие часы на работе. Впервые с тех пор, как он возглавил охрану президента, ему захотелось в отставку, чтобы кататься на лыжах в Колорадо, своими руками построить дачу в горах.

Он покачал головой, чтобы избавиться от фантазий, отхлебнул диетического напитка и в десятый раз принялся изучать планы президентской яхты.

Яхта «Орел», построенная в 1919 году богатым филадельфийским бизнесменом, в 1921 году была куплена министерством финансов для президента. С этого времени на ее палубу ступали тринадцать президентов.

Герберт Гувер, оказавшись на борту, забывал про таблетки. Рузвельт смешивал мартини и обсуждал с Уинстоном Черчиллем военную стратегию.

Гарри Трумен играл в покер и на пианино. Джон Кеннеди отмечал свои дни рождения. Линдон Джонсон развлекал британскую королевскую семью, а Ричард Никсон принимал Леонида Брежнева.

Сконструированная с прямым, на старинный манер носом, отделанная красным деревом яхта имела водоизмещение сто тонн и была длиной 110 футов, а шириной двадцать. Осадка пять футов, скорость до четырнадцати узлов.

На «Орле» были пять кают для хозяев, четыре ванны и большая застекленная надстройка, которая служила столовой и гостиной. Экипаж состоял из тринадцати моряков береговой охраны; их каюты и камбуз располагались в носовой части.

Лукас просмотрел досье членов экипажа, заново проверил их окружение, семейные истории, личные привычки и особенности, результаты психологических опросов. И не смог найти ничего подозрительного.

Он откинулся и зевнул. Часы показывали 21:20. «Орел» уже три часа стоял у Маунт-Вернона. Президент — сова, встает поздно. Лукас был уверен, что он и гостей будет держать в гостиной за обсуждением государственных дел, и ему в голову не придет, что кто-то может хотеть спать.

Лукас повернулся и посмотрел в окно. Надвигающийся туман — хорошая новость. Он мешает снайперам, главной угрозе жизни президента. Лукас убеждал себя, что гоняется за призраками. Все, что можно предусмотреть, он предусмотрел.

Если угроза существует, он не знает ни ее источника, ни метода осуществления.

Туман еще не дошел до Маунт-Вернона. Летняя ночь еще была прозрачна и чиста, огни соседних улиц и ферм отражались в воде. Здесь река разливалась на милю с лишним, ее крутые берега поросли деревьями и кустарниками. В ста ярдах от берега стоял на якоре катер береговой охраны, повернув нос вверх по реке; антенна его радара постоянно крутилась.

Президент сидел в шезлонге на носу «Орла» и красноречиво разъяснял Маркусу Ларимеру и Алану Морану свою программу помощи Восточной Европе. Внезапно он встал, подошел к поручню и наклонил голову, прислушиваясь. На соседнем лугу паслись коровы. Эта картина увлекла президента: политические проблемы были забыты, на первый план вышел деревенский мальчишка. Через несколько секунд президент вернулся на место.

— Простите за перерыв, — сказал он с широкой улыбкой. — Мне захотелось отыскать ведро и надоить молока на завтрак.

— Газеты сошли бы с ума от восторга, печатая снимки того, как вы ночью доите коров, — рассмеялся Лаример.

— Больше того, — саркастически добавил Моран, — вы могли бы выгодно продать это молоко русским.

— Это не так фантастично, — сказал Марголин, сидевший в стороне. — В Москве масло и молоко совсем исчезли из магазинов.

— Это факт, господин президент, — серьезно сказал Лаример. — Калорийность питания среднего русского всего на двести калорий выше калорийности голодной диеты. У поляков и венгров положение еще хуже. Да наши свиньи питаются лучше их.

— Именно об этом и речь, — заговорил президент. — Мы не можем отвернуться от голодающих женщин и детей только потому, что они живут под властью коммунистов. Их бедственное положение делает мой план, отражающий щедрость американского народа, еще более неотложным. Подумайте, какие блага он принесет нам — добрую волю стран Третьего мира. Подумайте, как это вдохновит будущие поколения. Возможных выгод не счесть.

— Не могу согласиться, — холодно возразил Моран. — По-моему, ваше предложение — глупость, неразумная игра. Миллиарды долларов, которые они тратят ежегодно на поддержку своих стран-сателлитов, почти истощили их финансовые ресурсы. Бьюсь об заклад, деньги, полученные от вас, они тут же пустят в свой военный бюджет.

— Возможно, но, если их неприятности не прекратятся, Советы станут еще опасней для Соединенных Штатов, — сказал президент. — Из истории известно, что страны с серьезными экономическими проблемами охотно втягиваются в конфликты с другими странами.

— Например, в попытки захватить контроль над нефтью Персидского залива? — спросил Лаример.

— Это для них постоянный соблазн. Но они хорошо знают, что страны Запада применят силу и не допустят, чтобы нашей экономике перекрыли кровоток. Нет, Маркус, они ставят более легкие цели. Достигнув одной из них, они захватят власть над всем Средиземным морем.

Лаример поднял брови.

— Турция?

— Совершенно верно, — ответил президент.

— Но Турция член НАТО, — возразил Моран.

— Да, но начнет ли Франция войну из-за Турции? А Англия или Западная Германия? Еще лучше: спросите себя, пошлем ли мы туда на смерть американских парней, как в какой-нибудь Афганистан? Правда такова, что у Турции мало природных ресурсов, из-за которых стоило бы воевать. Советская армия за несколько недель дойдет до Босфора, а Запад будет протестовать только на словах.

— Маловероятно, — сказал Моран.

— Согласен, — заметил Лаример. — По моему мнению, дальнейшая советская экспансия маловероятна ввиду распада их системы.

Президент протестующе поднял руку.

— Здесь дело совсем в другом, Маркус. Любые внутренние беспорядки в России определенно выйдут за ее границы и захлестнут Западную Европу.

— Я не изоляционист, господин президент. Бог свидетель, моя работа в сенате говорит об обратном. Но мне надоело, что Соединенные Штаты постоянно должны поворачиваться по ветру, чтобы потакать капризам европейцев. Мы немало своих ребят положили в их землю за две войны. Я говорю: если русские хотят съесть остальную Европу, пусть подавятся, и скатертью дорога.

Лаример, довольный, сел. Он сказал то, чего не мог сказать публично. И хотя президент с ним не согласился, в глубине души он задумался о том, сколько простых американцев согласны с сенатором.

— Будем реалистами, — спокойно сказал он. — Вы же знаете, я не могу бросить наших союзников.

— А как же наша конституция? — спросил Моран. — Как вы объясните, что берете доллары наших налогоплательщиков из перегруженного бюджета при его дефиците и тратите их на поддержку наших врагов?

— Я называю это гуманитарной помощью, — устало ответил президент.

Он понял, что надежды на победу в этом споре нет.

— Простите, господин президент, — сказал Лаример, вставая. — Я не могу искренне поддержать ваш план помощи Восточному блоку. А теперь, с вашего позволения, я пойду спать.

— Я тоже, — сказал Моран, зевая. — У меня глаза слипаются.

— Вы хорошо разместились? — спросил президент.

— Да, спасибо, — ответил Моран.

— Если не будет приступа морской болезни, — криво улыбаясь, сказал Лаример, — я надеюсь удержать ужин до завтрака.

Они попрощались и спустились к своим каютам. Как только они оказались за пределами слышимости, президент обратился к Марголину:

— Что думаете, Винс?

— Откровенно говоря, сэр, я считаю, что вы понапрасну тратите силы.

— Вы считаете, это безнадежно?

— Посмотрим с другой стороны, — начал Марголин. — Ваш план предусматривает закупки избытков зерна и другой сельхозпродукции и продажу их коммунистам по ценам ниже тех, какие наши фермеры могут получить на экспортном рынке. Но из-за плохих погодных условий в последние два года и инфляционной спирали цен на дизельное топливо уровень банкротств фермеров сейчас самый высокий с 1934 года. И если вы настаиваете на трате средств, почтительно предлагаю тратить их здесь, а не в России.

— Милосердие начинается дома, так, что ли?

— А где же еще? Вдобавок надо учитывать, что вы быстро теряете поддержку партии, а на избирательных участках катастрофически теряете голоса.

Президент покачал головой.

— Я не могу молчать, когда миллионы мужчин, женщин и детей умирают с голода.

— Благородная позиция, но вряд ли практичная.

У президента сделалось печальное лицо.

— Как вы не понимаете! — сказал он, глядя на темную воду реки. — Если мы покажем, что марксизм потерпел крах, ни одно партизанское движение в мире не сможет использовать его как знамя революции!

— Что возвращает нас к спору, — заметил Марголин. — Русские не хотят нашей помощи. Как вы знаете, я встречался с их министром иностранных дел Громыко. Он в самых определенных выражениях заявил: если ваша программа помощи пройдет в конгрессе, любые поставки продовольствия будут остановлены на границах.

— Все равно нужно попытаться.

Марголин про себя вздохнул. Любые возражения — напрасная трата времени. Президента невозможно отговорить.

— Если вы устали, — сказал президент, — пожалуйста, ложитесь. Не надо бодрствовать, лишь бы составить мне компанию.

— Мне пока не хочется спать.

— Как насчет еще одной порции бренди?

— Заманчиво.

Президент нажал кнопку на своем кресле, и из темноты выступила фигура стюарда в белом.

— Да, господин президент. Что угодно?

— Пожалуйста, принесите вице-президенту и мне еще бренди.

— Да, сэр.

Стюард повернулся, чтобы выполнить приказ, но президент поднял руку.

— Минутку.

— Сэр?

— Вы не Клоснер, обычный стюард.

— Да, господин президент. Я Ли Тонг, матрос первого класса. Матрос Клоснер получил увольнительную до десяти часов. Я на вахте до десяти утра.

Президент был одним из немногих политиков, искренне интересующихся людьми. Он мог с одинаковым вниманием говорить с восьмилетним мальчиком и восьмидесятилетней женщиной. Ему нравилось знакомиться с людьми, называть их по именам, как старых знакомых.

— Вы из китайской семьи, Ли?

— Нет, сэр, из корейской. Мои родители эмигрировали в Америку в 1952 году.

— Почему вы поступили на службу в береговую охрану?

— Наверно, потому, что люблю море.

— Вам нравится обслуживать старых чинуш вроде меня?

Матрос Тонг поколебался.

— Если б выбирать пришлось мне, сэр, я предпочел бы служить на ледоколе.

— Не уверен, что мне нравится быть на втором месте после ледокола, — добродушно рассмеялся президент. — Напомните утром, чтобы я попросил коммандера Коллинза перевести вас. Мы с ним старые друзья.

— Спасибо, господин президент, — взволнованноответил матрос Ли Тонг. — Сейчас подам бренди.

Поворачиваясь, Тонг широко улыбнулся, показав щербинку в верхних зубах.

Глава 12

Густой туман окутал «Орел», обволакивая корпус необычной сырой тишиной. Постепенно расплылись и исчезли красные огни зданий на противоположном берегу реки. Где-то наверху крикнула чайка, но звук казался приглушенным, призрачным, невозможно было определить, откуда он исходит. Тиковые доски палубы скоро покрылись влагой и тускло заблестели в свете пригашенных туманом прожекторов на старом скрипучем причале, стоящем на якоре у берега.

Почти невидимую яхту охраняла небольшая группа агентов секретной службы, расставленных в стратегических точках на склоне, который мягко повышался к элегантному, выстроенному в колониальном стиле дому Джорджа Вашингтона.

Голосовой контакт поддерживали с помощью миниатюрных коротковолновых передатчиков. Чтобы обе руки всегда оставались свободными, агенты пользовались приемниками-наушниками, батареи крепились к поясу, миниатюрный микрофон — на запястье.

Каждый час агенты менялись местами, переходя в следующую заранее определенную точку, а старший группы непрерывно обходил посты, проверяя охрану.

В доме на колесах, припаркованном на подъездной дороге у старого здания, агент Черная Сова смотрел на экраны мониторов. Другой агент управлял оборудованием системы связи, третий наблюдал за предупредительными огнями, связанными с тревожной сигнализацией вокруг яхты.

— Можно подумать, что национальная служба погоды способна дать точный прогноз для мест хотя бы за десять миль от их главной конторы, — ворчал Черная Сова, допивая четвертую чашку кофе за ночь. — В прогнозе «легкий туман». Если это легкий туман, то как они назовут туман, который можно размешивать ложкой?

Агент, следивший за связью, обернулся и снял наушники.

— На сторожевом катере говорят, что ничего не видят под самым своим носом. Просят разрешения подойти ближе к берегу и пришвартоваться.

— Не могу их упрекнуть, — сказал Черная Сова. — Передайте: разрешение даем.

Он встал и помассировал шею. Потом похлопал связиста по плечу.

— Я присмотрю за радио. Вам нужно поспать.

— Вам самому надо бы лечь.

— Я не устал. К тому же ничего не могу разглядеть на мониторах.

Агент посмотрел на большие стенные часы.

— Время ноль один пятьдесят. Десять минут до смены постов.

Черная Сова кивнул и занял опустевшее кресло. Не успел он надеть наушники, как услышал сигнал с катера береговой охраны.

— Контроль, говорит речная охрана.

— Контроль слушает, — ответил Черная Сова, узнав голос капитана катера.

— Проблемы с нашим сканирующим оборудованием.

— Что за проблемы?

— Наш радар заглушает очень мощный сигнал на той же частоте.

На лице Черной Совы промелькнуло удивление.

— Кто-то вас глушит?

— Не думаю. Кажется, столкновение случайное. Сигнал возникает и исчезает. Впечатление такое, словно передают какие-то сообщения. Думаю, кто-то из радиолюбителей по соседству случайно вышел на нашу частоту.

— Обнаружили что-нибудь?

— В это время на реке никакого движения, — ответил капитан. — За последние два часа только сигнал буксира, который тащил в море баржи с мусором.

— Когда прошел буксир?

— Да он не прошел. Встал у берега в нескольких сотнях ярдов выше по течению. Должно быть, капитан буксира пережидает туман.

— Хорошо, речная охрана, продолжайте держать меня в курсе ваших проблем с радио.

— Обязательно, контроль. Конец связи.

Черная Сова откинулся на спинку и принялся мысленно оценивать возможные опасности.

Движения по реке нет, и потому нет опасности, что с «Орлом» столкнется другое судно. Радар катера береговой охраны работает, хоть и не без перебоев. Никакое нападение с берега невозможно, поскольку нулевая видимость не позволяет нацелиться на яхту. Похоже, туман — настоящее благо, только сразу это не понять.

Черная Сова взглянул на часы. До смены постов одна минута. Он быстро просмотрел план с именами агентов, их постами и временем смены.

Он отметил, что агент Лайл Блок должен стоять на посту номер семь, то есть на самой яхте, а агент Карл Поласки — на посту номер шесть, то есть на причале.

Черная Сова нажал кнопку передачи и заговорил в крошечный микрофон, прикрепленный к полоске на лбу:

— Внимание всем постам. Время ноль два часа. Смена постов. Повторяю, смена постов согласно графику. — Потом сменил частоту и вызвал командира группы, используя кодовое имя: — «Катти Сарк», говорит контроль.

Агент Эд Макграт, ветеран, прослуживший пятнадцать лет, ответил почти немедленно:

— «Катти Сарк» слушает.

— Попросите посты номер шесть и семь внимательней наблюдать за рекой.

— В этом супе они ничего не увидят.

— Насколько плохо возле причала?

— Скажем, вам следовало бы снабдить нас белыми тростями с красными концами.

— Сделайте все возможное, — сказал Черная Сова.

Замигал огонек, и Черная Сова отключил Макграта и принял входящий сигнал.

— Контроль, говорит речная охрана. Тот, кто глушил наш радар, теперь делает это постоянно.

— Вы ничего не видите? — спросил Черная Сова.

— Дисплей осциллоскопа на сорок процентов ослеп. Вместо объектов на экране большой клин.

— Хорошо, речная охрана, я сообщу старшему спецагенту. Может, он сумеет отследить источник вмешательства и блокировать его.

Прежде чем сообщить в Белый дом Лукасу о проблемах с радаром, Черная Сова повернулся и с любопытством поглядел на телеэкраны. Никакого изображения на них не было, только неопределенные тени, дрожащие и зыбкие.

Агент Карл Поласки поправил наушники, подключенные к радиоприемнику «Моторола НТ-220», и вытер влагу с бисмарковских усов. За сорок минут, проведенных на причале, он промок и чувствовал себя отвратительно. Он вытер влагу с лица, и она показалась ему маслянистой. Странно.

Его взгляд остановился на прожекторах над головой. Они создавали тусклый желтоватый ореол, но по краям из-за призматического эффекта образовывались радужные переливы. Агент стоял посреди тридцатифутового причала, и с этого места «Орел» был совершенно не виден в тумане. Нельзя было разглядеть даже палубу и огни на мачтах.

Поласки прошел по обшарпанным доскам причала, иногда останавливаясь и прислушиваясь, но слышал только мягкий плеск воды у свай и негромкое гудение генераторов яхты. Он был всего в нескольких футах от края причала, когда в серых щупальцах тумана материализовался «Орел».

Поласки негромко окликнул агента Лайла Брока, который занимал пост номер семь на яхте.

— Эй, Лайл? Слышишь меня?

Донесся голос чуть громче шепота:

— Чего тебе?

— Как насчет чашки кофе с камбуза?

— Смена через двадцать минут. Получишь кофе, когда поднимешься на яхту и займешь мое место.

— Ждать двадцать минут я не могу, — возразил Поласки. — Промок до костей.

— Тяжко. Но придется потерпеть.

Поласки знал, что Брок ни при каких обстоятельствах не имеет права покинуть палубу, но добродушно поддразнивал агента.

— Ну, попросишь меня о чем-нибудь.

— Кстати, о просьбах. Я забыл, куда перехожу отсюда.

Поласки вопросительно взглянул на фигуру в тени на палубе «Орла».

— Загляни в свой график, осел.

— Он размок, ничего не прочесть.

— Пост восемь в пятидесяти ярдах ниже по берегу.

— Спасибо.

— Если захочешь узнать, где пост девять, это будет стоить тебе чашки кофе.

— Да пошел ты. Это я помню.

Позже, при следующей смене, агенты разминулись, лишь помахав друг другу, две неразличимые в тумане фигуры.

Эд Макграт не мог вспомнить, чтобы прежде видел такой густой туман. Он принюхался, стараясь определить необычный запах, висящий повсюду, но потом решил, что это просто горючее. Где-то в тумане залаяла собака. Он помолчал, наклонив голову.

Не лай собаки, преследующей добычу, и не испуганный визг. Резкий лай, извещающий о присутствии чужого.

Судя по громкости, не очень далеко. В семидесяти пяти или ста ярдах, но за периметром безопасности, решил Макграт.

Потенциальный убийца должен быть больным или спятившим — или и то и другое, подумал Макграт, — чтобы бродить в такую погоду по незнакомой местности. Сам Макграт уже успел споткнуться и упасть, наткнуться на невидимую ветку и расцарапать щеку, трижды обнаружить, что заблудился, и едва не получил пулю, когда случайно подошел к последнему посту, не предупредив по рации.

Лай неожиданно оборвался, и Макграт решил, что пса отвлекла кошка или какое-то другое животное. Он дошел до знакомой скамьи у развилки засыпанной гравием дорожки и прошел к речному берегу ниже яхты. И заговорил в микрофон на лацкане:

— Пост восемь, иду к вам.

Ответа он не получил.

Макграт резко остановился.

— Брок, говорит Макграт, я иду к вам.

По-прежнему ничего.

— Брок, ты меня слышишь?

Пост номер восемь вел себя необычно тихо, и Макграт встревожился. Двигаясь очень медленно, шаг за шагом, он осторожно приблизился к охраняемому посту и стал звать, но тяжелая влага в тумане искажала его голос. Ответом было молчание.

— Контроль, говорит «Катти Сарк».

— Слушаю, «Катти Сарк», — послышался усталый голос Черной Совы.

— Агент с восьмого поста куда-то делся.

Тон голоса Черной Совы резко изменился.

— Никаких следов?

— Нет.

— Проверьте яхту, — без колебаний приказал Черная Сова. — Буду у вас, как только извещу штаб-квартиру.

Макграт отключился и быстро пошел вдоль берега к причалу.

— Пост шесть, иду к вам.

— Айкен, пост шесть. Можете подойти.

Макграт поднялся на причал и увидел в свете прожекторов агента Джона Айкена.

— Брока видел?

— Шутишь? — ответил Айкен. — Я ничего не видел с тех пор, как спустился туман.

Макграт побежал по причалу, повторяя по радио позывной подхода. К тому времени как он добрался до «Орла», с противоположной стороны показался Поласки.

— Брока нет, — напряженно сказал Макграт.

Поласки пожал плечами.

— Я видел его полчаса назад, когда мы менялись постами.

— Ладно, оставайся на причале. Посмотрю внизу под палубой. И встречай Черную Сову. Он на подходе.

Когда Черная Сова выбрался на утреннюю сырость, туман расходился, и он видел мерцание звезд за облаками. Минуя пост за постом, у причала он перешел на бег. Видимость улучшилась. Черную Сову охватил страх, ужас, что где-то произошел сбой.

Агенты не оставляют пост без предупреждения и без причины.

Когда он наконец запрыгнул на борт яхты, туман, словно по волшебству, рассеялся. В чистом свежем воздухе засверкали рубиновые огни радиоантенн на противоположном берегу. Черная Сова миновал Поласки и увидел Макграта. Тот сидел на палубе, глядя в пустоту.

Черная Сова застыл.

Лицо у Поласки было бледным, как алебастровая маска. В глазах застыл такой ужас, что Черная Сова понял: случилось худшее.

— Как президент? — спросил он.

Макграт тупо посмотрел на него, губы его шевельнулись, но с них не слетело ни слова.

— Ради бога, президент в безопасности?

— Его нет, — с трудом ответил Макграт.

— О чем ты говоришь?

— Президент, вице-президент, экипаж — они все исчезли.

— Ты спятил! — резко сказал Черная Сова.

— Это правда, все правда… — мертвым голосом сказал Макграт. — Посмотри сам.

Черная Сова бегом спустился по ближайшему трапу и добежал до каюты президента. И без стука распахнул дверь.

Каюта пуста. Постель аккуратно заправлена, но в шкафу нет одежды, в ванной — туалетных принадлежностей. Сердце его упало, его словно зажали между двумя кусками льда.

Как в кошмаре, переходил он из каюты в каюту.

Везде одно и то же; даже в помещениях экипажа нетронутая пустота.

Ужас оказался реальностью.

Все исчезли с яхты, словно их никогда не было на свете.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ОРЕЛ»

Глава 13

29 июля 1989 года Вашингтон, округ Колумбия

В отличие от киноактеров, которым требуется бесконечно много времени, чтобы проснуться и взять трубку, Бен Гринвальд, директор секретной службы, проснулся мгновенно и схватил трубку еще до второго звонка.

— Гринвальд.

— Здравствуйте, — произнес знакомый голос Оскара Лукаса. — Простите, что разбудил, но я знаю, что вас интересует результат футбольного матча.

Гринвальд весь подобрался. Всякое сообщение по открытой связи секретной службы, которое начинается со слова „Здравствуйте“, означает совершенно секретный доклад о серьезнейшей ситуации или о преступлении. Следующая фраза не имеет никакого смысла: это предосторожность на случай, если телефонную линию прослушивают. А такая возможность стала вполне реальной после того, как при Киссинджере государственный департамент позволил русским построить здание посольства на холме над городом, тем самым во много раз увеличив способности к перехвату.

— Хорошо, — сказал Гринвальд, стараясь говорить с обычной небрежностью. — И кто же выиграл?

— Вы проиграли свою ставку.

„Ставка“ — еще одно кодовое слово, означающее, что дальше идет зашифрованное сообщение.

— „Джаспер колледж“ — один, — продолжал Лукас. — „Дринкуотер технологический“ — ноль. Три игрока из команды „Джаспера“ вышли из игры из-за травм.

Страшная новость взорвалась в голове Гринвальда. „Джаспер колледж“ — кодовое обозначение похищения президента. Упоминание трех игроков означает, что похищены также три человека, которые последовательно должны были бы заменить президента. Такое Гринвальду не представлялось даже в самых диких кошмарах.

— Ошибки нет? — спросил он, в страхе ожидая ответа.

— Нет, — отрезал Лукас ломким, как стекло, голосом.

— Кто еще знает счет?

— Только Черная Сова, Макграт и я.

— Пусть так и остается.

— На всякий случай, — сказал Лукас, — я организовал сбор запасных игроков и кандидатов в команду.

Гринвальд сразу понял Лукаса. Жены и дети похищенных взяты под защиту; то же самое — преемники президента.

Он глубоко вдохнул и постарался собраться с мыслями. Чрезвычайно важна быстрота действий. Если похищение устроили Советы, чтобы обезопасить себя от предупредительного ядерного удара, поздно что-то предпринимать. Но, с другой стороны, успешное похищение высшего руководства может означать попытку смены правительства.

Больше нет времени на церемонии с секретностью.

— Аминь, — сказал Гринвальд, давая Лукасу понять, что хватит шифроваться.

— Понял.

В голове Гринвальда возникла новая ужасная мысль.

— „Чемоданчик“? — нервно спросил он.

— Исчез вместе со всеми.

О боже, молча взвыл Гринвальд. Катастрофа на катастрофе. „Чемоданчик“, или „человек с чемоданчиком“, — неофициальное обозначение офицера, который днем и ночью находится рядом с президентом. У него с собой „дипломат“ с кодами, позволяющими выпустить десять тысяч стратегических ядерных боеголовок по заранее намеченным целям в Советской России. Последствия попадания этих кодов в чужие руки невообразимо ужасны.

— Известите председателя Комитета начальников штабов, — приказал он. — Потом отправьте группы охраны за государственным секретарем и министром обороны, а также за советником по национальной безопасности и попросите их побыстрей явиться в ситуационный кабинет Белого дома.

— Из администрации президента кто-то нужен?

— Ладно, приведите Дэна Фосетта. Но в остальном пусть клуб будет закрытым. Чем меньше людей будут знать, что Босс отсутствует, тем быстрей мы справимся.

— В таком случае, — сказал Лукас, — разумней провести встречу не в Овальном кабинете. Пресса постоянно следит за Белым домом. Если руководители государства вдруг соберутся в такой час, с утра пораньше, журналисты набросятся на нас, как саранча.

— Здравая мысль, — ответил Гринвальд. Он помолчал и сказал: — Встретимся в Обсерватории.[75]

— В резиденции вице-президента?

— Там почти никогда не видно журналистских машин.

— Постараюсь всех собрать как можно быстрей.

— Оскар?

— Да.

— Очень коротко: что случилось?

После недолгих колебаний Лукас сказал:

— С президентской яхты все исчезли.

— Понятно, — тяжело сказал Гринвальд. Но было ясно, что он ничего не понимает.

Однако Гринвальд не стал тратить время на дальнейшие разговоры. Он повесил трубку и торопливо оделся. По пути в Обсерваторию у него свело живот — реакция на катастрофическую новость. В глазах потемнело, пришлось бороться с позывами к рвоте.

Он как в тумане ехал по пустынным улицам столицы. Если не считать грузовиков доставки, машин почти не было; большинство светофоров предупреждающе мигали желтым светом.

Он слишком поздно заметил, что справа внезапно вывернула поливалка. Вид через ветровое стекло заполнила громоздкая, окрашенная в белый цвет машина. Под протестующий визг покрышек водитель выскочил из кабины, его глаза блеснули в свете фар Гринвальда.

Послышался скрежет металла и звон разбитого стекла.

Капот сложился вдвое, поднялся, и колонка руля пробила Гринвальду грудь, раздробив ребра.

Гринвальд сидел, зажатый между рулем и спинкой сиденья; вода из радиатора с шипением лилась на двигатель. Глаза Гринвальда были открыты; он как будто равнодушно смотрел на разбитое ветровое стекло.

Оскар Лукас стоял возле углового камина в резиденции вице-президента и описывал похищение. Каждые несколько секунд он нервно поглядывал на часы, гадая, что могло задержать Гринвальда. Пятеро сидевших в комнате слушали его с нескрываемым изумлением.

Министр обороны Джесс Симмонс сжимал в зубах незажженную пенковую трубку. Он был небрежно одет в летнюю куртку и спортивные брюки, Дэн Фосетт и советник по национальной безопасности Алан Мерсье тоже. Генерал армии Клейтон Меткалф явился в мундире, а Дуглас Оутс, государственный секретарь, был аккуратно причесан, облачен в безупречный темный костюм и при галстуке.

Лукас закончил рассказ и смолк в ожидании залпа вопросов, которые, он был уверен, последуют. Напротив, надолго наступила тишина. Все точно оцепенели.

Первым нарушил ошеломленное молчание Оутс.

— Милостивый боже! — воскликнул он. — Как это могло случиться? Как все, кто был на яхте, могли просто взять и исчезнуть?

— Мы не знаем, — беспомощно ответил Лукас. — По очевидным причинам, связанным с безопасностью, я еще не разрешил осмотреть место происшествия. Бен Гринвальд приказал все закрыть, пока не будете информированы вы, господа. За пределами этой комнаты лишь трое работников службы безопасности, включая самого Гринвальда, знают о происшедшем.

— Должно существовать разумное объяснение, — сказал Мерсье. Советник президента по национальной безопасности встал и принялся расхаживать по комнате. — Ни сверхъестественные силы, ни пришельцы из космоса не могут похитить двадцать человек. Если — я ставлю за этим „если“ вопросительный знак — если президента и остальных действительно нет на „Орле“, это результат тщательно спланированного заговора.

— Заверяю вас, сэр, — сказал Лукас, глядя прямо в глаза Мерсье, — мой заместитель нашел яхту совершенно пустой.

— Вы говорите, туман был очень густой, — продолжал Мерсье.

— Так его описал агент Черная Сова.

— Не могли их как-то провести через ограждение службы безопасности и увезти?

Лукас отрицательно покачал головой.

— Даже если бы они могли миновать в тумане моих агентов, их засекла бы чувствительная сигнализация, которую мы установили вокруг поместья.

— Остается река, — заметил Джесс Симмонс. Министр обороны был человеком молчаливым и обычно изъяснялся в телеграфном стиле. Его загорелое лицо выдавало пристрастие к катанию по уик-эндам на водных лыжах. — Предположим, „Орла“ захватили с реки. И силой заставили их пересесть в другую лодку.

Оутс с сомнением посмотрел на Симмонса.

— Вы говорите так, словно виноват пират Черная Борода.

— Агенты патрулировали причал и речной берег, — объяснил Лукас. — Пассажиров и экипаж не могли увести совсем уж беззвучно.

— Может, их опоили, — предположил Дэн Фосетт.

— Это возможно, — согласился Лукас.

— Давайте смотреть фактам в лицо, — сказал Оутс. — Вместо того чтобы гадать, как было совершено покушение, нужно составить план действий, сосредоточиться на его причине и на том, какие силы за него ответственны.

— Согласен, — сказал Симмонс. Он повернулся к Меткалфу. — Генерал, есть ли сведения о том, что за этим стоят русские и что это подготовка к удару?

— В этом случае, — ответил Меткалф, — их стратегические ракетные силы обрушились бы на нас еще час назад.

— Это еще может произойти.

Меткалф еле заметно мотнул головой.

— Никаких указаний на то, что они приведены в состояние готовности. Наши разведывательные источники в Кремле не сообщают об усилении активности ни там, ни на восьмидесяти командных постах в Москве, а наши спутники не заметили никаких передвижений войск вдоль границы Восточного блока. К тому же президент Антонов сейчас находится с государственным визитом в Париже.

— Значит, это не Третья мировая война, — облегченно сказал Мерсье.

— Мы пока еще на мели, — сказал Фосетт. — Исчез также офицер с кодами пуска ядерных ракет.

— Об этом можно не беспокоиться, — сказал Меткалф, впервые за все время улыбнувшись. — Как только Лукас сообщил мне о ситуации, я приказал сменить алфавитный код.

— Но что может помешать тем, кто это сделал, использовать старый код для взлома нового?

— С какой целью?

— Шантаж или безумная попытка ударить по русским первыми.

— Это невозможно, — просто ответил Меткалф. — Слишком много встроенных предохранителей. Даже президент в приступе безумия не может в одиночку запустить наши ракеты. Приказ о начале войны должен быть передан через министра обороны Симмонса и председателя Комитета начальников штабов. И если кто-то из нас усомнится в приказе, мы можем его отменить.

— Хорошо, — сказал Симмонс, — временно снимаем заговор Советов или шаг к развязыванию войны. Что остается?

— Чертовски мало, — ответил Мерсье.

Меткалф пристально посмотрел на Оутса.

— В существующих обстоятельствах, господин секретарь, согласно конституции вы преемник президента.

— Он прав, — сказал Симмонс. — Пока не будут найдены живыми президент, Марголин, Лаример и Моран, вы исполняете обязанности главы государства.

На несколько секунд в библиотеке установилась тишина.

Энергичное, сильное лицо Оутса едва заметно дрогнуло, он на глазах неожиданно постарел на добрых пять лет. Потом столь же неожиданно взял себя в руки, и взгляд его стал холодным и задумчивым.

— Прежде всего, — ровным тоном сказал он, — мы должны вести себя так, словно ничего не произошло.

Мерсье откинул голову и незряче посмотрел на высокий потолок.

— Конечно, мы не можем созвать пресс-конференцию и объявить всему миру, что потеряли четверых высших руководителей государства. Не могу представить, каковы будут последствия, если об этом станет известно. Но дольше нескольких часов мы не сможем скрывать это от газетчиков.

— Нужно еще учитывать ту вероятность, что лица, ответственные за похищение, предъявят нам ультиматум или потребуют выкуп через прессу, — добавил Симмонс.

Меткалф, казалось, сомневался.

— Думаю, требование поступит к секретарю Оутсу без лишнего шума, и требовать будут не деньги, а что-то иное.

— Я согласен с вашими рассуждениями, генерал, — сказал Оутс. — Но прежде всего нужно скрывать факты и тянуть время, пока не найдем президента.

У Мерсье был вид атеиста, которого в аэропорту остановили словами „харе Кришна“.

— Линкольн сказал: „Нельзя постоянно обманывать всех“. Нелегко будет даже день скрывать президента и вице-президента от прессы. И нельзя забывать о Ларимере и Моране; они заметные люди в Вашингтоне. Нужно подумать и об экипаже „Орла“. Что мы скажем их семьям?

— Джек Саттон! — выпалил Фосетт, как будто на него снизошло озарение.

— Кто это? — спросил Симмонс.

— Актер, играющий роль президента в рекламе и комедийных шоу.

Оутс выпрямился.

— Думаю, я вас понял. Сходство велико, но лицом к лицу он никого не обманет. Голос Саттона не вполне похож, и всякий, кто близко знаком с президентом, сразу раскроет обман.

— Да, но с тридцати футов разницу не заметит и его собственная жена.

— К чему вы ведете? — спросил Меткалф у Фосетта.

Глава администрации Белого дома принял вызов.

— Пресс-секретарь Томпсон может выпустить пресс-релиз с сообщением, что президент проведет рабочий отпуск на своей ферме в Нью-Мексико, где будет изучать реакцию конгресса на его план помощи Востоку. Так мы ограничим пресс-корпус Белого дома: обычное дело, когда президент не хочет отвечать на вопросы.

Корреспонденты увидят из-за ограды только, как президент — актер Саттон, играющий роль президента, — садится в вертолет, чтобы лететь на военно-воздушную базу Эндрюс, а оттуда бортом номер один — в Нью-Мексико. Конечно, они могут прилететь туда, но на ферму их не допустят.

— Почему бы не отправить вместе с Саттоном поддельного вице-президента? — предложил Мерсье.

— Они не могут лететь одним самолетом, — напомнил Лукас.

— Хорошо, отправим вечерним рейсом, — настаивал Мерсье.

— Пресса не следит за перемещениями Марголина. Никто не заметит подмены.

— Было бы что замечать, — добавил Оутс, давая волю нелюбви к вице-президенту.

— Я смогу организовать подробности со стороны Белого дома, — предложил Фосетт.

— С двумя решили, — сказал Симмонс. — Что делать с Ларимером и Мораном?

— У нас нечетный год, — сказал Мерсье, вспоминая расписание. — Два дня назад конгресс разъехался на весь август. Хоть в этом повезло. Почему бы не изобрести совместную рыбалку или поездку на какой-нибудь отдаленный курорт?

Симмонс покачал головой.

— Рыбалку вычеркните.

— Почему?

Симмонс напряженно улыбнулся.

— Потому что на Капитолийском холме все знают: Лаример и Моран как кошка с собакой.

— Неважно. Рыбалка как предлог, чтобы обсудить внешнюю политику? Звучит логично, — сказал Оутс. — Напишу меморандум от имени государственного департамента.

— А что вы скажете их сотрудникам?

— Сегодня суббота: у нас два дня на подготовку.

Симмонс начал делать пометки в блокноте.

— С четырьмя разобрались. Остается экипаж „Орла“.

— Думаю, я смогу организовать правдоподобное прикрытие, — предложил Меткалф. — Буду действовать через командующего береговой охраной. Семьям сообщат, что есть приказ отправиться на совершенно секретное военное совещание. В подробности вдаваться не придется.

Оутс оглядел собравшихся.

— Есть вопросы?

— Кого еще оповестим о розыгрыше? — спросил Фосетт.

— Неудачный подбор слов, Дэн, — сказал Оутс. — Назовем это отвлечением внимания.

— Ясно, — сказал Меткалф, — что возглавить расследование внутри страны должен Эммет из ФБР. И, конечно, Броган из ЦРУ должен рассмотреть возможность международного заговора.

— Вы сейчас сказали страшное, генерал, — заметил Симмонс.

— А именно, сэр?

— Предположим, президент и все остальные уже за пределами страны…

На предположение Симмонса никто сразу не отозвался. Никто не смел и подумать о такой страшной возможности. Если президент отрезан от колоссальных внутренних ресурсов, эффективность расследования сократится на 80 процентов.

— Они могут быть уже мертвы, — тщательно следя за голосом, сказал Оутс. — Но мы будем действовать исходя из предположения, что они живы и находятся где-то в Соединенных Штатах.

— Вы с Лукасом введете в курс Эммета и Брогана, — предложил Фосетт.

В дверь постучали. Вошел агент секретной службы, приблизился к Лукасу и что-то сказал ему на ухо. Лукас вскинул брови и заметно побледнел. Агент вышел, закрыв за собой дверь.

Оутс вопросительно посмотрел на Лукаса.

— Что-то новое, Оскар?

— Бен Гринвальд, — безучастно ответил Лукас. — Погиб полчаса назад. Столкнулся с поливальной машиной.

Оутс не стал тратить слова на соболезнования.

— Властью, временно данной мне, назначаю вас новым директором секретной службы.

Лукас сильно вздрогнул.

— Нет, пожалуйста. Я не могу…

— Нет смысла искать кого-то другого, — перебил Оутс. — Нравится вам это или нет, вы единственный, кому можно сейчас поручить эту работу.

— Я считаю, что неправильно получать повышение после того, как не уберег человека, которого поклялся защищать, — уныло сказал Лукас.

— Вините меня, — сказал Фосетт. — Я навязал вам этот круиз раньше, чем вы сумели полностью подготовиться.

— У нас нет времени для упреков и оправданий, — резко сказал Оутс. — У каждого из нас есть неотложные дела. Предлагаю приняться за работу.

— Когда мы встретимся снова? — спросил Симмонс.

Оутс взглянул на часы.

— Через четыре часа, — ответил он. — В ситуационном кабинете Белого дома.

— Рискуем разоблачением, если кто-нибудь нас увидит, — сказал Фосетт.

— Есть служебный туннель, который ведет от здания министерства финансов через улицу в Белый дом, — объяснил Лукас. — Кое-кто из вас, господа, мог бы незаметно пройти оттуда.

— Хорошая мысль, — согласился Меткалф. — Приедем к зданию министерства финансов в правительственных машинах без особых обозначений, пройдем под улицей и поднимемся в лифте в ситуационный кабинет.

— Решено, — сказал Оутс, вставая. — Если кто-нибудь из вас мечтал играть на сцене, сейчас у вас есть такая возможность. Не буду напоминать, что, если кто-нибудь провалит роль, вместе с занавесом мы можем обрушить всю страну.

Глава 14

После холодного воздуха Аляски жаркая влажная Южная Калифорния казалась сауной. Питт позвонил по телефону, потом взял в аэропорту Чарльстона машину в аренду. Поехал по шоссе № 52 на юг, к городу, и свернул к разбросанным на большой территории постройкам морской базы.

В миле после поворота на Спруилл-авеню он оказался у большого здания из красного кирпича со старинной вывеской „Компания Альгамбра: изготовление бойлеров и металлических изделий“.

Питт припарковался и прошел под высокую арку, на которой значилось „1861“. Но приемная его удивила. Обставлена ультрасовременной мебелью. Везде хром.

Ему показалось, что он на фотографии из журнала „Архитектурный дайджест“.

Привлекательное юное существо подняло голову, улыбнулось уголками губ и спросило:

— Чем могу помочь, сэр?

Питт посмотрел в бархатные, зеленые, как лист магнолии, глаза и представил себе, что эта девушка — бывшая королева красоты.

— Я звонил из аэропорта и договорился о встрече с мистером Ханли. Моя фамилия Питт.

Улыбка не дрогнула ни на миллиметр: реакция была автоматической.

— Да, он ждет вас. Прошу сюда.

Она провела его в кабинет, оформленный исключительно в коричневых тонах.

Питту вдруг показалось, что он тонет в овсянке. Из-за огромного стола в форме почки встал маленький, круглолицый улыбающийся мужчина и подал руку:

— Мистер Питт? Я Чарли Ханли.

— Мистер Ханли, — сказал Питт, пожимая ему руку. — Спасибо, что согласились со мной встретиться.

— Не за что. Ваш звонок пробудил мое любопытство. Вы первый, кто спрашивает о нашем производстве бойлеров за последние, наверно, сорок лет.

— Вы отказались от этого бизнеса?

— Господи, да. Летом пятьдесят первого. Конец эпохи, можно сказать. Мой прадед производил броню для броненосцев флота конфедератов. После второй мировой войны мой отец решил, что настало время перемен. Он переоснастил фабрику и начал производство металлической мебели. Как оказалось, это было мудрое решение.

— У вас случайно не сохранились данные о прошлом производстве? — спросил Питт.

— В отличие от вас, все выбрасывающих янки, — с хитрой улыбкой сказал Ханли, — мы, южане, держимся за все свое, включая женщин.

Питт вежливо рассмеялся и не стал выяснять, каким образом то, что он родился в Калифорнии, делает его янки.

— После вашего звонка, — продолжал Ханли, — я порылся в архивах. Вы не назвали дату, но мы произвели для судов серии „Либерти“ всего сорок бойлеров с водяными трубами. И я за пятнадцать минут нашел счет-фактуру с их серийными номерами. К несчастью, я могу сообщить вам только то, что вы уже знаете.

— Бойлер был изготовлен для фирмы, которая устанавливала его сама или отправила на верфь для установки?

Ханли взял со стола пожелтевший листок и некоторое время разглядывал его.

— Здесь говорится, что 14 июня 1943 года мы отправили бойлер „Судостроительной корпорации „Джорджия“ в Саванну. — Ханли взял другой листок. — Вот отчет одного из наших людей, который осматривал бойлер после установки и подсоединения к двигателям. Единственное, что здесь интересно, это название судна.

— Да, название я знаю, — сказал Питт. — Корабль назывался „Пайлоттаун“.

На лице Ханли появилось удивленное выражение; он снова взглянул на листок.

— Должно быть, мы говорим о разных судах.

Питт посмотрел на него.

— Может, здесь ошибка?

— Нет, разве что вы неправильно записали серийный номер.

— Я был внимателен, — уверенно ответил Питт.

— Тогда не знаю, что и сказать, — ответил Ханли, перебирая бумаги на столе. — Но согласно отчету инспектора бойлер номер 38874 был установлен на судне серии „Либерти“ „Сан-Марино“.

Глава 15

Когда Питт рейсом из Чарльстона прилетел в вашингтонский аэропорт, в зале прибытия его ждала конгрессмен Лорен Смит. Она помахала Питту, и он улыбнулся. Махать было необязательно. Не заметить такую женщину, как Лорен Смит, невозможно.

Высокая, пять футов восемь дюймов. Длинные каштановые волосы уложены вокруг лица, подчеркивая выступающие скулы и темно-фиолетовые глаза. Розовое вязаное платье-туника с высоким воротом и закатанными длинными рукавами.

А в качестве элегантного дополнения — раскрашенный на китайский манер пояс вокруг талии.

Впечатление утонченности, но за ним — мальчишеская дерзость. Представитель штата Колорадо, Лорен работала в конгрессе второй срок. Работа ей нравилась, она была ее жизнью. Женственная и утонченная, в конгрессе она умела превращаться в свирепую тигрицу, когда отстаивала свои предложения.

Коллеги уважали ее не только за красоту, но и за ум.

Она не любила приемы и званые ужины и посещала их, только если возникала политическая необходимость. Единственным ее отвлечением от работы были отношения с Питтом.

Она подошла к нему и легко поцеловала в губы.

— С возвращением, путешественник.

Он обнял ее, и они вместе пошли за багажом.

— Спасибо, что встретила.

— Я взяла одну из твоих машин. Надеюсь, ты не возражаешь.

— Это кое от чего зависит, — ответил он. — Какую именно?

— Мою любимую, синий „Тальбот-лаго“.

— Купе с кузовом Савчика?[76] У тебя дорогие вкусы. Эта машина стоит 200 000 долларов.

— Боже, надеюсь, я не помяла ее при парковке.

Питт строго посмотрел на нее.

— Если помяла, место в конгрессе от независимого штата Колорадо освободится.

Она схватила его за руку и рассмеялась.

— Ты больше думаешь о своих машинах, чем о своих женщинах.

— Машины никогда не пристают и не жалуются.

— Ну, я могу назвать кое-что еще, чего не делают машины… — сказала она с озорной улыбкой.

Они прошли через переполненный зал и остановились у багажной карусели. Наконец конвейер ожил, и Питт забрал два своих чемодана. Они вышли в серое прохладное утро и увидели синий „Тальбот-лаго“ 1948 года под неусыпным присмотром работника безопасности аэропорта. Питт устроился на пассажирском сиденье, Лорен села за руль. Он у роскошной машины был правосторонний, и Питту всегда было непривычно сидеть, смотреть в лобовое стекло слева на проходящие машины и ничего не делать.

— Перлмуттеру позвонила? — спросил он.

— За час до твоего приземления, — ответила она. — Для человека, которого вырвали из крепкого сна, он был достаточно сговорчив. Обещал поискать данные о судне, которое ты назвал.

— Если кто-то и знает суда, то Сент-Джулиан Перлмуттер.

— По телефону у него необычный голос.

— Это мягко сказано. Подожди, сама увидишь.

Питт несколько мгновений молча смотрел на картины за окном. Ему видна была река Потомак: Лорен проехала на север вдоль Мемориального парка Джорджа Вашингтона и свернула через мост Фрэнсиса Скотта Кея в Джорджтаун.

Питт не любил Джорджтаун. „Город-подделка“ называл он его. Тусклые кирпичные дома словно построены по одному проекту. Лорен свернула на улицу Н. Обочины уставлены машинами, мусор в кюветах, кусты вдоль тротуаров подстрижены, и тем не менее эти четыре квартала, пожалуй, самая дорогая недвижимость в округе. Маленькие дома, думал Питт, заполненные разбухшим эго от чрезмерного внешнего лоска.

Лорен втиснулась на свободное место и выключила зажигание. Они заперли машину и прошли мимо двух увитых диким виноградом домов к каретному сараю в глубине. Питт не успел взять в руки бронзовый молоток в форме старинного якоря, как дверь распахнул гигант, который наверняка весил не менее четырехсот фунтов. Небесно-голубые глаза моргали, а багровое лицо почти полностью закрывал густой лес седых волос и бороды. Если не считать маленького носа луковкой, человек напоминал опустившегося Санта Клауса.

— Дирк, — прогудел великан. — Где ты прятался?

Сент-Джулиан Перлмуттер был в пурпурной шелковой пижаме, с наброшенной сверху красно-золотой кашемировой шалью. Могучими руками он обнял Питта и в медвежьем объятии без малейшего напряжения перенес через порог. Лорен удивленно распахнула глаза. Она никогда не встречалась с Перлмуттером и не была готова к такому.

— Если ты меня поцелуешь, Джулиан, — строго сказал Питт, — я пну тебя в пах.

Перлмуттер гулко расхохотался и выпустил 180 фунтов Питта.

— Заходи, заходи. Я приготовил завтрак. После твоих путешествий ты наверняка умираешь с голоду.

Питт представил Лорен. Перлмуттер картинно поцеловал ей руку и провел их в гибрид гостиной, спальни и кабинета. Все стены от пола до потолка покрывали полки, уставленные тысячами книг. Книги лежали и на столе, и на стульях. Они были уложены даже в нише на огромной кровати с колышущимся водяным матрацем.

Специалисты признавали Перлмуттера обладателем лучшего собрания книг об исторических кораблях. Не менее двадцати морских музеев постоянно оспаривали право получить эту коллекцию, когда излишек веса сведет Перлмуттера в могилу.

Он пригласил Питта и Лорен за стол, уставленный изящным серебром и фарфором с эмблемой французской трансатлантической линии.

— Как красиво! — восхищенно сказала Лорен.

— Со знаменитого французского лайнера „Нормандия“, — объяснил Перлмуттер. — Я отыскал это на складе, где все лежало, после того как корабль сгорел в нью-йоркском порту.

Он угостил их немецким завтраком, начавшимся со шнапса с тонко нарезанной вестфальской ветчиной, приправленной маринованными огурчиками, и с хлебом из непросеянной ржаной муки. Гарниром служили картофельные клецки с подливкой из чернослива.

— Как вкусно, — сказала Лорен. — Люблю съесть что-нибудь помимо яичницы с беконом — для разнообразия.

— Я поклонник немецкой кухни, — рассмеялся Перлмуттер, похлопав себя по массивному животу. — Гораздо питательней французской; французская кухня — всего лишь искусно приготовленные отбросы.

— Нашел что-нибудь о „Сан-Марино“ и „Пайлоттауне“? — спросил Питт, уводя разговор к интересующей его теме.

— Кстати да, нашел. — Перлмуттер убрал от стола свое массивное туловище и вскоре вернулся с большим пыльным альбомом кораблей „Либерти“. Надел очки для чтения и раскрыл заложенную страницу.

— Вот. „Сан-Марино“, спущен на воду в июле 1943 года „Судостроительной корпорацией „Джорджия“. Корпус номер 2356, классификация — перевозчик грузов. До конца войны ходил в атлантических конвоях. Поврежден торпедой с U-573. Своим ходом добрался до Ливерпуля и был отремонтирован. После войны продан „Бристольской судоходной компании“ из Бристоля, Великобритания. Продан в 1956 году „Судоходной компании „Манкс“ из Нью-Йорка, панамский регистр. Исчез вместе со всем экипажем в северной части Тихого океана в 1966 году.

— Тут ему и конец.

— Может, да, а может, нет, — сказал Перлмуттер. — Есть постскриптум. Я нашел этот отчет в другом источнике. Примерно через три года после исчезновения „Сан-Марино“ мистер Родни Дьюхерст, морской страховщик, представитель компании Ллойда в Сингапуре, заметил в гавани судно, показавшееся ему знакомым. На судне были гики необычной конструкции; такие он раньше видел только на судах серии „Либерти“. Он сумел подняться на борт и после короткого осмотра учуял мошенничество. К несчастью, был выходной; ему потребовалось несколько часов, чтобы известить администрацию порта и уговорить ее арестовать судно в порту и подвергнуть дальнейшему осмотру. Но к тому времени как он вернулся в порт, судно давно уже ушло в море. Проверка записей показала, что судно корейского регистра, называется „Бель Часс“ и принадлежит торговой компании „Сосан“ из Инчона. Дьюхерст по телеграфу известил портовую полицию Сиэтла, но „Бель Часс“ туда не пришел.

— А почему Дьюхерст заподозрил, что с судном дело нечисто? — спросил Питт.

— Подписывая страховку на „Сан-Марино“, он предварительно осмотрел судно и был совершенно уверен, что „Сан-Марино“ и „Бель Часс“ — один и тот же корабль.

— Но ведь „Бель Часс“ пришел в другой порт? — спросила Лорен.

Перлмуттер отрицательно покачал головой.

— Больше никаких записей о нем нет, только сообщается, что два года спустя его сдали на лом в Пусане. — Он помолчал и посмотрел на сидящих за столом. — Вам это чем-нибудь поможет?

Питт отпил еще глоток шнапса.

— В том-то и дело. Не знаю.

Он быстро описал обнаружение „Пайлоттауна“, опустив всякие упоминания о нейротоксическом газе. Рассказал о том, как обнаружил серийный номер судового котла и о своей проверке в Чарльстоне.

— Значит,старый „Пайлоттаун“ наконец найден, — печально вздохнул Перлмуттер. — Он больше не бродит по морям.

— Но это порождает новый клубок вопросов, — сказал Питт. — Почему на нем стоял котел, который по документам изготовителя установлен на „Сан-Марино“? Как-то это не увязывается. Оба корабля были, вероятно, построены в соседних эллингах и одновременно спущены на воду. Наверно, инспектор на верфи просто ошибся. Записал котел не на тот корабль.

— Не хочу развеивать твое мрачное настроение, — сказал Перлмуттер, — но ты, возможно, ошибаешься.

— Разве между этими двумя судами нет связи?

Перлмуттер по-учительски взглянул на Питта поверх очков.

— Есть, но не та, что ты думаешь. — Он снова раскрыл книгу и начал читать вслух. — Судно серии „Либерти“ „Барт Пулвер“, позже называвшееся „Ростена“ и „Пайлоттаун“, было спущено на воду в октябре 1942 года „Айрон энд стил компани „Астория“, Портленд, Орегон…

— Корабль был построен на западном побережье? — удивленно прервал его Питт.

— Примерно в двух с половиной тысячах миль от Саванны, если напрямик, — ответил Перлмуттер, — и на девять месяцев раньше, чем „Сан-Марино“. — Он повернулся к Лорен. — Не угодно ли кофе, голубушка?

Лорен встала.

— Беседуйте, беседуйте. Я сама сварю.

— У меня эспрессо.

— Я умею пользоваться кофемашиной.

Перлмуттер посмотрел на Питта и добродушно подмигнул.

— Высший класс.

Питт кивнул и продолжил:

— Изготовитель котла в Чарльстоне не будет отправлять котел через всю страну в Орегон, когда верфи Саванны всего в девяноста милях. Это нелогично.

— Совсем нелогично, — согласился Перлмуттер.

— Что еще у тебя есть о „Пайлоттауне“?

Перлмуттер принялся читать:

— Корпус номер 739, классификация та же — перевозка грузов. После войны продан компании „Фосфаты лимитед „Кассандра“ из Афин. Греческий регистр. В июне 1954 года с грузом фосфатов ходил на Ямайку. Вторично отправился в плавание четыре месяца спустя. В 1962 году продан торговой компании „Сосан“…

— Инчон, Корея, — закончил за него Питт. — Наша первая связь.

Вернулась Лорен с подносом, уставленным маленькими чашками, и всех оделила кофе.

— Вот это обслуживание, — галантно сказал Перлмуттер. — Мне никогда еще не подавал кофе конгрессмен.

— Надеюсь, я сварила не слишком крепкий, — сказала Лорен, пробуя свое варево и морщась.

— Немного осадка на дне проясняет вялый ум, — философски заверил Перлмуттер.

— Вернемся к „Пайлоттауну“, — сказал Питт. — Что с ним происходило после 1962 года?

— Никаких записей до 1979 года. В этом году судно со всем экипажем затонуло в бурю в северной части Тихого океана. После этого оно стало своего рода достопримечательностью, когда несколько раз появилось у побережья Аляски.

— Значит, он пропал в той же части океана, что и „Сан-Марино“, — задумчиво сказал Питт. — Еще одна возможная связь.

— Ты хватаешься за соломинку, — сказала Лорен. — Не понимаю, к чему это может тебя привести.

— Я согласен с ней, — кивнул Перлмуттер. — Никакой связи нет.

— А я думаю, есть, — уверенно ответил Питт. — То, что вначале казалось обычным страховым мошенничеством, постепенно вырастает в нечто гораздо большее.

— А каков твой интерес? — спросил Перлмуттер, глядя Питту в глаза.

Питт смотрел куда-то в пространство.

— Не могу ответить.

— Закрытое правительственное расследование?

— Нет, я действую самостоятельно, но это связано с чрезвычайно секретным проектом.

Перлмуттер добродушно капитулировал.

— Ладно, старый друг, больше никаких назойливых вопросов. — Он взял еще клецок. — Если ты подозреваешь, что судно, погребенное под вулканом, это „Сан-Марино“, а не „Пайлоттаун“, куда ты двинешься отсюда?

— В Инчон, в Корею. Ключом может стать торговая компания „Сосан“.

— Не трать зря время. Торговая компания — это, конечно, фальшивка, название на регистровом сертификате. Как в случае с большинством судоходных компаний, все следы обрываются в каком-нибудь тайном почтовом ящике. На твоем месте я бы отказался от этого дела как от заранее проигранного.

— Из тебя никогда не вышел бы футбольный тренер, — со смехом сказал Питт. — Твоя вдохновенная речь в раздевалке заставила бы команду сдаться.

— Еще стакан шнапса, пожалуйста, — ворчливо сказал Перлмуттер и подставил стакан Питту. Тот налил. — Я скажу тебе, что сделаю. Два моих корреспондента, увлекающиеся исследованиями кораблей, — корейцы. Попрошу их ради тебя проверить торговую компанию „Сосан“.

— И заодно верфь в Пусане: не сохранились ли данные о списании на лом „Бель Часс“.

— Хорошо, включу и это.

— Спасибо за помощь.

— Никаких гарантий.

— Я их и не жду.

— Каков наш следующий ход?

— Разослать пресс-релизы.

Лорен удивленно посмотрела на него.

— Что разослать?

— Пресс-релизы, — небрежно ответил Питт. — Сообщим, что нашли оба судна: „Сан-Марино“ и „Пайлоттаун“, — и расскажем о намерении НПМА исследовать останки.

— И когда ты придумал эту глупость? — спросила Лорен.

— Примерно десять секунд назад.

Перлмуттер бросил на Питта взгляд, каким психиатр смотрит на пациента, объявляя, что случай безнадежный.

— Зачем, не понимаю.

— На свете нет нелюбопытных, — воскликнул Питт с блеском в зеленых глазах. — Кто-нибудь выйдет из-за завесы, скрывающей компанию, и поинтересуется, в чем дело. И тогда я возьму его за задницу.

Глава 16

Когда Оутс вошел в ситуационный кабинет Белого дома, все встали в знак уважения к человеку, который принял на свои плечи бремя нешуточных проблем, связанных с неопределенным будущим государства. Возможно, в течение следующих нескольких дней он один будет нести ответственность за основные решения.

В кабинете были и такие, кто не доверял его холодной отчужденности, культивируемому им облику безгрешного человека. Но сейчас, отринув личную неприязнь, все приняли его сторону.

Оутс сел во главе стола. Жестом пригласил остальных садиться и повернулся к Сэму Эммету, немногословному шефу ФБР, и Мартину Брогану, всегда вежливому умнице — директору ЦРУ.

— Господа, вас ввели в курс дела?

Эммет кивком указал на Фосетта, сидящего на другом конце стола.

— Дэн описал ситуацию.

— У вас есть что-нибудь?

Броган медленно покачал головой.

— Не могу вспомнить, чтобы от наших разведывательных источников поступали сведения или слухи об операции такого масштаба. Но это не означает, что мы просто пропустили что-то.

— Я в одной лодке с Мартином, — сказал Эммет. — Не могу представить себе, что в Бюро не было хотя бы слабых намеков на предстоящее покушение на президента.

Следующий вопрос Оутса был адресован Брогану.

— Есть ли какие-нибудь данные, на основании которых мы могли бы подозревать русских?

— Советский президент Антонов не считает нашего президента даже вполовину таким опасным противником, каким был Рейган. Он очень рискует, если до американской публики дойдет хоть намек на причастность к этому его правительства. Это все равно, что ткнуть палкой в осиное гнездо. Не вижу, какая в этом польза русским.

— А что говорит ваше чутье, Сэм? — спросил Оутс Эммета. — Может это быть заговор террористов?

— Слишком сложно. Для такой операции нужны тщательнейшее планирование и огромные деньги. И невероятная изобретательность. Это выходит далеко за рамки возможностей подготовки любой террористической операции.

— Есть какие-нибудь соображения? — обратился Оутс к сидящим за столом.

— Могу назвать по меньшей мере четырех арабских лидеров, у кого есть мотив для похищения президента, — сказал генерал Меткалф. — И возглавляет это перечень Каддафи из Ливии.

— У них определенно есть материальные возможности, — сказал министр обороны Симмонс.

— Но вряд ли хватит ума, — добавил Броган.

Алан Мерсье, советник по национальной безопасности, движением руки показал, что хочет высказаться.

— По моей оценке, заговор скорее внутреннего происхождения, чем внешнего.

— Почему вы так считаете? — спросил Оутс.

— Наши наземные и спутниковые подслушивающие системы следят за всеми телефонными и радиопереговорами по всей планете, и ни для кого из присутствующих не секрет, что наш новый компьютер десятого поколения способен взломать любой код русских или наших союзников. Такая сложная операция потребовала бы бесконечных переговоров: вначале о подготовке, потом об успешном завершении операции. — Мерсье помолчал, обдумывая дальнейшие слова. — Наши аналитики не перехватывали ничего, что хоть в малейшей степени было бы связано с исчезновением.

Симмонс шумно затянулся трубкой.

— Думаю, сказанное Аланом звучит убедительно.

— Хорошо, — сказал Оутс, — иностранный заговор маловероятен. А что мы ищем на родине?

Заговорил молчавший до сих пор Дэн Фосетт:

— Может, это и маловероятно, но возможность корпоративного заговора с целью свержения правительства нельзя оставлять без внимания.

Оутс откинулся и расправил плечи.

— Может, это не так уж маловероятно. Президент вел активную войну с финансовыми и многонациональными конгломератами. Его налоговая программа отнимала у них львиную долю прибыли. Они опустошали свои денежные сундуки быстрей, чем их банки успевали выписывать чеки.

— Я предупреждал его, что опасно помогать бедным, облагая большими налогами богатых, — сказал Фосетт. — Но он меня не слушал. Он настроил против себя и ведущих бизнесменов, и работающий средний класс. Политики просто не могут взять в толк, что в большинстве американских семей работает и жена. А пятьдесят процентов дохода уходит на налоги.

— У президента есть могущественные враги, — согласился Мерсье. — Но не могу представить, что какая-нибудь корпоративная империя похитит президента и лидеров конгресса и об этом ничего не услышат наши службы охраны правопорядка.

— Согласен, — поддержал Эммет. — В этом было бы замешано слишком много народу. Кто-нибудь да проговорился бы.

— Думаю, довольно размышлений, — сказал Оутс. — Вернемся к делам. Надо развернуть широкомасштабное расследование и при этом продолжать делать вид, что все идет как обычно. Используйте любое правдоподобное прикрытие. По возможности, даже ваши основные помощники ничего не должны знать.

— Может, организовать на время расследования центральный пункт связи? — предложил Эммет.

— Будем собираться здесь каждые восемь часов, чтобы оценить новую информацию и скоординировать усилия разных организаций.

Симмонс подвинулся вперед в кресле.

— У меня есть сложность. Сегодня я должен лететь в Каир на переговоры с египетским министром обороны.

— Обязательно летите, — сказал Оутс. — Все должно идти своим чередом. В Пентагоне вас заменит генерал Меткалф.

Эммет пошевелился.

— Завтра утром я выступаю на юридическом факультете в Принстоне.

Оутс ненадолго задумался.

— Объявите, что простужены и не можете выступить. — Он повернулся к Лукасу. — Оскар, простите, но вы — лучшая замена. Никто не заподозрит, что президент похищен, если в Принстоне выступит новый начальник секретной службы.

Лукас кивнул.

— Я там буду.

— Хорошо. — Оутс оглядел стол. — Все планируйте на два часа новую встречу здесь. Может, к тому времени что-нибудь станет известно.

— Команда специалистов уже работает на яхте, — доложил Эммет. — Если повезет, они нащупают какие-нибудь нити.

— Будем молиться, чтобы у них получилось. — Оутс ссутулил плечи и посмотрел на стол. — Боже мой, — негромко произнес он. — Вот это и значит руководить правительством?

Глава 17

Черная Сова стоял на причале и наблюдал, как множество агентов ФБР осматривают „Орла“. Он видел, что они свое дело знают. Каждый был специалистом в своей узкой области.

Почти не разговаривая, они проверяли яхту от днища до радиомачты.

То и дело их процессии отправлялись через причал к ожидающим фургонам, унося туда мебель, ковры, все портативное и очень многое из прикрепленного к палубе и переборкам. Каждую вещь тщательно обертывали в пластик и снабжали инвентарным номером.

Агенты все прибывали, и район поисков расширился на милю вокруг поместья первого президента. Осматривали каждый квадратный дюйм территории, каждое дерево и каждый куст. Рядом с яхтой ныряльщики осматривали в воде илистое дно.

Старший агент увидел на причале Черную Сову и подошел.

— У вас есть разрешение находиться здесь? — спросил он.

Черная Сова молча показал удостоверение.

— Что привело секретную службу в уик-энд к Маунт-Вернону?

— Учения, — ответил Черная Сова. — А ФБР?

— Да то же самое. Директор, должно быть, решил, что мы обленились, и выдумал такие учения.

— Ищете что-нибудь конкретное? — спросил Черная Сова, изображая равнодушный интерес.

— Можем ли мы определить всех, кто находился на борту, — опознать по отпечаткам пальцев. Ну, сами знаете.

Прежде чем Черная Сова смог ответить, на причал с гравийной дорожки поднялся Эд Макграт. Его лоб блестел от пота, лицо было красным. Черная Сова подумал, что агент бежал.

— Прошу прощения, Джордж, — сказал он, тяжело дыша. — Минутка найдется?

— Конечно. — Черная Сова помахал агенту ФБР. — Приятно было поговорить.

— Мне тоже.

Как только они отошли туда, где их не могли услышать, Черная Сова тихо спросил:

— Что там, Эд?

— Парни из ФБР кое-что нашли. Вам надо посмотреть.

— Где?

— Примерно в ста пятидесяти ярдах выше по реке, среди деревьев. Я покажу.

Макграт провел его по тропинке вдоль реки. Тропинка отвернула к зданиям, и мужчины пошли прямо по подстриженному лугу. Перебрались через изгородь на запущенный участок за лугом. Войдя в густые заросли, они неожиданно наткнулись на двух агентов ФБР — пригнувшись, те разглядывали два больших бака, соединенных проводами с чем-то вроде электрического генератора.

— Что это такое? — не здороваясь, спросил Черная Сова.

Один из агентов поднял голову.

— Фоггеры, — сказал он.

Черная Сова удивленно посмотрел на него. Потом глаза его округлились.

— Фоггеры! — выпалил он. — Устройства, создающие туман!

— Да, верно. Генераторы тумана. Во время Второй мировой войны флот использовал их на миноносцах для создания дымовой завесы.

— Боже! — ахнул Черная Сова. — Так вот как это было сделано!

Глава 18

Во время уик-эндов официальный Вашингтон превращается в город призраков. В пятницу в пять часов вечера правительственный механизм со скрипом останавливается и вновь оживает утром в понедельник, когда запускающуюся с трудом холодную машину опять освещают многочисленные огни. Как только бригады уборщиков заканчивают работу и уходят, огромные здания становятся мертвыми, как мавзолеи.

И что самое удивительное, прекращают работать даже системы связи.

Только толпы туристов наполняют Эспланаду,[77] наводняют стадионы и бродят вокруг Капитолия, поднимаются по бесконечным лестницам и смотрят под низ купола.

В полдень туристы окружили Белый дом и, заглядывая за ограду, видели, как президент энергично прошел по лужайке и помахал рукой, прежде чем сесть в вертолет. Его сопровождала небольшая группа помощников и агентов секретной службы. Почти никого из представителей журналистской элиты не было. Они дома смотрели по телевизору бейсбол или играли в гольф.

Фосетт и Лукас стояли на Южном портике и смотрели, как неуклюжий аппарат поднялся над улицей Е и превратился в точку на пути к военно-воздушной базе Эндрюс.

— Оперативно, — тихо сказал Фосетт. — Вы подготовили замену меньше чем за пять часов.

— Мой офис в Лос-Анджелесе отыскал Саттона и затолкал его в кабину морского истребителя Ф-20 через сорок минут после получения приказа.

— А что с Марголином?

— Только один из агентов приблизительно похож. Вечером он вылетит на правительственном самолете в Нью-Мексико.

— Можно ли полагаться на ваших людей, что никто не узнает об этой шараде?

Лукас выразительно посмотрел на Фосетта.

— Мои люди приучены молчать. Если будет утечка, то только из президентского штата.

Фосетт чуть улыбнулся. Он знал, что ступил на опасную почву. Обычно сотрудники Белого дома были открыты для прессы.

— Ну, они не могут выболтать то, чего не знают, — сказал он. — До них только сейчас начнет доходить, что человек, который летит с ними в вертолете, — не президент.

— На ферме их будут охранять, — сказал Лукас. — Как только они прибудут, доступ на ферму закроют для всех, и я прослежу, чтобы все линии связи были под контролем.

— Если корреспонденты что-нибудь пронюхают, Уотергейт покажется детской забавой.

— Что жены?

— Сотрудничают на все сто процентов, — ответил Фосетт. — Первая леди и миссис Марголин согласились оставаться в спальнях и утверждать, что подхватили вирус.

— Что теперь? — спросил Лукас. — Что еще мы можем сделать?

— Ждать, — деревянным голосом ответил Фосетт. — Держаться, пока не найдем президента.

* * *

— Мне кажется, вы перегружаете нашу систему, — сказал Дон Миллер, заместитель директора ФБР Эммета.

Эммет даже не посмотрел на Миллера. Через несколько минут по возвращении в главное здание ФБР на углу Пенсильвания-авеню и Десятой улицы он объявил общую тревогу высшего уровня и готовность к чрезвычайным действиям в отделениях ФБР всех пятидесяти штатов и для всех зарубежных агентов. Затем последовал приказ изучать словесные портреты всех преступников и террористов, специализирующихся на похищениях.

Чтобы объяснить происходящее, он сказал шести тысячам агентов Бюро, что секретная служба получила данные о готовящемся похищении государственного секретаря Оутса и других, пока не названных чиновников высшего ранга.

— Возможен серьезный заговор, — неопределенно закончил Эммет. — Нельзя рисковать, думая, что секретная служба ошибается.

— Они ошибались и раньше, — сказал Миллер.

— Не в этот раз.

Миллер с любопытством взглянул на Эммета.

— Вы даете очень мало данных для работы. Почему такая таинственность?

Эммет ничего не ответил, и Миллер оставил эту тему. Он положил на стол три папки.

— Вот последние данные о похищениях, о деятельности мексиканской бригады Сапаты, занимающейся захватом заложников, и еще одно, о чем мне трудно судить…

Эммет холодно взглянул на него.

— Вы не могли бы выражаться яснее?

— Сомневаюсь, что здесь есть связь, но поскольку они вели себя странно…

— О чем вы? — спросил Эммет, поднимая папку и открывая ее.

— О советском представителе в Объединенных Нациях по имени Алексей Луговой.

— Известный психолог, — заметил Эммет, начиная читать.

— Да, он и несколько его сотрудников во Всемирной организации здравоохранения исчезли.

Эммет поднял голову.

— Вы их потеряли?

Миллер кивнул.

— Наши агенты наблюдения в Объединенных Нациях докладывают, что русские вышли из здания вечером в пятницу…

— Сейчас только утро субботы, — перебил его Эммет. — То есть прошло несколько часов. Что в этом подозрительного?

— Они очень старались уйти незаметно. Специальный агент из нью-йоркского бюро проверил и обнаружил, что никто из русских не вернулся в свою квартиру или в отель. Они исчезли разом.

— Что-нибудь о Луговом?

— Все свидетельствует, что он чист. Как будто не связан с агентами КГБ.

— А его люди?

— Никто не замечен в шпионаже.

Эммет на несколько мгновений задумался. В обычное время он просто отбросил бы отчет или приказал провести рутинную проверку.

Но у него появились мучительные сомнения. Исчезновение в одну ночь президента и Лугового не могло быть простым совпадением.

— Мне хотелось бы услышать ваше мнение, Дэн, — сказал он наконец.

— Трудно высказывать догадки, — ответил Миллер. — Все они могут как ни в чем не бывало утром в понедельник появиться на работе. Но с другой стороны, незапятнанность Лугового и его работников может быть только маскировкой.

— Для чего?

Миллер пожал плечами.

— Понятия не имею.

Эммет закрыл папку.

— Пусть нью-йоркское бюро продолжает этим заниматься. Все данные, если они появятся, сообщать в первую очередь.

— Чем больше я думаю, — заметил Миллер, — тем больше меня это удивляет.

— То есть?

— Какие жизненно важные тайны стремится украсть группа советских психологов?

Глава 19

Преуспевающие корабельные магнаты путешествуют по высшему классу. Они гонятся за богатством и властью на роскошных яхтах и собственных самолетах, в дорогих отелях и величественных виллах.

Мин Корио Бугенвиль была совершенно равнодушна к этой свободе.

Дни она проводила в кабинете, а ночи — в маленькой, но элегантной квартире этажом выше. Во всех отношениях она была очень экономна, и единственную слабость питала к китайским древностям.

Когда ей было двенадцать, отец продал ее французу, владевшему собственной пароходной компанией из трех грузовых судов, которые ходили между портами на побережье между Пусаном и Гонконгом. Линия процветала, и Мин Корио родила Рене Бугенвилю трех сыновей.

Потом началась война, и японцы захватили Китай и Корею. Рене убило в бомбежку, а трое ее сыновей погибли где-то в южной части Тихого океана, после того как их призвали в императорскую японскую армию. Выжили только сама Мин Корио и ее единственный внук Ли Тонг.

После капитуляции Японии она подняла и продала одно из судов мужа, затонувшее в гавани Пусана. И начала медленно восстанавливать флот Бугенвиля, скупая старые суда по цене металлолома. Прибыли почти не было, но она держалась, пока Ли Тонг не получил свой диплом магистра в Уортонской школе бизнеса в Пенсильванском университете и не начал руководить повседневными операциями. Вскоре, почти как по волшебству, „Морские перевозки Бугенвиль“ превратились в одну из крупнейших судоходных компаний мира.

Когда численность армады грузовых судов и танкеров достигла 138, Ли Тонг перенес главную контору в Нью-Йорк. Повинуясь сложившемуся за тридцать лет ритуалу, он послушно сидит вечером у кровати бабушки и обсуждает с ней финансовые проблемы их огромной, раскинувшейся по всему миру империи.

Внешность Ли Тонга обманчива: он напоминает жизнерадостного восточного крестьянина. С его смуглого лица, словно вырезанного из слоновой кости, не сходит улыбка. Если бы министерство юстиции и полдюжины агентств охраны правопорядка заглянули в книгу неразгаданных морских преступлений, Ли Тонга повесили бы на ближайшем фонарном столбе, но, как ни странно, ни в одном из этих агентств нет на него досье. Он таится в тени бабушки, он даже не числится ни директором, ни работником „Морских перевозок Бугенвиль“. Но именно он, безымянный член семьи, руководит всеми грязными операциями, на которых держится компания.

Он чересчур подозрителен, чтобы доверяться наемным работникам, и предпочитает лично осуществлять самые выгодные незаконные операции.

Его дела часто связаны с кровопролитием. Ли Тонг не против убийств, если те выгодны. Он одинаково на месте и на деловом обеде в клубе 21,[78] и когда перерезает чье-нибудь горло в гавани. Сейчас он сидит на почтительном удалении от постели Мин Корио, сжимая в неровных зубах длинный серебряный мундштук. Бабушка не одобряет его привычку курить, но Ли держится за нее — не столько как за удовольствие, сколько за возможность проявить некоторую независимость.

— Завтра ФБР поймет, как исчез президент, — сказала Мин Корио.

— Сомневаюсь, — уверенно ответил Ли Тонг. — Люди, проводящие химический анализ, хороши, но не настолько. Я бы сказал — скорее через три дня. А потом неделя на то, чтобы найти яхту.

— Хватит ли времени, чтобы перерезать ведущие к нам нити?

— Хватит, онуми, — сказал Ли Тонг, используя почтительное корейское „матушка“. — Будь спокойна, все нити ведут к могиле.

Мин Корио кивнула. Его слова были ей совершенно понятны. Ли Тонг своей рукой убил семерых корейцев, которые помогали ему в похищении.

— По-прежнему никаких новостей из Вашингтона?

— Ни слова. Белый дом ведет себя так, словно ничего не случилось. На самом деле в качестве президента используется двойник.

Она посмотрела на внука.

— Как ты это узнал?

— Шестичасовые новости. Телекамеры показали, как президент садится в вертолет, чтобы лететь на свою ферму в Нью-Мексико.

— А остальные?

— Для них тоже подыскивают дублеров.

Мин Корио отпила чаю.

— Забавно, что мы рассчитываем на государственного секретаря Оутса и штат президента, чтобы они успешно устраивали маскарад, пока не будет готов Луговой.

— Это единственная открытая им дорога, — сказал Ли Тонг. — Они не смеют делать никаких объявлений, пока не узнают, что с президентом.

Мин Корио смотрела на чаинки на дне своей чашки.

— Все равно мне кажется, что, возможно, мы откусили чересчур большой кусок.

Ли Тонг понял.

— Все равно, онуми. Конгрессмены просто случайно оказались в той же сети.

— Но не Марголин. Это ты придумал заманить его на яхту.

— Верно, но ведь Луговой говорит, что его эксперименты успешны в одиннадцати случаях из пятнадцати. Не очень высокий процент. Если не получится с президентом, у нас есть запасной подопытный кролик, чтобы получить требуемый результат.

— Ты хочешь сказать, три запасных подопытных кролика.

— Если ты включаешь Ларимера и Морана в порядок преемственности, то да.

— А если Луговой добьется успеха во всех случаях? — спросила Мин Корио.

— Тем лучше, — ответил Ли Тонг. — Наше влияние будет гораздо шире, чем мы первоначально надеялись. Но иногда я думаю, онуми, стоит ли финансовое вознаграждение риска потерять весь бизнес.

— Не забудь, внук, что во время войны американцы убили моего мужа, твоего отца и двух его братьев.

— Месть не всегда выгодна.

— Тем больше оснований защищать наши интересы и остерегаться лживых русских. Антонов сделает все, что в его силах, чтобы не заплатить нам.

— Если они так глупы, что на критической стадии предадут нас и загубят весь проект.

— Они так не думают, — серьезно сказала Мин Корио. — Умы коммунистов расцветают на предательстве. Верность за пределами их понимания. Они всегда выбирают самую скользкую дорожку. И это их ахиллесова пята, внук.

— Так что ты думаешь?

— Мы будем и дальше играть роль их верных, но доверчивых партнеров.

Она помолчала, задумавшись.

— А когда проект Лугового завершится? — поторопил он.

Она подняла голову, на ее старческом лице появилась хитрая улыбка. Глаза лукаво блеснули.

— А потом мы выдернем ковер у них из-под ног.

Глава 20

Когда люди Бугенвилей перевозили русских на пароме со Стейтен-Айленда, они отобрали у всех часы и удостоверения. Им завязали глаза, на уши надели радионаушники, в которых непрерывно звучала камерная музыка. Через несколько минут они уже были в воздухе, с темной воды гавани их поднял реактивный гидросамолет.

Полет был долгим и утомительным и наконец закончился аккуратной посадкой. Луговому показалось, что они сели на озеро. После двадцатиминутной поездки русских, потерявших всякое представление, где они, по металлическому мостику провели в лифт. И только когда они вышли из лифта и по коврам коридора прошли к своим комнатам, повязки с глаз и наушники сняли.

Оборудование, предоставленное Бугенвилями, поразило Лугового до глубины души. Электроника и лабораторные инструменты значительно превосходили все, что он видел в Советском Союзе. Все несколько сотен затребованных им приборов были установлены.

Не стали упущением и условия жизни и отдыха для его сотрудников. Всем предоставили личные спальни с отдельными ванными, а в конце коридора располагалась элегантная столовая, которую обслуживали превосходный повар-кореец и два официанта.

Обстановка, в том числе кухонные холодильники и печи, офисная мебель и комната контроля показателей — все было выполнено со вкусом, цвета согласованы, стены и ковры выдержаны в зеленых и синих тонах. Дизайн и исполнение каждой мелочи было такими же совершенными, как все в целом.

И все-таки это жилье, удовлетворяющее любые потребности, было роскошной тюрьмой. Людям Лугового не разрешалось ни входить, ни выходить. Двери лифта всегда были закрыты, а лифт лишен внешнего управления. Луговой обошел все помещения, но не нашел ни окон, ни выхода. А снаружи не пробивалось ни звука.

Дальнейшие исследования были прерваны прибытием его подопытных.

Накаченные успокоительными, они были в полусознании и не отдавали себе отчета, где находятся. Все четверо были подготовлены и помещены в небольшие закрытые контейнеры, которые назывались „коконами“. Мягкое нутро коконов не имеет швов, все углы закруглены, и глазу не на чем остановиться. Тусклое освещение создавалось отражением внешнего света и окрашивало все в коконах в однообразный серый цвет. Особым образом сконструированные стены отражали все звуки и электрические токи, которые могли вмешаться в деятельность мозга.

Луговой с двумя ассистентами сидел у консоли и на многочисленных цветных видеомониторах разглядывал лежащих в коконах людей. Большинство было в трансе. Но одного вывели почти на сознательный уровень, он был открыт для внушения и дезориентирован интеллектуально. Ему ввели миорелаксанты, успешно парализовав все движения тела. Голову закрывал пластиковый капюшон, прилегающий к черепу.

Луговому все еще трудно было представить себе, какая сила сосредоточена в его руках. Он внутренне дрожал, понимая, что начинает один из величайших экспериментов века. То, что он сделает в следующие несколько дней, может преобразить мир, как открытие атомной энергии.

— Доктор Луговой?

Размышления Лугового прервал незнакомый голос; Луговой удивленно повернулся и увидел коренастого мужчину со славянскими чертами и черными волосами, который словно вышел из стены.

— Кто вы такой? — спросил Луговой.

Незнакомец говорил очень тихо, словно не хотел, чтобы его подслушали.

— Меня зовут Суворов, Павел Суворов, секретарь посольства.

Луговой побледнел.

— Бог мой, вы из КГБ? Как вы сюда попали?

— Просто повезло, — саркастически ответил Суворов. — Я получил приказ наблюдать за вами с того дня, как вы оказались в Нью-Йорке. После вашего подозрительного визита в контору Бугенвилей я сам занялся наблюдением. Я был на пароме, когда вы встретились с людьми, привезшими вас сюда. В темноте мне нетрудно оказалось смешаться с вашими сотрудниками и вместе с ними совершить эту поездку. С приезда я оставался в своей комнате.

— Вы хоть представляете себе, во что сунули нос? — спросил Луговой, покраснев от гнева.

— Еще нет, — невозмутимо ответил Суворов. — Но мой долг узнать это.

— Операция проводится по приказу с самого верха. И не касается КГБ.

— Об этом судить мне…

— Вы будете пылью на сибирском морозе, — прошипел Луговой, — если вмешаетесь в мою работу.

Суворов сделал вид, что раздраженный тон Лугового его развеселил. На самом деле он начал понимать, что, возможно, вышел за рамки своих полномочий.

— Может, я смогу вам помочь.

— Каким образом?

— Вам могут понадобиться мои особые навыки.

— Мне не требуются услуги убийцы.

— Я думал скорее о побеге.

— У меня нет причин убегать.

Суворов все больше раздражался.

— Вы должны понять мою позицию.

Теперь ситуацией овладел Луговой.

— Меня занимают проблемы более серьезные, чем ваше бюрократическое вмешательство.

— Какие? — Луговой рукой обвел комнату. — Что здесь происходит?

Луговой долго, задумчиво смотрел на него, но потом уступил тщеславию.

— Исследование вмешательства в работу мозга.

Суворов поднял брови.

— Вмешательства в работу мозга?

— Я предпочитаю термин „контроль мозга“.

Суворов посмотрел на мониторы и кивнул.

— Поэтому шлемы?

— На голове подопытных?

— Именно.

— Микроэлектронный интегрированный модуль, который содержит сто десять датчиков; они фиксируют все функции организма — от пульса до выделения гормонов. Модуль также воспринимает все данные, проходящие через мозг субъекта, и передает их в компьютер, установленный в этой комнате. Мысленный разговор, так сказать, переводится затем в понятную речь.

— Не вижу никаких электронных терминалов.

— Это прошлый век, — ответил Луговой. — Все, что мы хотим записать, можно телеметрически передать через атмосферу. Нам больше не нужны провода и терминалы.

— Вы можете понять, о чем он думает? — недоверчиво спросил Суворов.

Луговой кивнул.

— Мозг говорит на собственном языке, и этот язык раскрывает мысли хозяина мозга. Мозг говорит непрерывно, днем и ночью, давая нам яркую картину своей работы, показывая, как человек мыслит и почему. Эта речь — продукт подсознания, и она так стремительна, что лишь компьютер, способный оперировать в наносекунды, может ее расшифровать.

— Я понятия не имел, что наука о мозге достигла таких высот.

— Когда мы определим ритмы его мозга и запишем их, — продолжал Луговой, — мы получим возможность предсказывать его намерения и физические движения. Мы сможем определять, что он собирается сказать, или предугадывать его ошибки. И что самое главное, мы можем вовремя вмешаться и остановить его. Компьютер в мгновение ока сможет стереть ошибочное намерение и изменить мысль.

На Суворова это произвело огромное впечатление.

— Религиозный капиталист обвинил бы вас в том, что вы вторгаетесь в человеческую душу.

— Как и вы, товарищ Суворов, я верный член коммунистической партии. И не верю в спасение души. Но в данном случае мы не можем допустить заметных перемен. Ни в фундаментальных мыслительных процессах, ни в манерах и строе речи.

— Форма контролируемого промывания мозгов.

— Это не примитивное промывание мозгов, — возмущенно ответил Луговой. — Мы работаем куда тоньше, чем представляется китайцам. Они считают, что нужно уничтожить эго человека, чтобы переучить его. Но их эксперименты с наркотиками и гипнозом провалились. Гипноз вещь слишком неопределенная и кратковременная, чтобы представлять ценность. А наркотики просто опасны: они случайно приводят к неожиданным изменениям личности и поведения. Когда я закончу работу с этим субъектом, он вернется в реальный мир и будет жить так, словно ничего не произошло. Я намерен изменить только его политические взгляды.

— А кто этот субъект?

— Не узнаете? Вы его не узнали?

Суворов внимательно посмотрел на экран. Глаза его округлились, и он подошел на два шага ближе; его лицо напряглось, губы беззвучно шевелились.

— Президент? — произнес он недоверчивым шепотом. — Это действительно президент Соединенных Штатов?

— Во плоти.

— Но… как?

— Дар наших хозяев, — неопределенно объяснил Луговой.

— А побочные эффекты?

— Никаких.

— Он будет помнить что-нибудь из этого?

— Когда через десять дней проснется, будет помнить только, как лег спать.

— Вы действительно способны это сделать? — спросил Суворов с настойчивостью сотрудника спецслужбы.

— Да, — уверенно блестя глазами, ответил Луговой. — И гораздо больше.

Глава 21

Два фазана взлетели в небо, бешеное хлопание их крыльев нарушило утреннюю тишину. Советский президент Георгий Антонов поднес к плечу дробовик „Пёрде“ и один за другим быстро спустил оба курка. В окутанном влажным туманом лесу прозвучали два выстрела. Одна птица остановилась в полете и упала.

Владимир Полевой, глава Комитета государственной безопасности, подождал несколько мгновений; убедившись, что вторым выстрелом Антонов промахнулся, он сбил птицу.

Антонов смерил Полевого жестким взглядом.

— Опять унижаешь начальство, Владимир?

Полевой правильно понял деланный гнев Антонова.

— У вас была трудная мишень, товарищ президент. У меня — совсем легкая.

— Тебе нужно было стать дипломатом, а не работать в тайной полиции, — со смехом сказал Антонов. — Ты дипломат не хуже Громыко. — Он помолчал и осмотрел лес. — Где наш хозяин?

— Президент Л’Эстранж в семидесяти метрах слева от нас.

Ответ Полевого прозвучал на фоне целого залпа, донесшегося откуда-то из подлеска.

— Хорошо, — сказал Антонов. — У нас есть несколько минут на разговор.

Он протянул дробовик Полевому, который заменил пустые гильзы и щелкнул предохранителем.

Полевой подошел ближе и тихо заговорил:

— Я не стал бы высказываться слишком свободно. Французы повсюду рассовали подслушивающие устройства.

— Да, в наши дни тайнам редко удается продержаться несколько дней, — вздохнул Антонов.

Полевой понимающе улыбнулся.

— Да, наши оперативники вчера вечером засекли встречу Л’Эстранжа с его министром финансов.

— Я должен что-нибудь знать?

— Ничего ценного. Разговор в основном касался необходимости убедить тебя принять план финансовой помощи, предложенный американским президентом.

— Если они настолько глупы, чтобы полагать, будто я не воспользуюсь преимуществами наивной щедрости президента, то они еще глупей, если думают, что я прилетел сюда это обсуждать.

— Успокойся, французы не подозревают об истинной причине твоего визита.

— Есть новости из Нью-Йорка?

— Только одна — Гекльберри Финн осуществляет наш план.

Полевой произнес Гекльберри с акцентом, как Гакльберри.

— Все идет хорошо?

— Потихоньку.

— Итак, старая сука сделала то, что мы считали невозможным.

— Загадка в том, как ей это удалось.

Антонов посмотрел на него.

— Мы не знаем?

— Нет. Она отказалась делиться. Ее сын окружил операцию словно кремлевской стеной. И до сих пор мы не смогли преодолеть ее систему безопасности.

— Китайская шлюха! — рявкнул Антонов. — Она что, считает нас пустоголовыми школьниками?

— По-моему, она родом из Кореи, — сказал Полевой.

— Никакой разницы. — Антонов замолчал и тяжело опустился на поваленное дерево. — Где проводят эксперимент?

Полевой покачал головой.

— Этого мы тоже не знаем.

— У вас есть связь с товарищем Луговым?

— Поздно вечером в пятницу он вместе со всеми своими сотрудниками покинул Манхеттен и уплыл на пароме в Стейтен-Айленд. Перед посадкой они не выходили. Мы потеряли всякую связь с ними.

— Я хочу знать, где они, — ровным тоном сказал Антонов. — Хочу знать точное место проведения эксперимента.

— Над этим работают мои лучшие агенты.

— Нельзя позволять ей держать нас в неведении, особенно когда ставка — миллиард долларов золотом из нашего резерва.

Полевой бросил на главу коммунистической партии хитрый взгляд.

— Ты собираешься заплатить ей?

— А лед на Волге в январе тает? — с широкой улыбкой ответил Антонов.

— Ее трудно будет перехитрить.

В подлеске послышались шаги.

Антонов посмотрел: подходили егеря с фазанами, и снова взглянул на Полевого.

— Найди Лугового, — тихо сказал он, — а все остальное решим со временем.

В четырех милях от них в фургоне перед сложным микроволновым приемником сидели двое. Они записывали разговор Антонова с Полевым в лесу.

Это были специалисты из французской разведки. Оба говорили на шести языках, включая русский. Они одновременно сняли наушники и обменялись любопытными взглядами.

— Как думаешь, что бы это значило? — спросил один.

Второй пожал плечами.

— А черт его знает? Вероятно, какой-нибудь русский шифр.

— Интересно, извлекут ли наши аналитики что-нибудь важное?

— Важное или нет, нам этого никогда не скажут.

Первый помолчал, надел наушники, немного послушал и снова снял.

— Теперь они говорят с президентом Л’Эстранжем. Это все, что мы получили.

— Ладно, закрываем лавочку и отправляем запись в Париж. У меня в шесть свидание.

Глава 22

Солнце уже два часа как поднялось над восточным краем города, когда Сандекер через задние ворота въехал на территорию Вашингтонского национального аэропорта.

Он оставил машину на как будто бы пустой стоянке, на заросшем травой поле далеко от площадки, где обслуживали самолеты. Подошел к боковой двери, с которой давно слезла краска, и нажал на маленькую кнопку рядом с массивным замком. Через несколько секунд дверь бесшумно раскрылась.

Огромное помещение было выкрашено белой краской, отражавшей яркие солнечные лучи, которые проникали в окна на вогнутой крыше, как купол, и напоминало музей транспорта. На гладком бетонном полу в четыре ряда аккуратно стояли старинные и классические автомобили. Большинство сверкало так же, как в день, когда мастера в последний раз прикоснулись к их кузовам. Сандекер задержался у величественного Роллс-ройса „Серебряный призрак“ 1921 года выпуска с корпусом „Парк-Уорк“[79] и массивной красной „Изотты-фраскини“ 1925 года с торпедообразным кузовом „Сала“.

Центральное место в этой экспозиции занимали трехмоторный самолет „Форд“, известный любителям авиации как „Оловянный гусь“, и железнодорожный пуллмановский вагон начала двадцатого века с надписью „Манхеттен лимитед“ на стальном боку.

По круглой железной лестнице Сандекер поднялся на второй этаж; наверху в дальнем конце ангара располагалась жилая квартира. Гостиную украшали морские древности. Вдоль одной стены тянулись полки, а на них в стеклянных витринах стояли модели кораблей.

Питт стоял перед плиткой и изучал странную смесь в сковороде. На нем были потрепанные шорты защитного цвета, стоптанные теннисные туфли и футболка с надписью „Поднимем „Лузитанию“ на груди.

— Вы точно к завтраку, адмирал.

— Что у вас тут? — спросил Сандекер, с подозрением разглядывая смесь на сковороде.

— Ничего особенного. Острый мексиканский омлет.

— Ограничусь чашкой кофе и половинкой грейпфрута.

Они сели за кухонный стол, и Питт налил кофе. Сандекер нахмурился и помахал газетой.

— Ты занялвсю вторую полосу.

— Надеюсь, в других газетах тоже.

— Что ты хочешь доказать? — спросил Сандекер. — Собираешь пресс-конференцию и объявляешь, что нашел „Сан-Марино“, хотя не нашел, и „Пайлоттаун“, что должно было оставаться тайной. Ты что, с ума сошел?

Питт сделал перерыв между двумя кусками омлета.

— Я не упоминал о нейротоксине.

— К счастью, вчера армия все благополучно захоронила.

— Значит, никакого вреда. Теперь, когда „Пайлоттаун“ пуст, это просто очередной ржавеющий след катастрофы.

— Президент посмотрит на это иначе. Не улети он в Нью-Мексико, мы бы сейчас отскребали себя от ковра в Белом доме.

Сандекеру помешал договорить звонок. Питт встал и повернул рычажок на панели.

— Кто-то пришел? — спросил Сандекер.

Питт кивнул.

— Это грейпфрут из Флориды, — проворчал Сандекер, выплевывая косточку.

— Ну и что?

— Я предпочитаю техасские.

— Возьму на заметку, — с улыбкой сказал Питт.

— Вернемся к вашей невероятной истории, — сказал Сандекер, выдавливая в ложечку последнюю каплю сока. — Я хотел бы знать причины.

Питт объяснил.

— Почему бы не передать все это министерству юстиции? — спросил Сандекер. — Им за это платят.

Взгляд Питта стал жестким; последовал угрожающий взмах вилкой.

— Потому что никто и не подумал привлечь министерство юстиции к этому делу. Правительство не собирается признавать, что свыше трехсот человек погибли от нейротоксического газа, которого, как считается, не существует. Судебные процессы и критика в прессе растянутся на годы. Они хотят, чтобы никто ничего не знал. Очень вовремя случилось извержение Огастина. Сегодня пресс-секретарь президента представит дело так, будто во всех смертях виноваты облака серного газа.

Сандекер несколько мгновений внимательно смотрел на него. Потом спросил:

— Кто тебе это сказал?

— Я, — ответил женский голос от двери.

Лорен обезоруживающе улыбалась. Она вернулась с пробежки и была одета в атласные шорты с соответствующей майкой и повязкой на голове. Влажный воздух Виргинии заставил ее вспотеть, и она чуть задыхалась от бега. Вынув из-за пояса маленькое полотенце, она вытерла лицо.

Питт познакомил их.

— Адмирал Джеймс Сандекер. Конгрессмен Лорен Смит.

— На заседаниях комиссии по морским делам мы сидим друг напротив друга, — сказала Лорен, протягивая руку.

Сандекеру не нужно было быть ясновидящим, чтобы понять, каковы отношения Питта и Лорен.

— Теперь я понимаю, почему вы всегда поддерживаете мои предложения по бюджету НПМА.

Если Лорен и смутило это заявление, она никак этого не показала.

— Дирк очень убедительный лоббист, — с улыбкой сказала она.

— Кофе хочешь? — спросил Питт.

— Нет, спасибо. Кофе мне не напиться.

Она подошла к холодильнику и налила себе стакан простокваши.

— Вы знаете тему сегодняшнего пресс-релиза Томпсона, пресс-секретаря? — спросил Сандекер.

Лорен кивнула.

— Мой помощник по связям с прессой и его жена дружат с Томпсонами. Вчера они вместе ужинали. Томпсон упомянул, что Белый дом собирается забыть о трагедии на Аляске, но и только. Никаких подробностей он не сообщил.

Сандекер повернулся к Питту.

— Если будете продолжать вендетту, слишком многим отдавите ноги.

— Я не отступлю, — серьезно сказал Питт.

Сандекер взглянул на Лорен.

— А вы, конгрессмен Смит?

— Лорен.

— Лорен, — согласился он. — Можно спросить, каков ваш интерес в этом деле?

Она помедлила всего долю секунды и сказала:

— Скажем, простое любопытство конгрессмена к возможному правительственному скандалу.

— Вы не назвали ей истинную цель вашего аляскинского рыболовного эксперимента? — спросил Сандекер у Питта.

— Нет.

— Думаю, следует рассказать.

— Это официальное разрешение?

Адмирал кивнул.

— Друг в конгрессе может пригодиться до окончания охоты.

— А вы, адмирал, — какова ваша позиция? — спросил Питт.

Сандекер через стол внимательно смотрел на Питта, разглядывая его чеканное лицо так, словно видел впервые. Он думал: вот человек, способный выйти далеко за обычные рамки, причем не преследуя никакой личной выгоды. На этом лице он видел только непреклонную решимость. За годы, что он знал Питта, он не раз видел такое выражение.

— Буду поддерживать вас, пока президент лично не прикажет пустить вас в расход, — сказал он наконец. — Тогда вы уж сами барахтайтесь.

Питт сдержал вздох облегчения. Все складывалось хорошо. И более чем.

Мин Корио оторвала взгляд от газетной страницы.

— Что скажешь об этом?

Ли Тонг склонился над ее плечом и прочел вслух первую фразу статьи: „Вчера Дирк Питт, начальник отдела специальных проектов НПМА, объявил, что найдены два корабля, долгие годы считавшиеся погибшими. Это корабли серии „Либерти“ „Сан-Марино“ и „Пайлоттаун“, построенные в годы Второй мировой войны. Их обнаружили на дне в северной части Тихого океана у берегов Аляски“.

— Блеф! — сердито выпалила Мин Корио. — Кому-нибудь в Вашингтоне, скорее всего, в министерстве юстиции, нечего делать, вот они и бросили пробный шар. Это была рыболовная экспедиция, ничего больше.

— Думаю, ты права только наполовину, онуми, — задумчиво сказал Ли Тонг. — Думаю, НПМА, пытаясь найти причину смертей в аляскинских водах, наткнулась на корабль с нейротоксическим газом.

— И их пресс-релиз — уловка, чтобы отыскать подлинного владельца судна, — закончила Мин Корио.

Ли Тонг кивнул.

— Правительство ставит на то, что мы сделаем запрос, который можно будет проследить.

Мин Корио вздохнула.

— Жаль, что судно не затонуло, как планировалось.

Ли Тонг обошел стол и сел в кресло напротив бабушки.

— Не повезло, — сказал он. — Взрывчатка не сдетонировала, а после начался шторм, и я не смог вернуться на судно.

— Ты не виноват в капризах погоды, — спокойно сказала Мин Корио. — Настоящие виновники — русские. Если бы они не отказались от своего предложения купить „агент С“, топить корабль не пришлось бы.

— Они опасались, что газ слишком нестабилен и его не переправить через Сибирь на химический завод на Урале.

— Удивительно другое — как НПМА усмотрела связь между судами.

— Не могу сказать, онуми. Мы старательно убрали все возможности опознания.

— Неважно, — сказала Мин Корио. — Остается факт: статья в газете — это уловка. Мы должны молчать и ничем не нарушать свою анонимность.

— А что за человек, который сделал это заявление?

— Этот… Дирк Питт? — На узком лице Мин Корио появилось холодное задумчивое выражение. — Определи, какими мотивами он руководствуется, и следи за его деятельностью. Проверь, укладывается ли он в общую картину. Если он представляет опасность, организуй его похороны.

Серые сумерки смягчили резкость очертаний Лос-Анджелеса; вспыхнули огни, усеяв здания. Сквозь старомодное окно с подъемной рамой доносился шум уличного движения. Направляющие забились многочисленными слоями краски, и потому рама застревает. Ее не открывали лет тридцать. Снаружи дребезжит в своих креплениях кондиционер.

Человек сидит в старом вращающемся кресле и незряче смотрит сквозь грязь на стекле. Эти глаза видели худшее, что может показать город. Суровые, мрачные глаза, нисколько не потускневшие, хотя человеку за шестьдесят. Он сидит без пиджака, через его левое плечо надета поношенная кожаная кобура. Из нее торчит ствол автоматического пистолета 45-го калибра. Человек коренастый, ширококостный.

Мышцы за эти годы ослабли, но сидящий по-прежнему в силах схватить на тротуаре человека весом двести фунтов и ударить его о каменную стену.

Скрипнуло кресло. Это человек повернулся и наклонился над столом, поверхность которого прижжена сотнями сигаретных окурков. Он взял газету и, вероятно, в десятый раз прочел статью об обнаруженных судах. Открыл ящик стола, достал папку, полную бумаг с загнутыми уголками, и долго смотрел на нее. Каждое слово в ней было ему уже хорошо знакомо. Он сунул папку вместе с газетой в поношенный чемоданчик.

Встал, прошел к раковине в углу комнаты и сполоснул лицо холодной водой. Потом надел пальто и мятую шляпу, выключил свет и вышел.

Он стоял в коридоре, ожидая лифт, и его окружали запахи стареющего здания. С каждым днем все сильнее пахло плесенью и гнилью. Тридцать пять лет на одном месте — это очень много, думал он, слишком много.

Мысли его прервал грохот дверей лифта.

Лифтер, парень лет семнадцати, улыбнулся, показав желтые зубы.

— На сегодня все? — спросил он.

— Нет, лечу ночным рейсом в Вашингтон.

— Новое дело?

— Очень старое.

Больше вопросов не было, и остаток пути они проделали молча. Выходя из лифта, он кивнул лифтеру.

— Увидимся через пару дней, Джо.

Потом вышел через главный вход и растворился в ночи.

Глава 23

Для большинства его имя Хайрем Эйгер. Немногим избранным он известен как Пиноккио, потому что он способен сунуть нос в любую компьютерную сеть и просеять ее содержимое. Поле его деятельности — центр связи и информтехнологий НПМА на десятом этаже.

Сандекер нанял Хайрема для сбора и хранения любых сведений об океанах, научных и исторических фактов и теорий.

Эйгер со страстью относится к своей работе; за пять лет он собрал огромную компьютерную базу знаний о море.

Работает Эйгер без жесткого графика, иногда приходит на заре и работает без перерывов до следующего утра. Он редко показывается на совещаниях в агентстве, но Сандекер не трогает его, потому что лучше специалиста нет и из-за сверхъестественного умения Эйгера взламывать коды и проникать в тайны любых компьютеров в мире.

Всегда в потрепанной джинсовой куртке и спортивных штанах, а длинные светлые волосы завязаны в узел. Редкая, клочковатая бородка и устремленный в пространство взгляд придают ему вид старателя в пустыне, который надеется увидеть за следующим холмом Эльдорадо.

Эйгер сидел за компьютерным терминалом в дальнем углу электронного лабиринта НПМА. Сбоку от него стоял Питт и с интересом наблюдал за появлением на экране зеленых букв.

— Это все, что можно получить в базе данных морской администрации.

— Ничего нового, — согласился Питт.

— Что дальше?

— Можешь заглянуть в документы командования береговой охраны?

Эйгер хищно улыбнулся.

— Легко, как тетя Джемайма печет оладьи!

Он с минуту рылся в толстой записной книжке, нашел нужное и набрал номер на телефоне с кнопками, но соединенном с современной линией связи. Компьютер береговой охраны отозвался и сразу принял код доступа Эйгера; на экране дисплея снова появились зеленые буквы:

СООБЩИТЕ ВАШ ЗАПРОС.

Эйгер вопросительно посмотрел на Питта.

— Спроси про „Пайлоттаун“, — попросил Питт.

Эйгер кивнул и набрал название на терминале. Сразу пришел ответ, и Питт принялся его внимательно изучать, обращая внимание на все перемещения судна с момента постройки, на его владельца, пока судно плавало под флагом США, а также на суммы залога. Сведений было много. Из официальных документов „Пайлоттаун“ исчез, когда был продан за границу, в данном случае компании „Фосфаты „Кассандра“ из Афин.

— Что-нибудь интересное? — спросил Эйгер.

— Еще одна пустышка, — хмыкнул Питт.

— Как насчет „Ллойда“ в Лондоне? Судно есть в их регистре.

— Хорошо, давай посмотрим.

Эйгер отсоединился от системы береговой охраны, снова сверился со своей книжкой и связался с компьютером крупнейшей морской страховой компании. Данные поступали со скоростью 440 знаков в секунду. На этот раз история „Пайлоттауна“ была представлена очень подробно. Но полезной оказалась лишь малая часть этих подробностей. Однако внимание Питта привлек пункт в самом конце.

— Думаю, мы кое-что нашли.

— По мне, ничего нового, — сказал Эйгер.

— Посмотри на строку „Торговая компания „Сосан“.

— Где она числится оператором? Ну и что? Это попадалось и раньше.

— Там она числилась не оператором, а владельцем. Это большая разница.

— И что?

Питт распрямился, взгляд его стал задумчив.

— Владелец судна регистрирует его в так называемых „удобных странах“, чтобы получить лицензию подешевле, сэкономить на налогах и правилах, ограничивающих его деятельность. Другая причина — таким образом владелец уходит от всяких расследований. Создается подставная фирма, а ее адрес приводит к почтовому ящику. В данном случае — Инчон, Корея. Но если владелец контактирует с оператором, чтобы перевозить грузы или нанимать команду, должна происходить передача денег. То есть должны использоваться возможности банков. А банки сохраняют записи.

— Хорошо, допустим, я владелец. Зачем отдавать управление негласно моей компании какому-нибудь другому скользкому участнику, если в банках все равно останутся следы? Не вижу преимущества.

— Удобно для мошенничеств со страховкой, — ответил Питт. — Оператор выполняет грязную работу, а владелец получает прибыль. Например, возьми случай с греческим танкером несколько лет назад. Танкер назывался „Трикери“. Он вышел из Сурабайи в Индонезии с танками, до верха заполненными нефтью. В Кейптауне он подсоединился к береговому трубопроводу и выкачал всю нефть, оставив несколько тысяч галлонов. А неделю спустя таинственным образом затонул у берегов Западной Африки. Страховка была выписана на корабль с полным грузом нефти. Следователи были уверены, что корабль затопили намеренно, но доказать ничего не могли. Оператор „Трикери“ принял удар на себя и исчез из бизнеса. Зарегистрированный владелец получил страховку и через корпоративный лабиринт перечислил наверх.

— И часто так бывает?

— Часто, хотя никто об этом не знает, — ответил Питт.

— Хочешь покопаться в банковских счетах „Торговой компании „Сосан“?

Питт знал, что не стоит спрашивать Эйгера, сможет ли тот это сделать. Он просто сказал:

— Да.

Эйгер отключился от компьютера „Ллойда“ и подошел к шкафу с папками. Вернулся он с толстой бухгалтерской книгой.

— Коды безопасности банков, — сказал он, ничего не уточняя.

Потом принялся за работу и через две минуты вышел на банк „Сосан трейдинг“.

— Готово! — воскликнул он. — Тайное инчонское отделение крупного сеульского банка. Счет закрыт шесть лет назад.

— Счета сохранились?

Не отвечая, Эйгер нажал какие-то клавиши и откинулся, сложив руки. Он рассматривал распечатку. Появились номера счетов и запросы на поступление денег.

Он выжидательно посмотрел на Питта.

— С марта по сентябрь 1976 года, — приказал Питт.

Компьютерная система корейского банка отозвалась.

— Очень интересно, — сказал Эйгер, разглядывая полученные данные. — Всего двенадцать транзакций за семь лет. Должно быть, „Сосан трейдинг“ предпочитала иметь дело с наличными.

— Куда поступают депозиты? — спросил Питт.

— Как будто бы в банк в Берне.

— На шаг ближе.

— Да, но чем дальше, тем трудней, — сказал Эйгер. — Коды безопасности швейцарских банков гораздо сложней. А если эта мореходная компания такая ушлая, как кажется, она будет жонглировать счетами, как в балагане.

— Принесу кофе, а ты начинай копать.

Эйгер меланхолично взглянул на Питта.

— Ты никогда не сдаешься?

— Никогда.

Эйгера удивил холодный тон Питта. Он пожал плечами.

— Ладно, приятель, но это не пять минут. Можно проработать всю ночь и ничего не получить. Буду посылать различные комбинации, пока не наткнусь на правильный код.

— У тебя есть занятие получше?

— Нет, но когда будешь брать кофе, прихвати и пончиков.

Банк в Берне принес только разочарование. Все нити, ведущие к истинным хозяевам „Торговой компании „Сосан“, здесь обрывались. Они покопались еще в шести швейцарских банках, уповая на удачу, как охотник за сокровищами, который нашел карту с местом крушения не в том ящике архива. Но ничего ценного не выяснили. А проверять все банкирские дома Европы было непосильной задачей. Таких банков насчитывалось больше шести тысяч.

— Плохо дело, — сказал спустя пять часов Эйгер, глядя на дисплей.

— Согласен, — подтвердил Питт.

— Ищем дальше?

— Если не возражаешь.

Эйгер вскинул руки и потянулся.

— За такое могут и уволить. И тебя тоже. Шел бы ты спать. Если найду что-нибудь, позвоню.

Питт с благодарностью оставил Эйгера в офисе НПМА и поехал через реку в аэропорт. Остановил свой „Талбот-лаго“ перед дверью ангара, достал из кармана пальто маленький излучатель и набрал код. Охранная система отключилась, дверь поднялась на семь футов. Питт поставил машину в ангар и проделал все в обратном порядке. Потом устало поднялся по лестнице, прошел в гостиную и включил свет.

В его любимом кресле для чтения сидел человек, сложив руки на чемоданчике, лежавшем у него на коленях.

Он казался терпеливым, но опасным, лишь на лице читался намек на улыбку. В старомодной шляпе, в сшитом на заказ пальто — сшитом так, чтобы скрывать оружие. Впрочем, пальто было расстегнуто, так что виднелась рукоятка пистолета 45-го калибра.

Мгновение они молча смотрели друг на друга, как борцы, оценивающие противника перед схваткой.

Нарушил молчание Питт.

— Думаю, самое время спросить: кто вы такой?

Улыбка стала шире.

— Я частный детектив, мистер Питт. Меня зовут Касио. Сал Касио.

Глава 24

— Как вам удалось приникнуть сюда?

— Ваша система безопасности не слишком хороша, но ее будет достаточно против большинства грабителей и вандалов-подростков.

— То есть я провалил экзамен?

— Ну, не совсем. Я бы поставил вам тройку.

Питт очень медленно подошел к холодильнику, переделанному в бар, и открыл дверцу.

— Не хотите выпить, мистер Касио?

— Спасибо, плесните-ка „Джека Дэниэлса“ со льдом.

— Какая удачная догадка. У меня как раз есть бутылка.

— А я заглянул, — сказал Касио. — Да, кстати, я взял на себя смелость убрать из пистолета обойму.

— Из какого пистолета? — невинно спросил Питт.

— Автоматический Маузер, 32-го калибра, серийный номер 922374, искусно спрятанный за бутылкой с половиной галлона джина.

Питт посмотрел на Касио внимательнее.

— Сколько на это ушло времени?

— На поиски?

Питт молча кивнул, открывая холодильник и доставая лед.

— Примерно сорок пять минут.

— И вы нашли еще два спрятанных револьвера.

— На самом деле три.

— Вы очень внимательны.

— В доме ничего нельзя спрятать так, чтобы невозможно было найти. Некоторые из нас в поиске талантливее других. Дело техники.

В голосе Касио не было ни тени хвастовства. Он говорил так, словно сообщал общеизвестные сведения.

Питт разлил спиртное в стаканы и принес на подносе в гостиную. Касио взял стакан правой рукой. И тут Питт внезапно уронил поднос и прицелился в лоб Касио из маленького карманного пистолета 25-го калибра.

Единственной реакцией Касио была легкая улыбка.

— Очень хорошо, — одобрительно сказал он. — Итак, теперь их пять.

— Внутри пустой картонки от молока, — объяснил Питт.

— Отлично сделано, мистер Питт. Умный ход — подождать, пока у меня в руке не окажется стакан. Это показывает, что вы умеете думать. Должен повысить вам отметку до четверки с минусом.

Питт щелкнул затвором и опустил пистолет.

— Если бы вы пришли убить меня, мистер Касио, вы бы сделали это, когда я вошел. Что же вам нужно?

Касио кивком показал на чемоданчик.

— Разрешите?

— Валяйте.

Касио поставил стакан, открыл чемоданчик и достал картонную папку, перетянутую резинкой.

— Дело, над которым я работаю с 1966 года.

— Много времени прошло. Вы, должно быть, очень упрямый человек.

— Не терплю незаконченных дел, — согласился Касио. — Все равно что уйти, не сложив головоломку. Рано или поздно любой следователь сталкивается с делом, которое заставляет его по ночам смотреть в потолок. С делом, которое он не может закончить. Но с этим делом у меня связь личная, мистер Питт. Оно началось двадцать три года назад, когда девушка, банковский кассир, по имени Арта Касилио, украла 128 тысяч долларов из банка в Лос-Анджелесе.

— И при чем тут я?

— В последний раз ее видели, когда она садилась на пароход „Сан-Марино“.

— Значит, вы читали в прессе и о том, что нашли суда.

— Да.

— И думаете, что девушка исчезла вместе с „Сан-Марино“?

— Уверен.

— В таком случае ваше дело закончено. Вор мертв, деньги навсегда исчезли.

— Не так все просто, — сказал Касио, глядя на стакан. — Арта Касилио несомненно мертва, но деньги не исчезли.

Арта взяла только что отпечатанные банкноты Федерального резервного банка. Все номера были записаны, так что проследить путь банкнот не представляет труда. — Касио помолчал, глядя в глаза Питту поверх стакана. — Два года назад исчезнувшие деньги появились.

В глазах Питта неожиданно вспыхнул интерес. Он сел на стул лицом к Касио.

— Все деньги? — осторожно спросил он.

Касио кивнул.

— Они появляются небольшими партиями. Пять тысяч во Франкфурте, тысяча в Каире, все в иностранных банках. Ни одной в Соединенных Штатах, кроме единственной стодолларовой банкноты.

— Значит, Арта не умерла на „Сан-Марино“?

— Нет, она исчезла вместе с судном. ФБР связало это дело с кражей паспорта, принадлежавшего Эстелле Уоллес. По этой нити они смогли проследить за ней до Сан-Франциско. И там потеряли.

Но я продолжал копать и наконец отыскал бродягу, который иногда водит такси, когда нужны деньги на выпивку. Он вспомнил, как подвез ее к трапу „Сан-Марино“.

— Можно ли доверять памяти пьяницы?

Касио уверенно улыбнулся.

— Арта заплатила ему новенькой стодолларовой банкнотой. У него не было сдачи, и она велела ему оставить ее себе. Поверьте, ему не нужно было стараться, чтобы сохранить в памяти такое событие.

— Украденные деньги — в юрисдикции ФБР. Где ваше место в этой картине? Почему вы так упрямо преследуете преступника, чей след давно остыл?

— Я сократил свою фамилию по соображениям бизнеса. Раньше меня звали Касилио. Арта моя дочь.

Наступила неловкая тишина. Снаружи в окна доносился шум взлетающего лайнера. Питт встал и прошел на кухню. Налил из кофейника в чашку холодного кофе и поставил в микроволновую печь.

— Хотите еще выпить, мистер Касио?

Касио покачал головой.

— Значит, вывод таков: по-вашему, в исчезновении вашей дочери есть что-то странное.

— Ни она, ни судно не добрались до порта, но деньги, которые были при ней, появляются таким образом, как будто их понемногу отмывают. Вам не кажется это странным, мистер Питт?

— Не отрицаю, в ваших словах есть смысл. — Микроволновка запищала, и Питт достал чашку с дымящимся кофе. — Но не понимаю, чего вы хотите от меня.

— У меня есть несколько вопросов.

Питт сел. Теперь ему не просто было любопытно.

— Задавайте.

— Где вы нашли „Сан-Марино“? Я хочу сказать — в какой части Тихого океана?

— В районе южного побережья Аляски, — туманно ответил Питт.

— Далековато от маршрута судна, идущего из Сан-Франциско в Новую Зеландию, вам не кажется?

— Да, далековато, — согласился Питт.

— Тысячи две миль?

— Да побольше. — Питт отпил кофе и скорчил гримасу. Такой крепкий, что сгодится на раствор для кладки. Он поднял голову. — Прежде чем мы продолжим, скажу, что вам придется заплатить.

Касио оценивающе взглянул на него.

— Вы не кажетесь мне человеком в большой нужде.

— Я хотел бы узнать названия европейских банков, через которые проходили украденные деньги.

— Есть какие-то особые причины? — спросил Касио, не скрывая удивления.

— Ничего не могу вам сказать.

— Вы не очень склонны сотрудничать.

Питт хотел ответить, но телефон на столе громко зазвонил.

— Алло.

— Дирк, говорит Эйгер. Ты еще не спишь?

— Спасибо, что позвонил. Как Салли? Все еще в реанимации?

— Значит, не можешь говорить?

— Не очень.

— Но слушать можешь.

— Легко.

— Дурные новости. Я ничего не получил. Больше шансов подкинуть карты в воздух и поймать стрит-флэш.

— Может, я добавлю шансов. Подожди минутку. — Питт повернулся к Касио. — Так как насчет списка банков?

Касио медленно встал, налил себе еще „Джека Дэниэлса“ и повернулся спиной к Питту.

— Договоримся, мистер Питт. Список банков за все, что вы знаете о „Сан-Марино“. И мне плевать, даже если это записано на внутренней стороне трусов президента. Либо мы договариваемся, либо я ухожу.

— Откуда вы знаете, что я не солгу?

— Мой список тоже может быть ложным.

— Взаимное доверие, — с кривой улыбкой сказал Питт.

— Какое к дьяволу доверие? — хмыкнул Касио. — Но у нас с вами нет выбора.

Он достал из папки листок и протянул Питту, который по телефону прочел список Эйгеру.

— Что теперь? — спросил Касио.

— А теперь я расскажу вам, что случилось с „Сан-Марино“. И к завтраку, возможно, смогу сказать вам, кто убил вашу дочь.

Глава 25

Через пятнадцать минут после восхода солнца фотоэлементы отключили все уличные фонари в Вашингтоне. Одна за другой, с промежутком в одну-две секунды, гасли желтые и красные натриевые лампы высокого давления. Они будут ждать весь день, а за пятнадцать минут до заката светочувствительные датчики снова включат их.

Торопясь в тускнеющем свете ламп по служебному туннелю, Сэм Эммет чувствовал дрожь утреннего уличного движения. Не было ни морских пехотинцев, ни охраны из агентов секретной службы. Он шел один, как и все остальные.

Единственным человеком, кого он встретил, выйдя из машины у здания министерства финансов, был охранник Белого дома, стоявший у двери подвала. На верху лестницы, ведущей в ситуационный кабинет, с ним поздоровался Алан Мерсье.

— Опаздываете, — сообщил ему Мерсье.

Эммет посмотрел на часы и увидел, что пришел за пять минут до срока.

— Все? — спросил он.

— Кроме Симмонса, который в Египте, и Лукаса, произносящего за вас речь в Принстоне, все явились.

Когда он вошел, Оутс предложил ему стул рядом с собой. За столом для совещаний собрались Дэн Фосетт, генерал Меткалф, глава ЦРУ Мартин Броган и Мерсье.

— Простите, что перенес совещание на четыре часа, — начал Оутс, — но Сэм сообщил мне, что его следователи определили, как произошло покушение.

Без дальнейших объяснений он кивнул директору ФБР.

Эммет раздал всем за столом папки, прошел к доске и взял мел. Он быстро и очень точно нарисовал реку, территорию у Маунт-Вернона и президентскую яхту, привязанную к причалу. Потом добавил несколько подробностей и обозначил названиями особые районы. Получившийся реалистический план свидетельствовал о несомненном таланте архитектора.

Довольный тем, что все изображено верно, все на своем месте, он повернулся к аудитории.

— Будем следить за событиями в хронологическом порядке, — сказал он. — Пока вы, господа, изучаете документы, я кратко подытожу. Кое-что из того, что я скажу, основано на фактах и твердых уликах. Кое-что — предположения. Мы попытаемся как можно полнее восстановить недостающее.

На левом краю доски Эммет писал время.

18:25. „Орел“ прибыл в Маунт-Вернон, где секретная служба уже установила сеть безопасности и начала наблюдение.

20:15. Президент и его гости сели ужинать. Одновременно офицеры и экипаж корабля ужинали в кают-компании.

На вахте оставались только повар, один его помощник и стюард. Этот факт важен, поскольку мы считаем, что во время ужина президента, его гостей и экипаж корабля опоили.

— Наркотик или яд? — спросил Оутс, поднимая голову.

— Не яд, — ответил Эммет. — Легкое снотворное, вызывающее сонливость, подмешали в еду повар или стюард, прислуживавший за столом.

— Как практично, — сказал Броган. — Они не хотели, чтобы повсюду лежали тела.

Эммет помолчал, собираясь с мыслями.

Агент секретной службы, дежуривший на борту до полуночи, доложил, что президент и вице-президент Марголин легли последними. Время 23:10.

— Слишком рано для президента, — сказал Дэн Фосетт. — Он редко ложился раньше двух ночи.

00:25. С северо-востока надвигается легкий туман. За ним — густой туман, произведенный двумя флотскими генераторами тумана, спрятанными под деревьями в ста шестидесяти ярдах выше по течению от „Орла“.

— Им удалось покрыть туманом весь район? — спросил Оутс.

— При благоприятных атмосферных условиях — в данном случае без ветра — установки, оставленные похитителями, могут покрыть два квадратных акра.

Фосетт словно бы растерялся.

— Бог мой, такая операция требует целой армии.

Эммет отрицательно покачал головой.

— По нашим расчетам, понадобилось от семи до десяти человек.

— Но ведь секретная служба должна была окружить Маунт-Вернон до приезда президента, — сказал Фосетт. — Как она не заметила фоггеры?

— Установок не было до 17:00 в вечер похищения, — ответил Эммет.

— Но как те, кто приводил эти установки в действие, могли видеть в темноте? — настаивал Фосетт. — Почему никто не услышал, как установки работают и гул генераторов?

— Ответ на ваш первый вопрос — приборы ночного видения. А шум оборудования заглушало мычание коров.

Броган задумчиво покачал головой.

— Кто бы мог подумать!

— Кто-то подумал, — сказал Эммет. — Они оставили магнитофон с записью и усилитель.

— Здесь говорится, что агенты службы безопасности заметили только маслянистый запах тумана.

Эммет кивнул.

— Фоггер под высоким давлением нагревает дезодорирующее вещество на основе керосина и выбрасывает его через сопло в виде очень мелких капель, производящих туман.

— Перейдем к следующему событию, — сказал Оутс.

01:50. Из-за плохой видимости лодка сопровождения подошла к причалу. Спустя три минуты катер береговой охраны сообщил агенту Джорджу Черной Сове, старшему секретной службы, что показания радара забивает очень мощный высокочастотный сигнал. Катер также сообщил Черной Сове, что до этого по реке проходил только городской санитарный буксир муниципальной уборочной службы с баржами с грузом мусора. Они остановились у берега, пережидая туман.

Меткалф поднял голову.

— Далеко остановились?

— В двухстах ярдах выше по течению.

— Значит, буксир был за границей искусственного тумана.

— Это важный пункт, — согласился Эммет, — и мы перейдем к нему позже.

Он повернулся к доске и записал новое время.

В комнате было тихо. Люди молчали, ожидая окончательного ответа на загадку похищения президента.

02:00. Агенты перешли на новые посты. Агент Лайл Брок поднялся на борт яхты после того, как агент Карл Поласки сменил его на предыдущем посту. Самое важное: все это время „Орел“ был скрыт туманом. Агент Поласки поднялся по трапу на яхту и поговорил с кем-то, кого принял за Брока. К тому времени Брок уже был без сознания или мертв. Поласки не заметил ничего подозрительного, за исключением того, что Брок как будто забыл, где его следующий пост.

— Поласки не понял, что говорит с незнакомым человеком? — спросил Оутс.

— Между ними было не меньше десяти футов, и говорили они тихо, чтобы никого не побеспокоить на яхте. Когда в 03:00 пришла смена, Брок словно растаял в тумане. Яхту обыскали. На ней не нашли никого, кроме Поласки, пришедшего на смену Броку.

Эммет положил мел и отряхнул руки.

— Остальное в данном случае неважно… Кого известили, кого подняли по тревоге и когда… результаты бесплодных поисков на реке и в окрестностях Маунт-Вернона… установка постов на дорогах, чтобы отыскать пропавших людей… и прочее.

— Где находились баржи и буксир после объявления тревоги? — спросил Меткалф.

— Баржи стояли у берега, — ответил Эммет. — Буксир исчез.

— Таковы факты, — сказал Оутс. — Главный вопрос: как можно было забрать с яхты почти двадцать человек под носом у целой армии агентов секретной службы и пройти через самую совершенную охранную сигнализацию, какую только можно купить за деньги?

— Ответ таков, господин секретарь: никто этого не делал.

У Оутса поднялись брови.

— Что же тогда?

Эммет заметил самодовольное выражение на лице Меткалфа.

— Думаю, генерал уже догадался.

— Кто-нибудь, просветите меня, — попросил Фосетт.

Эммет набрал побольше воздуха, прежде чем заговорить.

— Яхта, которую агенты Черная Сова и Макграт нашли пустой, не та, что привезла в Маунт-Вернон президента и его гостей.

— Сукин сын! — выбранился Мерсье.

— Принять это трудно, — скептически сказал Оутс.

Эммет снова взял мел и принялся чертить.

— Примерно через пятнадцать минут после того, как туман накрыл реку и Маунт-Вернон, команда похитителей вывела из строя радар катера береговой охраны. Буксир выше по течению был не буксиром, а яхтой, до мельчайших подробностей идентичной президентской. Этот буксир отошел от барж, которые мы нашли пустыми, и медленно двинулся вниз по течению. Его радар, конечно, работал на другой частоте, чем на катере.

Эммет начертил маршрут приближающейся яхты.

— Оказавшись в пятидесяти ярдах от причала и у кормы „Орла“, вторая яхта выключила двигатели и начала дрейфовать по течению со скоростью около одного узла. Тогда похитители…

— Я хотел бы прежде всего понять, как они попали на борт, — перебил Мерсье.

Эммет пожал плечами.

— Этого мы не знаем. Можно предположить, что они заранее убили повара и его помощников и заняли их места, используя поддельные удостоверения береговой охраны и приказы.

— Пожалуйста, продолжите рассказ о своих находках, — попросил Оутс.

— Тогда похитители на яхте, — повторил Эммет, — отдали швартовы, „Орел“ отплыл по течению и освободил место для двойника. Полански на своем посту на берегу ничего не слышал, потому что все звуки перекрывало гудение генераторов машинного отделения. Затем, когда яхта-двойник пришвартовалась к причалу, кто-то, один или двое, вероятно, переправились на маленькой шлюпке на „Орла“ и вместе с остальными ушли вниз по реке. Но один остался изображать агента Брока. Когда Полански разговаривал с лже-Броком, подмена уже совершилась. При следующей перемене постов человек, выдававший себя за Брока, сошел и присоединился к тем, кто управлял фоггерами.

Они вместе уехали по шоссе к Александрии. Это мы установили по следам и отпечаткам шин.

Все, кроме Эммета, смотрели на доску, словно пытаясь увидеть произошедшее. Абсолютно точный расчет, легкость, с которой обманули охрану президента, гладкость, с какой была проделана вся операция, потрясли присутствующих.

— Не могу не восхититься исполнением, — сказал генерал Меткалф. — Должно быть, они очень долго это планировали.

— Наша оценка — три года, — сказал Эммет.

— Но где они могли найти точно такую же яхту? — спросил Фосетт, ни к кому в частности не обращаясь.

— Моя исследовательская команда занялась этим вопросом. Они проследили по документам историю и обнаружили, что вместе с президентской яхтой была построена точно такая же, ее назвали „Саманта“. Последним зарегистрированным владельцем „Саманты“ был биржевой брокер из Балтимора. Три года назад он продал яхту парню по имени Данн.

Это все, что он мог нам сообщить. Расплачивались наличными, чтобы не платить налоги. Больше он никогда не видел ни Данна, ни яхту.

Новый владелец не регистрировал „Саманту“ и не получал на нее лицензию. И он, и яхта исчезли из виду.

— Она была точно такая же, как „Орел“? — спросил Броган.

— Вплоть до мелочей. Обстановка, украшения на переборках, краска, оборудование — все одинаковое.

Фосетт нервно постучал карандашом по столу.

— Но как вы узнали?

— Всякий раз, входя в комнату и выходя из нее, вы оставляете следы своего присутствия. Волосы, перхоть, волокна, отпечатки пальцев — все это можно обнаружить. Мои исследователи в лаборатории не обнаружили ни одного указания, что президент и остальные когда-либо бывали на этой яхте.

Оутс выпрямился в кресле.

— Бюро проделало великолепную работу, Сэм. Мы очень признательны.

Эммет коротко кивнул и сел.

— Смена яхты заставляет посмотреть на дело под новым углом, — сказал Оутс. — Как ни ужасно, но мы должны считаться с возможностью, что все они убиты.

— Надо найти яхту, — мрачно сказал Мерсье.

Эммет посмотрел на него.

— Я уже приказал искать на поверхности и с воздуха.

— Так вы ее не найдете, — вмешался Меткалф. — Мы имеем дело с очень умными людьми. Они не оставят ничего, что мы могли бы найти.

Фосетт поднял карандаш.

— Вы хотите сказать, яхта уничтожена?

— Вполне возможно, — ответил Меткалф; в его глазах отразилось опасение. — В таком случае мы должны быть готовы найти трупы.

Оутс оперся на локоть и ладонями потер лицо; ему захотелось вдруг оказаться где угодно, только не в этой комнате.

— Придется расширить круг доверенных лиц, — сказал он наконец. — Лучший человек для поисков под водой, какого я могу вспомнить, это Джим Сандекер из НПМА.

— Согласен, — подхватил Фосетт. — Его отдел особых проектов отлично справился на Аляске. Они нашли корабль, виновный в широкомасштабном отравлении окружающей среды.

— Введете его в курс, Сэм? — попросил Оутс Эммета.

— Прямо отсюда пойду в его кабинет.

— Что ж, думаю, на этом пока все, — сказал устало Оутс. — К добру или к худу, но у нас появилась нить. Однако одному богу известно, что мы увидим, когда найдем „Орел“. — Он помолчал, глядя на доску. Потом сказал: — Не завидую первому, кто туда войдет.

Глава 26

Каждое утро, не исключая суббот и воскресений, Сандекер пробегал шесть миль, отделявших его квартиру в Уотергейте от здания НПМА. Он только что вышел из ванной рядом со своим кабинетом, когда в микрофоне послышался голос секретарши:

— Адмирал, к вам мистер Эммет.

Сандекер энергично вытирал волосы и поэтому не был уверен, что расслышал верно.

— Сэм Эммет, из ФБР?

— Да, сэр. Хочет видеть вас немедленно. Говорит, дело срочное.

Сандекер увидел в зеркале свое недоверчивое лицо. Высокопоставленный и уважаемый директор ФБР не наносит визиты в восемь утра. Бюрократические игры Вашингтон ведет по своим правилам. Ими руководствуются все, начиная с президента. Внезапное появление Эммета может означать только серьезные неприятности.

— Попросите его зайти.

Он едва успел набросить на мокрое тело халат, как в двери показался Эммет.

— Джим, у нас серьезные проблемы, — сказал он, не тратя время на рукопожатие. Он быстро положил на стол Сандекера свой „дипломат“, достал из него папку и протянул адмиралу. — Садитесь, просмотрите, потом поговорим.

Сандекер не привык к понуканиям и приказам, но он видел напряжение во взгляде Эммета и без возражений сделал то, о чем его просили.

Минут десять он молча читал документы. Эммет сидел по другую сторону стола и смотрел на адмирала, ожидая увидеть изумление или гнев. Но ничего не увидел.

Сандекер по-прежнему оставался загадкой. Наконец он закрыл папку и просто спросил:

— Чем я могу помочь?

— Найдите „Орел“.

— Думаете, его затопили?

— Поиск на поверхности и с воздуха ничего не дал.

— Хорошо. Дам своих лучших людей.

Сандекер сделал движение к селектору. Эммет остановил его, подняв руку.

— Не буду описывать хаос, который вызовет утечка.

— Я никогда раньше не обманывал своих людей.

— На этот раз вам придется оставить их в неведении.

Сандекер коротко кивнул и заговорил по селектору:

— Сильвия, соедините меня с Питтом.

— Что за Питт? — казенным тоном спросил Эммет.

— Мой начальник отдела особых проектов. Он возглавит поиски.

— Вы скажете ему только самое необходимое.

Это был скорее приказ, чем просьба.

В глазах Сандекера блеснул желтый предостерегающий огонек.

— Я буду осторожен.

Эммет начал что-то говорить, но ему помешал селектор.

— Адмирал?

— Да, Сильвия.

— Линия мистера Питта занята.

— Звоните, пока он не отзовется, — сердито сказал Сандекер. — Или еще лучше: свяжитесь с оператором и прервите его разговор. Дело государственной важности.

— Сможете к вечеру развернуть полномасштабные поиски? — спросил Эммет.

Сандекер широко улыбнулся.

— Насколько я знаю Питта, его команда еще до обеда начнет обшаривать дно Потомака.

Питт разговаривал с Хайремом Эйгером, когда вмешался оператор.

Питт сразу закончил разговор и набрал номер адмирала. Послушав молча несколько секунд, положил трубку.

— Ну что? — с надеждой спросил Касио.

— Деньги меняли, но не оставляли на депозите, — сказал Питт, глядя в пол. — Пока это все. Никаких нитей.

На лице Касио отразилось лишь легкое разочарование. С ним такое бывало и раньше. Он вздохнул и посмотрел на часы.

Питту показалось, что этот человек совершенно спокоен.

— Спасибо за помощь, — сказал он, взял свой чемоданчик и встал. — Пойду-ка я. Если не стану задерживаться, сяду на следующий самолет в Лос-Анджелес.

— Жаль, что не смог дать вам ответ.

Касио крепко пожал Питту руку.

— Никто не может всегда получать джек-пот. Те, кто виноват в смерти моей дочери и вашего друга, допустили ошибку. Где-то, когда-то они что-то да упустили. Я рад, что вы на моей стороне, мистер Питт. До сих пор мне было очень одиноко.

Питт был искренне тронут.

— Я продолжу копать со своего конца.

— О большем я бы не мог просить.

Касио кивнул и спустился по лестнице. Питт смотрел, как он идет через ангар, гордый, закаленный старик, который сражается со своими собственными ветряными мельницами.

Глава 27

Президент сидел прямо в черном кожаном кресле с хромированными деталями; его тело удерживали прочные нейлоновые ремни. Глаза президента смотрели вдаль, взгляд был пустой, несфокусированный. К его груди и лбу было прикреплено множество беспроводных датчиков, передающих в компьютер данные о восьми различных жизненных функциях.

Маленькая, не больше ста квадратных футов операционная ломилась от электронного оборудования. Луговой и четыре его ассистента тщательно готовились к предстоящей сложной операции. В единственном пустом углу стоял Павел Суворов; ему было неудобнов стерильном зеленом костюме.

Он смотрел, как женщина, одна из помощников Лугового, прижала шприц к шее президента с одной стороны, потом с другой.

— Странное место для анестезии, — заметил Суворов.

— Для непосредственного проникновения мы используем местную анестезию, — ответил Луговой, глядя на увеличенное изображение, переданное рентгеновскими лучами на дисплей. — Но введение небольшой дозы амитала непосредственно в яремную вену вводит в состояние сна и левое, и правое полушария мозга. Эта процедура удаляет любые сознательные воспоминания об операции.

— Разве не нужно обрить голову? — спросил Суворов, показывая на волосы президента, торчащие из металлического шлема.

— Мы не можем использовать обычные хирургические процедуры, — терпеливо ответил Луговой. — По очевидным причинам нельзя ни в чем менять его внешность.

— Кто будет руководить операцией?

— А как вы думаете?

— Я спрашиваю вас, товарищ.

— Я.

Суворов удивился.

— Я изучил ваше личное дело и личные дела всех ваших работников. Могу наизусть повторить их содержание. Ваша область — психология, у большинства остальных — электроника, и еще есть один биохимик. Ни у кого из вас нет хирургической подготовки.

— Потому что она не нужна.

Он перестал обращать внимание на Суворова и снова посмотрел на экран. Потом кивнул.

— Можно начинать. Нацельте лазер в нужное место.

Техник прижался глазом к резиновой прокладке микроскопа, соединенного с аргоновым лазером. На экране появилось множество чисел — координаты. Когда все числа превратились в нули, лазер был наведен точно.

Человек у лазера кивнул.

— Лазер установлен.

— Начинайте, — приказал Луговой.

Облачко дыма, такое крохотное, что разглядеть его мог только оператор лазера в микроскоп, показало, что невероятно тонкий сине-зеленый луч коснулся черепа президента.

Происходящее выглядело очень странным. Все стояли спиной к пациенту, глядя на экраны. Изображение увеличили настолько, что луч стал виден, как нить паутины.

С точностью, категорически недоступной человеку, компьютер руководил лучом, который вырезал в кости крошечное отверстие размером в тринадцатую долю миллиметра, прорезав только покрывающую мозг оболочку и мозговую жидкость.

Суворов, захваченный увиденным, придвинулся ближе.

— Что дальше? — хрипло спросил он.

Луговой показал на электронный микроскоп.

— Посмотрите сами.

Суворов всмотрелся через сдвоенные окуляры.

— Вижу только черную точку.

— Отрегулируйте фокус по своим глазам.

Суворов послушался, и точка превратилась в маленький чип.

— Это миниатюрный имплантат, способный передавать и воспринимать сигналы мозга. Мы поместим его в кору, в то место, где начинаются процессы мышления.

— А что служит источником энергии для имплантата?

— Мозг сам производит десять ватт электричества, — объяснил Луговой. — Волны, испускаемые мозгом президента, могут быть переданы на тысячи миль, расшифрованы и возвращены с необходимым приказом. Это можно сравнить с переключением каналов телевизора с помощью пульта.

Суворов отступил от микрофона и посмотрел на Лугового.

— Возможности еще грандиозней, чем я считал, — сказал он. — Мы сможем узнать все тайны правительства Соединенных Штатов.

— Мы сможем днем и ночью манипулировать им, пока он жив, — продолжил Луговой. — И через компьютер будем так управлять его личностью, что ни он сам, ни кто-нибудь другой этого не заметит.

Подошел техник.

— Мы готовы внедрить имплантат.

Луговой кивнул.

— Начинайте.

Место лазера занял механизм-робот. Невероятно крошечный имплантат был извлечен из-под микроскопа, вставлен в вырост механической руки и поднесен к отверстию в черепе президента.

— Начинаем проникновение, — произнес человек за консолью.

Как и раньше, при работе лазера, он вглядывался в появившиеся на экране числа. Вся процедура была заранее запрограммирована. Ни один человек не ударил палец о палец. Робот под руководством компьютера осторожно провел свой отросток с чипом через защитную оболочку и погрузил в мягкую ткань мозга.

Через шесть минут на дисплее появилась надпись „Готово“.

Луговой не отрывался от цветного монитора рентгеновского аппарата.

— Отсоединиться и удалить зонд.

— Отсоединился и удаляю, — послышался голос.

Робот отступил, и его место занял миниатюрный трубообразный инструмент с маленькой пробкой, с посаженными в нее тремя волосками с луковицей. Волосы, похожие на волосы президента, были взяты с головы одного из техников. Пробкой заткнули крошечное отверстие, прорезанное лазером. Аппарат убрали; Луговой подошел и в большое увеличительное стекло осмотрел результаты операции.

— Легкий струп сойдет за несколько дней, — заметил он. Удовлетворенный, выпрямился и осмотрел экраны.

— Имплантат действует, — сказала женщина-ассистент.

Луговой радостно потер руки.

— Отлично, можно начать второе проникновение.

— Вы хотите внедрить второй имплантат? — спросил Суворов.

— Нет, введем небольшое количество РНК в гиппокамп.

— Можете объяснить непосвященному без специальных терминов?

Луговой через плечо человека, сидящего у компьютера, нажал кнопку. Изображение мозга президента увеличилось и заняло весь экран.

— Вот, — сказал он, постучав по стеклу экрана. — Вот этот мостик в виде морского конька проходит под желудочком мозга — это важнейшая часть лимбической системы мозга. Он называется гиппокамп. Сюда поступают новые воспоминания, отсюда они распространяются. Введя рибонуклеиновую кислоту, передатчик генетической информации, от человека, чей мозг запрограммирован, мы можем добиться того, что можно назвать „передачей воспоминаний“.

Суворов честно пытался понять услышанное, но ничего не получалось. Он не мог воспринять это. Он неуверенно смотрел на президента.

— Вы действительно сможете передавать воспоминания одного человека в мозг другого?

— Совершенно верно, — небрежно ответил Луговой. — А что, по-вашему, происходит в психиатрических лечебницах, куда КГБ отправляет врагов государства? Все они проходят переобучение и проникаются искренней любовью к партии. Многих используют в важных психологических экспериментах. Например, РНК, которую мы собираемся ввести в гиппокамп президента, взята у художника, который рисовал наших руководителей в неподобающих позах. Не могу вспомнить его имя.

— Белкая?

— Да, Оскар Белкая. Социально неприспособленный человек. Писал либо шедевры современного искусства, либо кошмарные абстракции — в зависимости от вашего вкуса. Ваши коллеги арестовали его и отправили в закрытую лечебницу под Киевом. Там его на два года поместили в кокон, такой же, как здесь. С помощью новейших достижений биохимии Белкая стерли память и заменили политическими концепциями, которые мы хотим проводить через президента в его правительстве.

— Но ведь то же самое можно проделать с контролируемым имплантатом.

— Имплантат вместе с компьютерной сетью необычайно сложен, хрупок и может выйти из строя. Перенос воспоминания — своего рода страховка. К тому же наши эксперименты показали, что контролируемые процессы проходят успешнее, когда мыслит сам субъект, а уже потом имплантат передает разрешающую или запрещающую команду.

— Очень впечатляет, — искренне сказал Суворов. — И все?

— Не совсем. В качестве добавочной страховки один из моих помощников, хорошо подготовленный гипнотизер, введет президента в транс и сотрет в подсознании любые ощущения, какие он мог получить у нас. Ему также в самых ярких подробностях введут воспоминания о том, где он провел эти десять дней.

— Как говорят американцы, вы прикрыли все базы.

Луговой покачал головой.

— Человеческий мозг — это волшебная вселенная, которую мы не понимаем до конца. Нам может показаться, что мы победили эти три с половиной фунта серого вещества, но его капризная природа непредсказуема, как погода.

— Вы хотите сказать, что президент может повести себя не так, как вам нужно?

— Возможно, — серьезно ответил Луговой. — Возможно также, что, несмотря на наш контроль, его мозг разорвет связи с реальностью и сделает что-нибудь такое, что будет иметь ужасные последствия для всех нас.

Глава 28

Сандекер оставил машину на парковке при небольшой стоянке яхт в сорока милях под Вашингтоном. Он вышел и посмотрел на Потомак. Небо сверкало голубизной, тускло-зеленая вода катилась к Чесапикскому заливу. По провисшей лестнице он спустился на плавучий причал. К причалу была привязана лодка для ловли моллюсков, ржавые щипцы свисали с палубы, как когти уродливого животного.

Корпус кораблика износился за годы тяжелого труда, почти вся краска с него сошла. Дизельный двигатель выплевывал легкие облачка выхлопного газа, и морской ветер рассеивал их. Едва различимое на кормовом транце название — „Хоки Джамоки“.

Сандекер взглянул на часы. Без двадцати двенадцать.

Он одобрительно кивнул. Всего три часа назад он связался с Питтом, а поиски „Орла“ уже начались. Адмирал поднялся на палубу и поздоровался с двумя механиками, которые подсоединяли к кабелю сенсорный сонар, потом вошел в рубку. Питт через увеличительное стекло разглядывал фотографию со спутника.

— Это лучшее, что вы смогли найти? — спросил Сандекер.

Питт поднял голову и улыбнулся.

— Вы о лодке?

— Да.

— Ну, вашим флотским стандартам не соответствует, но работает отлично.

— А что, наших исследовательских судов не было?

— Были, но я выбрал эту старую лохань по двум причинам. Во-первых, это очень хорошее рабочее судно, и, во-вторых, если кто-то украл правительственную яхту с группой особо важных персон на борту и затопил ее, он будет ожидать активных поисков под водой. А мы успеем все сделать до того, как наши противники спохватятся.

Сандекер сообщил ему только, что яхту, приписанную к верфи военно-морского флота, захватили в районе Маунт-Вернон и предположительно затопили. И больше ничего.

— Кто сказал, что на борту были важные птицы?

— У нас над головой, как саранча, летают армейские и флотские вертолеты, а по кораблям береговой охраны, толпящимся в воде, можно перейти с одного берега на другой. Эти поиски не так просты, как вы мне сообщили, адмирал. Тут что-то большее.

Сандекер ничего не ответил. Ему оставалось только признать в глубине души, что Питт мыслит на четыре шага вперед. Он знал, что его молчание только укрепит подозрения Питта. Он сменил тему и спросил:

— Вы заметили что-то, что заставило вас вести поиски так далеко от Маунт-Вернона?

— Достаточно, чтобы сэкономить нам четверо суток и двадцать пять миль, — ответил Питт. — Я решил, что яхту должен был заметить какой-нибудь наш спутник, но какой именно? Военные спутники не летают над Вашингтоном, а метеорологические не позволяют рассмотреть мелкие подробности.

— А это вы где раздобыли? — спросил Сандекер, указывая на фотографию.

— У одного друга из министерства внутренних дел. Один из их геологических исследовательских спутников, пролетая на высоте в 590 миль, сфотографировал Чесапикский залив и впадающие в него реки. Время — 4:40, утро после исчезновения яхты. Если посмотрите в линзу на эту часть Потомака, то увидите, что единственная яхта на реке ниже Маунт-Вернона проходит в миле от этого причала.

Сандекер вгляделся в белую точку на снимке. Изображение было невероятно четкое. Он разглядел все предметы на палубе и фигуры двух человек. И посмотрел Пипу в глаза.

— Невозможно доказать, что это та яхта, которую мы ищем.

— Не держите меня за дурачка, адмирал. Это президентская яхта „Орел“.

— Не могу сказать больше, чем уже сказал, — негромко заметил Сандекер.

Питт небрежно пожал плечами и промолчал.

— Так где она, по-вашему?

Взгляд зеленых глаз Питта стал проницательнее. Он хитро взглянул на Сандекера и взял измерительный циркуль.

— Я ознакомился со спецификациями „Орла“. Максимальная скорость четырнадцать узлов. Снимок из космоса сделан в четыре сорок. До наступления дня оставалось полтора часа. Похитители не могли рисковать тем, что их увидят, и потому затопили яхту под покровом темноты. Учитывая все эти обстоятельства, яхта до восхода солнца могла пройти только двадцать одну милю.

— Все равно очень много воды.

— Думаю, можно еще срезать.

— Оставаясь в фарватере?

— Да, сэр, на глубокой воде. Если бы мероприятием руководил я, затопил бы яхту на глубине, чтобы ее не скоро нашли.

— Какова средняя глубина в районе поисков?

— От тридцати до сорока футов.

— Мало.

— Верно, но согласно отметкам глубины на навигационных картах есть несколько провалов глубиной больше ста футов.

Сандекер помолчал и поглядел в окно рубки. По палубе прошел Эл Джордино, неся на бычьих плечах баллоны для ныряния. Адмирал повернулся к Питту и задумчиво посмотрел на него.

— Если найдете яхту, не входите в нее, — холодно сказал он. — Наша работа — найти яхту и идентифицировать ее, больше ничего.

— А что там такого, что нам нельзя видеть?

— Не спрашивайте.

Питт сухо улыбнулся.

— Хорошая шутка. Но я любопытен.

— Да уж не до шуток, — хмыкнул Сандекер. — Что, по-вашему, там на яхте?

— Я бы скорее спросил — кто?

— Какая разница? — осторожно спросил Сандекер. — Скорее всего, она пуста.

— Обманываете, адмирал. Я в этом уверен. Ну, хорошо, найдем мы яхту. Что дальше?

— Делом займется ФБР.

— А мы пошабашим — и в сторонку.

— Так нам приказано.

— Я бы сказал: к черту их.

— Кого их?

— Тех, кто играет в такие тайные игры.

— Поверьте мне, дело совсем не пустяк.

Лицо Питта стало суровым.

— Об этом будем судить, когда найдем яхту.

— Поверьте на слово, — сказал Сандекер, — вам не понравится то, что может быть на яхте.

Не успел он договорить, как понял, что взмахнул флагом перед самцом слона. Когда Питт спустится под поверхность, никакие приказы его не удержат.

Глава 29

Шесть часов спустя и двенадцатью милями ниже по реке на экране сонара Клайна с высокой разрешающей способностью появилась цель номер семнадцать. Она лежала на глубине 109 футов между мысами Персиммон и Матиас прямо напротив ручья Попс, на две мили выше моста через Потомак.

— Размеры? — спросил Питт у оператора сонара.

— Примерно тридцать семь метров в длину и семь в ширину.

— А мы что ищем? — спросил Джордино.

— Общая длина „Орла“ сто десять футов, ширина двадцать футов, — ответил Питт.

— Подходит, — заметил Джордино, мысленно переводя футы в метры.

— Думаю, мы ее нашли, — сказал Питт, разглядывая на экране сонара очертания судна. — Давайте пройдем еще раз — в двадцати метрах справа — и сбросим буй.

Сандекер — он стоял на корме, глядя на кабель сенсора, — просунул голову в рубку.

— Нашли что-нибудь?

Питт кивнул.

— Надежный контакт.

— Проверите?

— После того как сбросим буй, мы с Элом сходим взглянуть.

Сандекер взглянул на многое повидавшую палубу и ничего не сказал. Потом вернулся на корму и помог Джордино прикрепить пятидесятифунтовое свинцовое грузило к бую, стоявшему у поручня „Хоки Джамоки“.

Питт взял руль и развернул судно. Когда на экране снова появилась цель, он крикнул:

— Давайте!

Судно замедлило ход, буй выбросили за борт. Один из механиков прошел на корму и бросил якорь. „Хоки Джамоки“ еще немного еще продвинулся и остановился кормой вниз по течению.

— Жаль, что вы не прихватили подводную видеокамеру, — сказал Сандекер, помогая Питту надеть костюм для подводных работ. — Сэкономили бы время.

— Какая камера, — ответил Питт. — Там внизу видимость измеряется дюймами.

— Скорость течения примерно два узла, — определил Сандекер.

— Когда будем подниматься на поверхность, оно отнесет нас за корму. Лучше привязать к бую трос, ярдов сто длиной, чтобы нас вытащили.

Джордино надел пояс с грузом и озорно улыбнулся.

— Я готов.

Сандекер схватил Питта за плечо.

— Не забудьте, что я сказал. Не входите.

— Постараюсь не смотреть слишком внимательно, — ответил Питт.

И прежде чем адмирал успел открыть рот, Питт надел маску и опрокинулся в реку.

Вода сомкнулась над ним, солнце превратилось в зеленовато-оранжевое пятно. Течение потащило Питта, и ему пришлось плыть по диагонали, пока он не отыскал буй. Схватившись за трос, он посмотрел вниз. Меньше чем через три фута нейлоновый шнур исчезал из виду.

Пользуясь тросом как проводником и опорой, Питт начал погружаться в Потомак. Мимо его лица проплывали веточки и крошечные куски ила. Он включил фонарь, но тусклый свет увеличил видимость всего на несколько дюймов. Питт остановился и поработал челюстями, выравнивая давление в ушах.

По мере погружения загрязненность увеличивалась. Потом неожиданно — он словно прошел через дверь — температура воды упала на десять градусов, а видимость возросла до десяти футов. Холодный слой действовал как подушка, отталкивая проходящее выше теплое течение. Появилось дно, и Питт увидел справа от себя очертания судна. Он повернулся и сделал знак Джордино. Тот утвердительно кивнул.

Словно вырастая из тумана, медленно проступили очертания надстройки „Орла“. Яхта лежала, как мертвое животное, в призрачной тишине и жидком полумраке.

Питт проплыл вдоль одного борта, Джордино — вдоль другого. Яхта стояла вертикально, без малейшего крена. Если не считать легкой поросли водорослей на белой краске, выглядела она так же безупречно, как на поверхности.

Встретились у кормы, и Питт написал на своей доске для сообщений: „Есть повреждения?“

В ответ Джордино написал: „Никаких“. Потом они медленно поднялись на палубу, мимо темных окон гостиной и еще выше — на мостик. Ничто там не говорило о смерти и трагедии. Посветили через окна в темное нутро рубки, но увидели абсолютную пустоту. Питт заметил, что стрелка машинного телеграфа застыла на надписи „Стоп машина“.

Он помедлил, потом написал на своей доске: „Я вхожу“.

Глаза Джордино под маской блеснули, и он написал: „Я с тобой“.

По привычке они проверили друг у друга оборудование. У них оставалось еще двенадцать минут. Питт попробовал толкнуть дверь рубки. Сердце у него сжалось. Даже рядом с Джордино предчувствия угнетали. Ручка повернулась, дверь открылась. Сделав глубокий вдох, Питт проплыл внутрь.

В луче фонаря тускло блестела медь. Питта сразу удивила пустота помещения. В нем ничего не было.

На полу никаких предметов. Он сразу вспомнил „Пайлоттаун“.

Не найдя ничего интересного, они спустились по лестнице в жилую зону. В тусклом свете помещение как будто уходило в вечность. Повсюду та же странная пустота. Джордино направил луч наверх. Балки и потолок красного дерева казались голыми. И тут Питт понял, что не так. Потолок должны были скрывать всплывшие предметы. С корабля сняли все, что могло подняться и уплыть к берегу.

В сопровождении пузырей от своего дыхания они проплыли по коридору между каютами. Повсюду то же самое, сняли даже белье и матрацы с кроватей.

Лучи фонарей высвечивали только мебель, надежно прикрепленную к полу. Питт проверил ванные, Джордино — туалеты. К тому времени как они добрались до кают экипажа, воздуха оставалось на семь минут. Общаясь жестами, они поделили верх корабля. Джордино обыскал камбуз и кладовые, Питт — машинное отделение.

Люк, ведущий в него, был закрыт и затянут болтами.

Не теряя ни минуты, он достал нож и принялся извлекать винты петель, на которых держался люк.

Освобожденный от креплений люк поплыл вверх.

А следом — разбухший труп, который выплыл из люка, как чертик из табакерки.

Глава 30

Питт отлетел к переборке и тупо смотрел, как из машинного отделения выплывают какие-то обломки и тела. Они поднимались к потолку и зависали там в нелепых позах, точно застрявшие воздушные шарики. Хотя тела раздулись от внутренних газов, плоть еще не начала разлагаться.

Из-под плывущих в воде волос смотрели невидящие глаза.

Питт старался подавить шок и отвращение, ожесточаясь перед страшной работой, которую предстояло выполнить.

Со смешанным ощущением тошноты и страха он проплыл в машинное отделение.

И увидел настоящую бойню. Постель, одежда из полуоткрытых сумок, подушки с кроватей и диванов, все способное плавать перемешалось с телами. Такую кошмарную сцену не мог бы придумать ни один голливудский постановщик фильмов ужасов.

Большинство трупов были в белых мундирах береговой охраны, что усиливало впечатление призрачности. Но на нескольких обычные рабочие комбинезоны.

И ни у кого никаких повреждений или ран.

Питт провел здесь две минуты, не больше, вздрагивая, когда его задевала безжизненная рука или мимо в дюйме от маски проплывало лишенное выражения лицо. Он готов был поклясться, что все они смотрят на него, просят о том, что он не в состоянии им дать. Один был одет иначе, чем прочие: в вязаный свитер и модный плащ. Питт быстро осмотрел карманы мертвеца.

Питт увидел столько, что не забудет до конца жизни. Он торопливо выплыл из машинного отделения. Освободившись от мрачного зрелища, он посмотрел, сколько осталось воздуха. Достаточно, чтобы подняться к солнцу — если не задерживаться. Джордино он нашел в огромной кладовке и показал вверх. Джордино кивнул и первым двинулся по коридору на палубу.

Питт испытал огромное облегчение, когда яхта внизу погрузилась во мрак. Некогда было искать трос от буя, поэтому они поднимались, ориентируясь по пузырям своего дыхания. Вода быстро превратилась из коричневочерной в свинцово-зеленую. Наконец они вырвались на поверхность и оказались в пятидесяти ярдах от „Хоки Джамоки“ ниже по течению.

Сандекер и механики на борту сразу увидели их и быстро потянули трос. Сандекер приложил ладони ко рту и крикнул:

— Держитесь, мы вас вытащим!

Питт помахал, довольный тем, что может лежать и отдыхать. Он слишком устал, чтобы что-нибудь делать; просто плыл по течению и смотрел, как уходят назад деревья на берегу. Через несколько минут их с Джордино подняли на палубу старого судна для ловли моллюсков.

— Это „Орел“? — спросил Сандекер, не в силах сдержать любопытство.

Питт не отвечал, пока не снял маску.

— Да, — сказал он наконец, — „Орел“.

Сандекер не мог заставить себя задать вопрос, который вертелся у него в голове. И уклончиво спросил:

— Нашел что-нибудь, о чем стоит рассказать?

— Внешне никаких повреждений. Судно стоит прямо, киль на два фута погрузился в ил.

— Никаких признаков жизни?

— Снаружи нет.

Было очевидно, что Питт не собирается ничего сообщать, если его не спросят. Его здоровый загар казался необычно бледным.

— Внутри что-нибудь видел? — спросил Сандекер.

— Слишком темно, чтобы что-нибудь разглядеть.

— Ладно, черт побери, поговорим откровенно!

— Ну, раз уж вы соизволили спросить, — с каменным лицом ответил Питт, — на этой яхте мертвецов больше, чем на кладбище. Машинное отделение забито ими от палубы до потолка. Я насчитал двадцать один труп.

— Боже! — выдохнул Сандекер в страхе. — Кого-нибудь узнал?

— Тринадцать — члены экипажа. Остальные вроде бы штатские.

— Восемь штатских? — Сандекер был ошеломлен. — И ни один не показался вам знакомым?

— Думаю, даже собственная мать не смогла бы их опознать, — сказал Питт. — А что? Я должен кого-то из них знать?

Сандекер покачал головой.

— Не знаю.

Питт никогда не видел адмирала в таком смятении. Его броня распалась. Проницательные умные глаза выдавали потрясение. Питт заговорил, наблюдая за реакцией:

— Если бы спросили мое мнение, я бы сказал, что кто-то загасил половину китайского посольства.

— Китайского? — Глаза неожиданно стали острыми, как ледорубы. — О чем ты?

— Семь из восьми штатских — из восточной Азии.

— Ошибки быть не может? — Сандекер обретал твердую почву. — Видимость плохая.

— Видимость была десять футов. И я хорошо представляю разницу в разрезе глаз азиата и европейца.

— Слава богу! — с облегчением сказал Сандекер.

— Я был бы очень вам признателен, если бы вы сообщили мне, что именно я мог там внизу увидеть.

Взгляд Сандекера смягчился.

— Я у вас в долгу и должен бы объяснить, — сказал он, — но не могу. Вокруг нас происходят события, о которых мы не должны знать.

— У меня есть собственный проект, — холодно сказал Питт. — И это меня не интересует.

— Да, Джулия Мендоза. Я понимаю.

Питт достал что-то из рукава своего мокрого костюма.

— Вот, едва не забыл. На одном трупе я нашел это.

— Что это?

Питт показал промокший бумажник. Внутри оказалась непромокаемая карточка с фотографией. Напротив на фоне щита — надпись „Удостоверение агента секретной службы“.

— Его звали Брок, Лайл Брок, — сказал Питт.

Сандекер без комментариев взял бумажник. Взглянул на часы.

— Мне нужно связаться с Сэмом Эмметом из ФБР. Теперь это его проблема.

— Вы не сможете так легко от этого избавиться, адмирал. Мы оба знали, что НПМА попросят поднять „Орел“.

— Вы, конечно, правы, — устало сказал Сандекер. — Я снимаю вас с этого проекта. Делайте то, что должны. Подъемом будет руководить Джордино.

Он повернулся и пошел в рубку, чтобы позвонить на берег.

Питт долго стоял, глядя на темную воду реки, вспоминая ужасное зрелище, открывшееся внизу. В памяти всплыла строчка из поэмы о старом мореходе: „Призрачный корабль с призрачной командой, и некуда ему идти“.

* * *

На восточном берегу реки, скрываясь в густых зарослях ясеней, мужчина во вьетнамском маскировочном комбинезоне не отрывал глаз от видоискателя видеокамеры. От жаркого солнца и высокой влажности по его лицу стекали ручейки пота. Он не обращал внимания на неудобства и продолжал снимать; увеличил изображение, так что весь миниатюрный экран видоискателя занял торс Питта. Потом снял лодку, по несколько секунд останавливаясь на каждом из экипажа.

Через полчаса после того как ныряльщики поднялись на борт, к „Хоки Джамоки“ подошел целый флот кораблей береговой охраны. Кран поднял с одного из кораблей большой буй и поставил его над тем местом, где лежал „Орел“.

Когда разрядились батарейки, невидимый оператор аккуратно упаковал оборудование и растворился в наступивших сумерках.

Глава 31

Питт сосредоточенно смотрел в меню, когда мэтр ресторана „Позитано“ на Фэйрмонт-авеню подвел к его столику Лорен. Она двигалась со спортивным изяществом, кивая знакомым по Капитолию, обмениваясь несколькими словами с теми, кто обедал среди фресок и винных стоек.

Питт поднял голову, и их глаза встретились. Она ответила на его оценивающий взгляд ровной улыбкой. Он встал и подвинул ей стул.

— Выглядишь отвратительно, — сказал он.

Лорен рассмеялась.

— Ты продолжаешь меня удивлять.

— Чем же?

— То ты джентльмен, то хам.

— Я слышал, женщинам нравится разнообразие.

Ее глаза, ясные и мягкие, улыбались.

— Но надо отдать тебе должное. Ты единственный знакомый мне мужчина, который не пресмыкается передо мной.

Питт заразительно улыбнулся.

— Это потому, что мне от тебя не нужно никаких политических услуг.

Она скорчила гримаску и открыла меню.

— Мне некогда развлекаться. Нужно вернуться в офис и ответить на тонну почты. Что тут хорошего?

— Я хотел попробовать рыбный суп.

— Весы сегодня сказали мне, что я набрала фунт. Думаю, я обойдусь салатом.

Подошел официант.

— Что будешь пить? — спросил Питт.

— Заказывай ты.

— Два коктейля „Сазерак“, и, пожалуйста, попросите бармена наливать не бурбон, а хлебную водку.

— Хорошо, сэр, — подтвердил официант.

Лорен постелила на колени салфетку.

— Я звоню тебе два дня. Где ты был?

— Адмирал бросил меня на срочную спасательную операцию.

— Она была красивая? — начала Лорен старинную игру.

— Ну, с точки зрения коронера, возможно. Но мне никогда не нравились утопленники.

— Прости, — сказала она, посерьезнела и до прихода официанта почти ничего не говорила. Они помешали лед в стаканах и отпили розоватое содержимое.

— Один из моих помощников наткнулся на то, что может тебе помочь, — наконец сказала она.

— Что именно?

Она достала из „дипломата“ несколько скрепленных листов бумаги и протянула Питту. И начала негромко объяснять:

— Не очень много, боюсь, но есть интересное сообщение о призрачном флоте ЦРУ.

— Я не знал, что есть такой, — сказал Питт, просматривая страницы.

— С 1963 года ЦРУ создало из небольших судов флот, о котором за пределами правительства мало кто знает. Помимо наблюдений главная функция этого флота — переброска людей и припасов для внедрения агентов в партизанские движения и в недружественные страны. Первоначально флот предназначался для действий против Кастро после того, как тот захватил Кубу. Через несколько лет, когда стало ясно, что Кастро слишком силен и его не свергнуть, подрывную деятельность на Кубе сократили, главным образом потому, что кубинцы угрожали отомстить американским рыболовецким судам. С тех пор ЦРУ расширило операции флота от Центральной Америки до Вьетнама, Африки и Ближнего Востока. Ты следишь за моей мыслью?

— Да, но понятия не имею, к чему ты ведешь.

— Будь терпелив, — сказала она. — Несколько лет назад войсковой транспорт „Хобсон“ был частью резервного флота в Филадельфии. Корабль списали и продали коммерческой подставной фирме, за которой скрывалось ЦРУ. На переоборудование не поскупились: внешне судно не отличить от обычного транспорта, но внутри его заполняет скрытое вооружение, включая новые пусковые установки и современные средства связи и прослушивания; он также способен через откидные ворота в борту спускать быстроходные патрульные катера и высаживать на берег десант.

Экипаж был набран и корабль готов к действиям ко времени катастрофического вторжения Ирака в Кувейт и Саудовскую Аравию в 1985 году. Он плавал под флагом Панамы и втайне затопил в Персидском заливе два советских корабля-шпиона.

Русские не могли доказать этого, потому что поблизости не было ни одного нашего военного корабля. Они по-прежнему считают, что ракеты, потопившие их корабли, прилетели с берега Саудовской Аравии.

— И ты все это узнала?

— У меня есть свои источники, — заметила Лорен.

— Имеет ли „Хобсон“ какое-нибудь отношение к „Пайлоттауну“?

— Косвенное, — ответила Лорен.

— Продолжай.

— Три года назад „Хобсон“ со всем экипажем исчез у тихоокеанского побережья Мексики.

— И что?

— Через три месяца ЦРУ его нашло.

— Звучит похоже, — задумчиво сказал Питт.

— Я тоже так считаю, — кивнула Лорен. — Повтор „Сан-Марино“ и „Бель Часс“.

— Где нашли „Хобсон“?

Прежде чем Лорен смогла ответить, официант поставил тарелки на стол. Суп — итальянский буйабес — выглядел потрясающе.

Как только официант отошел, Питт кивнул Лорен.

— Продолжай.

— Не знаю, как ЦРУ выследило судно, но его обнаружили в сухом доке в Сиднее, где судно переделывали.

— Выяснили, на кого он зарегистрирован?

— Судно ходило под панамским флагом и зарегистрировано на „Самар эксплорерз“. Подставная фирма, возникшая в Маниле всего несколько недель назад. Новое название судна — „Бурас“.

— Может, „Бурин“? — повторил Питт. — Должно быть, имя человека. Как твой салат?

— Соус очень вкусный. А как у тебя?

— Замечательно, — ответил он. — Со стороны пиратов большая глупость — красть судно, принадлежащее ЦРУ.

— Так грабитель, напав на пьяного, обнаруживает, что это детектив под прикрытием.

— Что произошло в Сиднее потом?

— Ничего. ЦРУ с помощью австралийского отделения английской секретной службы попыталось отыскать владельцев „Бураса“, но не смогло.

— Никаких нитей, свидетелей?

— Маленький корейский экипаж, живший на борту, был нанят в Сингапуре. Они ничего не знали и смогли дать только описание исчезнувшего капитана.

Питт сделал глоток воды и принялся читать отчет.

— Не очень много указаний. Кореец, среднего роста, вес сто шестьдесят пять фунтов, черные волосы, щель между верхними зубами. Выбор сокращается до пяти или десяти миллионов человек, — сказал он саркастически. — Ну, по крайней мере сейчас я не чувствую себя так уж плохо. Если ЦРУ не может найти того, кто по всему миру крадет суда, мне тем более не найти.

— Сент-Джулиан Перлмуттер не звонил?

Питт покачал головой.

— Ни слова от него. Вероятно, потерял надежду и отказался от поисков.

— Мне тоже придется отказаться, — мягко сказала Лорен. — Но только на время.

Питт строго посмотрел на нее, потом успокоился и рассмеялся.

— Как такую хорошую девушку угораздило стать политиком?

Она наморщила нос.

— Шовинист.

— Серьезно, куда ты собралась?

— Короткий пикник на русском круизном судне в Карибском море.

— Конечно, — сказал Питт. — Я забыл, что ты председатель Комитета по морскому транспорту.

Лорен кивнула и вытерла губы салфеткой.

— Последнее круизное судно под американским флагом прекратило рейсы в 1984 году. Слишком многим это кажется национальным позором. Президент считает, что мы должны быть представлены не только в защите морских путей, но и в океанской торговле. Он запросил у конгресса девяносто миллионов долларов на то, чтобы восстановить судно, которое двадцать лет простояло в гавани Норфолка, и снова пустить его по международным круизным линиям.

— И ты будешь изучать, как русские поят своих гостей водкой и кормят икрой?

— Да, — ответила она, неожиданно делая официальное лицо, — а также экономику их круизных лайнеров, принадлежащих государству.

— Когда отплываешь?

— Послезавтра. Лечу в Майами, там сажусь на „Леонида Андреева“. Вернусь через пять дней. А ты чем займешься?

— Адмирал дал мне время на расследование дела „Пайлоттауна“.

— Моя информация помогла?

— Помогает любая информация, — ответил он, стараясь уловить промелькнувшую в голове мысль. Потом посмотрел на нее. — Ты что-нибудь слышала в конгрессе?

— Ты имеешь в виду слухи? Кто с кем спит?

— Кое-что поважней. Не говорили о группе пропавших высших чиновников или иностранных дипломатов?

Лорен покачала головой.

— Нет, ничего столь зловещего. В Капитолии очень скучно: ведь конгресс в отпуске. А что? Ты знаешь о каком-нибудь скандале, о котором я не слышала?

— Просто спросил, — уклончиво ответил Питт.

Она сжала его руку.

— Не знаю, к чему это приведет, но будь осторожен. Фу Манчу может учуять, что ты идешь по его следу, и устроить засаду.

Питт обернулся и рассмеялся.

— С детства не читал Сакса Ромера. Фу Манчу, желтая опасность. Почему ты о нем вспомнила?

Она слегка пожала плечами.

— Даже не знаю. Просто в голове связались старый фильм Питера Селлерса,[80] торговая компания „Сосан“ и корейский экипаж „Бураса“.

В глазах Питта промелькнуло странное выражение, они округлились. Он сформулировал ускользавшую мысль. Подозвал официанта и расплатился по счету кредитной картой.

— Мне нужно кое-куда позвонить, — коротко объяснил он.

Легко поцеловал Лорен в губы и торопливо вышел на заполненный людьми тротуар.

Глава 32

Питт быстро проехал к зданию НПМА и закрылся в своем кабинете. Несколько минут он думал, определяя последовательность звонков, потом по своей частной линии набрал Лос-Анджелес. На пятый звонок ответила девушка, которой не давалось „р“.

— Следователи Касио и палтнелы.

— Я хотел бы поговорить с мистером Касио.

— Как сказать, кто звонит?

— Питт.

— У него клиент. Можете позвонить позже?

— Нет, — угрожающе проворчал Питт. — Я звоню из Вашингтона по очень срочному делу.

Девушка сказала с легким испугом:

— Минутку.

Почти сразу послышался голос Касио:

— Мистер Питт. Рад снова вас слышать.

— Прошу прощения, что прервал вашу встречу, — сказал Питт, — но мне нужны несколько ответов.

— Помогу чем смогу.

— Что вы знаете о команде „Сан-Марино“?

— Очень мало. Я проверил всех офицеров. Но ничего необычного не обнаружил. Все профессиональные моряки торгового флота. Как я вспоминаю, у капитана на редкость хороший послужной список.

— Никакой связи с организованной преступностью?

— Ничего такого, что попало бы в память компьютеров Национального центра по борьбе с преступностью.

— Остальной экипаж?

— О нем мало. Только о некоторых сохранились сведения в профсоюзе моряков.

— Кто они по национальности? — спросил Питт.

— По национальности? — переспросил Касио, немного подумал и сказал: — Смесь. Греки, американцы, несколько корейцев.

— Корейцев? — Питт неожиданно насторожился. — На борту были корейцы?

— Да, верно. Теперь, когда вы упомянули об этом, я вспомнил: группа примерно из десяти корейцев записалась в экипаж перед самым выходом из Сан-Франциско.

— Можно ли проследить, на каких судах каких компаний они служили до „Сан-Марино“?

— Вы уходите далеко в прошлое, но сведения должны сохраниться.

— Можете заодно посмотреть историю экипажа „Пайлоттауна“?

— Не вижу, почему бы нет.

— Спасибо.

— А что, собственно, вы ищете? — спросил Касио.

— Вам это должно быть очевидно.

— Связь между экипажем и неизвестной компанией-владелицей?

— Тепло.

— Вы уходите во времена до исчезновения судна, — задумчиво сказал Касио.

— Самый практичный способ захватить судно — использовать экипаж.

— Мне казалось, мятежи ушли вместе с „Баунти“.

— Сейчас говорят „похищение“.

— У вас хорошее охотничье чутье, — сказал Касио. — Посмотрю, что можно сделать.

— Спасибо, мистер Касио.

— Мы достаточно танцевали, чтобы лучше узнать друг друга. Зовите меня Сал.

— Хорошо, Сал, а я Дирк.

— Будет сделано, Дирк, — серьезно сказал Касио. — До свидания.

Повесив трубку, Питт откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. Он хорошо себя чувствовал и оптимистически считал, что чутье снова ему поможет.

Теперь он готовился сделать еще один дальний выстрел, причем такой, что буквально чувствовал, что спятил. Он нашел в Указателе национальных университетов номер и набрал его.

— Университет Пенсильвании, кафедра антропологии.

— Могу я поговорить с доктором Грейс Перт?

— Секунду.

— Спасибо.

Питт ждал почти две минуты; потом женский голос произнес:

— Алло.

— Доктор Перт?

— Слушаю.

— Меня зовут Дирк Питт, я сотрудник Национального агентства подводных и морских работ. Не найдется ли у вас несколько минут, чтобы ответить на мои чисто научные вопросы?

— Что вы хотите узнать, мистер Питт? — спросила доктор Перт.

Питт постарался мысленно представить ее себе. В его сознании возникла строгая седая женщина в твидовом костюме. Он отбросил эту картинку как слишком стереотипную.

— Если взять мужчину от тридцати до сорока, среднего роста и веса, уроженца Пекина, и другого такого же мужчину, но из Сеула, можно ли их различить?

— Вы не разыгрываете меня, мистер Питт?

Питт рассмеялся.

— Нет, доктор. Я совершенно серьезен, — заверил он.

— Гмм, китаец против корейца, — задумчиво произнесла она. — Наследственность большинства корейцев, так сказать, классическая монголоидная. Черты китайцев скорее в целом склоняются к азиатскому типу. Но я затруднилась бы высказать предположение, поскольку их черты накладываются. Гораздо проще было бы судить по одежде или поведению, по тому, как они стригутся, — по культурным характеристикам.

— Мне казалось, у них могут быть разные черты лица, по которым их можно отличить, как китайцев и японцев.

— Существуют некоторые генетические различия. Если у вашего азиата густые волосы, можно предположить, что он японец. Но в случае с Китаем и Кореей вы имеете дело с двумя расовыми группами, которые столетиями смешивались, так что индивидуальные вариации делают различия неопределенными.

— Вы говорите так, словно это безнадежно.

— Очень трудно, да, но не безнадежно, — сказала доктор Перт. — Серия лабораторных анализов повысит вероятность определения.

— Меня интересует исключительно внешность.

— Ваши субъекты живы?

— Нет, утонули.

— Жаль. У живых людей бывает легкая разница в выражении лица, которую может определить человек, имеющий большой опыт общения с обеими расами. На этом основании можно делать очень обоснованные предположения.

— Нет, тут не повезло.

— Может, опишете мне их лица?

Эта мысль пугала Питта, но он закрыл глаза и начал описывать безжизненные лица, которые видел на „Орле“. Вначале картина была нечеткая, но вскоре он сосредоточился и принялся описывать детали с той черствой объективностью, с какой хирург описывает в диктофон пересадку сердца. В одном месте он неожиданно замолчал.

— Да, мистер Питт, продолжайте, — сказала доктор Перт.

— Я вспомнил, что от меня ускользало, — сказал Питт. — У двоих действительно была густая растительность на лице. У одного усы, у другого бородка.

— Интересно.

— Так они китайцы или корейцы?

— Вы слишком торопитесь, мистер Питт, — сказал она, словно делала выговор студенту. — Лица, которые вы описываете, сильно напоминают классический монголоидный тип.

— Но растительность на лице?

— Вам придется вспомнить историю. Японцы с шестнадцатого века вторгаются в Корею и грабят ее. А тридцать пять лет, с 1910-го по 1945-й, Корея была японской колонией, так что произошло сильное слияние этих генетических вариаций.

Питт замялся, прежде чем задать доктору Перт следующий вопрос.

Потом старательно подобрал слова.

— Если бы вы все же рискнули и высказали свое мнение о расовой принадлежности описанных мною людей, что бы вы сказали?

Грейс Перт понеслась, подняв все флаги.

— Глядя на задачу с точки зрения вероятности, я бы сказала, что наследственность в вашей тестовой группе на десять процентов японская, на тридцать процентов китайская и на шестьдесят процентовкорейская.

— Похоже, вы соорудили генетическую картину среднего корейца.

— Можете понимать это как хотите, мистер Питт. Я сказала что могла.

— Спасибо, доктор Перт, — сказал Питт. Он неожиданно разволновался. — Большое спасибо.

Глава 33

— Так это и есть Дирк Питт, — сказала Мин Корио. Сидя в своем инвалидном кресле, она завтракала и смотрела на большой экран на стене офиса.

Ли Тонг сидел рядом с ней и тоже смотрел видеозапись, на которой „Хоки Джамоки“ стояла на якоре над президентской яхтой.

— Меня удивляет, — негромко заговорил он, — как ему удалось так быстро обнаружить яхту. Он словно точно знал, где искать.

Мин Корио опустила подбородок на хрупкие руки и склонила седеющую голову, не отрывая взгляда от экрана; голубые жилки на ее висках сосредоточенно пульсировали. Лицо ее медленно исказила гневная гримаса. Теперь она походила на египетскую мумию, у которой кожа побелела и осталась нетронутой.

— Питт и НПМА, — раздраженно прошипела она. — Что нужно этим грязным ублюдкам? Сначала разоблачение „Сан-Марино“ и „Пайлоттауна“, теперь это.

— Возможно, это всего лишь совпадение, — предположил Ли Тонг. — Между фрейтерами и яхтой нет прямой связи.

— У них есть осведомитель. — Ее голос прозвучал как щелчок хлыста. — Нас продали.

— Не может быть, онуми, — сказал Ли Тонг, которого позабавил этот неожиданный взрыв. — Только мы с тобой знаем факты. Все остальные мертвы.

— He бывает безупречных. Только дураки считают себя совершенством.

Ли Тонг был не в настроении выслушивать рассуждения бабушки.

— Не волнуйся понапрасну, — сказал он. — Ищейки правительства все равно рано или поздно нашли бы яхту. Мы не можем средь бела дня заменить президента, не рискуя тем, что нас заметят и остановят. И так как яхту после рассвета не обнаружили, простая арифметика говорит, что она где-то ниже по реке между Вашингтоном и Чесапикским заливом.

— И, очевидно, мистер Питт легко сделал такой вывод.

— Это ничего не меняет, — сказал Ли Тонг. — Время по-прежнему на нашей стороне. Как только Луговой получит удовлетворительные результаты, нам останется только присмотреть за получением золота. После этого президент Антонов может получить нашего президента. Но для страховки и для торгов в будущем мы сохраним Марголина, Ларимера и Морана. Поверь мне, онуми, самое сложное позади. Корпоративная крепость Бугенвилей в полной безопасности.

— Может быть, но псы подбираются слишком близко.

— Нам противостоят хорошо подготовленные умные люди, располагающие лучшей в мире техникой. Они могут подойти ближе, но никогда не узнают о нашем участии.

Отчасти умиротворенная, Мин Корио вздохнула и отпила своего вечного чаю.

— Ты говорил с Луговым за последние восемь часов?

— Да. Он утверждает, что никаких препятствий нет и он сможет завершить проект в пять дней.

— Пять дней, — задумчиво сказала она. — Думаю, пока нужно окончательно приготовиться к расчету с Антоновым. Наш корабль пришел?

— „Венеция“ пришла в Одессу два дня назад.

— Кто капитан?

— Джеймс Мангай, преданный работник нашей компании, — ответил Ли Тонг.

Мин Корио одобрительно кивнула.

— И хороший моряк. Он начал работать на меня двадцать лет назад.

— У него приказ отплыть, как только на судно будет погружен последний ящик с золотом.

— Хорошо. Теперь посмотрим, что будет делать Антонов, чтобы отсрочить платеж. Прежде всего он, конечно, потребует подождать с уплатой, пока не будет доказан успех эксперимента Лугового. Мы на это не пойдем. А тем временем он направит в США армию агентов КГБ, чтобы отыскать президента и лабораторию, в которой он находится.

— Ни русские, ни американцы не смогут найти, где спрятаны Луговой и его люди, — решительно сказал Ли Тонг.

— Яхту они нашли, — напомнила Мин Корио.

Прежде чем Ли Тонг смог ответить, экран погас, запись кончилась. Он поставил ленту на перемотку.

— Хочешь посмотреть еще раз? — спросил он.

— Да, хочу внимательней рассмотреть команду ныряльщиков.

Когда перемотка кончилась, Ли Тонг нажал кнопку „воспроизведение“, и на экране снова появилось изображение.

Мин Корио бесстрастно смотрела с минуту, потом сказала:

— Каковы последние сообщения с места работы?

— Команда НПМА поднимает тела и готовится поднять яхту.

— Кто этот рыжий, тот, что говорит с Питтом?

Ли Тонг увеличил изображение, и два человека заняли весь экран.

— Адмирал Джеймс Сандекер, директор НПМА.

— Твоего человека, снимавшего Питта, не заметили?

— Нет, он лучший в своем деле. Бывший агент ФБР. Его наняла одна из наших дочерних фирм, сообщив, что Питта подозревают в продаже оборудования НПМА за границу.

— А что мы знаем об этом Питте?

— Из Вашингтона везут его полное досье. Оно будет здесь через час.

Поджав губы, Мин Корио наклонилась к экрану.

— Как он мог знать так много? НПМА — океанографическое агентство. Там не держат секретных агентов. Почему он преследует нас?

— Нам нужно это выяснить.

— Приблизь, — приказала она.

Ли Тонг снова увеличил изображение, оно переместилось за плечо Сандекера, и стало казаться, будто Питт говорит в камеру.

Потом Ли остановил запись.

Мин Корио, надев на узкий нос очки с квадратными стеклами, вглядывалась в обветренное красивое лицо, которое в ответ смотрело на нее.

Глаза ее сверкнули.

— Прощайте, мистер Питт.

И, протянув руку, нажала кнопку „Выкл.“. Экран потемнел.

Суворов и Луговой сидели за бутылкой „Крофт Винтаж Порт“ 1966 года; в столовой висел густой дым от сигареты Суворова.

— Эти монголы предлагают нам только вино и пиво. Все бы отдал за бутылку хорошей русской водки.

Луговой выбрал сигару из коробки, которую держал кореец-официант.

— Надо быть культурнее, Суворов. Это отличный портвейн.

— Я не подвержен американскому упадничеству, — гордо ответил Суворов.

— Называйте как хотите, но американцы редко одобряют наши организованность и дисциплину.

— Сначала вы начинаете говорить, как они, пить, как они, а потом захотите убивать и насиловать на улицах, как они. Я по крайней мере знаю, кому верен.

Луговой задумчиво разглядывал свою сигару.

— Я тоже. То, что я делаю здесь, очень заметно скажется на нашей политике в отношении Соединенных Штатов. И это гораздо важнее, чем мелкое воровство промышленных секретов агентами КГБ.

От вина Суворов, по-видимому, расслабился и гневного ответа на выпад Лугового не дал.

— Я доложу о ваших действиях руководству.

— Я вам много раз говорил. Эту операцию разрешил лично президент Антонов.

— Не верю.

Луговой закурил сигару и выпустил к потолку облако дыма.

— Ваше мнение не имеет значения.

— Мы должны найти способ связаться с внешним миром, — сказал Суворов громче и настойчивее.

— Вы с ума сошли, — серьезно ответил Луговой. — Я вам говорю… нет, я приказываю вам — не вмешивайтесь. Разве вы сами не видите, не думаете? Оглянитесь. Все это готовилось многие годы. Каждый этап операции давно запланирован. Без организации мадам Бугенвиль все это было бы невозможно.

— Мы ее пленники, — возразил Суворов.

— Какая разница, если это выгодно нашему правительству?

— Мы должны владеть ситуацией, — настаивал Суворов. — Президента нужно увести отсюда и передать в руки наших людей, чтобы его можно было допросить. Мы даже представить себе не можем секреты, какие можно у него узнать.

Луговой раздраженно покачал головой. Он не знал, что еще сказать. Спорить с человеком, охваченным лихорадкой патриотизма, все равно что учить пьяницу высшей математике. Он знал, что, когда все будет кончено, Суворов напишет отчет, в котором выставит его ненадежным человеком, представляющим угрозу безопасности Советов. Но про себя он смеялся. Если эксперимент удастся, президент Антонов может даже присвоить ему звание Героя Советского Союза.

Луговой встал, потянулся и зевнул.

— Думаю, надо несколько часов поспать. С утра начнем программировать реакции президента.

— А сейчас который час? — тупо спросил Суворов. — В этой могиле теряешь представление о дне и ночи.

— Без пяти двенадцать.

Суворов зевнул и растянулся на диване.

— Идите спать. А я еще выпью. Настоящий русский не уходит, пока бутылка не опустеет.

— Спокойной ночи, — сказал Луговой. Он повернулся и вышел в коридор.

Суворов ждал, притворяясь, что дремлет. Три минуты он смотрел, как движется стрелка его часов. Потом быстро встал, пересек комнату и спустился по лестнице в коридор, который, повернув под прямым углом, приводил к закрытому лифту. Там Суворов остановился, прижался к стене и выглянул за угол.

Там терпеливо стоял Луговой и курил сигару. Не прошло и десяти секунд, как двери лифта неслышно раскрылись, и Луговой вошел в кабину. Было ровно двенадцать. Суворов заметил, что каждые двенадцать часов психолог покидал лабораторию и возвращался двадцать-тридцать минут спустя.

Суворов направился в комнату с мониторами. Здесь два сотрудника Лугового внимательно наблюдали за ритмами мозга президента и его жизненными показателями. Один из них посмотрел на Суворова и кивнул, чуть улыбаясь.

— Все нормально? — спросил Суворов, завязывая разговор.

— Как прима-балерина на первом выступлении, — ответил техник.

Суворов подошел и посмотрел на телевизионные мониторы.

— А что с другими? — спросил он, показывая на лежащих в коконах Марголина, Ларимера и Морана.

— Они на успокоительных и усиленном внутривенном питании концентрированным белком и углеводами.

— Пока не начнется их программирование, — закончил Суворов.

— Не знаю. Спросите доктора Лугового.

Суворов увидел на экране, как один из лаборантов открыл кокон Ларимера и вонзил сенатору в руку иглу шприца.

— Что он делает? — спросил Суворов.

Техник поднял голову.

— Каждые восемь часов мы должны вводить успокоительное, чтобы субъект не очнулся.

— Понятно, — тихо сказал Суворов. В его сознании вдруг возник ясный план бегства. И на душе стало хорошо, впервые за много дней. Чтобы отметить это, он вернулся в столовую и откупорил еще одну бутылку портвейна. Потом достал из кармана маленькую записную книжку и принялся быстро писать.

Глава 34

Оскар Лукас оставил машину на стоянке для ВИП-посетителей у Военного госпиталя Уолтера Рида и торопливо зашел через боковой вход. Пройдя по лабиринту коридоров, он наконец остановился у двустворчатой двери, которую караулил сержант морской пехоты. Лицо у него было торжественное, как на горе Рашмор.[81]

Сержант тщательно проверил его удостоверение и направил в то крыло больницы, где делали особо важные и тайные вскрытия. Лукас быстро отыскал дверь с надписью „Лаборатория. Посторонним вход воспрещен“ и вошел.

— Надеюсь, я не заставил вас ждать, — сказал он.

— Нет, Оскар, — ответил Алан Мерсье. — Я сам вошел минуту назад.

Лукас кивнул и осмотрел комнату со стеклянными стенами.

Кроме него, присутствовали пять человек: генерал Меткалф, Сэм Эммет, Мартин Броган, Мерсье и невысокий, широкогрудый человек в очках без оправы — полковник Томас Торнберг, который занимал должность со сложным названием „начальник отделения судебной и клинической патологии“.

— Теперь, когда все собрались, — необычно высоким голосом сказал полковник Торнберг, — я покажу вам, господа, наши результаты.

Он подошел к большому окну и показал на огромный цилиндрический механизм за стеклом. Механизм напоминал турбину, присоединенную к стержню генератора. Половина этой турбины скрывалась в бетонном полу. В механизме было круглое отверстие, снаружи лежал труп на прозрачном подносе.

— Механизм пространственного анализа, или МПА, как его любовно называют мои исследователи, которые его создали. Он с помощью электроники и усиленных рентгеновских лучей исследует тела, давая точные изображения каждого миллиметра плоти и костей.

— Своего рода компьютерный томограф, — сказал Броган.

— Да, основные функции у них одинаковые, — подтвердил Торнберг. — Но это все равно что сравнивать „кукурузники“ со сверхзвуковым реактивным лайнером. Компьютерному томографу нужно несколько секунд, чтобы показать один участок тела. Наш прибор меньше чем за минуту дает двадцать пять тысяч таких картин. Все результаты автоматически поступают в компьютер, который устанавливает причину смерти. Я, конечно, упрощаю процесс, но таковы основные принципы.

— Полагаю, в базе данных вашего компьютера есть все нарушения трофики и метаболизма, связанные с известными ядами и инфекциями? — спросил Эммет. — Та же информация, которая есть в компьютере в нашем бюро?

Торнберг кивнул.

— Только у нас больше данных, потому что мы иногда имеем дело и с живой тканью.

— В лаборатории патологии? — спросил Лукас.

— Мы осматриваем и живых. Мы довольно часто получаем обратно своих агентов — и агентов наших союзников — отравленными или зараженными какой-нибудь болезнью, но еще живыми. С помощью МПА мы устанавливаем причину заболевания и разрабатываем антидот. Несколько человек мы спасли, но большинство доставляют к нам слишком поздно.

— Вы можете за несколько секунд проделать анализ полностью и установить причину смерти? — недоверчиво спросил генерал Меткалф.

— На самом деле за несколько микросекунд, — поправил Торнберг. — Вместо того чтобы вскрывать тела и проводить многочисленные исследования, мы делаем экспертизу в мгновение ока с помощью этого оборудования, которое, должен добавить, обошлось нашим налогоплательщикам примерно в тридцать миллионов долларов.

— И что вы обнаружили в телах из реки?

Словно получив разрешение, Торнберг улыбнулся и похлопал по плечу техника, сидевшего у массивной панели со множеством огоньков и кнопок.

— Я покажу.

Все невольно посмотрели на обнаженное тело, лежащее на „подносе“.

Оно медленно начало двигаться к турбине и исчезло внутри цилиндра. Турбина начала вращаться со скоростью шестьдесят оборотов в минуту. Включились источники рентгеновских лучей, камеры получали изображение, и, увеличенное, оно поступало в компьютер.

Никто и бровью повести не успел, как на экране дисплея уже вспыхнула зеленым запись, описывающая причину смерти. Запись изобиловала медицинской терминологией, дающей описание внутренних органов, количеств обнаруженного яда и его химической формулы. В самом низу стояло: Conium maculatum.

— Что такое Conium maculatum? — громко спросил Лукас.

— Растение, родственное петрушке. Народное название — болиголов.

— Довольно старомодный способ умерщвления, — заметил Меткалф.

— Да, болиголов был очень популярен в старые времена. Он больше всего известен как яд, который принял Сократ. В наши дни используется редко, но его легко раздобыть, и он смертелен. Достаточно большая доза его алкалоидов парализует дыхательный центр.

— Как они были введены? — спросил Эммет.

— Согласно МПА, эта жертва получила яд с мятным мороженым.

— Смерть на десерт, — философски произнес Мерсье.

— Из опознанных работников береговой охраны, — продолжал Торнберг, — восемь приняли кониин с мороженым, четверо — с кофе и один — с безалкогольным напитком.

— И МПА смог все это установить по телам, которые пять дней провели в воде? — спросил Лукас.

— Разложение начинается сразу после смерти, — объяснил Торнберг, — и распространяется от пищеварительных систем и других внутренних органов, содержащих бактерии, наружу. На воздухе процесс ускоряется. Но когда тело находится под водой, разложение происходит медленно из-за низкого содержания кислорода. Фактор, сработавший в нашу пользу, — то, что тела были заперты в трюме. Утопленник, например, через пару дней в результате расширения внутренних газов всплывает, и процесс разложения ускоряется. Тела, которые привезли вы, находились под водой все время до вскрытия.

— Повар яхты, должно быть, был очень занят, — заметил Меткалф.

Лукас покачал головой.

— Нет, не повар. Стюард-буфетчик. Не нашли только его.

— Самозванец, — сказал Броган. — Настоящий стюард, скорее всего, убит, а его тело спрятано.

— А что с остальными? — спросил Эммет.

— С азиатами?

— Их тоже отравили?

— Да, но по-другому. В них стреляли.

— Как это — стреляли, отравили?

— В них пустили стрелы с отламывающимися наконечниками. Наконечники были смазаны смертельным ядом, который получают из спинных плавников океанской бородавчатки.

— Да, работали не дилетанты, — заметил Эммет.

Торнберг согласно кивнул.

— Проделано весьма профессионально, особенно что касается средства проникновения. Два года назад я извлек такую стрелу из советского агента, которого мне привезли люди мистера Брогана. Насколько помню, стрелу ввели биоинокулятором.

— Я с этим незнаком, — сказал Лукас.

— Это электрическое ружье, — сказал Броган, бросив на Торнберга ледяной взгляд. — Абсолютно бесшумное, иногда используется нашими агентами за рубежом.

— Потихоньку разбазариваете арсенал, Мартин? — добродушно поддразнил Мерсье.

— Ружье, вероятно, было украдено у производителя, — ответил Броган, защищаясь.

— Опознан ли кто-нибудь из азиатов? — спросил Лукас.

— Никаких данных на них у ФБР нет, — признался Эммет.

— Нет ни у ЦРУ, ни у Интерпола, — добавил Броган. — У секретных служб дружественных нам азиатских стран тоже ничего не нашлось.

Мерсье взглянул на труп, показавшийся из анализатора.

— Похоже, господа, всякий раз как мы открываем дверь, за ней пустая комната.

Глава 35

— С какими чудовищами мы имеем дело? — проворчал Дуглас Оутс, выслушав доклад генерала Меткалфа о результатах вскрытия.

Он был бледен, голос звучал холодно от ярости.

— Двадцать одно убийство. Для чего? Каков мотив? Жив президент или мертв? Если это грандиозное вымогательство, почему мы не получили требования о выкупе?

Меткалф, Дэн Фосетт и министр обороны Джесс Симмонс молча сидели перед столом Оутса.

— Дольше скрывать нельзя, — продолжал Оутс. — В любую минуту пресса может что-то заподозрить и начнет разнюхивать. Корреспонденты уже волнуются, потому что не было никаких интервью с президентом. Пресс-секретарь Томпсон уже исчерпал все объяснения.

— Почему бы не показать президента прессе? — предложил Фосетт.

Оутс глядел неуверенно.

— Этого актера — как его зовут — Саттона? Он не справится.

— Ну, не на помосте в свете прожекторов, а в тени и на расстоянии в сто ярдов… Может получиться.

— Вы что-то придумали? — спросил Оутс.

— Мы предоставим прессе возможность снимать президента. Обычная практика.

— Картер играет в софтбол… Рейган рубит дрова… — задумчиво сказал Оутс. — Что ж, я вижу домашнюю сцену на президентской ферме.

— Вплоть до кричащих петухов и блеющих овец, — добавил Фосетт.

— А вице-президент Марголин? Нашего двойника не спутают с ним и за сто ярдов.

— Несколько кадров с Саттоном и дружеского издали помахивания рукой двойника вице-президента должно хватить, — сказал Фосетт, у которого это обсуждение вызвало энтузиазм.

Симмонс пристально посмотрел на Фосетта.

— Как скоро вы сможете все подготовить?

— К утру. Точнее, к рассвету. Репортеры — как ночные совы, всю ночь бдят в ожидании новостей. И на рассвете они не в лучшей форме.

Оутс посмотрел на Меткалфа и Симмонса.

— Ну, что скажете?

— Надо бросить репортерам кость, пока они ничего не заподозрили и не начали выслеживать, — ответил Симмонс. — Я голосую за.

Меткалф кивнул.

— Единственная возможность тянуть время, какая у нас осталась.

Фосетт встал и посмотрел на часы.

— Если сейчас вылечу на авиабазу Эндрюс, через четыре часа буду на ферме. Достаточно времени, чтобы обсудить подробности с Томпсоном и сделать объявление прессе.

Рука Фосетта застыла на дверной ручке: голос Оутса вспорол тишину как штык:

— Не провалите это дело, Дэн. Ради Бога, не провалите.

Глава 36

Владимир Полевой догнал Антонова, когда советский лидер в сопровождении охраны шел вдоль кремлевской стены снаружи. Они миновали место погребения Героев Советского Союза. Погода стояла необычайно теплая, и Антонов нес пальто через руку.

— Пользуешься, что день теплый, летний? — небрежно спросил Полевой, приблизившись. Антонов обернулся. Для главы русского государства он был молод, всего шестьдесят два года, и ходил быстро, решительно.

— Слишком теплый, чтобы сидеть за столом, — ответил он, коротко кивнув.

Они еще какое-то время шли молча; Полевой ждал знака, что Антонов готов говорить о делах. Антонов остановился перед небольшим сооружением над могилой Сталина.

— Ты его знал? — спросил он.

Полевой отрицательно покачал головой.

— Я слишком низко стоял на партийной лестнице, чтобы он меня заметил.

У Антонова лицо стало строгим, и он натянуто сказал:

— Тебе повезло.

И пошел дальше, вытирая носовым платком потную шею.

Полевой видел, что начальник не настроен вести разговоры ни о чем, и поэтому сразу перешел к сути.

— Мы на пороге прорыва в проекте „Гекльберри Финн“.

— Не помешало бы, — ворчливо сказал Антонов.

— Исчез один из наших агентов, отвечавший за безопасность наших сотрудников в ООН.

— Как это связано с проектом „Гекльберри Финн“?

— Он исчез, когда следил за доктором Луговым.

— Возможно, его обнаружили?

— Я так не думаю.

Антонов остановился на полушаге и пристально посмотрел на Полевого.

— Нас ждет катастрофа, если он перебежит к американцам.

— Я лично ручаюсь за Павла Суворова, — решительно сказал Полевой. — Ручаюсь за его верность.

— Мне знакомо это имя.

— Он сын Виктора Суворова, специалиста по сельскому хозяйству.

Антонов как будто успокоился.

— Виктор — верный сын партии.

— Павел тоже, — сказал Полевой. — Он, скорее, проявляет излишнее рвение.

— Как думаешь, что с ним могло случиться?

— Подозреваю, что он выдал себя за сотрудника Лугового, и его вместе с остальными схватили люди мадам Бугенвиль.

— Значит, у нас внутри есть человек из службы безопасности.

— Это предположение. Доказательств нет.

— Он знает что-нибудь?

— Ничего не знает, — уверенно сказал Полевой. — Его участие — чистая случайность.

— Было ошибкой следить за доктором Луговым.

Полевой глубоко вздохнул.

— Наши агенты внимательно следят за всеми нашими сотрудниками в ООН. Если бы мы позволили Луговому и его людям свободно гулять по Нью-Йорку, американцы сразу бы что-нибудь заподозрили.

— Значит, они следят за нами, а мы — за своими.

— За последние семь месяцев трое наших попросили политического убежища. Мы не можем быть слишком бдительны.

Антонов неопределенно развел руками.

— Принимаю твой довод.

— Если Суворов действительно с Луговым, он, вне всяких сомнений, постарается все отследить и раскроет местонахождение лаборатории.

— Да, но если Суворов в своем невежестве сделает ошибочный шаг, мы не знаем, как поведет себя старая сука Бугенвиль.

— Она может повысить цену.

— Или, что еще хуже, продаст президента и остальных тому, кто больше заплатит.

— Не думаю, — задумчиво сказал Полевой. — Без доктора Лугового осуществить проект невозможно.

Антонов слегка улыбнулся.

— Прошу простить мою осторожность, товарищ Полевой, но я всегда ожидаю худшего. Так что меня трудно удивить.

— Эксперимент Лугового завершится через три дня. Нужно подумать, как передать плату.

— Твои предложения?

— Разумеется, не платить ей.

— Как?

— Есть много способов. Подменить бруски, после того как их осмотрит ее представитель. Заменить свинцовыми, выкрашенными под золото, или брусками меньшей пробы.

— И старая сука тут же учует и одно и другое.

— Все равно надо попытаться.

— Как будет переправляться золото? — спросил Антонов.

— Один из кораблей мадам Бугенвиль уже стоит в Одессе, ожидая, когда золото погрузят на борт.

— Тогда мы сделаем то, чего она ожидает меньше всего.

— Что именно? — с интересом спросил Полевой.

— Выполним свое условие сделки, — ответил Антонов.

— Ты хочешь заплатить? — недоверчиво спросил Полевой.

— До последней тройской унции.

Полевой был ошеломлен.

— Прости, товарищ президент, но я считал…

— Я передумал, — резко сказал Антонов. — У меня есть решение получше.

Полевой молча ждал несколько секунд, но, очевидно, Антонов не собирался с ним делиться. Он пошел медленнее и наконец остановился.

А Антонов, окруженный свитой, проследовал дальше. Его уже занимали другие государственные заботы.

Суворов включил ночник и посмотрел на часы. 4:04. Недурно, подумал он. Он запрограммировал себя на подъем в четыре утра и опоздал всего на четыре минуты.

Не в силах сдержать зевок, он быстро натянул рубашку и брюки, не потрудившись надеть носки и туфли. Пройдя в ванную, плеснул в лицо холодной водой, потом прошел по маленькой спальне и приоткрыл дверь.

Ярко освещенный коридор был пуст. Кроме двух психологов, дежурящих у мониторов, все остальные спали. Ступая босиком по ковру, Суворов принялся измерять коридор и записывать цифры в блокнот.

Он насчитал 33 фута между внешними стенами — стенами длиной 168 футов. С потолком высотой почти десять футов.

Суворов подошел к двери комнаты, в которой хранились медикаменты, и осторожно приоткрыл дверь.

Дверь никогда не запиралась: Луговой не видел у своих людей поводов красть. Суворов вошел, закрыл дверь и зажег свет. Он быстро отыскал маленькие флаконы с успокоительным. Поставил их в ряд на раковину, с помощью шприца выкачал содержимое и вылил в канализацию. Затем заполнил водой и аккуратно расставил на полке.

Незаметно вернулся в спальню, снова лег в постель и стал смотреть на потолок.

Он был очень доволен собой. Его действия не вызвали ни малейшего подозрения. Теперь ему оставалось только ждать нужной минуты.

Глава 37

Сон был очень смутный. Такие сны он никогда не помнил, проснувшись. Он кого-то искал в чреве покинутого корабля. Пыль и темнота мешали видеть. Как в погружении на „Орел“: зеленая река и рыжий ил.

Добыча перед ним, но расплывается, все время ускользает.

Поколебавшись, он пытается сфокусировать взгляд в полумраке, но тень дразнит его, манит подойти поближе.

И тут в его ушах раздается резкий, пронзительный звук. Он выплывает из сна и ощупью находит телефон.

— Дирк? — доносятся звуки из горла, которое ему хочется придушить.

— Да.

— У меня есть для тебя новости.

— А?

— Ты спишь? Говорит Сент-Джулиан.

— Перлмуттер?

— Проснись, я кое-что нашел.

Тут Питт включил ночник и сел.

— Хорошо, слушаю.

— Я получил письменный отчет от своих друзей из Кореи. Они просмотрели все корейские морские архивы. Угадай, что они нашли. „Бель Часс“ никто и не думал сдавать на лом.

Питт откинул одеяло и спустил ноги на пол.

— Продолжай.

— Прости, что так долго не звонил, но это удивительнейшая морская загадка из всех, какие мне встречались. Тридцать лет кто-то играет в „музыкальные стулья“[82] с кораблями. Трудно в это поверить.

— Может, я поверю.

— Прежде всего позволь задать вопрос, — сказал Перлмуттер. — Что было написано на корме корабля, который вы нашли на Аляске?

— „Пайлоттаун“.

— Были ли раскрашенные буквы названия выплавлены на корпусе?

Питт задумался.

— Сколько помню, краска облупилась. Приподнятые края букв, должно быть, стерлись.

Перлмуттер облегченно вздохнул.

— Я надеялся, что ты так скажешь.

— Почему?

— Твои подозрения подтвердились. „Сан-Марино“, „Бель Часс“ и „Пайлоттаун“ — на самом деле одно и то же судно.

— Черт возьми! — сказал Питт, неожиданно разволновавшись. — Как ты это установил?

— Я узнал, что случилось с настоящим „Пайлоттауном“, — с чувством ответил Перлмуттер. — Мои источники не нашли упоминаний о том, что „Бель Часс“ сдали на лом на верфи в Пусане. Я попросил их проверить все другие верфи на побережье.

Нить привела в порт Инчон. Десятники на верфях — интересные люди. Они никогда не забывают суда, особенно те, которые ломают. Они делают вид, будто им все равно, но в глубине души им жаль, когда усталый старый корабль в последний раз входит в их док. Так вот, один такой десятник-пенсионер часами рассказывал о добрых старых временах. Настоящее золотое дно морской истории.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил Питт.

— Рассказал со множеством подробностей, как руководил бригадой, переделывавшей грузовое судно „Сан-Марино“ в рудовоз „Бель Часс“.

— А как же архивы верфи?

— Очевидно, сфальсифицированы владельцами. Кстати, это наши старые знакомые — торговая компания „Сосан“. Десятник вспомнил также, как разбирали настоящий „Пайлоттаун“. Похоже, компания „Сосан“ или те, кто стоит за нею, похитили „Сан-Марино“ и его груз, а экипаж убили. Потом переделали корабль в рудовоз, зарегистрировали под другим названием и пустили плавать по морям.

— А при чем тут „Пайлоттаун“? — спросил Питт.

— Это судно было законно куплено торговой компанией „Сосан“. Тебе будет любопытно узнать, что согласно материалам Международного центра расследований морских преступлений это судно десять раз заподозрено в контрабанде. Очень немало. Похоже, это судно перевозило все подряд: плутоний в Ливию, вооружение мятежникам в Аргентине, тайную американскую технологию русским — все что угодно.

Его хозяева проявили редкостную изобретательность.

Факт нарушения так ни разу и не был доказан. В нескольких случаях известно, что судно покидало порт с контрабандным грузом, но вот свидетельств доставки груза ни в одном случае нет. Когда корпус и двигатели судна пришли в полную негодность, его сдали на лом, но все записи об этом уничтожены.

— Но зачем объявлять этот корабль затонувшим, если на самом деле затопили „Сан-Марино“, он же „Бель Часс“?

— Потому что могли возникнуть вопросы о происхождении „Бель Часс“. У „Пайлоттауна“ были надежные документы, поэтому было объявлено, что в 1979 году он затонул вместе с несуществующим грузом, и от страховых компаний потребовали выплаты страховки.

Питт посмотрел на пальцы ног и пошевелил ими.

— Старик-десятник рассказывал о других превращениях судов в компании „Сосан“?

— Он упомянул два случая: танкер и контейнеровоз, — ответил Перлмуттер. — Но их только переоборудовали. Новые названия этих судов — „Бутвилль“ и „Венеция“.

— Похоже, кто-то создал целый флот из похищенных судов.

— Дешевый и грязный бизнес.

— Есть ли новости о компании-владельце? — спросил Питт.

— По-прежнему плотно запертая дверь, — ответил Перлмуттер. — Но десятник рассказал, что всякий раз посмотреть на переделанное судно приезжала какая-то важная шишка.

Питт встал.

— Что еще?

— Пожалуй, все.

— Должно быть еще что-то: физическое описание, имя — что угодно.

— Подожди минутку, я еще раз просмотрю отчет.

Питт услышал шорох бумаги, Перлмуттер бормотал себе под нос:

— Ладно, вот. Важная особа всегда приезжала в большом черном лимузине. Не упоминалось никакого имени. И для корейца он высокий…

— Кореец?

— Так тут сказано, — сказал Перлмуттер. — И говорил по-корейски с американским акцентом.

Тень из сна Питта придвинулась чуть ближе.

— Сент-Джулиан, отличная работа.

— Прости, что не довел до конца.

— Ты принес нам первый луч зари.

— Прижми ублюдка, Питт.

— Собираюсь.

— Если понадоблюсь, я не просто жду.

— Спасибо, Сент-Джулиан.

Питт прошел к шкафу, надел короткое кимоно и завязал пояс. Потом направился в кухню, налил стакан сока гуавы, приправил его темным ромом и набрал телефонный номер.

После нескольких гудков равнодушный голос отозвался:

— Да?

— Хайрем, включай компьютер. У меня есть для тебя новая задачка.

Глава 38

Желудок у Суворова словно стянулся в узел. Почти весь вечер Павел просидел в помещении с мониторами, болтал с двумя психологами, следившими за телеметрическим оборудованием, шутил и носил им с кухни кофе.

Они не заметили, что взгляд Суворова не отрывается от часов на стене.

В 11:20 вошел Луговой и, как всегда, просмотрел данные о состоянии президента. В 11:38 он повернулся к Суворову.

— Выпьете со мной портвейна, капитан?

— Как хотите, — покорно ответил Суворов. — Увидимся за завтраком.

Через десять минут после ухода Лугового Суворов заметил легкое движение на одном из мониторов. Вначале оно было почти незаметно, но потом на него обратил внимание один из психологов.

— Что такое? — ахнул он.

— Что-то не так? — спросил другой.

— Сенатор Лаример… он приходит в себя.

— Не может быть.

— Я ничего не вижу, — сказал Суворов, пододвигаясь ближе.

— Его альфа-активность в цикле девять к десяти за секунду, но этого не может быть, если он в состоянии запрограммированного сна.

— Волны вице-президента Марголина тоже усиливаются.

— Надо позвать доктора Лугового.

Он не успел договорить — Суворов жестоким приемом дзюдо, ударом в основание черепа, сбил его на пол. Продолжив движение, он ребром ладони ударил второго психолога по кадыку, раздробив ему дыхательное горло.

Еще до того как жертвы упали на пол, Суворов хладнокровно взглянул на часы. Они показывали 11:49: через одиннадцать минут Луговой должен на лифте покинуть лабораторию. Суворов много раз проделывал все движения, оставив себе не больше двух минут на непредвиденные задержки.

Он переступил через безжизненные тела и из комнаты с мониторами перебежал в помещение к подопытным в звуконепроницаемых коконах.

Открыл замки третьего кокона, откинул крышку и заглянул внутрь.

На него смотрел сенатор Мартин Лаример.

— Где я? И кто вы такой? — неуверенно спросил сенатор.

— Друг, — ответил Суворов, поднимая Ларимера из кокона и наполовину неся его к стулу.

— Что происходит?

— Молчите и доверьтесь мне.

Суворов достал из кармана шприц и ввел сенатору стимулятор. То же самое он проделал с вице-президентом Марголином, который ошеломленно оглядывался и не сопротивлялся. Они были голые, и Суворов бросил им одеяла.

— Завернитесь, — велел он.

Конгрессмен Алан Моран еще не пришел в себя. Суворов поднял его из кокона и уложил на пол. Потом повернулся и подошел к еще не освобожденному президенту. Глава американского государства был пока без сознания. Защелки кокона были не такие, как у остальных, и Суворов терял драгоценные секунды, стараясь их открыть. Пальцы его словно потеряли чувствительность, и ему пришлось бороться за контроль над ними. Он почувствовал первые приступы страха.

На часах 11:57… Он почти выбился из графика, его две минуты испарились. Страх сменился паникой. Он наклонился и достал „Кольт-вудсман“ 22-го калибра, прикрепленный к голени. Снял пистолет с предохранителя; на краткий миг он перестал быть собой, он был вне себя — человек, которого ослепили долг и буря чувств. Он нацелился в лоб президенту под прозрачной крышкой кокона. Несмотря на туман, окутавший одурманенный мозг, Марголин понял, что задумал русский агент. Шатаясь, он прошел по помещению с коконами, бросился на Суворова и схватился за пистолет.

Суворов сделал шаг в сторону и отбросил Марголина к стене. Но тот сумел удержаться на ногах. В глазах у него потемнело, перед ним все плыло, и он внезапно почувствовал позывы к рвоте. Но он снова бросился вперед, пытаясь спасти жизнь президента.

Суворов ударил Марголина рукоятью пистолета в висок, и вице-президент упал, по его лицу потекла кровь. На мгновение Суворов остановился.

Хорошо разработанный и подготовленный план распадался на глазах. Время вышло.

Его последняя надежда — спасти остатки. Он забыл о президенте, отбросил с пути Марголина и толкнул к двери Ларимера. Взвалив на плечо все еще не очнувшегося Морана, он повел ничего не понимающего сенатора по коридору к лифту.

Они вышли из-за угла в тот момент, когда двери лифта раскрылись и Луговой готов был войти в него.

— Стойте, доктор.

Луговой обернулся и непонимающе посмотрел на них. Кольт в руке Суворова не дрожал. В глазах агента КГБ горели презрение и отвращение.

— Дурак! — крикнул Луговой, начиная понимать, что происходит. — Проклятый глупец!

— Заткнитесь! — выпалил Суворов. — С дороги!

— Вы не ведаете, что творите.

— Я выполняю долг настоящего русского.

— Вы уничтожаете годы подготовки, — разгневанно сказал Луговой. — Президент Антонов прикажет вас расстрелять.

— Хватит лгать, доктор. Ваш безумный проект представляет страшную опасность для нашего правительства. Это вас казнят. Это вы предатель.

— Вы ошибаетесь, — потрясенно сказал Луговой. — Разве вы не понимаете в чем дело?

— Я вижу, что вы работаете на корейцев. Скорее всего, на южных корейцев. Они вас купили.

— Ради бога, выслушайте меня…

— У настоящего коммуниста нет иного бога, кроме партии, — сказал Суворов. Он грубо отпихнул Лугового и втолкнул несопротивляющихся американцев в лифт. — Спорить мне некогда.

Волна отчаяния затопила Лугового.

— Пожалуйста, не надо, — взмолился он.

Суворов не ответил. Он повернулся и злобно посмотрел на Лугового; потом лифт закрылся, и их не стало видно.

Глава 39

Пока лифт поднимался, Суворов рукоятью пистолета разбил лампу над головой. Моран застонал и начал приходить в себя, он тер глаза и тряс головой, чтобы развеять туман. Ларимера вырвало в углу, он тяжело дышал.

Лифт без толчка остановился, двери раскрылись, и внутрь ворвалась волна теплого воздуха. Единственное освещение обеспечивала тусклая лампа в проволочной сетке, слабое свечение, как у светляков. Воздух был влажный, пахло дизельным топливом и гниющей растительностью.

В десяти футах от лифта стояли и разговаривали двое. Они ждали появления Лугового с его обычным докладом. Обернувшись, они вопросительно посмотрели на темный лифт. Один держал „дипломат“. Единственное, что еще успел заметить Суворов, перед тем как дважды выстрелить, — оба были по-азиатски раскосые.

Он обхватил Морана за пояс и толкнул его по полу — как будто металлическому и проржавевшему. Потом, подгоняя, пнул Ларимера, как непослушного пса, убежавшего из дома. Сенатор качался, как пьяный; его тошнило, он не мог говорить и не сопротивлялся. Суворов сунул пистолет за пояс, схватил Ларимера за руку и повел.

Кожа у него под рукой была холодной и влажной. Суворов надеялся, что сердце пожилого законодателя выдержит.

Споткнувшись о большую цепь, Суворов выругался. Потом остановился и посмотрел вниз с закрытого мостика, который впереди уходил в темноту. Он чувствовал себя как в сауне; одежда промокла от пота, волосы прилипли к вискам и ко лбу. Снова споткнувшись, он едва не упал на мостик.

Тяжесть Морана становилась непереносимой, и Суворов понял, что силы оставляют его. Он сомневался, что сможет нести конгрессмена еще пятьдесят ярдов.

Наконец мостик, похожий на туннель, кончился, и они вышли в ночь. Суворов осмотрелся и с огромным облегчением увидел над головой чистое небо, усеянное яркими звездами. Под ногами было что-то похожее на засыпанную гравием дорогу, но тьма была полной, и он ничего не мог разглядеть. В тени слева Суворов едва различил очертания машины.

Втащив Ларимера в канаву у дороги, Суворов с облегчением сбросил Морана, как мешок с песком, и осторожно подошел к машине с тыла.

Замер, слившись с тенью, и прислушался. Двигатель работает, по радио слышна музыка. Стекла плотно закрыты, и Суворов предположил, что в машине работает кондиционер.

Неслышно, как кошка, он обошел автомобиль, прижимаясь к земле и стараясь не попасть в зеркало заднего обзора. Внутри было темно, виднелась лишь неясная фигура за рулем. Если были и другие, единственным союзником Суворова становилась внезапность.

Это был лимузин с длинным кузовом: Суворову показалось, что он длиной с целый квартал. По буквам на багажнике он определил, что это „Кадиллак“. Он никогда не водил такой, но надеялся, что найдет нужные рычаги и приборы.

Его ищущие пальцы пошарили ручку на дверце. Суворов глубоко вдохнул и распахнул дверцу. Внутри загорелся свет, человек за рулем повернул голову. И открыл рот, собираясь закричать.

Суворов дважды выстрелил, пули с полыми серебряными наконечниками разорвали торс под мышкой.

Из раны еще не выступила кровь, а Суворов уже выволок тело из машины и оттащил подальше от колес. Потом грубо усадил Ларимера и Морана на заднее сиденье. Оба потеряли одеяла, но были в таком состоянии, что не заметили этого. Перестав быть могущественными политиками с Капитолийского холма, они были беспомощны, как заблудившиеся в лесу дети.

Суворов включил зажигание и яростно нажал на газ; задние колеса завертелись, разбрасывая гравий на пятьдесят ярдов, прежде чем установилось сцепление с дорогой. Только тут Суворов отыскал включатель фар.

Он облегченно обмяк, увидев, что автомобиль стоит на изрытой колеями дороге.

Проехав на тяжелой, на мягких рессорах машине три мили по проселочной дороге, Суворов начал воспринимать окружающее.

Вдоль дороги росли большие кипарисы, с их ветвей свешивались щупальца мха. Это и теплый воздух свидетельствовали, что они где-то на юге Соединенных Штатов. Впереди Суворов заметил перекресток с мощеной дорогой и остановился, подняв облако пыли.

У дороги стояло брошенное здание, скорее сарай, чем дом. Фары осветили поблекшую вывеску: „Гловер Калпеппер: бензин и бакалея“. Очевидно, этот Гловер собрал манатки и уехал много лет назад.

На перекрестке не было никаких указателей, поэтому Суворов мысленно подбросил монету и повернул налево. На смену кипарисам пришли сосновые рощи, и вскоре по сторонам начали попадаться фермы. В этот час утра движения почти не было. Мимо прошли только одна машина и грузовик, оба в противоположном направлении. Подъехав кперекрестку, Суворов увидел согнутый указатель — „Шоссе № 700“. Это ничего ему не сказало, поэтому он снова повернул налево и поехал дальше.

Всю дорогу Суворов сохранял хладнокровие и бдительность. Лаример и Моран сидели молча, вверив свою судьбу человеку за рулем.

Суворов успокоился и снял ногу с педали газа. В зеркале заднего обзора не видно огней преследователей, и, пока он не превышает скорость, никакой местный шериф его не остановит. В каком же он штате?

Джорджия, Алабама, Луизиана? Может быть любой из десятка. Дорога становилась все оживленнее. По обочинам начали появляться темные дома и уличные фонари. Суворов высматривал указатели.

Еще через полчаса он проехал по мосту через реку Стоно. Он никогда о такой не слыхал. С моста впереди стали видны огни большого города. Справа огни обрывались, и до горизонта все оставалось черным. Морской порт, быстро сообразил Суворов. И тут фары осветили большой дорожный указатель. Верхняя надпись на нем гласила: „Чарльстон, 5 миль“.

— Чарльстон! — вслух радостно воскликнул Суворов, вспоминая сведения по географии Америки. — Я в Чарльстоне, это Южная Каролина.

Еще через две мили он увидел круглосуточную аптеку с общественным телефоном. Не сводя глаз с Ларимера и Морана, Суворов набрал номер дальней связи.

Глава 40

Когда Питт остановил свой „Талбот“ у входа в зал отлета вашингтонского международного аэропорта, над головой проходило одинокое облако и шел легкий дождь. Утреннее солнце поджаривало город, и капли дождя испарялись, едва коснувшись земли. Питт достал из багажника сумку Лорен и передал подошедшему носильщику.

Лорен в тесном салоне спортивной машины, стараясь держать колени вместе, расплела длинные ноги и вышла.

Носильщик приклеил багажную квитанцию к билету, и Питт отдал билет Лорен.

— Я поставлю машину и посижу с тобой до отлета.

— Не надо, — сказала она, подходя. — Мне еще нужно кое-что просмотреть. Возвращайся в офис.

Он показал на „дипломат“ в ее левой руке.

— Твой костыль. Ты без него теряешься.

— А я заметила, что ты никогда такой не носишь.

— Не мой стиль.

— Боишься, что тебя примут за бизнесмена?

— Это Вашингтон. Ты хотела сказать — за чиновника.

— Ты тоже чиновник. Тебе, как и мне, жалованье платит правительство.

Питт рассмеялся.

— У нас общее проклятие.

Она поставила „дипломат“ на землю и прижала ладони к его груди.

— Я буду скучать.

Он обнял ее за талию и нежно прижал к себе.

— Опасайся лихих русских офицеров, кают с прослушкой и похмелья после водки.

— Хорошо, — с улыбкой ответила она. — Будешь здесь, когда я вернусь?

— Я уже запомнил номер твоего рейса и время прилета.

Она наклонила голову и поцеловала его. Он как будто хотел сказать что-то еще, но просто отпустил ее и отступил. Она медленно вошла в стеклянные автоматические двери. Сделав несколько шагов по вестибюлю, обернулась, чтобы помахать, но голубой „Талбот“ уже отъехал.

На фирме президента, в тридцати милях от города Рейтон в штате Нью-Мексико, корреспонденты президентского пула собрались за проволочной изгородью и направили камеры на поле люцерны. Было семь утра, и они пили черный кофе, жаловались на ранний час, чересчур жидкие яйца всмятку и подгоревший бекон в придорожном кафе и на другие напасти, воображаемые и реальные.

Бодрым шагом подошел пресс-секретарь президента Джейкоб (Сынок) Томпсон — подбодрить усталых журналистов, как чирлидер школьной спортивной команды, и заверить в том, что они смогут снимать президента в домашней обстановке, работающего на земле.

Бодрость пресс-секретаря была несколько искусственной: ослепительно белые ровные зубы, длинные, гладкие черные волосы, на висках тронутые сединой, темные глаза, аккуратные веки, намекающие на косметическую хирургию.

Никакого второго подбородка. Ни следа живота. Движется и жестикулирует с горячим воодушевлением. Совсем не похож на корреспондентов, чья единственная физическая деятельность заключается в стуке по клавиатуре пишущей машинки, работе с процессором и стрелянии сигарет.

Одежда тоже соответствует общему облику. Сшитый на заказ костюм в мелкую клеточку, голубая шелковая рубашка с галстуком в тон. Черные мокасины „Гуччи“, чуть припорошенные нью-мексиканской пылью. Классный привлекательный парень, никакой не манекен. Он никогда не сердится, никогда не позволяет журналистам запускать иголки ему под ногти. Боб Финкель из балтиморской „Сан“ говорил, что специальное расследование показало: Томпсон с отличием окончил школу пропаганды Геббельса.

Томпсон остановился у телевизионного фургона Си-Эн-Эн. Кертис Майо, корреспондент телекомпании при Белом доме, обмяк в кресле режиссера и выглядел жалко.

— Твоя команда готова, Керт? — жизнерадостно спросил Томпсон.

Майо откинулся на спинку кресла, сдвинул на затылок бейсболку, обнажив густые белые волосы, и взглянул сквозь оранжевые солнцезащитные очки.

— Не вижу ничего достойного, что можно запечатлеть для потомства.

Сарказм стекал с Томпсона, как с гуся вода.

— Через пять минут президент выйдет из дома, пройдет к амбару и выведет трактор.

— Браво, — сказал Майо. — А что он сделает на бис?

Голос Майо напоминал звучание бонгов в симфоническом оркестре — он был низким, гулким, и каждое слово било штыком.

— Он будет возить по полю косилку и срезать траву.

— Это люцерна, городской белоручка.

— Ну да, руки я мою часто, — добродушно пожав плечами, ответил Томпсон. — Мне казалось, неплохо снять президента в сельской обстановке, которую он так любит.

Майо посмотрел Томпсону в глаза, пытаясь разглядеть ложь.

— Что происходит, Сынок?

— А что?

— Зачем эти прятки? Президент уже неделю никому не показывается.

Томпсон смотрел на него непроницаемыми карими глазами.

— Он был очень занят. Работал с документами вдали от Вашингтона.

Майо это не устроило.

— Президент впервые так долго не показывается перед камерами.

— Ничего странного, — сказал Томпсон. — Сейчас президенту нечего сказать. Нет ничего важного, касающегося всей страны.

— Он был болен или еще что-нибудь?

— Вовсе нет. Он здоров, как один из его быков-призеров. Сам увидишь.

Томпсон, обойдя все словесные ловушки, пошел дальше вдоль изгороди, хлопая журналистов по спине и обмениваясь с ними рукопожатиями.

Майо с интересом понаблюдал за ним немного, потом неохотно встал и собрал свою группу.

Норм Митчелл, одетый как пугало, установил видеокамеру на треножнике и нацелил ее на порог президентского дома; коренастый звукооператор по имени Роки Монтроуз собрал на маленьком складном столике свое звукозаписывающее оборудование. Майо поставил ногу на проволоку ограды, держа микрофон.

— Где будешь стоять с комментарием? — спросил Митчелл.

— Останусь за кадром, — ответил Майо. — Сколько, по-твоему, до дома и амбара?

Митчелл прикинул карманным видоискателем.

— Примерно сто десять ярдов отсюда до дома. Может, девяносто до амбара.

— Насколько ты сможешь его приблизить?

Митчелл наклонился к камере, подстроил зум, используя для контроля дверь черного входа.

— На несколько футов.

— Мне нужен крупный план.

— Чтобы сократить расстояние вдвое, нужен двукратный конвертер.

— Так надень.

Митчелл вопросительно взглянул на него.

— Не могу пообещать четкие детали. На таком расстояние мы ухудшаем разрешение и глубину изображаемого пространства.

— Неважно, — сказал Майо. — Мы не бесплатные программы делаем.

Монтроуз оторвался от своего аудиооборудования.

— В таком случае я тебе не нужен.

— Не пиши звук, только мои комментарии.

Кто-то крикнул:

— Вот он! — и толпа корреспондентов разом ожила.

Заработали пятьдесят камер: дверь, затянутая сеткой, открылась, и на порог вышел президент. Он был в ковбойских сапогах и хлопчатобумажной рубашке, заправленной в поношенные джинсы.

За ним на порог вышел вице-президент Марголин в широкополом стетсоне. Они разговаривали, точнее, президент что-то говорил, а Марголин внимательно слушал.

— Снимай вице-президента, — распорядился Майо.

— Есть, — ответил Митчелл.

Солнце взбиралось в зенит, и от земли поднимались волны жара. Во все стороны простирались угодья президента, в основном трава и поля люцерны; кое-где пастбища для небольшого стада породистых коров. Трава по сравнению с землей казалась ярко-зеленой, ее постоянно обрызгивали крутящиеся поливалки. Местность абсолютно плоская, если не считать полоски тополей вдоль оросительной канавы.

„Как мог человек, выросший в таком безлюдье, научиться воздействовать на миллиарды людей?“ — думал Майо.

Чем дольше он наблюдал за чрезмерной самовлюбленностью политиков, тем больше презирал их. Он повернулся и сплюнул в муравейник красных муравьев, промахнувшись по входу всего на несколько дюймов. Потом откашлялся и начал в микрофон описывать сцену.

Марголин вернулся в дом. Президент, держась так, словно журналистский пул остался в Вашингтоне, пошел к амбару, даже не взглянув на газетчиков. Вскоре заработал мотор, и президент снова появился на зеленом тракторе „Джон Дир“ 2640-й модели; к трактору была прикреплена сенокосилка. Президент сидел в открытой кабине под навесом, на поясе у него был маленький транзисторный приемник, в ушах наушники. Корреспонденты принялись выкрикивать вопросы, но он, очевидно, не слышал за шумом двигателя и музыкой.

Чтобы не дышать пылью и выхлопными газами, президент по-бандитски повязал нижнюю часть лица красным носовым платком. Потом запустил сенокосилку, и вращающиеся ножи начали срезать траву. Президент ездил по полю взад и вперед, постепенно удаляясь от толпившихся у ограды.

Примерно двадцать минут спустя корреспонденты начали упаковывать оборудование и возвращаться в кондиционированный комфорт своих фургонов и трейлеров.

— Все, — провозгласил Митчелл. — Пленка кончилась. Если, конечно, не хочешь, чтобы я переписал.

— Да ладно. — Майо обмотал микрофон проводом и протянул Монтроузу. — Давайте уберемся из этого пекла и посмотрим, что у нас есть.

Они перебрались в прохладу трейлера. Митчелл достал из видеокамеры кассету, вставил в видеомагнитофон и перемотал.

Когда он готов был показывать запись, Майо подтащил стул и сел в двух футах от монитора.

— Что мы ищем? — спросил Монтроуз.

Майо не отрывался от изображения на экране.

— По-твоему, это вице-президент?

— Конечно, — ответил Митчелл. — А кто ж еще?

— Ты принимаешь то, что видишь, как само собой разумеющееся. Смотри внимательней.

Митчелл наклонился.

— Ковбойская шляпа закрывает глаза, но рот и подбородок похожи. Телосложение тоже. Мне кажется, это он.

— Ничего странного в манерах?

— Парень стоит руки в карманы, — непонимающе сказал Монтроуз. — Ну и что?

— Значит, ты не заметил ничего необычного? — настаивал Майо.

— Ничего, — сказал Митчелл.

— Ладно, ну его, — сказал Майо, когда Марголин повернулся и ушел в дом. — Теперь смотрите на президента.

— Если это не он, — ядовито заметил Монтроуз, — значит, у него есть брат-близнец.

Майо пропустил это замечание мимо ушей и наблюдал, как президент медленной, знакомой миллионам телезрителей походкой прошел к амбару. Он исчез в темном амбаре и две минуты спустя снова появился, на тракторе.

Майо неожиданно выпрямился.

— Останови запись! — крикнул он.

Удивленный, Митчелл нажал кнопку на магнитофоне, и изображение на экране застыло.

— Руки! — возбужденно сказал Майо. — Руки на руле.

— У него десять пальцев, — с кислым выражением проворчал Митчелл. — И что?

— У президента только обручальное кольцо. Посмотрите снова. Нет кольца на среднем пальце левой руки, но на указательном крупный камень. А на правом мизинце…

— Вижу, о чем ты, — перебил Монтроуз. — Плоский синий камень в серебряной оправе, вероятно, аметист.

— Разве президент не носит обычно часы „Таймекс“ с серебряным индейским браслетом с бирюзой? — заметил Митчелл, которого тоже захватило наблюдение.

— Думаю, ты прав, — сказал Майо.

— Детали нечеткие, но я бы сказал, что у него на запястье хронометр „ролекс“.

Майо ударил себя по колену.

— Вот оно! Известно, что президент никогда не носит и не надевает ничего иностранного производства.

— Подождите, — медленно сказал Монтроуз. — Это безумие. Мы говорим о президенте Соединенных Штатов так, будто он не настоящий.

— О, он из плоти и крови, тут все в порядке, — сказал Майо. — Просто тело на тракторе принадлежит кому-то другому.

— Если ты прав, у тебя в руках бомба, — сказал Монтроуз.

Энтузиазм Митчелла пошел на убыль.

— Можем отдыхать. Доказательства чертовски несущественные. Нельзя выйти в эфир, Керт, и заявить, что какой-то клоун изображает президента, если у тебя нет неопровержимых доказательств.

— Кому и знать, как не мне, — согласился Майо. — Но я не позволю этой истории выскользнуть у меня из рук.

— Значит, негласное расследование?

— Я верну свое корреспондентское удостоверение, если у меня не хватит духу разобраться в этом. — Он взглянул на часы. — Если выехать сейчас, в полдень буду в Вашингтоне.

Монтроуз сидел перед экраном. Лицо у него было как у ребенка, который поутру обнаружил, что его зуб по-прежнему лежит в стакане с водой.

— Вот интересно, — обиженно сказал он, — сколько раз наши президенты использовали двойников, чтобы дурачить публику.

Глава 41

Владимир Полевой оторвал голову от стола, когда в кабинет целеустремленно вошел Сергей Иванов, его первый заместитель и второе лицо в самой крупной в мире разведке.

— Ты выглядишь так, Сергей, словно тебе утром кочергой прижгли зад.

— Он сбежал, — коротко сообщил Иванов.

— О ком ты?

— Павел Суворов. Он сумел вырваться из тайной лаборатории Бугенвилей.

Полевой вспыхнул от гнева.

— Черт побери!

— Он позвонил в наше прикрытие — аукционный центр в Нью-Йорке — из телефона-автомата в Чарльстоне, Южная Каролина, и запросил инструкции.

Полевой встал и принялся сердито расхаживать по ковру.

— Почему он заодно не позвонил в ФБР и не попросил инструкций еще и у них? Или еще лучше — дал бы рекламу в „Ю-эс-эй тудей“.

— К счастью, его руководитель сразу отправил нам шифрованное донесение и сообщил об инциденте.

— По крайней мере хоть кто-то думает.

— Есть кое-что еще, — сказал Иванов. — Суворов захватил с собой сенатора Ларимера и конгрессмена Морана.

Полевой остановился и повернулся.

— Идиот! Он все поставил под угрозу!

— Винить нужно не его одного.

— Как ты пришел к такому заключению? — цинично спросил Полевой.

— Суворов — один из пяти наших лучших агентов в Соединенных Штатах. Он не дурак. Ему не сообщали о проекте Лугового, и логично предположить, что он его не понимает. Он, несомненно, отнесся к Луговому с большим подозрением и действовал соответственно…

— Иными словами, делал то, чему его научили.

— По моему мнению, да.

Полевой равнодушно пожал плечами.

— Если бы он просто сообщил нам о местонахождении лаборатории, наши люди могли бы нагрянуть туда и отобрать у Бугенвилей контроль над операцией „Гекльберри Финн“.

— А сейчас мадам Бугенвиль может так рассердиться, что прервет эксперимент.

— И потеряет миллиард долларов золотом? Сильно сомневаюсь. В ее алчных руках по-прежнему президент и вице-президент. Моран и Лаример для нее небольшая потеря.

— Для нас тоже, — сказал Иванов. — Бугенвили служили дымовой завесой на случай, если американцы раскроют проект „Гекльберри Финн“. Теперь, когда два похищенных конгрессмена в наших руках, это может считаться началом войны или по меньшей мере очень серьезным кризисом. Лучше было бы устранить Ларимера и Морана.

Полевой покачал головой.

— Пока нет. Их знания о внутреннем механизме военного истеблишмента Соединенных Штатов могут быть для нас очень ценными.

— Опасная игра.

— Нет — при условии, что мы будем осторожны и сразу избавимся от них, если и когда сеть натянется.

— Тогда наша первая задача — не отдать их в руки ФБР.

— У Суворова есть безопасное место, куда их можно спрятать?

— Неизвестно, — ответил Иванов. — Ему приказали только каждый час выходить на связь, пока не поступят указания из Москвы.

— Кто возглавляет наши подпольные операции в Нью-Йорке?

— Василий Кобылин.

— Сообщите ему о затруднениях Суворова, — сказал Полевой. — Конечно, без каких бы то ни было указаний на „Гекльберри Финна“. Прикажите ему спрятать Суворова и его пленников в безопасном месте, пока мы не спланируем их бегство с территории США.

— Организовать это будет нелегко. — Иванов пододвинул стул и сел. — Американцы ищут исчезнувшего главу своего государства под всеми камнями. За всеми аэродромами следят самым тщательным образом, а наши подводные лодки не могут подойти на пятьсот миль к их границам, не задев подводную сигнализацию.

— У нас всегда остается Куба.

Иванов, казалось, сомневался.

— Флот и береговая охрана США слишком старательно следят за торговлей наркотиками. Не советую плыть на корабле в ту сторону.

Полевой смотрел в окно своего кабинета, выходящее на площадь Дзержинского. Утреннее солнце тщетно пыталось сделать ярче тусклые городские здания. Полевой Улыбнулся.

— Мы можем безопасно доставить их в Майами?

— Во Флориду?

— Да.

Иванов смотрел в пространство.

— Есть опасность, что на дорогах посты, но, думаю, это преодолимо.

— Хорошо, — сказал, неожиданно успокаиваясь, Иванов. — Позаботься об этом.

Менее чем через три часа после побега Ли Тонг Бугенвиль вышел из лабораторного лифта и остановился перед Луговым. Было без пяти три утра, но он выглядел так, словно вообще не спал.

— Мои люди мертвы, — сказал Ли Тонг бесстрастно. — Я считаю, что виноваты вы.

— Я не знал, что так случится.

Луговой говорил тихо, но спокойно.

— Как вы могли не знать?

— Вы заверили меня, что из лаборатории бежать невозможно. Я не думал, что он рискнет.

— Кто он такой?

— Павел Суворов, агент КГБ, которого ваши люди по ошибке прихватили на паром до Стейтен-Айленд.

— Но вы знали.

— Он не показывался, пока мы не прибыли сюда.

— Вы и тогда ничего не сказали.

— Это верно, — признал Луговой. — Я испугался. Когда эксперимент завершится, я должен буду вернуться в Россию. Поверьте, не стоит настраивать против себя наших людей из государственной безопасности.

Этот глубокий внутренний страх Ли Тонг видел в глазах всех русских, с кем встречался. Они боялись иностранцев, соседей, любых людей в форме. Они так долго жили с этим, что для них это чувство было так же обычно, как гнев или радость. Он не находил в себе жалости к Луговому. Напротив, он презирал его за то, что тот добровольно живет в такой системе угнетения.

— Нанес Суворов ущерб эксперименту?

— Нет, — ответил Луговой. — У вице-президента легкое сотрясение, но он снова под действием успокоительного. Президента это не коснулось.

— Никаких задержек?

— Все идет по расписанию.

— И вы закончите в три дня?

Луговой кивнул.

— Я сокращаю срок.

Луговой вел себя так, словно не расслышал. Но потом до него дошло.

— О боже, нет! — ахнул он. — У меня на счету каждая минута. Мы с моими людьми и так стараемся в десять дней сделать то, на что требуется тридцать. Вы лишаете нас всякой страховки. Нам нужно больше времени, чтобы стабилизировать мозг президента.

— Это забота президента Антонова, но не моя и не бабушки. Мы выполнили свою часть договора. Допустив сюда человека из КГБ, вы поставили под угрозу весь проект.

— Клянусь, я не имею никакого отношения к бегству Суворова.

— Это вы так говорите, — холодно сказал Бугенвиль. — Я предпочитаю думать, что его присутствие тоже было запланировано по приказу Антонова. Сейчас Суворов уже связался со своим руководством, и против нас действуют все советские агенты в США. Нам придется перенести лабораторию.

Это был заключительный, смертельный удар. Луговой выглядел так, словно вот-вот задохнется.

— Невозможно! — взвыл он, как раненый пес. — Мы не можем переместить оборудование и президента и уложиться в ваш срок!

Бугенвиль смотрел на Лугового с прищуром.

Когда он снова заговорил, его голос звучал совершенно спокойно:

— Не волнуйтесь, доктор. Никакие изменения не понадобятся.

Глава 42

Войдя в свой кабинет в здании НПМА, Питт обнаружил, что Хайрем Эйгер спит на диване. В мятой, поношенной одежде, с длинными косматыми волосами и бородой, компьютерный специалист напоминал бродягу-пропойцу. Питт мягко потряс его за плечо. Эйгер медленно приоткрыл один глаз, потом шевельнулся, хмыкнул и сел.

— Трудная ночь? — спросил Питт.

Эйгер обеими руками почесал голову и зевнул.

— Нет у тебя красного травяного чая?

— Только вчерашний кофе.

Эйгер причмокнул.

— Кофеин тебя убьет.

— Кофеин, загрязнение среды, выпивка, женщины — какая разница?

— Кстати, я ее получил.

— Что получил?

— Я нашел твою тайную судоходную компанию.

— Боже! — воскликнул Питт, сразу придя в волнение. — И где она?

— Буквально у нас под носом, — с широкой улыбкой сказал Эйгер. — В Нью-Йорке.

— Как тебе это удалось?

— Твой намек насчет корейцев послужил ключом, но ответа не давал. Я подошел с другой стороны, проверял все судоходные и экспортные линии, базирующиеся в Корее или приписанные к ее портам.

Их оказалось больше пятидесяти, но ни от одной след не вел к банкам, обнаруженным нами раньше. Поскольку делать было нечего, я предоставил компьютеру свободу действий. Мое самолюбие уязвлено. Компьютер оказался лучшим сыщиком.

Главное крылось в названии. Оно не корейское, а французское.

— Французское?

— Офис во Всемирном торговом центре в Нижнем Манхеттене; флот законно оформленных кораблей ходит под флагом Республики Сомали. Как это тебе нравится?

— Продолжай.

— Первоклассная компания, никаких сомнительных операций, безупречная репутация. „Форчун“, „Форбс“ и „Дан энд Брэдстрит“[83] ставят ее очень высоко. Все так чисто, что ежегодные отчеты компании — просто песня. Но если поскрести как следует, найдешь больше подставных фирм и менеджеров, чем парней во всем Сан-Франциско. Подделка судовых документов, страховые мошенничества, затонувшие призрачные корабли с несуществующим грузом, замена ценных грузов другими, не имеющими никакой ценности. И всегда вне пределов юрисдикции государств, которые они обманывают.

— Как называется эта компания?

— „Морские перевозки Бугенвиль“, — ответил Эйгер. — Слышал когда-нибудь о такой?

— Мин Корио Бугенвиль, Стальной Лотос? — потрясенно сказал Питт. — Кто же о ней не слышал? Она в первой десятке английских и греческих корабельных магнатов.

— Это и есть твой корейский след.

— Данные верны? Не может быть ошибки?

— Категорически нет, — уверенно ответил Эйгер. — Поверь на слово. Я все трижды проверил. Как только я настроился на Бугенвилей как на главную цель, погружение в прошлое пошло как по маслу. И все совпадает: банковские счета, заемные письма — ты не поверишь, как банки могут закрывать глаза на это мошенничество. Старуха напоминает мне восточноазиатскую статую с двадцатью руками: лицо благочестивое, а руки делают непристойные жесты.

— Молодец, — с жаром сказал Питт. — Ты действительно привязал „Сосан трейдинг“, „Сан-Марино“ и „Пайлоттаун“ к судовой империи Бугенвилей.

— Пришпилил, как колом в сердце.

— Далеко в прошлое ты забрался?

— Могу расписать тебе житие старухи почти с той минуты, как ее отняли от груди. Крепкая бабка. Начинала после Второй мировой войны почти с нуля, но с отчаянным мужеством. Медленно, но верно прибавляла к своему флоту старые суда, сажала на них экипажи из корейцев, которые готовы были работать за чашку риса и грош в день.

Практически без накладных расходов она сбила цены на перевозки и создала процветающий бизнес. Примерно двадцать пять лет назад, когда в управление компанией включился ее внук, начались действительно серьезные дела. Скользкий тип, этот ее внук. Всегда держится на заднем плане. За исключением данных об успехах в школе, почти никаких сведений. Мин Корио Бугенвиль создала морскую криминальную паутину, охватывающую больше тридцати государств. Когда в дело вступил внук — его зовут Ли Тонг, — он превратил пиратство и мошенничество в настоящее искусство. Я все это распечатал. На твоем столе сведения с жесткого диска.

Питт повернулся и впервые заметил на своем столе пятидюймовую стопку компьютерных распечаток. Он сел и быстро просмотрел перфорированные листки. Невероятный размах дел Бугенвилей поражал воображение. Единственным видом нарушения закона, какого они как будто сторонились, была проституция. Питт кивнул.

— Превосходная работа. — Несколько минут спустя он взглянул на Хайрема. — Спасибо.

Тот кивком показал на распечатки.

— На твоем месте я бы глаз с них не спускал.

— Нас могли засечь?

— Неизбежный вывод. Наше незаконное проникновение отмечено в логах банковской компьютерной системы и занесено в ежедневный отчет. Если список попадется на глаза умному специалисту, тот удивится, зачем океанографическое агентство роется в записях их крупнейшего депозитора. И следующим шагом станет оснащение компьютера следящими устройствами.

— Банк обязательно известит старую Мин Корио, — задумчиво сказал Питт. Потом поднял голову. — Если они определят, что к ним залезли с компьютера НПМА, могут ли они, в свою очередь, проникнуть в базу данных нашего компьютера?

— Наша сеть уязвима, как и все остальные. Но много они не узнают. Поскольку я отключил магнитные диски со сведениями.

— Как по-твоему, когда они нас учуют?

— Буду удивлен, если они это еще не сделали.

— Ты можешь держаться на шаг впереди их?

Эйгер вопросительно взглянул на Питта.

— Что за хитрость ты задумал?

— Возвращайся к клавиатуре и задай им жару. Войди в их сеть и измени данные, вмешивайся в повседневные операции и путай их, стирай законные банковские записи, вводи в их инструкции нелепицу. Пусть для разнообразия почувствуют, что кто-то на них сердит.

— Но мы потеряем важные улики для федерального расследования.

— Ну и что? — спросил Питт. — Они получены незаконно. Их все равно нельзя использовать.

— Минутку. У нас могут быть большие неприятности.

— Хуже того, нас могут убить, — с легкой улыбкой сказал Питт.

На лице Эйгера появилось непривычное выражение. Он неожиданно почувствовал опасения. Игра перестала быть забавной и принимала более мрачный оборот. Ему не приходило в голову, что его поиски закончатся угрозой убийства.

Питт увидел опасения во взгляде Эйгера.

— Можешь взять отпуск, — сказал он. — Я пойму.

Эйгер как будто на мгновение дрогнул. Потом покачал головой.

— Нет. Остаюсь с тобой. Этих людей нужно остановить.

— Тогда ударь по ним изо всех сил, вмешивайся во все их дела: внешние инвестиции, побочные бизнесы, операции с недвижимостью — все, с чем они имеют дело.

— Меня могут схватить за задницу, но я сделаю это. Только избавь меня на несколько ночей от распоряжений адмирала.

— Следи за любой информацией касательно корабля под названием „Орел“.

— Президентская яхта.

— Нет, просто любой корабль „Орел“.

— Еще что-нибудь?

Питт кивнул.

— Я позабочусь об усилении охраны твоего компьютерного центра.

— Не возражаешь, если я останусь здесь и воспользуюсь твоим диваном? Мне вдруг расхотелось спать одному у себя дома.

— Мой кабинет в твоем распоряжении.

Эйгер встал и потянулся. Потом снова кивком указал на листки с данными.

— А что ты собираешься делать с этим?

Питт смотрел на первый прорыв в криминальную структуру Бугенвилей. Его личное расследование набирало скорость, постепенно отдельные фрагменты складывались в общую картину. Гораздо большего масштаба, чем он мог предполагать.

— Знаешь, — задумчиво сказал он. — Понятия не имею.

Глава 43

Когда сенатор Лаример проснулся на заднем сиденье лимузина, небо на востоке становилось оранжевым. Сенатор прихлопнул москита, который помешал ему спать. В углу сиденья пошевелился Моран, взгляд его плыл. Моран еще не сознавал, где находится. Неожиданно дверь открылась, и на колени Ларимеру упала груда одежды.

— Одевайтесь, — отрубил Суворов.

— Вы так и не сказали, кто вы такой, — сказал Лаример; говорил он медленно и неуверенно.

— Меня зовут Пол.

— А фамилия?

— Просто Пол.

— Вы из ФБР?

— Нет.

— ЦРУ?

— Неважно, — сказал Суворов. — Одевайтесь.

— Когда мы будем в Вашингтоне?

— Скоро, — солгал Суворов.

— Где вы взяли эту одежду? Откуда вы знаете, что она подойдет?

Суворов начал терять терпение.

— Украл с бельевой веревки, — сказал он. — Нищие не выбирают. Но, по крайней мере, одежда стиранная.

— Я не надену чужие штаны и рубашку, — с достоинством сказал Лаример.

— Хотите вернуться в Вашингтон нагишом? Мне все равно.

Суворов захлопнул дверцу, прошел к месту водителя и сел за руль. Он проехал через живописный поселок, который назывался „Лесные плантации“, и выехал на шоссе № 7. Утреннее движение усилилось, когда они по мосту перебрались через реку Эшли и свернули на шоссе № 26. Здесь Суворов повернул на север.

Он был доволен: Лаример наконец замолчал. Моран выходил из полубессознательного состояния и бормотал нечто нечленораздельное. Фары осветили зеленый знак с надписью белыми буквами: „Аэропорт — следующий поворот направо“. Суворов съехал с шоссе и оказался у въезда в муниципальный аэропорт Чарльстона. Под светлеющим небом на взлетной полосе стояли ряды реактивных истребителей, принадлежащих военно-воздушным силам Национальной гвардии.

Следуя указаниям, полученным по телефону, Суворов по кратчайшему пути обогнул аэропорт. Нашел нужный проселок и ехал по нему, пока не уткнулся в столб, с которого во влажной атмосфере вяло свисал ветровой мешок.

Суворов остановил машину, вышел, посмотрел на часы и стал ждать. Не прошло и двух минут, как из-за ряда деревьев донеся ровный гул вертолета. Показались навигационные огни, над деревьями повис сине-белый каплевидный силуэт и сел рядом с лимузином.

Открылась дверца пилотской кабины, оттуда вышел человек в белом комбинезоне и направился к лимузину.

— Вы Суворов? — спросил он.

— Я Павел Суворов.

— Хорошо, давайте перегрузимся, пока не привлекли нежелательное внимание.

Вместе они провели Ларимера и Морана в пассажирское отделение вертолета и пристегнули ремни. Суворов заметил на борту надпись „Воздушная скорая помощь, Самтер“.[84]

— Мы летим в Вашингтон? — с оттенком прежнего высокомерия спросил Лаример.

— Сэр, — угодливо ответил пилот, — я доставлю вас куда захотите.

Суворов сел в кресло второго пилота и пристегнулся.

— Мне не назвали место нашего назначения, — заметил он.

— В конечном счете Россия, — сказал пилот с улыбкой, в которой не было ничего веселого. — Прежде всего поищем, откуда вы явились.

— Как это — откуда явился?

— Мне приказано летать с вами над местностью, пока вы не узнаете, где вы с этими двумя болтунами провели последние восемь дней. А потом я отвезу вас к месту побега.

— Хорошо, — сказал Суворов. — Постараюсь.

Пилот не назвал своего имени, а Суворов знал, что спрашивать не стоит. Это, несомненно, был один из рассеянных по всей стране пяти тысяч достойных граждан США, которым платили Советы. Все они различные специалисты, и все ждут сигнала к действиям. Хотя этот сигнал может никогда не прийти.

Вертолет поднялся на пятьдесят футов и повернул в сторону залива Чарльстон.

— Ну, куда? — спросил пилот.

— Не знаю. Было темно, и я заблудился.

— Можете назвать какой-нибудь ориентир?

— Примерно в пяти милях от Чарльстона я пересек реку.

— С какого направления?

— С запада, да, восход был прямо передо мной.

— Должно быть, река Стоно.

— Правильно, Стоно.

— В таком случае вы двигались по семидесятому шоссе.

— Я выехал на него за полчаса до моста.

Солнце уже поднялось над горизонтом и светило сквозь дымку, нависшую над Чарльстоном. Вертолет поднялся на девятьсот футов и полетел на юго-запад над шоссе, которое вилось за окнами кабины. Пилот показал вниз, и Суворов кивнул.

Они следовали за идущими из города машинами, а под ними разворачивалась прибрежная равнина Южной Каролины. Тут и там среди длиннохвойных сосен виднелась обработанная земля. Пролетели над табачным полем, снизу им помахал фермер.

— Видите что-нибудь знакомое? — спросил пилот.

Суворов беспомощно покачал головой.

— Дорога, с которой я свернул, может быть где угодно.

— В каком направлении вы ехали, когда выбрались на шоссе?

— Я сделал левый поворот, так что, должно быть, ехал с юга.

— Эта местность называется Уодмалоу-Айленд. Я буду летать кругами. Скажете, если что-нибудь узнаете.

Прошел час. Потом два. Картина внизу превратилась в лабиринт ручьев и маленьких рек, вьющихся по низинам между болот. С воздуха все дороги казались одинаковыми.

Тонкие ленты красновато-коричневых грунтовых или разбитых асфальтовых дорог казались линиями на ладони. Шло время, Суворов все больше запутывался, и пилот потерял терпение.

— Придется прервать поиски, — сказал он, — иначе мне не хватит горючего до Саванны.

— Саванна в штате Джорджия, — сказал Суворов, словно отвечал на уроке.

Пилот улыбнулся.

— Точно.

— Оттуда мы отправимся в Советский Союз?

— Нет, только заправимся.

И пилот замолчал.

Суворов понял, что ничего разведать не удастся, поэтому снова принялся разглядывать местность.

Неожиданно он взволнованно показал на что-то над панелью управления.

— Вон там! — крикнул он, перекрывая гул двигателя. — Небольшой перекресток слева.

— Узнаете?

— Думаю, да. Опуститесь пониже. Хочу прочесть вывеску над полуразвалившимся зданием на углу.

Пилот послушно опустил вертолет, и тот повис в тридцати футах над перекрестком.

— Это вам нужно? — спросил он.

— „Гловер Калпеппер: бензин и бакалея“. Мы близко, — сказал Суворов. — Летите над дорогой, которая ведет к реке на севере.

— Это внутренний водный путь.

— Канал?

— Мелкий канал, который позволяет проплыть по воде в глубине материка от североатлантических штатов до Флориды и Мексиканского залива. Используется преимущественно яхтами и буксирами.

Вертолет летел над вершинами деревьев, ветки качались от ветра, поднятого лопастями. Неожиданно у болотистых берегов ручья дорога кончилась. Суворов смотрел через лобовое стекло.

— Лаборатория должна быть где-то здесь.

— Я ничего не вижу, — сказал пилот, наклоняя машину и всматриваясь в местность.

— Посадите его! — нервно потребовал Суворов. — Вон там, в трехстах метрах от дороги, на поляне.

Пилот кивнул и мягко коснулся посадочными салазками зеленой травы, подняв облако прелых листьев. Он отключил двигатель и, хотя лопасти еще не перестали вращаться, открыл дверцу. Суворов выскочил и через подлесок побежал к дороге. Через несколько минут лихорадочных поисков он посмотрел на берег ручья и раздраженно огляделся.

— В чем дело? — спросил подошедший пилот.

— Здесь его нет, — ошеломленно сказал Суворов. — Склад с лифтом, который съезжает в лабораторию. Он исчез.

— Здание не может исчезнуть за шесть часов, — сказал пилот. Он начинал скучать. — Должно быть, не та дорога.

— Нет, нет, дорога та самая.

— Я вижу только деревья и болото. — Пилот помедлил и добавил: — Ну, еще старый дебаркадер по ту сторону ручья.

— Корабль! — сказал Суворов, словно его озарило. — Это был корабль!

Пилот посмотрел в мутную воду ручья.

— Здесь глубина всего три-четыре фута. Невозможно по воде провести сюда здание размером со склад, да еще с лифтом.

Суворов удивленно развел руками.

— Надо продолжать поиски.

— Простите, — решительно сказал пилот. — На дальнейшие поиски у нас нет ни времени, ни горючего. Чтобы прибыть на встречу вовремя, мы должны немедленно вылетать.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел назад к вертолету. Суворов медленно побрел за ним, словно в трансе.

Когда вертолет поднялся над деревьями и направился к Саванне, на окне дебаркадера приподнялся занавес из мешковины; старик-китаец смотрел из окна в дорогой бинокль „Селестон 11x80“.

Убедившись, что верно прочел идентификационный номер на фюзеляже вертолета, он положил бинокль, набрал номер на портативном радиотелефоне со скремблером и быстро заговорил по-китайски.

Глава 44

— Минутка найдется, Дэн? — спросил Кертис Майо у Дэна Фосетта, когда тот выходил из машины на небольшой улице близ Белого дома.

— Вы меня поймали на бегу, — ответил Фосетт, не глядя на Майо. — Опаздываю на встречу.

— Снова трудное обсуждение в Ситуационном кабинете?

Фосетт перевел дух. Затем спокойно, насколько позволяли дрожащие пальцы, закрыл дверь машины и взял свой „дипломат“.

— Ничего не хотите сказать? — спросил Майо.

Фосетт пошел к воротам, которые охраняла служба безопасности.

— Я вдаль по ветру стрелу пустил…

— Взвилась, умчалась, и след простыл,[85] — закончил Майо, идя с ним рядом.

— Лонгфелло. Хотите посмотреть мою стрелу?

— Не очень.

— Она приземлится в шестичасовых новостях.

Фосетт сбавил шаг.

— Что вам нужно?

Майо достал из кармана видеокассету и протянул Фосетту.

— Может, захотите посмотреть до эфира.

— Зачем вы это делаете?

— Назовем это профессиональным любопытством.

— Это нечто новое.

Майо улыбнулся.

— Я сказал: просмотрите запись.

— Избавьте меня от трудов. Что на ней?

— Картинки сельской жизни: президент в роли фермера. Только это не президент.

Фосетт повернулся и посмотрел на Майо.

— Чушь!

— Я могу вас процитировать?

— Не умничайте! — рявкнул Фосетт. — Мне не нужно интервью с передергиванием.

— Хорошо, тогда прямой вопрос, — сказал Майо. — Кто изображал президента и вице-президента в Нью-Мексико?

— Никто.

— У меня есть доказательства противного. Достаточные, чтобы дать их в новостях. Я открою рот, и все золотари отсюда до Сиэтла набросятся на Белый дом, как армия муравьев-убийц.

— Попробуйте и получите дюжину яиц в физиономию, когда президент, стоя рядом с вами, как сейчас я, опровергнет ваши домыслы.

— Не получу, если сумею разузнать, что с ним было, пока двойники устраивали этот маскарад на ферме.

— Не стану желать вам удачи, потому что сама мысль нелепа.

— Будьте откровенны со мной, Дэн. Происходит что-то важное.

— Поверьте, Керт, ничего необычного не происходит. Через несколько дней президент покажется. Сможете сами спросить его.

— А как насчет тайных соображений кабинета в самое неожиданное время суток?

— Без комментариев.

— Это правда, не так ли?

— Кто вам наговорил такого вздора?

— Тот, кто видел, как в подвал министерства финансов по ночам въезжает множество машин без номеров.

— Значит, министерство работает и по ночам.

— В здании никаких огней. Мое предположение: люди проходят по служебному туннелю в Белый дом и собираются в ситуационном кабинете.

— Думайте что хотите, но вы ошибаетесь. Вот все, что я могу сказать.

— Я не оставлю эту тему, — вызывающе сказал Майо.

— Как хотите, — равнодушно сказал Фосетт. — Дело хозяйское.

Майо отстал и смотрел, как Фосетт проходит через охраняемый вход. Советник президента играл хорошо, думал он, но все равно играл. Все сомнения, какие были у Майо насчет того, что в правительстве происходит что-то зловещее, развеялись.

И его решимость выяснить, что именно, окрепла.

Фосетт вставил кассету в видеомагнитофон и сел перед экраном. Он просмотрел запись трижды и увидел все, что увидел Майо.

Он устало поднял телефонную трубку и попросил закрытую линию связи с государственным департаментом. Через несколько мгновений в наушниках зазвучал голос Дага Оутса:

— Да, Дэн, в чем дело?

— У нас новый поворот.

— Новости о президенте?

— Нет, сэр. Я только что говорил с Кертисом Майо из „Си-Эн-Эн-Ньюс“. Он нас раскрыл.

Наступила напряженная пауза.

— Что можно сделать?

— Ничего, — ответил Фосетт. — Абсолютно ничего.

Сэм Эммет вышел из здания ФБР в центре Вашингтона и поехал в Виргинию, в Лэнгли, в штаб-квартиру ЦРУ. Прошел летний дождь, оросив лесистые окрестности разведкомплекса и оставив душистый запах влажной зелени.

Когда Эммет вошел в приемную, Мартин Броган стоял у дверей своего кабинета. Рослый бывший преподаватель колледжа протянул руку.

— Спасибо, что нашли время приехать. Я знаю, как вы заняты.

Эммет улыбнулся, пожимая протянутую руку. Броган был одним из немногих людей в окружении президента, кем он искренне восхищался.

— Вовсе нет. Я не кабинетный работник. Хватаюсь за каждую возможность оторвать зад от стула и размяться.

Они вошли в кабинет Брогана и сели.

— Кофе или выпить? — спросил Броган.

— Спасибо, ничего не нужно. — Эммет открыл „дипломат“ и положил на стол директора ЦРУ переплетенный отчет. — Итог исследований по исчезновению президента по состоянию на час назад.

Броган протянул ему такой же переплетенный отчет.

— То же от ЦРУ. Печально, но с нашей последней встречи почти ничего нового.

— Вы не одиноки. Мы тоже в милях от прорыва.

Броган помолчал, раскуривая похожую на веревку тосканскую сигару. Сигара казалась неуместной рядом с костюмом фирмы „Братья Брукс“[86] и жилетом. Мужчины вместе стали читать. Через десять минут полной тишины сосредоточенность на лице Брогана сменил искреннийинтерес, и он постучал по странице отчета Фосетта.

— Вот тут про исчезнувшего советского психолога.

— Я так и думал, что это вас заинтересует.

— Он вместе со всем своим штатом исчез в ночь похищения „Орла“?

— Да, и до сих пор ни один человек не найден. Возможно, это просто совпадение, но мне кажется, им нельзя пренебречь.

— Мне прежде всего приходит в голову, что этого человека, — Броган снова взглянул на страницу, — Лугового, доктора Алексея Лугового, может использовать КГБ, чтобы с помощью его психологических познаний выведать у похищенных государственные секреты.

— Отвергать такую возможность нельзя.

— Эта фамилия, — задумчиво сказал Броган, — кажется мне знакомой.

— Слышали раньше?

Неожиданно Броган приподнял брови, глаза его чуть округлились, он потянулся к интеркому.

— Пошлите мне последние данные из французского Агентства международной безопасности.

— Думаете, что-то нашли?

— Запись разговора между советским президентом Антоновым и главой КГБ Владимиром Полевым. Кажется, там упоминается Луговой.

— От французской разведки? — переспросил Эммет.

— Антонов был там с официальным визитом. Наши друзья-соперники в Париже негласно обмениваются с нами информацией, которую не считают затрагивающей интересы их государства.

Меньше чем через минуту личный секретарь Брогана постучал в дверь и передал расшифровку секретной записи. Броган быстро просмотрел текст.

— Чрезвычайно интересно, — сказал он. — Если читать между строк, можно вообразить множество макиавеллиевых схем. По словам Полевого, психолог, работавший в ООН, исчез на пароме, шедшем от Стейтен-Айленда в Нью-Йорк, и всякие контакты с ним прекратились.

— КГБ потерял сразу несколько овец из своего стада? — с легким удивлением спросил Эммет. — Совсем новый поворот. Они начинают небрежничать.

— Полевой с этим согласен. — Броган протянул страницу. — Прочтите сами.

Эммет прочел напечатанное, потом перечитал. А когда поднял голову, в его глазах светилось торжество.

— Итак, за похищением стоят русские.

Броган кивнул.

— Да, судя по всем данным, но они не могут работать одни. Тем более если не знают, где Луговой. Им кто-то помогает, кто-то в Соединенных Штатах, причем обладающий властью, чтобы руководить операцией.

— Может, вы? — спросил Эммет.

— Нет, — рассмеялся Броган. — А вы?

Эммет покачал головой.

— Если КГБ, ЦРУ и ФБР остаются в неведении, у кого на руках карты?

— У человека, которого они называют „старой сукой“ и „китайской шлюхой“.

— Эти коммунисты дурно воспитаны.

— Кодовое название операции, должно быть, „Гекльберри Финн“.

Эммет вытянул ноги, скрестил их и удобнее устроился в кресле.

— Гекльберри Финн, — повторил он, отчетливо произнося каждый слог. — У нашего противника в Москве мрачный юмор. Но самое главное: он невольно подставил глаз, в который мы можем воткнуть кол.

Никто не обращал внимания на двух человек, удобно устроившихся в кабине грузовика, который стоял на площадке для разгрузки около здания НПМА. Дешевая пластиковая сменяемая надпись на двери кабины со стороны пассажира рекламировала „Водопроводные трубы Гаса Мура“. За кабиной, в кузове, в беспорядке лежали инструменты и несколько медных труб разной длины. Комбинезоны у обоих были перемазаны грязью и пылью, и не брились эти двое дня три или четыре. Единственной странностью были их глаза. Оба не сводили взгляда со входа в здание НПМА.

Водитель подобрался и кивком указал направление.

Второй достал из бумажного мешка с оторванным дном бинокль и посмотрел на того, кто выходил из дверей. Потом положил бинокль на колени и посмотрел на большую, одиннадцать на четырнадцать дюймов, глянцевую фотографию.

— Есть. Это он.

Водитель сверился с рядом цифр на маленьком черном передатчике.

— Обратный отсчет сто сорок секунд… время пошло.

Он подчеркнул свои слова, переведя рычажок в положение „включено“.

— Хорошо, — сказал его напарник. — Давай уносить ноги.

Когда Питт спустился по широкой каменной лестнице, грузовик с трубами проехал мимо него. Питт остановился, пропуская машину, и пошел к парковке. Он был в семидесяти ярдах от своего „Талбота-лаго“, когда обернулся, услышав гудок.

Подъехал Эл Джордино в четырехприводном „Форде-бронко“.

Его густые волосы были не расчесаны, подборок зарос щетиной. Выглядел он так, словно не спал целую неделю.

— Смываешься пораньше? — спросил он.

— Собирался, пока ты меня не поймал, — с улыбкой ответил Питт.

— Везунчик, сидишь здесь и ничего не делаешь.

— Закончил подъем „Орла“? — спросил Питт.

Джордино устало кивнул.

— Три часа назад на буксире притащил его вверх по реке и поставил в сухой док. От него за милю пахнет смертью.

— Ну, тебе по крайней мере не пришлось убирать тела.

— Нет, этой грязной работой занимались флотские ныряльщики.

— Возьми недельный отпуск. Ты его заслужил.

Джордино широко улыбнулся.

— Спасибо, босс. Это то, что мне нужно.

Но лицо его стало серьезным.

— Есть новости о „Пайлоттауне“?

— Мы нацеливаемся…

Питт не закончил фразу. Страшный взрыв сотряс воздух. Между тесно стоящими машинами поднялся столб пламени, и во все стороны полетели куски металла. Колесо с шиной — хромовые спицы блестели на солнце — высоко взлетело и с грохотом приземлилось на капот машины Джордино.

Отскочив и пролетев в нескольких дюймах над головой Питта, оно покатилось по парку и наконец застряло в кусте роз. Эхо взрыва несколько секунд гуляло по городу, пока не стихло.

— Боже! — недоверчиво и испуганно воскликнул Джордино. — Что это было?

Питт уже бежал, лавируя между тесно поставленными машинами, и остановился перед грудой искореженного металла, окутанного густым черным дымом. Асфальт под этой грудой расплавился от жары, превратившись в тяжелую жидкость. В груде трудно было узнать машину.

Подбежал Джордино.

— Боже, чья это была машина?

— Моя, — ответил Питт с горестной миной: он смотрел на остатки своего некогда прекрасного „Талбота-лаго“.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ „ЛЕОНИД АНДРЕЕВ“

Глава 45

7 августа 1989 года Майами, Флорида

Когда Лорен поднялась на борт „Леонида Андреева“, ее встретил капитан Яков Покофский, привлекательный мужчина с густыми седыми волосами и глазами круглыми и черными, как икра. Хотя он вел себя вежливо и дипломатично, Лорен чувствовала — он не очень доволен тем, что американский политик ходит по его кораблю и задает вопросы об управлении. После обычного обмена любезностями первый помощник провел Лорен в каюту для высокопоставленных пассажиров, утопающую в цветах, которых хватило бы на государственные похороны. Русские, подумала Лорен, умеют принимать важных гостей.

Вечером, когда последние пассажиры поднялись на борт и устроились в каютах, круизный лайнер отдал швартовы и по каналу вышел из залива Бискейн в Атлантический океан. Под тропическим бризом мерцали огни отелей Майами-Бич; „Леонид Андреев“ отходил все дальше от берега, и огни превратились в тонкую полосу на горизонте.

Лорен разделась и приняла душ. Вышла, вытерлась и приняла перед высоким зеркалом нарочитую позу фотомодели. Фигура вполне ничего, учитывая тридцать семь лет использования: бег и четыре часа балета еженедельно держат центробежные силы под контролем. Лорен ущипнула себя за ягодицу и с досадой заметила, что между указательным и большим пальцами более дюйма плоти. И приняла решение отказаться от спиртного и десертов.

Надела розовато-лиловый жаккардовый жакет и юбку из черных кружев и тафты. Распустила деловую прическу, позволив волосам упасть на плечи. Довольная результатом, она решила до ужина за капитанским столом прогуляться по палубе.

Воздух был таким теплым, что она отказалась от свитера. На корме, на палубе для загара, она нашла свободное кресло и расслабилась, подняв колени и сцепив руки на икрах. Следующие полчаса она смотрела, как отражение половины луны бежит по темным волнам, и ни о чем определенном не думала. Потом огни на палубе от носа до кормы неожиданно погасли.

Лорен не видела вертолета, пока он не оказался над самым кораблем. Он летел почти над самыми волнами и без навигационных огней. Из тени показалось несколько матросов. Они быстро накрыли крышкой плавательный бассейн.

Один из офицеров посигналил фонариком, и вертолет опустился на импровизированную посадочную площадку.

Лорен встала и подошла к поручням. Она стояла палубой выше, в сорока футах от теперь закрытого плавательного бассейна. Светила луна, и это позволило Лорен видеть происходящее. Она оглянулась в поисках других пассажиров, но увидела всего пять или шесть человек; все они стояли еще пятьюдесятью футами дальше, чем она.

Из вертолета вышли трое. Лорен показалось, что с двумя обращаются очень грубо. Офицер зажал фонарик под мышкой и обеими руками резко толкнул людей в открытый проход. На мгновение луч фонарика осветил бумажно-белое лицо и выпученные в страхе глаза.

Лорен отчетливо увидела это лицо. Она вцепилась в поручень, и сердце ее словно заледенело.

Вертолет поднялся и быстро полетел к берегу. Крышку с бассейна тут же сняли, моряки исчезли. Через несколько секунд по всему кораблю снова загорелись огни.

Все произошло так быстро, что Лорен усомнилась, видела ли она приземление и взлет.

Но не узнать испуганного человека у бассейна внизу было невозможно. Лорен была уверена, что это спикер палаты представителей конгрессмен Алан Моран.

На мостике капитан Покофский, человек среднего роста и плотного сложения, всматривался в экран радара. Из угла капитанского рта свисала сигарета. Покофский выпрямился и поправил свой белый капитанский китель.

— Они по крайней мере подождали, пока мы выйдем из двенадцатимильной зоны, — гортанным голосом сказал он.

— Нет признаков слежки за ними? — спросил вахтенный офицер.

— Ни воздушного контакта, ни кораблей на море, — ответил Покофский. — Операция прошла гладко.

— Как и все остальные, — с нахальной улыбкой сказал вахтенный офицер.

Покофский не улыбнулся в ответ.

— Не люблю принимать гостей, о которых предупреждают так внезапно, да еще при свете полной луны.

— Должно быть, дело очень важное.

— А бывают не важные дела? — ядовито спросил Покофский.

Вахтенный офицер решил промолчать. Он достаточно долго служил с Покофским, чтобы видеть — тот в дурном настроении.

Покофский снова взглянул на радар и перевел взгляд на черное море впереди.

— Проследите, чтобы гостя проводили в мою каюту, — приказал он, прежде чем сойти с мостика.

Пять минут спустя второй помощник постучал в дверь его каюты и провел внутрь человека в мятом деловом костюме.

— Капитан Покофский, — сказал капитан, вставая из мягкого кожаного кресла.

— Павел Суворов.

— КГБ или ГРУ?

— КГБ.

Покофский жестом указал на диван.

— Не сообщите о причинах вашего неожиданного визита?

Суворов сел и оценивающе посмотрел на Покофского.

Его не обрадовало то, что он увидел. Закаленный моряк, таких не запугать авторитетом государственной безопасности. Суворов благоразумно решил проявить осторожность.

— Конечно. Мне приказано тайком вывезти из страны двух человек.

— Где они сейчас?

— Я взял на себя смелость попросить вашего первого помощника запереть их на гауптвахте.

— Они бежали из Советского Союза?

— Нет, они американцы.

Покофский приподнял брови.

— Вы хотите сказать, что похитили американских граждан?

— Да, — с ледяным спокойствием ответил Суворов. — Это два важнейших руководителя из правительства Соединенных Штатов.

— Не уверен, что правильно расслышал.

— Их имена не имеют значения. Один из них конгрессмен, второй сенатор.

Глаза Покофского гневно вспыхнули.

— Вы представляете себе, какой опасности подвергаете мое судно?

— Мы в международных водах, — умиротворяюще сказал Суворов. — Что может случиться?

— Войны начинались и из-за меньшего, — отрезал Покофский. — Если американцы узнают, их никакие международные воды не остановят. Они без колебаний вышлют флот и береговую охрану и обыщут судно.

Суворов встал и посмотрел прямо в глаза Покофскому.

— Вашему драгоценному судну ничего не грозит, капитан.

Покофский смотрел на него.

— Как это?

— В океане много места, — спокойно ответил Суворов. — Если обстоятельства потребуют, мои друзья на гауптвахте будут преданы глубине.

Глава 46

Разговоры за капитанским столом велись тусклые и бессодержательные, как и следовало ожидать. Соседи Лорен по обеденному столу надоедали ей историями о своих плаваниях. Покофский тысячи раз слышал такие рассказы. Он вежливо улыбался и делал вид, что слушает. Когда спросили его, он рассказал, что семнадцати лет начал службу в русском флоте, прошел все офицерские чины, командовал военным транспортом и через двадцать лет перешел на государственные пассажирские линии.

„Леонида Андреева“ он описал как четырнадцатитонное судно, построенное в Финляндии и способное брать на борт 478 пассажиров, причем на каждых трех пассажиров приходилось два члена экипажа. На современном белоснежном лайнере были крытые и открытые плавательные бассейны, пять коктейльных баров, два ночных клуба, десять магазинов, торгующих русскими товарами и выпивкой, кинотеатр и театральный зал, а также хорошо подобранная библиотека. Летом корабль выходил из Майами в десятидневные круизы по тропическим островам Карибского моря.

В перерыве между разговорами Лорен небрежно упомянула о посадке вертолета. Капитан Покофский прикурил сигарету от деревянной спички и задул пламя.

— Вы, американцы, с вашим изобилием, — с усмешкой сказал он. — Два богатых техасца опоздали на судно в Майами и наняли вертолет, чтобы долететь на „Андреева“. Мало кто из моих соотечественников может позволить себе такую роскошь.

— Из моих тоже, — заверила Лорен.

Капитан не только очаровательный и забавный собеседник, подумала она, он еще и искусный лжец. Она оставила тему и принялась за салат.

Перед десертом Лорен извинилась и ушла в свою каюту. Сбросила туфли, разделась, повесила юбку и жакет и легла на огромную кровать. Она вспоминала испуганное лицо Алана Морана, убеждая себя, что это просто кто-то похожий на конгрессмена и, возможно, в неверном свете она ошиблась. Разум говорил, что это всего лишь игра воображения.

Но тут она вспомнила вопрос Питта в ресторане. Он спросил, не слышала ли она об исчезновении каких-нибудь важных правительственных фигур.

И теперь глубинное внутреннее чутье говорило ей, что она права.

Она положила на кровать перед собой путеводитель по судну и чертежи палуб и разгладила смятые страницы. Искать Морана в этом плавучем городе с его 230 каютами, помещениями для экипажа численностью свыше трехсот человек, с грузовыми трюмами и машинным отделением, искать на одиннадцати палубах каждая 500 футов длиной — задача совершенно невыполнимая. Нужно также помнить, что она представляет американское правительство на русской территории. Попросить у капитана Покофского разрешения обшарить все уголки корабля? Легче убедить его сменить водку на бурбон из Кентукки.

Она решила, что самое логичное — проверить, где Моран. Если он дома в Вашингтоне смотрит телевизор, можно забыть это безумие и крепко уснуть. Она снова оделась и пошла в радиорубку.

К счастью, здесь было мало народу, и ей не пришлось ждать своей очереди.

Миловидная русская девушка в аккуратной форме спросила ее, с кем она хочет связаться.

— Вашингтон, округ Колумбия, — ответила Лорен. — Личный разговор с мисс Салли Линдеманн. Я напишу номер.

— Пожалуйста, подождите в пятой кабинке. Я соединю через спутник, — сказала девушка на почти безупречном английском.

Лорен сидела терпеливо, надеясь, что ее секретарь дома. Так и оказалось.

Сонный голос ответил оператору, подтвердив, что говорит Салли Линдеманн.

— Это вы, босс? — спросила Салли, когда ее соединили с Лорен. — Ручаюсь, вы танцуете под карибскими звездами с красивым плейбоем. Я права?

— Холодно. Очень.

— Мне следовало знать, что это деловой звонок.

— Салли, мне нужно, чтобы ты кое с кем связалась.

— Секунду. — Наступила пауза. Когда голос Салли послышался снова, он был чрезвычайно деловитым. — Я взяла блокнот и ручку. С кем связаться и что сказать?

— С конгрессменом, который выступал против моего водного проекта в Скалистых горах и завалил его.

— Вы про этого старого ханжу Мо…

— Именно, — перебила Лорен. — Хочу, чтобы ты позвонила ему. Желательно поговорить с ним лично. Начни с его дома. Если его нет, спроси жену, где его можно найти. Если она не захочет отвечать, скажи, что дело очень важное и связано с работой конгресса. Говори что угодно, но найди его.

— Если я найду, что тогда?

— Ничего, — ответила Лорен. — Скажи, что это ошибка.

На несколько секунд наступило молчание. Потом Салли очень осторожно спросила:

— Вы не пьяны, босс?

Лорен рассмеялась, понимая, как изумлена Салли.

— Я абсолютно трезва.

— Дело может подождать до утра?

— Нет, мне срочно нужно знать, где он.

— Уже первый час ночи, — возразила Салли.

— Немедленно звони! — отрезала Лорен. — И сразу перезвони мне, как только увидишь его или услышишь его голос.

Она повесила трубку и вернулась в свою каюту. Луна висела прямо над головой, и Лорен на несколько минут задержалась на палубе. Ей хотелось, чтобы рядом был Питт.

Лорен наносила утреннюю косметику, когда в ее дверь постучали.

— Кто там?

— Стюард.

Она открыла дверь. Стюард, обслуживавший ее каюту, поздоровался. Он застенчиво смотрел на ложбинку, видневшуюся в вырезе ее неплотно запахнутого халата.

— Вас срочно вызывает материк, конгрессмен Смит, — сказал он с сильным славянским акцентом. — Звонок держат для вас в радиорубке.

Она поблагодарила и торопливо оделась. Новая девушка проводила ее к кабинке. В наушниках голос Салли звучал так четко, словно она была в соседней комнате.

— Доброе утро, босс, — устало сказала Салли.

— Повезло?

— Жена Морана сказала, что он отправился рыбачить с сенатором Маркусом Ларимером, — выпалила Салли, прежде чем Лорен успела остановить ее. — И клянется, что они на каком-то Гусином озере, частном курорте для славных парняг, в нескольких милях от заповедника „Квантико“ в Марин-Кор. Поэтому я села в машину и поехала туда. Уговорила типа, охранявшего вход, и осмотрела все дома, купальни и причал. Ни конгрессмена, ни сенатора. Тогда я вернулась в столицу. Позвонила и разбудила троих помощников Морана. Никогда не просите его офис об одолжении. Они все подтверждают историю с рыбалкой. Для страховки я связалась с людьми Ларимера. Тот же вздор. На самом деле их уже неделю никто не видел. Простите, что подвела, босс, но мне все это кажется дымовой завесой.

Лорен почувствовала, как по спине пробежал холодок. Неужели вторым человеком, которого выводили из вертолета, был Маркус Лаример?

— Продолжить охоту? — спросила Салли.

— Да, пожалуйста, — ответила Лорен.

— Постараюсь, — заявила Салли. — Да, едва не забыла. Слышали последние новости?

— Как я могла их слышать в десять утра на корабле посреди океана?

— Они касаются вашего друга Дирка Питта.

— С Питтом что-то случилось? — в тревоге спросила Лорен.

— Кто-то взорвал его машину. К счастью, его в этот момент в машине не было. Но он был очень близко. Как раз шел к автомобилю, но остановился, потому что встретил друга. Согласно сообщению полиции, еще минута — и его пришлось бы отскребать от асфальта.

Все смешалось перед глазами Лорен. События происходили слишком быстро, чтобы она успела их осознать. Они мелькали перед ее глазами, как кусочки лоскутного одеяла. Но все швы сходились к одной точке. Лорен ухватилась за единственную нить, которая, кажется, у нее оставалась.

— Сал, слушай внимательно. Позвони Питту и скажи, что мне нужно…

Неожиданно в наушниках раздался резкий звонок.

— Ты меня слышишь, Сал?

Единственным ответом был шум. Лорен повернулась, собираясь пожаловаться девушке, но та исчезла.

На ее месте стояли два стюарда, точнее, два борца в форме стюардов, и первый помощник. Офицер открыл дверцу кабинки и коротко поклонился.

— Пожалуйста, пройдемте со мной, конгрессмен Смит. С вами хочет говорить капитан.

Глава 47

Пилот посадил вертолет на маленьком аэродроме на Острове Пальм близ Чарльстона. Проделал стандартную процедуру завершения полета, сбавив обороты двигателя, и подождал, пока лопасти остановятся.

Спина и руки болели — он слишком долго пробыл в воздухе, — и, идя к небольшому офису у посадочной площадки, он разминал мышцы. Открыл дверь и вошел.

В крошечном помещении сидел незнакомый человек и читал газету. Пилоту он показался китайцем или японцем.

Газета опустилась, явив дробовик с пистолетной рукоятью и двумя короткими стволами.

— Что вам нужно? — тупо спросил пилот.

— Информация.

— Вы не туда пришли, — сказал пилот, инстинктивно поднимая руки. — Здесь не библиотека, а скорая помощь на вертолетах.

— Очень остроумно, — сказал азиат. — Но еще вы перевозите пассажиров.

— Кто сказал?

— Павел Суворов. Один из ваших русских друзей.

— Никогда о таком не слышал.

— Странно. Вчера большую часть дня он сидел рядом с вами в кресле второго пилота.

— Что вам нужно? — повторил пилот, начиная ощущать страх.

Азиат злобно улыбнулся.

— У вас ровно десять секунд на то, чтобы точно ответить, куда вы отвезли Суворова и еще двоих. Если будете упрямиться, я прострелю вам колено. Еще через десять секунд можете попрощаться со своей сексуальной жизнью. — Он подкрепил угрозу, щелкнув предохранителем. — Отсчет пошел!

Три минуты спустя азиат вышел из здания и закрыл за собой дверь. Прошел к стоявшему недалеко автомобилю и поехал по песчаной дороге к Чарльстону.

Машина еще не скрылась из виду, когда из крыши офиса пилота вырвался столб оранжевого пламени и по спирали поднялся в белое облачное небо.

Мужчина, проходя в маленькую дверь, пригнул голову.

Он был в дешевом деловом костюме, уже несколько десятилетий как вышедшем из моды.

— Конгрессмен Смит, прошу прощения за условия, в которые пришлось вас поместить.

— Вряд ли я вас прощу, — дерзко ответила она. — Кто вы такой?

Целый день Питт спасался от репортеров и полицейских детективов. Он спрятался в малолюдном пабе под названием „Трезубец дьявола“ на Род-Айленд-авеню и сидел в тихом углу в кожаном кресле, задумчиво глядя на недоеденный сэндвич „Монте-Кристо“[87] и третий коктейль „Манхеттен“, который он вообще заказывал очень редко.

Миловидная официантка, блондинка в мини-юбке и чулках-сеточке, остановилась у его столика.

— Ты самый несчастный человек в заведении, — сказала она с материнской улыбкой. — Потерял любимую или жену?

— Хуже, — ответил Питт. — Машину.

Она бросила на него взгляд, каким смотрят на марсиан и придурков, пожала плечами и перешла к соседнему столику.

Питт продолжал сидеть, помешивая вишенкой „Манхеттен“ и ни на что в частности не глядя. Где-то в ходе событий он утратил над ними контроль.

Теперь события контролируют его. То, что он знал, кто пытался его убить, не утешало. Мотив был только у Бугенвилей.

Он подобрался чересчур близко. Не нужно большого ума, чтобы разгадать эту загадку. Он сердился на себя за то, что, как подросток, играл в компьютерные игры с их финансовой организацией; а ведь они выступают совсем за другую лигу.

Питт чувствовал себя так, словно обнаружил посреди Антарктики сейф, набитый валютой, но тратить валюту совершенно негде. Его единственный рычаг — знать больше, чем, как они считают, ему известно.

Загадкой оставалось участие Бугенвилей в похищении „Орла“. Он не видел мотивов для убийства команды и потопления яхты. Единственной нитью оставались многочисленные трупы корейцев.

Неважно: это проблема ФБР, и он рад от нее избавиться.

Пришла пора действовать, решил он, и прежде всего нужно собраться с силами. Для этого решения тоже большого ума не требовалось.

Он встал и подошел к стойке.

— Могу я воспользоваться твоим телефоном, Кабот?

Бармен, остролицый ирландец по имени Шон Кабот, с сомнением взглянул на Питта.

— Местный звонок или дальний?

— Дальний, но наличными не плати: я оплачу карточкой.

Кабот равнодушно кивнул и поставил телефон на угол стойки, подальше от других клиентов.

— Жаль твою машину, Дирк. Я ее как-то видел. Красавица.

— Спасибо. Купи себе выпить и впиши в мой счет.

Кабот заполнил стакан имбирным элем и поднял:

— За доброго самаритянина и гурмана.

Набирая номер, Питт не чувствовал себя ни добрым самаритянином, ни тем более гурманом. Он назвал оператору номер кредитной карточки и подождал ответа.

— „Касио и партнеры инвестигейшн“.

— Говорит Дирк Питт. Сал на месте?

— Минутку, сэр.

Положение улучшается. Он принят в клуб.

— Дирк? — послышался голос Касио. — Все утро звоню вам в офис. Кажется, я кое-что нашел.

— Что именно?

— Поиски в архивах морского профсоюза принесли плоды. На шестерых корейцев, которые нанялись на „Сан-Марино“, нашлись данные о предыдущих плаваниях.

В основном иностранные морские линии. Но у всех шестерых нашлось нечто общее. Все они в то или иное время плавали на кораблях „Морских перевозок Бугенвиль“. Слышал о такой фирме?

— Совпадает, — ответил Питт. И рассказал Касио о результатах компьютерных поисков.

— Черт возьми! — недоверчиво воскликнул Касио. — Действительно совпадает.

— А что есть в архиве профсоюза об этих корейцах после исчезновения „Сан-Марино“?

— Ничего, они исчезли из вида.

— Если Бугенвили действовали в своей обычной манере, все эти парни мертвы.

Касио замолчал, и Питт понимал, какие мысли мелькают в голове детектива.

— Я у вас в долгу, — сказал наконец Касио. — Вы помогли найти убийцу Арты. Но это мой праздник, и отныне я бы хотел действовать в одиночку.

— Не говорите, что месть — обычное дело для мученика, — резко ответил Питт. — К тому же вы не знаете, кто лично виновен.

— Мин Корио Бугенвиль, — ответил Касио, с отвращением произнося это имя. — Кто же еще?

— Старуха могла отдать приказ, — сказал Питт, — но сама рук не марала. Не секрет, что она уже десять лет в инвалидном кресле. Со времени президентства Никсона она не дает интервью, и не напечатано ни одной ее фотографии. Насколько нам известно, Мин Корио Бугенвиль — дряхлый, прикованный к постели овощ. Да ее вообще может не быть в живых. Она не могла одна разбрасывать тела по морям.

— По-вашему, этим занималась целая корпоративная армия?

— А вы можете представить себе более действенный способ устранения конкурентов?

— Теперь вы скажете, что она мафиози, — проворчал Касио.

— Мафия убивает только осведомителей и друг друга. Блеск и красота злого умысла Мин Корио в том, что, убивая целиком экипажи похищенных судов, уводя суда у других компаний, она обходилась почти без накладных расходов. Но для этого кто-то должен был создать преступную организацию и руководить ею. Не позволяйте ненависти ослепить вас. Вы должны видеть реальное положение, Сал. В одиночку вам с Бугенвилями не справиться.

— А вместе с вами?

— Армия начинается с двоих.

Снова наступило молчание, и Питту даже показалось, что связь прервалась.

— Вы еще здесь, Сал?

— Здесь, — задумчиво ответил Касио. — Что надо сделать?

— Летите в Нью-Йорк и нанесите визит в „Морские перевозки Бугенвиль“.

— Вскрыть их офис?

— Мне казалось, это называется „проникнуть“.

— Судья и детектив используют разные словари.

— Используйте свои способности и попытайтесь увидеть то, чего не видно в компьютерах.

— Я посажу там „жучки“.

— Ну, тут вы специалист, — сказал Питт. — У нас есть преимущество: вы придете оттуда, откуда нас не ожидают. Меня уже отметили.

— Отметили? — переспросил Касио. — Каким образом?

— Бомба в машине.

— Сволочи! — выдохнул Касио. — Сегодня же вылечу в Нью-Йорк.

Питт передвинул телефон по стойке и вернулся к своему столику. После разговора с Касио он почувствовал себя лучше и прикончил сэндвич. И раздумывал, не заказать ли четвертый „Манхеттен“, но к его столику подошел Джордино.

— Вечеринка для избранных? — спросил он.

— Нет, — ответил Питт. — „Ненавижу мир“, „Жалею себя“, „Чувствую себя на свалке“ — вот такая вечеринка.

— Все равно присоединяюсь, — сказал Джордино, садясь. — Адмирал за тебя переживает.

— Скажи ему, что я заплачу за ремонт стоянки.

— Будь серьезен. Старик зол как черт. Все утро бранится с министерством юстиции, требуя расследовать, кто стоит за этим взрывом. Для него нападение на тебя — это нападение на НПМА.

— Агенты ФБР роются в моей квартире и офисе?

Джордино кивнул.

— Не меньше шести человек.

— А репортеры?

— Им я и счет потерял. А чего ты ожидал? Взрыв, который уничтожил твою машину, вывел твое имя на первые полосы газет. Первый взрыв бомбы в городе за четыре года. Нравится тебе это или нет, старина, но ты вызвал целую бурю.

Питт испытывал легкий подъем оттого, что сумел настолько возбудить интерес Бугенвилей, что его попытались устранить. Должно быть, они поняли, что он кусает их с флангов и с каждым укусом все больше вникает в их тайны. Но почему такая сильная реакция?

Ложное объявление о находке и „Сан-Марино“, и „Пайлоттауна“, несомненно, насторожило их. Но не должно было вызвать панику. То, что Мин Корио не среагировала на выдуманную историю, доказывает, что она не из тех, кого легко напугать.

Как они поняли, что он так близко?

Бугенвили не могли так быстро определить его причастность к компьютерному проникновению и спланировать убийство. И тут его осенило. Мысль все время была рядом, но он отгонял ее, потому что она не укладывалась в общую картину. Но сейчас она ярко вспыхнула.

Бугенвили связали его с „Орлом“.

Питт так глубоко задумался, что не услышал, как Джордино сказал: „тебя к телефону“.

— Твоя мысль, должно быть, блуждает за миллион миль отсюда, — сказал Джордино, показывая на бармена Кабота. Тот держал в руках трубку.

Питт подошел к стойке и сказал в трубку:

— Алло!

Послышался возбужденный голос Салли Линдеманн.

— Слава богу, я наконец вас разыскала! Весь день пытаюсь до вас дозвониться.

— Что случилось? — спросил Питт. — С Лорен все в порядке?

— Думаю, да, а может, и нет. — Салли была растеряна. — Просто не знаю.

— Не торопитесь и рассказывайте, — попросил Питт.

— Вчера ночью конгрессмен Смит позвонила мне с борта „Леонида Андреева“ и попросила установить местонахождение спикера палаты представителей Алана Морана. Причину она не указала. Когда я спросила, что ему сказать, когда я с ним свяжусь, они ответила: „Скажи, что это ошибка“. Для вас это имеет смысл?

— Вы нашли Морана?

— Не совсем. Мне сообщили, что они с сенатором Ларимером рыбачат в месте под названием Гусиное озеро. Я поехала туда, но там никто о них ничего не знал.

— Что еще сказала Лорен?

— Ее последние слова были: „Позвони Питту и скажи, что мне нужно…“ И связь прервалась. Я много раз пыталась снова дозвониться до нее, но ответа не получила.

— Вы сказали оператору на судне, что дело чрезвычайно важное?

— Конечно. Мне ответили, что мое сообщение передали в ее каюту, но она ничего не сказала. Невероятно. Совсем не похоже на конгрессмена Смит. Безумие, да?

Питт молчал, обдумывая услышанное.

— Да, — сказал он наконец. — Это достаточно безумно, чтобы иметь смысл. У вас есть расписание „Леонида Андреева“?

— Минутку.

Салли отсутствовала почти минуту.

— Так, что вы хотите знать?

— Когда у него следующий порт?

— Посмотрим. Он прибывает в Сан-Сальвадор на Багамских островах в десять утра и в тот же день в восемь вечера отплывает в Кингстон, на Ямайку.

— Спасибо, Салли.

— Но что все это значит? — спросила Салли. — Может, объясните?

— Продолжайте попытки связаться с Лорен. Каждые два часа звоните на корабль.

— А вы позвоните, если что-нибудь узнаете, — с подозрением сказала Салли.

— Позвоню, — пообещал Питт.

Он вернулся к столику и сел.

— Кто это был? — спросил Джордино.

— Мой туристический агент, — ответил Питт, стараясь говорить небрежно. — Он взял нам билеты на круиз по Карибскому морю.

Глава 48

Кертис Майо сидел за столом в студии, изображающей кабинет в редакции газеты, и смотрел на монитор, стоящий справа от него, под камерой номер два. Оставалось десять минут до вечерних новостей, и он ждал сигнала к окончанию рекламы освежителя воздуха для туалетов. Ролик демонстрировал нью-йоркскую фотомодель, которая вряд ли хоть раз в своей жизни чистила унитаз. Девушка скромно улыбалась, прижимая к щеке рекламируемый товар.

Показался режиссер, отсчитал последние три секунды и сделал знак Майо. Мигнул красный огонек над камерой, Майо посмотрел в объектив и начал часть новой программы.

— На президентской ферме в Нью-Мексико ходят слухи, что глава государства и вице-президент пользуются услугами двойников.

Майо рассказывал, а механик в контрольной кабинке пустил запись: президент на тракторе.

— Президент на пленке, который косит люцерну, наводит кое-кого на мысль, что это не он. Манеры кажутся слегка преувеличенными, другие кольца, причем на других пальцах, часы такие, каких президент обычно не носит. К тому же у него появилась привычка почесывать подбородок — ее раньше не было.

Актера Джона Саттона, который поразительно похож на президента и часто изображает его в рекламе и на ТВ-шоу, репортеры не смогли найти в Голливуде и попросить прокомментировать этот сюжет. Возникает вопрос: „Зачем лидеру нации понадобился двойник?“. Это тайная мера безопасности, или тому есть более мрачные причины? Неужели у президента так много работы, что ему пришлось одновременно быть в двух местах? Можно только гадать.

На этой подозрительной ноте Майо закончил. Механик переключился на камеру в студии, а Майо перешел к следующему сюжету:

— Сегодня в Майами полиция объявила о ликвидации целой цепочки наркодилеров…

Закончив программу и услышав, что обрушился вал звонков с требованием дополнительной информации о двойнике президента, Майо мрачно улыбнулся. То же самое, если не хуже, творится сейчас и с телефонами в Белом доме. И Майо с презрительной радостью подумал, как справляется с этим пресс-секретарь президента.

Программа Майо закончилась, и в Нью-Мексико Сынок Томпсон тупо смотрел на опустевший экран. Он сидел, обмякнув на стуле, безвольный как медуза. Он видел, что его тщательно выстроенный уютный мир быстро идет к краху. Когда будет доказано, что он участвовал в обмане публики, его после ухода из Белого дома не возьмет на работу ни одна газета, ни одна телевизионная станция.

За ним со стаканом спиртного в руке стоял Джон Саттон.

— Стервятники слетаются, — сказал он.

— Гигантскими стаями, — пробормотал Томпсон.

— И что теперь будет?

— Не нам решать.

— Я не сяду в тюрьму, как Лидди, Колсон[88] и другие, — язвительно сказал Саттон.

— Никто не сядет, — устало ответил Томпсон. — Это не Уотергейт. Министерство юстиции на нашей стороне.

— Я не стану страдать из-за банды политиков, — сказал Саттон. В его глазах появился алчный блеск. — На этом можно заработать тысячи, а то и несколько миллионов.

Томпсон посмотрел на него.

— Как?

— Интервью, статьи, права на книги — тут возможности бесконечные.

— Вы собираетесь уйти отсюда и все рассказать?

— А почему нет? — спросил Саттон. — Кто меня остановит?

Настала очередь Томпсона улыбнуться.

— Вам не объяснили, почему вас наняли. Вы понятия не имеете, как важно ваше маленькое представление для национальной безопасности.

— Какая разница? — равнодушно спросил Саттон.

— Можете мне не верить, мистер Саттон, но в правительстве есть немало людей, искренне обеспокоенных безопасностью нашего государства. И они не позволят вам ради выгоды подрывать эту безопасность.

— Как могут эти маньяки, хозяева вашингтонского цирка, навредить мне? Дадут мне по рукам? Призовут в армию в шестьдесят два года? Сдадут налоговикам? Никакого толка. Мою декларацию проверяют каждый год.

— Ничего столь обыденного, — сказал Томпсон. — Вас просто уберут.

— Что значит „уберут“? — спросил Саттон.

— Может, следовало сказать „вы исчезнете“, — ответил Томпсон, с радостью видя, как в глазах Саттона брезжит понимание. — Могу не объяснять, что ваше тело никогда не найдут?

Глава 49

Фосетта ничуть не вдохновлял предстоящий день. Сбривая щетину с подбородка, он время от времени поглядывал на стопку газет, лежащих на раковине в ванной. Во всей утренней прессе страны история Майо была на первой полосе. Газеты неожиданно начали задавать вопросы, почему президента уже десять дней никто не видел. Половина редакторских колонок требовала, чтобы он выступил перед нацией с заявлением. Вторая половина спрашивала: „Где настоящий президент?“.

Вытерев полотенцем остаток пены и смазав лицо кремом после бритья, Фосетт решил, что лучше всего и дальше ставить на вашингтонскую загадку, а значит, молчать. Он будет заниматься своими делами, искусно уйдет на второй план и предоставит государственному секретарю Оутсу выдерживать натиск журналистов.

Теперь счет шел не на дни, а на часы. Скоро он пойдет на минуты. Тянуть время больше не удастся.

Фосетт даже представить не мог, какие осложнения возникнут с объявлением о похищении. Никогда преступления против государства не достигали такого масштаба.

Но он был убежден, что огромный бюрократический аппарат, наделенный способностью к самосохранению, все равно будет функционировать. Только верхние слои могут меняться, только элиту способны свергнуть голоса избирателей.

Сам же институт сохраняется.

И он намерен был все свое ослабевающее влияние употребить на то, чтобы передача власти следующему президенту прошла как можно более гладко. Если повезет, ему даже удастся сохранить свою должность.

Он надел темный костюм, сел в машину и поехал в офис, всю дорогу терзаясь страхом. Когда он вошел в Белый дом через Западное крыло, его ждали Оскар Лукас и Алан Мерсье.

— Дела плохи, — только и сказал Лукас.

— Кто-то должен сделать заявление, — сказал Мерсье; вид у него был — краше в гроб кладут.

— Уже тянули короткую соломинку? — спросил Фосетт.

— Даг Оутс считает, что вы лучше всех проведете пресс-конференцию, на которой объявите о похищении.

— А остальной кабинет? — не веря собственным ушам, спросил Фосетт.

— Все согласились.

— Да пошел он, этот Оутс! — сипло произнес Фосетт. — Сама эта мысль нелепа. Я понимаю, он старается спасти нашу задницу. Но я не уполномочен взрывать эту бомбу. Что касается простых избирателей, я для них не существую. Ни один из тысячи не назовет мое имя и не скажет, каково мое положение в администрации. Вы ведь знаете, что произойдет. Публика сразу решит, что, когда лидеры нации утонули вместе с яхтой, остальные собрались за закрытыми дверьми спасать свои политические шкуры. После этого всякое уважение к Соединенным Штатам навсегда исчезнет. Нет. Простите, но самая лучшая кандидатура для такого заявления — сам Оутс.

— Понимаете, — терпеливо сказал Мерсье, — если Оутсу придется принять огонь на себя и выяснится, что он не способен ответить на массу неприятных вопросов, сразу может возникнуть подозрение, что он причастен к этому похищению. Ведь, как следующему в цепочке преемников президента, ему похищение чрезвычайно выгодно. Разоблачители-журналисты дружно начнут вопить „Заговор!“. Помните, как реагировала публика, после того как Хинкли стрелял в Рейгана, а тогдашний государственный секретарь Александр Хейг заявил, что у него все под контролем? Хотел он того или нет, но репутация человека, стремящегося к власти любой ценой, пристала к нему навсегда. Публике не понравилась мысль о том, что он управляет страной. Его влияние резко сократилось, и он вынужден был подать в отставку.

— Вы сравниваете кетчуп с горчицей, — сказал Фосетт. — Говорю вам: если я встану и заявлю, что глава государства, вице-президент и два важнейших лидера конгресса загадочно исчезли и считаются мертвыми, народ придет в ярость. Да мне просто никто не поверит.

— Мы не можем умолчать о главном событии, — твердо сказал Мерсье. — Дуглас Оутс должен войти в Белый дом чистым, как свежий снег. Он не сможет склеить разбитое, если на него будут смотреть с сомнением и злобой.

— Оутс не политик. Он никогда не проявлял ни малейшего желания стать президентом.

— У него нет выбора, — сказал Мерсье. — Ему придется быть президентом до следующих выборов.

— Могут ли члены кабинета присутствовать при объявлении, чтобы поддержать меня?

— Нет, на это они не согласны.

— Итак, меня вынесут из города на брусе,[89] — с горечью сказал Фосетт. — Это общее решение?

— Вы преувеличиваете, — успокоил Мерсье. — Никто не собирается вываливать вас в смоле и перьях. Должность остается за вами. Даг Оутс хочет, чтобы вы остались главой штата Белого дома.

— И полгода спустя попросит меня подать в отставку.

— Никто не может ничего гарантировать.

— Хорошо, — сказал Фосетт дрожащим от гнева голосом. Он прошел мимо Мерсье и Лукаса. — Возвращайтесь к Оутсу и скажите, что его жертва готова к закланию.

Не оборачиваясь, он вышел из комнаты, прошагал по коридору, вошел в кабинет и принялся расхаживать по нему, кипя от гнева. Колеса бюрократии, сердито говорил он себе, готовы переехать меня. Он был в такой ярости, что даже не заметил, как в кабинет вошла Меган Блэр, секретарь президента.

— Мерси, я никогда не видела вас такимвзвинченным! — ахнула она.

Фосетт обернулся и заставил себя улыбнуться.

— Просто жалуюсь стенам.

— Я тоже иногда так делаю, особенно когда наезжающая в гости племянница сводит меня с ума своими дисками с записями. Эта проклятая музыка гремит по всему дому.

— Я могу быть вам чем-нибудь полезен? — нетерпеливо спросил Фосетт.

— Кстати о жалобах, — ядовито сказала она. — Почему мне не сообщили, что президент вернулся с фермы?

— Должно быть, упустили…

Он замолчал и странно посмотрел на нее.

— Что вы сказали?

— Президент вернулся, а меня никто не предупредил.

На лице Фосетта появилось крайнее недоверие.

— Он в Нью-Мексико.

— Совершенно точно нет, — убежденно сказала Меган Блэр. — Сейчас он сидит за своим письменным столом. Отругал меня за то, что я припозднилась.

Меган была не из тех женщин, которые лгут как дышат. Фосетт посмотрел ей в глаза и понял: она говорит правду.

— С вами все в порядке?

Она удивленно смотрела на него, чуть наклонив голову.

Фосетт ничего не ответил. Он выскочил из кабинета и побежал по коридору. Навстречу ему попались Лукас и Мерсье, которые продолжали о чем-то говорить вполголоса. Они удивленно посмотрели на пробежавшего мимо Фосетта.

— За мной! — крикнул он через плечо, размахивая руками.

Лукас среагировал первым и побежал за Фосеттом, замыкал цепочку Мерсье.

Фосетт ворвался в Овальный кабинет и застыл, побелев.

Президент Соединенных Штатов взглянул на него и улыбнулся.

— Доброе утро, Дэн. Готовы просмотреть мое расписание?

Менее чем в миле от них в безопасном кабинете на верхнем этаже русского посольства Алексей Луговой сидел перед экраном и читал расшифровку волн мозга президента. На дисплее мысли были представлены по-английски, а рядом принтер уже печатал перевод на русский язык.

Луговой отпил глоток крепкого черного кофе и встал, не отрывая взгляда от зеленых букв на экране. И самодовольно поднял брови.

С большого расстояния мозг президента передавал ему каждую мысль, речевые образцы и даже слова, произнесенные другими и поступившие в память.

Вторая стадия эксперимента „Гекльберри Финн“ завершилась полным успехом.

Луговой решил подождать еще несколько дней, прежде чем перейти к заключительному и самому главному этапу. Если все пройдет хорошо, его проект (был он уверен) продолжат люди из Кремля. И тогда генеральный секретарь компартии Антонов, а не президент будет определять политику Соединенных Штатов.

Глава 50

Когда расплавленное солнце ушло под западный берег Эгейского моря, корабль миновал Дарданеллы и двинулся сквозь лабиринт греческих островов. По поверхности катились мягкие двухфутовые волны, с Африканского побережья на юге дул горячий ветер.

Вскоре с неба исчез оранжевый цвет, а с моря — голубой; небо и море скрылись за сплошной завесой черноты. Луна еще не взошла; светили только звезды да навигационный маяк на острове Лесбос. Джеймс Мангай, капитан 540-футового грузового корабля „Венеция“, стоял на мостике, не сводя глаз с носа судна.

Время от времени он бросал взгляд на экран радара и в иллюминатор рубки, довольный тем, что на море нет других кораблей.

Одесса, порт на Черном море, остался во многих морских милях позади, но капитан беспокоился.

Впрочем, теперь ему дышалось легче. Русские мало на что посмеют решиться в греческих водах.

„Венеция“ шла порожняком — ее единственным грузом было золото, отправленное мадам Бугенвиль советским правительством, — и потому сидела в воде высоко.

Портом назначения была Генуя; там золото тайно выгрузят и переправят для хранения в Люцерн.

Капитан Мангай услышал за собой шаги на палубе и в отражении в окне узнал первого помощника Ким Чао.

— Что там у нас, мистер Чао? — спросил он, не поворачиваясь.

Чао прочел почасовой метеорологический прогноз автоматической базы данных.

— Следующие двенадцать часов спокойное плаванье, — неторопливо ответил он. — Долгосрочный прогноз тоже неплохой. Нам везет. В это время года южные ветра обычно гораздо сильней.

— Чтобы прийти в Геную по расписанию мадам Бугенвиль, нам нужно спокойное море.

— Что за спешка? — спросил Чао. — Двенадцатью часами больше или меньше — какая разница.

— Это важно для хозяйки, — сухо сказал Мангай. — Она хочет перебросить груз как можно быстрей.

— Наш механик летит быстрее, чем тайфун. Он клянется, что не может все плавание поддерживать такую скорость: сгорят двигатели.

— Он всегда видит только черные тучи.

— С самой Одессы вы не оставляли мостик, капитан. Позвольте сменить вас.

Мангай благодарно кивнул.

— Неплохо бы отдохнуть. Но сперва взгляну на нашего пассажира.

Он передал вахту на мостике Чао, спустился на три палубы, остановился перед тяжелой стальной дверью в коридоре в середине корабля и нажал на переборке кнопку переговорного устройства у двери.

— Мистер Хон, это капитан Мангай.

Дверь открылась с негромким скрипом. Из нее осторожно выглянул маленький круглолицый человек в очках с толстыми стеклами.

— А, да, капитан. Пожалуйста, заходите.

— Вы в чем-нибудь нуждаетесь, мистер Хон?

— Нет, мне вполне удобно, спасибо.

Представление мистера Хона об удобстве сильно отличалось от капитанского.

Единственными признаками того, что здесь живут, были саквояж, аккуратно задвинутый под складную полотняную койку, одно одеяло, маленькая электрическая плитка с чайником и прикрепленный к переборке откидной стол, уставленный химическим аналитическим оборудованием. Остальную часть помещения занимали ящики с золотыми слитками. Слитки были сложены по тридцать в высоту и по десять в глубину, несколькими рядами. Несколько слитков лежали на столе рядом с раскрытым ящиком с надписью на боку:

РТУТЬ В СТЕКЛЯННОЙ УПАКОВКЕ

ХИМИЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ „СУЗАКА“

КИОТО, ЯПОНИЯ

— Как дела? — спросил Мангай.

— К приходу в порт проверю все ящики.

— И сколько позолоченных свинцовых слитков всунули нам русские?

— Нисколько, — ответил Хон, качая головой. — Счет сходится, и пока все проверенные слитки золотые.

— Странно, что все так гладко. Груз прибыл точно в назначенный час. Их грузчики доставили его на борт без всяких инцидентов. А мы смогли уйти без обычных бюрократических препон. Никогда в наших прежних делах в советских портах не было такой эффективности.

— Возможно, мадам Бугенвиль обладает большим влиянием на Кремль.

— Может быть, — скептически согласился Мангай. Он с любопытством поглядел на груды сверкающего металла. — Интересно, что стоит за этой транзакцией?

— Я бы не стал спрашивать, — ответил Хон, старательно оборачивая слиток в упаковочный материал и укладывая его обратно в ящик.

Прежде чем Мангай смог ответить, из динамика послышался голос:

— Капитан, вы здесь?

Капитан подошел к двери и открыл ее. За ней стоял радист.

— Да, в чем дело?

— Я подумал, вам следует знать, капитан: кто-то глушит нашу связь.

— Вы уверены?

— Да, сэр, — ответил молодой офицер. — Я засек его. Источник помех менее чем в трех милях с правого борта.

Мангай попрощался с Хоном и торопливо пошел на мостик.

Первый помощник Чао спокойно сидел в высоком вращающемся кресле и изучал данные на компьютерной панели.

— Есть какие-нибудь контакты, мистер Чао? — спросил Мангай.

Если Чао удивился внезапному возвращению капитана, то ничем этого не выдал.

— Ничего визуально и ничего на радаре, сэр.

— Наша глубина?

Чао посмотрел на шкалу глубомера.

— Пятьдесят метров, или сто шестьдесят футов.

Ужасная истина, как удар молота, обрушилась на капитана Мангая. Он наклонился над картой и отметил курс корабля. Их киль как раз проходил над отмелью Цонстона, одного из многих участков в Эгейском море, где морское дно поднимается на сто футов к поверхности. Достаточно глубоко для благополучного прохода судна, но в то же время достаточно мелко, чтобы поднять его со дна.

— Повернуть на глубокую воду! — закричал он.

Чао удивленно посмотрел на капитана.

Мангай раскрыл рот, чтобы повторить приказ, но слова застыли у него на языке. В этот миг две торпеды со звуковым наведением проникли в машинное отделение фрейтера и взорвались, вызвав опустошение.

В дне корабля появились зияющие отверстия, и в них хлынуло море. „Венеция“ содрогнулась в предсмертной муке.

Ей потребовалось всего восемь минут, чтобы погибнуть; судно кормой вперед ушло под равнодушные волны и исчезло навсегда.

Едва „Венеция“ затонула, как рядом всплыла подводная лодка и принялась освещать прожектором плавучие обломки крушения. Несколько уцелевших, цеплявшихся за эти обломки, были хладнокровно расстреляны из пулемета, и их изуродованные тела тоже ушли на дно. От субмарины в свете прожекторов отошли шлюпки.

Они обыскивали море несколько часов; убрав все следы крушения, шлюпки вернулись на борт.

Прожектор погас, и подводная лодка погрузилась во тьму.

Глава 51

В своем кабинете в Белом доме президент сидел во главе стола для совещаний, овального, из красного дерева. Кроме него, за столом собрались одиннадцать человек. Президент с улыбкой смотрел на серьезные лица присутствующих.

— Я знаю, господа, всех интересует, где я провел последние десять дней и каков статус вице-президента Марголина, Ала Морана и Маркуса Ларимера. Позвольте вас успокоить. Наше временное отсутствие — моя идея.

— Только ваша? — спросил Дуглас Оутс.

— Не совсем. Участвовал также президент Советского Союза Антонов.

Несколько мгновений главные советники президента смотрели на него удивленно, с ошеломлением.

— Вы провели тайную встречу с Антоновым без ведома кого-либо из собравшихся в этой комнате? — спросил Оутс. Лицо его побледнело от отчаяния.

— Да, — ответил президент. — Личная встреча, без вмешательства извне, без предубеждения, без международной прессы, которая будет обсуждать каждое слово, без политических ограничений. — Он помолчал и обвел взглядом сидящих перед ним. — Необычные переговоры, но, думаю, избиратели примут их, когда узнают о результатах.

— Расскажете, где и каким образом проходили переговоры, господин президент? — спросил Дэн Фосетт.

— После смены яхт мы пересели в гражданский вертолет и улетели в маленький аэропорт в пригороде Балтимора. Там мы пересели в самолет, принадлежащий моему старому другу, пересекли Атлантический океан и сели на заброшенной посадочной полосе на восточном краю пустыни Атар, в Мавритании. Там нас ждали Антонов и его люди.

— Мне казалось… сообщали, — неуверенно сказал Джесс Симмонс, — что Антонов на прошлой неделе был в Париже.

— Георгий провел короткие переговоры с президентом Л’Эстранжем в Париже, прежде чем прилететь в Атар. — Он повернул голову и посмотрел на Фосетта. — Кстати, Дэн, маскарад был великолепный.

— Нас едва не поймали.

— Поначалу я буду отрицать использование двойника как явную нелепицу. Со временем, когда я буду готов, я все объясню прессе.

Сэм Эммет оперся локтями на стол и подался к президенту.

— Сэр, вам сообщили, что „Орел“ затоплен со всем экипажем?

Президент несколько отсутствующим взглядом удивленно смотрел на него. Потом его взгляд сфокусировался, и он сказал:

— Нет, я этого не знал. Я хочу получить полный отчет, Сэм, как можно быстрей.

Эммет кивнул.

— Он будет у вас на столе раньше, чем мы разойдемся.

Оутс пытался справиться с эмоциями. То, что встреча на высшем уровне, имеющая серьезные последствия для международной политики страны, прошла без ведома государственного департамента, просто немыслимо. Никто ничего подобного не помнит.

— Думаю, все здесь хотят знать, что вы обсуждали с Георгием Антоновым, — сдержанно сказал он.

— Очень продуктивный обмен уступками, — ответил президент. — Главным пунктом повестки было разоружение. Мы с Антоновым обсудили все аспекты и договорились прекратить производство ракет и начать разоружение. Выработана сложная формула, которая в простом изложении означает следующее: на каждую уничтоженную русскую ракету будет приходиться одна наша; инспекторы на местах будут контролировать все операции.

— Франция и Англия никогда не согласятся на это, — сказал Оутс. — Их ядерный арсенал не зависит от нашего.

— Мы начнем с ракет самого дальнего действия и постепенно перейдем к другим вооружениям, — невозмутимо ответил президент. — Европа неизбежно присоединится к нам.

Генерал Клейтон Меткалф покачал головой.

— Я бы сказал, чрезвычайно наивное предложение.

— Это начало, — решительно сказал президент. — Я верю, что Антонов сделал свое предложение искренне, и намерен проводить его программу разоружения.

— Я подожду с выводами, пока не изучу формулу, — сказал Симмонс.

— Справедливо.

— Что еще вы обсуждали? — спросил Фосетт.

— Торговое соглашение, — ответил президент. — Вкратце, если мы разрешим русским вывозить продукцию наших фермеров на их судах, Антонов обещает платить самые высокие мировые цены и, что самое главное, не закупать продукты у других государств, если мы можем выполнить заказ. Иными словами, американские фермеры становятся исключительными поставщиками продуктов Советам.

— Антонов согласился на это? — недоверчиво спросил Оутс. — Не могу поверить, что старый медведь способен отдать какому-нибудь государству исключительные права.

— У меня есть письменное согласие.

— Здорово, — сказал Мартин Броган. — Но я хотел бы, чтобы кто-нибудь мне объяснил, как русские смогут закупать исключительно нашу продукцию. Их восточные сателлиты вынуждены были объявить дефолт, наделав огромных долгов на Западе. Советская экономика в катастрофическом состоянии. У Советов нет денег даже чтобы платить своим вооруженным силам и правительственным чиновникам; на зарплату можно купить только еду и одежду. Чем они будут платить? Наши фермеры в долг коммунистам не дадут. Им самим деньги нужны сразу, чтобы рассчитаться с долгами за год.

— Есть выход, — сказал президент.

— Ваш план по Востоку? — спросил Фосетт, предвидя ответ.

Президент кивнул.

— Антонов в принципе согласился на мой план экономической помощи.

— Прошу прощения, господин президент, — сказал Оутс, стискивая дрожащие руки, — но ваш план ничего не решает. Вы собираетесь предоставить миллиарды долларов экономической помощи коммунистическим странам, чтобы они могли потратить эти деньги на покупку у наших фермеров продовольствия. Какое-то „нос вытащишь — хвост увязнет“, а расплачиваться за все будут наши налогоплательщики.

— Я солидарен с Дагом, — сказал Броган. — Зачем нам это?

Президент осмотрел сидящих за столом; лицо его стало упрямым.

— Я знаю: это единственный способ раз навсегда показать миру, что русская система управления, несмотря на их чудовищную военную машину, неудачна и ей нельзя завидовать, ее нельзя копировать. Если мы осуществим мой план, ни одна страна в мире больше не сможет винить нас в империалистической агрессии, ни одна пропагандистская или дезинформационная кампания коммунистов не будет воспринята серьезно. Вспомните, как Соединенные Штаты после Второй мировой войны помогали своим врагам встать на ноги. А теперь мы можем сделать то же самое для государства, которое объявило крестовый поход против нас и отвергло наши демократические принципы. Я искренне верю, что нет лучшего способа обеспечить будущее человечества.

— Откровенно говоря, господин президент, — строго заговорил генерал Меткалф, — ваш грандиозный замысел ничего не изменит. Как только их экономика окрепнет, кремлевские лидеры вернутся к прежней воинственности. Они ни за что не откажутся от семидесяти лет военной экспансии и политической стратегии из благодарности за американскую щедрость.

— Генерал прав, — сказал Броган. — Последние спутниковые снимки показывают, что в эту самую минуту, когда мы сидим здесь, русские устанавливают цепь своих ракет последнего поколения, СС-30 с разделяющимися боеголовками, вдоль северо-восточного побережья Сибири, и каждая ракета нацелена на один из городов США.

— Все они будут демонтированы, — железным голосом ответил президент. — Так как мы знаем об их существовании, Антонов не нарушит свое соглашение.

Оутс был в ярости и уже не собирался скрывать это.

— Весь этот разговор — пустая трата времени. — Он почти кричал на президента. — Ни один из ваших планов не может быть осуществлен без одобрения конгресса. А это, сэр, абсолютно невероятно.

— Государственный секретарь прав, — сказал Фосетт. — Конгресс должен одобрить расходы, а учитывая его теперешнее настроение из-за вторжения советских войск в пограничные зоны Турции и Ирана, продвижение вашей программы закончится похоронами в комитетах.

Все сидящие за столом тревожились, все чувствовали, что правительство никогда больше не будет действовать на прочной основе единодушия. Возникнут разногласия, которые до сих пор сдерживались. Команда исчезла; то, что сдерживало личные пристрастия и неприязни, убито. Исчезло уважение к президенту и его посту. Все поняли, что президент такой же человек, как все, и способен совершать гораздо больше ошибок, чем они считали возможным. Это осознание черной тучей повисло в конференц-зале. Все смотрели на президента: понимает ли он это?

Президент сидел с необычно злым лицом, осклабившись в предвкушении триумфа.

— Мне не нужен конгресс, — загадочно сказал он. — Ему в моей политике места нет.

Во время короткого перехода из зала совещаний к Южному портику Дуглас Оутс принял твердое решение подать в отставку с поста государственного секретаря. Грубое отстранение от участия в переговорах с Антоновым — это оскорбление он не собирался прощать. Решение было принято, и он не собирался от него отказываться. Он чуял катастрофу и не хотел в нее попасть.

Он стоял на ступенях в ожидании машины, когда подошли Броган и Эммет.

— Можно поговорить с вами, Даг? — спросил Эммет.

— Я не настроен болтать, — проворчал Оутс.

— Это очень важно, — сказал Броган. — Пожалуйста, выслушайте нас.

Машины на подъездной дороге еще не было, и Оутс устало пожал плечами.

— Слушаю.

Броган посмотрел мимо него и тихо сказал:

— Мы с Сэмом считаем, что президентом манипулируют.

Оутс саркастически взглянул на него.

— Манипулируют, черт побери! Он сошел с ума, и я отказываюсь участвовать в его безумии. Утонувший „Орел“ — тут полная неясность, и где Марголин, Лаример и Моран, президент тоже не сказал. Простите, господа, но вы первые, кто узнает: вернувшись в государственный департамент, я очищаю свой стол, созываю пресс-конференцию и объявляю об отставке. А потом первым же самолетом улечу из Вашингтона.

— Мы так и подозревали, — сказал Эммет. — Поэтому и решили перехватить вас, пока вы не ушли.

— Что, собственно, вы хотите мне сказать?

Эммет в поисках помощи посмотрел на Брогана, потом пожал плечами.

— Это трудно сформулировать, но мы с Мартином считаем, что мозг президента… кто-то контролирует.

Оутс не поверил своим ушам. Но логика подсказывала, что главы ФБР и ЦРУ не такие люди, чтобы делать легкомысленные заявления.

— Кто контролирует?

— Мы думаем, русские, — ответил Броган. — Но пока у нас нет доказательств.

— Мы понимаем, что это звучит фантастично, — объяснил Эммет, — но на самом деле все очень реально.

— Господи, неужели на президента кто-то влиял так, как вы полагаете, когда он летал в Мавританию на переговоры с Антоновым?

Броган и Эммет обменялись понимающими взглядами. Потом Броган сказал:

— Нет ни одного полета в мире, о котором не знало бы наше агентство. Ставлю свою работу на то, что нигде нет данных о полете из Мэриленда в Мавританию и обратно.

У Оутса округлились глаза.

— Но встреча с Антоновым…

Эммет медленно покачал головой.

— Не было никакой встречи.

— Значит всеобщее разоружение, соглашение о торговле сельхозпродуктами — все это ложь? — спросил Оутс; голос его слегка дрожал.

— Это подтверждает его расплывчатое отрицание убийств на „Орле“, — закончил Броган.

— Зачем он выдумал такой безумный кошмар? — ошеломленно спросил Оутс.

— На самом деле это неважно, — сказал Эммет. — Эти программы, вероятно, даже не его идея. Важно сейчас то, что его поведением управляют. Кто управляет его мыслями и откуда?

— Мы можем узнать?

— Да, — сказал Эммет. — Поэтому мы и хотели перехватить вас. Прежде чем вы клюнете на приманку.

— Что я могу сделать?

— Оставайтесь, — ответил Броган. — Президент не в состоянии выполнять свои обязанности. А так как Марголина, Морана и Ларимера по-прежнему нет, вы следующий по очереди.

— Президента нужно сдерживать, пока мы не закончим расследование, — сказал Эммет. — Пока вы у руля, мы сохраняем контроль над происходящим на случай, если президента потребуется отстранить от должности.

Оутс выпрямился и глубоко вдохнул.

— Боже, да это просто начало заговора с целью смещения президента.

— В конце концов, — мрачно сказал Броган, — может дойти и до этого.

Глава 52

Луговой оторвался от своих записей и посмотрел на невролога, сидевшего у приборов, принимавших телеметрические сигналы.

— Состояние?

— Субъект в стадии расслабления. Мозговые ритмы свидетельствуют о нормальном сне. — Невролог поднял голову и улыбнулся. — Он этого не знает, но он храпит.

— Наверно, знает его жена.

— Думаю, она спит в другой спальне. С самого его возвращения у них не было секса.

— Функции организма?

— Все показатели в норме.

Луговой зевнул и посмотрел на часы.

— Двенадцать минут второго.

— Вам следует поспать, доктор. Внутренние часы президента будят его каждое утро между шестью и шестью пятнадцатью.

— Проект оказался нелегким, — пожаловался Луговой. — Президенту нужно на два часа меньше сна, чем мне. Терпеть не могу тех, кто рано встает.

Он замолчал и принялся разглядывать многоцветный экран, на котором отражались физиологические функции президента во время сна.

— Кажется, он видит сон.

— Было бы интересно посмотреть, что снится президенту Соединенных Штатов.

— Мы получаем некоторое представление, когда активность мозга от координированных мыслей переходит к разрозненным абстракциям.

— Вы толкуете сны, доктор?

— Предоставляю это фрейдистам, — ответил Луговой. — Я один из тех немногих, кто считает сны бессмыслицами. Сон — время, когда мозг, утомленный дневным мышлением, уходит в отпуск. Так городская собака, живущая в квартире, вдруг оказывается на лугу: она начинает бегать в разных направлениях, наслаждаясь новыми, необычными запахами.

— Многие с вами не согласятся.

— Сны не моя специальность, поэтому не стану затевать ученый спор. Но могу утверждать, что, даже если в снах есть смысл, большая часть органов чувств обычно бездействует.

— Вы говорите об отсутствии запаха и вкуса?

Луговой кивнул.

— Звуки тоже записываются редко. То же с осязанием и болью. Сны это преимущественно зрительные ощущения. Так что мое мнение, подкрепленное некоторым опытом личных исследований, таково: если во сне видишь огнедышащую одноглазую козу, то это просто сон об огнедышащей одноглазой козе.

— Теория сна — основа психоаналитической практики. С вашей репутацией вы своими словами о козе разобьете немало признанных икон. Подумайте, сколько наших коллег-психиатров останутся без работы, если станет известно, что сны бессмысленны.

— Неконтролируемые сны быстро забываются, — продолжал Луговой. — Но требования и инструкции, которые мы передаем в мозг президента во время сна, не будут восприниматься как сны. Это внушенные мысли, которые возникают по стимулу извне.

— Когда мне начать программировать его имплантат?

— Передавайте инструкции незадолго до его пробуждения и повторяйте их все время, пока он сидит за столом.

Луговой снова зевнул.

— Я иду спать. Позвоните, если будут неожиданные изменения.

Невролог кивнул.

— Спокойной ночи.

Перед выходом из комнаты Луговой снова взглянул на систему контроля.

— Интересно, что делается в его воображении.

Невролог небрежно кивнул на принтер.

— Все должно быть здесь.

— Неважно, — сказал Луговой. — Подождет до завтра.

Он повернулся и вышел.

Невролог, чье любопытство пробудилось, взял верхний листок с записью волн мозга президента и начал читать.

— Зеленые летние холмы, — бормотал он, читая. — Город между двух рек со множеством церквей в византийском стиле, усаженных сотнями куполов. Одна из церквей называется Святая София. На реке баржа, груженная сахарной свеклой. Антониевы пещеры. Если бы я не знал, кто видит сон, я бы сказал, что ему снится Киев.

Он стоял у тропы на холме, выходящем на реку винного цвета, и смотрел на корабли. В его руке была кисть художника. На поросшем деревьями склоне под собой он видел большой каменный пьедестал под фигурой, закутанной в длинное одеяние и держащей высокий крест, как посох. Справа от него стоял мольберт с холстом.

Картина почти закончена. Кисть точно воспроизвела пейзаж перед глазами, вплоть до изображенной штрихами листвы деревьев. Единственное отличие, если внимательно приглядеться, в каменной фигуре.

Вместо какого-то давно забытого святого с длинной косматой бородой — точное подобие головы советского президента Георгия Антонова.

Неожиданно картина изменилась. Теперь его вытаскивали из маленького домика какие-то четверо. Стены домика покрыты готическими надписями и выкрашены в белый цвет.

Лица похитителей неразличимы, но он чувствует запах их немытых тел и пота. Он не испытывает страха, только слепой гнев и лягается.

Его начинают бить, но боль кажется далекой, словно ее испытывает кто-то другой.

В дверях дома он видит молодую женщину. Ее светлые волосы зачесаны наверх, она одета в свободную кофту и крестьянскую юбку. Подняв руки, она как будто умоляет, но слов ее он не слышит.

Его бросают на заднее сиденье машины и захлопывают дверцу.

Глава 53

Начальник судовой интендантской службы со смехом наблюдал, как два туриста поднимаются по трапу. Очень заметная пара. Женщина в свободном, до щикотолок летнем платье и, на взгляд русского интенданта, похожа на вымокший под дождем мешок украинской картошки. Лица ее он почти не видел (его частично закрывала широкополая шляпа, завязанная под подбородком шелковым шарфом), но думал, что, если лицо станет видно, стекло его часов разлетится.

Мужчина, по-видимому, ее муж, был пьян как сапожник. Он покачивался на ходу, от него несло дешевым бурбоном, и он непрерывно смеялся.

Одетый в цветастую рубашку и белые брюки, он опирался на жену и шептал ей на ухо какой-то вздор. Он заметил интенданта и в комическом приветствии поднял руку.

— Привет, капитан, — сказал он с улыбкой.

— Я не капитан. Меня зовут Петр Колодный. Я интендант этого корабля. Чем могу быть полезен?

— Я Чарли Грубер, а это моя жена Зельда. Мы здесь купили билеты в Сан-Сальвадор.

Он протянул билеты интенданту, который какое-то время внимательно их разглядывал.

— Добро пожаловать на „Леонид Андреев“, — церемонно сказал он. — Я сожалею, что мы не устраиваем для пассажиров, как обычно, торжественную праздничную встречу, но вы поздно присоединились к нашему круизу.

— Мы плавали на паруснике, и болван-рулевой посадил нас на рифы, — забормотал человек, назвавшийся Грубером. — Мы с моей женщиной едва не утонули. Но не хотели рано возвращаться домой в Су-Фоллз. И решили продолжить отпуск на вашем корабле. К тому же моя жена любит греков.

— Это русский корабль, — терпеливо объяснил интендант.

— Шутите?

— Нет, сэр, порт приписки „Леонида Андреева“ — Севастополь.

— Что вы говорите? А где это?

— В Черном море, — ответил интендант, пытаясь сохранять вежливость.

— Наверно, все грязное.

Интендант не мог понять, как с такими гражданами США могли стать сверхдержавой. Он сверился со списком пассажиров и кивнул.

— Ваша каюта номер тридцать четыре на Горьковской палубе. Я попрошу стюарда проводить вас.

Стюард увел Груберов в их каюту, а интендант взглянул на ладонь. Чарли Грубер дал ему на чай монету в двадцать пять пенсов.

Как только стюард занес багаж и закрыл за собой дверь, Джордино стянул парик и стер помаду с губ.

— Боже, Зельда Грубер! Как только я это переживу?

— Я все равно считаю, что тебе стоило подложить пару грейпфрутов на грудь, — рассмеялся Питт.

— Предпочитаю плоскую грудь. Так я хоть не выделяюсь.

— Да, наверно, это хорошо. Для четверых тут недостаточно места.

Джордино помахал руками в маленькой, без окон, каюте.

— Говори после этого об экскурсиях со скидкой. Мне приходилось бывать в больших телефонных будках. Чувствуешь дрожь? Мы, наверно, рядом с двигателями.

— Я попросил каюту подешевле, чтобы оставаться на нижней палубе, — объяснил Питт. — Здесь мы меньше заметны и ближе к рабочим помещениям корабля.

— Думаешь, Лорен заперта где-то внизу?

— Если она увидела того, кого не должна была видеть, русские не станут держать ее там, где она может общаться с другими пассажирами.

— С другой стороны, возможно, тревога ложная.

— Скоро узнаем, — сказал Питт.

— Как будем действовать? — спросил Джордино.

— Я поброжу у кают экипажа. А ты проверь список пассажиров в офисе интенданта, узнай, какая каюта у Лорен. И посмотри, там ли она.

Джордино озорно улыбнулся.

— Что мне надеть?

— Не переодевайся. Зельду будем держать в резерве.

Вечером, в одну минуту девятого „Леонид Андреев“ отошел от причала. Машины негромко работали, судно разворачивалось носом. Мимо прошли песчаные „руки“ гавани Сан-Сальвадора, судно вышло в море и поплыло в яркий закат.

Вспыхнули огни и фейерверком отразились в воде, судно наполнили смех и звуки музыки — играли два разных оркестра. Пассажиры сменили шорты и спортивные брюки на костюмы и вечерние платья и собрались в главном зале ресторана или в многочисленных коктейльных.

Джордино в строгом смокинге бродил возле люксовых кают так, словно те принадлежали ему. Остановившись у двери, он огляделся. За ним шел стюард с подносом.

Джордино подошел к противоположной двери с надписью „Массаж“ и постучал.

— Массаж делают только до шести часов, сэр, — сказал стюард.

Джордино улыбнулся.

— Хотел договориться на завтра.

— Я с радостью позабочусь об этом, сэр. Какое время для вас удобно?

— Полдень.

— Сделаю, — сказал стюард; его рука под тяжестью подноса начала прогибаться. — Скажите, пожалуйста, как вас зовут и номер вашей каюты.

— О’Каллахан, каюта 22 на Толстовской палубе, — сказал Джордино. — Большое спасибо.

Он повернулся и направился обратно, к пассажирскому лифту. Здесь он нажал кнопку „вниз“ и снова посмотрел в коридор.

Стюард, держа поднос на одной руке, негромко постучал в дверь в двух каютах от каюты Лорен. Джордино не видел, кто ему ответил, но слышал, как женский голос пригласил стюарда войти.

Не теряя ни секунды, Джордино подбежал к каюте Лорен, сильно пнул замок, распахнул дверь и вошел. В каюте было темно: свет выключен.

Все аккуратно, роскошно, и ни следа обитательницы.

Он не нашел в шкафу одежды Лорен. Не нашел ни багажа, ни вообще каких-нибудь доказательств, что она здесь была. Он старательно и медленно, комнату за комнатой, прочесал каждый квадратный фут. Заглядывал под мебель и за занавеси. Проводил руками по коврам и под подушками кресел. Он даже поискал в ванне и под душем лобковые волосы.

Ничего.

Однако не совсем. Когда женщина выходит из комнаты, там все равно остаются следы ее присутствия. Джордино принюхался. И уловил очень слабый аромат. Он не мог бы отличить „Шанель № 5“ от ароматизатора для ванн, но это был тонкий цветочный аромат. Джордино попытался распознать его, но не смог.

Он натер мылом деревянную щепку, которая отскочила, когда он взламывал дверь, и приложил ее на место. Держится слабо, подумал он, но достаточно, чтобы выдержать несколько открываний двери, если экипаж вздумает проверять каюту до возвращения в Майами.

Он выключил свет, вышел и защелкнул замок.

Спускаясь по лестнице к машинному отделению, Питт очень хотел есть. У него во рту не было ни крошки с самого Вашингтона, и урчание в его животе, казалось, эхом отдавалось от стен. Ему хотелось сидеть в столовой и поедать деликатесы из меню для гурманов. Неожиданно он забыл о голоде: снизу доносились голоса.

Он прижался к лестнице и посмотрел вниз, мимо своих ступней. Всего в четырех футах под ним виднелось чье-то плечо. Потом показалось темя с косматыми светлыми волосами. Моряк сказал кому-то несколько слов по-русски. Послышался ответ, а за ним шаги по металлическому покрытию. Через три минуты голова исчезла, и Питт услышал легкий щелчок дверцы шкафчика. Затем опять шаги и тишина.

Питт перегнулся через лестницу, зацепился ногами за поручень и повис головой вниз, вглядываясь.

Он увидел перевернутое вверх тормашками помещение со шкафчиками мотористов. Помещение пока пусто. Питт быстро спустился и осматривал шкафчики, пока не нашел грязный комбинезон, который примерно подходил по размеру. Еще он взял шапку на два размера больше и надел ее. Теперь он был готов появиться в рабочих отсеках судна.

Следующая сложность: он знает около двадцати слов по-русски, и все они имеют отношение к ресторанному меню.

Прошло почти полчаса, прежде чем Питт добрался до кубрика экипажа в носу судна. Изредка мимо проходил кок с одной из кухонь, стюард катил тележку, нагруженную бутылками для коктейль-баров, или горничная возвращалась со смены. Никто на него даже не взглянул, кроме офицера, который с отвращением посмотрел на его грязную одежду.

Питту повезло: он набрел на прачечную для экипажа.

Из-за стойки на него посмотрела круглолицая девушка и что-то спросила по-русски.

Он пожал плечами и ответил:

— Нет.

На длинном столе лежали стопки выстиранных морских мундиров.

Питту пришло в голову, что прачка спросила, какая стопка его. Он несколько мгновений разглядывал их и показал на ту, в которой были три аккуратно сложенных белых комбинезона, таких же, как тот, что на нем. Сменив комбинезон, он сможет пройти по всему кораблю, делая вид, что он из машинного отделения и обслуживает какие-нибудь механизмы.

Девушка выложила стопку на стойку и снова что-то спросила.

Он лихорадочно рылся в обрывках своего русского словаря. И наконец произнес:

— Есть ли у вас сосиски?

Девушка как-то странно посмотрела на него, но протянула ему одежду, заставив расписаться, что он и сделал, оставив весьма неразборчивую подпись.

Питт с облегчением понял, что девушка смотрит скорее с любопытством, чем подозрительно.

И только найдя пустую каюту и переодевшись, Питт понял, о чем спросил девушку.

Остановившись у доски объявлений и сняв с нее схему расположения помещений на палубах „Леонида Андреева“, следующие пять часов Питт обходил нижние уровни судна. Не найдя ни следа присутствия Лорен, он вернулся в каюту и обнаружил, что Джордино предусмотрительно заказал обед.

— Ничего не нашел? — спросил Джордино, наполняя бокалы русским шампанским.

— Ни следа, — устало ответил Питт. — Что празднуем?

— Позволим себе немного роскоши в этой тюрьме.

— Осмотрел ее каюту?

Джордино кивнул.

— Какими духами пользуется Лорен?

Питт несколько мгновений смотрел на пузырьки в стакане.

— Какое-то французское название. Не могу вспомнить. А что?

— У него цветочный запах?

— Лилия… нет, жимолость. Точно, жимолость.

— Ее каюта тщательно прибрана. Русские сделали так, словно в каюте никогда никого не было, но я почуял ее запах.

Питт осушил бокал и молча налил снова.

— Нужно считаться с возможностью, что ее убили, — деловито сказал Джордино.

— Тогда зачем прятать ее одежду и багаж? Нельзя же утверждать, что она упала за борт со всем своим имуществом.

— Должно быть, ее вещи где-нибудь спрятаны, и тут ждут дурной погоды, чтобы объявить трагическое известие. Прости, Дирк, — закончил Джордино, но его голос не звучал виновато. — Нужно предвидеть все возможности, дурные и хорошие.

— Лорен жива, она где-то на корабле, — упрямо сказал Питт. — И, возможно, Моран и Лаример тоже.

— Ты слишком многое считаешь само собой разумеющимся.

— Лорен умная женщина. Она не стала бы просить Салли Линдеманн разыскать спикера палаты представителей Морана, не будь у нее веской причины. Салли говорит, что Моран и сенатор Лаример загадочно исчезли. Теперь исчезла и Лорен. Какое у тебя складывается впечатление?

— Убедительная речь, но что за ней?

Питт пожал плечами.

— Сам не знаю. У меня есть только безумная мысль, что это связано с „Морскими перевозками Бугенвиль“ и потерей „Орла“.

Джордино молчал, задумавшись.

— Да, — сказал он наконец медленно, — мысль безумная, но в то же время полная смысла и богата побочными выводами. С чего мне начинать?

— Переоденься Зельдой и пройди мимо всех пассажирских кают. Если Лорен и остальные внутри, перед дверью должна быть охрана.

— Да, и это их выдаст, — согласился Джордино. — А ты где будешь?

Питт разложил на койке схему судна.

— Часть помещений экипажа на корме. Поищу там. — Он сложил схему и сунул в карман комбинезона. — Нам лучше начать. Времени мало.

— У нас есть почти два дня: „Леонид Андреев“ придет на Ямайку только послезавтра.

— Нет, о такой роскоши только мечтать, — покачал головой Питт. — Посмотри на карту Карибского моря и увидишь, что завтра примерно в это время мы будем проходить в виду берегов Кубы.

Джордино понимающе кивнул.

— Прекрасная возможность переправить Лорен и остальных туда, где до них не добраться.

— И самое плохое: на Кубе они могут оставаться ровно столько, сколько требуется, чтобы сесть на самолет в Москву.

Джордино на несколько мгновений задумался, потом открыл саквояж, достал грязный парик и натянул на свою курчавую голову.

Посмотрел в зеркало и состроил гримасу.

— Ну, Зельда, — кисло сказал он, — прогуляемся по палубам и посмотрим, что там интересного.

Глава 54

В тот же вечер президент выступил по национальному телевидению и рассказал о своей встрече и договоре с Антоновым. В двадцатитрехминутном обращении он кратко обрисовал программу помощи коммунистическим странам. Он также подчеркнул намерение снять все ограничения на продажу русским американских высоких технологий. Ни разу не упомянул конгресс. И говорил о торговом соглашении с Восточным блоком так, словно оно уже включено в бюджет и начало действовать.

Закончил президент обещанием, что следующая его задача — все силы бросить на сокращение уровня преступности.

В результате шум в правительственных кругах заглушил все остальные новости. Кертис Майо и прочие обозреватели обрушились на президента, обвиняя его в том, что он превысил свои полномочия. Ожил призрак президента-императора.

Видные конгрессмены, оставшиеся на время отпуска в Вашингтоне, принялись названивать коллегам, призывая их вернуться из поездок и из своих родных штатов, чтобы собраться на чрезвычайную сессию.

Члены палаты представителей и сената действовали без лидеров большинства — Морана и Ларимера, до которых невозможно было дозвониться, но все объединились против президента.

На следующее утро, когда Дэн Фосетт ворвался в Овальный кабинет, лицо его было страдальчески перекошено.

— Милостивый боже, вы не можете этого сделать, господин президент!

Президент спокойно посмотрел на него.

— Вы имеете в виду мое вечернее выступление?

— Да, сэр, — взволнованно ответил Фосетт. — Вы словно открыто сказали, что будете осуществлять свою программу без одобрения конгресса.

— Так это звучало?

— Да.

— Отлично, — сказал президент, хлопнув ладонью по столу. — Потому что именно таково было мое намерение.

Фосетт был ошеломлен.

— Это противоречит Конституции. Права исполнительной власти не заходят так далеко…

— К черту права, и не пытайтесь учить меня быть президентом! — неожиданно придя в ярость, закричал президент. — Я больше не намерен уламывать этих самодовольных бюрократов с Холма, не собираюсь искать с ними компромисс. Клянусь Господом, единственный способ сделать все, что я задумал, — надеть перчатки и начать грести.

— Вы избрали опасный курс. Они будут замораживать любые ваши действия.

— Не будут! — крикнул президент, вставая и обходя стол, так чтобы оказаться лицом к лицу с Фосеттом. — У конгресса не будет возможности мешать моим планам.

Потрясенный Фосетт мог только в ужасе смотреть на него.

— Вам их не остановить. Они уже собираются, летят из всех штатов на чрезвычайную сессию, чтобы блокировать ваши действия.

— Ишь чего захотели, — сказал президент голосом, который Фосетт едва узнавал. — Ну, будет им сюрприз.

На дорогах еще было почти пусто, когда в город с разных сторон вошли три воинские колонны. Особое антитеррористическое подразделение из Форт-Бельвора двинулась с севера по шоссе Анакостия, воинская часть из Форт-Мида прошла по улицам Балтимор- и Вашингтон-парквей с юга. Одновременно части быстрого реагирования, приписанные к морской пехоте на базе в Квантико, прошли с запада по мосту Рошамбо.

Длинные колонны пятитонок с войсками собрались в федеральном центре, группа вертолетов опустилась на траву перед прудом на Капитолии и высадила отряды морской пехоты из Форт-Леджуна, Северная Каролина. Отряд в две тысячи человек постоянно находился в состоянии суточной готовности.

Окружив федеральные здания, солдаты очистили все помещения Капитолия, палату представителей и сената. Потом заняли позиции и перекрыли все входы.

Сперва изумленные законодатели и их помощники решили, что это антитеррористическое учение. Другим объяснением были незапланированные военные маневры. Узнав, что по приказу президента американскоеправительство прекращает работу, все собрались небольшими группами восточнее Капитолия, разгневанные и обескураженные, и переговаривались. Однажды Линдон Джонсон пригрозил закрыть конгресс, но никто не верил, что это действительно может случиться.

Целеустремленные военные в камуфляже держали в руках автоматы и ружья для подавления беспорядков и будто не слышали обращенные к ним доводы и требования. Один сенатор, известный своими либеральными взглядами, попробовал перелезть через ограду, но двое мрачных морских пехотинцев стащили его на улицу.

Правительственные агентства и независимые организации войска окружать не стали. В большинстве их шла нормальная работа. Улицы никто не перекрывал, уличное движение было таким упорядоченным, что горожане радовались.

Пресса и телевизионные съемочные группы устремились к Капитолию.

Траву почти полностью закрыли кабели и электронное оборудование. Интервью перед камерами стали такими лихорадочными и сумбурными, что сенаторам и конгрессменам приходилось стоять в очереди, чтобы высказать свое возмущение неожиданными действиями президента.

Как ни удивительно, но большинство американцев по всей стране реагировало скорее с интересом, чем с отвращением. Люди сидели перед экранами телевизоров и следили за происходящим, как за цирковым представлением.

Общее мнение было таково: президент просто хочет запугать конгресс, и через день-два войска будут отозваны.

В государственном департаменте собрались Оутс, Эммет, Броган и Мерсье. Царила тяжелая атмосфера неуверенности и напряжения.

— Президент просто болван, если считает себя главнее конституционного правительства, — сказал Оутс.

Эммет пристально смотрел на Мерсье.

— Не могу понять, как вы-то ничего не заподозрили.

— Он меня полностью отрезал, — ответил Мерсье с глуповатым выражением. — Ничем не намекнул на то, что задумал.

— Конечно, Джесс Симмонс и генерал Меткалф в этом не участвуют, — вслух рассуждал Оутс.

Броган покачал головой.

— Мои источники в Пентагоне сообщают, что Меткалф категорически отказался.

— Почему он нас не предупредил? — спросил Эммет.

— После того как Симмонс в самых определенных выражениях заявил президенту, что тот сошел с ума, президент взъярился. Военная охрана проводила Симмонса домой, где он и остается под домашним арестом.

— Боже, — раздраженно сказал Оутс. — С каждой минутой все хуже.

— А что генерал Меткалф? — спросил Мерсье.

— Я уверен, он высказал свои возражения, — ответил Броган. — Но Клейтон Меткалф солдат до мозга костей, он привык безоговорочно выполнять приказы командира. К тому же они с президентом старые друзья. Меткалф, несомненно, считает, что больше обязан человеку, который назначил его председателем Комитета начальников штабов, чем конгрессу.

Пальцы Оутса смели со стола воображаемую пылинку.

— Президент исчез десять дней назад, а вернулся совсем другим.

— „Гекльберри Финн“, — задумчиво сказал Броган.

— Судя по поведению президента в последние двадцать четыре часа, — тоже глубокомысленно сказал Мерсье, — доказательства очень убедительные.

— Появился ли доктор Луговой? — спросил Оутс.

Эммет покачал головой.

— Его нет.

— Мы получили от своих людей в России отчет о деятельности доктора, — заявил Броган. — Последние пятнадцать лет он занимался процессами влияния на мозг. Советские разведывательные службы предоставили ему неограниченные возможности. Сотни евреев и других диссидентов, исчезнувшие в психиатрических лечебницах, относящихся к системе КГБ, стали его подопытными кроликами. И он утверждает, что достиг прорыва в интерпретации мыслей и контроле над ними.

— Ведутся ли такие работы у нас? — спросил Оутс.

Броган кивнул.

— Наш проект называется „Глубина“; развивается он в том же направлении.

Оутс на мгновение схватился за голову, потом повернулся к Эммету.

— По-прежнему никаких сведений о Винсе Марголине, Ларимере и Моране?

Эммет казался смущенным.

— К сожалению, вынужден сказать, что их местонахождение неизвестно.

— Как вы считаете, Луговой осуществил вмешательство и в их мозг?

— Не думаю, — ответил Эммет. — На месте русских я держал бы их в резерве на случай, если президент не будет вести себя как запрограммировано.

— Его мозг мог ускользнуть от их влияния и действовать независимо, — добавил Броган. — Операции на мозге — все еще наука не точная. Невозможно предсказать его дальнейшие поступки.

— Конгресс не станет этого ждать, — сказал Мерсье. — Конгрессмены подыскивают место, где бы собраться начать процедуру импичмента.

— Президент это знает, и он не глуп, — ответил Оутс. — Всякий раз как члены конгресса собираются на заседание, он будет посылать войска на разгон. За ним армия, и устранить его невозможно.

— Если учесть, что президент действует буквально под диктовку недружественной державы, Меткалф и остальные члены Комитета начальников штабов не станут его поддерживать, — сказал Мерсье.

— Меткалф не станет действовать, пока мы не представим неопровержимые доказательства, что мозг президента под контролем, — говорил Эммет. — Но я подозреваю, что и сейчас он ждет лишь удобной возможности, чтобы встать на сторону конгресса.

Броган глядел озабоченно.

— Надеюсь, он не слишком промедлит.

— Итак, все сводится к тому, что мы вчетвером должны попытаться нейтрализовать президента, — размышлял Оутс.

— Вы проезжали сегодня мимо Белого дома? — спросил Мерсье.

— Нет. А что?

— Похоже на военный лагерь. На каждом дюйме военные. Говорят, президент ни для кого не доступен. Сомневаюсь, что даже вы, господин секретарь, можете войти через передний вход.

Броган немного подумал.

— Дэн Фосетт по-прежнему внутри.

— Я говорил с ним по телефону, — сказал Мерсье. — Он слишком решительно возражал президенту. Я понял, что теперь он в Овальном кабинете персона нон грата.

— Нам нужен кто-нибудь, кому президент доверяет.

— Оскар Лукас, — сказал Эммет.

— Хорошая мысль. — Оутс поднял голову. — Как глава секретной службы, он имеет туда доступ.

— Кто-то должен лично проинформировать Дэна и Лукаса, — подсказал Эммет.

— Я этим займусь, — вызвался Броган.

— У вас есть план? — спросил Оутс.

— Пока нет, но мои люди что-нибудь придумают.

— Пусть думают как следует, — серьезно сказал Эммет, — если мы не хотим, чтобы оправдались худшие опасения отцов-основателей.

— Это какие же? — спросил Оутс.

— Нечто невообразимое, — ответил Эммет. — Диктатор в Белом доме.

Глава 55

Лорен вспотела. Она никогда в жизни так сильно не потела.

Вечернее платье стало влажным и липло к телу, как вторая кожа. Маленькое помещение без окон напоминало сауну, даже дышать было трудно. Единственными удобствами были туалет и койка; тусклая лампа под решетчатым колпаком горела непрерывно. Лорен не сомневалась, что вентиляцию специально выключили, чтобы усилить дискомфорт.

Когда ее отвели на гауптвахту, она не видела никого похожего на Алана Морана. С тех пор как за ней закрыли дверь, ей не давали ни еды, ни воды, и теперь ее мучил голод. Никто ее не навещал, и она начала думать, что капитан Покофский хочет держать ее в заключении, пока она не умрет.

Наконец она решила отказаться от попыток сохранить скромность и сняла платье. И начала делать гимнастику, чтобы время шло быстрее.

Неожиданно она услышала приглушенные шаги в коридоре за дверью. Произошел короткий разговор, и дверь открылась.

Лорен схватила с койки платье и, держа его перед собой, вжалась в угол камеры.

Мужчина, проходя в низкую дверь, нагнул голову.

Он был в дешевом деловом костюме; похоже, такие костюмы уже несколько десятилетий как вышли из моды.

— Конгрессмен Смит, прошу прощения, что вынужден был поместить вас в такие условия.

— Не думаю, что я вас прощу, — вызывающе ответила она. — Кто вы?

— Меня зовут Павел Суворов. Я представляю советское правительство.

В голосе Лорен звучало презрение.

— Это пример того, как коммунисты обращаются с американскими гостями?

— В обычных обстоятельствах — нет, но вы не оставили нам выбора.

— Объясните, — сказала она, гневно глядя на него.

Он неуверенно посмотрел на нее.

— Думаю, вы и сами знаете.

— Почему бы вам не освежить мою память?

Суворов помолчал, закуривая сигарету; спичку он бросил в унитаз и не промахнулся.

— Накануне вечером, когда прилетел вертолет, первый помощник капитана Покофского видел вас возле посадочной площадки.

— И еще немало пассажиров, — ледяным тоном заметила Лорен.

— Да, но они были слишком далеко, чтобы узнать знакомые лица.

— А я, значит, была близко.

— Будьте благоразумны, конгрессмен. Вы не можете отрицать, что узнали своих коллег.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— Конгрессмен Алан Моран и сенатор Маркус Лаример, — сказал он, внимательно наблюдая за ее реакцией.

Глаза у Лорен округлились, и, несмотря на удушающую жару, она задрожала. Впервые с тех пор как она попала в плен, негодование сменилось отчаянием.

— Моран и Лаример тоже здесь?

Он кивнул.

— В соседней камере.

— Должно быть, это безумный розыгрыш? — ошеломленно сказала она.

— Это не розыгрыш, — с улыбкой ответил Суворов. — Как и вы, они гости КГБ.

— У меня дипломатический иммунитет, — сказала она. — Я требую освобождения.

— Здесь, на борту „Леонида Андреева“, вы никто, — равнодушно сказал Суворов.

— Когда мое правительство узнает…

— Не узнает, — перебил он. — Когда корабль уйдет с Ямайки обратно в Майами, капитан Покофский с глубочайшим сожалением и сочувствием сообщит, что конгрессмен Лорен Смит упала за борт и считается утонувшей.

Лорен ощутила обессиливающую беспомощность.

— А что будет с Мораном и Ларимером?

— Я отвезу их в Россию.

— А меня убьете.

Это был не вопрос, а утверждение.

— Они важные члены вашего правительства. Их знания могут оказаться очень ценными, когда мы убедим их поделиться с нами. А вы, как ни жаль говорить это, не стоите такого риска.

Лорен едва не сказала „как член комитета по вооружениям, я знаю не меньше, чем они“, но вовремя разглядела ловушку и промолчала.

Суворов прищурился. Он протянул руку, вырвал у нее платье и небрежно выбросил за дверь.

— Вы красивы, — сказал он. — Возможно, если мы поторгуемся, я смогу и вас взять с собой в Москву.

— Самая жалкая уловка в мире, — презрительно ответила Лорен. — Вы неоригинальны.

Он шагнул вперед и ударил ее по лицу. Она отшатнулась к стальной переборке и опустилась на колени, глядя на него; в глазах ее были страх и отвращение.

Он схватил Лорен за волосы и запрокинул ей голову. Всякие намеки на вежливость исчезли из его голоса.

— Мне всегда было интересно, каково это — переспать с высокопоставленной капиталистической сукой.

В ответ Лорен цапнула его между ног и сдавила изо всех сил.

Суворов завопил от боли и ударил ее кулаком в скулу, прямо под глазом. Лорен отлетела в угол, а Суворов встал и, как обезумевшее животное, метался по крошечной камере, пока боль немного не утихла. Потом схватил Лорен и грубо бросил на койку.

Наклонившись над ней, он рвал ее белье.

— Сука! — рычал он. — Я заставлю тебя молить о быстрой смерти!

Слезы боли хлынули из глаз Лорен, она была на грани обморока. Сквозь туман боли она смутно видела, как Суворов медленно снимает ремень и наворачивает на руку, оставляя пряжку свисать. Он пыталась напружинить мышцы, готовясь к удару, когда он занес руку, но была слишком слаба.

Неожиданно у Суворова словно выросла третья рука. Она поднялась над его правым плечом и обхватила горло. Ремень упал на пол, тело Суворова напряглось.

На лице Суворова появилось сначала удивление, потом ужас: он понял, что происходит, — потом боль: его дыхательное горло безжалостно сдавливали и рвали. Он сопротивлялся безжалостному давлению, метался по камере, но рука оставалась на месте. В неожиданном приступе ясности он понял, что он никогда не почувствует, как это давление ослабнет. От ужаса и недостатка кислорода его лицо перекосилось, стало багрово-синим. Легкие пытались ловить воздух, руки метались в лихорадочном безумии.

Лорен хотела спрятать лицо в ладонях, чтобы не видеть этого ужаса, но руки не слушались ее. Она могла только неподвижно сидеть и зачарованно смотреть, как жизнь покидает Суворова, как его яростные движения слабеют; наконец его глаза выкатились из орбит, и он обмяк. Он провисел несколько секунд, поддерживаемый призрачной рукой, пока она не выпустила его горло. Тогда он безжизненным кулем упал на пол.

Место Суворова заняла другая фигура, и Лорен увидела лицо друга, зеленые глаза и кривоватую улыбку.

— Только между нами, — сказал Питт. — Никогда не думал, что появиться вовремя так приятно.

Глава 56

Полдень. Под яркой лазурью неба с легкими облаками, подгоняемыми мягким западным ветром, „Леонид Андреев“ шел в восемнадцати милях от Кабо-Маиси, восточной оконечности Кубы.

Мало кто из пассажиров, загоравших у бассейнов на палубах, обратил внимание на линию поросшего пальмами берега на горизонте. Для них это был еще один из бесчисленных островов, которые они миновали после отхода из Флориды.

На мостике капитан Покофский не отрывал от глаз бинокля.

Он заметил слева маленькую яхту, идущую от берега. Яхта была старая, с почти вертикально срезанным носом, выкрашенная в черное. Верх отделан красным деревом, на транце золотыми буквами написано „Пилар“.

Яхта казалась безукоризненно содержащимся музейным экспонатом. На корме американский звездно-полосатый флаг, но перевернутый.

Покофский подошел к панели автоматического управления и нажал кнопку „малый ход“. И почти сразу ощутил, что обороты двигателей стали реже. Подождав несколько минут, пока корабль не начал едва заметно ползти, капитан нажал кнопку „стоп машина“.

Он собирался спуститься с мостика, когда с палубы торопливо поднялся первый помощник.

— Капитан, — сказал он, с трудом переводя дух. — Я только что с гауптвахты. Пленники исчезли.

Покофский выпрямился.

— Исчезли? Вы хотите сказать — сбежали?

— Да, сэр. Я делал обычный обход, когда обнаружил, что в одной из камер закрыты двое охранников. Без сознания. Агент КГБ мертв.

— Павла Суворова убили?

Первый помощник кивнул.

— Судя по всему, задушили.

— Почему вы немедленно не известили меня по судовой связи?

— Я решил, что лучше сказать вам лично.

— Конечно, вы правы, — согласился Покофский. — В худшее время это не могло произойти. Наши люди с Кубы идут к нам на яхте, чтобы перевезти пленников на берег.

— Если вы сможете их задержать, мы обыщем корабль и, я уверен, найдем американцев.

Покофский смотрел через открытую дверь на приближающуюся яхту.

— Они подождут, — уверенно сказал он. — Наши пленники слишком важны, чтобы оставлять их на борту.

— Еще одно, сэр, — сказал первый офицер. — Американцам наверняка помогли.

— Они сбежали не сами? — удивленно спросил Покофский.

— Это невозможно. Два хилых старика и одна женщина не могли одолеть двух охранников и убить профессионала из КГБ.

— Проклятие! — выбранился Покофский. В беспокойстве и гневе он раздраженно ударил кулаком по ладони. — Это усложняет положение.

— ЦРУ могло проникнуть на борт?

— Вряд ли. Если бы правительство США хоть смутно заподозрило, что его важные члены содержатся на „Леониде Андрееве“, их флот набросился бы на нас, как бешеные медведи. Посмотрите сами: ни кораблей, ни самолетов, а ведь военно-морская база Гуантанамо всего в сорока милях отсюда.

— Тогда кто? — спросил первый помощник. — Не из нашего экипажа, конечно.

— Это может быть только пассажир, — сделал вывод Покофский. Он замолчал, размышляя. На мостике стало тихо. Наконец капитан поднял голову и начал отдавать приказы. — Соберите всех свободных офицеров и разбейте на поисковые пятерки. Разделите корабль от киля до верхней палубы на сектора. Сообщите всем работникам службы безопасности, привлеките стюардов. Если вас будут расспрашивать пассажиры, найдите правдоподобные предлоги, чтобы зайти в каюты. Смена постельного белья, ремонт канализации, осмотр противопожарного оборудования — все, что подходит по обстоятельствам. Не говорите и не делайте ничего, что могло бы вызвать у пассажиров подозрения или заставило их задавать неудобные вопросы. Держитесь как можно вежливей и избегайте насилия, но как можно быстрей поймайте эту Смит и обоих мужчин.

— Что делать с телом Суворова?

Покофский не колебался.

— Окажите товарищу из КГБ достойные почести, — саркастически сказал он. — Как стемнеет, выбросьте тело за борт вместе с помоями.

— Да, сэр, — с улыбкой ответил старший помощник и торопливо ушел.

Покофский взял рупор и вышел на крыло мостика. Яхта была уже в пятидесяти ярдах.

— У вас неприятности? — спросил он; его голос гулко разносился над волнами.

Приземистый человек с кожей цвета старого бумажника поднес ладони ко рту и крикнул:

— У нас больные. Подозреваю отравление трупным ядом. Можем мы подняться на борт и воспользоваться вашим медицинским оборудованием?

— Конечно, — ответил Покофский. — Поднимайтесь на борт. Я спущу трап.

Питт с интересом следил за этой сценой, сразу разглядев фальшь. Двое мужчин и женщина поднялись по металлическому трапу, прижимая руки к животам и притворяясь, что у них колики. Он поставил им за представление двойку.

Он подумал, что спустя определенное время, которое должно уйти на лечебные процедуры, Лорен, Морану и Ларимеру предстояло занять места на яхте. Он также понимал, что капитан не возобновит плавание, пока корабль не обыщут и конгрессменов не найдут.

Он отошел от поручня и присоединился к другим пассажирам, которые вскоре вернулись в свои кресла и за столики вокруг бассейнов и в коктейль-барах. Питт в лифте спустился на свою палубу. Открылась дверь, и, выходя в коридор, Питт едва не столкнулся с входящим в лифт стюардом.

Питт мельком заметил, что стюард азиат, вероятно, монгол, раз уж служит на русском судне. Он прошел мимо и направился к своей каюте.

Стюард с любопытством посмотрел на Питта. Но, пока он глядел вслед Питту, на его лице отобразилось крайнее удивление. Он все еще изумленно смотрел Питту вслед, когда двери закрылись и лифт повез его вверх.

Питт свернул за угол и увидел офицера и нескольких матросов; они ждали у дверей каюты в трех дверях от его. Никто не демонстрировал обычной на судах услужливости и вежливости. Лица у всех были серьезные. Питт стал искать по карманам ключ, краем глаза продолжая наблюдать. Через несколько секунд из каюты вышел стюард, что-то сказал офицеру по-русски и отрицательно покачал головой. Все перешли к соседней каюте и постучали.

Питт быстро вошел и запер дверь. В крошечном помещении, казалось, разыгрывалась сцена из фильма братьев Маркс.[90] Лорен сидела на верхней полке, Моран и Лаример — на нижней. Все трое с жадностью пожирали закуски, которые Джордино прихватил из буфета в столовой.

Джордино, сидя на маленьком стуле, наполовину в ванной, спросил:

— Видел что-нибудь интересное?

— Прибыла кубинская связь, — ответил Питт. — Яхта ждет у борта, готовая принять пассажиров.

— Ублюдкам придется подождать, — сказал Джордино.

— Минуты четыре. Именно через такое время нас свяжут и бросят на борт яхты, идущей в Гавану.

— Им придется нас искать, — слабым голосом сказал Лаример.

Питту приходилось видеть таких обессиленных людей: восковая кожа, глаза, некогда властные, а теперь пустые, несвязные мысли.

Несмотря на возраст и долгие годы ограничений, связанной с жизнью среди политиков, Лаример оставался человеком могучего сложения. Но его сердце и сосуды больше не годились для того, чтобы поддерживать в нем жизнь во враждебном окружении. Питту не нужны были специальные знания, чтобы понять, что этому человеку нужна медицинская помощь.

— Поисковая группа русских в коридоре, — объяснил Питт.

— Нельзя позволить им снова захватить нас! — закричал Моран, вскакивая и дико озираясь. — Нужно бежать!

— Да вы и до лифта не доберетесь! — рявкнул Питт, хватая его за руку, как капризного ребенка. Ему не нравился Моран. Спикер палаты представителей напоминал ему хорька.

— Но здесь негде спрятаться, — с сомнением сказала Лорен.

Питт не ответил: он мимо Джордино прошел в ванную. Задернул занавеску и пустил горячую воду. Менее чем через минуту помещение заполнили клубы пара.

— Хорошо, — приказал Питт. — Все в душ!

Никто не шелохнулся. Все смотрели на него; он стоял в пару, как привидение или существо из иного мира.

— Шевелитесь! — резко сказал он. — Они будут здесь с минуты на минуту.

Джордино изумленно покачал головой.

— Как ты разместишь трех человек в душе? Я один едва помещаюсь там.

— Надень парик. Ты тоже туда пойдешь.

— Вчетвером? — недоверчиво спросила Лорен.

— Либо это, либо бесплатный перелет в Москву. К тому же студенты колледжей целыми братствами набиваются в телефонные будки.

Джордино натянул парик, а Питт снова вернулся в ванную и сделал воду чуть теплой. Дрожащего Морана он посадил между ног Джордино.

Лаример прижался в дальнем углу душевой кабины, а Лорен забралась Джордино на спину. Наконец все забились в душ, под теплую воду.

Питт как раз пускал горячую воду в раковину, чтобы было больше пара, когда услышал стук в дверь.

Он поспешил открыть ее, чтобы избежать лишних подозрений. Первый помощник капитана улыбнулся и слегка поклонился.

— Мистер Грубер, верно? Жаль вас беспокоить, но мы проводим обычный осмотр противопожарного оборудования. Не возражаете, если мы войдем?

— Конечно, — послушно сказал Питт. — Со мной никаких проблем, но моя жена в душе.

Офицер кивнул стюардессе, и та сделала вид, что осматривает головки разбрызгивателей на потолке. Потом показала на дверь ванной.

— Разрешите?

— Входите, — добродушно сказал Питт. — Она не станет возражать.

Стюардесса открыла дверь, и ее окутало облако пара. Питт вошел за ней.

— Милая, наша стюардесса хочет проверить пожарные разбрызгиватели. Не возражаешь?

Пар начал выходить в дверь, и стюардесса увидела копну волос; на нее из-за края занавески смотрели большие карие глаза.

— Ладно, пусть, — послышался голос Лорен. — И не могли бы вы принести пару полотенец?

Стюардесса кивнула и сказала:

— Сейчас вернусь с полотенцами.

Питт небрежно жевал канапе; одно он предложил первому помощнику, который вежливо отказался.

— Мне нравится такая забота о безопасности пассажиров, — сказал Питт.

— Мы просто выполняем свой долг, — ответил первый помощник, с любопытством глядя на закуски. — Вижу, вам нравится корабельная кухня.

— Мы с женой любим закуски, — сказал Питт. — Предпочитаем их основному блюду.

Стюардесса вышла из ванной и что-то сказала офицеру. Единственным словом, какое разобрал Питт, было „нет“.

— Простите, что побеспокоили, — вежливо сказал офицер.

— Ничего-ничего, — ответил Питт.

Как только дверь щелкнула, Питт бросился в ванную.

— Все оставайтесь на месте, — приказал он. — Не шевелитесь.

Потом лег на койку и набил рот бутербродом — икра на тонком ломтике поджаренного хлеба.

Две минуты спустя дверь внезапно распахнулась и, как бульдозер, ворвалась стюардесса; она сразу стала оглядывать каюту.

— Чем могу быть полезен? — с набитым ртом спросил Питт.

— Я принесла полотенца, — ответила она.

— Положите на раковину, — равнодушно сказал Питт.

Она послушалась и вышла, улыбнувшись Питту. Улыбка была искренней, без подозрений.

Он выждал еще две минуты, потом приоткрыл дверь и в щелку осмотрел коридор. Поисковая группа заходила в каюту в его конце. Питт вернулся в ванную и выключил воду.

Тот, кто сочинил фразу „Они были похожи на утонувших крыс“, должно быть, видел, как эти бедняги теснились в маленьком душе. Кожа на их пальцах сморщилась, одежда насквозь промокла.

Первым вышел Джордино и швырнул свой мокрый парик в раковину.

Лорен слезла с его спины и сразу принялась вытирать волосы.

Питт помог Морану встать и почти отнес Ларимера на койку.

— Отличный ход, — сказал Питт, целуя Лорен в шею. — Попросить запасные полотенца.

— Мне показалось, что это правильно.

— Теперь мы в безопасности? — спросил Моран. — Они не вернутся?

— Мы не будем в безопасности, пока не покинем корабль, — сказал Питт. — А на их повторный визит можно рассчитывать. Ничего не обнаружив, они удвоят усилия и примутся искать снова.

— У тебя в рукаве есть еще один замечательный план побега, Гудини? — спросил Джордино.

— Да, — уверенно ответил Питт. — Между прочим, есть.

Глава 57

Второй механик шел по узкому мостику между массивными баками с горючим, которые поднимались над ним на высоту двух палуб. Он проводил обычный осмотр в поисках протечек в трубах, которые перемещали горючее в котлы, дающие пар турбинам „Леонида Андреева“ мощностью в 27 тысяч лошадиных сил.

Он негромко насвистывал, а единственным аккомпанементом служил негромкий гул двигателей за переборкой.

Время от времени он проводил тряпкой по соединениям труб или по клапанам и довольно кивал, когда тряпка оставалась чистой.

Неожиданно он остановился и прислушался. Из узкого перехода справа послышался звон металла о металл. Заинтересовавшись, он медленно и тихо пошел по тускло освещенному проходу.

В конце, там, где мостик поворачивает и проходит между баками с горючим и внешним корпусом корабля, он остановился и посмотрел в полумрак.

Некто в костюме стюарда что-то прикреплял к баку с горючим. Второй механик неслышно пошел дальше и наконец оказался в десяти футах от этого человека.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он.

Стюард медленно обернулся и выпрямился. Механик увидел, что это азиат. Его белая форма была в грязи, а за ним на мостике лежала раскрытая спортивная сумка. Стюард улыбнулся, не делая попытки ответить.

Механик подошел еще ближе.

— Тебе нечего здесь делать. Команде, обслуживающей пассажиров, сюда нет доступа.

По-прежнему никакого ответа.

И тут механик заметил на стенке бака с горючим странную шишку неправильной формы. Два медных провода тянулись от нее к часовому механизму рядом с сумкой.

— Бомба! — потрясенно выпалил механик. — Ты поставил бомбу!

Он повернулся и с криком побежал по мостику. Но не успел пробежать и пяти шагов, как в замкнутом стальном пространстве раздались звуки, похожие на быстрые аплодисменты, и выпущенные из пистолета с глушителем пули с полыми наконечниками пробили ему затылок.

Были произнесены обязательные тосты, осушены и сразу вновь наполнены стаканы с водкой. Избегая холодного проницательного взгляда человека в кожаном кресле, Покофский доставал запасы выпивки из своего личного бара.

Генерал Омбриков, резидент КГБ на Кубе, был в дурном настроении.

— Мое руководство будет недовольно вашим отчетом, — сказал он. — Потерять приданного вам агента — явная халатность.

— Это круизный лайнер, — ответил Покофский, покраснев от негодования. — Он построен и пущен в ход, чтобы приносить твердую западную валюту нашему казначейству. Мы не плавучее отделение Комитета государственной безопасности.

— Тогда как вы объясните присутствие на борту десяти агентов из наших зарубежных отделений, чья обязанность — прослушивать разговоры пассажиров?

— Я стараюсь не думать об этом.

— Вы должны об этом думать, — угрожающим тоном сказал Омбриков.

— Мне хватает управления кораблем, — быстро сказал Покофский. — В моем рабочем дне нет лишних часов, чтобы заниматься еще и сбором информации.

— Тем не менее вам следовало принять лучшие меры предосторожности. Если американские политики сбегут и расскажут свою историю, последствия самым ужасным образом скажутся на наших международных отношениях.

Покофский поставил стакан с водкой, не притронувшись к жидкости.

— На корабле им невозможно спрятаться. Через час они снова будут в наших руках.

— Надеюсь, — ядовито сказал Омбриков. — Скоро их флот заинтересуется, почему советский круизный лайнер задерживается у берегов Кубы, и вышлют патруль.

— Они не посмеют ступить на борт „Леонида Андреева“.

— Да, но на моей яхте флаг США. И они без колебаний осмотрят ее.

— Любопытное старое суденышко, — заметил Покофский, пытаясь сменить тему. — Где вы его взяли?

— Личный дар нашего друга Кастро, — ответил Омбриков. — Раньше яхта принадлежала Эрнесту Хэмингуэю.

— Да, я читал четыре его книги…

Покофскому помешало договорить неожиданное появление первого помощника, который вошел, не постучав.

— Прошу прощения, капитан, но могу я поговорить с вами наедине?

Покофский извинился и вышел из каюты.

— В чем дело?

— Мы их не нашли, — неловко сказал офицер.

Покофский какое-то время молчал. Вопреки собственным распоряжениям он закурил и неодобрительно посмотрел на первого помощника.

— Тогда предлагаю вам снова обыскать корабль, на этот раз тщательнее. И присмотритесь к пассажирам на палубах. Они могут прятаться в толпе.

Первый помощник кивнул и торопливо ушел. Покофский вернулся в каюту.

— Проблемы? — спросил Омбриков.

Прежде чем Покофский смог ответить, он почувствовал, как корабль вздрогнул. Он с минуту стоял напрягшись и внимательно прислушивался, но, казалось, больше ничего не происходило.

И вдруг „Леонида Андреева“ сотряс страшный взрыв, от которого корабль накренился на левый борт, люди попадали на палубу, и взрывная волна судорогой прошла по всему кораблю. Над правым бортом поднялся столб огня, обломки стали и дождь из горючего посыпались на палубы. Взрыв отразился в воде, и наконец гром стих, оставив неестественную тишину и огромный дымный столб, поднявшийся к небу.

Семьсот пассажиров и членов экипажа не знали — а многие так никогда и не узнали, — что взорвавшийся в недрах корабля бак с горючим проделал в борту огромную дыру, наполовину выше ватерлинии, наполовину ниже, и надстройки залила струя горящей солярки, сжигая людей и распространяя огонь по палубам со скоростью лесного пожара.

Почти мгновенно из роскошного круизного лайнера „Леонид Андреев“ превратился в тонущий погребальный костер.

Питт пошевелился и задумался, что происходит. Целую минуту, пока взрывная волна не прокатилась по кораблю, он лежал на полу, куда его сбросило, и пытался сориентироваться.

Потом осторожно поднялся на четвереньки и наконец выпрямился, схватившись за внутреннюю ручку двери.

Есть ушибы, но ничего не сломано, не вывихнуто, тело функционирует нормально. Он повернулся к остальным.

Джордино полусидел, полулежал на входе в душ. Последнее, что он помнил, — он сидел в каюте. В глазах его удивленное выражение, но он как будто невредим.

Моран и Лорен упали с коек и лежат посреди каюты на полу. Они ошеломлены, и целую неделю или две у них не сойдут синяки, но в остальном все хорошо.

Лаример сидел в дальнем углу каюты. Питт подошел к нему и осторожно поднял его голову. На левом виске сенатора алела рана, и из разорванной губы текла кровь. Он был без сознания, но дышал легко. Питт подложил ему под голову подушку с нижней койки.

Первым заговорил Джордино.

— Как он?

— В отключке, — ответил Питт.

— Что случилось? — ошеломленно спросила Лорен.

— Взрыв, — ответил Питт. — Где-то впереди, вероятно, в машинном отделении.

— Котлы? — размышлял Джордино.

— Современные котлы сконструированы так, что не могут взорваться.

— Боже, — сказала Лорен. — У меня все еще звенит в ушах.

На лице Джордино появилось странное выражение. Он достал из кармана монету и покатил ее по покрытому ковром полу. Вместо того чтобы потерять инерцию и упасть, монета продолжала катиться, словно подталкиваемая невидимой рукой, пока со звоном не ударилась о дальнюю переборку.

— Корабль накренился, — спокойно сообщил Джордино.

Питт приоткрыл дверь каюты. В коридоре уже было полно пассажиров, которые выходили из кают и бесцельно брели в разных направлениях.

— Отмена плана Б.

Лорен вопросительно взглянула на него.

— Что за план Б?

— Я собирался захватить яхту с Кубы. Но, думаю, сейчас нам не хватит мест.

— О чем вы? — спросил Моран. Он неуверенно встал, держась за край койки. — Хитрость. Дешевая уловка, чтобы выманить нас.

— Очень уж дорогая уловка, если хотите знать, — язвительно заметил Джордино. — Взрыв, должно быть, серьезно повредил судно. Оно явно набирает воду.

— Мы утонем? — в тревоге спросил Моран.

Не обращая на него внимания, Питт продолжал смотреть в коридор.

Большинство пассажиров сохраняли спокойствие, но некоторые начали кричать и плакать. На глазах у Питта коридор заполнялся людьми, которые бестолково тащили пожитки и торопливо собранные сумки. Потом Питт уловил запах горящей краски, а вслед за тем увидел и струйки дыма. Он захлопнул дверь и начал срывать с коек одеяла и бросать их Джордино.

— Быстрей, намочи их и все полотенца, какие найдешь, под душем.

Джордино бросил взгляд на серьезное лицо Питта и тут же стал делать что было велено. Лорен наклонилась и попыталась приподнять с пола голову и плечи Ларимера. Сенатор застонал и открыл глаза, глядя на Лорен так, словно не узнавал ее. Моран сидел на койке и что-то бормотал себе под нос.

Питт грубо оттолкнул Лорен и поднял Ларимера на ноги, обхватив руками за плечи. Джордино вышел из ванной и раздал всем мокрые одеяла и полотенца.

— Ладно. Эл, помоги мне с сенатором. Лорен, держи конгрессмена Морана и не отставай от меня. — Он замолчал и осмотрел всех. — Ладно, идем.

Он распахнул дверь, и их окутало облако дыма, идущего как будто ниоткуда.

* * *

Не успел стихнуть грохот взрыва, как капитан Покофский стряхнул недоверчивое изумление и бросился на мостик. Молодой вахтенный офицер отчаянно колотил по судовому телеграфу.

— Закрыть все водонепроницаемые двери и привести в действие противопожарную систему! — крикнул Покофский.

— Не могу, — беспомощно ответил вахтенный. — Питания нет.

— А запасные генераторы?

— Тоже не действуют. — Лицо вахтенного офицера было искажено волнением. — Судовая связь пропала. Компьютер контроля над повреждениями вышел из строя. Ничего не отвечает. Мы даже не можем дать сигнал тревоги.

Покофский выбежал на крыло рубки и посмотрел в сторону кормы. Некогда прекрасное судно изрыгало огонь и дым из всей средней части.

А еще несколько мгновений назад тут звучала музыка и царило веселье.

Теперь перед ним открылась ужасная картина. Открытые плавательные бассейны и палубы для отдыха превратились в крематорий. Двести загоравших там человек почти мгновенно залило волной горящей солярки. Некоторые спаслись, прыгнув в бассейны, чтобы умереть, вынырнув на поверхность: огненный воздух сжег им легкие; многие перебирались через поручни и прыгали в море, их кожа и одежда горели.

Покофский стоял, потрясенный этим зрелищем массовой гибели. Вокруг царил ад. В глубине души капитан знал, что судну конец. Остановить эту катастрофу было невозможно; море продолжало вливаться в чрево „Леонида Андреева“, и крен возрастал. Капитан вернулся в рубку.

— Передайте приказ покинуть судно, — велел он вахтенному офицеру. — Шлюпки по левому борту горят. Сажайте женщин и детей в шлюпки по правому борту, которые еще не тронуты.

Вахтенный офицер убежал, и появился главный механик Эрик Казинкин, задыхаясь после подъема с самого низа. Брови и половина волос у него сгорели. Подошвы ботинок дымились, но он как будто не замечал этого. Его оцепенелый мозг не реагировал на боль.

— Доложите, — спокойно сказал Покофский, — что вызвало взрыв?

— Взорвался танк с горючим, — ответил Казинкин. — Бог знает почему. Уничтожена генераторная, а также вспомогательный генератор. Бойлерные номер два и три затоплены. Нам удалось вручную задраить водонепроницаемые двери в машинное отделение, но вода поступает с тревожной быстротой. А без питания не работают насосы.

Он угнетенно пожал плечами и замолчал.

Не оставалось никаких возможностей спасти „Леонида Андреева“. Единственным вопросом оставалось, сгорит ли судно дотла или раньше затонет. Мало кто переживет следующий час, со страшной уверенностью осознал Покофский. Многие сгорят, многие утонут, не способные поместиться в жалкие несколько шлюпок, которые еще предстоит спустить на воду.

— Уводите своих людей снизу, — сказал Покофский. — Мы покидаем судно.

— Спасибо, капитан, — ответил главный механик. Он протянул руку. — Удачи.

Они расстались, и Покофский спустился на одну палубу, в радиорубку. Когда капитан неожиданно вошел, дежурный офицер оторвался от радио.

— Отправляйте сигнал тревоги, — приказал Покофский.

— Я взял на себя ответственность, сэр, и послал сигнал SOS сразу после взрыва.

Покофский положил ему руку на плечо.

— Благодарю за инициативу. — Потом спокойно спросил: — Удалось передать без проблем?

— Да, сэр. Когда электричество исчезло, я переключился на запасные батареи. Первым ответил корейский контейнеровоз, он в десяти милях на юго-запад.

— Слава богу, кто-то близко. Были еще ответы?

— Военно-морская база США в Гуантанамо высылает спасательные корабли и вертолеты. Единственное другое судно в нашем районе — норвежский пассажирский лайнер в пятидесяти милях.

— Слишком далеко, — задумчиво сказал Покофский. — Остается надеяться на корейца и американский флот.

Накрыв мокрым одеялом голову, Питт на ощупь прошел по коридору и по окутанной дымом лестнице. Три или четыре раза они спотыкались о тела задохнувшихся пассажиров.

Лаример мужественно пытался держаться на ногах, а Лорен и Моран шли сзади, крепко держась за ремни Питта и Джордино.

— Далеко идти? — с трудом спросила Лорен.

— Мы должны подняться на четыре палубы, прежде чем окажемся на прогулочной, — выдохнул Питт.

На второй палубе они наткнулись на сплошную стену из людей. Лестница была так забита, что окутанным дымом пассажирам невозможно было сделать ни шагу. Экипаж хладнокровно пытался направлять потоки людей на палубу к шлюпкам, но постепенно спокойствие сменяла заразительная паника, и вот уже люди начали с криком падать под натиском толпы.

— Налево! — крикнул Джордино на ухо Питту. — Проход ведет к другому трапу, на корму.

Доверяя другу, Питт свернул в проход, потащив за собой Ларимера. На твердой поверхности сенатор наконец обрел опору и теперь сам держался на ногах.

К их огромному облегчению, дыма поубавилось, а волна человеческого прибоя спала. Добравшись наконец до трапа на корме, они обнаружили, что там практически пусто. Не поддавшись стадному инстинкту, Джордино привел их к временной безопасности.

Они оказались на юте. Несколько минут откашливались, очищая легкие, потом со страхом взглянули на обреченный корабль.

„Леонид Андреев“ накренился влево на двадцать градусов. Тысячи галлонов горючего вылились в море и горели. Горела вся вода вокруг корабля. От страшного жара стальные плиты корпуса краснели и коробились, принимая причудливые гротескные формы. Белая краска почернела, доски палубы прогорели, а стекла иллюминаторов с грохотом лопались.

Огонь с невероятной скоростью распространялся в сторону мостика. Радиорубка сгорела вместе с радистом, до конца остававшимся на связи. Огонь и дым поднимались по трапам и вентиляционным шахтам. Как все современные круизные лайнеры, „Леонид Андреев“ был построен несгораемым, но никакое самое точное планирование или предвидение не могло предусмотреть последствия взрыва танка с горючим, окатившего корабль, словно из огнемета.

Огромное, пухлое облако маслянистого дыма поднялось на сотни футов; ветер вверху приплюснул его, и теперь оно накрывало корабль, словно саван. Основанием облака служил сплошной поток пламени, зыблющаяся оранжево-желтая буря.

А внизу, в недрах корпуса, бушевало ацетиленово-сине-белое пламя, раздуваемое врывавшимися в щели потоками раскаленного воздуха, игравшими роль мехов.

Хотя многие пассажиры смогли подняться по трапам, свыше ста человек погибли внизу, застигнутые пожаром в каютах или задохнувшиеся от дыма при попытке бегства. А тех, кто поднялся, огонь гнал к корме, отрезая от палубы со шлюпками.

Попытки экипажа сохранить порядок поглотил воцарившийся хаос. Пассажиры в конце концов были предоставлены сами себе и не знали, что делать. Все шлюпки по левому борту горели, с правого сумели спустить только три, и огонь отогнал экипаж. Одна шлюпка загорелась уже на воде.

Люди начали прыгать в воду, как мигрирующие лемминги.

Падая с пятидесяти футов, многие допускали ошибку, предварительно надув спасательные жилеты, и в результате при ударе ломали шею. Женщины стояли, оцепенев от ужаса; они были слишком испуганы, чтобы прыгать. Мужчины в отчаянии бранились. В воде люди плыли к нескольким шлюпкам, но там экипажи запустили двигатели и стали уходить, опасаясь перегрузки.

В разгар этой драмы подошел контейнеровоз. Капитан остановил корабль в ста ярдах от горящего „Леонида Андреева“ и поспешно спустил шлюпки. Через несколько минут появились вертолеты США и начали поднимать людей из воды.

Глава 58

Лорен как зачарованная смотрела на приближающуюся стену огня.

— Может, прыгнуть? — с некоторой рассеянностью спросила она.

Питт ответил не сразу. Он посмотрел на накренившуюся палубу и определил угол крена примерно в сорок градусов.

— Торопиться не будем, — сказал он спокойно. — Пламя еще десять минут не доберется до нас. Чем больше корабль накренится влево, тем ближе прыгать. А пока предлагаю бросать за борт шезлонги, чтобы беднягам в воде было за что держаться, пока их не подберут.

Удивительно, но первым откликнулся Лаример. Он начал собирать с палубы кресла, массивными руками поднимать их и бросать за борт.У него на лице даже появилось выражение увлеченности и довольства собой. Моран прижался к переборке и молчал; его словно парализовало страхом.

— Постарайтесь не попасть пловцам по голове, — сказал Питт Ларимеру.

— Ни в коем случае, — с вымученной улыбкой ответил сенатор. — Возможно, это избиратели. Я потерял бы их голоса.

После того как все кресла были выброшены, Питт остановился и секунды три осматривался. Жар пламени еще оставался сносным. Еще несколько минут огонь не доберется до тех, кто оказался на корме. Питт сквозь густую толпу снова пробился к левому борту. Теперь волны катились всего в двадцати футах внизу.

Он крикнул Джордино:

— Помоги этим людям прыгнуть за борт. — Потом повернулся и приложил ладони ко рту. — Больше ждать нельзя! — крикнул он испуганной толпе во весь голос, перекрывая рев катастрофы. — Прыгайте, или умрете!

Несколько мужчин услышали его и, схватив за руки протестующих жен, перебрались через поручни и исчезли за ними.

За ними последовали три девочки-подростка; без колебаний они нырнули в зеленые волны.

— Плывите к шезлонгам и держитесь за них, — бесконечно наставлял прыгающих Джордино.

Питт собрал семейные группы и, пока Лорен подбадривала детей, приказал родителям прыгать и держаться за кресла. Потом по одному, за руки опускал детей за борт и отпускал, велев задержать дыхание; родители подхватывали детей.

Огромный огненный занавес подползал все ближе, дышать стало трудно. Теперь было жарко, как перед раскрытой топкой. Примерный подсчет подсказал Питту, что на палубе остается человек тридцать, но опасность совсем рядом.

Рослый полный мужчина остановился и отказался двигаться.

— В воде полно акул! — истерически кричал он. — Мы лучше здесь подождем вертолетов.

— Они не смогут повиснуть над палубой: из-за огня турбулентность слишком велика, — терпеливо объяснил Питт. — Вы либо сгорите дотла, либо рискнете поплавать. Что выбираете? Быстрей, вы задерживаете остальных.

Джордино сделал два шага, напряг могучие руки и поднял толстяка. В его взгляде не было ни враждебности, ни злобы; он отнес мужчину к поручню и бесцеремонно выбросил за борт.

— Пришлете мне открытку! — крикнул он вслед.

По-видимому, это подействовало на тех пассажиров, которые продолжали упираться. Один за другим — Питт помогал престарелым парам — они покидали горящий корабль.

Когда никого не осталось, Питт посмотрел на Лорен.

— Твоя очередь.

— Без коллег нет, — с женской решительностью сказала она.

Питт взглянул вниз, желая убедиться, что вода близко. Лаример так слаб, что вряд ли сможет перебраться через поручень. Джордино помог ему, а Лорен прыгнула, держа за руку Морана. Питт с тревогой смотрел, пока они благополучно не оказались в воде и не начали отплывать от судна. Он восхищался мужеством Лорен: та подбадривала Ларимера, одновременно держа за воротник Морана.

— Помоги ей, — попросил Питт Джордино.

Его друга не нужно было уговаривать. Он исчез, не сказав ни слова.

Питт бросил последний взгляд на „Леонида Андреева“. Воздух дрожал от жары, из всех отверстий вырывались языки пламени. Крен достиг пятидесяти градусов, и от гибели теплоход отделяло всего несколько минут. Правый винт уже показался над водой, в вдоль ватерлинии клубились облака белого пара.

Уже собравшись прыгнуть, Питт неожиданно замер от удивления. Краем зрения он увидел руку: кто-то махал из иллюминатора каюты в сорока футах от него. Без колебаний он поднял мокрое грязное одеяло, набросил на голову и в семь прыжков преодолел расстояние до каюты. Кто-то внутри просил о помощи. Питт всмотрелся и увидел полные ужаса женские глаза.

— О боже, помогите!

— Сколько вас?

— Я и двое детей.

— Передавайте детей.

Лицо исчезло, и сразу же Питту через иллюминатор подали мальчика лет шести. Питт поставил его между ног, накрыв его и себя одеялом, как палаткой.

Затем последовала девочка трех лет. Невероятно, но она спала.

— Дайте руку, — сказал Питт, в глубине души сознавая, что это бесполезно.

— Мне не пролезть! — воскликнула женщина. — Отверстие слишком узкое.

— Вода в ванной есть?

— Нет.

— Разденьтесь донага! — с досадой приказал Питт. — Используйте косметику. Смажьте все тело кремом для лица.

Женщина кивнула, показав, что поняла, и исчезла внутри.

Питт повернулся и, держа детей под мышками, побежал к поручню. С огромным облегчением он увидел внизу Джордино, который плыл рядом и смотрел наверх.

— Эл! — крикнул Питт. — Лови!

Если Джордино удивился, видя, как Питт держит за шиворот двух детей, он ничем этого не выдал. Он без усилий, как футбольные мячи, принял детей и крикнул Питту:

— Прыгай. Судно уходит под воду!

Не отвечая, Питт побежал назад к каюте по левому борту.

Он понимал, что попытка спасти мать — акт отчаяния. Но он был за гранью осознанных поступков; казалось, действует совсем другой, незнакомый человек.

Воздух стал таким сухим и горячим, что пот высыхал, не показавшись из пор. Горячая палуба обжигала ноги сквозь подметки. Питт споткнулся и едва не упал: по кораблю пробежала дрожь, и палуба еще сильнее накренилась влево. Агония судна, перед тем как перевернуться и уйти под воду.

Питт оказался у наклонной стены каюты; он просунул руки в иллюминатор. Две руки обхватили его запястья, и он потянул. Плечи и грудь женщины протиснулись через отверстие.

Питт еще раз сильно дернул и протащил бедра.

Пламя лизнуло ему спину. Палуба уходила из-под ног. Держа женщину за талию, Питт прыгнул за борт в тот миг, когда „Леонид Андреев“ начал переворачиваться, его винты, взбивая воду, поднялись к солнцу.

Яростный поток воды подхватил их, как кукол в водовороте, и потащил вниз. Питт отталкивался одной рукой и ногами, пытаясь всплыть; он видел, как зеленая поверхность над ним медленно становится голубой.

Кровь стучала в ушах, легкие словно заполнили рассерженные осы. Черный покров начал заволакивать окружающий мир. Питт чувствовал, как висит на его руке женщина; она тянула вниз, мешая ему плыть. Он использовал последние остатки кислорода, и в глазах его вспыхнул фейерверк. Яркий оранжевый шар взорвался в его голове.

Он пробился на поверхность, и полуденное солнце осветило его поднятое лицо. Сделал глубокий вдох, которого хватило, чтобы развеять темноту перед глазами, замедлить биение сердца и уменьшить боль в легких. Потом быстро перевернул женщину животом вверх и несколько раз сильно нажал, заставляя выбросить соленую воду из горла. Женщина содрогнулась, ее начало рвать, затем последовал приступ кашля. Только когда ее дыхание стало почти нормальным и она застонала, Питт огляделся в поисках остальных.

Джордино плыл к нему, толкая перед собой один из шезлонгов. На нем сидели дети; не сознавая разворачивающейся трагедии, они весело смеялись, глядя на забавные гримасы Джордино.

— Я уже начал сомневаться, вынырнешь ли ты, — сказал Джордино.

— Кое-что никогда не тонет, — ответил Питт, поддерживая женщину; та настолько пришла в себя, что могла держаться за ручки кресла.

— Я за ними присмотрю, — сказал Джордино. — Лучше позаботься о Лорен. Кажется, сенатор ее довел.

Руки словно налились свинцом; цепенея от усталости, Питт упрямо стал делать быстрые ровные гребки, пока не добрался до обломков, за которые держались Лорен и Лаример.

С посеревшим лицом, с полными тоски глазами, Лорен упрямо удерживала голову сенатора над водой. С упавшим сердцем Питт увидел, что она могла бы и не стараться: Лаример больше никогда не будет заседать в сенате. Кожа у него покрылась пятнами и стала темно-лиловой. Он до конца держался мужественно, но полстолетия напряженной жизни без ограничений привели к неизбежному концу. Сердце не выдержало и перестало биться.

Питт осторожно отвел руки Лорен от тела сенатора и оттолкнул его. Она взглянула на Питта, хотела возразить, но отвернулась, не в силах смотреть, как уплывает тело Ларимера, подгоняемое мягкими волнами.

— Он заслуживает государственных похорон, — хриплым шепотом сказала она.

— Это неважно, — ответил Питт. — Мы и так знаем, что он умер как мужчина.

Лорен как будто приняла это. Она положила голову на плечо Питту, слезы на ее щеках смешались с соленой водой.

Питт повернулся и осмотрелся.

— Где Моран?

— Его подобрал флотский вертолет.

— И он тебя оставил? — недоверчиво спросил Питт.

— Пилот крикнул, что есть место еще только для одного.

— И великий спикер палаты представителей оставил женщину поддерживать умирающего, а сам спасся?

Питта, словно холодным пламенем, охватила неприязнь к Морану. Он был одержим мыслью обрушить кулак на лицо этого хорька.

Капитан Покофский сидел в каюте яхты, зажимая уши, чтобы не слышать криков тонущих и умирающих от ожогов. Он не в силах был заставить себя взглянуть на этот невероятный ужас, смотреть, как „Леонид Андреев“ опускается на две тысячи футов под воду. Капитан стал живым мертвецом.

Остекленелыми, безжизненными глазами он посмотрел на генерала Омбрикова.

— Зачем вы меня спасли? Почему не позволили умереть вместе с судном?

Омбриков видел, что Покофский переживает сильнейшее потрясение, но ему нисколько не было его жалко. Агентов КГБ учили спокойно принимать смерть. Долг превыше всяких соображений сочувствия.

— У меня нет времени на соблюдение морских церемоний, — холодно сказал он. — Благородный капитан стоит на мостике, салютуя флагу, пока судно погружается вместе с ним… какой вздор! Государственная безопасность нуждается в вас, Покофский, а мне вы нужны, чтобы опознать тела американских законодателей.

— Они, вероятно, погибли, — пробормотал Покофский.

— Тогда это нужно доказать! — безжалостно рявкнул генерал. — Мое руководство примет только несомненные доказательства их смерти. Нельзя упускать из виду, что они, возможно, еще живы и где-то плавают.

Покофский провел ладонями по лицу и вздрогнул.

— Я не могу…

Но он больше ничего не успел сказать: Омбриков грубо схватил его и потащил на открытую палубу.

— Черт побери! — крикнул он. — Ищите их!

Покофский стиснул зубы и посмотрел на страшную картину: масса обломков и сотни мужчин, женщин и детей. Он едва не задохнулся, лицо его побелело.

— Нет! — закричал он. И так быстро и неожиданно перебрался через борт, что ни Омбриков, ни экипаж не успели его остановить. Он прыгнул в воду и глубоко ушел под поверхность, так что его белый мундир не стало видно.

Шлюпки с контейнеровоза подбирали выживших, быстро заполнялись, отвозили людей и возвращались к плавучим обломкам. Море кишело разнообразным мусором, мертвыми телами людей всех возрастов и теми, кто еще цеплялся за жизнь. К счастью, вода была теплая и никому не грозила смерть от переохлаждения; да и угроза акул не материализовалась.

Одна шлюпка подошла к Джордино, и он помог матери с двумя детьми подняться в нее. Потом забрался сам и знаком попросил рулевого идти к Лорен и Питту. Они были среди последних, кого можно было вытащить.

Шлюпка подошла, и Питт крикнул наклонившейся через борт коренастой фигуре.

— Привет, — сказал он, широко улыбаясь. — Как мы рады вас видеть!

— Рад помочь, — ответил стюард, с которым Питт недавно разминулся у лифта. Он тоже улыбался, демонстрируя широкую щель между верхними зубами.

Он наклонился, схватил Лорен за запястья, без усилия вытащил из воды и посадил в шлюпку. Питт протянул руку, но стюард не обратил на это внимания.

— Простите, — сказал он, — но у нас больше нет места.

— Что… о чем вы говорите? — спросил Питт. — Шлюпка почти пустая.

— На борту моего судна вы нежелательная персона.

— Да оно не ваше!

— Мое.

Питт недоуменно смотрел на него, потом оглянулся на контейнеровоз. На борту виднелась название „Чалметта“, но с бортов контейнеров, уставленных на палубе, красные буквы кричали „Бугенвиль“. Питта словно ударили в живот.

— Наша встреча для меня — радость, мистер Питт, но, боюсь, вам она предвещает несчастье.

Питт уставился на стюарда.

— Вы меня знаете?

Улыбка превратилась в гримасу ненависти и презрения.

— Слишком хорошо. Ваше вмешательство дорого обошлось „Морским перевозкам Бугенвиль“.

— Кто вы такой? — спросил Питт, чтобы потянуть время, отчаянно оглядывая небо в поисках вертолетов.

— Не думаю, что доставлю вам такое удовлетворение, — сказал стюард голосом теплым, как айсберг.

Не слыша разговора, Лорен потянула стюарда за руку.

— Почему вы не поднимаете его на борт? Чего вы ждете?

Он повернулся и сильно ударил ее по щеке, отбросив назад; Лорен упала на двух ошеломленных спасенных.

Джордино, который стоял на корме шлюпки, бросился вперед. Матрос выхватил из-под сиденья автомат и прикладом ударил его в живот. Джордино разинул рот, хватая воздух, споткнулся и упал за борт, молотя руками по воде.

Губы стюарда напряглись; плоское желтое лицо ничего не выражало. Только глаза зло сверкали.

— Спасибо за сотрудничество, мистер Питт. Спасибо за то, что так предупредительно пришли ко мне.

— Будь ты проклят! — с вызовом ответил Питт.

Стюард поднял над головой весло.

— Бон вояж, Дирк Питт.

Весло опустилось и ударило Питта в грудь, заставив уйти под воду. Воздух вырвался из легких, страшная боль охватила грудную клетку. Он вынырнул, вскинув левую руку, чтобы отразить новый неизбежный удар. Но опоздал. Весло в руках стюарда отбило руку Питта и ударило его по голове. Голубое небо почернело; Питт потерял сознание, медленно ушел под лодку и исчез из виду.

Глава 59

Жена президента вошла в его кабинет на втором этаже, поцеловала мужа и отправилась в свою спальню. Президент сидел в мягком кожаном кресле с высокой спинкой и изучал статистические документы с последними экономическими прогнозами, делая многочисленные записи в большом желтом блокноте. Некоторые листочки он оставлял, другие отрывал и уничтожал, не закончив запись. Спустя почти три часа он снял очки и на несколько мгновений закрыл усталые глаза.

А когда снова их открыл, был не в своем кабинете в Белом доме, а в маленькой серой комнате с высоким потолком и без окон.

Он протер глаза и огляделся в тусклом свете.

Он по-прежнему был в серой комнате, но на этот раз сидел в жестком деревянном кресле; ноги привязаны к квадратным резным ножкам, руки — к подлокотникам.

Его охватил ужасный страх, он закричал, стал звать жену и охрану, но даже голос его сделался другим, более низким и хриплым.

Вскоре открылась дверь в нише стены и вошел маленький человек с худым интеллигентным лицом. У него были темные глаза, озадаченный вид, а в руке он держал шприц.

— Как мы сегодня, господин президент? — вежливо спросил он.

Удивительно, язык иностранный, а президент его понимает. Потом он услышал собственный крик:

— Я Оскар Белкая, а не президент Соединенных Штатов. Я Оскар…

Он замолкает: игла шприца погружается в его руку.

Озадаченное выражение не сходит с лица маленького человека, оно словно приклеено. Человек кивает в сторону двери; появляется другой, в тусклой тюремной одежде, и ставит на металлический стол, прикованный к полу, видеомагнитофон. Подключает аппарат к четырем розеткам в столе и выходит.

— Это чтобы вы не сбросили наш новый урок на пол, господин президент, — говорит худой человек. — Надеюсь, вы найдете его интересным.

Он включает запись и выходит.

Президент пытается прогнать этот кошмар, вырваться. Но все кажется слишком реальным, чтобы быть причудливым сном. Он чувствует запах своего пота, ощущает, как ремни натирают кожу, слышит эхо своих раздраженных криков. Голова его падает на грудь, и он начинает неконтролируемо всхлипывать, а магнитофон продолжает передавать сообщение. Очнувшись, президент поднимает голову, словно сбрасывая огромную тяжесть, и оглядывается.

Он сидит у себя в кабинете в Белом доме.

* * *

Секретарь Оутс позвонил Дэну Фосетту по частной линии.

— Как обстановка? — спросил он без лишних слов.

— Критическая, — ответил Фосетт. — Повсюду вооруженная охрана. Не видел столько войск со времен службы в Пятом полку морской пехоты в Южной Корее.

— А президент?

— Строчит указания, как пулемет Гатлинга. Ни одного советника больше не слушает, меня тоже. С ним все трудней встретиться. Две недели назад он уделял большое внимание противоположной точке зрения или возражениям. Теперь с этим все. Вы соглашаетесь с ним, или он выпроваживает вас за дверь. Меган Блэр и я — единственные, кто еще допущен в его кабинет, но мои дни сочтены. Я уйду, прежде чем крыша рухнет.

— Оставайтесь, — сказал Оутс. — Для всех лучше, если вы и Оскар Лукас будете рядом с президентом. Вы наша единственная связь с Белым домом.

— Ничего не получится.

— Почему?

— Говорю вам: даже если я останусь, я ничего не смогу. Я быстро поднимаюсь на самый верх перечня тех, кто не угоден президенту.

— Тогда верните его хорошее отношение, — приказал Оутс. — Пресмыкайтесь перед ним и поддерживайте любые его идеи. Соглашайтесь на все, но постоянно сообщайте нам о его действиях.

Наступила долгая пауза.

— Хорошо. Сделаю все, чтобы у вас была информация.

— И предупредите Оскара Лукаса, пусть будет готов. Нам потребуется…

— Могу я спросить, что происходит?

— Пока нет, — коротко ответил Оутс.

Фосетт не стал настаивать. Он сменил тему.

— Хотите знать о последних решениях президента?

— Плохие?

— Очень плохие, — подтвердил Фосетт. — Он говорит о выходе из НАТО.

Оутс так сжал телефонную трубку, что побелели костяшки.

— Его надо остановить, — мрачно сказал он.

Голос Фосетта доносился как будто издалека.

— Мы с президентом давно вместе, но в интересах страны я вынужден согласиться.

— Оставайтесь на связи.

Оутс положил трубку, повернулся в кресле к окну и задумался. Полуденное небо было зловеще серым, в Вашингтоне шел дождь, и скользкие тротуары отражали странные очертания федеральных зданий.

В конце концов именно ему придется взять бразды правления, с горечью думал Оутс. Он знал, что за последние тридцать лет всех до единого президентов унижали, поносили, на них клеветали, и он ничего не мог с этим поделать. Эйзенхауэр оказался последним главой Белого дома, которого после ухода уважали так же, как при вступлении в должность. Сколь бы праведным и умным ни был каждый следующий президент, пресса и несметные вашингтонские чиновники забрасывали его камнями; и у Оутса не было никакого желания становиться их мишенью.

От размышлений его оторвало гудение селектора.

— К вам мистер Броган и еще один джентльмен.

— Пригласите, — приказал Оутс.

Когда Броган вошел, Оутс встал и вышел из-за стола. Они обменялись кратким рукопожатием, и Броган представил стоящего рядом с ним человека — доктор Реймонд Эджли. Оутс сразу распознал в нем ученого.

Модные прическа и галстук свидетельствовали, что он во всем следует обычаям кампуса. Эджли был худ, с жесткой бородой и густыми бровями, делающими его похожим на Мефистофеля.

— Доктор Эджли — начальник программы „Глубина“, — объяснил Броган. — По поручению Агентства он в университете Колорадо занимается контролем над мозгом.

Оутс жестом пригласил их сесть на диван, а сам уселся напротив, за мраморный столик для кофе.

— Мне только что звонил Дэн Фосетт. Президент хочет вывести наши войска из НАТО.

— Еще одно доказательство, подкрепляющее нашу позицию, — сказал Броган. — Такой шаг выгоден только русским.

Оутс повернулся к Эджли.

— Мартин рассказал о наших подозрениях относительно поведения президента?

— Да, мистер Броган ввел меня в курс.

— Как вы расцениваете ситуацию? Могут ли президента побуждать к предательству?

— Действия президента точно свидетельствуют о драматическом изменении личности, но пока он не пройдет целую серию тестов, мы не можем быть уверены, что имеют место изменения в мозге или внешнее влияние.

— Он никогда не согласится на обследование, — сказал Броган.

— Тут загвоздка, — согласился Эджли.

— Не расскажете, как осуществляется влияние на мозг президента, доктор? — спросил Оутс.

— Если мы действительно имеем дело с этим, — ответил Эджли, — то вначале субъекта на определенное время заключают в камеру, напоминающую матку, где нет никаких чувственных ощущений. В это время мозг пациента изучают, анализируют его сигналы, дешифруют их и переводят в язык, с которым может оперировать компьютер. Следующий шаг — создание имплантата, в данном случае микрочипа, содержащего необходимые данные, и микрохирургическое введение его в мозг.

— Вас послушать, это все так же буднично, как удаление гланд, — сказал Оутс.

Эджли рассмеялся.

— Я, конечно, излагаю сжато и сверхупрощенно, на самом деле процедура чрезвычайно тонкая и сложная.

— Что происходит после введения микрочипа в мозг?

— Следует упомянуть, что часть имплантата представляет собой трансивер, работающий на электрической энергии мозга и способный посылать схемы мыслей и других функций организма как угодно далеко, например, в Гонконг.

— Или в Москву, — добавил Броган.

— Или в советское посольство здесь, в Вашингтоне, как вы предполагали раньше? — спросил Оутс, глядя на Брогана.

— Пожалуй, я смогу ответить, — вызвался Эджли. — Коммуникационные технологии позволяют передавать мысли субъекта через спутник в Россию, но на месте доктора Лугового я бы установил поблизости свою станцию мониторинга, чтобы своими глазами наблюдать за действиями президента. Это позволит мне также быстрее менять свои приказы его мозгу в случае неожиданных политических событий.

— Может ли Луговой утратить контроль над президентом? — спросил Броган.

— Если президент совсем прекратит думать и действовать самостоятельно, он разорвет связи с нормальным миром. В таком случае он может отклониться от инструкций Лугового и довести их до абсурда.

— Поэтому он спешно запускает такое количество радикальных политических программ?

— Не знаю, — ответил Эджли. — Насколько мне известно, он точно исполняет приказы Лугового. Однако я полагаю, что процесс идет гораздо глубже.

— Как это?

— Отчеты оперативников мистера Брогана из России свидетельствуют, что Луговой проводил эксперименты с политическими заключенными, вводя жидкость из их гипоталамуса — структуры мозга, отвечающей за воспоминания, — в мозг других субъектов.

— Пересадка воспоминаний, — удивленно сказал Оутс. — Значит, доктор Франкенштейн существует.

— Перенос воспоминаний — сложное дело, — продолжал Эджли. — Невозможно с уверенностью предсказать его результат.

— Думаете, Луговой провел такой эксперимент с президентом?

— Не хочется давать положительный ответ, но если он делал то, что собирался, то мог месяцами, даже годами программировать какого-нибудь несчастного русского заключенного, внедряя в его мозг мысли, отвечающие политике Советов, а потом перенести жидкость из гипоталамуса этого бедняги в мозг президента — для подкрепления действия имплантата.

— Может ли президент при правильном лечении вернуться к норме? — спросил Оутс.

— Вы хотите спросить, может ли его мозг стать таким, каким был раньше?

— Что-то в этом роде.

Эджли покачал головой.

— Никакое известное мне лечение не устранит повреждений. Президента всегда будут преследовать чужие воспоминания.

— Нельзя ли убрать эту жидкость из его гипоталамуса?

— Я понимаю, о чем вы говорите. Но, устранив чужие воспоминания, мы сотрем и собственные воспоминания президента. — Эджли помолчал. — Как ни прискорбно, рисунок поведения президента изменился бесповоротно.

— Тогда следует отстранить его от должности… навсегда.

— Такова моя рекомендация, — без колебаний сказал Эджли.

Оутс откинулся в кресле и сцепил руки за головой.

— Спасибо, доктор. Вы укрепили нашу решимость.

— По слухам, никто не может войти в Белый дом.

— Если русские смогли его похитить, — сказал Броган, — не вижу причины, почему мы не сумеем сделать то же самое. Но вначале нужно разорвать его связь с Луговым.

— Можно внести предложение?

— Пожалуйста.

— Существует превосходная возможность повернуть дело к нашей выгоде.

— Как?

— Вместо того чтобы прерывать сигналы мозга, почему бы не настроиться на них?

— Чего ради?

— Я со своими людьми могу перенаправить сигналы в наше контрольное оборудование. Если наши компьютеры получат достаточно данных, скажем, в течение сорока восьми часов, мы займем место в мозгу президента.

— Чтобы вытеснить ложные данные русских? — спросил Броган, заражаясь воодушевлением Эджли.

— Совершенно верно! — воскликнул Эджли. — У них ведь есть все основания считать истинными данные, поступающие от президента; поэтому мы сможем вести русских по любой дорожке, какую выберем.

— Мне нравится эта мысль, — сказал Оутс. — Вопрос в том, есть ли у нас сорок восемь часов. Невозможно сказать, что предпримет президент за это время.

— Стоит рискнуть, — решительно сказал Броган.

В дверь постучали, и в кабинет просунула голову секретарша Оутса.

— Простите, что мешаю, господин секретарь, но у мистера Брогана срочный звонок.

Броган быстро встал, взял телефон со стола Оутса и нажал кнопку.

— Броган.

Почти минуту он молча слушал. Потом положил трубку и повернулся к Оутсу.

— Спикер палаты представителей Алан Моран жив и находится на военно-морской базе Гуантанамо на Кубе, — медленно сказал он.

— А Марголин?

— Никаких сведений.

— Лаример?

— Сенатор Лаример погиб.

— Милостивый боже! — простонал Оутс. — Это значит, что Моран может стать нашим следующим президентом. Не могу найти более неподготовленного и беспринципного кандидата на эту должность!

— Феджин[91] в Белом доме, — заметил Броган. — Не самая приятная мысль.

Глава 60

Питт был уверен, что умер. У него нет было оснований не быть мертвым. И тем не менее он не видел яркого света в конце туннеля, не видел лиц друзей и родственников, умерших раньше него. Ему казалось, что он лежит в своей постели дома. Рядом с ним Лорен, ее волосы разметались по подушке, она прижимается к нему, обнимает за шею, крепко держит, не позволяя уйти. Лицо ее как будто светится, фиолетовые глаза смотрят прямо в его глаза. Он думает: а что, она тоже умерла?

Неожиданно она разжала руки и начала расплываться, отдаляться, уменьшаться и наконец исчезла. Сквозь закрытые веки пробился тусклый свет, и Питт услышал далекие голоса. Медленно, с огромным усилием, словно выжимая две гири по двести фунтов, он открыл глаза. Вначале ему показалось, что он смотрит на гладкую белую поверхность. Потом пелена бесчувствия, окутывавшая мозг, исчезла, и Питт понял, что действительно смотрит на гладкую белую поверхность.

Это был потолок.

Незнакомый голос произнес:

— Он приходит в себя.

— Чтобы прикончить его, нужно нечто большее, чем три сломанных ребра, сотрясение мозга и галлон морской воды, — ответил другой голос, не узнать который было невозможно.

— Мои худшие страхи сбылись, — с трудом произнес Питт. — Я попал в ад и встретился с дьяволом.

— Только послушайте, как он говорит о лучшем друге, — сказал Джордино врачу в морской форме.

— Он в хорошей физической форме, — ответил врач. — Очень скоро поправится.

— Простите за неуместный вопрос, — сказал Питт, — но где я?

— Добро пожаловать в госпиталь военно-морского флота США на Гуантанамо, — ответил врач. — Вас и мистера Джордино подобрал один из наших вертолетов-спасателей.

Питт сфокусировал взгляд на Джордино.

— Ты в порядке?

— У него на животе шишка размером с дыню, но жить он будет, — с улыбкой сказал врач. — Кстати, он спас вам жизнь.

Питт разогнал туман, окутывавший сознание, и попытался вспомнить.

— Стюард с „Леонида Андреева“ играл моей головой в бейсбол.

— Тюкнул тебя веслом и загнал под шлюпку, — объяснил Джордино. — Я выбросился за борт с другой стороны, проплыл под шлюпкой, схватил тебя за руку и вытащил на поверхность. Стюард убил бы меня, но тут очень вовремя появился флотский вертолет; спасатели прыгнули в воду и подняли нас на борт.

— А Лорен?

Джордино отвел взгляд.

— Числится пропавшей без вести.

— Пропавшей без вести, дьявольщина! — рявкнул Питт. Он приподнялся на локте и поморщился от острой боли в груди. — Мы оба знаем, что она была жива и сидела в шлюпке.

Лицо Джордино оставалось серьезным.

— Ее имени нет в списке спасенных, который передал капитан корабля.

— Корабль Бугенвилей! — Память возвращалась к Питту. — Стюард-азиат, который пытался нас убить, показал на корабль…

— „Чалметта“, — подсказал Джордино.

— Да, „Чалметта“. Он сказал, что корабль принадлежит ему, и еще назвал меня по имени.

— Стюарды должны помнить имена пассажиров. Он знал тебя как Чарли Грубера из тридцать четвертой каюты.

— Нет, он обвинил меня в том, что я вмешиваюсь в дела Бугенвилей, и последние его слова были: „Бон вояж, Дирк Питт“.

Джордино удивленно пожал плечами.

— Не могу понять, откуда он тебя знал. Но зачем человеку Бугенвилей работать стюардом на русском корабле?

— Понятия не имею.

— А ложь о Лорен?

Питт едва заметно покачал головой.

— Значит, Бугенвили держат ее в плену, — сказал Джордино, словно его озарило. — Но зачем?

— Ты задаешь вопросы, на которые я не могу ответить, — раздраженно сказал Питт. — Где „Чалметта“ сейчас?

— Пошла в Майами, высадить спасенных.

— Сколько времени я был без сознания?

— Примерно тридцать два часа, — ответил врач.

— Время есть, — сказал Питт. — „Чалметта“ доберется до берегов Флориды еще через несколько часов.

Он сел и свесил ноги с кровати. Комната закачалась перед ним.

Врач подошел и поддержал Питта обеими руками.

— Надеюсь, вы никуда не торопитесь.

— Я намерен стоять на причале, когда подойдет „Чалметта“, — упрямо ответил Питт.

На лицо врача появилось строгое профессиональное выражение.

— Вы еще по меньшей мере четыре дня проведете в постели. Нельзя путешествовать со сломанными ребрами. И неизвестно, насколько серьезно ваше сотрясение.

— Простите, док, — сказал Джордино. — Но поступил приказ, который отменяет ваши решения и решения Питта.

Питт посмотрел на него.

— Кто может меня остановить?

— Во-первых, адмирал Сандекер. Во-вторых, государственный секретарь Даг Оутс, — ответил Джордино таким тоном, словно читал биржевую сводку. — Тебе приказано, как только придешь в себя, лететь в Вашингтон. У нас назревают большие неприятности. Кажется, мы сунули нос куда не надо, когда обнаружили конгрессмена Морана и сенатора Ларимера в плену на борту русского корабля.

— Они могут подождать, пока я не отыщу Лорен на „Чалметте“.

— Это оставь мне. Ты отправишься в столицу, а я — в Майами и сыграю роль инспектора таможни. Все уже устроено.

Отчасти умиротворенный, Питт снова лег.

— Что с Мораном?

— Не мог ждать, — сердито ответил Джордино. — Как только сошел на берег, потребовал, чтобы флот все бросил и перевез его в столицу. У меня было небольшое столкновение с ним в коридоре госпиталя, после того как его осмотрели. Я был на волос от того, чтобы вколотить его нос в желудок. Негодяй не проявил ни малейшего беспокойства о Лорен и вроде как обрадовался, когда я рассказал ему о смерти Ларимера.

— У него талант бросать тех, кто ему помогает, — с отвращением сказал Питт.

Санитар привез инвалидное кресло, и вдвоем с Джордино они усадили в него Питта. Резкая боль пронзила ему грудь, и Питт застонал.

— Вы уходите вопреки моим рекомендациям, — сказал врач. — Хочу, чтобы вы это поняли. Не могу обещать, что обойдется без осложнений, если вы станете перенапрягаться.

— Я освобождаю вас от ответственности, доктор, — с улыбкой сказал Питт. — Никому не скажу, что был вашим пациентом. Вашей репутации врача ничто не угрожает.

Джордино положил на колени Питту груду одежды — морскую форму — и небольшой бумажный пакет.

— Это приличная одежда и вещи из твоих карманов. Чтобы сэкономить время, переоденешься в самолете.

Питт открыл пакет и нашел внутри виниловый бумажник. Убедившись, что его содержимое цело и сухо, он посмотрел на Джордино и пожал ему руку.

— Доброй охоты, друг.

Джордино потрепал его по плечу.

— Не волнуйся. Я ее найду. Аты езжай в Вашингтон и отправь их ко всем чертям.

Никто не мог, проснувшись, пасть жертвой симптома Рипа ван Винкля и удивиться больше, чем Алан Моран. Он помнил, как почти две недели назад лег спать на президентской яхте, а следующим его сознательным воспоминанием было, как его втаскивают в лимузин где-то в поречье Южной Каролины. Плен и спасение с горящего русского корабля казались расплывчатым пятном. Только вернувшись в Вашингтон и обнаружив, что и конгресс, и верховный суд изгнаны из своих законных мест обитания, он очнулся и вспомнил о своем политическом влиянии.

Видя, как эмоционально и политически разбито правительство, он почуял возможность удовлетворить свое честолюбивое желание стать президентом. Не обладая достаточной популярностью и поддержкой, чтобы занять это место после выборов, он решил воспользоваться несчастьем. Марголин отсутствует, Лаример убрался с его пути, президент вот-вот будет смещен, и Морана теперь ничто не остановит.

Моран собрал пресс-конференцию посреди Джексон-сквер, на другой стороне Пенсильвания-авеню, напротив Белого дома, и ответил на вопросы множества корреспондентов. Пробил час его торжества, и он наслаждался всеобщим вниманием.

— Вы можете сказать, где находились последние две недели? — спросил Рэй Марш из „Нью-Йорк таймс“.

— С удовольствием, — ответил Моран. — Лидер большинства сенатор Лаример и я отправились в отпуск порыбачить в Карибском море; мы хотели попытать счастья и поймать рекордного марлина, но в основном чтобы обсудить проблемы нашего великого народа.

— В первых сообщениях говорится, что сенатор Лаример погиб во время трагедии „Леонида Андреева“.

— С прискорбием сообщаю, что это правда, — сказал Моран, неожиданно посерьезнев. — Мы с сенатором находились в пяти или шести милях от русского круизного лайнера, когда услышали взрыв и увидели огонь и дым. Мы сразу приказали капитану сменить курс и направиться к месту катастрофы. Когда мы прибыли, „Леонид Андреев“ уже был в огне от носа до кормы. Сотни испуганных пассажиров прыгали в море, у многих горела одежда.

Моран помолчал для усиления эффекта, потом принялся энергично описывать:

— Я прыгнул в воду, сенатор за мной, и мы стали помогать тем, кто был ранен или не умел плавать. Мы боролись за них, казалось, долгие часы, держали на плаву женщин и детей, пока не удавалось поднять их на борт. Я потерял из виду сенатора Ларимера. А когда увидел опять, он плыл лицом вниз — явно результат сердечного приступа от перенапряжения. Можете процитировать меня: он умер героем.

— Сколько людей, по-вашему, вы спасли?

Джо Старк из „Юнайтед пресс“.

— Я потерял счет, — скромно продолжал лгать Моран. — Наша маленькая яхта была опасно перегружена обгоревшими и едва не утонувшими жертвами. Поэтому, чтобы не превратиться, так сказать, в соломинку, которая может ее потопить, я остался в воде — лишь бы еще один бедолага мог спастись. Но мне повезло: меня подобрал флот, который, надо сказать, проявил себя великолепно.

— Вы знали, что на „Леониде Андрееве“ находилась конгрессмен Лорен Смит? — спросила Марион Турнье с радиостанции „Ассошиэйтед пресс“.

— Тогда не знал, — ответил Моран, снова делаясь серьезным. — К сожалению, мне только недавно сообщили, что она числится пропавшей без вести.

Кертис Майо сделал знак оператору и подобрался поближе к Морану.

— Конгрессмен, каково ваше отношение к беспрецедентному закрытию президентом конгресса?

— Я в ужасе от того, что можно так бесцеремонно поступать с нашим правительством. Ясно, что президент не в себе. Одним страшным ударом он превратил нашу страну из демократической в фашистскую. Я намерен приложить все силы к тому, чтобы сместить его со своего поста, и как можно быстрей.

— Как вы намерены этого добиться? — подстрекал Майо. — Всякий раз как члены конгресса собираются, чтобы начать процедуру импичмента, президент посылает войска разогнать их.

— На этот раз все будет иначе, — уверенно сказал Моран. — Завтра в десять утра члены конгресса проводят объединенную сессию в Аудитории Лиснера в университете Джорджа Вашингтона.[92]

Для того чтобы избежать безнравственного и незаконного вмешательства призванной президентом армии, мы намерены противопоставить силе силу. Я посовещался в палате представителей и сенате с коллегами из соседних штатов Мэриленд и Виргиния, и те убедили правительства штатов прислать для нашей защиты национальную гвардию.

— Получит ли она приказ стрелять? — спросил Майо, чутьем газетчика угадывая кровь.

— Если на них нападут, — холодно ответил Моран, — безусловно да.

— Так начинается Вторая гражданская война, — устало сказал Оутс, выключив телевизор и повернувшись к Эммету, Мерсье и Брогану.

— Моран безумен не меньше, чем президент, — сказал Эммет, с отвращением качая головой.

— Чем, по-вашему, может кончиться столкновение в Аудитории Лиснера? — спросил Оутс у Эммета.

— Спецчасти армии и морской пехоты, патрулирующие Капитолийский холм, — хорошо подготовленные профессионалы. Можно не сомневаться, что они удержатся и не предпримут ничего глупого и безответственного. Подлинную опасность представляет национальная гвардия. Достаточно, чтобы один человек запаниковал и выстрелил. И тогда мы станем свидетелями бойни, как в университете Кент,[93] только гораздо худшей. На этот раз на огонь национальных гвардейцев ответят несущие смерть снайперы.

— И не станет легче, если под перекрестным огнем погибнет несколько конгрессменов, — добавил Мерсье.

— Президента надо изолировать. Расписание — пересмотреть, — сказал Оутс.

Мерсье не был убежден.

— Это означает, что мы не позволим доктору Эджли оценить сигналы мозга президента.

— Предотвращение массового убийства важнее попытки перехитрить русских, — сказал Оутс.

Броган задумчиво смотрел в потолок.

— Думаю, мы сможем и украсть цыпленка, и ощипать его.

Оутс улыбнулся.

— Я слышу, как крутятся колесики у вас в голове, Мартин. Какую макиавеллиевскую схему достанет из рукава ЦРУ?

— Есть способ дать Эджли преимущество, — с хитрой улыбкой ответил Броган. — Кое-что взятое из „Сумеречной зоны“.

Глава 61

Когда Питт медленно спустился по трапу из пассажирского реактивного самолета, принадлежащего ВМФ, на военно-воздушной базе Эндрюс его ждал лимузин.

В машине, не видный за тонированными стеклами, сидел адмирал Сандекер.

Он открыл дверцу и впустил Питта.

— Как прошел полет?

— К счастью, не трясло.

— Багаж есть?

— Он на мне, — ответил Питт. Садясь рядом с адмиралом, он поморщился и сжал зубы.

— Больно?

— Не очень. Сейчас не склеивают разбитые ребра, как в старину, дают им срастись самим.

— Простите, что настоял на столь поспешном возвращении, но в Вашингтоне вот-вот разразится буря, и Даг Оутс надеется, что вы располагаете информацией, которая поможет распутать кое-какие узлы.

— Понимаю, — сказал Питт. — Есть новости о Лорен?

— Боюсь, нет.

— Она жива, — сказал Питт, глядя в окно.

— Не сомневаюсь, — согласился Сандекер. — Наверно, ее имя просто пропустили в списке выживших. А может, она хотела сохранить анонимность, чтобы избежать прессы.

— У Лорен нет причин прятаться.

— Она найдется, — сказал Сандекер. — А теперь, может, расскажете, как вы оказались в центре самой большой морской трагедии за пятьдесят лет?

Питт подивился тому, как адмирал умеет менять тему разговора — с той же внезапностью, с какой из сауны прыгают в снег.

— За то короткое время, что мы провели вместе на „Леониде Андрееве“, — начал Питт, — Лорен рассказала мне, что в первую ночь прогуливалась по палубе, когда по всему кораблю вдруг погасли огни и на палубу сел вертолет. Оттуда вышли три пассажира, причем двоих грубо тащили. Лорен показалось, что в одном из них она узнала Алана Морана.

Не уверенная в том, что глаза ее не обманывают, она позвонила с корабля своей помощнице Салли Линдеманн и попросила ту узнать, где Моран. Салли обнаружила лишь ложные следы да неясные слухи, но никакого Морана. Она также узнала, что предположительно Моран куда-то отправился вместе с Маркусом Ларимером. Салли передала эти отрицательные результаты Лорен, а та попросила ее обратиться ко мне. Но разговор прервали. Русские прослушивали ее звонки и поняли, что она наткнулась на их очень деликатную операцию.

И сделали ее пленницей, как и ее коллег-конгрессменов, которые были на пути в Москву.

Только Лорен была скорее убытком, а не приобретением. Думаю, ее собирались незаметно отправить за борт.

— И что было после того, как Линдеманн связалась с вами? — расспрашивал Сандекер.

— Мы с Джордино разработали план и полетели на юг, в Сан-Сальвадоре догнали судно и поднялись на борт.

— На „Леониде Андрееве“ погибли свыше двухсот человек. Вам повезло, что вы выжили.

— Да, — задумчиво сказал Питт. — Мы едва не погибли.

Он замолчал и вспомнил лицо стюарда, стоящего на борту шлюпки; стюард смотрел на него и улыбался, как человек, который наслаждается убийствами и не испытывает при этом страха и угрызений совести.

— Если тебе интересно, — нарушил молчание Сандекер, — мы отправляемся прямо на встречу с государственным секретарем Оутсом.

— Сделайте крюк, заскочите за „Вашингтон пост“, — неожиданно сказал Питт.

Сандекер помотал головой.

— Мы не можем терять время на покупку газет.

— Если Оутс хочет узнать то, что знаю я, ему придется подождать.

Сандекер скорчил гримасу и сдался.

— У вас есть десять минут.Я позвоню Оутсу и скажу, что ваш самолет опоздал.

Питт встречался с государственным секретарем, когда занимался делом, связанным с Североамериканским договором. Аккуратно подстриженные волосы поседели; живой взгляд карих глаз привычно оценивал Питта.

На Оутсе был сшитый на заказ костюм за пятьсот долларов и начищенные черные, тоже изготовленные на заказ туфли. В нем не было агрессивности, но двигался он легко, как тренированный спортсмен.

— Мистер Питт, рад новой встрече.

— И я рад вас видеть, господин секретарь.

Оутс пожал ему руку, повернулся к остальным собравшимся в комнате и представил Питта. Собрался весь „епископат“. Броган из ЦРУ, Эммет из ФБР, советник по Национальной безопасности Мерсье, с которым Питт также был знаком, и Дэн Фосетт из Белого дома. Адмирал Сандекер оставался рядом с Питтом, настороженно поглядывая на друга.

— Прошу садиться, — обратился ко всем Оутс.

Сэм Эммет повернулся к Питту и с интересом разглядывал его; он заметил осунувшееся лицо.

— Я взял на себя смелость познакомиться с вашим досье, мистер Питт, и должен признаться: отчет о вашей службе правительству читается как приключенческий роман.

Он помолчал, перелистывая досье.

— Благодаря вам удалось спасти без счета жизней в операции „Лисица“. Вы сыграли главную роль в заключении договора об объединении с Канадой. Возглавляли операцию по подъему „Титаника“, и в дальнейшем, в Сицилийском проекте, обнаружили редкий элемент. У вас талант вмешиваться в самые трудные ситуации.

— Кажется, это называется „вездесущий“, — заметил Оутс.

— Прежде чем поступить в НПМА, вы служили в авиации, — продолжал Эммет. — В звании майора. Отлично воевали во Вьетнаме. — На его лице появилось слегка удивленное выражение. — Вижу, вы получили благодарность за уничтожение одного из наших самолетов.

— Возможно, я смогу объяснить этот эпизод, — сказал Сандекер, — потому что сидел в этом сбитом самолете.

— Я знаю, что у нас мало времени, но мне хочется услышать этот рассказ, — сказал Оутс.

Сандекер согласно кивнул.

— Я со своим штабом летел в двухмоторном транспортном самолете из Сайгона в маленький порт на севере, Дананг. Мы этого не знали, но аэродром, где мы должны были сесть, захватили северовьетнамские войска. Наше радио вышло из строя, и пилот не получил предупреждения. Дирк оказался поблизости, он возвращался на базу после бомбардировки. Командир приказал ему перехватить нас и предупредить любыми средствами.

Сандекер посмотрел на Питта и улыбнулся.

— Должен сказать, что он использовал все, кроме неоновой рекламы. Загадывал шарады из своей кабины, несколько раз стрелял из пушки перед самым нашим носом, но не смог достучаться до нас, тупоумных. Когда мы уже готовились сесть, заходя к аэродрому со стороны моря, Питт показал пример точности стрельбы в воздухе — выстрелами вывел из строя оба наших мотора, и пилот вынужден был посадить самолет на воду в миле от берега. Дирк прикрывал нас, отгоняя шедшие от суши лодки, пока нас всех не подобрал патрульный корабль. После того как я узнал, что он спас меня от неизбежного тюремного заключения и, возможно, смерти, мы стали добрыми друзьями.

Когда несколько лет спустя президент Форд предложил мне возглавить НПМА, я убедил Дирка присоединиться ко мне.

Оутс с улыбкой взглянул на Питта.

— Интересная у вас жизнь. Завидую.

Прежде чем Питт смог ответить, Алан Мерсье сказал:

— Конечно, мистер Питт, вас интересует, зачем вас пригласили сюда.

— Я отлично знаю почему, — ответил Питт.

Он переводил взгляд с одного человека на другого. У всех был такой вид, словно они много месяцев недосыпали.

— Я знаю, кто виноват в краже и в последующем распространении нейротоксина „агент С“ в Аляскинском заливе. — Он говорил медленно и внятно. — Я знаю, кто совершил почти тридцать убийств и похитил президентскую яхту с пассажирами. Я знаю, кто эти пассажиры и почему их похитили. И, наконец, я знаю, кто взорвал „Леонида Андреева“, убив двести мужчин, женщин и детей. С моей стороны это не предположения и не догадки. Железные факты и неопровержимые улики.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Никто не пытался заговорить. Заявление Питта поразило всех до глубины души. На лице Эммета читалось смятение. Фосетт стиснул руки, чтобы скрыть, как он нервничает.

Оутс казался ошеломленным.

Броган первым задал Питту вопрос:

— Я полагаю, мистер Питт, вы намекаете на русских?

— Нет, сэр.

— А вы не могли ошибиться? — спросил Мерсье.

— Это исключено.

— Если не русские, — осторожным тоном спросил Эммет, — тогда кто?

— Хозяйка империи „Морские перевозки Бугенвиль“ Мин Корио и ее внук Ли Тонг.

— Между прочим, я лично знаком с Ли Тонгом, — сказал Эммет. — Это уважаемый бизнесмен, который щедро жертвует на политические кампании.

— Так же поступает мафия и любой проходимец, который пытается смазать колеса правительственной машины, — ледяным тоном ответил Питт. Он выложил на стол фотографию. — Я заимствовал это из архива „Вашингтон пост“. Узнаете человека на снимке, мистер Эммет? Того, что входит в дверь?

Эммет взял фотографию и стал ее разглядывать.

— Ли Тонг Бугенвиль, — сказал он. — Не очень хороший снимок, вообще один из немногих, что я видел. Ли Тонг бежит известности, как чумы. Вы допускаете серьезную ошибку, мистер Питт, обвиняя его в преступлениях.

— Никакой ошибки, — решительно сказал Питт. — Этот человек пытался меня убить. У меня есть основания считать, что он виноват во взрыве, пожаре и гибели „Леонида Андреева“ и в похищении конгрессмена Лорен Смит.

— Похищение конгрессмена Смит — это всего лишь предположение с вашей стороны.

— Разве конгрессмен Моран не рассказал, что происходило на корабле? — спросил Питт.

— Он отказался отвечать на наши вопросы, — ответил Мерсье. — Мы знаем лишь то, что он рассказал прессе.

Эммет начал сердиться. В словах Питта он увидел упрек в плохой работе ФБР. С огнем в глазах он склонился к столу.

— Вы надеетесь, что мы поверим в ваши выдумки? — резко спросил он.

— Мне наплевать, поверите вы или нет, — ответил Питт, пригвождая взглядом директора ФБР.

— Можете объяснить, как вы уличили Бугенвиля? — спросил Оутс.

— Все началось из-за гибели моего друга от нейротоксического „агента С“. Я начал искать виновных, признаюсь, исключительно из мести. А когда пришел в своем расследовании к „Морским перевозкам Бугенвиль“, неожиданно выяснились и другие подробности их преступной деятельности.

— И вы можете доказать свои обвинения?

— Конечно, — ответил Питт. — Компьютерные данные об организованных ими похищениях, торговле наркотиками и контрабанде. Все это находится в сейфе НПМА.

Броган поднял руку.

— Минутку. Вы утверждаете, что за похищением „Орла“ стоят Бугенвили?

— Да.

— И знаете, кого похитили?

— Да.

— Это невозможно, — уверенно сказал Броган.

— Мне назвать имена, господа? — спросил Питт. — Начнем с президента. Далее вице-президент Марголин, сенатор Лаример и спикер палаты представителей Моран. Марголин жив, Бугенвили где-то держат его. Моран в Вашингтоне и, несомненно, намерен стать следующим мессией. Президент сидит в Белом доме, не понимая, какую политическую катастрофу накликает, а его мозг работает по приказам советского психолога, доктора Алексея Лугового.

Если Оутс и остальные были ошеломлены, теперь они буквально окаменели. У Брогана вид был такой, словно он выпил целую бутылку соуса „Табаско“.

— Вы не можете этого знать! — воскликнул он.

— Очевидно, я все же знаю, — спокойно ответил Питт.

— Но, боже мой, откуда? — спросил Оутс.

— За несколько часов до катастрофы на „Леониде Андрееве“ я убил агента КГБ по имени Павел Суворов. У него был с собой блокнот, который я позаимствовал. На его страницах описываются действия после похищения президента с „Орла“.

Питт достал из-под рубашки табачный кисет, открыл его и небрежно положил на стол блокнот.

Несколько секунд он лежал там. Потом Оутс наконец протянул руку и осторожно, словно блокнот мог его укусить, взял его и принялся листать.

— Странно, — сказал он немного погодя. — Написано по-английски. Я ожидал какого-нибудь русского шифра.

— Ничего странного, — ответил Броган. — Хороший оперативник должен писать на языке страны, в которой работает. Необычно то, что этот Суворов вообще делал записи. Могу только предположить, что он следил за Луговым и процесс влияния на мысли оказался слишком технически сложным для него; ему трудно было запоминать, поэтому он записывал свои наблюдения.

— Мистер Питт, — спросил Фосетт, — у вас достаточно доказательств, чтобы министерство юстиции выдвинуло обвинения против Мин Корио Бугенвиль?

— Для обвинения достаточно, для осуждения нет, — сказал Питт. — Правительство никогда не посадит за решетку восьмидесятишестилетнюю женщину, к тому же такую богатую и влиятельную. Но если Мин Корио решит, что ей грозит опасность, она тут же покинет страну и перенесет руководство своими операциями в другое место.

— Учитывая ее преступления, — размышлял Фосетт, — нетрудно будет добиться ее экстрадиции.

— У Мин Корио надежные связи в Северной Корее, — сказал Питт. — Она отправится туда, и вы никогда не увидите ее под судом.

Эммет обдумал его слова и с каменным лицом сказал:

— Думаю, на этом можно закончить. — Он повернулся к Сандекеру, словно Питта больше не существовало. — Адмирал, вы сможете устроить так, чтобы мистера Питта допросили, и предоставить все собранные им данные на Бугенвилей?

— Можете рассчитывать на полное сотрудничество со стороны НПМА, — ответил Сандекер. И ядовито добавил: — Всегда рад снять ФБР с отмели.

— Решено, — сказал Оутс, вмешиваясь, как судья на ринге. — Мистер Питт, есть ли у вас какое-нибудь представление, где держат вице-президента Марголина?

— Нет, сэр. Не думаю, чтобы и Суворов это знал. Согласно его записям, после бегства из лаборатории он летал в вертолете над местностью, но не сумел определить местоположение здания. Он упоминает только реку к югу от Чарльстона в Южной Каролине.

Оутс перевел взгляд с Эммета на Брогана, потом на Мерсье.

— Что ж, господа, у нас есть с чего начать.

— Думаю, мы должны поблагодарить мистера Питта, — сказал Броган.

— Верно, — согласился Мерсье. — Вы нам очень помогли.

„Боже! — подумал Питт. — Словно Торговая палата благодарит дворника после проведения парада“.

— Это все? — спросил он.

— На данный момент, — ответил Оутс.

— А как же Лорен Смит и Винс Марголин?

— Мы позаботимся об их безопасности, — холодно сказал Эммет.

Питт неловко встал. Сандекер подошел и взял его за руку. А Питт оперся руками о стол и наклонился к Эммету; от его взгляда увял бы и кактус.

— Да уж, — сказал он с металлом в голосе, — вам лучше об этом позаботиться.

Глава 62

Чем ближе „Чалметта“ подходила к Майами, тем лихорадочнее сыпались запросы. Радиорубку корабля затопили требования, и корейцам все труднее становилось от них уходить. В конце концов они сдались, но сообщили только список взятых на борт спасенных. Все запросы относительно подробностей катастрофы „Леонида Андреева“ оставались без ответа.

Друзья и родственники пассажиров, вне себя от тревоги, начали собираться у конторы круизных русских линий. По всей стране приспустили флаги. Трагедия стала темой разговоров во всех домах. Газеты и телевидение временно забыли даже о том, что президент закрыл конгресс; специальные выпуски и срочные новости — все было посвящено катастрофе.

Флот начал перевозить спасенных, доставленных на берег по воздуху, в больницы, расположенные близ их городов. Их допрашивали, и противоречивые рассказы о взрыве и причинах взрыва варьировались от мины времен Второй мировой войны до контрабандной поставки русскими оружия и боеприпасов в Центральную Америку.

Советские дипломатические представители обвинили американский флот в том, что в „Леонида Андреева“ попала неточно выпущенная ракета; в странах восточного блока подхватили это обвинение, но в целом его рассматривали как грубую пропагандистскую уловку.

Возбуждение достигло неслыханных размеров — такого не было со времен гибели „Андреа Дориа“ в 1956 году.[94] Молчание „Чалметты“ приводило в ярость репортеров и корреспондентов.

Чартерные яхты, самолеты и вертолеты встречали корейский пароход у побережья. По мере того как нарастало напряжение, распространялись самые дикие слухи, питаемые молчанием корейского капитана. Все политики, способные дать интервью, немедленно требовали начать расследование.

„Чалметта“ упрямилась до последнего. Когда она вошла в главный канал, ее окружила волчья стая самолетов, яхт и рыбацких лодок, набитых репортерами. Они через рупоры выкрикивали вопросы. К их ярости, корейские моряки махали им и отвечали на родном языке.

Медленно подходящую к причалу на Джодж-Айленд в порту Майами „Чалметту“ встречала стотысячная толпа, прорвавшая полицейские кордоны. Сотни видео-и кинокамер снимали, как гигантский контейнеровоз швартуется, как спускают сходни; выжившие стояли у поручней, удивленные такой встречей.

Одни радовались, что снова видят сушу, другие горевали по погибшим мужьям и женам, сыновьям и дочерям, которых никогда не увидят. Внезапно толпа ожидающих погрузилась в молчание. Ведущий вечерних новостей описал это как „тишину, в которой опускают в могилу гроб“.

Незаметная в общем волнении армия агентов ФБР в мундирах таможенников и офицеров иммиграционной службы поднялась на борт, определяя личности пассажиров и членов экипажа, допрашивая каждого по отдельности о местонахождении конгрессмена Смит и обыскивая в поисках Лорен каждый квадратный фут корабля.

Эл Джордино расспрашивал тех, кого видел в шлюпке. Никто не помнил, что случилось с Лорен или стюардом-азиатом после подъема на борт „Чалметты“. Одной женщине казалось, что она видела, как Лорен увел капитан, но она не была в этом уверена. Почти у всех спасшихся воспоминания о катастрофе были расплывчатыми и неясными.

Капитан и команда утверждали, что ничего не знают. Никто не узнал Лорен по фотографиям. Моряков расспрашивали по-корейски переводчики, но все рассказывали одно и то же. Шесть часов настойчивых поисков ни к чему не привели. Наконец на борт разрешили подняться репортерам. Моряки стали признанными героями. В газетах прославляли „Морские перевозки Бугенвиль“ и ее доблестный экипаж, который погружался в горящее море, чтобы спасти почти четыреста душ. И Мин Корио хорошо использовала этот случай.

Было уже темно и шел дождь, когда Джордино устало спустился на опустевший причал и прошел в помещение таможни на морском вокзале.

Он сел за стол и долго молча смотрел в дождливую тьму; его темные глаза казались тенями на лице.

Потом повернулся и, как на врага, посмотрел на телефон.

Отпив бренди из полупинтовой бутылки, лежащей в кармане, и набравшись храбрости, чтобы закурить украденную у адмирала Сандекера сигару, Джордино набрал номер и слушал гудки, почти надеясь, что никто не ответит.

Потом послышался голос.

Джордино облизнул губы и сказал:

— Прости, Дирк. Мы опоздали. Ее нет.

Вертолет подлетел с юга и включил посадочные огни. Пилот занял позицию и точно посадил вертолет на крышу Всемирного торгового центра в Манхэттене. Открылась боковая дверца, и вышел Ли Тонг. Он торопливо прошел к охраняемому частному лифту и спустился в квартиру бабушки.

Наклонившись, он легонько поцеловал ее в лоб.

— Как прошел день, онуми?

— Ужасно, — устало ответила она. — Кто-то вносит сумбур в наши банковские записи, судовые транзакции, во все деловые операции, какие отражаются в компьютере. То, что совсем недавно было таким стройным и упорядоченным, теперь в хаосе.

Ли Тонг сощурился.

— Кто может это делать?

— Все следы ведут к НПМА.

— Дирк Питт.

— Он главный подозреваемый.

— Уже нет, — уверенно сказал Ли Тонг. — Питт мертв.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Ты точно знаешь?

Он кивнул.

— Питт был на борту „Леонида Андреева“. Повезло. Я сам видел, как он умер.

— Твоя карибская миссия удалась лишь наполовину. Моран жив.

— Да, но зато мы избавились от Питта, а „Леонид Андреев“ уравнивает счет за „Венецию“ и золото.

Мин Корио неожиданно напустилась на него:

— Этот скользкий ублюдок Антонов лишил нас миллиарда в золоте и отличного судна с экипажем, а ты говоришь, что мы квиты?

Ли Тонг никогда не видел бабушку в такой ярости.

— Я тоже зол, онуми, но вряд ли мы можем начать войну с Советским Союзом.

Она наклонилась вперед и так крепко взялась за ручки кресла, что сквозь тонкую кожу проступили костяшки пальцев.

— Русские еще не знают, каково это, когда террористы вцепляются в горло. Я хочу, чтобы ты немедленно начал взрывать их торговые суда, особенно нефтяные танкеры.

Ли Тонг обнял ее за плечи, как обиженного ребенка.

— Еврейская пословица „око за око“, возможно, удовлетворит душу, жаждущую мщения, но ничего не добавит к банковскому счету. Не позволяй гневу ослепить тебя.

— А чего ты ждал? — ответила она. — В руках Антонова президент и золото, там, откуда советский флот может его поднять. Мы позволили Луговому и его люди уйти от нас вместе с президентом. Годы планирования и миллионы долларов затрачены, и на что?

— Потерян не весь товар, — ответил Ли Тонг. — Вице-президент Марголин в безопасности в нашей лаборатории. И у нас есть неожиданная премия — конгрессмен Смит.

— Ты похитил ее? — удивленно спросила бабушка.

— Она была на борту круизного лайнера. После того как корабль затонул, я самолетом переправил Смит с „Чалметты“ в нашу лабораторию.

— Она может оказаться полезной, — согласилась Мин Корио.

— Не расстраивайся, онуми, — сказал Ли Тонг. — Мы по-прежнему в игре. Антонов и его напарник по постели из КГБ Полевой сильно недооценили патологическую привязанность американцев к правам личности. Приказ президенту закрыть конгресс, чтобы самим стать сильнее, — глупейшая ошибка. Через неделю президента сместят и выбросят из Вашингтона.

— Не так быстро, если его поддерживает Пентагон.

Ли Тонг вставил сигарету в длинный серебряный мундштук.

— Комитет начальников штабов в нерешительности. Армия не может вечно мешать конгрессу собраться. И едва конгрессмены проголосуют за импичмент, генералы и адмиралы тут же перейдут на сторону конгресса и нового главы государства.

— Которым станет Алан Моран, — сказала Мин Корио с таким выражением, словно съела что-то горькое.

— Если мы не отпустим Винсента Марголина.

— И перережем себе горло. Лучше ему исчезнуть навсегда. Пусть его труп найдут в Потомаке.

— Послушай, онуми, — сказал Ли Тонг; его темные глаза блеснули. — У нас две возможности. Первая. Лаборатория в полном порядке. Данные Лугового по-прежнему в ее компьютерах. Мы можем воспользоваться его техникой воздействия на мозг. Можем нанять других ученых и запрограммировать Марголина. И тогда не русские будут контролировать Белый дом, а „Морские перевозки Бугенвиль“.

— Но если Моран принесет президентскую присягу раньше, чем закончится работа, Марголин будет для нас бесполезен.

— Вторая возможность, — сказал Ли Тонг, — договориться с Мораном об устранении Марголина и заставить его заплатить за Белый дом.

— А он пойдет на это?

— Моран хитер и проницателен. Его политическое влияние основано на тайных противозаконных финансовых операциях. Поверь мне, онуми, Моран заплатит любую цену за право стать президентом.

Мин Корио с большим уважением посмотрела на внука. Он обладал почти мистическим даром ухватывать самую суть. Она едва заметно улыбнулась.

Ничто так не горячило ее кровь торговки, как возможность превратить поражение в победу.

— Договаривайся, — сказала она.

— Очень рад, что ты согласна.

— Обязательно перемести лабораторию в безопасное место, — сказала Мин Корио; ее мозг лихорадочно заработал. — По крайней мере, пока мы не узнаем, каково наше положение. Следователи скоро сопоставят все обрывочные данные и сосредоточат свои поиски на восточном побережье.

— Я тоже так думаю, — сказал Ли Тонг. — И уже под свою ответственность приказал одному из наших буксиров вывести лабораторию из вод Южной Каролины и переправить к нашему закрытому причалу.

Мин Корио кивнула.

— Отличный выбор.

— И очень практичный, — согласился внук.

— Как поступим с женщиной из конгресса? — спросила Мин Корио.

— Если она обратится к прессе, то может возникнуть много неприятных вопросов о присутствии Морана на борту „Леонида Андреева“. Он должен будет заплатить и за ее молчание.

— Да, своей ложью он сам себя загнал в ловушку.

— Или можно поставить с ней опыт по влиянию на мозг и вернуть в Вашингтон. Еще один слуга в конгрессе может оказаться полезен.

— Но если Моран откажется заключать сделку?

— Тогда мы затопим лабораторию вместе с Марголином и Лорен Смит на глубине в сто морских саженей.

* * *

Без ведома Ли Тонга и Мин Корио их разговор передавался на крышу соседнего жилого дома, где ретранслятор передавал радиосигнал записывающему устройству в пыльном пустом кабинете в нескольких кварталах от Хадсон-стрит.

Здание, построенное в конце прошлого столетия, вот-вот должны были снести, и, хотя большинство контор пустовало, обитатели некоторых офисов еще не переехали.

В распоряжении Сала Касио был весь десятый этаж. Он выбрал именно его, потому что служители никогда не выходили из лифта, а из окна открывался прямой вид на окно, за которым помещался ретранслятор. Койка, спальный мешок и небольшая плитка — этим исчерпывалось все ему необходимое, и, если не считать трансивера, единственным дополнительным предметом обстановки было старое выцветшее и рваное кресло, которое Касио нашел у помойки в переулке.

Он открыл дверь своим ключом и вошел. Руки у него были заняты бумажным пакетом с сэндвичами и тремя бутылками пива „Герман Джозеф“. В конторе было жарко и душно, поэтому Касио открыл окно и посмотрел на огни Нью-Джерси за рекой.

Касио вел наблюдение как автомат; он радовался одиночеству, которое позволяло его мыслям свободно блуждать. Он вспоминал счастливые времена своего брака, годы, когда росла дочь, и чувствовал, как размякает. Многолетние поиски виновников подходили к концу. Остается только, думал он, написать эпилог к истории Бугенвилей.

Он откусил от сэндвича и заметил, что, пока ходил в кулинарию, лента передвинулась. Утро близко, тогда можно будет перемотать и прослушать, решил он. К тому же, если во время прослушивания уловленный микрофоном голос снова активирует функцию записи, предыдущее записанное окажется стерто.

Касио не мог знать, насколько важна эта запись. Решение подождать было обычным, но отсрочка обошлась дорого.

— Могу я поговорить с вами, генерал?

Меткалф, собираясь уходить, закрывал свой „дипломат“. Он узнал стоявшего в дверях Алана Мерсье и прищурился в предчувствии.

— Конечно, заходите и садитесь.

Советник президента по национальной безопасности прошел к столу, но остался стоять.

— У меня есть новости, и они вам не понравятся.

Меткалф вздохнул.

— Дурные новости сегодня в порядке вещей. Что теперь?

Мерсье протянул ему папку без названия — в ней было несколько страниц машинописи — и заговорил тихо и быстро:

— Прямые приказы президента. До Рождества все американские части выводятся из Европы. Он дает двадцать дней на составление плана полного выхода из НАТО.

Меткалф упал в кресло, словно его ударили молотом.

— Это невозможно, — пробормотал он. — Не могу поверить, что президент отдал такой приказ!

— Когда он бросил эту бомбу в меня, я изумился не меньше вашего, — сказал Мерсье. — Мы с Оутсом пытались его урезонить, но без толку. Он требует, чтобы все было убрано — „Першинги“ и крылатые ракеты, все оборудование, все склады боеприпасов, вся организация.

Меткалф был озадачен.

— Но как же наши западные союзники?

Мерсье беспомощно развел руками.

— Его точка зрения — никогда раньше от него этого не слышал — такова: пусть Европу защищает Европа.

— Милостивый боже! — внезапно разозлился Меткалф. — Он подносит русским весь континент на золотом блюде.

— Не стану спорить.

— Будь я проклят, если подчинюсь.

— И что же вы станете делать?

— Отправлюсь в Белый дом и подам в отставку! — решительно сказал Меткалф.

— Не спешите. Советую вам сперва встретиться с Сэмом Эмметом.

— Зачем?

— Вы кое-что должны знать, — тихо сказал Мерсье, — и Сэм способен объяснить это лучше.

Глава 63

Когда Фосетт вошел в спальню, президент в пижаме и махровом халате сидел за письменным столом.

— Ну, поговорили с Мораном?

— Он отказался выслушивать какие бы то ни было ваши предложения.

— Вот как?

— Он сказал, что с вами как с президентом покончено и никакие ваши слова теперь не имеют значения. А потом отпустил несколько оскорблений.

— Я хочу их услышать, — резко потребовал президент.

Фосетт неловко вздохнул.

— Он сказал, что ваше поведение — это поведение сумасшедшего и что ваше место в психиатрической лечебнице. Он сравнил вас с Бенедиктом Арнольдом[95] и поклялся, что сотрет время вашего руководства страной из учебников по истории. Пробурчав еще что-то, он заметил, что вы бы оказали большую услугу стране, если бы покончили с собой и тем самым спасли налогоплательщиков от дорогостоящего расследования и суда.

Лицо президента превратилось в гневную маску.

— Этот нюня-пакостник считает, что может привлечь меня к суду?

— Не секрет, что Моран делает все, чтобы занять ваше место.

— Зад у него великоват для моего кресла, — процедил президент сквозь стиснутые губы. — А голова слишком мала для такой работы.

— Послушать его, так он уже поднял правую руку, чтобы дать президентскую присягу, — сказал Фосетт. — Предполагаемый импичмент — первый шаг к тому, чтобы отнять у вас власть.

— Алан Моран никогда не будет жить в Белом доме, — жестко сказал президент.

— Не будет сессии конгресса — не будет импичмента, — сказал Фосетт. — Но вы не сможете вечно держать их в загоне.

— Они не смогут встретиться, пока я не разрешу.

— А как же завтра в Аудитории Лиснера?

— Войска быстро их разгонят.

— Предположим, национальная гвардия Виргинии и Мэриленда не уступит?

— Сколько она сможет противостоять солдатам-ветеранам и морской пехоте?

— Достаточно долго, чтобы погибнуть, — сказал Фосетт.

— И что? — холодно спросил президент. — Чем дольше я не позволю конгрессу собраться, тем большего достигну. Несколько смертей — небольшая плата.

Фосетт с тревогой посмотрел на него. Это был не тот человек, который в начале своего срока торжественно поклялся, что его администрация не прикажет ни одному американскому парню сражаться и умирать. Но он более ничего не мог сделать в рамках своей роли друга и советника. Немного погодя Фосетт покачал головой.

— Надеюсь, это не приведет к катастрофе.

— Струсили, Дэн?

Фосетт почувствовал, что загнан в угол, но прежде чем он смог ответить, в комнату вошел Лукас с подносом с чашками и чайником.

— Кто-нибудь хочет травяного чаю? — спросил он.

Президент кивнул.

— Спасибо, Оскар. Вы очень заботливы.

— Дэн?

— Спасибо, не откажусь.

Лукас разлил чай и раздал чашки, оставив одну себе.

Фосетт почти немедленно осушил свою.

— Можно бы и погорячей, — пожаловался он.

— Прошу прощения, — сказал Лукас. — Остыл по пути с кухни.

— А по мне в самый раз, — сказал президент между глотками. — Мне не нужен чай, который обжигает язык. — Он помолчал и поставил чашку на стол. — Ну так о чем мы?

— Обсуждаем вашу новую политику, — сказал Фосетт, искусно отступая от темы. — В Западной Европе поднялся большой шум из-за вашего решения вывести американские войска из НАТО. Среди послов ходит шутка, что Антонов планирует праздничный вечер в отеле „Савой“ в Лондоне.

— Мне не нравятся такие шутки, — холодно сказал президент. — Президент Антонов дал мне честное слово, что будет сидеть дома.

— Помнится, Гитлер то же самое обещал Невиллу Чемберлену.

Президент как будто хотел гневно ответить, но неожиданно зевнул и покачал головой, прогоняя дремоту.

— Неважно, что все они думают, — сонно сказал он. — Я уничтожил угрозу атомной войны, а это главное.

Фосетт понял намек и заразительно зевнул.

— Если я сегодня вам больше не нужен, господин президент, я бы отправился домой и лег в мягкую постель.

— Я тоже, — сказал Лукас. — Жена и дети начинают сомневаться, существую ли я.

— Конечно. Простите, что задержал вас так долго.

Президент направился к кровати, скинул тапки и сбросил халат.

— Включите, пожалуйста, телевизор, Оскар. Хочу посмотреть кабельные новости в двадцать четыре ноль ноль. — Потом он повернулся к Фосетту. — Дэн, на утро прежде всего назначьте встречу с генералом Меткалфом. Пусть сообщит мне о передвижениях войск.

— Будет сделано, — заверил Фосетт. — Спокойной ночи.

В идущем вниз лифте Фосетт поглядел на часы.

— Двух часов хватит.

— Он будет спать как мертвый, а утром проснется еле живой.

— Кстати, как вы это сделали? Я не видел, чтобы вы что-нибудь подсыпали в чай, а ведь вы наливали все три чашки из одного чайника.

— Старый фокус, — со смехом ответил Лукас. — Чашки с двойным дном.

Дверь лифта открылась, и они увидели ожидающего Эммета.

— Были проблемы? — спросил Эммет.

Фосетт покачал головой.

— Без сучка без задоринки. Президент уснул как ребенок.

Лукас взглянул на него с тревогой.

— Теперь самое трудное: нужно обмануть русских.

* * *

— Он сегодня спит необычайно крепко, — сказал Луговой.

Психолог из утренней смены, наблюдающий за президентом, кивнул.

— Хороший знак. У товарища Белкая меньше возможностей проникнуть в сны президента.

Луговой посмотрел на монитор слежения за физиологическими функциями президента.

— Температура выше на один градус. В носовых пазухах формируется застой крови. Похоже, у нашего субъекта простуда или вирус.

— Потрясающе! Мы узнаем, что он подвергся нападению вируса раньше, чем он это почувствует.

— Не думаю, что это серьезно, — сказал Луговой. — Но следите внимательней, чтобы не развилось что-нибудь способное поставить проект под угрозу…

Вдруг ряды данных на дюжине зеленых экранов превратились в ломаные линии и исчезли в черноте.

Дежурный психолог напрягся.

— Какого дья…

Так же быстро, как исчезли, данные, четкие и ясные, вернулись на экраны. Луговой быстро проверил контрольные лампочки.

— Все нормально.

— Как по-вашему, что это было?

Луговой задумался.

— Никаких указаний на неисправность.

— Возможно, скачок температуры в передатчике имплантата.

— Может, электрические помехи?

— Конечно, какая-то помеха в атмосфере. Это все объясняет. Симптомы совпадают. Что еще это может быть?

Луговой устало провел рукой по лицу и посмотрел на монитор.

— Ничего, — сказал он. — Ничего.

* * *

Генерал Меткалф сидел в своей военной резиденции. Крутя бренди в стакане, он закрыл отчет, лежавший у него на коленях. Поднял голову и печально посмотрел на Эммета, сидящего напротив.

— Какое трагическое преступление, — сказал он. — У президента были все шансы стать великим. Лучшего человека в Белом доме никогда не было.

— Все факты здесь, — сказал Эммет, показывая на отчет. — Из-за русских президент больше не может занимать свой пост.

— Вынужден согласиться, но это нелегко. Мы с ним почти сорок лет дружим.

— Вы отзовете войска и позволите конгрессу провести заседание в Аудитории Лиснера? — настаивал Эммет.

Меткалф отхлебнул бренди и устало кивнул.

— Утром первым делом отдам приказ об отводе войск. Можете сообщить руководителям сената и палаты представителей, что завтра конгресс может провести сессию в Капитолии.

— Могу я попросить об одолжении?

— Конечно.

— Можно ли к полуночи убрать от Белого дома охрану из морских пехотинцев?

— Не вижу, почему бы нет, — ответил Меткалф. — На то есть какие-то особые причины?

— Хитрость, генерал, — ответил Эммет. — Она вам будет очень интересна.

Глава 64

В хранилище карт в здании НПМА Сандекер разглядывал в увеличительное стекло аэрофотоснимок Джонс-Айленда в Южной Каролине. Выпрямившись, он посмотрел на Питта и Джордино, стоявших по сторонам от стола.

— Не понимаю, — сказал он после короткой паузы. — Если Суворов правильно указал ориентиры, как он не смог разглядеть лабораторию Бугенвилей с вертолета?

Питт заглянул в блокнот советского агента.

— В качестве базовой точки он использовал старую покинутую заправку, — сказал он, показывая на крошечное сооружение на снимке, — которая расположена вот здесь.

— Эммет или Броган знают, что вы сняли копию перед тем, как мы вылетели из Гуантанамо? — спросил Джордино, кивая на блокнот.

Питт улыбнулся.

— А ты как думаешь?

— На твоем месте я бы им не сказал.

— Если Суворов сбежал из лаборатории ночью, — сказал Сандекер, — вполне может быть, что он перепутал ориентиры.

— Хороший оперативник-нелегал должен быть хорошим наблюдателем, — объяснил Питт. — Он точно описал ориентиры. Сомневаюсь, что он заблудился.

— Двести агентов Эммета обыскали эту местность, — сказал Сандекер. — Пятнадцать минут назад они еще ничего не обнаружили.

— Но тогда где? — спросил Джордино сразу у всех. — На снимке нет ни одного сооружения таких размеров, какие указал Суворов. Несколько старых дебаркадеров, несколько разбросанных небольших домов, пара полуразвалившихся сараев — ничего похожего на большой склад.

— Может, подземная лаборатория? — размышлял Сандекер.

Джордино задумался.

— Суворов пишет, что для побега он поднимался на лифте.

— С другой стороны, он упоминает, что шел по пандусу к гравийной дороге.

— Пандус может означать подход к кораблю, — подсказал Джордино.

Сандекер сомневался.

— Не подходит. Единственное водное пространство близ места, куда Суворов поместил лабораторию, — ручей шириной два или три фута. Слишком мелко, чтобы пропустить корабль, достаточно большой для лифта.

— Есть другая возможность, — сказал Питт.

— Какая?

— Баржа.

Джордино через стол посмотрел на Сандекера.

— Думаю, Дирк кое-что нашел.

Питт подошел к телефону, набрал номер и переключился на громкую связь.

— Информотдел, — послышался сонный голос.

— Эйгер, ты не спишь?

— А, это ты, Питт. Почему ты всегда звонишь среди ночи?

— Слушай, мне нужна информация о кораблях особого типа. Может твой компьютер определить класс корабля, если я сообщу данные?

— Это какая-то игра?

— Поверьте мне, это не игра, — проворчал Сандекер.

— Адмирал! — сразу просыпаясь, сказал Эйгер. — Готов. Давай данные.

Питт нашел нужную страницу блокнота и прочел в телефон:

— По внутренним перпендикулярам сто шестьдесят восемь футов в длину и тридцать три фута в ширину. Примерная высота десять футов.

— Негусто, — проворчал Эйгер.

— Постарайтесь, — строго сказал Сандекер.

— Минутку. Перейду к клавиатуре.

Джордино улыбнулся адмиралу.

— Хотите пари?

— На что?

— Бутылка „Чивас ригал“[96] против коробки ваших сигар: Дирк прав.

— Не пойдет, — сказал Сандекер. — Мои специально свернутые сигары стоят гораздо дороже бутылки скотча.

Они услышали, как Эйгер откашлялся.

— Вот оно. — Небольшая пауза. — Простите, данных недостаточно. Эти параметры подходят не менее чем для сотни различных судов.

Питт ненадолго задумался.

— Предположим, высота одинаковая от носа до кормы.

— Ты говоришь о плоской надстройке?

— Да.

— Подожди, — сказал Эйгер. — Ладно, ты сократил число. Твое загадочное судно похоже на баржу.

— Эврика! — воскликнул Джордино.

— Пока у вас купоны без наличных, — предупредил Эйгер. — Данные не соответствуют ни одному существующему типу барж.

— Проклятие! — выпалил Сандекер. — Еще бы чуть-чуть, и…

— Подождите, — оборвал его Питт. — Суворов дал внутренние размеры. — Он склонился к микрофону. — Эйгер, добавь два фута по всей длине и снова проверь.

— Это теплее, — послышался голос Эйгера. — Возможно, размеры сто девяносто пять футов на тридцать пять и на двенадцать.

— Ширина и высота соответствуют, — ответил Питт, — но длина слишком велика.

— Ты дал внутренние размеры между двумя перпендикулярными переборками. А я даю общую длину, включая наклонный нос, выступающий на двадцать пять футов.

— Он прав, — сказал Сандекер. — Мы не учли, что нос выступает.

Эйгер продолжал:

— Получаем баржу-сухогруз, стальная конструкция, водоизмещение от двухсот восьмидесяти до трехсот тонн, крытые отсеки для перевозки зерна, леса и тому подобного. Вероятно, производства „Нэшвилл бридж компани“ из города Нэшвилл, штат Теннеси.

— Какая осадка? — спросил Питг.

— У пустой или у груженой?

— У пустой.

— Восемнадцать дюймов.

— Спасибо, приятель. Ты опять отличился.

— Как отличился?

— Можешь спать дальше.

Питт выключил связь и повернулся к Сандекеру.

— Дым рассеивается.

Сандекер улыбался.

— Умные, умные люди эти Бугенвили.

Питт кивнул:

— Вынужден согласиться. Самое последнее место, где станут искать дорогостоящую лабораторию, это старая ржавая баржа в болотах.

— И у нее есть дополнительное преимущество: она передвигается, ласточка, — добавил Сандекер. — Адмирал о любом корабле говорил с нежностью. — Буксир может перетащить ее в любое место, где есть вода глубиной в полтора фута.

Питт задумчиво смотрел на фотоснимок местности.

— Следующая задача — определить, где Бугенвили ее спрятали.

— Ручей, где она была причалена, впадает в реку Стоно, — заметил Сандекер.

— А река Стоно — часть внутреннего водного пути, — добавил Питт. — Оттуда ее могли увезти в десятки тысяч рек, ручьев, заливов и проливов от Бостона до Ки-Уэст.

— И угадать куда невозможно, — удрученно сказал Джордино.

— В водах Южной Калифорнии ее не оставят, — говорил Питт. — Слишком очевидно. Значит, все сводится к территории протяженностью с севера на юг примерно восемьсот миль.

— Нелегко будет, — негромко сказал Сандекер, — отыскать ее среди других барж, идущих по восточному водному пути. Их тут больше, чем в Новой Англии листьев в октябре.

— Тем не менее мы получили новые сведения, — с надеждой сказал Питт.

Сандекер вернулся к снимку.

— Стоит позвонить Эммету и сообщить о нашем открытии. Кто-нибудь из его армии следователей может наткнуться на нужную нам баржу.

Слова адмирала звучали бесстрастно. Он не хотел говорить о том, что у него на уме.

Если Ли Тонг Бугенвиль заподозрит, что правительственные следователи дышат ему в затылок, единственный логичный поступок для него — избавиться от вице-президента и Лорен и спрятать их тела, чтобы запутать следы.

Глава 65

— Пациент проживет еще день, — сказал доктор Гарольд Гвинн, личный врач президента, маленький, пухлый, с лысой головой и дружелюбными голубыми глазами. — Обычная простуда. Оставайтесь несколько дней в постели, пока не спадет жар. Я пропишу вам антибиотик и что-нибудь от тошноты и рвоты.

— Я не могу лежать, — слабо возразил президент. — У меня слишком много работы.

Но в его словах не было решимости. Его утомил жар 39 градусов, а к горлу постоянно подкатывала рвота.

Горло у него болело, нос распух, и ломило все от макушки до пальцев ног.

— Расслабьтесь и успокойтесь, — приказал Гвинн. — Несколько часов планета может вращаться и без вас.

Он вонзил иглу в руку президента и дал ему стакан воды — запить пилюлю.

В спальню вошел Дэн Фосетт.

— Готово, док? — спросил он.

Гвинн кивнул.

— Не позволяйте ему вставать. Я зайду днем, около двух.

Он тепло улыбнулся, закрыл свою черную сумку и вышел.

— Генерал Меткалф ждет, — сказал Фосетт президенту.

Президент подложил под спину третью подушку и сел, потирая виски: комната начала вращаться.

Вошел Меткалф, в генеральской форме с восемью рядами многоцветных планок. В его движениях читались резкость и решительность, каких не было на последней встрече.

Президент посмотрел на него; лицо у него было бледное, глаза слезились. Он начал безостановочно кашлять.

Меткалф подошел к кровати.

— Я могу для вас что-нибудь сделать, сэр? — заботливо спросил он.

Президент покачал головой и знаком отстранил его.

— Ничего со мной не случится, — сказал он наконец. — Какова ситуация, Клейтон?

Президент никогда не обращался к председателю Комитета начальников штабов по званию, предпочитая спуститься вместе с ним с пьедестала и обходиться именами.

Меткалф неловко поерзал на стуле.

— В данный момент на улицах спокойно, но отмечены один или два случая стрельбы. Один солдат убит, два морских пехотинца ранены.

— Виновные задержаны?

— Да, сэр, — ответил Меткалф.

— Несомненно, преступники.

Меткалф разглядывал свои ноги.

— Не совсем так. Один сын конгрессмена из Южной Дакоты Джейкоба Уитмена, другой сын генерального почтмейстера Кеннета Поттера. Обоим еще нет и семнадцати.

Лицо президента на мгновение исказилось, потом отвердело.

— Ваши войска окружили Аудиторию Лиснера?

— Здание окружил отряд морской пехоты.

— Этого недостаточно, — сказал президент. — Национальная гвардия Мэриленда и Виргинии превосходит их численностью в пять раз.

— Гвардия не сможет подойти к Аудитории на расстояние выстрела, — заверил Меткалф. — Наш план предусматривает остановку и рассеивание ее на пути к городу.

— Здравая стратегия, — сказал президент, глаза его на мгновение сверкнули.

— Специальный выпуск новостей, — сказал Фосетт, сидевший утелевизора. Он прибавил звук и отошел так, чтобы изображение было видно с кровати.

На шоссе, перегороженном солдатами, стоял Кертис Майо. На втором плане виднелась вытянувшаяся вдоль дороги цепочка танков; их орудия были зловеще нацелены на приближающиеся военные фургоны с людьми.

— Части виргинской национальной гвардии, которые спикер палаты представителей Моран призвал на защиту сессии конгресса в кампусе университета Джорджа Вашингтона, сегодня утром не были пропущены специальными армейскими соединениями. Насколько мне известно, аналогичная ситуация сложилась на севере с частями национальной гвардии Мэриленда. До сих пор не было никакой угрозы стычек. Гвардия обоих штатов подчинилась — уступая не численности, а более мощному вооружению.

У Аудитории Лиснера отряд морских пехотинцев под командованием полковника Уорда Кларка, награжденного медалью чести за действия во Вьетнаме, не пропускает в здание членов конгресса.

Президент снова выступил против членов палаты представителей и сената, продолжая без их одобрения проводить свою спорную внешнюю политику. Это Кертис Майо, новости Си-Эн-Эн, с шоссе в тридцати милях от Вашингтона.

— Достаточно? — спросил Фосетт, выключая телевизор.

— Да, да, — ответил довольный президент. — Теперь некоторое время этот маньяк Моран будет блуждать без руля.

Меткалф встал.

— Если я вам больше не нужен, господин президент, мне следует вернуться в Пентагон. Командиры наших дивизий в Европе очень обеспокоены. Они не согласны с вашим решением вернуть их части в Штаты.

— В конечном счете они согласятся с тем, что полное устранение опасности ядерного конфликта стоило временного нарушения равновесия. — Президент пожал Меткалфу руку. — Молодчина, Клейтон. Спасибо за то, что держите конгресс парализованным.

Меткалф прошел по коридору пятьдесят футов и оказался в пустом огромном помещении, похожем на склад.

Посреди старого кирпичного здания, принадлежащего флоту и не использовавшегося с самого окончания Второй мировой войны, была воссоздана точная копия спальни президента в Белом доме.

Все детали подмены были тщательно продуманы и выполнены. Звукооператор управлял стереосистемой, которая воспроизводила приглушенные звуки уличного движения нужной громкости. Освещение за окнами спальни точно соответствовало освещенному небу, по которому иногда пробегали облака.

Фильтры на лампах позволяли дублировать перемещение солнца за день. Даже канализационные трубы в соседних помещениях издавали знакомые привычные звуки, но содержимое их выливалось в специальный бак, а не в канализационную систему Вашингтона. На просторном бетонном полу собралось множество морских пехотинцев и агентов секретной службы, а над головой, на больших деревянных балках, стояли люди, управляющие осветительной системой.

Меткалф переступил через сеть электрических кабелей и вошел в трейлер, припаркованный у дальней стены. Ожидающие Оутс и Броган пригласили его в отделанный каштановыми панелями кабинет.

— Кофе? — спросил Броган, поднимая стеклянный кофейник.

Меткалф благодарно кивнул, взял чашку, от которой шел пар, и опустился на стул.

— Бог мой, в какой-то момент я готов был поклясться, что я в Белом доме.

— Люди Мартина проделали потрясающую работу, — сказал Оутс.

— Он привез команду из голливудской студии и уложился в девять часов.

— Были проблемы с перемещением президента?

— Это самое легкое, — ответил Броган. — Мы перевезли его в том же фургоне, что и мебель. Как ни странно, самой трудной задачей оказалось подобрать краску.

— Как это?

— Нужно было покрыть стены материалом, который не пахнет свежей краской. К счастью, химики в лаборатории агентства получили похожий на мел материал, который, если его примешать к краске, гасит все запахи.

— Новая программа очень изобретательна и убедительна, — заметил Меткалф.

— Нам это дорого обошлось, — объяснил Оутс. — Пришлось заключить сделку с Кертисом Майо: в обмен на его сотрудничество в выпуске программы-фальшивки мы обещали ему исключительные права на всю историю. Он также согласился не начинать журналистское расследование, пока все не уляжется.

— Сколько вы сможете обманывать президента?

— Сколько потребуется, — ответил Броган.

— С какой целью?

— Для изучения работы его мозга.

Меткалф с сомнением посмотрел на Брогана.

— Вы меня не убедили. Украсть мозг президента у русских, которые перед этим сами его украли, — в это я не в силах поверить.

Броган и Оутс переглянулись и улыбнулись.

— Хотите взглянуть сами? — спросил Оутс.

Меткалф поставил чашку.

— Я бы не пропустил такое и за пятую звезду.

— Сюда, — сказал Оутс, открывая дверь и приглашая Меткалфа войти.

Половину трейлера заполняло экзотическое электронное и компьютерное оборудование. Центр обработки данных был следующим поколением по сравнению с лабораторным оборудованием Лугового у Бугенвилей.

Доктор Реймонд Эджли заметил их появление и подошел.

Оутс познакомил его с генералом Меткалфом.

— Значит, вы тот таинственный гений, который возглавляет „Глубину“, — сказал Меткалф. — Знакомство с вами для меня честь.

— Спасибо, генерал, — сказал Эджли. — Секретарь Оутс рассказал, что у вас есть сомнения относительно проекта.

Меткалф осмотрел комплекс и многочисленных ученых, занятых чтением данных.

— Признаюсь, меня это озадачивает.

— В основе все очень просто, — сказал Эджли. — Мы с моими людьми принимаем и накапливаем данные о ритмах мозга президента, готовясь передать контроль от имплантата на наше оборудование, которое вы видите перед собой.

Скептицизм Меткалфа как рукой сняло.

— Значит, это правда. Русские действительно управляют его мыслями.

— Конечно. Это по их указке он закрывает конгресс и верховный суд, чтобы иметь возможность проводить выгодные коммунистическому блоку меры без препон со стороны законодателей. Прекрасный пример — приказ вывести наши войска из НАТО. Именно такого рождественского подарка ждут советские военные.

— И вы действительно можете занять место в мозгу президента?

Эджли кивнул.

— Не хотите отправить какое-нибудь сообщение в Кремль? Какую-нибудь дезинформацию?

Лицо Меткалфа осветилось словно лучом прожектора.

— Думаю, мои ребята могут сочинить интересную фантастику, которая заставит русских прийти к неверным заключениям.

— Когда вы надеетесь освободить президента от приказов Лугового? — спросил Броган.

— Думаю, мы сможем провести переключение через восемь часов, — ответил Эджли.

— Тогда не станем мешать. Предоставляем вам возможность работать, — сказал Оутс.

Они вышли из центра сбора данных и вернулись в кабинет, где нашли Сэма Эммета, который ждал их. Оутс видел, что выражение лица Эммета означает неприятности.

— Я только что с Капитолийского холма, — сказал Эммет. — Они ведут себя, как некормленые животные в зоопарке. В конгрессе обсуждают импичмент. Сторонники президента изображают верность, но это всего лишь показуха. Широкой поддержки у них нет. Многие дезертируют.

— Назначат комитет по расследованию? — спросил Оутс.

— Оппозиционная партия собирает голоса за то, чтобы ради экономии времени обойтись без расследования.

— Как по-вашему, каково будет решение?

— Палата представителей может сегодня же проголосовать за импичмент.

— Результаты голосования?

— Пять к одному за импичмент.

— А сенат?

— Результат тоже неизбежен. Предварительное голосование показывает, что за импичмент выскажутся больше двух третей сенаторов; этого достаточно для принятия.

— Они не теряют времени.

— Учитывая последние действия президента, импичмент, кажется, необходим немедленно.

— Кто-нибудь высказывается за вице-президента Марголина?

— Конечно, но ему ничего не поможет, если он не покажется сам. Через шестьдесят секунд после отставки президента кто-то должен дать клятву как его преемник. Говорят, Марголин будет скрываться до последней минуты, чтобы его не связали с безумной политикой президента.

— Что делает Моран?

— Вот что хуже всего. Он утверждает, будто у него есть доказательства того, что Марголин совершил самоубийство и что я скрываю этот факт.

— Кто-нибудь верит ему?

— Неважно, верят ему или не верят. Пресса набрасывается на его заявления, как муравьи на мед. Его прессконференции привлекают огромное внимание, и он требует, чтобы его защищала секретная служба. Его помощники уже составили план передачи власти и назвали имена его ближайших советников. Продолжать?

— Картина ясна, — угнетенно сказал Оутс. — Следующим президентом Соединенных Штатов будет Алан Моран.

— Этого нельзя допустить, — холодно сказал Эммет.

Все посмотрели на него.

— Если к завтрашнему утру не появится Винс Марголин, — спросил Броган, — как мы можем помешать?

— Годится любой способ. — Эммет достал объемистую папку. — Господа, взгляните на это.

Оутс открыл папку и молча принялся изучать ее, а потом передал Брогану, который, в свою очередь, отправил ее Меткалфу.

Закончив, они молча смотрели на Эммета, словно решали, кто будет говорить первым.

— То, что вы прочли, господа, — правда, — просто сказал Эммет.

— Почему это не стало известно раньше? — спросил Оутс.

— Потому что раньше никогда не возникало потребности проводить глубинное расследование, — ответил Эммет. — ФБР не раскрывает мрачных тайн наших законодателей, если улик их преступной деятельности недостаточно.

Грязь разводов, мелкие правонарушения, сексуальные извращения или нарушения правил движения — все это мы складываем в сейф и отворачиваемся. Досье Морана свидетельствовало о том, что он чист, чересчур чист для человека, поднявшегося на самый верх без преимуществ образования, ума, трудолюбия, богатства или связей. Ничто в нем не свидетельствовало о напористости или талантах. Как видите, результат расследования не может служить рекомендацией в папы.

Меткалф принялся снова просматривать папку.

— Та брокерская контора из Чикаго… как же она называлась? А, да, „Блэкфокс и Черчилль“.

— Фирма, созданная для отмывания взяток и оплаченных действий Морана. Эти имена взяты с могильных плит кладбища в городе Фарго в штате Северная Дакота.

Фальшивые транзакции ценных бумаг прикрывают взятки, полученные от тайных заинтересованных групп, оборонных фирм, чиновников штатов и городов, которым нужно федеральное финансирование и которым неважно, как они его получат. Это взятки за услуги Морана. По сравнению со спикером палаты представителей Бугенвили кажутся бойскаутами.

— Все это нужно предать гласности, — решительно сказал Броган.

— Я не стал бы торопиться, — предупредил Оутс. — Моран будет все отрицать, скажет, что его подставляют, чтобы он не смог повести страну к возрождению и единству. Так и вижу, как он, вися на кресте, просит вспомнить об американской традиции честной игры.

А к тому времени как министерство юстиции поставит его в трудное положение, он уже будет президентом.

Давайте посмотрим правде в глаза: нельзя проводить страну через две процедуры импичмента сразу.

Меткалф согласно кивнул.

— После безумной политики президента и бреда Морана о смерти Марголина это разоблачение покажет публике больше, чем она в состоянии выдержать. Полное неверие в федеральную систему вызовет при следующих выборах мятеж избирателей.

— Или что-нибудь похуже, — добавил Эммет. — Все больше граждан отказываются платить налоги: им не нравится, куда тратят их доллары. И нельзя винить их в том, что они не доверяют правительству из неумелых лидеров и плохих актеров.

К следующему пятнадцатому апреля[97] пять миллионов человек разорвут свои налоговые декларации, и федеральный механизм, каким мы его знаем, перестанет функционировать.

Четверо сидели в кабинете в трейлере, застыв, как фигуры на холсте. Картины будущего не казались им приятными.

Такого раньше никогда не бывало. И перспектива пережить эту бурю невредимыми казалась маловероятной.

Наконец Броган сказал:

— Без Винса Марголина мы погибли.

— Этот парень Питт из НПМА дал нам первую ниточку, — сказал Броган.

— Так что у вас есть? — спросил Меткалф.

— Питт установил, что лабораторию, контролирующую мозг, где содержат Марголина, прячут внутри речной баржи.

— Где? — переспросил Меткалф, как будто не расслышал.

— В речной барже, — повторил Эммет. — Стоящей бог знает где на водном пути.

— Вы ее ищете?

— Этим занимаются все агенты, каких мы с Мартином смогли выделить.

— Если сообщите больше подробностей и быстро выработаете план координации наших усилий, я направлю в эти районы части министерства обороны.

— Это очень помогло бы, генерал, — сказал Оутс. — Спасибо.

Зазвонил телефон, и Оутс снял трубку. Молча выслушав, он положил ее.

— Черт!

Эммет никогда не слышал такого от Оутса.

— Что случилось?

— Один из моих помощников звонил из палаты представителей.

— Что он сказал?

— Моран провел голосование по импичменту.

— Теперь между ним и постом президента стоит только сенат, — сказал Броган.

— Он опередил расписание на добрых десять часов, — заметил Меткалф.

— Дьявольщина, если завтра к этому времени мы не сможем предъявить вице-президента, — сказал Эммет, — можем попрощаться с Соединенными Штатами.

Глава 66

Джордино нашел Питта в гараже „Айрис“. Питт удобно устроился на заднем сиденье открытого гоночного автомобиля, упираясь ногами в заднюю дверцу. Джордино не мог не восхититься классическими линиями машины. Построенная в Италии в 1925 году, с кузовом работы Чезаре Сала, красная торпедообразная „Изотта-фраскини“ демонстрировала длинные плоские крылья, убирающуюся крышу и свернувшуюся кобру на радиаторе.

Питт задумчиво разглядывал доску, установленную на треножнике в десяти футах от машины. К доске была приколота большая карта внутреннего водного пути. На доске Питт сделал несколько надписей, Джордино они показались названиями кораблей.

— Я только что из кабинета адмирала, — сказал Джордино.

— Каковы последние новости? — спросил Питт, не отрывая взгляда от карты.

— Комитет начальников штабов бросил на поиски армию. Вместе с агентами ЦРУ и ФБР завтра к вечеру они обыщут каждый квадратный дюйм территории.

— На земле, на море и на небе, — безразлично произнес Питт. — От Мэна до Флориды.

— Почему так кисло?

— Напрасная трата времени. Баржи здесь нет, — сказал Питт, подбрасывая в воздух и ловя кусок мела.

Джордино вопросительно посмотрел на него.

— О чем ты? Баржа должна быть где-то здесь.

— Не обязательно.

— Ты говоришь, что они не там ищут?

— На месте Бугенвилей ты бы ожидал тщательных поисков, так?

— Элементарно, — высокомерно заявил Джордино. — Я бы замаскировал баржу под деревьями, спрятал внутри склада на воде или изменил внешний вид, чтобы она походила на гигантский курятник. Мне кажется, маскировка — самый логичный способ.

Питт рассмеялся.

— Твой курятник — это класс!

— У тебя есть идея получше?

Питт выбрался из „Изотты“, подошел к доске и сложил карту, под которой оказалась другая — карта береговой линии Мексиканского залива.

— Кстати да, есть.

Он показал пальцем на место, обведенное красным кружком.

— Баржа, где держат в плену Марголина и Лорен, где-то здесь.

Джордино подошел поближе и осмотрел отмеченное место. Потом посмотрел на Питта: так обычно смотрят на людей, предвещающих конец света.

— Новый Орлеан?

— Ниже Нового Орлеана, — поправил Питт. — Я считаю, что она стоит здесь.

Джордино покачал головой.

— Думаю, у тебя полетели тормоза. Ты хочешь сказать, что Бугенвили протащили баржу от Чарльстона вокруг оконечности Флориды и через Мексиканский залив к реке Миссисипи — почти семнадцать сотен миль меньше чем за четыре дня? Прости, приятель, но еще не создан буксир, способный на такое.

— Конечно, — согласился Питт. — Но если они срезали несколько сотен миль?

— Как? — спросил Джордино со смесью сомнения и сарказма. — Установив колеса и протащив ее по суше?

— Кроме шуток, — серьезно сказал Питт. — Если на буксире провести ее по недавно открытому каналу „Флорида Кросс“ от Джексонвиля на Атлантическом побережье до Кристалл-ривер в Мексиканском заливе, путь сокращается на всю южную часть штата.

Джордино начал понимать. Он снова посмотрел на карту, определил масштаб. Потом, используя как ножки циркуля большой и указательный пальцы, примерно измерил сократившееся расстояние между Чарльстоном и Новым Орлеаном. А когда закончил и повернулся, на лице его была улыбка.

— Получается. — Однако улыбка тут же исчезла. — Но что это доказывает?

— У Бугенвилей должен существовать тщательно охраняемый причал и перевалочная база, где они разгружают контрабандные грузы. Вероятно, на берегу реки где-нибудь между Новым Орлеаном и входом в залив.

— Дельта Миссисипи? — удивился Джордино. — Как ты вытащил этот номер из шляпы?

— Сам посмотри, — сказал Питт, указывая на список судов на доске и читая вслух: — „Пайлоттаун“, „Бель Часс“, „Бурас“, „Венеция“, „Бурвилль“, „Чалметта“ — все корабли иностранных регистров. Но все в то или иное время принадлежали Бугенвилям.

— Не вижу связи.

— Посмотри снова на карту. Все эти корабли названы по городам в речной дельте.

— Символический шифр?

— Единственная ошибка, допущенная Бугенвилями: код, которым они обозначили место своих тайных операций.

Джордино всмотрелся.

— Бог мой, точно, ни убавить ни прибавить.

Питт костяшками постучал по карте.

— Ставлю свою „Изотта-фраскини“ против твоего „Бронко“, что там мы и найдем Лорен.

— Ты уже выиграл.

— Отправляйся в аэропорт НПМА и закажи реактивный „Лир“. Я свяжусь с адмиралом и объясню, зачем мы летим в Новый Орлеан.

Джордино уже направлялся к двери.

— Когда приедешь туда, самолет будет готов к вылету, — сказал он через плечо.

Питт торопливо поднялся по лестнице в свою квартиру и бросил в сумку кое-что из одежды. Открыл оружейный шкаф и взял старый автоматический револьвер „Кольт Томпсон“, серийный номер 8545, две обоймы с патронами 45-го калибра и все это положил в футляр от скрипки. Потом взял телефон и позвонил в кабинет Сандекера.

Назвался личной секретарше адмирала, и та соединила его.

— Адмирал?

— Дирк?

— Думаю, я знаю, где баржа.

— Где?

— В дельте реки Миссисипи. Мы с Элом летим туда.

— Почему ты считаешь, что в дельте?

— Наполовину догадался, наполовину вычислил, но это наша лучшая нить.

Сандекер поколебался, прежде чем ответить.

— Тебе лучше подождать, — тихо сказал он.

— Подождать? О чем вы говорите?

— Алан Моран потребовал прекратить поиски.

Питт был ошеломлен.

— Какого дьявола?

— Он говорит, что это напрасная трата времени и денег налогоплательщиков, потому что Винс Марголин мертв.

— Моран сволочь.

— Он демонстрирует одежду Марголина, в которой тот исчез.

— Но все равно нужно думать о Лорен.

— Моран говорит, она тоже мертва.

Питт почувствовал, что словно погружается в зыбкий песок.

— Проклятый лжец!

— Может, и так, но, если он прав насчет Марголина, ты порочишь следующего президента Соединенных Штатов.

— В тот день, когда этот подлец принесет присягу, я откажусь от гражданства.

— Вероятно, не ты один, — мрачно сказал Сандекер. — Но твои личные чувства не меняют ситуацию.

Питт был непреклонен.

— Из Луизианы позвоню.

— Я надеялся, что ты так скажешь. Оставайся на связи. Я здесь буду делать все, что смогу.

— Спасибо, старый мошенник.

— Шевелись. И скажи Джордино, чтобы перестал красть мои сигары.

Питт улыбнулся и повесил трубку. Он закончил сборы и торопливо вышел из ангара. Через три минуты у него дома зазвонил телефон. В двухстах милях от него Сал Касио с пепельным лицом в отчаянии напрасно ждал ответа.

Глава 67

Днем в десять минут первого Алан Моран прошел по главному коридору Капитолия, спустился по узкой лестнице и добрался до далекого кабинета, который держал для своих личных нужд.

Большинство людей его положения постоянно окружены помощниками, но Моран предпочел пойти в одиночестве, чтобы не отвлекали пустые разговоры.

У него всегда был осторожный вид антилопы, которая высматривает хищников на африканских равнинах. Глаза без выражения — такие бывают у тех, чья единственная страсть — власть, власть, полученная любыми способами и любой ценой. Чтобы достичь престижного положения в конгрессе, Моран старательно поддерживал свой имидж. В общественной жизни он был ревностным верующим, настоящим олицетворением дружелюбного застенчивого человека с теплым чувством юмора, соседа с вашей улицы, всегда готового одолжить газонокосилку; выходца из бедной семьи, всего добившегося своим трудом.

Но его частная жизнь была прямо противоположной. Тайный атеист, он смотрел на своих избирателей и вообще на людей как на невежественный сброд, который позволительно использовать к своей выгоде. Никогда не женившийся, не имея близких друзей, он жил скромно, как монах под епитимьей, в маленькой съемной квартире. Каждый доллар сверх средств к самому скромному существованию шел в его тайную корпорацию в Чикаго, где добавлялся к полученному от нелегальных вкладов, взяток и других видов коррупции.

Эти деньги использовались для усиления его влияния и власти, и постепенно политические услуги и влияние привязывали к его фалдам все больше мужчин и женщин, занимающих высокое положение в бизнесе и правительстве.

В кабинете Морана, когда он вошел, сидели Дуглас Оутс, Сэм Эммет, Мартин Броган и Джесс Симмонс, недавно освобожденный из-под домашнего ареста. Все встали, и он занял место за столом. В нем ощущалось самодовольство, очевидное посетителям. Он вызвал их на свою частную территорию, им пришлось подчиниться.

— Спасибо, что встретились со мной, господа, — сказал он с фальшивой улыбкой. — Полагаю, вы знаете, для чего приглашены.

— Обсудить ваше возможное назначение на пост президента, — ответил Оутс.

— Не возможное, — ядовито сказал Моран. — Сегодня в семь вечера сенат начнет суд над президентом. Поскольку я следующий в очереди преемников президента, я считаю своим священным долгом немедленно принести присягу и принять на себя ответственность за излечение ран, нанесенных предыдущим пагубным правлением.

— А вы не торопитесь? — спросил Симмонс.

— Нисколько, если это означает предупредить дальнейший вред.

Оутс, казалось, сомневался.

— Кое-кто истолкует ваши действия — по крайней мере, пока не будет должным образом доказано, что вице-президент Марголин мертв, — как попытку незаконно захватить власть, особенно учитывая ваши старания лишить власти президента.

Моран посмотрел на Оутса и перевел взгляд на Эммета.

— У вас одежда вице-президента, найденная в реке.

— Лаборатория ФБР идентифицировала одежду как принадлежащую Марголину, — подтвердил Эммет. — Но нет признаков того, что она две недели провела в воде.

— Вероятно, ее выбросило на берег, и она просохла.

— Вы говорили, что рыбак, который принес ее вам, утверждал, будто выловил ее в Потомаке.

— Вы директор ФБР, — разгневанно ответил Моран. — Вам и разбираться в этом. Я здесь не на суде.

— Возможно, в интересах всех присутствующих было бы лучше продолжить поиски Марголина, — тихо сказал Оутс.

— Полностью согласен, — подхватил Броган. — Нельзя считать его мертвым, пока не найдено тело.

— Несомненно, возникнет множество вопросов, — согласился Мерсье. — Например, как он умер.

— Очевидно, утонул, — ответил Моран. — Вероятно, вместе с „Орлом“.

— К тому же, — продолжал Мерсье, — вы так и не объяснили, каким образом вы с Маркусом Ларимером спаслись с „Орла“ и отправились рыбачить на еще не названный курорт на Карибском море.

— Я с радостью отвечу на вопросы комитета конгресса по расследованию, — сказал Моран. — Но не здесь и не перед людьми, явно настроенными против меня.

— Вы должны понять, что, несмотря на ошибки президента, мы верны ему, — сказал Оутс.

— Ни минуты не сомневался, — ответил Моран. — Поэтому и созвал вас сегодня утром. Через десять минут после голосования сената я принесу присягу в качестве президента. И моим первым официальным шагом станет объявление о вашей отставке или увольнении; выбор за вами. Сегодня, еще до полуночи, вы все перестанете работать на правительство Соединенных Штатов.

Узкая мощеная дорога петляла между холмами, круто спускаясь к Черному морю. На заднем сиденье „кадиллака“ сидел Владимир Полевой и читал последний отчет Алексея Лугового. Время от времени он поднимал голову и смотрел на заходящее солнце.

Где бы ни появлялся лимузин, он привлекал всеобщее внимание. Собранный вручную, с отделанным дорогой древесиной салоном, с цветным телевизором, с опускающейся перегородкой, с музыкальной стереосистемой, он был заказан Полевым под предлогом изучения его технологии. Вскоре после получения Полевой стал использовать его для личных нужд.

Длинная машина поднималась по лесистому склону холма, пока не остановилась перед деревянными воротами в высокой кирпичной стене.

Офицер в форме отдал честь главе КГБ и нажал на запор. Ворота неслышно распахнулись, за ними открылся полный цветов сад, машина проехала и остановилась у просторного одноэтажного дома, построенного в современном западном стиле.

Полевой поднялся по круглым каменным ступеням и вошел в вестибюль, где его встретил секретарь президента Антонова и проводил к столу и стульям на террасе, выходящей на море.

Немного погодя появился Антонов в сопровождении хорошенькой служанки, которая несла поднос с копченым лососем, икрой и ледяной водкой.

Антонов был как будто в хорошем настроении, он небрежно присел на металлические перила, ограждающие террасу.

— У тебя прекрасная новая дача, — сказал Полевой.

— Спасибо. Ее спроектировала французская архитектурная фирма. И не спросила с меня ни рубля. Конечно, в Госкомстрое дачу не утвердили бы. Слишком буржуазная. Но какого дьявола? Времена меняются.

Он резко сменил тему.

— Что нового в Вашингтоне?

— Президент будет смещен со своего поста.

— Когда?

— Завтра к этому времени.

— Никаких сомнений?

— Нет.

Антонов взял свой стакан с водкой и осушил его; девушка немедленно снова наполнила. Полевой подозревал, что эта девушка не только наливает водку главе Советского Союза.

— Где мы ошиблись, Владимир? — спросил Антонов. — Может, мы хотели достичь многого слишком быстро?

— Никто не может предугадать действия американцев. Они ведут себя совершенно непредсказуемо.

— Кто будет новым президентом?

— Алан Моран, спикер палаты представителей.

— Сможем мы с ним работать?

— Мои источники говорят, что он хитер, но его можно убедить.

Антонов смотрел на маленькую рыбацкую лодку далеко в море.

— Если бы пришлось выбирать, я бы предпочел Морана вице-президенту Марголину.

— Несомненно, — согласился Антонов. — Марголин убежденный враг коммунистического общества, он верит в превосходство американской военной машины над нашей.

— Могут ли наши люди что-нибудь сделать, негласно, конечно, чтобы помочь Морану попасть в Белый дом?

Полевой покачал головой.

— Слишком велик риск разоблачения и усиления враждебной пропаганды.

— А где Марголин?

— По-прежнему в руках Бугенвилей.

— Есть ли вероятность, что старая восточная сука выпустит его, чтобы помешать Морану?

Полевой беспомощно пожал плечами.

— Кто ее знает?

— А ты, Владимир, что бы сделал на ее месте?

Полевой задумчиво помолчал, потом сказал:

— Я бы договорился с Мораном, что избавлю его от Марголина.

— У Морана хватит смелости принять такое предложение?

— Если бы между тобой и властью над сверхдержавой стоял один человек, к тому же находящийся в очень уязвимом положении, как бы ты поступил?

Антонов громко рассмеялся, вспугнув птиц по соседству. Птицы улетели.

— Ты читаешь меня как открытую книгу, дружище. Я понимаю твою точку зрения. Я, без сомнения, удалил бы его.

— Американские средства массовой информации сообщают, что Моран утверждает, будто Марголин утонул.

— Значит, у твоей теории надежное основание, — сказал Антонов. — Может, старуха Стальной Лотос все-таки принесет нам пользу.

— По крайней мере, нам сделка с ней ничего не стоила.

— Кстати о цене: что с золотом?

— Адмирал Борчавский начал подъем. Обещает в течение трех недель поднять все слитки.

— Хорошая новость, — сказал Антонов. — А что с доктором Луговым? Мы сможем продолжать проект после отстранения президента от власти?

— Сможем, — ответил Полевой. — В голове президента огромные знания о тайнах Соединенных Штатов. Луговой должен еще получить их.

— В таком случае пусть проект продолжается; представь Луговому список политиков и военных, кого мы хотели бы использовать. Все американские лидеры, оставляющие должность, выступают советниками; у них большой опыт, даже если руководство было неудачным. У капиталистов короткая память. Знания, которыми располагает президент и которые только еще должны получить его преемники, для нас большая ценность. Но на этот раз мы проявим терпение и не станем спешить. Мозг президента может оказаться гусыней, целые десятилетия несущей нашей разведке золотые яйца.

Полевой поднял стакан.

— За нашего лучшего тайного агента.

Антонов улыбнулся.

— Пусть работает подольше.

* * *

За полмира от них Реймонд Эджли сидел у консоли и читал распечатку. Он поднял очки и потер покрасневшие глаза. Несмотря на усталость, в нем чувствовалась большая нервная энергия. Пробудилось чувство соперничества. Возможность опередить достойного противника в психологических играх уничтожала всякую мысль о сне.

Доктор Гарри Гринберг, тоже известный психолог, закурил длинную, изогнутую глиняную трубку. Пробудив к жизни желтую, в пятнах, головку трубки, он мундштуком показал на записывающий аппарат.

— Ждать дольше бессмысленно, Рей. Я убежден, что у нас достаточно данных для переключения.

— Не хочу торопиться, пока не буду уверен, что мы сможем перехитрить Алексея.

— Действуй, — сказал Гринберг. — Довольно ждать. Сделай это.

Эджли посмотрел на свою команду из десяти психологов.

Все выжидательно смотрели на него. Он кивнул.

— Ладно. Всем приготовиться к переключению с президентского имплантата на наш центральный компьютер.

Гринберг обошел комнату, коротко переговорил со всеми, вторично проверил все процедуры. Три человека сидели у консоли компьютера, держа руки на клавишах. Остальные следили за экранами и поступающими данными.

Сжав в руке носовой платок, Гринберг стоял за одним из психологов, чуть сбоку.

— Ни в коем случае нельзя прервать ход его мыслей или вмешаться в ту минуту, когда Луговой отдает указания, — предостерег Гринберг.

— Я понимаю, — ответил Эджли, не отрывая взгляда от экрана, передающего запись мыслей. — Нам к тому же нужно точно учесть его сердечный ритм и остальные функции организма.

Программист ввел команду и ждал. Все ждали, глядя на пустой экран, которому предстояло показать успех или неудачу. Шли минуты, все молчали, слышалось только негромкое гудение оборудования: компьютер отсчитывал миллисекунды до принятия команды.

Неожиданно на экране вспыхнула надпись:

ПЕРЕКЛЮЧЕНИЕ СВЯЗИ ЗАВЕРШЕНО.

Все с облегчением вздохнули и заговорили, пожимая друг другу руки, как в центре управления НАСА после успешного запуска.

— Думаешь, Алексей купится? — спросил Эджли.

— Не волнуйся. Он ничего не заподозрит. Самолюбие никогда не позволит Алексею Луговому подумать, что кто-то может его перехитрить. — Гринберг помолчал, выпуская кольцо дыма. — Он проглотит все, что мы ему скормим, и отправит в Москву, решив, что это божий дар для его шпионажа.

— Надеюсь, — сказал Эджли, вытирая мокрый лоб. — Следующий шаг — перевод президента в госпиталь Уолтера Рида и извлечение имплантата.

— Всему свой черед, — сказал Гринберг, доставая бутылку шампанского. Один из сотрудников раздавал бокалы. Хлопнула пробка, и полилось вино. Гринберг подставил бокал.

— За дока Эджли, — с улыбкой сказал он, — который только что отбросил КГБ на десять лет в прошлое.

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ „СТОУНУОЛЛ ДЖЕКСОН“

Глава 68

13 августа 1989 года Новый Орлеан, Луизиана

Питт большую часть дня дремал, а самолет вел Джордино. Солнце ярко светило, когда они снизились над сине-зелеными водами озера Пончартрейн и нацелились на маленький аэродром, выступающий из берега Нового Орлеана. Аквамариновый реактивный самолет НПМА коснулся асфальта полосы и остановился возле вертолета с надписью „Дельта ойл лтд.“ на борту.

Из стоявшей поблизости машины вышел человек в легком костюме из полосатой ткани и пошел к ним. Когда Питт выбрался из кабины „Лира“, человек снял темные очки и подал руку.

— Мистер Питт? — спросил он, сверкнув зубами на загорелом лице.

— Я Питт.

— Клайд Гриффин, ФБР, спецагент, начальник луизианского отделения.

На землю спустился Джордино, и Питт представил его.

— Чем можем быть полезны, мистер Гриффин?

— Директор Эммет просил меня официально заявить, что Бюро не может оказывать поддержку вашим поискам.

— Я не просил о помощи, — сказал Питт.

— Я сказал „официально“, мистер Питт. — Белые зубы сверкнули в широкой улыбке. — А неофициально… сегодня воскресенье. Директор разрешил всем агентам сегодня заниматься своими делами. В моем распоряжении восемь человек, которые считают, что ваше дело важнее их партий в гольф.

— Эммет дал благословение?

— Только не для протокола, он сказал, что, если мы очень быстро не найдем вице-президента, он даст мне такого пинка, что я очень долго не смогу сесть за пианино.

— Наш человек, — сказал Джордино.

— Вам известно, что мы ищем? — спросил Питт.

Гриффин кивнул.

— Речную баржу. Мы уже проверили примерно двести барж между этим местом и Батон-Ружем.

— Вы искали на севере. Я считаю — нужно на юге.

Гриффин с сомнением смотрел в землю.

— Большинство приходящих фрейтеров и танкеров разгружаются у городских причалов. Потом буксиры перетаскивают грузы на север. Мало барж ходят южнее, только те, что вывозят в океан мусор и отходы.

— Тем больше причин поискать там.

Гриффин приглашая показал на вертолет.

— Мои люди ждут в машинах вдоль реки. Мы сможем руководить ими с воздуха.

— „Дельта ойл“ — хорошее прикрытие? — спросил Питт.

— Вертолет нефтяной компании в этих местах дело обычное, — ответил Гриффин. — Вертолеты часто перевозят людей и припасы на далекие буровые вышки и трубопроводы. Никто не обращает на них внимания.

Питт, извинившись, вернулся в кабину самолета НПМА и минуту спустя появился с футляром от скрипки. Потом сел в вертолет и познакомился с пилотом, стройной блондинкой с сонными глазами и низким голосом, говорившей с южным акцентом. Питт ни за что не принял бы ее за агента ФБР (а она была агентом, хотя и не соответствовала своему прозвищу — Тощая Хоган).

— Вы в полете играете на скрипке? — с любопытством спросила Хоган.

— Это помогает мне не бояться высоты, — с улыбкой ответил Питт.

— У нас всякое бывает, — пробормотала Хоган.

Все пристегнули ремни, Хоган подняла вертолет и, прежде чем повернуть на юг, пролетела над городом.

По Сент-Чарльз-авеню шел маленький зеленый трамвай; рельсы блестели, когда на них сквозь древесную листву падали солнечные лучи. Питт легко мог разглядеть массивную белую крышу Супердоума,[98] самого большого спортивного сооружения такого рода в мире. Справа от них теснились дома и уходили назад узкие улочки Французского квартала, зеленая трава Джексон-сквер и шпили собора Святого Людовика. И наконец они полетели над мутными сине-зелеными водами реки Миссисипи.

— Вот он, — провозгласила Хоган. — Старик, Великая река слишком густая, чтобы пить, и слишком жидкая, чтобы пахать.

— Бывали здесь? — спросил Гриффин Питта.

— Несколько лет назад искал затонувшие корабли времен Гражданской войны — в шестидесяти милях ниже по реке у Плакмин-Париш.[99]

— Я знаю этот маленький ресторан в приходе…

— Я тоже. Там подают отличные устрицы из залива на половинках раковины. Обязательно спросите у Тома особый острый перечный соус его мамы. С устрицами просто фантастика.

— Да, вы тут не новичок.

— Стараюсь.

— Представляете, где может прятаться баржа?

— Обращайте внимание на открытые причалы и склады, которые кажутся заброшенными или мало используемыми, но хорошо защищены большим количеством охранников, высокими заборами и, может быть, собаками. Баржа, ржавая и полуразбитая, должна быть поблизости. Мое предположение — где-то между Чалметтой и Пайлоттауном.

— В Пайлоттаун можно попасть только по воде, — сказал Гриффин. — Шоссе через дельту заканчивается в десяти милях от него, у города, который называется Венеция.

— Признаю свою ошибку.

Они замолчали; река под ними разлилась почти на четыре километра между большими дамбами, защищающими землю от наводнений. На узкой полосе за дамбами виднелись фермы, стада коров и рощи апельсиновых деревьев, а дальше начинались болота. Пролетели над Порт-Салфером, большие причалы которого вытянулись вдоль западного берега. Над плоской отравленной землей на пятьдесят футов поднимались горы желтой серы.

За следующие полчаса прошли три ложные тревоги. В нескольких милях ниже Порт-Салфера увидели заброшенную консервную фабрику с двумя стоящими рядом баржами. Гриффин по радио связался с агентами, которые двигались по западному берегу вслед за вертолетом. Быстрый обыск показал, что здание пустует, а на баржах только трюмная вода и ил.

Продолжили полет на юг, над обширными болотами и извилистыми проливами, приближаясь к заливу; заметили пасущихся оленей, много крокодилов, греющихся на солнце в грязи, и небольшое стадо коз, которые равнодушно смотрели на пролетающий вертолет.

Вверх по реке шел большой фрейтер, носом он резал волну, поднятую течением. На корме реял красный флаг с серпом и молотом.

— Русский, — заметил Питт.

— Из пяти тысяч кораблей, которые за год приходят в Новый Орлеан, большой процент советских, — сказал Гриффин.

— Хотите посмотреть, что на той барже? — спросила Хоган, показывая.

— Да, садитесь за той драгой на восточном берегу.

Гриффин кивнул.

— Мы проверим ее сами.

Хоган мотнула светлой гривой.

— Высажу вас на дамбе.

Она искусно посадила вертолет на гравийную дорогу, проходящую по верху дамбы. Три минуты спустя Гриффин по скрипучим сходням поднялся на баржу. Еще через три минуты он вернулся и пристегнулся к сиденью.

— Не повезло? — спросил Питт.

— Нет. Старая лохань наполовину заполнена соляркой. Наверно, на ней заправляли драгу.

Питт взглянул на часы. Два тридцать. Время уходит. Еще несколько часов, и Моран принесет президентскую присягу. Питт сказал:

— Продолжим шоу.

— Слышу, — сказала Хоган, подняла вертолет, резко накренила, и они снова оказались над рекой; Джордино проверил, цел ли его желудок.

Еще восемь миль, и их постигла новая неудача: возле навеса, под которым ремонтировали корабли, они заметили подозрительную баржу. Быстрый обыск, проведенный наземной командой, показал, что все здесь давно заброшено.

Пролетели мимо рыбацких городков Эмпайр и Бурас.

Неожиданно за поворотом им открылась картина из золотых времен реки, красочная, живописная и почти забытая. Длинный белый корпус, бока цвета красного вина, столб дыма над палубой — носом к западному берегу стоял колесный пароход.

— Тени Марк Твена, — сказал Джордино.

— Красавец, — подхватил Питт, восхищаясь резьбой многоэтажной надстройки.

— „Стоунуолл Джексон“,[100] — объяснил Гриффин. — Этому аттракциону семьдесят лет.

С парохода на берег был спущен трап, а на берегу высилась старая кирпичная крепость в форме пятиугольника. У крепости море машин, а в самой крепости, на плацу и на стенах множество людей. На соседнем поле над двумя рядами людей, которые как будто стреляли друг в друга, плыло синее облако дыма.

— Что за праздник? — спросил Джордино.

— Реконструкция войны между штатами, — ответила Хоган.

— Не понимаю.

— Воспроизведение исторической битвы, — объяснил Питт. — Такое хобби есть у многих: надевают мундиры времен Гражданской войны, нацепляют знаки различия подлинных частей. Мундиры — точное подобие, и стреляют из восстановленного или даже оригинального оружия. Я был на таком представлении в Геттисберге. Очень красочно, почти как на самом деле.

— Жаль, нельзя остановиться и посмотреть, — сказал Гриффин.

— Плакмин-Париш — настоящая сокровищница истории, — заметила Хоган. — Звездообразное сооружение, возле которого они разыгрывают битвы, называется Форт-Джексон. Форт Сент-Филип, точнее, то, что от него осталось, — напротив через реку. Здесь адмирал Фаррагут из армии янки в 1862 году напал на форты и захватил Новый Орлеан.

Неожиданно Хоган собралась и стала всматриваться через стекло кабины. Не больше чем в двух милях отсюда к старому деревянному причалу было привязано носом вниз по течению судно; за причалом располагался большой металлический склад.

За кормой судна стояли баржа и буксир.

— Возможно, это оно, — сказала Хоган.

— Можете прочесть название? — спросил с пассажирского сиденья Питт.

Хоган на мгновение убрала левую руку с приборов и заслонила глаза.

— Похоже на… нет, это город, над которым мы только что пролетели.

— Какой город?

— Бурас.

— Возможно. Дьявольщина, — с торжеством в голосе сказал Питт, — это оно и есть!

— На корабле не видно команды, — заметил Гриффин. —Вот ваш высокий забор вокруг всего участка, но не вижу охраны и собак. Кажется, все очень спокойно.

— Я бы не ставил на это, — сказал Питт. — Продолжайте лететь вниз по реке, Тощая, пока нас не видно. Потом поверните назад за западной дамбой и посадите рядом с вашими людьми в машинах.

Хоган еще пять минут летела прежним курсом, потом сделала большой полукруг к северу и посадила машину на школьном футбольном поле. Приземления вертолета ждали две машины, набитые агентами ФБР.

Гриффин повернулся на сиденье к Питту.

— Я со своей командой войду через передние ворота, которые ведут на разгрузочный причал. Вы и Джордино оставайтесь с Хоган, будете наблюдать с воздуха. Похоже, нас ждет обычная операция.

— Обычная операция? — ядовито повторил Питт. — Подходите к воротам, показываете свой блестящий значок ФБР, и все перед вами склоняются? Ничего подобного. Эти люди убивают так, как мы с вами прихлопываем москитов. Пойдете открыто — напроситесь на разбитую голову. Умнее подождать и вызвать подкрепление.

Лицо Гриффина ясно говорило, что он не любит, когда ему указывают, как проводить операции. Не обращая внимания на Питта, он стал давать указания Хоган:

— Дайте нам две минуты, чтобы добраться до ворот, потом поднимайтесь и кружите над складом. Настройтесь на частоту нашего полевого штаба и доложите об операции. И пусть передадут наше сообщение в бюро в Вашингтоне.

Он вышел и сел в первую машину. Машины по еле видной дороге, ведущей к причалу Бугенвилей, обогнули школьный спортивный зал и исчезли за дамбой.

Хоган подняла вертолет и включила радиопередатчик.

Пересев в кресло второго пилота, Питт наблюдал, как Гриффин и его люди приближаются к высокой решетчатой ограде вокруг причала и склада. С растущей тревогой он увидел, как Гриффин вышел из машины и направился к воротам, но никто как будто ему не препятствовал.

— Что-то происходит, — сказала Хоган. — Баржа и буксир снимаются с места.

Она была права. Буксир начал отходить от причала, тупым носом толкая баржу перед собой.

Питт схватил запасной шлем с микрофоном.

— Гриффин! — крикнул он. — Баржа уходит. Оставьте судно и склад, возвращайтесь на дорогу и начинайте преследование.

— Слышу, — ответил Гриффин.

Неожиданно на судне распахнулись двери, на палубе появились люди и стали снимать брезент с двух пулеметных установок на носу и на корме. Ловушка захлопнулась.

— Гриффин! — закричал в микрофон Питт. — Уходите! Ради бога, уходите!

Предупреждение запоздало. Гриффин прыгнул в первую машину, которая понеслась в безопасность, за дамбу, но 20-миллиметровый пулемет „Эрликон“ уже начал сеять свой смертоносный град. Пули рвали сильно накренившуюся машину, разбивали стекла, пробивали тонкий корпус, как картон, рвали плоть и кости сидящих внутри. Задняя машина остановилась, из нее на землю выпали тела, одни лежали неподвижно, другие пытались найти укрытие. Гриффин и его люди успели перебраться через вершину дамбы, но все были тяжело ранены.

Питт раскрыл скрипичный футляр, просунул ствол „Томпсона“ в боковое окно и принялся стрелять по пулемету на носу „Бураса“.

Хоган поняла, что он делает, и наклонила вертолет, чтобы дать ему лучший угол стрельбы. Люди на палубе падали, не понимая, откуда по ним стреляют.

Пулеметчики на корме были внимательнее. Они отвернули „Эрликон“ от Гриффина и его агентов и начали стрелять в небо. Хоган сделала смелую попытку уйти от огня, и очередь прошла не в футах, а в дюймах от корпуса вертолета. Хоган вела вертолет над кораблем так, словно он зачарованный, а односторонняя дуэль продолжалась.

Но вот пулеметчики изменили траекторию, и пули попали в машину. Питт закрыл рукой лицо, защищая глаза: ветровое стекло разлетелось на мелкие кусочки.

Пули со стальными наконечниками рвали тонкий алюминиевый фюзеляж и двигатель.

— Ничего не вижу, — поразительно спокойным голосом сказала Хоган.

Лицо ее было алым от порезов, кровь со лба текла в глаза, мешая видеть.

Если не считать нескольких царапин на руке, Питт был невредим.

Он передал автомат Джордино, который оторванным рукавом обматывал рану на голени. Вертолет терял скорость и быстро снижался к воде посреди реки. Питт взял у Хоган руль и резко отвернул от неожиданного шквала огня с буксира.

На барже из рубки появились десятки людей и стреляли по поврежденному вертолету из автоматов.

Из двигателя текло горючее, лопасти винта бешено дрожали. Питт сбросил газ, чтобы не дать вертолету падать слишком быстро. Приборную панель перед ним пули разбили вдребезги. Он вел безнадежный бой; дольше держать машину в небе было невозможно. Движение вперед исключалось, контроль за боковыми движениями он терял.

На земле за дамбой Гриффин в бессильном гневе стоял на коленях, прижимая к груди разорванное запястье и глядя, как сражается вертолет, словно огромная подбитая птица. Фюзеляж был так изрешечен пулями, что невозможно было поверить, что внутри еще кто-то жив.

Он видел, как медленно умирал вертолет, таща за собой длинный шлейф дыма; едва перевалив через деревья на берегу, он скрылся из виду.

Глава 69

Сандекер сидел в кабинете Эммета в ФБР и жевал окурок сигары; он не знал, что и думать. Броган нервно колыхал в чашке давно остывший кофе.

Вошел генерал Меткалф и сел.

— Вы похожи на несущих гроб, — сказал он с деланной жизнерадостностью.

— Разве на самом деле не так? — спросил Броган. — Как только сенат примет решение, нам останется только устроить поминки.

— Я только что из приемной сената, — сказал Меткалф. — Секретарь Оутс собирает членов президентской партии и призывает их держаться.

— Каковы его шансы? — спросил Сандекер.

— Нулевые. Сенату остались формальности. Через четыре часа все будет кончено.

Броган с отвращением покачал головой.

— Я слышал, Моран уже пригласил председателя верховного суда О’Брайена, чтобы тот принял у него присягу.

— Этот скользкий ублюдок не теряет ни секунды, — пробормотал Эммет.

— Есть новости из Луизианы? — спросил Меткалф.

Эммет отрицательно покачал головой.

— Уже час ничего нет. В последнем сообщении моего агента, возглавляющего операцию, говорилось, что они нашли перспективное место.

— Есть какие-то конкретные причины считать, что Марголина прячут в дельте?

— Только пальцем в небо — догадка моего руководителя отдела особых проектов, — ответил Сандекер.

Меткалф посмотрел на Эммета.

— Что вы предпринимаете против Бугенвилей?

— Этим делом занимается свыше пятидесяти агентов.

— Вы можете их арестовать?

— Напрасная трата времени. Через час Мин Корио и Ли Тонг снова выйдут на свободу.

— Должно быть достаточно улик.

— Нет ничего такого, за что смог бы ухватиться генеральный прокурор. Большинство их незаконных операций проводится за нашими границами, в странах третьего мира, которые не слишком дружелюбно к нам относятся…

Зазвенел телефон.

— Эммет.

— На связи агент Гудман, сэр.

— В чем дело, Гудман?

— Со мной связался агент Гриффин из Луизианы.

— Очень вовремя, — нетерпеливо сказал Эммет. — Соединяйте меня.

— Минутку.

Наступило молчание, которое вскоре прервал громкий щелчок, и Эммет услышал чье-то тяжелое дыхание. Он включил громкую связь, чтобы все слышали.

— Гриффин, говорит Сэм Эммет, вы меня слышите?

— Да, сэр, слышу хорошо. — В голосе звучала боль. — Мы столкнулись… с неприятностями.

— Что случилось?

— Мы нашли грузовой корабль Бугенвилей рядом с баржей и буксиром в семидесяти милях ниже Нового Орлеана. Прежде чем мы смогли войти и провести обыск, нас обстреляли из тяжелых пулеметов с судна. Все ранены… Двое убиты, семеро ранены, я тоже. Это была бойня.

Говоривший закашлялся, и на несколько секунд воцарилась тишина. Когда голос послышался снова, он звучал гораздо слабее.

— Простите, что не позвонил раньше, но нашу связь разбило пулями, и мне пришлось идти две мили, чтобы найти телефон.

На лице Эммета появилось сочувственное выражение. Мысль о раненом, который в жару, теряя кровь, шел две мили, взломала его обычно отбивающую все переживания оболочку.

Сандекер наклонился к Эммету.

— Что с Питтом и Джордино?

— Люди из НПМА и один из моих агентов летели в вертолете, — ответил Гриффин. — Вертолет обстреляли, и он упал где-то выше по реке. Сомневаюсь, что там кто-нибудь выжил.

Сандекер отступил с помертвевшим лицом.

Эммет наклонился к микрофону.

— Гриффин?

Единственным ответом было какое-то невнятное бормотание.

— Гриффин, послушайте. Вы можете продолжать?

— Да, сэр… попытаюсь.

— Баржа… что с баржей?

— Ее увел буксир.

— Куда?

— Вниз по реке… последний раз ее видели идущей к Голове проходов.

— Голова проходов. Что это?

— Место, где река разделяется на три русла, ведущих в море, — объяснил Сандекер. — Южный проход, Юго-Западный проход и проход Лотре. Большая часть движения осуществляется через первые два.

— Гриффин, давно баржа ушла?

Ответа не было, не было и сигнала отбоя — вообще никакого звука.

— Думаю, он потерял сознание, — сказал Меткалф.

— Помощь идет. Слышите, Гриффин?

По-прежнему никакого ответа.

— Зачем вести баржу в море? — вслух удивился Броган.

— Не вижу никаких причин, — ответил Сандекер.

На столе Эммета зазвонил внутренний телефон.

— Срочно вызывают адмирала Сандекера, — сказал Дон Миллер, заместитель Эммета.

Адмирал поднял голову.

— Вызывают вас, адмирал. Если хотите, можете поговорить в приемной.

Сандекер поблагодарил и вышел в приемную, где секретарша Эммета показала ему отдельный телефон на пустом столе.

Он нажал мигающую белую кнопку.

— Говорит адмирал Сандекер.

— Минутку, сэр, — отозвался знакомый голос главного оператора штаб-квартиры НПМА.

— Алло?

— Сандекер слушает. Кто говорит?

— Вы крепкий орешек, адмирал: никак не расколешь. Если бы я не сослался на Дирка Питта, ваша секретарша ни за что меня не соединила бы.

— Кто говорит? — снова спросил Сандекер.

— Меня зовут Сал Касио. Я с Дирком работаю над делом Бугенвилей.

Десять минут спустя, возвращаясь в кабинет Эммета, Сандекер выглядел потрясенным и ошеломленным. Броган сразу почувствовал: что-то неладно.

— В чем дело? — спросил он. — На вас словно напал банши.

— Баржа, — тихо сказал Сандекер. — Бугенвили договорились с Мораном. Они отводят баржу в море, чтобы затопить.

— О чем вы?

— Лорен Смит и Винс Марголин приговорены к смерти, чтобы Алан Моран смог стать президентом. Баржа станет их могилой на глубине в семьдесят сажен.

Глава 70

— Есть признаки преследования? — спросил лоцман, управляя рулем с изяществом дирижера оркестра.

Ли Тонг отошел от открытого окна рубки и опустил бинокль.

— Ничего, кроме необычного черного дыма в двух или трех милях за кормой.

— Вероятно, горит нефть.

— Но он как будто движется за нами.

— Это иллюзия. Река играет в странные игры со зрением. То, что кажется милей, на самом деле четыре. Огни совсем не то, чем должны быть. Когда приближаешься к судну в канале, оно вдруг исчезает. Да, река может одурачить, особенно когда она в игривом настроении.

Ли Тонг снова посмотрел на проток. Он научился пропускать мимо ушей бесконечные рассуждения лоцмана о Миссисипи, но восхищался его искусством и опытом.

Капитан Ким Пуйон давно служит лоцманом в „Морских перевозках Бугенвиль“, но сохранил суеверность азиата. Не отрывая взгляда от протоки и идущей впереди баржи, он искусно управлял четырьмя двигателями мощностью двенадцать тысяч лошадиных сил и четырьмя передними и шестью задними рулями. Внизу на полную мощность работали могучие дизели, толкая баржу со скоростью почти шестнадцать миль в час, натягивая тросы, соединяющие суда.

Они миновали застрявший шведский нефтяной танкер, и Ли Тонг напрягся, когда буксир и баржа миновали отмель.

— Сколько еще до глубокой воды?

— За десять миль отсюда мы вышли с пресной воды на соленую. Еще через пятьдесят минут минуем прибрежные отмели.

— Ищите исследовательское судно. Красный корпус и британский флаг.

— Затопив свое судно, мы захватим английское? — удивился Пуйон.

— Это бывший норвежский торговец, — объяснил Ли Тонг. — Я купил его семь лет назад и переделал в наше исследовательское судно — отличная маскировка, чтобы дурачить таможенников и береговую охрану.

— Будем надеяться, это одурачит тех, кто за нами гонится.

Ли Тонг хмыкнул.

— Почему бы нет? Американцам, которые будут о нас спрашивать, скажут — с лучшим английским акцентом, какой можно купить за деньги, — что мы задержаны и сидим под замком. Но задолго до того, как исследовательское судно придет в Новый Орлеан, вы, я и весь наш экипаж исчезнем.

Пуйон показал:

— Это огни Порт-Идса. Скоро будем на открытой воде.

Ли Тонг кивнул с мрачным удовлетворением.

— Если нас не смогут остановить сейчас, не остановят вообще: будет поздно.

Генерал Меткалф, рискуя своей долгой безупречной карьерой, не обратил внимания на угрозы Морана и объявил боевую тревогу по всем штатам Мексиканского залива. С военно-воздушной базы Эглин и военно-морской базы Хелберт-Филд во Флориде в воздух поднялись истребители и двинулись на запад корабли группы специального назначения, а с авиационной базы Корпус-Кристи в Техасе на восток полетели боевые эскадрильи.

Меткалф и Сандекер переехали в Пентагон, чтобы руководить операцией из командного центра. Машина была приведена в действие, и им оставалось только выслушивать отчеты и смотреть на огромную аэрофотокарту, которую проектор воспроизводил на экране.

Меткалф не мог скрыть свои дурные предчувствия. Он стоял, в тревоге потирая ладони, и смотрел на огоньки на карте, обозначавшие передвижение частей: самолеты сходились в круге, обозначенном красным.

— Сколько до прибытия первого самолета? — спросил Сандекер.

— Десять минут. Самое большее — двенадцать.

— А сухопутные части?

— Самое раннее — через час, — с горечью ответил Меткалф. — Нас застали врасплох. По соседству нет ни одного военного корабля, кроме атомной подводной лодки в шестидесяти милях в заливе.

— А береговая охрана?

— Один вооруженный катер-спасатель у Гранд-Айленда, он может успеть.

Сандекер посмотрел на фотокарту.

— Сомнительно. До него тридцать миль.

Меткалф платком вытер ладони.

— Ситуация выглядит мрачно, — сказал он. — С воздуха мы бессильны, можем только напугать. Мы не можем приказать самолетам напасть на буксир, не рискуя повредить баржу. Они буквально друг на друге.

— Бугенвиль в любом случае сразу затопит баржу.

— Если бы у нас был в этом районе корабль, мы решились бы на абордаж.

— И освободили Смит и Марголина живыми.

Меткалф опустился в кресло.

— Еще можно успеть. Отряд сил специального назначения должен прибыть на вертолетах через несколько минут.

— После того что случилось с агентами ФБР, их может ждать бойня.

— Это наша последняя надежда, — беспомощно сказал Меткалф. — Если они не смогут их спасти, не сможет никто.

Но первым на сцене появился не реактивный истребитель, а четырехмоторный флотский самолет-разведчик, отозванный из метеорологического патруля. Пилот, парень двадцати пяти лет с мальчишеским лицом, похлопал второго пилота по руке и показал вниз и влево.

— Буксир толкает баржу. Должно быть, то самое, из-за чего такой шум.

— Что нам теперь сделать? — спросил второй пилот, постарше, с густыми рыжими волосами.

— Сообщим радостную новость на базу. Будем надеяться, что там не хотели сохранить это в тайне.

Меньше чем через минуту после передачи сообщения по радио послышался хриплый голос:

— Кто командир самолета?

— Я.

— Кто это — я?

— Вы скажите первый.

— Говорит генерал Клейтон Меткалф, председатель Комитета начальников штабов.

Пилот улыбнулся и указательным пальцем покрутил у виска.

— Вы спятили или это шутка?

— Моя нормальность не обсуждается, и это не шутка. Ваше имя и звание.

— Вы не поверите.

— Это уж мне судить.

— Лейтенант Улисс С. Грант.[101]

— Почему это не поверю? — рассмеялся Меткалф. — Был отличный игрок на третьей базе с таким именем.

— Это мой отец, — удивленно сказал Грант. — Вы его помните?

— Четыре генеральские звезды не дают за плохую память, — сказал Меткалф. — У вас на борту есть телевизионное оборудование, лейтенант?

— Да… да, сэр, — Грант начал запинаться, поняв, с кем в действительности разговаривает. — Мы снимаем грозовые облака для метеорологов.

— Мои офицеры связи дадут вашему оператору координаты частоты для передачи непосредственно в Пентагон. Не выпускайте из виду буксир.

Грант повернулся ко второму пилоту.

— Боже мой, что ты об этом скажешь?

Глава 71

Буксир миновал лоцманскую станцию Южного прохода, последнюю точку мутной Миссисипи, и вышел в открытое море.

Капитан Пуйон сказал:

— До глубоководья тридцать миль.

Ли Тонг кивнул, не отрывая взгляда от самолета метеоразведки.

Потом поднял бинокль и принялся осматривать море. Но увидел только свое якобы исследовательское судно, идущее к ним и находящееся в восьми милях слева.

— Мы их опередили, — уверенно сказал он.

— Они еще могут взорвать нас с воздуха.

— С риском потопить баржу? Не думаю. Они хотят получить вице-президента живым.

— Откуда им знать, что он на борту?

— Они этого не знают; по крайней мере не уверены. Еще одна причина, почему они не станут нападать на невинный буксир, который тащит в море баржу с мусором.

По ступенькам поднялся моряк и заглянул в рубку.

— Сэр, — сказал он, указывая, — вертолет с кормы.

Ли Тонг повернул бинокль туда, куда показывал моряк. Флотский вертолет приближался к буксиру на высоте всего пятнадцати футов над водой.

Ли Тонг нахмурился и сказал:

— Общая тревога.

Моряк козырнул и исчез.

— Военный вертолет? — с тревогой спросил Пуйон. — Он может потопить нас, не задев баржу.

— К счастью, нет. Это десантный вертолет. Вероятно, на нем группа специального назначения. Они хотят высадиться на буксир.

Лейтенант Хомер Доддс высунул голову в боковую дверь вертолета и посмотрел вниз. Оба судна выглядят достаточно мирно, подумал он, когда из рубки вышел моряк и приветственно помахал рукой. Ничего необычного или подозрительного. Оружия, о котором его предупредили, не видно.

Он спросил в микрофон:

— Установили радиоконтакт?

— Мы испробовали все морские частоты в справочнике, но ответа нет, — ответил пилот из каюты.

— Хорошо, зависните над баржей.

— Есть.

Доддс взял рупор и сказал:

— Эй, на буксире! Мы представляем флот США. Сбросьте скорость и остановитесь. Мы поднимемся на борт.

Внизу человек покачал головой, прижимая руки к ушам: показал, что не слышит из-за шума турбин вертолета. Доддс повторил сообщение, и моряк сделал приглашающий жест рукой. Теперь Доддс был достаточно близко, чтобы разглядеть, что это азиат.

Буксир и баржа сбросили скорость и закачались на волнах. Пилот вертолета учел направление и скорость ветра и завис над палубой баржи, готовясь еще больше снизиться, чтобы группа Доддса смогла спрыгнуть с высоты в три-четыре фута.

Доддс повернулся и в последний раз взглянул на своих людей. Подтянутые и закаленные, вероятно, самая подготовленная группа убийц во всем флоте. Единственный отряд из тех, какими приходилось командовать Доддсу, который действительно любил схватки. У всех оружие наготове, и все настроены решительно и готовы ко всему.

Кроме, может быть, полной неожиданности.

Вертолет висел в десяти футах над палубой баржи, когда двери на буксире распахнулись, брезент сорвали с установок, и двадцать человек из экипажа открыли огонь из карабинов „Стейр-манлихер“. В корпус вертолета со всех сторон устремились 223-миллиметровые пули; повалил дым, послышались выкрики.

Доддс и его люди среагировали мгновенно; они срезали всех моряков, которые на мгновение показывались на буксире, но поток пуль заливал внутренности вертолета, как вода из шланга, превращая его в бойню. Спасения не было. Бойцы были беспомощны, словно стояли у стены в тупике.

Звуки сосредоточенного огня заглушали рев турбин вертолета. Пилота убило первым же залпом; снаряд разорвался в кабине, разнеся капот на осколки металла и плексигласа. Вертолет задрожал и резко повернулся на оси.

Второй пилот бился над управлением, но оно отказало.

Появились истребители военно-воздушных сил и мгновенно оценили обстановку. Командир эскадрильи торопливо отдал приказ, нырнул и пролетел над самой кормой буксира, стремясь отвлечь огонь от разбитого, дымящегося вертолета. Но уловка не сработала. Артиллеристы Ли Тонга не обращали внимания на самолет. Раздосадованные приказом не нападать, летчики снижались все больше, и один самолет задел антенну буксира.

Больше не в состоянии держаться в воздухе, израненный вертолет со своим грузом мертвых и раненых наконец отказался от борьбы и упал в море рядом с баржей.

Сандекер и Меткалф сидели потрясенные: они видели картину боя, переданную видеокамерой метеорологического самолета. В командном центре стояла мертвая тишина; все молчали и ждали, когда камера покажет уцелевших. На синеве моря они насчитали шесть голов.

— Конец игры, — сказал с ледяной решительностью Меткалф.

Сандекер не ответил. Он отвернулся от экрана и тяжело обмяк в кресле за длинным столом для совещаний; дерзость и боевой дух оставили его.

Меткалф бесстрастно слушал голоса пилотов. Их гнев из-за невозможности ответить превратился в ярость. Они не знали о том, что на барже держат пленных, и без стеснения высказывались в адрес командования, не зная, что их голоса записывают в Пентагоне за тысячи миль от них.

Тень улыбки пробежала по лицу Сандекера. Он не мог не сочувствовать летчикам.

И тут послышался дружелюбный голос:

— Говорит лейтенант Грант. Разрешите обратиться, генерал?

— Все в порядке, сынок, — негромко ответил Меткалф. — Говори.

— К району приближаются два судна, сэр. Держите изображение первого.

С новой надеждой все устремили взгляды на экран. Вначале изображение было мелким и неразличимым. Потом оператор увеличил картинку: судно с красным корпусом.

— Отсюда кажется, что это исследовательское судно, — сказал Грант.

Порыв ветра подхватил флаг судна и показал его синие тона.

— Британский, — уныло сказал Меткалф. — Мы не можем просить иностранных моряков рисковать ради нас жизнью.

— Вы, конечно, правы. Но я никогда не видел, чтобы на океанографическом судне были автоматы.

Меткалф повернулся и сказал:

— Грант.

— Да, сэр?

— Свяжитесь с англичанами и попросите подобрать спасшихся с вертолета.

Прежде чем Грант смог ответить, видеоизображение задрожало и экран потемнел.

— Мы потеряли вашу картинку, Грант.

— Минутку, генерал. Оператор, управляющий камерой, докладывает, что сели батареи. На замену ему нужна минута.

— Какова ситуация на буксире?

— Буксир и баржа снова пошли, но на этот раз медленней.

Меткалф повернулся к Сандекеру.

— Удача не на нашей стороне, верно?

— Да уж, Клейтон, совсем не на нашей. Разве что второе судно — вооруженный катер береговой охраны.

— Грант? — взревел Меткалф.

— Сейчас-сейчас, сэр.

— Неважно. Вы докладывали о втором судне. Какого оно типа? Береговая охрана или флот?

— Ни то ни другое. Судно гражданское.

Меткалф признал поражение, но тут искра надежды вспыхнула в Сандекере.

Он наклонился к микрофону.

— Грант, говорит адмирал Джеймс Сандекер. Можете описать это судно?

— Ничего подобного не ждешь увидеть в океане.

— Какая национальность?

— Национальность?

— Какой на судне флаг?

— Вы мне не поверите, сэр.

— Да говорите!

— Что ж, генерал, я родился и вырос в Монтане, но читал достаточно книг по истории, чтобы узнать флаг Конфедерации, когда его вижу.

Глава 72

Словно из прошлого, пронзая воздух звуками медного свистка, взбивая колесами морскую воду в пену и волоча за собой длинный шлейф дыма из двух одинаковых труб, к буксиру с изяществом беременной красавицы, которая подбирает юбки, чтоб перейти через лужу грязи, приближался „Стоунуолл Джексон“.

Порывы ветра развевали на корме огромный звездно-полосатый флаг Конфедерации Южных Штатов, а на крыше рубки человек яростно колотил по клавишам старинной паровой каллиопы, выводя мелодию гимна южан „Дикси“. Вид речного судна, отважно бороздящего морские волны, трогал сердца летчиков в небе. Они знали, что становятся свидетелями невиданного события.

В изысканно украшенной рубке Питт и Джордино смотрели на баржу и буксир, которые с каждым оборотом тридцатифутовых колес делались все ближе.

— Этот парень был прав.

Джордино перекрикивал свисток и звуки каллиопы.

— Какой парень? — громко спросил Питт.

— Тот, что сказал: „Храните деньги Конфедерации: Юг снова восстанет“.

— К счастью для нас, он действительно восстал, — с улыбкой согласился Питт.

— Мы их догоняем.

Это сказал маленький человек, обеими руками поворачивавший шестифутовое рулевое колесо.

— Они потеряли скорость, — заметил Питт.

— Если котлы не взорвутся и наша старушка выдержит эти проклятые воды… — Человек за штурвалом замолчал на середине фразы, чуть повернул седобородую голову и с абсолютной точностью послал струю желтой табачной слюны в медную плевательницу, после чего закончил: — Мы догоним их на следующих двух милях.

Из своих шестидесяти двух лет капитан Мелвин Белчерон тридцать два года водил „Стоунуолл Джексон“. Он наизусть знал все буи, повороты, отмели и речные берега от Сент-Луиса до Нового Орлеана.

Но он впервые вывел свой корабль в открытое море.

„Старушка“ была построена в 1915 году в кентуккийском городе Коламбус, на реке Огайо. Она была последней вспышкой огня воображения в золотые годы колесных пароходов, и после таких, как она, уже не было. Запах горящего угля, паровой свисток и ритмичный плеск колес ныне остались только в книгах по истории.

У судна был низкий деревянный корпус, длинный и широкий, двести семьдесят на сорок четыре фута. Горизонтальные неконденсирующие двигатели давали сорок оборотов в минуту. Водоизмещение составляло чуть больше тысячи тонн, а осадка в воде, несмотря на большую массу, — всего тридцать два дюйма.

Внизу под главной палубой четыре человека, потные, перемазанные сажей, яростно бросали уголь в топки под четырьмя котлами высокого давления. Когда стрелка на циферблате начала приближаться к красной отметке, старший механик, старый сварливый шотландец по имени Макгин, повесил на манометр свою шляпу.

Макгин первый проголосовал за преследование, когда после падения вертолета в реку близ Форт-Джексона Питт выбрался вместе Джордино и Хоган из воды и описал ситуацию. Вначале рассказ Питта был встречен с откровенным недоверием, но, когда все увидели их раны и изрешеченный пулями вертолет и услышали рассказ помощника шерифа о мертвых и раненых агентах ФБР в нескольких милях ниже по реке, Макгин приказал разводить огонь в топках, Белчерон собрал экипаж, и сорок человек из Шестого Луизианского полка с громкими возгласами поднялись на борт, таща за собой две старинные полевые пушки.

— Подбросьте угольку, парни! — кричал Макгин своим чумазым кочегарам. В мерцании огня за открытыми дверцами топок он со своей козлиной бородкой и косматыми бровями походил на дьявола. — Если мы хотим спасти вице-президента, надо поддать пару.

„Стоунуолл Джексон“ шел за буксиром и баржей так, словно чувствовал необходимость торопиться. Когда пароход был новым, он развивал скорость до пятнадцати миль в час, но на протяжении последних сорока лет его ни разу не заставляли двигаться быстрее двенадцати миль в час. Сейчас же он несся вниз по реке на четырнадцати, пятнадцати, шестнадцати… восемнадцати милях в час. Вырвавшись из Южного прохода, он делал двадцать миль, изрыгая из труб дым и искры.

Бойцы Шестого Луизианского полка: дантисты, водопроводчики, бухгалтеры, чьим хобби было воспроизводить сражения Гражданской войны, — потели в неприметных шерстяных серых мундирах, в которых когда-то ходили солдаты армии Конфедерации Соединенных Штатов. Под командованием майора они сооружали из тяжелых тюков хлопка брустверы. На носу были установлены две двенадцатифунтовые пушки „Наполеон“[102] из Форт-Джексона, их гладкие, без нарезки, стволы заряжались шариками от подшипников из кладовой машинного отделения Макгина.

Питт смотрел на растущие стены тюков. Хлопок против стали, думал он, мушкеты на один выстрел против автоматов.

Схватка предстоит интересная.

Лейтенант Грант оторвал взгляд от невероятной картины у себя под крылом и по радио связался с кораблем, идущим под английским флагом.

— Самолет-разведчик метеослужбы ноль-четыре-ноль вызывает океанографическое исследовательское судно. Вы меня слышите?

— Слышим, янки. Слышим отчетливо, — ответил свежий голос, только что с поля для игры в крикет. — Говорит корабль ее величества „Патфайндер“. Чем можем быть полезны, ноль-четыре-ноль?

— В трех милях от вас хлебнул воды вертолет. Сможете попытаться спасти выживших, „Патфайндер“?

— Конечно. Нельзя дать беднягам утонуть.

— Я буду кружить над сектором катастрофы, „Патфайндер“. Направляйтесь на меня.

— Хорошо. Идем. Конец связи.

Грант занял позицию над людьми в воде.

Вода в заливе была теплая, так что переохлаждение им не грозило, но кровь могла привлечь акул.

— Не очень-то тебя слушают, — сказал второй пилот.

— Ты о чем? — спросил Грант.

Скорость на внутренних маршрутах всегда указывается в милях в час и никогда — в узлах.

— Английский корабль не послушался. Он уходит.

Грант подался вперед и повернулся, чтобы посмотреть в боковое окно. Второй пилот прав. „Патфайндер“ отвернул нос от выживших с вертолета и нацелился на буксир.

— „Патфайндер“, говорит ноль-четыре-ноль, — вызвал Грант. — В чем дело? Повторяю. В чем дело?

Ответа он не получил.

— Если мне не мерещится, — сказал Меткалф, удивленно глядя на изображение, — этот реликт времен Тома Сойера собирается напасть на буксир.

— Да, все указывает на это, — согласился Сандекер.

— Как по-вашему, откуда он взялся?

Сандекер стоял перед генералом, скрестив руки; его лицо выражало радостное волнение.

— Питт, — прошептал он, — ах ты безответственный сукин сын!

— Вы что-то сказали?

— Просто размышляю.

— Чего они хотят добиться?

— Думаю, протаранить буксир и взять его на абордаж.

— Безумие, чистое безумие! — мрачно пробормотал Меткалф. — Пулеметы буксира разнесут их на куски.

Неожиданно Сандекер подобрался: он кое-что увидел в глубине экрана. Меткалф этого не заметил; не заметили и остальные зрители.

Адмирал схватил Меткалфа за руку.

— Английский корабль!

Меткалф удивленно посмотрел на него.

— А что с ним?

— Милостивый боже, вы не видите? Он собирается потопить пароход.

Меткалф увидел, что расстояние между кораблями быстро сокращается, увидел, как за бортом „Патфайндера“ забурлила пена: английский корабль увеличил скорость.

— Грант! — взревел он.

— Слушаю, сэр!

— Корабль англичан — почему он не идет к людям в воде?

— Не могу сказать, генерал. Его капитан принял мою просьбу о спасении, но вместо этого погнался за старым колесным пароходом. И я не смог снова с ним связаться. Он не обращает внимания на мои вызовы.

— Открывайте огонь! — приказал Сандекер. — Вызовите воздушную поддержку и стреляйте по ублюдкам!

Меткалф медлил, не решаясь отдать приказ.

— Но ради бога, на нем же английский флаг!

— Ставлю свое звание на то, что это корабль Бугенвилей, а флаг — обман.

— Вы не можете этого знать.

— Может быть. Но я знаю, что, если он разрубит колесный пароход на дрова, наша последняя надежда на спасение вице-президента погибнет.

Глава 73

В рубке буксира огонь спецназа разбил приборную панель и повредил руль. Капитану Пуйону пришлось сбавить скорость и вести корабль, работая рычагами.

Ли Тонг не смотрел на него. Он отдавал по радио приказы капитану „Патфайндера“, с опаской поглядывая на пароход.

Наконец он повернулся к Пуйону.

— Можете увеличить скорость?

— Могу делать всего восемь миль, чтобы идти прямым курсом.

— Далеко еще? — в десятый раз за час спросил Ли Тонг.

— Согласно глубиномеру дно начинает опускаться. Еще две мили — и хватит.

— Две мили, — задумчиво повторил Ли Тонг. — Пора устанавливать детонаторы.

— Я извещу вас гудком, когда мы выйдем на глубину сто саженей, — сказал Пуйон.

Ли Тонг смотрел на темное море в пятнах от стока реки Миссисипи. Замаскированное исследовательское судно отделяло от хрупких бортов „Стоунуолла Джексона“ всего несколько сотен ярдов. Ли Тонг услышал сквозь вой ветра звуки каллиопы. Он недоверчиво покачал головой, не понимая, откуда взялся этот старый речной пароход.

Он уже собирался выйти из рубки и перейти на баржу, когда заметил, как один из самолетов, кружащих в небе, неожиданно покинул строй и устремился к морю. На высоте двухсот футов призрачно-белый штурмовик морской авиации F/A 21 выровнялся и выпустил две противокорабельные ракеты. Ли Тонг с ужасом смотрел, как управляемые лазером боеголовки пронеслись над водой и ударили в красный корпус судна-ловушки, остановив его на полном ходу. Взрыв превратил все надстройки в груду металла. Потом последовал второй, еще более сильный взрыв, после которого все судно охватило пламя. На мгновение оно словно повисло в остановившемся времени.

Ли Тонг в отчаянии смотрел, как разбитое судно переворачивается и уходит на дно залива, унося с собой все надежды на бегство.

„Стоунуолл Джексон“ осыпали огненные обломки „Патфайндера“, вызвав несколько небольших пожаров, тут же погашенных экипажем. Поверхность моря над затонувшим судном почернела от маслянистых пузырей, в воздух поднялось облако дыма и пара.

— Господи! — удивленно ахнул капитан Белчерон. — Только посмотрите. Эти флотские настроены серьезно.

— Кто-то за нами присматривает, — с благодарностью заметил Питт и снова устремил взгляд к барже. Лицо его оставалось бесстрастным; если бы не легкое покачивание тела — так он гасил качку, — он мог бы сойти за скульптуру из прочной древесины. Расстояние сократилось до трех четвертей мили, и Питт видел крошечные фигурки людей, переходившие с носа буксира на баржу и исчезавшие в люке на палубе.

Мужчина огромного роста, сложенный как Оливер Харди,[103] поднялся с палубы и вошел в рубку.

На нем был серый мундир с золотыми нашивками майора армии Конфедерации.

Рубашка под расстегнутым кителем промокла от пота, и он тяжело дышал. Постоял мгновение, вытирая лоб рукавом и переводя дух.

Наконец он сказал:

— Проклятие, не знаю, что предпочесть: получить пулю в голову, утонуть в море или умереть от сердечного приступа.

Днем Лерой Ларош руководил туристическим агентством, вечером и ночью становился любящим мужем и отцом, а по уик-эндам командовал Шестым Луизианским полком армии Конфедерации Соединенных Штатов. Он пользовался популярностью, и каждый год его выбирали командиром, чтобы он вел полк в реконструкциях боев. То, что теперь предстоял настоящий бой, его как будто не слишком беспокоило.

— Нам повезло, что у вас на борту нашлись тюки с хлопком, — сказал он капитану.

Белчерон улыбнулся.

— Мы держим их на палубе как память об историческом прошлом нашей старушки.

Питт взглянул на Лароша.

— Ваши люди заняли позиции, майор?

— Ружья заряжены, люди под завязку заправились „Дикси“ и рвутся в бой.

— Какое у них оружие?

— Мушкеты „Спрингфилд“ сорок восьмого калибра: такие были у большинства мятежников во время войны. Посылают пулю на пятьсот ярдов.

— Как быстро они стреляют?

— Большинство моих парней могут сделать три выстрела в минуту. Некоторые — четыре. Но я ставлю на баррикаду лучших стрелков, а остальные заряжают.

— А пушки? Из них действительно можно стрелять?

— Конечно. Свалят дерево мешком цемента за полмили.

— Каким мешком?

— Это дешевле, чем настоящий выстрел.

Питт обдумал эти слова и улыбнулся.

— Удачи, майор. Попросите своих людей не высовываться. Пулеметам нужно меньше времени для перезарядки, чем мушкетам.

— Думаю, они умеют укрываться, — сказал Ларош. — Когда нам открыть огонь?

— Предоставляю решать вам.

— Прошу прощения, майор, — вмешался Джордино. — Нет ли у ваших людей запасного оружия?

Ларош расстегнул кожаную кобуру и протянул Джордино большой пистолет.

— Револьвер „Ле Ма“, — сказал он. — Выпускает через нарезной ствол девять пуль сорок второго калибра. Но, если вы заметили, внизу есть второй ствол, гладкий, и заряд дроби. Берегите его. Мой прапрадед пронес его от Бул-Рана[104] до Аппоматтокса.[105]

На Джордино это произвело впечатление.

— Не хочу оставлять вас безоружным.

Ларош извлек из ножен саблю.

— Мне сгодится и это. Ну, мне пора к моим людям.

После того как рослый жизнерадостный майор покинул рубку, Питт раскрыл скрипичный футляр, достал „Томпсон“ и вставил полную обойму. Одной рукой он держался за бок и выпрямлялся осторожно, поджав губы от боли в груди.

— Вы здесь справитесь? — спросил он Белчерона.

— Обо мне не беспокойтесь, — ответил капитан. Он кивком указал на пузатую чугунную печь. — Когда начнется фейерверк, у меня будет своя броня.

— Слава богу! — воскликнул Меткалф.

— Что это? — спросил Сандекер.

Меткалф протянул документ.

— Ответ из Британского адмиралтейства в Лондоне. Единственный „Патфайндер“ в королевском флоте — эскадренный миноносец с ракетным вооружением. Исследовательского судна с таким названием нет, и вообще в районе залива нет английских кораблей.

Он с благодарностью взглянул на Сандекера.

— Хорошая игра, Джим.

— Ну, нам наконец повезло.

— Бедняги на пароходе — вот кому сейчас нужна удача.

— Мы больше ничего не можем сделать? Ничего не упустили?

Меткалф покачал головой.

— Здесь — нет. Катер береговой охраны в пятнадцати минутах, а сразу за ним атомная подводная лодка.

— И никто не придет вовремя.

— Может, люди на пароходе смогут как-то задержать буксир, пока…

Меткалф не договорил.

— Вы ведь не верите в чудеса, Клейтон?

— Нет, не верю.

Глава 74

Люди Ли Тонга открыли огонь с расстояния в триста ярдов, и на „Стоунуолла Джексона“ обрушился огненный поток. Пули свистели и гудели, они рвали белую древесину и резьбу перил в каютах и на палубе, со звоном отлетали рикошетом от бронзовой судовой рынды. Огромные окна рубки разлетелись множеством осколков. Пуля задела голову капитана Белчерона, оглушив его и окрасив седые волосы алым. Перед его глазами все поплыло, но он упрямо держался за штурвал, выплевывая табачную жижу в разбитое окно.

Человек за каллиопой, защищенный лесом медных труб, заиграл „Желтую розу Техаса“; в паровых свистках каллиопы появилось несколько пулевых отверстий, и звук стал намного ниже.

На главной палубе майор Ларош, его люди, а также Питт и Джордино не показывались. Тюки с хлопком стали отличной защитой, ни одна пуля их не пробила. Хуже всего пришлось на открытом пространстве у котлов за главным трапом. Два кочегара Макгина были ранены; пули пробили трубы, и оттуда вырывался обжигающий пар. Макгин снял свою шляпу с манометра. Стрелка давно перешла красную черту. Макгин испустил протяжный вздох. Чудо, что мы еще не взорвались, подумал он. Заклепки на котлах едва держались. Макгин, готовясь к столкновению, стал быстро открывать запасные клапаны, чтобы сбросить огромное давление.

Колеса по-прежнему гнали „Стоунуолл Джексон“ со скоростью двадцать миль в час. Если корабль погибнет, то не как другие пароходы, сгнившие в каких-нибудь затонах или разрубленные на дрова. Он станет легендой и достойно закончит свой путь.

Раздвигая носом волны, содрогаясь под потоком свинца, от которого разлетались хрупкие надстройки, пароход продолжал двигаться вперед.

* * *

Ли Тонг как зачарованный смотрел на неумолимо приближающийся пароход. Он стоял в открытом люке на барже и поливал корабль пулями, надеясь попасть в жизненно важную часть и замедлить его ход. Но с таким же успехом он мог надеяться остановить выстрелом из пневматического оружия нападающего слона.

Он отставил карабин „Стейер-манлихер“ и взял бинокль. За баррикадами из тюков никого не было видно. Даже издырявленная, как решето, рубка казалась пустой. На покосившейся доске с названием виднелись золотые буквы, но он разобрал только слово „Джексон“.

Плоский нос был нацелен точно в левый борт буксира. Ли Тонг понимал, что это глупый и бессмысленный жест, попытка потянуть время: несмотря на свои размеры, деревянный колесный пароход не сможет повредить стальные борта буксира.

Он снова взял карабин, вставил новую обойму и, пытаясь повредить руль, сосредоточил огонь на рубке.

Сандекер и Меткалф тоже наблюдали эту картину.

Их захватило величие этой безнадежной попытки. Старания связаться с пароходом по радио ничего не дали. Капитан Белчерон был слишком занят, чтобы отвечать; к тому же старая речная крыса не думала, что ей есть что сказать.

Меткалф вызвал лейтенанта Гранта.

— Спуститесь ниже, — приказал он.

Грант подтвердил приказ и сделал несколько резких разворотов над кораблями. Стал во всех подробностях виден буксир. Огонь по пароходу вели не меньше тридцати человек.

А вот пароход был окутан дымом из труб и паром.

— Он разлетится на куски, когда ударит, — сказал Сандекер.

— Доблестно, но бессмысленно, — пробормотал Меткалф.

— Надо отдать им должное. Они делаютбольше, чем удалось нам.

Меткалф медленно кивнул.

— Да, этого у них не отнять.

Сандекер встал со стула и показал:

— Посмотрите, ветер отогнал дым от борта парохода.

— Что это?

— Кажется, пара пушек?

Меткалф оживился.

— Клянусь богом, вы правы. Точь-в-точь старые памятники из городского парка.

За двести ярдов от них Ларош поднял саблю.

— Батареи один и два: заряжай! Цельсь!

— Батарея один заряжена и нацелена! — крикнул в ответ мужчина в старинных очках в проволочной оправе.

— Батарея два готова, майор!

— Пли!

Потянули за вытяжные шнуры, и две старинные пушки с раздирающим уши грохотом изрыгнули заряд шрапнели — шариков от подшипников. Первый залп пробил борт буксира, попал в камбуз и разбил печи. Второй пробил рубку, оторвав голову капитану Пуйону и руль. Ошеломленные неожиданными залпами, люди Ли Тонга на несколько секунд прекратили стрельбу, но скоро пришли в себя и возобновили огонь с прежней яростью, сосредоточившись на узких щелях между тюками, откуда торчали стволы мушкетов.

Мушкеты убрали, а артиллеристы быстро протерли стволы банниками и снова начали заряжать. Пули свистели и у них над головами и плечами, одному пуля попала в шею. Но меньше чем через минуту старые пушки „Наполеон“ были готовы к стрельбе.

— Цельтесь в тросы! — крикнул Питт. — Надо отрезать баржу!

Ларош кивнул и передал приказ Питта. Пушки развернули, и следующий залп пришелся буксиру в нос, отчего во все стороны полетели бухты веревок и тросов, но баржа оставалась привязанной к буксиру.

Хладнокровно, почти с презрением не обращая внимания на смертоносный вихрь, обрушивающийся на „Стоунуолл Джексон“, ряженые солдаты зарядили мушкеты и ждали приказа открыть огонь.

Всего двести ярдов разделяло корабли, когда Ларош снова поднял саблю.

— Стрелки — целься! Ну, ребята, отправьте их в ад! Пли!

Передняя часть парохода извергла страшный поток огня и дыма. На буксир словно обрушилась сплошная стена пуль. Результат был опустошительный. Разлетелись все стекла в дверях и иллюминаторах, от переборок отлетали щепки, люди падали, заливая палубу кровью.

Прежде чем стрелки Ли Тонга опомнились, Питт обрушил на буксир от носа до кормы огонь из „Томпсона“.

Джордино присел за тюками с хлопком; он ждал, когда расстояние сократится, чтобы можно было стрелять из пистолета, и с интересом наблюдал, как один за другим второй и третий ряды стрелков отступают и перезаряжают мушкеты.

Конфедераты продолжали вести убийственный огонь. Залп следовал за залпом, и почти каждый выстрел поражал плоть и кости. Сквозь дым и грохот доносились крики раненых. Ларош, увлеченный бойней и хаосом, кричал во все горло, требуя, чтобы стрелки лучше целились, а пушкари быстрее перезаряжали.

Прошла минута, две, три, и битва достигла жестокого равновесия. На палубе „Джексона“ возник пожар, пламя охватило деревянные борта. В рубке капитан Белчерон потянул за веревку парового свистка и в голосовую трубу передал приказ Макгину. Стрелки прекратили огонь, все приготовились к столкновению.

Когда прекратился огонь и стихли звуки каллиопы, странная, нездешняя тишина окутала пароход.

Пароход был подобен боксеру, избитому намного превосходящим его противником, но вновь собравшему все силы для последнего удара.

Удар пришелся в середину буксира. От сотрясения баррикады из тюков опрокинулись, борт, доски, балки на протяжении шести футов лопнули, как тонкие рейки. Обе трубы парохода повалились вперед, окутав возобновившуюся схватку дымом и паром. Теперь стрельба велась в упор. Поддерживающие канаты перегорели, и на палубу буксира опустились сходни, точно огромными когтями сцепив оба корабля.

— Штыки примкнуть! — крикнул Ларош.

Кто-то поднял знамя полка и начал размахивать им. Мушкеты перезарядили, штыки примкнули.

Тот, кто играл на каллиопе, вернулся за клавиши и снова грянул „Дикси“. Питта поразило, что ни один человек не выказал страха. Напротив, всех словно охватило неуправляемое боевое безумие.

Питту показалось, что он перенесся в прошлое.

Ларош сорвал свою офицерскую шляпу, надел на кончик сабли и поднял в воздух.

— Шестой Луизианский! — воскликнул он. — Вперед, на врага!

Завывая, точно дьяволы, появившиеся из-под земли, люди в сером бросились на буксир.

Ларош был ранен в подбородок и в ногу, но, хромая, продолжал наступать. Питт прикрывал наступающих огнем, пока не истратил последнюю обойму. Тогда он положил автомат на тюк хлопка и бросился вслед за Джордино, который, не щадя раненую ногу, бежал по палубе, яростно стреляя из револьвера. За ними, размахивая лопатами, как дубинами, бежали Макгин и его кочегары.

Люди Бугенвилей не выдержали натиска. Эти наемные убийцы, жестокие, не знавшие пощады и не ждавшие ее для себя, не были готовы к безумному натиску южан и допустили ошибку: вышли из-под защиты стальных бортов и попытались встретить нападающих лицом к лицу.

„Стоунуолл Джексон“ горел. Артиллеристы дали последний залп; они стреляли мимо схватившихся на палубе людей, и залп разорвал тросы, привязывавшие баржу. Подталкиваемая буксиром, баржа зарыскала в сторону, и два стальных корабля с обеих сторон зажали разбитый деревянный нос парохода.

Орудуя штыками и продолжая стрелять, Шестой Луизианский захватил палубы. В десятках рукопашных пятифутовые мушкеты и двухфутовые штыки оказались смертоносным оружием ближнего боя. Никто из раненых не останавливался, все сражались с необычной бесшабашностью, слишком захваченные невообразимым и чересчур взбудораженные, чтобы бояться.

Джордино не почувствовал удара. Он продолжал наступать, стреляя по всем восточным лицам, но внезапно ткнулся лицом в палубу: пуля пробила икру его здоровой ноги.

Питт поднял Джордино и отнес в пустой коридор.

— Знаешь, ты ведь не бронированный.

— А ты где был?

Боль нарастала, и голос Джордино звучал все напряженнее.

— Старался уворачиваться, — ответил Питт. — Я не вооружен.

Джордино протянул ему револьвер „Ле Ма“.

— Возьми это. Я с боями покончил — по крайней мере на сегодня.

Питт улыбнулся другу.

— Прости, что бросаю тебя, но мне нужно попасть внутрь баржи.

Джордино открыл рот, собираясь ответить, но Питт уже исчез. Спустя десять секунд он уже пробирался по изуродованному носу буксира. Он едва не опоздал. Сорвавшись с привязи, баржа отошла на двадцать футов. Из трюма показалась чья-то голова и плечи, раздались выстрелы. Питт чувствовал, как поднятый пулями ветер развевает его волосы, касается щек. Он перевалился через поручень и упал в воду.

На корме экипаж Бугенвилей оказывал упорное сопротивление, но в конце концов не устоял перед серыми мундирами.

Крики и выстрелы затихли и совсем прекратились. На радиомачте буксира подняли флаг конфедератов, и бой окончился.

„Солдаты“ из Шестого Луизианского полка проявили себя молодцами. Как ни удивительно, никто из них не погиб в схватке.

Пятнадцать были ранены, двое серьезно. Ларош выбрался из толпы приветствующих его людей и опустился на палубу рядом с Джордино. Два окровавленных человека торжественно пожали друг другу руки.

— Поздравляю, майор, — сказал Джордино. — Вы выиграли решающую битву.

Широкая улыбка осветила окровавленное лицо Лароша.

— Клянусь богом, мы задали им перцу, верно?

Ли Тонг расстрелял все пули по фигуре на носу буксира и видел, как человек упал за борт. Опираясь на край люка, он смотрел, как ветер развевает знамя конфедератов.

Он принял неожиданную катастрофу, разрушившую его так тщательно спланированную операцию, с непонятной отчужденностью. Его люди мертвы или в плену; судно, на котором он собирался бежать, утонуло.

Но он не собирался сдаваться неведомому противнику. Он выполнит условия сделки бабушки с Мораном, а потом попытается спастись.

По боковой лестнице, идущей возле шахты лифта, он спустился в помещения лаборатории и бежал по главному коридору, пока не оказался перед дверью в комнату с коконами. Он вошел и посмотрел на человека в первом коконе. На него смотрел вице-президент Марголин; слишком ослабевший, чтобы действовать, слишком одурманенный, чтобы соображать.

Ли Тонг прошел ко второму кокону и посмотрел в спокойное лицо спящей Лорен Смит. Ей ввели большую дозу успокоительного, и она была без сознания. Ее смерть будет напрасной тратой неплохих возможностей, подумал Ли Тонг. Но нельзя позволить ей жить… и давать показания. Он наклонился, открыл крышку и погладил Лорен по волосам, глядя в ее полуоткрытые глаза.

Он убил бесчисленное количество мужчин, забывая их лица через секунду после смерти. Но лица убитых женщин оставались в памяти.

Он помнил первую такую женщину много лет назад на грузовом пароходе посреди Тихого океана: ее изумление, когда ее, нагую, связанную цепями, выбросили за борт.

— Отличное у вас здесь место, — послышался голос от двери, — вот только лифт не работает.

Ли Тонг повернулся и удивленно уставился на человека, который нацелил ему в грудь ствол старинного пистолета; человек был весь мокрый, и с него текла вода.

— Вы! — воскликнул он.

Усталое, осунувшееся, в темной щетине лицо Питта улыбалось.

— Ли Тонг Бугенвиль. Какое совпадение!

— Вы живы!

— Банальное наблюдение!

— И во всем этом виноваты вы: эти безумцы в старых мундирах, этот речной пароход…

— Времени не было искать других, — виновато объяснил Питт.

Мгновенное смятение Ли Тонга прошло, и он медленно согнул палец на курке „стейер-манлихера“, который некрепко держал, направив ствол в пол.

— Что вы привязались к нам с бабушкой, мистер Питт? — спросил Ли Тонг в попытке потянуть время. — Почему вы решили уничтожить „Морские перевозки Бугенвиль“?

— Все равно что Гитлер спросил бы у союзников: „Почему вы вторглись в Европу?“. Вы виновны в смерти моего друга.

— Кого?

— Неважно, — равнодушно сказал Питт. — Вы с ней никогда не встречались.

Ли Тонг поднял карабин и нажал на курок.

Питт был проворнее, но Джордино использовал последний патрон, и курок только глухо щелкнул. Питт напрягся в ожидании пули.

Но выстрела не было.

Выпустив обойму в Питта на буксире, Ли Тонг забыл вставить новую. Он опустил карабин, губы его растянулись в непостижимой улыбке.

— Похоже, ничья, мистер Питт.

— Только временная, — ответил Питт, взводя нижний курок и целясь. — В любую минуту на борту будут мои люди.

Ли Тонг вздохнул и расслабился.

— Ну, значит, мне остается только сдаться и ждать суда.

— Вы никогда не предстанете перед судом.

Улыбка превратилась в насмешливую гримасу.

— Это уж не вам решать. К тому же у вас вряд ли получится…

Неожиданно он перехватил карабин, зажал в руке ствол и поднял приклад, как дубину. Приклад с размаху опускался, когда Питт нажал на курок, и заряд дроби попал Ли Тонгу в горло. Карабин застыл в воздухе, потом выпал у него из руки, Ли Тонг отлетел назад, ударился о стену и тяжело опустился на пол.

Питт оставил его и поднял крышку кокона Лорен. Он осторожно поднял ее на руки и понес к открытому лифту.

Он проверил предохранители. Они были в порядке, но, когда он нажал кнопку „вверх“, лифт по-прежнему не действовал.

Питт не знал, что у генераторов, подававших электричество на баржу, кончилось топливо и они не работали. Лампочки над головой работали на батареях.

Порывшись в кладовой с припасами, Питт отыскал веревку и обвязал ею Лорен. Затем поднялся через люк в крышке кабины лифта и взобрался по трапу на палубу баржи.

Медленно и осторожно он поднял Лорен наверх, и вскоре она лежала на ржавой палубе. Усталый Питт на минуту присел, чтобы перевести дух и оглядеться. „Стоунуолл Джексон“ продолжал гореть, но теперь с пламенем боролись пожарные шланги с буксира.

Примерно в двух милях к западу по легким волнам к ним шел белый катер береговой охраны, на юге виднелась башня атомной подводной лодки.

Привязав короткой веревкой Лорен к крюйсову, чтобы она не скатилась в море, Питт вернулся вниз.

Но когда снова вошел в помещение с коконами, Ли Тонга там не было.

Кровавый след вел в коридор и заканчивался у открытого люка, ведущего вниз, к трюмной палубе. Питт не видел причин тратить время на умирающего убийцу и повернулся к кокону с вице-президентом. Но не успел сделать и двух шагов, как страшный взрыв поднял его в воздух и отбросил на двадцать футов. От удара воздух вырвался у него из легких, а звон в ушах помешал услышать рев моря, врывающегося сквозь дыру в корпусе баржи.

Питт с трудом поднялся на четвереньки и попытался сориентироваться. Туман перед глазами рассеялся, и Питт понял, что произошло и что его ожидает. Перед смертью Ли Тонг привел в действие взрыватель; вода уже показалась в коридоре.

Покачиваясь, как пьяный, Питт встал и вернулся к коконам. Вице-президент посмотрел на него и попробовал что-то сказать, но, прежде чем он произнес хоть звук, Питт взвалил его на плечо и пошел к лифту.

Воды было ему по колено, она плескалась о стены. Питт понимал, что через несколько секунд баржа уйдет на дно. Когда он дошел до лифта, вода поднялась ему по грудь и он наполовину шел, наполовину плыл.

Слишком поздно было повторять фокус с веревкой. Он лихорадочно протолкнул Марголина через люк в крышке лифта, прижал к груди и начал по металлической лестнице подниматься к крошечному светлому квадрату над головой, до которого были словно бы мили.

Тут он вспомнил, что привязал Лорен на верхней палубе, чтобы она не упала в море. Когда баржа утонет, Лорен утонет вместе с ней.

За страхом таится отчаяние, а за отчаянием безумное стремление выжить, способное вырваться за все пределы страдания и усталости.

Некоторые сдаются перед безнадежностью, некоторые пытаются забыть о ее существовании, и лишь немногие признают ее, но отказываются сдаваться.

Глядя, как пена гонится за ним по шахте лифта, Питт напрягал всю волю, чтобы спасти Марголина и Лорен. Ему казалось, что руки вырываются из плечевых суставов.

Белые пятна мелькали перед глазами, боль в треснувших ребрах перестала быть просто болью и превратилась в нестерпимую муку.

Руки скользнули по ржавчине, и Питт едва не опрокинулся в воду, бурлящую у его ног. Так легко было отказаться от борьбы, сдаться, разжать руки и упасть в забвение, избавиться от муки, терзающей тело. Но он держался. Скоба за скобой поднимался он наверх, и с каждым шагом Марголин становился все тяжелее.

Слух у Питта частично сохранился, и он услышал странный звук, который принял за гудение крови в голове. Море поднялось выше его ног, баржа содрогнулась, грозя вот-вот уйти под воду.

Кошмарный мир сомкнулся вокруг него. Вверху показалась какая-то черная тень, Питт протянул руку, и ее ухватила другая рука.

ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ „ЛИФТОНИК QW-607“

Глава 75

Спикер Алан Моран, непрерывно улыбаясь, ходил по Восточному залу Белого дома, беседуя с помощниками и советниками из ближнего круга. Он ждал заседания сената.

Он поздоровался с группой партийных руководителей, но потом извинился, заметив, что в зал вошли государственный секретарь Дуглас Оутс и министр обороны Джесс Симмонс. Моран направился к ним, протягивая руку; Оутс не ответил на этот жест.

Моран пожал плечами. Он мог позволить себе не обращать внимания на подобные оскорбления.

— Что ж, похоже, вы не настроены приветствовать Цезаря, но у вас нет и возможности похоронить его.

— Вы напомнили мне старый гангстерский фильм, который я видел мальчишкой, — ледяным тоном сказал Оутс. — Название фильма вам очень подходит.

— Правда? И что это за кино?

— „Маленький Цезарь“.

Улыбка Морана превратилась в свирепый оскал.

— Вы принесли заявление об отставке?

Оутс частично извлек конверт из внутреннего нагрудного кармана.

— Оно у меня с собой.

— Можете оставить его себе! — рявкнул Моран. — Я не доставлю вам удовольствия благородно уйти. Через десять минут после принятия присяги я проведу пресс-конференцию. Заверю нацию в законности смены власти и сообщу, что вы и остальные члены правительства президента вступили в заговор с целью установления диктатуры, и первым моим приказом станет ваша отставка.

— Иного мы и не ожидали. Честность никогда не была вам свойственна.

— Никакого заговора не было, и вы это знаете, — гневно сказал Симмонс. — Президент стал жертвой советского заговора с целью контроля над Белым домом.

— Это совершенно не важно, — злорадно ответил Моран. — К тому времени как станет известна правда, ущерб, нанесенный вашей репутации, будет невосполнимым. Вам больше никогда не работать в Вашингтоне.

Прежде чем Оутс и Симмонс смогли ответить, подошел помощник и что-то сказал Морану на ухо. Моран злобно отмахнулся от своих недругов и обернулся. Потом прошел в центр зала и поднял руку, призывая к тишине.

— Леди и джентльмены! — провозгласил он. — Мне только что сообщили, что сенат проголосовал за осуждение необходимыми двумя третями голосов. Наш больной президент смещен со своего поста, а вице-президент отсутствует. Пришло время привести наш дом в порядок и начать все заново.

Словно по сигналу, со своего места встал председатель верховного суда Нельсон О’Брайен, разгладил черную мантию и откашлялся. Все окружили Морана, а его секретарь протянул Библию, которая уже была объявлена как его настольная книга.

В этот миг в дверях показались Сэм Эммет и Дэн Фосетт. Они вошли и остановились. Потом увидели Оутса и Симмонса и подошли.

— Есть новости? — с тревогой спросил Оутс.

Эммет покачал головой.

— Никаких. Генерал Меткалф приказал перекрыть связь. Я не смог дозвониться до Пентагона и выяснить, почему он это сделал.

— Значит, все кончено.

Никто не ответил. Все повернулись и в бессильном гневе смотрели, как Моран поднял правую руку, чтобы принести присягу. Его левая рука лежала на Библии.

— Повторяйте за мной, — монотонно заговорил председатель верховного суда О’Брайен. — Я, Алан Роберт Моран, торжественно клянусь…

— Я, Алан Роберт Моран, торжественно клянусь…

— …верно исполнять обязанности президента Соединенных Штатов, — бубнил О’Брайен.

Неожиданно зал за Оутсом стих. Моран перестал повторять за судьей текст клятвы. Оутс с любопытством повернулся и осмотрел толпу. Все, оцепенев, смотрели на вице-президента Винсента Марголина, шедшего сквозь толпу. Перед ним шел Оскар Лукас. За ним — генерал Меткалф и адмирал Сандекер.

Поднятая рука Морана медленно опустилась, лицо стало пепельно-серым. Тишина заполнила зал, как изолирующее облако. Марголин шел к верховному судье, и потрясенная публика расступалась перед ним. Бросив на Морана ледяной взгляд, Марголин улыбнулся остальным.

— Спасибо за репетицию, — сердечно сказал он. — Думаю, я могу начать с этого места.

Глава 76

13 августа 1989 года Нью-Йорк

Питт медленно вошел в просторный вестибюль Всемирного торгового центра. Сал Касио ждал его. Он оценивающе посмотрел на Питта. Ему не приходилось видеть человека, столь близкого к физическому истощению.

Питт шел устало, волоча ноги, как человек, слишком многое испытавший. На нем был чужой плащ, на два размера меньше, чем нужно. Левая рука висела на перевязи, правую он прижимал к груди, словно не давая ей рассыпаться, а на его лице было смешанное выражение боли и торжества. Глаза его зловеще блестели, и Касио узнал огонь мщения.

— Рад, что вы смогли прийти, — сказал Касио, не комментируя состояние Питта.

— Это ваш праздник, — ответил Питт. — Я лишь сопровождающий.

— Будет правильно, если мы завершим дело вместе.

— Я ценю вашу вежливость. Спасибо.

Касио повернулся и провел Питта к частному лифту. Достав из кармана маленький передатчик, он набрал нужный код, и дверь открылась. Внутри ждал лифтер. Он был без сознания и связан кожаным ремнем. Касио перешагнул через него и раскрыл полированную медную дверцу, на которой было выгравировано „Лифты Лифтоник, QW-607“. Касио перестроил управление и нажал кнопку 100.

Лифт поднимался как ракета, и в ушах у Питта трижды щелкнуло, прежде чем кабина замедлила ход и остановилась. Дверь открылась, впуская их в роскошно обставленную прихожую „Морских перевозок Бугенвиль инк.“.

Прежде чем выйти, Касио с помощью своего передатчика снова перенастроил управление лифтом. Потом повернулся и ступил на толстый ковер.

— Мы пришли для переговоров с Мин Корио, — самым прозаичным тоном сказал Касио.

Женщина подозрительно осмотрела их, особенно Питта, и раскрыла журнал записи в кожаном переплете.

— В расписании мадам Бугенвиль сегодня вечером нет никаких встреч.

На лице Касио появилось обиженное выражение.

— Вы уверены? — спросил он, наклоняясь над столом и заглядывая в журнал.

Женщина показала на пустую страницу.

— Тут ничего не…

Касио ребром ладони ударил ее по шее, и она упала головой и плечами на стол. Касио сунул руку ей под блузку и извлек карманный автоматический пистолет 25-го калибра.

— По ней не скажешь, — объяснил он, — но она из службы безопасности.

Бросив пистолет Питту, Касио пошел по коридору, увешанному картинами с изображением кораблей флота Бугенвилей. Питт узнал „Пайлоттаун“, и его усталое лицо стало суровым. Вслед за мускулистым частным детективом он по винтовой, покрытой сложной резьбой лестнице розового дерева поднялся в жилые помещения. На верху лестницы Касио встретился с очаровательной восточной женщиной, только что вышедшей из ванны.

На женщине были шелковая пижама и кимоно.

Глаза ее округлились, и, мгновенно реагируя, она ударила Касио ногой в пах. Однако тот предвидел это, чуть переместился, и удар пришелся в бедро.

Женщина приняла классическую стойку дзюдо и сделала несколько выпадов в голову Касио.

Она могла бы причинить больший ущерб стволу дуба. Касио принял ее нападение, пригнувшись, и действовал, как защитник на боковой линии. Женщина, проявляя чудеса кошачьей грации, ушла в сторону, но Касио ударом плеча лишил ее равновесия. Потом выпрямился и страшным ударом слева пробил защиту азиатки, едва не оторвав ей голову. Ноги женщины оторвались от пола, она отлетела и упала на пятифутовую вазу династии Сун. Ваза разлетелась в пыль.

— Вы умеете обращаться с женщинами, — небрежно заметил Питт.

— К счастью для нас, кое-что мы все еще умеем лучше их.

Касио направился к большой двойной двери, украшенной резными драконами, и неслышно отворил ее.

Мин Корио сидела в своей просторной кровати и просматривала груду бухгалтерских отчетов. Несколько мгновений двое мужчин стояли неподвижно, ожидая, когда она поднимет голову и увидит их. Она выглядела такой жалкой, такой хрупкой, что любой дрогнул бы. Но только не Питт и не Касио.

Наконец она подняла на лоб очки для чтения и посмотрела на незваных гостей без тени смущения или страха. В ее глазах было только любопытство.

— Кто вы такие? — просто спросила она.

— Меня зовут Сал Касио. Я частный детектив.

— А второй?

Питт вышел из тени и встал под лампой, висящей над кроватью.

— Думаю, вы меня знаете.

В ее голосе прозвучало легкое удивление, но и только.

— Мистер Дирк Питт.

— Да.

— Зачем вы пришли?

— Вы отвратительный паразит, отнявший жизнь у великого множества невинных людей, чтобы построить свою грязную империю. Вы виновны в смерти моего близкого друга и дочери Сала. Вы пытались убить меня. И вы спрашиваете, зачем я пришел?

— Вы ошибаетесь, мистер Питт. Я не совершала никаких преступлений. Мои руки чисты.

— Игра слов. Вы живете в своем музее артефактов Востока, закрывшись от внешнего мира, а ваш внук выполняет за вас грязную работу.

— Говорите, я причина смерти вашего друга?

— Ее убил нейротоксический агент, украденный вами у правительства и оставленный на „Пайлоттауне“.

— Я сожалею о вашей потере, — мягко сказала она. В ее вежливости и сочувствии не было ни следа иронии. — А вы, мистер Касио? Как я могу быть виновна в смерти вашей дочери?

— Ее вместе с экипажем убили на корабле, который тогда назывался „Сан-Марино“.

— Да, вспоминаю, — сказала Мин Корио, перестав притворяться. — Девушка с украденными деньгами.

Питт внимательно смотрел в лицо старухе. Голубые глаза ярко блестят, кожа ровная, лишь легкий намек на старческие морщины. Когда-то она, наверное, была очень красива. Но под этой внешностью Питт видел уродство, выгребную яму, затянутую льдом. Там таилась черная злоба, наполнившая его презрением.

— Вы, наверно, отняли столько жизней, — сказал он, — что теперь невосприимчивы к человеческим страданиям. Загадка в том, как вам удавалось так долго уходить от ответа.

— Вы пришли арестовать меня? — спросила она.

— Нет, — ответил Касио. — Убить.

Пронзительные глаза мгновенно сверкнули.

— Сейчас войдут мои охранники.

— Мы уже устранили двух женщин: в приемной и у ваших дверей. А что касается остальных… — Касио замолчал и показал пальцем на телевизионную камеру, укрепленную над кроватью. — Я перепрограммировал записи. Ваши охранники смотрят запись недельной давности.

— Мой внук найдет вас, и умирать вы будете медленно.

— Ли Тонг мертв, — сообщил Питт, с удовольствием выговаривая каждый звук.

Лицо изменилось. Кровь отлила от него, и оно стало бледно-желтым. Но не от потрясения и боли, подумал Питт. Она ждет, она чего-то ждет. Но тут огонек ожидания исчез так же быстро, как появился.

— Я вам не верю, — сказала она наконец.

— Он утонул вместе с баржей-лабораторией, после того как я его застрелил.

Касио подошел к кровати.

— Сейчас вы должны пойти с нами.

— Могу я спросить, куда вы меня забираете?

Голос по-прежнему мягкий и милый. Голубые глаза спокойны.

Они не заметили, что ее правая рука подвинулась под одеялом.

Питт никогда не мог объяснить, какой инстинкт спас ему жизнь. Может, он вдруг понял, что телекамера не очень похожа на обычную. Может, подсказало полное отсутствие страха в Мин Корио и такое ощущение, словно она продолжает оставаться хозяйкой положения, но, когда над ее головой возник тонкий луч, Питт бросился на пол.

Он повернулся на бок, вытягивая пистолет из кобуры. Краем глаза он видел, как луч лазера прошелся по комнате, разрезая мебель, поджигая занавеси и обои тонким, как игла, потоком энергии. Пистолет был у него в руке, и Питт начал стрелять по камере. После четвертого выстрела луч погас.

Касио продолжал стоять. Он протянул руки к Питту и упал. Лазер разрезал ему живот, аккуратно, как скальпель хирурга. Повернувшись на спину, Касио смотрел вверх.

Через несколько секунд он умрет. Питт хотел что-то сказать, но не находил слов.

Старый детектив поднял голову, говорил он с трудом и шепотом.

— Код лифта четыре-один-один-шесть.

Глаза его остекленели, и он перестал дышать.

Питт достал из кармана Касио передатчик, встал и направил пистолет в сердце Мин Корио. Та бесстрашно улыбалась. Тогда Питт опустил пистолет, сунул руки под одеяло, молча поднял ее и усадил в инвалидное кресло.

Она не сопротивлялась, не говорила дерзостей. Сидела молча, высохшая, маленькая. Питт вывез ее в коридор, подвез к маленькому лифту и спустил вниз, в офис. Когда они добрались до приемной, она увидела лежащую без сознания охранницу и посмотрела на Питта.

— Что сейчас, мистер Питт?

— Занавес над „Морскими перевозками Бугенвиль“ опускается, — сказал он. — Завтра ваш грязный бизнес перестанет существовать. Ваши шедевры восточного искусства разойдутся по музеям. Придет новый жилец и переустроит вашу контору и жилое помещение. Весь ваш флот будет распродан. Отныне имя Бугенвиль станет лишь далеким воспоминанием в газетных микрофишах. Ни друзья, ни родственники не будут вас оплакивать, и я лично позабочусь, чтобы вас похоронили на кладбище для нищих и бродяг.

Наконец он ее задел, и на лице старухи появилась неприкрытая, обжигающая ненависть.

— А ваше будущее, мистер Питт?

Он улыбнулся.

— Собираюсь восстановить машину, которую вы взорвали.

Она кое-как приподнялась в кресле и плюнула в него.

Питт не сделал попытки стереть слюну. Он продолжал стоять и, улыбаясь, смотрел на нее, а она проклинала его по-корейски.

Питт набрал на передатчике код, который сообщил ему Касио, и смотрел, как открывается дверь лифта „Лифтоник QW-607“.

Но кабины не было, только пустая шахта.

— Бон вояж, старая дьяволица.

Он толкнул кресло в отверстие и стоял, слушая, как оно отскакивает от стен шахты, пока на сто этажей ниже не послышался слабый удар.

Лорен сидела на скамье в вестибюле, когда он вошел через главный вход Торгового центра. Она пошла ему навстречу, они встретились и обнялись. Несколько мгновений стояли, вцепившись друг в друга, и молчали.

Она видела его усталость и боль. И чувствовала в нем нечто большее — какой-то странный внутренний мир, которого она никогда раньше не ощущала. Лорен несколько раз поцеловала его. Потом взяла за руку и отвела к ждущему такси.

— А где Сал Касио? — спросила она.

— С дочерью.

— А Мин Корио Бугенвиль?

— В аду.

Она видела его отстраненный взгляд.

— Тебе нужно отдохнуть. Лучше отвезу тебя в больницу.

Неожиданно на его лице появилось знакомое дьявольское выражение.

— У меня на уме кое-что другое.

— Что именно?

— Вся следующая неделя в номере лучшего отеля на Манхэттене. Шампанское, еда для гурманов, поданная в номер, и мы с тобой занимаемся любовью.

Ее глаза кокетливо блеснули.

— Почему я должна на все это согласиться?

— Очевидно, потому, что я не в состоянии отдавать приказы.

Она прижалась к нему.

— Вероятно, это самое малое, что я могу сделать, после того как ты спас мне жизнь.

— Семпер паратус, — сказал он.

— Семпер что?

— Девиз береговой охраны. Всегда готов. Если бы вертолет охраны не пришел к барже вовремя, мы оба лежали бы на дне Мексиканского залива.

Они дошли до такси, и Лорен помогла Питту сесть. Она села рядом с ним и принялась целовать ему руки, а шофер терпеливо всматривался куда-то через ветровое стекло.

— Куда? — спросил он наконец.

— В отель „Хелмсли пэлас“, — ответил Питт.

Лорен посмотрела на него.

— Ты снял номер в „Хелмсли“?

— Пентхаус, — поправил он ее.

— А кто будет платить за эту роскошную интерлюдию? Питт взглянул на нее с деланным изумлением.

— Как кто? Конечно правительство!

Клайв Касслер Циклоп

Пролог

9 марта 1918 года

Карибское море

Циклопу оставалось жить меньше часа. Через сорок восемь минут судно станет общей могилой для трехсот девяти пассажиров и членов команды.

Трагедию ничто не предвещало. Словно в насмешку, море было гладким и пустым, а небо – кристально чистым. Даже чайки, преследовавшие судно несколько недель, парили вокруг с ленивым безразличием, будто теплая погода притупила остроту их инстинктов.

Легкий юго-восточный бриз едва шевелил американский флаг на корме. В половине четвертого утра большинство пассажиров и не занятых вахтой членов экипажа еще спало. Остальные, неспособные забыться сном в такую гнетущую жару, навеянную пассатами, стояли на верхней палубе и, перегнувшись через борт, наблюдали, как нос корабля с шумом рассекал высокие волны. Океан казался безмятежным, но в его глубинах уже нарастали могучие силы стихии.

В рубке «Циклопа» лейтенант Джон Черч задумчиво смотрел куда-то вдаль через большой круглый иллюминатор. Это было единственное, что он мог делать, чтобы не заснуть, ведь ему досталась «собачья вахта» – с полуночи до четырех утра. Черч мельком отметил, что волны стали подниматься выше, но, пока они оставались широкими и пологими, причин для снижения скорости он не видел.

Основательно нагруженный рудовоз даже при попутном течении медленно тащился со скоростью всего девять узлов. Ходовая часть судна нуждалась в капитальном ремонте, оно оставалось на ходу лишь благодаря единственному рабочему двигателю левого борта. Вскоре после того, как корабль покинул Рио-де-Жанейро, двигатель правого борта сломался, и старший механик доложил, что до Балтимора его никак не починить.

Лейтенант прошел трудный путь от матроса до офицера. Он был худым, преждевременно поседевшим мужчиной, через пару месяцев ему должно было стукнуть тридцать. Черч служил на многих кораблях и уже четырежды совершал кругосветное плавание, однако «Циклоп» был самой странной посудиной, с которой ему довелось иметь дело за все двенадцать лет на флоте. Это было его первое плавание на восьмилетием судне, и странности начались с самого отплытия.

После выхода из порта один из моряков выпал за борт прямо под левый гребной винт, раскромсавший беднягу на куски. Затем случилось столкновение с крейсером «Рэли», в результате оба судна получили незначительные повреждения. На гауптвахте корабля сидели пять арестантов. Одного из них, обвиняемого в жестоком убийстве сослуживца по кораблю, везли в морскую тюрьму в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир. Заходя в гавань Рио-де-Жанейро, корабль едва не налетел на риф. Старший помощник обвинил капитана в отклонении от курса, в том, что это могло погубить судно, а тот, разгневавшись, арестовал помощника и посадил в карцер. И, вдобавок ко всему, команда постоянно роптала, правый двигатель барахлил, а капитан все время напивался до беспамятства. Подытожив все печальные происшествия, Черч не мог избавиться от чувства, что настоящая катастрофа еще впереди.

Тяжелые шаги за спиной прервали его мрачные размышления. Он обернулся и застыл, когда в дверь рубки вошел капитан.

Капитан-лейтенант Джордж Уорли был вылитым пиратом из книги «Остров сокровищ», не хватало лишь повязки на глазу и деревянной ноги. Своим видом он напоминал быка. Шея практически отсутствовала, казалось, что массивная голова вырастала прямо из плеч. Ни у кого раньше Черч не видел таких огромных рук – длинных и толстых, как бревна. Капитан никогда не был строгим приверженцем морского устава, поэтому позволял себе являться на мостик в домашних шлепанцах, котелке и одних кальсонах. Черч видел его одетым по форме лишь один раз, когда «Циклоп» стоял в порту и Уорли понадобилось сойти на берег по служебным делам.

Пробурчав что-то вместо приветствия, вошедший человек подошел к барометру и постучал по нему мясистым пальцем. Затем посмотрел на стрелку прибора и кивнул.

– Неплохо, – произнес капитан с легким немецким акцентом. – Хороший прогноз на следующие двадцать четыре часа. Надеюсь, нам повезет, и океан будет гладким как шелк. Хотя возле мыса Хаттерас мы вполне можем попасть в передрягу.

– Там любым кораблям опасно проходить, – заметил лейтенант.

Уорли прошел в штурманскую рубку и взглянул на начерченную карандашом линию, обозначающую курс и примерные координаты «Циклопа».

– Взять курс на пять градусов к северу, – сказал он, вернувшись в рулевую рубку. – Мы обогнем Большую Багамскую банку.

– Но мы уже в двадцати милях к западу от главного фарватера, – возразил Черч.

– У меня есть свои причины избегать судоходных путей, – грубо отрезал Уорли.

Лейтенант просто кивнул рулевому, и «Циклоп» сменил курс. После маневра судно развернулось левым бортом к волне. Началась сильная качка.

– Не то чтобы я сильно беспокоился, – сказал Черч, – но волны становятся круче.

– Не редкость для этих вод, – ответил капитан. – Мы приближаемся к району, где северное экваториальное течение встречается с Гольфстримом. Бывает, океан остается ровным, как высохшее озеро в пустыне, а иногда мне доводилось видеть, как под киль подкатывают волны высотой двадцать футов.

Черч хотел что-то сказать, но запнулся на полуслове и прислушался. Его внимание привлек доносившийся в рубку скрежет металла о металл. Уорли не подал виду, что слышит что-то необычное, однако Черч подошел к задней перегородке и выглянул, чтобы осмотреть длинную грузовую палубу «Циклопа».

Для своего времени корабль был достаточно большим, общей длиной от носа до кормы пятьсот сорок два фута и шириной шестьдесят пять футов. Он был построен в Филадельфии в 1910 году и использовался в качестве вспомогательного судна Атлантического военно-морского флота. Семь вместительных трюмов могли перевозить десять с половиной тысяч тонн угля, но в этот раз их загрузили одиннадцатью тысячами тонн марганца. Грузовая марка судна находилась на добрый фут под водой. Черч считал, что корабль опасно перегружен.

Выглянув на палубу, лейтенант окинул взглядом выступающие из сумрака двадцать четыре грузовых крана для погрузки угля, их гигантские ковши в штормовую погоду были закреплены. Но он разглядел и кое-что еще.

В средней части судна палуба как будто приподнималась и опускалась, изгибаясь в такт прокатывающим под килем волнам.

– О боже, – пробормотал мужчина, – море сгибает корабль. Уорли даже не взглянул.

– Не о чем беспокоиться, сынок. «Циклоп» привык к небольшим встряскам.

– Я никогда не видел, чтобы корабль так гнулся, – не унимался Черч.

Капитан опустился на большое плетеное кресло, которое специально для таких случаев держал на мостике, и закинул ноги на нактоуз.

– Сынок, не волнуйся о старине «Циклопе». Он будет бороздить моря еще много лет после того, как мы с тобой покинем этот мир.

Такая беспечность не успокоила моряка. Пожалуй, даже наоборот, его тревога усилилась.

Сменившись с вахты и передав командование другому офицеру, Черч покинул капитанский мостик и направился в радиорубку, чтобы выпить чашечку кофе с дежурным оператором. Спаркс поднял голову и посмотрел на вошедшего:

– Доброе утро, лейтенант.

– Есть какие-нибудь новости с ближайших судов?

Спаркс стащил наушник с одного уха.

– Простите?

Черч повторил вопрос.

– Ну, пара радистов с торговых судов обмениваются шахматными ходами.

– Присоединился к ним и ты бы для разнообразия.

– Я играю в шашки, – ответил оператор.

– Эти два «торговца» далеко?

– Их сигналы слабые… Думаю, они от нас где-то в доброй сотне миль.

Черч сел на стул верхом, сложил руки на спинке и положил на них подбородок.

– Свяжитесь с ними и спросите, что там у них с погодой.

Спаркс беспомощно пожал плечами:

– Не могу.

– Барахлят передатчики?

– Работают безотказно, как молоденькая шлюха из Гаваны.

– Тогда в чем дело?

– Распоряжение капитана Уорли, – ответил Спаркс. – Когда мы вышли из Рио, он вызвал меня к себе в каюту и запретил передавать сообщения без его команды, пока не доберемся до Балтимора.

– Он назвал причину?

– Нет, сэр.

– Очень странно.

– Думаю, это из-за той важной шишки, которую мы взяли пассажиром в Рио.

– Ты о генеральном консуле?

– По крайней мере, я получил приказ уже после того, как он попал на борт.

Спаркс замолчал и надвинул наушники. Затем начал записывать входящее сообщение на лист бумаги. Через минуту повернулся и мрачно сказал:

– Сигнал бедствия.

Черч приподнялся:

– Где именно?

– Двадцать миль к северу от Ангильи.

Лейтенант мысленно подсчитал.

– Около пятидесяти миль от нашего курса. Что еще?

– Название судна – «Кроган Касл». Разбит нос. Надпалубные сооружения сильно повреждены. Судно дало течь. Просят срочной помощи.

– Разбит нос? – озадаченно переспросил собеседник. – Из-за чего?

– Они не сообщили.

Черч направился к двери.

– Я доложу капитану. Передайте на «Кроган Касл», что мы несемся на всех парах.

Спаркс болезненно поморщился:

– Простите, сэр. Не могу.

– Выполняйте! – скомандовал Черч. – Беру ответственность на себя.

Он развернулся и побежал по проходу, затем поднялся по лестнице в рулевую рубку. Уорли все еще сидел в плетеном кресле, покачиваясь в такт движениям судна. Сдвинув очки на самый кончик носа, капитан читал истрепанный журнал «Либерти».

– Радист поймал сигнал SOS, – сообщил Черч. – Около пятидесяти миль от нас. Я приказал передать, что мы меняем курс и идем на помощь.

Сидевший вдруг выпучил глаза, стремительно вскочил из кресла и крепко схватил оторопевшего лейтенанта за плечи.

– Вы что, рехнулись? – проревел он. – Черт возьми, кто дал вам право отменять мои приказы?

Плечи Черча отозвались болью. Капитан сжимал их мертвой хваткой, его невероятно сильные пальцы впивались в тело как клещи.

– Ради всего святого, капитан, мы же не можем пройти мимо судна, терпящего бедствие.

– Если я так сказал, значит, можем!

Вспышка Уорли поразила Черча. Мужчина таращился на всех красными, косящими в сторону глазами, от него разило перегаром.

– А как же главное морское правило? – упорствовал Черч. – Мы должны прийти на помощь.

– Они тонут?

– В сообщении сказано, что судно дало течь.

Уорли оттолкнул лейтенанта.

– Ну и черт с ними… Пусть эти недоноски откачивают воду, пока кто-нибудь другой не вытащит их из дерьма.

Обстановка в рубке накалилась до предела, рулевой и дежурный безмолвно наблюдали, как мужчины прожигали друг друга немигающими взглядами. Вся злость от их размолвок, копившаяся последние несколько недель, готовилась выплеснуться наружу.

Вахтенный офицер двинулся к ним, намереваясь вмешаться, но Уорли перевел на него взгляд и прорычал:

– Не лезь не в свое дело, следи лучше за штурвалом!

Черч потер отдавленные плечи и посмотрел на капитана:

– Я протестую против вашего отказа ответить на сигнал SOS и требую, чтоб это было записано в судовом журнале.

– Я предупреждаю…

– И еще в журнале необходимо отметить, что вы запретили радисту посылать сообщения.

– Вы перешли всякие границы, уважаемый, – холодно сказал Уорли, его губы сжались в тонкую линию, по лицу катился пот. – Считайте, что вы сами себя отправили под арест.

– Да хоть всех офицеров здесь арестуйте, – огрызнулся Черч, выходя из себя, – и будете вести этот проклятый корабль в одиночку.

Не успел капитан ответить, как «Циклоп» внезапно рухнул вниз с высокого гребня волны. Благодаря инстинктам, отточенным годами службы на флоте, все моряки в рубке мгновенно схватились за ближайшие надежно закрепленные предметы, чтобы сохранить равновесие. Корпус корабля застонал от напряжения, послышался громкий скрежет.

– Матерь божья! – дрогнувшим отстраха голосом вскрикнул рулевой.

– Молчать! – взревел Уорли, как только «Циклоп» выпрямился. – Мое судно переживало встряски и похлеще.

Вспышка внезапного озарения пронзила Черча.

– «Кроган Касл», корабль, который послал сигнал бедствия… У него разбит нос и повреждены надпалубные конструкции.

Уорли уставился на него:

– И что?

– Неужели вы не понимаете? Скорее всего, их накрыло гигантской волной.

– Вы несете полный бред! Убирайтесь в свою каюту! Я не хочу видеть вашу рожу, пока мы не пристанем к берегу.

Черч помедлил, сжав кулаки. Затем расслабил их, когда понял, что дальнейший спор – бессмысленная трата времени. Не говоря ни слова, он развернулся и вышел из рубки.

Лейтенант поднялся на палубу и осмотрелся. Море казалось обманчиво спокойным. Волны были теперь не больше десяти футов и уже не перехлестывали через борт корабля. Он прошел на корму и увидел, что паровые трубы, приводящие в действие лебедки и прочее дополнительное оборудование, трутся о фальшборт, когда судно поднимается и опускается на больших пологих волнах.

Потом мужчина спустился в трюм и проверил два хранилища руды, подсвечивая фонариком подпорки и балки, удерживавшие груз при качке. Хоть они и поскрипывали от напряжения, но держались крепко и выглядели безопасно. Никаких признаков смещения руды он не заметил.

Тем не менее усталость не могла заглушить беспокойство. Черчу пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не отправиться в уютную койку, ему так хотелось предаться сну, выбросив из головы все приключившиеся невзгоды. Он обошел все, вплоть до машинного отделения, чтобы убедиться, что в нижних трюмах нет воды. Но худшие опасения не подтвердились, поэтому веру Уорли в «Циклоп» можно было признать обоснованной.

Когда моряк шел к кают-компании, намереваясь все-таки выпить чашечку кофе, приоткрылась дверь одной из кают. На пороге стоял Альфред Готшалк, генеральный консул США в Бразилии. Он разговаривал с кем-то внутри каюты. Черч бросил взгляд через его плечо и увидел корабельного доктора, склонившегося над человеком в койке. Лицо пациента выглядело усталым и пожелтевшим, его моложавые черты слабо сочетались с густыми седыми волосами. В широко раскрытых глазах Черч увидел страх, порожденный пережитыми бедами и страданиями. Эти глаза повидали многое. Еще одно звено в цепи странных совпадений, которые отмечали плавание «Циклопа».

Черч вспомнил, как перед отплытием из Рио-де-Жанейро, когда он нес вахту, на причал выехало несколько автомобилей. С пассажирского места одной из машин вышел генеральный консул и приказал погрузить на корабль его чемоданы и саквояжи. После чего внимательно оглядел судно – от округлой и изящной, как бокал для шампанского, кормы до громоздкого вертикального носа. Консул оказался маленьким, толстеньким и весьма комичным с виду, но от него неуловимо веяло алчностью и жаждой власти. Его пепельные волосы были коротко подстрижены на прусский манер, а узкие брови гармонировали с тонкими усиками.

Следом подъехала карета «Скорой помощи». Черч смотрел, как на корабль из нее перенесли на носилках человека, но разглядеть его как следует было невозможно из-за москитной сетки, закрывавшей лицо. Скорее всего, человек на носилках был кем-то из окружения Готшалка, но тот большим вниманием удостоил не его, а грузовик «Мак» на цепной передаче, подъехавший последним.

Консул с волнением наблюдал, как грузовой стрелой из машины на судно поднимали большой продолговатый ящик и опускали в передний грузовой отсек. Будто по команде появился Уорли и распорядился задраить люк. После этого капитан поприветствовал Готшалка и сопроводил в каюту. Почти сразу же отдали швартовы, и корабль покинул гавань.

Консул обернулся и увидел остановившегося в проходе Черча. Он вышел из каюты и закрыл за собой дверь, прищурившись с подозрением:

– Могу я вам чем-то помочь, лейтенант… м-м…

– Черч, сэр. Я как раз закончил осмотр корабля и направлялся в кают-компанию выпить чашечку кофе. Не хотели бы вы присоединиться?

На лице консула мелькнуло едва заметное облегчение, и он улыбнулся:

– Почему бы и нет? Я не могу долго спать, всего несколько часов – и я снова на ногах. Мою жену это выводит из себя.

– Она осталась в Рио?

– Нет, я отправил ее домой в Мэриленд. Моя миссия в Бразилии выполнена. Надеюсь, я проведу остаток времени на государственной службе уже в Вашингтоне.

Моряк заметил, что Готшалк нервничал. Его взгляд беспокойно метался по проходу, он постоянно прикладывал к узким губам льняной носовой платок и наконец взял Черча за руку.

– Прежде чем выпить кофе, лейтенант, не будете ли вы столь любезны проводить меня в грузовой отсек?

Лейтенант глянул на него:

– Конечно, сэр, как пожелаете.

– Благодарю вас, – сказал мужчина. – Мне нужно забрать кое-что из моего багажа.

Даже если такая просьба и показалась ему странной, то Черч не подал виду, просто кивнул и направился к носовой части судна, а маленький толстячок засеменил за ним следом. Они поднялись на палубу и направились вдоль перехода, тянущегося от кормовых рубок к носовому кубрику, под надстройкой моста, поднятой на похожих на сваи стальных стойках необычной конструкции. Ходовые огни, подвешенные между двумя передними опорами для подъема угля, отбрасывали жуткий свет, блестевший на волнах.

Остановившись, Черч отдраил люк и жестом пригласил мужчину спускаться по лестнице, осветив ему путь фонариком. Когда они спустились в грузовой отсек, Черч нашел выключатель, щелкнул им, и помещение залил мертвенно-желтый свет.

Готшалк обошел Черча и двинулся прямо к ящику, перевитому цепями, концы которых были прикреплены висячими замками к вделанным в палубу болтам с петлями. Консул постоял там несколько мгновений, на его лице застыло благоговейное выражение. Казалось, что его мысли витают где-то далеко, в другом времени и другом пространстве.

Лейтенант впервые видел этот ящик вблизи. На толстых деревянных стенках не было никаких обозначений. Черч прикинул его размеры на глазок: примерно девять футов в длину, три в высоту и четыре в ширину. Вес определить не представлялось возможным, но содержимое точно было тяжелым. Он вспомнил, как сильно натянулись тросы лебедки, когда ящик поднимали на борт. Наконец любопытство прорвалось через маску равнодушия, и он спросил:

– Не возражаете, если я спрошу, что там внутри?

Готшалк ответил, не отрывая взгляд от ящика:

– Археологический артефакт, мы везем его для музея.

– Ценный, наверное? – поинтересовался Черч.

Готшалк промолчал. Его внимание привлек край крышки. Он надел очки, принялся изучать крышку и неожиданно замер, словно пораженный громом.

– Его открывали!

– Не может быть, – возразил лейтенант. – Он так крепко скован цепями, железные звенья даже врезались в древесину, вот тут, по краям.

– Но посмотрите, – сказал консул, указывая пальцем. – Здесь на крышке следы взлома.

– Может быть, его поцарапали, когда закрепляли?

– Когда я два дня назад осматривал его, царапин еще не было, – твердо заявил Готшалк. – Кто-то из вашей команды пытался его вскрыть.

– Вы накручиваете себя. Кому мог понадобиться старинный артефакт, который наверняка весит не меньше двух тонн? Да и разве у кого-то, кроме вас, есть ключ от замков?

Готшалк рухнул на колени и дернул один из замков. Скоба осталась в руке. Она оказалась не железной, а деревянной. Консул помертвел от ужаса. Как загипнотизированный, он медленно поднялся, окинул взглядом грузовой отсек и произнес одно лишь слово:

– Занона…

Дальнейшее походило на оживший кошмар. Шестьдесят секунд непрерывного ужаса. Генерального консула прикончили так неожиданно, что потрясенный Черч не успел двинуться с места. Он даже не сразу осознал, что стал свидетелем убийства.

Из тени на крышку ящика выпрыгнула фигура. Незнакомец был в форме военно-морского флота, но прямые черные волосы, широкие скулы, необычайно темные глаза и невыразительный взгляд выдавали его расовую принадлежность.

Южноамериканский индеец бесшумно вонзил копье в грудь Готшалка, наконечник почти на фут вышел из спины, между лопатками. Генеральный консул упал не сразу. Он повернул голову и уставился на Черча широко распахнутыми глазами. Попытался что-то сказать, но вместо слов раздался отвратительный булькающий кашель, губы и подбородок залила кровь. Когда он пошатнулся, индеец уперся ногой ему в грудь и вытащил копье.

Лейтенант видел убийцу впервые. Индеец не мог быть членом экипажа «Циклопа», скорее всего, он пробрался на судно тайком. Его смуглое лицо ничего не выражало – ни злости, ни гнева. Он бесшумно спрыгнул с ящика, небрежно сжимая копье в руке.

Но Черч успел приготовиться к опасности. Он ловко уклонился от нападения и швырнул металлический фонарик в лицо индейцу. С глухим стуком фонарик попал врагу точно в челюсть, сломав ее и выбив несколько зубов. Моряк ударил индейца кулаком в горло. Копье упало на палубу. Черч поднял его и занес над головой.

Внезапно судно словно взбесилось, мир перевернулся вверх дном, и мужчина еле успел поймать равновесие, когда палуба накренилась под углом шестьдесят градусов. Чудом удерживаясь на ногах, он съехал вниз, к носовой переборке. Неподвижное тело убийцы подкатилось к его ногам. Беспомощный Черч с ужасом смотрел, как оторвались замки и ящик заскользил вниз. Смяв тело индейца, он пригвоздил ноги лейтенанта к стальной переборке. От удара крышка наполовину слетела, открыв содержимое.

Моряк ошеломленно уставился внутрь. Невероятное зрелище, представшее его взору под мерцающим светом лампы, стало последним, что он увидел за оставшиеся секунды жизни.

Из рулевой рубки капитану Уорли представилась еще более жуткая картина. Казалось, что «Циклоп» внезапно понесся в пропасть. Нос корабля резко опустился вниз, в кипящую бездну, а палуба взмыла ввысь, вынырнув из воды на поверхность. Лопасти винта неистово резали воздух. Ходовые огни «Циклопа» отразились в бурлящей черной стене, которая взметнулась впереди, закрывая звезды.

Из грузовых трюмов раздался чудовищный грохот, корабль затрясло от носа до кормы, как во время землетрясения. Уорли не успел подать сигнал тревоги, эта мысль лишь мелькнула у него в голове. Опоры, удерживавшие груз, сломались, и марганцевая руда, сместившись к носу, еще сильнее потянула «Циклоп» под воду.

Застыв на месте, рулевой наблюдал с мостика, как огромная стена воды, высотой с десятиэтажное здание, неслась к кораблю со скоростью горной лавины. Гребень исполинской волны навис над палубой и обрушился вниз. Миллионы тонн воды яростно рухнули на переднюю часть корабля, сминая нос и надстройку. Двери капитанского мостика сорвало с петель, и стихия ворвалась в рубку. Капитан схватился за перила, парализованный страхом. Он не мог поверить в неизбежное.

Волна поглотила весь корабль. Носовую часть судна своротило набок, стальные балки сложились, киль треснул. Тяжелые листы обшивки смялись, словно бумага. Немыслимая тяжесть воды заставляла корабль погружаться все быстрее. Лопасти гребного винта снова начали черпать воду, но это лишь ускорило конец и повлекло судно прямо в пучину. Выровняться «Циклоп» так и не сумел.

Корабль опускался все глубже и глубже, пока его поврежденный корпус вместе с людьми, заточенными внутри, не опустился на морское дно, взметнув облака песка. Встревоженные чайки стали последними свидетелями рокового плавания.

«Проспертир»

10 октября 1989 года

Ки-Уэст, Флорида

Дирижабль неподвижно парил в тропическом воздухе, спокойно и непринужденно, словно рыбина в аквариуме. Тыкаясь носом в желтую причальную мачту, он изящно балансировал на единственном колесе. Это был видавший виды старый дирижабль – некогда серебристая обшивка корпуса сморщилась, выцвела и покрылась пятнами. Гондола управления, подвешенная под брюхом дирижабля, была устаревшей конструкции, в форме ладьи; ее стеклянные окна пожелтели за долгие годы службы. Единственным современным элементом в конструкции дирижабля казалась пара двигателей Райт «Циклон» мощностью по 200 лошадиных сил каждый, тщательно отреставрированные до безупречного состояния.

Газонепроницаемая оболочка этого дирижабля была изготовлена не из покрытого резиной полиэфира, как у его младших собратьев, парящих в небе над футбольными стадионами, а из листового алюминия с заклепками на герметике. Двенадцать кольцевидных шпангоутов, которые были опорой этой конструкции, выделялись на корпусе подобно рыбьему скелету. Сигарообразная оболочка длиной полторы сотни футов вмещала двести тысяч кубических футов гелия, и если не было встречного ветра, воздушное судно могло нестись сквозь облака со скоростью до шестидесяти двух миль в час. Первоначально это был дирижабль ZMC‑2 – второй цеппелин с металлической оболочкой. Его построили в 1929 году в Детройте и передали на службу военно-морскому флоту США. В отличие от большинства дирижаблей с четырьмя огромными стабилизаторами, оперение ZMC‑2 состояло из восьми небольших стабилизаторов на конусовидном хвосте. Он был очень прогрессивным для своего времени кораблем и служил в ВМФ верой и правдой до 1942 года, пока его не разобрали и не забыли.

Сорок восемь лет ZMC‑2 пылился в заброшенном ангаре на расформированной военно-морской авиабазе близ флоридского городка Ки-Уэста. А в 1988 году правительство продало эту территорию финансовой корпорации, возглавляемой богатым издателем Рэймондом Лебароном. Он намеревался устроить на ее месте курорт.

Оставив корпоративную штаб-квартиру в Чикаго, Лебарон отправился осматривать новоприобретенную военно-морскую базу, где наткнулся на покрытые пылью и окислами остатки ZMC‑2. Его заинтересовал старинный дирижабль, и он решил, что такую штуку можно будет использовать для рекламы. Издатель велел реконструировать старинный воздухоплавательный аппарат, восстановить двигатели и написать на боку серебристой обшивки огромными красными буквами новое название – «Проспертир», в честь одноименного делового журнала, основы его финансовой империи.

Лебарон научился летать на «Проспертире», освоил все тонкости управления необычным судном и знал, как обеспечить безопасный полет при любых погодных условиях. На дирижабле не было автопилота, поэтому приходилось вручную снижать высоту при сильных порывах ветра и снова поднимать судно выше в воздух, когда погода утихомиривалась. Изначально близкая к нейтральной подъемная сила существенно менялась под влиянием природных условий. После даже небольшого дождя на огромной поверхности обшивки оседали каплями сотни фунтов воды, отчего дирижаблю было гораздо тяжелее подниматься, а в потоках сухого воздуха с северо-запада он быстрее обычного набирал высоту, поэтому пилоту приходилось постоянно следить за курсом.

Лебарон не на шутку увлекся воздухоплаванием. Радость от предугадывания капризов старого газового баллона и борьбы с прихотями аэродинамики намного превышала удовольствие от полетов на любом из пяти реактивных самолетов, принадлежащих его корпорации. При каждой удобной возможности он старался улизнуть пораньше из зала заседаний в Ки-Уэст, чтобы попутешествовать на дирижабле над островами Карибского бассейна. Довольно скоро парящий в небе «Проспертир» стал привычной картиной для жителей Багамских островов. Один из местных рабочих, трудившийся на плантации сахарного тростника, увидев дирижабль в небе, назвал его «маленьким поросенком, бегущим задом наперед».

Впрочем, Лебарон, как и большинство других успешных предпринимателей и представителей правящей элиты, отличался беспокойным складом ума и постоянно придумывал какие-нибудь новые проекты. Не прошло и года, как его интерес к дирижаблю начал угасать. Он уделял старинному воздушному судну все меньше и меньше внимания.

Однажды вечером в прибрежном баре издатель встретил старого морского волка по имени Бак Цезарь, главу мелкой спасательной компании с высокопарным названием «Экзотик артефакт венчерз инкорпорейтед».

Во время разговора, протекавшего под несколько порций рома со льдом, Цезарь произнес слово, которое вот уже пять тысяч лет превращало мудрецов в безумцев и, возможно, принесло больше горя, чем половина войн, – «сокровища».

Наслушавшись баек Цезаря о золоте и серебре в трюмах испанских галеонов, покоящихся на дне Карибского моря среди кораллов, даже такой рассудительный финансист и предприниматель с тонким деловым чутьем, как Лебарон, не смог устоять перед азартом. Ударив по рукам, они договорились о партнерстве.

После этого интерес Лебарона к «Проспертиру» снова ожил. Лучшую смотровую площадку для поиска мест старинных кораблекрушений, чем дирижабль, сложно было представить. Самолет слишком быстр для аэрофотосъемки, а у вертолета ограничено время полета, да и ветер из-под лопастей пускает рябь по поверхности воды, ухудшая видимость. Дирижабль же может не спеша плавать по воздуху в течение целых двух дней. С высоты четыреста футов и при спокойном, чистом море человек с хорошим зрением способен разглядеть прямые линии затонувших рукотворных объектов на глубине до ста футов.

Восходящее солнце медленно поднималось над Флоридским проливом, озаряя десяток рабочих аэродромной команды, осматривающих «Проспертир» перед полетом. На утренней росе, окропившей корпус, солнечные блики переливались всеми цветами радуги, как на мыльных пузырях. Дирижабль располагался посредине бетонной взлетно-посадочной полосы, потрескавшейся и заросшей сорняками. Легкий ветерок, навеваемый приливом, раскручивал его вокруг причальной мачты, пока воздушное судно не уткнулось в нее округлым носом.

Почти все рабочие были молодые и загорелые, одетые в разномастные шорты, плавки или обрезанные джинсы. Они без особого интереса проводили взглядами длинный лимузин «Кадиллак». Он проехал мимо и остановился возле большого автофургона, где одновременно располагались ремонтная мастерская дирижабля, кабинет начальника аэродромной команды и пульт радиосвязи.

Водитель открыл заднюю дверь, и из машины выбрался Лебарон, а следом – Бак Цезарь с рулоном морских карт под мышкой, который сразу же направился к гондоле дирижабля. Издатель в свои шестьдесят пять лет выглядел довольно бодрым и подтянутым и смотрел на окружающих сверху вниз, что было вполне естественно при росте около двух метров. У него были светло-карие глаза, тщательно расчесанные седые волосы и глубокий взгляд человека, всегда продумывающего свои действия на несколько шагов вперед.

Он наклонился к машине и сказал несколько слов привлекательной женщине, сидящей внутри. Потом легко поцеловал ее в щеку, закрыл дверцу и зашагал к «Проспертиру».

Начальник аэродромной команды, одетый в аккуратный белый халат, вышел навстречу и пожал издателю руку.

– Топливные баки заправлены. Проверка дирижабля закончена.

– Как подъемная сила?

– Я думаю, надо делать поправку на добавочные пятьсот фунтов из-за влажности.

Лебарон задумчиво кивнул.

– Днем потеплеет, и «Проспертир» станет легче.

– Управление должно стать более чувствительным. На подъемных тросах появилась ржавчина, поэтому я их заменил.

– А какая ожидается погода?

– Почти весь день будет низкая рассеянная облачность. Вероятность дождя небольшая. При отбытии придется преодолевать встречный ветер с юго-востока скоростью пять миль в час.

– Значит, назад полетим при попутном. Что ж, неплохо.

– Радиочастота та же, что и в прошлый полет?

– Да, мы будем сообщать о нашем состоянии и координатах по обычной голосовой связи каждые полчаса. Если найдем что-то интересное, дадим кодированный сигнал.

Начальник кивнул:

– Все понял.

Ничего больше не сказав, Лебарон поднялся в гондолу и сел в кресло пилота. К нему присоединился второй пилот, Джо Кавилья, шестидесятилетний замкнутый мужчина с печальными глазами, открывавший рот, только чтобы зевнуть или чихнуть. Его семья эмигрировала в Америку из Бразилии, когда ему было шестнадцать лет, после этого он служил на флоте, где управлял воздухоплавательными судами до 1964 года, пока не был списан в запас последний дирижабль. Однажды Кавилья просто явился к Лебарону и настолько впечатлил того своим мастерством и знаниями о цеппелинах, что сразу же получил место пилота.

Третьим членом экипажа был Бак Цезарь. На его немолодом лице с мягкими очертаниями и грубой кожей моряка постоянно блуждала легкая улыбка, но взгляд был цепким, а тело крепким, как у боксера. Сгорбившись над маленьким столиком, он рассматривал морские карты и размечал квадратами сектор возле Багамского канала.

Лебарон запустил двигатели, и из выхлопных труб повалил голубоватый дым. Рабочие из аэродромной команды сняли с гондолы несколько мешков с песком, уменьшая балласт. Один из них поднял повыше ветроуказатель на длинном шесте, похожий на сачок для ловли бабочек, чтобы издатель отметил точное направление ветра.

Мужчина махнул рукой, подавая сигнал начальнику аэродромной команды. С причального колеса сняли деревянный якорь, и нос дирижабля отошел от мачты, а затем рабочие отпустили канаты, удерживавшие переднюю часть судна. Когда воздушный корабль освободился от канатов и оторвался от мачты, Лебарон прибавил двигателям оборотов и повернул большой штурвал рулей высоты, располагавшийся рядом с его пилотским креслом. «Проспертир», похожий на космический корабль из телесериала, гордо поднял нос под углом пятьдесят градусов и медленно поплыл в небо.

Аэродромная команда долго глядела вслед огромному дирижаблю. Он постепенно исчезал из виду, уплывая все дальше над сине-зелеными водами пролива. Потом внимание рабочих переключилось на лимузин и женский силуэт за затемненными стеклами.

Джесси Лебарон разделяла страсть мужа к путешествиям и приключениям, но она была светской женщиной и предпочитала организовывать благотворительные балы или собирать пожертвования в какой-нибудь фонд, а не тратить время на поиски сомнительных сокровищ. Она была яркой и энергичной, у нее в запасе имелась дюжина улыбок, подходящих для любого случая, и, хотя даме уже полгода как исполнилось пятьдесят, выглядела она лет на тридцать семь, не больше. Тело Джесси слегка располнело, но еще оставалось упругим, кожа на лице была молочно-кремовой и гладкой, а проседь в волосах она и не пыталась скрыть. У нее были удивительно живые и выразительные большие темные глаза, без малейшего намека на застывший взгляд, какой обычно бывает после пластических операций.

Когда дирижабль пропал из виду, женщина проговорила в телефон лимузина:

– Анджело, отвези меня назад в отель, пожалуйста.

Шофер, хмурый кубинец с чеканным лицом, будто срисованным с почтовой марки, двумя пальцами коснулся фуражки и кивнул.

Аэродромная команда молча наблюдала, как длинный «Кадиллак» развернулся и уехал через заброшенные ворота бывшей военно-морской базы. А потом кто-то предложил сыграть в волейбол. Немедля расчертили границы площадки и повесили сетку. Поделившись на команды, рабочие начали перебрасывать мяч над сеткой, коротая время ожидания.

Начальник аэродромной команды вместе с радистом сидел под кондиционером в фургоне и записывал сообщения с дирижабля. Лебарон добросовестно выходил на связь каждые тридцать минут, задерживаясь не более чем на несколько секунд, и передавал сводки, описывая примерные координаты дирижабля, малейшие изменения в погоде и суда, проплывающие далеко внизу.

В половине третьего сообщения приходить перестали. Радист пытался установить связь с «Проспертиром», но все было тщетно. Пять часов вечера – никаких вестей с дирижабля. Уставшие рабочие прекратили игру и столпились возле дверей радиорубки, беспокойство нарастало. В шесть вечера, так и не обнаружив следов дирижабля над морем, начальник персонала вызвал береговую охрану.

Однако никто не знал и даже не подозревал, что исчезновение Рэймонда Лебарона и его друзей будет намного более таинственным, чем любая охота за сокровищами.

Десять дней спустя президент Соединенных Штатов ехал в своем лимузине, глядя в окно на проносящиеся мимо пейзажи и лениво постукивая пальцами по колену. Мимо проносились живописные усадьбы штата Мэриленд, где на берегах реки Потомак паслись лошади. Президент отрешенно смотрел, как лоснились под солнцем спины породистых скакунов, гулявших по пастбищу. Все его мысли были заняты недавними странными событиями, во многом благодаря которым он и оказался в Белом доме.

Будучи вице-президентом, он принес присягу на высший руководящий пост страны, после того как его предшественник был вынужден уйти в отставку из-за внезапно обнаруженного у него психического заболевания. К счастью, журналисты не начали полномасштабное расследование этих событий. Само собой, они брали многочисленные интервью у помощников президента, лидеров конгресса и самих психиатров, но не обнаружили ничего похожего на интригу или заговор. Бывший президент покинул Вашингтон и вернулся на свою ферму в Нью-Мексико, не потеряв ни капли уважения общественности, и только единицы знали всю правду, но хранили молчание.

Новый глава государства был энергичным мужчиной, ростом чуть более метра восьмидесяти сантиметров и весом девяносто килограммов. У него было грубоватое скуластое лицо. Когда он задумывался, его брови выразительно морщились, а внимательные серые глаза оставались обманчиво прозрачными. Его седые волосы всегда были аккуратно подстрижены и зачесаны на правую сторону, как у банкиров из Канзаса.

Президент не отличался ни красотой, ни броским внешним видом, но его стиль и обаяние привлекали окружающих. Даже будучи профессиональным политиком, к правительственной системе он относился несколько наивно, сравнивая ее со спортивной командой и считая себя тренером, которого призвали исправить положение прямо в разгар игры. Его ценили за то, что он был легким на подъем и хорошим организатором. Он обставил кабинет книжными шкафами и окружил себя одаренными политиками, старавшимися работать в тесном контакте с конгрессом. При этом не стал тянуть в правительство своих знакомых, если знал, что они думают только о том, как набить собственный кошелек.

Пока президент задумчиво разглядывал местные пейзажи, водитель из секретной службы притормозил и свернул с северной Риверроуд к большим каменным воротам, обнесенным белой изгородью. Из сторожки вышли облаченный в форму охранник и агент секретной службы в неизменных черных очках и деловом костюме. Они заглянули в машину и кивнули в знак приветствия. Агент проговорил в маленькую рацию, пристегнутую к запястью на манер часов:

– Босс прибыл.

Лимузин проехал по усаженной деревьями аллее Конгрешнел Кантри Клаба, мимо теннисных кортов, занятых членами клуба и их женами, и остановился среди колонн крытой галереи клубного дома.

Элмер Хоскинс, представитель президента, подошел к машине и открыл заднюю дверь:

– Отличная погода для гольфа, господин президент.

– Моя игра хуже не станет, даже если нас засыплет снегом, – улыбнулся президент.

– Жаль, что при минус тридцати нельзя играть.

– Согласен. – Президент последовал за Хоскинсом в обход клуба к магазину для гольфистов. – Кстати, после того как я занял место в Овальном кабинете, я добавил к счету пять дополнительных ударов.

– Вполне неплохой результат, учитывая, что вы играете раз в неделю.

– Да, в последнее время мне все тяжелее думать об игре.

К ним подошел главный тренер клуба, и они пожали руки.

– Ваши клюшки у Реджи, он ждет на стартовой площадке.

Президент кивнул, они сели в гольф-кар и поехали вокруг большого пруда по одному из самых протяженных полей для гольфа в стране. Реджи Салазар, невысокий худощавый латиноамериканец, стоял, опираясь грудью на огромную кожаную сумку с клюшками.

Щуплая фигура Салазара кого угодно могла ввести в заблуждение. На самом деле он, словно маленький горный мул, был способен без устали, и даже не вспотев, таскать сумку весом более двадцати килограммов ко всем восемнадцати лункам поочередно. Еще тринадцатилетним мальчишкой он перешел границу Калифорнии в тридцати милях от Сан-Диего, причем на руках он нес больную мать, а к спине у него была привязана трехлетняя сестра. После того как в 1985 году нелегальным эмигрантам разрешили остаться в стране, он начал работать на полях для гольфа и зарекомендовал себя на профессиональных соревнованиях как первоклассный кедди[106]. Он превосходно чувствовал ритм игры и мог безошибочно подобрать идеальную клюшку для каждого удара. К тому же Салазар был очень умен, любил рассуждать на философские темы, а его метким изречениям позавидовал бы даже сам Кэйси Стенгел. Президент познакомился с ним на одном из турниров пять лет назад, и с тех пор они стали хорошими друзьями.

Салазар всегда был одет как простой фермер: джинсы, клетчатая рубашка, армейские берцы и широкополая соломенная шляпа, какую обычно носят владельцы ранчо. Спутать его с кем-то было трудно.

– Салют, господин президент, – поприветствовал он с акцентом, сверкая темно-карими глазами. – Пойдем пешком или покатим на гольф-каре?

Президент пожал протянутую Салазаром руку.

– Полагаю, нужно немного размяться, так что пока пешком, а поедем, наверное, когда загоним мяч хотя бы в половину лунок.

Он замахнулся клюшкой и ударил, мяч взлетел по высокой дуге и упал в полутораста метрах от границы фервея[107]. После первого же удара с ти[108] все мысли о политике мгновенно улетучились, и он начал обдумывать, как лучше пробить в следующий раз.

Президент играл в тишине до тех пор, пока легким паттом[109] не закатил мяч в лунку, уложившись в нужное количество ударов. Только тогда он позволил себе расслабиться и передал паттер[110] Салазару.

– Что скажешь, Реджи, с чем бы нам стоило разобраться на Капитолийском холме?

– Слишком много черных муравьев, – широко усмехнулся Салазар.

– Каких черных муравьев?

– Таких, которые носят черные костюмы и ведут себя как полные идиоты. Только и могут, что бумажки перебирать и языками трепать. Я бы вообще издал такой закон, который запретил бы им собираться вместе чаще чем раз в год. Хоть проблем меньше было бы.

Президент рассмеялся.

– Думаю, примерно двести миллионов избирателей согласились бы с тобой.

Они двинулись дальше; впереди на почтительном расстоянии ехали два агента секретной службы на гольф-каре, и еще примерно с десяток агентов бродило по всему полю. Шутливые беседы продолжались, игра у президента явно задалась. Вскоре он закатил мяч в девятую лунку, увеличив счет до тридцати девяти. Он решил отпраздновать этот небольшой триумф.

– Давай устроим перерывчик перед тем, как пройдем оставшуюся половину. Я не прочь отметить такое событие бутылочкой пива. Ты со мной?

– Нет, спасибо, сэр. Я пока счищу с клюшек грязь и траву.

Президент протянул ему паттер.

– Дело твое. Но я настаиваю, чтоб ты выпил со мной, когда мы закончим игру, после восемнадцатой лунки.

На лице мужчины засияла улыбка.

– Почту за честь, господин президент, – откликнулся он и побежал к домику кедди.

Двадцать минут спустя, переговорив по телефону с одним из депутатов конгресса и осушив бутылочку «Курса», президент вышел из клуба и вернулся к Салазару. Тот сидел в гольф-каре на десятом поле, низко надвинув на глаза свою соломенную шляпу. Его руки покоились на руле, теперь на них были кожаные рабочие перчатки.

– Ну что, давай посмотрим, смогу ли я выбить восемьдесят очков, – сказал президент, его глаза блестели в предвкушении хорошей игры.

Салазар ничего не ответил, молча повернув руль.

Президент взял клюшку и с недоумением осмотрел ее.

– Но следующая лунка короткая. Тебе не кажется, что деревянная клюшка номер три сюда больше подходит?

Соломенная шляпа так и не поднялась, скрывая лицо Салазара, когда он молча покачал головой.

– Ну, тебе лучше знать, – согласился президент.

Он подошел к мячу, взял клюшку поудобнее, отвел руки за спину, начиная размах, и элегантно ударил, но под конец удара движение получилось смазанным. Мяч пролетел высоко над фервеем и приземлился на значительном расстоянии от грина.

Озадаченный и раздосадованный, президент поднял подставку для мяча и забрался на сиденье гольф-кара.

– Я впервые вижу, чтобы ты ошибся с выбором клюшки.

Кедди ничего не ответил. Он нажал на педаль и направил гольф-кар к десятому грину. На половине пути по фервею он протянул руку и положил на приборную панель перед президентом маленький пакет.

– Принес с собой закуску, чтобы не проголодаться? – добродушно пошутил президент.

– Нет, сэр, это взрывчатка.

Глава государства раздраженно нахмурил брови:

– Не смешно, Реджи…

Слова застряли у него в горле, когда соломенная шляпа приподнялась, открыв лицо, и он осознал, что смотрит прямо в темносиние глаза незнакомого человека.

– Пожалуйста, опустите руки, – спокойно начал незнакомец. – Я прекрасно знаю, какие сигналы вы подаете охране в случае опасности.

Президент будто одеревенел на сиденье, он не мог поверить в происходящее. Зато поймал себя на мысли, что любопытство терзает его больше, чем страх. У него не находилось слов, чтобы заговорить первым, и он все никак не мог оторвать глаз от пакета.

– Как глупо, – наконец выдавил глава государства. – Вы даже не успеете порадоваться моей смерти.

– Это не убийство. Вы не пострадаете, если будете делать то, что я скажу. Договорились?

– У вас хорошая выдержка, мистер.

Незнакомец пропустил его слова мимо ушей и продолжил говорить тоном школьного учителя, зачитывающего классу правила поведения:

– Перед вами бомба осколочного типа, если она взорвется, то изрешетит плоть вместе с костями на расстоянии до двадцати метров. Не пытайтесь предупредить телохранителей, у меня на запястье закреплен электронный детонатор, и я не премину им воспользоваться. Будьте благоразумны и продолжайте игру, будто ничего особенного не произошло.

Незнакомец остановил электромобиль в нескольких футах от мяча, вышел на траву и осторожно глянул на агентов секретных служб, с интересом рассматривавших лес вокруг, что его вполне удовлетворило. Затем достал сумку и вытащил металлическую клюшку номер шесть.

– А в гольфе вы ни черта не смыслите, честно говоря, – колко подметил президент, стараясь не терять самообладания. – Мне нужна клюшка для подсечки. Подайте металлическую, номер девять.

Злоумышленник покорно исполнил просьбу и подождал, пока президент выведет мяч на грин и закатит в лунку с помощью паттера. Когда они отправились к следующей площадке, глава государства смог внимательнее рассмотреть сидящего рядом незнакомца.

Несколько прядей седых волос, выбивавшихся из-под соломенной шляпы, и глубокие морщины вокруг глаза указывали на то, что этому человеку уже под шестьдесят. Худощавым, точнее, даже поджарым телосложением и узкими бедрами он был очень схож с Реджи Салазаром, но ростом был повыше примерно на семь-восемь сантиметров. Черты лица тонкие, и в них присутствовало что-то неуловимо скандинавское. Речь его была правильной, а хладнокровие и широко расправленные плечи свидетельствовали о том, что он властный и неуступчивый человек, но пока что незнакомец не демонстрировал никаких намеков на жестокость или злобу.

– У меня есть дурацкое предположение, – спокойно заметил президент. – Вы все это устроили только затем, чтобы поговорить со мной.

– Не такое уж и дурацкое. Вы весьма сообразительны. Впрочем, я и не ожидал другого от человека, обладающего такой властью.

– Кто вы такой, черт возьми?

– Можете называть меня Джо. Я утолю ваше любопытство, как только мы доберемся до стартовой площадки. Там есть туалет.

Он замолчал, вытащил из-под рубашки папку и положил на сиденье рядом с президентом.

– Откройте и бегло просмотрите. У вас не больше восьми минут. Если задержитесь там дольше, телохранители могут что-то заподозрить. Сами понимаете, что за этим последует.

Электромобиль медленно снизил скорость и остановился. Не говоря ни слова, президент вошел в туалет, присел на унитаз и начал читать. Ровно через восемь минут он вышел, на лице его отражалась крайняя степень замешательства.

– Глупые сказки.

– Вовсе не сказки.

– Неужели вы так тщательно все провернули и добрались до меня только затем, чтобы дать мне прочесть научно-фантастические комиксы?

– Они не фантастические.

– Но в папке ведь полный бред.

– Колония Джерси существует, – терпеливо промолвил Джо.

– Да, конечно, и Атлантида тоже существует.

Собеседник иронично усмехнулся:

– Теперь вы посвящены в то, о чем знает очень узкий круг людей. Вы всего лишь второй президент, оповещенный о проекте. Советую продолжать играть, пока я ввожу вас в курс дела. У нас мало времени, поэтому перейду к самому главному. В принципе, вам и не обязательно знать все подробности.

– Сначала ответьте на один вопрос.

– Хорошо.

– Что с Реджи Салазаром?

– Мирно спит в домике кедди.

– Вы сильно пожалеете, если это неправда.

– Какую клюшку? – демонстративно громко спросил Джо.

– Это короткая лунка. Достаньте металлическую, номер четыре.

Президент, почти не целясь, размахнулся, но мяч полетел в верном направлении, прокатился и замер всего лишь в трех метрах от лунки. Он вернул клюшку и сел в гольф-кар, приготовившись слушать.

– В общем, так… – Джо повел электромобиль к грину. – В 1963 году, за два месяца до своей смерти, президент Кеннеди встретился с группой из девяти мужчин в своем доме в Хайаннис-Порте. Они предложили ему поучаствовать в секретном прогрессивном проекте, который будет развиваться параллельно за кулисами молодой на то время программы освоения космоса. Эти люди называли себя «внутренним ядром», и среди них числились гениальные молодые ученые, корпоративные бизнесмены, инженеры и политики, каждый из которых добился выдающихся успехов в своих областях. Кеннеди понравился их замысел, он даже создал особое правительственное агентство, оно было прикрытием для «откачки» средств из федеральных налогов на проект под кодовым названием «Колония Джерси». Бизнесмены сделали проект привлекательным, создав фонд, по масштабам в точности соответствовавший правительственному. В неприметных зданиях, как правило старых складах, разбросанных по всей стране, создавались исследовательские центры. На начальной стадии удалось сэкономить миллионы долларов и избежать внимания общественности, достроив когда-то заброшенный огромный исследовательский центр.

– Как эта операция до сих пор держится в секрете? – спросил президент. – Не могло ведь обойтись без утечек.

Джо пожал плечами:

– Все просто. У научно-исследовательских команд были свои собственные проекты прикрытия. Все работали в разных местах. Старый трюк: одни не знали, чем занимаются другие. Оборудование сдавалось в аренду мелким компаниям. Это было нетрудно осуществить. Сложнее всего было работать прямо под носом НАСА, чтобы их люди ни о чем не догадались. Для этого работающие на нас армейские офицеры были внедрены в космические центры на мысе Канаверал и в Хьюстоне и еще один – в Пентагон, чтобы сбить с толку любые проверки, способные помешать проекту.

– Выходит, министерство обороны ничего об этом не знает? Джо улыбнулся:

– Это как раз было проще простого. Один из членов «внутреннего ядра» – высокопоставленный штабной офицер, его имя для вас не имеет никакого значения. Он без проблем хоронил военные миссии в лабиринтах Пентагона одну за другой.

Рассказчик умолк, когда они остановились возле мяча. Президент ударил по мячу в очередной раз, уже даже не глядя на лунку. Он вернулся в гольф-кар, сел и повернулся к Джо:

– Разве возможно так просто обвести НАСА вокруг пальца?

– Я же объяснил вам, что один из руководителей Национальной администрации – человек «внутреннего ядра». Он тоже считал, что постоянная база на Луне даст больше возможностей, чем несколько краткосрочных полетов на поверхность спутника Земли. Но еще он понимал, что НАСА будет не под силу выполнить две сложные дорогостоящие программы одновременно, поэтому и поддержал «Колонию Джерси». Проект разрабатывался в строжайшей секретности, поэтому Белый дом, конгресс или армия не смогли бы помешать. Как показало время, это было мудро.

– Получается, что Америка уже прочно укрепилась на Луне?

Мужчина торжественно кивнул:

– Верно, господин президент.

Глава государства никак не мог себе вообразить всю масштабность происходящего.

– У меня в голове не укладывается, что такой огромный проект мог целых двадцать шесть лет тайно разрабатываться за спиной всех служб безопасности.

Джо окинул взглядом фервей.

– На самом деле у меня месяц уйдет только на то, чтобы рассказать обо всех проблемах, неудачах и трагедиях, с которыми мы столкнулись. Представьте, как трудно было осуществить научные и инженерные прорывы в разработке генераторной станции, турбины которой работают на жидком азоте, или в создании аппарата, производящего кислород. Как нелегко было разработать метод по восстановлению водорода, чтобы искусственно создавать воду. Сколько понадобилось затрат на материалы и оборудование, перевезенные на орбиту частными космическими агентствами, спонсированными «внутренним ядром». Сколько проблем было со строительством космического буксира – на нем предполагалось все это переправить с орбиты Земли в колонию Джерси.

– И как вы провернули такое практически под носом у нашей космической программы?

– Под видом огромных спутников связи скрываются базы с космическими буксирами, и в каждом во внутренней капсуле находится человек. Целых десять лет ушло на то, чтобы их разработать и придумать, как обеспечить им связь между собой и одной из наших заброшенных космических лабораторий, используемых в качестве базы для сборки транспортных средств. Кроме того, был совершен огромный шаг вперед в разработке легкого и эффективного двигателя. Он умеет вырабатывать электричество на основе солнечной радиации и использует кислород в качестве топлива. Иными словами, мы провели большую работу.

Он замолчал, выжидая, пока президент в очередной раз ударит помячу.

– Дальше нужно было все это довершить, собрать систему жизнеобеспечения, компоненты которой вместе с запасами были отправлены сперва на орбиту, а затем уже со всем остальным их, буквально как на буксире, переправили на заранее выбранное место на Луне. Даже старые, заброшенные советские орбитальные лаборатории и весь полезный космический мусор стянули к колонии Джерси. Изначально в этой операции не было ничего лишнего, ведь все понимали – это первопроходческий шаг для землян, самое важное событие эволюции с момента, когда на Земле триста миллионов лет назад зародилась жизнь. И, слава богу, у нас получилось. Пока мы с вами сейчас сидим и разговариваем, десять человек живут и работают в совершенно чужой среде в двухстах сорока тысячах миль от нас.

Когда Джо говорил, его глаза становились все шире и горели все ярче, будто мужчину охватывало нечто вроде религиозного пыла. Затем его взгляд снова стал серьезным, и он посмотрел на часы.

– Нам нужно поторопиться, чтобы ваша охрана не начала интересоваться, почему мы отстаем. В общем, я рассказал вам суть. Теперь постараюсь ответить на ваши вопросы, пока вы будете доигрывать.

Президент благоговейно уставился на него.

– Господи Иисусе, – простонал он, – в голове не укладывается.

– Прошу прощения за то, что мне пришлось столько всего вам выложить, – без промедления сказал Джо. – Но это было необходимо.

– А где именно на Луне находится колония Джерси?

– Изучив фотографии, полученные во время выполнения программы «Аполлон», и съемки со спутников Луны, мы обнаружили гейзер, выбрасывающий пар, в вулканической области на южном полушарии обратной стороны Луны. Более подробный анализ показал, что там есть большая пещера. Она идеально подходила для размещения первых установок.

– Вы сказали, что там сейчас находятся десять человек?

– Да.

– И они там без ротаций, бессменно?

– Без замен.

– Боже мой, значит, люди, создавшие этот проект, находятся в космосе уже шесть лет.

– Так и есть, – признал Джо. – Один умер, но туда отправились еще семеро, чтобы расширить базу для поддержания жизни.

– А как же их семьи?

– Все они одиноки. Они знали, на что идут, и согласились рискнуть.

– Еще вы сказали, что я только второй президент, который узнал о проекте.

– Верно.

– Я считаю, что проворачивать такой проект за спиной глав правительства – это плевок в лицо существующему укладу.

Темно-синие глаза Джо зажглись еще ярче. Он сурово посмотрел на главу государства.

– Президенты – прежде всего политики. Голоса теперь ценятся дороже, чем сокровища. Никсон мог использовать колонию Джерси как дымовую завесу, чтобы отвлечь внимание от Уотергейта. То же самое мог сделать и Картер после провальной операции по спасению заложников в Иране. Рейган мог использовать данный проект для улучшения своей репутации в господстве над русскими. И было бы гораздо хуже, если бы о нем узнали конгресс и всякие партийные политики; они бы начали свои дебаты, рассуждая, что «Колония» ни к чему хорошему не приведет, а деньги нужно потратить на улучшение боеспособности страны или на прокорм бедняков. Господин президент, я люблю свою страну и считаю себя патриотом получше большинства нашего населения, но я потерял всю веру в правительство.

– Вы крали деньги налогоплательщиков.

– Научный прогресс компенсирует финансовые потери. Не забывайте, что половину денег вложили частные лица и их корпорации, и, стоит добавить, они не думали о прибыли или личной выгоде. Думаю, те, кто вкладывает деньги в проекты министерства обороны и космические программы, не могут похвастать таким же бескорыстием.

Президент не стал спорить. Он без промедления поставил мяч на подставку и пробил в сторону «зеленой лужайки».

– Если вы так не доверяете президентам, – с горечью начал он, – тогда почему вы вдруг свалились мне как снег на голову?

– У нас могут быть проблемы. – Джо высунул из папки фотографию и поднял ее перед глазами. – Через свои источники мы достали снимок, сделанный с самолета-разведчика военно-воздушных сил во время обзорных полетов над Кубой.

Президент уже понял, что ему не имеет смысла расспрашивать подробности о том, как снимок оказался в руках Джо.

– И что вам нужно от меня?

– Взгляните на территорию над северным побережьем острова ниже Флорида-Кис.

Президент достал очки из кармана рубашки и всмотрелся в изображение.

– Похоже на дирижабль «Гудъер».

– Нет, это «Проспертир», старый дирижабль, принадлежащий Рэймонду Лебарону.

– Я думал, он исчез на Карибах две недели назад.

– Десять дней назад, если быть точным. Вместе с самим дирижаблем и еще двумя членами экипажа.

– Значит, фотография была снята до того, как он исчез?

– Нет, снимок был сделан всего восемь часов назад.

– Тогда Лебарон жив.

– Хотелось бы думать, но все наши попытки связаться с «Проспертиром» по радио остались безответными.

– Разве Лебарон как-то связан с проектом «Колония Джерси»?

– Он был членом «внутреннего ядра».

Президент наклонился поближе.

– А вы, Джо? Вы один из первых девяти человек, придумавших проект, да?

Джо не ответил. Президент и не ждал ответа, ничуть не сомневаясь в правильности своего предположения.

Довольный, он откинулся на спинку сиденья и расслабился.

– Хорошо, так в чем же дело?

– Советский Союз разработал новую транспортную ракету и через десять дней собирается отправить ее в космос для посадки на Луну. Она в шесть раз больше и тяжелее ракет, на каких летали наши астронавты со времен программы «Аполлон». Вы должны знать об этом из докладов ЦРУ.

– Да, я читал об их лунной миссии, – согласился президент.

– Также вы должны знать, что за два последних года они отправили три беспилотных зонда на орбиту Луны, чтобы сфотографировать и обследовать места для посадки. Последний, третий зонд упал на поверхность Луны. У второго сломался двигатель, и его топливо воспламенилось. А вот первый полет был проведен успешно, по крайней мере вначале. Зонд облетел Луну двенадцать раз. Потом что-то пошло не так. После возвращения на орбиту Земли при входе в атмосферу до него перестали доходить команды. Следующие восемнадцать месяцев советский центр управления пытался осторожно посадить его. Мы не знаем, удалось ли им получить снимки. В конце концов у них получилось запустить тормозные двигатели, но вместо Сибири их ракета «Селен‑4» приземлилась в Карибском море.

– Я все еще не понимаю, при чем здесь Лебарон.

– Он отправился на поиски советской ракеты.

На лице президента мелькнула тень сомнения.

– По данным ЦРУ, русские выловили свой космический корабль у берегов Кубы.

– Это «утка». Они даже разыграли целое представление, как достают корабль, но на самом деле они его так и не нашли.

– Ваши люди знают, где он?

– Да, мы знаем точное место.

– Вы хотите опередить русских всего из-за нескольких снимков Луны? Есть тысячи фотографий, доступных всем.

– Все они сделаны до того, как мы создали колонию Джерси. Изучив снимки, русские узнают, что она существует.

– И чем грозит раскрытие проекта?

– Я считаю, что если Кремль узнает правду, то при первом же полете на Луну СССР постарается захватить колонию и использовать в своих целях.

– Мне что-то не верится, что Кремль перестроит всю свою космическую программу только для того, чтобы помешать нам.

– Не забывайте, господин президент, что наш проект все еще засекречен. Никто не станет обвинять русских, если они присвоят себе то, о чем никто и не знает.

– Это только предположение, – перебил президент.

Глаза Джо снова загорелись.

– Не важно! Наши астронавты первыми ступили на поверхность Луны. Мы первыми сделали ее своей колонией. Луна – наша, и мы должны бороться за нее.

– Но ведь на дворе не четырнадцатый век. – Президент был потрясен. – Мы не имеем права брать в руки оружие и отгонять от Луны Советский Союз, да и любую другую страну. Организация Объединенных Наций постановила, что у всех стран есть равные права на территорию на Луне и других планетах.

– А прислушивался бы Кремль к правилам ООН, если бы был на нашем месте? Я думаю, что нет.

Джо развернулся и достал из сумки клюшку.

– Восемнадцатая лунка. Игра подходит к концу.

Президент установил мяч поудобнее и закатил его в лунку с двадцати футов.

– Я бы остановил вас, – холодно сказал он.

– Как? НАСА не готово отправлять морпехов на Луну. Вы и ваши предшественники были настолько слепы, что зациклились на одних только орбитальных космических станциях.

– Я не могу оставаться в стороне и позволить вам начать войну в космосе, которая потом может продолжиться на Земле.

– У вас нет выбора.

– Вы можете ошибаться насчет русских.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Джо. – Но я подозреваю, что они уже убили Рэймонда Лебарона.

– Это должно меня убедить?

– Если случится худшее, то вы хотя бы будете в курсе событий и сможете подготовиться к дальнейшему кошмару.

– А если, предположим, мои охранники арестуют вас как сумасшедшего убийцу, а затем мы раскроем миру правду о колонии Джерси?

– Арестуйте меня – и Реджи Салазар умрет. Расскажете о проекте – и все закулисные махинации, подлости, обманы и ложь, ах да, еще и убийства, конечно же, которые были совершены с того самого момента, как вы приняли присягу в сенате, выплывут на свет. Вы вылетите из Белого дома с еще более скандальной репутацией, чем Никсон, конечно, при условии, что доживете до этого.

– Вы пытаетесь меня шантажировать? – Если до этого президент еще сдерживал себя, то теперь он кипел от злости. – Жизнь Салазара будет небольшой ценой за сохранение президентства.

– Через две недели вы сможете рассказать миру о проекте «Колония Джерси» и станете большим политическим героем. Фанфары, барабанная дробь, понимаете меня? Две недели – и вы всем покажете доказательства величайших достижений науки нашей страны.

– Почему именно после этого времени?

– Потому что мы собираемся забрать нашу изначальную команду из колонии Джерси и вернуть на Землю со всеми накопившимися за двадцать лет результатами исследований – отчетами о метеорологических и лунных зондах, бесчисленными фотографиями и видеозаписями создания первой человеческой планетарной цивилизации, научными результатами тысяч биологических, химических и атмосферных экспериментов. Первый этап проекта завершен. Мечта «внутреннего ядра» сбылась. Теперь колония Джерси будет принадлежать народу Соединенных Штатов Америки.

Президент задумчиво повертел клюшку в руках, затем спросил:

– Кто вы?

– Попытайтесь вспомнить. Мы были знакомы друг с другом много лет назад.

– Как я смогу связаться с вами?

– Я устрою еще одну встречу, когда возникнет необходимость. Мужчина засунул клюшки в сумку и пошел по узкой тропинке в сторону клуба. Но внезапно остановился и развернулся:

– Кстати, я обманул вас. Это не взрывчатка, а коробка с новыми мячами для гольфа – подарок «внутреннего ядра».

Глава государства с раздражением посмотрел на него:

– Будь ты проклят, Джо!

– О, и еще… поздравляю вас.

– С чем?

Джо протянул карточку с результатами.

– Я следил за игрой. Вы набрали семьдесят девять очков.

Узкая доска виндсерфа изящно скользила по бурной поверхности воды, как стрела сквозь туман. Его грациозная форма была необычайно красивой и позволяла развить огромную скорость на волнах. Наверное, это была самая простая конструкция из всех парусников: сердцевина из жесткого пенопласта в литой оболочке из гладкого полиэтилена, для легкости и гибкости – вот и вся доска. В кормовой части доски располагался небольшой плавник, помогающий держать курс, а более длинный шверт[111] уходил в воду почти посередине, чтобы доску не уносило ветром в сторону.

Ветер прижимал треугольный фиолетовый парус с широкой бирюзовой полосой к алюминиевой мачте, прикрепленной к доске шарниром. Овальную трубчатую ручку, или гик, огибающую мачту и парус, крепко сжимали длинные худощавые руки с огрубевшей кожей и мозолями на ладонях.

Дирк Питт устал. Устал даже сильнее, чем его изнуренный мозг был в состоянии осознать. Мышцы рук и ног будто налились свинцом, при каждом маневре все сильнее отдавало болью в спине и плечах. За прошедший час он уже не менее трех раз с огромным трудом поборол в себе желание выплыть на ближайший пляж и растянуться на песке.

Сквозь прозрачное окно в парусе Дирк рассмотрел оранжевый буй, отмечающий конец марафонской гонки длиной в тридцать миль вокруг залива Бискейн к маяку Кейп Флорида на Ки-Бискейн. Он осторожно занял самую удобную позицию, чтобы обойти буй по аккуратной дуге. Решив сделать поворот фордевинд, самый красивый маневр в виндсерфинге, он проскользнул вперед в плотном потоке других серферов, откинулся назад и направил нос доски на новый курс. Взявшись за мачту, Питт перебросил парус вокруг нее с наветренной стороны, поменял положение ног и выпустил гик. Потом повернул трепещущий парус, поймал ветер и в ту же секунду снова подхватил гик. Подталкиваемый свежим северным ветром скоростью в двадцать узлов, серф все быстрее несся по беспокойным волнам и вскоре разогнался почти до тридцати миль в час.

Мужчина слегка удивился, увидев, что в группе из сорока одного гонщика, большинство из которых были моложе его лет на пятнадцать, он идет третьим и отстает от лидера всего на двадцать ярдов.

Разноцветные паруса эскадры виндсерферов переливались на сине-зеленой воде будто радуга. Уже виднелся финиш возле маяка. Питт внимательно следил за идущим впереди гонщиком, готовясь пойти на обгон. Но прежде чем он попытался обойти его, соперник неожиданно упал, недооценив высоту волны. Теперь Дирк шел вторым, и до финиша оставалось не больше полумили.

И вдруг в безоблачном небе пронеслась зловещая тень, и мужчина услышал шум винтового двигателя летательного аппарата где-то вверху и слева. Он поднял голову и вытаращил глаза в изумлении.

Не более чем в сотне ярдов от него с неба опускался дирижабль, закрывая диск солнца, будто во время затмения. Его огромный нос был направлен наперерез курсу флотилии виндсерферов. Казалось, судном никто не управляет. Лопасти двух винтов едва вращались, но сильный ветер довольно быстро нес гигантскую сигару по воздуху. Серфингисты беспомощно наблюдали, как незваный гость пересекает им путь.

Гондола ударилась о волны, и дирижабль подскочил обратно вверх, футов на пять над водой, прямо перед лидером гонки серфингистов. Не успевая развернуться, молодой парень – лет семнадцати, не больше – спрыгнул с доски в воду за мгновение до того, как правый винт дирижабля в куски искромсал мачту и парус его серфа.

Питт ловко заложил крутой вираж и пошел параллельным курсом с неистовым дирижаблем. Краем глаза он заметил название, написанное на боку судна громадными красными буквами – «Проспертир». Дверь гондолы была распахнута, но никакого движения внутри не наблюдалось. Дирк крикнул, но его голос заглушили шум двигателей и свист ветра. Незадачливый цеппелин несся по морю, куда ему вздумается.

Внезапно Питта кольнуло предчувствие беды. «Проспертир» мчался к берегу и уже был всего в четверти мили от широких террас отеля «Сонеста Бич». Дирижабль, который по весу был легче воздуха, вряд ли мог сильно повредить крепкое здание отеля, но если его топливные баки воспламенятся, от пожара наверняка пострадает множество постояльцев, мирно дремлющих в номерах или ужинающих во дворике внизу.

Превозмогая усталость, спортсмен снова развернул серф и направился к огромному носу воздушного корабля. Гондола металась среди волн, и вдруг винт брызнул соленой водой прямо ему в глаза. Все стало мутным, мужчина едва не потерял равновесие. Он присел на доске пониже и направил серф наперерез дирижаблю. Толпы любителей позагорать возбужденно махали руками и показывали пальцами на необычное зрелище, быстро приближавшееся к пляжу отеля.

Питт должен был рассчитать прыжок идеально, он знал, что второй попытки не будет. Если ошибется – винт разрубит его тело на мелкие куски. Закружилась голова. Силы были почти на исходе. Ему показалось, что мышцы перестали реагировать на приказы мозга. Когда серф проходил под носом дирижабля, он приготовился.

А потом прыгнул.

Он смог ухватиться за один из тросов на носу «Проспертира», но начал соскальзывать по мокрой поверхности, сдирая кожу с пальцев и ладоней. В отчаянии Дирк перебросил ногу через трос и держался, напрягая последние остатки сил. Под весом его тела нос дирижабля накренился и опустился под воду. Лихорадочно перебирая руками по канату, Питт полез наверх, пока не вынырнул из воды. Потом какое-то время судорожно выплевывал морскую воду и хватал ртом воздух. Из преследователя он превратился в пленника.

Одной массы тела явно не хватало, чтобы остановить воздушного монстра, даже ветер тормозил дирижабль намного сильнее. Когда ноги коснулись дна, мужчина уже собирался выпустить из рук канат. Но дирижабль бросал его вверх-вниз, будто на американских горках. Через мгновение Питт уже ехал на спине по теплому песку пляжа. С трудом повернув голову, он увидел, что низкое ограждение отеля было уже в сотне метров от него и стремительно придвигалось все ближе.

«Боже мой, неужели конец… – подумал пленник „Проспертира“. – Всего через несколько секунд дирижабль врежется в отель и, возможно, взорвется. А может быть, и не только. Вертящиеся винты расколются при ударе, и металлические обломки лопастей полетят в объятую страхом толпу, как шрапнель».

– Помогите мне! Помогите же, ради бога! – заорал Питт.

Толпящиеся на пляже люди застыли с раскрытыми ртами, словно дети, зачарованные невероятным зрелищем. Внезапно навстречу дирижаблю выбежали две молодые девушки и парень, на ходу хватая буксирные тросы. Следом за ними с места сорвался спасатель, а за ним – грузная пожилая женщина. И тогда оцепенение спало, и два десятка зевак ринулись вперед, выстраиваясь в ряд друг за другом. Это выглядело так, будто племя полуголых туземцев соревновалось с разъяренным бронтозавром в перетягивании каната.

Упираясь босыми ногами в песок и оставляя глубокие борозды, люди боролись с массивным дирижаблем, упрямо тащившим их за собой через пляж. Люди тянули за тросы, закрепленные на носу, и развернули корпус дирижабля на 180 градусов. Теперь на отель надвигался гигантский ребристый хвост. Колесо в нижней части гондолы обломало кусты, высаженные по верху ограды отеля, а винты крутились всего в нескольких дюймах над бетонной стеной и молотили по кустам, сбивая ветки и листья.

Сильный порыв ветра с моря вытолкнул «Проспертир» во внутренний дворик и понес кормой к пятому этажу отеля. Во все стороны полетели зонты и столики. Канаты вырвались из рук, и людей охватило ощущение беспомощности. Казалось, что битва проиграна.

Дирк с трудом поднялся на ноги и, шатаясь, подбежал к ближайшей пальме. В последней отчаянной попытке он обмотал свой канат вокруг стройного ствола, лихорадочно молясь, чтобы дерево не сломалось от напряжения.

Провисший трос резко натянулся. Пятидесятифутовая пальма задрожала, качнулась и на несколько секунд согнулась. Толпа затаила дыхание. И тогда пальма мучительно медленно выпрямилась. Ее короткие корни выдержали испытание на прочность, дирижабль остановился всего в шести футах от восточной стены отеля.

Послышались радостные крики и аплодисменты двух сотен людей. Женщины прыгали и смеялись, а мужчины громко вопили, в восторге подняв руки вверх. Наверное, еще ни одна победившая команда не слышала в свою честь столько бурных оваций. Подбежавшие охранники отеля отводили зрителей подальше от все еще вращающихся винтов.

Мокрый Питт, покрытый песком, стоял невдалеке и пытался отдышаться, его исцарапанные канатом руки жгло от боли. Впервые глядя на «Проспертир» в спокойной обстановке, он был очарован его старинной конструкцией. Было очевидно, что именно эта модель воздушного судна стала прообразом современных дирижаблей «Гудьер».

Дирк обошел разбросанные стулья и столы во дворике и влез в гондолу. Экипаж дирижабля по-прежнему находился в своих креслах, не двигаясь и не издавая ни звука. Мужчина склонился над пилотом, нашел тумблер зажигания и выключил его. Двигатели еще раз или два громко чихнули и замолкли, винты несколько раз провернулись, а потом остановились.

Наступила гробовая тишина.

Питт поморщился и осмотрел гондолу. Внутри не виднелось никаких следов повреждений, казалось, что все механизмы и пульт управления работали исправно. Но его больше поразило обилие приборов на дирижабле. Здесь было все для подводной поисковой экспедиции: градиометры для поиска железа, эхолокатор бокового обзора, профилометр твердого дна.

Дирк не замечал любопытных лиц, заглядывающих в открытую дверь гондолы, не слышал монотонного воя приближающихся сирен. Он чувствовал себя отрешенным и каким-то растерянным. В жарком, влажном воздухе витал смрад гниющих человеческих тел, вызывая тошноту и страх.

Один из членов экипажа сидел, склонившись над маленьким столиком и положив голову на руки, как будто спал. Одежда мертвеца была влажной и покрытой пятнами. Питт коснулся его плеча и легонько толкнул. Плоть оказалась не упругой, а податливой и мягкой, как тесто. Несмотря на жару, Питта внезапно пробрал озноб, хотя по всему телу ручейками струился пот.

Он перевел взгляд на сидящих за штурвалом – ужасная картина! По лицам ползало множество мух, разложение до неузнаваемости обезобразило пилотов. Кожа слезала клочьями, словно на прорванных волдырях или ожогах. Челюсти отвисли, губы и языки распухли и засохли. Глаза были открыты, мутные зрачки смотрели в никуда. Руки с посиневшими ногтями все еще лежали на штурвалах. В безжизненных телах не осталось ферментов, сдерживающих размножение бактерий, и микроорганизмы образовали в кишечнике газы, нелепо раздув мертвецам животы. Высокая температура и влажность в тропиках значительно ускорили процесс гниения.

Прилетевший из ниоткуда «Проспертир» был могилой, полной гниющих трупов. Жуткий экипаж оказался заключенным внутри дирижабля, словно в склепе, так и не выполнив свою призрачную миссию.

Под ослепительным светом в прозекторской на столе для обследования лежал обнаженный труп чернокожей женщины. Тело отлично сохранилось, на нем не было заметно никаких повреждений. Опытный патологоанатом даже при беглом осмотре по степени трупного окоченения легко мог определить, что женщина была мертва не более семи часов. Ей было где-то около двадцати пяти – тридцати лет. Наверное, когда-то на нее засматривались мужчины, но сейчас ее тело выглядело истощенным и обезображенным из-за многолетнего употребления наркотиков.

Судмедэксперт округа Дейд, доктор Кельвин Руни, не особо горел желанием делать вскрытие. В Майами ежедневно кто-то умирает, так что ему и его сотрудникам было чем заняться, и сам он предпочитал работать над более сложными и загадочными случаями. Заурядные случаи смерти от передозировки наркотиков его мало интересовали. Однако труп был найден лежащим на лужайке перед домом окружного комиссара, поэтому проведение следственной экспертизы не могли доверить рядовому сотруднику.

Накинув синий халат (он терпеть не мог стандартный белый), Руни, выросший во Флориде, ветеран армии США и выпускник Гарвардской медицинской школы, вставил новую кассету в карманный диктофон и сухо описал общее состояние трупа.

Он взял скальпель и, нагнувшись над телом, начал разрезать кожу от подбородка до паха. Проведя разрез до грудной полости, Руни внезапно остановился и, щурясь сквозь толстые линзы очков в роговой оправе, наклонился еще ближе. В течение следующих пятнадцати минут он извлек сердце и внимательно исследовал его, продолжая говорить в диктофон.

Под конец обследования в прозекторскую вошел шериф Тайлер Суэтт. Он был среднего телосложения, слегка сутулился, а задумчивое лицо казалось одновременно и меланхоличным, и мужественным. Благодаря своей проницательности и аналитическому складу ума он пользовался уважением у сослуживцев.

Он окинул труп невыразительным взглядом и кивком поприветствовал Руни.

– Новый жмурик?

– Женщина, найденная во дворе окружного комиссара, – ответил доктор.

– Очередной передоз?

– Увы, нет, на этот раз убийство. Да, ее определенно убили. Я нашел три прокола в сердце.

– Ножом для колки льда?

– Судя по всему, так и есть.

Суэтт уставился на маленького лысеющего главного судмедэксперта, который больше походил на приходского священника.

– Им не провести вас, док.

– Что же привело грозу всех преступников в наши экспертноаналитические палаты? – дружелюбно спросил Руни. – Вы явились навестить мертвых бедняков из трущоб?

– Нет, сегодня я с опознанием прибыл к птицам более высокого полета.

– Значит, вас интересуют тела с дирижабля, – догадался Руни. Суэтт кивнул.

– Госпожа Лебарон приехала, чтобы осмотреть останки.

– Я бы не советовал. То, что осталось от ее мужа, – далеко не лучшая картина для тех, кто видит трупы не каждый день.

– Я пытался сказать ей, что достаточно будет опознать его вещи, но она настаивала. Даже привезла с собой консультанта из канцелярии губернатора.

– И где они?

– Ждут в приемной морга.

– А журналисты?

– Там целая армия телерепортеров и корреспондентов из газет, вьются вокруг, как мухи. Я приказал помощникам не пускать их дальше вестибюля.

– Мир удивительно устроен, – философски заметил Руни. – Такой знаменитости, как Рэймонд Лебарон, достаются лучшие полосы на первых страницах, а об этой бедняжке упомянут лишь в последней колонке, рядом с дешевой рекламой.

Он вздохнул, снял халат и бросил на стул.

– Давайте разберемся с вашим делом побыстрее. У меня сегодня еще два вскрытия.

Пока они разговаривали, начался тропический ливень, и за окном загрохотали раскаты грома. Руни надел спортивную куртку, застегнул ее и поправил галстук. Они вместе вышли из помещения. Суэтт задумчиво разглядывал рисунок на ковре под ногами.

– Есть какие-то мысли по поводу причины смерти Лебарона? – спросил шериф.

– Пока не могу сказать ничего определенного. Результаты обычного лабораторного исследования оказались неинформативными. Я собираюсь провести дополнительно несколько тестов. Слишком много нестыковок. Должен признать, это настоящая головоломка.

– Так что, вообще никаких догадок?

– В официальных документах я бы точно пока ничего не писал. Проблема вот в чем: разложение трупа произошло слишком быстро. Я никогда не видел, чтобы ткани так быстро распадались, разве что только один раз, в 1974 году.

Прежде чем Суэтт успел расспросить Руни о том случае, они подошли к двери приемной и вошли. Помощник губернатора, скользкий тип в костюме-тройке, вскочил им навстречу. Руни он сразу показался полным идиотом, хотя еще и рта не успел раскрыть.

– Не могли бы мы начать побыстрее? Госпоже Лебарон тяжело здесь находиться, и она хочет вернуться в отель как можно скорее.

– Сочувствую ей, – произнес шериф, намеренно растягивая слова, – но полагаю, что государственный служащий должен и без моих подсказок помнить о том, что есть определенные правила, которым все должны следовать.

– Должен вам напомнить о том, что губернатор ждет от вашего отдела полной отдачи. Горе вдовы необходимо облегчить.

Руни восхитился железным спокойствием Суэтта. Шериф просто обошел консультанта, словно мусор на тротуаре.

– А вот наш главный судмедэксперт, доктор Руни. Он будет помогать при опознании.

Не похоже, что Джесси Лебарон было здесь очень уж тяжело. Она сидела на оранжевом пластиковом стуле, высоко подняв голову и властно поглядывая по сторонам. И все же Руни почувствовал ее слабость, скрывающуюся за показным спокойствием и хладнокровием. За годы работы для него стало привычным делом проводить опознания трупов близкими людьми. Он проходил через такое испытание сотни раз, поэтому мягким сочувствующим тоном сказал заученную фразу:

– Госпожа Лебарон, я знаю, каково вам сейчас, и постараюсь не сделать вам хуже. Но сперва хотел бы разъяснить, что по законам нашего штата и округа достаточно будет опознать личные вещи покойного супруга. Далее, все, что вы сможете вспомнить об особых приметах во внешности вашего мужа: будь то шрамы, рубцы, особенности зубного аппарата, переломы или деформации в скелете, перенесенные оперативные вмешательства – все это поможет нам в опознании. И последнее: настоятельно советую вам не смотреть на останки. Черты лица еще узнаваемы, но разложение сделало свое дело. Будет лучше помнить господина Лебарона таким, каким он был при жизни, чем таким, каков он сейчас, в морге.

– Спасибо, доктор Руни, – ответила Джесси. – Я очень благодарна вам за заботу, но должна быть уверена, что муж действительно мертв.

Руни печально кивнул, затем указал на рабочий стол, где лежали одежда, бумажник, часы и прочие личные вещи.

– Вы уже опознали вещи господина Лебарона?

– Да, я перебрала их.

– Значит, вы подтверждаете, что они точно принадлежали ему?

– Да, без сомнений… бумажник… и прочее. Часы – подарок от меня на первую годовщину свадьбы.

Руни подошел к столу и взял часы.

– Золотые «Картье» на золотом браслете, с римскими цифрами, выложенными из… Это ведь бриллианты, верно?

– Да, редкая разновидность черного алмаза, соответствующего его знаку зодиака.

– Апрель, стало быть.

Она кивнула.

– Кроме личных вещей вашего супруга, госпожа Лебарон, не узнаете ли вы какие-нибудь из этих вещей, которые могли принадлежать Баку Цезарю или Джозефу Кавилье?

– Не могу ничего сказать об их украшениях, но точно уверена, что такая одежда была на Баке и Джо, когда я видела их в последний раз.

– К сожалению, следователям не удалось найти ближайших родственников Цезаря и Кавильи, – вступил в разговор Суэтт. – Вы бы очень помогли нам, если бы подсказали, что из вещей принадлежало Баку, а что Джозефу.

Джесси Лебарон ненадолго задумалась.

– Я не уверена… Кажется, джинсовые шорты и рубашка в цветочек были на Баке. А другие вещи тогда, вероятно, были на Джо Кавилье. – Она немного помолчала. – Теперь я могу увидеть тело моего мужа?

– Я не убедил вас? – сочувственно спросил Руни.

– Настаиваю.

– Лучше делайте то, о чем просит госпожа Лебарон, – вмешался помощник губернатора, стоявший до этого молча.

Руни посмотрел на Суэтта и обреченно пожал плечами.

– Тогда следуйте за мной, пожалуйста. Останки хранятся в холодильной камере.

Все покорно пошли за доктором к толстой двери с маленьким окошком на уровне глаз и молча ждали, пока он откроет тяжелую задвижку. Изнутри повеяло прохладой, и Джесси вздрогнула, когда доктор пригласил их войти. Появился дежурный и подвел их к одной из квадратных дверец в стене. Он открыл дверцу, выдвинул стол из нержавеющей стали и отошел в сторону.

Руни взялся рукой за край простыни, накрывающей труп, и замялся. Эту часть своей работы он особенно ненавидел. Как правило, человеческие реакции при опознании тела близкого можно разделить на четыре группы: одних начинает тошнить, другие теряют сознание, у третьих начинается истерика. А есть и те, кто стоит с каменным лицом и не выказывает никаких чувств. Последние особо интересовали доктора. Руни готов был расстаться со своей месячной зарплатой, чтобы узнать, какие мысли витают у них в головах в эту секунду.

Он поднял простыню.

Помощник губернатора бросил один лишь взгляд на труп, жалко застонал и без чувств рухнул на руки шерифу. Ужасающие последствия разложения предстали во всем своем отвратительном виде.

Но реакция Джесси поразила Руни. Дама долгим внимательным взглядом осмотрела чудовищные, обезображенные гниением останки, лежащие на столе. Она глубоко втянула в себя воздух, тело заметно напряглось. Затем подняла глаза и спокойным, ровным голосом произнесла:

– Это не мой муж!

– Вы совершенно уверены? – мягко спросил Руни.

– Взгляните сами, – монотонно проговорила она. – У него были не такие волосы. И черты лица. У Рэймонда было угловатое лицо. А здесь круглое.

– Разложение плоти обычно искажает черты лица, – объяснил доктор.

– Но посмотрите на зубы.

Мужчина нагнулся над головой трупа.

– А что с ними?

– На них пломбы серебристого цвета.

– Не понимаю.

– У мужа были золотые.

Руни даже и не думал с ней спорить. Несомненно, такой обеспеченный человек, как Лебарон, не стал бы себе ставить дешевые пломбы.

– Но ведь часы, одежда… вы же признали, что они принадлежали ему.

– Ну и что с того! – гневно крикнула она. – Этот ужасный труп – не Рэймонд Лебарон.

Руни был озадачен ее яростью. Пока он стоял в растерянности, не в состоянии произнести что-либо, госпожа Лебарон выбежала из холодильной камеры. Шериф передал помощника губернатора с рук на руки дежурному морга и повернулся к судмедэксперту:

– Да что тут, черт возьми, происходит?

Доктор покачал головой:

– Сам не знаю.

– Мне кажется, то, что она увидела, шокировало ее. Затем у нее случилась истерика, и дама начала нести чушь. Вы лучше меня знаете, что большинство людей не могут принять смерть любимого человека. Вот она и не смогла поверить своим глазам.

– Это была не истерика.

Суэтт непонимающе посмотрел на него:

– А как это тогда назвать?

– Актерская игра.

– С чего вы взяли?

– Часы, – ответил Руни. – Один из моих сотрудников раньше подрабатывал ювелиром, чтобы платить за обучение в медицинской школе. И он сразу заметил, что эти дорогие часы «Картье», которые госпожа Лебарон подарила своему мужу на юбилей, на самом деле подделка, одна из дешевых фальшивок, какие нелегально производят в Тайване или Мексике.

– Зачем женщине, способной выписать чек на миллион долларов, дарить мужу дешевую подделку?

– Рэймонд Лебарон далеко не профан, когда дело касается стиля и вкуса. Он бы наверняка распознал подделку. Меня интересует другое: почему он продолжал носить часы, зная, что они – фальшивые?

– Значит, вы думаете, что дама разыграла перед нами представление и солгала на опознании?

– Чутье подсказывает мне, что вдова знала, чего ожидать, – ответил Руни. – Готов поспорить на свой новый «Мерседес-Бенц», что генетическое исследование, отчет стоматолога и результаты слепка с отпечатками пальцев, отправленных мной в лабораторию ФБР, покажут, что она права.

Доктор повернулся к трупу и уставился на него.

– На столе не Рэймонд Лебарон.

Детектив Гарри Виктор, ведущий следователь департамента полиции округа Дейд, сидел, откинувшись на спинку вращающегося стула, и изучал фотографии гондолы «Проспертира». Спустя несколько минут он поднял очки без оправы на высокий лоб с залысинами в светлой шевелюре и потер глаза.

Виктор был человеком аккуратным, все раскладывал по своим местам в алфавитном и номерном порядке. Он был единственным полицейским за всю историю отдела, искренне любившим составлять отчеты. Пока большинство мужчин на выходных смотрели спортивные трансляции по телевизору или отдыхали возле плавательных бассейнов, почитывая детективные романы Рекса Бернса, Виктор пересматривал материалы нераскрытых дел. Он был неутомимым трудягой. Но ему больше нравилось самостоятельно увязывать все концы и доводить расследование до завершения, нежели выбивать признания из преступников.

Дело «Проспертира» отличалось от всех других, попадавшихся ему за восемнадцать лет на службе. Да и вообще трудно назвать типичным делом для полицейского расследования, когда с неба падает старинный дирижабль с тремя трупами внутри. Никаких зацепок. В морге не нашли никаких следов на телах, которые могли бы подсказать, где экипаж пропадал полторы недели.

Когда он снова опустил очки на глаза и принялся изучать фотографии, зазвонил телефон. Детектив поднял трубку и задумчиво ответил:

– Да?

– Пришел свидетель давать показания, – послышался голос секретарши.

– Пусть заходит.

Он закрыл папку с фотографиями и положил на металлический стол. Там не было никаких вещей, кроме телефона и таблички с именем следователя. Держа трубку возле уха, детектив перегнулся в кресле и посмотрел в противоположный угол просторного отдела убийств, на дверь, выходящую в коридор.

На пороге появилась секретарша в форме и указала рукой в направлении Виктора. Высокий мужчина кивком поблагодарил ее и подошел. Детектив жестом пригласил его присесть на стул напротив, делая вид, будто разговаривает по телефону. Он использовал эту старую уловку при допросах, когда нужно было улучить минутку, чтобы присмотреться к подозреваемому или свидетелю и понять, что он собой представляет, а самое главное – проследить за его привычками и поведением, что могло помочь при допросе.

Сидящему напротив Виктора человеку было около тридцати семи – тридцати восьми лет, ростом он был под метр девяносто, весил около восьмидесяти пяти килограммов, у него были волнистые черные волосы без намека на седину и кожа, загорелая от круглогодичного пребывания на солнце. У посетителя были темные густые брови, прямой узкий нос, тонкие губы с уголками, загнутыми в легкую, но уверенную улыбку. Он был одет в голубую спортивную куртку, кремово-желтую рубашку-поло с открытым воротником и светло-серые брюки. Чувствовалось, что у него хороший вкус – одежда не слишком дорогая, но стильная, куплена скорее в «Саксе», чем в брендовых мужских магазинах. Он не курил, судя по тому, что из карманов не выпирала сигаретная пачка. Свидетель сложил руки в локтях, что говорило о спокойствии и даже в некоторой мере о безразличии, сами кисти рук были узкие, длинные и обветренные. Колец и других украшений не было, только старые водонепроницаемые часы с оранжевым циферблатом на тяжелом браслете из нержавеющей стали.

Он вел себя не так, как другие. Все, кто сидел на этом стуле, заметно нервничали. Некоторые прятали волнение под маской высокомерия, другие беспокойно осматривались, глядели в окна, на картины на стенах, наблюдали за другими следователями, постоянно ерзая на стуле и закидывая ноги одна на другую. Впервые детектив почувствовал себя не в своей тарелке. Уловка не сработала.

Посетитель не проявлял вообще никаких эмоций. Со скромным интересом он смотрел на Виктора невероятно зелеными глазами, будто гипнотизировал его. Потом, изучив полицейского и не найдя ничего интересного, принялся рассматривать стену позади него. После чего взгляд свидетеля опустился на телефон.

– Обычно в департаментах полиции пользуются системой связи «Горизонт», – сказал он ровным тоном. – Если пытаетесь поговорить с кем-то, то нажмите вот ту кнопочку.

Виктор посмотрел на телефон. Так и есть, одна из четырех кнопок горела, но не была нажата.

– А вы внимательны, господин…?

– Питт. Дирк Питт. Имею честь разговаривать с детективом Виктором? У нас была назначена встреча.

– Да, это я. – Он положил трубку на место и продолжил: – Вы тот человек, который первым пробрался в гондолу дирижабля «Проспертир»?

– Верно.

– Спасибо, что согласились прийти сюда в воскресенье, да еще и в такую рань. Буду очень признателен, если поможете прояснить несколько вопросов.

– Пустяки. Это надолго?

– Двадцать минут, может быть, полчаса. Куда-то торопитесь?

– Через два часа у меня самолет в Вашингтон.

Полицейский кивнул:

– Тогда у нас достаточно времени. – Он открыл ящик и достал диктофон. – Давайте перейдем в более уединенное место.

Он повел Питта по длинному коридору к маленькой комнате для допросов. Внутри не было ничего лишнего: стол, два стула и пепельница. Виктор присел и вставил в диктофон новую кассету.

– Не будете возражать, если я запишу наш разговор на пленку? Из меня ужасный стенографист, никто из секретарей не может разобрать мой почерк.

Посетитель пожал плечами, соглашаясь.

Виктор поставил диктофон на середину стола и нажал на кнопку записи.

– Ваше имя?

– Дирк Питт.

– Среднее имя?

– Эрик.

– Адрес?

– Аэропорт-плейс, номер 266, Вашингтон Ди-Си, 20001.

– Номер телефона, по какому можно будет с вами связаться? Дирк продиктовал Виктору телефонный номер своего офиса.

– Чем занимаетесь?

– Директор специальных программ Национального управления подводных исследований.

– Можете описать то, что произошло 20 октября?

Питт рассказал Виктору о том, как заметил неуправляемый дирижабль во время марафонской гонки на виндсерфах, о своем сумасшедшем прыжке на канат дирижабля и о едва не случившейся катастрофе, которую чудом удалось предотвратить в последние секунды. Закончил он рассказ на том, как пробрался в гондолу.

– Вы касались там чего-либо?

– Только выключателей зажигания и двигателя. Еще трогал за плечо труп, сидевший возле столика штурмана.

– И все?

– Я мог оставить свои отпечатки только на лестнице дирижабля.

– И еще на спинке сиденья второго пилота, – самодовольно улыбнулся Виктор. – Очевидно, когда вы наклонились, чтобы выключить двигатели.

– Быстро вы их обнаружили. В следующий раз буду надевать резиновые перчатки.

– Это заслуга ФБР.

– Надо признать, они хорошо делают свою работу.

– Вы что-нибудь взяли оттуда?

Питт бросил на Виктора резкий взгляд.

– Нет.

– А мог кто-нибудь войти и что-нибудь трогать?

Свидетель покачал головой.

– После того как я вышел, охранники отеля оцепили гондолу. Следующим, кто туда зашел, был человек в форме полицейского.

– Что вы делали после этого?

– Я заплатил спасателю, чтобы он сплавал и нашел мой серф. У него был небольшой пикап, он согласился отвезти меня в отель, где я остановился с друзьями.

– В Майами?

– В Корал-Гейблз.

– Не возражаете, если я спрошу, что вы делали в городе?

– Я закончил морскую исследовательскую миссию для НУПИ и решил взять недельный отпуск.

– Вы опознали тела?

– Нет, конечно же. Я бы и собственного отца в таком виде узнать не смог.

– Может, есть хотя бы какие-нибудь предположения?

– Думаю, один из них – Рэймонд Лебарон.

– Вы слышали ранее об исчезновении «Проспертира»?

– О его исчезновении передавали по всем каналам, печатали в газетах. Только отшельник мог об этом не знать.

– У вас есть какие-нибудь предположения, где дирижабль и его экипаж пропадали в течение десяти дней?

– Без понятия.

– Может, есть какая-то, пусть даже самая безумная, теория? – упорствовал Виктор.

– Ну, например, дирижабль мог принять участие в гениальнейшем рекламном трюке, пиаре издательской империи Лебарона.

В глазах Виктора появился интерес.

– Продолжайте.

– А может, богачи сделали умнейший ход, чтобы манипулировать ценами акций конгломерата Лебарона. Можно было продать пакеты акций, чтобы потом, когда он исчезнет, а цены упадут, выкупить их по дешевке. А когда произойдет его «воскрешение» – цены опять поднимутся и можно будет снова продать акции втридорога.

– И какой, по-вашему, была причина смерти?

– Тут моя фантазия отказывает.

– Почему?

– Спросите судмедэксперта.

– Но я спрашиваю вас.

– Наверное, они сожрали испорченную рыбу на том необитаемом острове, где просидели все время, – устав от игры в догадки, сказал Питт. – Откуда мне знать? Если вам нужен красивый сюжет, лучше наймите сценариста.

Интерес в глазах Виктора погас. Он откинулся на кресле и удрученно вздохнул.

– Я уже было подумал, что вы знаете о чем-то, что сможет помочь нам распутать загадку. Но ваша теория оказалась пустышкой, как и все остальные.

– Я почему-то не удивлен, – ухмыльнулся Питт.

– Откуда вы знали, что нужно нажимать, чтобы выключить двигатель? – спросил Виктор, направляя разговор в другое русло.

– После полетов на двадцати разных самолетах во время службы в ВВС и в гражданской жизни я кое-чему научился.

Виктора, казалось, полностью удовлетворил такой ответ.

– Еще один вопрос, господин Питт. Когда вы впервые заметили дирижабль, с какого направления он прилетел?

– Он дрейфовал по ветру с северо-востока.

Виктор протянул руку и выключил диктофон.

– Все. Я смогу с вами связаться по номеру телефона вашего офиса в течение дня?

– Если меня не будет на месте, мой секретарь сообщит, где меня найти.

– Спасибо за помощь.

– Боюсь, что ничем особенным я не помог, – сказал Питт.

– Мы должны соединить все нити. На нас оказывают большое давление, ведь Лебарон был важным лицом. Должно быть, это самое странное дело, с которым когда-либо сталкивался наш отдел.

– Я вам не завидую. – Свидетель взглянул на часы и поднялся со стула. – Мне пора в аэропорт.

Виктор встал и потянулся через стол, они пожали друг другу руки.

– Если у вас появится еще какой-нибудь сюжетец, звоните мне. Я люблю хорошую фантастику.

Дирк остановился у дверей и обернулся с ехидным выражением на лице:

– Вам нужны зацепки, детектив? Тогда обдумайте еще такую штуку. Дирижаблю нужен гелий, чтобы взлететь. Чтобы поднять в воздух такую старинную махину, как «Проспертир», понадобится пара сотен тысяч кубических фунтов газа. И примерно за неделю утечки гелия будут такими, что дирижабль опустится на землю. Улавливаете?

– Смотря к чему вы ведете.

– Дирижабль мог появиться в Майами только в том случае, если за сорок восемь часов до того опытный экипаж пополнил запасы гелия.

Виктор выглядел так, будто собирался перекреститься.

– Что отсюда следует?

– То, что вам нужно поискать по окрестностям станции, которые могли перекачать двести тысяч кубических футов гелия.

Питт развернулся к двери и ушел.

– Ненавижу лодки, – проворчал Руни. – Я не умею плавать, вообще не могу даже держаться на воде. Ненавижу плавать! Мне становится плохо, даже когда я смотрю в окошко на дверце стиральной машинки.

Шериф Суэтт передал ему двойной мартини:

– Держите, это вам поможет.

Доктор печально посмотрел на залив и осушил полстакана разом.

– Надеюсь, что хоть в открытый океан не будем выходить.

– Не будем. Просто неспешно прокатимся на катере вокруг залива.

Суэтт заскочил в переднюю кабину своего белого рыбацкого катера и запустил двигатель. Дизельный двигатель с турбиной мощностью 260 лошадиных сил гулко зарокотал на корме, палуба начала вибрировать под ногами. Мужчина отвязал причальный канат, катер отошел от пирса и направился к Бискайскому заливу, лавируя в лабиринте пришвартованных яхт.

Когда катер прошел мимо буйков, Руни решил выпить еще стаканчик.

– Где у вас хранится выпивка?

– В передней кабине. Угощайтесь. Там же в медном водолазном шлеме лежит лед.

Через минуту доктор вышел из кабины и спросил:

– Зачем это все, Тайлер? Сегодня же воскресенье. Вы не могли вытащить меня из моей берлоги в самый разгар захватывающего матча, просто чтобы показать, как выглядит Майами-Бич с корабля.

– Да. Я слышал, что прошлой ночью вы закончили отчет о телах с дирижабля.

– Если точно, то в три часа утра.

– Я подумал, может быть, вы захотите мне что-нибудь рассказать?

– Боже правый, Тайлер, неужели это настолько важно, что вы не могли подождать до утра?

– Час назад позвонил какой-то федерал из Вашингтона. – Суэтт помолчал, ослабляя дроссель.

– Сказал, что он из внутренней разведки, о которой я никогда не слышал. Не буду утомлять вас подробностями нашего с ним малоприятного разговора. Никогда не мог понять, почему северяне принимают нас за дурачков. В общем, он потребовал, чтобы мы передали тела федеральным властям.

– Каким еще федеральным властям?

– Он отказался называть их. И увильнул от ответа, когда я настаивал.

Руни заинтересовался:

– Он не сказал, зачем им тела?

– По его словам, это вопрос безопасности.

– Вы ему, конечно, отказали?

– Сказал, что подумаю.

Благодаря такому повороту событий и алкоголю доктор на время забыл о своей боязни воды. Он присмотрелся к плавным очертаниям катера из стеклопластика. Они находились во втором офисе шерифа, временно поставленном на службу в качестве резервного патрульного корабля, хотя чаще его использовали для поездок на рыбалку с чиновниками из штата и округа.

– Как вы его назвали? – спросил Руни.

– Кого?

– Корабль.

– «Саузерн Комфорт». Тридцать пять футов длиной, скорость пятнадцать узлов. Его построили в Австралии. Фирма «Стеберкрафт».

– Что касается дела Лебарона, – произнес доктор, потягивая мартини, – вы собираетесь отдать его?

– Была такая мысль, – улыбнулся Суэтт. – У нас никаких подозреваемых. Смерть до сих пор освещают во всех передовицах. Журналисты делают из трагедии цирк. Начиная с губернатора, каждый пытается оказывать давление на мою задницу. И к тому же есть большая вероятность, что преступление было совершено вообще не в моей юрисдикции. Конечно же, имеется огромное искушение передать столь тяжелый случай в Вашингтон. Но все-таки я слишком упрям, потому что мне кажется, что мы можем раскрыть дело.

– Хорошо, но чего вы хотите от меня?

Шериф оторвался от штурвала и в упор посмотрел на Руни:

– Хочу, чтобы вы рассказали мне, что написали в отчете.

– То, что я откопал, только сильнее все запутает.

Суэтт замедлил ход, пропуская небольшой парусник с четырьмя подростками, идущий наперерез их курсу, и потом продолжил:

– И все-таки.

– Давайте я начну с конца, согласны?

– Давайте.

– Меня поразила одна деталь. С подобным я сталкивался лет пятнадцать назад, когда расследовал странное дело о смерти женщины. На веранде дома обнаружили тело дамы, сидящей в кресле. Ее муж сказал, что они выпивали всю ночь и он пошел спать, ожидая, что она присоединится к нему. Проснувшись утром, супруг нашел ее на том же месте, где и оставил. Как и ночью, жена сидела в кресле на террасе, но теперь была мертва. У нее были все признаки естественной смерти, никаких следов насилия или отравления, в крови нашли только алкоголь. Внутренние органы были здоровыми. Раньше у нее не было серьезных заболеваний или нарушений. И в сорок лет у нее сохранилось тело двадцатипятилетней девушки. Это меня вконец запутало. Но затем факты начали складываться. Посмертный цианоз – изменение цвета кожи в результате нарушения кровообращения – обычно должен быть синеватого цвета. Ее цианоз был вишнево-розовым, что означало смерть от цианида, угарного газа или переохлаждения. Также я обнаружил кровоизлияние в поджелудочную железу. Методом исключения я отбросил варианты с цианидом и угарным газом. Ну и последним элементом в головоломке стал род занятий ее мужа. Конечно, мои доказательства были не очень сильны, но их хватило, чтобы судья засадил его на пятьдесят лет.

– Кем работал муж? – спросил Суэтт.

– Он развозил замороженные продукты по магазинам на грузовике. Очень тонкий план. Супруг напоил ее до потери сознания. Потом затащил в грузовик, который по ночам и выходным стоял у него дома, включил холодильную установку и подождал, пока она окоченеет. Когда бедная женщина испустила последний вздох, он посадил ее назад в кресло и отправился спать.

Шериф непонимающе посмотрел на него:

– Вы не сказали, что люди, найденные в дирижабле, умерли от переохлаждения.

– Именно это я и подозреваю.

– Уверены?

– Примерно на восемь баллов по десятибалльной шкале.

– Знаете, как такое предположение звучит со стороны?

– Догадываюсь, что, по меньшей мере, странно.

– Трое мужчин исчезают над Карибским морем в тридцатиградусную жару и умирают от переохлаждения? – спросил Суэтт сам себя. – Совсем не верится, док. Отсутствует даже какой-нибудь грузовичок для замороженных продуктов, способный вызвать такие подозрения.

– Надо сказать, в деле с дирижаблем вообще сложно чему-то верить.

– Что вы имеете в виду?

– Звонок из ФБР. Если Джесси Лебарон сказала правду и в морге не ее муж, значит, остальные двое тоже не Бак Цезарь и Джозеф Кавилья.

– Боже, – вздохнул Суэтт. – Кто же они тогда?

– Об их отпечатках пальцев у ФБР нет никаких сведений. Возможно, иностранцы.

– Вы что-нибудь откопали, что может помочь нам установить их личности?

– Могу назвать их рост и вес, показать рентгеновские снимки их зубов и назвать прижизненные нарушения в скелете. Их печени пережили огромные дозы всех трех классов спиртных напитков. Легкие говорят о том, что они были заядлыми курильщиками, а судя по зубам и кончикам пальцев, курили они сигареты без фильтра. Еще они любили плотно покушать. Последний раз они ели черный хлеб, различные фрукты и свеклу. Обоим было примерно чуть больше тридцати, одному, может, сорок или чуть больше. Их физическое состояние было выше среднего. Кроме того, могу сказать вам еще одну вещь, которая может помочь опознать их.

– Говорите.

– Но если моя догадка верна, то Лебарон, Цезарь и Кавилья снова будут считаться пропавшими.

Прежде чем Суэтт успел что-то сказать, из динамика корабельного радио раздался женский голос, вызывавший позывной его катера. Шериф ответил и переключился на другой радиоканал согласно инструкции.

– Извините, придется ненадолго прерваться, – сказал он Руни. – Срочный вызов с берега.

Доктор кивнул и отправился в кабину, чтобы налить себе еще выпивки. Приятное ощущение тепла пробежало по телу, он немного постоял, чтобы оно дошло до головы. Когда мужчина вернулся в рубку, Суэтт уже повесил трубку, его лицо покраснело от гнева.

– Грязные сволочи! – выругался он.

– Что-то случилось? – спросил Руни.

– Они стащили трупы, – прорычал Суэтт, ударяя по штурвалу кулаком. – Проклятые федералы приехали в морг и изъяли тела погибших на дирижабле.

– Но они же должны были сначала пройти юридические процедуры, – усомнился Руни.

– Шесть человек в штатском и два федеральных маршала заявились с необходимыми документами, погрузили мертвецов в алюминиевые контейнеры со льдом и увезли на вертолете военно-морского флота США.

– Когда?

– Десять минут назад. Гарри Виктор, главный следователь по данному делу, сказал, что, пока он отлучался в туалет, они обыскали его стол в отделе убийств и стащили все файлы.

– А что с моим отчетом о вскрытии?

– Его тоже забрали.

Настроение Руни поднялось из-за ударившего в голову алкоголя.

– Ничего страшного, давайте посмотрим с другой стороны. Теперь вся ответственность с вас снята.

Суэтт понемногу успокаивался.

– Не могу сказать, что они сделали мне хуже, но их метод ведения дел меня окончательно взбесил.

– Могу вас немного утешить, – пробормотал доктор. У него начались проблемы с координацией. – Кое-чего дядя Сэм точно не сможет разобрать до конца.

– Что именно?

– Я не все указал в отчете. Один из результатов обследования был слишком противоречив, чтобы вписывать его в документ, и слишком безумен, чтобы говорить о нем за пределами сумасшедшего дома.

– О чем вы? – Шериф стал терять терпение.

– О причине смерти.

– Вы же сказали, что они умерли из-за переохлаждения.

– Правильно, но кое-чего недоговорил. Как вы могли заметить, я не указал время смерти. – Язык Руни начал заплетаться.

– Наверное, за несколько дней до того, как дирижабль упал.

– О, нет. Бедные ребята окоченели уже очень давно.

– Когда именно?

– Год или два назад.

Суэтт недоверчиво посмотрел на собеседника. Но судмедэксперт лишь улыбался, как гиена. Он продолжал улыбаться даже после того, как осел на край лодки и его стошнило.

Дирк Питт жил не в доме на пригородной улице и не в квартире многоэтажки с видом на верхушки густых зарослей деревьев Вашингтона. Возле его жилья не было двориков соседей с визжащими детьми и лающими собаками. Его дом был не домом в прямом смысле этого слова. Дирк жил в старом самолетном ангаре, расположенном в дальнем углу международного аэропорта столицы.

Со стороны здание выглядело заброшенным и пустынным. Земля вокруг него заросла травой, старая краска на гофрированных стенах потрескалась. Единственным признаком, что здесь мог кто-то обитать, был ряд окон под огромной изогнутой крышей. Хоть они и были испачканными и покрытыми пылью, но ни одно окно не было разбито, как в других заброшенных постройках.

Питт поблагодарил ремонтника аэропорта, подвезшего его от терминалов. Оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не наблюдает, он вынул из кармана пальто маленький передатчик и произнес в него несколько голосовых команд. Они отключали систему безопасности, охранявшую ангар, и открывали боковую дверь, которая выглядела так, будто ее не открывали уже десятки лет.

Он вошел в здание и ступил на полированный бетонный пол. Изнутри на него смотрели фары тридцати блестящих классических автомобилей, старый аэроплан и вагон, изготовленный в начале века. Он приостановился и с умилением посмотрел на шасси спортивного купе французского «Тальбот-Лаго», чью реконструкцию он недавно начал. Машина была практически уничтожена в результате взрыва, но Питт был полон решимости вернуть скрюченной груде металла ее первоначальную элегантность и красоту.

Он потащил чемодан и рюкзак с одеждой по винтовой лестнице к жилому помещению, расположенному наверху, у дальней стены ангара. Часы показывали 14.15, но разум и тело настолько устали, что ему казалось, время уже около полуночи. Распаковав вещи, Дирк решил несколько часов поработать над «Тальбот-Лаго», а затем принять душ. Он надел старый комбинезон и уже потянулся к ящику с инструментами, как вдруг раздался громкий звонок. Он достал из глубокого кармана беспроводной телефон.

– Алло?

– Пригласите к телефону господина Питта, пожалуйста, – произнес женский голос.

– Я вас слушаю.

– Секундочку.

Прождав около двух минут, он положил телефон и начал восстанавливать систему зажигания «Тальбота». Через пять минут звонок прозвучал снова. Питт нажал на кнопку, но ничего не сказал.

– Вы еще здесь, сэр?

– Да, – равнодушно ответил мужчина, зажав телефон между плечом и ухом и продолжая копаться в машине.

– Я Сандра Кабо, личный секретарь госпожи Джесси Лебарон. Я говорю с Дирком Питтом?

Дирк не любил людей, которые не коммутируют свои звонки сами.

– Да.

– Госпожа Лебарон хочет с вами встретиться. Вы сможете подъехать к ее дому к четырем часам?

– Она поторопилась назначить время.

– Прошу прощения?

– Извините, мисс Кабо, но мне нужно починить машину. Если бы госпожа Лебарон подъехала ко мне, тогда мы могли бы поговорить.

– Боюсь, что не сможет. У нее в оранжерее вечером состоится официальная вечеринка, где будет присутствовать государственный секретарь штата. Вырваться вряд ли получится.

– Что ж, тогда в другой раз.

Наступила тишина, потом мисс Кабо сказала:

– Вы не понимаете.

– Да, вы правы, не понимаю.

– Фамилия Лебарон вам ни о чем не говорит?

– Примерно как и Шагнэсти, Квагмир или Смит, – весело солгал Питт.

Она удивленно молчала несколько секунд.

– Господин Лебарон…

– Ладно, давайте серьезно, без шуток, – перебил ее Питт. – Я хорошо знаю, кто такой Рэймонд Лебарон. И не буду тратить наше время: о его таинственном исчезновении и смерти ничего нового я вам сказать не смогу. Передайте вдове мои соболезнования. Вот и все, что я могу сказать.

Кабо глубоко вздохнула.

– Пожалуйста, господин Питт, она была бы очень признательна, если бы встретилась с вами.

Дирк представил, как на другом конце телефона секретарша, стиснув зубы, произнесла слово «пожалуйста».

– Ладно, – ответил он. – Думаю, я смогу подъехать. Какой у нее адрес?

К ее голосу снова вернулось высокомерие:

– Я отправлю шофера, чтобы он забрал вас.

– Если вам все равно, то я бы лучше добрался на своей машине. У меня в лимузинах разыгрывается клаустрофобия.

– Хорошо, если вы так настаиваете, – сухо сказала она. – Дом в конце улицы Бэйкон-Драйв в Грейт Фоллс Эстейтс.

– Я посмотрю по карте.

– Хорошо, на какой машине вы будете?

– Зачем вам?

– Чтобы предупредить охрану у ворот.

Питт немного поколебался и задержал взгляд на машине, припаркованной у главных ворот ангара.

– Я буду на старом кабриолете.

– Старом?

– Да, 1951 года выпуска.

– Когда прибудете, припаркуйтесь, пожалуйста, на стоянке у дома прислуги. Это справа от дороги.

– Вам когда-нибудь было стыдно за то, что вы указываете людям, что им делать?

– У меня нет причин чего-либо стыдиться, господин Питт. Мы будем ждать вас к четырем.

– Надеюсь, наша встреча произойдет до того, как прибудут гости? – с сарказмом спросил Питт. – Я бы не хотел никого смущать видом своей старой машинки.

– Не волнуйтесь, – раздраженно ответила она. – Вечеринка назначена на восемь вечера. До свидания.

После того как Сандра Кабо повесила трубку, мужчина подошел к кабриолету и несколько минут рассматривал его. Он поднял доску с пола под задним сиденьем и подключил провода к аккумулятору. Затем вернулся к «Тальбот-Лаго» и продолжил дальше чинить зажигание.

Ровно в восемь тридцать охранник парадных ворот поместья Лебаронов встретил молодую пару на желтом «Феррари», проверил их имена в списке и пригласил проезжать дальше. Следующим подъехал лимузин «Крайслер» с главным советником президента Дэниелом Фосеттом и его женой.

Охранник привык к экзотическим машинам и их знаменитым пассажирам. Он зевнул и скучающе потянулся, подняв руки над головой. И вдруг руки застыли в воздухе, а рот захлопнулся – к воротам подъезжал самый крупный автомобиль, какой он когда-либо видел.

Автомобиль казался истинным монстром, почти двадцать два фута от заднего бампера до переднего, и весом наверняка не меньше трех тонн. Капот и двери были окрашены в серебристо-серый, а крылья – в темно-бордовый цвет. Крыша кабриолета была полностью скрыта из виду, когда находилась в сложенном состоянии. Очертания корпуса были гладкими и элегантными, машина казалась лучшим примером безупречного мастерства ее изготовителя, редко где можно встретить такое.

– Вот это машина, – наконец-то произнес охранник. – Как она называется?

– «Даймлер», – ответил Питт.

– Судя по названию, британская?

– Так и есть.

Охранник восхищенно покачал головой и посмотрел в список гостей.

– Ваше имя, пожалуйста.

– Питт.

– Не вижу здесь вашего имени. Вы получали приглашение?

– У нас с госпожой Лебарон была запланирована встреча ранее.

Охранник зашел в сторожку и проверил расписание.

– Да, сэр, вам было назначено на четыре часа.

– Когда я позвонил ей и предупредил, что опоздаю, она пригласила меня на вечеринку.

– Ну, если она вас ожидала, – сказал охранник, все еще пожирая взглядом «Даймлер», – тогда, думаю, все в порядке. Приятного вечера.

Питт поблагодарил его кивком и повел огромную машину вверх по извилистой дорожке к особняку Лебаронов. Главное здание возвышалось над теннисным кортом и бассейном на небольшом холме. Архитектура была вполне обычной для здешних мест – трехэтажное кирпичное здание в старинном стиле, с белыми каменными колоннами, которые поддерживали крышу над широким парадным крыльцом. Крылья дома уходили в обе стороны от центрального корпуса. Справа несколько хвойных деревьев заслоняли гараж и пристройку, где, по предположению Дирка, жила прислуга. Слева и напротив особняка располагалось громадное застекленное строение. Внутри его мерцал свет хрустальных люстр. Вокруг двадцати или более обеденных столов расцветали экзотические цветы и кустарники, а небольшой оркестр играл на сцене под водопадом. Питт был весьма впечатлен. В этот свежий октябрьский вечер место для вечеринки было выбрано идеально. Оригинальности Рэймонду Лебарону было не занимать. Гость подкатил на «Даймлере» к фасаду оранжереи, где с благоговейным выражением лица, словно плотник, уставившийся на красное дерево, стоял парковщик в ливрее.

Когда Питт вышел из машины и поправил смокинг, он заметил, что толпа, собравшаяся за прозрачной стенкой оранжереи, вовсю глазеет и показывает пальцами на его автомобиль. Он пояснил парковщику, как переключать передачи в кабриолете, и вошел в стеклянные двери. Оркестр играл легкую музыку Джона Барри – много струнных и мало духовых. У входа стояла женщина, элегантно одетая по последнему писку дизайнерской моды, и приветствовала гостей.

Без сомнения, это была Джесси Лебарон. Холодное спокойствие, воплощение изящества и стиля, она являлась живым доказательством того, что женщины могут быть красивыми и после пятидесяти. На ней блестела серебристого цвета туника, украшенная зелеными бусинами, а ноги скрывала узкая и длинная бархатная юбка.

Питт подошел к ней и чуть поклонился.

– Добрый вечер, – сказал он, сверкнув обаятельной улыбкой.

– Какой потрясающий автомобиль, как он называется? – спросила Джесси, выглядывая в дверной проем.

– Это «Даймлер» с восьмицилиндровым двигателем общим объемом 5,4 литра и кузовом хупер.

Она мило улыбнулась и протянула руку:

– Спасибо, что пришли, господин… – она запнулась, с любопытством глядя на него. – Простите, не припомню, где мы раньше встречались.

– Мы никогда раньше друг друга не видели, – ответил он. – Меня зовут Питт, Дирк Питт.

Ее глубокий голос, чуть хрипловатый, с оттенком чувственной грубости, показался ему весьма приятным.

Черные глаза Джесси холодно уставились на мужчину.

– Вы пришли на четыре с половиной часа позже, чем мы договаривались. Вы всегда так опаздываете?

– Нет, госпожа Лебарон. Наоборот, я очень тщательно спланировал свой приезд.

– Вы не приглашены на вечеринку, – спокойно сказала она. – Поэтому вам нужно уйти.

– Жаль, – мрачно ответил Питт. – Мне редко приходится надевать смокинг.

На лице дамы мелькнула тень презрения. Она повернулась к женщине в больших очках, стоящей за ее спиной. Питт догадался, что это была ее секретарь Сандра Кабо.

– Найди Анджело и попроси его показать выход этому джентльмену.

Зеленые глаза Питта озорно заблестели.

– Кажется, у меня талант раздражать людей. Вы хотите, чтобы я сам мирно ушел отсюда или чтобы разыгралась неприятная сцена?

– Пожалуй, лучше уйдите сами.

– Тогда зачем вы хотели встретиться со мной?

– Дело касалось моего мужа.

– Я его даже не знал. Ничего нового о его смерти я вам не мог сказать.

– Рэймонд не мертв, – твердо сказала она.

– Когда я увидел его в дирижабле, мне так не показалось.

– Вы видели не его.

Дирк промолчал, недоверчиво глядя на нее.

– Не верите?

– В общем-то, мне все равно.

– Я надеялась на вашу помощь.

– Не очень-то искренне вы умеете просить о помощи.

– Это официальный благотворительный вечер, господин Питт. Вы не должны здесь быть. Перенесем встречу на завтра.

Собеседник решил скрыть свое раздражение, переведя разговор в нужное русло. Он резко спросил:

– Куда направлялся ваш муж в тот день, когда исчез?

– На поиски сокровищ Эльдорадо, – нервно ответила она, оглядываясь на гостей. – Он верил, что они затонули вместе с кораблем, который назывался «Циклоп».

Перед тем как тот успел что-нибудь сказать, Кабо привела Анджело, кубинского шофера.

– До свидания, господин Питт, – сухо попрощалась Джесси и повернулась, чтобы поприветствовать новых гостей.

Мужчина пожал плечами и подал руку Анджело:

– Давайте вы выведете меня со всеми почестями.

Затем обратился к даме:

– И последнее, госпожа Лебарон. У меня нет никаких общих дел с людьми, которые так со мной себя ведут. Поэтому забудьте мой телефон.

После чего Питт позволил Анджело сопроводить его к выходу из оранжереи, где стоял «Даймлер». Хозяйка наблюдала, как большой автомобиль исчез в ночи. Тогда она вернулась к гостям.

Когда дама подошла, Дуглас Оутс, государственный секретарь, оторвался от разговора с советником президента Дэниелом Фосеттом.

– Потрясающе, Джесси.

– Да, и вправду. В Вашингтоне давно не было вечеринок с таким размахом, – вторил ему Фосетт.

Глаза Джесси блеснули, губы изогнулись в теплой улыбке.

– Благодарю вас, джентльмены.

Оутс указал взглядом в сторону двери:

– Мне показалось или это Дирка Питта только что выставили за дверь?

Джесси посмотрела на него в упор.

– Вы знаете его? – удивилась она.

– Конечно. Питт – второй человек в НУПИ. Это тот парень, что поднял «Титаник» для министерства обороны.

– И спас жизнь президента в Луизиане, – добавил Фосетт.

Джесси заметно побледнела.

– Я и понятия не имела.

– Надеюсь, вы его не разозлили, – сказал чиновник.

– Возможно, я была немного груба с ним, – признала она.

– Вы ведь интересовались добычей нефти на морском шельфе у Сан-Диего, не так ли?

– Да. Сейсмические исследования показали, что там видимо-невидимо неиспользованных запасов. Одна из наших компаний рассчитывает получить права на бурение, уже налажены некоторые связи. А почему вы спрашиваете?

– Разве вам не известно, кто возглавляет комитет сената по добыче нефти на государственных землях?

– Конечно, это… Сейчас вспомню… – Голос Джесси затих, а самообладание будто растаяло.

– Отец Дирка, – закончил за нее Оутс. – Сенатор Калифорнии, Джордж Питт. Без его поддержки и благосклонности НУПИ к появлению возможных экологических проблем вам будет непросто добыть права на бурение.

– Кажется, теперь ваши налаженные связи по данному вопросу могут потерять свою ценность, – иронически сказал Фосетт.

Спустя полчаса Питт припарковал «Даймлер» перед высоким зданием из солнцезащитного стекла, где располагался штаб НУПИ. Он прошел через пост охраны и поднялся на лифте на десятый этаж. Когда двери открылись, он вышел в огромный электронный лабиринт средств связи и информации морского агентства.

Из-за подковообразного стола, под завязку заставленного компьютерной техникой, на него с улыбкой поднял глаза Хирам Йегер.

– Надо же, Дирк. Так разоделся и не нашел лучшего места, куда пойти?

– Хозяйка вечеринки решила объявить меня персоной нон грата и вышвырнула за борт.

– Я ее знаю?

Теперь уже улыбка появилась на лице Питта. Он посмотрел на Йегера. Компьютерный гений был похож на хиппи из начала семидесятых годов. Его длинные светлые волосы были собраны в хвост, а плохо подстриженная борода всегда выглядела неряшливо. Наряд Йегера и для работы, и для обычной жизни всегда был одинаков – джинсовые куртка и брюки, заправленные в потрепанные ковбойские сапоги.

– Не могу представить, в каких социальных кругах ты мог бы пересечься с Джесси Лебарон, – сказал Питт.

Йегер присвистнул:

– Ничего себе, тебя только что выперла сама Джесси Лебарон? Мужик, да ты просто герой для всех угнетенных и отвергнутых!

– Ты сейчас в настроении, чтобы кое-что раскопать?

– Про нее?

– Про него.

– Про ее мужа? Того типа, который исчез?

– Его зовут Рэймонд Лебарон.

– Еще одно мутное дельце?

– Можешь называть как хочешь.

– Дирк, – сказал мужчина, глядя на него поверх старомодных очков, – ты чертовски любопытный засранец, поэтому я тебя и люблю. Я, значит, тут не покладая рук работаю над созданием глобальной компьютерной сети мирового класса, накапливаю архивы морской науки и истории, а стоит мне только выдохнуть, и ты уже тут как тут – изъявляешь желание использовать плоды моих трудов для своих мутных целей. И знаешь, почему я постоянно иду тебе навстречу? Все просто – я еще больший авантюрист, чем ты. Говори, насколько глубоко надо копать про него?

– До самых глубин его прошлого. Узнай, откуда он сам, как нажил финансовую базу для своей империи.

– Рэймонд Лебарон хорошо скрывал свою личную жизнь. Он мог замести все следы.

– Я понимаю, но верю в твои умения вытаскивать скелеты из шкафов.

Йегер задумчиво кивнул.

– Так, судовая компания в Бугенвилле. Тут у него были небольшие махинации, если их можно так назвать, несколько месяцев назад.

– Что еще?

– А чем конкретно ты интересуешься?

– Корабль «Циклоп». Можешь выложить всю его историю?

– Раз плюнуть. Что-нибудь еще?

– Пока все, – ответил Питт.

Йегер посмотрел на него:

– Дружище, что произошло? Не верится, что ты занялся Лебароном только из-за того, что тебя выгнали со светской вечеринки. Меня, например, выгоняли даже из самых дешевых заведений города. И я это нормально воспринимаю.

Мужчина засмеялся:

– Ничего личного. Мне просто интересно. Джесси Лебарон кое-что сказала о странном исчезновении мужа, что меня очень поразило.

– Я читал о том случае в «Вашингтон пост». Там была статья, где тебя упоминают как героя, спасшего дирижабль Лебарона с помощью всего лишь каната и пальмы. Так в чем подвох?

– Она твердо сказала, что ее мужа не было среди мертвецов, найденных в гондоле.

Собеседник сделал непонимающее выражение лица.

– Бред какой-то! Если старик Лебарон улетал на дирижабле, значит, когда он приземлился, он должен быть в нем.

– Скорбящая вдова так не думает.

– Считаешь, она ищет какую-то выгоду, финансовую, например, или связанную со страховкой?

– Может, да, а может, и нет. Но есть большая вероятность того, что НУЛИ придется расследовать эту тайну.

– А у нас уже будет хоть какая-то информация.

– Вот именно.

– Каким образом здесь фигурирует «Циклоп»?

– Дама сказала, что, когда Лебарон исчез, он именно его и искал.

Йегер поднялся со стула.

– Хорошо, давай начнем. Пока я создам программу поиска, посмотри, что у нас есть о корабле в файлах данных.

Он провел Питта в маленький зал с большим монитором на дальней стене и посадил за клавиатуру. Затем наклонился и нажал несколько кнопок.

– Мы установили новую систему на прошлой неделе. Теперь сюда подключен речевой синтезатор.

– Интересно, говорящий компьютер, – сказал Дирк.

– Да, он понимает более десяти тысяч голосовых команд, может отвечать и даже поддерживать разговор. Только голос немного странный. Помнишь, в фильме «Космическая Одиссея 2001» есть гигантский бортовой компьютер ХЭЛ? Вот такой же голос, как у него. Но ты привыкнешь. Мы зовем его Хоуп 1.

– Хоуп?

– Да, мы надеемся, что он сможет найти правильные ответы.

– Забавно.

– В общем, если нужна будет помощь, я у себя за столом главного терминала. Чтобы позвонить, возьмешь телефон и наберешь четыре-семь.

Питт посмотрел на голубовато-серый экран. Он осторожно взял микрофон и сказал:

– Хоуп, меня зовут Дирк. Ты готов кое-что поискать для меня?

Он почувствовал себя идиотом, словно только что попытался познакомиться с деревом.

– Привет, Дирк, – неясно ответил голос, слегка смахивающий на женский и как будто исходящий из губной гармошки. – Готов получить ваши указания.

Дирк глубоко вздохнул и решительно сказал:

'Норе – надежда (англ.).

– Хоуп, я хочу, чтобы ты рассказал мне о корабле, который называется «Циклоп».

Прошло пять секунд, и компьютер ответил:

– Задайте более конкретные параметры поиска. В моей базе данных содержится информация о пяти различных кораблях под названием «Циклоп».

– На том, что я ищу, были сокровища.

– Прошу прощения, но ни в одной из деклараций о грузе не указаны какие-либо сокровища.

– Прошу прощения? – Питт все никак не мог поверить, что разговаривает с машиной. – Если можно на секунду отвлечься, Хоуп, позволь сказать тебе, что ты самый гениальный и понимающий компьютер.

– Спасибо за комплимент, Дирк. Если вам интересно, я еще могу создавать различные звуковые эффекты, имитировать голоса животных, петь, хоть и не очень хорошо, и выговаривать слово «суперархиэкстраультрамегаграндиозно», даже если я не запрограммирован на то, чтобы раскрыть его точное значение. Может, вы хотите, чтобы я произнес это слово задом наперед?

Мужчина засмеялся:

– Давай как-нибудь в другой раз. Что касается «Циклопа», то судно, которое мне нужно, скорее всего, затонуло где-то в Карибском море.

– Остается два. Небольшой пароход, который сел на мель в Монтего-Бей на Ямайке 5 мая 1968 года, и рудовоз – корабль, транспортирующий уголь или руду, – американского флота, пропавший без вести между 5 и 10 февраля в 1918 году.

«Рэймонд Лебарон не стал бы лететь на поиски корабля, севшего на мель в оживленной гавани всего двадцать лет назад, – рассудил Питт. – Значит, он услышал какую-то байку про рудовоз военно-морского флота США, ведь это исчезновение называют одной из самых таинственных загадок мифического Бермудского треугольника».

– Ищем рудовоз американского флота, – сказал компьютеру Питт.

– Если вы хотите, чтобы я распечатал для вас данную информацию, нажмите кнопку управления на клавиатуре и буквы «ПТ». Кроме того, если вы взглянете на экран, то увидите, что я спроектировал на него все доступные фотографии.

Дирк последовал указаниям Хоупа, и принтер начал распечатывать, а на экране и в самом деле появилась фотография «Циклопа», стоящего на якоре в неизвестном порту.

Несмотря на то что корпус корабля, от старомодного вертикального носа до округлой и изящной, как бокал шампанского, кормы был грациозным, его надстройка выглядела как будто сделанной из детского конструктора на тяп-ляп. Нагромождение подъемных кранов, опутанных множеством кабелей и окруженных мачтами-распорками, уходило ввысь посередине корабля, словно мертвый лес. Длинная рубка располагалась вдоль кормовой части судна над машинным отделением, ее крыша была украшена двумя дымовыми трубами и несколькими высокими вентиляционными трубами. Спереди над главной палубой возвышалась, сверкая рядом иллюминаторов, открытая к корме рулевая рубка, похожая на туалетный столик на четырех ножках. Две высокие мачты с перекладиной, торчащие над мостиком, были похожи на футбольные ворота. Судно казалось неуклюжим гадким утенком, которому никогда не суждено было стать лебедем.

Но Питта поразило другое. Хотя сначала это не бросалось в глаза, но он пригляделся и заметил, что, как ни странно, на фотографии не было видно ни одного члена экипажа. Будто судно было заброшено.

Дирк оторвал взгляд от монитора и посмотрел на распечатанный лист бумаги с данными о корабле:

«Спуск на воду: 7 мая 1910 года компанией „Судостроители Уильям Крампом и сыновья“ в Филадельфии.

Вместимость в тоннах: 19 360.

Длина: 542 фута (в то время больше, чем у линкоров).

Ширина: 65 футов.

Осадка: 27 футов 8 дюймов.

Скорость: 15 узлов (на 3 узла быстрее, чем суда типа „Либерти“ времен Второй мировой войны).

Вооружение: четыре 4-дюймовых орудия.

Экипаж: 246.

Капитан: Д. У. Уорли, вспомогательная военно-морская служба».

Питт отметил, что Уорли был капитаном «Циклопа» с самого начала, от спуска корабля на воду и до самого исчезновения. Он откинулся на стуле и напряженно задумался, изучая фотографию корабля.

– Есть еще какие-нибудь фото рудовоза? – спросил он у Хоупа.

– Три фотоснимка с такого же ракурса, один со стороны кормы и четыре фотографии членов экипажа.

– Давай посмотрим на фотографии экипажа.

Монитор на миг погас, и вскоре на нем появилось изображение человека, стоящего возле борта судна за руку с маленькой девочкой.

– Капитан Уорли с дочерью, – объяснил Хоуп.

Очень крупный лысеющий мужчина с аккуратно подстриженными усами и мощными руками, одетый в черный костюм, галстук небрежно выбился из-под пиджака, обувь начищена до блеска. Он пристально смотрел в камеру, сделавшую этот снимок семьдесят пять лет назад. Маленькая девочка со светлыми волосами стояла возле него, одетая в сарафан до колен и небольшую шляпку, и держала в руках что-то похожее на грубую куклу, по форме напоминающую бутылку.

– Его настоящее имя – Йоган Вихман, – не дожидаясь команды, сообщил Хоуп. – Он родился в Германии и незаконно иммигрировал в Соединенные Штаты, проникнув на торговое судно в Сан-Франциско в 1878 году. Как ему удалось фальсифицировать информацию о себе, неизвестно. Во время командования «Циклопом» он жил вместе с женой и дочерью в Норфолке, штат Вирджиния.

– Есть вероятность того, что он мог работать на немцев в 1918 году?

– Никаких доказательств этого нет. Вам нужен отчет военно-морских исследований трагедии?

– Просто распечатай их, я позже изучу.

– На следующей фотографии лейтенант Дэвид Форбс, помощник капитана, – сказал Хоуп.

Форбс стоял в парадной форме рядом с легковым автомобилем «Кадиллак» 1916 года. У него было лицо, похожее на морду гончей собаки, длинный узкий нос и светлые глаза, цвет которых было невозможно определить на черно-белой фотографии. Щеки гладко выбриты, брови изгибались дугой, а зубы слегка выдавались вперед.

– Что он был за человек? – спросил Питт.

– Его репутация служащего военно-морского флота была безупречной, пока Уорли не посадил его в карцер за неподчинение.

– За что?

– Капитан изменил курс корабля, составленный лейтенантом Форбсом, и корабль едва не потерпел крушение на входе в Рио. Когда Форбс спросил, зачем Уорли это сделал, тот разгневался и посадил его в карцер.

– Форбс по-прежнему отбывал наказание во время последнего рейса?

– Да.

– Кто следующий?

– Лейтенант Джон Черч, второй помощник.

На фотографии появился небольшой, довольно хрупкого сложения человек в гражданской одежде, сидящий за столом в ресторане. Его лицо выглядело уставшим, как у фермера после долгой работы в поле, но, судя по блестящим темным глазам, у него был легкий характер. Седеющие волосы были зачесаны назад над широким лбом и маленькими ушами.

– Он кажется старше остальных, – заметил Питт.

– На самом деле ему тогда исполнилось только двадцать девять, – сказал Хоуп. – Он поступил на службу в военно-морской флот в шестнадцать лет и уверенно поднимался вверх по карьерной лестнице.

– У него возникали какие-нибудь проблемы с Уорли?

– В файлах нет ничего об этом.

На последнем снимке двое мужчин стояли по стойке «смирно» в зале суда. На их лицах не было никаких признаков испуга, во всяком случае, они казались мрачными и глядели вызывающе. Тот, кто стоял слева, был высоким и стройным, с сильными мускулистыми руками. Другой своими размерами и формой тела больше походил на медведя.

– Фотография сделана во время военно-морского суда над кочегаром первого класса Джеймсом Кокером и кочегаром второго класса Барни Дево за убийство кочегара третьего класса Оскара Стюарта. Все трое были на борту американского крейсера «Питтсбург». Кокер, который слева, приговорен к смертной казни через повешение, приговор был приведен в исполнение в Бразилии. Дево, который справа, получил от пятидесяти до девяноста девяти лет заключения в военно-морской тюрьме в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир.

– Как они связаны с «Циклопом»? – спросил Питт.

– «Питтсбург» стоял в Рио-де-Жанейро, когда произошло убийство. Когда капитан Уорли вошел в порт, ему поручили перевезти Дево и четырех других заключенных в Соединенные Штаты на «Циклопе».

– И они были на борту до конца?

– Да.

– Больше нет других фотографий экипажа?

– Они могут быть в семейных альбомах или других частных источниках, но в моей библиотеке больше ничего нет.

– Расскажи о событиях, происходивших во время исчезновения.

– Устно рассказать или распечатать?

– Ты можешь одновременно рассказывать и печатать?

– Прошу прощения, я могу выполнять такие действия только последовательно. С чего вы бы хотели начать?

– Расскажи устно.

– Хорошо. Подождите несколько секунд, пока я соберу данные.

Питта начало клонить в сон. Сегодня был долгий и утомительный день. Он воспользовался перерывом, чтобы позвонить Йегеру и попросить чашечку кофе.

– Ну что, поладили с Хоупом?

– Я уже начал забывать, что он компьютер, а не человек, – ответил Дирк.

– Смотри, наслушавшись его голоса, не начни фантазировать о несуществующем теле.

– Я еще не дошел до этой стадии.

– Если знать его – невозможно в него не влюбиться.

– Как у тебя дела с Лебароном?

– Пока что подтверждается то, чего я и боялся, – сказал Йегер. – Он очень хорошо скрывал свое прошлое. Пока что нет ничего конкретного, кроме данных до того момента, как он стал богачом с Уолл-стрит.

– Совсем ничего интересного?

– Совсем. Он из достаточно обеспеченной семьи. Его отец – владелец сети хозяйственных магазинов. Мне кажется, что Рэймонд не очень-то ладил с ним. С тех пор как он стал финансовым магнатом, больше ни в одной из его газетных биографий нет никаких упоминаний о семье.

– Ты узнал, как он сколотил свое первое состояние?

– Здесь все очень туманно. В середине пятидесятых он со своим партнером Кронбергом держал компанию, занимающуюся спасением кораблей. Кажется, они с трудом сводили концы с концами и в итоге разошлись. Через два года Рэймонд занялся журналом.

– И «Проспертиром»?

– Точно.

– Есть что-нибудь о его близких?

– Очень мало, – ответил Йегер. – Кстати, Джесси – его вторая жена. Первую звалиХиллари. Она умерла несколько лет назад. Больше про нее ничего не известно.

– Продолжай искать.

Питт положил телефон, и Хоуп сказал:

– Все готово, собраны данные о последнем злополучном рейсе «Циклопа».

Дирк уставился на монитор и прочитал:

«Корабль вышел в море из Рио-де-Жанейро 16 февраля 1918 года, направляясь в Балтимор, штат Мэриленд. На борту находился обычный экипаж из 15 офицеров и 231 моряка; 57 человек с крейсера „Питтсбург“, которых везли на военную базу в Норфолке для переназначения; 5 заключенных, среди которых был Дево; и американский генеральный консул в Рио Альфред Л. Мореан Готшалк, который возвращался в Вашингтон. В трюмах корабля находилось 11 тысяч тонн марганцевой руды.

После недолгой остановки в порту Байя, чтобы забрать почту, 4 марта судно совершило незапланированную остановку. При входе в бухту Карлайл на Барбадосских островах „Циклоп“ бросил якорь. Здесь Уорли поднял на борт еще несколько тонн угля и дополнительной провизии, которые, по его утверждению, были необходимы, чтобы продолжить плавание в Балтимор. Позже было признано, что это могло привести к перегрузке судна. После того как корабль исчез в море, американский консул в Барбадосе сообщил о подозрительных слухах, касающихся необычного поведения Уорли, странных событиях на борту и возможном мятеже. Последний раз „Циклоп“ с командой видели 4 марта 1918 года, когда корабль отчалил из Барбадоса».

– Больше не было никаких контактов с кораблем? – спросил Питт.

– Двадцать четыре часа спустя от грузового судна «Кроган Касл» поступило сообщение, что нос корабля разбит огромной волной, – произнес Хоуп. – На радиосигнал о помощи ответил «Циклоп». Рудовоз сообщил свой номер и отправил последнее сообщение: «Мы в пятидесяти милях к югу от вас и несемся на всех парах».

– И больше ничего?

– Это все.

– «Кроган Касл» дал свои координаты?

– Да, двадцать три градуса и тридцать минут северной широты, семьдесят девять градусов и двадцать одна минута западной долготы. Получается, что судно находилось в двадцати милях к юго-востоку от мелких коралловых рифов Ангильи.

– «Кроган Касл» тоже исчез?

– Нет, записи говорят, что они смогли малым ходом дойти к Гаване.

– Нашли какие-нибудь обломки «Циклопа»?

– Обширный поиск военно-морского флота ни к чему не привел.

Питт помолчал. В зал вошел Йегер, поставил на стол чашку кофе и молча вышел. Дирк сделал несколько глотков и попросил Хоупа снова показать фотографии «Циклопа». Корабль появился на экране монитора, мужчина принялся задумчиво его рассматривать.

Вскоре он взял телефон, набрал номер и стал ждать. Цифровые часы компьютера показывали уже 11.55, но на звонок ответил радостный и веселый голос:

– Дирк! – прокричал из трубки доктор Рафаэль О’Мира. – Как у вас дела? Вы чертовски вовремя позвонили мне. Я только утром вернулся домой с раскопок в Коста-Рике.

– Привезли очередной грузовик черепков?

– Нет, всего лишь обнаружили богатейшую на сегодняшний день сокровищницу произведений искусства доколумбовой эпохи. Удивительные предметы, некоторые из них были созданы триста лет до нашей эры.

– Жаль, что они не достанутся лично вам.

– Все мои находки отправятся в национальный музей Коста-Рики.

– Вы щедрый человек, Рафаэль.

– Бросьте, Дирк, это же не пожертвования. Правительство страны, в которой я сделал находки, будет хранить артефакты в качестве национального достояния. Но не буду попусту забивать вам мозги своими старыми допотопными реликвиями. Чему обязан вашим звонком?

– Мне нужны ваши знания о сокровищах.

– Ну, вы, конечно, должны знать, – голос О’Миры вмиг стал более серьезным, – что сокровища – непристойное слово для каждого уважающего себя археолога.

– Каждый из нас несет свое бремя, – сказал Питт. – Мы сможем встретиться и чего-нибудь выпить?

– Сейчас? Знаете, который теперь час?

– Я знаю, что вы – «сова» и ложитесь поздно. Просто немного расслабимся. Где-нибудь недалеко от вашего дома.

– Может быть, в ресторане «Олд Энглерз-Инн» на бульваре Макартура?

– Хорошо.

– Вы можете сказать мне, какие сокровища вас интересуют?

– Те, о которых мечтает каждый.

– Ух ты, это какие же?

– Расскажу при встрече.

Питт положил трубку и снова посмотрел на фотографию «Циклопа». Корабль казался жутко одиноким. Дирка все сильнее интересовало, какие же секреты он унес с собой в водную могилу.

– Стоит ли мне поискать дополнительные данные? – спросил Хоуп, прерывая затянувшуюся тишину. – Или на этом вы хотите закончить?

– Я думаю, можно прекратить, – ответил он. – Спасибо, Хоуп. Искренне обнимаю тебя.

– Благодарен за комплимент, Дирк. Но я физически не способен обменяться с вами объятиями.

– Это не отменяет того, что ты теперь дорог моему сердцу.

– Приходите ко мне за помощью в любое время.

Питт засмеялся:

– Спокойной ночи, Хоуп.

– Спокойной ночи, Дирк.

«Жаль, что он не живой», – мечтательно подумал Питт.

– «Джек Дэниелс», пожалуйста, – весело сказал Рафаэль О’Мира. – И давайте сразу двойной. Лучшее средство, чтобы очистить мозги от всякого мусора.

– Вы долго были в Коста-Рике? – спросил Питт.

– Три месяца. Дождь шел все время.

– Джин «Бомбей» со льдом, взболтать, – заказал Дирк официантке.

– Получается, вы тоже затесались в жадные ряды морских стервятников, – сказал О’Мира сквозь густую бороду, покрывающую его лицо от самого носа, как у Габби Хейза. – Дирк Питт – охотник за сокровищами. Никогда даже представить себе такого не мог.

– У меня чисто академический интерес.

– Конечно, все так говорят. Послушайте мой совет и потом забудьте его. В морских глубинах всегда будет укрыто больше добра, чем людям будет суждено добыть оттуда. Количество успешных экспедиций за последние восемьдесят лет я могу пересчитать по пальцам всего одной руки. Приключения, азарт, богатства – это все миф, выдумка.

– Согласен.

О’Мира сдвинул брови, похожие на колючую проволоку.

– Так что же вы хотите узнать?

– Вы знаете, кто такой Рэймонд Лебарон?

– Богатый и безрассудный старина Рэймонд, финансовый гений, который издает журнал «Проспертир»?

– Именно. Пару недель назад он исчез на дирижабле где-то вблизи Багамских островов.

– Как такое возможно в наше время, чтобы кто-то исчез на дирижабле среди белого дня?

– Он каким-то образом умудрился. Вы могли услышать об этом в новостях или прочитать в газетах.

Рафаэль покачал головой:

– Я уже девяносто дней не смотрел телевизор и не читал газет.

Им принесли выпивку, и Питт кратко поведал о странных обстоятельствах, окружающих тайну. Посетители начали расходиться по домам, оставляя Питта и доктора почти наедине.

– Значит, вы думаете, что Лебарон, опьяненный жаждой наживы, погрузился на старый цеппелин и отправился на поиски затонувшего корабля?

– Так говорит его жена.

– Как назывался корабль?

– «Циклоп».

– Я, кажется, знаю, что за «Циклоп». Рудовоз военно-морского флота, затонувший семьдесят один год назад. Но что-то не припомню, чтоб где-то говорилось, будто судно перевозило какие-либо богатства.

– Вероятно, Лебарон думал иначе.

– Про какие же богатства он думал?

– Эльдорадо.

– Вы шутите?

– Я повторяю то, что сам слышал.

О’Мира долго молчал, отрешенно уставившись в сторону.

– El Hombre Dorado, – наконец произнес он. – Что в переводе с испанского значит «золотой человек» или «позолоченный человек». Эта легенда – многие называют ее проклятием – будоражила людские умы четыре с половиной века.

– Есть в ней хотя бы часть правды? – спросил Питт.

– Все легенды основаны на настоящих фактах, но впоследствии их приукрашивают и превращают в красивую сказку. Точно так же произошло и с нашей историей. Феномен Эльдорадо в том, что толпы авантюристов без раздумий срывались в погоню за сокровищем, которая стала самой продолжительной в истории. Тысячи людей погибли, так и не увидев даже блеска золота.

– Расскажите, как возник этот миф.

Официантка принесла очередные порции джина «Бомбей» и «Джек Дэниелс». К удивлению Питта, Рафаэль для начала решил выпить стакан воды. Затем археолог устроился поудобнее и начал рассказ:

– Испанские конкистадоры первыми услышали слухи о золотом человеке, правителе невероятно богатого царства где-то в горных джунглях к востоку от Анд. Рассказывали, что он жил в спрятанном от людских глаз городе из золота с изумрудными улицами, и охраняли его жестокие красавицы-амазонки. Волшебник из страны Оз казался нищим по сравнению с ним. Конечно же, слухи сильно преувеличивали действительность. На самом деле таких «эльдорадо» было несколько – так называли правителей, которые поклонялись божеству, жившему в озере Гуатавита в Колумбии. Когда новый правитель племенного царства проходил коронацию, его тело обмазывали смолой, а затем покрывали золотым песком. Вот так он и превращался в эльдорадо, золотого повелителя. После этого он заходил на плот, усыпанный золотом и драгоценными камнями, и плыл к середине озера, чтобы сбросить все богатства в воду как пожертвование неизвестному нам божеству.

– Сокровища когда-нибудь находили?

– Было несколько попыток осушить озеро, но ни одна не увенчалась успехом. А в 1965 году правительство Колумбии и вовсе объявило, что теперь Гуатавита представляет собой исключительно культурный интерес, и запретило все операции по поиску сокровищ. Это было ударом для тех, кто считал, что на дне озера покоится от ста до трехсот миллионов долларов.

– А как же золотой город?

– Его так никогда и не нашли, – сказал О’Мира, подзывая официантку. – Многие искали и многие из них погибли. Никола Федерман, Амброзий Эхингер, Себастьян де Белалькасар, Гонсало и Эрман Хименес де Кесада – все они мечтали найти Эльдорадо, но вместо этого обрели лишь проклятия. Сэр Уолтер Рэли тоже в их числе. После второй неудачной экспедиции король Иаков приказал обезглавить его. Таким образом, сказочный город Эльдорадо и его несметные богатства так и остались мифом.

– Постойте, но ведь сокровища на дне озера действительно есть.

– Отчасти верно, – начал объяснять собеседник. – Но это мелочи, а главный приз, сама золотая жила, путь к которой в мечтах всех конкистадоров указывала радуга, не найдена и по сей день. Ее даже никто не видел своими глазами, если не считать двух случаев. Лишь один монах, которому после долгих блужданий по джунглям удалось выйти к испанскому поселению на реке Ориноко в 1675 году, смог описать ее. За неделю до своей смерти он рассказал, что был участником португальской экспедиции, отправившейся на поиски алмазных рудников. Из восьмидесяти человек ему единственному удалось выжить. Он твердил, что они наткнулись на заброшенный город, окруженный высокими скалами и охраняемый племенем, называвшим себя «занонас». Участники экспедиции три месяца прожили в их городе, но вскоре один за другим начали умирать. Они слишком поздно осознали, что у индейцев занонас были совсем не такие дружественные намерения, как показалось на первый взгляд. Они были людоедами и постепенно отравляли португальцев, а затем съедали их. Лишь одному этому монаху удалось сбежать от них. Он рассказывал про огромные храмы и сооружения, непонятные надписи на стенах и, конечно, о легендарных богатствах, что видел там, воодушевив других охотников за сокровищами отправиться в путь навстречу своей гибели.

– А что насчет настоящего золотого человека? – продолжал размышления Питт. – Кажется, нашли статую.

– Но, возможно, прогадали с полом, – ответил О’Мира.

– С полом?

– La Mujer Dorada – золотая женщина. Если сократить – просто Ла Дорада. Таким словом сначала называли человека и обряд, позже так называли город, а затем, наконец, целую империю. С годами это слово превратилось в термин, который означает любое место, где есть источник большой наживы. Не при феминистках будь сказано, но миф про золотого человека закрепился в умах людей, в то время как версия про золотую женщину напрочь забыта в веках. Выпьем еще по чуть-чуть?

– Нет, спасибо. Я все до сих пор свою порцию не допил.

Рафаэль заказал еще «Джека Дэниелса».

– Как бы то ни было, все знают историю Тадж-Махала, как монгольский падишах возвел роскошный мавзолей в память о своей жене. Схожая история произошла и с одним южноамериканским правителем еще до времен, когда Колумб открыл Америку. Его имя не сохранилось, но сама легенда гласит, что у него тоже была возлюбленная, одна из сотен придворных женщин. Однажды произошло какое-то небесное явление. Возможно, это было затмение, а может, появилась комета Галлея. И тогда жрецы велели правителю принести эту женщину в жертву, чтобы умилостивить разгневавшихся богов. В общем, ее принесли в жертву, во время пышного обряда сердце извлекли у нее из груди…

– Я думал, только у ацтеков были такие обряды, когда вынимали сердце.

– Отнюдь, в те времена не одни лишь ацтеки совершали подобные жертвоприношения. После обряда правитель созвал всех мастеров-рукодельников и приказал построить статую по подобию возлюбленной, чтобы вознести ее ближе к богам.

– Монах описывал эту статую?

– В самых мельчайших подробностях. Если верить его истории, она была сделана в виде обнаженной девушки и возвышалась на пьедестале из розового кварца почти на шесть футов. Она была сплошь золотой. Господи, если так и было на самом деле, значит, она весила не меньше тонны. А в груди, где должно находиться сердце, был вставлен огромный рубин, размером примерно в тысячу двести карат.

– Я, конечно, не эксперт в этом вопросе, – сказал Питт, – но насколько знаю, рубин – самый ценный из всех драгоценных камней, даже тридцать карат – большая редкость. Тысячу двести карат просто что-то невообразимое.

– Но слушай дальше, – продолжил О’Мира. – Вся голова статуи была сделана из одного гигантского резного изумруда безупречного глубокого сине-зеленого цвета. Не берусь угадать ее вес в каратах, но, должно быть, не меньше тридцати фунтов.

– Если учесть еще и волосы статуи, так вообще выходит больше сорока.

– Назовите мне самый крупный изумруд, о котором вы слышали.

Питт задумался.

– Все они весят не более десяти фунтов.

– Попробуйте представить эту статую, стоящую где-нибудь в главном холле Вашингтонского музея естественной истории, – мечтательно сказал О’Мира.

– Я могу только удивляться ее стоимости.

– Можно с уверенностью сказать, что она бесценна.

– Вы вроде бы говорили, что был еще один случай, когда кто-то мог видеть статую? – напомнил Питт.

– Полковник Ральф Морхаус Сиглер, исследователь старой закалки. Будучи инженером в английской армии, он обошел империю вдоль и поперек, охраняя границы и возводя крепости в Африке и Индии. Он был прекрасно образованным геологом и даже время своего отпуска всегда тратил на работу. Сиглер был или очень талантливым, или невероятно везучим, но ему удалось найти огромные залежи хромовой руды в Южной Африке и несколько жил с драгоценными камнями в Индокитае. Он разбогател, да только не успел насладиться богатством. Когда немецкий кайзер вошел во Францию, Сиглер получил приказ отправляться на западный фронт, строить укрепления.

– Получается, после войны он уже не смог поехать в Южную Америку?

– Смог. Летом 1916 года он сошел на берег в Джорджтауне, в тогдашней Британской Гвиане. Кажется, некоторым важным шишкам из британского казначейства пришло в голову отправить по всему миру экспедиции, чтобы найти золотые рудники для финансирования войны. Сиглера отозвали с фронта и послали в Южную Америку, изучать местность.

– Как думаете, он мог знать историю португальского монаха? – спросил Питт.

– В его дневниках или документах нет никаких намеков, что он мог знать про затерянный в джунглях город. Парня вообще не интересовали погони за сокровищами. Он был предан своей работе. Исторические артефакты никогда не увлекали его. Дирк, вы голодны?

– Вообще-то да, если подумать. Меня сегодня прокатили с ужином.

– Для ужина, конечно, уже немного поздновато, но если мы хорошо попросим, думаю, нам принесут какие-нибудь закуски.

О’Мира снова подозвал официантку и заказал креветок с коктейльным соусом.

– Креветки – именно то, что нужно, – сказал Питт.

– Я могу есть этих маленьких чертиков хоть каждый день, – согласился О’Мира. – Так, на чем мы остановились?

– На том, как Сиглер нашел Ла Дораду.

– Ах да. Сформировав группу из двадцати человек, большинство из которых были британскими солдатами, исследователь отправился в неизведанные дебри. Месяцами о нем не было ни слуху ни духу. Англичане заподозрили неладное и отправили вслед за ним несколько поисковых групп, но ни одна из них не нашла следов пропавших. В конце концов, почти два года спустя, американские рабочие, инспектирующие железную дорогу, наткнулись на Сиглера в пятистах милях к северо-востоку от Рио-де-Жанейро. С ним никого не было, он единственный остался в живых.

– Кажется, это довольно далеко от Британской Гвианы.

– Почти в двух тысячах миль от его точки высадки, если считать по прямой.

– В каком состоянии его нашли?

– По словам рабочих, он был скорее мертв, чем жив. Они привезли мужчину в больницу в небольшой деревеньке и отправили сообщение в ближайшее американское консульство. Через несколько недель из Рио прибыла спасательная группа.

– Американская или британская?

– Вот здесь есть небольшая странность, – ответил О’Мира. – Британское консульство утверждало, что им ни разу не сообщали о том, что Сиглера нашли. Ходили слухи, что на встречу с ним прилетал сам американский генеральный консул. Как бы то ни было, Сиглер снова пропал из поля зрения. Говорили, что он сбежал из больницы и отправился обратно в джунгли.

– Не понимаю, зачем ему нужно было бежать от цивилизации после двух лет ада, – сказал Питт.

– Кто знает? – пожал плечами Рафаэль.

– Перед тем как Сиглер снова исчез, он что-нибудь рассказывал о своей экспедиции?

– Он бредил большую часть времени. Свидетели говорили, что исследователь все время что-то бормотал об огромном городе, окруженном высокими отвесными скалами и джунглями. Его рассказы были во многом схожи с историей португальского монаха. Он даже набросал рисунок золотой женщины, благо его сохранила медсестра и сейчас он находится в национальной библиотеке Бразилии. Кстати, я видел этот рисунок, когда занимался своим проектом. Реальная статуя должна быть потрясающей.

– Значит, она до сих пор захоронена где-то в джунглях.

– Не все так просто, – вздохнул О’Мира. – Сиглер твердил, что он и его люди похитили статую и протащили ее с собой двадцать миль к реке, отбиваясь от индейцев занонас. Они построили плот, подняли на него Ла Дораду и поплыли. Их оставалось всего трое. Позже еще один умер от ранений, а второй утонул на речных порогах.

Питт был увлечен рассказом приятеля, но он так вымотался, что ему с трудом удавалось держать глаза открытыми.

– Тогда следующий вопрос: куда же Сиглер дел золотую женщину?

– Если бы я только знал, – ответил Рафаэль.

– Он не оставил никаких зацепок?

– Он говорил медсестре, что плот развалился и статуя упала в реку в сотне ярдов от того места, где его нашли железнодорожные инспекторы. Но не обнадеживайте себя понапрасну. Он бормотал много всякой чепухи. Золотоискатели годами обходили эту реку с металлодетекторами, да все безрезультатно.

Питт взболтнул кубики льда в стакане. Он все понял. Теперь он знал, что случилось с Ральфом Морхаусом Сиглером и Ла Дорадой.

– Американский генеральный консул был последним, кто видел Сиглера в живых?

– Точно нельзя сказать, но многие говорят, что да.

– Дайте-ка я продолжу за вас. Это происходило в январе-феврале 1918 года, так?

О’Мира удивленно кивнул.

– А генерального консула звали Альфред Готшалк, и через несколько недель он погиб на «Циклопе», верно?

– Вы и про это знаете? – Рафаэль непонимающе уставился на него.

– Я думаю, Готшалк слышал о задании Сиглера от коллег из британского консульства. Когда железнодорожные инспекторы сообщили ему, что Сиглер жив, он не стал об этом никому говорить и сам отправился в больницу, чтобы допросить исследователя раньше англичан и выудить какую-нибудь полезную информацию для правительства своей страны. То, что ему удалось узнать, заставило его забыть обо всех моральных устоях. Готшалк решил присвоить себе драгоценную находку. Он сумел найти золотую статую в реке и поднять из воды, а потом перевез ее и Сиглера в Рио-де-Жанейро. Консул постарался замести следы, подкупив всех, кто мог рассказать о Сиглере, а если мои предположения верны, то еще он убил людей, которые помогали ему доставать статую из реки. Затем воспользовался связями с командованием военно-морского флота, чтобы перетащить исследователя и статую на борт «Циклопа».

В глазах О’Миры все сильнее разгоралось любопытство.

– Вы же не можете знать наверняка.

– Зачем же тогда Лебарон отправился искать Ла Дораду?

– Интересное предположение, но все же вы не учли кое-чего. Почему Готшалк просто не убил Сиглера, после того как нашел статую? Зачем ему было оставлять англичанина в живых?

– Все просто. Золотая лихорадка поразила генерального консула до мозга костей. Вслед за Ла Дорадой он захотел найти весь изумрудный город. А Сиглер был единственным, кто мог привести его туда.

– Мне нравится ход ваших мыслей, Дирк. Без еще одной порции выпивки нам не обойтись.

– Уже поздно, бар закрывается. Я думаю, они хотят, чтобы мы ушли сами, так что давайте поможем им и разойдемся по домам.

Собеседник приуныл.

– Есть в жизни индейцев одна хорошая вещь: нет строгого распорядка дня и часов работы.

Он осушил стакан последним глотком.

– Ну, что думаете делать дальше?

– Ничего серьезного, – улыбнулся Питт. – Собираюсь найти «Циклопа».

Президент был «жаворонком». Обычно он просыпался в шесть утра и тридцать минут делал зарядку, затем принимал душ и завтракал. Еще со времен медового месяца с женой он привык осторожно вставать с постели и тихо одеваться, чтобы не разбудить ее. В отличие от него, она ложилась поздно, и ей тяжело было вставать раньше половины восьмого.

Он надел спортивный костюм и взял из шкафа в соседней комнате небольшую кожаную папку. Затем нежно поцеловал в щеку спящую жену и спустился в тренажерный зал Белого дома под западной террасой.

В просторном помещении с различными тренажерами никого не было, кроме крепкого мужчины. Он толкал от груди штангу, лежа на скамье, и стонал при каждом подъеме, как женщина во время родов. Пот градом катился из-под густых светлых волос, остриженных под короткий «ежик». Огромный живот тоже был покрыт растительностью, как руки и ноги, крепкие и массивные, словно ветви дерева. Он походил на циркового борца, лучшие годы которого уже прошли.

– Доброе утро, Айра, – поздоровался президент. – Рад, что ты пришел.

Крупный мужчина положил штангу на крючки над головой, поднялся со скамьи и пожал президенту руку:

– Рад тебя видеть, Винс.

Президент улыбнулся.

«Ни поклона, ни раболепия, ни „добрый день, господин президент“ в ответ. Неисправимый и бескомпромиссный Айра Хаген. Старому агенту секретной службы палец в рот не клади – всю руку оттяпает», – подумал он.

– Надеюсь, ты не против, что нам пришлось встретиться вот так?

Хриплый смех Хагена эхом отразился от стен тренажерного зала.

– Мне приходилось получать распоряжения в местах похуже.

– Как идет ресторанный бизнес?

– Прибыль неплохо выросла с тех пор, как мы перешли с заморских деликатесов на непритязательную американскую еду. Прежде расходы на продукты были колоссальными. Двадцать блюд с дорогими приправами и зеленью не окупали вложенных денег. Поэтому теперь мы специализируемся только на пяти основных блюдах, каких не подают в ресторанах классом повыше: ветчина, курица, тушеная рыба, жаркое и мясной рулет.

– Судя по всему, у вас много посетителей, – заметил президент. – Последний раз я ел хороший мясной рулет еще в детстве.

– Сейчас отбоя от клиентов нет, тем более что мы подходим к их обслуживанию с энтузиазмом и стараемся сохранить уютную атмосферу. Мои официанты носят смокинги, на столах стоят свечи, все очень стильно. Даже еду мы раскладываем на тарелках так, чтобы она выглядела как на картинке. Самое главное преимущество – едоки быстрее расправляются с пищей, поэтому и заказов больше.

– То есть, даже получая хороший доход с вин и выпивки, вы все равно пытаетесь продавать еду, верно?

Хаген снова рассмеялся.

– А ты все тот же, Винс. Меня не волнует, что о тебе говорят журналисты. Когда перестанешь быть политиканом, сразу приходи ко мне и вместе откроем сеть забегаловок.

– Не скучаешь по уголовным расследованиям?

– Ну, бывает.

– Ты был лучшим агентом департамента юстиции под прикрытием, пока не умерла Марта, – сказал президент.

– Перспектива собирать улики на разных подонков для правительства уже не будит во мне такого энтузиазма, как раньше. Опять же, вместо того чтобы воспитывать дочерей, мне приходилось все время разъезжать по рабочим делам и неделями не бывать дома.

– Кстати, как поживают девочки?

– Просто прекрасно. Ты же знаешь, все три твои племянницы удачно вышли замуж и подарили мне пятерых внучат.

– Жаль, что Марта не смогла их увидеть. Я всегда любил ее больше других четырех моих сестер и двух братьев.

– Ты ведь попросил меня прилететь сюда из Денвера на самолете военно-воздушных сил не для того, чтобы просто посудачить о былых временах, – сказал Хаген. – Что случилось?

– Надеюсь, ты хватку не потерял?

– А ты случайно на велосипеде не разучился ездить?

Теперь уже рассмеялся президент:

– Дурацкий вопрос.

– Может, мои мышцы и одряхлели, но мозг по-прежнему работает на полную катушку.

Глава государства бросил ему папку:

– Ознакомься, а я пока пройду пару километров на беговой дорожке.

Хаген вытер полотенцем вспотевший лоб и уселся на велотренажер, угрожая согнуть раму своим весом. Он раскрыл кожаную папку и неотрывно читал, пока президент вышагивал свои два с половиной километра.

– Ну, что думаешь? – наконец спросил президент.

Хаген пожал плечами, продолжая читать.

– Неплохой сценарий для какого-нибудь блокбастера. Подпольное финансирование, безупречная секретность, шпионаж огромных масштабов, тайная база на Луне. Такой истории позавидовал бы сам Герберт Уэллс.

– Думаешь, выдумка?

– Скажем так, я хотел бы верить, как любой добросовестный налогоплательщик. Данная информация выставляет сотрудников нашей разведки слепыми и глухими недоумками. Однако, если это все же выдумка, где мотив?

– Кроме мысли, что перед нами очередная грандиозная схема обмана правительства, мне больше ничего не приходит в голову.

– Позволь мне дочитать. Последняя бумага написана от руки.

– Там мои воспоминания тех событий, что произошли на поле для гольфа. Прости, что написано таким корявым почерком, я все еще не научился печатать.

Хаген вопросительно поднял на него глаза:

– Ты что, никому не сказал о том, что произошло, даже совету безопасности?

– Может быть, я превращаюсь в параноика, но Джо проскользнул мимо службы безопасности незаметно, словно лиса сквозь дырявый забор скотного двора. Он говорил, что члены «внутреннего ядра» занимают высокие должности в НАСА и Пентагоне. Я не сомневаюсь, что их люди есть и среди моих спецслужб, и среди сотрудников Белого дома.

Хаген внимательно изучил письмо президента о встрече с незнакомцем на поле для гольфа, время от времени возвращаясь к записям о колонии Джерси. Наконец он встал с велосипедного тренажера и пересел на скамью, глядя на президента.

– На фото видно человека, сидящего рядом с тобой в гольф-каре. Это и есть Джо?

– Да. Когда я вышел из клуба, мне на глаза попался журналист из «Вашингтон пост», он снимал на камеру, как я играю в гольф. Вот я и попросил его оказать услугу и отправить фотографии в Белый дом, чтобы я мог подписать их и подарить моему кедди.

– Это вовремя пришло тебе в голову, – Хаген внимательно осмотрел фотографию и отложил в сторону. – Что я должен сделать для тебя, Винс?

– Раскопать имена членов «внутреннего ядра».

– И все? Тебе не нужна информация или доказательства существования проекта «Колония Джерси»?

– Когда я узнаю, кто они такие, то сам схвачу их и допрошу, – решительным голосом сказал президент. – И тогда посмотрим, как далеко они могут засунуть свои щупальца.

– Если тебе интересно мое мнение, то я каждого из этих ребят наградил бы медалью.

– Может быть, так и сделаю, – холодно улыбнулся президент. – Но не раньше, чем остановлю их и предотвращу кровавую битву за Луну.

– Тебе придется смотреть в оба. Ты больше не можешь доверять никому из разведывательных служб, теперь я буду твоим частным агентом разведки.

– Да.

– Когда крайний срок?

– Экипаж космического корабля русских высадится на Луне через девять дней. Каждый час приближает нас к стычке между их космонавтами и нашими лунными колонистами, что может превратиться в космический конфликт, остановить который не сможет никто. Нужно убедить «внутреннее ядро» отступить. Мне нужно добраться до них хотя бы за сутки до того, как там приземлятся русские.

– За восемь дней будет непросто найти девять человек.

Президент беспомощно пожал плечами:

– Придется потрудиться.

– Боюсь, одного лишь документа, подтверждающего, что я твой зять, недостаточно, чтобы пройти юридические и бюрократические препятствия. Мне нужно железное прикрытие.

– Я позабочусь об этом. Удостоверение альфа-два должно открыть перед тобой большинство дверей.

– Неплохо, – сказал Хаген. – Даже у вице-президента только альфа-три.

– Я дам тебе номер безопасной телефонной линии. Звони и днем и ночью. Понял?

– Понял.

– Есть вопросы?

– Рэймонд Лебарон жив или мертв?

– Пока что неизвестно. Его жена заявила, что тело, найденное в дирижабле, не принадлежит супругу. И, кажется, была права. Я попросил директора ФБР Сэма Эммета забрать останки из Майами-Дейд, штат Флорида. Сейчас они находятся в военном госпитале имени Уолтера Рида, над ними проводят экспертизу.

– Я могу увидеть отчет судмедэксперта?

Президент изумленно покачал головой.

– Ты никогда не упускал мелочей, да, Айра?

– Возможно, там как раз что-нибудь и есть.

– Достану тебе копию.

– И еще нужны результаты лабораторных анализов из госпиталя.

– Их тоже предоставлю.

Хаген затолкал бумаги назад в портфель, оставив в руках фотографию, сделанную на поле для гольфа. Он всматривался в нее уже раз четвертый.

– Надеюсь, ты понимаешь, что Рэймонда Лебарона могут так и не найти.

– Я думал об этом.

– Сначала было девять негритят. Потом их стало восемь… потом семь.

– Семь?

Хаген поднес снимок к глазам президента.

– Разве ты не узнаешь его?

– Нет, честно говоря. Кстати, он говорил, что много лет назад мы знали друг друга.

– Вспомни нашу университетскую бейсбольную команду. Ты тогда играл на первой базе, я был левым полевым, а Леонард Хадсон был кэтчером.

– Хадсон? – недоверчиво выдохнул глава государства. – Ты думаешь, что Джо это именно он? Не может быть, Лео был толстяком, не меньше двухсот фунтов весил.

– Он начал вести здоровый образ жизни, бегать по утрам. Шестьдесят фунтов скинул, между прочим. Ты никогда не скучал по нашей старой шайке. А я до сих пор слежу за ними. Помнишь их? Лео всегда был мозговитым парнем, сколько наград получил за свои научные проекты. С отличием окончив Стэнфордский университет, он стал директором национальной физической лаборатории имени Харви Паттендена в Орегоне, разрабатывал и запускал ракетно-космические системы еще до того, как об этом начали задумываться другие.

– Достань его, Айра. Хадсон – ключ к остальным.

– Только мне нужна лопата.

– Он что, закопан?

– Мертв и похоронен.

– Когда?

– Еще в 1965 году. Его самолет упал в реку Колумбия.

– Тогда кто же Джо?

– Леонард Хадсон.

– Но ты же сказал…

– Его тело не нашли. Хитро, не так ли?

– Мерзавец инсценировал смерть, чтобы уйти в подполье и управлять проектом «Колония Джерси», – осенило президента.

– Блестящий план, если подумать. Кто бы мог заподозрить, что он может быть связан с секретным проектом. Он может назваться любым именем, если захочет. Он теперь никто, но может сделать намного больше, чем обычный налогоплательщик, чье имя, особые приметы и привычки записаны в тысячах компьютеров.

Затянувшуюся тишину нарушил мрачный голос президента:

– Найди его, Айра. Найди и притащи Хадсона ко мне до того, как все полетит в тартарары.

Госсекретарь Дуглас Оутс изучал сквозь стекла очков последнюю страницу письма из тридцати листов. Он внимательно вчитывался в каждый пункт, стараясь уловить скрытый смысл между строк. Наконец мужчина взглянул на своего заместителя Виктора Уайкоффа:

– Кажется, это не подделка.

– Наши специалисты думают так же, – сказал Уайкофф. – Бессодержательное красноречие, бессвязные слова, разрозненные предложения, все как обычно.

– Фидель пишет, что у него все в порядке, – спокойно сказал Оутс. – Но то, как он это написал, беспокоит меня. Такое впечатление, будто он умоляет.

– Не думаю. Кажется, он пытается подчеркнуть строжайшую секретность изрядной долей срочности.

– Последствия его плана могут быть ошеломляющими.

– Мои сотрудники досконально изучили письмо, – сказал Уайкофф. – Кастро не заинтересован обманывать нас.

– Но вы же сами сказали, что документ прошел длинный путь, прежде чем попасть в наши руки.

Уайкофф кивнул.

– Звучит безумно, но два курьера, доставившие письмо в наш офис в Майами, заявили, что тайно пересекли границу между Кубой и США на дирижабле.

Сквозь двойную линзу стереоскопа Анастас Рыков видел пустынные горы и темные хребты лунных кратеров. Перед взглядом советского геофизика пустынный лунный пейзаж разворачивался в трех проекциях и окрашивался в яркие цвета. С высоты в тридцать четыре мили все детали изображения были поразительно четкими. Ясно виднелись даже отдельные камни величиной меньше дюйма.

Рыков плотно прижал голову к подушке стереоскопа, изучая подборку фотографий, которые он медленно проворачивал под линзой на двух широких барабанах. Он был похож на режиссера, монтирующего фильм, только в более удобных условиях. Он останавливал вращение барабанов и приближал любую область на снимке, нажимая кнопки на небольшом пульте управления.

Фотографии были сделаны новейшими приборами с русского корабля, летавшего на Луну. Зеркальные сканеры отражали лунную поверхность через призму, раскладывая изображение на спектральные волны, оцифрованные в 263 различных оттенках серого, из черного на значении 263 преобразующиеся в белый на нуле. Потом компьютер космического корабля соединял элементы изображения в единую сеть на плотной ленте. После того как орбитальный космический корабль отправил данные, они были откорректированы лазером в негативный черно-белый цвет с голубыми, красными и зелеными волнами. Затем компьютер усиливал яркость и распечатывал их на двух соединенных лентах фотографической бумаги. При этом картинки накладывались одна на другую для создания стереоскопического эффекта.

Рыков поднял очки и потер покрасневшие глаза. Он взглянул на часы. Без трех минут полночь. Девять суток подряд он корпел над аппаратом, обследуя вершины и впадины поверхности Луны, лишь несколько раз прерываясь на короткий сон. Геофизик поправил очки и запустил пальцы в густые заросли сальных черных волос, отстраненно сознавая, что не мылся и не переодевался с самого начала работы над проектом.

Мужчина усилием воли отогнал усталость и снова вернулся к работе, начав рассматривать небольшую площадку вулканического происхождения на дальней стороне Луны. Оставалось всего два дюйма ленты, а потом она неожиданно заканчивалась. Начальство не сообщило, почему снимок так внезапно обрывался, но ученый решил, что просто при сканировании произошел сбой.

Поверхность Луны казалась изрытой и морщинистой, как прыщавая кожа под увеличительным стеклом, и больше отдавала в орехово-коричневый цвет, чем в серый. Метеориты изрешетили ее кратерами, словно шрамами.

Быстро проглядывая фотографии, уставший Рыков едва не пропустил кое-что необычное. Геофизик вернул изображение назад и увеличил область на краю крутого хребта, возвышающегося над маленьким кратером. Взгляд четко сфокусировался на трех крошечных объектах.

Увиденное поразило его. Рыков поднял голову и глубоко вздохнул, пытаясь избавиться от окутавшего мозг тумана. Затем снова склонился над стереоскопом.

Наваждение не пропало. Правда, третий объект был скалой – но в двух других он отчетливо разглядел человеческие фигуры.

Мужчина оторопел от увиденного. У него затряслись руки, внутри все похолодело. Потрясенный геофизик убрал голову с подушки стереоскопа, подошел к столу и открыл маленький блокнот с телефонными номерами советского военно-космического командования. Перед тем как дозвониться, он дважды набирал неверный номер.

В телефоне раздался нетрезвый голос:

– Что случилось?

– Это генерал Максим Есенин?

– Да, кто звонит?

– Мы раньше не встречались. Меня зовут Анастас Рыков. Я геофизик из космического лунного проекта.

Командующий советскими военно-космическими программами даже не попытался скрыть раздражение поздним звонком Рыкова:

– Какого черта вы звоните мне ночью?

Ученый знал, что переступает грань дозволенного, но без колебаний выпалил в телефон:

– Когда я изучал снимки с «Селена‑4», то наткнулся на кое-что совершенно невероятное. Думаю, вы должны узнать первым.

– Рыков, вы пьяны?

– Нет, генерал. Я жутко устал, но по-сибирски трезв.

– Если вы не дурак, то должны понимать, что у вас будут большие проблемы из-за того, что не доложили как следует своему прямому начальству, а позвонили сразу мне.

– Дело слишком важное, чтобы ставить в известность тех, у кого нет ваших полномочий.

– Идите проспитесь и утром не будете таким наглым, – сказал командующий. – Я сделаю вам одолжение и забуду о звонке. Спокойной ночи.

– Подождите! – закричал Рыков, забывая обо всем. – Если вы положите трубку, мне не останется ничего другого, как обратиться сразу к Владимиру Полевому.

Восклицание геофизика Есенин встретил холодным молчанием. Наконец он ответил:

– Думаете, что у начальника службы государственной безопасности найдется время выслушивать бред сумасшедшего?

– Когда он посмотрит в мое досье, то сразу поймет, что я уважаемый член партии и ученый, а совсем не безумец.

– Да неужели? – Раздражение Есенина сменилось любопытством. Он решил дать Рыкову выговориться. – Ладно, слушаю вас. Что же может быть настолько жизненно важным для Родины-матери, что вы решили звонить сразу мне?

Ученый попытался взять себя в руки.

– Я нашел доказательства того, что на Луне кто-то есть.

Спустя сорок пять минут генерал Есенин вошел в лабораторию фото-анализов геофизического космического центра. Краснолицый генерал был большим и крепким мужчиной, одетым в измятый мундир со сверкающими медалями. Волосы были пепельно-седыми, а взгляд – твердым и неуступчивым. Он тихо подошел, слегка подав голову вперед, будто высматривая добычу.

– Вы Рыков? – без прелюдий спросил он.

– Да, – коротко, но твердо ответил тот.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, даже не думая о рукопожатии. Наконец Рыков откашлялся и указал рукой на стереоскоп.

– Подойдите сюда, генерал. Пожалуйста, положите голову на кожаную подушку и посмотрите в окуляр.

Есенин склонился над окуляром и спросил:

– Что я должен увидеть?

– Присмотритесь к небольшой области, которую я обвел.

Генерал прислонился к подушке и невозмутимо заглянул в окуляр. Целую минуту он неотрывно смотрел в стереоскоп, на миг удивленно поднял глаза и потом снова склонился над окуляром. Наконец он медленно поднялся и уставился на Рыкова, не скрывая своего изумления.

– Это не обман зрения? – недоверчиво спросил он.

– Нет, генерал. То, что вы только что увидели, – правда. Две человеческие фигуры в скафандрах наводят какой-то прибор на «Селен‑4».

Есенин не мог поверить в то, что сам увидел.

– Невероятно! Откуда здесь взялись люди?

Рыков растерянно пожал плечами:

– Не знаю. Они либо астронавты США, либо инопланетяне.

– Я не верю в фантастические сказки.

– Неужели американцы отправили своих людей на Луну без того, чтобы не осветить такое событие во всех мировых новостях? И почему о нем не узнала наша разведка?

– Можно предположить, что они оставили там людей во время программы «Аполлон», для сбора информации. Если только такое вообще могло быть.

– Их последний известный полет на Луну состоялся в 1972 году, на корабле «Аполлон‑17», – напомнил Рыков. – Человек не может семнадцать лет подряд прожить в суровых лунных условиях без пополнения запасов.

– У меня нет других идей, – огрызнулся Есенин.

Он вернулся к стереоскопу и начал пристально всматриваться в фигуры людей, стоящих в кратере. Свет солнца, находящегося справа, отбрасывал их тени в обратную сторону. На них были белые скафандры и шлемы с темно-зелеными стеклами. Такой дизайн космического скафандра был Есенину незнаком. Он четко видел их следы, ведущие в кромешную темноту в тени у края кратера.

– Я знаю, что вы ищете, генерал, – сказал Рыков, – но я уже осмотрел все, что только можно, и не увидел никаких следов космического корабля.

– Может быть, они спустились туда сверху?

– Там обрыв более тысячи футов.

– Я не знаю, как такое возможно, – произнес генерал.

– Взгляните поближе на прибор, который они направляют на «Селен‑4». Похоже на большую камеру с очень длинным объективом.

– Нет, – возразил Есенин, – в этом уж я разбираюсь. Это не камера, а оружие.

– Какой-нибудь лазер?

– Ну, не настолько продвинутое оружие. Мне кажется, они держат ручную зенитную установку американского производства. Похоже на «Лариат‑40». Наводится на цель лучом, зона поражения – десять миль на Земле, а в разреженной лунной атмосфере и того больше. Поступила на вооружение вНАТО около шести лет назад. Кажется, ваша теория про инопланетян отпадает.

По коже Рыкова пробежали мурашки.

– Во время космических полетов каждый лишний миллиметр свободного пространства в ракете драгоценен. Зачем брать на Луну громоздкую и ненужную там зенитную установку?

– Видимо, космонавты видели в ней надобность. Они использовали ее против «Селена‑4».

Геофизик задумался.

– Тогда понятно, почему сканеры перестали работать уже через минуту. Они повредили их…

– …выстрелом из зенитки, – закончил за него Есенин.

– Нам еще повезло, что сканеры смогли оцифровать и передать данные, перед тем как их разнесли.

– Жаль, что экипаж корабля был не настолько удачлив.

Рыков вопросительно уставился на генерала, будто был не уверен, что расслышал его правильно.

– Разве «Селен‑4» был не беспилотником?

Генерал вытащил изысканный золотой портсигар из кармана пальто, достал сигарету и прикурил от зажигалки, встроенной в крышку. Затем засунул портсигар в нагрудный карман.

– Ну да, «Селен‑4» был беспилотным.

– Но вы же только что сказали…

Есенин холодно улыбнулся:

– Я ничего не сказал.

Ученый понял намек. Он слишком дорожил своим положением, чтобы продолжать развивать эту тему, и в ответ просто кивнул.

– Мне составлять отчет по тому, что мы видели сегодня ночью? – спросил Рыков.

– Завтра к 10.00 оригинал должен быть у меня на столе. Без копий. И, товарищ Рыков, можете считать, что вы только что узнали государственную тайну совершенной секретности. Прошу отнестись к ней со всей серьезностью.

– Кроме вас, о загадочных снимках больше никто не узнает, генерал.

– Вот и отлично. Между прочим, это большая честь для вас.

Рыков даже не задумывался о возможных наградах, он все еще светился от гордости за проделанную работу.

Есенин вернулся к стереоскопу, увеличивая изображения людей, вторгшихся на Луну.

– Значит, фантастические звездные войны уже начались, – пробормотал он себе иод нос. – И Америка нанесла первый удар.

Питт старался выкинуть из головы все мысли о полноценном обеде, доставая из ящика стола небольшой батончик мюсли. Разорвав обертку и смахнув крошки в мусорную корзину, он снова сосредоточился на огромной морской карте, разложенной по всему столу. Для того чтобы карта не сворачивалась, он разложил по ее углам блокнот и две энциклопедии по историческим кораблекрушениям, открытые на главах, посвященных «Циклопу». Большую часть карты охватывали Старый Багамский канал, с юга окруженный архипелагом Камагуэй, группа разбросанных у побережья Кубы островов и Большая Багамская банка на севере. В верхнем левом углу карты располагались коралловые рифы Кай Сал, юго-восточная часть которых входила в состав Ангильских коралловых рифов.

Он откинулся на спинку стула и откусил от батончика. Затем снова наклонился над столом, заточил карандаш и взял в руки циркуль. Поставив его опорную ножку на шкалу внизу карты, он отмерил двадцать морских миль и аккуратно поставил карандашом точку на Ангильских рифах. Затем начертил короткую дугу на пятьдесят миль к юго-востоку. Верхнюю точку назвал «Кроган Каслом», а нижнюю дугу – «Циклопом» и рядом поставил знак вопроса.

«„Циклоп“ затонул где-то выше дуги, – про себя рассуждал он. – Все сходится, если учесть положение грузового судна в момент подачи сигнала бедствия и расстояние, какое „Циклоп“ указал в отчете».

Вот только путешествие Рэймонда Лебарона в общую картину совершенно не вписывалось.

Опираясь на свой опыт в поисках затонувших кораблей, Питт был убежден, что Лебарон сотни раз проводил те же самые расчеты, что и он, только ко всему прочему брал в расчет скорость течения, погодные условия в день исчезновения корабля и предполагаемую скорость рудовоза военно-морского флота. Но вывод у них должен был получиться одинаковым. «Циклоп» наверняка затонул на расстоянии двести шестьдесят саженей на самой середине канала, уйдя под воду на полторы тысячи футов. На такой глубине корабль могли заметить только рыбы.

Мужчина расслабился на кресле, рассматривая пометки на карте. А что, если Лебарон узнал что-то, чего не знали другие, что тогда он мог искать? Определенно не «Циклоп» и уж точно не из дирижабля. Для этой цели намного лучше подошел бы корабль с хорошим боковым обзором или подводная лодка.

Кроме того, основная область поиска была всего в двадцати милях от Кубы. Вряд ли это место подходило для неспешного, плавного полета на дирижабле, ведь был огромный риск превратиться в отличную мишень для канонерских лодок Кастро.

Питт медленно жевал мюсли, размышляя, что же он мог упустить в путешествии Рэймонда Лебарона, когда его настольный телефон запищал. Он нажал на кнопку ответа:

– Да?

– Это Сэндекер. Ты можешь подойти в мой офис?

– Через пять минут буду, адмирал.

– А лучше через две.

Адмирал Джеймс Сэндекер был директором Национального агентства подводных и морских исследований. Ему уже под шестьдесят лет, он невелик ростом, худощав и жилист, но крепко сложен, словно носил броню под одеждой. Прямые волосы и яркая рыжая бородка его словно скопированы с полотен Ван Дейка. Адмирал был ярым приверженцем здорового образа жизни и физкультуры. За свою карьеру на службе в военно-морском флоте он отличался не тактикой ведения морских боев, а трезвым подходом к делу и эффективностью. И хотя нельзя сказать, чтобы он был популярной фигурой в светских кругах Вашингтона, но политики всегда уважали его за честность и безукоризненное исполнение своих обязанностей.

Адмирал встретил Питта скупым кивком и указал на женщину, сидящую в кожаном кресле в дальнем углу комнаты.

– Дирк, полагаю, ты уже знаком с госпожой Джесси Лебарон.

Она подняла на него глаза и обаятельно улыбнулась. Питт отвесил легкий поклон и пожал ей руку.

– К сожалению, – безразлично ответил он, – я предпочел бы забыть о том, что знаю госпожу Лебарон.

Брови Сэндекера угрожающе сошлись вместе:

– Я чего-то не знаю?

– Это моя вина, – вступила в разговор Джесси, глядя в холодные глаза Питта. – Прошлым вечером я была излишне груба с мистером Питтом. Надеюсь, он примет извинения и простит мне плохие манеры.

– Бросьте, госпожа Лебарон, можно и без формальностей. Мы же с вами можем считаться старыми приятелями, так что я не буду возражать, если вы будете звать меня просто Дирк. Что касается извинений, то они недорого стоят.

– Я хотела нанять вас, – ответила она, не обращая внимания на насмешку.

Он ошеломленно перевел взгляд на Сэндекера.

– Странно, а я думал, что работаю для НУПИ.

– Адмирал Сэндекер любезно согласился отпустить вас на несколько дней. Конечно, при условии, что вы сами будете не против, – добавила она.

– Для чего вы хотите нанять меня?

– Чтобы найти моего мужа.

– Ничего не получится.

– Могу я спросить, почему?

– У меня есть другие проекты.

– Вы не хотите на меня работать, потому что я женщина, да?

– Ваш пол не имеет никакого значения. Просто я не работаю на тех, кого не уважаю.

Наступило неловкое молчание. Питт повернулся к адмиралу. Тот неодобрительно скривил губы, но его глаза шаловливо поблескивали. Кажется, старый озорник наслаждался тем, что происходило.

– Думаю, у вас сложилось неправильное мнение обо мне, Дирк. – Лицо Джесси зарделось, хотя взгляд оставался твердым, как кристалл.

– Да будет вам! – вмешался Сэндекер. – Я объявляю перемирие. В честь чего предлагаю закатить торжественный обед.

Питт и Джесси еще несколько долгих секунд смотрели друг на друга. Затем губы мистера Дирка медленно расползлись в широкой заразительной улыбке.

– Согласен, при условии, что его оплачу я.

Неожиданно для самой себя жена Лебарона тоже улыбнулась.

– Не заставляйте меня смущаться. Давайте заплатим пополам?

– Решено.

– Значит, пришла пора ударить по рукам, – деловым тоном сказал Сэндекер. – Дирк, до твоего прихода мы с Джесси обсуждали исчезновение господина Лебарона.

Питт посмотрел на даму:

– Вы до сих пор считаете, что тела на дирижабле принадлежат не вашему мужу и его экипажу?

Джесси покачала головой:

– Это не их тела.

– Я видел их. Мне показалось, что от них осталось слишком мало, чтобы суметь опознать, кому они принадлежали.

– Тот труп в морге был более мускулистым, чем Рэймонд, – объяснила Джесси. – И на нем была подделка часов «Картье». Дешевая копия, сделанная в Тайване. А я дарила мужу дорогие подлинные часы на нашу первую годовщину.

– Я лично сделал несколько звонков, – добавил Сэндекер. – Судмедэксперт из Майами подтвердил ее слова. Физические характеристики тел в морге не соответствуют описаниям трех мужчин, отправившихся в путешествие на «Проспертире».

Питт перевел взгляд с Сэндекера на Джесси Лебарон, осознавая, что его вовлекают в то, чего он бы хотел избежать, – в любом деле, где проводятся серьезные исследования с точными расчетами и строгой дисциплиной, не место эмоциям.

– Предположим, что тела и одежду поменяли местами, – сказал Питт, – а украшения заменили на подделку. Госпожа Лебарон, вы знаете зачем?

– Я теряюсь в догадках.

– А знаете ли вы, что с тех пор, как дирижабль исчез и снова объявился в Ки-Бискейн, в нем неоднократно пополнялись запасы гелия?

Чтобы хоть чем-нибудь занять руки, она открыла сумочку, достала носовой платок и изящно приложила к носу.

– Сразу после того, как полиция разрешила доступ к «Проспертиру», начальник обслуживающего персонала дирижабля моего мужа осмотрел каждый дюйм внутри. У меня есть его доклад; если хотите, я покажу. Хочу сказать, вы очень проницательны. Он отметил, что газовая оболочка действительно пополнялась. Только не гелием, а водородом.

Питт удивленно посмотрел на нее:

– Водородом? На дирижаблях не использовали водород с тех самых пор, как сгорел «Гинденбург».

– Забудь, – сказал Сэндекер. – Газовая оболочка «Проспертира» пополнялась гелием.

– Так в чем дело? – осторожно спросил Питт.

Сэндекер строго посмотрел на него:

– Я слышал, что ты хочешь найти «Циклопа».

– Я этого и не скрывал, – ответил Питт.

– Ты должен искать его самостоятельно, без помощи со стороны персонала и оборудования НУПИ. Конгресс съест меня живьем, если там узнают, что я помогаю тебе в охоте за сокровищами.

– Я в курсе.

– Ты выслушаешь еще одно предложение?

– Я весь внимание.

– Скажу прямо, ты окажешь мне большую услугу, если наш разговор останется только между нами. Если о нем кто-то узнает, все накроется медным тазом. Договорились?

– Как скажете.

– В следующем месяце ты назначен проводить исследования глубин Берингова моря у Алеутских островов. Тебя подменит Джек Харрис из отдела исследований в области глубоководных океанских разработок. Чтобы избежать ненужных вопросов, не привлекать лишнего внимания и увернуться от бюрократической возни, мы разорвем все твои связи с НУПИ. Ты отправляешься в отпуск до тех пор, пока не найдешь Рэймонда Лебарона.

– Найти Рэймонда Лебарона, – саркастично повторил Питт. – Проще простого. За две недели его уже и след простыл, и с каждым часом найти пропавшего будет все сложнее. Мы не знаем, почему он исчез, у нас нет никаких зацепок, никаких догадок, кто и как мог такое провернуть. Будет преуменьшением сказать, что его отыскать невозможно.

– Ты можешь хотя бы попытаться? – раздраженно спросил Сэндекер.

Питт опустил взгляд на тиковый пол в кабинете адмирала, представляя себе тропическое море, расположенное за две тысячи миль отсюда. Он не любил связываться с загадками, если не мог предположить, откуда начинать ее распутывать. Но адмирал знал, что он примет вызов. Дирк никогда не мог устоять перед погоней за неизвестным.

– Если я возьмусь за дело, мне понадобится лучшая научная команда НУПИ, чтобы укомплектовать первоклассное научно-исследовательское судно. Мне нужны будут средства и политическое влияние для поддержки. А в случае неприятностей может понадобиться помощь военных.

– Дирк, мои руки связаны. Я ничем не могу тебе помочь.

– Что?

– Ты все прекрасно расслышал. Нужно, чтобы поиски велись без лишнего шума. Тебе придется обойтись без помощи нашей организации.

– Вы понимаете, о чем просите меня? Вы хотите, чтобы я в одиночку сделал то, чего не удалось выполнить половине военно-морского флота, военно-воздушным силам и береговой охране, вместе взятым? Почему они не смогли найти стопятидесятифутовый дирижабль – черт их дери, – пока он сам не грохнулся мне на голову? Хотите, чтобы я отправился на поиски на каноэ и тыкал в воду ивовой палочкой, надеясь что-нибудь обнаружить?

– Кажется, нужно лететь по последнему известному курсу «Проспертира», – терпеливо объяснил Сэндекер.

Питт медленно опустился на офисный диван.

– Плана безумнее я еще не слышал, – сказал он и недоверчиво повернулся к Джесси: – Вы тоже поддерживаете такую идею?

– Я сделаю все возможное, чтобы найти мужа, – спокойно сказала она.

– Дурдом какой-то, – вздохнул Дирк. Он встал и начал взад-вперед ходить по комнате, заламывая руки. – Почему такая секретность? Ваш муж был важным человеком, знаменитостью, общался с такими же богатыми и известными людьми и высшими государственными чиновниками, был финансовым гуру для руководителей всех крупных корпораций. Да ответьте же мне, какого черта я должен быть единственным человеком, который будет его искать?

– Дирк, – мягко сказал Сэндекер, – финансовая империя Рэймонда Лебарона охватывает тысячи людей. Из-за того, что он числится в списке пропавших без вести, будущее империи неясно. Никто не может доказать, жив ли он или мертв. Правительство отменило все дальнейшие поиски, потому что военные поисковоспасательные группы – к слову, на них было потрачено более пяти миллионов долларов – так и не смогли найти никакого следа, ни хотя бы намека, где он мог пропасть. Озабоченные бюджетом страны конгрессмены последнюю шкуру сдерут с того, кто решит потратить государственные деньги на новую бесплодную попытку найти Лебарона.

– А как же бизнесмены и деловые партнеры, поддержавшие издателя?

– Многие крупные бизнесмены уважали его, но в то же время большинство из них были в пух и прах разнесены в передовицах его газет. Они и жалкого гроша не потратят на поиски. А что касается людей из окружения пропавшего, то многим выгодна смерть этого человека.

– Вот поэтому Джесси и пришла к нам, – произнес Питт, глядя на нее.

Она чуть улыбнулась:

– Не стану отрицать. Конечно, большая часть имущества мужа пойдет на благотворительность или будет отдана в наследство другим членам семьи. Но и я получу весьма значительную долю.

– Госпожа, у вас же есть собственная яхта. Почему бы вам просто не нанять экипаж исследователей, чтобы они нашли вашего супруга?

– Есть причины, почему данному делу нельзя придавать широкую огласку. Вам не нужно их знать. Мы с адмиралом думаем, что есть шанс, хоть и очень небольшой, что втроем мы сможем без лишнего шума восстановить маршрут «Проспертира», пойти по его следу и узнать, что случилось с Рэймондом.

– Ради чего? – спросил Питт. – Первые поисковые группы уже прочесали все острова и рифы, где дирижабль мог заправляться. Мы без толку потратим время на то, что уже сделали до нас.

– Они могли что-то упустить.

– Может быть, Кубу?

Сэндекер покачал головой:

– Кастро бы заявил, что Лебарон проник на кубинскую территорию по поручению ЦРУ, и не забыл бы щегольнуть перед миром захваченным дирижаблем. Нет, должен быть другой ответ.

Дирк подошел к окну в углу комнаты и бросил тоскливый взгляд на флотилию небольших парусных лодок, участвующих в регате по реке Анакостия. Они наперегонки мчались к финишным буйкам, их белоснежные паруса блестели на фоне темно-зеленой воды.

– Откуда нам знать, где искать? – не оборачиваясь, спросил он. – Область поиска огромна, она простирается на тысячи квадратных миль. У нас уйдет несколько недель на то, чтобы обшарить всю местность.

– У меня есть все записи и карты мужа, – сказала Джесси.

– Он оставил их вам?

– Нет, их нашли на дирижабле.

Питт молча наблюдал за парусниками, скрестив руки на груди. Мужчина пытался понять причины исчезновения, распутать интригу, подсчитать шансы на успех. Он попробовал все разложить по полочкам у себя в голове.

– Когда приступаем? – наконец спросил он.

– Завтра с восходом солнца, – ответил Сэндекер.

– Вы все еще считаете, что я подходящий кандидат для этой увеселительной прогулки?

– Без сомнений, – решительно сказала Джесси.

– Я хочу взять в команду двух моих старых приятелей. Они оба работают в НУПИ. Либо берем их, либо я отказываюсь.

Лицо Сэндекера мрачно посерьезнело:

– Я же уже объяснил…

– Адмирал, вы хотите, чтобы я добрался до Марса, даже не подбросив меня до Луны. Мы с вами дружим уже достаточно долго, чтобы вы поняли, что я не берусь исполнять непродуманные идеи. Просто дайте мне взять с собой в отпуск еще двоих людей. Мне без разницы, как вы это сделаете.

Сэндекер не выглядел ни сердитым, ни даже раздраженным. Если в стране и был человек, способный решить неразрешимую загадку, то им был именно Питт. Карта адмирала оказалась бита, поэтому он поддался.

– Хорошо, – спокойно ответил он. – Я выполню твою просьбу.

– Тогда позвольте сказать еще кое-что.

– Давай, – напрягся Сэндекер.

Питт повернулся с мрачной улыбкой. Потом перевел взгляд с Джесси на адмирала, пожал плечами и сказал:

– Я никогда не летал на дирижабле.

– Мне кажется, вы пытаетесь что-то провернуть за моей спиной, – откровенно сказал Сэм Эмметт, начальник Федерального бюро расследований.

Президент посмотрел на него из-за стола в Овальном кабинете и мягко улыбнулся:

– Ты совершенно прав, Сэм. Именно это я и делаю.

– Я буду очень благодарен вам, если вы будете говорить со мной начистоту.

– Не беспокойся. Это никоим образом не зависит от моего удовлетворения твоей работой и работой ФБР.

– Тогда почему вы не можете мне все рассказать? – спросил Эмметт, стараясь скрыть негодование.

– Во-первых, дело касается международных отношений.

– Тогда необходимо уведомить Мартина Брогана из ЦРУ.

– Я не говорил с Мартином. Можешь поверить на слово.

– Ладно, а что во-вторых?

Президент не собирался поддаваться.

– Это уже мое дело.

Эмметт застыл.

– Если президент хочет моей отставки…

– Ничего подобного, – отрезал глава государства. – Ты самый способный и ответственный работник, которому можно доверить возглавлять бюро расследований. Ты блистательно выполняешь свою работу, и я всегда был одним из твоих самых ярых сторонников. Однако, если хочешь собрать вещички и бросить работу, обидевшись на то, что твою профпригодность якобы поставили под сомнение, – тогда вперед. Докажи мне, что это не так.

– Но если вы не хотите мне доверять…

– Погоди минуту, Сэм. Давай сейчас не будем говорить друг другу то, за что завтра придется извиняться. Я не ставлю под сомнение твою преданность или честность. Никто не собирается тебя одурачить. Дело не имеет никакого отношения к криминалу или шпионажу и не касается ни ФБР, ни других спецслужб. Суть в том, что мне очень нужна твоя поддержка, хотя бы в течение следующей недели. Согласен?

Эмметт на время успокоился. Он пожал плечами и уступил:

– Ваша взяла, господин президент. Будь что будет. Я с вами. Президент глубоко вздохнул:

– Обещаю, что не подведу тебя.

– Я ценю это.

– Хорошо. Тогда давай начнем сначала. Ты узнал что-нибудь о трупах из Флориды?

Напряжение спало с лица Эмметта, и он облегченно выдохнул. Открыв чемодан, мужчина достал папку в кожаном переплете и передал президенту.

– Здесь подробный отчет из лаборатории патологической анатомии имени Уолтера Рида. Данное исследование очень сильно помогло нам в опознании тел.

Президент удивленно посмотрел на него:

– Вы их опознали?

– Анализ состава борщовой пасты расставил все по своим местам.

– Что вы имеете в виду?

– Помните, судмедэксперт округа Дейд зафиксировал смерть от переохлаждения?

– Да.

– В общем, борщ в тюбиках – противнейший продукт, который выдают российским космонавтам. В желудках всех трех трупов были найдены его остатки.

– Ты имеешь в виду, что Рэймонда Лебарона и прочих членов экипажа кто-то заменил на трех погибших советских космонавтов?

Эмметт кивнул.

– Мы смогли установить их имена с помощью советского дезертира, бывшего хирурга космической программы русских. Он несколько раз их осматривал.

– Когда он дезертировал?

– Он перешел на нашу сторону в августе 1987 года.

– Чуть больше двух лет назад.

– Верно, – подтвердил Эмметт. – Вот имена космонавтов – Сергей Зощенко, Александр Юденич и Иван Ронский. Юденич был новичком, но зато Зощенко и Ронский – настоящие ветераны с двумя космическими полетами за спиной.

– Я тебе свою годовую зарплату отдам, если объяснишь мне, каким образом они попали в треклятый дирижабль.

– К сожалению, пока не могу сказать. На тот момент только четверо русских находились в космосе на орбитальной станции «Салют‑9». Но люди НАСА, следящие за космонавтами, говорят, что с ними все в порядке.

Президент кивнул.

– Значит, нужно исключить тех советских космонавтов, которые находились в космосе, а рассматривать только тех, кто остался на Земле.

– Все не так просто, – продолжил Эмметт. – В заключении врачей из отдела судебно-медицинской патологии лаборатории имени Уолтера Рида говорится, что, вероятнее всего, трое мужчин до смерти замерзли, когда находились в космосе.

Президент удивленно поднял брови:

– У них есть доказательства?

– Нет, но, по их словам, имеется несколько факторов, указывающих на возможность подобного. Например, все та же борщовая паста и анализы другой сублимированной пищи, которые потребляли советские космонавты. Или физиологические признаки того, что мужчины дышали воздухом с высоким содержанием кислорода и провели значительное время в состоянии невесомости.

– Уже не первый раз русские отправляют своих людей в космос и не могут потом их вернуть. Может быть, космонавты годами плавали в космосе и упали на Землю только пару недель назад после того, как их корабль сошел с орбиты.

– Я знаю только о двух случаях, закончившихся летальным исходом для русских, – сказал Эмметт. – В первый раз погиб космонавт, чей корабль запутался в стропах парашюта при входе в атмосферу и упал в Сибири на скорости пятисот миль в час. Во втором случае при утечке кислорода из-за неисправного люка погибли еще трое членов экипажа.

– Это только те трагедии, которые они не смогли скрыть, – возразил президент. – В ЦРУ зафиксировали около тридцати смертей их космонавтов с начала космических исследований. И девять тел все еще плавают в космосе. Но мы должны делать вид, будто не знаем об этом, чтобы не вскрыть наши источники в разведке.

– Понятно, мы знаем, но делаем вид, что не знаем.

– Именно.

– И это снова возвращает нас к трем космонавтам, трупы которых лежат у нас в Вашингтоне. – Эмметт раскрыл чемодан, лежащий на его коленях.

– И к сотне вопросов, начиная с главного: откуда они взялись?

– Я провел несколько проверок в центре управления действиями командования воздушно-космической обороны. Технологи сказали, что, если не брать во внимание их орбитальные станции, единственным советским космическим кораблем, способным долговременно поддерживать жизнеобеспечение экипажа, были лунные зонды «Селен».

При слове «лунные» в голове президента что-то щелкнуло.

– И что там с ними?

– Три отправились в космос, но ни один не вернулся. Ребята из командования воздушно-космической обороны считают, что для Советов очень нетипично три раза подряд провалить обычные полеты на орбиту Луны.

– На борту были люди?

– Думаю, да, – сказал Эмметт. – Советы погрязли во лжи. Как вы уже говорили, они почти никогда не признают свои космические провалы. И в строгом порядке продолжают тайно наращивать силы для посадки на Луну.

– Ладно, если мы рассмотрим теорию, что три трупа – бывший экипаж корабля «Селен», тогда как они попали на Землю? Они же не могли как ни в чем не бывало приземлиться где-то в степях Казахстана.

– Я думаю, скорее где-то в районе Кубы.

– Куба. – Два слога медленно сорвались с губ президента. Затем он покачал головой: – Ну уж нет, русские никогда бы не допустили, чтобы их национальные герои, живые или мертвые, попали в чьи-либо чужие руки.

– Может быть, они не знали?

Глава государства ошеломленно посмотрел на собеседника:

– Не знали?

– В общем, скажем так, их космический корабль потерял управление и рухнул около Кубы при входе в атмосферу. Примерно в то же время туда на дирижабле отправляется Рэймонд Лебарон на поиски корабля с сокровищами, где его и захватывают кубинцы. Затем, по каким-то непонятным причинам, кубинцы меняют Лебарона и его экипаж на трех мертвых космонавтов и отправляют воздушный корабль назад во Флориду.

– Ты понимаешь, как нелепо это звучит?

Мужчина засмеялся:

– Конечно, понимаю, но ничего лучше мне на ум не приходит.

Президент откинулся назад и уставился на богато украшенный орнаментом потолок.

– Знаешь, кажется, ты прав.

Эмметт улыбнулся:

– В каком смысле?

– Все сходится. Предположим, что таким образом Фидель Кастро пытается что-то нам сообщить.

– Если так и есть, то он выбрал весьма странный способ, чтобы передать нам свое сообщение.

Президент взял ручку и начал что-то черкать в блокноте.

– Фидель никогда не был мастером дипломатических тонкостей.

– Прикажете продолжать расследование? – спросил Эмметт.

– Нет, – коротко ответил президент.

– Вы все еще будете держать меня в неведении по данному делу?

– Это не внутреннее расследование министерства юстиции, Сэм. Большое спасибо за твою помощь, но ты уже узнал об этом гораздо больше, чем следовало.

Мужчина захлопнул чемодан и встал.

– Могу я задать вам один щепетильный вопрос?

– Задавай.

– Мы наконец-то обнаружили хоть какую-то, пусть даже самую минимальную, возможность того, что Рэймонд Лебарон похищен кубинцами. Почему даже теперь президент США все еще предпочитает держать информацию при себе и запрещает следственным органам продолжать расследование?

– Хороший вопрос, Сэм. Возможно, через пару дней мы оба будем знать ответ.

Спустя несколько минут после того, как Эмметт покинул Овальный кабинет, глава государства развернулся на кресле и уставился в окно. У него пересохло во рту, а подмышки вспотели. Его не отпускало предчувствие, что между колонией Джерси и неудачами советских лунных зондов есть связь.

Айра Хаген остановил арендованный автомобиль у ворот охраны и показал удостоверение личности, выданное президентом. Охранник позвонил в приемную национальной физической лаборатории имени Харви Паттендена и затем разрешил ему проезжать.

Он покатил к стоянке и нашел свободное место, медленно пробираясь сквозь гущу разноцветных машин. Лабораторию окружали высаженные группами хвойные деревья и зеленый газон, где лежали покрытые мхом камни. Здание выглядело как типичный технологический центр, какие можно встретить во многих городах страны. Современную архитектуру кирпичного здания подчеркивали закругленные углы и обилие больших бронзовых стекол.

Привлекательная секретарша, сидящая за подковообразным столом, подняла голову и улыбнулась посетителю:

– Чем могу помочь?

– Томас Джадж, к доктору Муни.

Она привычно подняла телефонную трубку и кивнула:

– Хорошо, мистер Джадж. Пожалуйста, пройдите в центр охраны за моей спиной. Они скажут, куда дальше.

– Перед тем как я пройду, можно мне воспользоваться туалетом?

– Конечно, – ответила она, указывая пальцем. – Дверь справа, под фреской.

Хаген поблагодарил ее и прошел под огромным рисунком футуристического космического корабля, парящего между призрачными иссиня-зелеными планетами. Он вошел в кабинку, запер дверь и присел на унитаз. Открыв чемодан, мужчина вытащил желтый блокнот и раскрыл на середине. После этого в верхней части страницы сделал несколько записей и зарисовок систем безопасности, замеченных при входе в здание. Хороший агент, работающий под прикрытием, никогда не делает записей на бумаге, но Хаген мог позволить себе расслабиться, зная, что президент выручит, если что-то пойдет не так.

Через несколько минут он вышел из туалета и открыл дверь в комнату со стеклянными стенами. Там четверо охранников в форме всматривались в двадцать огромных телевизионных экранов, вмонтированных в стену. Один из них встал и подошел к стойке.

– Сэр?

– У меня назначена встреча с доктором Муни.

Охранник достал список посетителей.

– Да, сэр, вы, должно быть, Томас Джадж. Могу увидеть ваше удостоверение?

Хаген передал ему водительские права и правительственное удостоверение. Охранник вежливо попросил его распахнуть чемодан и после беглого осмотра закрыл, жестом показал, где расписаться, и дал гостю пластиковый пропуск, какой закрепляют на груди.

– Кабинет доктора Муни находится прямо в конце коридора за двойными дверьми.

Проходя по коридору, Хаген остановился, чтобы надеть очки и рассмотреть бронзовые таблички на стене, на каждой из которых приводилась информация о людях, имеющих отношение к лаборатории. Одна из табличек была посвящена доктору Харви Паттендену, основателю лаборатории, на ней приводился краткий перечень его достижений в области физики. Но Хагена интересовала другая табличка, где было написано:

Памяти

доктора Леонарда Хадсона

(1926–1965)

Ваш творческий дар

всегда был вдохновением для нас.

«Не особо оригинально», – подумал Айра, мысленно отдавая Хадсону должное за безукоризненно, даже в мелочах, исполненную роль мертвеца.

Он вошел в прихожую и тепло улыбнулся секретарше, серьезной пожилой женщине в темно-синем костюме мужского покроя.

– Мистер Джадж, входите, пожалуйста. Доктор Муни ожидает вас.

– Благодарю.

Эрлу Дж. Муни было тридцать шесть, но выглядел он моложе, чем ожидал Хаген, изучив биографию этого человека. Его прошлое было удивительно схоже с историей Хадсона – он тоже отличался неординарным умом, у него была такая же высокая успеваемость, да еще и в том же университете. Толстый паренек сбросил вес и стал директором лаборатории имени Паттендена. Зеленые глаза выглядывали из-под грозных бровей, а густые усы делали ученого похожим на Панчо Вилью 1. Он был одет в белый свитер и синие джинсы, что наводило на мысль, что Муни не такой уж и педант, как кажется.

Он вышел из-за стола, заваленного бумагами, тетрадями и пустыми бутылками из-под пепси, и пожал гостю руку.

– Присаживайтесь и рассказывайте, чем могу вам помочь, мистер Джадж.

Хаген уселся в кресло и сказал:

– Как я уже говорил вам по телефону, я из Центрального финансового управления, и мне было приказано проверить ваши системы бухгалтерского счета и провести аудиторскую ревизию финансовых расходов.

– Кто вам приказал?

– Сенатор Генри Кальтенбах.

– Надеюсь, он не подозревает лабораторию имени Паттендена в мошенничестве, – осторожно сказал Муни.

– Не беспокойтесь. Вы же знаете сенатора, он любит устраивать проверки, чтобы узнавать, куда уходят бюджетные деньги. Такая «охота на ведьм» – отличная реклама для его предвыборной кампании. Между нами говоря, многие мои сотрудники желают ему провалиться под землю, чтобы он перестал посылать нас гоняться за собственным хвостом. Хотя должен отдать сенатору должное: мы обнаружили несколько нарушений в других аналитических центрах вроде вашего.

Муни немедля поправил его:

– Мы привыкли именоваться научно-исследовательским центром.

– Да-да, конечно. В общем, нам приходится делать выборочные проверки.

– Вы должны понимать, что наша работа строго засекречена.

– Разработка ядерных ракетных технологий и ядерного оружия третьего поколения, мощность которого фокусируется в лучах с узкой диаграммой направленности, распространяющихся со скоростью света и способных поражать цели далеко в космосе. Вы об этом?

Юдин из лидеров повстанцев во время Мексиканской революции 1910–1917 гг.

Ученый подозрительно уставился на Хагена:

– Вы очень хорошо проинформированы.

Тот пожал плечами:

– Начальник ввел меня в курс дела. Я бухгалтер, а не физик, доктор. Мой мозг не способен мыслить абстрактно. В старшей школе я несколько раз заваливал экзамены по алгебре. Ваши данные в безопасности. Моя работа заключается в том, чтобы помогать честным налогоплательщикам сполна возвращать их деньги из финансируемых правительством программ.

– Чем могу вам помочь?

– Я хотел бы поговорить с вашим главным бухгалтером и персоналом управления. И с персоналом, работающим с финансовыми документами. Через две недели из Вашингтона прибудет моя аудиторская группа. Я был бы очень благодарен, если бы вы проложили наш маршрут поближе к отделам, где ведется бухгалтерский учет.

– Можете рассчитывать на наше полное сотрудничество. Естественно, я дам указания службе безопасности, чтобы вашей группе предоставили полный допуск.

– Разумеется.

– Я лично пройду с вами и познакомлю с нашим главным бухгалтером и персоналом службы бухгалтерского учета.

– И еще кое-что, – сказал Хаген. – Вы работаете после окончания рабочих смен?

Муни улыбнулся:

– В отличие от обычных офисных работников, которые трудятся с девяти до пяти, у физиков и инженеров нет установленного рабочего графика. Многие из нас работают круглосуточно. Мне часто приходится работать больше тридцати часов подряд, без перерыва. Поэтому мы сами устанавливаем себе скользящий график по компьютеру.

– Вас устроит, если я сейчас проведу предварительную проверку примерно, скажем, до десяти часов вечера?

– Конечно, не вижу никаких проблем, – согласился Муни. – Если захотите перекусить, у нас на нижнем этаже работает круглосуточное кафе-закусочная. Охранник проведет вас.

– И держите меня подальше от мест, где вы храните секретную информацию, – засмеялся Хаген.

– Думаю, вы знакомы с системами безопасности в подобных лабораториях?

– Конечно, – признал гость. – Если бы мне платили по центу за каждый час, когда я проводил аудит в различных отделах Пентагона, я бы уже давно разбогател.

– Тогда проходите за мной.

Ученый встал и направился к двери.

– Утолите мое любопытство, – сказал Айра, оставаясь в кресле. – Я многое слышал о Харви Паттендене. Он вроде бы работал с Робертом Годдардом…

– Так и есть, доктор Паттенден изобрел несколько ранних ракетных двигателей.

– Но вот про Леонарда Хадсона я совсем ничего не знаю.

– Довольно умный малый был, – сказал Муни. – Он разработал большинство из наших космических кораблей, перед тем как их построили и отправили в космос. Никто не знает, каких еще успехов он мог бы достичь, если бы не погиб в самом своем расцвете сил.

– Что произошло?

– Авиакатастрофа. Он летел на семинар к доктору Гуннару Эриксену в Сиэтл. Самолет взорвался в воздухе и упал в реку Колумбия.

– А что за доктор Эриксен?

– Он был великим мыслителем и, возможно, самым блестящим астрофизиком, какого когда-либо видел свет.

В голове Хагена зазвучал тревожный звоночек.

– Он занимался чем-то конкретным?

– Да, работал над геолунной синоптической морфологией для индустриализации человечества.

– Можете перевести на нормальный язык, если не сложно?

– Конечно, – засмеялся Муни. – Эриксен был одержим мечтой построить колонию землян на Луне.

Десять часов спустя, в два часа ночи, в Москве четверо мужчин собрались у камина в небольшой гостиной Кремля. Комната была погружена в мрачную полутьму. Сигаретный дым смешивался с дымом сигары.

Президент СССР Георгий Антонов[112] задумчиво смотрел на языки пламени. После легкого обеда он сменил пиджак на старый рыбацкий свитер. Он сидел, сняв обувь и положив ноги в одних носках на украшенный вышивкой пуфик.

Рядом стояли глава КГБ Владимир Полевой и начальник управления советскими космическими программами Сергей Корнилов, одетые в темные шерстяные костюмы, пошитые в Лондоне на заказ, а возле них в мундире, украшенном орденами, сидел генерал Есенин.

Полевой положил на низкий столик отчет с фотографиями и изумленно покачал головой:

– Не понимаю, как они провернули это все без утечки информации.

– Такой колоссальный прогресс кажется невозможным, – согласился Корнилов. – Пока своими глазами не увижу – ни за что не поверю.

– Все доказательства ясно видны на фотографиях, – сказал Есенин. – Отчет Рыкова не оставляет никаких сомнений. Просто подробно изучите его. Четко видно, что две человеческие фигуры, стоящие в лунном кратере, – реальны. Это не мираж, отброшенный тенью, и не ошибка системы сканирования. Они и вправду стояли там.

– Их скафандры не такие, как у американских астронавтов, – возразил Корнилов. – Да и шлемы другие.

– Не буду спорить по пустякам, – сказал Есенин. – Но то, что у них в руках оружие, не вызывает сомнений. Я могу с уверенностью сказать, что они держат пусковую установку зенитных ракет американского производства.

– А где тогда их космический корабль? – упорствовал Корнилов. – Где луноход? Они же не могли материализоваться из ниоткуда.

– Я разделяю ваши сомнения, – сказал Полевой. – Такого не может быть, чтобы американцы отправили на Луну людей и припасы и об этом не узнали наши разведывательные спецслужбы. Наши станции слежения узнали бы о любых странных передвижениях в космосе.

– Меня больше удивляет, – сказал Антонов, – почему американцы никогда не объявляли миру о своих столь значительных достижениях. Разве им выгодно сохранять это в тайне?

Корнилов кивнул:

– Мы находим все больше фактов, противоречащих докладу Рыкова.

– Вы недооцениваете одну важную вещь, – ровным тоном произнес Есенин. – «Селен‑4» исчез сразу после того, как его сканеры засняли людей на фото. Я думаю, что наш космический зонд был поврежден выстрелом ракеты, которая пробила корпус корабля и нарушила герметичность внутри, что и привело к гибели наших космонавтов.

Полевой удивленно посмотрел на него:

– Что вы сказали о космонавтах?

Есенин и Корнилов озадаченно переглянулись.

– О некоторых вещах не знает даже КГБ, – сказал генерал.

Полевой уставился прямо в глаза Корнилову:

– «Селен‑4» был пилотируемым?

– Как и «Селен‑5», и «Селен‑6». На каждом корабле находилось по трое космонавтов.

Глава КГБ повернулся к Антонову, спокойно попыхивающему гаванской сигарой:

– Вы знали об этом?

Президент утвердительно кивнул:

– Да, конечно, меня уведомили. Но вы должны помнить, Владимир, что не все вопросы, касающиеся космических программ, подпадают под компетенцию органов государственной безопасности.

– Почему-то, когда ваш драгоценный лунный зонд упал и исчез в Вест-Индии, никто из вас не побрезговал прийти ко мне за помощью, – сердито сказал Полевой.

– Непредвиденное обстоятельство, – спокойно объяснил генерал. – После возвращения «Селена‑4» с Луны при входе в атмосферу Земли мы потеряли управление – лунный зонд вышел из-под контроля, и наше космическое командование списало его как утерянный. Спустя приблизительно полтора года его полета по орбите была сделана еще одна попытка восстановить контроль над ним. Системы управления ответили, но успешно произвести посадку не удалось. «Селен‑4» упал в десяти тысячах миль от места посадки. Необходимо было сохранить в тайне новость о гибели наших героев-космонавтов, вот поэтому нам и потребовалась помощь КГБ.

– Сколько космонавтов погибло? – спросил Полевой.

– Без жертв на благо будущего Советского Союза было не обойтись, – негромко ответил Антонов.

– Вернее сказать, чтобы скрыть промахи нашей космической программы, – с горечью сказал Полевой.

– Отставить споры, – приказал президент. – «Селен‑4» сделал огромный вклад, прежде чем потонул в Карибском море.

– Причем его еще можно найти, – добавил Полевой.

– Верно, – подтвердил Есенин. – Но мы достали данные корабля о Луне. Это являлось главной целью миссии.

– Вам не кажется, что американские системы наблюдения за космосом должны были отследить падение корабля и определить место приземления? Если бы они хотели достать космический корабль из-под воды, они бы уже перепрятали его на свои базы.

– Конечно, они отследили, куда упал корабль, – ответил генерал. – Но у их разведывательных спецслужб не было оснований предполагать, что «Селен‑4» – нечто большее, чем научный зонд для исследования далекого космоса, запрограммированный на приземление в водах Кубы.

– В вашей тщательно продуманной теории есть прореха, – возразил Полевой. – Через несколько дней после падения с орбиты «Селена‑4» спасательные службы Соединенных Штатов провели тщательные морские и воздушные поиски пропавшего капиталиста Рэймонда Лебарона в том же самом районе, где должен был упасть корабль. Подозреваю, что на самом деле они собирались искать не пропавшего гражданина, а именно наш космический корабль.

– Я читал ваш доклад об исчезновении Лебарона, – сказал Корнилов. – И не согласен с вашими выводами. Я нигде не заметил, чтобы они проводили подводные поиски. А саму спасательную миссию вскоре отменили. В американской прессе пишут, что Лебарон и его экипаж до сих пор числятся пропавшими без вести. Никто уже не надеется, что они живы. Этот случай – просто совпадение, ничего более.

– Тогда мы все должны согласиться с тем, что «Селен‑4» вместе с космонавтами лежит где-то на дне моря. – Антонов выпустил кольцо дыма изо рта и продолжил: – Тем не менее главные вопросы все еще открыты. Допускаем ли мы возможность того, что у американцев есть база на Луне? И если допускаем, то что будем делать дальше?

– Я полагаю, что база существует, – убежденно сказал Есенин.

– Мы не можем сбрасывать со счетов саму возможность, – согласился Полевой.

Антонов перевел взгляд на Корнилова:

– Сергей, а вы как считаете?

– Наша первая программа пилотируемого корабля под названием «Селен‑8» с высадкой на Луну планируется к запуску черезсемь дней, – вдумчиво ответил он. – Мы не можем отменить ее, как в тот раз, когда американцы обогнали нас с программой «Аполлон». Из-за того, что наше правительство тогда не захотело быть вторым в космической гонке, мы поджали хвосты и свернули проект. Хотя я считаю, что ставить политику и идеологию выше научных достижений – огромная ошибка. Теперь у нас есть проверенная тяжелая ракета-носитель, способная разместить всю межпланетную станцию с экипажем из восьми человек на лунной поверхности. В плане пропаганды и военных перспектив наше преимущество неизмеримо. Если мы собираемся добиться постоянного превосходства в космосе и одолеть американцев в борьбе за Марс, то должны идти до конца. Я считаю, что нужно отдать приказ «Селену‑8» высадиться недалеко от того кратера и уничтожить американских астронавтов.

– Полностью согласен с Корниловым, – поддержал Есенин. – Факты говорят сами за себя. Американцы проявляют откровенную агрессию к нам в космосе. Судя по этим фотографиям, они уже уничтожили один из наших космических кораблей вместе с его экипажем. Боюсь, что космонавтов «Селена‑5» и «Селена‑6» постигла та же участь. Скорей всего, американцы вознамерились сделать Луну своей колонией. Если они увидят, что на Луну высаживаются космонавты с красными звездами на груди, то сразу же постараются убить их.

После его слов наступила мертвая тишина. Никто не торопился высказывать свои мысли.

Наконец Полевой прервал молчание:

– Значит, вы и Корнилов предлагаете первыми атаковать американцев?

– Да, – ответил генерал. – Подумайте, что может произойти. Захватив американскую лунную базу и присвоив их научные технологии, мы продвинем нашу космическую программу на десяток лет вперед.

– Я уверен, что Белый дом сразу же запустит пропагандистскую кампанию и выставит нас перед всем миром в виде агрессора, как было в инциденте с южнокорейским «Боингом», – возразил Полевой.

– Они не будут поднимать шум, – заверил его Есенин. – Как они могут заявить о захвате чего-то, о чьем существовании никто не знал?

– Генерал прав, – признал Антонов.

– Но вы должны понимать, что из-за нас может начаться космическая война, – предупредил Полевой.

– Первый удар Соединенные Штаты уже нанесли. Отомстить им – наш священный долг.

Есенин повернулся к Антонову:

– В любом случае решение за вами.

Президент СССР снова перевел взгляд на огонь. Затем затушил сигару о пепельницу и с удивлением заметил, как дрожат руки. Его лицо, обычно румяное, побледнело. Реакция была понятна всем. Его внутренние демоны вытесняли ангелов добра. Он понимал, что должен сказать свое слово, остальное станет заботой других людей. Глава государства не мог так просто позволить империалистам плюнуть в лицо его Отчизне. Спустя несколько мгновений, показавшихся всем чрезвычайно долгими, президент повернулся, устало кивнул и торжественно произнес:

– Ради Родины! Ради партии! Приказываю вооружить космонавтов и уничтожить американцев.

Выслушав длинный инструктаж и проведя три утомительные беседы с доктором Муни, Хаген сидел в маленьком кабинете, лихорадочно набивая цифры на счетной машинке. В отличие от ученых, помешанных на компьютерах, и инженеров, сходивших с ума по цифровым калькуляторам, бухгалтеры оказались старомодными людьми. Они по-прежнему предпочитали работать на традиционных счетных машинках с огромными кнопками и перфорированной бумагой.

Главный бухгалтер был сертифицированным специалистом высшей квалификации, окончившим факультет экономики и предпринимательства в Техасском университете, и бывшим служащим ВМС. Чтобы лишний раз потешить свое самолюбие, он развесил награды и фотографии кораблей, где ему приходилось служить, на самых видных местах дубовых стен своего кабинета. Айра сразу уловил беспокойство в его глазах, хотя другой реакции от управляющего финансами компании, на встречу к которому явился аудитор, он и не ждал.

Когда Хаген попросил разрешения на проверку записей телефонных звонков за последние три года, никто и не думал ему возражать. Хоть весь его опыт работы бухгалтером в министерстве юстиции и ограничивался фотографированием бухгалтерских ведомостей в глухую ночь, он хорошо выучил счетоводческий жаргон и не мог проколоться. Вряд ли кто-либо, кто заходил в кабинет и видел, как он строчит заметки и внимательно изучает листы бумаги, мог усомниться, что видит перед собой матерого профи.

Цифры, напечатанные на бумаге, он брал с потолка. А вот записи были схемой коридоров с отмеченными местами, где установлены камеры наблюдения, от входа и до самого кабинета Муни. Немного ниже мужчина выписал два имени и напротив них составил колонки с обозначениями. Рэймонд Лебарон и Леонард Хадсон. Теперь он знал еще и третье имя – Гуннар Эриксен.

Айра был уверен, что Эриксен инсценировал свою смерть, как и Хадсон, чтобы посвятить остаток жизни работе над проектом «Колония Джерси». Он знал, что они оба не могли оборвать все связи с лабораторией имени Паттендена. Такую мощную организацию с большим количеством талантливых молодых ученых просто нельзя было не использовать для своих целей. Где-то здесь должна была скрываться потайная база «внутреннего ядра».

Записи телефонных звонков трех тысяч работников умещались в нескольких картонных коробках. Придраться было не к чему. Все, кто пользовался телефоном для деловых или личных целей, должны были заполнять дневник вызовов. Тем не менее Хаген не собирался проверять каждый звонок, это могло занять несколько недель. Его интересовали только звонки доктора Муни. Особенно совершенные на дальние расстояния.

Хаген не был экстрасенсом. Более того, он знал многих людей, способных находить нестыковки гораздо точнее, чем он. Но глаз и чутье редко его подводили.

Он переписал шесть номеров, по которым Муни звонил более одного раза за последние три месяца. Два из них были записаны как личные звонки, остальные четыре были деловыми. Все они не вызывали особых подозрений, но других способов выйти на след прочих членов «внутреннего ядра» Хаген пока не придумал.

Не нарушая установленных правил, он снял телефонную трубку, набрал оператора лаборатории имени Паттендена и попросил соединить его с открытой линией, пообещав записать все свои звонки. Час был поздним, а большинство номеров начинались с кода городов Среднего Запада или Восточного побережья. Абоненты запросто могли положить трубку из-за того, что часовые пояса различались, а значит, там было на два-три часа позднее, но, несмотря на это, Хаген начал диктовать номер.

– Сентенниальская служба поддержки, – устало ответил мужской голос.

– Здравствуйте, вы еще работаете?

– Нет, офис закрыт. Вы позвонили в круглосуточное бюро приема заказов.

– Меня зовут Джадж, я из федерального правительства. – Хаген решил назваться чужим именем на случай прослушки. – Мы проводим аудит физической лаборатории имени Паттендена в Бенде, штат Орегон.

– Перезвоните завтра утром, когда мы откроемся.

– Хорошо. Только скажите мне, чем занимается сентенниальская служба поддержки?

– Продажей записывающих устройств и запчастей для них.

– Записывающих устройств? Для чего?

– В основном для бизнеса. Например, видеокамеры для записи заседаний, лабораторных испытаний или для служб безопасности. Диктофоны для секретарей. Ну и тому подобное.

– Сколько у вас сотрудников?

– Около дюжины.

– Большое спасибо, вы очень помогли, – сказал Хаген. – И еще кое-что. Вы часто получаете заказы от лаборатории имени Паттендена?

– Не очень. Каждую пару месяцев они покупают у нас видеокамеры или запчасти к ним.

– Еще раз спасибо. До свидания.

Хаген вычеркнул номер из списка и продолжил. На следующие два звонка откликались автоответчики – сперва химической лаборатории Университета Брандейса в Уолтеме, затем неопознанного офиса национального научного фонда в Вашингтоне. Следующие два номера он решил оставить на утро и набрал номер, отмеченный как личный вызов.

– Алло?

Хаген посмотрел на имя в списке вызовов Муни.

– Доктор Дональд Фримонт?

– Да, я слушаю.

Хаген представился.

– Что вас интересует, мистер Джадж? – Голос Фримонта, казалось, принадлежал пожилому человеку.

– Я делаю выборочную проверку дальних звонков. За последние девяносто дней вам звонили из лаборатории имени Паттендена? – притворно спросил Хаген, поглядывая на даты звонков.

– Что? А, да, звонил доктор Эрл Муни. Он был моим студентом в Стэнфорде. Я ушел на пенсию пять лет назад, но мы до сих пор поддерживаем связь.

– А у вас случайно не было студента по имени Леонард Хадсон?

– Леонард Хадсон, повторил он, будто пытаясь вспомнить. – Я встречался с ним пару раз. Хотя он и не учился в моем классе. Это было давно, еще до моей работы в Стэнфорде. Когда он был студентом, я преподавал в университете Южной Каролины.

– Спасибо, доктор. Больше не буду вас задерживать.

– Ничего страшного. Рад был помочь.

Хаген вычеркнул четвертый номер. Следующим был Энсон Джонс. Он не ответил сразу, но Хаген набрал еще раз, не собираясь сдаваться. И в этот раз удача его не подвела.

– Алло?

– Господин Джонс, меня зовут Джадж.

– Как?

– Томас Джадж. Я из федерального правительства, мы проводим аудиторскую проверку в физической лаборатории имени Паттендена.

– Не знаю никакого Паттендена. Вы ошиблись номером.

– Имя доктора Эрла Муни вам о чем-нибудь говорит?

– Никогда о таком не слышал.

– Он вам звонил три раза за последние шестьдесят дней.

– Какая-то ошибка.

– Вы Энсон Джонс, код города – триста три, телефонный номер – пятьсот сорок семь.

– Нет, вы ошиблись номером.

– Перед тем как вы положите трубку, я должен передать сообщение.

– Какое еще сообщение?

Айра сделал паузу, затем резко проговорил:

– Скажите Лео, что Гуннар требует денег за дирижабль. Поняли?

На пару мгновений его собеседник замолк.

– Это розыгрыш?

– До свидания, господин Джонс.

Он попал в цель.

Чтобы перестраховаться, Хаген набрал последний номер, на который отозвался автоответчик брокерской фирмы. Дело в шляпе.

Восторг – вот что он чувствовал. После того как он добавил очередную запись в заметки, ему стало еще веселее. Муни не был членом «внутреннего ядра», ио поддерживал связь… с одним из офицеров, подчиненных высшему командованию.

Мужчина набрал чикагский номер и подождал. После четырех гудков ответил приятный женский голос:

– Дрейк-отель.

– Меня зовут Томас Джадж, я хочу забронировать номер на завтрашнюю ночь.

– Секундочку, я соединю вас с приемной.

Хаген повторил заказ. Портье попросил номер кредитной карты, с которой будет оплачена комната, и Айра продиктовал телефон Энсона Джонса.

– Ваш заказ принят, сэр.

– Спасибо.

Сколько там уже времени? Он взглянул на часы – без восьми минут полночь. Он закрыл чемодан и накинул пальто. После этого вытащил из кармана зажигалку и щелкнул ею. Затем из нагрудного кармана вынул тонкий металлический стержень со стоматологическим зеркальцем на конце.

Он подошел к двери, остановился на пороге и, зажав чемодан между колен, уставился в зеркальце на коридор. Никого. Хаген навел зеркало на камеру в дальнем конце коридора, слегка высунул зажигалку за дверь и снова щелкнул кремнем.

Экран одного из мониторов внутри помещения охраны за вестибюлем внезапно начал снежить. Охранник начал удивленно проверять сигнал.

– Что-то случилось с двенадцатым монитором, – сказал он.

Его начальник вышел из-за стола и уставился в экран.

– Помехи. Умники из отдела электрофизики опять что-то затеяли.

Неожиданно помехи прекратились, но через мгновение появились на другом экране.

– Интересно, – сказал начальник. – Я никогда не видел, чтоб помехи ходили у нас по экранам.

Через несколько секунд экран снова заработал как нужно, показывая пустой коридор. Двое охранников посмотрели друг на друга и пожали плечами.

Мужчина убрал миниатюрный генератор электромагнитных помех, как только вошел в кабинет Муни и закрыл за собой дверь. Он тихо подошел к окну и задернул шторы. Надев тонкие резиновые перчатки, Хаген включил свет.

Он был непревзойденным мастером, когда дело касалось обыска. Он не стал возиться с наиболее очевидными местами, выдвигать ящики, копаться в документах, адресных книгах или телефонных справочниках. Он направился прямиком к книжной полке и менее чем за семь минут нашел то, что искал.

Возможно, Муни был одним из самых лучших физиков в стране, но информацию прятать не умел. Внутри книги Горация Делисо «Вся правда о небесной механике» был спрятан маленький блокнот. Записи в нем были зашифрованы в виде уравнений. Для Хагена это был темный лес, но он не стушевался. Обычно в таких ситуациях он фотографировал страницы и затем клал документ на место, но в этот раз просто засунул блокнот в карман, понимая, что расшифровывать записи прямо здесь нет времени.

Когда Айра подошел к помещению охраны, охранники все еще таращили глаза на экраны.

– Разрешите выйти? – улыбнулся Хаген.

Начальник охраны подошел с непонимающим выражением лица:

– Вы только что вышли из бухгалтерии?

– Да.

– Мы не видели вас на экранах.

– Даже не знаю, что сказать, – с невинным видом ответил Хаген. – Я вышел из двери, прошел по коридору и оказался тут.

– Вы заметили что-нибудь необычное?

– Нет. Разве что свет пару раз мерцал и немного тускнел.

Охранник кивнул:

– Думаю, электрофизики снова шалят с приборами.

Мужчина вышел на улицу в безоблачную ночь, тихонько напевая себе под нос.

«Циклоп»

25 октября 1989 года

Ки-Уэст, Флорида

Питт лежал на холодном цементе взлетно-посадочной полосы, глядя вверх, на «Проспертир». Солнце поднялось над горизонтом и медленно окутало потрепанный корпус дирижабля нежно-оранжевым покрывалом теплого света. Обшивка воздушного судна выглядела зловеще – или, может быть, у Дирка просто разыгралось воображение, но дирижабль показался ему неприкаянным алюминиевым призраком.

Большую часть полета из Вашингтона в Ки-Уэст он не спал, погрузившись в изучение карт Бака Цезаря с изображением Старого Багамского канала и прослеживая по ним тщательно размеченный маршрут Рэймонда Лебарона. Он закрыл глаза, пытаясь представить ясную картину приключений «Проспертира». Если дирижабль пополнил запасы гелия не на корабле, что крайне маловероятно, тогда на пути Лебарона оставался лишь один вариант – Куба.

Питта мучила мысль, которую он все никак не мог отогнать. Часть картины становилась яснее и прозрачней, чем больше он о ней думал. И наконец стала кристально ясной.

Полет Лебарона был фикцией.

За густым туманом всей этой истории скрывался рациональный и логический вывод. Обдумывая, в каком направлении следует копать дальше, он почувствовал на себе чью-то тень.

– Ну и ну, – произнес знакомый голос. – Кажется, Белоснежка снова попалась на старую уловку с отравленным яблоком.

– Либо он в зимней спячке. – Питт узнал и второй голос.

Он открыл глаза и, прикрываясь от солнца рукой, уставился на пару ухмыляющихся лиц. Тот, который пониже, выпячивал грудь колесом и поигрывал мускулами, у него были черные кучерявые волосы и такое мощное телосложение, будто на завтрак он ел кирпичи. Это был Эл Джордино, старый приятель и помощник Питта.

Эл наклонился, схватил протянутую руку и привел мистера Дирка в стоячее положение с легкостью уборщика, поднявшего с газона пустую банку из-под пива.

– Время отправления – через двенадцать минут.

– Наш безымянный пилот уже прибыл? – спросил Питт.

– Нет, мужик, – покачал головой тот, что был немного выше и гораздо худощавее Джордино. – Даже и близко не пробегал.

Толстые стекла очков еще сильнее увеличивали голубые глаза смотрящего на него Руди Ганна. Он был похож на постоянно недоедающего помощника счетовода, откладывающего все свои сбережения на покупку золотых часов. Однако внешность была обманчива. Ганн организовывал и проводил в жизнь многочисленные океанографические научные проекты НУПИ. Пока адмирал Сэндекер вел споры с конгрессом и федеральными чиновниками, Ганн присматривал за ежедневными операциями агентства. Для Питта выпросить у Сэндекера себе в помощники Ганна и Джордино было огромным триумфом.

– Если мы хотим уложиться в то же время отправления, что и Лебарон, нам придется подниматься в воздух без пилота, – беззаботно сказал Джордино.

– Думаю, справимся, – сказал Питт. – Кто-нибудь читал инструкции по управлению дирижаблем?

Эл кивнул.

– Обычно требуется пятьдесят часов обучения и практики, чтобы получить лицензию. Выучить основы управления было не так уж и трудно, но, чтобы освоить умение держать этот надувной член ровно, когда подует ветер, мне потребуется практика.

Дирк не смог не рассмеяться в ответ на красочное описание Джордино.

– Вы погрузили оборудование на борт?

– Погрузили и закрепили, – заверил Ганн.

– Ну что, тогда отправляемся!

Когда они подходили к «Проспертиру», начальник аэродромной команды, который провожал в путешествие Лебарона, спускался по лестнице из гондолы дирижабля. Он сказал несколько слов одному из работников и помахал им рукой, приветствуя.

– Дирижабль готов к полету, джентльмены.

– Наши погодные условия совпадают с условиями его предыдущего взлета? – спросил Питт.

– Господин Лебарон летел против встречного юго-восточного ветра скоростью пять миль в час. Вам придется лететь против ветра скоростью восемь миль в час, нужно будет это учитывать. Над Теркс и Кайкос движется поздний ураган. Метеорологи назвали его «Маленькой Евой», потому что его размер в диаметре не превышает шестидесяти миль. Прогнозисты думают, что он движется на север, к Каролине. Если вы повернете назад не позднее четырнадцати часов, то «Маленькая Ева» подарит вам хороший попутный ветер и быстро доставит вас домой.

– А если мы этого не сделаем?

– Не сделаете чего?

– Не повернем назад, когда пройдет четырнадцать часов.

Начальник аэродромной команды ехидно улыбнулся:

– Я бы не советовал вам отправляться навстречу тропическому шторму, где ветер несется со скоростью пятьдесят миль в час. Особенно учитывая, что вы летите на дирижабле, которому уже лет шестьдесят.

– Убедительно, – признал Питт.

– Если учесть встречный ветер, – сказал Ганн, – то мы едва успеем добраться до зоны поиска к десяти с половиной. У нас почти не останется времени, чтобы там осмотреться.

– Да, – подтвердил Джордино, – просто будем придерживаться маршрута Лебарона.

– Как-то просто звучит, – пробурчал Дирк себе под нос. – Слишком просто.

В ту минуту, когда трое коллег по НУПИ собирались подняться на борт, к дирижаблю подъехал лимузин Лебаронов. Из машины вышел Анджело и аккуратно открыл заднюю дверь. Внутри показалась Джесси, в дизайнерском костюме «сафари», с повязанными ярким шарфом волосами в стиле тридцатых годов, что делало ее похожей на туристку. Под рукой дама несла замшевую полетную сумку.

– Все готово? – бойко спросила она, проскальзывая мимо них по лестнице в гондолу.

Ганн мрачно посмотрел на Питта:

– Ты не говорил нам, что мы собираемся на пикник.

– Я и сам только что об этом узнал, – ответил Питт, уставившись на Джесси, развернувшуюся к ним в дверном проеме.

– Прошу прощения, – сказала она. – Я забыла упомянуть, что ваш пилот – это я.

На лицах Джордино и Ганна застыло такое выражение, будто они проглотили живого кальмара. Питт, наоборот, развеселился. Он сказал:

– В каком смысле?

– Рэймонд научил меня летать на «Проспертире», – отозвалась она. – Я провела за штурвалом уже больше восьмидесяти часов, и у меня есть лицензия.

– Давайте без шуточек, – Питт был заинтригован.

Джордино не почувствовал в ее словах ни капли юмора.

– Госпожа Лебарон, а нырять вы умеете?

– В воду? Или вы имеете в виду нырять с парашютом? Я могу и то, и другое.

– Мы не можем взять с собой женщину, – решительно произнес Ганн.

– Госпожа Лебарон, прошу вас, – вмешался начальник аэродромной команды. – Мы не знаем, что случилось с вашим мужем. Это может быть опасно.

– Значит, так: мы будем связываться с вами по тому же принципу, что и Рэймонд, – громко сказала она, не обращая внимания на его слова. – Если обнаружим что-нибудь интересное – передадим вам голосовое сообщение. Шифроваться не будем.

– Просто смешно, – возразил Ганн.

Питт пожал плечами:

– Ну, даже не знаю. Я за то, чтобы взять ее.

– Ты что, серьезно?

– Почему бы и нет? – с язвительной усмешкой ответил Дирк. – Я за равноправие. У нее есть такое же право покончить с собой, как и у нас.

Аэродромная команда в гробовой тишине наблюдала, как старый дирижабль поднимается навстречу солнцу. Внезапно он начал резко снижаться. Все застыли на месте от испуга, когда посадочное колесо коснулось гребня волны. Но затем воздушный корабль медленно выпрямился и начал снова подниматься.

Кто-то взволнованно прокричал:

– Взлетай, малыш, взлетай!

«Проспертир» судорожно поднимался на несколько футов до тех пор, пока не достиг безопасной высоты. Аэродромная команда напряженно наблюдала за дирижаблем, пока тот не превратился в крошечную темную точку и не исчез за горизонтом. Когда «Проспертир» пропал из поля зрения, испуганные рабочие еще несколько минут тихо стояли на месте. Теперь никто не осмелился предложить скоротать время за игрой в волейбол. Один за другим они влезли в фургон и столпились вокруг радио, отчего кондиционер пришлось включить на полную мощность.

Первое сообщение пришло ровно в семь. Питт объяснил встряску в начале полета. Оказалось, что вес груза, который Джордино и Ганн разместили на борту, привел к небольшой перегрузке и Джесси пытается справиться с потерей высоты.

Вплоть до двух часов Питт держал частоту открытой и продолжал докладывать о своих наблюдениях, точно так же, как Лебарон во время своего полета.

Начальник аэродромной команды подвинул к себе микрофон:

– Проспертир, говорит Бабулин дом. Прием.

– Слушаю вас, Бабуля.

– Сообщите последние координаты по спутнику «ВИКОР».

– Вас понял. Показатели «ВИКОРа» – Н3608 на Т8090.

Начальник персонала сразу же нанес координаты на карту.

– Проспертир, хорошо двигаетесь. Свяжемся, когда вы будете в пяти милях к югу от мелководья Гуинчо на Багамской банке. Прием.

– Вас понял, Бабуля.

– Что с ветром?

– Судя по гребням волн, я бы сказал, что ветер усилился до шести баллов по шкале Бофорта.

– Слушайте меня, Проспертир. Поступило новое сообщение от береговой охраны об урагане «Маленькая Ева». Она в два раза увеличила скорость и повернула на восток. Объявлено штормовое предупреждение на юге Багам. Если ураган будет придерживаться текущего курса, то дойдет до восточного побережья Кубы примерно к вечеру. Повторяю, «Маленькая Ева» повернула на восток и движется в вашем направлении. На сегодня хватит, Проспертир, поворачивайте домой.

– Будет сделано, Бабуля. Меняю курс на Кис.

Следующие полчаса Питт молчал. В 14.35 начальник аэродромной команды снова попытался установить связь.

– Проспертир, выйдите на связь. Прием.

Нет ответа.

– Выйдите на связь, Проспертир. Я Бабулин дом. Как меня слышно?

Тишина.

Душный воздух внутри фургона внезапно показался холодным, оцепеневших от страха рабочих охватило предчувствие беды. Секунды медленно таяли, а минуты казались вечностью, пока начальник отчаянно пытался связаться с дирижаблем.

Но «Проспертир» не отвечал.

Начальник аэродромной команды швырнул микрофон на стол и начал проталкиваться к двери через толпу потрясенных рабочих. Он подбежал к лимузину и судорожным рывком открыл заднюю дверь.

– Они пропали! Мы потеряли их, как Лебарона!

Одиноко сидящий мужчина на заднем сиденье ответил простым кивком.

– Продолжайте попытки связаться с ними, – тихо сказал он.

Когда начальник персонала аэродромной команды поспешил назад к грузовику, адмирал Джеймс Сэндекер достал из стеклянного ящичка телефонную трубку и сделал вызов:

– Господин президент!

– Слушаю вас, адмирал.

– Они пропали.

– Понял. Поставлю в известность адмирала Клайда Монфорта из карибской объединенной оперативной группы. Он уже поднял корабли и самолеты по тревоге около Багам. Как только я повешу трубку, я сразу же прикажу ему начинать поисково-спасательную операцию.

– Пожалуйста, попросите Монфорта действовать как можно быстрее. Мне доложили, что в той области, где исчез «Проспертир», сейчас бушует ураган.

– Адмирал, возвращайтесь в Вашингтон и не беспокойтесь. Ваши люди и госпожа Лебарон будут обнаружены в течение нескольких часов.

– Постараюсь зарядиться вашим оптимизмом, господин президент. Спасибо.

Сэндекер свято верил в одну-единственную догму: никогда не верь слову политикана. Поэтому он сделал еще один звонок:

– Это адмирал Джеймс Сэндекер. Мне нужно поговорить с адмиралом Монфортом.

– Секундочку, сэр.

– Джим, это правда ты?

– Приветствую, Клайд. Рад снова слышать твой голос.

– Черт возьми, прошло уже почти два года. Что-то случилось?

– Скажи, тебя оповестили о спасательной операции на Багамах?

– Где ты такое услышал?

– Слухи.

– Какая-то «утка»! Почти все наши карибские войска сейчас проводят десантные учения на Ямайке.

– Неужели?

– Нужно продемонстрировать наш военный потенциал Советам и кубинцам. Пытаемся вывести Кастро из равновесия, пусть он думает, что мы готовим вторжение со дня на день.

– А на самом деле?

– Чего ради? Куба – лучшая рекламная кампания экономического упадка коммунизма. И, кроме того, пусть лучше Советский Союз смывает в унитаз Кастро двенадцать миллионов долларов в день, чем мы.

– Ты не получал никаких приказов следить за дирижаблем, который вылетел из Кис сегодня утром?

На другом конце линии наступила зловещая тишина.

– Наверное, мне не следует говорить тебе об этом, Джим, но я действительно получал устный приказ о дирижабле. Мне было приказано увести наши корабли и самолеты подальше от Багамских банок и включить глушилки всех средств связи в этом районе.

– Приказ пришел прямо из Белого дома?

– Не искушай судьбу, Джим.

– Спасибо, что сказал мне правду, Клайд.

– Не благодари. Давай увидимся, когда ты будешь в Вашингтоне.

– Буду ждать этого.

Сэндекер повесил трубку, его лицо покраснело от гнева, в глазах полыхала ярость.

– Господи, помоги им, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы. – Нас всех обвели вокруг пальца.

Гладкое лицо Джесси с высокими скулами было напряжено – ей нелегко давалась борьба с мощными порывами ветра и шквального дождя, осыпавшими дирижабль. Ее руки и запястья все сильнее уставали, ведь приходилось то и дело дергать переключатели передач и большой рычаг регулировки высоты. Из-за дополнительного веса дождевых капель стабильно удерживать нужный уровень высоты стало почти невозможным. Джесси чувствовала, как сердце начинает сковывать ледяной ужас.

– Нужно двигаться к суше, – дрогнувшим голосом произнесла она. – Я не могу больше держать нас в воздухе при такой турбулентности.

Питт посмотрел на нее:

– Ближайшая суша – Куба.

– Пусть лучше нас арестуют, чем мы умрем.

– Не сейчас, – ответил Питт со своего сиденья справа и позади нее. – Попытайтесь продержаться еще немного. Буря отнесет нас к Ки-Уэст.

– На дирижабле не работает радио, они не узнают, где нас искать, если мы грохнемся в море.

– Вам стоило подумать об этом до того, как вы пролили кофе на передатчик и электрика коротнула.

Она бросила на него гневный взгляд и подумала: «Господи, какой же он несносный!» Питт высунулся в окно по правому борту, небрежно глядя в бинокль на морские волны. Джордино выглядывал из окна по левую сторону, а Ганн пытался считать координаты с навигационного компьютера «ВИКОР» и перенести их на карту. Время от времени он спокойно поправлял пишущий элемент на градиометре Шонстедта, который с помощью магнитного напряжения определял железо. Казалось, никого из них троих происходящее особо не волновало.

– Вы не слышали, что я вам сказала? – раздраженно спросила она.

– Слышали, – ответил Питт.

– Я не могу управлять при таком ветре. Дирижабль слишком тяжелый. Мы должны сбросить балласт или приземлиться.

– Последний мешок с балластом мы сбросили час назад.

– Тогда нужно избавиться от всего этого хлама, что вы затащили на борт, – приказала она, указывая пальцем на небольшую горку алюминиевых коробок, прикрепленных к полу.

– Простите, но этот хлам, как вы его назвали, нам еще пригодится.

– Но мы теряем высоту!

– Постарайтесь сделать все, что сможете.

Джесси показала рукой на лобовое стекло:

– Остров по правому борту называется Кайо-Санта-Мария. А суша за ней – Куба. Я меняю курс на южный, испытаем нашу судьбу с кубинцами.

Питт повернулся к ней, его зеленые глаза сосредоточенно смотрели на нее.

– Вы сами захотели участвовать в нашей миссии, – резко сказал он. – Вы захотели быть одной из нас. Теперь держитесь.

– Пошевелите мозгами, – прошептала она. – Если мы попробуем продержаться в воздухе еще хотя бы полчаса, ураган разорвет нас на кусочки.

– Кажется, у меня кое-что есть, – прервал их Эл.

Дирк встал с сиденья и подошел к окну по левому борту.

– Куда смотреть?

Джордино показал.

– Мы только что прошли над ним. Примерно в двухстах ярдах у нас за кормой.

– Что-то большое, – взволнованно сказал Ганн. – Оставляемый им след не сходится с размером.

– Поворачивайте к порту, – приказал Питт даме. – Возвращайте нас назад тем же самым курсом.

Джесси не стала спорить. В какую-то секунду ее охватила жажда приключений, и страх отошел на второй план. Она дернула рычаги вперед и повела дирижабль к порту, используя ветер, чтобы развернуться на обратный курс. Из-за сильных порывов алюминиевый корпус дирижабля задрожал, а гондола принялась жутко раскачиваться. Вскоре тряска успокоилась, восемь хвостовых стабилизаторов снова заработали, и ветер начал бить сзади.

Внутри гондолы стало тихо, как в склепе. Ганн выпустил трос из блока считывания данных градиометра на четыре сотни футов под брюхо дирижабля, пока датчик не погрузился в беснующиеся волны. Затем снова вернулся к регистратору градиометра и подождал, пока пишущий элемент проведет на бумаге горизонтальную линию. После этого самописец дрогнул и заскользил туда-сюда, что-то нацарапывая.

– Приближаемся к цели, – объявил Ганн.

Джордино и Питт, не обращая внимания на порывы шквального ветра, высунулись из окон еще дальше. Сквозь беснующееся море и пенящиеся волны разглядеть морские глубины было очень непросто. Все это время Джесси отчаянно боролась с управлением, пытаясь успокоить тряску и выровнять дирижабль, похожий на кита, пробивающего себе путь через пороги реки Колорадо.

– Я вижу его! – внезапно закричал Питт. – Он лежит с севера на юг, около ста ярдов вправо.

Эл резво подбежал к противоположной стенке гондолы и уставился вниз.

– Да, я тоже вижу.

– Вы замечаете что-нибудь похожее на грузовые краны? – спросил Ганн.

– Я четко вижу очертания, но не могу разобрать детали. Похоже, объект лежит на глубине примерно восьмидесяти футов.

– А мне кажется, что целых девяноста, – сказал Питт.

– Это «Циклоп»? – тревожно спросила Джесси.

– Пока еще рано это утверждать. – Он повернулся к Ганну: – Определи наши координаты по «ВИКОРу».

– Я записал их, – сказал Ганн, когда закончил.

Питт кивнул Джесси:

– Ладно, пилот, давайте сделаем еще один заход. Теперь мы будем идти против ветра, поэтому постарайтесь пролететь прямо над целью.

– Да легче свинец в золото превратить, чем сделать это, – огрызнулась она.

Питт подошел и легонько поцеловал ее в щеку.

– Я верю в вас. Потерпите еще немного, и я дам вам передохнуть.

– Не нужно со мной нянчиться, – раздраженно сказала она, но в ее глазах зажегся теплый огонек, а напряженная линия губ смягчилась. – Просто скажите, когда нужно будет притормозить.

«Она очень своевольна», – подумал Питт.

Он впервые почувствовал зависть к Рэймонду Лебарону. Дирк вернулся в хвостовую часть дирижабля и положил руку на плечо Ганну:

– Попробуй вычислить его примерные размеры клинометром.

Ганн кивнул:

– Будет сделано.

– Если это и вправду «Циклоп», – весело сказал Джордино, – то ты просто везунчик!

– Немного удачи и трезвой оценки событий еще никому не мешало, – подтвердил Питт. – И вдобавок Рэймонд Лебарон и Бак Цезарь сами направили нас, куда было нужно. Меня беспокоит только один вопрос: почему «Циклоп» затонул там, где и близко не пролегают главные судоходные пути?

Джордино беспомощно помотал головой:

– Наверное, мы об этом никогда не узнаем.

– Приближаемся к цели, – прервала их Джесси.

Ганн настроил клинометр и начал определять размеры нечеткого силуэта корабля, уставившись в окуляр. Непонятно как, но ему удалось держать прибор ровно, пока дама мастерски сражалась с порывами ветра.

– Я не смогу точно установить ширину судна, непонятно – стоит оно прямо или лежит на боку, – сказал он, изучая калибровку.

– А общую длину? – спросил Питт.

– Пятьсот тридцать – пятьсот пятьдесят футов.

– Отлично, – с облегчением сказал Дирк. – «Циклоп» был длиной пятьсот сорок два фута.

– Если мы опустимся ниже, я смогу сказать точнее, – предложил Ганн.

– Давайте еще один разочек, Джесси! – громко окликнул ее Питт.

– Не думаю, что у нас получится – Она оторвала руки от штурвала и указала в окно: – Кажется, нас уже ждут.

Выражение ее лица было спокойным, даже слишком спокойным, в то время как мужчины пристально смотрели на вертолет, выплывающий из-за облаков в тысяче футов над дирижаблем. Он на несколько секунд завис в небе, словно ястреб, высматривающий голубя, затем начал приближаться, увеличиваясь в размерах, и полетел параллельно «Проспертиру». Сквозь бинокль можно было отчетливо увидеть мрачные лица пилотов и две пары рук, высунувших автоматы в открытую дверь.

– Они здесь не одни, – лаконично сказал Ганн, направив бинокль на кубинский артиллерийский катер.

Он покачивался на волнах примерно в четырех милях внизу и разбрасывал брызги.

Без лишних слов Джордино молча разорвал ремни, которыми крепились ящики, и начал торопливо выбрасывать на пол их содержимое. Ганн присоединился к нему, а Питт принялся устанавливать странную заслонку.

– Они показывают нам табличку на английском языке! – воскликнула Джесси.

– И что там написано? – не оборачиваясь, спросил Дирк.

– «Следуйте за нами и не вздумайте использовать радио», – прочитала она. – Что мне делать?

– Ну, мы и так не можем использовать радио, так что улыбнитесь и помашите им. Может быть, они не будут стрелять, если увидят, что вы женщина.

– Я бы на это не рассчитывал, – проворчал Джордино.

– И продолжайте парить над кораблем, – добавил Питт.

Джесси совсем не нравилось то, что происходило внутри гондолы. Ее лицо побледнело. Она сказала:

– Нам лучше делать то, что они говорят.

– Да пошли они! – проворчал Дирк.

Он расстегнул ее ремень безопасности и поднял из-за штурвала. Джордино подал ему пару воздушных баллонов, и Питт тотчас накинул лямки на плечи Джесси. Ганн дал ей маску, ласты и компенсатор плавучести.

– Быстрее, – приказал он. – Надевайте.

Сбитая с толку, она не сдвинулась с места.

– Что вы делаете?

– Я думал, вы понимаете, – сказал Питт. – Собираемся нырять.

– Что? – Черные, как у цыганки, глаза дамы широко раскрылись не столько от тревоги, сколько от удивления.

– Сейчас не время спорить, – спокойно сказал Питт. – Считайте, что это наш безумный план спасения. Так что делайте, что мы вам говорим, и ложитесь на пол за заслонкой.

Джордино с сомнением взглянул на заслонку толщиной в дюйм.

– Надеюсь, сработает. Я бы не хотел быть рядом в тот момент, когда пули попадут в баллон с воздухом.

– Без паники, – ответил Дирк, пока они втроем торопливо надевали водолазное снаряжение. – Здесь используется пластик повышенной прочности, его не пробьет и двадцатимиллиметровая пуля.

Под натиском ветра никем не управляемый дирижабль накренился набок и начал пикировать вниз. Все инстинктивно рухнули на пол и схватились за ближайшие опоры. Коробки, где лежало водолазное снаряжение, в беспорядке покатились по полу и врезались в сиденья пилотов.

Все сомнения отпали, о дальнейших переговорах не могло быть и речи. Командир кубинского вертолета приказал открыть огонь по цели, думая, что столь внезапное изменение в движении дирижабля вызвано попыткой побега. Правую стену «Проспертира» накрыло градом пуль, выпущенных с тридцати метров. Гондола мгновенно превратилась в решето. Старые желтоватые окна разлетелись по полу на осколки. Средства управления и панель приборов коротнули и взорвались, разом превратившись в груду бесполезного мусора и наполнив разрушенную кабину едким дымом.

Питт ничком лежал на Джесси, сверху на них повалились Ганн и Джордино, прислушиваясь к стуку пуль о пуленепробиваемую заслонку. Затем кубинцы решили сменить цель и начали стрелять по двигателям. Сокрушительный шквал пуль кромсал алюминиевую оболочку и разрывал на кусочки, которые уносило порывами ветра. Двигатели закашлялись и замолчали, из-под отстреленных головок цилиндров полились струи масла вперемешку с клубами черного дыма.

– Баки с топливом взорвутся! – сквозь грохот послышался крик Джесси.

– Не стоит беспокоиться! – прокричал ей в ухо Питт. – Кубинцы не используют зажигательные пули, а баки сделаны из плотного неопрена, пробоины в нем сразу же затягиваются.

Эл подполз к разорванным и сбившимся в кучу коробкам с оборудованием и вытащил из них то, что показалось Джесси трубчатым контейнером. Толкая этот предмет перед собой, он передвинул его на круто наклоненную палубу.

– Помощь нужна? – прокричал Питт.

– Если бы Руди подержал мне ноги… – Его голос затих.

Повторять дважды не понадобилось. Ганн зацепился ногами за распорку и крепко обхватил колени Джордино.

Дирижабль вконец взбесился. Полностью потеряв управление, он несся носом к морю под углом сорок градусов. Кубинцы изрешетили пулями оболочку, и подъемной силы у воздушного корабля почти не осталось. Он медленно, но верно начал опускаться к морю, пока кубинцы продолжали расстреливать его. Лопасти стабилизатора еще задевали облака, но старый «Проспертир» уже мучился в предсмертной агонии.

Но он не погибнет в одиночестве.

Джордино с трудом удалось открыть трубу, оттуда он вытащил портативную пусковую установку «М-72» и зарядил ее 66‑миллиметровой ракетой. Двигаясь медленно и осторожно, мужчина поднял ствол смертоносного оружия, похожего на базуку, над разбитым окном левого борта и прицелился.

Удивленные люди в катере ясно видели, как зависший в одной миле от них вертолет внезапно превратился в огромную огненную фигуру, по форме напоминающую гриб. Словно раскат грома, прокатился над морем рокот взрыва, и с неба посыпался пылающий дождь раскаленного металла, который шипел и дымился, попадая в воду.

Дирижабль все еще болтался вверху, медленно разворачиваясь вокруг своей оси. Гелий вышел сквозь дыры в корпусе. Кольцевидные опоры внутри начали трещать и ломаться, как сухая древесина. Будто испуская последний вздох, верх «Проспертира» провалился вовнутрь, словно яичная скорлупа, и дирижабль упал в бурлящие волны.

Несколько секунд – и воздушный корабль был окончательно разрушен. Через двадцать секунд оба двигателя отломились, держащие гондолу траверсы оторвались, издавая скрежет, похожий на вой сирены. Как хрупкая игрушка, выпавшая на тротуар из рук неуклюжего ребенка, оболочка разорвалась, и внутренний каркас в агонии заскрипел, распадаясь на части.

Гондола погружалась все глубже, вода хлынула внутрь через разбитые окна. Казалось, будто гигантская рука давила на дирижабль сверху, пока он, наконец, не исчез в пучине. Затем гондола разломилась и, будто падающий листок, неспешно пошла ко дну, утянув за собой спутанный клубок проводов и кабелей. Оторванные части дюралюминиевого корпуса хлопались в воду, словно пьяная летучая мышь в полете.

Стайка желтохвостых окуней бросилась в стороны за мгновение до того, как на морское дно опустилась груда обломков, оставшихся от дирижабля. При падении поднялись тучи песка.

Затем настала гробовая тишина, нарушаемая лишь мягким бульканьем выходящего воздуха.

Кубинский катер сновал взад-вперед среди обломков по неспокойной поверхности моря, но ошеломленный экипаж не мог найти ни следа выживших людей. Только лужи топлива и масла растекались по бурным волнам.

Порывы ветра от приближающегося урагана возросли до восьми баллов. Волны уже достигали восемнадцати футов в высоту, поэтому продолжать поиски стало невозможно. У капитана катера не оставалось выбора, кроме как взять курс на ближайший безопасный порт Кубы и покинуть угрожающе бурлящее море.

Слабое глубинное течение медленно уносило прочь темные клубы песка, которые скрывали под собой остатки «Проспертира». Питт поднялся на четвереньки и осмотрел руины, оставшиеся от гондолы. Ганн прямо сидел на полу, прижавшись спиной к изогнутой переборке. Его левая лодыжка опухла до размеров кокоса, но он вдохнул воздух через мундштук и поднял руку, показывая пальцами знак «V»[113].

Джордино упорно пытался принять вертикальное положение, осторожно прижимая руку к правой стороне груди. «В итоге наши. потери – одна сломанная лодыжка и, пожалуй, несколько ребер. Могло быть хуже», – подумал Дирк. Он склонился над Джесси и поднял ее голову. Сквозь стекло водолазной маски глаза женщины казались пустыми. Равномерное шипение регулятора и вздымающаяся грудь указывали на то, что дышит она нормально, может, лишь немного быстрее, чем обычно. Он провел пальцами по ее рукам и ногам, но не заметил следов переломов. Она казалась невредимой, если не брать во внимание черно-синие пятна, которые расцветут на местах ушибов на следующие сутки. Дама коснулась его руки и крепко сжала, чтобы заверить, что она в порядке.

Довольный Питт вернулся к своему телу.Все суставы поворачивались должным образом, мышцы работали, кажется, ничего не пострадало. Но все же ему тоже досталось. На лбу вскочила здоровенная багровая шишка, а шея сильно онемела. Дирк утешил себя тем, что ни у кого из них нет открытых ран. Одна царапинка могла бы устроить им второе свидание со смертью за сегодняшний день. Последнее, что им сейчас было нужно, так это нападение акул.

Перед Питтом возникла новая проблема – нужно было выбираться из гондолы. Вот только дверь основательно заклинило, хотя после пережитой аварии сложно было этому удивляться. Сидя на ягодицах, он ухватился руками за изогнутую раму и вскочил на ноги. Вскочил так резко, насколько это было возможно под давлением воды. Он представил себе, будто пытается передвигаться на дне огромной бутылки с клеем. С шестой попытки, когда пальцы на ногах и пятки уже начали отказывать, металлический затвор поддался, и дверь медленно распахнулась.

Джордино вынырнул первым, выпуская вокруг головы пузырьки из регулятора дыхания. Он отошел назад, уперся ногами в песок и, приготовившись к боли в груди, решительно рванулся в проем. Питт и Ганн медленно вытолкнули изнутри большой громоздкий сверток, который затем упал на песок. После этого передали Джордино восемь стальных баллонов со ста четырьмя кубическими футами воздуха.

В разрушенной гондоле Джесси, забыв об аварии, пыталась унять боль в ушах от давления воды. Она зажала нос и яростно фыркнула. После того как она повторила эту процедуру раз пять, боль исчезла, и от облегчения у дамы из глаз потекли слезы. Она впилась губами в мундштук регулятора и втянула полные легкие воздуха. «Великолепно было бы сейчас проснуться в уютной постели», – подумала Джесси. Кто-то тронул ее за руку. Другая рука, крепкая и шершавая. Женщина подняла голову и сквозь маску увидела глаза Питта; ей почудилось, что они улыбались, глядя на нее. Он кивком попросил следовать за ним.

Дирк повел ее к выходу в огромную прозрачную бездну. Она посмотрела на пузырьки воздуха, которые с шипением кружились, уплывая вверх, к беспокойной поверхности моря. Несмотря на то что вверху бурлила вода, видимость на дне была отличной, почти на двести футов вдаль, и Джесси могла отчетливо разглядеть все развалины дирижабля, лежащие недалеко от гондолы. Только Ганна и Джордино нигде не было видно.

Питт жестом предложил подождать возле баллонов с воздухом и странного свертка. Он сверился с компасом на левом запястье и поплыл в голубую мглу. Джесси балансировала в невесомости, в глубине голова работала ясно, как никогда. Женщиной начало овладевать гнетущее чувство одиночества, но исчезло, как только она увидела возвращающегося Питта. Он жестом позвал ее плыть за ним, развернулся и медленно погреб вдаль. С трудом переставляя ноги сквозь толщу воды, спутница быстро догнала его.

Белое песчаное дно сменилось зарослями кораллов с живущими среди них необычными рыбами. Их живые яркие цвета немного смягчались за счет рассеяния частиц воды, притуплявшего красные, оранжевые и желтые цвета и оставлявшего только тусклые зеленый и голубой оттенки. Питт с Джесси размеренно гребли ластами, двигаясь на расстоянии вытянутой руки над чудесными и экзотическими подводными джунглями, пристально наблюдая за стайкой маленьких скалярий, фугу и рыб-бекасов. Эта забавная сцена напомнила Дирку, как во время парада в честь Дня благодарения в «Мэйси» дети, гуляющие по Бродвею, рассматривают огромных мультяшных персонажей в виде шариков.

Внезапно Джесси вцепилась пальцами в ногу Питта, повернула его назад и показала вверх. Всего в двадцати метрах от них лениво проплывала стая барракуд. На первый взгляд их было не меньше двух сотен, каждая длиной не менее четырех футов. Одна за другой они начали кружить вокруг водолазов, из любопытства выкатывая на них глаза-бусинки. Затем в мгновение ока уплыли вдаль и исчезли из виду, видимо решив, что люди недостойны большего внимания.

Когда Питт снова развернулся, он увидел, как из размытого голубого занавеса появился Руди Ганн. Он остановился и попросил их поторопиться. Тогда Дирк снова сложил «V» пальцами в знак успеха.

Смысл был понятен. Ганн энергично взмахнул ногой и стремительно начал подниматься под углом вверх, пока не заплыл на тридцатифутовую высоту над коралловым ковром. Питт и Джесси поспешили за ним.

Они преодолели почти сто ярдов, и Руди вдруг замедлился и перевел тело в вертикальное положение, указывая вперед побледневшей рукой и слегка согнув палец, напоминая своим видом старуху-смерть с косой.

Словно замок с привидениями, надвигавшийся на них из тумана Йоркширских болот, из водного мрака выступил зловещий и таинственный силуэт «Циклопа». Даже почудилось, что внутри его таится какая-то невыразимая сила.

Питту приходилось бывать во многих разных местах кораблекрушений, он был первым человеком, обнаружившим «Титаник», но, глядя на легендарный потерянный корабль-призрак, Дирк оцепенел в благоговейном трепете. Тот факт, что «Циклоп» стал могилой для более чем трехсот человек, только сгущал его мрачную ауру.

Затонувший корабль лежал на левом боку под углом около двадцати пяти градусов, повернувшись носом на север. Матушка-природа устелила его иловым покрывалом, а на самом незваном госте разместила жить своих подводных обитателей.

Корпус и надстройка корабля были покрыты морскими организмами всех мыслимых видов – губки, ракушки, разноцветные анемоны, пушистые морские папоротники и длинные водоросли грациозно раскачивались в потоках воды, словно руки танцоров. Удивительно, но корабль был почти не поврежден, если не брать во внимание искривленный нос и три сломанных подъемных крана для погрузки руды.

Вскоре они нашли Джордино, деловито счищавшего наросты на корпусе под перилами кормы. Когда они приблизились, он повернулся и показал результат своей работы. На корпусе выпуклыми буквами было написано имя корабля – «Циклоп».

Питт посмотрел на оранжевые водолазные часы «Докс». Казалось, что со времени падения дирижабля пролетела уже целая вечность, хотя на самом деле они выбрались из гондолы всего девять минут назад. Необходимо было следить за временем, чтобы успеть пополнить запасы кислорода. Им еще предстояло обыскать затонувшее судно, и в запасных баллонах пока что было достаточно воздуха для декомпрессии. Но все же запасов было маловато.

Он проверил манометр Джесси, после чего перевел взгляд на ее глаза. Они были чистыми и яркими. Она медленно дышала в ровном ритме. Дама вскинула вверх большой палец и кокетливо подмигнула. В это мгновение она забыла о том, что совсем недавно им удалось вырваться из объятий смерти в «Проспертире».

Питт подмигнул в ответ. «Кажется, ей это нравится», – подумал он про себя.

Четверо водолазов обшарили корму и начали пробираться дальше к носовой части корабля, жестами подавая друг другу сигналы. Двери кормовой рубки сгнили, а палубу из тикового дерева проели черви. К чему ни прикоснешься, все было покрыто грязным ковром ила.

Гюйсшток[114] был совершенно голым, видимо, висевший на нем флаг Соединенных Штатов уже давно сгнил. Две кормовые пушки уставились пустыми жерлами назад, немые и заброшенные. Словно часовые, над обломками вентиляторных труб, швартовых кнехтов[115] и перил возвышались два близнеца-дымохода, а с заржавевших лебедок до сих пор свисали прогнившие мотки проволоки и кабелей. Каждый уголок развалин служил домом для колючих морских ежей, крабов и других морских обитателей.

Изучив фотографии «Циклопа», Дирк знал, что обыск кормовой части судна – пустая трата времени. Дымовые трубы располагались как раз над машинным отделением и каютами экипажа. Если статуя Ла Дорады была здесь, то, скорее всего, ее разместили в общем грузовом отсеке под мостиком и баком. Питт жестом показал остальным, чтобы продолжали поиски, двигаясь к носовой части.

Они медленно и осторожно проплыли по переходному мостику, простиравшемуся над искореженными люками для загрузки угля, обогнули огромные грейферные ковши и пробрались под проржавевшими деррик-кранами, которые тянулись вверх, к преломленным солнечным лучам. Несложно было понять, что «Циклоп» погиб быстро и мучительно. Гниющие остатки шлюпок навсегда приросли к шлюпбалкам, а надстройка выглядела так, будто ее смяли ударом гигантского кулака.

В сине-зеленой тьме медленно вырисовывался необычный прямоугольный силуэт мостика. Две опоры с правой стороны были выгнуты, но наклон корпуса налево компенсировал этот угол. Странная картина – в отличие от остальной части корабля, мостик стоял почти строго горизонтально.

Темнота за дверью рулевой рубки на другой стороне корабля выглядела зловеще. Питт включил водолазный фонарик и медленно заплыл внутрь, стараясь не слишком резко двигать ластами, чтобы не потревожить ил на палубе. Тусклый свет просочился сквозь покрытые слизью иллюминаторы на носовой переборке. Мужчина смахнул грязь со стекла корабельных часов. Потускневшие стрелки застыли на 12.21. Он также обратил внимание на большую вертикальную подставку для компаса. Внутрь прибора все еще не пробралась вода, и стрелка свободно плавала в керосине, указывая точно на магнитный север. Питт отметил, что курс корабля был триста сорок градусов.

По бокам полки, где обжилось семейство губок, становившихся ярко-красными при свете фонарика, стояли еще два прибора величиной от пола до самого потолка. Любопытный Дирк зашел с левой стороны и, стерев ил и водоросли, с трудом различил сквозь стекло слова-команды: «ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД!», «СРЕДНИЙ ВПЕРЕД!», «МАЛЫЙ ВПЕРЕД!», «САМЫЙ МАЛЫЙ ВПЕРЕД!», «СТОП МАШИНА!» и «ЗАГЛУШИТЬ ДВИГАТЕЛИ!». Это был телеграф, передающий команды в машинное отделение. Дирк заметил, что медная стрелка указывала на «ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД!». Он переплыл к телеграфу с правой стороны полки и вытер стекло. Стрелка показывала на команду «ЗАГЛУШИТЬ ДВИГАТЕЛИ!».

Джесси плыла примерно в восьми футах позади его. Внезапно она издала булькающий крик, отчего у мужчины на затылке волосы стали дыбом. Он мгновенно развернулся, испугавшись, что в нее вцепилась акула, но увидел, что женщина лихорадочно тычет пальцем на что-то, выступающее из ила.

На них смотрели пустые глазницы двух человеческих черепов, погруженных в ил до носовых отверстий. Питту начало казаться, что за ним кто-то наблюдает. Скелет еще одного матроса опирался о штурвал, костяная рука была зажата между рукоятями. Питт подумал, что один из скелетов мог быть останками злосчастного капитана Уорли.

Больше здесь не на что было смотреть, поэтому Питт повлек Джесси за собой к выходу из рулевой рубки и спустился вниз по трапу к каютам экипажа и пассажиров. Почти в то же время Ганн и Джордино исчезли в люке небольшого грузового отсека.

В этой части корабля ила оказалось не так много, его слои были не толще одного дюйма. В конце трапа начинался длинный коридор с маленькими отсеками по бокам. В каждом из них виднелись койки, фарфоровые раковины умывальников, разбросанные личные вещи и скелетные останки пассажиров. Вокруг плавало множество мертвецов, Питт вскоре сбился со счета. Он остановился и добавил кислорода в компенсатор плавучести, чтобы тело легче удерживалось в горизонтальном положении. Малейшее движение ластами у дна взбалтывало воду и поднимало вверх большие тучи мутного ила.

Питт положил руку на плечо Джесси и посветил фонариком в маленькое помещение с ванной и двумя туалетами. Он вопросительно поднял брови. Она улыбнулась через мундштук и смешно покачала головой, давая отрицательный ответ.

Дирк случайно задел кнопкой выключения фонарика паропровод, проложенный по потолку, и свет сразу же погас. В темноте воцарилась полная тишина, такая гнетущая и тягостная, будто их упрятали в гроб и захлопнули крышку. Питт не особо горел желанием плыть дальше в непроглядной тьме могилы, имя которой «Циклоп», поэтому снова включил фонарик, осветив яркую желто-красную ораву губок, обосновавшуюся на потолке коридора.

Вскоре стало очевидно, что здесь не найти никаких следов статуи Ла Дорады. Они проплыли назад через мрачный коридор и вынырнули на палубу у полубака. Джордино, ожидающий их возле люка, пригласил следовать за ним в приоткрытую дверь. Питт протиснулся вовнутрь, лязгнув металлическим баллоном о дверную раму, и провалился вниз по прогнившей лестнице.

Он проплыл через помещение, похожее на багажно-грузовой отсек, поднимая ввысь гнилой мусор, и направился к неземному свету водолазного фонарика Ганна. Он проплыл над бесформенной грудой костей. Челюсти черепа были широко открыты, словно застыли в крике ужаса.

Ганн внимательно осматривал содержимое большого прогнившего грузового ящика. Между ящиком и стенкой были зажаты жуткие останки двух мужчин.

На миг сердце Питта забилось быстрее обычного. Он ожидал увидеть самый бесценный морской клад, ярко прорисованный в воображении. Но Ганн поднял голову, и Дирк увидел в его глазах только разочарование.

Ящик был пуст.

Однако обыск грузового отсека, на который они уже не возлагали особых надежд, неожиданно закончился поразительной находкой. В темном углу, словно брошенная резиновая кукла, лежало тело в глубоководном водолазном костюме. Его руки были вытянуты в разные стороны, а штанины заправлены в тяжелые ботинки на высокой подошве, как у Франкенштейна. Голову и шею закрывали грязный водолазный шлем из меди и нагрудник. Будто мертвые серые змеи, на полу в связке валялись водолазный шланг и телефонный кабель водолаза. Они были разорваны примерно в шести футах от соединения со шлемом.

Судя по слою ила и слизи на водолазном костюме, он пролежал здесь много лет. Питт вытащил нож из правого ботинка и попытался ослабить гайку, крепившую лицевое стекло шлема. Поначалу она поддавалась слабо, но вскоре он уже мог выкрутить ее пальцами. Мужчина снял лицевое стекло и направил свет фонаря вовнутрь. Резиновый костюм и надежный шлем сберегли тело от разрушительной морской воды, на голове и до сего времени сохранились волосы и остатки плоти.

Питт и его команда оказались не первыми, кто успел исследовать ужасные тайны «Циклопа». Кто-то уже побывал на корабле и ушел отсюда, забрав главное сокровище – Ла Дораду.

Дирк посмотрел на свои старые часы «Докс» и высчитал время остановок для декомпрессии. Для надежности он накинул по дополнительной минуте к каждой остановке, чтобы не допустить выхода пузырьков газа из их крови и тканей и предотвратить боли в конечностях и суставах.

После того как они покинули «Циклоп», им пришлось заменить почти пустые баллоны кислорода на резервные запасы, спрятанные рядом с гондолой, и подниматься вверх на поверхность. Через несколько футов Ганн и Джордино добавили воздуха в компенсаторы плавучести, чтобы поддерживать нужную глубину, перетаскивая за собой в руках громоздкий сверток.

В водянистом мраке под ними исчезал «Циклоп», покинутый и обреченный на забвение. Пройдет еще несколько десятилетий, и его дряхлые стены обвалятся, а спустя столетие беспокойное морское дно укроет жалкие останки корабля пеленой ила, оставив на нем только несколько кораллов, напоминающих цветы на могиле.

Вода на поверхности моря над ними сильно взбаламутилась. На следующей остановке для декомпрессии они почувствовали приближаюхциеся толчки громадных волн и начали держаться поближе друг к другу. Они уже не могли позволить себе остановку на двадцатифутовой глубине. Запасы кислорода заканчивались, поэтому малейшие задержки могли привести к смерти. Выбора не было, оставалось только выбираться на поверхность и бороться с бурей.

Джесси выглядела спокойной и уверенной. Питт сообразил, что она не подозревает, что их ждет наверху. Больше всего ей сейчас хотелось просто увидеть небо над головой.

Дирк последний раз сверился с часами и поднял вверх большой палец. Они начали подниматься друг за другом, Джесси держалась за ногу мужчины, остальные тянули сверток следом. Свет становился все ярче, и когда Питт поднял голову, то всего в нескольких футах над собой неожиданно увидел пену от волн.

Он выплыл на поверхность прямо в ложбине волны, и его подняло огромной покатой стеной зеленоватой воды над гребнем с такой легкостью, будто он был резиновой игрушкой. Ветер свистел в ушах, море стегало по щекам плетью из брызг. Мужчина задрал на лоб маску и заморгал. По небу с востока над серо-зеленым морем надвигались черные как уголь кучевые облака. Шторм приближался с ужасающей скоростью. Он будто перепрыгивал из одной части горизонта на другую.

Джесси вынырнула рядом и сразу же уставилась на приближавшиеся черные тучи широко раскрытыми от испуга глазами. Дама выплюнула мундштук и прокричала:

– Что это?

– Ураган, – громко ответил Питт. – Он приближается быстрее, чем мы думали.

– Боже мой! – . всхлипнула она.

– Снимите пояс и отстегните баллоны с кислородом, – попросил он.

Просить остальных не пришлось. Они уже сбросили водолазные принадлежности и принялись разрывать сверток. Тучи сошлись над головами, погрузив их в бесцветную сумеречную тьму. Жестоким силам природы удалось застать их врасплох. Ветер завыл в два раза сильнее, разбрасывая морскую пену, поднимая брызги и взбивая волны.

Внезапно сверток, который они с таким упорством тащили с собой весь путь от «Проспертира», превратился в надувную лодку с компактным мотором в водонепроницаемом пластиковом корпусе, мощностью двадцать лошадиных сил. Джордино и Ганн забрались в нее и сорвали крышку мотора. Свирепый ветер мгновенно унес лодку вдаль от Питта и Джесси. Расстояние между ними угрожающе увеличивалось.

– Якорь! – взревел Питт. – Сбросьте якорь!

Приятель едва расслышал уносимый ветром вопль Питта. Он стянул брезент с конусообразного мешка возле противоположного борта лодки, внутри которого лежал стальной обруч. Поспешно намотав трос на кнехт, он выбросил его в воду с носа. Как только якорь зацепился, нос лодки развернулся против ветра, и она замедлилась.

Пока Джордино возился с мотором, Ганн кинул трос мистеру Дирку, тот обвязал им женщину под руками, и они поплыли к лодке, уворачиваясь от волн. Маску сорвало с головы, и соленые брызги начали хлестать прямо в глаза. Когда Питт увидел, что море уносит лодку быстрее, чем он плывет, то постарался удвоить усилия.

Мускулистые руки Джордино потянулись вниз и схватили запястья Джесси; он затащил ее в лодку так легко, будто она весила не больше, чем десятифунтовый морской окунь. Питт щурил глаза, глядя сквозь узкие щелочки. Ничего не замечая, он почувствовал, как трос упал ему на плечо. Он смог разглядеть только ухмыляющееся лицо Джордино. Тот склонился над бортом и наматывал трос. Через несколько секунд Питт уже лежал на дне раскачивающейся лодки, тяжело дыша и протирая глаза от соли.

– Опоздай я немного, и трос не достал бы до тебя! – прокричал Джордино.

– Ну так ты где-то там развлекался, вот и подоспел только к самой последней минуте! – криком ответил Питт.

Услышав дерзкий ответ товарища, Эл картинно закатил глаза и вернулся к мотору.

Теперь им угрожала другая опасность. Любая более-менее крупная волна могла перевернуть лодку, пока мотор не был заведен. Чтобы хотя бы на время уменьшить эту угрозу, Питт и Ганн выбросили за борт мешки с балластом.

Сила ветра все возрастала, словно в кошмарном сне. Вихри хватали их за волосы, били по телам, а морские брызги врезались в кожу. Маленькая надувная лодка сгибалась под давлением чудовищных волн и вертелась под порывами ветра, но все же ей удавалось не опрокинуться.

Питт встал на колени на жесткое резиновое дно лодки, сжимая трос в правой руке, и повернулся спиной к ветру. Затем вытянул вверх левую руку. Этот старый морской прием всегда работал в Северном полушарии. Его левая рука должна была указывать точно в самый центр бури.

Он определил, что лодка находится немного в стороне от центра. Но все же относительного спокойствия, чтобы немного восстановить силы, ждать не следовало. Основное око бури проходило не менее чем в сорока милях к северо-западу. Худшее было еще впереди.

Прямо над ними прокатилась волна, потом еще одна – ударив одна за другой, они могли бы переломить пополам более крупное и крепкое судно. Но небольшая и упругая надувная лодка несколько раз крутанулась и снова выровнялась, как игривый морской котик. Им повезло, что удалось удержаться и никого не смыло за борт.

Наконец-то Эл сумел завести мотор, о чем он сразу жестами сообщил остальным. Завывания ветра оказались настолько сильны, что за ними невозможно было услышать рокот мотора. Питт и Ганн торопливо подняли из моря якорь и мешки с балластом.

Дирк сложил руки рупором и прокричал в ухо приятелю:

– Плыви по ветру!

Отклониться в сторону от курса было невозможно. Сила ветра и волн снова развернула бы их. Двигаться носом вперед к урагану означало бы верную смерть. Единственная их возможность выжить – двигаться по пути наименьшего сопротивления. Джордино мрачно кивнул и нажал рычаг. Лодка резко развернулась и устремилась вперед по течению моря, которое становилось белым от брызг. Все, кроме Джордино, старались как можно плотнее прижаться к дну лодки. Тот сидел, одной рукой крепко сжимая страховочный трос, а другой управляя лодкой.

Свет дня медленно померк, уже через час наступала ночь. Воздух был настолько горячим и душным, что стало тяжело дышать. Из-за стены воды, поднятой ураганным ветром, дальше трехсот метров уже ничего не было видно. Питт позаимствовал водолазную маску Ганна и поднял голову над носом лодки. Ощущение было такое, что он стоит под Ниагарским водопадом и смотрит снизу вверх.

Джордино почувствовал, как подступает леденящее чувство безысходности, когда ураган вокруг завыл на полную мощность. То, что им до сих пор удавалось выжить, само по себе было огромным чудом. Он отчаянно сражался с бурным морем, пытаясь укрыть их оазис от волн и не зная, на что надеяться. Постоянно переключая рычаги, он старался проплывать за высокими гребнями волн, каждые несколько секунд с опаской оглядываясь на широкие впадины, преследовавшие их позади.

Эл знал, что от смерти их отделяют минуты, максимум – час, если сильно повезет. Проще было развернуть лодку поперек и сдаться воле природы. Он мельком глянул вниз и увидел широкую ободряющую улыбку Питта. Если этот человек, с которым они дружили на протяжении почти тридцати лет, и чувствовал приближающуюся смерть, он совершенно не подавал виду. Дирк весело махнул ему рукой и снова начал выглядывать вперед над носом лодки. Джордино горел желанием узнать, что же он там высматривает.

Питт присматривался к волнам. Они поднимались все выше и круче, ветер гонял белых пенных барашков с вершин во впадины. Дирк оценил расстояние между гребнями и заметил, что они скучивались вместе, словно строй марширующей колонны, и замедляли лодку.

Дно подступало все ближе. Большие волны швыряли их на мелководье.

Питт изо всех сил напрягал глаза, чтобы увидеть, что находится за водным занавесом впереди. Постепенно он начал различать очертания темных силуэтов. Волны бились о черные скалы и откатывались назад в море белой пеной. Вода подскакивала ввысь, когда волны прилива сталкивались с волнами, откатывающимися от скал. Затем, когда прибой на мгновение утих, он заметил невысокий риф, торчащий из моря параллельно скалам, которые стеной стояли перед широким пляжем. «Должно быть, это кубинский остров Кайо-Санта-Мария», – подумал он.

В ту же секунду Питт осознал, что впереди их ждет новое кошмарное испытание – не разбиться об острые прибрежные скалы и не порваться в клочья на коралловых рифах. Он вытер соленые капли со стекла маски и вновь уставился вперед. И тогда наконец-то увидел единственную возможность выжить среди чудовищного водоворота.

Джордино тоже заметил ее – небольшую бухту между скалами. Он направил лодку туда, хотя и понимал, что добраться будет еще сложнее, чем отпустить штурвал и попробовать вдеть нитку в иголку во время такой сумасшедшей качки.

Всего за каких-то полминуты шторм и ветер отнесли их вперед на сотню ярдов. Возле рифа пена становилась грязной, а ветер так сильно резал глаза, что увидеть что-либо во тьме было совершенно невозможно. Лицо Джесси побледнело, она неподвижно лежала на дне лодки. На мгновение она встретилась глазами с Питтом, дама была вне себя от страха, но все еще доверяла ему. Его рука крепко обнимала ее талию.

Внезапно тяжелая морская волна нависла над ними, словно горная лавина. Винт за бортом выбивался из сил, борясь со стихией, но его рокот тонул в шуме прибоя. Ганн что-то прокричал, но никто не услышал его слов. Навесная волна накрыла лодку и с фантастической силой ударилась об нее. Питт увидел, как страховочный трос вырвался из рук мужчины и взмыл в небо, будто воздушный змей, сорвавшийся с привязи.

Волна протащила похороненную в морской пене лодку над рифом. Кораллы врезались в резиновый борт, выпуская воздух из камер. Даже тысячи лезвий не смогли бы сильнее исковеркать лодку. Плотное твердое дно закружилось в водовороте. Через мгновение они полностью ушли под воду. Затем маленькая надувная лодка снова всплыла на поверхности воды за рифом, и теперь всего пятьдесят ярдов воды отделяло их от мокрых и темных нависающих скал.

Ганн, задыхаясь, вынырнул всего в паре метров от них. Питт мгновенно нашел выход, схватив его за ремень компенсатора плавучести и затащив назад на борт. Но на второе скорое спасение нельзя было надеяться. Следующая волна пронеслась над рифом, ревя как дикое животное, убегающее от стихийного бедствия.

Джордино упорно цеплялся за мотор, тот все так же уверенно урчал, стараясь работать изо всех сил. Каждому было понятно, что их скромное суденышко разорвано в клочья. Оно держалось на поверхности воды только за счет воздуха, еще не успевшего покинуть камеры.

Они уже почти добрались до щели между скалами, когда их настигла волна. На огромной скорости она влетела во впадину и еще сильнее взмыла ввысь. Все быстрее и быстрее волна неслась к скалистой линии берега.

Питт поднял голову. Грозная стена воды склонилась над ними, вода бурлила, словно кипящий котел. Лодка подпрыгнула прямо перед волной, и на мгновение он подумал, что, возможно, высокий вал вынесет их на берег. Но волна внезапно свернулась и подалась вперед, врезаясь в скалы возле щели с сокрушительным громогласным звуком и выбрасывая пассажиров из разорванной лодки прямо в водоворот.

Вдалеке Дирк услышал крик Джесси. Этот вопль пронзил его помутившееся сознание, и мужчина изо всех сил заорал в ответ, но затем все померкло. Лодка с такой силой ударилась о воду, что мотор оторвался и вылетел на пляж.

Больше Питт ничего не помнил. Черный водоворот обхватил его, и он ушел под воду.

Человек, который был движущей силой колонии Джерси, лежал на офисном диване внутри тайной штаб-квартиры проекта. Он прикрыл глаза и раздумывал о встрече с президентом на поле для гольфа.

Леонард Хадсон превосходно знал, что президент не будет смирно сидеть и ждать их нового спонтанного свидания. Глава государства был очень напористым человеком, он никогда не оставлял ничего на волю случая. Хотя источники Хадсона в Белом доме и спецслужбах не сообщали ему о каких-либо признаках расследования, он был уверен, что президент мог догадаться, как проникнуть в недра «внутреннего ядра».

Он предполагал, что ловушки президента уже расставлены.

В дверь мягко постучала секретарша и затем вошла в комнату:

– Извините, если помешала, но господин Штейнмец уже на связи и хочет поговорить с вами.

– Подойду через минуту.

Привести мысли в порядок для Хадсона было так же легко, как и завязать шнурки. Словно компьютер, он решал одну задачу за другой. Он мог легко соединиться с товарищем, хотя тот находился на расстоянии четырехсот километров от Земли.

Эли Штейнмец был отличным инженером, он мог найти техническое решение любой проблемы, а затем реализовать его своими же руками. Именно его талант к импровизации и был главной причиной, почему Хадсон решил сделать его руководителем колонии Джерси. Окончив Калифорнийский технологический институт с дипломом магистра, он поступил в Массачусетский технологический институт, а впоследствии руководил строительными проектами в половине стран мира, даже в России.

Когда «внутреннее ядро» предложило Штейнмецу построить первое человеческое поселение на Луне, он взял целую неделю на размышления, чтобы сопоставить блестящую идею с реальными возможностями воплотить в жизнь такой проект. Наконец ученый принял предложение, но только добавив несколько условий.

Он, и только он, мог набирать команду людей, которые отправятся жить на Луну. Эли решил не задействовать ни лучших американских астронавтов, ни даже пилотов. Все космические полеты должны были управляться компьютерами с Земли. На базу должны отправиться только те, чей род деятельности был там жизненно необходим. Первыми тремя людьми, отправленными на Луну, не считая самого Штейнмеца, были инженеры по солнечной энергетике и инженеры-строители. Спустя месяц к ним добавились доктор-биолог, геохимический инженер и ученый-садовод. Потом руководитель отобрал остальных ученых и специалистов с нужными ему навыками и знаниями.

Сначала его считали слишком старым для полета. Ему было пятьдесят три года, когда он ступил на Луну, а теперь исполнилось пятьдесят девять. Но Хадсон и другие члены «внутреннего ядра» ни разу не пожалели о своем выборе, посчитав, что в таком деле возраст сполна компенсируется опытом.

Теперь Хадсон через монитор смотрел на собеседника, держащего в руках бутылку с разрисованной этикеткой. В отличие от других колонистов, лицо Штейнмеца всегда было гладко выбритым, а голова совершенно лысой. Его кожа немного потемнела, дополняя аспидно-черный цвет глаз. Несмотря на то что руководитель колонии был американским евреем в пятом поколении, он мог бы спокойно пройти через мусульманскую мечеть, не обратив на себя ни малейшего внимания.

– Ну, как насчет нескольких глотков для уверенности? – спросил Штейнмец. – Лунное «Шато Шардоне» 1989 года. Оно, конечно, не сильно выдержанное. Винограда хватило всего на четыре бутылки. Мы могли бы еще год хранить его в теплицах, чтобы оно выдержалось, но терпение лопнуло.

– Я смотрю, ты даже закупорил себе личную бутылочку, – заметил Хадсон.

– Да, наш пробный химический завод работает на полную. Мы решили увеличить производительность и можем теперь переработать почти две тонны лунной почвы в двести фунтов смеси металла или пятьсот фунтов стекла за пятнадцать дней.

Штейнмец сидел за длинным широким столом посреди небольшой пещеры. На нем была легкая хлопчатобумажная рубашка и шорты.

– Круто выглядишь. Удобно, наверное? – сказал Хадсон.

– Удобство – первая потребность космонавтов после приземления, – улыбнулся Штейнмец. – Забыл, что ли?

– Помню! Хочется прежде всего закрыть вход в пещеру и герметизировать ее, чтобы можно было работать в уюте, не надевая скафандры.

– Ты не можешь представить, какое это облегчение – восемь месяцев проходить в проклятых скафандрах, а затем сменить их на нормальную одежду.

– Мерфи, следящий за температурой ваших тел, сказал, что стены пещеры увеличивают скорость поглощения тепла. Он предложил, чтобы, когда все выйдут, на полградуса повернуть рычаг солнечных коллекторов.

– Я подумаю над этим.

Хадсон помолчал.

– Осталось недолго, Эли.

– Многое изменилось, пока меня не было на Земле?

– Все по-старому, только больше смога, пробок и людей. Штейнмец засмеялся:

– Пытаешься уговорить меня остаться здесь на второй срок, да, Лео?

– Даже и не мечтай. Когда ты вернешься к нам, то станешь самым авторитетным ученым со времен Линдберга.

– Нужно будет не забыть перетащить все записи на корабль за двадцать четыре часа до отлета.

– Надеюсь, тебе не придет на ум откупорить лунное вино до возвращения.

– К сожалению, мы собираемся закатить прощальную вечеринку, и у нас будет достаточно времени для распития спиртных напитков.

Хадсон отбросил попытки зайти издалека и решил сказать напрямую:

– Вам придется иметь дело с русскими перед отлетом, – монотонно произнес он.

– Мы это уже проходили, – твердо ответил Штейнмец. – Но я сомневаюсь, что они высадятся на расстоянии ближе двух тысяч миль от колонии Джерси.

– Тогда найдите их и уничтожьте. У вас есть оружие и нужное снаряжение для такой задачи. Их ученые безоружны. Они даже не подозревают, что на них могут напасть люди, уже находящиеся на Луне.

– Мы с парнями с радостью защитим наше гнездо, но не думаю, что нападать на безоружных и безобидных людей – хорошая идея.

– Послушай, Эли, – разочарованно сказал Хадсон. – От них исходит вполне серьезная угроза. Если Советы узнают о существовании колонии Джерси, то сразу начнут планировать вторжение. Когда вы отправитесь на Землю за менее чем через двадцать четыре часа после того, как на Луну высадятся русские, колония будет пустовать и станет легкой добычей для них.

– Я все прекрасно понимаю, как и ты, – резко ответил Штейнмец, – и ненавижу эту ситуацию еще сильнее. Самое печальное – мы не можем отложить наш отлет. Мы и так уже перешли все пределы. Я не могу заставлять других торчать здесь еще шесть месяцев, или год, или пока твои приятели не вызовут нам другой корабль и он не заберет нас на Землю. Можем списать все это на невезение. Или на то, что о графике высадки русских мы узнали слишком поздно, чтобы отменить отлет.

– Луна принадлежит нам по праву, – сердито возразил Хадсон. – Американцы первыми ступили на ее поверхность, первыми колонизировали ее. Ради бога, скажи, Эли, почему мы должны так просто отдать ее охочим до чужого добра коммунякам?

– Черт возьми, Лео, Луны хватит для всех. Кроме того, здесь далеко не рай. За пределами этой пещеры температура днем и ночью может достигать двухсот пятидесяти градусов по Цельсию. Думаю, даже если мы построим здесь казино с азартными играми, никакого толку не будет. Слушай, если советские космонавты и проникнут в колонию, они ничего толком не узнают. Мы заберем с собой на Землю все накопленные сведения. А то, что нельзя забрать, можно уничтожить…

– Не будь идиотом. Зачем уничтожать то, что могут позже использовать следующие колонисты, которые приедут туда насовсем? Им нужно будет знать как можно больше.

В экране Штейнмец легко мог увидеть, как покраснело от ярости лицо Хадсона, находившегося от него на расстоянии в 240 тысяч миль.

– Я обозначил свою позицию, Лео. Если потребуется, мы защитим колонию Джерси, но не рассчитывай, что мы отправимся убивать ни в чем не повинных космонавтов. Одно дело – выстрелить в беспилотный космический зонд, и совсем другое – убить таких же людей, как и мы, за то, что они просто высадятся на Луну. Они имеют на это полное право.

После его слов наступило неловкое молчание. Впрочем, ничего другого от Штейнмеца Хадсон и не ожидал. Руководитель вовсе не был трусом. Хадсон много раз слышал о его спорах и драках. Штейнмеца можно было сбить с ног и изрядно повалять по полу, но когда он поднимался, то продолжал биться еще более яростно, будто в него вселился десяток дьяволов. Невозможно было упомнить все истории, в которых он избивал посетителей грязных трущобных кабаков.

Хадсон решил прервать тишину:

– А вдруг советские космонавты совершат посадку в пределах пятидесяти миль? Хоть тогда ты поймешь, что они намерены прибрать к своим рукам колонию Джерси?

Собеседник заерзал в каменном кресле, не желая уступать.

– Вот подождем – и увидим.

– Еще никто никогда не выигрывал сражение, отсиживаясь в обороне, – убеждал Хадсон. – Давай договоримся: если они высадятся в этих пределах и будут двигаться к колонии, то вы без промедления атакуете их.

Штейнмец склонил лысую голову в знак согласия.

– Раз уж ты настаиваешь, то у меня нет выбора.

– Ставки слишком высоки, – сказал Хадсон. – У тебя и так не будет выбора.

Туман в голове Питта постепенно рассеялся, и одно за другим начали пробуждаться чувства, включаясь последовательно, словно лампочки в контактной сети. Он изо всех сил напрягся, чтобы открыть глаза и осмотреться. Добрых полминуты мужчина рассматривал сморщившуюся от долгого пребывания в воде левую руку, затем перевел взгляд на оранжевый циферблат водолазных часов, будто видел их впервые.

В сумеречном полумраке люминесцентные стрелки часов показывали 6.34. Прошло всего два часа с тех пор, как они выбрались из разрушенной гондолы. А казалось, что все это произошло в какой-то другой, прошлой жизни.

Над морем по-прежнему ревел ветер, несшийся, словно скорый поезд, а за спиной слышался шум волн вперемешку с шелестом дождя. Он попытался подняться на колени, но ноги словно увязли в цементе. Стало ясно, что прибой наполовину занес их песком.

Питт пролежал так еще несколько секунд, собираясь с силами и наблюдая, как море выбрасывает на пляж потрепанные обломки плавучего мусора. По обе стороны от него, словно многоэтажные дома, вздымались огромные валуны. Когда сознание вернулось, он подумал, что Джордино все-таки смог спасти их, ему удалось направить лодку в узкий просвет в скалистой гряде.

Спустя несколько мгновений сквозь вой бури он расслышал слабый голос Джесси. Питт вытащил ноги из песка, привстал на колени, шатаясь под порывами ветра, и прочистил горло и нос от морской воды.

Спотыкаясь и падая на жгучий песок, он пополз на зов и вскоре нашел измученную Джесси. Мокрые волосы тяжело спадали ей на плечи, а на коленях женщины покоилась голова Ганна. Она рассеянно обернулась, заметила Дирка и с облегчением вздохнула:

– Питт, слава богу. – Ее голос потонул в шуме бури.

Мужчина протянул руки и ободряюще обнял спутницу. Затем перевел взгляд на Ганна, лежавшего в полубессознательном состоянии. Сломанная лодыжка распухла до размеров футбольного мяча. На голове сияла жуткая рана, а тело в нескольких местах было изрезано кораллами, однако он был жив и дышал ровно и глубоко.

Питт прикрыл глаза ладонью, словно козырьком, и осмотрел пляж. Джордино нигде не было видно. Сначала Дирк отказывался верить своим глазам. Он молча застыл, но вскоре пошел в сторону моря, отчаянно вглядываясь в кромешную темноту. Мужчина мельком увидел оранжевый проблеск в водовороте затихающих волн и догадался, что в воде все еще барахтается каркас их разорванной надувной лодки. Море отбрасывало его приливом, раскачивало, а затем снова толкало к берегу следующей волной.

Дирк вошел в воду по бедра, не обращая внимания на волны, закручивавшиеся вокруг него. Он нырнул под обломки лодки и начал шарить под ними, словно слепой. Пальцы нащупали лишь куски ткани. Чтобы окончательно убедиться, что там не осталось никаких следов друга, Питт схватил лодку и потащил к берегу.

Внезапно сзади образовалась большая волна и ударила его в спину. Каким-то образом ему удалось сохранить равновесие и вытолкнуть лодку на мелководье. Когда морская пена растворилась в воде, он увидел пару ног, торчащих из-под лодки. Потрясенный Питт не мог поверить очевидному и упрямо отказывался признавать, что Эл мог погибнуть. Забыв об урагане, он поднял остатки лодки и увидел тело Джордино. Оно плавало в воде в вертикальном положении, голова была втиснута в надувную камеру. Надежда сразу же вернулась к Питту, а следом пробудился и оптимизм.

Джордино должен был выжить.

Дирк снял камеру с его головы и склонился над лицом друга, втайне боясь увидеть на нем безжизненную бледность. Но оно было румяным, а грудь вздымалась, вдыхая воздух. Хоть мелко и отрывисто, но он дышал. Маленького мускулистого итальянца спасло только то, что его голова застряла в камере с воздухом.

Внезапно Питт почувствовал, что полностью изнурен, буквально до мозга костей. Силы и мысли покинули его. Он устало покачнулся, ветер словно пытался его согнуть. Только твердая решимость спасти остальных помогла ему не сдаться и на этот раз. Двигаясь медленно и скованно из-за множества порезов и синяков, он обхватил Эла и поднял на руки. Сто семьдесят пять фунтов Джордино показались ему целой тонной.

Ганн уже пришел в себя, они с Джесси сидели, тесно прижавшись друг к другу. Он вопросительно посмотрел на Питта. Тот шел к ним, борясь с ветром и тяжестью тела Джордино.

– Нужно найти, где спрятаться от ветра! – прокричал Питт хрипловатым после соленой воды голосом. – Вы можете идти?

– Я помогу ему! – крикнула в ответ Джесси.

Она обхватила талию Ганна руками, уперлась ногами в песок и помогла приподняться мужчине.

Еле дыша от тяжести, Дирк направился к пальмам, окружающим пляж. Каждые двадцать футов он оглядывался назад. Непонятно каким образом Джесси была единственной, кому удалось не потерять водолазную маску, поэтому только она могла смотреть вперед широко раскрытыми глазами, не опасаясь, что ветер засыплет глаза песком. Она несла на себе половину веса Ганна, который отважно ковылял рядом, прищурив глаза от жгучего песка и подволакивая жутко распухшую ногу.

Они кое-как добрались до деревьев, но укрыться там от урагана не удалось. Ветер сгибал пальмы почти до земли, их листья разлетались, словно куски картона из-под измельчителя. Кокосы отрывались от гроздей и падали вниз, будто пушечные ядра. Один из них задел плечо Питта, разодрав ничем не защищенную кожу своей шершавой кожурой. Казалось, они пересекали нейтральную полосу на фронте под артиллерийским обстрелом.

Дирк шел, низко пригнув голову, и щурился, глядя на землю прямо перед собой. Он врезался в ограждение из проволочной сетки так внезапно, что не сразу сообразил, что произошло. Спутники догнали его и остановились. Он посмотрел направо, потом налево, но не нашел, где можно пробраться за ограждение. О том, чтобы попробовать перелезть сверху, не могло быть и речи. По верхнему краю десятифутового забора вилась колючая проволока. Питт заметил небольшой фарфоровый изолятор и понял, что сетка, кроме всего прочего, еще и подключена к электричеству.

– Куда дальше? – крикнула Джесси.

– Веди нас! – прокричал мужчина ей в ухо. – Мне ничего не видно.

Она кивнула и, подхватив Ганна, повернула налево. Шатаясь, они шли впереди, и каждый шаг давался с трудом из-за безжалостного ветра.

За десять минут они преодолели всего пятьдесят ярдов. Питт не мог осилить больше. Руки сильно затекли, он боялся уронить Джордино. Дирк закрыл глаза и считал шаги, правым плечом прикасаясь к ограждению, которое, как он решил, было обесточено бурей.

Питт услышал, что Джесси что-то кричит, и приоткрыл один глаз. Дама энергично указывала рукой куда-то вперед. Он опустился на колени, положил Джордино на землю и посмотрел. Безумный ветер выкорчевал пальму, поднял ее над землей, словно копье, и швырнул на забор, повалив его на песок.

Ужасно быстро небо потемнело, и наступила непроглядная ночь. Почти на ощупь, как слепцы, они перелезли через поваленный забор, шатаясь, падая и изо всех сил заставляя себя снова подниматься и не сдаваться. Джесси храбро продолжала вести всех вперед. Питт взвалил Джордино на плечо и ухватился за ремень водолазного костюма Ганна, не столько для поддержки, сколько из опасения потерять товарища.

Они прошли еще сотню ярдов. Затем еще столько же. А потом вдруг женщина со своим спутником буквально провалились под землю, словно их поглотила трясина. Питт отпустил Ганна и рухнул на спину, кряхтя от веса Эла, приземлившегося ему на грудь, из-за чего стало трудно дышать. Дирк выполз из-под Джордино и протянул руку вперед в темноту, но так ничего и не нащупал.

Джесси и Ганн скатились вниз по крутому восьмифутовому склону прямо в овраг. Питт сумел разглядеть их неясные силуэты, распластавшиеся друг на друге внизу.

– Вы целы? – спросил он.

– Мы уже столько натерпелись, что тяжело точно сказать. – Буря заглушала голос Ганна, но Питт почувствовал, что он произнес это сквозь стиснутые зубы.

– А Джесси?

– Я в порядке… Кажется.

– Вы сможете помочь мне спустить Джордино?

– Я попытаюсь.

– Спускай его вниз, – сказал Ганн. – Мы справимся.

Дирк подтащил Эла к краю склона и осторожно опустил его вниз за руки. Товарищи держали раненого за ноги, пока Питт сползал вниз, а затем снова подхватил тяжелого Джордино. Поудобнее положив его на землю, мужчина осмотрелся.

Овраг мог послужить убежищем от ураганного ветра. Здесь можно было больше не прикрываться от летящего по ветру песка, поэтому Питт наконец-то открыл глаза. По дну оврага проходила дорожка, сделанная из плотно слежавшихся измельченных ракушек. Казалось, что по ней мало кто ходил. Отсюда не было видно никаких проблесков огней, что, по мнению мистера Дирка, неудивительно, ведь перед бурей всех местных жителей явно эвакуировали подальше от берега.

Джесси с Ганном уже выбились из сил, они дышали отрывисто и коротко, громко хрипя. Дыхание Питта было быстрым и тяжелым, а сердце билось, словно паровой двигатель при полной нагрузке. Он поймал себя на мысли, что, несмотря на то, что они были полностью вымотаны и потрепаны, лежать в овраге, защищавшем их от бури, было райским наслаждением.

Спустя две минуты Эл начал стонать. Затем медленно сел и осмотрелся вокруг невидящими глазами.

– Господи Иисусе, что за темнота? – промычал он себе под нос, приходя в сознание.

Питт встал рядом с ним на колени и сказал:

– С возвращением на землю ходячих мертвецов.

Джордино протянул руку в темноту и ощупал лицо приятеля.

– Дирк?

– Собственной персоной.

– А где Джесси и Руди?

– Все здесь.

– Здесь – это где?

– Примерно в миле от берега. – Питт не стал ему объяснять, как они добрались до берега и оказались в овраге. – Об этом позже. Что у тебя болит?

– Все. В груди будто огнем жжет. Кажется, я вывихнул левое плечо и колено, а череп возле шеи ужасно пульсирует болью. – Он выругался. – Черт возьми, я всех подвел. Думал, что получится проскочить между скалами. Простите, я облажался.

– Поверишь, если я скажу тебе, что мы бы все отправились на морское дно кормить рыб, если бы не ты? – Питт улыбнулся, затем осторожно ощупал колено Джордино, думая, что у него разорваны сухожилия. После этого переключился на плечо. – Не знаю насчет твоих ребер, колена или дубового черепа, но плечо уж точно не на месте. Если ты в настроении, то я могу вернуть его куда нужно.

– Помнится, когда-то ты уже вправлял мне плечо, когда мы играли в футбол в школе. Врач нашей команды тогда такую бучу поднял. Мол, нужно было, чтобы он сам это сделал.

– Все потому, что он садист. – Питт обхватил руку Эла. – Готов?

– Давай, оторви ее.

Тот резко дернул, и сустав с громким хрустом стал на место. Джордино облегченно выдохнул. Дирк немного порыскал в темноте возле дороги, нашел толстую сосновую палку и отдал ее Ганну в качестве костыля. Джесси придерживала своего спутника за руку, а Питт помог товарищу стать на здоровую ногу и обхватил вокруг талии.

На этот раз впереди шел Питт. Он наугад решил двигаться по дороге направо, держась рядом с высокой насыпью, укрывающей их от сильного натиска шторма. Теперь идти было легче. На дороге не было рыхлого песка, где увязали бы ноги, не было упавших деревьев, о которые можно было споткнуться, и даже струи дождя не хлестали их, потому что пролетали выше, над краем оврага. Они остались один на один с просторной и ровной дорогой, ведущей в кромешную темноту.

Примерно через час, по мнению Питта, друзья проковыляли около мили. Он собирался объявить привал, когда Джордино вдруг напрягся и остановился так резко, что выскользнул из рук друга и повалился на дорогу.

– Барбекю! – прокричал он. – Чувствуете? Кто-то жарит барбекю!

Питт принюхался и тоже почувствовал слабый аромат. Он поднял Эла и снова повел остальных вперед. Запах мяса, жаренного на углях, становился все ощутимее с каждым шагом. Пройдя полсотни ярдов, они наткнулись на большие железные ворота с решеткой в форме дельфинов. Стена, утыканная сверху кусками битого стекла, простиралась в темноту в обе стороны, но к ней была пристроена сторожка. Как и следовало ожидать, из-за бури она пустовала.

Ворота, уходящие в черное небо на добрых двенадцать футов, были заперты, но дверь сторожки оказалась открытой, поэтому Питт и остальные прошли через сторожку. Невдалеке от ворот дорога образовала круг прямо перед чем-то огромным, что в темноте показалось большим холмом. Подойдя ближе, они рассмотрели похожее на замок строение, крыша и три стены которого были облеплены землей и скрыты за пальмами и кустарниками. Фасад здания был полностью открыт для осмотра. На нем не было окон, только одна огромная дверь из красного дерева, мастерски вырезанная в форме рыбы.

– Напоминает затерянный египетский храм, – заметил Ганн.

– Если бы не вычурная дверь, – сказал Питт, – то я бы подумал, что это какой-то военный склад.

Джесси поправила их:

– Это землянка. Почва отлично спасает от плохой погоды и температуры. Она сделана по тому же принципу, что и дома из дерна, какие использовали раньше в американских прериях. Я знаю архитектора, занимающегося их проектированием.

– Кажется, она заброшена, – подметил Джордино.

Питт нажал на дверную ручку. Она поддалась. Мужчина слегка приоткрыл дверь. Откуда-то из темноты доносился аромат еды.

– Если бы она была заброшена, так бы не пахло, – произнес он.

Пол прихожей был вымощен плиткой в испанском стиле, помещение освещалось несколькими крупными свечами на высоких подставках. Стены из черного вулканического камня украшала лишь ужасная картина человека, висевшего над клыкастым ртом морского чудовища, похожего на змею. Они вошли внутрь, и Питт закрыл за собой дверь.

В помещении стояла мертвая тишина, слышен был только вой бури снаружи и их усталое дыхание.

– Кто-нибудь дома? – позвал Дирк.

Он еще дважды повторил вопрос, но ответа не было. Мрачный коридор манил пройти дальше, но Питт все никак не мог решиться. Он учуял еще один запах. Табачный дым. Еще более едкий, чем от сигар, какие курил адмирал Сэндекер. Питт не сильно разбирался в них, но знал, что дым у дорогих сигар намного более вонючий, чем у дешевых. Он предположил, что это был дым гаванских сигар высшего качества.

Мужчина повернулся к остальным:

– Что вы думаете?

– Разве у нас есть выбор? – удрученно спросил Джордино.

– Даже два, – ответил Питт. – Мы можем либо сами убраться отсюда, пока есть возможность, и продолжить борьбу со стихией. Возможно, когда ураган стихнет, сможем украсть лодку и сбежать назад во Флориду…

– Либо сдаться на милость кубинцам, – перебил Ганн.

– Все к этому идет.

Джесси покачала головой и бросила на него печальный взгляд.

– Нам нельзя уходить отсюда, – сказала она без тени страха. – Шторм не затихнет еще несколько дней, и никто из нас не готов к тому, чтобы продержаться там хотя бы четыре часа. Я думаю, нужно отдать наши судьбы в руки Кастро. В худшем случае посидим в тюрьме, пока Государственный департамент США не договорится о нашем освобождении.

Питт посмотрел на Ганна:

– Руди, что скажешь?

– Мы зажаты в угол, Дирк. Логика на стороне Джесси.

– Эл, а ты что думаешь?

Джордино пожал плечами:

– Дружище, если скажешь, я готов хоть вплавь отправляться обратно в Штаты.

Дирк знал, что он готов доказать свои слова делом.

– Будем честны, – продолжил Джордино, – нам долго не протянуть. Не хочу это говорить, но, кажется, нам лучше поднять белый флаг и сдаться.

Питт посмотрел на них и подумал, что о лучшей команде для таких приключений он и мечтать не мог. Не нужно быть предсказателем, чтобы понимать, что все складывается не лучшим образом.

– Ну, так уж и быть, – мрачно улыбнулся он. – Заглянем на вечеринку.

Они миновали коридор и вскоре прошли под аркой в огромную гостиную, отделанную в раннем испанском стиле. На гигантских настенных гобеленах красовались галеоны, дрейфующие под закатом солнца или беспомощно гонимые на рифы порывами штормового ветра. В меблировке чувствовалась склонность хозяина к морской тематике, комната освещалась старыми корабельными фонарями из меди и цветного стекла. В камине трещал огонь, поддерживая в помещении тепло.

В комнате не было ни души.

– Жуть, – прошептала Джесси. – У нашего хозяина ужасный вкус в декоре.

Питт поднял руку, призывая к тишине.

– Из той арки между рыцарскими доспехами раздаются голоса, – едва слышно сказал он.

Они зашли в другой коридор, слабо освещаемый свечами, расставленными через каждые десять футов. Смех и невнятные мужские и женские голоса доносились все громче. Проем арки на другом конце коридора был закрыт занавесом. Путники ненадолго остановились, затем отдернули занавес и вошли.

Они оказались в длинном обеденном зале, где за столами сидело около сорока человек, которые сразу же прервали разговор и уставились на Питта и его друзей благоговейным взглядом землян, встречающих первых космонавтов, вернувшихся из полета на орбиту.

Женщины были одеты в элегантные вечерние платья, половина мужчин носила смокинги, в то время как другая половина была облачена в военную форму. Прислуга стояла возле стола, застыв, словно на стоп-кадре фильма. Молчание было напряженным, будто натянутая струна. Такая сцена могла бы стать украшением для любой голливудской мелодрамы начала тридцатых годов.

Питт осознал, что они являли собой впечатляющее зрелище. Промокшие до нитки, в рваной одежде, синяках и ссадинах, со сломанными костями и порванными мышцами и волосами, облепившими голову, они были похожи на грязных крыс, вылезших из сточной канавы.

Дирк повернулся к Ганну и сказал:

– Как сказать «Простите за беспокойство» на испанском?

– Понятия не имею. Я учил французский.

Затем Питта осенило. Большинство военных были высокопоставленными советскими офицерами. Только один человек в форме, похоже, был кубинцем.

Зато Джесси оказалась в своей стихии. В глазах Питта она выглядела величественной, как королева, несмотря на то, что ее дизайнерский походный костюм превратился в рваные лохмотья.

– Среди вас найдется джентльмен, который предложит даме стул? – спросила она.

Прежде чем она дождалась ответа, в комнату ворвались десятеро человек с русскими автоматами и плотно окружили их. Военные с каменными лицами направляли оружие прямо в животы незваных гостей. Их взгляды отдавали холодом, а губы были сомкнуты в прямую линию. Питт не сомневался, что этим головорезам достаточно одной команды, чтобы открыть огонь.

Джордино, выглядевший так, будто его переехал мусоровоз, превозмогая боль, выпрямился во весь рост и посмотрел назад.

– Когда-нибудь видели столько радостных лиц? – непринужденно спросил он.

– Нет, – ответил приятель, улыбаясь. – Разве что на картинках битвы при Литтл-Бигхорне[116].

Джесси не слышала их. Будто под гипнозом, она плечами проложила себе дорогу между вооруженными охранниками и прошла во главу стола, пристально глядя на высокого седого мужчину, одетого в парадный вечерний костюм. Он потрясенно смотрел на нее, не веря своим глазам.

Она откинула назад мокрые спутанные волосы и сказала тихим властным голосом:

– Будь умницей, Рэймонд, налей жене бокальчик вина.

Хаген промчал девятнадцать миль к востоку от центра Колорадо-Спрингс по шоссе 94, пока не выехал на Энох-роуд. Затем повернул направо и подъехал к главному входу в Единый космический центр.

Двухмиллиардный проект был построен на шестистах сорока акрах земли, там работало около пяти тысяч военных и гражданских лиц, управляющих всеми военными космическими аппаратами, полетами многоразовых транспортных космических челноков и программами отслеживания спутников. Вокруг этого центра сосредоточилось все аэрокосмическое сообщество – словно грибы, выросли тысячи акров жилых комплексов, научных и промышленных парков, высокотехнологичных исследовательских и производственных предприятий, а также испытательных установок военно-воздушных сил. Всего десять лет назад здесь паслись небольшие стада коров, а теперь бывшее пастбище превратилось в столицу космонавтики всего мира.

Хаген показал пропуск, проехал на парковку и остановился напротив бокового входа в большое здание. Перед тем как выйти из машины, он открыл чемодан и вытащил потертый блокнот. Открыв страницу, где были написаны три имени, он вписал туда четвертое.

Рэймонд Лебарон… Местонахождение неизвестно.

Леонард Хадсон… То же самое.

Гуннар Эриксен… То же самое.

Генерал Кларк Фишер… Колорадо-Спрингс.

Звонком в отель Дрейк из лаборатории имени Паттендена Хаген дал знак своему старому другу из ФБР. Тот отследил номер Энсона Джонса и определил местожительство офицера на Питерсон Эир Форс Бейс за Колорадо-Спрингс. В доме проживал генерал-полковник Кларк Фишер, глава объединенного военнокосмического командования.

Представившись жене генерала инспектором по борьбе с вредителями, мужчина вошел в дом. К счастью, она посчитала, что его неожиданный приезд – это посланная небесами возможность побороть пауков, облюбовавших помещение. Он внимательно выслушал ее и пообещал справиться с пауками всеми методами, которые знал. Затем, пока она хлопотала на кухне с поваром, экспериментируя с новым рецептом креветок под абрикосовым соусом, Хаген начал собирать информацию о генерале.

В результате поисков выяснилась лишь одна вещь – Фишер идеально скрывал все данные о себе. Айра не смог найти в ящиках стола, файлах или скрытых тайниках ничего такого, что могло оказаться полезным для советских агентов или для него самого. Он решил дождаться, пока генерал вернется вечером домой, чтобы обыскать его кабинет в космическом центре. Когда он выходил через заднюю дверь, миссис Фишер помахала ему рукой на прощание, разговаривая по телефону. Хаген ненадолго остановился и услышал, что она просит мужа по пути домой купить бутылку хереса.

Айра засунул блокнот обратно в чемодан, затем достал банку диетической колы и толстый сэндвич с колбасой и маринованными огурцами, завернутый в вощеную бумагу с рекламой деликатесов. Температура в Колорадо значительно упала, когда солнце зашло за Скалистые горы. Тень Пайкс Пика растянулась на равнинах, укрыв темной завесой безлесную местность.

Хагена мало интересовал красивый пейзаж за лобовым стеклом. Его беспокоило то, что он все еще не вычислил наверняка ни одного участника «внутреннего ядра». Три человека из списка продолжали числиться пропавшими без вести, и одному богу известно, куда они подевались. Четвертый оставался невиновным, пока не появились доказательства обратного. У него не было никаких достоверных фактов, только телефонный номер и предчувствие, что Фишер участвовал в подпольной организации проекта «Колония Джерси». Хагену нужно было точно убедиться в этом и, что самое важное, нащупать нить к следующим членам «внутреннего ядра».

Агент прервал размышления, его взгляд остановился на зеркале заднего вида. Мужчина в синей офицерской форме вышел через боковой выход, ему придержал дверь сержант первого класса или любого другого звания, какое мог получить рядовой военно-воздушных сил в эти дни. Офицер был высоким, атлетически сложенным, носил четыре звезды на погонах и был красив, как Грегори Пек. Сержант сопроводил его по тротуару к синему седану ВВС и открыл заднюю дверь.

Однако Хаген почему-то почувствовал тревогу. Он выпрямился и повернулся, чтобы выглянуть из бокового окна. Генерал наклонился, собираясь влезть на заднее сиденье автомобиля. В руках у него был чемодан. Вот оно. Вместо того чтобы нести чемодан за ручку, Фишер держал его под мышкой, прижимая к груди, словно мяч в американском футболе.

Айра отбросил прочь все сомнения, изменяя свой тщательно продуманный план прямо на ходу. Он решил действовать по ситуации, выкинув из головы кабинет Фишера. Если бы его внезапный порыв не оправдался, он мог бы вернуться сюда в любую минуту. Мужчина завел машину и проехал по стоянке вслед за автомобилем генерала.

Водитель генерала миновал перекресток и свернул на шоссе 94, проехав на желтый свет. Хаген притормозил, поджидая, пока проедут машины. Затем рванул на красный свет и гнал, пока не подъехал достаточно близко к синей машине военно-воздушных сил, чтобы рассмотреть лицо водителя в зеркале заднего вида. Он пристроился следом за автомобилем, проверяя, обратят ли на него внимание. Но никто не смотрел на него. Стало ясно, что сержант был не из числа тех осмотрительных служащих, которые всегда прикрывают себе спину. Поэтому Айра предположил, что у генеральского водителя, скорее всего, не было никаких навыков управления автомобилем в критических ситуациях или при возможной террористической атаке.

За поворотом показались огни торгового центра. Хаген бросил взгляд на спидометр. Сержант медленно тащился на пять миль в час ниже разрешенной скорости. Хаген перестроился в крайнюю полосу и обогнал их. Он слегка ускорился, а затем притормозил, поворачивая к торговому центру. Он надеялся, что генерал не забудет просьбу жены и что именно там находится один из магазинов со спиртным, куда должен заехать Фишер, чтобы купить хереса.

Но автомобиль ВВС проехал поворот.

– Вот черт! – ругнулся Хаген себе под нос.

До него дошло, что любой военнослужащий купил бы спиртное на базе в магазинчике военно-торговой службы, где все стоит дешевле, чем в обычной розничной торговле.

Айре пришлось на несколько секунд задержаться, чтобы пропустить женщину, пытавшуюся задом выехать с парковочного места. Когда дорога освободилась, он дернулся вперед, сжигая резину об асфальт. К счастью, водитель Фишера остановился на красный свет на следующем перекрестке, поэтому Хаген сумел легко его догнать и снова перегнать.

Он вдавил педаль в пол, отъезжая как можно дальше. Через две мили он свернул на узкую дорогу, ведущую к воротам Питерсон Эир Форс Бейс. Мужчина показал пропуск полицейскому ВВС, стоящему неподвижно в белом шлеме, с такого же цвета шелковым шарфом на шее и черной кожаной кобурой на ремне, из нее виднелась рукоять револьвера с перламутровыми накладками.

– Не подскажете, где здесь гарнизонный магазин? – спросил Хаген.

Полицейский указал рукой на дорогу:

– По прямой, до второго знака «Стоп». Затем налево, к водонапорной башне. Там большое серое здание. Вы не спутаете.

Айра поблагодарил его и отъехал прямо из-под носа машины Фишера, которую без задержки пропустили через ворота. Не торопясь, он сбавил скорость и заехал на стоянку магазина, опережая Фишера всего на пятьдесят футов. Он остановился между джипом «Вагонер» и пикапом «Додж» с прицепом-кемпером, они отлично скрыли его машину. Агент вышел из-за руля, выключив свет, но не заглушив двигатель.

Машина генерала остановилась, и Хаген не торопясь подошел поближе, выжидая, пока Фишер выйдет из машины и пойдет покупать херес или поручит это дело сержанту.

Айра улыбнулся. Как же иначе, разумеется, генерал послал в магазин сержанта.

Хаген подошел к машине как раз в тот момент, когда сержант скрылся за дверью магазина. Он мельком осмотрел парковку, чтобы убедиться, что ни одна живая душа не наблюдала за ним, сидя в машине и сложа руки, затем еще раз бросил взгляд на магазин, где сержант шел с тележкой в глубь рядов с товарами. Мозг дал ему сигнал, что путь расчищен.

Без малейшего колебания или промедления Хаген вытащил из потайного кармана под мышкой куртки тяжелую резиновую дубинку, рывком распахнул заднюю дверь и коротко взмахнул рукой. Вместо приветствия Фишер получил резиновой дубинкой точно в челюсть.

Мужчина выхватил чемодан из рук генерала, захлопнул дверь и как ни в чем не бывало пошел к машине. Все это заняло не более четырех секунд.

Направляясь к главным воротам, он просчитал каждую минуту. Фишер придет в себя примерно минут через двадцать, может быть, через час. За пять минут сержант отыщет полку с хересом, оплатит покупку и вернется в машину. Пройдет еще несколько минут, сержант заметит, что генерал на заднем сиденье сидит без сознания, и только тогда поднимет тревогу.

Хаген был доволен. Прежде чем полиция ВВС узнает о случившемся, он выедет через главные ворота и будет уже на полпути в аэропорт Колорадо-Спрингс.

Вскоре после полуночи над Южным Колорадо пошел ранний снег. Сначала он таял, едва долетая до земли, но немного позже начал превращаться в лед, а затем и вовсе укрыл город белым одеялом. На востоке разбушевался ветер, и дорожный патруль Колорадо перекрыл движение на мелких проселочных дорогах из-за снега.

Айра сидел за столиком внутри небольшого самолета бизнес-класса без каких-либо опознавательных знаков, припаркованного в дальнем конце терминала аэропорта, и изучал содержимое чемодана генерала Фишера. В большинстве это были сверхсекретные материалы, касающиеся ежедневных операций космического центра. В одних документах он нашел информацию о полете космического транспортного корабля «Геттисберг», который всего два дня назад отправился в космос с военно-воздушной базы Ванденберг в Калифорнии. Его удивлению не было предела, когда среди важных документов ему вдруг попался порнографический журнал. Но самой важной находкой Хагена стал черный кожаный блокнот, где были записаны тридцать девять имен и телефонных номеров. Никаких адресов или заметок, только имена и номера, разбитые на три столбца. В первом было четырнадцать имен, во втором – семнадцать и в третьем – восемь.

Но ни одно из них не выглядело подозрительным. Это могли быть всего лишь номера друзей и партнеров Фишера. Когда он дочитал до третьего столбца, его глаза уже начинали закрываться от усталости.

Внезапно верхнее имя бросилось ему в глаза. Рядом не была указана фамилия, только имя.

Взволнованный и обозленный на себя самого за то, что едва не упустил такую простую мелочь, столь примитивный шифр, что на него никто и не должен был обратить внимание, Хаген открыл собственный блокнот и добавил к трем уже имеющимся именам еще несколько.

Гуннар Монро / Эриксен

Ирвин Дюпюи

Леонард Мерфи / Хадсон

Дэниел Кляйн

Стив Ларсон

Рэй Сэмпсон / Лебарон

Дин Бигл

Клайд Уорд

Странно, восемь имен вместо девяти. Но затем Хаген покачал головой, удивляясь тому, что его мозг так медленно сообразил, что глупо было бы генералу Кларку Фишеру записывать свое имя в собственный же блокнот.

Мужчина был уже почти дома, но усталость заглушила все удовлетворение от сегодняшней удачи. Он провел на ногах больше двадцати двух часов подряд. Но авантюра с чемоданом генерала Фишера оправдала себя. Рассчитывая вычислить хотя бы одного члена «внутреннего ядра», он добыл пять новых имен. Теперь ему оставалось лишь проверить телефонные номера, и дело будет в кармане.

Но все же Хаген пытался выдавать желаемое за действительное. Нападение на генерала Кларка Фишера, звонки с телефона лаборатории имени Паттендена под именем Энсона Джонса – такие ошибки простительны только новичкам. Он убеждал себя, что совершил хитрый ход, который должен был заставить заговорщиков совершить ошибку и раскрыться. Но теперь осознал, что это не более чем самоуверенность, смешанная с изрядной долей глупости.

Фишер обязательно предупредит «внутреннее ядро», если еще этого не сделал. И Айра никак не сможет помешать. Что сделано, то сделано. Теперь у него не оставалось другого выбора, кроме как довести дело до конца.

Он отрешенно смотрел вдаль, когда в салон вошел пилот самолета:

– Простите, если отвлекаю вас, мистер Хаген, но пурга становится все сильнее. Диспетчер передал, что аэропорт скоро закроют. Если мы не взлетим прямо сейчас, то не сможем получить разрешение на отправление до завтрашнего полудня.

Айра кивнул:

– Тогда нет смысла торчать здесь.

– Можете назвать пункт назначения?

Пассажир помедлил с ответом, опустив взгляд на рукописные заметки в блокноте. Хадсона он решил оставить напоследок. Кроме того, у Эриксена, Хадсона и Дэниела Кляйна или у того, кто мог прикрываться его именем, были одинаковые телефонные коды штатов. Он дошел до номера Клайда Уорда и остановился на нем, потому что дом этого человека находился всего в нескольких сотнях миль к югу от Колорадо-Спрингс.

– Альбукерке, – наконец сказал он.

– Слушаюсь, сэр, – ответил пилот. – Пристегнитесь, пожалуйста, мы поднимаемся через пять минут.

Как только пилот ушел в кабину, Хаген разделся до шорт и развалился на мягкой койке. Когда колеса оторвались от заснеженной взлетно-посадочной полосы, он уже досматривал седьмой сон.

Глава администрации президента Дэн Фосетт внушал всем в Белом доме невыразимый страх. Он занимал одну из самых важных должностей в Вашингтоне, был хранителем святая святых. Через него проходил каждый документ и каждая записка, адресованные президенту. И никто, включая членов кабинета министров и лидеров конгресса, не мог пройти в Овальный кабинет без дозволения Фосетта.

Давно не было такого, чтобы какой-нибудь служащий возмущался, когда не получал разрешения. Поэтому Дэн не знал, как себя вести, когда встретился взглядом с горящими глазами адмирала Сэндекера, сидящего напротив. Глава администрации не мог припомнить, когда он последний раз видел, чтобы человек так кипел от гнева. Он чувствовал, что адмирал изо всех сил держится, чтобы не сорваться и не выплеснуть на него всю свою ярость.

– Простите, адмирал, – сказал Фосетт, – но график у президента сейчас очень плотный. Пока что я не могу назначить вам время.

– Пропустите меня! – потребовал Сэндекер сквозь плотно сжатые губы.

– Это невозможно, – твердо ответил Дэн.

Сэндекер медленно привстал, уперся руками в документы, рассыпанные по столу Фосетта, и склонился над ним в нескольких дюймах от его носа.

– Вы сейчас же пойдете и скажете этому сукиному сыну, что он только что убил троих моих лучших друзей, – прорычал он. – И если он немедленно не объяснит мне, зачем это было нужно, я пойду и соберу пресс-конференцию, где раскрою достаточно грязных тайн, которые поставят клеймо на всю его драгоценную администрацию до конца всего срока. Я достучался до вас, Дэн?

Фосетт был рассержен и одновременно ошеломлен напором адмирала.

– Вы разрушите собственную карьеру. Разве это того стоит?

– Кажется, до вас не дошло. Объясню еще раз. Президент виноват в гибели трех моих самых близких друзей. Одного из них вы знаете. Его имя – Дирк Питт. Если бы не он, президент бы давно кормил рыб на дне моря вместо того, чтобы сидеть в Белом доме. Теперь я хочу знать, за что погиб Питт. И если это будет стоить мне карьеры на посту директора НУПИ, тогда пусть так и будет, черт возьми.

Лицо Сэндекера пылало от гнева.

– Питт мертв? – удивленно сказал он. – Я не слышал…

– Сейчас же передайте президенту, что я здесь, – перебил его Сэндекер, в его голосе чувствовалась сталь. – Он меня примет.

Печальная новость так поразила Фосетта, что он замялся.

– Я сообщу президенту о судьбе Питта, – медленно проговорил он.

– Да бросьте! Раз уж я знаю об этом, так он тем более. У нас одни и те же источники в разведке.

– Мне нужно время, чтобы выяснить, что произошло, – сказал Дэн.

– У вас нет времени, – с каменным выражением лица произнес Сэндекер. – Законопроект президента о ядерной энергии будет вынесен на голосование до завтрашнего заседания сената. Подумайте, что может произойти, если сенатор Джордж Питт узнает, что президент причастен к убийству его сына. Думаю, вам не нужно объяснять, что случится, когда сенатор перестанет поддерживать президента и станет на сторону оппозиции.

Фосетт был достаточно сообразительным, чтобы осознать надвигающуюся угрозу. Он оттолкнулся от стола, сомкнул руки в замок и несколько секунд смотрел на них. Затем встал и направился к приемной.

– Пойдемте со мной, адмирал. У президента сейчас встреча с министром обороны Джессом Симмонсом. Должно быть, они уже заканчивают.

Оставив Сэндекера ждать снаружи, мужчина вошел в Овальный кабинет, извинился и прошептал несколько слов президенту. Спустя две минуты Фосетт проводил из кабинета Джесса Симмонса, обменявшегося приветствием с адмиралом, и пригласил Сэндекера войти.

Президент вышел из-за стола и пожал адмиралу руку. Его лицо не выражало никаких эмоций, он держался свободно и раскрепощенно, умными глазами глядя на разгоряченного посетителя, прожигающего его взглядом.

Он повернулся к Фосетту:

– Не могли бы вы нас извинить, Дэн? Я бы хотел поговорить с адмиралом Сэндекером наедине.

Не говоря ни слова, глава администрации вышел и закрыл за собой дверь. Президент указал рукой на кресло и улыбнулся:

– Почему бы нам не присесть и не расслабиться?

– Я лучше постою, – сказал Сэндекер.

– Как пожелаете.

Президент уселся в мягкое кресло и закинул ногу на ногу.

– Сожалею насчет Питта и остальных, – сразу сказал он. – Никто не думал, что так получится.

– Не будете ли вы любезны объяснить мне, что вообще происходит?

– Ответьте на один вопрос, адмирал. Вы бы согласились помочь мне, когда я просил вас о содействии в отправке экипажа на дирижабле, если бы знали, что это выйдет далеко за рамки поисков пропавшего человека?

– Только в том случае, если бы вы четко разъяснили, почему я должен вас поддержать.

– А поверили бы вы мне, если бы я сказал, что поиски мужа госпожой Лебарон являлись частью сложного плана, который должен был открыть прямую линию связи между мной и Фиделем Кастро?

Сэндекер уставился на президента и моментально успокоился. Адмирал ни капли не боялся лидера нации. Он пережил многих президентов, видел, что они склонны к обычным человеческим слабостям. И ни одного из них не посадил бы в президентское кресло.

– Нет, господин президент, я не поверю этому, – сказал он саркастическим тоном. – Если память не изменяет мне, у вас есть очень одаренный государственный секретарь Дуглас Оутс, поддерживаемый государственным департаментом. Я бы сказал, что у них больше возможностей связаться с Кастро через уже налаженные дипломатические каналы.

Президент иронично улыбнулся:

– В такие времена переговоры между недружественными странами должны отличаться от обычных стандартов. Я думаю, вы понимаете.

– Понимаю.

– Вы стараетесь не иметь дел с политиками, государственными делами, общественными партиями Вашингтона и приближенными к ним людьми, не так ли, адмирал?

– Верно.

– Но если бы я отдал вам приказ, вы бы повиновались?

– Да, сэр, – без колебаний ответил собеседник. – Конечно, только если он не нарушает закон, Конституцию или моральные принципы.

Глава государства обдумал его ответ. Затем кивнул и снова указал рукой на кресло:

– Пожалуйста, адмирал. У меня не так много времени, но я кратко объясню вам, что происходит.

Он подождал, пока Сэндекер присел.

– Итак… Пять дней назад в наш государственный департамент из Гаваны был доставлен сверхсекретный документ, написанный самим Фиделем Кастро. В основном он предлагал наладить конструктивные отношения между Кубой и Америкой.

– Что тут такого? – спросил Сэндекер. – Он искал пути примирения еще с тех времен, когда президент Рейган вышвырнул его из Гранады.

– Так и есть, – признал президент. – До сих пор единственным соглашением, которого мы достигли за столом переговоров, был договор о введении миграционной квоты для кубинских диссидентов, переезжающих в Америку. Однако новое письмо совершенно озадачило меня. Кастро просит нашей помощи, чтобы сбросить с Кубы русский ошейник.

Сэндекер с недоверием посмотрел на него:

– Кастро одержим ненавистью к США. Да какого черта… Он все еще планирует вторжение! Не думаю, что его заставляют русские. Куба – их единственный плацдарм в Западном полушарии. Если бы на них что-то нашло и они в приступе маразма перестали оказывать кубинцам поддержку, остров тотчас потонул бы в экономическом болоте. Куба не в состоянии самостоятельно держаться на ногах, у нее недостаточно ресурсов. Я не поверю актерской игре Фиделя, даже если ему станет аплодировать сам Христос.

– Он непростой человек, – признал президент. – Но не стоит недооценивать его намерения. Советы сейчас погрязли в собственном экономическом болоте. Паранойя Кремля против всего остального мира подняла их военный бюджет до таких астрономических высот, какие они больше не могут себе позволить. Уровень жизни у них сейчас ниже, чем в любой другой промышленно развитой стране. Их сельскохозяйственные урожаи, промышленные достижения и показатели экспорта нефти упали ниже некуда. Они больше не в состоянии по-прежнему оказывать масштабную помощь странам Восточного блока. В случае с Кубой русские дошли до той точки, когда они многого требуют, но сами дать ничего не могут. Те времена, когда они могли позволить себе помогать Кубе миллиардами долларов, давать льготные кредиты и продавать оружие по дешевке, уже прошли. Дармовщина закончилась.

Сэндекер покачал головой:

– Но все же, будь я на месте Кастро, я бы не решился на такую сделку. Я не представляю себе, чтобы конгресс согласился выделить миллиарды долларов для финансирования Кубы. А двенадцать миллионов островитян не проживут без импортных товаров.

Президент посмотрел на часы на каминной полке.

– У меня есть всего пара минут. В любом случае больше всего Кастро боится не экономического хаоса или контрреволюции. Он опасается советского влияния, которое постепенно охватывает каждую сферу его полномочий. Люди из Москвы все ближе подбираются к тому, чтобы кубинское правительство и все ресурсы страны полностью перешли к ним в руки. Наконец-то Кастро осознал, что его друзья из Кремля понемногу крадут у него всю страну. Его брат Рауль был ошеломлен, когда узнал, что большая часть командного состава кубинских военных верой и правдой служат Советскому Союзу и даже не скрывают своих просоветских взглядов.

– Вот это удивительно. Кубинцы не любят русских. Да и вообще их жизненные приоритеты совершенно различаются.

– Конечно же, Куба никогда не собиралась становиться пешкой Кремля, но после революции тысячи кубинских студентов отправились учиться в русские университеты. Многие из них в России соблазнились возможностями и деньгами, вместо того чтобы вернуться на родину и до конца жизни честно трудиться на благо страны на работе, которую они могли ненавидеть или где им не светило никаких перспектив. Хитрецы, поставившие личное будущее выше патриотизма, отреклись от Кастро и тайно присягнули на верность Советскому Союзу. Но нужно отдать русским должное. Они выполнили обещания. Пользуясь влиянием на кубинское правительство, они смогли внедрить своих людей на важные посты.

– Кубинский народ до сих пор боготворит Кастро, – сказал Сэндекер. – Не понимаю, как они могут спокойно наблюдать за тем, как он прогибается под Москву.

Лицо президента посерьезнело.

– Есть большая вероятность того, что русские убьют братьев Кастро и свалят всю вину на ЦРУ. Это не так уж и тяжело провернуть, учитывая, что наше агентство уже предпринимало несколько попыток покушения на его жизнь в шестидесятые годы.

– А после этого Кремлю ничто не помешает войти в кубинское правительство и посадить там своих марионеток.

Глава государства кивнул.

– И мы снова возвращаемся к предложенному нам соглашению. Кастро не хочет, чтобы кто-то пронюхал о наших переговорах до того, как мы согласимся поддержать его замысел выбить русских из Карибского бассейна. К сожалению, после первого шага он не отвечает на сообщения от меня и Дуга Оутса.

– Похоже на старую политику кнута и пряника, чтобы раздразнить ваш аппетит.

– Мне тоже так кажется.

– Каким же образом Лебарон может иметь отношение ко всему этому?

– Совершенно случайным образом, но имеет, – сказал президент с иронией. – Вы же помните, с чего все начиналось. Издатель отправился на старинном дирижабле на поиски корабля с сокровищами. На самом деле у него была другая цель, но она не должна волновать НУПИ или лично вас. По иронии судьбы, Рауль Кастро находился в инспекционной поездке по военным штабам острова за пределами Гаваны, когда Лебарона засекли их прибрежные системы наблюдения. Он посчитал, что путешественник может оказаться ему полезен, поэтому приказал охране перехватить дирижабль и сопроводить его на аэродром вблизи города Карденас.

– Дайте-ка я продолжу, – сказал Сэндекер. – Кубинцы снова заправили дирижабль топливом, посадили на него своего посланца с американско-кубинским договором Кастро и снова подняли его в воздух, полагая, что ветры донесут его до США.

– Почти так все и было, – улыбаясь, признал президент. – Но было бы неблагоразумно надеяться лишь на ветер. На борт посадили пилота и близкого друга Фиделя вместе с документом. Они прилетели в Майами, спрыгнули в воду в нескольких милях от берега, а там их подобрала ожидающая яхта.

– Интересно, как же в гондоле оказались три мертвых тела? – продолжал допрос Сэндекер.

– Это пафосный ход Кастро, чтобы доказать серьезность их намерений. Правда, я не успел оценить его.

– Неужели русские ничего не заподозрили?

– Пока что нет. Отличные отношения с кубинцами мешают им раскрыть глаза на такую хитрость.

– Выходит, Рэймонд Лебарон живет и здравствует где-то на Кубе?

Президент развел руки в стороны:

– Могу только предполагать. Источники ЦРУ сообщили, что советская разведка потребовала допросить издателя. Вряд ли кубинцы могли отказать, а Лебарона с тех пор никто не видел.

– И вы даже не пытались договориться, чтобы пленника отпустили? – спросил Сэндекер.

– Ситуация и без того слишком деликатная, чтобы придавать ей еще большую огласку. Когда мы так близки к подписанию американско-кубинского соглашения, я не сомневаюсь, что Кастро позаботится, чтобы уберечь Лебарона от русских и передать его нам.

Президент замолк и снова посмотрел на каминные часы.

– Я опаздываю на конференцию с бюджетниками.

Он встал, подошел к дверям и обернулся к Сэндекеру:

– Я подпишу соглашение как можно скорее. Джесси Лебарон была введена в курс дела и должна передать наш ответ Кастро. План состоял в том, чтобы дирижабль вернулся снова с еще одним представителем семьи Лебарон на борту. Это должно было послужить Кастро сигналом, я сделал все в точности, как и он. Вы разминулись с Джессом Симмонсом на пути в кабинет. Он сообщил мне о фотографиях, сделанных нашей воздушной разведкой. Вместо того чтобы сопроводить дирижабль в Карденас, кубинский патрульный вертолет открыл по нему огонь. После этого по какой-то непонятной причине вертолет взорвался и вместе с дирижаблем упал в море. Я надеюсь, вы понимаете, адмирал, что я не мог послать вслед за ними спасателей, потому что не могу рисковать всей миссией. Я искренне сожалею о смерти Питта. Я обязан ему жизнью, но никогда не смогу вернуть свой долг. Нам остается лишь молиться, чтобы он, Джесси Лебарон и другие ваши друзья каким-то образом выжили.

– Никто не смог бы выжить после крушения в самый разгар урагана, – с укором сказал Сэндекер. – Простите меня, господин президент, но даже Микки-Маус спланировал бы эту операцию куда лучше вас.

На лице президента ясно читалась обида. Он хотел что-то сказать, но передумал и открыл дверь.

– Простите, опаздываю на конференцию.

Больше он ничего не сказал. Глава государства вышел из Овального кабинета, оставив адмирала одиноким и опустошенным.

Обогнув остров и направившись на северо-восток, к Мексиканскому заливу, ураган «Маленькая Ева» начал успокаиваться. Порывы ветра стихли до сорока миль в час, но понадобилось еще два дня, чтобы им на смену пришли нежные южные пассаты.

Кайо-Санта-Мария казалась совершенно необитаемой, словно там не было ни людей, ни животных. Десять лет назад Фидель Кастро по дружбе передал остров в дар союзникам-коммунистам. Новость о том, что эта территория теперь принадлежит России, стала для Белого дома пощечиной.

Местные жители были не добровольно, но без лишнего шума перемещены на материк, а на острове расположились инженерные подразделения ГРУ и военные силы КГБ, которые начали строительство сверхсекретных подземных сооружений. Работа велась в несколько этапов, и только под покровом темноты, под песком и пальмами медленно воздвигались строительные конструкции. Самолеты-разведчики ЦРУ постоянно следили за островом, но им не удавалось обнаружить каких-либо оборонительных сооружений или масштабных транспортных перевозок на грузовых кораблях или самолетах. Углубленная фотоэкспертиза показала не много – всего лишь несколько тропинок и разбитых грунтовых дорог, ведущих в никуда. Как обычно, за островом велась слежка, но ничего, что могло угрожать безопасности Соединенных Штатов, выявлено не было.

Где-то в глубине острова, обдуваемого ветрами, Питт проснулся в небольшом, идеально чистом помещении, на кровати с матрасом из гусиного пуха, под ярким светом. Он не мог вспомнить, спал ли ещекогда-нибудь в своей жизни на перине, но подумал, что это весьма удобно, и мысленно пообещал себе купить такую же, если ему будет суждено вернуться в Вашингтон.

Если не принимать во внимание синяки и ссадины, боль в суставах и легкую пульсацию в висках, мужчина чувствовал себя неплохо. Он лежал и рассматривал серый потолок, пытаясь восстановить картину прошлой ночи. Джесси нашла мужа; охранники сопроводили Питта, Ганна и Джордино в лазарет, где русская женщина-врач с фигурой кегли для боулинга залатала их раны; затем баранье рагу в столовой, которое Дирк оценил на шесть баллов ниже этого же блюда, подаваемого в придорожных кафе в Восточном Техасе; и напоследок их заперли в помещении с туалетом, умывальником, кроватью и узким деревянным шкафом.

Сунув руки под простыню, он ощупал себя. Если не считать нескольких бинтов и марлевых повязок, он был абсолютно голый. Про себя он удивился, зачем доктору непременно нужно раздеть пациента, чтобы сделать ему всего лишь несколько перевязок. Питт опустил босые ноги на бетонный пол и присел, раздумывая о следующем действии. Надувшийся мочевой пузырь напомнил ему, что он все еще живой человек, поэтому Дирк подошел к комоду, жалея, что там не стоит чашечка кофе. Зато эти люди, кем бы они ни были, оставили на комоде его часы «Докс». Стрелки на циферблате показывали 11.55. Питт никогда не спал более девяти часов подряд, поэтому справедливо предположил, что это было утро следующего дня.

Через минуту он наклонился над умывальником и плеснул на лицо холодной воды. Единственное полотенце было грубым и почти не поглощало влагу. Он подошел к шкафу, открыл его и нашел рубашку цвета хаки, брюки на вешалке и пару сандалий. Прежде чем одеться, мужчина стянул повязки с нескольких ссадин, чесавшихся сильнее других, и размял суставы, наконец-то обретшие свободу движений. Одевшись, он попытался открыть тяжелую железную дверь. Она оказалась заперта, поэтому Питт постучал по крепкой металлической поверхности. Звуки ударов гулко разнеслись по комнате, отражаясь от голых бетонных стен.

Ему открыл парень в советской армейской форме, на вид не старше девятнадцати лет, и сразу же отступил назад, нацелив в грудь Питта автоматический пистолет размером с молоток. Солдат жестом велел идти по длинному коридору налево, и пленник подчинился. Они прошли мимо нескольких таких же железных дверей, и Дирк подумал, что за любой из них может быть заперт Ганн или Джордино.

Они остановились у лифта, открытые двери которого придерживал охранник. Войдя внутрь, Питт почувствовал легкое давление на ноги, означавшее, что лифт движется вверх. Он взглянул на индикатор лифта и отметил, что здесь было пять этажей. «Неплохо для землянки», – подумал он. Лифт остановился, и двери автоматически открылись.

Охранник вывел его в ковровый зал со сводчатым потолком. У двух боковых стен стояли шкафы, заставленные сотнями книг на английском языке. Преимущественно это были самые популярные книги современных американских писателей. Всю дальнюю стену закрывала огромная карта Северной Америки. Комната показалась Питту чьим-то личным кабинетом. На мраморной столешнице большого антикварного стола с резными ножками лежали последние выпуски газет «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Дневник Уолл-стрит» и «США сегодня». На столах, стоявших по обе стороны от входной двери, были стопками сложены технические журналы – «Компьютерные технологии», «Новости науки» и «Журнал ВВС». На толстом темно-красном ковре были равномерно расставлены шесть кресел, обтянутых зеленой кожей.

Охранник молча вернулся в лифт и уехал, оставив Питта стоять посреди пустой комнаты.

Дирк подумал, что, скорее всего, за ним сейчас наблюдают, словно за обезьянкой, посаженной в клетку. Он знал, что бесполезно осматривать стены, пытаясь найти видеокамеру. Не было никаких сомнений, что ее спрятали где-то в комнате, чтобы следить за его действиями и все записывать. Он решил проверить, как они отреагируют на такой фокус: закатив глаза и покачнувшись, словно пьяный, мужчина упал на ковер.

Не прошло и пятнадцати секунд, как распахнулась потайная дверь, чей контур полностью сливался с линиями широты и долготы гигантской настенной карты, и в комнату вошел невысокий подтянутый мужчина в хорошо подогнанной по фигуре советской униформе. Он склонился над Питтом и заглянул в его приоткрытые глаза.

– Вы меня слышите? – спросил он на английском языке.

– Да, – промычал Питт.

Русский подошел к столу и наклонил хрустальный графин над бокалом. Затем вернулся и приподнял голову Питта.

– Выпейте, – велел он.

– Что это?

– Крепкий коньяк «Курвуазье», – ответил русский офицер с безупречным американским акцентом. – Вы почувствуете себя лучше.

– Вообще я предпочитаю более ароматный и мягкий «Реми Мартен», – сказал Питт, беря в руки бокал. – Ваше здоровье!

Он маленькими глотками выпил спиртное, потом легко встал на ноги и сел в кресло.

Офицер довольно улыбнулся:

– Похоже, вы быстро идете на поправку, господин…

– Снодграсс. Элмер Снодграсс, из города Молин, штат Иллинойс.

– Приятно познакомиться с жителем Среднего Запада, – сказал русский, усевшись за стол. – Меня зовут Петр Великов.

– Генерал Великов, если я правильно помню русские знаки различия.

– Совершенно верно, – подтвердил Великов. – Вам налить еще коньяка?

Питт покачал головой, рассматривая человека, сидящего перед ним за столом. Ростом Великов был не выше одного метра семидесяти сантиметров и весил около шестидесяти килограммов, на вид ему было лет пятьдесят или около того. Несмотря на нарочитое дружелюбие, Питт все же ощущал в нем некую холодность. У русского были короткие черные волосы с легкой проседью на висках и залысинами над высоким лбом. Голубые глаза цветом напоминали высокогорные озера, а светлокожее лицо имело скорее классические римские, нежели славянские черты. Питт без труда представил его в тоге и с венком на голове – Великов мог бы позировать для скульпторов, ваявших бюст Юлия Цезаря.

– Надеюсь, вы не будете возражать, если я задам вам несколько вопросов? – вежливо спросил генерал.

– Пожалуйста. У меня на сегодня вроде никаких дел не запланировано. Так что я весь ваш.

В глазах Великова на мгновение блеснули льдинки, но тут же растаяли.

– Не могли бы вы рассказать, как оказались на Кайо-Санта-Мария?

Питт беспомощно развел руками:

– Не собираюсь тратить ваше время, поэтому буду говорить начистоту. Я президент Центрального разведывательного управления. Мы с коллегами по совету директоров подумали, что это был бы неплохой рекламный ход – нанять и отправить сюда дирижабль, который раскидал бы по всей Кубе купоны на бесплатную туалетную бумагу. Мне сказали, что здесь у вас острый дефицит туалетной бумаги. К сожалению, кубинским военным не особо понравилась наша маркетинговая стратегия, и они подстрелили нас.

Генерал Великов бросил на Питта ровный, хотя и слегка раздраженный взгляд. Он надел на нос очки и взял со стола документ.

– Судя по вашему досье, мистер Питт – Дирк Питт, если я верно прочитал, – остроумие вам не чуждо.

– А там не написано, что я патологический лжец?

– Нет, но, по-моему, у вас получилась очень увлекательная история. Жаль, что вы не на нашей стороне.

– Я вас умоляю, генерал, ну какое будущее в Москве может иметь такой бунтарь, как я?

– Боюсь, что никакого.

– Благодарю вас за честность.

– Почему бы вам просто не рассказать мне правду?

– Вы все равно в нее не поверите.

– Почему не поверю?

– Если будете видеть руку ЦРУ под каждым камнем, как все коммунисты, тогда точно не поверите.

– Похоже, вы слишком плохого мнения о Советском Союзе.

– А вы сможете перечислить, что сделали ваши люди за последние семьдесят лет, чтобы вас считали хотя бы чуть более человечными? Я никогда не мог понять, почему до русских не доходит, что они стали посмешищем для всего мира. Ваша жалкая империя – самая величайшая шутка истории. Двадцать первый век уже не за горами, а русское правительство ведет себя так, будто они застряли в тридцатых годах.

Великов и глазом не моргнул, но Питт заметил, что его лицо слегка покраснело. Очевидно, генерал не привык выслушивать гневные лекции от человека, какого можно было считать врагом государства. Строгим взглядом судьи, на весах которого лежит жизнь убийцы, генерал всмотрелся в Дирка. Затем задумался.

– Я позабочусь о том, чтобы сказанное вами дошло до политбюро, – сухо сказал он. – А теперь, если вы уже закончили свою сказку, господин Питт, я бы хотел услышать, как вы попали сюда.

Пленник кивнул в сторону стола с графином:

– Вот теперь я бы от коньяка не отказался.

– Пожалуйста, угощайтесь.

Питт наполнил бокал до половины и вернулся в кресло.

– То, что я вам расскажу, – чистейшая правда. Поймите, мне нет смысла лгать. Насколько мне известно, я здесь не для того, чтобы выполнять задания для правительства моей страны. Понимаете меня, генерал?

– Понимаю.

– Наш разговор сейчас записывает спрятанный диктофон, верно?

Великов любезно кивнул:

– Так и есть.

После этого Питт подробно рассказал о том, как ему впервые пришлось иметь дело с неуправляемым дирижаблем, о встрече с Джесси Лебарон в кабинете адмирала Сэндекера, о последнем полете «Проспертира» и попытке спастись от урагана, когда они были на волосок от гибели. О том, как Джордино сбил патрульный вертолет, и об их плавании на «Циклоп» Дирк ни словом не обмолвился.

Великов не поднимал глаз, даже когда Питт закончил рассказ. Не меняя выражения лица, он просматривал досье. Со стороны казалось, будто генерал думал о чем-то своем и даже не слышал слов пленника.

Питт тоже умел играть в эту игру. Он поднял бокал со стола и встал с кресла. Глянув на передовицу газеты «Вашингтон пост», Дирк с легким удивлением заметил, что дата выхода на газете соответствовала нынешнему дню.

– Ваша система доставки работает просто превосходно.

– Что, простите?

– Газета была напечатана всего несколько часов назад.

– Пять часов назад, если точнее.

В пустом желудке Питта громко отозвался коньяк. После третьего глотка неловкое урчание в животе смолкло, и он пошел в наступление.

– Почему вы не отпустите Рэймонда Лебарона? – спросил Дирк.

– Сейчас он полноправный гость нашего дома.

– Но это не объясняет, почему тот факт, что он выжил, умалчивался около двух недель.

– А я и не должен вам ничего объяснять, мистер Питт.

– И почему же Лебарон присутствует на изысканных обедах в выходном костюме, в то время как мы с друзьями должны есть и одеваться как обычные заключенные?

– Потому что все именно так и есть, вы – обычные заключенные. Мистер Лебарон – богатый и влиятельный человек, разговоры с ним могут быть для нас весьма полезными. А вы можете нам доставлять только неудобства. Такой ответ удовлетворит ваше любопытство?

– Если честно, нет, – зевая, ответил Питт.

– Лучше расскажите, как вы уничтожили патрульный вертолет? – внезапно спросил Великов.

– Шапками забросали, – раздраженно огрызнулся Питт. – Чего еще можно ожидать от четверых обычных мирных граждан, среди которых одна женщина, летящих на сорокалетием дирижабле?

– Вертолеты просто так не взрываются.

– Может, в него попала молния, откуда мне знать?

– Если вы и вправду прибыли сюда искать мистера Лебарона и охотиться за сокровищами, тогда как вы объясните сообщение капитана патрульного катера, в котором говорится, что гондола была настолько разрушена пулями, что никто не смог бы выжить, однако за мгновение до того, как вертолет взорвался, капитан заметил, что из дирижабля вырвалась полоска света? При тщательном обыске на месте крушения не было найдено никаких следов оставшихся в живых людей. Тем не менее вы, словно по волшебству, добрались до острова в самый разгар урагана, причем именно в то время, когда патрули укрылись от ветра. Вам такая удача не кажется чуточку странной?

– А что же, по-вашему, случилось?

– Либо дирижаблем управляли дистанционно, либо пулеметчики с вертолета расстреляли кого-то другого. Я думаю, к берегу вас с миссис Лебарон доставила подводная лодка, но во время высадки вы налетели на скалы, отсюда и ваши раны.

– У вас неплохие творческие способности, генерал, но точность вас все еще подводит. Правильно вы описали только нашу высадку. И еще вы забыли самое важное – мотив. Зачем четырем безоружным, да еще и потерпевшим крушение, пытаться напасть на вас?

– Пока что у меня нет ответов, – обезоруживающе улыбнулся Великов.

– Но вы же намереваетесь их получить?

– Я не из тех, кто отступает после первой неудачи, мистер Питт. Хоть ваша история и кажется вымышленной, я не буду ее отметать.

Он нажал кнопку настольного телефона.

– Договорим позже.

– Когда вы собираетесь связаться с нашим правительством, чтобы они могли начать переговоры о нашем освобождении?

Великов снисходительно посмотрел на пленника:

– Прошу прощения. Я забыл вам сказать, что всего час назад мы уведомили ваше правительство о вашей судьбе.

– Значит, они уже знают, что мы живы?

– Нет, теперь они уверены, что вы мертвы.

До Питта не сразу дошел смысл слов Великова. Через несколько долгих секунд он начал осознавать. Дирк сжал зубы, впившись глазами в Великова.

– Что это значит, генерал?

– Все просто, – сказал русский так буднично, будто разговаривал с почтальоном. – Случайно или же преднамеренно, но вы натолкнулись на нашу самую важную военную базу за пределами Советского Союза. Мы не можем позволить вам уйти. После того как мы распутаем истинную цепочку событий, вы умрете.

Хаген выкроил немного времени, чтобы предаться любимому развлечению – еде – и насладиться мексиканским обедом: плоскими блинчиками с мясной начинкой и лепешками с яйцом, запивая это крепкой текилой. Он оплатил счет, вышел из ресторана и поехал по адресу, где проживал Клайд Уорд. Его источники в телефонной компании определили, что номер из блокнота генерала Фишера принадлежал телефону-автомату, расположенному на автозаправочной станции. Айра посмотрел на часы. Ровно через шесть минут его пилот должен был набрать номер с телефона в самолете.

Автозаправочная станция находилась в промышленном районе вблизи железнодорожного парка. Станция работала в режиме самообслуживания, продавая топливо безвестной независимой компании. Он остановился возле заляпанной грязью красной бензоколонки и вставил шланг в топливный бак автомобиля, стараясь не поглядывать в сторону телефона-автомата в офисе станции.

Вскоре после посадки в аэропорту Альбукерке мужчина арендовал машину, после чего слил примерно половину бака топлива, чтобы, когда он подъехал на заправку, это выглядело бы естественно. Внутри бака забулькали пузырьки, затем он закрутил крышку и повесил шланг на место. Когда Хаген вошел в офис и начал возиться с бумажником, на стене зазвонил таксофон.

Одинокий дежурный, накачивавший спущенное колесо, вытер руки о тряпку и снял трубку. Айра прислушался к его монологу.

– «Мэлс сервис»… Кто? Здесь нет никакого Клайда. Да, точно. Вы ошиблись номером… Да, номер тот, но я работаю здесь уже шесть лет и никогда не знал никакого Клайда.

Он повесил трубку, подошел к кассе и улыбнулся Хагену:

– На сколько вы заправлялись?

– На тридцать восемь литров.

– С вас тринадцать долларов и пятьдесят семь центов.

Пока дежурный искал двадцать центов для сдачи, Хаген осмотрел станцию. Он не мог не восхититься профессионализмом, с которым устроили эту декорацию-прикрытие, потому что вся эта станция была именно декорацией. Пол офиса и площадки для замены автомобильного масла не видел швабры уже несколько лет. С потолка свисала паутина, на инструментах было больше ржавчины, чем масла. К тому же и руки, и ногти дежурного не выглядели грязными. Единственное, что поразило Хагена, – здесь была установлена система наблюдения. Его наметанный глаз заметил едва различимые на фоне стены электрические проводки, не подсоединенные ни к каким обычным приборам обслуживания станции. Хотя «жучков» для прослушивания и камер Айра не увидел, он точно знал, что они здесь есть.

– Вы не могли бы мне помочь? – спросил он у дежурного, засунув сдачу в бумажник.

– Чем?

– У меня в двигателе какой-то странный шум. Вы не могли бы заглянуть под капот и сказать мне, в чем проблема?

– Конечно, секундочку. Это не сложно.

Хаген обратил внимание на дизайнерскую прическу дежурного и засомневался, что он когда-нибудь стригся у обычного местного парикмахера. Кроме этого, он заметил небольшую выпуклость у того под брюками, на правой голени чуть выше лодыжки.

Айра припарковался на дальней стороне второй бензоколонки от здания заправочной станции. Он завел двигатель и открыл защелку капота. Поставив ногу на передний бампер, дежурный наклонился над радиатором.

– Ничего не слышу.

– Подойдите сюда, – попросил Хаген. – Здесь лучше слышно.

Он стоял спиной к улице, бензоколонка, машина и открытый капот скрывали их от камер.

Когда дежурный склонился над крылом автомобиля и прислонил голову к отсеку двигателя, Хаген резко выхватил свой пистолет из кобуры, висевшей на ремне за спиной, и ткнул дуло между его ягодиц.

– Тебе в задницу упирается ствол длиной два с половиной дюйма, триста сорок седьмого калибра, и он заряжен матчевыми пулями. Тебе все понятно?

Дежурный напрягся, но старался не показывать страха.

– Да, я тебя понял, дружище.

– Я надеюсь, ты знаешь, какую дыру могут проделать матчевые пули с такого близкого расстояния?

– Я знаю, на что способны матчевые пули.

– Отлично, тогда ты должен знать, что если я нажму на курок, то от твоей задницы до самых мозгов образуется ровный тоннель.

– Дружище, что тебе нужно?

– Куда же подевался твой фальшивый провинциальный акцент? – спросил Хаген.

– Он у меня то появляется, то исчезает.

Айра задрал свободной рукой штанину дежурного и достал оттуда небольшой автоматический пистолет «беретта» калибра 0,38 дюйма.

– Ладно, дружок, где же мне искать Клайда?

– Никогда о таком не слышал.

Хаген втиснул дуло пистолета ему между ягодиц с такой силой, что ткань брюк дежурного затрещала и он ахнул от боли.

– На кого ты работаешь? – выдохнул он.

– На «внутреннее ядро», – ответил Айра.

– Не может быть!

Хаген снова толкнул вперед ствол пистолета, слегка провернув его вверх. Лицо дежурного перекосилось, и он застонал, вся его нижняя часть тела горела от боли.

– Кто такой Клайд? – требовательно спросил Хаген.

– Клайд Бут, – сквозь зубы выдавил дежурный.

– Я тебя не слышу, дружок.

– Его зовут Клайд Бут.

– Расскажи мне о нем.

– Он гениален. Придумывает и изобретает научные штуки, которые используют в космосе. Разные секретные системы для правительства. Я точно не знаю, я всего лишь охранник.

– Где он?

– На заводе в десяти милях к западу от Санта-Фе. Называется «Кью-Би-Тех».

– Как расшифровывается «Кью-Би»?

– «Квотербек», – ответил дежурный. – Бут был игроком сборной Америки по футболу, играл за штат Аризона.

– Вы знали, что я появлюсь здесь?

– Нам приказали быть начеку, когда появится толстый мужчина.

– Сколько вас возле станции? – спросил Хаген.

– Еще трое. Один в эвакуаторе в том конце улицы, один на крыше склада за станцией, один в красном фургоне возле западного бара и какого-то ресторанчика.

– Почему они ничего не делают?

– Нам приказано только следить за вами.

Мужчина перестал давить на дежурного и засунул пистолет в кобуру. Затем высыпал на землю патроны из его пистолета и смел их ногой под машину.

– Ладно, – сказал он. – Теперь возвращайся назад к станции, только не беги.

Когда дежурный прошел половину пути к зданию станции, Хаген уже заворачивал за угол следующего квартала. Он сделал еще четыре поворота, чтобы объехать эвакуатор и фургон, а затем погнал машину прямиком в аэропорт.

Леонард Хадсон вышел из лифта, опустившего его в самое сердце штаб-квартиры колонии Джерси. В руках он держал зонтик, с которого стекали капли дождя, и причудливой формы чемоданчик из отполированного до блеска орехового дерева.

Он отвечал на приветствия сотрудников коротким кивком, не поворачивая голову в их сторону. Хадсон никогда не был нервным человеком, и редко можно было увидеть, как его терзают сомнения, однако сейчас он был обеспокоен. Сообщения от других членов «внутреннего ядра» вселяли опасения. Кто-то планомерно выслеживал каждого из них, одного за другим. Этот кто-то успешно находил бреши в их тщательно разработанных тайных операциях.

Теперь мечта о лунной базе, все разработки, планирование, жизни людей, деньги и усилия, затраченные на колонию Джерси, оказались под угрозой из-за неизвестного злоумышленника.

Он вошел в просторный, но скупо обставленный кабинет, где его уже ждал Гуннар Эриксен.

Тот сидел на диване, держа в руках чашечку горячего кофе и покуривая изогнутую трубку. Его круглое лицо без единой морщины выглядело мрачным, глаза загадочно поблескивали. Он был одет небрежно, но очень стильно, в дорогую спортивную куртку из кашемира, бежевый свитер с треугольным вырезом ворота и подходящие по цвету шерстяные брюки. В эту минуту он был похож на торговца машинами «Ягуар» и «Феррари».

– Ты разговаривал с Фишером и Бутом? – спросил Хадсон, повесив зонтик и ставя чемодан возле стола.

– Разговаривал.

– Есть мысли, кто это может быть?

– Нет.

– Странно, почему он нигде не оставил отпечатков, – сказал мужчина, присаживаясь на диван рядом с доктором Эриксеном и наливая себе кофе из стеклянного кувшина.

Ученый выпустил к потолку струю дыма.

– Еще более странно, что его невозможно разглядеть ни на одной пленке, где он появлялся.

– Агент мог использовать какой-нибудь электронный прибор для искажения картинки на видеокамере.

– Он не похож на обычного частного детектива, – размышлял Эриксен. – Это профессионал высшего класса, у него есть солидная поддержка.

– Агент отлично ориентируется на местности, у него всегда есть все нужные удостоверения и пропуска. А та история, что он наплел доктору Муни насчет аудиторской проверки в главной бухгалтерии, была просто превосходной. Я бы и сам купился на нее.

– Что мы о нем знаем?

– У нас есть всего несколько его описаний, да и то они все слишком различаются во всех его характеристиках, кроме размеров. Все отметили, что он толстяк.

– Возможно, президент обратился в какие-то секретные спецслужбы, о которых не знаем даже мы.

– Если бы это было так, – засомневался Хадсон, – тогда за нами следили бы тучи тайных агентов. А этот, кажется, работает в одиночку.

– Ты не рассматриваешь возможность того, что президент мог тихонько нанять агента, отдаленного от правительственных структур? – спросил Эриксен.

– Я думал об этом, но сильно сомневаюсь. Наш друг из Белого дома внимательно следит за Овальным кабинетом. Он отмечает все звонки и всех, кто звонит, входит или выходит из исполнительного крыла. Конечно, у президента есть еще личная телефонная линия, но не думаю, что о таких делах он стал бы договариваться по телефону.

– Интересно, – сказал Эриксен. – Толстяк начал свое расследование именно там, где мы придумали колонию Джерси.

– Вот-вот, – подтвердил Хадсон. – Он обыскал кабинет Эрла Муни в лаборатории имени Паттендена, а затем отследил телефонный звонок генералу Фишеру и даже намекал, будто ты требуешь, чтобы я оплатил тебе самолет.

– Это очевидное указание на наши фиктивные смерти, – задумчиво сказал Эриксен. – Значит, он как-то сумел связать нас между собой.

– Затем агент объявился в Колорадо и напал на Фишера, вдобавок украв блокнот с фамилиями и телефонными номерами ведущих людей, работающих над проектом «Колония Джерси», среди которых есть и несколько человек «внутреннего ядра». После этого ему удалось уйти, когда мы пытались отловить его у Нью-Мексико. Нам повезло лишь в одном – один из наших агентов безопасности заметил, как в аэропорту Альбукерке приземлился частный самолет без опознавательных знаков, из которого вышел толстяк. А улетел он всего через два часа.

– Если он арендовал машину, значит, должен был пользоваться каким-то документом, удостоверяющим личность.

Хадсон покачал головой:

– Там нет ничего полезного. Он показывал водительские права и кредитную карточку на имя Джорджа Гудфлая из Нового Орлеана, но такого человека даже не существует.

Ученый вытряхнул пепел из трубки в стеклянную пепельницу.

– Странно, почему же он не поехал в Санта-Фе, чтобы попытаться помешать операции Клайда Бута?

– Думаю, агент занимается только шпионской деятельностью.

– В таком случае кто ему платит? Русские?

– Уж точно не КГБ, – сказал Хадсон. – Они бы не передавали зашифрованные сообщения по телефону и не передвигались бы по стране на частном самолете. Нет, этот человек вынужден действовать быстро. По-моему, на него давят сроки.

Эриксен опустил взгляд в чашку с кофе.

– Через пять дней русские планируют высадиться на Луну. Скорее всего, это и есть конец срока.

– Думаю, ты прав.

Эриксен посмотрел на него.

– Теперь хоть ты понимаешь, как опасно было втягивать в это дело президента? – сдержанно сказал он.

Хадсон медленно кивнул.

– Тогда мне казалось, что так будет лучше, – огорченно сказал он. – Хотелось верить, что он поможет обезопасить колонию Джерси от русских.

– Судя по твоему рассказу о вашей встрече, его не впечатлила идея битвы за Луну между нашими людьми и советскими космонавтами. Поэтому он вряд ли обрадуется, когда узнает, что Штейнмец уничтожил три советских корабля.

– Меня больше беспокоит другое, – сказал Хадсон. – Если глава государства на самом деле пытается вмешаться, то почему он поручил это дело только одному человеку, имея предостаточно спецслужб под рукой?

– Как только президент поверил в колонию Джерси, он осознал, что наши люди будут следить за каждым его шагом, что мы всегда сможем замести следы и скрыться от любого расследования. Должен признать, президент – мудрый человек. Он ввел в игру нового персонажа со стороны, которому удается проникать сквозь наши стены быстрее, чем мы успеваем это осознать.

– Но мы все еще можем направить его по ложному следу.

– Уже слишком поздно. Толстяк добыл блокнот Фишера, – сказал Эриксен. – Он знает, кто мы такие и где нас найти. Он очень опасен для нас. Начав с самого хвоста, он уже добирается до нашей головы. Лео, как только толстяк войдет в кабинет президента, тот сразу же постарается остановить войну за колонию Джерси между советскими космонавтами и нашими людьми.

– Ты намекаешь, что нужно избавиться от агента? – спросил Хадсон.

– Нет, – ответил Эриксен. – Лучше не злить президента. Нам нужно просто залечь на дно на ближайшие несколько дней.

– Но мы не знаем, где он окажется в следующий раз, – задумался Хадсон.

Эриксен неторопливо набил трубку табаком.

– Он начал охоту в Орегоне, оттуда перебрался в Колорадо, затем в Нью-Мексико. Я думаю, что следующая его цель – Техас. А точнее, офис нашего человека из НАСА в Хьюстоне.

Хадсон снял трубку телефона и начал набирать номер.

– Жаль, что я не смогу быть там, когда мы схватим этого ублюдка.

Следующие два часа Питт провел лежа на спине в кровати, прислушиваясь к хлопанью металлических дверей и к шагам в коридоре. Молодой охранник принес обед и ждал, пока Дирк ел, чтобы перед уходом убедиться, что ни один столовый прибор не пропал. На этот раз охранник был в лучшем расположении духа и пришел без оружия. Кроме того, он оставил дверь открытой, что дало Дирку возможность во время обеда осмотреть защелку.

Его удивлению не было предела, когда он увидел, что дверь запирается на обычный дверной засов, а не на надежную тяжелую щеколду. Это помещение явно было создано не для того, чтобы держать кого-то взаперти. Больше оно было похоже на чулан.

Питт положил ложку в тарелку с неприятно пахнущей тушеной рыбой и вернул ее в руки охраннику. Сейчас ему больше хотелось увидеть, как запирается дверь, чем доедать помои. Их, по его мнению, принесли специально, чтобы лишить его бодрости. Охранник вышел из помещения и закрыл железную дверь. Пленник навострил уши и услышал звук закрывающегося засова сразу после того, как дверь захлопнулась.

Он опустился на колени и, внимательно осмотрев щель между дверью и дверным косяком, определил, что ширина зазора составляет примерно три миллиметра. Затем Дирк начал рыскать по комнате, выискивая что-нибудь достаточно тонкое, чтобы просунуть в щель и отодвинуть засов.

Основание кровати под пуховой периной было сделано целиком из дерева и собрано на пазах, ничего металлического на нем не было. Носик крана на раковине был керамическим, водопроводные трубы и туалетный бачок также не могли принести никакой пользы. Зато со шкафом ему повезло. Дверные петли на нем отлично вошли бы в щель, только он никак не мог открутить удерживавшие их шурупы ногтями.

Питт все еще ломал голову над этой задачей, когда охранник вдруг распахнул дверь и стал на пороге. Несколько секунд его глаза настороженно осматривали комнату. Затем он указал пленнику на выход, провел его через лабиринт серых бетонных коридоров и остановился перед дверью, помеченной цифрой «шесть».

Охранник бесцеремонно втолкнул мужчину в небольшую квадратную комнату, где стоял отвратительный, тошнотворный запах. На цементном полу в центре комнаты находился сток. Пятна на стене зловеще перекликались с мрачным оттенком красного цвета, в какой она была выкрашена. Единственным освещением в комнате была тускло-желтая лампочка, свисающая с потолка. В таких наводящих тоску комнатах Питту еще бывать не доводилось.

Кроме дешевого и дряхлого деревянного кресла, мебели в комнате не было. Но в кресле сидел человек, на него Питт и уставился. Тот посмотрел в ответ ледяным взглядом. Дирк не мог точно определить рост незнакомца, но его грудь и плечи были настолько массивными, что казалось, будто перед ним сидел бодибилдер, который тысячи часов провел в спортзале, истекая потом и не жалея усилий. Голова была гладко выбритой, а лицо можно было бы назвать красивым, если бы не огромный уродливый нос, совершенно ему не подходящий. Он был одет только в резиновые сапоги и пляжные шорты. Его лицо показалось Питту знакомым, только бы убрать пышные бисмарковские усы.

Не поднимая глаз, здоровяк принялся зачитывать список преступлений, в которых обвинялся пленник. Нарушение кубинского воздушного пространства; уничтожение вертолета и убийство его экипажа; работа в качестве агента ЦРУ; нелегальное пересечение границы страны. Наконец, он пробубнил последнее обвинение в незаконном проникновении в запретную военную зону. Он разговаривал как коренной американец с легким западным акцентом.

– Ну, что скажете?

– Виновен во всех этих грехах.

Огромная рука протянула Питту лист бумаги и ручку.

– Раз вы признаете свою вину, тогда, пожалуйста, распишитесь здесь.

Дирк взял ручку, приложил бумагу к стене и подписал ее, не прочитав ни слова.

Следователь задумчиво посмотрел на подпись.

– Я думаю, вы сделали ошибку.

– Как так?

– Вас зовут не Бенедикт Арнольд.

Питт щелкнул пальцами:

– Точно, ей-богу. Им я был на прошлой неделе. На этой неделе я – Миллард Филлмор.

– Очень смешно.

– Поскольку генерал Великов уже сообщил американским властям о моей смерти, – серьезно сказал Питт, – то я не вижу никакого смысла признавать свою вину. Это все равно что вводить инъекцию пенициллина в скелет. Какой в этом толк?

– Страхование, пропагандистские цели, да и переговорам это тоже пойдет на пользу, – любезно ответил следователь. – Причин множество.

Он замолк, читая документ на столе.

– Генерал Великов предоставил мне ваше досье, там указано, что вы руководили проектом по подъему затонувшего судна «Эмпресс оф Айрленд» на реке Святого Лаврентия.

– Верно.

– По-моему, я тоже в этом участвовал.

Питт присмотрелся к нему. Ему казалось, что они уже встречались, но он ничего не мог вспомнить. Дирк покачал головой:

– Я не припоминаю, чтобы вы работали в моей команде. Как вас зовут?

– Фосс Глай, – медленно произнес он. – Я работал с канадцами, чтобы сорвать вашу операцию.

В голове Питта мгновенно возникла сцена на борту буксира, пришвартованного в одном из доков порта Римуски в Квебеке. Тогда он спас жизнь британскому тайному агенту, гаечным ключом ударив Глая по голове. С большим облегчением Дирк понял, что тот не мог видеть его в ту секунду, потому что он подошел со спины.

– Значит, мы не встречались лицом к лицу, – спокойно сказал Питт.

Он смотрел на Глая, ожидая, что тот узнает его, однако Фосс и глазом не моргнул.

– Наверное, нет.

– Что-то вас далековато от дома занесло.

Громила пожал большими плечами:

– Я работаю на тех, кто платит больше долларов за мои услуги.

– В данном случае денежная машина обеспечивает вас рублями.

– Превращенными в золото, – добавил Глай.

Он вздохнул, встал с кресла и потянулся. На упругой коже выступали вены. Когда он поднялся и вскинул глаза, его гладко обритая голова оказалась примерно на уровне подбородка Питта.

– Я бы с радостью продолжил нашу пустую болтовню о прошлом, Дирк, но вы должны ответить мне на несколько вопросов и поставить подпись под признанием вины.

– Мы поговорим на любую тему, которая вас интересует, только когда я буду уверен, что Лебаронам и моим друзьям ничего не угрожает.

Глай ничего не ответил, с безразличием глядя Питту в глаза.

Пленник едва успел предугадать удар и уклониться. Но Глай не растерялся. Вместо этого он медленно дотянулся рукой до ключицы Питта и сжал ее. Сначала сжимал легко, но затем ослабил хватку и резко сжал еще сильнее. По телу мистера Дирка прокатилась горячая волна обжигающей боли.

Питт схватился за запястье Глая обеими руками и попытался выскользнуть из стальной хватки, но с таким же успехом он мог бы попытаться вырвать с корнем из земли двадцатифутовый дуб. Он изо всех сил сжимал зубы, боясь сломать их. Сквозь взрыв фейерверков боли в голове Питт едва расслышал голос Глая:

– Ладно, Питт, до этого не должно было дойти. Просто скажи, кто стоит за вашим вторжением на остров и зачем им это нужно. Не понимаю, зачем проходить через боль, ты же не мазохист. Поверь мне, тебе не понравится, если будем продолжать в таком ключе. Расскажи генералу все, о чем он хочет знать. То, что ты скрываешь, все равно не изменит ход истории. Своим молчанием ты не спасешь тысячи жизней. Или ты хочешь, чтобы день за днем тебя избивали, ломали все кости, суставы, пока твое тело не превратится в студень? Именно это тебя и ждет, если не захочешь сотрудничать. Уяснил?

Как только Глай ослабил хватку, невероятная боль притупилась. Питт покачнулся на ногах, глядя на своего истязателя из-под полуопущенных век и массируя уродливый синяк, тут же налившийся на плече. Он понимал, что, даже если расскажет правду, ему все равно не поверят. Пытки будут продолжаться до тех пор, пока его силы не иссякнут до конца. Он вежливо спросил:

– Вы получаете премиальные за каждое выбитое из человека признание?

– Я не работаю по заказу, – усмехнулся Глай.

– Ваша взяла, – соглашаясь, сказал Питт. – У меня слишком низкий болевой порог. Вы хотите, чтобы я признался, вот только в чем? В покушении на Фиделя Кастро? Или думаете, что нас прислали, чтобы мы пропагандировали принципы демократии для ваших русских консультантов?

– Мне нужна правда.

– Я уже все рассказал генералу Великову.

– Да, ваш разговор записывался, я слышал его.

– Тогда вы знаете, что госпожа Лебарон, Эл Джордино, Руди Ганн и я пытались отыскать следы Рэймонда Лебарона, исчезнувшего во время поисков затонувшего корабля, где якобы остались сокровища. Вы видите тут какую-то угрозу?

– Генерал Великов считает, что эту историю вы используете в качестве прикрытия другой, более секретной миссии.

– Например?

– Попытка связаться с Кастро.

– Просто смешно. Разве правительства США и Кубы не способны договориться друг с другом без нашей помощи?

– Ганн все нам рассказал, – сказал Глай. – Вы должны были возглавить всю операцию, оказаться в кубинских водах, где их патрульный катер должен был вас подхватить и доставить на материк. Добравшись сюда, вы должны были передать важную информацию, которая касается отношений между США и Кубой.

Питт был искренне удивлен. Для него это было совершенно немыслимо.

– Настолько бредовой сказочки я еще не слышал.

– Тогда почему вы были вооружены и, кроме того, уничтожили кубинский патрульный вертолет?

– У нас не было никакого оружия, – соврал Питт. – Вертолет взорвался у нас на глазах совершенно внезапно. Я не знаю, почему так произошло.

– Тогда объясните, почему кубинская лодка не нашла выживших на месте крушения?

– Мы упали в воду. Было очень темно, море бесновалось. Они попросту могли не заметить нас.

– Тем не менее во время сумасшедшего урагана вам удалось проплыть шесть миль, держась рядом вчетвером, и целыми и невредимыми добраться до Кайо-Санта-Мария. Как такое возможно?

– Думаю, нам просто повезло.

– А теперь прислушайтесь к своим словам и подумайте, чья сказочка звучит бредовей?

Пленник не успел ответить. Глай без лишних слов размахнулся и опустил кулак возле левой почки Питта.

Боль и вспышка внезапного понимания взорвались внутри его одновременно. Падая в черный омут забытья, он пытался протянуть руку к Джесси, но она лишь смеялась в ответ на его усилия.

Глубокий, звучный голос что-то говорил ему в ухо. Слова доносились неясно и будто бы издалека. К краю кровати подобрались скорпионы и тыкали в него своими ядовитыми хвостами. Питт открыл глаза. Яркий флуоресцентный свет ослепил его, поэтому он снова прикрыл веки. Почувствовав на лице что-то мокрое, Дирк подумал, что его уносит под воду, и вскинул руки. Тогда голос раздался отчетливее где-то позади него:

– Ну-ну, приятель, расслабьтесь. Я просто протру вам лицо.

Питт снова открыл веки и увидел перед собой приятное и умное лицо пожилого седовласого человека с мягкими, обеспокоенными глазами. Незнакомец улыбнулся:

– Больно?

– Печет слегка.

– Хотите воды?

– Да, пожалуйста.

Мужчина встал, его голова почти касалась потолка. Он вытащил чашку из маленького холщового мешочка и наполнил водой из умывальника.

Питт схватился за бок и медленно привстал. Он почувствовал слабость и понял, что сильно проголодался. Когда он последний раз перекусывал? Затуманенный мозг отказывался вспоминать об этом. Поблагодарив старика, он взял из его рук чашку с водой и залпом выпил до дна. Затем поднял глаза на своего благодетеля:

– Богатый и безрассудный старина Рэймонд, я полагаю?

Лебарон натянуто улыбнулся:

– Мне не особо нравится, когда меня так называют.

– А вас не так-то и легко было найти.

– Жена рассказала, что вы спасли ей жизнь. Я хочу поблагодарить вас.

– Судя по словам генерала Великова, спасение – лишь небольшая отсрочка нашей смерти.

Улыбка исчезла с лица Лебарона.

– Что он сказал вам?

– «Вы все должны умереть». Так и сказал, слово в слово.

– Он объяснил почему?

– Как я понял, мы натолкнулись на самое секретное советское военное сооружение.

Лицо Лебарона стало задумчивым. Затем он сказал:

– Великов солгал. На самом деле это место было построено, чтобы перехватывать сообщения по радиолиниям микроволнового диапазона по всем США, но из-за быстрого развития прослушивающих спутников размещенные здесь установки устарели еще до того, как постройку завершили.

– Откуда вы знаете?

– Они позволили мне свободно выходить. Если бы остров был строго засекречен, то вряд ли меня выпустили бы из бункера. Я не видел ничего похожего на сложное оборудование связи или антенны. Кроме того, я подружился с несколькими приезжавшими на остров кубинцами, и из разговоров с ними мне удалось кое-что разузнать. В общем, теперь это место служит чем-то вроде укромного курорта для бизнесменов, сюда приезжают руководители крупных компаний, чтобы обсуждать и планировать маркетинговую стратегию на предстоящий год. Именно здесь собираются высокопоставленные советские и кубинские чиновники, чтобы определить политический курс и военную стратегию.

Питт не мог сосредоточиться. Левая почка ужасно болела, хотелось спать. Шатаясь, он подошел к унитазу. Его моча была розового цвета, но крови было немного, поэтому он подумал, что могло быть и хуже.

– Лучше не будем продолжать наш разговор, – сказал Дирк. – Скорее всего, камера прослушивается.

Лебарон покачал головой:

– Нет, не думаю. Мы сейчас так глубоко под землей, что нет смысла оборудовать комнату максимальными средствами безопасности, все равно нам не выбраться. Я бы сравнил это место со старой французской исправительной колонией на Чертовом острове – оттуда тоже невозможно сбежать. Расстояние отсюда до собственно Кубы составляет более двадцати миль. Вода кишит акулами, а течение постоянно относит к морю. Ближайшая суша в другом направлении – это Багамы, в ста десяти милях к северо-востоку. Если вы думаете о побеге, советую забыть о нем.

Питт осторожно откинулся на спинку кровати.

– Вы видели остальных?

– Да.

– И как они?

– Джордино и Ганна поместили вместе в тридцати футах дальше по коридору. Из-за травм их еще не водили в комнату номер шесть. Пока что лечение проходит достаточно хорошо.

– А Джесси?

Лицо Лебарона слегка напряглось.

– Генерал Великов любезно предоставил нам комнату для почетных гостей. Нам даже разрешено обедать вместе с офицерами.

– Рад слышать, что вас обоих избавили от посещения комнаты номер шесть.

– Да, нам с Джесси повезло, что с нами обращаются по-человечески.

Тон, с которым Лебарон произнес это, казался неубедительным, слова прозвучали слишком монотонно, а в глазах ни на секунду не заиграла искорка. Он не был похож на человека, известного своей смелостью, жаждой к приключениям и яркими провалами в мире бизнеса и вне его. Питт подумал, что это совсем не тот энергичный человек, в чьих советах нуждались многие финансисты и мировые лидеры. Сейчас он больше походил на униженного фермера, лишенного земли каким-нибудь бессовестным банкиром.

– А что с БакомЦезарем и Джо Кавильей? – спросил Питт.

Издатель печально пожал плечами:

– Баку удалось ускользнуть от охранников во время прогулки на свежем воздухе, и он попытался уплыть, используя ствол поваленной пальмы в качестве плота. Его тело, а точнее, то, что не доели акулы, выбросило на пляж спустя три дня. Ну а Джо после нескольких сеансов в комнате номер шесть впал в кому и умер. Очень жаль. У него не было причин отказываться от сотрудничества с генералом Великовым.

– Вам никогда не приходилось встречаться с Фоссом Глаем?

– Нет, я был избавлен от этой участи. Почему? Да я и сам не знаю. Может быть, генерал Великов думает, что я представляю ценность для обмена.

– В общем, побывать у него повезло только мне, – мрачно сказал Питт.

– Я хотел бы помочь вам, но генерал даже не внял моим просьбам не трогать Джо. К вам он оказался так же безразличен, как и к нему.

Дирк отстраненно задумался о том, почему издатель все время упоминает воинское звание русского, называя того генералом Великовым, и не иначе.

– Не понимаю смысла такого жестокого допроса. Ради чего им нужно было убивать Кавилыо? Что они хотят услышать от меня?

– Правду, – коротко сказал Лебарон.

Питт резко взглянул на него:

– Правда в том, что я знаю, что вы с вашими приятелями отправились на поиски «Циклопа» и исчезли. Мы с вашей женой отправились искать место кораблекрушения в надежде, что там мы сможем узнать, что с вами случилось. Скажите мне, что из этого может показаться ложью.

Собеседник рукавом вытер со лба вновь выступивший пот.

– Нет смысла спорить со мной, я не тот, кто вам не верит. У русских такой менталитет – видеть ложь в каждом правдивом слове.

– Вы разговаривали с Джесси. Уверен, что она уже рассказала вам, как нам удалось найти «Циклоп» и попасть на остров.

Издатель заметно поморщился, когда услышал о «Циклопе». Питту показалось, что упоминание о корабле внезапно оттолкнуло от него старика. Он поднял холщовую сумку и постучал в дверь. Почти сразу она распахнулась, и Лебарон ушел.

Фосс Глай ждал Лебарона в комнате номер шесть. Он был похож на истинное порождение зла, ходячую машину для убийства, которой чужды жалость к страданиям и смерти. Он насквозь пропах запахом гниющего мяса.

Мужчина, содрогаясь от страха, подошел и молча передал ему в руки холщовый мешок. Глай запустил туда руку, достал небольшой диктофон и перемотал ленту. Несколько секунд он вслушивался в голоса, чтобы убедиться, что они отчетливо слышны.

– Он доверяет тебе? – спросил Глай.

– Да, он даже не пытался ничего скрывать.

– Он работает на ЦРУ?

– Уверен, что нет. Он оказался на острове совершенно случайно.

Глай вышел из-за стола и резко схватил дряхлую кожу на боку Лебарона, крепко сжал и начал проворачивать ее. Знаменитый издатель выпучил глаза, задыхаясь от боли, пронизавшей тело. Он медленно опустился на колени на бетонный пол.

Мучитель склонился над ним и уставился с застывшей ледяной ненавистью в глаза Лебарона.

– Хватит врать мне, сволочь, – грозно прорычал он, – или твоя милашка жена будет следующей, кого изуродуют!

Айра Хаген решил обхитрить Хадсона и Эриксена, миновав Хьюстон. В поездке туда не было необходимости. Компьютер на борту самолета и так сказал все, что было нужно. Отслеживание техасского номера телефона из блокнота генерала Фишера вывело его на кабинет директора службы управления полетов НАСА Ирвина Митчелла, он же Ирвин Дюпюи. Проверив другое имя из списка, Хаген выяснил, что Стив Ларсон – на самом деле Стив Буше, директор летно-исследовательского центра НАСА в Калифорнии.

Было девять негритят, осталось их четыре…

В записях Хагена о членах «внутреннего ядра» появились новые примечания:

Рэймонд Лебарон Последнее местоположение – Куба

Генерал Марк Фишер Колорадо-Спрингс.

Клайд Бут Альбукерке.

Ирвин Митчелл Хьюстон.

Стив Буше Калифорния.

Дин Бигл (?) Филадельфия (имя и местоположение не проверено).

Дэниел Кляйн (?) Вашингтон (то же самое).

Леонард Хадсон Мэриленд (местоположение не проверено).

Гуннар Эриксен Мэриленд (то же самое).

До конца срока оставалось всего сорок шесть часов. Хаген постоянно держал президента в курсе событий и предупредил его, что едва успеет завершить расследование в срок. Тем временем глава государства уже собрал команду из доверенных лиц, которые должны будут схватить членов «внутреннего ядра» и доставить их в указанное место, которое президент уточнит позже. Козырь Хагена был в том, что он вплотную подобрался к трем оставшимся именам из списка. Он готов был поспорить, что они все находились в тесной взаимосвязи.

Приземлившись на самолете в международном аэропорту Филадельфии, Айра решил изменить свой обычный план и не тратить время на аренду машины. Пилот заранее сделал звонок, поэтому, спустившись по трапу, агент увидел, что его уже ждет лимузин «Линкольн». Во время поездки длиной в двадцать четыре мили вдоль реки Скулкилл к Национальному историческому парку Вэлли Фордж он составлял доклад для президента и размышлял, как поскорее обнаружить Хадсона и Эриксена. Их общий телефонный номер, как оказалось, принадлежал отключенному телефону в заброшенном доме под Вашингтоном.

Как только автомобиль проехал мимо парка, где разбивала лагерь армия Джорджа Вашингтона зимой 1777/78 года, Хаген закрыл чемодан. Многие деревья все еще были укрыты золотыми листьями, а холмы до сих пор не окрасились в коричневый цвет. Водитель свернул на дорогу, которая вилась вокруг нависающего над парком холма и была с обеих сторон обнесена старой каменной стеной.

Таверна «Конница и артиллерия» была построена в 1790 году на месте остановки дилижансов в качестве постоялого двора для колониальных путешественников. Ее окружали широкие лужайки и рощица тенистых деревьев. Живописное трехэтажное здание выделялось голубыми ставнями и величавым крыльцом. Таверна служила подлинным примером старых фермерских домов из белого камня, а на ее фасаде висела табличка, сообщавшая, что она занесена в Национальный реестр исторических мест.

Хаген вышел из лимузина, поднялся по ступенькам на крыльцо, где стояло старинное кресло-качалка, и прошел в прихожую, обставленную антикварной мебелью вокруг уютного камина, в котором потрескивали горящие поленья. В обеденном зале его пригласила к столу девушка, одетая в колониальный костюм.

– Дин уже здесь? – вскользь спросил Айра.

– Да, сэр, – бодро ответила она. – Сенатор на кухне. Хотите видеть его?

– Я буду очень признателен, если он уделит мне пару минут.

– Не желаете пока что взглянуть на меню?

– Да, пожалуйста.

Хаген просмотрел меню и нашел список старинных американских блюд весьма заманчивым. Но он был сейчас не в состоянии полностью предаться мыслям о еде. Агент не мог поверить, что Дин Бигл мог оказаться сенатором Дином Портером, который когда-то возглавлял влиятельную Комиссию по иностранным делам и был близок к тому, чтобы обогнать Джорджа Макговерна в предвыборной гонке за президентское кресло. Будучи членом сената почти тридцать лет, Портер оставил неизгладимый след в американской политике, перед тем как ушел в отставку всего два года назад.

Лысый мужчина лет восьмидесяти вышел из кухни через вращающуюся дверь, вытирая руки о край фартука. Невыразительное старческое лицо, сгорбленная фигура. Он подошел к столику Хагена и посмотрел на него, не меняя выражения лица:

– Хотели меня видеть?

Хаген встал.

– Сенатор Портер?

– Да.

– Меня зовут Айра Хаген. Я владелец сети ресторанов, специализирующихся на американских блюдах, но и близко не таких оригинальных, как ваши.

– Лео предупредил меня, что вы придете, – напрямик сказал Портер.

– Может быть, присядем?

– Вы останетесь на ужин, мистер Хаген?

– Планировал остаться.

– Тогда разрешите предложить вам бутылочку нашего вина собственного приготовления.

– Спасибо.

Сенатор подозвал официантку и сделал заказ. После этого повернулся к Хагену и посмотрел ему прямо в глаза:

– Скольких из нас вы вычислили?

– Вы шестой, – ответил Хаген.

– Хорошо, что вы решили не заезжать в Хьюстон. Лео просил наших парней оказать вам теплый прием.

– Сенатор, вы являлись членом «внутреннего ядра» с самого начала?

– Я вступил в дело в 1964 году, помогал налаживать подпольное финансирование.

– Восхищен вашей первоклассной работой.

– Я так понимаю, вы работаете на президента?

– Верно.

– Что он собирается делать с нами?

– Собирается раздать вам все награды, какие вы заслужили. Но главная его цель – остановить ваших людей, чтобы предотвратить войну за Луну.

Портер промолчал, пока служанка ставила на стол бутылку холодного белого вина. Он ловко вытащил пробку и налил вино в бокал. Сделав большой глоток, сенатор прополоскал вино во рту и кивнул:

– Неплохо.

Затем наполнил бокал агента.

– Представьте, мистер Хаген, пятнадцать лет назад наше правительство совершило глупейшую ошибку, решив вовлечь наши космические технологии в безмозглую игру, которую назвали «рукопожатием в космосе». Если вы помните, тогда получила широкую огласку у общественности совместная русско-американская программа, когда наши астронавты с корабля «Аполлон» должны были объединиться с космонавтами корабля «Союз‑19» и встретиться с ними на орбите. С самого начала я выступал против этого, но в то время был период ослабления напряжения между странами, поэтому мой голос оказался всего лишь гласом вопиющего в пустыне. Я не доверял русским тогда, не доверяю и сейчас. Вся их космическая программа держалась только на политической пропаганде, а на самом деле технических достижений у них было немного. А мы сами, своими же руками дали русским доступ к новейшим американским технологиям, которые на двадцать лет опережали их разработки. И даже после этого советская космическая техника оставалась полным дерьмом в сравнении с тем, что создали мы. Но на эти политические поддавки было спущено четыре миллиона долларов. То, что мы целовали задницу русским в то время, как они обдирали нас, в очередной раз доказывает фразу Барнума[117], что на наш век простофиль хватит. И тогда я поклялся себе, что не допущу, чтобы такое случилось снова. Поэтому я больше не буду молчать и не позволю русским прибрать к рукам колонию Джерси. Если бы они превосходили нас технически, то не сомневаюсь, что они выкинули бы нас с Луны.

– Получается, вы согласны с Лео, что прибывших на Луну русских нужно уничтожить.

– Они сделают все, что в их силах, чтобы присвоить все научные победы нашей лунной базы. Посмотрите в лицо реальности, мистер Хаген. Вы ведь ни разу не слышали о том, чтобы наши тайные агенты скупали у русских их передовые технологии и контрабандой перевозили в Россию. Советы зависят от нашего прогресса, потому что они сами слишком глупы и близоруки, чтобы что-то создать своими руками.

– Должен заметить, русские у вас не в почете, – сказал Хаген.

– Возможно, если Кремль решит предпринять что-то, чтобы сделать мир лучше, и откажется от их любимого метода «разделяй и властвуй», тогда я поменяю мнение о них.

– Вы поможете мне найти Лео?

– Нет, – коротко ответил сенатор.

– Тогда «внутреннему ядру» остается лишь ждать, что решит президент.

– Для этого он вас и послал?

– Он надеялся, что я успею найти всех вас, пока еще есть время.

– Какое еще время?

– Через четыре дня советские космонавты впервые приземлятся на Луне. Если люди на колонии Джерси убьют их, то русское правительство будет чувствовать за собой полное право сбивать наши космические корабли и разрушать космические лаборатории.

Сенатор посмотрел на Хагена ледяным взглядом:

– Интересная гипотеза. По-моему, нужно просто подождать и самим все увидеть, разве нет?

Питт использовал застежку с ремешка часов в качестве отвертки, чтобы раскрутить болты, крепящие дверные петли на шкафу. Затем просунул петлю между дверным засовом и защелкой. Она вошла туда почти идеально. Теперь ему оставалось лишь дождаться, пока охранник принесет ужин.

Он зевнул и лег на кровать, задумавшись о Рэймонде Лебароне. Совсем не таким он представлял себе известного издателя-магната. Репутация Лебарона явно не оправдывала себя. Он показался Питту слишком запуганным. Кроме того, миллионер ни разу не упомянул разговоры с Джесси, Алом и Руди, хотя они, несомненно, попросили бы его передать Дирку какие-нибудь ободряющие слова. Что-то в действиях Лебарона казалось ему очень подозрительным.

Он присел на кровати, как только услышал звук дверной защелки. Вошедший охранник держал в руках поднос. Взяв его из рук охранника, Питт поставил поднос себе на колени.

– Что за деликатесы ты принес мне сегодняшним вечером? – весело спросил пленник.

Охранник неприязненно скривил губы и равнодушно пожал плечами. Дирк не мог его винить. На подносе лежала небольшая буханка липкого безвкусного хлеба и тарелка с безобразной тушеной курицей.

Питт сильно проголодался, и, кроме того, ему было необходимо восстановить силы. Он кое-как проглотил пищу, едва подавив приступ тошноты. Наконец пленник вернул поднос охраннику, тот молча взял его и вышел в коридор, закрывая за собой дверь.

Дирк мгновенно спрыгнул с кровати, упал на колени и всунул одну из петель от шкафа между засовом и дверным косяком, мешая засову стать на место. В то же время он надавил на дверь плечом и подставил вторую петлю, чтобы сымитировать щелчок.

Услышав удаляющиеся шаги охранника, он ослабил давление на дверь, стянул с руки кусок бинта над порезом и привязал его поверх засова, чтобы дверь оставалась открытой.

Сняв сандалии и воткнув их себе за пояс, мужчина всунул бинт в щель и беззвучно выскользнул в пустой коридор, прижимаясь к стене. Охранников либо охранного оборудования нигде не было видно.

Для начала он собирался найти друзей и вместе спланировать побег, но уже через двадцать ярдов по коридору наткнулся на узкую и круглую шахту пожарного выхода с лестницей, ведущей наверх, в темноту. Он решил посмотреть, куда идет этот лаз. Подъем оказался бесконечно долгим, и пленник понял, что, скорее всего, лаз с лестницей ведет наружу, мимо верхних этажей подземного сооружения. В конце концов его руки коснулись деревянного люка над головой. Дирк уперся в него плечами и медленно надавил. Люк громко скрипнул и поддался.

Питт втянул в легкие побольше воздуха и замер. Прошло пять минут, но ничего не произошло, никто не поднял шума, а приподняв люк, он очутился на бетонном полу гаража, заставленного военными и строительными машинами. Помещение гаража было весьма просторным, восемьдесят футов в ширину, сто футов в длину и около пятнадцати футов до потолка, поддерживаемого рядом стальных балок. В гараже было темно, только в дальнем углу виднелся свет из окна небольшой караульной комнаты. Внутри за столом сидели двое русских в военной форме и играли в шахматы.

Питт выскользнул из люка и, прячась за припаркованными автомобилями, прокрался под окнами караульного помещения до выхода из гаража. До сих пор он не мог понять, почему побег из камеры заточения давался ему так легко, но первая сложность возникла именно тогда, когда он меньше всего этого ожидал. Ворота были под напряжением. Пройти через них, не потревожив шахматистов, было невозможно.

Двигаясь в темноте, он начал пробираться вдоль стен в поисках другого выхода, хотя и знал, что это безнадежное дело. Если здание находилось на поверхности, то у него могли быть только одни большие ворота для машин.

Питт полностью обошел гараж вдоль стен и вернулся на то же место, откуда начинал обход. Смутившись, он уже собирался сдаться, но, бросив взгляд на потолок, заметил наверху вентиляционное отверстие. Оно было достаточно большим, чтобы через него мог протиснуться человек.

Дирк бесшумно вскарабкался на крышу грузовика, поднял руки над головой и подтянулся на поперечной опорной балке. После этого медленно прополз тридцать футов к отдушине и выбрался наружу. Поток свежего, наполненного влагой воздуха придал ему сил. Похоже, порывы ураганного ветра начали успокаиваться и уже вряд ли достигали более двадцати миль в час. Тучи закрывали небо лишь в нескольких местах, а при свете месяца можно было кое-как осмотреться в радиусе ста метров.

Тут же появилась новая задача – нужно было перебраться через высокую стену, окружающую постройку. В сторожке у ворот кто-то находился, поэтому просто пройти мимо, как две ночи назад, не получится.

В конце концов удача в очередной раз пришла на помощь Питту. Он наткнулся на небольшой водоотвод, уходящий под стену. Нырнув в него, он тут же уперся в решетку из железных прутьев. К счастью, от жаркого и влажного тропического воздуха они сильно проржавели, и мужчина смог легко отогнуть прутья в стороны.

Спустя три минуты Дирк выбрался наружу и рывком перебежал через размытую дорогу в рощу пальмовых деревьев. Вокруг не было видно ни охранников, ни электронных камер слежения, а низкие кустарники надежно скрывали его силуэт, который невозможно было разглядеть на фоне светлого песка. Он бежал к берегу, пока перед ним снова не показался электрический забор.

Наконец беглец нашел то место, где забор был повален ураганом. Его уже успели починить, но по лежащей рядом пальме он сразу понял, что именно здесь они проходили в прошлый раз. Дирк упал на колени и начал выгребать песок из-под забора. Чем глубже он копал, тем больше песка засыпалось во впадину с другой стороны. Около часа ушло на то, чтобы выкопать достаточно глубокую яму и через нее перебраться за забор.

Плечи и почки нещадно ныли, и он вспотел так сильно, что из него можно было выжимать воду. Питт пытался вспомнить дорогу к месту, где они впервые выбрались на берег после столкновения со скалами. Но ничего из того, что он мог разглядеть при тусклом свете луны, не напоминало места, какие им довелось проходить во время урагана и с закрытыми глазами.

Питт побродил по пляжу взад-вперед, рыская между скалами. Хотелось бросить все и просто упасть без сил, но внезапно его взгляд наткнулся на какой-то отблеск на песке. Он протянул руку и нащупал топливный бак от подвесного двигателя их надувной лодки. Приводной вал и винт лежали в песке примерно в тридцати метрах от воды. Он снова начал рыть влажный песок, пока не выкопал сам мотор. Затем подхватил его на плечо и пошел по берегу, подальше от постройки русских.

Дирк не имел ни малейшего представления, куда он шел и где ему прятать мотор. Его ноги все глубже погружались в песок, а шестидесятифунтовый двигатель отнимал последние силы. Каждые несколько сотен ярдов он останавливался, чтобы передохнуть.

Пройдя около двух миль, беглец вышел к заросшей сорняками дороге, извивающейся между несколькими рядами заброшенных домов, уже превратившихся в развалины. Большинство из них были дряхлыми лачужками, ютившимися вокруг небольшого залива. Питт догадался, что здесь когда-то была рыбацкая деревня. Это было одно из поселений, жителям которого было приказано перебираться на материк, когда сюда пришли русские.

Он с облегчением сбросил с плеч двигатель и начал рыскать в домах. Стены и крыши были сделаны из листов гофрированного железа и дерева. Уцелела лишь малая часть мебели. На берегу он нашел лодку, но не успел обрадоваться, как его надежды тут же рухнули. Дно лодки напрочь прогнило.

В голову Питту пришла мысль построить плот, но он сразу отбросил ее из-за того, что на это уйдет слишком много времени, да и не факт, что он сумел бы его смастерить в кромешной темноте и без инструментов. Даже если бы что-то вышло, плот не был бы надежен на такой бурной воде.

Светящиеся стрелки на его часах показывали 1.30. Если он собирался найти Джордино и Ганна, то пора было двигаться дальше. Дирк не знал, где достать топливо для двигателя, но у него не было времени, чтобы отправляться на поиски прямо сейчас. По его подсчетам, он сможет вернуться в камеру только не менее чем через час.

За развалинами одного из сараев он нашел старую чугунную ванну. Положив мотор рядом, мужчина перевернул ванну вверх дном. Затем закинул на нее несколько шин и сгнивших матрасов и, вооружившись пальмовой ветвью, отправился заметать следы на семьдесят пять футов назад.

Обратная дорога к гаражу оказалась намного проще, чем побег оттуда. Нужно было только не забыть разогнуть прутья решетки в водостоке. Только сейчас он вдруг с удивлением подумал, что вокруг такой секретной постройки должны были ходить патрули охраны, но тут же до него дошло, что над островом постоянно летают американские самолеты-шпионы с такими камерами, что на фотографиях, сделанных с высоты девяноста тысяч футов, можно было разглядеть надпись на мячике для гольфа.

Советы должны были понимать, что лучше пренебречь надежной охраной для того, чтобы создать иллюзию безлюдного заброшенного острова. Кубинские диссиденты, бежавшие от правительства Кастро, конечно же, не обратили бы на это внимания, а изгнанные из страны кубинские военные в первую очередь сосредоточились бы на материке. Раз на остров никто не высаживается и отсюда никто не убегает, значит, русским просто незачем выставлять большое количество охранников.

Питт нырнул в вентиляционное отверстие и тихо прокрался через гараж назад к люку. В коридоре до сих пор было тихо. Он посмотрел на дверь в камеру и увидел, что бинт все еще на месте.

Теперь он собирался найти Ганна и Джордино. Но испытывать удачу ему больше не хотелось. Хоть и вряд ли их камера была заперта надежно, но Питт опасался, что кто-то появится в коридоре. Если заметят, что ему удалось выбраться из комнаты, то на надежде сбежать можно ставить крест. Он не сомневался, что в таком случае Великов и Глай запрут его куда подальше, если сразу не расправятся с ним.

Однако чутье подсказало Дирку, что рискнуть нужно именно сейчас. Другой такой возможности могло больше не выпасть. Каждый звук эхом отдавался от бетонных стен коридора, поэтому он смог бы услышать приближающиеся шаги, чтобы вовремя вернуться в камеру, если не зайдет слишком далеко.

Соседняя комната оказалась малярной кладовой. Он рылся в ней несколько минут, но не нашел ничего полезного. Следующие две комнаты были пусты. В третьей хранились инструменты водопроводчика. Затем он отпер следующую дверь и неожиданно для себя уставился в удивленные лица Ганна и Джордино. Он быстро проскользнул внутрь и осторожно прикрыл дверь, чтобы дверная задвижка не защелкнулась.

– Дирк! – воскликнул Джордино.

– Тише, – прошептал Питт.

– Как я рад тебя видеть, дружище!

– Вы проверили, комната не прослушивается?

– Сразу же, то есть через тридцать секунд после того, как нас заперли здесь, – ответил Ганн. – Все чисто.

В это мгновение Дирк разглядел темно-фиолетовые пятна синяков под глазами Джордино.

– Вижу, ты уже побывал у Фосса Глая в комнате номер шесть.

– У нас был очень интересный разговор. Хоть и довольно односторонний.

Питт перевел взгляд на Ганна, но не заметил никаких следов побоев.

– Ты в порядке?

– Он слишком умен, чтобы вышибать мне мозги, – натянуто улыбнулся товарищ. Затем указал пальцем на сломанную лодыжку. Гипса уже не было. – Он получал кайф, выкручивая мне ногу.

– А что с Джесси?

Ганн и Джордино мрачно переглянулись.

– Мы боимся, что худшее из всего, – сказал Ганн. – В тот же вечер мы с Алом слышали женские крики, когда выходили из лифта.

– В то время мы возвращались с допроса от этого гнусного ублюдка Великова.

– У них такая система, – объяснил Питт. – Сперва генерал пытается втереться нам в доверие, подманивая пряником, а затем отправляет на свидание с кнутом Глая.

Он сердито прошелся по маленькой комнате.

– Мы должны найти Джесси и убираться отсюда.

– Как? – спросил Джордино. – К нам заходил Лебарон и во время разговора подчеркнул, что с острова невозможно сбежать.

– Раз уж мне удалось выбраться отсюда, то я бы не стал так доверять безрассудному богачу Рэймонду, – едко заметил Питт. – Думаю, Глай крепко его отделал.

– Согласен.

Ганн повернулся на бок, удобнее положив сломанную лодыжку.

– Как ты собираешься сбежать с острова?

– Я нашел и спрятал мотор с нашей надувной лодки, на тот случай, если не удастся украсть новую.

– Что? – Джордино недоверчиво уставился на Питта. – Ты выходил наружу?

– Ну, я бы не назвал это прогулкой по парку, – ответил Питт. – Но уже составил маршрут побега к пляжу.

– Мы не сможем украсть лодку, – категорично сказал Ганн.

– Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

– Пригодилось мое поверхностное знание русского языка. Я подслушал немало тюремных слухов от охранников. И еще у меня получилось подсмотреть несколько мелочей из документов Великова в его кабинете. Мне показалось интересным, что по ночам на остров выгружают запасы из подводной лодки.

– Для чего все так запутанно? – проворчал Джордино. – По-моему, перевозить обычными кораблями было бы намного быстрее.

– Для этого нужны портовые сооружения, а их отлично видно с воздуха, – пояснил Ганн. – Что бы здесь ни происходило, они очень стараются не привлекать к этому внимания.

– Мне тоже так кажется, – поддержал Питт. – Русские очень постарались, чтобы остров выглядел безлюдным.

– Неудивительно, что они так обалдели, когда мы вошли к ним прямо через парадную дверь, – задумчиво сказал Джордино. – Тогда я понимаю, к чему их допросы и пытки.

– А я все сильнее убеждаюсь, что нам нужно удрать отсюда – только это нас спасет.

– А потом предупредить наши спецслужбы, – добавил Ганн.

– Когда ты планируешь устроить побег? – спросил Джордино.

– Завтра ночью, сразу после того, как охранник принесет ужин. Ганн долго смотрел на Питта тяжелым взглядом и потом сказал:

– Ты должен бежать в одиночку, Дирк.

– Мы пришли вместе, вместе и уйдем.

Джордино покачал головой:

– Ты не сможешь тащить нас с Джесси на спине.

– Эл прав, – сказан Ганн. – Мы не в том состоянии, чтобы проползти хотя бы пятьдесят ярдов. Лучше мы останемся, чем пойдем с тобой и лишим тебя шансов на успех. Освободи Лебаронов, и гребите в Штаты что есть сил.

– Я не могу рисковать и довериться Рэймонду Лебарону. Наверняка он сдаст нас. Не верю его рассказам о том, что остров – всего лишь тайный курорт для бизнесменов.

Ганн недоуменно покачал головой:

– Первый раз вижу такой курорт, где распоряжаются военные, которые еще и пытают своих гостей.

– К черту Лебарона! – Глаза Джордино сузились от ярости. – Но ради бога, спаси Джесси до того, как этот сукин сын Глай убьет ее.

Питт был загнан в угол.

– Я не могу просто уйти и оставить вас двоих на верную смерть.

– Если ты этого не сделаешь, – серьезно сказал товарищ, – то умрем мы все, и больше никто не сможет рассказать, что происходит на этом проклятом острове.

Настроение было мрачным, но прошло уже довольно много времени, поэтому на душе стало не так тяжело. На утреннее мероприятие собралось не больше сотни людей. Несмотря на то что присутствовал сам президент, лишь один канал новостей направил съемочную группу освещать событие. Небольшая толпа тихо стояла в укромном уголке парка Рок Крик и дослушивала конец краткой речи президента:

– …и поэтому сегодня утром мы с вами собрались, чтобы отдать запоздалую дань уважения восьмистам американским солдатам, чье судно «Леопольдвилль» было подорвано торпедой в порту Шербур во Франции в канун Рождества 1944 года. Еще никогда таким трагедиям военного времени не было отказано в чести, которую они заслуживают. Еще никогда о таких трагедиях настолько не забывали.

Он замолк и кивнул в сторону памятника, накрытого покрывалом. Покров стянули, явив народу статую одинокого солдата, стоящего в решительной позе, с уверенным взглядом, одетого в шинель и при полном полевом снаряжении, с карабином «М 1», перекинутым через плечо. От бронзовой ростовой статуи военного, поднятого на волне, обвившей его за лодыжки, веяло величием.

После минуты аплодисментов глава государства – он, кстати, проходил военную службу в Корее, лейтенантом в артиллерийском подразделении морской пехоты – начал пожимать руки выжившим бойцам с «Леопольдвилля» и другим ветеранам дивизии Пантер. Приближаясь к лимузину Белого дома, он внезапно застыл, когда пожал руку десятому мужчине в ряду.

– Трогательная речь, господин президент, – послышался знакомый голос. – Мы можем поговорить наедине?

Губы Леонарда Хадсона расплылись в иронической улыбке. Теперь он совершенно не походил на кедди Реджи Салазара. В этот раз на его лице была дьявольская бородка, дополняющая густые седые волосы. Он был одет в шерстяной свитер с высоким воротником и твидовый пиджак. На ногах – фланелевые брюки темно-кофейного цвета и отполированные до блеска английские кожаные туфли. Он выглядел так, будто сошел с плаката, рекламирующего коньяк в журнале «Таун энд Кантри».

Президент повернулся к агенту секретной службы, стоявшему в футе от его локтя, и сказал:

– Этот человек будет сопровождать меня до Белого дома.

– Большая честь для меня, сэр, – сказал Хадсон.

Глава государства на секунду засмотрелся на него и решил продолжать игру. Его лицо расплылось в дружеской улыбке:

– Я ведь не могу упустить возможность обменяться байками со старым приятелем, не так ли, Джо?

Президентский кортеж свернул на Массачусетс-авеню, красными мигалками и сиреной разгоняя машины в час пик. Около двух минут никто не открывал рта. Наконец Хадсон сделал первый шаг:

– Вы вспомнили, где мы с вами встречались раньше?

– Нет, – солгал президент. – Совершенно не могу припомнить ваше лицо.

– Наверное, вы перевидали множество людей…

– Честно говоря, у меня были дела поважнее.

Хадсон перешел к игре в открытую:

– Такие, как бросить меня за решетку?

– Я бы скорее сказал – спустить в канализацию.

– Вы не паук, господин президент, а я – не муха. Если вы думаете, что я попал в ловушку, когда сел в ваш автомобиль, окруженный агентами спецслужб, то ошибаетесь. Не сомневайтесь, что я смогу выйти отсюда целым и невредимым.

– Снова старый трюк с фальшивой взрывчаткой?

– Не совсем. Настоящая пластиковая взрывчатка прикреплена под столом одного из четырехзвездочных ресторанов нашего города. Восемь минут назад сенатор Адриан Горман и госсекретарь Дуглас Оутс уселись за этот стол для официальной встречи за завтраком.

– Вы блефуете.

– Может быть, но если нет, задумайтесь, разве то, что вы схватите меня, стоит кучи смертей в переполненном ресторане?

– Что вы хотите на этот раз?

– Отзовите свою ищейку.

– Христа ради, объясните нормально.

– Прикажите Айре Хагену оставить меня в покое, пока он еще может дышать.

– Кому?

– Айре Хагену, вашему школьному товарищу, который работал в министерстве юстиции.

Президент невидящим взглядом посмотрел в окно, будто пытаясь вспомнить кого-то.

– Кажется, прошла уже целая жизнь с того момента, как я последний раз разговаривал с ним.

– Не нужно лгать, господин президент. Вы наняли его, чтобы вычислить членов «внутреннего ядра».

– Что? – Президент выглядел искренне удивленным. Затем он рассмеялся: – Вы забываете, кто я такой. Одним телефонным звонком я мог бы поставить на уши ФБР, ЦРУ и не менее пяти других разведывательных спецслужб, чтобы найти ваши задницы.

– Тогда почему же вы так не сделали?

– Потому что у меня было несколько встреч с научными консультантами и несколькими весьма уважаемыми людьми из нашей космической программы. И они единогласно пришли к выводу, что колония Джерси – несбыточная мечта. Вы рассказали мне занятную сказку, Джо, но она не более чем бред обманщика.

Хадсон попался на удочку.

– Клянусь богом, колония Джерси существует.

– Конечно, по моим расчетам, она находится где-то между страной Оз и Шангри-Ла.

– Поверьте мне, Винс, когда наши первые колонисты вернутся с Луны, вы сможете потрясти весь мир своим заявлением.

Президент пропустил мимо ушей, как Хадсон запанибратски назвал его по имени.

– На самом деле вам хотелось бы, чтобы я объявил русским войну за выдуманную лунную колонию. Мне интересно, для чего это вам? Может быть, вы какой-нибудь голливудский специалист по рекламе и пытаетесь раздуть ажиотаж перед выходом нового фильма про космос? Или всего лишь психически больной пациент, сбежавший из сумасшедшего дома?

Хадсон не сумел подавить вспышку ярости.

– Вы идиот! – рявкнул он. – Вы не сможете так просто отмахнуться от величайших научных достижений в истории.

– Ладно. – Президент поднял трубку автомобильного телефона: – Алло, остановите машину. Мой гость выходит.

За стеклянной перегородкой шофер из службы безопасности поднял руку и кивнул, показывая, что понял. Затем сообщил об остановке другим машинам в кортеже президента. Через минуту колонна свернула в тихий жилой переулок и остановилась у обочины.

Президент протянул руку и открыл дверь.

– До встречи, Джо. Не знаю, что вы там нафантазировали про Айру Хагена, но если я услышу о его смерти, то первым же делом отправлюсь в суд, чтобы дать показания о том, что вы угрожали его жизни. Конечно, до этого может не дойти, если вас казнят раньше за совершение массового убийства в шикарном ресторане.

В яростном оцепенении Хадсон начал медленно выходить из лимузина. Наполовину выйдя из машины, он замер.

– Вы делаете ужасную ошибку, – осуждающе сказал он.

– Это мне не впервой, – ответил президент, закрывая дверь.

Глава государства откинулся на спинку сиденья и самодовольно улыбнулся. Все сделал как нужно, подумал мужчина. Он смог вывести Хадсона из себя и заставить его расставлять баррикады не на тех улицах. Проницательный ход с переносом открытия памятника «Леопольдвиллю» на неделю раньше оправдал себя. Возможно, это было не очень удобно для ветеранов, которые должны были принять участие в мероприятии, зато он смог выиграть хоть какое-то время для Хагена.

Хадсон стоял на травянистой парковой дорожке и смотрел вслед уходящему вдаль кортежу президента, пока тот не исчез за следующим поворотом. Он был растерян и сбит с толку.

– Проклятый тупоголовый бюрократ! – проорал он в отчаянии.

Проходящая мимо женщина с собачкой неприязненно обернулась на него.

Рядом с Хадсоном остановился ничем не примечательный с виду фургон «Форд», и он забрался внутрь. Вокруг полированного стола из красного дерева были расставлены шикарные кожаные кресла. Двое мужчин, одетые в роскошные деловые костюмы, с надеждой смотрели на него, пока он устало опускался в кресло.

– Ну, как все прошло? – спросил один из них.

– Этот тупой ублюдок вышвырнул меня вон, – раздраженно ответил Хадсон. – Он сказал, что не видел Айру Хагена уже кучу лет, и, кажется, ему плевать на мои угрозы убить его и взорвать ресторан.

– Я не удивлен, – подал голос напряженный мужчина с квадратным красным лицом и крючковатым носом. – Этому парню самоуверенности не занимать.

Не вынимая пустую трубку изо рта, Гуннар Эриксен спросил:

– Что еще?

– Он уверен, что колония Джерси – обман.

– Он узнал тебя?

– Думаю, нет. Он все еще называет меня Джо.

– Возможно, притворяется, что не вспомнил.

– Он был очень убедителен.

Эриксен развернулся к мужчине с крючковатым носом:

– А тебе как кажется?

– Хаген – большая загадка. Я внимательно следил за президентом и не заметил между ними никаких контактов.

– А вам не кажется, что агента нанял кто-то из начальников разведывательного управления? – спросил Эриксен.

– Если так и есть, то точно не через обычные каналы связи. Единственный, с кем встречался президент из разведывательных структур, – Сэм Эмметт из ФБР. Я не смог достать отчет о встрече, но знаю, что она была связана с тремя телами, найденными в дирижабле Лебарона. Кроме этого, больше ничего такого не было.

– Нет, он точно должен был что-то предпринять. – Голос Хадсона звучал тихо, но уверенно. – Боюсь, мы недооценили его проницательность.

– В каком смысле?

– Он знал, что мы встретимся снова и я попрошу его убрать от нас Хагена.

– Что привело тебя к такому выводу? – спросил человек с крючковатым носом.

– Хаген, – ответил Хадсон. – Опытный агент, работающий под прикрытием, никогда не будет привлекать к себе лишнего внимания. Айра был одним из лучших. И он неспроста выдал себя тем звонком генералу Фишеру и маленьким свиданием лицом к лицу с сенатором Портером.

– Но тогда зачем президенту преследовать нас, если он не выдвигает никаких требований или условий? – спросил Эриксен.

Хадсон покачал головой:

– Это меня и пугает, Гуннар. Хоть убей, я не пойму, что он мог задумать.

Старый пыльный кемпер с номерами штата Джорджия ехал следом за «Фордом», держась на почтительном расстоянии и сливаясь с другими городскими автомобилями. Сзади в салоне за небольшим обеденным столиком с наушниками на голове и микрофоном сидел Айра Хаген и откупоривал бутылку вина «Мартин Рэй Каберне Совиньон». Вынув пробку, он поставил бутылку на столик и отрегулировал громкость голоса на приемнике, подключенном к деке катушечного магнитофона.

Затем сдвинул наушники на одно ухо.

– Теряем сигнал. Нужно немного приблизиться.

Водитель с поддельной растрепанной бородой и в бейсбольной кепке «Атланта Брэйвз», не оглядываясь, ответил:

– Нас подрезало такси, пришлось притормаживать. Мы нагоним их в следующем квартале.

– Держите их в поле зрения, пока они не остановятся.

– Что происходит? Это наркоторговцы?

– Ничего серьезного, – ответил Хаген. – Они подозреваются в организации подпольных покерных турниров.

– Подумаешь, – проворчал водитель, не поняв иронии.

– Не забывайте, азартные игры по-прежнему незаконны.

– Как и проституция и еще многие вещи, которые делают нашу жизнь веселее.

– Следите лучше за фургоном, – деловым тоном сказал агент. – Не позволяйте им отдаляться больше чем на квартал.

Из динамика протрещало:

– Говядина, я – Бифштекс.

– Я вас слышу, Бифштекс.

– Антрекот в зоне видимости, но я бы еще немного снизил высоту. Он сливается с автомобилями того же цвета, поэтому, если их закроют деревья или здания, мы рискуем его упустить.

Хаген высунул голову из заднего окна машины и посмотрел на летящий выше вертолет.

– На какой вы высоте?

– Над этой частью города предельная высота тринадцать сотен футов. Но есть и другие проблемы. Антрекот направляется к торговому центру «Капитолий». Полеты там запрещены.

– Бифштекс, будьте на приеме. Я достану вам разрешение.

Айра сделал звонок по автомобильному сотовому телефону и через минуту снова связался с пилотом вертолета:

– Бифштекс, я – Говядина. Вам разрешен полет на любой высоте над городом, главное, не поставить под угрозу жизни граждан. Как меня слышите?

– Судя по всему, вы очень влиятельный человек.

– Мой босс знает нужных людей. Не спускайте глаз с Антрекота.

Хаген откинул крышку дорогой корзинки с едой от «Аберкромби & Фитч», достал консервную банку с гусиной печенью и вскрыл ее. Налив себе вина, он вернулся к прослушиванию разговора мужчин в фургоне.

Он не сомневался, что среди них был Леонард Хадсон. Также в разговоре упомянули имя Гуннара Эриксена. Но вот кто был третьим, пока оставалось загадкой.

Хагена кто-то преследовал. Он вычислил уже восьмерых членов «внутреннего ядра», но девятый все еще оставался в тени. Мужчины в фургоне куда-то направлялись… но куда? Как выглядит то место, где находится штаб-квартира колонии Джерси? И что за дурацкое название – «Колония Джерси»? Что оно значит? Есть здесь какая-нибудь связь со штатом Нью-Джерси? Должно быть что-то, что объясняло бы, почему о создании лунной базы ничего не знали высшие правительственные чиновники. Во главе проекта стоял не Хадсон и не Эриксен, а кто-то намного более могущественный. Возможно, это и был тот последний недостающий человек из списка членов «внутреннего ядра».

– Бифштекс – Говядине. Антрекот повернул к северо-востоку на Род-Айленд-авеню.

– Вас понял, – ответил Хаген.

Он раскрыл на столе карту округов Колумбия и Мэриленд и начал карандашом проводить красную жирную линию между ними и округом Принс-Джорджес, продлевая ее дальше. Род-Айленд-авеню перетекала в шоссе US1, которое сворачивало на север, в сторону Балтимора.

– Есть предположения, куда они направляются? – спросил водитель.

– Ни малейших. Хотя… – Хаген замялся. – Мэрилендский университет. Не дальше двенадцати миль от центра Вашингтона. Хадсон и Эриксен точно остановятся недалеко от какого-нибудь учреждения, чтобы воспользоваться нужной научно-исследовательской базой.

Агент проговорил в микрофон:

– Бифштекс, не спускайте с них глаз. Верней всего, Антрекот направляется к университету.

– Вас понял, Говядина.

Спустя пять минут фургон свернул на шоссе и проехал через небольшой пригород Колледж-Парка. Еще через десять минут, примерно через милю, автомобиль подъехал к большому торговому центру, на обоих выездах которого располагались известные универмаги. Несколько акров парковки были вплотную заставлены автомобилями покупателей. Разговор внутри фургона прекратился. Этого Хаген не ожидал.

– Черт! – выругался он.

– Я – Бифштекс, – раздался голос пилота вертолета.

– Я вас слышу.

– Антрекот только что заехал под огромный навес перед главным. входом. Я их не вижу.

– Ждите, пока они снова не появятся, и опять садитесь им на хвост, – приказал Хаген. Он встал из-за стола и подошел к водителю. – Остановитесь рядом с ними.

– Не могу. Между нами шесть автомобилей.

– Кто-нибудь из машины выходил к магазинам?

– Тяжело увидеть что-то в такой толпе. Кажется, двое или трое вышли из фургона.

– Вы хорошо запомнили человека, какого они подобрали в городе? – спросил Хаген.

– Седые волосы и борода. Худощавый, ростом около 175 сантиметров. На нем был свитер с высоким воротником, твидовый пиджак и коричневые брюки. Да, я узнаю его, если увижу.

– Тогда езжайте вокруг парковки и поищите его. Должно быть, он и его приятели сменят машину. А я пока что зайду в торговый центр.

– Антрекот движется, – сообщил пилот.

– Следите за ним, Бифштекс. Я пока что прекращу связь.

– Вас понял.

Хаген выскочил из кемпера и сквозь толпу покупателей направился ко входу вторговый центр. Найти три иголки в стоге сена было бы куда легче. Он знал, как выглядит Хадсон, видел фотографии Гуннара Эриксена, но кто-то из них, если не оба, мог остаться в фургоне.

Айра отчаянно метался от одного магазина к другому, всматриваясь в лица мужчин, благо почти всегда они возвышались над головами женщин-покупательниц. Его раздражало, что это все происходило в выходной день. Утром буднего дня он мог бы пальнуть по магазину из пушки и ни в кого не попасть. Почти час прошел в бесплодных поисках, после чего он вышел наружу и остановился возле кемпера.

– Не нашли их? – спросил он, заранее зная ответ.

Водитель покачал головой:

– Я почти десять минут обходил парковку. Людей и машин слишком много, к тому же многие из них едут как зомби, когда ищут свободное место на стоянке. Те, за кем вы следите, без проблем могли уйти через другой выход и уехать, пока я был на этой стороне здания.

Хаген ударил по машине кулаком от отчаяния. Он подошел уже так близко, просто невероятно близко, и в итоге споткнулся на самом финише.

Для того чтобы уснуть, Питту пришлось залезть на шкаф и выкрутить яркую флуоресцентную лампочку. Он беспробудно спал до тех пор, пока охранник не принес ему завтрак. Он чувствовал себя бодро и с таким упоением набросился на густую кашу, словно она была его любимым блюдом. Охранник выглядел недовольным, когда заметил, что лампа погасла, но Питт только безучастно пожал плечами и продолжил поедать кашу.

Спустя два часа его сопроводили в кабинет генерала Великова. Как он и думал, Великов пытался применить тактику выжидания, долго не появляясь в комнате, чтобы сломить его дух. Господи, до чего же русские наивны. Дирку пришлось подыграть, расхаживая по кабинету и приняв обеспокоенный вид.

Сегодняшний день должен был стать решающим для Питта. Он был уверен, что сможет сбежать снова, но теперь опасался новых препятствий, какие могли возникнуть на пути. С другой стороны, он боялся и очередной встречи с Фоссом Глаем. После нее он, возможно, будет уже не в состоянии выбраться отсюда.

Откладывать и отступать больше нельзя. Этой же ночью ему нужно сбежать с острова.

Наконец в комнату вошел Великов и несколько секунд рассматривал Питта, прежде чем поздороваться. Генерал держался подчеркнуто холодно, его взгляд был упрямым и твердым. Кивком он приказал Питту сесть на жесткий стул, которого не было здесь во время их прошлой встречи. Когда он заговорил, его голос звучал угрожающе:

– Подпишете признание в том, что вы шпион?

– Только если это осчастливит вас.

– Если вы будете здесь острить, ничего хорошего не выйдет.

Внезапный порыв ярости пересилил здравый смысл, и Дирк не смог сдержать себя:

– Я не собираюсь любезничать с подонком, который пытает женщин.

Великов вскинул брови:

– Объяснитесь.

Питт повторил слова Ганна и Джордино, присвоив их себе.

– Любые звуки далеко разносятся по бетонным коридорам. Я слышал крики Джесси Лебарон.

– Неужели? – Привычным движением руки Великов пригладил волосы. – Вы должны понимать свою выгоду от сотрудничества с нами. Расскажете правду – и мне не придется доставлять неудобства вашим друзьям.

– Правду никто не скрывает. Дело в том, что вы сами зашли в тупик. Четыре человека рассказали одно и то же. И вам, такому профессиональному следователю, все еще кажется, что здесь что-то не так? Все четверо под пытками одинаково ответили на вопросы. Не умея анализировать факты, вы, как и все русские, продолжаете слепо верить в свои убеждения. Если я подпишу признание в шпионаже, вы потребуете поставить подпись под еще каким-нибудь преступлением против вашего драгоценного государства, а в итоге мне придется подписываться под каждым плевком на тротуар. Тактика русских проста, как их архитектура и самые изысканные блюда. Одно требование следует по пятам за другим. Для чего вам правда? Вы не признаете ее, даже когда она сама встанет у вас перед глазами и треснет по шарам.

Великов в молчаливом презрении уставился на Питта, как славянин на монгола.

– Снова предлагаю вам сотрудничество.

– Я обычный морской инженер и не знаю никаких военных тайн.

– Меня интересует, что вам известно об острове от начальства и как вы оказались здесь.

– Какой смысл что-то рассказывать? Вы уже ясно дали понять, что нам не жить.

– Возможно, смерть можно будет отсрочить.

– Без разницы. Мы уже сказали все, что знаем.

Великов побарабанил пальцами по столу.

– Вы по-прежнему утверждаете, что попали на Кайо-Санта-Мария случайно?

– Так и было.

– И ожидаете, что я поверю в эту чушь, что из всех островов и берегов Кубы госпожа Лебарон вдруг оказывается в том же месте, где живет и ее муж, хотя, по вашим словам, она даже не знала об этом?

– Честно говоря, я бы и сам с трудом поверил. Но именно так все и произошло.

Великов злобно посмотрел на пленника. Казалось, генерал чувствовал, что тот говорит правду, но не мог заставить себя принять ее.

– У меня уйма времени, господин Питт. Я уверен, что вы скрываете что-то очень важное. Вернемся к нашему разговору, когда вы не будете столь высокомерны.

Потянувшись к столу, он нажал кнопку, вызывающую охрану. На его лице появилась улыбка, но она совершенно не выражала удовольствия или веселья. Улыбка была грустной.

– Простите, что так внезапно, – сказал Фосс Глай. – Хотя, как показывает опыт, неожиданность дает более эффективные результаты, чем длительное выжидание.

Войдя в комнату номер шесть, Питт не успел сказать ни слова. Когда пленник переступил порог, Глай выскочил из-за приоткрытой двери и ударил его со спины чуть выше почки. Мужчина задыхался от боли и почти терял сознание, но ему удалось устоять на ногах.

– Так, мистер Дирк, теперь, когда я привлек ваше внимание, может быть, вы соизволите что-нибудь рассказать?

– Вам никто не говорил, что вы псих? – сквозь сжатые зубы выдавил Питт.

Пленник увидел, как сверху опускается кулак, подготовился и уклонился от удара. Отскочив к стене, он опустился на пол, изображая потерю сознания. Слизнув кровь с губ, Дирк почувствовал, как левая часть лица начала неметь. Он закрыл глаза и ничком распластался по полу. Находясь в лапах садиста, нужно было действовать осторожно, оценить реакцию Глая на его ответы и поведение и предугадать, когда и где будет нанесен следующий удар. Остановить жестокость было невозможно. Он лишь молился, чтобы пережить допрос, не получив серьезной травмы.

Фосс подошел к грязному умывальнику, набрал ведро воды и выплеснул на Питта.

– Ну же, Дирк. Насколько я знаю, вы можете держать удар намного лучше.

Тот с трудом поднялся на руки и на колени, отхаркивая кровь на бетонный пол, и убедительно застонал, едва не плача.

– Я не могу сказать вам больше, чем знаю, – пробормотал он.

Глай подхватил его на руки, словно маленького ребенка, и усадил на стул. Уголком глаза Питт заметил, что садист делает яростный замах правой рукой. Он как мог увернулся, приняв удар под висок чуть выше скулы. На несколько секунд его пронзило ужасной болью, после чего он снова попытался сымитировать потерю сознания.

Фосс выплеснул на его голову очередное ведро воды, и все началось заново. Глай склонился к лицу мужчины:

– На кого работаете?

Питт поднял руки и обхватил пульсирующую болью голову.

– Джесси Лебарон наняла меня, чтобы выяснить, что случилось с ее мужем.

– Вас высадили на подводной лодке.

– Мы летели на дирижабле от самого Флорида-Кис.

– Вы собирались прибыть сюда, чтобы собрать информацию и передать ее властям Кубы.

Питт нахмурился в замешательстве:

– Передать информацию властям? Я не понимаю, о чем вы говорите.

На этот раз Глай ударил Питта в солнечное сплетение, выбивая из легких каждый кубический сантиметр воздуха, после чего спокойно сел и стал наблюдать за реакцией.

Пленник согнулся, пытаясь восстановить дыхание. Ему казалось, что сердце не выдержит и остановится. Он сглотнул желчь в горле, почувствовал, как со лба капает пот, а легкие скручиваются в узел. Стены комнаты задрожали и поплыли перед глазами. В конце длинного тоннеля он видел улыбающуюся физиономию Глая.

– Каким было ваше задание, когда вы прибыли на Кайо-Санта-Мария?

– Не было заданий, – прохрипел Питт.

Тюремщик поднялся и подошел, чтобы нанести очередной удар. Питт, покачиваясь, встал на ноги, на мгновение отклонился и начал оседать на пол, опустив голову. Теперь он понял, кто такой Глай. Он нашел его слабое место. Как и большинство садистов, мучитель был трусом. Он бы почувствовал себя не в своей тарелке и струхнул, если бы ему дали равный отпор.

Глай выгнулся, но внезапно замер в удивлении. Оттолкнувшись кулаком от пола и вывернув плечи, Питт выбросил правую руку, вложив в удар все силы, какие мог. Нос тюремщика хрустнул, затрещали хрящи и кости. Сразу же после этого последовали два быстрых удара слева, и Питт завершил комбинацию мощным хуком в корпус. Ему казалось, что он бьет в каменную стену Эмпайр-стейт-билдинг.

Любой другой человек после такого упал бы навзничь. Глай отшатнулся на несколько футов и остолбенел, его лицо медленно краснело от ярости. Из носа капала кровь, но, не обращая на нее внимания, он поднял над головой кулак и потряс им:

– Да я тебя за это убью, – пригрозил он.

– Засунь угрозы себе в задницу, – приглушенно ответил Питт.

Он схватил стул и швырнул через всю комнату. Противник, не особо напрягаясь, отбил его рукой в сторону. У Питта помутилось в глазах, и он почувствовал, как шея онемела от сильных ударов.

Глай схватился за раковину и буквально сорвал ее с водопроводных труб на стене, после чего занес над головой и, подскочив на три шага, бросил в пленника. Тот отпрыгнул в сторону. Раковина влетела в стену над ним с силой тяжелого сейфа, упавшего с небоскреба, но его прыжок все же был запоздалым на доли секунды. Он инстинктивно выставил руки навстречу падающим осколкам фарфора и железа.

Спасение Питта пришло из дверей. Задвижка щелкнула как раз в то мгновение, когда раковина разбилась о стену и разлетелась на осколки. Дирк рухнул в коридор под ноги изумленных охранников. К ноющему боку и голове добавились боли в паху и правой руке. Побледнев и изо всех сил стараясь оставаться в сознании, он поднялся на ноги, руками опираясь о стену.

Глай вытащил из двери застрявшие осколки раковины и уставился на Питта взглядом озверевшего убийцы.

– Ты покойник. Ты будешь умирать медленно, прочувствуешь каждую секунду своей смерти и станешь умолять, чтобы я завершил твои страдания. На следующей нашей встрече я переломаю тебе все кости и вырву сердце.

Питт ни капли не боялся его слов. Боль немного отошла, и он почувствовал прилив восторга. Он выжил. Хоть ему и пришлось пострадать, зато теперь путь был свободен.

– В следующий раз притащу с собой дубинку, – мстительно пообещал он.

Как только охранник помог Питту добраться до его комнаты, пленник сразу же заснул. Спустя три часа он открыл глаза. Пролежав еще несколько минут, мужчина подождал, пока его мозг снова начнет соображать. Тело и лицо покрылись многочисленными синяками и ушибами, но кости оставались целы. Он выжил.

Дирк сел и свесил ноги с койки, немного помедлив, чтобы прошло головокружение. Он поднялся на ноги и начал разминать суставы, стараясь восстановить подвижность. Волна слабости прокатилась по всему телу, но он заставил себя продолжить упражнение, не обращая на нее внимания, пока мышцы и суставы опять не стали гибкими.

Охранник принес обед. Когда он уходил, Питт снова ловко сжал замок: не зря он упорно оттачивал это движение до совершенства, чтобы случайно не испортить все дело. Он немного подождал, пока шаги и голоса за дверью стихнут, а затем вышел в коридор.

Драгоценной была каждая секунда. Ему предстояло сделать еще очень много, а времени до рассвета оставалось всего несколько часов. Он всей душой жалел, что не может позволить себе пойти попрощаться с Джордино и Ганном, ведь с каждой минутой промедления таяли его шансы на успех. Первым делом нужно было найти Джесси и вытащить ее.

Он нашел даму за пятой по счету дверью, которую попытался открыть. Она лежала на грязном одеяле, расстеленном на бетонном полу. На оголенном теле не было заметно следов избиения, но некогда красивое лицо очень сильно опухло и покрылось фиолетовыми синяками. Глай продемонстрировал зверскую жестокость, унизив ее и посягнув на самое дорогое, что есть у прекрасной женщины, – лицо.

Питт склонился над ней и нежно прижал ее голову к себе, хотя его глаза горели от ярости. Жажда мести жгла его изнутри. Как никогда раньше, его трясло от безумного желания расплаты. Сжав зубы, он осторожно тряхнул ее, чтобы разбудить.

– Джесси! Джесси, ты меня слышишь?

Когда она открыла глаза, ее губы задрожали.

– Дирк, – простонала она, – это ты?

– Да, я вытащу тебя отсюда.

– Как?

– Я нашел способ выбраться из бункера.

– Но мы же на острове. Рэймонд сказал, что сбежать отсюда невозможно.

– Я припрятал моторчик от надувной лодки неподалеку. Если получится построить небольшой плот…

– Нет! – категорически прошептала она.

Джесси попыталась сесть, гримаса боли исказила опухшее лицо. Он мягко сжал ее за плечи и опустил на пол.

– Не двигайся, – сказал он.

– Ты должен идти один, – возразила она.

– Я не оставлю тебя здесь.

Женщина слабо покачала головой:

– Нет. Если я пойду с тобой, то нас точно поймают.

– Прости, – решительно сказал Дирк. – Хочешь ты этого или нет, но ты идешь со мной.

– Неужели не понимаешь? – воскликнула она. – Ты наша единственная надежда на спасение. Если сможешь вернуться обратно в Штаты и рассказать президенту, что здесь происходит, то Великов будет вынужден оставить нас в живых.

– Что президент сможет сделать?

– Больше, чем ты думаешь.

– Тогда Великов был прав. Здесь и в самом деле есть какой-то заговор.

– Не трать время на догадки. Пожалуйста, иди. Если ты спасешься сам, то спасешь всех нас.

Внезапно Питт почувствовал, что восхищается Джесси. Сейчас она была похожа на выброшенную куклу, избитую и беспомощную, но он знал, что она была так же красива внешне, как и внутри, проявляя смелость и решительность. Он опустил голову и мягко поцеловал ее в распухшие и потрескавшиеся губы.

– У меня все получится, – уверенно сказал он. – Пообещай, что будешь держаться, пока я вернусь.

Она слабо улыбнулась:

– Ты сводишь меня с ума своими шутками. Ты не сможешь вернуться на Кубу.

– Вот увидишь, смогу.

– Удачи, – прошептала она. – Прости меня за то, что влезла в твою жизнь.

Дирк улыбался, но на его глаза наворачивались слезы.

– Именно это и нравится мужчинам в женщинах. С вами не заскучаешь.

Он снова поцеловал ее в лоб и развернулся к выходу, костяшки его загорелых кулаков заметно побелели.

Подъем по лестнице пожарного выхода отозвался болью в руках Питта. Когда он наконец достиг люка, то несколько секунд помедлил, восстанавливая силы, а затем откинул крышку в сторону и вынырнул в темноте гаража. Военные все еще убивали время за игрой в шахматы. Наверное, таким образом они каждую ночь скрашивали часы своего пребывания на посту. Они даже почти не выглядывали из окна на стоящие в гараже автомобили. Вряд ли что-то могло потревожить их. По всей видимости, это были даже не охранники, а обычные механики.

Дирк решил пройтись по гаражу среди верстаков, подставок для смазок, масел и полок с запчастями, грузовиков и строительных инструментов. В грузовиках Питт нашел несколько запасных девятнадцатилитровых канистр с топливом. Он легонько постучал по каждой, пока не нашел ту, которая была заполнена доверху. В остальных топлива оставалось примерно половина или даже меньше. Пошарив на полках, мужчина обнаружил резиновую трубу и перекачал топливо в пару канистр побольше. Он чувствовал, что сможет тащить две канистры примерно по тридцать восемь литров. Правда, их надо будет еще как-то протащить через вентиляционное отверстие на крыше.

Питт нашел буксирный трос на одной из стен и пропустил его концы через ручки канистр с топливом. Связав их между собой узлом, он поднялся между опорными балками. Наблюдая за шахматистами, Дирк медленно, по одной, подтянул канистры наверх и протолкнул в вентиляционное отверстие.

Через пару минут он уже тащил их по двору к водоотводу, уходящему под стену. Вскоре Питт разогнул решетку и поспешил наружу.

Месяц плавал в чистом небе среди звезд. Чувствовалось легкое дуновение ветра, ночной воздух был прохладным. Дирк надеялся, что море сейчас тоже спокойное.

Ни с того ни с сего он решил пересечь дорогу с другой стороны. В этот раз времени ушло намного больше. Вскоре от тяжелых канистр руки заболели так сильно, что казалось, будто они сейчас оторвутся от суставов. Ноги вязли в мягком песке, пришлось останавливаться каждые двести ярдов, чтобы отдышаться и унять растущую боль в руках.

Внезапно мужчина зацепился за что-то ногой и растянулся на краю большой поляны, окруженной рощей пальм, которые росли так часто, что их толстые стволы почти соприкасались. Пошарив руками у земли, он обнаружил металлическую проволоку, почти невидимую на фоне песка.

Заинтересовавшись, беглец оставил канистры и осторожно пополз вокруг края поляны. Металлическая проволока поднималась вверх на два дюйма от земли и была протянута по всему диаметру. Центр немного прогибался, словно чаша. Он провел руками по стволам пальм, окружающих это место.

Они были поддельными. Стволы и ветви пальм были сделаны из алюминиевых труб, покрытых реалистичной оболочкой, изготовленной из ошкуренного пластика, и выкрашены в камуфляжный цвет. Здесь было более пятидесяти таких пальм для маскировки от американских самолетов-разведчиков и их всевидящих камер.

Вся эта вогнутая поляна представляла собой гигантскую тарелку телевизионной и радиоантенны, а фальшивые пальмы служили гидравлическими рычагами, они поднимали и опускали ее, регулируя наклон. Питт был ошеломлен своей случайной находкой. Теперь он знал, что под песками острова находился огромный коммуникационный центр.

Вот только для чего он был нужен?

У мистера Дирка не было времени на размышления. Сейчас он, как никогда, был полон решимости выбраться на свободу. Беглец продолжал передвигаться в сумраке. Деревня оказалась немного дальше, чем он думал. Когда мужчина наконец отыскал тот двор, где спрятал мотор под ванной, с него градом стекал пот и он тяжело дышал от усталости. Питт с облегчением уронил канистры на песок, упал на старый матрас и на час задремал.

Он не мог позволить себе тратить время, но короткий отдых здорово пошел на пользу. Мозг снова заработал на полную мощность, а значит, он сможет что-нибудь придумать. Почти сразу в голову пришла хорошая идея, кроме того, она была невероятно простой в исполнении. Дирк не мог понять, почему не подумал об этом раньше.

Питт отнес канистры вниз к лагуне, затем вернулся за мотором. Перебрав кучу мусора, нашел короткую доску, которая казалась не прогнившей. Последняя работа была самой трудной. «Нужда – мать всех изобретений», – повторял себе Питт.

Сорок пять минут спустя он перетащил старую ванну с дворика, где спал, вниз по дороге к самой кромке воды.

Используя доску в качестве поперечины, беглец прикрепил двигатель к задней стороне ванны. После этого вычистил топливный фильтр и продул трубки. Кусок олова, согнутый в конус, сгодился в качестве воронки, чтобы залить топливо в бак двигателя. Зажав пальцем нижнее отверстие, он также мог вычерпать импровизированной воронкой воду из ванны. Перед тем как заткнуть тряпкой слив ванны, он взял железный прут и отбил ее четыре ножки.

Ему пришлось двенадцать раз дергать за пусковой трос, прежде чем двигатель зашипел, прокашлялся и наконец заработал. Дирк зашел с ванной в воду и забрался в нее. На удивление, вес его тела и двух полных канистр только придал устойчивости самодельному судну. Он опустил вал гребного винта в воду и переключил рычаг в положение «Вперед».

Причудливая лодка медленно поплыла по лагуне в направлении главного русла. При лунном свете море казалось спокойным, самые большие волны поднимались на высоту не более двух футов. Питт сосредоточился на управлении. Он должен был постараться не напороться на большие волны и уйти как можно дальше от острова до восхода солнца.

Мужчина приглушил двигатель и сосчитал время между волнами. Девять мощных волн разбивались о ванну одна за другой, оставляя за собой длинный желоб, после которого только приближалась десятая волна. Он включил двигатель на полную мощность и пересел в кормовую часть ванны. Следующая волна была низкой и разбилась прямо перед ним. Дирк направлял нос навстречу волнам, разбрызгивая пену и вспахивая их. Ванну качнуло, затем винт ударился о воду, и она перепрыгнула следующую волну прежде, чем та только начала сворачиваться.

Питт хрипло закричал, понимая, что ему удалось вырваться на свободу. Худшее осталось позади. Беглец знал, что его смогут обнаружить только по какой-нибудь нелепой случайности. Ванна была слишком мала, чтобы ее обнаружил радар. Он ослабил рычаг хода, чтобы меньше напрягать двигатель и тратить меньше топлива. Сунув руку в воду, мужчина определил, что разогнал судно примерно до четырех узлов. К утру он должен был покинуть кубинские воды.

Питт поднял взгляд к небесам, по звездам определил положение и взял курс на Багамский канал.

«Селен‑8»

30 октября 1989 года

Казахстан, СССР

Сияя ярче, чем сибирское солнце, «Селен‑8» поднимался в холодное голубое небо, перевозя на себе пилотируемую лунную станцию массой сто десять тонн. За мощной ракетой и четырьмя подвесными ускорителями, вырабатывающими четырнадцать миллионов фунтов тяги, тянулся хвост желто-оранжевого пламени длиной тысяча футов и шириной триста футов. Вокруг стартовой площадки кружился белый дым, а рев двигателей сотрясал окна домов на двенадцать миль вокруг. Сначала подъем проходил настолько медленно, что казалось, будто ракета просто зависла в небе. Но затем она набрала скорость и с ревом устремилась ввысь.

Президент СССР Антонов наблюдал за взлетом через большой бинокль, установленный на штатив за бронированным окном бункера. Сергей Корнилов и генерал Есенин стояли позади него, внимательно прислушиваясь к голосовой связи между космонавтами и центром управления полетом.

– Вдохновляющий вид, – взволнованно пробормотал Антонов.

– Запуск прошел как по учебнику, – сказал Корнилов. – Через четыре минуты они перейдут на вторую космическую скорость.

– Вы уверены, что все идет по плану?

– Да, товарищ президент. Все системы функционируют нормально. Они идут точно по графику.

Антонов смотрел на длинный язык пламени, пока он не исчез в небе. Только тогда мужчина вздохнул и отошел от бинокля.

– Ну что ж, товарищи, наше космическое представление должно полностью затмить следующий челночный рейс американцев к их новой орбитальной станции.

Есенин кивнул в знак согласия и приобнял за плечи Корнилова:

– Поздравляю, Сергей. Благодаря вам Советский Союз вырвался вперед в космической гонке.

– Я ничего особенного не сделал, – ответил Корнилов. – Нужно сказать спасибо механикам орбитального полета. В результате их работы нам удалось стартовать на несколько часов раньше.

Антонов завороженно смотрел на небо.

– Полагаю, американская разведка не успела разнюхать, что наши космонавты окажутся не совсем теми, кого они ожидают.

– Маскировка безупречна, – уверенно сказал Есенин. – Замена пятерых ученых в области космонавтики на специально обученных военных перед самым взлетом прошла гладко.

– Надеюсь, то же самое можно сказать о замене экспериментального оборудования на оружие, – сказал Корнилов. – Ученые, чей полет отменили, едва не подняли бунт. Инженеры, которые должны были переконструировать лунную станцию, чтобы приспособить ее к большим весовым нагрузкам и оборудовать для размещения вооружения, тоже разозлены, что им не сказали о причине изменений, произошедших в последнюю минуту. Боюсь, что их недовольство вскоре станет известно общественности.

– Об этом даже беспокоиться не стоит, – засмеялся Есенин. – Руководящие органы американских космических программ ничего не будут подозревать до тех пор, пока связь с их драгоценной лунной базой не прервется.

– Кто командует штурмовым отрядом? – спросил Антонов.

– Майор Григорий Левченко. Лучший специалист по десантно-диверсионным операциям, успешно воевавший в Афганистане против боевиков. Я лично могу поручиться за него, он беззаветно предан Родине и отличный солдат.

Антонов задумчиво кивнул:

– Хороший выбор, генерал. Правда, задание найти лунную базу будет немного отличаться от операций в Афганистане.

– Я не сомневаюсь, что майор Левченко справится.

– Вы забываете об американских астронавтах, генерал, – сказал Корнилов.

– А что с ними?

– Как мы уже видели на фотографиях, у них тоже есть оружие. Я молюсь, чтобы они не оказались фанатиками, способными биться до последнего, чтобы защитить свою базу.

Есенин свысока улыбнулся:

– Вы молитесь кому? Если богу, то зря. Когда Левченко с парнями пойдет в атаку, то даже бог не спасет американцев. Результат предрешен. Ученые не смогут выстоять против профессиональных военных, обученных убивать людей.

– Я хочу сказать, что не нужно их недооценивать.

– Достаточно! – громко прервал их Антонов. – Я больше не хочу слушать пораженческие разговоры. У майора Левченко будет двойное преимущество: эффект неожиданности и лучшее вооружение. Менее чем через шестьдесят часов начнется первая настоящая космическая битва. И я уверен, что Советский Союз выйдет из нее победителем.

Владимир Полевой сидел за столом Вычислительного центра КГБ на площади Дзержинского в Москве, просматривая доклад генерала Великова. Он даже не оторвал взгляд, когда в кабинет вошел Лев Майский и без приглашения уселся в кресло. Лицо у гостя было самое обыкновенное, незапоминающееся, пустое и скучное, как и сам этот человек. Он был заместителем Полевого на посту начальника Первого главного управления, отделения КГБ по зарубежным операциям. Отношения у Майского и Полевого были весьма сдержанными, но они превосходно дополняли друг друга.

Наконец Полевой уставился на Майского:

– Я хотел бы услышать ваше объяснение.

– Мы не могли предвидеть появление Лебаронов, – кратко ответил мужчина.

– Это можно сказать в отношении госпожи Лебарон и ее команды охотников за сокровищами, но уж точно не о ее муже. Зачем Великов забрал его у кубинцев?

– В первую очередь потому, что Рэймонд Лебарон может быть полезной пешкой во время переговоров с Госдепартаментом США после того, как братья Кастро отойдут от дел.

– Его лучшие намерения могут испортить нам всю игру, – сказал Полевой.

– Великов уверяет меня, что Лебарон находится под очень строгой охраной и его вовсю кормят ложной информацией.

– Тем не менее все равно остается небольшая угроза того, что он узнает об истинном предназначении Кайо-Санта-Мария.

– Тогда его просто уничтожат.

– А Джесси Лебарон?

– Лично я думаю, что она и ее друзья пригодятся нам, когда нужно будет свалить на ЦРУ всю вину за запланированную катастрофу.

– Есть ли у Великова или у наших агентов в Вашингтоне какие-либо сведения о том, что американская разведка планирует проникновение на остров?

– Нет, – ответил Майский. – Допрос экипажа дирижабля не выявил никаких их связей с ЦРУ или военными структурами.

– Я не хочу, чтобы мы где-нибудь прокололись, – твердо сказал Полевой. – Мы слишком близки к успеху. Передайте Великову мои слова.

– Передам.

Послышался стук в дверь, и в кабинет вошла секретарша Полевого. Она молча протянула ему бумагу и вышла.

Внезапно лицо мужчины покраснело от ярости.

– Черт! Стоит заговорить о неприятностях, они тут как тут!

– Что случилось?

– Срочное сообщение от Великова. Один из заключенных сбежал.

Майский нервно заломил руки.

– Побег невозможен. На Кайо-Санта-Мария нет лодок, а если уж он совсем дурак, чтобы решиться уходить вплавь, то либо утонет, либо пойдет на корм акулам. Кто бы он там ни был, далеко пленник не сбежит.

– Его зовут Дирк Питт. По словам Великова, самый опасный из них всех.

– Опасный он или нет…

Полевой жестом велел ему замолчать и начал расхаживать туда-сюда по ковру, его лицо выглядело обеспокоенным.

– Нам не нужны неожиданные неприятности. Срок нашей кубинской авантюры подходит к концу через неделю.

Майский отрицательно покачал головой:

– Корабли не смогут добраться до Гаваны вовремя. Кроме того, мы не можем изменить время празднования. Фидель и высокопоставленные члены правительства будут у нас под рукой для официального выступления. Отсчет времени уже пошел. Изменить сроки нельзя. Либо мы прекращаем операцию «Ром и кола», либо продолжаем ее, как планировалось.

Полевой в нерешительности сжимал и разжимал кулаки.

– «Ром и кола» – что за идиотское название для операции такого масштаба.

– Кстати, вот еще одна причина продолжать. Наши дезинформаторы уже начали распространять слухи о плане ЦРУ по разрушению Кубы. Сама фраза «Ром и кола» – ну явно же словно придумана американцами. Ни одно иностранное правительство даже не подумает, что ее сочинили в Москве.

Полевой пожал плечами, соглашаясь.

– Это, конечно, очень хорошо, но я даже боюсь подумать о последствиях, если тот парень, Питт, каким-то чудом сможет живым вернуться в Соединенные Штаты.

– Он уже мертв, – решительно заявил Майский. – Я уверен в этом.

Президент вошел в кабинет Дэниела Фосетта и махнул рукой:

– Не поднимайтесь. Я просто хотел, чтоб вы знали, что я направляюсь наверх спокойно пообедать с женой.

– Не забывайте, что через сорок пять минут у нас назначена встреча с руководителями разведки и Дутом Оутсом, – напомнил Фосетт.

– Буду вовремя, обещаю.

Президент повернулся и поднялся на лифте на второй этаж Белого дома к жилым помещениям. Агент ждал его в апартаментах Линкольна.

– Выглядишь уставшим, Айра.

Хаген улыбнулся:

– Я в такое время обычно уже отхожу ко сну.

– На чем мы остановились?

– Я нашел всех девятерых членов «внутреннего ядра». О семерых из них у меня есть вся информация. Только Леонард Хадсон и Гуннар Эриксен остаются вне моих сетей.

– Ты все-таки не вышел на их след после торгового центра?

Агент призадумался.

– Нет, не получилось.

– Советская лунная станция была запущена в космос восемь часов назад, – сказал президент. – Я не могу медлить дольше. Вечером я отдам приказы схватить стольких членов «внутреннего ядра», скольких сможем.

– Вы прикажете армии или ФБР?

– Ни тем, ни другим. Такой чести удостоился мой старый приятель, который служит в морской пехоте. Я уже передал ему твой список имен и мест.

Глава государства замолчал и посмотрел на Хагена:

– Ты сказал, что выявил девятерых человек, но в докладе написано только восемь имен.

С кажущейся неохотой мужчина достал из кармана лист бумаги, сложенный пополам.

– Я не распространялся о последнем человеке, хотел до конца удостовериться. Распознаватель голосовых сигналов подтвердил мои подозрения.

Президент взял бумагу из рук Хагена, развернул ее и прочитал имя, написанное от руки. Он снял очки и устало протер стекла, как будто не мог поверить своим глазам. Затем сунул бумагу в карман.

– Я думал, что знаю обо всем наперед, но в его соучастие никогда бы не поверил.

– Не суди строго. Эти люди патриоты, а не предатели. Их единственное преступление – то, что они никому об этом не сказали. Возьмем, к примеру, Хадсона и Эриксена. Они притворялись мертвыми много лет. Подумай, сколько страданий это принесло их родным и близким. Наш народ никогда не сможет достойно отблагодарить их за их жертвы и вознаградить так, как они того заслуживают.

– Ты пытаешься читать мне нотации, Айра?

– Да, сэр, так и есть.

Президент вдруг начал понимать, в чем заключалась внутренняя борьба Хагена. Он понял, что сердце его друга не участвовало в последнем противостоянии. Верность агента находилась на краю пропасти.

– Ты что-то скрываешь от меня.

– Я не буду тебе врать, Винс.

– Ты знаешь, где скрываются Хадсон и Эриксен.

– Скажем так, я чертовски уверен в том, что знаю.

– Сможешь достать их?

– Да.

– Ты отличный парень.

– Когда и куда их привести?

– В Кэмп-Дэвид, – ответил президент. – В восемь часов завтрашнего утра.

– Я приведу их.

– Но остаться на нашей беседе я не смогу позволить тебе.

– Это было бы достойно с твоей стороны, Винс. Пусть это будет, так сказать, зуб за зуб. Ты должен разрешить мне присутствовать там до конца.

Президент обдумал его слова.

– Ты прав. По крайней мере, это самое меньшее, что я могу для тебя сделать.

Когда президент вместе с Дэном Фосеттом вошел в конференц-зал, директор ЦРУ Мартин Броган, начальник ФБР Сэм Эмметт и госсекретарь Дуглас Оутс поднялись на ноги.

– Пожалуйста, присаживайтесь, господа, – улыбаясь, сказал президент.

Через несколько минут светской беседы в дверь вошел Алан Мерсье, советник по национальной безопасности.

– Простите за опоздание, – сказал он, быстро присаживаясь в кресло. – Я даже не успел придумать хорошее оправдание.

– Зато честно, – засмеялся Броган. – Но как некрасиво.

Президент занес ручку над блокнотом.

– На чем мы остановились по кубинскому соглашению? – спросил он, глядя на Оутса.

– Пока мы не сможем начать тайные переговоры с Кастро, придется ждать.

– Есть ли хоть какая-то вероятность того, что Джесси Лебарон удалось передать ему наш ответ?

Броган покачал головой:

– Я очень сомневаюсь, что они вообще контактировали. Наши источники о ней ни слова не сообщали после того, как дирижабль был сбит. Скорей всего, она мертва.

– От Кастро нет ничего?

– Ничего.

– А что слышно из Кремля?

– Внутренние разногласия между Кастро и Антоновым скоро станут известны всему миру, – сказал Мерсье. – Наши люди из кубинского военного министерства передают, что Кастро собирается вывести своих солдат из Афганистана.

– Это и так было понятно, – сказал Фосетт. – Антонов не станет бездействовать и не позволит такому случиться.

Эмметт наклонился вперед и сложил руки на столе.

– Все возвращается на четыре года назад, когда Кастро отказался вернуть хотя бы символическую плату за десять миллиардов долларов, выданных ему Советским Союзом в кредит, постоянно перенося срок оплаты с шестидесятых годов. Он делал вид, что его загнали в экономическую яму, и должен был подчиниться, когда Антонов потребовал, чтобы Кастро послал своих солдат в Афганистан. Причем не просто несколько маленьких отрядов, а почти двадцать тысяч человек.

– ЦРУ удалось подсчитать их потери? – спросил президент, повернувшись к Брогану.

– По нашим данным, примерно тысяча шестьсот солдат погибли, две тысячи ранены и более пятисот пропали без вести.

– Боже мой! Больше, чем двадцать процентов.

– Есть еще одна причина, по которой кубинцы ненавидят русских, – продолжил Броган. – Кастро сейчас – словно утопающий между дырявым баркасом, чья команда целит в него из своих стволов, и роскошной яхтой, чьи пассажиры машут ему бутылками с шампанским. Если мы бросим кубинскому диктатору спасательный круг, люди из Кремля уничтожат его.

– Получается, они убьют его в любом случае, – добавил Эмметт.

– Знаем ли мы что-нибудь о том, как и когда произойдет убийство? – спросил президент.

Броган заерзал в кресле.

– Наши источники не смогли добыть эту информацию.

– Дело окружено высоким уровнем секретности, – сказал Мерсье. – Наши компьютеры не смогли расшифровать данные космических систем прослушивания, настроенных на эту работу. Нам известно всего лишь несколько кусочков, но по ним невозможно определить планы русских.

– Вам известно, кто виноват в этом? – спросил президент.

– Генерал Петр Великов из ГРУ считается непревзойденным специалистом по внедрению в правительства третьего мира и манипулированию ими. Именно он был зачинщиком нигерийского переворота два года назад. К счастью, марксистское правительство там долго не продержалось.

– Он работает в Гаване?

– Генерал скрытен, как сам дьявол, – ответил Броган. – Идеальный пример человека, которого не существует. Великов не появлялся на людях последние четыре года. Мы точно уверены, что он руководит всеми событиями откуда-то из подполья.

Глаза президента потемнели.

– Все, что у нас есть, это предположение, что Кремль планирует убить Фиделя и Рауля Кастро, обвинить в этом нас, а затем прибрать кубинское правительство к рукам, посадив туда советских марионеток, чтобы можно было управлять ими прямо из Москвы. Ну же, господа, я не могу принимать решения, опираясь лишь на предположения. Мне нужны факты.

– Наше предположение как раз и основывается на известных фактах, – объяснил Броган. – У нас есть имена некоторых кубинцев. Они состоят на жалованье у Советов и спокойно ждут, когда власть перейдет к ним. Намерения Кремля убить Кастро полностью подтверждают правдивость нашей информации. Им удастся сделать ЦРУ козлом отпущения, ведь кубинский народ не забыл нашу операцию в заливе Свиней[118] или неуклюжие попытки агентства натравить на Фиделя мафию во время правления Кеннеди. Уверяю вас, господин президент, я бы уделил этому внимание в первую очередь. Шестьдесят агентов на территории Кубы и вне ее сосредоточены только на том, чтобы обнаружить Великова.

– А мы все еще не можем вступить в открытый диалог с Кастро, чтобы помочь друг другу.

– Нет, сэр, – ответил Оутс. – Он избегает любых контактов по официальным каналам.

– Разве он не понимает, что его время на исходе? – спросил президент.

– Фидель отрезан от внешнего мира, – объяснил госсекретарь. – С одной стороны, он чувствует себя в безопасности, потому что знает, как его боготворит большинство кубинцев. Не многие национальные лидеры могут похвастаться таким отношением народа – а народ Кастро относится к нему с трепетом и любовью. И все же, с другой стороны, он не может осознать всю серьезность угрозы советского гнета для его жизни и правления.

– Вы пытаетесь сказать, – произнес президент, – что, если нашей разведке не удастся совершить почти невозможное или кто-то из наших не сможет пробраться к Кастро, чтобы открыть ему глаза, нам остается просто сидеть и смотреть, как Куба задыхается под полным советским господством.

– Да, господин президент, – сказал Броган. – Именно это мы и пытаемся сказать.

Хаген снова проводил поиски. Он бродил по магазинам торгового центра, вскользь разглядывая товары. Запах жареного арахиса напомнил ему, что он до смерти проголодался. Агент остановился возле ярко раскрашенной тележки и купил пакетик жареных орешков кешью.

Чтобы ненадолго дать отдых ногам, мужчина уселся на диванчик в магазине бытовой техники и стал смотреть на стену, сплошь увешанную двумя десятками телевизоров. На экранах был включен один и тот же канал, показывали повтор запуска челночного космического корабля «Геттисберг», состоявшегося в Калифорнии всего час назад. Более трехсот человек было отправлено в космос со времен первого полета «Геттисберга» в 1981 году, и никто, кроме разве что средств массовой информации, больше не обращал на них никакого внимания.

Хаген поднимался и спускался по этажам, иногда останавливаясь, чтобы поглазеть в большие окна на диск-жокея, который крутил пластинки для радиостанции торгового центра. Он пробирался через плотную толпу женщин-покупательниц, но сосредотачивался всякий раз, когда мимо проходил случайный мужчина. Большинство покупателей-мужчин, похоже, заходили в магазин во время обеденного перерыва и, только окинув взглядом витрины и стойки с товаром, обычно покупали первое, что попадалось им на глаза. В отличие от них, женщины долго бродили среди прилавков в слабой надежде отыскать что-то получше и по более низкой цене.

Айра обратил внимание на двух мужчин, поедавших большие сэндвичи в кафетерии. Сумки с покупками отсутствовали у них, и они не были одеты как работники магазинов. Облачение незнакомцев было примерно в том же стиле, что и у доктора Муни из лаборатории имени Паттендена.

Агент последовал за ними в большой универмаг. Мужчины спустились на эскалаторе на подвальный этаж, прошли через весь торговый зал, мимо прилавков, повернули в дальний коридор и исчезли за дверью с надписью «Только для персонала».

В голове Хагена прозвенел тревожный звонок. Он вернулся к прилавку с постельным бельем, снял пальто и положил карандаш за ухо. Затем подождал, пока продавец не занялся очередным клиентом, взял стопку простыней и направился назад, в дальний коридор.

Три двери вели в складские помещения, две – в уборные и еще одна была помечена надписью «Опасность! Высокое напряжение». Он распахнул последнюю дверь и скользнул внутрь. Встревоженный охранник, сидевший за столом, поднял голову:

– Эй, вам нельзя сюда…

Прежде чем он договорил, агент швырнул груду простыней ему в лицо и приемом дзюдо срубил ударом в шею. За второй дверью обнаружилось еще двое охранников, но не прошло и четырех секунд, как Айра уложил и их. Он присел и резко обернулся, готовый отразить нападение новых противников.

Сотни пар глаз уставились на него в немом недоумении.

Неожиданно для себя Хаген оказался в огромном помещении, которое, казалось, уходило вдаль до бесконечности. От одной стены до другой сновали люди, здесь располагались офисы, компьютеры и средства связи. Несколько долгих секунд он стоял, не двигаясь, ошеломленный гигантскими размерами помещения. Затем шагнул вперед, схватил за руки испуганную секретаршу и поднял со стула.

– Леонард Хадсон! – рявкнул он. – Где его найти?

От страха ее глаза стали размером с блюдца. Она качнула головой вправо.

– К-каб-бинет с синей д-дверью, – заикаясь, выдавила она.

– Большое спасибо, – сказал он, широко улыбнувшись.

Хаген отпустил руки девушки и быстро зашагал мимо замерших в тишине работников. Он изобразил на лице самое злобное выражение, на какое был способен, как будто только и ждал, чтобы кто-то вмешался.

Но никто даже непопытался. Огромная толпа людей расступалась перед ним, словно Красное море перед Моисеем, когда он шел мимо них по главному проходу.

Агент подошел к синей двери, остановился и обернулся, разглядывая мозговой центр и главный узел связи программы «Колония Джерси». Он не мог не восхищаться Хадсоном. Это было безупречное прикрытие. Вряд ли кому-то пришло бы на ум искать тайную штаб-квартиру в торговом центре. Ученые, инженеры и секретари могли незаметно передвигаться среди покупателей, а их машины растворялись на парковке среди сотен других. Радиостанция также была гениальной идеей. Кто мог бы подумать, что они передают и принимают сообщения с Луны, прямо во время программы «Топ 40 песен месяца» для посетителей?

Хаген распахнул дверь и вошел в комнату, похожую на аппаратное помещение.

Хадсон и Эриксен сидели спиной к нему, уставившись в большой экран монитора на лицо лысого мужчины. Тот вдруг замолк на полуслове и сказал:

– Кто это сзади вас?

Агент кинул через плечо беглый взгляд.

– Привет, Айра, – произнес он ледяным голосом, под стать холодному взгляду. Хагену даже послышалось постукивание кубиков льда. – А я все ждал, когда вы появитесь.

– Проходите, – таким же холодным тоном сказал Эриксен. – Вы подоспели как раз вовремя, к разговору с нашим человеком на Луне.

Питт покинул кубинские воды и ушел далеко по основному судоходному морскому пути Багамского канала. Но на этом его удача иссякла. Единственный корабль, появившийся в поле зрения беглеца, не заметил его. Большой танкер под панамским флагом прошел мимо всего в какой-то миле. Дирк, как мог, приподнялся в ванне, опасаясь перевернуться, и махал рубашкой, но его крохотное суденышко осталось незамеченным.

Вахтенный матрос, даже стоя на мостике с биноклем и зная, где и когда должен появиться Питт, вряд ли увидел бы, как раскачивается, появляется и снова исчезает за волнами его ванна, на это не решился бы поставить ни один уважающий себя букмекер. Питт постепенно осознавал страшную правду – он был слишком маленькой точкой на горизонте, чтобы его кто-нибудь мог заметить.

Движения его становились все более вялыми. После почти двадцатичасового круиза по морю в тесной ванне он уже не чувствовал ног, а из-за постоянного трения ягодицами о твердую металлическую поверхность у него на заднице вскочили болезненные волдыри. Сверху нещадно палило тропическое солнце, но он и так уже загорел до черноты этим летом, поэтому возможность обгореть на солнце волновала его сейчас меньше всего.

Море оставалось спокойным, но все равно Дирк не мог расслабиться ни на секунду, постоянно прилагая усилия, чтобы ванна не перевернулась, и вычерпывая из нее воду. Все топливо, что было в канистрах, он залил в двигатель, после чего наполнил канистры водой для балласта.

Двигателю оставалось работать всего каких-то пятнадцать-двадцать минут, прежде чем сгорят последние капли топлива. После этого все будет кончено. Неуправляемая ванна вскоре остановится и уйдет под воду.

Его разум затуманился – он не спал тридцать шесть часов. Питт изо всех сил старался не уснуть, управляя ванной и сморщенными от воды ладонями черпая из нее воду. После еще одного бесконечно долгого часа его глаза без надежды увидеть корабль скользнули по горизонту. Несколько акул врезались в дно медленно движущегося маленького судна. Одна из них подплыла слишком близко к гребному винту, и ошибка стоила ей отрубленного плавника. Питт отрешенно наблюдал эту картину. Ему в голову пришла бессмысленная идея броситься в воду и утонуть, чтобы тем самым лишить акул поживы, однако он вовремя осознал глупость такой мысли и отмел ее.

Ветер усиливался. Над головой пронесся мощный шквал с дождем, и в ванну набралось примерно на дюйм воды. Вода была отнюдь не самой чистой, но все же это лучше, чем ничего. Питт зачерпнул ее в ладони и, с удовольствием проглотив, сразу почувствовал себя более свежим.

Дирк посмотрел на мерцающий горизонт на западе. Через час должна была опуститься ночь. Последние огоньки надежды затухали вместе с заходящим солнцем. Даже если удастся как-то удерживаться на плаву, в темноте нельзя ничего разглядеть.

Он подумал, что очень недальновидно с его стороны было забыть украсть фонарик.

Внезапно мотор зафыркал, потом снова начал кашлять. Мужчина ослабил рычаг газа настолько, насколько хватило смелости, понимая, что через пару минут ему придется принять неизбежное.

Беглец отогнал скверные мысли и решил бороться до конца, пока ему не откажут руки или пока маленькую беспомощную ванну не перевернет волной. Он решил опустошить одну из канистр, чтобы, когда ванна затонет, использовать ее как поплавок. Пока тело его слушается, он не сдастся.

Маленький моторчик, верно служивший до самого конца, кашлянул, затем еще раз – и замолк навсегда. Когда шум выхлопов растворился в ночи, Питт вдруг оказался в полной тишине. Он обреченно сидел в маленьком суденышке, дрейфующем по волнам безразличного моря под чистым безоблачным небом.

Ему удалось продержаться на плаву в сумерках еще около часа. Он так сильно устал и физически вымотался, что даже не заметил, что в пятистах ярдах впереди что-то двигалось по морю.

Коммандер Кермит Фултон отстранился от окуляра перископа с удивленным выражением на лице. Он посмотрел на старшего помощника, стоявшего в другом конце кабины управления торпедной подводной лодки «Денвер».

– Наши датчики ничего не засекли?

Помощник повторил вопрос в один из телефонов кабины управления.

– На радарах ничего нет, шкипер. Эхолот подавал короткий сигнал о каком-то небольшом шуме, но он прекратился минуту назад.

– Что могло издавать такой шум?

Старпом не нашелся сразу что ответить, поэтому капитану пришлось повторить вопрос.

– Приборы зафиксировали звук небольшого подвесного моторчика мощностью не более двадцати лошадиных сил.

– В воде что-то непонятное, – сказал Фултон. – Я хочу проверить, что это. Замедлите скорость до одной трети и возьмите на пять градусов левее.

Он снова прижался к окуляру перископа и увеличил масштаб. Когда он медленно отстранился, на его лице появилось выражение глубочайшего недоумения.

– Отдайте приказ всплывать на поверхность.

– Вы что-нибудь заметили? – спросил старпом.

Капитан молча кивнул.

Все, кто был в кабине управления, с нетерпением уставились на Фултона. Наконец старпом взял на себя инициативу и спросил:

– Вы нас не просветите, шкипер?

– Я думал, что за двадцать три года морской службы повидал уже все, что только можно, – ответил Фултон. – Но будь я проклят, если мне только что не привиделся человек, плывущий в ванне почти в ста милях от ближайшего берега.

После исчезновения дирижабля адмирал Сэндекер редко покидал свой кабинет. Он с головой погрузился в работу. Его родители, уже довольно пожилые люди, все еще были живы, как и брат с сестрой. Сэндекеру еще никогда не приходилось по-настоящему переживать смерть дорогих ему людей.

За годы службы в военно-морском флоте он всегда без остатка отдавался работе. У него практически не оставалось времени на романы с женщинами, да и близких друзей у адмирала было немного, в основном он сошелся со служащими военно-морского флота. Сэндекер окружил себя стеной, ограждавшей и от старших по званию, и от подчиненных, таким образом найдя золотую середину в отношениях с ними. Ему не было и пятидесяти лет, когда он дослужился до чина адмирала, но потом утратил всякий интерес к карьерной лестнице.

Когда конгресс одобрил его назначение на должность директора Национального управления подводных исследований, он снова вернулся к жизни. Мужчина сдружился с тремя совсем не похожими друг на друга людьми, они относились к нему с уважением не только из-за того, что он занимает такую высокую должность.

Испытания, выпавшие на долю НУПИ, сблизили их. Эл Джордино, энергичный экстраверт, который почему-то обожал участвовать в самых грязных проектах агентства и таскать у Сэндекера дорогие сигары. Руди Ганн, перфекционист по натуре и редкостный талант в организации проектов, он не смог бы нажить себе врагов, даже если бы попытался. И, конечно же, Питт, больше других делавший все для того, чтобы возродить творческий дух Сэндекера. Вскоре они стали близки, словно родные.

Легкое отношение мистера Дирка к жизни и саркастическое остроумие всегда сопровождали его, словно хвост кометы. Стоило Питту войти в комнату, как сразу наступало оживление. Как ни старался Сэндекер, ему не удавалось выкинуть прочь из головы эти воспоминания, чтобы освободить себя от прошлого. Он откинулся на спинку рабочего кресла, закрыл глаза и снова предался печальным мыслям, не в силах смириться с одновременной потерей всех троих своих друзей.

Размышления о Питте прервал моргнувший огонек на телефоне и приглушенный звонок по частной телефонной линии. Он на секунду потер виски и поднял трубку:

– Да?

– Джим, это ты? Мне пришлось обращаться к нашему общему приятелю в Пентагон, чтобы достать твой номер.

– Прости. Я немного не в себе, не могу узнать твой голос.

– Это Клайд. Клайд Монфорт.

Сэндекер напрягся.

– В чем дело, Клайд?

– Только что мне передали сообщение одной из наших торпедных подводных лодок, возвращающихся с десантных учений на Ямайке.

– Это как-то касается меня?

– Коммандер подводной лодки сообщает, что не более двадцати минут назад они подобрали потерпевшего крушение. Обычно наши атомные подводные лодки не берут на борт незнакомцев, но этот парень утверждает, что он работает на тебя, и сильно разозлился, когда капитан не разрешил ему передать сообщение.

– Питт!

– Верно, – ответил Монфорт. – Именно так он себя и назвал. Дирк Питт. А как ты догадался?

– Боже милостивый!

– Он из твоих?

– Да, да, можешь не сомневаться, – нетерпеливо проговорил Сэндекер. – А как там остальные?

– Кроме него, больше никого не было. Питт был один в ванне.

– Что ты сказал, повтори?

– Капитан клянется, что мужчина плыл в ванне с подвесным лодочным мотором.

Зная Питта, Сэндекер ни на секунду не усомнился в словах капитана.

– Когда ты сможешь выслать за ним вертолет и доставить его на ближайший аэродром, чтобы затем переправить в Вашингтон?

– Ты же знаешь, Джим, это невозможно. Я не могу выпустить его, пока подлодки не доберутся до базы в Чарльстоне.

– Не вешай трубку, Клайд. Я позвоню в Белый дом по другой линии и достану разрешение.

– У тебя есть такие полномочия? – недоверчиво спросил Монфорт.

– И не только такие.

– Можешь объяснить мне, что происходит, Джим?

– Просто поверь мне на слово. Тебе лучше в это не ввязываться.

Они собрались на званом обеде в Белом доме в честь турне премьер-министра Индии Раджива Ганди по Соединенным Штатам. Актеры и лидеры профсоюзов, спортсмены и миллиардеры, все они обменивались мнениями, спорили и сновали туда-сюда, собравшись здесь, словно соседи на воскресной вечеринке.

Бывшие президенты Рональд Рейган и Джимми Картер светски беседовали друг с другом, будто никогда и не покидали западное крыло Белого дома. В углу с цветами стоял госсекретарь Дуглас Оутс, обмениваясь военными историями с Генри Киссинджером, а перед камином стоял победитель Супер-Боула, квотербек команды «Хьюстон Ойлерз», без стеснения уставившись на грудь ведущей новостей на телеканале «Эй-би-си» Сандры Мэлоун.

Президент провозгласил тост в честь премьер-министра Ганди, после чего познакомил его с Чарльзом Мерфи, недавно летавшим в Антарктиду на воздушном шаре. К ним подошла супруга президента, взяла мужа за руку и потащила на танцевальную площадку парадного обеденного зала.

Один из работников Белого дома встретился взглядом с Дэном Фосеттом и кивнул в сторону двери. Фосетт подошел, выслушал его, затем приблизился к президенту:

– Прошу прощения, но только что прибыл курьер с законопроектом от конгресса, им нужна ваша подпись до полуночи.

Глава государства понимающе кивнул. Конечно же, это был не законопроект, нуждающийся в подписи, а шифр срочного сообщения. Он извинился перед женой и пошел по коридору к маленькому личному кабинету. Прежде чем снять трубку телефона, мужчина подождал, пока Фосетт прикроет дверь.

– Президент у телефона.

– Это адмирал Сэндекер, сэр.

– Я слушаю.

– У меня на другой линии висит командующий военно-морскими силами в зоне Карибского бассейна. Он только что сообщил, что одного из моих людей, которые исчезли вместе с Джесси Лебарон, спасла одна из наших подводных лодок.

– Узнали, кого именно?

– Дирка Питта.

– Либо он бессмертный, либо неимоверно везучий, – выдохнул президент с оттенком облегчения в голосе. – Когда он будет у нас?

– Адмирал Клайд Монфорт ждет на другой линии, пока я достану разрешение на его приоритетную транспортировку.

– Можете соединить меня с ним?

– Не вешайте трубку, сэр.

– Адмирал Монфорт, вы меня слышите? – спросил глава государства.

– Я вас слышу.

– Это президент. Вы узнали мой голос?

– Да, сэр, конечно.

– Я хочу, чтобы вы доставили Питта в Вашингтон так быстро, насколько возможно. Понятно?

– Вас понял. Думаю, реактивный самолет ВМС доставит его на авиабазу Эндрюс до рассвета.

– Держите это дело в секретности, адмирал. Отдайте приказ, чтобы подводная лодка не появлялась на поверхности, и посадите под арест на три дня пилотов и всех матросов, которые приближались к Питту ближе чем на сто ярдов.

Монфорт немного помолчал.

– Ваши приказы будут выполнены.

– Спасибо. Теперь соедините меня с адмиралом Сэндекером, пожалуйста.

– Я здесь, господин президент.

– Вы все слышали? Адмирал Монфорт доставит Питта в Эндрюс до рассвета.

– Я лично отправлюсь туда, чтобы встретить его.

– Хорошо. После этого берите вертолет и летите в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли. Мартин Броган с представителями моего офиса и Государственного департамента явится туда, чтобы выслушать его рассказ.

– Вряд ли он будет в состоянии что-нибудь рассказать.

– Пожалуй, вы правы, – устало сказал президент. – Я ожидаю слишком многого.

Он повесил трубку и тяжело вздохнул. Глава государства иногда до лучших времен откладывал претворение в жизнь внезапных мысленных озарений. Такую технику рано или поздно вынужден был освоить каждый президент. Уметь переключать свои мысли с проблемы на ежедневную рутину, а затем снова возвращаться к проблеме, словно по щелчку рубильника, было одним из требований его работы.

Фосетт отлично улавливал, в каком настроении находится президент, и терпеливо выжидал. Наконец он сказал:

– Мне кажется, что было бы неплохо, если бы я присутствовал при беседе с Питтом.

Собеседник грустно посмотрел на него:

– Тебе придется отправиться со мной в Кэмп-Дэвид на рассвете.

Фосетт выглядел озадаченным.

– Я ведь совсем ничего не понимаю в тех делах, что вы собираетесь решать в Кэмп-Дэвиде. Утром состоятся в основном только встречи с лидерами конгресса о предоставлении бюджета.

– Они все подождут. У меня на завтра запланирована встреча поважнее.

– Как ваш начальник штаба, могу ли я узнать, с кем?

– С группой людей, которые называют себя «внутренним ядром».

Глядя на президента, Фосетт медленно сжал губы.

– Я не понимаю.

– А должен понимать, Дэн. Ты ведь один из них.

Прежде чем ошеломленный советник смог что-либо ответить, президент вышел из кабинета и вернулся к торжественному обеду.

Толчок при соприкосновении шасси с посадочной полосой разбудил Питта. В небольшом окне двухмоторного реактивного самолета военно-морского флота виднелось все еще темное небо и первые оранжевые лучи, предвещающие новый день.

Из-за натертых о ванну волдырей сидеть было нестерпимо больно, поэтому ему пришлось уснуть, свернувшись на боку. Он чувствовал себя ужасно и сильно хотел выпить чего-то кроме фруктовых соков, которыми его неутомимо пичкал излишне заботливый врач на подводной лодке.

Он раздумывал о том, что сделает, если снова встретит Фосса Глая. Но любое дьявольское наказание, какое для него придумывал Питт, не казалось ему достаточным. Дирка не оставляли мысли о том, как Глай истязал Джесси, Джордино и Ганна. Он чувствовал себя виноватым из-за того, что сбежал из плена.

Вой реактивных двигателей затих окончательно, и дверь открылась. Спустившись вниз по трапу, он попал в объятия Сэндекера. Обычно они с адмиралом даже руки при встрече пожимали редко, поэтому это неожиданное проявление дружеской любви слегка удивило Питта.

– Правду говорят – фальшивая монета всегда возвращается, – прохрипел Сэндекер, пытаясь подобрать слова.

– Как по мне, пусть лучше возвращается, чем уходит с концами, – улыбаясь, ответил Питт.

Адмирал взял его под руку и повел к ожидающей их машине.

– Нас ждут в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли, чтобы выслушать твой рассказ.

Питт внезапно остановился.

– Наши живы, – кратко сказал он.

– Живы? – ошеломленно спросил Сэндекер. – Все?

– Они в плену у русских, и их пытал американский дезертир.

Сэндекер непонимающе вскинул брови:

– Ты был на Кубе?

– На одном из отдаленных островов, – пояснил Питт. – Мы должны как можно скорее сообщить о моем спасении русским, чтобы остановить их…

– Успокойся, – прервал его Сэндекер. – Я не совсем понимаю тебя. Давай так: приедем в Лэнгли, и там ты расскажешь всю историю, как ты снова упал в море и выплыл с полными карманами рыбы.

Во время полета над городом начался дождь. Питт глядел сквозь лобовое стекло из плексигласа вдаль на 219 акров леса, обрамляющего приземистое строение из серого мрамора и бетона, служившее домом американской армии плаща и кинжала. С высоты оно казалось заброшенным, рядом не было видно ни единого человека. Даже парковка была заставлена машинами лишь на одну четверть. Единственным, что издалека он мог бы спутать с человеком, был памятник самому известному американскому шпиону, гордости нации, Натану Хейлу, который допустил лишь одну ошибку – позволил себя поймать, после чего его повесили.

На посадочной площадке их ждали два высокопоставленных чиновника с зонтиками. Они поспешили в здание, после чего Питта и Сэндекера провели в большой конференц-зал, там уже сидели шестеро мужчин и женщина. К ним подошел Мартин Броган, пожал Питту руку и познакомил его с присутствующими. Дирк кротко кивнул и сразу же забыл их имена.

– Слышал, вам выпало нелегкое приключение, – начал Броган.

– Обычным туристам я бы его точно не порекомендовал, – ответил Питт.

– Не желаете что-нибудь съесть или выпить? – любезно предложил Броган. – Чашечку кофе или коротенький перекус, может быть?

– Если бы вы могли достать бутылочку холодного пива…

– Конечно. – Мужчина поднял трубку телефона и что-то проговорил. – Через минуту будет здесь.

Конференц-зал был обустроен довольно убого, даже по стандартам обычного служебного помещения. Стены выкрашены в блеклый бежевый цвет, на полу такой же ковер, а мебель выглядела так, будто ее закупили в магазине уцененных товаров. Не было ни картин, ни каких-нибудь декораций, которые бы оживили помещение. Очевидно, этот зал предназначен исключительно для работы.

Питту предложили стул в конце стола, но он отказался. Его задница все еще была не пригодна для посиделок. Глаза всех, кто был в зале, уставились на него, и он почувствовал себя одним из экзотических животных в клетке зоопарка в самый разгар воскресного дня.

Директор ЦРУ Мартин Броган ободряюще улыбнулся ему.

– Пожалуйста, расскажите нам с самого начала все то, что слышали и наблюдали. Мы дословно запишем ваш доклад. После этого перейдем к вопросам и ответам. Вы согласны?

Принесли пиво. Дирк сделал большой глоток, расслабился и подробно рассказал о своем путешествии, начиная с отлета из Ки-Уэст и закончив на том, как он, не веря своим глазам, заметил подводную лодку, поднявшуюся из воды в нескольких ярдах от его тонущей ванны. Он не скрывал ничего, выложив даже самые незначительные подробности, какие только мог вспомнить. Его монолог длился почти полтора часа, но все слушали внимательно, не задавая вопросов и не смея его перебить. Когда Питт наконец закончил, он, устав стоять, присел на край стула и спокойно наблюдал, как остальные сверяют свои записи.

Броган объявил перерыв. Принесли аэрофотоснимки Кайо-Санта-Мария, досье на Великова и Глая и распечатанные копии транскрипта рассказа спасенного мужчины. После сорока минут изучения всех материалов Броган приступил к вопросам:

– Вы взяли с собой на дирижабль оружие. Зачем?

– Предполагаемым местом крушения «Циклопа» были кубинские воды. Поэтому мы решили, что целесообразно будет захватить с собой пуленепробиваемый щит и ракетную установку на случай, если понадобится защищаться.

– Вы, конечно, понимаете, что ваше необоснованное нападение на кубинский патрульный вертолет – нарушение государственной политики, – произнес человек, работающий в госдепартаменте, насколько мог припомнить Дирк.

– Я подчиняюсь более высшему закону, – с язвительной усмешкой ответил Питт.

– И что же это за закон?

– Закон Дикого Запада, хотя некоторые называют его инстинктом самосохранения. Кубинцы открыли огонь первыми и сделали, насколько я мог сосчитать, около тысячи выстрелов, прежде чем Эл Джордино уничтожил их.

Директор ЦРУ улыбнулся. Он узнал в Питте родственную Душу.

– Больше всего нас беспокоят ваши сведения о русской базе на острове. Вы сказали, что остров практически не охраняют.

– Снаружи я вообще не заметил охранников, кроме тех, что стояли у ворот постройки. Дороги и пляжи никто не патрулировал. Единственной их мерой безопасности был электрифицированный забор.

– Тогда понятно, почему на инфракрасных фотографиях не видно никаких признаков человеческой деятельности, – сказал аналитик, окидывая взглядом снимки.

– Не похоже на русских, – задумчиво добавил еще один сотрудник ЦРУ. – Они почти всегда делают одну и ту же ошибку, по которой мы раскрываем местоположение их секретных баз, – чрезмерное количество охранников.

– Не в этот раз, – сказал Питт. – Теперь они бросились в другую крайность, и за нее им придется расплатиться. Генерал Великов рассказал, что это самый засекреченный военный объект за пределами Советского Союза. И я понимаю, почему никто из вашего агентства до сих пор о нем ничего не знал.

– Признаюсь, похоже, что все это время нас водили за нос, – сказал Броган. – При условии, что ваш рассказ был правдивым.

Дирк уставился на Брогана холодным взглядом. Затем, превозмогая боль в измученном теле, поднялся с кресла и направился к двери.

– Ладно, пусть будет по-вашему. Я все сочинил. Спасибо за пиво.

– Могу я спросить, куда вы собираетесь идти?

– Собираюсь созвать свою пресс-конференцию, – ответил Питт. – Я теряю драгоценное время. Чем раньше все узнают о моем побеге и я потребую освобождения Лебаронов, Джордино и Ганна, тем скорее Великову придется забыть о пытках и казни моих друзей.

Наступила напряженная тишина. Никто из людей за переговорными столами не мог поверить, что Питт просто так возьмет и уйдет. Никто, кроме Сэндекера. Он сидел и улыбался, словно владелец футбольного клуба, досматривающий выигрышный матч.

– Вам лучше действовать сообща, Мартин. Только что вы выслушали доклад об удачной разведывательной операции высшего класса, и если никто из сидящих в зале не способен это признать, то я посоветовал бы вам сменить род деятельности.

Броган мог быть бестактным эгоистом, но дураком уж точно не был. Он мгновенно поднялся и остановил Питта в дверях.

– Простите старого ирландца. Когда работаешь тридцать лет на такой должности, трудно не стать скептиком. Прошу, помогите нам, давайте вместе распутаем эту головоломку. И потом обсудим, что мы можем сделать для ваших друзей и Лебаронов.

– Это будет стоить вам еще одной бутылочки пива, – ответил Питт.

Директор ЦРУ и все остальные рассмеялись. Таким образом, камень преткновения был раздроблен, и беседа продолжилась, причем в ней приняли участие все сидящие за столом.

– Узнаете? – спросил аналитик, показывая фотографию.

– Да, на фото генерал Петр Великов. Он безупречно говорит на английском с чистым американским акцентом. Чуть не забыл: у него есть мое досье, в том числе мой профиль личности.

Сэндекер перевел взгляд на Броган:

– Кажется, у Сэма Эмметта в отделе учета ФБР завелась крыса.

Тот саркастически улыбнулся:

– Сэм не обрадуется, когда узнает об этом.

– Мы могли бы написать книгу о подвигах Великова, – заметил грузный человек, сидящий перед Питтом. – Я буду вам очень благодарен, если вы опишете мне его манеры и поведение когда-нибудь при встрече.

– С радостью, – ответил Питт.

– Здесь изображен заплечных дел мастер, Фосс Глай?

Дирку показали вторую фотографию, и он кивнул.

– Сейчас он выглядит лет на десять старше, но я его узнаю.

– Американский наемник, родился в штате Аризона, – оповестил аналитик. – Вы сказали, что уже встречались с ним ранее?

– Да, во время операции по подъему «Императрицы Ирландии», при поисках Североамериканского договора. Может быть, вы слышали об этом.

Броган кивнул:

– Конечно же.

– Давайте вернемся к базе русских, – вмешалась женщина. – Сколько этажей в их постройке?

– Судя по кнопкам на лифте – пять. Все подземные.

– Не можете примерно описать размеры?

– Я побывал только в своей камере, коридоре, кабинете Великова и в автопарке. Ах да, в первый раз мы же попали внутрь через наземный вход, там все было оформлено в стиле испанских крепостей.

– Толщину стен можете назвать?

– Около двух футов.

– А качество постройки?

– Хорошее. Вода не протекает, да и я не заметил каких-нибудь трещин.

– Какие автомобили вы видели в автопарке?

– Два военных грузовика, остальное – строительные машины, бульдозер, экскаватор и подъемник.

Женщина оторвалась от записей:

– Простите, что последнее?

– Подъемник, – объяснил Питт. – Специальный грузовик со складывающейся платформой для работ на высоте. Может быть, вы видели такие на машинах для подрезки деревьев или у линейных монтеров.

– Примерные размеры зеркальной антенны?

– В темноте тяжело было определить. Приблизительно триста ярдов в длину и двести в ширину. Ее поднимают наверх гидравлические рычаги, замаскированные под пальмы.

– Антенна цельная или в виде сети?

– В виде сети.

– Вы заметили цепи, монтажные коробки, реле?

– Нет, но это не значит, что их там не было.

Броган слушал его ответы, не вмешиваясь. Тут он поднял руку и сказал человеку, корпящему над бумагами, согнувшись над столом:

– Что вы об этом думаете, Чарли?

– Не хватает технических деталей, чтобы понять их точные цели. У меня есть три варианта. Во-первых, это может быть подслушивающая станция, способная перехватывать телефонные звонки, радиосигналы и сигналы радаров по всей территории Соединенных Штатов. Во-вторых, это может быть объект, излучающий мощные радиопомехи, и он просто ждет своего часа, первого ядерного удара, к примеру, чтобы активироваться и нейтрализовать все наши жизненно важные военные и коммерческие связи. В-третьих, возможно, установка способна передавать нам ложную информацию по нашим же системам связи. Хуже всего, если размеры и сложная конструкция антенны позволяют ей выполнять все три функции сразу.

На скулах Брогана заиграли желваки. Глава ЦРУ был далеко не в восторге от того, что в менее чем двухстах милях от берегов Соединенных Штатов проводится столь масштабная шпионская операция.

– Если подтвердятся наши худшие опасения, что тогда?

– Лично я больше всего боюсь того, что их передовые электронные установки окажутся достаточно мощными, чтобы перехватывать телефонные и радиосигналы, а после этого задерживать сигнал, чтобы с помощью компьютерных синтезаторов нового поколения имитировать голоса звонящих и вести разговор от их имени. Вы бы очень удивились, если бы знали, как легко можно манипулировать вашими словами по телефону, а тот, кому вы звоните, даже не догадается, что говорит не с вами. К слову, наше Агентство национальной безопасности использует такое же оборудование на кораблях.

– Значит, русские догнали нас, – подытожил Броган.

– Возможно, их технологии пока что не настолько проработаны и обкатаны на практике, как наши, но вдруг они обошли нас и расширили возможности этих технологий до еще больших масштабов?

Женщина из ЦРУ повернулась к Питту:

– Вы сказали, что запасы на остров доставляют на подводной лодке?

– Со слов Рэймонда Лебарона, – сказал Питт. – Но я и сам не заметил на берегу чего-нибудь, похожего на пристань, хотя не так уж и много там видел.

Сэндекер крутил в руках одну из сигар, не зажигая ее. Затем направил один ее конец на Брогана:

– Кажется, Советы приложили небывалые усилия, чтобы сбить со следа твою разведку на Кубе, Мартин.

– Во время допроса я понял, что они боятся разоблачения, – сказал Питт. – Великов постоянно твердил, что мы агенты, состоящие у вас на зарплате.

– Ничего удивительного, – ответил глава ЦРУ. – Ваше появление там кого угодно могло повергнуть в шок.

– Дирк, не могли бы вы описать людей, находившихся на вечеринке в тот день, когда вы туда попали? – спросил мужчина в свитере в ромбик, похожий на ученого.

– По-моему, там было приблизительно полтора десятка женщин и двадцать пять или около того мужчин.

– Женщин?

– Да.

– Какого типажа? – спросила единственная женщина в зале.

Питту пришлось переспросить:

– В каком смысле?

– Ну, знаете, жены, просто приличные одинокие дамы или, может быть, проститутки? – серьезно спросила она.

– Точно не проститутки. Большинство было в военной форме, наверное, они из окружения Великова. У некоторых имелись обручальные кольца на пальцах, должно быть, они жены кубинских гражданских чиновников и военнослужащих, которые присутствовали там.

– О чем Великов думает, черт возьми? – пробурчал Броган себе под нос. – Зачем приглашать кубинцев с женами на сверхсекретную базу?

Сэндекер задумчиво смотрел на стол.

– А я понимаю… Возможно, Великов использует Кайо-Санта-Мария для чего-то еще, кроме электронного шпионажа.

– На что вы намекаете, Джим? – спросил Броган.

– Остров мог бы стать идеальным местом, откуда можно начать свержение правительства Кастро.

Потрясенный директор ЦРУ посмотрел на него:

– Почему вы так считаете?

– Президент ввел меня в курс дела, – с важным видом ответил Сэндекер.

– Я так и думал.

По Брогану было прекрасно видно, что такого он и предположить не мог.

– Слушайте, я, конечно, понимаю, что все это очень важно, – перебил их Дирк, – но каждая минута, которую мы тратим на разговоры, приближает Джесси, Эла и Руди к смерти. Я надеюсь, что ваши люди сделают все возможное, чтобы спасти их. Вы можете начать с послания русским сообщения о том, что вы в курсе насчет пленников, потому что я сбежал и все вам рассказал.

Требование Питта было встречено странной тишиной. Все, кроме Сэндекера, отвели от него свои взгляды. Сотрудники ЦРУ, казалось, вообще избегали его глаз в те секунды.

– Простите, – с каменным выражением лица произнес Броган. – Но я не думаю, что это был бы грамотный ход.

В глазах Сэндекера внезапно загорелся огонек ярости.

– Следите за словами, Мартин. Я понимаю, что у вас в голове сейчас развернулся сценарий в лучших традициях Макиавелли. Но позвольте предупредить вас, мой друг. Вы пригласили меня помочь, а я не из тех, кто бросает друзей в беде.

– В этой игре ставки очень высоки, – возразил Броган. – Для нас лучше всего пока что позволить Великову оставаться в тени.

– И пожертвовать несколькими жизнями ради вашей игры? – резко сказал Питт. – Ну уж нет.

– Пожалуйста, выслушайте меня, – терпеливо произнес Броган. – Я согласен вбросить в свет информацию, будто мы знаем, что Лебароны и ваши люди из НУПИ все еще живы. Далее, мы обвиним кубинцев в том, что они держат их под стражей в Гаване.

– Вы рассчитываете, что Великов клюнет на эту чепуху?

– Я не рассчитываю на то, что он клюнет. Он не кретин. Он заподозрит неладное и будет гадать, что еще мы можем знать об острове. Гадать – это все, что он может сделать. А мы еще сильнее замутим воду заявлением, будто у нас есть фотографическое доказательство того, что вашу надувную лодку выбросило на главный остров Кубы. Это должно снять напряжение с наших пленников и заставить Великова переключиться на другие проблемы. А вишенкой на торте станет новость о том, что тело Питта нашел один багамский рыбак.

– Что за чертовщину вы пытаетесь предложить? – недовольно спросил Сэндекер.

– Я пока что и сам это не обдумал, – признал Броган. – Но основная мысль заключается в том, чтобы Питт пробрался обратно на остров.

Как только беседа закончилась, Броган вернулся в его кабинет и поднял трубку телефона. Звонок прошел вне очереди, президент ответил почти сразу:

– Пожалуйста, побыстрее, Мартин. С минуты на минуту я уезжаю в Кэмп-Дэвид.

– Мы только что закончили допрос Питта.

– Он рассказал что-нибудь интересное?

– Питт совершил огромный разведывательный прорыв, его мы и обсуждали.

– Он узнал, где штаб-квартира Великова?

– Он привел нас прямо к их золотой жиле.

– Отличная работа. Твои люди могут начинать операцию по внедрению туда. Я думаю, что сейчас будет уместно принять более твердое решение.

– Вы имеете в виду нейтрализовать их угрозу, рассказав о ее существовании мировой прессе?

– Нет. Я имею в виду: нужно отправиться туда и уничтожить ее.

Сразу после прибытия в Кэмп-Дэвид президент решил позавтракать. Погода была теплой не по сезону, наступило бабье лето, поэтому он был одет в хлопковые брюки и в свитер с коротким рукавом.

Он сидел в большом кресле с подголовником, положив на колени несколько папок и изучая личные дела членов «внутреннего ядра». Прочитав последний документ, он закрыл глаза, обдумывая речь, которую должен сказать людям, ожидающим его в обеденном зале лагеря.

В кабинет вошел Хаген и тихо стоял, выжидая, пока президент откроет глаза.

– Все готово, ждем только тебя, Винс.

Президент медленно поднялся с кресла.

– Я готов.

Они ждали вокруг длинного обеденного стола, устроенного президентом. Охраны не было, впрочем, она и не требовалась. У этих почтенных людей не было ни малейшего намерения совершать преступления. Они уважительно встали на ноги, когда он вошел в комнату, но глава государства жестом попросил их садиться на места.

Их было восемь – генерал Фишер, Бут, Митчелл и Буше сидели за одной стороной стола, Эриксен, сенатор Портер и Дэн Фосетт – на другой. Хадсон сидел в дальнем конце, во главе стола. Отсутствовал только Рэймонд Лебарон.

Гости были одеты неофициально и расположились удобно, словно гольфисты в клубе. Они выглядели расслабленными, уверенными в себе и не проявляли никаких признаков напряжения.

– Доброе утро, господин президент, – с энтузиазмом поприветствовал сенатор Портер. – Чему мы обязаны такой честью – вашему столь загадочному приглашению?

Президент прокашлялся:

– Все вы знаете, почему я собрал вас здесь. Поэтому не будем ходить вокруг да около.

– Может быть, вы хотите наградить нас? – саркастично спросил Клайд Бут.

– Не от меня зависит, будет вам награда или нет, – холодно сказал президент.

– А от кого же? – грубо спросил Гуннар Эриксен.

– Я понимаю, к чему ведет президент, – сказал Хадсон. – Он хочет, чтобы мы позволили русским заполучить свою долю Луны.

– И кроме этого, я хочу, чтобы вы признались в совершении массового убийства.

Ситуация изменилась. Теперь они смотрели на президента глазами замороженных рыб.

Сенатор Портер оказался самым сообразительным и решил начать атаку первым:

– Убийство в лучших гангстерских традициях или капля яда в чашку чая, как в фильме «Мышьяк и старые кружева»? Могу ли я спросить, о каком убийстве вы говорите, господин президент?

– Пустяк: всего лишь об убийстве девятерых советских космонавтов.

– Это те, которые потерялись в начале союзных космических операций? – спросил Дэн Фосетт.

– Нет, – ответил президент. – Я о девяти убитых русских на лунных зондах «Селен».

Хадсон схватился за край стола и уставился на президента, словно его приковали к электрическому стулу.

– «Селены» были беспилотными.

– Русские хотели, чтобы весь мир так думал, но на каждом корабле было по три человека. Один из их экипажей сейчас находится в холодильных камерах в морге больницы имени Уолтера Рида. Если захотите, можете осмотреть останки.

Никто и не подумал о том, чтобы смотреть на них. Они считали себя сознательными гражданами, делавшими работу на благо своей страны. Вряд ли кто-то из них, глядя в зеркало, видел в отражении хладнокровного убийцу. Если сказать, что президенту удалось завладеть вниманием аудитории, это будет преуменьшением.

Хаген растерялся. Для него все сказанное выше было новостью.

– Если вы потерпите минутку, – продолжил президент, – я разложу по полочкам реальные факты и догадки. Начнем с того, что вы и ваши лунные колонисты добились невероятного успеха. Я восхищаюсь вашим упорством и гениальностью, а в ближайшие недели вами будет восхищаться весь мир. Тем не менее вы непреднамеренно совершили ужасную ошибку, способную легко перечеркнуть все ваши достижения. В вашем рвении установить на Луне звездно-полосатый флаг вы закрыли глаза на международный космический договор, регулирующий деятельность всех стран на Луне. Он был ратифицирован США, СССР и еще тремя странами в 1984 году. После этого вы взяли на себя право объявить Луну своими суверенными владениями и, фигурально выражаясь, расставить на ней знаки: «Лица, вторгающиеся на данную территорию, будут застрелены». Вы нарушили договор тем, что каким-то образом попытались уничтожить три советских лунных зонда. Один из них, «Селен‑4», смог вернуться на Землю, куда приземлился только через восемнадцать месяцев, когда удалось восстановить дистанционное управление этим зондом. Советские космические инженеры пытались посадить его в степях Казахстана, но корабль был поврежден, поэтому упал рядом с Кубой. Под видом охоты за сокровищами вы послали Рэймонда Лебарона разыскать корабль, прежде чем его найдут русские. Вы хотели уничтожить следы, свидетельствующие о том, что ущерб зонду был нанесен оружием ваших колонистов. Но кубинцы обставили и вас, и русских, первыми достав его с морских глубин. Вы не знали об этом до этой минуты, как не знают об этом и русские. Если только… – Президент прервался на полуслове. – Если только Рэймонд Лебарон под пытками не проговорился о колонии Джерси. Из достоверных источников я знаю, что он был схвачен кубинцами и передан советской военной разведке ГРУ.

– Рэймонд ничего не расскажет! – гневно воскликнул Хадсон.

– Он уже и не должен, – ответил президент. – Несколько часов назад аналитики разведывательной службы, которых я просил повторно проверить советские космические сигналы, полученные во время возвращения «Селена‑4» в плотные слои атмосферы, обнаружили, что его данные о нахождении на лунной поверхности были переданы на наземную станцию слежения на острове Сокотра вблизи Йемена. Вы осознаете последствия, джентльмены?

– Мы понимаем, к чему вы клоните, – задумчиво проговорил генерал Фишер. – Возможно, у Советов есть наглядные доказательства существования колонии Джерси.

– Да, и если они догадались сделать из этого вывод, то должны были понять, что ваши люди стали причиной гибели «Селенов». Можете быть уверены, что они будут мстить. Но нет никаких звонков по горячей линии, никаких сообщений по дипломатическим каналам, никаких статей в газетах «Труд» и «Правда». Значит, битва за Луну будет держаться в тайне обеими сторонами. Когда вы все подытожите, господа, то поймете, что развязали войну, которую невозможно будет остановить.

Мужчины за столом были потрясены и загнаны в угол, они сидели разозленные и изумленные. Но злило их только одно – они и вправду ничего не знали. Несколько мгновений ушло на то, чтобы осмыслить ужасную правду.

– Вы знаете, какова вероятность мести русских? – спросил Фосетт.

– Поставьте себя на их место. Они знали об этом еще за неделю до того, как отправили в космос лунную станцию «Селен‑8». Если бы я был на месте президента Антонова, то приказал бы преобразовать научно-исследовательскую миссию в военную операцию. Я почти не сомневаюсь, что, когда через двадцать часов «Селен‑8» сядет на Луну, специальный отряд советских диверсантов окружит колонию Джерси и пойдет в атаку. А теперь скажите мне, сможет ли база защитить себя?

Генерал Фишер посмотрел на Хадсона, затем повернулся к президенту и пожал плечами:

– Не могу сказать. Мы никогда не рассматривали вероятность вооруженного нападения на колонию. Насколько я помню, у наших людей есть только два пистолета и ракетная установка.

– Кстати, когда ваши колонисты должны покинуть Луну?

– Они взлетают примерно через тридцать шесть часов, – ответил Хадсон.

– Любопытно, – сказал президент. – Как же они планируют вернуться в атмосферу Земли? Конечно же, их лунное транспортное средство не способно на такое путешествие.

Хадсон улыбнулся:

– Они вернутся космическим челноком на космодром Кеннеди на мысе Канаверал.

Президент вздохнул:

– «Геттисберг». Глупо было с моей стороны не подумать об этом. Он уже состыкован с нашей космической станцией.

– Ее экипаж пока ничего не знает, – сказал Стив Буше, человек из НАСА, – но как только они оправятся от шока, когда внезапно появятся колонисты на их транспортном средстве, то без сомнений возьмут с собой дополнительных пассажиров.

Президент замолчал и посмотрел на членов «внутреннего ядра», внезапно помрачнев.

– И вот теперь перед нами встает животрепещущий вопрос, господа. Выживут ли колонисты Джерси?

– Неужели вы думаете, что это сойдет вам с рук? – вопрошал Питт.

Отставной полковник морской пехоты США Рамон Клейст привстал на каблуки и почесал тростью зудящую спину.

– Если нам удастся вытащить всех ценой наших жизней, то да, я считаю, что миссия будет выполнена успешно.

– Операция слишком сложная, поэтому не может пройти безупречно, – возразил Питт. – Уничтожить базу иантенну, к тому же убив Великова и всех его солдат, – едва ли реально…

– Ваши наблюдения вместе с фотографиями, сделанными нашими самолетами-невидимками, подтверждают, что база слабо защищена.

– Сколько человек у вас в отряде? – спросил Дирк.

– Тридцать один, включая меня.

– Русские сразу же бросятся выяснять, кто разгромил их секретную базу. Вы лишь растревожите пчелиный улей.

– Это все часть плана, – успокоил его Клейст.

Полковник стоял, выпрямившись по струнке, цветастая рубашка грозилась лопнуть на груди. Лет ему примерно под шестьдесят. Он был смуглым уроженцем Аргентины, единственным ребенком бывшего офицера СС, бежавшего из Германии после войны, и дочери либерийского дипломата. Его отправили учиться в частную школу в Нью-Йорке, но он решил бросить обучение и сделать карьеру в морской пехоте.

– Я думал, что между ЦРУ и КГБ есть неписаное соглашение, чтобы они не трогали ваших агентов, если вы не трогаете их людей.

Клейст с улыбкой посмотрел на мистера Дирка:

– С чего вы взяли, что мы собираемся делать такую грязную работу?

Питт ничего не отвечал, ожидая, когда тот продолжит говорить.

– Миссия будет проводиться специальными силами службы безопасности Кубы, – объяснил полковник. – Эквивалент наших «Морских котиков» – подразделения специальных операций ВМС. А на самом деле это хорошо обученные эмигранты, переодетые в кубинский камуфляж. Даже их нижнее белье и носки будут отвечать требованиям кубинской формы. Оружие, наручные часы и другое оснащение – все советского производства. Кроме того, высадка планируется в кубинской части острова.

– Комар носа не подточит.

– Мы всегда стараемся готовиться тщательно.

– Вы будете руководить операцией?

Клейст улыбнулся:

– Нет, я слишком стар, чтобы преодолеть прибой на пляже. Штурмовую группу возглавит майор Анджело Кинтана. Вы встретите его в нашем лагере в Сан-Сальвадоре. Я буду наготове на ПТСН.

– Как вы сказали?

– «Подводный транспорт специального назначения», – ответил Клейст. – Судно, предназначенное именно для таких миссий. Многие даже не догадываются о его существовании. Думаю, это покажется вам интересным.

– Меня вряд ли можно назвать тренированным бойцом.

– Ваша задача заключается в том, чтобы провести группу к базе и показать им вентиляционное отверстие, через которое можно проникнуть в гараж. Затем вы вернетесь к берегу, где будете оставаться под прикрытием до завершения миссии.

– Вы знаете, когда планируется наш набег?

Клейст скривился:

– Мы предпочитаем называть это секретной операцией.

– Простите, но я никогда не читал заумный справочник по семантике.

– Высадка планируется на 02.00 через четыре дня.

– Через четыре дня мы можем не успеть спасти моих друзей.

Полковник выглядел искренне обеспокоенным.

– Мы уже, как могли, сжали сроки и донельзя ускорили тренировку наших солдат. Нам нужно время, чтобы все отточить и не оставить никаких просчетов. План должен быть выполнен безупречно, как компьютерная программа.

– Но от обычной человеческой ошибки ваш план не застрахован.

Дружеский тон Клейста сменился холодным.

– Обычную человеческую ошибку, мистер Питт, можете допустить только вы. Если исключить вмешательство высших сил, то успех или неудача этой миссии целиком и полностью будет зависеть от вас.

Сотрудники ЦРУ неукоснительно следовали распорядку. Питта переводили из одного кабинета в другой, проводя с ним беседы, с точностью секундомера. План по операции на Кайо-Санта-Мария дорабатывался со скоростью лесного пожара. Полковник Клейст провел Питту инструктаж буквально через три часа после того, как Мартин Броган закончил его допрашивать. Он пришел к выводу, что именно так и разрабатывались тысячи планов по действиям в чрезвычайных ситуациях при вторжении на Карибские острова и страны Центральной и Южной Америки. Компьютеризированные военные игры создавали множество сценариев на выбор. Экспертам по тайным операциям нужно было лишь выбрать программу, которая лучше всего подходила для миссии, а затем доработать.

Дирк прошел тщательный медицинский осмотр, прежде чем ему разрешили перекусить. Врач признал его здоровым, вколол смесь мощных витаминов и порекомендовал пораньше ложиться спать, пока мысли уставшего Питта окончательно не превратились в кашу.

Стройная женщина с высокими скулами и заплетенными в косу волосами, назначенная помогать ему, в нужное время провела мужчину в нужную комнату. Она представилась именем Элис, не назвав ни фамилию, ни звание. На ней была форма мягкого бежевого цвета поверх кружевной блузки. Дирк только подумал, что дама весьма привлекательна, как сразу же поймал себя на мысли, что представляет ее лежащей на атласных простынях.

– Мистер Броган устроил для вас стол в парадном обеденном зале, – сказала она голосом, идеально подходящим для экскурсовода. – Мы поедем на лифте.

Питт внезапно кое-что вспомнил.

– Я хотел бы воспользоваться телефоном.

– Простите, но это невозможно.

– Можно спросить, почему?

– Разве вы забыли, что все считают вас мертвым? – как ни в чем не бывало спросила Элис. – Один звонок другу или любовнице может сорвать всю операцию.

– Понятно, язык мой – враг мой, – цинично сказал Питт. – Послушайте, мне нужно кое-что узнать у человека, с которым я даже не знаком. Я назовусь фальшивым именем.

– К сожалению, это невозможно.

В уме Питта появилась картина поцарапанной граммофонной пластинки.

– Дайте позвонить, а то я сделаю какую-нибудь гадость.

Она вопросительно посмотрела на него:

– Например?

– Уйду домой, – просто сказал он.

– По приказу мистера Брогана вы покинете здание только тогда, когда придет пора отправляться на нашу базу в Сан-Сальвадоре. Нам придется надеть на вас смирительную рубашку еще до того, как вы найдете выход.

Дирк шел позади нее, когда они проходили по коридору. Тут он внезапно развернулся и проскользнул в двери прихожей без опознавательных табличек. Он спокойно прошел мимо испуганной секретарши и вошел в кабинет. Невысокий мужчина с короткими седыми волосами и сигаретой во рту, делающий пометки на графике, удивленно повернулся к нему.

Питт учтиво улыбнулся и сказал:

– Прошу прощения, можно воспользоваться вашим телефоном?

– Если вы работаете здесь, то должны знать, что пользоваться телефоном для своих личных нужд у нас запрещено.

– Тогда все в порядке, – сказал Дирк. – Я здесь не работаю.

– Вы не сможете набрать по внешней линии, – добавил седовласый.

– Сейчас все увидите.

Питт снял трубку телефона и попросил оператора связать его с кабинетом Мартина Брогана. Через несколько секунд на другой стороне провода послышался голос личного секретаря Брогана.

– Меня зовут Дирк Питт. Пожалуйста, сообщите мистеру Брогану, что если мне не позволят на минутку воспользоваться телефоном, то я тут все разнесу.

– Кто это?

– Я уже сказал вам.

Питт был упрям. Решительно не желая смириться с отказом, он еще двадцать минут ругался, кричал и действовал на нервы Брогану, пока тот не разрешил позвонить во внешний мир с условием, что Элис будет рядом и прослушает весь разговор.

Она провела его в небольшой кабинет и показала на телефон:

– Внутренний оператор поможет вам. Продиктуйте ей номер, и она соединит вас.

Питт проговорил в приемник:

– Оператор, как вас зовут?

– Дженни Мерфи, – ответил приятный голос.

– Дженни, начнем с Балтимора. Мне нужен номер компании «Вихокенское морское снаряжение».

– Секундочку. Я достану его для вас.

Дженни узнала номер в справочном бюро Балтимора и послала вызов.

Объяснив свою проблему четырем разным людям, Питт наконец связался со старшим сотрудником компании.

– Мое имя Боб Конде. Что я могу для вас сделать?

Питт перевел взгляд на Элис и подмигнул ей.

– Мистер Конде, меня зовут Джек Фармер. Я работаю в отделении федеральных археологических исследований, и мне удалось обнаружить старый водолазный шлем на месте кораблекрушения. Надеюсь, вы сможете его опознать.

– Постараюсь. Моя бабушка начала заниматься этим около восьмидесяти лет назад. Мы ведем учет всех проданных товаров. У вас есть серийный номер?

– Да, на табличке, прикрепленной к нагруднику, – Питт прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, как выглядел шлем на трупе внутри «Циклопа». – Там было написано – компания «Вихокенское морское снаряжение инкорпорейтед, Марк V, серийный номер 58-67-К».

– Это стандартный водолазный шлем военно-морского флота, – без промедления ответил Конде. – Мы выпускаем их с 1916 года. Они изготовлены из сформованной меди с бронзовыми вставками. На них имеется по четыре герметичных стеклянных иллюминатора.

– Вы поставляете их военно-морскому флоту?

– От них приходило больше всего заказов. К слову, как и сейчас. «Марк V, модель 1» все еще пользуется спросом для определенных видов водолазных операций со шланговой подачей воздуха. Но этот шлем был продан гражданскому заказчику.

– Простите за вопрос, а как вы узнали?

– По серийному номеру. «58» – это год выпуска. «67» – порядковый номер, а «К» – значит, для коммерческой продажи. Другими словами, это шестьдесят седьмой по счету шлем, выпущенный нашей компанией в 1958 году и проданный коммерческой спасательной компании.

– Не могли бы вы как-нибудь порыться в бумагах и поискать, кто купил его?

– Это займет добрых полчаса. Мы не перебрасывали старые записи на компьютерные диски. Давайте я вам перезвоню.

Элис покачала головой.

– Правительство может себе позволить любые услуги телефонной связи, мистер Конде. Я пока что побуду на линии.

– Как вам удобно.

Конде оказался верным своему слову. Он снова подошел к телефону ровно через тридцать одну минуту.

– Мистер Фармер, один из моих бухгалтеров нашел то, что вы просили.

– Я слушаю.

– Шлем вместе с водолазным костюмом и аквалангом был продан частному лицу. Как ни странно, но я его знал. Его звали Ганс Кронберг. Дайвер старой закалки. Болел кессонной болезнью сильнее, чем все, кого я знал. Но даже тяжелые стадии болезни не останавливали его, и он продолжал нырять.

– Вы знаете, что с ним произошло?

– Насколько я помню, он приобрел снаряжение для спасательных работ где-то возле Кубы. Ходили слухи, что кессонка окончательно загнала его в могилу.

– Вы не помните, кто его нанял?

– Нет, это было слишком давно, – ответил Конде. – Думаю, он нашел себе партнера при деньгах. Ведь снаряжение Ганса было старым и изношенным. Его водолазный костюм весь был в заплатках. Он жил от зарплаты до зарплаты, которой едва хватало только для того, чтобы прокормить себя. И вот однажды он пришел сюда, чтобы потратить деньги на новое снаряжение.

– Спасибо за помощь, – сказал Питт.

– Не за что. Рад, что вы позвонили. Интересно, почему вы решили набрать меня. Могу я спросить, где вы нашли шлем?

– Возле Багам в старом затонувшем судне.

Представляя себе, что там произошло, Конде на несколько мгновений замолчал. Потом сказал:

– Получается, там Ганс и умер. Что ж, едва ли он предпочел бы встретить свою кончину, лежа в постели.

– Вы не подскажете, кто еще может помнить Ганса?

– Наверное, нет. Все тяжелые водолазы старых времен уже ушли в другой мир. Единственная, кто приходит мне на ум, это вдова Ганса. Она до сих пор присылает мне рождественские открытки. Сейчас она живет в доме престарелых.

– Вы знаете его название или адрес?

– В Лисберге, Вирджиния, если не ошибаюсь. Как он называется, я понятия не имею. А вот ее, кстати говоря, зовут Хильда.

– Спасибо, мистер Конде. Вы мне очень помогли.

– Если будете в Балтиморе, мистер Фармер, заглядывайте поздороваться. У меня теперь есть много времени, чтобы повспоминать о старых деньках, с тех пор как сыновья успешно сменили меня на должности руководителя компании.

– С радостью, – сказал Питт. – До свидания.

Мужчина прервал связь и позвонил Дженни Мерфи. Он попросил ее обзвонить дома престарелых Лисберга и найти тот, в котором проживала Хильда Кронберг.

– Для чего это вам? – потребовала объяснений Элис.

Дирк улыбнулся:

– Я ищу Эльдорадо.

– Очень смешно.

– В этом-то и беда ЦРУ, – колко подметил Питт. – Вы не понимаете шуток.

Грузовик «Форд» подъехал к Уинтропскому интернату для престарелых и остановился возле служебного входа. Грузовик был ярко-синий с цветочными рисунками по бокам. Надпись, тисненная золотыми буквами, гласила: «Дом цветов для матери».

– Пожалуйста, не тратьте здесь время зря, – нетерпеливо попросила Элис. – Вы должны быть в Сан-Сальвадоре через четыре часа.

– Постараюсь, – сказал Питт, выпрыгивая из грузовика в форме водителя и с букетом роз в руках.

– Не понимаю, как вам удалось уговорить мистера Брогана дать вам разрешение на эту поездку.

Перед тем как захлопнуть дверь, Дирк улыбнулся:

– Обычный шантаж и вымогательство.

Уинтропский интернат для престарелых был идеальным местом для беззаботной жизни на старости лет. Здесь было поле для гольфа на девять лунок, теплый крытый бассейн, отличная столовая и роскошные сады. Главный корпус больше напоминал пятизвездочный отель, чем серые дома отдыха.

Ветхим его уж точно не назовешь, как и подходящим для нищих стариков, подумал Питт. Очевидно, что Уинтропский интернат был так великолепно обставлен для богатых пожилых людей. У него в голове не укладывалось, как вдова водолаза, который с трудом сводил концы с концами, могла себе позволить проживать в такой роскоши.

Он зашел через черный ход, подошел к стойке регистрации и показал цветы.

– Я принес доставку для миссис Хильды Кронберг.

Администратор интерната посмотрела на него и улыбнулась. Питт счел ее вполне привлекательной: длинные и блестящие темно-рыжие волосы, серо-голубые глаза на узком лице.

– Оставьте цветы на стойке, – нежным голосом сказала она. – Сиделка передаст их.

– Мне сказали доставить букет лично в руки, – сказал Питт. – И, кроме того, я должен устно поздравить даму.

Она кивнула и указала на дверь сбоку.

– Думаю, вы найдете миссис Кронберг у бассейна. Только не обещаю, что она сможет нормально поговорить с вами. Временами Хильда витает в облаках.

Дирк поблагодарил девушку, жалея, что даже не попытался пригласить ее на ужин. Он прошел в двери и спустился по лестнице. Застекленное помещение с бассейном было задумано в стиле гавайского сада с черной скалой и спадающим с нее водопадом.

Спросив у двух пожилых женщин, где ему искать Хильду Кронберг, он увидел даму, сидящую в инвалидной коляске возле бассейна. Она смотрела в воду, но ее разум блуждал где-то далеко.

– Миссис Кронберг?

Прикрыв глаза рукой, она подняла голову:

– Да?

– Меня зовут Дирк Питт. Можно задать вам несколько вопросов?

– Мистер Питт, правильно? – мягким голосом спросила она, окинув взглядом его форму и цветы. – Интересно, о чем хочет спросить у меня мальчик, доставляющий цветы?

То, что она назвала Питта «мальчиком», заставило его улыбнуться, и он вручил ей букет.

– Это касается вашего покойного мужа Ганса.

– Он с вами? – недоверчиво спросила она.

– Нет, я один.

Хильда была болезненно худощавой, а ее кожа почти прозрачной, словно папиросная бумага. Лицо покрывал толстый слой косметики, а волосы были умело выкрашены. Бриллиантовые кольца на ее пальцах стоили нескольких «Роллс-Ройсов». Дама выглядела лет на семьдесят пять, хотя Питту показалось, что на самом деле ей лет на пятнадцать меньше. Хильда Кронберг ждала смерти. Тем не менее, когда она улыбнулась при упоминании имени мужа, казалось, что ее глаза тоже улыбались.

– Вы выглядите слишком молодо, чтобы знать Ганса, – заметила она.

– Мистер Конде из компании «Вихокенское морское снаряжение» рассказал мне о нем.

– Боб Конде, конечно же. Они с Гансом были хорошими приятелями по покеру.

– Вы выходили замуж второй раз после его смерти?

– Да.

– Но тем не менее вы все еще носите его фамилию.

– Это долгая история, которую вам будет неинтересно слушать.

– Когда вы последний раз видели Ганса?

– В четверг, 10 декабря 1958 года. Я провожала его на пароход «Монтерей», направляющийся в Гавану. Ганс всегда преследовал свою мечту. Они с партнером как раз отправлялись на очередную охоту за сокровищами. Он клялся, что они найдут столько золота, что он сможет купить мне дом. К сожалению, он так и не вернулся.

– Вы помните, кто был его партнером?

Ее мягкое лицо вдруг нахмурилось:

– Что вам нужно, мистер Питт? Кто вас прислал?

– Я директор специальных программ Национального управления подводных исследований, – ответил он. – Во время обследования затонувшего корабля под названием «Циклоп» я обнаружил останки, по моему предположению, принадлежащие вашему мужу.

– Вы нашли Ганса? – удивилась она.

– Пока что точно не известно, но водолазный шлем на останках принадлежал ему.

– Ганс был хорошим человеком, – задумчиво сказала она. – Может быть, кормилец семьи из него был никудышный, но нам хорошо жилось вместе, пока… В общем, пока он не умер.

– Помните, вы спросили меня, не с ним ли я? – мягко напомнил мужчина.

– Это семейная тайна, мистер Питт. Со мной ничего не случится… Он охраняет меня. Мне не на что жаловаться. Я отрешилась от реального мира по собственному желанию… – Ее голос затих, взгляд устремился вдаль.

Питт попытался достучаться до нее, пока она не унеслась в страну грез.

– Он не говорил вам, что Ганса убили?

Глаза Хильды на мгновение вспыхнули, а потом она молча покачала головой.

Питт присел на колени рядом с ней и взял ее за руку.

– Его спасательный трос и воздушный шланг были перерезаны, когда он работал под водой.

Она заметно дрожала.

– Зачем вы говорите мне это?

– Потому что это правда, миссис Кронберг. Даю вам слово. Скорее всего, тот, кто работал с Гансом, убил его, чтобы забрать его долю найденных богатств.

Еще около минуты Хильда сидела в задумчивом смятении.

– Вы знаете о сокровище Ла Дорада, – наконец сказала она.

– Да, – ответил Питт. – Я знаю, как она оказалась на «Циклопе». И знаю, что Ганс и его партнер собирались достать ее.

Хильда принялась крутить на пальце одно из алмазных колец.

– В глубине души я всегда подозревала, что Рэй убил Ганса.

Дирк опешил. О таком он даже подумать не мог. Он осторожно проверил невероятную догадку, спросив:

– Думаете, Ганса убил Рэй Лебарон?

Дама кивнула.

Неожиданное открытие застало Питта врасплох, и ему потребовалось еще несколько мгновений, чтобы вернуться к разговору.

– Из-за сокровищ? – тихо спросил он.

– Нет. Из-за меня.

Она покачала головой.

Питт не отвечал, молча ожидая продолжения рассказа.

– Всякое бывает, – шепотом начала она. – В те дни я была молодой и красивой. Вы бы поверили, что когда-то я была симпатичной?

– Вы по-прежнему очень красивая.

– Думаю, очки вам не помешали бы, но спасибо за комплимент.

– Кроме того, вы сообразительная.

Она указала рукой в направлении главного корпуса.

– Они вам говорили, что я слегка чокнутая?

– Администратор намекнула, что вы немного не в себе.

– Иногда я люблю немного притворяться. Чтобы остальным приходилось гадать, что у меня на уме. – Ее глаза на мгновение сверкнули, затем она снова устремила свой взор в никуда. – Ганс был хорошим человеком, на семнадцать лет старше меня. Моя любовь к нему смешивалась с сочувствием, ведь он был калекой. Мы прожили в браке около трех лет, когда он впервые пригласил Рэя к нам на ужин. Вскоре все мы втроем близко сдружились, а мужчины решили организовать партнерство по поиску сокровищ в местах старых кораблекрушений, чтобы затем продавать их торговцам антиквариатом и коллекционерам. В те дни Рэй был красивым энергичным мужчиной, поэтому вскоре мы закрутили роман.

Она запнулась и посмотрела на Питта:

– Вы когда-нибудь любили двух женщин одновременно?

– Боюсь, что такого мне испытать не пришлось.

– Вот что странно – я не чувствовала за собой никакой вины. Обманывать Ганса стало для меня сродни захватывающей игре. Не потому, что я была бесчестной. Я прежде никогда не лгала близким людям, поэтому даже не задумывалась о раскаянии. Теперь я благодарю Бога за то, что он забрал Ганса прежде, чем ему открылась вся правда.

– Можете рассказать мне о сокровище Ла Дорада?

– После окончания Стэнфорда Рэй несколько лет рыскал по джунглям Бразилии в поисках золота. О Ла Дораде он впервые услышал от американского земельного инспектора. Я не помню всех подробностей, но друг семьи был уверен, что она находилась на борту «Циклопа», когда корабль пропал. Они вместе с Гансом два года носились по Карибскому бассейну с металлодетекторами, надеясь обнаружить признаки кораблекрушения. Наконец нашли затонувший корабль. Рэй занял денег у своей матери, чтобы купить водолазное снаряжение и небольшой спасательный катер. Он первым отправился на Кубу, чтобы начать операцию, пока Ганс заканчивал работу в Нью-Джерси.

– Вы получали сообщения или телефонные звонки от мужа после того, как он отплыл на «Монтерее»?

– Однажды он звонил мне с Кубы. Он лишь сказал, что они с Рэем на следующий день отправляются на место крушения корабля. Спустя две недели Лебарон вернулся и сказал мне, что Ганс погиб из-за декомпрессионного заболевания и похоронен в море.

– А сокровище?

– Рэй описал мне его как огромную золотую статую, – ответила она. – Ему удалось поднять ее на спасательный катер и доставить на Кубу.

Питт встал, потянулся и снова опустился на колени рядом с Хильдой.

– Странно, почему он не привез статую обратно в Штаты?

– Он боялся, что бразильцы, таможенники Флориды, федеральное правительство, морские археологи или другие охотники за сокровищами отберут Ла Дораду или начнут судиться из-за нее, и в итоге он останется с пустыми руками. Кроме того, Рэй не хотел отдавать государству миллионы долларов в качестве налога. В общем, кроме меня, он никому больше не рассказывал о своей находке.

– Что с ней случилось дальше?

– Он вынул из сердца статуи громадный рубин, распилил его на сотни мелких камней и продал по частям.

– Так Лебарон положил начало своей финансовой империи, – догадался Питт.

– Да, но прежде чем Рэй успел распилить изумрудную голову или переплавить золото, к власти пришел Кастро, и ему пришлось спрятать статую. Он никогда не говорил мне, куда спрятал ее.

– Значит, Ла Дорада все еще находится где-то на Кубе.

– Я уверена, что Рэй никогда не возвращался туда, чтобы забрать ее.

– Вы видели его после этого?

– О, ну конечно же, – весело сказала она. – Мы поженились.

– Получается, вы были первой миссис Лебарон? – пораженно спросил Питт.

– В течение тридцати трех лет.

– Но в документах указано, что его первую жену звали Хиллари и что она умерла несколько лет назад.

– Когда Рэй стал богатым, для солидности он предпочитал называть меня Хиллари, а не Хильдой. Когда я заболела, моя смерть стала удобным выходом для него – все бы стали его ненавидеть, если бы узнали, что он развелся с инвалидом. Таким образом, он похоронил Хиллари Лебарон, в то время как Хильда Кронберг доживает здесь последние деньки.

– Поразительно, какими жестокими бывают люди.

– Мой муж всегда был великодушным человеком, иногда даже сострадательным. Но каждый из нас жил своей жизнью. И я не против. Джесси иногда навещает меня.

– Вторая миссис Лебарон?

– Прелестная и заботливая женщина.

– Как она могла выйти за него замуж, если вы до сих пор живы?

Она улыбнулась:

– Рэй просчитался. Доктора сказали ему, что мне осталось жить всего несколько месяцев. Но я протянула еще семь лет.

– Выходит, что он двоеженец, убийца и вор.

Хильда не спорила.

– Рэй – сложный человек. Он берет гораздо больше, чем отдает.

– На вашем месте я бы распял его на ближайшем кресте.

– Слишком поздно, мистер Питт.

Она подняла голову, в ее глазах внезапно заиграл огонек.

– Но вы можете кое-что сделать для меня.

– Говорите.

– Найдите Ла Дораду! – пылко сказала она. – Найдите статую и подарите ее миру. Чтобы об этом знала вся общественность. Это ранит Рэя сильнее, чем потеря его журнала. Но что более важно – вы сделаете то, чего хотел Ганс.

Питт взял ее за руку и легонько сжал.

– Хильда, – мягко произнес он. – Я сделаю все, что смогу, обещаю.

Доктор Хадсон отрегулировал четкость изображения и приветственно кивнул появившемуся на экране человеку:

– Эли, тут кое-кто хочет поговорить с тобой.

– Всегда рад видеть новые лица, – бодро ответил Штейнмец.

Место Хадсона перед видеокамерой и монитором занял другой мужчина. Несколько мгновений он с восхищением смотрел на экран.

– Вы действительно на Луне? – наконец спросил он.

– Время для шоу, – приятно улыбаясь, сказал Штейнмец. Он вышел за экран, снял камеру со штатива и подошел к кварцевому окну, чтобы показать лунный пейзаж. – К сожалению, не смогу вам показать отсюда Землю, мы сейчас на другой стороне Луны.

– Я вам верю.

Штейнмец прикрепил камеру на место и снова встал перед ней. Он подался вперед и уставился в экран. Улыбка медленно сползла с его губ, на лице появился вопросительный взгляд.

– Вы тот, кем сейчас мне кажетесь?

– Вы узнаете меня?

– Судя по голосу и по картинке, мне кажется, что я говорю с президентом.

Теперь уже пришел черед президента улыбаться.

– Не думал, что вы узнаете меня, ведь, когда вы покинули Землю, я был сенатором, а вам на Луну газеты вряд ли доставляют.

– Когда орбита Луны находится в надлежащем положении относительно Земли, мы можем подключаться почти ко всем спутникам связи. Во время последнего перерыва наши люди смотрели последний фильм Пола Ньюмана на канале НВО. А когда транслируют новости CNN, мы все собираемся у экранов, как голодные собаки у кормушки.

– Колония Джерси – невероятное достижение. Наш народ всегда будет в долгу перед вами.

– Спасибо, господин президент, хотя меня удивило то, что Лео решил опередить события и обнародовать успех проекта до нашего возвращения на Землю. Это не по плану.

– Еще не было никакого публичного заявления, – сказал президент, посерьезнев. – Кроме вас и ваших колонистов, я единственный человек, не состоящий во «внутреннем ядре», который знает о вашем существовании. Кроме, может быть, русских.

Штейнмец уставился на него сквозь двести сорок тысяч миль.

– Как они могли узнать о колонии Джерси?

Президент замолчал и перевел взгляд на Хадсона, стоящего за объективом камеры. Доктор покачал головой.

– Из фотографий, сделанных лунными зондами «Селен», – ответил президент, умолчав о том, что корабль был пилотируемым. – Одному из них удалось передать данные в Советский Союз. Мы думаем, что на фотографиях была видна колония Джерси. Также есть основания думать, что русские подозревают вас в уничтожении их зондов с поверхности Луны.

В глазах Штейнмеца заиграла тревога.

– Вы думаете, что они собираются напасть на нас, да?

– Да, Эли, так и есть, – сказал президент. – «Селен‑8», советская лунная станция, вошла на орбиту Луны три часа назад. Компьютеры НАСА просчитали, что они не стали садиться в безопасном месте на лицевой стороне Луны, а, вероятнее всего, собираются приземлиться на темной стороне, примерно в вашем районе. Очень рискованный ход, если только у них нет точных координат конечной цели.

– Колонии Джерси.

– На их лунном корабле находится семеро мужчин, – продолжил президент. – Таким воздушным судном должны управлять двое пилотов-инженеров. Значит, пятеро могут быть военными.

– Нас здесь десять человек, – сказал Штейнмец. – Двое будут противостоять одному, у нас неплохие шансы.

– Если не учитывать, что на их стороне огневая мощь и боевая подготовка. Эти люди – самая смертоносная команда, какую русские могли собрать.

– Довольно мрачная картина, господин президент. Что прикажете делать?

– Вы достигли гораздо большего, чем любой из нас был вправе ожидать. Но расклад сейчас совсем не в нашу пользу. Нужно уничтожить колонию и убираться оттуда до того, как прольется кровь. Я хочу, чтобы вы и ваши люди благополучно вернулись на Землю и получили награды, которых заслуживаете.

– Думаю, вы даже близко не представляете, как нам было тяжело построить ее.

– Чего бы вы ни достигли, это не стоит ваших жизней.

– Мы уже шесть лет живем, смирившись с возможностью умереть в любой момент, – медленно произнес Штейнмец. – Еще несколько часов не будут иметь никакого значения.

– Глупо отдавать свою жизнь зря, вам не выиграть битву, – стоял на своем глава государства.

– Вы говорите с человеком, потерявшим отца в битве за остров Уэйк[119]. Я посоветуюсь со своими, хотя результат мне известен заранее. Остальные ребята не станут спасаться бегством, если этого не сделаю я. Мы примем бой.

Президент чувствовал, что Штейнмеца невозможно переубедить, и в то же время гордился этим человеком.

– Какое оружие у вас есть? – устало спросил он.

– В нашем арсенале есть одна пусковая установка, к ней остался только последний снаряд, винтовка «М14 National Match» и спортивный пистолет двадцать второго калибра. Мы взяли их с собой на Луну для некоторых гравитационных экспериментов.

– У вас нет шансов, Эли, – грустно вздохнул президент. – Вы хоть понимаете это?

– Есть обстоятельства в нашу пользу.

– Какие?

– Русские – наши гости.

– И что?

– Значит, мы играем на своем поле, – хитро подметил Штейнмец. – А свое поле всегда дает кое-какие преимущества.

– Они приземлились! – воскликнул Сергей Корнилов, ударяя кулаком о ладонь. – «Селен‑8» села на Луну!

Пол помещения, предназначенного для того, чтобы важные персоны могли наблюдать за испытаниями в советском центре управления полетами, задрожал от бурных аплодисментов и приветственных криков космических инженеров и ученых, собравшихся в общем зале внизу.

Президент Антонов поднял бокал шампанского:

– Во славу партии и Советского Союза!

Тост подхватили столпившиеся в помещении кремлевские чиновники и высокопоставленные военные.

– За первую ступеньку на нашем пути к Марсу, – добавил генерал Есенин.

– Да! Так держать! – ответил хор голосов. – За Марс!

Антонов поставил пустой бокал на поднос и повернулся к Есенину, его лицо внезапно стало серьезным.

– Когда майор Левченко доберется до лунной базы? – спросил он.

– Учитывая время на регулирование систем космического корабля, разведку местности и расстановку солдат перед боем… Я бы сказал, все это займет около четырех часов.

– На каком расстоянии от объекта они приземлились?

– «Селен‑8» была запрограммирована на посадку за невысоким рядом холмов в менее чем трех километрах от того места, где «Селен‑4» обнаружил астронавтов, – ответил генерал.

– Кажется, совсем близко, – произнес Антонов. – Если американцы заметили нашу посадку, то Левченко потерял возможность неожиданной атаки.

– Я почти не сомневаюсь, что они даже не понимают, во что вляпались.

– Вы совсем не волнуетесь?

– Наше преимущество состоит в опыте Левченко и превосходящей огневой мощи, товарищ президент. – Есенин был похож на тренера, который только что вывел своего боксера на ринг против однорукого бойца. – У американцев нет шансов.

Майор Григорий Левченко растянулся в мелкой серой пыли на поверхности Луны, уставившись в безграничную пустоту черного неба. В этом тихом призрачном пейзаже он находил сходство с бесплодной пустыней равнины Сейстан в Афганистане, в особенности песчаные равнины и выпуклые холмы. Хотя лунная поверхность и напоминала огромное море из гипса, но все равно она казалась необыкновенно знакомой.

Майор с трудом поборол приступ тошноты. И его самого, и весь экипаж сильно тошнило. У них совсем не было времени для подготовки к состоянию невесомости на Земле, в то время как у космонавтов программы «Союз» на это уходили недели и месяцы. Несколько часов инструктажа по управлению системами жизнеобеспечения лунных скафандров, краткая лекция об условиях, ждущих на Луне, и немного информации о примерном местоположении американской колонии – вот и вся подготовка.

Через скафандр он ощутил, как плечо сжала чья-то рука. Не поворачиваясь, майор проговорил во встроенный в шлем микрофон:

– Что у тебя?

Лейтенант Дмитрий Петров указал рукой на плоскую долину между покатыми стенами двух кратеров примерно на километр левее от них.

– Следы транспорта и отпечатки ног сходятся в тени под краем левого кратера. Я насчитал там три, может быть, четыре маленьких здания.

– Герметизированные теплицы, – сказал Левченко. Он установил квадратный бинокль на небольшой трехногий штатив и прислонился стеклом шлема к широкому окуляру. – Кажется, будто из наклонной стороны кратера выходит пар.

Он поточнее настроил фокусировку бинокля.

– Да, теперь четко видно. Где-то в скале есть вход, вероятно шлюз, через него можно проникнуть внутрь. Не вижу никаких следов жизни. Внешний периметр кажется пустынным.

– Они могут прятаться в засаде, – произнес Петров.

– А где здесь можно спрятаться? – спросил Левченко, осматривая окрестности. – Россыпь камней слишком мала, чтобы скрыть за собой людей. На местности не заметно никаких углублений, в которых можно залечь, и я не вижу никаких оборонительных сооружений. Астронавты в громоздких белых скафандрах выделялись бы на местности, словно снеговики на угольном поле. Нет, я думаю, они забаррикадировались внутри.

– Не очень умно с их стороны. Такой ход нам на руку.

– Не забывай, у них есть пусковая установка.

– Если мы рассредоточимся, то ее эффективность будет крайне мала.

– Так-то да, но здесь нет укрытий. Кроме того, мы не можем быть уверены, что у них нет другого оружия.

– Они могут очень тщательно охранять вход, – предположил собеседник.

– Нам приказано уничтожить их, никоим образом не повредив объект, – сказал Левченко. – Мы должны войти туда.

– Вижу движение! – воскликнул Петров.

Майор приник к биноклю. Из-за одной из теплиц показалось необычное открытое транспортное средство и начало двигаться в их направлении. Белый флаг, привязанный к антенне, безвольно свисал в безвоздушной атмосфере. Военный наблюдал, как луноход остановился в пятидесяти метрах от них и из него на лунную поверхность ступил человек.

– Интересно, – задумчиво проговорил Левченко. – Американцы хотят провести переговоры.

– Это может быть уловка, чтобы прощупать наши силы.

– Не думаю. Если бы они собирались сражаться с нами, то белый флаг не поднимали бы. Их разведка и наземные системы слежения предупредили о нашем прибытии, поэтому они должны знать, что превосходство на нашей стороне – и численное, и в огневой мощи. Американцы – капиталисты. Они всегда в первую очередь полагаются на деловой подход. Если у них нет шансов победить, они постараются хотя бы заключить сделку.

– Вы собираетесь говорить с ними? – спросил Петров.

– Поговорить не помешает. Кажется, он не вооружен. Возможно, америкосы согласятся отдать колонию в обмен на то, чтобы мы оставили их в живых.

– Нам приказано не брать пленных.

– Я помню, – напряженно сказал Левченко. – Решим этот вопрос, когда выполним задачу. Скажи парням, чтобы держали американца на прицеле. Если я подниму левую руку, открывайте огонь.

Он вручил свой автомат Петрову и легко поднялся на ноги. Его скафандр, винтовка и ранцевая система жизнеобеспечения с баллонами рециркулятора кислорода и рециркулятора воды для охлаждения добавляли лишних сто девяносто четыре фунта к весу тела Левченко, что в общей сумме составляло около трехсот шестидесяти земных фунтов. Но его лунный вес при этом был всего шестьдесят фунтов.

Майор направился к луноходу, чередуя шаги с прыжками, пытаясь подстроиться под лунную силу притяжения. Вскоре он подошел к луноходу и остановился в пяти метрах от него.

Американский лунный колонист ждал его, беззаботно опираясь на переднее колесо. Когда мужчина приблизился, он выпрямился, опустился на колено и написал ряд цифр в свинцовой пыли поверхности Луны.

Левченко понял его замысел и настроил радиоприемник на указанную частоту. Затем кивнул.

– Как менья слишытэ? – спросил американец по-русски, сильно коверкая слова.

– Я знаю английский, – ответил майор.

– Отлично. Это убережет нас от каких-либо недоразумений. Меня зовут Эли Штейнмец.

– Вы руководитель лунной базы Соединенных Штатов?

– Да, я возглавляю проект.

– Майор Григорий Левченко, Советский Союз.

Штейнмец подошел поближе, и они неуклюже пожали друг другу руки.

– Кажется, у нас проблемы, майор.

– Нам не избежать конфликта.

– Вы можете просто развернуться и вернуться к вашему лунному аппарату, – сказал Штейнмец.

– У меня приказ, – твердым тоном заявил Левченко.

– Вы должны атаковать нас и захватить колонию?

– Да.

– Разве нет способа избежать кровопролития?

– Вы можете сдаться.

– Забавно, – ответил Штейнмец. – Я собирался предложить вам то же самое.

Левченко был уверен, что американец блефует, но по лицу за стеклом шлема было трудно что-либо прочитать. Русский видел в стекле лишь свое отражение.

– Вы должны понимать, что не выстоите против моих людей.

– Не спорю, если мы начнем перестрелку, то победа будет за вами, – согласился Штейнмец. – Но вы можете находиться за пределами своего десантного корабля всего несколько часов, после чего вам придется вернуться и перезарядить системы жизнеобеспечения. По-моему, вы уже использовали около двух часов.

– У нас еще достаточно времени, чтобы выполнить задачу, – уверенно сказал Левченко.

– Я должен предупредить вас, майор, что у нас есть секретное оружие. И можете мне поверить – ваши парни погибнут, да и вы вместе с ними.

– Слабенький блеф. Я ожидал большего от американского ученого.

– Я инженер. Это не то же самое, что ученый, – поправил Штейнмец.

– Как по мне, то все равно, – нетерпеливо сказал Левченко. Он был из таких военных, которые чувствовали себя не в своей тарелке при длительных переговорах. Он всегда стремился поскорее перейти к действию. – Продолжать разговор бесполезно. С вашей стороны было бы мудро вывести своих людей и сдать нам объект. Я гарантирую вашу безопасность до возвращения на Землю.

– Лжете, майор. Должны погибнуть либо ваши люди, либо мои. Вы не оставите в живых тех, кто сможет рассказать миру, что здесь произошло.

– Ошибаетесь, господин Штейнмец. Сдавайтесь, и мы отнесемся к вам по справедливости.

– Простите, но нет.

– Тогда пощады не будет.

– Ничего другого я и не ожидал, – мрачно сказал Штейнмец. – Если вы нападете, гибель людей будет на вашей совести.

Левченко рассердился не на шутку:

– Убийца девяти советских космонавтов еще будет читать мне нотации о человеческих жизнях?

Майор не мог этого видеть, но он был уверен, что почувствовал напряжение Штейнмеца. Не дожидаясь ответа, он развернулся и вприпрыжку направился прочь. Обернувшись через плечо, он заметил, что Штейнмец еще несколько секунд простоял на месте, после чего медленно забрался назад в луноход и поехал обратно к колонии, оставляя позади клубы серой пыли.

Русский сдержанно улыбнулся. Через два-три часа их миссия будет успешно выполнена. Вернувшись к солдатам, он снова осмотрел скалистую местность вокруг лунной базы через бинокль. Наконец, убедившись, что за камнями не было затаившихся американских колонистов, Левченко дал приказ солдатам рассредоточиться по местности и наступать. Элитный советский штурмовой отряд двинулся в атаку, даже не подозревая, какая хитроумная ловушка Штейнмеца ждала их впереди.

Вернувшись ко входу в штаб-квартиру колонии Джерси, руководитель неторопливо припарковал луноход и медленно, едва переставляя ноги, вошел внутрь. Он специально мешкал, понимая, что Левченко следит в бинокль за каждым его движением. Оказавшись вне поля зрения русских, Штейнмец остановился у переходного шлюза, а затем быстро спрятался в небольшой боковой тоннель, который постепенно поднимался вверх по внутреннему склону кратера. Шагая по проходу, он поднимал небольшие облака пыли, мгновенно разлетавшиеся по узкому пространству тоннеля, поэтому ему приходилось постоянно вытирать стекло шлема, чтобы что-нибудь видеть.

Минуту спустя, пройдя пятьдесят шагов, он присел и пробрался через щель на узкую площадку, замаскированную большим куском серой ткани, по цвету идеально сливающейся с окружающей местностью. Рядом на животе лежал еще один человек в скафандре, уставившись в оптический прицел винтовки.

Колонист-геофизик Вилли Ши не замечал присутствия Штейнмеца, пока тот не опустился рядом с ним.

– По-моему, впечатления на них ты не произвел, – проговорил он с небольшим бостонским акцентом. – Славяне готовятся к нападению.

С высоты замаскированного наблюдательного пункта Штейнмецу было отлично видно, как майор Левченко и его люди начали перемещаться через долину. Они передвигались, словно охотники, преследующие добычу, даже не пытаясь забраться на возвышенности по бокам кратера. Рыхлая лунная почва наверняка замедлила бы продвижение, поэтому они зигзагами перепрыгивали по ровной поверхности, пролетая с каждым прыжком по тридцать или сорок футов и отталкиваясь от каждого возвышающегося над равниной выступа скалы или валуна. В их крутящиеся и переворачивающиеся в полете тела трудно было бы попасть даже самому меткому снайперу.

– Выстрели в десяти футах перед передним солдатом, – сказал Штейнмец. – Хочу посмотреть на реакцию.

– Если они прослушивают нашу частоту, то смогут предугадывать каждое наше действие, – возразил Ши.

– Они не успели вычислить нашу частоту, у них просто не было времени. Так что заткнись и стреляй.

Ши пожал плечами внутри лунного скафандра, снова взглянул в оптический прицел и нажал на спусковой крючок. Из-за того, что на Луне нет ветра, который переносил бы звуковые волны, выстрел оказался необыкновенно тихим.

Перед Левченко внезапно поднялся клуб пыли, и он мгновенно бросился на землю. Остальные солдаты последовали его примеру и уставились в прицелы автоматов, ожидая следующих выстрелов. Но их непоследовало.

– Кто-нибудь видел, откуда стреляли? – спросил Левченко.

Все ответы были отрицательными.

– Они пристреливаются, – сказал сержант Иван Островский. Закаленный боевыми действиями в Афганистане, ветеран не мог поверить, что ему довелось вступить в бой на Луне. Он указал пальцем на землю в двухстах метрах впереди: – Что вы думаете о тех цветных камнях, майор?

Впервые Левченко заметил несколько ярко-оранжевых валунов.

– Сомневаюсь, что они расставлены там специально для нас, – сказал он. – Может быть, остались после какого-то эксперимента.

– По-моему, стреляли откуда-то сверху, – сказал Петров.

Левченко вытащил бинокль из поясной сумки, установил на штатив и осторожно осмотрел наклонные стены и гребень кратера. Солнце светилось белым светом, но без воздуха в его тусклом свечении почти невозможно было разглядеть в тени горной породы прячущихся американских астронавтов.

– Никого не видно, – наконец сказал он.

– Если они выжидают, пока мы зайдем глубже в расщелину, то у них, должно быть, мало боеприпасов.

– Еще через триста метров мы узнаем, какой прием они нам подготовили, – пробормотал Левченко. – Когда мы укроемся за теплицами, они не смогут нас видеть со стороны входа в пещеру.

Он приподнялся на одно колено и махнул рукой:

– Рассредоточиться и быть наготове.

Пятеро советских солдат вскочили на ноги и начали карабкаться вперед. Когда они добрались до оранжевых валунов, в песок перед ними ударила еще одна пуля, и они бросились на землю ничком, снова образовав кривую линию из белых скафандров. Шлемы поблескивали под яркими лучами солнца.

До теплиц оставалось около сотни метров, но борьба с тошнотой отнимала все силы. Хоть они и были выносливыми, как и подобает настоящим солдатам, но теперь им приходилось бороться не только с незнакомой окружающей средой, а еще и с космической болезнью. Левченко знал, что его бойцы будут держаться даже после того, как преодолеют пределы выносливости. Но если за следующий час им не удастся пробиться в колонию, то вряд ли они успеют вернуться к кораблю до того, как истощат ресурс системы жизнеобеспечения. Он дал бойцам еще минуту отдыха, а сам еще раз осмотрелся.

Левченко мастерски обнаруживал самые хитрые ловушки. Он трижды был на волосок от смерти, когда во время патрулирования попадал в засады афганских повстанцев, но остался в живых и сумел развить в себе способность предчувствовать опасность.

Сейчас майор не видел источника опасности, но в голове звенел тревожный колокол. Два выстрела не были похожи на беспорядочную стрельбу. Ему показалось, что пули попали именно туда, куда и хотели стрелки. Может быть, предупреждение? Нет, это должно быть что-то другое, размышлял Левченко. Возможно, какой-то сигнал?

Сковывающий движения скафандр и шлем раздражали его. Больше всего ему хотелось снова надеть удобное и привычное боевое снаряжение, хоть он и понимал, что обычная военная форма не убережет тело от высоких температур и космического излучения. Минимум четыре раза в его горле застревала желчь, и он давился ею, пока, наконец, не удавалось ее сглотнуть.

«Положение – хуже не придумаешь», – сердито подумал майор. Такой расклад ему категорически не нравился. На равнинной местности без каких-либо укрытий его бойцы представляли собой легкие цели. Он не знал, какое еще оружие, кроме ракетной установки, могло быть у американцев. Эти выстрелы были сделаны из стрелкового оружия малого калибра. Единственным, что утешало Левченко, была мысль, что колонисты, скорее всего, стреляли из винтовки или даже из пистолета. Если бы у американцев были автоматы, они бы расстреляли советских солдат еще до того, как те прошли последние сто метров. Но вот пусковая ракетная установка… Почему они до сих пор ею не воспользовались? Чего ждут?

И больше всего мужчину беспокоило полное отсутствие каких-либо передвижений со стороны колонистов. Теплицы, техника и маленькие лабораторные модули у входа в пещеру казались безлюдными.

– Не стрелять, если не видите врага, пока мы не доберемся до укрытия, – приказал Левченко. – Потом перегруппируемся и штурмом возьмем высоту изнутри.

Майор выждал, пока каждый из четырех бойцов подтвердил готовность, затем жестом приказал выполнять приказ.

Младший сержант Михаил Ющук находился в тридцати метрах и справа позади всех. Он встал и, пригнувшись, побежал вперед. Но, сделав всего несколько шагов, мужчина почувствовал, как почку прожгло, словно огнем. Внезапная вспышка боли тут же повторилась. Он протянул руку под ранец жизнеобеспечения и схватился за поясницу. Перед глазами все поплыло, дыхание стало прерывистым, когда из скафандра начал выходить воздух. Ющук опустился на колени и молча уставился на руку. Перчатка окрасилась кровью, которая тут же, дымясь, сворачивалась под обжигающими солнечными лучами.

Сержант попытался предупредить Левченко, но не смог произнести ни слова. Он рухнул в серую пыль, успев смутно разглядеть человеческую фигуру в необычном скафандре, стоящую над ним с ножом в руке. Затем мир для него погрузился в вечный мрак.

С высоты тайного наблюдательного пункта Штейнмецу было отлично видно, как погиб русский. Он произнес несколько коротких команд в передатчик шлема:

– Так, Доусон, твоя цель в десяти футах слева и восьми футах впереди от тебя. Галлахер, твой человек в двадцати футах справа от тебя, движется вперед. Внимание, приготовиться, он движется прямо к Доусону. Так, убейте его.

Двое американцев приблизились к одному из космонавтов, который немного отстал от своих товарищей, и атаковали его.

– Двое мертвы, осталось трое, – пробормотал руководитель колонии себе под нос.

– Один у меня на прицеле, – сказал Ши. – Но я не уверен, что попаду, если он не остановится хоть на секунду.

– Выстрели еще раз, только ближе к ним, чтобы они снова попадали на землю. Затем не своди с него прицела. Если он заметит наших парней, то убьет их, они даже не успеют подступиться. Как только он повернет голову, прикончи его.

Тот молча прицелился из «М-14» и выстрелил. На этот раз пуля взрыхлила лунную пыль в трех футах перед ногами ведущего солдата.

– Купер! Снайдер! – рявкнул Штейнмец. – Ваш человек растянулся на земле в двадцати футах впереди и слева от вас. Убейте его, сейчас же!

Он замолчал, высматривая второго оставшегося русского солдата.

– Рассел, Перри, то же самое, в тридцати футах впереди. Скорее!

Третий боец советского штурмового отряда так и не узнал, от чего погиб. Он умер, прижимаясь к земле в поисках укрытия. Восемь колонистов брали русских сзади в клещи, в то время как те ожидали опасности только со стороны самой колонии.

Внезапно Штейнмец замер. Солдат, шедший за майором, развернулся как раз в ту секунду, когда Рассел и Перри бросились на него, как полузащитники, атакующие квотербека.

Поднявшись на ноги для последнего рывка к теплицам, лейтенант Петров заметил приближающиеся тени. Он инстинктивно развернулся на месте резким движением, и в этот же миг Рассел и Перри врезались в него. Такой хладнокровный профессионал, каким был Петров, должен был встретить их шквальным огнем. Но вместо этого он потратил лишнюю секунду, застыв в удивлении. Американцы появились прямо из лунной поверхности, словно призрачные демоны. Он успел выстрелить лишь раз, попав в плечо одному из нападавших. Затем блеснул нож.

Взгляд Левченко был прикован к колонии. Он даже не подозревал о резне, происходившей позади, пока не услышал задыхающийся голос Петрова. Майор резко повернулся и в ужасе замер.

Четверо его солдат безжизненно лежали на лунном песке. Восемь американских колонистов появились словно из ниоткуда и теперь быстро сужали кольцо вокруг него. В нем полыхнула внезапная вспышка ненависти, и он схватился за оружие.

В бедро вонзилась пуля, и Левченко упал на бок. Напрягшись от неожиданной боли, он выпустил двадцать пуль в нападавших. Большинство выстрелов пришлись в никуда, в лунную пустошь, но две пули попали в цель. Один из колонистов рухнул навзничь, другой упал на колени, схватившись за плечо.

После этого еще одна пуля разорвала майору шею. Он зажал спусковой крючок и опустошил весь магазин, однако ни один из его выстрелов ни в кого не попал. Без сил падая на землю, мужчина выругался.

– Проклятые американцы! – прокричал он в микрофон шлема.

Они были для него бесами, которые отказались играть по правилам. Майор перевалился на спину, уставившись на безликие силуэты скафандров, склонившихся над ним.

Вдруг они расступились, пропуская вперед одного из колонистов, который опустился на колени рядом с Левченко.

– Штейнмец? – хрипло спросил Левченко. – Вы меня слышите?

– Да, я на вашей частоте, – ответил Штейнмец. – Я вас слышу.

– Ваше секретное оружие… Как вам удалось сделать так, чтобы ваши люди появились возле нас из ниоткуда?

Американец понимал, что говорит с человеком, которому осталось жить всего несколько секунд.

– Все очень просто, мое секретное оружие – обычная лопата, – ответил он. – Раз уж мы все носим герметизированные лунные скафандры с автономными системами жизнеобеспечения, закопать себя в мягкую лунную почву не составило труда.

– Места были отмечены оранжевыми камнями?

– Да. А я с замаскированной платформы на склоне кратера направлял их действия, командуя, когда и где они должны были нападать на вас сзади.

– Я не хочу, чтобы меня похоронили здесь, – прошептал Левченко. – Скажите моему народу… скажите им, пусть когда-нибудь вернут нас домой.

Он прохрипел это тихо, но Штейнмец смог разобрать слова.

– Вы все вернетесь домой, – сказал он. – Я обещаю.

Генерал Есенин с мрачным лицом повернулся к президенту.

– Вы слышали? – сказал он сквозь стиснутые зубы. – Они погибли.

– Они погибли, – машинально повторил Антонов.

Последние слова Левченко эхом пронеслись по всей комнате.

– Двое членов экипажа, оставшихся на лунном корабле, передали это в наш центр космической связи, – объяснил Корнилов.

Глава государства отошел от окна с видом на рабочий зал центра управления полетами и тяжело опустился в кресло. Огромный, как медведь, он сейчас казался съежившимся и ослабевшим. Антонов опустил взгляд на руки и печально покачал головой.

– Ошибки планирования, – тихо сказал он. – Мы потеряли майора Левченко и его солдат, а взамен не получили ничего.

– У нас не было времени, чтобы лучше спланировать миссию, – неубедительно попытался оправдаться Есенин.

– В сложившихся обстоятельствах мы сделали все, что могли, – добавил Корнилов. – И в любом случае кое-чего мы достигли – первые советские люди ступили на Луну.

Но ни о каком торжестве не могло быть и речи. В голосе Антонова звучала тяжелая горечь поражения.

– Невероятное достижение американцев перекроет любые наши свершения, даже многократно усиленные пропагандой.

– Возможно, мы еще можем остановить их, – отчаянно предположил Есенин.

Начальник управления космическими программами посмотрел на генерала:

– Вы намекаете на то, чтобы послать туда более подготовленное воинское подразделение?

– Именно.

– А почему бы нам не подождать, пока они сами не вернутся?

Антонов встретился взглядом с Корниловым:

– Что вы предлагаете?

– Я говорил с Владимиром Полевым. Он сообщил, что центр прослушки ГРУ на Кубе перехватил и распознал голосовые и видеосигналы, переданные с американской лунной колонии на объект, расположенный за Вашингтоном. Курьер переправил нам копии сообщений. В одном из них сказано о запланированном отлете колонистов на Землю.

– Они собираются вернуться? – спросил Антонов.

– Да, – ответил Корнилов. – По словам Полевого, через сорок шесть часов они намерены добраться до американской космической станции, а затем на космическом челноке «Геттисберг» вернуться на космодром Кеннеди на мысе Канаверал.

Лицо Антонова засияло.

– Значит, мы все еще можем остановить их?

Есенин кивнул:

– Мы можем уничтожить их в открытом космосе до того, как они доберутся до космической станции. Американцы не смогут нам ничего предъявить, ведь мы в любой момент можем предать огласке все их преступления, совершенные против нас.

– Лучше оставить за собой шанс на возмездие как скрытое преимущество, – задумчиво предложил Корнилов.

– Какое преимущество?

Мужчина загадочно улыбнулся:

– У американцев есть такая поговорка: теперь мяч на нашей стороне. С этого момента они будут вынуждены прикрывать свою спину. Наверное, Белый дом и Госдепартамент США уже готовят ответ на наши ожидаемые обвинения. Я предлагаю действовать нестандартно и сохранять тишину вместо того, чтобы играть роль пострадавших. Вместо этого мы воспользуемся своим преимуществом и спровоцируем происшествие.

– О каком происшествии вы говорите? – с интересом спросил Антонов.

– Мы перехватим огромное количество данных, переправляемых на Землю лунными колонистами.

– Но каким же способом? – сомневаясь, спросил Есенин.

Улыбка пропала с лица Корнилова, и он стал предельно серьезным.

– Мы вынудим «Геттисберг» совершить аварийную посадку на Кубе.

«Геттисберг»

3 ноября 1989 года

Остров Сан-Сальвадор

Питт сходил с ума, не находя себе места от беспокойства. Два дня простоя были самыми мучительными в его жизни. Все занятия сводились ко сну, еде и тренировкам. Но до сих пор его не привлекали к участию в учениях. Ежечасно он проклинал полковника Клейста, который отвечал на все возмущения Питта стоическим равнодушием, терпеливо объясняя, что он не отправит кубинские спецподразделения на штурм Кайо-Санта-Мария, пока не сочтет их готовыми для операции. И нет, он не собирался менять график и ускорять работы.

Питт вымещал свою злость, совершая длинные заплывы к отдаленному рифу и забираясь на крутую скалу, оттуда было отлично видно море.

Сан-Сальвадор, самый маленький из Багамских островов, был известен бывалым морякам под названием Остров Уотлинга в честь помешанного на религии пирата. Он порол своих людей, если те не соблюдали священный день отдохновения. Ходило поверье, что остров был первой землей, куда ступил Христофор Колумб во время экспедиции в Новый Свет. Вряд ли кто-то из туристов, глядя на живописную гавань и пышные пейзажи вокруг голубых пресноводных озер, мог подумать, что среди этой красоты скрыт огромный военный полигон и системы ракетного наблюдения.

ЦРУ обозначило свои претензии на захолустный пляж на южном конце острова под названием Французский залив. Ни одна дорога не соединяла тайный учебный полигон с Кокберн Тауном и основным аэропортом. Добраться туда можно было, только лавируя между рифами на небольшом катере либо на вертолете.

Дирк встал незадолго до восхода солнца, предвещающего третий день пребывания на острове, совершил заплыв на полмили, после чего вернулся назад к берегу и понырял среди кораллов. Два часа спустя он вышел из теплой воды и растянулся на песке, глядя в морскую даль в направлении Кубы и коря себя за то, что не может помочь друзьям.

Внезапно его накрыла чья-то тень. Питт присел. Над ним стоял темнокожий мужчина в просторной хлопковой рубашке и шортах, с гладкими и черными волосами и огромными, такими же черными усами. Незнакомец смотрел на него печальными глазами на обветренном лице. Он улыбнулся, едва шевельнув губами:

– Дирк?

– Да.

– Нас официально не представили друг другу. Я майор Анджело Кинтана.

Питт поднялся на ноги, и они обменялись рукопожатием.

– Вы будете руководить миссией?

Кинтана кивнул.

– Полковник Клейст сказал, что вы изрядно потрепали ему нервы.

– На Кайо-Санта-Мария остались мои друзья, их в любую минуту могут убить.

– У меня тоже на Кубе остались друзья. Только свою битву за жизнь они уже проиграли. Мои брат с отцом умерли в тюрьме только потому, что член местного комитета, который должен был денег моей семье, обвинил их в контрреволюционной деятельности. Я понимаю вас, как никто другой, так что не думайте, что вы такой один.

Питт не стал выражать соболезнования. Кинтана показался ему человеком, которого не останавливало никакое горе.

– До тех пор, пока у меня остается надежда, – твердо ответил он, – я не перестану пытаться их спасти.

Майор улыбнулся. Ему нравилось упорство, горевшее в глазах Питта. Он производил впечатление человека, которому можно было довериться в сложной ситуации. Сильный человек, не знающий слова «поражение».

– Значит, вы тот, кто совершил гениальный побег из штаб-квартиры Великова.

– Удача сыграла немаловажную роль.

– Как бы вы описали моральный дух солдат, охраняющих базу?

– Если вы имеете в виду психическое состояние, то я бы сказал, что им там донельзя скучно. Русские не привыкли к изнуряющей, влажной тропической жаре. В целом они мне показались вялыми.

– Сколько человек патрулирует остров?

– Я не видел ни одного.

– А сколько дежурит в караулке у ворот?

– Всего лишь двое.

– Хитрец этот Великов.

– Полагаю, вы уважаете его за то, что из-за него остров выглядит таким безлюдным.

– Правильно полагаете. Я ожидал, что он будет держать небольшую армию охранников, как это всегда делают Советы. Но мозг Великова работает не так, как у других русских. Он составляет план, как американец, вдается во все тонкости, как японец, и действует быстро и четко, как немец. Этот человек очень эффективен.

– Я уже слышал о нем.

– Мне сказали, что вы встречались.

– Беседовал с ним пару раз.

– И какое у вас осталось впечатление о нем?

– Он читает газету «Уолл-стрит джорнэл».

– И все?

– По-английски он говорит лучше, чем я. Его ногти чисты и аккуратно подстрижены. И если он прочел хотя бы половину книг и журналов из тех, что стоят на полках его библиотеки, то должен знать о США и наших налогоплательщиках больше, чем половина политиков, сидящих в Вашингтоне.

– Скорее всего, вы единственный уроженец Запада, когда-либо встречавшийся с ним лицом к лицу.

– Поверьте, это не доставило мне удовольствия.

Майор задумчиво копнул песок пальцами ног.

– Оставлять столь важную базу практически без охраны – словно приглашение для нас захватить ее.

– Не думаю, разве что Великов знает о том, что вы придете, – сказал Питт.

– Кубинские радиолокационные сети и российские спутники-шпионы могут заметить любой самолет или катер в пределах пятидесяти миль. Так что незаметное появление с воздуха или высадка с моря невозможны. Но их системы обнаружения можно с легкостью обмануть, проникнув на остров под водой.

Кинтана замолк и ухмыльнулся:

– В вашем случае самодельный плот был слишком незначительным объектом, чтобы его заметили радиолокационные системы.

– Просто мне не хватило деталей, чтобы построить приличную океанскую яхту, – весело сказал Питт. Затем посерьезнел: – Но вы кое-что недооцениваете.

– Что именно?

– Проницательность Великова. Вы же сами сказали, что русский очень эффективен. Он не стал строить неприступную крепость, окруженную минными полями и бетонными бункерами, по одной простой причине – ему и не нужно было этого делать. Вы с полковником Клейстом неисправимые оптимисты, если думаете, что подводная лодка или ваш ПТСС, или как там вы его назвали, сможет обмануть системы безопасности Великова.

Кинтана нахмурился:

– Продолжайте.

– Подводные датчики, – объяснил Питт. – Генерал должен был окружить остров датчиками, закрепленными на морском дне, которые бы фиксировали движение корпуса подводной лодки в толще водной массы и вибрацию винтов.

– Наш ПТСН способен незаметно проникнуть сквозь такую систему.

– Только если морские инженеры Великова не разместили датчики в сотне ярдов друг от друга. Там только стайка рыб сможет проплыть. В гараже базы я видел грузовики. За десять минут Великов успеет поставить на уши все силы безопасности, и они порвут в клочья ваших людей еще до того, как те высунутся на берег. Советую вам и Клейсту внести поправки в программу ваших электронных военных игр.

Кинтана ничего не смог ему ответить. Его до мелочей продуманный план высадки на остров начал трещать по швам и рушиться прямо на глазах.

– Наши компьютеры должны были предусмотреть и эту возможность, – разочарованно сказал он.

– Они не могут придумать то, чему их не научили, – наставительно ответил Питт.

– Вы, конечно, понимаете, что в таком случае мы должны отменить операцию. Без момента неожиданности у нас не будет ни малейшей надежды на уничтожение базы и спасение госпожи Лебарон и остальных.

– Я не согласен.

– Вы думаете, что вы умнее наших боевых компьютеров?

– Мне удалось незамеченным бежать из Кайо-Санта-Мария. Я мог бы таким же образом провести туда ваших людей.

– Организовав ванную флотилию? – саркастично сказал Кинтана.

– Я придумал бы что-нибудь посовременнее.

Майор, задумавшись, посмотрел на Питта:

– У вас есть идея, как можно это провернуть?

– Разумеется, есть.

– И мы все еще сможем уложиться в график?

– Да.

– И добиться успеха?

– Могу выписать гарантийный талон, если это добавит вам уверенности.

Тон Дирка полностью убедил Кинтану. Он развернулся и зашагал к лагерю.

– Пойдемте, Питт. Пора ввести вас в курс дела.

Фидель Кастро, ссутулившись, сидел на рыболовном кресле и задумчиво глядел на воду под кормой своей сорокафутовой моторной яхты. Его плечи были напряжены, а руки в перчатках свободно сжимали тяжелое удилище из стекловолокна. Леска тянулась от огромной катушки во вспенивающиеся волны. Проплывавшая мимо барракуда сорвала с крючка приманку из мяса дельфина, но Кастро даже не заметил этого. Его мысли были заняты далеко не рыбалкой.

Его мускулистое тело, благодаря которому он заслужил титул лучшего атлета в колледже, с годами размякло и заплыло жиром. Кучерявые волосы и жесткая, как проволока, борода поседели, но в темных глазах все еще ярко пылал революционный запал, как и тридцать лет назад, когда он высадился в горах Сьерра-Маэстра.

Одет мужчина был просто: бейсболка, плавательные шорты, старые кроссовки и солнцезащитные очки. Из угла рта свисал окурок затухшей гаванской сигары. Фидель повернулся, прикрыв глаза от яркого тропического солнца.

– Ты хочешь, чтобы я забросил идею интернационализма? – строго спросил он, повышая голос, чтобы перекричать глухой шум спаренного дизельного мотора. – Чтобы я отказался от нашей политики распространения кубинского влияния за рубежом? Этого ты хочешь?

Сидевший в шезлонге Рауль Кастро приподнял бутылку пива.

– Ну, не то чтобы отказаться, но хотя бы положить конец нашим обязательствам перед другими странами.

– Мой брат всегда был закоренелым революционером. Что же заставило тебя внезапно изменить курс?

– Времена меняются, – просто ответил Рауль.

Всегда державшийся холодно и отчужденно в общественных местах, Рауль Кастро был остроумен в приватной обстановке и очень похож на старшего брата. Его гладкие черные волосы были аккуратно и коротко подстрижены, на хитром лисьем лице блестели темные глаза-бусинки. Коротенькие усы над верхней губой заострялись и заканчивались точно над уголками рта.

Тыльной стороной ладони Фидель смахнул с бровей несколько капель пота.

– Я не могу поставить на этом крест после того, как потрачены огромные суммы денег и пролито столько крови. И как поступить с нашими товарищами в Африке и обеих Америках? Отправить их на убой, точно так же, как и наших солдат в Афганистане?

– Цена, которую Куба заплатила за участие в революционном движении, перевешивает все возможные выгоды. Да, у нас появились друзья в Анголе и Эфиопии. Но что они смогут сделать для нас в ответ? Мы оба знаем, что ничего. Пойми же, Фидель, мы наделали ошибок. И пусть я буду первым, кто признает свои. Но ради бога, давай обойдемся малой кровью и вернемся к созданию великой социалистической Кубы, которой будут завидовать все страны третьего мира. Мы добьемся большего, если заставим их следовать нашему примеру, а не будем проливать ради них кровь наших людей.

– Ты просишь меня отвернуться от наших принципов и чести. Брат прислонил прохладную бутылку к вспотевшему лбу.

– Давай посмотрим правде в глаза. Мы отбрасывали свои принципы и раньше, когда это было необходимо в интересах революции. Если в ближайшее время мы не сумеем переключиться и оживить нашу загнивающую экономику, то недовольство людей может привести к беспорядкам, несмотря на всю их любовь к тебе.

Фидель выплюнул окурок за борт и жестом попросил матроса принести еще одну сигарету.

– Конгресс США хотел бы, чтобы люди повернулись ко мне спиной.

– Конгресс беспокоит меня вполовину меньше, чем Кремль, – сказал Рауль. – Куда ни посмотри – кругом предатели, состоящие на службе у Антонова. Я не могу доверять даже собственным охранникам.

– Когда я приду к соглашению с президентом и договор между США и Кубой будет подписан, наши ненадежные советские товарищи волей-неволей ослабят давление.

– Как же вы можете договориться, если ты всегда отказываешься сесть с ним за стол переговоров?

Фидель помедлил с ответом, раскуривая новую сигару, принесенную матросом.

– Скорее всего, он уже понял, что мое предложение разорвать связи с Советским Союзом в обмен на американскую экономическую поддержку и открытый торговый союз было искренним. Если бы я всячески старался устроить с ним встречу, он бы выставил нам заоблачные условия. Пускай сам придумает, как к нам подступиться. Если он увидит, что мы не собираемся быть подстилкой для Белого дома, то умерит свои запросы.

– Президент еще сильнее захочет прийти к соглашению, когда узнает о дерзких посягательствах дружков Антонова на наше правительство.

Фидель поднял сигару и, бурно жестикулируя, объяснил:

– Именно поэтому я и сижу сложа руки, пустив все на самотек. Американцы всегда боялись иметь у себя под боком марионеточное советское государство, вот на этом мы и сыграем.

Рауль опустошил бутылку пива и выбросил за борт.

– Только не затяни с этим, брат, не то мы окажемся не у дел.

– Такого никогда не случится.

На лице Фиделя появилась уверенная улыбка.

– Я тот, на ком держится революция. Мне нужно лишь предстать перед людьми, разоблачить предателей и рассказать о советском заговоре, направленном на то, чтобы подорвать наш нерушимый суверенитет. А потом, как председатель Совета министров, ты объявишь о полном разрыве отношений с Кремлем. И вместо недовольства народ будет ликовать. Одним махом я решу проблему огромного долга Москве и сниму эмбарго на торговлю с США.

– Поскорее бы.

– Все произойдет во время моего выступления на праздновании Дня знаний.

Рауль сверился с календарем на часах.

– Через пять дней.

– Время подобрано идеально.

– Было бы лучше, если бы мы точно знали мнение президента о твоем предложении.

– Тогда я поручаю тебе связаться с Белым домом и договориться о встрече с его представителями во время празднования Дня знаний.

– Надеюсь, она состоится перед тем, как ты произнесешь речь.

– Конечно.

– Разве ты не испытываешь судьбу, откладывая все до последнего момента?

– Он согласится, – сказал Фидель, выпуская клуб дыма. – Можешь не сомневаться. Те три советских космонавта в качестве подарка докажут ему наши добрые намерения.

Рауль недовольно нахмурился:

– Мне кажется, он уже послал нам ответ.

Фидель повернулся и пристально посмотрел на него:

– Я об этом ничего не знаю.

– Я не говорил тебе об этом, потому что тогда это было всего лишь предположение, – нервно сказал Рауль. – Но я подозреваю, что президент отправил посланника на дирижабле Рэймонда Лебарона, который должен был проникнуть к нам незаметно для советской разведки.

– Господи Иисусе, ты имеешь в виду дирижабль, сбитый нашим патрульным вертолетом?

– Идиотский просчет, – признал Рауль. – Выживших не нашли.

Фидель пришел в замешательство:

– Тогда почему Госдепартамент обвиняет нас в том, что мы держим в заключении миссис Лебарон и ее экипаж?

– Без понятия.

– И почему я ничего не знал?

– Тебе посылали доклад, но, видимо, ты его не читал, как и многие другие. Ты стал не тем человеком, с которым можно легко связаться. И уже не так внимательно относишься к мелочам, как раньше.

Фидель яростно смотал удочку и расстегнул ремни на рыболовном кресле.

– Скажи капитану, пусть разворачивает катер в гавань.

– Что ты собираешься делать?

Брат широко улыбнулся, зажав сигару зубами.

– Охотиться на уток.

– Когда? Сегодня?

– Как только высадимся на берег, я собираюсь залечь на дно в моем загородном ранчо за пределами Гаваны, и ты поедешь со мной. Мы укроемся ото всех и до самого Дня знаний не будем отвечать на звонки и встречаться с кем-либо.

– Думаешь, будет мудро заставить президента ждать, спрятавшись от внутренней советской угрозы?

– Как это может навредить? Колеса международных отношений с американцами уже вращаются, словно колеса запряженной волами телеги. Его посланники мертвы, так что ему остается лишь смотреть в стену и ждать моего следующего шага. В свою очередь, возможность для русских сделать их ход еще не созрела.

Он легонько хлопнул брата по плечу:

– Выше нос! Что такого может случиться в ближайшие пять дней, с чем мы не справимся?

Рауль и сам задавался таким вопросом.

Вскоре после полуночи двери лифта раскрылись, и в кабинет к генералу Великову, застывшему возле стола, вошел Лев Майский.

Великов холодно поздоровался с ним:

– Товарищ Майский. Приятная неожиданность.

– Товарищ генерал.

– Могу я предложить вам чего-нибудь выпить?

– Терпеть не могу эту адскую влажность, – ответил Майский, вытерев лоб и увидев пот на пальцах. – Я бы не отказался от стаканчика холодной водки.

Великов снял трубку и отдал короткий приказ. Затем жестом указал гостю присаживаться.

– Чувствуйте себя как дома.

Заместитель начальника КГБ устало опустился в мягкое кожаное кресло и зевнул, вспомнив, что ему пришлось пересечь несколько часовых поясов.

– Прошу прощения за то, что вас не предупредили о моем приезде, генерал, но товарищ Полевой посчитал, что лучше не рисковать и не давать американскому Агентству национальной безопасности возможность перехватить ваши новые указания.

Великов привычным движением поднял бровь и вопросительно посмотрел на Майского:

– Новые указания?

– Да, пришло время для самой сложной операции.

– Надеюсь, глава КГБ не отдаст мне приказ отсрочить проект по убийству Кастро.

– Не беспокойтесь. На самом деле он просил меня передать вам, что корабли с необходимым для работы грузом прибудут в Гавану на полдня раньше, чем было запланировано.

Великов кивнул, явно обрадованный известием.

– Значит, тогда у нас будет дополнительное время.

– У вас возникали какие-либо проблемы? – спросил Майский.

– Все идет как по маслу.

– Все? – переспросил мужчина. – Товарищ Полевой был недоволен, когда узнал о побеге одного из ваших заключенных.

– Ему не стоит волноваться. Рыбак выловил из воды тело пропавшего без вести человека. Наша база по-прежнему в безопасности.

– А что с остальными? Вы же знаете, Госдепартамент требует от кубинского правительства освободить их.

– Обычный блеф, – ответил Великов. – У ЦРУ нет ни малейшего доказательства того, что они еще живы. То, что Вашингтон требует их освобождения у кубинцев, а не у нас, еще раз доказывает, что они просто тычут пальцем в небо.

– Вопрос в том, чего же они хотят добиться. – Майский замолк и вынул из нагрудного кармана платиновый мундштук. Он закурил длинную сигарету без фильтра и выдохнул дым в потолок. – Операции «Ром и кола» ничего не должно помешать.

– Кастро будет выступать, как и обещалось.

– Вы уверены, что он не поменяет свое решение в последний момент?

– Если, как говорят, история всегда повторяется, то мы на верном пути. «Эль хефе максимо» – верховный лидер Революции – еще никогда не упускал возможности выступить с речью.

– Может произойти что угодно: несчастный случай, болезнь, ураган.

– Не все подвластно человеку, но я не настроен на поражение.

В кабинет вошел охранник в советской военной форме, он принес охлажденную бутылку водки и стакан с кубиками льда на дне.

– Один стакан? Генерал, разве вы не присоединитесь ко мне?

– Возможно, позже глотну бренди.

Великов терпеливо ждал, пока Майский опустошит треть бутылки. Затем решил поторопить собеседника.

– Могу я попросить заместителя начальника Первого главного управления просветить меня насчет подробностей этой новой операции?

– Конечно, – дружелюбно ответил заместитель начальника КГБ. – Вы должны пустить в ход всю вашу электронику, чтобы посадить американский космический корабль на территорию Кубы.

– Мне не послышалось? – ошеломленно спросил Великов.

– Сам товарищ президент Антонов приказал вам взломать систему управления космического корабля «Геттисберг» во время его вхождения в слои атмосферы Земли над мысом Канаверал. Необходимо сделать так, чтобы он приземлился на нашем военном аэродроме в Санта-Клара.

Нахмурившись, озадаченный Великов уставился на Майского так, будто заместитель начальника КГБ сошел с ума.

– С вашего позволения, я бы сказал, что это самые безумные указания, которые я когда-либо получал.

– Тем не менее все это разработали наши космические ученые, – беззаботно сказал Майский. Он поставил ногу на большой портфель, какие обычно носят бухгалтеры. – Здесь вся нужная информация для программирования ваших компьютеров и обучения персонала.

– Мои люди – простые связисты. – В голосе Великова отчетливо прозвучала охватившая его растерянность. – Они же совсем ничего не понимают в космической динамике.

– Они и не должны ничего такого понимать. Компьютеры все сделают за них. Важнее всего, чтобы у вашего оборудования на острове хватило мощности заглушить команды космического центра в Хьюстоне и перехватить управление кораблем.

– Когда это должно произойти?

– По данным НАСА, «Геттисберг» войдет в атмосферу Земли примерно через двадцать девять часов.

Великов кивнул. Он быстро оправился от потрясения, к нему снова вернулось спокойствие и хладнокровие настоящего профессионала.

– Конечно, рассчитывайте на мое полное сотрудничество, но все же скажу, что обыкновенного чуда будет недостаточно, чтобы провернуть такое немыслимое дело.

Гость опрокинул еще один стакан водки и махом руки прогнал пессимизм генерала.

– Верьте не в чудо, а в мозги советских ученых и инженеров. Они-то и посадят самый технически совершенный космический аппарат американцев на взлетно-посадочную полосу на Кубе.

Джордино с сомнением уставился на тарелку, стоящую у него на коленях.

– Они все время кормили нас помоями, а тут вдруг подают антрекот и яйца. Я не доверяю этим ублюдкам. Наверное, они сдобрили еду мышьяком.

– Дешевый трюк, чтобы обнадежить нас перед тем, как снова устроить взбучку, – предположил Ганн, жадно вгрызаясь в мясо. – Но я закрою на это глаза.

– Отморозок из шестой комнаты уже третий день нас не беспокоит. Настораживает.

– А ты хотел бы снова сидеть тут со сломанными ребрами? – промямлил мужчина, проглатывая пищу.

Эл потыкал вилкой яичницу, потом не удержался и попробовал.

– Скорее всего, они хотят подсластить нам последние деньки, перед тем как убить.

– Надеюсь, что они и Джесси перестали тиранить.

– Такие садисты, как Глай, возбуждаются, когда бьют женщин.

– Ты никогда не думал, почему Великов ни разу не присутствовал во время боксерских допросов Глая?

– Типичный русский. Всю грязную работу скинул на иностранца. Или просто не выносит вида крови. Откуда мне знать?

Внезапно дверь распахнулась, и в комнату вошел Фосс Глай. Толстые отвисшие губы расплылись в улыбке, но зрачки глаз оставались глубокими, черными и пустыми.

– Наслаждаетесь обедом, джентльмены?

– Вы забыли подать вино, – презрительно сказал Джордино. – И я предпочитаю, когда бифштекс слабо прожарен.

Глай подошел ближе и наотмашь врезал кулаком в солнечное сплетение Джордино, прежде чем тот успел разгадать его намерения.

Эл охнул, все его тело содрогнулось, лицо стало мертвенно-бледным, и все же невероятным усилием он выдавил кривую улыбку. По заросшему щетиной подбородку из прокушенной губы сочилась кровь.

Оттолкнувшись одной рукой от койки, Ганн изо всех сил швырнул тарелку с едой в голову Глая. По лицу мучителя начали медленно стекать яйца, а недоеденный кусок мяса попал ему точно в рот.

– Идиотский поступок, – яростно прошипел садист. – Ты пожалеешь об этом.

Он наклонился к ногам Ганна, схватил его за сломанную лодыжку и резко вывернул ее, причиняя сильную боль.

Пленник сжал кулаки, в глазах от боли блеснули слезы, но он не издал ни звука. Глай отошел и уставился на него, словно удивляясь стойкости.

– А ты крепкий, несмотря на то, что коротышка.

– Вали в свою нору, подонок, – выдавил Джордино, все еще пытаясь отдышаться.

– До чего же упертые, – устало вздохнул Глай. На секунду его глаза стали задумчивыми, но затем в них снова вернулась черная пустота, и взгляд стал холодным и злобным, будто у каменной статуи. – Ты меня отвлек. Я пришел, чтобы рассказать вам новость о вашем друге Дирке Питте.

– Что с ним?

– Он пытался бежать и утонул.

– Ты лжешь! – прорычал Ганн.

– Его нашел багамский рыбак. Американское консульство уже опознало тело, вернее, то, что не доели акулы. – Глай смахнул с лица потеки яичного желтка, бросил себе под ноги кусок мяса с тарелки Джордино и растоптал его. – Приятного аппетита, джентльмены.

Он вышел из комнаты и запер за собой дверь.

Пленники несколько долгих секунд молча смотрели друг на друга, пока их не осенило, а на лице не появились широкие ухмылки, которые тут же сменились смехом.

– Он сделал это! – воскликнул Джордино, восторг поборол боль. – Дирк добрался домой!

Космическая станция «Коламбус» славилась своими эффектными экспериментами, такими, как разработка необычных медикаментов, выращивание чистых кристаллов для полупроводниковых компьютерных чипов и исследование гамма-излучения. Но главным назначением сорокатонной станции на краю последнего рубежа был ремонт и обслуживание спутников.

Джек Шерман, командир экипажа космической станции, помогал команде инженеров в цилиндрическом отсеке обслуживания перетащить спутник в ремонтную клеть, когда через центральный динамик раздался голос:

– Вы свободны, Джек?

– Слушаю вас.

– Можете подойти к командному отсеку?

– Что случилось?

– В наш канал связи вломился какой-то шутник.

– Дайте ему отбой.

– Вам лучше подойти к нам.

– Через пару минут буду.

Закрепив спутник и закрыв шлюз, Шерман снял скафандр и поставил сапоги в шкафчик. Затем, плавно скользя в невесомости, добрался до мозгового центра станции. Инженер по связи и радиоэлектронике приветствовал его коротким кивком.

– Послушайте.

Он наклонился к микрофону, установленному на панели управления.

– Представьтесь еще раз, пожалуйста.

После небольшой паузы из динамика донеслось:

– Коламбус, это колония Джерси. Мы просим разрешения стыковаться с вашей станцией.

Инженер повернулся к Шерману:

– Что вы думаете? По-моему, кто-то с Земли захотел подшутить.

Шерман наклонился над панелью:

– Колония Джерси, или как вы там себя называете, это закрытый канал НАСА. Вы создаете помехи космической связи. Будьте добры, отключитесь.

– Ни в коем случае, – послышался странный голос. – Наш лунный корабль встретится с вами через два часа. Пожалуйста, разрешите стыковку.

– Лунный – что? – Лицо Шермана исказил гнев. – Хьюстон, вы меня слышите?

– Я вас слышу, – раздался голос из звукового канала космического центра управления Хьюстона.

– Что вы об этом думаете?

– Мы пытаемся установить сигнал, Коламбус. Будьте на приеме.

– Не знаю, кто ты такой, приятель, но ты крупно влип, – со злостью сказал Шерман.

– Меня зовут Эли Штейнмец. Нам требуется медицинская помощь. У нас на борту двое раненых.

Шерман ударил кулаком по спинке кресла инженера.

– Что это за шутки?

– С кем я сейчас разговариваю? – спросил Штейнмец.

– Я Джек Шерман, командир станции Коламбус.

– Прошу прощения за внезапное вмешательство в ваш канал связи, Шерман, я думал, что вам уже сообщали о нашем прибытии.

Не успел Шерман ответить, как на связь вернулся Хьюстонский центр:

– Коламбус, их сигнал исходит не от Земли, повторяю, сигнал исходит не от Земли. Они находятся в космосе, где-то недалеко от вас.

– Ладно, ребята, это было очень смешно.

Директор НАСА по летным операциям прервал его:

– Это не шутка. Джек, я Ирвин Митчелл. Дайте команду принять Штейнмеца и его колонистов.

– Каких колонистов?

– Наконец-то я слышу голос кого-то из «внутреннего ядра»! – воскликнул Штейнмец. – На мгновение мне уже показалось, что нам придется ломиться через парадные ворота.

– Прости, Эли. Президент подумал, что лучше держать все в тайне, пока вы не доберетесь до Коламбуса.

– Мне кто-нибудь объяснит, что происходит? – раздраженно спросил Шерман.

– Эли все объяснит при встрече, – ответил Митчелл.

Затем он обратился к Штейнмецу:

– В каком состоянии твои раненые?

– Сейчас отдыхают, но одному понадобится серьезная операция. Пуля застряла недалеко от основания мозга.

– Вы все слышали, Джек, – сказал Митчелл. – Предупредите экипаж челнока. Они должны подготовиться к отлету.

– Будет сделано. – Голос Шермана казался спокойным и решительным, но он был слишком любознательным, чтобы так просто отправиться исполнять приказ. – Где хоть эта… колония Джерси находится?

– Вы поверили бы, если бы я ответил вам, что на Луне? – спросил Митчелл.

– Нет, – твердо сказал Шерман. – Дураку понятно, что не поверил бы.

Комнату Теодора Рузвельта в Западном крыле Белого дома когда-то называли рыбной комнатой за расставленные в ней аквариумы и рыбацкие трофеи Франклина Делано Рузвельта. Во время президентства Ричарда Никсона она была обставлена в стиле кабриоль и использовалась для служебных совещаний и редкихпресс-конференций.

Стены и ковер отдавали светлыми и темными оттенками терракотового цвета. На восточной стене над резной деревянной полкой камина висела картина «Декларация независимости». Внимательно осмотрев южную стену комнаты, можно было заметить нарисованный Тадеушем Стыкой в Париже портрет Теодора Рузвельта, сидящего верхом на коне. Президент предпочитал проводить важные переговоры именно в этой комнате, а не в официальном зале кабинета министров, отчасти потому, что в ней не было окон.

Он находился во главе стола переговоров и что-то писал в блокноте. По левую руку от него был министр обороны Джесс Симмонс. Дальше за ним сидели директор ЦРУ Мартин Броган, Дэн Фосетт и Леонард Хадсон. Госсекретарь Дуглас Оутс сидел сразу справа от президента, за ним располагались советник по национальной безопасности Алан Мерсье и генерал военно-воздушных сил Алан Пост, который руководил военно-космической программой.

У Хадсона ушло более часа на рассказ людям президента об истории колонии Джерси. Сначала они сидели молча, не перебивая и поражаясь его повествованию. Но когда сдерживать любопытство стало невозможно, засыпали мужчину кучей вопросов. На них ему пришлось отвечать, пока президент не приказал подать в зал обед.

Восторженные комплименты Хадсону и работе «внутреннего ядра», последовавшие следом за возгласами удивления, понемногу стихли, когда рассказ дошел до инцидента с советскими космонавтами.

– Когда колонисты Джерси благополучно вернутся на мыс Канаверал, – сказал президент, – я смогу смягчить гнев Антонова, поделившись с ним частью данных о великих открытиях Штейнмеца и его команды.

– Почему мы должны с ними делиться? – возмутился Симмонс. – Они и так уже украли у нас достаточно технологий.

– Не стану отрицать их воровство, – ответил президент. – Но если бы я был на месте Антонова, то убийство четырнадцати наших астронавтов им бы просто так с рук не сошло.

– Поддерживаю вашу мысль, господин президент, – сказал госсекретарь Оутс. – Но если бы вы все-таки оказались на его месте, какие действия вы могли бы предпринять?

– Все просто, – перебил генерал Пост. – Если бы я был на месте Антонова, то приказал бы взорвать Коламбус.

– Отвратительное предположение, но не стоит сбрасывать его со счетов, – сказал Броган. – Советская верхушка может посчитать высшей справедливостью уничтожение нашей станции и всех людей на борту.

– Либо уничтожение челнока с экипажем, – добавил Пост.

Президент уставился на генерала:

– Можно ли как-нибудь защитить Коламбус и «Геттисберг»?

Пост слегка покачал головой:

– Рентгеновские лазерные системы защиты не будут работать в течение ближайших четырнадцати месяцев. Пока станция и челнок находятся в космосе, на них может напасть любой из 1400 советских спутников-перехватчиков «Космос». Мы сможем защитить «Геттисберг» только после того, как он войдет в атмосферу Земли.

Президент повернулся к Брогану:

– Мартин, что вы думаете?

– Я не думаю, что их цель Коламбус. В таком случае они рискуют подставить под ответный удар свою новую станцию «Салют‑10». На самом деле они будут охотиться за челноком.

Пока мужчины переваривали собственные мысли, в комнате Рузвельта воцарилась ледяная тишина. Затем Хадсона озарило, и он постучал ручкой по поверхности стола.

– Мы кое о чем забыли, – протяжно сказал он.

– О чем? – спросил Фосетт.

– Об истинной цели их нападения на колонию Джерси.

Броган попытался продолжить его мысль:

– Сохранить лицо, уничтожив все следы наших достижений в космосе.

– Не уничтожив, а украв! – пылко воскликнул Хадсон. – Они собирались убить колонистов не из мести. Джесс Симмонс уже говорил об этом. Кремль считал, что крайне необходимо было сохранить базу в неприкосновенности, чтобы присвоить все технологии, данные и результаты работ, в которые мы вложили миллиарды долларов и двадцать пять лет труда. Именно это было их главной целью. И уж только потом месть.

– Логично, – сказал Оутс. – Вот только колонисты уже отправились на Землю, и колония Джерси теперь бесхозная.

– В течение двух недель туда прибудет наша следующая команда на межорбитальном буксире, – объяснил Хадсон.

– А как же те двое космонавтов, что остались в «Селене‑8»? – спросил Симмонс. – Что им мешает просто зайти внутрь и завладеть заброшенной колонией?

– Прошу прощения, – сказал Хадсон. – Я забыл упомянуть, что Штейнмец доставил пятерых русских назад к их кораблю и погрузил на борт. Тогда он приказал выжившим взлетать и возвращаться на Землю, угрожая в противном случае размазать их по поверхности Луны последней оставшейся ракетой.

– Словно шериф на страже города, – восхищенно сказал Броган. – Не могу дождаться встречи с ним.

– Без потерь не обошлось, – тихо сказал Хадсон. – У Штейнмеца на борту двое тяжелораненых и один погибший.

– Как зовут погибшего? – спросил президент.

– Доктор Курт Перри, выдающийся биохимик.

Президент кивнул Фосетту:

– Нужно позаботиться, чтобы ему оказали должные проводы.

Наступила тишина. После этого Пост вернул разговор в нужное русло:

– Ладно, если Советам не удалось добраться до лунной базы, то что им остается?

– «Геттисберг», – ответил руководитель колонии. – Все еще остается вероятность, что русские попытаются перехватить бесценные научные данные.

– Перехватив челнок прямо во время полета? – саркастически спросил Симмонс. – Разве что Бак Роджерс[120] теперь на их стороне.

– Он им ни к чему, – парировал Хадсон. – Технически возможно отклонить челнок от курса, если запрограммировать системы управления полетом. Компьютеры легко можно обмануть, достаточно послать неверный сигнал на наружные элероны, микродвигатели и другую аппаратуру управления «Геттисберга». Существуют тысячи способов подкорректировать курс челнока на несколько градусов. В зависимости от расстояния до точки приземления челнок можно посадить в тысяче миль от космодрома Кеннеди на мысе Канаверал.

– Но ведь пилоты могут отменить системные настройки и перейти на ручное управление, – возразил Пост.

– Только если они будут уверены, что центр управления Хьюстона не следит за их возвращением.

– Разве такое возможно? – недоверчиво спросил президент.

Алан Мерсье кивнул:

– При условии, что у Советов где-то установлены передатчики, способные превысить мощность сигналов из Хьюстона и бортовой электроники челнока.

Президент с Броганом обменялись мрачными взглядами.

– Кайо-Санта-Мария, – печально констатировал директор ЦРУ.

– Остров к северу от Кубы, где расположены мощные передатчики и прослушивающие устройства, годные для такой работы, – объяснил остальным президент.

– Может быть, они не знают, что колонисты покинули Луну, – с надеждой предположил Фосетт.

– Знают, – ответил Хадсон. – Если они догадались направить прослушивающие спутники на колонию Джерси, то могли перехватывать каждый наш сигнал.

– Мы должны придумать план, чтобы нивелировать угрозу островных установок, – предложил Пост.

Броган улыбнулся:

– Так получилось, что мы уже работаем над этим.

Генерал усмехнулся в ответ:

– Если вы собираетесь сделать то, о чем я подумал, то меня лишь интересует, когда это случится.

– Говорят – это только слух, заметьте, – что кубинская группа войск сегодня примерно после полуночи собирается начать операцию по зачистке острова.

– А когда запланирован вылет челнока домой? – спросил Алан Мерсье.

– Завтра в пять, – ответил Пост.

– Это решает дело, – сказал президент. – Передайте командиру Коламбуса, чтобы он не выпускал «Геттисберг» с платформы станции, пока мы не сможем гарантировать челноку безопасное возвращение.

Все за столом казались довольными. Но не Хадсон. Он был похож на мальчика, чьего щенка только что забрал живодер.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто, – пробормотал он себе под нос.

Великов и Майский стояли на балконе тремя этажами выше центра радиоперехвата и смотрели сверху на мужчин и женщин, работающих за сложными приемными устройствами. Двадцать четыре часа в сутки гигантские антенны на Кубе перехватывали гражданские телефонные звонки и сигналы военных радиостанций по всем Соединенным Штатам Америки, передавая их на Кайо-Санта-Мария, где их расшифровывали и анализировали компьютеры.

– Отличная работа, генерал, – сказал Майский. – Доклады о вашей базе были даже слишком скромны.

– Ни дня не проходит, чтобы мы не продолжали расширять территорию, – гордо сказал Великов. – Кроме рабочего комплекса, у нас есть неплохая столовая и центр по физической подготовке с тренажерами и баней. У нас даже имеется комната отдыха и парикмахерская.

Майский поднял взгляд на два экрана, висевших на стенах, каждый размером десять на пятнадцать футов. На левом высвечивалось компьютерное меню, правый показывал различные данные и замысловатые графики.

– Ваши люди еще не обнаружили лунных колонистов?

Генерал кивнул и взял телефон. Глядя вниз на занятых делом работников, он сказал в телефон несколько слов. Диспетчер за пультом управления поднял взгляд и помахал рукой. Затем оба экрана потемнели, но через мгновение на них высветились новые данные.

– Здесь вся информация, – Великов указал на экран справа. – Мы можем отслеживать почти все сигналы, которые астронавты и центр управления в Хьюстоне передают друг другу. Как видите, лунный корабль колонистов три часа назад состыковался с космической станцией.

Майский зачарованно исследовал монитор взглядом. Он не мог свыкнуться с мыслью, что американская разведка тоже могла знать столько же, если не больше, о советских космических исследованиях.

– Их данные закодированы?

– Иногда, в основном военные. Обычно НАСА открыто общается с астронавтами. Как видите на дисплее данных, наземный центр управления Хьюстона приказал «Геттисбёргу» отложить отлет на завтрашнее утро.

– Меня это настораживает.

– Не вижу ничего подозрительного. Скорее всего, президенту понадобилось время, чтобы организовать масштабную пропагандистскую кампанию, восхваляющую очередной американский триумф.

– Или они узнали о наших намерениях… – Гость замолк и призадумался. В его глазах была заметна тревога, он нервно сжимал и разжимал пальцы.

Великов весело наблюдал за ним.

– Если это каким-то образом мешает вашим планам, я могу перебить частоту вещания Хьюстонского центра и отправить астронавтам ложную команду.

– Вы действительно можете это сделать?

– Могу.

– Сфальсифицировать приказ на отправление челнока со станции для последующего входа в атмосферу?

– Да.

– Сможете обмануть командиров станции и челнока так, чтобы они приняли ваш голос за голос их человека из НАСА?

– Они не почувствуют разницы. У наших компьютерных синтезаторов предостаточно записанных сигналов, чтобы идеально сымитировать голос, акцент и манеру разговора примерно двадцати различных работников НАСА.

– А что может помешать Хьюстонскому центру отменить приказ?

– Я смогу глушить их сигналы до тех пор, пока они уже не смогут остановить челнок. После этого, если те инструкции, что вы мне передали, верны, мы собьем настройки систем управления полетом и посадим челнок в Санта-Клара.

Майский еще несколько мгновений долго и пристально смотрел на Великова. Потом он сказал:

– Сделайте это.

Президент крепко спал, когда рядом с его постелью негромко зазвонил телефон. Он перевернулся на бок и посмотрел на светящийся циферблат наручных часов. Десять минут второго. После этого он ответил:

– Слушаю.

Послышался голос Дэна Фосетта:

– Простите, что разбудил вас, господин президент, но произошло кое-что, о чем вам следует знать.

– Я слушаю, что случилось?

– Мне только что звонил Ирвин Митчелл из НАСА. Он сказал, что «Геттисберг» отстыковался от Коламбуса и выходит на орбиту, чтобы войти в атмосферу Земли.

Президент сел, разбудив жену.

– Кто отдал приказ? – зло спросил он.

– Митчелл не знает. Вся связь между Хьюстоном и космической станцией прервана из-за каких-то странных помех.

– Тогда как он узнал об отлете челнока?

– Генерал Фишер организовал наблюдение и контролировал Коламбус из центра управления космическими полетами в Колорадо-Спрингс с тех пор, как Штейнмец покинул колонию Джерси. Камеры центра заметили, что «Геттисберг» покидает станцию. Фишер позвонил мне, как только ему доложили об этом.

Президент от разочарования ударил кулаком по матрасу:

– Твою ж мать!

– Я взял на себя ответственность и сообщил об этом Джессу Симмонсу. Он уже поднял в воздух две эскадрильи ВВС, чтобы защитить челнок, как только тот попадет в атмосферу, и сопроводить его к месту посадки.

– Сколько у нас времени до приземления «Геттисберга»?

– От подготовки к начальному этапу снижения и до приземления примерно два часа.

– За этим стоят русские.

– Несомненно, – согласился Фосетт. – Пока еще точно не известно, но по всем признакам источник, создающий Хьюстону радиопомехи, находится где-то на Кубе.

– Когда спецотряд Брогана начинает операцию на Кайо-Санта-Мария?

– В два часа.

– Кто командир?

– Секундочку, сейчас посмотрю имя во вчерашнем докладе ЦРУ. – Не прошло и тридцати секунд, как Фосетт вернулся на связь. – Операцией руководит морской полковник Рамон Клейст.

– Знакомое имя. Клейст был награжден Почетным орденом конгресса.

– Здесь что-то еще.

– Что?

– Их проводником будет Дирк Питт.

Президент удрученно вздохнул:

– Он и так сделал для нас слишком много. Его присутствие там обязательно?

– Кроме Питта, никто не сможет сделать это, – сказал Фосетт.

– Они успеют уничтожить центр, создающий помехи?

– Честно говоря, тут как карта ляжет.

– Передайте Джессу Симмонсу, чтобы он ждал в ситуационной комнате, – угрюмо сказал президент. – Если что-то пойдет не так, нам остается лишь взорвать «Геттисберг», чтобы его ценный груз не достался русским. Вы меня поняли, Дэн?

– Да, сэр. – Лицо Фосетта побледнело. – Я передам ему.

– Стоп машина! – приказал полковник Клейст. Он сверился с показаниями спутниковой системы навигации Navstar и поставил циркуль на расправленную карту. – Мы в семи милях от Кайо-Санта-Мария. ПТСН дальше не пойдет, мы не можем рисковать.

Майор Кинтана, облаченный в пятнистую полевую форму черно-серого цвета, уставился на желтую отметку на карте.

– Разворот к югу и высадка с кубинской стороны займут примерно сорок минут.

– Ветер слабый, скорость течения всего лишь два фута. Благо сегодня нет луны. Сегодняшняя ночь черна, хоть глаз выколи.

– В этом есть свои недостатки, – мрачно сказал Кинтана. – Насколько трудно будет заметить нас, настолько тяжело и нам будет разглядеть охранников. Как мне кажется, наша основная проблема – мы не знаем точных координат базы. Мы можем высадиться на берег в нескольких милях дальше, чем нужно.

Полковник повернулся и посмотрел на высокого внушительного мужчину, стоявшего прислонившись к переборке судна. Он был одет в точно такой же камуфляж, что и майор. Его пронзительные зеленые глаза встретились с взглядом Клейста.

– Вы все еще не определили точное местонахождение?

Питт выпрямился, улыбнулся своей самой беззаботной улыбкой и просто ответил:

– Нет.

– Вы не особо вселяете надежду, – язвительно подметил Кинтана.

– Может быть, зато я честен с вами.

– Мы сожалеем, что погодные условия в день вашего побега были не идеальными, – терпеливо сказал Клейст. – Но мы были бы очень признательны, если бы вы рассказали нам чуточку больше.

Улыбка исчезла с лица Дирка.

– Слушайте, я попал на берег острова, спасаясь от урагана, а убегал оттуда в самый разгар ночи. И оба раза это произошло совершенно не в том месте, где мы планировали приземлиться. Я не измерял расстояний и не догадался отметить свой путь хлебными крошками. Берег был равнинным, без холмов и заметных ручейков. Только пальмы, кустарники и песок. На антенну я наткнулся в полумиле к западу от деревушки. База в доброй миле вдали от того места. Когда мы найдем тропинку, база будет находиться по левую сторону. Это все, что я могу вспомнить.

Кинтана кивнул, смирившись.

– В сложившейся ситуации мы не вправе просить большего.

В кабину управления заглянул матрос в неряшливо обрезанных джинсах и футболке. Он молча протянул Клейсту записку с расшифрованным сообщением и ретировался.

– Не приведи господи, если пришел приказ об отмене операции, – раздосадованно сказал Питт.

– Совсем нет, – пробормотал Клейст. – Больше похоже на новый поворот.

Он перечитал сообщение, нахмурив обычно невозмутимое лицо. Он передал записку майору, тот, прочитав текст, сжал губы от досады и протянул ее Питту. В ней было написано:

КОСМИЧЕСКИЙ ЧЕЛНОК «ГЕТТИСБЕРГ» ПОКИНУЛ СТАНЦИЮ И ВЫХОДИТ НА ОРБИТУ ДЛЯ ПОСЛЕДУЮЩЕГО ВХОДА В АТМОСФЕРУ ЗЕМЛИ. СВЯЗЬ С ЧЕЛНОКОМ ПОТЕРЯНА. ЭЛЕКТРОННАЯ АППАРАТУРА, КОТОРУЮ ВЫ ДОЛЖНЫ УНИЧТОЖИТЬ, СОЗДАЕТ ПОМЕХИ ДЛЯ НАШИХ КОМПЬЮТЕРОВ И ПЕРЕХВАТИЛА УПРАВЛЕНИЕ ЧЕЛНОКОМ. ОЖИДАЕМОЕ ВРЕМЯ ПРИЗЕМЛЕНИЯ – 03.40 НА КУБЕ. СКОРОСТЬ ДОСТИГЛА ПРЕДЕЛОВ. ЕСЛИ БАЗА НЕ БУДЕТ УНИЧТОЖЕНА ВОВРЕМЯ, ГРЯДЕТ НЕЧТО УЖАСНОЕ. УДАЧИ.

– Так любезно с их стороны предупреждать нас в последние минуты, – исподлобья проворчал Питт. – До 03.40 осталось менее двух часов.

Кинтана серьезно посмотрел на полковника:

– Советы и вправду могли проделать такое?

Клейст не слушал его. Он снова вернулся к карте и провел карандашом тонкую линию, изменяя курс к южному берегу Кайо-Санта-Мария.

– Где, по вашим предположениям, находится антенна?

Питт взял карандаш и поставил крошечную точку у самого основания хвоста похожего на сперматозоид острова.

– Примерно здесь.

– Хорошо. Мы снарядим вас маленьким водонепроницаемым передатчиком и радиоприемником. Я определю точную позицию на карте и введу данные в компьютер Navstar, затем буду следить за вашим положением и направлять вас.

– Вы будете не единственным, кто захочет следить за нами.

– Это, конечно же, небольшая авантюра, но только так можно сэкономить драгоценное время. Сначала вы должны уничтожить передатчик и прервать их радиосвязь с «Геттисбергом» и только потом пробиться внутрь базы и разрушить ее мозговой центр.

– Логично.

– Если вы согласны, – тихо сказал Клейст, – то я думаю, что вам следует идти, джентльмены.

Подводный транспортер специального назначения не походил ни на одну подводную лодку, какую Питт когда-либо видел. Судно было более трехсот футов в длину и имело форму зубила, повернутого боком. Горизонтальный клиновидный нос, сужаясь, переходил в почти квадратный корпус судна, резко заканчивающийся обшитой досками кормой. Палуба надстроек была абсолютно гладкой, без каких-либо выступов.

За штурвалом никто не сидел. Судно было полностью автоматизировано при помощи атомной энергии, которая проворачивала спаренные винты или беззвучные насосы, они засасывали воду спереди и выталкивали ее через отверстия по бокам в случае необходимости.

Подводную лодку ПТСН специально разработали для ЦРУ, чтобы осуществлять тайные перевозки вооружений, шпионские миссии и рейды в тыл противника. Она могла не только погружаться на глубину восемьсот футов и при этом передвигаться со скоростью в пятьдесят узлов, но способна была и пришвартоваться к берегу, и десантировать двести человек с несколькими единицами транспорта.

ПТСН вынырнула на поверхность, широкая палуба возвышалась всего в паре футов над черной водой. Команда Кинтаны, состоявшая из кубинских эмигрантов, выбралась из люков и начала поспешно спускать на воду «Дэшеры».

Питт плавал на «Дэшере» во время отдыха на курорте в Мексике. Такие суда с водометными двигателями изготавливали во Франции для любителей активного отдыха на морских курортах. Эти морские спорткары, как их еще называли, были небольшими и выглядели как две прикрепленные параллельно торпеды. Пилот водного спорткара ложился так, что каждая нога была вытянута вдоль одного из парных корпусов, и управлял направлением движения с помощью руля, похожего на автомобильный. Питание шло от мощной аккумуляторной батареи. Ее хватало на то, чтобы толкать по спокойному морю легкое суденышко на реактивных водометных двигателях со скоростью в двадцать узлов в течение трех часов до следующей перезарядки.

После того как Дирк предложил плыть на «Дэшерах», чтобы их не засекли кубинские радары, Клейсту пришлось, не теряя времени, договариваться с заводом, чтобы закупить оборудование и переправить в Сан-Сальвадор в течение пятнадцати часов на самолетах ВВС.

Утренний морской воздух после легкого дождя был теплым. Солдаты запрыгивали в «Дэшеры», затем их протаскивали по мокрой палубе к низкому борту и спускали в море. В корму каждого спорткара были вмонтированы узконаправленные синие фонари, чтобы те, кто двигался позади, могли следовать за передними.

Несколько мгновений Питт всматривался во тьму, опустившуюся на Кайо-Санта-Мария, отчаянно надеясь, что еще не поздно спасти друзей. Над головой с жалобным криком пронеслась ранняя чайка, почти незаметная на фоне темного неба.

Кинтана схватил его за руку:

– Ты следующий. – Он застыл, всматриваясь во мрак. – А это что за чертовщина?

Его взгляд упал на деревянную дубину в руках Питта.

– Бейсбольная бита.

– Для чего? Вам же выдали «АК‑74».

– Подарочек для моего друга.

Майор в недоумении покачал головой.

– Давайте начинать. Вы идете впереди. Я пойду последним и буду подгонять отстающих.

Питт кивнул, опустился в «Дэшер» и поправил крошечный наушник. Перед тем как экипаж подводной лодки спустил его на воду, к мистеру Дирку наклонился полковник Клейст и пожал руку.

– Приведите их к цели, – с напряжением в голосе сказал он.

Питт хладнокровно усмехнулся:

– Это я и собираюсь сделать.

И тогда его «Дэшер» оказался в воде. Он подвинул рычаг на среднюю скорость и отплыл подальше от подводной лодки. Оборачиваться и смотреть, плывут ли за ним остальные, не было никакого смысла, ведь он бы все равно их не разглядел. Свет исходил только лишь от звезд, но они были настолько тусклыми, что едва отражались в воде.

Мужчина увеличил скорость и взглянул на люминесцентный циферблат компаса, закрепленного на запястье. Он придерживался восточного направления, пока в наушнике не раздался голос Клейста:

– Держите на 270 градусов.

Питт немного повернул руль и десять миль шел по новому курсу, сохраняя скорость на несколько узлов меньше максимальной, чтобы позволить идущей позади команде нагнать его. Дирк был уверен, что чувствительные подводные датчики отреагируют на появление их диверсионной группы, но рассчитывал, что русские проигнорируют такой незначительный сигнал, посчитав, что он вызван большой стаей рыб.

Далеко к югу, со стороны Кубы, примерно в четырех милях от них, зажегся прожектор патрульного катера и прогулялся по воде, словно коса, разрезающая ночь в поиске чужих кораблей. Тусклый отблеск света от далекого прожектора упал на диверсантов, но они находились слишком далеко и были слишком маленькими, чтобы их можно было заметить с такого расстояния.

Питт прослушал новое указание полковника и снова изменил курс, повернув на север. Вокруг было темно, как в подземелье, и ему оставалось лишь надеяться, что остальная команда из тридцати человек не выпускает его из виду. Раздвоенный нос «Дэшера» разбивал вздымающиеся волны, разбрасывая брызги прямо в лицо Питту. Облизывая губы, он чувствовал морскую соль.

Из-за легкого завихрения волн, разрезаемых «Дэшером», на воде то и дело мелькали блики, словно там плясала маленькая армада светлячков. Дирк уже слегка расслабился, но в наушнике снова послышался голос Клейста:

– Вы в двухстах ярдах от берега.

Мужчина сбросил скорость маленького судна и медленно и осторожно поплыл вперед. Затем полностью остановился, дрейфуя по течению. Он выжидал, напряженно устремив взгляд в темноту и прислушиваясь. Спустя пять минут впереди начали неясно вырисовываться мрачные и зловещие очертания Кайо-Санта-Мария. Внутренние воды острова были спокойны, Питт слышал лишь легкий плеск и шорох волн, омывающих пляж.

Он мягко нажал на педаль и пошел вперед на самой малой скорости, готовясь в любую секунду развернуться и рвануть обратно в море, если его заметят. Через несколько секунд «Дэшер» бесшумно скользнул на песок. Дирк немедля спрыгнул с него и оттащил свое небольшое судно через пляж в кусты под пальмами. Затем немного подождал. Кинтана и его люди вынырнули из мрака, словно призраки, и молча встали возле него плотным кругом неясных пятен на фоне ночи, благодаря небеса, что их ноги снова чувствуют под собой землю.

Чтобы подстраховаться от закона Мерфи[121], майор выделил несколько драгоценных минут на повторные наставления каждому солдату и проверку их амуниции. Наконец успокоившись, он повернулся к Питту:

– После вас, амиго.

Дирк сверился с компасом и направился в глубь острова, немного отклоняясь влево, держа бейсбольную биту перед собой, словно слепец с тростью. Не успели они пройти и двухсот футов, как конец биты наткнулся на электрический забор. Проводник остановился так резко, что человек, идущий за ним, врезался ему в спину.

– Тише! – прошипел Питт. – Передайте остальным, что мы у забора.

Вперед вышли двое мужчин с лопатами и начали раскапывать мягкий песок. Через несколько мгновений была выкопана яма, достаточно глубокая, чтобы в нее мог пролезть небольшой осел.

Питт пошел первым. На секунду его посетила мысль, что они движутся в неправильном направлении. Дирк застыл, вдыхая воздух. Внезапно он понял, где они вышли.

– Мы слегка просчитались, – прошептал он Кинтане. – База расположена всего в нескольких сотнях ярдов слева от нас. Антенна находится в доброй миле отсюда в противоположном направлении.

– Как вы это поняли?

– Принюхайтесь. Я чувствую запах выхлопных газов от дизельных двигателей, запускающих генераторы.

Майор глубоко вдохнул.

– Вы правы. Запах доносится с северо-запада.

– Вот вам и задачка на время. Пройдет не меньше получаса, прежде чем ваши люди доберутся до антенны и разрушат ее.

– Тогда мы пойдем к постройке.

– Лучше будет пойти ва-банк. Пошлите к антенне ваших лучших бегунов, а остальные пойдут с нами к их центру управления.

Кинтана обдумывал решение не дольше секунды. Пройдя через ряд солдат, он отобрал пятерых. К Питту он вернулся с маленьким и незаметным солдатом, чья голова едва достигала мистеру Дирку до плеча.

– Вот сержант Лопес. Объясните ему, как пробраться к антенне.

Питт снял компас с запястья и протянул сержанту. Тот плохо понимал по-английски, поэтому Кинтане пришлось переводить. Однако маленький солдат схватывал на лету. Он без запинки повторил на испанском языке все слова Питта. Тогда Лопес улыбнулся, отдал короткий приказ своим людям и исчез в ночи.

Проводник и оставшиеся солдаты Кинтаны бегом двинулись вперед, один за другим. Погода начала ухудшаться. Звезды спрятались за облаками, а капли дождя барабанной дробью застучали по пальмовым листьям. Отряд пробирался среди деревьев, согнувшихся под яростными порывами ветра. Каждые сто ярдов кто-нибудь спотыкался и падал, но остальные помогали подняться. Вскоре дышать стало тяжелее, а пот стекал по телам, пропитывая камуфляж. Питт изо всех сил поддерживал быстрый темп, подбадривая себя мыслью, что чем быстрее они доберутся до базы, тем больше шансов у него будет найти Джесси, Джордино и Ганна живыми. Представляя, какие страдания им пришлось пережить из-за Фосса Глая, он совершенно забывал об усталости. Его мрачные размышления прервались, когда из кустов он выступил на дорогу.

Мужчина повернул налево, к постройке, и побежал прямо по дороге, даже не пытаясь скрываться, чтобы не тратить времени. Когда дорога стала казаться знакомой, Питт перешел на шаг и подозвал Кинтану. Почувствовав, как рука майора коснулась его плеча, Дирк указал рукой на тусклый свет, едва видимый за деревьями:

– Там сторожевая будка у ворот.

Майор похлопал его по спине и развернулся к солдатам, отошедшим подальше от света, чтобы дать им указания на испанском.

Питт не стал слушать. Он знал, что охранникам на воротах оставалось жить всего какую-то пару минут.

Дирк обогнул стену и забрался в знакомый водоотвод, с облегчением выдохнув, когда заметил, что прутья решетки по-прежнему согнуты. Солдаты пролезли следом за ним и прошмыгнули к вентиляционному отверстию над гаражом базы. Дальше Питт не должен был идти. По плану Клейста он должен был привести солдат Кинтаны к вентиляционному отверстию, и на этом его миссия заканчивалась. Выполнив задание, проводник должен был вернуться на пляж и в одиночестве дожидаться остальных, чтобы всем вместе покинуть остров, когда операция закончится.

Клейст мог бы и догадаться, что если Питт не оспаривает приказ, то это еще не значит, что он выполнит его как следует, но голова полковника была забита другими организационными проблемами, поэтому он ничего не заподозрил. А старый пройдоха Питт добросовестно составил план базы, играя роль образцового сотрудника.

Перед тем как Кинтана успел сообразить, что происходит, и остановить его, Дирк спрыгнул в вентиляционное отверстие на поперечную балку над припаркованными машинами и, забравшись в люк, ведущий вниз к комнатам, где держали заключенных, исчез в темноте.

Дэйв Юргенс, командир экипажа «Геттисберга», был слегка встревожен. Он разделял всеобщий восторг экипажа космической станции от неожиданного прибытия Штейнмеца и его людей с Луны. И не находил ничего подозрительного в том, что от него требовалось доставить колонистов на Землю, перетащив все их научные принадлежности в грузовой отсек челнока.

Однако его насторожил внезапный приказ Хьюстонского центра управления совершить ночную посадку на мысе Канаверал. Просьба Юргенса подождать несколько часов до рассвета была встречена холодным отказом. Он не мог понять причин, по которым люди НАСА впервые за тридцать лет изменили своим принципам обязательной посадки в дневное время.

Он взглянул на пилота Карла Буркхарта, который считался признанным ветераном после двадцати лет работы в разных космических программах.

– На этот раз у нас не будет прекрасных видов на болота Флориды.

– Если видел одного крокодила, значит, видел их всех, – лаконично ответил пилот.

– Все наши пассажиры на местах?

– Как селедки в бочке.

– Компьютеры запрограммированы для входа в атмосферу?

– Все запущено и тикает.

Юргенс окинул взглядом три телевизионных экрана на главной панели. На первом отображалось состояние всех механических систем, а остальные два высвечивали информацию об управлении траекторией. Также там находился контроль направления движения. Вместе с Буркхартом они просмотрели инструкции по уходу с орбиты и порядок процедуры вхождения в атмосферу.

– Хьюстон, мы ждем вашей команды.

– Хорошо, Дон, – ответил наземный центр управления. – Вам разрешается сойти с орбиты.

– С глаз долой, из сердца вон, – сказал Юргенс. – Так, значит?

– Вас не понял, повторите.

– Когда я покинул Землю, меня звали Дэйв.

– Извините, Дэйв.

– Кто на линии? – спросил Юргенс, не в силах сдержать любопытство.

– Мерв Фоли. Вы не узнаете меня по тому, как звучно я произношу гласные?

– После всех наших веселых бесед вы даже не помните моего имени. Как вам не стыдно!

– Просто оговорился, – произнес знакомый голос Фоли. – Но нам лучше прервать нашу светскую беседу и вернуться к процедуре полета.

– Как скажете, Хьюстон. – Юргенс быстро нажал на рычаг селектора внутренней связи: – Готовы отправиться домой?

– Мы все с нетерпением этого ждем, – ответил Штейнмец.

В спартанском жилом отсеке под летной палубой и кабиной экипажа на каждом футе свободного пространства располагались инженеры челнока и колонисты Джерси. Шестидесятифутовый грузовой отсек позади них на две трети был загружен блоками с записями данных, геологическими образцами, папками с результатами более тысячи медицинских и химических опытов – весь золотой кладезь научных открытий, сделанных колонистами, на полное изучение которого ученым понадобится не меньше двух десятилетий. Кроме того, в грузовом отсеке лежало тело доктора Курта Перри.

«Геттисберг» плыл по космическим просторам со скоростью более пятнадцати тысяч узлов в час. Небольшие двигатели малой тяги работали исправно, выталкивая космический корабль с орбиты и переворачивая его носом вверх, подставляя термоизолированное брюхо под трение при входе в атмосферу. Когда челнок пролетал над Австралией, два рулевых двигателя стали работать прерывисто, чтобы уменьшить орбитальную скорость в двадцать пять раз, до скорости звука. Тридцать минут спустя они вошли в атмосферу Земли невдалеке от Гавайских островов.

Едва плотность атмосферы возросла, пламя двигателей окрасило брюхо «Геттисберга» в яркий оранжевый цвет. Двигатели потеряли эффективность, воздушный руль для стабилизации и рули направления теперь держали корабль в земной атмосфере. Компьютеры управляли всем полетом. Юргенс и Буркхарт только следили за данными на экранах и за показателями состояния системы.

Внезапно в наушниках прозвучал предупреждающий звук и зажегся общий сигнал тревоги. Юргенс отреагировал мгновенно, нажав кнопку на клавиатуре компьютера, чтобы увидеть подробную информацию о проблеме, а его товарищ тем временем связался с наземным центром управления:

– Хьюстон, у нас сработала световая сигнализация.

– Мы не видим неполадок, «Геттисберг». Все системы работают исправно.

– Хьюстон, что-то происходит, – упорно повторил Буркхарт.

– Может быть, произошел сбой в компьютере.

– Не подтверждаю. Системы управления полетом и навигации в порядке.

– Я понял, в чем дело! – воскликнул Юргенс. – Похоже, мы отклоняемся от курса.

Спокойный голос оператора из космического центра имени Джонсона произнес:

– Вы идете точно по курсу. Как поняли?

– Вас понял, Фоли, но подождите минутку, я перейду на резервный компьютер.

– Хорошо, если это вас успокоит. Но все работает исправно.

Юргенс поспешно запросил навигационные данные на резервном компьютере. Не прошло и полминуты, как он снова связался с Хьюстоном:

– Мерв, здесь что-то не так. Даже резервный компьютер показывает, что мы опускаемся в четырехстах милях южнее и пятидесяти милях восточнее мыса Канаверал.

– Я вас умоляю, Дэйв, – усталым тоном сказал Фоли. – Все станции слежения показывают, что вы идете по курсу.

Юргенс посмотрел в боковое окно, но увидел внизу только черноту. Он выключил радиосвязь и повернулся к Буркхарту:

– Мне наплевать, что говорит Хьюстон, но мы точно сбились с курса. Кроме воды, я ничего внизу не вижу, а должен видеть огни маяков Калифорнийского полуострова.

– Ума не приложу, – беспокойно ерзая в кресле, ответил Буркхарт. – Что будем делать?

– Приготовимся перейти на ручное управление. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что Хьюстон собирается посадить нас прямо на Кубе.

– Они у нас на крючке, словно воздушный змей на веревочке, – по-волчьи оскалившись, сказал Майский.

Великов кивнул:

– Через три минуты «Геттисберг» пересечет точку невозврата.

– Невозврата?

– Они еще могут развернуться и направить челнок к космическому центру имени Кеннеди.

Майский нервно потер ладони.

– Когда американский космический челнок окажется в советских руках, это будет величайшей разведывательной операцией века.

– Американцы на колени встанут, умоляя, чтобы мы вернули челнок.

– Мы вернем их суперкорабль, в который они вложили уйму миллиардов долларов. Но перед этим наши космические инженеры обследуют и перефотографируют каждый его дюйм.

– Не стоит забывать и об огромном объеме информации, которую мы получаем от самих лунных колонистов, – напомнил ему Великов.

– Невероятный подвиг, генерал. Орден Ленина будет вашим.

– Цыплят по осени считают, товарищ Майский. Тяжело предсказать реакцию президента.

Майский пожал плечами:

– Если дойдет до переговоров, то ему придется играть по нашим правилам. По-моему, наша единственная проблема – кубинцы.

– О них не беспокойтесь. Генерал-полковник Колчак оцепил взлетно-посадочную полосу Санта-Клара, у него полторы тысячи советских солдат. А поскольку в командовании противовоздушной обороны Кубы работают наши консультанты, мы без проблем расчистили челноку путь к приземлению.

– Тогда он уже все равно что у нас в руках.

Великов кивнул:

– Думаю, теперь можно не сомневаться.

Президент сидел в халате за столом Овального кабинета, опустив подбородок и водрузив руки на подлокотники кресла. Его лицо казалось усталым и осунувшимся.

Внезапно он поднял глаза и сказал:

– Вы уверены, что Хьюстон не сможет связаться с «Геттисбергом»?

Мартин Броган кивнул:

– Так сказал Ирвин Митчелл из НАСА. Их сигнал глушится какими-то внешними помехами.

– Джесс Симмонс сейчас в Пентагоне?

– Он у нас на прямой линии, – ответил Дэн Фосетт.

Глава государства ненадолго запнулся; когда он продолжил говорить, его голос звучал не громче шепота:

– Тогда передайте ему, чтобы он приказал пилотам быть наготове.

Фосетт тяжело кивнул и снял трубку телефона.

– Есть известия от твоих людей, Мартин?

– Последнее сообщение было о том, что они высадились на берег, – растерянно сказал Броган. – Больше ничего.

Президент почувствовал, как испаряется его надежда.

– Боже мой, наше положение – хуже некуда.

Зазвонил один из четырех телефонов, и Фосетт схватил трубку:

– Да, да, он здесь. Да, передам ему. – Он положил трубку, нахмурившись. – Это Ирвин Митчелл. «Геттисберг» отклонился слишком далеко на юг, чтобы добраться до мыса Канаверал.

– Еще есть шансы, что челнок сядет на воду, – без энтузиазма сказал Броган.

– При условии, что их вовремя предупредят, – добавил Фосетт.

Президент покачал головой:

– Не выйдет. Их посадочная скорость более двухсот миль в час. Челнок просто разорвет на куски.

Наступило молчание, каждый пытался подобрать верные слова. Глава государства развернулся в кресле и с тяжестью на душе уставился в окно.

Через несколько мгновений он повернулся к мужчинам, окружившим его стол в ожидании:

– Прости меня, Господи, за то, что я подписал смертный приговор всем нашим героям.

Питт соскочил с лестницы и на всех парах побежал по коридору. Найдя камеру Джордино и Ганна, он схватил ручку двери и дернул ее с такой силой, что чуть не сорвал дверь с петель.

Крошечная комната была пуста.

Шум выдал его. Из-за угла бокового прохода выбежал охранник и удивленно посмотрел на незнакомца. Эта секунда колебания спасла Дирка. Несмотря на то что оружие уже было направлено ему в грудь, Питт успел опустить биту на голову врага до того, как тот спустил курок. Он обхватил незадачливого охранника вокруг талии, не дав упасть на пол, и оттащил в камеру. Дирк опустил его на кровать и узнал того молодого русского, который сопровождал его в кабинет Великова. Дыхание парня оставалось ровным, поэтому Питт решил, что тот отделался максимум сотрясением места.

– Тебе повезло, мальчик. Я не стреляю в детей младше двадцати одного года.

Когда Кинтана только спустился по лестнице, Питт уже запер дверь камеры и стремглав побежал дальше. Он не думал о том, что нужно быть осторожным и не выдавать себя. Он бы не отказался обрушить свою биту на голову еще одного охранника. Добежав до двери камеры Джесси, он выбил ее ногой.

Там никого не было.

По его спине пробежали мурашки. Он снова рванул по коридору, пока не остановился у комнаты номер шесть, тоже пустой.

Страх тотчас сменился холодной, неуправляемой яростью. Питт вышел из себя, забыв о совести и морали, и, не в состоянии контролировать свой гнев, превратился в человека, которому стало плевать на опасность. Страх умереть перестал существовать для него.

Подбежал Кинтана и схватил его за руку:

– Черт тебя подери, возвращайся к пляжу! Тебе было приказано…

Он не договорил. Питт ткнул короткий ствол «АК‑74» в живот майора и прижал его к стенке. Военному неоднократно приходилось смотреть в глаза смерти, но, видя холодное, буквально ледяное выражение лица Дирка и смертоносное равнодушие в его зеленых глазах, он понял, что стоит одной ногой в могиле.

Питт не сказал ни слова. Он убрал автомат, закинул биту на плечо и протиснулся между американских солдат. Внезапно он остановился на месте и развернулся.

– Лифт там, – тихо сказал он.

Кинтана жестом показал солдатам следовать за ним. Дирк бегло пересчитал их. Всего двадцать пять, считая и его самого. Он поспешил к лифту, чтобы подняться наверх. На их пути больше не встретилось ни одного охранника. Все коридоры были пусты.

– Если заключенные мертвы, – рассуждал Питт, – то Великову не было смысла оставлять на нижних этажах больше одного охранника.

Они приблизились к лифту, и Дирк уже собирался нажать кнопку «вверх», как вдруг зашумели механизмы. Он жестом приказал остальным прислониться к стене. Они выжидали, слушая, как лифт останавливается этажом выше. Внутри послышался шум голосов и отдаленный смех. Солдаты замерли, все, как один, всматриваясь в щель между дверями лифта.

Через десять секунд все кончилось. Двери открылись, и двое техников в белых халатах, вышедших из лифта, не издав ни звука, пали замертво. Питт был поражен хладнокровием, с которым солдаты Кинтаны проткнули ножами сердца техников. Ни у одного кубинца он не заметил в глазах ни капли раскаяния.

– Время решать, – сказал Питт. – В лифт поместится только десять человек.

– Остается всего четырнадцать минут до приземления космического челнока, – немедля сказал майор. – Мы должны найти и перерезать источник питания базы.

– Над нами четыре этажа. Кабинет Великова на самом верху. Там же и жилые комнаты. Выбирайте из других трех этажей.

– Выбирать наугад…

– Что еще остается делать? – ответил Питт. – Мы сейчас словно рыбы, плотно засунутые в бочку. Поэтому советую разделиться на три группы и взять по этажу.Так мы справимся намного быстрее.

– Звучит неплохо, – торопливо согласился Кинтана. – Мы зашли так далеко и до сих пор не встретили ни души. Вряд ли они будут ожидать гостей в одно и то же время в разных местах.

– Я с восемью солдатами поднимусь на второй этаж и пошлю лифт вниз за следующей группой, которая поднимется на третий этаж, и так далее.

– Хорошо. – Кинтана не стал тратить время на споры. Он поспешно отобрал восьмерых и приказал им следовать в лифт за Питтом. Как только двери закрылись, он прошипел: – И не вздумай погибнуть, будь ты неладен!

Подъем наверх казался бесконечно долгим. Солдаты старались не смотреть в глаза друг другу. Некоторые вытирали пот, скатывающийся по лицу, кто-то нервно почесывался. Но ни один из них не убирал палец с курка автомата.

Наконец лифт завис на месте и двери раскрылись. Кубинцы выскочили наружу в командное помещение, где располагалось около двадцати советских офицеров ГРУ и четыре женщины, тоже облаченные в военную форму. Большинство из них погибло прямо за столами от града пуль, даже не успев понять, что происходит. За несколько секунд кабинет превратился в бойню, залитую кровью и усеянную мертвыми телами и оторванными кусками плоти.

Питт не терял времени. Он нажал кнопку первого этажа на панели лифта и поднялся наверх, к кабинету Великова. Упершись спиной в переднюю стенку лифта и подняв автомат, он выглянул в открывшиеся двери. От того, что Дирк увидел, его охватил смешанный приступ восторга и свирепого гнева.

В кабинете полукругом сидели семь офицеров ГРУ, увлеченно наблюдая, как Фосс Глай выполняет свою садистскую работу. Казалось, что они совершенно не обращают внимания на приглушенные звуки выстрелов, доносившихся снизу. Заметив несколько опустошенных винных бутылок на полу, Питт рассудил, что именно алкоголь притупил их слух.

Руди Ганн лежал в стороне с лицом, разбитым едва ли не в кашу, отчаянно пытаясь с гордым презрением поднять голову. Один из офицеров направлял небольшой автоматический пистолет на залитого кровью Джордино, привязанного к металлическому стулу. Невысокий мускулистый итальянец сидел, прогнувшись вперед, головой почти касаясь коленей и медленно раскачивая ее из стороны в сторону, будто пытался развеять боль и восстановить зрение. Один из мужчин поднял ногу и двинул Джордино сбоку, сбив его на пол вместе со стулом. Рэймонд Лебарон сидел рядом и немного позади Глая. Некогда энергичный финансист был похож на человека, понемногу превращающегося в привидение, словно дух уже покинул его тело. Его глаза казались ослепшими, лицо не выражало никаких чувств. Глай замучил старика до такой степени, что тот превратился в прогнивший овощ.

Джесси Лебарон стояла на коленях в центре комнаты и непокорно смотрела на Глая. Ее волосы были коряво обстрижены покороче. Она сжимала покрывало, накинутое на плечи. На обнаженных руках и ногах были видны безобразные красные рубцы и темные синяки. Казалось, что ей уже ничего не приносит страданий, мозг женщины перестал воспринимать боль. Несмотря на свой жалкий вид, в эту секунду она казалась особенно красивой, трудно было не оценить ее спокойствие и стойкость.

Фосс и остальные обернулись к прибывшему лифту, но тут же вернулись к своему занятию, увидев, что внутри как будто никого нет.

Как только двери начали закрываться, Питт шагнул в кабинет, с безжалостным ледяным спокойствием поднимая «АК‑74» на уровень глаз и открывая огонь.

Первые прицельные выстрелы пришлись в человека, который сбил Джордино на пол. Вторым пал обвешанный медалями офицер, сидевший перед Ганном, – с простреленной грудью он повалился спиной на шкаф. Третья и четвертая очереди повалили навзничь троих офицеров, кучно сидевших бок о бок. Дирк перехватил автомат, беря на прицел Фосса Глая, но могучий перебежчик среагировал намного быстрее, чем остальные.

Громила рывком поставил Джесси на ноги и прикрылся ею, словно щитом. Питт на несколько мгновений замялся, и этого хватило седьмому русскому, лежавшему, упершись локтями в пол, чтобы схватить автомат и не целясь выстрелить.

Пуля попала в затворную раму автомата Питта, раздробив ее, и срикошетила в потолок. Дирк поднял перед глазами сломанное оружие и тут же отскочил в сторону, увидев вспышку второго выстрела. Дальше все происходило словно в замедленной съемке. Он даже успел разглядеть испуганное лицо русского, нажимающего на спусковой крючок в третий раз. За мгновение до этого сломанный «АК‑74» Питта пролетел через всю комнату и врезался в висок офицера.

Сначала Питт подумал, что третий выстрел русского пришелся мимо, но затем почувствовал, как по шее из разорванного левого уха скатывается кровь. Он стоял, словно окаменев, но, когда Фосс грубо оттолкнул Джесси на ковер, ярость запылала с прежней силой.

На злобном лице Глая появилась дьявольская улыбка, будто он уже представлял худшее.

– Ты вернулся.

– Очень проницательно… для такого кретина, как ты.

– Во время нашей прошлой встречи я обещал тебе медленную смерть, – угрожающе сказал Глай. – Разве ты забыл?

– Нет, не забыл, – ответил американец. – Я даже вспомнил, что в ответ обещал прихватить дубинку.

Питт не сомневался, что Фосс может убить его одними лишь руками. И сознавал, что единственным его преимуществом, кроме биты, было отсутствие страха. Глай привык видеть своих жертв беспомощными, беззащитными и запуганными его грубой мощью. Губы Дирка изогнулись в такой же дьявольской улыбке, и он начал подкрадываться к Глаю, с кровожадным удовлетворением наблюдая растерянность в глазах врага.

Питт слегка присел, взмахнул битой, словно бейсболист, готовящийся к низкой подаче, и врезал сопернику в колено. Коленная чашечка Фосса хрустнула, и он крякнул от боли, но остался на ногах. В мгновение ока оправился от болевого шока и бросился на Питта. Тот встретил его боковым ударом по ребрам, отчего у Глая с мучительным вздохом сбилось дыхание. На секунду он остановился, с опаской смотря на американца и болезненно вдыхая воздух, схватившись за сломанные ребра.

Дирк отступил назад и опустил биту.

– Имя Брайана Шо тебе о чем-нибудь говорит? – спокойно спросил он.

Ненависть в глазах Глая медленно сменилась недоумением:

– Британский агент? Ты знал его?

– Шесть месяцев назад я спас ему жизнь на буксире на реке Святого Лаврентия. Помнишь? Ты едва не удавил его, но тут сзади подошел я и треснул тебе по голове гаечным ключом.

Дикий взгляд врага еще сильнее раззадорил Питта.

– Значит, вот кто помешал мне!

– Ты должен был узнать это перед смертью, – дьявольски улыбнулся мужчина.

– Скорее ты прочитал мне свою последнюю исповедь. – В голосе Глая не чувствовалось презрение или наглость, лишь простая вера в свои силы.

Не говоря дальше ни слова, Дирк с поднятой битой и Глай, волоча раненую ногу, начали расхаживать по кругу, словно два волка. В комнате наступила жуткая тишина. Ганн, изо всех сил превозмогая боль, потянулся к лежащему недалеко от него автомату, но Глай уголком глаза заметил движение и отбросил оружие ногой. Все еще привязанный к стулу Джордино безнадежно пытался выпутаться, а Джесси неподвижно лежала на полу, как зачарованная наблюдая за схваткой.

Питт шагнул вперед, намереваясь нанести удар, но нога вдруг скользнула в луже крови одного из убитых русских. Бита попала бы в голову Глаю, сумей Дирк устоять на ногах, но удар пришелся на шесть дюймов выше, чем надо. Враг рефлекторно выбросил руку и отразил удар огромным бицепсом.

Деревянная бита задрожала в руках Питта, словно он ударил ею о бампер автомобиля. Противник схватил конец биты свободной рукой и рванул ее, как тяжелоатлет. Питт решил до конца не выпускать биту из рук, поэтому его подбросило в воздух, словно маленького ребенка, и откинуло через всю комнату в книжный шкаф, после чего он упал на пол вместе с посыпавшимися с полок книжными томами в кожаных переплетах.

В комнате наступила тишина, наполненная безнадежностью и разочарованием. Джесси и остальные никогда бы не подумали, что Питт сможет встать после такого столкновения со стеной. Даже Глай расслабился и не торопясь подошел к лежащему на полу телу, не скрывая радости от победы на свирепом лице и поджав губы в улыбке, представляя, как будет добивать Дирка.

Но тут он остановился, недоверчиво глядя, как Питт поднимается из-под завала книг, напоминая собой окруженного соперниками, ошеломленного и слегка сбитого с толку, но готового к дальнейшей схватке квотербека. Кроме поверженного, никто не понимал, что как раз книги и смягчили удар. Несмотря на адскую боль, он ничего себе не сломал и даже не вывихнул. Подняв биту, Питт бросился навстречу человеку-глыбе и изо всей силы ткнул тупым концом биты в насмешливое лицо.

Но он недооценил нечеловеческую мощь гиганта. Фосс уклонился от выпада и, отбив биту кулаком в сторону, воспользовался неосторожным маневром Питта, обхватив его спину Стальными руками. Питт яростно изогнулся и так сильно пнул коленом в пах противнику, что любой другой человек скрутился бы пополам. Но не Глай. Он негромко всхрапнул, моргнул и еще сильнее сжал Питта в медвежьих объятиях, намереваясь выдавить из него жизнь.

Враг не мигая, почти в упор смотрел Питту в глаза. На его лице не было заметно ни капли напряжения, губы словно сковала застывшая ухмылка. Мужчина оторвал Питта от земли, продолжая сжимать и ожидая увидеть на лице жертвы гримасу предсмертного ужаса.

Воздух покидал легкие Питта, он начал задыхаться. Комната поплыла перед глазами, боль обжигала грудь изнутри. Откуда-то издалека он слышал крики Джесси и Джордино, но не мог разобрать слова. Несмотря на боль, его голова оставалась ясной и прекрасно соображала. Он отказался принять смерть, вместо этого придумав простой способ, как обмануть ее.

Рука, держащая биту, была плотно зажата в тиски Глая, но вторая рука оставалась свободной. Перед глазами начал опускаться черный занавес. Поняв, что смерть уже на пороге, Питт совершил последнюю попытку выпутаться.

Он поднял руку над лицом Глая и вдавил палец в его глазное яблоко, на всю длину заталкивая его в глубь черепа и вкручивая в мозг.

Шок стер улыбку с лица врага, шок невероятной боли и непонимания. Все стало наполовину темным, и он инстинктивно разжал руки и поднял их к глазу, оглушая комнату ужасным ревом.

Несмотря на страшную рану, Фосс остался стоять на ногах и принялся метаться по комнате, словно обезумевшее животное. Питт не мог поверить, что монстр все еще в сознании, и уже было подумал, что Глай несокрушим, но тот вдруг прервал крик, сменив его мучительными рыданиями.

Послышались три выстрела. Джесси спокойно и беспощадно спустила курок и выстрелила в пах Фоссу Глаю. Пули вошли в него, он, шатаясь, отшагнул назад, затем на несколько секунд замер в нелепой позе, будто был куклой-марионеткой, поддерживаемой на нитях откуда-то сверху. Наконец его ноги подкосились, и громила рухнул на пол, словно спиленное дерево. Черный глаз все еще оставался открытым, такой же злобный после смерти, каким был и при жизни.

Майор Гас Холлиман был напуган до смерти. За всю карьеру пилот ВВС провел в полетах почти триста часов, но впервые его невыносимо мучило сомнение – один из худших врагов пилотов. Отсутствие уверенности в себе, в своем самолете или наземном командовании всегда угрожало смертельным исходом.

Он не мог заставить себя поверить, что задание сбить космический челнок «Геттисберг» – не очередные сумасбродные учения, разработанные яйцеголовым генералом, помешанным на околовоенных забавах. «Это тренировка, – в десятый раз говорил он себе, – просто учебное задание, об этом мне скажут в последний момент».

Холлиман смотрел на звезды сквозь прозрачный фонарь ночного истребителя «F-15E» и задавался вопросом, смог бы он выполнить приказ и уничтожить настоящий космический челнок вместе с экипажем.

Его взгляд упал на приборную панель перед ним. Высота превышала пятьдесят тысяч футов. По приказу у него оставалось менее трех минут, чтобы приблизиться к стремительно снижающемуся челноку и пустить в него самонаводящуюся ракету «Модок». Он машинально представил себе весь процесс, надеясь, что дальше мыслей дело не зайдет.

– Видишь что-нибудь? – спросил он у жующего жевательную резинку оператора радара лейтенанта Реджиса Мерфи.

– Мы все еще за пределами досягаемости, – ответил тот. – Последним сообщением космический центр Колорадо уточнил, что челнок находится на высоте двадцать шесть миль и, замедляясь, снижается со скоростью примерно шесть тысяч. Через пять минут сорок секунд при скорости в тысячу двести он должен появиться в нашем секторе.

Майор повернулся назад, окинул взглядом черное небо и заметил тусклые огни двух самолетов, летящих вслед за ними.

– Лис‑2, как меня слышно?

– Вас слышу, Лис-лидер.

– Лис‑3?

– Слышим вас.

Холлиман почувствовал себя неуютно. Все было неправильно. Он не собирался посвящать свою жизнь защите страны, к тому же у него не было ни одной тренировки по уничтожению безоружного космического судна с невинными учеными на борту прямо в воздухе. Это все было чертовски неправильно.

– Центр Колорадо, вас вызывает Лис-лидер.

– Говорите, Лис-лидер.

– Прошу разрешения прекратить учения, прием.

Последовало долгое молчание.

– Майор Холлиман, на связи генерал Алан Пост. Как поняли? «А вот и тот яйцеголовый генерал», – подумал Холлиман.

– Да, генерал, вас слышу.

– Это не учения. Повторяю, не учения.

Холлиман не стал выбирать выражения.

– Сэр, вы хоть понимаете, о чем просите меня?

– Я не прошу вас, майор. Я даю вам прямой приказ сбить «Геттисберг» до того, как он приземлится на Кубе.

Когда Холлиман получил приказ подниматься в воздух, времени на полный инструктаж не оставалось. Он был озадачен внезапным приказом Поста.

– Простите за вопрос, генерал, но о вашем приказе знает высшее командование? Прием.

– Это прямой приказ Верховного главнокомандующего прямо из Белого дома, для вас достаточно?

– Да, сэр, – медленно сказал он. – Думаю, достаточно.

«Боже, – в отчаянии подумал майор, – теперь ничего не поделаешь, придется стрелять».

– Высота полета – двадцать две мили, до приземления осталось девять минут, – считал Юргенсу данные Буркхарт. – Огней маяков по правому борту не видно.

– Хьюстон, что происходит? – нахмурившись, спросил Юргенс. – Куда вы нас ведете, черт возьми?

– Сохраняйте спокойствие, – ответил невозмутимый голос летного диспетчера Фоли. – Вы отлично вышли на исполнительный старт. Просто ждите дальнейших указаний.

– Радар и навигационные показатели говорят, что мы идем на посадку прямо на Кубе. Пожалуйста, сверьте показания.

– В этом нет необходимости, «Геттисберг», вы заходите на посадку.

– Хьюстон, я не понимаю вас. Повторяю, где вы собираетесь нас посадить?

Ответа не последовало.

– Послушайте, – раздраженно сказал Юргенс, – в таком случае я переключаюсь на ручное управление.

– Запрещаем, Дэйв. Оставайтесь на автоуправлении. Все системы готовы к посадке.

Ученый тщетно сжимал кулаки.

– Почему? – требовательно спросил он. – Зачем вы это делаете?

Ответа не было.

Юргенс посмотрел на Буркхарта:

– Тормоз на полную. Мы переходим на УЭЗП[122]. Я собираюсь держать челнок в воздухе как можно дольше, пока они не дадут нам внятный ответ.

– Мы лишь отдалим неизбежное на пару минут, – сказал товарищ.

– Мы не можем просто сидеть сложа руки, будто все в порядке.

– Мы ничего не сможем сделать, – вздохнув, ответил Буркхарт. – Нам уже не изменить место посадки.

Настоящий Мерв Фоли сидел за пультом управления Хьюстонского центра управления, его захлестывала бессильная ярость. На бледном лице застыла гримаса недоверия. Он ударил кулаком по краю пульта.

– Мы теряем их, – безнадежно пробормотал он.

Ирвин Митчелл из «внутреннего ядра» стоял позади него.

– Техники делают все возможное, чтобы восстановить связь.

– Поздно! – взорвался Фоли. – Они заходят на посадку.

Он повернулся и схватил Митчелла за руку:

– Христа ради, Ирв, попросите президента, чтоб он дал им приземлиться. Оставьте шаттл русским, пусть они возьмут, что им нужно. Но во имя всего святого, не убивайте тех людей.

Митчелл отстраненно смотрел на данные на экране.

– Нет, так будет лучше, – сказал он дрогнувшим голосом.

– Лунные колонисты – это же ваши люди. После всего, чего они добились, после стольких лет борьбы за выживание в чужеродной среде вы не можете просто уничтожить их, когда они уже почти добрались домой.

– Вы не знаете их. Они бы никогда не допустили, чтоб результаты их усилий попали в руки правительству враждебной страны. Если бы мы с Эли Штейнмецем поменялись местами, он бы без колебаний превратил «Геттисберг» в горстку пепла.

Фоли несколько долгих мгновений смотрел на Ирвина. Затем повернулся назад и опустил голову на руки, не в силах смириться с горем.

Джесси подняла голову и пристально поглядела на Питта, ее кофейно-карие глаза затуманились, по синякам на щеках побежали слезы. Ей было не по себе из-за кучи убитых людей вокруг, но она чувствовала огромное облегчение от того, что теперь свободна. Дирк беззастенчиво обнял даму, ничего не говоря, и осторожно вынул пистолет из ее рук. Затем оставил жену Лебарона, наскоро перерезал веревки на Джордино, ободряюще похлопал Ганна по плечу и подошел к большой настенной карте.

Он постучал костяшками пальцев, оценивая толщину стены. Затем отошел и двинул ногой примерно в центр Индийского океана. Скрытая створка двери уступила, качнулась на петлях и ушла в стену.

– Скоро вернусь, – сказал мужчина и исчез в проходе.

Внутри было светло и все покрыто коврами. Он бросился вперед, вытянув перед собой оружие. В проходе было прохладно и свежо, но пот стекал с Питта еще сильнее, чем раньше. Он вытер лоб рукавом, на секунду прикрыв глаза, и это чуть не стоило ему жизни.

Как в старых немых фильмах Мака Сеннета, как раз в то мгновение, когда Дирк подошел к поперечному коридору, он лицом к лицу столкнулся с двумя охранниками, выходившими из-за угла.

Американец бросился между ними, столкнув их в стороны, развернулся и упал на пол. Эффект внезапности был на его стороне. Охранники и подумать не могли, что встретят врага возле кабинета Великова. В отличие от Питта. Из дула его автомата вылетело четыре пули, прежде чем пораженные охранники догадались схватиться за винтовки. Не успели они упасть, как Дирк был уже на ногах.

Еще две, может быть, три секунды – которые, казалось, тянулись целый час, – он с равнодушием смотрел на их безжизненные тела, удивляясь, что все произошло так быстро. Умственно и эмоционально он был истощен, но физически чувствовал себя превосходно. Мужчина вдохнул полные легкие воздуха, чтобы развеять туман в голове и подумать, какой из коридоров ведет к мозгу базы, где расположена вся электроника.

В боковых коридорах пол был бетонным, поэтому американец решил идти вперед по коврам. Пробежав всего пятьдесят футов, Питт снова обрел способность мыслить и начал проклинать себя за то, что не догадался подобрать винтовку одного из охранников. Он снял опустевший магазин автомата – в патроннике оставался лишь один патрон. Махнув рукой на свою ошибку, Дирк продолжил идти вперед.

Вскоре он увидел отблески света на стенах впереди и, услышав голоса, замедлил шаг. Затем тихо проскользнул к двери и с настороженностью мыши, опасливо выглядывающей из норки в поисках кота, заглянул в проем.

В пяти футах от себя Питт увидел перила балкона, возвышающегося над большим залом, битком набитым компьютерами и пультами управления, ровными рядами расставленными под двумя огромными экранами с данными на дисплее. Около десятка техников и инженеров сидели за машинами и следили за их работой, в то время как другие пять-шесть человек оживленно о чем-то переговаривались.

В конце зала стояли несколько охранников в форме, направив стволы винтовок в тяжелую металлическую дверь. Из-за нее доносились звуки беспорядочных автоматных очередей. Дирк понял, что Кинтана и его солдаты на подходе. Теперь он еще сильнее пожалел, что не прихватил винтовки убитых им охранников. В ту секунду, когда мужчина уже собирался развернуться и вернуться за ними, в зале прогремел оглушительный взрыв, в воздух поднялись тучи пыли, и обломки двери разлетелись во все стороны.

Не успела пыль рассеяться, как кубинцы пробрались в щель, озаряя помещение вспышками выстрелов. Первые трое тут же пали на месте, сраженные пулями охранников. Русские исчезли из виду, укрываясь от смертоносных автоматных очередей. Шум в зале с бетонными стенами стоял оглушающий, но Питт все равно слышал крики раненых. Почти все техники прятались за аппаратурой. Те, кто попытался оказать сопротивление, были безжалостно расстреляны на месте.

Американец осторожно продвинулся на балкон, прижимаясь спиной к стене. В тридцати футах от него стояли двое мужчин и пристально вглядывались в ужасную бойню внизу. Узнав в одном из них генерала Великова, Питт начал осторожно подкрадываться к ним. Ему удалось сделать лишь несколько шагов, прежде чем Великов вдруг отстранился от перил и повернулся. Пару мгновений он смотрел на Питта, потом глаза его расширились, когда он узнал сбежавшего пленника, а затем Великов неожиданно улыбнулся. Казалось, что у этого человека были железные нервы.

Питт поднял автомат и демонстративно прицелился.

С быстротой кошки Великов схватил второго мужчину и успел укрыться за ним за доли секунды до того, как Дирк спустил курок.

Пуля попала в грудь Льву Майскому. Заместитель начальника КГБ застыл, широко раскрыв глаза в изумлении, затем отшатнулся назад и упал вниз через перила.

Питт машинально нажал на курок еще раз, забыв, что патронов больше не осталось. В отчаянии он швырнул автомат в Великова, но тот легко отбил его рукой.

Русский покачал головой, на его лице читалось скорее любопытство, чем страх.

– Вы удивительный человек, Дирк.

Прежде чем тот успел ответить или стать у него на пути, генерал прошмыгнул в открытую дверь и захлопнул ее. Когда Питт бросился к двери, было уже поздно. Замок находился снаружи, и Великов быстро задвинул защелку. Выбить такую дверь было невозможно. Тяжелый болт плотно вошел в металлическую раму. Дирк поднял кулак, намереваясь ударить по двери, но передумал, развернулся и побежал по лестнице на этаж ниже.

Среди суматохи он пересек зал, переступая через тела, и подошел к Кинтане, выпускающему все пули из своего «АК‑74» в ряд компьютеров.

– Бросьте это! – прокричал Питт в ухо майора, затем жестом указал на пульт управления радиооборудованием: – Если ваши люди еще не уничтожили антенну, дайте мне попытаться связаться с шаттлом.

Кинтана опустил автомат и посмотрел на мистера Дирка:

– Все подписано на русском языке. Справитесь?

– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь. – Он уселся за пульт и окинул взглядом запутанное море огней и переключателей, подписанных на кириллице.

Военный наклонился над плечом Питта:

– Вы не успеете вовремя найти нужную частоту.

– Вы католик?

– Да. А что?

– Тогда помолитесь святым за души павших, и будем надеяться, что эта штуковина уже настроена на частоту челнока.

Он воткнул в ухо крошечный наушник и начал щелкать переключателями, пока не удалось принять сигнал. Затем мужчина поправил микрофон и произвольно нажал на один из переключателей, надеясь, что удастся включить передатчик.

– Здравствуйте, «Геттисберг», как меня слышите? Прием. – Затем он нажал на переключатель, который, по его предположению, должен был включить приемник.

В ответ тишина.

Он попробовал еще два переключателя.

– «Геттисберг», как слышно? Прием.

Дирк нажал на четвертый переключатель.

– «Геттисберг». «Геттисберг», пожалуйста, ответьте, – взмолился Питт. – Вы меня слышите? Прием.

Тишина. Затем вдруг послышалось:

– Это «Геттисберг». Кто вы, черт возьми? Прием.

Питт не ожидал услышать такой внезапный и отчетливый ответ, поэтому прошло около трех секунд, прежде чем он собрался с мыслями.

– Это не так важно, меня зовут Дирк Питт. Ради бога, «Геттисберг», отклоняйтесь от курса. Повторяю, отклоняйтесь от курса. Вы заходите на посадку на Кубе.

– Тоже мне новость, – сказал Юргенс. – Я могу продержать эту пташку в небе еще лишь пару минут, потом нам придется совершить посадку на ближайшей посадочной полосе. У нас нет выбора.

Питт ответил не сразу. Он закрыл глаза и задумался. Внезапно у него в голове что-то щелкнуло.

– «Геттисберг», вы сможете добраться до Майами?

– Никак нет. Прием.

– Попытайтесь изменить курс на военно-морскую авиабазу в Ки-Уэст. Она расположена на вершине Флорида-Кис.

– Вас поняли. Наши компьютеры показывают, что это в ста десяти милях к северу и немного к востоку от нас. Сомневаюсь, что нам удастся добраться туда. Прием.

– Лучше расшибиться о воду, чем попасть в руки русским.

– Вам легко говорить. У нас на борту больше десятка людей. Прием.

Питт несколько секунд боролся со своей совестью, решая, стоит ли брать на себя такую ответственность, но затем требовательно сказал:

– «Геттисберг», вы должны попытаться! Меняйте курс на Флорида-Кис.

Он не знал, что Юргенс уже решился не упускать единственную возможность приземлиться не на Кубе.

– Почему бы и нет? Нам нечего терять, кроме наших жизней и челночного корабля ценой в миллиард долларов. Пожелайте нам удачи.

– Когда мы прервемся, вы сможете восстановить связь с Хьюстоном, – сказал Питт. – Удачи, «Геттисберг». Желаю вам благополучно добраться домой. Конец связи.

Мужчина опустошенно повалился в кресло. В разрушенном зале стояла странная тишина, которую лишь подчеркивали негромкие стоны раненых. Он поднял глаза на Кинтану и чуть улыбнулся. Теперь миссия выполнена, подумал Питт, можно забрать друзей и вернуться домой.

И вдруг он вспомнил о Ла Дораде.

Тихо скользящий по ночному небу «Геттисберг» был отличной целью. Хотя выключенные двигатели уже и не выпускали огонь через выхлопные трубы, навигационные огни освещали шаттл от носа до самого хвоста. Он находился всего в четверти мили впереди и немного ниже истребителя Холлимана. Было ясно, что теперь ничто не спасет челнок и его экипаж от погибели. Всего несколько секунд отделяли шаттл от огненной смерти.

Майор нажал несколько рычагов, готовясь к атаке. На дисплее данных на передней панели и лобовом стекле высветилась информация о скорости истребителя, навигационные параметры, а также состояние ракетных систем и огневых сигналов. Бортовой компьютер отслеживал космический челнок. Холлиману оставалось лишь нажать на кнопку, чтобы пустить в него ракету.

– Центр управления Колорадо, я приблизился к цели.

– Лис-лидер, вас поняли. До приземления осталось четыре минуты. Начинайте атаку.

Холлимана терзала нерешительность. Он почувствовал такой прилив отвращения к ужасному поступку, который ему предстояло совершить, что на несколько мгновений не мог заставить себя сдвинуться с места. Он все еще лелеял слабую надежду того, что это было какой-то ужасной ошибкой и «Геттисберг», словно ошибочно приговоренный к смерти каторжник из старого фильма, будет в последнюю минуту спасен президентским указом, откладывающим исполнение приговора.

Выдающаяся карьера Холлимана в ВВС была завершена. Несмотря на то что он выполнял то, что ему было приказано, он навсегда будет заклеймен убийцей, взорвавшим «Геттисберг» и его экипаж прямо в небе. Еще никогда он не испытывал такого страха и гнева одновременно.

Он никак не мог смириться с тем, что на его участь выпало столь тяжелое испытание и судьба выбрала именно его на роль палача. Он тихо проклинал себе под нос политиков, которые выбрали такой путь решения данной проблемы, из-за них он вынужден был идти на это.

– Лис-лидер, повторите. Мы не разобрали ваше сообщение.

– Пустяки, Колорадо. Просто пустяки.

– Что за задержка? – спросил генерал Пост. – Немедленно начинайте атаку.

Холлиман занес палец над кнопкой огня.

– Прости меня, Господи, – прошептал он.

Внезапно цифры на дисплее данных начали меняться. Он бегло посмотрел на них, раздираемый любопытством. Затем перевел взгляд на шаттл. Казалось, что тот начал разворачиваться.

– Колорадо! – прокричал он в микрофон. – Это Лис-лидер. «Геттисберг» отклоняется от посадочного курса. Вы меня слышите? «Геттисберг» накренился влево и поворачивает на север.

– Вожак, мы вас слышим, – ответил Пост с облегчением в голосе. – Наш дисплей тоже показывает, что они меняют курс. Займите позицию и сопровождайте челнок. Тем ребятам понадобится моральная поддержка.

– С удовольствием, – облегченно сказал Холлиман. – С удовольствием.

В диспетчерской космического центра имени Джонсона стояла мертвая тишина. Не зная о страшной драме, разыгравшейся наверху, наземная команда из четырех операторов, растущей толпы ученых НАСА и администраторов погрузилась в мрачные размышления. Их сеть отслеживания вывела на экраны внезапный поворот челнока к северу, но это могло значить как небольшой крен, так и разворот «змейкой» перед заходом на посадку.

Затем абсолютно неожиданно молчание нарушил голос Юргенса:

– Хьюстон, это «Геттисберг». Как слышно? Прием.

Диспетчерская взорвалась бурными аплодисментами и овациями. Мерв Фоли сразу же произнес в микрофон:

– Я вас слышу, «Геттисберг». Добро пожаловать домой.

– Я говорю с настоящим Мервом Фоли?

– Если вы знаете другого такого, то надеюсь, что его поймают быстрее, чем он успеет наделать шороху под моим именем.

– Вы Фоли, все верно.

– Какое ваше положение, Дэйв? Прием.

– Вы разве не отслеживаете нас?

– С тех пор как покинули космическую станцию, все системы работали нормально, кроме связи и управления полетом.

– Тогда вы должны знать, что наша высота – сорок четыре тысячи футов, скорость – тысяча сто. Мы будем пытаться приземлиться на военно-морской авиабазе в Ки-Уэст. Прием.

Мерв напряженно посмотрел на Ирвина Митчелла.

Тот кивнул и легонько похлопал его по плечу:

– Давайте сделаем все возможное, чтобы помочь ребятам добраться домой.

– Они находятся в целых четырехстах милях от курсового диапазона, – уныло сказал Фоли. – Наше космическое судно весом сто тонн несется вниз со скоростью спуска десять тысяч футов в минуту на глиссаде, причем его крен в семь раз круче, чем у обычного самолета. Нам никогда не удастся этого сделать.

– Никогда не говори «никогда», – ответил Митчелл. – Теперь передайте им, что мы поддержим их. И постарайтесь говорить ободряюще.

– Ободряюще? – Фоли несколько секунд собирался с мыслями, затем нажал на кнопку передатчика: – Хорошо, Дэйв, мы уже работаем над тем, чтобы помочь вам добраться до Ки-Уэст. Вы идете на УЭЗП? Прием.

– Так точно. Мы делаем все возможное, чтобы сохранить высоту. Наша обычная схема захода на посадку должна быть удалена, чтобы увеличить пределы досягаемости. Прием.

– Вас понял. Мы поднимаем все воздушные и морские спасательные подразделения в районе.

– Предупредить флот о том, что мы заглянем на завтрак, может быть неплохой идеей.

– Так и сделаем, – сказал Фоли. – Будьте на связи.

Он обновил данные отслеживания на экране дисплея. «Геттисберг» опустился на тридцать девять тысяч пятьсот футов, а до конечной цели все еще оставалось восемьдесят миль.

Подошел директор службы управления полетов и уставился на параметры траектории полета на гигантском настенном экране. Он поправил наушники и связался с Юргенсом:

– Дэйв, это Ирвин Митчелл. Возвращайтесь на режим автопилота. Слышите меня? Прием.

– Я слышу, Ирв, но мне это не нравится.

– На данном этапе полета компьютеры справятся лучше. Вы можете перейти на ручное управление в десяти милях от точки приземления.

– Ладно, конец связи.

Фоли выжидающе посмотрел на Митчелла.

– Какие у них шансы? – спросил он.

Тот глубоко вздохнул:

– Хрупкие, как стекло.

– Думаешь, у них получится?

– Если ветер не начнет усиливаться, то остается призрачная надежда. Но если он начнет толкать их сбоку хотя бы со скоростью пять узлов, они точно сыграют в ящик.

В кабине пилотов «Геттисберга» не чувствовался страх. На него просто не было времени. Юргенс внимательно следил за траекторией снижения на экране дисплея. Он размял пальцы, словно пианист перед концертом, с нетерпением выжидая того момента, когда нужно будет перейти на ручное управление для последних посадочных маневров.

– Нас сопровождают, – сказал Буркхарт.

Впервые Юргенс оторвал взгляд от экрана и выглянул в окно. В двухстах ярдах рядом с ними летел истребитель «F-15». Он заметил, что пилот истребителя включил навигационные огни и покачал крыльями. Два других самолета, летящих следом, последовали его примеру. Юргенс отрегулировал рацию на диапазон частот военного назначения.

– Откуда вы взялись, ребята?

– Просто шатались по району в поисках девочек и вдруг заметили ваш летательный аппарат, – ответил Холлиман. – Мы можем вам чем-нибудь помочь? Прием.

– Буксировочный трос у вас есть? Прием.

– Мы его прошляпили.

– Ладно, спасибо за поддержку, конец связи.

Юргенс почувствовал облегчение. Если им не удастся долететь до Ки-Уэст и они рухнут в море, то по крайней мере рядом будут истребители, которые передадут спасателям их координаты. Пилот снова сосредоточился на показателях приборов навигации, нехотя задаваясь вопросом, почему Хьюстон до сих пор не связал их с военно-морской авиабазой в Ки-Уэст.

– Как, черт возьми, Ки-Уэст может быть обесточен? – прокричал Митчелл в лицо побледневшему инженеру с телефоном в руке. Не дожидаясь ответа, он схватил трубку: – С кем я разговариваю?

– Коммандер-лейтенант Редферн.

– Вы в полной мере осознаете всю серьезность ситуации?

– Я все понимаю, сэр, но мы ничего не сможем сделать. Сегодня вечером бензовоз снес столб линии электропередачи и обесточил весь участок.

– У вас же есть аварийные генераторы.

– Дизельные генераторы работали нормально только первые шесть часов, затем случилась какая-то механическая поломка. Сейчас идет работа над ее устранением, генератор снова заработает в течение часа.

– Слишком поздно, – отрезал Митчелл. – «Геттисберг» будет на месте через две минуты. Как вы сможете посадить их?

– Мы не сможем, – ответил коммандер. – Все наше оборудование обесточено.

– Тогда расставьте на взлетно-посадочной полосе машины, грузовики и все, что может освещать путь.

– Мы сделаем все возможное, сэр, но четырех человек, которые дежурят на аэродроме в это время суток, будет недостаточно. Мне очень жаль.

– Вы не единственный, кому жаль, – проворчал Митчелл и бросил трубку.

– По идее, мы уже должны видеть взлетно-посадочную полосу, – тревожно сказал Буркхарт. – Но я вижу только огни Ки-Уэст и никаких признаков авиабазы.

Впервые на лбу Юргенса выступили капли пота.

– Вдвойне странно, что с нами до сих пор не связался никто из их диспетчерской.

В это же мгновение послышался напряженный голос директора службы управления полетов:

– «Геттисберг», станция Ки-Уэст обесточена. Они постараются осветить взлетно-посадочную полосу фарами машин. Мы запрограммировали ваш заход на посадку с востока в западном направлении. Длина взлетно-посадочной полосы – семь тысяч футов. Если вы промахнетесь, то загремите прямиком в рай. Как слышите? Прием.

– Вас понял, центр. Мы слышим.

– Вы на высоте одиннадцать тысяч триста футов, Дэйв. Скорость – четыреста десять. До приземления одна минута десять секунд и шесть миль. Переходите на ручное управление. Прием.

– Вас понял, перехожу на ручное управление.

– Вы видите полосу?

– Пока что нет.

– Простите, что прерываем, «Геттисберг», – заговорил Холлиман, настроившийся на частоту НАСА. – Но я думаю, что мы с парнями можем сыграть роль олененка Рудольфа[123] для ваших саней. Мы пойдем вперед, чтобы осветить путь. Прием.

– Большое спасибо, дружище, – благодарно сказал Юргенс.

Истребители «F-15», ускорившись, обошли шаттл и направились к Ки-Уэст. Они выстроились в линию и включили посадочные огни. Сперва яркий свет упал на воду, затем фонари осветили соляной бассейн, после чего показалась взлетно-посадочная полоса авиабазы.

Лицо Юргенса было напряжено и сосредоточено. Челнок заходил на посадку, как и планировалось, но ему еще никогда не приходилось так парить в воздухе, словно на бумажном самолете. Буркхарт зачитывал скорость и высоту, поэтому его товарищ сосредоточился на управлении полетом.

– «Геттисберг», вы идете на триста футов ниже минимума, – произнес Фоли.

– Если я поднимусь хотя бы на дюйм, это вызовет помпаж[124].

Взлетно-посадочная полоса приближалась так медленно, словно находилась на расстоянии целой вечности. Челноку оставалось пройти всего четыре мили, но казалось, что целых сто. Юргенс верил в то, что сможет посадить шаттл. Он должен был посадить его. Каждой клеткой мозга мужчина думал лишь об управлении полетом.

– Скорость – триста двадцать, высота – тысяча шестьсот, три мили до посадочной полосы, – осипшим голосом произнес Буркхарт.

Теперь пилот различал внизу свет от фонарей и спасательного оборудования. Посадочные огни истребителей, летящих над ним, освещали бетонную дорогу длиной в полторы мили и двести футов в ширину.

Челнок стремительно уменьшал угол посадки. Юргенс выравнивал корабль так резко, насколько хватало смелости. Посадочные огни мерцали на береговой линии всего в девяноста футах внизу. Дождавшись последней секунды, он нажал на переключатель и выпустил шасси. Обычная процедура посадки требовала, чтобы колеса коснулись полосы не позже чем за две тысячи семьсот шестьдесят футов до ее конца, но Юргенс затаил дыхание, молясь, чтобы им вообще удалось попасть на нее.

Слепящий свет посадочных огней озарил морской песок, через секунду оставив его в темноте позади. Схватившись за сиденье, Буркхарт бубнил отсчет себе под нос:

– Скорость – двести пять. Основное шасси коснется земли через пять футов… три фута… два фута… один, есть контакт.

Четыре огромные шины основного шасси ударили по твердой поверхности, выпустив за собой клуб дыма от внезапного трения. Если бы пилот сверился с последними измерениями, то увидел бы, что челнок опустился вниз всего в сорока семи футах от начала полосы. Юргенс осторожно опустил нос корабля, чтобы колесо передней опоры шасси соприкоснулось с бетонной поверхностью полосы, а затем плавно нажал на обе педали тормоза. Челнок покатился по полосе, сбрасывая скорость, и остановился, когда впереди оставалось еще добрых тысяча футов.

– Получилось! – прокричал в радиоканале Холлиман.

– «Геттисберг» докладывает центру управления в Хьюстоне, – глубоко вздохнув, произнес Юргенс. – Колеса остановлены.

– Блестяще! Потрясающе! – прокричал Фоли.

– Поздравляем, Дэйв, – добавил Митчелл. – Никто другой не сделал бы это лучше вас.

Буркхарт повернулся к Юргенсу и, не говоря ни слова, поднял вверх большой палец.

В крови пилота все еще бурлил адреналин, подогревая радость победы при таких призрачных шансах на успех. Немного погодя мужчина устало задумался над тем, кто же такой Дирк Питт. Затем нажал на рычаг селектора внутренней связи:

– Мистер Штейнмец.

– Да, командир?

– Добро пожаловать на Землю. Мы дома.

Вернувшись в кабинет Великова, Питт окинул комнату быстрым взглядом. Его друзья, опустившись на колени, окружили Рэймонда Лебарона, растянувшегося на полу. Джесси сжимала его руку и что-то бормотала. Ганн увидел вошедшего и покачал головой.

– Что случилось? – непонимающе спросил Дирк.

– Он вскочил на ноги, пытаясь помочь тебе, и в него попала пуля, которая оцарапала тебе ухо, – ответил Джордино.

Перед тем как опуститься на колени, Питт несколько мгновений смотрел на лежащего смертельно раненного миллионера. В верхней части живота на одежде расплылось темное пятно малинового цвета. В глазах Рэймонда, устремленных на лицо жены, еще горела жизнь, но дыхание стало быстрым и отрывистым. Раненый попытался приподнять голову и что-то сказать ей, но сил не хватило, и он опустился назад.

Питт медленно встал на колено рядом с Джесси. Она повернулась к нему, по ее бледным щекам скатывались слезы. Он молча глянул в ответ. Дирк не знал, что сказать, его мозг отказывался подбирать слова.

– Рэймонд пытался спасти тебя, – хрипло сказала она. – Я знала, что они бы никогда не убили его. Знала, что в конце концов он вернется.

Лебарон прокашлялся странным скрежещущим кашлем. Он смотрел на Джесси, его глаза потускнели, лицо побледнело так, что на нем не осталось ни кровинки.

– Позаботься о Хильде, – прошептал он. – Я завещаю тебе все.

Прежде чем издатель успел что-то добавить, комната содрогнулась от взрывов внизу. Отряд Кинтаны начал разрушать электронное оборудование базы. Нужно было уходить и оставить Рэймонда Лебарона здесь.

Глядя на человека, умирающего перед ним на ковре, Питт думал о газетных историях и журнальных статьях, создавших ему образ решительного, влиятельного бизнесмена, который мог изменять судьбы не только руководителей гигантских корпораций, но и самых видных политиков Белого дома. Они создали миллионеру имидж эксперта по манипуляции финансовыми рынками всего мира; мстительного и хладнокровного человека, обанкротившего множество предприятий, лишившего тысячи их сотрудников средств к существованию. Питт читал об этом, но теперь видел перед собой всего лишь умирающего старика, пример человеческой слабости. Издатель соблазнил жену лучшего друга, а затем убил его, не пожелав делить сокровища. Питт не мог чувствовать жалость к такому человеку, не мог сопереживать ему.

Тонкая нить, отделяющая Лебарона от смерти, вот-вот должна была разорваться. Дирк наклонился к уху старого предпринимателя и прошептал:

– Ла Дорада. Что вы с ней сделали?

Лебарон поднял голову. Его глаза на мгновение блеснули, а помутневший разум в последний раз окунулся в прошлое. Он собрал последние силы для ответа, но голос прозвучал очень тихо – произнеся эти несколько слов, он умер.

– Что он сказал? – спросил Джордино.

– Я не совсем уверен, –ответил растерявшийся Питт. – Кажется, что надо искать на месте подмены.

Кубинцам, живущим недалеко от залива на основном острове, звук от взрывов показался раскатами далекого грома, поэтому никто не обратил на них внимания. Ни внезапно окрасившийся в красно-оранжевые цвета горизонт, ни столб пламени, уходящий в черное небо на сотни футов, не показались им чем-то необычным. Взрывы раздавались изнутри базы, поэтому наружу доносились лишь странные приглушенные звуки. Даже последующее разрушение огромной антенны осталось незамеченным.

Дирк помогал Джесси пробираться на пляж, следом шли Джордино и кубинцы, несущие Ганна на носилках. Кинтана догнал их и, позабыв об осторожности, посветил тонким, как карандаш, фонариком в лицо Питту.

– Вам бы ухо перевязать.

– Протяну как-нибудь, пока не доберемся до ПТСН.

– Мне пришлось оставить двоих солдат, они похоронены там, где теперь их уже никто не найдет. Но все равно нас сейчас больше, чем когда мы заходили туда. Некоторым из вас придется взять один «Дэшер» на двоих. Дирк, вы повезете госпожу Лебарон, мистера Ганна могу взять я. Сержант Лопес возьмет…

– Сержант поплывет один, – перебил Питт.

– Один?

– Мы тоже оставили там человека, – сказал Питт.

Кинтана торопливо осветил фонариком остальных.

– Рэймонда Лебарона?

– Он уже не придет.

Кинтана быстро пожал плечами, склонил голову перед вдовой и просто сказал:

– Сожалею.

Затем повернулся и начал отдавать солдатам распоряжения о возвращении на подводную лодку.

Питт покрепче прижал Джесси к себе и мягко сказал:

– Он просил тебя позаботиться о его первой жене Хильде. Она еще жива.

В темноте он не мог заметить удивления на ее лице, но почувствовал, как она напряглась.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила она.

– Я встречался и разговаривал с ней несколько дней назад.

Казалось, ее устроил такой ответ, она даже не стала спрашивать, каким образом его занесло в дом престарелых.

– Мы с Рэймондом поженились, но лишь играли роли мужа и жены, ведь он никогда не забывал о Хильде и никогда не разводился с ней.

– Человек, любивший двух женщин…

– Но по-разному, каждую по-своему. Будучи ярым тигром в бизнесе и смиренным ягненком дома, Рэймонд совсем потерял голову, когда разум и тело Хильды начали разрушаться. Ему позарез нужна была женщина, на которую он мог бы опереться. Он воспользовался своим влиянием, чтобы сфальсифицировать ее смерть и поселить в доме престарелых под фамилией бывшего мужа.

– И тогда наступил твой черед выйти на первый план. Ему не нравилось быть таким бесчувственным, но вряд ли он жалел об этом.

– Я уже стала частью его жизни, – не обижаясь, сказала она. – Я была одним из старших редакторов «Проспертира». Мы с Рэймондом любили друг друга много лет. Нам было хорошо вместе. Брачное предложение являлось в какой-то мере и бизнес-идеей; сперва он хотел сымитировать женитьбу, чтобы прикрыть тылы, но вскоре оно переросло в гораздо большее. Ты бы поверил этому?

– Не думаю, что вправе судить вас, – спокойно ответил Питт.

Кинтана вышел из тени и тронул его за плечо:

– Мы выдвигаемся. Я возьму радиоприемник и поплыву впереди.

Затем повернулся к Джесси и мягко сказал:

– Через час вы будете в безопасности. Как вы себя чувствуете, сможете еще немного продержаться?

– Все будет хорошо. Спасибо за беспокойство.

Солдаты уже протащили «Дэшеры» через пляж и спустили на воду. По команде Кинтаны все забрались в них и отчалили вдаль по черной воде. Теперь Питт шел последним, а майор возглавлял колонну, направляющуюся к ПТСН по указаниям полковника Клейста.

Остров мертвецов остался у них за спиной. Громадная база превратилась в большую кучу разломанных бетонных плит, провалившихся вовнутрь. Глубоко внизу, под выгоревшим коралловым песком, словно в потухшем жерле вулкана, тлели груды остатков электронного оборудования и изысканной мебели. Вдали валялись тысячи искореженных обломков гигантской антенны, не подлежащей восстановлению. Уже через несколько часов сотни советских солдат, возглавляемых агентами ГРУ, обыскали руины и территорию рядом в поисках следа врага, который устроил все эти разрушения. Но те куски тел и лоскуты одежды, что им удалось найти, указывали уж никак не на коварное ЦРУ, а скорее на хитрого Фиделя Кастро.

Питт не сводил глаз с тусклого синего фонаря идущего перед ним «Дэшера». Им пришлось плыть против течения, поэтому крошечное судно постоянно скатывалось в ложбины между волнами и раскачивалось на гребнях, словно на американских горках. Дополнительный вес Джесси замедлял передвижение их судна, поэтому Питт постоянно держал ногу на педали газа, чтобы не отстать.

Проплыв около мили, мужчина почувствовал, что Джесси убрала одну руку с его талии.

– Ты в порядке? – спросил он.

Вместо ответа он ощутил холодный ствол пистолета, уткнувшийся в грудь. Дирк медленно опустил голову и посмотрел вниз. Действительно, ее рука крепко прижимала к его грудной клетке черный девятимиллиметровый пистолет Макарова.

– Могу ли я спросить, что у тебя на уме? – искренне удивившись, произнес он.

– План поменялся, – ответила она низким и напряженным голосом. – Наша работа выполнена только наполовину.

Клейст расхаживал по палубе ПТСН, пока отряд штурмовиков Кинтаны поднимался на борт, затаскивал «Дэшеры» в большой люк и спешно спускал их вниз, в грузовой отсек. Кинтана кружил возле корабля, выжидая, пока никого не останется на воде. Только тогда он поднялся на нижнюю палубу.

– Как все прошло? – тревожно спросил Клейст.

– Как говорят на Бродвее, по канонам лучших боевиков. База полностью разрушена. Можете передать Лэнгли, что ГРУ теперь вне игры.

– Отличная работа, – сказал полковник. – Вас ждет солидное вознаграждение и длительный отпуск, любезно предоставленный Мартином Броганом.

– Питт заслуживает самой большой доли вознаграждения. Он провел нас прямо к их ядру, причем русские до последнего не знали о нас. Кроме того, именно он связался с шаттлом по радио и предупредил ученых.

– К сожалению, празднования с духовым оркестром для внештатных работников не предусмотрено, – задумавшись, сказал Клейст.

Затем спросил:

– А что с генералом Великовым?

– Мы предполагаем, что он погиб под завалами.

– Какие потери?

– Двое солдат.

Он немного помолчал, потом добавил:

– Еще мы потеряли Рэймонда Лебарона.

– Президент будет не слишком рад такой новости.

– На самом деле тут просто стечение обстоятельств. Он совершил очень смелую, но безрассудную попытку спасти жизнь Питту, за что и получил пулю.

– Значит, старый ублюдок все-таки запомнится остальным как герой. – Клейст шагнул к краю палубы и вгляделся в темноту. – А что с Питтом?

– Отделался мелкими царапинами, ничего серьезного.

– А госпожа Лебарон?

– Дать ей несколько дней отдыха и немного косметики, чтобы скрыть синяки, и она будет выглядеть как новенькая.

Полковник резко обернулся:

– А когда вы их видели в последний раз?

– Когда мы отплывали от берега. Она плыла на «Дэшере» Питта. Я шел на небольшой скорости, чтоб они не отстали.

Майор не видел, как в глазах Клейста отразился испуг и внезапное понимание того, что произошло что-то неладное.

– Питт и госпожа Лебарон не поднимались на борт.

– Не может быть! – тревожно сказал Кинтана. – Я поднимался последним.

– Никого из них не было, – возразил собеседник. – Они все еще где-то там. А Питт не взял с собой радиоприемник на пути обратно, так что мы не сможем указать им путь.

Кинтана ударил себя ладонью по лбу:

– Это моя вина. Я отвечал за них.

– Может, да, а может, нет. Если что-то произошло, например, если бы «Дэшер» Питта сломался, он бы позвал на помощь, и вы бы точно услышали его.

– Может быть, получится обнаружить его на радаре? – с надеждой предположил Кинтана.

Клейст сжал кулаки и ударил ими друг об друга.

– Нужно поторопиться. Опасно задерживаться здесь надолго.

Они поспешно спустились по трапу в кабину управления. Оператор радиолокатора сидел перед черным экраном. Когда два офицера стали по бокам от него, он поднял голову.

– Поднять антенну, – приказал Клейст.

– Но тогда нас может заметить любой радар на побережье Кубы, – возразил оператор.

– Поднять! – резко бросил командир.

Верхняя часть палубы раздвинулась, из нее на самую вершину мачты, выступающую в небо почти на пятьдесят футов, поднялась антенна. В кабине шесть пар глаз неотрывно смотрели на включающийся экран.

– Что мы ищем? – спросил оператор.

– Двух наших людей не хватает, – ответил Кинтана.

– Они слишком малы, чтобы отражаться на экране.

– А если усилить качество отображения на компьютере?

– Можно попробовать.

– Действуйте.

Через полминуты оператор покачал головой:

– В радиусе двух миль никого не видно.

– Увеличьте радиус до пяти.

– По-прежнему ничего.

– Тогда до десяти.

Однако вместо экрана радара оператор пристально уставился на дисплей компьютера.

– Так, я вижу крошечный объект в девяти милях к юго-западу, по курсу на двести двадцать два градуса.

– Скорее всего, они потерялись, – пробормотал Клейст.

Оператор покачал головой:

– Только если они слепые или полные идиоты. Небо ведь кристально чистое. Любой начинающий бойскаут знает, где расположена Полярная звезда.

Мужчины выпрямились и в немом изумлении уставились друг на друга, не понимая, как такое могло случиться. Клейст нашелся первым, чтобы задать неизбежный вопрос.

– Но зачем? – растерянно спросил он. – Зачем они сознательно направляются к Кубе?

«Эми Бигелоу»

6 ноября 1989 года

Северное побережье Кубы

Питт с Джесси уклонились от рыскавшего по прибрежным водам кубинского патрульного катера и были в тысяче ярдов от берега Кубы, когда в аккумуляторе «Дэшера» кончился заряд. Дирк вытащил пробки из спускных отверстий, и они поплыли прочь, не дожидаясь, пока крошечное спортивные судно исчезнет под водой и опустится на морское дно. Армейские берцы плотно облегали голени Питта, и внутрь могло просочиться совсем немного воды, поэтому он не стал их сбрасывать, отлично понимая, что они еще пригодятся на берегу.

Море оставалось теплым и спокойным. Стояло раннее утро, месяц скользнул за горизонт за два часа до того, как взошло солнце. Было уже достаточно светло, поэтому Питт мог легко держать Джесси в поле зрения. Она закашлялась, будто поперхнулась водой, но тут же без усилий восстановила дыхание.

– Умеешь плавать на спине? – спросил он.

– Да. – Женщина фыркнула, затем сплюнула воду и похвасталась: – На школьных соревнованиях я взяла третье место по штату.

– По какому?

– Вайоминг.

– Я не знал, что в Вайоминге есть бассейн.

– Остряк.

– Давай плыть к берегу, пока прилив не закончился.

– Скоро рассвет, – сказала она.

– Вот поэтому нам лучше добраться до берега и найти укрытие.

– А как же акулы?

– Они не завтракают до шести утра, – теряя терпение, сказал Питт. – Все, вперед, хватит разговоров.

Они перевернулись и поплыли на спине, отбрасывая руки назад и отталкиваясь ногами. Прилив подталкивал их к берегу со скоростью приблизительно в одну морскую милю, так что справились они быстро. Джесси оказалась хорошим пловцом. Она делала гребок за гребком, ничуть не отставая от Питта. Он поражался ее выносливости, вспоминая все муки, какие ей пришлось пережить за последние шесть дней, и чувствовал жалость к ней, понимая, насколько она истощена и какую боль сейчас испытывает. Но старался не снижать темп, чтобы скорее добраться до пляжа и найти место, где они будут в безопасности.

Она так и не рассказала ему, почему заставила его свернуть на Кубу, а Дирк не стал спрашивать. Не нужно было быть провидцем, чтобы понимать, что у нее была какая-то цель, выходящая за рамки простого безумия. У вдовы миллионера всегда было множество идей и достаточно упрямства, чтобы воплощать их в жизнь. Он мог бы легко разоружить ее, опрокинув «Дэшер» во время резкого разворота на гребне волны. К тому же мужчина был уверен, что она не спустила бы курок, даже если бы он отказался сворачивать.

Но для Питта такие выходки были обычным делом. Как в той песне: «Если взялся за дело, уж не прекословь, наш мир заставляет вращаться любовь». Вот только влюблен он не был – она притягивала его, да, но не до такой степени, чтобы совсем потерять голову. Им руководил скорее не страстный порыв, а простое любопытство. Сделав хотя бы один шаг навстречу к неизвестности, он уже не мог устоять перед приключениями. Кроме того, его манили сокровища Ла Дорады. Подсказка Лебарона была слишком скудной, но он знал, что статуя все еще находится где-то на Кубе. Единственным недостатком нового приключения было то, что они легко могли погибнуть.

Питт перестал грести и нырнул, коснувшись дна, которое, как он и рассчитывал, оказалось всего в десяти футах под ними. Всплывая на поверхность, он случайно зацепил ногу Джесси. Она вскрикнула, представляя себе большого хищника с треугольным плавником, незрячими глазами и зубищами, которые напугали бы даже дантиста.

– Тихо! – прохрипел он. – Такой крик любой патруль в округе мили может услышать.

– О боже, это был ты! – испуганно простонала она.

– Тише, – пробормотал он ей почти в ухо. – Вода отлично разносит звуки. Давай немного передохнем и посмотрим, вдруг нас услышали.

Вместо ответа женщина легко коснулась рукой его плеча в знак согласия. Несколько минут они лежали на воде, вглядываясь в темноту. Тусклый лунный свет мягко освещал побережье Кубы, узкую полосу белого песка и мрачные тени вдали. В двух милях справа они видели мерцание фар машин, проезжающих по дороге недалеко от побережья. Яркие огни чуть дальше, милях в пяти, освещали небольшой портовый городок.

Питту не удалось обнаружить никого, кто мог бы заметить их. Он жестом предложил Джесси двигаться дальше и на этот раз поплыл брассом, чтобы глаза привыкли к темноте впереди. Все высоты и очертания, углы и контуры превращались во все более ясные силуэты по мере приближения к ним. Через пятьдесят ярдов он опустил ноги и коснулся песка. Дирк встал, вода была ему по грудь.

– Ты уже можешь подняться, – мягко сказал он.

После недолгой паузы она устало прошептала:

– Слава богу, руки уже словно свинцовые.

– Как только доберемся до отмели, приляжешь и расслабишься. А я в это время разведаю округу.

– Пожалуйста, будь осторожен.

– Не волнуйся, – широко улыбнулся он. – Я теперь в этом мастак. Это уже второй вражеский берег, на который мне пришлось высадиться за сегодня.

– Ты когда-нибудь можешь быть серьезным?

– Могу, когда того требуют обстоятельства. Вот сейчас, например. Дай мне пистолет.

Она замялась.

– Кажется, я его потеряла.

– Думаешь?

– Когда мы прыгнули в воду…

– Ты уронила его.

– Уронила, – невинно повторила она.

– Ты даже не представляешь, какая это радость – работать с тобой, – раздражительно сказал Питт.

Они молча проплыли оставшееся до берега расстояние, пока до дна не осталось всего несколько дюймов. Минуту Дирк неподвижно лежал на песке, затем резко, не говоря ни слова, вскочил на ноги, побежал по песку и исчез в тени.

Джесси изо всех сил старалась не уснуть. Тело онемело от усталости, и она обрадовалась, что вместе с этим исчезла и боль от ушибов, нанесенных ей кулаками Фосса Глая. Расслабляющие шлепки волн по почти не одетому телу убаюкивали, словно снотворное.

А потом она застыла, впившись пальцами в мокрый песок, сердце едва не выпрыгивало из груди.

Один из кустов на пляже в десяти, может, в двенадцати ярдах раздвинулся, от темноты отделился темный силуэт и подошел прямо к воде.

И это был не Питт.

Бледный свет луны озарил человека в военной форме и с винтовкой. Она лежала, словно парализованная, полностью осознавая свою беспомощность. Прижавшись к песку, женщина скользнула назад на дюйм вдаль от берега.

Когда темноту вдруг пронзил луч фонарика и начал скользить по воде, Джесси сжалась в безнадежной попытке сделаться меньше. Кубинский часовой водил фонариком из стороны в сторону, пристально рассматривая землю и подходя все ближе к ней. Дама робко осознала, что он идет по следам, оставшимся на песке. Она почувствовала бессильную злость на Питта за то, что бросил ее одну и оставил после себя следы, ведущие прямо к ней.

Кубинец уже был в десяти ярдах и увидел бы ее спину, если бы развернулся к ней. Но он не сводил луч фонаря со следов Питта, оставленных им после рывка по пляжу. Часовой отошел вправо и присел, направив фонарик на прибрежные кусты. Затем неожиданно повернулся налево, и фонарь осветил Джесси с головы до ног. Резкий свет ослепил ее.

На секунду кубинец остолбенел, затем свободной рукой схватил ствол автомата, перевешенного через плечо, и навел его прямо на Джесси. Она была слишком перепугана, чтобы что-то сказать, поэтому просто закрыла глаза, будто это должно было укрыть ее от ужаса и пуль.

Затем раздался глухой стук, сопровождаемый судорожным стоном. Выстрела не последовало. Наступила тишина, и она почувствовала, что фонарь больше не светит на нее. Джесси открыла глаза и смутно увидела пару ног, стоящих в воде по щиколотку. Подняв голову, женщина увидела за ними неподвижное тело кубинского часового, растянувшееся на песке.

Питт наклонился и нежно поднял спутницу на ноги. Он пригладил ее мокрые волосы и сказал:

– Кажется, стоит мне отвернуться, как ты тут же попадаешь в неприятности.

– Я уже подумала, что мне конец, – сказала она, как только сердце перестало бешено колотиться в груди.

– Это, наверное, далеко не первый раз, когда ты так думала, с тех пор как мы покинули Ки-Уэст.

– Нужно время, чтобы привыкнуть к страху смерти.

Питт поднял фонарик кубинца, прикрыл ладонью и принялся стаскивать с парня военную форму.

– Нам повезло, что негодяй оказался невысоким, примерно твоего роста. Его сапоги будут тебе великоваты, но уж лучше велики, чем малы.

– Он мертв?

– Нет, у него на черепе останется разве что небольшая трещина от камня. Через несколько часов придет в себя.

Когда Питт бросил ей форму кубинца, она сморщила нос:

– По-моему, он давно не купался.

– Простирни в море и надевай, – бодро сказал он. – И побыстрее. Сейчас не время строить из себя богачку-модницу. Часовой на следующем посту может насторожиться, почему этот не возвращается. Тогда подмога вместе с сержантом охраны не заставит себя ждать.

Пять минут спустя Джесси была в мокрой форме кубинского солдата патрульной охраны. Питт был прав, сапоги оказались на два размера больше, чем нужно. Она подобрала влажные волосы и аккуратно спрятала под фуражку. Когда Дирк вышел из-за деревьев и кустов с винтовкой кубинца и пальмовой ветвью в руках, она повернулась к нему.

– А что ты с ним сделал? – спросила она.

– Спрятал в кустах, – коротко сказал Питт. Он указал рукой на далекий луч света в четверти мили вниз по пляжу: – Смотри, уже идут. У нас нет времени. Нужно убираться.

Он небрежно подтолкнул ее к деревьям и пошел следом, заметая за собой следы пальмовой ветвью. Примерно через семьдесят ярдов он отшвырнул ветвь, и они поспешили в глубь дебрей, чтобы до рассвета уйти как можно дальше от пляжа.

Когда небо на востоке начало окрашиваться в оранжевый, они успели пройти пять миль. В темноте впереди показалось поле сахарного тростника, и они двинулись в обход, пока не наткнулись на асфальтированную двухполосную дорогу. С обеих сторон не было заметно фар машин. Они пошли дальше, не отходя друг от друга и прыгая в кусты всякий раз, когда показывалась проезжающая машина или грузовик. Питт заметил, что Джесси стала оступаться все чаще, ее дыхание начало сбиваться. Он остановился, накрыл фонарик платком и посветил даме в лицо. Не нужно было быть спортивным врачом, чтобы понять, что она выдохлась. Он приобнял спутницу за талию и помог дойти до крутого склона небольшого оврага.

– Восстанови дыхание, я сейчас вернусь.

Дирк спустился вниз по склону к пересохшему руслу маленького ручья, который вился вокруг небольшого холма, усеянного крупными камнями и поросшего мелкими соснами. Русло проходило под автострадой по бетонной трубе трех футов в диаметре, а по другую сторону раскинулось огороженное пастбище. Питт вскарабкался обратно к дороге, молча взял Джесси за руку и, скользя и спотыкаясь, повел к высохшему ручью на дне оврага. Он посветил фонариком в водосточную трубу.

– Единственная свободная комната в городе, – как можно торжественнее сказал он.

Хоть это был и не пентхаус, но закругленное дно трубы было устлано целыми двумя дюймами песка, и места безопаснее было не сыскать. Если кубинские часовые все же напали на их след и вышли по нему на шоссе, они бы подумали, что высадившихся на берег людей забрала заранее подготовленная машина.

Каким-то образом им удалось удобно расположиться в тесной и темной трубе. Питт положил винтовку с фонариком недалеко от себя и наконец расслабился.

– Ладно, дамочка, – эхом раздался его голос. – Думаю, настало время объяснить мне, какого черта мы здесь делаем.

Но Джесси не ответила.

Забыв о мокрой неудобной форме, натруженных ногах и ноющих суставах, она свернулась клубком и крепко уснула.

– Мертвы? Они все мертвы? – свирепо переспросил президент СССР. – Вся база разрушена и в живых никого не осталось? Вообще?

Полевой понуро кивнул.

– Капитан подводной лодки, который обнаружил взрыв, и полковник силовых спецслужб, направленных на остров для расследования, не обнаружили ни одного живого человека. Они нашли тело моего главного заместителя, Льва Майского, но тело генерала Великова все еще не найдено.

– Пропали какие-нибудь секретные данные или документы?

Полевой не собирался класть голову на плаху и брать на себя ответственность за провал советской разведки. И так он уже был на волосок от того, чтобы потерять свою высокую должность, после чего он быстро превратился бы в позабытого всеми чиновника, отвечающего за работу каких-нибудь исправительно-трудовых лагерей.

– Перед смертельной схваткой штаб генерала уничтожил все секретные документы.

Антонов поверил его лжи.

– ЦРУ, – задумчиво вздохнул он. – Эта грязная провокация – дело их рук.

– Не думаю, что в этот раз получится обвинить во всем ЦРУ. Предварительные результаты указывают на то, что эту операцию провернули кубинцы.

– Невозможно, – отрезал Антонов. – Наши друзья из окружения Кастро заранее предупредили бы нас о любой готовящейся атаке на остров. Кроме того, такие дерзкие и отлично проработанные операции столь большого масштаба неподвластны уму латиноамериканцев.

– Возможно, но даже самые опытные разведчики сомневаются, что в ЦРУ могли прослышать о нашем радиоцентре на Кайо-Санта-Мария. Мы не заметили ни малейших признаков того, что они что-то подозревали. ЦРУ хорошо, но его люди не боги. Они не успели бы спланировать операцию, подготовиться и провести рейд всего через несколько часов после того, как челнок покинул космическую станцию, а затем внезапно свернул на Кубу по нашему запрограммированному курсу.

– Значит, мы потеряли и челнок?

– По данным космического центра имени Джонсона, он благополучно приземлился на Ки-Уэст.

– С американскими колонистами, – недовольно добавил глава государства.

– Да, они тоже были на борту.

Будучи слишком взбешенным, чтобы что-то сказать, несколько секунд Антонов просидел молча, закусив губу и немигающим взглядом уставившись в никуда.

– Как им это удалось? – наконец прорычал он. – Как они смогли в последнюю минуту вернуть свой драгоценный челнок?

– Дуракам везет, – ответил Полевой, снова придерживаясь коммунистической догмы перекладывать вину на кого-нибудь другого. – Хитрец Кастро спас их задницы.

Глаза Антонова вдруг впились в Полевого:

– Вы же так часто хвалились мне, товарищ директор, что братья Кастро даже в туалет сходить не могут без того, чтобы КГБ не узнал, сколько туалетной бумаги они использовали. А теперь скажите, как же так получилось, что им удалось вступить в сговор с президентом Соединенных Штатов, а ваши агенты разведки об этом ничего не знали.

Полевой невольно вырыл яму сам себе и теперь, чтобы как-то выбраться из нее, попытался ловко сменить тему разговора:

– Операция «Ром и кола» все еще продолжается. Быть может, мы просчитались с челноком и упустили из рук богатый источник научных данных, но это приемлемые потери, если нам удастся установить тотальный контроль над Кубой.

Антонов посчитал слова Полевого справедливыми и проглотил наживку.

– Сомневаюсь. Без Великова, который должен был руководить операцией, наши шансы уменьшаются ровно вдвое.

– Генерал больше не играет столь важной роли в операции «Ром и кола». План выполнен на девяносто процентов. Корабли войдут в порт Гаваны завтра вечером, а речь Кастро запланирована только на следующее утро. Великов создал потрясающий задел для успеха. Слухи о новом плане ЦРУ убить Кастро уже разошлись по всему Новому Свету, и мы уже подготовили достаточно доказательств, чтобы уличить в убийстве американцев. Осталось всего лишь нажать на кнопку.

– Вы предупредили наших людей в Гаване и Сантьяго?

– Они готовы взять власть в свои руки и сформировать новое правительство, как только убийство состоится.

– И кто будет их следующим правителем?

– Алисия Кордеро.

У Антонова отвисла челюсть.

– Женщина? Вы серьезно? Вы назначили женщину управлять Кубой после смерти Фиделя Кастро?

– Это идеальный выбор, – твердо сказал Полевой. – Алисия является секретарем Центрального комитета и секретарем Государственного совета. И что самое важное – она близкая доверенная Кастро, кубинцы боготворят ее за успешные экономические программы ее семьи, а также за то, что она прекрасный оратор. У нее есть те же шарм и обаяние, что и у Фиделя. Верность дамы Советскому Союзу не вызывает сомнений, нового правителя полностью поддержит кубинская армия.

– Которая работает на нас.

– Принадлежит нам, – поправил Полевой.

– Значит, мы все еще в игре.

– Да, товарищ президент.

– А что потом? – спросил Антонов.

– Никарагуа, Перу, Чили. И, конечно же, Аргентина, – сказал Полевой, входя во вкус. – Только теперь без революций и кровавой партизанщины. Мы внедрим своих людей в их правительства и будем плести интриги изнутри, стараясь не привлекать внимания США. А когда они проснутся, будет слишком поздно. Южная и Центральная Америка уже окажется под крылом Советского Союза.

– А как же партия? – неодобрительным тоном сказал Антонов. – Полевой, вы что, забыли корни нашего коммунистического наследия?

– Партия – основа, на ней все создается. Мы не можем и дальше сковывать себя устаревшей марксистской философией, доказавшей свою несостоятельность за прошедшие сто лет. До начала двадцать первого века осталось одно десятилетие. Наступили дни трезвого реализма. Повторю ваши слова, товарищ президент: «Я предвижу эпоху нового социализма, которая сотрет ненавистный бич капитализма с лица Земли». Куба – первый шаг к нашей мечте о создании нового мирового сообщества, и во главе его будет стоять Кремль.

– А Фидель Кастро – единственная преграда.

– Да, – зловеще улыбнулся Полевой. – Но только на последние сорок восемь часов.

Президентский самолет поднялся со взлетной полосы авиабазы военно-воздушных сил «Эндрюс» и повернул на юг над знаменитыми холмами Вирджинии. Утреннее небо было голубым и чистым, если не считать нескольких разрозненных грозовых туч вдали. Полковник ВВС, управлявший «Боингом» во время правления трех предыдущих президентов, взял высоту тридцать четыре тысячи футов над землей и объявил в микрофон время прибытия на мыс Канаверал.

– Завтрак, джентльмены? – предложил президент, кивая на небольшой обеденный отсек, недавно организованный в самолете. Над небольшим столиком по совету его жены повесили декоративный светильник «Тиффани», чтобы сделать обстановку более неофициальной. – Если кто-то желает отпраздновать успех, на камбузе есть шампанское.

– Я бы не отказался от чашки горячего черного кофе, – сказал Мартин Броган.

Он присел и, прежде чем задвинуть чемодан под столик, вынул из него папку.

Дэн Фосетт занял стул рядом с Броганом, Дуглас Оутс уже сидел напротив них возле президента. Сержант ВВС в белом мундире подал на стол любимый напиток президента – сок гуавы и кофе. Все сделали заказы и расслабились, ожидая, когда глава государства начнет разговор.

– Ну что же, – улыбнулся он. – Мы должны кое-что закончить до того, как приземлимся на мысе и поздравим остальных. Итак, давайте начнем. Дэн, введите нас в курс дела о состоянии «Геттисберга» и лунных колонистов.

– Я все утро разговаривал по телефону с сотрудниками НАСА, – с волнением в голосе произнес Фосетт. – Нам известно, что Дэйву Юргенсу небывалым чудом все же удалось посадить космический челнок в Ки-Уэст. Он проявил феноменальные навыки пилотирования. Морская авиабаза закрыта для автомобильного движения и всех воздушных рейсов. Ворота и заграждение находятся под усиленной охраной солдат морской пехоты. Президент приказал временно запретить журналистам освещать произошедшее, пока мы не объявим о существовании нашей новой лунной базы.

– Но журналисты поднимут шумиху сильнее, чем раненые стервятники, требуя, чтобы им объяснили, почему шаттл совершил незапланированную посадку так далеко от курса, – сказал Оутс.

– Само собой разумеется.

– Когда вы планируете сделать объявление о лунной базе? – спросил Броган.

– Через два дня, – ответил президент. – Нужно время, чтобы разобраться, какие могут быть последствия, и опросить Штейнмеца и его людей, прежде чем проинформировать СМИ.

– Если мы будем медлить дольше, – добавил Фосетт, – то кто-нибудь из корреспондентов Белого дома непременно узнает о нашем секрете.

– Где сейчас находятся лунные колонисты?

– Проходят медицинское обследование в медблоке космического центра Кеннеди, – ответил Фосетт. – Их доставили туда из Ки-Уэст вместе с экипажем Юргенса после того, как «Геттисберг» приземлился.

Броган посмотрел на Оутса:

– Что слышно из Кремля?

– Советы все еще молчат.

– Будет интересно посмотреть, как они отреагируют на то, ради чего послали своих сограждан на смерть.

– Антонов – старый хитрый медведь, – сказал президент. – Он не станет вступать с нами в пропагандистскую войну, обвиняя нас в убийстве русских космонавтов. Скорее всего, он вступит с нами в секретные переговоры и станет требовать поделиться добытыми научными данными в качестве компенсации.

– И вы собираетесь поделиться?

– Президент обязан сделать это по правилам дипломатии, – сказал Оутс.

Броган, как и Фосетт, выглядел потрясенным.

– Но данный вопрос даже не касается политики, – тихо сказал Броган. – Ни в одних правилах не написано, что мы должны раскрывать жизненно важные секреты нашей национальной обороны.

– Теперь роль плохих ребят играем мы, а не русские, – возразил Оутс. – Мы подошли вплотную к подписанию договора OCB‑IV о запрете на размещение ядерного оружия в космосе. Если президент проигнорирует требования Антонова, советские переговорщики обязательно выкинут что-нибудь за несколько часов до подписания договора.

– Может быть, вы и правы, – сказал Фосетт. – Но каждый, кто причастен к успеху колонии Джерси, не за то боролся два десятилетия, чтобы просто взять и все сдать Кремлю.

До этого президент слушал их спор не прерывая. Но теперь поднял руку:

– Джентльмены, я не собираюсь им выкладывать все. Но у нас теперь есть огромное количество информации, которой мы можем поделиться с русскими и всем остальным миром в интересах человечества. Открытия в области медицины, геологии и астрономии должны быть свободно доступны каждому. Тем не менее вы можете быть спокойны. Я не собираюсь ставить под угрозу наши космические и оборонные программы. Все, что касается этих областей, останется в наших руках. Ясно?

Вошел стюард с дымящимися тарелками с яйцами, ветчиной и блинчиками, и в обеденном отсеке наступила тишина. Стюард наполнил чашки кофе. Как только он вышел в камбуз, президент глубоко вздохнул и посмотрел на стол перед Броганом.

– Вы не хотите есть, Мартин?

– Я обычно пропускаю завтрак, оставляю все на обед.

– Вы не представляете, какого удовольствия лишаетесь. Эти блинчики легкие как пух.

– Нет, спасибо. Я ограничусь кофе.

– Тогда, пока мы будем жевать, почему бы вам не рассказать нам об операции на Кайо-Санта-Мария.

Директор ЦРУ отхлебнул из чашки, открыл папку и пересказал содержимое докладов несколькими краткими фразами.

– Специальная боевая группа во главе с майором Анджело Кинтаной и под командованием полковника Рамона Клейста высадилась на остров в 02.00 сегодняшнего утра. В 04:30 советский источник радиопомех вместе с прослушивающей установкой, в том числе и антенной, а также всей живой силой противника были уничтожены. Нам очень повезло со временем, потому что последнее сообщение с предупреждением было отправлено «Геттисбергу» всего за несколько минут до того, как они должны были приземлиться на территории Кубы.

– Кто предупредил челнок? – прервал его Фосетт.

Броган посмотрел на него через стол и улыбнулся:

– Он назвался Дирком Питтом.

– Боже мой, этот парень везде успевает! – воскликнул президент.

– Джесси Лебарон и двое людей адмирала Сэндекера из НУПИ были спасены, – продолжил Броган. – Рэймонд Лебарон погиб.

– Об этом точно известно? – спросил президент.

– Да, сэр, имеются доказательства.

– Очень жаль. Он заслуживал признания за свой вклад в создание колонии Джерси.

– Тем не менее миссия окончена с большим успехом, – тихо сказал Броган. – Майор Кинтана раздобыл кучу материала для разведки, в том числе и последние советские секретные документы. Их доставили нам всего час назад. Сейчас материалы проверяют специалисты в штаб-квартире Лэнгли.

– Бойцов ждут награды, – сказал президент. – Ваши люди совершили невероятный подвиг.

– Возможно, вы не будете так поспешны с похвалой, когда услышите полную историю, господин президент.

– Хорошо, Мартин, продолжайте.

– Дирк Питт и Джесси Лебарон… – Броган запнулся и удрученно пожал плечами: – Они не вернулись на подводную лодку с майором Кинтаной и его людьми.

– Погибли на острове вместе с Рэймондом Лебароном?

– Нет, сэр. Они отплывали от берега вместе с остальными, но в какой-то момент свернули в сторону и направились к Кубе.

– К Кубе, – тихо повторил президент. Он посмотрел на Оутса и Фосетта, они с недоверием уставились на него в ответ. – Господи, Джесси все еще пытается доставить наш ответ по американско-кубинскому договору.

– Может ли так случиться, что ей удастся связаться с Кастро? – спросил Фосетт.

Броган с сомнением покачал головой:

– Остров кишит разными службами безопасности, полицией и милицией, прочесывающими каждую милю. Если им каким-то чудом и удалось пройти мимо береговых патрульных, их арестуют в первый же час пребывания на острове.

– Может быть, удачи Питта хватит на двоих, – с надеждой пробормотал Фосетт.

– Нет, – мрачно сказал президент, и в его голосе звучало беспокойство. – Скорее всего, он уже и так перебрал с удачей.

В небольшом кабинете штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли сидел, скрестив ноги на столе, главный эксперт-аналитик по документам Боб Торнберг и держал в руках недавно присланную из Сан-Сальвадора пачку бумаг. Выпуская голубые клубы дыма из трубки, он переводил русский текст.

Быстро просмотрев первые три папки, мужчина раскрыл четвертую. Название заинтриговало его. Фраза звучала слишком по-американски. Это был план секретной операции, названной в честь алкогольного коктейля. Бегло проглядев документ до конца, он пораженно застыл и сидел так несколько минут, затем положил трубку в пепельницу, убрал ноги со стола и внимательно начал читать содержимое папки, отдельно разбирая каждое предложение и делая заметки в желтом блокноте.

Примерно через два часа Торнберг взял телефон и набрал внутренний номер. Ему ответила женщина, и он попросил ее связать его с заместителем директора.

– Эйлин, это Боб Торнберг. Генри свободен?

– Разговаривает по другой линии.

– Пусть перезвонит мне, как только сможет, дело очень срочное.

– Я скажу ему.

Торнберг дописал заметки и перечитывал документ в пятый раз, когда его прервал звонок телефона. Он вздохнул и поднял трубку.

– Боб, это Генри. Что ты хотел?

– Мы можем встретиться прямо сейчас? Я только что изучил часть документов, которые передала разведка после операции на Кайо-Санта-Мария.

– Есть что-то интересное?

– Скажем так, это просто бомба.

– Намекни, что там?

– Это касается Фиделя Кастро.

– Что-то нехорошее?

– Послезавтра он умрет.

Проснувшись, Питт посмотрел на часы. 12.18. Он чувствовал себя свежим, бодрым, и даже настроение можно было назвать довольно оптимистичным.

Едва подумав об этом, Дирк сразу же посчитал свое настроение обманчивым, а перспективы далеко не такими радужными. У него не было ни кубинских денег, ни документов. Он находился на территории коммунистической страны, причем не имея пи оправдания, зачем появился там, ни знакомых, с которыми можно было бы связаться. И кроме того, был одет в чужую военную форму. В таких обстоятельствах следовало бы считать себя счастливчиком, если его сегодня не пристрелят как шпиона.

Мужчина протянул руку и осторожно потряс Джесси за плечо. После этого выполз из водосточной трубы, с опаской огляделся и начал разминаться, чтобы разогреть затекшие мышцы.

Открыв глаза, дама медленно и лениво оторвалась от глубокого сна и постепенно вернулась к действительности. Извиваясь, она потянулась руками и ногами, словно кошка, и тихо застонала от боли, но тут же утешила себя мыслью, что это помогло разбудить ее разум.

Сперва в голову полезли всякие глупости – кого пригласить на следующую вечеринку, распланировать меню вместе с шеф-поваром, напомнить садовнику, чтобы подровнял живую изгородь возле дорожки, – но затем припомнился умирающий муж. Джесси всегда не совсем понимала, как ей удавалось жить и работать с ним в течение двадцати лет и не идти на поводу его капризов. Тем не менее она гораздо лучше других знала, что Рэймонд Лебарон – обычный человек, не лучше и не хуже остальных мужчин: он мог быть милосердным, мелочным, блестящим или безжалостным, когда того требовала ситуация.

Она крепко закрыла глаза, чтобы отогнать прочь воспоминания о его смерти. Подумай о ком-то или о чем-нибудь еще, сказала она себе. Подумай, как ты собираешься выживать следующие дни. Подумай о… Дирке Питте.

Кто он? Что за человек? Она посмотрела на него из водосточной трубы, как он наклоняется и изгибается, выполняя разминку, и впервые со дня их встречи почувствовала сексуальное влечение к нему. Это же смешно, рассуждала Джесси. Она была старше его, по меньшей мере, на пятнадцать лет. И кроме того, он ни разу не подавал виду, что желает ее, ни разу не намекал об этом и даже не пытался флиртовать. Питт был для нее загадкой, человеком, всегда привлекающим женщин, но которого никогда нельзя заполучить или обмануть разными женскими уловками.

Из мира грез Джесси вытянул сам Дирк, подойдя к трубе и улыбнувшись:

– Как себя чувствуешь?

Она отвернулась.

– Как будто меня всю ночь избивали, но я готова к новому дню.

– К сожалению, похоже, что завтрака сегодня не будет. – Его слова эхом прокатились по трубе. – Обслуживание нашей гостиницы оставляет желать лучшего.

– Я бы все отдала за чашку кофе.

– На дорожных указателях в нескольких ярдах выше того места, где мы расположились на ночлег, написано, что до ближайшего города шесть километров.

– Который час?

– Без двадцати час.

– Прошло уже полдня, – сказала она, поднимаясь на четвереньки и выползая на свет. – Нам нужно идти.

– Стой на месте.

– Почему?

Вместо ответа мужчина развернулся и сел рядом с ней. Потом осторожно коснулся ее лица и поцеловал в губы.

Глаза Джесси широко распахнулись, затем она жадно поцеловала его в ответ. Через несколько долгих секунд ее спутник отстранился. Она выжидающе смотрела на мистера Дирка, но он больше ничего не делал, только сидел и глядел ей в глаза.

– Я хочу тебя, – сказала она.

– Да.

– Сейчас.

Питт притянул Джесси к себе, прижался к ней и снова поцеловал. Затем опять отстранился.

– Сначала о главном.

Она глянула на него испытующе:

– В каком смысле?

– Зачем ты заставила меня свернуть на Кубу?

– Ты умеешь найти подходящее время для таких вопросов.

– Мне еще не приходилось заниматься любовью в водосточной трубе.

– Что ты хочешь знать?

– Все.

– А если я не скажу тебе?

Он засмеялся.

– Тогда пожмем друг другу руки и разойдемся.

Несколько секунд она лежала, опершись на стену трубы и раздумывая, как далеко сможет уйти без него. Скорее всего, не дальше следующего города, а может быть, все закончится и раньше, при первой же встрече с полицейским или часовым. В свою очередь, Питт казался невероятно изобретательным человеком, что он уже не раз доказывал на деле. Вне всяких сомнений, она нуждалась в нем намного сильнее, чем он в ней.

Джесси пыталась подобрать верные слова, чтобы ее объяснение не звучало абсурдно. Наконец она бросила это дело и выпалила:

– Президент послал меня сюда на встречу с Фиделем Кастро. Темно-зеленые глаза Дирка с любопытством уставились на нее.

– Хорошее начало. Продолжение, надеюсь, не менее захватывающее.

Женщина глубоко вздохнула и продолжила.

Она рассказала о сообщении Фиделя Кастро с предложением заключить договор и о том, каким образом оно было доставлено мимо внимательных глаз советской разведки.

Рассказала о тайной встрече с президентом после неожиданного возвращения «Проспертира» и о его просьбе передать ответ Фиделю его же способом, отправившись на дирижабле по маршруту ее мужа.

Она призналась в том, что обманом использовала Питта, Джордино и Ганна в своих целях, заодно попросив прощения за то, что после нападения кубинского вертолета весь план пошел наперекосяк.

И напоследок поведала орастущем подозрении генерала Великова, что за их истинной целью попадания на остров стояли неудачные попытки связаться с Кастро, поэтому он и пытался выбить ответы методом пыток, отдав пленников на произвол Фосса Глая.

Питт слушал ее, не перебивая.

Она робко ждала ответа. Джесси боялась услышать, что Дирк скажет, когда узнает, что его использовали, обманывали и вводили в заблуждение и что его избивали и едва не убили несколько раз из-за миссии, о какой он даже ничего не знал. Она понимала, что теперь он был вправе просто придушить ее.

Джесси не знала, что сказать, кроме извинений.

Питт не стал душить ее. Он протянул руку и, когда вдова миллионера сжала ее, обнял даму.

– Выходит, ты одурачила меня по всем, статьям, – сказал он.

«Боже, какие же у него зеленые глаза!» – подумала она. Ей хотелось окунуться в них.

– Понимаю, что ты злишься на меня.

Он лишь молча обнял свою спутницу.

– Ну?

– Что ну?

– Скажи что-нибудь, – несмело произнесла она. – Ты что, не злишься?

Он расстегнул рубашку ее военной формы и нежно коснулся груди.

– К твоему счастью, я не злопамятен.

После этого они предались любви под гул машин, проезжавших по дороге наверху.

Джесси чувствовала необыкновенное спокойствие. Это теплое ощущение не покидало вдову еще несколько часов, пока они, не скрываясь, шли по краю дороги. Оно заменяло ей обезболивающее, заглушало страх и придавало уверенности. Питт выслушал ее и согласился помочь добраться до Кастро. И теперь, когда дама шла рядом с ним по какому-то захолустью на окраине Кубы, а он вел ее, словно не раз бывал здесь, Джесси чувствовала себя в полной безопасности и наслаждалась его близостью.

Питту удалось раздобыть несколько манго, ананас и два недозрелых помидора. Они съели их на ходу. Мимо проезжали автомобили, в основном грузовики с сахарным тростником и цитрусовыми фруктами. Лишь раз рядом с ними проехала военная машина с милицией. Джесси тогда напряглась и нервно опустила взгляд на свои крепко зашнурованные ботинки, а Питт взмахнул винтовкой и прокричал:

– Салют, амигос!

– Хорошо, что они не расслышали твои слова, – сказала она.

– Почему это? – с притворным негодованием спросил он.

– Твой испанский ужасен.

– На собачьих бегах в Тихуане меня всегда понимали.

– Здесь не поймут. Давай лучше я буду разговаривать.

– Ты думаешь, что говоришь на испанском лучше меня?

– Я разговариваю на нем, как на родном. Кстати, еще я свободно владею русским, французским и немецким.

– Ты все время поражаешь меня своими талантами, – искренне сказал Питт. – Великов знал, что ты говоришь по-русски?

– Если бы знал, мы бы все были уже мертвы.

Питт хотел что-то сказать и вдруг указал рукой вперед. На обочине извивающейся дороги стоял автомобиль. Над поднятым капотом склонился некто, опустив голову и плечи к отсеку двигателя.

Джесси замялась, но Дирк взял ее за руку и потянул за собой.

– Ты справишься, – мягко сказал он. – Не бойся. Мы оба одеты в военную форму, а моя так и вовсе принадлежит элитным десантным войскам.

– Что я должна сказать?

– Подыграй мне. И тогда, возможно, нас подвезут.

Прежде чем она успела возразить, водитель обернулся, услышав их шаги по гравию. Он был невысоким мужчиной лет пятидесяти с густыми черными волосами и смуглой кожей. Футболки на нем не было, он был одет только в шорты и сандалии. Люди в военной форме часто встречались на Кубе, поэтому он не обратил на нее никакого внимания.

– Здорово! – сверкнул он широкой улыбкой.

– Проблемы с двигателем? – по-испански спросила Джесси.

– Третий раз за этот месяц. – Он беспомощно пожал плечами. – Только что остановился.

– Вы знаете, где поломка?

Он поднял короткий проводок, прогнивший в трех местах и не обламывающийся лишь благодаря изоляции.

– Тянется от катушки зажигания к трамблеру.

– Нужно заменить его.

Он пожал плечами:

– Детали для таких старых машин, как эта, невозможно найти, должен вам сказать.

Джесси поняла свою ошибку и, очаровательно улыбаясь, постаралась обратиться к его мужественности:

– Я же всего лишь женщина. Что я могу понимать в механике?

– Ах, – любезно улыбнулся водитель, – зато вы очень красивы.

Питт не следил за их разговором. Он обошел вокруг машины, рассматривая ее. Затем склонился над капотом и мельком взглянул на двигатель. После этого выпрямился и отступил назад.

– Пятьдесят седьмой «Шевроле», – восхищенно сказал он по-английски. – Чертовски хороший автомобиль. Спроси, у него есть нож и немного изоленты?

От неожиданности у Джесси отвисла челюсть.

Водитель неуверенно смотрел на него, не зная, что делать. Потом спросил на ломаном английском:

– Вы не говорите по-испански?

– Верно, и что? – повысил голос Питт. – Вы впервые видите ирландца?

– Тогда почему ирландец одет в кубинскую военную форму?

– Майор Ирландской республиканской армии Пэдди О’Хара, прибыл на Кубу на временную службу в качестве милицейского консультанта.

Лицо кубинца озарилось, словно под вспышкой фотокамеры, и Дирк с радостью отметил, что тот был достаточно впечатлен.

– Эрберто Фигуэро, – сказал он, протягивая руку. – Я выучил английский несколько лет назад, когда здесь были американцы.

Питт пожал ее и кивнул на Джесси:

– Капрал Мария Лопес, мой помощник и провожатый. Кроме того, переводит остальным мой ломаный испанский.

Фигуэро опустил взгляд и заметил обручальное кольцо Джесси.

– Сеньора Лопес. – Он повернулся к Питту и со смешным акцентом спросил: – Она понимает по-английски?

– Немного, – ответил Дирк. – В общем, если вы дадите мне нож и немного изоленты, то машина снова поедет.

– Конечно-конечно, – отозвался кубинец.

Он достал из бардачка перочинный нож и нашел в багажнике чемоданчик с инструментами, где лежал небольшой моток изоленты.

Питт наклонился над двигателем, отрезал лишнюю длину провода от свечей зажигания и снова скрепил его концы, обмотав изолентой. Затем проделал то же самое с остальными частями провода, пока полностью не скрепил его от катушки зажигания до трамблера.

– Ну-ка, попытайтесь завести машину.

Фигуэро повернул ключ зажигания, и большой восьмицилиндровый двигатель объемом 4,6 литра дважды чихнул и затем хрипло зарычал.

– Великолепно! – радостно воскликнул мужчина. – Может, вас подвезти?

– А куда вы направляетесь?

– В Гавану. Я там живу. В Нуэвитасе у моей сестры умер муж, я ездил туда помочь с похоронами. Теперь еду домой.

Питт кивнул Джесси. Это был их счастливый день. Он представил себе карту Кубы и прикинул, что Гавана лежала примерно в двухстах милях к северо-востоку, если брать по прямой, а значит, до нее оставалось приблизительно триста миль, если ехать по извилистой дороге.

Он сел рядом с водителем, дама забралась на заднее сиденье.

– Спасибо вам, Эрберто. В нашем служебном автомобиле обнаружилась утечка масла, и двигатель заглох в двух милях позади отсюда. Мы ехали в тренировочный лагерь к востоку от Гаваны. Если вы высадите нас возле министерства обороны, позабочусь о том, чтобы вас отблагодарили за наше беспокойство.

Джесси в изумлении открыла рот и с отвращением уставилась на Питта. Он знал, что в эту секунду она назвала бы его самоуверенным придурком.

– Ваша неудача – везение для меня, – сказал Фигуэро, радуясь перспективе заработать несколько лишних песо.

Кубинец резко выехал на асфальт, пробуксовав на гравии, и, переключая передачи, вскоре разогнал «Шевроле» до вполне приличных семидесяти миль в час. Двигатель гудел ровно, но машина дребезжала в нескольких местах, а выхлопные газы просачивались сквозь ржавое дно в кабину.

Питт посмотрел в зеркало заднего вида на лицо спутницы. Казалось, она чувствовала себя не в своей тарелке. Конечно, лимузин был бы ей более по душе, весело подумал Питт. В это мгновение его любовь к старинным автомобилям заставила позабыть о любой опасности.

– Какой у вас пробег на ней? – спросил он.

– Более 680 тысяч километров, – ответил водитель.

– И она до сих пор хорошо бегает.

– Если бы янки отменили торговое эмбарго, я бы прикупил детали, чтобы продлить ей жизнь. Но ничто не вечно.

– У вас когда-нибудь были неприятности на КПП?

– Меня всегда пропускают.

– Должно быть, вы влиятельный человек. Чем занимаетесь в Гаване?

Фигуэро засмеялся:

– Я таксист.

Питт даже не пытался подавить улыбку. Все складывалось намного лучше, чем он надеялся. Он откинулся на спинку сиденья и расслабился, наслаждаясь пейзажем, словно турист. Он пробовал заставить себя думать о непонятной подсказке Лебарона о том, где следует искать Ла Дораду, но его постоянно сбивали с мысли угрызения совести.

Дирк знал, что скоро, где-то по дороге, ему придется ограбить Фигуэро – забрать те жалкие песо, какие у того были, и угнать такси. Американец лишь надеялся, что вдобавок к этому ему не придется убивать маленького дружелюбного кубинца.

Президент вернулся в Белый дом из космического центра Кеннеди поздно вечером и сразу же направился в Овальный кабинет. После тайной встречи со Штейнмецем и лунными колонистами, выслушав их полные энтузиазма отчеты об исследованиях, он пребывал в приподнятом расположении духа. Едва войдя в кабинет, глава государства тут же позабыл о сне, воодушевляясь мыслями о разработке новых космических задач.

Он уселся за большой стол и выдвинул нижний ящик. Достав оттуда коробку-хумидор из орехового дерева, президент вынул толстую сигару. Разворачивая целлофановую обертку, он на мгновение задержал взгляд на плотно скрученном темно-коричневом табачном листе и вдохнул пьянящий аромат. Это была сигара лучшей кубинской марки «Монтекристо», запрещенной для ввоза в Америку торговым эмбарго на кубинские товары.

Президенту повезло со старым школьным приятелем, который каждые два месяца отправлял ему целую коробку таких из Канады. Даже жена и ближайшие помощники не знали об этом. Он зажал пальцами один конец сигары и аккуратно поджег другой, как всегда задумываясь, какой бы шум подняла общественность, если бы узнала о его тайном и слегка незаконном развлечении.

Но сегодняшней ночью ему было наплевать. В последнее время его преследовал успех. Экономика держалась на уровне, а конгресс наконец решился одобрить жесткое сокращение бюджета и закон о фиксированном налоге. На международной арене наступил период обдумывания и переговоров, хотя бы временно, а его популярность, согласно опросам, поднялась на пять процентов. И теперь он собирался получить все политические выгоды, ставшие результатом успешных трудов его предшественников, как, например, сделал Никсон после успеха программы «Аполлон». Изумительный успех лунных колонистов станет ассоциироваться с высшим достижением именно его правления.

Следующая цель была укрепление репутации в отношениях с латиноамериканскими странами. Кастро уже приоткрыл дверь предложением договора. И теперь, если президенту удастся проскользнуть за порог этой двери прежде, чем она снова захлопнется, у него будет возможность подавить влияние марксистской идеологии на обоих Американских континентах.

Тотчас он осознал, что на самом деле его перспективы казались весьма мрачными. Скорее всего, Питт и Джесси Лебарон уже либо расстреляны, либо арестованы. А если нет, то это был лишь вопрос времени и всего несколько часов отдаляли их от неизбежного. Ему оставалось только послать кого-то другого на Кубу для встречи с Кастро.

Вдруг зазвонил телефон.

– Да?

– Простите за беспокойство, господин президент, – раздался голос оператора Белого дома, – но вас вызывает мистер Броган и говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами.

– Все в порядке. Пожалуйста, свяжите меня с ним.

Послышался негромкий щелчок, и директор ЦРУ произнес:

– Я вас разбудил?

– Нет, я еще не сплю. Что у вас там такого срочного, что не может подождать до завтрашнего совещания?

– Я нахожусь на авиабазе в Эндрюсе. Мой заместитель передал переведенный документ из Кайо-Санта-Мария. И в нем есть кое-что очень серьезное.

– Можете ввести меня в курс дела?

– Послезавтра русские собираются убить Кастро во время операции под кодовым названием «Ром и кола». Следом за этим должен последовать полный захват кубинского правительства советскими агентами.

Президент смотрел, как синий дым от гаванской сигары медленно кружится, поднимаясь к потолку.

– Они делают ход раньше, чем мы предполагали, – задумчиво сказал он. – Как они собираются устранить Кастро?

– Это самая безумная часть их плана, – ответил Броган. – ГРУ, правая рука КГБ, намеревается разбомбить город вместе с ним.

– Гавану?

– Чертовски приличный ее кусок.

– Боже мой, речь идет о ядерной бомбе?

– Если честно, в документе не указано, как это произойдет, но там написано, что в порт Гаваны на корабле будете провезено какое-то взрывчатое вещество, которое сровняет с землей все в округе на четыре квадратных мили.

Президент был встревожен, от его хорошего настроения не осталось и следа.

– В документе упоминается название корабля?

– Там указано, что будет три корабля, но нет ни одного названия.

– И когда произойдет взрыв?

– Во время празднования Дня знаний. Русские рассчитывают, что Кастро решит явиться туда без предупреждения, чтобы, как обычно, выступить со своей двухчасовой речью.

– Не могу поверить, что Антонов дал согласие на такую ужасную операцию. Почему бы просто не подослать к Кастро местных головорезов и не пристрелить его? Для чего ему брать на душу еще сотни тысяч невинных жертв?

– Кастро – культовая личность для кубинцев, – напомнил Броган. – Он может казаться нам всего лишь карикатурным коммунистом, но для них он как бог. Обычное убийство разожжет в народе пламенную злость на просоветские партии, которые придут ему на смену. Но главная наша беда – если им удастся обвинить в преступлении Соединенные Штаты, и ЦРУ в особенности, то их новые лидеры развернут антиамериканскую пропаганду, и люди непременно сплотятся вокруг нового правительства.

– Я все равно не могу понять такого бесчеловечного поступка.

– Я вас уверяю, господин президент, там все написано черным по белому. – Броган замолк, рассматривая страницу документа. – Вот что странно: тут очень мало сказано о самом взрыве, но едва ли не в подробностях составлен пошаговый список действий для создания пропаганды, обвиняющей нас. Здесь даже есть список имен просоветских политиков и должностей, которые они будут занимать после захвата власти. Возможно, вам будет интересно узнать, что новым президентом станет Алисия Кордеро.

– Помоги нам, Господи. Она же в два раза фанатичнее Фиделя.

– В любом случае Советы будут в выигрыше, а мы многое потеряем.

Глава государства положил сигару в пепельницу и закрыл глаза. Проблемы никогда не заканчиваются, подумал он. Одна всегда порождает другую. Успехи правительства долго не длятся, а вот давление и критика не прекращаются никогда.

– Наш флот может помешать тем кораблям? – спросил он.

– Если верить графику, то два корабля уже прибыли в Гавану, – ответил Броган. – Третий может войти в гавань с часу на час. Я тоже подумал об этом, но хоть мы раньше и обошли русских на дюйм, теперь отстаем на целую милю.

– Нужно узнать названия тех кораблей.

– Наши люди уже проверяют все прибывающие в Гавану корабли. В течение часа мы будем знать их названия.

– Сейчас самое время для Кастро убраться подальше, – раздраженно сказал президент.

– Мы нашли его.

– Где?

– В его загородном доме. Он прервал все контакты с внешним миром. Даже его ближайшие помощники и советские важные шишки не могут добраться до него.

– У нас есть кто-нибудь, кто мог бы встретиться с ним лицом к лицу?

Броган хмыкнул:

– Никого.

– Тогда нам нужно кого-то послать туда.

– Если бы Кастро был в настроении для разговоров, то я бы мог назвать около десяти человек, состоящих у нас на зарплате, которых он пустил бы через ворота. Но сейчас дела обстоят по-другому.

Президент вертел сигару в пальцах, пытаясь что-нибудь придумать.

– Скольким кубинцам, работающим в доках Гаваны и имеющим опыт работы в море, мы можем доверять?

– Нужно проверить.

– Хотя бы примерно.

– Думаю, найдется человек пятнадцать или двадцать.

– Хорошо, – сказал президент. – Свяжитесь с ними. Попросите их пробраться на борт тех кораблей и узнать, какой из них везет бомбу.

– Бомбу должен обезвредить тот, кто знает, как это делать.

– Об этом мы позаботимся, когда найдем ее.

– У нас остается полтора дня, это не так много, – мрачно сказал Броган. – Лучше задуматься о том, как будем утрясать последствия.

– Приступайте к делу. Сообщайте мне обстановку каждые два часа. Подключите всех знакомых кубинцев.

– А как нам предупредить Кастро?

– Я разберусь с этим.

– Удачи, господин президент.

– Вам того же, Мартин.

Президент повесил трубку. Его сигара уже потухла. Он снова поджег ее, затем взял телефон и набрал номер Айры Хагена.

Молодой энергичный охранник не старше шестнадцати лет был страстно предан Фиделю Кастро и стремился всегда сохранять революционную бдительность. Он важно подошел к окну машины, перекинул через плечо винтовку и потребовал документы.

– Это должно было случиться, – проворчал Питт себе под нос.

Охранники на трех прошлых КПП лишь лениво махали Фигуэро, чтобы тот проезжал, едва завидев его лицензию таксиста. Они все были выходцами из обыкновенных крестьянских семей, выбравшими военную карьеру вместо работы на полях или заводах до конца жизни. И, как и солдаты любой другой армии мира, считали караульную службу утомительной, что в конце концов приводило к полной потере бдительности, которая просыпалась в них лишь тогда, когда приезжало начальство для проверки.

Водитель вручил подростку лицензию.

– Лицензия действует только в пределах города Багамы. Что вы делаете здесь?

– Умер мой зять, – терпеливо объяснил Фигуэро. – Я ездил на его похороны.

Охранник наклонился и заглянул в открытое окно водителя.

– А кто остальные?

– Вы что, слепой? – огрызнулся Фигуэро. – Они военные, как и вы.

– Нам приказано быть начеку, потому что по округе разгуливает мужчина в украденной милицейской форме. Предполагают, что он империалистический шпион, высадившийся на берегу в ста милях к востоку отсюда.

– Если она одета в милицейскую форму, – Фигуэро указал назад на Джесси, – то вы будете подозревать ее в том, что эти империалисты-янки отправили к нам шпионить женщину?

– Я хочу проверить их документы, – настаивал охранник.

Джесси опустила заднее окно и высунула голову:

– Это майор Ирландской республиканской армии О’Хара, прибыл сюда на службу в качестве консультанта. Я капрал Лопес, его помощник. Заканчивайте ерунду. Пропускайте нас!

Охранник уставился на мистера Дирка.

– Если он майор, то почему я не вижу его звание?

Впервые Фигуэро заметил, что на военной форме Питта нет никаких знаков отличия. Он посмотрел на пассажира, с сомнением нахмурившись.

Питт сидел молча, не вмешиваясь в их разговор. Он медленно повернулся, взглянул в глаза охранника и дружелюбно улыбнулся. Затем сказал мягким, но авторитетным тоном:

– Узнайте имя и звание этого парня. Я хочу порекомендовать его начальству за внимательное выполнение служебных обязанностей. Генерал Рауль Кастро часто говорил мне, что Куба нуждается в таких солдатах.

Джесси перевела его слова и с облегчением увидела, как охранник выпрямился и улыбнулся.

Затем голос Питта стал холодным, а глаза превратились в льдинки.

– Теперь скажите ему, чтобы дал нам дорогу, либо я позабочусь о том, чтобы его отправили в Афганистан в качестве добровольца.

Казалось, что молодой охранник сжался, когда Джесси повторила ему слова своего спутника по-испански. Он потерянно стоял перед ними, не зная, что делать, но тут к ним подъехал длинный черный автомобиль и остановился сзади старого такси. Дирк определил, что это был семиместный лимузин «ЗИЛ» класса люкс, выпускаемый в России для высокопоставленных политиков и военных чиновников.

Водитель «ЗИЛа» нетерпеливо просигналил, а охранник словно застыл в нерешительности. Он повернулся и умоляюще посмотрел на другого охранника, но тот был занят проверкой документов на противоположной полосе. Водитель лимузина еще раз просигналил и прокричал в окно:

– Отъезжай в сторону и дай нам проехать!

Тогда в перепалку вступил Фигуэро и крикнул русским в ответ:

– Тупой руссо, заткнись и не воняй здесь! Ты уже всех достал!

Советский водитель распахнул дверь, выскочил из-за руля и оттолкнул охранника в сторону. Его фигура напоминала кеглю для боулинга: он был большим, мускулистым и с маленькой головой. Судя по погонам, сержант. Мужчина свирепо уставился на Фигуэро.

– Идиот! – зарычал он. – Я сказал, сдвигай в сторону свою развалюху!

Кубинец потряс кулаком перед лицом русского.

– Я поеду тогда, когда мой земляк скажет об этом.

– Прошу вас, пожалуйста, – взмолилась Джесси, схватившись за плечо Фигуэро. – Нам не нужны проблемы.

– Благоразумие – не лучшая черта кубинцев, – проворчал Питт.

Он схватил винтовку, направив ее на русского, и приоткрыл дверь.

Джесси развернулась, осторожно выглянула в заднее окно на лимузин и вовремя заметила советского офицера и двух вооруженных телохранителей, выходящих с заднего сиденья, смеясь над потасовкой, возникшей возле такси. И тут у Джесси отвисла челюсть, и она ахнула.

Сзади к «Шевроле» подходил генерал Великов, выглядевший усталым и изможденным в чужой, плохо сидящей на нем военной форме. Прежде чем женщина успела предупредить Питта, он соскользнул с сиденья и стал обходить машину спереди.

Великов неотрывно смотрел на своего водителя и Фигуэро, лишь мельком заметив, что с другой стороны из машины вышел еще один кубинский солдат. Когда он подошел, обстановка накалилась до предела.

– Что происходит? – спросил он на безупречном испанском.

Но ответил ему не водитель, а тот, кого генерал совершенно не ожидал видеть.

– Ничего такого, чего бы мы не смогли уладить, как настоящие мужчины, – язвительно сказал Питт по-английски.

Великов на несколько долгих мгновений уставился на Питта, веселая улыбка медленно сползла с его губ, а лицо, как всегда, ничего не выражало. Единственный знак, что он узнал Дирка, промелькнул внезапной жесткостью в его холодных глазах.

– Нам обоим удалось спастись, не так ли? – ответил он.

– Везение. Я бы сказал, что нам повезло, – ровным голосом ответил Дирк.

– Поздравляю вас с успешным побегом с острова. Как это вам удалось?

– Благодаря самодельной лодке. А вам?

– Недалеко от базы был скрыт вертолет. К счастью, ваши друзья не обнаружили его.

– Недосмотр.

Краем глаза Великов взглянул на телохранителей, с раздражением заметив их расслабленность.

– Зачем вы прибыли на Кубу?

Питт сжал винтовку и направил ее в небо прямо над головой Великова, поигрывая пальцем на курке.

– Зачем вы спрашиваете, если сами когда-то установили тот факт, что я патологический лжец?

– Я же знаю, что вы лжете только ради какой-то цели. Вы бы не оказались на Кубе, если бы просто хотели выпить рому и позагорать на солнышке.

– И что теперь, генерал?

– Оглянитесь. Думаете, вам все сойдет с рук? Кубинцы не любят шпионов. Было бы мудро, если бы вы сложили оружие и стали под мою защиту.

– Нет, спасибо. Я уже был когда-то под «защитой» вашего человека. И его звали Фосс Глай. Он просто кайфовал, когда ему приходилось почесать кулаками чье-то тело. Рад сообщить, что больше он никому не причинит боль. Одна из его жертв выстрелила ему туда, где больнее всего.

– Мои парни легко пристрелят вас.

– Я же вижу, что они не понимают по-английски и даже не представляют, о чем мы говорим. Не пытайтесь предупредить их. Между нами сейчас происходит то, что обычно называют «мексиканской дуэлью»[125]. Стоит вам только в носу поковыряться, как я тут же выпущу в вас пулю.

Питт огляделся. Оба кубинских патрульных и советский водитель молча слушали их разговор на английском. Джесси сползла вниз с заднего сиденья «Шевроле», в боковое окно было видно лишь верх ее фуражки. Охранники Великова расслабленно стояли позади, рассматривая пейзаж вокруг, их пистолеты были надежно заткнуты в кобуру.

– Садитесь в машину, генерал. Вы поедете с нами.

Великов холодно посмотрел на него:

– А если откажусь?

Питт мрачно зыркнул в ответ:

– Тогда умрете первым. Затем умрут ваши охранники. После них – кубинские патрульные. Я готов убивать. А они нет. Прошу!

Советские охранники, не двигаясь с места, удивленно наблюдали, как Великов молча последовал жесту Питта и забрался на переднее сиденье автомобиля. Он мельком повернулся и с любопытством уставился на Джесси:

– Госпожа Лебарон?

– Да, генерал.

– Вы что, с этим безумцем?

– Да.

– Но почему?

Фигуэро только открыл рот, чтобы вмешаться, как Питт грубо оттолкнул советского водителя в сторону, твердо сжал руку дружелюбного кубинца и вытащил его из машины.

– Дальше ты не можешь пойти с нами, амиго. Скажи властям, что мы похитили тебя, а затем забрали твое такси. – Затем он передал винтовку Джесси в открытое окно и просунулся за руль. – Если генерал дернется, прострели ему голову.

Женщина кивнула и уткнула ствол винтовки в череп Великова.

Питт включил первую скорость и плавно тронулся, словно это была обычная воскресная поездка, глядя в зеркало заднего вида на людей, оставшихся на КПП. Он с радостью отметил, что они были в полном замешательстве и не знали, что делать. Затем водитель Великова и охранники, наконец, осознали, что произошло, подбежали к черному лимузину и бросились в погоню.

Питт резко остановился в стороне и выхватил винтовку у Джесси. Он несколько раз выстрелил в пару изоляторов, через которые тянулись телефонные провода, на вершине столба. Машина резко рванула с места, оставив после себя запах горелой резины и два конца оборванных проводов, упавших на дорогу.

– Так мы выиграем около получаса, – сказал он.

– Лимузин уже в сотне ярдов позади, они догоняют нас, – прозвучал высокий и дрожащий голос Джесси.

– Вам не уйти от них, – спокойно сказал Великов. – Мой водитель – лучший по езде на высоких скоростях, а в машине семилитровый двигатель мощностью 425 лошадиных сил.

Питт улыбнулся и уверенно произнес:

– Русские еще не выпускали автомобиля, способного обогнать пятьдесят седьмой «Шевроле».

Словно вбив эти слова в голову своего пленника, он вдавил в пол педаль газа, и старая машина напрягла каждую ржавую деталь, чтобы показать мощь, какой не знала уже тридцать лет. Оказалось, что большая ревущая груда металла все еще может гнать. Она набрала скорость и мчала по дороге, устойчивый рык восьмицилиндрового двигателя означал, что она снова в деле.

Все внимание Питта было сосредоточено на вождении, он старался быть готовым к любым изменениям на дороге на два, даже три поворота вперед. «ЗИЛ» упорно мчал в дымовую завесу, вырывающуюся из выхлопной трубы «Шевроле». Дирк проехал несколько крутых поворотов при подъеме на лесистые холмы, не раз будучи на волосок от того, чтобы влететь в кювет. Тормоза работали ужасно и выделяли много едкой вони и дыма, когда он давил на них. Накладки на тормозных колодках протерлись буквально до дыр, поэтому при торможении в колодках все время лязгал металл.

При девяноста милях в час передние колеса стали вилять так сильно, что вся машина непрерывно тряслась. Руль дрожал в руках Питта. Амортизаторы уже давно износились, поэтому автомобиль опасно заносило на поворотах, а колеса визжали, словно дикие индейки.

Великов неподвижно сидел на месте, уставившись вперед и побелевшими пальцами сжимая дверную ручку, будто готовясь выпрыгнуть из салона перед неизбежной аварией.

Джесси в ужасе закатывала глаза каждый раз, когда «Шевроле» входил в вираж или резко кренился на повороте дороги. Она уткнулась коленями в переднее сиденье, чтобы ее не бросало из стороны в сторону, и снова направила дуло винтовки в затылок Великова.

Если Питт и знал о том, какой страх испытывали его пассажиры, он не подавал виду. Получасовая отсрочка – единственное, на что он мог надеяться, прежде чем кубинские патрульные смогут связаться с начальством и доложить о похищении советского генерала. Первым признаком того, что кубинская армия приближается и готовит ловушку, станет вертолет. Когда и как далеко отсюда они успеют соорудить блокпост, можно было только гадать. После какого-то поворота он внезапно наткнется на танк или маленькую группу броневиков, и тогда поездка будет окончена. Только присутствие Великова могло сласти их от гибели.

Водитель «ЗИЛа» и вправду был далеко не новичком. Он отыгрывал дистанцию на поворотах, но отставал, когда приходилось мчать по прямой, где старый «Шевроле» имел заметное преимущество. Краем глаза Дирк заметил маленький дорожный знак, указывающий, что они приближаются к портовому городу Карденас. Возле дороги все чаще начали появляться дома и магазины, машин стало больше.

Он посмотрел на спидометр. Стрелка колебалась возле цифры «85». Американец сбросил скорость до семидесяти, сохраняя расстояние от «ЗИЛа» и ныряя между машинами, одной рукой зажав клаксон. Когда автомобиль выскочил на центральную площадь Карденаса с высокой бронзовой статуей Колумба, их попытался остановить полицейский, напрасно махнув жезлом к обочине. К счастью, улицы были достаточно широкими, чтобы «Шевроле» мог объехать пешеходов и другие автомобили.

Город лежал в небольшом полукруглом заливе, и пока Питт видел справа море, он знал, что движется к Гаване. Каким-то образом ему удавалось оставаться на главной дороге, и менее чем через десять минут они проехали центр города и снова выехали на окраину.

Во время погони по улицам города «ЗИЛ» приблизился к ним на расстояние пятидесяти ярдов. Один из охранников высунул из окна пистолет и выстрелил.

– Они стреляют в нас! – прокричала Джесси.

– Он целится не в нас, а в колеса, – ответил Питт.

– Вас уже почти догнали, – впервые за все пятьдесят миль раскрыл рот Великов. – Сдавайтесь. Вам не уйти.

– Я остановлюсь только тогда, когда мне прострелят голову, – хладнокровно сказал Дирк.

Великов не ожидал такого ответа. Если бы все американцы были такими, как Питт, подумал генерал, то для Советского Союза настали бы тяжкие времена. Великов всегда гордился своим умением управлять людьми, но Дирк был единственным, кого он никогда не смог бы себе подчинить.

Они пролетели над выбоиной в дорожном покрытии и тяжело приземлились на другой стороне. Глушитель оторвался, и внезапный шум выхлопа заставил всех содрогнуться – звук был поистине оглушающим. Глаза начали слезиться от дыма, салон машины превратился в паровую баню из-за сочетания тепла от двигателя с влажной и жаркой погодой. Дно автомобиля накалилось так сильно, что подошва ботинок Питта начала плавиться. Из-за шума и жары водитель чувствовал себя кочегаром.

Теперь «Шевроле» и вправду превращался в груду металлолома на колесах. Зубья шестерен коробки передач откалывались до основания, словно в знак протеста против высоких оборотов. Из двигателя начали доноситься странные постукивающие звуки. Но машина все еще неслась вперед с монотонным ревом, словно знала, что это ее последняя поездка.

Дирк осторожно сбавил скорость и позволил русскому водителю подобраться к ним на расстояние трех корпусов автомобиля. Питт вилял по дороге, стараясь не дать русским точно прицелиться в колеса. Он убрал ногу с педали газа, когда «ЗИЛ» был уже в двадцати футах от заднего бампера «Шевроле».

И тут Питт Внезапно ударил по тормозам.

Сержант за рулем «ЗИЛа» был хорош, но не настолько, чтобы успеть среагировать на такую уловку и избежать столкновения. Он вывернул руль влево, и ему почти удалось объехать «Шевроле», но было слишком мало времени и пространства для маневра. Лимузин врезался им в зад, визжа металлом и разбрасывая осколки стекла, смяв радиатор о двигатель и развернувшись вокруг своей оси.

Потерявший управление «ЗИЛ» теперь представлял собой три тонны шикарного погнутого металлолома. Он задел боком дерево, пролетел дальше по дороге на скорости восемьдесят миль в час и врезался в стоявший у обочины брошенный, давно вышедший из строя старый автобус. Из машины вырвалось оранжевое пламя, она жутко прокувыркалась еще сотню ярдов по дороге и наконец завалилась на крышу. Все четыре колеса еще долгое время продолжали крутиться в воздухе. Русские оказались в ловушке внутри перевернутой машины, без единого шанса на спасение из оранжевого пламени, от которого поднималось густое облако черного дыма.

Старина «Шевроле» с покореженным задом продолжал катиться из последних своих механических сил. Из-под капота валил дым, лилось масло, вторая передача отказала вместе с тормозами, а раздробленный задний бампер терся об асфальт, оставляя за собой струю искр.

Любой мог напасть на их след, идя за шлейфом дыма. Петля затягивалась. На расстоянии мили, может быть, даже за следующим поворотом, уже мог поджидать блокпост. Питт был уверен, что с минуты на минуту из-за верхушек деревьев возле дороги вылетит вертолет. Пришло время бросить машину в кювете. Полагаться на удачу дальше бессмысленно. Словно бандиту, убегающему от полицейского отряда, ему нужно было сменить транспорт.

Когда они подъезжали к окраинам города Матансас, скорость машины снизилась до пятидесяти миль в час. Водитель заметил вдали завод по производству удобрений и свернул на стоянку. Врезавшись в огромное дерево, чтобы остановить машину без тормозов, Дирк огляделся вокруг и, не заметив никого, заглушил двигатель. Треск горящего металла и шипение пара сменились оглушающим гулом выхлопов.

– Что у тебя дальше по плану? – спросила Джесси. Она понемногу приходила в себя. – Надеюсь, у тебя все-таки есть какой-то план.

– Ловкому Плуту[126] далеко до меня в этом деле, – с ободряющей улыбкой сказал Питт. – Сиди на месте. Если наш друг генерал пошевелится, убей его.

Он прошел через стоянку. Ему повезло, был будний день, и она оказалась забита автомобилями рабочих. Воздух в округе на несколько миль вокруг пропитала тошнотворная вонь с завода. Он остановился рядом с главными воротами, в которые выезжал поток грузовиков с сульфатом аммония, хлоридом калия и навозом, а им навстречу катили грузовики с обработанными удобрениями в бумажных мешках. У мистера Дирка появилась идея. Он непринужденно прошелся вниз по грунтовой дороге, ведущей к шоссе. Выждав пятнадцать минут, он увидел, как к заводу ему навстречу свернул грузовик российского производства, перевозящий сырой навоз. Питт вышел на середину дороги и помахал, чтобы машина остановилась.

Кроме водителя, в кабине никого не было. Кубинец вопросительно выглянул из окна. Питт жестом предложил ему выйти и энергично указал под грузовик. Заинтересовавшись, водитель вышел из автомобиля и присел рядом с Питтом, тот пристально уставился на полуось колеса. Не понимая, что там увидел незнакомец, водитель только собирался повернуться к нему, но Дирк вдруг резко ударил его по затылку.

Мужчина обмяк, и Питт подхватил его за плечо. Он затащил бессознательного кубинца в кабину грузовика и торопливо залез следом. Двигатель был не заглушен, поэтому Дирк включил передачу и подъехал к дереву, послужившему тормозом для «Шевроле».

– Всем подниматься на борт, – сказал он, выпрыгивая из кабины.

Джесси с отвращением отпрянула:

– Боже, что там?

– Навоз.

– Вы рассчитываете, что я соглашусь барахтаться в навозе? – возразил Великов.

– Не только барахтаться, – ответил Питт, – вы целиком туда залезете.

Он забрал у Джесси винтовку и бесцеремонно двинул Великова по почкам.

– Вперед, генерал. Благодаря вам множество врагов КГБ оказалось по уши в дерьме. Теперь ваша очередь.

Великов бросил на американца свирепый взгляд, затем забрался в кузов грузовика. Джесси неохотно подошла помочь Питту, снимающему одежду с водителя. Она была на несколько размеров мала, поэтому пришлось оставить рубаху нараспашку и не застегивать ширинку, чтобы влезть в джинсы. Он быстро натянул свою военную форму на кубинца и затащил его в кузов к остальным. Затем вернул винтовку Джесси. Дама знала, что ей делать, поэтому без напоминаний снова приставила дуло к голове Великова. Дирк нашел лопату на борту кузова и начал закапывать их.

Джесси зажимала себе рот и едва сдерживалась, чтобы ее не вырвало.

– Невыносимо.

– Скажи спасибо, что это все от лошадей и крупного рогатого скота, а не из городской канализации.

– Тебе легко говорить, сам-то за рулем будешь.

Закопав спутников так, чтобы их было не видно, но они могли дышать, Питт вернулся в кабину и выехал на шоссе. Перед поворотом он остановился, пропуская колонну военного транспорта, движущуюся к разбитому «ЗИЛу», и рассматривая три военных вертолета над головой.

Мужчина подождал, затем свернул налево на шоссе. Он уже собирался въехать в черту города Матансас, когда впереди показался блокпост, возле которого стоял броневик и около пятидесяти мрачных и сосредоточенных солдат.

Дирк остановил машину и взял в руки документы водителя. Его план сработал лучше, чем он ожидал. Патрульные даже не стали подходить к ужасно пахнущему грузовику. Они махнули ему проезжать, радуясь, что он не стал тянуть время и сразу же уехал, позволяя им снова вдохнуть свежий воздух.

Спустя полтора часа солнце опустилось на запад и замерцали фонари Гаваны. Питт въехал в город и свернул на шоссе Виа Бланка. Если не обращать внимания на вонь из кузова, он чувствовал, что их грузовик был совершенно неприметен в шумной и оживленной пробке во время наступившего часа пик. Вечером при въезде в город он чувствовал себя еще в большей безопасности.

Без паспорта и денег ему оставалось лишь попытаться связаться с американской дипломатической миссией в посольстве Швейцарии. Передать им Джесси и скрываться до тех пор, пока дипломатический курьер из Вашингтона не перешлет его паспорт и разрешение на въезд в страну. А после того, как он официально получит статус туриста, можно спокойно отправиться на поиски сокровищ Ла Дорада.

Великов тоже не казался такой уж большой проблемой. Однако живым генерал был опасен. Питт решил, что пленника нужно пристрелить в пустынном переулке. Случайные прохожие просто приняли бы грохот выстрела за выхлоп грузовика.

Питт свернул на узкую пустынную дорогу, вдоль нее располагались ряды заброшенных складов возле территории порта. Затем он остановил автомобиль. Не заглушив двигатель, мужчина подошел к кузову. Вскарабкавшись на стенку кузова, он увидел голову и руки Джесси, торчащие из кучи навоза. Из маленькой раны на ее виске сочилась кровь, а правый глаз отек и стал фиолетовым. От Великова и кубинца остались лишь пустые ямки в навозе, где он их закапывал.

Они пропали.

Питт вытащил Джесси из навоза и вытер ее щеки. Она раскрыла глаза и уставилась на него, а через мгновение медленно повела головой из стороны в сторону.

– Прости, я все испортила.

– Что случилось? – спросил он.

– Водитель очнулся и напал на меня. Я не могла позвать тебя на помощь, потому что боялась, что это вызовет подозрения и нас остановит полиция. Мы боролись с ним за винтовку, и она потерялась где-то в куче навоза возле стены. Потом генерал меня схватил, а водитель начал бить. Я потеряла сознание.

Вдруг она о чем-то вспомнила и лихорадочно оглянулась:

– Где они?

– Наверное, выпрыгнули из грузовика, – ответил Дирк. – Ты помнишь, где или как давно это произошло?

Джесси задумалась.

– Думаю, на въезде в город. Я помню звуки плотного движения машин.

– Получается, меньше двадцати минут назад.

Он помог ей добраться до борта кузова и осторожно опустил на землю.

– Лучше оставить грузовик здесь и взять такси.

– Я никуда не пойду, пока от меня так несет, – сказала она. – И взгляни на себя. Ты нелепо выглядишь.

Питт пожал плечами:

– Ой, брось, меня никто не станет арестовывать за непристойный вид. Шорты-то на мне.

– Мы все равно не сможем взять такси, – раздраженно сказала она. – У нас нет кубинских песо.

– Американская дипломатическая миссия при посольстве Швейцарии позаботится о нас. Ты знаешь, где она находится?

– Эта организация называется Секцией интересов США. В Вашингтоне есть такая же кубинская Секция интересов. Здание расположено на набережной Малекон.

– Тогда до темноты мы будем прятаться. Может быть, нам удастся найти место, где можно будет тебя вымыть. Великов объявит за нами настоящую охоту по городу. Скорее всего, они начнут следить за посольством, так что мы должны подумать, как туда пробраться незаметно. У тебя есть силы, чтобы идти?

– Знаешь что, – болезненно улыбнулась она, – ты уже достал меня с этим вопросом.

Айра Хаген спустился по трапу самолета и вошел в терминал международного аэропорта имени Хосе Марти. Он был готов к хлопотам с таможенниками, но они лишь мельком взглянули на его дипломатический паспорт и провели агента через обычную процедуру таможенного контроля с минимальными формальностями. Когда он вошел в зал выдачи багажа, его окликнул мужчина в полосатом костюме:

– Мистер Хаген?

– Да, это я.

– Том Кларк, начальник Секции интересов США. Дуглас Оутс лично предупредил меня о вашем приезде.

Айра внимательно рассмотрел Кларка. Дипломат был хорошо подтянут в свои тридцать пять или около того, с загорелым лицом, усиками, как у Эррола Флинна, редеющими рыжими волосами, аккуратно зачесанными вперед, чтобы скрыть залысины на лбу, голубыми глазами и кривым носом, который неоднократно был сломан. Он схватил руку Хагена и крепко пожал.

– Не думаю, что вам тут часто приходится приветствовать американцев, – сказал агент.

– Их очень мало с тех пор, как президент Рейган ввел запрет на посещение острова туристам и бизнесменам.

– Я полагаю, вы уже осведомлены о причине моего визита.

– Давайте лучше обсудим это в машине, – сказал Кларк, кивая в сторону неприметной полноватой женщины, сидевшей недалеко от них с маленьким чемоданчиком на коленях.

Хаген издалекараспознал в ней агента со спрятанным диктофоном, записывающим каждое их слово.

Спустя почти час ему наконец выдали чемодан, и они подошли к машине Кларка, седану «Линкольн» с водителем. С неба срывался легкий дождь, но дипломат предусмотрительно взял с собой зонт. Водитель положил чемодан в багажник, и они отправились к посольству Швейцарии, где находилась Секция интересов США.

Хаген уже бывал на Кубе во время медового месяца за несколько лет до революции, и ему показалось, что Гавана с тех пор почти не изменилась. Здания пастельных цветов, окруженные пальмовыми аллеями, хоть и казались поблекшими, но он их такими и запомнил. Поездка вызывала ностальгию. Улицы кишели автомобилями 1950‑х годов, пробуждающими в нем старые воспоминания, – он замечал автомобили марок «Кайзер», «Студебекер», «Пэкард», «Хадсон» и даже один или два «Эдсела». Они терялись среди новых машин «Фиат» из Италии и «Лада» из России.

Город процветал, но в нем не было показной роскоши, как во времена Батисты. Пропали нищие и проститутки, а на смену трущобам пришла суровая невзрачность, всегда бывшая отличительной чертой коммунистических стран. Марксизм – бородавка на заднице человечества, сделал для себя вывод Хаген.

Он повернулся к Кларку:

– Сколько вы проработали дипломатом?

– Нисколько, – ответил тот. – Я из другой конторы.

– ЦРУ?

Мужчина кивнул:

– Если вам угодно.

– А как же ваши слова о Дугласе Оутсе?

– Это для той подслушивающей женщины в аэропорту. О вашей миссии мне сообщил Мартин Броган.

– Что вы думаете о том, где находится взрывное устройство и как его обезвредить?

Кларк мрачно улыбнулся:

– Давайте будем называть его ядерной бомбой. Нет никаких сомнений, что это и есть ядерная бомба малой мощности, которой будет достаточно, чтобы сровнять с землей половину Гаваны и вызвать пожар, который сожжет дотла хлипкие домишки, от центра до пригородов. И нет, мы еще не обнаружили ее. Наша секретная команда из двадцати человек обыскивает доки, те три корабля пока что тоже под вопросом. Еще ничего не прояснилось. С таким же успехом можно попробовать найти иголку в стоге сена. До праздничного парада осталось меньше восемнадцати часов. Нам понадобится целая армия из двух тысяч искателей, чтобы найти бомбу вовремя. И что самое плохое, наша крошечная команда вынуждена вести поиски скрытно от кубинских и русских служб безопасности. Как мне представляется, детонация неизбежна.

– Если бы я только мог связаться с Кастро и передать ему предупреждение президента…

– Фидель ни с кем не станет говорить, – сказал Кларк. – Даже самые приближенные к нему наши люди из кубинского правительства, пятеро из которых занимают должности высшего уровня, не могут с ним связаться. Кажется, ваше задание выглядит еще более безнадежным, чем мое.

– Вы собираетесь эвакуировать своих людей?

Глаза мужчины печально опустились.

– Нет. Мы будем выполнять задание до конца.

Хаген молчал, водитель свернул на набережную Малекон и проехал к зданию бывшего посольства США, теперь официально занятому швейцарским посольством. Два охранника в швейцарской армейской форме распахнули перед ними высокие металлические ворота.

Внезапно такси, движущееся сразу за лимузином, не дожидаясь сигнала, рвануло следом и проехало в ворота, прежде чем пораженные охранники успели среагировать и закрыть их. Из такси выпрыгнули женщина в милицейской форме и мужчина в лохмотьях. Охранники сразу же пришли в себя и подбежали к незнакомцу, тот встретил их в полубоксерской-полудзюдоистской стойке. Они остановились, расстегивая кобуру от пистолетов. Задержки хватило, чтобы женщина успела открыть заднюю дверь «Линкольна» и забраться внутрь.

– Американцы или швейцарцы? – спросила она.

– Американцы, – ответил Кларк, сраженный отвратительным ароматом, наполнившим салон автомобиля. – Что вам нужно?

Но вместо ответа она начала истерично смеяться.

– Боже мой, выглядит так, словно я спрашиваю насчет сыра – американский или швейцарский!

Шофер наконец оправился от потрясения, выпрыгнул из машины и схватил ее за талию.

– Подождите! – вмешался Хаген, увидев синяки на лице женщины. – Что происходит?

– Я из Америки, – выпалила она, приходя в себя. – Меня зовут Джесси Лебарон. Пожалуйста, помогите мне.

– Господи, – пробормотал агент. – Вы случайно не жена Рэймонда Лебарона?

– Да, именно. – Она повернулась к дикой схватке, разворачивающейся перед посольством. – Остановите их. Там Дирк Питт, директор специальных программ НУПИ.

– Я разберусь, – сказал Кларк.

Когда он успел вмешаться, Питт уже положил одного охранника и боролся со вторым. Кубинский таксист яростно прыгал рядом с ними, размахивая руками и требуя заплатить за проезд. В потасовку влезли еще несколько полицейских в штатском. Они внезапно появились со стороны улицы за воротами и принялись требовать, чтобы Питт и Джесси были переданы им. Не обращая внимания на полицейских, Кларк разнял дерущихся и дал денег таксисту. Затем повел Дирка к «Линкольну».

– Как вы здесь оказались, черт возьми? – спросил Хаген. – Президент думал, что вы либо погибли, либо вас арестовали…

– Не сейчас, – прервал их Кларк. – Нам лучше уйти, пока полицейские не забыли о неприкосновенности посольства и не начали звереть.

Он впопыхах затолкал их в дверь и повел по коридору к американской части здания. Питту показали гостевую комнату, где он мог бы принять душ и побриться. Один из сотрудников посольства, походивший на Дирка размерами, одолжил ему свою одежду. Униформу Джесси выкинули в мусор, и она с облегчением выкупалась, чтобы избавиться, наконец, от отвратительного запаха. Врач швейцарского посольства тщательно обследовал ее, потом обработал порезы и ушибы. Он порекомендовал даме хорошо питаться и несколько часов отдохнуть, прежде чем их допросят служащие американской Секции интересов.

Питта сопроводили в небольшой конференц-зал. Когда он вошел, Хаген и Кларк поднялись со своих мест и официально представились. Предложив ему кресло, они расселись поудобнее вокруг тяжелого соснового стола ручной работы.

– У нас нет времени для долгих разговоров, – без предисловий начал Кларк. – Два дня назад мои начальники из Лэнгли сообщили о том, что вы планируете секретную атаку на Кайо-Санта-Мария. Они доверили мне, в случае если операция провалится, устранять последствия здесь, в Гаване. Я не знал об успехе операции, пока мистер Хаген…

– Айра, – поправил его Хаген.

– …пока Айра не показал мне сверхсекретный документ, раздобытый на разрушенной базе острова. Кроме того, агент передал указания Мартина Брогана и просьбу президента разыскать вас и госпожу Лебарон. Мне было приказано немедленно сообщить им, если вас поймают и арестуют.

– Или убьют, – добавил Питт.

– И в таком случае тоже, – признал Кларк.

– Тогда вы знаете, почему мы с Джесси оторвались от группы и направились к Кубе.

– Да. Она должна передать срочное сообщение президента лично Кастро.

Питт расслабился и откинулся в кресле.

– Прекрасно. Значит, я свое дело сделал. Был бы очень вам признателен, если бы вы организовали мне обратный рейс в Вашингтон через несколько дней, а я пока займусь кое-какими личными делами.

Кларк и Хаген переглянулись, словно не хотели встречаться с Питтом взглядами.

– Простите, если мы помешаем вашим планам, – сказал Кларк. – Но у нас на руках чрезвычайная ситуация, а ваш морской опыт может оказаться полезным.

– Вряд ли я принесу вам пользу. Я полностью измотан.

– Можете уделить нам еще пару минут, чтобы мы объяснили вам, с чем мы имеем дело?

– Я слушаю.

Кларк довольно кивнул:

– Отлично. Айра прибыл сюда прямо из кабинета президента. Так что он сможет объяснить ситуацию лучше, чем я.

Он повернулся к Хагену:

– Вам слово.

Агент снял пальто, вытащил платок из заднего кармана и вытер со лба капельки пота.

– В общем, наше положение таково, Дирк. Вы не возражаете, если я буду называть вас Дирк?

– Что вы, это же мое имя.

Хаген отлично разбирался в людях, и тот, кто сидел сейчас перед ним, ему определенно нравился. Питт не был похож на человека, которого легко можно провести. Наоборот, своим видом он внушал доверие. Хаген выложил все карты на стол, рассказав о русском сценарии убийства братьев Кастро и о намерении русских взять Кубу под контроль. Не вдаваясь в подробности, он вкратце объяснил Питту, каким образом ядерную взрывчатку провезли на остров и когда примерно планируется произвести взрыв.

Когда Хаген закончил, Кларк обрисовал план операции по поиску бомбы. У них не оставалось времени, чтобы переправить на Кубу команду высококвалифицированных саперов, учитывая, что сами кубинцы не позволили бы им и шагу ступить в городе. В их расположении было всего двадцать человек и самые примитивные приборы для обнаружения излучения. На Кларке лежала ужасная ответственность за управление поисками, и он без труда объяснил Питту всю тщетность его усилий. Наконец он остановился.

• – Понимаете меня, Дирк?

– Да… – медленно произнес мужчина. – Понимаю. Спасибо.

– У вас есть вопросы?

– Есть несколько, но одно интересует меня сильнее всего. Что случится со всеми нами, если мы не найдем и не обезвредим бомбу?

– Думаю, вы и так знаете ответ, – сказал Кларк.

– Да, но я хочу услышать его от вас.

Человек из ЦРУ в этот момент напоминал лицом скорбящего на похоронах.

– Мы все умрем, – коротко сказал он.

– Вы поможете нам? – спросил Хаген.

Питт посмотрел на Кларка:

– Сколько осталось времени?

– Грубо говоря, шестнадцать часов.

Он поднялся с кресла и начал расхаживать из стороны в сторону, напрягая интуицию, чтобы отсеять лишнюю информацию. Хаген и Кларк около минуты молча наблюдали за ним, затем Дирк произнес:

– Мне нужна карта портового района.

Один из помощников Кларка в мгновение ока принес карту.

Питт разложил ее на столе и внимательно вгляделся.

– Вы сказали, что не можете предупредить кубинцев? – спросил он, изучая расположение доков в бухте.

– Нет, – ответил Хаген. – В их правительстве сплошь и рядом советские агенты. Если мы попытаемся предупредить их, они не поверят нам и только помешают нашей операции.

– А что Кастро?

– У меня задание пробраться к нему и предупредить, – сказал Хаген.

– Значит, всю вину собираются свалить на Соединенные Штаты.

– Советская пропаганда сделает все для этого.

– Можете дать мне карандаш, пожалуйста?

Выполнив его просьбу, Кларк тихо уселся, наблюдая, как американец рисует круг на карте.

– Я думаю, что корабль с бомбой находится в доке на губе Антарес.

Кларк поднял брови в удивлении:

– С чего вы взяли?

– Это самое очевидное место, отсюда можно причинить наибольший ущерб от взрыва. Губа тянется едва ли не до самого сердца города.

– Логично, – согласился собеседник. – Два подозреваемых корабля вошли в док там. Третий находится по ту сторону залива.

– Можете зачитать список прибывающих судов?

Человек из ЦРУ взглянул на страницу документа о прибытии кораблей.

– Два из них принадлежат торговому флоту Советского Союза. Третий ходит под панамской регистрацией и является собственностью корпорации, которой управляют кубинские изгнанники, оппозиционеры Кастро.

– Последний корабль – фальшивка, сфабрикованная КГБ, – сказал Хаген. – Они будут утверждать, что кубинские изгнанники – рука ЦРУ, чтобы объявить нас виновниками катастрофы. И ни одна страна в мире не поверит в нашу непричастность.

– Звучит убедительно, – сказал Кларк. – Вряд ли они стали бы перевозить бомбу на своих кораблях.

– Да, но тогда зачем бесцельно уничтожать оба других судна и их груз? – спросил Питт.

– Признаю, тут что-то не сходится.

– Как называются корабли и что они везут?

Кларк открыл другую страницу документа и зачитал текст:

– «Озеро Зайсан», советское торговое судно, перевозит военные припасы и оборудование. «Озеро Байкал», нефтяной танкер грузоподъемностью двести тысяч тонн. Липовое кубинское судно называется «Эми Бигелоу», сухогруз, на борту у него двадцать пять тысяч тонн нитрата аммония.

Питт, словно загипнотизированный, уставился в потолок.

– Нефтяной танкер – это тот, который пришвартован на другой стороне залива?

– Да, возле завода по переработке нефти.

– Он уже выгружал что-нибудь?

Кларк покачал головой:

– Возле двух грузовых кораблей не было замечено никакой активности, и танкер тоже не разгружен – он по-прежнему сидит в воде по самую ватерлинию.

Дирк снова сел и холодным, жестким взглядом оглядел собеседников.

– Джентльмены, вас обвели вокруг пальца.

Кларк мрачно посмотрел на него:

– Что вы имеете в виду?

– Вы переоценили талант русских играть на публику и недооценили их хитрость, – сказал Питт. – Ни на одном из этих кораблей нет ядерной бомбы. Для того, что они планируют сделать, она им и не нужна.

Генерал-полковник Виктор Колчак, командующий пятнадцатитысячным советским контингентом, расположенным на кубинской земле, и глава всех военных советников, вышел из-за стола и тепло обнял Великова.

– Генерал, вы не представляете, как я рад видеть вас живым.

– Взаимно, генерал-полковник, – сказал Великов, обнимая его в ответ.

– Присаживайтесь, нам нужно многое обсудить. Кто бы ни стоял за уничтожением нашей островной базы, он заплатит сполна. Президент Антонов уверяет, что он просто так это безобразие не оставит.

– Никто не обрадовался бы этому сильнее меня, – сказал Великов. – Но нам срочно нужно кое-что обсудить.

– Что думаете насчет рюмочки водки?

– Обойдусь без спиртного, – резко ответил генерал. – Операция «Ром и кола» должна начаться завтра в десять тридцать утра. Все готово?

Колчак налил себе небольшую рюмку водки.

– Советские чиновники и наши кубинские друзья незаметно покидают город малыми группами. Большая часть моих военных подразделений уже ушли, якобы для того, чтобы провести массовые маневры в сорока милях отсюда. К рассвету все наши сотрудники, оборудование и важные документы будут без лишнего шума эвакуированы.

– Оставьте кого-нибудь здесь, – вскользь вставил Великов.

Колчак поглядел на него сквозь стекло очков без оправы, словно бабушка, услышавшая от внука плохое слово.

– Кого оставить?

Генерал ответил ему насмешливым взглядом.

– Пятьдесят советских гражданских с женами и семьями и две сотни солдат из ваших подразделений.

– Вы понимаете, о чем говорите?

– Безусловно. Мы не сможем обвинить ЦРУ в смерти сотен тысяч людей, если и сами не понесем потери. Русские должны погибнуть вместе с кубинцами. И только тогда мы пожнем все плоды пропаганды, которая поможет нам как следует расчистить дорогу для нового правительства.

– Я не могу позволить себе просто выбросить на ветер жизни двухсот пятидесяти наших соотечественников.

– Почему-то совесть не стала тревожить вашего отца, когда он обезвреживал немецкие минные поля, посылая на них ничего не подозревающих солдат[127].

– Тогда была война.

– Сменился лишь враг, – равнодушно сказал Великов. – Мы находимся в состоянии войны с Соединенными Штатами с 1945 года. Цена людских жизней – ничто, если нам удастся взять под контроль Западное полушарие. Споры бессмысленны. Вы должны выполнить свой долг.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы КГБ читал мне лекции о моем долге перед Родиной, – беззлобно ответил мужчина.

Генерал пожал плечами:

– Каждый из нас занимается своим делом. Вернемся к операции «Ром и кола». После взрыва ваши войска вернутся в город, окажут медицинскую помощь пострадавшим и проведут спасательные операции. Мои люди проследят, чтобы власть перешла в наши руки. Кроме того, я соберу иностранных журналистов, чтобы весь мир увидел отважных советских солдат, помогающих раненым уцелевшим людям.

– Как военный, я должен сказать, что это гнуснейшая операция. Не могу поверить, что товарищ Антонов согласился на такое.

– У него были для этого веские причины, и я, в частности, не ставлю их под сомнение.

Колчак прислонился к краю стола, поникнув плечами.

– Составлю список тех, кто останется в городе.

– Спасибо, генерал-полковник.

– Остальное подготовлено, полагаю?

Великов кивнул.

– Мы с вами будем сопровождать братьев Кастро на парадную трибуну. У меня с собой будет карманный радиопередатчик, он детонирует взрывчатку на первом корабле. Когда Кастро начнет свою длинную, как всегда, речь, мы непринужденно выйдем к поджидающему нас автомобилю. После трго как мы отъедем на безопасное расстояние – у нас будет около получаса, чтобы отдалиться на пятнадцать миль, – я нажму на кнопку передатчика, и произойдет взрыв.

– А как мы объясним наше чудесное спасение? – язвительно спросил Колчак.

– Сначала нас объявят мертвыми или пропавшими. Спустя какое-то время найдут среди раненых.

– И как мы будем ранены?

– Достаточно сильно, чтобы выглядело убедительно. Рваная форма, немного крови и несколько поддельных ран, скрытых под повязками.

– Как два хулигана, нашкодивших в гримерной театра.

– Не самая подходящая метафора.

Генерал-полковник повернулся, с грустью выглянул в окно штаб-квартиры на оживленные улицы Гаваны и вымученно произнес:

– Не могу поверить, что завтра в это же время весь город превратится в дымящиеся развалины, где будут царить страдание и смерть.

Поздним вечером президент сидел за рабочим столом. Снова все путалось, черное было невозможно отличить от белого. Должность главы правительства требовала постоянно идти на риск. Победы над конгрессом были подпорчены их поправками к законопроектам, его внешнюю политику активно критиковали мировые лидеры, пока от первоначальных предложений не оставалась лишь самая малая часть. Теперь он пытался спасти жизнь человеку, который на протяжении тридцати лет считал США врагом номер один. Он задумался, какую важность для человечества будут иметь эти события лет через двести.

В кабинет вошел Дэн Фосетт с большой чашкой кофе и бутербродами.

– Овальный кабинет никогда не спит, – с наигранной бодростью сказал он. – Ваше любимое блюдо – тунец с беконом.

Он поставил тарелку перед президентом и налил кофе.

– Может, я могу вам чем-нибудь помочь?

– Нет, спасибо, Дэн. Только отредактируй мою речь перед завтрашней пресс-конференцией.

– Мне не терпится увидеть лица журналистов, когда вы объявите о существовании лунной колонии, а затем представите Штейнмеца и его людей. Я посмотрел несколько видеороликов, снятых ими во время проведения лунных экспериментов. Потрясающее зрелище.

Глава государства отложил бутерброд в сторону и задумчиво хлебнул кофе.

– Мир сошел с ума.

Фосетт замер, надкусив бутерброд.

– Простите?

– Только подумай, как это будет нелепо. Я собираюсь оповестить мир о величайшем современном достижении человечества, а в то же время Гавана будет стерта с лица земли.

– Были еще какие-нибудь сообщения от Брогана с тех пор, как Питт и Джесси очутились в Секции интересов США?

– За последний час ничего не было. Он тоже не смыкает глаз в своем кабинете.

– Каким же все-таки чудом им удалось выжить?

– Еще и преодолеть двести миль по вражеской территории. Я и сам ума не приложу.

Зазвонил телефон прямой связи с Лэнгли.

– Да.

– На связи Мартин Броган. Из Гаваны сообщают, что ни на одном корабле до сих пор не было замечено никакого радиоактивного излучения.

– Наши люди пробирались на борт кораблей?

– Никак нет. Суда находятся под хорошей охраной. Наши люди лишь проезжали мимо двух кораблей, стоящих в доках. Еще одно судно, нефтяной танкер, пришвартовано в заливе. Они приближались к нему на небольшой лодке.

– Может быть, бомбу уже успели выгрузить и спрятать в городе?

– За кораблями ведется строгая слежка со времени их прибытия в гавань. Груз еще не выгружали.

– Что, если излучение не проникает сквозь стальной корпус кораблей?

– Специалисты из Лос-Анджелеса уверяют меня, что такое возможно. Проблема в том, что наши люди в Гаване не являются профессиональными специалистами по вопросам радиации. К тому же дело усложняется тем, что у них есть только купленные счетчики Гейгера, которые не настолько чувствительны, чтобы уловить радиоизлучение.

– Почему мы не можем отправить туда квалифицированных специалистов с нужными приборами? – удивился президент.

– Одно дело – отправить на Кубу одного человека с дипломатической миссией и небольшим чемоданчиком, я намекаю на вашего друга Хагена, и совсем другое дело – переправить целую команду с пятьюстами фунтами электронного оборудования. Если бы у нас было больше времени, мы бы смогли что-нибудь придумать. С большой долей вероятности защитные системы Кубы засекут наши попытки тайно высадиться на остров на катерах, лодках или парашютах. Лучше всего было бы пробраться туда на корабле, но нужен как минимум месяц подготовки.

– Звучит так, будто у нас какая-то серьезная неизвестная болезнь и никто не знает, как ее вылечить.

– Получается, что так, господин президент, – сказал Броган. – Все, что мы можем, – сидеть и ждать…

– Ну уж нет, я так не могу. Во имя человечества мы должны что-то сделать. Нельзя позволить всем тем людям умереть. – Он сокрушенно замолчал. – Боже, не могу поверить, что русские и вправду взорвут в городе ядерную бомбу. Разве Антонов не понимает, что еще глубже погружает нас в трясину, из которой не выбраться?

– Поверьте, господин президент, наши специалисты смоделировали на компьютерах все возможные варианты. Выхода нет. Мы ничего не добьемся, если по радио попросим кубинцев эвакуироваться из города. Они проигнорируют любое наше предупреждение.

– Есть надежда, что Айра Хаген успеет встретиться с Кастро.

– Вы действительно думаете, что Фидель примет слова агента всерьез? Слабо верится. Он подумает, что это какой-то заговор, чтобы подорвать его авторитет. Прошу прощения, но мы должны подумать в первую очередь о себе и о том, как нам выйти из данной ситуации, потому что саму катастрофу уже никак не предотвратить.

Президент не стал слушать дальше. Его лицо выражало мрачное отчаяние. «В то время как мы создаем на Луне свою колонию, подумал он, – все жители мира по-прежнему продолжают убивать друг друга по глупейшим причинам».

– Завтра утром, перед тем как объявить о лунной колонии, я соберу совещание, – сказал глава государства упавшим голосом. – Мы должны разработать план, чтобы защититься от советских и кубинских обвинений и исправить наше положение, насколько возможно.

Покинуть посольство Швейцарии оказалось делом нехитрым. Двадцать лет назад под посольством был вырыт тоннель. Он проходил на глубине более ста футов под городскими улицами, гораздо ниже всех канализационных систем, где могли рыскать кубинские патрульные в поисках Дирка. Стены тоннеля были гидроизолированными, но все равно что-то просачивалось, так что беззвучные насосы постоянно откачивали воду.

Кларк вместе с Питтом спустился в тоннель по длинной лестнице, затем провел его через проход под двумя городскими кварталами, заканчивавшийся колодцем с вертикальной лестницей. Поднявшись наверх, они оказались в примерочной женского магазина одежды.

Магазин закрылся шесть часов назад, и рольставни на окнах были опущены, надежно скрывая помещение магазина от чужих взглядов. В кладовой сидели трое уставших и изможденных мужчин, которые никак не показали, что знакомы с Кларком.

– Ни к чему называть настоящие имена, – сказал человек из ЦРУ. – Это Мэнни, Мо и Джек.

Мэнни, огромный негр с глубокими морщинами на лице, одетый в старую и выцветшую зеленую футболку и штаны цвета хаки, зажег сигарету и посмотрел на Питта уставшим отрешенным взглядом. Он был похож на того, кто пережил самые страшные тяготы жизни и никогда не тешил себя иллюзиями.

Мо сквозь очки всматривался в русский разговорник. Он походил на ученого – отрешенное выражение лица, непослушные волосы, аккуратная стриженая бородка. Мужчина молча кивнул и чуть улыбнулся.

Джек был типичным латиноамериканцем из фильмов 1930‑х годов – блестящие карие глаза, крепкое телосложение, блестящие белые зубы, пышные усы. Для полноты картины ему не хватало лишь барабана бонго. Он был единственным, кто поздоровался вслух:

– Привет, Томас. Пришел приободрить бойцов?

– Джентльмены, это… м-м-м… Сэм. У него есть новые идеи насчет поисков.

– И ради этого ты вытащил нас из доков? – возмутился Мэнни. – У нас и так мало времени, чтобы тратить его на всякие бредовые теории.

– Ты все так же близок к находке бомбы, как и двадцать четыре часа назад, – терпеливо сказал Кларк. – Так что лучше послушай, что он скажет.

– Да пошел ты! – ответил негр. – Как только мы нашли способ пробраться на борт одного из торговых кораблей, ты останавливаешь нас.

– Можете обыскать хоть каждый дюйм этих судов, полуторатонную ядерную бомбу вы там не найдете, – сказал Питт.

Мэнни повернулся к нему, оглядывая с головы до ног, словно лайнбекер[128], оценивающий лайнбекера другой команды.

– Ладно, умник, и где же спрятана наша бомба?

– Три бомбы, – поправил его Дирк. – И ни одна из них не ядерная.

В комнате повисла тишина. Все, кроме Кларка, с недоверием смотрели на него.

Питт вытащил из-под рубашки карту и развернул ее. Он позаимствовал у манекена несколько булавок и приколол ими карту к стене. Кажущееся равнодушие агентов ЦРУ его не смущало. Он знал, что на самом деле они наблюдательны, осторожны и рассудительны. Он не сомневался в их навыках и в том, что в них есть упорство людей, не принимающих поражения.

– «Эми Бигелоу» – первое звено в цепи уничтожения. Ее груз – двадцать пять тысяч тонн нитрата аммония…

– Это просто азотное удобрение, – перебил Мэнни.

– …которое также является химическим веществом с высокой летучестью, – продолжил американец. – Если такое количество нитрата аммония взорвется, сила взрыва будет намного больше, чем у тех бомб, что упали на Хиросиму и Нагасаки. Их сбрасывали с воздуха, и большая часть разрушительной силы рассеялась в атмосфере. Когда «Эми Бигелоу» взорвется на уровне земли, взрывная волна пронесется по Гаване ураганом кипящей лавы. «Озеро Зайсан», в декларации которого указано, что корабль везет военные припасы, скорее всего, забит боеприпасами по самую ватерлинию. Когда ударная волна от взрыва на «Эми Бигелоу» зацепит корабль, боеприпасы сдетонируют и сыграют свою роль в разрушительном кошмаре. Далее, вдобавок к всеобщей разрухе, воспламенится нефть на корабле «Озеро Байкал». А если огонь перекинется на резервуары с горючим, нефтеперерабатывающие и химические заводы и фабрики с любыми летучими веществами, то пожар может бушевать несколько дней.

По лицам агентов невозможно было понять их реакцию на рассказ Питта. Но на самом деле они были ошеломлены немыслимым ужасом преисподней, ждущей их, если все это окажется правдой.

Мо посмотрел на Кларка:

– А с ним не поспоришь.

– Согласен. В Лэнгли неправильно расшифровали намерение Советского Союза. Можно достигнуть того же самого результата, и не прибегая к ядерному террору.

Мэнни встал и сжал плечи Питта громадными каменными руками:

– Парень, я тебя недооценил. Ты действительно разбираешься в этом дерьме.

Джек впервые открыл рот:

– Невозможно успеть разгрузить корабли до начала завтрашнего праздника.

– Но их можно переместить, – подсказал Дирк.

Негр на мгновение задумался.

– Торговые суда мы успеем убрать из гавани, но я уверен, что у нас не получится даже сдвинуть танкер с места. Даже если бы у нас был буксир, нам бы удалось лишь развернуть танкер к каналу.

– Каждая лишняя миля между кораблями и гаванью может спасти сотни тысяч жизней, – сказал Питт.

– И даст нам дополнительное время, чтобы найти подрывника, – добавил Мо.

– Будет намного лучше, если мы найдем его до того, как оттащим корабли в открытое море.

– Но если нет, – мрачно пробормотал Мэнни, – то мы все идем на самоубийство.

– В таком случае твоей жене не придется тратить деньги на похороны, – саркастически улыбнулся Джек. – Потому что хоронить будет нечего.

Мо с сомнением поглядел на остальных:

– У нас не хватает людей.

– Сколько корабельных механиков вы можете подключить? – спросил Питт.

Мо окинул комнату взглядом.

– Мэнни когда-то был старшим механиком.

Он обратился к нему:

– Кого ты еще можешь назвать?

– Энрико мог бы совладать с машинным отделением. И Гектор, когда трезвый.

– Уже трое, – сказал Питт. – Что с матросами?

– Пятнадцать человек, не считая Мо и Джека. С ними семнадцать, – ответил Кларк.

– Всего двадцать, и я двадцать первый, – подытожил Дирк. – Лоцманы есть?

– Все эти ублюдки под колпаком у Кастро, – фыркнул Мэнни. – Придется управлять кораблями своими силами.

– Постойте-ка минутку, – вмешался Мо. – Даже если мы пройдем через охранников, присматривающих за доками, нам нужно думать, что делать с экипажем кораблей.

Питт повернулся к Кларку:

– Если ваши люди устранят охранников, я беру на себя экипаж.

– Я лично поведу нашу боевую группу, – ответил Кларк. – Но мне просто интересно, как вы собираетесь выполнить свою часть плана.

– Уже все сделано, – широко улыбнулся Питт. – Корабли пусты. Могу поспорить, что экипаж незаметно эвакуировался в безопасное место, где их не зацепит взрыв.

– Думаю, Советы постарались бы сохранить жизни своих людей, – сказал Мо. – Но я уверен, что на иностранный экипаж «Эми Бигелоу» им наплевать.

– Конечно, но, с другой стороны, они не стали бы рисковать. Вдруг какой-нибудь любопытный член экипажа наткнется на детонирующее устройство.

Джек ненадолго задумался, потом сказал:

– Оказывается, все просто, как дважды два. Парень отлично соображает.

Теперь Мэнни смотрел на Питта с уважением:

– Ты из нашего агентства?

– Нет, я работаю в НУПИ.

– Вот дела, меня обставил любитель, – вздохнул негр. – Кажется, пора на пенсию.

– Как ты считаешь, сколько человек стоит на охране кораблей? – спросил Кларк.

Мэнни вынул из кармана грязный платок и, прежде чем ответить, громко высморкался.

– Возле «Бигелоу» крутится около десятка человек. Столько же возле «Зайсана». Рядом с нефтяным танкером пришвартован небольшой патрульный катер. Думаю, на нем может быть не более шести-семи.

Кларк начал расхаживать по комнате из стороны в сторону.

– Тогда поступим так. Собирайте людей. Моя команда устранит охранников и будет прикрывать операцию. Мэнни, ты с парнями уводишь «Эми Бигелоу». Мо, на тебе «Озеро Зайсан». Джек, буксир – это по твоей части. Главное, чтобы никто не поднял тревогу во время операции. Осталось шесть часов до захода солнца. Не будем терять ни минуты. – Он остановился и осмотрелся. – Вопросы есть?

Мо поднял руку:

– После того как мы переместим корабли в открытое море, что делать дальше?

– Найди на корабле моторный катер, прыгай в него и, пока не рвануло, убирайся оттуда так быстро и далеко, как только сможешь.

Все молчали. Каждый понимал, что шансы выжить практически равны нулю.

– Я хотел бы пойти с Мэнни, – сказал Питт. – Я неплохо справляюсь со штурвалом.

Негр поднялся на ноги и так хлопнул Дирка по спине, что у того на секунду сбилось дыхание.

– Мне бы у тебя учиться и учиться.

Питт серьезно взглянул на него:

– Будем надеяться, что мы проживем достаточно, чтобы ты преуспел в этом.

«Эми Бигелоу» была пришвартована у длинного причала, недавно построенного советскими инженерами. В нескольких сотнях ярдов от нее, по другую сторону канала, виднелся кремовый корпус темного и пустынного корабля «Озеро Зайсан». Огни города блестели на черной воде гавани. С гор спустились облака, прошли над городом и уползли в море.

С бульвара Десампарадос свернул русский автомобиль, сопровождаемый двумя тяжелыми военными грузовиками. Конвой медленно проехал по территории порта и остановился возле трапа «Эми Бигелоу». Из караульной будки показался часовой и осторожно подошел к машине.

– У вас есть разрешение на въезд? – спросил он.

Кларк, одетый в униформу кубинского полковника, высокомерно посмотрел на часового.

– Позови начальника караула, – резко приказал он. – И впредь говори «сэр», когда обращаешься к офицеру.

Увидев знак отличия на военной форме Кларка под желтоватым натриевым фонарем набережной, часовой выпрямился по стойке «смирно» и отдал честь:

– Так точно, сэр. Я позвоню ему.

Он прибежал назад в караульную и схватил рацию. Кларк беспокойно заерзал на сиденье. Важно было, чтобы хитрость сработала, иначе весь план мог полететь в тартарары. Если начнется перестрелка, сигнал тревоги поднимет на ноги все военные гарнизоны города. Кроме того, русские могли бы почувствовать, что их загнали в угол, и произвести взрыв раньше намеченного.

Из двери соседнего склада вышел капитан, на мгновение остановился, чтобы рассмотреть машины, затем подошел к первому автомобилю со стороны пассажирского сиденья и обратился к Кларку:

– Капитан Роберто Аррас, – представился он, отдавая честь. – Чем могу помочь, сэр?

– Полковник Эрнесто Перес, – ответил Кларк. – Мне приказано сменить вас и ваших людей на посту.

Аррас выглядел озадаченным.

– У меня приказ охранять корабли до завтрашнего полудня.

– Обстоятельства изменились, – отрезал Кларк. – Собирайте ваших солдат и возвращайтесь в казармы.

– Если вы не возражаете, полковник, я должен позвонить моему командиру и услышать от него подтверждение.

– А он, в свою очередь, должен будет позвонить генералу Мелене, а тот уже спит. – Фальшивый полковник холодно уставился на него, прищурив глаза. – Доклад о вашем неповиновении вряд ли поможет вам получить звание майора.

– Да будет вам, сэр, я же не отказываюсь повиноваться старшим по званию.

– Тогда советую вам не забывать, что и я тоже старше вас по званию.

– Так точно, полковник. Я… я не забываю. – Он отступил. – Сейчас соберу солдат.

– Выполняйте.

Спустя десять минут двадцать четыре солдата Арраса выстроились в линию и приготовились к отъезду. Кубинцы охотно выполняли смену караула. Каждый из них обрадовался такой новости и с нетерпением ждал возвращения в казармы для ночного сна. Казалось, что капитан не обратил внимания на то, что люди полковника старались держаться в тени грузовиков.

– Это все ваши солдаты? – спросил Кларк.

– Да, сэр. Я пересчитывал.

– А те, которые стоят возле следующего корабля?

– Прошу прощения, полковник. Я оставил часовых на трапе, пока ваши солдаты не займут позиции. Когда будем уезжать, мы их подберем.

– Хорошо, капитан. Задний грузовик пуст. Приказывайте солдатам забираться в него. Сами берите мою машину. Позже я пришлю в ваш штаб помощника, он заберет ее.

– Спасибо за услугу, сэр.

Во время разговора Кларк не убирал руку с крошечного пистолета 25‑го калибра с глушителем, засунутого в карман брюк, но вытаскивать его не пришлось. Кубинцы уже перелезали через борт грузовика под руководством сержанта. Фальшивый полковник уступил сиденье Аррасу и непринужденно зашагал к грузовику, где сидели Питт и кубинские моряки.

Автомобили развернулись и уехали, но вдруг на территорию порта мимо них свернула еще одна военная машина с русским офицером. Он высунулся из окна заднего сиденья и подозрительно нахмурился:

– Что здесь происходит?

Кларк медленно подошел к машине и обогнул ее спереди, убедившись, что внутри находятся только офицер и его водитель.

– Смена караула.

– Я не слышал о таком приказе.

– Приказ отдавал лично генерал Великов, – сказал мужчина, останавливаясь в двух футах от задней двери. Теперь он видел, что русский тоже был полковником.

– Я только что прибыл из штаба генерала для проверки несения службы. Он мне ничего не говорил о смене караула. – Полковник потянулся к ручке двери, намереваясь выйти из машины. – Здесь какая-то ошибка.

– Нет никакой ошибки, – сказал Кларк.

Он прижал дверь коленом и внезапно выстрелил полковнику между глаз. Затем хладнокровно выпустил две пули в затылок водителю.

Несколько минут спустя машина подкатилась к спуску между причалами и исчезла в черной воде.

Мэнни пошел впереди, ведя за собой Питта и четверых кубинских моряков торгового флота. Пробежав по трапу на верхнюю палубу «Эми Бигелоу», они разделились. Дирк поднялся по лестнице на среднюю палубу, остальные направились вниз по трапу в машинное отделение. В рулевой рубке было темно, и Питт не стал включать свет. За следующие полчаса он ознакомился с электронным оборудованием управления кораблем и системой связи, подсвечивая себе фонариком и запоминая расположение всех рычагов и переключателей.

Он поднял трубку корабельного телефона и позвонил в машинное отделение. Прошла целая минута, прежде чем Мэнни ответил:

– Что тебе надо, черт возьми?

– Просто проверяю, – сказал Питт. – Я готов, жду вас.

– Тебе придется долго ждать, мистер.

Прежде чем собеседник ответил ему, в рубку вошел Кларк.

– Ты говоришь с Мэнни? – спросил он. – Скажи, пусть немедленно поднимается сюда.

Питт передал ему неожиданную команду Кларка и тут же был послан по известному адресу, затем связь прекратилась.

Через минуту негр, пропахший потом и маслом, ворвался в дверь рубки.

– Говори быстрее, – бросил он Кларку. – У меня проблема.

– У Мо кое-что похуже.

– Я уже знаю. Не может запустить двигатели.

– Твои хоть запускаются?

– А с чего бы им не запускаться?

– Советский экипаж кувалдами отбил все вентили на «Озере Зайсан», – напряженно сказал Кларк. – Мо говорит, что на ремонт уйдет не меньше двух недель.

– Придется Джеку отбуксировать в море и его, – решительно сказал Питт.

Мэнни плюнул через двери рубки.

– Тогда он точно не успеет оттащить танкер. Русские не слепые. Они просекут наш план, как только взойдет солнце.

Кларк медленно кивнул в знак согласия.

– Боюсь, что он прав.

– Что ты предлагаешь? – спросил Питт у напарника.

– Если бы на этой посудине были дизельные двигатели, я бы запустил их за два часа. Но вместо этого у нее паровые турбины.

– Сколько времени тебе понадобится?

Мэнни опустил взгляд в пол палубы, проворачивая в уме длинные и сложные подсчеты.

– Мы начинаем работу с мертвой точки. Для начала запустим аварийный дизельный генератор и разожжем горелки в котлах, чтобы подогреть топливо. Нужно очистить трубопроводы от конденсата, разжечь котлы и запустить вспомогательный двигатель. Затем придется подождать, пока давление пара станет достаточно сильным, чтобы можно было включить турбины. Это займет в лучшем случае четыре часа… если все будет в порядке.

– Четыре часа? – ошеломленно переспросил Кларк.

– Тогда мы не успеем убрать «Эми Бигелоу» из Гавани до рассвета, – сказал Питт.

– Все безнадежно, – с усталой уверенностью в голосе сказал начальник Секции интересов США.

– Нет, не безнадежно, – твердо сказал Дирк. – Если мы вытащим из гавани хотя бы один корабль, жертв будет на треть меньше.

– И мы все погибнем, – добавил Кларк. – Нам оттуда не выбраться. Два часа назад я расценивал наши шансы выжить как пятьдесят на пятьдесят. Но теперь, когда твой старый знакомый Великов заметит пар от одного из этих кораблей, уходящий за горизонт, я так не думаю. И не будем забывать, что на дне залива отдыхает советский полковник, рано или поздно его хватятся, и весь полк придет сюда его искать.

– И еще тот начальник караула, – сказал Мэнни. – Он быстро поумнеет, когда получит втык за самовольный уход с поста без надлежащего приказа.

Снаружи понемногу усиливался гул тяжелых дизельных двигателей, затем послышались три приглушенных сигнала судового колокола.

Питт выглянул в окно ходового мостика.

– Приближается Джек на буксире.

Он развернулся и посмотрел на огни города. Они напомнили ему огромную шкатулку с драгоценностями. Дирк задумался о детях, которые отправились в кровати, с нетерпением ожидая завтрашнего праздника. Он думал о том, сколько из них могут больше не проснуться.

– Надежда все еще есть, – наконец сказал он. Затем кратко изложил свои мысли о том, как сделать разрушения минимальными и спасти большую часть Гаваны. Закончив, Дирк перевел взгляд с негра на Кларка. – Ну, как по-вашему, это осуществимо?

– Осуществимо? – оцепенел начальник. – Чтобы я с тремя парнями сдерживал половину кубинской армии в течение трех часов? Это все равно что подписать себе смертный приговор.

– Мэнни?

Негр не сводил глаз с Питта, пытаясь разглядеть что-нибудь на его обветренном лице, едва различимом в свете тусклых фонарей пристани. Зачем американец рискует жизнью ради людей, готовых пристрелить его без предупреждения? Он знал, что никогда не найдет ответ на этот вопрос в темной рулевой рубке «Эми Бигелоу», поэтому просто пожал плечами, заканчивая разговор.

– Мы теряем время, – сказал он, затем развернулся и направился обратно в машинное отделение судна.

У главных ворот охотничьего домика Кастро на холмах к юго-востоку от города остановился длинный черный лимузин. На переднем бампере развевались два флага: один Советского Союза, а другой свидетельствовал о том, что в машине находится военный офицер высшего ранга.

Дом для посетителей за окруженным забором поместьем являлся штаб-квартирой для элитных телохранителей Кастро. К машине медленно подошел мужчина в шитой на заказ униформе без знаков отличия. Он посмотрел на затемненный силуэт массивного советского офицера, сидевшего на заднем сиденье, и проверил документы, протянутые в окно.

– Генерал-полковник Колчак, вам не обязательно представляться мне. – Плавным движением руки он отдал честь. – Хуан Фернандес, начальник службы безопасности Фиделя.

– Вы когда-нибудь спите?

– Я сова, – сказал Фернандес. – Что вас привело сюда в такой час?

– Непредвиденные обстоятельства.

Мужчина подождал дальнейших объяснений, но их не последовало. Он почувствовал неловкость. Хуан понимал, что советского военного высшего ранга может поднять на ноги в три тридцать утра лишь действительно критическая ситуация. Поэтомуне знал, как ему поступить.

– Мне очень жаль, сэр, но Фидель отдал строгий приказ никому не беспокоить его.

– Я уважаю пожелания президента Кастро. Тем не менее я должен поговорить с Раулем. Пожалуйста, передайте ему, что я прибыл сюда в срочном порядке, чтобы поговорить с ним лицом к лицу.

Фернандес на мгновение обдумал его слова и затем кивнул:

– Я позвоню его помощнику и передам, что вы ждете.

– Спасибо.

Начальник службы безопасности махнул рукой человеку в доме для посетителей, и ворота автоматически открылись. Лимузин проехал около двух миль по извилистой дорожке между холмов. Наконец автомобиль подъехал к большой вилле, отделанной в испанском стиле, возвышающейся над темными холмами, усеянными далекими огоньками.

Водитель вышел из машины и подошел к двери заднего сиденья. Под ногами хрустел гравий. Не открывая двери, он простоял рядом с машиной около пяти минут, непринужденно разглядывая охранников, патрулирующих территорию. Наконец начальник штаба Рауля Кастро вышел из дома, зевая во весь рот.

– Генерал-полковник, какая приятная неожиданность, – без особого энтузиазма произнес он. – Пожалуйста, входите. Рауль подойдет к вам.

Советский офицер молча вытащил свое грузное тело из машины и прошел вслед за помощником по широкой террасе в вестибюль домика. Он вытер лицо платком и высморкался. Водитель шел за ними, отставая на несколько шагов. Помощник Кастро отошел в сторону и указал рукой в сторону зала трофеев:

– Располагайтесь поудобнее. Я принесу кофе.

Оставшись в одиночестве, двое мужчин молча стояли спиной к открытой двери и разглядывали кабаньи головы на стенах и десятки чучел разных птиц, расставленных по всей комнате.

Вскоре в зал вошел Рауль Кастро в пижаме и богато украшенном шелковом халате. Когда гости повернулись к нему, он замер на полпути, от неожиданности и удивления сдвинув брови.

– Кто вы такие, черт побери?

– Меня зовут Айра Хаген, и я пришел передать вам важнейшее сообщение от президента Соединенных Штатов.

Агент замолк и кивнул водителю, тот снял фуражку, и длинные волосы рассыпались по плечам.

– Прошу разрешения представить вам госпожу Джесси Лебарон. Она пережила суровые испытания, чтобы доставить вам личный ответ президента по предложению вашего брата касательно американско-кубинского договора о дружбе.

На мгновение в комнате повисла такая мертвая тишина, что Хаген мог расслышать тиканье старинных напольных часов у дальней стены. Рауль перевел темные глаза с Хагена на Джесси и принялся внимательно разглядывать ее.

– Джесси Лебарон мертва, – потрясенно сказал он тихим голосом.

– Я выжила после крушения дирижабля и пыток генерала Петра Великова. – Ее голос звучал спокойно и твердо. – У нас с собой есть задокументированное доказательство того, что он намерен убить вас и Фиделя завтра утром во время празднования Дня знаний.

Прямота ее слов и уверенный тон произвели на Рауля впечатление.

Кастро немного призадумался, затем кивнул:

– Я разбужу брата, чтобы он выслушал вас.

Великов наблюдал, как картотеку из его кабинета заталкивают на ручную тележку и спускают вниз на лифте в огнестойкий подвал советского посольства. В захламленную комнату вошел второй по старшинству после Великова офицер КГБ, сбросил с кресла стопку документов и уселся.

– Жалко будет сжигать все бумаги, – устало сказал он.

– Потом из пепла восстанет новое здание, лучше прежнего, – хитро улыбаясь, сказал Великов. – Это будет великодушным подарком от кубинского правительства.

Зазвонил телефон, и генерал незамедлительно ответил:

– Что там?

Из трубки донесся голос секретаря:

– Майор Борщев хочет поговорить с вами.

– Соедините.

– Генерал?

– Да, Борщев, в чем дело?

– Капитан береговой охраны самовольно оставил свой пост и вместе с солдатами вернулся на базу за пределами города.

– Они что, оставили корабли без охраны?

– Ну… не совсем.

– Так они покинули пост или нет?

– Он утверждает, что ему было приказано передать охрану постов другому подразделению под командованием полковника Эрнесто Переса.

– Я не отдавал такого приказа.

– Я в курсе, генерал. Если бы вы отдали такой приказ, я бы, безусловно, об этом знал.

– Кто такой Перес и из какой он воинской части?

– Мои сотрудники пробили его по всем базам данных кубинских военных. Такого офицера не существует.

– Я лично послал полковника Микояна проверить посты возле кораблей. Свяжитесь с ним и спросите, что за безобразие там происходит.

– Я уже полчаса как пытаюсь связаться с ним, – сказал майор. – Он не отвечает.

Зазвонил телефонный аппарат другой линии, и Великов поставил Борщева на удержание.

– Кто на линии? – рявкнул он.

– Хуан Фернандес. Хочу сообщить, что генерал-полковник Колчак только что прибыл на встречу с Раулем Кастро.

– Не может быть!

– Я лично пропустил его через ворота.

Новый поворот событий еще сильнее ошеломил Великова. Его лицо перекосилось от гнева, дыхание стало вырываться с громким шипением. За последние тридцать шесть часов ему удалось поспать всего часа четыре, поэтому мозг начало заволакивать туманом.

– Вы еще здесь, генерал? – тревожно прервал тишину Фернандес.

– Да, да. Слушайте меня. Пойдите к дому и выясните, что делают Кастро и Колчак. Подслушайте их разговор и через два часа доложите мне.

Не дожидаясь ответа, он переключился на другую линию:

– Майор Борщев, поднимайте подразделение и отправляйтесь к докам. Лично поведите солдат. Проверьте, что это за Перес и кто его люди, затем доложите мне, как только что-то выяснится.

Затем Великов позвонил секретарше:

– Соедините меня со штабом генерал-полковника Колчака.

Его заместитель, выпрямившись в кресле, с любопытством наблюдал за ним. Он никогда не видел, чтобы генерал так нервничал.

– Что-то не так?

– Пока не знаю, – пробормотал мужчина.

Вдруг из трубки послышался знакомый голос Колчака:

– Как идут дела у ГРУ и КГБ?

Звонящий остолбенел на несколько мгновений, затем спросил:

– Где вы?

– Где я? – переспросил генерал-полковник. – В своем штабе. Как и вы, перебираю секретные документы и перемещаю оборудование. А вы думали, где я?

– Мне только что доложили, что вы приехали к охотничьему поместью Кастро на встречу с Раулем.

– К сожалению, я еще не научился присутствовать в двух местах одновременно, – невозмутимо сказал Колчак. – По-моему, вашим агентам начинают чудиться призраки.

– Самое странное, что сообщение пришло из надежного источника.

– Операции «Ром и кола» что-нибудь угрожает?

– Нет, все идет по плану.

– Отлично. Значит, полагаю, все пройдет гладко.

– Да, – старательно подавляя внезапный приступ страха и неуверенности, солгал Великов. – Ситуация под контролем.

Буксир «Писто» назывался так в честь испанского блюда из тушеного красного перца, цукини и помидоров. Красные полосы ржавчины на обшивке бортов и зеленоватые наплывы медянки на давно не чищенных латунных деталях делали название особенно уместным. Тем не менее, несмотря на запущенный внешний вид судна, большой дизельный двигатель мощностью в три тысячи лошадиных сил, вибрирующий внутри, был чистым и блестящим, как отполированная бронзовая скульптура.

Вцепившись руками в большое рулевое колесо из тикового дерева, Джек всматривался в гигантский корпус корабля, маячившего в темноте за запотевшим окном. Корабль казался таким же зловещим и мрачным, как и два других груженных смертью судна, пришвартованные в доках. Ходовые огни были выключены, и только патрульный катер, огибавший корпус танкера длиной тысяча сто футов и его стошестидесятифутовый нос, предупреждал остальные суда, чтобы держались отсюда подальше.

Капитан остановил «Писто» рядом с танкером «Озеро Байкал» и осторожно приблизился к тросу кормового якоря. На патрульном катере сразу же заметили странные маневры и подплыли к буксиру. Трое мужчин спрыгнули с мостика и подбежали к установленному на носу катера пулемету. Джек позвонил в машинное отделение, чтобы передать команду «Стоп машина!», что на самом деле было сделано напоказ, потому что волна под носом буксира уже превратилась в мелкую рябь.

Молодой лейтенант с бородкой высунулся из рулевой рубки патрульного катера и произнес в громкоговоритель:

– Вы находитесь в зоне с ограниченным доступом. Вам запрещено здесь находиться. Немедленно убирайтесь!

Джек сложил руки рупором и прокричал:

– У меня сели генераторы, а дизель сдох. Можете отбуксировать меня?

Мужчина раздраженно покачал головой:

– Это военное судно. Мы не можем вас отбуксировать.

– Могу я подняться к вам на борт и позвонить своему начальнику? Он пришлет буксир.

– А что не так с аварийным источником питания?

– Он не работает, – беспомощно пожал плечами Джек. – Его уже никак не отремонтировать. Я жду своей очереди.

Два судна сошлись так близко, что почти соприкасались бортами. Лейтенант отложил громкоговоритель и сиплым голосом ответил:

– Я не могу вам этого позволить.

– Тогда мне придется простоять здесь до утра, – раздраженно ответил Джек.

Собеседник сердито махнул рукой и сдался:

– Ладно, поднимайтесь на борт и звоните.

Джек спустился по лестнице на палубу и перепрыгнул через четырехфутовый зазор между суднами. С ленивым безразличием осмотревшись по сторонам, он отметил про себя трех расслабленных матросов у пулемета, покуривающего сигарету помощника возле руля катера и уставшего лейтенанта. Он знал, что на катере должен быть еще один матрос – судовой механик.

Лейтенант подошел к нему:

– Поторопитесь. Вы мешаете военной операции.

– Простите, – мягко сказал Джек, – но я же не виноват в проблеме с судном.

Он подался вперед, будто хотел пожать руку лейтенанту, и внезапно выпустил в его сердце две пули из бесшумного пистолета. Затем спокойно расстрелял рулевого.

Трое матросов возле пулемета судорожно изогнулись и упали на палубу, пронзенные стрелами, выпущенными экипажем Джека из арбалета, а инженер даже не успел почувствовать боль от пули, впившейся ему в голову. Он упал на дизельный двигатель катера, безжизненно раскинув руки, сжав в них тряпку и гаечный ключ.

Джек вместе со своими людьми оттащил тела вниз и спешно вытащил все пробки из спускных отверстий и забортные клапаны. Затем они вернулись на буксир, не обращая внимания на тонущий патрульный катер, который ушел в темноту вместе с приливом.

Трапа на танкере не оказалось, поэтому пришлось перебросить через перила пару шлюпочных якорей. Джек и двое его матросов вскарабкались через борт и затем достали переносной ацетиленовый генератор и сварочный резак.

Спустя сорок пять минут якорные цепи были перерезаны, и маленький «Писто», словно муравей, пытающийся сдвинуть слона, уткнул тяжелый тросовый кранец в огромную корму «Озера Байкал». Дюйм за дюймом, на первый взгляд почти незаметно, затем ярд за ярдом буксир начал выталкивать танкер к середине залива, подальше от нефтеперерабатывающего завода.

Питт смотрел на лениво отдаляющийся силуэт танкера «Озеро Байкал» через ночной бинокль. К счастью, отлив сыграл им на руку, унося гигантское судно подальше от сердца города.

Он перерыл все трюмы в поисках чего-нибудь похожего на детонирующее устройство, но удалось найти лишь дыхательный аппарат. В итоге мужчина сделал вывод, что детонатор должен находиться где-то под мешками нитрата аммония в одном из средних грузовых трюмов. Спустя почти два часа он поднялся на верхнюю палубу и облегченно вдохнул прохладный морской ветерок.

Когда на его часах было 4.30, «Писто» повернул назад к докам. Буксир подплыл прямо к судну с боеприпасами. Джек подошел к нему задним ходом, чтобы люди Мо схватились за буксировочный трос, закрепленный на большом брашпиле на корме буксира, и наскоро обмотали им кнехты корабля «Озеро Зайсан». Моряки отдали швартовые, но как только «Писто» приготовился буксировать корабль, на пристань с ревом выехал военный конвой из четырех грузовиков.

Питт бросился вниз по трапу и сломя голову побежал к докам. Остановившись напротив кормы, он спрятался за подъемным краном. Затем сорвал толстый, пропитанный маслом трос со швартовной тумбы и сбросил в воду. Времени, чтобы отдать концы, уже не оставалось. Из грузовиков повыпрыгивали вооруженные до зубов солдаты и принялись разбиваться на группы. Дирк помчался по трапу назад и запустил электрическую лебедку, с ее помощью они втащили трап на палубу, чтобы предотвратить нападение с пристани.

Питт схватил трубку и позвонил в машинное отделение.

– Мэнни, они здесь, – коротко сказал он.

– Воздух уже разрежен, и я достаточно растопил котел, чтобы сдвинуть корабль с места.

– Отличная работа, дружище. Ты смог сделать это на полтора часа раньше, чем мы думали.

– Тогда самое время сваливать отсюда.

Питт подскочил к машинному телеграфу и переключил рукоятку в положение «Приготовить машину». Потом развернул штурвал, чтобы корма отошла от пристани, и затем переключил рукоятку в положение «Самый малый назад».

Мэнни переключил режим, и Дирк почувствовал тихую вибрацию двигателя под ногами.

Внезапно Кларк с тревогой начал осознавать, что вражеские солдаты значительно превосходили числом его маленькую группку людей и теперь любой путь к побегу оказался отрезан. Кроме того, он стал понимать, что им придется иметь дело не против обычных кубинских солдат, а против элитных военных подразделений советской пехоты. В лучшем случае им удастся выиграть всего несколько минут, но и этого времени может хватить, чтобы корабли успели уйти подальше от доков.

Он пошарил рукой в холщовой сумке за поясом и достал гранату. Выступив из тени, он зашвырнул ее в грузовик, стоявший позади других. Прозвучал глухой взрыв, затем полыхнула яркая вспышка пламени от разорвавшегося топливного бака. Грузовик словно разорвался изнутри, и солдаты разлетелись по доку, как горящие кегли.

Начальник Секции интересов США пробежал мимо ошеломленных и испуганных русских, перепрыгивая через кричащих раненых, которые катались по земле, отчаянно пытаясь потушить огонь, пожирающий одежды. Через мгновение прогремели взрывы после еще трех точных бросков в остальные грузовики, эхом отражаясь по всему заливу.

Над крышами складов взвились новые языки пламени и клубы дыма. Пехотинцы, не задумываясь, бросали автомобили и старались спастись из этого ада. Но некоторые все же решались ответить и начали стрелять в темноту во все, что им смутно напоминало человеческий силуэт. Звуки канонады смешивались со звоном бьющегося стекла на окнах складов.

Маленькая группка Кларка из шести бойцов не спешила открывать огонь. Пули, выпущенные в их сторону, прошли высоко над головами. Пока они выжидали, Кларк смешался с беснующимися солдатами, которые совершенно не ожидали увидеть человека в униформе кубинского офицера, и начал на чистом русском материть всех вокруг и призывать пехотинцев оцепить причал.

– Строиться! Строиться! – разгоряченно кричал он. – Они уходят. Живей, придурки, предатели сейчас сбегут!

Внезапно он лицом к лицу столкнулся с Борщевым. Советский майор удивленно поднял брови, Кларк моментально схватил его за руку и сбросил с причала в воду. К счастью, из-за всеобщей паники падения никто не заметил.

– За мной! – закричал он и побежал к доку, окруженному двумя складами. Поодиночке и группами по четыре или пять человек советские пехотинцы двинулись за ним. Пригнувшись и грамотно, зигзагами, передвигаясь по пристани, они все дальше уходили от пылающих языков пламени.

Казалось, что они смогли оправиться от шока и были полны решимости отомстить невидимому врагу. Но они не догадывались, что, сбежав от одного кошмара, тут же попадут в другой. Никто даже не подумал усомниться в приказах Кларка. Не слыша возражений от своего командира, сержанты приказали солдатам следовать за офицером в кубинской форме, который, судя по всему, собирался повести их в атаку.

Когда пехотинцы бросились в проулок между складами, Кларк рухнул на землю, будто его зацепило пулей. На самом деле это был знак людям Кларка открывать огонь. Пули полетели в русских пехотинцев со всех сторон. Многие из них получили ранения в ноги. Попасть в их силуэты на фоне горящих грузовиков было не сложно. Те, кому повезло выжить после первых шквальных выстрелов, открыли огонь в ответ. Стоял оглушительный стрекот автоматных очередей, пули с глухим стуком врезались в деревянные стены и человеческую плоть либо летели дальше и рикошетили, разрезая ночь визгами.

Начальник Секции интересов США попытался рывком перекатиться за упаковочный ящик и спрятаться за ним, но в бедро врезалась пуля, затем еще одна зацепила оба запястья.

Разбитые, но сражающиеся до конца, советские пехотинцы начали отступать. Они тщетно попытались покинуть территорию порта и укрыться за бетонной стеной на главном бульваре, но двое бойцов Кларка шквальным огнем перекрыли дорогу.

Он сам лежал за ящиком, из простреленных рук сочилась кровь, мужчина чувствовал, как жизнь выходит из него, но не мог ничего поделать. Его руки свисали, как сломанные сучья деревьев, он не чувствовал своих пальцев. Когда черная пелена начала застилать его глаза, раненый изо всех сил заставил себя подползти к краю причала и посмотреть на гавань.

Очертания двух грузовых кораблей на фоне огней противоположного берега были последним зрелищем, которое он увидел. Слегка покачиваясь, они отдалялись от доков и разворачивались к выходу из гавани.

Пока на пристани бушевала битва, маленький «Писто» взял «Озеро Зайсан» на буксир и начал толкать к выходу из гавани кормой вперед. С огромным трудом преодолевая расстояние, буксир взбивал массивным гребным винтом маслянистую воду, поднимая брызги пены.

Огромное судно водоизмещением в двадцать тысяч тонн пришло в движение, на его непропорциональном корпусе играли оранжевые блики. Выйдя из доков, Джек по широкой дуге развернул корабль с боеприпасами на 180 градусов, чтобы «Озеро Зайсан» двигалось к выходу из гавани носом вперед. После этого можно было отсоединить буксировочный трос и смотать его на брашпиль[129].

В рулевой рубке «Эми Бигелоу» Питт крутил штурвал, надеясь, что это может чем-то помочь. Он напрягся и едва дышал. Носовой швартов[130] все еще был надежно закреплен. Он туго натянулся и поскрипывал от чудовищного напряжения – но не рвался. Словно пес, натянувший поводок, «Эми Бигелоу» слегка приподняла нос, увеличивая нагрузку на швартовый трос. Трос выдержал и это – но швартовый кнехт не устоял и с оглушительным треском вырвался из стены дока.

По кораблю волной пробежала дрожь, и он мало-помалу начал отступать назад в гавань. Питт повернул штурвал, и нос корабля медленно развернулся боком к отдаляющимся докам. Вибрация от двигателя стала ровнее, и вскоре судно начало бесшумно скользить по воде, оставляя за кормой легкий дымок из трубы.

Едва ли не всю береговую линию охватил огонь, пламя горящих грузовиков отбрасывало жуткие мерцающие блики на стены рулевой рубки. Весь экипаж судна, кроме Мэнни, поднялся из машинного отделения и собрался на носу. Теперь, когда у Питта появилось пространство для маневров, он выкрутил штурвал направо и нажал на телеграфе «Малый вперед». Негр выполнил его команду, судно «Эми Бигелоу» перестало идти задним ходом и медленно поползло вперед.

Когда темный корпус корабля «Озеро Зайсан» выровнялся по траверзу[131], звезды на востоке начинали тускнеть. К носу корабля подошел буксир, и Дирк передал в машинное отделение команду «Стоп машина!». Экипаж «Писто» забросил наверх направляющий конец, привязанный к ровному ряду других, более мощных канатов. Мужчина с мостика наблюдал, как их затаскивали на борт. Затем буксировочный трос был поднят и жестко закреплен на передней лебедке.

То же самое проделали и на корме дрейфующего «Озера Зайсан», подняв на борт левую якорную цепь. После того как лебедка затащила цепь наверх, ее звенья в нескольких местах приковали к кораблю. Таким образом была установлена двусторонняя связь. Три судна скрепили вместе, «Эми Бигелоу» – посередине.

Джек подал на «Писто» звуковой сигнал, и буксир начал идти малым ходом вперед, выбирая провисающую длину троса. Питт стоял на крыле мостика и смотрел на корму. Когда один из людей Мэнни сообщил, что буксирная цепь на корме натянута туго, Дирк легко дернул паровой свисток и повернул рычаг телеграфа на «Полный вперед».

Последний этап его плана был выполнен. Нефтяной танкер остался позади, дрейфуя напротив нефтехранилищ на другом берегу гавани, но в целой миле от густонаселенной части города. Два других корабля и их смертоносный груз вырвались в открытое море, буксир помог «Эми Бигелоу» набрать скорость и оттащить подальше весь караван кораблей.

Позади них в голубое утреннее небо поднимался огромный столб дыма и пламени. Кларку удалось выиграть для них достаточно времени и подарить шанс на успех, но это стоило ему жизни.

Питт не оглядывался назад. Его взгляд, словно магнитом, был прикован к огням маяка над серыми стенами мрачной крепости Эль-Морро, защищающей вход в бухту Гаваны. До нее оставалось всего три мили, но казалось, будто все тридцать.

Жребий брошен. Негр увеличил мощность на втором двигателе, и два винта принялись сильнее взрезать воду. «Эми Бигелоу» набирала скорость. Сперва с двух узлов до трех, потом с трех до четырех. Судно на всех парах мчалось к каналу, где стоял маяк, напоминая собой породистого клейдесдальского тяжеловоза, рвущегося к победе на соревнованиях.

Казалось, всего сорок минут отделяло их от благополучного возвращения. Но ничего не предвещало того немыслимого события, какое ожидало их впереди.

Майор Борщев уклонился от горящих обломков, которые с шипением падали в воду. Проплывая под причалом, он слышал грохот стрельбы из автоматов и видел, как в небо поднималось пламя. Грязная вода между доками была прохладной, пахло дохлой рыбой и дизельным топливом. Когда подозрительный кубинский полковник столкнул его вниз, он наглотался воды и долго пытался отплеваться.

Пришлось проплыть где-то около мили, прежде чем мужчина нашел лестницу и поднялся на пустой пирс. Выплюнув изо рта отвратительное месиво, советский майор двинулся к горящим грузовикам.

Пристань была завалена почерневшими и тлеющими телами. Стрельба прекратилась, как только оставшиеся в живых люди Кларка решили уйти на небольшом моторном катере. Борщев осторожно прошел по месту сражения. Выжили лишь двое раненых солдат, укрывшихся за погрузчиком, все остальные были мертвы. Весь его отряд был уничтожен.

Обезумев от гнева, Борщев, шатаясь, начал ходить среди тел, пока не наткнулся на Кларка. Он перевернул агента ЦРУ на спину и посмотрел в его безжизненные глаза.

– Кто ты такой? – затряс он труп. – На кого работаешь?

Но все ответы умерли вместе с ним.

Майор перехватил обмякшее тело ремнем и подтащил к краю пирса. Затем столкнул в воду.

– Как тебе? – безумно прокричал он.

Борщев еще минут десять бесцельно бродил по кровавому полю битвы, пока не пришел в себя. Он, наконец, понял, что должен доложить о случившемся Великову. Единственная рация осталась внутри горящего грузовика, поэтому русский начал лихорадочно бегать взад-вперед по набережной в поисках телефона.

На стене одного из зданий он заметил надпись: «Комната отдыха для работников портового склада». Майор без долгих раздумий выбил дверь ударом плеча. Пошарив рукой по стене, нашел выключатель и включил свет. Все помещение оказалось заставлено старыми грязными диванами. На столиках лежали шахматные доски и домино, у стены стоял маленький холодильник. Со стен на него смотрели плакаты с портретами Кастро, Че Гевары, гордо курящего сигару, и нахмурившегося Ленина.

Борщев вошел в кабинет начальника и схватил телефон на столе. Несколько попыток дозвониться оказались безуспешными – то сбои на линии, то никто не брал трубку. Наконец он дозвонился до оператора, проклиная устаревшие телефонные системы Кубы.

Облака над восточными холмами постепенно окрашивались в оранжевый цвет, и сирены пожарных машин начали приближаться к набережной, когда ему все-таки удалось связаться с советским посольством.

На крыле мостика сторожевого корабля типа «Горностай», построенного в России, глядя в бинокль, стоял капитан Мануэль Пиньон. Старший помощник разбудил его вскоре после боя и пожара, вспыхнувшего в районе доков для торговых судов. Даже с биноклем видно было немногое, потому что его судно было пришвартовано в военно-морском порту в дальней части канала, и обзор загораживали здания.

– Разве мы не должны узнать, что там происходит? – спросил старпом.

– Полиция и пожарные сами разберутся, – ответил Пиньон.

– По-моему, я слышал выстрелы.

– Может, на складе загорелись боеприпасы. Лучше будем держаться подальше от пожарных катеров. – Он передал бинокль старпому: – Понаблюдайте за ними. Я возвращаюсь в постель.

Капитан уже собирался войти в каюту, когда в проходе его догнал старпом.

– Сэр, вам лучше вернуться на мостик. Два корабля пытаются покинуть бухту.

– Без разрешения?

– Да, сэр.

– Может быть, собираются перешвартоваться.

Старпом покачал головой:

– Они движутся в направлении главного канала.

Пиньон вздохнул:

– Наверно, боги против того, чтобы я хоть немного поспал.

Старший помощник язвительно улыбнулся:

– Настоящий коммунист не верит в богов.

– Скажите это моей седой матери.

Снова поднявшись на крыло мостика, Пиньон зевнул и уставился в утренний туман. Два корабля на буксире собирались через канал Энтрада выйти в открытое море.

– Что за черт… – Он сфокусировал бинокль. – Ни флага, ни навигационных огней, ни дозорных на мостике.

– Кроме того, они не отвечают на наши радиосигналы с требованием сообщить их намерения. Похоже на то, что просто пытаются сбежать.

– Контрреволюционные подонки пытаются улизнуть в Соединенные Штаты, – прорычал Пиньон. – Да, точно. Иного и быть не может.

– Мне отдавать приказ отдать швартовы и сняться с якоря?

– Да, немедленно. Мы станем у них перед носом и преградим путь.

Не успел он договорить, как рука старпома потянулась к кнопке сирены, которая тут же начала пищать на всех боевых постах.

Десять минут спустя тридцатилетнее судно, списанное советским военно-морским флотом после того, как его заменили более современной моделью, уже двигалось через канал. Матросы повернули четырехдюймовые орудия навстречу стремительно приближающимся призрачным кораблям.

Питт заметил мерцающий сигнальный фонарь на сторожевом корабле. У него был соблазн включить радио, но еще раньше было решено не отвечать на сообщения представителей порта или охраны, в случае если тем удастся настроиться на их частоту. Питт слабо знал азбуку Морзе, но понял, что от них требуют немедленно остановиться и представиться.

Краем глаза он поглядывал на «Писто», потому что должен был повторять каждый маневр Джека. Дирк позвонил в машинное отделение и предупредил Мэнни, что их курс перекрыло сторожевое судно, но не стал убирать рычаг телеграфа с указателя «Полный вперед».

Они подошли так близко, что легко можно было разглядеть кубинский военно-морской флаг, неподвижный при легком бризе. Сигнальный фонарь взмыл вверх и снова опустился. Данный сигнал означал: «Немедленно остановитесь, иначе мы откроем огонь».

На корме «Писто» появились двое мужчин и начали торопливо разматывать трос. В это же время буксир потерял скорость, резко свернул направо и остановился. Затем из рулевой рубки вышел Джек и через рупор приветствовал сторожевой корабль:

– Катитесь с дороги в задницу ламантину. Вы что, не видите, что у меня суда на буксире?

Пиньон не отреагировал на оскорбление. От капитана буксира он ничего другого и не ожидал.

– Вы собираетесь незаконно выйти в море. Я послал за досмотровой командой.

– Будь я проклят, если позволю сосункам из военно-морского флота хоть шаг ступить на моем корабле!

– Тогда вы погибнете, – весело ответил капитан.

Теперь он сомневался, что это и на самом деле могла быть массовая попытка диссидентов сбежать, но нужно было до конца разобраться в мотиве странных действий буксира и неосвещенных судов, прикрепленных к нему.

Он перегнулся через перила мостика и приказал остановить двигатель и спустить шлюпку. Повернувшись к незнакомым кораблям, мужчина застыл в ужасе.

Слишком поздно. При сумрачном свете он не мог увидеть, что корабль, шедший за буксиром, не прикреплен к нему. Он по-прежнему был на ходу и мчал к фрегату на скорости не менее восьми узлов. Несколько секунд он с изумлением смотрел на корабль, но затем опомнился.

– Полный вперед! – прокричал Пиньон. – Открыть огонь!

Следом за его командой последовал оглушительный взрыв, из стволов орудий вырвались снаряды, врезались в нос и надстройку «Эми Бигелоу» и разорвались в объятьях пламени и покореженной стали. Левую сторону рулевой рубки снесло напрочь, словно по ней проехались катком. Осколки и обломки разлетелись в стороны, как дробь из ружья. Питт упал на пол и из чистого упрямства продолжал крепко сжимать штурвал. Ему посчастливилось отделаться лишь несколькими порезами и ушибом бедра.

Второй залп пришелся в штурманскую рубку и разрезал переднюю мачту пополам. Верхняя половина упала набок, повисла на высоте ста футов на проводах, затем они порвались, и мачта упала в воду. Дымоход разнесло вдребезги, возле правого якоря разорвался снаряд, рассеяв тучу ржавых осколков, словно шрапнель.

Но третьего залпа не последовало.

Пиньон неподвижно стоял, крепко сжав перила мостика. Он смотрел, как грозный черный нос «Эми Бигелоу» тяжело завис над фрегатом. По побледневшему лицу и испуганным глазам можно было с уверенностью сказать, что он не сомневался, что его корабль через мгновение ждет гибель.

Винты фрегата стали ожесточенно кромсать воду, но были не в силах сдвинуть корабль так быстро. «Эми Бигелоу» подошла слишком близко, чтобы промахнуться, а в намерениях Питта никто не сомневался. Он срезал угол и выровнял нос судна, направив его точно в середину фрегата. Экипаж, который в это время находился на палубе корабля и мог видеть приближающуюся катастрофу, остолбенел от ужаса, затем, придя в себя, рассыпался в разные стороны.

Шестидесятифутовый нос «Эми Бигелоу» врезался прямо в кормовую башню фрегата, рассекая обшивку судна и проникая в корпус почти на двадцать футов. Корабль Пиньона мог бы пережить столкновение и успеть добраться до берега, но нос «Эми Бигелоу» с ужасным скрежетом ломающейся стали появился из дыры. После чего поднялся ее обросший ракушками киль. Он на мгновение завис, затем рухнул вниз, разламывая фрегат на две части и погружая днище его кормы под воду.

Море тотчас поглотило оторванную корму, проникая сквозь сломанные переборки и затапливая открытые отсеки. Обреченный корпус фрегата окатило огромной стеной воды, и он быстро стал уходить в глубину. Но долго продлиться его смертельным мукам было не суждено. К тому времени, когда «Озеро Зайсан» на буксире подошло к месту столкновения, фрегат исчез, оставив после себя лишь нескольких несчастных членов экипажа, пытающихся удержаться на воде.

– Вы попали в ловушку? – прозвучал в трубке раздраженный и резкий голос Великова.

Борщев нервничал. Ему было тяжело признать, что из сорока солдат осталось всего три выживших, причем он – единственный, на ком не осталось даже царапины.

– Неизвестный отряд – не менее двухсот кубинцев – открыл по нам огонь из тяжелых орудий, прежде чем мы успели выбраться из грузовиков.

– Вы точно уверены, что это были кубинцы?

– Кто еще мог такое задумать и осуществить? Их командир был одет в кубинскую военную форму.

– Перес?

– Не могу сказать. Нужно время, чтобы опознать его.

– Может быть, это халатность зеленых, неопытных солдат, которые открыли огонь из-за тупости или паники?

– Точно уж не из-за тупости. Я могу узнать опытных бойцов с первого взгляда. Они знали, что мы заявимся, и отлично спланировали засаду.

Сначала лицо Великова ничего не выражало, затем он покраснел. Перед глазами снова пронеслись картины бойни на Кайо-Санта-Мария. Ему едва удавалось сдерживать ярость.

– Для чего они это сделали?

– Хотели сдержать нас, чтобы завладеть кораблями.

Ответ Борщева ошарашил генерала. По телу пробежали мурашки. Вопросы сами посыпались из его уст:

– Операция «Ром и кола» сорвалась? Или корабли еще пришвартованы к докам?

– Нет, «Озеро Зайсан» утащил буксир. «Эми Бигелоу» ушла своим ходом. Я потерял их из виду, когда они скрылись за мысом. Чуть позже я услышал что-то похожее на звуки выстрелов корабельной артиллерии в районе входного канала.

Великов тоже слышал грохот орудий. Он настороженно уставился в стену, подозревая, что все его хитрые планы рушит какой-то определенный круг людей. Он не мог поверить, что разведывательные подразделения, подчиняющиеся Кастро, были способны на такое. Только длинная рука американцев и их Центральное разведывательное управление могли уничтожить базу на Кайо-Санта-Мария и испортить его план по прекращению режима Кастро. Лишь один человек мог устроить утечку информации.

Дирк Питт.

На напряженном лице Великова заиграли желваки. Грязь в мутной воде оседала, все постепенно прояснялось. Времени осталось немного, но теперь он точно знал, что нужно делать.

– Корабли еще в гавани? – резко спросил он Борщева.

– Если они пытаются сбежать в море, то, полагаю, плывут сейчас где-то в пределах канала Энтрада.

– Найдите адмирала Щеколдина и скажите ему, что я хочу, чтобы он остановил суда и вернул в бухту.

– Я думал, что все советские военные корабли ушли в море.

– Адмирал и его флагман должен отбыть в море после 8.00. Передайте мою просьбу лично и подчеркните ее важность.

Перед тем как майор успел ответить, Великов бросил трубку и бегом бросился к главному входу посольства, не обращая внимания на сотрудников, занятых подготовкой к эвакуации. Он выбежал во двор посольства к лимузину, оттолкнул в сторону шофера, ожидающего советского посла, чтобы отвезти его в безопасное место.

Повернув ключ зажигания, он тут же включил передачу, как только двигатель завелся. Задние колеса яростно взвизгнули и резко завертелись, и через несколько секунд машина выскочила со двора посольства на улицу.

Проехав два квартала, Великов остановился.

Дорогу преграждал военный блокпост. На широком бульваре стояли две бронированные машины и группа кубинских солдат. К машине подошел офицер и посветил в окно фонариком:

– Ваши документы, пожалуйста.

– Я генерал Петр Великов из советской военной миссии. Я ужасно тороплюсь к штаб-квартире генерал-полковника Колчака. Отойдите в сторону и дайте проехать!

Офицер несколько секунд рассматривал лицо Великова, словно наслаждаясь моментом. Выключив фонарик, он жестом приказал двум солдатам садиться на заднее сиденье. Затем обошел машину и забрался на сиденье рядом с водителем.

– Мы ждали вас, генерал, – сказал мужчина холодным, но вежливым тоном. – Пожалуйста, следуйте моим указаниям и сверните налево на следующем перекрестке.

Питт держал руки на штурвале, слегка расставив ноги и подавшись вперед, чтобы получше рассмотреть маяк, мимо которого они медленно проплывали. Мозг, мышцы, каждый его нерв – все было сосредоточено на том, чтобы убрать корабль как можно дальше от густонаселенного города до того, как нитрат аммония взорвется.

Серо-зеленая вода окрасилась в изумрудный цвет, и корабль начал слегка раскачиваться, когда волны, накатывающие с моря, стали врезаться в корпус. Разбитый нос «Эми Бигелоу» немного черпал воду, но механизмы пока реагировали на повороты штурвала, и судно все еще могло двигаться по следам буксира.

Тело болело от усталости. Силой воли Дирк заставлял себя держаться на ногах. Кровь из ран, полученных после обстрела из пушек фрегата, запеклась на лице и превратилась в бурые полосы. На потоки пота и прилипающую к телу одежду он уже и вовсе не обращал внимания.

На секунду закрыв глаза, мужчина представил себя сидящим под теплым душем в своем ангаре с бутылкой джина «Бомбей». Боже, как он устал!

Сквозь разбитые окна мостика долетел внезапный порыв ветра, и Питт снова открыл глаза. Он всмотрелся в побережье по левому и правому бортам. Скрытые огневые позиции в гавани не напоминали о себе, патрульных или воздушных судов тоже не было видно. Несмотря на битву с военным фрегатом, тревогу до сих пор никто не поднял. Беспорядок на постах и недостаток ума и сообразительности у кубинских сил безопасности работали им на пользу.

Спящий город все еще виднелся позади, будто двигался вслед за кормой судна. Солнце взошло, и теперь корабли можно было заметить с побережья невооруженным глазом.

«Еще несколько минут, всего несколько минут», – снова и снова повторял себе Дирк.

Великову приказали остановиться в тихом углу Кафедральной площади, в старом районе Гаваны. Затем его провели в ветхое здание с пыльными и потрескавшимися окнами, мимо витрин с поблекшими плакатами кинозвезд 1940‑х годов, глядящими в камеру из-за стойки бара.

Некогда процветающий бар, популярный у американских богачей и знаменитостей, теперь «Ленивец Джо» превратился в затрапезную грязную забегаловку, давным-давно позабытую всеми, кроме немногих стариков, заставших его лучшие дни. За грязной стойкой заброшенного бара сидели четверо.

Внутри было темно и воняло дезинфицирующими средствами и какой-то гнилью. Генерал не узнал хозяев, пока не прошел до середины комнаты по пыльному полу. Затем он остановился, не веря своим глазам, и внезапная тошнота подступила к горлу.

Между незнакомым толстяком и Раулем Кастро сидела Джесси Лебарон. Четвертый из сидевших у стойки бара зловеще уставился на Великова.

– Доброе утро, генерал, – сказал Фидель Кастро. – Я рад, что вы смогли к нам присоединиться.

Питт услышал гул воздушного судна. Он отпустил штурвал и шагнул к двери крыла мостика.

С севера, двигаясь вдоль берега, к ним приближались два боевых вертолета. Дирк обернулся и окинул взглядом гавань. По каналу на всех парах мчался серый военный корабль, поднимая носом большую волну. Теперь это был тонкий как карандаш советский эсминец, носовые орудия его смотрели в сторону едва ползущих кораблей смерти. Началась погоня, в которой никто не мог выйти победителем.

Джек вышел на палубу буксира и посмотрел на покореженные обломки того, что еще недавно было капитанским мостиком «Эми Бигелоу». Его поразило то, что тот, кто там находился, был все еще жив и сохранил способность управлять штурвалом. Он поднял руку к уху и подождал, пока Питт понимающе махнет в ответ. Затем перевел взгляд на одного из матросов, спешащего к корме торгового судна, и передал тот же сигнал Мо на борту «Озера Зайсан». После этого вернулся внутрь рубки и подошел к радиоприемнику:

– «Писто» на линии. Как слышно? Прием.

– Отчетливо и громко, – ответил Питт.

– Мне точно так же, – добавил Мо.

– Кажется, пришло время закрепить штурвалы и покинуть корабли, – сказал Джек.

– Ну и слава богу, – фыркнул Мо. – Пусть треклятые дырявые ведра плывут сами по себе.

– Мы сможем оставить двигатели работать на полную мощность, – сказал Питт. – Что с «Писто»?

– Я задержусь здесь еще на пару минут, чтобы убедиться, что корабли не свернут назад к берегу, – ответил Джек.

– Лучше не медлить. Люди Кастро уже стучат в наши двери.

– Я их вижу, – сказал собеседник. – Удачи. Конец связи.

Питт закрепил штурвал так, чтобы корабль шел ровно, прямым курсом, и позвонил Мэнни. Обычно несговорчивого главного механика упрашивать не пришлось. За три минуты его люди прикрепили к шлюпбалке корабля моторную лодку. Передвинув лодку за борт, они начали медленно спускать ее на воду, и как раз в этот миг Питт перемахнул через перила и приземлился возле них.

– Чуть не забыли про тебя! – прокричал Мэнни.

– Я связался с эсминцем по радио и сказал им держаться от нас подальше, иначе мы взорвем боеприпасы.

Перед тем как негр успел ответить, послышался оглушительный гул. Через несколько секунд в пятидесяти ярдах перед «Писто» в воду упал снаряд.

– Кажется, они не купились на твою разводку, – хмыкнул Мэнни.

Он завел мотор и, как только лодка опустилась в воду, включил нужную передачу, подстраиваясь под скорость корабля. Когда отсоединились шлюпочные тали[132], в борт врезалась волна, едва не затопив ее. Покинутая всеми «Эми Бигелоу» понеслась вперед в последний рейс, навстречу своей гибели.

Мэнни повернулся и увидел, что Мо и его экипаж спускают лодку с «Озера Зайсан». Волны подхватили ее и ударили о металлический борт с такой силой, что она накренилась вправо и вода хлынула внутрь, наполовину затопив лодку и мотор.

– Надо им помочь, – сказал Питт.

– Ты прав, – согласился негр.

Они еще не развернулись, как Джек, оценив обстановку, прокричал в рупор:

– Не задерживайтесь! Я подберу их, как только отвяжу лодку. Позаботьтесь о себе, идите к берегу!

Питт занял место за рулем моторной лодки вместо матроса, который повредил пальцы о канат шлюпбалки. Он взял курс на высокие здания, видневшиеся на побережье Малекон, и до упора вдавил рычаг двигателя.

Мэнни оглянулся назад, на буксир и дрейфующую моторную лодку с экипажем Мо. Его лицо побледнело, когда эсминец выстрелил вновь и возле «Писто» поднялись две одинаковых водных колонны. На верхнюю надстройку судна обрушилась стена воды, но буксир преодолел ее и поплыл дальше.

Охваченный страхом, Мо отвернулся в сторону, стараясь не показывать своих чувств. Он понимал, что видит своих друзей в последний раз.

Дирк прикинул расстояние между отступающими кораблями и берегом. Они все еще находились слишком близко к Гаване, взрыв мог разрушить значительную ее часть, мрачно подумал Питт. Слишком близко.

– Президент Антонов согласился принять ваш план по моему уничтожению? – спросил Фидель Кастро.

Великов стоял перед ним, скрестив руки. Никто не предлагал ему присесть. Он смотрел на Кастро с холодным презрением.

– Явысокопоставленный офицер Советского Союза. И требую, чтобы ко мне относились должным образом.

Сердитые черные глаза Рауля Кастро внезапно сверкнули.

– Это Куба. Вы ничего не можете здесь требовать. Для нас вы всего лишь подонок из КГБ.

– Хватит, Рауль, хватит, – прервал брата Фидель. Затем перевел взгляд на Великова: – Я изучил ваши документы. Так что «Ром и кола» больше не является секретной операцией.

Генерал театрально взмахнул рукой:

– Я все знаю об этой операции. Очередная гнилая попытка ЦРУ подорвать дружбу между Кубой и Советским Союзом.

– Если это так, то почему вы меня не предупредили?

– На это не было времени.

– Но вы нашли время, чтобы вывезти из города советских граждан! – рявкнул Рауль. – Куда вы так спешили сегодня утром?

Великов смерил его высокомерным взглядом:

– Я не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Мне стоит напомнить вам о моей дипломатической неприкосновенности? Вы не имеете права допрашивать меня.

– Как вы собираетесь сдетонировать взрывчатку? – спокойно спросил Кастро.

Великов молчал. Уголки его губ изогнулись в легкой улыбке, когда послышался отдаленный грохот тяжелой артиллерии. Фидель и Рауль молча переглянулись.

Джесси вздрогнула, напряжение в небольшом помещении бара возрастало. На мгновение она подумала, что если бы была мужчиной, то уже давно выбила бы из генерала всю правду. Внезапно женщина почувствовала слабость. Ей хотелось кричать оттого, что драгоценное время уходит впустую.

– Пожалуйста, расскажите им все, что они хотят знать, – взмолилась она. – Вы не можете просто стоять здесь и позволить тысячам детей погибнуть ради бессмысленных политических игр!

Великов не стал спорить. Он просто пропустил ее слова мимо ушей.

– Я был бы рад прихлопнуть его, – сказал Хаген.

– Не стоит марать руки, – сказал Фидель. – Мои специалисты по допросам с пристрастием уже ждут его.

– Вы не посмеете! – яростно прошипел генерал.

– Должен предупредить вас, что, если вы не поможете предотвратить взрыв, вас будут пытать. Только не обычными инъекциями, как пытают политических заключенных в психбольницах России, а самыми отвратительными истязаниями, которые вам придется переносить каждый день и каждую ночь. А наши лучшие медики будут следить за тем, чтоб вы не умерли. Ни один кошмар не сравнится с тем, что вам предстоит испытать. Вы будете кричать, пока у вас хватит сил. А затем, когда вы превратитесь в немой, глухой и слепой овощ, вас переправят в трущобы где-то в Северной Африке и бросят там выживать или умирать. Вряд ли там кто-нибудь станет спасать или даже жалеть покалеченного нищего в грязи. Вы превратитесь в того, кого русские обычно называют «никто».

Великов едва заметно пошатнулся.

– Вы напрасно сотрясаете воздух. Вы мертвы. И я мертв. Мы все мертвы.

– Ошибаетесь. Те самые люди, которых вы пытаетесь обвинить, вывели корабли с боеприпасами и нитратом аммония из гавани. В эту минуту агенты ЦРУ направляют их в открытое море, где взрыв может убить только рыбу.

Пленник сразу же ухватился за свою последнюю возможность:

– Нет, сеньор президент, ошибаетесь. Звуки пушек, которые мы слышали несколько минут назад, говорят о том, что советский флот остановил смертоносные корабли и возвращает обратно в гавань. Даже если они взорвутся до того, как вы выйдете на трибуну, чтобы произнести торжественную речь, результат будет тот же.

– Вы лжете, – напряженно сказал Фидель.

– Эра великого отца революции закончена, – тихо и язвительно сказал Великов. – Я буду рад погибнуть за свое Отечество. А готовы ли вы пожертвовать жизнью ради Кубы? Может быть, когда вы были молоды и терять вам было нечего, вы и были готовы, но теперь вы обласканы всеми и слишком привыкли к тому, что другие выполняют за вас всю грязную работу. У вас в руках все блага, и вы не хотите их терять. Но все кончено. Завтра от вас останется только фотография на стене, а президентское кресло займет новый президент. Тот, чья преданность Кремлю будет глубочайшей и неподдельной.

Великов отступил на несколько шагов назад и достал из кармана маленький прибор.

Хаген узнал его с первого взгляда.

– Электронный передатчик. Он может послать сигнал на взрыв прямо отсюда.

– О боже! – отчаянно закричала Джесси. – Он же сделает это, он нажмет на кнопку!

– Не пытайтесь позвать охранников, – сказал Великов. – Они не успеют прийти на помощь.

Фидель смотрел на него холодными черными глазами.

– Запомните, что я вам сказал.

Великов презрительно сморщился:

– Вы действительно думаете, что я буду кричать в агонии в одной из ваших грязных тюрем?

– Отдайте мне передатчик, и мы разрешим вам покинуть Кубу целым и невредимым.

– Чтобы в Москве прослыть трусом и предателем? Ну уж нет.

– Трагедия будет на вашей совести, – сказал Фидель со смесью гнева и страха в голосе. – Вы знаете, что вас ждет, если вы нажмете на кнопку и выживете.

– Вряд ли, – усмехнулся Великов. – Это здание находится не дальше пятисот ярдов от канала гавани. От нас ничего не останется.

Мужчина замолчал, его напряженное лицо застыло, как у каменной статуи. Затем он сказал:

– Прощайте, сеньор президент.

– Ах ты, сволочь… – Хаген рывком перепрыгнул через стол с невероятной ловкостью, совершенно неожиданной для такого массивного человека, и был уже в нескольких дюймах от пленника, но в эту секунду генерал нажал на кнопку передатчика.

«Эми Бигелоу» взорвалась.

Через долю секунды раздался взрыв и на судне «Озеро Зайсан». Взрывчатое сочетание грузов на двух кораблях подняло в тропическое небо на высоту пяти тысяч футов гигантскую тучу горящих обломков и дыма. В море образовался огромный водоворот, гигантский гейзер ошалевшей воды и пара выстрелил в клубы дыма, затем разлетелся в стороны.

Яркие красно-белые блики мелькнули на воде с ослепляющей силой десяти солнц с последующим громовым хлопком обрушившихся вниз водных столбов.

Питт навсегда запомнил, как раздался очередной взрыв и маленький доблестный «Писто» взлетел в воздух на высоту двухсот футов, разваливаясь на части. Он ошеломленно смотрел, как покореженные обломки кораблика вместе с Джеком и его экипажем шлепаются в воду огненным градом.

Мо и его спутники просто исчезли в море вместе с дрейфующей лодкой.

Ослепительная двойная вспышка взрыва – в небе разорвались два вертолета. Чайки в пределах двух миль упали в воду, сбитые взрывной волной. Гребной винт «Озера Зайсан», неистово крутясь, пролетел над морем и врезался в командную рубку советского эсминца, кромсая моряков на капитанском мостике. Погнутые куски стали, заклепки, звенья цепей и части палубы влетели в город, пробивая стены и крыши, словно снаряды. Телефонные столбы и фонари гнулись и ломались.

Сотни людей погибли прямо в постели во время сна. Многих постигла ужасная участь – их искромсало осколками стекла или раздавило насмерть провалившимся потолком. Рабочих и других людей, спешащих по делам ранним утром, взрывной волной сбивало с ног и разбивало о здания.

Взрывная волна прокатилась по городу с силой вдвое больше, чем у мощнейшего урагана, ровняя с землей деревянные постройки вблизи берега, словно они были сделаны из бумаги, разбивая витрины, разнося на осколки тысячи окон и швыряя автомобили в стены зданий.

Потом гавань оглушил чудовищный взрыв «Озера Байкал».

Сначала пламя выстрелило из его корпуса, как огонь из реактивного двигателя. Затем весь нефтяной танкер превратился в громадный огненный шар. Пылающая нефть хлынула на причальные сооружения и запустила цепную реакцию взрывов из горючих грузов, находящихся на причале. Раскаленный металл попадал в резервуары с нефтью и бензином на восточном берегу гавани, после чего они поочередно взрывались, словно фейерверк, извергая над городом огромные тучи черного дыма.

Взорвался завод по переработке нефти, затем одно из химических предприятий, послышались взрывы на лакокрасочной фабрике и заводе по производству удобрений. Два грузовика, один из которых направлялся к морю, а другой ему навстречу, столкнулись и загорелись. Горящий обломок металлического корпуса разрушенного танкера отлетел в одну из десяти железнодорожных цистерн со сжиженным пропаном, и они взлетели вверх одна за другой, будто шутихи.

Взрыв… еще один… за ним следующий.

Четыре мили набережной превратились в кромешный ад. Город скрылся под слоем сажи и пепла, словно прошел черный снегопад. Из всех портовых грузчиков, работающих в эту смену, выжило лишь несколько человек. К счастью, большинство фабрик и химических заводов были почти безлюдны. Жертв было бы гораздо больше, если бы этот день не считался национальным праздником.

Худшая часть кошмара в гавани была окончена, но остальной части города еще только предстояло его пережить.

Огромная водяная стена пятидесяти футов высотой вырвалась из водоворота и помчалась к берегу. Питт и другие с ним сидевшие в моторной лодке люди в ужасе смотрели, как зелено-белая гора понеслась прямо на них. Они уже не боялись, просто сидели и ждали, пока их маленькая и хрупкая моторная лодка превратится в груду обломков и вода станет им могилой.

Стена набережной Малекон была всего в тридцати ярдах, когда их лодку настигла горизонтальная водная масса. Гребень свернулся и обрушился прямо перед ними. Мэнни и еще трое мужчин вывалились из лодки, и Питт увидел, как их бросает между волнами, словно сорванные крыши домов в вихре смерча. Стена все приближалась, но волна подняла лодку и перебросила ее на широкий бульвар.

Питт схватился за штурвал с такой силой, что тот оторвался от корпуса лодки, а сам Дирк выпал наружу. Едва подумав, что это конец, он усилием воли глубоко вдохнул воздух и задержал дыхание перед тем, как приземлиться в море. Будто во сне, он посмотрел вниз сквозь необыкновенно чистую беснующуюся воду и увидел, как невидимая гигантская рука переворачивает автомобили.

Находясь в самой гуще бурлящего хаоса, Питт чувствовал необычайную отстраненность. Это казалось смешным – вот так нелепо утонуть прямо на улице города. Он все еще упорно цеплялся за жизнь, но перестал вести бессмысленную борьбу со стихией и тратить драгоценный кислород. Он обмяк и тщетно попытался всмотреться сквозь пену, но его мозг почему-то работал поразительно ясно. Питт понимал, что если волна врежется в бетонное здание, то тонны воды сделают из него пюре с той же вероятностью, с какой выпавший из самолета арбуз, разбившись о землю, превратился бы в красно-зеленое месиво.

Его страх многократно усилился, когда он увидел, как лодка разбилась о второй этаж многоквартирного здания, где проживали советские техники. По стене пошли трещины, словно она была не крепче яичной скорлупы. Дизельный двигатель с четырьмя цилиндрами влетел в разбитое окно и упал в подъезде. По счастливой случайности волна понесла Питта по узкому переулку, словно бревно по стремнине. Поток сгребал все на пути и превращал в огромную массу обломков. Но, врезаясь в здания, которые оказались достаточно прочными, чтобы выдержать натиск, волна наконец начала затихать. Через несколько секунд вал достиг пика и затем начал отступать, унося вслед за собой человеческие тела и обломки назад к морю.

Когда мозгам Питта стало не хватать кислорода, он увидел звезды. Чувства одно за другим переставали реагировать на происходящее. Мужчина ощутил, как плечо резко ткнулось обо что-то неподвижное. Он протянул руку, пытаясь ухватиться, но волна понесла его вперед. Оказавшись на ровной поверхности, утопающий снова попытался задержаться, и в этот раз ему удалось мертвой хваткой вцепиться во что-то, оказавшееся вывеской ювелирного магазина.

Все его мысли и чувства притупились и отступили куда-то, как будто в нем выключили электричество. В голове слышался лишь стук барабанов, перед глазами темнота закрывала звезды. Он двигался, только полагаясь на инстинкты, но вскоре и интуиция покинула его.

Волна достигла пределов и начала спадать обратно в море. Но Питту было все равно, он уже терял сознание. Каким-то образом его мозгу удалось отправить последнюю команду телу. Рука неуклюже зацепилась за вывеску и металлическую конструкцию, на которой та крепилась, и Питт повис на ней.

Затем его легкие не выдержали, и он начал терять сознание.

Громкий гул взрывов эхом отзывался далеко в горах и на море. Над городом пропал солнечный свет, он скрылся за невероятно густой пеленой черного дыма. Вся гавань была охвачена огнем – доки, корабли, резервуары и три квадратных мили залитой маслом воды горели оранжево-голубым пламенем, освещая мрак.

Переполошенный город задрожал от потрясения и, пошатываясь, поднялся на ноги. Сирены стали перекрикивать треск пожара. Огромная волна вернулась в Мексиканский залив, волоча за собой массу разломанного мусора и тел.

Выжившие, отделавшиеся потрясением и травмами, высыпали на улицы, как растерянные овцы, поражаясь чудовищным разрушениям вокруг и пытаясь понять, как это произошло. У некоторых шок был настолько силен, что они не чувствовали боли от полученных ран. Многие столпились возле автобусной остановки, куда прилетел оторванный штурвал «Эми Бигелоу», расплющив четыре машины и нескольких людей, ожидавших своего рейса.

Кусок передней мачты «Озера Зайсан» позже обнаружили застрявшим в газоне футбольного стадиона Гаваны. Брашпиль весом в одну тонну приземлился в крыло университетской клиники и придавил собой три единственных пустых кровати в палате на сорок человек. Спустя некоторое время об этом говорили как об одном из ста чудес, произошедших в тот день. Великое благо для католической церкви и небольшой удар по марксизму.

Из пожарных и полицейских, прибывших на набережную, начали формироваться спасательные отряды. Вместе с милицией явились воинские подразделения. Поначалу всюду царили всеобщий хаос и паника. Вместо спасательных операций военные начали занимать оборонительные сооружения, ошибочно решив, что в город вторглись военные силы Соединенных Штатов. Куда ни глянь, всюду были раненые, некоторые кричали от боли, большинство ковыляло подальше от пылающей гавани.

Вместе с ударной волной затихло и землетрясение. Потолок «Ленивца Джо» обвалился внутрь, но стены устояли. В баре был полный беспорядок. Деревянные балки, штукатурка, перевернутая мебель и разбитые бутылки валялись под толстым слоем пыли. Раздвижные двери сорвались с петель и угрожающе повисли над телохранителями Кастро, лежащими под небольшой горкой кирпичей на полу.

Айра Хаген с трудом поднялся на ноги и встряхнул головой, пытаясь прогнать из нее звон контузии. Протерев глаза от пыли, он оперся рукой о стену. Затем посмотрел наверх сквозь зияющую дыру в потолке и увидел, что на стенах второго этажа все еще висят фотографии.

Сначала агент подумал о Джесси. Она лежала, свернувшись под уцелевшим столом в центре комнаты. Хаген опустился на колени и перевернул ее.

Она лежала неподвижно, безжизненно распластавшись под покрывалом белой штукатурки, но крови или серьезных ран заметно не было. Женщина приоткрыла глаза и застонала. Айра облегченно улыбнулся, снял пальто, свернул его и подоткнул ей под голову.

Она вдруг привстала, на удивление крепко схватила его за запястье и уставилась на него.

– Дирк мертв, – прошептала она.

– Может быть, выжил, – попытался ее утешить Хаген, хоть и без особого оптимизма в голосе.

– Он мертв, – повторила она.

– Не двигайтесь, – попросил агент. – Просто полежите, пока я посмотрю, что с Кастро.

Затем он поднялся и, пошатываясь, побрел на поиски через развалины. Откуда-то слева послышался кашель. Хаген перелез через кучу камней и наткнулся на барную стойку.

На приподнятый край стойки обеими руками опирался потрясенный и ошарашенный Рауль Кастро, откашливая пыль. Из носа сочилась кровь, а на подбородке виднелся неприятный порез.

Хаген поражался тому, как сильно их разбросало друг от друга, ведь до взрыва все сидели совсем рядом. Он поднял упавший стул и помог ему присесть.

– Сэр, вы в порядке? – спросил Айра.

Рауль кивнул, превозмогая боль.

– Я в порядке. А мой брат? Где Фидель?

– Посидите. Я разыщу его.

Хаген снова начал рыскать по развалинам, пока не нашел Фиделя Кастро. Кубинский правитель, скрючившись, лежал на боку, опираясь на руку. Хаген зачарованно уставился на сцену, разыгрывающуюся перед ним на полу.

Глаза Кастро уставились на приподнятое вверх лицо всего лишь в футе впереди. Генерал Великов пластом лежал на спине, его ноги придавила большая балка. На лице читалась смесь непокорности и испуга. Он смотрел на Кастро с болью в глазах, словно понимая, что проиграл.

Внешне по кубинскому правителю было невозможно определить, что он чувствует. Осыпанный штукатуркой, он выглядел как мраморная статуя. Его лицо казалось настолько жестким, будто он надел маску, а взгляд был чрезвычайно сосредоточенным, почти безжалостным.

– Мы живы, генерал, – торжественно произнес он. – Мы оба живы.

– Мы все должны были погибнуть, – промямлил Великов сквозь стиснутые зубы.

– Дирку Питту и остальным как-то удалось справиться с вашим флотом и увести корабли в море, – объяснил Хаген. – Разрушительная сила взрыва оказалась в десять раз слабее, чем если бы корабли остались в гавани.

– Вы проиграли, – сказал Кастро. – Куба остается в руках кубинцев.

– Мы подошли так близко… – покорно склонил голову Великов. – А теперь вы выместите всю ненависть на мне.

– Вы умрете за каждого моего соотечественника, которого убили, – с могильным холодом в голосе пообещал Кастро. – Даже если вам придется пережить тысячу смертей или сто тысяч. Вы будете страдать за каждого из них.

Генерал криво усмехнулся. Казалось, будто у него совершенно не было нервов.

– Не сейчас, так в другой раз кто-то другой обязательно убьет вас, Фидель. Я уверен. Я был одним из тех, кто разработал еще пять запасных операций, на случай если эта провалится.

Эврика! Ла Дорада

8 ноября 1989 года

Вашингтон

Мартин Броган опаздывал на утреннее совещание. Когда он вошел в кабинет, президент и остальные люди, собравшиеся вокруг большого овального стола, выжидающе подняли на него глаза.

– Корабли взорваны на четыре часа раньше, чем было запланировано, – сообщил он, все еще оставаясь на ногах.

Его слова были встречены напряженным молчанием. Все находящиеся в кабинете знали о невероятном плане Советов по устранению Кастро, поэтому восприняли новость скорее как неизбежную трагедию, а не шокирующую катастрофу.

– Каковы жертвы по последним сообщениям? – спросил Дуглас Оутс.

– Пока что рано говорить, – ответил директор ЦРУ. – Вся гавань в огне. Количество смертей вполне может исчисляться тысячами. Однако разрушения оказались и близко не такими серьезными, как мы предполагали. Похоже, наши агенты в Гаване смогли захватить два корабля и увести из гавани, прежде чем они взорвались.

Пока остальные слушали его в задумчивой тишине, Броган с самого начала зачитал доклады, полученные от Секции интересов США в Гаване. В них упоминались подробности плана по отводу кораблей из гавани и отрывочные сведения о начале операции. Прежде чем он закончил, вошел один из его помощников и передал новый доклад. Броган молча просмотрел его, затем зачитал первую строчку:

– Фидель и Рауль Кастро живы. – Он запнулся и посмотрел на президента: – Ваш человек, Айра Хаген, говорит, что находится в непосредственном контакте с ними и братья готовы принять любую нашу помощь по устранению последствий катастрофы. Они нуждаются в медицинском персонале и медикаментах, пожарном оборудовании, еде и одежде, а также в патологоанатомах и специалистах по бальзамированию.

Президент перевел взгляд на генерала Клейтона Меткалфа, председателя Комитета начальников штабов:

– Генерал?

– После вашего ночного звонка я предупредил авиационное транспортное командование. Мы можем начать отправлять самолеты на Кубу, как только люди и нужное оборудование прибудут на аэродромы и будут погружены на борт.

– Все передвижения американской военной авиации должны быть согласованы с кубинцами. В противном случае они могут открыть огонь из зенитных орудий, – заметил министр обороны Симмонс.

– Я позабочусь о том, чтобы открыть линию связи с их министерством иностранных дел, – сказал госсекретарь Оутс.

– Лучше сообщить Кастро, что вся наша помощь будет отправлена под эгидой Красного Креста, – добавил Дэн Фосетт. – Мы же не хотим напугать его, чтобы он захлопнул двери.

– Об этом тоже не стоит забывать, – сказал президент.

– С одной стороны, пытаться извлечь выгоду из ужасного несчастья – почти преступление, – размышлял Оутс. – Тем не менее мы не можем отрицать, что эта возможность будто ниспослана нам с небес, чтобы наладить отношения с Кубой и излечить революционную лихорадку на всем Американском континенте.

– Интересно, увлекался ли Кастро когда-нибудь личностью Симона Боливара? – спросил президент, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Великий Освободитель Южной Америки был одним из идолов Кастро, – ответил Броган. – А почему вы спрашиваете?

– Тогда он, возможно, наконец прислушается к одной из цитат Боливара.

– Какой именно, господин президент?

Глава государства пристально поглядел на собеседников и затем ответил.

– «Тот, кто служит революции, пытается вспахать море».

Хаос медленно утихал, и, как только население Гаваны оправилось от шока, начались спасательные работы. В городе было объявлено чрезвычайное положение. Военные вместе с подразделениями милиции и медработниками разбирали завалы, укладывая выживших в кареты «Скорой помощи», а мертвых в грузовики.

В монастыре Санта-Клара, основанном в 1643 году, расположился временный госпиталь, который мгновенно стал переполненным. Все палаты и даже коридоры университетской клиники вскоре были битком набиты ранеными. Красивый старый президентский дворец, где теперь находился Музей революции, превратился в морг.

По улицам рассеянно бродили раненые люди, истекающие кровью. Они безнадежно пытались найти близких. Часы на вершине здания на Кафедральной площади в районе старой Гаваны застыли на 6.21. Некоторые жители, покинувшие свои дома во время взрывов, начали возвращаться назад. Те, у кого не осталось дома, бродили по улицам среди обгоревших трупов, держа в руках сумки с вещами, которые удалось спасти.

Все пожарные подразделения на ближайшую сотню миль были стянуты в город и тщетно пытались потушить огонь, расползавшийся по всему побережью. Когда взорвались баллоны с газообразным хлором, к риску сгореть заживо добавилась опасность отравиться ядовитым газом. Два раза сотням пожарных пришлось бегом бежать в укрытия, когда ветер менял направление и швырял раскаленное пламя им в лица.

Несмотря на то что спасательные операции были в самом разгаре, Фидель Кастро решил устроить чистку в рядах предавших его государственных чиновников и высших армейских офицеров. Облавой взялся руководить сам Рауль Кастро. Большинство предателей уже покинули город, будучи предупрежденными Великовым и агентами советского КГБ о начале операции «Ром и кола». Аресты проводились один за другим, каждый был потрясен, узнав, что братья Кастро все еще живы. Под усиленной охраной изменников сотнями вывозили в секретную тюрьму где-то далеко в горах, и с тех пор их больше никто не видел.

В два часа дня в международном аэропорту Гаваны приземлились первые грузовые самолеты ВВС США. Вскоре в небе показался постоянный поток прибывающих самолетов. Фидель Кастро решил лично поприветствовать добровольцев, врачей и медсестер. Под его пристальным взглядом кубинские комитеты помощи жертвам принимали поставки и сотрудничали с американцами.

Ранним вечером из-за задымленного горизонта показались суда береговой охраны и пожарные суда, прибывающие из порта Майами. Из Техаса были доставлены бульдозеры, тяжелая техника и специалисты по ликвидации нефтяных пожаров, которые, не теряя времени, отправились к пылающим обломкам и бросились тушить огонь.

Несмотря на прошлые политические разногласия между Соединенными Штатами Америки и Кубой, казалось, что все были рады возможности поработать вместе и встретить опасность плечом к плечу.

Поздним вечером адмирал Сэндекер и Эл Джордино спустились по трапу самолета НУПИ. Водитель грузовика, нагруженного постельным бельем и военными раскладными койками, согласился довезти их до распределительного склада, где Джордино нашел брошенный «Фиат» и, коротнув провода зажигания, запустил двигатель.

Вскоре вместо заката их лица озарило огромное море пламени, видневшееся за лобовым стеклом в гигантской туче дыма.

После около часового виляния по городским дорогам и подсказанным полицией запутанным окольным маршрутам, чтобы объехать улицы, которые были завалены обломками или по которым ездили спасательные машины, они в конце концов добрались до посольства Швейцарии.

– Работы у нас будет по горло, – произнес Сэндекер, глядя на разрушенные здания и усыпанный обломками широкий бульвар Малекон.

Джордино кивнул:

– Наверное, его никогда не найдут.

– Тем не менее мы обязаны хотя бы попробовать.

– Да, – вздохнул Эл. – Мы в долгу перед Дирком.

Развернувшись, они прошли в разгромленный вход посольства и направились в серверную Секции интересов США.

Комната была забита корреспондентами. Они ожидали своей очереди, чтобы передать новости о произошедшей трагедии. Сэндекер протиснулся сквозь толпу журналистов и подошел к крупному мужчине, диктующему сообщение радисту. Когда тот закончил, адмирал коснулся его руки:

– Вы Айра Хаген?

– Да, это я. – Хриплый голос звучал под стать усталому виду.

– Так и думал, – сказал Сэндекер. – Президент отлично описал вас.

Агент улыбнулся и похлопал себя по выступающему животу:

– Меня нетрудно отыскать в толпе. – Затем он замолчал и странно посмотрел на Сэндекера: – Вы сказали, президент…

– У меня была встреча с ним в Белом доме четыре часа назад. Меня зовут Джеймс Сэндекер, а это Эл Джордино. Мы из НУПИ.

– А, адмирал, слышал о вас. Чему обязан?

– Мы друзья Дирка Питта и Джесси Лебарон.

Мужчина на мгновение прикрыл глаза, затем внимательно посмотрел на Сэндекера:

– Госпожа Лебарон – чертовски удачливая женщина. После взрыва она осталась целехонькой, если не считать нескольких небольших порезов и ушибов. Сейчас помогает детям в госпитале, который находится в старом соборе. Но боюсь, что если вы ищете Питта, то это пустая трата времени. Он был за штурвалом «Эми Бигелоу», когда корабль взорвался.

Джордино внезапно почувствовал укол в сердце.

– Не осталось никаких шансов, что он мог выбраться?

– Из тех парней, что вступили в бой с русскими на причале, когда корабли отходили в море, выжили только двое. Весь экипаж обоих кораблей и буксира пропал без вести. Остается лишь маленькая надежда, что кому-нибудь из них удалось покинуть суда вовремя. К тому же, даже если их не убило взрывом, они, скорее всего, утонули под волнами.

Эл разочарованно сжал кулаки. Он повернулся и уставился в сторону, чтобы никто не видел слез, выступивших у него на глазах.

Сэндекер печально покачал головой:

– Мы бы хотели еще поискать в госпиталях.

– Боюсь, это прозвучит жестоко, адмирал, но вам лучше искать его в моргах.

– Будем искать и там.

– Я попрошу швейцарцев выдать вам пропуск дипломата, чтобы вы могли свободно перемещаться по городу.

– Спасибо.

Айра снова посмотрел на них с состраданием:

– Помните, что ваш друг Питт пожертвовал своей жизнью ради спасения сотен тысяч других людей.

Сэндекер поднял голову и с неожиданной гордостью во взгляде посмотрел на агента:

– Если бы вы знали его, мистер Хаген, вас бы это совсем не удивило.

Не горя особым оптимизмом, Сэндекер и Джордино отправились по госпиталям в поисках Дирка. Они осмотрели все больницы, переступая через бесчисленных раненых, которые рядами лежали на полу, обходя медсестер, пытающихся оказать им помощь, и проходя мимо утомленных врачей в операционных. Множество раз им приходилось останавливаться и помогать переносить носилки с ранеными, прежде чем продолжить поиски.

Среди живых Питта не было.

Тогда они обыскали все временные морги и несколько грузовиков с трупами, сложенными в кузов в четыре или пять слоев. Небольшой отряд специалистов по бальзамированию работал беспрерывно, чтобы не дать распространиться инфекциям. Мертвые лежали повсюду, как дрова, с окоченевшими лицами, уставившись в потолок пустыми глазами. Некоторые были до такой степени обожжены или изуродованы, что опознать их было невозможно, поэтому позже их пришлось хоронить в братских могилах на кладбище Колон.

В одном из моргов изнуренный дежурный показал им останки человеческого тела, найденные в море. Это точно был не Питт, а с Мэнни они никогда не были знакомы, чтобы опознать его.

Над пострадавшим от катастрофы городом поднялось утреннее солнце. Большинство выживших уже были найдены и доставлены в госпитали, мертвые – в морги. Улицы города патрулировали солдаты с оружием наготове, чтобы предотвратить мародерство. В районе набережной все еще бушевало пламя, но пожарные справлялись все лучше. Небо до сих пор закрывала огромная черная туча, и вскоре от пилотов начали приходить сообщения, что восточные ветры донесут ее до Мехико.

Пресытившись кошмарными картинами, которые им пришлось наблюдать в ту ночь, Сэндекер и Джордино с облегчением вышли навстречу дневному свету. Миновав три квартала от Кафедральной площади, они остановились на улице, доверху заваленной обломками. Остальную часть пути к временному детскому госпиталю, где пребывала Джесси, пришлось преодолеть пешком.

В это время госпожа Лебарон утешала маленькую хныкающую девочку, на чью тонкую коричневую ногу врач накладывал гипс. Заметив вошедших адмирала и Джордино, она бессознательно перевела взгляд с одного на другого, но произошедшие события настолько ее истощили, что она опустила голову, не узнав их.

– Джесси, – тихо позвал Сэндекер. – Я Джим Сэндекер, а это Эл Джордино.

Она снова посмотрела на них несколько секунд, затем начала вспоминать:

– Адмирал. Эл. О, слава богу, вы здесь!

Она что-то прошептала на ухо девочке, затем встала, обняла их обоих и разрыдалась.

Врач кивнул Сэндекеру:

– Она работала без перерыва двадцать часов подряд. Пусть отдохнет.

Они взяли ее под руки, вывели наружу и аккуратно опустили на ступеньки собора.

Джордино сел перед Джесси и посмотрел на нее. Она все еще была одета в военную форму. Только теперь камуфляж был заляпан кровью. Волосы Джесси были влажными от пота и спутанными, а глаза покраснели от дыма.

– Я так рада, что вы нашли меня, – наконец сказала она. – Вы только что прилетели?

– Вчера вечером, – ответил Джордино. – Все это время мы искали Дирка.

Отсутствующим взглядом она вперилась в облако дыма.

– Его больше нет, – отрешенно сказала она.

– Фальшивая монета всегда возвращается, – рассеянно пробормотал Джордино.

– Никого больше не осталось – ни моего мужа, ни Дирка, ни других. – Ее голос оборвался.

– Тут поблизости есть кофейня? – спросил Сэндекер, поворачивая разговор в другое русло. – Думаю, нам всем было бы полезно выпить по чашечке чего-нибудь горячего.

Джесси слабо кивнула в сторону входа в собор.

– Бедная женщина, чьи дети тяжело пострадали после взрыва, делает кофе для волонтеров.

– Я схожу за ним, – сказал Джордино.

Он поднялся и исчез внутри.

Несколько секунд вдова миллионера и адмирал сидели молча, слушая стон сирен и глядя, как переливается пламя вдали.

– Когда мы вернемся в Вашингтон, – прервал молчание Сэндекер, – я помогу вам всем, чем смогу…

– Вы очень добры, адмирал, но я справлюсь. – Она запнулась. – Только есть кое-что… Как вы думаете, тело Рэймонда смогут найти и переправить домой для погребения?

– Уверен, после всего, что вы совершили, Кастро сделает для вас все.

– Не понимаю, почему мы впутались во все это ради этого сокровища.

– Ла Дорады?

Джесси незаметно перевела взгляд на группу людей, идущих в их направлении.

– Мужчины сходили по ней с ума в течение почти пятисот лет, большинство из них погибали из-за жажды владеть ею. Глупо… глупо терять жизнь ради статуи.

– Она до сих пор считается величайшим сокровищем из всех. Джесси устало закрыла глаза.

– Хвала небесам, она спрятана. Кто знает, сколько еще людей убили бы за нее.

– Дирк никогда бы не полез за деньгами по чужим костям, – сказал Сэндекер. – Я слишком хорошо его знаю. Он всегда ввязывался в приключения, только чтобы разгадать загадку, а не ради выгоды.

Джесси не ответила. Она открыла глаза и в конце концов обратила внимание на приближающуюся компанию. Ей было плохо видно этих людей. Один из них показался семи футов ростом, насколько было видно за пеленой желтого дыма. Остальные выглядели совсем невысокими. Они что-то пели, но женщина не могла разобрать мелодию.

Вернулся Джордино, держа в руках небольшой поднос с тремя чашками кофе. Он остановился и несколько долгих мгновений всматривался в людей, которые шли через заваленную обломками площадь.

Шедший посередине оказался далеко не семи футов ростом, а обычным высоким мужчиной с маленьким мальчиком на плечах. Ребенок выглядел перепуганным и плотно сжимал руки вокруг лба мужчины, закрывая ему верхнюю часть лица. В одной мускулистой руке мужчина баюкал маленькую девочку, а второй сжимал ладонь еще одной девочки не старше пяти лет. Следом шли десять или одиннадцать других детей. Было похоже, что они пели на ломаном английском языке. Рядом с ними бежали три собаки и подвывали в качестве аккомпанемента.

Сэндекер с любопытством посмотрел на Джордино. Широкогрудый итальянец сморгнул накатившуюся от дыма слезу и с интересом уставился на эту странную и трогательную картину.

Изможденный до крайней степени мужчина напоминал привидение. От его одежды остались одни лохмотья, он заметно прихрамывал. Глаза ввалились, а на тощем лице запеклись потеки крови. Тем не менее он неустанно запевал вместе с детьми, оглашая округу низким раскатистым голосом.

– Я должна возвращаться к работе, – сказала Джесси, с трудом поднимаясь на ноги. – Нужно помочь тем детям.

Теперь дети были достаточно близко, чтобы Джордино смог расслышать слова песни.

– «Я Янки Дудл Денди. Янки Дудл, действуй сейчас или никогда…»

Эл широко раскрыл рот и недоуменно вытаращил глаза. Он оцепенел. Затем, выбросив чашки через плечо, словно сумасшедший, сбежал вниз по ступенькам собора.

– Это он! – прокричал Джордино.

– «Истинный племянник дяди Сэма, ведь четвертого июля мать меня родила».

– Что такое? – крикнул ему Сэндекер. – О чем ты?

Джесси вскочила на ноги, внезапно позабыв о мучительной усталости, и побежала следом за Джордино.

– Он вернулся! – сквозь слезы прокричала она.

Затем со ступенек сбежал и адмирал.

Дети запнулись на припеве и прижались к мужчине, испугавшись троих человек, бегущих к ним с криками. Они цеплялись за него, как за родного отца. Собаки стали плотнее друг к другу и залаяли еще громче.

Джордино остановился в двух шагах от них, пытаясь подобрать слова. Несколько секунд он лишь стоял и восторженно улыбался. Наконец он взял себя в руки.

– С возвращением, Лазарь.

Питт лукаво усмехнулся:

– Надо же, приятель. У тебя случайно в кармане не завалялась бутылочка сухого мартини?

Шесть часов спустя Дирк спал мертвецким сном в пустом помещении кафедрального собора. Он отказывался заходить внутрь, пока не передал детей врачам и не накормил собак, пришедших с ним. После этого настоял на том, чтобы и Джесси взяла перерыв.

Они лежали в нескольких футах друг от друга на двойных одеялах, служивших им подстилками на жестком кафельном полу. Верный Джордино сидел в плетеном кресле у входа в комнату и оберегал их сон, постоянно шикая на забредавших детей, чтобы те не шумели.

При виде Сэндекера, сопровождаемого кубинскими военными, Эл насторожился. Среди них был Хаген, постаревший и гораздо сильнее уставший, чем во время их прошлой встречи почти двадцать часов назад. Джордино сразу узнал человека, шедшего рядом с агентом прямо позади адмирала. Как только он поднялся на ноги, Сэндекер кивнул в сторону спящих.

– Разбуди их, – тихо сказал он.

Джесси застонала, отказываясь просыпаться. Пришлось несколько секунд трясти ее за плечо, чтобы она оторвалась ото сна. Все еще уставшая и полусонная, женщина присела и помотала головой, пытаясь прийти в себя.

Питт проснулся почти мгновенно, будто по звонку будильника. Он осмотрелся и присел, опершись на локоть, настороженно вглядываясь в мужчин, окруживших его.

– Дирк, – сказал Сэндекер. – Это президент Фидель Кастро, Во время объезда больниц с инспекцией ему сказали, что ты и Джесси находитесь здесь. Он хотел бы поговорить с вами.

До того как раненый успел что-либо ответить, Кастро вышел вперед, пожал ему руку и с неожиданной силой рывком поднял на ноги. Темно-карие глаза вождя встретились с пронзительно-зелеными глазами Дирка. Кастро был одет в аккуратно выглаженную униформу оливкового цвета с погонами Верховного главнокомандующего, резко контрастировавшую с одеждой Питта, так и не снявшего грязные лохмотья, в которых он пришел в собор.

– Значит, это и есть человек, одурачивший моих полицейских, а затем спасший город? – по-испански спросил Кастро.

Джесси перевела Питту, и тот отрицательно покачал головой:

– Я был всего лишь одним из выживших счастливчиков. Не меньше двадцати других парней погибли, пытаясь предотвратить трагедию.

– Если бы корабли взорвались, когда они еще находились в порту, вместо почти всей Гаваны осталась бы только выжженная земля. И она стала бы могилой для меня и еще полумиллиона человек. Куба – благодарная страна, и она желает чествовать вас, как Героя Революции.

– Та, что стоит рядом со мной, заслуживает этого не меньше, – пробормотал Питт.

Джесси резко посмотрела на него, не став переводить.

– Что он сказал? – спросил Кастро.

Женщина прокашлялась:

– Ах… он сказал, что это большая честь для него.

Затем Фидель попросил мистера Дирка рассказать, как им удалось захватить корабли.

– Расскажите мне, что вы видели, – вежливо попросил он. – Расскажите, как все происходило. С самого начала.

– Начиная с того момента, как мы покинули посольство Швейцарии? – спросил Питт, едва заметно прищурившись.

– Как пожелаете, – ответил Кастро, подыгрывая ему.

Пока мужчина рассказывал об отчаянной перестрелке на причале и о том, чего им стоило убрать «Эми Бигелоу» и «Озеро Зайсан» из гавани, кубинский правитель постоянно прерывал его шквалом вопросов. Казалось, что любопытство Кастро утолить невозможно. Рассказ раненого занял почти столько же времени, сколько и те события, о которых он поведал.

Питт рассказывал обо всем по порядку так прямо и бесстрастно, как мог, понимая, что ему никогда не удастся точно описать невероятную храбрость людей, бескорыстно отдавших свои жизни за людей из другой страны. Он поведал о том, как Кларк блестяще сдерживал противника, во много раз превосходящего его силами, как Мэнни и Мо вместе со своими экипажами трудились в моторных отсеках кораблей, чтобы раскочегарить двигатели, прекрасно сознавая, что те в любую минуту могут взорваться. Он рассказал, как Джек и его экипаж до последнего оставались на буксире, оттаскивая корабли смерти все дальше в море, пока не осталось слишком мало времени, чтобы спастись. Он всей душой желал, чтобы они все стояли сейчас рядом с ним, чтобы каждый мог рассказать свою историю. Питт задумался, о чем бы они могли рассказать, затем улыбнулся про себя, представляя рассказ Мэнни, перемешанный с отборными ругательствами.

Дирк закончил повествование на том, как его занесло в город верхом на гигантской приливной волне, после чего он вырубился, а позже пришел в сознание, вися вниз головой на вывеске ювелирного магазина. Он рассказал, как, бродя среди развалин, услышал плач маленькой девочки и как вытащил малышку вместе с ее братом из-под рухнувшего здания. После этого к нему потянулись и другие дети. Ночью спасатели отдали под его присмотр еще нескольких малышей. Когда стало понятно, что больше выживших на этой территории не осталось, полицейский отправил Питта в детский госпиталь, где он и встретил своих друзей.

Внезапно Питт замолчал и развел руки в стороны:

– Вот и весь рассказ.

Кастро внимательно посмотрел на него, скрывая во взгляде бурю эмоций. Затем шагнул вперед и обнял Дирка.

– Спасибо, – прошептал он срывающимся голосом. После этого поцеловал Джесси в обе щеки и пожал руку Хагену. – Куба в долгу перед вами. Мы этого не забудем.

Питт хитро посмотрел на Фиделя:

– Прошу прощения, можно мне попросить об одной услуге?

– Конечно, только скажите, что вы желаете, – не задумываясь, ответил Кастро.

Питт замялся, но потом сказал:

– У вас есть таксист по имени Эрберто Фигуэро. Если я смогу найти в Штатах отреставрированный «Шевроле» пятьдесят седьмого года выпуска и переправить автомобиль ему на Кубу, вы смогли бы принять доставку? Мы с Эрберто были бы вам премного благодарны.

– Само собой. Я лично прослежу, чтобы он получил ваш подарок.

– И еще кое-что, – сказал мужчина.

– Не искушай судьбу, – прошептал ему Сэндекер.

– Что вам угодно? – любезно спросил Кастро.

– Могу ли я попросить у вас лодку с краном?

Тела Мэнни и трех других членов его экипажа вскоре опознали. Кларка выловили из канала рыбаки. Останки тел отправили в Вашингтон для захоронения. Тела Джека, Мо и других так никогда и не нашли.

Через четыре дня после взрыва кораблей пожар в конце концов был потушен. Кое-где последние упрямые огоньки пламени не затухали до следующей недели. Только спустя шесть недель собрали тела всех погибших. Многих так и не удалось найти.

Кубинцы скрупулезно подсчитывали потери и со временем опубликовали полные списки. Количество погибших составило 732 человека, раненых – 3769. Еще 197 человек числились пропавшими без вести.

Президент убедил конгресс в необходимости принятия законопроекта по чрезвычайной помощи кубинцам в размере сорока пяти миллионов долларов, чтобывосстановить Гавану. Кроме того, в знак доброй воли глава государства снял с Кубы тридцатипятилетнее торговое эмбарго. В свою очередь, американцы снова могли легально курить лучшие гаванские сигары.

После того как русских депортировали на родину, их единственные представители в Кубе остались только в Секции интересов Советского Союза при польском посольстве. Вряд ли кто-то из кубинцев сильно расстроился из-за их отъезда.

Кастро не стал менять свои марксистские революционные взгляды, но стал более сговорчивым. Подписав соглашение о дружбе между Кубой и Америкой, он без колебаний принял приглашение президента посетить Белый дом и выступить перед конгрессом, хоть и немного поворчал, когда его попросили ограничить речь до двадцати минут.

На рассвете третьего дня после трагедии почти в самом центре гавани стало на якорь старое судно с потрескавшейся краской на корпусе. Пожарные катера и спасательные суда проплывали мимо корабля, будто он был сломавшимся на середине шоссе автомобилем. Это был широкий рабочий катер, около шестидесяти футов в длину, с небольшим деррик-краном на корме, нависшим над водой. Казалось, будто его экипажу совсем не было дела до суматохи, происходящей вокруг.

Почти все пламя на причале уже было потушено, но пожарные все еще заливали тысячами галлонов воды дымящиеся завалы внутри прибрежных складов. Несколько обуглившихся резервуаров для хранения нефти в районе гавани, не унимаясь, плевались пламенем, в воздухе стоял едкий дым горелой нефти и резины.

Питт стоял на выцветшей палубе рабочего катера и, прищуриваясь, вглядывался в окруженные желтым дымом обломки нефтяного танкера. От «Озера Байкал» осталась лишь выжженная надстройка на корме, нелепо и криво вздымающаяся над грязной водой. Он опустил взгляд на маленький наручный компас.

– Мы на месте? – спросил адмирал Сэндекер.

– Нужно проверить пеленги, – ответил Дирк.

Джордино высунул голову из окна рулевой рубки.

– Магнитометр сходит с ума. Прямо под нами лежит огромная масса металла.

Джесси сидела на крышке люка. На ней были серые шорты и бледно-голубая блузка, дама снова выглядела привлекательно.

Она с любопытством взглянула на Питта:

– Ты так и не рассказал мне, почему думаешь, что Рэймонд спрятал Ла Дораду на дне гавани, и откуда ты узнал, что ее нужно искать именно здесь.

– Глупо было не догадаться сразу, – объяснил Питт. – Твой муж все сказал верно, но я неправильно истолковал его слова. Я думал, он сказал: «Ищи на месте подмены», а на самом деле прозвучало: «Ищи на месте „Мэна“».

Джесси выглядела запутанной.

– Мэна?

– Вспомни Пёрл-Харбор, форт Аламо и Мэн. На этом месте или где-то рядом в 1898 году взорвался броненосный крейсер «Мэн», что положило начало испано-американской войне.

До Джесси понемногу начало доходить.

– Рэймонд сбросил статую туда, где лежит взорванный корабль?

– На место крушения корабля, – поправил ее Питт. – Остатки старого «Мэна» были подняты с глубины и отбуксированы в море, где их и затопили вместе с поднятым флагом в 1912 году.

– Но зачем Лебарон решил просто выбросить сокровище в воду?

– Все началось еще с тех времен, когда он и Ганс Кронберг, его партнер по компании, занимающейся подъемом затонувших кораблей, обнаружили «Циклоп» и достали из него Ла Дораду. Все должно было закончиться триумфом двух приятелей, которые вместе преодолели все трудности и сумели заполучить самое желанное сокровище в истории, затерянное в морских глубинах. Все шло к счастливому концу. Но сказке было не суждено сбыться. Рэймонд Лебарон влюбился в жену Кронберга.

Джесси посерьезнела, она начинала понимать.

– Хильда.

– Да. Хильда. У него было две причины избавиться от Ганса – сокровище и женщина. Каким-то образом ему удалось уговорить Ганса совершить погружение еще раз, после того как они подняли Ла Дораду. И тогда он перерезал воздушный шланг, оставив друга умирать ужасной смертью. Представляешь, как это, задохнуться под водой в таком стальном склепе, как «Циклоп»?

Джесси отвела взгляд:

– Не могу в это поверить.

– Ты видела останки Кронберга собственными глазами. Хильда – вот где была разгадка. Она поведала мне немало грязных историй. Мне лишь нужно было все сопоставить.

– Рэймонд не мог убить человека.

– Мог, и он это сделал. Порешив Ганса, он пошел еще дальше. Лебарон уклонился от налоговой службы – и кто будет его за это винить, если вспомнить, что в конце пятидесятых годов правительство США изымало более восьмидесяти процентов, когда прибыль составляла больше ста пятидесяти тысяч долларов. Также Рэймонд увильнул от крупного иска из Бразилии, причем люди, подавшие его, справедливо называли статую выкраденным национальным сокровищем. Он засел на дно и взял курс на Кубу. Твой любимый был тем еще хитрецом. Но теперь у него возникла новая головная боль – что делать с сокровищем. Кто мог себе позволить заплатить хотя бы долю от двадцати или пятидесяти миллионов долларов за произведение искусства? Кроме того, он боялся, чтобы о его сокровище не прознал Фульхенсио Батиста, диктатор Кубы. Являясь рэкетиром первой величины, он отобрал бы статую. Или если уж не Батиста, то многочисленные бандиты мафии, которых сам диктатор пригласил на Кубу после Второй мировой войны. Поэтому Рэймонд решил распилить Ла Дораду и продать ее по частям. К несчастью, он не подгадал со временем. Лебарон отплыл в Гавану на спасательном судне в тот же день, когда Кастро и повстанцы захватили город после свержения прогнившего режима Батисты. Революционеры немедленно перекрыли морские и воздушные пути сообщений, чтобы приспешники прежнего правителя не успели сбежать из страны с награбленными богатствами.

– А что Лебарон? – спросил Сэндекер. – Он все потерял?

– Не совсем. Он понял, что попал в ловушку и рано или поздно революционеры обыщут его спасательный корабль и найдут Ла Дораду. Ему оставалось лишь взять столько, сколько он мог унести, и ждать следующего самолета в Америку. Под покровом ночи мужчина выплыл в гавань на спасательном корабле, поставил статую на борт и столкнул ее в точности на том самом месте, где семьдесят лет назад взорвался крейсер «Мэн». Естественно, он планировал вернуться и забрать ее, после того как все успокоится, но Кастро не стал играть по правилам Лебарона. Вскоре счастливый союз между Кубой и Америкой распался, и ему так и не удалось вернуться, чтобы вытащить из морских глубин трехтонное бесценное сокровище, что пришлось бы делать прямо на глазах у солдат Кастро.

– Какую часть статуи он забрал с собой? – спросила Джесси.

– Хильда сказала, он извлек из Ла Дорады рубиновое сердце. После того как Рэймонд тайком провез его домой, он распилил его, огранил и продал камни через брокеров. С тех пор у него было достаточно рычагов, чтобы достичь вершин финансовых успехов вместе с Хильдой. После этого для Рэймонда Лебарона все пошло как по маслу.

Долгое время стояла мертвая тишина, каждый обдумывал его слова, представляя, как тридцать лет назад доведенный до отчаяния Лебарон сбрасывал за борт золотую женщину.

– Ла Дорада, – нарушил тишину Сэндекер. – При ее весе она должна была глубоко войти в мягкий ил на дне гавани.

– Адмирал прав, – сказал Эл. – Если Лебарон думал, что найти ее снова будет легко, то крупно ошибался.

– Согласен, меня это тоже беспокоит, – произнес Питт. – Он должен был знать о том, что военные инженеры срезали надстройки и верхние палубы «Мэна» и только сотни тонн обломков остались лежать глубоко в песке, из-за чего их почти невозможно найти. Даже самые современные, самые дорогие металлодетекторы не смогли бы там ничего найти.

– Значит, статуя будет лежать на дне вечно, – сказал Сэндекер. – Если только когда-нибудь кто-то не придет сюда и не перероет половину бухты, чтобы вытащить ее.

– А может, и нет, – проговорил Дирк, задумавшись о чем-то своем. – Рэймонд Лебарон был предусмотрительным человеком. И не стоит забывать, что миллионер был профессионалом по подъему затонувших судов. Я уверен, он знал, что делает.

– К чему ты клонишь? – спросил адмирал.

– Он действительно спустил статую за борт. Но могу поспорить, что он не сталкивал ее, а очень медленно опускал ногами вниз, чтобы оставить ее на дне в стоячем положении.

Джордино уставился в воду.

– Может быть, – медленно произнес он. – Может быть. Она была высокой?

– Около восьми футов вместе с основанием.

– Три тонны золота тридцать лет валялись на морском дне… – присвистнул Сэндекер. – Возможно, пара ног еще торчит из песка.

Питт легко улыбнулся:

– Вскоре узнаем, когда мы с Элом спустимся вниз и поищем.

Будто по команде наступила тишина, и они вгляделись в грязную и укрытую пеплом воду за бортом. Где-то в зловещих зеленых глубинах их ждала Ла Дорада.

Дирк надел полное водолазное снаряжение и смотрел, как из глубины на поверхность поднимаются пузырьки. Он перевел взгляд на часы. Джордино пробыл под водой на глубине сорока футов почти пятьдесят минут. Питт снова принялся рассматривать пузырьки, отмечая, что теперь они постепенно начали вертеться по кругу. Он знал, что у Джордино осталось достаточно воздуха для еще одного 360-градусного прохода вокруг спускаемого троса, привязанного к буйку в тридцати ярдах от их судна.

Небольшой экипаж из кубинцев, нанятых Сэндекером, вел себя тихо. Питт окинул взглядом палубу и увидел, что они выстроились у борта рядом с адмиралом и, словно загипнотизированные, уставились на блики на воде.

Дйрк повернулся к Джесси, которая стояла рядом с ним. Последние пять минут она стояла молча, не двигаясь. Ее лицо выглядело крайне сосредоточенным, а глаза блестели. Женщина с нетерпением ждала, когда на палубе окажется легендарная Ла Дорада. Вдруг она крикнула:

– Смотрите!

В воде среди пузырьков показался темный силуэт, и возле буйка на поверхность вынырнула голова их друга. Джордино перевернулся на спину и легонько погреб ластами к лестнице. Закинув на корабль грузовой пояс и сдвоенный воздушный баллон, он забрался на палубу. Затем Эл снял маску и сплюнул.

– Как все прошло? – спросил Питт.

– Нормально, – ответил мужчина. – Я сделал восемь кругов вокруг базовой точки, где привязан спускаемый трос. Дальше трех футов ничего не видно. Может быть, нам даже немного повезло. На дне в основном песок и грязь, так что там не слишком-то и мягко. Вряд ли статуя могла войти в песок вместе с головой.

– Какая сила течения?

– Около одного узла. Переживешь.

– Есть сложности?

– На дне торчит несколько ржавых обломков, так что следи, чтобы не зацепиться тросом.

Сэндекер подошел к Питту сзади и напоследок проверил его амуницию. Дирк стал на краю борта и сунул в рот мундштук регулятора подачи воздуха.

Джесси мягко пожала ему руку через рукавицу водолазного костюма.

– Удачи, – сказала она.

Он подмигнул Джесси через маску и шагнул вперед. Как только водолаз попал под поверхность зеленой воды, то сразу заметил яркие блики, исходившие от внезапно зарезвившихся пузырьков. Он поплыл к буйку и начал опускать спускаемый трос. Желтый нейлоновый канат исчез из виду во мраке в нескольких футах внизу.

Питт осторожно и не торопясь начал опускаться вслед за тросом. Вскоре он остановился, чтобы продуть уши. Спустя минуту его рука уткнулась в неожиданно поднявшееся ему навстречу дно. Мужчина снова остановился, чтобы настроить компенсатор плавучести, сверить время, по компасу определить направление и посмотреть на измеритель давления. Затем ухватился за оттяжку, которую Джордино прикрепил к спускаемому тросу, и поплыл вдоль радиуса.

Проплыв около двадцати четырех футов, Дирк нащупал рукой узел на тросе, его сделал Джордино, чтобы пометить место, где он остановился. Продвинувшись еще немного, водолаз заметил в грязи оранжевый кол, означавший начальную точку следующего круга поисков. Затем прошел еще шесть футов, крепко сжимая натянутый трос и внимательно осматриваясь вокруг на три фута – насколько позволяла видимость.

Вода в том месте казалась безжизненной и пахла химикатами. Дирк обогнул бывшую колонию морских обитателей, расплющенных от перепада давления после взрыва на нефтяном танкере, тельца рыбешек легко покачивались вместе с волнами, словно листья на ветру. Он потел в своем водолазном костюме на палубе корабля под солнцем, пот катился по телу и здесь, на глубине сорока футов. Питт слышал, как на поверхности по гавани плавают спасательные суда, слышал шум выхлопных труб и вибрацию гребных винтов, далеко разносившуюся по воде.

Ярд за ярдом мужчина осматривал дно пустынной гавани, пока не прошел полный круг. Воткнув в песок кол на новом месте, он двинулся обходить круг в противоположном направлении.

Водолазы часто испытывают одиночество, когда приходится плыть по подводной пустыне, не видя дальше протянутой руки. В такие минуты настоящий мир в пятидесяти футах вверху перестает существовать. Они ощущают беззаботную отрешенность и равнодушие к неизвестности, их восприятие искажается, и люди начинают фантазировать.

Однако Питт ничего этого не чувствовал, может быть, у него только лишь немного играло воображение. Он был опьянен охотой за сокровищами и так увлечен поисками драгоценной статуи, которая в его представлении блестела золотом и ярким зеленым цветом, что едва не проплыл мимо расплывчатого силуэта, возникшего во мгле справа.

Тут же начав быстро грести ластами, он поплыл к привлекшему внимание предмету. Силуэт с округлыми очертаниями частично уходил в землю. Из ила торчали две ноги, покрытые слизью и морской растительностью, которая колыхалась в струях подводного течения.

Сотни раз Питт задумывался, что он почувствует, когда встретится с золотой женщиной. Оказалось – страх. Тот страх, когда не веришь самому себе, когда опасаешься, что это на самом деле лишь плод воображения и поискам никогда не будет конца.

Медленно и осторожно он вытер слизь перчаткой. Крошечные остатки водорослей и ила соскользнули вниз, подняв небольшое облако пыли, заслонившее статую. В жуткой тишине Дирк ждал, пока пыль растворится в водном мраке.

Он приблизился еще и всплыл наверх, немного оторвавшись от дна, и замер, когда его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от загадочного предмета. Водолаз внимательно всматривался сквозь стекло маски, во рту внезапно пересохло, сердце колотилось в груди, словно отбивая барабанную дробь в ритме калипсо.

В ответ на него уставилась пара изумрудно-зеленых глаз, полных выражения вечной меланхолии.

Питт нашел Ла Дораду.

Эпилог

4 января 1990 года

Вашингтон

Заявление президента о существовании колонии Джерси и подвигах Эли Штейнмеца и остальных лунных колонистов воодушевило всю страну и стало мировой сенсацией.

Целую неделю каждый вечер по телевизору крутили захватывающие кадры лунной поверхности, которые не удавалось сделать во время прошлых полетов на Луну «Аполлона». Борьбу астронавтов за выживание во время строительства пригодного для жизни убежища тоже показывали во всех впечатляющих подробностях.

Штейнмеца и остальных мгновенно возвели в ранг героев. Их чествовали по всей стране, заваливали приглашениями на телевизионные ток-шоу и устроили для них торжественный парад в Нью-Йорке.

Радость из-за триумфа лунных колонистов была проявлением старомодного патриотизма, но такое событие оказало гораздо более глубокое влияние. Теперь все понимали, что есть веские доказательства того, что человек может не только выжить во время коротких показных вылетов из атмосферы Земли, но и постоянно жить в космосе далеко от родной планеты.

Президент выглядел жизнерадостным во время частной вечеринки, которую он организовал в честь «внутреннего ядра» и колонистов. Его отношение к людям, придумавшим и построившим лунную базу, значительно изменилось со времени их первой встречи. Он протянул бокал шампанского Хадсону, рассеянно уставившемуся в одну точку, словно в зале было тихо и безлюдно.

– Вы весь мыслями в космосе, Лео?

Мужчина перевел взгляд на президента и кивнул.

– Прошу прощения. У меня бывает такая привычка, уходить в себя во время вечеринок.

– Наверное, строите планы по основанию новой базы на Луне?

Хадсон криво усмехнулся:

– На самом деле я думал о Марсе.

– Значит, вы планируете расширять проект «Колония Джерси»?

– Он является только началом новых начал.

– Конгресс прислушается к настроениям страны и проголосует за выделение средств на развитие колонии. Но чтобы соорудить такую же базу на Марсе, нужны огромные деньги.

– Если это сделаем не мы, то дело останется нашим потомкам.

– У нового проекта уже есть название?

Хадсон покачал головой:

– Я об этом еще не задумывался.

– Мне всегда было интересно, – сказал президент, – почему вы решили назвать колонию Джерси именно так?

– А вы не догадываетесь?

– Ну, есть штат Нью-Джерси, остров Джерси на побережье Франции, свитера джерси…

– Кроме того, это также и порода коров.

– Что?

– Вспомните детскую песенку-потешку: «Послушайте сказочку, вы, шалуны, – корова подпрыгнула выше луны»[133].

Президент на секунду отвел взгляд, а затем разразился смехом. Отсмеявшись, он сказал:

– Господи, весьма утонченная ирония – назвать величайшее открытие человечества именем коровы из стихов «Матушки Гусыни».

– Она воистину прекрасна, – сказала Джесси.

– Да, великолепна, – согласился Питт. – Я никогда не устану смотреть на нее.

Они восхищенно глядели на Ла Дораду, которая теперь стояла в центральном зале восточного здания Национальной галереи искусств Вашингтона. Гладкое золотое тело и полированная изумрудная голова блестели под лучами солнца, заглядывающими в окно. Зрелище было прекрасное. Неизвестный индейский скульптур наградил свое творение неотразимой красотой и изяществом. Она стояла в расслабленной позе, слегка выставив одну ногу вперед, слегка согнув руки в локтях и разведя их в стороны.

Ее постамент из розового кварца возвышался на массивной пятифутовой подставке из бразильского розового дерева. Вместо пропавшего рубинового сердца в грудь вставили новое, сделанное из стекла малинового цвета, почти неотличимое от оригинала.

Множество людей восхищенно взирало на статую. Очередь растянулась далеко за пределы галереи, примерно на четверть мили. Ажиотаж вокруг Ла Дорады даже превзошел предыдущий рекорд посещаемости после появления в галерее сокровищ из гробницы Тутанхамона.

Все уважаемые лица столицы приходили сюда оказать статуе свое почтение. Президент вместе с женой и Хильдой Кронберг-Лебарон присутствовал на открытии выставки. Преисполненная достоинства пожилая леди Хильда с живыми, блестящими глазами сидела в инвалидном кресле и лучезарно улыбалась, когда президент упомянул двух дорогих ей когда-то мужчин в своей короткой речи. Когда глава государства помог даме подняться с кресла, чтобы она прикоснулась к статуе, по ее лицу покатились слезы.

– Странно, – прошептала Джесси. – Все началось с крушения «Циклопа» и закончилось крушением «Мэна».

– Так только для нас, – отстраненно сказал Питт. – Для нее все началось четыреста лет назад в бразильских джунглях.

– Трудно представить, что такая красота стала причиной такого количества смертей.

Но Питт не слушал, поэтому ничего не ответил.

Она пытливо посмотрела на него. Мужчина пристально вглядывался в статую, мыслями находясь где-то в другом месте, в другом времени.

– Чем богаче сокровище, тем слаще удовольствие[134], - процитировала она.

Дирк медленно повернулся и посмотрел на нее. Джесси одной фразой вырвала его из мира грез.

– Извини, – сказал он.

Она не смогла удержаться от улыбки.

– Ну и когда ты собираешься туда отправиться?

– Куда?

– На поиски затерянного города Ла Дорада.

– Это не к спеху, – ответил Питт, внезапно рассмеявшись. – Он же никуда не денется.

Клайв Касслер Сокровище

ПОСВЯЩАЕТСЯ ПАМЯТИ РОБЕРТА ЭСБЕНСОНА. ДАЙ БОГ КАЖДОМУ ТАКОГО ДРУГА!

Александрийская библиотека действительно существовала, и если бы она не была опустошена войнами и религиозными фанатиками, до нас дошли бы знания не только великих империй – египетской, греческой и римской, но и тех малоизвестных цивилизаций, которые возникали и гибли вдали от берегов Средиземного моря[135].

В 391 году н. э. римский император Феодосий[136] как истинный христианин приказал собрать и уничтожить все книги и произведения искусства, являющиеся, по его мнению, языческими, включая бессмертные труды греческих философов.

Считалось, что большая часть коллекции была спасена и тайно вывезена. Но что с ней стало и где она спрятана, остается тайной на протяжении шестнадцати веков.

К читателю

Автор приносит извинения за некоторые неудобства, связанные с необходимостью перевода единиц измерения. Но что делать, если в 1991 году Соединенные Штаты Америки оставались последней страной на земле, еще не перешедшей на метрическую систему.

Но это очень просто:

английская, или морская, миля = 1852 км=,

ярд = 0,91 м,

дюйм[137] 25 мм.

Вот и все.

Пролог Предвестники

15 июля 391 года н. э.

Место действия неизвестно

Маленький мерцающий огонек плясал в непроглядной темноте тоннеля. Человек, одетый в шерстяную тунику, закрывающую колени, замедлил шаг и поднял над головой масляную лампу. В ее тусклом свете стала видна человеческая фигура, лежащая в гробу из золота и хрусталя, а на гладкой стене за человеком в тунике выросла уродливая, фантастически огромная тень. Человек склонился над гробом и несколько секунд смотрел в невидящие глаза покойного, потом опустил лампу и отвернулся.

Он обвел внимательным взглядом длинный ряд неподвижных фигур, застывших в мрачном безмолвии; их было так много, что последние терялись во мраке пещеры, словно в бесконечности.

Юний Венатор пошел вперед. Его сандалии слегка задевали неровности пола, издавая звук, похожий на шепот. Вскоре тоннель расширился и перешел в просторную галерею. Возвышавшийся на высоте тридцати футов куполообразный потолок опирался на целый ряд арок, придававших прочность всей конструкции. Вырезанные в известняке желоба змеились по стенам, чтобы просочившаяся вода могла свободно стекать в глубокие дренажные бассейны. Стены были изрыты углублениями, наполненными тысячами очень странных круглых контейнеров, сделанных из бронзы. Если бы не большие деревянные клети, установленные в центре этого необычного помещения, то его вполне можно было принять за катакомбы, которых так много под Римом.

Венатор внимательно разглядывал медные таблички, прикрепленные к клетям, сверяя их количество с тем, что было указано в свитке, который он развернул на небольшом складном столике. Воздух в пещере был спертый и сухой, поэтому очень скоро струйки пота стали понемногу пробиваться сквозь плотный слой пыли, покрывавший его кожу. Спустя два часа, уверившись, что ничего не пропустил, он снова свернул свиток и аккуратно засунул его за пояс.

Окинув прощальным взглядом все, что находилось в галерее, Юний Венатор огорченно вздохнул. Он знал, что больше никогда этого не увидит, не сможет коснуться рукой. Устало ссутулившись, он крепко сжал в руке маленькую лампу и направился в обратный путь.

Венатор был немолод, скорее даже стар – ему уже минуло пятьдесят семь лет. Обветренное, изборожденное морщинами лицо, ввалившиеся щеки, усталая, шаркающая походка – все это выдавало в нем человека, у которого не было стимула жить дальше. И все же где-то в глубине души он ощущал тепло, которое дает сознание исполненного долга. Великий проект успешно завершен, огромная тяжесть наконец снята с его согбенных плеч. Ему осталось только преодолеть долгий путь в Рим.

Он миновал еще четыре тоннеля, прорезавших гору. Один из них был завален грудой булыжников. При обвале погибли двенадцать рабов, трудившихся внутри. Их мертвые тела все еще находились там, под камнями. Венатор почувствовал угрызения совести. Но для них было лучше погибнуть быстро и без мучений, чем долгие годы влачить жалкое существование, работая на царских рудниках, – и только для того, чтобы все равно умереть от болезней или быть брошенными на произвол судьбы, когда иссякнут последние силы.

Он свернул в крайний левый проход и сразу же увидел впереди слабый свет. Входная шахта начиналась в небольшом гроте и имела диаметр около двух с половиной метров – достаточный, чтобы прошли самые крупные клети.

Неожиданно до него донесся отдаленный крик – звук шел снаружи. Венатор озабоченно нахмурил лоб и ускорил шаг. Выйдя на свет, он непроизвольно сощурился. Немного помедлив, он бросил взгляд на лагерь, расположенный неподалеку, на склоне горы. Группа римских легионеров окружила нескольких девушек из какого-то варварского племени. Самая молодая из них, почти девочка, снова вскрикнула и сделала попытку броситься наутек. Ей почти удалось проскочить мимо солдат, но один из них все же успел ухватить ее за длинные черные развевающиеся волосы. Он так сильно дернул ее за волосы, что девушка не устояла на ногах и рухнула на колени прямо в грязь.

Массивный, плотно сбитый мужчина, заметив Венатора, сразу подошел к нему. Этот человек был настоящим великаном – на голову выше любого в лагере, с широченными плечами и почти такими же бедрами, с руками, напоминающими дубовые бревна, длинными, достававшими до самых колен.

Галл Латиний Мацер был главным надсмотрщиком. Он приветственно махнул рукой и заговорил неожиданно высоким голосом.

– Все готово? – спросил он.

– Да, я закончил, – кивнул Венатор. – Можешь запечатывать вход.

– Считай, что это уже сделано.

– Что за суматоха в лагере?

Мацер неодобрительно взглянул холодными черными глазами на солдат и сплюнул.

– Идиотам легионерам нечего было делать, и они со скуки совершили набег на деревушку в пяти лигах[138] к северу отсюда. Устроенная ими бойня оказалась совершенно бессмысленной. Убили около сорока варваров, причем только десять мужчин, остальные – женщины и дети. И зачем? Ни золота, ни трофеев – ничего ценного, только коровий навоз. Притащили сюда несколько уродин, чтобы поразвлечься.

Лицо Венатора напряглось.

– Кто-нибудь уцелел?

– Мне сказали, что двоим мужчинам удалось бежать.

– Они поднимут тревогу во всех окрестных деревнях. Боюсь, Северус разворошил осиное гнездо.

– Северус! – Мацер не произнес, а презрительно выплюнул это имя. – Проклятый центурион! Его люди не делают ничего – только едят, спят и опустошают наши запасы вина. По моему мнению, связавшись с ними, мы лишь нажили лишнюю головную боль.

– Их наняли, чтобы нас защищать, – напомнил Венатор.

– От кого? – спросил Мацер. – От варваров, которые едят насекомых и рептилий?

– Собери рабов и быстро закрой вход. И сделай это на совесть! Варвары ни в коем случае не должны проникнуть внутрь, после того как мы покинем это место.

– Не беспокойся. Насколько я знаю, в этой проклятой глуши даже не слышали о металлообработке. – Мацер сделал паузу и указал на внушительную гору камней и земли, возвышавшуюся у входа в штольню и удерживаемую на месте крепежными стойками из гигантских бревен. – Когда это обрушится, тебя уже не будут волновать драгоценные древности. И потом, такое не раскопаешь голыми руками.

Немного успокоенный, Венатор отпустил надсмотрщика и направил свои стопы к шатру Домиция Северуса. Он прошел мимо изображенной на стенке шатра эмблемы военного соединения – бык и копье – и раздраженно оттолкнул часового, попытавшегося загородить ему дорогу.

Он обнаружил центуриона развалившимся в кресле и с удовольствием рассматривающим совершенно обнаженную, грязную девушку, которая стояла на коленях и что-то говорила на странном языке, состоявшем, как казалось, из одних гласных. Она была очень молода, – должно быть, не старше четырнадцати лет. Северус был облачен в короткую красную тунику, застегнутую на левом плече. Его голые руки были обвиты двумя бронзовыми лентами, закрепленными на бицепсах. Это были мускулистые руки солдата, привыкшие к мечу и щиту. Из-за неожиданного появления Венатора центурион не счел необходимым даже поднять глаза на вошедшего.

– Вот, значит, как ты проводишь время, Домиций, – резко заговорил Венатор. – Ты идешь против Бога, совершая насилие над ребенком варваров.

Северус медленно повернулся к Венатору и уставился на него насмешливыми серыми глазами:

– Сегодня слишком жарко, чтобы я мог выслушивать твои христианские бредни. Мой бог более терпим, чем твой.

– Да, но ты связался с язычницей.

– Ну это как посмотреть. Никто из нас не имел удовольствия встретиться лицом к лицу со своим богом, поэтому трудно сказать, кто из нас прав.

– Христос был сыном истинного Бога.

– Между прочим, – Северус явно вышел из себя, – ты вторгся в мое жилище. Говори, что тебе надо, и убирайся.

– Чтобы ты мог без помех воспользоваться этим несчастным созданием?

Северус не ответил. Он встал, схватил вопящую девочку за руку и грубо швырнул ее на койку.

– Ты хочешь присоединиться ко мне, Юний? – поинтересовался он. – Пожалуйста, я даже позволю тебе быть первым.

Венатор растерянно взглянул на центуриона. Неожиданно для самого себя он почувствовал страх. Римский центурион, командующий пехотным подразделением, вряд ли отличался милосердием. Этот человек был более безжалостным, чем первобытный дикарь.

– Наша миссия в этих местах завершена, – сказан Венатор. – Мацер и рабы готовятся закрыть вход в пещеру. Мы можем сворачивать лагерь и возвращаться на корабли.

– Прошло уже одиннадцать месяцев, с тех пор как мы покинули Египет. Один день ничего не изменит.

– Но в наши задачи не входит грабеж и убийство! Нас мало, а варваров много. Они захотят отомстить.

– Мои легионеры справятся с целой ордой варваров. Пусть только попробуют сунуться.

– Твои люди не истинные воины, а наемники!

– Но они не забыли, как надо драться, – уверенно заявил Северус.

– И умрут во славу Рима?

– Почему они должны это делать? Почему вообще кто-то из нас должен умирать во славу Рима? Расцвет империи остался в прошлом. Некогда великий город на Тибре теперь превратился в трущобы. В наших венах течет не так уж много римской крови. Большинство моих людей уроженцы провинций. Лично я испанец, а ты, Юний, насколько я знаю, грек. В наше суматошное время смешно сохранять преданность императору, правящему далеко на востоке, в городе, который никто из нас никогда не видел. Нет, Юний, мои люди будут драться, потому что они профессионалы и им за это платят.

– Но все же лучше избегать конфликтов. Я решил: мы снимемся с места еще до темноты...

Слова Венатора были прерваны оглушительным грохотом. Земля под ногами содрогнулась. Он выскочил из шатра и посмотрел на скалу. Рабы убрали опоры, и многотонная лавина рухнула, погребя под огромной массой земли и камней вход в пещеру. Гигантское пыльное облако неторопливо поднялось вверх и зависло над местом проведения работ. Когда грохот стих, стали слышны восторженные крики рабов и легионеров.

– Хвала богам! – торжественно проговорил Венатор. Только теперь он почувствовал, как сильно устал. – Мудрость веков теперь находится в безопасности.

Северус подошел и стал рядом.

– Жаль, что этого нельзя сказать про нас.

– Чего нам бояться? – удивился Венатор. – Если, конечно, Господь позволит нам благополучно вернуться домой.

– Пыток и казни, – спокойно ответил Северус – Мы бросили вызов императору. Феодосий не так-то легко прощает своеволие. Нам не найти безопасного места в империи. Лучше уж поискать убежище на чужбине.

– Но моя жена и дочь... Они будут ждать меня на вилле в Антиохии.

– Агенты императора уже наверняка схватили их. Увы, друг мой, они или мертвы, или проданы в рабство.

– Нет, этого не может быть! – Венатор упрямо покачал головой, не в силах поверить услышанному. – У меня есть могущественные друзья! Они возьмут мою семью под защиту!

– Друзей можно купить или пригрозить им. Неожиданно глаза Венатора расширились.

– Ни одна жертва не может считаться слишком большой ради нашей великой цели. Но все будет напрасно, если мы не вернемся обратно с описью и картой.

Северус открыл было рот, чтобы ответить, но тут заметил своего заместителя Артория Норикуса, бегущего к шатру. Загорелое лицо юного легионера поблескивало от капелек пота, выступивших от полуденной жары. Он отчаянно жестикулировал на бегу, пытаясь привлечь внимание своего командира к тому, что происходило на склоне ближайшего холма.

Венатор поднял руку, чтобы заслонить глаза от солнца, и посмотрел в указанном направлении. Его губы сжались в тонкую линию.

– Это варвары, Северус. Они пришли, чтобы отомстить за гибель своих сородичей.

Было такое впечатление, что холм покрылся муравьями. Больше тысячи варваров – мужчин и женщин – стояли и смотрели на врагов, вторгшихся на их землю. Варвары были вооружены луками, стрелами, копьями с обсидиановыми наконечниками и деревянными щитами, на которых были натянуты дубленые шкуры животных. Некоторые сжимали в руках камни с привязанными к ним короткими деревянными рукоятками. На мужчинах были только набедренные повязки.

– Еще одна большая группа варваров отрезала нам путь к кораблям, – сообщил Норикус.

Когда Венатор обернулся к Северусу, лицо центуриона было серого оттенка.

– Вот результат твоей преступной глупости, Северус! – Голос Венатора дрожал от гнева. – Ты погубил нас всех!

Он опустился на колени и принялся молиться.

– Твои молитвы не превратят варваров в послушных овец, – с сарказмом заявил Северус – Теперь дело за мечами.

Он повернулся к Норикусу и принялся отдавать команды:

– Прикажи сигнальщику трубить общий сбор. Пусть Латаний Мацер раздаст оружие рабам. Мы построим людей в боевые порядки и двинемся к кораблям.

Норикус отсалютовал и побежал к центру лагеря.

Пехотное подразделение из шестидесяти солдат построилось быстро. Строй имел форму каре. Римляне образовывали переднюю и тыловую шеренги. Сирийские лучники заняли места на флангах между вооруженными рабами. В центре каре находились Венатор и его помощники. Они были защищены со всех сторон.

Главными орудиями римских пехотинцев IV века н. э. был гладиус – обоюдоострый короткий меч и пилум – двухметровое метательное копье. На голове солдаты носили железные шлемы с пластинками, прикрывающими щеки, которые специальными ремешками связывались под подбородком (такой головной убор выглядел как жокейская шапочка, надетая козырьком назад); латы – скрепленные внахлест металлические пластины, защищающие туловище и плечи, и специальные наголенники. Кроме того, они имели овальные щиты, сделанные из слоистого дерева.

Вместо того чтобы немедленно броситься в атаку, варвары выжидали и медленна окружали колонну римлян. Сначала они попытались сбить строй врагов, выслав вперед людей, которые выкрикивали непонятные слова и угрожающе жестикулировали. Но это не помогло.

Центурион Северус был слишком опытным воином, чтобы испытывать страх. Он вышагивал перед строем, внимательно следя за всем, что происходило вокруг.

К маневрам противника он относился с изрядной долей иронии. Ему не впервой приходилось сталкиваться с многократно превосходящим его по численности неприятелем. Северус добровольно вызвался стать легионером, когда ему было всего шестнадцать лет. Еще будучи простым солдатом, он проявил редкое для молодого человека мужество, сражаясь с готами на Дунае и с франками на Рейне. Выйдя в отставку, он стал наемником и теперь служил тому, кто платил наивысшую цену. В данном случае это был Юний Венатор.

Северус был уверен в своих людях и с гордостью взирал на их четкий строй, блестящие на солнце шлемы и обнаженные мечи. Они были настоящими бойцами, побывавшими во многих серьезных переделках, всегда оказывались победителями и не знали поражений.

Большая часть лошадей, в том числе и его собственная, пала во время тяжелейшего перехода из Египта, поэтому строй был пешим.

Вдруг варвары с диким ревом устремились вниз по выжженному солнцем склону. Первая волна была встречена градом стрел сирийских лучников и копий римских легионеров. Вторая волна понеслась вперед, разбившись о сомкнутый строй солдат. Мечи римлян окрасились кровью варваров. Подгоняемые проклятьями, выкрикиваемыми громовым голосом Латиния Мацера, рабы тоже не подвели и выдержали натиск.

Строй продвигался вперед очень медленно, поскольку варвары наседали со всех сторон, причем их число с каждой минутой увеличивалось. Иссушенный зноем склон покрылся озерами крови. Все больше и больше обнаженных тел нападавших оставалось неподвижно лежать на земле. Те, что вставали на смену павшим, были вынуждены ступать по трупам своих товарищей, калеча голые ноги о разбросанные повсюду острые обломки. Копья римлян с сокрушительной силой врезались в незащищенную плоть нападавших. Варваров было неизмеримо больше, но они не могли превзойти до зубов вооруженных, опытных и дисциплинированных римских воинов.

Сообразив, что лобовой атакой они не добьются успеха, варвары отступили и перегруппировались. Они стали забрасывать римлян стрелами и каменными копьями, а их женщины обрушили на врагов град камней.

Тогда римляне сомкнули щиты над головами, в результате чего строй стал издали напоминать гигантскую черепаху, и продолжили движение к кораблям. Теперь только сирийские лучники стреляли по варварам, нанося им серьезные потери. Для рабов щитов не хватило, и они продолжали сражаться без какой бы то ни было защиты. Они были ослаблены утомительным переходом и тяжелыми земляными работами. Многие падали, и наступающие варвары немедленно растаптывали их тела.

Северус имел большой опыт сражений такого рода. Он получил возможность хорошенько попрактиковаться в войне с бриттами. Противник, конечно, был бесстрашен, но все-таки необучен, и Северус решил пойти на хитрость. Он приказал своим воинам остановиться и бросить оружие на землю. Варвары, решив, что римляне сдаются, со всех ног устремились вперед. Они не заметили, как по знаку Северуса мечи снова оказались в руках воинов.

Римляне предприняли контратаку. Идя по-прежнему во главе колонны, центурион разил врагов налево и направо. Четверо варваров уже лежали у его ног. Еще одному он нанес сокрушительный удар шитом, а другому, особенно настырному, перерезал горло. Затем поток нападавших несколько уменьшился, а через несколько секунд и вовсе иссяк. Галдящая орда отошла на безопасное расстояние.

Северус воспользовался передышкой, чтобы посчитать потери. Двенадцать из шестидесяти солдат были мертвы, четырнадцать получили ранения разной степени тяжести. Хуже всего пришлось рабам, которых уцелело не больше половины.

Он подошел к Венатору, который перевязывал рану на руке куском ткани, оторванным от туники. Греческий мудрец больше собственной жизни оберегал свой драгоценный свиток.

– Ты все еще с нами, старина?

Венатор взглянул на центуриона – в его глазах светилась решимость, изрядно приправленная страхом.

– Ты умрешь раньше меня, Северус.

– Это угроза или пророчество?

– Какая разница? Никто из нас больше не увидит империю.

Северус не ответил. Сражение возобновилось – варвары снова обрушили на врагов град камней и стрел, от которых, казалось, потемнело небо. И командир поспешил к своему войску.

Римляне сражались яростно, но их становилось все меньше и меньше. А из сирийских лучников уже и вовсе никого не осталось. Атака продолжалась. Римлян становилось все меньше и меньше. Уцелевшие – многие из них были ранены – страдали от усталости, жары и жажды. Воины ослабли и уже не так уверенно наносили удары.

Варвары, очевидно, тоже изрядно выдохлись и к тому же понесли огромные потери, но не отступали.

У ног каждого легионера лежало по меньшей мере полдюжины трупов. Тела наемников, утыканные стрелами, напоминали подушечки для иголок. Мацер был ранен в колено и бедро. Он держатся на ногах, но не мог двигаться вперед вместе со всеми. Он отстал и очень скоро был окружен толпой из двух десятков варваров. Мацер несколько раз взмахнул мечом и при этом рассек тела троих нападавших надвое. Остальные отступили – гигантский рост и недюжинная сила Латания явно произвели впечатление. Не в силах сделать ни шагу, он кричал и размахивал руками, требуя, чтобы противники подошли поближе.

Варвары довольно быстро воспринимали урок и теперь не спешили вступать в ближний бой. Было целесообразнее привлечь к делу лучников. Уже через несколько секунд из пяти ран в теле Мацера хлынула кровь. Ухватившись за древко, он вытаскивал застрявшие в теле наконечники стрел. Один из варваров подбежал ближе и метнул копье, поразившее Мацера в горло. Гигант еще несколько секунд стоял на месте, словно не в силах сообразить, что произошло, а потом медленно опустился на землю. На него тут же набросились женщины, словно стая обезумевших волков, и забили камнями, превратив его еще недавно сильное тело в бесформенную груду мяса и костей.

Теперь от реки римлян отделял только крутой песчаный обрыв. Но небо над обрывом неожиданно изменило цвет, став из голубого оранжевым. Затем вверх поднялся столб черного дыма, а ветер донес запах горящего дерева.

Шок, на мгновение парализовавший Венатора, сменился отчаянием.

– Корабли! – воскликнул он. – Варвары атакуют корабли!

Израненные, окровавленные рабы в панике бросились к реке. Попытка оказалась самоубийственной. Варвары атаковали их с флангов. Даже те, кто бросил оружие, были безжалостно убиты. Остальные попытались оказать сопротивление, используя в качестве укрытия растущие на склоне деревья, но и это не помогло. Варвары уничтожили всех. Пыль, взметнувшаяся ввысь, стала для убитых саваном, а сухой кустарник – последним пристанищем.

Северус и оставшиеся в живых легионеры с боем прорвались к краю обрыва и внезапно остановились, на мгновение забыв о кипящей вокруг бойне. Потрясенные, они молча взирали на происходящеевнизу.

Повсюду плясали огромные языки пламени, змеились вверх струи дыма. Флот, их единственная надежда на спасение, горел. Огромные зерновые суда, нанятые ими в Египте, были обречены.

Венатор пробился вперед и встал рядом с Северусом. Центурион молчал. Его туника промокла от пота и крови. Охваченный чувством безысходности, он смотрел на море дыма и огня, на ярко вспыхивающие и распадающиеся вихрем искр огромные паруса, пытаясь смириться с ужасной реальностью поражения.

Суда стояли на якорях у берега. Их никто не защищал. Варвары, перебив немногочисленных моряков, подожгли все, что могло гореть. Только одно маленькое торговое суденышко избежало общей участи, – вероятно, команде удалось отбиться от нападающих. Четыре моряка поднимали паруса, а остальные налегали на весла, стараясь отвести судно подальше от берега.

Венатор облизнул пересохшие губы и почувствовал одновременно вкус гари и горечи поражения. Его миссия закончилась катастрофой. Небеса разгневались на него и потому окрасились в кроваво-красный цвет. Вера, сопутствовавшая ему в выполнении тщательно продуманного плана – сохранить бесценные знания прошлого, – умерла в его сердце.

Чья-то рука коснулась его плеча. Венатор обернулся и удивленно уставился на странное выражение лица Северуса, которое изображало сдержанное оживление.

– Я всегда рассчитывал, – сообщил центурион, – умереть пьяным, лежа на юной красотке.

– Только Бог может решать, когда и где человек умрет, – туманно ответствовал Венатор.

– Я предпочитаю думать, что главная роль здесь принадлежит удаче.

– Потеря! Какая чудовищная потеря!

– Но по крайней мере ваши ценности надежно спрятаны, – сказал Северус, – а оставшиеся в живых расскажут вашим ученым собратьям обо всем, что мы здесь успели сделать.

– Нет, – покачал головой Венатор. – Никто не поверит рассказам невежественных моряков. – Он бросил взгляд на удаленные холмы и тяжело вздохнул. – Решат, что это плод их фантазии.

– Ты умеешь плавать?

– Плавать? – Брови Венатора удивленно поползли вверх.

– Я дам пятерых моих лучших людей, чтобы они помогли тебе добраться до воды, если только ты сможешь доплыть до корабля.

– Я... не уверен. – Венатор растерянно посмотрел на неласковые речные воды и на постоянно увеличивающееся расстояние между берегом и кораблем.

– Ты можешь использовать какой-нибудь подходящий обломок в качестве плота, – резко сказал Северус – И поторопись, иначе мы все через несколько минут предстанем перед нашими богами.

– А как же ты?

– Этот холм ничуть не хуже любого другого места на земле, чтобы остаться здесь навсегда.

Венатор порывисто обнял центуриона:

– Да пребудет с тобой Господь!

– Пусть лучше он отправится с тобой.

Северус быстро выбрал пятерых бойцов и приказал им защищать Венатора на пути к реке. После этого он занялся переформированием жалких остатков своего отряда, чтобы приготовиться к последнему бою.

Окружив Венатора, легионеры рванулись сквозь поредевшие ряды варваров, преграждающих путь к реке. Они кричали и размахивали мечами, словно впавшие в неистовство безумцы.

Венатор устал до такой степени, что лишился способности чувствовать, но рука его оставалась крепкой, а поступь твердой. Он был ученым, ставшим разрушителем, и теперь его вело вперед только мрачное упрямство, даже страх смерти куда-то исчез.

Теперь они прорывались сквозь яростный водоворот огня. Венатор чувствован запах дыма и горящей плоти. Он рывком оторвал еще кусок туники и прикрыл нос и рот, чтобы не задохнуться.

Солдаты защищали Венатора, не щадя своих жизней. Неожиданно он почувствовал, что его ноги ступают по воде. Он рванулся вперед и нырнул, когда вода едва достигла его колен. Он успел заметить горящую мачту, падающую с одного из судов, и поплыл к ней, не осмеливаясь оглянуться назад.

А солдаты на берегу продолжали отражать яростные атаки нападавших. Варвары теснили их со всех сторон, идя на всевозможные уловки, чтобы обнаружить слабые места в обороне римлян. Четыре раза они собирали внушительные силы и шли в атаку – и всякий раз были отброшены, но после каждой сокрушающей атаки на земле оставался еще один или два легионера. Защитники смыкали свои ряды и продолжали сражаться плечом к плечу. Поле боя было покрыто телами мертвых и умирающих, вниз по склону текли потоки крови. И все-таки римляне продолжали сопротивляться.

Сражение длилось без передышки уже больше двух часов, а варвары атаковали так же упорно, как и вначале. Они почувствовали запах победы и стремились добыть ее любой ценой.

Всякий раз, когда в истерзанную плоть Северуса попадала очередная стрела, он отламывал торчащее древко, чтобы не мешало двигаться, и продолжал драться. Вокруг него лежали горы трупов, рядом с ним осталось лишь несколько легионеров. Один за другим они падали наземь, так и не выпустив из рук оружия.

И вот Северус остался один. Он уже не держался на ногах и не мог поднять меч. Стоя на коленях, он сделал последнюю попытку встать, потом обратил глаза к небу и тихо прошептан:

– Мать, отец, я иду к вам!

И словно в ответ на его мольбу со всех сторон налетели варвары и принялись яростно избивать последнего, самого стойкого врага, пока жизнь не покинула отважного центуриона.

* * *

А Венатор тем временем с трудом подплыл к мачте, ухватился за нее и начал дрыгать ногами в отчаянной попытке догнать удаляющееся судно. Но ветер и течение относили судно все дальше и дальше.

Он громко закричал и замахал свободной рукой, стараясь привлечь внимание моряков на борту. Это ему удалось. На корме стояли матросы и девушка, державшая собаку. Они заметили пловца, но взирали на него без всякого сочувствия и не делали попыток прийти ему на помощь. Судно быстро уходило вниз по реке, словно никакого Венатора и не существовало.

Венатор понял это и почувствовал полную беспомощность. В порыве душевной муки он несколько раз стукнул кулаком по мачте и зарыдал, убежденный, что Господь покинул его. Он обернулся, чтобы бросить последний взгляд на берег, – кровавая бойня шла к концу.

Экспедиции больше не существовало. Она исчезла во мраке небытия.

Часть первая РЕЙС №106 АВИАКОМПАНИИ «НЕБУЛА»

Аэропорт Хитроу, Лондон

12 октября 1991 года

1

Никто не обратил ни малейшего внимания на летчика, когда он проскользнул мимо толпы корреспондентов, набежавших откуда-то из недр терминала. Никто из пассажиров, ожидавших у ворот № 14, не заметил, что вместо обычного изящного портфеля летчик нес в руке большую спортивную сумку. Он шел немного наклонив голову и глядя исподлобья прямо перед собой, старательно обходя скопление телекамер, направленных на высокую, смуглую женщину со спокойным, очень привлекательным лицом и выразительными угольно-черными глазами, которая находилась в самом центре шумной толпы ВИП-пассажиров.

Летчик быстро поднялся по посадочной лестнице, где был остановлен двоими сотрудниками службы безопасности аэропорта, которые преградили ему путь на борт самолета. Он попытался было протиснуться меж ними, но тут на его плечо легла рука одного из сотрудников.

– Одну минуту, капитан.

Летчик остановился; на его темнокожем лице появилось вопросительное, но дружелюбное выражение. Казалось, его забавляет это неожиданное препятствие.

У капитана были темно-карие, проницательные глаза, которые заглядывали прямо в душу. Нос был сломан, причем не единожды, а левую щеку пересекал длинный шрам, доходивший до нижней челюсти. Судя по коротко подстриженным, уже посеребренным сединой волосам и глубоким морщинам на лице, ему уже давно перевалило за пятьдесят. Он был ростом более шести футов, имел плотное телосложение и слегка выдающийся животик. Закаленный различными передрягами, уверенный в себе, в прекрасно подогнанной по фигуре форме, он ничем не отличался от любого из десяти тысяч летчиков, работавших на международных воздушных авиалиниях.

Он извлек из кармана свое удостоверение личности и протянул агенту службы безопасности.

– В этом рейсе будут ВИП-пассажиры? – невинно поинтересовался он.

Исключительно корректный, безукоризненно одетый представитель британских спецслужб кивнул:

– В Нью-Йорк возвращается большая группа сотрудников Организации Объединенных Наций, в том числе ее новый Генеральный секретарь.

– Гала Камиль?

– Да.

– По-моему, такая работа не для женщин.

– Это никогда не мешало премьер-министру Тэтчер.

– Ну здесь особый случай.

– Госпожа Камиль – очень проницательная дама. Она справится.

– Если, конечно, мусульманские фанатики из ее же собственной страны не разорвут ее на части, – проговорил капитан с явным американским акцентом.

Англичанин удивленно взглянул на него, но воздержатся от дальнейших комментариев, а только внимательно сравнил фотографию на удостоверении со стоящим перед ним оригиналом. Имя он зачитал вслух:

– Капитан Дейл Лемке.

– Совершенно верно. Это я. Есть проблемы?

– Нет, мы просто стараемся предотвратить их возникновение.

Лемке развел руки в стороны:

– Хотите меня обыскать?

– Нет необходимости. Командир вряд ли станет подвергать опасности собственный самолет. Но мы должны проверить ваши документы, чтобы не было сомнений, что вы действительно являетесь членом экипажа.

– Я ношу эту форму на работе, а не на костюмированной вечеринке.

– Мы можем посмотреть, что у вас в сумке?

– Конечно, будьте моими гостями.

Он опустил голубую нейлоновую сумку на пол и открыл ее. Второй агент извлек оттуда судовой журнал и механический прибор неизвестного назначения с маленьким гидравлическим цилиндром.

– Не могли бы вы сказать, что это такое?

– Подвижной контакт силового привода заслонки охлаждения масла. Он застрял в положении «открыто», и наши ремонтники в аэропорту Кеннеди попросили отвезти его домой для ремонта.

Агент похлопал рукой по объемному свертку, лежащему на дне сумки.

– А это что? – Он с искренним изумлением взглянул на летчика. – С каких это пор пилоты пассажирских линий берут с собой парашюты?

Лемке рассмеялся:

– Парашютный спорт – мое хобби. Если удается выкроить время, я таким образом развлекаюсь с друзьями в Кройдоне.

– Надеюсь, вы не собираетесь прыгать с борта реактивного самолета?

– Во всяком случае, не с того, который летит со скоростью пятьсот узлов на высоте тридцать пять тысяч футов[139] над Атлантическим океаном.

Агенты обменялись понимающими взглядами. Спортивная сумка была закрыта и возвращена пилоту вместе с удостоверением.

– Извините за задержку, капитан.

– Ничего страшного, я никогда не прочь поболтать.

– Желаем вам счастливого полета.

– Благодарю.

Наклонив голову, Лемке вошел в самолет и сразу направился в кабину. Он запер за собой дверь и выключил освещение, чтобы случайный наблюдатель не смог увидеть из окон зада, чем он занимается. Отработанными движениями он опустился на колени за креслами, вытащил из кармана небольшой фонарик и поднял люк, ведущий в расположенный под кабиной отсек, начиненный электронным оборудованием. Это помещение с легкой руки неизвестного шутника с незапамятных времен называли «чертовой норой». Он сбросил вниз, в чернильную темноту, веревочную лестницу и спустился, подгоняемый доносящимися до него приглушенными голосами обслуживающего персонала, занимающегося подготовкой пассажирского салона к полету, и глухими ударами, сопровождающими погрузку багажа.

Лемке потянулся вверх, взял сумку и включил фонарик. Взглянув на часы, он убедился, что в запасе у него около пяти минут до прибытия остальных членов экипажа. Уверенно – в процессе подготовки он повторил это упражнение не менее пятидесяти раз – он извлек из сумки подвижной контакт силового привода и соединил его с миниатюрным часовым механизмом, который пронес на борт, спрятав в головном уборе. Затем он закрепил полученную конструкцию на петлях небольшой дверцы, ведущей наружу, которой иногда пользовались механики аэропорта. После этого он выложил из сумки парашют.

Когда прибыли первый и второй пилоты, Лемке сидел в своем кресле и читал информационное сообщение аэропорта. Летчики обменялись обычными приветствиями и начали предполетную подготовку. Ни пилот, ни инженер не почувствовали, что Лемке необычно спокоен и углублен в себя.

Они наверняка обратили бы на это внимание, если в знати, что наступившая ночь должна была стать последней в их жизни.

* * *

Гада Камиль стояла в заполненном людьми зале ожидания перед великим множеством микрофонов, под объективами камер и терпеливо отвечала на бесчисленные вопросы репортеров, обладавших настойчивостью и упорством средневековых инквизиторов.

Только немногие спрашивали о ее поездке по Европе и встречах с главами государств. Большинство интересовалось ее мыслями по поводу казавшегося неминуемым свержения египетского правительства мусульманскими фундаменталистами.

Масштаб беспорядков был ей пока неизвестен. Фанатики под предводительством Ахмеда Язида, ярого приверженца ислама, разожгли религиозные страсти и повели за собой миллионы бедняков. За них были доведенные до нищеты крестьяне из многочисленных, разбросанных вдоль Нила деревушек и городская беднота. Высокопоставленные офицеры армии и военно-воздушных сил открыто сговорились с исламскими радикалами свергнуть недавно вступившего в должность президента Надава Хасана. Ситуация была в высшей степени нестабильной, постоянно менялась, и у госпожи Камиль не было последней информации о состоянии дел, поэтому она была вынуждена ограничиться общими фразами.

Гала прекрасно владела собой, ее невозмутимости мог бы позавидовать сфинкс. На вопросы она отвечала спокойно, без эмоций, но в ее душе царило смятение. Ей все время казалось, что она смотрит на себя откуда-то издалека, словно в центре вышедших из-под контроля событий находится кто-то другой и ему невозможно помочь и остается только пожалеть.

Маэстро Тутмес, глядя на нее, вполне мог бы создать тонкий и поэтичный скульптурный портрет царицы Нефертити, один из которых выставлен в Берлинском музее. Во внешности обеих женщин действительно было много общего: длинная шея, тонкие черты лица, пристальный взгляд. Госпоже Камиль было сорок два года. Стройная, черноглазая, смуглая, с длинными иссиня-черными волосами, расчесанными на прямой пробор и свободно спадающими на плечи, при росте пять футов одиннадцать дюймов она всегда носила туфли на высоких каблуках, а ее изумительно красивый гибкий стан облегал элегантный костюм.

В разное время у Галы было четыре любовника, но она никогда не была замужем. Семья, хоть Гала и сожалела об этом, не вписывалась в ее жизнь.

Гала родилась в Каире. Ее отец был кинорежиссером, а мать – учительницей. Сама Гала каждую свободную минуту посвящала рисованию или археологическим раскопкам. После получения степени доктора философии в области египтологии Гала Камиль стала выполнять исследовательские работы по заказу Министерства культуры.

Напористая, уверенная и энергичная, она сумела побороть исламские предрассудки и со временем возглавила департамент информации. Ее заметил президент Мубарак и предложил поработать в составе египетской делегации в Генеральной Ассамблее Организации Объединенных Наций. Спустя пять лет Гала была назначена вице-председателем делегации. Это было, когда Перес де Куэльяр подал в отставку в середине второго срока пребывания на посту Генерального секретаря ООН. Причиной послужил выход пяти мусульманских государств из состава ООН из-за разногласий, связанных с требованием религиозных реформ. После того как те, кто стоял в списке претендентов перед ней, отказались от предложенного поста, Гала Камиль была избрана Генеральным секретарем ООН. Она лелеяла надежду на то, что ей удастся заделать постоянно появляющиеся трещины в фундаменте организации...

К ней подошел помощник и тихо произнес несколько слов. Гала кивнула и подняла руку.

– Мне доложили, что самолет готов к взлету, – проговорила она. – Последний вопрос, пожалуйста.

Поднялся лес рук, и множество голосов зазвучали одновременно. Гала указала на человека, стоявшего у дверей с магнитофоном в руке.

– Ли Хант, Би-би-си. Госпожа Камиль, если демократическое правительство президента Хасана сменится исламской республикой, вы вернетесь в Египет?

– Я египтянка. Если руководители моей страны потребуют, чтобы я вернулась, я подчинюсь.

– Даже несмотря на то что Ахмед Язид назвал вас еретичкой и предательницей?

– Даже несмотря на это, – спокойно ответила Гала.

– Если он хотя бы наполовину столь же фанатичен, как аятолла Хомейни, вас может ожидать очень суровое наказание. Не хотите ли это прокомментировать?

Гала покачала головой и улыбнулась:

– Извините, мне пора. Всем большое спасибо.

В окружении телохранителей она проследовала к трапу. Ее помощники и делегация ЮНЕСКО уже разместились в самолете. Четыре представителя Всемирного банка пили у стойки бара шампанское и тихо переговаривались.

Только устроившись в кресле, Гала почувствовала, как сильно устала. Она пристегнула ремень и посмотрела в окно. По земле стелился легкий туман, и голубые огни вдоль взлетно-посадочной полосы расплывались, приобретая форму тускло светящихся, сливающихся друг с другом шаров. Гала сняла туфли, закрыла глаза и решила, что она вполне успеет немного подремать, пока стюардесса принесет коктейль.

* * *

Дождавшись своей очереди на взлет, самолет Организации Объединенных Наций, вылетавший из Лондона чартерным рейсом № 106, вырулил на взлетную полосу. Получив разрешение на взлет, Лемке выполнил необходимые манипуляции, и «Боинг 720-В», разбежавшись по мокрому бетонному покрытию, поднялся во влажный, пропитанный сыростью воздух.

Достигнув заданной высоты, Лемке включил автопилот, отстегнул ремень, удерживавший его в кресле, и встал.

– Природа зовет, – сказал он и направился к двери кабины.

Второй пилот, он же бортинженер, светловолосый человек со спокойным лицом, покрытым сеточкой морщин, улыбнулся, ни на мгновение не отрывая глаз от панели управления.

– Я подожду здесь.

Лемке выдавил короткий смешок и вышел в пассажирский, салон. Стюардессы готовились разносить еду. Капитан жестом подозвал к себе главного стюарда.

– Я могу что-нибудь для вас сделать, командир?

– Я только хотел чашечку кофе. Но не беспокойтесь, я налью сам.

– Тут нет никакого беспокойства. – Стюард отошел к столу и налил кофе.

– Да, вот еще...

– Сэр?

– Компания попросила нас принять участие в проводимой правительством программе метеорологических наблюдений. Когда мы удалимся от Лондона на двадцать восемь тысяч километров, я на десять минут снижу высоту до полутора тысяч метров, чтобы провести измерения температуры и ветра. Затем мы вернемся на заданную высоту полета.

– Трудно поверить, что компания пошла на такое. Хотел бы я, чтобы мой банковский счет увеличился на ту сумму, в какую обойдутся потери топлива.

– Не сомневаюсь, что наши менеджеры отправят счет в Вашингтон.

– Когда понадобится, я предупрежу пассажиров, чтобы никто не волновался.

– Если кто-нибудь заметит огни, можете также сказать, что это рыболовный флот, с такой высоты его будет видно.

– Не волнуйтесь, сэр, я обо всем позабочусь.

Лемке оглядел салон. Его взгляд на мгновение задержался на спящей Гале Камиль.

– Ужесточение мер безопасности в этом рейсе не вызвало недоразумений? – поинтересовался он, продолжая беседу.

– Один из репортеров сказал мне, что в Скотленд-Ярде имеются сведения о готовящемся покушении на Генерального секретаря ООН.

– Да они под каждым кустом видят террориста! Меня не пускали в самолет, пока я не показал удостоверение личности. А мою сумку обыскали.

– Ну и что? – Стюард пожал плечами. – Это же ради безопасности пассажиров, а значит, и нашей.

Лемке кивнул в сторону рядов кресел:

– По-моему, никто из них непохож на преступника.

– Если только террористы не начали одеваться в костюмы от Армани и Сен-Лорана.

– Кстати, из соображений безопасности я буду держать дверь кабины закрытой. Если потребуется, вызовете меня по переговорному устройству.

– Хорошо.

Лемке сделал глоток кофе, поставил чашку и вернулся в кабину. Его помощник смотрел на удалявшиеся огни лондонского предместья, бортинженер углубился в компьютерные подсчеты расхода топлива.

Лемке повернулся к ним спиной и достал из нагрудного кармана небольшую коробочку. В ней находился шприц, наполненный препаратом, парализующим нервную систему.

Потом он снова повернулся лицом к экипажу, сделал шаг в сторону и, словно потеряв равновесие, ухватился за плечо второго пилота:

– Извини, Фрэнк, я споткнулся о ковер.

Фрэнк Хартли имел приятное удлиненное лицо, аккуратно подстриженные светлые волосы и роскошные усы. Он не почувствовал, как тонкая игла вонзилась в его плечо. Он поднял глаза от датчиков и лампочек на панели управления и рассмеялся:

– Ты прольешь подливу, Дейл.

– Ничего, – ответил Лемке, – летать я еще пока могу, а вот ходить бывает подчас тяжело.

Хартли открыл рот, собираясь что-то добавить, но неожиданно его лицо исказилось. Он помотал головой, как будто отгоняя навязчивое видение, потом его глаза закатились, он выгнулся и замер.

Удерживая тело Хартли так, чтобы он не падал на бок, Лемке вытащил шприц и незаметно заменил его другим.

– Кажется, с Фрэнком что-то случилось!

Джерри Освальд, очень высокий, крупный человек с неправдоподобно худым, пожалуй, даже изможденным лицом, обернулся и спросил:

– Что такое?

– Лучше сам посмотри!

Освальд протиснулся между креслами и склонился над Хартли. Лемке снова воткнул иголку и надавил на поршень, но Освальд почувствовал укол.

– Что, черт возьми, это было? – воскликнул он, недоуменно озираясь. Заметив в руках Лемке шприц, он непонимающе уставился на товарища. Наконец он понял, в чем дело, рванулся вперед и схватил Лемке за горло.

– Ты не Дейл Лемке, – прохрипел он. – Зачем тебе надо было стать похожим на него?

Человек, назвавшийся Лемке, не смог бы ответить, даже если бы очень захотел. Сильные руки, сжимавшие его горло, не давали не только говорить, но и дышать. Прижатый к переборке тяжелым телом Освальда, он тщетно пытался выдавить из себя хотя бы слово. Тогда он собрал все силы и ударил Освальда коленом в пах. Желаемой реакции не последовало – только короткое ругательство. Преступник начал терять силы – сознание медленно застилала черная пелена.

Казалось, прошла вечность, прежде чем давление ослабло и Освальд отшатнулся. Его глаза расширились от ужаса – он понял, что умирает. Освальд с яростной ненавистью взглянул на Лемке, сжат кулаки и одновременно с последним ударом сердца нанес убийце сильнейший удар в живот.

Лемке рухнул на колени. Удар вышиб из него дух, к горлу подступила тошнота. Как в тумане он увидел, что Освальд, хватаясь за спинку кресла, медленно сполз на пол. Лемке сел и несколько минут сохранял неподвижность, старясь отдышаться и унять боль.

Затем он встал и прислушался. По другую сторону двери все было тихо. В салоне, судя по всему, было спокойно. Никто из пассажиров и членов экипажа не услышат ничего необычного – все заглушат монотонный гул двигателей.

К тому моменту как ему удалось усадить Освальда в кресло и пристегнуть его тело ремнем, Лемке весь взмок. Хартли сидел в своем кресле с пристегнутым ремнем, поэтому Лемке не было нужды с ним возиться. После этого он сел и, взглянув на панель управления, занялся определением координат самолета.

Спустя сорок пять минут Лемке изменил курс. Теперь чартерный самолет Организации Объединенных Наций летел не в Нью-Йорк, а в ледяные пустыни Арктики.

2

Это одно из самых суровых и пустынных мест на земле, которые никогда не посещаются туристами. За последние сто лет здесь побывала только группа ученых и полярных исследователей. Ранней осенью температура здесь опускается до минус 73° по Фаренгейту[140]. Черная мгла прячет холодные небеса в течение долгих зимних месяцев, но даже летом на смену слепящим солнечным лучам может прийти вьюга, а за ней и мрак.

Затененное причудливыми ледяными нагромождениями, постоянно продуваемое холодными ветрами, величавое белое безмолвие на верхних подступах к Арденкапл-фьорду, что на северном побережье Гренландии, почти два тысячелетия назад было заселено охотниками. Исследования останков, извлеченных при раскопках, показали, что люди здесь жили с 200 по 400 год н. э. – краткое мгновение на часах истории. После них осталось более двух десятков жилищ, прекрасно сохранившихся в суровом климате.

По инициативе ученых университета Колорадо на место древнего поселения была доставлена по воздуху вертолетом и установлена алюминиевая конструкция заводского изготовления, предназначенная для жилья. Мощные отопительные приборы и изоляция из пеностекла слабо противостояли холоду, но они по крайней мере защищали от ледяных ветров, заунывно воющих на все лады за стенами убежища. Тем не менее укрытие давало возможность команде археологов работать даже в начале зимы.

Лили Шарп, профессор антропологии Колорадского университета, не замечала холода, проникавшего внутрь укрытия. Она стояла на коленях на полу древнего жилища и осторожно счищала мерзлую землю небольшой лопаткой. Она была одна и глубоко ушла в собственные мысли, пытаясь представить жизнь доисторических людей в самой хижине.

Они были рыболовами и охотниками и проводили долгие арктические зимы в хижинах, частично врытых в землю, с низкими каменными стенами и крышами из турфа, поддерживаемыми китовыми костями. Для обогрева они использовали масляные лампы и коротали время, вырезая миниатюрные фигурки из деревьев, приносимых волнами к берегу, а также из костей и оленьих рогов.

Эта часть Гренландии была заселена в I веке от Рождества Христова. Потом произошло необъяснимое. Когда культура охотников находилась в самом расцвете, они снялись с места и исчезли, оставив после себя множество ценных произведений культуры.

Упорство Лили было вознаграждено. Трое из археологической экспедиции предпочли остаться в помещении для послеобеденного отдыха, а она вернулась на место раскопок, чтобы продолжить работу, и сумела обнаружить рог карибу[141] с вырезанными на нем двадцатью фигурками животных, изящно изогнутую женскую расческу и каменный сосуд для приготовления пищи.

Неожиданно лопатка Лили обо что-то ударилась. Она повторила движение и прислушалась. Снова тот же звук. Он не был похож на уже ставший привычным стук лопатки о камень. В нем отчетливо слышался металлический звон.

Она выпрямилась и с удовольствием потянулась. От работы в неудобном положении спина затекала и сильно ныла. Из-под толстой шерстяной шапочки выбились пряди темно-рыжих волос, отливавших медью в свете, отбрасываемом лампой Колемана. Ее зеленые глаза со скептическим любопытством взирали на светлое пятнышко, показавшееся из-под угольно-черной земли.

– Доисторические люди, которые здесь жили, – сказала вслух Лили, – не знали ни железа, ни бронзы.

Лили изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но не сумела справиться с волнением. Необходимо было немедленно разобраться, на что она наткнулась. Не обращая внимания на внутренний голос, настойчиво призывавший ее к осторожности, неторопливости, она начала поспешно копать. Она скребла и разрывала лопаткой неподатливый грунт, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы аккуратно смахнуть землю кисточкой.

В конце концов Лили удалось откопать предмет, и она наклонилась, чтобы рассмотреть его поближе. С благоговейным почтением она взирала на исходившее от него желтое сияние.

Это была золотая монета.

Судя по неровным, истертым краям, монета была очень старой. В центре ее имелась маленькая дырочка, в которую были продеты полуистлевшие остатки кожаного шнурка. Очевидно, ее носили на шее как украшение или амулет.

Лили присела и глубоко вздохнула. Ей почему-то было страшно дотронуться до своей находки.

Спустя пять минут она все еще на коленях стояла над монетой. Ее ум напряженно работал в поисках приемлемого решения и не находил его. Неожиданно дверь хижины резко распахнулась – и на пороге появился очень большой, толстый человек с добродушным лицом, украшенным пышными усами. Сначала в помещение вдвинулся объемистый живот, а затем и его обладатель. Следом ворвался вихрь снежинок, и дверь захлопнулась. Вошедший шумно пыхтел, выдыхая облака белого пара. Его брови и борода были покрыты льдинками, что делало его похожим на снежного монстра из фантастического фильма. На физиономии толстяка сияла широкая белозубая улыбка.

Это был доктор Хайрем Гронквист, руководитель группы археологов, состоявшей из четверых человек.

– Извини, что помешал, Лили, но ты слишком много работаешь. Передохни. Пойдем в помещение, согреешься, выпьешь глоточек виски...

– Хайрем, – перебила его Лили, стараясь скрыть ликование, – иди сюда, я хочу тебе кое-что показать.

Гронквист сделал несколько шагов вперед и опустился на колени рядом с ней:

– Что ты нашла?

– Сам посмотри.

Гронквист извлек из кармана очки для чтения и водрузил на большой красный нос. Он низко склонился над монетой и принялся рассматривать ее с разных сторон. Через несколько минут он поднял голову и посмотрел на Лили с веселым удивлением:

– Решила надуть меня, леди?

– Боже мой, – от души расхохоталась Лили, – неужели ты считаешь, что я ее подбросила?

– А как же иначе? Такая находка – это все равно что... ну, скажем, обнаружить девственницу в борделе.

– Очень смешно.

Гронквист ободряюще похлопал Лили по коленке:

– Поздравляю, дорогая. Это действительно ценная находка.

– Как ты считаешь, откуда она тут появилась?

– Здесь в радиусе тысячи миль нигде нет золота, да и монета была отчеканена явно не доисторическими людьми. Совершенно очевидно, что монета попала сюда в более поздний период.

– А как ты объяснишь тот факт, что она находилась вместе с предметами материальной культуры, которые ты сам датировал трехсотым годом нашей эры плюс-минус век?

– Никак, – пожал плечами Гронквист. – Я просто не знаю.

– А предположения хотя бы есть?

– Ну первое, что приходит в голову, – монету завезли сюда викинги.

– Не сохранилось никаких записей о том, что викинги забирались так далеко на север вдоль восточного побережья, – сказала Лили.

– Хорошо, возможно, эскимосы, которые обменивались товарами с исландскими поселениями на юге, охотились в этой местности в более поздние эпохи?

– Ты знаешь лучше меня, Хайрем, что мы не обнаружили никаких свидетельств пребывания здесь человека после четырехсотого года нашей эры.

Гронквист раздраженно покосился на Лили:

– Никогда не сдаваться? Это твой девиз? На монете нет даты!

– Майк Грэхем – эксперт по старинным монетам. Он много работал с ними на раскопках в Средиземноморье. Возможно, он сумеет ее идентифицировать.

– Что ж, – согласно кивнул Гронквист, – тем более что это нам ничего не будет стоить. Пойдем выпьем бренди, а Майк пока осмотрит твою находку.

Лили натянула плотные меховые рукавицы, поправила капюшон парки и погасила лампу. Гронквист зажег фонарик и открыл дверь. Холод снаружи был ужасный, да к тому же ветер завывал на все лады, словно привидение на церковном дворе. Морозный воздух обхватил ледяными ладонями щеки девушки, заставив ее вздрогнуть. Каждый раз, выходя из теплого помещения, она убеждала себя, что уже привыкла к холоду, но всегда оказывалось, что это не так.

Она ухватилась за веревку, протянутую от хижины к стоянке, в которой жили археологи, и пошла, прячась от ветра за широкой спиной Гронквиста. Она посмотрела вверх. На небе не было видно ни облачка, а звезды, казалось, растаяли и растеклись, образовав огромнейший ковер, мерцающий бриллиантовым блеском, освещавшим лишенные растительности горы на западе и снежную равнину, тянущуюся вдоль фьорда к морю на востоке. Безмятежная красота Арктики завораживала. Лили подумала, что тут не обошлось без волшебства. Глядя вокруг, она понимала людей, которые, однажды побывав на Севере, влюблялись в него на всю жизнь.

Пройдя около тридцати ярдов, археологи вошли в помещение. Миновав длинный коридор, они открыли вторую дверь – и наконец оказались в жилых комнатах. Лили, проведшей много времени на холоде, показалось, что она очутилась в печке. Запах кофе ласкал обоняние лучше любых благовоний. Она торопливо сбросила парку и варежки и потянулась за чашкой.

Сэм Хоскинс, худощавый блондин с длинными волосами и усами точно такого же цвета, склонился над чертежной доской. Известный нью-йоркский архитектор, он страстно увлекался археологией и каждый год оставлял в своем напряженном расписании два свободных месяца, чтобы поучаствовать в раскопках в самых разных частях света. Он оказывал бесценную помощь археологам, вычерчивая детальные изображения того, как могли выглядеть те или иные доисторические поселения семнадцать веков назад.

Еще один член команды, белокожий человек с уже начавшими редеть светлыми волосами, удобно расположился на койке и был занят чтением потрепанной книги в мягком переплете. Лили не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь видела Майка Грэхема без приключенческой книги или детектива. Если он не держал книгу в руках, значит, она лежала у него в кармане, дожидаясь своей очереди. Один из ведущих специалистов страны в области археологии, мистер Майк Грэхем по натуре своей был неразговорчив и мрачен.

– Эй, Майк! – жизнерадостно заорал Гронквист. – Взгляни-ка, что откопала наша Лили!

Он с порога швырнул монету через всю комнату. У Лили от страха перехватило дыхание, но Майк ловко поймал монету и принялся с интересом ее рассматривать.

Через минуту он опустил руку и осуждающе взглянул на товарищей:

– Шутить изволите...

Гронквист от души расхохотался:

– Поверь, я тоже решил, что Лили меня разыгрывает, когда увидел монету. Но тут никаких шуток. Лили действительно выкопала эту штуковину на восьмой площадке.

Грэхем достал из-под койки портфель, порывшись в нем, извлек увеличительное стекло и занялся изучением аверса монеты, поворачивая ее под разными углами.

– И каков твой вердикт? – нетерпеливо поинтересовалась Лили.

– Потрясающе! – пробормотал Грэхем, не прекращая своего занятия. – Золотая миллиаренция. Около тринадцати с половиной грамм. Никогда не видел такой раньше. Они очень редки. Коллекционер заплатил бы за нее не меньше шести, а то и восьми тысяч долларов.

– А кто на ней изображен?

– Стоящая фигура – это Феодосий Великий, римский и византийский император. Его поза обычна для аверсов монет той эры. Если присмотреться, можно заметить пленных у его ног, а в руках он держит земной шар и лабарум.

– Лабарум?

– Да, это флаг, на который нанесены греческие буквы ХР[142], представляющие собой нечто вроде монограммы, означающей «Во имя Христа». Ее ввел еще император Константин после принятия христианства.

– А что за надписи на реверсе? – спросил Гронквист.

Глазное яблоко Грэхема, хорошо видное сквозь увеличительное стекло, которое он поднес очень близко к лицу, казалось чудовищно огромным. Несколько минут он изучал реверс монеты молча.

– Здесь три слова, – наконец заговорил он. – Первое похоже на «триумфатор». Остальные я не могу разобрать. Они почти стерлись. В соответствующих каталогах наверняка имеется описание такой монеты и латинский перевод. Придется подождать возвращения к цивилизации.

– Ты можешь отнести ее к какому-нибудь периоду?

– Насколько я помню, – сообщил он, глубокомысленно разглядывая потолок, – император Феодосий правил с триста семьдесят девятого по триста девяносто пятой годы нашей эры. Монета, очевидно, отчеканена в этот же период.

Лили взглянула на Гронквиста:

– Прямо в яблочко.

Тот энергично замотал головой:

– Было бы глупо предполагать, что эскимосы четвертого века имели контакты с Римской империей.

– Но нельзя же исключать случайность, – настаивала Лили.

– Вы только представьте, сколько появится гипотез, включая самые неправдоподобные, когда о вашей находке станет известно, – задумчиво проговорил Хоскинс, взяв в руки монету.

Гронквист сделал глоток бренди.

– Бывало, старинные монеты и раньше находили в очень странных местах. Но довольно редко удавалось найти удовлетворительное объяснение тому, как и когда они туда попали, – изрек он.

– Да, – медленно проговорил Грэхем, – я бы лично отдал свой «мерседес» с откидным верхом, чтобы узнать, как эта римская монета оказалась здесь.

Несколько минут все четверо смотрели на монету молча, каждый был погружен в собственные мысли.

Молчание нарушил Гронквист:

– Короче говоря, единственное, что мы знаем наверняка, это что у нас появилась тайна, которую хотелось бы разгадать.

3

Незадолго до полуночи самозваный командир авиалайнера приготовился покинуть самолет. Воздух был чист и прозрачен, и пятно с неровными краями – Исландия – было видно совершенно отчетливо. Остров был озарен слабым и немного жутковатым зеленоватым светом северного сияния.

Лемке не обращал внимания на мертвые тела. Он привык к их виду. Смерть и кровь были неотъемлемой частью его работы. Он был так же равнодушен к убитым им людям, как профессиональный патологоанатом.

Число убитых для него было математической величиной, не более. Ему хорошо платили. Он был наемником и убивал ради денег. Странно, но единственное, что действительно оскорбляло его, это когда его называли убийцей или террористом. Ему не нравились эти слова. Они имели политическую окраску, а он не любил политиков.

Он был человеком с тысячей личин, не признававший такие низменные методы, как стрельба по толпе или установка взрывных устройств в машинах. Это все для малолетних идиотов. Его методы были значительно более изысканными. Все операции он всегда продумывал до мелочей, понимая, что именно мелочь иногда может решить исход дела. Поэтому многие из его преступных деяний остались нераскрытыми и были отнесены к разряду несчастных случаев.

Уничтожение Галы Камиль он считал не простым убийством. Это было его долгом. Сложнейший план разрабатывался в течение пяти месяцев, после чего еще довольно много времени ушло на ожидание подходящего момента.

Да, он понимал, что Гала Камиль была удивительно красивой женщиной. Но она представляла собой угрозу, которую следовало ликвидировать.

Он плавно снизил скорость и двинул рулевую колонку вперед, начав медленно снижаться. Он был уверен, что никто, кроме опытного летчика, не сможет заметить слабое уменьшение скорости и потерю высоты.

Стюардессы его не беспокоили. Пассажиры уже наверняка поели и теперь расслабленно дремали в креслах, надеясь вот-вот заснуть глубоко и спокойно, что так редко удается во время длительных перелетов.

Он в двадцатый раз перепроверил курс и теперь вглядывался в меняющиеся цифры на бортовом компьютере, который он запрограммировал таким образом, чтобы тот показывал расстояние и время, оставшиеся до прыжка.

Через пятнадцать минут реактивный самолет пересек необитаемую область в районе южного побережья Исландии и направился в глубь острова. Ландшафт внизу представлял собой сочетание серых скал и белого снега. Он опустил закрылки и продолжат снижать скорость лайнера, доведя ее до 352 километров в час.

Он настроил автопилот на новую радиочастоту, передаваемую радиомаяком на Хофсъекуле – леднике, возвышающемся над островом на 1737 метров. Затем он установил высоту так, чтобы самолет ударился в ледник на 150 метров ниже его вершины.

Затем он методично разбил или вывел из строя все оборудование связи и навигационные приборы. Одновременно он начал сброс топлива на тот случай, если его безупречный; план на завершающем этапе не сработает из-за непредвиденной случайности.

Осталось восемь минут.

Он спустился через люк в «чертову нору». На нем уже были надеты прочные французские ботинки – такие носят десантники – с толстыми, но очень гибкими подошвами. Он поспешно вытащил из сумки комбинезон парашютиста и облачился в него. Шлем в сумку не поместился, поэтому он надел лыжную маску и вязаную облегающую шапочку. Затем настала очередь перчаток, защитных очков и альтиметра[143], который он закрепил на запястье.

Он тщательно застегнул все карабины парашютного снаряжения и проверил, хорошо ли прилегают ремни. За плечами у него находилось специальное приспособление, с помощью которого запасной парашют размещался на лопатках, а главный – на пояснице.

Он взглянул на часы. Осталась одна минута двадцать секунд. Он открыл запасной люк, и в чертову нору ворвался поток морозного воздуха. Бросив еще один взгляд на часы, он начал обратный отсчет.

Досчитав до нуля, он вытолкнул свое тело через узкое отверстие в направлении полета.

Воздушный поток с сокрушительной силой горной лавины ударил его в грудь, и парашютист едва сумел отдышаться. Самолет с оглушительным ревом пролетел мимо. Какое-то мгновение Лемке еще чувствовал тепло выхлопных газов, но очень скоро его объял ледяной холод. Парашютист камнем падал вниз.

Приняв устойчивое положение плашмя – головой вперед, руки вытянуты в стороны, спина выгнута дугой, ноги слегка согнуты, – неизвестный пристально вглядывался вниз, но не видел ничего, кроме непроглядной тьмы. Огней на земле не было.

Он предположил худшее: его люди не смогли добраться до места встречи. Не имея обозначенной зоны посадки, он не мог определить направление посадки. С учетом сильного ветра он мог приземлиться за много километров от нужного места или, что еще хуже, грохнуться в ледяные торосы, получив серьезную травму, и никогда не быть найденным.

За десять секунд он опустился на 360 метров. Стрелка на люминесцентной шкале альтиметра вплотнуюподползла к красной зоне. Больше ждать было нельзя. Лже-Лемке дернул за вытяжное кольцо.

Он услышат глухой звук, всегда сопровождающий раскрытие парашюта, потом ощутил рывок и принял вертикальное положение. Парашютист достал фонарь и направил луч вверх. Над ним гигантским цветком плыл купол.

Неожиданно он заметил примерно в миле справа от себя огни, образующие круг. Потом над ними взлетела сигнальная ракета, зависшая в воздухе на несколько секунд, которых, впрочем, оказалось достаточно, чтобы оценить направление ветра и скорость. Он потянул за правый управляющий строп и начал скользить к огням.

Взлетела еще одна ракета. Направление ветра было устойчивым, и он без особых усилий двигался в нужном направлении. Теперь он отчетливо видел своих людей. Они выложили еще одну цепочку огней, ведущую к кругу. Продемонстрировав неплохое умение маневрировать, он заложил крутой вираж и развернулся против ветра.

Неизвестный приготовился к соприкосновению с землей. Те, кто его встречал, правильно выбрали место. Его подошвы коснулись мягкой почвы тундры, и он приземлился на ноги в самом центре круга.

Не говоря ни слова, он отстегнул ремни, вышел за пределы освещенного круга и посмотрел в небо.

Самолет с ничего не подозревающими людьми на борту летел прямо на ледник, каждую минуту сокращая расстояние между жизнью и смертью.

Он стоял и смотрел до тех пор, пока не стих звук реактивных двигателей и навигационные огни не растаяли во мгле ночи.

4

Одна из стюардесс, находившихся в помещении кухни, наклонила голову и прислушалась.

– Что это за странный звук доносится из кабины?

Главный стюард Гэри Рабин тоже прислушался. До него донесся глухой продолжительный гул, напоминающий шум текущей в отдалении воды.

Через десять секунд после того, как самозваный командир покинул самолет, сработал таймер, приведший в движение ползун силового привода, – люк, ведущий в «чертову нору», закрылся. Одновременно прекратился и странный звук.

– Больше ничего не слышно, – сказал стюард.

– Как ты думаешь, что это было?

– Понятия не имею. Никогда не слышал ничего похожего. Мне на минуту показалось, что у нас произошла разгерметизация.

Загорелась лампочка вызова бортпроводника, и стюардесса, поправив роскошные светлые волосы, отправилась в салон.

– Может быть, ты поговоришь с командиром, – сказала она, – все-таки непонятно, что это было.

Рабин замер в нерешительности, вспомнив приказ Лемке не беспокоить экипаж, если не возникнет крайней необходимости. Но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. Да и о безопасности пассажиров следует думать в первую очередь. Он поднес к уху трубку переговорного устройства и нажал кнопку вызова кабины:

– Капитан, это главный стюард. Мы слышали странный звук, доносящийся снизу, из носовой части самолета. У нас проблемы?

Ответа не было.

Он попробовал вызвать кабину пилотов еще три раза, но с тем же результатом. Рабин в растерянности уставился на переговорное устройство, размышляя, по какой причине на его вызовы никто не отвечает. Он летал уже двенадцатый год, но такое случилось впервые.

Рабин все еще пытался разрешить неожиданно возникшую проблему, когда вбежала стюардесса и что-то взволнованно сказала. Слов он не услышал, но тревога, отчетливо прозвучавшая в ее голосе, заставила главного стюарда отвлечься от своих мыслей.

– Что? Что ты сказала?

– Мы над землей!

– Земля?

– Ну да, прямо под нами, – повторила она, растерянно глядя на него. – Мне показал пассажир.

Рабин недоуменно покачал головой:

– Но это совершенно невозможно. Мы находимся посреди океана. Наверное, он увидел огни рыболовных судов. Капитан сказал, что их будет видно, когда мы снизимся для метеорологических наблюдений.

– Посмотри сам, – взмолилась она. – Земля быстро приближается. Кажется, мы садимся.

Гэри Рабин подошел к иллюминатору и посмотрел вниз. Вместо темных вод Атлантики под ними простиралась белоснежная равнина. До ледяного поля проносившегося внизу, было не более 240 метров. Оно находилось так близко, что было видно, как кристаллы льда отражают вспышки навигационных огней. Главный стюард замер, не в силах поверить своим глазам и лихорадочно соображая, что же, черт возьми, происходит.

Если это вынужденная посадка, почему не поступило никакого сообщения от капитана? Таблички с надписями «Не курить!» и «Пристегнуть ремни!» не горели.

Почти все пассажиры бодрствовали – читали или беседовали. Только Гала Камиль крепко спала. Представители Мексики, возвращавшиеся из штаб-квартиры Всемирного банка, собрались вокруг стола и что-то обсуждали. Директор Департамента зарубежного финансирования Мигель Салазар был мрачен и говорил тихо. Атмосфера вокруг стола была невеселой. Действительно, радоваться было нечему. В Мексике разразился сильнейший экономический кризис, а на помощь извне рассчитывать не приходилось.

Охваченный ужасом и совершенно сбитый с толку, Рабин недоуменно проговорил:

– В чем, черт возьми, дело?

Стюардесса тоже была напугана. Ее глаза расширились от страха, лицо покрыла мертвенная бледность, но она старалась сохранять внешнее спокойствие:

– Нам следует начать подготовку к аварийной посадке?

– Не стоит тревожить пассажиров. По крайней мере сейчас. Сначала я должен поговорить с капитаном.

– У нас есть время?

– Откуда мне знать!

Сдерживая страх, Рабин быстро, почти бегом, зашагал по проходу между креслами к кабине пилотов. Чтобы не привлекать внимание пассажиров своей поспешностью, он по пути несколько раз нарочито зевнул. Он тщательно задернул занавеску, отделяющую пассажирский салон от служебного помещения, и дернул дверь, ведущую в кабину. Она была заперта.

Он забарабанил по двери костяшками пальцев. Реакции не последовало. Несколько секунд он молча таращился на закрытую дверь, после чего сделал шаг назад и нанес по ней сильный удар ногой.

Дверь кабины открывалась наружу, но она была хрупкой и довольно легко сломалась. Рабин переступил порог и очутился в кабине.

Растерянность, замешательство, страх, быстро сменившийся диким ужасом, обрушились на него, как поток воды на поврежденную дамбу, грозя смести все на своем пути.

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы оценить ситуацию: Хартли неподвижно сидел в своем кресле, уткнувшись лицом в панель управления. Освальд растянулся во весь рост на полу, его глаза безжизненно смотрели в потолок. Лемке таинственным образом исчез.

Рабин переступил через тело Освальда, опустился в пустое кресло пилота и посмотрел вперед.

Прямо по курсу «боинга» высилась массивная громада ледника Хофсъекул. До него оставалось не более десяти миль. Мерцающие огни северного сияния освещали ледяную гору, окрашивая неровную поверхность размытыми серо-зелеными пятнами.

Охваченный отчаянием и паникой, стюард вцепился в рулевую колонку и потянул штурвал на себя.

Ничего не произошло.

Колонка ему не повиновалась, но, и это было очень странно, альтиметр показал небольшое, но постоянное увеличение высоты. Рабин удвоил усилия, и на этот раз они увенчались успехом. Колонка поддалась, но только слегка. Стюард был ошеломлен. Неужели летчикам при управлении самолетом постоянно приходится применять недюжинную физическую силу?

Времени подумать спокойно не оставалось. Он был слишком неопытен, чтобы понять, что пытается бороться с автопилотом, используя грубую силу, в то время как достаточно было его просто отключить.

Из-за холодного, прозрачного воздуха казалось, что ледник совсем рядом – до него можно было дотянуться рукой. Он толкнул вперед рычаги управления дроссельными заслонками и снова потянул рулевую колонку. Она поддавалась с большим трудом, нехотя, как руль, который внезапно заклинило в несущейся на большой скорости машине.

С медлительностью, от которой впору было впасть в отчаяние, «боинг» задрал нос и пролетел над ледяным пиком на расстоянии каких-то ста футов.

* * *

А в это время внизу на леднике человек, безжалостно убивший в Лондоне настоящего Дейла Лемке и занявший его место, всматривался в ночную тьму, не отрывая глаз от бинокля. Огни северного сияния потускнели, превратившись в слабое свечение, но неровный силуэт Хофсъекула хорошо просматривался на фоне неба.

Было очень тихо, напряженное ожидание, казалось, повисло в воздухе. Два человека грузили маячки в вертолет.

Глаза Сулеймана Азиза Аммара привыкли к темноте, и он мог без труда видеть неровные гребни торосов, покрывшие шрамами ледяное поле.

Аммар стоял неподвижно, считая секунды и ожидая, когда яркая вспышка пламени возвестит о конце рейса № 106.

Но огненный шар так и не появился.

В конце концов Аммар опустил бинокль и тяжело вздохнул. Вокруг него расстилался ледник – спокойный, холодный и равнодушный ко всем человеческим проблемам. Аммар стянул с головы седой парик и с отвращением отбросил его в темноту. Затем он снял изготовленные специально для него ботинки и вытащил из них четырехдюймовые вкладыши, делавшие его выше ростом. Повернув голову, он увидел, что его помощник и друг Ибн-Тельмук стоит рядом.

– Хороший грим, Сулейман, – сказал Ибн-Тельмук, худощавый, очень смуглый человек с пышной шапкой вьющихся волос, черных как вороново крыло. – Я бы ни за что тебя не узнал.

– Оборудование погрузили? – спросил Аммар.

– Да, только что закончили. А твоя миссия увенчалась успехом?

– Не совсем. Очевидно, где-то допущен небольшой просчет. Самолет почему-то пролетел мимо вершины ледника.

– Ахмед Язид будет недоволен.

– Камиль умрет, как и было запланировано, – уверенно заявил Аммар. – У меня все под контролем.

– Но самолет все еще летит.

– Даже Аллах не сможет держать его в воздухе до бесконечности.

– Ты потерпел неудачу, – проговорил знакомый голос.

Аммар резко обернулся и наткнулся на злобный взгляд Мохаммеда Исмаила. В круглом лице египтянина странным образом сочетались злорадство и детская невинность. Блестящие глаза-бусинки смотрели пристально и недоброжелательно, но в них отсутствовал огонек проницательности. Его поведение было чистейшей бравадой, внешняя жесткость не подкреплялась внутренним содержанием. Он умел хорошо стрелять, но не более того.

У Аммара не было выбора – приходилось работать с Исмаилом. Никому ранее не известный деревенский мулла был навязан ему Ахмедом Язидом. Этот идол ислама всемерно укреплял доверие к себе, собирал его по крупицам, как самый скупой скряга, и расходовал только на тех, в ком видел высокий боевой дух и преданность законам ислама. Твердые религиозные убеждения в человеке значили для Язида больше, чем компетентность и профессионализм.

Аммар всегда громко заявлял о своей преданности исламу, но Язид относился к нему с настороженностью. Ему не нравилась манера этого профессионального убийцы обращаться с мусульманскими лидерами как с ровней. Поэтому он и настоял, чтобы Аммар выполнял свои кровавые миссии под бдительным оком Исмаила.

Аммар принял навязанного ему сторожевого пса не протестуя. Он не зря считался виртуозом хитрости и обмана. Поэтому ему не составило большого труда одурачить недалекого Исмаила, сделав его марионеткой в своих руках.

Но глупость арабов раздражала Аммара безмерно. Им были недоступны холодные аналитические рассуждения. Поэтому он устало покачал головой и объяснил Исмаилу ситуацию:

– События могут происходить и независимо от нас. Неожиданное изменение направление ветра, сбой автопилота или альтиметра, да мало ли что! Сотни разных переменных величин могли стать причиной того, что самолет пролетел мимо вершины ледника. Но все поддающиеся учету вероятности были учтены. В автопилот введен курс на полюс. Так что им осталось не больше девяноста минут.

– А если кто-нибудь обнаружит мертвецов в кабине, а среди пассажиров найдется человек, умеющий пилотировать самолет? – настаивал Исмаил.

– Я тщательно изучил досье на всех пассажиров. Ни у кого из них нет летного опыта. Кроме того, я вывел из строя все навигационные приборы и радиоаппаратуру. Любая попытка управлять этим самолетом заранее обречена на неудачу. Ни компаса, ни наземных ориентиров, по которым можно определить направление. Гала Камиль и ее сотоварищи из ООН навсегда исчезнут в холодных водах Северного Ледовитого океана.

5

Дирк Питт расслабился и сполз по спинке вращающегося кресла, одновременно вытягивая длинные ноги вперед так, что в конце концов его тело, в котором было добрых шесть футов три дюйма, приобрело почти горизонтальное положение. Затем он зевнул и взъерошил обеими руками густые черные волосы.

Худощавый и мускулистый, Питт находился в прекрасной физической форме, несмотря на то что не пробегал каждое утро по десять миль и не считал затраченные таким образом усилия и пролитый во имя бодибилдинга пот даром Всевышнему, призванным отсрочить старость. Кожа на его лице загорела и обветрилась, ясно указывая, что ее обладатель предпочитает солнце и свежий ветер искусственному освещению и кондиционированному воздуху офиса. Его глубокие опаловые глаза излучали странную смесь теплоты и жесткости! а на губах всегда играла дружелюбная улыбка.

Он был легок в общении и прекрасно чувствовал себя среди сильных мира сего, однако предпочитал компанию мужчин и женщин, которые пили пиво прямо из бутылок и не боялись испачкать руки, выполняя ту или иную работу.

Выпускник военно-воздушной академии, он имел звание майора, но был временно откомандирован в НУМА[144], где уже шесть лет работал директором Департамента специальных проектов.

Вместе со своим другом детства Албертом – или попросту Алом – Джордино он путешествовал по суше и морю, опускался в морские глубины и проникал в недра земли. Всего лишь за полдесятка лет он повидал и испытал больше, чем большинство людей могли бы увидеть за десять жизней. Он отыскал исчезнувший экспресс «Манхэттен экспресс лимитед», проплыв для этого по подземным пещерам Нью-Йорка; спас пассажирский лайнер «Владычица Ирландии», отправленный на дно реки Святого Лаврентия с тысячей душ на борту. Он нашел потерянную атомную подводную лодку «Старбак» в середине Тихого океана и проследил путь корабля-призрака «Циклоп» до его могилы в Карибском море. И он поднял «Титаник».

Он был, как любил повторять Джордино, человеком, жаждущим открывать тайны прошлого. Очевидно, потому что родился лет на восемьдесят позже всех этих событий.

– Возможно, ты захочешь на это посмотреть, – неожиданно сказал Джордино, сидевший в другом конце помещения.

Питт отвернулся от цветного монитора, на котором был отражен рельеф морского дна на глубине ста метров под килем ледокола «Полярный исследователь». Это было новое судно, построенное специально для плавания по морям, покрытым льдом. Массивная прямоугольная надстройка, возвышающаяся над верхней палубой, напоминала пятиэтажное офисное здание, а усиленная носовая часть при поддержке двигателей мощностью восемьдесят лошадиных сил, могла пробиваться сквозь ледяной покров толщиной до полутора метров.

Питт уперся одной ногой в стойку, другую согнул в колене и оттолкнулся. Это движение было отточено долгими неделями практики и для увеличения инерции согласовывалось с плавным покачиванием судна. Верхом на вращающемся кресле он проехал три метра по наклонному полу каюты, напичканной электронным оборудованием, и плавно повернулся на 180°.

– Похоже на кратер.

Ал Джордино сидел у панели управления и изучат изображение на самописце сонара Кляйна, сканирующего поверхность. Его приземистая – всего 162 сантиметра – фигура с широченными плечами и маленькими ступнями по форме напоминала клин, и вообще он выглядел так, словно его собрали из запчастей старого бульдозера. Он имел пышную черную, слегка волнистую шевелюру – наследие итальянских предков, и если бы он надел серьгу и старую шляпу, то спокойно мог бы в свободное время подрабатывать шарманщиком. Обладающий прекрасным чувством юмора, надежный, как океанские приливы, Джордино был страховым полисом Питта против закона Мерфи.

Когда ноги Питта, вытянутые вперед в качестве бампера, со стуком уперлись в панель управления неподалеку от Ала, тем самым остановив движение кресла, Джордино не счел нужным отвлекаться от работы.

Питт внимательно посмотрел на увеличенное компьютером изображение. Стенки кратера сначала плавно поднимались вверх, а потом круто опускались внутрь и терялись в неизвестности.

– Кратер довольно глубок, – отметил Джордино.

Питт взглянул на показания эхолота.

– От ста сорока до ста восьмидесяти метров.

– Внутри даже склона нет – отвесная стена.

– Глубоко... Двести метров, и это еще не все.

– Странное образование для вулкана, – заявил Джордино. – Никаких признаков лавы.

Высокий, краснолицый мужчина с каштановыми, уже начавшими седеть волосами, которые так и норовили вырваться наружу из-под бейсбольной кепки, к тому же слегка съехавшей набок, открыл дверь и вошел в каюту.

– Эй вы, ночные совы, не желаете ли выпить и перекусить?

– Я бы не отказался от бутерброда с ореховым маслом и большой чашки черного кофе, – не оборачиваясь, сказан Питт. – Эта дыра опускается ниже отметки двести двадцать метров!

– Пару пончиков и стакан молока, – пробормотал Джордино.

Капитан военно-морского флота Байрон Найт, командир исследовательского судна, молча кивнул. Кроме Питта и Джордино он был единственным человеком из команды, имевшим доступ в их святилище. Остальные офицеры и матросы не имели права появляться здесь.

– Ваши приказания будут немедленно исполнены, господа.

– Ты замечательный парень, Байрон, – сказал Питт и ухмыльнулся, – что бы там ни говорили твои начальники и подчиненные.

– Ты когда-нибудь пробовал ореховое масло с мышьяком? – уходя, поинтересовался Найт.

Джордино внимательно наблюдал, как росла и расширялась дуга на экране.

– Диаметр почти два километра!

– Внутри гладкая осадочная порода, – сказал Питт. – Не вижу никаких разрушений.

– Должно быть, гигантский был вулкан.

– Это не вулкан.

Джордино с любопытством взглянул на Питта:

– У тебя имеется другое название?

– Как насчет места падения метеора?

– Такой глубокий кратер от метеора на дне моря? – Джордино был настроен скептически.

– Возможно, он упал тысячи или даже миллионы лет назад, а тогда уровень моря был ниже.

– Что заставило тебя пойти именно по этой улице?

– Три указателя, – объяснил Питт. – Во-первых, мы имеем четко выраженный край без сколь бы то ни было заметного склона, ведущего к нему снаружи. Во-вторых, поддонное поперечное сечение имеет форму чаши. А в-третьих, – он сделал паузу, указав на перо графопостроителя, мечущееся по бумаге, – у нашего магнитометра сердечный приступ. Внизу достаточно железа, чтобы построить флот линкоров.

Неожиданно Джордино замер:

– У нас цель.

– Далеко?

– Двести метров справа по борту, лежит перпендикулярно склону кратера. Видно плохо. Объект частично скрыт геологическими образованиями.

Питт взял телефонную трубку и позвонил на мостик:

– У нас сбой оборудования. Идем прежним курсом до конца маршрута. Если мы сможем выполнить ремонт быстро, вернемся и повторим маршрут сначала.

– Да, сэр, – ответил вахтенный офицер.

– Тебе следовало продавать змеиное масло, – улыбнулся Джордино.

– А если еще вспомнить, что у Советов везде есть уши, да еще какие огромные!

– Что показывают видеокамеры?

Питт взглянул на мониторы:

– Ничего. Пока наш объект вне поля их зрения.

Первичная картинка, изображенная самописцем сонара, показывала лишь коричневое пятно на фоне более светлой породы, составляющей стену кратера. Затем изображение прошло мимо объектива сканирующего устройства и попало в компьютер, который увеличил детали. Окончательное изображение появилось на специальном очень большом видеомониторе с высокой разрешающей способностью. Теперь пятно приобрело вполне четкие очертания.

Используя джойстик, Питт передвинул перекрещивающиеся нити в центр изображения и щелкнул кнопкой, чтобы его увеличить.

Компьютер загудел, но все-таки выдал на экран новое, более подробное изображение. Вокруг цели автоматически появился прямоугольник с делениями, чтобы показать размеры. Одновременно принтер отпечатал изображение на листке глянцевой бумаги.

В каюту ворвался коммандер Найт. После долгих дней беспросветной скуки, когда вся работа теперь заключалась в беспрерывном прочесывании одного и того же участка – все равно что косишь траву на большой лужайке, которую до тебя уже скосили, разницы никакой, – считывании показаний бортовых сканирующих устройств и рассматривании изображений на осточертевших видеодисплеях, он был взбудоражен предчувствием перемен.

– Мне передали, что у вас сбой в работе оборудования. Есть цель?

Ни Питт, ни Джордино не произнесли ни слова, они только заулыбались – как старатели, только что обнаружившие богатую жилу. Найт несколько мгновений с ожиданием глядел на них и вдруг все понял.

– Бог мой! – воскликнул он. – Вы нашли ее! Неужели вы действительно нашли ее?

– Она хорошо замаскировалась на дне, – сказал Питт, указав на монитор и одновременно протягивая Найту фотографию. – Вот как выглядит одна из русских субмарин класса «альфа».

Найт завороженно смотрел на картинку.

– Русские обшарили здесь все вдоль и поперек. Странно, что они не нашли ее.

– Ее легко не заметить, – сказал Питт. – Когда они вели поиски, слой льда был толще и они не могли двигаться по прямой. Вероятно, они просто прошли с другой стороны, и их сонары показали только неясную тень там, где в действительности находилась субмарина. Да и необычайно высокая концентрация железа под кратером исказила магнитные измерения.

– Наши разведывательные службы будут от радости скакать по потолку, увидев это.

– Если только русские не опомнятся быстрее наших боссов, – сказал Джордино. – Вряд ли они будут спокойно ожидать повторения случая с субмариной класса «гольф».

– Ты считаешь, они не поверили нашим сказкам о том, что мы просто занимались исследованием геологии морского дна? – с глубоким сарказмом поинтересовался Питт.

Джордино окинул Питта хитрым взглядом.

– Разведка – странное занятие, – глубокомысленно изрек он. – Экипаж по другую сторону этих переборок понятия не имеет, чем мы тут занимаемся, зато советская разведка в Вашингтоне уже давно пронюхала о нашей миссии. Они до сих пор не вмешивались только потому, что наши подводные технологии лучше, поэтому они решили подождать, пока мы покажем им дорогу к их субмарине.

– Обмануть их будет непросто, – согласился Найт. – Два советских траулера следуют за нами по пятам, с тех пор как мы вышли из порта.

– Да и русские спутники-шпионы держат нас под постоянным наблюдением, – добавил Джордино.

– Поэтому я и передач на мостик просьбу дойти до конца маршрута, прежде чем познакомиться с красоткой поближе, – сказал Питт.

– Понятно, но русские все равно нас засекут, когда мы будем снова поворачивать.

– Правильно, засекут, если только мы не пройдем над субмариной по обычному маршруту, затем повернем на следующую линию и будем продолжать прочесывать район, как и прежде. Затем я радирую нашим инженерам в Вашингтоне, пожалуюсь на проблемы с оборудованием и попрошу дать дальнейшие инструкции. Каждую пару миль мы можем возвращаться, чтобы сделать обман более достоверным.

Джордино взглянул на Найта:

– На это они могут купиться, если все будет выглядеть правдоподобно.

Найт ненадолго задумался.

– Хорошо, мы не будем привлекать внимание к этому месту. Бросим последний взгляд на цель и продолжим работать, словно ничего не нашли.

– А когда мы закончим утюжить этот участок, – предложил Питт, – можно отойти и начать работы на новом, милях в тридцати отсюда, и там прикинуться, что сделали открытие.

– Да, – одобрил Джордино, – это хороший трюк. Пустим их по ложному следу.

Найт сдержанно улыбнулся:

– Что ж, вы придумали неплохой сценарий, и я его утверждаю.

Последовала небольшая качка, и палуба слегка накренилась на правый борт, когда рулевой развернул судно на обратный курс. Далеко за кормой, словно послушная собака на длинном поводке, двигался подводный робот по имени «Шерлок». Он автоматически перенастроил две кинокамеры и один фотоаппарат, одновременно продолжая посылать зондирующие волны. Названный своим создателем в честь знаменитого литературного персонажа, «Шерлок» исправно снабжал исследователей данными о морском дне, которые ранее были недоступны человеку.

Минуты тянулись с такой неторопливой тягучестью, что казались часами, но вот наконец гребень кратера попал в поле действия бортового сканера. «Полярный исследователь» направил «Шерлока» таким образом, чтобы он спустился внутрь кратера. Три пары глаз были прикованы к записывающему устройству сканера.

– Вот она! – воскликнул Джордино дрожащим от сдерживаемого волнения голосом.

Изображение советской субмарины полностью заполнило монитор левого борта. Она лежала на крутом склоне, повернутая кормой к центру кратера, а носом – к краю. Ее корпус был цел, в отличие от корпусов американских субмарин «Трешер» и «Скорпион», которые затонули в 1960-х годах, разлетевшись на сотни обломков. Она лежала, на два или три градуса накренясь на правый борт. С момента ее пропажи прошло больше десяти месяцев, но видимые детали ее корпуса не покрылись ржавчиной в холодных арктических водах.

– Нет никакого сомнения, это субмарина класса «альфа», – сказал Найт. – Ядерный реактор, титановый корпус, не подверженный намагничиванию и коррозии в соленой воде, бесшумные двигатели, самая большая скорость и глубина погружения среди субмарин Советского Союза и Соединенных Штатов Америки.

Промежуток времени между появлением графического и видеоизображения составлял около тридцати секунд. Головы присутствующих одновременно повернулись к телевизионным экранам.

В искусственном свете плавные линии субмарины, казалось, были окружены жутковатым серо-голубым ореолом. Никому не хотелось думать о том, что русское судно стало братской могилой для ста пятидесяти человек. Она выглядела вполне мирно, как детская игрушка, забытая на дне бассейна.

– Есть увеличение радиоактивности? – поинтересовался Найт.

– Очень небольшое, – ответил Джордино, – очевидно, из-за реактора.

– Непохоже, чтобы он расплавился, – удивился Питт.

– Да и показания это не подтверждают.

Найт, глядя на мониторы, сделал краткий обзор:

– Имеются повреждения в носовой части. Сорван руль глубины левого борта. Длинная трещина в днище – около двадцати метров.

– По-моему, трещина глубокая, – добавил Питт, – повреждены балластные танки и корпус. Она, наверное, задела край кратера, который и распорол ее, словно консервную банку. Представляю, как отчаянно боролся за жизнь корабля экипаж, но поднять ее на поверхность было уже невозможно. Она принимала воду быстрее, чем ее откачивали, и постепенно уходила на глубину, пока не ударилась о склон.

В каюте воцарилась тишина. Субмарина на экранах довольно быстро смешалась в сторону кормы. Наконец вооруженный камерами «Шерлок» прошел мимо нее – и субмарина исчезла с экранов. Исследователи продолжали смотреть на мониторы, на которых отражалась мирная картина морского дна. Они думали о том, что должны были пережить люди, нашедшие свою могилу в этих неприветливых глубинах.

Никто не решатся нарушить молчание, даже дышать старались тише. Но постепенно люди избавились от кошмарных видений и отвернулись от мониторов. Немного придя в чувство, они начали обмениваться шутками, смеяться и, в общем, вели себя словно болельщики, радующиеся выигрышу любимой команды.

Питт и Джордино могли чувствовать себя свободными весь остаток рейса. Их часть исследовательского проекта была выполнена. Они нашли иголку в стоге сена и имели все основания этим гордиться. Однако очень скоро выражение лица Питта снова стало серьезным, и он задумчиво уставился прямо перед собой.

Эти симптомы были хорошо знакомы Алу. После успешного завершения очередного проекта у Питта начиналась депрессия. Его пытливому уму срочно требовалась новая загадка.

– Отличная работа, парни, – тепло улыбнулся Найт. – Вы, ребята из НУМА, превосходно знаете свое дело. Да и техника у вас на высоте. Вы провели самую замечательную разведывательную операцию за последние двадцать лет.

– Не спеши радоваться, – сказал Питт. – Самое сложное еще впереди. Утащить субмарину из-под носа у русских будет совсем не просто. Здесь «Гломар Эксплорер»[145] уже не поможет. От больших кораблей не будет никакого толку. Всю операцию придется проводить под водой.

– А это еще что? – воскликнул Джордино, изумленно уставившись на монитор. – Похоже на большой кувшин.

– Больше на урну, – сказал Найт.

Питт несколько мгновений тоже смотрел на монитор. Потом выражение его лица изменилось: задумчивость сменилась напряженным вниманием, из покрасневших глаз исчезла усталость, они снова стали зоркими и цепкими. Странный предмет стоял на дне. Две ручки располагались с двух сторон от узкого горлышка, расширяющегося в овальную емкость, которая книзу снова сужалась и тонула в песке.

– Терракотовая амфора, – объявил Питт.

– Думаю, ты прав, – задумчиво пробормотан Найт. – Такие сосуды использовались греками и римлянами для перевозки вина и оливкового масла. Их очень часто находят на дне Средиземного моря.

– Но откуда она взялась в Гренландском море? – вопросил Джордино, не обращаясь ни к кому конкретно. – Кстати, здесь, в левом углу, еще одна.

Затем в объективы камер попало три амфоры, вслед за ними еще пять, все они были расположены по ломаной линии, идущей с юго-запада на северо-восток.

Найт повернулся к Питту:

– Ты у нас эксперт по кораблекрушениям. Что ты об этом думаешь?

Прошло добрых десять секунд, прежде чем Питт ответил. Когда он все же заговорил, его голос звучат тихо и глухо, словно доносился из соседней каюты:

– Я могу только предположить, что мы наткнулись на кораблекрушение, которого, если верить известным мне источникам, здесь быть никак не могло.

6

Рабин готов был продать душу дьяволу, лишь бы только забыть о стоящей перед ним невыполнимой задаче, убрать влажные от пота ладони с рулевой колонки, закрыть усталые глаза и ждать смерти, но чувство ответственности за пассажиров и экипаж не позволило ему так поступить.

Даже в самых страшных ночных кошмарах он никогда не представлял себя в такой безумной ситуации. Одно неверное движение, одна крохотная ошибка – и пятьдесят человек обретут глубокую и никому не известную могилу в холодном море. Это несправедливо, мысленно восклицал он то и дело, это несправедливо!

Навигационные приборы не работали. Средства связи тоже. Ни одному из пассажиров никогда не приходилось вести самолет, даже легкий. Старший стюард был полностью деморализован и не знал, что можно сделать. Да еще стрелки указателей уровня топлива почему-то стояли на нуле. Как тут не запаниковать!

Куда делся командир? От чего умерли офицеры? Кто вверг оставшихся в живых в этот безумный кошмар?

Вопросы сменяли друг друга, но ответов не было.

Рабина утешало только то, что он был не один. Вместе с ним в кабине находился еще один человек.

Эдуардо Ибарра, член мексиканской делегации, когда-то служил механиком в военно-воздушных силах своей страны. С тех пор как он держал в руках гаечный ключ и устранял неисправности на старых турбовинтовых самолетах, прошло тридцать лет. Но когда он сел в кресло второго пилота, чтобы считывать для Рабина показания приборов и передвигать по его команде рычаги и тумблеры, то, к собственному изумлению, обнаружил, что кое-какие знания еще остались.

Ибарра был круглолиц, гладкая кожа отливала бронзой, волосы густые черные с проседью и широко расставленные темно-карие, лишенные какого бы то ни было выражения глаза. Одетый в дорогой костюм-тройку, он совершенно не вписывался в интерьер пилотской кабины «боинга». Странно, но его лоб не был покрыт капельками пота, он не снял пиджак и даже не ослабил узел галстука.

Он показал рукой на небо и произнес:

– Судя по звездам, я бы сказал, что мы летим в сторону Северного полюса.

– Возможно, мы направляемся на восток – в Россию... не знаю, – уныло протянул Рабин. – Я даже примерно не представляю, куда мы держим курс.

– Мы недавно пролетели какой-то остров.

– Думаете, это была Гренландия?

– Нет, – Ибарра покачал головой, – под нами уже несколько часов вода. Если бы это была Гренландия, мы бы находились над ледяной шапкой. Полагаю, мы пересекли Исландию.

– Боже мой! Сколько же мы уже летим на север?

– Сейчас невозможно определить, как давно автопилот изменил курс.

Рабин находился в полном смятении. Неприятности следовали нескончаемой чередой и грозили вот-вот привести к катастрофе. Шансы остаться в живых стремительно уменьшались. Он обязан был принять решение, – может быть, отчаянное, но верное.

– Я собираюсь повернуть самолет на девяносто градусов влево.

– Пожалуй, другого выхода у нас нет, – спокойно согласился Ибарра.

– Если мы сядем на землю, кто-то может и выжить. Выполнить аварийную посадку на воду в темноте и в условиях четырехбалльного волнения почти невозможно даже для опытного пилота. Если же каким-то чудом нам и удастся приводниться, ни один человек в повседневной одежде не протянет больше нескольких минут в ледяной воде.

– Возможно, мы уже опоздали. – Мексиканец кивнул на панель управления. Все сигнальные лампочки, указывающие на отсутствие топлива в баках, горели красным светом, – Боюсь, наше время в воздухе подошло к концу.

Рабин удивленно уставился на контрольные приборы. Он не мог понять, как «боинг», летящий со скоростью 370 км/час на высоте 1500 метров, смог израсходовать то же количество топлива, как при полете со скоростью более 500 километров в час на высоте 10 500 метров.

– Хорошо, будем держать курс на запад, пока сможем.

Рабин вытер вспотевшие ладони о штанины и крепко взялся за рулевую колонку. После того как ему удалось поднять самолет над вершиной ледника, он не дотрагивался до нее, доверив управление автопилоту. Теперь он глубоко вздохнул и нажал кнопку отключения автопилота на панели управления. Он был слишком неуверен в себе, чтобы использовать для маневра элероны, поэтому выполнил плавный поворот с помощью рулевого управления. Но лишь только самолет лег на новый курс, Рабин почувствовал что-то неладное.

– Падают обороты четвертого двигателя, – сообщил Ибарра с заметной дрожью в голосе. – Не хватает топлива.

– Что же теперь делать? Отключить его?

– Я не знаю, что делают в подобных случаях, – едва слышно прошептал Ибарра.

Господи, мысленно взмолился Рабин, помоги нам!

Слепой вел слепого. Альтиметр стал регистрировать снижение высоты. Скорость тоже снизилась. Рабин пытался помочь самолету удержаться в воздухе хотя бы силой воли.

Но как ни стремился он выиграть время, расстояние между самолетом и водной поверхностью неумолимо сокращалось. Неожиданно рулевая колонка завибрировала в его руках.

– Двигатели глохнут! – крикнул Ибарра, и на его лице промелькнуло выражение страха.

Рабин толкнул рулевую колонку вперед, ни минуты не сомневаясь, что приближает неизбежное.

– Опусти закрылки, чтобы увеличить подъемную силу, – приказал он Ибарре.

– Закрылки опушены, – процедил тот сквозь плотно сжатые губы.

– Хорошо, – вздохнул Рабин. – А теперь будь что будет.

В дверном проеме стояла стюардесса, прислушиваясь к разговору. Ее глаза были широко раскрыты, лицо побелело.

– Мы разобьемся? – шепотом спросила она.

– Да, черт возьми! – выкрикнул Рабин, не удосужившись даже обернуться. – Не стой здесь, лучше сядь и пристегнись!

Она покачнулась и почти бегом устремилась в салон, чтобы предупредить пассажиров и других членов экипажа. Все понимали: чему быть, того не миновать, поэтому на борту не было ни паники, ни истерик. Люди шепотом молились.

Ибарра, не вставая со своего места, повернулся и посмотрел в салон. Камиль успокаивала старика, которого била дрожь. Ее лицо казалось абсолютно спокойным, и даже более того – на нем отчетливо проступило странное выражение удовлетворения. Очень красивая женщина, подумал Ибарра. Жаль, что от ее красоты через несколько минут ничего не останется. Он вздохнул и снова повернулся к панели управления.

Альтиметр показывал уже менее двухсот метров. Ибарра пошел на риск и открыл дроссельные заслонки на трех оставшихся двигателях. Это был бесполезный жест, рожденный отчаянием. Так двигатели быстрее сожгут последние галлоны топлива, а значит, и смерть придет скорее. Но в тот момент Ибарра не думал о логике. Он просто не мог сидеть и ничего не делать. Он чувствовал, что напоследок должен что-то предпринять, пусть даже на несколько минут ускорив собственную гибель.

Прошло еще пять томительных минут. Черное, зловещее море приближалось, чтобы поглотить самолет.

– Вижу огни! – вдруг завопил Рабин. – Прямо по курсу!

Ибарра растерянно моргнул и прищурился, глядя вперед.

– Это корабль! – закричал он. – Я вижу корабль!

Спустя мгновение самолет с ревом пролетел над «Полярным исследователем», едва не сбив его мачту, до которой оставалось меньше десяти метров.

7

Экипаж ледокола был предупрежден о приближении самолета показаниями радара. Когда авиалайнер с леденящим душу ревом пронесся над судном на запад в сторону побережья Гренландии, люди, стоявшие на мостике, инстинктивно втянули головы в плечи.

Грохот наполнил каюту исследователей. Найт ринулся на мостик, Питт и Джордино от него не отставали. Никто из офицеров, находящихся в рубке, даже не обернулся, когда в помещение ворвался капитан. Все внимательно следили за удаляющимся самолетом.

– Что, черт возьми, это было? – спросил Найт у вахтенного офицера.

– Неизвестный самолет едва не протаранил корабль, капитан.

– Военный?

– Нет, сэр. Я успел рассмотреть крылья, когда он летел. Там не было никаких опознавательных знаков.

– Самолет-шпион?

– Сомневаюсь, сэр. Во всех иллюминаторах горел свет.

– Возможно, это коммерческий авиалайнер? – подал голос Джордино.

На лице Найта явственно проступило раздражение. «Откуда взялся этот чертов самолет, подвергший риску мой корабль? – думал он. – И что он вообще здесь делает? Отсюда до коммерческих путей много сотен миль!»

– Он теряет высоту, – сказал Питт, не спуская глаз с удаляющихся огней. – Я бы сказал, он падает.

– Да поможет Бог этим несчастным, если они собираются в кромешной тьме сесть на воду.

– Странно, но посадочные огни не включены.

– Все это действительно очень странно, – сказал вахтенный офицер. – Если бы у летчиков были серьезные проблемы, они бы уже давно передачи сигнал бедствия. А мы ничего не принимали.

– Вы пытались вызвать их по радио? – спросил Найт.

– Да, сразу как только самолет появился на экране радара. Ответа не последовало.

Найт подошел к окну и несколько секунд стоял, глядя в темноту и барабаня пальцами по стеклу. Затем он обернулся к вахтенному офицеру:

– Следуйте прежним курсом. Продолжаем выполнение программы исследований.

Питт взглянул на капитана:

– Я понимаю ваше решение, но не могу сказать, что приветствую его.

– Вы находитесь на военном корабле, мистер Питт, – сухо сказал Найт. – Мы не береговая охрана. И мы выполняем задание первостепенной важности.

– Но на борту этого самолета могут быть женщины и дети.

– Почему вы считаете, что они в опасности? Самолет в воздухе. И если «Полярный исследователь» для них единственный шанс на спасение в этой части света, почему мы не слышали сигналов бедствия? Не было даже попыток передачи сигнала посадочными огнями. В общем, у меня нет оснований считать, что на борту проблемы. Ты сам летчик. Скажи, почему, если пилот в беде, он не сделал круг над кораблем?

– Возможно, он пытается приземлиться.

– Прошу прощения, капитан, – вмешался вахтенный офицер, – забыл упомянуть, что закрылки были опущены для посадки.

– Это ничего не значит. – Найт, судя по всему, решил проявить упорство.

– К дьяволу сострадание, полный вперед! – холодно проговорил Питт. – Вы забыли, капитан, что сейчас не война. Лично я не хотел бы прожить всю оставшуюся жизнь с сознанием того, что люди погибли только потому, что я сидел сложа руки. Думаю, военно-морской флот вполне может позволить себе израсходовать несколько лишних галлонов топлива, чтобы выяснить, что случилось.

Найт кивнул головой в сторону пустой штурманской рубки, приглашая Питта и Джордино следовать за ним, и, как только они вошли, закрыл дверь.

– Мы выполняем миссию чрезвычайной важности, – спокойно проговорил он. – Если изменим курс, русские заподозрят, что мы обнаружили их субмарину, и пожалуют следом за нами в этот район.

– Что ж, – не стал спорить Питт, – это весомый аргумент. Но можно и не привлекать их внимания, задействовав в игре только меня и Джордино.

– Что вы предлагаете?

– Мы возьмем вертолет НУМА, тот, что стоит на кормовой палубе, вы дадите нам медиков и пару крепких парней, и мы отправимся следом за самолетом, в то время как «Полярный исследователь» будет продолжать утюжить район поисков.

– А русские? Какие выводы сделают их аналитики?

– Они решат, что это совпадение. Но если самолет все-таки разобьется, а я, конечно, надеюсь, что этого не случится, у вас будут законные основания изменить курс, чтобы начать спасательную операцию. Потом мы возобновим поисковые работы с того же места, где их прервали, и русские ничего не заподозрят.

– А вертолет? Русские ведь будут контролировать каждое ваше движение!

– Ал и я будем использовать общедоступный канал связи и вести диалог о поисках таинственного самолета. Возможно, это усыпит их подозрения.

Найт опустил глаза и несколько секундпристально разглядывал пол у себя под ногами. Потом он поднял голову и вздохнул:

– Не будем терять время. Прогревайте свою птичку, а я позабочусь о медицинском персонале и отряде добровольцев.

* * *

Рабин даже не пытался сделать круг над «Полярным исследователем». На то были две причины: потеря высоты и отсутствие летного опыта. Он справедливо опасался, что при таком сложном маневре двигатели заглохнут и самолет кувырнется в воду.

Но появление корабля возродило в душах обреченных совсем было угасшую надежду. Их заметили! А значит, команда спасателей будет знать, где искать уцелевших в катастрофе. Это было небольшое утешение, но все же лучше, чем никакого.

Черные морские воды сменились ледяным покровом, который теперь с бешеной скоростью проносился под ними, освещенный навигационными огнями. Неожиданно Рабин подумал, что здесь, наверное, было бы здорово прокатиться на санях. За несколько минут до аварийной посадки, которая вполне могла окончиться катастрофой, он вспомнил, что посадочные огни так и не включены, и велел Ибарре это сделать.

Мексиканец внимательно осмотрел панель управления и щелкнул нужными тумблерами. Самолет летел над безжизненной, ледяной равниной.

– Матерь божья! – воскликнул Ибарра. – Я вижу справа по курсу холмы! Мы над землей!

В последний момент удача все-таки улыбнулась Рабину. Замеченные Ибаррой холмы на самом деле были горной цепью, изобилующей острыми вершинами, которая растянулась вдоль побережья Гренландии на много сотен миль. Рабин каким-то чудом сумел их миновать. Провидение к тому же послало встречный ветер, давший самолету дополнительную подъемную силу.

Лед был уже совсем близко. Казалось, до него можно было дотронуться рукой. Его неровная поверхность отражала и преломляла посадочные огни, создавая причудливый калейдоскоп цветов и оттенков. Прямо по курсу возвышалась какая-то темная масса. Рабин мягко надавил правую рулевую педаль, и масса скользнула влево.

– Выпустить шасси! – воскликнул Рабин.

Ибарра без слов подчинился. При нормальной процедуре аварийной посадки это было худшее, что можно было сделать, но летчики поневоле инстинктивно приняли правильное решение. После того как шасси были выпущены, самолет начал быстро терять скорость из-за резко возросшего сопротивления воздуха.

Рабин так сильно сжимал рулевую колонку, что у него побелели костяшки пальцев. Он неотрывно смотрел на несущийся навстречу лед. Его сверкающие кристаллы приближались и увеличивалось, словно тянулись к самолету.

Рабин закрыл глаза и начат молиться. Он просил Господа, чтобы тот позволил самолету удариться о мягкий снег, а не о жесткий, неподатливый лед. Больше ни он, ни Ибарра ничего не могли сделать. Конец неумолимо приближался.

К несчастью, новоявленные пилоты не знали ужасной правды. Лед, над которым они летели, имел толщину не более метра, что было явно недостаточно, чтобы выдержать вес «Боинга 720-В».

Все лампочки на панели управления горели тревожным красным светом. У Рабина было ощущение, что он пытается прорваться сквозь черный занавес в белую пустоту. Он потянул рулевую колонку на себя, и скорость «боинга» стала падать, в то время как самолет в последний раз задрал нос вверх, словно прощаясь с небом.

Ибарра сидел, охваченный паникой. Оцепенев от ужаса, он даже забыл закрыть дроссельные заслонки. Полностью лишившись способности думать о чем бы то ни было, кроме неотвратимо надвигающегося конца, он не сообразил, что необходимо перекрыть подачу топлива и электричества.

И вот последовал удар.

Рабин и Ибарра непроизвольно прикрыли руками головы и зажмурились. Колеса шасси ударились о лед, заскользили и проделали глубокие траншеи во льду. Двигатель левого борта был сорван и, вращаясь, улетел в темноту. В то же самое время оба двигателя правого борта с диким скрежетом оторвались вместе с крылом. Система электроснабжения самолета вышла из строя, и все огни погасли.

«Боинг» двигался по льду фьорда, оставляя за собой куски металла. Вероятно, издалека это было похоже на комету, оставляющую за собой огненный хвост. Самолет врезался в крупный торос, образовавшийся при сжатии пакового льда. Носовое шасси оказалось вдавленным внутрь фюзеляжа, проникнув аж до «чертовой норы». Нос самолета не был рассчитан на продвижение сквозь толщу льда. Тонкие алюминиевые пластины рвались и корежились, их острые края проникали внутрь кабины. И вот настал момент, когда изуродованный самолет, обезображенный до неузнаваемости, завершил свой ужасный путь. Он замер в тридцати метрах от внушительной группы скал, за которыми начинался обледеневший берег.

Несколько секунд стояла мертвая тишина. Затем раздался громкий треск льда, сопровождаемый стоном сминаемого металла, и искалеченный лайнер начал медленно опускаться в ледяную воду.

8

Археологи тоже слышали, как «боинг» пролетел над фьордом.

Услышав грохот двигателей, они выскочили из хижины и успели заметить самолет. Они ясно видели освещенные иллюминаторы и выпущенные шасси. Почти сразу же донесся жуткий скрежет, и замерзшая земля под их ногами вздрогнула от удара. Огней больше не было видно, зато звук рвущегося фюзеляжа был слышен еще несколько долгих секунд. Потом снова наступила мертвая тишина, которую завывания ветра делали еще более жуткой.

Археологи замерли на месте, не в силах поверить в реальность произошедшего. Ошеломленные, испуганные, не замечающие холода, они молча стояли, всматриваясь в темноту ночи.

– Боже мой, – еле слышно прошептал Гронквист, – они разбились.

– Ужасно! – дрожащим голосом проговорила Лили. – Наверное, никто не выжил.

– Почти наверняка все погибли, особенно если самолет ушел под воду.

– Наверное. Именно поэтому мы не видим пожара, – добавил Грэхем.

– Кто-нибудь успел заметить, что это был за самолет? – спросил Хоскинс.

Грэхем покачал головой:

– Нет, все произошло слишком быстро. Но это был большой самолет. Может быть, ледовая разведка.

– Далеко отсюда до места падения?

– Не думаю... километр... максимум полтора.

– Мы должны пойти туда, – решительно заявила побледневшая Лили. – Может быть, кто-то уцелел и нуждается в помощи.

Гронквист бросил взгляд в направлении, в котором исчез самолет, и потер ладонями немеющие щеки:

– Давайте вернемся в помещение и выработаем какой-нибудь план, пока мы все не превратились в сосульки.

Лили мысленно уже готовилась к экспедиции.

– Надо собрать одеяла, – сказала она, – и медикаменты.

– Майк, включи рацию, – велел Гронквист. – Сообщи о случившемся на метеорологическую станцию в Дейнборге, а оттуда наши сведения передадут в Туле[146], где находятся наши спасательные подразделения военно-воздушных сил.

– Понял, – сказал Грэхем и первым вошел в хижину.

– Надо взять с собой инструменты, – сказал Хоскинс – Возможно, придется откапывать уцелевших людей из-под обломков.

Гронквист утвердительно кивнул и стал быстро собираться в дорогу.

– Подумай, что нам еще может понадобиться, – сказал он. – Я привяжу к одному из снегоходов сани, и мы сможем все туда сложить.

Всего лишь пять минут назад археологи спокойно спали. Теперь они энергично одевались, попутно обдумывая, что еще может пригодиться для помощи пострадавшим, и стараясь ничего не упустить. Они позабыли о загадочной византийской монете, не думали о теплых, удобных постелях. Они стремились как можно быстрее добраться до упавшего самолета и оказать помощь людям.

Снова оказавшись на улице. Гронквист пригнулся, чтобы не быть сбитым с ног сильным порывом ветра, и побежал вокруг становища к расположенному за ним небольшому ангару, где стояли два принадлежавших экспедиции снегохода. Он сбил лед, образовавшийся в нижней части двери, и распахнул ее. Внутри работал небольшой нагреватель, от которого, честно говоря, было мало толку, но он честно старался поддерживать температуру в помещении на двадцать градусов выше, чем за его пределами. Гронквист поочередно нажал на кнопки стартеров, но батареи были истощены долгими месяцами беспощадной эксплуатации, и двигатели не спешили заводиться. Окутанный паром от своего же дыхания. Гронквист, проклиная все на свете, стащил зубами рукавицы и попробован осуществить запуск вручную. Двигатель одного снегохода сдался с пятой попытки, но другой продолжат проявлять упорство. В конце концов, после тридцать второй попытки (Гронквист их считал), двигатель, кашляя, возродился к жизни. Хайрем надежно закрепил буксирную стяжку между санями и первым снегоходом, двигатель которого успел прогреться, причем завершил эту сложную операции как раз вовремя – его пальцы уже начали неметь.

Когда он вывел снегоход из ангара, все необходимое было сложено у входа в дом. Вещи были аккуратно упакованы, поэтому археологи загрузили сани доверху меньше чем за две минуты. Грэхем вручил каждому по мощному фонарю, и спасательная экспедиция была готова к отправлению.

– Если самолет ушел под лед, – прооран Хоскинс, стараясь перекричать вой ветра, – можно никуда не спешить.

– Он прав, – ответил Грэхем. – К этому времени уцелевшие уже все равно умерли от переохлаждения.

Глаза Лили за лыжной маской потемнели.

– Пессимизм еще ни разу никому не спас жизнь. Предлагаю всем замолчать и поторопиться.

Гронквист подхватил Лили за талию и подсадил в снегоход.

– Делайте, что говорит дама, парни. Там в этот самый момент умирают люди.

Он устроился на сиденье впереди Лили и, в то время как Хоскинс и Грэхем побежали в ангар за вторым снегоходом, повернул ручку газа. Выдохнув облако сизого дыма, снегоход тронулся с места. Выполнив дугообразный поворот, он взял курс к берегу. Сани за ним болтались из стороны в сторону.

Они двигались по неровному, покрытому обледеневшими камнями берегу. Путь был нелегким. Луч единственной фары, установленной между рукоятками, не освещал дорогу, а отплясывал безумный танец на фоне черных теней, в результате чего. Гронквист не мог заранее разглядеть торосы, пока не натыкался на них. Снегоход пробирался между их гребнями, словно утлая лодчонка меж высокими волнами. И даже высокое мастерство Хайрема не могло удержать на прямом курсе сани, которые то и дело норовили опрокинуться.

Лили попыталась обхватить Гронквиста за талию, но у него был слишком большой живот, и поэтому она мертвой хваткой вцепилась в его парку по бокам, закрыла глаза и уткнула лицо в его большое, крепкое плечо. Она даже попросила его снизить скорость, но Хайрем проигнорирован это явное проявление малодушия. Время от времени Лили поворачивала голову и следила за лучом фары второго снегохода, мчащегося следом.

Второй снегоход не вез груза, следовательно, никакие сани ему не мешали, поэтому Хоскинс и Грэхем довольно быстро догнали своих товарищей и промчались мимо, оставив их позади. Очень скоро Лили могла видеть только силуэты, которые казались неясными призраками в облаке поднятого снегоходом снега и выхлопного газа.

Она почувствовала, как напрягся Гронквист, когда луч фары осветил большой металлический предмет, лежащий на льду. Гронквист резко повернул рукоятки в левую сторону. Носы передних лыж зарылись в снег, и снегоход ушел, скорее даже прыгнул влево, разминувшись всего лишь на метр с куском оторванного самолетного крыла. Гронквист сделал попытку выровнять транспортное средство, но резкое изменение центробежной силы закрутило сани с тяжелой поклажей. Их занесло, бросило на снегоход, последовал сильный толчок. Передние концы полозьев саней зарылись в снег, сани выполнили замысловатый пируэт, и груз разлетелся в разные стороны, словно осколки при взрыве.

Гронквист что-то прокричал, но Лили не расслышала, что именно, поскольку в этот самый момент полозья саней с точностью, достойной лучшего применения, ударили его в плечо и выкинули из снегохода. Археолог описал широкую дугу, причем во время полета с его головы слетел капюшон, и несчастный врезался незащищенной головой в лед.

Руки Лили оказались слишком слабыми, чтобы удержать Гронквиста. Ей показалось, что ее тоже выбросит из снегохода, но сани, очевидно решив проявить милосердие к даме, не задели ее. Однако у снегохода были свои намерения. Никем не управляемый, он, сильно накренившись, остановился.

Несколько мгновений он угрожающе балансировал в этом положении, а потом медленно повалился набок, придавив ноги Лили. Она оказалась совершенно беспомощной, словно бабочка, пришпиленная к листу бумаги.

Хоскинс и Грэхем не сразу заметили, что с их товарищами произошла авария, но неприятности не миновали и их. Преодолев еще двести метров, Грэхем обернулся, влекомый больше любопытством, нежели интуицией, чтобы посмотреть, как далеко они обогнали Лили и Гронквиста. Он с удивлением заметил свет фары их снегохода довольно далеко позади, причем свет был неподвижен.

Грэхем тронул Хоскинса за плечо и прокричал ему в ухо:

– Думаю, с нашими ребятами что-то произошло!

Первоначально Хоскинс намеревался найти углубление в ледяном покрове в том месте, где самолет коснулся льда, и ехать по следу к месту катастрофы. Он напряженно всматривался в тьму, расстилавшуюся перед ним, стараясь отыскать признаки падения. Как раз в это время его и отвлек Грэхем. Его слов, заглушаемых шумом двигателя, разобрать было невозможно. Он повернул голову к Грэхему и прокричал в свою очередь:

– Ничего не слышу!

– Поворачивай! Что-то случилось!..

Хоскинс кивнул и снова сосредоточился на дороге. Но не зря говорят, что, управляя транспортом, нельзя отвлекаться. Даже малейшее ослабление внимания может стоить очень дорого. Так и получилось. Хоскинс слишком поздно, когда ничего уже нельзя было изменить, заметил глубокую трещину во льду.

Снегоход взлетел над двухметровой трещиной, на несколько мгновений превратившись в летательный аппарат. Вес двух ездоков тянул аппарат вниз, и он с громким треском врезался в противоположную стену фьорда. Хоскинсу и Грэхему повезло. Их перебросило через край и выкинуло на ледяную поверхность, по которой их тела еще несколько мгновений скользили, словно набитые ватой куклы по навощенному паркету.

Спустя секунд тридцать оглушенный Грэхем, двигаясь с трудом, словно девяностолетний старик, заставил себя подняться на четвереньки. Он огляделся, не вполне понимая, как он очутился в столь незавидном положении. Потом его внимание привлекло странное шипение.

Хоскинс сидел на льду очень прямо, прижав руки к паху. Он раскачивался, вдыхая и выдыхая воздух сквозь стиснутые зубы и слегка подвывая.

Грэхем снял варежку и дотронулся до носа. Он вроде бы не был сломан, но кровь текла из обеих ноздрей, вынуждая его дышать ртом. Он подвигал руками и ногами и убедился, что все цело. В общем-то этому вряд ли стоило удивляться, учитывая прочность одежды. Он подполз к Хоскинсу, легкое подвывание которого уже перешло в протяжные стоны.

– Что случилось? – поинтересовался Грэхем, моментально пожалев о том, что задал такой глупый вопрос.

– Мы влетели в трещину, оставленную во льду самолетом, – сообщил Хоскинс в перерывах между стонами. – Господи, кажется, я кастрирован.

– Давай я посмотрю, – сказал Грэхем, отведя в стороны руки Хоскинса и расстегнув несколько застежек на его комбинезоне. Затем он достал фонарик и произвел тщательный осмотр. Улыбнувшись во весь рот, он заметил: – Твоей жене понадобится другая причина, чтобы тебя бросить. Не волнуйся, твое мужское достоинство в целости и сохранности.

– А где Лили... и Гронквист? – после очередного стона спросил Хоскинс.

– Примерно в двухстах метрах позади. Нам придется перебраться через трещину и выяснить, что там случилось.

Хоскинс, сделав усилие, поднялся на ноги и проковылял к краю трещины. Удивительно, но фара снегохода все еще горела, освещая пузыри, поднимавшиеся с шестиметровой глубины на поверхность. Грэхем тоже подошел и посмотрел вниз. Потом они переглянулись.

– Спасатели хреновы, – с усмешкой заметил Хоскинс – Занимались бы лучше археологией.

– Тихо! – неожиданно воскликнул Грэхем. Он приложил руки к ушам и стал поворачиваться из стороны в сторону, очевидно вообразив себя тарелкой радара. Потом он остановился и указал на огни, приближающиеся со стороны фьорда. – Черт меня побери! Это же вертолет!

* * *

Лили то проваливалась в забытье, то вновь возвращалась к реальности.

Она никак не могла понять, почему мысли все время норовили ускользнуть от нее. Она приподняла голову и посмотрела на Гронквиста. Он лежал без движения в нескольких метрах от нее. Она кричала и звала его, но он не подавал признаков жизни. В конце концов она оставила свои попытки и впала в полузабытье, позволившее Лили не осознать, что ее ноги уже полностью потеряли чувствительность. Временами ее начинала бить крупная дрожь, но она также не осознавала, что находится в состоянии глубокого шока.

Она не сомневалась, что Грэхем и Хоскинс появятся с минуты на минуту и помогут. Но минуты шли, а никого не было. Она почувствовала, что невероятно устала, и уже была готова уснуть, когда услышала странный звук, доносившийся сверху. Потом в черном небе появился слепящий свет, и она прикрыла глаза. Лежавший на льду снег взметнулся в воздух, поднятый неожиданным вихрем, и закружил вокруг нее. Звук стих, и в нескольких шагах от себя она заметила темную фигуру, окруженную ореолом света.

Приблизившись, фигура оказалась мужчиной, одетым в меховую парку. Он моментально оценил ситуацию и сильными руками поднял упавший снегоход, освободив ноги Лили.

Он обошел вокруг лежащей женщины и поднес фонарь к своему лицу. Лили огромным усилием сфокусировала зрение и взглянула в сверкающие зеленые глаза, в которых одновременно отражались решительность, мягкость и искреннее участие. Глаза мужчины чуть-чуть сузились, когда он понял, что перед ним женщина. Все еще пребывая в полузабытьи, Лили вяло удивилась появлению незнакомца.

– Как же я рада вас видеть, – тихо проговорила она. – Кто вы?

– Меня зовут Дирк Питт, – ответил мужчина. – Если у вас нет других планов, почему бы нам не поужинать сегодня вместе?

9

Лили, нахмурившись, посмотрела на Питта, словно желая удостовериться, правильно ли она его поняла.

– Сегодня, наверное, не получится, – ответила она.

Он откинул капюшон своей парки и осторожно ощупал ноги женщины.

– Кости целы, опухолей не наблюдается, – сообщил он. – Вам больно?

– Я слишком замерзла и ничего не чувствую.

Питт вытащил пару одеял, упавших с саней, и бережно укрыл ее.

– Вы не с самолета, – утвердительно произнес он. – Как вы сюда попали?

– Я из группы археологов. Мы ведем раскопки древнего поселения эскимосов. Мы слышали, как самолет пролетел над нашими головами и, выйдя из хижины, успели заметить, что он приземлился где-то на льду фьорда. Мы как раз направлялись к месту крушения с медикаментами и одеялами, когда... – Она замолчала и повела рукой, указав на перевернутые сани и лежащего без движения Гронквиста.

– Мы?

Внимательно оглядевшись, Питт понял, что произошло. Прямой след снегохода, резкий поворот перед лежащим на снегу обломком крыла, глубокие зазубрины, сделанные полозьями потерявших управление саней, – все это поведало ему о случившемся лучше всяких слов. Потом он увидел Гронквиста и направился к нему.

Опустившись на колени, он осмотрел археолога. Тот дышал ровно.

Не дождавшись слов незнакомца, Лили с нетерпением спросила:

– Он жив?

– Да. Очевидно, сильно ударился головой, почти наверняка заработал сотрясение мозга. Возможно, есть переломы или трещины, но я сомневаюсь. Судя по внешнему виду, у него голова крепкая, как банковский сейф.

Наконец подошел Грэхем. Следом за ним довольно резво ковылял Хоскинс. Их одежда была запорошена снегом, маски на лицах заледенели от дыхания. Грэхем снял маску, явив миру свою исцарапанную физиономию, мгновение внимательно изучал Питта, потом слабо улыбнулся:

– Приветствую тебя, незнакомец. Ты подоспел удивительно вовремя.

Сидящие в вертолете люди с воздуха не видели этих двоих членов команды археологов. И Питт невольно подумал, что, возможно, во льдах фьорда затерялись и другие спасательные команды.

– Здесь раненые, – сообщил Питт, решив обойтись без формальностей. – Мужчина и женщина. Они из вашей группы?

– Что случилось? – Улыбка тотчас исчезла с лица Грэхема.

– Авария.

– Увы, у нас тоже.

– Вы видели самолет?

– Только когда он снижался. Мы не добрались до него.

Хоскинс обошел Грэхема и приблизился к Лили. Затем он поискал глазами Гронквиста.

– Они тяжело ранены?

– Пока не знаю. Надо сделать рентген.

– Мы должны им помочь!

– У меня на борту вертолета есть медики.

– Так чего же вы ждете? – возмутился Хоскинс – Зовите их сюда! – Он рванулся мимо Питта к вертолету, но был остановлен железной рукой, стиснувшей его плечо. Он непонимающе уставился в немигающие, потемневшие от сдерживаемого гнева глаза.

– Вашим друзьям придется подождать, – не допускающим возражений тоном проговорил Питт. – Первым делом мы должны отыскать упавший самолет. Если там есть уцелевшие, им наша помощь нужна в первую очередь. Как далеко отсюда ваш лагерь?

– Около километра к югу, – ответил Хоскинс.

– Этот снегоход на ходу. Вы и ваш товарищ можете уложить пострадавших в сани и отвезти их в лагерь. Только соблюдайте осторожность, у них могут быть внутренние повреждения. У вас есть радио?

– Да.

– Настройте его на частоту «тридцать два» и будьте наготове, – сказал Питт. – Если упавший самолет действительно выполнял коммерческий рейс и на его борту находились пассажиры, работы всем хватит.

– Мы будем готовы, – заверил его Грэхем.

Питт наклонился к Лили и сжал ее руку.

– Не забудьте об ужине, – сказал он.

Улыбнувшись на прощание, он натянул капюшон парки и побежал к ожидавшему его вертолету.

* * *

Рабин почувствовал, что на него со всех сторон наваливается какая-то тяжесть, словно он попал в поле действия некой непреодолимой силы, которая влечет его в неведомом направлении. Привязные ремни сильно врезались в плечи и живот, причиняя боль. Он открыл глаза, но увидел лишь смутные, размытые силуэты. Ожидая, пока вернется острота зрения, он попытался пошевелить руками, но они остались неподвижными.

Потом ему удалось сфокусировать зрение, и он понял, почему не может пошевелиться. Сквозь разбитое стекло кабины на него обрушилась лавина снега и льда, засыпав его тело по самую грудь. Он попытался освободиться, но тщетно. Плотная масса снега и льда держала его крепко, как смирительная рубашка. Без посторонней помощи он не мог покинуть кабину.

Шок мало-помалу проходил, уступив место острой боли, которую причиняли сломанные ноги. У него было странное чувство, будто его тело по пояс погружено в воду. Поразмыслив, он сделал вывод, что это не вода, а его собственная кровь. Но Рабин ошибался. К этому моменту самолет уже опустился под лед на три метра – и вода залила кабину, поднявшись до уровня сидений.

Только потом он вспомнил об Эдуардо Ибарре. С трудом повернувшись направо, он прищурился, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте. Правая сторона носовой части фюзеляжа была вдавлена внутрь почти до панели управления. Он смог рассмотреть только застывшую высунувшуюся из кучи снега и льда руку мексиканца.

Рабин резко отвернулся, с неожиданной болью осознав, что маленький человек, деливший с ним бремя страшного полета, теперь мертв. И еще Рабин понял, что ему самому осталось жить совсем немного. Очень скоро он замерзнет – и наступит смерть.

И он заплакал.

* * *

– Кажется, я его вижу, – сообщил Джордино, стараясь перекричать шум двигателей и винта.

Питт кивнул и стал внимательно рассматривать продолговатую воронку во льду. По краям она была густо усыпана осколками. А потом он увидел и самолет, вернее, он заметил некий предмет, явно созданный руками человека. Через несколько секунд вертолет завис прямо над этим предметом.

Потерпевший крушение самолет – зрелище всегда грустное и зловещее. Одно крыло было оторвано, а другое смято, скручено и вытянуто вдоль фюзеляжа. Хвостовая часть была согнута и торчала вверх. В общем, картина напоминала раздавленного жука на белом ковре.

– Фюзеляж провалился под лед и на две трети находится в воде, – сказал Питт.

– Он не загорелся, – отметил Джордино. – Повезло ребятам.

Он поднес руку к глазам, чтобы защититься от слепящего блеска – отраженного света прожекторов вертолета, освещавших место крушения.

– Покрытие в превосходном состоянии, – поделился своими наблюдениями Джордино. – Этот самолет хорошо обслуживали. Полагаю, это «Боинг 720-В». Ты видишь признаки жизни?

– Нет, – ответил Питт, – и это плохо.

– А как насчет опознавательных знаков?

– По фюзеляжу идут три полосы – голубая, золотая и фиолетовая.

– Я не знаю авиакомпании, имеющей такие цвета.

– Давай снизимся и осмотримся как следует, – сказал Питт. – Пока ты будешь искать посадочную площадку, я попытаюсь прочитать, что написано на фюзеляже.

Джордино сделал вираж и повел вертолет к месту крушения. На носу и в хвостовой части вертолета загорелись посадочные огни, осветив полузатопленный самолет бриллиантовым сиянием. Надпись над полосами была выполнена затейливым наклонным шрифтом вместо обычных прямых черно-белых букв, которые так легко прочитать.

– «Небула, – вслух прочитал Питт. – Воздушные линии Небула».

– Никогда о такой не слышал, – сообщил Джордино, не отрывая глаз от льда.

– Шикарная авиакомпания, в основном обслуживающая ВИП-пассажиров. Выполняет только чартерные рейсы.

– Но какого черта ее самолет занесло так далеко от обычных воздушных путей?

– Скоро мы это узнаем, если, конечно, на борту остался кто-то живой.

Питт обернулся к людям, удобно расположившимся в теплом салоне вертолета. Они были одеты в удобную одежду, предназначенную специально для Крайнего Севера. Один из них был корабельным хирургом, трое – медиками и еще четверо – опытными экспертами, специалистами по устранению повреждений. Они спокойно болтали между собой, словно совершали увеселительную поездку в Денвер. Рядом с ними на полу громоздились ящики с медикаментами и медицинским оборудованием и тюки с одеялами. Штабель был тщательно увязан стропами и не разваливался. Между асбестовыми костюмами и ящиком с оборудованием для пожаротушения стояли носилки.

Напротив главной двери располагалось дополнительное нагревающее устройство, его подъемные кабели были протянуты к закрепленной над головами лебедке. Рядом с ним стоял компактный снегоход с закрытой кабиной и боковыми направляющими.

Седовласый человек с бородой и усами в точности такого же цвета взглянул на Питта и усмехнулся.

– Ну что, будем отрабатывать зарплату? – весело полюбопытствовал он.

Ничто не могло испортить настроения Джеку Гейлу.

– Мы садимся, – ответил Питт. – Вокруг самолета все спокойно. Признаков возгорания нет. Кабина пилотов под снегом. Фюзеляж, конечно, пострадал, но выглядит целым.

– Вот и хорошо, – пожал плечами Гейл. – Ненавижу возиться с ожогами.

– Это хорошие новости. Плохие новости заключаются в том, что салон почти на метр в воде, а мы не захватили с собой галош.

Физиономия Гейла моментально обрела серьезность.

– Да поможет Бог раненым, которые не сумели уберечься от влаги. В такой воде они не протянут и восьми минут.

– Если никто из уцелевших не сможет открыть аварийный люк, нам придется прорезать себе дорогу внутрь.

– Искры от газорезок имеют дурную привычку воспламенять разлившееся топливо, – сказал лейтенант Корк Симон, командир команды добровольцев с «Полярного исследователя». Это был уверенный человек, досконально знающий свою работу. – Лучше уж мы войдем через дверь салона. Тем более что доктору Гейлу понадобится как можно больше места, чтобы пронести носилки.

– Согласен, – сказал Питт, – но герметично закрытую дверь, к тому же прижатую или поврежденную о свои же ограничители внешним воздействием, вскрыть будет нелегко. Это займет время, и люди внутри успеют замерзнуть. Первым делом мы должны проделать достаточно большое отверстие, чтобы прошла вентиляционная труба нагревателя.

Он замолчал, поскольку в это время Джордино выполнил крутой вираж и повел вертолет на посадку. Подходящая ровная площадка нашлась в непосредственной близости от места аварии. Спасатели приготовились. Из-за вращения винтов в воздух с поверхности был поднят снег и частички льда, что снизило видимость до нуля.

Едва колеса вертолета коснулись льда, как Питт распахнул дверь, выпрыгнул на лед и побежал к самолету. Последовавший за ним доктор Гейл начал руководить разгрузкой медицинского оборудования, а Корк Симон и его команда с помощью лебедки опустили на лед нагреватель и снегоход.

С трудом удерживаясь на ногах на скользком льду, Питт обошел вокруг самолета, стараясь не свалиться в глубокие трещины, коих вокруг было немало. В воздухе стоял неприятный и совершенно непривычный для этих мест запах топлива. Он принялся карабкаться на ледяную глыбу, навалившуюся на носовую часть самолета. Ползти по льду вверх было столь же приятно, как забираться на смазанную жиром лестницу. Он прикинул, не удастся ли пробиться в кабину, но отказался от этой идеи: потребуется не меньше часа, чтобы прорваться сквозь плотный лед. Питт соскользнул вниз и направился к уцелевшему крылу. Оно было оторвано и скручено, конец его был направлен в сторону хвоста. Крыло лежало на льду в непосредственной близости от ряда иллюминаторов. Используя крыло как платформу, позволившую ему не упасть в воду, Питт опустился на четвереньки и попытался заглянуть внутрь. Свет прожекторов вертолета, отраженный плексигласовой поверхностью, мешал видимости. Питт прикрыл глаза сбоку ладонями, чтобы заслонить от слепящего света, и придвинулся ближе к иллюминатору.

Сначала он не увидел никакого движения, только темнота и мертвая неподвижность.

Затем неожиданно по другую сторону окна появилось лицо. Оно материализовалось из темноты в нескольких сантиметрах от физиономии Питта.

Он непроизвольно отшатнулся. Неожиданное появление женщины с рассеченной бровью – струившаяся из глубокого пореза кровь заливала половину лица – и многочисленными мелкими царапинами в первый момент заставило Питта вздрогнуть.

Он быстро оправился от шока и постарался рассмотреть неповрежденную часть лица незнакомки. Высокие скулы, длинные темные волосы, большие карие глаза. Красивая женщина, подумал Питт.

– Вы можете открыть аварийный люк? – прокричал он. Неповрежденная бровь чуть приподнялась, но глаза оставались пустыми.

– Вы меня слышите?

В этот момент люди Симона включили вспомогательный генератор, и прожектора залили место крушения ярким светом. Они оперативно подсоединили обогреватель, и Симон потащил гибкий шланг по льду к самолету.

– Сюда! – махнул рукой Питт, указав на крыло, – И захватите с собой инструменты, чтобы пробиться через иллюминатор.

Команда Симона прекрасно знала свое дело, заключавшееся в устранении повреждений на судах, поэтому они действовали, не теряя ни минуты, словно спасение пассажиров потерпевшего аварию авиалайнера было для них не в новинку.

Когда Питт снова повернулся к окну, женщины не было видно.

Симон и один из его людей забрались на поврежденное крыло. Удержаться на ногах на обледеневшей поверхности и при этом не выпустить из рук шланг нагревателя было совсем не просто. Питт почувствовал дуновение теплого воздуха и удивился, как, оказывается, быстро нагревается этот жизненно необходимый прибор.

– Нам потребуется боевой топор, чтобы пробиться внутрь, – вздохнул Питт.

Симон окинул его притворно-презрительным взглядом.

– Вам придется отдать должное непревзойденному мастерству офицеров американского военно-морского флота. В своем развитии мы ушли значительно дальше вас и имеем в запасе кое-что помимо столь примитивных методов. – С этими словами он извлек из кармана довольно компактный прибор, работающий на батарейках, и включил его. Расположенное на конце прибора маленькое абразивное колесико начато вращаться. – Режет плексиглас и алюминий как масло.

– Действуйте, – сухо сказал Питт и отошел в сторону.

Моряк сказал чистую правду. Маленький резак вскрыл толстое внешнее стекло меньше чем за две минуты. На тонкое внутреннее ушло около тридцати секунд.

Питт снова опустился на колени, протянул руку в иллюминатор и зажег фонарик. Женщины не было видно. Луч фонаря осветил холодную воду фьорда, залившую пол салона. Вода уже поднялась до уровня кресел, но те, что были видны Питту, были пустыми.

Симон и Питт вставили шланг обогревателя в окно и поспешили к передней части самолета. Моряки уже успели спуститься под воду и открыть запоры главной двери, но, как и следовало ожидать, она оказалась сильно повреждена. Они быстро просверлили в ней отверстия и вставили в них крюки из нержавеющей стати, закрепленные на кабелях, ведущих к снегоходу.

Водитель, используя только сцепление, очень медленно тронулся вперед, чтобы выбрать слабину кабелей. Потом он запустил двигатель, шипы гусениц врезались в лед, и маленький снегоход, натянув кабели, устремился вперед. Несколько томительных секунд ничего не происходило. Слышалось только рычание двигателя и скрежет гусениц по льду.

Затем к ним присоединился еще один звук – визг протестующего металла, и нижняя часть двери показалась из-под воды. После этого крюки убрали, и все члены спасательной команды навалились на дверь. Общими усилиями она была открыта.

В самолете царил зловещий мрак.

Питт наклонился над водой и заглянул внутрь, не в силах справиться с охватившим его любопытством. Его фигура отбросила тень на воду в проходе между креслами салона. В первую минуту он не увидел ничего.

Было очень тихо, и, что самое странное, нигде не было людей.

Питт заколебался и оглянулся назад. За ним стоял доктор Гейл, старающийся через его плечо тоже заглянуть внутрь.

Остальные медики тоже топтались неподалеку, а люди Симона готовились наладить освещение в салоне.

– Входим, – сказал Питт.

Он перепрыгнул через полынью и очутился в самолете, сразу же провалившись по колени в воду. Он почувствовал, как в ноги одновременно вонзились тысячи иголок. Он обошел переборку и ступил в проход между креслами пассажирского салона. Зловещая тишина настораживала, внушала смутное беспокойство. Единственным звуком, который слышал Питт, было хлюпанье его собственных шагов по воде.

Он еще немного продвинулся вперед и замер, потрясенный, не в силах поверить своим глазам. Его худшие опасения стали явью, расцвели пышным цветом, как лепестки ядовитого цветка.

Питт оказался перед группой сидевших в креслах людей. Ни один из них не двигался, не моргал, не говорил. Они просто сидели на своих местах, обратив на пришельца свои бледные лица, на которых застыло абсолютно бесстрастное выражение, присущее только смерти.

10

По спине Питта побежали ледяные мурашки, но вызваны они были вовсе не низкой температурой воздуха. Снаружи через иллюминаторы проникал свет, отбрасывая причудливые тени на стены этого пристанища мертвых. Он шел по проходу, внимательно всматриваясь в каждое лицо, словно ожидая, что очередной пассажир помашет ему рукой или что-нибудь скажет, но все они находились без движения, словно мумии в гробнице.

Питт склонился над молодым человеком с зачесанными назад рыжеватыми волосами, аккуратно разделенными пробором точно посередине. Его лицо не было искажено агонией. Глаза были полуоткрыты, словно он вот-вот собирается закрыть их и крепко уснуть. Губы были сжаты, а нижняя челюсть немного опустилась.

Питт взял безвольно повисшую руку и попытался нащупать пульс на внутренней стороне запястья. Биения не было. Сердце этого человека остановилось.

– Есть что-нибудь? – спросил доктор Гейл, осматривавший пассажира рядом.

– Нет. Он умер, – ответил Питт.

– Этот тоже.

– Что с ними произошло?

– Пока не могу сказать. Видимых повреждений нет. Смерть наступила недавно. Никаких признаков борьбы или сильной боли. Судя по цвету кожи, удушья не было.

– Судя по всему, да, – ответил Питт. – Кислородные маски находятся на своем месте в панели над головами пассажиров.

Гейл быстро двигался от тела к телу.

– Я буду знать больше, после того как проведу кое-какие исследования.

Он замолчал, наблюдая, как Симон и его команда переносят в самолет осветительные приборы. Последовал взмах рукой – и внутреннее помещение самолета оказалось залито ярким светом.

Питт осмотрел салон. Единственным заметным повреждением оказалась небольшая деформация потолка. Спинки всех кресел были приведены в вертикальное положение, пассажиры были пристегнуты ремнями.

– Невозможно поверить, что они сидели, погружаясь в ледяную воду, и умерли от переохлаждения, не сделав при этом ни одного движения, – сказал он, одновременно проверяя, есть ли пульс у пожилой женщины с пышными каштановыми волосами. На ее застывшем лице не было и намека на перенесенные страдания. Она казалась спящей. С разжавшихся пальцев свисали четки.

– Очевидно, все они умерли до того, как самолет ударился о лед.

– Ценное наблюдение, – пробормотал Питт, внимательно осматривая пустые ряды кресел. Он явно кого-то искал.

– Возможно, смерть наступила от отравления токсичными парами.

– Ты что-нибудь чувствуешь?

– Нет.

– Я тоже.

– Что тогда остается?

– Яд, принятый с пищей.

Гейл замолчат и несколько минут напряженно размышлял.

– Ты имеешь в виду, что здесь произошло массовое убийство?

– Получается что-то вроде этого.

– Нам бы очень помогло, останься хотя бы один живой свидетель.

– У нас есть свидетель.

Гейл замер и быстро оглядел бледные лица:

– Ты заметил, что кто-нибудь дышит? Покажи кто!

– Прежде чем мы вошли внутрь, – объяснил Питт, – я видел в окне женское лицо. Эта женщина смотрела на меня. Здесь ее нет.

Прежде чем Гейл смог ответить, по залитому водой проходу прошлепал Симон. В его глазах светился ужас и непонимание происходящего.

– Что за черт? – вопросил он. – Они выглядят как экспонаты из музея восковых фигур.

– Или как трупы в морге, – добавил Питт.

– Они умерли? Все? Вы уверены?!

– Кто-то остался в живых, – сказал Питт, – и сейчас находится либо в кабине пилотов, либо в туалетных комнатах в хвосте самолета.

– Кто бы это ни был, он нуждается в моем внимании, – решительно сообщил Гейл.

Питт кивнул.

– Вы продолжайте осмотр здесь, все-таки существует шанс, что кто-нибудь из этих несчастных еще жив, Симон пойдет в кабину, а я проверю туалетные комнаты.

– А что с телами? – поинтересовался Симон. – Должны ли мы предупредить Найта и начать эвакуацию?

– Оставьте их пока, – спокойно ответил Питт, – и не надо пользоваться радио. Доложим Найту по прибытии на корабль. Пусть ваши люди остаются снаружи, и ваши медики, доктор, тоже. Не дотрагивайтесь ни до чего без острой необходимости. Мы пока не знаем, что здесь произошло. О катастрофе уже наверняка известно. Довольно скоро сюда понаедут всякие следственные комиссии, да и репортеры налетят как саранча. Так что лучше мы пока помолчим.

Обдумав слова Пита и признав его правоту, Симон коротко ответил:

– Понял.

– Тогда давайте поторопимся и поищем выжившего человека.

Путь до туалетных комнат в хвосте самолета оказался нелегким. В этой части салона вода поднялась значительно выше – почти до пояса. Так что вместо тридцати секунд он пробирался больше двух минут. Его ноги уже онемели, и, даже не прибегая к помощи доктора Гейла, Питт знал, что, если он не высушит их и не согреется в течение ближайших получаса, то рискует обморозиться.

Если бы самолет был полон, смерть могла бы собрать здесь и более богатый урожай. Но даже при большом количестве свободных мест Питт насчитан пятьдесят три мертвых тела.

Он остановился, чтобы осмотреть стюардессу, которая сидела у хвостовой переборки. Ее голова была наклонена вперед, светлые волосы закрыли лицо. Но и у нее пульса не было.

Питт вошел в отсек, занимаемый туалетными комнатами. На трех была видна табличка «свободно», и он, заглянув внутрь, убедился, что они пусты. На четвертой он прочитал табличку «занято». Внутри кто-то был, и дверь была заперта изнутри.

Он постучал в дверь и громко сказал:

– Вы меня слышите? Пришла помощь. Пожалуйста, попытайтесь открыть дверь.

Питт приложил ухо к двери и прислушался. Ему показалось, что он слышит сдавленное рыдание и шепот. Создавалось впечатление, что за дверью переговариваются двое.

– Отойдите! – крикнул он. – Сейчас я выбью дверь.

Он немного отступил назад и окоченевшей ногой нанес по двери удар, достаточно сильный, чтобы сломать не слишком прочную задвижку, но в то же время не настолько сокрушительный, чтобы не ушибить тех, кто стоял за дверью. Его нога соприкоснулась с дверью именно в том месте, где нужно, – над ручкой, и задвижка оказалась сорванной. Дверь приоткрылась. Легкое нажатие плечом, и она распахнулась.

В затопленном помещении на закрытом унитазе – это было самое высокое место – стояли две женщины. Они дрожали и прижимались друг к другу. Одна из них, судя по форменной одежде, была стюардессой. Она взирала на вошедшего с ужасом. Именно так, должно быть, попавшая в ловушку дичь смотрит на приближающегося охотника. Она стояла, перенеся свой вес на правую ногу и лишь слегка касаясь своей ненадежной опоры неестественно вытянутой левой ногой. Повредила колено, понял Питт.

Вторая женщина горделиво выпрямилась и смотрела на Пита с вызовом. Он ее немедленно узнал – именно это лицо мелькнуло перед ним в окне. Половина ее лица была покрыта маской из свернувшейся крови, но оба глаза были открыты и горели ненавистью. Столь откровенная враждебность потрясла Питта.

– Кто вы такой и что вам надо? – требовательно спросила она охрипшим голосом, в котором слышался легкий акцент.

Дурацкий вопрос, подумал Питт, но приписал необъяснимую враждебность женщины шоку и улыбнулся самойдоверительной улыбкой, на которую был способен.

– Меня зовут Дирк Питт, – спокойно сказал он, – я член спасательной команды с американского корабля «Полярный исследователь».

– Вы можете это доказать?

– Извините, но я забыл свои водительские права дома.

Это уже переходило всякие границы. Он решил сделать еще одну попытку и, прислонившись к косяку, скрестил руки на груди:

– Пожалуйста, поверьте, я пришел вам помочь. У меня и в мыслях нет причинить вам вред.

Стюардесса на мгновение расслабилась, ее глаза посветлели, а уголки губ приподнялись в слабой улыбке, но страх очень быстро вернулся, она вздрогнула и истерически вскрикнула:

– Они все мертвые! Их убили!

– Да, я знаю, – мягко проговорил Питт. – Позвольте, я отведу вас туда, где тепло и где доктор сможет осмотреть ваши раны.

Свет из салона самолета падал на затылок Питта, и его лицо оставалось в тени. Вторая, старшая из двух женщин, не могла видеть его глаза, и это нервировало ее.

– Вы вполне можете быть одним из террористов, которые сотворили все это, – сдержанно сказала она. – Почему мы должны вам верить?

– Потому что если вы не поверите, то замерзнете насмерть.

Словесная дуэль изрядно надоела Питту. Он шагнул вперед, осторожно поднял стюардессу на руки и понес в салон. Она не оказала сопротивления, но ее тело было напряжено. Было видно, что ее одолевают самые мрачные предчувствия.

– Расслабьтесь, – сказал он. – Представьте, что вы Скарлетт О'Хара, а я Ретт Батлер, это он несет вас на руках.

– Мне трудно сейчас почувствовать себя Скарлетт. Даже думать не хочется, как ужасно я выгляжу.

– Только не для меня, – усмехнулся Питт. – Как насчет ужина сегодня вечером?

– Можно я приду с мужем?

– Если только он оплатит чек.

Питт почувствовал, что девушка расслабилась и больше не боится. Она несмело обняла его за шею и уткнулась лицом в крепкое, надежное плечо. Он замедлил шаг и обернулся к другой женщине:

– Держитесь, я сейчас же вернусь за вами.

И Гала поняла, что она в безопасности. Только тогда преграда, которую она соорудила в душе, отгородившись ею от преследовавших ее кошмаров, рухнула.

Долго сдерживаемые эмоции вырвались наружу, и она зарыдала.

* * *

Рабин знал, что покидает этот мир. Он уже не чувствовал ни боли, ни холода. Незнакомые голоса и странный свет ничуть не взволновали его. Все это уже не имело значения. Он чувствовал себя отрешенным от всего земного. Появление посторонних звуков он счел обрывками воспоминаний, пришельцами из прошлого.

Неожиданно кабину залил яркий белый свет. Рабин удивился, неужели это свет в конце тоннеля, который видят умирающие?

Чей-то голос произнес:

– Спокойно, парень, спокойно.

Рабин попытался сфокусировать зрение и рассмотреть расплывчатую фигуру, склонившуюся над ним.

– Ты Бог?

Симон на мгновение опешил, но взял себя в руки и улыбнулся:

– Нет, всего лишь простой смертный, который случайно оказался поблизости.

– Значит, я не умер?

– Нет, и, судя по твоему возрасту, тебе придется подождать еще лет пятьдесят.

– Я не могу двигаться. Мои ноги... Их словно прикололи иголками к креслу. Кажется, они сломаны. Пожалуйста, помогите, вытащите меня отсюда.

– Я здесь именно для этого, – жизнерадостно сообщил Симон. Он руками отгреб изрядную кучу снега и льда, освободив верхнюю часть туловища и руки Рабина. – Вот так. Теперь ты можешь почесать нос, а я пока схожу за лопатой и еще кое-какими инструментами.

Симон вошел в салон как раз в тот момент, когда Питт выносил из туалетной комнаты стюардессу, чтобы передать ее ожидавшим с готовыми носилками медикам доктора Гейла.

– Эй, док, в кабине пилотов есть живой человек.

– Я уже иду.

– Мне не помешала бы и ваша помощь, – сказал Симон Питту.

Питт кивнул:

– Дайте мне пару минут, чтобы оказать помощь второй пострадавшей, и я буду в вашем распоряжении.

* * *

Гала опустилась на колени, наклонилась и взглянула в зеркало. Света было достаточно, чтобы она хорошо видела свое отражение. Лицо, отразившееся в зеркале, показалось ей вялым, тупым и невыразительным. Гала решила, что похожа на уличную проститутку, побитую своим сутенером.

Протянув руку, она достала с полки несколько бумажных полотенец, намочила их в холодной воде и аккуратно стерла с лица запекшуюся кровь и помаду, которая уже давно размазалась, образовав красноватый ореол вокруг рта. Тени и тушь тоже не остались на своем месте. Они были размазаны по лицу, как пятна на полотнах Джексона Поллока[147], что не добавило женщине привлекательности. Она смыла их тоже. Только прическа оставалась в относительном порядке, и Гала просто поправила выбившиеся пряди.

Выглядит она, конечно, далеко не лучшим образом, подумала Гала, но, когда Питт снова показался в дверях, она вымученно улыбнулась, надеясь, что немного привела себя в порядок.

Он несколько секунд пристально смотрел на преобразившуюся женщину, потом, придав физиономии нарочито почтительное выражение, изрек:

– Скажите, прелестное создание, вы здесь не видели древней, сморщенной старухи?

В глазах Галы заблестели слезы, и она, издав звук, который можно было равно принять и за сдавленный смех, и за всхлипывание, прошептала:

– Вы хороший человек, мистер Питт. Спасибо вам.

– Видит Бог, – торжественно провозгласил Питт, – я пытаюсь им быть.

Питт принес несколько одеял и укутал замерзшую женщину. Затем он осторожно поднял ее на руки и без видимых усилий понес по проходу. Но окоченевшие ноги все же дали о себе знать, и он несколько раз споткнулся.

– С вами все в порядке? – с тревогой спросила Гала.

– Ничего такого, что не мог бы излечить хороший глоток виски «Джек Дэниелс».

– Вернувшись домой, я пошлю вам целый ящик.

– А где ваш дом?

– В данный момент в Нью-Йорке.

– Когда я в следующий раз буду в городе, обязательно приглашу вас поужинать со мной.

– Почту за честь, мистер Питт.

– Я тоже, мисс Камиль.

Брови Галы удивленно поднялись.

– Неужели вы узнали меня даже в таком ужасном виде?

– Скажу правду: я узнал вас только после того, как вы привели лицо в порядок.

– Прошу вас, простите за то, что из-за меня вы оказались втянутым в этот кошмар. Ваши ноги уже, наверное, совсем замерзли.

– Ну это не слишком большая плата за право держать в своих объятиях Генерального секретаря Организации Объединенных Наций.

Как забавно порой складывается жизнь, подумал Питт. Или сегодня день особенный. Встретить трех женщин, причем очень привлекательных, в безлюдной ледяной пустыне в двух тысячах миль от цивилизации всего лишь за каких-то полчаса – это своеобразный рекорд. Это даже лучше, во всяком случае, приятнее, чем обнаружить на дне океана русскую субмарину.

* * *

Через пятнадцать минут, когда Гала, Рабин и стюардесса были с максимальными удобствами устроены в вертолете, Питт махнул рукой Джордино. Тот поднял вверх большой палец, показывая, что все в порядке, и вертолет взлетел в воздух, подняв за собой снежное облако. Выполнив поворот на 180°, он взял курс к «Полярному исследователю».

Питт поспешил к обогревателю. Он стащил пропитавшиеся ледяной водой высокие ботинки и носки и вытянул ноги, подставив их теплому воздуху. Он с наслаждением впитывал тепло и с радостью принял боль, которая всегда сопровождает восстановление кровообращения. Питт расслабился и не сразу заметил подошедшего Симона.

Тот остановился и еще раз взглянул на потерпевший крушение самолет. Он больше не казался жалким и заброшенным. Сознание того, что там находится более пяти десятков мертвых тел, придало ему вид некой усыпальницы или мавзолея.

– Все они были делегатами ООН? – спросил Симон.

– Некоторые были членами Генеральной Ассамблеи, – задумчиво ответил Питт, – остальные – директора и сотрудники специализированных агентств ООН. По словам Камиль, все они возвращались из совместной поездки.

– Кому потребовалось их убивать?

Питт тщательно выжал мокрые носки и положил их на трубу обогревателя.

– Понятия не имею.

– Может быть, это ближневосточные террористы? – настаивал Симон.

– Никогда не слышал, чтобы они использовали яд.

– Как твои ноги?

– По-моему, постепенно оттаивают. А твои?

– На флоте нас обеспечивают непромокаемыми ботинками. Так что мои сухие и теплые.

– Аплодирую заботливым адмиралам, – усмехнулся Питт.

– Думаю, один из троих уцелевших сделал эту грязную работу.

Питт с сожалением покачал головой:

– Если это действительно окажется яд, скорее всего, он был добавлен в пиу еще до того, как продукты питания поступили на борт самолета.

– Но главный стюард или любая из стюардесс могли сделать то же самое уже на борту.

– Слишком сложно отравить пятьдесят порций еды на кухне самолета так, чтобы никто не заметил.

– А напитки? – не отставал Симон.

– В упорстве тебе не откажешь, – усмехнулся Питт.

– Мы можем строить любые гипотезы. Все равно больше делать нечего, пока нас отсюда не вывезут.

Питт потрогал носки. Они все еще были влажными.

– Вообще-то напитки – это возможный вариант, в первую очередь чай и кофе.

Симон улыбнулся. Очевидно, ему было приятно, что хотя бы одна из его теорий признана правдоподобной.

– Ну хорошо, и какой же из троих уцелевших людей кажется тебе наиболее вероятным кандидатом в отравители?

– Ни один.

– Ты хочешь сказать, что преступник добровольно принял яд и совершил самоубийство?

– Нет. Я только хочу сказать, что был еще четвертый уцелевший.

– Я насчитал только троих.

– После катастрофы. До нее было четыре.

– Ты имеешь в виду маленького мексиканца в кресле второго пилота?

– Да.

Не нужно было обладать слишком развитой наблюдательностью, чтобы заметить выражение скептицизма, появившееся на физиономии Симона.

– И как же ты пришел к столь блестящему логическому умозаключению?

– Элементарно, – усмехнулся Питт, – Убийца, согласно лучшим традициям детективов, всегда вызывает меньше всего подозрений.

11

– Кто же это сдавал, а?

Юлиус Шиллер, заместитель секретаря по политическим вопросам, внимательно изучая свои карты, состроил добродушную гримасу. Зажав в зубах незажженную сигару, он переводил с одного игрока на другого взгляд умных голубых глаз.

За покерным столом сидело еще четыре человека. Никто не курил, и Шиллер тоже не стал зажигать сигару. Несколько кедровых поленьев уютно потрескивали в старинной матросской печурке, не давая игрокам почувствовать прохладу ранней осени. Горящий кедр распространял приятный аромат по отделанному тиковыми панелями салону яхты Шиллера. Изящная тридцатипятиметровая моторно-парусная яхта стояла на якоре на реке Потомак. Судно находилось у Южного острова как раз напротив города Александрия, штат Виргиния.

Заместитель главы советской миссии Алексей Короленко, широкоплечий, коренастый мужчина, был, как обычно, весел и оживлен. Всегдашняя жизнерадостность стала его визитной карточкой в деловых кругах Вашингтона.

– Жаль, что мы не в Москве, – сказан он суровым тоном, пряча усмешку. – Я знаю прекрасное место в Сибири для такого сдающего.

– Я поддерживаю предложение, – заявил Шиллер и повернулся к мужчине, сдававшему карты, – В следующий раз, Дейл, потрудись перетасовать их.

– Если все так плохо, – проворчал Дейл Николс, специальный помощник президента, – сбрасывайте.

Сенатор Джордж Питт, возглавлявший сенатский комитет по международным отношениям, встал и снял темно-красную спортивную куртку. Небрежно бросив ее на спинку стула, он обратился к Юрию Выховскому:

– Не понимаю, на что жалуются эти парни. Мы уже неплохо выиграли.

Специальный советник советского посольства по американским делам кивнул:

– С тех пор как мы составили компанию пять лет назад, меня все устраивает.

Вечерние игры в покер по четвергам на яхте Шиллера действительно начались в 1986 году. Причем они были не просто карточными играми в кругу друзей, желавших раз в неделю развеяться вечерком. Первоначально они задумывались как маленькая брешь в стене, разделявшей две супердержавы. Присутствующие были вне досягаемости средств массовой информации. Они могли не придерживаться протокола и свободно высказывать свои мысли. Здесь обменивались идеями и делились информацией, что нередко сказывалось на советско-американских отношениях.

– Я открываюсь за пятьдесят центов, – объявил Шиллер.

– Поднимаю до доллара, – сказал Короленко.

– И они еще не понимают, почему мы им не доверяем, – простонал Николс.

Не глядя на Короленко, сенатор спросил:

– Каковы ваши прогнозы относительно открытого восстания в Египте, Алексей?

– Я даю президенту Хасану не больше тридцати дней, прежде чем его правительство будет свергнуто Ахмедом Язидом.

– Вы играете, сенатор? – спросил Николс.

– Я продолжаю.

– Юрий?

Выховский бросил на стол три монеты по пятьдесят центов.

– С тех пор как Хасан принял дела после отставки Мубарака, – сказал Шиллер, – ему удалось добиться относительной стабильности. Мне кажется, он продержится.

– Вы говорили то же самое о шахе Ирана, – съязвил Короленко.

– Людям свойственно ошибаться, – пробормотал Шиллер и скинул втемную несколько карт. – Мне две, пожалуйста.

Короленко поднял один палец и получил карту.

– Ваша помощь все равно пропадет как в бездонном колодце. Египтяне живут на грани голода. Такая ситуация питает религиозный фанатизм, который захлестнул большую часть страны. У вас так же мало шансов остановить Язида, как и Хомейни.

– А какова позиция Кремля? – спросил сенатор Питт.

– Мы ждем, – бесстрастно ответил Короленко. – Ждем, пока осядет пыль.

Шиллер еще раз посмотрел свои карты и открыл их:

– Здесь никто не выиграет.

– Это точно. Мы все проиграем. Вы можете быть сатаной в глазах исламских фундаменталистов, но коммунистов, являющихся атеистами, тоже не любят. Думаю, нет смысла говорить, что главным проигравшим будет Израиль. С более чем возможным поражением Ирака в войне с Ираном и падением Саддама Хусейна для Ирана и Сирии откроется возможность силой заставить умеренных арабов объединиться для массированного трехстороннего удара по Израилю. И тогда Израиль наверняка потерпит поражение.

Сенатор с сомнением покачал головой:

– У израильтян самая боеспособная армия на Ближнем Востоке, которая уже не раз побеждала, и я не вижу причин, почему бы ей не сделать этого снова.

– Никто не сможет устоять против атаки «человеческой волны», состоящей из двух миллионов арабов, – сказал Выховский. – Силы Хафеза Асада направятся на юг, а египтяне Язида – на север через Синай, как они делали в шестьдесят седьмом и семьдесят третьем. Только в этот раз иранская армия пройдет по Саудовской Аравии и Иордании и пересечет реку Иордан с запада. Несмотря на свою боеспособность и передовые технологии, израильтяне будут сломлены.

– Когда же бойня закончится, – с нажимом добавил Короленко, – запад окажется в состоянии глубочайшей экономической депрессии, поскольку объединенное мусульманское правительство, контролирующее пятьдесят пять процентов мировых запасов «черного золота», поднимет цены на нефть на астрономическую высоту. А они это обязательно сделают.

– Ваше слово, – сказал Николс Шиллеру.

– Два бакса.

– Поднимайте вы, – сказал Короленко.

Выховский бросил карты на стол:

– Это бесполезно.

Сенатор мгновение помедлил:

– Четыре и еще четыре.

– Акулы плавают кругами, – с напряженной улыбкой заметил Николс. – Меня можно исключить.

– Давайте не будем обманывать сами себя, – сказал сенатор. – Уже давно не секрет, что израильтяне обладают небольшим арсеналом ядерного оружия. Проиграв все, они не колеблясь пустят его в ход.

Шиллер глубоко вздохнул:

– Я не хочу даже думать о последствиях. – Он сделал паузу и вопросительно взглянул на капитана яхты, который, нерешительно постучавшись, вошел в салон.

– Извините, что помешал, мистер Шиллер, но... важный звонок.

Шиллер подтолкнул свои карты Николсу.

– С такими картами нет смысла продлевать агонию. Извините меня, господа.

Одним из основных правил еженедельных встреч по четвергам было отсутствие любых телефонных звонков, за исключением, разумеется, жизненно необходимых и касающихся всех сидящих за столом. Игра продолжалась, но мужчины играли автоматически, любопытство было сильнее карточных страстей.

– Ваша очередь, Алексей, – сказал сенатор.

– Еще четыре доллара к вашим.

– Принимаю.

Короленко пожал плечами и безропотно открыл карты. У него оказалась только пара четверок.

Сенатор криво усмехнулся и тоже открыл карты. Он выиграл с двумя шестерками.

– Боже правый, – простонал Николс. – Я вышел с парой королей.

– Похоже, ты проиграл деньги, которые тебе дали на обед, Алексей, – рассмеялся Выховский.

– Итак, это был обоюдный блеф, – подвел итог Короленко. – Теперь я точно знаю, почему никогда не куплю подержанную машину у американского политика.

Сенатор откинулся на спинку кресла и пригладил рукой посеребренную сединой шевелюру.

– Между прочим, я оплачивал свою учебу в школе права, продавая машины. Прекрасный тренинг для работы в сенате.

Шиллер вернулся в комнату и сел за стол.

– Извините, что был вынужден вас покинуть, но мне только что сообщили, что чартерный самолет Организации Объединенных Наций потерпел аварию на северном побережье Гренландии. Более пятидесяти погибших. Об уцелевших пока информации нет.

– На борту были советские представители? – спросил Выховский.

– Список пассажиров еще не передали.

– Террористический акт?

– Пока рано делать выводы, но, похоже, это не несчастный случай.

– Куда летел самолет? – спросил Николс.

– Из Лондона в Нью-Йорк.

– Северная Гренландия? – удивился Николс. – Получается, они отклонились от курса больше чем на тысячу миль!

– Похоже на угон, – предположил Выховский.

– Спасательные подразделения уже прибыли на место аварии. В течение часа мы получим всю необходимую информацию.

Лицо сенатора Питта потемнело.

– Подозреваю, на борту этого самолета находилась Гала Камиль. Она должна была вернуться в нью-йоркскую штаб-квартиру из Европы, потому что на следующей неделе начинается очередная сессия Генеральной Ассамблеи.

– Полагаю, Джордж прав, – сказал Выховский. – С ней находились два советских делегата.

– Безумие, – сказал Шиллер, – форменное безумие! Кому понадобилось убивать сотрудников ООН? Кто от этого выиграет?

В первый момент никто не ответил. Затянувшееся молчание прерван Короленко. Глядя отсутствующим взглядом куда-то в центр стола, он спокойно проговорил:

– Ахмед Язид.

Сенатор посмотрел русскому прямо в глаза:

– Вы знали!

– Догадался.

– Вы считаете, Язид приказан убить Галу Камиль?

– Я только знаю, что наша разведка сообщила о существовании исламской группировки в Каире, которая планировала покушение на нее.

– И вы все это время молчали? Значит, из-за вас погибло пятьдесят человек!

– Вы не правы, – заметил Короленко. – Мы не знали, кто, когда и где предпримет покушение. Предполагалось, что жизнь Камиль будет в опасности, только если она вернется в Египет, причем угрожать ей будет не лично Язид, а его фанатичные приверженцы. Язид никогда не участвовал в террористических актах лично. Ваши специалисты, так же как и наши, составили его психологический портрет. Думаю, там написано одно и то же. Кристально чистый человек, считающий себя мусульманским Ганди.

– В этом вопросе КГБ и ЦРУ пошли по одному и тому же пути, – откровенно сказал Выховский.

– Еще один классический пример, как эксперты разведки могут попасть под влияние хорошо организованной кампании по формированию общественного мнения, – вздохнул сенатор. – Это человек совсем другого масштаба.

Шиллер согласно закивал:

– Именно Язид, скорее всего, несет ответственность за трагедию. Его приверженцы никогда не рискнули бы совершить нечто подобное без его благословения.

– У него и мотив есть, – сказал Николс. – Камиль – яркая и очень обаятельная женщина. Ее популярность во всех кругах намного больше, чем у президента Хасана. Она сильный противник. Если она погибла, в Египте уже через несколько часов будет новое правительство во главе с религиозными экстремистами.

– Если правительство Хасана падет, – медленно начал Короленко, – какова будет позиция Белого дома?

Шиллер и Николс обменялись понимающими взглядами.

– В точности такая же, как у Кремля. Мы подождем, пока осядет пыль.

Улыбка исчезла с лица Короленко.

– Точнее говоря, когда объединенные арабские нации нападут на Израиль?

– Мы поддержим Израиль, как и раньше.

– Вы отправите американские войска?

– Вероятно, нет.

– Арабские лидеры были бы менее осторожны, знай они это.

– Бога ради. Только помните, Алексей, на сей раз мы не станем использовать свои рычаги, чтобы не дать израильтянам захватить Каир, Бейрут и Дамаск.

– Вы считаете, президент не станет мешать, если Израиль прибегнет к ядерному оружию?

– Что-то вроде этого, – с нарочитым безразличием сказал Шиллер и повернулся к Николсу: – Кто сдает?

– Кажется, я, – ответил сенатор, стараясь, чтобы его голос звучал как обычно. Этот поворот в ближневосточной политике президента стал для него новостью. – Ставим пятьдесят центов?

Но русские не были намерены менять тему разговора.

– Это меня очень беспокоит, – сообщил Выховский.

– Иногда положение меняется, – вздохнул Николс. – По последним оценкам запасы нефти в Соединенных Штатах колеблются на уровне восьмидесяти миллионов баррелей. При цене, перевалившей за пятьдесят долларов за баррель, наши нефтяные компании могут позволить себе проводить обширные исследовательские программы. И конечно, мы можем всегда рассчитывать на запасы нефти Мексики и Южной Америки. Я хочу сказать, что мы не зависим всецело от ближневосточной нефти. Поэтому и не хотим больше забрасывать наживку. Если советское правительство желает получить в наследство арабскую неразбериху, можете считать, что это наш вам подарок.

Короленко не мог поверить своим ушам. Укоренившаяся осторожность заставляла его относиться ко всему скептически. Но он слишком хорошо знал этих американцев, чтобы заподозрить их в обмане такого масштаба.

У сенатора Питта тоже были сомнения по поводу игры, которую президент затеял с советскими представителями. Существовала высокая вероятность того, что нефть не потечет через Рио-Гранде, когда она понадобится Америке. Мексика находилась на грани революции, не хватало только искры, чтобы это пламя зажечь.

Средневековые фанатики вроде Язида были страшным бичом для Египта. Но и в Мексике имелся свой безумец – Топильцин, новоявленный мессия, намеревавшийся вернуться к религиозному государству, основанному на культуре ацтеков. Как и Язида, его поддерживаю многомиллионное беднейшее население страны, и он даже намеревался свергнуть существующее правительство.

Откуда берутся такие психи, недоумевал сенатор, кто порождает подобных дьяволов? Сделав над собой усилие, он все-таки начал сдавать карты, следя, чтобы руки не дрожали.

– Пять карт, джентльмены, джокер заменяет любую.

12

Огромные фигуры возвышались над всем окружающим в зловещем безмолвии ночи. Они глядели пустыми глазами на безжизненный пейзаж, словно ожидали появления кого-то неведомого, способного возродить их к жизни. Суровые, неподвижные идолы были высотой с двухэтажный дом, их застывшие, лишенные всякого выражения лица освещались только лунным светом.

Тысячу лет назад они поддерживали крышу храма, стоявшего на вершине пятиступенчатой пирамиды Кецалькоатля в Туле[148], городе тольтеков[149]. Храм разрушился, но остатки пирамиды сохранились и были реконструированы археологами. Руины тянулись вдоль всего длинного хребта. В период расцвета города в нем жило более шестидесяти тысяч человек.

Здесь редко бывали туристы, а те, кто проявлял упорство и все же добирался сюда, неизменно чувствовали почтительное благоговение перед безмолвием, населенным тенями давно ушедших предков.

Луна заливала мертвый город молочно-белым, безжизненным светом. Мрачные руины отбрасывали бесформенные, призрачные тени, скрывая человека, который карабкался по ступеням пирамиды к каменным статуям на вершине. Он был одет в костюм и галстук и нес в руке кожаный портфель.

На каждой из пяти террас он на несколько минут останавливался и рассматривал довольно мрачные рельефные фризы, украшавшие стены. Человеческие лица высовывались из пасти змей, орлы разрывали своими крепкими клювами человеческие сердца. Другие картины были не менее жуткими. Незнакомец минован алтарь, украшенный черепами и скрещенными костями – символами, бывшими в ходу в более поздние века у пиратов Карибского моря.

Добравшись до вершины пирамиды, он огляделся. Он был здесь не один. Две фигуры выступили из тени и молча обыскали его. Потом они указали на портфель. Человек послушно открыл его, и охранники тщательно проверили содержимое. Не обнаружив оружия, они так же молча отошли в сторону.

Ривас – так звали незнакомца – расслабился и нажал маленькую, почти незаметную кнопку на ручке портфеля. Спрятанный в крышке магнитофон начат работать.

Прошло не более минуты, как из тени гигантских каменных изваяний появился еще один человек. Он был одет в просторный и длинный, доходящий до пола, белый балахон. У него были длинные волосы, схваченные на затылке в хвост, очень напоминающий петушиный. Его ноги были скрыты под одеянием, а на руках сверкали золотые браслеты, украшенные бирюзой.

Он был небольшого роста, гладкое овальное лицо указывало на наличие индейской крови. Его темные глаза внимательно рассматривали высокого, худощавого мужчину, стоящего перед ним, одетого в совершенно неподходящий для этого места костюм. Длинноволосый скрестил руки на груди и звучным голосом проговорил:

– Я Топильцин[150].

– Меня зовут Гай Ривас. Я специальный представитель президента Соединенных Штатов Америки.

Ривас ожидал, что человек, с которым ему предстояло встретиться, будет старше. Было трудно определить возраст мексиканца, но выглядел он лет на тридцать, не больше.

Топильцин указал в сторону низкой стены:

– Может быть, присядем?

– Спасибо, – кивнул Ривас и сел. – Вы выбрали довольно необычные декорации.

– Да, я считаю Тулу подходящим местом. – В его голосе неожиданно появились презрительные нотки. – Ваш президент побоялся говорить со мной открыто. Он не захотел тревожить своих друзей в Мехико.

Ривас был готов к разговору и не дал поймать себя в ловушку.

– Президент попросил меня выразить вам благодарность за согласие побеседовать со мной.

– Я ожидал кого-нибудь рангом повыше.

– Вы сами выдвинули условие, что будете говорить только с одним человеком. Это означаю, что мы не могли рассчитывать на помощь переводчика. А поскольку вы отказались вести переговоры на испанском или английском языках, я оказался единственным правительственным чиновником, владеющим науатлем – языком ацтеков.

– Вы хорошо говорите на нашем языке.

– Мои родители эмигрировали в Америку из города Эскампо. Они научили меня языку, когда я был еще ребенком.

– Я хорошо знаю Эскампо: маленькая деревенька, населенная гордыми людьми, которые отчаянно борются за выживание.

– Вы заявили, что покончите с бедностью в Мексике. Президент чрезвычайно интересуется вашими программами в этом направлении.

– Поэтому он и послал вас сюда? – полюбопытствовал Топильцин.

Ривас кивнул.

– Он хотел бы установить контакт с вами.

Последовала пауза. Физиономия Топильцина скривилась в мрачной усмешке.

– Он проницательный человек. Зная, что наша страна находится в тисках тяжелейшего экономического кризиса, он понимает, что я могу легко разделаться с Революционно-патриотическим союзом. Поэтому он опасается резких изменений в отношениях США и Мексики.

– Я не могу читать мысли президента.

– Очень скоро он узнает, что подавляющее большинство мексиканцев перестали быть половыми тряпками, о которые вытирают ноги правящие классы и богачи. Народ Мексики устал от политического надувательства и коррупции. Они не хотят кормиться отбросами и жить в трущобах. Они больше не будут страдать.

– Каким образом? Строя воздушные замки на костях?

– Любая нация только выигрывает, возвращаясь к обычаям предков.

– Ацтеки были самыми безжалостными палачами в обеих Америках. Лепить современное правительство по образу и подобию древних варваров – это... – Ривас сделал паузу. Он хотел употребить слово «идиотство», но счел его грубым и после мучительных раздумий добавил: – Наивно.

Лицо Топильцина напряглось, ладони инстинктивно сжались в кулаки.

– Вы забыли, что наших общих предков уничтожили испанские конкистадоры.

– Испанцы могли бы сказать то же самое о маврах, но это ни в коей мере не оправдывает возврат к инквизиции.

– Чего хочет от меня ваш президент?

– Он желает только мира и процветания Мексики, – ответил Ривас – И еще он бы хотел заручиться обещанием, что ваш курс не будет направлен на построение коммунизма.

– Я не марксист, – высокомерно заявил Топильцин, – и ненавижу коммунизм столь же сильно, как и он. Среди моих приверженцев нет вооруженной герильи. Должен также сказать, что в наших рядах нет сторонников герильи[151].

– Президент будет искренне рад это слышать.

– Наша новая ацтекская нация достигнет величия, после того как богатеи, нажившие состояние неправедным путем, коррумпированные чиновники, существующее правительство и армейские лидеры будут сметены и уничтожены.

Ривас решил, что ослышался.

– Если я правильно понял, вы говорите о казни многих тысяч ваших сограждан?

– Нет, мистер Ривас. Я говорю о жертвоприношении богам, которых мы почитаем: Кецалькоатлю, Уицилопочитлю, Тескатлипоке[152].

Ривас непонимающе смотрел на своего собеседника, все еще не в силах осознать услышанное.

– Жертвоприношение? – переспросил он.

Топильцин не ответил.

Глядя на его застывшее в экстазе лицо, Ривас наконец понял, что мексиканец не шутит.

– Нет, – воскликнул он, – вы говорите это не серьезно!

– Наша столица будет называться старым ацтекским именем – Теночтитлан[153], – бесстрастно продолжал Топильцин. – Это будет религиозное государство, в котором государственным языком станет науатль. Мы будем управлять жестко, и население, безусловно, будет повиноваться. Иностранные предприятия станут собственностью государства. Только ацтекам по рождению будет позволено жить в пределах его границ. Все остальные будут выдворены из страны.

Ривас был потрясен. Сильно побледнев, он слушал, не пытаясь вставить ни слова.

А Топильцин продолжал:

– Мы не будем закупать в Соединенных Штатах товары и не станем продавать вам нашу нефть. Наши долги международным банкам будут объявлены недействительными, все иностранное имущество будет конфисковано. Я также намерен потребовать возврата наших территорий в Калифорнии. Техасе, Нью-Мексико и Аризоне. Чтобы обеспечить этот процесс, я собираюсь провести многие тысячи своих сторонников через границу с США.

Угрозы Топильцина не могли не произвести впечатление. Находившийся в полном смятении Ривас уже представлял катастрофические последствия.

– Безумие! – в отчаянии воскликнул он. – Президент меня и слушать не станет! Ваши требования абсурдны. Они невыполнимы!

– Он мне не поверит?

– Ни один человек, находящийся в здравом рассудке, не поверит в это.

Подстегиваемый искренней тревогой. Ривас преступил границы дипломатического диалога.

Топильцин медленно встал, окинул американского посланника немигающим взглядом, опустил голову и бесстрастно проговорил:

– Что ж, тогда я отправлю ему послание, которое, я надеюсь, он поймет и оценит по достоинству.

Он поднял руки над головой и простер их к темному небу. В ту же секунду из тьмы возникло четверо индейцев в белых накидках. Они приблизились со всех сторон, повалили впавшего в ступор Риваса и понесли к каменному алтарю, украшенному черепами и костями. Они опустили его спиной на камень, держа за руки и за ноги.

В первый момент Ривас не понял намерений Топильцина, да и в любом случае он был слишком ошарашен, чтобы протестовать. Когда же наконец он осознал, что происходит, было уже слишком поздно.

– Господи! Нет! Нет! – в отчаянии воскликнул он.

Топильцин проигнорировал вопли охваченного ужасом американца. Он приблизился к алтарю и важно кивнул. По этому сигналу один из его людей разорвал рубашку на груди Риваса.

– Пожалуйста, не делайте этого! – молил тот.

Острый, как бритва, обсидиановый нож, казалось, возник в руке Топильцина как по мановению волшебной палочки. Блестящая, отполированная поверхность ножа отражала лунный свет.

Ривас вскрикнул – нож опустился.

Древние статуи взирали на кровавую трагедию с холодным безразличием. Они уже неоднократно были свидетелями столь нечеловеческой жестокости, – правда, происходило это сотни лет назад. Поэтому в их каменных глазах не мелькнуло ни искры сострадания, когда живое, еще трепещущее сердце Риваса было вырвано из его груди.

13

Несмотря на обилие людей и царящую вокруг него суету, Питт был пленен своеобразной красотой холодного севера. Спокойствие казалось таким полным и всеобъемлющим, что его не нарушали ни голоса, ни грохот машин. Питт чувствовал себя так, словно он один-одинешенек находится в ледяной пустыне в каком-то затерянном мире.

Наступило утро, иначе говоря, все вокруг покрылось серой, полупрозрачной пеленой, в которой даже теней не было видно. Ближе к полудню солнце разогнало ледяную дымку – и небо стало оранжево-белым. Освещенные нереальным, неземным светом скалы по берегам фьорда стали похожи на гигантские могильные камни кладбища, покрытого снегом.

Картина, развернувшаяся на месте крушения «боинга», теперь больше всего напоминала военное вторжение. Первыми прибыли пять вертолетов военно-воздушных сил, доставивших целую армию сил специального назначения. Вооруженные и экипированные по последнему слову техники, сосредоточенные молодые люди немедленно оцепили самолет и организовали патрулирование всего района. Вслед за ними прибыла большая группа следователей федеральной авиации, которые начали оперативно готовить обломки к вывозу. Далее настала очередь медиков-патологоанатомов, извлекавших тела погибших из самолета и переносивших их в вертолеты, которые сразу же поднимались в воздух и увозили трупы в морг военно-воздушной базы в Туле.

Военно-морской флот был представлен капитаном Найтом. «Полярный исследователь» подошел совершенно неожиданно. Люди на минуту прекратили свои занятия и повернули головы к морю, услышав серию гудков корабельной сирены, гулким эхом отразившихся от скалистых берегов фьорда.

Уклоняясь от недавно образовавшихся льдин, плывущих по воде низкими плотиками матового оттенка, а также первых зимних айсбергов, напоминавших руины готических замков, «Полярный исследователь» медленно приблизился и вошел во фьорд. Некоторое время по его бортам и за кормой плескалась серо-голубая вода, но ее поверхность быстро затягивалась белой ледяной пленкой.

Мощный ледокол упорно пробивался сквозь толстый слой льда, и, только оказавшись в пятидесяти метрах от места крушения, Найт застопорил машины, лично спустился на лед и предложил специалистам – медикам, следователям и военным – использовать ледокол в профессиональных целях. Предложение было принято с благодарностью.

Меры безопасности произвели впечатление даже на видавшего виды Питта. Завеса секретности пока еще не была поднята. В аэропорту Кеннеди было объявлено, что самолет с делегацией ООН на борту задерживается. Но через час-другой шустрые корреспонденты обязательно что-нибудь пронюхают.

– Мне кажется, у меня глазные яблоки примерзли к векам, – озабоченно сообщил Джордино. Он сидел в кресле пилота вертолета НУМА и пытался допить кофе раньше, чем он замерзнет. – Господи, как же здесь холодно!

Питт с сомнением покосился на приятеля:

– Тебе-то откуда знать? Ты же ни разу не вылез наружу!

– Я могу замерзнуть, даже глядя на кубики льда в стакане виски, – заявил Джордино. Он вытянул вперед руку и растопырил пальцы. – Вот смотри, у меня настолько окоченели руки, что я не могу сжать пальцы в кулак.

Питт выглянул в боковое окно и увидел, что к ним направляется Байрон Найт. Дирк встал и открыл дверь как раз в тот момент, когда Найт подошел к трапу. Джордино даже застонал от жалости к самому себе, глядя, как драгоценное тепло уходит из кабины, а ему на смену снаружи проникает леденящий холод.

Найт поприветствовал друзей и поднялся в кабину вертолета, выдыхая густые облака белого пара. Откуда-то из недр парки он извлек фляжку в кожаном чехле и протянул Питту:

– Медики вам кое-что передали. Это коньяк. Не знаю, зачем он вам, но, думаю, вы найдете ему применение.

– Только что вы отправили Джордино прямиком в рай, – засмеялся Питт.

– Я бы предпочел ад, – пробормотал Джордино. Он потянулся за фляжкой и, не теряя времени, сделал изрядный глоток. Потом замер, прислушиваясь к своим ощущениям, и наконец объявил: – Кажется, я выздоровел.

– Это кстати, – сказал Найт, – потому что нам приказано оставаться на месте в течение ближайших двадцати четырех часов. Скорее всего, мы пробудем здесь, пока работы не завершатся.

– Как себя чувствуют уцелевшие? – поинтересовался Питт.

– Мисс Камиль отдыхает. Кстати, она хотела тебя видеть. Ей надо было что-то уточнить относительно вашего совместного ужина в Нью-Йорке.

– Ужина? – невинно переспросил Питт.

– Забавная вещь получается, – продолжил Найт, явно наслаждаясь ситуацией, – когда доктор Гейл, употребив все свое мастерство хирурга, ремонтировал стюардессе поврежденное колено, она тоже что-то говорила об ужине, причем не с ним, а с тобой.

Взгляд Питта, обращенный на капитана ледокола, был чист и незамутнен, как только что выпавший снег.

– Может быть, они голодны, – предположил он.

Джордино закатил глаза и снова приложился к фляжке.

– Кажется, эту песню я уже где-то слышал.

– А как стюард?

– С ним дела обстоят хуже, но доктор считает, что парень справится, – ответил Найт. – Его зовут Рабин. Когда ему дали наркоз, он рассказал фантастическую историю о командире авиалайнера, убившем второго пилота и бортинженера и исчезнувшем в неизвестном направлении.

– Может быть, история не такая уж и фантастическая, – задумчиво проговорил Питт. – Ведь тело командира пока не найдено.

– Ну это уже не мои проблемы, – раздраженно отмахнулся Найт. – Мне есть о чем беспокоиться, и я не желаю быть втянутым в неразгаданные тайны воздушных катастроф.

– А что решили с русской субмариной?

– Придержим нашу находку для доклада лично главе Пентагона. Мы не можем доверять такие сообщения линиям связи. Как бы там ни было, эта катастрофа для нас как нельзя кстати. Теперь у нас есть причина свернуть работы и отправиться домой в Портсмут. Будем надеяться, что неожиданная диверсия сбила со следа советскую разведку.

– Я бы не стал на это рассчитывать, – сказал Джордино. Его физиономия уже начала краснеть. – Если у русских имеется хотя бы малейшее подозрение, они вполне могут предположить, что эта катастрофа подстроена специально. Они пустят за нами по пятам все свои силы и не успокоятся до тех пор, пока не обнаружат субмарину, не поднимут ее и не отбуксируют на базу в Североморске, на Кольском полуострове.

– Или взорвут, – вставил Питт.

– Взорвут? Но зачем?

– У русских нет хороших судоподъемных технологий. Их первоочередная цель – сделать все, чтобы субмарина не попала в чужие руки.

Джордино передал фляжку с коньяком Питту.

– Нет никакого смысла обсуждать здесь вопросы «холодной войны». Почему бы нам не вернуться на корабль? Там хорошо и тепло.

– Не возражаю, – сказал Найт. – Вы двое уже сделали куда больше, чем можно было ожидать.

Питт потянулся и начал застегивать парку.

– Думаю, я пойду погуляю.

– Ты не хочешь присоединиться к нам?

– Я скоро вернусь. Хочу проверить, как дела у археологов.

– Зря. Один из докторов как раз недавно вернулся. Все они в полном порядке. Отделались ушибами и царапинами.

– Мне интересно посмотреть, что они выкопали, – заупрямился Питт.

Джордино давно дружил с Питтом и легко угадывал, что у того на уме.

– Хочешь спросить, не откопали ли они здесь в округе парочку греческих амфор?

– Вот-вот.

Найт в упор, без улыбки взглянул на Питта.

– Только думай, что говоришь.

– Я буду беседовать исключительно на археологические темы.

– Что ты им скажешь о самолете и пассажирах?

– Скажу, что они не смогли выбраться наружу и умерли от переохлаждения.

– Полагаю, он неплохо подготовлен, – подвел итог Джордино.

– Ладно, – кивнул Найт. – Но еще раз прошу: не говори ничего, что им знать не следует.

Питт открыл грузовой люк и помахал рукой.

– Не ждите меня, – сказал он и шагнул в холод.

– Упрямый парень, – пробормотал Найт. – Не знал, что Питт увлекается археологией.

Джордино некоторое время следил, как Питт удаляется по льду фьорда, а потом тяжело вздохнул и произнес:

– До сего дня он и сам об этом не знал.

* * *

Ледяное поле было ровным и крепким, поэтому Питт шел довольно быстро. При этом он не забывал озабоченно следить за зловещей темно-серой тучей, наползавшей с северо-запада. Ясная, солнечная погода в этих краях могла всего лишь за какое-то мгновение смениться слепящей метелью, способнойуничтожить все ориентиры. Питту вовсе не хотелось заблудиться в ледяной пустыне, не имея даже компаса, поэтому он ускорил шаги.

Над ним парили два белых кречета. Эти невосприимчивые к морозу птицы остаются на севере даже во время суровой зимы.

Двигаясь строго на юг, Питт пересек береговую линию и продолжал держать курс на отчетливо различимый дымок, поднимавшийся над домом археологов. Вдалеке уже можно было различить маленькое, неясное пятнышко, как если бы в бинокль заглянуть с противоположного конца.

Питт находился в десяти минутах ходьбы от лагеря археологов, когда началась метель. Видимость заметно уменьшилась с двадцати километров до пяти метров.

Он перешел на бег, отчаянно надеясь, что продолжает двигаться по траектории, хотя бы отчасти напоминающей прямую линию. Летевший почти горизонтально снег бил его в левое плечо, и Питт старался держаться чуть левее, чтобы компенсировать возможный уклон.

Ветер быстро усиливался и вскоре достиг ураганной силы. Под его напором Питт едва мог держаться на ногах. Он вслепую пробирался вперед, глядя вниз, на ноги, и считая шаги. Он отлично знал, что невозможно идти по прямой, не видя ничего вокруг, рано или поздно начнешь двигаться по кругу. И кроме того, не приходилось сомневаться, что он может пройти в нескольких метрах от жилища археологов, не заметив его, и будет брести дальше и дальше, пока не упадет от усталости.

Несмотря на пронизывающий ветер, Питт не чувствовал холода – одежда хорошо его защищала. Сердце работало ритмично, иначе говоря, он был в хорошей физической форме, и до полного изнеможения еще было далеко.

Посчитав, что он находится в непосредственной близости от цели своего путешествия, Питт остановился. Затем он сделал еще тридцать шагов и снова остановился.

Повернув направо, он прошел около трех метров и увидел свои следы, идущие во встречном направлении, которые быстро заносило снегом. Тогда он пошел параллельно своим первоначальным следам – начал «косить лужайку», так же как когда-то искал затонувший объект на дне моря. Он успел пройти не более шестидесяти шагов, прежде чем старые следы исчезли под слоем снега.

Он прошел пять параллельных отрезков, прежде чем снова повернул направо и продолжил действовать по той же схеме, пока не уверился, что вернулся к уже стертой снегом центральной линии. Тогда он продолжил методично «вычерчивать» решетку по другую сторону от нее. На третьем отрезке он споткнулся о сугроб и ударился в металлическую стену.

Питт пошел вдоль стены и, обогнув два угла, наткнулся на канат, ведущий к двери. Облегченно вздохнув, Питт распахнул дверь, с удовольствием подумав о том, что он снова сумел выйти победителем из поединка со смертью. Он вошел внутрь строения и остановился.

Это был большой сборный дом из гофрированного железа, который служил укрытием для археологов. Температура внутри была не намного выше, чем снаружи, но Питт был рад хотя бы тому, что здесь не было ураганного ветра.

В тусклом свете лампы почти ничего нельзя было рассмотреть. И в первый момент Питт подумал, что в помещении никого нет. Но потом он заметил, как из траншеи в земле поднялась сначала голова, потом показались и плечи. Человек в траншее стоял на коленях спиной к Питту и был поглощен тем, что счищал землю с небольшого выступа. Питт подошел поближе и заглянул в траншею.

– Вы готовы? – спросил он.

Не столько испуганная, сколько удивленная Лили резко обернулась. Свет лампы бил ей в глаза, и она не видела лица вошедшего, только очертания фигуры.

– Готова к чему? – переспросила она.

– Пойти поужинать.

Только теперь Лили догадалась, кто перед ней. Она взяла лампу и медленно поднялась на ноги. Взглянув в лицо Питта, она не могла не почувствовать обаяния его внимательных, ласковых глаз, а он в свою очередь потрясенно взирал на пышную копну рыжих волос, блестящих и переливающихся всеми оттенками бронзы в свете издававшей тихое шипение лампы.

– Мистер Питт... это вы? – Она сняла правую перчатку и протянула нежданному гостю руку.

Он тоже снял перчатку и ответил на ее крепкое рукопожатие.

– Я предпочитаю, чтобы привлекательные женщины называли меня Дирк.

Лили смутилась, как застенчивая маленькая девочка, очень разозлилась на себя за то, что поленилась наложить макияж и понадеялась, что Дирк не заметит грубые мозоли на руках. Неожиданно для самой себя она поняла, что краснеет.

– Меня зовут Лили, – с трудом выдавила она. – Лили Шарп. Мои друзья и я надеялись, что сможем поблагодарить вас за все, что вы сделали прошлой ночью, но не знали, где вас найти. Я думала, вы пошутили насчет ужина, и не рассчитывала увидеть вас снова.

– Как вы можете слышать, – он махнул головой в сторону двери, за которой на все лады завывал ветер, – даже ураган не смог меня остановить.

– Вы, должно быть, безумец.

– Нет, просто самонадеянный глупец, возомнивший, что сумеет справиться с арктическим ураганом.

Оба рассмеялись, и напряжение сразу исчезло. Лили начала выбираться из траншеи. Питт протянул руку, чтобы ей помочь.

– Вы, наверное, должны еще лежать в постели.

Лили игриво улыбнулась:

– Я очень замерзла и заработала множество больших и маленьких синяков, которые ни в коем случае не стану вам демонстрировать, но, судя по всему, жить буду.

Питт поднял лампу и с интересом огляделся:

– Ну-ка посмотрим, чем вы тут занимаетесь...

– Раскапываем древнюю эскимосскую деревню. Здесь жили люди примерно с сотого по пятисотый годы нашей эры.

– У нее есть название?

– Мы называем ее деревней Гронквист-Бей в честь доктора Хайрема Гронквиста, открывшего ее пять лет назад.

– Это один из троих мужчин, которых я видел ночью?

– Да, тот, что был без сознания.

– Как он себя чувствует?

– У него огромная шишка на лбу, но он утверждает, что ни головных болей, ни тошноты нет. Когда я шла сюда, он как раз жарил индейку.

– Индейку? – удивился Питт. – Вас, очевидно, неплохо снабжают.

– Самолет с продуктами и снаряжением прилетает сюда из Туле раз в две недели.

– Я считал, что раскопки на Крайнем Севере ведутся только в середине лета, когда земля оттаивает.

– Да, это так. Но, имея обогреваемое укрытие вроде этого, мы можем работать с апреля по ноябрь.

– Вы, случаем, не находили ничего необычного, какого-нибудь предмета, которого здесь не должен быть?

Лили с изумлением уставилась на Питта:

– Почему вы спрашиваете?

– Любопытство.

– Мы откопали сотни интереснейших артефактов, иллюстрирующих образ жизни и деятельности древней арктической расы монголоидов. Они в доме. Если хотите, можете все осмотреть.

– А каковы шансы не только осмотреть их, но и попробовать индейку?

– Я ваш гарант. А доктор Гронквист – изумительный повар.

– Я собирался пригласить вас всех поужинать на корабле, но погода нарушила мои планы.

– Мы всегда рады гостям.

– Но вы же нашли что-то необычное, не так ли? – настойчиво спросил Питт, не сводя изучающего взгляда с лица женщины.

Глаза Лили стали круглыми от удивления.

– Откуда вы знаете?

– Греция или Рим?

– Римская империя. Если точнее, Византия.

– Что именно вы нашли? – Питт больше не улыбался, глаза потемнели, лицо стало напряженным, почти пугающим. – Возраст?

– Золотую монету конца четвертого века.

Питт, казалось, немного расслабился. Он сделал глубокий вдох и очень медленно выдохнул. Лили наблюдала за ним с удивлением, к которому примешивалась малая толика раздражения.

– Вы удовлетворены? – ехидно полюбопытствовала она.

– А что, если я вам скажу, – начал Питт, – что по дну фьорда разбросаны амфоры и образованная ими цепочка ведет во фьорд?

– Амфоры? – переспросила потрясенная Лили.

– Их зафиксировали наши подводные камеры.

– Они здесь были, – словно в трансе проговорила Лили. – Они действительно пересекли Атлантику! Римляне ступили на землю Гренландии раньше викингов!

– Во всяком случае, наши находки указывают именно на это. – Питт обнял Лили за талию и легонько подтолкнул в сторону двери. – Хотелось бы знать, мы обречены находиться здесь, пока не кончится непогода, или канат, который натянут снаружи, ведет в ваш дом?

Лили кивнула:

– Да, канат протянут между двумя зданиями именно на случай непогоды. – Она сделана паузу и посмотрела в ту часть траншеи, где нашла монету. – Греческий мореплаватель Питеас[154] в триста пятидесятом году до нашей эры предпринял грандиозное путешествие. Легенда гласит, что он вышел в Атлантику, отправился на север и достиг берегов Исландии. Странно, но не существует никаких легенд о путешествиях римлян в эти края.

– Питеасу повезло. Он вернулся домой и смог рассказать о своем путешествии.

– Вы считаете, что римляне, добравшиеся сюда, погибли на обратном пути?

– Нет, я полагаю, они все еще здесь, – усмехнулся Питт. – А это значит, что вы, милая леди, и я обязательно их отыщем.

Часть вторая «SERAPIS»

Вашингтон, округ Колумбия

14 октября 1991 года

14

Холодный, моросящий дождь окутал американскую столицу мутной пеленой. Перед входом в одно из правительственных зданий, расположенного на углу Семидесятой улицы и Пенсильвания-авеню, остановилось такси. Из него вышел человек, одетый в форму посыльного, и попросил водителя подождать. Он взял лежавший на сиденье сверток, завернутый в красный шелк, сделал несколько шагов по тротуару и поднялся по ступенькам к двери, ведущей в офис, где осуществлялся прием корреспонденции.

– Для президента, – проговорил он с сильным испанским акцентом.

Приемщик сделал запись о доставке, не забыв указать время. Потом он взглянул на посыльного и улыбнулся:

– Все еще идет дождь?

– Скорее моросит.

– Этого достаточно, чтобы сделать жизнь не слишком приятной.

– Да еще пробки на дорогах, – вздохнул посыльный.

– Как бы то ни было, желаю вам хорошо провести день.

– Вам тоже.

Посыльный ушел, а приемщик взял сверток и поместил его под флюороскоп. Сделав шаг в сторону, он с интересом уставился на экран, на котором появилось изображение предмета, обнаруженного рентгеновскими лучами внутри упаковки.

Он легко идентифицировал его как довольно обычную коробку, но то, что находилось внутри, показалось ему удивительным. Там не было ни папок с бумагами, ни других твердых предметов с четко выраженными очертаниями – в общем, ничего даже отдаленно напоминающего взрывчатку. Приемщик был опытным человеком и давно работал на рентгеновских установках, но на этот раз содержимое коробки привело его в замешательство.

Он поднял телефонную трубку и сделал соответствующий запрос. Не прошло и двух минут, как в помещении появился агент службы безопасности со специально обученной собакой.

– Есть что-нибудь для Свитпи? – спросил агент.

Приемщик кивнул и положил странную посылку на пол.

– Не могу понять, что это такое.

Свитпи ничем не напоминала свою кличку[155]. Помесь бигля и таксы, она имела огромные карие глаза и маленькое толстое тело, поддерживаемое короткими, кривыми лапами. Зато она была хорошо обучена и могла обнаружить любые виды взрывчатки от обычных до самых экзотических. Мужчины внимательно наблюдали, как собака обошла вокруг коробки, при этом ее нос подрагивал, как у престарелой аристократки, выбирающей духи у прилавка с косметикой.

Неожиданно собака замерла, шерсть на загривке вздыбилась, и она попятилась назад. Подняв вверх мордочку, на которой явственно проступило выражение отвращения, она неожиданно завыла.

Охранник очень удивился.

– Впервые вижу такую реакцию, – признался он.

– Там что-то странное, – сказал приемщик, указывая на посылку.

– Кому она адресована?

– Лично президенту.

Агент службы безопасности подошел к телефону и набрал номер:

– Пусть сюда спустится Джим Герхарт.

Специальный агент Герхарт, начальник службы безопасности Белого дома, сидел за ланчем, но, услышав сообщение, тут же встал из-за стола и немедленно отправился в комнату приема корреспонденции.

Он проследил за реакцией собаки и внимательно осмотрел посылку под флюороскопом.

– Это не взрывное устройство, – сказал он, растягивая слова, что выдавало в нем уроженца штата Джорджия.

– Да, это не бомба, – согласился приемщик.

– Хорошо, тогда откроем и посмотрим.

Герхарт аккуратно развернул красную шелковую обертку, под которой действительно оказалась ничем не примечательная коробка. На ней отсутствовала маркировка, не было даже названия фирмы-изготовителя и номера модели. Кодового замка тоже не было, обе защелки имели отверстия для ключей.

Герхарт тронул защелки, и они сразу открылись.

– Момент истины, – пробормотал он, по привычке стараясь не делать резких движений.

Он взялся за крышку и начал медленно ее поднимать, пока содержимое не стало видно всем присутствующим.

– Господи! – только и смог произнести Герхарт.

Служащий охраны, пришедший с собакой, смертельно побледнел и отвернулся. Приемщик издал булькающий звук и, зажав рот руками, устремился в сторону туалета.

Герхарт поспешно захлопнул крышку.

– Доставьте это в госпиталь университета Джорджа Вашингтона, – сказал он.

Агент службы безопасности в первый момент не мог говорить. Он старался проглотить комок, поднявшийся откуда-то из недр желудка. Закашлявшись и ощутив во рту мерзкий кислый вкус, он поморщился и выдавил:

– Эта штука настоящая или это чей-то розыгрыш?

– Настоящая, – мрачно ответствовал Герхарт. – И поверь мне, это не розыгрыш.

* * *

Находившийся в своем кабинете в Белом доме Дейл Николс поправил сползшие на нос очки для чтения и в десятый раз начал штудировать толстую подборку документов, переданную ему Армандо Лопесом, начальником отдела президентской администрации по Латинской Америке.

Николс имел вид университетского профессора, которым, собственно, и являлся, до того как президент уговорил его сменить спокойные аудитории Станфорда на вашингтонскую клоаку. Его первоначальное нежелание менять работу перешло в удивление, когда он обнаружил, что обладает скрытым талантом манипулировать бюрократической машиной Белого дома.

Его густая шевелюра цвета кофе с молоком была разделена аккуратным пробором. Старомодные очки с маленькими круглыми линзами в тонкой проволочной оправе явно принадлежали упорному труженику, человеку, способному забыть обо всем, кроме своего дела. Обязательные в академических клише галстук-бабочка и трубка довершали облик.

Он зажег трубку, не отрываясь от чтения статей, вырезанных из мексиканских газет и журналов, касающихся только одной темы: Топильцин.

В подборку были включены интервью, данные новоявленным мессией официальным лицам, представляющим страны Центральной и Южной Америки. Но он наотрез отказался беседовать с американскими журналистами и представителями правительства: ни один из них так и не смог пробиться сквозь многочисленную армию его телохранителей.

Николс выучил испанский язык во время двухлетнего пребывание в Перу в Корпусе мира, поэтому газеты читал без затруднений. Он взял лист бумаги и начат составлять список основных фактов и требований, которые вытекали из интервью.

* * *

1. Топильцин говорит о себе как о представителе беднейших слоев общества, утверждает, что родился в трущобах на окраине Мехико и ему с раннего детства приходилось копаться в мусоре на свалках, не имея представления о происходящих вокруг событиях. Несмотря на тяжелейшие условия, ему удалось выжить, и он хорошо знает на собственном опыте, какова жизнь среди зловонных отбросов и что такое быть голодным и бездомным.

2. Утверждает, что не получил образования. Неизвестно, чем занимался с детства и до того момента, как появился на политической сцене уже зрелым человеком, проповедником старой религии ацтеков.

3. Утверждает, что является реинкарнацией Топильцина, правившего в X веке тольтеками, который идентифицировал себя с легендарным божеством Кецалькоатлем.

4. Политическая философия – безумная смесь древней культуры и религии с автократическим единовластным правлением. Игнорирует вопросы о восстановлении экономики. Отказывается обсуждать методы реорганизации правительства в случае своего прихода к власти.

5. Превосходный оратор. Очень быстро налаживает контакт с аудиторией. Говорит только на языке древних ацтеков, пользуется услугами переводчика. Этот язык до сей поры используется многими индейцами в Центральной Мексике.

6. Подавляющее большинство его приверженцев – фанатики. Его популярность в полном смысле захлестнула страну. Политические аналитики заявляют, что он имеет все шансы победить на выборах. Однако он отказывается принимать участие в свободных выборах, утверждая, причем не без оснований, что в них победит коррупция. Рассчитывает, что народ провозгласит его единовластным правителем.

* * *

Николс положил трубку на край пепельницы, запрокинул голову и некоторое время сидел, уставившись в потолок. Потом он снова начал писать.

Выводы: Топильцин или абсолютно невежественный, или высокоодаренный человек. Невежественный, если он есть то, что говорит о себе. Одаренный, если в его безумии есть система, если у него есть цель, понятная только ему одному.

Беда, беда, беда.

Николс все еще просматривал статьи, пытаясь отыскать ключ к характеру Топильцина, когда зазвонил телефон. Он взял трубку.

– На первой линии президент, – сказана секретарша.

Николс нажал первую кнопку:

– Слушаю, господин президент.

– Есть новости о Гае Ривасе?

– Нет, господин президент.

Президент несколько секунд молчал. Потом, тяжело вздохнув, снова заговорил:

– Он должен был прибыть два часа назад. Я беспокоюсь. Если он столкнулся с проблемами, его пилот уже сообщил бы нам.

– Он не полетел в Мексику на нашем самолете, – объяснил Николс. – Из соображений секретности он заказал билет на коммерческий авиарейс и полетел туристским классом.

– Понимаю, – сказал президент. – Если президент Де Лоренцо узнает, что я послал своего представителя, чтобы за его спиной договориться с оппозицией, он, безусловно, воспримет это как оскорбление и не прибудет на конференцию в Аризоне на следующей неделе.

– Обеспечение секретности – наша первоочередная задача, – заверил Николс.

– Вы знаете подробности о катастрофе самолета с делегацией ООН?

– Нет, сэр. Мне только сообщили, что Гала Камиль жива.

– Она и еще два члена экипажа. Остальные умерли от яда.

– Яда? – удивился Николс.

– Так мне сообщили. Следователи считают, что пилот сделал попытку отравить всех на борту, после чего выпрыгнул с парашютом над Исландией.

– Пилот был самозванцем?

– Это станет известно, только когда его найдут, живого или мертвого.

– Боже милостивый, у какой из террористических группировок имеется мотив убить пятьдесят членов ООН?

– Пока никто не взял на себя ответственность за это злодеяние. Мартин Броган из ЦРУ считает, что если это работа террористов, то они отступили от своих обычных правил.

– Возможно, мишенью является Гала Камиль, – предположил Николс – Ведь Ахмед Язид поклялся уничтожить ее.

– Мы не можем отрицать такую возможность, – согласился президент.

– Средствам массовой информации уже сообщили?

– В течение ближайшего часа им все станет известно. Я не вижу смысла скрывать эту информацию.

– Что я должен делать, господин президент?

– Я бы попросил вас, Дейл, проследить за реакцией окружения президента Де Лоренцо. На борту самолета было одиннадцать мексиканских делегатов. Передайте от моего имени соболезнования и предложите любое разумное сотрудничество в расследовании этого дела. Да, и держите в курсе Юлиуса Шиллера из Госдепартамента, чтобы мы могли координировать свои действия.

– Я сейчас же дам указания своим людям.

– И дайте мне знать, если появится информация о Ривасе.

– Да, господин президент.

Николс положил трубку и вернулся к чтению. Он подумал, что Топильцин может быть как-то связан с убийством делегатов ООН, и начат снова просматривать вырезки, желая найти подтверждение своим подозрениям.

Николс не был детективом. Он не обладал даром скрупулезно анализировать действия подозреваемого, не умел под внешним лоском и напускной бравадой разглядеть, чем живет человек. Его академической специальностью был анализ международных политических движений и контроль за их деятельностью, а также за лидерами этих движений.

Топильцин был для него загадкой. Гитлер руководствовался идеей о превосходстве арийской расы. Охваченный религиозной страстью, Хомейни стремился вернуть Ближний Восток к мусульманским обычаям средних веков. Ленин мечтал о победе мирового коммунизма.

Но какова цель Топильцина?

Мексика для ацтеков? Возврат к прошлому? Ни одно современное общество не сможет жить по таким архаичным законам. Мексике не подходили донкихотские фантазии. Топильцина должна подталкивать другая движущая сила. Николс строил догадки на пустом месте. Топильцин ему представлялся всего лишь карикатурой, злодеем из мультфильма.

В кабинет вошла секретарша и положила на стол еще одну папку:

– Это отчет ЦРУ, который вы просили. И еще вам звонок по третьей линии.

– Кто там?

– Джеймс Герхарт, – ответила она.

– Служба безопасности? – удивился Николс – Он сказал, что ему нужно?

– Только то, что вопрос очень срочный.

Николс взял трубку:

– Дейл Николс слушает.

– Это Джим Герхарт, сэр, специальный агент...

– Да, я знаю, – перебил Николс. – В чем дело?

– Думаю, вам надо срочно приехать в патологоанатомическую лабораторию университета Джорджа Вашингтона.

– В университетский госпиталь?

– Да, сэр.

– Какого черта я там забыл?

– Боюсь, я не могу объяснить это по телефону.

– Я очень занят, мистер Герхарт, так что вам придется высказаться более определенно.

Последовала короткая пауза.

– Это касается вас и президента. Больше я ничего сказать не могу.

– Но намекните по крайней мере!

Последнюю фразу Герхарт вообще проигнорировал.

– Один из моих людей ожидает вас возле офиса. Он отвезет вас в лабораторию, а я здесь буду вас встречать.

– Послушайте, Герхарт, – раздраженно начал Николс, но в трубке раздались короткие гудки.

* * *

Изморось сменилась довольно сильным дождем, что отнюдь не улучшило настроения Николса, пока он шел по двору университетского госпиталя к лаборатории патологоанатома. К тому же он ненавидел больничные запахи.

Герхарт, как и обещал, ждал его в приемной. Мужчины знали друг друга в лицо и по имени, но им ни разу не приходилось разговаривать. Герхарт, увидев Николса, пошел ему на встречу, но первым не протянул руку высокому гостю.

– Спасибо, что нашли время прийти, – сказал он.

– Зачем вы меня вызвали? – высокомерно произнес Николс.

– Для опознания.

Николс почувствовал, как по спине побежала струйка холодного пота.

– Кто?

– Я бы хотел, чтобы именно вы мне это сказали.

– У меня слишком слабый желудок, чтобы смотреть на мертвые тела.

– Для того что вам предстоит увидеть, действительно придется взять себя в руки.

Николс пожал плечами:

– Хорошо. Давайте быстрее покончим с этим.

Герхарт открыл перед Николсом дверь и провел его по длинному коридору в комнату, стены и пол которой были выложены белой плиткой. Пол был сделан немного наклонным, со стоком в центре. Рядом находился стол из нержавеющей стали. Белая клеенка прикрывала некий продолговатый объект, возвышавшийся не больше чем на дюйм над поверхностью стола.

Николс непонимающе взглянул на Герхарта:

– Ну и что я должен опознать?

Не говоря ни слова, Герхарт сдернул со стола клеенку и отбросил ее в сторону. Она упала на пол бесформенным комком.

Николс непонимающе уставился на то, что лежало на столе. В первый момент он подумал, что видит бумажный контур человеческой фигуры. Когда же он понял, что находится перед ним, то едва успел наклониться к стоку, и его вывернуло наизнанку.

Герхарт поспешно вышел из комнаты и тут же вернулся со складным стулом и полотенцем.

Он усадил Николса на стул, протянул ему полотенце и участливо сказал:

– Возьмите это.

Почти две минуты Николс сидел, прижав полотенце к лицу и содрогаясь, от позывов к рвоте. В конце концов он пришел в себя, поднял глаза на Герхарта и потрясенно пробормотал:

– Боже милостивый, это же...

– Кожа, – закончил фразу Герхарт. – Содранная человеческая кожа.

Николс заставил себя посмотреть на то, что лежало на столе.

Это напоминало лопнувший воздушный шарик, – пожалуй, именно такое сравнение было наиболее точным. Вероятно, сначала был сделан разрез от затылка до щиколоток, а потом кожу содрали, как шкуру с животного. На груди был еще один длинный вертикальный надрез, который потом довольно неаккуратно зашили. Глаз не было, но вся кожа была в сохранности, даже на руках и на ногах.

– Не могли бы вы мне сказать, – мягко начал Герхарт, – кто, по-вашему, это может быть?

Николс сделал над собой усилие и внимательно посмотрел на то, что лежало на столе, но изуродованные черты лица ничего ему не говорили. Только волосы казались смутно знакомыми. Да, он не ошибся.

– Гай Ривас, – едва слышно прошептал он.

Герхарт ничего не сказал. Взяв Николса за руку, он вывел его в другую комнату, где была удобная мебель и пыхтела кофеварка. Он налил чашку кофе и протянул ее Николсу:

– Выпейте это, я вернусь через минуту.

Николс двигался как зомби, не в силах забыть кошмарное зрелище. Он попытался представить себе ужасную смерть Риваса, но благоразумно решил этого не делать.

Герхарт вернулся, держа в руке зловещую коробку.

– Это было доставлено с почтой. Кожа была аккуратно свернута и уложена. Сначала я решил, что все это дело рук маньяка, но, тщательно осмотрев посылку, обнаружил миниатюрный магнитофон, спрятанный под подкладкой.

– Вы прослушали запись?

– Да, но с тем же успехом мог этого не делать. Похоже на беседу между двумя мужчинами на совершенно незнакомом языке, – возможно, использовался какой-то код.

– Как вы проследили связь Риваса со мной?

– В кожу было завернуто удостоверение Риваса, из которого явствовало, что он правительственный чиновник. Кто бы ни убил его, негодяй хотел быть уверен, что мы установим его личность. Я отправился в офис Риваса и побеседовал с его секретаршей. Мне удалось узнать, что за два часа до отъезда в аэропорт он встречался с вами и президентом. После этого он улетел в неизвестном направлении. Мне показалось странным, что секретарша не знает, куда уехал ее босс, а значит, он был отправлен с какой-то особой миссией. Вот почему я обратился прежде всего к вам.

Николс пристально взглянул на Герхарта.

– Вы сказали, на пленке записана беседа?

Герхарт кивнул и отвел глаза.

– И еще крик Риваса, когда его убивали.

Николс зажмурился, пытаясь избавиться от страшного видения.

– Необходимо уведомить его ближайших родственников, – деловито сказал Герхарт. – У него была жена?

– И четверо детей.

– Вы хорошо его знали?

– Гай Ривас был отличным парнем, одним из немногих честных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться после переезда в Вашингтон. Мы вместе работали над целым рядом дипломатических вопросов.

Лицо Герхарта утратило официальное выражение.

– Мне очень жаль.

Но Николс уже его не слышал. Его глаза стали холодными и жесткими. Кошмар больше не преследовал его. Он не чувствовал тошноты, ладони не были мокрыми от пота. Варварская жестокость, проявленная по отношению к хорошо знакомому ему человеку, вызвала волну негодования, захлестнувшую его целиком. Николс и не подозревал, что способен на столь сильные чувства.

Больше не было буквоеда-профессора, чья власть, была ограничена пределами университетской аудитории. Ему на смену пришел человек, близкий к президенту, член очень немногочисленной группы вашингтонских политиков, имеющих возможность влиять на события в самых разных частях земного шара.

Николс не знал, сможет ли он использовать средства, которые имелись теперь в его распоряжении, и будут ли его действия одобрены президентом. Так или иначе, он был намерен отомстить за страшную смерть Риваса. Топильцин должен умереть.

15

Небольшой правительственный самолет пошел на снижение при подлете к частному аэродрому, находящемуся в двадцати километрах к югу от египетского города Александрия. Прошло несколько минут, и шасси, издав в первый момент протестующий визг, покатили по взлетно-посадочной полосе. Меньше чем через минуту после того, как самолет вырулил к месту стоянки рядом с зеленым «вольво», на дверцах которого по-английски было написано слово «такси», рев двигателей смолк, и открылся пассажирский люк.

Человек, спрыгнувший на землю, был одет в белый костюм и такого же цвета галстук, выделявшийся на фоне темно-синей рубашки. Ростом около шести футов, худощавый и подтянутый, он вытер лоб белоснежным платком, затем с самодовольным видом провел указательным пальцем по пышным черным усам. Его глаза были скрыты под темными очками, а на руках надеты тонкие кожаные перчатки.

Сулейман Азиз Аммар внешне ничем не напоминал летчика, в свое время поднявшегося на борт рейса № 106 в Лондоне.

Он подошел к такси и поздоровался с мускулистым коротышкой-водителем:

– Доброе утро, Ибн-Тельмук. Были какие-нибудь проблемы после возвращения?

– Ваши дела в полном порядке, – ответил тот, открывая заднюю дверь и не делая попыток спрятать пистолет-пулемет в наплечной кобуре.

– Отвези меня к Язиду.

Ибн-Тельмук молча кивнул, и Аммар стал устраиваться на заднем сиденье. Внешний вид такси был столь же обманчив, как облик Аммара, имевшего множество личин. Тонированные стекла и боковые дверцы были пуленепробиваемыми. В салоне перед удобным кожаным креслом, в которое сел Аммар, располагалась панель со всей необходимой офисной аппаратурой, которая могла понадобиться в пути. Здесь было два телефона, компьютер, радиопередатчик и телевизор. Здесь также были бар и стойка с двумя автоматическими винтовками.

Пока машина кружила по забитой транспортом центральной части Александрии, чтобы выехать на Эль-Джейш-Бич-роуд, Аммар занимался изучением состояния своих дел с долгосрочными капиталовложениями. Его состояние, размеры которого знал только он один, было поистине огромным. Финансовых успехов он чаще всего добивался благодаря своей безжалостности, а не проницательности. Если на пути к выгодной сделке стоял кто-либо, будь то коллега по бизнесу или правительственный чиновник, Аммар попросту убирал конкурента.

Преодолев расстояние двадцать километров, такси замедлило скорость и остановилось у ворот, ведущих к небольшой вилле, которая расположилась на невысоком холме, поднимавшемся над обширным песчаным пляжем.

Аммар выключил компьютер и вышел из машины. Его тотчас окружили четверо охранников и тщательно обыскали. В конце процедуры ему предложили пройти через металлоискатель.

Только после этого его провели мимо непрезентабельных бетонных сооружений, в которых обитала небольшая армия телохранителей хозяина, к каменной лестнице, ведущей на виллу. Аммар улыбнулся, когда они, вместо того чтобы войти в изысканно украшенный сводчатый портал для почетных гостей, прошли в неприметную боковую дверь. Он решил не обращать на это внимания, зная, что недалекий Язид старается таким образом унизить тех, кто делает для него грязную работу, но не входит в круг его лизоблюдов и низкопоклонников.

Аммара проводили в пустую комнату, где из мебели был только один деревянный стул, а на стене висел огромный персидский ковер. Внутри было жарко, душно и темно. В комнате не было окон, а свет проникал сквозь единственный люк в потолке. Не говоря ни слова, охранники удалились, закрыв за собой дверь.

Аммар зевнул, взглянул на наручные часы, потом снял темные очки и потер глаза. Отработанные жесты позволили ему точно установить расположение объектива камеры, довольно удачно замаскированного узором ковра. Не показывая, что он заметил камеру, Аммар стал ждать.

Он томился почти час, прежде чем в комнате появился Язид.

Духовный лидер египетских мусульман был молод – ему было не больше тридцати пяти лет. Он был невысокого роста, и потому ему приходилось смотреть на Аммара снизу вверх. Его лицо не имело точных, явно выраженных черт, характерных для большинства египтян, скулы и подбородок были округлыми. Голова покрыта белой узорчатой тканью, свернутой наподобие тюрбана, а тощее, словно ручка от швабры, тело было облачено в белый восточный халат. Когда он вышел из тени, его глаза, казалось, изменили цвет, став из черных карими.

В качестве знака уважения Аммар слегка поклонился Язиду, но не посмотрел ему в глаза.

– А, это вы, мой друг, – сказал Язид. – Рад, что вы вернулись.

Аммар поднял глаза, улыбнулся и начал игру:

– Для меня большая честь стоять рядом с вами, Ахмед Язид.

– Садитесь, прошу вас, – сказал Язид, причем в его голосе слышалось не столько приглашение, сколько приказ.

Аммар подчинился и опустился на единственный стул. Теперь Язид мог взирать на него сверху вниз. Чтобы еще больше унизить собеседника, Язид прошелся по комнате и без промедления заговорил, вынудив собеседника повернуться на стуле.

– Каждая неделя приближает конец власти президента Хасана. От окончательного падения его уберегает только лояльность военных. Он все еще может рассчитывать на поддержку трехсотпятидесятитысячной армии. Недавно министр обороны Абу Хамид заявил, что готов перейти на нашу сторону. Он заверил меня, что поддержит наше движение за исламскую республику, но только если мы выиграем национальный референдум без кровопролития.

– Разве это плохо? – поинтересовался Аммар с невинным выражением лица.

Язид одарил его холодным, презрительным взглядом.

– Этот человек – прозападный политикан. Он слишком труслив, чтобы отказаться от помощи американцев. Для него важны только его драгоценные самолеты, вертолеты, канонерки и танки. Он боится, что Египет пойдет по пути Ирана. Этот идиот настаивает на организованной, упорядоченной смене правительства, чтобы продолжали поступать займы Всемирного банка и финансовая помощь американцев.

Он сделал паузу и несколько секунд пристально смотрел прямо в глаза Аммара, словно призывая наемного убийцу возразить ему. Аммар не проронил ни слова. Он предпочел слушать.

– Абу Хамид также требует обещания, что Гала Камиль останется Генеральным секретарем ООН, – добавил Язид.

– И тем не менее вы приказали мне ее убрать? – удивился Аммар.

Язид кивнул:

– Да, я желал, чтобы эта сучка была мертва, потому что она, будучи Генеральным секретарем ООН, находится в открытой оппозиции нашему движению и тем самым настраивает мировое общественное мнение против нас. Однако Абу Хамид, не колеблясь, захлопнул бы дверь перед моим носом, если бы она была убита наемным убийцей, именно поэтому я рассчитывал на тебя, Сулейман. Ты должен был представить все дело как несчастный случай. Но ты потерпел неудачу. Тебе удалось убить всех на борту этого проклятого самолета, кроме Галы Камиль.

Последние слова прозвучали для Аммара как удар грома. От его внешнего спокойствия не осталось и следа. Не в силах поверить своим ушам, он переспросил:

– Она жива?

Глаза Язида, и без того холодные, стали ледяными.

– Эту новость мне сообщили меньше часа назад. Самолет потерпел аварию в Гренландии. Все пассажиры, кроме Камиль и еще двоих членов экипажа, были найдены умершими от яда.

– Яда? – недоверчиво пробормотал Аммар.

– Оплачиваемые нами источники в американских средствах массовой информации подтверждают сообщение. О чем ты думал, Сулейман? Ты же заверил меня, что самолет исчезнет в море.

– Как самолет достиг Гренландии?

– Какой-то стюард случайно обнаружил тела летчиков. Он взял управление на себя и с помощью одного из членов мексиканской делегации довел самолет до побережья Гренландии, где он рухнул на лед фьорда. Камиль вполне могла умереть от переохлаждения, но, как на зло, рядом оказался американский военный корабль, уж не знаю, что он там делал. Американцы среагировали быстро и спасли ей жизнь.

Аммар был потрясен. Он не привык к неудачам. Убийца никак не мог понять, каким образом его тщательно продуманный, отработанный до мелочей план все-таки сорвался. Закрыв глаза, он представил самолет, пролетающий над вершиной ледника. Его мозг напряженно заработал – он начал сопоставлять детали, строить различные гипотезы развития событий.

Выждав немного, Язид нарушил молчание:

– Ты, конечно, понимаешь, что в катастрофе обвинят меня.

– Нет никаких улик, – твердо заявил Аммар, – связывающих меня с крушением или меня с вами.

– Возможно, но я все равно окажусь виноватым, потому что у меня есть мотив. Во всяком случае, западные средства массовой информации обвинят именно меня. А это не может не повлиять на общественное мнение. Мне следовало бы тебя казнить.

Аммар взял себя в руки и безразлично пожал плечами:

– Это была бы потеря для вас. Я все еще остаюсь самым лучшим ликвидатором на Ближнем Востоке.

– И самым высокооплачиваемым.

– Я не беру плату за незаконченную работу.

– Надеюсь, – язвительно заявил Язид. Он резко повернулся и зашагал к скрытой за ковром двери. Открыв ее, он через плечо бросил Аммару: – Мне необходимо подготовиться к молитве. Ты можешь идти, Сулейман Азиз Аммар.

– А как же Гала Камиль? Работа не выполнена!

– Я передаю ее Мохаммеду Исмаилу.

– Исмаилу? – возмутился Аммар. – Этот человек кретин!

– Ему можно доверять.

– Ну это смотря что. Чистить сортиры – возможно.

Холодные глаза Язида уставились на Аммара с неприкрытой угрозой.

– Камиль больше не твоя забота. Оставайся пока здесь, в Египте. У меня и моих преданных советников имеются на тебя виды. У тебя еще будет шанс оправдаться в глазах Аллаха.

Прежде чем Язид вышел из комнаты, Аммар поспешно спросил:

– А тот мексиканец, что помогал управлять самолетом, он тоже отравлен?

Язид остановился и отрицательно покачал головой:

– Сообщают, что он погиб во время крушения.

С этими словами он покинул комнату. Ковер упал, скрыв за собой потайную дверь.

Аммар снова опустился на стул и задумался. Очень скоро разрозненные части стали складываться в целостную картину. Странно, но он вовсе не был зол. Даже наоборот, его губы скривились в улыбке, которую можно было назвать веселой.

– Так, значит, нас было двое, – вслух проговорил он. – И второй отравил пищу, поданную пассажирам. – Он покачал головой и снова улыбнулся. – Яд в веллингтонской говядине... Как, черт возьми, оригинально!

16

В первый момент никто не обратил внимания на небольшую кляксу, которая проползла по внешнему краю распечатки, выданной самописцем бортового сканера.

За шесть часов поиска было найдено несколько предметов, созданных руками человека. Части падавшего самолета, которые предстояло достать, затонувший рыболовецкий траулер, куски канатов и прочий хлам, выброшенный с рыболовецких судов, заходивших в разное время во фьорд в поисках убежища от непогоды, – все это было точно идентифицировано видеокамерами и больше не принималось во внимание.

Последний предмет спокойно лежал на дне фьорда, ожидая, пока его заметят. Он находился в небольшой впадине, окруженной острыми камнями. Только одна его часть была видна в чистой воде, остальное было погребено под слоем льда.

Питт был первым, кто оценил важность находки. Он сидел перед самописцем в окружении Джордино, Найта и всей группы археологов. Именно Питт сказал в переговорное устройство:

– Поворачивайте «рыбку», пеленг один пять ноль градусов.

«Полярный исследователь» все еще находился в покрытом льдом фьорде. Снаружи на льду в это время находилась бригада под командованием Корка Симона. Его люди периодически бурили лед и опускали в воду сенсорный датчик. Затем они очень медленно поворачивали «рыбку», так с любовью называли датчик, сканирующий находящиеся вокруг предметы. Обследовав один участок, они отматывали кабель и делали следующий заброс несколько дальше от корабля.

Симон, услышав команду Питта, начал поворачивать прибор до тех пор, пока сонары «рыбки» не повернулись в направлении 150°.

– Так нормально? – поинтересовался он.

– Смотрите прямо на цель, – ответил Питт с корабля.

Под таким углом предмет был виден достаточно отчетливо. Питт обвел кляксу черным фломастером:

– Думаю, у нас кое-что есть.

Гронквист подвинулся ближе и кивнул:

– Да, но все же недостаточно хорошо видно, чтобы идентифицировать. Как вы считаете, что это?

– Пока точно не знаю, – ответил Питт. – Большая часть объекта покрыта льдом, придется пустить в ход воображение. Однако, судя по тому, что мы видим, это может быть деревянный корабль. По-моему, перед нами часть высокого ахтерштевня[156].

– Да, – в восторге подхватила Лили, – это высокий и очень изящный ахтерштевень, типичный для торговых судов четвертого века.

– Не увлекайтесь, – посоветовал Найт. – Это может быть вполне современное рыболовное судно.

– Возможно, – задумчиво согласился Джордино, – но, если мне не изменяет память, датчане, исландцы и норвежцы, которые традиционно рыбачили в этих водах, плавали на значительно более узких двуконечных судах.

– Ты прав, – добавил Питт. – Острый нос и корма достались им по наследству от викингов. То, что мы видим, тоже может быть двуконечным судном, но с более широкими обводами.

– Так невозможно получить более четкую картину, поскольку значительная часть корпуса покрыта льдом, – сказал Гронквист, – но мы можем опустить камеру в свободную ото льда воду со стороны кормы, тогда, может быть, удастся провести более точную идентификацию.

Джордино усомнился в целесообразности предложенного мероприятия:

– Камера поможетрассмотреть кормовую часть затонувшего судна, и ничего больше.

– На корабле полно сильных мужчин, – сказала Лили. – Мы можем пробиться сверху сквозь лед и рассмотреть все собственными глазами.

Гронквист взял бинокль и вышел из каюты исследователей на мостик. Через полминуты он вернулся.

– По моим подсчетам получается, что ледяной покров над судном имеет толщину не менее трех метров. Чтобы его преодолеть, потребуется по крайней мере двое суток.

– Боюсь, вам придется этим заниматься без нас, – сообщил Найт, – У меня приказ уходить не позднее восемнадцати ноль-ноль. У нас не осталось времени для длительных раскопок.

Гронквист был неприятно удивлен.

– Так осталось меньше пяти часов! – с детской обидой воскликнул он.

Найт развел руками, показывая, что в данном случае он бессилен.

– Мне очень жаль, – сказал он.

Питт несколько минут внимательно изучал темное пятно на бумаге, после чего обратился к Найту с вопросом:

– Если я докажу, что там внизу римское судно четвертого века, ты сумеешь убедить командование североатлантического флота, что нам необходимо здесь задержаться на сутки или двое?

Найт заметил, что у Питта загорелись глаза, и насторожился:

– Что ты задумал?

– Так да или нет? – не отставал Питт.

– Да, – твердо ответствовал Найт, – но только если не останется и тени сомнения, что подо льдом действительно римское судно, которому больше тысячи лет.

– Идет!

– И как ты собираешься это сделать?

– Очень просто, – улыбнулся Питт. – Я намерен нырнуть под лед и проникнуть на корабль.

* * *

Корк Симон и его люди довольно быстро проделали отверстие в метровом слое льда с использованием цепных пил. Сначала они прорезали несколько отверстий и в конце концов достигли нижнего слоя, который пробили кувалдой, закрепленной на длинной трубе, затем удалили крупные фрагменты льда кошками, создав условия для безопасного погружения водолаза.

Убедившись, что поверхность воды в отверстии свободна ото льда, Симон вошел в расположенную неподалеку палатку. Там было тепло и полно народу. Рядом с обогревателем пыхтел компрессор, выхлопная труба которого была выведена наружу.

Лили и остальные археологи сидели у стола, делали наброски и обсуждали их с Питтом, который готовился к погружению.

– Все готово, – доложил Симон.

– Еще пять минут, – сказал Джордино, занятый проверкой клапанов и регуляторов на маске аквалангиста.

Питт натянул специальный костюм на нижнее белье, сотканное из толстых нейлоновых нитей для обеспечения термоизоляции. Затем он надел капюшон и специальный пояс для придания снаряжению дополнительного веса. Одновременно он постигал основы строительства древних судов.

– На первых торговых судах, – вешал Гронквист, – на обшивку обычно шел кедр, кипарис, часто сосна. Для киля использовали дуб.

– Я не смогу отличить одну древесину от другой, – признался Питт.

– Тогда как следует осмотри корпус. Доски обшивки плотно соединялись между собой шипами. У многих судов к подводной части корпуса крепились свинцовые пластины. Детали такелажа могут быть железными или медными.

– А как насчет руля? – поинтересовался Питт.

– На палубе руля как такового быть не должно, – сказал Сэм Хоскинс. – Рулевые колеса появились только спустя восемь веков. На первых средиземноморских торговых судах рулем служили сдвоенные гребные весла, или правила, которые вставлялись в специальные отверстия на корме судна.

– Ты возьмешь дополнительный запас воздуха? – вмешался Джордино.

Питт мотнул головой:

– При погружении на малые глубины в этом нет необходимости. К тому же ко мне прикрепят спасательный леер.

Джордино взял маску и помог Питту ее надеть. Он проверил пломбу, поправил и подтянул все стяжки. Включили подачу воздуха, и, когда Питт дал сигнал, что поток воздуха стабильный, Джордино прикрепил к маске трос для связи.

Пока один из матросов разматывал шланг подачи воздуха и трос связи, Джордино обвязал вокруг пояса Питта спасательный леер. Он выполнил все необходимые проверочные процедуры и включил микрофон.

– Ты хорошо меня слышишь? – спросил он.

– Ясно, но слабовато, – ответил Питт. – Включи громкость на максимум.

– Так лучше?

– Намного.

– Как ты себя чувствуешь?

– Вполне уютно. Как-никак я дышу теплым воздухом.

– Готов?

Питт знаком показал, что все в порядке. В это время к его поясу прикрепили фонарь, предназначенный для работы под водой.

Лили обошла водолаза и заглянула сквозь стекло маски.

– Желаю успеха, – сказала она, – и будь осторожен.

Он подмигнул ей в ответ.

Питт повернулся и в сопровождении двоих матросов, поддерживающих шланг и тросы, вышел из палатки на холод.

Джордино двинулся следом, но Лили остановила его, схватив за руку.

– Мы сможем его слышать? – обеспокоенно поинтересовалась она.

– Да, я присоединил к маске микрофон. Вы и доктор Гронквист лучше оставайтесь здесь, в тепле, и слушайте. Если же захотите что-нибудь ему передать, скажите мне, и я это сделаю.

Питт подошел к полынье и присел. Температура воздуха упала до нуля. Был ясный ноябрьский день, мороз сопровождался ветром скоростью всего лишь десять миль в час – это была большая любезность со стороны арктического климата.

Прежде чем погрузиться в воду, Питт обвел взглядом отвесные берега фьорда. Тонны снега и льда, прильнувшие к острым скалам, выглядели так, словно готовы вот-вот обрушиться. Он посмотрел в другую сторону – там протягивал к морю свои холодные руки ледник. И только потом Питт взглянул вниз.

Вода в полынье выглядела неприветливой и очень холодной.

Подошел капитан Найт и положил руку на плечо Питта. Он не мог видеть выражение лица водолаза – только его сосредоточенные зеленые глаза. Он заговорил громко, чтобы Питт услышал:

– Остался один час двадцать три минуты. Я подумал, ты должен это знать.

Питт ничего не ответил. Он только поднял большой палец вверх и скользнул в зеленую глубину.

Он медленно проследовал мимо окружавших его белых стен. Создавалось впечатление, что он погружается в колодец. Проникнув под толщу льда, он был ослеплен сверкающим калейдоскопом красок, создаваемых солнечными лучами. Нижняя сторона ледяного покрова была неровной, покрытой небольшими висящими сталактитами. Они образовались в результате охлаждения пресной воды, стекающей с ледников океана.

Видимость под водой была хорошая – примерно восемь метров по горизонтали. Он взглянул вниз и увидел небольшую колонию водорослей на каменистом дне. Вокруг него деловито сновали небольшие существа, похожие на креветок.

Огромный трехметровый бородатый тюлень с любопытством уставился на непрошеного гостя, предпочитая при этом сохранять дистанцию. Из его морды торчали пучки жесткой щетины. Питт помахал ему рукой, и зверь величественно удалился, окинув на прощанье аквалангиста настороженным взглядом.

Питт коснулся ногами дна и остановился, чтобы организм привык к давлению. Нырять под лед в спасательном жилете компенсационного типа было опасно, поэтому Питт его не надел. Он почувствовал, что его вес несколько больше необходимого, поэтому вынул из пояса и выбросил несколько свинцовых грузил. Воздух, который нагнетался компрессором, проходил через фильтр и затем подавался в маску, был теплым и чистым.

Питт взглянул вверх, чтобы сориентироваться по светлому пятну над головой, и проверил компас. Он не брал с собой глубиномер. Зачем? Ему предстояло работать на глубине не более четырех метров.

– Поговори со мной, – раздался в наушниках голос Джордино.

– Я на дне, – сказал Питт. – Все нормально.

Питт определил нужное направление и медленно поплыл.

– Корабль примерно в десяти метрах к северу от меня. Направляюсь к нему. Ослабьте шланг и канаты.

Он двигался очень медленно, внимательно следя, чтобы канаты не задевали острые камни. Он начал чувствовать холод. Слава богу, Джордино позаботился о том, чтобы воздух, которым он дышал, был теплым и сухим.

Перед глазами Питта появилась корма судна. Борта заросли водорослями. Он очистил рукой в перчатке небольшой участок, подняв облако зеленой мути. Дождавшись, пока облачко рассеется, он с интересом уставился на открывшуюся перед ним поверхность борта.

– Скажи Лили и Гронквисту, что я вижу деревянный корпус без кормового руля, но и без каких-либо признаков рулевых весел.

– Принято, – отозвался Джордино.

Питт извлек нож, закрепленный на голени правой ноги, и слегка поскреб поверхность внизу над килем. Под слоем водорослей оказался мягкий металл.

– Подводная поверхность обшита свинцовыми пластинами, – объявил он.

– Звучит заманчиво, – сказал Джордино. – Док желает знать, есть ли какой-нибудь орнамент на ахтерштевне.

– Минуточку.

Питт аккуратно убрал растительность с небольшого участка ахтерштевня рядом с тем местом, где он уходил в лед, и стал ждать, пока рассеется очередное зеленое облако.

– В ахтерштевень вделана табличка из какой-то твердой древесины. Здесь буквы и чье-то лицо.

– Лицо?

– С волнистыми волосами и бородой.

– А что там написано?

– Извините, но я не читаю по-гречески.

– Это не латынь? – проявил скептицизм Джордино.

В тусклом свете проникающих сквозь лед солнечных лучей было очень трудно разобрать надпись. Питт придвигался ближе до тех пор, пока стекло маски не коснулось таблички.

– Греческий, – уверенно сказал Питт.

– Это точно?

– Я целый месяц встречался с девушкой, у которой прабабушка была гречанкой.

– Продолжай. Наши собиратели костей уже в экстазе.

Прошло две минуты, и в наушниках снова зазвучал голос Джордино:

– Гронквист считает, что у тебя галлюцинации. А Майк Грэхем говорит, что изучал греческий язык в колледже. Он спрашивает, можешь ли ты описать буквы.

– Первая буква напоминает S, изображенную, как удар молнии. Потом идет А без правой ноги. Далее следует Р, затем еще одна покалеченная А, после нее нечто, похожее на виселицу или перевернутую букву L. После этого идет буква I, а в конце снова S в виде молнии. Лучшего описания я дать не могу. Воображения не хватает.

Слушая Питта, Грэхем пытался изобразить надпись на листке из блокнота. У него получилось следующее:

Полюбовавшись на дело рук своих, он понял, что в чем-то ошибся. Но в чем? Ему пришлось изрядно поднапрячь память, прежде чем он сообразил, в чем дело. Буквы были из классического алфавита восточных греков.

Задумчивое выражение его лица сменилось скептическим. Он написал короткое слово, вырвал листок и передал коллегам. Там было написано: «Sarapis».

Лили вопросительно взглянула на Грэхема:

– Это что-нибудь значит?

– Думаю, это имя греко-египетского бога, – сказал Гронквист.

– Да, – согласился Хоскинс, – это весьма популярное божество на Средиземноморье. Современное написание этого имени – Serapis.

– Итак, наш корабль называется «Серапис», – прошептала Лили.

Тут вмешался Найт:

– Насколько я понял, перед нами остатки римского, греческого или египетского корабля. Какого именно?

– Это за пределами нашей компетенции, – вздохнул Гронквист. – Чтобы ответить на ваш вопрос, необходима консультация морского археолога, специалиста по судоходству на Средиземноморье в первые века нашей эры.

А в это время находившийся подо льдом Питт медленно продвигался вдоль правого борта затонувшего судна. Добравшись до места, где начиналась ледяная стена, он поплыл обратно и, обогнув ахтерштевень, приблизился к левому борту. Здесь обшивка покоробилась и вздулась. Несколько ударов кулаком – и он увидел участок борта, продавленный льдом.

Он очистил пробоину и просунул голову внутрь. Ничего не было видно – только неясные, размытые силуэты. Протянув руку, он нащупал что-то круглое и твердое. Прикинув расстояние между сломанными досками обшивки, он понял, что протиснуться в него не удастся.

Он схватил верхнюю доску, уперся ногой в корпус судна и сильно дернул. Дерево гнулось, но не поддавалось. Питт уперся обеими ногами и потянул изо всех сил. Доска стояла насмерть. Он уже совсем было собрался признать свое поражение, когда пропитанная водой доска все-таки оторвалось, отбросив Пита назад на большой острый камень.

Любой уважающий себя морской археолог (и не только морской) заработал бы сердечный приступ, глядя на такое варварское отношение к древним артефактам. Но Питт не чувствовал угрызений совести. Ему было холодно, причем с каждой минутой становилось все холоднее, у него болело плечо от удара о камень – короче, все указывало на то, что очень скоро придется подниматься на поверхность.

– Я нашел пробоину в корпусе, – сообщил он. – Давайте камеру.

– Понял, – ответствовал Джордино. – Возвращайся, я тебе ее передам.

Питт вернулся к полынье и, догоняя пузырьки воздуха, всплыл на поверхность. Джордино лежал на животе на льду. Заметив Питта, он сполз вниз и передал ему подводную камеру.

– Испорти пару метров пленки и поднимайся, – сказал он. – Ты уже сделал более чем достаточно.

– Что говорит мистер Найт?

– Тверд, как всегда. Он сам хочет с тобой поговорить.

В наушниках послышатся голос Найта:

– Дирк?

– Да, Байрон.

– Ты на сто процентов уверен, что обнаружил судно, возраст которого более тысячи лет?

– Все признаки указывают на это.

– Мне нужно что-то существенное, чтобы убедить командование оставить нас здесь еще на сорок восемь часов.

– Подожди немного, и я передам им пламенный привет и поцелуй.

– Любой идентифицируемый артефакт меня устроит.

Питт отмахнулся и скрылся из вида.

Но он не сразу ринулся в пробоину. И не мог сказать, как долго плавал рядом с ней – минуту, может быть, две. Он не знал, что заставляло его медлить. Возможно, он ждал приглашающего жеста от высунувшегося из пробоины скелета, а может быть, боялся, что не найдет внутри ничего, кроме обломков исландской рыболовной шхуны восьмидесяти лет от роду. Хотя, вероятнее всего, он опасался, что это место может стать его могилой.

В конце концов он опустил голову, приготовился и поплыл к пробоине.

Перед ним открылась черная неизвестность.

17

Проскользнув внутрь, Питт несколько мгновений помедлил. Он опустился на колени, прислушиваясь к биению своего сердца и наблюдая за цепочкой пузырьков выдыхаемого им воздуха. Питт ждал, пока глаза привыкнут к подводному мраку.

Он не знал, что именно ожидает обнаружить, но нашел множество терракотовых сосудов, кувшинов, чашек и тарелок, аккуратно сложенных на стеллажах у переборок. Круглый предмет, который он нащупал, впервые заглянув в пробоину, оказался большим медным тазом, стенки которого почернели.

В первый момент он подумал, что стоит на твердом покрытии палубы. Но вскоре обнаружил, что его колени опираются на выложенную черепицей поверхность очага. Он поднял голову и увидел плавающие и лопающиеся на поверхности пузырьки. Тогда он выпрямился, и его голова оказалась над поверхностью воды.

– Я в судовом камбузе, – уведомил он заждавшихся слушателей. – Его верхняя часть над водой. Снимаю.

– Принято, – кратко сказал Джордино.

Следующие несколько минут Питт снимал пространство внутри камбуза над поверхностью воды и под ней, стараясь ничего не пропустить. Одновременно он вслух комментировал увиденное. Он обнаружил открытый шкаф, где стояли изящные стеклянные сосуды. Он взял один из них и заглянул внутрь. Сосуд был доверху наполнен монетами. Питт взял монету и потер ее пальцами одной руки, другой продолжая держать камеру. Очищенная поверхность монеты блеснула золотом.

Помимо воли на Питта нахлынули дурные предчувствия. Он поспешно оглянулся, словно ожидал увидеть членов экипажа, надвигающихся на него со всех сторон, дабы покарать за воровство. Но вокруг никого не было. Он был один и с благоговением прикасался к предметам, принадлежавшим людям, которые ходили по этой самой палубе, готовили пищу, ели и которые умерли шестнадцать веков назад.

Он начал думать, что могло с ними произойти. Как они попали сюда, на Крайний Север, учитывая, что о подобном путешествии не сохранилось никаких записей. Возможно, они умерли от переохлаждения, но где останки?

– Тебе лучше возвращаться, – сказал Джордино. – Ты находишься внутри судна уже полчаса.

– Еще рано, – ответил Питт.

«Как быстро пролетели тридцать минут!» – подумал он.

Ему показалось, что прошло не более пяти. Время стремительно летело, а холод чувствовался все сильнее. Питт бросил монету в сосуд и продолжил осмотр.

Потолок камбуза поднимался на полметра выше палубы, и маленькое полукруглое окно в верхней части носовой переборки было задраено. Питт заглянул в небольшую щелочку, но увидел лишь стену льда.

Он произвел предварительные замеры и обнаружил, что уровень воды в кормовой части камбуза был выше. По мнению Пита, это доказывало, что нос и центральная часть корпуса находились на покатом склоне берега.

– Что-нибудь еще? – Джордино сгорал от любопытства.

– Что тебя интересует?

– Ну останки экипажа, к примеру.

– Извини, костей нигде не вижу. – Питт снова опустил голову под воду и внимательно осмотрел палубу, чтобы быть уверенным.

– Возможно, они поддались панике и покинули корабль еще в море? – предположил Джордино.

– Здесь ничего не указывает на панику, – сказал Питт. – В камбузе идеальный порядок.

– Ты можешь проникнуть в другие помещения?

– В носовой переборке имеется люк. Я хочу посмотреть, что находится с той стороны.

Питт наклонился и нырнул в узкое отверстие, не забыв потянуть за собой воздушный шланг и канаты. Темнота действовала угнетающе.

Он снял с пояса фонарь и осветил очень маленькое помещение.

– Сейчас я нахожусь в помещении, похожем на склад, – заговорил он. – Воды здесь немного, не выше, чем по колени. Вижу инструменты, да, это наверняка инструменты судового плотника, запасные якоря, большой безмен...

– Безмен? – вмешался Джордино.

– Балансирные весы на крюке.

– Понял.

– Здесь также есть всякие топоры, свинцовые грузила и рыболовные сети. Сейчас посмотрю дальше.

Узкий деревянный трап вел наверх, к люку в верхней палубе. Питт все заснял, потом проверил ступеньки и с удивлением убедился, что они достаточно крепкие, чтобы выдержать его вес.

Питт осторожно поднялся по трапу и заглянул в то, что осталось от рубки. Он почти ничего не увидел – только бесформенные обломки, придавленные глыбами льда. Лед почти полностью раздавил это палубное помещение.

Не желая бессмысленно рисковать, Питт снова спустился вниз и направился к другому люку, который вел в грузовой трюм. Он осветил помещение фонарем и остолбенел.

Это был не просто грузовой трюм.

Это был склеп.

Мороз превратил сухой трюм в криогенную камеру. Восемь прекрасно сохранившихся тел окружили маленькую железную печурку, установленную возле носовой переборки. Все они были покрыты ледяным саваном, и создавалось впечатление, что кто-то обернул каждое тело прозрачным пластиком.

На их лицах читалось умиротворение, глаза были открыты. Словно манекены в витрине магазина, они сидели и стояли в разных позах, как будто некто неведомый изрядно потрудился, создавая нужную ему картину. Четверо сидели за столом и ели. Трое склонились над тарелками, один застыл с поднесенной ко рту чашкой. Двое сидели, облокотившись о стенку, и читали, в руках у них были свитки, – во всяком случае, так решил Питт. Один склонился над деревянным сундуком – Питт поневоле подумал, что он так шестнадцать веков и простоял в этой позе, – а последний что-то писал.

У Питта появилось ощущение, что он попал в машину времени. Он никак не мог поверить, что смотрит на людей, живших во времена Римской империи. Перед ним были древние мореплаватели, заходившие в порты, которых сотни лет нет на картах, предки, которые давно исчезли с лица земли.

Они не были готовы к встрече с арктическими морозами, не имели теплой одежды и поэтому кутались в одеяла. Все они были небольшого роста, не менее чем на голову ниже Питта. Один был лыс, только щеки и подбородок покрывала курчавая седая растительность. Второй имел ярко-рыжие волосы и большую окладистую бороду. Остальные были чисто выбриты. Насколько Питт смог рассмотреть их лица под ледяным саваном, самому младшему было не больше восемнадцати, старшему – немного за сорок.

У моряка, который писал, ноги были замотаны шерстяными тряпками, на голову натянута кожаная шапка. Он склонился над небольшой стопкой вощеных дощечек, лежавших на складном столике. В правой руке он сжимал перо.

Эти люди не выглядели так, будто медленно умерли от холода и голода. Смерть настигла их внезапно и совершенно неожиданно.

Питт догадывался, почему это произошло. Чтобы сохранить тепло, все люки были плотно задраены. Единственное вентиляционное отверстие было закрыто льдом. Котлы с пищей стояли на печи. Дым не мог выйти наружу. В результате в грузовом трюме образовалась смертельная концентрация окиси углерода. Смерть настигла этих людей неожиданно, прервав их занятия.

Стараясь передвигаться бесшумно, как будто он боялся разбудить давно умерших моряков, Питт осторожно взял со стола вощеные дощечки и аккуратно освободил их ото льда. Потом он расстегнул костюм и убрал их во внутренний карман.

Питт уже не замечал холода, нервное напряжение заставило его вспотеть. Он был полностью поглощен увиденным и не сразу услышал требовательный голос Джордино в наушниках.

– Ты еще с нами? – повторял встревоженный голос друга. – Ответь же, черт бы тебя побрал!

Питт пробормотал что-то неразборчивое.

– Повтори! Тебе нужна помощь?

Голос Джордино в конце концов все-таки вывел Питта из транса.

– Сообщи Найту, что его худшие опасения подтвердились, – уже вполне внятно ответил Питт. – Это действительно античное судно. Если же нужны доказательства, – монотонным голосом продолжил он, – я могу ему предъявить всю команду этого корабля.

18

– Тебя к телефону! – крикнула из окна кухни жена Юлиуса Шиллера мужу.

Шиллер, занятый приготовлением барбекю на заднем дворе своего уютного, утопающего в тени деревьев домика в Чеви-Чейз, вздохнул:

– Кто там?

– Он не представился, но, по-моему, это Дейл Николс.

Шиллер снова вздохнул и пошел в дом.

– Выйди посмотри, чтобы мясо не сгорело.

Встретившись с мужем на пороге, миссис Шиллер чмокнула его в щеку. Он вошел в кабинет, плотно закрыл дверь, сел за стол и взял трубку.

– Я слушаю.

– Здравствуй, Юлиус, это Дейл.

– Что случилось?

– Извини, что звоню в воскресенье. Я оторвал тебя от чего-то важного?

– Я готовил барбекю.

– Ты смелый человек. На улице только сорок пять градусов.

– Заодно мусор можно сжечь из гаража.

– Моя любимая еда – стейки и яйца.

Шиллер правильно понял упоминание о яйцах и включил шифратор[157].

– Ладно, Дейл, что у тебя?

– Я хотел сообщить о Гале Камиль. Замена прошла гладко.

– Ее двойник в госпитале Уолтера Рида? – спросил Шиллер.

– Да, под надежной охраной.

– Кто взялся за эту роль?

– Актриса Тери Руни. Грим, я бы сказал, великолепный. Ее невозможно отличить от Генерального секретаря, не столкнувшись нос к носу. В качестве необходимого фона мы организовали пресс-конференцию с врачами. Они ярко обрисовали, насколько тяжело ее положение.

– А Камиль?

– Она оставалась на самолете ВВС, который доставил ее из Гренландии. После дозаправки он вылетел в Бакли-Филд, это около Денвера. Оттуда ее отправили вертолетом в Брекенридж.

– Это лыжный курорт в Колорадо?

– Да. Она там отдыхает в шале сенатора Питта, расположенном недалеко от города. У нее никаких ранений, кроме нескольких царапин и легкого обморожения.

– Как она отнеслась к этим вынужденным мерам?

– Пока никак. Во время перевозки из госпиталя в Туле ее накачали успокаивающими препаратами. Но она все узнает, когда мы познакомим ее с разработанным нами планом операции по безопасной доставке ее в Нью-Йорк на открытие сессии Генеральной Ассамблеи. Близкий к ней источник сообщает, что она планирует обвинить Язида, разоблачить его как религиозного фанатика и представить доказательства его террористической деятельности.

– Я читал доклад этого источника, – сообщил Шиллер.

– До открытия сессии осталось пять дней. Язид использует все доступные ему средства, чтобы устранить ее.

– Придется держать ее во льдах, пока не наступит время выйти на сцену, – без малейшего намека на шутку заявил Шиллер.

– В настоящий момент она в безопасности, – заверил Николс. – У тебя есть свежая информация от египетского правительства?

– Президент Хасан готов к любому сотрудничеству с нами, во всяком случае, когда речь идет о Камиль. Он пользуется каждым часом, который может купить или украсть, чтобы запустить новые экономические реформы, и заменяет военных лидеров людьми, которым может доверять. Гала Камиль – единственный человек, мешающий Язиду предпринять немедленную попытку свержения египетского правительства. Если убийцы Язида сумеют остановить Камиль раньше, чем ее речь пройдет по каналам мировых информационных агентств и станет доступной средствам массовой информации, существует реальная опасность, что Египет станет вторым Ираном еще до конца текущего месяца.

– Не волнуйся, – заверил Николс, – Язид ни о чем не догадается, а потом будет слишком поздно.

– Полагаю, она под надежной охраной?

– В Колорадо направили лучшую команду агентов секретной службы. Президент лично руководит операцией.

В дверь постучала жена Шиллера и громко сообщила, не открывая дверь:

– Стейки готовы, Юлиус.

– Я приду через минуту, – ответил он.

Николс услышал разговор.

– Это все, что я хотел сообщить. Можешь спокойно отправляться есть мясо.

– Я бы чувствовал себя спокойнее, если бы в деле участвовало ФБР.

– Служба безопасности Белого дома предусмотрела все. Президент решил максимально сузить круг посвященных.

Шиллер на минуту задумался:

– Ох, что-то мне неспокойно, Дейл.

– Поверь мне, волноваться не о чем. Гала Камиль прибудет в нью-йоркскую штаб-квартиру ООН в полной боевой готовности.

– Дал бы Бог!

Шиллер положил телефонную трубку. Его не покидали опасения и самые дурные предчувствия. Он искренне надеялся, что служба безопасности Белого дома знает, что делает.

* * *

А на другой стороне улицы в фургоне «форда» с надписью «Слесарно-водопроводные работы. Круглосуточное обслуживание» сидело три человека. Фургон был до отказа набит электронной прослушивающей аппаратурой.

Они заступили на пост пять часов назад и с тех пор отчаянно скучали. Наблюдение, должно быть, самая скучная работа после поиска ржавчины на рельсах. Они были злы и раздражены. Один из мужчин курил, двое других мучились от духоты. Все трое замерзли и не имели возможности размяться. Бывшие агенты, специалисты по контршпионажу, они вышли в отставку и теперь работали по контрактам.

Многие агенты в отставке периодически выполняли работы для правительства, но эти трое были исключением. Они больше уважали деньги, чем патриотический долг, и продавали информацию, которую им удавалось добыть, тем, кто больше заплатит.

Один из них, тощий, лохматый блондин, не отрываясь смотрел в бинокль на закрашенное окно кабинета Шиллера.

– Он уходит, – проговорил бывший агент.

Тучный мужчина в наушниках, склонившийся над магнитофоном, кивнул:

– Он закончил разговор.

Третий, имевший роскошные напомаженные усы, манипулировал лазерным параболическим микрофоном, обладавшим сверхвысокой чувствительностью, и мог улавливать звуки голосов в комнате благодаря создаваемой ими вибрации оконного стекла. Колебания усиливались с помощью оптоволоконной техники и записывались на обычный магнитофон.

– Что-нибудь интересное? – полюбопытствовал взъерошенный блондин.

Толстый агент снял наушники и вытер пот со лба:

– Думаю, на свою долю от продажи этой бомбы я куплю лодку.

– Мне тоже нравятся денежки.

– Эта информация стоит больших денег, только надо знать, кому ее продать.

– Кого ты имеешь в виду? – спросил человек с усами.

Толстый улыбнулся как сытый койот:

– Богатенького дельца, который страстно желает договориться с Ахмедом Язидом.

19

Президент поднялся из-за стола и кивнул вошедшему в Овальный кабинет директору ЦРУ Мартину Брогану. С некоторых пор брифинг проводился каждое утро.

Формальный обмен рукопожатиями между двоими мужчинами, занимавшими самое высокое положение в стране, прекратился почти сразу же после того, как их встречи стали ежедневными. Худощавый и неизменно учтивый Мартин Броган против этого ничуть не возражал. Его узкие, с тонкими, длинными пальцами музыканта руки изрядно страдали от медвежьих пожатий президента, вес которого перевалил за двести фунтов.

Броган дождался, пока президент сел, и только после этого сам опустился на удобный кожаный стул. Согласно установленному ритуалу, президент налил кофе в большую кружку, добавил ложку сахару и передал Брогану.

Затем он провел рукой по своей посеребренной сединой шевелюре и внимательно взглянул на Брогана:

– Итак, какие секреты стали вам известны сегодня утром?

Броган пожал плечами и передач президенту тонкую кожаную папку.

– В девять часов утра по московскому времени советский президент Георгий Антонов по дороге в Кремль трахнул свою любовницу на заднем сиденье лимузина.

– Я могу только позавидовать такому способу начинать рабочий день, – ухмыльнулся президент.

– Он также сделал два телефонных звонка из машины. Один – Сергею Корнилову, руководителю советской программы космических исследований, другой – своему сыну, работающему в коммерческом отделе советского посольства в Мексике. Запись разговоров на страницах четыре и пять.

Президент открыл папку, нацепил на нос очки для чтения и пробежал глазами указанные страницы, как всегда удивляясь расторопности работы разведки.

– А как провел господин Антонов остаток дня?

– В основном он занимался внутренними делами. Вы бы вряд ли захотели оказаться на его месте. Состояние советской экономики день ото дня ухудшается. Реформы не работают. А старая гвардия в Политбюро вовсю копает под него. Военные также недовольны его предложениями по вооружениям и предпринимают шаги для сближения с оппозицией. Население также начало высказывать возмущение, тем более что очереди в магазинах становятся все длиннее, а продуктов – все меньше. Наши оперативники докладывают, что на стенах домов все чаще появляются написанные краской лозунги, призывающие к свержению режима. Объем промышленного производства снизился еще на два процента. Существует высокая вероятность того, что Антонов будет отстранен от власти еще до наступления следующего лета.

– Если мы не справимся с бюджетным дефицитом, я могу оказаться в одной лодке с ним, – невесело усмехнулся президент.

Броган промолчал. Да от него никто и не ждал ответной реплики.

– Каковы последние новости из Египта?

– Президент Хасан в полном смысле висит на волоске. Военно-воздушные силы пока за него, но армейские генералы уже близки к тому, чтобы объединиться с Язидом. Министр обороны Абу Хамид имел тайную встречу с Язидом в Порт-Саиде. Наши информаторы сообщают, что президент Хасан не изменит своей позиции. Он не желает попасть под диктат фанатиков Язида, и ему нужна помощь.

– Думаете, Язид сдастся?

Броган, не задумываясь, покачал головой:

– Конечно нет. Он не намерен делиться властью. Хамид явно недооценил наглую целеустремленность Язида. Мы как раз раскрыли заговор, имевший целью установить взрывчатое устройство в личный самолет Хамида.

– Вы его предупредили?

– Мне нужна была ваша санкция.

– Считайте, что вы ее получили, – сказал президент. – Только учтите, что Хамид подозрителен. Он может подумать, что это наша уловка, чтобы окончательно оторвать его от Язида.

– Мы дадим ему имена киллеров, и Хамид может удостовериться сам, если ему нужны доказательства.

Президент откинулся на спинку кресла и несколько секунд смотрел в потолок.

– Мы можем связать Язида с катастрофой самолета, на котором находилась Гала Камиль?

– Существуют только косвенные улики, – признан Броган. – Мы не сможем сделать никаких конкретных выводов, пока следственная комиссия не закончит свою работу. Пока обнаружено только несколько фактов. Точно известно, что настоящий летчик был убит. Его тело обнаружено в машине, припаркованной неподалеку от аэропорта Хитроу.

– Похоже на действия мафии.

– Да, за исключением того, что убийца великолепно загримировался, фактически превратившись в двойника пилота. После взлета он убил второго пилота и бортинженера, введя им высокотоксичное вещество. Затем он изменил курс самолета и покинул его над Исландией.

– Думаю, он работал с командой отлично обученных профессионалов, – сказал президент, поневоле восхищенный тщательно продуманным планом.

– У нас есть все основания считать, что он действовал один, – сказал Броган.

– Один? – недоверчиво переспросил президент. – Тогда этот сукин сын чертовски умен и изворотлив.

– Изощренное хитроумие – визитная карточка известного нам Сулеймана Азиза Аммара.

– Террорист?

– Ну... не в полном смысле этого слова. Аммар – один из самых умных убийц, с которыми мне доводилось сталкиваться. Жаль, что он играет против нас.

– Никогда не повторяйте ничего подобного в присутствии либералов из конгресса, – криво усмехнулся президент.

– И представителей средств массовой информации, – добавил Броган.

– У вас есть на него досье?

– В метр толщиной! Он настоящий король маскировки. Хороший мусульманин, не слишком интересующийся политикой, наемник, не замеченный в связях с исламскими фанатиками. Аммар запрашивает за работу огромные суммы и всегда их получает. Успешно занимается бизнесом. Его состояние оценивается в шестьдесят миллионов долларов. Он никогда не действует по установившимся правилам и редко повторяется. Он сам тщательно продумывает и разрабатывает свои планы до мельчайших, несущественных деталей и сам их выполняет. Все они выглядят как несчастные случаи. Он не оставляет улик, которые могли бы связать его с выполненными им операциями. Если Аммар идет к цели, невинные жертвы для него ровным счетом ничего не значат. По нашим предположениям, на его счету более сотни смертей за последние десять лет. Если будет доказано, что он пытался убить Галу Камиль, это будет его первый известный провал.

Президент поправил очки и снова вернулся к отчету о катастрофе:

– Я, должно быть, что-то пропустил. Если он планировал, что самолет исчезнет в океане, зачем ему было травить пассажиров?

– В том-то все и дело, – объяснил Броган. – Мои аналитики считают, что Аммар не убивал пассажиров.

Президент не сумел скрыть удивления:

– Вы меня совсем запутали, Мартин. Что, черт возьми, вы имеете в виду?

– В Туле вылетели патологоанатомы из лабораторий ФБР, чтобы произвести аутопсию трупов. В телах пилотов была обнаружена гигантская доза зарина. Одной пятидесятой части ее было достаточно, чтобы убить человека. Но пассажиры умерли от манцинеллы[158], добавленной в пищу.

Броган сделал паузу, чтобы выпить несколько глотков кофе. Президент нетерпеливо ждал, постукивая карандашом по настольному календарю.

– Манцинелла, или ядовитая гуайява, растет по берегам Карибского моря и Мексиканского залива, – продолжил Броган. – Это дерево со смертоносными, но тем не менее сладкими плодами, похожими на яблоки. Карибские индейцы используют сок ядовитой гуайявы, чтобы отравить наконечники стрел. Отведав ядовитых плодов, умирали и древние мореплаватели, и современные туристы.

– Ваши аналитики считают, что убийцы такого калибра, как Аммар, не станут связываться с манцинеллой?

– Что-то вроде этого, – согласился Броган. – У Аммара достаточно обширные связи, чтобы купить или украсть зарин в Европе. Манцинелла – это нечто другое. Ее нельзя взять с полки. Да и действует она далеко не сразу, а Аммару надо было убить быстро. В общем, я тоже нахожу маловероятным, что Аммар стал бы связываться с ядом.

– Если не араб, тогда кто?

– Мы не знаем, – ответил Броган. – Совершенно точно, это ни один из троих уцелевших. Единственный след, да и то слабый, ведет к мексиканскому делегату по имени Эдуардо Ибарра. Это единственный пассажир, кроме Галы Камиль, кто ничего в самолете не ел.

– Здесь сказано, что он погиб при крушении. – Президент снова начал просматривать текст. – Как он мог добавить в пищу яд так, чтобы никто не заметил?

– Мы полагаем, что это было сделано еще при упаковке продуктов на складе компании, которая поставляет провизию для авиалиний. Британские следователи сейчас проверяют этот след.

– Может быть, Ибарра невиновен, а не ел по какой-то другой причине, связанной с состоянием его здоровья?

– Как сообщила уцелевшая стюардесса, Тала ужин проспала, а Ибарра жаловался на расстройство желудка.

– Вполне возможно, он сказал правду.

– Но потом стюардесса заметила, что он ест сэндвич, который достал из портфеля.

– Тогда он знал, что пища отравлена.

– Похоже на то.

– Почему же он рискнул подняться на борт, если знал, что все, кроме него, умрут?

– На всякий случай. Вдруг он собирался убрать всю мексиканскую делегацию.

Президент снова оторвался от чтения и проявил интерес к потолку.

– Понятно, что Камиль – заноза в заднице Язида. Он платит Аммару за ее уничтожение. Тот небрежно выполняет работу, и самолет не падает в океан, как было запланировано, а производит посадку в Гренландии. Итак, это тайна номер один. Назовем ее египетской связью. Тайна номер два – мексиканская связь. Она куда более туманна. Нет ни одной видимой причины массового убийства, а единственный подозреваемый мертв. Будь я судьей, я бы отклонил дело за недостаточностью улик.

– Позвольте, я продолжу, – сказал Броган. – У нас нет сведений о террористических движениях, действующих в Мексике.

– Вы забыли о Топильцине, – неожиданно заявил президент.

– Мы не забыли ни о Топильцине, – заверил его Броган, – ни о том, что он сделал с Гаем Ривасом. С ним мы можем разобраться в любой момент. Вам достаточно только сказать.

Президент горестно вздохнул и ссутулился в кресле.

– Если бы все было так просто! Щелкнул пальцами – и ЦРУ убирает лидера оппозиции иностранного государства. Риск слишком велик. Кеннеди это понял и оставил мысль о попытке устранить Кастро.

– Рейган не возражал против попыток достать Муамара Каддафи.

– Да, – устало согласился президент, – он же не знал, что Каддафи надует всех и умрет от рака.

– С Топильцином нет смысла рассчитывать на такое везение. Судя по сообщениям медиков, он здоров как бык.

– Этот человек безумен. Если он придет к власти в Мексике, для нас это будет катастрофа.

– Вы прослушали запись, сделанную Ривасом?

– Четырежды, – вздохнул президент, – этого достаточно, чтобы начали сниться кошмары.

– А если Топильцин все-таки сумеет свалить теперешнее правительство и выполнит свою угрозу послать миллионы мексиканцев через нашу границу захватить юго-восточные районы Америки? – осторожно поинтересовался Броган.

Президент ответил до странности мягко и спокойно:

– Тогда у меня не будет другого выхода – и я прикажу своим вооруженным силам считать эту орду нелегалов иностранными захватчиками.

* * *

Вернувшись в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли, Броган обнаружил, что его ожидает помощник военно-морского министра Элмер Шоу.

– Извините, что помешал, – сказал Шоу. – Я знаю, как вы заняты, но у меня есть новости, которые, я уверен, вас заинтересуют.

– Должно быть, это важные новости, раз вы пришли лично.

– Они действительно важные.

– Проходите и садитесь. Ваши новости хорошие или плохие?

– Очень хорошие.

– Тогда все остальное может подождать, – объявил Броган. – Буду счастлив услышать для разнообразия что-нибудь хорошее.

– Наш научно-исследовательский корабль «Полярный исследователь» вел поиски пропавшей советской субмарины класса «альфа».

– Я знаю, – перебил его Броган.

– Так вот, она найдена.

Глаза Брогана на мгновение удивленно расширились, после чего он, довольно улыбнувшись, стукнул кулаком по столу. Шоу не смог вспомнить, доводилось ли ему когда-нибудь видеть такое довольное выражение лица директора ЦРУ.

– Мои поздравления. Субмарины класса «альфа» – лучшие в обоих флотах. Ваши люди сработали мастерски.

– Ну лодка-то пока еще не наша, – сказал Шоу.

Глаза Брогана снова сузились.

– А что русские? Они знают о нашем открытии?

– Не думаю. Вскоре после обнаружения затопленной субмарины наш корабль сошел с намеченного курса и принял участие в спасательной операции на месте крушения самолета с делегацией ООН. Получилась превосходная дымовая завеса. Наши агенты в ВМФ России подтверждают, что там все спокойно. Фотографии флота русских в Северной Атлантике, сделанные со спутника, подтверждают, что ни один корабль не изменил курс и не пошел в район поиска.

– Странно, – задумчиво протянул Броган, – почему они не послали свой корабль по следу «Полярного исследователя».

– Они послали, – объяснил Шоу. – И вообще они довольно внимательно следили за нашими операциями. Они не мешали, справедливо считая, что наши более совершенные подводные поисковые технологии помогут нам справиться там, где они потерпели бы неудачу. Кроме того, они рассчитывали, что, обнаружив субмарину, наши моряки как-нибудь себя выдадут.

– Но они этого не сделали.

– Нет, – уверенно заявил Шоу. – Правила безопасности соблюдались самым строгим образом. Об истинной цели поиска знал только капитан и два специалиста из НУМА, которые непосредственно вели поиск. Остальные члены команды были уверены, что цель исследований – перемещение айсбергов и геология дна.Доклад об успешном завершении поисков был доставлен мне лично помощником капитана «Полярного исследователя», так что у русских не было возможности прослушать наши линии связи.

– Хорошо. Что мы теперь будем делать? – спросил Броган. – Не сомневаюсь, что русские не допустят повторения инцидента с «Гломар эксплорер». И район, где исчезла субмарина, будет постоянно патрулироваться их кораблями.

– Мы думаем о подводной спасательной операции, – сказал Шоу.

– Когда?

– Если мы начнем подготовку немедленно и произведем некоторую модификацию существующего подводного оборудования, сможем приступить к операции через десять месяцев.

– Итак, пока мы игнорируем субмарину?

– Совершенно верно, – ответил Шоу. – Кстати, произошло еще одно событие, которое поможет нам запутать Советы. И здесь флоту необходима ваша помощь.

– Слушаю.

– Во время спасательных операций и расследования причин авиакатастрофы люди из НУМА, участвовавшие в поисковых работах, неожиданно наткнулись на затонувшее судно, которое вполне может оказаться древним римским кораблем, которому уже более десяти веков.

Броган покосился на Шоу с изрядной долей скептицизма.

– В Гренландии?

Шоу кивнул.

– По предварительным заключениям экспертов это действительно так.

– Что же может сделать ЦРУ, чтобы помочь флоту разобраться с обломками древнего корабля?

– Организовать небольшую дезинформацию. Было бы очень кстати, если в русские поверили, что «Полярный исследователь» был занят поисками именно этого корабля.

Броган заметил на своем интеркоме мигающую лампочку.

– Неплохая идея. Будем разбрасывать крошки хлеба по ложной дорожке и в то же время готовиться захватить их новейшую субмарину.

– Что-то вроде этого.

– А что вы будете делать с римскими обломками?

– Начнем разработку нового археологического проекта, который станет прикрытием действительной операции. «Полярный исследователь» останется на месте раскопок, и команда примет в них непосредственное участие.

– Субмарина находится близко к этому месту?

– Около десяти миль.

– Есть данные о ее состоянии?

– Обнаружены некоторые механические повреждения, вызванные столкновением с возвышением на дне, но в основном она цела.

– А римское судно?

– Наши люди утверждают, что нашли отлично сохранившиеся тела экипажа.

Броган встал из-за стола и проводил Шоу к двери.

– Невероятно, – восхищенно пробормотал он, после чего задорно усмехнулся. – Интересно, там обнаружатся какие-нибудь древние государственные секреты?

Шоу тоже вежливо улыбнулся.

– Лучше бы тайник с сокровищами.

Собеседники еще не знали, что в течение ближайших сорока восьми часов им предстоит вспомнить эти шутливые фразы, которыми они обменялись напоследок.

20

Команда «Полярного исследователя» под руководством археологов прорубала дорогу к попавшему в ледяной плен судну. Слой за слоем они убирали лед, и вскоре верхняя палуба оказалась очищенной от форштевня[159] до ахтерштевня.

Всех работавших на льду фьорда неодолимое любопытство влекло к месту раскопок. Только Питт и Лили не участвовали в работах. Они оставались на борту ледокола и занимались изучением вощеных дощечек.

Моряки и археологи, летчики и следователи, изучавшие причины авиакатастрофы, подходя к месту раскопок, поневоле замолкали. Люди смотрели на частично очищенное ото льда судно, испытывая почтительное благоговение перед хранимыми им тайнами веков.

Хоскинс и Грэхем измерили корпус. Длина судна составляла около двадцати метров, ширина – восемь метров. От мачты остался обломок в два метра от основания, и верхняя часть пока не была найдена. Остатки бегучего такелажа[160] змеились по палубе, словно были сброшены с высоты. От некогда больших парусов остались только обрывки полотна.

Покрытие палубы было проверено на прочность. Оказалось, что оно осталось таким же прочным, как в тот день, когда судно покинуло уже давно забытую древнюю средиземноморскую судоверфь. Артефакты, находившиеся на палубе, были осмотрены, сфотографированы, затем осторожно подняты и перевезены на борт «Полярного исследователя» для полной очистки и составления каталога. После обработки все найденные предметы были уложены в холодильные камеры, чтобы не допустить их разрушения до ввоза в страну, которой еще не существовало, когда древнее торговое судно вышло в свой последний рейс.

Гронквист, Хоскинс и Грэхем не разбирали то, что осталось от рубки, и не заглядывали в камбуз. Очень медленно, пожалуй, даже нежно, они приоткрыли крышку люка, ведущего в грузовой трюм. Гронквист лег на живот и просунул голову и плечи в образовавшееся отверстие. Он сползал вниз до тех пор, пока балки перекрытия не перестали загораживать ему обзор.

– Они там? – взволнованно спросил Грэхем. – Они именно такие, как описывал Питт?

Гронквист долго смотрел на ужасные белые лица, превратившиеся в посмертные маски. Ему на секунду показалось, что, если он спустится вниз, соскребет лед и как следует встряхнет этих людей, они откроют глаза и вернутся к жизни.

Он немного помедлил, прежде чем ответить. Дневной свет позволял ему хорошо видеть весь трюм, и он заметил две фигуры, прижавшиеся друг к другу в самом дальнем углу, которых не видел Питт.

– Они именно такие, как говорил Питт, – хрипло проговорил он. – Только здесь есть еще девочка и собака.

* * *

Питт стоял возле палубного крана и наблюдал, как Джордино разворачивает вертолет НУМА над кормой «Полярного исследователя». Спустя пятнадцать секунд шасси коснулось нарисованного на палубе центра посадки, рев турбин стих, и винты мало-помалу остановились.

Правая дверца открылась, и на палубу спрыгнул очень высокий человек в коричневой вельветовой куртке, брюках такого же цвета и ботинках. Куртка была расстегнута на груди, открывая высокий ворот зеленого свитера. Человек огляделся, словно не сразу понял, где находится, потом заметил Питта, помахал ему рукой и пошел навстречу. Он двигался мягкой кошачьей походкой, съежившись и глубоко засунув руки в карманы. Судя по всему, он не был привычен к арктическому холоду.

Питт сделал шаг навстречу гостю и сразу провел его в теплую каюту.

– Доктор Редферн?

– А вы Дирк Питт?

– Совершенно верно, я Питт.

– Наслышан о ваших подвигах.

– Благодарю за то, что выкроили время приехать сюда. Я знаю, насколько вы загружены работой.

– Смеетесь? – расхохотался Редферн, глядя на Питта горящими энтузиазмом глазами. – Да я не задумываясь бросил все свои дела! Не существует археолога, который не отдал бы все на свете, чтобы очутиться на моем месте. Когда я смогу взглянуть на ваши находки?

– Через десять минут стемнеет. Думаю, будет лучше, если вы пока побеседуете с доктором Гронквистом, археологом, который руководит раскопками. Он покажет вам предметы, найденные на верхней палубе. А завтра с первыми лучами солнца вы сможете увидеть все своими глазами.

– Звучит заманчиво.

– У вас есть багаж? – спросил Питт.

– Предпочитаю путешествовать налегке. У меня с собой только портфель и небольшая сумка.

– Ал Джордино...

– Пилот вертолета?

– Да. Он проследит, чтобы ваши веши отнесли в комнату, где вы будете жить. А сейчас, если вы последуете за мной, я обеспечу вас какой-нибудь согревающей жидкостью и пищей для ума.

Доктор Мел Редферн был человеком очень высокого роста. Он заметно возвышался над Питтом и был вынужден согнуться чуть ли не вдвое, чтобы пройти через низкий дверной проем. Его светлые волосы начали редеть и росли на лбу треугольным выступом, за стеклами очков в тонкой оправе живо поблескивали внимательные серо-голубые глаза. Его длинное тело было достаточно подтянутым для человека, которому перевалило за сорок, но небольшой живот уже был заметен даже при не слишком внимательном взгляде.

В прошлом звезда баскетбольной команды колледжа, он потом стал играть за профессионалов. Получив степень доктора антропологии, Редферн обнаружил незаурядный талант в области подводных исследований и со временем стал одним из ведущих экспертов в классической подводной археологии. Его имя было известно во всем мире.

– Как прошел перелет из Афин в Рейкьявик? – поинтересовался Питт.

– Превосходно. Я в основном спал, – бодро ответил Редферн. – А вот пока военный самолет летел от Исландии до эскимосского поселения, расположенного в сотне миль отсюда, я едва не превратился в ледышку. Надеюсь, здесь можно будет раздобыть теплую одежду? У меня с собой ничего нет! Я собирался на теплые греческие острова и не планировал оказаться за полярным кругом.

– Командир нашего корабля Байрон Найт обо всем позаботится, – заверил гостя Питт. – Если не секрет, над чем вы работали в Греции?

– Греческое судно второго века до нашей эры, затонувшее с грузом мраморных скульптур, – ответил Редферн и, не в силах больше сдерживать одолевавшее его любопытство, приступил к расспросам: – Кстати, в радиограмме не было указано, какой груз перевозило ваше судно.

– В трюме я обнаружил только членов экипажа, никакого груза там не было.

– Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, – философски заметил Реферн. – Нельзя получить все и сразу, но ведь хочется... Но вы сказали, что оно в основном целое?

– Совершенно верно. Заделать небольшую пробоину, восстановить мачту и такелаж, заменить весла – и можно отправляться в нью-йоркскую гавань.

– Это потрясающе! Доктор Гронквист сумел отнести его к определенному периоду?

– Да, по найденным монетам. Их чеканили примерно в триста девяностом году нашей эры. Мы знаем и название. «Серапис». Оно было написано по-гречески на ахтерштевне.

– Не могу поверить! Полностью сохранившееся византийское торговое судно четвертого столетия! – в восхищении пробормотал Редферн. – Это будет археологическое открытие века! Не могу дождаться, чтобы увидеть все собственными глазами.

Питт привел Редферна в офицерскую кают-компанию, где за столом сидела Лили и копировала надписи с вощеных табличек на бумагу. Питт представил археологов друг другу:

– Доктор Лили Шарп, доктор Мел Редферн.

Лили встала и протянула руку гостю:

– Это для меня большая честь, доктор. Хотя моя специализация – сухопутная археология, я была вашей страстной поклонницей и с интересом следила за вашими подводными работами с тех самых пор, как окончила школу.

– Очень рад нашему знакомству, – вежливо ответил Редферн. – Давайте отбросим церемонии и сразу перейдем на «ты».

– Чем тебя угостить? – спросил Питт.

– Тарелка супа и галлон горячего шоколада оказались бы сейчас весьма кстати.

Питт передач заказ стюарду.

– Да, а о какой пище для ума ты говорил? – спросил Редферн с любопытством ребенка, вскакивающего с постели рождественским утром.

Питт взглянул на гостя и улыбнулся:

– Как у тебя с латынью, Мел?

– Более или менее. Но мне казалось, ты говорил, что судно греческое.

– Оно действительно греческое, – сказала Лили, – но капитан вел журнал на латыни. Мы обнаружили шесть вощеных дощечек с текстом. На седьмой – линии, похоже на карту. Дирк обнаружил их при первом погружении. Я перенесла надписи на бумагу, так что теперь с них можно будет снять копии. Кроме того, я перерисовала карту. Правда, пока нам не удалось определить место – там нет никаких названий.

Редферн опустился на стул и взял в руки одну из табличек. Несколько минут он молча рассматривал ее, причем на его лице было написано почтение, граничащее с благоговением. Потом он отложил в сторону табличку, взял бумаги Лили и начат читать.

Стюард принес гигантскую кружку горячего шоколада и тарелку бостонской похлебки из моллюсков, но Редферн настолько увлекся чтением, что лишился аппетита. Он наугад протянул руку, нащупал кружку и принялся размеренно подносить ее ко рту, делая большие глотки, но при этом не отрывал глаз от бумаг. Спустя десять минут он встал и забегал по кают-компании, бормоча себе под нос латинские фразы и, казалось, совершенно позабыл о своей восхищенной аудитории. Питт и Лили сидели молча, боясь нарушить ход мыслей ученого, но с любопытством наблюдая за его действиями. Редферн остановился, метнулся к столу и снова уставился в бумаги. Нетерпеливое ожидание повисло в воздухе.

Прошло еще несколько минут, и Редферн наконец опустил бумаги на стол, причем его руки заметно дрожали. Потом он сел и невидящими глазами воззрился в пространство перед собой. Его глаза затуманились.

– Вы выглядите так, словно нашли священный Грааль, – не выдержал Питт.

– Что там? – подала голос Лили. – Что вы обнаружили?

Голос Редферна был так тих, что они с трудом расслышали ответ. Он опустил голову и был поглощен собственными мыслями.

– Существует вероятность того, что ваша случайная находка откроет двери к величайшей коллекции сокровищ литературы и искусства, которая когда-либо была известна человечеству.

21

– Теперь, когда вы целиком завладели нашим вниманием, быть может, вы поделитесь своими открытиями? – сухо поинтересовался Питт.

Редферн помотал головой, словно хотел стряхнуть наваждение.

– История, вернее, сага, – по-моему, это слово наиболее подходящее – воистину удивительна. Я сам не в состоянии ее постичь.

Лили спросила:

– На этих табличках объясняется, почему греко-римское судно оказалось так далеко от родных берегов?

– Не греко-римское, – поправил Редферн, – а византийское. Когда «Серапис» вышел в плавание, столица империи была перенесена Константином Великим[161] из Рима на Босфор, где находился греческий город Византии.

– Который позднее стал Константинополем, – добавил Питт.

– А затем Стамбулом, – продолжил Редферн, обращаясь к Лили. – Извини, что сразу не дал прямого ответа. Да, на табличках сказано, почему судно пришло сюда. Чтобы понять это, необходимо вспомнить, что в триста двадцать третьем году до нашей эры в Вавилоне умер Александр Великий. Его империя была разделена генералами. Один из них, Птолемей, стал царем Египта. Он заполучил и тело Александра, поместив его в саркофаг, сделанный из золота и хрусталя. Позднее он воздвиг красивый мавзолей, вокруг которого построил великолепный город, по роскоши превзошедший Афины. В честь бывшего царя город был назван Александрией.

– Какое все это имеет отношение к нашему кораблю? – не поняла Лили.

– Потерпите немного, – сказал Редферн. – Сейчас вы все поймете. Птолемей также создал музей и собрал огромную библиотеку. Его преемники, в том числе и Клеопатра, и более поздние, продолжали пополнять музей ценными манускриптами и предметами искусства, так что со временем музей и в первую очередь библиотека стали величайшим хранилищем литературы и искусства из всех, доселе существовавших. Так продолжалось до триста девяносто первого года нашей эры. В том году император Феодосий и александрийский патриарх Теофилий, человек очень религиозный, решили, что почитание чего бы то ни было, кроме только что возникших христианских догм, есть язычество. Именно они явились вдохновителями уничтожения библиотеки. Статуи, произведения искусства из мрамора и бронзы, золота и кости, картины и гобелены, книги в кожаных и папирусных свитках и даже тело Александра – все это должно было быть сожжено.

– О каких количествах идет речь?

– Только книг нам были десятки тысяч.

Лили покачала головой:

– Какая ужасная потеря!

– Остаться должны были только библейские и церковные письмена, – продолжил рассказ Редферн. – Библиотека и музей в конечном счете были стерты с лица земли арабскими и исламскими армиями примерно в шестьсот сорок шестом году нашей эры.

– Шедевры, которые накапливались веками, – сказал Питт, – были безвозвратно утрачены.

– Да, – согласился Редферн. – Так считалось до сегодняшнего дня. Но если то, что я сейчас прочитал, окажется правдой, самая ценная часть коллекции вовсе не потеряна. Она спрятана.

– Вы хотите сказать, что она существует до сих пор? – переспросила ошарашенная Лили. – Ее не сожгли? Погрузили на судно? Вывезли?

– Во всяком случае, именно это написано на дощечках.

На физиономии Питта явственно отразилось сомнение.

– Но ведь «Серапис» мог вывезти только незначительную часть коллекции. Судно слишком маленькое, его грузоподъемность не более сорока тонн. Экипаж мог разместить в грузовом трюме пару статуй и несколько тысяч свитков, но в нашем случае и речи быть не может о тех количествах произведений искусства, о которых ты говорил.

Редферн покосился на Питта с уважением.

– А ты, однако, проницателен, – сказал он, – и хорошо знаешь морское дело.

– Давай вернемся к нашему судну, – поторопил профессора Питт, – и к тому, как оно оказалось в Гренландии.

Редферн взял листочки с текстом и разложил их в нужном порядке.

– Я не буду дословно переводить латынь четвертого века, – сказал он. – Тогда язык был сухим и формальным. Я постараюсь на английском передать суть того, что здесь написано. Первая запись датирована третьим апреля триста девяносто первого года по юлианскому календарю. Начинается она примерно так: «Я, Кассий Руфинус, капитан судна „Серапис“, состоящий на службе у греческого купца Никиаса в портовом городе Родос, дал согласие перевезти груз для Юния Венатора из Александрии. Рейс предстоит длительный и напряженный. Венатор не называет пункта назначения. В этот рейс со мной отправляется моя дочь Ипатия, и ее мать очень обеспокоена предстоящей долгой разлукой. Но Венатор платит в двадцать раз больше наших обычных ставок, это хороший доход и для Никиаса, и для нас. Груз был доставлен на борт ночью под усиленной охраной. Все было окутано тайной. Во время погрузки мне и экипажу было предписано оставаться на берегу. На судне осталось четыре солдата под командованием центуриона Домиция Северуса. Они отправятся с нами в рейс. Мне все это чрезвычайно не нравится, но Венатор полностью расплатился с нами, и я не могу нарушить условия контракта».

– Честный человек, – заметил Питт. – Трудно поверить, что он так ничего и не выяснил о характере груза.

– Он узнал правду слишком поздно. Следующие строки – это записи о ходе путешествия. Он также упоминает о происхождении названия своего судна. Я сразу перейду к тому месту, где он говорит о первом заходе в порт.

"Я не устаю благодарить нашего бога Сераписа[162], даровавшего нам спокойное и необременительное путешествие продолжительностью четырнадцать дней до Картаго-Нова, где мы смогли отдохнуть в течение пяти дней и принять на борт четырехкратный по сравнению с обычным запас продовольствия. Здесь мы присоединились к другим кораблям Юния Венатора. Это преимущественно большие суда грузоподъемностью двести тонн. Всего флот Юния Венатора состоит из шестнадцати кораблей, включая флагманский, на котором находится сам Венатор. Наш «Серапис» – самый маленький из них".

– Целый флот! – воскликнула Лили. Не усидев на месте, она вскочила, словно намеревалась немедленно бежать на поиски этого флота. – Они действительно спасли коллекцию!

Редферн, улыбаясь, кивнул.

– Во всяком случае, есть шанс, что им это удалось. Суда грузоподъемностью двести – триста тонн были самыми крупными для той эпохи. Предположим, два судна были загружены продовольствием. Даже если считать грузоподъемность остальных ровно двести тонн, мы имеем общий тоннаж флота две тысячи восемьсот тонн. Этого достаточно, чтобы перевезти как минимум треть сокровищ библиотеки и значительную часть музейной коллекции.

Питт попросил сделать небольшой перерыв. Он взял у стюарда две чашки кофе и поставил одну перед Лили. Потом, подумав, он сходил на камбуз еще раз и принес тарелку с пончиками. Сам он принялся медленно расхаживать между столами, временами прихлебывая кофе: так ему лучше думалось.

– Пока, насколько я понимаю, похищение библиотеки является вашей теорией, – сказал он. – Лично я еще не услышал никаких фактов, ее подтверждающих.

– Об этом сказано далее, – пояснил Редферн. – Описание груза, находившегося на судне, приведено в конце журнала.

Питт окинул морского археолога взглядом, полным нетерпения, и снова сел.

– На следующих табличках Руфинус упоминает о небольших поломках, выполнении ряда ремонтных работ, слухах, дошедших до него в доках, и многочисленных зеваках, посещающих причалы Картаго-Нова. Думаю, вы знаете, что сегодня это порт Картахена. Странно, но он больше ничего не пищет о тревогах в связи с предстоящим путешествием. Он даже не указал дату, когда флот покинул порт. Но самое удивительное – это цензура. Послушайте следующий параграф. «Мы вышли в море. Быстроходные суда берут на буксир тихоходные. Я больше не могу писать. Солдаты следят за всеми моими действиями. По строжайшему приказу Венатора мы не должны делать никаких записей во время этого путешествия».

– Мы собрали вместе кое-какие кусочки головоломки, но главные ее фрагменты отсутствуют, – пробормотал Питт.

– Там должно быть что-то еще, – сказала Лили. – Я точно знаю, я же переписывала текст с табличек.

– Совершенно верно, – согласился Редферн, перелистывая страницы. – Вот что Руфинус пишет спустя одиннадцать месяцев: «Теперь я могу свободно писать все, что захочу, о нашем ужасном путешествии, не опасаясь наказания. Венатор и его армия рабов, Северус и легионеры, а также все судовые команды уничтожены варварами. Флот сожжен. „Серапис“ уцелел, потому что мой страх перед Венатором сделал меня осторожным. Я узнал, что за груз мы перевозили, и запомнил место, где его спрятали. Такие секреты должны держаться в тайне от простых смертных. Я подозревал, что Венатор и Северус планировали убить всех, за исключением самых верных солдат и экипажа одного из кораблей, который обеспечил бы их возвращение домой. Я опасался за жизнь дочери, поэтому вооружил своих людей и приказал им оставаться поблизости от корабли, чтобы мы могли отплыть при первых же признаках опасности. Но варвары нанесли удар первыми. Они убили рабов Венатора и легионеров Северуса. Наши стражники погибли в бою, после чего мы подняли якорь и отвели судно от берега. Венатор пытался спастись и поплыл за нами. Я не мог рисковать жизнями Ипатии и команды и не повернул назад. Учитывая направление течения, такая попытка была бы самоубийственной».

Редферн сделал паузу и пояснил:

– В этом месте Руфинус возвращается назад, к моменту выхода флота из Картахены. «Путешествие из Испании к месту назначения заняло пятьдесят восемь дней. Погода благоприятствовала, ветер был попутным. За эту милость Серапис потребовал жертву. Два члена команды умерли от неизвестной болезни».

– Должно быть, он имеет в виду цингу, – сказала Лили.

– Древние мореплаватели очень редко совершали долгие рейды без захода в порт, – пояснил Питт. – Цинга стала известна только во время длительных путешествий испанцев. Хотя это ничего не значит, они могли умереть и по другим причинам.

Лили взглянула на Редферна и нерешительно улыбнулась:

– Извини, что перебила. Продолжай, пожалуйста.

– «Сначала мы подошли к острову, населенному варварами, похожими на скифов, но с более темной кожей. Они проявили дружелюбие и с радостью помогли нам пополнить запасы продовольствия и воды. Мы видели вокруг много островов, но флагманский корабль двигался вперед. Только Венатор знал, куда мы направляемся. Наконец мы увидели пустынный, лишенный растительности берег и приблизились к широкому руслу реки. Мы стояли там пять дней и пять ночей, дожидаясь попутного ветра. Затем мы вошли в реку и двинулись вверх по течению, причем временами были вынуждены грести, пока не достигли холмов Рима».

– Холмов Рима? – удивленно воскликнула Лили. – Но этого не может быть!

– Очевидно, это было просто сравнение, – предположил Питт.

– Нелегкая задачка, – согласился Редферн.

– «Рабы, ведомые надсмотрщиком Латинием Мацером, долго вели земляные работы в холмах над рекой. Восемь месяцев спустя груз, доставленный флотом, был выгружен с судов и спрятан под землей».

– Он описал, где именно был спрятан груз? – спросил Питт.

Редферн взял одну из табличек и сравнил ее с копией Лили.

– Некоторые слова написаны неразборчиво. Мне придется как следует поработать, чтобы с максимальной точностью восстановить текст. «Итак, секрет секретов спрятан в холмах в огромной пещере, выкопанной рабами. Этого места не видно с берега из-за острых скал. После того как все работы были завершены, с холмов налетела орда варваров. Я не знаю, успели ли Венатор и его люди вовремя замуровать пещеру, поскольку я был занят – помогал экипажу отвести судно от берега».

– Руфинус не фиксировал расстояния, – разочарованно протянул Питт, – и никогда не указывал направление. К тому же есть шанс, и немалый, что варвары, кто бы они ни были, давно разграбили хранилище.

– Я все-таки не думаю, что случилось худшее, – оптимистично заявила Лили. – Огромная коллекция не могла пропасть бесследно, словно ее никогда не существовало. Какие-нибудь ее части или хотя бы отдельные предметы непременно всплыли бы где-нибудь.

– Все зависит от района, где происходило действие, – сказал Питт. – За пятьдесят восемь дней при средней скорости примерно три с половиной узла суда могли пройти более четырех тысяч морских миль.

– Если они шли по прямой, – вмешался Редферн, – что маловероятно. Руфинус только утверждал, что за пятьдесят восемь суток они ни разу не пристали к берегу. Путешествуя в незнакомых водах, они наверняка были вынуждены держаться невдалеке от береговой линии.

– Но в каком направлении они двигались? – спросила Лили.

– Наиболее логично предположить, что к южному побережью Западной Африки, – сообщил Редферн. – Финикийское судно обошло по часовой стрелке вокруг Африки еще в пятом веке до нашей эры. Карты этого маршрута уже существовали во времена Руфинуса. Здравый смысл подсказывает, что Венатор после прохождения Гибралтарского пролива повернул свой флот на юг.

– Ну я бы не был столь категоричен, – сказал Питт. – Руфинус описывает острова.

– Это могут быть Мадейра, Канары или острова Кейп-Верде.

– Все равно не получается. Невозможно объяснить, каким образом «Серапис» оказался в другом конце земного шара, преодолев расстояние от юга Африки до Гренландии. Это все же более восьми тысяч миль.

– Ты прав. Это меня тоже смущает.

– Лично я голосую за северное направление, – с энтузиазмом заявила Лили. – Почему это не могут быть Шетландские или Фарерские острова? Раскопки при этом придется вести вдоль побережья Норвегии, а может быть, и Исландии.

– Я согласен с точкой зрения Лили, – сообщил Питт. – Эта теория прекрасно объясняет, как «Серапис» оказался в Гренландии.

– Руфинус описал, как им удалось спастись от варваров? – спросила Лили.

Редферн залпом допил свой шоколад, уже, к сожалению, остывший, и продолжил:

– «Мы вышли в открытое море. Процесс плавания был нелегким. Звезды занимали другое положение, да и солнце было не на своем обычном месте. С юга то и дело налетали яростные штормы. На десятый день один из наших людей был смыт за борт. Нас сносило в северном направлении. На тридцать первый день наш бог привел нас в спокойную бухту. Мы смогли выполнить необходимый ремонт и запастись продовольствием. Также мы увеличили балласт. Недалеко от берега виднелось бескрайнее море карликовых сосен. Почва была насыщена влагой. Достаточно было воткнуть в песок палку, и из него начинала сочиться пресная вода. После шести дней плавания последовало еще одно потрясение, гораздо хуже, чем предыдущее. Теперь наши паруса бесполезны. Страшный шторм сломал мачту и унес рулевые весла. Много дней мы дрейфовали, оставаясь совершенно беспомощными, отдавшись на волю ветра и волн. Я потерял счет дням. Спать было невозможно. Вода была очень холодной. На палубе стал намерзать лед. Судно лишилось остойчивости. Я приказал своему измученному и окоченевшему экипажу сбросить кувшины с водой и вином за борт»... Вот откуда взялись амфоры, найденные вами на дне при подходе к фьорду, – сказал Редферн и продолжал: – "Вскоре после того как нас занесло в длинный, узкий залив, мы сумели подвести судно к берегу и тут же провалились в глубокий сон, длившийся два дня и две ночи. Серапис – недобрый бог. Наступила зима, и лед сковал судно. У нас не было выбора, оставалось только попытаться пережить зиму в ожидании теплых дней. На противоположном берегу залива мы обнаружили поселение варваров. Оказалось, что они готовы торговать с нами. Мы покупали у «их еду. Они использовали наши золотые монеты в качестве украшений, не имея понятия об их стоимости. Они показали нам, как можно согреться, сжигая жир гигантских рыб. Мы сыты и, я надеюсь, выживем. У меня появилось много свободного времени, и я решил каждый день вести записи. Сегодня я опишу груз, который рабы Венатора выгрузили из трюма моего судна. Никто не видел, что я наблюдал за процессом выгрузки из камбуза и даже вел некоторые записи. При виде одного большого предмета все упали на колени, всем своим видом выражая почтение».

– Что он имеет в виду? – спросила Лили.

– Терпение, – ответил Редферн. – Слушайте. «Триста двадцать медных труб с маркировкой Геологические карты. Шестьдесят три крупных гобелена. Они были обернуты вокруг большого, изготовленного из золота и хрусталя саркофага, в котором находился прах Александра. Мои колени задрожали. Я видел его глаза сквозь...» К сожалению, на этом текст обрывается, – грустно сказал Редферн. – Он не окончил фразу. На последней табличке изображена конфигурация береговой линии и направление течения реки.

– Саркофаг с телом Александра Великого, – взволнованно прошептала Лили. – Неужели он так и лежит в какой-то пещере?

– Вместе с другими сокровищами Александрийской библиотеки, – добавил Редферн. – Увы, мы можем только уповать на это, но сделать, к сожалению, не можем ничего.

Реакция Питта была совершенно другой. Он казался совершенно уверенным в себе, когда заявил:

– Надежда – это для мечтателей. А я человек действия и утверждаю, что смогу найти эту античную реликвию за тридцать, нет, пожалуй, даже за двадцать дней.

Глаза Лили и Редферна удивленно округлились. Они взирали на Питта с подозрением, каким обычно взирают на политика, обещающего снизить налоги. Иными словами, они ему не поверили.

– Заливаешь, – вздохнула Лили.

Но Питт был воплощением искренности:

– Давайте взглянем на карту.

Редферн передал ему копию, которую Лили сделала с рисунка на дощечке, увеличив его. В общем-то там нечего было рассматривать – только набор волнистых линий, расположенных, казалось бы, абсолютно произвольно.

– Она нам ничего не даст, – сказал ученый, – здесь нет никаких названий.

– Этого вполне достаточно, – заявил Питт сухим и уверенным тоном, – чтобы привести нас к цели.

В четыре часа утра Питт проснулся. Он автоматически перевернулся на другой бок, чтобы снова провалиться в сон, но тут до него дошло, что он в каюте не один. Кто-то включил свет и разговаривает с ним:

– Извини, дружок, но тебе придется встать.

Питт зевнул, приоткрыл один глаз и мрачно уставился на серьезное лицо Байрона Найта.

– Какого черта?

– Приказ с самого верха. Ты должен немедленно отправляться в Вашингтон.

– Они сказали тебе – зачем?

– Если ты еще не понял, поясняю: они – это Пентагон. А теперь отвечаю: нет, они не снизошли до объяснений.

Питт сел и спустил босые ноги на пол.

– А я, признаюсь, надеялся подольше побыть здесь и понаблюдать за раскопками.

– Значит, тебе не повезло, – резюмировал Найт. – Ты, Джордино и доктор Шарп должны вылететь не позднее, чем через час.

– Лили тоже? – Питт встал и направился к туалетному зеркалу. – Понимаю, большие боссы желают расспросить меня и Ала насчет советской субмарины, но Лили-то здесь при чем?

– Хозяева не откровенничают с рабами, – усмехнулся Найт. – Я ничего не знаю.

– А что с транспортом?

– Полетите тем же путем, что Редферн. Вертолетом до эскимосской деревни, оттуда военным самолетом на Исландию, там пересядете на бомбардировщик «Б-52», который возвращается в Штаты на ремонт.

– Мне это не нравится, – сообщил Питт, едва не подавившись зубной пастой. – Если они хотят со мной сотрудничать, почему не прислали личный самолет?

– Ты очень сообразителен для столь раннего часа.

– Если меня вытаскивают из постели еще до рассвета, мне ничего не стоит сказать всем объединенным начальникам штабов, вместе взятым, куда засунуть свои желания.

– Туда же отправится и мое очередное звание, – простонал Найт. – Я буду виновен заодно с тобой.

– Наоборот, держись за меня – и станешь адмиралом.

– Хотелось бы верить.

Питт вытащил изо рта зубную щетку, тщательно вымыл ее и постучал ею Найта по голове:

– Ты имеешь дело с гением и никогда не забывай этого. Отправь радиограмму. Мы полетим на вертолете НУМА прямо на базу ВВС в Туле, а там нас пусть ждет правительственный самолет, который и доставит нас в столицу.

– А может быть, лучше не дразнить голодного добермана, который наконец дождался своей законной миски с мясом?

Питт картинно воздел руки к небу:

– Ну почему здесь никто не верит в мои творческие возможности?

22

Ясный, безоблачный день клонился к закату. Вашингтон готовился к окончанию рабочего дня. Опускающееся солнце заливало холодным светом белый гранит правительственных зданий, превращая его в золотистый мрамор. По голубому небу плыли ватные клочковатые облака, которые с борта приземляющегося «Гольфстрима IV» выглядели как вполне твердая субстанция.

Самолет мог принять на борт девятнадцать пассажиров, но Питт, Джордино и Лили были одни в пассажирском салоне. Самолет еще рулил по взлетной полосе военно-воздушной базы в Туле, а Джордино уже спал и с тех пор ни разу не открыл глаза. Лили то засыпала, то снова просыпалась и в периоды бодрствования читала «Порог» Марлиса Милхайзера.

Питт в течение всего перелета бодрствовал. Он что-то напряженно обдумывал, иногда делал записи в блокноте. Временами он отвлекался и смотрел в окно. Длинные вереницы машин тянулись из центра Вашингтона в жилые районы, сверху они напоминали шевелящиеся щупальца.

Мысленно он снова и снова возвращался к замерзшему экипажу древнего судна, капитану Руфинусу и его дочери Ипатии. Питт искренне сожалел, что не заметил девочку в темноте трюма, хотя камера зафиксировала ее вполне ясно. Девочка лежала в дальнем углу, прижимая к себе маленькую длинношерстную собаку.

Описывая ее, Гронквист вытирал слезы. Питт подумал, что не пожелал бы ей превратиться в музейный экспонат, на который будут глазеть бесконечные вереницы любопытных.

Глядя вниз на Вашингтонскую аллею, которая была отлично видна, когда «Гольфстрим» заходил на посадку, Питт на время отбросил мысли о погребенном подо льдом судне и вернулся к размышлениям о поиске сокровищ Александрийской библиотеки. Он точно знал, что намерен делать. Ему пришлось основывать всю стратегию поиска на тех нескольких линиях, что были нацарапаны на вощеной дощечке рукой умирающего человека. Закон Мерфи, гласящий, что если что-то может пойти неправильно, обязательно так и пойдет, уже начал работать против него.

Линии на карте могут не совпасть с известными географическими очертаниями по целому ряду причин: воск мог деформироваться из-за быстрого перепада температур от очень низкой на погибшем судне до высокой на борту «Полярного исследователя». Руфинус вполне мог ошибиться в масштабе и неточно показать изгибы береговой линии и реки. Но хуже всего было другое: землетрясения и прочие природные катаклизмы, процесс формирования и эрозия грунта, а также перемена климата за прошедшие шестнадцать веков могли неузнаваемо изменить ландшафт.

Питт чувствовал, что в нем загорается дух состязательности. Он чуял запах вызова. Для людей беспокойных, тонко чувствующих вечных мятежников этот запах является чем-то средним между ароматом возбужденной женщины и свежескошенной травы. Он искушает и манит, пока тот, кому брошен вызов, не забывает об опасности и возможности провала. Волнение, всегда связанное с погоней, поиском, значило для Питта ничуть не меньше, чем действительный успех. Когда же он на самом деле достигал почти невозможного, неизбежно наступало разочарование.

Первым препятствием был недостаток времени на поиски. Вторым – советская субмарина. Он и Джордино были обязаны осуществлять надзор за подводной спасательной операцией.

Размышления Питта прервал раздавшийся в динамиках голос пилота, предлагающий пристегнуть ремни. Он видел, как маленькая тень самолета постепенно увеличивается на фоне приближающихся деревьев, уже уронивших листву. Бурая, пожухлая трава мелькнула за окном и сменилась сероватым бетонным покрытием. Пилот вырулил с главной взлетно-посадочной полосы военно-воздушной базы Эндрюс и остановился на площадке возле внушительных размеров фургона «форд-таурус».

Питт помог Лили спуститься по трапу. Потом он вместе с Джордино вынес багаж и положил возле фургона. Водитель, очень молодой юноша – школьников они уже набирают, что ли? – стоял в стороне, словно боялся вмешиваться. Два очень крутых, судя по внешнему виду, молодчика молча уложили багаж в машину.

– Каков наш план? – поинтересовался Питт у водителя, усаживаясь в машину.

– Ужин с адмиралом Сэндекером в его клубе.

– Каким адмиралом? – переспросила Лили.

– Сэндекером, – ответил Джордино. – Это руководитель НУМА. Должно быть, мы сделали что-то хорошее. Это большая редкость – быть приглашенным к нему на ужин.

– Не говоря уже о том, что ужин состоится в клубе Джона Пола Джонса, – добавил Питт.

– Это что-то эксклюзивное?

– Более чем, – кивнул Джордино. – Это хранилище для старых, заржавевших военно-морских офицеров, у которых в жилах течет не кровь, а трюмные воды.

Когда «форд» въехал на тихую узкую улочку Джорджтауна, было уже совсем темно. Миновав пять домов, водитель свернул на посыпанную гравием подъездную аллею и через несколько мгновений остановил машину под портиком особняка из красного кирпича, выстроенного в викторианском стиле. В холле они увидели человека, нетерпеливо расхаживающего взад-вперед по пушистому ковру. Его костюм явно был сшит у очень хорошего портного, но это не добавило ему солидности. Внешне адмирал был очень похож на бойцового петуха. Его физиономия, казалось, состояла из одних острых углов, что всегда наводило Питта на мысль о сидящих на скалах грифах. Ярко-рыжая шевелюра переходила в тщательно подстриженную бородку клинышком.

Адмирал Джеймс Сэндекер не умел спокойно входить в помещение. Он всегда брал его штурмом.

– Очень рад снова видеть вас, парни, – заявил он, но тон его был не столько дружеский, сколько официальный. – Я слышал, что найденное вами древнее судно заставит ученых переписывать учебники по истории. Средства массовой информации уделяют вашей находке большое внимание.

– Нам сопутствовала удача, – ответил Питт. – Позвольте представить вам доктора Лили Шарп. Лили, адмирал Джеймс Сэндекер.

Находясь в обществе привлекательной женщины, адмирал неизменно сиял как маяк. Вот и теперь он устремился к Лили, лучась от счастья:

– Доктор, вы самая прекрасная женщина, которую когда-либо видели эти стены.

– Я рада, что ваш клуб не грешит женской дискриминацией.

– Но вовсе не потому, что его члены не имеют предубеждений в этом вопросе, – ухмыльнулся Джордино. – Ни одна нормальная женщина не в состоянии вынести рассуждений этих изгоев общества о войне.

Сэндекер одарил Джордино испепеляющим взглядом, но промолчал.

Лили, изрядно удивленная, молча смотрела на мужчин. Ей показалось, что между ними существует старая и острая вражда.

Питт не рассмеялся, за что сразу себя очень зауважал, но сдержать улыбку все-таки не сумел. Он наблюдал за подобными перепалками уже десять лет и все же, как выяснилось, так к ним и не привык. Все близкие им люди отлично знали, что и Сэндекер и Джордино – лучшие друзья.

Лили решила, что наилучший выход в создавшейся ситуации – тактическое отступление.

– Если кто-нибудь из вас, джентльмены, покажет мне, где дамская комната, я освежусь с дороги.

Сэндекер махнул рукой в дальний конец зала.

– Первая дверь направо. И, пожалуйста, не торопитесь.

Как только дама удалилась, адмирал провел Питта и Джордино в маленькую гостиную и плотно закрыл дверь.

– Через час я ухожу на совещание к командующему, поэтому другой возможности поговорить наедине у нас не будет. Я вкратце изложу вам все, что хотел сказать, пока не вернулась доктор Шарп. Прежде всего я должен вас поздравить. Вы чертовски хорошо поработали, сначала обнаружив советскую субмарину, а потом захлопнув над ней крышку. Президент был очень доволен и просил меня поблагодарить вас.

– Когда начинаем? – спросил Джордино.

– Что начинаем?

– Подводную спасательную операцию с субмариной.

– Наши разведывательные подразделения считают, что необходимо некоторое время выждать. Они хотят подкинуть советским агентам дезинформацию. Пусть станет очевидным, что мы сочли продолжение поисков ненужной тратой денег налогоплательщиков и отказались от продолжения работ.

– Сколько будем ждать? – спросил Питт.

– Может быть, год. Точно не знаю. В любом случае это время будет потрачено на разработку проекта и подготовку оборудования.

– У меня такое чувство, – начал Питт, подозрительно глядя на адмирала, – что мы не будем включены.

– Совершенно верно, – не стал спорить адмирал. – Тут вы вне игры.

– Могу я спросить – почему?

– У меня есть для вас более интересная работа.

– Что может быть более интересным, чем раскрыть секреты самой современной подводной лодки Советов? – сдержанно поинтересовался Питт.

– Прогулка на лыжный курорт, – ответил Сэндекер. – У вас появилась редкая возможность насладиться свежим воздухом и пушистым снегом Скалистых гор. Вам заказаны билеты в Денвер на завтра. Вылет в десять сорок пять. Доктор Шарп будет вассопровождать.

Питт взглянул на Джордино, тот пожал плечами. Тогда Питт снова повернулся к адмиралу и спросил:

– Это награда или ссылка?

– Считайте это рабочей поездкой. Сенатор Питт объяснит вам подробности.

– Мой отец?

– Он ждет вас сегодня вечером дома. – Сэндекер извлек из жилетного кармана большие золотые часы и внимательно посмотрел на циферблат. – Мы не должны заставлять ждать прекрасную даму.

Сэндекер направился к двери, но Питт и Джордино не двинулись с места. Казалось, они оба приросли к ковру.

– Не торопитесь, адмирал! – Голос Питта был сух и резок. – Или вы будете играть в открытую, или никто на этом свете не заставит меня подняться на борт самолета завтра утром.

– Я тоже вряд ли смогу участвовать в поездке, – подал голос Джордино. – Чувствую приближение очередного приступа. И все из-за грибка, который я по вашей милости подхватил в джунглях Борнео.

Сэндекер на полдороге остановился, резко обернулся и в упор уставился на Питта:

– Вам не удастся обмануть меня, мистер Питт. Вам в высшей степени наплевать на советскую субмарину. Просто вам так хочется найти Александрийскую библиотеку, что вы не желаете думать ни о чем другом.

Питт спокойно ответил, мысленно похвалив себя за выдержку и терпение:

– Вы проницательны как всегда, адмирал. И у вас, конечно, есть собственные каналы связи, которым вы доверяете больше, чем нам. Я намеревался по возвращении в Вашингтон передать вам записи из журнала «Сераписа». Судя по всему, кто-то меня опередил.

– Капитан Найт. Он передал перевод, выполненный доктором Редферном, в министерство военно-морского флота, откуда он был передан в Комитет национальной безопасности и президенту. Я прочитал копию еще до того, как вы вылетели из Исландии. Вы открыли ящик Пандоры и даже не заметили этого. Если сокровище существует и будет найдено, это может вызвать политический переворот. Но я не намерен углубляться в это. Работа, которой вам предстоит заняться, поручена твоему отцу по причинам, которые он объяснит тебе лучше меня.

– А при чем здесь Лили?

– Она – главное ваше прикрытие. Всегда существует вероятность, что произойдет утечка информации или КГБ заподозрит, что мы все-таки обнаружили субмарину. Мартин Броган хочет, чтобы вы работали открыто над археологическим проектом. Вот почему я встречаюсь с вами в этом клубе, а твой отец проинструктирует вас у себя дома. Ваши перемещения не должны выглядеть подозрительно, если за вами будут следить.

– Для меня это слишком сложно.

– Тайны бюрократии нам неподвластны, – вздохнул Джордино. – Интересно, смогу я достать билет на матч «Денвер» – «Бронко»?

– Я рад, что мы поговорили с глазу на глаз, – сказал Сэндекер. – А теперь давайте отыщем наш столик. Я умираю с голоду.

* * *

Питт и Джордино доставили Лили к отелю Джефферсона. Она пожала руки обоим мужчинам и вошла в вестибюль. За ней следован швейцар с чемоданами. Питт и Джордино приказали водителю ехать к десятиэтажному зданию из стекла и бетона – штаб квартире Национального морского и подводного агентства.

Джордино направился прямо в свой офис, располагавшийся на четвертом этаже, а Питт поехал в лифте на десятый этаж в узел связи. Он достал из портфеля конверт и положил в карман, а портфель оставил у секретаря.

Он долго шел вдоль бесконечных рядов всевозможного электронного оборудования и компьютеров, пока не обнаружил человека, сидевшего скрестив ноги на выложенном плиткой полу, созерцая миниатюрный магнитофон, только что извлеченный из большого игрушечного кенгуру.

– Эта зверюга фальшивит, когда поет «Танцующую Матильду»? – поинтересовался Питт.

– Откуда ты знаешь?

– Просто предположил.

Хайрем Йегер взглянул на Питта снизу вверх и ухмыльнулся. У него было кукольное лицо и очень светлые, абсолютно прямые волосы, для удобства заплетенные на затылке в косичку. Его кудрявая борода спускалась на грудь аккуратными колечками, вызывая у посторонних неудержимое желание дернуть за нее, чтобы проверить ее подлинность. На мир он взирал сквозь старые бабушкины очки и был одет как разорившийся участник родео – в старые джинсы, потрепанную рубашку и ботинки, которыми побрезговал бы даже старьевщик.

Сэндекер переманил Йегера из компьютерной компании в Силиконовой долине и дат ему зеленую улицу, поручив обеспечение защиты всей информации НУМА. Союз человеческого гения и совершенной компьютерной техники оказался весьма плодотворным. Йегер собрат обширнейший банк данных, содержащий всю когда-либо опубликованную информацию, касающуюся Мирового океана.

Йегер еще несколько секунд повертел в руках магнитофон и динамик и отложил их в сторону.

– Я бы придумал лучшую систему, даже имея в своем распоряжении только кухонную утварь.

– Ты сможешь починить это?

– Не знаю, может быть, и нет.

Питт недоверчиво покачал головой и обвел рукой огромный компьютерный зал:

– Ты создал все это и не сумеешь отремонтировать простенький кассетный магнитофон? Ни за что не поверю!

– У меня не лежит к этому душа, – сообщил Йегер. Он встал, прошел в офис и поставил кенгуру на угол своего рабочего стола. – Возможно, когда-нибудь, если у меня появится настроение, я переделаю его в говорящую лампу.

Питт преследован за ним и закрыл дверь.

– А для более экзотической работы у тебя есть настроение?

– В какой области?

– Исследование.

– Покажи!

Питт вынул из кармана конверт и передал Йегеру. Компьютерный гений НУМА сгорбился на стуле, открыл конверт и вытряхнул содержимое. Быстро просмотрев отпечатанный текст, он нахмурился, вернулся к началу и прочитан более внимательно. Последовала долгая пауза. Потом Йегер тяжело вздохнул и поверх очков уставился на Питта:

– Это со старого корабля, который вы нашли?

– Ты знаешь о нем?

– Нужно быть слепым и глухим, чтобы не знать. О нем пишут все газеты, да и телевидение не обделяет его своим вниманием.

Питт кивнул на бумаги, которые Йегер держал в руках.

– Это перевод с латыни записей судового журнала.

– От меня-то ты чего хочешь?

– Взгляни на листок с картой.

Йегер достал нужный лист и мрачно уставился на хитросплетение линий.

– Ты хочешь, чтобы я нашел этот участок на современной географической карте?

– Если можешь, конечно.

– Всего-то? Для начала скажи, что это.

– Береговая линия и река.

– Когда это нарисовано?

– В триста девяносто первом году нашей эры.

Йегер изумленно воззрился на Питта:

– С таким же успехом ты мог бы попросить меня перечислить названия улиц Атлантиды.

– Запрограммируй своих электронных приятелей на прокладку курса после выхода флота из Картахены. Ты также можешь попробовать действовать в обратном порядке, я имею в виду от места гибели судна в Гренландии. Я его отметил.

– Ты понимаешь, что этой реки, скорее всего, уже не существует?

– Догадываюсь.

– Мне необходимо разрешение адмирала.

– Получишь завтра утром.

– Ладно, – угрюмо согласился Йегер, – посмотрю, что тут можно сделать. Сколько у меня времени?

– Занимайся этим, пока не получишь результат, – сказал Питт. – Мне придется ненадолго уехать из города. Послезавтра вернусь и приду полюбопытствовать, как идут дела.

– Можно я задам один вопрос?

– Конечно.

– Это действительно важно?

– Да, – торжественно сказал Питт. – Думаю, очень важно. Возможно, это дело намного важнее, чем мы с тобой можем представить.

23

Когда отец Питта открыл дверь своего выстроенного в колониальном стиле дома на Массачусетс-авеню в Бетезда-Мэриленд, на нем были выцветшие брюки цвета хаки и потертый свитер. Сенатский Сократ был известен своими неизменно дорогими и модными костюмами, всегда украшенными золотой головкой калифорнийского мака на лацкане. Но не на публике он одевался как владелец ранчо за работой.

– Дирк! – радостно воскликнул он и крепко пожат сыну руку. – В последнее время мы, к сожалению, очень редко видимся.

Питт обнял отца за плечи, и они вместе прошли в рабочий кабинет сенатора, основной достопримечательностью которого были книжные полки, закрывавшие стены от пола до потолка. В изящно украшенном камине лениво колыхались язычки пламени.

Сенатор предложил сыну располагаться где ему будет удобно и направился к бару:

– Тебе, как всегда, джин и мартини?

– Для джина, пожалуй, сейчас слишком холодно. Может быть, «Джек Дэниелс»?

– Как хочешь. Каждый человек волен травиться, чем пожелает.

– Как мама?

– Она на каком-то новомодном курорте в Калифорнии. В очередной раз пытается похудеть. Вернется послезавтра на два фунта тяжелее.

– Ну если ей это нравится...

Сенатор передал Питту бурбон, после чего плеснул в свой стакан портвейна.

– Давай выпьем за удачную поездку в Колорадо!

Питт не стал пить.

– Могу я узнать, кому принадлежала блестящая идея отправить меня покататься на лыжах?

– Мне.

Питт сделан глоток «Джека Дэниелса» и уставился на отца тяжелым взглядом.

– Какая здесь связь с сокровищами Александрийской библиотеки?

– Очень тесная, если, конечно, сокровища существуют.

– Ты говоришь как частное лицо или как бюрократ?

– Как патриот.

– Ладно, – вздохнул Питт. – Тогда просвети меня, а то я, признаться, этой связи не усматриваю. Почему произведения классического искусства и литературы, а также саркофаг Александра Великого вдруг стали жизненно важными для государственных интересов Соединенных Штатов?

– Не совсем так, – сказал сенатор. – Прежде всего нас интересуют карты, показывающие геологические ресурсы древнего мира. Затерянные золотые рудники фараонов, шахты, где добывались изумруды для царицы Клеопатры, окутанная множеством легенд таинственная земля Пунт[163], известная залежами серебра, сурьмы и золота необычного зеленоватого цвета. Эти места были хорошо известны две-три тысячи лет назад, но теперь забыты, погребены под толщей времени. Еще существовала сказочная земля Офир, богатая ценными полезными ископаемыми. Ее местонахождение и сегодня волнует ученых. Копи царя Соломона, вавилонского Навуходоносора и Шебы, королевы Сабы[164], чья сказочная земля осталась только в библейских преданиях. А сколько богатств скрыто под песками Ближнего Востока!

– Ну предположим, все это нашли, и что дальше? Какое дело нашему правительству до карты месторождений полезных ископаемых, принадлежащих другим странам?

– Это отнюдь не лишний аргумент при заключении разного рода сделок, – ответил сенатор. – Если мы найдем дорогу к сокровищам, можно вести переговоры о совместных поисках. У нас появится тема для разговора с лидерами разных стран, а значит, и возможность улучшить международные отношения.

Питт покачал головой и заявил:

– Для меня новость, что конгресс теперь стремится к улучшению международных отношений. Нет, здесь должно быть что-то еще.

Сенатор кивнул, втайне восхищенный проницательностью сына.

– Ты прав. Скажи, тебе знаком термин "стратиграфическая[165] ловушка"?

– Должен быть знаком, – ухмыльнулся Питт. – Я нашел одну такую несколько лет назад в Лабрадорском море в районе провинции Квебек.

– Да, проект «Дудлбаг», я помню.

– Стратиграфическая ловушка – это нефтяное месторождение, которое почти невозможно обнаружить. Обычные сейсмические исследования результата не дают. А такие месторождения нередко оказываются очень богатыми.

– Известно, что битум, углеводородная смола или асфальт использовались в Месопотамии еще пять тысяч лет назад для гидроизоляции зданий, каналов, глиняных дренажных труб и для конопачения лодок. В более поздние периоды греки упоминали о родниках, бьющих на побережье Северной Африки, покрытых пятнами нефти. Римляне писали о некой местности в Синае, которую называли Нефтяной горой. А в Библии говорится о том, что Бог приказал Иакову выкачать нефть из горы, и описана долина Сидим, покрытая илистыми ямами, которые вполне могли быть залежами смолы[166].

– Разве эти области не были установлены и в них не производилось бурение?

– Производилось, конечно, но ничего существенного пока не было обнаружено. Геологи, к примеру, утверждают, что с вероятностью девяносто процентов только в Израиле имеются месторождения сырой нефти объемом до пятисот миллионов баррелей. К сожалению, местонахождение древних залеганий неизвестно, все-таки за много веков произошли и землетрясения, и сдвиги земной коры.

– Значит, наша главная цель – найти нефтяное золотое дно в Израиле?

– Ты не можешь не признать, что это решило бы множество проблем.

– Я и не спорю.

Несколько минут сенатор и Питт сидели молча, глядя на огонь в камине. Если Йегер ничего не найдет в своих банках данных, шансов на успех нет. Неожиданно Питт разозлился, осознав, что обитатели Белого дома и конгресса куда больше заинтересованы в нефти и золоте, чем в сокровищах литературы и искусства, которые могли пополнить знания человечества об истории.

Что ж, подумал он, такова реальность, бороться с этим бесполезно.

Молчание нарушил телефонный звонок. Сенатор подошел к столу и взял трубку. Он не произнес ни слова, только несколько секунд слушал, после чего вернул трубку на место.

– Сомневаюсь, что в Колорадо я смогу найти потерянную библиотеку, – сухо сказан Питт.

– Я был бы удивлен, если бы тебе это удалось, – заметил сенатор. – Мои сотрудники организовали для тебя встречу с ведущими специалистами в этой области. Доктор Бертрам Ротберг всю свою жизнь занимается поисками Александрийской библиотеки. Он сообщит тебе информацию, которая, безусловно, поможет в работе.

– Почему я должен ехать к нему? Полагаю, было бы целесообразнее привезти его в Вашингтон.

– Ты встречался с адмиралом Сэндекером?

– Да.

– Тогда ты знаешь, как важно держать тебя и Ала Джордино подальше от обнаружения советской субмарины. Только что звонил агент ФБР, который следил за агентом КГБ, а тот в свою очередь шел по пятам за тобой.

– Приятно, что я пользуюсь такой популярностью.

– Ты не должен делать ничего, что могло бы вызвать подозрения.

Питт согласился:

– Прекрасно, я все понял. Но что, если русские заинтересуются моей миссией? Они ведь тоже могут пожелать получить информацию об Александрийской библиотеке.

– Такая вероятность существует, – признал Сенатор, – но она невелика. Мы приняли все необходимые меры предосторожности, чтобы текст с найденных тобой вощеных дощечек остался в секрете.

– Еще один вопрос.

– Давай.

– За мной следят, ты мне сам об этом сообщил, – сказал Питт. – Тогда что помешает агентам КГБ проследовать за мной до порога доктора Ротберга?

– Ничего, – ответил Сенатор. – В этом мы не сможем им помешать. Пусть делают свою работу.

– Итак, мы запускаем очередное шоу.

– Точно.

– Но почему я?

– Из-за твоего автомобиля «Л-29 Корд».

– При чем тут мой «корд»?

– Человек, которого ты нанял для ремонта, звонил сюда на прошлой неделе и сообщил, что закончил работу и машина выглядит превосходно.

– Значит, я поеду в Колорадо при свете прожекторов, чтобы забрать коллекционную машину, покататься на лыжах и приятно провести время с доктором Шарп?

– Точно, – повторил сенатор. – Вы остановитесь в отеле «Брекенридж». Там вас будет ждать сообщение, где и когда вы встретитесь с доктором Ротбергом.

– Напомни мне, чтобы я никогда не покупал у тебя лошадей.

Сенатор рассмеялся:

– Ты бы лучше сам никогда не вмешивался во всякие хитроумные комбинации.

Питт допил бурбон и поставил стакан на стол:

– Не возражаешь, если я поселюсь в нашем семейном домике?

– Я бы предпочел, чтобы ты держался от него подальше.

– Но ведь все мое лыжное снаряжение там, в гараже!

– Ты можешь взять все необходимое напрокат.

– Это глупо!

– Вовсе нет, – ровным голосом сказал сенатор. – Дело в том, что, как только ты откроешь дверь, тебя пристрелят.

* * *

– Ты уверен, парень, что тебе надо именно сюда? – спросил шофер такси, остановившись возле строения, по внешнему виду напоминавшего заброшенный ангар в дальнем углу Вашингтонского международного аэропорта.

– Вполне, – ответствовал Питт.

Шофер с опаской посмотрел по сторонам. Вокруг было темно и пустынно. Как бы чего не вышло, подумал шофер и на всякий случай нащупал под сиденьем кусок трубы, который припрятал для подобных случаев. Он настороженно глядел в зеркало заднего вида на Питта. Заметив, что он достал из внутреннего кармана бумажник, шофер немного расслабился. Да и лицо пассажира не было похоже на физиономию грабителя.

– Сколько с меня?

– На счетчике восемь шестьдесят.

Питт расплатился, добавив разумные, по его мнению, чаевые, вышел из машины и остановился, ожидая, когда водитель откроет багажник и достанет багаж.

– Здесь плохое место, – пробормотал таксист.

– Ничего себе. Меня здесь ждут.

Питт дождался, пока огни машины скроются в темноте, и только после этого с помощью карманного передатчика отключил сигнализацию и вошел внутрь ангара. Он нажал несколько кнопок на передатчике, и помещение озарилось ярким светом.

Это был дом Питта. На первом этаже рядами стояли всевозможные машины – коллекция хозяина. Здесь также был старый пульмановский железнодорожный вагон и трехмоторный самолет «форд». Самым странным экспонатом была чугунная ванна с закрепленным снаружи двигателем.

Он направился в свои апартаменты, расположенные на втором этаже. Туда вела украшенная замысловатой решеткой металлическая винтовая лестница. Дверь вела в гостиную, к которой с одной стороны примыкали просторная спальня и кабинет, а с другой – столовая и кухня.

Питт распаковал вещи и направился в душ. Он открыл горячую воду и лег на спину. Через пару минут задремал.

Спустя полчаса Питт уже сидел перед телевизором. Он как раз собирался разогреть кастрюльку с техасским чили, когда заработал зуммер переговорного устройства. Он нажал на кнопку, управляющую установленным на входной двери динамиком, уверенный, что услышит голос Джордино:

– Да?

– Доставка продуктов из Гренландии, – ответил женский голос.

Питт рассмеялся и нажал другую кнопку, открывающую боковую дверь. После этого он вышел на балкон и стал смотреть вниз.

В ангар вошла Лили с большой корзинкой для пикника в руках. Несколько минут она изумленно оглядывалась, ослепленная ярким светом, отражавшимся от хромированных и отлично отполированных поверхностей машин.

– Адмирал Сэндекер описал мне твое жилище, – сказала она, – но он был не вполне объективен.

Питт спустился вниз, чтобы встретить гостью. Он галантно взял у нее из рук корзинку и едва не уронил ее.

– Эта штуковина весит не меньше тонны! Что там?

– Там наш ужин. По дороге я остановилась у магазина, торгующего холодными закусками, и кое-что купила.

– Пахнет восхитительно.

– Мы начнем с копченой лососины. Затем будет грибной суп, салат из шпината с фазаном и грецкими орехами, а также рыба в устричном соусе и белом вине. К этому прилагается бутылка «Принцесса Гави». На десерт у нас шоколадный бисквит, пропитанный кофейным ликером и залитый взбитыми сливками.

Питт с улыбкой взглянул на Лили и замер в восхищении. Ее милое личико было оживлено, глаза блестели. Она была полна нежного, трепетного очарования, которого он раньше не замечал. Ее длинные пушистые волосы были аккуратно расчесаны. На ней было обтягивающее шелковое платье с блестками, которые вспыхивали, пока она шла, запитая светом. Изящное платье оставляло открытой стройную спину. На ней не было тяжелых одежд, к которым Питт привык в Гренландии, и теперь он смотрел на знакомую женщину и не узнавал ее. В вечернем платье ее грудь казалась больше, а бедра, наоборот, более узкими. Ноги длинные, стройные и настолько воспламеняли воображение, что Питту пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы перестать на них пялиться. Она двигалась сексуальной походкой, слегка покачивая бедрами.

Войдя в комнату, Питт поставил корзинку на стул и взял Лили за руку.

– Мы могли бы поесть позже, – тихо сказал он.

Смутившись, Лили опустила глаза. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она, словно подчиняясь неодолимой силе, подняла голову и их взгляды встретились. Зеленые глаза Питта лучились нежностью. Лили почувствовала, что ноги отказываются ее держать, а руки предательски дрожат. Она покраснела.

Боже мой, как глупо, раздраженно подумала Лили. Она спокойно и тщательно продумала сцену совращения, причем до мельчайших деталей, включая выбор вина, платья и кружевного нижнего белья. А теперь стоит перед ним, не в силах вымолвить ни слова, как девчонка, охваченная смущением и сомнениями. Она не ожидала, что все получится так быстро.

Не говоря ни слова, Питт спустил бретельки платья с точеных плеч Лили. Легкое платье упало, окутав ее маленькие ножки на высоких каблуках сверкающим облачком. Он нежно поднял девушку на руки и понес в спальню.

Словно пытаясь избавиться от смущения, она уткнулась лицом ему в грудь.

– Я чувствую себя бесстыдной шлюхой, – чуть слышно прошептала она.

Питт аккуратно опустил ее на кровать. Вид хрупкого обнаженного тела зажег в нем огонь.

– Ты лучше не чувствуй себя ею, – хрипло пробормотал он, – а действуй как она.

24

Язид вошел в просторную столовую виллы. На мгновение остановившись на пороге, он скользнул глазами по длинному столу, сервированному к ужину. Тарелки, столовые приборы, блюда, бокалы – все было выдержано в разных оттенках бронзового цвета. Удовлетворенно кинув, он проговорил:

– Надеюсь, моим друзьям понравится ужин.

Мохаммед аль-Хаким, мулла, ставший тенью Язида, отодвинул стул и встал:

– Все великолепно, как всегда. Но нам очень не хватало вашего присутствия, Ахмед.

– Аллах не открывает мне своих желаний, – доверительно сообщил Язид, – если мой желудок полон.

Он с улыбкой окинул взглядом каждого из пятерых мужчин, которые при его появлении встали и, признавая его власть, старательно выказывали уважение – кто как мог.

Все были одеты по-разному. Полковник Нахиб Башир, лидер подпольной организации поддерживающих Язида офицеров, носил просторный балахон с длинными рукавами и капюшоном, при необходимости отлично скрывавшим лицо. На голове у аль-Хакима причудливой глыбой громоздился тюрбан, а его тщедушное тело было прикрыто не слишком чистым и изрядно поношенным халатом из черного хлопка. Муса Мохейдин, писатель и журналист, ставший главным пропагандистом Язида, был одет в слаксы и спортивную рубашку, расстегнутую на шее, а молодой турок Халед Фаузи, самый воинственный представитель революционного комитета, облачился в видавшую виды военную форму. Только Сулейман Аммар предпочел скромный, но сшитый у хорошего портного костюм для сафари.

– Вы все, должно быть, недоумеваете, зачем я так срочно призвал вас, – начат Язид, – поэтому не буду терять время. Аллах подсказал мне план избавления от президента Хасана и окружающей его шайки коррумпированных воров с помощью всего лишь одного удара. А сейчас, пожалуйста, садитесь и выпейте кофе.

Язид подошел к стене и повернул выключатель. По стене медленно опустилась большая карта. Аммар увидел, что это обычная карта Южной Америки, какая приводится в школьных учебниках. Точка, отмечающая уругвайский город Пунта-дель-Эсте, была обведена красным. К нижней части карты была прикреплена фотография роскошного круизного лайнера.

Мужчины снова сели за стол, их лица оставались бесстрастными. Они тщательно скрывали свой интерес, если таковой присутствовал, и спокойно ждали, пока религиозный лидер изложит откровения Аллаха, которые снизошли на него.

Только Аммар позволил себе выказать некоторый скептицизм. Он был чересчур реалистом, чтобы верить в религиозные бредни.

– Через шесть дней, – начал Язид, – в курортном городе Пунта-дель-Эсте начнется встреча на высшем уровне, посвященная международному валютному кризису. Ранее именно там проводилась конференция Всеамериканского экономического и социального совета, которая провозгласила создание Союза ради прогресса. Должники, за исключением Египта, объединились, чтобы отвертеться от всех займов и тем самым аннулировать свои долги. За этим последует разорение многих банков в Соединенных Штатах и Европе. Западные банкиры и национальные финансовые эксперты стран Союза высказали намерение встретиться за столом переговоров, чтобы сделать последнюю попытку избежать надвигающейся экономической катастрофы. Наш президент Хасан, лижущий ботинки империалистам, единственная помеха. Он хочет посетить переговоры и разрушить единство наших исламских братьев и друзей из стран третьего мира, попросив у Запада еще денег, которые помогли бы ему держать Египет в кулаке. Этого мы ему позволить не можем. С помощью Аллаха мы воспользуемся ситуацией, чтобы создать в нашей стране настоящее исламское правительство.

– Убьем тирана, и все дела! – завопил Халед Фаузи. Он был молод, невежествен и бестактен. Его нетерпение уже стоило жизни тридцати студентам при неудачном революционном выступлении. Его темные глаза метали молнии. – Один удачно выпущенный снаряд по самолету президента Хасана, когда он отправится в Уругвай, – и мы избавимся и от него самого, и от коррумпированного режима.

– И откроем дорогу для министра обороны Абу Хамида, который объявит себя диктатором раньше, чем мы сможем что-то предпринять, – закончил мысль Муса Мохейдин.

Этому известному египетскому писателю было немногим более шестидесяти. Он был разумным, учтивым человеком и всегда четко выражал свои мысли. Мохейдин был единственным из присутствующих за столом, кого Аммар искренне уважал.

Язид повернулся к Баширу:

– Это предсказание соответствует действительности, полковник?

Башир кивнул. Тщеславный и не слишком умный, он был ярким примером ограниченного солдафона.

– Муса прав. Абу Хамид болтает о поддержке вашего движения, выжидая, пока вы получите голоса большинства народа. Но на него полагаться нельзя. Хамид крайне амбициозен и не упустит момент использовать армию, чтобы самому стать президентом.

– Все правильно, – заявил Фаузи. – Один из его ближайших помощников – член нашего движения. Он раскрыл планы Хамида стать президентом и упрочить свое положение, женившись на Гале Камиль, поскольку она очень популярна в народе.

Язид злорадно улыбнулся:

– Он строит замки на песке. Гала Камиль не сможет участвовать в свадебной церемонии.

– Это точно? – переспросил Аммар.

– Да, – напыщенно провозгласил Язид. – Аллах повелел, чтобы она не дожила до следующего новолуния.

– Просим тебя, Ахмед, поделись своими откровениями, – подал голос аль-Хаким.

В отличие от других смуглокожих людей, сидевших рядом с ним, аль-Хаким выглядел так, словно провел полжизни в подземелье. Его бледная кожа казалась прозрачной, а глаза, увеличенные толстыми линзами очков, горели непоколебимой убежденностью.

Язид кивнул:

– Мои источники в Мехико передали, что из-за неожиданного наплыва туристов в Пунта-дель-Эсте наблюдается нехватка апартаментов в отелях и дворцовых резиденций. Чтобы выйти из положения, правительство Уругвая приняло решение разместить глав иностранных государств и других официальных лиц на борту зафрахтованных роскошных круизных лайнеров, стоящих в порту. Президент Хасан и египетская делегация будут находиться на борту британского теплохода «Леди Флэмборо». Президент Де Лоренцо и его свита будут жить там же.

Язид сделал паузу и обвел глазами своих приближенных. Потом он торжественно изрек:

– Аллах явился ко мне в видениях и приказал захватить это судно.

– Слава Аллаху! – закричат Фаули.

Остальные недоверчиво переглянулись. Но затем они снова обратили все внимание на Язида, ожидая, как будут развиваться события дальше.

– Я вижу по выражению ваших лиц, друзья мои, что вас точит червь сомнения.

– Никогда! – высокопарно заявил аль-Хаким. – Но возможно, вы ошибочно истолковали приказ Аллаха.

– Нет, он был вполне ясен и однозначен: судно с президентом Хасаном и его министрами должно быть захвачено.

– С какой целью? – полюбопытствовал Муса Мохейдин.

– Чтобы изолировать Хасана и не дать ему вернуться в Каир, до тех пор пока наши сторонники не возьмут власть в свои руки:

– Абу Хамид поднимет армию, – предостерег полковник Башир. – Я это точно знаю.

– Хамид не сможет остановить революционное движение, – напыщенно проговорил Язид. – Народные волнения нарастают и вскоре достигнут наивысшей точки. Люди сыты по горло политикой строгой экономии, проводимой из-за необходимости платежей по займам. Египет может спасти только восстановление чистоты и строгости исламских законов.

Халед Фаузи вскочил и сжал ладони в кулаки.

– Только прикажи, Ахмед, и я выведу на улицы миллион людей.

Язид сдержал себя: все-таки открытое проявление религиозного рвения бывает порой чрезвычайно утомительным. Потом он сказал:

– Люди пойдут впереди, а я последую за ними.

Выражение лица аль-Хакима было донельзя мрачным.

– Должен признаться, – сказал он, – у меня дурные предчувствия.

– Ты трус! – выкрикнул Фаузи.

– Мохаммед аль-Хаким старше и мудрее тебя, – спокойно сказал Мохейдин. – Я знаю, что он имеет в виду. Он не хочет повторения истории с «Ахилле Лауро» в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году, когда палестинцы захватили итальянский круизный лайнер и убили старого еврея, который передвигался в инвалидной коляске.

Снова заговорил Башир:

– Терроризм и убийство не помогут нашему делу.

– Ты хочешь пойти против воли Аллаха? – спросил Язид, уже изрядно раздосадованный.

И тут все заговорили одновременно. Ожесточенно жестикулируя, они метались по комнате и старались перекричать друг друга. Все свидетельствовало о нешуточном накале страстей.

Только Аммар не присоединился к беснующимся фанатикам. Ну что за идиоты, раздраженно думал он, сборище кретинов! Он постарался отгородиться от общего шума и стал внимательно всматриваться в фотографию лайнера. В его голове уже начал складываться план.

– Мы не только египтяне, – кричал Башир, – мы арабы. Если мы убьем своих государственных деятелей, а заодно и нескольких иностранных, которые попадутся под руку, другие арабские народы от нас отвернутся. Они не воспримут это событие как подарок Аллаха, а сочтут террористическим заговором.

Мохейдин указан на юного Фаузи:

– Халед правильно говорит. Лучше убить президента Хасана дома, чем устраивать кровавую бойню на борту судна, которое является территорией другого государства, где будет еще президент Мексики со своей свитой.

– Мы не можем себе позволить акт массового терроризма, – сказал аль-Хаким. – Негативные последствия для нашего нового правительства будут катастрофическими.

– Вы все червяки, ползающие у ног Хасана! – взвизгнул Фаузи. – Я голосую за атаку на корабль и за демонстрацию всему миру нашей силы!

– Ты же понимаешь, Ахмед, – воззван к гласу рассудка Башир, – что нам не справиться со службой безопасности Пунта-дель-Эсте. Уругвайских патрульных катеров там будет больше, чем саранчи. Каждое судно, на борту которого обоснуются главы государств, будет охраняться. Как зеница ока. Здесь нужна армия десантников, готовых пойти на смерть. Мы ничего не сможем сделать.

– Мы получим помощь от источника, который должен пока оставаться в тайне, – сказал Язид. Повернувшись к Аммару, он спросил: – А что скажешь ты, Сулейман? Ты лучший специалист по проведению подобных операций. Если команда наших лучших бойцов проникнет незамеченной на борт «Леди Флэмборо», она сможет захватить судно и удерживать его до тех пор, пока мы здесь сформируем исламское правительство?

– Да, – ответил Аммар, не отрывая глаз от фотографии. Его голос был спокоен и проникнут уверенностью в своих силах. – Потребуется шесть дней на подготовку, после чего судно может удерживаться силами десяти бойцов и пяти моряков, причем без кровопролития, если будет обеспечена внезапность.

Глаза Язида вспыхнули торжеством.

– Прекрасно! Я знал, что могу на тебя положиться!

– Невозможно! – завопил Башир. – Вам ни за что не удастся провезти стольких людей на территорию Уругвая, не вызвав подозрения. Если же каким-то чудом вы сможете захватить судно и подчинить себе команду, туда в течение суток слетятся все силы специального назначения Запада. Причем их не остановит угроза убить заложников. Вам повезет, если сможете продержаться хотя бы пару часов.

– Я захвачу и буду удерживать «Леди Флэмборо» в течение двух недель.

Башир пожат плечами.

– Мечтать не вредно.

– Как это возможно? – спросил Мохейдин. – Мне очень интересно, как ты собираешься справиться с армией высокопрофессиональных агентов службы безопасности и при этом не погибнуть в неизбежной стычке с ними.

– Я вовсе не собираюсь драться.

– Но это невозможно! – вскричал наконец и сам Язид.

– Почему? – удивился Аммар. – Просто надо знать некоторые фокусы.

– Фокусы?

– Ну да, – улыбнулся Аммар. – Я планирую сделать так, что лайнер «Леди Флэмборо», его команда и пассажиры... исчезнут.

25

– Мой визит носит неофициальный характер, – сказал Юлиус Шиллер госпоже Камиль, войдя в гостиную лыжного домика сенатора Питта. – Помощники прикрывают меня. Для всех я в данный момент ловлю рыбу в Ки-Уэст.

– Понимаю, – улыбнулась Гала Камиль, – и очень рада возможности поговорить с кем-нибудь кроме повара и агентов службы безопасности.

Она встретила гостя в пушистом исландском шерстяном свитере и гармонирующих с ним по цвету брюках. Шиллер не смог скрыть удивления-, что госпожа Генеральный секретарь выглядит очень молодо. В их предыдущую встречу она показалась ему намного старше.

Дорогой деловой костюм, белоснежная сорочка, начищенные до блеска туфли и кожаный портфель в руке выглядели неуместно на лыжном курорте, и Шиллер чувствовал это.

– Могу я сделать что-нибудь, чтобы ваше пребывание здесь стало не только безопасным, но и более приятным?

– Нет, благодарю вас. Меня угнетает вынужденное бездействие, когда впереди столько дел.

– Ничего, еще несколько дней – и все закончится, – улыбнулся Шиллер.

– Я не ожидала увидеть вас здесь, Юлиус.

– Произошло нечто имеющее прямое отношение к Египту. Наш президент решил, что было бы благоразумно проконсультироваться с вами.

Гала удобно устроилась в кресле и сделала глоток чаю.

– Мне следует чувствовать себя польщенной?

– Скажем так, он будет весьма признателен за сотрудничество.

– В отношении чего?

Шиллер открыл портфель, вынул папку с бумагами, передал ее собеседнице, после чего тоже сел и взял чашку. Он видел, как по мере прочтения ее красивое лицо становилось все более серьезным. Закончив чтение, она отложила папку и обратила на гостя внимательный взгляд.

– Общественность в курсе дела?

Шиллер кивнул.

– Об обнаружении судна будет объявлено сегодня вечером. Но мы пока придерживаем информацию о сокровищах Александрийской библиотеки.

Гала задумчиво взглянула в окно.

– Утрата Александрийской библиотеки шестнадцать столетий назад сравнима с тем, – она на секунду задумалась, – если б, к примеру, ваш президент приказал одновременно сжечь здание Государственного архива в Вашингтоне, Смитсоновский институт и Национальную галерею.

– Точнее не скажешь, – отозвался Шиллер.

– Есть ли хотя бы малейший шанс, что сокровища будут найдены?

– Пока неизвестно. Вощеные таблички, найденные на судне, дали лишь несколько намеков. Место хранения библиотеки может быть где угодно между Исландией и Южной Африкой.

– Но вы намерены организовать поиски? – Интерес Галы Камиль к разговору явно возрастал.

– Мы рассматриваем такую возможность.

– Кто еще знает об этом?

– Только президент, я и еще несколько доверенных членов правительства. Теперь еще и вы.

– Почему вы включили в число доверенных лиц меня, а не президента Хасана?

Шиллер встал и прошелся по комнате. Потом он снова обернулся к госпоже Камиль:

– Судя по всему, ваш президент не останется у руля надолго. А по нашему мнению, информация о библиотеке слишком важна, чтобы ее можно было доверить ненадежным людям.

– Ахмед Язид?

– Откровенно говоря, да.

– Вашему правительству рано или поздно придется иметь с ним дело, – произнесла Гала. – Если сокровища будут найдены, Язид потребует, чтобы все это было возвращено Египту.

– Мы понимаем, – вздохнул Шиллер. – Собственно говоря, поэтому я и прибыл в Брекенридж. Президент хочет, чтобы вы объявили об открытии на сессии Генеральной Ассамблеи.

Гала мгновение задумчиво разглядывала Шиллера, потом отвела глаза, а в голосе зазвучал гнев:

– Как я могу сказать, что открытие уже сделано, если поиски могут занять многие годы и завершиться неудачей? Мне очень неприятно, что президент и его советники хотят дать миру ложную информацию, используя для этой цели меня. Что это такое, Юлиус? Очередная игра, затеянная вашими политиками на Ближнем Востоке? Последняя авантюра, направленная на удержание у власти президента Хасана и подрыв авторитета Ахмеда Язида? А я инструмент, с помощью которого можно заставить египетский народ поверить, что в нашей стране в самом ближайшем будущем будут открыты богатейшие месторождения, что возродит находящуюся в упадке экономику и позволит избежать нищеты?

Шиллер сидел молча и даже не пытался оправдываться.

– Вы пришли не к тому человеку, Юлиус, – сказала в заключение Гада Камиль. – Я скорее увижу, как падет мое правительство, и приму смерть от палачей Язида, чем стану обманывать мой народ, дав ему ложную надежду.

– Благородные чувства – это всегда прекрасно, – сказал Шиллер. – Я восхищен вашей верностью принципам, однако убежден, что наш план вполне надежен.

– Риск слишком велик. Если президент США не сумеет вернуть человечеству величайшие сокровища Александрийской библиотеки, это будет грандиозный политический кризис. Язид получит преимущества и развяжет пропагандистскую кампанию, которая сделает его намного сильнее, чем могут себе представить ваши эксперты по Египту. И уже в который раз американские внешнеполитические эксперты покажут себя жалкими любителями в глазах мирового сообщества.

– Ошибаться могут все, – не стал спорить Шиллер.

– Если в только вы не вмешивались в наши дела!

– Я приехал сюда вовсе не затем, чтобы обсуждать с вами нашу политику на Востоке, Гала. Я приехал просить вас о помощи.

Она покачала головой и отвернулась:

– Извините, но я не стану лгать.

Шиллер взглянул на нее с явным сочувствием. Он решил, что лучше не торопить события, а отступить.

– Я передам ваш ответ президенту, – сказал он, взял портфель и направился к двери. – Он будет очень разочарован.

– Подождите!

Шиллер обернулся и вопросительно взглянул на Галу.

– Представьте мне неоспоримые доказательства, что у ваших людей есть конкретные нити, ведущие к Александрийской библиотеке, а не туманные прогнозы, и я сделаю то, что хочет Белый дом.

– Вы выступите с заявлением?

– Да.

– Четыре дня, оставшиеся до вашего выступления, очень короткий срок.

– Это мое условие, – решительно сказала Гала.

– Принято, – кивнул Шиллер, попрощался и вышел.

* * *

Мохаммед Исмаил видел, как лимузин Шиллера свернул с частной дороги, ведущей к дому сенатора Питта, и выехал на шоссе номер девять, ведущее в Брекенридж. Он не видел, кто сидел в машине, да это его и не интересовало.

Он видел машину государственного чиновника, людей, патрулирующих площадку вокруг дома и через равные промежутки времени переговаривающихся по рации, а также двоих вооруженных охранников в машине на дороге. Этого было достаточно, чтобы подтвердить информацию, полученную, а вернее сказать, купленную агентами Язида в Вашингтоне.

Исмаил стоял рядом с большим «мерседесом», загораживая собой человека, сидящего на заднем сиденье и рассматривающего через приоткрытое окно дом в сильный бинокль. На багажнике машины были закреплены лыжи. Исмаил был одет в белый лыжный костюм, искривленное злобной гримасой лицо прикрывала лыжная маска.

– Ты видел достаточно? – спросил он, делая вид, что поправляет лыжи на багажнике.

– Еще минуту, – ответил наблюдатель, не отводя бинокля от виднеющегося между деревьями дома. Лицо этого человека закрывали руки, сжимавшие бинокль. Виднелась только копна нечесаных волос и внушительная черная борода.

– Поторопись, я здесь замерзаю.

– Потерпи еще минуту.

– Что тебе удалось разглядеть?

– Там не более пяти человек. Трое в доме, двое в машине. Вокруг дома они патрулируют по одному и меняются каждые тридцать минут. Наружное дежурство не затягивают – холодно. Они ходят по одной дорожке, протоптанной в снегу. Камер слежения не вижу, но это в общем-то не значит, что их нет.

– Пойдем двумя группами, – сказал Исмаил. – Одна войдет в дом, другая уничтожит охранника на улице и людей в машине, приблизившись к последним с тыла, откуда они не ждут нападения.

Наблюдатель опустил бинокль.

– Ты планируешь операцию сегодня ночью, Мохаммед?

– Нет, – ответил Исмаил, – завтра утром, когда американские свиньи будут набивать свои нечестивые рты пищей.

– Дневной рейд более опасен.

– Мы не будем красться в темноте как женщины.

– Но ведь наш единственный путь отхода к аэропорту проходит через центр города, – запротестовал наблюдатель, – на улицах будет полно лыжников и транспорта. Сулейман Аммар не стал бы так рисковать.

Исмаил рванулся к открытому окну и схватил наблюдателя за воротник.

– Здесь я главный! – прошипел он. – А Сулейман – шакал, возомнивший о себе невесть что. Не смей упоминать его имя в моем присутствии.

Исмаил был уверен, что сидящий в машине человек испугается, отшатнется, быть может, попросит прощения, но этого непроизошло.

– Ты нас всех убьешь, – спокойно сказал он, и его темные глаза полыхнули ненавистью.

– Значит, на то воля Аллаха, – холодно проговорил Исмаил. – Если за то, чтобы умерла Гала Камиль. Аллах потребует наши жизни, цена не будет слишком высока.

26

– Превосходно, – сказал Питт.

– Великолепно! – восхитилась Лили. – Волшебно.

Джордино согласился:

– Просто блеск!

Они находились в магазине, где продавались старые автомобили, устремив свои восхищенные взгляды на «Л-29 Корд» 1930 года выпуска. В этой модели переднее сиденье для водителя было открытым. Кузов выкрашен в сочный цвет красного бургундского вина, крылья были желтовато-коричневые, сочетающиеся по цвету с кожаным верхом над пассажирскими сиденьями. Очень элегантная, длинная и грациозная машина имела привод на передние колеса и приземистый силуэт. Изготовитель увеличил ходовую часть, и автомобиль теперь имел в длину пять с половиной метров от переднего до заднего бампера. До середины его закрывал откидной решетчатый верх, заканчивающийся ветровым стеклом.

Автомобиль был большим и блестящим. Часть эпохи, почитаемой людьми старшего поколения и почти незнакомой молодежи.

Человек, который обнаружил эту машину стоящей в старом гараже под грузом всякого хлама, восстановил ее, не побоявшись внешней непрезентабельности, и был по праву горд своей работой. Роберт Эсбенсон, высокий мужчина со сморщенным лицом и ясными голубыми глазами, любовно провел по верху машины мягкой тряпочкой, стирая несуществующую пыль, и взглянул на Питта:

– Жаль расставаться с такой красавицей.

– Ваша работа выше всяких похвал, – сказал Питт.

– Отправите ее домой?

– Не сразу. Хочу покататься пару дней здесь.

– Я как раз отрегулировал карбюратор и распределитель зажигания для нашей высокогорной местности. Потом возвращайтесь ко мне – и я подготовлю ее к транспортировке судном в Вашингтон.

– Можно я поведу ее? – робко спросила Лили.

– В Брекенридже, моя дорогая, – ответил Питт и вопросительно взглянул на Джордино: – Ты с нами, Ал?

– Почему бы и нет? Мы можем оставить взятую напрокат машину здесь на стоянке.

Они уложили багаж, и спустя десять минут Питт уже вывел «корд» на Семидесятое шоссе и направил к предгорьям, за которыми виднелись покрытые снежными шапками вершины Скалистых гор.

Лили и Ал удобно расположились на пассажирском сиденье. От Питта их отделяло толстое стекло. Питт не стал поднимать верх, защищающий место водителя, он сидел на открытом воздухе в теплом меховом полушубке, и с наслаждением подставлял лицо холодному ветру.

Несколько минут он был полностью поглощен управлением машиной. Следовало проверить приборы и убедиться, что шестидесятилетняя старушка действительно обрела вторую молодость. Поэтому он держался в правом ряду и не обращал внимания на пролетающие мимо машины.

Питт любил водить машины. Вот и теперь, сидя за рулем, он был оживлен и с удовольствием прислушивался к мерному урчанию восьмицилиндрового двигателя. Временами у него создавалось впечатление, что он управляет живым существом.

Если бы Питт мог предположить, какие опасности их ожидают впереди, он бы сразу развернул машину и поехал прямо в Денвер.

* * *

На Скалистые горы уже опустилась темнота, когда «корд» въехал в город Колорадо – известный лыжный курорт. Питт не спеша вел машину по главной улице, старые здания которой сохранили свой неповторимый облик. Тротуары были заполнены лыжниками, возвращающимися после катания на склонах.

Питт припарковал машину у входа в отель «Брекенридж». Он расписался в регистрационной книге и взял у портье две записки, содержащие телефонные сообщения. Прочитав обе, он опустил листки в карман.

– Он доктора Ротберга? – спросила Лили.

– Да, приглашает нас на ужин. Он живет через дорогу от отеля.

– В котором часу? – поинтересовался Джордино.

– В семь тридцать.

Лили взглянула на часы:

– У меня осталось только сорок минут на то, чтобы принять душ и привести в порядок прическу. Придется мне поторопиться.

Питт протянул ей ключ от комнаты:

– Ты будешь жить в комнате номер двадцать два. Наши комнаты двадцать первая и двадцать третья.

Лили скрылась в лифте, а Питт и Джордино прошли в бар. Дождавшись, пока официантка примет заказ и удалится, Питт протянул Джордино вторую записку.

Джордино негромко прочитал ее вслух:

– «Проект, связанный с библиотекой, получил высший приоритет. Чрезвычайно важно, чтобы вы нашли постоянный адрес Алекса в течение ближайших четырех дней. Удачи. Отец». – Ал удивленно поднял глаза на Питта. – Я правильно понял? У нас всего четыре дня на определение местонахождения?

Питт утвердительно кивнул:

– Между строк явственно ощущается паника. В высших вашингтонских кругах определенно что-то происходит.

– С таким же успехом они могли предложить нам разработать в этот срок единую вакцину для лечения герпеса, СПИДа и прыщей, – хмыкнул Джордино. – Катание на лыжах, похоже, накрылось.

– Мы останемся здесь, – решительно заявил Питт. – Нам все равно нечего делать, пока Йегер не отыщет чего-либо. – Питт поднялся со стула. – Кстати о Йегере, надо бы ему позвонить.

Он отыскал в холле телефон и позвонил, воспользовавшись своей кредитной карточкой. После четырех длинных гудков трубку сняли, и Питт услышал сначала долгий зевок, а потом знакомый голос:

– Йегер слушает.

– Хайрем, это Дирк. Как идут поиски?

– Идут.

– Есть что-нибудь конкретное?

– Мои малышки просеяли сквозь мелкое сито всю геологическую информацию, имеющуюся в их маленьких банках данных, о территории от Касабланки до Занзибара. У побережья Африки они не нашли ничего похожего на твой рисунок. Было три очень отдаленных подобия, но, когда я запустил программу на сдвиги земной коры, которые могли произойти за шестнадцать веков, тревога оказалась ложной. Извини.

– Что ты теперь намерен предпринять?

– Я уже двигаюсь на север. Это потребует времени из-за большой протяженности береговой линии Британских островов, Балтийского моря и Скандинавии.

– Ты сможешь завершить работу за четыре дня?

– Если будешь настаивать, чтобы я перешел на двадцатичетырехчасовой режим.

– Я настаиваю, – сказал Питт. – Мы только что получили информацию, что этот проект имеет высший приоритет.

– Что ж, мы постараемся, – сказал Йегер, причем его голос звучал скорее легкомысленно, чем серьезно.

– Я нахожусь в Брекенридже, штат Колорадо. Если что-нибудь найдешь, немедленно звони мне сюда. – Питт дал Йегеру телефон отеля и сообщил номер своей комнаты.

Йегер повторил цифры.

– Хорошо.

– Судя по голосу, у тебя неплохое настроение.

– Почему бы и нет? Мы проделали колоссальную работу.

– Какую? Вы же до сих пор не знаете, где находится наша река!

– Ну да! – жизнерадостно подтвердил Йегер. – Зато мы совершенно точно знаем, где ее нет.

* * *

В воздухе тихо кружили крупные, похожие на кукурузные хлопья снежинки. Двое мужчин и женщина быстро пересекли проезжую часть и подошли к двухэтажному, окруженному высокими кедрами дому. Освещенная вывеска информировала, что сие строение носит название «Лыжная королева». Они поднялись по лестнице и постучали в дверь комнаты 22в.

Бертрам Ротберг встретил гостей приветливой улыбкой. Самыми примечательными деталями его внешности были голубые, горящие молодым задором глаза, окладистая седая борода и воинственно торчащие уши, пробившие себе дорогу сквозь густую шевелюру. Он был одет в вельветовые брюки и красную клетчатую рубашку, плотно облегавшие его коренастую, мускулистую фигуру. Дай ему в одну руку топор, а в другую пилу – получится готовый дровосек.

Проигнорировав обязательную процедуру знакомства, он тепло пожал руки вошедшим, словно знал каждого уже много лет, и провел их по узкому коридору в гостиную – просторную комнату с высоким потолком, со встроенными фонарями, через которые проникал дневной свет.

– Как вы отнесетесь к галлону не самого лучшего бургундского перед ужином? – с усмешкой поинтересовался он.

– Я в игре, – рассмеялась Лили.

Джордино с нарочитым безразличием пожал плечами.

– Лично мне все равно, что пить – любая влага во благо.

– А вы, Дирк?

– Звучит заманчиво.

Питт не стал спрашивать Ротберга, откуда он узнал, кто есть кто. Отец наверняка снабдил ученого подробным описанием каждого. Следовало признать, что Ротберг вел свою партию безупречно, и Питт предположил, что историк в молодости работал на какое-нибудь из многочисленных правительственных разведывательных учреждений и все происходящее было ему не в диковинку.

Ротберг направился на кухню, чтобы налить вина. Лили пошла за ним.

– Могу я вам помочь? – На пороге она остановилась, удивленная видом пустых столов и холодной плиты.

Ученый заметил ее удивленный взгляд.

– Я очень плохой и донельзя ленивый повар, поэтому еду нам доставят. Я заказал ужин на восемь. – Он сделал приглашающий жест в сторону большого углового дивана в гостиной. – Пожалуйста, располагайтесь у камина.

Он передал гостям стаканы, опустился на стул и провозгласил тост:

– За успех поисков!

– За успех! – Лили тоже подняла стакан.

Питт сделал большой глоток и сказал:

– Отец рассказывал, что Александрийская библиотека – дело всей вашей жизни.

– Тридцать два года! – вздохнул ученый. – Возможно, мне следовало жениться, а не корпеть всю молодость над пыльными томами и древними манускриптами. Но этот предмет поисков с самого начала завладел мною безраздельно, заменив мне все – семью, жену, любовницу. Александрийская библиотека стала для меня желанней любых мирских благ. В нее, и только в нее, я влюблен всю свою жизнь.

– Мне понятна ваша привязанность, – улыбнулась Лили.

– Как археолог вы обязаны меня понимать.

Он встал и поворошил кочергой угли в камине. Убедившись, что поленья горят ровно, он снова сел и продолжил говорить:

– Да, Александрийская библиотека – предмет во всех отношениях достойный самого тщательного изучения. Это было одно из чудес древнего мира, в котором сосредоточились основные достижения цивилизации. – Ротберг вещал, словно погрузившись в транс. Казалось, он видел перед собой не гостей, в числе которых находилась весьма привлекательная, молодая женщина, а безмолвные тени прошлого. – Там были собраны величайшие произведения литературы греков, египтян и римлян, священные писания евреев, сосредоточена мудрость самых одаренных людей мира – ученых, врачей, философов, музыкантов. В общем, это было самое крупное хранилище материальных и духовных ценностей древнего мира.

– Она была открыта для публики? – спросил Джордино.

– Во всяком случае, не для каждого нищего с улицы, – ответил Ротберг. – Но исследователи и ученые там работали постоянно. Они изучали экспонаты, переводили, редактировали, составляли каталоги, публиковали результаты своих исследований. Понимаете, сама библиотека и прилегающий к ней музей были не просто хранилищами. В их залах находились результаты научных исследований в самых разных областях знаний, они были кладезем чистой науки. А сама библиотека была первым обширнейшим справочником в нашем понимании этого слова, книги в ней были систематизированы и каталогизированы. Кстати, весь комплекс называли обителью муз.

Ротберг сделал паузу и проверил стаканы гостей.

– Похоже, ваш стакан пора наполнить. Ал.

– Я никогда еще не отказывался от дармовой выпивки, – улыбнулся Джордино.

– Лили? Дирк?

– По-моему, я забыла попробовать вино, – сказала Лили.

Питт тоже помотал головой:

– Мой стакан почти полон.

Ротберг налил вина Джордино и себе и продолжил рассказ:

– В более поздние века пополнение Александрийской библиотеки продолжилось. Плиний, самый знаменитый римлянин первого века до нашей эры, создал первую в мире энциклопедию. Аристофан[167], возглавивший библиотеку за два столетия до Рождества Христова, был отцом современного словаря. Каллимах[168] составил первый из известных справочников «Кто есть кто». Там работал величайший математик древности Евклид. Дионисий Галикарнасский[169] создал из хаоса историю Рима с мифических времен до 204 года до нашей эры. Эти люди, а также тысячи и тысячи других творили в Александрийской библиотеке.

– Да это был настоящий университет! – заметил Питт.

– Совершенно верно. Библиотека и музей считались университетом античного мира. В грандиозных мраморных залах располагались картинные галереи, залы скульптуры, театры, со сцены которых звучали выдающиеся поэтические творения своего времени и читались лекции по различным отраслям науки. Кроме того, там были общежития, столовые, галереи и залы для прогулок и размышлений, зоологический парк и ботанический сад. В десяти гигантских залах хранились различные книги и манускрипты. Их были сотни тысяч, причем многие были написаны вручную на папирусе или пергаменте, затем скатаны в свитки и помешены в бронзовые трубки.

– Разве есть разница между папирусом и пергаментом? – спросил Джордино.

– Безусловно. Папирус – тропическое растение. Из его стеблей египтяне делали похожий на бумагу материал для письма. Пергамент изготавливали из кожи животных, главным образом молодых телят и ягнят.

– Неужели они могли сохраниться через столько лет? – спросил Питт.

– Пергамент должен храниться дольше, чем папирус, – сказал Ротберг. – Их состояние по прошествии шестнадцати веков зависит от условий хранения. Во всяком случае, папирусные свитки, извлеченные из египетских гробниц, до сих пор читаемы, хотя им от роду более трех тысяч лет.

– Теплая и сухая атмосфера?

– Да.

– А если свитки хранились где-то на северном побережье Швеции или России?

Ротберг склонил голову и глубоко задумался:

– Полагаю, зимний холод сохранял их, но в период летнего таяния и повышенной влажности они могли разрушаться.

Питт ощутил запах поражения. Надежда найти библиотечные манускрипты в целости быстро таяла.

Лили не разделяла пессимизма спутников. Ее лицо разрумянилось от возбуждения.

– Скажите, доктор Ротберг, если бы вы были на месте Юния Венатора, какие книги вы стали бы спасать в первую очередь.

– Сложный вопрос – Ротберг растерянно заморгал. – Я могу только предположить, что он первым делом постарался бы спасти работы Софокла, Еврипида, Аристотеля и Платона. И, конечно, Гомера. Этот великий грек написал двадцать четыре книги, но только некоторые дошли до нас. Думаю, Венатор должен был спасти пятьдесят тысяч томов по греческой, римской, этрусской и египетской истории – примерно столько мог увезти его флот. Египетская литература представляет особый интерес, поскольку огромное количество томов, а также религиозных и научных материалов утрачено. Мы почти ничего не знаем об этрусках, а Клавдий написал их подробную историю, которая хранилась на полках Александрийской библиотеки. Я бы непременно прихватил работы по древнееврейским и христианским законам и традициям. Информация, содержащаяся в этих свитках, вероятно, потрясла бы современных исследователей Библии.

– Книги по науке? – добавил Джордино.

– Ну это само собой разумеется.

– Не забудьте о кулинарных книгах, – вмешалась Лили.

Ротберг расхохотался.

– Венатор знал свое дело. Полагаю, он спас самые распространенные знания и материалы, в том числе книги по кулинарии и домоводству. Можно сказать, понемногу обо всем и для всех.

– И сведения по античной геологии, – сказал Питт.

– Их, конечно, тоже, – согласился Ротберг.

– Что-нибудь известно о том, что это был за человек? – поинтересовалась Лили.

– Венатор?

– Да.

– Он был величайшим интеллектуалом своего времени. Известнейший ученый и педагог, он покинул одно из ведущих учебных заведений Афин, чтобы стать последним хранителем Александрийской библиотеки. Он написал более сотни книг, изобразив политическую и социальную картину мира на протяжении четырех тысячелетий. К сожалению, ни одна из них не дошла до наших дней.

– Археологи дорого бы дали за возможность ознакомиться с информацией, которой владел этот человек, и теми сокровищами, которые ему удалось собрать, – сказала Лили.

– Что мы еще о нем знаем? – спросил Питт.

– Немногое. У Венатора было много учеников, впоследствии ставших известными писателями и учеными. Один из них, некто Диокл из Антиохии, упоминал о нем в своих очерках. Он писал о Венаторе как о смелом, прогрессивном человеке, который не боялся углубиться в те отрасли знаний, куда опасались сунуться другие ученые. Будучи христианином, он относился к религии как к социальной науке. Это и было основной причиной трений, возникших между Венатором и христианским фанатиком Теофилием, патриархом Александрии. Теофилий преследовал Венатора, проклинал его, утверждая, что музей и библиотека – рассадники язычества. В конце концов, он убедил императора Феодосия, который также был крайне религиозен, уничтожить «очаг заразы». До сих пор считалось, что Венатор был убит по приказу Теофилия.

– Теперь мы знаем, – сказала Лили, – что он спасся сам и спас главную часть коллекции.

– Когда сенатор Питт рассказал мне о вашем открытии, я почувствовал себя уличным мусорщиком, выигравшим в расшибалочку миллион долларов, – улыбнулся Ротберг.

– У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, где Венатор мог спрятать сокровища? – спросил Питт.

Ротберг надолго задумался.

– Юний Венатор был необычным человеком, – медленно начал он. – Он всегда шел своим путем. Он имел доступ к огромному кладезю знаний, недоступных простым смертным. Его маршрут наверняка был научно обоснован; все, что можно было учесть, было учтено. Он ни за что не стал бы полагаться на волю случая, хотя, конечно, делал скидку на непредвиденные факторы. И он отлично выполнил свою работу, раз сокровища пролежали в сохранности шестнадцать веков. – Ротберг тяжело вздохнул и поднял руки вверх, как бы признавая свое поражение. – Нет, к несчастью, я не могу дать вам ключ к поискам. О Венаторе известно слишком мало, чтобы можно было предугадать ход его мыслей.

– Но должны же быть у вас хоть какие-нибудь идеи! – настаивал Питт.

Ротберг долго смотрел на пляшущие в камине языки пламени, после чего сказал:

– Единственное, что я могу утверждать с полной определенностью, – тайник Венатора находится там, где никому не придет в голову его искать.

27

Часы Исмаила показывали 7.58. Прячась за стволом ветвистой ели, он не сводил глаз с дома. Из одной трубы в небо поднимался дымок. Камиль, Исмаил это знал, была ранней пташкой и любила готовить. Поэтому он не без оснований пришел к выводу, что она уже на ногах и готовит завтрак для себя и своих охранников.

Он был сыном пустыни, не привычным к ледяному холоду, схватившему его в безжалостные объятия. Ему была невыносима вынужденная неподвижность. Очень хотелось сделать несколько энергичных движений, потопать ногами. Исмаил уже не чувствовал пальцев на ногах, а пальцы на руках занемели, несмотря на толстые перчатки. Холод проникал в глубь его существа, замораживал душу, притуплял чувствительность, замедлял реакцию. Неожиданно его охватил страх. Он понял, что очень боится провалить работу и погибнуть ни за грош.

Неопытность Исмаила проявилась сейчас, как говорится, по полной программе. В решающий момент операции он почувствовал, что не готов к ней. Он не мог отделаться от мысли, что ненавистные американцы каким-то образом узнали о его приближении и готовы к отпору. Нервозность и страх отнюдь не способствовали принятию быстрых и правильных решений.

7.59. Он бросил взгляд на фургон, стоявший у въезда на дорогу. Охранники сменялись каждые четыре часа. Отсидев свою смену в холодной машине, они отправлялись в теплое помещение и продолжали дежурство там. Таким образом, на стометровой подъездной дороге могли одновременно находиться два человека, идущие к дому или из дома.

Исмаил сфокусировал внимание на охраннике, патрулирующем вокруг дома. Он как раз приближался к дереву, за которым прятался Исмаил. Выдыхаемый парнем воздух превращался в пар, который белым облачком висел у его лица. Взгляд был спокойным и уверенным. Он внимательно смотрел по сторонам.

Монотонная работа и лютый холод не ослабили внимания агента секретной службы. Его глаза сканировали окрестности как радар. Меньше чем через минуту он заметит следы Исмаила на снегу.

Тот тихонько выругался и постарался вжаться в снег. Он понимал, что находится на виду. Сосновые иголки, которыми он был присыпан сверху, не смогут остановить пули.

8.00. Дверь дома открылась, и из нее вышли двое. На них были шерстяные шапки и лыжные костюмы. Осмотрев местность, они пошли по дороге к фургону, ведя неторопливую беседу.

Исмаил ждал. Он хотел, чтобы пришедшие на смену охранники добрались до машины, чтобы застигнуть сразу всех четверых. Но он просчитался и занял позицию слишком рано. Охранники успели пройти по заснеженной дороге только пятьдесят метров, когда агент, обходивший дом, заметил следы Исмаила.

Он остановился и поднес к губам рацию. Его слова были прерваны громким треском автомата Исмаила. У него было мощное и очень шумное оружие – «Кехлер и Кох МР5».

Итак, любительский план Исмаила начался не слишком удачно. Профи снял бы охранника одним выстрелом из бесшумной полуавтоматической винтовки, послав тому пулю между глаз. Исмаил же послал в грудь охранника десять пуль, еще не меньше двадцати угодили в деревья, растущие рядом.

Один из налетчиков принялся беспорядочно швырять одну за другой гранаты в припаркованный фургон. Остальные полизали его очередями из автоматов. Сложные, точно выверенные планы нападения на объекты были выше понимания многих террористов. Хитроумие и расчет были им чужды. Их единственной надеждой была удача. Одна из гранат влетела в кабину через ветровое стекло и взорвалась. Причем внешне картина была совсем не такой эффектной, как в кино. Машина отнюдь не превратилась в огненный шар. Фургон вздулся и раскололся, словно консервная банка.

Оба его обитателя были убиты.

Возбужденные видом крови убийцы, которым не исполнилось еще и двадцати лет, вместо того чтобы перенести все свое внимание на охранников, оставшихся на дороге, продолжали поливать искореженные остатки машины очередями, пока не опустошили магазины автоматов. А опытные спецагенты успели вовремя укрыться за деревьями и открыли меткий огонь из «узи», заставивший нападавших залечь.

Правильно рассудив, что товарищам в машине уже ничем не поможешь, они начали отступать к дому, двигаясь перебежками и прикрывая друг друга. Одновременно они отстреливались от Исмаила, нашедшего укрытие за большим камнем.

Все шло не так, как хотелось Исмаилу.

Десять человек из команды террористов должны были, как только услышат выстрелы, ворваться в дом через заднюю дверь. Но они потеряли время, пробираясь через глубокий снег. Засевшие в доме агенты успели подготовиться, и атака террористов была отбита.

Один из арабов сумел подобраться к северной стене дома, где оказался недосягаемым для выстрелов. Он выдернул чеку из ручной гранаты и швырнул ее в большое раздвижное окно. Но он недооценил крепость двойных рам. Стекло не разбилось, и граната отлетела назад. Араб не успел даже испугаться, когда его взрывом разорвало на куски.

Два агента добрались до дома и взбежали на крыльцо. Бешеный огонь, открытый арабами, не позволил им беспрепятственно проникнуть внутрь. Один из агентов был ранен в спину и упал прямо в дверном проеме – только ноги высовывались наружу. Его быстро втащили внутрь, и дверь захлопнулась, но уже в следующую минуту несколько пулеметных очередей и взрыв гранаты разнес ее в щепки.

Окна рассыпались дождем осколков, но толстые бревенчатые стены оказались удивительно прочными. Агентам удалось снять еще двоих террористов, однако остальные подходили ближе, используя в качестве прикрытия деревья и камни. Оказавшись на расстоянии двадцати метров от дома, арабы начали забрасывать его гранатами.

В это время в доме один из агентов довольно невежливо запихнул Галу внутрь остывшего камина. Он как раз придвигал к нему письменный стол, чтобы загородить им очаг и защитить женщину от пуль, летевших из окна и рикошетом отскакивавших от каменной облицовки, когда сразу три пули ударили ему в плечо и шею. Гала ничего не видела, но слышала глухой стук, когда его тело рухнуло на деревянный пол.

Теперь гранаты стали все чаще рваться внутри дома. Единственное, что могло защитить агентов охраны, это меткая стрельба. Но они не рассчитывали на столь массированную атаку, и у них заканчивались боеприпасы.

Просьба о помощи была передана сразу же, как только раздались первые выстрелы, но сообщение пошло в Денвер, много ценного времени было потеряно, пока было уведомлено местное ведомство шерифа и пока он организовывал своих людей.

Одна граната взорвалась в кладовке и подожгла канистру с краской. Потом взорвался газ, обычно используемый для заправки роторного снегоочистителя. В результате одна сторона дома оказалась во власти пламени.

Увидев, что огонь быстро распространяется, арабы прекратили огонь. Они начали медленно сжимать кольцо вокруг дома, при этом все автоматы были направлены на двери и окна. Террористы терпеливо ждали, когда уцелевшие обитатели дома начнут выскакивать наружу, спасаясь от нестерпимого жара.

К этому времени только два агента секретной службы оставались на ногах. Остальные лежали в крови среди обломков мебели. Огонь уже вовсю полыхал на кухне и, добравшись до задней лестницы, охватил спальни наверху. Надежда на спасение таяла с каждой минутой. Жар становился нестерпимым и грозил вот-вот поджарить заживо защитников, остававшихся на первом этаже.

Вдалеке послышались звуки сирен. Со стороны города приближались полицейские автомобили.

Один из агентов отодвинул стол, защищавший сидевшую в камине Галу, и, заставив ее опуститься на четвереньки, провел к низкому окну.

– К нам идет помощь. Скоро здесь будут помощники местного шерифа. Как только они отбросят террористов, выскакиваем наружу, пока нас здесь не поджарило.

Гала молча кивнула в ответ. Говорить она не могла, да и с трудом слышала обращенные к ней слова. У нее уже давно заложило уши от оглушительного грохота взрывов, глаза были полны слез. Она прижимала к носу и рту носовой платок, чтобы не задохнуться в дыму.

Исмаил лежал на снегу, сжимая в руке автомат. Он мучительно размышлял, что делать дальше. Дом был охвачен пламенем. Если там еще остался кто-то живой, он должен выскочить в течение ближайших нескольких секунд, чтобы не сгореть.

Но Исмаил не мог ждать. Он уже видел между деревьями красно-синие полицейские мигалки. Приближались машины шерифа.

Из двенадцати человек, начинавших штурм, в живых осталось только семь, включая его. Раненых, если таковые имелись, следовало добить, чтобы они не попали на допрос к американским разведчикам. Он прокричал своим людям команду, и они начали отходить от горящего дома и двигаться в сторону подъездной дороги.

Первые представители шерифа, прибывшие на место, заблокировали дорогу к дому. Пока один докладывал по радио, второй, соблюдая максимальную осторожность, приоткрыл дверь, чтобы осмотреть взорванный фургон и горящий дом. При этом он держал пистолет наготове. Они должны были только наблюдать, докладывать обстановку и ждать подкрепления.

Это была вполне разумная тактика при столкновении с вооруженными и опасными преступниками. Но, к сожалению, она себя не оправдала при столкновении с группой террористов, которые неожиданно открыли ураганный огонь, изрешетивший патрульную машину и убивший обоих помощников шерифа раньше, чем они успели что-либо предпринять.

По сигналу одного из охранников Гала была бесцеремонно выброшена из окна, агенты подхватили ее под руки и побежали, проваливаясь в снег, по направлению к шоссе.

Они успели пробежать только тридцать шагов, когда их заметили террористы. Вокруг них засвистели пули, сбивая ветки с растущих вокруг деревьев. Один из двоих уцелевших агентов внезапно вскинул руки вверх, сделал несколько неуверенных шагов и рухнул в снег лицом вниз.

– Они пытаются отрезать нас от шоссе! – крикнул госпоже Камиль оставшийся в живых агент. – Попытайтесь все-таки добежать. Я задержу их.

Гала начала что-то говорить, но агент развернул ее в нужном направлении и слегка подтолкнул:

– Да беги же ты, черт бы тебя побрал!

Шансов на спасение было немного. Выбравшись из горящего дома, они взяли неправильное направление и теперь бежали прямо к двум припаркованным среди деревьев «мерседесам». Озарение пришло слишком поздно: это были машины террористов. Охранник понимал, что расправиться с террористами он, конечно, не сможет, но по крайней мере сумеет их задержать. Понимая, что совершает самоубийство, агент поднялся и побежал прямо на террористов, не отрывая пальца от спускового крючка «узи». Для пущего эффекта он выкрикивал все ругательства, которые в последнюю минуту своей жизни смог вспомнить.

Исмаил и его люди в первый момент остолбенели, увидев несущегося на них человека в дымящейся одежде. Они решили, что это демон. В течение двух секунд они колебались, но потом все же вышли из ступора и открыли огонь, оборвавший жизнь храбреца.

Но прежде он успел убить троих террористов.

Гада тоже заметила машины. Выстрелы не смолкали. Она задыхалась и хватала ртом воздух, понимая, что бешеная гонка вот-вот закончится. Она провалилась в небольшую траншею, на четвереньках выбралась из нее с другой стороны и почувствовала под собой твердую поверхность.

Гала с трудом подняла голову и обнаружила, что смотрит на черный асфальт. Она снова вскочила и побежала, понимая, что лишь оттягивает неизбежное, понимая с ужасающей определенностью, что через несколько минут ей предстоит умереть.

28

«Корд», тихо урча, плавно катился по дороге из Брекенриджа. Утреннее солнце заливало ярким светом свежевыкрашенный кузов, заставляя его весело искриться и вспыхивать радужными бликами на блестящих хромированных поверхностях. Лыжники, направляющиеся к подъемнику, приветливо махали вслед элегантной шестидесятилетней машине, к которой пришла вторая молодость. Джордино дремал на закрытом заднем сиденье, а Лили, одевшись потеплее, сидела на открытом переднем сиденье рядом с Питтом.

Проснувшись утром, Питт почувствовал, что его упрямство берет верх над осторожностью. Он не видел причин кататься на лыжах, взятых напрокат, если его собственные американские «Олин-921» лежали в сарае в каких-то трех милях от отеля. К тому же, уговаривал себя Питт, это значительно сэкономит время. Лучше уж заехать за собственными лыжами и отправиться кататься, чем провести несколько часов в очереди в пункте проката.

Питт не обратил особого внимания на предупреждение отца держаться подальше от принадлежавшего их семейству лыжного домика, он попросту отмахнулся от его слов как от очередной бюрократической препоны. Наверное, сенатор произвел бы такое же впечатление на Халка Хогана, предложив тому подставить щеку противнику, только что нанесшему ему удар в пах.

– Кто это пускает фейерверки так рано утром? – вслух удивилась Лили.

– Это не фейерверки, – сказал Питт, прислушиваясь к отрывистому треску выстрелов и взрывам ручных гранат. – Такое впечатление, словно где-то там идет бой.

– Звуки доносятся из леса, – показала Лили, – справа от дороги.

Радужное настроение, все утро не покидавшее Питта, испарилось, словно по мановению волшебной палочки. Лицо напряглось. Он резко увеличил скорость и постучал по стеклу, закрывающему сиденье пассажира. Джордино проснулся и опустил стекло.

– Ты разбудил меня на самом интересном месте, – отчаянно зевая, сообщил он, – вот-вот должна была начаться оргия.

– Слушай, – резко приказал Питт.

Джордино поморщился, поскольку поток холодного воздуха быстро выстудил его теплое гнездышко, и прислушался. Через несколько секунд на его физиономии отразилось полнейшее недоумение.

– Здесь высадились русские, – предположил он.

– Смотрите! – взволнованно воскликнула Лили. – Там впереди лесной пожар.

Джордино, увидев столб черного дыма, поднимавшийся над верхушками деревьев в окружении языков пламени, быстро оценил ситуацию.

– Это не лесной пожар, огонь явно сконцентрирован в одном месте, – отметил он. – Горит какое-то строение, дом, я думаю.

Питт ни на минуту не усомнился в словах друга. Выругавшись, он еще больше увеличил скорость. Он заподозрил, причем это подозрение очень скоро перешло в уверенность, что горит дом, принадлежащий его семье.

Он сказал:

– Нет никакого смысла останавливаться и напрашиваться на неприятности. Мы проедем мимо и посмотрим, что там происходит. Ал, пересаживайся вперед. Лили, перебирайся назад и пригни голову. Не хочу, чтобы ты пострадала.

– А как насчет меня? – Джордино изобразил праведное негодование. – Я для тебя уже ничего не значу? Назови мне хоть одну причину, по которой я должен сидеть рядом с тобой, подвергая опасности свою драгоценную жизнь!

– Чтобы защитить твоего постоянного шофера от неприятностей – и плохих парней.

– Это не слишком весомая причина.

– Да, я забыл, – усмехнулся Питт, – кажется, я брал у тебя в Панаме взаймы пятьдесят баксов, да так и не вернул.

– Плюс интерес.

– Плюс интерес, – повторил Питт.

– На что только не приходится идти, – заявил Джордино с отчаянием в голосе, – чтобы защитить свои мизерные доходы!

Он перебрался на переднее сиденье, поменявшись местами с Лили. Немного дальше по шоссе, примерно в полумиле перед поворотом к дому Питта, стояло несколько машин. Люди топтались рядом, глазея на поднимающийся в небо дым и прислушиваясь к выстрелам. Питт удивился, не увидев рядом полицейских машин, когда заметил расстрелянную патрульную машину, загородившую подъездную дорогу к дому.

Все внимание Питта было обращено на правую сторону дороги, и поэтому он сразу уловил какое-то движение среди деревьев. Кто-то бежал к дороге, явно стараясь догнать его «корд».

Питт ударил по тормозам и резко вывернул руль вправо, заставив «корд» повернуть на девяносто градусов. Машину занесло, и она, описав дугу, стала носом к обочине, перегородив проезжую часть всего лишь в метре от женщины, бессильно опустившейся на снег.

Сердце Питта забилось в два раза быстрее, когда он узнал эту измученную женщину. Он видел, как ужас в ее глазах уступил место выражению недоверия.

– Вы... – прошептала она. – Это действительно вы?

Питт смотрел на нее, не в силах поверить собственным глазам:

– Мисс Камиль?!

– Это не мисс Камиль, – заявил Джордино. – Это дежа-вю.

– Слава богу, это вы, – выдохнула Гала. – Помогите мне, пожалуйста. Все мертвы. Они пришли убить меня.

Питт выскочил из машины одновременно с Лили, и они помогли госпоже Камиль устроиться на заднем сиденье.

– Кто они? – спросил Питт.

– Наемные убийцы Язида. Они убили охранявших меня агентов секретной службы. Мы должны уехать отсюда. Они будут здесь через несколько секунд.

– Успокойтесь, – Лили погладила Галу по плечу, с ужасом глядя на почерневшую от копоти кожу, на лохмотья одежды и спутанные волосы, – мы отвезем вас в больницу.

– Нет времени, – воскликнула Гала, указав дрожащей рукой в сторону леса, – поторопитесь, или они убьют вас тоже.

Питт поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть два черных «мерса», вылетевших из лесополосы на шоссе. В следующую секунду он уже был за рулем. Включив скорость и вдавив в пол педаль акселератора, он повел «корд» в единственном открытом для него направлении – обратно в Брекенридж.

Он взглянул в зеркало заднего вида, закрепленное на установленном сбоку запасном колесе. Между «кордом» и машинами террористов было не менее трехсот метров. Больше у него не было возможности смотреть в зеркало, потому что оно уже в следующую минуту оказалось разбитым пулей. – На пол! – крикнул он женщинам.

На «корде» нет приводного вала, поэтому они смогли вполне комфортно устроиться на плоском полу. Гала, глядя на перепуганное лицо Лили, начала непроизвольно дрожать. Пришлось Лили сделать над собой усилие и выдавить улыбку.

– Только без паники, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал. – Добравшись до города, мы будем в безопасности.

– Нет, – пробормотала Гала, все еще пребывающая в шоке. – Мы нигде не будем в безопасности.

Сидя на переднем сиденье, Джордино опустился как можно ниже, чтобы уберечься от пуль и ледяного ветра, но это плохо помогало.

– Как быстро эта штука может ездить? – поинтересовался он светским тоном.

– Наибольшая скорость, зарегистрированная у этой модели, семьдесят семь.

– Миль или километров?

– Миль.

– Меня не оставляет чувство, что мы побили все рекорды, – сказал Джордино, но его шутка не была оценена по достоинству. Слова заглушал рев двигателя.

– Против кого мы выступаем?

Джордино осторожно высунулся в окно и попытался рассмотреть машины преследователей.

– Не могу сказать, какой модели эти «мерсы» – по передку не определишь. Но, по-моему, там не меньше трехсот лошадей.

– Дизеля?

– Дизеля с турбонаддувом, если быть точным. А это значит, что максимальная скорость двести двадцать километров в час.

– Догоняют?

– Как тигры раненую лань, – уныло сообщил Джордино. – Они сожрут наши задницы намного раньше, чем мы доберемся до шерифа.

Питт дернул рычаг и включил третью скорость.

– Лучше бы нам держаться подальше от людных мест. Эти ублюдки не остановятся ни перед чем, даже перед убийством сотни ни в чем не повинных граждан, чтобы добраться до госпожи Камиль.

Джордин снова посмотрел назад: – Кажется, я вижу белки их глаз.

Исмаил выкрикнул очередное ругательство – его автомат дал осечку. В сердцах он выбросил его из окна «мерседеса» на дорогу и выхватил автомат из рук своего помощника, сидевшего на заднем сиденье. Он высунулся из окна и выпустил очередь в сторону «корда». Выплюнув пять пуль, автомат дернулся и замолчал – кончились патроны. Он снова выругался и полез в карман за очередным рожком. Там было пусто.

– Не нервничай, – спокойно сказал водитель, – мы догоним их на следующем километре. Я обойду машину слева, а Омар и его люди во второй машине – справа. Перекрестный огонь с близкого расстояния – надежная штука.

– Я хочу убить мерзавца, спутавшего мне карты! – взвизгнул Исмаил.

– Убьешь. Имей терпение.

Как капризный ребенок, которому не дают поступить по-своему, Исмаил надулся и с ненавистью уставился на несущуюся впереди машину.

Исмаил был худшим из убийц, если такое вообще может быть: он никогда и ни при каких обстоятельствах не ощущал угрызений совести. Киллеры высокого класса всячески стремятся усовершенствовать свое мастерство, чтобы выполнить задачу и при этом не пострадали посторонние. Исмаил не вел счет трупам. Он не утруждал себя предварительной подготовкой и планированием операции, дважды путал намеченные жертвы – убирал не тех, кого надо. Это делало фанатиков, подобных Исмаилу, еще более опасными. Непредсказуемый, как акула, он наносил удар, невзирая на лица, никогда не проявляя милосердия к невинным жертвам, которые оказались на его пути. Он оправдывал свои кровавые деяния религиозными мотивами, но, если бы таковых не имелось, он безусловно стал бы серийным убийцей, убивая ради забавы.

Он сидел в машине, поглаживая автомат, словно это было живое существо, и выжидал момент, чтобы обрушить смертоносную ярость огня на головы неверных, которые посмели прямо из-под носа украсть у него дичь.

* * *

– Должно быть, они экономят патроны, – задумчиво сказал Джордино.

– Только до того момента, пока не возьмут нас в коробочку, – ответил Питт.

Он не сводил глаз с дороги, одновременно прокручивая в уме множество вариантов спасения и не находя ни одного реального.

– Сюда бы противотанковое реактивное ружье! – Джордино иногда позволял себе помечтать.

– Кстати, ты мне напомнил: сегодня утром, садясь в машину, я наткнулся на что-то твердое под сиденьем. Посмотри, что там.

Джордино наклонился и пошарил под сиденьем Питта. Он нащупал холодный твердый предмет и поднял его.

– Это всего лишь гаечный ключ, – разочарованно сообщил он. – Пользы от него в данной ситуации никакой.

– Здесь есть узкая дорожка, проложенная джипом, ведущая наверх, туда, где начинаются лыжные трассы. Ее иногда используют для доставки инструментов и ремонтного оборудования на вершину. Она даст нам пусть мизерный, но все-таки шанс оторваться от них в лесу или где-нибудь в лощине. Оставшись на шоссе, мы найдем верную смерть.

– Далеко до нее?

– Она за следующим поворотом.

– Мы там проедем?

– Сейчас узнаем.

Джордино в очередной раз обернулся:

– До наших задниц осталось семьдесят пять метров.

– Близко, слишком близко. Надо заставить их снизить скорость.

– Я могу корчить им уродливые рожи, делать непристойные жесты, – предложил находчивый Джордино.

– Они только еще более разозлятся. Придется следовать плану номер один.

– Я, должно быть, пропустил инструктаж, – ухмыльнулся Джордино.

– Ты давно не бросал мячик?

Джордино понимающе кивнул.

– Держи эту старую калошу по прямой, и блестящий игрок Джордино покажет класс.

Открытая городская машина – весьма удобная платформа. Джордино развернулся и встал на колени, его плечи и голова показались над крышей. Прицелившись, он запустил гаечный ключ в сторону настигавшего их «мерса».

В первый момент Джордино показалось, что он промахнулся. Мысль была крайне неприятной и заставила сердце тоскливо сжаться. Он слегка не рассчитал расстояние, и ключ упал на капот. Но, стукнувшись о капот, ключ подпрыгнул и аккуратно разбил ветровое стекло.

Водитель-араб заметил, что Джордино что-то бросил. Он отреагировал, но недостаточно быстро. Он резко затормозил и вывернул руль, чтобы убраться с дороги следовавшего по пятамвторого «мерса». Но в тот же самый момент стекло разлетелось на тысячи мельчайших осколков, дождем хлынувших ему в лицо. Гаечный ключ, ударившись в рулевую колонку, угодил Исмаилу в колено.

Водитель второго «мерседеса» держался вплотную за машиной Исмаила и поэтому не мог наблюдать полет гаечного ключа. Вспыхнувшие прямо перед его глазами тормозные огни явились для него полнейшей неожиданностью. Ему оставалось только беспомощно наблюдать, как его машина таранит впереди идущую, которая от удара потеряла управление, ее развернуло и выбросило на полосу встречного движения.

– Ты это имел в виду? – весело поинтересовался Джордино.

– Именно, – ответил Питт. – Ты, как всегда, оказался на высоте. А теперь, внимание, мы приближаемся к повороту.

Питт снизил скорость и повернул «корд» на узкую заснеженную дорогу, которая, правда, на некоторых участках больше напоминала американские горки, но вела к вершине горы.

Двигатель с восемью установленными в ряд цилиндрами мощностью сто пятнадцать лошадиных сил натужно ревел, пока тяжелая машина продвигалась вперед по скользкой, неровной дороге. Жесткая подвеска подбрасывала всех сидящих в машине как теннисные мячики в стиральной машине. Более легкая задняя часть виляла из стороны в сторону. Искусно маневрируя, Питт старался компенсировать недостатки трассы, удерживая машину строго по оси дороги, больше напоминаюшей тропу для пешего туристического маршрута высшей категории сложности.

Лили и Гала уже перебрались с пола на сиденье. Они упирались руками и ногами во все, до чего могли дотянуться, чтобы хоть немного облегчить себе жизнь.

Через шесть минут деревья остались позади. Выше были только скалы, снег и лед. Теперь дорога бежала между крутыми склонами, покрытыми острыми камнями и глубоким снегом. Первоначально у Питта была идея бросить «корд» и спасаться пешком, используя камни и деревья в качестве укрытия, но глубина рыхлого снега, прославившего Колорадо на всю страну, которая к тому же с высотой резко возрастала, делала передвижение пешим ходом невозможным. У Питта остался только один выход – добраться до вершины, имея запас времени, достаточный для того, чтобы спуститься по канатной дороге с горы и затеряться в толпе.

– Мы кипим, – поделился наблюдением Джордино.

Питту не надо было смотреть на струйки пара, поднимавшиеся над радиатором, чтобы понять: двигатель перегрелся. Он уже давно с тревогой следил за стрелкой датчика температуры, которая медленно, но верно заползала на красную отметку.

– Двигатель только что перебрали с минимальными допусками, – сказал Питт. – А мы с ходу дали ему слишком большую нагрузку без надлежащей обкатки.

– Что мы станем делать, когда дорога закончится?

– План номер два. Сядем в кресла и спустимся вниз до ближайшего кафе.

– Твой план мне нравится, но война еще не закончена, – сообщил Джордино. – Наши друзья вернулись.

Питт был слишком занят тем, чтобы удержать громоздкую машину на скользкой дороге, и не следил за преследователями. А те, придя в себя после дорожно-транспортного происшествия, устремились вверх по склону горы в погоню за «кордом». Прежде чем он успел оглянуться, три пули пробили заднее стекло как раз между головами Лили и Галы и вылетели наружу, пробив ветровое стекло и оставив после себя след – три аккуратных отверстия. Женщины не стали ждать повторения. Они по собственной инициативе поспешили вжаться в пол.

– Думаю, они рассердились на нас из-за гаечного ключа, – предположил Джордино.

– В любом случае им до меня далеко. Я испытываю в сто раз большую злость из-за того, что они уродуют мою новую машину.

Питт уверенно преодолел очередную горку. Когда же дорога снова пошла прямо, он бросил быстрый взгляд на преследователей. Угроза была нешуточной.

Оба «мерса» быстро катили по заснеженной дороге. Их преимущество в скорости на такой трассе ощущаюсь меньше, оно частично компенсировалось передним приводом «корда». Питт ощутимо отрывался от преследователей на крутых поворотах, зато террористы сокращали разрыв на прямых участках.

Питт успел заметить, что водитель «мерседеса», идущего впереди, похоже, от злости потерял голову. Он выкручивал руль, не думая об осторожности, как маньяк, создавая немалые трудности водителю второй машины. Из каждого поворота он выходил, едва не врезавшись в снег.

Питт был удивлен. На «мерседесах» не было знаков, указывающих на установку специальных шин, предназначенных для передвижения по снегу. Он не мог знать, что террористы вели свои машины из Мексики через границу, чтобы запутать следы. Зарегистрированные как собственность несуществующей текстильной компании в Матаморосе, они должны были быть брошены сразу после убийства Галы Камиль.

Увиденное Питту не понравилось. Мощные «мерсы» неуклонно приближались. Теперь их с «кордом» разделяло всего пятьдесят метров. Не вселял оптимизма и вид человека, целящегося в «корд» через разбитое ветровое стекло.

– А вот и посылка! – заорал Дирк и скользнул под рулевое колесо. – Все вниз!

В тот же самый момент по кузову «корда» застучали пули. Одна очередь вспорола закрепленное на правом крыле запасное колесо, другая искромсала кожаное покрытие крыши.

Питт сделал попытку опуститься еще ниже, поскольку левая сторона машины оказалась вскрыта, словно атакованная целой армией консервных ножей. С задней двери были сбиты петли, она распахнулась, несколько секунд поболталась и, в конце концов, оказалась оторванной при вынужденном контакте «корда» с деревом. Дождем летели осколки стекла. Одна из женщин пронзительно вскрикнула, но Питт не понял, кто именно. Он заметил пятна крови на приборной панели. Одна из пуль оставила глубокую борозду на ухе Джордино. Но выносливый, маленький итальянец не издал ни звука.

Джордино без видимых эмоций ощупал рану, словно кровоточащее ухо принадлежало вовсе не ему, и сообщил Питту:

– Похоже, вчера вечером я выпил слишком много вина. Видишь, выливается?

– Рана серьезная? – спросил Питт.

– Ничего такого, с чем не справится пластический хирург за две тысячи долларов. Что с женщинами?

Не оборачиваясь, Питт прокричал:

– Лили, вы с Галой в порядке?

– Несколько царапин, – игриво ответила Лили. – Здесь летает чересчур много стекляшек. Но ничего серьезного.

Питт понял, что девушка, конечно, напугана, но до паники дело еще не дошло.

Пар из перегревшегося радиатора «корда» теперь бил струей, как если бы его выпускали под высоким давлением. Питт чувствовал, что обороты двигателя постепенно падают. Старой машине осталось совсем немного. Питт ощущал себя жокеем, изо всех сил погоняющим старую, усталую клячу, которой не надо было ничего, кроме сочной травы на пастбище.

Он сосредоточился и уверенно повел машину на последнюю перед вершиной «американскую горку». Что ж, следовало признать, что он эту ставку проиграл. Ему так и не удалось уйти от убийц. Их первая машина ехала вплотную за «кордом», словно на буксире.

Двигатель «корда» уже давно дребезжал, протестуя против перегрузки. Еще одна очередь искорежила левое заднее крыло и порвала второе запасное колесо. Питт прилагал все усилия, чтобы вести машину ровно, удержать на шестидесятиградусном уклоне и не дать съехать на обочину, покрытую большими остроконечными валунами.

«Корд» умирал. Из-под капота сочился зловещий голубоватый дымок. Из двигателя вытекало масло – маслопровод был пробит острым камнем, объехать который не представилось возможности. Датчик давления масла показывал ноль. Шансы обрести хотя бы временную безопасность на вершине таяли с каждым движением поршней в цилиндрах.

Ведущий «мерс» занесло на повороте, но водитель справился с управлением и снова сел на хвост «корду». Питт в отчаянии стиснул руль. Он представил себе выражение торжества на физиономиях преследователей, отлично понимающих, что через несколько секунд добыча будет у них в руках.

Он не видел возможности спасения. Даже если бросить машину, деваться было некуда. Они были зажаты на узкой дороге, с одной стороны которой был крутой обрыв, а с другой – не менее крутой подъем. Скрыться было негде, оставалось только двигаться вперед, пока двигатель старой машины не умрет.

Питт вжал в пол педаль акселератора и прошептал короткую молитву.

Удивительно, но оказалось, что силы восстановленного умелыми руками мастера коллекционного раритета еще не исчерпаны. Создавалось впечатление, что бездушный механизм обладал собственным разумом, который дремал где-то в недрах хитросплетения железных и стальных деталей, и внезапно пробудился, чтобы заставить машину сделать последний, решающий рывок. Обороты двигателя неожиданно возросли, передние колеса взрыли снег, и «корд» устремился по последнему подъему к вершине. Минутой позже, оставляя за собой облака белого пара и голубого дыма, он вылетел на ровную площадку на горном хребте.

В ста метрах от них виднелся подъемник. В первый момент Питт посчитал странным, что никто не катается по склону, расположенному прямо под «кордом». Люди выпрыгивали из кресел и шли к другому склону.

Затем он увидел, что на этой части склона установлено ограждение и предупреждающие знаки, запрещающие катание из-за опасных ледовых условий.

– Конец пути, – торжественно объявил Джордино.

Питт расстроенно кивнул:

– Мы не сможем прорваться к подъемнику. Нас подстрелят на первых же десяти метрах.

– Можно забросать их снежками или же сдаться на милость победителя.

– А почему бы не попробовать план номер три?

Джордино с любопытством воззрился на Питта:

– Что ж, он в любом случае не может быть хуже, чем первые два, хотя бы потому, что хуже некуда. – Потом его глаза округлились, и он простонал: – Ты! Нет... только не это!

«Мерседесы» были уже так близко, что до них можно было без труда доплюнуть. Но когда они начали обходить «корд», чтобы взять его в клещи, Питт выкрутил руль и направил машину вниз по лыжной трассе.

29

– Да поможет нам Аллах! – пробормотал водитель Исмаила. – Мы не сможем остановить этих психов.

– Держись за ними! – истерически завопил Исмаил. – Не дай им уйти!

– Они все равно погибнут. Ни одна машина не сможет спуститься по крутому склону горы.

Исмаил повернулся и ткнул водителя в ухо дулом автомата.

– Я сказал, догони этих свиней! – яростно зашипел он. – Иначе ты встретишься с Аллахом раньше, чем думаешь.

Водитель несколько секунд помедлил, здраво рассудив, что в любом случае погибнет, но сдался и направил «мерс» вниз по крутому склону.

– Аллах, направь меня по верному пути! – прошептал он.

Исмаил убрал оружие и снова выставил дуло вперед:

– Успокойся и следи за дорогой.

Приспешник Исмаила, ведущий вторую машину, не колебался ни минуты, и второй «мерседес» устремился вслед за первым.

* * *

«Корд» с шумом несся по утрамбованному снегу как сошедший с рельсов грузовой поезд, с пугающей быстротой набирая скорость. Замедлить движение тяжелой машины было невозможно. Питт управлял ею, легонько касаясь руля и тормозов, опасаясь ненароком стать причиной неуправляемого заноса. Боковое скольжение по крутому склону могло привести только к тому, что машина опрокинется и начнет кувыркаться. Результат последнего был очевиден – груда искореженного металла и четыре мертвых тела у подножия горы.

– Как ты считаешь, сейчас уместно поднять вопрос о привязных ремнях? – поинтересовался Джордино, изо всех сил упираясь ногами в приборную панель.

Питт покачал головой:

– В тысяча девятьсот тридцатом году еще не было дополнительного оборудования.

Очередная пуля попала в заднее колесо, из которого с шипением вышел воздух. Питт почувствовал, что удача еще не совсем отвернулась от него. Острые края обода, вгрызаясь в ледяную поверхность и веером разбрасывая вокруг мелкие частицы льда, немного облегчали управление.

Спидометр показывал шестьдесят, когда Питт увидел впереди участок со стоящими в ряд толстыми ледяными столбами, покрытыми снежными шапками. Опытные лыжники любили здесь практиковаться в преодолении препятствий. Питту это тоже нравилось, но только когда он катался на лыжах, а не несся вниз по склону на практически неуправляемой машине, весящей более двух тонн.

Слегка повернув руль, он повел машину сбоку от полосы препятствий. Но с другой стороны таким же рядом стояли деревья. У Питта появилось ощущение, что ему придется проскочить в игольное ушко. Он непроизвольно напрягся, ожидая удара: он отлично понимал, что любое неверное движение приведет к тому, что машина на огромной скорости врежется в дерево и ее пассажиры станут окровавленной мертвой плотью.

Но столкновения не произошло. Машина вихрем пронеслась по узкому желобу, с одной стороны от которого высились столбы, а с другой – деревья, не задев ни то, ни другое.

Оказавшись на широкой трассе без препятствий, Питт позволил себе обернуться и полюбопытствовать, как дела у преследователей.

Водитель ведущего «мерса», безусловно, обладал здравым смыслом. Следуя по колее, оставленной «кордом,» он миновал и столбы, и деревья. Второй водитель то ли не заметил препятствие, то ли не счел его опасным. Ошибку он понял слишком поздно и теперь яростно выкручивал руль, в тщетной попытке избежать столкновения с ледяными столбами метровой высоты.

Ему удалось миновать четыре столбика, прежде чем он врезался в пятый. Нос машины зарылся в ледяное крошево, а задняя часть поднялась вверх, и машина на некоторое время застыла в таком положении. Прошло несколько томительных мгновений, и она покатилась по склону вниз. При каждом ударе о твердую поверхность окрестности оглашались резким скрежетом рвущегося металла и бьющегося стекла.

Убийцы могли бы выжить, но им не повезло. После серии страшных ударов у «мерседеса» сорвало двери, и машина начата разваливаться. Сорванный с места двигатель взмыл в воздух и, описав замысловатый кульбит, улетел в лесополосу. Колеса, передняя подвеска, задний мост – все это было достаточно надежным для езды по дороге, но не было приспособлено для столь разрушительных нагрузок. Части кувыркающейся по склону машины отрывались одна за другой и в бешеной круговерти разлетались в стороны.

Питт не мог терять времени, наблюдая за последней поездкой «мерса», который закончил свой путь грудой металла на дне неглубокого ущелья.

– Надеюсь, я не покажусь вам грубым, – Джордино в третий раз после начала гонки вниз по склону открыл рот, – если скажу: один уже накрылся.

– Лучше бы ты подыскан другой термин, – сквозь зубы пробормотал Питт. Он на мгновение оторвал от руля одну руку и указал вперед: – Счет может скоро увеличиться.

Джордино взглянул в указанном направлении и замер, увидев, что лыжная трасса разветвляется и сливается с другой трассой, где катается множество людей в ярких спортивных костюмах. Вцепившись в остатки рамы ветрового стекла, он встал, принялся размахивать руками и орать, пытаясь прогнать людей с дороги, а Питт вовсю жал на клаксон «корда».

Ничего не подозревающие лыжники оборачивались на шум и потрясенно созерцали две машины, несущиеся вниз с горы по лыжной трассе. Хорошо еще, инстинкт самосохранения никого не подвел – и люди вовремя успели отскочить, пропустив автотранспорт.

Впереди показался лыжный трамплин. Он поднимался над трассой и снова спускался по склону. Питт едва успел рассмотреть заснеженную плоскость трамплина, сливающуюся со склоном горы. Ни минуты не колеблясь, он направил машину к точке старта.

– Ты же этого не сделаешь, правда? – с надеждой в голосе спросил Джордино.

– План номер четыре, – сообщил Питт, – Держитесь кто за что может. Я могу потерять управление.

– А-а, я понял: наша поездка проходит слишком спокойно.

Небольших размеров, намного меньше, чем сооружения для олимпийских соревнований, этот трамплин использовался только для показательных трюков. Его плоскость была достаточно широкой, чтобы на ней поместился «корд». Трамплин имел длину около тридцати метров и обрывался в двадцати метрах над поверхностью земли.

Питт повел машину к стартовым воротам, при этом массивная громада «корда» загородила трамплин от обитателей «мерседеса». Успех плана Питта зависел от точного расчета времени и мастерства водителя. В последнее мгновение, когда передние колеса уже пересекали линию старта, Питт рванул руль, заставив «корд» спрыгнуть с трамплина на трассу. Водитель «мерседеса», озадаченный этим маневром, тоже выкрутил руль, чтобы избежать столкновения, и въехал точно в стартовые ворота.

Пока Питт сражался с «кордом», пытаясь вернуть его на прямую дорогу, Джордино наблюдал за «мерсом». На физиономии итальянца застыло странное выражение – смесь страха и ярости. Потом оно исчезло, уступив место задумчивости. Машина террористов вылетела на крутой трамплин и потеряла управление. В какой-то момент показалось, что она взлетит в воздух, словно неуклюжая птица, не имеющая крыльев. Но она не полетела, а заскользила вниз, причем за несколько метров до конца трамплина правые колеса съехали с наклонной плоскости, и машина полетела по воздуху как хорошо закрученный мяч.

В момент отрыва от поверхности скорость «мерса» была не меньше ста двадцати километров в час. Под воздействием крутящего момента огромной силы, он несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул на снег на все четыре колеса одновременно. Затем подпрыгнул и, словно в замедленной съемке, постепенно набирая скорость, заскользил к росшей неподалеку гигантской сосне, в ствол которой и врезался.

Воздух наполнился грохотом и отвратительным скрежетом. Кузов и ходовая часть «мерседеса» обернулись вокруг дерева, при этом передний и задний бамперы почти уткнулись друг в друга. Стекла разлетелись, словно россыпь конфетти, а тела пассажиров оказались расплющены, как мухи под мухобойкой.

Джордино замотал головой, будто прогоняя кошмарное видение:

– Ничего ужаснее я в жизни не видел.

– То ли еще будет, – обнадежил Питт, стараясь остановить бешеное скольжение «корда». Однако скорость не снижалась. Тормоза уже давно сгорели, а рулевая тяга погнулась и висела на нитке. «Корд» двигался по вполне определенной трассе. Он направлялся к большому лыжному комплексу, построенному у входа на подъемник, где был ресторан, пункт проката лыжного снаряжения и некоторые другие службы.

Лили и Гала наблюдали за гибелью последнего «мерса» с болезненным любопытством и чувством облегчения. Но, обернувшись, они увидели стремительно приближающееся здание.

– Сделайте же что-нибудь! – воскликнула Гала.

– Что именно? – любезно осведомился Питт. – Я весь к вашим услугам.

Он был спокоен, поскольку только что очень удачно разминулся с целым выводком детишек, идущих на прогулку. Основная масса лыжников на склоне или видела аварию, или слышала душераздирающие звуки, поэтому вид несущегося «корда» не вводил их в ступор, а наоборот заставлял поторапливаться, чтобы уступить ему дорогу.

Предупреждение о необычном слаломе на автомобилях было передано по трассе, и инструкторы быстро освободили от лыжников значительную часть территории. Питт знал, что справа от лыжного центра находится неглубокий замерзший пруд, и надеялся направить машину туда. Выехав на лед, тяжелая машина должна была его проломить и начать тонуть, иначе говоря, только таким образом ее можно было остановить. Единственная проблема заключалась в том, что кругом было полно зевак, которые выстроились, образовав живой коридор, ведущий в сторону ресторана.

– Не думаю, что у тебя есть план номер пять, – сказал Джордино, приготовившись к столкновению.

– Извини, – вздохнул Питт. – Я иссяк.

Лили и Гала со страхом наблюдали за происходящим. Обе понимали, что ничего сделать нельзя. Они спрятались за сиденьем водителя, закрыли глаза и прижались друг к другу.

Питт негромко выругался, когда они врезались в стеллажи, на которых стояли лыжи и палки. Лыжи, словно под действием нешуточного заряда взрывчатки, взмыли в воздух как зубочистки и посыпались обратно. На несколько мгновений «корд» оказался засыпанным лыжами и палками, но они быстро слетели в стороны. «Корд» слегка задел массивную бетонную лестницу, благодаря чему не въехал в ресторан, а немного изменил направление и, пробив деревянную стену, оказался в курзале, где уставшие после лыжной прогулки отдыхающие обычно вкушали коктейли. В помещении не было никого, кроме пианиста, застывшего за своим инструментом, и бармена, который не стал наблюдать, как «корд» прокладывает себе дорогу сквозь море столиков и стульев, а спрятался под барной стойкой.

«Корд» почти проломил и следующую стену, после чего ему пришлось бы лететь с высоты второго этажа, но момент инерции уже был погашен, и машина остановилась, а за периметр стены высунулся лишь ее изрядно изуродованный бампер. Курзал выглядел так, словно только что подвергся артиллерийскому обстрелу.

Кругом воцарилась тишина, которую нарушало только шипение радиатора и щелканье перегретого двигателя. Питт без сил откинулся на водительском сиденье, его лицо было залито кровью, которая текла из глубокого пореза на лбу. Он скосил глаза на Джордино: маленький итальянец сидел совершенно неподвижно, словно превратившись в камень, и бестолково таращился в стену перед собой. Питт сделал над собой усилие и оглянулся на женщин. Их лица выражали совершеннейшее недоумение тем, что они все еще живы, но ничего серьезного с ними определенно не произошло.

Бармен так и не покинул своего убежища за стойкой, а пианист, судя по всему, обратился в статую, поскольку ни разу не шелохнулся, сидя на своем вертящемся табурете. На голове у служителя муз был котелок, а из уголка рта свисала сигарета, с которой вот-вот должен был упасть пепел. Его руки застыли над клавиатурой, тело замерло. Он вроде бы даже забыл, что пора восстановить дыхание. Потрясенный, он не моргая взирал на окровавленное видение с гривой спутанных волос, которое неожиданно улыбнулось и вежливо проговорило:

– Не могли бы вы сыграть нам «Увези меня на Луну»?

Часть третья «ЛЕДИ ФЛЭМБОРО»

Уксмал, Юкатан

19 октября 1991 года

30

Величественное сооружение на вершине каменной громады, освещенное разноцветными прожекторами, казалось, и само испускало странное неземное сияние. Стены огромной пирамиды были залиты голубым светом, а храм Мага – оранжевым. По широкой лестнице метались пятна красного цвета, создавая иллюзию льющейся по ступеням крови. На самом верху, на крыше храма, стояла худощавая фигура, облаченная в белые одежды. Топильцин простер руки с открытыми ладонями перед собой, что должно было изображать некий божественный жест, и взглянул на людей, окруживших пирамиду в Уксмале, старинном городе индейцев майя на полуострове Юкатан. Людей было очень много, должно быть, несколько сотен тысяч, и все лица были обращены к нему, Топильцину. Он закончил свою речь, как обычно, напевом на мелодичном языке ацтеков. Огромная аудитория подхватывала фразы и повторяла их.

– Сила и мужество нашего народа заключается в нас, которые никогда не будут великими или богатыми. Мы голодаем, мы в поте лица своего работаем на хозяев, которые менее благородны и честны, чем мы. Мексика не достигнет величия и славы, пока не будет предано смерти зажравшееся правительство. Мы не будем больше терпеть рабство. Боги собираются, чтобы принести в жертву коррупцию ради порядочности. Их дар – новая цивилизация. Мы должны принять его.

Когда Топильцин замолчал, яркий свет стал медленно тускнеть – и вскоре разноцветные прожекторы погасли. Только фигура Топильцина в белых одеждах оставалась освещенной. Потом погас и белый свет. Наместник ацтекских богов на земле исчез.

Были разожжены большие костры, и людям начали раздавать коробки с провизией, доставленные сюда на грузовиках. В каждой коробке было одинаковое количество муки и консервов, а также брошюра с большим количеством иллюстраций, напоминающих сценки из мультфильмов, и почти без текста. Президент Де Лоренцо и его министры были изображены демонами, которых изгоняет из Мексики в распростертые объятия злобного Дяди Сэма Топильцин и четыре главных ацтекских бога.

Брошюра также содержала перечень инструкций, описывающих мирные, но эффективные способы подрыва влияния правительства.

Во время раздачи продовольствия в толпе активно работали специально подготовленные мужчины и женщины, вербуя новых членов армии последователей Топильцина. Да и вообще весь спектакль был поставлен с профессионализмом организаторов рок-концертов. Уксмал был только первой остановкой в грандиозном турне Топильцина, предпринятом с целью проведения кампании по свержению правительства в Мехико.

Топильцин обращался к массам только в известных исторических местах: Теотихуакане, Монте-Альбане, Туле и Чичен-Ице[170]. Он никогда не появлялся в современных мексиканских городах.

Толпа продолжала славословить, выкрикивать его имя. Но он больше ничего не слышал. Лишь только погасли прожекторы, телохранители провели его по лестнице с тыльной стороны пирамиды и усадили в автобус-салон на платформе, ведомой трейлером. Заработал двигатель – и автобус в сопровождении двух легковых автомобилей, один впереди, другой сзади, медленно двинулся сквозь толпу. Добравшись до шоссе, кортеж повернул к Мериде, столице штата Юкатан, и увеличил скорость.

Интерьер автобуса отличался пышным убранством, которое стоило немалых денег. Помещение было разделено на две части: комната для совещании и личные апартаменты Топильцина.

Коротко обсудив распорядок следующего дня со своими помощниками, Топильцин отпустил уставших людей. Кортеж остановился, приближенные Топильцина расселись по машинам и направились в отели Мериды.

Закрыв дверь, Топильцин отгородился от одного мира и вошел в другой.

Он снял головной убор из перьев и избавился от белого одеяния, под которым оказались довольно дорогие слаксы и модная спортивная рубашка. Он открыл свой кабинет, достал из холодильника бутылку игристого вина «Шрамсберг Блэнк де Блэнк» и аккуратно вытащил пробку. Первый стакан осушил залпом, чтобы утолить жажду, и вторым уже можно было насладиться, почувствовать его изысканный вкус.

Расслабившись, Топильцин вошел в кабинку, где находилось самое современное оборудование связи, набрал номер на голографическом телефоне и повернулся так, чтобы видеть середину комнаты. Он медленно потягивал калифорнийское шампанское и терпеливо ждал. Вскоре в комнате начала медленно появляться трехмерная фигура. Топильцин знал, что его изображение появилось также за много миль от Мексики.

Когда фигура материализовалась, Топильцин увидел сидящего на диване человека. Он был смугл, а зачесанные назад черные волосы масляно блестели. Человек в упор смотрел на Топильцина, его черные глаза мрачно поблескивали. На нем был пестрый шелковый халат, наброшенный поверх пижамы. Он внимательно осмотрел одежду Топильцина и неодобрительно скривился, заметив в его руке стакан.

– Ты подвергаешь себя опасности, – сухо сказал он на американском сленге. – Импортные шмотки, шампанское – дальше появятся женщины.

Топильцин искренне расхохотался:

– Не искушай меня. Вести себя как поп и носить шутовской наряд в течение восемнадцати часов в день – это достаточно утомительно и без целибата[171].

– Я испытываю те же неудобства.

– Каждый из нас несет свой крест, – скучным голосом проговорил Топильцин.

– Смотри не допусти оплошности. Мы ведь так близки к успеху.

– Не беспокойся. Никто из моих людей не осмелится нарушить мое уединение. Они верят, что, оставаясь в одиночестве, я общаюсь с богами.

Собеседник Топильцина улыбнулся:

– Мне это знакомо.

– Перейдем к делу? – спросил Топильцин.

– Хорошо.

– Приготовления завершены. В нужный момент все будут на своих местах. Я заплатил больше десяти миллионов песо в качестве взяток, чтобы все устроить. Когда те, кто их взял, сделают свою работу, они будут принесены в жертву не только для того, чтобы гарантировать их молчание, но также в качестве предупреждения тем, кому предстоит выполнить наши инструкции.

– Мои поздравления. Ты очень скрупулезен.

– А ты у нас очень умен.

Последовало недолгое молчание. Оба собеседника были погружены в мысли. Затем голографический абонент Топильцина хитро усмехнулся и извлек откуда-то из недр своего халата бокал, наполовину наполненный бренди.

– За твое здоровье.

Топильцин рассмеялся и поднял свой бокал:

– За успех нашего предприятия.

Виртуальный посетитель сделал паузу:

– Да, за успех нашего предприятия, за то, чтобы все прошло гладко. – Он сделал еще более длительную паузу и задумчиво проговорил: – Все же интересно посмотреть, как наши действия изменят будущее.

31

Рев двигателей стал тише, и самолет без опознавательных знаков, взлетевший с аэродрома Бакли, расположенного неподалеку от Денвера, набрал высоту и взял курс на Великие равнины. Покрытые снежными шапками Скалистые горы быстро остались позади.

– Президент шлет вам пожелания скорейшего выздоровления, – сказал Дейл Николс. – Он был очень расстроен, узнав о переделке, в которой вам пришлось побывать.

– Точнее сказать, он был в бешенстве, – вмешался Шиллер.

– Скажем так, он был недоволен, – продолжил Николс. – Он просил меня передать вам свои глубокие извинения, за то что не сумел принять должные меры безопасности. Он просил сказать, что сделает все от него зависящее, чтобы вы чувствовали себя спокойно во время пребывания в Нью-Йорке.

– Передайте ему мою признательность, – ответила госпожа Камиль, – и попросите от моего имени позаботиться о семьях агентов секретной службы, которые погибли, защищая мою жизнь.

– Будет сделано, – заверил ее Николс.

Гала лежала на кровати. На ней был белый велюровый костюм в зеленую полоску с вязаным воротником. Правая щиколотка была забинтована. Она посмотрела на Николса, потом перевела взгляд на Юлиуса Шиллера и сенатора Питта. Все они сидели напротив ее кровати.

– Для меня большая честь, – сказала она, – что три столь занятых джентльмена нашли время прилететь в Колорадо только для того, чтобы сопровождать меня в Нью-Йорк.

– Если мы можем что-нибудь для вас сделать...

– Вы уже сделали для меня намного больше, чем можно было ожидать.

– У вас несколько жизней, как у кошки, – сказал сенатор Питт.

– Двумя из них я обязана вашему сыну. Он обладает удивительной способностью появляться в нужном месте в нужное время.

– Я видел старую машину Дирка. Это чудо, что вы уцелели.

– Замечательная машина, – вздохнула Гала. – Жаль, что она уничтожена.

Николс откашлялся:

– Если бы мы могли поговорить о вашем завтрашнем обращении к Организации Объединенных Наций...

– Вашим людям удалось получить какую-нибудь надежную информацию, указывающую на местонахождение Александрийской библиотеки? – сухо спросила Гала.

Николс взглянул на сенатора Питта и главу ЦРУ с видом человека, неожиданно попавшего в зыбучие пески. Сенатор бросил им спасительный канат, ответив за обоих:

– У нас не было времени провести широкомасштабные поиски, – честно сказал он. – Сегодня мы знаем немногим больше, чем четыре дня назад.

– Президент... – неуверенно начал Николс, – он надеялся...

– Я сэкономлю вам время, мистер Николс, – сказала Гала и подняла глаза на Шиллера: – И вы расслабьтесь, Юлиус. В моей завтрашней речи прозвучит намек на поиски сокровищ Александрийской библиотеки, которые в ближайшем будущем должны дать результаты.

– Я рад, что вы изменили свое мнение.

– Учитывая последние события, я слишком многим обязана вашему правительству.

Было видно, что Николс испытывает немалое облегчение.

– Ваше сообщение даст президенту Хасану весомое политическое преимуществу над Ахмедом Язидом и прекрасную возможность вашим соотечественникам поставить национальные чувства выше религиозных.

– Не стоит ожидать слишком многого, – сказал сенатор. – Пока мы только заделываем трещины в разрушающемся здании.

Губы Шиллера скривились в холодной усмешке.

– Я бы отдал месячное жалованье за то, чтобы увидеть физиономию Язида, когда он поймет, что остался в дураках, – сказал он. – Но, боюсь, тогда он уж точно не успокоится, пока не отомстит госпоже Камиль.

– Не думаю, – возразил Николс – Если ФБР сумеет установить его связь с убитыми террористами и с тем, кто ответствен за катастрофу самолета, в которой погибло более шестидесяти человек, многие умеренные египтяне, не жалующие терроризм, пересмотрят свои взгляды и перестанут поддерживать его движение. Имея на своем счету широко освещенный средствами массовой информации международный террористический акт, он трижды подумает, прежде чем предпримет новую попытку покушения на жизнь мисс Камиль.

– Мистер Николс совершенно прав в одном, – произнесла Гала, – большинство египтян придерживаются умеренных взглядов и не поддерживают кровавые выходки подобного рода. Египтяне предпочитают эволюционный подход, когда власть органично постепенно переходит от демократического правительства к религиозным лидерам. Они не примут методов Язида, связанных с кровопролитием. – Гала сделала паузу и через мгновение продолжила: – Но я не согласна со вторым утверждением мистера Николса. Язид действительно не успокоится, пока не устранит меня. Он слишком фанатичен, чтобы признать свое поражение. И возможно, в эту самую минуту он планирует новое покушение.

– Вы правы, госпожа Камиль, – сказал сенатор. – Мы не должны спускать глаз с Язида.

– Каковы ваши планы после обращения к ООН? – спросил Шиллер.

– Сегодня утром перед уходом из госпиталя атташе нашего посольства в Вашингтоне передал мне послание от президента Хасана. Он желает со мной встретиться.

– Если вы окажетесь за пределами страны, мы не сможем гарантировать вашу безопасность, – предупредил Николс.

– Я понимаю, – ответила она, – но у меня нет причин тревожиться. После убийства президента Садата египетская служба безопасности стала весьма и весьма эффективной.

– Могу я поинтересоваться, где состоится встреча, – спросил Шиллер, – или я переступаю границы...

– Здесь нет никакой тайны, и это, я полагаю, скоро будет передано средствами массовой информации, – сообщила Гала. – Президент Хасан и я будем вести переговоры во время предстоящего экономического форума в Пунта-дель-Эсте, в Уругвае.

* * *

Помятый и пробитый пулями «корд» одиноко стоял в центре пустой площадки в магазине. Эсбенсон ходил вокруг машины и качал головой:

– Не припомню случая, когда мне приходилось восстанавливать старую машину всего лишь через два дня, после того как я выполнил эту работу.

– У нас был неудачный день, – объяснил Джордино. У него на шее был фиксирующий воротник, одна рука на перевязи, раненое ухо забинтовано. – Это чудо, что мы живы!

У Питта не было видимых повреждений. Несколько глубоких порезов, которые пришлось зашивать, были скрыты волосами. Он сочувственно погладил погнутый радиатор, словно жалел раненое животное.

– Нам повезло, что машина оказалась такой надежной, – вздохнул он.

К мужчинам подошла Лили. Она заметно хромала, левая щека был исцарапана, а правый глаз заплыл.

– Звонит Хайрем Йегер, – объявила она.

Питт кивнул и обнял Эсбенсона за плечи.

– Сделайте ее лучше, чем она была, я вас очень прошу, – с улыбкой сказал он.

– Это обойдется вам в целую кучу баксов и займет не менее шести месяцев, – сообщил Эсбенсон.

– Время не проблема, деньги тоже, – сказал Питт и неожиданно ухмыльнулся. – Полагаю, на этот раз ваш счет оплатит правительство. – Он быстро прошел в офис и взял трубку: – Хайрем, у тебя есть для нас что-нибудь интересное?

– Очередной отчет о состоянии дел, – сказал Йегер. – Мы обследовали Балтийское море и побережье Норвегии.

– И ничего подходящего?

– Ничего. Мы не обнаружили ни совпадения геологических контуров, ни географических описаний, приведенных в журнале «Сераписа». Варвары, о которых упоминает Руфинус, не имеют ничего общего с первыми викингами. Он писал о людях, напоминающих скифов, но с более темной кожей.

– Это меня тоже беспокоит, – согласился Питт. – Скифы пришли из Центральной Азии. Маловероятно, чтобы они были белокожими блондинами.

– Я не вижу смысла продолжать компьютерный поиск в Норвегии и на северном побережье России.

– Согласен. А как насчет Исландии? Викингов там не было еще пятьсот лет. Быть может, Руфинус имел в виду эскимосов?

– Не получается, – сказал Йегер. – Я проверил. Эскимосы никогда не переселялись на Исландию. И не забывай, что ты говоришь о шестисотмильном путешествии через самое суровое в мире море. Исторические морские хроники довольно точны. Римские капитаны почти никогда не уходили за пределы видимости берега. Путешествие при самых идеальных условиях заняло бы у судна четвертого века четверо с половиной или пятеро суток.

– Итак, в каком направлении ты намерен искать дальше?

– Я еще раз пройдусь вдоль побережья Западной Африки. Возможно, мы что-то упустили. Темнокожие африканцы и теплый климат кажутся мне более приемлемыми для решения, чем северные страны, особенно для жителей Средиземноморья.

– У нас все еще нет объяснения, как «Серапис» попал в Гренландию.

– Возможно, нам что-нибудь подскажет конструирование направления морских течений и ветра?

– Вечером я лечу в Вашингтон, – сообщил Питт, – и завтра утром загляну к тебе.

– Возможно, к тому времени у меня уже что-нибудь будет, – предположил Йегер, впрочем, его тон был далек от оптимизма.

Питт повесил трубку и вышел из офиса. Лили взглянула на него с надеждой, но ничего, кроме разочарования, на его лице не обнаружила.

– Хороших новостей нет? – на всякий случай спросила она.

Он пожал плечами и отрицательно покачал головой:

– Нет. А ведь, кажется, мы уже все проверили.

Лили взяла его за руку.

– Не переживай, Йегер обязательно найдет разгадку, – сказала она.

– Он не волшебник и не может творить чудеса.

Джордино посмотрел на часы, надетые на здоровую руку:

– У нас осталось не так много времени до вылета, надо ехать.

Питт подошел к Эсбенсону, который все еще сокрушенно покачивал головой, глядя на изуродованную машину, пожал ему руку и улыбнулся.

– Сделайте ее опять красивой, – попросил он. – Эта машина спасла нам жизнь.

Эсбенсон усмехнулся:

– Только если вы мне пообещаете беречь ее от пуль и не ездить по склонам для лыжников.

– Идет!

Проводив молодых людей, Эсбенсон открыл заднюю дверь «корда». Ручка осталась у него в руке.

– Господи! – скорбно сказал он. – Ну что за груда металлолома!

32

Когда Гала Камиль, решительно отказавшись от помощи и опираясь на костыли, медленно пошла на сцену, в зале заседаний и на галереях для гостей раздались громкие аплодисменты. Она стояла на сцене, высоко подняв голову, и говорила сильным, решительным голосом. В ней не было ничего театрального, она вела себя совершенно естественно. Она обращалась к аудитории с призывом прекратить убийства невинных людей во имя религии. И лишь когда она заговорила о недоверии правительствам, которые не обращают внимания на деятельность террористических организаций, некоторые делегаты почувствовали себя неуютно.

Сообщение о возможном обнаружении сокровищ Александрийской библиотеки было встречено недоверчивым шепотом. Но бурной реакции не последовало. Людям требовалось время, чтобы осознать все значение такой новости. Затем Гала заговорила об Ахмеде Язиде, открыто обвинив его в покушениях на свою жизнь.

В заключение она твердо заявила, что никакие угрозы не вынудят ее покинуть занимаемый ею пост. Она будет исполнять обязанности Генерального секретаря до тех пор, пока ее коллеги-делегаты не потребуют ее отставки.

В ответ раздались настоящие овации. Делегаты аплодировали стоя. Когда же она уходила со сцены и все присутствующие снова увидели костыли и гипсовую повязку на ноге, овации стали громовыми.

* * *

– Потрясающая женщина! – восхищенно сказал президент. – Я бы многое дал, чтобы иметь возможность работать с нею! – Он нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и телевизионный экран погас.

– Превосходная речь, – согласился сенатор Питт. – Она влепила славную пощечину Язиду и дала хороший повод для поисков Александрийской библиотеки.

Президент кивнул:

– Да, она нам очень помогла в обоих вопросах.

– Вы, конечно, знаете, что она уезжает в Уругвай на встречу с президентом Хасаном.

– Да, – сказал президент. Он сидел за своим рабочим столом в Овальном кабинете. – Дейл Николс рассказал мне о вашей беседе в самолете. Кстати, как идут поиски?

– Задействованы все компьютерные мощности НУМА.

– Они уже близки к разгадке?

Сенатор покачал головой:

– Не ближе, чем были четыре дня назад.

– Мы можем как-то ускорить процесс? Подумайте, не привлечь ли нам другие правительственные агентства? Или университеты?

На лице сенатора Питта отразилось сомнение.

– НУМА располагает лучшей в мире компьютерной базой данных по океанам, рекам и озерам. Если там не найдут места нахождения египетского флота, его не найдет никто.

– А как насчет археологических и исторических записей? – поинтересовался президент. – Возможно, в прошлом уже было найдено что-то, что может дать ключ к направлению поисков?

– Это стоит попробовать. Я знаю подходящего человека в университете Пенн-Стейт. К завтрашнему дню он сможет отправить в наши и европейские архивы человек тридцать своих сотрудников.

– Прекрасно. Обеспечьте их необходимыми документами.

– Теперь, когда новость об Александрийской библиотеке благодаря госпоже Камиль прошла по каналам информационных агентств, – сказал сенатор, – половина правительств и множество искателей приключений начнут собственные поиски.

– Я предусмотрел такую возможность, – сказал президент. – Но поддержать президента Хасана– дело первостепенной важности. Если нам удастся сделать открытие первыми, а потом отступить с занятых позиций, после того как Хасан устроит драматическое шоу с требованием вернуть артефакты обратно в Египет, его популярность в своей стране возрастет до небес. Он станет национальным героем Египта.

– И устранит угрозу захвата власти Язидом и его приспешниками, – добавил сенатор. – Все это так, господин президент, но существует одна проблема. Это сам Язид. Этот человек абсолютно непредсказуем. Наши лучшие эксперты по странам Востока не могут его раскусить. Он вполне может вытащить из шляпы кролика в самый неподходящий момент.

Президент удивленно взглянул на сенатора:

– Не вижу проблемы. После передачи артефактов президенту Хасану для Язида на политической сцене не останется места.

– Я на вашей стороне, господин президент, но недооценивать Язида чрезвычайно опасно.

– Не думаю, что он всевидящ и неуязвим.

– Конечно, но, в отличие от аятоллы Хомейни, Ахмед Язид обладает блестящим интеллектом и хорошо понимает, что делает.

– В области политики – возможно, но не в том, что касается убийств и терактов.

Сенатор пожал плечами и ухмыльнулся:

– Я не сомневаюсь, что планы Язида были нарушены по вине его фанатичных приверженцев. Как президент, вы знаете лучше, чем кто бы то ни было, как легко помощник или советник может погубить даже самый простой проект.

Президент также улыбнулся и принялся вертеть в пальцах авторучку.

– Мы чертовски мало знаем об этом человеке. Откуда, черт возьми, он взялся и чем живет?

– Он утверждает, что провел первые тридцать лет своей жизни, скитаясь по Синайской пустыне и беседуя с Аллахом.

– Значит, эту страницу биографии он позаимствовал у Иисуса Христа. Что еще у нас есть на него?

– Вы можете поговорить с Дейлом Николсом, – ответил сенатор. – Насколько мне известно, он вместе с ЦРУ работает над составлением психологического портрета Язида и воссозданием его биографии.

– Давайте посмотрим, что есть у них. – Президент нажал кнопку интеркома. – Дейл, вы можете зайти на минуту?

– Уже иду, – ответил голос Николса в динамике.

Пятнадцать секунд, которые потребовались Николсу, чтобы дойти до Овального кабинета, президент и сенатор провели в молчании. Негромко постучав, Николс открыл дверь и вошел.

– Мы говорили об Ахмеде Язиде, – сказал президент. – Удалось ли Брогану и его людям раскопать что-нибудь о его прошлом?

– Я разговаривал с Мартином час назад, – сообщил Николс. – Он сказал, что его аналитики сведут все данные воедино через день или два.

– Я хочу видеть файл, как только он будет закончен, – сказал президент.

– Между прочим, – вмешался сенатор Питт, – разве не должен кто-нибудь проинформировать президента Хасана о наших планах на случай, если коллекция Александрийской библиотеки будет найдена?

Президент кивнул:

– Конечно, – и взглянул на сенатора. – Полагаю, вы сможете потратить сорок восемь часов на это дело, Джордж?

– Иначе говоря, вы хотите, чтобы я встретился с президентом Хасаном в Уругвае. – Это был не вопрос, а утверждение.

– Вы против?

– Это работа для Дата Оутса и Госдепартамента. Он и Джо Арнолд из министерства финансов уже находятся в Кингстоне и проводят предварительные встречи с зарубежными экономическими лидерами. Вы считаете, стоит действовать за спиной госсекретаря?

– Обычно мы так не поступаем. Но вы лучше информированы о поисках, уже неоднократно встречались с президентом Хасаном и, кроме того, вы в дружеских отношениях с Галой Камиль. В данный момент вы – наиболее подходящая кандидатура для выполнения этого поручения.

Сенатор поднял руки, показывая, что сдается.

– В сенате сейчас не происходит ничего серьезного. Мои сотрудники справятся и без меня. Если вы прикажете выделить мне правительственный самолет, я могу вылететь утром во вторник, вечером того же дня встретиться с Хасаном, а на следующий день доложить вам, как прошел разговор.

– Спасибо, Джордж, я знал, что на вас можно положиться. – Президент на мгновение задумался и добавил: – Но есть еще одна вещь.

– Вот так всегда, – вздохнул сенатор.

– Я хочу, чтобы вы сообщили президенту Хасану в личной беседе и при условии соблюдения строжайшей секретности, что я готов всемерно сотрудничать с ним, в случае если он решит устранить Язида.

Сенатор был крайне удивлен, если не сказать шокирован.

– С каких это пор Белый дом занимается политическими убийствами? Умоляю вас, господин президент, не бросайте тень на себя и свой кабинет.

– Если бы кто-нибудь догадался прикончить Хомейни двенадцать лет назад, на Востоке сейчас было бы гораздо спокойнее.

– Король Георг* мог сказать то же самое в тысяча семьсот семьдесят восьмом году относительно Джорджа Вашингтона и восставших колоний.

* Имеется в виду английский король Георг III (1738-1820). Один из вдохновителей английской колониальной политики и борьбы с восставшими северо-американскими колониями.

– Хватит, Джордж, иначе мы потратим весь день, подыскивая исторические аналогии. Решение должен принять Хасан. Это его право и обязанность.

– Все равно это неудачная идея, – решительно заявил сенатор. – У меня имеются серьезные сомнения относительно такого предложения. Если слухи об этом просочатся в прессу, ваше президентство может оказаться под угрозой импичмента.

– Я очень уважаю ваши советы, вашу честность и прямоту. Вот почему вы единственный человек, которому я могу доверить это поручение.

Сенатору пришлось уступить.

– Я сделаю то, что вы просите, и с радостью проинформирую Хасана обо всем, касающемся Александрийской библиотеки. Но не ждите, что я стану убеждать его в необходимости физического устранения Язида, даже если этот последний и заслуживает смерти.

– Полагаю, мне следует позаботиться о том, – дипломатично вмешался Дейл Николс, – чтобы Хасану сообщили о вашем прибытии.

Президент встал, давая понять, что совещание окончено и пожал руку сенатору.

– Я вам очень благодарен, мой друг, и с нетерпением жду вашего доклада в среду вечером. Мы сможем вместе поужинать.

– Увидимся в среду, господин президент.

– Желаю успешного полета.

Выходя из Овального кабинета, сенатор Питт был мрачен. У него появилось смутное опасение, что президент, скорее всего, в среду будет ужинать в одиночестве.

33

Теплоход «Леди Флэмборо» вошел в маленькую гавань Пунта-дель-Эсте за несколько минут до того, как восходящее солнце осветило первыми, еще прохладными, лучами западную часть берега. Легкий южный ветерок заставлял Юнион Джека[172] развеваться на корме.

Это было красивое круизное судно, с элегантными обводами и обтекаемой формой надстройки. В случае с «Леди флэмборо» была нарушена британская традиция окрашивать корпуса судов в черный цвет, а палубные сооружения – в белый. Этот лайнер был окрашен в сочный голубой цвет, а наклонная труба сияла полосами цвета королевского пурпура и бургундского вина.

Будучи одним из первых представителей новой серии небольших круизных судов, теплоход «Леди Флэмборо» был скорее похож на роскошную яхту. Его изящный, более чем стометровый корпус содержал все, что может понадобиться для шикарного отдыха. Там находилось всего пятьдесят больших кают, в которых размещалось до ста пассажиров. Их обслуживало такое же количество членов экипажа.

В этом рейсе из порта приписки Сан-Хуан судно шло без пассажиров.

– Два градуса лево руля, – произнес темнокожий лоцман.

– Есть, два градуса лево руля, – повторил рулевой.

Одетый в свободную рубашку цвета хаки и шорты, лоцман не сводил глаз с выдающейся в море косы до тех пор, пока она не оказалась за кормой «Леди Флэмборо».

– Начинай поворот право руля и держись на ноль восемь ноль.

Рулевой повторил команду – и судно стало разворачиваться на новый курс.

Гавань была заполнена яхтами и круизными судами, на которых развевались стайки ярких вымпелов. Некоторые из судов были зафрахтованы под плавучие отели для участников экономической конференции, другие перевозили обычных туристов.

За полкилометра до места стоянки лоцман отдал приказ «стоп машина». Роскошное судно заскользило по спокойной воде под действием инерции. Очень скоро «Леди Флэмборо» остановилась.

Удовлетворенный своей работой лоцман сказал в переговорное устройство:

– Мы на месте. Подработай корму и бросай крючок.

Якорь, громыхая цепью, устремился в чистую, прозрачную воду, и судно слегка отошло назад. Когда же лапы якоря зарылись в донный грунт, слабину выбрали и двигатели заглушили.

Облаченный в белую морскую форму капитан Оливер Коллинз, высокий, худощавый человек, всегда державшийся очень прямо, будто у него вместо позвоночника был отвес, с уважением протянул руку лоцману.

– Как всегда, прекрасная работа, мистер Кампос – Капитан Коллинз знал лоцмана уже почти двадцать лет, но он никогда и ни к кому, даже к самым близким друзьям, не обращался по имени.

– Если бы ваша красавица была длиннее на тридцать метров, я бы не сумел ее втиснуть, – улыбнулся Гарри Кампос, продемонстрировав ряд ровных, но пожелтевших от табака зубов. Его акцент был скорее ирландским, чем испанским. – Жаль, что вы не стали к причалу, капитан, но я получил приказ, чтобы вы бросили якорь на рейде.

– Надо полагать, из соображений безопасности, – улыбнулся Коллинз.

Кампос раскурил остаток сигары.

– Встреча больших шишек перевернула весь остров вверх тормашками. Агенты безопасности совершенно озверели. Похоже, они считают, что на каждой пальме сидит по снайперу.

Коллинз взглянул из окна на популярное в Соединенных Штатах место отдыха.

– Нет, я, в общем, не жалуюсь. На этом судне будут жить президенты Египта и Мексики.

– Это точно? – спросил Кампос – Тогда понятно, почему вас держат на рейде.

– Могу я предложить вам что-нибудь выпить в моей каюте? Или, учитывая время, быть может, вы окажете мне честь поужинать со мной?

Кампос покачан головой:

– Спасибо за приглашение, капитан, но у меня очень много работы. – Он показал в сторону судов, снующих по гавани. – Возможно, как-нибудь в другой раз.

Кампос заполнил платежный документ и отдал на подпись капитану Коллинзу. Потом он обвел взглядом сверкающие чистотой палубы корабля.

– В ближайшем будущем я планирую взять отпуск и тогда с удовольствием буду вашим пассажиром.

– Обязательно дайте мне знать. Тогда я позабочусь, чтобы компания взяла на себя все расходы.

– Я вам очень признателен. Передам жене, и, уверен, она не успокоится, пока мы не окажемся на палубе вашего корабля.

– Вы доставите мне большое удовольствие, мистер Кампос. Выбирайте любое время. Достаточно одного вашего слова.

Подошел лоцманский катер, и Кампос сбежал по трапу. На прощание он помахал рукой, и катер направился к очередному судну, ожидающему прохода в гавань.

– Замечательный рейс, – сказал старший помощник капитана Майкл Фини. – Экипаж в полном составе – и ни одного пассажира. На протяжении шести дней я думал, что умер и попал в рай.

Согласно распоряжению компании, судовые офицеры должны были тратить на обеспечение пассажиров всем необходимым, в том числе и своим присутствием, почти столько же времени, сколько на управление судном. Эту обязанность Фини ненавидел всей душой. Отличный моряк, он всячески старался держаться подальше от пассажирского салона, предпочитая обедать и ужинать со своими коллегами-офицерами, а в свободное время выполнять работы по техническому обслуживанию судна.

Фини и внешне не был похож на весельчака, который является душой любой компании. Он был очень большим, причем его было настолько много, что форменная одежда постоянно трещала по швам.

– А я считал, – с откровенным сарказмом заметил Коллинз, – что тебе не хватает общения в высшем обществе и содержательных бесед.

Фини недовольно скривился:

– Все можно было бы вытерпеть, если бы они не задавала постоянно одни и те же идиотские вопросы.

– Предупредительность и уважение – вот главные правила общения с пассажирами, мистер Фини, – высокопарно заявил Коллинз. – Кстати, вам следует последить за своими манерами в течение ближайших нескольких дней. У нас будут высокопоставленные гости.

Финн не ответил. Он задумчиво разглядывал современные многоэтажные здания, возвышающиеся над прибрежными шале.

– Всякий раз когда я смотрю на панораму старого города, – задумчиво сказал он, – оказывается, что там появился еще один отель.

– Ах да, вы же из Уругвая.

– Родился к западу от Монтевидео. Мой отец был торговым представителем машиностроительной компании из Белфаста.

– Должно быть, вы рады возвращению домой.

– Не сказал бы. Я нанялся на панамский рудовоз, когда мне было шестнадцать лет. Родителей уже нет в живых, и здесь не осталось ни родственников, ни друзей, – Он замолчал и показал на приближающийся катер: – К нам пожаловала таможня и иммиграционная инспекция.

– Поскольку пассажиров у нас нет, а экипаж на берег не сойдет, таможня должна обойтись резиновым штампом. Это не займет много времени.

– Зато от санитарной инспекции одна только головная боль.

– Уведомьте ответственного за пассажиров, мистер Фини, а потом проводите гостей в мою каюту.

– Прошу прощения, сэр, но это уже слишком! Я имею в виду: зачем вести простых таможенников в капитанскую каюту.

– Возможно, вы правы, но я хочу не иметь никаких проблем с местной бюрократией, пока мы в гавани. Никогда не знаешь, что может случиться.

– Да, сэр.

Уже темнело, когда катер представителей уругвайской таможни и иммиграционной службы подошел к борту «Леди Флэмборо» и группа мужчин поднялась на борт. Как раз в это время было включено освещение, и верхние палубы и надстройки оказались залитыми ярким светом. Стоя на якоре среди других судов, «Леди Флэмборо» сверкала как бриллиант в шкатулке с бижутерией.

Уругвайские официальные лица проследовали за Фини к открытой двери капитанской каюты. Коллинз внимательно оглядел пятерых мужчин, идущих вслед за старшим помощником. Он был очень наблюдательным человеком и сразу же заметил нечто странное в одном из них. На одном визитере была широкополая соломенная шляпа, надвинутая на глаза, и мешковатый комбинезон, остальные были одеты в обычную форму, которую носят официальные лица на всех карибских островах.

Мужчина, о котором шла речь, шагал, не поднимая глаз. Его взгляд был устремлен на каблуки ботинок идущего впереди. Когда они подошли к двери, Фини вежливо отошел в сторону, предлагая гостям войти первыми.

Коллинз сделал шаг вперед:

– Добрый вечер, господа. Добро пожаловать на борт «Леди Флэмборо». Я капитан судна Оливер Коллинз.

Визитеры хранили молчание. Коллинз и Фини обменялись удивленными взглядами, не зная, что предпринять. Потом человек в мешковатом комбинезоне вышел вперед, медленно расстегнул свое одеяние, под которым оказалась белая форма с золотыми галунами – точная копия той, которую носил сам капитан Коллинз. Затем он снял соломенную шляпу и надел фуражку – такую же, как у капитана.

Обычно невозмутимый Коллинз был ошарашен. У него появилось ощущение, что он смотрит в зеркало. Незнакомец оказался его близнецом.

– Кто вы? – требовательно спросил Коллинз. – Что здесь происходит?

– Не будем называть имен, да еще так громко, – ответил Сулейман Азиз Аммар с обезоруживающей улыбкой. – Вам достаточно знать, что я принимаю командование судном на себя.

34

Внезапность – ключ к успеху любой тайной операции. А внезапность при захвате «Леди Флэмборо» оказалась полной. Кроме капитана Коллинза, старшего помощника Фини и впавшего в ступор ответственного за пассажиров, которых связали, заклеили им рты и заперли в каюте Фини, никто и не подозревал, что судно захвачено.

Аммар точно рассчитал время. Настоящие инспекторы уругвайской таможни появились только спустя двенадцать минут. Он тепло, как старых знакомых, поприветствовал их, и никто не распознал в нем поддельного Коллинза. Определенно в искусстве грима и перевоплощения он достиг немалых высот. Сообщники, которых он выбрал на роль Фини и второго помощника, старались держаться в тени. Оба были опытными судоходами и внешне напоминали настоящих офицеров «Леди Флэмборо». Чтобы заметить разницу, надо было подойти к ним вплотную, но члены экипажа не приближались к старшим офицерам ближе чем на три метра.

Уругвайские таможенники закончили свою работу и отбыли восвояси. После этого Аммар вызвал второго и третьего помощника Коллинза к себе в каюту. Это должно было стать первой, и самой опасной, проверкой. Если он пройдет ее, не вызвав подозрений, офицеры «Леди Флэмборо» станут для него воистину бесценным подспорьем и, сами того не подозревая, помогут выполнить в течение следующих двадцати четырех часов разработанный им сложный план.

Загримироваться под Дейла Лемке, пилота рейса № 106 авиакомпании «Небула», было несложно. Убив Лемке, Аммар сделал слепок его лица. В случае же с капитаном «Леди Флэмборо» террористу пришлось изрядно потрудиться, имея только восемь фотографий Коллинза, сделанных по его поручению в Британии одним из агентов. Вместе с фотографиями Аммар получил пленку с записью голоса Коллинза, и ему пришлось впрыснуть себе вещество, сделавшее его голос выше. Он нанял профессионального художника, который сделал скульптурное изображение лица Коллинза по фотографиям. Затем с этого скульптурного изображения были сделаны шаблоны. Далее настала очередь натурального латекса, который был окрашен под цвет кожи капитана Коллинза, нанесен на шаблоны и оставлен до застывания. Последним этапом стала сушка в печи. Затем Аммар с помощью гуммозного клея произвел требуемые изменения в структуре своего лица и надел готовую маску.

Протезы из пенопласта сделали нос и уши Аммара такими же, как у Коллинза, а грим довершил превращение. Надев специально изготовленный, окрашенный и должным образом причесанный парик, контактные линзы и накладки на зубы, Аммар превратился в точную копию капитана теплохода «Леди Флэмборо».

У террориста не было времени изучить привычки и манеры капитана. Поэтому он пытался в общих чертах выполнять его обязанности, так как он это себе представлял, и попутно запоминать лица и имена судовых офицеров. У него не было выбора, поэтому пришлось блефовать, не без оснований рассчитывая на то, что у членов экипажа не будет ни малейших оснований слишком уж пристально присматриваться к капитану. И когда офицеры зашли в каюту, он первым делом принял меры к тому, чтобы склонить чашу весов в свою пользу:

– Прошу извинить, джентльмены, за мой, должно быть, необычный внешний вид, но я немного простудился.

– Послать за доктором, капитан? – спросил второй помощник Герберт Паркер – пышущий здоровьем, загорелый молодой человек с круглым мальчишеским лицом, настолько гладким, что необходимость в бритье возникала у него не чаще раза в неделю.

Едва не ошибся, подумал Аммар. Доктор наверняка хорошо знает Коллинза и моментально обнаружил бы подмену.

– Нет, спасибо. Он уже выдал мне такое количество таблеток, что можно слона поставить на ноги. Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы выполнять свои обязанности.

Третий помощник, шотландец с абсолютно нешотландским именем Исаак Джонс, отбросил с высокого лба густую прядь рыжих волос и спросил:

– Можем мы что-нибудь сделать, сэр?

– Совершенно верно, мистер Джонс, – ответил Аммар. – Завтра прибудут наши ВИП-пассажиры. Вы организуете встречу. Нам не слишком часто выпадает честь принимать двоих президентов, и компания ожидает от нас проведения церемонии на самом высоком уровне.

– Да, сэр, – сказал Джонс, – вы можете на нас положиться.

– Мистер Паркер!

– Капитан?

– Примерно через час подойдет баржа с грузом для компании. Поручаю вам проследить за погрузкой. Кроме того, сегодня на борт прибудут представители службы безопасности. Позаботьтесь, чтобы их разместили подобающим образом.

– Непонятно, почему нас так поздно уведомили насчет груза, сэр? И потом, я был уверен, что египетские и мексиканские агенты службы безопасности пожалуют только завтра утром.

– Какими соображениями руководствуются директора нашей компании – тайна, покрытая мраком, – философски заметил Аммар. – Что же касается наших вооруженных до зубов гостей, компания хочет, чтобы на борту находились ее собственные агенты. Мало ли какие могут возникнуть проблемы.

– Получается, что одна команда агентов будет надзирать за другой?

– Что-то вроде этого. Полагаю, Ллойд[173] потребовал дополнительных гарантий, иначе страховые выплаты взлетели бы до небес.

– Понимаю.

– Еще вопросы, джентльмены?

Вопросов не было, и офицеры направились к выходу.

– Да, Герберт, еще одна просьба, – сказал ему в спину Аммар. – Постарайтесь, чтобы погрузка прошла как можно быстрее и с соблюдением максимальной осторожности.

– Конечно, сэр.

Выйдя на палубу, Паркер повернулся к Джонсу:

– Ты слышал? Он обратился ко мне по имени. Впервые за все время моего пребывания на этом судне. Тебе не кажется это странным?

Джонс безразлично пожал плечами:

– Должно быть, он болен серьезнее, чем думает.

* * *

К борту «Леди Флэмборо» подошла баржа, и на палубе был оперативно установлен небольшой грузовой кран. Погрузка прошла без происшествий. Одетые в строгие деловые костюмы, люди Аммара также прибыли на борт и были размешены в свободных каютах.

К полуночи работы были закончены, баржа отошла и исчезла в темноте, грузовой кран был убран в трюм, а погрузочные люки закрыты.

Аммар постучал условным стуком в дверь каюты Фини. Через несколько секунд дверь приоткрылась, и охранник отошел в сторону. Аммар оглянулся и, убедившись, что покрытый пушистой ковровой дорожкой коридор пуст, вошел в каюту.

Он молча указал на капитана, и охранник, подойдя к нему, сорвал липкую ленту с лица Коллинза.

– Мне очень жаль, что пришлось доставить вам некоторые неудобства, капитан, но я думаю, вы не дадите мне слово чести, что не попытаетесь бежать или как-нибудь иначе предупредить команду.

Коллинз сидел на стуле со скованными руками и ногами, но глаза его пылали ненавистью.

– Ты самый мерзкий, отвратительный негодяй, каких мне доводилось встречать. Твое место в канализации.

– Вы, британцы, так образно выражаете свое негодование, что это даже забавно. Американец употребил бы всего одно слово, сказав, по сути то, же самое.

– Мои офицеры не станут вам помогать.

– Даже если я прикажу своим людям перерезать глотки всей женской половине экипажа и бросить их на корм акулам?

Фини попытался прыгнуть на Аммара, но не потерявший бдительности охранник сделал быстрое движение и ударил помощника прикладом пленника в пах. Тот рухнул на стул, скорчившись от боли.

Коллинз не сводил ненавидящего взгляда с Аммара.

– Все правильно, чего же еще можно ожидать от банды потерявших человеческий облик террористов?

– Мы вовсе не невежественные подростки и не мясники, – спокойно объяснил Аммар. – Мы профессионалы высокого класса. Злосчастный эпизод с «Ахилле Лауро» больше не повторится. Мы не намерены никого убивать. Наша цель – задержать здесь на некоторое время президентов Хасана и Де Лоренцо и их людей. Если вы не будете нам мешать, мы выполним свою задачу и уйдем.

Коллинз всматривался в лицо своего двойника, стараясь заметить признаки лжи, но глаза Аммара излучали кристальную честность. Капитан не знал, как хорошо владеет араб мастерством лицедейства.

– Иначе вы не задумываясь перебьете мою команду?

– И вас тоже, разумеется.

– Что вы хотите от меня?

– Практически ничего. Мистер Паркер и мистер Джонс уже приняли меня за Оливера Коллинза. Теперь мне нужна помощь старшего помощника Финн. Вы прикажете ему подчиняться мне.

– Почему именно Фини?

– Я воспользовался компьютером в вашей каюте и прочитал информацию об офицерах. Фини хорошо знает эти воды.

– Ну и что?

– Мы не можем позволить себе рисковать, вызывая лоцмана, – объяснил Аммар. – Поэтому завтра после наступления темноты Фини примет на себя управление судном и выведет его в открытое море.

Коллинз немного подумал и отрицательно покачал головой:

– Когда портовые власти поймут, в чем дело, они заблокируют вход в порт и не выпустят вас, даже если это грозит гибелью всем, кто находится на борту.

– Небольшое судно без огней темной ночью вполне сможет выскользнуть из гавани, – заверил его Аммар.

– Как далеко вы собираетесь идти? При свете дня за вами будут охотиться все патрульные катера в радиусе ста миль.

– Они нас не найдут.

Коллинз откровенно удивился:

– Вы сумасшедший? Такое судно, как «Леди Флэмборо», нелегко спрятать.

– Вы правы, – спокойно сказал Аммар, и его губы искривила холодная улыбка. – Но его можно сделать невидимым.

Джонс сидел за столом в своей каюте и делал заметки относительно предстоящей церемонии встречи. В это время раздался стук в дверь – и в каюту вошел Паркер. Он выглядел усталым, и его форма была покрыта темными пятнами пота.

Джонс с улыбкой взглянул на коллегу:

– Погрузка закончена?

– Да, слава богу.

– Как насчет стаканчика на сон грядущий?

– Не откажусь от глотка твоего прекрасного шотландского солодового виски.

Джонс встал и достал из шкафа бутылку. Он наполнил два стакана и протянул один Паркеру.

– Смотри на жизнь с оптимизмом, – улыбнулся он. – Зато тебя освободили от утренней вахты.

– Лучше уж утренняя вахта, чем погрузка, – устало вздохнул Паркер. – А ты чем занят?

– Только что закончил подготовку к завтрашнему мероприятию.

– Я бы не стал тебя тревожить, но увидел свет в твоей каюте.

– Решил как следует подготовиться сегодня, чтобы завтра все прошло гладко.

– Фини нигде не видно, а мне хотелось с кем-нибудь поделиться.

Только теперь Джонс заметил смятение в глазах Паркера.

– Что случилось? Тебя что-то тревожит?

Паркер одним глотком допил виски и задумчиво уставился в пустой стакан.

– Мы только что взяли на борт самый странный груз, который мне приходилось видеть на круизном лайнере.

– Что погрузили? – заинтересовался Джонс.

Паркер устало вздохнул:

– Оборудование для окраски. Воздушные компрессоры, кисти, валики и пятьдесят бочек, наверное с краской.

– Какого цвета? – удивленно поинтересовался Джонс.

Паркер пожал плечами:

– Понятия не имею. На бочках испанская маркировка.

– Ничего странного в этом нет. Компания, должно быть, хочет, чтобы все было готово, когда судно пойдет в ремонт.

– Это еще не все. Мы погрузили огромные рулоны пластика.

– Пластика?

– И гигантские листы фиброкартона, – продолжил Паркер. – Мы погрузили километры этой ерунды. Все это едва вместилось в трюм Мы потратили три часа только на укладку.

Джонс задумался.

– Как ты думаешь, зачем компании все это понадобилось?

– Я тоже довольно долго ломал голову над этой загадкой, – ухмыльнулся Джонс, – и ничего не придумал.

35

Египетские и мексиканские агенты поднялись на борт судна вскоре после восхода солнца и приступили к тщательному осмотру, целью которого было обнаружение взрывчатых веществ, если таковые имелись. Они также производили проверку сведений о членах экипажа с целью выявления потенциальных террористов. За исключением нескольких индусов и пакистанцев, все члены команды были англичанами и не имели оснований строить коварные замыслы против египетского или мексиканского правительства.

Все террористы Аммара говорили на хорошем английском и проявили готовность к сотрудничеству. Они по первому требованию продемонстрировали свои фальшивые британские паспорта и прочие документы и предложили оказать помощь в осмотре судна.

Президент Де Лоренцо прибыл тем же утром, только немного позднее. Он был физически крепким человеком невысокого роста с непослушными седыми волосами, жалобным взглядом больших темных глаз и скорбным выражением лица интеллектуала, обреченного всю жизнь заниматься научной работой. Ему было немногим больше шестидесяти лет.

Его встретил Аммар в облике капитана Коллинза. Судовой оркестр исполнил мексиканский национальный гимн, после чего глава мексиканского государства и его свита были препровождены в свои апартаменты, расположенные по правому борту «Леди Флэмборо».

Во второй половине дня к борту судна подошла яхта одного из египетских промышленников, на которой прибыл президент Хасан. Египетский лидер был полной противоположностью своего мексиканского коллеги. Он был моложе – недавно отметил пятидесятичетырехлетие. Высокий и стройный, он двигался неуверенно, как больной человек, а его черные как смоль волосы уже заметно поредели. Влажные черные глаза взирали на весь мир с подозрением.

Церемония встречи повторилась, после чего президент Хасан и его приближенные водворились в апартаментах по левому борту теплохода.

На экономический саммит в Пунта-дель-Эсте прибыло более пятидесяти глав государств стран третьего мира. Некоторые из них предпочли остановиться в поместьях, принадлежащих богатым гражданам своих стран или в эксклюзивном отеле «Кантегрил кантри клаб». Другие предпочли спокойное пребывание на круизных судах.

Улицы, отели и рестораны наводнили дипломаты и журналисты. Уругвайские официальные лица не без оснований беспокоились, сумеют ли они справиться с таким наплывом важных иностранцев в дополнение к обычному потоку туристов. Полиция страны с помощью военных делала все возможное, чтобы справиться с ситуацией, но довольно скоро они были сметены людским потоком, который тек по улицам города. Поэтому полиция оставила попытки навести порядок на улицах, сосредоточившись на охране участников саммита.

Аммар стоял на мостике и обозревал город в бинокль. На минуту опустив бинокль, он взглянул на часы.

Стоящий рядом Ибн-Тельмук спросил:

– Считаешь минуты до наступления ночи, не так ли, Сулейман Азиз?

– Заход солнца через сорок три минуты, – не оборачиваясь, сказал Аммар.

– В порту довольно людно, – заметил Ибн-Тельмук, кивнув на снующие вокруг маленькие катера и яхты, на палубах которых толпились журналисты, жаждущие получить эксклюзивное интервью, и туристы, желающие поглазеть на знаменитостей.

– Никому не разрешайте подниматься на борт, кроме членов мексиканской и египетской делегаций.

– А если кто-нибудь из них пожелает сойти на берег?

– Пусть идут. Порядки на судне должны оставаться прежними. А беспорядки в городе нам только на руку. Нас никто не хватится, а потом будет слишком поздно.

– В полиции и охране дураков нет. Когда с наступлением темноты они не обнаружат наших огней, начнется расследование.

– Их уведомят, что наш главный генератор находится в ремонте. – Аммар указал на другое круизное судно, стоявшее дальше от берега, между «Леди Флэмборо» и песчаной косой, ограничивающей гавань. – С берега его огни можно будет принять за наши.

– Если никому не придет в голову присмотреться повнимательнее.

Аммар пожат плечами:

– Нам нужен всего один час, чтобы выйти в море. Уругвайские власти все равно не начнут поиски за пределами бухты до рассвета.

– Если есть необходимость устранить египетских и мексиканских агентов безопасности, – сказал Ибн-Тельмук, – то сейчас самое время.

– Глушители у всех есть?

– Выстрелы будут не громче, чем хлопок в ладоши. Аммар окинул Ибн-Тельмука проницательным взглядом:

– Хитрость и спокойствие, мой друг. Используйте любой обман, чтобы изолировать их и уничтожить. Нельзя допустить ни возгласа. Если хотя бы одному из них удастся спрыгнуть за борт и предупредить силы безопасности на берегу, мы все умрем. Убедись, что все наши люди это понимают.

– Нам придется изрядно потрудиться этой ночью.

– Что ж, пора отработать наши деньги и сделать Язида правителем Египта.

* * *

Первыми убрали египетских охранников. Не имея никаких оснований не доверять лжеагентам Аммара, они спокойно шли в свободные пассажирские каюты, где их ждала смерть.

Для обмана использовались любые предлоги, на первый взгляд похожие на правду. К примеру, ни у одного из охранников не вызвала сомнений ложь, что один из их высокопоставленных членов делегации слег с пищевым отравлением и капитан просит агента срочно прибыть на место происшествия.

Как только очередной египетский охранник входил в каюту, за ним закрывали дверь, и террорист, исполнявший роль палача, хладнокровно посылал ему пулю в сердце. Затем тела складывали в спальне, а кровь быстро смывали.

Когда подошла очередь мексиканцев, у двоих охранников Де Лоренцо возникли подозрения – и они отказались входить в каюту. Справиться с ними в темном коридоре было делом нескольких секунд. Ни один из несчастных не успел поднять тревогу.

Так один за другим были уничтожены все агенты египетской и мексиканской службы безопасности, всего двенадцать человек. Осталось только два египтянина и три мексиканца, которые стояли у дверей кают своих лидеров.

Темнота быстро сгущалась. Аммар снял капитанскую форму и натянул черный хлопковый костюм. Затем он стянул латексную личину и надел на лицо маску клоуна.

Он как раз затягивал на поясе тяжелый ремень с двумя автоматическими пистолетами и радиопередатчиком, когда в дверь, предварительно постучавшись, вошел Ибн-Тельмук.

– Осталось пятеро, – доложил он, – их можно взять только открытым штурмом.

– Хорошая работа, – сказал Аммар. – Больше нет смысла прятаться. Уберите их, но предупреди наших людей, чтобы соблюдали осторожность. Не хочу, чтобы Хасан или Де Лоренцо случайно пострадали.

Ибн-Тельмук кивнул и отдал распоряжения террористу, ожидающему за дверью. Потом он снова взглянул на Аммара и уверенно улыбнулся:

– Все будет в порядке.

Аммар махнул рукой в сторону большого медного хронометра, висящего над столом капитана Коллинза.

– Уходим через тридцать семь минут. Соберите всех пассажиров и членов экипажа, кроме судовых механиков. Позаботьтесь, чтобы в машинном отделении все были на своих местах, когда я отдам приказ. Остальные пусть сидят в пассажирском салоне. Пора нам открыться и выдвинуть требования.

Ибн-Тельмук не ответил. Он стоял не двигаясь, лишь по его физиономии медленно расползалась улыбка, обнажая все имеющиеся в наличии зубы.

– Аллах уготовил нам великое будущее, – изрек он.

Аммар не смог скрыть иронии:

– Мы будем лучше знать это по прошествии пяти дней.

– Он уже послал нам хороший знак. Она здесь.

– Она? О ком ты говоришь?

– Гала Камиль.

Сначала Аммар не понял, в следующий момент не поверил.

– Камиль? Она здесь, на судне?

– Она поднялась на борт менее десяти минут назад, – ответил сияющий Ибн-Тельмук. – Я поместил ее в одну из кают, предназначенных для женской части экипажа, и приставил охрану.

– Аллах воистину благосклонен к нам, – молвил Аммар.

– Да, он направил муху прямо в сеть к пауку, – добавил Ибн-Тельмук, – и дал тебе второй шанс убить ее от имени Ахмеда Язида.

* * *

В сгущающихся сумерках прошел короткий тропический дождь. Небо очистилось, дождевые тучи уплыли на север. На улицах Пунта-дель-Эсте и на судах в гавани снова засверкали огни, отбрасывая на воду разноцветные блики.

К борту судна сенатора Питта доставил легкий катер. Ему показалось странным отсутствие огней на «Леди Флэмборо». Судно выглядело темным и пустынным, особенно по сравнению с ярко освещенными судами по соседству.

Держа в руках портфель, сенатор спрыгнул на узкую полосу трапа. Не успел он сделать и двух шагов по палубе, когда катер уже отвалил от судна и заторопился к причалу. Сенатор огляделся и обнаружил, что находится в полном одиночестве. Во всем этом было нечто странное. В первый момент сенатор было подумал, что перепутал судно.

Единственным звуком, единственным признаком жизни, донесшимся до озадаченного гостя, был мерный шум генераторов из недр корпуса, да еще чей-то голос, неразборчиво вешавший по судовой связи в помещениях надстройки.

Он обернулся, чтобы вернуть катер, но тот уже успел отойти слишком далеко. Кричать было бесполезно. Потом из тени возникла фигура, державшая в руках автоматическую винтовку, направленную в грудь сенатора.

– Это «Леди Флэмборо»? – раздраженно спросил сенатор.

– Кто вы? – Последние слова по непонятной причине были произнесены шепотом. – Что вы здесь делаете? – Охранник вел себя довольно странно, и сенатор счел необходимым назвать себя и объяснить свое присутствие. – Говорите, вы сенатор Джордж Питт? Американец? Вас не ждали.

– Президент Хасан был проинформирован о моем прибытии, – нетерпеливо пояснил сенатор. – Пожалуйста, опустите оружие и проводите меня в его апартаменты.

Охранник подозрительно осмотрелся:

– С вами прибыл еще кто-нибудь?

– Нет, я один.

– Вы должны немедленно вернуться на берег.

Сенатор показал на удаляющийся катер:

– Увы, мой транспорт уже ушел.

Охранник напряженно что-то обдумывал. В конце концов он решился, опустил винтовку, спустился на палубу и подошел к двери. Свободную руку он протянул к портфелю.

– Сюда, пожалуйста, – тем же таинственным шепотом проговорил он, словно делился с сенатором важным секретом. – Дайте мне ваш портфель.

– Здесь официальные документы, – решительно заявил сенатор и, для верности прижав к себе портфель обеими руками, прошел мимо охранника.

Он откинул тяжелую черную занавеску и оказался в просторном салоне, площадью около двухсот квадратных метров. Обширное помещение было отделано дубовыми панелями и стилизовано под гостиную английского родового замка. Здесь были люди: одни – одетые в деловые костюмы, другие – в форму членов экипажа. Все они с напряженным вниманием уставились на вошедшего, словно он был мячом в решающем футбольном поединке.

У стен салона молча стояли девять человек, одетых в одинаковые черные костюмы, напоминающие спортивные, и мягкие туфли. На плече у каждого висел автомат. Медленно водя дулами автоматов из стороны в сторону, эти люди контролировали аудиторию.

– Добро пожаловать, – сказал усиленный динамиками голос. Он принадлежал человеку, внешне не отличимому от остальных, стоящих перед микрофоном. Единственное, что выделяло его среди собравшихся, – маска клоуна, закрывавшая верхнюю часть лица. – Будьте добры, представьтесь.

Сенатор Питт в полном недоумении смотрел по сторонам:

– Что здесь происходит?

– Я пока не получил ответа на свой вопрос, – сказал Аммар с ледяной вежливостью.

– Сенатор Джордж Питт. Я прибыл для встречи с президентом Хасаном. Мне сообщили, что он находится здесь, на борту этого судна.

– Президент Хасан сидит в первом ряду кресел.

– Но почему эти люди держат всех под прицелом?

Аммар вздохнул, демонстрируя притворную усталость:

– По-моему, сенатор, все совершенно очевидно. Вы по недоразумению попали на захваченное судно.

Сенатор силился поверить в очевидное, но его разум не желал мириться с абсурдностью происходящего. И еще он почувствовал страх, который помимо воли закрался в душу и грозил овладеть всем его существом. Словно под гипнозом, он двинулся вперед, прошел мимо капитана Коллинза и его офицеров, увидел знакомые, но очень бледные лица президентов Хасана и Де Лоренцо и, словно споткнувшись, остановился, встретившись взглядом с Галой Камиль.

В этот момент он понял, что эти люди вскоре умрут.

Он молча обнял Галу за плечи и, взглянув в ее горящие гневом глаза, почувствовал, что страх покинул его, уступив место ненависти.

– Ради бога, – воскликнул он, – вы понимаете, что делаете?

– Я отлично понимаю, что делаю, – ответил Аммар. – Аллах благословил каждую деталь моего плана. Выражаясь вашим языком, он повысил наши ставки, неожиданно послав нам Генерального секретаря ООН и американского сенатора. На ваше прибытие мы, откровенно говоря, не рассчитывали.

– Вы совершаете непоправимую ошибку, – мрачно изрек сенатор. – Вы не сумеете выйти живыми из капкана, в который сами же и угодили.

– Что вы, сенатор! Я сумею выбраться из этого, как вы изволили сказать, капкана живым, и обязательно сделаю это.

– Невозможно.

– Вовсе нет, – тихо проговорил Аммар, и на его физиономии появилась угрожающая улыбка. – И очень скоро вы сами в этом убедитесь.

36

Николс уже надел пальто и укладывал бумаги в портфель, собираясь отправиться домой, когда в комнату заглянула секретарша:

– К вам господин из Лэнгли, сэр.

– Пусть заходит.

Агент ЦРУ, которого Николс хорошо знал, вошел в комнату, держа в руке старомодный кожаный портфель, который делал его похожим на бухгалтера.

– Ты застал меня как раз вовремя, Кейт, – сказал Николс – Я уже собрался домой.

Кейт Фаркер был обладателем роскошных пышных усов, густой копны каштановых волос и очков в роговой оправе. Этот неизменно серьезный немногословный человек с задумчивыми глазами был превосходным работником. Именно такие люди, подумал Николс, являются основой основ Центрального разведывательного управления.

Не дожидаясь приглашения, Фаркер уселся на стул для посетителей, положил портфель на колени и набрал комбинацию цифр на кодовом замке, которая открыла защелку и отключила небольшое взрывное устройство, приводившееся в действие при несанкционированном доступе. Он извлек из портфеля тонкую папку и положил на стол перед Николсом.

– Мистер Броган поручил сказать вам, что информация об Ахмеде Язиде очень неполная. Биографических данных, касающихся рождения, родителей, образования, семьи, детей, так же как упоминаний об участии в судебных разбирательствах, уголовных или гражданских, не существует. Нашим экспертам по Востоку пришлось работать только с описаниями знавших Язида людей. К сожалению, все они по той или иной причине стали врагами Язида, поэтому излагали свое мнение, с определенным предубеждением.

– А как насчет психологического портрета?

– Нашипсихологи составили предварительный проект. В душу Язида так же сложно проникнуть, как в сердце песчаной бури. Он принял строжайшие меры безопасности и окружил себя покровом тайны, который трудно сорвать. Если журналистам и удавалось взять интервью у кого-то из окружения Язида, они состояли в основном из недомолвок и туманных фраз.

– Что лишь добавляло таинственности образу. Не человек, а мираж!

Фаркер улыбнулся:

– Мистер Броган сказал: ускользающий мираж.

– Спасибо тебе за то, что принес документы, – сказал Николс, – и спасибо всем, кто собирал информацию.

– Все к услугам клиента, – усмехнулся Фаркер. Он защелкнул замок, встал и направился к двери. – Приятного вечера.

– Вам тоже.

Николс вызвал секретаршу. Она вошла, уже одетая в пальто, и с опаской спросила:

– Могу я еще что-нибудь сделать до ухода? – Женщина явно боялась, что ей придется третий вечер подряд работать сверхурочно.

– Будьте добры, позвоните моей жене. Скажите, чтобы она не волновалась, я обязательно приду к ужину, просто задержусь на полчаса.

Секретарша облегченно вздохнула:

– Да, сэр. Я сейчас позвоню, сэр. Всего хорошего.

– До свидания.

Николс зажал в зубах трубку, но закуривать не стат. Отложив портфель, он сел за стол и углубился в чтение Фаркер не преувеличил. Данные были крайне скудными. И хотя на протяжении последних шести лет о Язиде много писали, сведения о его жизни до необыкновенно быстрого взлета из небытия заняли всего лишь один небольшой параграф. Его имя впервые появилось в средствах массовой информации, когда он был арестован египетской полицией во время сидячей забастовки в поддержку голодающих Каира, организованной в вестибюле шикарного отеля. Затем он стал ездить с проповедями по самым отдаленным уголкам страны.

Ахмед Язид утверждал, что родился в трущобах среди грязи и нищеты, что его детство прошло на мусорных свалках Каира. Семья долгое время жила на грани голодной смерти, и в конце концов его отец и две сестры умерли от болезни, вызванной голодом и антисанитарными условиями.

Он не получил образования, но всю свою молодость учился у святых людей, проповедников ислама. Правда, ни один из последних не был найден, чтобы подтвердить это заявление. Язид утверждал, что его устами говорит сам пророк Магомед, передавая божественные откровения верующим и требуя, чтобы Египет вновь стал исламским государством.

Язид отработал и речь, и манеру поведения и знал все ораторские и актерские приемы, чтобы подчинить себе толпу слушателей, вначале завладев ее вниманием, а в конце доведя до экстаза. Он утверждал, что западная философия неспособна решить социально-экономические проблемы Египта. Он вещал, что все египтяне принадлежат к потерянному поколению, которое должно обрести себя посредством духовного прозрения.

Существовали свидетельства того, что он не гнушается использованием террористических методов для достижения своих целей, хотя он категорически это отрицал. Расследование пяти отдельных инцидентов привело прямиком к Язиду. Среди терактов было убийство высокопоставленного чиновника Военно-воздушных сил США, взрыв грузовика возле советского посольства, обставленное как казнь социализма, убийство четверых университетских преподавателей, которые выступали за западный образ жизни, привело именно к Язиду. Прямых доказательств его причастности к этим преступлениям не существовало, но, основываясь на обрывочной информации, полученной ЦРУ от мусульманских информаторов, аналитики сделали вывод, что Язид планирует некий ловкий ход, направленный на свержение президента Хасана и захват власти на волне народного одобрения.

Николс отложил папку и, не удержавшись, все-таки закурил трубку. Где-то в самом отдаленном уголке памяти возникла смутная, неоформившаяся пока мыслишка, которая, однако, тревожила, не давала покоя.

Что-то в отчете, который он только что внимательно прочитал, показалось ему знакомым. Он взял в руки глянцевую фотографию Язида и стал задумчиво рассматривать его самоуверенное, недоброе лицо.

Ответ пришел внезапно. Он был простым и крайне шокирующим одновременно.

Николс нетерпеливо схватил телефонную трубку и набрал номер телефона, известный только очень ограниченному кругу лиц. В ожидании ответа он нервно барабанил пальцами по столу.

– Броган слушает.

– Мартин! Слава богу, вы на месте!

– Что я могу для вас сделать, Дейл? – спросил директор ЦРУ. – Вы получили документы по Язиду?

– Да, спасибо, – ответил Николс – Я уже все прочитал и обнаружил кое-что, в чем вы можете мне помочь.

– Конечно, рассчитывайте на меня.

– Мне необходимы образцы крови двоих персонажей и отпечатки пальцев.

– Отпечатки пальцев?

– Именно.

– В наши дни пользуются генетическими кодами и анализами ДНК, – снисходительно объяснил Броган. – Что вы задумали?

Николс помолчал, собираясь с мыслями.

– Если я скажу, то, боюсь, вы первый потребуете, чтобы на меня надели смирительную рубашку.

Йегер снял свои стариковские очки, засунул их в карман хлопчатобумажной рабочей куртки, переворошил, а потом снова сложил в аккуратную стопку компьютерные распечатки. Потом он открыл банку диетической колы и сделал изрядный глоток.

– Черт, – скорее грустно, чем злобно помянул нечистого компьютерный гений. – Все напрасно. Чтобы найти след, оставленный тысяча шестьсот лет назад, нужна более полная информация, чем та, что у нас есть. Компьютер не может отправиться в путешествие во времени, а потом рассказать, как все было.

– Быть может, доктор Гронквист сможет точнее определить, в какой местности «Серапис» подходил к берегу, когда закончит изучение найденных артефактов, – предположила Лили.

Питт сидел двумя рядами ниже в амфитеатре конференц-зала НУМА.

– Я разговаривал с ним по радио всего лишь час назад. Он не нашел ничего, кроме предметов из Средиземноморья.

Экран над сценой заполнило трехмерное изображение Атлантического океана, показывающее складки земли и неровности морского дна. Взгляды всех присутствующих были прикованы к экрану.

Всех, кроме одного. Адмирал Джеймс Сэндекер подозрительно рассматривал Ала Джордино, а если точнее – толстую сигару, свисавшую из уголка рта заместителя директора департамента специальных проектов НУМА.

– Когда, интересно, ты начал покупать продукцию фирмы «Хойо де Монтеррей экскалибур»?

Джордино невинно взглянул на адмирала:

– Это вы мне, адмирал?

– А кому же еще? Если мне не изменяет зрение, из всех присутствующих только вы и я курим «экскалибур», и потом, я не имею обыкновения беседовать сам с собой.

– Великолепные сигары! Запах просто божественный, – сказал Джордино, глубоко затянувшись и выдохнув облачко голубого дыма. – Отдаю должное вашему изысканному вкусу, адмирал.

– Где вы ее взяли?

– Купил в маленьком магазинчике в Балтиморе. Не помню названия.

Сэндекер не был обманут ни этой очевидной ложью, ни невинным выражением лица собеседника. Джордино уже много лет таскал у него сигары, но больше всего адмирала бесил не сам факт воровства, а то, что он никак не мог понять, как это удается коротышке итальянцу. Не имело значения, как надежно он запирал коробку с сигарами. Все равно еженедельный подсчет неизменно выявлял, что двух штук не хватает.

Джордино свято хранил секрет, не посвящая в него даже Питта. Его лучший друг ни при каких обстоятельствах не стал бы лгать, если бы его спросили, как это было сделано. Только сам Джордино и его старый кореш из ВВС, который был профессиональным взломщиком и работал на одно из разведывательных агентств, был в курсе деталей операции «Сигара».

– Я испытываю большое искушение потребовать у тебя чек, – сообщил Сэндекер.

– Мы подошли к вопросу под неверным углом, – сказал Питт, решив вернуть собравшихся к теме беседы.

– Какой другой угол ты имеешь в виду? – поинтересовался Йегер. – Нам доступен лишь один подход – логический.

– Не имея никаких указаний на направление, эта работа с самого начала была обречена на провал, – вздохнула Лили.

– Во всем виновата халатность Руфинуса, – вмешался Сэндекер, решив блеснуть остроумием. – Он обязан был ежедневно заносить в журнал свои координаты и пройденное расстояние.

– Он имел строгий приказ не вести никаких записей.

– А они умели в те времена определять свое местонахождение? – спросил Джордино.

Лили кивнула:

– Гиппарх[174] определял положение наземных ориентиров, высчитывая их широту и долготу еще за сто с лишним лет до нашей эры.

Сэндекер сложил руки на животе и с любопытством взглянул на Питта поверх очков для чтения.

– Мне знаком этот отсутствующий взгляд. У тебя определенно появилась какая-то идея, – сказал он.

Питт сгорбился на стуле.

– Мы оценивали факты и строили предположения, не учитывая личность человека, составившего план вывоза сокровищ Александрийской библиотеки.

– Юния Венатора?

– Это был блестящий ум, – продолжал Питт, – современники характеризовали его как смелого экспериментатора, не боявшегося вторгаться в те отрасли, которые другие ученые считали запретными. Мы упустили один момент. Надо было поставить вопрос следующим образом, где бы мы спрятали величайшую коллекцию сокровищ литературы и искусства своего времени, будь мы на месте Венатора.

Первым подал голос Йегер:

– Лично я продолжаю считать наиболее вероятным вариантом Африку, за Кейптауном вдоль восточного побережья обязательно найдется подходящая река.

– Тем не менее твои компьютеры ничего не обнаружили.

– Да, – признал Йегер, – ни одного совпадения. Но ведь одному Господу известно, как изменился материк за шестнадцать веков.

– А разве не мог Венатор повести флот на северо-восток в Черное море? – спросила Лили.

– Руфинус вполне определенно говорил о путешествии продолжительностью пятьдесят восемь дней, – возразил Джордино.

Сэндекер, попыхивая сигарой, кивнул:

– Да, но если его флот был застигнут непогодой или был вынужден сражаться со встречными ветрами, тогда за этот срок они могли одолеть менее тысячи миль.

– Адмирал хочет сказать, – уступил Йегер, – что древние суда были сконструированы таким образом, чтобы плыть по воле волн и ветра. Их парусное оснащение было недостаточно эффективным для плавания против ветра. Неблагоприятные погодные условия вполне могли снизить скорость их передвижения на восемьдесят процентов.

– Не забывайте, – вмешался Питт, – что Венатор погрузил на свои суда четырехкратный запас продовольствия.

– Он с самого начала планировал длительное путешествие, – сказала увлекшаяся рассуждениями Лили. – Венатор не собирался каждые несколько дней причаливать к берегу, чтобы пополнить запасы продовольствия.

– Иначе говоря, – сказал Сэндекер, – если Венатор хотел сохранить свое путешествие в секрете, он должен был держаться подальше от берега, чтобы не оставлять следов.

Питт покачал головой:

– Как только суда миновали Гибралтарский пролив, необходимость в соблюдении секретности исчезла. Венатор вышел в открытое море и волен был плыть в любую сторону. Византийские военные суда, отправленные за ним в погоню, так же как и мы, оказались бы сбитыми со следа.

Йегер заинтересованно уставился на Питта:

– Итак, мы пытаемся примерить на себя туфли Венатора[175], или его сандалии, уж не знаю, что носили в ту эпоху. Каков же наш план?

– Доктор Ротберг, сам того не подозревая, дал нам ключ к разгадке, – объяснил Питт. – Он сказал, что Венатор наверняка спрятал сокровища там, где никому из его современников не пришло бы в голову их искать.

Йегер нахмурился:

– Это может быть любое место древнего мира.

– Или за пределами этого мира, каким его знали римляне.

– Географические карты того времени охватывали только Северную Африку, восточную часть Черного моря и Персидский залив, не более того, – сказала Лили.

– Этого мы точно не знаем, – возразил Питт. – У Юния Венатора был доступ к знаниям, которые накапливались человечеством на протяжении четырех тысяч лет. Он знал о существовании Африканского континента и обширных степей России. Он должен был знать о торговле с Индией и экспорте товаров из Китая. И он изучал записи о путешествиях, значительно более продолжительных, чем обычные римско-византийские торговые пути.

– Мы знаем, что в Александрийской библиотеке был целый раздел, посвященный географии, – сказала Лили. – Венатор мог работать с картами, составленными в более ранние времена.

– И что же он там нашел, как вы думаете? – спросил Сэндекер.

– Направление, – ответствовал Питт.

Питту удалось разжечь всеобщее любопытство и привлечь к себе внимание. И он не разочаровал слушателей. Выйдя на сцену, он взял световую указку и отметил небольшую стрелку на трехмерном изображении.

– Остался единственный вопрос, – сказал Джордино, – куда повернули корабли: на север или на юг.

– В том-то и дело, что никуда. – Питт переместил светящуюся стрелку через Гибралтарский пролив и далее через Атлантику. – Венатор повел свои суда к Америкам.

Его заявление было встречено недоверчивым молчанием.

– Нет никаких свидетельств, подтверждающих версию контакта с Америками в доколумбову эпоху, – уверенно заявила Лили.

– «Серапис» – прекрасное доказательство возможности такого путешествия, – задумчиво протянул Сэндекер.

– Конечно, тут существует противоречие, – признал Питт, – но, согласитесь, в искусстве и культуре майя слишком много сходства с европейской и азиатской культурой, чтобы этот факт можно было игнорировать. Вполне возможно, Америка в древности не была изолирована от Европы и Азии, как мы считали раньше.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – снова воодушевился Йегер. – Я покупаю эту идею! Могу даже поспорить на мою коллекцию пластинок Вилли Нельсона, что финикийцы, египтяне, греки, римляне и викинги – все они ступали по земле Америк – и Северной, и Южной – еще до Колумба.

– Ни один уважающий себя археолог не станет даже рассматривать такую возможность, – сухо сообщила Лили.

Джордино довольно ухмыльнулся:

– Это потому, что они не ставят на кон свою репутацию.

Сэндекер взглянул на Йегера:

– Ну что, попробуем еще раз?

Йегер в свою очередь обратил свой взор на Питта:

– Какие береговые линии ты хочешь исследовать?

Питт почесал подбородок. Только сейчас он понял, как давно не брился.

– Начни с гренландского фьорда и двигайся на юг до Панамы. – Он еще раз взглянул на трехмерное изображение и добавил: – Это должно быть где-то там.

37

Капитан Оливер Коллинз постучал костяшками пальцев по установленному на мостике барометру. Покосившись на стрелку, едва различимую из-за моря огней на берегу, он тихо выругался. Погода стояла превосходная, и ожидать в ближайшее время перемен не было никаких оснований. Если бы только налетел шторм, судно не смогло бы покинуть гавань, с тоской подумал он. Капитан Коллинз был первоклассным моряком, но в части психологии террористов был несилен.

Сулейман Азиз Аммар приказал бы выводить «Леди Флэмборо» в море даже в условиях жесточайшего урагана. Он напряженно замер в капитанском кресле на мостике и лишь временами вытирал платком пот, струйками стекавший на шею с подбородка.

Во влажном климате маска стала настоящим бедствием, так же как и перчатки, которые он не снимал ни на минуту. Террорист переносил дискомфорт стоически. Даже если захват судна в конечном счете окажется неудачным, он не сомневался, что сумеет спастись, и спецслужбы никогда не смогут установить его личность, поскольку он не оставит им ни отпечатков пальцев, ни описания внешности.

Один из его людей стоял у штурвала и вопросительно поглядывал на командира. Еще двое охраняли вход на мостик, их винтовки были нацелены на Коллинза и старшего помощника Фини, стоящего рядом с рулевым Аммара.

Начался прилив, постепенно развернувший судно на якоре, и теперь нос «Леди Флэмборо» был направлен к выходу из гавани. Аммар еще раз внимательно оглядел в бинокль акваторию и махнул рукой Фини, продолжая говорить в маленький радиопередатчик.

– Пора, – сказал он. – Прикажите своим людям, чтобы начинали работать.

Физиономия Фини скривилась от бессильной ярости. Он с надеждой взглянул на капитана, но тот лишь пожал плечами, и старший помощник неохотно приказал поднять якорь.

Через две минуты якорь, взметнув облако илистой мути, показался из воды и был надежно закреплен в клюзе. Рулевой стоял у штурвала, но не брался за рукояти. На современных кораблях ручное управление используется только в случае ненастной погоды или когда за штурвал встает лоцман при входе или выходе из порта. Фини вел корабль и регулировал скорость при помощи панели, соединенной по каналу оптоволоконной связи с автоматизированной системой управления судном. В процессе работы он не упускал из поля зрения экран радара.

Крадучись, словно призрак в ночи, «Леди Флэмборо», никем не замеченная, проскользнула меж судов. Ее изящный силуэт можно было обнаружить, только когда темный корпус на минуту заслонял яркие огни на берегу, но этого не произошло. Дизели круизного лайнера работали очень тихо, да и большие, перемалывающие воду гребные винты почти не создавали шума.

Как привидение из леденящего душу ужастика, путешествующее среди памятников и могильных плит кладбища, «Леди Флэмборо» обошла стоящие на рейде суда и повернула к узкому проходу, ведущему в открытое море.

Аммар взял телефонную трубку и вызвал радиорубку.

– Что там? – коротко поинтересовался он.

– Пока ничего, – ответил террорист, прослушивающий радиочастоту уругвайских военных патрульных катеров.

– Если что услышишь, немедленно дай знать на мостик.

– Понял.

– Прямо по курсу небольшой катер, – сообщил Фини. – Мы должны уступить дорогу.

Аммар приставил дуло пистолета к затылку Фини:

– Курс и скорость прежние.

– Но мы же идем на столкновение! – запротестовал Фини. – Наше судно без огней, они нас не видят!

Вместо ответа дуло пистолета лишь сильнее уперлось в затылок моряка.

Все, кто был на мостике, видели приближающееся судно. Это была моторная яхта. Коллинз машинально прикинул, что ее длина около сорока метров, а ширина метров восемь. Она была красива, элегантна и ярко освещена. На борту, похоже, была вечеринка. Люди прогуливались по палубе, беседовали и танцевали. Коллинз с ужасом увидел, что антенна радара неподвижна.

– Дайте сигнал! – взмолился он. – Предупредите их! Они еще могут уйти от столкновения!

Аммар проигнорировал просьбу капитана.

Секунды бежали быстро и неумолимо, и вскоре столкновение стало неизбежным. Веселящиеся на яхте пассажиры и ее рулевой не подозревали о надвигающемся на них из темноты стальном монстре.

– Бесчеловечно! – воскликнул Коллинз. – Это преступление!

Форштевень круизного лайнера врезался в правый борт маленькой яхты. Сильного удара не было, не было слышно и душераздирающего скрежета рвущегося металла. Люди на мостике «Леди Флэмборо» почувствовали только слабый толчок, когда махина высотой с четырехэтажный дом подмяла под себя маленькую яхту и разрезала ее непрочный корпус пополам.

Впечатление было такое, словно по детской игрушке ударили кувалдой.

Глядя на последствия катастрофы, Коллинз в ужасе сжал кулаки. Он ясно слышал женский крик и звуки глухих ударов – это носовая и кормовая части яхты, прежде чем затонуть, несколько раз ударились о борта «Леди Флэмборо». Теперь за круизным лайнером по воде тянулся след из обломков и тел.

Некоторых пассажиров просто сбросило с палубы в воду, и они сразу поплыли подальше от места аварии. Но было много раненых, которые не имели возможности плыть и теперь хватались за крупные обломки, которые могли помочь несчастным удержаться на воде. Прошло совсем немного времени, и судно оставило их далеко позади.

Ярость и горечь, овладевшие Фини, требовали выхода.

– Проклятый убийца! – крикнул он и плюнул Аммару в лицо.

– Только Аллаху ведомо непредвиденное, – сказал Аммар. Его голос был равнодушен и безразличен. Он медленно опустил пистолет, все еще упиравшийся в затылок Фини. – После выхода из канала ложитесь на курс один пять пять по магнитному компасу и включайте автопилот.

Даже тропический загар не мог скрыть мертвенной бледности, покрывшей лицо Коллинза.

– Ради бога, – сказал он Аммару, – радируйте уругвайским спасателям! Иначе все эти люди погибнут.

– Нет.

– Они не узнают, откуда поступило сообщение.

Аммар отрицательно покачал головой:

– Менее чем через час, после того как местные власти узнают об инциденте, расследованием займется служба безопасности. А это значит, что будет обнаружено наше отсутствие и организовано преследование. Мне жаль вас разочаровывать, капитан, но каждая морская миля, отделяющая нас от Пунта-дель-Эсте, может иметь решающее значение. Поэтому мой ответ – нет.

Коллинз внимательно посмотрел в глаза Аммару. Капитан был совершенно сбит с толку и отчаянно пытался сориентироваться в этой непростой и, главное, незнакомой для него ситуации.

– Какая сумма должна быть выплачена, прежде чем вы освободите мое судно?

– Если вы и ваша команда будете выполнять приказы, вам никто не причинит вреда.

– А что будет с пассажирами? Какие у вас планы относительно президентов Хасана и Де Лоренцо?

– Со временем они будут освобождены.

Коллинз чувствовал полную беспомощность, но прилагал все усилия, чтобы его голос звучал спокойно.

– Не собираетесь же вы задерживать их в качестве заложников с целью получения выкупа.

– Похоже, в свободное от работы время вы увлекаетесь чтением мыслей на расстоянии, – усмехнулся Аммар.

– Не надо быть антропологом, чтобы заметить: ваши люди – выходцы с Ближнего Востока. Полагаю, вы собираетесь убить египтян.

Аммар улыбнулся, но его глаза оставались холодными и пустыми.

– Жизнь и смерть человека в руках Аллаха. А я только выполняю приказы.

– Чьи приказы?

Прежде чем Аммар смог ответить, в динамиках раздался голос радиста:

– Рандеву ориентировочно в ноль два тридцать, командир.

Аммар подтвердил, что понял сообщение, и снова поднял глаза на Коллинза.

– Очень жаль, капитан, но у меня нет времени продолжать нашу содержательную беседу. До рассвета еще очень многое надо сделать.

– Но скажите по крайней мере, какие у вас планы относительно моего судна? – спросил Коллинз. – Уж такую информацию вы должны мне сообщить.

– Пожалуйста, – пробормотал Аммар, причем было видно, что его мысли уже заняты совершенно другими вопросами. – Завтра в это же время все мировые информационные агентства сообщат, что теплоход «Леди Флэмборо» пропал без вести, предположительно затонул на глубине двухсот морских саженей[176].

38

– Ты что-нибудь слышал, Карлос? – спросил старый рыбак, сжимая потертые рукояти штурвала старой рыбачьей шхуны.

Его сын прислушался и весело произнес:

– У тебя слух лучше, отец. Я слышу только стук нашего двигателя.

– Мне показалось, вроде бы женщина звала на помощь.

Молодой человек снова прислушался и пожат плечами:

– Я ничего не слышу, отец.

– Крик донеся оттуда, – сказал Луис Чавес. Он потеребил свою седую, клочковатую бороду и заглушил двигатель. – Мне же не могло это присниться!

У Чавеса было хорошее настроение: улов оказался неплохим. И хотя трюмы были полны только наполовину, разнообразие извлеченной из морских недр рыбы было настолько высоко, что гарантировало славные барыши. Да и содержимое шести бутылочек пива, плескавшееся в желудке старого рыбака, настраивало его на благодушный лад.

– Папа, я что-то вижу в воде.

– Где?

– Вон там! – Карлос показал рукой в темноту. – Слева по борту. Похоже на обломки лодки.

Зрение старого рыбака с возрастом утратило остроту, и ночью он видел не так хорошо, как раньше. Он прищурился и стал пристально вглядываться в направлении, указанном сыном. Действительно, на поверхности воды виднелись какие-то обломки. Судя по яркой белой краске и обилию лакировки, это была яхта. «Взрыв или столкновение?» – подумал Луис. Скорее всего, столкновение. До берега было недалеко. Порт сиял огнями в каких-то двух километрах. Взрыв бы уже давно и заметили, и услышали. А вокруг почему-то не было видно никаких признаков спасательных судов.

Рыбачья лодка качалась среди обломков, когда ухо старого рыбака снова уловило странный звук. На этот раз ему показалось, что он слышит не крик, а рыдание, причем совсем рядом.

– Позови из камбуза Рауля, Джустино и Мануэля. Поторопись! Скажи, чтобы приготовились нырять в воду за уцелевшими людьми.

Мальчик побежал выполнять приказ, а старый рыбак вышел из рубки, включил прожектор и осветил близлежащее водное пространство. Почти сразу он заметил фигуры двоих людей, лежащих на обломке тиковой панели метрах в двадцати от лодки. Мужчина не двигался, а женщина, оказавшись в луче прожектора, начала отчаянно размахивать руками. Потом она истерически взвизгнула и принялась молотить по воле руками и ногами.

– Спокойно! – крикнул Чавес – Не паникуйте, мы уже рядом.

Он обернулся, услышав за спиной топот ног. Экипаж в полном составе высыпал на палубу.

– Что здесь?

– Двое уцелевших цепляются за какой-то деревянный обломок. Приготовьтесь поднять их на борт. Одному из вас придется отправиться в воду и оказать и помощь.

– Ни один из нас не полезет в воду, – отозвался Джустино, побелев как мел.

Чавес услышат пронзительный крик женщины, резко обернулся и с ужасом увидел острый плавник, потом уродливую голову и челюсти с бесчисленным количеством зубов, смыкающиеся вокруг ног женщины.

– Пресвятая Мария, Матерь Божья! – пробормотал Луис и начат быстро креститься.

Он с замиранием сердца следил, как акула тащит женщину вглубь. Вокруг уже кружили другие акулы, привлеченные кровью. Они наскакивали на импровизированный плот до тех пор, пока тело мужчины не скатилось в воду. Один из рыбаков перегнулся через борт, и его вырвало.

Крики женщины стихли, и вокруг снова воцарилась тишина.

* * *

Менее чем через час главный координатор сил безопасности Уругвая полковник Хосе Рохас, поигрывая стеком, стоял перед группой офицеров в военной форме. После окончания военного училища в своей стране он проходил дальнейшее обучение в британском гвардейском гренадерском полку и перенял у своих иностранных коллег старомодную манеру всегда носить с собой офицерскую тросточку.

Он стоял возле стола, на котором располагалась диорама примыкающей к берегу части Пунта-дель-Эсте, и готовился произнести речь.

– Мы организуем три команды для патрулирования портового района. Они будут меняться каждые восемь часов, – заговорил он, для достижения драматического эффекта похлопывая тростью по ладони. – Наша задача – находиться в постоянной боевой готовности и оказать поддержку тем, кто подвергнется нападению террористов. Прошу вас держаться незаметно, чтобы не распугать туристов и дать им повод подумать, что в Уругвае власть принадлежит военным. Вопросы есть?

Руку поднял лейтенант Эдуардо Васкес:

– Полковник!

– Васкес?

– Что нам делать, если мы увидим подозрительную личность?

– Немедленно доложите об этом. Вполне возможно, что это агент безопасности другого государства или Интерпола.

– А если он будет вооружен?

Рохас вздохнул:

– Тогда вы будете точно знать, что он агент службы безопасности. Оставьте международные инциденты для дипломатов. Все ясно?

Больше вопросов не было.

Рохас отпустил людей и пошел в свой временный кабинет в здании начальника порта. Полковник как раз стоял у кофейного автомата, ожидая, пока пластиковый стаканчик наполнится кофе, когда подошел его заместитель.

– Капитан Флорес из военно-морского департамента спрашивает, можете ли вы спуститься вниз.

– Он сказал, что ему нужно?

– Нет, только несколько раз повторил, что это срочно.

Чтобы не пролить кофе, Рохас не пошел по лестнице, а дождался лифта. Флорес, безупречно выглядевший в белой военно-морской форме, встретил его на первом этаже и, ничего не объясняя, предложил пройти в большой ангар, расположенный на противоположной стороне улицы. Там размещались спасательные катера. Внутри помещения небольшая группа людей внимательно изучала обломки. Рохасу показалось, что это были обломки лодки.

Капитан Флорес представил ему Чавеса и его сына.

– Эти рыбаки только что доставили сюда эти обломки, обнаруженные ими во входе в гавань, – объяснил он. – Они говорят, что, судя по всему, прогулочная яхта столкнулась с большим судном.

– Почему несчастный случай с яхтой должен интересовать силы безопасности? – не понял Рохас.

На этот вопрос ответил капитан порта, мужчина средних лет с густой шевелюрой и ощетинившимся ежиком усов.

– Потому что эта катастрофа может бросить тень на экономический саммит. – Вздохнув, он добавил: – На месте трагедии сейчас работают спасатели. Пока уцелевших людей не обнаружили.

– Вы опознали яхту?

– На одном из обломков, доставленных мистером Чавесом, было название. Судно называлось «Лола».

Рохас покачал головой:

– Я плохо знаю названия многочисленных развлекательных посудин. Это название должно мне что-то говорить?

– Яхта была названа в честь супруги Виктора Риверы, – ответил Флорес – Вы его знаете?

Рохас замер:

– Разумеется, я знаком со спикером палаты депутатов. Так это была его яхта?

– Во всяком случае, она была зарегистрирована на его имя, – кивнул Флорес – Мы уже связались с его секретаршей. Конечно, ничего ей не сообщили, просто поинтересовались местонахождением мистера Риверы. Она сказала, что он принимает на борту своей яхты аргентинских и бразильских дипломатов.

– Сколько? – Голос Риверы поневоле дрогнул, а в душе начала подниматься мутная волна страха.

– Ривера и его жена, еще двадцать три пассажира и пять членов команды. Всего тридцать человек.

– Имена?

– У секретарши не было списка гостей, ведь мы звонили ей домой. Я уже отправил человека в офис Риверы за списком.

– Думаю, будет лучше, если с этого момента я сам возглавлю расследование, – заявил Рохас официальным тоном.

– Военно-морской флот готов оказать вам любую необходимую помощь, – сказал Флорес, не скрывая радости, что счастливо избавился от ответственности.

Рохас повернулся к капитану порта:

– Какое судно столкнулось с яхтой?

– Непонятно. За последние десять часов ни одно судно не прибыло и не вышло из порта.

– Судно может войти в порт без вашего ведома?

– Для этого капитан должен по крайней мере сойти с ума.

– Но это возможно? – настаивал Рохас.

– Нет, – твердо сказал капитан порта. – Ни одно океанское судно не может пришвартоваться к причалу или бросить якорь на рейде без моего ведома.

Уверенный тон капитана порта понравился Рохасу.

– А выйти из порта?

Капитан порта в течение нескольких секунд обдумывал вопрос, потом кивнул:

– От причала практически невозможно отойти незамеченным. Но если судно стоит на рейде, если капитан или офицеры знают канал и если оно пойдет без огней, то, пожалуй, сможет тайно покинуть акваторию. Но я бы сказал, что это маловероятно.

– Вы можете снабдить капитана Флореса списком судов, стоящих на рейде?

– Я передам ему копию через десять минут.

– Капитан Флорес!

– Полковник?

– Я бы хотел, чтобы вы возглавили поиски пропавшего судна.

– С радостью, полковник. Приступаю немедленно.

Рохас окинул задумчивым взглядом лежащие на полу обломки яхты.

– Страшно подумать, – пробормотал он, – что здесь начнется еще до рассвета.

* * *

Незадолго до полуночи, закончив поиски в акватории гавани, капитан Флорес уведомил Рохаса, что не обнаружено только одно судна – «Леди Флэмборо».

Прочитав список ВИП-пассажиров «Леди Флэмборо», полковник Рохас почувствовал себя совсем плохо. Он был настолько потрясен, что приказал немедленно начать поиски на берегу, теша себя напрасной надеждой, что, быть может, египетский и мексиканский президенты предпочли воспользоваться апартаментами на суше. И только когда стало совершенно очевидно, что президенты исчезли вместе с судном, пришлось признать, что имеет место террористический акт.

На рассвете начались широкомасштабные поиски пропавшего судна, в которых участвовали все самолеты объединенных воздушных сил Уругвая, Аргентины и Бразилии. Они обследовали почти четыреста тысяч квадратных километров территории Южной Атлантики.

«Леди Флэмборо» обнаружить не удалось.

Создавалось впечатление, что ее поглотило море.

39

Чьи-то руки расстегнули ворот его рубашки и нежно, но настойчиво поглаживали шею и плечи. Он сделал усилие, чтобы вырваться из объятий сна. Тем более что его сон иначе как кошмаром назвать было нельзя. Ему снилось, что он находится на большой глубине и изо всех сил рвется вверх, к дрожащим на поверхности солнечным бликам, хотя понимает, что все равно не успеет. Он протер глаза, приоткрыл их и увидел, что лежит на диване в своем кабинете, а в нескольких сантиметрах от его глаз находится пара симпатичных стройных ножек.

Питт сел и уставился в смеющиеся глаза Лили. Он посмотрел на запястье и сообразил, что снял часы и положил их на стол вместе с ключами, бумажником и мелочью.

– Который час? – хриплым голосом поинтересовался он.

– Половина шестого, – ответила Лили и вновь принялась массировать плечи и шею Питта.

– Утра или вечера?

– Вечера. Ты спишь больше трех часов.

– А разве ты никогда не спишь?

– Мне, знаешь ли, хватает четырех часов в сутки.

Питт сладко зевнул и пробормотал:

– Я очень сочувствую твоему будущему мужу.

– Я принесла тебе кофе, – сообщила Лили и присела на краешек стола.

Питт надел туфли и поправил выбившуюся рубашку.

– Йегер что-нибудь нашел?

– Да.

– Неужели реку?

– Пока нет. Хайрем что-то темнит, но утверждает, что ты прав: Юний Венатор переплыл Атлантику до викингов и Колумба.

Питт сделал глоток кофе и скривился:

– Тут же нет кофе, один сахар!

Лили состроила удивленную рожицу:

– Алберт сказал, что ты всегда кладешь четыре ложки сахара.

– Ал врет. Я предпочитаю вообще без сахара.

– Значит, я была злодейски обманута.

– Не ты первая, не ты последняя.

Джордино сидел, пристроив ноги на столе Йегера. Он с наслаждением уплетал последний кусок пиццы, одновременно внимательно изучая топографическую карту береговой линии.

Йегер не сводил покрасневших глаз с монитора и не глядя что-то черкал в блокноте. Он мог и не оборачиваться, когда в кабинет вошли Лили и Питт. Их отражения были видны на экране.

– Нам удалось сделать прорыв, – заявил он с чувством глубокого удовлетворения.

– Что ты имеешь в виду?

– Вместо того чтобы изучать каждую щель к югу от могилы «Сераписа» в Гренландии, я перепрыгнул сразу в Мэн и начал там искать соответствия описаниям.

– Сработало? – нетерпеливо спросил Питт.

– Да! Если помнишь, Руфинус писал, что, после того как они оставили Венатора, судно в течение тридцати одних суток трепал шторм с юга, после чего они сумели отыскать безопасную гавань и отремонтировать судно. На следующем этапе путешествия очередной шторм сорвал паруса и унес рулевые весла. После этого судно дрейфовало какое-то количество дней и в конце концов нашло свой конец в гренландском фьорде.

Йегер замолчал и вывел на экран карту американского побережья Северной Атлантики. Его пальцы быстро забегали по клавиатуре. На экране появилась тонкая линия, которая потянулась от восточного берега Гренландии на юг, зигзагом обошла вокруг Ньюфаундленда, мимо Новой Шотландии и Новой Англии и закончилась в точке, расположенной чуть выше Атлантик-Сити.

– Нью-Джерси? – озадаченно протянул Питт.

– Залив Барнегат, если быть точным, – сказал Джордино. Он принес топографическую карту, положил на стол и обвел нужный участок красным маркером.

– Залив Барнегат, Нью-Джерси? – повторил Питт.

– Форма береговой линии в триста девяносто первом году была совсем другой, – вешал Йегер, словно читая лекцию студентам. – Она была более изломанной, а залив – глубже и защищен со всех сторон.

– Как ты пришел к выводу, что это и есть искомое место? – спросил Питт.

– В описании бухты Руфинус упомянул об огромном море карликовых сосен и пресной воде, которая сочилась из песка, стоило только проткнуть его палкой. Это место называется Пальмовая равнина. Она тянется по южной части штата и на востоке доходит до берега. Уровень грунтовых вод там очень высок, можно сказать они выходят на поверхность. Во время весеннего половодья или после сильного дождя там действительно можно проткнуть палкой дыру в песчаном грунте и набирать воду.

– Выглядит многообещающе, – признал Питт. – Но ведь Руфинус утверждал, что добавил груз каменного балласта.

– Это меня тоже смутило. Поэтому я призвал на помощь знакомого геолога. Он и обнаружил каменоломню как раз в том месте, где, как я считаю, пристал к берегу «Серапис».

– Прекрасная работа, – не мог не признать Питт – Тебе удалось взять нужное направление.

– Что мы теперь будем делать? – спросила Лили.

– Я продолжу двигаться на юг, – ответил Йегер, – а мои люди займутся вычислением примерного курса Венатора к западу от Испании. Кажется очевидным, что острова, на которые сделал первый заход флот Венатора после выхода из Средиземного моря, – это Вест-Индия. Продолжая маршрут «Сераписа» от Нью-Джерси и проектируя курс Венатора к Америкам, мы получим ориентировочную точку пересечения в радиусе пятисот миль от подходящей реки.

Лили скептически улыбнулась.

– Я никак не могу понять, как ты собираешься проследить курс Венатора, если он запретил ведение всех записей и нам ничего не известно о направлениях, течениях, ветрах и расстояниях.

– Ну для этого большого ума не надо, – сухо пояснил Йегер. – Я возьму данные из судовых журналов Колумба во время его путешествия в Новый Свет, рассчитаю его курс и сделаю поправки на разницу в конструкции корпуса, сопротивлении воды, такелажа и площади парусов между флотом Колумба и византийскими судами, построенными на тысячу лет раньше.

– Когда ты говоришь, все кажется простым.

– Ну, честно говоря, не совсем. Можно точно знать направление на цель, но при этом потратить довольно много усилий, чтобы до нее добраться.

Усталость и бесконечные часы нудной, кропотливой работы были позабыты. Покрасневшие глаза Йегера горели решимостью. Лили тоже была полна энергии. Оба ждали выстрела стартового пистолета.

– Сделай это, – сказал Питт. – Найди Александрийскую библиотеку.

* * *

Питт думал, что Сэндекер послал за ним, желая получить отчет о состоянии дел с поисками, но, увидев обеспокоенное выражение лица адмирала, сразу понял, что возникли новые проблемы. Больше всего встревожили Питта мягкие, почти нежные глаза адмирала. Обычно они были холодными и жесткими, как кремень.

Когда же Сэндекер вскочил из-за стола, подошел к Питту, взял его за руку, довел до дивана и сам сел рядом, Питт уже не сомневался: проблемы серьезные.

– Я только что получил тревожные новости из Белого дома, – начал Сэндекер. – Круизное судно, на котором находились президенты Де Лоренцо и Хасан, прибывшие для участие в экономическом саммите, судя по всему, захвачено и уведено в неизвестном направлении.

– Жаль, конечно, но при чем тут НУМА?

– На борту находилась Гала Камиль.

– Черт!

– И сенатор.

– Мой отец? – удивился Питт. – Я с ним позавчера разговаривал по телефону, и он не сказал, что собирается в Уругвай. Как он туда попал?

– Отправился со специальным поручением президента. Питт встал и принялся нервно ходить взад-вперед по кабинету.

– Какова ситуация в настоящий момент?

– Судно «Леди Флэмборо», так называется британский круизный лайнер, исчезло из порта Пунта-дель-Эсте прошлой ночью.

– Где оно в данный момент?

– В настоящее время ведутся масштабные поиски с воздуха. Уругвайские власти склоняются к тому, что оно находится на дне моря.

– Насколько я понял, доказательств нет, поэтому я не могу принять эту версию.

– Я полностью с тобой согласен, мой мальчик.

– Погодные условия?

– Если верить сводке, в том районе стоит превосходная погода.

– Суда исчезают во время шторма, – сказал Питт, – но не на спокойной воде.

Сэндекер сокрушенно развел руками:

– Пока не поступят новые данные, мы можем только строить гипотезы.

Питт не мог поверить, что его отец мертв. То, что он услышал, было слишком неубедительным.

– Что собирается предпринять Белый дом?

– У президента связаны руки.

– Это более чем странно, – сухо сказал Питт. – Он мог приказать всем кораблям военно-морских сил в этом районе принять участие в поисках.

– В том-то и загвоздка, – вздохнул Сэндекер. – Военно-морской флот Соединенных Штатов не несет постоянного дежурства в Южной Атлантике. Там иногда проводятся учения, но сейчас в том районе нет ни одного нашего корабля.

Питт подошел к окну. Вечерний Вашингтон был красиво освещен.

– Иными словами, вы хотите сказать, что правительство США не участвует в поисках?

– Похоже на то.

– А что мешает НУМА принять в них участие?

– В общем, ничего, просто у нас нет флота судов береговой охраны и авианосца.

– Зато у нас есть «Саундер».

Сэндекер на несколько секунд задумался.

– Конечно! Как это я не подумал о наших исследовательских судах?

– Насколько я помню, оно занимается картографическими работами где-то в районе Бразилии?

Сэндекер кивнул.

– Ладно, предположим, ты окажешься там. Но ведь «Саундер» слишком тихоходен, чтобы быть полезным в поисках на больших водных пространствах. Что ты намерен сделать?

– Если судно моего отца не найдено на воде, я поищу его под водой.

– Ты сможешь проверить тысячуквадратных миль, может быть, чуть больше.

– Сонары «Саундера» могут охватить полосу шириной две мили. А в дополнение к этому там есть подводный аппарат. Мне необходимо только ваше разрешение принять командование.

– Тебе потребуется помощь.

– Я возьму с собой Джордино и Руди Ганна. Мы хорошая команда.

– Руди сейчас занят в глубоководных операциях на Канарских островах.

– Он может быть в Уругвае через восемнадцать часов.

Сэндекер сцепил руки над головой и уставился в потолок. Он чувствовал, что Питт, конечно, беспокоится, но не сомневается в ответе адмирала.

– Ладно, сынок, попробуй, – тихо сказал Сэндекер. – Я постараюсь помочь.

– Спасибо, адмирал, – сказал Питт, – я вам очень благодарен.

– Да, а как дела с поисками Александрийской библиотеки?

– Йегер и доктор Шарп уже близки к разгадке. На данном этапе работы Джордино и я не нужны, мы только путаемся под ногами.

Сэндекер встал и положил руки на плечи Питта:

– Помни, вполне возможно, что твой отец жив.

– Лучше бы ему быть живым, – невесело усмехнулся Питт. – Иначе я никогда его не прощу.

40

– Черт побери, Мартин, – раздраженно воскликнул президент, – неужели ваши эксперты по Ближнему Востоку просмотрели этот заговор?!

Директор ЦРУ Мартин Броган устало пожал плечами. Он уже привык, что его обвиняли во всех террористических актах, в ходе которых американцев либо убивали, либо брали в заложники. Успехи ЦРУ отмечались крайне редко, а ошибки являлись объектами пристального внимания конгресса и средств массовой информации.

– Судно с командой и пассажирами на борту было уведено из-под носа у лучших в мире агентов безопасности, – вздохнул он. – Кто бы ни придумал и ни осуществил столь безумный план, это серьезный и достойный противник. В этом теракте нет ничего общего с обычными приемами террористов. В свете этого я не удивляюсь тому, что наша антитеррористическая сеть не обнаружила его заранее.

Алан Мерсьер, национальный советник по безопасности, снял очки и принялся тщательно протирать стекла носовым платком.

– Мы тоже не сидели без дела, – сказал он, желая поддержать Брогана. – Анализ материалов, полученных по системам прослушивания, не выявил и намека на готовящийся захват круизного лайнера и похищение двоих президентов.

– Получается, что, отправив Джорджа Питта к президенту Хасану, я послал старого друга на смерть, – грустно сказал президент.

– Это не ваша вина, – возразил Мерсьер.

Президент со злостью стукнул кулаком по столу:

– Сенатор, Гала Камиль, Де Лоренцо и Хасан! Не могу себе представить, что всех их уже нет в живых.

– Мы этого точно не знаем, – осторожно напомнил Мерсьер.

Президент неприязненно уставился на советника.

– Невозможно спрятать круизное судно с командой и пассажирами на борту, Алан, – язвительно сообщил он. – Это понимает даже такой тупой политик, как я.

– Но шанс все-таки есть.

– Какой, к дьяволу, шанс? Это была миссия террористов-смертников! Все вышло до боли просто. Людей закрыли в каютах, а судно затопили. Террористы и не думали спасаться. Они тоже пошли на дно.

– Нам еще не известны все факты, – не согласился Мерсьер.

– А что мы знаем?

– Наши эксперты сейчас находятся в Пунта-дель-Эсте. Они работают вместе с уругвайской службой безопасности, – сказал Броган. – Пока мы располагаем только предварительными выводами. Первое: захват осуществила группа арабов. Есть два свидетеля, которые находились на проходящем катере и видели, как на «Леди Флэмборо» с баржи что-то грузили. Они слышали, что члены экипажей обоих судов переговаривались между собой по-арабски. Баржу не нашли. Видимо, она уже на дне морском.

– Есть сведения о грузе? – поинтересовался Мерсьер.

– Свидетели смогли вспомнить, что видели какие-то барабаны. Больше ничего, – сказал Броган. – Второе: в офис капитана порта поступило ложное сообщение, вроде бы с «Леди Флэмборо», о поломке главного генератора, поэтому на судне не будет освещения, кроме навигационных огней, до завершения ремонтных работ. Когда стемнело, неосвещенное судно подняло якорь и выскользнуло из гавани, на выходе протаранив яхту, на борту которой находились высокопоставленные южноамериканские бизнесмены и дипломаты. Это единственная неувязка в безупречно выполненном плане. Потом судно исчезло.

– Тонкая работа, – отметил Мерсьер. – Совсем не похоже на топорное покушение на Галу Камиль. Я имею в виду второе покушение.

– Другая группа, – добавил Броган.

Впервые в разговор вступил Дейл Николс:

– Да. Те люди, которые пытались убить Галу Камиль, были не слишком осторожны. На телах мы обнаружили египетские паспорта. Их предводителем был мулла, один из самых фанатичных последователей Язида.

– Вы считаете, что за похищение судна ответствен Язид?

– Во всяком случае, у него определенно есть мотивы, – сказал Броган. – Убрав с дороги президента Хасана, он имеет все шансы взять власть в Египте в свои руки.

– То же самое можно сказать о президенте Де Лоренцо, Топильцине и Мексике, – добавил Николс.

– Интересная связка, – сказал Мерсьер.

– Мы, конечно, отправим специалистов ЦРУ по борьбе с терроризмом в Уругвай, – сказал президент, – но что еще можно сделать? Какими мы располагаем возможностями для помощи в поиске «Леди Флэмборо»?

– На первый ваш вопрос я могу ответить одно, – сказал Броган, – сделать мы можем немного. Следствие находится в хороших руках. Уругвайские полицейские и разведчики обучались у нас и в Англии. Они знают свое дело и плотно сотрудничают с нашими экспертами. – Он сделал паузу и, старательно избегая взгляда президента, продолжил: – На второй вопрос я могу ответить то же самое: наши возможности невелики. Наших кораблей в Южной Атлантике нет. Ближайший к этому району корабль – это атомная подводная лодка, проводящая маневры в Антарктике. Наши латиноамериканские друзья прекрасно обходятся без нас. Более восьмидесяти военных и коммерческих самолетов и по крайней мере четырнадцать кораблей из Аргентины, Бразилии и Уругвая с рассвета прочесывают морское пространство в районе Пунта-дель-Эсте.

– И не могут найти ничего, что проливало бы свет на судьбу «Леди Флэмборо», – отметил президент. Он уже лишился остатков оптимизма и постепенно впадал в уныние.

– Найдут, – коротко сказал Мерсьер.

– Наиболее вероятно, они найдут обломки и тела, – откровенно признал Броган. – Ни одно судно такого размера не может исчезнуть, не оставив следов.

– Прессе уже известно о случившемся? – спросил президент.

– Мне сообщили, что новость прошла по телеграфным каналам час назад, – сообщил Николс.

Президент сжат кулаки.

– Представляю, какой шум поднимут в сенате, когда станет ясно, что их коллега пал жертвой террористического акта. Даже не представляю, какие требования они выдвинут.

– Одной только информации о миссии сенатора достаточно для грандиозного скандала, – сказал Николс, – если это также просочится в прессу.

– Вам не кажется странным, – возбужденно заговорил президент, – что террористы могут убивать глав государств и дипломатов, походя отправляя на тот свет толпы невинных жертв, а когда их арестовывают, отделываются несколькими годами тюрьмы. Когда же мы начинаем играть по их правилам и применяем оружие, нас во всеуслышание объявляют кровожадными разбойниками и мстителями, забывшими о морали. Средства массовой информации не оставят нас в покое, да и конгресс потребует расследования.

Николс встал и прошелся по комнате:

– Не думаю, что нам стоит беспокоиться. Никаких записей не велось. Только те, кто находится в этой комнате, знали, зачем сенатор Питт отправился в Пунта-дель-Эсте на встречу с президентом Хасаном.

– Дейл прав, – сказал Мерсьер, – мы можем найти множество вполне правдоподобных объяснений его поездке.

Президент разжал кулаки и потер усталые глаза:

– Сенатор Питт мертв меньше суток, а мы уже думаем, как прикрыть наши задницы.

– Эта проблема представляется сущей ерундой по сравнению с политическими катастрофами в Мексике и Египте, – вздохнул Николс. – Если Хасан и Де Лоренцо мертвы, Египет пойдет по пути Ирана и будет безвозвратно потерян для Запада. Что же касается Мексики... – он мгновение помедлил, – у нас появится бомба замедленного действия в непосредственной близости от границы.

– И какие же меры мы должны принять, по вашему мнению?

Николс почувствовал болезненные колики в животе и учащенное сердцебиение. Президент и два профессиональных разведчика смотрели на него в упор. Николсу неожиданно стало интересно, что именно вызвало у него столь сильный стресс: необходимость дать ответ столь серьезным собеседникам или же мысли о грядущих катастрофах.

– Я предлагаю дождаться доказательств гибели «Леди Флэмборо» и ее пассажиров.

– А если доказательства так и не будут получены? – требовательно вопросил президент. – Должны ли мы ждать, пока в Египте и Мексике, президенты которых пропали без вести и считаются мертвыми, власть захватят Ахмед Язид и Топильцин, два безумца, одолеваемых манией величия? Как тогда быть? Что мы должны делать, чтобы остановить их, пока не станет слишком поздно?

– Исключая убийства, ничего. – Николс начал непроизвольно массировать рукой живот, стараясь унять боль. – Мы можем только готовиться к худшему.

– Что вы имеете в виду?

– Попрощаться с Египтом, – угрюмо заявил Николс, – и ввести войска в Мексику.

41

Сильный ливень неустанно поливал потоками прохладной воды уругвайскую столицу Монтевидео, когда из низких облаков над аэропортом вынырнул маленький самолетик и пошел на посадку. Лихо прокатившись по посадочной полосе, он свернул в сторону от коммерческого терминала и направился в противоположный конец летного поля, где стояло несколько ангаров, а рядом – боевые истребители. Появившийся неизвестно откуда «седан-форд» с военными номерами проводил самолетик к месту стоянки для ВИП-рейсов.

Полковник Рохас стоял в ангаре и смотрел сквозь залитое дождем стекло на поле. Когда самолет подкатил ближе, он увидел на фюзеляже крупные буквы: «НУМА». Шум двигателей стих, и из самолета вышли три человека. Они поспешили забраться в «форд», который доставил их внутрь ангара.

Полковник подошел к двери своего кабинета и, пока молодой лейтенант – его помощник – вел гостей по обширному помещению ангара, внимательно изучал прибывших.

Коротышка с кудрявыми черными волосами, широкими плечами и грудью как у боевого линкора был, судя по виду, чрезвычайно силен. Таким рукам позавидовал бы и медведь. Его глаза хмурились, но губы кривились в веселой усмешке, обнажавшей ровные, белые зубы.

Худощавый человек в очках в роговой оправе выглядел как аудитор, прибывший для проверки финансовой деятельности компании. В одной руке у него был портфель, в другой – две книги. Он тоже улыбался, но его улыбка казалась не просто веселой, а какой-то задорной, озорной. Рохас решил, что это, должно быть, приятный человек, легкий в общении и чрезвычайно компетентный.

Высокий человек, шедший последним, имел очень густые черные вьющиеся волосы и такие же густые брови. Его лицо было загорелым и скуластым. Он выглядел безразличным ко всему происходящему, и создавалось впечатление, что ему совершенно все равно, где провести очередной отпуск – в тюремной камере или на Таити. Но Рохас не обманулся насчет него. Этого человека выдавали умные, проницательные глаза. Пока двое других с любопытством осматривали ангар, он нашел глазами Рохаса и теперь сверлил его взглядом, словно пытался заглянуть в душу.

Рохас сделал несколько шагов навстречу и поприветствовал гостей:

– Добро пожаловать в Уругвай, джентльмены. Полковник Хосе Рохас к вашим услугам. – Затем он взглянул на высокого человека и на хорошем английском с легким налетом кокни, который он усвоил в Британии, сказал: – Очень рад с вами познакомиться, после нашего телефонного разговора я с нетерпением ждал встречи, мистер Питт.

Питт вышел вперед и пожал руку полковнику:

– Спасибо, что нашли время встретиться с нами, мистер Рохас – Указав на человека в очках, он сказал: – Это Руди Ганн, а столь похожая на преступника личность справа от меня – Алберт Джордино.

Рохас слегка наклонил голову и лениво похлопал тросточкой по ноге.

– Прошу извинить, что принимаю вас в этой неуютной обстановке, но после похищения судна нашу страну наводнила армия журналистов со всего света. Они налетели как саранча, от которой нет спасения. Я решил, что будет удобнее поговорить вдали от этой алчущей сенсаций орды.

– Разумно, – согласился Питт.

– Вы бы не хотели немного отдохнуть после долгого и утомительного перелета и поужинать в клубе летчиков?

– Спасибо за приглашение, полковник, – вежливо сказал Питт, – но если вы не возражаете, мы бы хотели перейти прямо к делу.

– Тогда, если вы пройдете за мной, я введу вас в курс.

В кабинете полковник представил гостям капитана Игнасио Флореса, который координировал поиски на море и с воздуха. Потом он пригласил американцев пройти к большому столу, заваленному морскими картами и фотографиями со спутников.

Прежде чем начать инструктаж, Рохас взглянул на Питта.

– Мне очень жаль, что ваш отец оказался среди пассажиров этого судна. Вы не упомянули об этом по телефону.

– Вы хорошо информированы, – сухо ответил Питт.

– Час назад я разговаривал с советником по безопасности вашего президента.

– Вероятно, вам будет приятно узнать, что наши разведчики высоко ценят ваш опыт и результативность работы.

Официальность Рохаса дала трещину. Он не ожидал такого комплимента. У него даже голос изменился, стал мягче, приветливее.

– Мне жаль также, – уже с откровенной приязнью сказал он, – что я не могу сообщить вам ничего обнадеживающего. С тех пор как вы покинули Соединенные Штаты, у нас не появилось никаких новых данных. Единственное, что я могу сделать в данный момент, это предложить вам глоток лучшего уругвайского бренди.

– Лично мне такое предложение представляется чрезвычайно заманчивым, – тут же ответил Джордино, – особенно учитывая дождливую погоду.

Рохас обернулся к помощнику:

– Лейтенант, окажите любезность. – Потом он склонился над столом и сдвинул вместе несколько увеличенных черно-белых спутниковых снимков так, чтобы получилось изображение водной поверхности на расстоянии трехсот километров от берега. – Полагаю, все присутствующие знакомы с этими фотографиями?

Руди Ганн кивнул:

– В настоящее время НУМА занимается тремя спутниковыми океанографическими программами, исследующими течения, приливно-отливные явления, направления ветров и перемещения ледовых полей.

– Но ни одна из них не затрагивает этот район Атлантики, – сказал Рохас – Основные географические исследования ведутся на севере.

– Да, вы правы. – Ганн поправил очки и стал рассматривать снимки. – Я вижу, вы использовали спутник системы «Ландсат».

– Совершенно верно.

– И вы использовали его графические возможности, чтобы показать суда в море.

– Нам повезло, – улыбнулся Рохас. – Полярная орбита спутника проходит над водным пространством в районе Уругвая только один раз в шестнадцать день. Спутник подоспел как раз кстати.

– «Ландсат» в первую очередь используется для геологических исследований, – сказал Руди Ганн. – Обычно, когда спутник проходит над океанами, камеры выключают, чтобы экономить энергию. Как вам удалось получить изображения?

– Как только был отдан приказ о начале поисков, – объяснил Рохас, – метеорологи получили команду обеспечить сообщение прогноза погоды патрульным кораблям и самолетам. Один из метеорологов по наитию проверил орбиту спутника «Ландсат» и выяснил, что он вот-вот пройдет над районом поисков. Был направлен срочный запрос вашему правительству. Камеры включили, а сигналы пошли на приемную станцию в Буэнос-Айресе.

– На снимках с «Ландсата» можно увидеть объект таких размеров, как «Леди Флэмборо»?

– Ты не увидишь деталей, как на снимках с высокой разрешающей способностью, которые делают разведывательные спутники министерства обороны, – ответил Питт, – но такой объект будет обозначен точкой.

– Вы правы, – сказал Рохас – Можете посмотреть сами. Он установил объектив с подсветкой над нужным участком и отошел в сторону.

Питт склонился над объективом первым.

– Я вижу два, нет, три судна.

– Мы идентифицировали все три.

Рохас сделал знак капитану Флоресу, который начат зачитывать данные с листка бумаги. При этом он так старался правильно выговаривать английские слова, что стал похож на первоклассника на уроке чтения.

– Самое большое судно – это чилийский рудовоз «Кабо Каллегос». Он идет из Пунта-Аренас в Дакар с грузом угля.

– Вы говорите об идущем на север судне на нижнем краю изображения? – спросил Питт.

– Да, – согласился Флорес – Это и есть «Кабо Каллегос». Хо судно, что видно на верхнем краю, идет на юг. Это мексиканский контейнеровоз «Генерал Браво». Везет снабженческие грузы и буровое оборудование в Сан-Пабло.

– Где это? – полюбопытствовал Джордино.

– Сан-Пабло – это небольшой портовый город в Аргентине, – сказал Рохас – В прошлом году там была забастовка нефтяников.

– Судно между ними – это «Леди Флэмборо», – чуть ли не торжественно произнес Флорес.

Вошел лейтенант с бутылкой бренди и пятью стаканами. Полковник поднял свой стакан:

– За встречу!

– За встречу, – ответили нестройным хором американцы.

Питт сделал большой глоток – позже он признался, что проклятое уругвайское бренди сожгло его горло дотла, он вроде бы даже почувствовал привкус гари – потом еще несколько секунд разглядывал изображение и уступил место у объектива Ганну.

– Я не могу определить, куда идет «Леди Флэмборо».

– После выхода из Пунта-дель-Эсте она шла прямо на восток, не меняя курса.

– Вы установили контакт с другими судами?

– Конечно, – кивнул Флорес, – ее никто не видел.

– Когда спутник проходил над этим районом?

– Ровно в три часа десять минут.

– Изображение инфракрасное?

– Да.

– Парню, который сообразил использовать «Ландсат», следует дать медаль, – сказал Джордино, заглянув в объектив.

– Представление уже направлено, – улыбнулся Рохас.

– В котором часу взлетели самолеты?

– Наши самолеты начали поиски при первых лучах рассвета. К полудню мы получили и проанализировали изображения с «Ландсата». Тогда мы смогли вычислить курс и скорость «Леди Флэмборо» и направили корабли и самолеты в точку встречи.

– Но там никого не оказалось.

– Совершенно верно.

– А обломки?

Заговорил капитан Флорес:

– Наши патрульные корабли нашли какие-то обломки.

– Они были идентифицированы?

– Нет. Их подняли на борт и выяснили, что они принадлежат скорее грузовому судну, чем роскошному круизному лайнеру.

– Какие именно обломки были найдены?

Флорес открыл портфель и извлек тонкую пластиковую папку:

– У меня есть список, полученный от капитана поискового корабля. Там был изношенный стул, два разорванных спасательных жилета не менее пятнадцати лет от роду с инструкцией по эксплуатации на испанском языке, несколько немаркированных деревянных ящиков, матрас, продовольственные контейнеры, три газеты – одна мексиканская, две бразильские...

– Даты? – переспросил Питт.

Флорес мгновение вопросительно смотрел на Питта, потом отвел глаза:

– Капитан их не указал.

– Недочет, который немедленно будет исправлен, – сухо сказал полковник Рохас, уловив ход мыслей Питта.

– Если еще не поздно. – Флорес пожал плечами. – Согласитесь, полковник, это больше похоже на мусор, чем на обломки корабля.

– Вы можете нанести на карту координаты кораблей так, как они показаны на спутниковом фото? – спросил Питт.

Флорес кивнул и начал наносить координаты на морскую карту.

– Еще бренди, господа? – предложил Рохас.

– Оригинальный вкус, – сказал Ганн, передавая свой стакан лейтенанту. – Я чувствую очень слабый аромат кофе.

– Я вижу, вы знаток, мистер Ганн, – улыбнулся Рохас – Вы совершенно правы, мой дядя перегоняет его на своей кофейной плантации.

– На мой взгляд, слишком сладкий, – сказал Джордино. – Напоминает вкус лакрицы.

– Там еще содержится анис, – пояснил Рохас и обернулся к Питту: – А вы, мистер Питт, как находите этот напиток?

Питт поднял стакан и посмотрел сквозь него на свет:

– Мне кажется, что он раза в два крепче, чем обычный.

Североамериканцы никогда не переставали удивлять Рохаса. Непостижимым для него образом они умудрялись заниматься всеми делами одновременно, да еще с постоянными шуточками. Как, интересно, они сумели построить свою супердержаву?

Питт заразительно расхохотался:

– Шучу. Скажите вашему дяде, что, если он захочет экспортировать этот продукт в США, я буду первым в очереди желающих его распространять.

Флорес отложил в сторону карандаш, измеритель и показал точку на карте.

– Вчера в три десять они были в этом месте.

Все снова придвинулись к столу и склонились над картой.

– Все три судна шли встречными курсами, – отметил Руди Ганн. Он вытащил из кармана маленький калькулятор и принялся быстро нажимать на кнопки. – Если считать скорость «Леди Флэмборо», скажем, равной тридцати узлам, «Кабо Каллегоса» – восемнадцати узлам, а «Генерала Браво» – двадцати двум... – Его бормотание стало неразборчивым. Производя вычисления, он делал карандашом пометки на полях карты. Через несколько мгновений он выпрямился. – Неудивительно, что у чилийского рудовоза не было визуального контакта. Он прошел в шестидесяти четырех километрах к востоку от «Леди Флэмборо».

Питт задумчиво смотрел на карту.

– А вот мексиканский контейнеровоз должен был заметить круизный лайнер. Они, похоже, разошлись всего лишь в трех-четырех километрах друг от друга.

– Вряд ли, – сказал Рохас – «Леди Флэмборо» шла без огней.

Питт взглянул на Флореса:

– Фаза луны, капитан?

– Между новолунием и первой четвертью, молодой месяц.

Джордино покачал головой:

– Недостаточно светло. Разве что часы на мостике были повернуты в нужном направлении.

– Насколько я понимаю, – сказал Питт, – вы начали поиски именно из этой точки.

Флорес кивнул.

– Да, самолеты облетели по сетке двести миль к востоку, северу и югу.

– И не обнаружили никаких следов «Леди Флэмборо».

– Никаких. Только рудовоз и контейнеровоз.

– Она могла повернуть назад, а потом на север или на юг, – предположил Ганн.

– Мы подумали об этом, – сказал Флорес – Когда самолеты возвращались для дозаправки, они проверили западные подходы к берегу.

– Если верить фактам, – резюмировал Ганн, – единственное место, где может находиться «Леди Флэмборо», – это морское дно.

– Зафиксируй ее последнее положение, Руди, и прикинь, как далеко она могла уйти до прибытия поисковых самолетов.

Рохас с интересом взглянул на Питта.

– Могу я поинтересоваться, что вы намерены делать? Продолжать поиски бессмысленно. Мы прочесали весь район, где исчезло судно.

Питт смотрел сквозь Рохаса, будто полковник внезапно стал прозрачным.

– Мой коллега только что сказал, что «Леди Флэмборо» может находиться только на дне моря. Именно там я и хочу ее поискать.

– Чем я могу помочь?

– «Саундер», корабль НУМА, предназначенный для глубоководных исследований, прибудет в район поисков сегодня вечером. Мы будем благодарны, если вы выделите вертолет, чтобы доставить нас на борт.

Рохас кивнул:

– Я распоряжусь, чтобы один вертолет находился в готовности к вылету. – Помедлив, он добавил: – Надеюсь, вы понимаете, что хотите поймать небольшую рыбку на десяти тысячах квадратных километрах моря. На это может не хватить целой жизни.

– Нет, – уверенно ответил Питт. – Двадцать часов максимум.

Рохас был прагматичным человеком и не имел привычки принимать желаемое за действительное. Он искоса взглянул на Джордино и Ганна, ожидая увидеть на их лицах скептические улыбки, но таковых не обнаружил.

– Вы же не можете говорить серьезно, называя такие сроки, – все же не выдержал он.

Джордино поднял руку и стал с преувеличенным вниманием разглядывать абсолютно чистые ногти.

– Исходя из моего опыта, – сказал он, – думаю, Дирк действительно слегка загнул. Мы справимся гораздо быстрее.

42

Ровно через четырнадцать часов сорок две минуты после посадки уругвайского вертолета на палубу «Саундера» они обнаружили обломки судна таких же размеров, как «Леди Флэмборо», на глубине 1020 метров.

Цель была видна в форме маленькой темной крапинки на плоской равнине, расположенной ниже континентального уклона. Когда «Саундер» подошел ближе, оператор сонара уменьшил регистрирующее расстояние, и вскоре уже можно было различить размытые очертания судна.

На «Саундере» не было дорогостоящего видеооборудования, как на «Полярном исследователе». Цветовые подводные видеокамеры и высокочувствительные датчики здесь не были нужны. Задачей работающих на борту «Саундера» океанографов было составление крупномасштабной карты морского дна. Электронное оборудование судна было настроено на большие расстояния и не предназначалось для детального изучения затопленных предметов, сделанных руками человека.

– Конфигурация та же, это точно, – сказал Ганн, – хотя видно, конечно, плохо. По-моему, на кормовой надстройке располагается наклоненная назад труба. Борта высокие и прямые. Сидит на дне почти прямо, с наклоном не более десяти градусов.

– Для точной идентификации нужно навести на него камеры, – добавил Джордино.

Питт молчал. Он продолжал внимательно следить за показаниями сонара, даже когда цель осталась далеко за кормой «Саундера». Надежда отыскать отца живым таяла с каждой минутой. Он чувствовал себя так, будто смотрел на гроб, на который бросают комья земли.

– Хорошая работа, парень, – сказал Джордино. – Ты вывел нас прямо на цель.

– Откуда вы узнали, где надо искать? – спросил Фрэнк Стюарт, капитан «Саундера».

– Я предположил, что «Леди Флэмборо» не изменила направления, после того как пересеклась с курсом «Генерала Браво», – объяснил Питт. – А поскольку ее не обнаружили поисковые самолеты за границей курса «Кабо Каллегоса», я решил, что следует сосредоточить усилия на отрезке к востоку от точки ее последнего местонахождения, отмеченной «Ландсатом».

– Другими словами, в узком коридоре между «Генералом Браво» и «Кабо Каллегосом», – сказан Джордино.

– Именно так, – подтвердил Питт.

Ганн грустно взглянул на друга:

– Мне очень жаль, но повода радоваться нет.

– Вы хотите отправить вниз РОВ[177]? – спросил Стюарт.

– Мы могли бы сэкономить время, – ответил Питт, – миновав стадию осмотра с применением видеооборудования и перейдя сразу к подводным работам. К тому же манипуляторы подводного аппарата могут оказаться полезными, если понадобится что-нибудь поднять на поверхность.

– Команда может подготовить «Дип ровер» к спуску через полчаса. Вы сами поведете его?

Питт кивнул:

– Конечно.

– Тысяча метров – это для него почти предельная глубина погружения.

– Беспокоиться не о чем, – вмешался Руди Ганн, – коэффициент безопасности на этой глубине у «Дип ровера» четыре к одному.

– Я бы скорее отправился через Ниагарский водопад в «фольксвагене», чем опустился на тысячу метров под воду в пластиковом пузыре, – признался капитан.

Стюарт, невысокий, узкоплечий человек с довольно длинными гладкими волосами цвета подгоревшего хлеба, внешне был похож на владельца магазинчика в небольшом провинциальном городке или администратора средней руки. Опытный моряк, он боялся глубины и всегда наотрез отказывался нырять. Он выполнял требования ученых, касающиеся их океанографических проектов, поскольку это входило в его профессиональные обязанности, однако его прерогативой было управление судном.

– Пластиковый пузырь, – терпеливо заметил Питт, – это акриловая сфера толщиной более двенадцати сантиметров.

– Очень хорошо. Но я лучше посижу на палубе и буду приветственно махать рукой любому, кто решит погрузиться на глубину в этом, с позволения сказать, аппарате, – пробормотал Стюарт и вышел.

– Мне он нравится, – жизнерадостно заявил Джордино. – Совершенно не умеет держать себя в обществе, но ему это даже к лицу.

– В этом вы со Стюартом похожи, – усмехнулся Питт.

Ганн в это время остановил изображение на экране и задумчиво его рассматривал. Он сдвинул очки на лоб и снова уставился на экран.

– Корпус выглядит совершенно целым, – сказал он. – Не видно ни одной пробоины. Почему судно затонуло? Не понимаю.

– Возможно, произошло смещение груза? – предположил Джордино.

Питт тоже взглянул на замершее изображение.

– Вы помните «Циклопа»? – спросил он. – Это судно тоже исчезло без следа.

– Как же мы можем его забыть, – картинно простонал Джордино. – Раны до сих пор ноют.

Ганн с удивлением взглянул на друзей:

– Вы же не можете всерьез сравнивать старое и кое-как загруженное судно, построенное на рубеже столетий, с современным круизным лайнером, при строительстве которого вопросам обеспечения безопасности уделялось самое серьезное внимание. Может быть, случайная волна?

– Или какой-нибудь песчаный монстр поднялся со дна и утащил «Леди Флэмборо» за собой?

– Очень скоро мы все узнаем, – сказал Питт. – Не пройдет и двух часов, как мы будем находиться на главной палубе затонувшего судна.

* * *

При первом взгляде на «Дип ровер» всегда казалось, что он лучше чувствовал бы себя на космической орбите, чем в глубинах океана. Его форма могла бы понравиться разве только марсианину. 240-сантиметровая сфера была опоясана большим кольцом и опиралась на квадратные подставки, в которых находились 120-вольтовые батареи. Внутри виднелись разнообразные устройства: упоры и двигатели, кислородные цилиндры и емкости для углекислого газа, камеры и гидроакустическое оборудование. В передней части располагались манипуляторы, причем настолько совершенной конструкции, что любой уважающий себя робот при виде их позеленел бы от зависти. Если не применять научные термины, это были механические руки, снабженные ладонями, которые могли делать все, что и руки из плоти и крови. Система датчиков обратной связи давала возможность управлять движением манипуляторов с точностью до тысячной доли сантиметра, а сила их была такова, что они с одинаковой легкостью удерживали и фарфоровую чашку с блюдцем, и чугунную плиту.

Пока два инженера суетились вокруг «Дип ровера», Питт и Джордино стояли рядом. Аппарат покоился на специальной подставке, помешенной в губчатую камеру, прозванной «лунной лужей». Платформа, на которую опиралась подставка, являлась подвижной частью корпуса «Саундера» и могла опускаться под воду на глубину двадцать футов.

Наконец один из инженеров объявил:

– Аппарат готов. Теперь ваш черед.

Питт хлопнул Джордино по спине:

– Только после вас.

– Ладно, – весело сказал Джордино, – мое дело – манипуляторы и камеры, твое – вождение этого драндулета. Только будь осторожнее в часы пик.

– Скажите ему, – крикнул Стюарт откуда-то сверху, и его зычный голос эхом прокатился по камере, – чтобы вернул транспорт в целости. Тогда я сам лично его расцелую.

– А меня? – завопил Джордино.

– Вас тоже.

– Могу я вынуть свои зубные протезы?

– Вы можете вынуть все что хотите.

– Вы всерьез считаете это стимулом? – сухо полюбопытствовал Питт. Он был искренне признателен капитану за попытку отвлечь его от испытания, которое, вполне вероятно, ожидало его на дне. – Тогда я скорее сбегу в Африку, чем вернусь сюда.

– Вам потребуется дополнительный запас кислорода, – сказал Стюарт.

Подошедший Ганн не ведал о шутливой перепалке. На нем были наушники, провод от которых свисал сбоку.

Он изо всех сил старался говорить официально, но в голосе Руди помимо воли звучало сострадание.

– Я буду на связи. Как только увидите дно, начинайте поворот на триста шестьдесят градусов, пока ваш сонар не обнаружит судно. После этого сообщите мне направление. Полагаю, вы должны докладывать о каждом этапе работ.

Питт пожал Ганну руку:

– Не волнуйся, мы будем в постоянном контакте.

Ганн нерешительно взглянул на своего старого друга.

– Ты уверен, что хочешь сам отправиться вниз? Может быть, лучше пойду я, а ты останешься наверху?

– Я должен все увидеть собственными глазами.

– Что ж, удачи, – пробормотал Ганн, резко отвернулся и почти побежал к трапу, ведущему наверх из «лунной лужи».

Питт и Джордино устроились в креслах, стоявших рядом, которые ничем не отличались от авиационных. Инженеры опустили верхнюю часть сферы и закрепили ее.

Джордино начал обычную процедуру предстартовой проверки.

– Энергия?

– Включена, – подтвердил Питт.

– Радио?

– Ты слышишь нас, Руди?

– Слышимость прекрасная, – сказал Ганн.

– Кислород?

– Двадцать один и пять десятых процента.

Затем Джордино проинформировал:

– Мы готовы, «Саундер». Ваша очередь.

– Можете отправляться, «Дип ровер», – сообщил Стюарт. – Не забудьте доставить к ужину лобстера.

Платформа начала опускаться. Рядом с аппаратом находились два водолаза в полном снаряжении. Вода начала подниматься вокруг «Дип ровера» и вскоре закрыла его целиком. Подняв голову, Питт увидел, что в «лунной луже» собралось довольно много народа. Океанографы и экипаж пришли проводить исследователей, отправившихся навстречу неизвестности. Питт почувствовал себя рыбой, выставленной в аквариуме на всеобщее обозрение.

Приблизились водолазы и открепили подводный аппарат от опоры. Один из них поднял руку и сделал знак, что все в порядке. Питт улыбнулся, махнул рукой в ответ и сосредоточился на управлении «Дип ровером».

Рукоятки на концах ручек кресел направляли манипуляторы, а сами ручки управляли четырьмя движителями. Питт вел «Дип ровер», как будто это был подводный вертолет. Легкое нажатие локтями – и аппарат поднялся над платформой. Потом Питт подвинул руки вперед, и горизонтальные движители увлекли «Дип ровер» именно в этом направлении.

Питт отвел аппарат примерно на тридцать метров от края платформы и остановился, чтобы определить направление по компасу. Затем он включил вертикальные движители и начат погружение.

Вниз, вниз, вниз... «Дип ровер» падал в бездну. По мере продвижения вглубь вода становилась все темнее, а видневшаяся вверху зелено-голубая, покрытая рябью поверхность вскоре стала серой. Небольшая, длиной не более метра, голубая акула подплыла к субмарине, немного покружила, не нашла ничего привлекательного и продолжила свое одинокое плавание в жидком тумане.

Движения не чувствовалось. Был слышен только треск радио и звяканье сигналов локатора. Вода окружала «Дип ровер» непроглядной, черной завесой.

– Прошли четыреста метров, – спокойно сообщил Питт, словно летчик, докладывающий о высоте полета.

– Четыреста метров, – повторил Ганн.

В обычной ситуации друзья коротали бы время, упражняясь в остроумии, но в этом рейсе Питт и Джордино были необычно молчаливы. Они только обменивались краткими репликами, ничего больше.

– Посмотри, какая милашка, – сказал Джордино, показывая вперед.

Питт увидел создание, привлекшее внимание его друга, почти в ту же секунду. Это был один из самых уродливых обитателей морских глубин. Длинное, похожее на толстую веревку туловище по краям излучало люминесцентное свечение, как неоновая вывеска. Застывшие разинутые челюсти всегда оставались приоткрытыми. Им не давали сомкнуться длинные кривые зубы, которые служили больше для того, чтобы поймать добычу, а не прожевать ее. Один глаз злобно горел, а трубка, торчащая из светящейся бороды, раскачивалась под нижней челюстью в поисках очередной жертвы.

– Тебе бы хотелось протянуть руку к этой твари? – спросил Питт.

Прежде чем Джордино успел ответить, послышался голос Руди Ганна:

– Один из ученых хочет знать, что вы увидели.

– Рыбу-дракона, – ответил Питт.

– Он хочет получить описание.

– Скажи, что мы нарисуем ее во всех деталях, когда вернемся домой, – буркнул Питт.

– Я передам.

– Прошли восемьсот метров, – сообщил Питт.

– Соблюдайте осторожность, когда будете шлепаться на дно, – предупредил Ганн.

– Что бы мы делали без твоих советов! Мы обязательно будем держать ушки на макушке. Уверяю тебя, ни один из нас не жаждет совершить путешествие в один конец.

– Береженого Бог бережет! Кстати, как у вас с кислородом?

– В порядке.

– Вы, должно быть, уже близко.

Питт снизил скорость погружения, а Джордино опустил голову и уставился вниз, опасаясь вот-вот увидеть подводные скалы. Питт мог поклясться, что его приятель на протяжении следующих восьми минут, которые потребовались, чтобы увидеть морское дно, ни разу не моргнул.

– Мы внизу, – объявил Джордино. – Глубина одна тысяча пятнадцать метров.

Постепенно замедляя спуск, Питт наконец полностью остановил подводный аппарат в трех метрах от морского дна. Питт открыл клапан одного из балластных резервуаров и, не сводя глаз с датчика давления, наполнил его воздухом в количестве, обеспечивающем нейтральную плавучесть.

– Приступаем к поиску, – уведомил он Ганна.

– Судно должно находиться примерно в направлении один один ноль градусов, – сообщил голос Ганна.

– Я полностью с тобой согласен, – сказал Питт. – Наш сонар засек цель в двухстах двадцати метрах отсюда, направление один один два градуса.

– Записываю, «Дип ровер».

Питт обернулся к Джордино:

– Что ж, давай посмотрим на то, что нам положено увидеть.

Он включил горизонтальные движители и медленно тронул аппарат с места, глядя прямо перед собой, а Джордино направлял движение, считывая показания компаса.

– Возьми чуть левее. Я же сказал – чуть! Вот так, хорошо, теперь держи прямо.

Глаза Питта оставались абсолютно бесстрастными, даже самый внимательный наблюдатель не обнаружил бы в них и намека на эмоции. Его лицо застыло. Он с нарастающим ужасом думал о том, что увидит через несколько секунд.

Он вспомнил историю о водолазе, работавшем на пароме, который затонул в результате столкновения. Водолаз работал на глубине тридцати метров, когда кто-то похлопал его по плечу. Обернувшись, он увидел тело красивой девушки, которая смотрела на него невидящим взглядом. Одна рука утопленницы была протянута вперед – она и коснулась водолаза. Много лет после этого несчастного парня одолевали ночные кошмары.

Питту уже доводилось видеть мертвые тела. Одни были замерзшими, как экипаж судна «Серапис», другие – раздувшимися и страшными, как команда президентской яхты «Игл». А еще были полуразложившиеся трупы в упавших в воду самолетах в районе Исландии и в высокогорном озере в Скалистых горах. Закрыв глаза, он мог вспомнить их все.

Питт надеялся, что Бог не позволит ему увидеть своего отца в виде плавающего трупа. Он на мгновение зажмурился, и «Дип ровер» едва не врезался в дно. Питту хотелось помнить сенатора живым, здоровым, жизнерадостным, а вовсе не утопленником и не разукрашенным манекеном в гробу.

– Объект на дне справа по курсу, – сообщил Джордино, заставив Питта отвлечься от мрачных мыслей.

Питт подался вперед:

– Вижу двухсотлитровый барабан. Еще три штуки слева.

– Они все в одном месте, – сказал Джордино. – Своеобразная подводная свалка.

– Видите маркировку?

– Только какая-то надпись на испанском языке. Похоже, информация о весе или объеме.

– Я подойду ближе к тому, что прямо по курсу. Остатки его содержимого до сих пор поднимаются тонкой струйкой к поверхности.

Питт подвел «Дип ровер» к затопленному барабану. Прожектора высветили темное вещество, сочащееся из отверстия.

– Масло? – спросил Джордино.

Питт помотал головой:

– Цвет какой-то странный, похож на ржавчину. Хотя нет, погоди, он красный! Точно! Это же красная масляная краска.

– Там рядом еще один цилиндрический предмет.

– Можешь разобрать, что это?

– Я бы сказал, большой рулон пластиковой пленки.

– Скорее всего, что ты прав.

– Думаю, стоит взять его на борт «Саундера» для осмотра. Держи аппарат. Я возьму его манипуляторами.

Питт кивнул и стал удерживать «Дип ровер» в одном положении, чтобы его не отнесло придонным течением. Джордино взялся за рукоятки, и механические руки надежно ухватили рулон.

– Порядок, – сообщил он. – Поднимись немного вверх, чтобы вытянуть рулон из грунта.

Питт выполнил команду, и «Дип ровер» послушно переместился чуть-чуть ввысь, поднимая за собой рулон. Вслед за ним потянулось облако илистой мути. В течение нескольких минут ничего не было видно. Затем Питт со всей осторожностью передвинул подводный аппарат вперед, и они снова оказались в чистой воде.

– Мы совсем рядом, – сказал Джордино, – Сонар регистрирует массивный объект справа по курсу.

– Вы рядом с ним, – подтвердил Ганн.

Из темноты выплыло лежащее на дне судно, словно привидение из темного зеркала. Оно казалось неправдоподобно огромным и страшным.

– У нас визуальный контакт, – сообщил Джордино.

Питт замедлил движение подводного аппарата и остановил его в семи метрах от затонувшего судна. Потом он поднял «Дип ровер» на уровень палубы.

– Какого черта! – неожиданно воскликнул Питт. – Руди! В какой цвет был выкрашен корпус «Леди Флэмборо»?

– Минутку! – сказал Руди и замолчал. Не прошло и десяти секунд, как он уверенно сообщил: – Голубой корпус и надстройка.

– У этого судна красный корпус и белая надстройка.

Ганн ответил не сразу. Когда же он снова заговорил, его голос казался старым и усталым:

– Мне очень жаль, Дирк. Мы, должно быть, наткнулись на одно из судов, затопленных немецкой подводной лодкой во время Второй мировой войны.

– Не может быть, – пробормотал Джордино. – Судно совсем чистое. Никаких признаков обрастания или коррозии. Вижу, каквыливается нефть и поднимаются воздушные пузырьки. Оно затонуло не более чем неделю назад.

– Это маловероятно, – вмешался капитан Стюарт. – Единственное пропавшее судно в этой части Атлантического океана за последние шесть месяцев – ваш круизный лайнер.

– Но это не круизный лайнер, – немедленно ответствовал Джордино.

– Подожди минутку. Я обойду его с кормы. Возможно, тогда мы сумеем провести точную идентификацию.

Он повел «Дип ровер» параллельно борту затонувшего судна. Достигнув кормы, он остановил подводный аппарат. «Дип ровер» неподвижно завис всего лишь в метре от написанного на корме названия судна.

– Боже мой! – воскликнул Джордино, не в силах поверить своим глазам. – Нас провели!

Питт расхохотался как безумный. Загадка еще была далека от разрешения, но самые важные ее части уже встали на свои места. Вовсе не «Леди Флэмборо» было написано белами буквами на красных стальных пластинах.

Там было написано «Генерал Браво».

43

На расстоянии четырехсот метров ни проектанты, ни строители ни за что бы не узнали «Леди Флэмборо». Очертания трубы были изменены, после чего она была перекрашена. Чтобы довершить изменение внешнего облика, корпус был покрыт пятнами, имитирующими ржавчину.

Роскошная надстройка, высокие окна кают и прогулочная палуба были скрыты большими листам и фиброкартона, чтобы создать впечатление палубного груза, состоящего из контейнеров.

Поскольку современные плавные очертания мостика спрятать было невозможно, их изменили с помощью деревянных каркасов и полотна. На полотне были также нарисованы фальшивые грузовые люки и иллюминаторы.

Огни Пунта-дель-Эсте еще не успели скрыться за кормой, а все пассажиры и члены экипажа уже были разбиты на рабочие бригады, которые приступили к работе под руководством надсмотрщиков Аммара. Судовые офицеры, директоры круиза, стюарды, горничные и матросы – все были заняты сооружением фальшивых контейнеров и полотняно-деревянных частей судна.

Даже ВИП-пассажиры не были освобождены от работы. Сенатор Питт и Гала Камиль, президенты Хасан и Де Лоренцо вместе с членами своих кабинетов и многочисленными помощниками переквалифицировались в маляров и плотников.

К моменту встречи в море с «Генералом Браво» малярно-строительные работы были в основном завершены, и «Леди Флэмборо» стала почти точной копией контейнеровоза.

Выше ватерлинии заметить разницу было почти невозможно. При осмотре с воздуха лишь очень внимательный взгляд мог выявить некоторые несовпадения, да и то мелкие. И только при ближайшем рассмотрении с моря становились видны существенные отличия.

Капитан Хуан Мачадо и восемнадцать членов экипажа перешли на круизный лайнер, предварительно открыв все кингстоны и грузовые люки «Генерала Браво» и взорвав несколько зарядов, заложенных в стратегически важных местах судна. После серии глухих взрывов контейнеровоз ушел под воду, выпустив лишь несколько пузырей, должно быть, в знак протеста.

Когда небо на востоке посветлело в ожидании восхода солнца, загримированная «Леди Флэмборо» на всех парах шла на юг к заявленному порту назначения «Генерала Браво». Но круизный лайнер не зашел в аргентинский порт Сан-Пабло. Оставив его справа по борту, судно проследовало дальше на юг.

Искусный план Аммара сработал. Прошло уже трое суток, а мир продолжал верить, что «Леди Флэмборо» и ее пассажиры пребывают на дне моря.

Аммар сел за стол и нанес на карту координаты судна. Потом он провел прямую линию до точки назначения, обозначив ее буквой «икс». Очень довольный собой, он закурил сигарету и выдохнул дым прямо на карту, покрыв ее полосой тумана.

Шестнадцать часов, подумал он, осталось всего шестнадцать часов беспрепятственного плавания, и судно будет надежно спрятано в таком месте, где не будет ни единого шанса обнаружить его.

В рубку вошел капитан Мачадо с небольшим подносом в руке.

– Не хотите ли чашку чаю и круассан? – спросил он на хорошем английском языке.

– Большое спасибо, капитан. Мне действительно пора подкрепиться. Я ничего не ел с тех пор, как мы покинули Пунта-дель-Эсте.

Мачадо поставил поднос на стол и налил чай:

– Вы и не спали, – во всяком случае с тех пор, как я и мой экипаж поднялись на борт.

– Еще так много надо успеть!

– Возможно, для начала нам следует познакомиться?

– Я знаю, кто вы, – безразлично сказал Аммар, – или, скажем так, имя, которым вы в настоящий момент пользуетесь. Ваша подробная биография меня не интересует.

– Ах так?

– Да.

– Быть может, вы хотя бы введете меня в курс ваших планов? – поинтересовался Мачадо. – Меня проинформировали только о необходимости затопления контейнеровоза и переходе на ваше судно. Мне бы очень хотелось знать, что мы будем делать дальше, и в первую очередь, как наш объединенный экипаж намеревается покинуть судно, избежав при этом ареста.

– Извините, я был слишком занят, чтобы просветить вас на этот счет.

– Что ж, сейчас, по-моему, время вполне подходящее.

Аммар спокойно допил чай и съел круассан. Только после этого он поднял глаза на собеседника.

– Я пока не собираюсь покидать судно, – спокойно проговорил он. – В соответствии с инструкциями, полученными от моего и вашего лидеров, мы должны потянуть время и отложить уничтожение «Леди Флэмборо», до тех пор пока они не сумеют воспользоваться ситуацией в своих целях.

Мачадо немного расслабился. Взглянув сквозь прорези маски в темные холодные глаза египтянина, он понял, что этот человек владеет ситуацией.

– Что ж, нет проблем. – Он поднял чайник. – Еще чаю?

Аммар протянул чашку.

– Чем вы занимаетесь, когда не топите суда?

– Я специализируюсь на политических убийствах, – светским тоном сообщил Мачадо, – так же как и вы, Сулейман Азиз Аммар.

Мачадо не мог видеть хмурой настороженности, промелькнувшей на лице Аммара, но не сомневался, что так оно и было.

– Вас послали меня убить? – поинтересовался Аммар, аккуратно стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. В это же время в другой его руке, словно по мановению волшебной палочки, появился револьвер.

Мачадо улыбнулся и скрестил руки на груди так, чтобы египтянин мог их видеть.

– Не беспокойтесь. Я получил приказ действовать в сотрудничестве с вами.

Аммар снова убрал револьвер в правый рукав.

– Откуда вы узнали мое имя?

Проклятый Язид, со злостью подумал Аммар. Он меня предал! Аммар ни на мгновение не поверил наивной лжи Мачадо. Как только президент Хасан будет убран с дороги, у нового земного воплощения пророка Магомета уже не будет необходимости в наемном убийце. Аммар вовсе не собирался посвящать мексиканца в планы собственного спасения. Он отлично понимал, что его «коллеге» на данном этапе необходимо установить союзнические отношения хотя бы из соображений целесообразности. Аммар чувствовал себя уверенно, понимая, что может убить Мачадо в любое время, а мексиканцу придется ждать, пока он не получит гарантии безопасности.

Аммар чувствовал твердость своей позиции.

Он поднял чашку:

– За здоровье Ахмеда Язида!

– За здоровье Топильцина!

* * *

Гала и сенатор были заперты в апартаментах вместе с президентом Хасаном. Они были перепачканы краской и слишком устали, чтобы спать. У них саднило ладони, ныли руки и ноги. Сказывалось отсутствие привычки к физической работе. А еще они были очень голодны.

После бешеной гонки по переделке круизного лайнера в контейнеровоз пассажирам не давали никакой еды. Они могли только пить воду из крана в ванной. Чтобы еще больше усилить страдания пленников, отопление не включили, когда температура наружного воздуха начала быстро падать.

Президент Хасан, распластавшись на одной из кроватей, чувствовал себя совершенно несчастным. Он страдал от хронических болей в спине, которые после десятичасовой физической работы стали стократ сильнее. Он стоически терпел и не беспокоил жалобами своих товарищей по несчастью.

Гала и сенатор пребывали в неподвижности, настолько полной, что казались деревянными статуями. Гала сидела за столом, опустив голову на руки. Даже грязная и растрепанная, она была поразительно красива.

Сенатор растянулся на кушетке, уставившись на замысловатый светильник, укрепленный на потолке. Только движение век – он периодически все-таки моргал – указывало на то, что этот человек еще жив.

Гала подняла голову и вопросительно взглянула на сенатора.

– Если бы мы могли хотя бы что-то сделать! – прошептала она.

Сенатор поднялся и неловко сел. Для своего возраста он находился в весьма неплохой физической форме. У него болело все, что могло болеть, от макушки до пяток, но сердце билось так же ровно, как двадцать лет назад.

– Этот дьявол в клоунской маске все предусмотрел, – сказал он. – Он не будет нас кормить, – значит, мы с каждым днем будем слабее. Нас заперли в разных каютах, и мы не имеем возможности устроить заговор. Ни он, ни террористы не беспокоили нас уже двое суток. Короче говоря, делается все, чтобы мы чувствовали безысходность своего положения.

– Мы можем хотя бы попытаться выйти отсюда?

– Скорее всего, в коридоре стоит охранник, который не колеблясь пустит пулю в голову каждому, кто выйдет за дверь. Но даже если бы нам удалось выбраться из каюты, куда мы пойдем?

– Возможно, нам удастся раздобыть спасательную шлюпку, – предположила Гала.

Сенатор покачал головой и устало улыбнулся.

– Слишком поздно. Нет смысла даже пытаться. Не забывайте, что число террористов удвоилось после появления на борту команды мексиканского корабля.

– А если мы разобьем иллюминатор и будем выбрасывать за борт мебель, постельное белье – в общем, все, что найдем, может быть, нас по этому следу найдут? – Гала никак не могла успокоиться.

– Можно еще бросать за борт бутылки с записками внутри. Только зачем? Течение унесет их за сотни километров отсюда. – Он сделал паузу и покачан головой: – Нет, спасатели их не найдут.

– Вы, сенатор, знаете не хуже меня, что нас никто не ищет. Весь мир уверен, что наше судно затонуло и все погибли. Поиски уже, наверное, давно прекращены.

– Я знаю одного человека, который никогда не сдастся.

– Кто же это? – удивилась Гала.

– Мой сын Дирк.

Гала поднялась, прихрамывая, подошла к окну и уставилась пустыми глазами на лист фиброкартона, закрывающий от нее море.

– Вы можете им гордиться. Он мужественный и изобретательный человек, но всего лишь человек. Никто не сможет распознать столь изощренный обман. – Она замолчала и заглянула в маленькую трещинку, сквозь которую можно было разглядеть воду. – Мимо судна что-то плывет.

Сенатор подошел и стал рядом с ней. Довольно быстро он разглядел на голубой поверхности моря белые бесформенные предметы.

– Это же лед, – догадался он. – Вот почему так холодно. Мы, надо полагать, плывем в Антарктику.

Гала обернулась и уткнулась лицом в грудь сенатора.

– Нас никогда не спасут, – беспомощно прошептала она. – Никому не придет в голову искать нас здесь.

44

Никто и не подозревал, что «Саундер» может идти так быстро. От вибрации работающих на пределе двигателей сотрясался корпус и дрожали палубы.

Судно было построено в 1961 году на одной из судоверфей Бостона. После этого оно почти три десятилетия работало на самые разные океанографические организации, занимавшиеся глубоководными исследованиями, и побывало во всех морях и океанах планеты. В 1990 году оно было приобретено НУМА и подверглось полному переоборудованию. Новый двигатель мощностью четыре тысячи лошадиных сил должен был обеспечивать максимальную скорость четырнадцать узлов, но Стюарту и механикам удалось выжать семнадцать.

«Саундер» был единственным судном, идущим по следу «Леди Флэмборо», и у него было столько же шансов сократить разрыв между ними, сколько у бассета догнать леопарда. Аргентинские военные корабли, а также подразделения британского флота на Фолклендских островах могли перехватить судно, но они не были вовремя предупреждены.

После получения адмиралом Сэндекером шифровки Питта об обнаружении на дне «Генерала Браво» вместо «Леди Флэмборо» объединенный комитет начальников штабов США и все имеющие отношение к делу советники Белого Дома рекомендовали президенту не предавать сообщение гласности. Следовало подождать, пока американские силы специального назначения прибудут на место, чтобы организовать спасательную операцию.

Поэтому старый «Саундер» и оказался в море один без каких бы то ни было официальных полномочий. Но его команда и находящиеся на борту ученые – все были захвачены азартом погони.

Питт и Джордино, сидя в кают-компании, были заняты изучением карты южной части Атлантического океана, которую Ганн развернул на столе и придавил по краям кофейными чашками.

– Ты уверен, что они пошли на юг? – спросил Руди Ганн Дирка Питта.

– Да. Поворот на север вернул бы лайнер обратно в район поисков, – сказал Питт. – А поворачивать на запад к берегу Аргентины им нет никакого резона.

– Они могли отправиться в открытое море.

– И, учитывая трехдневную фору, могут находиться на полпути к Африке, – добавил Джордино.

– Слишком рискованно, – сказал Питт. – Кто бы ни был режиссером этого шоу, у него хватает серого вещества. Направив судно на восток через океан, он бы подверг его риску обнаружения поисковыми самолетами и проходящими судами. Нет, единственная возможность не вызвать никаких подозрений – идти заявленным курсом «Генерала Браво» в Сан-Пабло на Тьерра-дель-Фуэго.

– Но ведь портовые власти наверняка подняли тревогу, когда контейнеровоз не прибыл в порт, – настаивал Джордино.

– Не стоит недооценивать этого парня. На что хочешь спорю, он отправил радиограмму начальнику порта Сан-Пабло о том, что «Генерал Браво» опаздывает из-за какой-либо поломки.

– Хороший ход, – согласился Джордино. – Таким образом, он без труда получил в свое распоряжение сорок восемь часов.

– Ладно, – вмешался Ганн. – Что мы планируем делать дальше? Куда он идет? В районе Магелланова пролива множество необитаемых островков.

– Или, – предположил Джордино, – он мог направиться в Антарктику, где, как он, очевидно, уверен, ни одному нормальному человеку не придет в голову его искать.

– А может быть, – вздохнул Питт, – «Леди Флэмборо»уже бросила якорь в какой-нибудь скрытой от посторонних глаз бухте.

– Мы теперь хотя бы знаем, чего от него можно ждать, – сказал Ганн.

Джордино взглянул на Питта в ожидании ответной реплики, но тот молчал, погруженный в невеселые мысли. Джордино успел изучить привычки своего старого друга лучше, чем свои собственные, и отлично знал, когда его нельзя тревожить.

Питт в это время был далеко от «Саундера». Он находился на мостике «Леди Флэмборо» и старался проникнуть в мысли своего противника, узнать его планы. Задача была не из легких. Человек, не остановившийся перед захватом судна, был серьезным соперником, с такими, пожалуй, Питту еще не приходилось сталкиваться.

– Он знает об этом, – наконец произнес Питт.

– Знает о чем? – не понял Ганн.

– О том, что может быть обнаружен спутником.

– Тогда он понимает, что может бежать, но не может спрятаться.

– Полагаю, он может.

– Хотелось бы знать как.

Питт встал и потянулся:

– Пойду прогуляюсь.

– Ты не ответил на мой вопрос – Ганн не скрывал своего нетерпения.

Балансируя и покачиваясь, чтобы попасть в такт качке, Питт через плечо ухмыльнулся.

– На его месте, – сказал он, – я бы заставил судно исчезнуть во второй раз.

Ганн разинул рот и на какое-то время забыл, что его следует закрыть. Джордино тоже выглядел озадаченным. Но Питт не дал возможности друзьям продолжить расспросы и вышел из кают-компании.

Питт прошел в корму и сбросил трап в «лунную лужу». Он обошел «Дип ровер» и остановился возле рулона пленки, который они подняли со дна. Рулон стоял на торце и был надежно привязан к пиллерсу.

В течение пяти долгих минут Питт не отрываясь смотрел на рулон, потом глубоко вздохнул и похлопал по нему рукой. Интуиция постепенно переросла в уверенность, и глаза Питта задорно заблестели.

Он выдохнул только одно слово, прозвучавшее настолько тихо, что инженер, работавший в нескольких метрах от Питта, ничего не услышат.

– Понял!

45

Поток информации, касающийся «кризиса Флэмборо» – так окрестили журналисты этот казус, – захлестнул линии связи Пентагона и Государственного департамента.

Поступающая в оперативные центры информация тут же анализировалась, обобщалась и, снабженная рекомендациями, направлялась в Белый дом.

Президент, одетый в слаксы и шерстяной свитер, пошел в зал совещаний и занял место в конце длинного стола. Ознакомившись с ситуацией, он обратился за комментариями к советникам по соответствующим вопросам. Решения он всегда принимал сам, но предварительно выслушивал мнения специалистов, чья работа заключалась в поисках политического консенсуса и которые выполняли решение президента, несмотря на расхождения во взглядах.

Разведывательные сообщения из Египта были плачевными. В стране воцарилась анархия. Причем ситуация ухудшалась с каждым часом. Полиция и военные не вмешивались, а тысячи и тысячи приспешников Ахмеда Язида устраивали забастовки и выступления по всей стране. Единственная хорошая новость заключалась в том, что демонстрации не сопровождались насилием.

Государственный секретарь Дуглас Оутс бегло просмотрел отчет, положенный перед ним на стол.

– Это как раз то, что нам нужно, – пробормотал он.

Президент взглянул на него, ожидая продолжения.

– Мусульманские бунтовщики организовали штурм и захватили главную телевизионную станцию Каира.

– Язид появлялся на экране?

– Пока прячется. – Директор ЦРУ Броган отошел от одного из компьютерных мониторов. – По данным разведки он сидит на своей вилле в окрестностях Александрии и ждет, когда его призовут создавать новое правительство.

– Похоже, ему осталось ждать недолго, – устало вздохнул президент. – Какую позицию занимают израильские министры?

Оутс аккуратно поправил стопку бумаги, лежащую на столе, и лишь потом заговорил:

– Они выжидают. Думаю, они не считают Язида прямой угрозой.

– Они быстро изменят свое мнение, когда он разорвет Кемп-Дэвидское соглашение. – Президент холодно посмотрел прямо в глаза Брогану. – Мы можем вывести его из игры?

– Да.

– Как?

– Господин президент, полагаю, вам лучше не знать, чтобы это никоим образом не затронуло администрацию.

Президент, соглашаясь, слегка наклонил голову:

– Вероятно, вы правы. Но в любом случае вы не должны ничего предпринимать без моего приказа.

– Я категорически настаиваю, – вмешался Оутс, – чтобы вы не прибегали к убийству.

– Даг Оутс прав, – сказал Юлиус Шиллер. – Это бумеранг, который в нас же и ударит. Если информация просочится в прессу, вас приравняют к лидерам ближневосточных террористов. А газетчики разорвут вас на части.

Президент подумал, потом снова кивнул:

– Хорошо. Пока Язид ненавидит русского премьера Антонова так же сильно, как меня, можно подождать. Вдруг наш русский друг окажется быстрее. Но помните, господа, я не намерен дожидаться, пока Язид поступит со мной так же, как Хомейни с моими предшественниками.

Броган нахмурился, но Шиллер и Оутс обменялись понимающими взглядами, в которых явно проступило облегчение. А Николс продолжат спокойно попыхивать трубкой.

Актеры, участвующие в этой драме, имели вполне определенные, часто не совпадающие взгляды. В их столкновении рождалась истина.

Президент перешел к следующему пункту повестки дня:

– Какие новости из Мексики?

– Ситуация настолько спокойная, что это вызывает недоумение, – ответил Броган. – Ни демонстраций, ни бунтов. Топильцин, похоже, выжидает, как и его брат.

Президент удивился:

– Я правильно расслышал? Вы сказали «брат»?

Броган кивнул в сторону Николса:

– Дейл провел хорошую работу. Язид и Топильцин – братья, причем они не египтяне и не мексиканцы по рождению.

– У вас есть доказательства их родства? – вмешался озадаченный Шиллер.

– Наши оперативники получили и сравнили их генетические коды.

– Почему я слышу об этом только сейчас? – спросил президент. – Вы должны были проинформировать меня немедленно.

– Материалы все еще анализируются и в самое ближайшее время прибудут из Лэнгли. Прошу прошения, господин президент, даже рискуя показаться излишне осторожным, я все же не хотел сообщать столь шокирующую информацию, не имея веских доказательств.

– Как, черт возьми, вам удалось получить их генетические коды? – полюбопытствовал Николс.

– Оба парня очень тщеславны, – пояснил Броган. – Мы послали Язиду Коран, а Топильцину его фотографию в полном ацтекском облачении с просьбой написать короткую молитву и вернуть. Просьба исходила от хорошо известных им обоим восторженных почитателей, имеющих большое политическое или же финансовое влияние. Признаюсь, было нелегко раздобыть образцы почерков этих людей, но все получилось. Ни Язид, ни Топильцин ничего не заподозрили. Затем нам удалось перехватить почту раньше, чем она попала к правильному адресату. Следующей проблемой стало отсеивание ненужных отпечатков пальцев, присутствовавших на каждом предмете, – секретарей, помощников, случайных людей. Один отпечаток большого пальца на Коране совпал с отпечатком Язида, имеющимся в египетской полиции, которая арестовывала его несколько лет назад. А по жировым пятнам на отпечатке мы установили генетический код. С Топильцином все было сложнее. Его отпечатков в мексиканской полиции не было. Но в нашей лаборатории определили генетические коды по всем отпечаткам на фотографии и сопоставили с кодом брата. Нам также помогла случайная находка в файлах Интерпола. И все стало на свои места. Мы наткнулись на сведения о семейной организации, преступной династии, появившейся после Второй мировой войны. Во главе богатейшей криминальной империи стояли отец, мать, три брата и сестра. Им помогали многочисленные тети, дяди, племянники и прочие родственники, объединенные узами крови и брака. Проникнуть в этот преступный клан Интерпол не смог.

В комнате воцарилось молчание. Было слышно только щелканье телетайпов и приглушенный говор операторов. Броган тоже молчал, переводя взгляд с Николса на Шиллера, потом на Оутса, президента и опять на Николса.

– Имя! – не выдержал президент.

– Капестерре, – ответил Броган. – Отец и мать – это Роланд и Джозефина Капестерре. Их старшего сына зовут Роберт. Его мы знаем как Топильцина. Второй по старшинству – Пол.

– Это Язид?

– Да.

– Полагаю, нам будет интересно услышать все, что вы о них знаете, – сказал президент.

– Как я уже говорил, – продолжил Броган, – всеми фактами я пока не располагаю. Я не знаю, где сейчас находятся Карл и Мэри, младший брат и сестра, неизвестны мне и имена ближайших родственников. Мы только начали работу и еще не успели копнуть глубже. Насколько мне известно, Капестерре – придерживающийся традиций преступный клан, начало которому положил дедушка, который восемьдесят лет назад эмигрировал из Франции на Карибы и занялся контрабандой, переправляя краденые товары и спиртные напитки в США во время сухого закона. Сначала он обосновался в Тринидаде, и его суда уходили из Порт-оф-Спейна. Когда же криминальная империя начала процветать, он приобрел небольшой остров, который и стал столицей империи. Роланд стал ее главой после смерти старика и, не теряя времени, расширил бизнес, включив в него торговлю наркотиками. Говорят, что истинным мозговым центром империи является его жена Джозефина. Первым делом супруги сделали свой остров банановой плантацией, с которой получали вполне законный и довольно высокий доход. Затем они проявили смекалку и стали выращивать на одной плантации две культуры: марихуана росла под банановыми деревьями, где ее практически не было видно. Потом на острове появилась лаборатория. Картина достаточно ясна?

– Да, – медленно сказал президент. – Теперь нам, пожалуй, все ясно. Спасибо, Мартин.

– Они все предусмотрели, – пробормотал Шиллер. – Одна семья выращивала соответствующие растения, производила наркотики и переправляла их потребителю.

– И продавала, – добавил Броган. – Но что интересно, они не торговали своей продукцией в Соединенных Штатах. Только в Европе и на Дальнем Востоке.

– Они и сегодня в этом бизнесе? – спросил Николс.

– Нет, – покачал головой Броган. – Через информаторов до семьи дошли слухи, что на остров готовится налет объединенных сил безопасности Вест-Индии. Урожай марихуаны был сожжен, лаборатория уничтожена, а семья начала приобретать контрольные пакеты акций корпораций, испытывающих финансовые трудности. В этом деле им снова сопутствовал успех и колоссальные доходы. Видимо, сказались несколько необычные методы менеджмента.

Николс заглотнул крючок:

– О чем это вы?

Броган ухмыльнулся:

– Семья Капестерре в первую очередь полагается на шантаж, вымогательства и убийства. Всякий раз, когда на их пути возникает конкурирующая компания, ее руководящие сотрудники по непонятной причине затевают переговоры об объединении, которые неизменно приводят к обогащению семьи Капестерре. Все ее противники, причем на любом уровне, включая высокопоставленных политиков, как-то уж очень быстро усваивают, что им следует дружить с семьей Капестерре. В противном случае их жены и дети очень легко могут стать жертвами несчастных случаев, а дома сгореть дотла из-за неисправной электропроводки или взлететь на воздух ну, скажем, в результате утечки газа.

– Это все равно что мафия, управляющая «Дженерал моторе» или «Галф энд Вестерн».

– Удачное сравнение, – вежливо согласился Броган и продолжил: – Сейчас семья контролирует конгломерат промышленных и финансовых предприятий по всему миру, ориентировочная стоимость которого двенадцать биллионов долларов.

– Биллион – это тот, что начинается с буквы "б"? Я не ослышался? – потрясенно прошептал Оутс – Кажется, я больше никогда не пойду в церковь.

Шиллер пожал плечами:

– Давно известно, что преступления могут быть выгодным бизнесом.

– Неудивительно, что они так вольготно себя чувствуют в Египте и Мексике, – сказал Оутс. – Шантаж, подкуп и оружие открыли им путь и в правительственные, и в военные круги.

– Я начинаю понимать смысл их действий, – задумчиво проговорил президент, – но для меня остается тайной, каким образом один сын сумел выдать себя за урожденного египтянина, а другой – за мексиканца. Никто не может обмануть несколько миллионов человек.

– Их мать вела свое происхождение от черных рабов. – Броган вновь терпеливо пустился в объяснения. – Этим, вероятно, объясняется их темная кожа. Об их прошлом мы можем только строить предположения. Роланд и Джозефина вполне могли начать подготовку лет сорок назад. Сразу после рождения детей они, видимо, стали делать из них граждан другой страны. Пол, к примеру, стал учить арабский раньше, чем ходить, а Роберта с такого же раннего возраста обучали древнему языку ацтеков. Став старше, мальчики, наверное, посещали школы в Мексике и Египте под вымышленными именами.

– Грандиозный план, – уважительно протянул Оутс.

– Я бы назвал его дьявольским, – поморщился Николс.

– А я согласен с Дагом, – сказал президент, кивнув Оутсу. – Воистину всеобъемлющий план. Никому пока еще не приходило в голову с рождения готовить детей для захвата власти в другой стране. У этих людей уж точно нет недостатка в упорстве и терпении.

– Этим ублюдкам следует отдать должное, – признал Шиллер. – Они точно следовали сценарию и добились именно такого развития событий, которое могло принести им максимальную выгоду. Теперь их отделяет каких-нибудь несколько минут от захвата власти в двух ведущих странах третьего мира.

– Мы не можем допустить, чтобы это произошло, – продолжал упорствовать президент. – Если брат в Мексике станет главой государства и выполнит угрозу направить два миллиона своих соотечественников через наши границы, я не вижу другого выхода, как ввести туда войска.

– Я обязан предостеречь вас против агрессивных действий, – сказал Оутс. В нем заговорил госсекретарь. – Опыт истории показывает, что агрессия редко приводит к положительным результатам. Устранение Язида и Топильцина, или как там их зовут, и военный поход на Мехико не решит глобальных проблем.

– Возможно, и нет, – буркнул президент, – но даст нам время разрядить ситуацию.

– Есть другое решение, – вмешался Николс, – использовать Капестерре против самих себя.

– Я устал, – повысил голос президент. Только тогда присутствующие обратили внимание на его покрасневшие глаза и глубокие морщины вокруг глаз. – Избавьте меня, пожалуйста, от загадок.

Николс взглянул на Брогана в поисках поддержки.

– Эти люди занимались перевозкой наркотиков, правильно? Значит, они могут находиться в розыске как преступники.

– На первый вопрос я отвечу «да», а на второй – «нет», – подал голос Броган. – Это же не мелкие уличные торговцы. Вся семья находилась под следствием годами, но никто ничего так и не смог доказать. Ни одного ареста, ни одного обвинения. К тому же у них имеется обширный штат высококлассных юристов, способных посрамить любую вашингтонскую юридическую контору. У них есть связи в крупнейших правительствах мира. И вы мечтаете таких людей отдать под суд? Лучше уж попытайтесь снести египетские пирамиды при помощи ледоруба.

– Ну тогда можно открыть всему миру их истинное лицо, – настаивал Николс.

– Не выйдет, – вздохнул президент. – Любая попытка будет немедленно объявлена грязным пропагандистским трюком.

– А я считаю, что Николс мыслит в верном направлении, – спокойно сказал Шиллер. Он всегда больше слушал, чем говорил. – Нам нужно лишь нащупать фундамент – и мы разобьем его вдребезги.

Президент взглянул на Шиллера с недоверчивым любопытством:

– К чему вы ведете, Юлиус?

– «Леди Флэмборо», – ответил Шиллер. Его лицо хранило задумчивое выражение. – Надо найти неопровержимые доказательства того, что за похищением судна стоит Язид, и мы проделаем немало трещин в несокрушимой стене, возведенной семьей Капестерре.

Броган кивнул:

– Большой скандал, конечно, поможет сбросить с Язида и Топильцина мистические покровы и приоткрыть дверь к криминальной деятельности семейства.

– Не забывайте также о средствах массовой информации. Стоит им почувствовать запах кровавого прошлого семьи Капестерре, и они начнут безумствовать почище акул, – высказался Николс.

– Вы все упускаете из виду один важный факт, – сказал Шиллер, испустив глубокий и протяжный вздох. – В настоящий момент связь между исчезновением судна и семьей Капестерре – наше предположение. Она прослеживается лишь косвенно.

– У кого еще были мотивы, – возмутился Николс, – отделаться одним махом от президентов Де Лоренцо, Хасана и Генерального секретаря ООН?

– Ни у кого, – согласился Броган.

– Подождите, – воззвал к спокойствию президент, – Юлиус прав в одном. Действия похитителей нетипичны для ближневосточных террористов. Им еще надо заявить о себе. Они пока не выдвинули требований и не высказали угроз. И даже не объявили о намерении использовать заложников для международного шантажа. В создавшейся ситуации мне нестыдно признать, что я боюсь. Их молчание предвещает нечто кошмарное.

– На этот раз мы столкнулись с другой породой террористов, – сказал Броган. – Члены семьи Капестерре выжидают, надеясь, что правительства Хасана и Де Лоренцо падут без их участия.

– Что известно о круизном лайнере после того, как сын сенатора Питта обнаружил подмену? – спросил Оутс, стараясь предотвратить накал страстей.

– Оно находится где-то в районе Тьерра-дель-Фуэго, – ответил Шиллер, – и продолжает двигаться на юг. Завтра к вечеру мы увидим его через спутник.

Последнее сообщение не воодушевило президента:

– К этому времени они могут убить всех людей на борту.

– Если уже этого не сделали, – сказал Броган.

– Какими мы располагаем силами в том районе?

– Практически никакими, господин президент, – ответил Николс. – Не было необходимости в нашем присутствии так далеко на юге. За исключением нескольких грузовых самолетов, доставляющих снабжение на наши полярные станции, единственным американским транспортным средством в непосредственной близости от «Леди Флэмборо» является «Саундер» – исследовательское судно НУМА.

– То самое, на котором находится Дирк Питт?

– Да, сэр.

– А наши силы специального назначения?

– Двадцать минут назад я разговаривал по телефону с генералом Кейтом из Пентагона, – сказал Шиллер. – Элитная команда взлетела на С-40 около часа назад. Их сопровождают истребители.

Президент откинулся на спинку стула и положил руки на колени.

– Где у них будет командный пункт?

Броган вывел на гигантский настенный экран карту Южной Америки и показал точку.

– Если не появится новая информация, которая изменит наш первоначальный план, – сказал он, – они приземлятся на аэродроме в районе чилийского городка Пунта-Аренас на полуострове Брунсвик. Там и будет располагаться база для дальнейших операций.

– Долгий перелет, – констатировал президент. – Когда они прибудут на место?

– Через пятнадцать часов.

Президент взглянул на Оутса:

– Даг, полагаю, ты решишь все технические вопросы с правительствами Аргентины и Чили.

– Я позабочусь об этом.

– «Леди Флэмборо» необходимо обнаружить раньше, чем силы специального назначения начнут операцию, – отметил Шиллер. В логике ему отказать было невозможно.

– Слишком много сложностей, – пожаловался Броган. – Ближайший авианосец американского флота находится в пяти тысячах миль от нужного района. Невозможно провести полномасштабный поиск совместными усилиями флота и авиации.

Шиллер задумчиво смотрел в стол прямо перед собой.

– Спасательная операция может затянуться на недели, если похитители спрячут «Леди Флэмборо» в одной из скрытых бухт, каких немало вдоль береговой линии Антарктики. Туман и низкая облачность – тоже плохие помощники.

– Единственный инструмент, который мог бы нам помочь, – спутник, – решительно заявил Николс – Плохо то, что у нас нет спутников-шпионов, ведущих наблюдение за тем регионом.

– Дейл, к сожалению, прав, – подтвердил Шиллер. – Моря крайнего юга никогда не являлись объектами нашего пристального внимания по причине их малого стратегического значения. Если бы речь шла о Северном полушарии, с помощью имеющейся здесь аппаратуры мы могли бы записать беседу на мостике судна и прочитать газету, забытую на палубе.

– Что же остается? – спросил президент.

– «Ландсат», – ответил Броган, – несколько метеорологических спутников министерства обороны и «Сисат», используемый НУМА для исследования антарктических льдов и морских течений. Но больше всего надежды мы возлагаем на «СР-90 Каспер».

– Разве у нас есть разведывательные самолеты СР-90 в Латинской Америке?

– Только в Техасе на строго секретном аэродроме.

– Сколько времени займет его рейс туда и обратно?

– «Каспер» может развивать скорость до пяти тысяч километров в час. Он может слетать в Антарктику, сделать снимки и вернуться обратно в течение пяти часов.

Президент не скрыл своей тревоги.

– Может быть, кто-нибудь объяснит мне, почему правительство Соединенных Штатов всегда оказывается застигнутым со спущенными штанами? Почему мы вечно сидим по горло в дерьме? Мы строим самые сложные системы обнаружения в мире, но, когда возникает необходимость их использовать, выясняется, что все они сконцентрированы где-то в другом месте.

Все остальные молчали. Никто не шевелился. Ближайшие советники президента только отводили глаза, проявляя внезапный интерес к стенам, потолку, столу или бумагам, но ничто не могло их заставить взглянуть президенту в глаза.

Затянувшееся молчание нарушил Николс.

– Мы найдем судно, господин президент, – уверенно заявил он. – Если кто-то и может вызволить заложников, то это наш спецназ.

– Конечно, – согласился президент. – Они настоящие профессионалы. Их специально учили, чтобы успешно проводить подобные операции. Единственный вопрос, который меня беспокоит: будет ли кого спасать. Возможно, наши бравые десантники найдут судно, полное трупов.

46

Полковник Мортон Холлис был крайне недоволен тем, что ему пришлось покинуть семью во время празднования дня рождения жены. Понимание, светившееся в ее глазах, заставило его сердце тоскливо заныть. Ведь за ее сдержанность он должен будет заплатить высокую цену. Тут уже красным коралловым ожерельем не обойдешься. Придется раскошелиться на пятидневный круиз на Багамы, о котором она уже давно мечтала.

Холлис сидел за столом в небольшом офисном отсеке транспортного самолета С-140, летящего над Венесуэлой к югу. Он с удовольствием попыхивал толстой гаванской сигарой. Именно такие он всегда покупал в магазинчике на военной базе после снятия эмбарго на экспорт кубинских товаров.

Он внимательно изучал только что полученную сводку погоды над Антарктикой и фотографии изрезанной заснеженной береговой линии. После взлета он уже дюжину раз прокрутил в уме возможные трудности предстоящей операции. За свою недолгую историю недавно созданные силы специального назначения уже успели зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Но им впервые предстояло принять участие в операции такого масштаба.

Силы специального назначения – нелюбимое дитя Пентагона – не были сформированы как единая команда до осени 1989 года. Именно в этот период армейское подразделение «Дельта», в котором были собраны лучшие бойцы элитных подразделений рейнджеров и «зеленых беретов», а также секретный авиационный отряд, известный под названием «Оперативная группа 160», слились с отрядом «Морских котиков 6» и отрядом специального назначения ВВС.

С этого момента в объединенных силах специального назначения прекратилось межведомственное соперничество. Они стали отдельной службой, насчитывающей около двенадцати тысяч человек со штабом на секретной базе в Виргинии. Спецназовцев обучали тактике партизанской войны, прыжкам с парашютом, подводному плаванию. Они овладевали навыками выживания в любых условиях и учились штурмовать здания, морские суда и самолеты в рамках проведения спасательных операций.

Холлис был невысок, ниже всех своих подчиненных, но имел ширину плеч почти такую же, как рост. Ему уже исполнилось сорок лет, и энергия била из него ключом. Он без особого труда пережил тяжелейшую трехнедельную учебную партизанскую войну во флоридских болотах и сразу отправился на другое задание. Его коротко остриженные каштановые волосы уже начали редеть и седеть, а глаза у него были зелено-голубые.

Умный и проницательный человек, он всегда старался заглянуть вперед, планировал все, что поддавалось планированию, и всячески избегал случайностей. Выдохнув еще одно кольцо дыма, он почувствовал приятное возбуждение и душевный подъем. Он был командиром лучшего в мире отряда, элиты элит. Команда из восьмидесяти человек, называвших себя «ловцами демонов», была выбрана по той причине, что она участвовала в учебном штурме корабля, захваченного «террористами с заложниками на борту», причем учения проводились в зимнее время у побережья Норвегии. Сорок человек были «стрелками», остальные – «группой поддержки». Заместитель Холлиса, майор Джон Диллинджер, предварительно постучав, просунул голову в дверь.

– Ты занят, Морт? – спросил он с явно выраженным, несколько гнусавым техасским выговором.

Холлис призывно махнул рукой.

– Мой кабинет – твой кабинет, – весело заверил он Диллинджера. – Заходи и располагайся на моей новой кожаной кушетке. Ручная работа, между прочим.

Диллинджер, худощавый, жилистый человек с узким лицом и проницательными глазами, с сомнением взглянул на стул, намертво привинченный к полу, и осторожно сел. Тот факт, что он был тезкой легендарного грабителя банков, не помешал ему стать непревзойденным мастером тактического планирования. Для него не существовало оборонительных укреплений, за которые нельзя было проникнуть.

– Чем занимаемся? – спросил он Холлиса.

– Просматриваю метеосводки, изучаю ледовые условия и ландшафт.

– Что-нибудь увидел в хрустальном шаре?

– Еще слишком рано. – Холлис приподнял одну бровь. – А какие планы формируются в твоем извращенном мозгу?

– Я могу рассказать и показать шесть различных способов проникновения на борт судна. Я уже ознакомился с конструкцией и планировкой «Леди Флэмборо», но, поскольку неизвестно, откуда мы будем подходить – с моря, с воздуха или с берега, – все планы остаются приблизительными.

Холлис торжественно кивнул:

– На борту судна находится около сотни невинных людей, среди которых два президента и Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций. Да поможет нам Бог, если кто-то из них случайно окажется на линии огня.

– Мы не можем идти туда без оружия.

– Конечно, но в то же время не можем и прыгать с шумных вертолетов, открыв огонь еще в воздухе. Мы должны проникнуть на судно тайно, раньше, чем террористы поймут, что произошло. Внезапность – ключ к успеху.

– Тогда придется прыгать ночью.

– Возможно, – не стал отрицать Холлис.

Диллинджер поерзал на неудобном стуле:

– Ночные прыжки опасны уже сами по себе, а прыгать вслепую на судно, идущее без огней, может оказаться самоубийственным. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Из сорока человек пятнадцать не попадут на судно и окажутся в море. Еще двадцать получат ранения при ударе об острые выступающие детали. Нам повезет, если в строю останутся пять человек.

– И все равно ночное десантирование нельзя исключать.

– Давай подождем, пока появится дополнительная информация, – предложил Диллинджер. – Все зависит от того, где будет обнаружено судно. Тот факт, стоит оно на якоре или плывет полным ходом, имеет решающее значение. Как толькомы это узнаем, я составлю план захвата и передам его тебе для утверждения.

– Разумно, – признал Холлис – Как там ребята?

– Выполняют домашнее задание. К моменту приземления на Пунта-Аренас они смогут бегать по палубам «Леди Флэмборо» с завязанными глазами.

– От них очень многое зависит.

– Они сделают свою работу. Самое сложное – доставить их на борт в целости.

– Тут есть еще один момент, – сказал Холлис, и на его лице отразилась глубочайшая озабоченность, – Только что я получил из Пентагона сведения о возможных силах террористов. Так по крайней мере считают эксперты.

– Ну и о каком количестве этих ублюдков идет речь? Пять, десять, может быть, двадцать?

Холлис мгновение помедлил:

– Учитывая, что экипаж мексиканского судна, перешедший на борт круизного судна, также вооружен, всего их может оказаться человек сорок.

Диллинджер в изумлении уставился на командира:

– Боже правый, мы идем против равного нам числа террористов?

Холлис мрачно кивнул:

– Похоже на то.

Диллинджер покачал головой и вытер ладонью лоб. Когда он вновь взглянул на командира, его глаза пылали возмущением.

– Так и хочется набить кому-то морду, – с отвращением сказал он.

* * *

Глубоко под землей в бетонном бункере, расположенном в одном из холмов в окрестностях Вашингтона, округ Колумбия, лейтенант Сэмюел Т. Джонс вбежал в большую комнату, задыхаясь, словно после спринтерского забега на двести метров. Собственно говоря, расстояние от узла связи до офиса фотоаналитиков было ненамного меньше.

Раскрасневшийся от возбуждения, он держал в вытянутых руках увеличенные фотографии.

Джонсу нередко приходилось бегать по коридорам во время тренировочных упражнений, но он, так же как и еще три сотни мужчин и женщин, работавших в штабе сил специального назначения, до сих пор просто выполнял свою работу, не вкладывая в нее душу. На учениях, сколь бы близкими к реальности они ни были, не происходит такого выброса в кровь адреналина, как в случае настоящей чрезвычайной ситуации. Поэтому после получения информации о похищении «Леди Флэмборо» сотрудники штаба словно очнулись от зимней спячки.

Силы специального назначения возглавлял генерал-майор Фрэнк Додж. Он и еще несколько членов штаба с нетерпением ждали поступления последних спутниковых снимков водного пространства к югу от Тьерра-дель-Фуэго. К ним-то и ворвался лейтенант Джонс.

– Есть! – радостно завопил он.

Додж строго воззрился на юного офицера, взглядом укоряя его за несдержанность.

– Они должны были лежать у меня на столе еще восемь минут назад, – недовольно буркнул он.

– Это моя вина, генерал. Я взял на себя смелость подровнять внешний периметр и увеличить изображение района непосредственных поисков, прежде чем подвергнуть все данные целиком компьютерной обработке.

Недовольное выражение лица Доджа слегка смягчилось.

– Хорошая мысль, лейтенант.

Джонс облегченно вздохнул и быстро прикрепил только что полученные со спутника фотографии на доску, освещенную рядом ламп. Предыдущее изображение находилось рядом. На нем красным маркером было обведено последнее зафиксированное местонахождение «Леди Флэмборо». Известный курс был показан зеленым цветом, а предполагаемый – оранжевым.

Когда генерал Додж и его офицеры столпились вокруг снимков, выискивая маленькую точку, обозначающую судно, лейтенант предусмотрительно отошел в сторону.

– Судя по последним спутниковым данным, судно находилось примерно в ста километрах южнее мыса Горн, – сказал майор и отметил курс на карте, – сейчас оно уже могло войти в пролив Дрейка и приближаться к островам вблизи Антарктического полуострова.

После почти минутного размышления генерал Додж обратился к Джонсу:

– Вы внимательно изучили фото, лейтенант?

– Нет, сэр. У меня не было на это времени. Я постарался как можно быстрее доставить его вам.

– Но вы уверены, что это последние данные?

– Конечно. – Джонс выглядел удивленным и озадаченным.

– Ошибка исключена?

– Абсолютно, – ни минуты не раздумывая, ответил лейтенант. – Спутник НУМА «Сисат» произвел съемку местности с использованием цифровых электронных импульсов, которые были немедленно отправлены на наземные приемные станции. Вы видите изображение, которому не более шести минут.

– Когда поступят следующие данные?

– Через сорок минут над этим районом пройдет «Ландсат».

– А что с «каспером»?

Джонс взглянул на часы:

– Если он вернется по расписанию, мы увидим пленки через четыре часа.

– Доставьте их мне немедленно по получении.

– Да, сэр.

Додж повернулся к своим офицерам:

– Что ж, господа, Белому дому это определенно не понравится.

Он вернулся к столу и поднял телефонную трубку:

– Соедините меня с Аланом Мерсьером.

Не прошло и двадцати секунд, как генерал услышал голос советника по национальной безопасности:

– Надеюсь, у тебя хорошие новости, Фрэнк.

– Боюсь, что нет, – бесстрастно ответил Додж. – По нашим данным, круизное судно...

– Оно затонуло? – перебил его Мерсьер.

– Мы не можем утверждать это определенно.

– Тогда что вы можете утверждать?

Додж набрал в легкие воздуха и выговорил:

– Пожалуйста, проинформируйте президента, что «Леди Флэмборо» снова исчезла.

47

К началу девяностых годов оборудование для пересылки фотографий или графических изображений по всему миру при помощи микроволн через спутник или по городу с использованием оптоволоконной связи стало таким же обычным делом, как копировальные устройства. Сканированное лазером изображение передавалось на лазерный приемник и воспроизводилось почти моментально, в цвете и до мельчайших деталей.

Поэтому не прошло и десяти минут после звонка генерала Доджа, как президент и Дейл Николс склонились над столом в Овальном кабинете, изучая переданное «Сисатом» изображение водных пространств в районе южной оконечности Южной Америки.

– На этот раз «Леди Флэмборо» действительно может быть на дне, – сказал Николс. Он чувствовал себя усталым и сбитым с толку.

– Не верю, – возразил президент, изо всех сил стараясь сдержать гнев. – Похитители могли уничтожить судно, не уходя так далеко от Пунта-дель-Эсте и спокойно перейти на борт «Генерала Браво». Зачем же топить его сейчас?

– Возможно, они запланировали уход на субмарине.

Президент, казалось, ничего не слышал.

– Наша неспособность справиться с кризисом не может не настораживать. Наша реакция до неприличия замедленна.

– Мы не были готовы к подобному развитию событий, – промямлил Николс, чтобы что-то сказать. – Да и необходимого оборудования не оказалось под рукой.

– Слишком часто именно так и получается! – взорвался президент. Его глаза полыхали яростным огнем. – Я отказываюсь списывать этих людей со счетов. Я многим обязан Джорджу Питту. Без его поддержки я бы не сидел здесь, в Овальном кабинете. – Он сделал паузу и уверенно закончил: – Мы больше не пойдем по ложному следу.

* * *

Сид Грин тоже изучат спутниковые изображения. Это было его непосредственной обязанностью как специалиста Агентства национальной безопасности по работе с фотографическими данными. В своем кабинете в Форт-Мейере он вывел на один экран две спутниковые фотографии. Крайне заинтригованный, он проигнорировал последнее фото, на котором не было «Леди Флэмборо», и сосредоточился на предыдущем. Он максимально увеличил участок снимка, на котором располагалось крохотное пятнышко – «Леди Флэмборо».

Очертания были расплывчатыми, смазанными, позволявшими понять только, что на снимке судно, больше ничего. Он повернулся к компьютеру, стоящему слева от него, и ввел ряд команд. Изображение стало яснее, появились некоторые детали, доселе скрытые от глаз. Теперь он различил очертания дымовой трубы, надстройки и части верхней палубы.

Сид Грин продолжал работать на клавиатуре, стараясь сделать изображение круизного лайнера более четким. Примерно через час он откинулся на спинку стула, заложил руки за голову и с чувством выполненного долга взглянул на экран.

Открылась дверь, и в полутемную комнату вошел Вик Паттон, начальник Грина. Он остановился за спиной Сида и с интересом уставился на экран.

– Это все равно что пытаться прочитать газету на уличном лотке с крыши Международного торгового центра, – заметил он.

Грин, не поворачиваясь, ответил:

– Полоса обзора семьдесят на сто тридцать километров не дает достаточного разрешения даже при максимальном увеличении.

– А что на последнем снимке?

– Ни намека на судно.

– Жаль, что мы не можем запустить наших птичек-шпионов так низко.

– На КН-15 картинка получилась бы приличная.

– Ситуация на Ближнем Востоке снова накалилась. Я не могу снять ни одну из них с орбиты, пока пыль не осядет.

– Тогда надо отправить «каспера».

– Один уже летит. К ланчу мы сможем узнать, какого цвета глаза у террористов.

Грин махнул рукой в сторону увеличенного изображения на экране:

– Посмотри и скажи, тебе ничего не кажется странным?

Паттон некоторое время изучал изображение, потом недовольно пробормотал:

– Все слишком размыто, чтобы можно было разобрать детали. Я что-то пропустил?

– Обрати внимание на носовую часть.

– Как, черт возьми, ты отличаешь нос от задницы?

– По волне за кормой, – терпеливо пояснил Грин.

– Понял. Палуба в носовой части почти невидна, как будто чем-то укрыта.

– Молодец! Я тоже обратил на это внимание.

– Что они задумали? – в полном недоумении спросил Паттон.

– Узнаем, когда получим пленку с «каспера».

* * *

А в это время на борту С-140, летящего над Боливией, царило уныние и разочарование. Спутниковое изображение, на котором отсутствовало круизное судно, вызвало в крошечном командном пункте такой же накал страстей, как в президентских кругах.

– Куда, к черту, оно могло подеваться? – бушевал Холлис.

Более сдержанный Диллинджер только тихо бормотал:

– Оно не могло исчезнуть.

– Но оно исчезло! Посмотри сам!

– Смотрю. И вижу не больше чем ты.

– Бьюсь об заклад, дело в недостоверной информации, плохой погоде или поломке оборудования. И теперь наша цель играет с нами в прятки.

– «Леди Флэмборо» затонула, – сказал Диллинджер. – Я не вижу другого объяснения.

– Не могу поверить, чтобы сорок террористов совершили коллективное самоубийство!

– Ну и что теперь?

– Я могу только запросить новые инструкции, больше ничего.

– Мы не прервем полет?

– Только если получим приказ.

– Тогда летим дальше.

Холлис удрученно кивнул:

– Летим на юг, пока не получим другой приказ.

* * *

Последним узнал Питт. Когда Руди Ганн вошел в каюту и принялся будить его, Питт спал мертвым сном.

– Оживай скорее, – нетерпеливо сказал Ганн, – у нас большая проблема.

Питт открыл глаза и первым делом посмотрел на часы.

– Что случилось? Мы перенеслись к Пунта-Аренас на ковре-самолете?

Ганн покосился на Пита с подозрением. Если человек, насильственно выдернутый из глубокого сна, приходит в хорошее настроение и моментально начинает сыпать плоскими шутками, с ним явно не все в порядке.

– Судно войдет в гавань не раньше чем через час.

– Ну и ладно, значит, я могу еще часок покемарить.

– Приди в себя! – сердито закричал Ганн. – Мы получили последнюю спутниковую фотографию. «Леди Флэмборо» снова исчезла.

– Ее действительно нет?

– Сколько ни увеличивали, не нашли ни намека. Я только что разговаривал по телефону с адмиралом Сэндекером. Белый дом и Пентагон выплевывают приказы как свихнувшиеся игровые автоматы. Спасательная команда спецназа находится в пути, только теперь выходит, что ей некуда лететь. В дополнение ко всему, сюда послали самолет-разведчик, который должен сделать качественные снимки.

– Попроси адмирала устроить мне встречу с командиром группы спецназа после их приземления.

– А почему ты сам не можешь его попросить?

– Потому что я намерен еще немного вздремнуть, – с протяжным зевком сообщил Питт.

Ганн не знал, что и думать.

– На этом проклятом судне твой отец. Неужели это тебя нисколько не трогает?

– Да трогает это меня, трогает, – отмахнулся Питт, но глаза его странно вспыхнули, – просто я не вижу, что можно сделать прямо сейчас.

Ганн отступил:

– Что-нибудь еще передать адмиралу?

Питт натянул на себя одеяло, повернулся к стене и сказал:

– Да. Передай, что я знаю, как именно исчезла «Леди Флэмборо», и догадываюсь, где ее прячут.

Если бы эти слова произнес любой другой человек, Ганн без колебаний счел бы его наглым лжецом. Но Питту он поверил сразу:

– Может быть, ты дашь мне ключ?

Питт обернулся:

– Ты же у нас коллекционер, Руди, собираешь произведения искусства, разве не так?

– Моя маленькая коллекция произведений абстрактного искусства не может сравниться с фондами Нью-йоркского музея современного искусства, но все же она довольно известна. – Он снова с удивлением и любопытством посмотрел на товарища. – Ну и что из этого?

– Если я прав, мы тоже сможем приобщиться к искусству.

– Мы говорим на одном языке?

– Кристо, – сказал Питт и снова повернулся к переборке. – Нам предстоит вспомнить его вдохновенные скульптуры.

48

Пронизывающий ветер засыпал самый южный город планеты отвратительной ледяной крупой. До того как был построен Панамский канал, в Пунта-Аренас часто заходили суда. Потом город постепенно зачах. Со временем он снова возродился как центр овцеводства, а когда вблизи были найдены нефтяные месторождения, он начал процветать.

Холлис и Диллинджер стояли на причале, ожидая возможности попасть на борт «Саундера». Температура опустилась ниже нуля, было ветрено и очень холодно. Они чувствовали себя верблюдами, по недоразумению попавшими в Арктику. Благодаря сотрудничеству с чилийскими властями они сумели раздобыть более или менее теплую одежду и сменили военную форму на форму офицеров иммиграционной службы.

В соответствии с расписанием их самолет приземлился на военном аэродроме еще затемно. Непогода снизила видимость до нескольких сот метров и помогла скрыть прибытие самолетов. Чилийское военное командование проявило максимальную готовность к сотрудничеству и выделило достаточно места в ангарах, чтобы убрать самолеты с глаз долой.

Они отошли от ангара, за которым прятались от ветра, только когда исследовательское судно пришвартовалось у причала и был спущен трап. Ощутив очередной удар ледяного ветра, оба мужчины непроизвольно отшатнулись, потом совершенно синхронно поежились и втянули головы в плечи.

На мостике появился высокий человек с загорелым, обветренным лицом, на котором блуждала дружелюбная улыбка. На нем была лыжная куртка, которая, впрочем, вряд ли хорошо защищала от холода. Он сложил ладони рупором у рта и громко, стараясь перекричать завывание ветра, крикнул:

– Сеньор Лопес?

– Да, – прокричал в ответ Холлис.

– А кто ваш друг?

– Это сеньор Джонс, – по-испански ответил Холлис, кивнув на Диллинджера.

– Я слышал лучший испанский даже в китайском ресторане, – пробормотал Диллинджер.

– Пожалуйста, поднимайтесь на борт. Выйдя на главную палубу, идите по правой стороне прямо на мостик.

– Gracias[178].

Два офицера элитного американского боевого подразделения послушно направились по указанному маршруту. Холлис сгорал от любопытства. За час до приземления в Пунта-Аренас он получил шифровку от генерала Доджа, предписывающую ему тайно встретить «Саундер», как только тот зайдет в порт. Никаких объяснений, никаких инструкций. Он только уяснил из краткого инструктажа перед вылетом из Виргинии, что именно экипажу исследовательского судна удалось раскрыть обман с подменой «Генерала Браво» лайнером «Леди Флэмборо». Больше ничего. Холлиса чрезвычайно интересовало, с какой стати судно оказалось в Пунта-Аренас в то же время, что и его команда.

Полковник не любил, когда им манипулировали втемную, поэтому пребывал в весьма воинственном настроении.

Человек, кричавший им с мостика, стоял на том же месте. Холлис взглянул в его проницательные зеленые глаза и поспешно отвел взгляд; ему показалось, что этот человек наделен некой гипнотической силой. Человек был высок и широкоплеч, а в его неприкрытых головным убором волосах застряли мелкие льдинки. В течение пяти секунд он внимательно смотрел на офицеров, – очевидно, этого времени ему хватило, чтобы составить о них собственное мнение, потом он вытащил из кармана правую руку и протянул ее полковнику:

– Полковник Холлис, майор Диллинджер, меня зовут Дирк Питт.

– Похоже, вы знаете о нас больше, чем мы о вас, мистер Питт.

– Ну это мы быстро исправим, – жизнерадостно заявил Питт. – Пожалуйста, следуйте за мной в каюту капитана. Кофе уже должен быть готов, так что мы поговорим в тепле и уюте. Там нам никто не помешает.

Замерзшие гости не могли не встретить это предложение с благодарностью. Они прошли за Питтом во внутренние помещения корабля и спустились на палубу ниже в каюту Стюарта. Войдя, Питт представил Ганна, Джордино и капитана Стюарта. Офицеры спецназа пожали всем руки и с жадностью схватили чашки с горячим кофе.

– Садитесь, пожалуйста, – предложил вежливый Стюарт.

Диллинджер не заставил себя долго упрашивать и опустился на стул, но Холлис упрямо замотал головой:

– Спасибо, но я лучше постою. – Он обвел вопросительным взглядом четверых сотрудников НУМА и настойчиво вопросил: – Может быть, кто-нибудь потрудится мне объяснить, что за чертовщина здесь происходит?

– Речь пойдет, как вы понимаете, о «Леди Флэмборо», – спокойно ответил Питт.

– Не понимаю, что здесь можно обсуждать. Ее террористы потопили.

– Уверяю вас, судно в целости и сохранности и находится на плаву, – заверил полковника Питт.

– У меня нет ни одного факта, говорящего в пользу этого, – отрезал Холлис. – На спутниковых фото судна нет.

– Поверьте мне на слово.

– Я никому не верю на слово. Представьте доказательства.

– Но вы же не повернули назад, не правда ли?

– Мои люди и я летели сюда, чтобы спасать жизни, – резко ответил Холлис – Никто, даже мои командиры, не утверждал, что людей на борту еще можно спасти.

– Вы должны понять, полковник, – начал Питт, причем его голос лишился обычного дружелюбия, теперь он говорил короткими, четкими фразами, звучавшими как удары хлыста, – что имеете дело не с обычными террористами. Их командир чрезвычайно изобретателен. До сих пор ему удавалось перехитрить лучшие умы из наших сил безопасности, и он продолжает это делать.

– Тем не менее кое-кого ему не удалось перехитрить, – сказал полковник, отпустив весьма неуклюжий комплимент.

– Нам повезло. Если бы «Саундер» не находился поблизости, могли уйти месяцы, чтобы распознать обман. А так у террористов в запасе остался только день или два.

Воинственный пессимизм Холлиса начал таять. Нет, этот человек и не думал сдаваться. Просто он начал понимать, что после всего спасательная операция может все-таки состояться.

– Где судно? – прямо спросил он.

– Мы не знаем, – так же прямо ответствовал Ганн.

– А хотя бы примерное местонахождение?

– Лучшее, что мы можем предложить, это его местонахождение по экспертной оценке, – дипломатично сообщил Джордино.

– Основанной на чем?

Ганн бросил взгляд на Питта, тот улыбнулся и принял подачу:

– На интуиции.

Надежды Холлиса снова начали рушиться.

– Позвольте полюбопытствовать, вы пользуетесь картами Таро или хрустальным шаром? – язвительно поинтересовался он.

– Предпочитаю кофейную гущу. – Питт не любил оставаться в долгу.

Последовало молчание, долгое и холодное, как погода за окном. Холлис сообразил, что его агрессивные нападки ни к чему хорошему не приведут. Он одним глотком допил кофе и стал нервно вертеть чашку в руке:

– Ладно, господа, мне жаль, что я был излишне резок. Извините, но я не привык иметь дело с гражданскими лицами.

На лице Питта не было и намека на злость. Казалось, все происходящее его искренне забавляет.

– Если вам так будет удобнее, примите к сведению, что я имею звание майора военно-воздушных сил.

– Тогда какого черта вы делает в НУМА? – фыркнул Холлис.

– Будем считать, что я туда временно откомандирован. А вообще, это долгая история, пересказывать которую нет времени.

До Диллинджера наконец дошло. Он должен был понять сразу, как только Питт назвал свое имя, но теснившиеся в его голове вопросы не оставляли места для всего остального.

– Вы случайно не родственник сенатора Джорджа Питта? – спросил Диллинджер.

– Это мой отец.

Небольшая часть завесы приподнялась, и оба офицера наконец увидели проблеск света. Холлис подвинул к себе стул и сел:

– Хорошо, мистер Питт, расскажите, пожалуйста, что у вас есть.

Вмешался Диллинджер:

– По последним данным «Леди Флэмборо» направлялась в Антарктику. Вы утверждаете, что судно не затонуло и остается на плаву. Тогда на новых фотографиях оно будет отлично видно среди льдов.

– Если вы ставите на «каспера», – быстро сказал Питт, – поберегите деньги.

Диллинджер бросил унылый взгляд на командира. Ситуация была более чем странной. Похоже, эти океанологи тоже не обладали дополнительной информацией, но по непонятной причине изъяснялись загадками.

– «Каспер» может с расстояния сотни тысяч километров сфотографировать трехмерный объект настолько четко, что вы прочтете этикетку на футбольном мяче, – сказал Холлис.

– Не сомневаюсь. Ну а если мяч будет замаскирован под камень?

– Я все-таки не понимаю...

– Думаю, вы все поймете, если увидите своими глазами, – сказал Питт. – Пойдемте, на палубе мы приготовили все необходимое для демонстрации.

* * *

Палуба на корме была застелена большим непрозрачным покрывалом из белого пластика, хорошо закрепленного, чтобы пластик оставался неподвижным и не вздувался от ветра.

Капитан Стюарт остановился немного поодаль с двумя матросами, державшими пожарный шланг.

– В процессе осмотра района вокруг затопленного «Генерала Браво» был обнаружен рулон этого самого пластика, – начал рассказывать Питт. – Полагаю, он упал с палубы «Леди Флэмборо» случайно. Он находился на дне среди пустых бочек краски, которую террористы использовали для переоборудования круизного лайнера в мексиканский контейнеровоз. Понимаю, что вы вряд ли сочтете это убедительным свидетельством, но тут уж ничего не поделаешь. Придется вам поверить мне на слово. Здесь все указывает на подготовку еще к одной маскировке. На последней спутниковой фотографии ничего не было обнаружено по единственной причине: все искали судно. А «Леди Флэмборо» больше таковым не выглядит. Лидер террористов, должно быть, разбирается в современном искусстве и увлекается весьма спорными работами Кристо, известного своими скульптурами из пластика на открытом воздухе. Он покрывает этим материалом здания и целые острова. Он повесил чудовищный занавес в Рифл-Гэп, Колорадо, и создал протянувшийся на много миль забор в Марин-Каунти, Калифорния. Наш террорист решил от него не отставать. Он надумал целиком завернуть в пластик круизный лайнер. Судно, в общем, не слишком большое. Основные очертания корпуса легко изменить с помощью всевозможных накладок. При соответствующей предварительной подготовке сотня похитителей и заложников совместными усилиями могли выполнить работу часов за десять. Когда над судном прошел «Ландсат», они как раз работали. Увеличения было недостаточно, чтобы рассмотреть детали. Когда же спустя двенадцать часов над тем же районом прошел «Сисат», не было обнаружено ничего даже отдаленно напоминающего судно. Я не слишком быстро говорю?

– Нет, – ошеломленно пробормотал Холлис, – но все это полнейшая бессмыслица.

– Он, должно быть, с Миссури, – скривился Джордино, указывая на Холлиса. – Может, лучше показать ему? Мне кажется, он быстрее поймет.

Питт кивнул капитану Стюарту.

– Хорошо, парни, давайте еще раз, потихоньку, – велел он матросам с пожарным шлангом.

Один из них повернул кран, другой направил шланг в нужном направлении. На пластик полетел дождь мелких брызг. В первый момент ветер унес почти весь искусственный дождик за борт. Матрос направил шланг под другим углом, и очень скоро пластик оказался покрытым водяной пленкой.

Прошла минута, и вода превратилась в лед.

Холлис внимательно наблюдал за превращениями. Затем он подошел к Питту, протянул ему руку и с чувством проговорил:

– Примите мои заверения в искреннем уважении, сэр, у вас светлая голова.

Диллинджер несколько мгновений взирал на происходящее с видом деревенщины, которого обвели вокруг пальца на ярмарке.

– Айсберг, – пробормотал он. – Эти ублюдки превратили судно в айсберг!

49

Под утро Гала очень замерзла и проснулась. Уже светало, но в каюте было темно. Стенки фальшивых контейнеров и непрозрачная пленка, окутавшая круизный лайнер, почти не пропускали света. Но все же его было достаточно, чтобы разглядеть фигуры президентов Хасана и Де Лоренцо на соседней кровати. Укрытые одним тоненьким одеялом, они жались друг к другу, чтобы согреться, а их дыхание в холоде каюты сразу превращалось в пар, который сначала зависал белесым облаком над их головами, а потом замерзал на стенках каюты.

Холод еще можно было терпеть, но повышенная влажность делала низкую температуру в помещениях невыносимой. Положение пленников с каждым часом усугублялось тем, что после выхода из Пунта-дель-Эсте их ни разу не кормили. Похитителей не заботили такие мелочи, как питание пассажиров и членов экипажа. Бесчеловечная жестокость Аммара сделала свое дело. Холод и страх перед неизвестным медленно, но верно лишали несчастных мужества.

В первые дни людям помогала выжить вода, которая постоянно текла из кранов в ванных и душевых кабинах. Но по мере понижения температуры трубы замерзли, и теперь к мукам голода прибавилась пытка жаждой.

Круизный лайнер «Леди Флэмборо» был предназначен для плавания в тропических морях, поэтому одеял на нем было немного. Все пассажиры, поднявшиеся на борт в Пуэрто-Рико и Пунта-дель-Эсте, планировали находиться в теплом климате и не брали с собой зимней одежды. Пленники напяливали на себя все что можно: на них постоянно было несколько пар легких рубашек, шорт и носков. Чтобы сохранить тепло тела, они заворачивали головы в полотенца. Больше всего людям не хватало перчаток.

Тепла не было нигде. Аммар ответил решительным отказом на все просьбы обогреть помещения. Такого он просто не мог себе позволить. Тепло растопило бы ледяную пленку, тем самым сведя на нет его гениальный план.

Гала была не единственной пленницей, которой не спалось. Большинство пассажиров обнаружили, что при такой температуре глубокий сон невозможен. Они лежали погруженные в нечто похожее на гипнотический транс, осознавая, где они находятся, но не в силах даже рукой пошевелить. О сопротивлении террористам уже никто и не помышлял. Капитан Коллинз и его люди теперь были заняты борьбой за выживание в пронизывающем холоде.

Когда сенатор Питт вошел в комнату, Гала приподнялась на локтях.

На общем фоне он выглядел странно, оставаясь в сером деловом костюме и тонкой голубой рубашке. Он ободряюще улыбнулся госпоже Камиль, хотя и понимал тщетность таких попыток. Усталость последних пяти суток сказалась и на неизменно подтянутом сенаторе. Он больше не казался моложавым и сильным, а выглядел измученным пожилым человеком.

– Как дела? – спросил он.

– Я бы отдала правую руку за чашку горячего чая, – пытаясь улыбнуться, сообщила Гала.

– Что касается меня, я бы отдал не только руку.

Президент Де Лоренцо сел и спустил ноги на пол.

– Кто-то говорил о горячем чае? Я не ослышался?

– Мы просто мечтали, господин президент, – ответил сенатор.

– Никогда не думал, что можно замерзнуть и умереть от голода на роскошном круизном лайнере.

– Я тоже.

Президент Хасан пошевелился, негромко застонал и поднял голову.

– Вас опять беспокоит спина? – участливо спросил Де Лоренцо.

– Мне так холодно, – ответил Хасан, – что я даже боли не чувствую.

– Могу я помочь вам подняться?

– Нет, спасибо, лучше я останусь здесь и сохраню остаток сил. – Хасан взглянул на президента Де Лоренцо и слабо улыбнулся. – Жаль, что мы не встретились при более благоприятных обстоятельствах.

– Я слышал, американцы говорят, что политика загоняет в одну постель самых разных людей. Мы с вами – прямой тому пример.

– Когда выберемся из этой истории, вы должны быть моим гостем в Египте.

Де Лоренцо кивнул:

– Благодарю вас. Но и вы тоже должны посетить Мексику.

– Это для меня большая честь.

Два президента торжественно пожали друг другу руки. В этот момент они были не главами государств, а обычными людьми, попавшими в ситуацию, которой не могли управлять, и желавшими выйти из нее с почетом, каким бы ни был исход.

– Двигатели остановились, – неожиданно сказала Гала. Сенатор Питт кивнул:

– Только что бросили якоря. Мы стоим, поэтому и двигатели молчат.

– Должно быть, мы недалеко от земли.

– К сожалению, невозможно выглянуть в окно и посмотреть.

– Плохо быть слепым.

– Если кто-то из вас покараулит дверь, я попробую обеспечить для нас обзор, – сказал Питт. – Если удастся разбить стекло, не привлекая внимания охранника, я смогу прорезать отверстие в фиброкартоне. При определенной доле везения мы сможем увидеть, где находимся.

– Я послушаю у двери, – вызвалась Гала.

– Мы и так замерзаем, зачем же впускать холод снаружи? – уныло протянул Де Лоренцо.

– В каюте температура такая же, как на улице, – ответил сенатор.

Он не был намерен терять время на дебаты и направился прямо к стеклянному окну в гостиной. Оно было довольно большое – примерно два метра на метр. Снаружи под окнами не было прогулочной палубы. Двери всех апартаментов выходили к центру судна, а окна возвышались прямо над бортами.

Террористы патрулировали только верхние палубы, а также открытые части главной палубы на носу и корме.

Сенатор постучал по стеклу костяшками пальцев. Послышался глухой звук. Стекло было толстым. Оно должно было выдерживать удары волн и напор ураганного ветра.

– У кого-нибудь есть кольцо с бриллиантом?

Гала вытащила руки из карманов легкого плаща, протянула их вперед и, пошевелив пальцами, продемонстрировала два небольших колечка с бирюзой и опалами.

– Мусульманские поклонники не балуют своих женщин дорогими подарками, – сказала она.

– А мне нужен целый карат.

Президент Хасан снял с тонкого пальца массивное кольцо:

– Здесь три карата.

Сенатор осмотрел кольцо:

– То, что нужно! Спасибо.

Он работал быстро, но осторожно, стараясь производить как можно меньше шума. Первым делом следовало проделать отверстие такой величины, чтобы в него пролез палец. Работу приходилось периодически прерывать, чтобы согреть дыханием руки. Когда же пальцы совсем теряли чувствительность, он держал их под мышками до тех пор, пока они снова не обретали подвижность.

Сенатор не думал о том, что сделают с ним террористы, если поймают. И даже без особых эмоций представлял свой пробитый пулями труп, плывущий по течению.

Он прочертил кружок вокруг маленькой дырочки в центре, потом несколько раз провел брильянтом по тому же месту, постепенно усиливая нажим. Драгоценный камень вгрызался в стекло все глубже и глубже. Самое сложное было не дать вырезанному стеклу упасть. Звон бьющегося о стальной корпус стекла наверняка будет услышан.

Сенатор осторожно просунул палец в отверстие в центре и потянул на себя. Стекло поддалось. Он медленно вынул стеклянный кружочек и опустил его на ковер. Неплохо. Теперь в стекле появилось отверстие достаточно большое, чтобы в него можно было просунуть голову.

Фиброкартонные щиты, являющиеся стенками фальшивых контейнеров, располагались на расстоянии половины вытянутой руки от окна и закрывали всю надстройку. Сенатор осторожно просунул голову в окно, понимая: края отверстия настолько острые, что он легко может остаться без ушей. Оглядевшись, он увидел только узкую щель между контейнерами и стальными бортами судна. Сверху постулат свет – там виднелся небольшой участок неба, но он был тусклым, словно проходил сквозь полосу тумана. Внизу он ожидал увидеть воду, но вместо нее сенатор увидел огромный кусок пластика, закрепленный на уровне ватерлинии. Он с удивлением уставился на новое украшение, искренне недоумевая, зачем оно понадобилось.

Сенатор чувствовал себя в безопасности. Он вернулся в спальню и стал рыться в портфеле.

– Что вы ищете? – спросила Гала.

Сенатор достал и показал большой швейцарский армейский нож.

– Я всегда вожу его вместе с принадлежностями для бритья, – сообщил он. – Правда, до сих пор из всех его приспособлений мне приходилось пользоваться только штопором.

Сенатор Питт помедлил, чтобы как следует согреть руки, и только потом продолжил. Он крепко взялся за красную рукоятку, просунул руку в отверстие в стекле и принялся за работу. Сначала он, поворачивая нож, использовал маленькое лезвие как сверло, а потом большим лезвием срезал края, увеличивая площадь круга.

Процесс шел мучительно медленно. Он старался, чтобы кончик ножа не высовывался за уровень фиброкартона, справедливо опасаясь, что привлеченные шумом охранники могут заметить блеск металла. Он действовал очень осторожно и, справившись с одним слоем фиброкартона, переходил к следующему.

Его рука уже почти ничего не чувствовала, но он не хотел прерываться, чтобы согреться. Ладонь сенатора, казалось, примерзла к красной рукоятке, а нож стал продолжением руки.

В конце концов сенатору удалось проделать достаточно большое отверстие в картоне, чтобы можно было видеть море. Он снова просунул голову сквозь дыру в стекле и приник к глазку.

Что-то мешало, загораживало обзор. Он ткнул в глазок пальцем и коснулся пластиковой поверхности. Оказалось, что пластик закрывает не только корпус, но и контейнеры.

Сенатор тихо выругался. Оказалось, что в принятых им мерах предосторожности не было нужды. Он вполне мог смелее пробиваться сквозь картон: все равно никто не заметил бы лезвия. Забыв об осторожности, он несколькими движениями прорезал щель в непрозрачном материале и потом, уже не скрываясь, выглянул.

Он не увидел моря, но не увидел и береговой линии.

Все, что он видел, – это нависший над судном ледяной утес, казавшийся бесконечным. Блестящая стена была так близко, что до него можно было бы дотянуться зонтиком.

Сенатор услышат глухой звук, который постепенно стих. Это было похоже на гул небольшого землетрясения.

Он отошел от окна и попытался осмыслить увиденное.

Гага заметила, что его настроение изменилось, и обеспокоенно спросила:

– Что там? Что вы увидели?

Сенатор обернулся и тупо взглянул в ее сторону. Его глаза были пустыми, губы двигались, но безмолвно. Лишь по прошествии нескольких секунд к нему вернулась способность членораздельно говорить.

– Они поставили судно на якорь у огромного ледника, – наконец выговорил он. – Ледяная стена может рухнуть в любой момент и раздавить «Леди Флэмборо», словно бумажный кораблик.

50

В двадцати километрах над Антарктическим полуостровом разведывательный самолет с треугольными крыльями скользил в разреженном воздухе со скоростью 3200 км/час. Он мог лететь в два раза выше и в два раза быстрее, но летчик использовал мощность двигателей только на сорок процентов, – во-первых, из экономии топлива, а во-вторых, чтобы камеры сделали более четкие снимки.

В отличие от своего предшественника СР-71, «черной птицы», титановый фюзеляж и крылья которой были выкрашены в цвет индиго, более совершенный СР-90 имел серовато-белый фюзеляж из высокопрочной пластмассы. Прозванный «каспером» по имени привидения из детского мультфильма, этот самолет невозможно было заметить невооруженным глазом, да и радаром тоже.

Его пять камер могли охватить половину Соединенных Штатов в течение часа всего лишь за один пролет. Совершенная фототехника, позволяющая получать черно-белые, цветные, инфракрасные и трехмерные изображения, была неизвестна в повседневности.

Подполковник Джеймс Слейд изнывал от скуки. Во время долгого полета с базы, расположенной в калифорнийской пустыне Мохаве, ему совершенно нечего было делать. Он единственный раз во время дозаправки управлял самолетом вручную. Двигатели «каспера» потребляли много топлива, и прием топлива от воздушных заправщиков уже давно стал делом привычным.

Слейд внимательно осмотрел панель управления. «Каспер» был новым самолетом, и его нрав пока не был хорошо изучен. Убедившись, что показания всех приборов находятся в пределах нормы, летчик вздохнул и вынул из кармана летного комбинезона электронную игру. Он начат с увлечением нажимать кнопки под дисплеем, стараясь провести маленького водолаза мимо гигантского осьминога, преграждавшего вход в пещеру с сокровищами.

Через несколько минут игра ему надоела, и он стал смотреть в окна. Под крыльями самолета в ледяном молчании раскинулась Антарктика. Далеко внизу поблескивали под хрустально чистым небом изогнутый палец Антарктического полуострова и многочисленные острова.

Величественный пейзаж, созданный скатами, льдом и морем, был завораживающим и даже отчасти пугающим. Собственно говоря, с высоты двадцати километров вид мог показаться весьма привлекательным, но Слейд знал, что происходит там, внизу, не понаслышке. Он однажды доставлял припасы на научно-исследовательскую станцию на Южном полюсе и, прибыв туда, быстро усвоил, что красота и враждебность в этом царстве вечного холода ходят рука об руку.

Он хорошо помнил холод, пробирающий до самых костей. Он никогда бы не поверил, если бы ни убедился сам, что плевок может замерзнуть, не долетев до земли. И еще он знал, что до гробовой доски не забудет ярость ветров, свирепствующих на самом холодном из континентов.

Слейд не мог постичь, почему некоторые люди влюбляются в этот ледяной ад. Тогда, после возвращения на базу, он подумал, что, если обратиться к туристическому агенту и потребовать забронировать место в хорошем отеле в районе полюса, это будет удачной шуткой.

Неожиданно в одном из трех динамиков кабины раздался женский голос:

– Прошу внимания, вы близки к пересечению внешней границы вашего полетного коридора, расположенной в точке с координатами семьдесят градусов широты и семьдесят градусов долготы. Отключите автопилот и выполните разворот на сто восемьдесят градусов. Начинайте, пожалуйста. Обратный курс заложен в ваш компьютер. Введите соответствующий код. Желаю вам счастливого полета.

Слейд последовал инструкциям и выполнил медленный поворот. Убедившись, что компьютер показывает обратный курс, он снова включил автопилот и поудобнее устроился в кресле.

Как и многие другие мужчины, вынужденные долгое время проводить в одиночестве, он начал представлять себе внешность говорившей. Ходили слухи, что ей было шестьдесят лет, она бабушка двенадцати внуков и весит триста фунтов, но ни один пилот с мало-мальски развитым воображением не допускал, что это правда. Ее образ не мог быть таким приземленным. Она обязана была выглядеть как Сигурни Уивер. А может быть, это действительно была Сигурни Уивер... Слейд решил по прибытии домой непременно разгадать эту интригующую тайну.

Затем он снова проверил показания приборов и расслабился. Покрытая льдом и снегом земля быстро удалялась. Когда же самолет снова оказался над морем, Слейд вернулся к электронной игре.

Он не видел смысла смотреть вниз, тем более что после Тьерра-дель-Фуэго землю скрыло одеяло угольно-черных облаков. Он и так знал, что пролетает над областью постоянных ветров, снега и дождей.

Слейд был признателен облакам за то, что они лишили его возможности разглядывать монотонный пейзаж. Эту миссию он доверил инфракрасным камерам. Они должны были проникнуть сквозь облачность и запечатлеть унылую картину.

* * *

Капитан Коллинз смотрел в лицо Аммара, вернее, на его маску и был вынужден сделать над собой определенное усилие, чтобы не отвести взгляд. В глазах лидера террористов было что-то дьявольское, больше роднившее его с обитателями преисподней, чем с нормальными людьми.

– Я требую ответа, – заявил капитан Коллинз, – когда вы намерены освободить мое судно.

Аммар поставил чашку на блюдце, промокнул губы салфеткой и светским тоном предложил:

– Чашечку чаю?

– Нет, – спокойно ответил Коллинз, – если вы не дадите чаю моим пассажирам и команде. – Он стоял перед террористом очень прямо, одетый все в ту же белую форму. Он настолько замерз, что не мог скрыть крупную дрожь, сотрясавшую его тело.

– Такого ответа я и ожидал, – удовлетворенно сообщил Аммар и перевернул свою чашку вверх дном. – Должно быть, вам будет приятно услышать, что мои люди и я планируем покинуть вас завтра вечером. Если дадите слово, что не будет никаких глупых попыток захватить судно или сбежать на расположенный неподалеку берег до нашего ухода, никто не пострадает и вы сможете снова принять командование.

– Вы должны немедленно обогреть судно и накормить людей. У нас нет теплой одежды и одеял, поэтому мы не можем бороться с холодом. Мы не ели уже много дней. Трубы замерзли, и люди страдают от жажды. Кроме того, возникли проблемы с канализацией.

– Что ж, – философски заметил Аммар, – страдания очищают душу.

– Что за чушь!

– Ну если вы так считаете... – пожал плечами Аммар.

– Боже мой, вы же человек! Неужели вам безразлично, что на судне мучаются и умирают люди!

– Я сомневаюсь, – сухо сказал Аммар, – что до нашего отъезда кто-то из пассажиров или команды умрет от голода или переохлаждения. Людям придется потерпеть всего лишь тридцать часов, после чего вы сможете запустить двигатели и обогреть судно.

– Все это может уже не понадобиться, если стена ледника обрушится.

– Она выглядитдостаточно прочной.

– Вы просто не понимаете опасности. Ледяная плита может обрушиться в любой момент. Ее вес расплющит «Леди Флэмборо», как рухнувшее десятиэтажное здание раздавит стоящий рядом автомобиль. Вы должны отвести судно подальше.

– Совсем без риска, к сожалению, не обойтись. Ледяная пленка на пластике растает и выдаст наше местонахождение, а инфракрасные камеры спутника засекут выделяемое тепло.

Лицо Коллинза исказилось от бессильной ярости.

– Вы или глупец, или безумец. Зачем вам все это надо? Какой доход вы намерены получить? Зачем вы нас держите? Вы хотите получить выкуп? Или захватили заложников, чтобы ваших коллег-террористов выпустили из какой-нибудь тюрьмы? Если вы просто покинете судно и оставите нас здесь, я не понимаю ваших целей!

– Вы чересчур любопытны, капитан, но ваша твердость мне нравится. Вы довольно скоро узнаете ответы на все вопросы. – Аммар встал и кивнул охраннику, стоявшему за спиной Коллинза. – Проводите капитана в его каюту.

Коллинз не двинулся с места:

– Почему вы не хотите дать людям горячий чай, кофе, суп – словом, хоть что-нибудь способное облегчить их страдания?

Аммар досадливо поморщился и вышел из салона:

– Прощайте, капитан. Больше мы не встретимся.

Террорист отправился прямо в узел связи. Там находился Ибн-Тельмук, отслеживающий последние новости. Здесь же сидел радист, прослушивающий сообщения в эфире. Радио и телетайп приводились в действие переносным генератором. Ибн-Тельмук обернулся, кивнул, показывая, что узнал Аммара, и оторван длинный кусок телетайпной ленты.

– Международные агентства новостей до сих пор сообщают о гибели «Леди Флэмборо», – доложил он. – Для организации подводных поисков в Уругвай начали прибывать спасательные суда. Мои поздравления, Сулейман. Тебе удалось обмануть весь мир. Прежде чем Запад разберется, что произошло, мы уже будем в Каире.

– Какие новости из Египта? – спросил Аммар.

– Пока ничего радостного. Кабинет министров Хасана все еще контролирует ситуацию. Они упрямо хватаются за власть и повели себя удачно, не став применять силу для разгона демонстраций. Единственный случай кровопролития был спровоцирован нашими братьями фундаменталистами, по ошибке взорвавшими автобус с алжирскими пожарными, прибывшими на съезд в Камре. По непонятной причине было решено, что автобус – часть правительственного полицейского эскорта. Каирские информационные агентства утверждают, что движение Ахмеда Язида – авангард иранских фанатиков. Многие наши сторонники колеблются, и массы не выдвигают требования распустить правительство.

– За взрывом автобуса наверняка стоит этот идиот Халед Фаузи, – фыркнул Аммар. – А как обстоят дела с военными? Какую позицию занимает армия?

– Министр обороны Абу Хамид не перейдет открыто на нашу сторону, пока не увидит собственными глазами тела президента Хасана и Галы Камиль.

– Значит, Ахмеду Язиду все еще предстоит взять власть. Ибн кивнул и нахмурился:

– Новости сообщают еще кое-что. Язид объявил, что команда круизного лайнера и его пассажиры все еще живы и он будет лично вести переговоры с террористами, чтобы обеспечить освобождение всех заложников. Он дошел до того, что предложил свою жизнь в обмен на возврат сенатора Джорджа Питта. Язид знает, как произвести впечатление на американцев.

Аммар оцепенел, охваченный безудержной волной ярости. Дикая злоба обострила его чувства, заставила мысли напряженно заработать в поисках выхода. Через несколько мгновений он взял себя в руки и взглянул на Ибн-Тельмука.

– Иуда! – сквозь зубы процедил он. – Язид нас предал.

Ибн-Тельмук согласно кивнул:

– Язид использовал тебя и предал.

– Вот почему он не отдал приказ убить Хасана, Камиль и всех остальных. Он хотел, чтобы заложники оставались невредимыми до тех пор, пока Мачадо и его головорезы не уберут тебя, меня и наших людей.

– Что выигрывают Язид и Топильцин, сохраняя заложникам жизнь?

– Выступив спасителями двоих президентов, Генерального секретаря ООН и важного американского политика, Язид и Топильцин завоюют симпатии лидеров иностранных государств. Так они автоматически становятся сильнее, а их противники уступают свои позиции. Это помогает им в конечном счете прийти к власти мирным путем и создать себе исключительно положительный имидж в глазах международной общественности.

Ибн-Тельмук понуро склонил голову:

– А нас, выходит, бросили на съедение хищникам.

Аммар кивнул:

– Язид с самого начала планировал избавиться от нас. Физическое устранение лучшая гарантия молчания об этом и других заданиях, которые мы для него выполняли.

– Как ты думаешь, что ждет капитана Мачадо и его людей? Что с ними станет после того, как они нас устранят?

– Полагаю, Топильцин позаботится и об их бесследном исчезновении, после того как они вернутся в Мексику.

– Им еще надо выбраться отсюда.

– Да, – задумчиво протянул Аммар и нервно зашагал взад-вперед по комнате. – Похоже, я недооценил коварство Язида. Я был вполне спокоен, считая, что Мачадо бессилен, поскольку не знает о наших планах отхода на безопасный аэродром в Аргентине. Но, судя по действиям Язида, у нашего мексиканского коллеги имеется собственный план.

– Тогда почему он до сих пор не попытался нас убрать?

– Потому что Язид и Топильцин не дадут ему соответствующий приказ, пока не будут готовы начать бутафорские переговоры об освобождении заложников. – Неожиданно Аммар резко остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие, и схватил за плечо радиста, который сразу сбросил наушники. – Ты не получал никаких необычных посланий?

Египетский радист искренне удивился:

– Странно, что ты спросил. Наши друзья латиносы были здесь десять минут назад и задавали тот же самый вопрос. Я счел их не слишком умными. Любая прямая передача была бы сразу же перехвачена американцами или европейцами. После этого потребуются секунды, чтобы определить наши координаты.

– Иными словами, ты не слышал ничего необычного?

Араб покачал головой:

– Даже если и слышал, все сообщения были шифрованными.

– Выключи оборудование. Пусть мексиканцы думают, что ты продолжаешь слушать эфир. Если они спросят о поступивших сообщениях, отвечай, что ничего не слышал.

Ибн-Тельмук вопросительно взглянул на Сулеймана:

– Какие будут инструкции для меня?

– Не своди глаз с мексиканцев. Сбей их с толку самым искренним дружелюбием, на какое ты способен. Открой бар и пригласи их выпить. Назначь на самые тяжелые вахты наших людей, чтобы латиносы немного расслабились. Пусть потеряют бдительность.

– Мы убьем их раньше, чем они убьют нас?

– Нет, – сказал Аммар, и на его физиономии расплылась садистская улыбка. – Мы предоставим эту грязную работу леднику.

51

– Там небось не меньше миллиона айсбергов, – уныло сказал Джордино. – Это все равно что искать дерево в лесу. Потребуется черт знает сколько времени.

У полковника Холлиса настроение было не лучше.

– Должен найтись айсберг, соответствующий «Леди Флэмборо» по размерам и очертаниям. Будем искать.

– Имейте в виду, – сказал Джордино, – что антарктические айсберги обычно плоские. А надстройка под пластиковым покровом должна придать айсбергу, в который превратили «Леди Флэмборо», сложную форму.

Глаз Диллинджера сквозь увеличительное стекло казался в четыре раза больше.

– Резкость просто удивительная, – сказал он. – Будет еще лучше, когда мы увидим, что находится по ту сторону этих облаков.

Все они собрались в маленькой рубке связи «Саундера» и внимательно изучали только что полученное цветное фото с «каспера». Данные аэрофотосъемки, доставленные самолетом-разведчиком, поступили на «Саундер» через сорок минут после его приземления.

На хороших, четких снимках было видно море айсбергов, расположившихся в районе шельфового ледника Ларсена с восточной стороны полуострова, и ничуть не меньшее их количество возле ледников Земли Грэхема.

Питт не принимал участия в обсуждении снимков. Он сидел в стороне и самым внимательным образом изучал лежавшую у него на коленях морскую карту. Иногда он отрывался от карты и прислушивался к беседе, но хранил молчание.

Холлис обернулся к капитану Стюарту, стоявшему рядом с приемником. На капитане были наушники с микрофоном.

– Когда мы сможем получить инфракрасные фото «каспера»?

Стюарт поднял руку, показывая, чтобы ему не мешали, и поправил наушники, прислушиваясь к голосу эксперта ЦРУ в Вашингтоне. Потом кивнул Холлису:

– В Лэнгли сказали, что начнут передачу через полминуты.

Холлис мерил шагами тесную каюту, как кот, прислушивающийся к звуку открываемой консервной банки. Остановившись, он с любопытством покосился на Питта, который, вооружившись циркулем-измерителем, сосредоточенно проводил какие-то измерения на карте.

За прошедшие несколько часов полковник довольно много узнал об этом сотруднике НУМА – не от самого Питта, конечно, а от матросов и ученых-океанологов на корабле. О нем говорили с благоговением и восторгом, как о живой легенде.

– Идет, – объявил Стюарт.

Он снял наушники и подошел к приемному устройству, из которого уже показался край снимка газетного формата. Как только лист появился на свет целиком, он взял его и положил на стол. Собравшиеся в рубке снова склонились над столом.

– Специалисты фотолаборатории ЦРУ с помощью компьютера преобразовали специальную высокочувствительную пленку в термограмму, – пояснил Стюарт. – Разница инфракрасного излучения проявляется различными цветами. Черный – это самые низкие температуры. Темно-синий, голубой, зеленый, желтый, красный показывают постепенное повышение температуры. Белый цвет – это самые высокие температуры.

– Какими цветами, по вашему мнению, должна быть обозначена «Леди Флэмборо»? – поинтересовался Диллинджер.

– Где-нибудь в верхней части шкалы, между желтым и красным.

– Ближе к темно-синему, – подал голос Питт.

Все взгляды устремились на него, словно он громко чихнул во время шахматного матча.

– Так она ничем не выделится, – вскинулся Холлис, – и мы ее никогда не найдем.

– Ты забываешь о тепловом излучении двигателей и генераторов, – искренне возмутился Ганн.

– Его не будет, если двигатели остановлены, – отвечал Дирк.

– Вы же не имеете в виду мертвое судно, – не в силах поверить услышанному, сказал Диллинджер.

Питт молча кивнул. Он смотрел на собравшихся каким-то странным, пожалуй, даже безразличным взглядом. Если бы он выплеснул на них ведро воды, эффект вряд ли был бы таким полным.

Наконец Питт улыбнулся и сказал:

– Все что нам нужно, это переиграть тренера другой команды.

Пятеро мужчин переглянулись, после чего молча воззрились на Питта, ожидая хотя бы каких-то объяснений.

Питт отложил в сторону карты и встал. Подойдя к столу, он взял инфракрасное фотоизображение и сложил его пополам так, что была видна только самая южная оконечность Чили.

– Вы заметили, – снова заговорил Питт, – что всякий раз, когда судно изменяет внешность или курс, это происходит сразу же после прохождения над ним одного из наших спутников.

– Еще один пример отличного планирования, – сказал Ганн. – За орбитами спутников, собирающих научные данные, следит половина стран мира. Информацию об их местонахождении так же легко получить, как сведения о фазах луны.

– Хорошо. Лидер террористов располагал полетным расписанием спутников и мог догадаться, когда на него будут нацелены камеры, – вмешался Холлис – Ну и что из этого?

– В нужное время он полностью обесточивает судно, чтобы избежать обнаружения на инфракрасных фотографиях. И что еще более важно, отсутствие тепла не дает растаять ледяной пленке на пластиковом покрытии.

Четверо из пятерых присутствующих нашли теорию Питта безупречной. Но Руди Ганн не был скор на похвалы. Обладая чрезвычайно острым умом, он видел допущенные ошибки раньше, чем кто-либо другой.

– Ты забываешь о низких температурах в районе полуострова, – сказал Ганн. – Без электроэнергии и тепла все на судне замерзнут насмерть в течение нескольких часов. Получается, что похитители стремились не только убить заложников, но и совершить коллективное самоубийство.

– Руди правильно говорит, – вмешался Джордино. – Они не смогли бы выжить без какого-либо обогрева.

Питт довольно рассмеялся, словно только что узнал о собственном крупном выигрыше в лотерею.

– Я на сто процентов согласен с Руди.

– Вы все время ходите кругами, – раздраженно заявил Холлис – Поясните, что вы хотите сказать.

– Ничего сложного. «Леди Флэмборо» не входила в Антарктику.

– «Не входила в Антарктику», – механически повторил Холлис – Вы явно не желаете считаться с фактами. Последняя спутниковая фотография показала судно на полпути между мысом Горн и оконечностью полуострова, причем оно на всех парах шло на юг.

– Ему больше некуда деться, – вставил Диллинджер.

Питт показал пальцем на большую группу островов в районе Магелланова пролива.

– Хотите поспорить?

Холлис несколько мгновений озадаченно глазел на карту, но потом уловил мысль Питта. Сомнения рассеялись. Он все понял.

– Они пошли обратным курсом, – сказал он.

– Ключ к разгадке дал Руди, – признал Питт, – когда сказал, что похитители вряд ли задумали самоубийство и к тому же должны были избежать обнаружения на инфракрасных фотографиях. Они никогда не собирались идти в район паковых льдов. Вместо этого они направились на северо-запад и обошли пустынные острова в районе мыса Горн.

Ганн всем своим видом выразил облегчение.

– Там температуры куда более высокие, чем у Тьерра-дель-Фуэго. Людям на борту будет чертовски неуютно, они будут отчаянно мерзнуть, но выживут.

– Зачем тогда маскироваться под айсберг? – полюбопытствовал Джордино.

– Чтобы создать видимость отрыва от массива.

– Я не понял, кто и от чего оторвался, – сообщил Джордино.

– От большого массива льда, то есть ледника, могут откалываться айсберги, – объяснил Ганн.

Джордино внимательно посмотрел на инфракрасные фотографии.

– Ледники так далеко на север?

– Некоторые из них спускаются с гор и встречаются с морем в каких-то восьмистах километрах от места нашей теперешней стоянки в Пунта-Аренас.

– Где, по вашим расчетам, находится судно? – спросил Холлис.

Питт взял карту, на которой были изображены безжизненные острова, окаймляющие западную часть Тьерра-дель-Фуэго.

– Принимая во внимание расстояние, которое могла пройти «Леди Флэмборо», после того как ее в последний раз засек спутник, существуют две возможности. – Он поставил крестики возле двух названий на карте: – Вот здесь ледники сходят с гор Италия и Сармиенто.

– Это достаточно далеко от коммерческих морских путей, – сказал Холлис.

– Но слишком близко к нефтяным месторождениям, – добавил Питт. – С низко летящего самолета, каких немало у нефтяных компаний, можно заметить фальшивый айсберг. Лично я на месте командира террористов прошел бы еще сто шестьдесят километров на северо-запад и привел судно к леднику на острове Санта-Инес.

Диллинджер внимательно изучил неровную береговую линию на карте. Потом взглянул на цветное фото, но южная оконечность Чили была скрыта за облаками. Он отодвинул фотографию в сторону и приник к увеличительному стеклу, направив его на верхнюю часть инфракрасного фото, которое Питт сложил пополам, чтобы сузить район поисков.

Спустя несколько секунд он обрадованно воскликнул:

– Если матушка-природа не научилась создавать айсберги с острым носом и круглой кормой, думаю, мы нашли корабль-призрак.

Холлис оттеснил подчиненного и принялся сам изучать продолговатую фигуру на снимке.

– Контуры такие, как надо, – изрек он. – И, как и предвидел Питт, никакого теплового излучения. На снимке судно почти такое же холодное, как ледник. Не черный цвет, но темно-синий.

Ганн наклонился к столу:

– Да, я вижу. Ледник спускается во фьорд, который впадает в залив, где полно мелких островов. Один или два крупных айсберга откололись от стены ледника. Поверхность воды в основном свободна ото льда. – Он секунду помолчал, потом его глаза за стеклами очков сузились. – Интересно, почему они поставили «Леди Флэмборо» прямо под стеной ледника?

Благодушное выражение моментально исчезло с лица Питта.

– Дай-ка я посмотрю. – Он втиснулся между Диллинджером и Ганном и приник к увеличительному стеклу. Когда он снова поднял голову, его глаза полыхали ненавистью.

– Что вы увидели? – спросил капитан Стюарт.

– Они собираются всех убить.

Стюарт был явно озадачен.

– Откуда он знает? – спросил он у Джордино и Ганна.

– Когда кусок льда отделится от ледника, – с каменным выражением лица ответствовал Джордино, – он упадет на судно и потопит. Никто и никогда не найдет следов «Леди Флэмборо».

Диллинджер с тревогой взглянул на Питта:

– Неужели вы думаете, что террористы именно сейчас намерены уничтожить пассажиров и членов экипажа? У них уже было достаточно возможностей это сделать.

– Да, я так думаю.

– Но почему они не сделали это раньше?

– Полагаю, тянули время. У того, кто отдал приказ о похищении, были причины оставить на некоторое время в живых президентов Хасана и Де Лоренцо. Какие именно причины, я не знаю.

– Я знаю, – сказал Холлис – Организатор этого мероприятия – Ахмед Язид. Он планировал, после того как будет объявлено о похищении и предположительном убийстве президента Хасана и Генерального секретаря ООН, прийти к власти в Египте. После того как он и его ближайшие сподвижники обрели бы достаточную силу, он бы заявил, что его агенты обнаружили судно, и продемонстрировал всему миру добрую волю, начав переговоры с террористами об освобождении заложников.

– Хитрый ублюдок, – пробормотал Джордино. – Только за спасение президента Де Лоренцо и сенатора Питта он мог бы претендовать на Нобелевскую премию мира.

– Понятно, что Язид позаботился бы, чтобы с президентом Хасаном и Галой Камиль по возвращении в Египет произошел бы несчастный случай.

– А сам он остался бы белым и пушистым, как только что выпавший снег, – добавил Джордино.

– Грандиозная мысль, – признал Питт. – И все же, судя по последним новостям, военные в Египте пока сохраняют нейтралитет, да и кабинет Хасана отказался подать в отставку.

Холлис кивнул:

– Тем самым сведя на нет все усилия Язида.

– Получается, что он сам загнан себя в угол, – сказал Питт. – Больше нет смысла тянуть время и устраивать маскарад. Теперь он обязан заставить «Леди Флэмборо» кануть в небытие, иначе рискует, что разведывательные организации докопаются до его роли в заговоре.

– Это верно, – согласился Холлис.

– Таким образом, пока мы находимся здесь, лидер террористов играет в русскую рулетку с ледником, – тихо сказал Ганн. – Он и его люди вполне могли уже покинуть судно и скрыться на катере или вертолете, оставив пассажиров и экипаж в ожидании смерти.

– А катер мы вполне могли не заметить, – признал Диллинджер.

Холлис не поддался пессимистическому настроению. Он написал на листке бумаги несколько цифр и протянул капитану Стюарту:

– Капитан, передайте, пожалуйста, на этой частоте моему связисту, что майор и я возвращаемся на аэродром. К нашему прибытию все должны собраться дня инструктажа.

– Мы пойдем с вами, – спокойно заявил Питт.

Холлис решительно покачал головой:

– Ни при каких обстоятельствах. Вы гражданские лица и не имеете нужной подготовки. Ваше требование не может быть выполнено.

– На судне находится мой отец.

– Мне очень жаль, – последовал ответ.

Питт устремил на Холлиса взгляд, полный холодного презрения.

– Надеюсь, вы понимаете, что одного моего звонка в Вашингтон будет достаточно, чтобы вы попрощались с мечтами о служебной карьере.

Губы Холлиса сжались в тонкую ниточку.

– Ах, вот вы как, мистер Питт. – Он сделал шаг вперед. – Но вы забыли, что мы не в игрушки играем. Вполне возможно, что в течение следующих двенадцати часов палуба «Леди Флэмборо» покроется телами моих людей. Если же нам удастся выполнить свою работу так, как нас учили, можете хоть телефон оборвать, на моей карьере это никак не отразится. Мне тоже знакомы грязные трюки, можете не сомневаться, только несколько иного порядка. – Он сделан еще один шаг вперед. – Я бы мог прямо сейчас вырвать вам кишки голыми руками...

Никто в комнате не успел заметить, как и откуда в руке Питта возник револьвер. До этого он спокойно стоял опустив руки, а в следующий момент он уже упирал дуло кольта сорок пятого калибра в пах Холлису.

Диллинджер изготовился к прыжку, но дальше этого дело не пошло. Материализовавшийся сзади Джордино обхватил майора железной хваткой, лишив его возможности двигаться.

– Я не буду досаждать вам чтением наших послужных списков, – спокойно продолжил Питт. – Поверьте мне на слово, что Руди, Ал и я обладаем достаточным опытом, чтобы не быть помехой в боевой операции. Обещаю, мы не будем вмешиваться. Вы будете проводить операцию против «Леди Флэмборо» с воздуха и с воды, а мы зайдем со стороны суши.

Холлис был далек от испуга, но зато изрядно раздосадован. Он тоже не заметил, откуда в руке Питта появилось крупнокалиберное оружие. Больно уж он шустр для ученого, раздраженно подумал полковник.

– Дирк просит о немногом, – спокойно проговорил Ганн. – Предлагаю всем разойтись с миром.

– Я ни на секунду не поверил, что вы меня убьете, – криво усмехнулся Холлис.

– А я и не собирался, – с такой же невеселой усмешкой ответил Питт. – Но я мог бы вам гарантировать в будущем большие проблемы с сексом.

– Кто вы, парни? Из управления?

– Вы имеете в виду ЦРУ? – уточнил Джордино. – Что вы! Для этого мы рылом не вышли. Вместо этого нас взяли в НУМА.

– Не понимаю, – потряс головой Холлис.

– И не надо, – засмеялся Питт. – Ну что, договорились?

Если Холлис и размышлял, то какую-то долю секунды. Он наклонился вперед, так что почти ткнулся носом в нос Питта и заговорил тоном инструктора, обращающегося к необученному новобранцу:

– Я позабочусь, чтобы вас выбросили за десять километров от судна. Не ближе, иначе мы лишимся элемента неожиданности. Оттуда можете шлепать пешком. Если мне повезет, все будет кончено раньше, чем вы доберетесь до берега.

– Это справедливо, – согласился Питт.

Тогда Холлис обернулся к Джордино и с преувеличенной вежливостью произнес:

– Я буду вам чрезвычайно признателен, если вы отпустите наконец моего заместителя.

Затем он снова посмотрел на Питта:

– Мы отбываем немедленно. Если вы не пойдете с нами сейчас, то не будете принимать участие в операции, поскольку ровно через пять минут моя команда будет уже в воздухе.

Питт убран револьвер и сказал:

– Мы следуем за вами.

– Я, пожалуй, пойду с майором, – широко улыбнулся Джордино и дружески похлопал Диллинджера по спине. – Великие умы часто следуют одним и тем же путем.

Диллинджер хмуро покосился на весельчака, но ничего не сказал.

В течение пятнадцати секунд помещение опустело. Питт забежал в свою каюту, схватил небольшой саквояж, потом поднялся на мостик.

– Сколько времени потребуется «Саундеру», – спросил он у капитана Стюарта, – чтобы добраться до Санта-Инес?

Стюарт взглянул на карту и быстро произвел расчеты:

– Если выжать из машин максимум, мы сможем быть там уже через девять или десять часов.

– Сделайте это, – сказал Питт. – Мы будем ждать вас там на рассвете.

Стюарт крепко пожат Питту руку:

– Берегите себя.

– Обязательно, – усмехнулся Питт. – Постараюсь не промочить ноги.

К Питту нерешительно приблизился один из ученых. Он был небольшого роста и не слишком внушительного телосложения, зато его лицо хранило настолько суровое выражение, что казалось высеченным из камня. Его звали Клейтон Финдли, и вещал он сочным, звучным басом.

– Извините, что я невольно подслушал ваш разговор, господа, но могу поклясться, вы упоминали Санта-Инес.

Питт кивнул:

– Да, а что?

– Там недалеко от ледника есть старый цинковый рудник. Его закрыли, когда правительство Чили прекратило субсидировать промышленность.

– Вы знакомы с островом? – удивился Питт.

– Да. Я был главным геологом в Аризонской добывающей компании, которая считала, что сможет сделать шахту эффективной. Меня и еще двоих инженеров послали провести обследование. Мы провели в этой чертовой дыре три месяца и выяснили, что рудник почти выработан. Вскоре после этого шахта была закрыта, а оборудование брошено.

– Вы умеете обращаться с оружием?

– Я охотился, но не очень много.

Питт с чувством пожал ученому руку.

– Клейтон, мой друг, вы сущий дар небес.

52

Клейтон Финдли действительно оказался послан самим Господом Богом.

Пока Холлис инструктировал своих людей в заброшенном ангаре, Питт, Ганн и Джордино помогли Финдли сделать макет острова Санта-Инес из влажной земли, которую набрали рядом со взлетной полосой. Макет установили на старом столе для пинг-понга. Некоторые забытые факты ученый вспомнил, глядя на морские карты Питта.

Он подсушил миниатюрный ландшафт при помощи переносного нагревателя и даже раскрасил его, воспользовавшись баллончиками с краской, которые нашлись у запасливых людей Холлиса. Скалы были серыми, снег белым, а лед исполнял роль собственно ледника. Финдли даже вылепил модель «Леди Флэмборо» и установил ее у подножия ледника. Наконец он отошел в сторону, чтобы оценить свою работу.

– Да, – уверенно сказал он, – это Санта-Инес.

Холлис прервал инструктаж и подвел людей к столу. Несколько минут все молча рассматривали диораму.

Остров имел форму картинки-головоломки, которую искромсал на кусочки пьяный резчик. Неровная береговая линия представляла собой форменный кошмар из ответвлений и зазубрин, глубоких, извилистых фьордов и кривых бухт. С востока его омывал Магелланов пролив, а с запада – Тихий океан. Над этим каменистым островом длиной 95 километров и шириной 65 километров возвышалась гора Вартон высотой 1320 метров.

Здесь практически не было ровных участков. По берегам тоже стояли горы, напоминающие окаменевшие суда, которые подставляли свои склоны-борта холодному, неласковому морю.

Старый ледник тянулся через весь остров. Его образование стало результатом холода и повышенной влажности в летние месяцы, в результате чего лед не таял. Лишенные всякой растительности скалы окружали замерзшую массу воды. Словно молчаливые часовые, они охраняли покой рвущегося к морю ледника. Добравшись до воды, он откалывал от себя кусок за куском.

Немного на земле найдется участков, столь же враждебных человеку. Вся цепь островов, окружающих Магелланов пролив, была необитаема. На протяжении веков люди приходили сюда и вновь покидали негостеприимную землю, оставляя после себя злобные названия: полуостров Сломанной Шеи, остров Обмана, залив Несчастья, остров Одиночества и порт Голода. Это было суровое, неприветливое место. Единственной растительностью, которая выжила в этой местности, были низкорослые, искривленные вечнозеленые растения, больше всего похожие на уродливые карликовые кустарники.

Финдли провел рукой над моделью:

– Сей безжизненный ландшафт, составленный из комбинации камней, снега и льда, и есть остров Санта-Инес. В действительности он именно таков.

Холлис кивнул:

– Большое спасибо, мистер Финдли. Мы вам очень благодарны за сотрудничество.

– Всегда рад помочь.

– Прекрасно, а теперь вернемся к нашим баранам. Майор Диллинджер возглавит воздушный десант, а я – пловцов.

Холлис сделал паузу и быстро оглядел лица людей. Это были суровые, исключительно целеустремленные парни, одетые в черное. Все они были настоящими бойцами, прошедшими сложнейшее обучение и честно заслужившие право называться элитной командой. Чертовски славные ребята, с гордостью подумал Холлис. Лучшие в мире.

– Мы долго и упорно учились захватывать суда в ночное время, – сказал Холлис, – и многого добились. Но еще никогда у противника не было стольких преимуществ. У нас нет разведывательной информации, погодные условия, мягко говоря, оставляют желать лучшего, к тому же нам предстоит действовать в непосредственной близости от ледника, стена которого может обрушиться в любой момент. Иначе говоря, на пути к успеху нам предстоит преодолеть много трудностей. Через несколько часов начнется операция. Если у вас есть конструктивные предложения или вы заметили какие бы то ни было упущения, я готов вас выслушать. Да, и если есть вопросы, задавайте сейчас.

– Обитатели острова? – спросил Диллинджер у Клейтона Финдли.

– После закрытия шахты остров необитаем.

– Погодные условия?

– Почти постоянно идет дождь. Это одно из самых влажных мест на планете. Солнца здесь никогда не видно. В это время года температура обычно составляет несколько градусов ниже нуля. Ветры также дуют постоянно, причем периодически могут достигать ураганной силы. Два фактора – ветер и дождь – бич здешних мест.

Диллинджер мрачно покосился на Холлиса:

– И в таких условиях можно говорить о точности приземления? Придется использовать наши мини-вертолеты и спускаться на канатах.

– Вы привезли с собой вертолеты? – с недоверием полюбопытствовал Ганн. – Я думал, что их скорость и дальность полета не позволяет...

– Летать так далеко и так быстро? – договорил за него Холлис – Военное название этих птичек включает в себя слишком много букв и цифр, чтобы их запомнить. Мы называем их «голубками». Маленькие и компактные, они перевозят пилота в закрытой кабине и двоих человек снаружи. Они снабжены инфракрасными датчиками и бесшумными хвостовыми винтами. В одном только нашем С-140 вмещается шесть птичек.

– Здесь возникает другая проблема, – сказал Питт.

– Говорите.

– Навигационный радар «Леди Флэмборо» может быть настроен на воздушный транспорт. Ваши «голубки» могут быть незаметными, но радар их все равно засечет, и террористы успеют подготовиться к встрече.

– Да, внезапного нападения с воздуха не получится, – вздохнул Диллинджер.

Холлис вопросительно взглянул на Финдли:

– О каких неблагоприятных условиях мы должны знать при атаке с воды?

Финдли слабо усмехнулся:

– Вам должно быть легче, чем майору. У вас будет преимущество морозной дымки.

– Это еще что такое?

– Напоминающие туман облака, образующиеся при контакте холодного воздуха с более теплой водой у стены ледника. Могут подниматься на высоту от двух до десяти метров. А в сочетании с дождем ваши пловцы получат достаточно надежное укрытие с момента, когда приблизятся к судну, и до подъема на палубу.

– Хоть кому-то из нас будет легче, – философски заметил Диллинджер.

Холлис задумчиво потер подбородок.

– Мы имеем дело не с операцией из учебника, – сказал он. – Все может обернуться очень серьезно, если воздушный десант попадет в патовую ситуацию. Мы лишимся преимущества внезапности, без которого команда пловцов, в которой всего двадцать человек, недостаточно сильна, чтобы без поддержки противостоять сорока террористам.

– Если прыжок прямо на палубу судна для ваших людей может оказаться самоубийственным, почему не сбросить их на леднике? – спросил Питт. – Оттуда они смогут подобраться к краю и по канатам спуститься на судно.

– Да, скорее всего, нам придется поступить именно так, – согласился Диллинджер. – Ледяная стена нависает непосредственно над надстройкой судна и располагается достаточно близко к нему.

Холлис кивнул:

– Да, мне это тоже приходило в голову. У кого-нибудь имеются возражения против этой тактики?

– Насколько я понимаю, – сказал Ганн, – в этом случае самую большую опасность таит сам ледник. Он представляет собой бесконечный лабиринт глубоких трещин, покрытых предательским снежным настом, не выдерживающим вес человека. Вашим людям придется быть чертовски осторожными, передвигаясь по нему в темноте.

– Еще замечания? – Таковых не оказалось. Холлис покосился на Диллинджера: – Сколько времени вам потребуется с момента высадки десанта до готовности к атаке?

– Было бы желательно знать скорость и направление ветра.

– Девять дней из десяти ветер дует с юго-востока, – ответил Финдли. – Средняя скорость ветра около десяти километров в час, но может очень быстро увеличиться до сотни.

Диллинджер оглядел маленькие горки, возвышающиеся на макете за ледником. Он постарался представить себе, как все это выглядит в реальности, причем глубокой ночью, почувствовать бешеные порывы ветра. Произведя в уме необходимые подсчеты, он уверенно заявил:

– С момента выброски десанта до его готовности к атаке пройдет сорок – сорок пять минут.

– Прошу прощения за то, что вмешиваюсь в вашу работу, майор, – сказал Питт, – но вы недооцениваете серьезность ситуации.

– Совершенно с вами согласен. – Финдли энергично закивал головой. – Мне неоднократно приходилось ходить по леднику. Там много ледяных хребтов, чрезвычайно затрудняющих передвижение.

В полном молчании Диллинджер извлек из ножен на поясе длинный, угрожающего вида охотничий нож с лезвием, расположенным под углом к рукоятке, и использовал заостренный конец в качестве указки.

– Насколько я понимаю, мы спрыгнем вот здесь, у подножия горы справа от ледника. Только здесь наш С-140 будет скрыт от судового радара. Используя – дал бы бог! – попутный ветер и наше умение управлять парашютами, мы сможем пролететь семь километров вокруг горы и приземлиться примерно в километре от стены ледника. Время с момента высадки до общего сбора, по моим оценкам, составит восемнадцать минут. Еще двадцать минут уйдет на продвижение к краю ледника. Шесть минут потребуется на подготовку к спуску. Итого, сорок четыре минуты.

– На вашем месте я бы удвоил это время, – неодобрительно заявил Джордино. – Вдруг кто-то из ваших людей, к примеру, провалится в трещину. При этом команда пловцов не будет знать о задержке.

Холлис одарил Джордино взглядом, каким обычно смотрел на демонстрантов, выступающих против войны.

– Это не Первая мировая война, мистер Джордино. У нас нет необходимости сверять часы перед началом операции. У каждого члена команды в ухе миниатюрный радиопередатчик, а в лыжную маску вмонтирован микрофон. И если мои пловцы прибудут раньше или десантники майора Диллинджера задержатся, мы всегда сможем синхронизировать свои действия, потому что постоянно находимся на связи.

– Еще одно, – вмешался Питт. – Я надеюсь, у вас оружие с глушителями?

– Да, – сказал Холлис – А что?

– Одна очередь из автомата без глушителя может обрушить стену ледника.

– Но я не могу поручиться за террористов.

– Тогда вам лучше побыстрее их перестрелять, – пробормотан Джордино.

– Нас не учили брать террористов в плен, – сообщил Холлис с зловещей, пожалуй, даже угрожающей улыбкой. – Ну а теперь, если наши гости покончили с критикой, какие есть вопросы у членов команды?

Поднял руку командир боевых пловцов Ричард Беннинг.

– Беннинг? Слушаю вас.

– Мы будем приближаться к судну под водой или по поверхности?

Холлис, в отличие от Диллинджера, использовал в качестве указки самую обычную шариковую ручку и ткнул ею в небольшой островок внутри фьорда, который находился за выдающимся вперед мысом и не был виден с судна.

– «Голубки» переправят нашу команду на этот остров. Отсюда до «Леди Флэмборо» около трех километров. Вода там слишком холодная для заплыва на такое расстояние, поэтому мы будем двигаться дальше в резиновых лодках. Если мистер Финдли не ошибся относительно морозной дымки, мы сможем приблизиться, не будучи обнаруженными. Если же туман рассеется, мы нырнем в двухстах метрах от судна и оставшееся расстояние преодолеем под водой.

– Много яиц превратится в ледяные шарики, если нам придется долго ждать появления майора Диллинджера и его людей.

По ангару прокатилась волна смеха.

Холлис глубоко вздохнул и тоже рассмеялся:

– Лично я свои морозить не намерен. Мы дадим фору мистеру Диллинджеру.

Ганн поднял руку.

– Да, мистер Ганн, – устало сказал Холлис. – Я что-то упустил?

– Нет, что вы, просто я не могу справиться с собственным любопытством. Как вы узнаете, если террористы все же пронюхают о вашем приближении и подготовят ловушку?

– Один из наших самолетов, мистер Ганн, набит самым современным электронным оборудованием для слежения. Он будет описывать круги в семи милях над «Леди Флэмборо» и засечет любую передачу террористов своим друзьям за пределами региона. Уверяю вас, если террористы почувствуют, что силы специального назначения смыкают вокруг кольцо, они начнут визжать как свиньи. А наши связисты, переводчики и дешифровальшики перехватят их передачи и заблаговременно уведомят нас.

Тут поднял руку Питт.

– Слушаю вас, мистер Питт.

– Вы не забыли о группе НУМА?

Холлис приподнял бровь:

– Разумеется, нет. Как о вас забудешь? – Он повернулся к геологу: – Мистер Финдли, где, вы сказали, расположена заброшенная шахта?

– На макете я ее не показал, – сообщил геолог. – Но раз уж вас это интересует... – Он мгновение подумал и положил спичечный коробок на склон небольшой горки, выходящей на ледник и фьорд. – Она находится здесь, примерно в двух с половиной километрах от передней стены ледника и от корабля.

Холлис кивнул Питту.

– Вас доставят именно сюда, – любезно сообщил он. – С вашей помощью у нас появится наблюдательный пункт.

– Мы обязательно будем наблюдать, – буркнул Джордино. – Другой вопрос, что мы увидим при такой погоде, да еще ночью.

– Зато мы будем в безопасности, – провозгласил Питт. – Сможем разжечь костер и устроить пикник.

– Этим и займитесь, – с явным удовлетворением сказал Холлис и обвел взглядом своих бойцов. – Парни, я не буду надоедать вам долгими напутственными речами. Давайте просто сделаем свою работу и спасем человеческие жизни.

– Надо же, как трогательно, – пробормотал Джордино.

– Что вы сказали?

– Он сказал, – поспешил вмешаться Питт, – какая высокая честь быть частью элитной боевой команды.

Холлис одарил Джордино взглядом, который вполне мог бы испепелить чугунную сковородку.

– Силы специального назначения не раздают почетных званий. Вы, гражданские лица, будете находиться в стороне. – Холлис покосился на Диллинджера и продолжил: – Если кто-нибудь из людей НУМА попробует подняться на борт судна раньше моего распоряжения, пристрели их. Это приказ.

– С удовольствием. – Диллинджер обнажил в хищной улыбке все имеющиеся в наличии зубы. Со стороны казалось, что их у него куда больше, чем у нормального человека.

Джордино пожал плечами:

– Эти парни умеют наживать себе... друзей.

Питт не разделял язвительного настроения Джордино. Он хорошо понимал позицию Холлиса. Его люди были профессионалами, слаженной командой. Он украдкой обвел взглядом бойцов. Большие, сильные, спокойные. Ни одному из них не было больше двадцати пяти лет.

Глядя на их сосредоточенные лица, Питт не мог не думать, что кому-то из них через несколько часов предстоит умереть.

53

– Сколько еще ждать? – спросил Хуан Мачадо развалившегося на диванчике Аммара.

В отсутствие электропитания судна каюта капитана освещалась четырьмя тусклыми фонарями, подвешенными к потолку, из тактических соображений. Аммар, не отрываясь от чтения Корана, безразлично пожал плечами:

– Вы проводите больше времени в радиорубке, чем я. Вот вы мне и скажите.

Мачадо раздраженно сплюнул:

– Я и говорю: надо перестрелять их, ко всем чертям, и сматываться отсюда. Меня уже тошнит от бесплодного сидения в этом аду.

Аммар с любопытством взглянул на своего «коллегу». Мачадо по натуре был человеком неряшливым. Его давно не мытые волосы висели жирными сосульками, под ногтями виднелись полукружия черноты. Когда же он сел рядом, стало ясно, что он не утруждает себя купанием. Аммар уважат Мачадо как опасного противника, но во всем остальном этот человек не вызывал у него никаких чувств, кроме омерзения.

Мачадо вскочил с дивана и нервно забегал по каюте. Набегавшись, он опустился на стул.

– Мы должны были получить инструкции еще двадцать четыре часа тому назад, – сказал он. – Топильцин никогда не колеблется и всегда точен.

– Ахмед Язид тоже, – сообщил Аммар, не отрывая глаз от Корана. – Он и Аллах непременно обеспечат нас...

– Чем обеспечат? Вертолетом? Судном? Подводной лодкой? Нас же вот-вот обнаружат! Вы это знаете не хуже меня, мой дорогой друг, и тем не менее сидите спокойно, как сфинкс.

Аммар перевернул очередную страницу, так и не подняв глаз на своего собеседника.

– Завтра в это время вы и ваши люди будете в Мексике в полной безопасности.

– Вы можете дать гарантию, что мы все не будем принесены в жертву ради неведомых нам целей Язида и Топильцина?

– Они не пойдут на риск обнаружения «Леди Флэмборо» международными силами, – устало сказал Аммар, – хотя бы потому, что не могут позволить нам заговорить. Они же понимают, что их надеждам на захват власти придет конец, если будет обнаружена их связь с этим похищением. Поверьте мне, они позаботились о нашем спасении. Проявите терпение – и все будет хорошо.

– Как позаботились?

– Вы узнаете эту часть плана, как только мы получим инструкции о судьбе заложников.

Плотно сплетенные нити в паутине лжи начале рваться по краям. В любой момент Мачадо мог увидеть и все понять. Пока в радиорубке сидел человек Аммара, ни одно сообщение не могло быть получено, потому что рация была настроена на неверную частоту. Язиду и, скорее всего, Топильцину, злорадно думал Аммар, пришлось пережить немало неприятных минут, считая, что он, Аммар, проигнорирован первоначальный план и убил заложников, вместо того чтобы сохранить им жизнь ради пропагандистских целей.

– Почему бы нам не поступить по-своему, запереть всех внизу, затопить судно и покончить с этим? – Мачадо был так зол, что едва сдерживался.

– Убить британский экипаж, американского сенатора и других было бы крайне неразумно.Возможно, вам, капитан, нравится находиться в постоянном напряжении, скрываться и переезжать с места на место, являясь объектом преследования международной полиции, но лично я предпочитаю жить спокойно и с удобствами.

– Но это же глупо – оставлять свидетелей!

Этот идиот даже не представляет, насколько он прав, подумал Аммар, вздохнул и отложил Коран.

– Ваша забота – президент Де Лоренцо. Моя – президент Хасан и Гала Камиль. На этом наши взаимоотношения заканчиваются.

Мачадо встал, быстрыми шагами пересек каюту и распахнул дверь.

– Лучше бы нам побыстрее получить какую-нибудь информацию, – с угрозой в голосе пробормотал он. – Я не смогу долго сдерживать своих людей. Они уже начали требовать, чтобы я взял на себя руководство операцией.

Аммар дружелюбно улыбнулся:

– Если мы не получим приказа от наших лидеров в полдень, я передам командование вам.

Глаза Мачадо на мгновение подозрительно расширились:

– Вы согласитесь отступить на второй план и признать мою главенствующую роль?

– А почему нет? Я брался захватить президента Хасана и выполнил свою работу. С удовольствием уступлю остальную головную боль вам.

Физиономия Мачадо расплылась в дьявольской улыбке.

– Я заставлю тебя выполнить это обещание, египтянин. И тогда увижу наконец твое лицо под маской. – С этими словами он вышел.

Лишь только щелкнула дверная защелка, Аммар вытащил из кармана миниатюрную рацию и нажал на кнопку.

– Ибн-Тельмук?

– Да, Сулейман Азиз.

– Где ты?

– На корме.

– Сколько на берегу?

– Шестеро переправлены на причал у старой шахты. На борту нас осталось пятнадцать человек, включая тебя. Перевозка движется медленно, в нашем распоряжении только маленькая лодка на троих человек. Большая разбита и не подлежит ремонту.

– Саботаж?

– Это может быть делом рук только людей Мачадо.

– Еще существуют какие-нибудь проблемы из-за них?

– Пока нет. Они плохо переносят холод, поэтому редко показываются на палубе. Большинство из них накачиваются текилой в баре. А кто не пьет, тот спит. Ты был прав, приказав нашим людям проявлять к ним максимум дружелюбия. Они, похоже, совершенно позабыли о дисциплине.

– Заряды?

– Вся взрывчатка размещена в трещине, которая тянется вдоль передней стенки ледника. После взрыва стена рухнет и погребет под собой судно.

– Сколько еще потребуется времени на эвакуацию?

– Использование весел очень замедляет работу. Мы же не можем включить двигатель, чтобы не насторожить людей Мачадо. Думаю, нам потребуется еще минут сорок пять.

– Мы должны быть в полной безопасности до рассвета.

– Люди делают все что могут, Сулейман Азиз.

– Ты можешь на некоторое время уйти?

– Конечно.

– Тогда возьми одного человека и встречай меня у каюты Хасана.

– Мы их убьем?

– Нет, – ответил Аммар, – мы возьмем их с собой.

Аммар выключил рацию и положил в карман Коран. Предательство Ахмеда Язида требовало отмщения. Жаль, что такой превосходный, тонкий план заканчивается столь банально. Но Аммар не собирался продолжать действовать по первоначальной схеме, зная, что рядом находится человек, специально нанятый, чтобы его убить. Честно признаться, его больше разозлила потеря денег, которые он должен был получить за операцию, чем нанесенный ему в спину удар.

Поэтому он решил, что целесообразно сохранить жизнь, по крайней мере временно, Хасану и госпожа Камиль. Да, и Де Лоренцо тоже. Они станут предметом торга. И вполне может получиться, что Аммар возместит свои убытки, сбросив все бремя вины на Язида и Топильцина.

Ему требовалось время подумать и разработать новый план. Но это все.

Прежде всего надо увезти заложников с судна, пока Мачадо и его разношерстная команда не прознали о его хитроумном плане.

* * *

Когда дверь каюты открылась и на пороге появился лидер похитителей, у Галы предательски заныло сердце. Она видела только глаза в прорезях уродливой маски и с истинно женским любопытством старалась представить, как выглядит этот мужчина и как себя ведет в разных жизненных обстоятельствах.

Он вошел и заговорил спокойным, но угрожающим тоном:

– Вы все пойдете со мной.

Гала вздрогнула и опустила глаза, страшно разозлившись на себя за то, что не сумела скрыть страх.

Испугать сенатора Питта было сложнее. Он вскочил, в три шага пересек каюту и остановился рядом с Аммаром.

– Куда вы нас ведете и зачем? – потребовал ответа он.

– Вы что-то перепутали, сенатор. Мы не в сенатской комиссии и я не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Так что не трудитесь подвергать меня допросу, – холодно проговорил Аммар.

– Мы имеем право знать, – настаивал сенатор.

– Вы не имеете никаких прав, – раздраженно проговорил Аммар, грубо оттолкнул сенатора и прошел в комнату. Лица двоих президентов и Генерального секретаря ООН, обращенные к нему, были бледны до синевы.

– Мы отправляемся на небольшую лодочную прогулку, – любезно сообщил он, – далее последует поездка на поезде. На улице прохладно, поэтому мои люди принесут вам одеяла.

Спорить и возражать никто не стал.

Охваченная чувством полной безнадежности, Гала помогла президенту Хасану подняться на ноги. Она устала находиться в постоянном страхе. С некоторым удивлением она поняла, что ей, пожалуй, уже все равно.

И все же какая-то искорка воли к жизни еще тлела в глубине ее души.

Гала больше не чувствовала страха. Ее охватило бесстрашие солдата перед боем, понимающего, что умрет, и поэтому не имеющего другого выхода, кроме как драться до конца. С отчаяннием обреченности она решила, что должна выжить.

* * *

Капитан Мачадо вошел в радиорубку и обнаружил ее пустой. Сначала он решил, что радист Аммара отлучился, так сказать, по зову природы. Но, заглянув в туалет, Мачадо убедился, что тот тоже пуст.

Мачадо несколько мгновений смотрел на панель красными от недосыпа глазами. Он был явно озадачен. Так ничего и не решив, он вышел на мостик и подошел к одному из своих людей, наблюдавшему за экраном радара.

– Где радист? – спросил он.

Оператор радара пожал плечами:

– Я его не видел, капитан. Разве он не в рубке?

– Нет, там пусто.

– Может быть, я пойду и спрошу у их командира?

Мачадо медленно покачал головой, пока еще не в силах понять, что означает исчезновение радиста.

– Найди Йорга Дельгадо и приведи сюда. Он когда-то работал радистом. Лучше мы сами будем следить за связью, чем эти тупые арабы.

За разговором никто из них не заметил большую точку, появившуюся на экране радара. Это был самолет, пролетевший над центральной точкой острова.

Но даже если бы они его заметили, парашютисты, уже скользившие в ночном небе по направлению к леднику, были невидимы для радара.

54

Питт сидел в чреве совершенно не приспособленного для перевозки пассажиров «оспри». Имеющий форму пули, летательный аппарат взлетал с земли как вертолет, но летел как самолет со скоростью свыше шестисот километров в час. Несмотря на усталость, Питт не спал. Только мертвый мог бы спать, сидя на алюминиевом стуле. Да еще двигатели ревели так, что никакая звукоизоляция не могла помочь... даже если бы она была. В общем, спать мог только мертвый или Джордино. Он был больше всего похож на шарик, из которого спустили воздух, оставив ровно столько, чтобы сохранялась видимость формы. Каждые несколько минут, словно в его мозг был вживлен автоматический таймер, он менял положение, не открывая при этом глаз.

– Как он это делает? – изумленно полюбопытствовал Финдли.

– Гены, – ответил Питт.

Ганн покачал головой, в немом восхищении взирая на друга.

– Я видел его спящим в самых жутких условиях и в самых ужасных местах, но всякий раз мне бывает трудно поверить своим глазам.

Очень молодой второй пилот, обернувшись, предположил:

– Может быть, на него так действует стресс?

Питт и Ганн дружно рассмеялись. В самолете, несмотря на все неудобства, было тепло, и не хотелось думать о выходе из его грохочущего уюта в морозную, ненастную ночь. Питт постарался расслабиться и отдохнуть. Он имел все основания чувствовать удовлетворение. Пусть его не включили в штурмовую группу – такое дело действительно лучше всего поручить подготовленным профессионалам, однако он вполне мог успеть принять участие в захвате и намеревался последовать за людьми Диллинджера.

Питта не одолевали дурные предчувствия, он ни секунды не сомневался, что его отец жив. Он не мог объяснить этого даже самому себе, но он чувствовал присутствие сенатора. Их связь с отцом была очень прочной. Они понимали друг друга без слов.

– Мы будем на месте через шесть минут, – с жизнерадостностью, заставившей Питта поежиться, сообщил летчик.

Паренька, похоже, нисколько не волновало то, что он ведет самолет над зазубренными горными вершинами, которые были скрыты от него тьмой. Было видно только, как блестит снежная крупа, бьющаяся о стекло.

– Откуда вы знаете, где мы находимся? – не выдержал Питт.

Летчик – копия Берта Рейнолдса[179] – пожал плечами.

– Все под контролем.

Питт наклонился вперед и взглянул на летчика через плечо. Тот даже не касался панели управления. Он сидел сложа руки и взирая на небольшой экран, выглядевший как дисплей видеоигры. На нижнем краю графического дисплея был виден нос «оспри», а мигающая картинка представляла собой нагромождение гор и долин, проносившихся под ним. В верхнем углу виднелись цифры – расстояния и высоты.

– Обходится без человека, – пробормотал Питт. – Компьютер заменил всех и везде.

– Слава богу, – рассмеялся летчик, – в вопросе взаимоотношения между полами компьютер пока не применяется. – Он протянул руку и нажал какую-то маленькую кнопочку. – Инфракрасные и радарные сканеры считывают информацию с земли, а компьютер преобразовывает ее в трехмерную модель. Я включаю автопилот и, пока самолет кружит между горами, имею возможность обдумывать такие занимательные проблемы, как бюджет США на будущий год или внешнюю политику Государственного департамента.

– Это для меня новость, – криво усмехнулся второй пилот.

– Без нашего маленького электронного гида, – бесстрастно продолжил летчик, – мы бы все еще оставались на земле в Пунта-Аренас, ожидая улучшения погоды. – Со стороны экрана раздался мелодичный звон, и летчик сразу же стал серьезным. – Мы приближаемся к месту посадки. Приготовьтесь.

– Полковник Холлис дат вам инструкции относительно нас?

– Мне приказано оставить вас на горе у шахты. Дальше вам предстоит топать на своих двоих.

Питт взглянул на Финдли:

– Есть проблемы?

Финдли улыбнулся:

– Я знаю эту гору лучше, чем задницу своей жены. Мне здесь знаком каждый пригорок и каждая расселина. Вершина находится километрах в трех от входа в шахту. Спуск – просто легкая прогулка. Я бы мог совершить ее с завязанными глазами.

– Учитывая погоду, – вздохнул Питт, – боюсь, именно это вам и предстоит сделать.

* * *

Когда команда НУМА через грузовой люк выбралась из самолета, рев двигателей «оспри» сменился пронзительными завываниями ветра. Время было дорого, поэтому Питт и его товарищи без лишних слов, лишь помахав пилотам на прощание, спрыгнули в чернильную тьму. Все четверо мужчин были налегке, лишь двое держали в руках небольшие сумки. Пригибаясь под ударами ветра, они направились по каменистому склону к вершине.

Финдли шел первым. Видимость на земле была ничуть не лучше, чем в воздухе. Фонарик в руке Финдли был почти бесполезен. В летящем навстречу снежно-водяном крошеве луч узкой полоской освещал неровную поверхность всего в метре впереди.

Парни из НУМА никоим образом не напоминали элитную команду спецназа. У них не было оружия, – во всяком случае, его не было видно. Да и одеты они были кто во что горазд. На Питте был серый лыжный костюм, на Джордино – темно-синий. Ганн утонул в оранжевом костюме, который был минимум на два размера больше, чем требовалось. Финдли был экипирован как канадский лесоруб, а самой приметной деталью его одежды была толстая шерстяная баскская шапочка, которую он натянул на уши и на лоб почти до самых глаз. Единственное, что было у всех троих одинаково, это лыжные маски с желтыми защитными стеклами.

Скорость ветра достигала двадцати километров в час. Питт решил, что это неприятно, но терпимо. Неровная каменистая поверхность была очень скользкой. Мужчины шли медленно, но все равно постоянно скользили, спотыкались и часто падали.

Каждые несколько минут приходилось стирать мокрый снег, налипавший на маски. Ветер дул в лицо, и очень скоро их одежда спереди стала белой и влажной от снега, а сзади оставалась совершенно сухой.

Финдли шарил по земле лучом фонарика, который вырывал из темноты массивные валуны и редкие уродливые, покрытые снегом кусты. Когда же он ступил на голые камни, а удар ветра едва не свалил его с ног, стало ясно: вершина достигнута.

– Дальше не полезем, – сообщил он, стараясь перекричать вой ветра. – Теперь дорога пойдет вниз.

– Очень жаль, что нельзя взять напрокат санки, – не к месту пошутил Джордино.

Питт стянул перчатку и посмотрел на свои старые часы со светящимся циферблатом. Им уже было много лет, но они его никогда не подводили. Атака была назначена на пять часов утра. Иначе говоря, до нее оставалось двадцать восемь минут. Они опаздывали.

– Давайте поторопимся, – крикнул он. – Я не хочу пропустить вечеринку.

В течение следующих пятнадцати минут они продвигались вперед довольно быстро. Спуск стал более пологим, и Финдли удалось найти тропу, ведущую к шахте. Ближе к подножию чахлая растительность стала гуще, камни – меньше и более рыхлыми, идти стало легче.

К тому же стих ветер и почти прекратился мокрый снег. В облаках, плотно закрывавших небо, появились прорехи, в которых иногда виднелись звезды. Теперь на мир можно было взирать и без защитных очков.

Когда из темноты материализовалась внушительная груда рудных отходов, Финдли почувствовал себя совсем уверенно. Он обошел ее и вывел свой небольшой отряд на узкоколейку, по которой они и направились во мглу.

Он уже было открыл рот, чтобы радостно завопить: «Мы на месте!» – когда его неожиданно прервали. Питт вдруг выскочил вперед, схватил Финдли за воротник и дернул назад так сильно, что у бедолаги земля ушла из-под ног и он со всего размаху шлепнулся на задницу. Он еще падал, когда Питт выхватил у него из руки фонарик и погасил его.

– Какого черта?

– Тихо! – резко выдохнул Питт.

– Ты что-нибудь слышишь? – тихо спросил Ганн.

– Нет, но чувствую знакомый запах.

– Запах чего?

– Барашка. Кто-то жарит на огне баранью ногу.

Все начали усиленно принюхиваться.

– Боже милостивый, ты прав! – оживился Джордино. – Я действительно чувствую запах барашка на гриле.

Питт помог Финдли подняться.

– Кажется, кто-то забрался на вашу территорию.

– Не знаю, кто это, но они зря теряют время. Рудник здесь полностью выработан.

– Не думаю, что они ищут цинк.

Джордино придвинулся к Питту:

– До того как ты погасил фонарик, я видел, как здесь что-то блеснуло. – Он пошарил ногой по снегу сбоку от тропы и наткнулся на нечто твердое. Наклонившись, он поднял находку и, повернувшись так, чтобы стоять к шахте спиной, осветил ее фонариком. – «Шато Марго» тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Должен признать, у этих шахтеров изысканный вкус.

– Странно, – протянул Финдли. – Не знаю, кто здесь, но они пришли сюда не работать.

– Ягненок и бордо могли попасть сюда с «Леди Флэмборо», – заключил Ганн.

– Как далеко мы от того места, где ледник встречается с фьордом? – спросил Питт у Финдли.

– Сам ледник в пятистах метрах к северу отсюда. Стена, выходящая на фьорд, примерно в двух километрах.

– Каким образом вывозили руду?

Финдли махнул рукой в сторону фьорда:

– По узкоколейке. Вагоны шли от шахты к дробилке, а оттуда к причалу, где руду грузили на суда.

– Вы ничего не говорили о причале!

– Так ведь никто не спрашивал. – Финдли недоуменно пожат плечами. – Там маленький погрузочный пирс. Сваи забиты в небольшой бухте чуть в стороне от ледника.

– Примерное расстояние до судна?

– Игрок в дальней части поля, обладающий хорошим ударом, без труда добросит туда мяч.

– Я должен был предвидеть, – сокрушенно прошептал Питт. – Я упустил этот момент, его все упустили.

– О чем вы? – спросил Финдли.

– О вспомогательной команде террористов, – ответил Питт. – Похитителям, находящимся на судне, нужна база для отхода. Они не могли покинуть «Леди Флэмборо» в море, не будучи обнаруженными и схваченными, если в их распоряжении не было подводной лодки, которую невозможно раздобыть без официального участия законного правительства. Заброшенная шахта – идеальное укрытие для вертолетов. А для сообщения с фьордом очень подходит узкоколейка.

– Холлис, – сказал Ганн. – Лучше ему об этом сообщить.

– Никак не можем, – отрапортовал Джордино. – Наш дружелюбный полковник наотрез отказался снабдить нас средствами связи.

– Что же мы можем сделать? – вмешался Ганн.

– Ничего. – Питт устало пожал плечами. – А впрочем, мы можем ему помочь, обнаружив и выведя из строя их вертолеты. Таким образом, террористы окажутся привязанными к своему лагерю в шахте и не смогут помешать Холлису и его команде.

– Их там может быть человек пятьдесят, – запротестовал Финдли, – а нас только четверо.

– Они не приняли мер безопасности, – сказал Ганн. – Кроме того, они не ожидают нападения со стороны необитаемого острова, да еще в шторм.

– Руди прав, – вмешался Джордино. – Если бы они были настороже, нас бы уже обнаружили. Бьюсь об заклад, мы справимся с ублюдками.

– На нашей стороне внезапность, – продолжил Питт. – Если мы будем соблюдать осторожность и не высовываться, можно сделать очень многое.

– А если они нападут на нас? – вопросил Финдли. – Мы закидаем их камнями?

– Я всегда придерживался основного правила бойскаутов, – ответил Питт.

Он и Джордино синхронно опустились на колени и открыли сумки. Джордино начал доставать пуленепробиваемые жилеты, а Питт – оружие.

Клейтону Финдли он дал полуавтоматический дробовик:

– Вы сказали, что когда-то охотились, Клейтон. Тут у меня есть для вас небольшой рождественский подарок. Это называется «Бенелли супер 90».

Глаза Финдли заблестели.

– Мне нравится! – Он провел рукой по стволу. Его пальцы касались металла легко и нежно, словно он гладил бедро любимой женщины. – Да, мне это определенно нравится! – Потом он заметил, что Ганн и Джордино вооружились автоматами «кехлер-кох» с глушителями. – По-моему, все это не продается в магазине металлической галантереи на углу. Где вы раздобыли такие сокровища?

– У спецназовцев, – беспечно поведал Джордино. – Мы позаимствовали оружие, когда Холлис и Диллинджер отвернулись.

Финдли был еще более удивлен, увидев в руках Питта старый пулемет-автомат Томпсона с круглым барабаном.

– Вы, должно быть, увлекаетесь антиквариатом.

– Преклоняюсь перед искусством старых мастеров, – сказал Питт и снова посмотрел на часы. До начата атаки оставалось шесть минут. – Без моей команды не стрелять. Мы не должны мешать нашему доблестному спецназу. У них и так слишком мало шансов на внезапность.

– А как насчет ледника? – спросил Финдли. – Если начнется стрельба, это не вызовет обрушение стены?

– На таком расстоянии – нет, – заверил его Ганн. – Наш огонь на судне будет слышен как отдаленный фейерверк.

– Помните, – вмешался Питт, – мы должны как можно дольше воздерживаться от стрельбы. Наша главная задача – вертолеты.

– Жаль, что у нас нет взрывчатки, – посетовал Джордино.

Питт дал Финдли несколько секунд, чтобы определиться с направлением. Потом геолог кивнул, и группа медленно двинулась вперед, укрываясь за стенами старых, заброшенных домов, стараясь держаться в тени и ступать как можно тише. Шорох шагов по сыпучему гравию заглушался свистом ветра, который возобновился и снова принялся вольготно разгуливать по склону горы.

Здания вокруг шахты в основном были построены из деревянных стоек, покрытых листами гофрированного металла, на котором уже явственно виднелись пятна коррозии. Здесь были и маленькие хибарки, и массивные трех-четырехэтажные строения, стены которых растворялись в окружающем мраке. Только запах жареного ягненка отличал это место от американских городов-призраков.

Финдли резко остановился в тени длинного одноэтажного сооружения и поднял руку, сделав знак, чтобы остальные подошли. Он дважды заглянул за угол, после чего обратился к Питту.

– В нескольких шагах отсюда справа находится здание столовой, – прошептал он. – Я слышу потрескивание, а сквозь плотные шторы пробивается свет.

Джордино втянул носом воздух:

– Они, должно быть, любят, чтобы мясо было хорошо прожарено.

– Часовых видели? – спросил Питт.

– Все вокруг выглядит абсолютно пустынным.

– Где они могли спрятать вертолеты?

– Главная шахта представляет собой вертикальную штольню, уходящую вниз на шесть уровней. Это вряд ли подходящее место для парковки.

– Тогда где?

Финдли показал рукой в сторону. Там не было видно ничего, только кромешная мгла.

– Больше всего места в помещении дробилки. К тому же там имеются сдвижные ворота, используемые для въезда крупногабаритного транспорта. Если снять с вертушек винты, внутри прекрасно поместится три штуки.

– Значит, дробилка – это то, что нам надо, – резюмировал Питт.

Времени совсем не осталось. В любую минуту могла начаться совместная атака Холлиса и Диллинджера. Питт и его товарищи уже почти миновали здание столовой, когда дверь неожиданно отворилась и луч света, с трудом пробившись сквозь темноту и дождь, осветил их ноги. Мужчины замерли, держа оружие наготове.

Фигура, появившаяся в дверном проеме, быстро шагнула за порог, выбросила что-то из тарелки на землю и юркнула обратно. Спустя несколько мгновений Питт и остальные добрались до здания дробилки.

– Как мы можем проникнуть внутрь? – едва слышным шепотом спросил Питт у Финдли.

– Через отверстия в стене проходят конвейерные ленты, по которым руда перемещается непосредственно к дробилке и обратно в вагон в измельченном состоянии. Единственная проблема – они располагаются довольно высоко над нашими головами.

– Внизу есть двери?

– Ворота для крупногабаритного оборудования и главный вход. – Голос Финдли был также едва слышен. – Если я не ошибаюсь, здесь имеется еще лестница, ведущая в офис.

– Дверь в который конечно же закрыта, – добавил Джордино.

– Блестящая догадка, – съязвил Питт. – Ладно, тогда остается главный вход. Никто там внутри не ждет появления незнакомцев. Мы войдем открыто и спокойно, как свои. Никакого внезапного нападения. Просто трое их товарищей возвращаются из столовой.

– Бьюсь об заклад, дверь скрипит, – пробормотал Джордино.

Мужчины не торопясь повернули за угол здания дробилки и беспрепятственно вошли внутрь. Дверь открылась и закрылась совершенно бесшумно.

– Черт бы меня побрал, – прошипел Джордино сквозь стиснутые зубы.

Помещение было огромным. Впрочем, таким оно и должно было быть. В центре располагалась внушительных размеров машина, от которой в разные стороны уходили конвейерные ленты, шланги и электрические кабели. Она была похожа на гигантского осьминога, протянувшего щупальца в поисках добычи. Собственно дробильная установка представляла собой массивный, расположенный горизонтально цилиндр, начиненный стальными шарами разных размеров, которые и превращали руду в порошок.

Вдоль одной стены располагалось танки для флотации. Сюда поступала руда после измельчения. Высоко над головой располагались рабочие помосты для обслуживающего персонала. К ним вели стальные лестницы. С ограждения помостов свисали гирлянды электрических лампочек. В углу натужно пыхтел миниатюрный генератор.

Питт ошибся. Он был уверен, что здесь спрятано два, а может быть, даже три вертолета для эвакуации террористов. В помещении находился только один вертолет, большой британский «вестленд коммандо», несколько устаревшее, но исключительно надежное транспортное средство, предназначенное для перевозки войск и грузов. Он мог вместить тридцать и более пассажиров, согласных путешествовать без особого комфорта. Рядом с ним на высокой стойке стояли двое в военной форме. Они копались в двигателе и были настолько поглощены работой, что не обратили внимания на столь ранних визитеров.

Питт медленно и осторожно двинулся вперед – к центру помещения. Финдли шел справа, Джордино – слева, а Ганн прикрывал тыл. Механики продолжали работать. В это время Питт заметил беспечного охранника, который сидел на перевернутом ящике и, надо полагать, мечтал о чем-то приятном.

Питт сделал знак Джордино и Финдли обойти вертолет с другой стороны и посмотреть, нет ли там других террористов. Охранник, почувствовав дуновение холодного воздуха, вызванное открытием и закрытием двери, обернулся посмотреть, кто пришел.

Питт не спеша направился прямо к охраннику, одетому в черный комбинезон. Лыжная маска на голове у стража была сдвинута на лоб. Приблизившись, Питт приветливо улыбнулся и сделал приветственный жест рукой.

Охранник оторопело воззрился на странного посетителя и что-то спросил по-арабски.

Питт, всем своим видом демонстрируя дружелюбие, пожал плечами и ответил ничего не значащей фразой, которую все равно нельзя было расслышать из-за тарахтения генератора.

Потом охранник сфокусировал взгляд на старом автомате Томпсона. Две секунды, прошедшие между удивлением и тревогой, обошлись ему недешево. Прежде чем он успел схватить оружие, приклад старичка Томпсона уже впечатался ему в лоб как раз под черной лыжной маской.

Питт поймал обмякшее тело, снова усадил его на ящик и прислонил к стене. Может же человек в кои-то веки подремать. Потом он нырнул под фюзеляж вертолета и крадучись направился к механикам. Подойдя к стойке, он, не мудрствуя лукаво, сильно дернул ее на себя.

Механики взлетели в воздух. Они были настолько ошарашены, что даже не успели закричать. Они только раскинули руки в отчаянной попытке ухватиться за воздух и рухнули на твердый деревянный пол. Один сильно ударился головой и сразу лишился сознания. Другой упал на бок, и его правая рука с довольно громким треском сломалась. Вопль боли не успел вырваться из уст поверженного террориста, поскольку его заглушил точный удар прикладом автомата Томпсона в висок.

– Отличная работа, – признал возникший из тени Финдли.

– Стараемся, – скромно ответил Питт.

– Надеюсь, это все?

– Не совсем. У Ала еще четверо за вертушкой.

Финдли осторожно пролез под фюзеляжем и с удивлением уставился на Джордино, вальяжно расположившегося на складном стуле. У его ног лежали четверо террористов, упакованных в спальные мешки.

– У тебя всегда была страсть к аккуратным упаковкам, – сказал Питт.

– А ты любишь пошуметь, – не остался в долгу Джордино. Он ни на секунду не сводил глаз со своих пленников. – Что там был за грохот?

– Два механика неудачно упали со стойки.

– Бывает... Сколько их мы уже уложили?

– Семерых.

– Четверо из них, насколько я понимаю, экипаж вертолета.

– Пилот, второй пилот, два механика... они основательно подготовились.

Финдли показал на одного из механиков:

– Кажется, он приходит в себя.

Питт повесил автомат на плечо.

– Думаю, нам следует на некоторое время лишить их возможности ходить. Окажите мне услугу, Клейтон, свяжите этих людей и заткните им рты. Полагаю, здесь найдутся необходимые средства. Ал, следи за ними. А мы с Руди осмотримся снаружи.

– Мы обеспечим их полную иммобилизацию, – тоном завзятого бюрократа объявил Джордино.

– Вам лучше отнестись к этому посерьезнее, иначе они вас убьют.

Питт сделал знак Ганну, и они быстро сняли верхнюю одежду с двоих пленников. А Питт еще стянул с пребывающего в беспамятстве охранника черный свитер и лыжную маску. Почувствовав запах давно не стиранной одежды, он сморщил нос, но тем не менее надел ее на себя.

Потом они открыто вышли на улицу, не стараясь оставаться незамеченными. Они уверенно зашагали по самому центру дороги, идущей между зданиями. Возле столовой они спрятались в тени и сквозь щель между шторами заглянули в окно.

– Их здесь не меньше дюжины, – прошептал Ганн. – Вооружены до зубов. Непохоже на загородный пикник.

– Чертов Холлис, – в сердцах выругался Питт. – Ну почему он не снабдил нас средствами связи!

– Сейчас все равно уже слишком поздно.

– Поздно?

– На часах пять двенадцать, – ответил Ганн. – Если операция началась по расписанию, Холлис и его команда сейчас уже летят к судну.

Ганн был прав. Но шума вертолетов десантников слышно не было.

– Давай-ка найдем поезд, на котором перевозили руду, – сказал Питт. – Было бы неплохо вывести его из строя. Таким образом мы прервем связь между шахтой и судном.

Ганн кивнул, и они молча двинулись вдоль стены столовой, пригибаясь под окнами и останавливаясь на углах, чтобы осмотреться. Затем они перебежками преодолели открытое пространство, достигли узкоколейки и резво побежали по шпалам.

Питт не отставал от Ганна, но чувствовал, что его охватывает отчаяние. Он изо всех сил стиснул руками автомат, чувствуя, как по спине бегут ручейки холодного пота. Ветер стих, дождь прекратился, и появившиеся звезды быстро таяли в восточной части небосвода.

Что-то пошло неправильно.

55

Холлису казалось, что с момента начала операции прошло уже много часов.

Первый этап прошел без сучка без задоринки. Компактные «голубки», летящие очень низко над изрезанной береговой линией, доставили его команду на маленький остров в устье фьорда. Спуск на воду надувных лодок тоже прошел нормально, но приливно-отливное течение, скорость которого составляла четыре узла, оказалось значительно сильнее, чем ожидал Холлис.

Через десять минут после начала плавания по совершенно непонятной причине заглох бесшумный электромотор на ведущей лодке. Пока люди расчехляли весла и отчаянно гребли, стараясь успеть приблизиться к «Леди Флэмборо» до первых лучей рассвета, ценное время было упущено.

Ситуация еще более осложнилась из-за сбоя связи. К своему полнейшему смятению, Холлис не смог связаться ни с Диллинджером, ни с кем бы то ни было из его людей. У него не было способа узнать, попал ли Диллинджер на судно или же вместе со своей командой сгинул на леднике.

Холлис ожесточенно работал веслами и с каждым гребком поминал недобрым словом подлый мотор, течение и Диллинджера. Его продуманный, составленный с точностью до минуты план полетел ко всем чертям. В назначенное время атака не началась, и Холлис не мог рисковать, отменив ее вообще.

Он надеялся только на морозную дымку. Финдли описал ее весьма точно. Она курилась вокруг маленьких лодок и сидящих в них людей, окутывая их защитным одеялом.

Туман и темнота ограничивали видимость всего лишь несколькими метрами. Холлис направлял лодку и наблюдал за своим небольшим флотом через инфракрасный прибор ночного видения. Лодки двигались плотной группой и не удалялись друг от друга дальше чем на три метра. При таком расстоянии, если одна из них сбивалась с курса, ее легко можно было направить в нужном направлении с помощью миниатюрной рации.

Он направил прибор ночного видения в сторону «Леди Флэмборо». Изящное судно выглядело как нелепая ледяная скульптура, плавающая перед потрескавшейся фарфоровой стенкой некой античной ванны. По прикидкам Холлиса, до судна оставалось еще около километра.

Вдоволь наигравшись со своей жертвой, течение неожиданно начало ослабевать, и его скорость очень быстро снизилась до одного узла. Но только облегчение пришло слишком поздно. Холлис видел, как устали его люди от долгой энергичной гребли. Его люди были хорошо тренированы и находились в прекрасной физической форме. Их четкими, отточенными движениями можно было бы залюбоваться, если бы Холлис не видел наметанным глазом, что каждое движение веслами уже дается им с трудом.

Да и стелющийся по воде туман начал таять. Холлис понял, что, если и дальше туман будет рассеиваться с такой скоростью, лодки уже через несколько минут превратятся в отличные мишени. Его уверенность таяла вместе с морозной дымкой. Он посмотрел вверх. Через разрывы в мутной пелене было видно, что небо быстро светлеет, становясь из черного голубым.

Лодки находились в самой середине фьорда. Ближайший берег, способный обеспечить хотя бы какое-то подобие укрытия, находился на полкилометра дальше, чем «Леди Флэмборо».

– Поднатужьтесь, ребята, – сказал он. – Мы на финишной прямой. Осталось совсем немного.

Усталые гребцы, очевидно почувствовав второе дыхание, увеличили длину и скорость гребков. Холлису казалось, что лодки летят над водой. Он отложил в сторону прибор ночного видения и сам приналег на весла.

Но где Диллинджер? Что случилось с десантниками на леднике? Не думать об этом Холлис не мог.

* * *

Диллинджер быстро почувствовал, что предстоящая ему прогулка по леднику далека от увеселительной. Он представлял себе ситуацию еще более смутно, чем его начальник. Сразу после прыжка с С-140 парашютистов разбросало во все стороны сильным ветром, к тому же постоянно меняющем направление.

Оказавшись в воздухе, Диллинджер начал оглядываться, чтобы увидеть, как справляются его люди. У каждого был маленький фонарик, горевший синим светом, но при таком сильном мокром снеге эта мера предосторожности оказалась бесполезной. Как только парашют раскрылся, Диллинджер потерял из виду даже тех своих людей, которые были совсем близко.

Он потянулся вниз и нажал кнопку на маленькой черной коробочке, закрепленной на ноге. Потом заговорил в микрофон передающего устройства.

– Это майор Диллинджер. Нам предстоит семикилометровое скольжение, поэтому старайтесь держаться ближе ко мне. После приземления двигайтесь ко мне.

– Нам очень повезет, если мы попадем на остров в этой гнусной жиже, – послышался чей-то недовольный голос.

– Прекратить разговорчики в эфире! – прикрикнул Диллинджер. – Радио использовать только в случае крайней необходимости.

Он взглянул вниз и не увидел ничего, кроме тюка со снаряжением для выживания и оружием, болтающегося на двухметровом канате под его снаряжением. Направление он определил по специальному прибору, являющемуся комбинацией компаса и альтиметра и закрепленному у него на лбу как зеркало у врача-отоларинголога.

Не имея наземных ориентиров и огней, заранее установленных в зоне приземления – такую роскошь нельзя было себе позволить, слишком велик был риск предупредить тем самым террористов о своем прибытии, – Диллинджеру приходилось лететь в полном смысле наугад, а угол скольжения и расстояние прикидывать на глазок.

Он опасался, что в таких условиях может пролететь край ледника и оказаться во фьорде. Поэтому он принял меры, чтобы ускорить приземление, и перестарался – можно было скользить в воздухе еще километр.

Из темноты материализовался ледник, и Диллинджер увидел, что спускается прямо над трещиной. Неожиданный боковой порыв ветра подхватил квадратное полотнище его парашюта и начал раскачивать. Диллинджер начал работать стропами, чтобы унять качку, и приземлился на ноги в двух метрах от ледяного разлома. Тюк со снаряжением оказался на самом краю трещины.

Освободившись от парашюта, он оставил его на льду. Не было времени скатывать его или прятать для обеспечения отхода. Налогоплательщикам придется пережить потерянный парашют.

– Это Диллинджер. Я внизу. Идите на меня.

Он вытащил из недр кармана пластиковый свисток и принялся дуть в него каждые десять секунд, поворачиваясь в разные стороны. В течение первых нескольких минут никто не появился.

Потом люди начали собираться. Их довольно сильно разбросало ветром, а продвижение по неровной поверхности ледника оказалось процессом куда более медленным, чем мог предположить Диллинджер.

Постепенно подошли все. У одного из десантников был перелом плеча, другой вывихнул лодыжку. Сержант держался за запястье, которое, как подозревал Диллинджер, тоже было сломано, но вел себя так, словно слегка поцарапался. А он был слишком необходим Диллинджеру, чтобы тот мог списать его со счетов.

Командир обратился к раненым бойцам:

– Вы не сможете успеть за остальными, но идите строго по нашему следу, чтобы не сбиться с пути. – Потом он повернулся к сержанту Джеку Фостеру: – Готовься, сержант. Дальше пойдем в связке. Я буду ведущим.

Фостер кивнул и приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей – проверять готовность людей.

Передвижение по покрытой предательскими трещинами поверхности ледника никак нельзя было назвать приятной прогулкой. Диллинджер не боялся свалиться в трещину. Канат вокруг его пояса был привязан к такому количеству плоти и мускулов, которое способно было сдвинуть с места саму «Леди Флэнборо». Дважды он останавливался, чтобы проверить направление, после чего движение возобновлялось.

Десантники переползали через зазубренные ледяные хребты, а одна широкая трещина едва не сорвала всю операцию. Семь минут ушло на то, чтобы перебросить ледяную кошку на другую сторону, а потом самый легкий парень из команды переправился через разлом по канату на руках, чтобы убедиться, что кошка надежно закреплена. Еще десять минут потратили на переправу.

Диллинджер очень беспокоился. Его команда потеряла двоих человек, и они все больше выбивались из графика. Он вспомнил, что гневно отверг совет Джордино удвоить время на движение по леднику, и горько пожалел, что не принял его.

Он горячо молился о том, чтобы команда пловцов не прибыла раньше и не заледенела в воде у борта «Леди Флэмборо». Он периодически пытался связаться с Холлисом и сообщить полковнику о тяжелой ситуации, но ответа ни разу не получил. Небо впереди заметно посветлело – занимался рассвет. Появилась возможность рассмотреть окружающий пейзаж. Поверхность ледника была совершенно пустынна. Местность вокруг казалась пугающе странной, в ней было нечто чуждое человеческой природе. Диллинджер увидел впереди слабое мерцание фьорда и неожиданно понял, почему отсутствовала связь.

* * *

Холлис теперь отчетливо видел судно невооруженным глазом. И если кто-нибудь из террористов с хорошим зрением в эту минуту смотрел в нужном направлении, он наверняка видел силуэты надувных лодок на фоне темно-серой поверхности воды. Расстояние между судном и лодками неумолимо сокращалось, и Холлис помимо воли затаил дыхание.

Несмотря ни на что, Холлис не прекращал попыток связаться с Диллинджером:

– «Акула», пожалуйста, ответьте «Соколу».

Он как раз собрался сделать сотую попытку, когда услышат в наушниках голос Диллинджера:

– «Сокол» слушает.

– Вы опоздали, – прошипел Холлис – И почему вы не отвечали на мои вызовы?

– Только сейчас вошли в зону. Мы находились вне пределов горизонтальной видимости. Наши сигналы не могли проникнуть сквозь стену льда.

– Вы на месте?

– Нет, – спокойно сообщил Диллинджер. – Мы попали в деликатную ситуацию, и потребуется время, чтобы ее исправить.

– Какую ситуацию вы называете деликатной?

– Цепь взрывчатых зарядов в ледяной трещине, тянущейся вдоль края ледника. Они полностью готовы ко взрыву по радиосигналу.

– Сколько времени уйдет на разминирование?

– Только на то, чтобы все их обнаружить, потребуется не меньше часа.

– У вас есть пять минут, – быстро сказал Холлис – Больше ждать нельзя, иначе мы здесь погибнем.

– Мы все погибнем, если ледяная стена рухнет на судно.

– Будем надеяться на внезапность и на то, что террористы не успеют взорвать заряды. Поторопитесь. Мои лодки могут быть обнаружены в любую минуту.

– Я уже вас вижу.

– Вы идете первыми, – приказал Холлис – Уже светает, и, чтобы попасть на судно, нам необходимо, чтобы кто-то отвлек внимание террористов.

– Встретимся на прогулочной палубе и выпьем по коктейлю, – сказал Диллинджер.

– Я оплачу счет, – ответил Холлис – Удачи!

* * *

Ибн-Тельмук их увидел.

Он стоял на старом пирсе, с которого раньше грузили руду. Рядом с ним находились Аммар, четверо заложников и двадцать террористов-египтян. Он смотрел в бинокль на фигуры в черном, выскакивающие на край ледника. Он видел, как они сбрасывают канаты, рассекают пластиковый покров и исчезают под ним.

Ибн-Тельмук опустил бинокль ниже и сфокусировал его на надувных лодках, подошедших к корпусу судна. Не веря своим глазам, он наблюдал, как они забрасывают на борт крюки и по канатам забираются на главную палубу.

– Кто они? – спросил стоявший рядом Аммар. Он тоже смотрел в бинокль.

– Точно сказать не могу, Сулейман Азиз. Похоже на какую-то элитную команду. Я не слышал ни одного выстрела. Их оружие, судя по всему, снабжено очень мощными глушителями. Насколько я могу судить, это далеко не дилетанты.

– Я тоже так думаю. Ни Язид, ни Топильцин не могли найти хороших профессионалов так быстро.

– Полагаю, это американский спецназ.

Аммар кивнул:

– Скорее всего, ты прав. Но как, ради аллаха, они смогли отыскать нас так быстро?

– Мы должны убраться отсюда, пока не прибыла их группа поддержки.

– Ты уже сообщил, чтобы за нами выслали поезд?

– Он вот-вот прибудет и отвезет нас на рудник.

– Что это? – спросил президент Де Лоренцо. – Что происходит?

Аммар отмахнулся от мексиканского президента. Его голос впервые дрогнул – террориста охватило дурное предчувствие.

– Мы исключительно вовремя покинули судно. Нападающие понятия не имеют о том, что мы находимся здесь.

– Через тридцать минут остров будет наводнен американскими военными, – спокойно проговорил сенатор Питт. – Вероятно, вам предложат сдаться.

Аммар резко обернулся и злобно уставился на сенатора:

– Не думаю, сенатор. Кстати, вы совершенно напрасно надеетесь, что сюда явится кавалерия и выручит вас. Но если она здесь и появится, спасать уже будет некого.

– Почему же вы неубили нас на судне? – храбро спросила Гала.

Губы Аммара скривились в отвратительной улыбке, и он не снизошел до ответа женщине. Вместо этого он кивнул Ибн-Тельмуку:

– Взрывай заряды!

– Какие заряды? – спросил сенатор. – О чем вы говорите?

– Мы говорим о тех зарядах, – любезно объяснил Аммар, – которые мы заложили в трещине за стеной ледника. Ибн-Тельмук, поторопись, пожалуйста.

Сохраняя абсолютное бесстрастие, тот достал из кармана куртки радиопередатчик и направил его в сторону ледника.

– Ради всего святого! – взмолился сенатор. – Не делайте этого!

Ибн-Тельмук вопросительно взглянул на Аммара.

– На судне сотни людей, – сказал президент Хасан, не в силах скрыть ужас, – у вас нет никаких причин их убивать!

– Я не должен ни перед кем оправдываться.

– За ваши зверства ответит Язид, – проговорила Гала, едва сдерживая ярость.

– Спасибо, что напомнили. – Аммар улыбнулся и слегка поклонился, в то время как на лице Галы отразилось удивление и непонимание. – Вы, сами того не подозревая, облегчили мне принятие решения. Хватить тянуть, действуй.

Не слушая протестов заложников, Ибн-Тельмук включил передатчик и нажал кнопку, приводящую в действие детонаторы.

56

Взрыв прозвучал как глухой, отдаленный удар грома. Ледник угрожающе затрещал. Но больше ничего не произошло. Ледяная масса осталась на месте, незыблемая, как и раньше.

Заряды должны были сдетонировать в восьми разных местах внутри трещины, но майор Диллинджер и его люди сумели найти и обезвредить все заряды, кроме одного.

Взрыв произошел как раз в тот момент, когда Питт и Танн осторожно приближались к двоим террористам, разжигавшим топку старенького паровоза, раньше таскавшего поезда с рудой. Террористы на мгновение прервали работу, прислушались, обменялись несколькими фразами по-арабски и снова вернулись к делу.

– Чем бы ни был вызван этот взрыв, – прошептал Ганн, – он не был неожиданным для этих парней. Они его явно ждали.

– Похоже, взрыв был небольшой силы, – так же тихо ответил Питт.

– Определенно одно: ледник не сдвинулся. Мы бы почувствовали.

Питт молча рассматривал маленький локомотив, к которому был прицеплен угольный тендер и пять вагонов. Такие часто использовали на плантациях, промышленных предприятиях и при разработке полезных ископаемых. Небольших размеров, но крепкий и очень надежный, с высокой трубой и круглыми окошками, он был похож на паровозик из мультфильма. Он мерно пыхтел и был готов тронуться в путь.

– Давай устроим машинисту и кочегару хорошие проводы, – едва слышно шепнул Питт. – Они хорошо поработали и заслужили это.

Ганн с сомнением взглянул на Питта, потом озадаченно потряс головой, пригнулся и побежал в конец состава. Мужчины разделились и начали приближаться к кабине машиниста с разных сторон. В кабине было очень светло – ее освещало пламя из открытой топки. Питт поднял руку, призывая Ганна подождать.

Араб, выполнявший функции машиниста, был занят. Он деловито поворачивал выключатели и следил за датчиками давления пара в системах. Второй лениво подбрасывал лопатой уголь в топку. Отправив очередную порцию в яростно гудящее пламя, он вытер пот с лица и с помощью лопаты захлопнул дверцу. Кабина погрузилась в полутьму.

Питт показал Ганну на машиниста. Ганн махнул рукой, показывая, что все понял, ухватился за поручни и запрыгнул в кабину.

Но Питт все же оказался в ней первым. Он спокойно подошел к кочегару и очень приветливо сказал:

– Хороший день, не правда ли?

Прежде чем совершенно сбитый с толку араб сообразил, что происходит, Питт спокойно взял у него из рук лопату и стукнул черенком по голове.

Машинист повернулся навстречу Ганну и получил сильный удар в челюсть увесистым глушителем, надетым на короткое дуло «кехлера-коха». Араб рухнул как подкошенный.

Пока Ганн стоял на стреме, чтобы не пропустить приближение врагов, Питт установил потерявших сознание террористов так, что они наполовину свешивались из боковых окон кабины. Потом он принялся с интересом изучать хитросплетение труб, рычагов, кнопок и переключателей.

– У тебя ничего не получится, – с большим сомнением заявил Ганн.

– Между прочим, – возмутился Питт, – я умею запускать и вести «Стенли Стимер».

– А что это такое?

– Очень старый автомобиль, один из первых, – ответил Питт. – Открой-ка топку, мне нужен свет, чтобы видеть показания датчиков.

Ганн сделал то, что его просили, и принялся греть руки у открытого огня.

– Тебе лучше поторопиться, – сказал он, – а то мы тут поджаримся.

Питт потянул длинный рычаг, и паровозик слегка дернулся вперед.

– Понятно, это тормоз. Думаю, я понял, какой переключатель для чего. Когда мы проедем мимо дробилки, прыгай и сразу укройся внутри.

– А что будет с поездом?

– Экспресс «Пушечное ядро», – ухмыльнулся Питт, – проследует без остановок.

Питт подвинул рычаг хода, открыл дроссельную заслонку, и локомотив медленно, словно неуверенно, дернулся вперед под аккомпанемент клацающих вагонов. Рычаг дроссельной заслонки он передвинул до упора. Ведущие колеса несколько раз провернулись, прежде чем вошли в сцепление со ржавыми рельсами. Поезд покатился вперед.

Паровозик, набирая скорость, пропыхтел мимо здания столовой. Открылась дверь, и вышел один из террористов. Он поднял руку в приветственном жесте, но тут же отпрянул, заметив свесившиеся из окон тела. Очень быстро, словно растаяв в воздухе, он скрылся внутри здания, громко выкрикивая что-то по-арабски. Питт и Ганн выпустили по автоматной очереди по двери и окнам здания, а паровозик вез их дальше к дробилке. Питт посмотрел на несущуюся назад землю и прикинул, что скорость паровозика где-то между пятнадцатью и двадцатью километрами в час.

Питт потянул на себя рычаг подачи гудка и привязал его, оторвав от своей лыжной куртки завязку. Рвущийся через медный свисток пар резал воздух как бритва.

– Приготовься прыгать! – крикнул он Ганну.

Ганн не ответил. Он взирал на мелькающую внизу насыпь, словно собирался прыгать с реактивного самолета.

– Пошел! – крикнул Питт.

Они коснулись земли и побежали, спотыкаясь, скользя, но все же удерживаясь на ногах. Не было времени ни сомневаться, ни даже перевести дыхание. Они бежали вдоль поезда к двери дробилки, подбежав к которой оба синхронно споткнулись о порог, влетели в помещение и приземлились на пол.

Первым, кого увидел Питт, был возвышающийся над ним Джордино, держащий наготове автомат.

– Я видел, как вас выбрасывали из пивнушки, – мрачно сообщил он, – но впервые наблюдаю, как вас сбросили с поезда.

– Это небольшая потеря, – беззаботно сказал Питт, с трудом поднимаясь на ноги, – там все равно не было мягкого вагона.

– Мы слышали огонь. Это вы или они?

– Мы.

– Были попутчики?

– Как взбесившиеся осы из разоренного гнезда, – ответил Питт. – У нас осталось немного времени, чтобы подготовиться к осаде.

– Им лучше стрелять поосторожнее, иначе их вертолет может сломаться.

– Мы максимально используем это преимущество.

Финдли как раз закончил связывать охранника и механиков, находившихся в самом центре зала.

– Куда их?

– Оставьте там, где они есть. Они там в такой же безопасности, как в любом другом месте, – ответил Питт. Он внимательно оглядел интерьер помещения, в середине которого находилась дробильная установка. – Ал, ты и Финдли, возьмите всю мебель или оборудование, которое сможете сдвинуть с места, и превратите дробильную установку в форт. Руди и я задержим террористов сколько сможем.

– Форт в форте, – сказал Финдли.

– Для обороны здания такой величины необходимо не меньше двадцати человек, – объяснил Питт. – У террористов есть единственная надежда получить свой вертолет в целости – это взорвать главный вход и всем скопом ворваться внутрь. Мы подстрелим из окон скольких сможем, а потом отступим в сооруженный вами форт. Это будет последний рубеж обороны.

Финдли и Джордино, не теряя времени, приступили к возведению укрепления, а Питт и Ганн заняли места возле окон в противоположных углах здания. Солнце уже осветило первыми лучами склон горы. Наступил день.

Питт очень беспокоился. Они могли не дать уйти арабам, которые быстро окружали здание, но, если террористам на судне удастся справиться со спецназовцами и они придут на помощь, у его до смешного маленького отряда не будет никаких шансов.

Он посмотрел в окно на паровозик, совершающий свой последний путь. Он продолжал набирать скорость. Из-под колес летели искры, за трубой тянулся длинный шлейф темного дыма. Вагоны раскачивались и подпрыгивали на узких рельсах. Пронзительный свист гудка превратился в жалобный стон мечущейся в аду души. Прошло несколько минут – и паровозик исчез вдали.

57

Осознав, что стена ледника устояла, Аммар едва справился с гневом и разочарованием. Он резко повернулся к Ибн-Тельмуку.

– Что произошло? – требовательно вопросил он дрожащим от ярости голосом. – Мы должны были услышать несколько взрывов.

Лицо Ибн-Тельмука оставалось бесстрастным.

– Ты меня хорошо знаешь, Сулейман Азиз. В таких делах я не допускаю ошибок. Заряды должны были сдетонировать. Должно быть, спецназовцы, которых мы видели на леднике, нашли и обезвредили их.

Аммар трагично воздел к небу руки и снова уронил их. Его губы скривились в зловещей улыбке.

– Еще не все потеряно. Мы заставим ледник рухнуть на судно. Когда наш вертолет взлетит, мы пролетим над ледником и забросаем его ручными гранатами.

Ибн-Тельмук тоже улыбнулся.

– Аллах не покинул нас, – благоговейно сказал он. – Не забывай, мы находимся на берегу в полной безопасности, а мексиканцы сейчас сражаются на судне с американцами.

– Ты прав, мой старый друг, мы в неоплатном долгу у Аллаха за наше своевременное бегство. – Он бросил презрительный взгляд в сторону судна. – Посмотрим, как ацтекские боги помогут капитану Мачадо.

– Он был с большими причудами, этот... – Неожиданно Ибн-Тельмук замолчал и прислушался. – Я слышу стрельбу со стороны рудника.

Аммар тоже замер, но услышал нечто другое – далекий звук гудка. Звук был постоянным и быстро становился громче. Потом вдали появился дымок. Аммар недоуменно уставился на поезд, который на высокой скорости слетел с горы и, едва не опрокидываясь на поворотах, выскочил на финишную прямую, ведущую к причалу.

– Что эти идиоты делают? – вскричал Аммар, оторопело глядя, как поезд, не снижая скорости, несется к причалу, оглашая окрестности пронзительным воплем гудка.

Ни террористы, ни заложники не были подготовлены к невероятному зрелищу, развертывающемуся перед их глазами. Они замерли в оцепенении, следя за надвигающимся на них многотонным монстром.

– Спаси нас, Аллах! – прохрипел кто-то.

– Сам спасайся! – выкрикнул Ибн-Тельмук, первым пришедший в себя. Он заметался меж людьми, прогоняя их с рельсов. Начался форменный бедлам. Люди прыгали с узкоколейки и разбегались в стороны, а состав вагонов, ведомый локомотивом, двигатель которого уже давно пошел вразнос, вылетел на пирс.

Деревянные сваи и не слишком прочное покрытие содрогнулись от мощного напора. Последний вагон сошел с рельсов, но продолжат волочиться следом за составом, как капризный ребенок, которого тащит за ухо строгая няня. Стальные колеса грохотали по рельсам, высекая тучи искр. Потом колея закончилась – и паровозик, увлекая за собой вагоны, воспарил в воздух.

Поезд, казалось, целую минуту летел по воздуху, после чего нырнул в темную воду фьорда. По счастливой случайности котел не взорвался, когда его перегревшиеся стенки соприкоснулись с ледяной водой. Паровозик исчез в глубине, оставив после себя лишь облако пара. За ним последовали вагоны, огласив окрестности скрежетом и треском сминаемого металла.

Аммар и Ибн-Тельмук подскочили к краю пирса и беспомощно уставились на пузыри и пар, поднимающиеся из воды.

– Из окон свисали тела наших людей, – сказал Аммар. – Ты их видел?

– Да, Сулейман Азиз.

– А минуту назад мы слышали стрельбу! – воскликнул Аммар. – Наши люди на шахте, должно быть, тоже подверглись атаке. И все же у нас есть шанс уйти, если мы поторопимся и поможем им не допустить повреждения вертолета.

Аммар отдал приказ одному из своих людей привести пленников и быстро, почти бегом, устремился вдоль узкоколейки в сторону шахты. Остальные террористы потянулись за ним.

Аммар был в смятении. Впервые в жизни он почувствовал страх. Если вертолет уничтожен, им не удастся спастись. На безжизненном, пустынном острове спрятаться негде. Спецназовцы перестреляют их по одному, а может быть, не станут возиться и бросят их умирать от голода и холода.

А ведь Аммару во что бы то ни стало нужно было выжить. У него появилась в жизни цель – убить Язида и найти того хитроумного дьявола, который пробрался на остров Санта-Инес и разрушил его замечательный план.

Звуки боя стати слышнее. Аммар задыхался – как-никак идти приходилось в гору, но он, стиснув зубы, ускорил шаг.

Капитан Мачадо услышал приглушенный звук взрыва на леднике, находясь в штурманской рубке. Он на мгновение замер, но больше ничего не услышал, кроме громкого тиканья часов, висевших над окном рубки.

Внезапно он побледнел. Ледник! Он может вот-вот рухнуть.

Мачадо поспешил в радиорубку. Один из его людей молча смотрел на телетайп.

Он вопросительно взглянул на вошедшего Мачадо:

– Мне показалось, я слышал взрыв.

Страшное подозрение заставило мексиканского капитана внутренне содрогнуться.

– Ты видел египетского радиста?

– Я никого из них не видел.

– Здесь вообще не было арабов?

– Во всяком случае, в течение последнего часа сюда никто не заходил. Я никого не видел, с тех пор как ушел из салона и заступил на вахту. Арабы, наверное, охраняют пленных и патрулируют открытые палубы. Они сами вызвались этим заниматься.

Мачадо задумчиво уставился на пустой стул радиста:

– Может быть, они не так глупы, как я думал.

Он подошел к окну перед штурвалом и заглянул в прорези в пластике, сделанные специально для обзора. Уже рассвело и он отчетливо видел всю носовую часть судна.

Его взгляд наткнулся на широкие прорехи в пластике. А канаты, тянущиеся с вершины ледника прямо в прорехи, он заметил слишком поздно. И объявить по судовому радио тревогу он уже не успел.

Он бросился к микрофону, но остановился, увидев в дверном проеме человека.

Человек был одет в черное, даже руки и некоторые части лица, видневшиеся под лыжной маской, были черными. На шее у него висели очки для ночного видения. На нем был массивный пуленепробиваемый жилет с несколькими карманами и зажимами, на которых висели осколочные и шумовые гранаты, несколько грозного вида ножей и разные другие приспособления для убийства.

Взгляд, которым его одарил Мачадо, был далек от дружелюбия.

– Кто ты? – спросил он, отлично понимая, что смотрит в лицо собственной смерти.

Молниеносным движением он выхватил из наплечной кобуры девятимиллиметровый автоматический пистолет и выстрелил.

Стрелял Мачадо хорошо. Он попал непрошеному гостю точно в центр груди.

Старые пуленепробиваемые жилеты плохо защищали, поэтому сила удара могла сломать ребра и даже остановить сердце. Жилеты, которые носили американские спецназовцы, были самой современной конструкции и способны были распределить силу удара так, что на теле оставался только небольшой синяк.

Диллинджер слегка отпрянул назад и в следующую секунду нажал на спусковой крючок своего «кехлера-коха».

На Мачадо тоже был бронежилет, но старой модели. Выпущенные Диллинджером пули легко проделали в нем отверстия и прошили грудную клетку мексиканца. Его спина на мгновение выгнулась, словно натянутый лук, потом он рухнул на палубу, попутно повалив капитанский стул.

Мексиканский охранник рванулся в сторону, поднял руки и завопил:

– Не стреляйте! Я не вооружен!

Еще одна пуля Диллинджера, попавшая ему в горло, оборвала отчаянный вопль террориста. Он рухнул на нактоуз[180] компаса и повис на нем как старая тряпичная кукла.

– Не двигаться, буду стрелять, – с некоторым опозданием сказал Диллинджер.

Сержант Фостер обошел майора и посмотрел на мертвого террориста:

– Он мертв, сэр.

– Я предупреждал его, – небрежно сказал Диллинджер и вставил новую обойму.

Фостер поддел ногой тело и сбросил его на палубу. Из недр одежды террориста выскользнул длинный нож и со стуком упал на пол.

– Интуиция, майор? – полюбопытствовал сержант.

– Я никогда не доверяю человеку, утверждающему, что он не вооружен.

Неожиданно Диллинджер остановился и прислушался:

– Что за черт?

– Если бы это было лет за тридцать до моего рождения, я бы сказал, что это гудок паровоза.

– Похоже, он спускается с горы от старой шахты.

– Я считал, что она давно заброшена.

– Там должны были ждать окончания операции люди из НУМА.

– Зачем они вернули к жизни старый локомотив?

– Понятия не имею! – Диллинджер секунду помедлил, после чего неуверенно проговорил: – Если только... если только они не хотят что-то нам сообщить.

* * *

Взрыв на леднике застал Холлиса и его команду в салоне. Только что завершилась ожесточенная перестрелка.

Пловцы прорезали отверстие в пластике и обнаружили узкий проход между фальшивыми контейнерами. Они бесшумно проникли в пустой бар и гостиную рядом с пассажирским салоном, разделились, взяли под контроль трап и два лифта и внезапно напали на мексиканских террористов Мачадо.

Все, кроме одного террориста, лежали на полу. Только один стоял на том же месте, где его настигла пуля. Потом его тело обмякло и опустилось на пол, испачкав кровью светлый ворс ковра.

Холлис и его люди двигались осторожно, обходя и переступая через тела. Вызванное взрывом сотрясение прокатилось по судну, заставив зазвенеть уцелевшие бутылки в баре.

Спецназовцы тревожно переглянулись, но не дрогнули.

– Должно быть, команда майора Диллинджера не нашла один заряд, – спокойно сообщил Холлис.

– Здесь нет заложников, – сказал один из бойцов. – Только террористы.

Холлис внимательно всмотрелся в безжизненные лица. Ни один из погибших не был похож на выходца с Ближнего Востока. Это, должно быть, команда «Генерала Браво», подумал Холлис.

Он отвернулся, достал из кармана подробный план «Леди Флэмборо» и уже в который раз начат внимательно изучать. Одновременно он проговорил в микрофон:

– Майор, доложите обстановку.

– Пока встретили только легкое сопротивление четверых террористов. Заняли мостик и освободили около ста членов судовой команды, которые были заперты в багажном трюме. Сожалею, что мы не нашли все заряды.

– Отличная работа. Вы сделали достаточно, чтобы не дать стене ледника расколоться. Я направляюсь в каюты, чтобы освободить пассажиров. Пусть механики вернутся в машинное отделение и восстановят энергоснабжение судна. Мы не должны оставаться под ледяным утесом ни минуты дольше, чем это необходимо. Мы вывели из строя шестнадцать террористов, все латиносы. На судне должно быть еще двадцать арабов.

– Они могут быть на берегу, сэр.

– Почему вы так считаете?

– Пару минут назад мы слышали гудок паровоза. Я приказал одному из своих людей забраться на радарную мачту и посмотреть, что происходит на берегу. Он видел поезд, катящийся с горы как взбесившийся шар для боулинга. Этот поезд свалился с пирса, на котором стояло две дюжины террористов.

– Забудьте пока об этом. Сначала мы спасем заложников и обеспечим безопасность судна, а уж потом разберемся, что происходит на берегу.

– Понял.

Холлис провел своих людей по просторной лестнице наверх, в холл, разделявший каюты пассажиров. Они двигались совершенно бесшумно. Неожиданно заработал лифт, и бойцы замерли в ожидании. Из-под палубы медленно выплыл пассажирский лифт, дверь отворилась, и из него спокойно вышел террорист, не ведавший о том, что остался в одиночестве. Он открыл рот, но не успел издать ни одного звука, получив сильный удар в голову дулом автомата.

Невероятно, но никакой охраны у кают не было. Бойцы начали врываться в каюты и нашли там египетских и мексиканских советников и представителей администрации президентов обеих стран, но никаких признаков ни Хасан, ни Де Лоренцо обнаружено не было.

Холлис выбил последнюю дверь и оказался лицом к лицу с пятью моряками в офицерской форме. Один из них сделал шаг вперед и сказал с явным презрением в голосе:

– Вы могли ее открыть, воспользовавшись дверной ручкой.

– Вы капитан Оливер Коллинз?

– Да, я капитан Оливер Коллинз, если вы до сих пор этого не знали.

– Извините за сломанную дверь. Я полковник Мортон Холлис, силы специального назначения.

– Великий боже, американец! – воскликнул старший помощник Фини.

Лицо Коллинза просветлело, он почти бегом бросился вперед и принялся изо всех сил трясти руку Холлиса.

– Бога ради, простите, полковник. Я подумал, что вы один из бандитов. Знали бы вы, как все мы рады вас видеть.

– Сколько на борту террористов? – спросил Холлис.

– После появления команды «Генерала Браво» около сорока человек.

На лице Коллинза отразилась мука. Он был очень изнурен, но тем не менее продолжал держаться очень прямо.

– Вы освободили президентов, сенатора Питта и мисс Камиль?

– Нет, мы их не нашли.

Коллинз оттолкнул его в сторону и бросился к двери:

– Они занимали апартаменты напротив!

Холлис удивленно отступил и проговорил ему в спину:

– Там никого нет! Мы уже обыскали эту палубу.

Коллинз вбежал в пустую каюту, но увидел только смятую постель и обычный легкий беспорядок, остающийся после пассажиров. Он был настолько потрясен, что даже ссутулился. Таким его еще никто и никогда не видел.

– Они забрали их с собой.

Холлис проговорил в микрофон:

– Майор Диллинджер!

Ответ майора раздался через пять секунд:

– Да, полковник. Мы продолжаем зачистку.

– Были контакты с противником?

– Нет, во всяком случае пока нет.

– Около двадцати террористов и ВИП-пассажиры пока не найдены. Они могут быть на судне?

– Нет.

– Ладно, заканчивайте работать, и пусть механики отводят судно подальше от ледника во фьорд.

– Не получится, – ответил Диллинджер.

– Проблемы?

– Террористы славно похозяйничали в машинном отделении. Здесь разбито все, что можно было разбить. Потребуется не меньше недели, чтобы вернуть судно к жизни.

– Вы хотите сказать, что двигатели и генератор запустить нельзя?

– Мне очень жаль, полковник, но с этими двигателями мы далеко не уедим. И генераторы все разбиты, даже вспомогательные.

– Тогда придется высадить пассажиров в спасательные шлюпки.

– И с этим проблемы, капитан. Мы имеем дело с настоящими изуверами. Спасательные шлюпки выведены из строя все до единой.

Доклад Диллинджера был прерван глухим грохотом, идущим со стороны ледника. Он прокатился по судну как барабанная дробь. На этот раз вибрации не было, только леденящее душу громыхание. Звук длился около минуты, потом стих.

И полковник Холлис, и капитан Коллинз были людьми отважными, этот факт никто бы не стал предавать сомнению, однако у обоих в глазах появился страх.

– Ледник готовится к отделению очередного айсберга, – мрачно сообщил Коллинз. – Наша единственная надежда – перерубить якорные цепи и молиться, чтобы течение вынесло нас во фьорд.

– Поверьте мне, на протяжении следующих восьми часов отлива не будет, – сказал Холлис – К сожалению, я это точно знаю.

– Вы просто добрый вестник, полковник.

– Звучит не слишком обнадеживающе, я понимаю.

– Не слишком обнадеживающе? – возмутился Коллинз. – И это все, что вы можете сказать? На борту «Леди Флэмборо» более двухсот человек! Их необходимо немедленно эвакуировать!

– К сожалению, я не имею возможности взмахнуть волшебной палочкой и заставить ледник исчезнуть, – спокойно сказал Холлис – Я могу вывезти нескольких человек на надувных лодках и выслать сюда наши вертолеты, чтобы эвакуировать по воздуху остальных. Но на это уйдет много времени.

Голос Коллинза дрожал от нетерпения.

– Тогда я предлагаю вам поторопиться с выполнением вашего плана, пока мы все еще живы и... – Он прервал свою эмоциональную речь, поскольку Холлис резко поднял руку, призывая к молчанию.

На физиономии Холлиса явственно проступило замешательство, когда в его наушниках неожиданно раздался незнакомый голос:

– Полковник Холлис, я на вашей частоте? Отвечайте.

– Кто это, черт побери?

– Говорит капитан Фрэнк Стюарт с «Саундера». Я и мое судно в вашем распоряжении. Может быть, вас надо куда-нибудь подвезти?

– Стюарт! – выдохнул Холлис. – Где вы?

– Если бы вы могли видеть сквозь тряпки, висящие на вашей надстройке, то уже давно заметили бы меня во фьорде справа по борту от вас.

Холлис облегченно вздохнул и кивнул Коллинзу.

– К нам идет исследовательское судно. Ваши инструкции?

В первый момент Коллинз онемел, не в силах поверить в столь счастливый исход. Обретя способность говорить, он радостно завопил:

– Конечно! Скажите, пусть он возьмет нас на буксир!

* * *

Развив лихорадочную деятельность, матросы Коллинза выбрали кормовой и носовой якоря и приготовили швартовы.

Проявив незаурядное мастерство, Стюарт за один заход сумел подвести корму «Саундера» к носу «Леди Флэмборо». Матросы круизного лайнера перекинули своим коллегам на «Саундере» два толстых швартова, которые немедленно были закреплены на палубных кнехтах исследовательского судна. Это была не слишком надежная буксирная сцепка, но судам не предстояло, к счастью, преодолевать большие расстояния, находясь в бушующем море. Зато временное приспособление для буксировки было сооружено в течение нескольких минут.

Стюарт дал команду «малый вперед», и «Саундер» начал медленно выбирать слабину буксирных тросов. Потом Стюарт постепенно увеличил скорость до «полного», постоянно переводя взгляд с ледника на круизный лайнер. Оба винта «Саундера» – на носу и на корме – молотили воду, а мощный дизель стонал от напряжения.

Тоннаж его был вдвое меньше, чем «Леди Флэмборо», к тому же научно-исследовательское судно изначально не предназначалось для буксировки. Но маленький «Саундер» старался изо всех сил, как тягловая лошадь, стремящаяся сдвинуть с места нагруженный сверх всякой меры воз, и выдыхал из трубы облака черного дыма.

В первые минуты ничего не произошло. Потом очень медленно вокруг форштевня «Саундера» начала появляться белая пена. Судно двигалось, волоча за собой упирающийся круизный лайнер. «Саундер» вытаскивал «Леди Флэмборо» из тени смертоносного ледника.

Несмотря на опасность, пассажиры, команда и находившиеся на борту спецназовцы сорвали пластиковый камуфляж и столпились на верхней палубе, наблюдая за медленным продвижением вперед маленького трудяги «Саундера». Десять метров... двадцать метров... сто... Расстояние между «Леди Флэмборо» и ледником увеличивалось очень медленно.

Но все-таки настал момент, когда люди смогли облегченно перевести дух. «Леди Флэмборо» оказалась в безопасности.

Пассажиры круизного лайнера и команды двух судов издали восторженный крик, прокатившийся над водой фьорда. Позже капитан Коллинз не без юмора назвал его радостным воплем, сломавшим хребет верблюду.

Оглушительный треск заглушил ликующие человеческие голоса. Он перерос в громкий, рокочущий гул. Людям, стоявшим на палубах, показалось, что воздух мгновенно наполнился электричеством. Затем передняя часть ледяной скалы откололась и с грохотом обрушилась в воду фьорда. Впечатление было такое, словно со скалы сбросили гигантский нефтяной танкер. Вода взволновалась, забурлила, в месте падения поднялась десятиметровая волна и покатилась по поверхности воды. Она легко подняла оба судна, словно это были ореховые скорлупки, и величаво удалилась в открытое море.

Только что родившийся чудовищный айсберг вынырнул на поверхность. Его ледяная поверхность сверкала и переливалась под утренним солнцем огромной россыпью розовых алмазов. Гул эхом отразился от склона горы и снова вернулся к застывшим на палубах людям, которые все еще не могли осознать, что чудом остались живы.

58

Сначала была паника, много криков и беспорядочной стрельбы. Египтяне не знали, кто открыл огонь по ним из поезда и каковы силы нападавших. Они погасили все огни и вели огонь по теням, появившимся вместе с первыми лучами утреннего солнца, пока не сообразили, что тени не отвечают.

Над грунтовыми дорожками, соединявшими деревянные строения, повисло зловещее молчание. В течение нескольких минут египетские террористы не делали попыток покинуть здание столовой.

Затем неожиданно из дома выскочили шесть человек: двое из передней двери и четверо из боковой. Соблюдая все меры предосторожности, они направились к углам здания. Заняв позицию, они начали огнем прикрывать остальных бойцов, следующих за ними.

Их предводителем был очень высокий человек, который отличатся от остальных черным тюрбаном на голове. Приказы он отдавал с помощью жестов и пронзительного свиста.

После довольно удачного начала Питт быстро понял, что команда террористов олицетворяла все то, чего он больше всего опасался. Это были отлично тренированные, умелые и жестокие профессионалы. Когда пришла пора применить тактику уличных боев, все они оказались на высоте. Следовало отдать должное и умелому командованию. Террорист в черном тюрбане был человеком методичным.

Они обыскивали здание за зданием, постепенно приближаясь к помещению дробилки, и в конце концов взяли его в полукольцо. Они не бросались очертя голову на штурм, как доморощенные киллеры Аммара. Эти люди знали, что делали.

Их командир что-то громко выкрикнул по-арабски. Поскольку ответа не последовало, подал голос террорист, находившийся совсем в другой стороне. Они зовут своего охранника и механиков, догадался Питт.

Террористы находились слишком близко, чтобы стоило расковать, показываясь в окне. Поэтому он снял одежду террориста и брезгливо отшвырнул ее в сторону, потом пошарил в карманах собственной куртки и достал зеркальце на длинной узкой ручке. Он осторожно установил зеркало над окном, поворачивая ручку как перископ.

Вскоре он обнаружил цель, которую высматривал. Она была скрыта на девяносто процентов, но все же видна достаточно, чтобы произвести точный выстрел.

Питт перевел переключатель с автоматического огня на одиночные выстрелы, потом тщательно прицелился и нажал курок.

Старый «томпсон» выплюнул пулю. «Черный тюрбан» сделал два или три неуверенных шага вперед, явив миру свою побледневшую и донельзя изумленную физиономию, потом рухнул лицом вперед и больше не двигался.

Питт пригнулся, опустил автомат и снова стал смотреть в зеркальце. Террористов не было видно. Они все попрятались за расположенными по соседству строениями или ржавеющим на открытом воздухе оборудованием. Питт отлично понимал, что они не остановятся. Они были совсем рядом, неустрашимые и опасные, и ждали приказов от заместителя командира. Ганн понял замысел Питта и выпустил короткую очередь по деревянной двери строения на другой стороне дороги. Дверь открылась под тяжестью вывалившегося наружу тела.

Террористы не стреляли. Теперь, когда они поняли, что им противостоят не превосходящие силы, а маленькая группа людей, они решили взять тайм-аут, чтобы принять правильное решение.

Они также прекрасно понимали, что неизвестные, напавшие на них, захватили вертолет и прячутся в помещении дробилки.

Питт низко пригнулся, перебежал в другой угол и опустился на пол возле Ганна.

– Как обстоят дела с твоей стороны?

– Все о'кей. Они ведут себя вполне пристойно. Не хотят повредить свой вертолет.

– Я думаю, они собираются подорвать дверь главного входа, а потом ворваться через боковую.

Ганн кивнул:

– Что ж, звучит логично, и к этому времени нам лучше убраться от окон и найти более надежное укрытие. Куда отправляться мне?

Питт взглянул на узкие мостки, тянущиеся почти под потолком. Он указал на ряд световых люков, окружавших небольшую лебедку.

– Полезай туда и смотри в оба. Когда они начнут атаку, крикни нам, встреть их хорошей очередью и сразу же тащи свою задницу вниз. Они не станут колебаться, стрелять или не стрелять над вертолетом.

– Я пошел.

Питт обошел боковой офис, потом остановился в дверном проеме и спросил у Джордино и Финдли:

– Как идут дела?

Джордино на секунду прервал свою работу: он как раз перекидывал лопатой кучу рудных отходов к баррикаде.

– Форт Джордино будет закончен точно в срок.

Финдли тоже прекратил работу и свысока взглянул на Джордино.

– Буква «эф», – заявил он, – в алфавите раньше «джи», так что мы строим форт Финдли.

Джордино пристально взглянул на коллегу и примирительно заявил:

– Давай решим так: форт Финдли, если мы проиграем, но форт Джордино, если выиграем. – После этого он вернулся к работе.

Покачав головой, Питт мысленно поблагодарил Бога за то, что с ним рядом такие замечательные друзья. Ему захотелось сказать им что-нибудь, выразить свои чувства, безмерную благодарность за то, что они рискуют жизнью, чтобы остановить банду подонков, хотя имели полное право спрятаться и подождать, пока прибудет полковник Холлис со своей командой. Но он знал: таким людям не нужны ни поощрение, ни похвала. Они всегда добросовестно делали свою работу, и если для этого приходилось брать в руки оружие, значит, они без лишних слов именно это и делали. Питту оставалось надеяться, что никто не погибнет напрасно.

– Доспорите позже, – сказал он, – и подготовьте встречу, если наши гости пройдут мимо меня.

Он вернулся в мрачный, пахнущий плесенью офис, проверил автомат и отложил его в сторону. Быстро соорудив укрытие из двух перевернутых столов, металлического шкафа для хранения документов и тяжелой, пузатой печки, он лег на пол и стал ждать.

Долго ждать ему не пришлось. Уже через минуту он услышал донесшийся снаружи легкий шорох гравия. Звук прекратился, потом возник снова, тихий, но четкий. Питт поднял автомат, упер рукоять в металлический шкаф и приготовился.

Ганн подал сигнал о начале штурма, но было слишком поздно. Почти одновременно с его криком во фрамугу над дверью влетел предмет и завертелся по полу. За ним последовал второй. Питт бросился на пол и попытался вжаться в стальной шкаф, проклиная себя за недальновидность.

Обе гранаты взорвались с оглушительным грохотом. В небольшом помещении офиса началось сущее светопреставление из ломающейся мебели и разлетающихся осколков. Внешняя стена вывалилась наружу, потолок угрожающе провис.

Питт получил легкую контузию. Ему еще никогда не доводилось находиться так близко от места двойного взрыва, и он был ошеломлен происшедшим.

Металлическое брюхо печки приняло на себя основной удар шрапнели и, хотя сохранило форму, сплошь покрылось рваными дырами. Шкаф погнулся, полки в нем покорежились, но единственное видимое повреждение, которое Питт обнаружил на себе, это глубокая царапина на левом бедре, ну и еще пятисантиметровый порез на щеке.

Офис прекратил свое существование, превратившись в груду дымящихся осколков. В какой-то момент Питту показалось, что он угодил в огненную ловушку, однако он быстро успокоился. Старое, пропитанное дождевой влагой дерево, из которого было построено здание, в нескольких местах шипело, но так и не загорелось.

Усилием воли Питт вернул себя к действительности, перевел рычаг на автоматический огонь и направил дуло автомата туда, где раньше была входная дверь. Кровь струйкой стекала по его лицу и убегала за воротник. Он не успел моргнуть, как попал под огневой навес, созданный четверыми террористами.

Питт не чувствовал ни раскаяния, ни страха, выпустив длинную очередь по нападавшим, которая разбросала их в разные стороны. Выронив оружие и взмахнув руками, словно танцоры, исполняющие какой-то безумный танец, они покатились по усыпанному обломками полу.

За первой волной пришла вторая, в ней было три террориста, и они тоже были безжалостно остановлены Питтом. Впрочем, остановлены были все, кроме одного, среагировавшего непостижимо быстро и успевшего укрыться за дымящимся кожаным диваном.

Внезапно прямо возле уха Питта грянули три оглушительно громких выстрела, больше напоминающих пушечные. Это Финдли, упав на колени рядом с Питом, трижды выстрелил по нижней части дивана. Вверх полетели куски кожи, дерева и джутовой набивки, а потом из-за гнутой ножки дивана безвольно упала и осталась лежать на полу рука террориста.

Из дыма материализовался Джордино. Он ухватил Питта под руки, поволок назад к дробильной установке, устроил в относительной безопасности за старым вагоном и трагическим голосом вопросил:

– Ну почему с тобой всегда проблемы? – Он внимательно осмотрел Питта и, старательно скрывая тревогу, но уже более мягко поинтересовался: – Ты серьезно ранен?

Питт вытер кровь с лица и уставился на внушительную дыру на брюках, через которую была видна кровоточащая рана на ноге.

– Что за черт! – воскликнул он. – Пропали совсем новые лыжные штаны. Где я найду другие?

Финдли опустился на колени, разрезал штанину и принялся бинтовать рану.

– Вы легко отделались. После такого взрыва всего несколько царапин – это большая удача.

– Я идиот, даже не подумал о гранатах, – сокрушенно заявил Питт.

– Какой смысл себя винить? – пожал плечами Джордино. – В конце концов, мы работаем совсем в другой сфере. Питт огляделся по сторонам.

– Нам лучше приготовиться, если мы хотим оставаться на ногах, когда прибудут наши бравые спецназовцы.

– Террористы больше не пойдут с этой стороны, – сказал Финдли. – Взрывом снесло наружную лестницу. Они не станут делать из себя мишени, карабкаясь десять футов по сломанным бревнам. – Возможно, именно сейчас настал момент сжечь, ко всем чертям, вертолет и устроить здесь ад? – без всякого энтузиазма добавил он.

– У меня плохие новости, – сообщил Ганн, спрыгивая с лестницы. – Я видел еще человек двадцать, несущихся вдоль железной дороги. Они появятся здесь минут через семь-восемь.

Джордино подозрительно взглянул на Ганна.

– Сколько их?

– Я сбился на пятнадцати и больше не считал.

– Кажется, будет жарко, – пробормотал Финдли.

– А что Холлис и его люди?

Ганн покачал головой:

– Не видно. – Он сделал паузу, глубоко вдохнул, потом повернулся к Питту. – За террористами следуют четверо заложников с двумя охранниками. Я сумел довольно хорошо рассмотреть их в бинокль. Один из них – твой отец, Питт. Он и женщина помогают идти еще двоим мужчинам.

– Гала Камиль, храни ее Бог! – с облегчением улыбнулся Питт. – Как я рад, что мой старик жив!

– А кто двое других? – поинтересовался Джордино.

– Вероятнее всего, президенты Де Лоренцо и Хасан.

– Полагаю, они мечтают об отставке, – улыбнулся Финдли и закрепил бинт на повязке Питта.

– Террористы оставили в живых сенатора и остальных только для того, чтобы обеспечить себе отход, – сказал Питт.

– И без колебаний перестреляют их по одному, если мы не отдадим им вертолет, – не без оснований предположил Ганн.

Питт кивнул:

– Это не подлежит сомнению. Но если мы сдадимся, все равно нет никакой гарантии, что они не убьют заложников. Они уже дважды пытались убить Галу Камиль и наверняка хотели бы видеть мертвым также и президента Хасана.

– Они потребуют перемирия и начнут переговоры.

Питт посмотрел на часы.

– Они не станут долго торговаться, понимают, что их время уходит. Но мы сможем выгадать несколько дополнительных минут.

– Итак, каков план? – спросил Джордино.

– Мы сопротивляемся столько, сколько сможем. – Питт посмотрел на Ганна. – Заложники были окружены террористами?

– Нет, они находились метрах в двухстах позади от основной группы, – ответил Ганн. – Их сопровождали только два террориста. – Он в упор взглянул на Питта, и в его глазах зажглись искры понимания. – Ты хочешь, чтобы я убрал охранников и взял на себя защиту сенатора и остальных до подхода Холлиса и его людей?

– Ты самый миниатюрный и самый быстрый из нас, Руди. Если кто и сможет выбраться из здания незамеченным и обойти террористов, пока мы будем их отвлекать, то только ты.

Ганн картинно вытянулся и опустил руки по швам.

– Благодарю за доверие. Надеюсь, что смогу его оправдать.

– Сможешь.

– Но тогда вас остается только трое, чтобы удерживать форт.

– Придется потрудиться. – Питт неуверенно поднялся на ноги и дохромал до лежащей на полу одежды террориста, которую незадолго до этого сбросил. – Надень это. Они подумают, что ты один из них.

Ганн все никак не мог сдвинуться с места. Ему очень не хотелось оставлять товарищей в таком сложном положении.

Джордино пришел ему на помощь. Положив увесистую лапу на плечо своего куда менее крупного товарища, он подтолкнул его к проложенному под полом ходу для ремонтных рабочих. По нему можно было выбраться из здания.

– Выход здесь, – улыбаясь, сказал он. – Подожди, пока обстановка накалится, и прорывайся.

Не успев возразить, Ганн оказался наполовину под полом. Он бросил последний взгляд на Питта, надежного, несокрушимого Дирка Питта. Тот весело помахал ему рукой. Затем Ганн покосился на Джордино, старого и верного друга, который, как всегда, скрывал свою озабоченность под маской бесшабашной веселости. За ним настала очередь Финдли, который тоже улыбнулся и поднял вверх оба больших пальца. Эти люди были частью самого Руди Ганна, и у него болезненно сжималось сердце, поскольку он не знал, увидит ли их живыми.

– Парни, будьте здесь, когда я вернусь, – крикнул он, – вы меня слышите?

С этими словами он юркнул под пол и исчез.

59

Холлис накручивал круги вокруг посадочной площадки размером с почтовую марку, которую матросы «Леди Флэмборо» поспешно соорудили поверх плавательного бассейна. На нее как раз и опустилась «голубка». Небольшая команда бойцов ожидала команду на посадку.

Холлис на секунду замер, услышав, чтоперестрелка на шахте снова усилилась. С его лица не сходило выражение тревоги.

– Поторопитесь и взлетайте, – махнул он Диллинджеру. – Там еще остался кто-то живой и ведет бой.

– Должно быть, на шахте террористы оборудовали свою базу, именно там и приготовили все необходимое для отхода, – сказал подошедший капитан Коллинз.

– А благодаря мне Дирк Питт и его коллеги попали прямо в змеиное логово, – вздохнул Холлис.

– Но вы же успеете спасти их и заложников, не так ли? – спросил Коллинз.

Холлис мрачно сплюнул и с сомнением покачал головой:

– Боюсь, что нет. Мне очень жаль, но по моему мнению, у них нет ни одного шанса уцелеть.

* * *

Руди Ганн был благодарен неожиданно хлынувшему ливню. Пока он полз, прячась за рядом старых вагонов, подальше от здания дробилки, дождь явился довольно надежной зашитой. Удалившись на некоторое расстояние от строений, он спустился по склону горы ниже шахты, а потом повернул обратно.

Обнаружив узкоколейку, он пошел по шпалам. Пелена дождя была не только защитой, она еще снижала видимость, ограничивая ее лишь несколькими метрами. Однако, сделав всего несколько шагов по шпалам, Руди замер. Впереди он различил неясные силуэты. Четыре человека сидели, а двое стояли над ними.

Перед Ганном возникла дилемма. Он предполагал, что сидящие люди – это заложники, они отдыхают, а стоящие – охранники. Но он не мог сначала выстрелить, а уж потом проверить правильность своего предположения. Поэтому решил, положившись на одежду террориста, подойти как можно ближе, чтобы с полной уверенностью отличить друга от врага.

Единственным препятствием, которое, впрочем, могло стоить ему жизни, было то, что он знал только три слова по-арабски.

Ганн глубоко вдохнул и двинулся вперед. По пути он совершенно спокойным голосом трижды повторил Salaam.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стоящие люди – действительно террористы. В руках они держали автоматы, правда, их дула были опущены к земле.

Один из них ответил, но Ганн, разумеется, не понял, что именно. Он мысленно скрестил пальцы и искренне понадеялся, что террорист произнес арабский эквивалент фразы «Кто идет?».

– Магомет, – пробормотал он, полагая, что имя мусульманского пророка поможет ему избежать неприятностей. Его автомат висел на груди, дуло было повернуто в сторону.

Увидев, что оба террориста синхронно опустили оружие и вновь обратили свое внимание на заложников, Ганн мысленно поблагодарил чужого пророка за любезность. Он двигался спокойной, небрежной походкой и как бы случайно повернулся так, чтобы на линии огня оказались только террористы.

Потом, не сводя глаз с несчастных людей, сидевших на земле между рельсами, и не глядя на охранников, он нажал на спусковой крючок.

* * *

Добравшись до шахты, Аммар и его люди находились на грани полного изнеможения. Непрекращающийся ливень промочил их одежду, сделал ее холодной и очень тяжелой. Они прошли мимо внушительной груды отбросов и со вздохом облегчения вошли в просторное помещение, где раньше хранилось оборудование.

Аммар рухнул на деревянную скамью и опустил голову. Он тяжело дышал, из груди то и дело вырывался хрип. Заметив, что к нему приближается Ибн-Тельмук еще с каким-то человеком, он с трудом поднял голову.

– Это Мустафа Осман, – сообщил Ибн-Тельмук. – Он говорит, что группа вооруженных десантников убила их командира и забаррикадировалась в помещении дробилки, где находится наш вертолет.

Лицо Аммара позеленело от злобы.

– Как вы это допустили?

В черных глазах Обмана появилось паническое выражение.

– Мы... не знати... не ожидали... – забормотал он. – Они спустились с горы, обезвредили охранников, захватили поезд и обстреляли нас в здании столовой, где мы жили. Когда мы организовали контратаку, они засели в помещении дробилки и дали нам отпор.

– Потери? – холодно спросил Аммар.

– Нас осталось семеро.

Кошмар оказался даже страшнее, чем Аммар мог предположить.

– Сколько их?

– Человек двадцать – тридцать.

– Вы всемером держите в осаде тридцать человек? – с нескрываемым сарказмом хмыкнул Аммар, – Я спросил, сколько их, причем мне нужна правда! Ты слышишь? Правда! Иначе Ибн-Тельмук перережет твою лживую глотку.

Осман отвел глаза. От страха он не мог даже пошевелиться.

– Точно мы не знаем, – едва слышно прошептал он. – Думаю, их четверо или чуть больше.

– И все это натворили четыре человека? – Аммар был ошеломлен. Он кипел от гнева, но был слишком дисциплинированным человеком, чтобы позволить ярости вырваться наружу. – Что с вертолетом? Он поврежден?

Осман слегка оживился:

– Нет, мы соблюдали особую осторожность и не стреляли по той части здания, где находится вертолет. Могу поклясться, он цел.

– Это ведомо только Аллаху, – вздохнул Ибн-Тельмук. – Возможно, его повредили десантники.

– Мы все очень скоро встретимся с Аллахом, – сказал Аммар, – если не сможем его вернуть, причем в исправном состоянии. У нас один выход – нанести сильный удар одновременно со всех сторон и сокрушить защитников благодаря преимуществу в численности.

– Возможно, мы сможем поторговаться, – с надеждой проговорил Ибн-Тельмук. – Все-таки у нас есть заложники.

Аммар кивнул:

– Эту возможность тоже нельзя упускать. Американцы обычно дают слабину, когда дело доходит до угрозы смерти. Я поговорю с нашим неизвестным противником, а вы тем временем готовьтесь к штурму.

– Будь осторожен, Сулейман Азиз.

– Будьте готовы атаковать, как только я сниму маску.

Ибн-Тельмук слегка поклонился и немедленно начал отдавать приказы людям.

Аммар сорвал с одного из окон изодранную занавеску. Когда-то она была белой, но со временем сильно пожелтела. Ничего, сойдет, подумал он. Привязав ее к ручке от старой метлы, он вышел из здания.

Он прошел мимо вереницы домиков, в которых раньше жили шахтеры, стараясь, чтобы его не было видно из окон помещения дробилки. Приблизившись, он выставил свой весьма потрепанный флаг перемирия на открытое пространство и принялся им энергично размахивать.

Выстрелов не последовало. Но больше ничего не произошло. Тогда Аммар крикнул по-английски:

– Мы хотим поговорить!

Через несколько секунд в ответ прозвучало:

– No hablo ingles[181].

Аммар остолбенел. Кто это может быть? Чилийская служба безопасности? К слову сказать, она оказалась значительно более профессиональной, чем он предполагал. Он хорошо говорил по-английски и мог объясняться по-французски, но испанского языка он почти не знал. Но сомнениям не было места в его душе. Он должен увидеть того, кто стоит на его пути к спасению.

Он поднял повыше свой самодельный флаг, выставил вперед свободную руку и вышел на открытое пространство перед дробилкой.

Он знал, что слово «мир» по-испански paz, его он и выкрикнул несколько раз. После томительной паузы открылась дверь – и на пороге показался высокий человек. Сильно прихрамывая, он сделал несколько шагов вперед.

Незнакомец был высок ростом и, казалось, полностью игнорировал несколько десятков дул винтовок и автоматов, глядящих на него из дверей и окон. Его проницательные зеленые глаза смотрели только на Аммара. Длинные вьющиеся черные волосы, загорелая кожа – очевидно, он много времени проводил на свежем воздухе, густые брови, кривящиеся в легкой усмешке губы – все это придавало его мужественному, хотя и не слишком красивому лицу обманчиво легкомысленное выражение. Только приглядевшись, можно было заметить холодную решимость во взгляде и твердые, будто высеченные из камня, черты лица.

На одной щеке у него виднелся глубокий порез, покрытый коркой свернувшейся крови, из разрезанной штанины проглядывал бинт, очевидно прикрывавший рану на бедре.

Относительно телосложения Аммар не мог сделать правильного вывода – под мешковатым лыжным костюмом мог скрываться и атлет, и тощий мозгляк. Одна рука была голой, но вторая в перчатке, которая виднелась из рукава лыжной куртки.

Трех секунд Аммару было достаточно, чтобы он точно понял: перед ним опаснейший противник. Покопавшись в памяти, он постарался выстроить фразу «Можем ли мы поговорить?». Для начала, решил он, это как раз подойдет.

– Podemos hablar? – прокричал он.

Легкая усмешка сменилась широкой улыбкой:

– Porque no?

Последнее Аммар перевел как «Почему бы и нет?», и не ошибся.

– Hacer capitular usted?

– Послушайте, может быть, хватит? – Питт неожиданно перешел на английский. – Ваш испанский даже хуже, чем мой. Ответ на ваш вопрос – нет, мы не собираемся сдаваться.

Аммар был профессионалом, поэтому не позволил себе показаться выбитым из колеи столь резкими трансформациями. Но его чрезвычайно смущал тот факт, что собеседник, был одет не в военную форму, а в дорогой лыжный костюм, пусть и изрядно потрепанный. Первое, о чем он подумал – ЦРУ.

– Могу я узнать ваше имя?

– Дирк Питт.

– А я Сулейман Азиз Аммар.

– Мне глубоко наплевать, кто вы такой, – холодно сообщил Питт.

– Как угодно, мистер Питт, – спокойно ответствовал Аммар. Но, поразмыслив, он приподнял одну бровь. – Вы случайно не родственник сенатора Джорджа Питта?

– Я не вращаюсь в политических кругах.

– Но вы его знаете. Да и я отчетливо вижу внешнее сходство. Вероятно, вы его сын?

– Вы хотите обсудить мои родственные связи? Тогда я, пожалуй, вас оставлю. Мы только что открыли бутылку чертовски хорошего шампанского, и сейчас мои друзья ее приканчивают, а я вынужден вести с вами светские беседы под дождем.

Аммар расхохотался. Этот человек не переставал его удивлять.

– У вас есть кое-что принадлежащее мне. Я бы хотел получить это, причем в исправном состоянии.

– Вы говорите о вертолете без опознавательных знаков?

– Конечно.

– Ищите и обрящете. Если он вам так нужен, пойдите и заберите его.

Аммар в нетерпении сжимал и разжимал кулаки. Все шло не так, как ему хотелось. Поэтому он вкрадчиво проговорил:

– Если вы не отдадите мне вертолет, кое-кто из моих людей, возможно, умрет, но также умрете вы и ваш отец.

Питт и глазом не моргнул.

– Вы забыли внести в ваш список Галу Камиль, а также президентов Хасана и Де Лоренцо. Не вижу ни одной причины, почему бы не включить туда и вас. Вы станете прекрасным удобрением для местной флоры.

Аммар смотрел на Питта, стараясь подавить нарастающую в душе ярость.

– Я не могу понять вашего глупого упрямства. Что вы выиграете, пролив кровь?

– Избавлю мир от мерзавцев вроде вас, – резко ответил Питт. – Вам больше не удастся безжалостно и бессмысленно убивать женщин, детей и заложников, которые не могут дать вам отпор. Террор остановится здесь. Меня не связывают никакие законы, кроме моих собственных. За каждого убитого вами нашего человека мы убьем пятерых ваших.

– Я пришел сюда не для того, чтобы обсуждать политические противоречия, – повысил голос Аммар, все еще пытаясь сдержать рвущийся наружу гнев. – Скажите, вертолет поврежден?

– Что вы! На нем нет ни царапины. Могу добавить, что ваши пилоты все еще живы. Это вас обнадеживает?

– С вашей стороны было бы разумней сложить оружие и отдать мне вертолет и его команду.

– Ха-ха-ха!

Аммар был потрясен. Он ни минуты не сомневался, что ему удастся запугать Питта, и теперь он был крайне разочарован явной неудачей.

– Сколько у вас людей? – холодно полюбопытствовал он. – Четверо? Пятеро? Наше численное превосходство – восемь к одному.

Питт кивнул на тела, лежащие возле стены.

– Мне кажется, что изрядную часть вашего отряда составляют покойники. – Потом, будто что-то вспомнив, он добавил: – Да, пока я не забыл. Могу дать вам слово чести, что мы пальцем не тронем ваш вертолет. Он ваш со всеми потрохами, если только вы сумеете его взять. Если же вы причините вред хотя бы одном заложнику, я без промедления взорву его, ко всем чертям. Это единственное, о чем вы можете со мной договориться.

– Это ваше последнее слово?

– Совершенно верно.

В этот момент на Аммара снизошло озарение, и он поспешил поделиться своим открытием.

– Это ты! – брызгая слюной, завопил он. – Ты привел сюда американских спецназовцев!

– Мне просто повезло, – честно признался Питт. – После того как я нашел затонувший контейнеровоз «Генерал Браво» и потерянный рулон пластика, все стало на свои места.

В течение минуты Аммар не мог произнести ни слова, потом все же пришел в себя:

– Вы приуменьшаете силу своего интеллекта, мистер Питт. Могу признать, что койот перехитрил лису.

– А вот вы себе льстите, мистер Аммар, – в тон ему отвечал Питт. – Быть может, вы имели в виду не лису, а личинку мухи?

Глаза Аммара сузились.

– Я лично убью тебя, Питт, – прошипел он, – и, уверяю тебя, получу большое удовольствие, видя, как твое тело будет разорвано на куски. Что ты на это скажешь?

В глазах Питта не было ни ярости, ни ненависти. Он взирал на Аммара с удивлением и отвращением. Примерно таким взглядам смотрят на кобру за стеклом террариума.

– Передайте мои приветы Бродвею, – сказал он, повернулся к Аммару спиной и не спеша направился к двери дробилки.

Кипящий от гнева Аммар отбросил белый флаг и направился в противоположном направлении. По пути он незаметно вытащил из кармана свой американский полуавтоматический девятимиллиметровый «Ruger Р-85».

Резко развернувшись, он сорвал маску, принял классическую позу для стрельбы, держа «ругер» двумя руками, и, как только увидел в прицеле спину Питта, шесть раз подряд нажал на спусковой крючок.

Он видел, как пули впились в лыжную куртку, оставляя на ней неровные дыры, и как человек, которого в данный момент он ненавидел больше всех на свете, споткнулся и налетел на стену здания.

Аммар ждал, чтобы Питт упал. Его противник, он знал это совершенно точно, был уже мертв, но все же ему хотелось видеть его поверженным наземь.

60

Прошло совсем немного времени, и Аммар понял, что Питт ведет себя совсем не так, как ему хотелось.

Прежде всего он не упал на землю бездыханным. Вместо этого он обернулся, и Аммар увидел на его лице улыбку – улыбку самого дьявола.

Выругавшись, Аммар осознал, что его перехитрили. Очевидно, Питт ожидал трусливой атаки в спину и защитил ее пуленепробиваемым жилетом, которого не было видно под мешковатым лыжным костюмом.

Парализованный шоком, Аммал увидел, что рука в перчатке, видневшаяся из рукава лыжной куртки, была ненастоящей. Старый трюк, но какой действенный! Из-под куртки появилась настоящая рука, сжимавшая кольт сорок пятого калибра.

Аммар снова поднял «ругер», но Питт выстрелил первым.

Одна пуля угодила Аммару в правое плечо и отбросила его в сторону. Вторая размозжила подбородок и нижнюю челюсть. Третья раздробила запястье – Аммар как раз поднял руку, чтобы защитить лицо. Четвертая прочертила глубокую борозду на лице.

Аммар покатился по гравию и упал на спину. Он уже не слышал оружейных выстрелов и свиста пуль, не знал, что Питт, целый и невредимый, успел проскочить в дверь дробилки еще до того, как террористы открыли огонь.

Он только почувствовал, что Ибн-Тельмук подхватил его под руки и куда-то тащит, как оказалось, в безопасное место – за массивную стальную емкость для воды. Он нащупал пальцами руку Ибн-Тельмука и цепко ухватил его за плечо.

– Я тебя не вижу, – прошептал он.

Тот нашел в висящем на поясе мешке индивидуальный пакет и начал бинтовать изуродованное лицо друга.

– Аллах и я позаботимся о тебе, – сказал он.

Аммар закашлялся, харкнул кровью и прохрипел:

– Я хочу, чтобы этот дьявол, Дирк Питт, и все заложники были немедленно уничтожены.

– Атака уже началась, – ответил Ибн-Тельмук, – им осталось жить считаные минуты.

– Если я умру... убей Язида.

– Ты не умрешь.

Аммар снова закашлялся и не сразу сумел заговорить:

– Неважно... Американцы, наверное, теперь уничтожат вертолет. Но ты должен найти способ выбраться с острова. Оставь, прошу тебя, оставь меня. Это моя последняя просьба.

Не говоря ни слова, Ибн-Тельмук поднял Аммара на руки и понес прочь с поля боя.

Когда он заговорил, его голос был хриплым, но звучал мягко, почти нежно:

– Крепись, Сулейман Азиз. Мы вернемся в Александрию вместе.

* * *

Питт успел проскочить в дверь, выдернуть два пуленепробиваемых жилета, закрепленных на спине, надеть один из них и отдать Джордино второй, когда террористы открыли яростный огонь. На деревянные стены обрушился град пуль.

– Жилет теперь совсем испорчен, – посетовал Питт, вжимаясь в пол.

– Ты бы уже стал грудой мертвой плоти, если бы он выстрелил тебе в грудь, – сказал Джордино, пытаясь лежа натянуть жилет. – Откуда ты знал, что он станет стрелять в спину?

– У него зловонное дыхание и глаза как бусинки.

Финдли начат перебегать от окна к окну, бросая в каждое гранату.

– Они здесь! – выкрикнул он.

Джордино перекатился по дощатому полу и открыл огонь, прячась за тачкой, полной руды. Питт поднял «томпсон» как раз вовремя, чтобы остановить двоих террористов, каким-то чудом забравшихся в разрушенный боковой офис.

Армия Аммара осаждала здание со всех сторон. Яростные атаки не прекращались ни на минуту. Террористы, казалось, были везде. В резкий треск малокалиберных АК-74, которыми были вооружены террористы, вплетался громкий голос принадлежавшего Питту «томпсона» и глухое уханье винтовки Финдли.

Джордино прикрывал отход Питта и Финдли до тех пор, пока все трое не оказались под не слишком надежной защитой сооруженного ими форта. Террористы были весьма удивлены, не увидев противников, выходящих с поднятыми руками и молящих о снисхождении. Ворвавшись в здание, они ожидали моментально подавить засевшую там горстку людей своей численностью, а вместо этого попали под огонь «форта» и были вынуждены сами искать укрытие.

Питт, Джордино и Финдли отбили первую волну. Но арабы были фанатично храбры. Следующей атаке предшествовал интенсивный огонь и взрывы нескольких гранат – своего рода артиллерийская подготовка.

Тела погибших устилали пол, и арабы укрывались от пуль за трупами своих товарищей. Картина была ужасающей: свист пуль, грохот гранат, крики и проклятия на двух языках. Здание содрогалось. Пули и осколки высекали искры из металла. Воздух был наполнен запахом гари и пороха.

Кое-где уже виднелись языки пламени, но этот факт был проигнорирован обеими сторонами. Брошенная Джордино граната начисто снесла хвостовой винт вертолета. Но, лишившись последней надежды на спасение, арабы, вопреки всякой логике, усилили натиск.

Старый автомат Питта выплюнул последнюю пулю и затих. Дирк отбросил пустой барабан и поставил новый – последний. Им владела холодная решимость, какой он никогда не чувствовал раньше. Он, Джордино и Финдли, даже попав в отчаянное положение, не собирались выбрасывать белый флаг. Они уже миновали точку, за которой нет ни возврата, ни страха смерти. Они сражались за жизнь и были намерены идти до конца.

Арабские террористы трижды оказались отброшенными и трижды снова бросались вперед, не обращая внимания на убийственный огонь. Их уже осталось совсем немного, но тем не менее они снова бросились в самоубийственную атаку, сжимая кольцо вокруг защитников «форта».

Арабы не понимали свирепой ярости своих противников, не могли постичь, почему они до сих пор не сдались, по какой причине готовы умереть. Ведь общеизвестно, что американцы сражаются, только чтобы жить.

От дыма у Питта сильно слезились глаза – по щекам струились слезы. Дробильная установка, под защитой которой он находился, сильно вибрировала. Пули рикошетили от металлических поверхностей, словно стая разозленных ос. Четыре пули разорвали рукав куртки и содрали кожу на руке.

Арабы бесстрашно бросились на штурм и начали преодолевать поспешно построенные баррикады. Стрельба понемногу стихла – две группы людей сошлись в рукопашной схватке.

Финдли, получив две пули в бок, упал, но, стоя на коленях, весьма успешно орудовал своей винтовкой как бейсбольной битой, сбивая противников с ног.

Джордино, неоднократно раненный, крушил врагов зажатым в правой руке увесистым куском руды. Левая рука свисала плетью после ранения в плечо.

Выстрелив последний патрон, Питт ударил автоматом в лицо неожиданно материализовавшегося рядом араба. Выхватив из-за пояса кольт", он стал пускать пулю за пулей в любую фигуру, выступавшую из дыма. У него сильно саднило шею, – очевидно, там тоже была рана. Патроны в кольте очень быстро закончились, и Питт стал орудовать тяжелым пистолетом как маленькой дубинкой. Он уже почувствовал горький вкус поражения.

Реальности больше не существовало. У Питта было ощущение, словно он наяву попал в жуткий ночной кошмар. Очередная граната взорвалась настолько близко, что Питт на какое-то время оглох. Откуда-то сверху на него свалилось тело, сбило его с ног и отбросило в сторону.

Питт ударился о стальную трубу и почувствовал, как в голове взорвался огненный шар. А потом накатила теплая волна и поглотила его.

61

Спецназовцы приземлились неподалеку от небольших холмов, образованных рудными отходами, которые скрыли их приближение к шахте. Они быстро вышли на исходные позиции и остановились в ожидании приказа двигаться вперед. Снайперы тоже заняли позиции и теперь наблюдали за происходящим на шахте через прицелы.

Холлис и Диллинджер забрались на вершину одного из холмов и стали осматривать место действия. Зрелище было безрадостным и больше всего напоминало братскую могилу.

Заброшенная шахта и сама по себе выглядела не слишком привлекательно, а на фоне голых, лишенных растительности гор и проливного дождя и вовсе представлялась весьма уместной для организации массовой бойни. Унылое, серое небо словно опускалось на разрушающиеся строения, и спецназовцам на мгновение показалось, что они попали на другую планету, где уже давно нет жизни.

Стрельба прекратилась. Два здания горели, и черный дым не поднимался в небо, а пеленой стлался по земле. У одного из зданий Холлис насчитал семь мертвых тел.

– Не хочется быть пессимистом, – сказал он, – но мне все это очень не нравится.

– Никаких признаков жизни, – подтвердил Диллинджер, изучая окрестности в маленький, но мощный бинокль.

Холлис еще пять минут рассматривал здания, потом тихо проговорил в микрофон:

– Вперед, ребята!

– Одну минуту, полковник, – раздался голос в наушниках.

– Подождите, парни.

– Это сержант Бейкер, сэр. Я нахожусь на правом фланге. У меня здесь пять неизвестных, они подходят по железнодорожной колее.

– Вооружены?

– Нет, все подняли руки вверх.

– Очень хорошо. Окружите их. Будьте осторожны, это может оказаться ловушкой. Майор Диллинджер и я сейчас подойдем.

Холлис и Диллинджер шли вдоль отвалов рудных отходов до тех пор, пока не наткнулись на узкоколейку, после чего пошли по ней в сторону фьорда. Пройдя семьдесят метров, они различили в дождевой пелене несколько человеческих фигур.

Появившийся сбоку сержант Бейкер доложил:

– У нас заложники и один террорист, полковник.

– Вы спасли заложников?! – воскликнул Холлис – Всех четверых?

– Да, сэр. Они очень измучены, но, в общем, в полном порядке.

– Отлично, сержант! – сказал полковник и с чувством потряс ему руку.

Оба офицера запомнили лица двоих президентов и Генерального секретаря ООН еще во время полета из Виргинии. А лицо сенатора Питта им было хорошо знакомо по газетам. Они поспешили вперед и с большим облегчением узнали четверых заложников.

Оба были нимало удивлены, обнаружив, что пленный террорист не кто иной, как Руди Ганн.

Сенатор Питт сделал шаг вперед и пожал руку Холлису, которого ему представил Руди.

– Если в вы знали, как мы рады вас видеть, полковник, – улыбаясь, проговорил он.

Гала обняла Холлиса, ее примеру последовали президенты Хасан и Де Лоренцо. Затем настала очередь Диллинджера, который покраснел как помидор.

– Может быть, вы расскажете, что происходит? – спросил Холлис у Руди Ганна.

Получив возможность сказать офицерам все, что он думал, Руди испытал некое мрачное удовлетворение.

– Похоже, вы доставили нас в самое удачное место, полковник. Мы обнаружили здесь два десятка террористов, а также спрятанный вертолет, на котором они намеревались покинуть остров. Вы не посчитали нужным снабдить нас связью, поэтому Питт, чтобы предупредить вас, пустил с горы поезд, который потом свалился во фьорд.

Диллинджер понимающе кивнул:

– Наличие вертолета объясняет, почему египетские террористы покинули судно, бросив мексиканцев на произвол судьбы.

– А поезд был готов доставить их с берега к шахте.

– Вы вчетвером вступили в схватку с сорока террористами? – недоверчиво спросил Диллинджер.

– Питт и остальные довольно уверенно сдерживали арабов, а меня отправили спасать заложников.

– И это при перевесе сил десять к одному! – констатировал Холлис.

– У них неплохо получалось, когда я уходил, – воинственно заявил Ганн.

Холлис и Диллинджер переглянулись.

– Пожалуй, нам лучше посмотреть, что там.

Вперед выступил сенатор Питт:

– Полковник, Руди сказал, что в шахте остался мой сын. Я пойду с вами.

– Извините, сенатор, но я не Могу вам этого разрешить. Сначала мы должны убедиться, что район безопасен.

Ганн обнял пожилого человека за плечи:

– Я обо всем позабочусь, сенатор. Не волнуйтесь о Дирке. Он нас всех переживет.

– Спасибо, Руди. Поверь, я очень ценю твою доброту.

Холлис не разделял уверенности Ганна.

– Чудес не бывает, – шепнул он Диллинджеру. – Их всех уже давно нет в живых.

Диллинджер понуро кивнул:

– Бессмысленно надеяться, что им удалось устоять против сорока обученных террористов.

Холлис отдал приказ, и его люди бесшумно, словно призраки, двинулись вперед. По мере приближения к зданию дробилки количество трупов стало угрожающим. На дороге и у стен в позах сломанных кукол лежало тринадцать мертвых тел.

Стены здания были изрешечены сотнями пулевых отверстий и более крупных пробоин – результатов взрывов гранат. Ни одно стекло не осталось в целости. Все входные двери превратились в груды щепок.

Холлис и пять человек осторожно проникли в здание через дыры в стенах, а Диллинджер и его команда прошли там, где когда-то был главный вход. В нескольких местах виднелись возгорания, но они еще не успели слиться воедино в один большой пожар.

На полу обнаружилось около двух дюжин мертвых тел, несколько трупов лежало перед дробильной установкой. Вертолет же на фоне всеобщей разрухи выглядел совершенно целым, он всего лишь лишился своего хвостового винта.

Среди этой кровавой бани три человека были еще живы. Их покрывали кровь и копоть, их одежда превратилась в лохмотья, но они были живы, и это главное. Один из них лежал на полу, его голова покоилась на коленях другого, рука которого была подвязана к шее грязной тряпкой. Еще один стоял, согнувшись и покачиваясь, явно пытаясь выпрямиться. Из ран на ноге, шее и голове струилась кровь.

Только приблизившись, Холлис наконец узнал человека, стоявшего перед ним. Узнал и остолбенел. Полковник был человеком рациональным и не видел объективных возможностей для того, чтобы трое вполне штатских людей уцелели в такой схватке.

Спецназовцы собрались вокруг, восхищенно взирая на победителей. Один лишь Руди Ганн радостно улыбался. Он был искренне, неподдельно счастлив. Холлис и Диллинджер стояли молча. Они не могли найти подходящих слов.

Дирку Питту все же удалось выпрямиться в полный рост, он разлепил губы и сказал:

– Вы немного опоздали, парни. Тут уже нечего делать.

Часть четвертая РИМСКИЙ ЦИРК СЭМА

Вашингтон, округ Колумбия,

27 октября 1991 года

62

Дейл Николс и Мартин Броган ожидали на ступеньках Белого дома, пока президент выйдет из вертолета и пройдет по обширной лужайке.

– У вас есть что-нибудь для меня? – спросил президент после обмена рукопожатиями.

Николс не смог сдержать радостного возбуждения:

– Мы только что получили сообщение от генерала Доджа. Его спецназовцы захватили «Леди Флэмборо» на юге Чили. Сенатор Питт, Гала Камиль, президенты Хасан и Де Лоренцо спасены.

Лицо президента просветлело. Он даже позабыл об усталости после беспрерывных совещаний с канадским премьер-министром в Оттаве, откуда только что прибыл.

– Это действительно замечательная новость, – сказал он. – Слава богу! В ходе операции были жертвы?

– Два спецназовца легко ранены, но троим парням из НУМА досталось по полной программе, – сказал Броган.

– Там были люди из НУМА?

– Дирк Питт на одном из кораблей НУМА шел по следу «Леди Флэмборо». Именно он и еще три человека помешали террористом скрыться вместе с заложниками.

– Иными словами, он помог спасти своего отца?

– Ему принадлежит основная заслуга в успехе операции. Президент радостно потер руки:

– Уже почти полдень, господа. Почему бы нам не отметить это событие бутылочкой вина за ланчем? Вы расскажете мне все подробности.

Государственный секретарь Дуглас Оутс, советник президента по национальной безопасности Алан Мерсьер и Юлиус Шиллер тоже приняли участие в ланче. После десерта Алан Мерсьер раздал присутствующим копии отчета генерала Доджа.

Читая отчет, президент нервно вертел в руке вилку, когда же он поднял глаза, на его лице отразилась смесь удивления и торжества.

– Топильцин!

– Он завяз в этом деле по уши, – подтвердил Броган. – Топильцин предоставил судно для замены круизного лайнера и свою команду террористов.

– Значит, в деле похищения «Леди Флэмборо» он вступил в сговор со своим братом, – уверенно проговорил президент.

Николс кивнул:

– Факты указывают на это, но добыть неопровержимые доказательства будет очень сложно.

– Есть идеи относительно того, кто разработал и возглавил операцию?

– Да, – коротко ответил Броган. – Только у нас очень мало данных об этом человеке. Его зовут Сулейман Азиз Аммар. Здесь все, чем мы располагаем о нем. – Он протянул президенту тонкую папку. – Он загримировался под капитана судна во время его захвата, а потом надел маску, которую не снимал до самого конца. Позже Дирк Питт встретился с ним лицом к лицу во время переговоров, предшествовавших сражению. Он сам назвал свое имя – Сулейман Азиз Аммар.

– Странно, с чего бы этому Аммару называть свое настоящее имя, – удивился Шиллер. – Должно быть, он его только тогда и придумал.

Броган покачал головой:

– Имя вполне реальное, такой человек действительно существует. У нас есть на него некоторые данные, у Интерпола тоже. Аммар, скорее всего, не сомневался, что Питту остаюсь жить недолго, поэтому он ничего не терял, называя свое имя.

Глаза президента сузились.

– По вашим данным, он подозревается в убийстве более пятидесяти государственных деятелей. Разве это возможно?

– Сулейман Азиз Аммар считается одним из лучших в своей профессии.

– То есть террорист?

– Убийца, – поправил президента Броган. – Аммар специализируется на политических убийствах. Исключительно хладнокровен, гений маскировки и тщательного планирования. Как поется в известной песне, никто не делает этого лучше. Больше половины его преступлений выполнены просто идеально. Он мусульманин, но его нанимали немцы, французы и даже израильтяне. Очень высокооплачиваемый наемник. Сколотил изрядное состояние.

– Его поймали?

– Нет, сэр, – был вынужден признать Броган. – Его не обнаружили ни среди живых, ни среди мертвых.

– Он сумел сбежать? – Президент был неприятно удивлен.

– Даже если Аммар до сих пор жив, – заверил президента Броган, – он не мог уйти далеко. Питт считает, что ранил его по меньшей мере трижды. Сейчас на острове идут поиски. Выбраться оттуда все равно нельзя. Его найдут в течение нескольких ближайших часов.

– Мы бы оказались в большом выигрыше, если бы смогли заставить его заговорить, – сказал Николс.

– Генерал Додж уже предупредил своего полевого командира полковника Мортона Холлиса о необходимости взять Аммара живым. Но полковник считает, что, будучи загнанным в угол, этот человек застрелится.

Николс пожал плечами:

– Возможно, Холлис прав.

– Из террористов еще кто-нибудь уцелел? – спросил Броган а президент.

– Восьмерых мы допросили. Но они оказались платными наемниками Аммара и не входили в число фанатиков Язида.

– Нам понадобятся их показания, – без особого энтузиазма проговорил президент, – чтобы доказать: Аммар работал на Язида и Топильцина.

Шиллер не считал неудачей операции то обстоятельство, что главарь не схвачен.

– Взгляните на светлую сторону, господин президент. Судно и заложники спасены, никто не пострадал. Президент Хасан отлично знает, что Язид хотел его смерти и что именно он стоит за похищением. Теперь он отомстит Язиду.

Президент задумчиво взглянул на Шиллера, потом поочередно всмотрелся в лица каждого из присутствующих.

– Вы все так думаете, господа?

– Юлиус хорошо знает Хасана, – сказал Мерсьер. – Он может быть весьма опасным, если его как следует разозлить.

Даг Оутс кивнул, соглашаясь:

– Конечно, всего не предусмотришь, но думаю, Юлиус в основном прав. Возможно, Хасан не зайдет слишком далеко и не пойдет на риск, чтобы не вызвать бунта или даже революцию, арестовав Язида и обвинив его в предательстве. Но он наверняка сделает все, чтобы уничтожить доверие к Язиду.

– Язиду придется нелегко, – подтвердил Броган. – Египетские мусульманские фундаменталисты придерживаются умеренных позиций и не одобряют тактику террора. Они отвернутся от Язида, а парламент страны поддержит законного президента. Кроме того, полагаю, что военные наконец выберутся из своей башни из слоновой кости и подтвердят лояльность Хасану.

Президент сделал последний глоток вина и поставил стакан на стол.

– Должен признаться, мне нравится ход ваших рассуждений.

– Кризис в Египте далек от завершения, – предостерег Оутс – Язид, может быть, на некоторое время и окажется в стороне, но в отсутствие президента Хасана мусульманское братство фундаменталистов-фанатиков заключило союз с либеральной и социалистической рабочей партиями. Вместе они смогут тайно вредить Хасану и в итоге вернуть Египет к исламским законам, прекращению связей с Соединенными Штатами и ликвидации израильских мирных соглашений.

Президент повернул голову к Шиллеру:

– Вы подписываетесь под нарисованной Дагом картиной светопреставления, Юлиус?

– Да, – мрачно кивнул Шиллер.

– Мартин?

Выражение лица Брогана говорило само за себя.

– Неизбежное только отсрочено. Со временем правительство Хасана все равно падет. Сегодня у него есть поддержка военных, а завтра он вполне может ее лишиться. Наши ведущие аналитики в Лэнгли предсказывают относительно бескровную смену власти через восемнадцать – двадцать месяцев.

– Я голосую зг выжидательную позицию, господин президент, – сказал Оутс, – с одновременным изучением наших возможных взаимоотношений с другим исламским правительством.

– Вы предлагаете изоляционистский подход, – резюмировал президент.

– Возможно, нам пора занять именно такую позицию, – поддержал Оутса Шиллер. – Ведь ни одна из мер, предпринятая вашими предшественниками за последние двадцать лет, не оказалась действенной.

– Русские тоже не станут вмешиваться, – добавил Николс, – а мы сможем утешаться тем, что не позволили Полу Капестерре, или Ахмеду Язиду, довести дело до катастрофы, как это случилось в Иране. Он сделал бы все от него зависящее, чтобы минимизировать наши интересы на Ближнем Востоке.

– Я не вполне согласен в общей картиной, – сказал Броган, – но в оставшееся время мы еще можем успеть вырастить нового правителя Египта.

– Кого вы имеете в виду? – полюбопытствовал президент.

– Египетского министра обороны Абу Хамила.

– Вы считаете, что именно он станет во главе нового правительства?

– Когда придет время, безусловно, – пояснил Броган. – Его конечно же поддержат военные, и, кроме того, он имеет все основания рассчитывать на поддержку умеренных мусульманских фундаменталистов. По моему мнению, Абу Хамид будет на своем месте.

– Абу Хамид будет активно использовать те биллионы долларов, которые мы уже вложили в Египет, – пробормотал Оутс с улыбкой. – Он не принадлежит к людям, заглядывающим в зубы дареному коню. Конечно, он будет создавать шум, которого от него ждут религиозные фанатики, обвиняя Израиль и ругая Соединенные Штаты, но под слоем пустых разговоров он станет поддерживать с нами дружеские отношения.

– А тот факт, что он в добрых отношениях с госпожой Камиль, нам тоже не повредит, – добавил Николс.

Президент задумался, глядя в свой стакан с вином словно это был хрустальный шар. Потом поднял его.

– За дружеские отношения с Египтом!

– За дружбу, – хором сказали Мерсьер и Броган.

– За Египет, – провозгласил Оутс.

– И Мексику, – добавил Шиллер.

Президент взглянул на часы и встал. За ним поднялись все участники совещания.

– Извините, господа, но я вынужден вас покинуть. У меня встреча с группой охотников за сокровищами. Поздравьте и поблагодарите от моего имени всех участников спасательной операции. – Он сделал шаг в сторону двери, но по дороге обернулся к Оутсу: – Я хочу видеть вас и сенатора Питта, как только он вернется.

– Вы хотите узнать, о чем он сумел договориться с президентом Хасаном во время их вынужденного пребывания вместе?

– Я бы хотел услышать, что он узнал от президента Де Лоренцо относительно кризиса у наших южных границ. Египет в сравнении с Мексикой имеет для нас второстепенное значение. Мы можем спокойно пережить тот факт, что Ахмед Язид на некоторое время будет отправлен на скамейку запасных, но Топильцин продолжает оставаться реальной угрозой. Джентльмены, сконцентрируйте на нем свое внимание. Да поможет нам Бог, если мы не сумеем стабилизировать обстановку в Мексике.

63

Питт медленно, нехотя выплывал из черных глубин небытия на ярко освещенную поверхность сознания, а вернувшись, тут же почувствовал сильную боль. Он попытался вернуться обратно в милосердный мрак, но непроизвольно моргнул и открыл глаза. А значит, обратной дороги не было. Первое, что он увидел, было румяное, улыбающееся лицо.

– Так-так-та-ак, – жизнерадостно возвестил старший помощник Фини, – с возвращением! Я немедленно доложу капитану.

Когда Фини вышел, Питт, не поворачивая головы, скосил глаза и обнаружил маленького лысого человечка, сидящего на стуле возле его постели. Судовой доктор, вспомнил Питт, но его имя вылетело из головы Дирка.

– Просите, ради бога, доктор, но я не могу вспомнить ваше имя.

– Генри Уэбстер, – заулыбался человечек. – Если же вы не знаете, где находитесь, могу сообщить: вы в самых лучших апартаментах «Леди Флэмборо», которую в данный момент «Саундер» буксирует к Пунта-Аренас.

– Сколько времени я был без сознания?

– Пока вы беседовали с капитаном Холлисом, я занимался вашими ранами. Сразу же после окончания разговора я дал вам сильный седативный препарат. Вы спали около двенадцати часов.

– Неудивительно, что я умираю от голода.

– Я позабочусь, чтобы наш шеф-повар прислал вам что-нибудь особенное.

– А как дела у Джордино и Финдли?

– Воистину достойно восхищения то, что вы спрашиваете о ранах ваших друзей раньше, чем о своих. Джордино – парень крепкий. Я вынул из него четыре пули, слава богу, жизненно важные органы не задеты. К новогодней вечеринке он уже будет готов плясать. У Финдли положение серьезнее. Пули пробили правое легкое и почку. Я сделал для них все что смог здесь, на корабле, потом их вертолетом доставили в Пунта-Аренас, а оттуда – в Вашингтон. Финдли прооперируют лучшие специалисты по пулевым ранениям Медицинского центра Уолтера Рида. Если не будет осложнений, с ним все будет в порядке. Между прочим, ваш друг Руди Ганн решил, что нужен им больше, чем вам, и полетел вместе с ними.

Прежде чем Питт сумел вставить слово, доктор ловко сунул ему в рот градусник, извлек его обратно, прочитан показания и удовлетворенно кивнул:

– Что ж, мистер Питт, могу отметить, что вы идете на поправку. Как самочувствие?

– Как вам сказать... Думаю, триатлон мне сейчас был бы не под силу. Что же касается остального, если не считать шума в голове и жжения в области шеи, я в порядке.

– Вы счастливый человек. Ни одна из пуль не задела ни костей, ни внутренних органов, ни артерии. Я заштопал вам ногу и шею или, если быть более точным, трапециевидную мышцу. И наложил шов на порез на щеке. Позже пластический хирург уберет шрам, если, конечно, вы не сочтете, что он добавит вам привлекательности. Рентген не показал ни одного перелома, даже трещин нет. По моим прогнозам, не пройдет и трех месяцев, как вы будете плавать в Английском канале и играть на скрипке.

Питт расхохотался и сразу почувствовал, как со всех сторон подступила боль. Веселая улыбка Уэбстера сменилась искренним участием.

– Мне очень жаль. Боюсь, я не должен был вызывать у пациента слишком бурную реакцию.

Питт расслабился, и боль вскоре стихла. Ему нравился английский юмор. Он снова рассмеялся, правда соблюдая осторожность, и взглянул на Уэбестера с нескрываемым уважением. Он не сомневался, что доктор, несмотря на свою сдержанность, изрядно потрудился над ним.

– Если можно, – сказать Питт, – я бы хотел получить счет.

Теперь настала очередь доктора смеяться.

– Не сейчас, не хочу, чтобы моя кропотливая работа пошла насмарку.

Питт осторожно сел и протянул доктору руку:

– Я очень благодарен вам, доктор, за то, что вы сделали для всех нас.

Доктор встал и крепко пожал протянутую руку.

– Для меня большая честь, мистер Питт, лечить вас. Ну я ухожу. Вы сейчас самая популярная личность на корабле, и за дверью уже выстроилась целая очередь посетителей.

– До свидания, доктор, и еще раз спасибо.

Уэбстер подмигнул и слегка поклонился пациенту, потом открыл дверь и знаком пригласил стоявших там людей войти.

Первым порог переступил сенатор Питт, за ним шли Гала Камиль, полковник Холлис и капитанКоллинз. Мужчины обменялись рукопожатиями, а Гала наклонилась и поцеловала Питта.

– Надеюсь, вам понравилось обслуживание на нашем судне? – весело поинтересовался капитан Коллинз.

– Мне никогда еще не приходилось лежать в таком роскошном госпитале, – ответил Питт. – Жаль только, что я не смогу поваляться здесь еще месяц-другой.

– К сожалению, ваше присутствие уже завтра необходимо на севере, – сообщил Холлис.

– О нет! – простонал Питт.

– О да, – сказал сенатор, глядя на часы. – Через девяносто минут «Саундер» дотянет нас до Пунта-Аренас. Там уже ждет самолет, на котором ты, я и мисс Камиль полетим в Вашингтон.

Питт беспомощно всплеснул руками:

– Вот и закончился мой роскошный круиз.

Затем последовал ряд стандартных вопросов, касающихся состояния и ощущений Питта. А через несколько минут Холлис задал вопрос, интересовавший его больше всего:

– Вы узнаете Аммара, если снова его увидите?

– Конечно! Неужели вы его так и не нашли? Я же дат вам подробнейшее описание, прежде чем доктор Уэбстер послал меня в нокаут.

Холлис передал ему маленькую стопку фотографий.

– Здесь снимки всех террористов, сделанные и проявленные судовым фотографом. Тут и убитые, и те, кого взяли живыми. Среди них есть Сулейман Азиз Аммар?

Питт внимательно просмотрел все фотографии, особое внимание уделяя искаженным лицам мертвых. Во время сражения все они казались ему безликими. Отложив последнюю фотографию, он отрицательно покачал головой:

– Его нет ни среди живых, ни среди мертвых.

– Вы уверены? – вздохнул Холлис – Смерть меняет человеческие лица.

– Я видел его так же близко, как вижу вас, причем в обстоятельствах, которые довольно трудно забыть. Поверьте мне на слово, полковник, Аммара среди этих людей нет.

Холлис извлек из конверта фотографию большего формата и без слов передал Питту.

Через несколько секунд Питт вопросительно взглянул на полковника.

– Что вы хотите от меня услышать?

– Это Сулейман Азиз Аммар?

Питт вернул фотографию.

– Вы прекрасно знаете, что это он, иначе в вы не предъявили мне его фото, сделанное в другом месте и в другое время.

– Полагаю, полковник Холлис хочет сказать, – вмешался сенатор, – что Аммара или его останки еще предстоит найти.

– Возможно, его люди спрятали тело? – предположил Питт. – Я уверен, что не промахнулся. Он получил одну пулю в плечо и две в лицо. Я видел, как один из террористов тащил его в укрытие, когда Аммар упал.

– Действительно, возможно, что его похоронили свои же, – признал Холлис – Мы прочесали все, но не обнаружили его на острове.

– Значит, лиса все-таки не дала себя перехитрить, – протянул Питт, обращаясь к самому себе.

– Что ты имеешь в виду? – не понял сенатор.

– Аммар говорил о койоте и лисе, – задумчиво сказал Питт. Потом оживился и оглядел своих слушателей. – Бьюсь об заклад, он сумел улизнуть. Вы со мной не согласны?

Холлис угрюмо взглянул на Питта:

– Лучше бы нам всем надеяться, что он мертв. А если нет, Дирк Питт возглавит его следующий список.

Гала подошла к изголовью кровати Питта, и он поневоле залюбовался легкостью и грациозностью ее движений. На ней было легкий шелковый халат золотистого цвета. Она присела на край кровати и обняла раненого за плечи.

– Дирк очень слаб, – сказала она. – Ему необходимо хорошее питание и отдых. Давайте оставим его на часок одного.

Холлис аккуратно убрал фотографии в конверт, положил конверт в карман и встал:

– Я должен попрощаться. Меня ждет вертолет. Я возвращаюсь на Санта-Инес продолжать поиски Аммара.

– Передайте мой теплый привет майору Диллинджеру.

– Непременно. – Холлис секунду помедлил, словно не мог на что-то решиться, потом глубоко вздохнул и заговорил: – Я приношу свои извинения, Дирк, вам и вашим товарищам. Вынужден признать, что недооценил вас. Если захотите перейти из НУМА в спецназ, я первым подпишу рекомендацию.

– Ну это вряд ли, – не задумываясь, ответил Питт, – у меня аллергия на получение приказов.

– Это я понял, – невесело усмехнулся Холлис – Демонстрация была очень наглядной.

Подошел сенатор и сжал руку Питта:

– Увидимся на палубе.

– Я тоже попрощаюсь с вами там, – сказал капитан Коллинз.

Гала не произнесла ни слова. Она проводила мужчин к выходу и закрыла за ними дверь на защелку. Потом медленно пошла обратно. Ее шелковое одеяние мягко струилось по смуглому телу. Питт понял, что под легким шелковым покровом нет никакого белья.

Женщина подтвердила его догадку, развязав пояс халата и сбросив его с плеч. Питт услышал легкое шуршание шелка, соскальзывающего с гладкой кожи. Она на мгновение застыла, словно бронзовая статуя: совершенной формы грудь, длинные, стройные ноги, изящные бедра. Она наклонилась и потянула одеяло.

– Я вам кое-что должна, – чуть охрипшим голосом прошептала она.

Питт взглянул на свое отражение в зеркале, висящем на закрытой двери каюты. На нем не было никакой одежды – только бинты. Голова была забинтована, шея и раненая нога тоже. Он неделю не брился, а белки глаз были еще красными. По его мнению, он больше всего походил на рухлядь, за ненадобностью выброшенную на помойку, которую любая уважающая себя нищенка побрезгует подобрать.

– Я сейчас не слишком похож на Дон Жуана, – пробормотал он.

– Для меня ты самый красивый мужчина на свете, – шепнула Гала. Она легла рядом, положила легкую ладошку ему на грудь и стала перебирать длинными тонкими пальцами волосы на его груди. – Мы должны поторопиться. У нас меньше часа.

Питт издал глубокий, протяжный вздох. Интересно, что скажет доктор Уэбстер, если от перенапряжения у пациента разойдутся швы? Он преисполнился искреннего сочувствия к Джеймсу Бонду. Нелегко, должно быть, было парню.

* * *

Проснувшись, Аммар увидел непроглядную темноту. Плечо болело, словно кто-то засунул в рану горячий уголь. Он попытался поднять руки к лицу, но одна рука буквально взорвалась адской болью. Аммар сразу вспомнил, как одна пуля впилась ему в плечо, а другая раздробила запястье. Он прикоснулся здоровой рукой к лицу, и пальцы нащупали бинт, окутавший лицо от лба до подбородка.

Он знал, что глаза уже не спасти. А жизнь слепого не для него. Он пошарил рукой в поисках оружия, но не обнаружил ничего, кроме мокрых, холодных камней.

Аммар пришел в отчаяние. Впервые в жизни он почувствовал страх и полную беспомощность. Он попытался встать, но не смог.

Его удержали крепкие руки.

– Не двигайся и не кричи, Сулейман Азиз, – очень тихо проговорил Ибн-Тельмук. – Американцы нас ищут.

Аммар стиснул здоровой рукой руку товарища и обрел некоторую уверенность. Он попытался заговорить, но с членораздельной речью дела обстояли совсем плохо. Из-под окровавленных бинтов, поддерживающих раздробленную челюсть, вырвались только горловые звуки, больше напоминающие речь животных.

– Мы находимся в маленькой камере внутри одного из тоннелей шахты, – тихо сказал Ибн-Тельмук. – Американцы прошли очень близко, но мне хватило времени, чтобы соорудить стену, скрывшую наше убежище.

Аммар кивнул. Он лихорадочно соображал, каким образом дать понять Ибн-Тельмуку, что он хочет сказать.

Создавалось впечатление, что в экстремальных условиях его друг обрел дар телепатии. Он сумел проникнуть в мысли Аммара:

– Ты хочешь умереть, Сулейман Азиз? Нет, ты не умрешь. Мы уйдем отсюда вместе, но только тогда, когда это будет угодно Аллаху, и ни секундой раньше.

Аммара охватило отчаяние. Еще никогда в жизни ему не доводилось чувствовать себя таким беспомощным, неспособным контролировать ситуацию. Боль была нестерпимой, а мысль провести остаток дней своих слепым калекой в безопасности тюремной камеры, сжигала душу, лишала способности мыслить здраво. Инстинкт самосохранения его покинул. Он не мог и подумать, что ежедневно и ежечасно будет от кого-то зависеть, пусть даже от преданного Ибн-Тельмука.

– Отдохни, брат, – мягко сказал Ибн-Тельмук. – Тебе понадобятся все твои силы, когда настанет пора покинуть остров.

Аммар, сделав неловкое движение, сполз с импровизированной лежанки, устроенной для него заботливым другом, на пол тоннеля. Он был неровным и мокрым, и вода начала быстро проникать сквозь одежду. Однако терзавшая Аммара боль была такой сильной, что он даже не почувствовал этого.

Его все больше охватывало ощущение безысходности. Он потерпел неудачу, обернувшуюся катастрофой. Находясь на грани между бредом и реальностью, он увидел стоящего над собой и презрительно ухмыляющегося Ахмеда Язида. Потом где-то в потаенных глубинах разума Аммара появился занавес, который медленно раздвинулся. Сначала в кромешном мраке возникло слабое свечение, которое постепенно усилилось и взорвалось ослепительной вспышкой. В этот момент он увидел будущее.

Он выживет, потому что обязан отомстить.

Аммар снова и снова мысленно повторял эту фразу и сумел все-таки обрести самоконтроль.

Первое решение, которое следовало принять, кто умрет от его собственных рук: Язид или Дирк Питт. Он не мог действовать один. Теперь, к несчастью, он не имел физической возможности убить обоих ненавистных ему людей собственными руками. Но он уже начал обдумывать план. Ему придется доверить осуществление миссии возмездия Ибн-Тельмуку.

Последнее Аммару не нравилось, но выбора все равно не было.

Ибн-Тельмук убьет койота, а Аммар раздавит гадюку.

64

Питт наотрез отказался лететь домой, лежа на носилках. Он расположился в удобном кресле, положив раненую ногу на другое кресло, находящееся перед ним, и смотрел в иллюминатор на покрытые шапками снега вершины Анд. Вдали виднелись зеленые плато – это начинались бразильские нагорья. Через два часа он заметил в отдалении серую туманную дымку – за нею был скрыт чрезвычайно перенаселенный город Каракас. Потом Питт долго смотрел на линию горизонта, где бирюза Карибского моря встречалась с кобальтовой голубизной неба. С высоты двенадцать тысяч метров волнующаяся поверхность воды выглядела как лист гофрированной бумаги.

Лайнер, предоставленный ВВС для перевозки ВИП-пассажиров, не отличался внушительными размерами – Пи-пне мог в нем выпрямиться во весь рост, – но был вполне комфортабелен, пожалуй, даже роскошен. Питт чувствовал себя так, словно его посадили внутрь дорогой игрушки.

Его отец не был расположен болтать. Почти все время полета он работал – читал какие-то бумаги, делал заметки для предстоящего разговора с президентом.

Короткий диалог, происшедший между Питтом и отцом, беседой назвать было нельзя. На вопрос Питта, как тот оказался на борту «Леди Флэмборо» в Пунта-дель-Эсте, сенатор, не отрываясь от бумаг, коротко ответил:

– Президентское поручение.

Эти слова были произнесены таким тоном, чтобы пресечь возможность дальнейших расспросов.

Гала тоже занялась делами. В ее распоряжение был предоставлен телефон, и она вовсю раздавала указания своим помощникам в нью-йоркской штаб-квартире. Случайно встретившись взглядом с Питтом, она слабо улыбнулась, больше ничем не проявив своего особого к нему отношения.

Как быстро они обо всем забывают, подумал Питт.

Мысленно он уже вернулся к поискам сокровищ Александрийской библиотеки. Одно время он подумывал отобрать на некоторое время у Галы телефон, чтобы получить от Йегера отчет о состоянии дел, но утопил свое любопытство в сухом мартини и учтивой болтовне с не очень симпатичной стюардессой. В конце концов, здраво рассудил он, новости можно будет услышать от Лили и Йегера лично.

По какой реке плыл Венатор, прежде чем захоронить свой бесценный клад? Это может быть любая из тысяч рек, впадающих в Атлантику между рекой Святого Лаврентия в Канаде до аргентинской Рио-де-ла-Плата. Нет, не совсем так. Йегер предположил, что «Серапис» вставал на ремонт и заправлялся водой на месте будущего Нью-Джерси. Неизвестная река должна быть южнее, намного южнее рек, впадающих в Чесапикский залив.

Мог ли Венатор завести свой флот в Мексиканский залив и оттуда вверх по Миссисипи? Сегодня реки текут совсем не так, как шестнадцать веков назад. Возможно, он зашел в Ориноко в Венесуэле, которая могла быть судоходной на протяжении двухсот миль. Или в Амазонку?

Питт поневоле подумал об иронии происшедшего. Если будут обнаружены спрятанные сокровища Александрийской библиотеки и, таким образом, доказан факт путешествия Венатора к берегам Америк, учебники истории придется переписывать и добавлять новые главы. Бедолаги Лейф Йриксон[182] и Христофор Колумб переместятся в примечания.

Его мысли были прерваны все той же стюардессой, предложившей пассажиру пристегнуть ремень.

Уже смеркалось, когда самолет начал долгое скольжение к военно-воздушной базе Эндрюс. Под крылом остался Вашингтон, и очень скоро Питт, прихрамывая, спускался по ступенькам трапа, опираясь на тросточку. Ее изготовили из куска алюминиевой трубы и подарили Питту механики «Леди флэмборо». Он сошел на летное поле примерно в том же самом месте, что и после прибытия с Гренландии.

Гала тепло попрощалась с Питтом. Ей предстояло лететь дальше – в Нью-Йорк.

– Вы мое самое драгоценное воспоминание.

– Мы так и не договорились о дате ужина.

– В следующий раз, когда вы будете в Каире, ужин за мной.

Сенатор, услышав последнюю фразу, подошел:

– Каир, мисс Камиль? Разве не Нью-Йорк?

Гала улыбнулась ему улыбкой, которой позавидовала бы Нефертити.

– Я решила уйти с поста Генерального секретаря ООН и вернуться домой. В Египте умирает демократия. Я могу сделать больше, чтобы не дать ей погибнуть, оставаясь в своей стране со своим народом.

– А как же Язид?

– Президент Хасан дал клятву посадить его под домашний арест.

На лице сенатора появилась мрачная улыбка.

– Вам следует соблюдать осторожность. Язид все еще силен и чрезвычайно опасен.

– Если не Язид, найдется другой маньяк, поджидающий с ножом в кустах. – В ее огромных черных глазах отразился страх, все еще живший в ее сердце, но она улыбалась. – Скажите вашему президенту, что Египет не станет нацией безумных фанатиков.

– Я непременно передам ему ваши слова.

Гала снова повернулась к Питту. Она начала влюбляться в этого человека, но усилием воли пыталась справиться с зарождающимся чувством. Взяв его за руки и взглянув в лицо, она почувствовала дрожь в коленях. На мгновение она представила себя прижавшейся к его мускулистому телу, вспомнила, как ее пальцы ласкали его загорелую, обветренную кожу. Опомнившись, она изгнала из головы крамольные мысли. С ним ей было хорошо, как ни с кем другим, но она знала, что никогда не сможет ради любви к мужчине позабыть свой долг перед родиной.

Она крепко поцеловала Питта:

– Не забывай меня, ладно?

Прежде чем Питт успел ответить, она отвернулась и легко взбежала по ступенькам трапа. А он еще долго стоял и задумчиво смотрел ей вслед.

Сенатор, почувствовавший настроение сына, счел необходимым направить его мысли в другое русло:

– За воротами ожидает машина «скорой помощи», чтобы отвезти тебя в госпиталь.

– Госпиталь? – безучастно повторил Питт, не сводя глаз с пассажирского люка самолета, который только что закрыли. Взревели двигатели, и авиалайнер начал выруливать к взлетной полосе.

Питт сорвал бинты с головы и бросил их на бетон. Подхваченные воздушным потоком, они закрутились, словно воздушные змейки.

И только когда самолет оторвался от земли, он решительно заявил:

– Я не поеду ни в какой госпиталь!

– Тебе не кажется, что ты немного перегибаешь палку? – участливо спросил сенатор, хотя отлично понимал, что зря теряет время, пытаясь убедить в чем бы то ни было своевольного сынка.

– Как ты доберешься до Белого дома? – спросил Питт.

Сенатор кивнул в сторону вертолета, ожидавшего немного в стороне:

– Президент послал за мной эту вертушку.

– Подбросишь меня до НУМА?

Сенатор искоса взглянул на сына. В глазах его светилось лукавство.

– Я надеюсь, это фигуральное выражение.

Питт ухмыльнулся:

– Ты никогда не давал мне забыть, от кого мне передалось садистское чувство юмора.

Сенатор обнял Питта за плечи:

– Пошли, сын, я помогу тебе добраться до вертолета.

Стоя в лифте, поднимающем его в компьютерный центр НУМА, Питт почувствовал знакомое напряжение. Первым, кого он увидел, когда раздвинулись двери, была Лили.

Ее радостная улыбка исчезла при виде усталого, измученного лица, шрама на щеке, бугрящегося под высоким воротом свитера бинта и самодельной трости. Справившись с собой, она снова улыбнулась:

– Добро пожаловать домой, моряк.

Лили сделала два шага вперед и порывисто обняла его за шею. Питт не сумел сдержать стона. Девушка отдернула руки и даже отпрыгнула:

– Ой, извини, пожалуйста!

Питт сжал ее в объятиях.

– Не стоит извиняться, – пробормотал он и впился губами в ее губы. Его щетина царапала кожу, от него пахло джином и еще чем-то восхитительно мужским.

– Мужчине, который появляется дома раз в неделю, необходимо кое-что узнать, – сказала она.

– Женщине, которая ждет, тоже, – ответил он и отступил назад. – Ну рассказывай, что вы с Хайремом тут накопали, пока меня не было.

– Лучше самого Хайрема этого никто не сделает, – сказала Лили, взяла Питта под руку и повела через компьютерный зал.

Йегер вышел из своего кабинета. Проигнорировав приветствия и сочувствие по поводу ран Питта, он торжественно объявил:

– Мы нашли ее!

– Реку? – переспросил Питт.

– Не только реку. Думаю, я могу указать место, где спрятаны сокровища, с точностью до двух квадратных миль.

– Где?

– В Техасе. Это маленький пограничный городок под названием Рома. – Йегер самодовольно улыбался, как тираннозавр, только что пообедавший бронтозавром. – Он назван так из-за семи холмов, на которых стоит, как и Рим. Есть сообщения об артефактах, якобы найденных в этом районе. Известные археологи, разумеется, подняли на смех эту информацию.

– Значит, река...

– По-испански она называется Рио-Браво, – сказал Йегер. – У нас она известна под названием Рио-Гранде.

– Рио-Гранде, – медленно повторил Питт, словно пытаясь распробовать каждый слог на вкус. После долгих и мучительных поисков, ошибок, предположений и тупиков ему было нелегко смириться с тем, что ответ оказался так близко.

– Жалко, – неожиданно заявил Йегер.

– Почему? – удивился Питт.

Йегер угрюмо покачал головой:

– Представляешь, что начнется в Техасе, когда его жители узнают, что находилось у них под ногами в течение шестнадцати веков?

65

В полдень следующего дня после приземления на авиабазе города Корпус-Кристи адмирал Сэндекер, Питт и Лили были доставлены в океанский исследовательский центр НУМА. Сэндекер велел водителю остановиться у вертолета, стоящего на бетонной площадке в конце причала. На небе не было ни единого облачка. Солнце сияло в вышине в полном одиночестве. Температура была невысокой, но из-за большой влажности все тут же вспотели, как только вышли из машины.

Главный геолог НУМА, направлявшийся к ним навстречу, еще издалека начал приветственно махать руками. Он был невысокого роста, коренастый, имел блестящие черные волосы и продубленную, коричневую кожу, испещренную на щеках оспинами. Самыми примечательными деталями его одежды была бейсболка с эмблемой «Калифорнийских ангелов» и оранжевая рубашка, настолько яркая, что Питт продолжат ее видеть, даже зажмурившись.

– Доктор Гарза, – коротко поздоровался Сэндекер, – рад видеть вас снова.

– Я вас ждал, – приветливо отозвался Гарза. – Мы можем взлететь, как только вы подниметесь на борт. – Затем он представил летчика Джо Миффлина, не снимавшего солнечные очки «Смеющийся Джек», и мимоходом дружески хлопнул по плечу Питта, который не выразил восторга от прикосновения к ране.

Питт и Гарза работали вместе над одним из проектов у западного побережья Южной Африки.

– Сколько лет назад это было, Херб? – спросил Питт. – Три года? Четыре?

– Зачем считать? – ухмыльнулся Гарза. – Я очень рад снова оказаться с тобой в одной команде.

– Позволь представить тебе доктора Лили Шарп.

Гарза вежливо поклонился:

– Вы океанолог?

– Нет, я сухопутный археолог.

Гарза с любопытством уставился на Сэндекера.

– Разве нам предстоит не морской проект, адмирал?

– Нет. Жать, что вы не получили полной информации, но, боюсь, наши истинные цели нам придется еще немного подержать в секрете.

Гарза безразлично пожат плечами:

– Вы босс – вам решать.

– Мне необходимо знать направление, – подал голос Миффлин.

– Юг, – ответил Питт, – Рио-Гранде.

Они спустились вдоль судоходного фарватера, пролетели над роскошными отелями и кондоминиумами острова Саут-Падре. Потом Миффлин провел зеленый вертолет с буквами «НУМА» на борту под скоплением белых облаков и повернул на запад к городу Порт-Изабель, где Рио-Гранде вливается в Мексиканский залив.

Земля внизу представляла странное смешение пустынь и болот. Она была плоской как площадка для парковки, а среди высокой травы росли причудливые кактусы. Вскоре показался город Браунсвилл. Неподалеку от него русло реки сужалось, и в самом узком месте над ней высился мост, соединявший американский штат Техас и мексиканский – Матаморос.

– Вы можете мне сказать хотя бы в общих чертах, что мы собираемся исследовать? – спросил Гарза.

– Вы ведь выросли в долине Рио-Гранде, не так ли? – поинтересовался Сэндекер, не ответив на вопрос.

– Да, я родился и вырос здесь, на реке, в Ларедо. Учился в колледже в Браунсвилле. Мы только что пролетели над ним.

– Значит, вы знакомы с геологией в районе города Рома?

– Конечно, мне доводилось там работать.

– Как вы считаете, – включился в разговор Питт, – как текла эта река в первые века после Рождества Христова?

– Почти так же, – ответил Гарза. – То есть, конечно, русло сдвинулось, но вряд ли больше чем на несколько миль. А возможно, в следующие века оно вернулось в первоначальное положение. Главное изменение заключается в том, что река раньше была намного больше. До войны с Мексикой ее ширина колебалась от двухсот до четырехсот метров. Да и главный фарватер был значительно глубже.

– Когда ее впервые увидели европейцы?

– Алонсо де Пинеда вошел в устье реки в тысяча пятьсот девятнадцатом году.

– Как она в то время соотносилась с Миссисипи?

Гарза на минуту задумался.

– Рио-Гранде, скорее, была родственна Нилу.

– Нилу?

– Река берет свое начало в Скалистых горах Колорадо. Весной, когда идет активное таяние снегов, уровень воды сильно поднимается. Древние индейцы, как и египтяне, копали траншеи, отводя воду для орошения своих полей. Именно поэтому сегодня река не такая широкая, но более извилистая, чем первоначально. Когда на берегах стали возникать испанские и мексиканские поселения, а несколько позже сюда пришли американцы из Техаса, строительство ирригационных сооружений активизировалось. Появившиеся после Гражданской войны железные дороги доставили сюда еще больше фермеров и владельцев ранчо, которые тоже отводили для себя воду. К тысяча восемьсот девяносто четвертому году из-за многочисленных и чрезвычайно опасных мелей здесь прекратилась навигация. Если бы не ирригация, Рио-Гранде вполне могла стать техасской Миссисипи.

– Сейчас река судоходна? – спросила Лили.

– Когда началось развитие торговли, некоторое время поток судов был довольно велик. Колесные пароходы совершали регулярные рейсы из Браунсвилла в Ларедо в течение тридцати лет или даже больше. Сейчас, после постройки дамбы Фолкон, в низовьях можно увидеть только лодки с подвесными моторами.

– А раньше парусные суда могли доходить до города Рома? – спросил Питт.

– Запросто. Река была достаточно широкой для безопасного маневрирования. Парусному судну следовало только дождаться попутного ветра. Имеются сведения о килевом судне, дошедшем в тысяча восемьсот пятидесятом году до Санта-Фе.

Несколько минут все молчали, наблюдая, как Миффлин ведет вертолет вдоль извилистой реки. Впереди показались невысокие, покатые холмы. На мексиканской стороне виднелись небольшие города, расположившиеся здесь в пыльном уединении еще три века назад. Некоторые дома были построены из камня и кирпичей и покрыты красной черепицей. Другие были сооружены из самого разнообразного подручного материала и покрыты соломой или тростником.

В сельскохозяйственной части равнины цитрусовые рощи и поля с овощами уступили место зарослям мескитовых деревьев[183] и чертополоха. Питт ожидал увидеть грязную коричневую реку, но Рио-Гранде приятно удивила его чистой зеленовато-голубой водой.

– Сейчас мы подлетаем к городу Рома, – объявил Гарза. – Его близнец на другой стороне реки называется Мигель-Алеман. Это, в общем, не совсем город, а скорее небольшой пограничный поселок на дороге в Монтеррей. Там располагается несколько магазинов для туристов, а больше он ничем не примечателен.

Миффлин набран высоту и провел вертолет над мостом, после чего опять опустился к реке. На мексиканской стороне люди мыли машины, раскладывали рыболовные сети, купались. Около берега в илистых лужицах лежали свиньи. На американской стороне на обрывистом берегу из желтого песчаника стояли дома. Они выглядели старыми и небогатыми, но весьма надежными.

– Здания, как мне кажется, построены довольно искусно, – задумчиво проговорила Лили. – Представляете, сколько исторических событий видели эти стены!

– Во время расцвета коммерческого и военного судоходства, – продолжал лекцию Гарза, – город Рома был крупным портом. Преуспевающие купцы нанимали крупных архитекторов для проектирования жилых домов и общественных зданий. Все они неплохо сохранились.

– Среди них есть известные? – спросила Лили.

– Известные? – Гарза рассмеялся. – Лично мне очень нравится дом, построенный в середине девятнадцатого века. Он использовался в фильме с Марлоном Брандо в главной роли, который снимался именно в нашем городе.

Сэндекер сделал знак Миффлину облететь город вокруг.

– Город назван в честь Рима, поскольку тоже стоит на семи холмах? – спросил он Гарзу.

– Точно этого никто не знает, – улыбнулся тот. – Да и чтобы различить эти семь холмов, придется проявить незаурядную наблюдательность. Только два имеют заметные вершины, остальные давно сровнялись с землей.

– Какая тут почва? – спросил Питт.

– В основном обломки меловых пород. Этот район когда-то был дном моря. Часто встречаются окаменелые раковины устриц. Находили раковины размером до полуметра. Здесь неподалеку есть карьер, где добывают гравий, и там можно наглядно увидеть разные геологические периоды. Если хотите, Джо посадит вертолет, мы выйдем и я расскажу вам об этом подробнее.

– Не сейчас, – сказал Питт. – В этом районе есть естественные пещеры?

– На поверхность не выходит ни одна. Но это не значит, что их нет под землей. Никто не знает, сколько пещер, сформированных древними морями, скрыто под верхним слоем. Если забраться достаточно глубоко, да еще в нужном месте, вы почти наверняка найдете известняковую пещеру весьма приличных размеров. Старые индейские легенды рассказывают о духах, обитающих там.

– Каких духах?

Гарза пожал плечами:

– Призраки предков, погибших в сражениях с демонами зла.

Лили непроизвольно сжала руку Питта.

– В районе Рома проводились археологические раскопки? Какие-нибудь артефакты находили?

– Несколько стрел, кремниевые дротики, каменные ножи и каменные лодки.

– Что такое каменные лодки? – спросил Питт.

– Полые камни в форме лодок, – ответила Лили с явно ощутимым волнением. – Их происхождение и назначение до сих пор неизвестно. Бытует мнение, что их использовали в качестве амулетов. Считалось, что они отводили зло, особенно если индеец опасался ведьм или заговора шамана. Символическое изображение ведьмы привязывали к каменной лодке и бросали в реку или озеро, таким образом навсегда уничтожая зло.

– Находили ли предметы, которые ставили археологов в тупик? Быть может, они не укладывались в привычный отрезок на исторической шкале?

– Да, но их считали подделками.

Лили оживилась:

– О каких именно предметах идет речь?

– Мечи, кресты, кусочки брони, древки копий, все в основном металлическое. Кроме того, я вспоминаю историю о старом каменном якоре, который откопали на берегу реки.

– Возможно, он был испанским по происхождению? – вмешался Сэндекер.

Гарза покачал головой:

– Не испанским и не римским. Наши музейные деятели отнеслись к нему скептически и посчитали мистификацией девятнадцатого века.

Пальцы Лили крепче сжали в руку Питта.

– Как вы считаете, у нас будет возможность все это увидеть? – нетерпеливо спросила она. – Или их забросили за ненадобностью в какой-нибудь университетский подвал?

Гарза показан через окно на дорогу, ведущую от города на север:

– Между прочим, все артефакты здесь. Их бережно хранит человек, который их нашел. Это коренной техасец по имени Сэм Тринити. Местные его зовут Безумным Сэмом. Он бродит по этому району уже пятьдесят лет и клянется, что здесь когда-то стояли лагерем римляне. Чтобы заработать на жизнь, он держит небольшую газозаправочную станцию. Устроил у себя в сарае склад, который гордо называет музеем античности.

Губы Питта расплылись в улыбке.

– Вы можете сесть рядом с его домом? – спросил он пилота. – Полагаю, нам есть о чем поговорить с этим человеком.

66

Перед съездом с шоссе стоял указатель длиной добрых девять метров. Гигантская доска опиралась на выгоревшие на ярком солнце и изрядно потрепанные непогодой столбы из стволов мескитовых деревьев, которые дружно завалились назад, словно с перепоя. Кричаще яркие красные буквы на поблекшем серебристом фоне сообщали: «РИМСКИЙ ЦИРК СЭМА».

Газовые насосы, находящиеся здесь же, были новенькими и блестящими. Хозяин качал ими метановое топливо по сорок девять центов за литр. Магазин был выстроен из кирпича и выглядел, как хижина аризонских индейцев. Внутри было чисто, а на полках аккуратно уложены предметы антиквариата, бакалейные товары и безалкогольные напитки. Это был один из тысяч маленьких уединенных оазисов человеческой деятельности, расположенных вдоль автомагистралей по всей стране.

Но хозяйство Сэма не вписывалось в общую в картину, как и он сам.

На нем не было бейсбольной шапочки с рекламой тракторов «катерпиллер». Не было ни высоких поношенных ковбойских сапог, ни широкополой соломенной шляпы, ни выцветших джинсов «левис». Сэм носил яркую зеленую рубашку, желтые слаксы и довольно дорогие кожаные туфли. Его седые волосы были аккуратно подстрижены, а на макушке лихо топорщилась спортивная шапочка.

Сэм Тринити стоял в дверях своего магазина, до тех пор пока не улеглась поднятая винтами пыль, потом не торопясь прошествовал по асфальтовой дорожке и остановился метрах в шести от распахнувшейся двери вертолета, поигрывая двумя железными прутами.

Гарза спрыгнул на землю первым и направился к Сэму:

– Привет, старина, как живешь? Продолжаешь копаться в грязи?

Физиономия Тринити с толстой, больше подходящей теленку, чем человеку, кожей расплылась в широкой улыбке:

– Херб! Какими судьбами? Рад тебя видеть.

Он снял солнечные очки, явив миру голубые, блестевшие юношеским задором глаза, и сразу же сощурился: яркое солнце Южного Техаса приучает жителей защищать глаза. Подумав, он снова водрузил на нос очки. Сэм Тринити был очень высок, худ, как жердь, имел тонкие, длинные руки и узкие плечи, но зато звучный басовитый голос.

Гарза не представил гостей, но было ясно, что имена прибывших не представляют интереса для Сэма. Он сделал приглашающий жест рукой и сказал:

– Добро пожаловать в римский цирк Сэма. – Потом он окинул взглядом Питта и, заметив царапины на лице, хромоту и самодельную трость, полюбопытствовал: – Вы упали с мотоцикла?

Питт рассмеялся:

– Нет. Пострадал в небольшой потасовке в салуне.

– Кажется, вы мне нравитесь.

Сэндекер, державшийся чуть в стороне, спросил, кивнув на железные прутья:

– Где вы играете в гольф?

– Тут недалеко. Если пойдешь вниз по дороге, будет Рио-Гранде-Сити, – добродушно сообщил Тринити. – Я только что вернулся оттуда после короткой встречи со старыми армейскими корешами.

– Мы бы хотели осмотреть ваш музей, – сказал Гарза.

– Почту за честь. Смотрите. Не каждый день желающие взглянуть на мои артефакты прилетают на вертолете (он произносил слово «артефакт», растягивая звук "е"). Вы, наверное, хотите что-нибудь выпить? Что? Кола, содовая, пиво? У меня есть кувшин с «Маргаритой» на леднике.

– «Маргарита» – это здорово, – сказала Лили, вытирая шею банданой.

– Проводи наших гостей в музей, Херб. Дверь не заперта. Через минуту я присоединюсь к вам.

На заправку заехал грузовик, за ним последовал трейлер, и Сэм остановился поболтать с водителями.

– Общительный парень, – пробормотал Сэндекер.

– Сэм может быть общительнее и дружелюбнее, чем жена владельца техасского ранчо, но если вы столкнетесь с его отрицательными сторонами, то поймете, что он бывает жестким, как бифштекс за девяносто центов.

Гарза провел гостей в кирпичное строение, расположенное сразу за магазином. Помещение не больше гаража на две машины. Здесь были стеклянные витрины, где на полках аккуратными рядами лежали сокровища Сэма, тут же стояли восковые фигуры в римских одеждах. В музее было очень чисто, на стеклах ни пылинки, а артефакты радовали глаз своей ухоженностью – очищены от ржавчины и отполированы.

У Лили был с собой портфель. Аккуратно пристроив его на одной из витрин, она достала толстую иллюстрированную книгу, напоминающую каталог, и начала сравнивать лежащие на полках предметы с изображенными на рисунках.

– Очень похоже, – проговорила она через несколько минут. – Мечи и наконечники в точности такие же, как у римлян четвертого века.

– Не спешите делать выводы, – серьезно сказал Гарза. – Сэм вполне мог сфабриковать все, что вы здесь видите, состарив предметы с помощью кислоты и солнца.

– Он ничего не фабриковал, – решительно заявил Сэндекер.

Гарза скептически ухмыльнулся:

– Как вы можете быть в этом уверены, адмирал? Нет никаких свидетельств, что залив до Колумба кто-то уже посещал.

– Уже есть.

– Это для меня новость.

– Это случилось в триста девяносто первом году нашей эры, – объяснил Питт, – Флот из полутора десятков судов поднялся вверх по Рио-Гранде до места, где сейчас находится город Рома. В одном из холмов за городом римские наемники, рабы и египетские ученые спрятали обширную коллекцию артефактов из Александрийской библиотеки в Египте.

– Я знал это! – с порога завопил Сэм Тринити. Он был настолько взволнован, что едва не выронил поднос со стаканами и кувшином, который держат в руках. – Я был в этом уверен! Римляне действительно ступали по земле Техаса!

– Вы были правы, Сэм, – примирительно сказан Сэндекер, – а те, кто сомневались в этом, – нет.

– Все эти годы мне никто не верил, – ошеломленно бормотал Сэм. – Даже когда они прочитали надпись на камне, меня обвинили, что я выбил ее сам.

– Камень? Какой камень? – насторожился Питт.

– Тот, что стоит в углу. Я обращался к специалистам, чтобы ее перевели, ну и что вышло? Мне сказали: «Неплохо, Сэм, ты, оказывается, и латынь знаешь». Столько лет меня все считали лгуном!

– У вас есть копия перевода? – спросила Лили.

– Вон она, висит на стене. Я напечатал ее и повесил на видное место в застекленной рамке.

Лили оказалась быстрее всех. Она подошла к стене и начала читать вслух. Остальные столпились вокруг.

– "Этим камнем отмечен путь туда, где я приказал зарыть экспонаты из величайшей обители муз. Я уцелел после уничтожения нашего флота варварами и направился на юг, где местное племя приняло меня за пророка.

Я учил их всему, что знаю сам и что сам умею, но они почти не применяли полученные знания на практике. Они предпочитали поклоняться языческим богам и идти на поводу у невежественных волхвов, требующих человеческих жертв.

После моего прибытия прошло семь лет. Мое возвращение сюда наполнено болью из-за гибели моих бывших товарищей. Я позаботился об их погребении. Мое судно готово, и очень скоро я отправляюсь в Рим.

Если Феодосий еще жив, я буду казнен, но с радостью иду на этот риск, чтобы еще хотя бы раз увидеть мою семью. Тем, кто это читает: если я погибну, знайте, вход в хранилище находится под холмом. Стойте на северной стороне и смотрите на юг, на речной утес.

Юний Венатор,

десятое августа триста девяносто восьмого года".

– Значит, Венатор пережил гибель своей экспедиции только для того, чтобы через семь лет умереть, перед тем как вернуться в Рим, – сказал Питт.

– Или он вернулся, но был казнен, – предположил Сэндекер.

– Нет, Феодосий умер в триста девяносто пятом году, – сказала Лили. – Подумать только, этот камень простоял шестнадцать веков, и никто не обращал на него внимания.

Брови Тринити удивленно поднялись.

– Вы знаете этого парня, Венатора?

– Мы идем по его следу, – сообщил Питт.

– Вы искали хранилище? – спросил Сэндекер.

Тринити кивнул:

– Я перекопал здесь все что мог, но не нашел ничего, кроме того, что вы здесь видите.

– Глубоко копали?

– Лет десять назад я выкопал яму глубиной около шести метров, но обнаружил только сандалию – вон стоит на полке.

– Вы покажете нам площадку, где нашли камень и другие предметы? – спросил Питт.

Старый техасец вопросительно взглянул на Гарзу:

– Ты как считаешь, Херб?

– Поверь мне, Сэм, этим людям можно верить. Они не расхитители гробниц.

– Хорошо. – Сэм кивнул и начал энергично собираться. – Тогда давайте покатаемся. Можно поехать в моем джипе.

* * *

Тринити провел джип по грунтовой дороге мимо нескольких современных построек и остановился перед забором из колючей проволоки. Он вышел, открыл калитку, также обмотанную колючей проволокой, и отодвинул ее в сторону. Затем снова сел за руль, и джип покатил дальше. Дорога постепенно слилась с окружающим ландшафтом и стала почти незаметной.

Когда джип с четырьмя приводными колесами забрался на довольно крутой подъем, Сэм остановил машину и выключил зажигание.

– Итак, господа, мы находимся на холме Гонгора. Очень давно кто-то мне сказал, что его назвали в честь испанского поэта семнадцатого века. Почему эту груду земли назвали именем поэта, я не знаю.

Питт показал на низкий холм, поднимавшийся в четырехстах метрах к югу.

– Как называется тот холм?

– У него нет названия, во всяком случае, я его не знаю.

– Где вы обнаружили камень? – спросила Лили.

– Потерпите, это немного дальше.

Тринити снова завел двигатель и направил джип вниз по склону, объезжая мескитовые деревья и заросли низкого кустарника. Две минуты спустя он затормозил около неглубокого старого русла реки. Сэм вышел из машины, подошел к краю и заглянул вниз:

– В этом месте я увидел уголок камня, выступающий из земли.

– Это сухое русло, – заметил Питт, – тянется между Гонгорой и дальним холмом.

– Да. – Тринити кивнул. – Но камень никак не мог переместиться оттуда на склон Гонгоры, если, конечно, его не перетащили специально.

– Эта равнина вряд ли затопляется, – согласился Сэндекер. – Эрозия и дожди в столь длительный период могли переместить камень с вершины Гонгоры метров на пятьдесят ниже, но они никак не могли передвинуть его на полкилометра с другой вершины.

– А другие артефакты? – спросила Лили. – Где были они?

Тринити описал рукой дугу.

– Они были разбросаны по склону и дальше почти до центра города.

– Вы отметили место находки каждого?

– Извините, мисс, но я не археолог и не думал, что необходимо запоминать каждую яму.

Глаза Лили вспыхнули разочарованием, но она промолчала.

– Вы, должно быть, использовали металлоискатель? – спросил Питт.

– Сам сделал, – похвастался Сэм. – Он у меня достаточно чувствительный, чтобы найти пенни на глубине полуметра.

– Кому принадлежит земля?

– Двенадцать сотен акров этой земли принадлежит моей семье еще с тех пор, как Техас был республикой.

– Это упрощает наши взаимоотношения с законом, – одобрительно заметил Сэндекер.

Питт посмотрел на часы. Солнце уже собиралось скрыться за грядой холмов. Он попытался мысленно представить себе сражение между индейцами и римлянами, которые рвались к реке, где их ждали суда. Ему казалось, что он слышит крики, вопли боли, бряцание оружия. Он чувствовал, словно переместился во времени на шестнадцать столетий назад, в тот судьбоносный день. Голос Лили, продолжавшей засыпать Тринити вопросами, вернул его в день сегодняшний.

– Странно, что на поле сражения вы не нашли никаких костей.

– Первые испанцы, потерпевшие крушение на техасском побережье залива и прошедшие по этим местам до Веракрус и Мехико, рассказывали об индейцах-каннибалах, – ответил Гарза.

Лили скривилась от отвращения:

– Но не станете же вы утверждать, что всех погибших съели!

– Конечно нет, вероятнее всего, съели лишь некоторых. А останки, которые не растащили собаки и дикие животные, позже были преданы земле этим парнем – Венатором.

– Херб прав, – сказал Питт. – Кости, оставшиеся на поверхности земли, со временем превратились бы в пыль.

Лили застыла в напряжении. С почти мистическим благоговением она взирала на гребень холма Гонгора.

– Никак не могу поверить, что мы действительно находимся в нескольких метрах от сокровищ.

После этого на несколько минут замолчали все присутствующие. Первым не выдержал Питт:

– Шестнадцать веков назад здесь умерло много хороших людей, пожелавших сохранить для потомков огромный запас знаний. Думаю, нам пора его откопать.

67

На следующее утро бдительные охранники открыли перед адмиралом Сэндекером ворота, и он поехал по аллее, ведущей к коттеджу президента на плато Озарк в штате Миссури. Он оставил машину на аллееи достал из багажника портфель. Воздух был свеж и прохладен, что было особенно приятно после техасской парилки.

Президент сошел с крыльца и тепло поприветствовал гостя:

– Адмирал, спасибо, что приехали.

– О, господин президент, это мой долг.

– Как прошел перелет?

– Я его проспал.

– Извините меня, адмирал, что вам пришлось действовать в такой спешке.

– Я отлично понимаю срочность и важность вопроса.

Президент положил руку на плечо Сэндекера и повел его по ступенькам к двери коттеджа:

– Входите и позавтракайте. Дейл Николс, Юлиус Шиллер и сенатор Питт уже расправляются с вареными яйцами и копченой ветчиной.

– Решили провести мозговую атаку? – улыбнулся Сэндекер.

– Мы провели полночи в обсуждении политических последствий вашего открытия.

– Мне почти нечего добавить к тому, что было в официальном докладе, который я переправил с курьером.

– Но вы не включили в него предполагаемый график раскопок.

– Мне необходимо было его обдумать, – твердо заявил Сэндекер.

Решительность адмирала не произвела большого впечатления на президента.

– Вы нам все расскажете за завтраком.

Собеседники на несколько минут замолчали. Президент провел гостя в дом, и Сэндекер с любопытством огляделся. Дом был сложен из крупных бревен. Уютная гостиная была обставлена как современная жилая комната, а вовсе не как помещение охотничьего домика. В большом камине потрескивали дрова. Из гостиной президент и адмирал прошли в столовую, где Николс и Фишер, одетые как завзятые рыбаки, встали и обменялись рукопожатиями с адмиралом. Сенатор Питт, сидевший немного поодаль, приветственно помахал рукой.

Сенатор Питт и адмирал Сэндекер благодаря Дирку уже давно стали близкими друзьями. Мрачное выражение лица старшего Питта заставило Сэндекера насторожиться.

В столовой находился еще один человек, о котором президент не упомянул, – Хэролд Уисмер, закадычный друг и внештатный советник президента, пользовавшийся огромным влиянием. Сэндекер удивился, почему президент пригласил этого человека тоже.

Президент указал рукой на стол:

– Присаживайтесь, адмирал. Как вы относитесь к вареным яйцам?

– Я бы предпочел фрукты и стакан обезжиренного молока.

Официант в белой форме принял заказ и отправился на кухню.

– Так вот, значит, как вы поддерживаете фигуру, – сказал Шиллер.

– Ограничение в еде и физические упражнения, – ответствовал Сэндекер.

– Мы все хотим поздравить вас и ваших людей с замечательным открытием, – решительно начал Уисмер. Он смотрел на адмирала сквозь очки в тонкой оправе с розовыми стеклами. Густая борода почти полностью скрывала его тонкие губы. Он был лыс, как бильярдный шар, и имел широко расставленные, немного выпученные глаза. – Когда вы намерены приступить к раскопкам?

– Завтра, – ответил Сэндекер, подозревая, что вот-вот услышит что-то неприятное. Он достал из портфеля увеличенную карту окрестностей города Рома и рисунок холма, на котором были указаны места будущих раскопок. Все это он разложил на свободном участке стола, – Мы собираемся прокопать два разведывательных тоннеля в главном холме в восьмидесяти метрах от вершины.

– Речь идет о холме, носящем имя Гонгора?

– Да, тоннели начнутся на противоположных сторонах склона, выходящего на реку, и пойдут под углом друг к другу, но на разных уровнях. Один из них или оба так или иначе не минуют грота, описанного Юнием Венатором, а если повезет, то и на одну из входных шахт.

– Вы совершенно уверены, что сокровища Александрийской библиотеки находятся именно в этом месте? – спросил Уисмер, и у адмирала возникло впечатление, что вокруг него затягивается петля. – У вас нет никаких сомнений?

– Нет, – уверенно ответил Сэндекер. – Карта с римского корабля в Гренландии привела к артефактам, обнаруженным Сэмом Тринити. Все части головоломки прекрасно сложились.

– Но ведь, может быть...

– Нет, римские артефакты являются подлинными, это подтвердили специалисты, – перебил Уисмера Сэндекер. – Это не подделка, не мошенничество и не чьи-то происки. Единственный вопрос – обнаружение точного места захоронения.

– Мы вовсе не утверждаем, – поспешил вмешаться Шиллер, – что сокровищ Александрийской библиотеки не существует. Но вы должны понять, адмирал, что международные последствия открытия такого масштаба могут быть непредсказуемыми.

Сэндекер не мигая уставился на Шиллера.

– Я не понимаю, каким образом обладание знаниями античного мира может привести к Армагеддону. Кроме того, вам не кажется, что вы поздно спохватились? Гала Камиль уже объявила о поисках на весь мир.

– Существуют соображения, – сказал президент, – которые вам просто не приходили в голову. Президент Хасан может заявить, что все реликвии принадлежат Египту и должны быть ему возвращены. Греция наверняка потребует возврата золотого саркофага Александра Македонского, и один Бог знает, какие требования выдвинет Италия.

– Возможно, я действительно чего-то не понимаю, джентльмены, – сказал Сэндекер, – но, по-моему, мы собирались использовать это открытие как раз для поддержки президента Хасана и его правительства.

– Верно, – признал Шиллер, – но это было до того, как выяснилось, что клад находится в районе Рио-Гранде. Теперь на сцену выступает Мексика. Фанатик Топильцин вполне может заявить свои претензии, мотивируя их тем фактом, что место захоронения когда-то принадлежало Мексике.

– Этого действительно следует ожидать, – сказал Сэндекер, – но ведь закон есть закон, а по закону артефакты принадлежат тому, кому принадлежит и земля, в которой они найдены.

– Мистеру Тринити будет предложена значительная сумма за использование его земли и права на реликвии, – сказал Николс. – Могу добавить, что эта сумма будет освобождена от налогообложения.

Сэндекер не смог или не счел нужным скрыть свой скептицизм.

– Клад может стоить много сотен миллионов долларов. Не знал, что наше правительство располагает подобными средствами.

– Разумеется, нет, – поморщился Николс.

– А если Тринити откажется принять ваше предложение?

– В нашем распоряжении имеются самые разные методы убеждения, – холодно заявил Уисмер.

– С каких пор наше правительство занялось вопросами искусства?

– Произведения искусства, скульптуры и останки Александра Великого действительно представляют лишь исторический интерес, – сказал Уисмер. – А вот знания, хранящиеся в древних свитках, могут стать жизненно важными для всех.

– Ну это как посмотреть, – философски заявил Сэндекер.

– Информация, содержащаяся в научных записях, и в первую очередь информация геологическая, может кардинально повлиять на наши будущие отношения со странами Ближнего Востока, – упрямо продолжал Уисмер, – К тому же нельзя забывать о религиозных аспектах.

– Что вы имеете в виду? Греческий перевод оригинального иудейского текста Ветхого Завета был выполнен в библиотеке. Именно он является основой всех современных Библий.

– Но не Нового Завета, – не унимался Уисмер. – Под обычным техасским холмом могут обнаружиться исторические факты, которые способны поставить под сомнение основы христианства. Согласитесь, что таким фактам лучше оставаться на месте.

Сэндекер окинул Уисмера холодным взглядом, потом повернулся к президенту:

– Я чувствую, здесь какой-то заговор, господин президент, и я был бы вам очень признателен, если бы вы объяснили, зачем я здесь.

– Ничего дурного, уверяю вас. Но, думаю, все мы согласны, что эту масштабную и очень тонкую операцию следует вести в рамках строжайшей секретности и под соответствующим руководством.

Сэндекер мгновенно понял: ловушка захлопнулась. Он с самого начала знал, что произойдет.

– Значит, после того как НУМА... – он сделал паузу и в упор взглянул на сенатора Питта, – и в первую очередь ваш сын, сенатор, сделал всю грязную работу, вы хотите отодвинуть нас в сторону?

– Вы не можете не согласиться, адмирал, – официальным тоном сказал Уисмер, – что это задача не для правительственного агентства, чьи главные интересы сосредоточены под водой.

Сэндекер не обратил внимания на слова президентского советника.

– До сих пор мы вполне успешно справлялись, – сказал он, – и я не вижу причин, почему бы нам не довести проект до конца.

– Мне очень жаль, адмирал, – твердо заявил президент, – но я забираю у вас этот проект и передаю его Пентагону.

Сэндекер на мгновение замер в немом изумлении.

– Военным? – взорвался он. – Кому в голову могла прийти столь дикая идея?

В глазах президента мелькнула растерянность. Он непроизвольно повернул голову к Уисмеру, но быстро взял себя в руки и твердо заявил:

– Неважно, кто разработал новый план. Решение принял я.

– Мне кажется, вы кое-чего не понимаете, Джим, – подал голос сенатор Питт. – То, с чем вы сейчас столкнулись, – не обычная археология. Знания, хранящиеся под этим холмом, могут изменить мир.

– И это достаточно веская причина, чтобы мы засекретили эту операцию, – важно проговорил Уисмер. – Мы должны держать это открытие в тайне, пока все документы не будут классифицированы и досконально изучены.

– На это уйдет несколько десятков лет, а то и целое столетие, – заявил Сэндекер. – Все зависит от количества свитков и их состояния.

– Сколько надо... – начал было президент.

Официант принес адмиралу молоко и фрукты, но тот напрочь лишился аппетита.

– Иными словами, – язвительно заявил он, – вам нужно время, чтобы подсчитать неожиданно свалившееся наследство. А потом начать политические торги за древние карты, показывающие месторождения нефти и других полезных ископаемых в Средиземноморье. Если же кости Александра еще не превратились в пыль, их можно будет продать Греции за продление срока аренды территорий наших военных баз. И все это скрывая правду от американского народа.

– Мы не можем допустить, чтобы информация о находке стала достоянием гласности, – терпеливо объяснил Шиллер, – пока мы не будем готовы к действиям. Вы не можете осознать, сколь велики преимущества в области внешней политики, которые вы дали правительству. Мы не имеем права пренебречь ими ради любопытства общественности к историческим и культурным реликвиям.

– Я не столь наивен, как вы думаете, джентльмены, – сказал Сэндекер, – но, должен признаться, я действительно являюсь старым сентиментальным патриотом, который верит, что народ заслуживает большего, чем получает от правительства. Сокровища Александрийской библиотеки принадлежат не кучке политиканов, которые могут использовать их в своих сделках. Они принадлежат американскому народу по праву собственности. – Сэндекер не дал своим оппонентам ответить. Он сделал глоток молока, а потом извлек из портфеля газету и положил ее в центр стола. – Ваши помощники и советники мыслят исключительно масштабными категориями, поэтому и не обратили внимания на маленькую заметку, содержащую информацию агентства Рейтер, которая появилась сегодня в большинстве газет мира. Эту газету я купил на станции проката автомобилей в Сент-Луисе. Ознакомьтесь, я отметил интересующую нас заметку на третьей странице.

Уисмер взял газету и развернул ее. Он вслух прочитал сначала название, а потом и текст:

– «Римляне высадились в Техасе? По информации, полученной от высокопоставленных источников в Вашингтоне, поиски подземного хранилища античных реликвий из знаменитой Александрийской библиотеки завершились в Техасе – в нескольких сотнях метров к северу от реки Рио-Гранде, в городе Рома. Артефакты, которые на протяжении многих лет искал и хранил местный житель мистер Сэмюел Тринити, ведущими археологами нашей страны признаны подлинными. Поиски начались после находки во льдах Гренландии римского торгового судна, отнесенного к четвертому веку нашей эры...»

Уисмер даже задохнулся от злости:

– Утечка! Проклятая утечка!

– Но откуда? – в шоке пробормотал Николс. – Кто?!

– Высокопоставленные источники в Вашингтоне, – процитировал Сэндекер. – А это значит – в Белом доме. – Он посмотрел на президента, потом перевел взгляд на Николса. – Так что ищите источник среди своих людей, господа.

Шиллер нахмурился.

– Туда устремятся тысячи людей, – вздохнул он. – Господин президент, вы должны отправить туда военных.

– Юлиус прав, господин президент, – добавил Николс. – Охотники за сокровищами перероют все холмы в окрестностях города Рома, если их вовремя не остановить.

Президент кивнул:

– Хорошо, Дейл. Позвоните генералу Меткалфу из Объединенного комитета.

Николс поспешно перешел из столовой в кабинет, где работали агенты безопасности и связисты из Белого дома.

– И все же я настоятельно советую засекретить операцию, – снова заговорил Уисмер. – Мы можем заявить, что находка оказалась чьей-то глупой мистификацией.

– Это не слишком хорошая идея, господин президент, – сказал Шиллер. – Вашим предшественникам из-за этого пришлось пережить немало неприятных минут. Не стоит обманывать американский народ – это дорого обходится. Средства массовой информации все равно рано или поздно пронюхают правду и смешают вас с грязью.

– Я согласен с Юлиусом, – сказал Шиллер. – Закройте район, но раскопки надо продолжать, ничего не скрывая и информируя общественность. Поверьте, господин президент, ваша администрация от этого только выиграет.

Президент взглянул на Уисмера и развел руками:

– Извини, Хэролд, но, может быть, это к лучшему.

– Будем надеяться, – сухо проговорил Уисмер, не сводя глаз с газетной заметки. – Но мне даже не хочется думать, что произойдет, если лунатик Топильцин захочет урвать этот кусок.

68

Сэм Тринити внимательно наблюдал, как Питт соединяет два электрических провода, тянущихся из двух металлических ящиков, стоящих у заднего откидного борта его джипа. В одном из ящиков имелся небольшой монитор, а из широкой щели второго высовывался узкий и длинный лист бумаги.

– Интересная штуковина, – поделился своими наблюдениями Сэм. – Как она называется?

– О, название у нее довольно занятное. Это электромагнитная отражательная профильная система для проведения исследований под поверхностью, – ответил Питт, протягивая провода к причудливой конструкции с двумя горбами, четырьмя колесами и ручкой, чтобы ее можно было толкать. – Попросту говоря, это зондирующий радар для поземных работ, первый георадар, изготовленный корпорацией «Ойо».

– Я и не знал, что радар может видеть сквозь землю и камни.

– Он дает довольно хорошую картину на глубине десять метров, а при идеальных условиях и до двадцати метров.

– Как он работает?

– Когда передвижной зонд движется по поверхности, передатчик посылает в землю электромагнитные импульсы. Отраженные сигналы поступают в приемник и передаются на процессор, а самописец записывает показания. Видите?

– Может быть, передатчик будет лучше чувствовать себя на буксире?

– Мне удобнее управлять им, перемещая его вручную.

– Что мы будем искать?

– Полость.

– Вы имеете в виду пещеру?

Питт ухмыльнулся и пожал плечами:

– Это одно и то же.

Тринити посмотрел через хребет холма, на котором они стояли, на вершину холма Гонгора, возвышающуюся в четырехстах метрах в стороне.

– Почему мы ведем поиски не на том холме?

– Я хочу провести испытания установки, прежде чем мы приступим к работе там, – сообщил Питт. – И потом, существует небольшая вероятность, что Венатор спрятал другие артефакты где-нибудь еще. – Он сделал паузу, помахал Лили, которая работала с теодолитом неподалеку, и крикнул: – Мы готовы!

Она подошла, держа в руках планшет с листом миллиметровки.

– Вот ваша решетка для поисков, – сказала она, указав карандашом на значки, проставленные на бумаге. Пограничные вешки уже установлены. Я буду идти за джипом и следить за показаниями приборов. Через каждые двадцать метров я буду ставить маленький флажок-указатель, чтобы контролировать движение по прямой.

Питт кивнул Тринити:

– Вы готовы, Сэм?

Тринити поерзал на водительском сиденье и включил зажигание:

– Жду команды.

Питт включил установку и покрутил ручку настройки. Потом он взялся за рукоятку передвижного зонда и сделан шаг вперед:

– Начали!

Тринити тронул джип с места, и мощная машина поползла вперед. Питт следовал примерно в пяти метрах за ней, толкая перед собой приемно-передающее устройство.

Легкая облачность уменьшила ослепительную яркость солнца, превратив его в тусклый желтый мяч. День был нежарким, и люди чувствовали себя вполне комфортно. Они утюжили взад-вперед намеченный участок, обходя деревья и кусты. Казавшееся бесконечным утро перешло в не менее бесконечный день. Эта тягучая монотонность, обычная спутница поисков, растянула время вне всяких мыслимых пропорций.

Они не стали прерываться на ланч, останавливаясь только по команде Лили для записи показаний приборов.

– Есть что-нибудь интересное? – спросил Питт, решивший несколько минут передохнуть в тенечке.

– Мы находимся на краю чего-то, что может оказаться интересным, – сказала Лили, занятая записями. – Может быть, это ложная тревога. После нескольких проходов станет яснее.

Тринити раздал всем участникам поисков бутылки с пивом, ожидавшие своего часа в автомобильном холодильнике. Именно во время короткого перерыва на отдых Питт обратил внимание на растущее число машин, стоящих у холма Гонгора. По склону начали бродить люди с металлоискателями.

Сэм тоже заметил всеобщее оживление.

– Похоже, на мои знаки «прохода нет» никто не обращает внимания, – пробурчал он. – И откуда их столько набежало Можно подумать, здесь обещали раздавать бесплатную выпивку.

– Кто это? – спросила Лили, – И откуда они узнали о нашем проекте?

Тринити внимательно осмотрел прибывших поверх своих темных очков.

– В основном это местные парни, – сообщил он. – Должно быть, кто-то проболтался. Но завтра здесь соберется народ со всех концов Соединенных Штатов.

В джипе требовательно зазвонил телефон. Тринити сказал несколько слов и через окно передал трубку Питту:

– Это вас. Адмирал Сэндекер.

– Слушаю, адмирал, – сказал Питт.

– Мы больше не в деле, – проинформировал его адмирал. – Советники президента внушили ему идею передать операцию Пентагону.

– Этого следовало ожидать, но лично я бы предпочел службу охраны заповедников. У них больше оборудования для подобных работ.

– Белый дом желает, чтобы сразу же после обнаружения хранилища оно было вскрыто, и оттуда как можно скорее были извлечены свитки для их подробного изучения. Наши политики опасаются, что на древние знания найдется слишком много претендентов.

Питт в досаде стукнул кулаком по крыше джипа:

– Черт бы их побрал! Дай им волю, они бы спустились вниз и покидали все свитки в грузовики как обычный утиль. Они же не понимают, что свитки, пролежавшие под землей шестнадцать веков, могут обратиться в пыль, если с ними неправильно обращаться.

– Президент взял на себя ответственность за эту авантюру.

– Прошлое не имеет приоритета перед современной политикой, это я уже понял.

– Есть еще одна проблема, – прервал Питта адмирал. – Кто-то в Белом доме слил информацию Международному агентству новостей. Слухи распространяются быстрее чумы.

– Здесь уже собираются толпы.

– Предприимчивый народ, ничего не скажешь. Они время зря не теряют.

– А как правительство собирается решить вопрос с собственностью на землю? Здесь все окрестности принадлежат Сэму.

– Сэм получит предложение, от которого не сможет отказаться, – со злостью ответил Сэндекер. – Президент и его свита разработали грандиозную схему получения политической выгоды от информации, содержащейся в свитках.

– Мой отец был с ними?

– Мне очень жаль, но это так.

– Кто именно будет вести работы?

– Группа армейских инженеров из Форт-Худа. Все они вместе со своим оборудованием следуют к месту раскопок на грузовиках. Силы безопасности вот-вот свалятся вам на голову. Их доставят на вертолете, чтобы быстро оцепить периметр.

– Вы можете использовать свое влияние, чтобы мы остались здесь?

– Дай мне убедительные доводы.

– Если не считать Хайрема Йегера, Лили и я знаем о поисках больше, чем кто бы то ни был. Настаивайте, чтобы мы остались здесь как консультанты проекта. Приведите в качестве довода академические звания и заслуги Лили. Скажите, что мы ведем поиски артефактов, которые могли остаться на поверхности. Короче, говорите что угодно, но убедите президента оставить нас здесь.

– Я посмотрю, что можно сделать. – Адмирал уже начат обдумывать свои аргументы в споре, не имея ни малейшего представления о соображениях Питта. – Самое серьезное препятствие – это Уисмер. Если сенатор окажет мне поддержку, думаю, мы с ним справимся.

– Дайте мне знать, если отец будет вам препятствовать. Я найду на него управу.

– Я буду поддерживать с вами связь.

Питт отдал трубку Тринити и улыбнулся Лили.

– Мы больше не принимаем в этом участия, – сообщил он. – Раскопки будет вести армия. Они будут увозить отсюда артефакты, как только смогут их забросить в кузова грузовиков.

Глаза Лили изумленно округлились.

– Свитки при неосторожном обращении будут уничтожены! – задыхаясь, произнесла она. – После шестнадцати веков, проведенных под землей, пергамент и папирус могут рассыпаться от резкой смены температуры, да и просто от неосторожного прикосновения!

– Ты же слышала, я говорил адмиралу то же самое. – Питт беспомощно развел руками.

Судя по лицу Тринити, он был совершенно сбит с толку.

– Ну и что мы будем делать?

Питт взглянул на вешки, отмечавшие внешние границы периметра, и задорно улыбнулся:

– Пока суд да дело, давайте закончим работу. Шоу кончается только тогда, когда оно действительно кончается.

69

У причала александрийского яхт-клуба остановился длинный лимузин. Шофер открыл дверь, и из машины вышел Роберт Капестерре. Он был одет в белый льняной костюм от превосходного портного и совершенно не походил на Топильцина.

Сбежав по каменной лестнице, он поднялся на борт ожидавшего его катера, который сразу же отошел от причала. Роберт Капестерре устроился в удобном кресле и получил возможность сполна насладиться поездкой по живописной гавани мимо того места, где когда-то стоял Александрийский маяк, одно из семи чудес света, грандиозное сооружение высотой 135 метров. К сожалению, от него осталось только несколько камней, встроенных в сооруженный на этом месте арабский форт.

Катер направился к большой яхте, бросившей якорь за пределами гавани напротив обширного песчаного пляжа. Капестерре уже приходилось на ней бывать. Он знал, что ее длина сорок пять метров и что она была построена в Голландии. Яхта имела очень изящные, обтекаемые обводы и могла развить скорость до тридцати узлов.

Замедлив ход, катер приблизился к спущенному трапу, и пассажир легко поднялся по удобным ступенькам. На палубе его ожидал человек, одетый в открытую шелковую рубашку, шорты и сандалии. Они обнялись.

– Добро пожаловать, брат, – сказал Пол Капестерре. – Давно не виделись.

– Прекрасно выглядишь, Пол. Ты, будучи Ахмедом Язидом, ощутимо прибавил в весе. Сколько ты набрал? Фунтов восемь?

– Двенадцать.

– Как-то странно видеть тебя без формы, – сказал Роберт.

Пол пожат плечами:

– Мне осточертела арабская одежда Ахмеда Язида, и особенно этот дурацкий тюрбан. – Он отступил на шаг и с улыбкой взглянул на брата: – Кстати, я ни разу не видел тебя в наряде ацтекского бога.

– У Топильцина каникулы, – ответил Роберт и показал на палубу. – Я смотрю, ты позаимствован яхту дяди Теодора.

– С тех пор как семья прекратила заниматься наркотиками, он ею, по-моему, ни разу не пользовался. – Пол повернулся и повел брата в пассажирский салон. – Пойдем, там уже накрыт стол к ланчу. Поскольку я теперь знаю, что ты полюбил шампанское, я запасся бутылочкой из погребов дяди Теодора.

Роберт взял предложенный стакан:

– Я думал, что президент Хасан посадил тебя под домашний арест.

– Я купил свою виллу только потому, что в ней есть подземный ход длиной около ста метров, заканчивающийся в авторемонтной мастерской.

– Которая тоже принадлежит тебе?

– Конечно.

Роберт поднял стакан:

– За великий план папы и мамы!

Пол кивнул:

– Твои перспективы в Мексике на сегодняшний день выглядят более привлекательно, чем мои в Египте.

– Ты не виноват в том, что произошло с «Леди Флэмборо». Семья одобрила план. Никто не мог предположить, что американцы окажутся столь хитры.

– Во всем виноват этот идиот Сулейман Азиз Аммар, – злобно проговорил Пол. – Это он провалил операцию.

– Есть сведения об уцелевших?

– Агенты семьи сообщили, что большинство наших людей убито, в том числе Аммар и твой капитан Мачадо. Несколько человек попали в плен, но они ничего о нас не знают.

– Тогда можно считать, что мы легко отделались. Если Мачадо и Аммар мертвы, никто и никогда не сможет связать этот инцидент с нами.

– Президент Хасан довольно легко сложил два и два, иначе он не посадил бы меня под домашний арест.

– Конечно, – согласился Роберт, – но Хасан все равно ничего не сможет предпринять против тебя без солидных свидетельских показаний. Если он все же рискнет, твои фанатики поднимутся на защиту. Семья советует выждать некоторое время, потратив его на укрепление своей базы. Должен пройти по крайней мере год, прежде чем станет ясно, куда дует ветер.

– Сегодня ветер попутный для Хасана, мисс Камиль и Абу Хамила, – с ненавистью сказал Пол.

– Имей терпение. Рано или поздно движение исламских фундаменталистов само занесет тебя в египетский парламент.

Пол снова уставился на Роберта. В его глазах плескалась злоба.

– Обнаружение Александрийской библиотеки может ускорить процесс.

– Ты читал последние новости? – заинтересовался Роберт.

– Да, американцы утверждают, что нашли древнее хранилище в Техасе.

– Обладание древними геологическими картами принесло бы тебе немалую пользу. Если они указывают на богатые залежи нефти и минералов, ты сможешь говорить о поднятии египетской экономики на новую ступень.

– Я думал об этой возможности, – сказал Пол. – Если я правильно понимаю деятелей Белого дома, президент будет использовать артефакты и свитки в качестве аргументов для заключения разного рода сделок. И пока Хасан будет выпрашивать свою часть египетского наследства, я могу указать людям, что нарушается воля наших почитаемых предков. – Пол на несколько минут задумался. Потом, приняв решение, он продолжил: – В софистике[184] я силен, так что, думаю, я смогу повернуть мусульманские законы и слова Корана в нужном направлении и тем самым свергнуть египетское правительство.

Роберт рассмеялся:

– Постарайся выдержать соответствующее выражение лица, когда будешь говорить. Возможно, христиане и сожгли большинство свитков в триста девяносто первом году, но именно мусульмане в шестьсот сорок шестом году уничтожили библиотеку навсегда.

Подошел официант и подал шотландского копченого лосося и иранскую икру. Несколько минут братья ели в полном молчании.

Затем Пол снова заговорил:

– Надеюсь, ты понимаешь, что должен захватить эти артефакты?

Роберт задумчиво смотрел вдаль поверх стакана с шампанским, который держал в руке.

– Ты говоришь это мне или Топильцину?

Пол рассмеялся:

– Топильцину.

Роберт поставил стакан, медленно поднял вверх руки, словно собираясь молить о чем-то сидящую на потолке муху, и начал, слегка подвывая, вешать:

– Мы поднимемся все, нас будут десятки, сотни тысяч. Мы перейдем реку и возьмем то, что веками лежало в мексиканской земле, украденной у нас американцами. Многие будут принесены в жертву, но боги требуют: мы должны взять то, что по праву принадлежит Мексике. – Потом он уронил руки, усмехнулся и добавил: – Конечно, надо еще отрепетировать, но в общем это будет выглядеть так.

– Ты, похоже, позаимствовал мой сценарий, – сказал Пол, хлопая в ладоши.

– Какая разница? – пожал плечами Роберт. – Ведь мы семья. – Он доел копченого лосося и отложил вилку. – Очень вкусно. Я бы мог есть такую рыбу каждый день. – Он запил деликатес несколькими глотками шампанского и спросил: – Предположим, я захвачу сокровища, и что тогда?

– Мне нужны только карты. Все, что можно будет умыкнуть еще, останется в семье для хранения или пойдет на продажу богатым коллекционерам. Договорились?

Роберт секунду подумал и кивнул:

– Договорились.

Официант принес поднос со стаканами, бутылку бренди и коробку сигар.

Пол раскурил сигару и, выдохнув облачко сизого дыма, вопросительно взглянул на брата:

– Как ты собираешься захватить сокровища библиотеки?

– После прихода к власти я планирую массированное невооруженное вторжение в приграничные американские штаты. А сейчас выдается возможность провести генеральную репетицию. – Роберт задумчиво поболтал бренди в стакане и посмотрел сквозь янтарную жидкость на свет. – Когда я приведу машину в действие, городская беднота и крестьянство будут собраны вместе и доставлены в район севернее техасского города Рома. Я могу собрать триста, может быть, даже четыреста тысяч человек в течение четырех дней.

– А как насчет сопротивления американцев?

– Все солдаты, пограничники и шерифы Техаса не смогут остановить вторжение. Я планирую пустить вперед через мост женщин и детей. Американцы – народ сентиментальный. Они могли уничтожать целые деревни во Вьетнаме, но не устроят бойню мирного населения на пороге своего дома. Можно также сыграть на боязни Белого дома вызвать нежелательный международный резонанс. Президент не осмелится дать приказ стрелять. А людская волна, которая прокатится по городку и месту раскопок, запросто сметет пассивное сопротивление.

– И Топильцин ее возглавит?

– И я ее возглавлю.

– Как долго ты сможешь продержаться? – спросил Пол.

– Достаточно долго, чтобы мои специалисты по древним языкам нашли нужные нам свитки с информацией о давно забытых месторождениях.

– На это уйдут недели. Тебе не хватит времени. Американцы подтянут дополнительные силы и вытеснят тебя и твоих людей обратно в Мексику.

– Нет, если я пригрожу сжечь свитки и уничтожить все произведения искусства. – Роберт аккуратно промокнул губы салфеткой. – Мой самолет, полагаю, уже заправлен. Пожалуй, мне лучше поторопиться обратно в Мексику, чтобы начать подготовку к операции.

На лице Пола отразилось уважение к изобретательности брата.

– Если американцев припереть к стенке, у них не останется выхода и придется договариваться. Мне это нравится!

– Еще больше мне нравится возможность напустить на американцев орду фанатиков, равной которой история еще не знала.

70

В первый день они прибывали тысячами, в следующие – десятками тысяч. Население всех северных провинций Мексики, взвинченное истеричными бреднями Топильцина, съезжалось на машинах, переполненных автобусах и грузовиках. В пыльный мексиканский городок Мигель-Алеман многие приходили пешком. Асфальтовые дороги из Монтеррея, Тампико и Мехико были забиты транспортом.

Президент Де Лоренцо попробовал остановить людскую лавину, приближающуюся к границе. Он отдал приказ мексиканской армии блокировать дороги. Но с таким же успехом можно было пытаться остановить разлив бурной, полноводной реки. В окрестностях Гваделупе взвод солдат, который едва не смела людская волна, открыл огонь по толпе. Сорок четыре человека были убиты, в основном женщины и дети.

Так президент Де Лоренцо, не желая того, сыграл на руку Топильцину. Именно на такое развитие событий и рассчитывал Роберт Капестерре. В Мехико начались стихийные бунты. Президент понял, что ему придется отступить, иначе в стране вспыхнет революция. Он отправил послание в Белый дом, в котором принес свои искренние извинения за то, что не сумел остановить поток, после чего отозвал солдат, многие из которых дезертировали и присоединились к «крестовому походу».

Никем не сдерживаемая многолюдная толпа докатилась до Рио-Гранде.

Семья Капестерре наняла профессионалов, и для приверженцев Роберта-Топильцина на площади пять квадратных километров был разбит палаточный городок и организовано питание. Туда же были доставлены туалеты, регулярно подвозилась вода. Все было предусмотрено. Многие из бедняков, наводнивших район, никогда так хорошо не жили и не получали столь качественной пищи. Только с клубящейся над дорогами пылью и зловонными выхлопными газами ничего нельзя было поделать.

На мексиканской стороне реки появилось множество транспарантов с надписями: «Американцы украли нашу землю!», «Мы хотим вернуть землю наших предков!», «Античные реликвии принадлежат Мексике!». Люди скандировали лозунги на английском и испанском языках, а также на науатле. Топильцин постоянно находился в гуще толпы, доводя ее своими речами до такой степени исступления, которое редко встречается за пределами Ирана.

Эти демонстрации снимали многочисленные бригады телевизионщиков. Камеры, от которых змеились кабели к двум дюжинам передвижных полевых установок, стояли на американском берегу реки и фиксировали все, что происходило на противоположной стороне.

Неутомимые корреспонденты, без устали сновавшие в толпе, не знали, что интервью, которые им давали крестьянские семьи, были заранее написаны и отрепетированы. В большинстве случаев оборванные нищие оказывались профессиональными актерами, отлично говорившими по-английски, но тем не менее объяснявшимися с ужасным акцентом. Высказанное ими слезное желание постоянно жить в Калифорнии, Аризоне, Нью-Мексико или Техасе вызвало всплеск сочувствия среди их соотечественников. Интервью и репортажи с места событий транслировались по всем мексиканским телевизионным канатам.

Невозмутимыми оставались только американские пограничники. До сего момента картина массового вторжения через границу могла им привидеться разве что в ночном кошмаре. Теперь они были готовы к тому, чтобы увидеть худшие из своих страхов наяву.

Пограничники очень редко применяли огнестрельное оружие. С нелегальными эмигрантами они обходились вполне гуманно и вежливо, заботясь лишь о том, чтобы переправить их через границу домой. Они видели, что на американской стороне реки появляются солдаты, в камуфляжной форме. Пограничники понимали, что автоматическое оружие, которым вооружена армия, так же как и двадцать танков, дула которых направлены в сторону Мексики, несут только смерть и разрушения.

Солдаты были молоды и хорошо обучены. Но их готовили к сражениям с вооруженным противником, поэтому они чувствовали себя неловко, оказавшись лицом к лицу с толпой мирных жителей.

Их командир, бригадный генерал Кертис Чандлер, перегородил мост танками и бронетранспортерами, но Топильцин это предусмотрел. Мексиканский берег реки был усеян самыми разнообразными лодками, большими и маленькими деревянными плотами. Были подготовлены канатные мосты, которые оставалось только перебросить через реку.

По данным армейской разведки первая волна составит примерно двадцать тысяч человек, если не считать пловцов, количество которых учесть было попросту невозможно. Одна из женщин агентов сумела проникнуть в трейлер помощников Топильцина и выяснила, что нашествие начнется поздним вечером, после того как ацтекский мессия доведет толпу до очередного приступа безумия, однако ей не удалось узнать, на какой именно вечер запланировано это мероприятие.

Чандлер отслужил три срока во Вьетнаме, поэтому он знал не понаслышке, что такое убивать фанатиков – женщин и детей, которые нередко неожиданно выскакивали из джунглей. Он дал приказ, когда начнется движение через реку, вести огонь над головами толпы.

Если же предупредительный огонь не произведет желаемого эффекта, а Чандлер не мог не учитывать этого, он, будучи солдатом, намеревался исполнить свой долг. Если поступит приказ, войска под его командованием откроют огонь по толпе и остановят мирное вторжение, независимо от того, какой кровью придется за это заплатить.

* * *

Питт стоял на балконе второго этажа магазина Сэма Тринити и смотрел в телескоп, которым техасец пользовался, чтобы любоваться звездами. Солнце уже скрылось за грядой холмов на западе. День клонился к завершению, зато на противоположной стороне Рио-Гранде, похоже, спектакль только начинался. Повсюду зажглись разноцветные прожекторы. Одни шарили яркими лучами по темнеющему небу, другие были направлены на высокую белую башню, возведенную в самом центре палаточного городка.

Он навел телескоп на небольшую фигурку, облаченную в длинный белый балахон и цветной головной убор, стоящую на узкой платформе на вершине башни. Судя по энергичным взмахам рук и судорожным телодвижениям, человек произносил зажигательную речь.

– Интересно, – протянул Питт, – кто этот субъект в маскарадном костюме, будоражащий местное население?

Адмирал Сэндекер вместе с Лили был занят изучением изображения подземного профиля, полученного в процессе работы.

– Возможно, это Топильцин, – пробормотал он.

– Он хорошо управляет толпой, это видно даже отсюда, – заметил Питт.

– Они собираются переправиться сегодня? – нервно спросила Лили.

Питт отошел от телескопа и покачал головой.

– Они заняты строительством флота для переправы, но я сомневаюсь, что у них что-нибудь получится в течение ближайших сорока восьми часов. Топильцин не даст команду выступать, если не будет абсолютно уверен в успехе.

– Топильцин – это, можно сказать, его псевдоним, – сообщил Сэндекер. – Настоящее имя этого парня Роберт Капестерре.

– Он неплохо преуспел.

Сэндекер поднял руку и на дюйм развел большой и указательный пальцы:

– Капестерре осталось вот столько до захвата власти в Мехико.

– Если я правильно понимаю происходящее на противоположном берегу реки, он нацелился также и на американский юго-запад.

Лили встала и с наслаждением потянулась.

– Я больше не могу сидеть сложа руки! – воскликнула она. – Мы сделали всю работу, а слава достанется армейским инженерам. Как это грубо с их стороны – удалить нас с раскопок. В конце концов, эта земля все еще принадлежит Сэму. – Лили принялась нервно жевать кончик ручки: – Почему молчит сенатор? Он уже должен был дать о себе знать.

– Не знаю. – Сэндекер пожал плечами. – После того как я передал ему слова Дирка, он обещал как-нибудь уладить дело.

– Жаль только, мы не знаем, что он делает, – пробормотала Лили.

На ступеньках появился Тринити, украсивший себя цветастым фартуком:

– Как вы относитесь к порции знаменитого чили Тринити?

Лили покосилась на хозяина с подозрением:

– Очень острое?

– Маленькая леди! Я могу сделать его мягким, как зефир, и острым, как аккумуляторная кислота. Какой вариант вы предпочитаете?

– Зефир меня устраивает больше, – ни секунды не колеблясь, решила Лили.

Прежде чем Питт и Сэндекер успели сделать свой выбор, Тринити насторожился и направил все свое внимание в ночную тьму, которую как раз в этот момент прорезали лучи фар.

– Должно быть, идет еще один армейский конвой. Здесь полностью прекратилось движение, после того как генерал перекрыл дорогу и стал поворачивать весь транспорт на север.

Вскоре они насчитали пять грузовиков, впереди которых шел «хаммер» – машина, заменившая старый добрый джип. Грузовик, замыкавший колонну, тащил трейлер, на котором лежало какое-то оборудование, укрытое брезентом. Конвой не свернул с дороги в сторону лагеря инженеров на холме Гонгора и не проехал дальше, к центру города Рома. Грузовики вслед за «хаммером» повернули на подъездную аллею, ведущую к «Римскому цирку Сэма», и остановились между заправкой и магазином. Из «хаммера» выбрались пассажиры и принялись оглядываться.

Питт сразу же узнал знакомые лица. Двое из прибывших были в военной форме, а третий – в обычном свитере и хлопчатобумажных брюках.

Питт перелез через ограждение балкона и, ухватившись за вертикальные прутья, начал сползать вниз, а затем спрыгнул на землю. Он весьма эффектно приземлился перед группой прибывших гостей, правда, не смог сдержать стона – нога все еще болела.

– Ты откуда свалился? – спросил Джордино, расплывшись в широкой улыбке. Он был бледен, рука все еще болталась на перевязи, но во всем остальном итальянец выглядел как обычно.

– То же самое я хотел спросить у тебя.

Вперед выступил полковник Холлис:

– Я не думал, что мы снова встретимся так быстро.

– Я тоже, – добавил майор Диллинджер.

Питт, пожимая руки прибывшим, почувствовал огромное облегчение.

– Сказать, что я просто рад вас видеть, было бы не совсем верно. Я счастлив как мальчишка, получивший в подарок свой первый велосипед. Как вы сюда попали?

– Ваш отец очень постарался убедить Объединенный комитет начальников штабов, – пояснил Холлис – Я еще не успел закончить отчет о нашей миссии на «Леди Флэмборо», когда поступил приказ собрать отряд и направляться сюда наземным транспортом, используя объездные пути. Все это очень непонятно. Мне было сказано, что полевой командир не будет извещен о нашем прибытии, пока я не доложу ему сам.

– Генерал Чандлер? – спросил Питт.

– Да, генерал Чандлер. Я служил под его начатом восемь лет назад в войсках НАТО. Он до сих пор думает, что одно только оружие может решить исход войны. Вот, значит, кому поручили грязную работу – защищать мост!

– Какие вы получили приказы? – спросил Питт.

– Помогать вам и доктору Шарп в той работе, которую вы выполняете. Адмирал Сэндекер будет являться связующим звеном между сенатором и Пентагоном. Это все, что я знаю.

– Никаких упоминаний о Белом доме?

– Ничего определенного.

Он повернулся, увидев выходящих из дома Лили и адмирала. Путь по внутреннем лестницам у них занял больше времени, чем у Питта, зато был более безопасным. Пока Лили обнимала Джордино, а Диллинджер представлялся адмиралу, Холлисотвел Питта в сторону.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – шепотом спросил он. – Цирк какой-то.

Питт ухмыльнулся:

– Вы даже себе не представляете, насколько вы близки к истине.

– Какая роль будет отведена силам специального назначения?

– Когда здесь начнется всеобщая вакханалия, – сказал Питт, став совершенно серьезным, – вы взорвете склад.

71

Ковшовый экскаватор, доставленный отрядом спецназа из Виргинии, был огромен. Опираясь на широкие покрышки, он вполз по склону на площадку, которую Лили отметила флажками. После десятиминутного инструктажа и небольшой тренировки Питт запомнил функции рычагов и принялся управлять стальным монстром без посторонней помощи. Он поднял 2,5-метровый ковш и опустил его, словно гигантскую когтистую лапу, на твердую землю. Ковш громко лязгнул.

Меньше чем через час по склону холма протянулась траншея глубиной шесть метров и длиной двадцать метров. На этой стадии раскопки были прерваны появлением «шевроле» и грузовика с вооруженными солдатами.

«Шевроле» еще продолжал двигаться, когда из него выпрыгнул капитан, державшийся настолько прямо, что Питт сразу понял, к кому относится выражение «проглотить аршин». В глазах капитана светилась фанатичная преданность воинской дисциплине.

– Это закрытая зона, – довольно вежливо сообщил он. – Я вас персонально предупреждал два дня назад больше здесь не появляться. Вы должны немедленно вывезти оборудование и убраться отсюда сами.

Питт безразлично пожал плечами, спрыгнул на землю, обошел офицера, словно его и не существовало, и заглянул в траншею.

Капитан покраснел и рявкнул сержанту:

– Сержант О'Хара, выделите людей, чтобы вывезти этих гражданских лиц за пределы зоны оцепления.

Питт медленно обернулся и улыбнулся самой приятной улыбкой, на которую он был способен:

– Извините, но мы остаемся.

Капитан тоже улыбнулся, правда, его улыбка вышла несколько кривой.

– У вас есть три минуты, чтобы уйти и прихватить с собой вашу автоматическую лопату.

– Быть может, вы хотите посмотреть бумаги, разрешающие нам пребывание здесь?

– Если они не подписаны генералом Чандлером, они не имеют силы.

– Они выданы более высоким командованием, чем ваш генерал.

– У вас три минуты, – резко повторил капитан. – После этого я удалю вас силой.

Лили, Джордино и адмирал, сидевшие в позаимствованном у Тринити джипе, вышли, чтобы лучше видеть шоу. На Лили был только бюстгальтер от купальника и обтягивающие шорты. В таком виде она нахально прошлась взад-вперед перед строем солдат.

Женщины, никогда не работавшие уличными проститутками, не умеют ходить, зазывно покачивая бедрами, и чтобы походка при этом казалась естественной. Когда же они пытаются подражать такой походке, обычно получается грубый фарс. Лили не была исключением, но мужчинам было абсолютно все равно. Они поедали ее глазами.

Питт начал злиться. Очень уж ему не нравились тупые солдафоны.

– В вашем распоряжении двенадцать человек, капитан, двенадцать инженеров, почти не имеющих боевого опыта, У меня сорок человек, из них любые два могут расправиться со всеми вашими вояками голыми руками, затратив на это не более тридцати секунд. Я вас не прошу, я приказываю, проваливайте отсюда.

Капитан совершил оборот вокруг своей оси, но никого не увидел, кроме Лили, завлекающей его солдат, адмирала Сэндекера, спокойно попыхивающего сигарой, и еще одного человека с перевязанной рукой. Последний стоял, прислонившись к борту джипа, и, казалось, дремал.

Капитан снова взглянул на Питта. Но тот не проявлял никаких эмоций. Тогда капитан сделал знак рукой и завопил:

– Сержант, уберите отсюда этих людей, ко всем чертям!

Прежде чем его люди успели сделать два шага, рядом с ними, словно из воздуха, материализовался полковник Холлис. Камуфляжная форма, раскрашенные лицо и руки позволили ему удивительным образом слиться с окружающим пейзажем. Он находился за кустами всего лишь в пяти метрах от места действия, оставаясь практически невидимым.

– У нас проблемы? – спросил Холлис, глядя на капитана не более дружелюбно, чем кот на мышь.

У капитана непроизвольно открылся рот, а его люди замерли в немом изумлении. Капитан сделал несколько шагов к Холлису, внимательно осмотрел его, но не заметил никакого намека на ранг.

– Кто вы? – выдохнул он. – Ваше звание?

– Полковник Мортон Холлис, силы специального назначения.

– Капитан Луис Крэнстон, сэр, четыреста восемьдесят шестой инженерный батальон.

Военные обменялись приветствиями. Холлис кивнул на замерших в строю инженеров, державших оружие наготове:

– Полагаю, капитан, вы можете скомандовать вашим людям «вольно».

Крэнстон не был уверен, должен ли он слушаться незнакомого полковника, возникшего из ниоткуда.

– Могу я спросить, полковник, что здесь делает офицер спецназа?

– Слежу, чтобы этим людям, ведущим здесь археологические раскопки, никто не мешал.

– Я должен напомнить вам, сэр, гражданским людям не позволено находиться в закрытой военной зоне.

– Кажется, я вам уже сказал, что они имеют право здесь находиться.

– Извините, полковник. Но у меня есть прямой приказ генерала Чандлера. Он выразился вполне определенно. Ни один человек, это относится и к вам, сэр, не входящий в состав батальона, не должен находиться...

– Должен ли я понимать, – ухмыльнулся Холлис, – что вы и меня собираетесь выбросить отсюда?

– Если вы не можете предъявить приказ, подписанный генералом Чандлером и разрешающий ваше присутствие здесь, – нервно проговорил Крэнстон, – я буду следовать полученным мной инструкциям.

– Ваше упрямство может только повредить вам, капитан. Советую передумать.

Крэнстон прекрасно понимал, что полковник с ним играет как кошка с мышкой, и это ему не нравилось.

– Пожалуйста, не создавайте проблем, полковник.

– Грузите своих людей в машины и возвращайтесь на базу, – сказал Холлис – И не думайте оглядываться.

Питт искренне наслаждался словесной дуэлью, но все же решил, что пора заняться делом. Он нехотя отошел, спустился в траншею и начал изучать грунт на дне. Джодино и Сэндекер лениво приблизились к краю траншеи, чтобы посмотреть, чем занят их товарищ.

Крэнстон пребывал в сомнении. Перед ним был старший по званию, но у капитана был прямой приказ. Он решил держаться твердо, а в случае каких-либо неприятностей генерал Чандлер его прикроет.

Он еще только раскрывал рот, чтобы приказать своим людям очистить район, как Холлис достал из кармана свисток и дважды громко свистнул.

Сорок человек со всех сторон поднялись из кустов, словно мертвецы в фильме ужасов, восставшие из могил. Они молча окружили капитана Крэнстона и его людей.

В глазах Холлиса отразилась откровенная насмешка:

– Пиф-паф, вы убиты.

– Вы звали, босс? – спросил близлежащий куст голосом Диллинджера.

Крэнстон сломался.

– Я... должен... доложить генералу Чандлеру, – пробормотал он.

– Так, сделайте это, и побыстрее, – холодно проговорил Холлис – Вы также можете сообщить ему, что я действую по приказу генерала Клейтона Меткалфа из Объединенного комитета начальников штабов. Если он свяжется с Пентагоном, то без труда получит подтверждение. Эти люди и мой отряд не собираемся мешать вашим раскопкам на холме Гонгора или вмешиваться в операции генерала на берегу реки. Наша задача – найти и сохранить римские артефакты, которые могут находиться вблизи поверхности земли, прежде чем они будут утеряны или украдены. Вы все поняли, капитан?

– Да, сэр, – пробормотал капитан Крэнстон, глядя на окруживших его бесстрастных людей, лица которых почему-то казались ему угрожающими.

– Есть еще один! – завопил Питт из траншеи.

Сэндекер помахал рукой, подзывая остальных к траншее:

– Он что-то нашел!

Противостояние моментально было забыто. Инженеры наперегонки со спецназовцами бросились к краю траншеи. Питт стоял на коленях, счищая руками грязь с продолговатого металлического предмета.

Он извлек находку и очень осторожно передал Лили.

Куда только подевалось ее легкомыслие? Внимательно осмотрев металлический предмет, она сказала:

– Меч четвертого века с явно выраженными признаками принадлежности к Римской империи. Почти невредим, вижу лишь несколько пятен коррозии.

– Можно посмотреть? – спросил Холлис.

Лили передала находку полковнику. Он стиснул рукоятку и поднял меч над головой.

– Подумать только, – пробормотал он, – что последним человеком, державшим в руках эту игрушку, был римский легионер! – Он протянул меч Крэнстону. – Как бы вам понравилось, капитан, вступить в бой с этим вместо автомата?

Крэнстон поспешно отступил назад.

– Мне кажется, лучше уж получить пулю, – задумчиво изрек он, – чем быть разрубленным на куски.

* * *

Когда инженеры вместе с командиром отбыли восвояси, Питт с чувством пожал руку Холлису.

– Примите мои комплименты по поводу маскировки, полковник. Я смотрел очень внимательно, но заметил только троих из вашего отряда.

– Было очень странно, – сказала Лили, – точно знать, что вы здесь, и никого не видеть.

Холлис выглядел несколько смущенным.

– Мы больше привыкли маскироваться в лесу или джунглях. Маскировка в полупустыне для нас неплохая тренировка.

– Будем надеяться, генерал Чандлер купится на доклад капитана Крэнстона, – ухмыльнулся Джордино.

– Полагаю, он его и слушать не станет, – сказал Питт. – Генерал сейчас до крайности озабочен миллионами мексиканцев, которые вот-вот хлынут через границу и захватят сокровища библиотеки. Ему не до нас.

– А откуда здесь римский меч? – поинтересовался Холлис.

– Из коллекции Сэма.

Холлис удивленно посмотрел на Питта:

– Значит, вы не в траншее его нашли?

– Нет, конечно.

– А зачем вы здесь копаетесь?

Питт словно не слышал Холлиса. Он поднялся на вершину холма и посмотрел в сторону Мексики. Палаточный городок разросся и стал в два раза больше, чем был накануне. Все начнется завтра, подумал Питт. Завтра вечером Топильцин начнет штурм. Потом он повернул голову налево и взглянул на холм Гонгора.

Армейские инженеры копали в точности там, где Лили четыре дня назад поставила вешки. Они вели раскопки в двух местах. Во-первых, они прокапывали тоннель, предусмотрительно снабжая его крепежными стойками, во-вторых, сооружали открытую шахту – кратер на склоне холма. Работа шла медленно, поскольку генерал Чандлер использовал часть инженеров на охране границы.

Питт вернулся к Холлису и спросил:

– Кто у вас лучший эксперт по взрывам?

– Майор Диллинджер – лучший взрывник в наших войсках.

– Мне нужно двести килограммов нитрогеля С-6.

Холлис искренне удивился:

– Двести килограммов С-6? Зачем, ради всего святого? Десяти килограммов достаточно, чтобы превратить в пыль целый линкор! Вы понимаете, о чем просите? Смесь нитрогеля взрывается при малейшем сотрясении.

– И еще побольше прожекторов, – продолжал Питт, – Их можно позаимствовать у какой-нибудь рок-группы. Прожекторы и хорошее аудио-оборудование. – Потом он обратился к Лили. – А тебе я доверяю найти плотника, который в состоянии сколотить ящик.

– Зачем тебе все это? – Лили взирала на Питта широко открытыми от удивления глазами.

– Я позже объясню, – отмахнулся Питт.

– Тебе лучше этого не знать, – простонал Джордино.

– Все это кажется мне форменным безумием, – задумчиво констатировала девушка.

Она права, подумал Питт, но только отчасти. Его план был куда безумнее, чем она могла вообразить. Но он предпочел пока никому об этом не сообщать.

72

Зеленое такси «вольво» остановилось у подъездной аллеи, ведущей к вилле Язида в пригороде Александрии. Египетские охранники, поставленные туда по личному указанию президента Хасана, настороженными взглядами следили за машиной, из которой никто не вышел.

Аммар сидел на заднем сиденье, его лицо было закрыто толстым слоем бинтов. На нем был голубой шелковый халат и маленький красный тюрбан. После успешного побега с Санта-Инес ему оказал первую медицинскую помощь хирург, практикующий на задворках Буэнос-Айреса и не задающий никаких вопросов. Затем был зафрахтован небольшой самолет, доставивший его и Ибн-Тельмука через океан в маленький аэропорт, расположенный далеко за пределами города.

Аммар не чувствовал боли в пустых глазницах. Сильные лекарства сделали свое дело. Но говорил он из-за раздробленной челюсти с большим трудом. Он ощущал странное чувство покоя, даже умиротворения, но его ум был изобретателен и безжалостен, как и раньше.

– Приехали, – сказал Ибн-Тельмук с водительского сиденья.

Аммар видел виллу Язида мысленным взором, отлично представляя каждую деталь.

– Я знаю, – ответил он.

– Ты не должен этого делать, Сулейман Азиз.

– У меня больше нет ни надежд, ни страхов, – очень медленно проговорил Аммар, преодолевая боль. – На все воля Аллаха.

Ибн-Тельмук вышел из машины, открыл заднюю дверь, помог Аммару выйти и повернул его лицом к воротам, у которых стояли охранники.

– Ворота в пяти метрах от тебя, – тихо произнес он, старательно сдерживая рвущиеся наружу эмоции. Он на мгновение обнял Аммара. – Прощай, Сулейман Азиз, мне будет тебя не хватать.

– Сделай то, что обещал, мой верный друг, и мы обязательно встретимся в садах вечности.

Ибн-Тельмук поспешно отвернулся и почти бегом устремился к машине. Аммар стоял без движения, пока звук мотора не стих вдалеке. Потом двинулся к воротам.

– Стой где стоишь, слепой человек, – приказал охранник.

– Я пришел навестить моего племянника Ахмеда Язида, – сказал Аммар.

Охранник кивнул другому, который быстрыми шагами направился в небольшое сторожевое помещение и сразу же вышел оттуда, держа в руке список, в котором было около двадцати имен.

– Дядя, говоришь? Как тебя зовут?

Аммар наслаждался своим последним спектаклем. Он напомнил одному полковнику из министерства обороны Абу Хамида, что за тем числится некий должок, получил список тех, кому разрешен доступ на виллу Язида, и выбрал имя человека, с которым невозможно связаться сразу.

– Мустафа Макфуз.

– Твое имя есть в списке. Но я должен проверить удостоверение личности.

Охранник внимательно изучил поддельное удостоверение, тщетно пытаясь сравнить фотографию с виднеющимися из-под бинтов небольшими участками лица.

– Что случилось с твоим лицом?

– На базаре в Эль-Мансуре взорвалась бомба, и меня ранило осколками.

– Мне очень жаль, – сказал охранник с искренним сочувствием, – но винить в этом нужно твоего племянника. Это его люди занимаются подобными вещами. – Затем он обратился к другому охраннику: – Если он пройдет металлоискатель, отведи его в дом.

Аммар поднял руки, ожидая, что его обыщут.

– Нет никакой необходимости в личном обыске, Макфуз. Если у тебя есть оружие, аппарат его почувствует.

Металлоискатель ничего не нашел и потому не издал ни звука.

Подойдя к главному входу на виллу, Аммар испытал злорадное наслаждение. Поднимаясь по ступенькам, он сожалел только о том, что не сможет увидеть лицо Язида, когда они встретятся. В последний раз он входил на виллу именно через главный вход, а не через боковую дверь, как обычно.

Его провели в помещение, которое, судя по гулкому эху, вызванному звуком шагов охранника, было просторным. Вероятно, это была большая гостиная. Аммара подвели к каменной скамье, и он сел.

– Жди здесь.

Аммар слышал, как охранник сказан кому-то несколько неразборчивых слов и вышел – надо полагать, вернулся на пост. Прошло несколько минут, и снова послышались шаги, а потом раздался громкий, презрительный голос:

– Ты Мустафа Макфуз?

Аммар сразу узнал голос.

– Да, – небрежно ответил он. – Я тебя знаю?

– Мы не встречались. Я Халед Фаузи, председатель революционного совета Ахмеда.

– Я слышал о тебе много хорошего. – Невежественный осел, подумал Аммар. Он не узнал меня под бинтами и из-за медленной речи. – Рад встретиться с тобой.

– Пошли, – сказал Фаузи и взял Аммара за руку. – Я отведу тебя к Ахмеду. Он думает, что ты еще выполняешь его поручение в Дамаске, и не знает о твоем ранении.

– Это результат покушения, состоявшегося три дня назад, – важно сообщил Аммар. – Я только сегодня утром вышел из госпиталя и сразу прилетел сюда.

– Ахмед будет рад тебя видеть, хотя, безусловно, огорчится из-за твоих ран. К сожалению, ты пришел не совсем вовремя.

– Я его не увижу?

– Он молится, – сказал Фаузи.

Несмотря на боль, Аммар мысленно расхохотался. Он явственно ощутил присутствие еще одного человека в комнате.

– Очень важно, чтобы мы встретились.

– Ты можешь говорить со мной совершенно свободно, Мустафа Макфуз. – Имя было произнесено с отчетливым сарказмом. – Я все передам Ахмеду.

– Скажи, что речь идет о его союзнике.

– О каком еще союзнике? – не понял Фаузи.

– О Топильцине.

Произнесенное имя, казалось, на неопределенное время повисло в воздухе. Через некоторое время затянувшееся молчание было прервано новым голосом.

– Ты должен был остаться на острове и сдохнуть там, Сулейман, – злобно выкрикнул Ахмед Язид.

Спокойствие не покинуло Аммара. Он поставил все на карту ради этого момента и не был намерен упустить свой шанс. Он не собирался ожидать смерти. Он хотел пойти к ней навстречу и заключить ее в свои объятия. Жизнь слепого калеки не для него. Месть станет его избавлением.

– Я не мог умереть, – спокойно ответил он, – не поговорив с тобой в последний раз.

– Прекрати болтать и сними эти ужасные бинты. Ты теряешь форму, Аммар. Макфуза ты сыграл бездарно, тем более для человека твоей квалификации.

Аммар не ответил. Он медленно размотал бинт и бросил его на пол.

Взглянув на то; что осталось от лица Аммара, Язид чуть слышно охнул. Зато в жилах Фаузи текла кровь садиста. Он во все глаза всматривался в уродливую личину, получая от этого извращенное наслаждение.

– Это плата за мою службу, – отметил Аммар.

– Как тебе удалось выжить? – спросил Язид, причем его голос заметно дрожат.

– Мой преданный друг Ибн-Тельмук сначала двое суток прятал меня от американцев, а потом, когда они покинули остров, построил плот. Мы на нем дрейфовали почти десять часов, прежде чем нас подобрати чилийские рыбаки и доставили на берег возле небольшого аэропорта в Пуэрто-Уильямсе. Там мы украли самолет и перелетели в Буэнос-Айрес, где я зафрахтован другой самолет, доставивший нас в Египет.

– Смерти не так-то легко заполучить тебя, – пробормотал Язид.

– Ты же понимаешь, что подписан себе смертный приговор, явившись сюда, – взвизгнул Фаузи.

– Я не ждал ничего другого, – невозмутимо подтвердил Аммар.

– Сулейман Азиз Аммар, – задумчиво проговорил Язид, – величайший убийца своего времени, человек, которого знали и опасались ЦРУ и КГБ, разработчик и исполнитель самых громких преступлений, закончит свою жизнь грязным уличным попрошайкой.

– О чем ты говоришь, Ахмед? – удивился Фаузи.

– Этот человек уже мертв, – с ощутимым удовлетворением сказал Язид. – Наши финансовые эксперты позаботятся о том, чтобы все его состояние перешло ко мне. А потом он будет вышвырнут на улицу, причем специально приставленные охранники будут круглосуточно следить, чтобы он оставался в трущобах. Он проведет остаток дней своих, выпрашивая на улицах подаяние. Это куда хуже, чем быстрая и легкая смерть.

– Ты сам убьешь меня, когда услышишь то, что я скажу, – сказал Аммар.

– Я слушаю, – заинтересовался Язид.

– Я надиктован полный отчет о похищении «Леди Флэмборо», включая имена и даты. Он занял тридцать страниц. В него я включил свои соображения по поводу роли мексиканцев в этой авантюре, а также о возможной связи между тобой и Топильцином. В данный момент его читают сотрудники разведывательных управлений шести стран и международных информационных агентств. Так что с тобой, Язид, покончено!

Он замолчал, вскрикнув от боли, которой взорвалась его голова. Фаузи, сверкая глазами и скрипя зубами от злости, нанес ему удар по лицу. Строго говоря, удар был довольно слабым. Обладая взрывным темпераментом, Фаузи не мог похвастать физической силой. Но он пришелся по раненой челюсти Аммара.

Будучи в хорошей физической форме, Аммар не заметил бы удара, но сейчас он едва не лишился сознания от адской боли.

Он отшатнулся назад и попытался защитить лицо от наскакивающего на него Фаузи. Одновременно он прилагал максимум усилий, чтобы вернуть себе ясность мыслей.

– Прекрати! – крикнул Язид. – Неужели ты не видишь, что этот человек ждет легкой смерти. Он, скорее всего, врет, надеясь, что мы убьем его здесь и сейчас.

Аммару удалось обрести самоконтроль, и он почти успокоился, прислушиваясь к отрывистому дыханию беснующегося Фаузи и громкому голосу Язида. Теперь перед ним стояла самая трудная задача – определить, кто из них где находится.

Он вытянул вперед левую руку, сделал несколько маленьких шажков вперед и коснулся правой руки Язида. Свободная рука Аммара метнулась за шею, где в верхней части спины справа от позвоночника с помощью специальной ленты был приклеен графитовый нож.

Сделанный специально для тайных операций, этот нож не определялся ни одним металлоискателем.

Отлепив восемнадцатисантиметровое лезвие от своей спины, Аммар с размаху всадил его в грудь Язида.

Сильнейший удар сбил с ног лидера мусульманских революционеров. Глаза Пола Капестерре потемнели от ужаса, он попытался кричать, но смог издать лишь сдавленный хрип.

– Прошай, подонок, – прошептал Аммар, с трудом шевеля разбитой челюстью.

Выдернув нож, он снова взмахнул им, описав широкую дугу в ту сторону, где, по его предположениям, стоял Фаузи. Этот нож не предназначался для рубяших ударов, однако Аммар почувствовал, что задел истеричного юнца, очевидно, раскроив ему щеку.

Аммар знал, что Фаузи был правшой и всегда носил пистолет – старый девятимиллиметровый люгер в кобуре под левой рукой. Он бросился в сторону Фаузи, отчаянно стараясь достать фанатика, размахивая ножом перед собой.

Но он был слепым и далеко не таким ловким, как раньше.

Фаузи успел вытащить люгер, приставить его к животу Аммара и дважды нажать на курок, прежде чем нож вонзился в его сердце. Он сделал несколько неуверенных шагов в сторону и с изумленным любопытством взглянул на торчащий из его груди нож, потом глаза его закатились, и Халед Фаузи рухнул на пол всего лишь в метре от своего командира.

Аммар очень медленно опустился на выложенный плиткой пол и перевернулся на спину. Он больше не чувствовал боли. Перед его мысленным взором замелькали странные, причудливые видения. Он чувствовал, как жизнь вытекает из него.

Его судьбу решил человек, которого он встретил лишь однажды, высокий человек с зелеными глазами и насмешливой ухмылкой на губах. На мгновение его захлестнула волна ненависти, которая на удивление быстро схлынула. Дирк Питт – это имя огненными буквами горело в умирающем сознании Аммара.

В последний момент он почувствовал радостное удовлетворение. Он знал, что Ибн-Тельмук позаботится о Питте. И тогда миссия Сулеймана Азиза Аммара на земле будет завершена.

73

Президент сидел в кожаном кресле и смотрел на четыре телевизионных монитора. Три были настроены на главные каналы, а на четвертый передавались сведения прямо от армейских связистов, работавших в городе Рома. Президент выглядел усталым, но его глаза горели от напряжения. Он переводил взгляд с одного монитора на другой и непроизвольно хмурился.

– Не могу поверить, что так много людей удалось собрать на такой маленькой площади! – заметил он.

– У них кончается продовольствие, – сказал Шиллер, читающий оперативный отчет ЦРУ, – начались перебои с питьевой водой, да и санитарные условия существенно ухудшились.

– Это произойдет сегодня или никогда, – устало изрек Николс.

Президент спросил:

– Сколько там народу, хотя бы примерно?

– Если верить компьютерным подсчетам, основанным на данных аэрофотосъемки, около четырехсот тридцати пяти тысяч, – ответил Шиллер.

– И все они собираются влиться в коридор шириной не более километра, – мрачно добавил Николс.

– Черт бы побрал этого ублюдка! – Президент иногда позволял себе проявлять эмоции. – Неужели он не понимает, что, даже если не последует ни одного выстрела, только при прорыве будут убиты или утонут тысячи людей!

– Причем большинство из них женщины и дети, – добавил Николс.

– Семья Капестерре никогда не славилась милосердием и благородством, – язвительно сказал Шиллер.

– Еще не поздно его убрать. – Это была реплика директора ЦРУ Мартина Брогана. – Убийство Топильцина было бы сравнимо с убийством Гитлера в тысяча девятьсот тридцатом году.

– Если, конечно, ваш стрелок сумеет подобраться достаточно близко, – ухмыльнулся Николс, – и согласился с тем, что после выстрела его разорвет в клочья обезумевшая толпа.

– Я думал о выстреле из мошной винтовки с четырехсот метров.

Шиллер решительно покачал головой:

– Неразумное решение. Выстрелить можно только с возвышения на нашей стороне реки. Мексиканцы сразу же поймут, кто виноват в гибели их кумира. И тогда события могут пойти по еще более опасному сценарию. Вместо мирных жителей на людей генерала Чандлера обрушится обезумевшая толпа. Они начнут штурм города Рома, вооружившись тем, что попадет под руку, – винтовками, ножами, камнями и бутылками. Вот тогда мы получим настоящую войну.

– Я согласен, – заявил Николс – Генералу Чандлеру придется обороняться, пустив в ход все имеющиеся силы и средства, хотя бы для того, чтобы спасти своих людей и американских граждан, находящихся в том районе.

Президент стукнул кулаком по ручке кресла:

– Неужели мы ничего не можем сделать, чтобы предотвратить бойню?

– Куда ни кинь, всюду клин, – философски заметил Николс.

– Может быть, стоит махнуть рукой на сокровища Александрийской библиотеки и отдать их президенту Де Лоренцо? Так мы, по крайней мере не дадим им попасть в грязные руки Топильцина.

– Бессмысленный жест, – сказал Броган. – Топильцин использует артефакты только как повод для конфронтации. Наши источники сообщают, что он готовит аналогичные вторжения из Байи в Южную Качифорнию и из Ногалеса в Аризону.

– Если бы мы только смогли остановить это безумие, – пробормотал президент.

Зазвонил один из четырех телефонов, и Николс снял трубку:

– Это генерал Чандлер, господин президент. Шифратор включен.

Президент тяжело вздохнул:

– Посмотреть в глаза человеку, которому я, возможно, отдам приказ убить десятки мирных жителей, это самое малое, что я могу сделать.

Монитор на мгновение погас, но потом засветился снова, и на экране появилось лицо человека, которому уже давно перевалило за четвертый десяток. Он имел резко очерченные черты лица и густые, хотя и изрядно посеребренные сединой волосы. Тот факт, что жизнь его никто бы не рискнул назвать спокойной, подтверждали глубокие морщины, избороздившие лоб и залегшие вокруг глаз.

– Доброе утро, генерал, – поприветствовал его президент. – Мне жаль, что я вас вижу, а вы меня нет, но на этом конце линии нет камеры.

– Я понимаю, господин президент.

– Какова ситуация?

– Только что начался сильный дождь, для бедняг на том берегу это воистину подарок Господа. Они смогут пополнить запасы пресной воды, немного уляжется пыль, да и зловоние, идущее от отхожих мест, уменьшится.

– Были провокации?

– Обычное скандирование и транспаранты. Пока обошлось без насилия.

– Скажите, с того места, где вы сейчас находитесь, не заметно ли групп людей, которые бы уходили домой?

– Нет, сэр, – сказал Чандлер. – Даже наоборот, их энтузиазм еще более увеличился. Они уверены, что их ацтекский мессия вызвал дождь, а он бьет себя в грудь, чтобы закрепить их веру в эту чепуху. В толпе появились католические священники, умолявшие людей вернуться в лоно церкви и разойтись по домам, но приспешники Топильцина быстро выдворили святых отцов.

– Мартин Броган считает, что они выступят сегодня ночью.

– Моя разведка согласна с предположением мистера Брогана. – Генерал немного помедлил, но все-таки решился задать главный вопрос: – Вы не изменили приказ, господин президент? Я должен остановить их любой ценой?

– Если я не отдам другой приказ, генерал.

– Должен сказать, сэр, что вы поставили меня в очень сложное положение. Я не могу гарантировать, что мои люди станут стрелять в женщин и детей, даже получив приказ.

– Я вас прекрасно понимаю, генерал. Но если мы не удержимся в районе города Рома, миллионы бедных мексиканцев воспримут это как предложение беспрепятственно перебираться в Соединенные Штаты.

– С этим трудно спорить, господин президент, но, если мы откроем огонь по полумиллионной толпе мирных жителей, нас обвинят в преступлении против человечества.

Слова Чандлера воскресили в памяти президента ужасы нацизма, но он остался тверд.

– И тем не менее, генерал, – торжественно проговорил президент, – наше бездействие обернется катастрофой. Мои эксперты по национальной безопасности предсказывают: страну охватит истерия, на местах начнут стихийно появляться военизированные формирования, призванные остановить поток нелегальных эмигрантов. Никто не будет в безопасности. Смерть соберет обильный урожай и среди мексиканцев, и среди американцев. Консерваторы потребуют от конгресса проголосовать за объявление войны Мексике. А о том, что будет дальше, мне даже думать не хочется.

Все присутствующие в комнате имели возможность видеть всю гамму сомнений и эмоций, отразившуюся на лице генерала. Но когда он заговорил, его голос был тверд и спокоен:

– Я вас почтительно прошу, господин президент, поддерживать со мной постоянную связь в этом режиме.

– Конечно, генерал, – сказал президент. – Скоро соберутся мои советники по безопасности.

– Благодарю вас, господин президент.

На экране появилась баржа на катках, которую сталкивали в воду не меньше ста человек.

– Что ж, господа, – сказал Шиллер и потряс головой, словно стараясь отогнать наваждение, – мы сделали все что могли, чтобы предотвратить взрыв, но потерпели неудачу. Теперь осталось только ждать.

74

Они пошли через час после наступления темноты.

Мужчины, женщины и дети, некоторые только начали ходить, – все держали в руках зажженные свечи. Низкие облака, затянувшие небо после ливня, окрасились в оранжевый цвет из-за волнующегося океана мерцающих огней.

Они приблизились к берегу, напевая протяжную песню древних. Мощный звук прокатился над рекой и заставил вибрировать стекла в окнах домов Ромы.

Беднейшие крестьяне и городская беднота, отверженные, покинувшие свои покосившиеся хибары и грязные дома, выступили единым фронтом. Они были воодушевлены обещанием Топильцина нового расцвета некогда могущественной империи ацтеков на бывших землях, теперь принадлежавших Соединенным Штатам. Это были отчаявшиеся люди, давно перешагнувшие черту бедности, ведомые вперед надеждой на лучшую жизнь.

Они двигались очень медленно, направляясь к ожидавшим у берега лодкам. Они шли по грязным и скользким после дождя дорогам. Маленькие дети заходились в крике, когда матери несли или вели их на ненадежные плоты, покачивающиеся у берега.

Толпа напирала, и те, кто шел в первых рядах, палата в реку. Повсюду раздавались испуганные крики, потому что первыми жертвами, как водится, стали дети. Одни тонули сразу, другие держались на воде, и их относило течением, причем спасти почти никого не удавалось, поскольку сильные мужчины остались далеко позади.

Очень медленно лодки и плоты отходили от берега и начинали двигаться на противоположную сторону реки.

Прожекторы американских солдат и многочисленных телевизионщиков ярко освещали мятущуюся орду, переплывающую реку. Солдаты с нелегким чувством наблюдали разворачивающуюся перед ними человеческую трагедию, в которой им в самом ближайшем будущем предстояло принять участие.

Генерал Чандлер стоял на крыше полицейского участка города Ромы – оттуда все было видно как на ладони. Его лицо посерело, глаза горели отчаянием. Происходящее оказалось хуже его самых страшных ожиданий.

– Вы все видите, господин президент? – спросил он, повернувшись к маленькому микрофону, закрепленному на воротнике мундира.

Президент не сводил воспаленных от переутомления глаз с огромного монитора.

– Да, генерал, изображение совершенно отчетливое. – Он сидел в конце длинного стола для совещаний в окружении своих ближайших советников, членов кабинета и двоих из четверых членов Объединенного комитета начальников штабов. Все смотрели на невероятный спектакль, причем стереозвук и яркие краски многократно усиливали эффект.

Первые лодки уже пристали к берегу, и люди начали выбираться на песок. Но они не спешили. Только когда все плавсредства первой волны доставили людей на берег и направились обратно за второй партией, толпа сплотилась и двинулась вперед. Несколько мужчин, переправившихся с первой волной, бегали по берегу со свистками, подгоняя вперед женщин и детей.

Сжимая в руках свечи и ведя за собой детей, женщины устремились вверх по пологим тропинкам, огибающим обрывистый берег, продолжая тянуть заунывный ацтекский напев. Они походили на армию муравьев, на пути которой попался камень, и она, разделившись, обтекала его, чтобы вновь соединиться на другой стороне.

Камеры показали испуганные лица детей и их матерей, когда они оказались перед направленными на них дулами винтовок. Впрочем, испуг женщин был недолгим. Топильцин заверил людей, что его божественная сила защитит их от пуль, и они фанатично ему верили.

– Боже мой! – воскликнул Даг Оутс, не в силах поверить своим глазам. – В первой волне только женщины и малые дети!

Комментариев не последовало. Высшие государственные чиновники США с ужасом наблюдали, как еще одна толпа женщин с фанатичным блеском в глазах, волоча за собой орущих детей, пошла по мосту навстречу танкам и бронетранспортерам.

– Генерал, – обратился президент к Чандлеру, – вы можете дать залп над их головами?

– Конечно, сэр. Я уже приказал моим людям зарядить холостые. Если использовать боевые, слишком высок риск для людей.

– Правильное решение, – одобрил генерал Меткалф. – Кертис знает, что делает.

Генерал Кертис Чандлер обратился к одному из своих помощников:

– Прикажите дать залп холостыми.

Помощник – боевого вида майор – рявкнул в передатчик:

– Холостыми – огонь!

Ночь озарилась яркими вспышками, сопровождающимися оглушительным грохотом. От сотрясения воздуха, как от порыва ветра, задуло свечи в толпе. Грохот пушечных выстрелов, тарахтенье автоматов и винтовок разнеслось по всей долине.

Всего десять секунд прошло между командами «огонь» и «прекратить огонь». Некоторое время еще было слышно эхо, отразившиеся от низких холмов Ромы.

А потом наступила тишина. Воздух был наполнен резким запахом кордита[185]. Толпа оцепенела.

А потом тишину нарушили крики женщин и визг насмерть перепуганных детей. Одни попадали на землю, прикрывая головы руками, другие застыли, парализованные ужасом. Вопли послышались и на противоположном берегу реки. Там женщины второй волны, опасающиеся, что упавшие на американском берегу убиты или ранены, удерживали своих мужчин от дальнейших действий.

На обоих берегах реки царил кромешный ад, и на какое-то время казалось, что нашествие эмигрантов остановлено.

Но тут снова зажглись прожекторы на мексиканском берегу и осветили фигуру в белых одеждах, стоящую на платформе, которую несли мужчины в белых туниках.

Топильцин распростер руки, являя собой жалкую пародию на Христа, и вопил в громкоговоритель, повелевая женщинам, в страхе Жавшимся к земле, вставать и идти вперед. Шок постепенно прошел, и люди наконец заметили, что нигде не видно ни мертвых, ни окровавленных тел. Многие женщины, обнаружившие, что они не ранены, начинали истерически хохотать. Толпа воспряла духом. Люди ошибочно посчитали, что от пуль и снарядов их защитила божественная сила Топильцина.

– Он нас переиграл, – сказал Юлиус Шиллер.

Президент грустно вздохнул:

– Как уже не раз происходило в нашей отечественной истории, наш гуманизм обернулся против нас.

– Теперь все зависит от Чандлера, – сказал Николс.

Генерал Меткалф кивнул:

– Ему сейчас не позавидуешь.

Настало время принимать решение. Больше ждать было нельзя. А президент, сидящий в своем кресле в Белом доме, молчал. Он ловко передал самую грязную работу военным, возложив всю ответственность на генерала Чандлера.

Президент не мог позволить армии иностранцев, пусть даже невооруженных, вторгнуться в свою страну, но вместе с тем и не мог отдать прямой приказ Чандлеру стрелять в женщин и детей.

Никогда еще президент не чувствовал себя таким беспомощным.

* * *

Поющие женщины с детьми находились уже в нескольких метрах от засевших в окопах солдат. Те же, кто шел во главе колонны, двигающейся по мосту, приблизились настолько, что могли заглянуть в дула пушек.

За плечами у генерала Кертиса Чандлера была долгая и славная военная карьера. Ему было что вспомнить, но абсолютно нечего было ждать, кроме всепоглощающего чувства вины. Его жена умерла, детей не было. Став бригадным генералом, он достиг вершины карьеры, и ему не к чему было стремиться, кроме как к отставке, которая была уже не за горами. И теперь он стоял на возвышенности, наблюдая, как сотни тысяч нелегальных эмигрантов направляются в его страну, и недоумевал, чем он заслужил такое наказание.

На его помощнике в полном смысле слова не было лица, когда он подошел к Чандлеру.

– Сэр, приказ открыть огонь.

Чандлер вглядывался в лица маленьких детей, испуганно жавшихся к матерям. В тусклом свете свечей их глазенки казались огромными и очень черными.

– Генерал, каково будет ваше решение?

Чандлер что-то пробормотал, но помощник не расслышал. Заунывное пение было слишком громким.

– Извините, генерал, вы сказали «огонь»?

Чандлер резко обернулся, его глаза мрачно блестели.

– Пусть идут.

– Сэр?

– Это мой приказ, майор. Пусть идут. Черт меня подери, но я не желаю на исходе дней моих стать детоубийцей. И бога ради, даже не произносите слов «не стрелять». Какой-нибудь тупой ротный может не расслышать.

Майор кивнул и поспешно заговорил в передатчик:

– Всем командирам, генерал Чандлер приказал не предпринимать никаких враждебных действий и позволить эмигрантам пройти через наши позиции. Повторяю, пусть идут.

С огромным облегчением американские солдаты опустили оружие. Прошло совсем немного времени, и они уже вовсю флиртовали с женщинами, играли с детьми и, опустившись на колени, вытирали с чумазых мордашек слезы испуга.

– Простите меня, господин президент, – сказал генерал Чандлер, глядя прямо в камеру. – Мне очень жаль, что я вынужден закончить свою военную карьеру, не подчинившись прямому приказу главнокомандующего, но я считаю, что при данных обстоятельствах...

– Не беспокойтесь, – перебил его президент, – вы оказались на высоте. – Он повернулся к генералу Меткалфу и сказал: – Я не знаю, какое место занимает генерал Чандлер в вашей табели о рангах, но прошу вас позаботиться, чтобы он получил еще одну Белую звезду.

– С большим удовольствием, господин президент.

– Браво, – господин президент, – сказал Шиллер. – Вы по-прежнему уверены в своих кадрах.

На губах президента появилась слабая улыбка:

– Я служил вместе с Кертисом Чандлером в Корее, когда мы оба были артиллерийскими лейтенантами. Он мог бестрепетно вести огонь по беснующейся вооруженной толпе, но ни за что на свете не обидел бы ни ребенка, ни женщину.

– Но дело еще не закончено, – напомнил генерал Меткалф.

Президент кивнул:

– Теперь мне предстоит держать ответ перед американцами за то, что на их землю хлынула масса нелегальных эмигрантов.

– Зато ваша сдержанность станет весомым аргументом в будущих переговорах с президентом Де Лоренцо и другими лидерами центральноамериканских стран, – успокоил его Дуглас Оутс.

– А тем временем, – добавил Мерсьер, – наши военные и дипломаты будут спокойно собирать обманутых Топильцином людей и без шума выдворять их за пределы страны.

– Эта операция должна производиться как можно более гуманно, – твердо заявил президент.

– Мне кажется, господин президент, вы кое-что забыли, – сказал генерал Меткалф.

– Вы о чем?

– Об Александрийской библиотеке. Теперь ничто не помешает Топильцину завладеть артефактами.

Президент устремил взор на сенатора Питта.

– Что скажете, Джордж? Теперь на вас вся надежда. Может быть, вы введете нас в курс своего плана?

Сенатор, не поднимая глаз, упорно смотрел в стол. После долгого молчания он произнес:

– Мой сын Дирк придумал обманный ход. Если все пойдет хорошо, Роберт Капестерре, он же Топильцин, не сможет наложить руки на сокровища древних. Но если план Дирка не сработает, что тоже нельзя исключить, Капестерре будет править Мексикой, а сокровища будут утрачены навсегда.

75

Благодарение богу, религиозный фанатизм и маниакальное стремление к власти Топильцина не привели к кровопролитию. Во время шествия никто не погиб. Единственными жертвами стали утонувшие при первой переправе.

Никем не сдерживаемся толпа прошла через армейские позиции, потом по улицам города к холму Гонгора. Пение прекратилось. Люди выкрикивали лозунги на ацтекском языке, которые ни американцы, ни большинство мексиканцев не понимали.

Топильцин возглавил триумфальное паломничество. Земное воплощение ацтекского бога, он тщательно спланировал свою роль освободителя. Захват египетских сокровищ дал бы ему необходимое влияние и денежные средства для свержения популярной в народе партии президента Де Лоренцо, не подвергая себя неудобствам и неожиданностям свободных выборов. Всего четыреста метров отделяло семью Капестерре от обладанияМексикой.

До него еще не дошли новости о смерти его брата в Египте. Ближайшие помощники Топильцина во время всеобщего ликования покинули машину связи и не получили это важное известие. Они следовали за платформой, на которой несли Топильцина, ведомые любопытством и желанием первыми увидеть артефакты.

Топильцин стоял, выпрямившись во весь рост, в белых одеждах и накидке из шкуры ягуара, высоко подняв флаг с изображением орла и змеи. На него были направлены переносные прожекторы, заливая ацтекского мессию разноцветными лучами света. Яркий свет раздражат его, и Топильцин приказан направить часть прожекторов на склон.

На холме стояло несколько тяжелых машин, но людей видно не было. Раскопки казались покинутыми. Ни возле кратера, ни возле тоннеля не было ни одного армейского инженера. Это Топильцину не понравилось. Он простер руки, повелевая толпе остановиться. Приказ был повторен многочисленными помощниками с использованием громкоговорителей, и через некоторое время толпа остановилась. Все лица обратились к Топильцину. Люди почтительно ожидали приказа своего божества.

Неожиданно на вершине холма раздался леденящий душу вопль. Он становился все громче и громче, и в конце концов мексиканцы были вынуждены прикрыть уши руками.

Потом в небе вспыхнули фейерверки и бешено заплясали лучи прожекторов. Толпа замерла, привлеченная невиданным зрелищем.

Световое шоу длилось довольно долго и сопровождалось все тем же воплем, вызывавшем в памяти сказки о привидениях-плакальщиках. Причем крик, разнесшийся далеко вокруг, продолжал нарастать.

Неожиданно прожекторы погасли – и безумная пляска огней в небе прекратилась. Крик тоже оборвался, и на толпу обрушилась тишина.

Еще целую минуту после наступления тишины у людей звенело в ушах, а в глазах мелькали огни. А потом невидимый источник света выхватил из темноты одинокую фигуру, стоящую на вершине холма. Эффект был потрясающим. Лучи света отражались от металлических доспехов, окутывая его своеобразным ореолом.

Когда свет стал ярче, удивленные люди ясно увидели, что на холме стоит римский легионер в боевом облачении.

Под отполированным до блеска нагрудником виднелась туника цвета бургундского вина. Шлем на голове и наголенники, защищавшие ноги, тускло блестели. Гладиус, пристегнутый к кожаной перевязи, висел на боку. В левой руке воина был овальный щит, в правой – копье.

Топильцин взирал на все происходящее с искренним любопытством. Игра? Шутка? Театральное представление? Что задумали американцы? Орда его приверженцев потрясенно затихла, с опаской взирая на легионера, которого они сочли призраком. Потом их лица вновь обратились к Топильцину. Люди ждали, что скажет мессия.

Это обычный блеф, порожденный отчаянием, решил он. Американцы разыграли свой последний козырь, рассчитывая запугать его невежественных, суеверных поклонников. Страх вполне мог удержать этих людей от захвата сокровищ.

– Это может быть трюк, – сказал один из помощников Топильцина, – чтобы захватить вас в качестве заложника.

Топильцин немного подумал и презрительно усмехнулся:

– Конечно, трюк, но не похищение. Американцы прекрасно знают, что толпа впадет в неистовство, если моя священная особа окажется под угрозой. Их хитрость очевидна. Если не считать посланника, кожу которого я вернул в Вашингтон, я отвечал неизменным отказом на все предложения переговоров с официальными деятелями Госдепартамента. Это театральное действо есть не что иное, как последняя неуклюжая попытка поговорить со мной один на один. Интересно будет узнать, что они хотят мне предложить.

Не говоря больше ни слова и не обращая внимания на предостережения советников, он знаком приказал опустить платформу на землю и сошел с нее. Пока он в высокомерном одиночестве поднимался на холм, за ним следили прожекторы. Его ног не было видно под балахоном, поэтому создавалось впечатление, что он не идет, а плывет.

Он шел медленно и уже успел нащупать висящий на ремне под одеждами кольт «Питон-357». В другой руке он сжимал дымовую гранату, при взрыве испускавшую густой дым оранжевого цвета, которая вполне могла потребоваться при отходе.

Приблизившись, Топильцин отчетливо увидел, что римский легионер – обычный манекен, наряженный в музейные одежды. На его лице была намалевана безжизненная улыбка, а нарисованные глаза не выражали ничего. Пластиковые руки и ноги были потерты и покрыты щербинами.

Любопытство, приведшее Топильцина на вершину холма, постепенно уступило место беспокойству. Рассматривая манекен, он сильно вспотел, и его божественное одеяние покрылось пятнами влаги.

Потом из тени мескитовых деревьев выступил человек в высоких ботинках, хлопчатобумажных брюках и белом свитере. Он неторопливо прошествовал вперед и остановился за манекеном. Его пронзительные зеленые глаза были холодны, как арктический лед.

Топильцин решил, что имеет определенное преимущество. Не теряя времени, он заговорил на чистейшем английском языке:

– Зачем вы устроили это представление?

– Чтобы привлечь ваше внимание.

– Примите мои комплименты. Вам это удалось. А теперь, будьте так любезны, изложите мне предложения вашего правительства.

Незнакомец окинул мессию долгим внимательным взглядом:

– Вам кто-нибудь говорил, что ваше одеяние напоминает простыню, да к тому же не слишком чистую?

Глаза Топильцина потемнели.

– Ваш президент решил оскорбить меня, отправив на встречу клоуна?

– Думаю, здесь уместно будет сказать, что каждый получает по заслугам.

– У вас есть одна минута, чтобы изложить ваше дело, – Топильцин обернулся и показал на толпу, – прежде чем я прикажу своим людям возобновить шествие.

Питт тоже повернул голову и посмотрел вдаль, где за холмами тянулась многокилометровая равнина.

– И куда же вы намерены шествовать?

Топильцин проигнорировал вопрос.

– Вы можете начать со своего имени, титула и должности в американском бюрократическом аппарате.

– Меня зовут Дирк Питт, мой титул – мистер Питт, а должность – добросовестный налогоплательщик. Так что вы можете убираться к черту.

Глаза Топильцина угрожающе сверкнули.

– Люди умирали ужасной смертью, выказывая неуважение человеку, который говорит с богами.

На лице Питта появилась дьявольская улыбка, которому стало скучно слушать угрозы проповедника.

– Если вы хотите поговорить, лучше будет с самого начала расставить точки над "и". Вы можете обманывать невежественную мексиканскую бедноту, устраивая театральные представления и обещая новую жизнь, которую вы не можете им обеспечить. Вы мошенник с головы до ног. Поэтому смените тон и прекратите вешать свысока. Я не принадлежу к числу ваших поклонников-мусорщиков. Да и преступники вашего ранга, мистер Роберт Капестерре, никогда не вызывали у меня уважения.

Капестерре открыл рот и забыл его закрыть. Он отшатнулся, не в силах скрыть изумление и боясь поверить собственным ушам.

Довольно долго он смотрел на Питта округлившимися от удивления глазами, потом с трудом вернул себе способность говорить и хрипло прошептал:

– Что вам известно?

– Вполне достаточно, – ответил Питт. – Деятельность семьи Капестерре в настоящее время является предметом тщательного изучения в Вашингтоне. Когда же там узнали о кончине вашего братца, я имею в виду того, который объявил себя мусульманским пророком, в Белом доме открыли не одну бутылку шампанского. Согласитесь, символично, что он принял смерть от террориста, которого сам же нанял, чтобы похитить «Леди Флэмборо» и убить пассажиров.

– Мой брат... – Капестерре на какое-то время снова онемел, – мертв? Я вам не верю!

– Как! Разве вы не знали? – искренне удивился Питт.

– Я разговаривал с ним двадцать четыре часа назад! Пол... Ахмед Язид жив и отлично себя чувствует.

– Быть может, ходячий труп – его новое амплуа? – усмехнулся Питт.

– Чего ваше правительство хочет добиться, использую такую гнусную ложь?

Питт холодно взглянул на Капестерре:

– Я рад, что вы сами затронули этот вопрос. Суть заключается в том, чтобы спасти сокровища Александрийской библиотеки, а мы это сделать не сможем, если вы спустите с поводка свою свору и она ринется в хранилище. Ваши люди украдут те артефакты, которые, как им покажется, могут быть проданы или же обменяны на еду, и уничтожат остальные только потому, что они выглядят неприглядно. А книги и древние свитки им наверняка покажутся неприглядными.

– Они не войдут в хранилище, – твердо сказал Капестерре.

– Вы считаете, что сможете их остановить?

– Мои последователи делают только то, что я велю.

– Книги и произведения искусства должны быть каталогизированы и осмотрены опытными археологами и историками, – сказал Питт. – Если вы рассчитываете на уступки Вашингтона, то должны гарантировать, что будете относиться к сокровищам библиотеки как к научному проекту.

Капестерре смотрел и слушал Питта очень внимательно. Он уже успел взять себя в руки и для пущей внушительности демонстративно расправил плечи и выпрямился в полный рост. Но все равно он был сантиметров на десять ниже Питта. Самозваный мессия стоял, слегка покачиваясь, как кобра, готовящаяся к прыжку. Когда же он заговорил, в его голосе звучала неприкрытая угроза:

– Я не собираюсь давать никаких гарантий, мистер Питт. Не будет никаких сделок и уступок. Ваша армия оказалась несостоятельной и не смогла повернуть назад моих людей у реки. Я победил. Египетские сокровища принадлежат мне. Все юго-западные штаты, – в глазах Капестерре снова вспыхнул маниакальный огонь, – станут моими. Мой брат Пол будет правителем Египта. Наш младший брат когда-нибудь возглавит правительство Бразилии. Вот почему я здесь. Вот почему вы здесь – одинокий посланник мировой супердержавы, делающей последнюю, отчаянную попытку договориться. Но вашему правительству нечего мне предложить. Если будут предприняты шаги с целью воспрепятствовать вывозу сокровищ в Мексику, я прикажу все здесь сжечь.

– Отдаю вам должное, Капестерре, мыслите вы масштабно. Жаль только, что человечек вы ничтожный, – презрительно сказал Питт. – Но в психушке вы вполне смогли бы претендовать на роль Наполеона.

На физиономии Капестерре проступило раздражение.

– Прощайте, мистер Питт, вы злоупотребили моим терпением. Я бы с удовольствием принес вас тоже в жертву богам и отправил вашу кожу в Белый дом.

– Вы уж простите, что я не позаботился украсить себя татуировками.

Спокойное безразличие Пита до крайности раздражало Капестерре. С ним никто и никогда не позволял себе разговаривать столь неуважительно. Он отвернулся и поднял руку, призывая затихшую толпу к вниманию.

– А вы не хотите сначала посмотреть на свое новое богатство, – будничным тоном полюбопытствовал Питт, – прежде чем отдать его толпе? Подумайте, что скажет мировая общественность, если вы позволите своим босякам растащить на куски золотой саркофаг Александра Великого?

Рука Капестерре опустилась.

– Что вы сказали? – дрогнувшим голосом спросил он. – Гроб Александра Великого существует?

– Разумеется, и останки Александра тоже. – Питт кивнул в сторону тоннеля. – Пойдемте, я поработаю немного экскурсоводом, а уж потом вы отдадите артефакты обожающей вас толпе.

Капестерре кивнул. Стоя спиной к своим почитателям, он вытащил из-за пояса кольт и зажал в руке, прикрыв длинным рукавом. В другой руке он продолжат держать дымовую гранату.

– Учтите, если я замечу хотя бы малейшую опасность для себя, вы получите пулю в спину.

– Зачем мне подвергать вас опасности? – насмешливо удивился Питт.

– Куда подевались люди, работавшие на раскопках?

– Все умеющие держать в руках оружие были отправлены на реку.

Ложь, казалось, удовлетворила Капестерре.

– Поднимите рубашку и спустите брюки.

– Перед этими людьми? – улыбнулся Питт.

– Я хочу убедиться, что у вас нет оружия и микрофонов.

Питт молча выполнил требование. Никакого оружия или передатчиков на теле не обнаружилось.

– Вы удовлетворены? – поинтересовался он.

– Да, – ответствовал Капестерре и махнул револьвером в сторону входа в шахту. – Идите вперед, я последую за вами.

– Не возражаете, если я перенесу манекен внутрь? Его оружие и одеяние – подлинные артефакты.

– Вы можете оставить все это в тоннеле у входа. – Затем Капестерре обернулся и сделал знак своим помощникам, что все в порядке.

Тоннель был высотой не более двух метров, поэтому при входе внутрь Питту пришлось пригнуть голову, чтобы не удариться о поддерживающие бревна. Он положил меч и копье, но оставил себе шит и поднял его над головой, как будто собирался защищаться от падающих камней.

Понимая, что картонный шит не защитит его противника от пули, Топильцин не стал возражать.

Тоннель плавно опускался вниз на двенадцать метров, после чего шел ровно. Проход был освещен гирляндой лампочек, свисающих с бревен перекрытия. Военные хорошо поработали, поэтому идти было легко. Единственным неудобством был спертый воздух, да и пыль, клубящаяся под ногами, не радовала.

* * *

– Вы принимаете звук и картинку, господин президент? – спросил генерал Чандлер.

– Да, генерал, я отчетливо слышу беседу, но, войдя в тоннель, они оказались вне поля видимости камеры.

– Вы их снова увидите в помещении, где стоит гроб. Там тоже есть камера.

– Где у Питта спрятан микрофон? – спросил Мартин Броган.

– Микрофон и передатчик вмонтированы в старый шит.

– Питт вооружен?

– Нет.

Все присутствующие в кабинете президента молча обратили взоры на другой монитор, показывавший изображение пещеры в скале. Камера была направлена на золотой саркофаг, стоявший в самом центре на возвышении.

Но не все взгляды были направлены на второй монитор. Одна пара глаза еще смотрела на первый.

– Кто это был? – удивленно спросил Николс.

Глаза Брогана сузились.

– Что вы имеете в виду?

Николс указал на монитор, передающий изображение с камеры, направленной на вход в тоннель.

– Мимо камеры мелькнула тень и вошла в тоннель.

– Я ничего не видел, – сказал генерал Меткалф.

– Я тоже, – сказал президент и придвинул микрофон, стоящий перед ним. – Генерал Чандлер!

– Да, господин президент.

– Дейл Николс клянется, что кто-то вошел в тоннель следом за Питтом и Топильцином.

– Один из моих помощников тоже что-то заметил.

– Значит, мне не померещилось, – констатировал Николс.

– Как вы считаете, кто это может быть?

– Кто бы это ни был, – озабоченно проговорил генерал Чандлер, – он не из наших людей.

76

– Я вижу, вы хромаете, – сказал Капестерре.

– Это память о безумном плане вашего брата убить президента Хасана и Галу Камиль.

Капестерре взглянул на Питта вопросительно, ожидая объяснений, но тот не стал вдаваться в подробности. Впрочем, Капестерре не настаивал. Он внимательно следил за каждым движением Питта, одновременно постоянно озираясь по сторонам.

Немного дальше тоннель расширялся и переходил в круглую пещеру. Питт замедлил шаг и остановился перед саркофагом, опирающимся на четыре ножки, вырезанные в форме китайских драконов. Свет здесь был достаточно ярким, чтобы заставить величественное сооружение сверкать, испуская вокруг себя золотое сияние.

– Александр Великий, – сообщил Питт. – Произведения искусства и свитки в соседнем помещении.

Капестерре боязливо приблизился. Он нерешительно протянул руку и коснулся крышки гроба. После чего резко отдернул руку, а его лицо исказила гримаса ярости.

– Это обман! – завопил он, и его голос разнесся гулким эхом далеко под сводами тоннеля. – Этому гробу не две тысячи, лет. На нем краска даже не высохла!

– Греки обладали самыми передовыми технологиями...

– Заткнись! – взвизгнул он, брызгая слюной. – Хватит разговоров, мистер Питт, – сказал он, взяв себя в руки. – Где сокровища, отвечайте!

– Дайте мне время, – попросил Питт, – Мы еще просто не дошли до главного хранилища.

Он попятился от гроба, всячески демонстрируя, что испытывает страх. Пятился он до тех самых пор, пока не уперся спиной в стену, на которой были развешаны старинные копья и мечи. Его глаза метнулись к гробу, словно он ожидал, что крышка откроется и его обитатель придет на помощь.

Капестерре перехватил взгляд противника и понимающе ухмыльнулся. Он указал револьвером на гроб, после чего четыре раза подряд нажал на курок. На одной его стороне появилось четыре аккуратных дырочки, зато с другой стороны пули проделали четыре больших рваных отверстия. Выстрелы прозвучали глухо, словно стреляли под гигантским колоколом.

– Там, конечно, был ваш помощник, мистер Питт, – прошипел он. – Как это, однако, недальновидно с вашей стороны.

– Его больше негде было спрятать, – с искренним сожалением проговорил Питт. В его зеленых глазах не было страха, да и голос оставался спокойным.

Капестерре отбросил крышку и со злорадным любопытством заглянул внутрь. И сразу же его физиономия мертвенно побледнела, а с губ сорвался жалобный крик. Он выронил из рук крышку, которая с глухим стуком опустилась на место.

– Нет! – простонал он.

Питт слегка сдвинулся в сторону так, чтобы щит прикрывал движение его правой руки. Он потихоньку перемещался до тех пор, пока не оказался лицом к левому боку Капестерре. Потом он украдкой посмотрел на часы. Он уже почти перешагнул запретную черту.

Капестерре сделал шаг к гробу и снова дрожащей рукой поднял крышку. На этот раз он распахнул ее полностью. Потом он заставил себя заглянуть внутрь.

– Пол! Это действительно Пол... – в шоке прошептал он.

– Мне сказали, что президент Хасан не разрешил поклонникам Ахмеда Язида похоронить его как святого мученика. Поэтому труп переслали сюда, где вы можете лежать вдвоем.

Капестерре стоял неподвижно, вглядываясь в мертвое лицо брата, и постепенно на смену шоку пришло горе. Едва сдерживая рыдания, он тихо спросил:

– Какова ваша роль во всем этом?

– Я возглавлял команду, которая обнаружила ключ к сокровищам Александрийской библиотеки. Это было нелегко. Затем ваш брат нанял террористов, которые попытались убить меня и моих друзей, но сумели только изуродовать мою коллекционную машину. Это была большая ошибка. Потом вы и ваш брат взяли моего отца в заложники на «Леди Флэмборо». Вы знаете, о чем я говорю. Это была еще более грубая ошибка. Но я решил остановить вас. Вы умрете, Капестерре, не пройдет и нескольких минут, как вы будете лежать такой же недвижный и холодный, как ваш брат. И это крайне малая плата за тех людей, чьи сердца вы вырывали из груди, и за детей, которые утонули во время переправы через реку из-за вашей безумной жажды власти.

Капестерре, похоже, тут же забыл о горе.

– Но не раньше, чем я убью вас! – воскликнул он.

Питт был готов к атаке и поднял над головой меч, который схватил со стены. Не медля ни секунды, он обрушил его на противника.

Капестерре судорожно сжал рукоять кольта. Дуло мощного пистолета еще только поднималось, чтобы оказаться на одном уровне с головой Питта, но сверкающее лезвие опустилось, и револьвер вместе со сжимающей его рукой взлетел в воздух. Несколько раз перевернувшись, кольт упал на пол, причем мертвые пальцы так и не разжались.

Рот Капестерре открылся, и из него вырвался тонкий, пронзительный визг. Ацтекский мессия упал на колени, тупо уставившись на уродливый обрубок правой руки, не в силах поверить, что она стала заметно короче, и не замечая хлещущей из обрубка крови.

Раскачиваясь из стороны в сторону, он стоял на коленях и вследствие шока почти не чувствовал боли. Потом поднял потрясенные глаза на Питта и спросил:

– Почему так? Почему не пуля?

– Небольшая плата за человека по имени Гай Ривас.

– Вы знали Риваса?

Питт покачал головой:

– Нет, но его друзья рассказали, что вы с ним сделали и как его семья стояла у могилы, не зная, что в гробу лежит только кожа.

– Друзья? – непонимающе переспросил Капестерре.

– Мой отец и еще один человек из Белого дома, – холодно объяснил Питт. Он снова взглянул на часы. – Мне очень жаль, – сказал он, хотя на его лице не было сожаления, – но я не могу больше здесь оставаться. Надо бежать. – С этими словами он отвернулся и быстрыми шагами направился к выходу из тоннеля.

Правда, далеко уйти ему не удалось, потому что дорогу ему преградил невысокий коренастый человек, одетый в потрепанную военную форму. Он стоял посреди тоннеля, держа в руках пистолет, дуло которого было направлено в живот Питта.

– Не торопитесь, мистер Питт, – с резким акцентом проговорил он, – никто никуда отсюда не уйдет.

77

Люди, следившие в Белом доме за развитием событий, знали, что в тоннель вошел кто-то третий, однако появление незнакомца перед камерой явилось для них полнейшей неожиданностью. Им ничего не оставалось делать, как только беспомощно наблюдать за тем, что происходит в глубине холма Гонгора.

– Генерал Чандлер! – воскликнул президент. – Кто, черт возьми, этот человек?

– Мы видим пришельца на наших мониторах, господин президент, но единственное, что можем предположить – это один из людей Топильцина, проникший с севера, где наша линия обороны сильно растянута.

– Он в военной форме, – проявил наблюдательность Броган. – Может быть, это все же кто-то из ваших людей?

– Нет, если только наш квартирмейстер не начал выдавать нашим людям форму израильской армии.

– Пошлите кого-нибудь вниз, – приказал генерал Меткалф, – надо помочь Питту.

– Сэр, если взвод моих людей появится поблизости от места раскопок, толпа решит, что мы хотим захватить Топильцина. Она сметет здесь все.

– Он прав, – вздохнул Шиллер. – Толпа проявляет нетерпение.

– Нарушитель пролез в тоннель под носом у толпы, – настаивал генерал Меткалф. – Почему же несколько человек не могут сделать то же самое?

– Это было возможно еще несколько минут назад, но в данный момент представляется совершенно нереальным, – ответил Чандлер. – Команда Топильцина хорошо сработала. Весь склон залит ярким светом. К месту раскопок не проскользнет незамеченной даже крыса.

– Площадка, где ведутся раскопки, выходит на юг, прямо на толпу, – объяснил сенатор Питт. – Других выходов нет.

– Это и хорошо, – сказал генерал Чандлер. – Выстрелы в тоннеле звучат как далекий гром, причем совершенно непонятно где.

Президент мрачно взглянул на сенатора Питта:

– Джордж, если толпа ринется вперед, нам придется завершить операцию раньше, чем твой сын сумеет спастись.

Сенатор закрыл лицо руками и кивнул. Потом он снова опустил руки и поднял глаза на монитор.

– Дирк справится, – уверенно ответил он.

Неожиданно Николс вскочил на ноги и закричал, указывая на монитор:

– Толпа! – воскликнул он. – Она движется!

Пока в двух с половиной тысячах километров от него самые разные люди обсуждали его шансы на выживание, у Питта не было времени подсчитывать вероятность того или иного развития событий. Его главной заботой было черное дуло пистолета, упершееся ему в живот. Он не сомневался, что оружие находится в руках человека, которому уже не раз приходилось убивать. Лицо его носило бесстрастное, пожалуй, даже скучающее выражение. Час от часу не легче, подумал Питт. Если его внутренности через секунду не разлетятся по стенам, то он все равно будет раздавлен многотонной массой земли. Третьего варианта не существовало.

– Не хотите ли сказать, кто вы такой? – полюбопытствовал Питт.

– Мое имя Ибн-Тельмук. Я близкий друг и слуга Сулеймана Азиза Аммара.

Точно, подумал Питт, вспомнив, что видел именно этого террориста на дороге возле здания дробилки.

– Чтобы отомстить, вы, ребята, преодолеваете внушительные расстояния.

– Я не мог не исполнить последней воли моего дорогого друга. Он хотел, чтобы я убил тебя.

Питт очень медленно опустил правую руку. Меч в его руке уткнулся в пол. Он выглядел человеком, понявшим и принявшим свое поражение. Питт немного расслабился, расправил плечи, согнул колени:

– Вы были на Санта-Инес?

– Да. Сулейман Азиз и я вернулись в Египет вместе.

Темные брови Питта в изумлении взлетели вверх. Он был уверен, что это невозможно. Он считал, что Аммар не мог прожить и нескольких часов после такого ранения. Боже, время уходило безвозвратно! Араб должен был застрелить его без слов, но, очевидно, решил поиграть напоследок. Взрыв, надо полагать, произойдет в середине следующего предложения.

Тянуть смысла не было. Питт взглянул на Ибн-Тельмука, прикинул расстояние и направление прыжка, затем поднял меч.

В это время Капестерре обмотал обрывками своего одеяния кровоточащий обрубок руки и, поскуливая от нестерпимой боли, выполз вперед, указывая окровавленной рукой на Питта.

– Убей его! – взвизгнул он. – Посмотри, что он со мной сделал! Стреляй сейчас же, я приказываю!

– Ты кто такой? – холодно спросил Ибн-Тельмук, не сводя глаз с Питта.

– Я Топильцин.

– Настоящее имя – Роберт Капестерре, – добавил Питт. – Мошенник.

Капестерре пополз к Ибн-Тельмуку и очень скоро оказался у ног араба.

– Не слушай его! – взмолился он. – Это обычный преступник.

Тот впервые позволил себе ухмыльнуться:

– Ну это вряд ли. Я внимательно изучил его досье. Мистера Питта ни в чем нельзя назвать обычным.

Это уже лучше, подумал Питт. Ибн-Тельмук на мгновение отвлекся на ацтекского мессию, и Питт, воспользовавшись этим, передвинулся на несколько сантиметров в сторону, постаравшись стоять так, чтобы Капестерре находился между ним и арабом.

– Где Аммар? – спросил Питт.

– Мертв. – Ухмылка на лице Ибн-Тельмука сменилась злобной гримасой. – Он умер после того, как убил эту грязную свинью – Ахмеда Язида.

Капестерре был ошеломлен. Он непроизвольно отшатнулся, а его взгляд метнулся к открытому гробу, в котором лежал его брат.

– Значит, вы тот человек, которого мой брат нанял, чтобы похитить судно? – прохрипел он.

Питт не стал напоминать, что уже говорил об этом, но передвинулся еще на сантиметр.

На бесстрастной физиономии Ибн-Тельмука отразилось непонимание.

– Ахмед Язид – твой брат?

– Два сапога пара, – молвил Питт. – Вы бы узнали Язида, увидев его?

– Конечно. Его внешность так же знакома всем, как лицо аятоллы Хомейни.

Питт на ходу изменил свой план. Теперь все зависело от того, насколько ему удастся предугадать реакцию киллера.

– Тогда загляните в гроб.

– Даже не думайте шевелиться, – предупредил его араб, сделав несколько шагов к саркофагу. Почувствовав, что его нога коснулась распахнутой крышки, он бросил быстрый взгляд внутрь и сразу же снова уставился на своего противника.

Питт не пошевелился. Он предположил, что после первого быстрого освидетельствования Ибн-Тельмук захочет более внимательно взглянуть на Язида. Тот так и поступил.

* * *

В командном пункте спецназа, расположенном в крытом кузове грузовика, который был припаркован в полукилометре к западу от места раскопок, Холлис, адмирал Сэндекер, Лили и Джордино не сводили глаз с телевизионного монитора, напряженно наблюдая за драматическими событиями, разыгравшимися в глубине холма Гонгора.

Лили стояла без движения, побелев как мел, а Сэндекер и Джордино беспокойно ходили взад-вперед, как пара тигров в клетке, которые чувствуют запах свежего мяса, но не могут его достать.

Холлис периодически также начинал мерить шагами тесное помещение. В одной руке он нервно сжимал маленький высокочастотный радиопередатчик, сигнал которого должен был привести к детонации заложенной в холме взрывчатки; в другой – телефонную трубку.

На другом конце трубки находился один из помощников генерала Чандлера, который в данную минуту выслушивал рык Мортона Холлиса:

– Черта с два я взорву заряд сейчас! Пусть сначала толпа минует опасный участок!

– Но они подошли слишком близко! – протестовала трубка в звании полковника.

– Не раньше чем через тридцать секунд, – отчеканил Холлис.

– Генерал Чандлер хочет, чтобы холм был взорван немедленно! – повысил голос помощник. – Это приказ самого президента!

– Для меня вы, полковник, только голос в трубке, – спокойно заявил Холлис – Я требую прямой связи с президентом.

– Вы попадете под трибунал!

– Ну это мне не впервой.

Сэндекер не скрывал тревоги:

– На этот раз Дирк ничего не сможет сделать.

– Ну тогда вы сделайте что-нибудь! – взмолилась Лили. – Поговорите с ним. Он же услышит вас через динамики, подсоединенные к телевизионной камере!

– Мы боимся ему помешать, – ответил вместо адмирала Холлис – Любая мелочь может нарушить хрупкое равновесие, и тогда араб выстрелит.

– Вот именно, – пробормотал донельзя обозленный Джордино. Он распахнул дверь фургона, спрыгнул на землю и побежал к джипу Сэма Тринити. Люди Холлиса и глазом моргнуть не успели, а грузовик уже несся по пыльной дороге к холму Гонгора.

* * *

Стремительным броском, словно гремучая змея, Питт метнулся к противнику, выставив вперед щит. И снова последовал резкий удар мечом.

Питт вложил в удар всю свою силу. Он слышал и чувствовал, как лезвие, звякнув по металлу, врезалось во что-то мягкое. Затем последовал выстрел, направленный, как показалось Питту, ему в лицо. Он отступил, когда очередной выстрел ударил в центр щита. Пуля рикошетом отлетела в потолок. Бронированное пластиковое покрытие, надетое на щит майором Диллинджером накануне вечером, было погнуто, но не пробито. После этого Питт нанес сильный удар мечом сбоку.

Ибн-Тельмук был очень быстр, однако шок, охвативший его при виде мертвого Язида, отнял у него несколько ценных секунд. Краем глаза он заметил нападение Питта и даже выстрелил, правда, не успев толком прицелиться, прежде чем лезвие меча выбило из его руки оружие и попутно отсекло несколько пальцев.

Ибн-Тельмук зарычал, словно раненое животное. Его револьвер упал на известняковый пол рядом с кольтом, все еще зажатым в отрубленной руке Капестерре. Но Ибн-Тельмук оправился достаточно быстро, чтобы уклониться от рубящего удара, и прыгнул на Питта.

Питт был готов к нападению. Он отпрянул в сторону, но его правая нога подломилась, и он понял, что не все пули попали в шит. Одна или две угодили в его раненую ногу.

Пока он соображал, как быть дальше, Ибн-Тельмук набросился на него, словно пантера. Черные глаза террориста сатанински блестели, зубы обнажились в отвратительном оскале. Рука Питта, державшая меч, на мгновение ослабла, и меч сразу отлетел в сторону, выбитый мощным ударом. Вторая рука запуталась во внутренних ремнях шита. И здоровая рука араба медленно сомкнулась на горле Пита.

– Убей его! – бесновался Капестерре. – Убей его!

Отчаянным усилием Питт высвободил руку, крутанулся на месте и нанес Ибн-Тельмуку удар в адамово яблоко. При переломе хряща гортани большинство людей задыхается или хотя бы теряет сознание. С арабом не произошло ни того ни другого. Он только схватился за горло, издал странный булькающий звук и отпрянул назад.

Питт мог опираться только на одну ногу, араб хватал разинутым ртом воздух, его покалеченная рука висела плетью. Они стояли друг против друга, набираясь сил для следующей схватки.

Но первое движение было сделано не ими. Капестерре неожиданно опомнился, бросился к кольту и стал разжимать здоровой рукой окоченевшие пальцы. Это ему удалось, и мертвая рука отлетела в сторону.

Это потребовало ответных действий и от араба, и от Питта. Позабыв о рукопашной, они огляделись в поисках оружия.

Питту не повезло. Револьвер оказался ближе к Ибн-Тельмуку. Впрочем, римский меч тоже. В шторм сгодится любой порт, подумал Питт. Он сгруппировался и нанес раненой ногой удар по ребрам Капестерре, едва сдержав при этом крик боли. Одновременно он с силой швырнул в араба щит, который угодил тому в живот и вышиб из него весь воздух.

Капестерре завопил и выронил кольт. Питт исхитрился поймать его еще в воздухе. Это был почти акробатический трюк. Он мертвой хваткой вцепился в скользкую от крови рукоятку, палец сам собой лег на спусковой крючок, и Питт выстрелил. Ибн-Тельмук, едва отдышавшись после удара щитом, еще только поднимал оружие, когда выпущенные одна за другой пули крупного калибра разорвали ему грудь. Его отбросило на стену, возле которой он какое-то мгновение постоял и затем рухнул ничком на каменный пол.

Питт остановился, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. И только тогда услышал неистовый голос, доносящийся из динамиков телевизионной камеры.

– Убирайся оттуда! – орал Холлис – Ради Христа, беги!

Питт на мгновение потерял голову. Он был так поглощен схваткой с арабом, что забыл, какой проход ведет к выходу из тоннеля, а какой – к открытому кратеру. Он бросил последний взгляд на Капестерре.

Физиономия последнего была белой от потери крови, но Питт не заметил в его глазах страха. Они были переполнены ненавистью.

– Счастливого пули в преисподнюю! – сказал Питт.

Ответом ему была дымовая граната Топильцина. Ему каким-то непостижимым образом удалось выдернуть чеку. Подземелье сразу же наполнилось густым оранжевым облаком.

* * *

– Что произошло? – спросил президент, недоуменно глядя на оранжевый туман, появившийся на экране.

– Очевидно, у Капестерре был с собой какой-то дымовой прибор, – ответил Чандлер.

– Почему не взорвались заряды?

– Одну минуту, господин президент! – Чандлер отвернулся от камеры и обменялся несколькими словами со своим помощником. – Полковник Холлис из сил специального назначения настаивает на получении прямого приказа от вас, сэр.

– Это он отвечает за проведение взрыва? – спросил Меткалф.

– Да, генерал.

– Вы можете подключить его к нашей связи?

– Минутку.

Прошло четыре секунды, и физиономия Холлиса появилась на одном из мониторов.

– Я понимаю, что вы меня не видите, полковник, но вы наверняка узнали мой голос.

– Да, сэр.

– Как верховный главнокомандующий я приказываю вам взорвать холм, и сделать это немедленно.

– Толпа движется вверх по склону! – воскликнул Николс в состоянии, близком к панике.

Все глаза устремились на монитор, показывающий происходящее на холме. Огромная толпа двигалась вверх по склону, выкрикивая имя Топильцина.

– Если вы еще промедлите, то убьете кучу народу, – заорал Меткалф. – Бога ради, взрывайте!

* * *

Большой палец Холлиса лег на кнопку.

– Детонация! – проговорил он в передатчик.

Но на кнопку он так и не нажал. Холлис воспользовался старым как мир способом всех служивых людей: никогда не отказывайся выполнять приказ, иначе тебя обвинят в неподчинении, всегда отвечай утвердительно, а делай то, что считаешь нужным. Недостаточная эффективность – обвинение, которое тяжелее всего доказать в военном трибунале.

Он был преисполнен желания дать Питту еще несколько секунд.

* * *

Сдерживая дыхание, словно он плывет под водой, закрыв глаза, чтобы защитить их от едкого дыма, Питт заставлял себя двигаться, бежать, ползти, в общем, делать все, чтобы выбраться из подземелья, которое вот-вот могло стать его могилой. Он вошел в тоннель, понятия не имея, куда он ведет, к выходу или к кратеру. Не открывая глаз, он наощупь хромат, держась за стену.

Питт чувствовал страстное желание жить. Он не мог поверить, что умрет сейчас, успешно справившись с безнадежной ситуацией. В конце концов, он рискнул открыть глаза. Их сильно жгло, но видеть он мог. Он уже миновал то место, где дым был самым плотным, и теперь его окружал только легкий оранжевый туман.

Тоннель стал круто подниматься вверх. Питт почувствовал, что температура немного поднялась и подул легкий ветерок. И он вышел в ночь. В небе почти не было видно звезд, их затмевал яркий свет, заливавший холм.

Но Питт не был на свободе. В дыму он пошел не к выходу из тоннеля, а к кратеру, склоны которого сейчас и возвышались вокруг него на добрых пять метров. До спасения было так близко и так чудовищно далеко.

Питт начал карабкаться вверх, отчетливо понимая, что выбраться уже не успеет. Тем более что опираться он мог только на одну ногу, волоча другую за собой.

Холлис молчал. Полковнику больше нечего было сказать Питту. Тот и без лишних напоминаний осознавал, что взрыв, который они готовили вместе, похоронит его под тоннами земли. Питт понимал, что спасения нет, но упрямо продолжал карабкаться по крутому склону, не поддаваясь предательскому внутреннему голосу, который нашептывал ему, что пора отдохнуть.

А потом над кратером появилась темная фигура. Мощная рука ухватила Питта за воротник свитера и, словно щенка за шкирку, вытащила на поверхность.

С нечеловеческой легкостью Джордино забросил Питта в джип, прыгнул за руль и вдавил педаль акселератора в пол.

Они успели проехать метров пятьдесят, когда Холлис нажат на кнопку детонации. Высокочастотный сигнал взорвал двести килограммов нитрогеля С-6, спрятанного глубоко в недрах холма.

В какой-то момент показалось, что начинается извержение вулкана. Холм начал дрожать, а в его недрах зародился и стал быстро нарастать страшный гул. Последователи Топильцина, объятые ужасом, попадали на землю. Потом вершина холма Гонгора взлетела в воздух метров на десять, на секунду зависла, словно поддерживаемая невидимой рукой, а потом рухнула обратно, подняв гигантское облако пыли.

78

Рома, штат Техас

5 ноября 1991 года

Прошло пять дней. Около полуночи вертолет президента приземлился на небольшом аэродроме в нескольких милях от города Рома. Президента сопровождали сенатор Питт и Юлиус Шиллер. Как только винты остановились, к вертолету подошел адмирал Сэндекер и тепло поприветствовал гостей.

– Рад видеть вас, адмирал, – любезно проговорил президент. – Примите мои поздравления, вы прекрасно справились с работой, хотя я, признаюсь, думал, что вашему агентству это дело не по плечу.

– Благодарю вас, господин президент, – ответил Сэндекер, как всегда похожий на бойцового петуха. – Мы все вам благодарны за то, что вы поверили в наш безумный план и позволили воплотить его в жизнь.

– Прекрасно сработано. – Президент обернулся и взглянул на сенатора Питта. – Но вам следует особо поблагодарить сенатора. Он умеет быть очень убедительным.

Обменявшись несколькими словами с Шиллером, Сэндекер пригласил гостей в машину. Они поднялись по короткой лестнице и через потайную дверь забрались внутрь платформы гигантского десятиколесного грузовика.

Два агента президентской секретной службы, облачившись в рабочую одежду, заняли места в кабине рядом с водителем. Еще четверо загрузились в старый, потрепанный «додж», припаркованный неподалеку.

Внешне грузовик выглядел грязным и непрезентабельным, но внутри все было оборудовано вполне пристойно. В небольшом помещении уместился бар и шесть стульев. Потолок этой комнаты немного выступал над боковыми направляющими и для лучшей маскировки был засыпан двухсантиметровым слоем гравия.

Дверь закрыли, пассажиры уселись на удобных стульях и пристегнули ремни безопасности.

– Извините за необычный транспорт, господа, – сказал Сэндекер, – но пока мы не можем позволить себе раскрыть все тайны. Слишком уж много случайного люда снует вокруг.

– Я впервые путешествую в грузовике, посыпанном гравием, – заметил президент. – Здесь испытываешь совсем другие ощущения в сравнении с лимузином Белого дома.

– Мы переоборудовали шесть таких машин для секретных перевозок, – объяснил Сэндекер.

– Хороший выбор, – рассмеялся сенатор и постучал костяшками пальцев по металлической стенке. – Они же пуленепробиваемые.

Улыбка исчезла с лица президента.

– Вам удалось сохранить открытие в тайне?

Сэндекер кивнул:

– Во всяком случае, здесь у нас я не заметил никаких признаков, указывающих на утечку информации.

– На этот раз утечки в Белом доме не будет, – сказал Шиллер, поняв намек. – Крышка плотно захлопнута.

Президент несколько минут молчат.

– Нам чертовски повезло, – в конце концов проговорил он. – Орда Топильцина могла устроить здесь настоящий ад.

– Когда первый шок миновал, – сказал Сэндекер, – мексиканцы еще долго бродили вокруг холма, заглядывали в кратер, словно ожидая, что оттуда поднимется дух Топильцина. Присутствие женщин и детей явилось сдерживающим фактором, поэтому никто не жаждал крови. Кроме того, толпу никто не подстрекал. Ближайшие помощники Топильцина, разобравшись в ситуации, быстро улизнули обратно в Мексику от греха подальше. Оставшись без духовного лидера, усталые и голодные люди постепенно тоже потянулись обратно.

– По данным иммиграционной службы несколько тысяч человек ушли дальше на север, но треть из них уже отправили назад, – сказал Шиллер.

Президент вздохнул:

– Самое худшее уже позади. Если наш план помощи Латинской Америке будет одобрен конгрессом, наши южные соседи рано или поздно сумеют подняться на ноги.

– А что будет с семьей Капестерре? – поинтересовался Сэндекер.

– Департамент юстиции в настоящее время занимается их делом. – Лицо президента оставалось бесстрастным, но глаза горели холодным блеском. – Строго между нами, господа, полковник Холлис планирует проведение учений в Карибском море, тренировочное нападение на некий остров, пусть он останется пока безымянным. Если кто-нибудь из семейства Капестерре в этот момент окажется на острове, что ж... значит, им не повезет.

Сенатор Питт саркастически усмехнулся:

– Без Язида и Топильцина в наших международных отношениях воцарится тишь да гладь.

Шиллер решительно потряс головой:

– Вовсе нет. Мы заткнули только две дыры в плотине. Худшее еще впереди.

– Откуда столько пессимизма, Юлиус? – весело спросил президент. – В Египте ситуация пока стабильная. А когда президент Хасан уйдет в отставку по состоянию здоровья и передаст бразды правления министру обороны Абу Хамиду, исламские фундаменталисты окажутся под сильным давлением и решат отказаться от своих требований.

– Тот факт, что Гала Камиль дала согласие выйти замуж за Хамида, тоже не повредит ситуации, – подвел итог сенатор.

Беседа прервалась, поскольку грузовик остановился. Открылась дверь, ккоторой быстро приставили лестницу.

– Только после вас, господин президент, – улыбнулся Сэндекер.

Мужчины вышли и огляделись. Площадка была огорожена забором и освещена. Большая вывеска над въездными воротами гласила: «Песок и гравий. Компания Сэма Тринити». Людей, видно не было. На площадке стояло несколько погрузчиков, большой ковшовый экскаватор, самосвалы и трейлеры. Электронное оборудование, которого здесь было довольно много, было хорошо замаскировано и оставалось невидимым постороннему глазу.

– Я могу встретиться с мистером Тринити? – спросил президент.

– Боюсь, что нет, – ответил Сэндекер. – Сэм – прекрасный человек и настоящий патриот. Он добровольно подписал передачу всех прав на артефакты правительству и отбыл в большое кругосветное путешествие. Собирается изучать организацию работы самых известных в мире гольф-клубов.

– Надеюсь, мы выплатили ему компенсацию?

– Десять миллионов не облагаемых налогами американских долларов, – ответил Сэндекер. – Причем нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы упросить его взять эти деньги. – Сэндекер повернулся и показал на углубление, расположенное в нескольких сотнях метров в стороне. – Перед вами, господа, все, что осталось от холма Гонгора. Теперь это просто карьер для добычи гравия. Так что наши манипуляции в конечном счете оказались даже прибыльными.

Президент заглянул в яму, и его лицо омрачилось.

– Вам удалось найти останки Топильцина и Язида?

Сэндекер кивнул:

– Два дня назад. Мы отправили их на хранение в одну из лабораторий ЦРУ.

Президент одобрительно кивнул.

– Где тоннель? – спросил Шиллер, озираясь по сторонам.

– Там. – Сэндекер показал в сторону потрепанного трейлера, переделанного под офис. Над одним из окон виделась табличка «диспетчер».

Четыре агента секретной службы, ехавшие в «додже», уже вышли из машины и приступили к патрулированию площадки. А те двое, что ехали в кабине, отправились проверить офис.

После того как гости вошли в помещение офиса, Сэндекер предложил им остановиться в середине комнаты и нажал на рычаг, торчавший из пола. Одновременно он помахал рукой в телекамеру, расположенную под самым потолком в углу. Пол трейлера начал медленно опускаться.

– Как здорово! – восхитился Шиллер.

– В самом деле, – пробормотал президент. – Теперь я понимаю, почему о ваших находках еще не прознали.

Лифт опустился по прорубленной в известняке шахте и остановился в тридцати метрах под поверхностью. Мужчины очутились в широком тоннеле, освещенном люминесцентными светильниками. Вдоль тоннеля стояли скульптуры.

Возле выхода из лифта гостей встретила женщина.

– Господин президент, – торжественно произнес Сэндекер, – позвольте вам представить доктора Лили Шарп, директора программы каталогизации.

– Доктор Шарп, мы все в неоплатном долгу перед вами.

Лили покраснела.

– Боюсь, моя роль не самая значительная, господин президент, – ответила она.

Поле знакомства с Шиллером Лили начала показывать гостям сокровища Александрийской библиотеки.

– Мы осмотрели и занесли в каталоги четыреста двадцать семь разных скульптур, – сказала она, – представляющих собой лучшие творения начала бронзового века, начиная с трехтысячного года до новой эры и заканчивая трансцендентальным стилем византийской эры начата четвертого века. Если не считать нескольких пятен, возникших из-за просачивания воды сквозь известняк, которые легко удалить химическими веществами, мраморные и бронзовые скульптуры сохранились превосходно.

Президент, лишившись дара речи, медленно брел по длинному тоннелю, часто останавливаясь, чтобы лучше рассмотреть великолепные классические скульптуры. Некоторым из них было уже по пять тысяч лет. Он был потрясен одним только их количеством. Каждый век, каждая династия и империя были представлены своими лучшими скульпторами.

– Неужели я действительно вижу и даже дотрагиваюсь до экспонатов музея Александрийской библиотеки! – прошептал он. – После взрыва я не мог поверить, что все это не пострадало.

– Сотрясение безусловно подняло здесь пыль, с потолка даже откололось несколько кусков известняка, – сказала Лили. – Но артефакты не пострадали. Вы видите скульптуры именно в том виде, в котором их оставил Юний Венатор в триста девяносто первом году.

После двухчасового созерцания этой необычной экспозиции Лили остановилась у последнего артефакта, находящегося перед входом в главную галерею.

– Перед вами золотой саркофаг Александра Великого, – понизив голос, сообщила она.

У президента возникло чувство, будто он сейчас предстанет пред ликом Божьим. Он нерешительно приблизился к золотому ковчегу, ставшему местом последнего упокоения величайшего властителя, и опасливо заглянул в хрустальное окно.

Македонцы уложили своего героя в гроб в его парадных доспехах. Кираса и шлем были из чистого золота. Персидский шелк, из которого была когда-то сшита туника, в основном истлел: почти двадцать четыре столетия – слишком большой срок для ткани. И не только для ткани. От великого Александра теперь остались только кости.

– Клеопатра, Юлий Цезарь, Марк Антоний, – рассказывала Лили, – все они, как и вы, стояли рядом с гробом и с почтением взирали на эти останки.

Постояв у гроба, гости пошли дальше. Лили повела их в главное хранилище.

Здесь работало около тридцати человек. Одни изучали содержимое деревянных клетей, уложенных в центре галереи. Картины, покрывшиеся грязью и пятнами, но вполне поддающиеся реставрации, а также тончайшие предметы, вырезанные из кости и мрамора или отлитые из золота, серебра и бронзы, заносились в каталоги и упаковывались в ящики для перевозки в музейный комплекс Мэриленда, где их будут реставрировать и хранить.

Большинство археологов, переводчиков и экспертов по реставрации и хранению произведений искусства с особым почтением обращались с бронзовыми цилиндрами, в которых хранились древние свитки. Они переводили надписи на бронзовых табличках с названиями и краткими содержанием. Контейнеры и их бесценное содержимое также упаковывалось для отправки в Мэриленд.

– Взгляните сюда, – взволнованно сказал Лили. – Нам удалось обнаружить все книги Гомера, многие труды греческих философов, считавшиеся утраченными, раннеиудейские манускрипты и историческую информацию, проливающую свет на истоки христианства. Карты, на которых отмечены ранее неизвестные гробницы древних правителей, расположение забытых торговых центров, таких как Таршиш и Саба, а также месторождения полезных ископаемых. Теперь удастся заполнить многие пробелы в наших знаниях относительно событий древности. История финикийцев, микенцев, этрусков, а также цивилизаций, о существовании которых до нас дошли лишь слухи, изложена в этих свитках со всеми подробностями. После реставрации картин мы получим возможность полюбоваться шедеврами, созданными несколько тысячелетий назад.

Президент потрясенно молчал. Ему попросту нечего было сказать. Он никак не мог постичь всей грандиозности находки. Однако только собрание произведений древнего искусства было бесценным, а стоимость знаний древних и вообще не поддавалась подсчету.

Наконец он заговорил, и его голос звучал глухо и хрипло:

– Когда вы намерены здесь закончить?

– Сначала мы вывезем свитки, потом картины и произведения искусства, – ответила Лили. – Скульптуры в последнюю очередь. Мы рассчитываем, что все артефакты окажутся в Мэриленде к Рождеству.

– Почти шестьдесят дней, – сказал Сэндекер.

– А как насчет хранения и перевода свитков?

Лили пожала плечами:

– Хранение древних текстов – процесс длительный и тонкий. Полагаю, потребуется от двадцати до пятидесяти лет, чтобы все перевести и осознать, чем мы обладаем. Многое, конечно, зависит от финансирования.

– О финансировании можете не беспокоиться, – пообещал президент. – Проект получит высший приоритет. Я об этом позабочусь.

– Мы не можем больше заставлять международную общественность считать, что все это уничтожено, – сказал Шиллер. – Придется сделать заявление, причем в самом ближайшем будущем.

– Это точно, – подтвердил сенатор. – Интерес нашего народа и правительств других государств к этой проблеме не иссяк.

– Рейтинг моей популярности и без того понизился на пятнадцать пунктов, – пробормотал президент. – Конгресс готов сожрать меня с потрохами, а теперь еще и лидеры иностранных государств возжелали повесить мой скальп у себя над входной дверью.

– Если позволите, джентльмены... – нерешительно начала Лили. – Думаю, что мы могли бы дней за десять снять прекрасный фильм о главных сокровищах библиотеки.

Сенатор Питт взглянул на президента:

– Доктор Шарп совершенно права. Ваше выступление и документальный фильм – превосходная идея.

Президент с чувством пожал руку зардевшейся Лили:

– Спасибо, доктор, вы только что сделали мою жизнь намного легче.

– Вы уже решили дальнейшую судьбу артефактов? – спросил Сэндекер.

Президент широко улыбнулся:

– Если я смогу убедить конгресс выделить соответствующие фонды, а я думаю, мне это удастся, то на Вашингтон-Молл будет построена копия Александрийской библиотеки, в которой будет выставлен каждый артефакт, доставленный Юнием Венатором в Америку из Египта, а также артефакты, иллюстрирующие жизнь и быт древних жителей нашего континента. Если другие страны захотят показать это своим народам, мы с радостью будем представлять экспозицию, но она останется собственностью американцев.

Адмирал Сэндекер с чувством пожал руку президенту:

– Спасибо, сэр. Вы приняли правильное решение.

А Шиллер шепнул на ухо Лили:

– Позаботьтесь, чтобы информация, касающаяся месторождений, была переведена в первую очередь. Произведения искусства можно придержать, но знаниями придется поделиться с остальным миром.

Лили согласно кивнула.

После того как первые восторги утихли и поток вопросов заметно уменьшился, Лили проводила президентскую группу в небольшой закуток, где Питт и Джордино сидели за складным столиком вместе с переводчиком, изучающим ярлык на одном из цилиндров через увеличительное стекло.

Президент узнал сидящих и с улыбкой приблизился.

– Рад видеть вас живым и здоровым, Дирк, – тепло сказал он. – От имени благодарной нации я хочу сказать вам большое спасибо за этот удивительный подарок.

Питт встал, тяжело опираясь на трость.

– Я тоже очень рад, что все так благополучно завершилось. Если бы не мои друзья Алберт Джордино и полковник Холлис, я бы остался под холмом Гонгора.

– Может быть, все-таки раскроете нам тайну? – спросил Шиллер. – Как вы узнали, что сокровища библиотеки находятся именно под этим холмом, а не под холмом Гонгора?

– Должен признать, – сказал президент, – что вы заставили нас изрядно поволноваться. Мы все время думали: «А что, если мы взорвем не тот холм?»

– Приношу свои извинения за то, что не был точен, – сказал Питт. – Но вы же видели, что для длительных разъяснений времени не было. – Он сделал паузу и улыбнулся отцу. – Но я счастлив, что вы мне поверили. У меня не было никаких сомнений. Данное Юнием Венатором описание, высеченное на камне, который нашел Сэм Тринити, гласило: стойте на северной стороне и смотрите на юг, на речной утес. Когда я стоял к северу от холма Гонгора и смотрел в южном направлении, то обнаружил, что отвесный берег, на котором расположен город Рома, находится почти в полукилометре к западу справа от меня. Я переместился дальше на запад и немного к северу к первому холму, соответствующему указаниям Венатора.

– Как он называется? – спросил сенатор.

– Холм? – Питт беспомощно развел руками. – Насколько мне известно, у него нет названия.

– Теперь есть, – рассмеялся президент. – Как только доктор Шарп позволит мне объявить всему миру о величайшем открытии в истории человечества, мы станем именовать его Безымянным холмом.

Над рекой стелился предрассветный туман, уже ставший чуть розоватым от первых лучей восходящего солнца. Президент и его спутники вернулись в Вашингтон, все еще пребывая под впечатлением от увиденного.

Питт и Лили сидели на вершине Безымянного холма, наслаждались свежестью утра и любовались восходом, не менее прекрасным, чем на полотнах Гранта Вуда.

Лили улыбалась, заглядывая в глаза своего спутника. Из них исчезло напряжение, они стали ласковыми и теплыми. Утреннее солнце осветило лицо Питта, он чувствовал приятное тепло, но солнца не видел. Лили знала, что мысленно он находится в далеком прошлом.

Она знала, что этот мужчина никогда не будет принадлежать одной женщине безраздельно. Его любовь была чем-то призрачным, иллюзорным, уходящим далеко за горизонт, тайной, манящими звуками лиры, которые слышат только он. Он был человеком, которого женщина могла страстно желать, но не хотела бы выйти за него замуж. Она понимала, что их отношениям скоро придет конец, и хотела полностью использовать каждый оставшийся момент. Ведь очень скоро она проснется и обнаружит, что он ушел раскрывать новую тайну, ждущую его за следующим холмом.

Лили опустила голову на плечо Дирка.

– Что было написано на табличке?

– На какой табличке?

– Той, на свитке, которой ты и Ал заинтересовались.

– Дразнящий ключ к другим сокровищам, – спокойно ответил Питт, продолжая глядеть вдаль.

– Где?

– На дне моря. На ярлычке было написано: «Кораблекрушения при перевозке ценных грузов».

Лили подняла на Питта заинтересованный взгляд.

– Карта подводных сокровищ?

– Сокровищ на свете много, – ответил он почти отстранение.

– И ты хочешь их найти.

Питт ласково улыбнулся:

– Ну посмотреть-то никогда не мешает. К сожалению, дядя Сэм редко дает мне на это время. А ведь я еще не успел поискать Эльдорадо в бразильских джунглях.

Лили улыбнулась в ответ и легла на траву, глядя на тускнеющие в небе звезды.

– Интересно, где они похоронены?

Питт не сразу избавился от видения затопленного клада, но в конце концов все же спросил:

– Кто?

– Те, кто помогал Венатору спасти коллекцию Александрийской библиотеки.

Питт тряхнул головой:

– Юний Венатор – человек непредсказуемый, угадать его поступки очень сложно, почти невозможно. Он мог зарыть своих византийских коллег в любом месте на холмах, на берегу – где угодно.

Лили обняла Питта и привлекла его к себе. Из губы встретились, и на несколько секунд воцарилось молчание. В оранжевом небе над Ними закружил ястреб, но не обнаружил ничего интересного и полетел на юг, в Мексику. Лили открыла глаза и застенчиво потупилась:

– Как ты думаешь, они не будут возражать?

– Возражать против чего? – не понял Питт.

– Если мы займемся любовью на их могиле. Ведь вполне может оказаться, что они лежат как раз под нами.

Питт только крепче обнял Лили и прижал к груди. Потом он поднял голову, и на его губах заиграла задорная улыбка.

– Полагаю, что они не будут в претензии. Я бы, во всяком случае, точно не возражал.

Клайв Касслер Дракон

Мужчинам и женщинам разведовательных служб нашей страны, героизм и преданность которых редко получают должное признание. Их усилиями граждане Америки были спасены от большего числа трагедий, чем это можно себе представить.

Демоны Деннингса

6 августа 1945 г.

Остров Шемайя, Аляска

Дьявол держал в правой руке вилы, в левой — бомбу и злорадно ухмылялся. Он бы выглядел грозно, если бы не преувеличенно длинные брови и изогнутые полумесяцем глаза, придававшие ему скорее облик сонливого гнома, нежели злодейское выражение, свойственное повелителю ада. Тем не менее он был одет в традиционное алое облачение, у него были торчащие вверх рожки и длинный заостренный хвост. Как ни странно, в когтистых лапах ног он сжимал слиток золота, на котором было выбито клеймо 24 К.

Сверху и снизу заключенной в круг фигурки, нарисованной на фюзеляже бомбардировщика Б-29, черными буквами было написано «Демоны Деннингса».

Самолет, названный в честь своего командира и экипажа, выглядел подобно заблудившемуся призраку за завесой дождя, приносимого на юг по Алеутским островам ветром с Берингова моря. Целая батарея переносных фонарей освещала площадку под открытым брюхом бомбардировщика, бросая колеблющиеся тени от суетящейся аэродромной команды на блестящий алюминиевый корпус. Вспышки молний дополняли эту призрачную картину, разрывая окутавший аэродром мрак с тревожащим постоянством.

Майор Чарльз Деннингс стоял, прислонившись к одному из спаренных колес правого шасси, глубоко засунув руки в карманы кожаной летной куртки, и наблюдал за лихорадочной деятельностью, кипевшей вокруг его аэроплана. Вся прилегающая территория патрулировалась вооруженными военными полицейскими и охранниками из подразделения К-9. Небольшая съемочная группа запечатлевала событие для истории. С тяжелым чувством тревоги он следил, как эту необычно объемистую бомбу осторожно поднимали лебедкой в специально переделанный бомбовый отсек Б-29. Она была слишком велика, чтобы ее можно было подвести под фюзеляж сбоку, так что ее пришлось поднимать из вырытой в земле ямы.

За те два года, которые он прослужил в Европе летчиком бомбардировочной авиации и выполнил более сорока боевых вылетов, ему ни разу не приходилось видеть подобное чудовище. Эта бомба казалась ему гигантским, чрезмерно надутым футбольным мячом с нелепыми, окруженными кольцом стабилизаторами, приделанными с одного конца. Сферический баллистический обтекатель был выкрашен в светло-серый цвет, и ряд замков, скреплявших его половины по окружности миделевого сечения, был похож на огромную застежку-молнию.

Эта штука, которую он должен был перенести на расстояние в почти три тысячи миль, вызывала у него зловещее предчувствие. Ученые из Лос-Аламоса, собравшие бомбу на взлетной полосе, кратко проинструктировали Деннингса и его экипаж накануне вечером. Кинофильм, заснятый во время испытательного взрыва на острове Троицы, был продемонстрирован молодым летчикам, застывшим в оцепенении, когда, не веря своим глазам, они наблюдали ужасный взрыв одной-единственной бомбы, мощной настолько, что она могла уничтожить целый город.

Он простоял так еще полчаса, пока люки бомбового отсека не были захлопнуты. Атомная бомба была снаряжена и проверена, самолет заправлен топливом и готов к вылету.

Деннингс любил свой самолет. В воздухе он и его огромная машина становились единым целым. Он был мозгом, она — телом, и это ощущение слитности он не мог описать словами. На земле все было по-другому. Освещаемый вспышками молний, поливаемый дождем, который стал ледяным, он смотрел на прекрасный, подобный призраку серебряный бомбардировщик, и тот показался ему его гробницей.

Он тряхнул головой, чтобы отогнать от себя эту мрачную мысль, и поспешил сквозь дождь в укрытие из гофрированного железа, чтобы выслушать последний инструктаж своего экипажа. Он вошел и сел рядом с капитаном Ирвом Стэнтоном, бомбардиром, веселым круглолицым человеком с длинными, свисающими, как у моржа, усами.

По другую сторону от Стэнтона, вытянув перед собой ноги, сидел капитан Морт Стромп, второй пилот Деннингса, самодовольный южанин, который двигался с неторопливостью трехпалого ленивца. Сзади командира сидел лейтенант Джозеф Арнольд, штурман, и флотский коммандер Хэнк Бирнс, инженер-оружейник, который должен был следить за бомбой во время полета.

Инструктаж проводил офицер разведки, раскрывший перед ними стенд с аэрофотоснимками целей. Промышленные районы города Осака были основной целью; запасной целью, на случай сплошной облачности, был исторический город Киото. Были рекомендованы направления захода на бомбометание, и Стэнтон молча делал нужные записи в своем блокноте.

Офицер-синоптик продемонстрировал карты метеоусловий и предсказал слабые попутные ветры и незначительную облачность над целями. Он также предупредил Деннингса о возможности турбулентных потоков над северной Японией. Просто ради большей безопасности, сказал он, два Б-29 взлетели час назад для разведки маршрута и визуальной оценки погодных условий по курсу полета и облачного покрова над целями.

Деннингс поднялся после того, как были розданы поляризованные защитные очки, которые обычно носят сварщики во время работы.

— Я не буду надоедать вам пропагандистскими речами, — сказал он и увидел улыбки облегчения на лицах своих подчиненных. — Мы втиснули в один короткий месяц год тренировок, но я знаю, что мы можем справиться с этим заданием. По моей скромной оценке, вы, черт побери, лучший экипаж в Воздушных Силах. Если мы все сделаем то, что должны, мы вполне можем положить конец этой войне.

Затем он кивнул капеллану, который вознес молитву за успешный и безопасный полет.

Пока летчики выходили, направляясь к ожидавшему их Б-29, к Деннингсу подошел генерал Харольд Моррисон, специальный уполномоченный генерала Лесли Гровса, главы Манхэттенского проекта.

Моррисон некоторое время внимательно изучал лицо Деннингса. В глазах пилота можно было заметить усталость, проступавшую в тенях вокруг век, но они горели нетерпением приступить к выполнению порученной миссии. Генерал протянул ему руку.

— Удачи, майор.

— Спасибо, сэр. Мы сделаем эту работу.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь, — произнес Моррисон, стараясь придать своему лицу выражение уверенности. Он ожидал ответа от Деннингса, но пилот промолчал.

После нескольких секунд неловкого молчания, Деннингс спросил:

— Почему мы, генерал?

Улыбка Моррисона была едва заметна.

— Хотите отыграть назад?

— Нет, мой экипаж и я позаботимся, чтобы дело было сделано. Но почему мы? — повторил он свой вопрос. — Простите меня, сэр, что я это говорю, но мне трудно поверить, что мы — единственный летный экипаж в Военно-Воздушных Силах, которому вы можете доверить пронести атомную бомбу через Тихий океан, сбросить ее в центре Японии и затем приземлиться на Окинаве, имея в баках едва ли больше, чем пары бензина.

— Лучше, если вы будете знать только то, что вам было сказано.

Деннингс прочитал дурное предчувствие в глазах и голосе этого человека.

— Дыхание матери. — Он произнес эти слова медленно, без всякого выражения, как будто повторил название некоего невыразимого ужаса. — Какая извращенная душа предложила это треклятое кодовое название для бомбы?

Моррисон безропотно пожал плечами.

— Я думаю, это был президент.

Через двадцать семь минут Деннингс смотрел вперед через ветровое стекло, по которому туда-сюда сновали дворники. Дождь усилился, и через влажную пелену он мог видеть не далее чем на две сотни ярдов. Обеими ногами он жал на тормоза, разгоняя двигатели до 2200 оборотов в минуту. Бортинженер сержант Роберт Мосли доложил, что четвертый двигатель вращается более чем на пятьдесят оборотов медленнее, чем нужно. Деннингс решил проигнорировать это сообщение. Несомненно, что в этом незначительном снижении оборотов виноват влажный воздух. Он снова перевел секторы газа на холостой ход.

Сидевший в кресле второго пилота справа от Деннингса Морт Стромп подтвердил разрешение башни управления полетами на взлет. Он опустил закрылки. Два члена экипажа в боковых турелях подтвердили, что закрылки стали на место.

Деннингс протянул руку и включил селекторную связь.

— Ну, ребята, трогаемся.

Он снова перевел секторы газа вперед, при этом немного прибавив оборотов левым двигателям по сравнению с правыми, чтобы компенсировать огромный кренящий момент. Затем он отпустил тормоза.

Самолет «Демоны Деннингса», со взлетным весом 68 тонн, с заполненными до предела топливными баками, вмещающими 7000 галлонов горючего, с шеститонной бомбой в переднем бомбовом отсеке и с экипажем 12 человек на борту, начал разгон. Он был перегружен примерно на 17000 фунтов.

Четыре двигателя системы «Райт-циклон», рабочим объемом 3350 кубических дюймов каждый, передали свою тягу на подвеску, их общая мощность, составляющая 8800 лошадиных сил, раскрутила 16,5 — футовые пропеллеры, проталкивая их сквозь пелену несомой ветром воды. Голубое пламя вырывалось из выхлопных труб, крылья окутало облако брызг, и огромный бомбардировщик с ревом покатился во мрак.

Мучительно медленно машина набирала скорость. Длинная взлетная полоса простиралась перед ней, вырезанная в бесцветной вулканической породе и кончающаяся крутым обрывом высотой в восемьдесят футов над холодным морем. Горизонтальные молнии залили странным голубым светом пожарные машины и кареты «скорой помощи», вытянувшиеся в цепочку рядом со взлетной полосой. На скорости восемьдесят узлов Деннингс уже мог управлять курсом с помощью одного руля направления и до упора выдвинул вперед секторы газа правых двигателей. Он решительно сжал в руках штурвал, твердо намеренный поднять «Демонов» в воздух.

Сидевший впереди пилотов, в застекленном носовом отделении, бомбардир Стэнтон со знанием дела следил, как быстро сокращалась лежащая перед ними взлетная полоса. Даже медлительный Стромп вытянулся на своем сиденье, его глаза тщетно пытались разглядеть во мраке перед машиной, где кончается чернота полосы и начинается чернота моря.

Три четверти полосы остались позади, а машина все еще оставалась словно приклеенной к земле. Время, казалось, растворилось в тумане. У всех было такое ощущение, что они летят в пустоту. Затем вдруг огни джипов, припаркованных у конца взлетной полосы, промелькнули сквозь завесу дождя.

— О Боже! — вскричал Стромп. — Поднимай машину!

Деннингс выждал еще три секунды и затем осторожно взял штурвал на себя. Колеса Б-29 оторвались от земли. Мешина едва набрала тридцать футов высоты, когда полоса исчезла, и бомбардировщик начал свой полет над враждебным морем.

Моррисон стоял снаружи теплого укрытия радарной установки, прямо под ливнем, и его четверо подчиненных дисциплинированно стояли позади него. Он наблюдал за взлетом «Демонов Деннингса» скорее мысленно, чем воочию. Ему удалось разглядеть немногим более, чем первые рывки и крены бомбардировщика в тот момент, когда Деннингс перевел вперед секторы газа и отпустил тормоза. Самолет почти сразу исчез во мраке.

Он приставил ладони к ушам, как рупоры, стараясь услышать шум моторов, все более затихающий с расстоянием. Неровный звук был очень слабым. Никто, кроме старшего механика или авиационного инженера, не смог бы уловить его, а Моррисон служил в обеих этих должностях в те времена, когда его карьера в ВВС только начиналась.

Один из двигателей, судя по звуку, был немного неисправен. В одном или в нескольких его цилиндрах зажигание не всегда срабатывало.

Со страхом Моррисон вслушивался, появится ли какой-нибудь признак того, что машина не может взлететь. Если «Демоны Деннингса» потерпит аварию на взлете, то все живое на острове в течение нескольких секунд превратится в пепел.

Затем оператор радара крикнул в открытую дверь:

— Они в воздухе!

Моррисон с облегчением вздохнул. Только теперь он повернулся спиной к ненастной погоде и вошел в укрытие.

Теперь оставалось только послать генералу Гровсу в Вашингтон сообщение о том, что «Дыхание матери» находится на пути в Японию. Затем ждать и надеяться.

Но в глубине души генерал был встревожен. Он знал Деннингса. Этот человек был слишком упрям, чтобы повернуть назад из-за неисправного двигателя. Деннингс приведет «Демонов» в Осаку, даже если ему придется тащить самолет на спине.

— Да поможет им Бог, — прошептал Моррисон про себя. Он знал с полной и окончательной уверенностью, что его роль в этой огромной операции не стоит молитвы.

— Убрать шасси, — приказал Деннингс.

— Всегда рад слышать эти слова, — пробормотал Стромп, передвинув рычаг. Моторы шасси зажужжали, и три набора колес поднялись в свои ниши на носу и в крыльях машины. — Шасси убраны и заперты.

Когда скорость полета увеличилась из-за снижения сопротивления после уборки шасси, Деннингс немного уменьшил подачу топлива. Бензин нужно было экономить. Он помедлил начинать постепенный и осторожный набор высоты, пока скорость не достигла отметки 200 узлов. Где-то под правым крылом и поэтому невидимая из кабины, цепочка Алеутских островов медленно загибалась к северо-востоку. Они еще долго не увидят землю, по крайней мере, пока не пролетят еще 2500 миль.

— Как там с этим четвертым двигателем? — спросил он у Мосли.

— Тянет свое, но немного перегревается.

— Скоро, как только заберемся на пять тысяч футов, я немного сбавлю ему обороты.

— Это не помешает сделать, майор, — ответил Мосли.

Арнольд дал Деннингсу указания курса, которого им нужно будет придерживаться следующие десять с половиною часов. На высоте 4900 футов Деннингс передал управление Стромпу. Он расслабился и начал смотреть в черное небо. На нем не было видно ни одной звезды. Самолет то и дело мотало вверх и вниз, пока Стромп вел его через турбулентные потоки внутри обширной массы грозовых облаков.

Когда, наконец, худшая часть грозы осталась позади, Деннингс отстегнул ремни и выбрался из своего кресла. Повернувшись назад, он смог заглянуть в иллюминатор под туннель, ведущий в среднюю и хвостовую части самолета. Он даже смог разглядеть часть бомбы, подвешенной в механизме сбрасывания.

Туннель, по которому нужно было пробираться ползком, был еще больше сужен, чтобы огромная бомба могла поместиться в бомбовом отсеке, и поэтому туннель оказался крайне тесным. Деннингс с трудом протиснулся через него мимо бомбового отсека и вылез из противоположного конца. Затем он открыл небольшой герметично закрывающийся люк и прополз внутрь бомбового отсека.

Достав из кармана на бедре ручной фонарик, он сумел пробраться по узкому мостику, идущему вдоль двух бомбовых отсеков, переделанных в один. Из-за своего огромного размера бомба едва помещалась в нем. Ее внешний диаметр лишь на два дюйма отстоял от продольных шпангоутов.

Поколебавшись, Деннингс протянул руку и коснулся ее. Стальные бока бомбы были холодны, как лед. Он не смог представить себе сотни тысяч людей, которых она могла сжечь дотла за долю секунды или обречь на мучительную смерть от ожогов и радиации. Ядерные температуры или ударные волны от взрыва на острове Троицы нельзя было ощутить, глядя на черно-белый кинофильм. Он видел в этой бомбе лишь средство окончить войну и спасти тысячи жизней его соотечественников.

Вернувшись в кокпит, он остановился поболтать с Бирнсом, просматривавшим чертежи электронных схем детонатора бомбы. То и дело этот эксперт по оружию поглядывал на небольшой откидной рабочий столик, закрепленный перед ним.

— Есть хоть какой-нибудь шанс, что она взорвется прежде, чем мы доберемся до цели? — спросил Деннингс.

— Удар молнии может к этому привести, — ответил Бирнс.

Деннингс с ужасом посмотрел на него.

— Немножко поздновато вы меня предупредили об этом, не так ли? Начиная с полуночи мы летим через центр грозового облака.

Бирнс оторвался от своих чертежей и с улыбкой посмотрел на командира.

— Мы так же легко могли взорваться, оставаясь на земле. Какого черта, мы ведь сумели взлететь с этой штукой, разве нет?

Деннингс не мог поверить такой простодушной невозмутимости Бирнса.

— Генерал Моррисон был осведомлен об этой опасности?

— Лучше, чем кто бы то ни было другой. Он участвовал в разработке этого оружия с самого начала.

Деннингс пожал плечами и отправился прочь. Безумие, подумал он, эта операция — чистое безумие. Будет просто чудо, если кто-нибудь из них останется в живых, чтобы рассказать об этом.

Спустя пять часов полета, когда бомбардировщик стал легче на 2000 галлонов израсходованного топлива, Деннингс выровнял машину на высоте 10000 футов. Настроение экипажа несколько поднялось, когда оранжевая заря окрасила небо на востоке. Гроза осталась далеко позади, и они смогли увидеть катящиеся волны океана и несколько рассеянных по небу белых облаков.

Бомбардировщик «Демоны Деннингса» летел на юго-запад с умеренной скоростью 220 узлов. К счастью, им удалось попасть в поток слабого попутного ветра. Когда совсем рассвело, они оказались совершенно одни в огромном пустом пространстве северной части Тихого океана. Одинокий самолет, летящий из ниоткуда в никуда, размышлял бомбардир Стэнтон, рассеянно глядя в окна кабины.

Когда до главного японского острова Хонсю оставалось три сотни миль, Деннингс начал медленный, постепенный подъем на высоту 32000 футов, ту высоту, на которой бомбардир Стэнтон должен был сбросить бомбу над Осакой. Штурман Арнольд объявил, что они опережают график на двадцать минут. При их нынешней скорости, по его подсчетам, они должны были приземлиться на Окинаве в сумерках менее чем через пять часов.

Деннингс посмотрел на датчики уровня топлива. Ему вдруг стало несколько веселее. Если только им не придется лететь против встречного ветра, превышающего сто узлов, у них еще останется в запасе четыреста галлонов бензина.

Но не у всех членов экипажа было хорошее настроение. Сидевший в своем кресле у приборного щитка бортинженер Мосли смотрел на шкалу измерителя температуры двигателя номер четыре. Ему не понравилось то, что он увидел. Он привычно постучал пальцем по стеклу циферблата.

Стрелка дрогнула и качнулась вправо, на красный сектор шкалы.

Он протиснулся по туннелю в направлении хвоста и посмотрел через иллюминатор на нижнюю часть моторной гондолы. По обтекателю бежали струйки масла, и из выхлопной трубы тянулся шлейф дыма. Мосли вернулся в кокпит и встал на колени в узком проходе между креслами Деннингса и Стромпа.

— Плохие новости, майор. Скоро нам придется заглушить четвертый двигатель.

— Ты не мог бы заставить его работать еще несколько часов? — спросил Деннингс.

— Нет, сэр, там может заклинить клапан, и он загорится. Это может случиться в любую минуту.

Стромп посмотрел на Деннингса, его лицо было мрачно.

— Я бы посоветовал заглушить на время четвертый двигатель и дать ему остыть.

Деннингс знал, что Стромп был прав. Им придется сохранять их нынешнюю высоту и нянчить три остальные двигателя, чтобы они не перегрелись. Затем снова запустить четвертый двигатель во время набора высоты до 32000 футов и захода на бомбометание.

Он окликнул Арнольда, склонившегося над своим штурманским планшетом и прослеживающим маршрут полета.

— Далеко ли еще до Японии?

Арнольд заметил небольшое падение скорости и быстро просчитал ответ.

— До главных островов один час и двадцать одна минута.

Он кивнул.

— Хорошо, мы заглушим четвертый двигатель до тех пор, пока он нам не понадобится.

Командир еще не кончил говорить, а Стромп уже убрал газ, выключил зажигание и установил лопасти пропеллера во флюгерное положение. Затем он включил автопилот.

— Мы приближаемся к суше, — объявил Арнольд. — Небольшой остров в двадцати милях прямо по курсу.

Стромп посмотрел на него в бинокль.

— Выглядит как сосиска, торчащая из воды.

— Голые скальные стены, — заметил Арнольд. — Нигде нет никакого пляжа.

— Как он называется? — спросил Деннингс.

— Он даже не отмечен на карте.

— Есть там какие-нибудь признаки жизни? Япошки могут использовать его как удаленную станцию раннего оповещения.

— Выглядит голым и необитаемым,

На минуту Деннингс почувствовал себя в безопасности. Ни одного вражеского корабля не было видно, и они были слишком далеко от берега, чтобы их могли достать японские истребители, Он уселся в своем кресле, невидящими глазами уставясь в море.

Члены экипажа расслабились и начали передавать друг другу чашечки кофе и бутерброды с колбасой, не замечая жужжания моторов и маленькой искорки, появившейся в десяти милях от них, на 7000 футов выше конца левого крыла.

Экипаж «Демонов Деннингса» не подозревал, что жить им оставалось лишь несколько минут.

Младший лейтенант Сато Окинага увидел короткую вспышку отраженного солнечного света где-то внизу. Он заложил вираж и направил свой истребитель вниз, для того чтобы лучше рассмотреть, что там блеснуло. Это был самолет. Никаких сомнений. Скорее всего, истребитель из другого патруля. Он протянул руку, чтобы включить радио, но передумал. Через несколько секунд он сможет точно узнать, что это за самолет.

Молодой и неопытный пилот, Окинага был счастливчиком. Из класса, который он недавно закончил и в котором было двадцать два выпускника, в дикой спешке обученных в эти отчаянные для Японии последние недели, его и еще троих направили на выполнение патрульных полетов. Остальные пошли в эскадрильи камикадзе.

Окинага был ужасно расстроен этим. Он бы с радостью отдал свою жизнь за императора, но он смирился со скучными обязанностями по патрулированию побережья как со временным назначением, надеясь, что его призовут выполнить более славную миссию, когда американцы высадятся на его родине.

По мере того как одиночный самолет становился все больше, Окинага все больше изумлялся, отказываясь верить своим глазам. Он протер их и моргнул. Вскоре он смог ясно различить девяностофутовый полированный алюминиевый фюзеляж, огромные стосорокафутовые крылья и вертикальный стабилизатор высотой с трехэтажный дом американского Б-29.

Он ошеломленно глядел на это диво. Бомбардировщик летел с северо-востока, из пустынного океана, на 20000 футов ниже своего боевого потолка. Не находящие ответа вопросы роились в его сознании. Откуда он взялся? Почему он летел в направлении центральной части Японии с выключенным двигателем? Какое задание он выполнял?

Как акула, бросающаяся на раненого кита, Окинага приблизился на расстояние мили к бомбардировщику. Тот летел, как ни в чем не бывало, не пытаясь уйти от преследования. Экипаж, похоже, уснул или имел склонность к самоубийству.

У Окинаги уже не оставалось времени играть в загадки. Огромные крылья бомбардировщика маячили прямо перед ним. Он довел до упора сектор газа своего «Мицубиси А6М Зеро» и на вираже пошел вниз. Истребитель слушался его с изяществом ласточки, двигатель системы «Сакае» мощностью 1130 лошадиных сил мчал его в точку чуть позади и ниже лоснящегося, сверкающего Б-29.

Хвостовой стрелок слишком поздно заметил истребитель и попытался открыть огонь. Окинага наткал на гашетку на рукоятке управления. Его самолет вздрогнул, когда два пулемета и две двадцатимиллиметровые пушки начали разносить в клочья металлическую обшивку и человеческую плоть.

Легкое прикосновение к рулю направления, и его трассирующие пули нашли дорогу к крылу и третьему двигателю Б-29. Обшивка разорвалась и отлетела прочь, масло хлынуло через отверстия, за ним вырвалось пламя. Бомбардировщик, казалось, на секунду замешкался, затем накренился набок и, войдя в штопор, начал падать в океан.

Лишь после отчаянного крика хвостового стрелка и его короткой очереди «демоны» поняли, что их самолет атакован. Они не имели ни малейшей возможности узнать, с какого направления на них напал вражеский истребитель. У них почти не было времени оправиться от изумления, когда снаряды «Зеро» вонзились в правое крыло.

Стромп издал сдавленный вопль:

— Мы падаем!

Деннингс кричал в переговорное устройство, одновременно пытаясь выровнять самолет:

— Стэнтон, сбрасывай бомбу! Сбрасывай эту чертову бомбу!

Бомбардир, прижатый к своему прицелу центробежной силой, завопил в ответ:

— Она не выпадет наружу, если ты не выровняешь машину.

Двигатель номер три уже был охвачен пламенем. Внезапная потеря двух двигателей, оба из которых находились с одной стороны, продолжала кренить самолет, пока он не встал на одно крыло. Работая совместно, Деннингс и Стромп сражались с рычагами управления, стараясь поставить машину горизонтально. Деннингс изо всех сил тащил на себя секторы газа, выправил крен, но теперь оба оставшихся мотора заглохли. Наступила давящая, терзающая душу тишина.

Стэнтон сумел занять нормальное положение в своем кресле и открыл бомболюки.

— Держи машину ровно, — умоляющим тоном сказал он. Не тратя времени на установку прицела, он нажал на кнопку сбрасывания.

Ничего не произошло. Свирепое скручивающее усилие деформировало фюзеляж и заклинило бомбу в ее тесном отсеке.

С белым как мел лицом Стэнтон ударил по кнопке сбрасывания кулаком, но бомба упрямо оставалась на месте.

— Ее зажало! — закричал он. — Она не выпадет.

Сражаясь за еще несколько минут жизни, зная, что, если они выживут во время падения, им всем придется самим оборвать свои жизни ампулами цианида, Деннингс попытался совершить вынужденную посадку самолета на воду.

Ему почти удалось сделать это. До спокойной поверхности моря оставалось две сотни футов, и смертельно раненный самолет был готов коснуться брюхом воды. Но магний, из которого были изготовлены некоторые вспомогательные детали и картер двигателя номер три, загорелся, как зажигательная бомба, прожег крепления мотора и лонжерон крыла. Мотор выпал вниз, унося с собой вырванные кабели управления закрылками. Лейтенант Окинага положил «Зеро» в скользящий вираж на одно крыло, кружась над подбитым Б-29. Он наблюдал, как черный дым и оранжевое пламя пересекли голубое небо, как мазок костью. Он видел, как американский самолет врезался в океан, подняв в воздух гейзер белых брызг.

Он описал круг, высматривая выживших в катастрофе. но увидел лишь несколько плавающих обломков. Вдохновленный тем, чему суждено было стать его первым и единственным боем, Окинага описал еще один круг над погребальным шлейфом дыма, прежде чем отправиться в обратный путь в Японию, на свой аэродром.

В то время, когда разрушенный самолет Деннингса и его мертвый экипаж опускались на морское дно на глубину тысячу футов, другой Б-29 в более позднем часовом поясе и в шести сотнях милях к юго-востоку готовился к бомбовому вылету. С полковником Полом Тиббетом за штурвалом, бомбардировщик «Энола Гэй» появился над японским городом Хиросима.

Ни один из этих двух командиров бомбардировщиков не знал о задании, полученном другим. Каждый из них был уверен, что только его самолет и экипаж несут первую атомную бомбу, которая должна быть сброшена в этой войне.

«Демоны Деннингса» не смогли встретиться со своей судьбой. Тишина глубокого морского дна была столь же молчалива, как и тучи, собравшиеся над местом катастрофы. Героическая попыткаДеннингса и его экипажа была похоронена под покровом бюрократической секретности и позабыта.

Часть I Большой Джон

Глава 1

3 октября 1993 г.

Западная часть Тихого океана

Тайфун уходил, и худшее уже было позади. Неистовая пляска морей затихала, но волны все еще захлестывали носы кораблей и отливали зеленым и свинцовым цветом, прокатываясь по палубам и оставляя за собой кучи пены. Толстые черные тучи рвались на части, и ветер ослабел до приятных тридцати узлов. К юго-востоку снопы солнечных лучей прорвались сквозь тучи, разрисовав голубыми пятнами танцующие валы зыби.

Бросая вызов ветрам и фонтанам брызг, капитан Арне Корвольд стоял на открытом мостике норвежского грузопассажирского лайнера «Нарвик», наведя свой бинокль на огромное судно, с застопоренным двигателем дрейфующее среди бурунов. Оно было очень большим, судя по очертаниям, японский сухогруз, специально построенный для перевозки автомобилей. Его надпалубные надстройки протянулись вдоль всего корпуса, от тупого носа до идеально прямоугольной кормы, подобно параллелепипеду, положенному горизонтально. Кроме мостика и кают экипажа на верхней палубе, по бокам не было ни иллюминаторов, ни окон.

Похоже, у судна был постоянный поперечный крен в десять градусов, но он возрастал до двадцати, когда волны зыби накатывались и обрушивались на его наветренный левый борт. Единственным признаком жизни на судне была струйка дыма, поднимавшегося над трубой. Корвольд с тревогой заметил, что его шлюпки были спущены на воду, но осмотр беспокойного моря не выявил никаких признаков этих шлюпок. Он снова навел бинокль на нос судна и прочел английское название, написанное под японскими иероглифами.

Судно называлось «Божественная звезда».

Корвольд вернулся в уютный центральный мостик и заглянул в радиорубку.

— Все еще никакого ответа?

Радист покачал головой.

— Ничего. Ни единого писка, с тех пор как мы увидели его. Должно быть, судовое радио выключено. Невозможно поверить, что экипаж покинул судно, не подав сигнала бедствия.

Корвольд безмолвно смотрел на японское судно, дрейфовавшее менее чем в километре от его правого борта. Норвежец по происхождению, он был невысоким, с достоинством держащимся человеком, никогда не позволявшим себе торопливых жестов. Его льдистые голубые глаза редко моргали, и его губы, скрытые под стриженной бородкой, казалось, были постоянно сложены в легкую застывшую улыбку. Проведший в море двадцать шесть лет, в основном на прогулочных судах, он обладал дружелюбным, благожелательным характером; его уважали члены экипажа и обожали пассажиры.

Он пощипал свою короткую седеющую бородку и тихо ругнулся про себя. Тропический ураган неожиданно разыгрался на севере, прямо по его маршруту, и задержал его почти на два дня по сравнению с графиком на пути из Пусана, корейского порта в Сан-Франциско. Корвольд не покидал мостика в течение сорока восьми часов и был до предела измотан. Он совсем уже было собрался прилечь отдохнуть, как они заметили, похоже, покинутую «Божественную звезду».

И вот теперь, вместо долгожданного отдыха, он столкнулся с загадочным происшествием и требующим длительного времени поиском шлюпок японского сухогруза. На нем к тому же лежала ответственность за 130 пассажиров, большинство из которых было до крайности измучено морской болезнью и не имело ни малейшего желания задерживаться из-за добровольной спасательной операции.

— Разрешите спустить шлюпку, капитан?

Корвольд поднял глаза на красивое, мужественное лицо первого помощника Оскара Стина. Смотревшие на него голубые глаза были ярче, чем у Корвольда. Первый помощник стоял перед ним, худой и прямой, как фонарный столб, от постоянного пребывания на солнце его кожа потемнела, а волосы выгорели.

Корвольд не стал отвечать сразу, он подошел к окну мостика и посмотрел вниз на поверхность моря, разделяющего два корабля. От гребней до впадин высота волн колебалась от трех до четырех метров.

— Мне не хотелось бы рисковать жизнями, мистер Стин. Лучше подождать, пока море немного успокоится.

— Мне случалось проводить шлюпки и через худшее.

— Незачем торопиться. Это мертвое судно, мертвое, как тело в морге. А судя по его виду, груз в трюмах сместился, и оно набирает воду. Лучше оставить его в покое и поискать его шлюпки.

— Там на борту могут быть раненые, — настаивал Стин.

Корвольд покачал головой.

— Ни один капитан не покинет судно, оставив на нем раненных членов команды.

— Ни один капитан, находящийся в здравом уме, это верно. Но какой здравомыслящий человек может покинуть неповрежденное судно и спустить на воду шлюпки в самый разгар тропического урагана при скорости ветра шестьдесят пять узлов, не подав при этом сигнала бедствия?

— Да, это и в самом деле загадка, — согласился Корвольд.

— И к тому же следует принять во внимание его груз, — продолжал Стин. — Положение ватерлинии говорит о том, что судно полностью загружено. Судя по его размерам, оно может перевозить свыше семи тысяч автомобилей.

Корвольд проницательно посмотрел на Стина.

— Вы думаете о вознаграждении за спасение судна и груза, мистер Стин?

— Да, сэр, я об этом думаю. Оно полностью покинуто со всем его грузом на борту, и мы можем привести его в порт; тогда наше требование о вознаграждении может составить половину стоимости судна и его груза или даже больше. Компания и экипаж смогут поделить между собой пятьсот или шестьсот миллионов крон.

Корвольд обдумывал эти слова несколько минут. Мучительная, искушающая мысль о возможности внезапно разбогатеть боролась в нем с глубоким, суеверным предчувствием беды. Алчность победила.

— Собери свою шлюпочную команду и возьми с собой помощника механика. Поскольку из трубы идет дым. двигатели, должно быть, в работоспособном состоянии. — Он немного помолчал. — Но я бы все же подождал, пока море чуть успокоится.

— Нет времени ждать, — просто объявил о своем решении Стин. — Если крен увеличится еще на десять градусов, мы можем опоздать. Лучше действовать быстро.

Капитан Корвольд вздохнул. Он действовал вопреки тому, что сам считал наиболее разумным, но ему тоже пришло в голову, что теперь, когда ситуация, в которой оказалась «Божественная звезда», стала известна всем, каждый спасательный буксир в радиусе тысячи миль отсюда на полной скорости устремится к терпящему бедствие судну, как все грузовики с лебедками съезжаются к месту аварии на шоссе.

Наконец он утвердительно кивнул.

— Как только ты удостоверишься, что на борту нет никого из членов команды «Божественной звезды» и что ты сумеешь справиться с ситуацией, доложи мне, и я начну поиск шлюпок.

Стин мгновенно исчез, едва дослушав до конца то, что сказал Корвольд. Он собрал своих людей и спустил шлюпку в бушующие волны за десять минут. В шлюпке находились: он сам с четырьмя матросами, помощник главного механика Олаф Андерссон, а также радист Дэвид Сакагава, единственный член команды «Нарвика», знающий японский язык. Матросы должны были обследовать судно, пока Андерссон будет осматривать двигатели. Стин должен был принять на себя формальное право владения судном, если оно окажется покинутым.

Со Стином у руля, шлюпка рассекала бурлящие воды, с трудом удерживаемая в равновесии на гребнях волн, грозящих захлестнуть ее прежде, чем она соскользнет вниз по склону водяной горы. Большой морской двигатель марки «Вольво» стучал бесперебойно, пока они держали курс прямо на сухогруз, а ветер и волны подгоняли их сзади.

В ста метрах от «Божественной звезды» они обнаружили, что они тут не одни. Стая акул кругами ходила вокруг накренившегося судна, будто какое-то внутреннее чувство подсказывало им, что оно собирается затонуть и, возможно, оставить на поверхности что-нибудь вкусное.

Рулевой провел шлюпку под тупым носом судна на подветренную сторону. Им казалось, что «Божественная звезда» вот-вот накроет их своим бортом с каждой новой волной, обрушивающейся на ее корпус. Когда борт огромного судна опускался вниз, Стин пытался закинуть вверх легкую нейлоновую абордажную лестницу с алюминиевым хватательным крюком на конце. С третьей попытки крюк зацепился за верхний край палубного ограждения и закрепился на нем.

Стин первым взобрался по веревочной лестнице и перебрался через ограждение на палубу. За ним быстро последовали Андерссон и остальные. Когда все собрались возле огромных якорных лебедок, Стин повел их вверх по похожему на пожарную лестницу трапу, закрепленному на глухой, без окон передней стене палубной надстройки. Взобравшись на пятую палубу, они вошли на самый просторный капитанский мостик, который Стину приходилось когда-либо видеть за пятнадцать лет, проведенных на море. После маленькой, удобной рулевой рубки «Нарвика» это помещение показалось им огромным, как спортивный зал, и все же впечатляющий набор электронного оборудования занимал лишь малую его часть посередине.

Помещение было пусто, пол усеян секстантами, картами и другими навигационными приборами и справочниками, вывалившимися из открытых шкафов. Два небольших чемоданчика с личными вещами лежали открытыми на столе, как будто их владельцы только что ненадолго вышли из помещения. Похоже, судно покидали в панике.

Стин осмотрел главный пульт управления.

— Судно полностью автоматизировано, — сказал он Андерссону.

Помощник главного механика кивнул.

— И еще кое-что. Все оборудование управляется голосом. Не нужно переводить никаких рычагов или давать рулевому указания о курсе.

Стин повернулся к Сакагаве.

— Вы можете включить эту штуку и поговорить с ней?

Рожденный в Норвегии азиат склонился над компьютеризованным пультом и молча изучал его несколько секунд. Затем он быстро нажал одну за другой несколько кнопок. Огоньки на пульте мигнули, и устройство зажужжало. Сакагава посмотрел на Стина с легкой улыбкой.

— Мой японский немножко заржавел без употребления, но я думаю, что смогу пообщаться с этой штукой.

— Попросите доложить о состоянии судна.

Сакагава быстро произнес что-то по-японски в маленький микрофон и умолк, ожидая ответа. Через несколько секунд ему ответил мужской голос, медленно и четко выговаривая слова. Когда голос умолк, Сакагава без всякого выражения посмотрел на Стина.

— Оно говорит, что кингстоны открыты и что уровень воды в машинном отделении достигает двух метров.

— Прикажи закрыть кингстоны! — воскликнул Стин.

После короткого обмена японскими фразами, Сакагава покачал головой.

— Компьютер говорит, что кингстоны заклинило в открытом положении. Их нельзя закрыть электронной командой.

— Похоже, теперь понятно, что мне нужно сделать, — сказал Андерссон. — Я лучше спущусь туда и попробую их закрыть. И прикажи этому чертову роботу включить помпы. — Еще не кончив говорить, он жестом приказал двум матросам следовать за ним, и они исчезли, спустившись по сходням в глухой коридор, ведущий в машинное отделение.

Один из оставшихся матросов подошел к Стину; его глаза были широко открыты от пережитого ужаса, а лицо бело, как мел.

— Сэр, я нашел тело. Наверно, это радист.

Стин поспешил в радиорубку. Почти бесформенный труп сидел в кресле, склонившись над рацией. Конечно, когда он всходил на борт «Божественной звезды», это был человек, но сейчас … На черепе не осталось ни единого волоса, и только по полностью обнаженным зубам на том месте, где некогда были губы, Стин смог определить, куда была повернута голова — вперед или назад. Это ужасное нечто выглядело так, как будто кожа слезла от ожога, а мясо под ней обгорело и частично расплавилось.

Тем не менее нигде не было видно ни малейших признаков чрезмерного нагревания или пожара. Одежда трупа была такой чистой и выглаженной, будто он только что ее надел.

Казалось, что этот человек сгорел изнутри.

Глава 2

Отвратительная вонь и ужасное зрелище заставили Стина оцепенеть. Ему потребовалось около минуты, чтобы придти в себя. Тогда он оттолкнул кресло с его страшным седоком в сторону и склонился над рацией.

К счастью, на цифровом индикаторе частоты горели обычные арабские цифры. После нескольких минут проб и ошибок он нашел нужные выключатели и вызвал капитана Корвольда на «Нарвике».

Корвольд отозвался немедленно.

— Я вас слушаю, мистер Стин, — формальным тоном ответил он. — Что вы обнаружили?

— Что-то скверное случилось здесь, капитан. Пока что мы нашли покинутое судно с одним мертвым телом, принадлежащим радисту, которое обгорело настолько, что его невозможно опознать.

— На борту пожар?

— Никаких признаков. На компьютеризованной системе управления в секторе пожарного оповещения горят только зеленые лампочки.

— Какие-нибудь намеки на то, почему команда спустилась в шлюпки, вы обнаружили? — спросил Корвольд.

— Ничего конкретного. Они, похоже, в панике покинули судно после попытки его затопить.

Корвольд сжал челюсти, костяшки его пальцев побелели, когда он вцепился в микрофон.

— Повторите.

— Кингстоны были открыты и заклинены в этом положении. Андерссон сейчас пытается их задраить.

— Зачем, черт возьми, команде топить неповрежденное судно с тысячами новых автомобилей на борту? — нерешительно спросил Корвольд.

— Нужно подходить к этой ситуации осторожно, она очень подозрительна. Что-то на борту ненормально. Тело радиста выглядит так, как будто его зажарили на вертеле. Ужасное зрелище.

— Может быть, его следует осмотреть судовому врачу?

— Хороший доктор здесь ничего не сможет сделать, разве что выполнить посмертное вскрытие.

— Понятно, — ответил Корвольд. — Я останусь в радиорубке еще полчаса, прежде чем отправиться на поиск пропавших шлюпок.

— Вы связались с компанией, сэр?

— Я отложил это до тех пор, пока вы не убедитесь, что из первоначальной команды на судне не осталось в живых никого, кто бы мог оспорить нашу заявку о вознаграждении за спасение судна и груза. Закончите ваш осмотр. Как только вы будете уверены, что судно действительно покинуто, я отправлю радиограмму директору нашей компании, уведомляющую его о том, что мы вступили во владение «Божественной звездой».

— Механик Андерссон уже занят задраиванием кингстонов и откачиванием воды из трюма. Машина работает, и скоро мы будем на ходу.

— Чем скорее, тем лучше, — сказал Корвольд. — Вы дрейфуете в направлении британского океанографического судна, занимающего стационарное положение.

— Как далеко оно от нас?

— Примерно в двенадцати километрах.

— Ну, это достаточно безопасно.

Корвольд не мог придумать, что бы сказать еще. Наконец он просто сказал:

— Удачи, Оскар. Благополучного возвращения в порт. — На этом сеанс связи закончился.

Стин отвернулся от радиопередатчика, избегая смотреть на изуродованный труп в кресле. Он почувствовал, что его колотит озноб. Он наполовину готов был увидеть, как по мостику ходит призрачный капитан «Летучего голландца». Нет ничего более устрашающего, чем покинутое судно, мрачно подумал он.

Он приказал Сакагаве поискать и перевести судовой журнал. Двух оставшихся матросов он послал осмотреть автомобильные палубы, а сам начал систематически осматривать каюты команды. Он чувствовал себя как в доме, где водятся привидения. Если не считать разбросанной кое-где одежды, все выглядело так, как будто члены судовой команды могут вернуться в любую минуту. В отличие от хаоса, который они обнаружили на мостике, все выглядело обжитым и обыденным. В каюте капитана стоял поднос с двумя чайными чашками, который непостижимым образом избежал падения на пол во время шторма, на койке лежала аккуратно сложенная форма, а на покрытом ковром полу стояла пара тщательно вычищенных туфель. На пустом прибранном столе лежала фотография женщины и трех сыновей-подростков, упавшая со стены.

Стину не хотелось вникать в личные секреты чужих людей и смотреть их семейные сувениры. Он чувствовал себя непрошенным гостем, без разрешения вторгшимся в чужой дом.

Его нога наткнулась на что-то лежащее под столом. Он нагнулся и поднял этот предмет, оказавшийся пистолетом калибра девять миллиметров. Это был австрийский пистолет-пулемет «Стейр». Он засунул оружие под брючный ремень.

Вмонтированный в стену каюты хронометр внезапно заиграл несколько тактов мелодии, и Стин мог поклясться, что от неожиданности у него волосы встали дыбом. Он окончил осмотр жилых помещений и поспешно вернулся на мостик.

Сакагава сидел в помещении, в котором хранились морские карты, положив ноги на маленький шкафчик, и изучал судовой журнал.

— Где вы нашли его? — спросил Стин.

— В одном из открытых чемоданчиков. — Сакагава перелистал журнал обратно и начал читать с первой страницы. — «Божественная звезда»: длина корпуса семьсот футов, спущена на воду шестнадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. Принадлежит и эксплуатируется фирмой «Пароходная компания Сусимо, Лимитед». Порт приписки Кобэ." В данном рейсе перевозит семь тысяч двести восемьдесят восемь автомобилей марки «Мурмото» в Лос-Анджелес.

— Есть какие-нибудь данные о том, почему команда покинула судно? — спросил Стин.

Сакагава отрицательно покачал головой.

— Никаких упоминаний о несчастном случае, эпидемии или бунте. Нет упоминания о тайфуне. Последняя запись немножко странная.

— Прочтите ее.

Сакагава немножко помедлил, чтобы убедиться, что его перевод японских иероглифов на английский достаточно точен.

— Вот самое большее, что я могу из этого понять: «Погода ухудшается. Волнение увеличивается. Команда страдает от неизвестной болезни. Больны все, включая капитана. Подозревается пищевое отравление. Наш пассажир, г-н Ямада, наиболее влиятельный директор компании, в истерическом припадке потребовал, чтобы мы покинули и затопили судно. Капитан считает, что у г-на Ямады нервный срыв, и он приказал поместить его в его каюту и запереть там».

Стин посмотрел на Сакагаву, его лицо было непроницаемо.

— Это все?

— Это была последняя запись, — ответил Сакагава. — Дальше ничего нет.

— Каким числом она датирована?

— Первым октября.

— Это было два дня тому назад.

Сакагава рассеянно кивнул.

— Должно быть, они покинули судно вскоре после этого. Чертовски любопытно, почему они не взяли журнал с собой.

Медленно, неторопливо Стин отправился в радиорубку, пытаясь по пути осмыслить эту последнюю запись в журнале. Внезапно он остановился на пороге и ухватился за косяк двери, чтобы не упасть. Ему показалось, что комната кружится у него перед глазами, и он почувствовал тошноту. Его чуть не вырвало, но усилием воли он удержался. Затем так же быстро, как он начался, приступ тошноты прошел.

Шатающейся походкой он добрался до передатчика и вызвал «Нарвик».

— Старший помощник Стин вызывает капитана Корвольда, прием.

— Да, Оскар, слушаю тебя, — ответил Корвольд. — Говори.

— Не тратьте зря времени на поиски. Из судового журнала «Божественной звезды», похоже, следует, что команда покинула судно еще до того, как тайфун разыгрался вовсю. Они отчалили почти два дня назад. К настоящему времени ветер должен был отнести их прочь километров на двести.

— Если только они выжили.

— Маловероятный исход.

— Хорошо, Оскар. Я согласен, искать их на «Нарвике» было бы бесполезно. Мы сделали все, что от нас можно требовать. Я предупредил американские спасательные службы и все суда в этом районе. Вскоре после того как вы будете на ходу, мы снова возьмем курс на Сан-Франциско.

— Вас понял, — ответил Стин. — Я иду в машинное отделение проверить, как там дела у Андерссона.

Едва Стин закончил сеанс связи, как зазвонил судовой телефон.

— На мостике слушают.

— Мистер Стин, — произнес слабый голос.

— Да, в чем дело?

— Это матрос Арне Мидгард, сэр. Не могли бы вы спуститься на грузовую палубу прямо сейчас? Мне кажется, я нашел кое-что…

Голос Мидтарда внезапно оборвался, и Стин смог услышать, как кого-то рвало.

— Мидгард, вам нездоровится?

— Пожалуйста, поторопитесь, сэр.

Затем в трубке наступила тишина.

Стин окликнул Сакагаву.

— Какую кнопку нужно нажать, чтобы связаться с машинным отделением?

Ответа не было. Стин вернулся в комнату, в которой хранились карты. Сакагава сидел там, бледный как смерть, и часто дышал.

Он взглянул на Стина и заговорил, проглатывая слова при каждом вдохе:

— Четвертая кнопка… звонок в машинное отделение.

— Что с вами? Вам плохо? — встревоженно спросил Стин.

— Не знаю. Я … я чувствую … ужасно … дважды вырвало.

— Держитесь, — оборвал его Стин. — Я соберу остальных. Мы сматываемся с этого корабля смерти. — Он схватил трубку и позвонил в машинное отделение. Ответа не было. Страх охватил его. Страх перед неведомой опасностью, готовой сокрушить их.

Ему представилось, что все судно пропитано запахом смерти.

Стин бросил быстрый взгляд на схему размещения палуб и связывающих их трапов, прикрепленную к шпангоуту, и бросился вниз по сходням, перепрыгивая через шесть ступеней за раз. Он попытался бегом добраться до огромных складов, на которых стояли автомобили, но тошнота поднималась из его живота, и он шатался, идя по коридору, как пьяный в аллее парка.

Наконец ему удалось доковылять до двери, ведущей на палубу С. Огромное море разноцветных автомобилей вытянулось на сто метров вдоль оси судна. Как ни странно, несмотря на шторм и крен, все они остались надежно закрепленными на своих местах.

Стин кричал изо всех сил, зовя Мидгарда, эхо его голоса отражалось от стальных шпангоутов. Лишь тишина была ему ответом. Затем он заметил это, некую странность, как будто только один человек в толпе поднял над головой некий знак.

У одной из машин был поднят капот.

Он шатаясь побрел между длинными рядами, ушибая колени о торчащие бамперы, падая на дверцы и снова пробираясь вперед. Приблизившись к машине с открытым капотом, он снова крикнул:

— Есть тут кто-нибудь?

На этот раз он услышал слабый стон. Через десять шагов он добрался до этой машины и остановился в оцепенении, увидев, как выглядел Мидгард, лежащий у одного из ее колес.

Лицо молодого матроса было покрыто кровоточащими язвами. Пена, смешанная с кровью, текла из его рта. Он смотрел перед собой невидящими глазами. Его руки были багровыми из-за подкожных кровоизлияний. Его тело, казалось, заживо разлагалось на глазах у Стина.

Стин привалился к машине, пораженный ужасом. Он с чувством беспомощности и отчаяния обхватил свою голову руками, не заметив прядь волос, упавшую с нее, когда он уронил руки.

— О Боже, почему мы умираем? — шептал он, видя свою собственную ужасную смерть, глядя на Мидгарда, словно в зеркало. — Что убивает нас?

Глава 3

Глубоководный погружаемый аппарат «Олд Герт» висел под мощным краном, находившимся на корме британского океанографического корабля «Неукротимый». Волнение достаточно успокоилось, чтобы можно было спустить «Олд Герт» для научного изучения морского дна, и экипаж аппарата проводил обширную программу проверки всех его систем перед погружением.

Вопреки названию, ничего старого в этом аппарате не было.

Его конструкция воплощала последние технические достижения. Он был изготовлен британской аэрокосмической компанией в прошлом году и теперь проходил первое пробное погружение в рамках программы исследования зоны разлома Мендосчино, огромной трещины на дне Тихого океана, протянувшейся от побережья Северной Калифорнии до точки, находящейся примерно на половине пути оттуда в Японию.

Внешний вид аппарата радикально отличался от обычных для такого рода конструкций аэродинамических форм. Вместо одного сигарообразного корпуса с прикрепленной внизу кабинкой экипажа, он состоял из четырех прозрачных сфер, изготовленных из полимера и титана, соединенных кольцевыми туннелями, что делало его похожим на детскую — погремушку. Одна сфера содержала сложный набор видеокамер и другого оборудования для съемок, вторая вмещала сжатый воздух, балластные цистерны и аккумуляторы; в третьей размещались кислородные приборы и электрические двигатели. Четвертая сфера, самая большая, располагалась над тремя остальными; в ней помещался экипаж и приборы управления.

«Олд Герт» был построен так, чтобы он мог выдержать огромное давление, характерное для самых глубоких впадин на дне мирового океана. Его система жизнеобеспечения позволяла экипажу работать в режиме полной автономии в течение сорока восьми часов, а двигательная установка — передвигаться сквозь черную подводную пустыню со скоростью до восьми узлов.

Крэйг Планкетт, главный инженер и навигатор аппарата, подписал последний бланк, удостоверяющий готовность к погружению. Ему было на вид лет сорок пять или пятьдесят, седеющие волосы он зачесывал вперед, чтобы скрыть свою лысину. У него было румяное лицо и карие глаза, печальные, как у собаки-ищейки. Он участвовал в разработке «Олд Герт» и теперь относился к аппарату как к своей частной яхте.

Он надел толстый шерстяной свитер для защиты от холода студеных придонных вод и натянул мягкие мокасины на меху. Затем он спустился по входному туннелю, закрыв за собой люк; оказавшись в обитаемой сфере, он занялся компьютеризованной системой жизнеобеспечения.

Доктор Рауль Салазар, морской геолог экспедиции из университета города Мехико, уже находился в своем кресле, налаживая генератор донного сонара.

— Если вы готовы, то я тоже готов, — сказал Салазар. Он был небольшого роста, чрезвычайно подвижный, с длинными густыми черными волосами, быстрыми жестами, черными глазами, все время постреливающими по сторонам и неспособными остановиться на чем-нибудь или на ком-нибудь более чем на две секунды. Планкетту он нравился. Салазар принадлежал к той породе людей, которые умеют находить нужные им данные без излишней суеты, принимать правильные решения, не скрывая неудобные факты, и он привык рассматривать глубоководный аппарат как реальное, полезное устройство, а не как абстрактный академический проект.

Планкетт взглянул на пустующее кресло с правой стороны сферы.

— Я думал, Стаси уже на борту.

— Она здесь, — ответил Салазар, не отрывая взгляда от приборного щитка. — Она сейчас в той сфере, где камеры, проверяет напоследок свои видеосистемы.

Планкетт нагнулся над входом в туннель, ведущий к сфере с камерами, и его взгляд уперся в пару ступней, одетых в шерстяные носки.

— Мы готовы к погружению, — сказал он.

Женский голос, прозвучавший как из пустой бочки, отозвался:

— Я закончу через секунду.

Планкетт вытянул ноги под своим пультом управления и устроился в низком кресле с отклоняющейся спинкой, пока Стаси Фокс протискивалась назад в обитаемую сферу. От работы в положении почти вниз головой ее лицо раскраснелось.

Стаси нельзя было назвать особо привлекательной, но она производила приятное впечатление. Длинные белокурые волосы свободно ниспадали, обрамляя ее лицо, и она часто отбрасывала их назад, тряхнув головой. Она была худощавой, для женщины ее плечи были несколько широковаты. Насчет ее бюста остальные два члена экипажа могли только гадать. Никто из них не видел его, разумеется, и она всегда носила свободные мешковатые свитеры. Но иногда, когда она зевала и потягивалась, можно было заметить, что там имеется нечто твердое.

Она выглядела моложе своих тридцати четырех лет. Брови густые, глаза широко посаженные, мягкого бледно-зеленого цвета. Губы над решительным подбородком легко складывались в яркую, привычную улыбку, почти никогда не покидавшую ее лица.

Некогда Стаси была королевой калифорнийских пляжей, специализирующейся в области художественной фотографии в Институте имени Шонарда в Лос-Анджелесе. Закончив учебу, она странствовала по всему свету, снимая морских животных, которые еще никогда до нее не были запечатлены на фотопленке. Она дважды выходила замуж, дважды разводилась, у нее была дочь, жившая с ее сестрой; пребывание на борту «Олд Герт» с целью фотографирования в океанских глубинах было лишь предлогом для реализации более настоятельных жизненных планов.

Как только она заняла свое место с правой стороны от кресла пилота, Планкетт просигналил начать спуск. Оператор крана спустил аппарат по наклонному желобу через открытую корму судна и осторожно опустил его в море.

Зыбь к этому времени уже успокоилась, но еще оставались небольшие волны высотой в один-два метра. Оператор крана так подгадал момент вхождения «Олд Герт» в воду, что аппарат коснулся гребня волны и продолжал опускаться во впадину, где он начал опускаться и подниматься в полном согласии с ритмом волн. Подъемные тросы были отцеплены управляемыми дистанционно замками, и несколько ныряльщиков выполнили последний перед погружением наружный осмотр.

Через пять минут дежурный по связи с аппаратом, жизнерадостный шотландец по имени Джимми Нокс, доложил Планкетту, что аппарат свободен от подвески и может начать погружение. Балластные цистерны были наполнены водой, и «Олд Герт» быстро скрылся под поверхностью пенящейся воды и начал свой путь на дно.

Хотя «Олд Герт» был новейшим аппаратом, едва сошедшим с чертежных досок, погружение осуществлялось с помощью старой, испытанной и надежной системы заполнения забортной водой балластных цистерн. Для всплытия на поверхность сбрасывался балласт из стальных грузил разного размера с целью увеличить плавучесть, так как существующая технология откачки воды была неприменима на больших глубинах — никакие насосы не могли противостоять таким чудовищным давлениям.

Для Стаси долгое падение сквозь огромную массу воды было похоже на гипнотический транс. Один за другим все цвета спектра, рассеянного от поверхности света, постепенно темнели и сходили на нет, пока не осталась абсолютно черная темнота.

Если не считать раздельных, по одному для каждого члена экипажа, приборных щитков, размещенных по внутренней окружности сферы, каждый мог беспрепятственно наблюдать, что происходит перед ним в секторе обзора шириной 180 градусов — слева, справа, вверху и внизу. Прозрачный полимерный материал сферы, армированный тонкими титановыми нитями, обеспечивал разрешение не хуже, чем на большом телевизионном экране.

Салазар не обращал внимания ни на черноту, ни на мелькающих порой светящихся рыб, плавающих вокруг; его гораздо больше волновало, что они найдут на дне. Планкетт следил за глубиной погружения и приборами системы жизнеобеспечения, внимательно отслеживая, не появятся ли какие-нибудь неполадки по мере того, как с каждой минутой давление возрастало, а температура падала.

На «Неукротимом» не было запасного глубоководного аппарата на случай аварии. Если произойдет что-то непредвиденное и они каким-то образом застрянут в скальных расщелинах или откажут приборы, так что возвращение «Олд Герт» на поверхность станет невозможным, они смогут отделить сферу, в которой они находятся, и позволить ей всплыть, как огромному пузырю воздуха. Но это была сложная система, ни разу не испытанная в условиях высоких давлений. Если в системе отделения возникнут неполадки, у них не будет никаких шансов спастись — только верная смерть от удушья и безвестная могила, затерянная в вечной ночи глубоководной впадины.

Маленькая, похожая на угря рыбка промелькнула мимо них, ее светящееся тело излучало вспышки света, как если бы поток машин описал ряд кривых. Зубы были невероятно длинными по сравнению с головой и торчали, как у китайского дракона. Привлеченная светом, горевшим внутри аппарата, она подплыла к обитаемой сфере без всякого страха и посмотрела внутрь взглядом призрака.

Стаси нацелила свою батарею фото — и видеокамер и поймала ее семью объективами, прежде чем она уплыла прочь.

— Можете себе представить, что это было бы за чудовище, если бы она была длиной футов двадцать? — с восхищением прошептала она.

— К счастью, черные драконы живут на большой глубине, — отозвался Планкетт. — Давление воды не позволяет им вырасти больше нескольких сантиметров длиной.

Стаси включила прожекторы наружного освещения, и чернота сразу превратилась в зеленые сумерки. Пространство, окружавшее их, было пусто. Черный дракончик куда-то исчез. Она выключила прожекторы, чтобы зря не разряжать аккумуляторы.

Влажность внутри сферы увеличилась, и усиливающийся холод начал проникать через ее толстую оболочку. Стаси увидела, что ее руки покрылись гусиной кожей. Она посмотрела вверх, обхватила плечи руками и покачала корпусом, как будто ей стало зябко. Планкетт заметил этот жест и включил небольшое обогревательное устройство, немножко отогнавшее холод.

Два часа, которые потребовались им, чтобы достигнуть дна, показались бы утомительными, если бы каждый не был занят своей работой. Планкетт устроился поудобнее и внимательно наблюдал за показаниями сонара и эхолота. Он также тревожно поглядывал на приборы, измеряющие заряд аккумуляторов и содержание кислорода в воздухе. Салазар непрерывно наносил на график положение аппарата, пока они не коснулись дна, а Стаси все время пыталась застать врасплох обитателей глубин своими камерами.

Планкетт предпочел бы, чтобы из стереосистемы, которой была оборудована их кабина, постоянно доносились звуки вальсов Иоганна Штрауса, но Стаси настояла, чтобы вместо этого использовалась любимая ею «новая музыка», для чего взяла с собой кассетный магнитофон. Она утверждала, что такая музыка успокаивает и что в ней меньше эмоциональной напряженности. Салазар называл такую музыку «шумом водопада», но не возражал, чтобы именно она рассеивала гнетущую тишину бездны.

Голос Джимми Нокса, передаваемый к ним на борт акустическим телефоном, прозвучал как-то призрачно, искаженный многокилометровой толщей воды, отделявшей их от «Неукротимого».

— Вы коснетесь дна через десять минут, — объявил он. — Скорость погружения чуть-чуть больше расчетной.

— Верно, — ответил Планкетт. — Я вижу это на своем сонаре.

Салазар и Стаей оторвались от своих занятий и уставились на экран сонара. Цифровая фильтрация и контрастирование показывали рельеф дна в виде трехмерного изображения сетки линий уровня. Планкетт то и дело переводил взгляд с экрана сонара на воду под ногами и обратно. Он доверял сонару и компьютеру, но не больше, чем собственным глазам.

— Будьте внимательны, — предупредил их Нокс. — Вы опускаетесь между стен каньона.

— Я это вижу, — ответил Планкетт. — Скальные выступы выдаются внутрь широкой долины. — Он протянул руку к переключателю и сбросил один из балластных грузов, чтобы замедлить спуск. Когда до дна оставалось тридцать метров, он сбросил еще один груз. Это придало аппарату почти точную нейтральную плавучесть. Затем он привел в действие три тяговых двигателя, установленных на наружных сторонах трех нижних сфер.

Дно постепенно проступало сквозь скрывавшую его нефритово-зеленую дымку, и уже можно было различить неровный, изборожденный углублениями и расщелинами склон. Странная черная порода, смятая в складки и перекрученная, причудливыми хаотичными формами простиралась повсюду, куда достигал взор.

— Мы опускаемся рядом с лавовым потоком, — сказал Планкетт. — Его кромка находится примерно в километре перед нами. За этой кромкой — еще трехсотметровый спуск на дно долины.

— Я подтверждаю это, — ответил Нокс.

— Что это за скалы, похожие на гигантских червяков? — спросила Стаси.

— Подушечные лавы, — ответил ей Салазар. — Они образуются, когда раскаленная лава прорывается в холодную морскую воду. Поверхность лавового потока быстро охлаждается, образуя твердую оболочку, вроде трубы, по которой жидкая лава продолжает вытекать.

Планкетт включил систему вертикального позиционирования, которая автоматически поддерживала аппарат на высоте четырех метров над уровнем склона дна. Скользя над устрашающими формами рельефа плато, они замечали следы ползающих по дну животных на поверхности пятен ила, заполнявшего углубления; вероятно, это были следы морских звезд, креветок или глубоководных голотурий, притаившихся во мраке, куда не достигал свет из прожекторов аппарата.

— Приготовьтесь, — сказал Планкетт. — Сейчас мы начнем опускаться.

Через несколько секунд после его предупреждения дно снова исчезло во мраке, и аппарат качнулся, нырнув вниз, по-прежнему сохраняя расстояние четыре метра от крутого склона стены каньона.

— Вы на глубине пять тысяч триста шестьдесят метров, — донесся из динамика голос Нокса.

— Верно, мои приборы показывают то же самое, — ответил Планкетт.

— Когда вы достигнете дна долины, — сказал Нокс, — вы окажетесь на поверхности зоны разлома.

— Естественно, — пробормотал Планкетт. Его внимание было приковано к приборному щитку, экрану компьютера и видеокамере, показывающей теперь поверхность дна под полозьями шасси «Олд Герт». — Здесь уже некуда двигаться дальше, черт возьми. — Прошло еще двенадцать минут, и затем впереди проступили очертания плоского дна. Аппарат снова выровнялся. Частицы ила закружились вокруг сферы, поднятые со дна слабым течением, подобно хлопьям снега. Волны ряби на песчаной поверхности протянулись перед ними, выхваченные из мрака прожекторами. Но там был не только чистый песок. Тысячи черных предметов, округлых, как старые пушечные ядра, толстым слоем усеяли морское дно.

— Железно-марганцевые конкреции, — объяснил Салазар тоном лектора. — Никто толком не знает, как они образовались, хотя предполагают, что зубы акул или слуховые косточки китов могут служить ядрами, вокруг которых они формируются.

— Они представляют какую-нибудь ценность? — спросила Стаси, включив свою систему камер.

— Кроме марганца, в них содержатся небольшие количества таких ценных металлов, как кобальт, медь, никель и цинк. Я предполагаю, что это скопление может простираться на сотни километров вдоль зоны разлома, стоимость содержащихся в нем металлов достигать восьми тысяч долларов на квадратный километр.

— При условии, что вы можете собирать их с поверхности воды, находящейся над нами на расстоянии пять с половиной километров, — добавил Планкетт.

Салазар проинструктировал Планкетта, в каком направлении проводить разведку, в то время как «Олд Герт» беззвучно завис над усеянным конкрециями песком. Затем что-то блеснуло сзади от них. Планкетт слегка развернул аппарат в сторону этого предмета.

— Что тебе видно? — спросил Салазар, оторвавшись от своих приборов.

Стаси внимательно всматривалась вниз.

— Шар! — воскликнула она. — Огромный металлический шар со странными выступами. В диаметре, мне кажется, метра три.

Планкетт не придал этой находке особого значения.

— Должно быть, упал с корабля.

— Не так уж давно, судя по отсутствию коррозии, — заметил Салазар.

Вдруг они увидели широкую полосу чистого песка, полностью свободную от конкреций, будто гигантский пылесос прошелся по морскому дну.

— Прямая линия! — воскликнул Салазар. — На морском дне не бывает таких вещей, как продолжающаяся на сколько-нибудь значительное расстояние прямая линия.

Стаси смотрела на это в изумлении.

— Она слишком ровная, слишком точно проведенная, чтобы могла появиться без участия человека.

Планкетт покачал головой.

— Невозможно, здесь слишком глубоко. Ни одна промышленная фирма в мире не может разрабатывать полезные ископаемые глубоководных впадин.

— И никакие известные мне геологические процессы не могут создать ровную дорогу через морское дно, — убежденно заявил Салазар.

— Вон те ряды ямок по краям полосы — они выглядят так, как будто это могут быть следы, оставленные этим огромным шаром, который мы нашли.

— Ну, хорошо, — скептически пробормотал Планкетт. — Какого рода оборудование может расчищать дно на такой глубине?

— Огромная драга, способная всасывать конкреции и прокачивать пульпу по трубам на баржу на поверхности, — попробовал выдвинуть технологическую схему Салазар. — О чем-то подобном рассуждают уже много лет.

— То же самое можно сказать о полете на Марс, но ракетную систему, способную это сделать, еще нужно суметь построить. И гигантскую драгу тоже. Я знаком со множеством людей, занятых морским машиностроением, и мне до сих пор ни разу не приходилось слышать даже туманных слухов о подобном проекте. Никакую попытку заниматься промышленной разработкой полезных ископаемых на таких глубинах невозможно сохранить в тайне — необходимо оборудование, которое нельзя спрятать. Потребуется надводный флот как минимум из пяти судов и тысячи людей, работающих в море в течение нескольких лет. Не существует способа скрыть все это от обнаружения проходящими судами и разведовательными спутниками.

Стаси безучастно посмотрела на Салазара.

— Можно ли как-нибудь установить, какой давности эти следы?

Салазар пожал плечами.

— Может быть, они оставлены позавчера, может быть, это произошло несколько лет назад.

— Но тогда кто мог это сделать? — задумчиво спросила Стаси. — Кто способен разработать подобную технологию?

Никто не смог сразу ответить на этот вопрос. Их открытие не вписывалось общепринятые представления. Они молча глядели на расчищенную полоску дна, не веря своим глазам, и страх перед неизвестным закрадывался в их души.

Наконец Планкетт дал ответ, который, казалось, пришел издалека, откуда-то извне их аппарата.

— Никто на земле, никто, являющийся человеческим существом.

Глава 4

Стина охватило крайнее душевное волнение. Он оцепенело смотрел, как его руки покрываются волдырями ожогов. Его колотила неудержимая дрожь, он наполовину обезумел от шока и внезапной боли в животе. Он перегнулся пополам, его вырвало, дыхание вырывалось из груди судорожными толчками. Казалось, на него сразу обрушились все мыслимые недомогания и боли. Сердце бешено стучало, все тело сжигала лихорадка.

Ему было слишком скверно, чтобы он мог надеяться добраться до радиорубки и предупредить Корвольда. Когда капитан норвежского судна не получит никакого ответа на его радиообращения к Стину, он пошлет еще одну абордажную команду — выяснить, что случилось. Ещенесколько человек напрасно погибнут.

Теперь Стина прошиб холодный пот. Он с какой-то странной ненавистью в глазах уставился на автомобиль с поднятым капотом. В его помраченном сознании это изделие из стали, кожи и резины виделось как воплощение неописуемого зла. Им овладевало состояние ступора.

И в качестве последнего отчаянного акта самозащиты Стин решил отомстить бездушной машине. Он вытащил из-за пояса подобранный в каюте капитана пистолет-пулемет «Стейр» и поднял ствол. Затем он нажал на спусковой крючок и послал очередь в радиатор автомобиля.

В двух километрах к востоку от этого места капитан Корвольд смотрел в бинокль на «Божественную звезду», когда та внезапно взорвалась и исчезла, испарившись за тот последний миг, который видели его глаза.

Чудовищный огненный шар испускал голубоватое сияние, более яркое, чем солнце. Добела раскаленные газы мгновенно разметало в радиусе двух километров. Полусферическое облако конденсации образовалось и начало расширяться в виде огромной баранки, внутренность которой быстро выжигалась огненным шаром.

Поверхность моря прогнулась под действием ударной волны, опустившись вниз в виде громадной чащи диаметром триста метров. Затем в небо взметнулась грандиозная колонна из миллионов тонн морской воды, и из ее стен брызнули наружу гейзеры размером с «Нарвик» каждый.

Ударная волна распространялась прочь от огненного шара, как кольца Сатурна, со скоростью, достигавшей пяти километров в секунду. Она ударила в «Нарвик», смяв судно выше ватерлинии, как консервную банку.

Корвольд, стоявший на открытом месте на капитанском мостике, не увидел всего этого светопредставления. Ни его глаза, ни мозг просто не успели среагировать. Излучение огненного шара за микросекунду превратило его в кусок угля. Весь его корабль целиком выбросило вверх из воды и затем швырнуло обратно вниз, будто прихлопнув его чудовищным паровым молотом. Расплавленный дождь из обломков металла и пыли, в которые превратилась «Божественная звезда», обрушился на покореженные палубы «Нарвика». Пламя вырвалось из его разорванного корпуса и охватило изуродованное судно. Затем начались взрывы глубоко в его трюмах. Контейнеры, стоявшие на его грузовых палубах, сдуло и понесло прочь, как листья, несомые порывом урагана.

Не было времени для хриплых, мучительных стонов. Каждый застигнутый на палубе вспыхнул, как спичка, треснул и рассыпался в прах. Все судно превратилось в мгновенный погребальный костер для его пассажиров и команды.

«Нарвик» начал крениться на борт, быстро погружаясь. Через пять минут после взрыва судно перевернулось. Вскоре над водой выступала лишь маленькая часть днища, затем она скользнула под бурлящие волны и исчезла в глубине моря.

Почти так же внезапно, как испарилась «Божественная звезда», все было кончено. Похожее на цветную капусту огромное облако, образовавшееся над огненным шаром, медленно рассеивалось и становилось неотличимым от обычных туч. Яростно кипевшие воды успокоились, и поверхность моря снова стала гладкой, если не считать катившихся валов зяби.

В двенадцати километрах от места взрыва «Неукротимый» все еще дрейфовал. Невероятная сила ударной волны еще не начала уменьшаться, когда она всей своей мощью обрушилась на исследовательское судно. Его надпалубные надстройки были разрушены и сметены прочь, так что обнажились внутренние переборки. Дымовая труба была сорвана с креплений и, вертясь в воздухе, рухнула в кипящую воду, пока мостик исчезал в вихре металлических обломков и клочьев окровавленного мяса.

Мачты судна были погнуты и скручены, большой кран, используемый для спуска «Олд Герт», сорван и повален на бок, листы обшивки вогнуты, как блюдца, внутрь корпуса в промежутках между шпангоутами и продольными бимсами. Подобно «Нарвику», «Неукротимый» был так изуродован, что в том, что от него осталось, трудно было узнать нечто похожее .на корабль.

Краска на его бортах вспучилась и почернела под яростным тепловым излучением взрыва. Шлейф густого черного дыма вздымался над его покореженным бортом и как кипящая пелена ложился на воду вокруг его корпуса. Жар проник в каждого, кто был застигнут на открытом месте. Те, что находились под палубами, были тяжело ранены летящими обломками или контужены.

Джимми Нокса резким ударом швырнуло на прочную стальную переборку, отбросило обратно, и он начал судорожно хватать легкими воздух, как будто оказался в безвоздушном пространстве. Он пришел в себя, распростертый на полу, спиной вниз, глядя в изумлении на зияющую дыру, словно по волшебству открывшуюся в потолке.

Так он лежал, ожидая, пока пройдет шок, пытаясь сосредоточиться и понять, в какой переплет он попал, совершенно неспособный уразуметь, что же случилось с его миром. Медленно оглядев каюту с погнутыми перегородками, видя сильно поврежденное электронное оборудование, похожее на выпотрошенного робота, ощущая запах гари, он чувствовал себя как бьющийся в истерике ребенок, потерявший в толпе своих родителей.

Он посмотрел вверх сквозь дыру на помещения, в которых раньше был капитанский мостик и склад карт. Они превратились в перекрученные каркасы из погнутых бимсов. Рулевая рубка представляла собой закопченные развалины, которые теперь были гробницей для сожженных и раздавленных людей; кровь этих несчастных еще капала вниз, в каюты под палубой.

Нокс перекатился на бок и застонал от внезапной боли, вызванной тремя сломанными ребрами, вывихнутым голеностопным суставом и многочисленными ссадинами. Очень медленно ему удалось, отталкиваясь руками от пола, принять сидячее положение. Он протянул руку и поправил очки, удивленный тем, что они остались у него на носу во время невообразимого опустошения.

Понемногу темная завеса шока рассеялась, и его первой мыслью было осознание того факта, что «Олд Герт» находится сейчас там, внизу. Прямо как в кошмарном сне, он представил себе поврежденный аппарат, неспособный выйти на связь и затерянный в черной бездне.

Он в полуобморочном состоянии пополз на локтях и коленях по палубе, превозмогая боль, пока ему не удалось дотянуться до трубки подводного телефона.

— Герт? — испуганно крикнул он в трубку. — Вы слышите меня?

Он прождал несколько секунд, но никакого ответа не было. Он начал браниться:

— Черт бы тебя побрал, Планкетт! Отвечай мне, ты, ублюдок!

Лишь молчание было ему ответом. Всякая связь между «Неукротимым» и «Олд Герт» была оборвана. Худшие опасения стали реальностью. Какая бы сила ни сокрушила исследовательское судно, она, должно быть, прошла через толщу воды и повредила аппарат, и без того подверженный гигантскому давлению.

— Мертвы, — прошептал он. — Расплющены в лепешку.

Тут он внезапно вспомнил о своих товарищах на корабле и окликнул их. Но единственные звуки, которые он мог расслышать, были скрежет и визг металла умирающего судна. Он перевел глаза на открытую дверь и увидел пять тел, валявшихся в неестественных, застывших позах, как брошенные манекены.

Он сидел, погруженный в скорбь и непонимание происходящего. Он смутно чувствовал, что судно сотрясают конвульсии, что корма медленно поворачивается и скользит под волны, как будто захваченная водоворотом. Повсюду вокруг него вибрировало эхо от серии толчков. «Неукротимый» вот-вот начнет свое собственное путешествие в бездну.

Неистовая жажда жизни охватила его, и вот Нокс уже начал карабкаться вверх по наклонившемуся палубному настилу, слишком оглушенный, чтобы ощущать боль от многочисленных травм. В панике пробираясь через дверь на палубу, на которой находился кран, он прополз мимо мертвых тел и искореженных металлоконструкций, валявшихся повсюду. Шок уступил место страху, который спрессовался в плотный, растущий внутри него ком.

Он добрался до перекрученных остатков бортового ограждения. Не оборачиваясь, он вскарабкался на них и шагнул в ждущее своей добычи море. Расщепленный обломок деревянного ящика плавал в воде в нескольких метрах от него. Он неуклюже поплыл к нему, пока ему не удалось зажать эту доску под мышкой и таким способом удержаться на поверхности. Только тогда он оглянулся и посмотрел на «Неукротимый».

Судно погружалось кормой вниз, его нос торчал над волнами Тихого океана. На минуту, казалось, оно зависло в этом положении, словно собиралось плыть в облака, затем начало скользить вниз, все быстрее и быстрее, и наконец исчезло под водой, оставив на поверхности несколько плавающих обломков и воронку вспененной воды, которая вскоре сгладилась, а на ее месте крутилось немного пены, окрашенной в радужные цвета вытекшим мазутом.

Нокс, как безумный, обшаривал глазами волны, ища других членов команды «Неукротимого». Теперь, когда всхлипы и стоны тонущего судна прекратились, наступила жуткая тишина. Не было ни шлюпок, ни голов плавающих в море людей.

Он оказался единственным, кто выжил в этой катастрофе, не имеющей никакого объяснения.

Глава 5

Под поверхностью моря ударная волна распространялась через почти несжимаемую воду со скоростью примерно 6500 километров в час расширяющимися кругами, уничтожая на своем пути все живое. «Олд Герт» был спасен от мгновенного разрушения стенками каньона. Каменные стены возвышались над аппаратом, закрывая его от основного удара импульса давления, порожденного взрывом.

Тем не менее аппарат неистово швыряло и крутило. Только что он неподвижно висел над песчаным дном, а в следующую секунду турбулентность ударила по нему, как футболист по мячу, накренив сначала в одну, затем в другую сторону, и бросила на дно. Сфера, в которой находились аккумуляторы и двигательная установка, ударилась об окаменевшие конкреции, треснула и была смята, как яичная скорлупа, чудовищным глубинным давлением. К счастью, крышки люков, перекрывавших оба конца соединительной трубы, выдержали, иначе вода хлынула бы в сферу, в которой находился экипаж, с силой механического молота, которым забивают сваи, и размазала бы их в кровавую кашу.

Звук взрыва дошел до приемника подводного телефона как удар грома, почти одновременно с шумом ударной волны, похожим на грохот скорого поезда. После того, как они затихли, в глубинах снова воцарилась обманчивая тишина. Затем их покой снова был нарушен скрежетом и визгом раздираемого металла, когда разрушенные суда падали вниз, сминаемые и сплющиваемые давлением, прежде чем плюхнуться на дно, подняв огромные грибовидные облака ила.

— Что происходит? — крикнула Стаси, вцепившись в кресло, чтобы ее не выбросило с места.

То ли от шока, то ли из-за предельной поглощенности своим делом, Салазар ни на миг не отводил глаз от приборов.

— Это не землетрясение. Приборы показывают поверхностное возмущение.

После потери двигателей Планкетт полностью утратил всякую возможность управлять аппаратом. Он мог только сидеть, беспомощно наблюдая, как «Олд Герт» гоняло по полю, покрытому конкрециями. Машинально он кричал в подводный телефон, отбросив все формальности, связанные с сеансом связи.

— Джимми, мы попали в необъяснимую турбулентность! Мы потеряли двигатели! Пожалуйста, ответь.

Джимми Нокс не мог его услышать. Он боролся за свою жизнь среди волн высоко над ними.

Планкетт все еще отчаянно пытался связаться с «Неукротимым», когда аппарат наконец окончил свой безумный полет и ударился о дно под углом сорок пять градусов, приземлившись на сферу, в которой находилось электрическое и кислородное оборудование.

— Вот и конец, — пробормотал Салазар, не вполне понимая, что он хотел этим сказать; его сознание было затуманено шоком и растерянностью.

— Черта с два! — воскликнул Планкетт. — Мы все еще можем сбросить балласт и подняться на поверхность.

Произнося это, он знал, что сбрасывания всего железного балласта может оказаться недостаточным, чтобы компенсировать добавочный вес воды в раздавленной сфере и дополнительную силу трения вязкого ила, в который они врезались. Он щелкнул тумблерами, и сотни фунтов мертвого груза упали на дно из-под брюха аппарата.

Несколько секунд не происходило ровно ничего, затем сантиметр за сантиметром «Олд Герт» начал подниматься со дна; его движение было таким медленным, будто аппарат толкали наверх чуть слышные вздохи и биения сердец трех человек, находившихся в центральной сфере.

— Поднялись на десять футов, — объявил Планкетт через некоторое время; казалось, прошел час, хотя на самом деле это заняло тридцать секунд.

Аппарат выровнялся, и теперь они снова осмелились дышать нормально. Планкетт все еще тщетно пытался связаться с Джимми Ноксом.

— Джимми… это Планкетт. Ответь мне.

Стаси так упорно смотрела на циферблат глубиномера, что ей казалось, будто от ее взгляда стекло прибора может треснуть.

— Ну же, ну, — молила она.

И тут их худший кошмар обрушился на них без предупреждения. Сфера, в которой находилось кислородное и электрическое оборудование, внезапно схлопнулась. Ослабленная ударом о морское дно, она утратила целостность и была раздавлена, как яичная скорлупа, безжалостным давлением.

— О черт! — крикнул Планкетт, когда аппарат снова плюхнулся в ил с ударившим по нервам шлепком.

И словно для того, чтобы до них дошло это ужасное возвращение, свет мигнул и погас. Сфера оказалась в мире полной темноты. Ледянящий душу ужас стигийского мрака — переживание, знакомое только совершенно слепым людям. Тех же, у кого есть зрение, внезапная потеря ориентации заставляет чувствовать, будто невообразимые враждебные силы тянутся к ним снаружи, все уже сжимая круг.

Наконец хриплый голос Салазара прервал молчание:

— Матерь Божья, с нами покончено навсегда.

— Пока еще нет, — сказал Планкетт. — Мы еще можем всплыть на поверхность, отсоединив обитаемую сферу. — Его рука ощупывала приборный щиток, пока пальцы не коснулись нужного тумблера. Раздался щелчок, и зажглись лампочки аварийного освещения, разогнав мрак внутри сферы.

Стаси с облегчением вздохнула и сразу расслабилась.

— Слава Богу. По крайней мере мы можем видеть.

Планкетт запрограммировал компьютер на аварийное всплытие. Затем он настроил механизм освобождения кабины экипажа и повернулся к Стаси и Салазару.

— Держитесь покрепче. Путь наверх может оказаться довольно тряским.

— Все, что угодно, лишь бы выбраться из этой чертовой дыры, — проворчал Салазар.

— Как только ты будешь готов, — игриво ответила ему Стаси.

Планкетт удалил предохранительную пломбу с рукоятки механизма аварийного всплытия, крепко сжал ее и повернул.

Ничего не произошло.

Три раза Планкетт лихорадочно повторил всю процедуру. Но кабина упорно не желала отделяться от основной конструкции аппарата. В отчаянии он снова повернулся к компьютеру, чтобы выяснить причину неисправности. Ответ пришел мгновенно.

Механизм отделения обитаемой сферы был погнут и заклинен при боковом ударе о дно, и починить его было невозможно.

— Мне очень жаль, — произнес Планкетт в отчаянии. — Но, похоже, мы останемся здесь, пока нас не спасут.

— Хорошенький шанс, что это случится, — буркнул Салазар, утирая катившийся по его лицу пот рукавом лыжной куртки.

— Как у нас дела с кислородом? — спросила Стаси.

— Наш основной запас был отрезан, когда схлопнулась сфера, — ответил Планкетт. — Но наши аварийные баллоны в этой кабине и регенерирующее устройство с гидроксидом лития, поглощающим выдыхаемый углекислый газ, позволят нам дышать в течение десяти или двенадцати часов.

Салазар покачал головой и понуро пожал плечами.

— Все молитвы во всех церквах на земле не смогут спасти нас вовремя. Потребуется не меньше семидесяти двух часов, чтобы доставить на место другой глубоководный аппарат. Но и тогда сомнительно, чтобы они могли поднять нас на поверхность.

Стаси заглянула Планкетту в лицо, чтобы увидеть хоть какой-то обнадеживающий знак в его глазах, но не смогла найти там ничего. У нее создалось впечатление, что он был больше опечален потерей своего драгоценного аппарата, чем перспективой смерти.

Он очнулся от глубокой задумчивости, когда заметил, что она смотрит на него.

— Рауль прав, — сказал он неохотно. — Как ни трудно мне это признавать, но лишь чудо может позволить нам вновь увидеть солнце.

— Но ведь есть еще «Неукротимый», — сказала Стаси. — Они горы свернут, чтобы вытащить нас отсюда.

Планкетт покачал головой.

— Что-то трагическое случилось там наверху. Последние звуки, которые мы слышали, издавало тонущее судно, когда его сжимало и плющило во время погружения на дно.

— Но там было видно еще два судна, когда мы начинали погружение, — возразила Стаси. — Это могло быть любое из них.

— Это ничего не меняет, — устало ответил Планкетт. — Пути наверх не существует. И время стало нашим врагом, которого мы не сможем одолеть.

Глубокое отчаяние воцарилось в кабине. Всякая надежда на спасение была чистейшей фантазией. Единственное, в чем можно было быть вполне уверенным, — что в дальнейшем будет предпринята попытка найти и поднять «Олд Герт» и их безжизненные тела, но это произойдет не скоро, когда они давно уже будут мертвы.

Глава 6

Дейл Николс, специальный помощник президента, пустил облачко дыма из своей трубки и посмотрел поверх своих старомодных очков для чтения, когда Реймонд Джордан вошел в его кабинет.

Джордан заставил себя улыбнуться, несмотря на противный сладковатый запах табачного дыма, висевшего плотной пеленой в кабинете помощника, как смог под слоем температурной инверсии.

— Добрый день, Дейл.

— Там все еще дождь? — спросил Николс.

— Сейчас уже еле моросит.

Джордан заметил, что Николс был порядком замотан. «Хранитель президентских покоев» умел держаться, но его светло-коричневая шевелюра выглядела, как волнуемая ветром степь, глаза были тревожнее, чем обычно, и на лице появились напряженные морщины, которых Джордан никогда прежде не видел.

— Президент и вице-президент уже ждут, — быстро сказал Николс. — Им крайне не терпится узнать последние данные о взрыве в Тихом океане.

— Последние сведения я уже получил, — заверил его Джордан.

Хотя в правительственных кругах Вашингтона Джордан был одним из пяти наиболее влиятельных людей, он не был известен широкой публике. Он также не был знаком с большинством чиновников и политиков. В качестве директора Центрального разведывательного управления Джордан возглавлял Службу национальной безопасности и докладывал непосредственно президенту.

Он жил в призрачном мире разведки и шпионажа, и лишь немногие из тех, кто к этому миру не принадлежали, знали, от каких несчастий и трагедий он и его агенты спасли американский народ.

Джордан не произвел бы на постороннего впечатление человека с блестящим умом, свободно разговаривающего на семи языках и обладающего фотографической памятью. Он казался таким же неприметным и обыкновенным с виду, как и те мужчины и женщины, которые выполняли его задания в самых разных уголках Земли. Среднего роста, лет под шестьдесят, со здоровым лицом и серебряной шевелюрой, крепкого телосложения, с небольшим брюшком, глаза карие и добродушные. Он был верным мужем своей тридцатисемилетней жены, их дочери-близнецы учились в колледже, где они обе изучали биологию моря.

Президент и вице-президент тихо беседовали, когда Николс проводил Джордана в Овальный кабинет. Они мгновенно повернулись лицом к Джордану, который отметил, что они оба так же нервничают, как специальный помощник президента.

— Спасибо, что пришли, Рэй, — сказал президент, не тратя времени на формальные приветствия, и нервно зашагал к зеленой кушетке, стоявшей под портретом Эндрю Джексона. — Садитесь, пожалуйста, и рассказывайте нам, что, черт возьми, творится там в Тихом океане.

Джордан всегда удивлялся болезненной тревоге, охватывающей политиков во время надвигающихся кризисных ситуаций. Ни один избранный государственный деятель не обладал такой закалкой, выдержкой и опытом преодоления подобных ситуаций, как кадровые служащие, каким был директор Центрального разведывательного управления. И все они были неспособны заставить себя должным образом уважать или признавать ту огромную власть, которой обладали Джордан и его коллеги в области управления и направления событий в международных делах.

Джордан кивнул президенту, который был на голову выше его, и сел. Спокойно (остальным показалось, что мучительно медленно) он поставил на пол объемистый кожаный чемоданчик вроде тех, которые носят бухгалтеры, и открыл его. Затем он вытащил оттуда папку с документами.

— Имеем ли мы дело с ситуацией? — нетерпеливо спросил президент, употребив формальное кодовое наименование непосредственной угрозы гражданскому населению, например, ядерного нападения.

— Да, сэр, к сожалению, это так.

— Каковы факты?

Джордан взглянул на свой доклад просто для вида. Он уже запомнил все тридцать страниц.

— Ровно в одиннадцать часов пятьдесят четыре минуты в северной части Тихого океана, примерно в девятистах километрах к северо-востоку от острова Мидуэй, произошел сильный взрыв. Один из наших разведовательных спутников системы «Пирамидер» зарегистрировал эту вспышку и атмосферное возмущение с помощью своих фотокамер и записал ударную волну с помощью скрытых гидроакустических буев. Данные были непосредственно переданы Агентству национальной безопасности, где они были проанализированы. Затем поступили записи системы сейсмостанций, связанных с НОРАД, которые затем были переданы специалистам ЦРУ в Лэнгли.

— И какие выводы сделали специалисты? — давил на него президент.

— Они согласились, что взрыв был ядерным, — спокойно сказал Джордан. — Ничто другое не могло вызвать столь сильного возмущения.

Кроме Джордана, который казался таким невозмутимым, словно смотрел по телевизору мыльную оперу, на лицах трех других мужчин, собравшихся в Овальном кабинете, было мрачное выражение, вызванное устрашающей мыслью, которая, наконец, была высказана открыто.

— Находимся ли мы в состоянии готовности ДЕФКОМ? — спросил президент, имея в виду шкалу готовности к ядерной атаке.

Джордан утвердительно кивнул.

— Я позволил себе приказать НОРАД немедленно объявить готовность ДЕФКОМ-три и боеготовность, а также начать сосредоточение для ДЕФКОМ-два, в зависимости от того, как прореагируют Советы.

Николс посмотрел на Джордана.

— Самолеты подняты?

— Один самолет-разведчик, «Каспер SR-90», взлетел двадцать минут назад с базы ВВС Эдвардс для проверки и сбора дополнительных данных.

— Вы уверены, что ударная волна была вызвана ядерным взрывом? — спросил вице-президент, человек сорока с небольшим лет, проведший в Конгрессе всего шесть лет, прежде чем его назначили на вторую по значимости должность в стране. Законченный политик, на совещании по разведданным он чувствовал себя не в своей стихии. — Это могло быть подводное землетрясение или извержение вулкана.

Джордан отрицательно покачал головой.

— На сейсмограммах виден резкий пик, который бывает лишь при ядерных взрывах. Отражения от землетрясения вызывают более продолжительные колебания. Контрастирование записей с помощью компьютера подтвердило этот факт. Мы получим довольно точную оценку энергии взрыва в килотоннах, когда рекогносцировщик «Каспер» соберет пробы воздуха для анализа радиоактивности.

— Предварительные оценки имеются?

— Пока не будут собраны все данные, лучшие оценки — что-то между десятью и двадцатью килотоннами.

— Достаточно, чтобы сровнять с землей Чикаго, — пробормотал Николс.

Президент боялся задавать следующий вопрос, и он колебался, стоит ли это делать.

— Могло ли … могло ли случиться так, что это взорвалась одна из наших собственных подводных лодок?

— Начальник штаба ВМФ заверил меня, что ни одного нашего судна не было в радиусе пятисот километров от этого места.

— Тогда, может быть, русская подлодка?

— Нет, — ответил Джордан. — Я уведомил моего коллегу в СССР, Николая Голанова. Он поклялся, что все советские ядерные надводные суда и подлодки целы, и, вполне естественно, называет нас виновниками этого происшествия. Хотя я на сто процентов уверен, что он и его люди знают, что это не так, они никогда не признаются, что точно так же блуждают в потемках, как и мы.

— Мне незнакомо это имя, — сказал вице-президент. — Он из КГБ?

— Голанов входит в Комитет по международной и государственной безопасности при Политбюро, — терпеливо объяснил Джордан.

— Он может солгать, — предположил Николс.

Джордан пристально посмотрел на него.

— Николай и я работаем в контакте друг с другом уже двадцать шесть лет. Нам приходилось друг друга разыгрывать и дурачить, но мы никогда не лгали друг другу.

— Если ни мы, ни Советы не несем ответственности за этот инцидент, — президент размышлял вслух, его голос стал странно мягким, — то тогда кто же?

— По крайней мере у десятка других стран имеются ядерные бомбы, — сказал Николс. — Любая из них могла провести испытание.

— Вряд ли, — ответил Джордан. — Невозможно сохранить такие приготовления в тайне от нашей глобальной сети сбора разведданных. Я предполагаю, что вскоре мы выясним, что это был непреднамеренный несчастный случай — ядерное взрывное устройство, которое никто не собирался взрывать.

Некоторое время президент выглядел задумчивым, затем спросил:

— Нам известно, какой стране принадлежали суда, находившиеся вблизи места взрыва?

— Пока что не все подробности известны, но похоже, что к инциденту причастны три судна, хотя некоторые из них могли оказаться там случайно. Это норвежский грузопассажирский лайнер, японский сухогруз, перевозивший автомобили, и британское океанографическое судно, занимавшееся глубоководной разведкой морского дна.

— Там должны были быть жертвы.

— Фотографии, полученные с нашего спутника, которые были сделаны до и после инцидента, показывают, что все три судна исчезли и, вероятно, затонули во время или сразу после взрыва. Выживание людей, находившихся на борту, очень сомнительно. Если огненный шар и ударная волна не прикончили их, то сильная радиация сделает это за очень короткое время.

— Как я понимаю, спасательная экспедиция запланирована, — сказал вице-президент.

— Корабли ВМФ, базирующиеся на островах Гуам и Мидуэй, получили приказ идти к месту происшествия.

Президент все время смотрел на ковер под ногами, будто видел там что-то.

— Мне не верится, что англичане провели секретное ядерное испытание, не уведомив об этом нас. Их премьер-министр никогда бы не стал действовать у меня за спиной.

— Несомненно, это не норвежцы, — сказал вице-президент уверенным тоном.

На лице президента появилось выражение недоумения.

— И не японцы. Нет никаких данных, что они вообще когда-либо пытались создать ядерную бомбу.

— Устройство могло быть похищено и, — предположил Николс, — нелегально транспортировалось ни о чем не подозревающими норвежцами или японцами.

Джордан повел плечами, решительно отвергая это допущение.

— Я не думаю, что оно было похищено. Я готов поспорить на мое месячное жалование, что расследование докажет намеренность его перевозки к месту назначения.

— А что это за место?

— Один из двух портов на побережье Калифорнии.

Все они посмотрели на Джордана в спокойном раздумье, чудовищность ситуации едва начала доходить до них.

— «Божественная звезда» шла из Кобэ в Лос-Анджелес с более чем семью тысячами автомобилей «Мурмото» на борту, — продолжал Джордан. — «Нарвик», перевозивший сто тридцать пассажиров и смешанный груз корейской обуви, компьютеров и кухонного оборудования, шел из Пусана в Сан-Франциско.

Президент мягко улыбнулся.

— Это должно немножко уменьшить торговый дефицит.

— О Боже, — пробормотал вице-президент, покачав головой. — Ужасающая мысль. Иностранное судно тайно провозит ядерную бомбу в Соединенные Штаты.

— Что бы вы рекомендовали предпринять, Рэй?

— Мы развертываем поисковые работы немедленно. Предпочтительно использовать глубоководные спасательные аппараты ВМФ для обследования затонувших судов и выяснения того, какое судно перевозило бомбу.

Президент и Николс обменялись понимающими взглядами. Затем президент посмотрел на Джордана.

— Я считаю, что адмирал Сэндекер и его морские инженеры из НУМА лучше подготовлены для глубоководных операций. Я поручаю вам, Рэй, ознакомить его с ситуацией.

— Разрешите мне не согласиться с вами, господин президент. Мы можем надежнее обеспечить секретность операций, имея дело с ВМФ.

Президент лукаво посмотрел на Джордана.

— Я понимаю вашу озабоченность. Но прошу поверить мне. НУМА — Национальное агентство подводных и морских исследований — способно справиться с этим заданием, не допустив при этом утечки информации.

Джордан поднялся с диванчика, профессионально раздраженный тем, что президент знал нечто ему неизвестное. Он мысленно дал себе зарок выяснить, в чем тут дело, при первой возможности.

— Если Дейл предупредит адмирала, я немедленно направляюсь к нему.

Президент протянул ему руку.

— Спасибо, Рэй. Вы и ваши люди сделали превосходную работу за такое короткое время.

Николс сопровождал Джордана, когда тот покинул Овальный кабинет, направляясь к зданию НУМА. Как только они оказались в холле, Николс тихо спросил Джордана:

— Строго между нами, кто, по вашему мнению, стоит за попыткой нелегально провезти бомбу в нашу страну?

Джордан немного подумал и затем ответил пугающе ровным тоном:

— Мы будем знать ответ на этот вопрос в течение следующих двадцати четырех часов. Самый важный вопрос, тот, что чертовски беспокоит меня, это почему и для чего.

Глава 7

Воздух внутри подводного аппарата стал душным и влажным. Капли конденсата стекали по стенкам сферы, и концентрация углекислого газа приближалась к смертельной. Никто не шевелился, и они редко разговаривали друг с другом, чтобы экономить воздух. После одиннадцати с половиной часов после разрушения сферы с кислородными приборами их аварийный запас кислорода был почти полностью израсходован, а те скудные резервы электрической мощности, которые еще сохранились в аварийных аккумуляторах, уже не могли обеспечивать работу прибора, поглощающего углекислый газ.

Страх и ужас понемногу уступили место покорности судьбе. За исключением того, что каждые пятнадцать минут Планкетт ненадолго включал освещение, чтобы прочесть показания приборов системы жизнеобеспечения, они тихо сидели в темноте, каждый погруженный в собственные мысли.

Планкетт сосредоточился на слежении за приборами и возился со своим оборудованием, отказываясь поверить, что его любимый аппарат может отказаться подчиняться его командам. Салазар сидел как статуя, поникнув в своем кресле. Он казался замкнувшимся в себе и едва сознавал происходящее. Хотя лишь минуты отделяли его от впадения в окончательный ступор, он не мог представить себе того, что неизбежно должно последовать дальше. Ему хотелось умереть и покончить со всем этим.

Стаси вызывала в своем воображении фантазии детства, притворяясь, что она находится в другом месте и в другое время. Ее прошлое проходило перед ней потоком образов. Как она играет на улице в бейсбол со своими братьями, катается на своем новеньком велосипеде, подаренном ей на Рождество, идет на свой первый школьный бал с парнем, который ей не нравился, но который был единственным, кто ее пригласил. Она почти слышала мелодии, раздававшиеся в бальном зале отеля. Она забыла название группы музыкантов, но помнила сами песни. Одна из них, «Мы можем никогда вновь не пройти этой дорогой» Силса и Крофтса, была ее любимой песней. Она закрыла глаза и представила себе, что она танцует с Робертом Редфордом.

Она покачивала головой в такт воображаемой музыке. Что-то тут было не так. Песня, звучавшая в ее мозгу, была не из середины семидесятых. Она скорее походила на старую джазовую мелодию, чем на рок-музыку ее молодости.

Она очнулась, открыла глаза и увидела только черный мрак.

— Они играют не ту музыку, — пробормотала она.

Планкетт включил свет.

— Что это было?

Даже Салазар непонимающе поднял глаза и прошептал:

— У нее галлюцинации.

— Они должны были играть «Мы можем никогда вновь не пройти этой дорогой», но это какая-то другая мелодия.

Планкетт посмотрел на Стаси. Его лицо смягчилось от печали и сочувствия.

— Да, я тоже это слышу.

— Нет, нет, — запротестовала она. — Это не та музыка. Песня другая.

— Как скажешь, — ответил ей Салазар, задыхаясь. Его легкие разрывались от боли в попытках уловить из спертого воздуха как можно больше кислорода. Он ухватил Планкетта за руку. — Ради Бога, парень. Отключи системы и покончи с этим. Разве ты не видишь, что она мучается; мы все мучаемся.

Грудь Планкетта тоже болела. Он прекрасно знал, что не было смысла продлевать их страдания, но он не мог отбросить в сторону первобытное стремление цепляться за жизнь до последнего вздоха.

— Мы переживем это, — сказал он уверенным тоном. — Возможно, другой глубоководный аппарат был доставлен самолетом на «Неукротимый».

Салазар глядел на него потускневшим взором, его сознание едва держалось за тонкую ниточку реальности.

— Ты сходишь с ума. На семь тысяч километров вокруг нет другого глубоководного аппарата. И даже если его доставили и «Неукротимый» все еще на плаву, им понадобится еще восемь часов, чтобы осуществить погружение и встречу с нами.

— Я не могу спорить с тобой. Никто из нас не хочет остаться навек в затерянной могиле на дне океана. Но я не могу отказаться от надежды.

— Сумасшествие, — повторил Салазар. Он наклонился вперед в своем кресле и качал головой из стороны в сторону, словно стараясь стряхнуть с себя все усиливающуюся боль. Он выглядел так, как будто с каждой проходящей минутой старел на год.

— Разве ты не слышишь? — пробормотала Стаси низким, хриплым голосом. — Они приближаются.

— Она тоже сошла с ума, — прохрипел Салазар.

Планкетт поднял руку.

— Тихо! Я тоже это слышу. Где-то снаружи действительно что-то есть.

Салазар не ответил ничего. Он уже слишком далеко ушел от всего, что творилось вокруг, чтобы думать или говорить последовательно. Обруч нестерпимой боля все туже сжимался вокруг его груди. Жажда воздуха заглушила все его мысли, кроме одной: он сидел здесь и хотел, чтобы смерть пришла скорее.

Стаси и Планкетт вдвоем вперились глазами во мрак, окружающий сферу. Уродливое животное с крысиным хвостом проплыло в облачке рассеянного света, источаемого изнутри «Олд Герт». У него не было глаз, но оно описало круг около сферы, держась от нее на расстоянии двух сантиметров, прежде чем отправиться по своим делам, которые у него были здесь, в глубинах.

Внезапно вода замерцала. Что-то двигалось к ним издали, что-то огромное. Затем странное голубоватое сияние проступило из темноты, сопровождаемое голосами, поющими слова, слишком искаженные водой, чтобы их можно было разобрать.

Стаси глядела на это, как загипнотизированная, а Планкетт почувствовал, что у него по телу бегут мурашки. Это должен быть какой-то сверхъестественный ужас, подумал он. Чудовище, порожденное его мозгом, погибающим от кислородного голодания. То, что приближалось к ним, никоим образом не могло быть реальным. Образ пришельца из другого мира снова возник в его сознании. Напряженный и испуганный, он ожидал, пока это не окажется поближе, рассчитывая использовать остатки заряда аварийного аккумулятора для включения прожекторов наружного освещения. Было ли это чудище из бездны или что-то другое, он понимал, что это будет последнее, что ему суждено увидеть на земле.

Стаси нагибалась к боковой стороне кабины, пока не прижалась носом к внутренней поверхности сферы. Хор голосов отдавался эхом в ее ушах.

— Я тебе говорила, — напряженно прошептала она. — Я тебе говорила, что слышала пение. Послушай.

Планкетт теперь уже мог с трудом разобрать слова, очень слабые и далекие. Он подумал, что, должно быть, сошел с ума, и попытался убедить себя в том, что нехватка пригодного для дыхания воздуха вытворяет всякие фокусы с его глазами и ушами. Но голубой свет становился все ярче, и он узнал эту песню.

О, что за времечко я проводил

С русалочкой Минни на дне морском.

Как ее полюбил, все печали забыл.

Чертовски мила была Минни со мной.

Он повернул рычажок наружного освещения. Планкетт неподвижно застыл в своем кресле. Он был вымотан до предела, как последняя собака, хуже, чем собака. Его сознание отказывалось принять то, что вдруг материализовалось из черного мрака, и он начисто вырубился.

Стаси настолько оцепенела от шока, что не могла отвести глаз от призрака, ползущего к их сфере. Огромная машина, перемещающаяся на гусеницах, напоминающих тракторные, на которой была закреплена продолговатая конструкция вроде фюзеляжа самолета, а под ней — два причудливой формы манипулятора, подкатилась к ним и остановилась, слегка покачиваясь, под светом прожекторов «Олд Герт».

Неясная фигура, похожая на человека, сидела в прозрачной носовой части странного транспортного средства, находившегося всего в двух метрах от их сферы. Стаси крепко зажмурилась и снова открыла глаза. После этого смутная, расплывчатая неясная человеческая фигура приобрела четкие очертания. Теперь Стаси могла хорошенько рассмотреть его. Он был одет в бирюзового цвета спортивный комбинезон, расстегнутый спереди, спутанные черные космы на его груди были того же оттенка, что и густые черные волосы на голове. Мужественное, обветренное лицо незнакомца казалось высеченным из грубого камня, а веселые морщинки, разбегающиеся от прищуренных, неправдоподобно зеленых глаз, дополнялись игравшей на губах легкой улыбкой.

Он глядел на нее с изумлением и интересом. Затем он протянул руку за спину, достал блокнот, положил его на колени и начал что-то писать. Через несколько секунд он оторвал листок бумаги и поднял его перед собой, держа у окна кабины своего аппарата так, чтобы она могла прочитать написанное.

Стаси напряглась, чтобы сфокусировать взгляд на листочке. Ей с трудом удалось разобрать слова: «Добро пожаловать на „Мокрые делянки“. Держитесь, пока мы не присоединим кислородный шланг».

«Разве такое испытывают люди, когда они умирают?» — недоумевала Стаси. Она читала, что умирающие проходят сквозь какие-то туннели, прежде чем выйти в залитое светом пространство, где их встречают родные и близкие, умершие раньше них. Но этого человека она никогда прежде не встречала. Откуда он взялся?

Прежде чем она смогла собрать вместе кусочки этой головоломки, дверь закрылась, и она поплыла в забытье.

Глава 8

Дирк Питт стоял в одиночестве в центре просторной куполообразной камеры, засунув руки в карманы своего форменного комбинезона сотрудника НУМА, и внимательно рассматривал «Олд Герт». Его дымчатые глаза отрешенно скользили по аппарату, который, как сломанная игрушка, лежал на гладком черном каменном полу, вытесанном в монолите застывшей лавы. Затем он медленно пролез через люк и, приземлившись в откидывающемся кресле пилота, стал изучать приборы, смонтированные на пульте управления.

Питт был высоким, мускулистым, широкоплечим мужчиной с прямой осанкой, и тем не менее он двигался с кошачьей ловкостью, в которой чувствовалась решимость.

Во всем его облике даже посторонний сразу ощущал непреклонную волю и упрямство, и все же он никогда не испытывал недостатка в друзьях и союзниках — и среди высших государственных служащих, и среди людей, с правительством не связанных, которые уважали и любили его за ум и преданность. Бодрость духа сочеталась в нем со сдержанным юмором и добродушным характером — черты, которые множество женщин находили особенно привлекательными, — и хотя он любил их общество, самой его пылкой страстью было море.

В качестве руководителя специальных проектов НУМА он проводил под водой почти столько же времени, как и на суше. Его излюбленным спортом было подводное плавание; он редко переступал порог гимнастического зала. Уже много лет прошло с тех пор, как он бросил курить, тщательно контролировал свою диету и пил весьма немного. Он был постоянно занят, ни минуты не сидел на месте и, выполняя свою работу, проходил до пяти миль в день. На втором месте после работы самое большое удовольствие он получал от плавания внутри призрачных остовов затонувших кораблей.

Снаружи от аппарата раздались шаги, пересекавшие высеченный в скальном массиве гладкий пол под изогнутыми стенами сводчатого потолка камеры. Питт повернулся вместе с креслом назад и взглянул на своего давнего друга и компаньона по работе в НУМА Ала Джиордино.

Волосы Джиордино были столь же черны, как у Питта, но не волнистые, а курчавые. Его гладкое лицо выглядело румяным под светом горевшей под потолком яркой газоразрядной лампы, работающей на парах натрия, а его губы были сложены в привычную для них лукавую улыбку. Джиордино был мал ростом, его макушка как раз доставала Питту до плеча. Но его руки украшали могучие бицепсы, а грудь выдавалась вперед, как стальной шар, которым сносят дома; вместе с его решительной походкой — все это создавало впечатление, что если он сам не остановится, то он просто пройдет насквозь через забор или стену, оказавшиеся на его пути.

— Ну, и как тебе эта штуковина? — спросил он Питта.

— Англичане соорудили весьма симпатичную игрушку, — восхищенно ответил Питт, вылезая из люка.

Джиордино посмотрел на раздавленные сферы и покачал головой.

— Им повезло. Еще пять минут, и мы нашли бы трупы.

— Как они там?

— Быстро приходят в себя, — ответил Джиордино. — Они в камбузе пожирают наши съестные припасы и требуют, чтобы их вернули на корабль наверху.

— Кто-нибудь уже ввел их в курс дела? — спросил Питт.

— Как ты приказал, их не выпускали из кают экипажа, и всякий приближающийся к ним на расстояние плевка ведет себя, как глухонемой. От этого представления наши гости на стенки лезут. Они бы отдали свои левые почки, чтобы узнать, кто мы, откуда взялись и как умудрились построить обитаемую станцию в океане на такой глубине.

Питт снова посмотрел на «Олд Герт» и затемшироким жестом обвел рукой вокруг себя.

— Мы годами хранили наш проект в тайне, и вот вся секретность насмарку, — пробормотал он, внезапно рассердившись.

— Ну, ты тут ни при чем.

— Лучше было мне оставить их подыхать там, чем ставить под угрозу наш проект.

— Кого ты хочешь провести? — рассмеялся Джиордино. — Я видел, как ты подбирал на улице раненых собак и вез их к ветеринару. Ты даже платил по счетам за их лечение, хотя это не ты их сбил. Ты большой добряк, приятель. К черту секретный проект. Ты спас бы этих людей, даже если бы они были больны бешенством, проказой и черной оспой.

— Неужели меня так просто раскусить?

Поддразнивающий взгляд Джиордино смягчился.

— Я был тем парнем, который поставил тебе синяк под глазом в детском саду, ты же помнишь, а ты в отместку расквасил мне нос бейсбольной битой. Я знаю тебя лучше, чем твоя собственная мать. Внешне ты можешь казаться мерзким ублюдком, но внутри ты ужасно чувствительный.

Питт посмотрел вниз на Джиордино.

— Ты, конечно, понимаешь, что эта игра в добрых самаритян грозит нам кучей неприятностей от адмирала Сэндекера и Министерства обороны.

— Это уж как пить дать. Кстати, адмирал легок на помине. Связисты только что получили шифровку. Адмирал сейчас на пути в Вашингтон. Его самолет приземлится через два часа. Вряд ли это можно назвать заблаговременным предупреждением. Мне приказано подготовить аппарат к всплытию на поверхность и встретить адмирала.

— Он, должно быть, спятил, — задумчиво прознес Питт.

— Готов поспорить, что его неожиданный визит как-то связан с этим диким возмущением.

Питт утвердительно кивнул и улыбнулся.

— Тогда нам уже нечего терять, и мы можем открыть занавес перед нашими гостями.

— Абсолютно нечего, — согласился Джиордино. — Как только адмирал узнает про историю с британским аппаратом, он прикажет держать их под стражей до тех пор, пока мы так или иначе не свернем весь проект.

Питт повернулся и пошел к круглой двери-люку. Рядом с ним шагал Джиордино. Лет шестьдесят тому назад куполообразная камера могла бы быть архитектурной фантазией об ангаре для будущего летательного аппарата, но эта конструкция не укрывала никакого воздушного судна от дождя, снега или летнего солнца. Пластиковые стены камеры, армированные углеродными и керамическими волокнами, укрывали глубоководный вездеход на глубине 5400 метров от поверхности моря. Кроме «Олд Герт», на выровненном полу камеры находился огромный, похожий на трактор аппарат, верхняя часть которого представляла собой сигарообразный герметичный корпус. Рядом с ним бок о бок стояли два аппарата меньшего размера, напоминавшие тупорылые ядерные подлодки, у которых вырезали центральные части корпуса и соединили нос с кормой. Несколько мужчин и одна женщина суетились вокруг этих аппаратов, проверяя и налаживая бортовые системы.

Питт шел по узкому цилиндрическому туннелю, выглядящему как обыкновенная дренажная труба, и миновал два отсека с куполообразными и сводчатыми потолками. Нигде не было видно ни прямых углов, ни острых кромок. Все внутренние поверхности были закруглены, чтобы сама их форма могла надежно противостоять огромному внешнему давлению водных масс.

Они вошли в небольшую, спартански обставленную столовую. Единственный длинный стол и стоявшие рядом с ним стулья были отштампованы из алюминия, а камбуз был не больше, чем кухня вагона-ресторана. Два члена экипажа станции стояли по обе стороны двери, не спуская глаз с нежеланных гостей.

Планкетт, Салазар и Стаси собрались в кучку у противоположного конца стола и вполголоса переговаривались между собой, когда Питт и Джиордино вошли в столовую. Их голоса сразу оборвались на полуслове, и они подозрительно взглянули на двух незнакомцев.

Чтобы разговаривать с ними на равных, Питт солидно уселся на ближайший к ним стул и быстро оглядел всех трех, как инспектор полиции осматривает выстроившихся полицейских. Затем он вежливо поздоровался.

— Будем знакомы. Меня зовут Дирк Питт. Я возглавляю проект, на который вы случайно наткнулись.

— Слава Богу! — воскликнул Планкетт. — Наконец нам попался кто-то, умеющий разговаривать.

— И к тому же по-английски, — добавил Салазар.

Питт жестом указал на Джиордино.

— Мистер Альберт Джиордино, наш главный строитель и хозяйственный руководитель. Он с удовольствием покажет вам нашу станцию, разместит вас по каютам и поможет вам решить ваши бытовые проблемы — одежда, зубные щетки и так далее, все, что вам потребуется.

Все обменялись рукопожатиями через стол и назвали свои имена. Джиордино заказал всем по чашке кофе, и три гостя с «Олд Герт» наконец начали чувствовать себя уютно.

— Я скажу от имени всех нас, — серьезным тоном произнес Планкетт, — благодарю вас за то, что вы спасли наши жизни.

— Ал и я чрезвычайно рады, что мы успели вовремя до вас добраться.

— Судя по вашему произношению, вы американец, — сказала Стаси.

Питт поймал ее взгляд и грозно посмотрел ей прямо в глаза.

— Да, мы все здесь из Соединенных Штатов.

Стаси, казалось, побаивалась Питта, как лань боится горного льва, но при этом он странно притягивал ее к себе.

— Вы тот человек, которого я видела в этом странном аппарате, прежде чем потеряла сознание.

— В глубинном донном экскаваторе, так он называется официально, — поправил ее Питт. — Здесь все зовут его «Большой Джон». Он предназначен для взятия проб грунта с морского дна.

— Это американское предприятие по добыче ископаемых? — недоверчиво спросил Планкетт.

Питт кивнул.

— Глубоко засекреченный проект пробного освоения и геологоразведки дна океана, финансируемый правительством Соединенных Штатов. Прошло восемь лет от первоначальной разработки проекта, за это время осуществлено строительство станции и начата ее эксплуатация.

— Как вы ее называете?

— Существует забавное кодовое название, но мы любовно называем это место «Мокрые делянки».

— Как удается держать в тайне такой проект? — спросил Салазар. — Вам необходимо держать на поверхности группу кораблей снабжения и обеспечения, которую легко обнаружить с проходящих судов и спутников.

— Наша небольшая обитаемая станция полностью автономна. У нас есть основанная на последних технических достижениях система жизнеобеспечения, вырабатывающая кислород из морской воды и позволяющая нам работать при атмосферном давлении, опреснительная установка, снабжающая нас чистой пресной водой для питья, теплоснабжение из гидротермальных источников, имеющихся на морском дне, немного пищи мы добываем из двустворчатых моллюсков, улиток, креветок и крабов, водящихся вокруг этих горячих ключей, и мы пользуемся антисептическими салфетками и ультрафиолетовым облучением, чтобы предотвратить рост бактерий. Все расходуемые материалы и запасные части, которые мы не можем производить самостоятельно, сбрасываются с воздуха в море в специальных контейнерах и подбираются на дне. Если возникает необходимость замены персонала станции, один из наших глубоководных аппаратов поднимается на поверхность, где его встречает реактивный самолет-амфибия.

Планкетт просто кивнул. Он чувствовал себя как во сне, только этот сон был реальностью.

— У вас должен быть какой-то неслыханный метод поддерживать связь с внешним миром, — сказал Салазар.

— Плавучий буй-передатчик, связанный кабелем со станцией. Передача и прием радиограмм ведется через спутник связи. Ничего экзотического, но весьма эффективно.

— Как давно вы находитесь здесь, внизу?

— Мы не видели солнца чуть больше четырех месяцев.

Планкетт с удивлением слушал этот разговор, уставясь в свою чашку кофе. Наконец он тоже решил принять в нем участие.

— Я и не подозревал, что ваша технология развилась настолько, что вы можете содержать исследовательскую станцию на таких глубинах.

— Нас можно считать исследователями-первопроходцами, — гордо сказал Питт. — Мы одновременно осуществляем несколько проектов. Кроме испытания оборудования, наши инженеры и ученые изучают биологию моря, геологию и минералогию морского дна и составляют компьютеризованную базу данных о результатах своих исследований. Сама разработка ископаемых с помощью драг и проходки скважин запланированы на пока не реализованных этапах проекта.

— Как много людей на станции?

Питт отпил глоток кофе, прежде чем ответить.

— Немного. Двенадцать мужчин и две женщины.

— Я вижу, у ваших женщин традиционные обязанности, — кисло отметила Стаси, кивнув на хорошенькую рыжеволосую женщину лет под тридцать, шинковавшую овощи в камбузе.

— Сара делает это добровольно. Она также ведет наши компьютерные базы данных, выполняя одновременно две работы, как и большинство из нас.

— Я предполагаю, что другая женщина совмещает обязанности уборщицы и механика по обслуживанию оборудования.

— Вы почти угадали, — ответил ей Питт с язвительной улыбкой. — Джилл действительно выручает нас в качестве инженера по морскому оборудованию. Она также наш постоянный специалист-биолог. И на вашем месте я бы не стал читать ей лекции по правам женщин на морском дне. Она заняла первое место на чемпионате по культуризму среди женщин, завоевав титул «Мисс Колорадо», и может выжать двести фунтов.

Салазар отодвинул свой стул от стола и вытянул ноги.

— Бьюсь об заклад, что ваши военные связаны с этим проектом.

— Здесь вы не найдете ни одного человека, носящего форму и имеющего воинское звание, — уклончиво ответил Питт. — Мы все здесь сугубо штатские люди, научные бюрократы.

— Одну вещь мне хотелось бы от вас услышать, — сказал Планкетт, — объяснение того, как вы узнали, что мы терпим бедствие и где нас нужно искать.

— Ал и я ехали по нашим следам, оставшимся от более ранней экспедиции по сбору проб грунта, чтобы найти датчик золота, который каким-то образом упал с «Большого Джона», и оказались в радиусе слышимости вашего подводного телефона.

— Мы услышали ваши тревожные вызовы, очень слабые, и направились в ту сторону, откуда они исходили, — закончил ответ Джиордино.

— Когда мы нашли ваш аппарат, — продолжил Питт, — Ал и я не могли перенести вас из вашего аппарата в наш экскаватор, вас просто раздавило бы в лепешку давление воды. Наша единственная надежда состояла в том, чтобы воспользоваться манипуляторами «Большого Джона», чтобы подключить кислородный шланг к вашему наружному аварийному патрубку. К счастью, ваш адаптер и наш точно подошли друг к другу.

— Затем мы использовали оба манипулятора, чтобы зацепиться за ваши подъемные крюки, — вступил в разговор Джиордино, изобразив обеими руками, как это было сделано, — и потащили ваш аппарат в нашу камеру-гараж, въехав туда вместе с ним через шлюзовую камеру.

— Вы спасли «Олд Герт»? — с удивлением спросил Планкетт, сразу повеселев.

— Ваш аппарат находится в нашем гараже, — ответил Джиордино.

— Как скоро мы сможем вернуться на наше базовое судно? — скорее потребовал, нежели спросил Салазар.

— Боюсь, что некоторое время это будет невозможно, — ответил Питт.

— Но мы должны сообщить команде нашего базового судна, что мы живы, — запротестовала Стаси. — Вы же наверняка можете с ними связаться?

Питт и Джиордино обменялись быстрыми взглядами. Затем Питт сказал:

— Когда мы ехали выручать вас, нам попалось по пути сильно поврежденное судно, недавно опустившееся на дно.

— Нет, это не мог быть «Неукротимый», — пробормотала Стаси, отказываясь верить такой скверной новости.

— Оно было сильно разрушено, как будто его смяло сильным взрывом, — заметил Джиордино. — Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь спасся.

— Два других судна были поблизости, когда мы начинали погружение, — привел свои доводы Планкетт. — Это, наверно, было одно из них.

— Трудно сказать, — допустил Питт. — Что-то случилось там наверху. Какая-то огромная турбулентность. У нас не было времени изучать это, и сейчас у нас нет никаких надежных ответов.

— Наверняка вы ощутили ту же ударную волну, которая повредила наш аппарат.

— Эта станция расположена в защищенной долине вне зоны разлома, в тридцати километрах от того места, где мы нашли вас и затонувшее судно. То, что осталось от ударной волны, прошло над нами. Все, что мы испытали, — это несильный порыв течения и метель из частичек ила, когда донные осадки были взбаламучены.

Стаси тем не менее сердито посмотрела на Питта.

— Вы собираетесь держать нас в качестве пленников?

— Это не совсем то слово, которое я собирался употребить. Но поскольку это действительно глубоко засекреченный проект, я обязан попросить вас еще какое-то время воспользоваться нашим гостеприимством.

— И долго будет продолжаться это «какое-то время»? — осторожно поинтересовался Салазар.

Питт сардонически взглянул на маленького мексиканца.

— Мы не предполагали возвращаться на поверхность еще шестьдесят дней.

Воцарилось молчание. Планкетт посмотрел сначала на Салазара, потом на Стаси и, наконец, на Питта.

— Черт подери! — воскликнул он с горечью. — Вы не можете держать нас здесь два месяца.

— Моя жена, — простонал Салазар. — Она подумает, что я мертв.

— У меня дочь, — сказала Стаси, быстро смиряясь.

— Положитесь на меня, — тихо сказал Питт. — Я понимаю, что кажусь бессердечным тираном, но ваше присутствие поставило меня в затруднительное положение. Когда мы лучше сможем понять, что случилось наверху, и я переговорю со своим руководством, мы сможем найти какой-то выход.

Питт замолчал, когда он заметил, что Кейт Харрис, сейсмолог проекта, стоит в дверях, кивая Питту, чтобы он вышел поговорить с ним снаружи.

Питт извинился и подошел к Харрису. Он сразу заметил выражение тревоги в глазах сейсмолога.

— У нас проблема? — спросил он кратко.

Харрис ответил сквозь свою пышную седую бороду, в масть волосам:

— Это возмущение вызвало все растущий шлейф толчков в морском дне. Пока что большинство из них слабые и неглубокие. Фактически мы еще не можем их ощущать. Но их частота и сила нарастают.

— И что это означает?

— Мы находимся на разломе, который чертовски неустойчив, — продолжал Харрис. — К тому же это вулканически активная зона. Энергия напряжений земной коры высвобождается с такой скоростью, которой мне никогда прежде не приходилось наблюдать. Я опасаюсь, что может произойти серьезное землетрясение с магнитудой шесть с половиной баллов.

— Этого нам ни за что не пережить, — сказал Питт с каменным выражением лица. — Одна трещина в одном из наших куполов, и давление воды раздавит всю станцию, как горошины под паровым молотом.

— Мне это видится точно так же, — сказал Харрис мрачно.

— Сколько у нас времени?

— Невозможно предсказать такие вещи сколь-нибудь надежно. Я понимаю, что это не слишком успокаивает, я могу только гадать, но, судя по скорости нарастания силы толчков, я бы сказал, что, наверно, часов двенадцать.

— Этого достаточно для эвакуации.

— Но я могу ошибиться. — Харрис, заколебавшись, попытался взять свои слова назад. — Если это действительно начальные ударные волны, то сильный толчок может произойти с минуты на минуту. С другой стороны, столь же возможно, что толчки могут затихнуть и совсем прекратиться.

Он еще не успел договорить эти слова, как они оба почувствовали, что пол под их ногами слегка дрожит и кофейные чашки на обеденном столе начали позвякивать на блюдечках.

Питт посмотрел на Харриса, и его губы раздвинулись в напряженной улыбке.

— Похоже, что время не на нашей стороне.

Глава 9

Сотрясения нарастали с ужасающей быстротой. Отдаленный рокот, казалось, придвинулся ближе. Затем раздались резкие звуки ударов, когда небольшие камешки покатились по склонам каньона и застучали по стенкам станции. Все, как зачарованные, смотрели на огромную выгнутую крышу камеры, в которой размещалось оборудование, замирая от страха, что обвал может повредить купол. Достаточно маленького отверстия, и вода устремится внутрь с разрушительной силой тысячи пушек.

Все было тихо, никакой паники. Кроме одежды, которая была на них, не брали ничего, кроме дискет с компьютерными файлами данных проекта. Хватило восьми минут, чтобы экипаж станции собрался и подготовил глубоководные аппараты к всплытию.

Питт мгновенно понял, что нескольким из них придется умереть. Два обитаемых аппарата были рассчитаны самое большее на шесть человек каждый. Можно втиснуть на борт семерых — итого четырнадцать — как раз численность команды участников проекта, — но ни одним человеком больше. А теперь они были обременены незапланированным присутствием экипажа «Олд Герт».

Толчки уже становились и сильнее, и чаще. Питт не видел никакой возможности, чтобы аппарат достиг поверхности, разгрузил спасенных и успел опять спуститься достаточно быстро, чтобы спасти оставшихся. Путь в оба конца занял бы не меньше четырех часов. Конструкции станции постепенно ослаблялись усиливающимися толчками, и оставались считанные минуты, прежде чем они поддадутся и будут раздавлены натиском океана.

Джиордино прочел зловещие признаки в застывшем выражении лица Питта.

— Нам придется сделать два рейса. Мне лучше подождать следующего…

— Сожалею, старина, — оборвал его Питт. — Ты поведешь первый аппарат. Я последую за тобой на втором. На поверхности высадишь пассажиров на надувные плотики и ныряй, как черт, за теми, кому придется остаться.

— Я никак не смогу успеть вовремя, — нервно ответил Джиордино.

— Ты можешь предложить что-нибудь получше? Джиордино покачал головой, признавая свое поражение.

— Кто вытащит короткий конец спички?

— Британский исследовательский экипаж.

Джиордино застыл.

— Никаких добровольцев? Не похоже на тебя оставлять женщину.

— Я обязан первым делом спасти наших собственных людей, — холодно ответил Питт.

Джиордино пожал плечами, его лицо выражало неодобрение.

— Мы спасли их, а теперь подписываем им смертный приговор.

Продолжительное, сильное сотрясение прошлось по морскому дну, сопровождаемое глубокой, зловещей вибрацией. Десять секунд. Питт внимательно смотрел вниз, на свои ручные часы. Толчок продолжался десять секунд. Затем все затихло опять, мертвая, глухая тишина.

Джиордино секунду внимательно смотрел в глаза своему другу. Он не смог прочесть в них ни малейших признаков страха. Питт казался неправдоподобно безучастным. У Джиордино не было никаких сомнений, что Питт лгал. Он никогда, ни секунды не предполагал пилотировать второй аппарат. Питт твердо решил, что он должен последним покинуть станцию.

Теперь было уже слишком поздно пытаться заставить его изменить свое решение. Ни для споров, ни для прощаний не оставалось ни секунды. Питт сгреб Джиордино рукой и наполовину швырнул, наполовину протолкнул крепкого маленького итальянца через отверстие люка первого аппарата.

— Ты окажешься на поверхности как раз вовремя, чтобы приветствовать адмирала. Передай ему мои наилучшие пожелания, — сказал он.

Джиордино не смог его услышать. Голос Питта был заглушен падением куска скальной породы, разбившегося о купол с таким грохотом, что все вокруг них затряслось. Затем Питт захлопнул крышку люка и исчез из вида.

Шестеро крупных мужчин внутри аппарата, казалось, заполняли своими телами каждый квадратный сантиметр пола кабины. Они молчали, избегая смотреть друг другу в глаза. Затем, как в последние секунды игры взгляды болельщиков следят за полетом футбольного мяча, они с нетерпением наблюдали, как Джиордино, извиваясь угрем, протискивается между их плотно прижатыми друг к другу телами к сиденью пилота.

Он быстро включил электромоторы, покатившие аппарат по рельсам в шлюзовую камеру. Он в дикой спешке провернул всю процедуру проверки жизненно важных систем и едва успел запрограммировать компьютер, как массивная внутренняя дверь шлюза закрылась и вода начала затоплять его через специальные ограничительные дроссели, с шумом просачиваясь из холодного, как лед, океана. В ту же секунду, как шлюз был заполнен и внутреннее давление уравновесило огромное наружное давление, компьютер автоматически открыл наружную дверь шлюза. Тогда Джиордино перешел на ручное управление, включил тяговые двигатели на максимальную мощность и повел аппарат навстречу волнам, плещущим далеко наверху.

Пока Джиордино и его пассажиры находились в шлюзовой камере, Питт быстро переключился на посадку пассажиров во второй аппарат. Он приказал женщинам из команды НУМА войти первыми. Затем он молча кивнул Стаси, чтобы она последовала за ними.

Она нерешительно замешкалась у отверстия люка, бросив на Питта напряженный, вопрошающий взгляд. Она стояла совершенно неподвижно, словно оцепенев от того, что происходило вокруг нее.

— Вы собираетесь умереть из-за того, что я заняла ваше место? — мягко спросила она.

На лице Питта вспыхнула улыбка сорвиголовы.

— До встречи на террасе отеля «Халекалани» в Гонолулу. Ждите меня, выпьем на закате солнца коктейль с ромом.

Она попыталась что-то сказать в ответ, но, прежде чем нашла слова, стоящий в очереди за ней мужчина не слишком вежливо втолкнул ее в люк.

Питт подошел к Дейву Лоудену, главному инженеру подводных аппаратов. Примерно столь же взволнованный, сколь спокойный, Лоуден одной рукой застегивал молнию своей кожаной куртки пилота бомбардировщика, а другой одновременно поправлял на носу очки без оправы.

— Вы хотели бы, чтобы я выполнял обязанности второго пилота? — тихо спросил Лоуден.

— Нет, вы доведете аппарат наверх самостоятельно, — сказал Питт. — Я буду дожидаться возвращения Джиордино.

Лоуден не смог скрыть огорчения, проступившего на его лице.

— Лучше тогда остаться мне, чем вам.

— У вас чудесная жена и трое маленьких детей. Я холостяк. Суйте свою задницу в этот аппарат, и побыстрее. — Питт повернулся спиной к Лоудену и подошел к месту, где стояли Планкетт и Салазар.

Планкетт тоже не проявлял никаких признаков страха. Огромный морской инженер выглядел столь же умиротворенным, как пастух овец, привычно поглядывающий на свое стадо во время весеннего дождичка.

— У вас есть семья, док? — спросил Питт.

Планкетт слегка покачал головой.

— У меня? Нет, черт возьми. Я убежденный старый холостяк.

— Я так и думал.

Салазар нервно потирал ладони друг о друга, в его глазах был испуганный блеск. Он до боли ясно осознавал свою беспомощность и неизбежность скорой гибели.

— Вы, кажется, говорили, что у вас есть жена? — спросил Питт, обращаясь к Салазару.

— И сын, — пробормотал он. — Они сейчас в Веракрусе.

— Там есть место еще для одного. Быстро прыгайте внутрь.

— Я буду восьмым, — тупо сказал Салазар. — Я думал, ваши аппараты вмещают только семерых.

— Я поместил самых крупных мужчин в первый аппарат и затолкнул самых маленьких и трех женщин во второй. Там осталось достаточно места, чтобы такой тощий парень, как ты, мог туда протиснуться.

Не сказав «спасибо», Салазар влез в аппарат, и Питт захлопнул крышку люка прямо за его пятками. Затем Лоуден плотно задраил люк изнутри.

Когда аппарат вкатился в шлюз и дверь последнего закрылась с бередящей душу окончательностью, Планкетт хлопнул Питта по спине своей огромной медвежьей лапой.

— А вы храбрый парень, мистер Питт. Никто не смог бы сыграть Господа Бога лучше вас.

— Сожалею, что мне не удалось найти еще одного места для вас.

— Это неважно. Сочту за честь умереть в хорошей компании,

Питт уставился на Планкетта, в его глазах было легкое удивление.

— А разве здесь кто-нибудь говорил хоть слово о том, чтобы умереть?

— Послушай, парень. Я знаю, что такое море. Не нужно быть великим сейсмологом, чтобы прекрасно понимать, что весь ваш проект вот-вот рухнет на наши головы.

— Док, — спокойно сказал Питт, стараясь, чтобы его можно было услышать сквозь грохот толчков, — верьте мне.

Планкетт очень скептически посмотрел на Питта.

— Вы знаете что-то, чего не знаю я?

— Давайте просто скажем, что мы садимся на последний корабль, покидающий «Мокрые делянки».

Двенадцать минут спустя ударные волны пошли непрерывной чередой. Тонны скальных пород обрушились со стен каньона, ударив по куполам станции с сокрушительной силой.

Наконец поврежденные стены подводного жилища схлопнулись внутрь, и миллионы литров ледяной воды ворвались, кипя, и смели дочиста все, что построили люди, словно здесь ничего и не было.

Глава 10

Первый аппарат вынырнул во впадине между волнами, по инерции выпрыгнул в воздух, как кит, и шлепнулся на брюхо в бирюзовую воду. Волнение заметно уменьшилось, небо было кристально чистым, и валы зыби едва достигали метровой высоты.

Джиордино быстро дотянулся до крышки люка, ухватился за маховик запорного устройства и повернул его. После двух оборотов тот начал вращаться легче, дошел до упора, и Джиордино смог откинуть крышку. Тонкая струйка воды брызнула внутрь аппарата, и тесно прижатые друг к другу пассажиры смогли благодарно вдохнуть свежий чистый воздух. Для некоторых из них это было первое всплытие на поверхность за долгие месяцы.

Джиордино пролез в люк и высунулся из низкой овальной трубы, защищавшей от волн отверстие люка. Он рассчитывал увидеть пустынный океан, но, обводя глазами горизонт, вдруг открыл рот от удивления и ужаса.

Менее чем в пятидесяти метрах от него какая-то джонка, традиционное китайское мореходное судно, шла прямо на болтающийся на волнах аппарат. С широкой нависающей над носом квадратной палубой и яйцевидной кормой, она несла три мачты с плетенными из полос коры бамбука прямыми парусами и современный кливер. Глаза, намалеванные на носу джонки, казалось, пялились прямо на Джиордино.

В течение краткого мига Джиордино не мог поверить этой неправдоподобной встрече. На огромных просторах Тихого океана его угораздило всплыть как раз в том месте, через которое минуту спустя должно было пройти судно. Он наклонился к люку и крикнул внутрь:

— Всем наружу! Быстро!

Два матроса из команды джонки заметили бирюзовый аппарат, когда его подняло на гребень волны, и начали кричать рулевому, чтобы тот круто повернул налево. Но расстояние между джонкой и аппаратом почти исчезло. Влекомый свежим бризом блестящий корпус из тикового дерева мчался прямо на людей, выскакивающих из аппарата и прыгающих в воду.

Судно приблизилось, струи брызг летели из-под форштевня, массивный руль с трудом поворачивался, становясь против течения. Команда джонки собралась у бортового ограждения; они стояли как вкопанные, с изумлением глядя на неожиданное препятствие, возникшее у них на пути, боясь, что удар может проломить нос джонки и отправить ее на дно.

Все сошлось вместе, чтобы сделать столкновение неизбежным: неожиданность; время реагирования впередсмотрящих, от того момента, когда они заметили препятствие, до того момента, когда начали кричать рулевому; промедление рулевого, пока он понял, что ему кричат, и сообразил, куда крутить современный штурвал, заменивший более привычный ему традиционный румпель. Слишком поздно неуклюжее судно вошло в мучительно медленный разворот.

Тень от огромного нависающего носа упала на Джиордино в тот миг, когда он схватил протянутую руку последнего оставшегося внутри аппарата человека. Он уже вытаскивал его наружу, когда нос джонки поднялся на волне и навалился на корму аппарата. Не было обычного громкого скрежета столкновения, вообще не было почти никакого звука, кроме мягкого всплеска, за которым последовало журчание и бульканье, когда аппарат лег на левый борт и вода устремилась в открытый люк.

Затем раздались крики на палубах джонки, когда ее команда начала убирать паруса, стягивая их вниз, как шторы. Судовой двигатель закашлял и запустился, отрабатывая полный назад, и в воду с борта полетели спасательные круги.

Джиордино отбросило от корпуса джонки, когда она прошла мимо него на расстоянии вытянутой руки; в это время он вытащил пассажира из люка, содрав себе кожу на коленях, и упал на спину, вытолкнутый под воду весом тела спасенного им мужчины. Он предусмотрительно держал рот закрытым, но набрал соленой воды через нос. Резко выдохнув, он прочистил нос и осмотрелся по сторонам. С облегчением насчитал шесть голов, подпрыгивающих на волнах; некоторые умело держались на воде, другие подбирались к спасательным кругам.

Но аппарат быстро заполнился водой и потерял плавучесть. Джиордино с яростью и отчаянием наблюдал, как глубоководный обитаемый аппарат скользнул под волну кормой вперед и ушел на дно.

Он взглянул на проходящую мимо джонку и прочитал ее название на пышно размалеванной корме. Судно называлось «Шанхайская раковина». Он изверг целый поток ругательств по поводу столь невероятного невезения. Как могло такое случиться, оказаться протараненным единственным судном на сотни километров вокруг? Джиордино чувствовал себя виноватым и опустошенным из-за того, что так подвел своего друга Питта, и твердо знал только одно: он должен управлять вторым аппаратом, нырнуть на дно и попытаться спасти Питта, какой бы тщетной ни казалась эта попытка. Они были ближе друг другу, чем братья, он был слишком многим обязан этому эксцентричному искателю приключений, чтобы позволить ему сгинуть без борьбы. Он не мог забыть, сколько раз Питту удавалось выручить его, когда ему самому казалось, что всякая надежда потеряна безвозвратно. Но сначала нужно заняться неотложными делами.

Он огляделся кругом.

— Если кто ранен, поднимите руку.

Только одна рука поднялась вверх. Это был молодой геолог.

— Мне кажется, у меня растянут голеностоп.

— Если это твое единственное ранение, то считай, что ты легко отделался, — прорычал Джиордино.

Джонка подошла к ним поближе и замедлила ход, остановившись в десяти метрах вниз по ветру от спасшихся пассажиров аппарата. Пожилой человек с белыми как снег волосами, развевающимися по ветру, и длинными изогнутыми седыми усами перегнулся через борт. Он сложил ладони рупором у рта и крикнул:

— Кто-нибудь ранен? Нам спустить шлюпку?

— Спустите штормтрап, — дал указание Джиордино. — Мы взберемся на борт. — Затем он добавил: — Внимательно смотрите на воду. Сейчас должен всплыть еще один аппарат.

— Я вас слышал.

Через пять минут после этого разговора все члены экипажа НУМА стояли на палубе джонки, все, кроме геолога с поврежденным голеностопом, которого пришлось втаскивать на борт с помощью рыболовной сети. Человек, который протаранил их, подошел и развел руки в стороны, выразив этим жестом свои извинения.

— Боже мой, мне очень жаль, что вы потеряли ваше судно. Мы заметили вас только тогда, когда было уже слишком поздно.

— Это не ваша вина, — сказал Джиордино, выходя на шаг вперед. — Мы вынырнули почти под вашим килем. Ваши впередсмотрящие были более бдительны, чем мы вправе были ожидать.

— Вы кого-нибудь потеряли?

— Нет, мы все здесь в полном составе.

— И то хоть хорошо. Весь день сегодня безумный. Мы подобрали из воды еще одного человека меньше чем в двадцати километрах к западу отсюда. Он в плохом состоянии. Говорит, его зовут Джимми Нокс. Это один из ваших людей?

— Нет, — ответил Джиордино. — Остальные мои люди следуют за нами в другом аппарате.

— Я приказал своим матросам смотреть в оба.

— Вы очень любезны, — механически поблагодарил Джиордино. Он мог сейчас думать лишь на шаг вперед.

Незнакомец, который, видимо, командовал здесь, обвел взглядом открытое море, и на его лице появилось выражение недоумения.

— Откуда вы все появились?

— Объяснения потом. Могу я воспользоваться вашей рацией?

— Конечно. Кстати, меня зовут Оуэн Мерфи.

— Ал Джиордино.

— Прямо в эту дверь, мистер Джиордино, — сказал Мерфи, благоразумно сдержав свое любопытство. Он двинулся к входу в большую кабину на кватердеке. — Пока вы заняты, я прослежу, чтобы ваши люди могли переодеться в какую-нибудь сухую одежду.

— Очень признателен, — бросил Джиордино через плечо, спеша к корме.

Не однажды после того, как они еле успели выбраться из тонущего аппарата, в его сознании вставала одна и та же картина: Питт и Планкетт беспомощно стоят, а на них обрушиваются миллионы тонн воды. Трезвым рассудком он понимал, что, вероятно, он уже опоздал, шансы на то, что они еще живы, где-то между нулем и полным отсутствием таковых. Но мысль о том, чтобы бросить их, списать со счетов, даже не приходила ему в голову. Он еще решительнее, если такое вообще возможно, чем когда-либо, был настроен вернуться на дно, независимо от того, какой кошмар он может там обнаружить.

Аппарат НУМА, пилотируемый Дейвом Лоуденом, всплыл на поверхность на траверзе джонки в полукилометре от нее. Благодаря умелым действиям рулевого, «Шанхайская раковина» остановилась менее чем в двух метрах от ограждения люка аппарата. На этот раз все члены экипажа аппарата, кроме Лоудена, сухими поднялись на борт джонки.

Джиордино бегом вернулся на палубу, как только ему удалось доложить адмиралу о ситуации и посоветовать пилоту самолета-амфибии приводниться рядом с джонкой. Он посмотрел прямо вниз на Лоудена, стоявшего в аппарате, наполовину высунувшись из люка.

— Приготовься, — крикнул ему Джиордино. — Я хочу повести аппарат обратно вниз.

Лоуден отрицательно помахал рукой.

— Нет, это совершенно невозможно. У нас появилась течь в корпусе аккумулятора. Четыре батареи закорочены. Оставшегося заряда совершенно недостаточно для еще одного погружения.

Когда Лоуден кончил говорить, наступила ледяная тишина. Неспособный произнести ни слова от полного поражения, Джиордино ударил кулаком по борту. Ученые и инженеры НУМА, Стаси и Салазар, даже матросы джонки — все молча смотрели на лицо Джиордино, на котором застыло выражение предельного отчаяния.

— Это несправедливо, — пробормотал он, внезапно охваченный гневом. — Несправедливо.

Он долго стоял там, глядя вниз на враждебное море, словно пытаясь проникнуть взором в его глубины. Он все еще стоял там, когда самолет адмирала Сэндекера появился из покрывшегося облаками неба и облетел вокруг дрейфующей джонки.

Стаси и Салазару показали, как найти каюту, в которой почти без сознания лежал Джимми Нокс. Мужчина с редеющими седыми волосами и доброжелательным огоньком в глазах поднялся со стула у койки и кивнул им.

— Здравствуйте, я Гарри Дирфилд.

— Ничего, что мы зашли? — спросила Стаси.

— Вы знакомы с мистером Ноксом?

— Мы его друзья с британского океанографического корабля, — ответил Салазар. — Как он?

— Устроен удобно, — сказал Дирфилд, но выражение его лица обещало все, что угодно, кроме быстрого выздоровления.

— Вы врач?

— На самом деле я педиатр. Я взял шестинедельный отпуск, чтобы помочь Оуэну Мерфи перегнать его судно от изготовителя в Сан-Диего. — Он повернулся к Ноксу. — Вы не против принять посетителей, Джимми?

Нокс, бледный и неподвижный, утвердительно поднял вверх пальцы одной руки. Его лицо было отекшим и обожженным, но глаза смотрели твердо, и они заметно оживились, когда он узнал Стаси и Салазара.

— Слава Богу, вы сумели это сделать, — прохрипел он. — Я уже не надеялся когда-либо вновь увидеть вас двоих. Где этот безумец Планкетт?

— Он скоро подойдет, — сказала Стаси, взглядом приказывая Салазару хранить молчание. — Что случилось, Джимми? Что случилось с «Неукротимым»?

Нокс слабо покачал головой.

— Я не знаю. Думаю, произошел какой-то взрыв. Только что я разговаривал с вами по подводному телефону, а в следующую минуту все судно было разорвано на части и горело. Я помню, как пытался связаться с вами, но ответа не было. А затем я карабкался по обломкам и мертвым телам, а судно тонуло подо мной.

— Погибли? — бормотал Салазар, отказываясь верить услышанному. — Судно потонуло, и весь наш экипаж погиб?

Нокс едва заметно кивнул.

— Я видел, как оно ушло на дно. Я кричал и постоянно искал глазами других, кто мог спастись. Но море было пустынно. Я не знаю, сколько времени я держался на воде и как далеко уплыл, прежде чем мистер Мерфи и его команда заметили меня и подобрали. Они обыскали море вокруг этого места, но ничего не нашли. Они сказали, что я, должно быть, единственный, кто выжил.

— Но что известно насчет двух других кораблей, которые находились поблизости, когда мы начали погружение? — спросила Стаси.

— Я не видел никаких признаков их присутствия. Они тоже исчезли.

Голос Нокса ослаб до шепота, и было очевидно, что он, как ни старался держаться, вот-вот потеряет сознание. Сила воли была при нем, но тело исчерпало свои силы. Его глаза закрылись, и голова слегка откинулась набок.

Доктор Дирфилд взмахом руки попросил Стаси и Салазара удалиться.

— Вы сможете снова побеседовать с ним, когда он отдохнет.

— Он поправится? — мягко спросила Стаси.

— Я не могу этого сказать, — увильнул от прямого ответа доктор Дирфилд в лучших медицинских традициях.

— Что именно у него не в порядке?

— Два или больше сломанных ребра, насколько я могу сказать без рентгена. Опухший голеностопный сустав — растяжение или перелом. Ушибы, ожоги первой степени. Это те травмы, с которыми я могу справиться. Остальные его симптомы — совсем не те, которые я ожидал бы найти у человека, пережившего кораблекрушение.

— Что вы имеете в виду?

— Высокая температура, артериальная гипотензия, — это такое название пониженного кровяного давления, сильная эритема, желудочные спазмы, странное кровотечение.

— А какова причина всех этих симптомов?

— Это не совсем моя область, — серьезно ответил Дирфилд. — Я лишь читал пару статей в медицинских журналах. Но думаю, что не ошибусь, если скажу, что крайне тяжелое состояние Джимми было вызвано полученной им дозой радиации, превышающей летальную.

Стаси секунду молчала, затем уточнила:

— Ионизирующая радиация?

Дирфилд кивнул.

— Хотелось бы мне ошибиться, но факты вынуждают меня придти к этому выводу.

— Наверно, вы можете что-нибудь сделать, чтобы спасти его?

Дирфилд жестом руки обвел каюту.

— Посмотрите вокруг, — грустно сказал он. — Это похоже на госпиталь? В это плаванье я отправился матросом. Моя аптечка состоит лишь из таблеток и перевязочных материалов для оказания первой помощи. Его нельзя эвакуировать вертолетом, пока мы не подойдем ближе к суше. И даже тогда я сомневаюсь, чтобы его можно было спасти существующими в настоящее время методами лечения.

— Повесить их! — неожиданно для всех вскрикнул Нокс. Его глаза моргнули и широко открылись, он смотрел сквозь присутствующих в каюте людей на некий не видимый им образ за переборкой.

— Повесить этих кровожадных ублюдков!

Они в изумлении глядели на него. Салазар стоял потрясенный. Стаси и Дирфилд бросились к койке, чтобы успокоить Нокса, который немощно пытался встать на ноги.

— Повесить этих ублюдков! — снова повторил Нокс гневно. У него был такой вид, словно он налагал проклятье на невидимых врагов. — Они будут убивать опять. Повесить их!

Но прежде чем Дирфилд успел сделать ему успокаивающий укол, Нокс застыл, его глаза на мгновенье вспыхнули, и затем туманная пленка застлала их, он упал навзничь, издал долгий протяжный вздох и обмяк.

Дирфилд быстро приступил к кардиопульмонарной реанимации, боясь, что Нокс был слишком обессилен острой лучевой болезнью, чтобы вернуться к жизни. Он продолжал свои попытки, пока от усталости ему не начало сводить руки и пот не полил с него ручьями. Наконец он с грустью признал, что сделал все, что было в его силах. Никто, никакое чудо не могло вернуть Джимми Нокса обратно.

— Мне очень жаль, — бормотал он, переводя дух.

Словно загипнотизированные, Стаси и Салазар медленно вышли из каюты. Салазар молчал, а Стаси начала слабо всхлипывать. Через некоторое время она утерла слезы рукой и выпрямилась.

— Он что-то увидел, — прошептала она.

Салазар взглянул на нее.

— Увидел что?

— Он знал, каким-то невероятным образом он знал. — Она повернулась и посмотрела сквозь открытый дверной проем на безмолвную фигуру, распростертую на койке. — Как раз перед концом Джимми смог увидеть, кто повинен в этой ужасной массовой гибели и разрушении.

Глава 11

С одного взгляда на его фигуру, худую чуть ли не до состояния истощения, становилось ясно, что он был фанатиком диеты и поддержания формы. Он был низкорослым, грудная клетка и подбородок выдавались вперед, как у тощего петуха, и щегольски одет в светло-голубую рубашку для гольфа и соответствующие брюки. Соломенная панама была туго надвинута на коротко остриженные рыжие волосы, чтобы ее не сорвало ветром. Он носил тщательно подстриженную вандайковскую бородку с таким острым кончиком, что можно было поклясться, что он мог бы заколоть ею кого-нибудь, если бы вдруг сделал выпад.

Он стремительно вбежал наверх по штормтрапу джонки, держа во рту огромную сигару, разбрасывающую по ветру искры. Если бы драматические появления на сцене награждались призами за стиль исполнения, то адмирал Джеймс Сэндекер, директор Национального агентства подводных и морских исследований, несомненно завоевал бы первый приз.

Его лицо выглядело напряженным из-за печальных известий, которые он получил на борту самолета. Как только у него под ногами оказалась палуба «Шанхайской раковины», он поднял вверх руку и помахал пилоту летающей лодки, который помахал ему в ответ. Самолет развернулся против ветра и понесся вперед, подпрыгивая на гребнях волн, затем поднялся в воздух и, описав красивый вираж, взял курс на юго-восток в сторону Гавайских островов.

Джиордино и Мерфи сделали шаг вперед. Сэндекер устремил взгляд на хозяина джонки.

— Привет, Оуэн. Вот уж никак не ожидал встретить тебя здесь.

Мерфи улыбнулся и пожал ему руку.

— Я тоже, Джим. Добро пожаловать на борт. Рад видеть тебя. — Он немного помолчал и показал жестом на суровые лица членов команды НУМА, тесным кольцом окруживших их на открытой палубе. — Теперь, может быть, кто-нибудь расскажет мне, что это за грандиозное шоу с пламенем и грохотом было позавчера на горизонте и почему все эти люди выпрыгивают из волн посреди океана.

Сэндекер не дал прямого ответа. Он обвел взглядом палубу и взглянулвверх на спущенные паруса.

— А сам-то ты что здесь делаешь?

— По моему заказу ее построили для меня в Шанхае. Мой экипаж и я идем на ней в Гонолулу, а затем в Сан-Диего, где я собираюсь держать ее постоянно.

— Вы знакомы друг с другом? — наконец спросил Джиордино.

Сэндекер утвердительно кивнул.

— Мы с этим старым пиратом вместе учились в Военно-морской академии в Аннаполисе. Только Оуэн оказался сообразительней. Он вышел в отставку и учредил компанию по производству электроники. Теперь у него больше денег, чем в Казначействе Соединенных Штатов.

Мерфи улыбнулся.

— К чему и стремился.

Сэндекер вдруг стал серьезным.

— Что нового о базе, с тех пор как ты информировал меня по радио? — обратился он к Джиордино.

— Мы опасаемся, что она разрушена, — тихо ответил Джиордино. — Вызовы по подводному телефону из нашего оставшегося аппарата остались без ответа. Кейт Харрис полагает, что основная ударная волна должна была прийти вскоре после нашей эвакуации. Как я уже докладывал, в наших двух аппаратах не было места, чтобы эвакуировать всех. Питт и британский океанолог добровольно вызвались остаться внизу.

— Что было предпринято, чтобы спасти их? — требовательно спросил Сэндекер.

Джиордино выглядел явно подавленным, как будто все его способности чувствовать истощились.

— Мы исчерпали наши возможности.

Взгляд Сэндекера стал холоден.

— Вы не справились с работой, мистер. Вы заставили меня поверить, что собираетесь вернуться за оставшимися на втором аппарате.

— Это было до того, как Лоуден всплыл с закороченными батареями! — обиженно ответил Джиордино. — Один аппарат затонул, другой неисправен — что мы могли сделать?

Выражение лица адмирала смягчилось, холод в глазах сменился печалью. Он понял, что Джиордино загнало в угол невезенье. Даже предположить, что маленький итальянец не сделал всего, что мог, было ошибкой, и адмирал сожалел об этом. Но он тоже был потрясен очевидной потерей Питта.

Для него Питт был как сын, которого у него никогда не было. Он бы послал на его спасение целую армию специально обученных людей и секретное оборудование, о существовании которого американская публика не имела ни малейшего представления, если бы судьба подарила ему еще тридцать шесть часов. У адмирала Сэндекера такая власть была. Он прибыл сюда не потому, что откликнулся на объявление с просьбой о помощи в газете «Вашингтон Пост».

Он сказал:

— Есть ли какая-нибудь возможность починить батареи?

Джиордино кивнул, показав на аппарат, качающийся на волнах в двадцати метрах от них, привязанный буксирным тросом к корме «Шанхайской раковины».

— Лоуден работает, как сумасшедший, пытаясь исправить их, но он настроен не слишком оптимистично.

— Если кто-то виноват в том, что случилось, то, наверно, это я, — серьезно сказал Мерфи.

— Питт все еще может быть жив, — сказал Джиордино, игнорируя реплику Мерфи. — Он не из тех людей, которые легко смиряются с перспективой смерти.

— Да. — Сэндекер замолчал, затем продолжил почти бесстрастно: — В прошлом он не однажды доказывал это.

Джиордино в упор смотрел на адмирала, и в его глазах начала разгораться искорка.

— Если бы мы могли спустить отсюда другой глубоководный аппарат…

— «Дип Квест» может погружаться на десять тысяч метров, — сказал Сэндекер, снова становясь на ровный киль. — Он находится в нашем доке в Лос-Анджелесе. Я могу сделать так, чтобы его погрузили на борт транспортного самолета ВВС «Си-5», и он будет на пути сюда еще до заката.

— Я не знал, что «Си-5» могут садиться на воду, — перебил его Мерфи.

— Они не могут, — твердо сказал Сэндекер. — «Дип Квест», все его двенадцать метрических тонн, будет сброшен в воду из грузового люка. — Он посмотрел на часы. — Полагаю, это произойдет примерно через восемь часов.

— Вы собираетесь сбросить с самолета на парашюте двенадцатитонный глубоководный аппарат?

— Почему бы и нет, черт возьми? Чтобы доставить его сюда на корабле, потребуется неделя.

Джиордино задумчиво глядел на палубу.

— Мы могли бы избавиться от множества трудностей, если бы работали с борта базового судна, способного спускать и поднимать из воды глубоководные аппараты.

— Ближайшее океанографическое судно в нашем районе, подходящее под это описание, — это «Саундер». Оно занимается картографической сонарной съемкой морского дна к югу от Алеутских островов. Я прикажу его капитану прервать выполнение этого задания и идти прямо к нам так быстро, как он сможет.

— Могу ли я чем-нибудь помочь? — спросил Мерфи. — После того, как я потопил ваш аппарат, самое меньшее, что я могу сделать, — это предложить услуги своего судна и команды.

Джиордино улыбнулся про себя, когда Сэндекер поднял руки и обхватил Мерфи за плечи. Наложение рук, так обычно называл это Питт. Сэндекер не просто просил ни о чем не подозревающего постороннего оказать ему услугу, он заставлял свои жертвы чувствовать себя так, будто он совершает над ними обряд крещения.

— Оуэн, — произнес адмирал своим самым благоговейным тоном, — НУМА будет в долгу перед вами, если мы сможем использовать вашу джонку в качестве командного судна флота.

Оуэн Мерфи не был растяпой, когда речь шла о том, чтобы почувствовать, что его водят за нос.

— Какого флота? — спросил он с невинным видом.

— Ну, половина ВМФ США будет задействована для выполнения операции, которой мне поручено руководить, — сказал Сэндекер, как будто секретный доклад Реймонда Джордана был общеизвестной новостью. — Меня не удивит, если одна из наших атомных подводных лодок проходит у нас под килем в эту минуту.

Это, подумал Мерфи, самая дикая история, какую ему приходилось слышать за всю его жизнь. Но никто на борту «Шанхайской раковины», кроме самого адмирала, и понятия не имел, насколько пророческими окажутся его слова. Не подозревали они и о том, что попытка спасения двух потерянных исследователей была лишь прологом к главным событиям.

В двадцати километрах от них ударная подводная лодка «Туксон» шла на глубине четырехсот метров, подходя к месту нахождения джонки. Она прибыла в заданный район даже быстрее, чем планировалось. Ее шкипер, коммандер Бью Мортон, вел ее на максимальной скорости после того, как он получил в Пирл-Харборе приказ как можно быстрее идти к месту взрыва. Прибыв на место, он должен был провести анализы подводного загрязнения радиоактивными выбросами продуктов взрыва и собрать все плавающие обломки, которые можно будет безопасно взять на борт лодки.

Мортон небрежно облокотился на переборку, одной рукой поигрывая пустой кофейной чашкой, и наблюдал за лейтенантом-коммандером Сэмом Хаузером из Военно-морской лаборатории радиационной защиты. Ученый не обращал внимания на присутствие Мортона. Он был поглощен слежением за своими радиохимическими приборами и вычислением интенсивности бета-и гамма излучения, регистрируемой датчиками, буксируемыми лодкой.

— Все еще блуждаем в потемках? — саркастически спросил Мортон.

— Радиоактивность распределена очень неравномерно, — ответил Хаузер. — Но значительно ниже предельно допустимого уровня. Наибольшие концентрации наблюдаются наверху.

— Поверхностный взрыв?

— Да, это корабль, а не подводная лодка. Большая часть загрязнений выпала с атмосферными осадками.

— Есть какая-нибудь опасность для этой китайской джонки к северу от нас?

Хаузер покачал головой.

— Они должны были быть слишком далеко вверх по ветру, так что они не могли получить сколько-нибудь значительной дозы.

— А теперь, когда они дрейфуют через место взрыва? — настаивал Мортон.

— Из-за сильных воздушных потоков и турбулентных течений воды во время и сразу после взрыва, — терпеливо объяснял Хаузер, — большая часть радиоактивности была выброшена в атмосферу и отнесена ветром далеко на восток. Там, где они находятся, они должны быть в безопасности.

Телефон в отсеке издал мелодичное треньканье. Хаузер взял трубку.

— Да?

— Капитан здесь, сэр?

— Даю его. — Он передал трубку Мортону.

— Говорит капитан.

— Сэр, это оператор сонара Кайзер. У меня контакт. Мне кажется, вам следует послушать это.

— Сейчас буду. — Мортон положил трубку, недоумевая, почему Кайзер не связался с ним по селектору, как обычно.

Капитан застал оператора сонара первого класса Ричарда Кайзера на его рабочем месте, склонившегося над пультом прибора и слушающим через наушники сигнал сонара; лоб оператора был наморщен от удивления. Старший помощник Мортона, капитан-лейтенант Кен Фейзио, прижимал к своим ушам запасную пару наушников. У него был совершенно обалдевший вид.

— У вас контакт? — спросил Мортон.

Кайзер не ответил сразу, а продолжал слушать еще несколько секунд. Наконец он сдвинул вверх левый наушник и пробормотал:

— Это дико.

— Дико?

— Я поймал сигнал, которого просто не может быть.

Фейзио покачал головой, подтверждая сказанное.

— Это неслыханно.

— Не будете ли вы столь любезны посвятить меня в вашу тайну? — раздраженно потребовал Мортон.

— Я включу сигнал на динамик, — ответил Кайзер.

Мортон и несколько офицеров и матросов, к которым новость о странном сигнале просочилась непонятно как, окружили кабинку сонара, ожидающе посматривая на динамик. Звуки не были чистыми, но все же их можно было разобрать. Это были не высокие пронзительные свисты дельфинов, не стрекот кавитации гребных винтов; это были человеческие голоса, поющие песню.

Нам с Минни звезды морские светили.

Обняв ее крепко, целуя в ушко,

О, что за ночи я проводил там

В ее бунгало на дне морском.

Мортон смерил Кайзера ледяным взглядом.

— Что это еще за фокусы такие?

— Никаких фокусов, сэр.

— Наверняка этот сигнал идет от той китайской джонки.

— Нет, сэр, не от джонки и не от какого-либо другого надводного судна.

— От другой подводной лодки? — скептически допытывался Мортон. — Может быть, от русской?

— Нет, если только они не строят лодки в десять раз прочнее наших, — сказал Фейзио.

— Какая дистанция и азимут? — требовательно спросил Мортон.

Кайзер не знал, что и сказать. Он смотрел на капитана, как маленький ребенок, наделавший в штаны и боявшийся признаться.

— Никакого горизонтального азимута, сэр. Пение раздается со дна моря, из глубины пять тысяч метров, прямо под нами.

Глава 12

Желтоватую муть, образованную микроскопическими панцирями одноклеточных морских водорослей диатомей, постепенно относило прочь извилистыми облачками, затерянными в непроницаемом мраке абиссальных глубин.

Дно котловины, на котором недавно стояла исследовательская станция НУМА, было завалено пластами ила и обрушенной породы. Теперь оно выглядело как неровная, изрытая ямами и усеянная полузасыпанными глыбами и обломками стен площадка. После того как затихли последние отзвуки землетрясения, здесь должна была воцариться мертвая тишина, но вместо этого искаженный напев «Русалочки Минни» просачивался из-под глыб камня и толщи ила и уходил наверх, в бескрайнее водное пространство.

Если бы кто-нибудь мог пройтись по этим кучам мусора, отыскивая источник звука, он не нашел бы ничего, кроме единственного штыря антенны, торчавшего из жидкой грязи. Штырь был погнут и искорежен. Серовато-розовая рыба-крыса быстро обследовала антенну, но, найдя ее несъедобной, махнула своим заостренным хвостом и лениво уплыла в темноту.

Почти сразу же после исчезновения рыбы-крысы ил в нескольких метрах от антенны зашевелился, закручиваясь во все расширяющуюся воронку, диковинно подсвеченную снизу. Вдруг пучок яркого света брызнул сквозь взбаламученную воду, за ним появилась механическая рука, сложенная в виде ковша и разделенная у запястья на суставчатые пальцы. Стальной призрак замер и вытянулся, как степной пес, сделавший стойку на задних лапах и вынюхивающий, не донесется ли откуда-нибудь запах койота.

Затем ковш изогнулся вниз и вгрызся в морское дно, выкапывая глубокую траншею, которая начала у дальнего конца становиться более мелкой, образуя что-то вроде наклонного пандуса. Когда механическая рука наткнулась на глыбу камня, слишком большую, чтобы поместиться в ней, рядом, как по волшебству, появилась огромная металлическая клешня. Своими похожими на когти захватами она обхватила глыбу, вырвала ее из ила и опустила на дно рядом с траншеей; облако взбаламученной грязи поднялось со дна от удара глыбы. Затем клешня убралась прочь, и рука-ковш продолжила свою работу.

— Недурно сделано, мистер Питт, — сказал Планкетт, с облегчением улыбнувшись. — К вечернему чаю вы нас откопаете, и мы сможем проехаться по равнине.

Питт отклонился назад в своем кресле с откидывающейся спинкой, глядя на экран телемонитора с тем же пристальным вниманием, которое он обычно приберегал для трансляции футбольного матча.

— Мы пока еще не на дороге.

— Забраться в один из ваших подводных вездеходов и загнать его в воздушный шлюз перед главным толчком землетрясения — это была гениальная идея.

— Ну, это уж слишком громко сказано, — пробормотал Питт, программируя компьютер вездехода, чтобы слегка изменить угол наклона ковша. — Лучше считайте, что я просто позаимствовал логику рассуждений доктора Спока.

— Стены шлюза выдержали, — настаивал Планкетт, — если бы не прихотливая игра случая, нас бы раздавило, как клопов.

— Шлюзовая камера была рассчитана на вчетверо большее давление, чем остальные конструкции станции, — заявил Питт тихим голосом, но с интонацией, не допускающей возражений. — Прихотливая игра случая, как вы это называете, дала нам время на то, чтобы уравнять давление в шлюзовой камере с наружным, открыть внешнюю дверь и выехать вперед на достаточное расстояние, чтобы можно было работать клешней и ковшом, прежде чем начался обвал. В противном случае мы оказались бы запертыми в ловушке на более длительный срок, чем мне хотелось бы думать.

— О, черт побери, — рассмеялся Планкетт. Его мало чем можно было обескуражить. — Какая разница, если уж нам удалось выбраться из этой могилы.

— Я прошу не произносить при мне слова «могила».

— Извините. — Планкетт сидел в кресле рядом и немножко сзади от Питта. Он внимательно осматривал кабину вездехода. — Чертовски неплохая машина. Какая у нее двигательная установка?

— Небольшой атомный реактор.

— Атомный? Правда? Вы, янки, никогда не перестанете изумлять меня. Готов биться об заклад, что мы сможем проехать на этом чудовище прямо по дну до пляжа Ваикики.

— Вы бы выиграли ваше пари, — ответил Питт с кривой улыбкой. — Реактор и системы жизнеобеспечения «Большого Джона» могут доставить нас туда. Вся загвоздка в прискорбно малой скорости пять километров в час. Мы подохнем с голоду за добрую неделю до того, как прибудем на место.

— Вы не захватили с собой завтрак? — шутливо спросил Планкетт.

— Даже ни одного яблока не взял.

Планкетт сухо посмотрел на Питта.

— Я бы даже согласился сдохнуть, лишь если бы мне не приходилось снова слушать эту треклятую песенку.

— Вам не нравится «Минни»? — спросил Питт с притворным удивлением.

— После того, как я услышал этот припев двадцать раз подряд, нет.

— Поскольку корпус телефонного переговорного устройства раздавило, наше единственное средство связи с поверхностью — это акустический радиопередатчик. Для переговоров его радиус действия совершенно недостаточен, но это все, что у нас есть. Я мог бы предложить вальсы Штрауса, или джазовые оркестры сороковых годов, но для наших целей они не годятся.

— Я не в восторге от вашей фонотеки, — прорычал Планкетт. — А чем плох Штраус? — спросил он, взглянув на Питта.

— Это инструментальная музыка, — ответил Питт. — Искаженные передачей через воду, звуки скрипки похожи на писки дельфинов или нескольких других морских млекопитающих. Минни — это вокальная музыка. Если кто-нибудь на поверхности слушает, что происходит вокруг, то они будут знать, что кто-то там внизу до сих пор жив. Как бы она ни была искажена, старую добрую человеческую речь ни с чем нельзя спутать.

— Со всеми вытекающими из этого преимуществами для нас — если только их вообще удастся извлечь, — сказал Планкетт. — Если будет организована спасательная операция, то нет никакого способа переместить нас из этого вездехода в глубоководный обитаемый аппарат иначе как через шлюзовую камеру. Никакого намека на такое устройство нет в вашем замечательном во всех остальных отношениях тракторе. Если вы позволите мне рассуждать реалистически, то я не могу усмотреть в ближайшем будущем ничего, кроме нашей неизбежной кончины.

— Я прошу не произносить при мне слова «кончина».

Планкетт запустил руку в карман своего объемистого свитера и вытащил фляжку.

— Здесь осталось лишь около четырех больших глотков, но это должно на какое-то время поддержать в нас бодрость духа.

Питт взял предложенную ему фляжку, и в этот момент приглушенный скрежет потряс огромный гусеничный вездеход. Ковш вгрызся в каменную массу и попытался оторвать ее от грунта. Вес этого обломка намного превосходил предельно допустимую безопасную нагрузку, машина скрежетала и стонала, пытаясь поднять обломок. Подобно олимпийскому чемпиону, из последних сил выжимающему штангу в попытке завоевать золотую медаль, ковш раскачивался под своей тяжелой ношей, поднятой над уровнем дна, и наконец сбросил ее во все растущий вал вынутой породы, тянущийся рядом с траншеей.

Наружные прожекторы не могли пронизать грязевые облака, и на экранах телемониторов внутри кабины управления можно было увидеть только непрерывно перемешивающиеся желтые и серые пятна. Но на экране компьютера вырисовывалось трехмерное изображение, построенное посредством сонара и показывающее, насколько продвинулась работа по откапыванию прохода в завале.

Полных пять часов прошло с тех пор, как Питт начал откапывать вездеход. Наконец он смог увидеть увеличенное изображение, показывающее узкий, но достаточно ровный коридор, полого поднимающийся к поверхности морского дна.

— Мы обдерем немного краски с крыльев, но я полагаю, что мы сможем здесь протиснуться, — уверенно заявил Питт.

Надежда озарила лицо Планкетта.

— Пихните эту крошку под зад, мистер Питт. Мне до чертиков надоело глазеть на эту липкую грязь.

Питт слегка склонил голову набок и подмигнул попутчику.

— Как прикажете, мистер Планкетт. — Он перешел с автоматического на ручное управление и потер кисти рук, как пианист перед началом игры. — Скрестите пальцы и помолитесь, чтобы траки гусениц нашли прочную опору в этой каше, не то нам придется поселиться здесь надолго.

Он осторожно повел вперед рычажок акселератора. Широкие гусеницы по бокам «Большого Джона» пришли в движение, прокручиваясь сквозь мягкие осадочные породы и все набирая скорость по мере того, как Питт увеличивал мощность. Постепенно вездеход начал дюйм за дюймом продвигаться вперед. Затем вдруг один из траков добрался до слоя маленьких камешков и зацепился за него, и огромную самоходную горную машину бросило в противоположную сторону траншеи. Питт попытался удержать машину на курсе, но стена траншеи подалась, и поток жидкой грязи залил вездеход с одного бока.

Он перевел рычажок акселератора назад до упора, затем снова вперед, переключившись на задний ход, затем снова на полную мощность вперед, раскачивая «Большой Джон» взад-вперед. Компактный ядерный реактор давал достаточную мощность, но гусеницы не могли зацепиться за твердый грунт. Камни и ил летели из-под них, когда гусеницы врезались в вязкую кашу.

Но подводный экскаватор по-прежнему оставался застрявшим в своей тесной темнице.

— Может, нам лучше сделать перерыв и отчерпать грязь ковшом? — сказал Планкетт абсолютно серьезным тоном. — Или — еще — лучше остановиться и обдумать ситуацию.

Питт потратил несколько секунд на то, чтобы обдать массивного англичанина твердым, ледяным взглядом. Планкетт мог поклясться, что глаза Питта выжгли немалую порцию его нервных клеток.

— Множество моих людей долго и тяжело работали вместе со мной, чтобы построить первую глубоководную обитаемую станцию, — произнес он тоном, едва ли не сатанинским. — И кто-то, где-то ответственен за то, что она разрушена. Они также повинны в потере вашего глубоководного аппарата, вашего базового корабля и его команды. Вот в чем состоит ситуация. Ну, а если говорить обо мне, то я намерен выбраться из этого дерьма, даже если мне придется кишки вырвать из этой машины, подняться на поверхность целым и невредимым, найти этих подонков, которые стоят за всеми этими несчастьями, и запихнуть им в глотки их собственные зубы.

Затем он повернулся и пустил гусеницы продираться через нагромождения ила и камней. Странно вихляя, огромная машина вгрызлась траками в грунт и продвинулась вперед на метр, затем еще на метр.

Планкетт сидел, как пень, не на шутку напуганный, но тем не менее вполне убежденный этим гневным обещанием. Клянусь Богом, подумал он, мне думается, этот парень может чертовски неплохо проделать это!

Глава 13

А в это время на другом конце Земли, на расстоянии более восьми тысяч километров, в глубокой шахте, вырубленной в вулканической породе, бригада проходчиков отошла в сторону, освободив проход, и два человека шагнули вперед, заглянув в проломленную брешь в бетонной стене. Удушливым смрадом потянуло из отверстия, и сердца двадцати шахтеров сжались от страха перед неизвестным.

Прожекторы, освещавшие узкий штрек, отбрасывали причудливо искаженные тени на стены открывшейся полости. Она выглядела как широкий туннель, проходивший за бетонной стеной метровой толщины. Внутри можно было разглядеть старый проржавевший грузовик, окруженный со всех сторон толстым слоем валявшихся на полу туннеля серо-коричневых щепок — так, во всяком случае, это выглядело.

Несмотря на прохладный влажный воздух, здесь, глубоко под изрытыми снарядами склонами острова Коррегидор у входа в манильскую гавань, эти двое, заглянувшие в отверстие, обливались потом. После многих лет исследований они, наконец, стояли на пороге обнаружения части огромного собрания военных трофеев второй мировой войны, известного как «золото Ямасита». Клад был назван по имени генерала Ямасита Томоюки, командующего японскими вооруженными силами на Филиппинах начиная с октября 1944 года.

Огромные сокровища были захвачены японцами в ходе войны. Они свозились из Китая, стран Юго-Восточной Азии, голландской Вест-Индии и Филиппин и состояли из тысяч тонн редких камней и драгоценностей, слитков золота и серебра, статуй Будды и католических алтарей, инкрустированных бесценными камнями и окованных массивным золотом.

Манила была местом сбора сокровищ перед предстоящей отправкой на кораблях в Японию, но из-за больших потерь судов на поздних стадиях войны, когда американские подлодки господствовали в этой акватории, менее чем двадцать процентов сокровищ действительно удалось доставить в Токио. Не имея возможности отступить, ожидая неминуемого вторжения американцев, готовых отомстить за все свои потери, японские хранители сокровищ оказались перед трудной проблемой. Им вовсе не хотелось возвращать ценности странам и народам, которые они ограбили. Единственное, что им оставалось, — это спрятать огромное богатство в сотне разных мест на острове Лусон и поблизости от него, надеясь вернуться после войны и тайно вывезти его к себе домой.

Скромные оценки похищенных сокровищ в текущих ценах финансовых рынков колебались между 450 и 500 миллиардами долларов.

Раскопки на этом конкретном месте острова Коррегидор, на несколько сотен метров к западу и на добрый километр глубже бокового туннеля, в котором располагался штаб генерала Макартура до его эвакуации в Австралию, продолжались уже четыре месяца. Используя копии старых японских секретных карт, недавно обнаруженные в архивах ЦРУ в Лэнгли, американские и филиппинские агенты секретных служб работали совместно, руководя раскопками. Работа была крайне утомительной и продвигалась черепашьими темпами.

Инструкции, содержащиеся в картах, были переведены, или, скорее, расшифрованы с древнеяпонского диалекта, не употреблявшегося уже тысячу лет. К штольне с сокровищами нужно было подбираться сбоку под углом, потому что туннель, по которому японцы их завозили, был заминирован несколькими одно — и двухтысячефутовыми бомбами и спроектирован так, чтобы при попытке проникнуть в него непосредственно с торца он обвалился. Продвижение по двадцатимильному лабиринту, выкопанному японцами во время оккупации Лусона, нужно было тщательно просчитывать; любая неточность грозила тем, что шахтеры потратят впустую месяцы труда, ведя проходку на неправильной глубине, и разминутся с содержащей клад штольней на несколько сантиметров.

Более высокий из этой пары агентов, Фрэнк Манкузо, показал жестом, что ему нужен большой фонарь. Фонарь передали, и Фрэнк просунул его в пробоину в стене. В желтом рассеянном свете его лицо заметно побледнело. Онемев от ужаса, он понял, чем на самом деле были эти щепки.

Рико Акоста, горный инженер, связанный с филиппинскими службами безопасности, придвинулся поближе к Манкузо.

— Что ты там видишь, Фрэнк?

— Кости, — ответил Манкузо почти что шепотом. — Скелеты. Боже, их тут, наверно, сотни. — Он отступил в сторону и кивнул Акосте.

Агент-коротышка махнул рукой проходчикам, подозвав их к пролому в стене.

— Расширьте проход, — приказал он.

Бригаде шахтеров-филиппинцев потребовалось меньше часа, чтобы кувалдами расширить отверстие настолько, что туда мог пролезать человек. Бетон стенок туннеля был скверного качества, хрупкий и легко крошащийся под ударами кувалд. Это было воспринято как приятная неожиданность, поскольку никому не хотелось идти на риск и применять здесь взрывчатку.

Манкузо сидел поблизости от пролома, покуривая свою короткую кривую трубку. В сорок два года он все еще сохранял долговязую, худощавую фигуру баскетболиста. Длинные каштановые волосы ниспадали ему на загривок засаленными прядями, которые давно следовало бы помыть; его мягкое, округлое лицо, явно немецкого происхождения, больше подошло бы бухгалтеру, чем инженеру, которому вечно приходится возиться в грязи. В голубых глазах Фрэнка сквозила рассеянная мечтательность: казалось, они никогда не могли ни на чем сосредоточиться, но он подмечал все, что было доступно взору, и даже многое сверх того.

Выпускник Колорадского горного института, он провел свою молодость, шатаясь по всему свету и занимаясь геологоразведочными работами, руководя пробными разработками и всюду разыскивая драгоценные камни. Опалы в Австралии, изумруды в Колумбии, рубины в Танзании — он охотился за ними с переменным успехом. Он потратил три года, пытаясь найти на северном японском острове Хоккайдо редчайший камень из всех — красный пейнит; эта попытка кончилась безрезультатно.

Незадолго до того, как ему стукнуло тридцать, его отыскало и завербовало какое-то загадочное разведывательное агентство в Вашингтоне, предложив ему работу специального агента по контракту. Его первым заданием был поиск золота Ямаситы в составе группы агентов филиппинской службы безопасности.

Раскопки велись в обстановке строжайшей секретности. Никакая часть золота и драгоценных камней не предназначалась для возвращения прежним владельцам. Все найденные сокровища должны были быть переданы филиппинскому правительству, чтобы уменьшить бремя государственного долга и поддержать на плаву тонущую экономику страны, разоренной неслыханным и неисчислимым казнокрадством режима свергнутого диктатора Маркоса.

Напарник Манкузо, Акоста, тоже был горным инженером, прежде чем присоединиться к службе безопасности. Он был высоковат для филиппинца, и разрез его глаз выдавал значительную примесь китайской крови.

— Значит, все эти слухи оказались правдой, — сказал Акоста.

Манкузо поднял голову и взглянул на него.

— Какие слухи?

— Что япошки заставляли военнопленных рыть эти туннели, а затем заживо замуровывали их там, чтобы они никогда не могли открыть, где они расположены.

— Похоже, что так. Мы узнаем точнее, когда войдем внутрь.

Акоста приподнял свою каску и утер пот со лба рукавом.

— Мой дедушка входил в Пятьдесят седьмую бригаду филиппинских разведчиков. Его захватили в плен и бросили в испанскую подземную тюрьму в форт-Сантьяго. Оттуда он никогда уже не вышел. Более двух тысяч военнопленных умерли там от голода или удушья. Точное число погибших так и не удалось установить.

Манкузо мрачно кивнул в ответ.

— Будущие поколения не смогут себе представить все безбожное варварство, которым сопровождалась война на Тихом океане. — Он затянулся трубкой и выдохнул облачко голубоватого дыма, прежде чем продолжать. — Ужасная статистика такова: в японских лагерях военнопленных погибло пятьдесят семь процентов содержащихся там солдат союзников, тогда как среди военнопленных, находившихся в немецких лагерях, погибло лишь около одного процента.

— Странно, что японцы не вернулись обратно и не сделали все, что только можно было, чтобы похитить эти сокровища, — сказал Акоста.

— Группы, выдававшие себя за строительные компании, в самом деле пытались получить контракты на послевоенное восстановление, чтобы тайком откопать это золото, но как только Фердинанд Маркос узнал о кладах, он захлопнул перед ними дверь и начал искать его для себя.

— И кое-что нашел, — добавил Акоста. — Стоимостью около тридцати миллиардов американских долларов, и ему удалось тайно вывезти эти сокровища из страны перед тем, как его вышвырнули с его поста.

— Это вдобавок к тому золоту, которое он украл у своего собственного народа.

Акоста с видом крайнего отвращения плюнул на пол штольни. — Он и его жена были психопаты, одержимые жадностью. Нам потребуется сто лет, чтобы оправиться от последствий их правления.

Бригадир проходчиков поманил их рукой.

— Теперь вы уже сможете пролезть внутрь, — сказал он.

— Полезайте первым, — кивнул Акоста Манкузо. — Я за вами.

Запах был тяжелым и тошнотворным. Манкузо повязал ситцевым платком нижнюю часть лица и проскользнул сквозь узкий пролом в стене туннеля. Он услышал мягкий всплеск воды, затем громкий треск, когда его ботинки угодили в лужу. Стоя во весь рост и не касаясь стен, он ждал некоторое время, слушая, как вода капает из трещин в своде туннеля. Затем он включил свой фонарь и направил луч света себе под ноги.

Оказалось, что он наступил на вытянутую руку скелета, одетого в лохмотья военной формы и покрытого слизью. Пара проржавевших медальонов валялась сбоку от черепа, прикрепленные к тонкой цепочке, все еще обвивавшей шею скелета.

Манкузо опустился на колени и поднес к фонарю один из медальонов. Он счистил грязь и ржавчину с него большим и указательным пальцами и наконец смог разобрать имя: Уильям А. Миллер.

Там еще был армейский регистрационный номер, но Манкузо выпустил медальон из рук. Как только он сообщит о своей находке своему начальнику, на Коррегидор будет послана команда учета захоронений, и Уильям А. Миллер вместе с его давно умершими товарищами будут возвращены на родину для почетного погребения пятьдесят лет спустя после их гибели.

Манкузо повернулся на месте, обведя лучом света полный круг. Повсюду, куда достигал луч, туннель был устлан скелетами; некоторые лежали поодиночке, другие были свалены в кучи. Он осмотрел еще несколько медальонов, прежде чем Акоста вошел в туннель, неся небольшой прожектор, за которым из пролома тащился кабель.

— Святая матерь Божья, — выдохнул он, увидев печальные останки. — Целая армия мертвых.

— Союзная армия, — сказал Манкузо. — Американцы, филиппинцы, даже несколько британцев и австралиец. Похоже, что японцы привозили пленников в Манилу из других районов боевых действий.

— Один лишь Бог знает, какие адские муки им пришлось испытать, — пробормотал Акоста, и его лицо покраснело от гнева. Он почувствовал, что его вот-вот стошнит. Он нащупал крест, висевший у него на шее. — Как их убили?

— Никаких признаков пулевых ран. Должно быть, они погибли от удушья, после того как туннель замуровали.

— Те, кто отдавал приказы об этом массовом убийстве, должны за это заплатить.

— Они, скорее всего, мертвы, убиты в резне вокруг Манилы, когда город захватила армия Макартура. А если они еще дышат, то их след давно простыл. Союзники в войне на Тихом океане были готовы простить слишком многое. Не было начато длительной охоты за теми, кто несет ответственность за жестокости, вроде той, которую евреи устроили за нацистами. Если их до сих пор не нашли и не повесили, то это никогда не будет сделано.

— И все же они должны за это заплатить, — повторил Акоста; его гнев перешел в безнадежную ненависть.

— Не будем зря терять время на мечты о мести, — сказал Манкузо. — Наша задача — найти золото.

Он пошел к первому грузовику в длинной колонне, стоявшей среди останков пленных. Шины были спущены, и брезентовые тенты над кузовами истлели от постоянно просачивающейся сверху воды. Он откинул вниз ржавый задний борт и посветил фонарем внутрь. Не считая обломков дерева от сломанных ящиков, грузовик был пуст.

Нехорошее предчувствие начало охватывать Манкузо. Он поспешил к следующему грузовику, тщательно обходя мертвецов или переступая через них, и из-под его подошв разлетались брызги слизи и воды. Вспотев от сырости, он начинал испытывать озноб. Ему потребовалось сделать над собой немалое усилие, чтобы продолжать поиски, теперь, когда в нем начал крепнуть страх перед неудачей.

Второй грузовик был пуст, как и следующие шесть. Пройдя по туннелю двести метров, он наткнулся на завал, который, как сразу стало ясно его натренированному взгляду горного инженера, был вызван применением взрывчатки, и увидел боковой пролом в стене туннеля. Но подлинным ударом по всем его надеждам оказался небольшой автомобильный прицеп-трейлер, конструкция которого была современной и никак не вписывалась в рамки сороковых годов; он был изготовлен из алюминия. На боках трейлера не было никаких надписей, но Манкузо узнал торговые знаки фирмы-изготовителя на его шинах.

Он поднялся по металлической лестнице и остановился на пороге, направив луч фонаря внутрь. Он был обставлен, как конторское помещение, вроде бытовки прораба, которые Манкузо видел на стройках.

Подошел Акоста, а за ним четверо рабочих, разматывавших кабель прожектора. Он остановился и осветил весь трейлер ярким пучком света.

— Откуда, черт возьми, это здесь взялось? — удивленно спросил Акоста.

— Давай свой прожектор сюда внутрь, — сказал Манкузо, чувствуя, что его худшие опасения стали реальностью.

Теперь, когда освещение стало ярче, они увидели, что трейлер чист и прибран. Столы были пусты, корзины для бумаг опорожнены, и нигде не было видно никаких пепельниц. Единственным признаком, что здесь кто-то прежде бывал, оказалась строительная каска, висевшая на крюке, и большая классная доска, прикрепленная к одной из стен. Манкузо рассматривал разграфленные колонки цифр. Цифры были арабские, но заголовки граф были написаны японским слоговым письмом катаканой.

— Расписание работ? — спросил Акоста.

— Опись сокровищ.

Акоста бессильно опустился в кресло за одним из письменных столов.

— Украдено, все украдено и вынесено.

— Около двадцати пяти лет тому назад, судя по дате на доске.

— Маркос? — спросил Акоста. — Наверно, он первым добрался сюда.

— Нет, не Маркос, — ответил Манкузо с такой убежденностью, словно он всегда знал правду. — Японцы. Они вернулись, забрали золото и оставили нам только кости.

Глава 14

Кертис Микер запарковал «Меркури Когуар» своей жены и привычным шагом прошел три квартала к Театру Форда между улицами Е и F на Десятой авеню. Он застегнул воротник своего пальто, защищаясь от холодного осеннего воздуха, и присоединился к группе пожилых горожан, в этот поздний субботний вечер совершающих пешую экскурсию по столице.

Экскурсовод остановил группу перед зданием театра, в котором Джон Уилкс Бут застрелил Авраама Линкольна, и коротко рассказал об обстоятельствах этого исторического события, прежде чем перевести экскурсантов через улицу к дому Петерсена, в котором скончался президент. Микер беспрепятственно ускользнул от них, показал швейцару у входа свой значок федерального агента и прошел в вестибюль театра. Он обменялся несколькими фразами с администратором и затем присел на диванчик, где, казалось, спокойно читал программу спектакля.

Любому из запоздавших завсегдатаев театра, быстро проходивших мимо Микера, спеша занять свои места, он показался бы безразличным посетителем, которому наскучила новая постановка пьесы конца девятнадцатого века на тему американо-испанской войны, и он предпочел переждать спектакль, сидя в вестибюле.

Микер определенно не был ни туристом, ни театралом. Занимаемая им должность называлась заместитель директора высокотехнологичных операций, и он редко выходил из дома вечерами, разве что к себе в служебный кабинет, где он занимался изучением фотографий, полученных с разведывательных спутников.

Он был в сущности застенчивый и скромный человек, который редко произносил подряд больше одной-двух фраз, но его глубоко уважали специалисты-разведчики как лучшего аналитика-расшифровщика спутниковых снимков. Он был из тех людей, которых женщины называют симпатичными, с черными, тронутыми сединой волосами, с добрым лицом, приятной улыбкой и глазами, в которых светилось дружелюбие.

Пока его внимание, казалось, было приковано к программке, рука незаметно скользнула в карман и нажала кнопку передатчика.

В зале театра Реймонд Джордан мучительно боролся с дремотой. Под косыми взглядами жены он прикрывался зевотой, чтобы избежать не вступать в сотый раз в один и тот же диалог. К облегчению зрителей, сидевших в старомодных жестких креслах, пьесы и действия в Театре Форда были краткими. Джордан пошевелился, приняв более удобную позу в жестком деревянном кресле, и позволил себе помечтать о рыбалке, которую он запланировал на завтра.

Внезапно его грезы были прерваны тремя короткими писками, которые издали часы с цифровым индикатором у него на руке. Это были так называемые дельта-часы — наименование, связанное с шифром, которым они были снабжены, — но внешне они выглядели как обычные часы фирмы «Рэйтех», так они и были помечены, чтобы не бросались в глаза. Он прикрыл рукой жидкокристаллический индикатор, на котором высветились некие цифры. С помощью дельташифра они сообщили ему о серьезности ситуации и о том, что кто-то желает вызвать его или встретиться с ним.

Он прошептал на ухо жене, что просит простить его, но ему нужно выйти, и, пройдя по проходу, вышел в вестибюль. Когда Джордан заметил Микера, его лицо омрачилось. Хотя он нисколько не жалел, что его вызвали из зала, ему не понравилось, что причиной послужил какой-то кризис.

— Как развивается ситуация? — спросил он, сразу переходя к делу.

— Мы узнали, на каком корабле находилась бомба, — ответил Микер, вставая.

— Мы не можем разговаривать здесь.

— Я договорился с администратором о президентском кабинете театра. Я могу наедине проинформировать вас там.

Джордану было знакомо это помещение. Он пошел впереди, ведя за собой Микера, и вошел в заднюю комнату, обставленную в стиле шестидесятых годов прошлого века. Он закрыл дверь и посмотрел на Микера.

— Вы вполне уверены в ваших выводах? Ошибка исключена?

Микер серьезно покачал головой.

— Снимки с метеорологического спутника, пролетевшего над этим местом до взрыва, показали три судна в этом районе. Мы задействовали наш старый разведывательный спутник «Скай Кинг», когда он пролетал над районом после взрыва, и исключили два судна из трех.

— Каким образом?

— С помощью компьютерного усиления изображений от радарно-сонарной системы, что позволило видеть сквозь воду, словно она была совершенно прозрачной.

— Вы проинформировали об инциденте ваших людей?

— Да.

Джордан смотрел Микеру прямо в лицо.

— Вы удовлетворены вашими выводами?

— У меня нет никаких сомнений, — просто ответил Микер.

— Доказательства надежны?

— Да.

— Знайте же, что вы разделите ответственность, если факты окажутся неточными.

— Как только я закончу свой доклад, я собираюсь отправиться домой и спать как младенец. Ну, почти так.

Джордан почувствовал некоторое облегчение и устроился в кресле за столом. Он ожидающе посмотрел на Микера.

— Ну, так что же вы выяснили?

Микер вытащил из глубокого внутреннего кармана пальто небольшую кожаную папочку и положил ее на стол.

Джордан улыбнулся.

— Я вижу, вы не доверяете чемоданчикам.

— Я предпочитаю держать руки свободными, — ответил Микер, пожав плечами. Он открыл папочку и выложил пять фотографий. На первых трех были видны суда на поверхности моря, изображенные с удивительной четкостью, можно было разглядеть малейшие подробности. — Вот это норвежский грузопассажирский лайнер, кружащий вокруг дрейфующего японского автомобилевоза. В двенадцати километрах от этого места британское океанографическое судно опускает на воду подводный исследовательский аппарат.

— Это снимок до взрыва, — сказал Джордан.

Микер кивнул.

— Следующие два сделаны спутником «Скай Кинг» после взрыва, и на них видны два искореженных корпуса на дне. Третье судно исчезло. Кроме нескольких разбросанных обломков судовых двигателей на дне, от него ничего не осталось.

— Что это было за судно? Какое из трех? — медленно спросил Джордан, как бы предчувствуя, каким будет ответ.

— Нам удалось вполне определенно отождествить те два, которые затонули целиком. — Микер сделал паузу, чтобы оторваться от фотографий и посмотреть Джордану в глаза, как бы подчеркивая свой ответ. — Судно, транспортировавшее бомбу, — японский автомобилевоз.

Джордан вздохнул и откинулся в кресле.

— Я не слишком удивлен тем, что у Японии есть бомба. Необходимая технология имеется у них уже много лет.

— Прорыв наступил, когда они построили реактор-бридерна быстрых нейтронах с металлическим теплоносителем. Когда реакция расщепления ядер осуществляется быстрыми нейтронами, бридер накапливает больше плутония, чем он сжигает. Это первый шаг к созданию ядерного оружия.

— Вы выучили свой урок, — сказал Джордан.

— Я должен знать, что мне следует искать.

— Вроде неуловимой, еще не обнаруженной фабрики по производству ядерного оружия, — ядовито сказал Джордан.

Микер посмотрел на него невозмутимо, затем улыбнулся.

— Но ваша наземная разведка тоже не смогла найти ключ к тому, где они делают эти бомбы.

— Верно, — признал Джордан. — Японцам удалось создать невероятно эффективную систему маскировки. У меня такое чувство, что их правительство тоже не имеет об этом ни малейшего представления, совсем как мы.

— Если бы их производственные мощности располагались на поверхности земли, наша новая спутниковая сеть их бы засекла.

— Странно, что нигде нет аномально высокой радиоактивности.

— Мы также не обнаружили никаких отклонений вблизи их атомных электростанций и могильника ядерных отходов рядом с прибрежным городом Рокота.

— Я видел эти отчеты, — сказал Джордан. — Они вырыли четырехтысячеметровую шахту, чтобы сбрасывать свои отходы. Не могли ли мы чего-нибудь упустить?

Микер отрицательно покачал головой.

— Мы должны были бы все же заметить признаки широкомасштабного строительства или специфический характер транспортных потоков в направлении такого места или из него.

— Черт возьми! — вспылил Джордан. — Япония безо всяких помех направляет в океаны суда с ядерными бомбами, предназначенными для портовых городов Соединенных Штатов, а мы без толку гадаем, не зная, где их изготавливают, каков их конечный пункт назначения и каков общий план всей этой операции.

— Вы действительно сказали «бомбы», во множественном числе? — спросил Микер.

— На записях сейсмологического центра в Колорадо видно, что был еще один взрыв, через миллисекунду после первого.

— Очень скверно, что вы не начали крупномасштабную операцию с целью получить ответы на эти вопросы еще десять лет назад.

— А на какие средства? — прорычал Джордан. — Последняя администрация урезала финансирование проектов по сбору разведданных. Все, что интересовало политиков, — это Россия и Ближний Восток. В последнюю очередь государственный департамент позволил бы нам опробовать наших лихих ребят на такой нации, как японцы. Два отставных агента, которых нам пришлось держать на контрактах, — вот и все, что нам было позволено иметь там. Израиль — еще одна страна, на которую нам никогда не дают средств. Вы не поверите, но были времена, когда нам приказывали смотреть в другую сторону, пока Моссад устраивал фокусы, в которых потом обвиняли арабов.

— Президенту придется дать вам полную свободу действий, когда вы покажете ему всю серьезность положения.

— В то утро, когда я докладывал президенту, я уже знал определенно одну вещь. — Гладкая, лощеная маска Джордана дала еле заметную трещину, и его голос стал холодным, как лед. — Неважно, как мы будем бороться с этим кризисом, нам все равно придется действовать вдогонку. Что больше всего тревожит меня, действительно вселяет в меня страх Божий, это то, что мы на самом деле уже опоздали, чтобы сорвать этот заговор, уже наполовину осуществленный.

Из-за двери донеслись звуки голосов. Пьеса была окончена, и зрители устремились в вестибюль.

Джордан вскочил.

— Я должен прервать нашу беседу и появиться в вестибюле, иначе моя жена по дороге домой будет изображать из себя айсберг. Спасибо, что ознакомили меня с данными, полученными вашей пташкой.

— Тут есть еще одна штука, — сказал Микер. Он вытащил еще одну фотографию из своей папочки и поднес ее к свету.

Джордан впился взглядом в странный предмет в центре снимка.

— Похоже на какой-то большой трактор. Почему это важно?

— То, что вы видите на этом снимке, — это неизвестный экипаж, едущий по морскому дну на глубине пять тысяч метров, на расстоянии не более двадцати километров от эпицентра взрыва. Вам известно, чей это аппарат и что он там делает?

— Да … — медленно произнес Джордан. — Я не знал этого, но теперь мне это известно. Спасибо, Кертис.

Джордан повернулся спиной к совершенно сбитому с толку Микеру, открыл дверь и смешался с толпой, выходящей из театра.

Глава 15

Как и обещал, Питт вывел покалеченный вездеход из-под завала. Стальные траки визжали, продираясь сквозь застывшую лаву сантиметр за сантиметром. Мучительно медленно огромная машина пробила себе дорогу наверх, на поверхность морского дна, отряхнула щебень и песок, которые, как река, мутным потоком волочились за ней, и выкатилась на пустынную равнину.

— Мы свободны, — обрадованно вскричал Планкетт. — Очень неплохо сработано.

— Очень неплохо сработано, — передразнил его Питт. Он переключился с ручного управления на автоматическое и вызвал на экран монитора несколько географических карт. — Просто чудо, что мы вырвались наружу без протечек и механических повреждений.

— Мой дорогой друг, моя вера в тебя глубока, как море… а-а, мы под ним. Я ни минуты не сомневался в твоей стойкости.

Питт с любопытством взглянул на него.

— Если тебя так легко удалось убедить поверить мне, то у меня в Нью-Йорке есть мост, который я с удовольствием продал бы тебе.

— Какой еще мост?

— Ты что, разыгрываешь меня?

— Да, я неплохо играю в бридж. Выиграл несколько матчей. А ты?

— Я неплохо раскладываю пасьянс «Старая Дева».

Этот обмен шутками был не более чем причудливый способ оценить, в какой переплет они попали, но ведь это были мужчины, находившиеся в отлично известной им стихии, хорошо понимавшие, как опасно стать пленниками подводных глубин. И если кто-нибудь из них и испытывал страх, то не выдал его.

— Теперь, когда мы выбрались из-под оползня, что мы собираемся делать дальше? — спросил Планкетт так спокойно, словно просил передать ему чашку чая.

— План состоит в том, чтобы двигаться наверх, — ответил Питт, показав пальцем на крышу кабины.

— Поскольку у этого замечательного гусеничного трактора нет никакой плавучести, а над нами добрых пять километров морской воды, то как ты собираешься совершить невозможное?

Питт улыбнулся.

— Ты просто сиди и наслаждайся видами морского дна. Мы собираемся предпринять прогулку через горы.

— Добро пожаловать на борт нашего судна, адмирал. — Капитан Мортон безупречно отдал честь и протянул руку для приветствия, но проделал все это сугубо формально, как положено. Он не был рад этой встрече и не пытался притворяться обрадованным. — Редкий случай, когда нам приказывают всплыть посреди моря во время плавания, чтобы взять на борт гостей. Должен вам сказать, что я от этого не в восторге.

Сэндекер пригасил свою улыбку, перейдя из шлюпки «Шанхайской раковины» на мостик торчащей из воды рулевой рубки «Туксона». Он пожал руку Мор-тона с рассеянной небрежностью и с видом превосходства, который, если это вообще было возможно, делал его присутствие здесь чем-то более или менее нормальным.

— Я не дергал за ниточки, чтобы заставить вас отклониться от выполнения вашего задания, чтобы я мог заскочить к вам на коктейль, капитан. Я здесь потому, что выполняю приказ президента. Если это доставляет вам неудобства, то я готов с радостью вернуться на джонку.

Тревога отразилась на лице Мортона.

— Не сочтите за оскорбление, адмирал, но русские спутники…

— Сфотографируют нас в живых красках для развлечения их аналитиков из разведки. Да, несомненно, но нам на самом деле наплевать на то, что они увидят и подумают. — Сэндекер повернулся к Джиордино, вскарабкавшемуся на мостик. — Мой помощник, директор проекта, Ал Джиордино.

Почти безотчетно Мортон приветствовал Джиордино полусалютом и провел их через люк в центр управления подлодкой. Они последовали за капитаном в небольшой отсек с прозрачным столом-планшетом для прокладки курса, за которым находился экран, дающий трехмерное сонарное изображение морского дна.

Лейтенант Дейвид Делюка, штурман «Туксона», сидел за столом. Он выпрямился в кресле, когда Мортон представил ему гостей, и тепло улыбнулся им.

— Адмирал Сэндекер, это большая честь видеть вас здесь. Я никогда не пропускал ваших лекций в Академии.

Сэндекер просиял.

— Надеюсь, я вгонял вас в спячку.

— Вовсе нет. Ваши доклады о проектах НУМА были захватывающе интересными.

Мортон бросил взгляд на штурмана и кивнул на стол-планшет.

— Адмирала чрезвычайно заинтересовало ваше открытие.

— Так что ты можешь показать мне, сынок? — спросил Сэндекер, положив руку на плечо Делюка. — Я слышал, что тебе удалось обнаружить необычные звуки, идущие с морского дна.

Делюка секунду колебался.

— Мы услышали странную музыку…

— «Русалочку Минни»? — быстро перебил его Джиордино.

Делюка утвердительно кивнул.

— Сначала ее, но затем это стало звучать похоже на марши Джона Филиппа Сузы.

Глаза Мортона изумленно сузились.

— Как вам удалось об этом узнать?

— Это Дирк, — уверенно сказал Джиордино. — Он все еще жив.

— Будем надеяться, что это так, — сказал Сэндекер, почувствовав прилив радости. Он пристально посмотрел на Делюка. — Вы все еще можете слышать эту музыку?

— Да, сэр. Как только мы зафиксировали его положение, мы смогли отслеживать источник звука.

— Он движется?

— Со скоростью примерно пять километров в час, прямо по дну.

— Они с Планкеттом, значит, сумели пережить землетрясение и выбраться оттуда на «Большом Джоне», — сообразил Джиордино.

— Вы не попытались установить контакт? — спросил Сэндекер у Мортона.

— Мы пробовали, но наше оборудование не предназначено для передачи сообщений через воду глубиной более тысячи метров.

— Мы можем связаться с ними с помощью подводного телефона, установленного на нашем аппарате, — предложил Джиордино.

— Если только … — Сэндекер заколебался. Он посмотрел на Мортона. — Могли бы вы их услышать, если бы они пытались связаться с надводным судном, капитан?

— Раз мы можем слышать их музыку, то мы могли бы услышать и их голоса. Может быть, забитые помехами и искаженные, но я думаю, что наши компьютеры могли бы отфильтровать сигнал и выдать осмысленное сообщение.

— Какие-нибудь подобные сигналы были приняты?

— Никаких, — ответил Мортон.

— Наверно, их телефонная система повреждена, — предположил Сэндекер.

— Почему же тогда они могут передавать музыку?

— Это аварийный маяк-усилитель, предусмотренный на случай, если машина выйдет из строя, — ответил Джиордино. — Вездеход-спасатель может в этом случае найти поврежденную машину, ориентируясь на звук. Но он не предназначен для передачи голоса или приема сообщений.

Мортон медленно закипал от раздражения. Он не привык терять контроль над ситуацией на борту своей собственной лодки.

— Могу я спросить, кто эти люди на «Большом Джоне», как вы его называете, и как они дошли до того, чтобы шляться по дну Тихого океана?

Сэндекер пренебрежительно махнул рукой.

— Извините, капитан, но это секретный проект. — Он снова повернулся к Делюке. — Вы сказали, что они движутся.

— Да, сэр. — Делюка нажал несколько клавиш, и на экране, смонтированном над столом, появилась трехмерная голограмма участка морского дна. Людям, собравшимся вокруг стола, казалось, что они смотрят на затопленный Большой Каньон сверху, через стекло, покрывающее аквариум. Детали рельефа были выделены новейшим компьютером и цифровым усилением сонарного изображения, отображающими поверхность дна с помощью смешанных тонов зеленого и голубого цветов, как на карте.

Зона разлома Мендочино своей грандиозностью затмевала знаменитую туристскую достопримечательность северной Аризоны. Ее крутые обрывы вздымались на высоту 3000 метров над дном расселины. Неровные валы, идущие вдоль гигантской трещины в океанической коре, рассекались сотнями ущелий, что придавало ей вид огромной раны, пересекающей рябь на поверхности песка.

— Последнее достижение техники визуального представления подводного рельефа, — с гордостью заявил Мортон. — «Туксон» был первой подлодкой, на которой установлена эта система.

— Кодовое название «Великий Карнак», — высокомерно прокомментировал Сэндекер. — Все знает, все видит. Наши инженеры из НУМА помогали проектировать ее.

Лицо Мортона, теперь забавно красное и сердитое, выражало окончательное поражение в этой игре «кто здесь главный». Но он взял себя в руки и отступил с достоинством.

— Лейтенант, покажите адмиралу его любимую игрушку в действии.

Делюка взял короткую указку, похожую на дирижерскую палочку, и направил выходящий из ее конца луч света на голографическое изображение морского дна.

— Ваш подводный вездеход появился в этой точке небольшого каньона рядом с основной зоной разлома и теперь движется зигзагом, поднимаясь по склонам к верхней точке края разломной зоны.

Джиордино мрачно смотрел на плоский участок, на котором недавно стояла исследовательская станция.

— Немного же осталось от «Мокрых делянок», — печально произнес он.

— Станция не была рассчитана на то, чтобы стоять там вечно, — утешил его Сэндекер. — Результаты давно окупили затраты, и с лихвой.

Не ожидая, чтобы его попросили это сделать, Делюка увеличил масштаб изображения, пока размытые очертания «Большого Джона», поднимающегося вверх вдоль крутого склона, не стали различимы.

— Это самое резкое изображение, которое мы можем получить, — сказал он.

— Этого вполне достаточно, — похвалил его Сэндекер.

Глядя на крохотное пятнышко, затерянное в бескрайней водной пустыне, никто из них не мог поверить, что там внутри жили и дышали два человека. Движущееся изображение было таким реалистичным, что им приходилось сдерживаться, чтобы не протянуть руку и потрогать его.

Образы, приходившие им в головы, были совершенно разными. Делюка представлял себе, что он — астронавт, наблюдающий жизнь на другой планете, тогда как Мортону казалось, что это похоже на слежение за грузовиком на шоссе из вертолета, летящего на высоте тридцати тысяч футов. Сэндекер и Джиордино оба представляли себе, как их друг сражается с враждебной средой, борясь за свою жизнь.

— Можете ли вы спасти их с помощью своего глубоководного аппарата? — спросил Мортон.

Джиордино так вцепился в поручень, ограждающий стол с видеомонитором, что костяшки его пальцев побелели.

— Мы можем встретиться с их аппаратом, но ни у них, ни у нас нет шлюза, через который можно было бы перейти из одной машины в другую при давлении воды в несколько тонн на квадратный сантиметр. Если они попытаются покинуть «Большой Джон» на такой глубине, их сплющит до одной трети нормального размера.

— А как насчет подъема их на поверхность с помощью троса?

— Мне неизвестен ни один корабль, оборудованный тросом длиной в шесть километров и при том достаточно прочным, чтобы выдержать свой собственный вес, но говоря уже о весе «Большого Джона».

— «Гломар Эксплорер» мог бы это сделать, — сказал Сэндекер. — Но это судно занято бурением нефтяных скважин на шельфе у берегов Аргентины. Оно не может прекратить свои работы, переоборудоваться и добраться сюда меньше чем за четыре недели.

Мортон начал понимать неотложность проблемы и отчаяние своих гостей.

— Сожалею, что ни я, ни мой экипаж ничего не можем сделать, чтобы помочь вам.

— Спасибо, капитан. — Сэндекер тяжело вздохнул. — Я ценю вашу моральную поддержку.

Они все целую минуту молча стояли, глядя на маленькое пятнышко, ползущее по голограмме, как жук по склону оврага.

— Интересно, куда он направляется, — пробормотал наконец Делюка.

— О чем вы? — спросил Сэндекер, словно его только что внезапно разбудили.

— С того момента, как я слежу за ним, он движется в одном и том же направлении. Он иногда меняет курс, когда склон становится слишком крутым, но после того, как склон выполаживается, он снова возвращается к своему первоначальному курсу.

Сэндекер, глядя на Делюка, внезапно понял, в чем дело.

— Дирк направляется на подводное высокогорье. О Боже, я чуть было не зачислил его в покойники, не удосужившись разобраться в его намерениях.

— Постройте примерный курс, которым он следует, — приказал Мортон Делюка.

Делюка запрограммировал свой навигационный компьютер, введя необходимые данные, и снова посмотрел на монитор, ожидая, когда на нем высветятся результаты расчетов. Цифры вспыхнули почти мгновенно.

— Ваш человек, адмирал, следует по азимуту три-три-четыре.

— Три-три-четыре, — твердо повторил Мортон. — Но там впереди нет ничего, кроме мертвой равнины.

Джиордино посмотрел на Делюка.

— Пожалуйста, расширьте сектор вперед по курсу вездехода.

Делюка кивнул и расширил изображение в том направлении, которое указал Джиордино.

— Выглядит почти так же, если не считать нескольких подводных гор.

— Дирк направляется к Конроу Гайот, — убежденно сказал Джиордино.

— Гайот? — переспросил Делюка.

— Так называют подводные горы с плоскими вершинами, — объяснил Сэндекер. — Подводный вулкан, вершина которого была размыта волнами, когда он медленно уходил под воду.

— Какова глубина до вершины? — спросил Джиордино у Делюки.

Молодой штурман достал карту из ящика под столом и расстелил ее на прозрачной поверхности стола.

— Конроу Гайот, — вслух прочитал он. — Глубина триста десять метров.

— Каково расстояние оттуда до вездехода? — На этот раз вопрос задал Мортон.

Делюка смерил расстояние циркулем и приложил его к шкале, расположенной в низу карты.

— Примерно девяносто шесть километров.

— При скорости восемь километров в час, — прикинул Джиордино. — Если увеличить это расстояние вдвое, чтобы учесть неровную поверхность и объезды расщелин, то, в удачном случае, они доберутся до вершины Конроу примерно в это время к завтрашнему дню.

Взгляд Мортона стал скептическим.

— Подъем на Гайот может приблизить их к поверхности, но они все еще будут на глубине триста метров, или почти тысячи футов. Как этот парень…

— Его зовут Дирк Питт, — подсказал ему Джиордино.

— Хорошо, Питт. Как он собирается добраться до поверхности? Вплавь?

— Не с такой глубины, — быстро ответил Сэндекер. — Давление внутри «Большого Джона» поддерживается на уровне одной атмосферы, такое же, как на уровне моря. Внешнее давление воды на такой глубине выше в тридцать три раза. Даже если бы мы могли снабдить их: самым современным водолазным снаряжением и гелиевокислородной смесью для дыхания глубоко под водой, их шансы все равно были бы равны нулю.

— Если бы даже внезапное увеличение давления не убило их в тот момент, когда они будут покидать кабину вездехода, то это наверняка сделает кессонная болезнь при подъеме наверх, — добавил Джиордино.

— Так что тогда у Питта в рукаве? — настаивал Мортон.

Джиордино, казалось, уставился на что-то, находящееся за переборкой отсека.

— Я не знаю ответа на этот вопрос, но мне кажется, нам следует подумать об этом, и поскорее.

Глава 16

Безжизненная серая равнина сменилась лесом причудливых труб, поднимающихся с морского дна. Они стояли, как искривленные камины, и извергали горячую — с температурой 365 градусов Цельсия — мутно-черную воду, которая поднималась облаками дыма над трубами, быстро смешиваясь с холодной, океанской водой.

— Черные курильщики, — объявил Планкетт, узнав их в лучах прожекторов «Большого Джона».

— Их должны окружать сообщества морских животных, — сказал Питт, не отрывая взгляда от изображения рельефа на мониторе водителя. — Мы нанесли на карту свыше дюжины таких горячих ключей во время наших разведывательных маршрутов.

— Лучше держись от них подальше. Не хотелось бы мне наблюдать, как этот зверь раздавит какой-нибудь из них.

Питт улыбнулся и переключил управление на ручное, отвернув вездеход в сторону, чтобы объехать странную колонию экзотической морской фауны, обходившейся без солнечного света. Этот участок был чем-то вроде оазиса в пустыне, занимая около квадратного километра морского дна. Широкие следы вторгшегося гусеничного чудовища обходили сбоку извергающие потоки горячей воды трубы и переплетающиеся заросли гигантских трубчатых червей, слегка колышущиеся под действием течения, как будто это были колеблемые ветром заросли тростника.

Планкетт с восхищением следил, как заключенные в полых стеблях черви погружали свои нежные розовые и багряные щупальца в черную воду.

— Некоторые из них длиной добрых три метра! — воскликнул он.

Вокруг «каминных труб» и трубчатых червей на поверхности дна, также тут и там попадались огромные раковины моллюсков, которых Планкетту до сих пор никогда не приходилось видеть. Лимонного цвета создания, похожие на грибы-дождевики и принадлежащие к тому же классу, что и медузы, плавали среди покрытых шипами белых крабов и голубоватых креветок. Ни одно из этих животных не нуждалось для своего выживания в процессе фотосинтеза. Все они питались бактериями, превращавшими сероводород и кислород, выбрасываемые «черными курильщиками», в органические соединения. Если бы Солнце вдруг погасло, эти создания, обитающие в кромешной тьме, продолжали бы жить, когда все иные формы жизни над ними давно вымерли бы.

Он попытался запечатлеть в памяти образы разных обитателей этого оазиса, пока они исчезали в облаках ила, тянущихся за вездеходом, но не мог сосредоточиться. Наглухо запечатанный в затерянной среди морских глубин кабине вездехода, Планкетт испытывал сильнейшее душевное волнение, наблюдая этот чуждый всему земному мир. Отнюдь не новичок в абиссальных глубинах, он внезапно почувствовал себя таким же одиноким и потерянным, как астронавт, заблудившийся в пустом пространстве за пределами Галактики.

Питт удостоил невероятное зрелище за окнами кабины лишь несколькими рассеянными взглядами. У него не было времени отвлекаться. Он смотрел и реагировал лишь на то, что можно было увидеть на экране монитора. Дважды он чуть не провалился вместе с машиной в глубокие, круто обрывающиеся вниз трещины, остановившись меньше чем в метре от края одной из них. Изрытая расщелинами равнина часто оказывалась столь же непроходимой, как лавовые потоки, образующие морское дно вокруг Гавайских островов, и ему пришлось срочно запрограммировать компьютер на прокладку наименее опасного обходного пути.

Ему приходилось быть особенно осторожным в зонах оползней и краев каньона, где грунт был слишком рыхлым, чтобы выдержать вес машины. Однажды даже пришлось объезжать небольшой, но действующий вулкан, из которого лава вытекала через длинную трещину и спускалась вниз по склону, прежде чем остыть и затвердеть в холодной воде. Он объезжал неправильной формы ямы и высокие конусы, пересекал широкие кратеры; здесь были все типы грунта и формы рельефа, которые можно было надеяться найти где-нибудь на Марсе.

Вести машину, полагаясь лишь на сонарное и радарное изображения, построенные компьютером, вместо того чтобы надеяться на свое собственное зрение, ограниченное небольшим пятном света прожекторов вездехода, было нелегким делом. Приятной прогулкой это не назовешь. Усталость начала накапливаться в побаливающих мышцах и слезящихся глазах, и он решил на какое-то время передать управление Планкетту, который быстро понял тонкости обращения с «Большим Джоном».

— Мы только что прошли отметку две тысячи метров, — сообщил Питт.

— Вроде неплохо, — добродушно отозвался Планкетт. — Это больше, чем полпути наверх.

— Пока что рано выписывать счет. Уклон дна возрастает. Если он станет еще на пять градусов больше, траки начнут пробуксовывать.

Планкетт усилием воли отогнал все мысли о возможной неудаче. Он полностью доверял Питту, и эта его черта бесконечно раздражала сотрудника НУМА.

— Поверхность склона стала намного ровнее. Теперь нам должен быть открыт прямой путь к вершине.

— Лавовые породы здесь, возможно, уже утратили острые кромки и несколько сгладились, но их ни в коем случае нельзя считать ровной поверхностью, — пробормотал Питт устало, медленно цедя слова, в его голосе чувствовалась измотанность.

— Не беспокойтесь. Мы поднялись из абиссальной зоны и входим в область средних глубин. — Планкетт замолчал и показал через обзорный иллюминатор на вспышку голубовато-зеленой биолюминесценции. — Порихтис мириастер, этот вид может давать вспышки свечения, продолжающиеся до двух минут.

— Вам следует пожалеть его, — сказал Питт, еле ворочая языком.

— Почему? — возразил Планкетт. — Порихтис приспособился к условиям обитания великолепно. Его люминесценция используется для отпугивания хищников, действует как приманка для привлечения добычи, как средство узнавания особей своего собственного вида и, конечно, для привлечения особей противоположного пола в полной темноте.

— Всю свою жизнь плавать в холодной черной бездне. Я бы назвал это настоящей скучищей.

Планкетт понял, что Питт подшучивает над ним.

— Очень тонкое наблюдение, мистер Питт. Как жаль, что мы не можем предложить этому глубоководному животному какое-нибудь развлечение.

— Мне кажется, мы можем немного рассмешить их.

— В самом деле? Что вы имеете в виду?

— Они могут понаблюдать, как вы некоторое время поведете машину. — Он широким жестом показал на пульт управления. — Машина полностью в вашем распоряжении. Не забудьте внимательно следить за геологической обстановкой на экране монитора, а не за медузой с неоновой рекламой.

Питт откинулся в кресле, закрыл глаза, и секунду спустя он уже выглядел совсем уснувшим.

Питт проснулся через два часа, разбуженный громким треском, прозвучавшим как пушечный выстрел, и сразу почувствовал, что что-то не в порядке. Он вытянулся, вскочил на ноги и забегал глазами по пульту, отыскивая мигающую красную лампочку.

— Неисправность?

— У нас протечка, — быстро сообщил ему Планкетт. — Сигнальная лампочка загорелась одновременно со звуком, который вас разбудил.

— Что показывает компьютер насчет места повреждения и размеров ущерба?

— К сожалению, вы не сообщили мне, как вызвать соответствующую программу.

Питт быстро набрал на клавиатуре нужную комбинацию. Строчки текста немедленно вспыхнули на экране.

— Нам повезло, — сказал Питт. — Отсеки системы жизнеобеспечения и электронного оборудования герметичны. Защищенный реакторный отсек тоже цел. Протечка внизу, где-то в области отсека двигательной установки и генератора.

— И вы называете это везеньем?

— В этом отсеке достаточно свободного места, чтобы двигаться по нему, а его стенки доступны для ремонтных работ. Трепка, которую перенес этот бедный старый автобус, должно быть, вскрыла микроскопический дефект отливки в основании корпуса.

— При таком внешнем давлении струя воды, бьющая через отверстие размером с толщину булавки, может затопить эту кабину за два часа, — тревожно заметил Планкетт. Он поежился. Оптимизм исчез из его глаз, безвольно уставившихся на экран монитора. — А если отверстие расширится и корпус обрушится … — Он не договорил фразу до конца и умолк.

— Эти стены не рухнут, — твердо произнес Питт. — Они рассчитаны на давление, в шесть раз большее, чем на этой глубине.

— Тем не менее остается тонкая струйка воды, бьющая с силой лазерного луча и способная перерезать электрический кабель или человеческую руку за одно мгновение.

— Значит, мне следует быть осторожным, не так ли? — сказал Питт, вылезая из своего кресла и пробираясь к задней стенке кабины. Ему все время приходилось упираться в стены руками, чтобы его не сбило с ног непрерывное раскачивание и толчки машины, движущейся по неровной поверхности. Прежде. чем открыть задний люк, он нагнулся к полу и поднял крышку небольшого лючка, чтобы включить освещение в машинном отсеке.

Он слышал резкий свист на фоне гула паровой турбины, но не мог разглядеть, откуда исходит этот звук. Вода уже покрывала стальной настил отсека на четверть метра. Он замер и прислушался, пытаясь на слух определить место повреждения. Нельзя было слепо лезть в отсек, рискуя нарваться на режущую, как бритва, струю.

— Видите ее? — крикнул ему Планкетт.

— Нет! — нервно откликнулся Питт.

— Мне остановиться?

— Ни в коем случае. Продолжайте двигаться в направлении вершины.

Он склонился над люком в полу. Там притаилась смертельная угроза, дающая знать о себе свистящим шумом, еще более зловещим, чем враждебный мир за иллюминаторами кабины. Успела ли струйка из открывшегося отверстия в корпусе повредить жизненно важное оборудование? Была ли она слишком сильной, чтобы можно было ее остановить? Нельзя было терять ни минуты. Не было времени для раздумий, для взвешивания шансов. И тот, кто в такие минуты колеблется, неминуемо погибнет. Неважно было теперь, умрет ли он утонув, или будет разрезан на куски, или раздавлен безжалостным давлением океанских глубин.

Он спрыгнул вниз через люк и скорчился внутри отсека, радуясь тому, что он все еще цел, а не разрезан надвое. Свист был близко, почти на расстоянии вытянутой руки, и ii чувствовал жалящие удары брызг, отлетавших от какого-то препятствия, в которое била струя. Но образовавшийся в результате туман, заполнивший отсек, не позволял ему разглядеть место протечки.

Питт осторожно придвинулся поближе к свистящей струе через окружающую его водяную пыль. Вдруг одна мысль пришла ему в голову, и он снял туфлю. Он поднял ее вверх и начал водить ею из стороны в сторону, как слепой машет тростью, держа туфлю каблуком от себя. Внезапно туфлю чуть не вырвало у него из руки. Кусок каблука был аккуратно срезан. Тогда он увидел это небольшое блестящее пятнышко впереди и справа от него.

Тонкая, как игла, струйка била по фундаменту компактной паровой турбины, приводящей огромные гусеницы вездехода. Толстый титановый фундамент выдерживал сосредоточенную силу струи, но его твердая поверхность уже была немного выщерблена в месте ее падения.

Питту удалось найти повреждения, но проблема была далека от решения. Никакой заклепкой, никакой замазкой или заплаткой нельзя было остановить струю, способную, если дать ей достаточно времени, прорезать металл. Он стоял и осторожно протягивал руку к ящику с инструментами и запасными частями рядом с турбиной. Мгновенно оглядев содержимое ящика, он вытащил отрезок трубы высокого давления, предназначенной для парогенератора. Затем извлек тяжелый молоток, похожий на кувалду.

Вода поднялась уже на полметра к тому времени, как он все подготовил. Его импровизированный способ остановить протечку просто обязан был сработать. Если он окажется неэффективным, то положение станет безнадежным и ему с Планкеттом не останется ничего другого, кроме как ждать, пока они не утонут или не будут раздавлены возрастающим давлением.

Медленно, с беспредельной осторожностью он подался вперед, сжимая в одной руке отрезок трубы, а в другой молоток. Он лег на спину в быстро прибывающую воду, сделал глубокий вдох, задержал дыхание на несколько секунд и затем выдохнул. Одновременно с этим он прижал один конец трубы к месту, из которого била струя, следя, чтобы противоположный конец смотрел прочь от него, и сразу же прижал этот свободный конец к наклонному участку толстой защитной перегородки, отделяющей отсек турбины от отсека реактора. Яростными ударами молотка он стал бить снизу по нижнему концу трубы, продвигая его вверх по перегородке, пока труба не оказалась наглухо заклиненной между стеной отсека и перегородкой, и лишь тонкая водяная пыль просачивалась у ее обоих концов.

Его аварийная затычка, возможно, была остроумным приспособлением, но она не была совершенной. Заклиненная труба ослабила приток воды в отсек до слабенькой струйки; можно было надеяться, что это позволит им добраться до вершины Гайота, но это не было постоянное решение. Было лишь вопросом времени, когда входное отверстие достаточно расширится или труба будет разрезана бьющей оттуда струей; у них оставалось лишь несколько часов.

Питт сел на пол отсека, продрогший, мокрый и слишком душевно измотанный, чтобы чувствовать воду, плещущуюся вокруг его тела. Забавно, подумал он через минуту, показавшуюся ему очень долгой, как, сидя в ледяной воде, он все еще продолжает потеть.

Через двадцать два изматывающих часа, прошедших после того как верный «Большой Джон» чудом вырвался из своей могилы, он оказался вскарабкавшимся достаточно высоко, чтобы уже можно было различить вершину подводной горы. Питт снова сидел за пультом управления, и пара гусениц вгрызалась, проскальзывала, снова зарывалась траками в покрытую илом лавовую породу, отвоевывая у крутого склона метр за метром, и наконец огромная гусеничная машина перевалилась носом через кромку и оказалась на плоской поверхности.

Только тогда «Большой Джон» окончательно остановился и замолк, а окружающее его облако поднятого со дна ила начало оседать на выровненной волнами вершине Гайота Конроу.

— Мы сделали это, старина, — взволнованно рассмеялся Планкетт, хлопнув Питта по спине. — Мы чертовски неплохо сделали это.

— Да, — устало согласился Питт, — но осталось еще одно препятствие, которое нам нужно преодолеть. — Он кивнул на цифровой индикатор глубины. — Триста двадцать два метра до поверхности.

Радость Планкетта быстро испарилась.

— Есть какие-либо признаки присутствия ваших людей? — спросил он серьезно.

Питт нажал на клавишу сонарно-радарного зонда. На экране появилось изображение вершины площадью десять квадратных километров. Она была пустой и необитаемой, как лист фанеры. Ожидаемый спасательный аппарат прибыть не смог.

— Дома никого, — сказал он тихо.

— Трудно поверить, что никто на поверхности не услышал нашей оглушающей музыки и не поспешил определить, куда мы движемся, — сказал Планкетт скорее раздраженный, чем разочарованный.

— У них было слишком мало времени, чтобы организовать спасательную экспедицию.

— И все же я надеялся, что один из ваших аппаратов вернется и составит нам компанию.

Питт устало пожал плечами.

— Отказы оборудования, скверная погода. У них могло возникнуть сколько угодно затруднений.

— Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы теперь умереть в этом чертовом месте. — Планкетт посмотрел наверх. — Не так близко от цели.

Питт знал, что адмирал Сэндекер и Джиордино сдвинут горы, чтобы спасти его и Планкетта. Он отказался допустить возможность того, что они не догадаются о его намерениях и не будут действовать соответственно. Он медленно поднялся, прошел назад и поднял люк, ведущий в машинный отсек. Протечка усилилась, и вода поднялась над полом отсека более чем на метр. Пройдет еще от сорока минут до часа, и вода достигнет турбины. Когда она будет затоплена, генератор тоже выйдет из строя. Без нормально работающей системы жизнеобеспечения Питт и Планкетт недолго протянут.

— Они придут, — сказал Питт самому себе с неколебимой уверенностью. — Они придут.

Глава 17

Прошло десять минут, затем двадцать, как страх одиночества овладел ими. Чувство заброшенности и покинутости на морском дне, нескончаемая тьма, гротескная морская фауна, кружащая около них, — все это было похоже на отвратительный кошмар.

Питт остановил «Большой Джон» в центре плоской вершины подводной горы и затем запрограммировал компьютер отслеживать затопление машинного отделения. Он с тревогой следил за экраном, цифры на котором показывали, что уровень воды подбирается к генератору, до которого остается лишь несколько сантиметров.

Хотя подъем на меньшую глубину резко уменьшил внешнее давление воды, входное отверстие расширилось, и дальнейшие попытки Питта не смогли приостановить затопление. Он выпустил немного воздуха, чтобы уменьшить избыточное давление в кабине, вызванное напором поступающей воды.

Планкетт слегка повернулся и смотрел на Питта, сильное, словно вытесанное из камня лицо которого было совершенно неподвижно, настолько застывшее, что веки, казалось, ни разу не шевельнулись. В глазах Питта, похоже, отражался гнев, направленный не на какое-то конкретное лицо или предмет, а гнев, адресованный просто самому положению вещей, которое он не мог контролировать. Он сидел в своем кресле, пугающе отстраненный от Планкетта, почти как если бы британский океанограф находился в тысяче километров от него. Сознание Питта было наглухо закрыто для любых предчувствий или страха смерти. Его мысли были заняты просеиванием тысяч планов спасения, просчетом всех деталей под всеми возможными углами, пока все они, один за другим, не были отвергнуты и забыты.

Только один вариант давал некоторые шансы на успех, но в этом случае все зависело от Джиордино. Если его друг не появится здесь в течение следующего часа, будет слишком поздно.

Планкетт протянул руку и стукнул Питта по плечу своим огромным кулачищем.

— Великолепная попытка, мистер Питт. Вы вытащили нас из глубочайшей впадины до места, откуда почти видна поверхность.

— Недостаточно хорошая, — пробормотал Питт. — Мы продвинулись на доллар, но нам не хватило пенни.

— Не будете ли вы так любезны рассказать мне, как вы собирались сделать это без такого удобного приспособления как воздушный шлюз, чтобы покинуть вездеход, и камеры для транспортировки персонала, которая могла бы доставить нас на поверхность?

— Моя первоначальная мысль состояла в том, чтобы поплыть наверх.

Планкетт удивленно поднял бровь.

— Я надеюсь, вы не предполагали, что нам нужно будет задержать дыхание?

— Нет.

— Это хорошо, — сказал Планкетт, удовлетворенный ответом. — Что касается меня, то я бы сдох, прежде чем поднялся бы на тридцать метров. — Он засомневался и с любопытством посмотрел на Питта. — Вплавь, сказали вы? Вы действительно всерьез это обдумывали?

— Нелепая надежда, .порожденная отчаянием, — философски ответил Питт. — Я слишком опытный ныряльщик, чтобы верить, что наши тела способны выдержать натиск сильнейшего давления и декомпрессию.

— Вы сказали, что это была первоначальная мысль. У вас есть другая идея — вроде, скажем, попытаться всплыть на этом монстре на поверхность?

— Это уже теплее. Вы почти угадали.

— Подъем пятнадцатитонной машины может быть осуществлен лишь в очень живом воображении.

— На самом деле, все это зависит от Ала Джиордино, — ответил Питт снисходительно. — Если он сумеет угадать, что я задумал, он встретит нас на аппарате, оборудованном…

— Но он оставил вас здесь, — сказал Планкетт, обводя рукой пустынный подводный пейзаж.

— У него для этого должна была быть чертовски серьезная причина.

— И вы знаете, и я знаю, мистер Питт, что никто не придет. Ни в течение нескольких часов, ни через несколько дней, никогда. Вы поставили на чудо и проиграли. Если они и вернутся на поиски, это будет не здесь, а среди развалин вашей исследовательской станции.

Питт не отвечал, а просто смотрел в иллюминатор. Огни вездехода привлекли стайку светящихся рыб. С серебристой чешуей, дисковидным телом, сплюснутым по бокам, они шевелили длинными хвостами, и цепочки световых органов вспыхивали в нижней части их брюшка. Глаза были непропорционально велики и помещались на концах стеблей, торчавших вверх. Он следил, как они грациозно кружили, описывая ленивые спирали вокруг огромного носа «Большого Джона».

Он медленно нагнулся вперед, словно к чему-то прислушиваясь.

— Кажется, я что-то слышу.

— Удивительно, что мы еще можем что-то слышать на фоне этой оглушающей музыки, — прорычал Планкетт. — Мои барабанные перепонки уже отказываются работать.

— Как-нибудь попозже напомните мне прислать вам открытку с соболезнованиями по этому поводу, — сказал Питт. — Или вы предпочитаете, чтобы мы подняли лапки, затопили кабину и покончили с этим?

Он замер, как статуя, глядя на рыб. Огромная тень подползла к ним, и все, как одна, шмыгнули в темноту и исчезли.

— Что-то не так? — спросил Планкетт.

— У нас появилась компания, — ответил Питт, улыбнувшись Планкетту с выражением на лице «ведь я же тебе говорил!». Он повернулся в кресле, поднял голову вверх и посмотрел в верхний обзорный иллюминатор.

Один из аппаратов НУМА, эвакуированных с «Мокрых делянок», завис чуть вверх и сзади от «Большого Джона». На лице Джиордино была улыбка, широкая, как у клоуна. Рядом с ним адмирал Сэндекер изящно помахал ему рукой через большой круглый иллюминатор.

Это была именно та минута, о которой Питт мечтал, о которой он даже безмолвно молился, и медвежье объятие Планкетта показало ему, с какой радостью тот разделяет чувства Питта по этому торжественному случаю.

— Дирк, — сказал он серьезно, — я смиренно прошу простить, что своим нытьем портил вам настроение. В вас говорило нечто большее, чем просто инстинкт самосохранения. Вы чрезвычайно одаренный сукин сын.

— Я делал то, что мог, — признал Питт с притворной скромностью.

Всего несколько раз в своей жизни Питт видел что-либо, хоть наполовину столь чудесное, как улыбающееся лицо Джиордино внутри батискафа. Но откуда взялся адмирал? Как он сумел оказаться здесь так быстро? — недоумевал он.

Джиордино не стал терять времени. Он показал на маленькую дверцу, закрывавшую наружное гнездо для подключения электропроводов. Питт кивнул и нажал кнопку. Дверца скользнула в сторону, и меньше чем через минуту один из суставчатых манипуляторов батискафа подсоединил кабель связи.

— Меня слышно? — ясно донесся из динамиков голос Джиордино.

— Ты не представляешь, как я рад услышать твой голос, приятель, — ответил Питт.

— Прошу извинить за опоздание. Второй батискаф на поверхности набрал воды и затонул. У этого произошло короткое замыкание аккумуляторов, и мы потеряли время на ремонт.

— Все прощено. Рад вас видеть, адмирал. Я не ожидал, что вы почтите нас своим присутствием здесь, внизу.

— Хватит трепаться, — прогремел Сэндекер. — В каком состоянии ваша машина?

— У нас есть протечка, которая лишит нас источника энергии через сорок или пятьдесят минут. В остальном мы в хорошей форме.

— Тогда нам лучше приступить к делу.

Не тратябольше времени на пустые разговоры, Джиордино переместил свой аппарат, чтобы он оказался на том же уровне, что и вездеход, а его нос был обращен к широкому боку последнего. Затем он пустил в ход манипуляторы аппарата, смонтированные спереди, под его кабиной управления. Они были гораздо меньше, чем система механических рук «Большого Джона», и устроены сложнее.

Модульные манипуляторы батискафа были спроектированы с таким расчетом, чтобы они могли использовать несколько типов ручных приспособлений и действовать ими с помощью гидравлики. Левая «кисть» была сочленена с «локтем» поворотным запястьем, к которому в свою очередь прикреплялись три пальца с датчиками на концах. Эти датчики могли на ощупь определять любой материал, от дерева и стали до пластика, хлопка и шелка. Подчиняясь легкому прикосновению руки оператора, усиленному компьютерной сенсорной системой, эти пальцы могли ловко продеть нитку в ушко небольшой иглы и плести кружева или, если потребуют обстоятельства, крушить скалы.

Роботизированные манипуляторы быстро размотали шланг, идущий от небольшого баллона к длинному стержню, сердцевина которого была полой и соединялась со шлангом.

Запястье правой руки было вооружено набором из четырех абразивных дисков для резки металлов. Размеры зерен абразива были для каждого диска свои, и эти диски можно было менять в зависимости от твердости материала, который нужно было резать.

Питт с удивлением смотрел на инструмент, который держал левый манипулятор.

— Я знал, что диски хранились на борту батискафа, но где ты раздобыл кислородный резак для подводных работ?

— Я одолжил его на проходившей мимо подводной лодке, — ответил Джиордино, не вдаваясь в подробности.

— Логично. — В голосе Питта звучали усталость и готовность довольствоваться таким объяснением; он не был уверен, что друг не разыгрывает его.

— Начинаю отделение, — сказал Джиордино.

— Пока ты отсоединяешь нас от шасси, я подкачаю в кабину пару атмосфер, чтобы компенсировать лишний вес, возникший из-за поступления в корпус воды.

— Здравая мысль, — согласился адмирал. — Вам потребуется вся плавучесть, которую вам только удастся набрать. Но не забудь о предельно безопасном давлении, иначе вы столкнетесь с проблемой декомпрессии.

— За соблюдением режима декомпрессии будет следить наш компьютер, — заверил его Питт. — Ни я, ни доктор Планкетт не стремимся стать жертвами кессонной болезни.

Пока Питт подкачивал сжатый воздух в кабину и машинный отсек, Джиордино так развернул батискаф, чтобы оба манипулятора могли действовать независимо. Рука с тремя суставчатыми пальцами прижала толстый сварочный электрод к болту, стягивающему крепежный хомут, который соединял корпус вездехода с шасси. Электрод служил анодом; катодом был сам вездеход. Яркая дуга внезапно вспыхнула между электродом и крепежным болтом. Когда металл нагрелся добела и начал плавиться, кислород вырвался из отверстия на конце электрода, рассеивая брызги и окалину.

— Электродуговой резак, — объяснил Питт Планкетту. — Они собираются перерезать все крепления, приводные валы и электрические кабели, пока корпус кабины не будет отделен от основной рамы и гусеничного шасси.

Планкетт понимающе кивнул, когда Джиордино поднес к вездеходу второй манипулятор, и струя искр показала, что диски врезались в металл.

— Итак, вот каков наш маршрут. Мы всплывем на поверхность, как пустая бутылка из-под шампанского «Вью Клико-Понсардин Голд Лейбл».

— Или пустая бутылка из-под пива «Карс».

— В первом же баре, в который мы завалимся, мистер Питт, выпивка за мой счет.

— Спасибо, доктор Планкетт. Я принимаю ваше щедрое предложение, если только у нас хватит плавучести, чтобы добраться до поверхности.

— Надуйте кабину как следует, чтоб из нее кишки полезли, — неосмотрительно потребовал Планкетт. — Я бы скорее рискнул получить кессонную болезнь, чем наверняка потонуть.

Питт не согласился с ним. Мучительные боли, которые испытывали ныряльщики от кессонной болезни, намного превосходили по своей невыносимости все придуманные людьми пытки. Смерть была избавлением, а выжившие часто становились калеками, скрюченными от боли, которая никогда не ослабевала. Он не сводил глаз с индикатора, на котором красные цифры подбирались к трем атмосферам, что соответствовало давлению на глубине двадцати метров. На такой глубине их тела могли безопасно перенести повышенное давление, как он рассчитал, в течение короткого времени, оставшегося до того момента, когда пузырьки азота начнут образовываться в их крови.

Двадцать пять минут спустя он уже был готов пересмотреть свои расчеты, когда нарастающий треск прокатился по кабине. Затем раздался гулкий скрежет, усиленный плотностью воды.

— Еще один болт — и хомут, крепящий корпус к раме, упадет, — сообщил им Джиордино. — Приготовьтесь к отделению.

— Понял тебя, — ответил Питт. — Жду, когда можно будет отключить все силовые и электрические системы.

Сэндекеру было невыносимо видеть ясно лица людей через узкое пространство, разделявшее два аппарата, и знать при этом, что, весьма вероятно, им придется умереть.

— Как у вас сейчас с воздухообеспечением?

Питт сверился с показаниями монитора.

— Достаточно, чтобы добраться до дома, если не останавливаться подзакусить.

Затем раздался душераздирающий скрежет, когда герметичный корпус с кабиной дрогнул и наклонился вверх носом. Что-то отрывалось, и вдруг корпус повел себя так, будто он собрался всплыть. Питт быстро вырубил основной генератор и переключился на аварийные аккумуляторы, чтобы компьютер и телефонная связь продолжали функционировать. Но все движения вдруг резко оборвались, и они зависли над огромной рамой вездехода.

— Не волнуйтесь, — услышали они ободряющий голос Джиордино. — Я пропустил некоторые гидравлические шланги. — Затем он добавил: — Я попытаюсь остаться поблизости, если смогу, но, если расстояние между нами станет слишком большим — телефонный провод оборвется и связь прекратится.

— Давай по-быстрому доканчивай. Вода хлещет через некоторые обрезанные линии и соединения.

— Понял.

— Проследите, чтобы открыть выходной люк и выбраться наружу как можно быстрее, когда коснетесь волн, — приказал Сэндекер.

— Как гуси, страдающие поносом, — заверил его Питт.

Питт и Планкетт расслабились на несколько секунд, слушая, как отрезные диски перепиливают шланги. Затем они почувствовали сильный крен, сопровождаемый звуком разрываемой ткани, и начали медленно подниматься над вершиной подводной горы, оставив внизу гусеничное шасси с порванными кабелями «Большого Джона» и оплавленные обломки, свисающие с него, как механические внутренности.

— Поднимаемся! — прорычал Планкетт.

Питт сжал губы.

— Слишком медленно. Набранная нами вода снизила нашу положительную плавучесть.

— Вам предстоит долгий подъем, — сказал Джиордино. — По моей оценке, ваша скорость не выше десяти метров в минуту.

— Мы тащим с собой машину, реактор и тонну воды. Наш объем едва компенсирует избыточный вес.

— Вы начнете подниматься быстрее, когда окажетесь ближе к поверхности.

— Вряд ли. Поступление воды компенсирует падение давления.

— Не беспокойтесь насчет телефонного провода, — с облегчением сказал Джиордино. — Я легко могу подниматься с той же скоростью, что и вы.

— Слабое утешение, — пробормотал Питт тихо.

— Поднялись на двадцать метров, — сказал Планкетт.

— Двадцать метров, — как эхо, повторил Питт.

Обе пары глаз не отрываясь смотрели на цифры индикатора глубины, загоревшиеся на экране монитора. Никто из них не произнес ни слова, и минуты тянулись в напряженном молчании. Мир сумерек остался позади, и фиолетово-синий цвет глубокой воды немного побледнел от просачивающегося сверху солнечного света. Впервые появились зеленые тона, затем желтоватые. Небольшая стайка тунцов поприветствовала их, прежде чем метнуться прочь. На глубине 150 метров Питт смог разглядеть стрелки на циферблате своих наручных часов.

— Вы замедляетесь, — предупредил их Джиордино. — Ваша скорость подъема упала до семи метров в минуту.

Питт включил индикацию объема поступившей в корпус воды. То, что он увидел на экране, ему не понравилось.

— Наш уровень затопления критический.

— Можете ли вы увеличить объем воздуха в кабине? — спросил Сэндекер с явной тревогой в голосе.

— Нет, если не хотим умереть от кессонной болезни.

— Вы сумеете выбраться, — с надеждой сказал Джиордино. — Вы уже преодолели восьмидесятиметровый рубеж.

— Когда наша скорость подъема упадет до четырех метров, хватайте нас вашим манипулятором и тащите.

— Будет сделано.

Джиордино поднялся выше них и развернул свой аппарат кормой к поверхности, глядя сверху на Питта и Планкетта. Затем он поставил автопилот на движение задним ходом со скоростью всплытия корпуса «Большого Джона». Но, прежде чем он успел дотянуться до них манипулятором, он увидел, что корпус падает назад и расстояние между ними увеличивается. Он быстро замедлил подъем и снова сократил расстояние.

— Два метра в минуту, — с ледяным спокойствием сказал Питт. — Тебе лучше схватить нас.

— Этим я и занимаюсь, — ответил Джиордино.

К тому времени, когда суставчатые руки батискафа сумели, словно тисками, зажать выступающий край какого-то обломка на корпусе вездехода, тот полностью остановился.

— Мы достигли нейтральной плавучести, — доложил Питт.

Джиордино сбросил оставшийся железный балласт батискафа и включил его движители на «полный назад». Сопла начали выбрасывать струи воды, и батискаф, таща за собой на буксире корпус вездехода, снова начал с мучительной медлительностью подниматься к дразняще близкой поверхности.

Вот уже осталось восемьдесят метров, семьдесят, и борьба за то, чтобы добраться до солнечного света, стала казаться бесконечной. Затем на глубине двадцать семь метров, или примерно девяносто футов, их подъем окончательно прекратился. Прибывающая вода в машинном отделении поступала через все новые отверстия от перерезанных трубок и трещин с силой пожарного брандспойта.

— Я теряю вас, — сказал потрясенный Джиордино.

— Быстро наружу, эвакуируйтесь! — закричал Сэндекер.

Питт и Планкетт в подсказке не нуждались. Им вовсе не хотелось, чтобы «Большой Джон» стал их могилой. Обитаемая кабина начала тонуть, увлекая за собой батискаф. Их единственный шанс на спасение состоял в давлении воздуха в кабине; оно было почти равно внешнему давлению воды. Но то, что судьба им подарила, она тут же забрала обратно. Затопление корпуса не могло выбрать худшего момента для того, чтобы закоротить аварийные аккумуляторы, тем самым выведя из строя гидравлическую систему открывания входного люка.

Планкетт в дикой спешке открыл запоры входного люка и теперь пытался распахнуть его наружу, но слегка более высокое наружное давление не позволило ему сделать это. Тут ему на помощь подоспел Питт, и они вдвоем что было сил навалились на крышку люка.

В батискафе Джиордино и Сэндекер со все возрастающим страхом следили за этой борьбой. Отрицательная плавучесть быстро нарастала, и корпус вездехода начинал опускаться на дно угрожающе быстро.

Крышка люка подалась вперед, словно ее проталкивали через море густого клея. Когда вода хлынула по краям люка и устремилась в отсек, Питт крикнул:

— Сделайте несколько глубоких вдохов и выдохов и не забудьте выдыхать воздух во время подъема наверх.

Планкетт быстро кивнул и начал глубоко дышать, чтобы снизить уровень углекислого газа в легких. Последний вдох он задержал. Затем сунул голову в поток воды, хлещущий из люка, и исчез в отверстии.

Питт последовал за ним, также хорошо провентилировав свои легкие, чтобы подольше удержать в них воздух. Он согнул колени, поставил ступни на кромку люка и сильно оттолкнулся в тот момент, когда Джиордино разжал хватку манипуляторов и последние останки «Большого Джона» начали быстро погружаться в пучину.

Питт не знал этого, но его выход из кабины произошел на глубине сорок два метра, или 138 футов, от поверхности. Сверкающая бликами света морская поверхность казалась в десяти километрах от него. Он бы не пожалел своего жалования за год, чтобы у него сейчас были на ногах ласты для плавания. Ему хотелось бы также, чтобы он был сейчас лет на пятнадцать моложе. В юности и ранней молодости он не раз нырял безо всякого снаряжения на глубины до восьмидесяти футов, обшаривая морское дно вблизи пляжей Ньюпорта. Он все еще был в хорошей физической форме, но время и трудная жизнь все же взяли свое.

Он плыл наверх, ровно и сильно гребя руками и ногами, делая время от времени короткие выдохи, чтобы расширяющиеся газы в его легких не повредили капилляры альвеол и не вытолкнули пузырьки воздуха прямо в кровь, закупоривая сосуды.

Солнечные блики плясали на волнах, посылая пучки света во впадины между гребнями. Он увидел, что находится в тени двух судов. Без маски на лице он мог различить через воду лишь размытые контуры их днищ. Одно судно походило на крупную яхту, тогда как другое было просто гигантским. Он слегка изменил направление подъема, чтобы выплыть на поверхность между ними и не стукнуться головой об днище одного из них. Джиордино и Сэндекер следовали за ним в батискафе, как команда сопровождения за пловцом, пересекающим морской пролив.

Он поравнялся с Планкеттом, которому явно было плохо. Более старый, чем Питт, океанограф выглядел так, словно вся сила покинула его мышцы. Питту было очевидно, что Планкетт вот-вот потеряет сознание. Он схватил его за воротник и потащил англичанина за собой.

Питт выдохнул из легких остатки воздуха. Он думал, что ему никогда не удастся достигнуть поверхности. Затем внезапно, как раз в тот момент, когда он собирал все силы для последнего рывка, Планкетт обмяк. Англичанин сделал храбрую попытку, прежде чем потерять сознание, но он не был сильным пловцом.

Темная кайма сузила поле зрения Питта, и снопы искр начали вспыхивать за его глазными яблоками. Кислородное голодание заволакивало пеленой его сознание, но жажда добраться до поверхности была сильнее всего. Морская вода разъедала его глаза и забиралась в ноздри. Через несколько секунд он неминуемо захлебнется, и ему чертовски не хотелось доводить дело до этого.

Он вложил все свои быстро убывающие силы в один последний рывок к облакам. Таща за собой мертвый вес Планкетта, он яростно брыкался ногами и греб своей свободной рукой, как сумасшедший. Он видел зеркальное отражение волн. Они были мучительно близко, и все же они, казалось, все время удалялись от него.

Он услышал громкий всплеск, что-то упало в воду. Затем вдруг четыре фигуры в черном появились в воде по обе стороны от него. Две из них подхватили Планкетта и унесли его прочь. Один из двух оставшихся вложил мундштук акваланга в рот Питта.

Он жадно вдохнул оттуда огромный глоток воздуха, потом еще один, пока аквалангист не вытащил у него изо рта мундштук, чтобы сделать несколько вдохов самому. Это был простой обычный воздух, смесь азота, кислорода и дюжины других газов, но Питту он показался сухим, напоенным озоном воздухом скалистых гор или ароматным воздухом соснового леса после дождя.

Голова Питта наконец оказалась на поверхности, и он смотрел и смотрел на солнце, как будто никогда прежде не видел его. Небо никогда еще не было столь голубым, а облака такими белыми. Море было спокойно, высота гребней волн не достигала и полметра.

Его спасители пытались поддержать его, но он отмахнулся от них, повернулся на спину и лежал на воде, глядя на огромную рубку атомной подводной лодки, как башня, возвышающуюся над ним. Затем он заметил джонку. Откуда она могла взяться тут? — удивился он. Подводная лодка объясняла появление флотских аквалангистов, но для чего китайская джонка?

У борта джонки собралась цепочка людей, большинство которых было ему знакомо. Это были его сотрудники, эвакуированные с «Мокрых делянок». Они приветствовали его радостными криками, размахивая руками, как безумные. Он заметил Стаси Фокс и помахал ей в ответ.

Он с тревогой вспомнил о Планкетте, но ему не о чем было беспокоиться. Огромный англичанин лежал на палубе подлодки, окруженный американскими военными моряками. Они быстро привели его в чувство, и он начал икать и блевать за борт.

Батискаф НУМА всплыл на поверхность почти на расстоянии вытянутой руки от него. Джиордино высунулся из люка над окружающей его низкой рубкой, выглядя для всех окружающих как человек, только что выигравший главный приз в лотерее. Он был так близко, что мог разговаривать с Питтом, не повышая голоса.

— Видел, какую суматоху ты вызвал? — Он рассмеялся. — Это будет стоить нам кучу денег.

Счастливое и радостное оттого, что он снова оказался среди живых, лицо Питта вдруг потемнело от гнева. Слишком многое было разрушено, и, чего он еще не знал, слишком многие погибли. Когда он ответил, его голос был неестественно напряженным:

— Не я и не ты. Но кто бы ни был ответственен за случившееся, ему это даром не пройдет. Не на того напал.

Часть II Угроза страны Восходящего Солнца

Глава 18

6 октября 1993 года

Токио, Япония

Последнее прощание, которым обменивались пилоты-камикадзе, прежде чем сесть за штурвал своей летающей торпеды, звучало так: «Встретимся у Ясукуни».

Они не рассчитывали когда-либо свидеться во плоти, они имели в виду духовное воссоединение у храма Ясукуни, почитаемого памятника в честь всех тех, кто умер, сражаясь за дело императора начиная с революционной войны 1868 года. Храмовый комплекс был расположен на возвышенности, известной как Холм Кудан, в центре Токио. Известная так же как Соконса, или «Храм вызывания духов», основная площадка, на которой совершались обряды, была построена в строгом соответствии с архитектурными традициями культа Синто и была начисто лишена какой-либо мебели.

Культурно-религиозная традиция, корни которой уходили в глубокую древность, культ Синто за долгие годы своего развития превратился в многочисленные направления и секты, средоточием которых было ками, т.е. «путь Проявления божественной силы через различных йогов». Ко времени второй мировой войны он стал государственной религией и этической философией, весьма отличающейся от религии в строгом смысле слова. Во время американской оккупации всякая государственная поддержка храмов Синто была прекращена, но позднее они были признаны национальными сокровищницами и почитаемыми памятниками культуры.

Внутреннее святилище всех синтоистских храмов было закрыто для всех, кроме главного жреца. Внутри этого святилища объектом поклонения служил священный предмет, представляющий некий символ божественного духа. В храме Ясукуни таким священным символом было зеркало.

Ни одному иностранцу не было дозволено проходить через огромные бронзовые ворота, ведущие в храм героев войн. Забавно, что из виду упускают тот факт, что духи двух иностранных капитанов кораблей, потопленных во время русско-японской войны и снабжавших японские вооруженные силы, почитаются здесь среди 2 500 000 японских героев войн. Многие бандиты также почитаются в храме Ясукуни. Среди этих духов — ранние политические убийцы, военные, принадлежащие к гангстерским группировкам, и военные преступники во главе с генералом Хидеки Тодзио, ответственные за преступления против человечности, сопоставимые и часто превосходящие своей жестокостью преступления, которые творились в Освенциме и Дахау.

После второй мировой войны Ясукуми стал чем-то большим, чем просто военным мемориалом. Он превратился в знамя правоэкстремистских консерваторов и милитаристов, все еще мечтавших об империи, власть которой обосновывалась бы превосходством японской культуры. Ежегодные визиты премьер-министра Уеды Дзансиро и лидеров его партии в этот храм в годовщины поражения Японии в 1945 г. широко освещались в японской прессе и телепрограммах. За этими визитами обычно следовала буря горячих протестов со стороны политической оппозиции, левых и пацифистов, несинтоистских религиозных объединений и соседних стран, пострадавших от японской оккупации в годы войны.

Чтобы избежать открытой критики и не мозолить глаза оппонентам, ультранационалисты, стоявшие за возрожденной мечтой об империи и прославлением японской расы, были вынуждены тайно справлять религиозные обряды у храма Ясукуни по ночам. Они появлялись там и исчезали, как тени, неправдоподобно состоятельные, важные государственные чиновники и теневые дельцы, дергающие за ниточки управления страной, их когти мертвой хваткой вцепились во властные структуры, неподконтрольные и неприкасаемые даже для официальных правителей страны.

Самым таинственным и могущественным из них был Хидеки Сума.

Слегка моросило, когда Сума прошел в ворота и по покрытой гравием дорожке направился к храму Соконса. Было далеко за полночь, но он мог видеть дорогу в отраженном от низких облаков зареве огней над Токио. Он остановился под высоким деревом и осмотрелся кругом, но на площадке, окруженной высокими стенами, не было никого. Единственным признаком жизни была колония голубей, гнездившихся под дисками, венчавшими изогнутую кровлю.

Довольный тем, что его никто не видит, Хидеки Сума проделал ритуал мытья рук в каменном бассейне и ополаскивания рта небольшой пригоршней воды. Затем он вошел во внешний зал храма и встретился с главным жрецом, ожидавшим его прихода. Сума совершил жертвоприношение в молельне и вынул из внутреннего кармана своего плаща пачку бумаг, завернутых в тугой свиток. Он дал их жрецу, который положил их на алтарь.

Маленький колокольчик зазвенел, призывая особое божество Сумы, или ками, и затем они сложили свои ладони в молитве. После краткого обряда очищения Сума тихо поговорил со жрецом около минуты, получил назад свой свиток бумаг и покинул храм так же неприметно, как он появился там.

Напряжение последних трех дней спало с него, как падает на землю сверкающий дождь, оросивший сад. Сума почувствовал себя обновленным мистической силой и руководством своего ками. Его священная жажда очистить японскую культуру от яда западного влияния и одновременно защитить завоевания финансовой империи направлялась божественной силой.

Всякий случайно бросивший взгляд на Суму сквозь туман и моросящий дождь быстро бы забыл о нем. Он выглядел совершенно неприметно в рабочем комбинезоне и дешевом дождевике. Он шел с непокрытой головой, и его зачесанные назад волосы были белыми. Его шевелюра, некогда черная, как почти у всех японских мужчин и женщин, рано поседела, что придавало Суме вид человека значительно старше его сорока девяти лет. По западным меркам он был невысок, но по японским представлениям — довольно высоким, достигая 170 сантиметров.

И лишь заглянув ему в глаза, можно было заметить его отличие от большинства его соплеменников. Его радужки были волшебного индиго-синего цвета; возможно, это было наследие какого-нибудь давно истлевшего голландского купца или английского моряка. В юности он был хрупкого телосложения, но с пятнадцати лет занимался упражнениями по поднятию тяжестей и тренировался с холодной целеустремленностью, пока не превратил свое тело в скульптуру из мышц. Его наибольшей гордостью была не развитая им мышечная сила, а то, что он сумел переделать свою плоть, превратив ее в свое собственное творение.

Его шофер и телохранитель поклонился ему и закрыл за ним массивные бронзовые ворота. Моро Каматори, старейший друг Сумы и его ближайший помощник, и его секретарша, Тоси Кудо, тихо сидели на обращенных назад сиденьях изготовленного по особому заказу черного лимузина Мурмото, оснащенного шестисотсильным двенадцатицилиндровым двигателем.

Тоси была заметно выше большинства своих соплеменниц. Стройная, длинноногая, с черными как смоль волосами, ниспадающими до пояса, с безупречной кожей, оттененной магическими кофейно-карими глазами, она, казалось, материализовалась из какого-нибудь фильма о Джеймсе Бонде. Но, в отличие от экзотических красавиц, вешающихся на шею супершпиону Тоси обладала незаурядными умственными способностями. Ее коэффициент интеллектуальности достигал 165, и она в полной мере использовала возможности обоих полушарий своего мозга.

Она не взглянула на Суму, когда тот садился в лимузин. Ее внимание было сосредоточено на небольшом компьютере, который она держала на коленях.

Каматори разговаривал по телефону. Его интеллект, возможно, не достигал такого уровня, как у Тоси, но он был педантичен и дьявольски хитер в осуществлении тайных проектов Сумы. Особенно ярко его таланты проявлялись в теневых финансовых махинациях, лоббистских интригах и представлении интересов Сумы в различных влиятельных кругах, поскольку сам Сума избегал привлекать к себе внимание общественности.

У Каматори было бесстрастное решительное лицо, уши его были несоразмерно велики. Из-под густых черных бровей, через толстые линзы очков без оправы мрачно смотрели его темные безжизненные глаза. Его туго сжатые губы никогда не улыбались. Он был человек без эмоций и убеждений. Фанатично преданный Суме, он был профессиональным убийцей высокого класса. Это и был его главный талант. Он любил охоту на людей. Если кто-либо, неважно, насколько этот человек был богат и насколько высокий пост занимал в бюрократической иерархии, начинал представлять собой препятствие планам Сумы, то Каматори хитроумно убирал его, так что это казалось несчастным случаем или вина за покушение ложилась на кого-нибудь из противников Сумы.

Каматори вел дневник своих убийств, куда он записывал подробности каждого такого события. За двадцать пять лет счет его жертв дошел до 237.

Он кончил разговор, положил трубку в специальное гнездо на подлокотнике сиденья и повернулся к Суме.

— Это звонил адмирал Итакура из нашего посольства в Вашингтоне. Его источники подтверждают, что в Белом доме известно, что взрыв был ядерным и произошел на «Божественной звезде».

Сума стоически пожал плечами.

— Заявил ли президент формальный протест премьер-министру Дзансиро?

— Американское правительство хранит молчание, как ни странно — ответил Каматори. — Норвежцы и англичане, однако, подняли шум из-за гибели их судов.

— Но от американцев ничего не слышно?

— Только краткие сообщения в их прессе.

Сума нагнулся вперед и указательным пальцем постучал по обтянутому нейлоновым чулком колену Тоси.

— Пожалуйста, фото места взрыва.

Тоси уважительно кивнула и ввела в компьютер соответствующий код. Меньше чем через тридцать секунд цветная фотография выкатилась из щели принтера-телефакса, вмонтированного в перегородку, разделяющую кабину водителя и салон лимузина. Она протянула снимок Суме, который включил освещение салона и взял у Кама-тори увеличительное стекло.

— Контрастированное инфракрасное изображение было получено полтора часа назад во время пролета нашего разведывательного спутника Акаги, — объяснила Тоси.

Сума несколько секунд молча рассматривал снимок с помощью лупы. Затем он вопросительно посмотрел на своих помощников.

— Ядерная лодка-перехватчик и азиатская джонка? Американцы действуют не так, как я ожидал. Странно, что они не послали туда половину своего Тихоокеанского флота.

— Несколько военных кораблей спешат к месту взрыва, — сказал Каматори, — включая океанографическое судно НУМА.

— Как насчет спутниковой разведки?

— Американская разведка уже собрала обширные данные с помощью их спутников-шпионов системы «Пирамидер» и самолета SR-90.

Сума показал пальцем на небольшой предмет, видный на снимке.

— Между двумя судами на поверхности плавает батискаф. Откуда он здесь взялся?

Каматори взглянул, куда указывал пальцем Сума.

— Точно не из джонки. Он, должно быть, спущен подводной лодкой.

— Они не найдут никаких затонувших обломков «Божественной звезды», — пробормотал Сума. — Это судно должно было разлететься на атомы. — Он снова вернул снимок Тоси. — Пожалуйста, дайте распечатку автомобилевозов, перевозящих нашу продукцию, их текущее состояние и порты назначения.

Тоси посмотрела на него поверх своего монитора, словно прочитав его мысли.

— У меня имеются данные, которые вам нужны, мистер Сума.

— Да?

— «Божественная луна» закончила разгрузку автомобилей вчера вечером в Бостоне, — сообщила она, прочитав японские иероглифы на экране монитора. — «Божественная вода»… прибыла восемь часов назад в лос-анджелесский порт и сейчас разгружается.

— Другие суда есть?

— Два судна находятся в море, — продолжала Тоси. — «Божественное небо» должно прибыть в порт Нового Орлеана через восемнадцать часов, а «Божественное озеро» будет в Лос-Анджелесе через пять дней.

— Может быть, послать приказ находящимся в море судам направиться в другие порты, не в Соединенных Штатах, — предложил Каматори. — Американские таможенники будут предупреждены и будут искать признаки повышенной радиации.

— Кто наш секретный агент в Лос-Анджелесе? — спросил Сума.

— Джордж Фурукава руководит нашими секретными проектами в юго-западных штатах.

Сума откинулся назад, явно почувствовав облегчение.

— Фурукава надежный человек. Он будет начеку в отношении любых ужесточений американских таможенных процедур. — Он повернулся к Каматори, разговаривавшему по телефону. — Переадресуйте «Божественное небо» на Ямайку, но «Божественное озеро» пусть идет в Лос-Анджелес, как и намечалось.

Каматори поклоном дал знать, что он понял приказ, и потянулся к телефону.

— Не рискуете ли вы, что бомбы могут быть обнаружены? — спросила Тоси.

Сума плотнее сжал губы и отрицательно покачал головой.

— Агенты американской разведки обыщут суда, но им никогда не найти бомбы. Наша технология проведет их.

— Взрыв на борту «Божественной звезды» произошел в неподходящее время, — сказала Тоси. — Сомневаюсь, что нам когда-либо удастся узнать, что его вызвало.

— Меня это не интересует и не беспокоит, — холодно ответил Сума. — Этот несчастный случай достоин сожаления, но он не задержит завершения нашего Проекта Кайтен. — Сума помолчал, и его лицо искривилось в зловещей гримасе. — Достаточно изделий размещено в запланированных местах, чтобы сокрушить любую нацию, угрожающую нашей новой империи.

Глава 19

Вице-президент Джордж фурукава в своем роскошном кабинете в престижной Лаборатории им. Сэмюэля Дж. Винсента поднял трубку телефона. Звонила его жена, напомнив, что он должен сегодня пойти к зубному врачу. Он поблагодарил ее, сказал несколько нежных слов и повесил трубку.

Звонившая ему женщина в действительности была не его жена, а одна из агенток Сумы, которая умела имитировать голос миссис Фурукавы. История с назначенным визитом к зубному врачу была закодированным сообщением, которое он уже пять раз получал ранее. Оно означало, что судно, перевозившее автомобили Мурмото, прибыло в порт и готовится к выгрузке.

Известив свою секретаршу, что он должен отправиться к зубному врачу и сегодня больше не вернется, Фурукава вошел в лифт и нажал кнопку, отправившую лифт на подвальный этаж, где находилась подземная автостоянка. Пройдя несколько шагов к своему персональному боксу, он открыл дверцу своей спортивной машины и уселся за руль.

Фурукава сунул руку под сиденье. Конверт был на месте, положенный туда одним из агентов Сумы после того, как он пришел утром на работу. Фурукава проверил содержимое конверта. Там находились документы, нужные для получения трех автомобилей с портового склада. Как обычно, бумаги были в полном комплекте и правильно оформлены. Удовлетворенный, он развернул свой мощный автомобиль с четырехсотсильным тридцатидвухклапанным V-образным восьмицилиндровым двигателем и подъехал к толстому стальному барьеру, поднявшемуся из бетонной подъездной дорожки и угрожающе выросшему перед радиатором его Мурмото.

Улыбающийся охранник вышел из будки рядом с барьером и наклонился к ветровому стеклу.

— Рано вы сегодня уезжаете, мистер Фурукава.

— У меня назначена встреча с дантистом.

— Ваш дантист, наверно, уже купил себе яхту на те деньги, которые вы заплатили ему за ваши зубы.

— Тут уже не яхтой пахнет, а виллой во Франции, — пошутил в ответ Фурукава.

Охранник засмеялся и задал стандартный вопрос:

— Берете сегодня на дом какие-нибудь секретные документы?

— Ничего. Свой кейс я оставил в кабинете.

Охранник нажал на кнопку, барьер скользнул вниз, и бдительный страж широким жестом махнул рукой в сторону дорожки, ведущей на улицу.

— Прополощите себе рот джином, когда вернетесь домой. Это заглушит боль.

— Неплохая идея, — ответил Фурукава, включив первую скорость своей шестиступенчатой коробки передач. — Спасибо.

Расположенная в высоком здании со стеклянными стенами, отгороженном от улицы эвкалиптовой аллеей, Лаборатория Винсента была исследовательским и проектным центром, принадлежащим консорциуму авиакосмических компаний. Ее разработки были глубоко засекречены, а результаты тщательно охранялись, поскольку значительная часть финансирования шла по государственным контрактам в рамках военных программ. Новейшие достижения в аэрокосмической технологии задумывались и изучались здесь, проекты с наибольшим практическим потенциалом передавались для дальнейшей разработки и внедрения, а неудачные замыслы откладывались в сторону для дальнейшего изучения.

Фурукава относился к той категории шпионов, которых в разведывательных кругах называют «спящими агентами». Его родители вместе со многими тысячами японцев иммигрировали в Соединенные Штаты вскоре после войны. Они быстро смешались с теми американскими гражданами японского происхождения, которые собирали по кусочкам свои разрушенные судьбы после освобождения из лагерей для интернированных. Но супруги Фурукава пересекли Тихий океан не потому, что утратили любовь к Японии. Ничуть не бывало. Они ненавидели Америку и то множество разнообразных культур, которые и составляли американскую нацию.

Они приехали как серьезные, трудолюбивые граждане, поставившие перед собой главную цель: воспитать своего единственного сына так, чтобы он стал одним из лидеров американского бизнеса. Им совсем не приходилось тратить свои сбережения, чтобы дать ребенку самое лучшее образование, которое только могла предложить Америка. Деньги таинственным образом поступали через японские банки на счета этого семейства. Невероятное терпение и долгие годы притворства окупились, когда их сын Джордж получил докторскую степень по физической аэродинамике и наконец занял один из руководящих постов в Лаборатории Винсента. Высоко уважаемый среди инженеров-конструкторов, Фурукава теперь мог накапливать огромное количество информации о лучших достижениях американской аэрокосмической технологии, которую он тайно передавал корпорации «Сума Индастриз».

Секретные данные, украденные Фурукавой для страны, в которой он еще ни разу не был, сэкономили Японии миллиарды долларов затрат на исследования и разработки. Проводившаяся почти что без посторонней помощи, его предательская деятельность на пять лет ускорила превращение Японии в одного из мировых лидеров на аэрокосмическом рынке.

Фурукава, кроме того, был завербован для участия в Проекте Кайтен во время встречи с Хидеки Сумой на Гавайских островах. Он был польщен тем, что один из наиболее влиятельных лидеров Японии выбрал его для выполнения священной миссии. Сума приказал ему, чтобы он осторожно организовал отбор в порту специальным образом окрашенных автомобилей и их транспортировку. Место назначения автомобилей Сума ему не открыл. Фурукава не задавал лишних вопросов. Незнание смысла и деталей операции не тревожило его. Он и не мог быть глубоко втянут в это дело из-за опасения поставить под удар его собственную миссию по краже американской технологии.

Поток машин поредел в перерыве между часами пик, когда он подъезжал к бульвару Санта-Моника. Через несколько километров он свернул на юг в направлении шоссе, ведущего в Сан-Диего. Одно нажатие на педаль газа, и Мурмото промчался вперед сквозь более медленный поток машин. Антирадарный детектор в его кабине пискнул, и Фурукава снизил скорость до разрешенных трехсот метров в минуту, прежде чем его смог засечь радар припаркованной полицейской патрульной машины. Его рот скривился в улыбке, когда он снова разогнал машину.

Фурукава перестроился в правый ряд и по наклонной эстакаде транспортной развязки съехал вниз на шоссе, ведущее в гавань. Через десять минут он доехал до грузового порта и свернул в аллею, где проехал мимо огромного грузовика с полуприцепом, стоящего за пустым складом. Дверцы кабины грузовика и бока трейлера украшала марка известной компании по хранению и перевозкам грузов, фурукава дважды просигналил гудком. Водитель грузовика трижды просигналил в ответ и тронулся за спортивным автомобилем Фурукавы.

Незаметно смешавшись с огромным скоплением грузовиков, въезжающих в доки и выезжающих из них, Фурукава наконец остановился у одного из многочисленных въездов на площадку хранения автомобилей, произведенных иностранными компаниями. Другие площадки по соседству были заполнены «Тойотами», «Хондами» и «Маздами» уже разгруженными с судов и ожидающими, когда их погрузят на двухъярусные полуприцепы, которые должны доставить их в демонстрационные залы автосалонов для продажи.

Пока охранник проверял документы на получение груза, Фурукава осматривал бесконечные шеренги автомобилей «Божественной воды». Около трети было разгружено и стояло под калифорнийским солнцем. Он от нечего делать начал подсчитывать машины, которые целая армия водителей спускала вниз по рампам через несколько зияющих разгрузочных люков. По его подсчетам, за минуту разгружалось около восемнадцати машин.

Охранник вернул ему конверт.

— Все в порядке, сэр, три спортивных седана SP-500. Пожалуйста, передайте эти бумаги диспетчеру дальше по дороге. Он обслужит вас.

Фурукава поблагодарил охранника и махнул рукой водителю, чтобы тот со своим грузовиком следовал за ним.

Курящий сигару краснолицый диспетчер узнал Фурукаву.

— Снова за этими поносными коричневыми машинами? — весело спросил он.

Фурукава пожал плечами.

— У меня есть клиент, который покупает их для своей сети розничной торговли. Хотите верьте, хотите нет, но это фирменный цвет его компании.

— Чем он торгует, всякой дрянью из кожи ящериц, которую привозят из Киото?

— Нет, импортным кофе.

— Не называйте мне его марку. Я не хочу ее знать.

Фурукава сунул диспетчеру стодолларовую купюру.

— Как скоро я смогу получить груз?

Диспетчер улыбнулся.

— Ваши машины легко найти на складе. Я приготовлю их для вас через двадцать минут.

Прошел час, прежде чем три коричневых машины были надежно закреплены внутри закрытого кузова трейлера и вывезены со двора склада. Ни разу водитель и фурукава не обменялись ни словом. Они даже избегали смотреть друг на друга.

Выехав за ворота, Фурукава остановил свою машину на обочине и закурил сигарету. Он с холодным любопытством следил, как грузовик с полуприцепом развернулся и направился к шоссе, по которому они приехали сюда. В документах трейлера значился калифорнийский адрес, но он знал, что его номерной знак будет заменен на какой-нибудь пустынной стоянке грузовиков перед пересечением границы штата.

Несмотря на выработанную привычку не совать нос в дела своего шефа, Фурукава поймал себя на мысли о том, что же было уж такого особенного в этих коричневых машинах и почему место их назначения так строго засекречено?

Глава 20

— Сначала мы поплаваем на волнах в Макапуу Пойнт на рассвете, — сказал Питт, держа Стаси за руку. — Затем поныряем в заливе Ханаума перед тем, как ты намажешь меня повсюду маслом для загара, и мы проведем вторую половину дня, валяясь на теплом белом песке на пляже. Затем мы будем глазеть на закат, потягивая ром на террасе отеля Халекалани, а потом настанет время отправиться в этот маленький уютный ресторан в Маноа Вэлли.

Стаси смотрела на него с изумлением.

— Тебе никогда не приходило в голову открыть бюро по найму спутников для сопровождения дам в увеселительные заведения?

— Мне как-то не по нутру заставлять женщину обслуживать меня, — по-дружески признался Питт. — Вот поэтому я всегда остаюсь в одиночестве.

Он замолчал и посмотрел в окно большого двухмоторного армейского вертолета, с ревом летящего сквозь ночь. Рано вечером в тот день, когда Питт и Планкетт были спасены, прилетела эта громоздкая машина и забрала с палубы джонки всю команду «Мокрых делянок» и экипаж «Олд Герт». Но сначала все горячо поблагодарили Оуэна Мерфи и его команду за гостеприимство. Последнее, что было сделано перед отлетом, — перенос тела Джимми Нокса. Как только, завернутое в холст, оно было помещено на борт вертолета, огромная машина поднялась над «Шанхайской раковиной» и «Туксоном», взяв курс на Гавайи.

Море внизу сверкало под лучами яркой, почти полной луны, когда вертолет пролетел над прогулочным судном. Впереди, на юго-востоке, Питт различил огни на острове Оаху. Ему следовало бы крепко спать, как Сэндекер, Джиордино и остальные, но радостное возбуждение от того, что он вырвался из рук костлявой особы с косой, кипело в его крови. Это и еще тот факт, что Стаси продолжала бодрствовать, чтобы составить ему компанию.

— Что-нибудь видно? — спросила она в промежутке между зевками.

— Оагу на горизонте. Мы пролетим над Гонолулу через пятнадцать минут.

Она посмотрела на него дразнящим взглядом.

— Расскажи мне побольше о завтрашнем дне, особенно о том, что мы будем делать после ужина.

— Ну, я еще не подошел к этому пункту.

— И все же.

— Ну, ладно. Там есть эти две пальмы …

— Пальмы?

— Конечно, — ответил Питт, изобразив удивление тем, что она об этом спрашивает. — А между ними натянут этот бесстыдный гамак, рассчитанный на двоих.

Вертолет с его сверхсовременным фюзеляжем, напоминающим очертания гоночного автомобиля типа «феррари», без обычного для винтокрылых машин такого размерахвостового ротора, на секунду завис над небольшой травянистой лужайкой неподалеку от аэродрома Хикам Филд. Периметр лужайки патрулировался специальным боевым подразделением американской армии, но в темноте это невозможно было заметить. Поданный с земли фонариком условный сигнал известил пилота, что площадка безопасна и охраняется. Только тогда он осторожно опустил огромную машину на мягкую траву.

Небольшой автобус, на боках которого красовалась надпись «Экскурсионное бюро Каванунаи», медленно подъехал к месту посадки и остановился вблизи от вертолета, так что лопасти крутящегося винта едва не задевали его. За ним последовал черный седан марки «Форд» и армейская машина «скорой помощи», чтобы забрать тело Джимми Нокса в военный госпиталь Триплер для вскрытия. Четверо мужчин в штатском вышли из седана и заняли свои места по обе стороны от дверцы вертолета.

Когда усталые сотрудники НУМА выходили из вертолета, их тут же направляли в автобус. Последними должны были выйти Питт и Стаси. Охранник в форме протянул руку, загораживая им путь, и направил их к машине, у которой уже стояли адмирал Сэндекер и Джиордино.

Питт оттолкнул руку охранника и подошел к автобусу.

— До встречи, — сказал он Планкетту. — Смотрите, не простудитесь.

Планкетт чуть не раздавил ему руку.

— Спасибо за то, что спасли меня, мистер Питт. Где бы мы ни встретились, выпивка за мой счет.

— Я не забуду об этом. Шампанское для вас, пиво для меня.

— С Богом.

Когда Питт приблизился к черному автомобилю, двое мужчин держали свои блестящие значки прямо перед лицом адмирала, подтверждая, что они являются агентами федерального правительства.

— Я действую по приказу президента, адмирал. Я должен задержать и доставить вас, мистера Питта, мистера Джиордино и миссис Фокс в Вашингтон немедленно.

— Я не понимаю, — раздраженно сказал Сэндекер, — к чему такая спешка?

— Не могу сказать, сэр.

— А как насчет моих сотрудников из НУМА? Они работали под водой в экстремальных условиях четыре месяца. Они заслуживают отпуска, чтобы отдохнуть и прийти в себя со своими семьями.

— Президент распорядился об информационной блокаде. Ваши люди из НУМА вместе с Планкеттом и Салазаром будут доставлены в безопасное охраняемое место на наветренной стороне острова и содержаться там, пока информационная блокада не будет снята. Тогда они будут свободны отправиться за казенный счет в любое место, которое вы назовете.

— Как долго их будут держать взаперти? — потребовал ответа адмирал.

— Три или четыре дня, — ответил агент.

— А разве миссис Фокс не должна отправиться с остальными?

— Нет, сэр. Мне приказано, чтобы она прибыла в Вашингтон вместе с вами.

Питт пристально посмотрел на Стаси.

— Вы что-то скрываете от нас, леди?

Странная легкая улыбка тронула ее губы.

— Похоже, мне придется пропустить наше завтра на Гавайях.

— Мне почему-то тоже так кажется.

Ее глаза слегка расширились.

— Ну, тогда попробуем в другой раз, может быть, в Вашингтоне.

— Я так не думаю, — сказал он, и его голос внезапно стал ледяным. — Вы обманывали меня, вы обманывали меня все это время, начиная с вашего притворного призыва о помощи в «Олд Герт».

Она взглянула на него, и в ее глазах была странная смесь обиды и гнева.

— Мы бы все погибли, если бы ты и Ал не появились как раз тогда, когда вы это сделали.

— И этот загадочный взрыв. Это вы его устроили?

— Не имею ни малейшего представления, кто за этим стоит, — честно ответила она. — Меня не проинформировали.

— Проинформировали, — медленно повторил он. — Вряд ли такой термин употребил бы нигде не служащий вольный фотограф. Просто скажите, на кого вы работаете?

Неожиданная твердость появилось в ее голосе.

— Вы это очень скоро узнаете. — Она повернулась к нему спиной и села в машину.

Питту удалось поспать лишь три часа во время полета в столицу страны. Он задремал, пролетая над скалистыми горами, и проснулся, когда рассвет забрезжил над Западной Виргинией. Он сидел на заднем сиденье правительственного реактивного самолета «Гольфстрим», предпочитая разговору собственные размышления. Он смотрел в лежащую у него на коленях газету «США сегодня», но на самом деле не видел ни слов, ни фотографий.

Питт был сердит, чертовски сердит. Его раздражал Сэндекер, продолжавший отмалчиваться и уходить от жгучих вопросов, которые задавал ему Питт насчет взрыва, вызвавшего землетрясение. Он обижался на Стаси, теперь уже уверенный в том, что британские глубоководные исследования были на самом деле совместной разведовательной операцией с целью шпионажа на «Мокрых делянках». Вероятность того, что «Олд Герт» случайно погрузилась именно в этом месте, была пренебрежимо мала. Работа Стаси в качестве фотографа была лишь прикрытием. Она была секретным оперативным работником, это было ясно, как день. Единственная загадка, которую ему оставалось разгадать, — это название агентства, на которое она работала.

Пока он сидел, погруженный в свои размышления, Джиордино прошел в хвостовую часть салона и сел рядом с ним.

— Ты выглядишь сильно потрепанным, дружище. Питт потянулся.

— Я был бы рад сейчас оказаться дома.

Джиордино сразу понял, в каком Питт настроении, и искусно перевел разговор на коллекцию старинных и классических автомобилей своего друга.

— Над чем ты работаешь сейчас?

— Ты имеешь в виду, над какой машиной?

Джиордино кивнул.

— Паккард или Мармон?

— Ни то, ни другое, — ответил Питт. — Прежде чем мы отправились на Тихий океан, я восстановил двигатель Стутца, но не поставил его на место.

— Это зеленая городская машина выпуска тысяча девятьсот тридцать второго года?

— Именно она.

— Мы возвращаемся на два месяца раньше, чем предполагалось. Ты как раз успеваешь попасть на гонки классических автомобилей в Ричмонде.

— Осталось два дня, — задумчиво сказал Питт. — Не думаю, что мне удастся подготовить машину за это время.

— Позволь мне помочь тебе, — предложил Джиордино. — Вдвоем мы сможем поставить эту старую зеленую бомбу на стартовую линию.

Выражение лица Питта стало скептическим.

— Мы можем не получить этого шанса. Что-то происходит, Ал. Когда адмирал отказывается разговаривать, коровьи лепешки вот-вот полетят на ветряную мельницу.

Губы Джиордино изогнулись в принужденной улыбке.

— Я тоже попытался вытянуть из него что-нибудь.

— И что?

— Я мог бы иметь более содержательную беседу со столбами изгороди.

— Единственное, что он обронил, это что после посадки мы сразу отправимся в здание федеральной штаб-квартиры.

Джиордино выглядел озадаченным.

— Я никогда не слышал ни о какой Федеральной штаб-квартире в Вашингтоне.

— Я тоже, — сказал Питт, и его зеленые глаза загорелись вызовом. — Это еще одна причина, по которой я думаю, что нас дурачат.

Глава 21

Если раньше Питт только догадывался, что им предстоит водить хороводы вокруг майского шеста, то теперь он знал это наверняка, с того момента, как он взглянул на здание Федеральной штаб-квартиры.

Фургончик без всяких надписей и окон по бокам, который забрал их на базе ВВС Эндрюс, свернул с Конститьюшен-авеню, проехал мимо лавки поношенной одежды, поехал по мрачной аллее и остановился у ступеней обветшавшего шестиэтажного кирпичного здания за автостоянкой. Как оценил Питт, его фундамент был заложен в тридцатых годах.

Все здание целиком нуждалось в ремонте. Несколько окон с разбитыми стеклами были заделаны фанерой, черная краска на балкончиках из гнутых железных прутьев облупилась, кирпичи были выветрены и сильно выкрошились, и, как завершающий штрих, грязный бродяга растянулся на выщербленных бетонных ступенях за картонным ящиком, наполненным неописуемо убогим барахлом.

Два федеральных агента, сопровождавшие их с Гавайских островов, поднялись по ступенькам в вестибюль. Они не обратили никакого внимания на бездомного оборванца, тогда как Сэндекер и Джиордино мельком взглянули на него. Большинство женщин посмотрели бы на беднягу или с сочувствием, или с отвращением, но Стаси кивнула ему и удостоила его легкой улыбки.

Питт с любопытством остановился и сказал:

— Чудесный денек для того, чтобы позагорать.

Отщепенец, негр лет под сорок, взглянул на него.

— Ты что, слепой, парень? К чему мне загорать?

Питт заметил зоркие глаза профессионального наблюдателя, который разглядел каждый квадратный сантиметр рук Питта, его одежды, тела и лица, именно в этом порядке. Это уж точно были не рассеянные глаза праздношатающегося уличного бродяги.

— Ну, я не знаю, — ответил Питт тоном доброжелательного соседа. — Это может оказаться приятным занятием, когда вы получите пенсию и переберетесь на Бермуды.

Бродяга улыбнулся, сверкнув безупречными белыми зубами.

— Держись от меня подальше, приятель.

— Я попробую, — сказал Питт, развеселившись от этого странного замечания. Он прошел мимо этого первого эшелона замаскированной охраны и последовал за остальными в вестибюль здания.

Изнутри оно выглядело столь же обветшавшим, как и снаружи. Неприятно пахло дезинфицирующим средством. Зеленые плитки пола были сильно истерты, а стены голы и грязны, словно их несколько лет не мыли и не красили. Единственный предмет в обшарпанном вестибюле выглядел содержащимся в пристойном состоянии. Это был старинный почтовый ящик. Литая бронза сверкала в свете пыльных ламп, свисающих с потолка, и геральдический американский орел, изображенный над надписью «Почта США», сиял как в тот день, когда его вынули из литейной формы. Питт подумал, что это любопытный контраст.

Дверь старого лифта открылась бесшумно. Сотрудники НУМА с удивлением увидели, что внутри лифт блистал хромированными панелями, а лифтером был морской пехотинец в синей форме. Питт заметил, что Стаси ведет себя так, будто ей не впервые приходится проходить всю эту процедуру.

Питт был последним, кто вошел в лифт, и в полированных хромированных стенах он увидел свое отражение — усталые покрасневшие глаза и седую щетину на подбородке. Морской пехотинец закрыл двери, и лифт поехал со странным отсутствием каких-либо звуков. Питт вообще не чувствовал, что он движется. Никаких горящих цифр над дверью или на панели, по которым можно было бы определить, какие этажи они проезжают. Только какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что они очень быстро спускаются вниз на порядочную глубину.

Наконец дверь открылась. Она выходила в холл и коридор, которые были такими чистыми и прибранными, что ими мог бы гордиться фанатично блюдущий чистоту капитан корабля, федеральные агенты довели их по коридору до второй двери от лифта и встали в сторонку. Группа прошла через тамбур, разделяющий внутреннюю и наружную двери, который Питт и Джиордино сразу определили как воздушный шлюз, делающий помещение звукоизолированным. Когда внутренняя дверь закрылась, воздух из тамбура был откачан с ясно слышимым хлопком.

Питт обнаружил, что он стоит в помещении, в котором не существует никаких секретов, в огромном конференц-зале с низким потолком, настолько изолированном от всех наружных звуков, что скрытые люминесцентные лампы гудели, как осы, а шепот можно было услышать за десять метров. Нигде не было никаких теней, а нормальный человеческий голос воспринимался почти как крик. В центре зала стоял массивный старинный библиотечный стол, который некогда был куплен Элеонорой Рузвельт для Белого дома. От него разило политурой. Ваза с яблоками «Джонатан» занимала центр стола. Под столом лежал роскошный старый кроваво-красный персидский ковер.

Стаси подошла к противоположной стороне стола. Какой-то мужчина встал и легко поцеловал ее в щеку, поздоровавшись с ней голосом, в котором чувствовался техасский акцент. Он выглядел молодым, по крайней мере на шесть или семь лет моложе Питта. Стаси не сделала ни малейшей попытки представить его. Они с Питтом не обменялись ни словом с тех пор, как сели на самолет «Гольфстрим» на Гавайях. Она неуклюже притворялась, что Питта нет с ними, все время держась к нему спиной.

Два человека азиатской внешности сидели вместе рядом со знакомым Стаси. Они тихо переговаривались, не поднимая глаз, пока Питт и Джиордино стояли, рассматривая зал. Некто гарвардского вида, облаченный в костюм с манишкой, украшенной значком клуба «Фи-Бета-Каппа» на цепочке для часов, сидел в одиночестве, читая какое-то досье.

Сэндекер взял курс на кресло, стоящее в голове стола, уселся в него и закурил одну из его сделанных по специальному заказу гаванских сигар. Он заметил, что Питт выглядит расстроенным и беспокойным, что было совсем не в его характере.

Худощавый пожилой человек с длинными до плеч волосами, куривший трубку, подошел к ним.

— Кто из вас Дирк Питт?

— Это я, — признал Питт.

— Фрэнк Манкузо, — сказал незнакомец, протягивая руку. — Мне сказали, что мы будем работать вместе.

— Вы, кажется, здесь единственный, кто не темнит со мной, — сказал Питт, возвращая крепкое рукопожатие и представив Джиордино. — Мой друг, Ал Джиордино, и я совершенно не понимаем, что здесь происходит.

— Нас собрали, чтобы образовать МОГ.

— Что-что?

— МОГ, это сокращенное название Межведомственной оперативной группы.

— О Боже, — простонал Питт. — Этого еще только не хватало. Все, что мне хочется, это отправиться домой, хлебнуть текилы со льдом и завалиться спать.

Прежде чем он успел более пространно поплакаться в жилетку, в конференц-зал вошел Реймонд Джордан в сопровождении двух мужчин, на лице которых было примерно столько же юмора, как у пациентов, которым доктор только что сообщил, что у них в печени обнаружен грибок из джунглей Борнео. Джордан направился прямо к Сэндекеру и тепло приветствовал его.

— Рад видеть тебя, Джим. Я глубоко признателен за твою помощь в этом деле. Я знаю, что для тебя было ударом потерять твой проект.

— НУМА построит новую станцию, — заявил Сэндекер со своей обычной самоуверенностью.

Джордан сел во главе стола. Его заместители заняли места рядом с ним и выложили на стол несколько папок документов перед ним.

Джордан нисколько не расслабился, заняв место за столом. Он сидел напряженно, не касаясь спинки кресла. Его спокойные темные глаза быстро скользили от одного лица к другому, словно он хотел прочесть мысли всех собравшихся. Затем он обратился прямо к Питту, Джиордино и Манкузо, которые все еще стоили.

— Джентльмены, не угодно ли вам устроиться поудобнее?

Некоторое время все молчали, пока Джордан раскладывал перед собой папки с документами. Все чувствовали себя неуютно, подавленные напряжением и озабоченностью, от которых развиваются язвы желудка.

Питт сидел с отсутствующим видом, его мысли разбредались неизвестно куда. Он не был настроен на серьезный разговор, и все его тело ныло от усталости, накопившейся за два последних дня. Он отчаянно нуждался в теплом душе и восьми часах сна, но заставлял себя держаться из уважения к адмиралу, который, в конце концов, был его начальником.

— Прошу извинить меня, — начал Джордан, — за все неудобства, которые я, возможно, причинил, но я боюсь, что мы столкнулись с чрезвычайной ситуацией, угрожающей национальной безопасности. — Он замолчал и посмотрел на личные дела, лежащие на столе перед ним. — Некоторые из вас знают меня, и некоторые в прошлом работали со мной. Мистер Питт и мистер Джиордино, вы находитесь в несколько неудобном положении, поскольку я кое-что знаю о вас, а вы не знаете обо мне почти ничего.

— Назовите себя, — с вызовом бросил ему Джиордино, избегая сердитого взгляда Сэндекера.

— Простите, — любезно ответил Джордан. — Мое имя Рей Джордан, и я непосредственно приказом президента уполномочен руководить обеспечением национальной безопасности, отвечая за все ее аспекты как внутри страны, так и за ее пределами. Операция, которую мы сейчас собираемся начать, касается обеих этих сторон. Чтобы объяснить ситуацию и ваше присутствие здесь, я передаю слово моему заместителю по оперативным вопросам, мистеру Дональду Керну.

Керн был тощий, как скелет, маленький и невзрачный человечек. Его холодные, как лед, голубовато-зеленые глаза, казалось, читают самые потаенные мысли каждого, на кого он посмотрит. То есть всех, кроме Питта. Когда их взгляды встретились, они были подобны двум пулям, попавшим друг в друга в воздухе, причем ни одна не смогла пройти через другую, и обе замерли на месте.

— Прежде всего, — начал Керн на удивление низким голосом, все еще пытаясь понять, что за человек Питт, — мы все собираемся стать частью новой федеральной организации, состоящей из следователей, специалистов, вспомогательного персонала, аналитиков и агентов-оперативников, создаваемой для того, чтобы отвести серьезную угрозу, нависшую над множеством людей здесь и во всем мире. Короче говоря, МОГ. — Он нажал одну из кнопок на вмонтированном в стол щитке и повернулся к стене, освещенной сзади, на которой появилась схема организации. На верху схемы был маленький кружок и кружок побольше под ним. Вниз от этого кружка, как паучьи лапки, тли линии к четырем меньшим кружкам.

— Верхний кружок изображает командный центр здесь, в Вашингтоне, — продолжал он свою лекцию. — Кружок пониже — это наш информационный центр, расположенный на тихоокеанском острове Корор, принадлежащем цепочке островов Республики Палау. Наш президент на этом острове, который будет руководить полевыми операциями, — Мэл Пеннер. — Он сделал паузу и со значением посмотрел на Пеннера. Это был тот самый человек, который вошел в зал вместе с ним и Джорданом.

Красное лицо Пеннера было сплошь изборождено морщинами. Он кивнул и лениво поднял вверх руку, не улыбнувшись и не посмотрев ни на кого из собравшихся за столом.

— Мэл работает под прикрытием социологического изучения туземной культуры, — добавил Керн.

— Мэл обходится нам недорого, — сказал Джордан с улыбкой. — Его домашнее и служебное оборудование состоит из кушетки, на которой он спит, телефона, машинки для уничтожения документов и рабочего стола, который также служит обеденным столом и подставкой для плитки, на которой он готовит себе еду.

Молодец Мэл, подумал Питт про себя, борясь с дремотой и слегка удивляясь, почему они так долго не переходят к сути дела.

— У наших групп будут кодовые названия, — продолжал Керн. — Этими условными названиями будут разные марки автомобилей. Например, центральное руководство будет называться «Группа Линкольн». Мэл Пеннер — это «Группа Крайслер». — Он прервал свою речь, чтобы ткнуть указкой в соответствующие кружки на схеме. — Мистер Марвин Шоуалтер, который, кстати, является заместителем директора по безопасности Государственного департамента США, будет работать в нашем посольстве в Токио и будет улаживать все дипломатические проблемы с японской стороной. Его кодовое название «Группа Кадиллак».

Шоуалтер поднялся, потрогал пальцами свой значок клуба «Фи-Бета-Каппа» и кивнул головой собравшимся за столом.

— Приятно работать со всеми вами, — вежливо сказал он.

— Марв, ты должен проинформировать своих ведущих сотрудников, что в Токио будут работать наши оперативники из МОГ, на случай, если они заметят что-нибудь, что можно принять за несанкционированную деятельность. Я не хочу, чтобы наша ситуация осложнилась из-за возможной утечки информации из посольства.

— Я прослежу за этим, — пообещал Шоуалтер.

Керн повернулся к Стаси и бородатому мужчине, сидящему рядом с ней.

— Мисс Стаси Фокс и доктор Тимоти Уэзерхилл — сообщаю для тех, кто не был им представлен, — будут руководить американской ветвью расследования. Они будут работать под видом журналиста и фотографа газеты «Денвер трибьюн». Они будут называться «Группа Бьюик». — Затем он показал на двух мужчин с азиатской внешностью. — «Группа Хонда» состоит из мистера Роя Ориты и мистера Джеймса Ханамуры. Им поручена самая критическая фаза расследования — собственно Япония.

— Прежде чем Дон продолжит брифинг, — вмешался Джордан, — есть ли у вас какие-нибудь вопросы?

— Как мы будем связываться друг с другом? — спросил Уэзерхилл.

— Протяните руку и свяжитесь с кем-нибудь, — ответил Керн. — По телефону нужно разговаривать как обычно, это не вызовет подозрений. — Он нажал другую кнопку на щитке, и на экране возник ряд цифр. — Запомните этот номер. Мы предоставим вам защищенную телефонную линию, на другом конце которой круглосуточно будет дежурить полностью проинформированный сотрудник, знающий, где находится в данный момент каждый из вас и как с ним связаться.

— Я должен добавить, что вы обязаны давать о себе знать каждые семьдесят два часа. — сказал Джордан. — Если от вас не поступит весточка, кто-нибудь будет немедленно послан, чтобы вас найти.

Питт, балансируя на задних ножках своего кресла, поднял руку.

— У меня есть вопрос.

— Да, мистер Питт?

— Я был бы чрезвычайно благодарен тому, кто объяснил бы мне, что, черт побери, здесь происходит.

Все на секунду замерли, не веря своим ушам. Как и следовало ожидать, все, кроме Джиордино, прищурившись, неодобрительно посмотрели на Питта.

Джордан повернулся к Сэндекеру, который покачал головой и раздраженно произнес:

— Как вы просили, Дирк и Ал не были проинформированы о ситуации.

Джордан кивнул.

— Это мое упущение, что вам, джентльмены, не сообщили о том, что произошло. Моя вина. Прошу простить меня, джентльмены. С вами обошлись весьма некорректно после всего, что вы испытали.

Питт испытующе взглянул на Джордана. — Это была ваша инициатива — шпионить за исследовательской станцией НУМА?

Джордан, поколебавшись, сказал:

— Мы не шпионим, мистер Питт, мы наблюдаем, и, действительно, это я отдал приказ. Британская океанографическая команда, так уж случилось, работала в северной части Тихого океана, и они согласились сотрудничать с нами, переместив свои исследования в то место, где находилась ваша станция.

— А взрыв на поверхности, уничтоживший английское судно со всей его командой и вызвавший землетрясение, которое начисто смело восемь лет интенсивных исследований и трудов, это тоже была ваша идея?

— Нет, это была непредвиденная трагедия.

— Может быть, я что-то упустил, — резко сказал Питт. — Но у меня была эта нелепая идея, что мы служим одному делу.

— Это так и есть, мистер Питт, уверяю вас, — спокойно ответил Джордан. Он кивнул адмиралу Сэндекеру. — Ваша база, «Мокрые делянки», как вы ее называете, была построена в такой строжайшей тайне, что ни одна из наших разведывательных служб понятия не имела, что ее создание было санкционировано.

Питт прервал его.

— Так что, когда вы что-то разнюхали об этом проекте, вы вывихнули себе нос, и вам пришлось начать расследование.

Джордан не привык оправдываться перед кем бы то ни было, но он все же избегал встречаться взглядом с Питтом.

— Что сделано, то сделано. Я сожалею о трагической гибели столь многих людей, но нельзя полностью возлагать вину на нас за то, что мы в неудачный момент поместили наших агентов в неудачное место. Мы не были заранее предупреждены о том, что японский автомобилевоз контрабандно перевозит через океан атомные бомбы, и мы не могли предсказать, что эти бомбы случайно взорвутся в непосредственной близости от двух гражданских судов, как раз над вашей базой.

На миг Питт окаменел от этого неожиданного откровения, затем его удивление прошло так же быстро, как возникло. Кусочки головоломки наконец стали на место. Он взглянул на Сэндекера и почувствовал себя уязвленным, обращаясь к нему:

— Вы знали, адмирал, вы знали еще до того, как вылетели из Вашингтона, что «Туксон» идет к станции не для того, чтобы спасти Планкетта и меня. Он отправился туда, чтобы зарегистрировать радиоактивность и подобрать обломки.

Это был один из тех немногих случаев, когда Питт и Джиордино видели Сэндекера покрасневшим от досады.

— Президент попросил меня поклясться, что я сохраню в тайне то, что он мне сообщит, — медленно произнес он. — Я никогда не лгал тебе, Дирк, но у меня не было иного выбора, как хранить молчание.

Питту было жаль адмирала, он знал, что тому было нелегко темнить с двумя ближайшими друзьями, но он не пытался скрыть своей обиды на Джордана.

— Зачем здесь мы? — потребовал он ответа.

— Президент лично одобрил выбор каждой кандидатуры для нашей группы, — ответил Джордан. — Все вы имеете образование и опыт работы, незаменимые для успеха этой операции. Адмирал и мистер Джиордино разработают план операции по поиску на дне океана и подъему любых фрагментов судна, которое взорвалось. Кодовое название их группы — «Мерседес».

Усталые глаза Питта неотступно смотрели на Джордана.

— Вы лишь наполовину ответили на мой вопрос.

Джордан сделал ему одолжение, сказав:

— Я перехожу к этому. Вы и мистер Манкузо, с которым, я полагаю, вы познакомились, будете работать в качестве группы поддержки.

— Поддержки чего?

— Для того этапа операции, который потребует подземных или подводных поисковых работ.

— Где и когда?

— Это еще предстоит выяснить.

— А какое наше кодовое название?

Джордан посмотрел на Керна, пролиставшего досье и затем отрицательно покачавшего головой.

— Им пока не приписано никакого названия.

— Могут ли приговоренные сами выбрать себе название? — спросил Питт.

Джордан обменялся взглядами с Керном и затем пожал плечами.

— Не вижу, почему бы и нет.

Питт улыбнулся Манкузо.

— У вас есть соображения на этот счет?

Манкузо вынул трубку изо рта.

— Я оставляю это на ваше усмотрение, — сказал он любезно.

— Тогда мы будем называться «Группа Стутц».

Джордан вскинул голову.

— Прошу прощения, не понял.

— Я никогда не слыхал о такой марке, — проворчал Керн.

— Стутц, — отчетливо повторил Питт. — Один из лучших американских классических автомобилей, выпускавшихся с тысяча девятьсот одиннадцатого по тысячу девятьсот тридцать пятый год в Индианаполисе, штат Индиана.

— Мне это нравится, — сказал Манкузо, кивком подтвердив свое согласие.

Керн косо посмотрел на Питта, и в его глазах появилось выражение, придающее ему сходство с хорьком.

— Вы не производите на меня впечатления человека, серьезно относящегося к нашей операции.

Джордан пожал плечами, не желая вступать в пререкания.

— Пусть называют как хотят, если им это нравится.

— Ну, вот и ладно, — сказал Питт. — Теперь, когда важнейший пункт повестки дня успешно согласован, я собираюсь встать и выйти отсюда. — Он замолчал, чтобы посмотреть на оранжевый циферблат своих старых водонепроницаемых часов марки «Докса». — Меня затащили сюда вопреки моей воле. Из последних сорока восьми часов я спал около трех, и за это время только один раз поел. Мне нужно принять душ. И я до сих пор не знаю, что все же происходит. Ваши охранники в штатском и ваши отряды морских пехотинцев могут задержать меня, разумеется, но тогда я могу быть ранен и не смогу участвовать в работе группы. Хотя, конечно, здесь есть еще один пункт, который никто не догадался вынести на обсуждение.

— Что это еще за пункт? — спросил Керн, все больше раздражаясь.

— Что-то я не могу припомнить, чтобы меня и Ала официально просили согласиться стать добровольцами.

Керн вел себя так, как будто он проглотил кайенский перец.

— О чем вы говорите, о каких таких добровольцах?

— Ну, знаете, это такие люди, которые сами предлагают себя на службу по своей собственной свободной воле, — с невинным видом объяснил Питт. Он повернулся к Джиордино. — Тебя официально приглашали на эту вечеринку, Ал?

— Нет, если только мое приглашение не затерялось на почте.

Питт вызывающе посмотрел Джордану в глаза и сказал:

— Это такая старая игра в мяч. — Затем он повернулся к Сэндекеру. — Простите, адмирал.

— Ну, мы идем? — спросил Джиордино.

— Да, пошли.

— Вы не можете просто взять и выйти, — произнес Керн абсолютно серьезным тоном. — Вы подписали контракт с правительством.

— Я не подписывал контракта о том, чтобы изображать из себя секретного агента. — Голос Питта был спокойным, совершенно невозмутимым. — И если здесь не произошло революции с тех пор, как мы вернулись со дна моря, это все еще свободная страна.

— Я прошу вас задержаться еще на минуту, если вы не против, — сказал Джордан, мудро принимая точку зрения Питта.

Джордан обладал невероятной властью, и он привык держать в руке кнут. Но он также был чрезвычайно проницателен и знал, когда лучше плыть по течению, даже если это течение несло не туда, куда хочется. Он с любопытством и интересом смотрел на Питта и не видел в нем ни ненависти, ни заносчивости, это был просто усталый человек, от которого хотели слишком многого. Он изучил досье директора специальных проектов НУМА. Биография Питта читалась как приключенческая сказка. Его достижения были прославлены и высоко уважаемы всеми, кто знал о них. Джордан был достаточно сообразителен, чтобы не отталкивать от себя человека, которого он был чертовски счастлив иметь в своей группе.

— Мистер Питт, если вы потерпите еще несколько минут, я расскажу о том, что вам необходимо знать. Некоторые подробности останутся засекреченными. Мне не кажется, что было бы мудро, если бы вы и некоторые другие люди за этим столом обладали полным знанием ситуации. Мне самому это, в общем, безразлично, но это делается для вашей безопасности. Вы понимаете меня?

Питт кивнул.

— Я слушаю.

— У Японии имеется ядерная бомба, — раскрыл карты шеф Национальной службы безопасности. — Как давно она у них имеется и сколько бомб они произвели, неизвестно. Располагая высокоразвитой ядерной технологией, Япония уже десять лет способна производить боеголовки. И, несмотря на их широко разрекламированную приверженность договору о нераспространении ядерного оружия, кто-то или какая-то группа внутри их структуры власти решили, что им нужно средство устрашения, которое можно было бы использовать как орудие шантажа. То немногое, что нам известно, вытекает из следующего факта. Японское судно, перевозившее автомобили марки «Мурмото», а также два или больше ядерных устройств, взорвалось посреди Тихого океана, причем вместе с ним погибли норвежское грузо-пассажирское рейсовое судно и британский океанографический корабль, с пассажирами и судовыми командами. Почему на японском судне были ядерные бомбы? Они собирались контрабандно провезти их в американские порты. С какой целью? Возможно, для ядерного шантажа. Япония, может быть, и располагает бомбой, но у нее нет ни ракет, ни бомбардировщиков дальнего радиуса действия для ее доставки. Поэтому, что бы мы делали на их месте, чтобы защитить структуру финансовой власти, забравшейся в каждый карман в любой стране мира? Мы бы контрабандно провезли ядерное оружие в каждую страну или группу стран, вроде Европы, которая представляет угрозу нашей финансовой империи, и спрятали бы его в стратегически важных точках. Затем, если какая-нибудь конкретная страна, скажем, США, придет в ярость в результате попытки наших японских лидеров диктовать политику Белому дому, Конгрессу и деловым кругам, то американцы отомстят, отказавшись возвращать сотни миллиардов долларов, одолженные их казначейству нашими японскими банками. Они также будут угрожать бойкотом и таможенными барьерами в отношении всех японских товаров. Именно эти крайние меры сенатор Майк Диас и член Конгресса Лорен Смит предлагают сейчас в Капитолии, пока мы здесь беседуем. И может так случиться, если президент будет достаточно рассержен, он прикажет своим превосходящим военным силам блокировать Японские острова, что отрежет наше снабжение нефтью и жизненно важным сырьем и парализует все наше производство. Вы понимаете, о чем я говорю?

Питт кивнул.

— Да, я понимаю.

— Этот сценарий ответного удара не так уж нереалистичен, особенно если американский народ в один прекрасный день осознает, что один месяц в году он работает для того, чтобы выплатить долги иностранным, в основном японским кредиторам. Разве это может не беспокоить японцев? Нет, если бы они имели возможность нажатием кнопки взорвать любой город в мире как раз ко времени шестичасовых новостей. Почему мы здесь? Чтобы остановить их, отыскав, где спрятаны бомбы. Причем остановить их нужно прежде, чем выяснится, что мы попали на их след. Вот где в действие вступает группа «Бьюик». Стаси — оперативный работник Агентства национальной безопасности. Тимоти — ученый-ядерщик, специализирующийся на обнаружении радиоактивности. Группа «Хонда», руководимая Джеймсом и Роем, лучшими агентами ЦРУ, концентрирует свои усилия на обнаружении источника бомб и командного центра, управляющего их подрывом. Разве это не кошмарная ситуация? В высшей степени. Жизни пятисот миллионов людей в странах, которые соревнуются с Японией, зависят от того, что мы успеем сделать в последующие несколько недель. В своем благодушии, порожденном в основном невежеством, Государственный департамент не разрешал нам вести тайные наблюдения за дружественными странами. В качестве передовой линии системы раннего обнаружения этой страны, мы вынуждены действовать во мраке и умирать в неизвестности. Колокола тревоги вот-вот зазвонят, и верите вы мне, мистер Питт, или нет, но эта группа МОГ является нашей последней надеждой накануне полномасштабной катастрофы. Картина вам ясна?

— Да … — медленно произнес Питт. — Спасибо вам, мистер Джордан. Картина мне ясна.

— Теперь вы согласны официально присоединиться к группе?

Питт встал и, к удивлению всех присутствующих, кроме Джиордино и Сэндекера, сказал:

— Я это обдумаю.

И затем он вышел из зала.

Спускаясь по ступенькам в аллею позади обветшалого здания, Питт обернулся и посмотрел вверх на грязные стены и залатанные фанерой окна. Он удивленно покачал головой, затем взглянул вниз на охранника в потрепанной одежде, растянувшегося на ступенях, и пробормотал сам себе:

— Так вот где глаза и уши великой республики.

Джордан и Сэндекер сидели в конференц-зале после того, как остальные его покинули.

Сварливый маленький адмирал посмотрел на Джордана и слегка улыбнулся.

— Вы не против, что я курю сигару?

Джордан посмотрел с отвращением.

— Поздновато вы спрашиваете, не правда ли, Джим?

— Противная привычка, — кивнул Сэндекер. — Но я не прочь окурить дымом кой-кого, особенно тех, кто невежливо обращается с моими людьми, а это именно то, что ты делал, Рэй, неуважительно обращаясь с Питтом и Джиордино.

— Тебе прекрасно известно, черт подери, что мы в состоянии кризиса, — сказал Джордан серьезным тоном. — У нас нет времени ублажать примадонн.

Лицо Сэндекера омрачилось. Он показал на досье Питта, лежавшее поверх стопки других досье перед Джорданом.

— Ты не выполнил свое домашнее задание. Иначе бы ты знал, что Дирк Питт больший патриот, чем оба мы, вместе взятые. Немногие люди сделали больше для своей страны. Немного людей такого сорта осталось в живых. Он до сих пор насвистывает «Янки Дудл», моясь под душем, и полагает, что рукопожатие является контрактом, а слово мужчины — его обязательством. Он может быть хитрым, как черт, если считает, что помогает охранять «Звезды и Полосы», американскую семью и бейсбол.

— Если он понимает серьезность ситуации, — сказал озадаченный Джордан, — почему он встал и вышел?

Сэндекер посмотрел на него, затем взглянул на схему организации на экране эпидиаскопа, где Керн добавил кружок с надписью "группа «Стутц».

— Ты серьезно недооценил Дирка, — сказал он почти с грустью, — ты не знаешь, не можешь этого знать, что, вероятно, в эту минуту он обдумывает, как сделать твою операцию более эффективной.

Глава 22

Питт не сразу направился в старый авиационный ангар на краю вашингтонского аэропорта, который он называл своим домом. Он дал Джиордино ряд инструкций и отослал его в такси.

Он прошелся пешком по Конститьюшен-авеню, пока не дошел до японского ресторана. Он попросил тихую кабинку в углу и сделал заказ. Между супом из моллюсков и рагу из сырой рыбы «сосими» он встал из-за стола и подошел к телефону-автомату около туалетов.

Он вытащил из бумажника небольшую записную книжку и отыскал нужный ему номер: доктор Персиваль Нэш. (Пейлоуд Перси), Чеви-Чейз, Мэриленд. Нэш был дядей Питта с материнской стороны. Друг семьи, Нэш часто вспоминал, как он, бывало, подливал черри в соску Дирка. Питт опустил мелочь и набрал номер.

Он терпеливо дождался звонков в надежде, что Нэш дома. Он и был там, ответив за секунду до того, как Питт готов был повесить трубку.

— Доктор Нэш слушает, — прозвучал моложавый раскатистый голос. Перси вот-вот должно было исполниться восемьдесят два года.

— Дядя Перси, это Дирк.

— О Боже мой, Дирк, давненько я не слышал твоего голоса. Ты не звонил своему старому дяде целых пять месяцев.

— Четыре, — поправил его Питт, — я был занят работой в зарубежном проекте.

— Как поживает моя прекрасная сестрица и этот грязный старый политикан, за которого она вышла замуж? Они тоже не звонили мне ни разу.

— Я еще не заходил к ним домой, но, судя по их письмам, мама и сенатор бодры как всегда.

— Как насчет тебя, племянник, ты в добром здравии?

— Я в хорошей форме и готов побегать с тобой по парку Маринда.

— Неужели ты помнишь об этом? Тебе было тогда не больше шести лет.

— Как я могу забыть? Всякий раз, когда я пытался обогнать тебя, ты бросал меня в кусты.

Нэш расхохотался, как весельчак, которым он и был на самом деле.

— Никогда не пытайся быть лучше того, кто старше тебя. Мы любим думать, что мы проворнее, чем вы, мелюзга.

— Именно поэтому мне и нужна твоя помощь и я подумал, не мог бы ты встретиться со мной в здании НУМА? Мне нужно воспользоваться твоими мозгами.

— А по какому поводу?

— Насчет ядерных реакторов для гоночных машин.

Нэш немедленно понял, что Питт не может обсуждать суть дела по телефону.

— Когда? — спросил он без колебаний.

— Как только тебе будет удобно.

— Через час годится?

— Через час будет прекрасно, — ответил Питт.

— Где ты сейчас?

— Ем японское сосими.

Нэш простонал:

— Омерзительная штука, одному Богу известно, в какой ядовитой гадости или химикатах плавала эта рыба.

— На вкус, однако, неплоха.

— Мне следует побеседовать с твоей матерью, она неправильно тебя воспитывала.

— Встретимся через час, Перси.

Питт повесил трубку и вернулся за свой столик. Хотя он был голоден, как черт, но едва притронулся к сосими. Он рассеянно подумал, а не была ли одна из тайно провезенных бомб спрятана под полом ресторана.

Питт взял такси и попросил отвезти его к десятиэтажному зданию НУМА. Он расплатился с таксистом и мельком взглянул на изумрудно-зеленые стеклянные панели, покрывающие здание и переходившие в изогнутый пирамидальный шпиль наверху. Не будучи поклонником классического стиля государственных учреждений столицы, адмирал Сэндекер пожелал, чтобы его контора имела современный облик, и добился этого.

Вестибюль представлял собой внутренний дворик, окруженный водопадами и аквариумами, заполненными экзотическими морскими тварями. Огромный глобус возвышался в центре покрытого зеленым мрамором пола. На глобусе были показаны геологические разломы и хребты всех океанов, все крупные озера и главные реки мира.

Питт вошел в пустой лифт и нажал кнопку десятого этажа. Он не стал заходить в свой кабинет на четвертом этаже, а отправился прямо в центр связи и информации, расположенный на самом верху. Это был мозговой центр НУМА, место, где хранилась вся информация, связанная с океанами: научная, историческая, художественная и документальная. Именно в это помещение, заполненное компьютерами и банками данных, Сэндекер вложил львиную долю бюджета НУМА, что было источником постоянной критики со стороны небольшого кружка его противников в Конгрессе. Тем не менее эта обширнейшая электронная библиотека сэкономила огромные суммы денег, потраченные на сотни проектов, привела к многочисленным важным открытиям и помогла предотвратить несколько катастроф в национальном масштабе, о которых никогда не упоминалось в прессе.

Человек, который заведовал всем этим огромным супермаркетом, был Хирам Егер.

Словом «блестящий» чаще всего характеризовали ум Егера, тогда как его внешний вид чаще всего описывали как неряшливый. С седеющими светлыми волосами, связанными в длинный хвост, со свисающей сосульками бородой, со стариковскими очками и прожженными, заплатанными джинсами, Егер был окружен аурой постаревшего хиппи. Как ни странно, он никогда им не был. Он был ветераном войны во Вьетнаме, награжденным медалями и отслужившим там три срока в качестве флотского специалиста. Если бы он продолжал заниматься компьютерами в Калифорнии, то в конце концов возглавил бы процветающую компанию и стал бы чрезвычайно богатым человеком. Но Егера нисколько не привлекала карьера предпринимателя. Он был воплощенным парадоксом, одним из любимых сослуживцев Питта. Когда адмирал Сэндекер предложил ему должность руководителя огромного компьютерного информационного центра НУМА с почти неограниченным финансированием, Егер согласился, переехал со своей семьей из маленькой фермы в Страсбурге, Мэриленд, и сумел организовать работу центра всего за восемь дней. Он проводил здесь долгие часы, заставляя информационно-поисковые системы работать двадцать четыре часа в день. Причем три смены технических работников обеспечивали обмен данными об океанах с американскими и иностранными океанографическими экспедициями, работающими в разных частях света.

Питт нашел Егора за рабочим столом, который стоял на вращающемся возвышении в центре зала. Егер специально сконструировал его, чтобы окидывать всевидящим взглядом свое царство, стоящее миллиарды долларов. Он ел пиццу и пил безалкогольное пиво, когда заметил Питта и с широкой улыбкой вскочил на ноги.

— Дирк, ты вернулся?

Питт взошел по ступенькам на алтарь Егера, как называли его сотрудники, и они горячо пожали друг другу руки.

— Привет, Хирам.

— Печально было узнать о ваших «Мокрых делянках», — серьезно сказал Егер. — Но я действительно счастлив видеть тебя среди живых. Боже, ты выглядишь, каккаторжник, которого только что выпустили из камеры-одиночки. Присядь и отдохни.

Питт жадными глазами посмотрел на пиццу.

— Ты не мог бы пожертвовать мне кусочек, а?

— Бери все, я пошлю еще за одной порцией. Не хочешь ли запить это поддельным пивом? Сожалею, что не могу угостить тебя настоящим, но ты знаешь правила.

Питт сел и умял здоровенную порцию и еще два куска от порции Егера, а также три банки безалкогольного пива, которое компьютерный гений держал в маленьком холодильнике, встроенном в стол. В промежутках между глотками он поведал Егеру о событиях, приведших к его спасению, немного не доведя свой рассказ до того момента, когда он отбыл на Гавайи.

Егер слушал с интересом и затем улыбнулся как скептик-судья на бракоразводном процессе.

— Быстренько ты добрался до дому.

— Я вижу, что-то происходит.

Егер рассмеялся.

— Ну, наконец, доехали. Ты примчался сюда не для того, чтобы есть мою пиццу. Что там крутится в твоем злокозненном мозгу?

— Я ожидаю своего родственника Персиваля Нэша, который должен прибыть сюда с минуты на минуту. Перси был одним из ученых, работавших в Манхэттенском проекте, которые построили атомную бомбу; предпоследним директором комиссии по атомной энергии. Сейчас он в отставке. При помощи твоего суперкомпьютерного мозга и познаний Перси в ядерном оружии я хочу создать сценарий.

— Концептуализацию, ты имеешь в виду.

— Ну, называй как хочешь.

— Касающуюся чего?

— Контрабандной операции.

— И что мы будем провозить?

— Я лучше скажу это после того, как Перси придет сюда.

— Может быть, что-то вроде ядерной боеголовки? — спросил Егер лукаво. Питт посмотрел на него.

— Это одна из возможностей.

Егер лениво встал и направился вниз по ступенькам.

— Пока мы ждем твоего дядю, я подготовлю свою систему САПР/ГАПР. — Он ушел и уже находился среди своих компьютеров, прежде чем Питт догадался спросить его, что он имеет ввиду.

Глава 23

Огромная седая борода окаймляла лицо Пейлоуда Перси и наполовину закрывала его пестрый галстук. У него был нос, напоминающий по форме кулак, насупленные брови и проницательные глаза владельца фургона, твердо намеренного провести поселенцев через населенные индейцами края. Его лицо лоснилось, как портрет на рекламе пива, он выглядел намного моложе своих восьмидесяти двух лет. Он приоделся ради Вашингтона. Перси не признавал костюмы в тонкую полоску, которые носят чиновники, или синие костюмы с красными галстуками, предпочитаемые бизнесменами. Он вошел в компьютерный центр НУМА в бледно-лиловой спортивной куртке, с галстуком того же цвета, серых брючках в обтяжку и ковбойских бутсах из кожи ящерицы.

Разыскиваемый и развлекаемый половиной привлекательных вдовушек в радиусе ста миль вокруг. Перси как-то ухитрился остаться холостяком. Острослов, которого приглашали на все вечеринки в качестве гостя и дежурного оратора, он был гурманом, которому принадлежал винный погребок, являющийся предметом зависти всех устроителей званых вечеров города. Серьезная сторона его характера заключалась в огромных познаниях в смертоносном искусстве производства ядерного оружия. Перси был в Лос-Аламосе с самого начала и продолжал тянуть лямку в комиссии по атомной энергии и сменивших ее агентствах почти пятьдесят лет. Многие лидеры третьего мира отдали бы всю свою казну за таланты Перси. Он был одним из небольшой группы экспертов, которые могли бы собрать ядерную бомбу в своем гараже, и стоила бы она меньше, чем газонокосилка с мотором.

— Дирк, мой мальчик, — просиял он, — как приятно видеть тебя.

— Ты неплохо выглядишь, — сказал Питт, когда они обнялись.

Перси грустно пожал плечами.

— Этот чертов Департамент моторизированного транспорта отобрал у меня права на вождение мотоциклом, но я все еще могу водить мой старый «Ягуар» ХК-120.

— Я признателен, что у тебя нашлось время помочь мне.

— Не стоит благодарности. Всегда рад принять вызов.

Питт представил Перси Хираму Егеру. Старик осмотрел Егера с ног до головы. На его лице отразилось приятное изумление.

— Как вам удалось купить такую полинявшую, предварительно застиранную одежду в магазине? — спросил он светским тоном.

— На самом деле моя жена замачивает ее в растворе верблюжьей мочи, печеночника и ананасового сока, — немедленно ответил Егер с совершенно серьезным выражением лица. — Это делает ее мягче и придает ей особый дух благовоспитанности.

Перси засмеялся.

— Да этот аромат заставил меня гадать, какие же секретные ингредиенты были использованы. Приятно было встретиться.

— Мне также, — сказал Хирам.

— Не начать ли нам? — сказал Питт.

Егер придвинул еще два кресла к экрану монитора, который был в два раза больше, чем у всех других моделей. Он подождал, пока гости усядутся, и протянул к экрану руки, как бы призывая: «Дух, появись!»

— Это последняя модель, — сказал он. — Она называется САПР/ГАПР (система автоматизированного проектирования — гибкое автоматическое производство). В ее основе лежит система компьютерной графики, но это также очень хитроумная система визуального представления, которая позволяет чертежникам и инженерам разрабатывать замечательные подробные чертежи любого механического объекта, который только можно себе представить. Никаких циркулей, транспортиров или рейсшин. Можно запрограммировать допуски, затем просто набросать на экране грубый эскиз с помощью электронного пера. А затем компьютер превратит его в точные выверенные формы или представит в трехмерном виде.

— Совершенно поразительно, — пробормотал Перси, — а можно выделить различные куски чертежа и увеличить детали?

— Да. А также можно наложить цвет, изменить форму, смоделировать нагрузки и запомнить все изменения. Затем отправить результаты в память, чтобы можно было вызвать их оттуда, как в системе редактирования текстовых файлов. Возможности использования от проектирования до выпуска готового изделия захватывают дух.

Питт уселся верхом на свой стул и оперся подбородком на спинку.

— Посмотрим, поможет ли это нам выиграть приз.

Егер посмотрел на него поверх стариковских очков.

— Мы, специалисты, называем это концептуализацией.

— Пожалуйста, если тебе так больше нравится, — сказал Питт.

— Ну так и что же мы будем искать? — спросил Перси.

— Ядерную бомбу, — ответил Питт.

— Где?

— В автомобиле.

— Наверное, предназначенном для контрабандного провоза через границу? — спросил наугад Перси.

— Что-то вроде этого.

— По суше или по морю?

— Морем.

— Это, наверное, как-то связано со взрывом в Тихом океане пару дней назад?

— Я не могу сказать.

— Мой мальчик, мне нет равных в разгадывании головоломок, я слежу за всем, что связано с ядерным оружием, и ты, конечно, знаешь, что, не считая президента, у меня самый высокий допуск к секретной информации из всех, какие только есть.

— Ты хочешь мне что-то сообщить, дядя?

— Ты поверишь, что я был первым, с кем Рэй Джордан консультировался после взрыва в Тихом океане?

Питт с улыбкой признал свое поражение.

— Тогда ты знаешь больше, чем я.

— То, что японцы прячут ядерное оружие по всей стране в автомобилях, да, это мне известно. Но Джордан не счел удобным включить старика в свою операцию. Так что он просто вытянул из меня все, что я думаю по этому поводу, и отправил меня домой.

— Считай, что ты нанят. Ты только что стал неоплачиваемым сотрудником группы «Стутц», работающим без оплаты, и ты тоже, Хирам.

— Ты нарвешься на крупные неприятности, когда Джордан узнает, что ты завербовал подкрепление.

— Если мы добьемся успеха, он это проглотит.

— Что это еще за разговоры про японские бомбы в автомобилях? — не поверив своим ушам, спросил Егер.

Перси положил ему руку на плечо.

— То, что мы собираемся предпринять здесь, Хирам, должно сохраняться в строжайшей тайне.

— У Хирама допуск «бета-кью», — сказал Питт.

— Тогда мы готовы начать охоту.

— Я был бы благодарен, если бы меня ввели в курс дела, — сказал Егер, внимательно глядя на Перси. Старый атомный эксперт встретил его взгляд.

— В тридцатых годах Япония начала войну, чтобы обеспечить самообеспечиваемую экономическую империю. Теперь, 50 лет спустя, они снова хотят сражаться, только в этот раз для того, чтобы сохранить ее. В полной тайне они создали свой ядерный арсенал задолго до того, как кто-нибудь догадался проверить его существование. Плутоний и уран, пригодный для производства оружия, они получали из гражданских атомных установок. Тот факт, что у них есть бомба, также был просмотрен, поскольку у них не было систем доставки, типа ракет дальнего радиуса действия, крылатых ракет, бомбардировщиков или подводных ракетоносцев.

— Я думал, что японцы придерживаются договора о нераспространении ядерного оружия, — сказал Егер.

— Верно, правительство и большинство населения категорически настроено против ядерного оружия, но силы, глубоко скрытые за официальными лицами и официальным курсом их бюрократии, тайно сумели создать ядерный арсенал. Он был построен скорее для обороны от экономической угрозы, чем для ядерного устрашения. Их идея состоит в том, что бомба может быть использована в качестве орудия шантажа в случае крупномасштабной торговой войны и запрета на ввоз их товаров в США и Европу. В худшем варианте, на случай морской блокады Японии.

Егер занервничал. Питт это заметил.

— Ты хочешь сказать что мы, может быть, сидим на ядерной бомбе?

— Вероятно, в нескольких кварталах от нее, — сказал Питт.

— Это немыслимо, — сердито пробормотал Егер. — Как много их они тайком провезли в нашу страну?

— Мы пока не знаем, — ответил Питт, — может быть, штук сто. К тому же мы не единственная страна. Они распределены по всему миру.

— Это скверно, — сказал Перси. — Если бомбы действительно были тайно провезены в крупные города, то японцы обладают возможностью гарантированного полного уничтожения. Это очень эффективный сценарий. Если бомбы уже находятся на месте и произойдет случайность или несанкционированный запуск ракеты, то последствия будут ужасны. Против этих бомб нет защиты, нет времени среагировать. Бессмысленна система «звездных войн» для перехвата падающих боеголовок, невозможны ни объявление тревоги, ни ответный удар. Когда они нажмут на кнопку, удар будет мгновенным.

— О Боже, что мы можем сделать?

— Найти их, — ответил Питт. — Идея состоит в том, что бомбы провозятся на автомобилевозах. Я предполагаю, что они спрятаны внутри импортируемых автомобилей. При помощи твоих компьютерных талантов мы попробуем догадаться, как это делается.

— Если они провозились сюда на корабле, — сказал Егер уверенно, — то таможенные инспекторы, ищущие наркотики, должны были бы их обнаружить.

Питт отрицательно покачал головой.

— Это тщательно разработанная операция, проводимая специалистами по высоким технологиям, они свое дело знают, они спроектируют бомбу, которая являлась бы составной частью автомобиля, чтобы даже при тщательном поиске нельзя было ее обнаружить. Таможенная инспекция интересуется шинами, бензобаками, обивкой, любым местом, где есть свободное пространство. Поэтому устройство должно быть замаскировано таким образом, чтобы даже самый хитрый инспектор его не нашел.

— Полностью защищено от любых способов обнаружения, — согласился Егер.

Перси задумчиво смотрел на пол.

— Хорошо, давайте поговорим о размерах.

— Ну, это по твоей части, — улыбнулся Питт.

— Дай мне передохнуть, племянник. Я должен знать по крайней мере марку автомобиля.

— А я не слежу за японским автомобилестроением. Если это «Мурмото», то это, вероятно, спортивный седан. — Шутливое выражение на лице Перси уступило место серьезному.

— Итак, подытожим, мы ищем компактное ядерное устройство весом около десяти килограммов, которое было бы невозможно обнаружить внутри седана среднего размера.

— И которое может быть приведено в состояние боеготовности и взорвано с большого расстояния, — добавил Питт. — Если только водитель не самоубийца, это само собой разумеется.

— О бомбе какого размера мы говорим? — спросил Егер невинным тоном.

— По форме и размерам она варьируется от бочки для горючего до бейсбольного мяча, — ответил Перси.

— Бейсбольный мяч, — удивленно пробормотал Егер, — но может ли такая маленькая бомба вызвать существенные разрушения?

Перси посмотрел в потолок, как бы наблюдая картину опустошения.

— Если это боеголовка высокой мощности, скажем, около трех килотонн, она, вероятно, может сравнять с землей центр Денвера, штат Колорадо, причем сильные пожары, вызванные взрывом, распространятся далеко в пригороды. Последнее достижение в области заминированных автомобилей, — сказал Егер, — не слишком приятная мысль, не правда ли?

— Весьма удручающая картина, но с ней придется столкнуться, когда большая часть стран третьего мира заполучит ядерное оружие. — Перси показал рукой на пустой экран: — Что мы используем в качестве образца, который мы будем препарировать?

— Принадлежащий моей семье форд «Таурус» восемьдесят девятого года, — ответил Егер. — В качестве эксперимента я ввел в программу весь список его запчастей. Я могу представить увеличенные образы конкретных деталей или узлов, или машины в целом.

— «Таурус» будет подходящим образцом, — согласился Питт.

Пальцы Егера несколько минут бегали по клавиатуре, а затем он откинулся в кресле, сложив руки на коленях. На экране появилось изображение — трехмерная картинка в ярких красках. Еще одна команда и четырехдверный седан «Таурус» вишневого цвета с металлическим отливом повернулся как бы на вращающейся подставке, которая из горизонтальной стала вертикальной.

— Ты можешь впустить нас внутрь? — спросил Питт.

— Входим, — согласился Егер.

Одно прикосновение к клавише — и они, казалось, влетели через толщу металла в чертежи внутреннего шасси и кузова как привидения, проходящие через стену. Они ясно видели каждый сварной шов, каждый болт и гайку. Егер ввел их внутрь дифференциала и вверх по туннелю карданного вала сквозь шестерни коробки передач в сердце двигателя.

— Потрясающе, — восхищенно пробормотал Перси. — Все равно что лететь через электростанцию. Если бы у нас была эта хитроумная штука, мы бы покончили с войной как на европейском, так и на тихоокеанском театрах военных действий на два года раньше.

— Повезло немцам, что у вас не было бомбы в 1944, — подковырнул его Егер. Перси секунду смотрел на него строгим взглядом, а затем снова перевел его на изображение на экране.

— Видишь что-нибудь интересное? — спросил его Питт.

Перси пощипал себя за бороду.

— Корпус коробки передач был бы неплохим контейнером.

— Нет, это бессмысленно. Бомба не может быть в двигателе или трансмиссии. Машина не должна терять способность к нормальному передвижению. Это также исключает аккумуляторную батарею или радиатор, — сказал Егер. — Может быть, в цилиндрах амортизаторов?

Перси отрицательно покачал головой.

— Они подошли бы для пластиковых бомб, но их диаметр слишком мал для ядерного устройства.

Они молча изучали изображения сечений еще несколько минут, пока Егер, используя свое умение обращаться с клавиатурой, вел эту экскурсию через автомобиль, подобную которой вряд ли кому-нибудь еще когда-либо приходилось предпринимать. Задний мост и подвеска, тормозная система, двигатель стартера — все было испробовано и отвергнуто.

— Нам придется перейти к дополнительным принадлежностям, — сказал Егер.

Питт зевнул и потянулся. Несмотря на умение концентрироваться, он устал и глаза его слипались.

— Есть ли какая-нибудь вероятность, что бомба находится в обогревательном устройстве?

— Не подходит конфигурация, — ответил Перси.

— Может быть, в бачке сбрызгивателя ветрового стекла?

Егер покачал головой.

— Слишком доступно для обнаружения.

Внезапно Питт замер.

— Кондиционер воздуха! — вскричал он. — Компрессор кондиционера воздуха.

Егер быстро вызвал на экран компрессор, чтобы показать разрез.

— Машину можно вести, и ни один таможенный инспектор не станет тратить два часа, разбирая компрессор, чтобы увидеть, почему кондиционер не дает холодный воздух.

— Уберите внутренности из него — и у вас будет идеальный корпус для бомбы, — сказал Питт, изучая чертеж компрессора. Как ты думаешь. Перси?

— Витки охлаждающих трубок можно изменить, чтобы включить туда приемное устройство для перевода бомбы в боевое положение и подрыва, — подтвердил Перси.

— Прекрасная конструкция, очень остроумная конструкция. Более чем достаточно места, чтобы спрятать ядерное устройство, способное взорвать большую территорию. Прекрасная работа, джентльмены. Я думаю, мы разрешили загадку.

Питт подошел к свободному столу и снял телефонную трубку. Он набрал номер защищенной линии, предоставленной ему Керном на брифинге группы «МОГ». Когда ему ответили на другом конце, он сказал:

— Это мистер «Стутц», пожалуйста, сообщите мистеру «Линкольну», что проблема состоит в кондиционере воздуха его автомобиля. Всего хорошего.

Перси насмешливо посмотрел на Питта.

— Ты действительно знаешь, как всучить это людям, разве нет?

— Я делаю, что могу.

Егер сидел, глядя на компьютерное изображение внутренностей компрессора на экране.

— Это все муха в супе, — сказал он тихо.

— Что? — спросил Перси. — Что ты сказал?

— Ну, написаем мы япошкам в суп, а они выключат нам свет. Они же не могут устранить всю нашу оборонительную систему, особенно наши ядерные подводные лодки. Сила нашего ответного удара разрушит всю цепочку их островов. Если хочешь знать мое мнение, я думаю, что эта штука неработоспособна и самоубийственна. Это просто большой блеф.

— В этой твоей теории есть одна закавыка, — сказал Перси, терпеливо улыбаясь Егеру. — Японцы обвели вокруг пальца лучшие мозги в нашей разведке и схватили мировые державы за ахилессову пяту. С их точки зрения, последствия не столь катастрофичны. Мы заказывали японцам исследования стратегических оборонительных систем для разрушения подлетающих ракетных боеголовок. Пока наши лидеры списали это как слишком дорогостоящую неработоспособную программу, они двигались дальше со своей обычной эффективностью решения проблем высокой технологии, и они сумели сделать работающую систему.

— Ты хочешь сказать, что они неуязвимы? — спросил Егер дрогнувшим голосом.

Перси покачал головой.

— Пока еще нет. Но дайте им еще два года — и у них будет развернутая и работающая система звездных войн, а у нас ее не будет.

Глава 24

За закрытыми дверьми здания Капитолия собралась особая подкомиссия, чтобы изучить и оценить японское культурное и экономическое влияние на Соединенные Штаты. Эти забавные слова были мягким способом сказать, что некоторые члены Конгресса были злы, как хорьки, оттого, что они чувствовали, как Соединенные Штаты все туже охватывают клешни японского капитала. Ичиро Цубои, главный директор «Каное Секьюритиз», крупнейшей страховой компании в мире, сидел за столом, стоявшим напротив длинного, изогнутого наподобие прилавка стола, перед комиссией конгрессменов. С боков сидело четверо его главных советников, которые раздражали членов комиссии тем, что долго консультировались друг с другом, прежде чем Цубои отвечал на любой вопрос. Цубои внешне не выглядел финансовым гигантом, которому принадлежала страховая компания с капиталом, достаточным, чтобы заглотить «Пейнджебер», «Шарлс Шваб», «Мерилинг» и все прочие уолл-стритовские брокерские конторы не поперхнувшись. Фактически, он уже закупил солидную долю некоторых из них. Его тело было низеньким и тощим. У него было лицо, которое чем-то напоминало лицо веселого хозяина домика гейш. Внешность Цубои была обманчива. Он легко мог сам постоять за себя против протекционистски настроенных членов Конгресса, несмотря на огонь возмущения в их глазах. Его конкуренты в Японии и за рубежом ненавидели и боялись его, и не без причины. Цубои был столь же безжалостен, сколь и хитер. Его хитроумные финансовые манипуляции подняли его на уровень культовой фигуры, презрение к Америке и европейским нациям вряд ли было таким уж большим секретом. Умнейшие уолл-стритовские брокеры и главы корпораций были голубями рядом с гуру токийской биржи. Почти в одиночку он обладал достаточной мощью, чтобы вышибить дух из американской экономики. Он сидел и вежливо отвечал на вопросы специальной комиссии, улыбаясь со сводящей с ума вежливостью, в то время как их задавали, разговаривая так же легко, как беседовал бы с гостями за обеденным столом.

— Если многоуважаемые члены Конгресса проведут законопроект, принуждающий японские компании продать наши преимущественные права в Соединенных Штатах за долю их реальной стоимости, это будет не что иное, как национализация. Репутация американского бизнеса, доверие к нему будут разбиты вдребезги по всему миру. Воцарится хаос. Банковские системы лопнут вместе с международными валютами. Развитые индустриальные страны окажутся банкротами. И ради чего? По моему скромному мнению, японские инвесторы — это самое лучшее, что когда-либо случалось с американским народом.

— Такого законопроекта никто и не собирался предлагать, — перебил сенатор Майкл Диас. — То, что я сказал, звучит так: те из ваших компаний, которые действуют и получают прибыль на американской земле, должны подчиняться тем же самым законодательным ограничениям и стандартам налогообложения, что и наши собственные компании. Ваши рынки капитала остаются закрытыми для нас, американцам не позволяют покупать недвижимость и права собственности на ваши компании, тогда как японские капиталовложения, японские прибыли уходят от нас, что равносильно для нас финансовому убийству в этой стране, мистер Цубои. И вам прекрасно это известно.

Тот человек, которого не смог запугать мистер Цубои, был депутат от штата Нью-Мексико Майкл Диас, председатель комиссии и ведущая сила в движении за ограничение и обращение вспять развития иностранных капиталовложений в американскую промышленность, управление, бизнес и недвижимость. И, дай ему волю, он воздвигнул бы торговое эмбарго на все ввозимые японские товары. Вдовец, лет под пятьдесят, Диас был единственным сенатором, который дневал и ночевал в своем служебном кабинете. У него была небольшая собственная ванная и боковая комната с кроватью, холодильник, плита, кухонная мойка. В течение двадцати пяти лет его называли самым усердным работником на Капитолийском Холме, и его привычка работать не изменилась. Его жена умерла от диабета вскоре после того, как он был избран на свой первый срок в Сенат. У них не было детей. Ему и в голову не приходило жениться вторично. У него были совершенно черные волосы, зачесанные назад, круглое лицо и карие глаза. Его рот легко раскрывался в улыбке, демонстрирующей безупречно белые зубы. Он служил во Вьетнаме в качестве пилота армейского вертолета, был сбит и ранен в колено.

Захваченный в плен и переведенный в Ханой, он провел два года в лагере для военнопленных. Его тюремщики не позаботились должным образом о его ноге, и он, прихрамывая, ходил с тросточкой.

Проводя твердую линию против иностранного влияния и вмешательства в американские дела, Диас боролся за ограничения на внешнюю торговлю и внешние тарифы, а также против того, что он считал нечестной торговой и инвестиционной практикой японского правительства. Он рассматривал борьбу с Японией не просто как состязание, но как экономическую войну, в которой Соединенные Штаты уже оказались проигравшей стороной.

— Разрешите, господин председатель? — Диас кивнул привлекательной женщине, входящей в число членов комиссии.

— Да, член Конгресса Смит, продолжайте.

— Господин Цубои, — начала она, — вы прежде заявили, что доллар должен быть заменен йеной. Вам не кажется, что это слишком?

— Нет, если вы учтете, что японские инвесторы финансируют 55 процентов вашего бюджетного дефицита, — ответил Цубои, отмахиваясь от нее, как от назойливой мухи. — Переход с вашей валюты на нашу — это только вопрос времени.

Член Конгресса от Колорадо Лорен Смит не могла поверить своим ушам. Это была высокая яркая шатенка, носившая длинные волосы, подчеркивающие ее выдающиеся скулы и фиалковые глаза. Она представляла район, расположенный к западу от континентального водораздела. Волевая и энергичная, она была элегантна, как рысь, и дерзка, как девчонка-сорванец. Уважаемая за свою политическую ловкость, она пользовалась огромным влиянием в Конгрессе.

Многие могущественные люди в Вашингтоне пытались добиться ее расположения как в самом Конгрессе, так и за его пределами. Но в личной жизни она встречалась только с теми людьми, которые не имели ничего общего с политикой.

Она поддерживала тайную связь с человеком, которого обожала. Ей нравилось, что они никогда не будут жить вместе, как близкие друзья или как муж и жена. У каждого из них была своя жизнь. Они встречались лишь тогда, когда это было им удобно.

— Как мы можем стать ближе, чем теперь? — спросила Лорен. — Активы филиалов японских банков в Соединенных Штатах намного больше, чем вместе взятые активы американских банков. Около миллиона американцев уже работает на японских работодателей в нашей стране. Ваши лоббисты практически уже купили наше правительство. То, что вы имеете в виду, мистер Цубои, означает, что наши две страны станут еще ближе, так что вы сможете управлять нашей экономикой и нашей внешней политикой. Разве я не права? Пожалуйста, ответьте, я правильно вас поняла?

Цубои не привык к тому, что женщина может разговаривать с ним в подобном тоне. феминистское движение почти не существует в Японии. Ни один японский мужчина не согласится принимать приказы от женщин. Его самообладание начало давать трещину, и его советники сидели, раскрыв рты от удивления.

— Президент и Конгресс могут начать с того, что дадут заверения, что вы никогда не закроете ваши рынки для наших товаров и инвестиций, — уклончиво ответил Цубои. — Кроме того, вы должны позволить нам въезжать в вашу страну без неудобств, связанных с получением виз.

— А что, если мы не согласимся удовлетворить подобные просьбы?

Цубои пожал плечами и зловеще улыбнулся.

— Наша страна является вашим кредитором, а ваша страна является нашим должником, причем крупнейшим в мире должником. Если нам будут угрожать, у нас не будет другого выхода, как использовать все наше влияние для защиты наших интересов.

— Другими словами, Америка стала служанкой Японии?

— С тех пор, как Соединенные Штаты находятся в состоянии упадка, а моя страна поднимается вверх с невероятной скоростью, вы, по-видимому, должны признать превосходство наших методов управления над вашими. Ваши граждане должны глубже изучать нашу культуру, они могут кое-чему поучиться.

— Может быть, это одна из причин, по которой персонал ваших многочисленных филиалов за пределами Японии укомплектован, в основном, вашими собственными людьми, а не работниками, нанятыми в странах пребывания?

— Мы нанимаем также и местный персонал, — ответил Цубои обиженным тоном.

— Ну, не на руководящие позиции. Вы нанимаете менеджеров нижнего звена, секретарей, делопроизводителей, я также могу добавить, что вы нанимаете очень мало женщин и представителей национальных меньшинств, вы также очень успешно исключаете всех членов профсоюза.

Члену Конгресса Лорен Смит пришлось ждать ответа, пока Цубои по-японски совещался со своими советниками. Либо они этого не знали, либо им было наплевать, что их громкие голоса записывались и тут же переводились. Постоянный поток перевода звучал в ушах сенатора Диаса в течение нескольких минут.

— Вы должны нас понять, — ответил наконец Цубои, — дело не в каких-то наших предрассудках, мы просто не считаем хорошей деловой практикой позволять западным людям, которые не обучены нашим методам и не испытывают уважения к нашим обычаям, занимать высшие посты в наших иностранных филиалах.

— Я не могу признать подобную практику мудрой, господин Цубои, — едко сказала Лорен. — Я полагаю, что говорю от лица многих американцев, если я скажу, что нам не нравится, когда к нам относятся свысока иностранцы на нашем собственном заднем дворе.

— Если это так, госпожа Смит, то об этом можно только пожалеть. Говоря от имени своего народа, я не вижу здесь такого вмешательства, которое вы имеете в ввиду, мы просто хотим получить прибыль, не наступая никому на ноги.

— Да, нам хорошо известен циничный эгоизм японского бизнеса, продажа стратегических и компьютерных технологий Советскому блоку. Для представителей корпораций высокого ранга вроде вас Советский Союз, Восточная Германия, Куба, Иран и Ливия — это просто клиенты.

— Международные идеологические и моральные проблемы не волнуют нас. Отдавать им предпочтение перед практическими соображениями, касающимися торговли и экономики, нелепо, с нашей точки зрения.

— Еще один вопрос, — сказала Лорен. — Правда ли, что вы предложили, чтобы ваше правительство купило целиком штат Гавайи, чтобы сбалансировать дефицит Соединенных Штатов в торговле с Японией?

Цубои не консультировался со своими помощниками, а сразу ответил:

— Да, я предложил эту меру. Японцы по происхождению составляют большинство населения Гавайев, и теперь наши компании владеют 60 процентами недвижимости на этом острове. Я также предложил, чтобы Калифорния стала совместным экономическим сообществом, разделяемым на паях Японией и Америкой. У нас есть неограниченное количество рабочей силы, которое мы можем экспортировать. Наш капитал может построить сотни заводов в этом штате.

— Я нахожу ваши идеи чрезвычайно неприемлемыми, — сказала Лорен, пытаясь сдержать гнев. — Мы никогда не позволим, чтобы Калифорния была ограблена японским капиталом. Мне говорили, что многие общественные места на Гавайях уже доступны только для японцев, а множество курортов и гольф-клубов недоступны для американских граждан. — Лорен замолчала, чтобы посмотреть Цубои прямо в глаза, прежде чем продолжить свою речь.

— Я собираюсь бороться с любым дальнейшим проникновением Японии на наши рынки всеми силами, которые есть в моем распоряжении. — Шепот одобрения пробежал по комнате. Некоторые зааплодировали, когда Диас улыбнулся и легко ударил молоточком, призывая к тишине.

— Кто знает, что случится в будущем, — улыбнулся Цубои покровительственно. — У нас нет секретного плана сместить ваше правительство. Вы проиграли экономическую войну по вашей собственной вине.

— Если мы и проиграли, то это из-за воров и жуликов, за которыми стоит «Каное Секьюритиз», — вставила Лорен.

— Вы, американцы, должны, наконец, научиться признавать факты: если мы и покупаем Америку, то это потому, что вы продаете ее.

Несколько наблюдателей, допущенных на заседание, многочисленные помощники членов Конгресса вздрогнули, услышав эту замаскированную угрозу, их глаза враждебно загорелись. Характерная для Цубои странная смесь наглости и скромности, вежливости и напора внесла в атмосферу, царившую в помещении, беспокойство и страх.

Диас проговорил, твердо глядя исподлобья на Цубои:

— В этой злосчастной ситуации на нашей стороне по крайней мере два преимущества.

В первый раз Цубои выглядел озадаченным.

— О каких преимуществах вы говорите, сенатор?

— Во-первых, стоит вам зайти слишком далеко, переступить через черту — и все ваши инвестиции, которые в основном существуют на бумаге или в памяти компьютеров, будут стерты. И во-вторых, противного американца больше не существует, — сказал Диас, его голос был холоден как арктический ветер. — Вместо него теперь будет противный японец.

Глава 25

Расставшись с Питтом у здания Федеральной штаб-квартиры, Джиордино доехал на такси до Департамента коммерции на Конститьюшен-авеню. С помощью друга, который был помощником секретаря по внешней и внутренней торговле, он взял на время досье на импорт автомобилей «Мурмото», затем отправился на такси в Александрию, штат Вирджиния. В дороге он остановился, чтобы уточнить адрес по телефону-автомату. В здании, которое он искал, располагалась распределительная сеть автомобильной корпорации «Мурмото», охватывающая район из пяти штатов. Он позвонил по нужному номеру и спросил, как ему подъехать.

Было далеко за полдень, и прохладный ветер ранней осени уже шелестел в листве деревьев, срывая первые листья. Такси остановилось у края тротуара перед современным зданием из красного кирпича с широкими окнами. На лужайке перед зданием была установлена надпись из медных букв, которая говорила о том, что это и есть филиал автомобильной компании «Мурмото».

Джиордино расплатился с таксистом и немного постоял, изучая стоянку у здания, заполненную автомобилями «Мурмото». Не было видно ни одного автомобиля американского или европейского производства. Он прошел через двойную парадную дверь и остановился перед миловидной японкой, которая ведала приемом посетителей.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она сладким голосом.

— Альберт Джиордино, Департамент коммерции, — сказал он. — С кем я могу поговорить относительно новых поставок автомобилей?

Она на секунду задумалась, затем сверилась со списком сотрудников.

— Вам нужен мистер Деннис Сухака, наш директор перевозок. Я скажу ему, что вы хотите встретиться с ним, мистер Джиордано.

— Джиордино, Альберт Джиордино.

— Прошу прощения, спасибо вам.

Меньше чем через минуту высокая красивая секретарша азиатского происхождения, которая, видимо, сделала себе хирургическую операцию, чтобы придать своим глазам европейский разрез, вышла в вестибюль и пригласила Джиордино в служебный кабинет Сухаки.

Пока они шли по длинному, устланному богатым ковром коридору, Джиордино с удивлением читал таблички на дверях. Он не встретил ни одного кабинета менеджера, или старшего управляющего, или вице-президента. Все сотрудники именовались директорами чего-либо.

Сухака был веселый, толстенький человек, на его лице была широкая улыбка, когда он вышел из-за стола и обменялся рукопожатием с Джиордино.

— Деннис Сухака.

— Альберт Джиордино.

— Что я могу сделать для Департамента коммерции?

К облегчению Джиордино, Сухака не обратил внимания на то, что он не брит, и не стал спрашивать у него документы.

— Ну, это не слишком большое дело. Обычная бюрократическая возня для статистических отчетов. Мой начальник попросил меня на пути домой заехать к вам и сверить число автомобилей, импортированных и отправленных вашим дилером с цифрами, которые предоставило ваше центральное бюро в Токио.

— За какой период времени? Мы ввозим огромное количество машин.

— За последние девяносто дней.

— Никаких проблем, — сказал Сухака. Он из кожи лез вон, чтобы его гостю было удобно.

— Все наши списки отправлений на компьютерах. Я смогу предоставить их вам за десять минут. Они должны быть верными, в Токио никогда не ошибаются. Не хотите ли выпить чашечку кофе, пока вы ждете?

— Да, — сказал усталый Джиордино, — с удовольствием.

Сухака провел его в маленький пустой кабинет. Симпатичная секретарша принесла кофе, и пока он потягивал его, она вернулась с аккуратной стопкой списков.

Джиордино нашел то, за чем Питт послал его, меньше чем за полчаса. Тогда он откинулся на спинку кресла и чуточку подремал, убивая время, чтобы произвести впечатление обычного бездельника, занимающегося никому не нужной бюрократической чепухой.

Примерно в пять часов Сухака вошел в кабинет.

— Наши сотрудники уходят домой, но я буду работать допоздна. Я могу чем-нибудь еще быть вам полезен?

— Нет, — ответил Джиордино, закрывая свое досье, — мне бы хотелось тоже отправиться домой. Я отработал семь часов, теперь наступает мое время. Спасибо, что вы были так любезны. Ваши данные об импорте машин будут внесены в память этого огромного государственного компьютера в небесах. Для чего? Только какой-нибудь маленький клерк из подвального офиса знает об этом наверняка.

Он взял досье, которое ему дали в Департаменте коммерции, и направился к дверям, но остановился по дороге, как будто что-то вспомнив.

— Здесь есть только одна неточность.

— Что такое?

— Небольшое разногласие в данных, которое вряд ли заслуживает упоминания. Я нашел шесть автомобилей, которые перечислены в ваших ведомостях поступления как отгруженные в Балтиморе с двух разных судов, но они не учтены в экспортном перечне из токийской штаб-квартиры.

Сухака был очень удивлен.

— Я никогда не обращал на это внимания. Могу я сравнить это с вашими данными?

Джиордино разложил листы отчета, которые он одолжил у своего друга в Департаменте коммерции, и поместил их рядом с распечаткой, которую принесла секретарша Сухаки. Он подчеркнул в своем листе указанные автомобили, которые отсутствовали в списках из Токио. Все шесть были спортивными седанами SP-500.

— Вообще говоря, для нашего департамента это расхождение не имеет значения; раз они учтены как поступившие в страну, у нас нет претензий к вашей компании со стороны правительства. Я уверен, что это просто случайная ошибка вашего токийского отдела учета, которая с тех пор уже, наверное, исправлена.

— Непростительный недосмотр с моей стороны, — сказал Сухака таким тоном, как будто уронил королевские жемчужины в канализацию. — Я питал слишком большое доверие к нашему токийскому отделу. Кто-нибудь из моих сотрудников должен был заметить эту ошибку.

— Просто ради любопытства, какие дилеры получили эти конкретные автомобили?

— Одну минуту, — сказал Сухака и повел Джиордино в свой кабинет. Он сел за стол и склонился над клавиатурой своего компьютера. Затем он откинулся назад и подождал. Когда данные возникли на экране, его улыбка исчезла и лицо побледнело.

— Все шесть машин были направлены разным дилерам. Потребуется несколько часов, чтобы проследить за каждой из них. Если вас не затруднит созвониться со мной завтра, я с удовольствием сообщу вам их номера.

Джиордино небрежно махнул рукой.

— Забудьте об этом. У нас у обоих есть более важные дела. Я собираюсь добираться домой в час пик через жуткое движение, потом я приму душ и приглашу жену поужинать в ресторане. Сегодня годовщина нашей свадьбы.

— Поздравляю, — сказал Сухака. Было заметно, что он почувствовал облегчение.

— Спасибо. А также спасибо за вашу помощь.

К Сухаке вернулась его широкая улыбка.

— Всегда рад помочь.

Джиордино прошел четыре квартала до бензоколонки и позвонил из телефона-автомата. Мужской голос ответил только «Алло».

— Это ваш друг-коммивояжер, продающий «мерседесы». У меня есть модель, которая, мне кажется, заинтересует вас.

— Но вы находитесь не в том районе, сэр. Вы должны были бы торговать поближе к побережью, а еще лучше в Тихом океане.

— Ну так ли это важно, — ответил Джиордино. — Если вы не можете приобрести хорошую немецкую машину, попробуйте «Мурмото», я отыскал шесть спортивных седанов марки SP-500, которые продаются по очень низкой цене.

— Подождите минуту.

На другом конце послышался голос, по которому Джиордино немедленно узнал Дональда Керна.

— Несмотря на тот факт, что вы вышли за пределы вашей территории, я всегда рад возможности сэкономить деньги. Скажите, пожалуйста, где я могу увидеть ваши уцененные автомобили?

— Вам нужно получить эту информацию в распределительном центре компании «Мурмото» в Александрии. В их компьютерных записях указаны шесть автомобилей, которые поступили в нашу страну, но не через фабрику. Я полагаю, что вам следует поспешить, прежде чем об этом кто-нибудь услышит и раньше вас доберется до них. Половина автомобилей была отгружена на таможенном пункте в Балтиморе 4 августа, а другие три поступили 10 сентября.

Керн быстро понял, что имел в виду Джиордино.

— Не вешай трубку, — сказал он и повернулся к своему помощнику, который слышал разговор по динамику.

— Действуйте. Получите доступ к компьютерной системе «Мурмото» и откопайте их записи о поставках. Найдите, куда направляются эти шесть автомобилей, прежде чем они возьмутся за ум и сотрут данные. Он повернулся к телефону.

— Прекрасная работа. Все прощено. Как вам удалось поторговаться насчет этих машин?

— Ну, идею подал «Стутц». Вы что-нибудь слышали от него?

— Да, он звонил полчаса назад, — сказал Керн. — Он обнаружил, в чем источник проблемы.

— Я так и думал, что если кто-нибудь может разгадать головоломку, то это он, — сказал Джиордино, имея в виду редкий талант Питта обнаруживать неизвестное. — Нужно быть чертовски хитрым, чтобы разгадать эту загадку.

Глава 26

Было темно, когда Егер высадил Питта у старого ангара в дальнем углу Вашингтонского международного аэропорта. Он был построен в 1936 году, и когда-то в этом ангаре находились почтовые самолеты, давно приобретенные американскими воздушными линиями. Не считая фар «Тауруса», принадлежавшего Егеру, место освещалось только заревом над городом за рекой Потомак и одиноким фонарем в пятидесяти метрах севернее отсюда.

— Для того, кто не был дома четыре месяца, ты путешествуешь налегке, — усмехнулся Егер.

— Мой багаж лежит на дне, — сказал Питт, не открывая глаз.

— Хотелось бы мне снова посмотреть на твою коллекцию автомашин, но мне нужно ехать домой.

— А я сейчас завалюсь спать. Спасибо, что подбросил меня, и спасибо за то, что ты сделал сегодня вечером. Прекрасная работа, как всегда.

— Мне нравится этим заниматься. Искать ключи к тому, чем занята твоя голова, — это почище, чем каждый день разрешать загадки Вселенной. — Егер помахал рукой на прощание, поднял стекло, чтобы защититься от холодного ночного воздуха, и уехал в темноту.

Питт вытащил запасной передатчик из кармана брюк, который он держал в своем кабинете в НУМА, и набрал серию цифр, которая отключила систему безопасности, охранявшую ангар, и включила внутреннее освещение.

Он открыл старую, покрытую ржавчиной боковую дверь и вошел. На цементном полу ангара, как вмузее транспорта, стоял старый фордовский трехмоторный аэроплан рядом с пульмановским вагоном начала века, свыше пятидесяти автомобилей заполняли оставшиеся десять тысяч квадратных метров. Европейские экзотические автомобили, такие как «Испано Сюиза», «Мерседес-Бенц 540К» и чудесный синий «Тальбот Лаго», стояли напротив роскошных американских классических автомобилей вроде «Корд L-29», «Пирс-Эрл» и удивительного, зеленого, как ящерица, городского автомобиля «Стутц». Единственное, что казалось здесь странно неуместным , была старая литая ванна, к наружному торцу которой был прикреплен мотор.

Он устало поднялся по винтовой железной лестнице к своей квартире, нависающей над коллекцией. То, что некогда было офисом, он переделал в удобную квартиру с одной спальней, обширной жилой комнатой, служащей также кабинетом, полки которого были заполнены книгами и застекленными моделями судов, которые Питт нашел и обследовал.

Приятный запах доносился из кухни. Он нашел записку, висевшую на райской птице, поднимавшейся из вазы на обеденном столе. Улыбка появилась на его лице, когда он читал ее: «Слышала, что ты снова в городе. Я вычистила какую-то слизь, которая прокралась в твой холодильник через месяц после того, как ты уехал. Я думала, что ты, должно быть, голоден. Салат стоит на льду, а тушеная рыба согревается в кастрюле на плите. Жаль, что я не могу остаться, чтобы встретиться с тобой, я должна присутствовать на обеде в Белом доме. Люблю тебя. Лорен.»

Он постоял минуту, пытаясь заставить свой сонный мозг прийти к решению, надо ли ему сначала поесть, а затем принять душ или наоборот. Он решил, что горячий душ совсем выбьет его из колеи, и он никогда не сможет добраться до стола. Он разделся и накинул короткий халат. Потом съел салат и почти целую кастрюлю тушеной рыбы с двумя стаканами «Каберне сувеньон» из бутылки 1983 года, которую вынул из бара. Он покончил с ужином и мыл тарелки у раковины, когда зазвонил телефон.

— Алло?

— Мистер Питт?

— Да, мистер Джордан, — ответил Питт, узнав голос. — Что я могу сделать для вас?

— Я надеюсь, что не прервал ваш сон?

— Я все еще никак не доберусь до подушки.

— Я хотел позвонить и узнать, слышали ли вы новости от Ала?

— Да, он позвонил мне как раз после того, как разговаривал с вами.

— Несмотря на то, что ваш проект был несанкционированным, информация оказалась чрезвычайно полезной.

— Я знаю, что не должен был выходить за рамки, но мне захотелось отыграться.

— Я знаю, что вы не очень похожи на любителя играть в команде, правда, Дирк? — сказал Джордан, впервые называя Питта по имени. — Вам больше нравится играть в вашу собственную игру.

— Мудрость требует преследовать наилучшие цели наилучшими средствами.

— Это ваши слова?

— Нет, они принадлежат Фрэнсису Хадчисону, шотландскому философу.

— Я отдаю вам должное за то, что вы цитируете точно. Большинство из тех, кого я знаю в официальном Вашингтоне, занимаются плагиатом и вместо этого говорят: «Цель оправдывает средства».

— Что еще хотите мне сказать? — спросил Питт, с отчаянием глядя на свою кровать.

— Я думал, вам будет интересно узнать, что мы нашли все шесть перевозчиков бомб.

— Все шесть машин? — спросил удивленный Питт.

— Да. Они запечатаны в подземном подвале до того дня, когда с них смахнут пыль и отведут в те места, где они должны быть взорваны.

— Быстро вы сработали.

— У вас свои методы, а у нас — свои.

— Вы установили за ними наблюдение?

— Да, но нам приходится действовать очень осторожно, мы не осмеливаемся высовываться, пока не установили тех, кто ответственен за весь этот ужас, и не разрушили их командный центр, — сказал Джордан.

— Кстати, сегодня вечером Джиордино чуть было не сорвал всю операцию. Кто-то в филиале компании «Мурмото», который он посетил, забеспокоился. Мы успели скопировать данные из их компьютерной системы всего за несколько минут до того, как они стерли все свои записи о поставках импортных машин.

— По этим данным вы отыскали машины?

— Мы смогли проследить, какая из принадлежащих японцам компания по перевозке грузов забрала эти автомобили в порту, и проникли в их отчетность. В этих записях, разумеется, не было никаких упоминаний о пунктах назначения груза, но нам удалось позаимствовать копию накладной водителя. Там было указано, сколько километров проехал грузовик после выезда из доков. Ну, а остальное потребовало серьезной оперативной работы и большой беготни.

— Вроде взлома и проникновения в охраняемые помещения.

— Если мы куда-нибудь тайно проникаем, мы никогда ничего не взламываем, — сказал Джордан.

— Как только станет известно, что наши добропорядочные граждане сидят на атомных бомбах, принадлежащих иностранной державе, паника разорвет страну на куски.

— Малоприятная ситуация, я согласен. Публичные протесты и требования возмездия могут заставить японцев отвести машины в стратегически важные точки и нажать на кнопку «огонь», прежде чем мы найдем и обезвредим эти бомбы.

— Искать их по данным таможен можно лет двадцать, прежде чем будут найдены все такие машины.

— Я так не думаю, — спокойно ответил Джордан. — Мы знаем, как они это делают, а благодаря вам и Джиордино мы знаем, что нужно искать. Японцы не имеют и половины того профессионального опыта в разведывательных делах, какой имеем мы. Я ручаюсь, что мы отыщем все эти «Мурмото» с бомбами за тридцать дней.

— Мне нравится ваш оптимизм, — сказал Питт. — Но как насчет наших союзников и русских? Японцы могли подложить бомбы и под них. Президент собирается предупредить их лидеров об этой возможности?

— Пока нет. Мы опасаемся доверить странам НАТО столь важный секрет, там вполне возможна утечка информации. С другой стороны, президент может счесть, что, если дать знать об этом Кремлю, это могло бы укрепить наши отношения. Подумайте об этом. Наши страны теперь в одной лодке, обеим внезапно угрожает третья сверхдержава.

— Есть еще одна пугающая угроза.

— Их так много, какую же я упустил?

— Предположим, что Япония взорвет несколько бомб в США или в России. Каждая из наших стран сочтет, что на нее напала другая, начнется война, и жадным япошкам останется лишь подобрать все, что им приглянется.

— Я не хочу ложиться спать, пока подобная возможность не устранена, — обеспокоенно сказал Джордан. — Давайте просто справляться с проблемами в порядке их возникновения. Если наша операция будет успешной, то все снова окажется в руках политиков.

— Ваша последняя мысль, — сказал Питт, делая вид, что понял, — заставит всех нас не спать ночами.

Он уже засыпал, когда сигнал охранной системы предупредил его, что кто-то пытается войти в ангар. Заставив себя выбраться из удобной постели, он прошел в кабинет и включил небольшую телесистему наружного наблюдения.

Стаси Фокс стояла у боковой входной двери, с улыбкой глядя в объектив, как он считал, хорошо замаскированной скрытой камеры охранной системы.

Он нажал на кнопку, и дверь открылась. Затем он вышел из кабинета и стал ждать ее на балконе лестницы.

Она вошла в ангар, одетая обольстительно, но скромно в синий жакет без воротника, узкую юбку того же цвета и белую блузку с вышитым жемчугом воротом. Она медленно шла среди рядов роскошных автомобилей, и на ее лице отражалось почтительное изумление. Наконец она остановилась у восхитительной двухместной спортивной машины «Гальбот-Лаго Гранд Спорт», кузов которой был специально изготовлен известным французским дизайнером и автомобильным мастером Саоутчиком, и легко провела пальцами по одному из крыльев.

Она была не первой, кто оценил эту машину. Почти каждая женщина, когда-либо посещавшая необычную «квартиру» Питта, интересовалась именно этой жемчужиной его коллекции. Он смотрел на «Гальбот-Лаго» как на шедевр механического искусства, но женщины испытывали какое-то чувственное притяжение, глядя на нее. Стоило им увидеть обтекаемые, почти кошачьи линии кузова машины, ощутить свирепую мощь ее двигателя и почувствовать запах элегантной кожаной обивки салона, как этот автомобиль превращался для них в некий эротический символ.

— Как ты нашла меня? — спросил он, и его голос отозвался эхом в огромном помещении.

Она взглянула наверх.

— Я изучала твое досье два дня, прежде чем вылететь на Тихий океан и взойти на борт «Неукротимого».

— Нашла там что-нибудь интересное? — спросил он, раздосадованный тем, что его частная жизнь была доступна для разглядывания всякому, кто обладал достаточной властью, чтобы нарушить ее неприкосновенность.

— Ты парень что надо.

— Это явная лесть.

— Твоя коллекция машин просто захватывает дух.

— Существует немало куда более обширных коллекций более дорогих моделей и фирм.

Она снова повернулась к «Тальбот-Лаго». — Я просто влюбилась вот в эту.

— Мне больше нравится зеленый городской автомобиль рядом с ней.

Стаси повернулась и стала внимательно рассматривать «Стутц», словно изучая манекен, демонстрирующий новую модель платья на выставке мод. Затем она тряхнула головой.

— Симпатичная машина, но массивная, слишком мужественная на женский вкус.

Затем она снова посмотрела на него.

— Мы можем поговорить?

— Если мне удастся не уснуть. Поднимись сюда.

Она взобралась наверх по винтовой лестнице, и он быстро показал ей свое жилище.

— Могу я предложить тебе выпить? — спросил Питт.

— Нет, спасибо. — Она снова посмотрела на него, и в ее глазах появилось выражение сочувствия. — Мне не следовало приходить. У тебя такой вид, словно ты сейчас упадешь.

— Я приду в себя после хорошего ночного сна, — произнес он уныло.

— Что тебе нужно, так это хороший массаж спины, — неожиданно сказала она.

— Я думал, ты пришла поговорить.

— Я могу поговорить, пока буду массировать тебя. Какой способ массажа ты предпочитаешь? Шведский или шиатсу?

— Какого черта, сделай и то, и другое.

Она рассмеялась.

— Ладно. — Взяв его за руку, она повела его в спальню и толкнула на кровать лицом вниз.

— Сними халат.

— Могу я попросить поберечь мою стыдливость и прикрыться простыней?

— А у тебя есть что-то, чего я прежде не видела? — сказала она, стаскивая с его плеч халат.

Он рассмеялся.

— Только не проси меня поворачиваться на спину.

— Я хочу извиниться перед тобой, прежде чем Тим и я отправимся на Западное побережье, — серьезно сказала она.

— Тим?

— Доктор Уэзерхилл.

— Вы и прежде работали вместе, я полагаю.

— Да.

— Я когда-нибудь снова увижу тебя? — спросил он.

— Я не знаю. Наши задания могут развести нас в разные стороны.

Она нерешительно замолчала на некоторое время.

— Я хочу, чтобы ты знал, что мне очень неловко из-за всех неприятностей, которые я тебе причинила. Ты спас мне жизнь, а поскольку я заняла дополнительное место в последнем батискафе, ты чуть не потерял свою.

— Хороший массаж — и мы квиты, — сказал Питт, устало улыбнувшись.

Она взглянула на его распростертое тело.

— Для человека, четыре месяца прожившего под водой, у тебя неплохой загар.

— Моя цыганская кровь, — пробормотал он сонным голосом.

Применяя основной метод точечного массажа техники шиатсу, Стаси начала нажимать пальцами на чувствительные области голых ступней Питта.

— Чудесное ощущение, — пробормотал он. — Джордан проинформировал тебя о том, что нам удалось выяснить относительно боеголовок?

— Да, ты подбросил ему технические характеристики. Он подумал, что ты улизнул от него. Теперь, когда Тиму и мне точно известно, на что следует нацелить наше расследование, мы можем здорово продвинуться в розыске заминированных автомобилей.

— И вы собираетесь обследовать порты Западного побережья.

— Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес — вот те порты, в которых разгружаются автомобилевозы, транспортирующие машины «Мурмото».

Питт замолчал, когда Стаси начала массировать ему ноги, сочетая шиатсу со шведской техникой растирания. Она массировала его плечи, спину и шею.

Затем она легонько шлепнула его по ягодицам и приказала ему повернуться, но никакой реакции не последовало.

Питт спал как убитый.

Где-то под утро он проснулся, почувствовав, как ее тело неистово переплетается с его телом. Движения, ощущения и приглушенные вскрикивания Стаси проступили через пелену утомления, подобно сну. Он чувствовал, будто он плывет через грозовое облако, сквозь раскаты грома и вспышки молний, пока все ощущения не сошли на нет, и он снова провалился в черную бездну непробудного сна.

— Проснись, соня, — сказала член Конгресса Лорен Смит, проводя пальцем вниз по спине Питта. — Тебе сюрприз.

Сознание Питта стряхнуло прочь паутину сна, когда он повернулся на бок и посмотрел на Лорен. Она сидела, скрестив босые ноги, рядом с кроватью. На ней был хлопчатобумажный вязаный топ с матросским воротником и серовато-зеленые парусиновые брюки со стрелками. Ее волосы были собраны назад и повязаны широким шарфом.

Туг он кое-что вспомнил и украдкой посмотрел на противоположную сторону постели. Она была пуста, с облегчением увидел он.

— Разве ты сейчас не должна была совершать героические подвиги в Конгрессе? — спросил он, тайно радуясь тому, что Стаси ушла до прихода Лорен.

— У нас спад. — Она держала в руке чашку кофе, так что он не мог до нее дотянуться, дразня его.

— Что я должен сделать, чтобы получить кофе? — спросил он.

— Это будет стоить тебе поцелуя.

— Ужасно дорого, но я в отчаянном положении, и мне придется согласиться.

— И, кроме того, объяснения.

Ну вот, подумал он, сейчас снова будет сцена ревности, и быстро собрался с мыслями.

— Насчет чего?

— Не чего, а кого. Ну, знаешь, насчет той женщины, с которой ты провел ночь.

— Что это еще за женщина? — спросил он с хорошо разыгранным удивлением.

— Та самая, которая спала в этой постели сегодня ночью.

— Ты что, видишь здесь еще какую-нибудь женщину?

— А мне не нужно видеть ее, — сказала Лорен, получая огромное удовольствие оттого, что дразнит его. — Я чую ее запах.

— А ты поверишь, если я скажу тебе, что это была моя массажистка?

Лорен склонилась к нему и поцеловала его долгим, продолжительным поцелуем. Когда она, наконец, снова оторвалась от него, то протянула ему кофе и сказала:

— Неплохо придумано. Ставлю тебе высший бал за творческое воображение.

— Ты меня надула, — сказал он, надеясь сменить тему. — Здесь всего полчашки.

— Ты ведь не хочешь, чтобы я разлила ее по одеялу, не так ли?

Она засмеялась, как если бы ей действительно доставила удовольствие неразборчивость Питта. — Вытащи свою огромную волосатую тушу из кровати и смой эту парфюмерию. Неплохой запах, я признаю, весьма дорогой. Я приготовлю завтрак.

Лорен стояла у кухонного стола, нарезая ломтиками грейпфрут, когда Питт вышел из душа второй раз за восемь часов. Он обернул вокруг бедер полотенце, подошел к Лорен сзади, обхватил ее за талию и потерся носом о ее шею.

— Столько времени прошло с тех пор, как я видел тебя последний раз, как тебе удалось так долго обходиться без меня?

— Я с головой ушла в законотворчество и совершенно забыла про тебя.

— У тебя не нашлось времени на развлечения?

— Я была хорошей девочкой. Это не значит, что я не была бы скверной, если бы у меня был хоть малейший шанс, особенно если бы я знала, что ты не терял времени даром с тех пор, как вернулся домой.

Лорен прекрасно держится, подумал Питт, лишь небольшая вспышка ревнивого гнева. Но она слишком хорошо понимала ситуацию, чтобы поднимать шум. Питт был не единственный мужчина в ее жизни. Ни он, ни она не диктовали друг другу, как себя вести, и не выказывали излишнюю ревность, что делало их связь еще более привлекательной для обоих.

Когда он куснул ее ухо, она повернулась и обвила руками его шею.

— Джим Сэндекер сказал мне о гибели твоего проекта и о том, как ты едва спасся.

— Предполагалось, что это секретная информация, — сказал он, когда они потерлись носами.

— Женщины — члены Конгресса действительно пользуются некоторыми привилегиями.

— У тебя есть привилегия общаться со мной в любое время, когда ты захочешь.

Ее глаза потемнели.

— Я действительно очень огорчена тем, что твоя станция уничтожена.

— Мы построим другую. — Он улыбнулся, глядя на нее. — Результаты наших исследований удалось спасти, только это и имеет значение.

— Джим сказал, что еще несколько секунд — и ты бы умер.

— Как видишь, пронесло, — усмехнулся Питт. Он отпустил ее и сел за стол.

Они выглядели как счастливые супруги, проводящие воскресное утро у себя в доме, хотя ни у Лорен, ни у Дирка никогда не было семьи. Он взял газету, которую она купила вместе с продуктами к завтраку, и просмотрел заголовки. Его глаза задержались на одной статье. Прочитав, что там написано, он взглянул на Лорен.

— Я вижу, ты снова напечаталась в «Вашингтон пост», — сказал он, ухмыляясь. — Ты начинаешь скверно обращаться с нашими восточными друзьями, не так ли?

Лорен ловко плюхнула омлет на тарелку.

— От нас ушло владение третью нашего бизнеса и вместе с этим наше процветание и наша независимость. Америка больше не принадлежит американцам, мы стали финансовой колонией Японии.

— Дела настолько плохи?

— Общественность понятия не имеет, насколько они плохи, — сказала Лорен, ставя омлет и тарелку с тостами перед Питтом.

— Наш огромный дефицит открыл дверь, через которую наша экономика вытекает, а японские деньги потоком вливаются сюда.

— Нам некого винить в этом, кроме самих себя, — сказал Питт, помахав вилкой. — Они потребляют меньше, чем производят, а мы тратим больше, чем зарабатываем, и все глубже увязаем в долгах. Мы раздаем или распродаем наше лидерство в тех отраслях технологии, которые они еще не успели украсть. И мы выстроились в очередь с открытыми чековыми книжками, распустив губы в жадном предвкушении возможности продать им наши корпорации и недвижимость ради быстрой наживы. Взгляни в лицо фактам, Лорен. Этого не случилось бы, если бы общественность, деловые люди, ваши ребята в Конгрессе и эти кретины из Белого дома, ничего не смыслящие в экономике, понимали бы, что наша страна вовлечена в беспощадную финансовую войну с противником, который смотрит на нас как на людей второго сорта. Но, пока сохраняется нынешнее положение, мы сами упускаем шансы победить в ней.

Лорен села за стол с чашкой кофе и передала Питту стакан апельсинового сока.

— Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышала от тебя. Уж не собрался ли ты баллотироваться в Сенат?

— Я скорее позволю вырвать себе ногти. Кроме того, одного Питта на Капитолийском Холме достаточно, — сказал он, имея в виду своего отца, сенатора Джорджа Питта от Калифорнии.

— Ты уже виделся с сенатором?

— Еще нет, — сказал Питт, поедая омлет. — У меня не было такой возможности.

— Какие у тебя планы? — спросила Лорен, томно глядя в опалово-зеленые глаза Питта.

— Я собираюсь повозиться с машинами и отдохнуть пару деньков. Может быть, если мне удастся вовремя подготовить «Стутц», я приму участие в гонках классических автомобилей.

— Я могу придумать что-нибудь более веселое, чем возня с грязными железками, — сказала она с хрипотцой в голосе. Она обошла вокруг стола, протянула руки и удивительно крепко схватила его за руку. Он чувствовал, как желание истекает из нее подобно нектару. Внезапно ему захотелось ее больше, чем когда-либо прежде. Он мог только надеяться, что у него хватит сил на второй раз. Затем, как если бы его тянули магнитом, он позволил утащить себя к кушетке.

— Не в кровати, — хрипло произнесла она, — во всяком случае, пока ты не сменишь простыни.

Глава 27

Хидеки Сума спустился по трапу своего персонального самолета «Мурмото» с поворотными турбинами, разработанного для высшего руководства компании, в сопровождении Моро Каматори. Этот самолет с вертикальным взлетом приземлился на вертолетной площадке рядом с огромным пластмассовым куполом высотою пятьдесят метров. Расположенный посередине тщательно ухоженного парка, этот купол перекрывал обширный внутренний дворик, под которым находилось большое, углубленное в землю сооружение, названное «ЭДО» по имени древнего города, который после революции Мейдзи 1868 года был переименован в Токио.

Будучи первым экспериментальным сооружением новой японской программы освоения подземного пространства, Эдо-Сити был спроектирован и построен Сумой в качестве научно-исследовательского и мозгового центра, в котором жили шестьдесят тысяч человек. Он представлял собой огромный цилиндр глубиной в двадцать этажей, в котором размещались жилые помещения для ученых, офисы, общественные бани, конференц-зал, рестораны, торговый центр, библиотека и свои собственные силы безопасности численностью тысяча человек.

В подземных цилиндрах меньшего размера, соединенных туннелями с главным корпусом, размещалась аппаратура связи, бойлерные и холодильные установки, системы кондиционирования воздуха, электростанция и установки по переработке мусора.

Эти сложные подземные сооружения были возведены из бетона и керамики и простирались на глубину тысяча пятьсот метров внутри массива из вулканических пород.

Сума сам финансировал этот проект без какого-либо участия правительства. Все юридические сложности и ограничения, мешавшие осуществлению проекта, были быстро разрешены благодаря огромному влиянию, которым обладал Сума в правительственных и мафиозных структурах. Он и Каматори вошли в кабину потайного лифта, который доставил их в комплекс помещений, принадлежащих его корпорации, занимавший весь четвертый этаж во внешней части цилиндра. Его секретарша Тоси Кудо стояла в ожидании его у дверей в тщательно охраняемые кабинет и трехэтажные личные апартаменты, когда он вышел из дверей лифта. Просторные комнаты были украшены изящно расписанными ширмами, вазами, витринами с прекрасной керамикой и костюмами шестнадцатого века, изготовленными из богато расшитых шелковых, атласных и парчовых тканей. На стенах висели картины, изображающие виды суши и моря, а также драконов, леопардов, тигров и соколов, символизирующих воинскую доблесть самураев.

— Мистер Асикага Энсю ждет вас, — доложила Тоси.

— Я что-то не припоминаю этого имени.

— Мистер Энсю — это сыщик, который специализируется на поиске редких произведений искусства и ведет переговоры об их продаже для своих клиентов, — объяснила Тоси. — Он позвонил и сказал, что нашел картину, которая подходит для вашей коллекции. Я взяла на себя смелость назначить ему встречу, чтобы он мог продемонстрировать эту картину.

— У меня мало времени, — сказал Сума.

Каматори пожал плечами.

— Не мешает посмотреть, что он принес вам, Хидеки. А вдруг он нашел ту картину, которую вы разыскиваете.

Сума кивнул Тоси:

— Хорошо, впустите его.

Сума поклонился, когда торговец картинами вошел в комнату.

— У вас есть новое приобретение для моей коллекции, мистер Энсю? — спросил Сума.

— Надеюсь, что да. Я уверен, что вы будете очень рады, что мне удалось найти для вас эту картину.

Асикага приветливо улыбался. У него была роскошная седая шевелюра, густые брови и пышные усы.

— Пожалуйста, поставьте ее к свету, — сказал Сума, указывая на мольберт, стоящий у окна.

— Можно я раздвину занавески чуть пошире? — Энсю потянул за шнур, раздвигавший, шторы. Затем он поставил картину на мольберт, но не снял закрывающую ее шелковую материю.

— Это картина шестнадцатого века школы Кано кисти Масаки Симцу.

— Прославленный художник-маринист, — сказал Каматори, проявляя редкое для него воодушевление.

— Один из ваших любимых художников, Хидеки.

— Вы знаете, что я поклонник Симцу? — спросил Сума у Энсю.

— Среди коллекционеров хорошо известно, что вы собираете его работы, особенно пейзажи наших небольших островов.

Сума повернулся к Тоси.

— Сколько его работ имеется в моей коллекции?

— Сейчас вам принадлежат одиннадцать из тринадцати пейзажей островов и четыре его пейзажа, на которых изображены горы Хида.

— А этот, новый, будет двенадцатым островным пейзажем?

— Да.

— Какой из островов, написанных Симцу, вы мне принесли, Адзима? — спросил Сума у Энсю нетерпеливо.

— Нет, Кечи. — Сума был заметно разочарован.

— Я надеялся, а вдруг это Адзима.

— Мне очень жаль. — Энсю огорченно развел руками. — Пейзаж Адзима, увы, был утрачен во время падения Германии. Последний раз его видели висящим в кабинете нашего посла в Германии 19 мая 1945 года.

— Я с радостью заплачу вам, чтобы вы продолжали свои поиски.

— Спасибо, — сказал Энсю, поклонившись. — Мои агенты в Европе и Соединенных Штатах уже разыскивают его.

— Ладно, тогда давайте откроем остров Кечи.

Привычным театральным жестом Энсю сдернул покрывало, и присутствующим открылся роскошный вид острова с птичьего полета, выполненный тушью с щедрым использованием перламутровых красок и золотой фольги.

— Дух захватывает, — пробормотала Тоси восхищенно. Энсю кивнул, соглашаясь с нею.

— Лучший образчик творчества Симцу, который я когда-либо видел.

— А как ваше мнение, Хидеки? — спросил Кама-тори.

— Прекрасная работа, — ответил Сума, растроганный гением художника. — Невероятно, что он смог нарисовать вид сверху с такими живыми деталями в начале шестнадцатого века. Это выглядит так, как будто он писал его с привязанного аэростата.

— В легендах рассказывается, что он писал его с воздушного змея.

— Скорее, он делал наброски с воздушного змея, а затем писал картину на земле.

— А почему бы и нет? — сказал Сума, не отрывая взгляда от картины. — Наши соотечественники строили воздушные змеи и летали на них уже тысячу лет тому назад. — Наконец он повернулся лицом к Энсю.

— Вы прекрасно поработали, мистер Энсю. Где вы нашли это?

— В доме одного банкира в Гонконге, — ответил Энсю. — Он распродавал свое имущество и переносил свои операции в Малайзию, прежде чем китайцы начнут править этой колонией. Мне потребовался почти год, но наконец мне удалось уговорить его продать мне эту картину по телефону. Я не стал терять времени и полетел к нему в Гонконг, а оттуда прямо к вам. Я прибыл к вам из аэропорта.

— Сколько вы за него просите?

— 145 миллионов йен.

— Вполне разумная цена, — сказал Сума, удовлетворенно потирая ладони. Я беру ее.

— Благодарю вас, мистер Сума. Вы очень щедры. Я буду продолжать искать пейзаж острова Адзимы.

Они обменялись поклонами, и Тоси проводила мистера Энсю из офиса.

Сума снова посмотрел на картину. Побережье было покрыто черными валунами, а на одной стороне находилась маленькая деревня с рыбацкими лодками. Перспектива была точной, как на аэрофотоснимке.

— Как странно, — тихо сказал он, — единственной картины из этой серии островов, которую я больше всего хотел бы иметь, у меня нет.

— Если она еще существует, Энсю найдет ее, — успокоил его Каматори. — Он произвел на меня впечатление человека с крепкой хваткой.

— За Адзиму я заплачу ему в десять раз больше, чем за Кечи.

Каматори сел в кресло и вытянул ноги.

— Когда Симцу писал пейзаж Адзимо, ему и в голову не могло прийти, чем станет со временем этот остров.

Тоси возвратилась и напомнила Суме:

— Через десять минут у вас назначена встреча с мистером Ёсису.

— Великий старый вор и предводитель «золотых драконов», — насмешливо улыбнулся Каматори. — Пришел отспорить свою долю в твоей финансовой империи.

Сума показал на огромные арки окон, выходивших во внутренний двор.

— Ничего этого не было бы, если бы не организация, которую Корори Ёсису и мой отец вместе создали во время войны и после нее.

— «Золотые драконы» и другие секретные общества не могут иметь места в будущей Японии, — сказал Каматори. Он использовал традиционное название страны «Ниппон», означающее «Источник солнца».

— Они могут казаться анахроничными рядом с нашей современной технологией, — согласился Сума.

— Но они все еще занимают весьма важное место в нашей культуре. Моя связь с ними в течение многих лет доказала свою ценность для меня.

— Ваша власть простирается так далеко, что вам уже не нужны группы фанатиков и культ вожаков, процветающий в гангстерских синдикатах, — серьезно сказал Кама-тори. — Вы можете дергать за ниточки правительство, которое управляется вашими собственными марионетками, и все же вы связаны с коррумпированными теневыми дельцами. Если когда-нибудь станет известно, что вы дракон номер два, это может обойтись вам очень дорого.

— Я не связан ни с кем, — спокойно разъяснил Сума. — То, что законы называют преступной деятельностью, было традицией моей семьи в течение двух столетий.

— Я чту наш традиционный кодекс поведения, следуя по стопам моих предков и построив на его основе организацию, которая сильнее многих стран мира. Я не стыжусь того, что у меня есть друзья среди членов подпольных синдикатов.

— Я был бы счастливее, если бы вы, проявляя уважение к императору, следовали бы старинным моральным нормам.

— Сожалею, Моро. Хотя я молюсь в храме Ясукуни о душе моего отца, у меня нет желания возрождать миф о богоподобном императоре. Я не участвую в чайной церемонии, не встречаюсь с гейшами, не хожу на представления в театр «Кабуки», не смотрю поединки борцов сумо, а также не верю в превосходство нашей традиционной культуры. Я также не подписываюсь за новую теорию, что мы выше их нашими обычаями, культурой, интеллектом, силой чувств, разумом, языком, а особенно, что устройство наших мозгов лучше западных людей. Я отказываюсь недооценивать наших конкурентов и предаваться конформистским идеям о нашем превосходстве. Я сам свой собственный Бог, и я верю в деньги и власть. Это раздражает тебя?

Каматори посмотрел на свои руки, которые лежали у него на коленях ладонями вверх. Он посидел молча, и его глаза становились все печальнее.

— Преклоняюсь перед императором и нашей традиционной культурой. Я верю в его божественное происхождение, а также в то, что мы и наши острова тоже божественного происхождения. Я верю в чистоту крови и в духовное единство нашей расы. Но я следую за тобой, Хидеки, потому что мы старые друзья и потому что, несмотря на твои незаконные операции, ты внес огромный вклад в утверждение новой роли Японии как самой могущественной страны на Земле.

— Я глубоко ценю твою преданность, Моро, — честно сказал Сума.

— Я не мог бы ждать меньшего от человека, который гордится своим самурайским происхождением и своим доблестным владением катаной.

— Катана — это не просто меч, это живая душа самурая, — благоговейно сказал Каматори. — Искусно владеть им — это божественный дар. Душа того, кто обнажит его в защиту императора, обретет покой в Ясукуни.

— И все же ты обнажил свой меч ради меня, когда я просил тебя об этом.

Каматори изумленно уставился на него.

— Я с радостью убью ради тебя, чтобы отдать должное всему хорошему, что ты сделал для нашего народа.

Сума посмотрел в безжизненные глаза своего наемного убийцы. Живое воплощение тех давних времен, когда воины-самураи, убивали ради любого феодала, предлагавшего им свое покровительство и продвижение по службе. Он также знал, что абсолютная преданность самурая может исчезнуть за одну ночь. Когда он заговорил, его голос был тверд, но доброжелателен. Некоторые люди охотятся с луком и стрелами, большинство использует огнестрельное оружие. Ты единственный, кого я знаю, Моро, кто охотится за людьми с мечом.

— Ты хорошо выглядишь, старый друг, — сказал Сума, когда Тоси провела в его кабинет Корори Ёсису.

Ёсису сопровождал Ичиро Цубои, который только что прибыл из Соединенных Штатов, после своих дебатов со специальной подкомиссией Конгресса. Старик, убежденный реалист, улыбнулся Суме.

— Не так уж хорошо. Скорее я выгляжу постаревшим. Еще несколько прохождений Луны — и я буду спать рядом С моими высокочтимыми предками.

— Ты увидишь сотню новых лун.

— Перспектива оставить позади вызванные старостью недомогания и боли делает для меня мой уход событием, которого я жду с радостью.

Тоси закрыла дверь и вышла, как только Сума поклонился Цубои.

— Рад видеть тебя и Ичиро, добро пожаловать домой. Мне говорили, что ты устроил американским политикам еще один Пирл-Харбор.

— Ничего столь драматичного, — сказал Цубои. — Я верю, что я действительно добавил новые трещины в здание их Капитолия. — Немногие избранные знали, что Цубои стал членом тайного общества «Золотые драконы», когда ему было всего лишь четырнадцать лет. Ёсису принял в мальчике участие и помогал продвижению в тайном обществе, а также учил его искусству крупномасштабных финансовых махинаций. Будучи ныне главой страховой компании «Каное Секьюритиз», Цубои лично охранял финансовые империи Ёсису и Сумы и руководил их тайными сделками.

— Вы оба знакомы с моим доверенным другом и советником, Моро Каматори.

— Почти такой же хороший фехтовальщик, каким я был в юности, — сказал Ёсису.

Каматори поклонился ему в пояс.

— Я уверен, что ваш катана все еще быстрее.

— Я был знаком с твоим отцом, когда он был учителем фехтования в университете, — сказал Цубои. — Я был его худшим учеником. Он посоветовал мне купить пушку и поохотиться на слонов.

Сума взял Ёсису под руку и проводил его к креслу. Человек, которого некогда боялись больше чем кого бы то ни было в Японии, шел медленно и напряженно, но на его лице застыла гранитная улыбка, а глаза не упускали ничего.

Он уселся в кресло с прямой спинкой, взгляну/ на Суму и сразу начал с того вопроса, ради которого он пришел сюда:

— В каком состоянии находится Проект «Кайтен»?

— В мире находятся восемнадцать заминированных автомобилей. Это последняя партия. Четыре из них предназначены для Соединенных Штатов. Пять для Советского Союза. Остальные поделены между европейскими и тихоокеанскими странами.

— Через какое время они будут спрятаны вблизи от назначенных точек?

— Не позже чем через три недели. К тому времени наш командный центр будет доукомплектован, и все его оборонительные системы, системы обнаружения и детонации войдут в строй.

Ёсису удивленно взглянул на Суму.

— Преждевременный взрыв на борту «Божественной звезды» не сорвал график осуществления проекта?

— К счастью, я предусмотрел возможность потери судов из-за шторма, столкновения или других несчастных случаев на море. Я держал про запас шесть боеголовок. Те три, которые были потеряны в результате взрыва, я заменил новыми. После их установки в автомобили они были отправлены в мексиканский порт Веракрус. Оттуда их переправят через границу с Техасом в США и далее в нужные районы.

— Оставшиеся, я надеюсь, спрятаны надежно.

— На заброшенном танкере, стоящем на якоре в пятидесяти километрах от пустынного побережья острова Хоккайдо.

— Известно ли нам, что вызвало детонацию на борту «Божественной звезды»?

— Мы не можем понять, в чем причина преждевременного взрыва, — ответил Сума. — Все мыслимые меры предосторожности были приняты. Один из автомобилей, видимо, слишком болтало во время качки, и контейнер с боеголовкой оказался поврежденным. Произошла утечка плутония, и грузовые палубы подверглись радиационному загрязнению. Среди судовой команды началась паника, и они покинули судно. Норвежский лайнер обнаружил брошенный автомобиль и послал на него абордажную команду. Вскоре после этого «Божественная звезда» таинственным образом взлетела на воздух.

— И что случилось со спасшимися членами судовой команды?

— Никаких следов. Они пропали без вести во время шторма.

— Сколько всего автомобилей задействовано в вашей системе? — спросил Ёсису.

Сума подошел к столу и нажал кнопку маленького ручного пульта управления. Дальняя стена поднялась и ушла в потолок, открыв большой прозрачный экран. Он нажал на пульте еще одну кнопку, и голографическое изображение земного шара возникло на экране, нарисованное пульсирующими светящимися красками. Затем он запрограммировал места взрывов, которые брызнули небольшими пятнышками золотого света. Они были расположены в стратегических точках почти в двадцати странах мира. Только после этого Сума ответил на вопрос Ёсису:

— Сто тридцать автомобилей в пятнадцати странах.

Ёсису сидел, молча глядя на маленькие лучики света, бегающие по помещению при вращении изображения на экране, словно зайчики от зеркального шара в танцевальном зале.

На территории Советского Союза было больше светящихся точек, чем в какой-либо другой стране, что заставляло предположить, будто эта сверхдержава представляла большую угрозу для Японии, чем ее торговые конкуренты в Европе и Соединенных Штатах. Странно, но среди мишеней не было ни военных установок, ни крупных городов. Почти все светящиеся точки, казалось, находились на пустующих или слабо населенных землях, что делало угрозу «Кайтен» еще более загадочной в качестве средства шантажа.

— Дух твоего отца гордится тобой, — сказал Ёсису в тихом восхищении.

— Благодаря твоему гению мы сможем занять по праву принадлежащее нам место мировой державы первой величины. Двадцать первый век принадлежит Ниппон. С Америкой и Россией покончено.

Сума был польщен.

— Проект «Кайтен» не мог быть разработан и осуществлен без твоей поддержки, мой дорогой старый друг, и уж, конечно, без финансовой мудрости Ичиро Цубои.

— Вы очень добры, — сказал Цубои с поклоном. — Возможность реализовать макиавеллевскую интригу по организации тайного финансирования строительства подпольной фабрики по производству ядерного оружия оказалась для меня огромным вызовом моим талантам, который я не мог не принять.

— Советской и западным разведкам известно, что у нас есть возможность организовать производство ядерного оружия, — сказал Каматори, повернув беседу в более реалистичное русло.

— Если они не знали этого до того, как произошел взрыв, то теперь они точно знают об этом, — добавил Сума.

— Американцы подозревают нас уже несколько лет, — сказал Сума.

— Но они не смогли проникнуть через наши барьеры безопасности и обнаружить точное место расположения наших производственных мощностей.

— Нам повезло, что эти идиоты продолжают искать на поверхности, вместо того, чтобы углубиться под землю. — В голосе Есису прозвучала насмешка. — Но нам придется смотреть в лицо вполне вероятной возможности того, что рано или поздно КГБ или ЦРУ выследят это место.

— Вероятно, это произойдет довольно скоро, — сказал Каматори. — Один из наших тайных агентов сообщил мне, что через несколько дней после взрыва «Божественной звезды» американцы начали крупномасштабную секретную операцию с целью расследовать нашу роль в этом происшествии. Они уже вынюхивали что-то вокруг одного из наших центров распределения автомобилей «Мурмото».

Тревожная гримаса появилась на лице Ёсису.

— Они знают свое дело, эти американские разведчики. Боюсь, что проект «Кайтен» под угрозой.

— Еще до завтрашнего дня мы будем точно знать, что им удалось выяснить, — сказал Каматори. — Я встречусь с нашим агентом, который должен вот-вот вернуться из Вашингтона. Он клянется, что у него имеется свежая информация.

Ёсису стал еще более озабоченным.

— Мы не можем допустить, чтобы проект оказался в опасности до того, как командный центр будет готов действовать. Последствия могут быть роковыми для нашей новой империи.

— Я согласен с этим, — мрачно сказал Цубои. — В течение трех ближайших недель мы будем уязвимы, тогда как боеголовки будут лежать совершенно бесполезными. Одна утечка — и западные державы соберутся вместе и ударят по нам со всех сторон, как экономически, так и военной силой.

— Не надо так волноваться, — сказал Сума. — Их агенты могут наткнуться на нашу фабрику по производству бомб, но им никогда не обнаружить, где находится мозговой центр Проекта «Кайтен». Даже за сто лет, не говоря уже о трех неделях.

— И, даже если судьба улыбнется им, — сказал Каматори, — они будут не в состоянии нейтрализовать наш план вовремя. Туда ведет только один вход, и он укреплен массивными стальными барьерами и охраняется тяжеловооруженными силами безопасности. Эти сооружения способны выдержать прямое попадание ядерной бомбы и все равно остаться работоспособными.

Натянутая улыбка появилась на губах Сумы.

— Все работает в нашу пользу. Малейший намек на попытку проникнуть на фабрику или атака вражеских сил специального назначения, и мы сможем угрожать взорвать одну или несколько боеголовок, спрятанных в автомобилях.

Цубои не был убежден этим доводом.

— Что толку в пустой угрозе?

— Хидеки совершенно прав, — ответил ему Каматори. — Никто за пределами этой комнаты, разве что инженеры в командном центре, не знает, что нам нужно еще три недели для завершения нашей системы. Западных лидеров легко убедить в том, что она вполне готова к действию.

Ёсису удовлетворительно кивнул.

— Тогда нам нечего бояться.

— Вполне обоснованное заключение, — заявил решительно Сума. — Мы слишком серьезно отнеслись к дурному сну, которому никогда не суждено стать реальностью.

Тишина воцарилась в богато разукрашенном офисе. Четверо мужчин молча сидели, каждый из них думал о своем. Через минуту внутренний телефон на столе Сумы прозвонил. Он взял трубку и несколько секунд молча слушал. Затем положил трубку.

— Моя секретарша сообщила мне, что повар приготовил ужин, он в моей столовой. Я буду очень рад, если мои глубокоуважаемые гости окажут мне честь поужинать со мной.

Ёсису медленно поднялся на ноги.

— Я с радостью принимаю это приглашение. Зная великолепное искусство вашего повара, я надеялся, что вы попросите меня остаться на ужин.

— Прежде чем мы прервем нашу беседу, — сказал Цубои, — я хотел бы обсудить еще один вопрос.

Сума кивнул.

— Говори, Ичиро.

— Ясно, что мы не можем продолжать взрывать ядерные бомбы всякий раз, когда недружественное правительство поднимает шум по поводу торговых ограничений или повышения таможенных пошлин. Нам нужны и другие способы давления, не столь катастрофичные.

Сума и Каматорипереглянулись.

— Мы серьезно обдумывали именно эту ситуацию, — сказал Сума, — и мы считаем, что лучшим решением было бы похищение наших врагов.

— Терроризм не вписывается в традиции нашей культуры, — запротестовал Цубои.

— А как ты назовешь «Красное Братство Крови», сынок? — спокойно спросил Ёсису.

— Безумные фанатичные головорезы. Они убивают невинных женщин и детей во имя туманной революционной догмы, которая всем нормальным людям представляется полной чепухой.

— Да, но они японцы.

— Некоторые из них, но большинство — восточные немцы, натасканные КГБ.

— Их можно использовать, — спокойно заметил Сума.

Цубои это не убедило.

— Я не советую иметь с ними каких-либо связей. Стоит возникнуть подозрению о наших контактах с ними, как начнутся расследования иностранных спецслужб в таких областях, которые мы не осмеливаемся открывать кому бы то ни было.

— Хидеки вовсе не защищает идею покушения на враждебных нам лидеров, — уточнил Каматори. — Он предлагает ответственность за похищения заложников, которым не будет причинено никакого вреда, возложить на «Красное Братство Крови».

— Вот это куда более разумно, — улыбнулся Ёсису. — Кажется, я понял. Ты предлагаешь «шелковую тюрьму».

Цубои покачал головой.

— Никогда не слышал это выражение.

— Это выражение из давно минувших времен, — пояснил Ёсису. — Если сёгун не хотел, чтобы его враг был убит, он похищал его и тайно помещал в роскошно обставленную тюрьму в знак уважения к пленнику. В этом случае он устраивал так, чтобы вина за исчезновение похищенного была возложена на ревнивых соперников пленника.

— Совершенно верно, — кивнул Сума. — Я построил такое помещение в небольшом, но современном поместье, которое мне принадлежит.

— Не слишком ли это рискованно? — спросил Цубои.

— Очевидное никогда не вызывает подозрений.

Каматори взглянул на Цубои.

— Если у вас есть кандидатуры в заложники, вам достаточно назвать мне их имена.

Цубои опустил вниз невидящие глаза, раздумывая. Затем он поднял голову.

— В Соединенных Штатах есть два человека, вызывающие много неприятного для нас шума. Но вы должны быть очень осторожны. Они являются членами Конгресса, и их похищение наверняка вызовет бурю возмущения.

— Если создастся впечатление, что они похищены «Красным Братством Крови» ради выкупа, это будет хорошим прикрытием их внезапного исчезновения, — сказал Сума таким тоном, словно говорил о погоде.

— Кого именно вы имеете в виду?

— Члена Конгресса Лорен Смит и сенатора Майкла Диаса.

Ёсису кивнул.

— А, понятно, это та парочка, которая добивается полного запрета на торговлю с нами.

— Несмотря на усилия наших лоббистов, они собрали достаточно голосов, чтобы протолкнуть свой законопроект через Конгресс и Сенат. Если их устранить, попытки провести такое законодательство будут сорваны.

— Их правительство будет очень сильно разгневано, — предостерег Сума. — Это может вызвать нежелательные для нас ответные меры.

— Наши лоббисты добились огромного влияния в Конгрессе, и они направят возмущение на террористов-заговорщиков. — Ярость Цубои от того, как с ним разговаривали в специальной комиссии Конгресса, еще не остыла.

— Мы и так уже достаточно потеряли лицо от враждебных выпадов американских политиков. Пора проучить их, чтоб они знали, что их власть больше не может защитить их от неприятностей.

Ёсису невидящим взглядом несколько секунд смотрел в окно. Затем он покачал головой.

— Какая жалость.

Сума взглянул на него.

— Чего тебе жаль, старый друг?

— Соединенные Штаты Америки, — мягко произнес Ёсису. — Эта страна подобна прекрасной женщине, умирающей от рака.

Глава 28

Марвин Шоуалтер сел в поезд чистого и безупречно работающего токийского метрополитена. Он не пытался сделать вид, что читает газету или книгу. Он спокойно смотрел на своих попутчиков, «делая», как говорят торговцы, двух японских секретных агентов, держащих его под наблюдением из соседнего вагона.

Шоуалтер вышел из американского посольства вскоре после утомительной встречи с приехавшим повеселиться за казенный счет конгрессменом, с которым обсуждал отказ Японии разрешить использовать американское строительное оборудование при возведении нового здания для американской нефтяной компании. Это была просто еще одна попытка преодолеть протекционистские барьеры, тогда как японцы могли свободно въезжать в Соединенные Штаты и возводить здания с помощью собственных архитекторов, прорабов, материалов и оборудования без каких-либо серьезных трудностей, вызванных ограничениями со стороны правительства.

Принцип «справедливость за справедливость» был неприменим к двусторонней торговле с Японией.

Казалось, что он, как обычно, едет в небольшое семейное общежитие, которое его жена и двое детей называли своим домом на время его назначения на дипломатическую службу в Японии. Это здание принадлежало американскому правительству, и в нем жило большинство служащих посольства со своими семьями. Стоимость строительства всего этого десятиэтажного здания не достигала и трети той суммы, которая была уплачена за покупку земли, на которой оно стояло.

Агенты, как тени следовавшие за ним, были обмануты неизменностью его ежедневных поездок на работу и обратно домой. Эта привычная рутина нарушалась лишь тогда, когда он задерживался в посольстве на час-другой. Он улыбнулся про себя, когда поезд доехал до остановки, на которой он обычно выходил, и два агента встали, ожидая, что он сейчас сойдет на станции. Он подошел к дверям вместе с остальной толпой, ожидая, когда двери откроются для выхода на платформу. Это был старый, как мир, трюк, тот самый, который был показан в фильме «Французский след».

Когда двери открылись, Шоуалтер вместе с толпой вышел на платформу и начал считать про себя. Он засомневался и как бы невзначай посмотрел на двух японских агентов. Они вышли из средней двери соседнего вагона и медленно направлялись в его сторону, прячась за спины выходящих пассажиров.

Досчитав до двадцати пяти, он быстро повернулся кругом и вошел обратно в вагон. Через две секунды двери захлопнулись, и вагон начал двигаться. Слишком поздно агенты японской секретной службы поняли, что их провели. Они вцепились в двери, отчаянно пытаясь раздвинуть их и войти. Но это было бесполезно. Они спрыгнули обратно на платформу, когда поезд набрал скорость и исчез в туннеле.

Шоуалтер не слишком радовался успеху такой простой уловки. Следующий раз его «хвосты» будут настороже, и ему придется прибегнуть к более хитроумным способам ухода от слежки. Он пересел на другую линию на следующей остановке и поехал в Асакузу, северо-восточный пригород Токио, расположенный в секторе, который назывался Ситамачи. Асакуза была частью старого города и во многом сохраняла свой облик, характерный для минувшей эпохи.

Шоуалтер сидел и разглядывал окружающих его людей, что он много раз делал и прежде. Некоторые из его попутчиков, в свою очередь, разглядывали его. Эти люди называли всякого, кто не обладал такими же жесткими черными прямыми волосами, темными глазами и таким же цветом кожи, «гаидзин», что буквально переводилось как «пришелец», «чужак». Он полагал, что тесное сходство их физического облика, вероятно, и было основой их единства и склонности к конформализму. Это, а также изолированность их островной родины.

Их общество выросло на основе семьи, расширившейся и включившей в структуру семейных отношений всех, кто работал рядом с ними. Они проживали свои жизни в сложном переплетении взаимных обязательств, удовлетворенности, исполнения долга и стремления добиться успеха. Они принимали стиль жизни, в которой каждый шаг регулировался множеством освященных традицией предписаний, как если бы все, кто не следовал этой рутине, были ничтожествами, достойными только жалости.

Лишенный паутины мелочных традиций, «плавильный тигель», который представляли собой Соединенные Штаты, был бы немыслим и нетерпим в Японии, стране с самыми жесткими в мире иммиграционными законами.

Когда поезд остановился на станции Таварамачи, он вышел и влился в толпу пешеходов, поднимавшихся вверх по шумной улице Каппабаси. Он взял такси и проехал мимо оптового магазина, где продавались пластмассовые муляжи разных блюд, которые можно было увидеть в витринах любого ресторана или закусочной. Он попросил таксиста отвезти его в занимающий несколько кварталов район, где было множество лавок ремесленников, старинных храмов и просто старых зданий.

На перекрестке он вышел из такси и расплатился с водителем, а затем направился пешком по узкой дорожке, вдоль которой тянулись цветочные клумбы, пока не дошел до японской гостиницы, известной как «риокан».

Хотя снаружи риокан был ветхим и обшарпанным, внутри он оказался совершенно чистым и уютным. У входа Шоуалтера встретил один из служащих гостиницы, который поклонился и сказал:

— Добро пожаловать в отель Риц.

— Я думал, эта гостиница называется «Ранчо асакузского пижона», — ответил Шоуалтер.

Не произнеся больше ни слова, мускулистый швейцар, руки и ноги которого напоминали железнодорожные шпалы, показал ему на выложенный плоской речной галькой порог. Они вошли и оказались на полированном дубовом полу вестибюля, где Шоуалтера вежливо попросили снять свои туфли и переобуться в пластиковые шлепанцы.

В отличие от большинства шлепанцев, слишком тесных для ног англосаксов, эти были Шоуалтеру как раз по ноге, словно их специально изготовили на заказ по его мерке, и это действительно было так, поскольку этот риокан на самом деле принадлежал американской секретной службе, специализирующейся на устройстве и содержании тайных и безопасных убежищ.

В комнате Шоуалтера была скользящая дверь «содзи», представляющая собой затянутую бумагой деревянную раму. Она выходила на небольшую веранду, откуда открывался вид на разбитый по всем правилам японской архитектуры садик, где вода лилась из бамбуковых труб на камни неиссякаемой журчащей струей. Пол комнаты был устлан традиционными соломенными циновками «татами». Ему пришлось снять шлепанцы и ходить в носках, пока он находился на хрупких соломенных матах.

Здесь не было ни стульев, ни какой-либо другой мебели, лишь подушки на полу и постель, устроенная из множества подушек и тяжелых пуфов, которые японцы называют «футонами». В центре комнаты для гостей находился маленький очаг-жаровня, в которой тлели угли.

Шоуалтер разделся и набросил легкий халат-тунику «юката». Затем горничная, одетая в кимоно, провела его в общественную баню гостиницы. Он оставил юкату и наручные часы в плетеной корзине и, прикрываясь лишь полотенцем размером с салфетку, вошел в окутанное паром помещение бани. Он обошел низкие табуретки и деревянные лавки и встал под простой душ. Он намылился и ополоснулся. Только теперь он был готов медленно погрузиться в горячую воду, наполнявшую огромную, похожую на бассейн деревянную кадку.

Сквозь густой пар он увидел, что в бассейне по грудь в воде уже сидит какой-то человек. Шоуалтер приветствовал его.

— Группа «Хонда», я полагаю.

— Только ее половина, — ответил Рой Орита. — Джим Ханамура должен появиться с минуты на минуту. Хотите сакэ?

— Это нарушение правил — пить во время операции. Хотя какого черта, я продрог как собака. Плесни мне двойную порцию.

Орита наполнил небольшую фаянсовую чашку из бутылки, стоящей на краю бассейна.

— Как там в посольстве?

— Обычное дерьмо, которого и следует ожидать от Государственного департамента. — Шоуалтер сделал хороший глоток сакэ и подождал, пока он уляжется в желудке. — Как продвигается расследование? Есть какая-нибудь информация о ниточках, на которые нам указала группа «Линкольн»?

— Я проверил руководство компании «Мурмото». Мне не удалось обнаружить прямой связи между должностными лицами корпорации и боеголовками. Мое личное мнение состоит в том, что они чисты. И не имеют ни малейшего представления о том, что происходит у них прямо под носом.

— Некоторые из них должны об этом знать.

Орита усмехнулся.

— Чтобы осуществлять установку боеголовок в автомобили, достаточно двух информированных рабочих на конвейере.

— Почему только двух?

— Потому что больше не требуется. Работник на конвейере, отвечающий за установку кондиционеров. Его положение позволяет ему отбирать специально отмеченные автомобили для установки на них боеголовок. И еще один — контролер, проверяющий оборудование автомобилей, чтобы убедиться, что оно работает, прежде чем отправить машины на продажу. Он признает годными фальшивые кондиционеры, которые не работают.

— Должен быть еще третий человек, — не согласился с ним Шоуалтер.

— Агент в отделе сбыта фабрики, который стирает из памяти компьютера все записи о заминированных автомобилях, кроме отгрузочной накладной, которую требуют таможенники.

— Вы проследили ниточку от сборочной фабрики до поставщика кондиционеров и далее до завода, производящего боеголовки?

— До поставщика я проследил. Дальше след оборвался. Я надеюсь разнюхать этот след снова и добраться до источника в следующие несколько дней.

Орита умолк, когда какой-то человек из раздевалки вышел и подошел к нагретому бассейну. Он был низкого роста, с седой головой и усами, и прикрывал пах небольшим полотенцем.

— Кто вы такой, черт побери? — требовательным тоном обратился к нему Шоуалтер, опасаясь, что кто-то посторонний прорвался через кордоны службы безопасности риокана.

— Меня зовут Асикага Энсю.

— Как?

Незнакомец простоял там несколько секунд, не отвечая на последний вопрос. Шоуалтер начал отчаянно оглядываться по сторонам, удивляясь, почему никого из охранников нет поблизости.

Тут Орита расхохотался.

— Великолепный маскарад, Джим. Ты чертовски здорово разыграл нас обоих.

Джеймс Ханамура снял седой парик и отлепил накладные брови и усы.

— Неплохо получилось, если только с моей стороны будет нескромностью сказать это. Мне также удалось провести Хидеки Суму и его секретаршу.

Шоуалтер с облегчением вздохнул и погрузился в воду до подбородка.

— Боже мой, ты меня порядком напугал. Из того, что я знал, я решил, что ты проник сквозь кордоны охранников и собираешься прикончить Ориту и меня.

— Кажется, это приличное сакэ. Осталось что-нибудь?

Орита налил ему чашку.

— Там на кухне целый ящик. — Тут вдруг на его лице появилось выражение удивления. — Что ты только что сказал?

— Насчет чего?

— Хидеки Сума.

— Это моя половина операции. Я проследил, кто в действительности является владельцем Автомобильной и авиационной корпорации «Мурмото», а также Пароходной компании «Сусимо», и по цепочке подставных фирм добрался до их настоящего хозяина, Хидеки Сумы, затворника-сёгуна. Этот подпольный воротила сказочно богат. «Мурмото» и «Сусимо» — это лишь капля в ведре. У этого парня больше денег, чем во всем штате Калифорния, даже если добавить сюда еще Неваду и Аризону.

— Кажется, этот корабль, который взорвался, «Божественная звезда», принадлежал Пароходной компании «Сусимо»? — спросил Шоуалтер.

— Совершенно верно. Неплохой набор, не правда ли? Мне думается, этот Хидеки Сума по уши увяз в этом деле.

— Сума очень могущественный человек. Он обогащается странными и непонятными способами. Говорят, что если он прикажет премьер-министру Янсиро и членам его кабинета взмахнуть руками и полетать, они начнут драться между собой, кому из них первому выпрыгнуть в окно.

— Тебе действительно удалось войти и добиться встречи с Сумой? — изумленно спросил Орита.

— Ничего подобного. Ты бы видел его офис и секретаршу. Они друг друга стоят. К нему просто с улицы не попасть.

— А зачем этот маскарад?

— Это идея группы «Линкольн». Сума коллекционирует картины японского художника шестнадцатого века по имени Масаки Симцу. Джордан нанял специалиста по подделкам произведений искусства, чтобы тот написал то, что среди собирателей называется пропавшим пейзажем Симцу, про который было известно, что его нет в коллекции Сумы. Затем, под видом уважаемого специалиста по розыску утерянных произведений искусства, Асикаги Энсю, я продал этот пейзаж Суме.

Шоуалтер кивнул.

— Хитро придумано, ничего не скажешь. Вам, наверное, пришлось изучить ваше японское искусство.

— Ускоренный курс. — Ханамура рассмеялся. — Сума распространялся насчет того, как Симцу писал острова с аэростата. Он бы приказал меня утопить или четвертовать, если бы знал, что он выложил сто сорок пять миллионов йен за подделку, сделанную по фотографии.

— С какой целью? — спросил Орита со странно напряженным лицом.

— Чтобы установить жучки в его офисе, естественно.

— Как случилось, что мне об этом не сказали?

— Я подумал, что для вас обоих лучше не знать, чем занят другой, — ответил Орите Шоуалтер, — чтобы никто из вас не мог открыть что-нибудь важное, если он попадется.

— А где ты установил жучки? — спросил Орита Хана-муру.

— Два в раме картины. Один в мольберте, который у него стоял перед окном, и еще один — внутри ручки шнура, раздвигающего шторы. Два последних прекрасно расположены по отношению к ретранслятору, который я разместил на дереве снаружи купола, накрывающего внутренний двор города.

— А если у Сумы имеется потайное оборудование для обнаружения жучков?

— Я «одолжил» чертежи электропроводки, устроенной на его этаже здания. Его система обнаружения первоклассная, но она не сможет отыскать наши жучки. И когда я говорю «жучки», я имею в виду также буквальное значение этого слова.

Орита не понял, что имел в виду Ханамура.

— Что вы хотите сказать?

— Наши миниатюрные радиомикрофоны внешне не похожи на электронные устройства. Они выглядят как муравьи. Если их и найдут, то их либо проигнорируют, либо раздавят, и никаких подозрений они не вызовут.

Шоуалтер кивнул.

— Это очень ловко придумано.

— Даже нашим японским братьям далеко до нашей доморощенной техники подслушивания, — широко улыбнулся Ханамура. — Ретранслятор размером с мяч для гольфа передает все разговоры, включая телефонные звонки или переговоры по селектору, на один из наших спутников, а затем они поступают к Мелу Пеннеру и его группе Крайслер на Палау. Орита смотрел на воду.

— Мы знаем наверняка, что они действительно слышат все разговоры в офисе Сумы?

— Система прекрасно работает, — заверил его Шоуалтер. — Я разговаривал с Пеннером, прежде чем отправиться сюда. Он принимает сигналы громко и четко. И мы тоже. Член моей группы в посольстве также настроен на волну, на которой работает передатчик Джима.

— Надеюсь, вы сообщите нам всю информацию, которая может оказаться полезной для нашего расследования.

— Безусловно. — Шоуалтер налил себе еще немного сакэ. — Кстати, там происходила любопытная беседа между Сумой и Корори Ёсису, когда я покидал посольство. Жаль, что я услышал лишь первых две минуты этого разговора.

— Ёсису, — пробормотал Ханамура. — Боже мой, неужели этот старый бандит еще жив?

— Ему девяносто два, и он все такой же отъявленный мерзавец, как всегда, — ответил Шоуалтер.

Ханамура покачал головой.

— Самый главный преступник нашего столетия, лично повинный более чем в миллионе смертей. Если за Сумой стоит Ёсису и всемирная организация, располагающая ядерными боеголовками, то мы все в большой, большой беде.

За час до рассвета лимузин марки «Мурмото» притормозил у края тротуара, из-за кустов появилась фигура человека и быстро нырнула в открытую дверцу. Затем лимузин медленно двинулся через узкие боковые улочки пригорода Асакуза.

— Офис мистера Сумы прослушивается, — сказал Орита. — Один из наших агентов, притворившись торговцем произведениями искусства, спрятал хитроумные подслушивающие устройства в раме картины, в мольберте и в поводке оконных штор.

— Вы уверены? — спросил ошеломленный Каматори. — Этот торговец принес подлинную работу Симцу?

— Подделка, срисованная со спутниковой фотографии.

Каматори зашипел.

— Вам следовало бы сообщить мне об этом пораньше.

— Я сам узнал об этом несколько часов назад.

Каматори ничего не сказал, только смотрел на лицо Ориты в сумраке салона лимузина, словно хотел убедиться, что это действительно случилось.

Подобно Джорджу Фурукаве, Рой Орита был агентом-"слипером", родившимся в США у японских родителей и специально воспитанным так, чтобы затем стать агентом ЦРУ.

Наконец Каматори сказал:

— Многое было сказано сегодня вечером такого, что может оказаться опасным для интересов мистера Сумы. Насчет этого подслушивания не может быть никакой ошибки?

— Этот торговец представился как Асикага Энсу?

— Да, Энсу.

— На самом деле его зовут Джеймс Ханамура. Это второй член моей группы, которому поручено найти источник ядерных мин, установленных в автомобилях.

— Кто установил связь между автомобилями и боеголовками?

— Любитель, его зовут Дирк Питт. Его привлекли к работе в МОГ из Национального агентства подводных и морских исследований.

— Он опасен для нас?

— Он может доставить неприятности. Я не могу сказать наверняка. Ему не поручались операции по расследованию. Но у него завидная репутация человека, успешно справившегося с несколькими, казалось бы, невыполнимыми заданиями.

Каматори откинулся назад и бесцельно смотрел в окно на неосвещенные здания. Наконец он повернулся к Орите.

— Вы можете дать мне список агентов, с которыми работаете, и регулярно сообщать, чем они заняты?

Орита кивнул.

— Список имен могу. Но чем они сейчас занимаются, мне совершенно невозможно узнать. Каждый из них работает поодиночке. Как в некоем магическом действии, никто не знает, что делает другая рука.

— Держите меня в курсе всего, что вам удастся узнать.

— Что вы намерены предпринять в отношении Питта?

Каматори посмотрел на Ориту холодными глазами ядовитой змеи.

— Если представится удобная возможность, убить его.

Глава 29

Направляемый Лорен Смит с одной стороны и Злом Джиордино с другой, Питт съехал по рампе трейлера на своем «Стутце» и поставил его между большим красным французским кабриолетом «Испано-Суиза» 1926 года выпуска и изящной городской машиной «Мармон V-16» 1931 года. Он приставил ладонь к уху и с минуту вслушивался в шум двигателя, увеличивая И уменьшая обороты, довольный тем, что коленчатый вал вращается ровно и все цилиндры работают без пропусков. Затем он выключил зажигание.

Это был один из последних теплых летних дней. Небо было ясное, и воздух прогрелся сильнее, чем обычно в начале осени. На Питте были широкие вельветовые брюки и замшевая спортивная куртка, а Лорен казалась светящейся в своем палево-розовом комбинезоне.

Пока Джиордино отгонял тягач с трейлером на автостоянку, Лорен стояла на длинной подножке «Стутца» и смотрела на поле поверх сотни классических автомобилей, расставленных у выхода на дорожки Вирджинского мемориального ипподрома. Конкурс красоты, то есть состязание, в котором судьи оценивали внешний вид автомобилей, был объединен с гонками по кругу классических автомобилей, спроектированных как дорожные и туристские машины.

— Они все такие изящные, — сказала Лорен. — Я никогда не видела так много экзотических автомобилей, собранных вместе.

— Жесткая конкуренция. — сказал Питт, подняв капот и протирая двигатель. — Хорошо, если мне удастся занять третье место в моем классе.

— А когда будет производиться оценивание?

— В любое время.

— А гонки?

— После конкурса, когда будут объявлены победители и вручены награды.

— С какой машиной ты будешь состязаться в гонках?

— В соответствии с программой, моим соперником будет красная «Испано», которая стоит рядом с нами.

Лорен во все глаза смотрела на привлекательный кабриолет, с низким капотом, изготовленный в Париже.

— Думаешь, тебе удастся обогнать его?

— Я не знаю. «Стутц» на шесть лет новее, но у «Испано» больший объем цилиндров и легче кузов.

Подошел Джиордино и заявил:

— Я голоден. Когда мы будем есть?

Лорен рассмеялась, слегка чмокнула Джиордино в щеку и достала с заднего сиденья «Стутца» корзину для пикника. Они уселись на траве и закусили мортаделлой и сыром брие с французским хлебом. Затем они съели паштет и фрукты, запив все это бутылкой игристого вина «Лунная долина».

Подошли судьи и начали изучать машину Питта для конкурса. Он подал заявку на участие в классе "Д", то есть американские классические автомобили 1930-1941 годов с жестким верхом. После пятнадцати минут внимательного изучения они пожали ему руку и перешли к следующей машине, «Линкольн V-12 Берлин» 1933 года.

К тому времени, когда Питт с друзьями допили бутылку игристого, по громкоговорителю объявили имена победителей. «Стутц» занял третье место после спортивного купе «Паккард» 1938 года и лимузина «Линкольн» 1934 года.

Питт не добрал полтора балла до идеальных ста, потому что прикуриватель «Стутца» не работал и выхлопная система не вполне соответствовала первоначальной конструкции.

— Лучше, чем я ожидал, — гордо заявил Питт. — Я не думал, что мы займем призовое место.

— Поздравляю, — сказал Фрэнк Манкузо.

Питт с недоумением посмотрел на горного инженера, который, казалось, возник из воздуха. — Откуда вы здесь взялись?

— До меня дошли слухи, что вы будете здесь, — сказал Манкузо приветливо, — так что я подумал, не заскочить ли мне сюда, посмотреть на машины и немного поболтать с тобой и Алом.

— Нам что, пора браться за работу?

— Пока еще нет.

Питт повернулся и представил Манкузо Лорен. Джиордино просто кивнул и передал новоприбывшему стакан вина из новой бутылки. Глаза Манкузо широко раскрылись, когда его представляли Лорен. Он посмотрел на Питта с выражением одобрения, а затем кивнул на «Стутца» и Лорен и сказал:

— Две классические красавицы. У вас прекрасный вкус.

Питт застенчиво улыбнулся.

— Я делаю, что могу.

— Вот это машина, — сказал Манкузо, пожирая глазами линии «Стутца». — Кузов работы Ле Барона, не так ли?

— Очень хорошо! Вы разбираетесь в старых автомобилях?

— Мой братец на них совершенно помешался. То немногое, что я знаю, я усвоил от него.

Он указал рукой на проход, разделявший два ряда машин.

— Если вам нетрудно, не могли бы вы прочитать мне лекцию об этих прекрасных машинах? — Они извинились перед Лорен, которая беседовала с женой владельца «Испано-Суизы». После того как они отошли на расстояние в несколько машин, Джиордино занервничал и спросил:

— Что происходит?

— Вы, вероятно, слышали от генерала Сэндекера, что группу «Мерседес» пока заморозили. Ваш проект поднять какие-либо обломки судна, перевозившего заминированные автомобили, был отменен.

— Какова причина этого?

— Президент решил, что нам лучше держаться подальше от этого дела. Слишком много трудностей. Советская пропаганда уже пытается возложить на нас ответственность за этот взрыв. В Конгрессе поговаривают о том, чтобы начать расследование, а президенту вовсе не улыбается объясняться с конгрессменами по поводу секретной поисковой операции. Он не может позволить себе рисковать раскрытием вашего предприятия с «Мокрыми делянками». Оно противоречит международным соглашениям об эксплуатации морского дна.

— Но мы только отбирали пробы, — сказал Питт, оправдываясь. — Это была чисто научная программа.

— Возможно, так оно и было, но вы сильно ушли вперед по сравнению со всем остальным миром. Страны третьего мира в особенности будут поднимать шум в ООН, если они подумают, что их оттирают в сторону от сокровищ, лежащих на дне моря.

Питт остановился и стал внимательно рассматривать огромную открытую машину.

— Хотелось бы мне, чтобы у меня была эта машина.

— «Кадиллак-турист»?

— «Кадиллак V-16 фаэтон», — поправил Питт. — На аукционах их цена чуть ли не миллион долларов. Джиордино кивнул.

— Да, примерно столько, почти по той же цене, что и «Дузенберги».

Питт повернулся и пристально посмотрел на Манкузо.

— Много ли машин с боеголовками они обнаружили?

— Пока что только шесть. Стаси и Уэзерхилл пока не передали ни слова об их успехах на Западном побережье.

— У японцев, наверное, полно этих штук, рассеянных по всей стране, — сказал Питт. — Джордану нужна целая армия сотрудников, чтобы найти их все.

— В людях недостатка нет, но весь фокус в том, как это сделать, не загоняя японцев в угол. Если они подумают, что их проект ядерного шантажа оказался под угрозой, они могут запсиховать и взорвать одну из бомб вручную.

— Было бы здорово, если б группа «Хонда» смогла добраться до источника и выкрасть карту мест, где спрятаны машины, — тихо сказал Джиордино.

— Они работают над этим, — твердо заявил Манкузо.

Питт наклонился и начал пристально рассматривать хрустальную петушиную голову, украшавшую радиатор дорожного автомобиля «Пирс-Эрроу».

— А тем временем мы должны сидеть тут, заткнув пальцами уши.

— Не надо переживать из-за того, что ты пока вышел из игры. Тебе удалось за первые четыре часа добиться большего, чем всей остальной команде за двое суток. Нас позовут, когда мы понадобимся.

Джиордино оторвался от созерцания автомобилей и переключил свое внимание на проходившую мимо них девушку в облегающей кожаной юбке.

— Ну, разве может что-нибудь случиться на конкурсе старинных автомобилей? — рассеянно произнес он.

Они выглядели не совсем уместно здесь, но все же они тут оказались в своих строгих темных костюмах и с кейсами, среди небрежно одетых владельцев классических автомобилей и зрителей. Четыре японца внимательно разглядывали автомобили, делали записи в блокнотах и изображали из себя представителей токийского консорциума покупателей коллекционных машин.

Это было хорошее прикрытие. Люди замечали их, удивлялись их странной внешности и отворачивались, и им даже в голову не приходило, что четверо японцев на самом деле являются хорошо обученной группой оперативников, а в их кейсах находится целый арсенал газовых гранат и боевого автоматического оружия.

Японцы пришли сюда не для того, чтобы глазеть на автомобили, они приехали, чтобы похитить Лорен Смит.

Они прочесали окрестности ипподрома, отмечая все выходы и размещение вооруженных охранников. Их командир, темное лицо которого лоснилось под полуденным солнцем, заметил, что «Стутц» Питта стоит в самом центре площадки, занятой классическими автомобилями, из-за чего почти невозможно без шума похитить Лорен.

Он приказал своим трем подчиненным вернуться в свой длинный лимузин, стоявший у гоночной трассы, а сам начал болтаться здесь и там, следя за перемещениями Лорен. Он также подходил на близкое расстояние к Питту, Джиордино и Манкузо, рассматривая их одежду и выискивая, нет ли какого-нибудь выпячивания, говорящего о наличии пистолета. Не обнаружив ничего подозрительного, он решил, что все трое безоружны.

Затем он стал терпеливо слоняться вокруг, зная, что подходящий момент в конце концов обязательно наступит.

Распорядитель гонок сообщил Питту, что он и «Стутц» должны выйти на стартовую линию. В сопровождении друзей он повел машину по покрытому травой проходу между рядами автомобилей к воротам и вывел ее на асфальт овальной гоночной трассы длиной в одну милю.

Джиордино поднял капот и сделал последнюю перед стартом проверку двигателя; Манкузо молча наблюдал. Лорен пожелала Питту удачи и поцеловала его долгим поцелуем, а затем направилась к обочине трассы и уселась на невысокую ограждающую стенку.

Когда сбоку подъехала «Испано-Суиза», Питт подошел к ее водителю и представился ему, когда тот вышел из-за руля, чтобы еще раз проверить замки крепления капота.

— Я полагаю, нам предстоит состязаться друг с другом. Меня зовут Дирк Питт.

Водитель «Испано», высокий белобородый мужчина с седеющей шевелюрой и голубовато-зелеными глазами, протянул ему руку.

— Клайв Касслер.

Питт странно посмотрел на него.

— Мы уже виделись прежде?

— Возможно, — ответил с улыбкой Касслер. — Ваше имя я где-то слышал, но я не помню, где я мог вас видеть.

— Вероятно, мы встречались на вечеринке клуба автолюбителей.

— Может быть.

— Удачи вам, — любезно пожелал ему Питт.

Касслер просиял в ответ.

— Вам того же.

Усевшись за большое рулевое колесо, Питт пробежался глазами по приборному щитку и затем посмотрел на служителя, медленно разматывающего зеленый флаг, которым он должен был через минуту-другую дать старт. Питт не обратил внимания на длинный белый лимузин марки «Линкольн», подкативший к кювету, тянувшемуся вдоль бетонной стены безопасности, и остановившийся как раз напротив Лорен. Он также не видел, как некий человек вышел из лимузина, подошел к ней и произнес несколько слов.

Внимание Джиордино было приковано к «Стутцу». Только Манкузо, стоявший в несколько футах от Лорен, увидел, как она кивнула этому японцу и пошла с ним к лимузину.

Джиордино закрыл капот и крикнул через ветровое стекло:

— Никаких протечек воды или масла. Не слишком гони ее. Мы, может быть, и восстановили двигатель, но машине больше шестидесяти лет. И тебе не удастся купить запасные части для «Стутца» на бензоколонке.

— Я буду держать обороты двигателя ниже красной черты, — пообещал ему Питт. Только тут он заметил, что он не видит Лорен, и оглянулся вокруг. — Что случилось с Лорен?

Манкузо нагнулся к дверце и показал на белый длинный «Линкольн».

— Японский бизнесмен вон в том лимузине захотел побеседовать с ней. Наверно, какой-то лоббист.

— Это непохоже на нее — пропускать гонки.

— Я буду следить за ней, — сказал Манкузо.

Джиордино протянул руку и схватил Питта за плечо.

— Не пропусти отмашку.

Затем он и Манкузо отошли на обочину трассы, когда служащий на стартовой линии встал между двумя машинами и поднял над головой зеленый флаг.

Питт нажимал на педаль акселератора до тех пор, пока тахометр не показал 1000 оборотов в минуту. Время ему удалось рассчитать почти точно. Он угадал движение служащего, дававшего старт, и включил сцепление почти в то же мгновение, когда флаг начал опускаться. Зеленый «Стутц» ринулся вперед и опередил «Испано-Суизу» почти на длину корпуса машины.

Восьмицилиндровый двигатель «Стутца» имел два верхних распределительных вала и четыре клапана на каждый цилиндр. И хотя мощность двигателей обеих машин была сопоставимой, но рабочий объем шестицилиндрового двигателя «Испано» составлял восемь литров против пяти литров «Стутца». Вес шасси и кузова большой городской машины был на 200 килограммов больше, чем у кабриолета.

Оба водителя убрали заслонки, что позволило выхлопным газам обходить глушители и с ревом выходить в воздух прямо за коллекторами. Когда машины начали разгоняться от стартовой линии, этот рев старых двигателей привел в восторг публику на трибунах, зрители закричали и зааплодировали, понуждая прекрасные, но чудовищные шедевры механического искусства набрать еще большие скорости.

Питт все еще был впереди, когда они вошли в первый поворот в облаке выхлопных газов и яростном шуме моторов. Он переключал передачи настолько мягко, насколько ему позволяла старая трансмиссия. Шестерня первой передачи была сильно изношена и издавала душераздирающие вопли, вторая передача работала намного тише. Если позволили бы время и расстояние, обе машины могли разогнаться до скорости 160 километров (100 миль в час), но их все возрастающая скорость была достаточно умеренной по современным меркам.

Питт озабоченно посматривал на тахометр, делая свой последний бросок на четвертой передаче. Выходя на прямолинейный отрезок трассы, «Стутц» выжимал до ста километров, а «Испано» следовала за ним почти вплотную, сокращая разрыв на повороте.

Оказавшись на прямом участке трассы, «Испано» начала надвигаться на «Стутца». Касслер лез из кожи вон. Он гнал большую французскую машину на пределе ее возможностей, и треск, издаваемый стучащими клапанами, почти заглушал звук выхлопа. Летящий аист, украшавший его радиатор, уже поравнялся с ручкой задней двери «Стутца».

Пипу не оставалось ничего другого, кроме как держать передние колеса направленными прямо вперед, педаль акселератора утопленной до пола и мчаться по трассе на максимальной передаче. Стрелка тахометра подрагивала в миллиметре от красной черты. Он не осмеливался форсировать двигатель сверх допустимых пределов, по крайней мере пока. Он немного подался в сторону, когда «Испано» подтянулась вровень с ним.

Несколько секунд они мчались колесо к колесу. Затем более высокий крутящий момент «Испано» взял свое, и кабриолет продвинулся вперед. Выхлоп из мощного восьмилитрового двигателя отдавался в ушах Питта как пушечная пальба, и ему был виден удлиненный задний фонарь, качающийся взад и вперед, когда водитель нажимал на тормоза. Но Касслер и не думал тормозить. Он гнал летящую «Испано» как только мог.

Когда они вошли в последний поворот, Питт начал отставать от большой красной машины, тащась за ней несколько сотен метров и выруливая во внешнюю дугу поворота. Затем, когда они подъехали к финишной прямой, он использовал еще несколько лошадиных сил, остававшихся в запасе у «Стутца», и направил машину к внутренней стороне трассы.

С этими добавочными мощностью и моментом он вырвался вперед и не давал «Испано» обойти себя как раз столько времени, чтобы успеть пересечь финишную линию в тот момент, когда украшавшая радиатор «Стутца» богиня солнца была менее чем на полметра впереди аиста «Испано».

Это был мастерский штрих, такого рода финиш, который приводит зрителей в восторг. Он откинул голову назад и помахал рукой трибунам. Он собирался продолжить сделать круг почета, но Джиордино и Манкузо прыгнули на трассу, делая знаки руками, чтобы он остановился. Он вырулил к краю трассы и притормозил.

Манкузо отчаянно жестикулировал в сторону белого лимузина, разгонявшегося по направлению к выездным воротам ипподрома.

— Лимузин! — прокричал он на бегу.

Реакция Питта была быстрой, почти нечеловечески быстрой, ему хватило одного мгновения, чтобы переключиться с мыслей о выигранной гонке на то, что Манкузо пытался рассказать ему.

— Лорен? — крикнул он в ответ.

Джиордино прыгнул на подножку все еще движущейся машины.

— Я думаю, что эти япошки в лимузине выкрали ее, — выпалил он.

Тут подбежал Манкузо, тяжело дыша.

— Они отъехали прежде, чем я сообразил, что она все еще находится в машине.

— Вы вооружены? — спросил его Питт.

— Автоматический «Кольт» двадцать пятого калибра в кобуре на ноге.

— В машину! — приказал Питт. Затем он повернулся к Джиордино.

— Ал, хватай охранника с рацией и предупреди полицию. Фрэнк и я пускаемся в погоню.

Джиордино молча кивнул и побежал к охраннику, патрулирующему ремонтные боксы, в то время как Питт разогнал «Стутц» и пулей проскочил в ворота, ведущие с гоночной трассы к автостоянке за местами для зрителей.

Он знал, что «Стутц» безнадежно уступает большому, новому лимузину, но он всегда хранил непоколебимую веру в то, что практически невозможные вещи на самом деле возможны.

Он поудобнее уселся, крепко вцепился в руль, подав вперед свой выступающий подбородок, и начал погоню.

Питту удалось быстро покинуть ипподром. Распорядитель гонок у ворот заметил его приближение и спешно убрал зрителей с его пути. «Стутц» проехал автостоянку на скорости восемьдесят километров в час, на двадцать секунд отстав от белого «Линкольна».

Они промчались между рядами стоящих машин, причем Питт все время держал нажатой кнопку сигнала в центре рулевого колеса. К счастью, на стоянке не было народу. Все зрители и участники конкурса были на трибунах, наблюдая за гонками; многие из них теперь повернулись и смотрели на зеленый «Стутц», мчавшийся по направлению к улице, разрывая воздух сигналами двух хромированных рожков.

Питт сходил с ума от ярости. Шансы остановить лимузин и освободить Лорен были ничтожны. Эта погоня была порождена отчаянием. Невозможно было рассчитывать, что шестидесятилетняя машина сможет догнать современный лимузин с большим V-образным восьмицилиндровым двигателем почти вдвое большей мощности. Это было не просто уголовное похищение, он знал это. Он боялся, что похитители хотят убить Лорен.

Глава 30

Питт крепче вцепился в баранку, когда они вылетели на шоссе за пределами трассы, юзом развернувшись под протестующий визг шин, и помчались вниз по шоссе вдогонку за «Линкольном».

— Они далеко оторвались от нас, — коротко сказал Манкузо.

— Мы можем сократить разрыв, — уверенно сказал Питт. Он быстро крутанул руль туда-сюда, чтобы обогнуть машину, выезжающую на шоссе с боковой дороги. — Пока они уверены, что за ними ведется погоня, они не будут превышать предельно разрешенную скорость, чтобы не рисковать, что их остановит полицейский. Лучшее, что мы можем сделать, это не выпускать их из виду, пока их не перехватит полиция штата.

Теория Питта оказалась верной. Стремительно мчащийся «Стутц» стал приближаться к лимузину.

Манкузо кивком головы показал через ветровое стекло.

— Они поворачивают на шоссе ь 5 вдоль реки Джеймс.

Питт вел машину с уверенной, ничем не сдерживаемой яростью; «Стутц» был в своей стихии на прямой дороге с плавными поворотами. Питт любил старую машину, ее сложную механику, величественный стиль и прославленный двигатель. Питт выжимал из старой машины все. что можно было, он вел машину, словно демон. Скорость была слишком велика для «Стутца», но Питт разговаривал с машиной, игнорируя странный взгляд на лице Манкузо, прося и умоляя ее ехать быстрее, чем она могла.

И машина слушалась его.

Для Манкузо это было невероятно. Ему казалось, что Питт физически побуждает машину ехать быстрее. Он взглянул на спидометр и увидел, что стрелка коснулась 98 миль в час. Мощную старую машину никто никогда не вел с такой скоростью, даже когда она была новой. Манкузо держался за дверцу, когда Питт обгонял грузовики и легковые автомобили, обходя сразу по нескольку штук с такой скоростью, что Манкузо поражался, как они до сих пор неперевернулись на крутых виражах.

Манкузо услышал другой звук на фоне выхлопов «Стутца», взглянул вверх из открытого места водителя в небо и объявил:

— За нами летит вертолет.

— Полиция?

— Непонятно, он без опознавательных знаков, похож на коммерческий.

— Скверно, что у нас нет радио.

Они подтянулись на двести метров к лимузину, когда «Стутц» был обнаружен и «Линкольн», в котором была Лорен, немедленно начал прибавлять скорость и водить от них.

Затем их отставание стало еще больше, когда добродушный молодой фермер, ведущий большой грузовик «Додж» с двумя ружьями, висевшими через заднее окно, заметил старинный автомобиль, собирающийся обогнать его, решил немного поразвлечься и не дать обойти его.

Всякий раз, когда «Стутц» пересекал разделительную полосу, собираясь обогнать его, жилистый водитель с засаленными волосами, ухмыляясь ртом, в котором отсутствовала половина зубов, тут же выруливал на противоположную сторону дороги, перекрывая путь «Стутцу».

Манкузо вытащил свой маленький автоматический пистолет из кобуры, находящейся на лодыжке.

— Я всажу одну пулю в ветровое стекло этого клоуна.

— Дай мне возможность перехитрить его, — сказал Питт.

Это был старый прием гонщиков. Питт появился с правой стороны от «Доджа», а затем поотстал немного и снова повторил прием, появившись слева. Он не пытался обогнать его, но владел ситуацией.

Водитель «Доджа» повторял его маневры, считая, что его пытаются обогнать. После того, как ему много раз удалось оставить «Стутц» позади себя, он начал вертеть головой из стороны в сторону, чтобы видеть, с какой стороны классическая машина хочет обогнать его в следующий раз.

И тогда он совершил ошибку, на которую надеялся Питт.

Он отвлекся на повороте и заехал на щебенку обочины. Его следующей ошибкой было то, что он слишком сильно крутанул руль, чтобы выровнять машину, «Додж» начало мотать из стороны в сторону, и он слетел с дороги, опрокинувшись в заросли жиденьких деревьев и кустов, прежде чем остановился вверх колесами, раздавив при этом осиное гнездо. Парнишка-фермер отделался лишь царапинами и ушибами, но осы чуть не убили его, прежде чем ему удалось выйти из опрокинутого грузовика и прыгнуть в близлежащий пруд.

— Ловкая работа, — сказал Манкузо, оглядываясь назад.

Питт позволил себе короткую улыбку.

— Это называется методическим безрассудством.

Улыбка исчезла, когда он обошел какой-то грузовик и увидел трейлер с плоской платформой, остановившийся на повороте. Водитель потерял часть своего груза, три бочки нефти упали с платформы. Одна из них лопнула и покрыла дорогу большим жирным пятном. Белому лимузину удалось избежать столкновения с грузовиком, но он потерял сцепление с дорогой и сделал два полных оборота вокруг своей оси, прежде чем его водитель выровнял машину и снова помчался вперед.

«Стутц» бешенно затормозил и вошел в боковое скольжение на всех четырех колесах. Шины задымились. Солнце сияло на его полированных крыльях. Манкузо обхватил себя руками, приготовясь к неминуемому удару об зад грузовика.

Питт боролся со скольжением ужасающие сто метров, прежде чем черные следы шин остались позади. После этого он оказался на масляном пятне. Он отпустил тормоза и включил сцепление, позволив машине свободно катиться и проскочить через нефтяное пятно. Затем он дал машине проехать вдоль заросшей травой обочине дороги, пока покрышки не очистились от нефти, а затем возобновил погоню, отставая теперь от «Линкольна» лишь на несколько секунд.

Едва избежав смерти, Манкузо был поражен, увидев, что Питт ведет себя так, как будто едет на воскресную прогулку.

— Как вертолет? — спросил Питт.

Манкузо откинул голову назад.

— Все еще с нами, он летит чуть правее лимузина.

— Я нутром чую, что они работают вместе.

— Действительно странно, что на этой пташке нет опознавательных знаков, — согласился Манкузо.

— Если они вооружены, нам придется нелегко.

Манкузо кивнул.

— Это несомненно. Мой пугач ничего не сможет сделать против штурмового автоматического оружия, бьющего сверху.

— Но тогда они могли бы открыть огонь и расплескать нашу воду еще за много миль до этого места.

— Кстати о воде, — сказал Манкузо, указывая на радиатор.

Усталость старой машины начала проявлять себя. Пар с шипением стал вырываться из-под крышки горловины радиатора под богиней солнца, и масло струйками побежало из вентиляционных отверстий на капоте. А когда Питт притормозил перед крутым поворотом, он мог бы с тем же успехом поднять парус: тормозные колодки перегрелись и были сильно стерты. Единственное, что произошло, когда Питт нажал на педаль, — это зажглись задние огни.

Питт представил себе Лорен связанной, с кляпом во рту, на плюшевом заднем сиденье лимузина. Страх и ярость охватили его, как порыв ледяного ветра. Те, кто похитили ее, уже могли убить ее. Он выгнал ужасную мысль из головы: похитители не могут позволить себе лишиться ее в качестве заложницы. Но если они причинили ей какой-нибудь вред, они умрут, поклялся он себе безжалостно.

Ведя машину как одержимый, он думал только об одном: как спасти Лорен.

Используя каждую каплю своего упрямого духа, он неуклонно преследовал «Линкольн».

— Мы сели им на хвост, — сказал Манкузо.

— Они играют с нами, — ответил Питт, смотря на дорогу между богиней солнца и задним бампером «.Линкольна». — У них должно хватать мощности, чтобы ускользнуть от нас.

— Может быть, у них неполадки с мотором.

— Я не думаю. Водитель машины профессионал. Он сохраняет одно и то же расстояние между нами, начиная с того места, где была пролита нефть.

Манкузо взглянул на свои часы, когда солнечные лучи пробились через переплетение ветвей деревьев над дорогой.

— Где, черт возьми, полиция штата?

— Прочесывает всю местность в районе ипподрома. Джиордино никак не мог знать, в каком направлении мы умчимся.

— Мы не сможем долго держать такую скорость.

— Ал сумеет разнюхать наш след, — сказал Питт, полностью уверенный в талантах своего старого друга.

Манкузо наклонил голову набок, прислушиваясь к какому-то новому звуку. Забравшись коленями на сиденье, он посмотрел назад и вверх через нависавшие ветви деревьев и начал бешено махать руками.

— Что там? — спросил Питт, сбавив скорость у крутого поворота и выехав на короткий мост через неширокую речку, вдавив в пол почти бесполезную педаль тормоза.

— Кажется, подоспела кавалерия — радостно крикнул Манкузо.

— Еще один вертолет, — понял его Питт. — Ты можешь разглядеть опознавательные знаки?

Набирая скорость, обе машины вынырнули из-под крон деревьев на открытую сельскую местность. Приближающийся вертолет накренился на бок, и Манкузо удалось прочесть надпись на кожухе мотора под вращающимся винтом.

— Департамент шерифа округа Хенрико! — прокричал он, стараясь перекрыть громкий гул крутящихся лопастей винта. Затем он разглядел Джиордино, машущего рукой из открытой дверцы. Маленький итальянец прибыл как раз вовремя. «Стутц» уже был на последнем издыхании.

Пилот странного вертолета без опознавательных знаков, видимо, тоже заметил новоприбывших. Он внезапно повернул в сторону, снизился и на максимальной скорости пошел на северо-восток, быстро исчезнув за кронами деревьев, окаймлявших кукурузное поле,

«Линкольн», казалось, стал медленно перемещаться вбок к краю дороги. Питт и Манкузо с бессильным ужасом следили за тем, как длинный белый лимузин под утлом пересек обочину, пролетел над небольшой канавой и врезался в заросли кукурузы, словно пытаясь догнать улетающий вертолет.

Питт окинул быстро изменившуюся картину одним широким, быстрым взглядом. Мгновенно среагировав, он крутанул руль, посылая «Стутц» по следу «Линкольна». У Манкузо от потрясения челюсть отвисла, когда сухие и липкие стебли кукурузы, оставшиеся после уборки початков, начали хлестать по ветровому стеклу. Инстинктивно он сполз вниз, прикрывая голову руками.

«Стутц» стремительно мчался вслед за лимузином, бешено подпрыгивая на своих древних рессорах и амортизаторах. Поднялась такая густая пыль, что Питт еле-еле мог увидеть что-либо дальше богини солнца, но его нога, как и прежде, плотно лежала на педали до упора выжатого акселератора.

Они промчались сквозь проволочную изгородь. Кусок проволоки сбоку задел Манкузо по голове, и затем они выскочили из кукурузного поля почти на хвосте лимузина. Он летел по открытой местности на неправдоподобной скорости прямо на бетонную силосную башню, а вслед за ним и «Стутц».

— О Боже, — простонал Манкузо, увидев неотвратимо надвигавшуюся катастрофу.

Несмотря на шок, вызванный зрелищем неминуемого столкновения, которое он был бессилен предотвратить, Питт неистово крутанул вправо, бросив «Стутц» в скользящий разворот вокруг противоположной стороны силосной башни; они пронеслись мимо «Линкольна» на расстоянии вытянутой руки.

Он скорее услышал, чем увидел конвульсивное столкновение лимузина с бетонной стеной. Послышался визг раздираемого металла, затем треск разбитого вдребезги стекла. Огромное облако пыли поднялось от фундамента башни и окутало разбитый лимузин.

Питт на ходу выскочил из еще не остановившегося «Стутца» и побежал к месту столкновения. Страх и ужас всецело охватили его, когда он обогнул башню и увидел разбитую, смятую в гармошку машину. Никто не мог остаться в живых после такого удара. Двигатель вдавило в салон через перегородку до переднего сиденья. Рулевое колесо уперлось в крышу. Питт не увидел никаких признаков присутствия водителя и решил, что его тело выбросило из машины в противоположную сторону.

Пассажирский салон был смят в гармошку, его крыша вздыбилась вверх, а дверцы были вмяты внутрь. Они были так заклинены, что ничем, кроме промышленной механической пилы для резки металла, их нельзя было удалить. Питт в отчаянии вышиб ногой несколько осколков стекла, оставшихся в окне дверцы, и всунул голову внутрь.

Искореженный пассажирский салон был пуст.

Питт в оцепенении медленно обошел вокруг машины, отыскивая рядом с ней и под ней следы тел. Он не нашел ничего: ни пятнышка крови, ни клочка одежды. Затем он взглянул на вдавленный приборный щиток и понял, почему машина-призрак была пуста. Он извлек из щитка небольшой приборчик, оторвав тянущиеся за ним провода, и рассмотрел его. Его лицо покраснело от гнева.

Он все еще стоял у груды обломков, когда вертолет приземлился и к нему подбежал Джиордино, а за ним и Манкузо, прижимавший к уху окровавленный носовой платок.

— Лорен? — спросил Джиордино с тревогой и мрачным предчувствием.

Питт покачал головой и протянул странный предмет Джиордино.

— Мы попались на крючок. Эта машина была лишь приманкой, ее вело электронное устройство, которым управляли с вертолета.

Манкузо ошарашенно смотрел на останки лимузина.

— Я видел, как она вошла туда, — сказал он изумленно.

— И я тоже видел это, — поддержал его Джиордино.

— Не в эту машину. — Голос Питта был спокойным.

— Но машина ни на миг не исчезала из вида.

— На самом деле она исчезала. Подумайте об этом. Она отъехала на двадцать секунд раньше нас и двигалась за трибунами к автостоянке. Тогда-то, должно быть, и произошла подмена.

Манкузо убрал платок, открыв аккуратный разрез чуть выше уха.

— Похоже на то. Эту машину мы не упускали из вида с того момента, как выехали на шоссе.

Манкузо внезапно умолк, потерянно разглядывая искореженный лимузин. Несколько секунд никто не пошевелился и не произнес ни слова.

— Мы упустили ее, — с болью проговорил Джиордино, побледнев. — Помоги нам, Боже, мы упустили ее.

Питт невидящим взором уставился на машину, сцепив свои длинные руки в гневе и отчаянии.

— Мы найдем Лорен, — сказал он глухо, его голос был ледяным, как арктические скалы. — И заставим заплатить тех, кто похитил ее.

Часть III Остров Адзима

Глава 31

Осеннее утро было холодным, северный ветер — пронизывающим, когда Август Клаузен вышел на крыльцо своего недостроенного дома и взглянул поверх своих полей на склоны Тевтобургского леса близ Биелефельда, города в земле Северный Рейн-Вестфалия. Его ферма лежала в долине, рядом с петляющей речкой, которую он недавно запрудил. Он застегнул тяжелое шерстяное пальто, сделал несколько глубоких вдохов и пошел по дорожке к сараю.

Крупный выносливый мужчина, Клаузен в свои семьдесят четыре года все еще работал все дни напролет, от зари до зари. Эта ферма принадлежала семье Клаузенов вот уже пять поколений. Они с женой вырастили двух дочерей, которые вышли замуж и покинули дом, предпочитая городскую жизнь в Биелефельде работе на ферме. Клаузен с женой вели хозяйство вдвоем, нанимая работников лишь на время уборки урожая.

Клаузен распахнул ворота сарая и забрался в кабину большого трактора. Мощный старый бензиновый двигатель завелся с одного оборота. Он включил первую скорость и выехал во двор, повернув на грунтовую дорогу, направляясь к полям, которые уже были убраны и вспаханы под весенний сев.

Сегодня, он собирался заровнять небольшую ложбину, появившуюся в юго-западном углу салатного поля. Это было одно из немногих дел, которые он хотел завершить до того, как установится зимняя погода. Накануне вечером он оборудовал трактор передним ковшом. чтобы заполнить ложбину грунтом из кучи, расположенной рядом со старым бетонным бункером, который остался после войны.

Часть земли Клаузена одно время служила аэродромом для ЭСкадрильи истребителей Люфтваффе. Когда он вернулся домой после службы в танковой бригаде, сражавшейся с Третьей армией генерала Паттона во Франции и прошедшей, отступая, половину Германии, он обнаружил. что по большей части его земли разбросаны обгоревшие и разбитые, самолеты и автомобили. Он оставил себе те немногие части, которые можно было использовать, а остальное продал скупщикам металлолома.

Трактор двигался по дороге с хорошей скоростью. Прошлые две недели дождей было немного, и колеи были сухими. Листва тополей и берез ярко желтела на фоне увядающей зелени. Клаузен проехал сквозь дыру в заборе и остановился поблизости от ложбины.

Вылезая из кабины, он стал внимательно рассматривать просевшую землю. К его удивлению, понижение показалось ему более широким и глубоким, чем оно было вчера. Сначала он подумал, что это могло произойти из-за подземного просачивания воды из реки, которую он запрудил. Но земля в центре понижения выглядела совершенно сухой.

Он снова забрался на трактор, подъехал к куче земли за старым бункером, который теперь был наполовину скрыт разросшимися кустами и вьюнками, и опустил ковш. Когда он наполнил его, то поехал обратно к ложбине и остановил трактор, доехав передними колесами до ее края. Затем слегка поднял ковш, чтобы высыпать грунт. но трактор начал наклоняться. Его передние колеса погружались в землю.

Клаузен удивленно вскрикнул, когда просевшее место вдруг провалилось и трактор нырнул во внезапно открывшуюся яму. Он оцепенел от ужаса, когда машина вместе с ним рухнула во тьму. Он не мог даже крикнуть от страхи. но инстинктивно уперся ногами в металлический пол кабины и что было сил вцепился в рулевое колесо. Трактор пролетел добрых двенадцать метров, прежде чем плюхнулся в глубокую подземную реку. Огромные комья земли упали в воду, превратив ее в мутный поток, вскоре накрытый пеленой оседающей пыли. Эхо отозвалось в невидимых уголках подземной полости, пока трактор уходил в воду. погружаясь до верхушек больших задних колес, и наконец застыл неподвижно.

Oт удара у Клаузена перехватило дыхание. Страшная боль в спине пронизала его снизу вверх: он знал, что это означает повреждение позвоночника. Два ребра, а может, и больше, треснули после удара грудью о руль. Его начал охватывать шок, сердце отчаянно колотилось, дыхание вырывалось болезненными спазмами. Потрясенный, он почти не чувствовал, что вода струится на уровне его груди.

Клаузен возблагодарил Бога за то, что трактор чудом упал на колеса, кабиной вверх. Если бы он приземлился на бок или перевернулся, то, скорее всего, его раздавило или придавило так, что он бы утонул. Он сидел и пытался понять, что же с ним случилось. Он взглянул наверх на голубое небо, чтобы получить хоть какое-то представление о том, в каком положении он очутился, Затем он осмотрелся вокруг сквозь мглу и клубящуюся пыль.

Трактор упал на дно озера, образовавшегося в подземной пещере. Один конец той пещеры был затоплен, но другой поднимался выше уровня воды и открывался в обширный зал. Он не увидел никаких признаков сталактитов, сталагмитов или других природных образований, часто украшающих карстовые пещеры. И маленькая пещера, в которую он провалился, и более обширна?! камера, похоже, имели низкие плоские потолки высотой около шести метров, которые были вытесаны в известняке с помощью горнопроходческого оборудования.

Превозмогая боль, он вылез из-за рулевого колеса и наполовину пополз, наполовину поплыл по наклонно поднимающемуся дну, в направлении сухого зала. Его колени и ладони скользили по слою ила, покрывающего дно, но он полз на четвереньках, пока не почувствовал, что под ним сухой известняк. Тогда он с трудом сумел принять сидячее положение, огляделся вокруг и начал всматриваться в сумрачную глубину подземного зала.

Пещера была вся заставлена самолетами, их было буквально дюжины. Все они стояли ровными рядами, словно ожидая эскадрильи пилотов-призраков. Клаузен узнал в них первые турбореактивные истребители Люфтваффе марки «Мсссершмитт-262 Швалбе» («Ласточка»). Они были похожи на привидения из-за своей пятнистой серо-зеленой раскраски, и, несмотря на то, что почти пятьдесят лет к ним не прикасалась рука человека, они выглядели прекрасно сохранившимися. Лишь легкие следы коррозии на алюминиевых поверхностях и спущенные шины указывали на долгое пребывание без всякого ухода. Персонал секретной базы «Люфтваффе». видимо, был эвакуирован, и все выходы засыпаны незадолго до прихода союзных армий.

Клаузен на время забыл о своих травмах, с замирающим сердцем пройдя между самолетами в помещения штаба и далее на площадки ремонта и технического обслуживания. Когда его глаза привыкли к темноте, он пришел в восхищение от чистоты и порядка, царивших повсюду. Не было никаких признаков панического бегства. Ему почудилось, что пилоты и механики стоят на смотру на поле наверху и могут с минуту на минуту вернуться сюда.

Он совершенно обалдел, когда до него дошло, что все эти изделия военных лет находятся на его земле, или, точнее, под ней и, следовательно, являются его собственностью. Цена, которую музеи и коллекционеры были готовы заплатить за один такой самолет, исчислялась в миллионах немецких марок.

Клаузен вернулся обратно к краю подземного озера. Трактор представлял собой жалкое зрелище, из воды торчало только рулевое колесо и верхушки задних колес. Он еще раз посмотрел на отверстие, через которое виднелось небо. Бессмысленно и пытаться выбраться отсюда самостоятельно. Яма была слишком глубока, а ее стенки слишком круты.

Он ни капли не беспокоился. В конце концов его жена пойдет разыскивать его и соберет на помощь соседей. когда найдет его счастливо стоящим посреди их только что найденных подземных сокровищ.

Тут где-то должен быть генератор для электроснабжения аэродрома. Он решил поискать, где он находится. Возможно, подумал он, ему удастся его завести и осветить подземный зал. Он взглянул на часы и прикинул, что пройдет еще четыре часа, прежде чем его жена начнет беспокоиться из-за его продолжительного отсутствия.

Он заколебался, задумчиво глядя в дальний конец пещеры, уходивший вниз в это чертово озеро, гадая, не ждет ли в темноте за водной преградой еще один подземный зал.

Глава 32

— Если бы люди знали, что происходит за их спинами, они спалили бы Вашингтон, — сказал Сэндекер, пока сельская местность штата Виргиния проносилась за сильно затемненными и бронированными окнами специально сконструированного мобильного командного центра, замаскированного под автобус известной всей стране компании пассажирского транспорта.

— Мы уже по уши увязли в войне, — проворчал заместитель директора группы «МОГ» Дональд Керн. — И никто не знает об этом, кроме нас.

— Вы правы насчет войны, — сказал Питт, поднося к губам стакан газировки, который он держал в руке.

— Не могу поверить, что у этих людей хватило наглости похитить Лорен и сенатора Диаса в один и тот же день. — Керн пожал плечами. — Сенатор вышел из своей рыбачьей хижины сегодня утром в шесть часов, отплыл на гребной лодке от берега озера, размером не намного больше пруда, и исчез.

— Откуда вы знаете, что это не было самоубийство или просто несчастный случай?

— Там не было тела.

— Вы с сегодняшнего утра уже успели обшарить весь берег и дно озера? — скептически спросил Питт.

— Ну зачем же так примитивно? Мы навели на этот район объективы нашего нового разведовательного спутника. Там не было плавающего тела ни на поверхности, ни под водой.

— У вас что, есть техника, позволяющая видеть из космоса под водой объект размером с человеческое тело?

— Забудьте, что вы слышали об этом, — сказал Керн с легкой усмешкой. Просто поверьте мне на слово, что еще одна группа японских оперативников-профессионалов похитила Диаса средь бела дня вместе с его лодкой и подвесным мотором, и они ухитрились сделать это на виду у по крайней мере пяти рыбаков, которые поклялись, что ничего не видели.

Питт посмотрел на Керна.

— Но похищение Лорен удалось увидеть.

— Удалось Алу и Фрэнку, которые догадались о том, что происходит, будьте уверены. Но зрители на трибунах в этот момент смотрели только на то. что происходит на треке. Если бы кто-нибудь из них случайно посмотрел на Лорен в тот момент, когда возбуждение на трибунах достигло апогея, то все, что они увидели бы, это то, что женщина садится в лимузин по своей собственной воле.

— Что до некоторой степени сорвало хорошо разработанный план похитителей, — сказал Сэндекер, — это то, что вы, парни, знали, что ее похитили. Ваше сообщение также подтвердило причастность японцев к похищению сенатора Диаса. Кто бы ни придумал эти два похищения. они были сделаны мастерски. Слишком чисто сработано для «Красного Братства Крови».

— Это террористическая организация. Они за этим стояли?

— Это то, в чем нас хотят убедить. В ФБР позвонил аноним, который сказал, что является членом этой организации и что она несет ответственность за это похищение. Нас явно пытаются ввести в заблуждение. Мы поняли это в ту же минуту.

— А как насчет вертолета, с которого управляли лимузином? — спросил Питт. — Вы проследили за ним?

— До Хэмптонского шоссе. Там он взорвался в воздухе и упал в воду. Армейская спасательная команда, должно быть, сейчас ныряет за ним.

— Спорю на бутылку шотландского виски, что они не найдут никаких тел.

Керн хитро посмотрел на Питта.

— Вы, скорее всего, выиграете это пари.

— Найдены какие-нибудь следы уехавшего лимузина?

Керн покачал головой.

— Пока нет. Они, вероятно, спрятали или бросили его после того, как пересадили Лорен в другую машину.

— Кто сейчас охотится за похитителями?

— ФБР. Их лучшие агенты уже формируют расследовательные группы и собирают все данные.

— Вы думаете, это связано с нашим поиском заминированных автомобилей? — спросил Джиордино, который вместе с Питтом и Манкузо был подобран Керном и Сэндекером в нескольких милях от места аварии лимузина.

— Может возникнуть впечатление, что они предупреждают нас оставить их в покое, — ответил Керн, — но наши аналитики пришли к выводу, что японцы хотят закрыть сенатскую комиссию по расследованию и устранить тех законодателей, которые пробивают законопроект о прекращении дальнейших капиталовложений в Соединенных Штатах.

Сэндекер раскурил одну из своих дорогих сигар, откусив кончик.

— Президент связан по рукам и ногам. Пока есть надежда на то, что Смит и Диас живы, он не может допустить, чтобы сведения об их похищении проникли в прессу. Одному Богу известно, какой взрыв возмущения последует, если Конгресс и общественность узнают об этом.

— Они держат нас на пороховой бочке, — мрачно сказал Керн.

— Если это не «Красное Братство Крови», тогда кто? — спросил Джиордино, раскуривая сигару, которую он стащил из запасов адмирала Сэндекера в Вашингтоне.

— Только японское правительство располагает возможностями для организации хитроумной операции по похищению людей.

— Насколько мы можем определить, — сказал Керн, — премьер-министр Дзансиро и его кабинет непосредственно не связаны с этим похищением. Весьма вероятно, что они понятия не имеют о том, что делается у них за спиной, что далеко не редко случается в японской политике. Мы подозреваем глубоко засекреченную организацию, состоящую из богатых ультранационалистических бизнесменов и лидеров гангстерских группировок, которые собираются расширить и защитить растущую японскую экономическую империю, а также свои собственные прибыли. Наши последние разведданные от группы «Хонда» и других источников показывают на чрезвычайно влиятельного ублюдка, которого зовут Хидеки Сума. Шоуалтер уверен, что Сума стоит во главе всей операции с заминированными автомобилями,

— Очень противный клиент, — добавил Сэндекер, — хитрый, жадный, блестящий манипулятор, он дергает за ниточки японское правительство на протяжении трех десятилетий.

— А его отец дергал за эти ниточки за тридцать лет до него, — сказал Керн. Он повернулся к Манкузо: — Фрэнк у нас является экспертом по этой семейке. Он составил на них обширное досье.

Манкузо сидел в большом вращающемся кресле и пил безалкогольное пиво, поскольку никакие спиртные напитки не разрешались в командном автобусе Агентства национальной безопасности. Он поднял голову.

— Какой Сума, отец или сын? Что именно вы хотите узнать?

— Краткий очерк истории их организации, — ответил Керн.

Манкузо отпил из своего стакана несколько глотков и посмотрел в потолок, словно собираясь с мыслями. Затем он начал говорить, как будто зачитывал цитату из книги на уроке английского.

— Когда в ходе второй мировой войны японцы захватили множество стран, их армии конфисковали огромное количество военных трофеев у религиозных орденов, банков, коммерческих корпораций и казначейств свергнутых ими правительств. То, что ручьями текло из Манчжурии и Кореи, вскоре превратилось в потоп, когда Китай и вся Юго-Восточная Азия, Малайя, Сингапур, Голландская Восточная Индия и Филиппины пали под натиском Империи восходящего солнца. Об общей стоимости похищенного золота, драгоценных камней и бесценных произведений искусства можно только догадываться, но, согласно некоторым оценкам, она достигает двухсот миллиардов, повторяю, миллиардов долларов по нынешним ценам.

Сэндекер покачал головой.

— Невообразимо.

— Одни лишь золотые слитки весили свыше семи тысяч тонн.

— И все это шло в Японию? — спросил Джиордино.

— До сорок третьего года. Потом американские военные корабли, а особенно наши подлодки, прервали этот поток. Архивные документы указывают, что более половины всех трофеев было отправлено на Филиппины для учета и перевозки в Токио. Но к концу войны сокровища были зарыты в тайных местах по островам и стали называться «золото Ямаситы».

— И где здесь появляются отец и сын Сума? — спросил Питт.

— Я перехожу к ним, — сказал Манкузо. — Японские тайные общества быстро проникли в захваченные страны вслед за оккупационными войсками и запустили руки в хранилища банков и национальные сокровищницы, не брезгуя и ограблением частных лиц, и все именем императора. Два не слишком важных агента преступной организации «Черное небо», которая задавала тон среди японских гангстеров начиная с конца прошлого века, дезертировали и создали свою собственную организацию, назвав ее «Золотые драконы». Одного из них звали Корори Ёсису. Другой был Кода Сума.

— Кода, значит, был отец Хидеки, — заключил Сэндекер.

Манкузо кивнул.

— Есису был сыном плотника из Киото. Когда ему было десять лет, отец выгнал его из дома. Он присоединился к организации «Черное небо» и вырос в ее рядах. В двадцать седьмом году, когда ему исполнилось восемнадцать, его боссы помогли его зачислению в армию, где он успешно дослужился до звания капитана, к тому времени как императорская армия захватила Манчжурию. Он организовал там операцию по торговле героином, которая принесла преступной организации сотни миллионов долларов, которыми она поделилась с армией.

— Постой, — сказал Джиордино. — Ты хочешь сказать, что японская армия занималась торговлей наркотиками?

— Они провертывали операции, которым позавидовали бы колумбийские наркобароны, — ответил Манкузо. — Вместе с главарями японских гангстеров военные контролировали торговлю героином и опиумом, заставляли жителей оккупированных стран участвовать в фальсифицированных лотереях и держали казино, а также взимали «налог» с торговцев на черном рынке.

Автобус остановился перед красным сигналом светофора, и Питт взглянул на лицо водителя стоящего рядом грузовика, безуспешно пытавшегося что-нибудь разглядеть через затемненные стекла их автобуса. Хотя Питт и смотрел в окно, он прислушивался к каждому слову Манкузо.

— Кода Сума был ровесником Есису, он был первенцем в семье простого моряка императорского флота. Его отец заставил его записаться во флот, но он дезертировал и был завербован гангстерами из «Черного неба». Примерно в то же время, когда они продвинули в армию Ёсису, главари гангстеров уничтожили записи о дезертирстве Сумы и восстановили его во флоте, но на этот раз в качестве офицера. С помощью оказания услуг и раздачи взяток нужным людям он быстро получил звание капитана. Будучи агентами, служащими одной и той же преступной организации, они довольно быстро стали работать вместе. Ёсису координировал операции с героином, а Сума занимался учетом награбленного и организовывал его отправку на кораблях императорского флота.

— Монументальное ограбление, которое должно было положить конец всем ограблениям, — шутливо заметил Джиордино.

— Истинные масштабы этой сети никогда не удастся подтвердить документально.

— Более грандиозная операция, чем даже ограбление Европы нацистами? — спросил Питт, открывая еще одну бутылку содовой.

— И намного, — ответил Манкузо с улыбкой. — Тогда, как и теперь, японцев больше интересовала экономическая сторона дела — золото, драгоценные камни, — тогда как нацисты сосредоточили свои усилия на шедеврах искусства, скульптурах и антиквариате. — Он снова стал вдруг серьезным. — Следуя за японскими войсками в Китай и затем в другие страны Юго-Восточной Азии, Ёсису и Сума оказались еще более ловкими и дерзкими преступниками, чем их боссы. Подобно персонажам книги Хеллера «Уловка-22», они проворачивали выгодные сделки со своими врагами. Они продавали предметы роскоши и армейские запасы Чан-Кай-Ши, стали доверенными лицами генералиссимуса. Эта связь оказалась очень выгодной впоследствии, когда коммунисты захватили большую часть Китая, и позже, когда китайское правительство перебралось на остров Формоза, ставший Тайванем. Они покупали, продавали, мародерствовали, занимались контрабандой и вымогательством, а также убивали в неслыханных масштабах, досуха высосав и обескровив каждую страну, оказавшуюся под их властью. Само собой. Сума и Ёсису играли в игру «одно тебе, два мне», когда составляли описи награбленного и делились с императорской армией.

Питт встал со своего кресла и потянулся, легко касаясь крыши автобуса.

— Какая часть всего награбленного богатства действительно достигла Японии?

— Небольшая доля добралась до императорского казначейства. Ту часть сокровищ, которую проще было перевезти, платину и драгоценные камни, Сума и Ёсису благополучно переправили в Токио на подводных лодках и спрятали на ферме в сельской местности. Огромная масса слитков осталась на самом крупном из филиппинских островов, острове Лусон. Они были спрятаны в туннелях протяженностью в сотни километров, которые вырыли тысячи военнопленных армий союзников; их использовали в качестве рабов и либо доводили до смерти непосильным трудом, либо казнили, чтобы сохранить в тайне места, где спрятаны клады, и вырыть сокровища после войны. Я раскопал один туннель на острове Коррегидор, в котором находились кости трехсот военнопленных, погребенных заживо.

— Почему ко всему этому никогда не было привлечено внимание мировой общественности? — живо поинтересовался Питт.

Манкузо пожал плечами.

— Трудно сказать. Лишь сорок лет спустя появились упоминания о зверствах японской военщины в нескольких книгах. Но к тому времени от марша смерти под Батааном и армий американских, английских и филиппинских солдат, погибших в лагерях военнопленных, остались лишь туманные воспоминания.

— Немцев до сих пор преследуют воспоминания об убийстве миллионов евреев, — задумчиво сказал Питт, — Но японцы остались в целом незапятнаны в глазах мировой общественности, несмотря на свои чудовищные зверства.

Джиордино хмуро глядел себе под ноги.

— Япошки сумели забрать какую-либо часть спрятанных сокровищ после войны? — спросил он.

— Кое-что было выкопано японскими строительными компаниями, которые утверждали, что помогают филиппинцам оправиться от последствий войны, осуществляя различные проекты промышленного строительства. Естественно, они работали как раз над теми местами, где были зарыты клады. Кое-что откопал Фердинанд Маркос, который вывез из страны несколько сотен тонн золота и тайно конвертировал их в валюту на мировых рынках продажи золотых слитков. И значительная доля досталась Суме и Есису двадцать лет спустя. Возможно, до семидесяти процентов этого золота все еще спрятано и никогда не будет откопано.

Питт вопросительно взглянул на Манкузо.

— Что случилось с Сумой и Ёсису после окончания войны?

— Эти ребята были не дураки. Они поняли, что поражение неизбежно, еще в сорок третьем году, и стали строить планы, как пережить его с комфортом. У них и в мыслях не было умереть в битве после возвращения армии Макартура на Лусон или совершить ритуальное самоубийство после поражения. Вместо этого Сума заказал для себя подводную лодку. Затем с щедрой помощью императорской армии они отплыли в Вальпараисо, в Чили, где прожили в роскоши пять лет. Когда Макартур был занят войной в Корее, эти талантливые воры превратились в талантливых организаторов. Сума посвятил себя экономическим и политическим интригам, а Ёсису взял в свои руки криминальные организации и контроль над новым поколением азиатских мошенников. За десять лет они стали самыми влиятельными теневыми политиками Дальнего Востока.

— Какая трогательная парочка дружков, — язвительно сказал Джиордино,

— Кода Сума умер от рака в семьдесят третьем году, — продолжал Манкузо. — Подобно двум чикагским гангстерам времен «сухого закона», сын Коды, Хидеки, и Есису договорились поделить сферы влияния своей уже весьма крупной подпольной организации. Ёсису стал управлять ее гангстерским крылом, тогда как Сума заложил основы теневого манипулирования правительством и бизнесом. Старый мошенник в значительной степени отошел от дел, сохраняя свою долю в доходах разных теневых структур, руководя нынешними главарями преступных кланов «Золотых драконов» и иногда участвуя в совместных предприятиях с Сумой.

— Согласно информации, полученной от группы «Хонда», — сообщил им Керн, — Сума и Ёсису объединили усилия для организации завода по производству ядерных бомб и осуществления Проекта «Кайтен».

— Проект «Кайтен»? — переспросил Питт.

— Их кодовое название для операции с заминированными автомобилями. Буквально переводится как «смена неба». Но для японцев это слово имеет более широкий смысл: «новый день наступает, большая перемена хода событий».

— Но Япония заявила о запрете ввоза на ее территорию ядерного оружия, — возразил Питт. — Мне кажется очень странным, что эти Сума и Ёсису смогли построить завод по производству ядерных боеголовок без ведома или поддержки со стороны правительства.

— Отнюдь не политики правят Японией. Реальная власть там принадлежит теневым дельцам, действующим за спинами правительственных чиновников. То, что Япония построила реактор-бридер на быстрых нейтронах с металлическим теплоносителем, не было секретом. Но общественность и понятия не имела, что этот реактор использовался не только для выработки электроэнергии, но также производил плутоний и превращал литий в тритий, а это важнейшие компоненты термоядерного оружия. Я могу лишь предположить, что премьер-министр Дзансиро тайно дал согласие на создание ядерного арсенала, хотя и нехотя, опасаясь взрыва публичного возмущения, в случае если это станет известным, но его намеренно держали неосведомленным о Проекте «Кайтен».

— Они, безусловно, совершенно иначе, чем мы, подходят к способам управления страной, — заметил Сэндекер.

— Удалось ли группе «Хонда» узнать, где расположен завод по производству боеголовок?

— Они сузили район поисков до зоны в шестьдесят квадратных километров, окружающей подземный город Эдо.

— И все еще не могут найти его?

— Джим Ханамура считает, что этот город соединен глубокими подземными туннелями с заводом. Великолепное прикрытие. Никаких надземных сооружений и дорог, которые могли бы выдать его расположение. Есть пути снабжения тысяч людей, живущих и работающих в Эдо, и вывоза бытовых отходов. Почти любые ядерные материалы и оборудование для производства бомб можно тайно провозить в город и вывозить из него.

— Есть какие-нибудь ниточки к командному центру? — спросил Джиордино.

— К центру «Дракон»?

— Это что, они так называют его?

— У них есть названия для всего на свете, — улыбнулся Керн.

— Ничего определенного пока нет. В последнем отчете Ханамуры говорилось, что он идет по следу, который как-то связан с живописью.

— Черт возьми, так понятно и содержательно, — проворчал Джиордпно.

Вдруг из двери забитого оборудованием отсека связи вышел человек и протянул Керну три листа бумаги.

Когда тот пробежал глазами по строчкам, на его лице отразилась тревога и испуг. Дочитав третью страницу до конца, он потрясенно стукнул костяшками пальцев о подлокотник своего кресла.

— О Боже мой.

Сэндекер склонился к нему.

— Что случилось?

— Это отчет о текущем состоянии дел от Мэла Пеннера из Палау. Он сообщает, что по дороге в посольство Марвин Шоуалтер был похищен. Парочка американских туристов позвонила в посольство, и они сказали, что видели, как два японца вошли в машину Шоуалтера, когда он остановился перед застрявшим грузовиком, не доехав один квартал до посольства. Эти туристы, муж и жена, позвонили в посольство только потому, что заметили американские номерные знаки на машине Шоуалтера и то, как удивился водитель, когда в его машину впрыгнули два незнакомца. Больше они ничего не видели, так как рядом с ними появился другой туристский автобус и загородил им обзор. К тому времени, как они снова смогли увидеть улицу, машина Шоуалтера затерялась в потоке машин.

— Продолжайте.

— Джим Ханамура запаздывает с докладом. В его последнем сообщении Пеннеру он сказал, что окончательно выяснил местонахождение завода по производству бомб. Он расположен в трехстах пятидесяти метрах под землей. Основной сборочный цех соединен с Эдо Сити, который находится на четыре километра севернее электрической железной дорогой, которая также подходит через ряд туннелей к арсеналам, шурфам для захороненных отходов и помещениям инженерного персонала.

— Что-нибудь еще? — мягко настаивал Сэндекер.

— Ханамура затем сказал, что он идет по верному следу, ведущему к центру «Дракон». Вот и все.

— А что там говорится о Рое Орите? — спросил Питт.

— Лишь краткое упоминание.

— Он тоже исчез?

— Нет, Пеннер этого не говорит. Он лишь сообщает, что Орита настаивает на том, чтобы сидеть тихо, пока мы не поймем, что же происходит.

— Я бы сказал, что наши гости обыграли нас со счетом три к одному, — философски заметил Питт. — Они похитили двух наших законодателей, поставили на колени группы «Хонда» и «Кадиллак», и, наконец, последнее, но едва ли не самое худшее, они знают, за чем мы охотимся и откуда мы взялись.

— У Сумы на руках все главные козыри, — нехотя согласился Керн.

— Мне, пожалуй, лучше немедленно доложить мистеру Джордану, чтобы тот мог предупредить президента.

Питт откинулся на спинку кресла и сухо посмотрел на Керна. — Зачем спешить?

— Что вы имеете в виду?

— Не вижу причин поднимать панику.

— Президента необходимо предупредить. Над нами нависла не только угроза ядерного шантажа, но и политического вымогательства, требования уступок в обмен на жизни Диаса и Смит. Сума может опустить топор в любую минуту.

— Нет, он не посмеет. Во всяком случае, не сейчас.

— Откуда вам это известно? — потребовал ответа Керн.

— Что-то держит Суму, не позволяет ему играть ва-банк. У него есть целая сеть спрятанных где-то заминированных автомобилей. Все, что ему нужно сделать сейчас, — вывести один из них на улицы Манхэттена или Лос-Анджелеса, чтобы внушить страх Божий Белому дому и американскому народу. Он фактически держит правительство за яйца. И что же он делает? Изображает из себя мелкого вымогателя, похищающего заложников? Нет, извините, здесь что-то не так. Что-то у него идет не по плану. Сума еще не готов появиться на сцене со своими козырями. Я бы сказал, что у него что-то застопорилось.

— Думаю, что Дирк попал в точку, — сказал Манкузо. — Возможно, что агентам Сумы необходимо отвести заминированные автомобили на предусмотренные планом позиции, прежде чем можно будет передать команду на подрыв.

— Похоже на то, — вмешался Сэндекер. — Может быть, у нас есть время послать еще одну группу, чтобы найти и нейтрализовать этот центр.

— Сейчас все зависит от Ханамуры. — Керн пребывал в нерешительности, обдумывая это предложение. — Мы можем лишь надеяться, что ему удастся докопаться, гдерасположен центр «Дракон». Но нам необходимо также учитывать вполне реальную возможность того, что он убит или захвачен в плен силами безопасности Сумы.

Они замолчали, глядя, как сельская местность Виргинии проносится мимо за окнами автобуса. Листва деревьев отсвечивала золотом под осенним солнцем. Немногие из прохожих, идущих вдоль дороги, обращали хоть какое-нибудь внимание на проходящий автобус. Если бы кто-нибудь и взглянул на табличку за его ветровым стеклом, он просто подумал бы, что это группа отпускников едет на экскурсию по полям сражений Гражданской войны.

Наконец Сэндекер сказал вслух то, о чем думали они все:

— Если бы мы только знали, какой след распутывал Ханамура.

Глава 33

В это время на противоположном конце Земли Джим Ханамура с радостью отдал бы свой новый автомобиль «Корвет» и свой самый современный музыкальный центр «Редондо Бич» за возможность поменяться местами с любым человеком в этом автобусе, едущем среди полей Виргинии.

Вся его одежда промокла насквозь от холодного ночного дождя, пока он лежал, покрытый грязью и увядшими листьями, в дренажной канаве. Полиция и одетые в форму агенты службы безопасности, охотившиеся за ним, прочесали окрестности и двинулись дальше десять минут назад, но он все лежал там в грязи, пытаясь отдохнуть и решить, что теперь делать. Поморщившись от боли, он повернулся на здоровый локоть, чуть приподнялся на нем и осмотрелся вокруг. Не было заметно никакого движения, только одинокий мужчина в гараже маленького домика склонился над открытым капотом небольшого грузовичка.

Он снова рухнул в канаву и потерял сознание в третий раз с тех пор, как его подстрелили во время бегства из Эдо-Сити. Вновь придя в себя, он стал гадать, долго ли он пролежал без сознания. Он посмотрел на запястье правой руки, но часы стояли, поврежденные в тот момент, когда он разбил свою машину. Все же не очень долго, однако, решил он, поскольку водитель грузовика все еще возился с мотором.

Три пули, выпущенные из автоматов охранников службы безопасности, попали ему в левую руку и в плечо. Это был один из тех случайных непредвиденных провалов, которые происходят с вероятностью один к тысяче и подстерегают профессионального оперативника с совершенно неожиданной стороны.

Его план был точен и безукоризненно выполнен. Он подделал пропуск, выдаваемый службой безопасности, одного из ведущих инженеров-строителей Сумы, которого звали Дзиро Мияза и который был очень похож на Ханамуру лицом и телосложением.

Войти в Эдо-Сити и пройти через контрольно-пропускные пункты, направляясь в отдел проектирования и строительства, оказалась проще простого. Никто из охранников не увидел ничего подозрительного в том, что человек возвращается в свой кабинет после окончания. рабочего дня и собирается работать за полночь. Все японские мужчины привыкли работать помногу, редко кто ограничивался нормальными восемью часами.

Проверка была не слишком тщательной, хотя более строгой, чем та, которую нужно пройти, чтобы попасть в Пентагон — знаменитое здание в Вашингтоне. Охранники кивнули Ханамуре и проследили за тем, как он опускает свою карточку-пропуск в щель электронного устройства идентификации. Раздался правильный звук зуммера, на экране видеокамеры вспыхнул зеленый свет, и охранники махнули ему руками, чтобы он проходил, удовлетворенные тем, что у него есть пропуск в эту часть здания. Столько человек входило и выходило через этот пропускной пункт в любой час дня и ночи, что они не вспомнили о том, что человек, которого изображал Ханамура, ушел домой лишь несколько минут назад.

Ханамура перерыл три кабинета за полтора часа, прежде чем ему удалось наткнуться на что-то стоящее. В дальнем конце выдвижного ящика чертежного стола он нашел скатанные в трубку небрежные эскизы секретных установок. Эти эскизы должны были быть уничтожены. Он мог лишь предположить, что чертежник поленился отправить их в машинку для уничтожения документов, стоявшую рядом. Ханамура, не теряя времени зря, пропустил чертежи через копировальную машину, засунул копии в конверт, а оригиналы положил обратно в ящик, точно в том же виде. в каком он их нашел. Конверт он согнул и прикрепил пластырем к икре ноги.

Пройдя благополучно мимо охранников на выходе из здания, Ханамура подумал, что теперь он без помех доберется домой. Он вышел в просторный внутренний двор и стал ждать своей очереди в лифт, который должен был доставить его в пешеходный туннель, ведущий на автостоянку, где он оставил свой пикап «Мурмото» с четырьмя ведущими колесами.

В лифт набилась плотная толпа из примерно человек двадцати, и Ханамура имел несчастье стоять в первом ряду. Когда двери открылись на том ярусе подземной автостоянки, на котором он оставил свой автомобиль, судьба сыграла с ним скверную шутку.

Вытолкнутый вперед выходящей из лифта толпой, Ханамура натолкнулся прямо на Дзиро Миязу.

Инженер, чью фамилию и имя он позаимствовал, выходил из соседнего лифта со своей женой и двумя детьми. Они направлялись на тот же ярус автостоянки для вечерней поездки за город. Необъяснимо почему, взгляд Миязы упал на пропуск, прикрепленный к нагрудному карману Ханамуры.

Несколько мгновений он просто смотрел, затем его глаза расширились, и он уставился в лицо Ханамуры, не веря тому, что увидел.

— Что вы делаете тут с моим пропуском? — с негодованием воскликнул он.

— Внутренняя безопасность, — спокойно ответил Ханамура властным голосом. — Мы проверяем режимные зоны, чтобы убедиться, что охранники бдительны и способны выявить нас. Так вышло, что меня снабдили вашим именем и личным номером.

— Мой брат является заместителем начальника службы безопасности. Он никогда не говорил мне об подобных проверках.

— Мы не афишируем свои операции, — сказал Ханамура, в упор глядя на Миязу, который отказывался посторониться и пропустить его.

Ханамура попытался обойти Миязу, но инженер схватил его за руку.

— Стойте! Я должен это проверить.

Молниеносное движение Ханамуры было почти незаметным. Он ударил ладонью в грудь Миязы, сломав ему грудину. Инженер судорожно попытался вдохнуть, схватился руками за грудь и опустился на колени. Ханамура оттолкнул его в сторону и спокойно пошел к своей машине, которую поставил на место задним ходом. Он быстро распахнул незапертую дверцу «Мурмото» с шестицилиндровым V-образным двигателем и четырьмя ведущими колесами, скользнул за руль и повернул ключ зажигания. Двигатель завелся со второго оборота, Ханамура включил сцепление и поехал к выездному пандусу и воротам, находившимся лишь на один ярус выше.

Он бы успел выбраться за ворота, если бы жена и дети Миязы не начали отчаянно кричать и размахивать руками, указывая в сторону Ханамуры. Находившийся поблизости охранник подбежал к ним и спросил, в чем дело. Ему едва удалось что-либо разобрать в их истерических воплях, но он оказался достаточно сообразительным, чтобы воспользоваться своей портативной рацией и предупредить охранников, стоявших у главных ворот.

Ничто не получалось у Ханамуры в этот раз так, как он рассчитывал. Он опоздал на долю секунды. Охранник вышел из будки у ворот и поднял руку, приказывая Ханамуре остановиться. Два его товарища, стоявшие по обе стороны выездного туннеля, подняли свои автоматы и нацелили их прямо в машину Ханамуры. Затем толстый стальной барьер перекрыл дорогу.

Ханамура оценил обстановку одним тренированным взглядом. Он ни секунды не медлил в своей попытке прорваться через кордон. Он приготовился к удару, крепко уперся ногой в педаль акселератора и изо всех сил вжался в сиденье. Удар о барьер пришелся на высокий бампер пикапа и на его фары, так что они вдавились в крылья, а передняя решетка прижалась к радиатору.

Удар был не таким страшным, как ожидал Ханамура, всего лишь скрежет металла, звон стекла и визг, который раздался, когда пикап при столкновении вырвал барьер из бетонных стен. В следующую секунду окна брызнули дождем осколков и исчезли, когда охранники открыли огонь из автоматов. Это был единственный момент везения за сегодняшний день: вместо того, чтобы стрелять в двигатель или бензобак или продырявить шины, охранники пытались убить его самого.

Стрельба внезапно стихла, когда он вылетел из туннеля и помчался через поток машин, выезжающих в подземный город по встречной полосе. Ханамура следил с одинаковым вниманием за встречным движением на дороге впереди и за тем, что происходило сзади. Он не сомневался ни секунды, что служба безопасности Сумы предупредила полицию и дороги уже перекрыты. Он переключил трансмиссию «Мурмото» на привод всех четырех колес, сбил ограждение и устремился прочь от шоссе по грунтовой дороге, раскисшей от проливного дождя. Только проехав десять километров по лесистой местности, он заметил обжигающую боль в плече и липкие струйки крови, текущие по левому боку. Он остановил машину под развесистой сосной и осмотрел свое левое плечо и руку.

В него всадили три пули. Одна пуля прошла через бицепс, вторая задела ключицу, а третья прошла навылет через мягкие ткани плеча. Эти раны были не смертельны, однако без своевременной медицинской помощи они могли стать чрезвычайно опасными. Больше всего Ханамуру беспокоила серьезная кровопотеря. Он уже чувствовал первые признаки головокружения. Он разорвал свою рубаху и сделал пару грубых перевязок, уменьшив кровотечение, насколько мог.

Шок и боль постепенно сменялись онемением, его создание начало помрачаться. Посольство было в ста шестидесяти километрах от места, где он находился, в центре Токио. Ему ни за что не добраться туда через десятки оживленных улиц, чтобы при этом его не остановили полицейские, которые заметят иссеченный пулями автомобиль, или же его обнаружат вооруженные люди Сумы, которые перекроют все главные пути, ведущие в город.

Он обдумывал, не укрыться ли ему в безопасной гостинице группы «МОГ», но район Асакуза лежал к северо-востоку от Токио, тогда как Эдо-Сити находился на западе. Он взглянул через разбитое ветровое стекло на дождливое небо. Низкие облака помешают искать его с помощью вертолетов. Это поможет ему скрыться. Полагаясь на высокую проходимость «Мурмото», Ханамура решил ехать через сельскую местность по проселочным дорогам, прежде чем бросить пикап и, если удастся, угнать какую-нибудь машину.

Ханамура ехал через дождь, стараясь держать направление на город, огни которого озаряли низкие тучи, отклоняясь лишь, когда дорогу ему преграждали реки или рисовые поля.

Чем ближе он подъезжал к столице, тем населеннее становилась местность. Открытый ландшафт кончился почти внезапно, проселки уступили место оживленным шоссе и скоростным магистралям. «Мурмото» тоже быстро выдыхался. Радиатор был поврежден во время столкновения с барьером, и пар вырывался из-под капота белыми облаками. Он взглянул на приборный щиток. Стрелка измерителя температуры масла заходила на красный сектор. Пора было искать другую машину.

И тут он потерял сознание от кровопотери и, обмякнув, навалился на руль.

«Мурмото» съехал с дороги и задел несколько стоящих автомобилей, прежде чем проломил тонкую деревянную стену дома. Толчок привел его в сознание, и он затуманенным взглядом окинул небольшой дворик, развороченный его машиной. К счастью, хозяев не было дома, и он не попал в комнаты, в которых была мебель. Одна фара еще работала, освещая калитку в заднем дворике. Ханамура проковылял через нее в аллею, находившуюся за домом, когда сзади него раздались крики изумленных соседей. Через десять минут, пробравшись через небольшой парк, он упал в изнеможении и спрятался в грязной канаве. Он лежал там, прислушиваясь к звукам сирен, устремлявшихся к его разбитой машине. Почувствовав себя достаточно сильным, он попытался углубиться внутрь глухого пригорода Токио, но вверх и вниз по дороге двигалась патрульная машина, ее прожектор шарил по парку и узким улочкам. И в этот момент он снова потерял сознание. Когда промозглый холод разбудил его, он ясно понял, что он слишком слаб, чтобы украсть машину и двигаться дальше. Медленно, оцепенело, стискивая зубы от накатывающей нестерпимыми волнами боли, он, шатаясь, пересек дорогу и приблизился к человеку, чинящему мотор своего грузовика.

— Не будете ли вы столь любезны помочь мне? — слабым голосом попросил Ханамура.

Мужчина обернулся и изумленно уставился на раненного незнакомца, еле стоявшего на ногах перед ним.

— Вы ранены, — сказал он. — Вы в крови.

— Я попал в аварию там, на другом конце улицы, и мне нужна помощь.

Мужчина обнял Ханамуру за талию.

— Позвольте отвести вас ко мне домой, моя жена окажет вам помощь, пока я позвоню и вызову врача.

Ханамура отрицательно покачал головой.

— Не стоит, со мной все будет в порядке.

— Тогда вам нужно ехать прямо в больницу, — убежденно сказал мужчина. — Я отвезу вас.

— Спасибо, не надо, — уклонился Ханамура. — Но я буду очень признателен вам, если вы доставите вместо меня пакет в американское посольство. Это очень срочно. Я курьер и ехал из Эдо-Сити, когда мою машину занесло, и она слетела с дороги.

Владелец почтового грузовичка стоял, не понимая ничего, пока Ханамура писал что-то по-английски на задней стороне конверта, прежде чем вручить его незнакомцу.

— Вы хотите, чтобы я отвез это в американское посольство, вместо того, чтобы отвезти вас в больницу?

— Да, я должен вернуться к моей машине. Полиция сама вызовет «скорую помощь».

Все это показалось совершенно непонятным водителю грузовика, но он согласился выполнить поручение, больше не любопытствуя.

— К кому мне обратиться в посольстве?

— К господину Шоуалтеру. — Ханамура вытащил из кармана свой бумажник и протянул водителю толстую пачку йен.

— Это вам за хлопоты. Вы знаете, как туда проехать?

Лицо водителя просияло от неожиданной удачи.

— Да, посольство находится рядом с перекрестком пятого шоссе и четвертой скоростной магистрали.

— Как скоро вы можете выехать?

— Я только что кончил ремонтировать распределитель зажигания и могу выехать через несколько минут.

— Отлично. — Ханамура поклонился. — Большое вам спасибо, скажите господину Шоуалтеру, что он должен заплатить вам вдвое больше, чем заплатил я, когда он получит этот конверт.

Затем Ханамура повернулся и шатаясь пошел через дождь в ночную темноту.

Он мог бы доехать с водителем грузовика до посольства, но побоялся, что потеряет сознание или умрет. Если случилось бы первое или второе, водитель мог запаниковать и поехать в ближайшую больницу или остановит}) полицейского. Тогда бесценные чертежи будут скорее всего конфискованы или возвращены Суме. Лучше довериться везению и чести водителя грузовика, а самому отвести погоню в другом направлении.

Ханамура, держась силой воли и тем немногим, что ему удалось выжать из своего тела, проковылял почти километр, прежде чем бронированный автомобиль выкатил из темноты парка на улицу и направится к нему. Слишком обессилевший, чтобы бежать, он упал на колени за стоявшей машиной и засунул руку под подкладку, чтобы достать капсулу с ядом. Его пальцы успели схватить маленькую пилюлю, когда бронированная машина с армейскими опознавательными знаками и красной мигалкой остановилась рядом, и ее фары отбросили тень Ханамуры на стену склада в нескольких метрах от него.

Из машины вышел человек и направился к нему. Ханамуре был виден только его силуэт, выглядевший очень странно: на нем был диковинный кожаный плащ, скроенный наподобие кимоно, а в руке он держал самурайский меч «Катана», полированная сталь которого блестела в свете фар.

Когда он подошел ближе, его лицо стало видно в свете фар. Он посмотрел вниз на Ханамуру и сказал самодовольным тоном:

— Так, так, знаменитый ловкач, продающий картины, Асикага Энсю. Я едва узнал вас без парика и бороды.

Ханамура взглянул вверх на напоминающее морду гремучей змеи лицо Моро Каматори.

— Так, так — передразнил он, — неужто это мальчик на побегушках у Хидеки Сумы?

— Мальчик на побегушках?

— Шестерка, ну, знаешь, лизоблюд, подхалим.

Лицо Каматори исказилось от злобы, и он в гневе оскалил зубы.

— Что ты нашел в Эдо? — спросил он.

Ханамура не удостоил Каматори ответом. Он часто дышал, натянуто улыбаясь. Он быстро перекатил во рту капсулу с ядом и сжал ее коренными зубами, чтобы выдавить жидкость. Яд мгновенно всосался в десны, через тридцать секунд его сердце остановится, и он будет мертв.

— Прощай, олух.

У Каматори оставалось лишь мгновение, чтобы что-то сделать, но он поднял свой меч, схватив длинную рукоять Обеими руками, и описал им широкую дугу, вложив в этот взмах все свои силы до последней капли. Изумление вспыхнуло в глазах Ханамуры на краткий миг, прежде чем смениться пеленой смерти.

Каматори почувствовал, наконец, удовлетворение, увидев, что его меч выиграл гонку с ядом, когда лезвие снесло с плеч голову Ханамуры чисто, словно гильотина.

Глава 34

Автомобили «Мурмото» неприятного коричневого цвета стояли неровной шеренгой у рампы, ведущей внутрь похожего на пещеру кузова полуприцепа. Джордж Фурукава испытал большое облегчение оттого, что эти четыре автомобиля были последней партией, которую он должен был отправить. К документам на получение груза, которые он, как обычно, нашел под сиденьем своего автомобиля, была приложена короткая записка, уведомляющая, что на этом его участие в данном проекте заканчивается.

Он также получил новые инструкции проверить машины на наличие в них спрятанных радиопередающих устройств. Никакого объяснения не давалось, но он решил, что Хидеки Сума запоздало спохватился, что за последней отправленной им партией машин могла следить какая-то неизвестная группа. Мысль о том, что этой группой могли быть следователи ФБР, заставила Фурукаву поежиться от страха. Он быстро обошел вокруг каждой машины, глядя на экран электронного устройства, предназначенного для обнаружения передаваемых радиосигналов.

Удовлетворенный тем, что в спортивных седанах, окрашенных в противный коричневый цвет, не было никаких радиопередатчиков, он махнул рукой водителю трейлера и его помощнику. Они слегка поклонились ему, не сказав ни слова, и, чередуясь, завели седаны по рампе в трейлер.

Фурукава повернулся и пошел к своей машине, радуясь тому, что он покончил с этим поручением, которое, как он считал, не соответствовало его высокому статусу вице-президента Лаборатории им. Сэмюэля Дж.Винсента. Немалый гонорар, который Сума уже заплатил ему за труды и верность, будет благоразумно вложен в японские предприятия, открывающие свои офисы в Калифорнии.

Он подъехал к воротам и протянул охраннику копии документов на получение груза. Затем направил покатый нос своей спортивной машины «Мурмото» в оживленный поток грузовиков, выезжающих из доков, и поехал к себе на работу. На этот раз он не проявил никакого любопытства, ни разу не посмотрел назад. Его интерес к тайному месту назначения этих автомобилей окончательно иссяк.

Стаси застегнула молнию своей ветровки и туго стянула ее ворот вокруг шеи. Боковая дверца вертолета была снята, а холодный воздух с океана насквозь продувал кабину пилота. Ее длинные светлые волосы развевались по лицу, лезли ей в глаза, и она стянула их сзади кожаным ремешком. Видеокамера лежала у нее на коленях, она подняла ее и установила нужный режим съемки. Затем она высунулась в проем дверцы, насколько позволял ремень, которым она была пристегнута к сиденью, и навела телеобъектив на хвост трейлера, в котором спортивные автомобили «Мурмото» покидали район доков.

— Вы засняли номер трейлера? — спросил светловолосый пилот, ведя вертолет ровным горизонтальным курсом.

— Да, хороший, резкий снимок. Спасибо.

— Я могу подобраться поближе, если хотите.

— Держитесь подальше от них, — приказала Стаси, говоря в закрепленный у нее на голове микрофон и продолжая смотреть в окуляр своей камеры. Затем она отпустила кнопку и положила камеру на колени.

— Им, должно быть, известно, что кто-то пытается выследить их, иначе они бы не проверяли машины на наличие спрятанных радиомаяков.

— Старине Уэзерхиллу повезло, что он в тот момент ничего не передавал.

Стаси становилось зябко от одного взгляда на Билла Маккарри. На нем были одеты лишь шорты из обрезанных джинсовых брюк, тенниска с рекламой мексиканского пива и сандалии на босу ногу. Когда в то же утро его представили ей, Стаси подумала, что он больше похож на спасателя на пляже, чем на одного из лучших следователей Агентства национальной безопасности.

У него были длинные волосы, выгоревшие на солнце, потемневшая от загара под солнцем Южной Калифорнии кожа и светло-голубые глаза, широко открытые за солнечными очками в красной пластмассовой оправе. Его мысли были в равной степени заняты преследованием трейлера, перевозившего автомобили, и игрой в волейбол, в которой он обещал участвовать сегодня вечером на пляже в Марина-дель-Рей.

— Грузовик сворачивает на шоссе Харбер-Фриуэй, — сказала Стаси. — Держись так. чтобы водитель не мог тебя видеть, и мы будем следовать за ними, ориентируясь по радиосигналу от Тимоти.

— Нам следовало бы иметь лучшее прикрытие, — серьезно сказал Маккарри. — Без группы, преследующей их в автомобилях, и запасного вертолета, который мог бы заменить нас в случае неполадок с двигателем, мы можем упустить их и подвергнуть опасности Уэзерхилла.

Стаси покачала головой.

— Тимоти знает, каковы здесь ставки. Вы не знаете этого. Поверьте мне на слово, мы не можем рисковать. используя наземные машины или носясь вокруг них на вертолетах. Эти парни в грузовике настороже, они предупреждены и будут искать малейшие признаки слежки.

Внезапно голос Уэзерхилла с его техасским акцентом зазвучал в их наушниках:

— Вы там, наверху, группа «Бьюик»?

— Мы слышим тебя, Тим.

— Передавать безопасно?

— Скверные ребята проверяли машины на наличие жучков, — ответила Стаси, — но ты можешь говорить.

— У вас есть визуальный контакт?

— Временами, но мы держимся в нескольких километрах позади тебя, чтобы нас не могли заметить из кабины водителя.

— Понял.

— Не забывай вести передачу на фиксированной частоте.

— Слушаюсь, мамочка, — игриво ответил Уэзерхилл. — Я сейчас выберусь из этой духовки и примусь за дело.

— Поддерживай с нами связь.

— Будет сделано. Я не собираюсь убегать от вас.

Убрав фальшивую панель из-под заднего сиденья и выпрямившись из скрюченной позы, в которой он долго лежал, Уэзерхилл прополз в закрытый багажник третьего седана «Мурмото», погруженного в трейлер. Он открыл замок багажника изнутри и поднял крышку. Затем он вылез наружу, встал и потянулся, распрямляя затекшие суставы.

Уэзерхилл томился в скрюченной позе почти четыре часа после того, как специальная группа таможенников помогла спрятать его в машине перед появлением Фурукавы и трейлера. Солнечные лучи, падающие прямо на крышу, и отсутствие вентиляции — окна нельзя было даже разбить, чтобы не вызвать подозрения у водителей грузовика, — все это заставило его обливаться потом. Он никогда не думал прежде, что запах новой машины может быть таким противным.

Внутри трейлера было темно. Он достал фонарик из сумки, прикрепленной к ремню неприметного комбинезона автомеханика, в который он был одет, и обвел лучом автомобили, закрепощенные в трейлере. Два из них находились на полу трейлера, два других — на втором ярусе, прямо над ним.

Поскольку грузовик ехал пока по ровному калифорнийскому шоссе и трейлер почти не трясло, он решил сначала обследовать те два автомобиля, что находились наверху. Он залез на второй ярус и тихо открыл капот машины, стоявшей ближе к кабине водителей.

Затем он достал из сумки маленький детектор радиоактивности и стал следить за его показаниями, водя им вокруг компрессора автомобильного кондиционера.

Он записал показания на тыльной стороне ладони. Затем он разложил на крыле машины набор небольших инструментов. Он немного подождал и начал разговаривать по радио.

— Хелло, группа «Бьюик».

— Вас слышу, — ответила Стаси.

— Начинаю обследование.

— Не поскользнись и не порежь артерию.

— Не беспокойся.

— Будем ждать вестей от тебя.

За пятнадцать минут Уэзерхилл разобрал корпус компрессора и изучил бомбу. Он был слегка разочарован. Конструкция не была столь совершенной, как он ожидал. Хитроумно, конечно, но он мог бы и сам соорудить более эффективное и разрушительное ядерное устройство.

Он замер, услыша шипенье сжатого воздуха в тормозных цилиндрах, и почувствовал, что грузовик сбавил ход. Но машина лишь притормозила на наклонной эстакаде транспортной развязки, сворачивая на другое шоссе, и вскоре снова набрала скорость. Уэзерхилл снова собрал компрессор и вызвал Стаси.

— Не отстали? — коротко спросил он.

— Мы здесь, — ответила Стаси.

— Где я?

— Проезжаешь через Уэст-Ковину. Направляешься к Сан-Бернардино.

— Я снял деньги со счета, мне больше нечего делать в этом банке, — передал он. — На какой остановке мне следует сойти с автобуса?

— Подождите минутку, я сверюсь с расписанием, — поняла его Стаси.

Через несколько секунд она ответила:

— Здесь есть пункт взвешивания автомобилей по эту сторону границы с Индианой. Остановка на нем обязательна. Водители должны останавливаться здесь для осмотра машин. Если по какой-либо причине они свернут в сторону, мы притащим их сюда с помощью машины шерифа. Если этого не потребуется, ты будешь на пункте взвешивания через 45-50 минут.

— Жду вас там, — сказал Уэзерхилл.

— Наслаждайся поездкой.

Обладая качеством большинства тайных агентов, у которых уровень адреналина в крови подскакивает во время критических этапов операции, теперь, когда самое трудное осталось позади, Уэзерхилл сумел быстро расслабиться, его стало раздражать вынужденное безделье. Все, что ему теперь оставалось сделать, — это пролезть через вентиляционную отдушину на крышу и опуститься вниз позади трейлера, так, чтобы водители не заметили его в зеркало заднего обзора.

Он открыл ящик для перчаток и вытащил пакет, в котором были гарантийные документы на машины и руководство для владельца автомобиля. Он включил внутреннее освещение и начал от нечего делать пролистывать его. Хотя его основная специальность была связана с ядерной физикой, его всегда интересовала электроника. Он открыл страницу, на которой должна была находиться схема электрического оборудования «Мурмото», собираясь проследить, как проложены провода. Но на этой странице была изображена отнюдь не схема электрооборудования. Это была карта с инструкциями по размещению автомобилей в местах, где они должны были быть взорваны.

Стратегия Сумы стала столь очевидной Уэзерхиллу, что ему пришлось заставить себя поверить в это. Заминированные автомобили были не просто частью плана шантажа с целью защиты планов будущей экономической экспансии Японии.

Этот ужас был вполне реален. Бомбы предназначались для того, чтобы их взорвать.

Глава 35

По крайней мере десять лет прошло с тех пор, как Реймонд Джордан тайно проникал в запертые помещения. И уж точно он не делал этого с тех пор, как прекратил работать в качестве агента-оперативника, став одним из руководителей разведки. По какой-то причуде ему захотелось выяснить, не утратил ли он былую хватку.

Он подключил крохотный компьютерный зонд к проводам охранной системы ангара Питта, нажал кнопку и перекачал кодовую комбинацию в память зонда. Электронное устройство распознало код и выдало ему его на маленький экранчик прибора. Затем с кажущейся легкостью и небрежностью он набрал шифр, отключавший сигнализацию, открыл замок на двери и беззвучно вошел.

Он высмотрел Питта, стоявшего на коленях перед «Стутцем», в дальнем конце ангара. Питт, казалось, был поглощен ремонтом фары.

Джордан стоял незамеченный и смотрел на коллекцию Питта. Он был удивлен, что она оказалась столь обширной. Он слышал, как Сэндекер говорил о ней, но никакое словесное описание не могло воздать ей должное. Он тихо прошел за первым рядом машин, обошел вокруг и подошел к Питту с той стороны ангара, где располагалась квартира. Это была проверка. Ему было любопытно, какая будет реакция Питта на взломщика, когда он появится на расстоянии вытянутой руки от него.

Джордан приостановился, прежде чем пройти последние три метра, и некоторое время рассматривал Питта и машину. «Стутц» был сильно поцарапан во многих местах. Его придется красить заново. Ветровое стекло треснуло, и левая передняя фара, похоже, висела на проводе. Питт был одет небрежно. На нем были вельветовые брюки и вязаный свитер. Его черные волнистые волосы были непричесаны. У него был решительный вид, его зеленые глаза под темными черными бровями глубоко запали и смотрели так напряженно, что, казалось, могли пронзить насквозь предмет, на который они были нацелены. Казалось, он всецело был поглощен тем, что вставлял стекло фары в хромированный ободок.

Джордан двинулся к нему, но не успел докончить и первого шага, как вдруг Питт заговорил, не оборачивая головы:

— Добрый день, мистер Джордан, очень мило, что вы заглянули ко мне.

Джордан застыл на месте, но Питт продолжал работу с безразличным видом водителя автобуса, ожидающего, когда пассажир расплатится с ним.

— Мне, наверное, следовало бы постучаться?

— Совершенно незачем. Я знал, что вы подходите к двери.

— Вы что, экстрасенс, или у вас глаза на затылке? — спросил Джордан, медленно подходя к Питту. Питт посмотрел на него и ухмыльнулся. Он поднял и наклонил старый рефлектор фары, на посеребренной поверхности которого появилось изображение Джордана.

— Я следил за тем, как вы обходили ангар. Ваше проникновение в него было очень профессиональным. Я бы сказал, что оно заняло у вас не больше двадцати секунд.

— Я не заметил вашей второй видеокамеры: видимо, старею.

— Я установил ее на той стороне дороги на верхушке телефонного столба. Большинство посетителей замечает ту, что закреплена на самом здании, инфракрасную, она включает сигнал тревоги, когда какое-то тело движется вблизи от двери.

— У вас потрясающая коллекция, — сделал комплимент, Джордан. — Много времени вам потребовалось, чтобы собрать все это?

— Я начал с потрепанного «Форда» 1947 года выпуски, который стоит вон там в углу, примерно двадцать лет. и совершенно заболел коллекционированием. Некоторых машины достались мне в ходе осуществления проектом, связанных с НУМА. Некоторые я купил у частных лиц или на аукционах. Старинные и классические автомобили — это надежное капиталовложение, и собирать их куда интереснее, чем собирать картины.

Питт закончил вставлять стекло в ободок и поднялся на ноги.

— Могу я предложить вам выпить?

— Было бы неплохо выпить стакан молока. Мой желудок страдает от нервного перенапряжения.

— Пожалуйста, давайте поднимемся наверх. — Питт показал рукой на лестницу, ведущую в жилые комнаты. — Я польщен тем, что главный босс решил навестить меня, вместо того чтобы прислать своего заместителя.

Не дойдя до первой ступеньки, Джордан помедлил в нерешительности и произнес:

— Я подумал, что будет лучше мне самому сказать вам об этом. Члена Конгресса Смит и сенатора Диаса тайно вывезли из страны.

Несколько секунд прошли в молчании, затем Питт повернулся и посмотрел ему в лицо. В глазах Питта отразилось неожиданное облегчение.

— Значит, Лорен цела и невредима, — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно.

— Мы имеем дело не со свихнувшимися террористами. Операция по их похищению была слишком хитроумной, чтобы привести к ранению или смерти. У нас есть все основания считать, что с ними обращаются уважительно.

— Как им удалось проскользнуть через кордоны?

— Наша разведка установила, что они были вывезены из аэропорта Ньюпорт Ньюс в Вирджинии на частном реактивном самолете, принадлежащем одной из американских компаний Сумы. К тому времени, как мы смогли просеять все рейсы, как предусмотренные расписанием, так и внеплановые, из аэропортов, находящихся на территории площадью тысяча квадратных километров, проверить принадлежность каждого самолета и найти тот, владельцем которого является Сума, и проследить его маршрут с помощью спутника, он уже летел над Беринговым морем в сторону Японии.

— Уже было поздно пытаться посадить его на одну из наших авиабаз с помощью военных самолетов?

— В некотором смысле слишком поздно. Его встретила и сопровождала эскадрилья истребителей «FSX» японских сил самообороны. Этот тип самолета был разработан совместно корпорациями «Дженерал Дайнемикс» и «Мицубиси», могу добавить.

— А затем?

Джордан повернулся и стал рассматривать поблескивающие лаком автомобили.

— Мы потеряли их из виду, — сказал он бесцветным голосом.

— После того, как они приземлились?

— Да, в токийском международном аэропорту. Не стоит вдаваться в детали, почему их не перехватили или по крайней мере не установили за ними наблюдение, но по причинам, известным лишь кретинам из Государственного департамента, у нас нет оперативников в Японии, которые могли бы их остановить. Вот и все, что мы имеем в настоящий момент.

— Лучшие эксперты и аналитики в области разведки, которые только существуют на свете, — вот и все, что у вас есть. — Голос Питта был очень усталым. Он прошел в кухню, открыл холодильник и налил немного молока, затем передал стакан Джордану.

— А что насчет ваших специальных групп в Японии? Где они были, когда самолет приземлился?

— После того, как Марвин Шоуалтер и Джим Ханамура были убиты…

— Обоих убили? — перебил Питт.

— Токийская полиция нашла тело Ханамуры в канаве. Оно было обезглавлено. Голову Шоуалтера, но без тела, нашли несколько часов назад, насаженную на кол забора нашего посольства. Ко всему этому, мы подозреваем, что Рой Орита является японским агентом. Он предавал нас с самого начала. Бог знает, сколько информации он передал Суме. Мы никогда не сможем даже оценить нанесенный им ущерб.

Гнев Питта смягчился, когда он заметил, что на лице Джордана было не только разочарование, но и печаль.

— Извините, Рей, я понятия не имел, что наши дела так плохи.

— На моей памяти ни разу не случалось, чтобы какая-нибудь группа МОГ подверглась такому разгрому.

— Что навело вас на мысль о предательстве Ориты?

— Пара довольно туманных намеков. Шоуалтер был слишком хитер и осторожен, чтобы его можно было похитить без соучастия кого-то из тех, кому он доверял. Его предал кто-то, кто точно знал его будущий маршрут, И еще одна подсказка — от Джима Ханамуры; он говорил, что у него есть скверные предчувствия насчет Ориты, но не было никаких серьезных улик против него. Подозрения усилились, когда Орита исчез и перешел на подпольное положение. Он не докладывал Мэлу Пеннеру с момента исчезновения Шоуалтера. Керн предполагает, что он прячется под юбками у Сумы в Эдо-Ситн.

— Что известно подозрительного насчет его биографии?

— Американец в третьем поколении. Его отец получил медаль «Серебряная звезда» во время итальянской кампании. Мы не можем догадаться, какую наживку использовал Сума, чтобы завербовать его.

— Кто казнил Ханамуру и Шоуалтера?

— Доказательств мы пока не получили. Похоже на ритуальное убийство. Полицейский патологоанатом считает, что их головы были отрублены самурайским мечом. Главный убийца Сумы известен своей увлеченностью древними боевыми искусствами, но мы не можем доказать, что сделал это именно он.

Питт медленно опустился в кресло.

— Все это чепуха, проклятая чепуха.

— Джим Ханамура не задаром отдал свою жизнь, — сказал Джордан с внезапным упорством. — Он дал нам наш единственный след к центру управления подрывом бомб.

Питт ожидающе взглянул на него.

— Вы знаете его расположение?

— Пока что праздновать нечего, но мы на полшага приблизились к цели.

— Какую информацию передал Ханамура?

— Джим проник в кабинет проектировщиков сооружений Сумы и нашел нечто похожее на грубые эскизы электронного контрольного центра, вроде того, что мы ищем. Эскизы подсказывают, что это подземное сооружение, доступ к которому осуществляется через туннель.

— Что-нибудь известно о том, где он находится?

— Краткое послание, которое он написал на обороте конверта, доставленного в посольство водителем грузовика, слишком загадочно, чтобы расшифровать его сколь-либо точно.

— И что это за послание?

— Он написал: «Ищите остров Адзима».

Питт слегка пожал плечами.

— Так в чем проблема?

— Острова Адзима не существует, — ответил Джордан с побитым видом. Он поднял стакан и рассмотрел его. — Это снятое молоко.

— Оно полезнее для вас, чем цельное.

— Все равно что пить воду, — пробормотал Джордан, рассматривая стеклянную витрину с призами. Большинство из них были награды, завоеванные на гонках, несколько призов за победы в футбольных состязаниях в школе и в Военно-воздушной академии и два приза за фехтование. — Вы фехтуете?

— Ну, я бы не сказал, что гожусь для олимпийской сборной, но я до сих пор тренируюсь, когда у меня находится для этого часок-другой.

— Эспадрон, шпага, сабля?

— Сабля.

— Вы произвели на меня впечатление человека, который разрубает узлы. Я же предпочитаю уколы шпагой.

— Вы любите точные попадания.

— Жаль, что мы не можем устроить поединок, — сказал Джордан.

— Мы можем пойти на компромисс и сразиться на эспадронах.

Джордан улыбнулся.

— У меня все равно будет преимущество, поскольку туше эспадроном и шпагой делаются острием, тогда как в сабельных поединках засчитываются касания лезвия.

— У Ханамуры должны были быть веские основания предположить, что Адзима является местом расположения центра управления, — сказал Питт, снова возвращаясь к делу.

— Он был большим любителем искусства. Его операция по установке жучков в офисе Сумы была построена на знании древнеяпонского искусства. Он знал, что Сума собирал картины, особенно работы японского художника 16 века. который написал серию пейзажей небольших островов, окружающих главный остров Хонсю. Поэтому я пожелал один такой пейзаж. Затем Ханамура, изображая знатока и торговца картинами, продал его Суме. Единственный пейзаж, которого нет в коллекции Сумы, — это Адзима. Это единственная связь, которая мне приходит в голову.

— Но тогда остров Адзима должен существовать.

— Я уверен, что он существует, но это название невозможно связать ни с каким известным островом. Ни на современных, ни на старинных картах его нет. Я могу лишь предполагать, что это было название, придуманное самим художником Масаки Симцу, и именно оно приводится в каталогах его работ.

— Записали ли жучки Ханамуры какой-нибудь интересный разговор?

— Чрезвычайно содержательную беседу между его мясником Каматори, старым Корори Ёсису и влиятельным дельцом по имени Ичиро Цубои.

— Это тот финансовый гений, который стоит за страховой компанией «Каноэ Секьюритиз». Я слышал о нем.

— Да, он ожесточенно спорил с сенатором и Лорен на слушаниях специальной комиссии на Капитолийском Холме за несколько дней до того, как их похитили.

— Вы говорите, что они с Сумой связаны?

— Как струны банджо, — ответил Джордан. — Благодаря жучкам в офисе Сумы, мы узнали, что Цубои финансировал создание ядерного арсенала за спинами японских политических лидеров и, уж конечно, японского народа. Из их разговора мы также впервые услышали название Проекта «Кайтен».

Питт налил в чашку старый холодный кофе и поставил его разогреваться в микроволновую печь. Поглощенный своими мыслями, он оцепенело наблюдал через стеклянное окошко за вращающейся чашкой.

Джордан вывел его из задумчивости.

— Я знаю, что у вас на уме, но мне не выделили достаточно людей, чтобы освободить Смит и Диаса и разрушить проект «Кайтен» в рамках одной операции.

— Не могу поверить, что президент повернулся к нам спиной.

— Он не собирается обращаться к общественности и грозить войной из-за похищения заложников, когда он явно в стратегически проигрышном положении. Наша первоочередная задача — уничтожить угрозу, исходящую от Проекта «Кайтен». Как только мы с этим справимся, президент тут же разрешит нам использовать столько сил, сколько нам потребуется, чтобы освободить Диаса и Смит.

— Итак, мы снова возвращаемся к этому мистическому острову Адзима, — хрипло сказал Питт. — Вы сказали, что это единственная картина этой серии, которой нет в коллекции Сумы?

— Да, — ответил Джордан. — Ханамура сказал, что он предпринял отчаянные усилия, чтобы разыскать ее.

— Есть какие-нибудь данные о том, где она может быть?

— Эту картину последний раз видели в японском посольстве в Берлине незадолго до падения Германии. В старых архивах военной разведки обнаружены сведения о том, что она была включена в собрание предметов искусства, вывезенных нацистами из Италии, и отправлена эшелоном на Северо-Запад Германии перед наступлением русской армии в последние недели войны. После этого никаких сведений о ней не поступало.

— Никаких записей о том, что она была найдена?

— Никаких.

— И у нас нет никакого представления о расположении острова или о том, как он выглядит?

— Ни малейшего намека.

— Жалко, — заметил Питт. — Найдите картину, сопоставьте очертания береговой линии, изображенные художником, с картографическими материалами, и вы получите место, где спрятана кнопка детонатора, которой шантажист Хидеки Сума угрожает всему миру, — по крайней мере так говорится в сказочке, которую рассказывают детишкам на ночь.

Джордан прищурился.

— Получилось так, что это лучший след, который нам удалось найти.

Питта это не убедило.

— Ваши самолеты-шпионы и спутники должны легко обнаружить крупные подземные сооружения.

— Четыре главных японских острова — Хонсю, Кюсю, Хоккайдо и Сикоку — окружены почти тысячью маленьких островов. Найти нужный среди них — это едва ли можно назвать легкой задачей.

— Почему бы не выделить лишь те, которые могут быть связаны с четырьмя крупными островами подземными туннелями?

— Не считайте нас полными идиотами, — раздраженно сказал Джордан. — Мыуже исключили все острова, находящиеся более чем в десяти милях от берега, и сосредоточились на остальных. Во-первых, никаких подозрительных работ и сооружений нет на поверхности этих островов. Это неудивительно, если предположить, что весь комплекс должен быть расположен глубоко под землей. Во-вторых, почти все острова образованы вулканическими породами, через которые наши датчики не могут ничего разглядеть. Я ответил на ваш вопрос?

Питт уперся.

— Никто не может выкопать туннель, не вывозя на поверхность вынутую при проходке породу.

— Видимо, японцы могут. Изучение спутниковых фотографий не обнаружило никаких признаков проходки туннелей вблизи побережья или дорог, ведущих к входу в туннель.

Питт пожал плечами.

— Итак, мы снова вернулись к картине, находящейся где-то в огромном мире вокруг нас.

Джордан вдруг наклонился вперед в своем кресле и твердо посмотрел на Питта.

— Вот тут-то вы и заработаете ваши деньги.

Питт чувствовал, что дело шло к этому, но не совсем точно угадал, какое предложение собирался сделать ему Джордан.

— Вы собираетесь послать меня в Японию нырять вокруг островов, не так ли?

— Нет, не угадали, — сказал Джордан с покровительственной улыбкой, которая Питту совсем не понравилась. — Вы отправляетесь в Германию, чтобы нырнуть в бункер Люфтваффе.

Глава 36

— Они просто нырнули туда и исчезли.

Питт опустился на одно колено и посмотрел мимо полузатопленного трактора в черную зловещую воду. Он чувствовал себя усталым из-за сдвига времени после перелета в Европу, и ему едва удалось поспать два часа в самолете из Вашингтона. Как скверно, что у него не было времени насладиться хорошим завтраком в местной гостинице и поспать после полудня, подумал он в приступе жалости к себе.

— Шнуры, которыми они были обвязаны из соображений безопасности, оказались отрезаны. — Молодой офицер, командовавший группой немецких водолазов из ВМФ, держал в руке нейлоновый шнур, конец которого был срезан, словно бритвой. — Но чем? Мы даже не знаем, в каком направлении искать разгадку.

— Телефонный шнур тоже? — Питт медленно отпил глоток кофе. Он взял в свободную руку маленький камешек и бесцельно швырнул его в воду, глядя на крути. расходящиеся от места, куда он плюхнулся.

— Телефонный шнур, который соединял нас с передним пловцом, тоже был срезан, — подтвердил немецкий офицер. Он стоял во весь рост, высокий, с красивой мускулатурой. Он говорил по-английски с едва заметным акцентом. — Вскоре после того, как группа из двух водолазов спустилась в пруд, они обнаружили подводный туннель, идущий на запад. Они проплыли девяносто метров и сообщили, что туннель кончается небольшой камерой, путь из которой дальше ведет через стальную дверь. Через несколько минут телефонный кабель и шнуры безопасности провисли. Я послал вторую группу выяснить, в чем дело. Они исчезли так же, как и пловцы из первой группы.

Питт повернул голову и посмотрел на водолазов из немецкого Военно-морского флота, которые беспомощно стояли, потрясенные потерей своих товарищей. Они столпились около складных столов и стульев мобильного командного поста, занятых группой полицейских водолазов-спасателей. Три человека в штатском, которых Питт принял за правительственных чиновников, тихими голосами опрашивали водолазов.

— Когда последний человек спустился в туннель? — спросил Питт.

— За четыре часа до вашего появления, — ответил молодой офицер-водолаз, представившийся ему как лейтенант Хельмут Вейнхардт. — Все это время мне приходилось всеми возможными способами удерживать остальных моих подчиненных от попыток последовать за пропавшими. Но я не собираюсь рисковать еще одной жизнью, пока не выясню, что там делается. — Он помолчал и кивком головы показал на полицейских-водолазов, облаченных в яркие оранжевые водонепроницаемые костюмы. — Эти идиоты из полиции, однако, считают, что им сам черт не страшен. Они собираются послать туда одну из своих групп.

— Некоторые люди от рождения склонны к самоубийству, — сказал Джиордино и зевнул. — Берите пример с меня. Я не отправлюсь туда без атомной подводной лодки. Никаких головоломных авантюр для сыночка миссис Джиордино. Я собираюсь умереть в своей постели в обнимку с сексапильной дальневосточной красоткой.

— Не обращайте на него внимания. — сказал Питт. — Стоит ему оказаться в темноте, и у него начинаются галлюцинации.

— Я вижу, — пробормотал Рейнхардт, но по его лицу было ясно, что он не видел ничего.

Наконец Питт поднялся и кивнул Фрэнку Манкузо.

— Ловушка, — просто сказал он.

Манкузо кивнул в ответ.

— Я согласен с тобой. Входы в туннели с сокровищами на Филиппинах были начинены бомбами, взрыватели которых должны были сработать при ударе горным оборудованием. Разница в том, что японцы собирались вернуться и забрать сокровища, тогда как нацисты устраивали свои ловушки так, чтобы уничтожить трофеи вместе с исследователями.

— То, что поймало моих людей там, — с горечью сказал Рейнхардт, не в силах выговорить слово «убило», — не знаю, что это, но только не бомбы.

Один из одетых в штатское людей, которых Питт счел государственными служащими, подошел к ним от командного поста и обратился к Питту по-немецки:

— Кто вы и кого представляете?

Питт повернулся к Рейнхардту, который перевел ему вопрос. Тогда он снова повернулся лицом к спрашивающему.

— Скажите ему, что нас сюда пригласили.

— Вы американец? — выпалил незнакомец на ломаном английском, и его лицо приняло удивленное выражение. — Кто разрешил вам находиться здесь?

— Что это за странный тип? — спросил Джиордино в блаженном неведении.

Рейнхардт не мог подавить слабой усмешки.

— Господин Герт Хальдер, министр археологических работ. Сэр, это господин Дирк Питт со своими подчиненными из американского Национального агентства подводных и морских исследований в Вашингтоне. Они прибыли сюда по личному приглашению канцера Ланге.

Хальдер выглядел так, как если бы его ударили в солнечное сплетение. Он быстро оправился, выпрямился во весь свой небольшой рост и попытался превзойти Питта тевтонской твердостью.

— Ваши намерения?

— Мы пришли сюда по той же причине, что и вы, — ответил Питт, рассматривая свои ногти. — Если старые протоколы доносов нацистских главарей, хранящиеся в ваших берлинских архивах и в нашей библиотеке Конгресса, не врут, то восемнадцать тысяч произведений искусства были спрятаны в штольнях, прорытых под секретным подземным аэродромом. Вполне возможно, что именно под этим аэродромом находятся камеры с хранящимися в них произведениями искусства, где-то тут, за водной преградой.

Хальдер благоразумно осознал, что он не сможет смутить упрямого, целеустремленного человека в свободном голубовато-зеленом сухом водолазном костюме системы «Викинг».

— Вы, конечно, знаете, что любое найденное произведение искусства принадлежит Германской Республике, пока не будет выяснено, откуда оно было привезено, с тем, чтобы вернуть его первоначальным владельцам.

— Нам это прекрасно известно, — сказал Питт. — Нас интересует лишь один определенный предмет.

— Какой именно?

— Сожалею, но я не имею права сказать это.

Хальдер выложил свой последний козырь.

— Я обязан настоять на том, чтобы группа полицейских водолазов первой вошла в камеру.

— Пожалуйста. — Джиордино поклонился и показал рукой на темную воду. — Может быть, если одному из ваших посланцев так здорово повезет, что он сумеет добраться туда и вернуться обратно, то мы, наконец, узнаем, что же пожирает людей в этой чертовой дыре там, внизу.

— Я потерял четверых своих людей, — серьезным тоном сказал Рейнхардт. — Возможно, они мертвы. Вы не можете допустить, чтобы еще больше людей погибло из-за чьих-то попыток игнорировать неизвестную опасность.

— Все они — профессиональные водолазы, . — возразил Хальдер.

— Как и те люди, которых я послал туда. Лучшие ныряльщики ВМФ, в отличной форме и прошедшие более обширную программу тренировок, чем команда полицейских спасателей.

— Могу я предложить компромиссное решение? — спросил Питт.

Хальдер кивнул.

— Я готов выслушать вас.

— Мы вместе образовываем разведывательную группу из семи человек. В нее войдем мы втроем, поскольку Манкузо, присутствующий здесь, является горным инженером, экспертом по проходке и строительству туннелей, а Ал и я имеем большой опыт подводных поисковых работ. Два водолаза из военных моряков лейтенанта Рейнхардта, так как они обучены обезвреживанию любых взрывных устройств, которые могут нам повстречаться. И два водолаза из полиции в качестве спасателей и группы медицинского обеспечения.

Хальдер заглянул Питту в глаза и увидел только непреклонную решимость. Это было серьезное предложение, подкрепленное логикой. Он выдавил из себя улыбку.

— Кто пойдет первым?

— Я пойду, — сказал Питт, не колеблясь ни секунды.

Его два коротких слова, казалось, несколько долгих секунд отражались эхом от стен подземной полости, и затем напряженность вдруг разрядилась и Хальдер протянул свою руку.

— Как вам будет угодно. — Он пожал руку Питту и выпятил грудь, чтобы снова обрести вид властного достоинства. — Но я буду считать ответственным вас, repp Питт, если вы заденете за какие-нибудь взрывные устройства и разрушите произведения искусства.

Питт посмотрел на Хальдера с лукавой усмешкой.

— В этом случае, repp Хальдер, вы можете получить мою голову — буквально.

Питт установил время на микроэлектронном компьютере, привязанном шнуром к его воздушному баллону, и сделал последнюю проверку своего регулятора подачи воздуха и компенсатора плавучести. В пятидесятый раз с тех пор, как он спустился по лестнице с поля фермера Клаузена, он смотрел в манящую черную воду.

— Твои шестеренки крутятся, — заметил Джиордино, подгоняя лямки своего акваланга.

Питт погладил себя по подбородку и не ответил.

— Как ты думаешь, что там происходит? — спросил Манкузо.

— Кажется, я разгадал первую половину загадки, — ответил Питт. — Но обрезанные шнуры? — Это и в самом деле загадочно.

— Как твое акустическое переговорное устройство? — спросил Манкузо.

Питт вставил в рот мундштук регулятора подачи воздуха и начал говорить в него.

— У Мэри был барашек… — Слова звучали искаженно, но вполне разборчиво.

— Я полагаю, нам пора, бесстрашный вождь, — проворчал Джиордино.

Питт кивнул Рейнхардту, с которым был один из его подчиненных.

— Готовы, господа? Пожалуйста, старайтесь держаться на расстоянии двух метров от человека, который плывет перед вами. Видимость, похоже, четыре метра, так что вам будет нетрудно сохранять дистанцию. Моя группа будет связываться с вами с помощью наших акустических переговорных устройств.

Рейнхардт жестом показал, что он понял, и повернулся, передав эти инструкции по-немецки полицейским водолазам, стоящим за ним. Затем он быстрым жестом отдал Питту военный салют.

— За вами, сэр.

Больше никаких промедлений не было. Питт развел вытянутые руки в стороны, указательными пальцами показывая налево и направо от себя.

— Я буду идти по центру туннеля. Фрэнк, ты держись за мной слева, на два метра позади. Ал, ты будешь справа. Внимательно следите за всеми необычными механизмами, выступающими из стен.

Больше ему ничего не оставалось сказать им, и Пип включил свой водолазный фонарь, дернул за шнур безопасности, чтобы убедиться, что он пристегнут, и лицом вниз прыгнул в воду. Несколько секунд он плыл по поверхности, затем очень медленно погрузил голову в воду и нырнул вниз. в направлении дна, держа фонарь перед собой.

Вода была холодна. Он взглянул на экранчик компьютера. Температура воды составляла 14 градусов по Цельсию, или 57 по Фаренгейту. Бетонное дно было покрыто зелеными нитчатыми водорослями и тонким слоем ила. Он тщательно следил, чтобы не задеть ластами дно и не замутить воду, что могло бы помешать людям, плывущим за ним.

На самом деле Питт наслаждался этим приключением. Он снова чувствовал себя как дома, полностью в своей стихии. Он направил фонарь вверх и посмотрел на потолок бункера. Потолок уходил вниз, погружаясь в воду и сужаясь в туннель, как Питт и предполагал. Вода у дна была мятной, и частицы ила, проплывавшие мимо стекла его маски, снизили видимость до трех метров. Он остановился и посоветовал людям, плывущим сзади, подтянуться немного поближе друг к другу. Затем он продолжил свое продвижение, плывя легко и плавно; призрачные очертания пола постепенно уходили вниз. Наконец пол выровнялся и потонул во мраке.

Проплыв еще двадцать метров, он снова сделал паузу и на несколько секунд завис на одном месте, повернувшись назад и отыскивая взглядом Джиордино и Манкузо. Они выглядели лишь расплывчатыми тенями за мертвенным светом своих фонарей, но послушно держались предписанных им положений. Он снова взглянул на экранчик своего компьютера. Цифры, указывающие давление, говорили о том, что глубина составляет лишь шесть метров.

Вскоре подводный туннель, видимо, начал сужаться, и дно стало подниматься. Питт двигался вперед осторожно, его глаза напряженно всматривались во мрак. Он поднял свободную руку над головой и почувствовал, что она прошла сквозь поверхность воды. Он перевернулся на спину и направил фонарь вверх. Поверхность вспыхнула и заколыхалась от его движений, как разлитая ртуть, всего в нескольких сантиметрах над его маской.

Похожая на какую-то неведомую тварь, поднимающуюся из глубины, его голова в резиновом шлеме с маской и загубником акваланга, странно освещенная фонарем, вынырнула из холодной воды во влажную затхлую атмосферу небольшой камеры. Он легко оттолкнулся ластами и мягко стукнулся о короткий марш бетонных ступенек. Он выполз наверх и оказался на ровном полу.

Зрелище, которого он опасался, не материализовалось, по крайней мере пока. Питт не обнаружил никаких тел немецких водолазов из ВМФ. Он заметил, где они оставили следы своих ласт на слое тины, покрывавшей бетонный пол, но это были единственные признаки того, что они побывали здесь.

Он тщательно обшарил лучом фонаря стены камеры и не нашел никаких угрожающих выступов. В дальнем ее конце фонарь осветил большую покрытую ржавчиной металлическую дверь. Он поднялся по ступенькам, неуклюже ступая в ластах, и подошел к двери. Он нажал на нее плечом. Петли повернулись на осях невероятно легко и беззвучно, словно их смазали на прошлой неделе. Дверь качнулась внутрь и затем быстро вернулась назад, когда Питт ослабил нажим, притянутая к косяку пружинами.

— Хелло, ну что тут у нас? — Слова были ясно различимы, но голос Манкузо звучал так, как будто он доносился через бульканье мембраны переговорного устройства.

— Догадайся, что находится за дверью номер один, и ты выиграешь годовой запас пастилок от кашля, — сказал Джиордино, выдав еще один образчик своего грубоватого юмора.

Питт снял свои ласты, встал на колени и приоткрыл дверь еще на несколько сантиметров. Несколько секунд он рассматривал порог, затем показал на нижнюю кромку проржавевшей двери.

— Теперь понятно, что обрезало телефонный шнур и фалы безопасности.

Джиордино кивнул.

— Срезаны острым краем низа двери после того, как водолазы вошли и система пружин захлопнула дверь.

Манкузо взглянул на Питта.

— Ты говорил, что разгадал другую часть головоломки.

— Да, — пробормотал Джиордино, — избранную часть. Например, что убило лучших водолазов немецкого флота.

— Газ, — кратко ответил Питт. — Ядовитый газ, который был выпущен после того, как они открыли дверь.

— Разумное предположение, — согласился Манкузо.

Питт направил фонарь на воду и увидел приближающиеся пузырьки воздуха из аквалангов Рейнхардта и его напарника.

— Фрэнк, стой здесь и не позволяй остальным входить в дверь. Ал и я пойдем вдвоем. И, что бы ни случилось, проследи, чтобы непременно все дышали только воздухом из своих баллонов. Ни при каких обстоятельствах они не должны выпускать загубники аквалангов изо рта.

Манкузо показал рукой, что он все понял, и повернулся встречать следующую группу.

Джиордино прислонился к стене, согнул одну ногу и снял с нее ласт.

— Никакого смысла ковылять там как утки.

Питт поскреб подошвами своих резиновых ботинок по бетонному полу, чтобы понять, держат ли они хоть немного на скользкой поверхности. Трение было нулевое. Стоит чуть потерять равновесие, и он упадет.

Еще одна проверка давления в баллонах по показаниям компьютера. Достаточный запас воздуха при атмосферном давлении, чтобы можно было дышать еще час. После того как он вылез из холодной воды, при этой температуре воздуха он мог сносно себя чувствовать в сухом водолазном костюме.

— Ступай осторожней, — сказал он Джиордино. Затем он наполовину приоткрыл дверь и вступил внутрь так осторожно, как будто шел по туго натянутому канату. Воздух внезапно стал сухим, влажность упала почти до нуля. Он замер и направил луч фонаря на бетонный пол, тщательно высматривая натянутые струны и шнуры, ведущие к детонаторам взрывных устройств или к баллонам с ядовитым газом. Тонкая порванная рыболовная леска, окрашенная в серый цвет и почти не видимая в слабом свете фонаря, лежала у самых пальцев его ног.

Он повел лучом фонарика вдоль лески, пока пятно света не упало на баллон, на котором было написано «Фосген». Слава Богу, подумал Питт с большим облегчением, фосген ядовит только тогда, когда его вдыхают. Немцы изобрели нервно-паралитический яд во время второй мировой войны, но по какой-то причине, затерянной в тумане прошлого, они не воспользовались им здесь. Это была удача для Питта и Джиордино, а также для тех людей, которые шли за ними: нервно-паралитический яд может убить при контакте с кожей, а у них были участки открытой кожи на руках и лице вокруг масок.

— Ты был прав насчет газа, — сказал Джиордино.

— Слишком поздно. Этим несчастным морякам уже ничем не помочь.

Он нашел еще четыре ловушки с ядовитым газом, Причем две из них уже сработали. Фосген сделал свое смертоносное дело. Тела флотских водолазов лежали в скорченных позах лишь в нескольких метрах от входа. Они сняли свои акваланги, не подозревая о присутствии газа до тех пор, пока не стало слишком поздно. Питт и не пытался нащупать пульс. Их посиневшие лица и невидящие глаза ясно показывали, что они давно мертвы.

Он направил фонарь вдоль штольни и замер.

Почти прямо в лицо ему смотрела женщина, наклонив голову в кокетливой позе. Она улыбалась ему своим прелестным личиком с высокими скулами и гладкой розовой кожей.

Она была не одна.

Еще несколько женских фигур стояли сбоку и сзади от нее, и их немигающие глаза, казалось, смотрели прямо на Питта. Они были обнажены, их прикрывали только длинные волосы, которые доходили им почти до колен.

— Я умер и попал в рай к амазонкам, — пробормотал Джиордино восхищенно.

— Не горячись, — предупредил его Питт. — Это раскрашенные скульптуры.

— Хотел бы я уметь отлить что-либо подобное.

Питт обогнул скульптуры в человеческий рост и поднял фонарь над головой. Множество золоченых рам картин засверкало в луче его фонаря.

Вся длинная штольня, насколько можно было увидеть в свете фонаря, была заполнена многоярусными стеллажами с картинами, скульптурами, религиозными реликвиями, гобеленами, редкими книгами, старинной мебелью и археологическими древностями. Все это хранилось в аккуратных ящиках и открытых клетях.

— Я думаю, — пробормотал Питт в свое переговорное устройство, — мы только что осчастливили множество людей.

Глава 37

Немцы, как всегда, действовали очень эффективно. В течение четырех часов прибыли специалисты по обеззараживанию, включили откачивающее оборудование и проложили шланг в галерею с сокровищами. Отравленный воздух был быстро и безопасно откачан в стоящий на поверхности грузовик с цистерной для обезвреживания газа. Пока продолжался процесс очистки, Рейнхардт и его подчиненные демонтировали механизмы ловушек, выпускающие фосген, и передали баллоны с ядовитым газом команде по обеззараживанию. Только после этого флотские водолазы смогли вытащить из бункера тела своих погибших товарищей и перенести их в ожидающие машины «скорой помощи».

Затем в отверстие в земле была вставлена длинная алюминиевая труба, наподобие соломины для коктейлей, и соединена рукавом с мощным откачивающим насосом, который тут же начал перекачивать воду из туннеля в маленький ручей, протекавший поблизости. Затем появилась команда для проведения земляных работ со своим оборудованием и начала откапывать наклонную траншею, ведущую в бункер, по которой завозились грузы и которая была засыпана в конце войны.

Манкузо в нетерпении мерял шагами бункер, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на приборы, показывающие все убывающую концентрацию ядовитого газа. Затем он подошел к краю траншеи, глядя, как убывает вода. Он все ходил взад и вперед, наблюдая за продвижением работ и считая минуты до того момента, когда он сможет войти в галерею, где хранились награбленные нацистами сокровища.

Джиордино, верный себе, все это время спал. Он нашел пыльную старую кушетку в жилом помещении механиков Люфтваффе и быстро уснул.

После того, как Питт отчитался перед Хальдером и Рейнхардтом, он решил убить время, приняв приглашение фрау Клаузен к домашнему обеду в теплом уютном деревенском доме. Затем он слонялся по бункеру, разглядывая старые самолеты. Он обошел вокруг одного из истребителей «Мессершмитт-262», восхищаясь обтекаемыми формами сигарообразного фюзеляжа, треугольным вертикальным стабилизатором и подвешенными к острым, как ножи, крыльям гондолами реактивных двигателей. Кроме черных крестов в белых кругах, нарисованных на фюзеляже и крыльях, и свастики на хвосте, единственным отличительным знаком была большая цифра девять, помещенная чуть спереди от кокпита.

Первый в мире реактивный истребитель, принимавший участие в боях, он появился слишком поздно, чтобы спасти Германию, но от него здорово досталось английским и американским воздушным силам за несколько последних месяцев войны.

— Он летал, как будто его толкали ангелы.

Питт обернулся на голос и увидел, что сзади стоит Герт Хальдер. Голубые глаза немца мечтательно уставились на кокпит «Мессершмитта».

— Вы слишком молодо выглядите, чтобы вы когда-либо могли летать на таком, — сказал Питт.

Хальдер покачал головой.

— Это слова одного из наших лучших асов времен войны, Адольфа Галланда.

— Не так уж много потребовалось бы работы, чтобы снова поднять их в воздух.

Хальдер смотрел на эскадрилью самолетов, неподвижно стоявших в призрачной тишине бункера.

— Правительство редко выделяет средства на подобные проекты. И буду счастлив, если мне позволят оставить пять или шесть из них для музейных экспозиций.

— А что будет с остальными?

— Они будут проданы или выставлены на аукцион для музеев и коллекционеров со всего света.

— Хотелось бы мне, чтобы я мог позволить себе подать заявку на такой аукцион.

Хальдер смотрел на него, и в этом взгляде не было и следов прежней заносчивости. Хитрая улыбка играла у него на губах.

— Как вы думаете, сколько здесь самолетов?

Питт отошел в сторону и в уме подсчитал, сколько истребителей находилось в бункере.

— Я насчитал ровно сорок.

— Неверно. Их тридцать девять.

Питт пересчитал, и у него снова получилось сорок.

— Я терпеть не могу спорить, но …

Хальдер прервал его взмахом руки.

— Если один из них можно будет вывезти отсюда, когда будет расчищен вход, и переправить через границу, прежде чем я сделаю официальную опись…

Хальдеру не было нужды договаривать фразу. Питт услышал, но он не был уверен, что он правильно понял ее смысл. Ме-262 в хорошем состоянии, пригодном для восстановления, должен был стоить не меньше миллиона долларов.

— А когда вы сможете составить опись? — спросил он, чувствуя, что он на верном пути.

— После того, как я составлю каталог награбленных произведений искусства.

— Для этого потребуются недели.

— Возможно, даже больше.

— Почему? — выложил Питт свое недоумение Хальдеру, смущенный столь щедрым даром.

— Считайте это моим покаянием. Я был крайне груб с вами тогда. И я чувствую себя обязанным наградить вас за мужественный поступок, за то, что вы нашли сокровища, спасли, возможно, пять жизней и помешали мне показать себя полным идиотом и, скорее всего, потерять работу.

— И поэтому вы предлагаете глядеть в другую сторону, пока я буду красть один из них.

— Их так много, пропажу одного никто не заметит.

— Я вам чрезвычайно признателен, — сказал Питт.

Хальдер посмотрел на него.

— Я попросил своего приятеля из разведки посмотреть ваше досье, пока вы были заняты в туннеле. Я подумал, что «Мессершмитт-262» будет прекрасным пополнением вашей коллекции и дополнит ваш трехмоторный «Форд».

— Ваш приятель был очень внимателен.

— В качестве собирателя редких образчиков механического искусства, я полагаю, вы отнесетесь к этой машине с должным уважением.

— Она будет полностью восстановлена, — пообещал Питт.

Хальдер закурил сигарету и небрежно прислонился к гондоле реактивного двигателя.

— Я предлагаю вам нанять трейлер с плоской платформой. Сегодня к вечеру вход будет достаточно расширен, чтобы самолет можно было лебедкой вытащить на поверхность. Я уверен, что лейтенант Рейнхардт и оставшиеся в живых водолазы будут рады помочь вам переместить новое приобретение.

Прежде чем потрясенный и благодарный Питт успел вымолвить хоть слово, Хальдер повернулся и пошел прочь.

Прошло еще восемь часов, прежде чем мощный насос откачал из туннеля почти всю воду и воздух в галерее с трофеями военного времени стал безопасен для дыхания. Хальдер стоял на стуле с микрофоном в руках, информируя о ходе дел свой штат искусствоведов и историков и группу немецких правительственных чиновников и политиков, пожелавших присутствовать при обнаружении находки. Целая армия телерепортеров и газетчиков топталась на развороченном салатном поле Клаузена, требуя, чтобы их пропустили в бункер. Но Хальдер подчинялся приказам своих боннских начальников: не допускать в бункер никаких журналистов, пока клад не будет изучен.

Начинаясь у стальной двери, подземная галерея тянулась более чем на полкилометра. Ящики и клети заполняли ее до задней стены и громоздились на четыре метра в высоту. Несмотря на заполнявшую туннель воду, влага не проникла внутрь галереи, так как входная дверь была хорошо уплотнена и бетонные конструкции оказались отличного качества. Поэтому даже наиболее уязвимые предметы прекрасно сохранились.

Немцы немедленно начали обустраивать лабораторию для фотографирования и консервации произведений искусства, мастерскую и помещение для архива. После брифинга Хальдер переместился в галерею и стал распоряжаться всеми мероприятиями из офиса, который был спешно смонтирован из готовых конструкций и меблирован, а также снабжен телефоном и факсимильным аппаратом.

Почти безотчетно Питт покачал головой и пошел по уже сухому туннелю вместе с Манкузо, изумляясь, как много было сделано меньше чем за сутки.

— Где Ал? — спросил Манкузо.

— Отправился раздобывать грузовик.

Манкузо с изумлением уставился на него.

— Надеюсь, мы не собираемся удрать отсюда с грузом шедевров, ведь правда? Если собираемся, то я очень не советую этого делать. Фрицы ухлопают тебя прежде, чем ты успеешь выехать с фермы.

— Нет, если у тебя есть высокопоставленные покровители, — улыбнулся Питт.

— Я не хочу даже слышать об этом. Каков бы ни был твой нечестивый замысел, осуществляй его лишь после того, как я уеду отсюда.

Они прошли через входную дверь в галерею и вошли в крошечный офис Хальдера, смонтированный у одной из стен галереи. Хальдер помахал им рукой и показал на пару складных стульев, продолжая разговаривать по-немецки по одному из четырех стоявших на его столе телефонов. Он положил трубку, когда они уселись.

— Я вполне понимаю, что у вас имеется разрешение от канцлера Ланге искать то, за чем вы приехали, что бы это ни было, но прежде чем вы начнете рыться в ящиках и клетях, я хотел бы знать, что это такое.

— Нас интересуют только предметы искусства, вывезенные из японского посольства в Берлине, — ответил Питт.

— Вы уверены, что они тут есть?

— Переправить их в Японию не было времени, — объяснил Манкузо. — Русские окружали город. Посол запер здание и едва успел вместе со своим персоналом сбежать в Швейцарию. Согласно архивным материалам, старинные произведения искусства, украшавшие интерьер посольства, были доверены на сохранение нацистам, а те спрятали их под аэродромом.

— И вы полагаете, что они могут оказаться в том тайнике, который мы здесь нашли?

— Да, мы и в самом деле так считаем.

— Могу я спросить, почему американское правительство так интересуется потерянными произведениями японского искусства?

— Я сожалею, — честно сказал Питт. — Мы не можем разглашать эту информацию. Но я могу заверить вас, что наши поиски не поставят никаких проблем перед правительством Германии.

— Я думаю о японцах. Они потребуют, чтобы им вернули их собственность.

— Владение этими предметами не входит в наши планы, — заверил Манкузо Хальдера. — Мы хотим только сфотографировать несколько предметов.

— Хорошо, джентльмены, — вздохнул Хальдер. Он пристально посмотрел на Питта. — Я доверяю вам, герр Питт. У нас с вами договор. Делайте то, что вы сказали, и я гарантирую, что буду смотреть в другую сторону.

Когда они вышли из офиса Хальдера, Манкузо зашептал:

— О чем он говорил? Какое соглашение? — Вербовка.

— Вербовка? — повторил Манкузо.

Питт кивнул.

— Он уговорил меня вступить в Люфтваффе.

Они нашли клеть с предметами из японского посольства приблизительно в пятидесяти метрах от скульптур, некогда украшавших музеи Европы. Немцы уже установили цепочку ламп, питаемых от переносного генератоpa и бросающих свет на огромную сокровищницу, которая, казалось, уходит в бесконечность.

Японский отдел было легко найти, упаковочные ящики в нем были помечены символами алфавита «кана» и изготовлены вручную куда аккуратнее, чем грубые клети, сколоченные нацистскими трофейщиками.

— Давай начнем вот с этого, — сказал Манкузо, показывая на узкий контейнер. — Он выглядит подходящим по размерам.

— Ты провел много времени в Японии. Что здесь написано?

— «Контейнер номер четыре», — перевел Манкузо. — «Собственность Его Императорского Величества, Императора Японии».

— Много от этого толку. — Питт приступил к работе и осторожно приподнял крышку молотком и ломиком. Внутри была небольшая изящная складная ширма, на которой были изображены птицы, летающие вокруг нескольких горных вершин. — Это уж точно не остров. — Он пожал плечами.

Он открыл еще два ящика, но картины, которые он вытащил оттуда на свет, были более позднего периода, чем нужно, и не могли принадлежать мастеру шестнадцатого века Масаки Симцу. Большинство ящиков меньшего размера были заполнены тщательно упакованным фарфором. В задней части клети оставался только один ящик, который мог, судя по его размерам, содержать картину.

У Манкузо появились признаки стресса. Бусинки пота заблестели у него на лбу, и он нервно вертел в руках свою трубку.

— Лучше бы это оказался он, — пробормотал Фрэнк. — Иначе мы впустую потратили уйму времени.

Питт ничего не ответил, только продолжал свою работу. Этот ящик был, кажется, изготовлен прочнее остальных. Он поддел крышку и заглянул в щель.

— Я вижу воду. Думаю, это морской пейзаж. Что еще приятнее, это остров.

— Слава Богу. Вытащи ее, парень, давай-ка рассмотрим ее.

— Подожди. — У картины не было узорчатой наружной рамы, поэтому Питт схватил картину за подрамник и с трудом вытащил ее из ящика. Как только она оказалась у него в руках, он поднес ее поближе к лампе для осмотра.

Манкузо торопливо вытащил из кармана небольшой каталог с цветными фотографиями работ Масаки Симцу и стал листать его, сравнивая фотографии с найденной ими картиной.

— Я не специалист по живописи, но это по стилю похоже на Симцу.

Питт перевернул картину и посмотрел на обратную сторону.

— Тут что-то написано. Ты можешь это разобрать? Манкузо взглянул.

— «Остров Адзима Масаки Симцу», — выпалил он триумфально. — Теперь оно у нас в руках, расположение командного центра Сумы. Все, что осталось сделать, — это сравнить береговую линию со спутниковыми фотографиями.

Глаза Питта механически начали рассматривать картину, которую Симцу написал четыреста пятьдесят лет назад с острова, называвшегося тогда Адзима. Остров этот никогда не станет туристским раем. Крутые каменные утесы поднимались прямо из полосы прибоя, никаких признаков пляжа и почти полное отсутствие растительности. Он выглядел пустынным и грозным, мрачным и неприступным. Не было никакой возможности высадиться на него с моря или с воздуха незамеченным. Это была природная крепость, а Сума, несомненно, сильно укрепил ее против любых попыток нападения.

— Проникнуть внутрь этой скалы, — задумчиво сказал Питт, — будет практически невозможно. Кто бы ни пытался сделать это, он наверняка умрет.

Выражение торжества на лице Манкузо вдруг исчезло.

— Не говори так. Даже не думай так, — пробормотал он.

Питт взглянул горному инженеру в глаза.

— Почему? Проникновение в командный центр — не наша задача.

— Но вот в этом-то ты и ошибаешься. — Манкузо устало стер пот со лба. — Теперь, когда группы «Хонда» и «Кадиллак» вышли из игры, у Джордана не осталось иного выбора, как послать туда тебя, меня и Джиордино. Подумай об этом.

Питт подумал и понял, что Манкузо прав. Сейчас это стало совершенно ясно. Хитрый Джордан держал их троих в резерве для тайной операции по нападению на построенный Сумой командный центр взрыва ядерных бомб.

Глава 38

Президент смотрел на открытое досье, лежавшее у него на столе. Лицо его было мрачно, когда он поднял глаза от документов и посмотрел на Джордана.

— Они и в самом деле намерены взорвать эти штуки? Это не блеф?

Джордан выглядел бесстрастным, когда кивнул в ответ.

— Они не блефуют.

— Это немыслимо.

Джордан не ответил, но дал президенту время собраться с мыслями. Этот человек, казалось, никогда не менялся. Он выглядел точно так же, как в тот день, когда Джордану представили новоизбранного сенатора от штата Монтана. Та же самая стройная фигура, яркие голубые глаза, та же самая любезность, и доброжелательность. Невероятная власть никогда не тяготила его. Он был вежлив и сердечен с обслуживающим персоналом Белого дома и редко забывал поздравить с днем рождения кого-либо из окружавших его людей.

— Что-то не похоже, чтобы мы окружили их острова флотом, готовым к вторжению, избави Боже.

— Они стали проявлять подозрительность из-за того, что отношение к ним мирового общественного мнения внезапно изменилось к худшему, — сказал Дональд Керн. — После того, как Китай и Россия бросились в объятия демократии, страны Восточного блока стали независимыми, Южная Африка провела свободные выборы, а Ближний Восток чуть булькает на слабом огне, все внимание оказалось приковано к Японии, развивающейся слишком быстро и достигшей слишком многого.

— Их экономическая агрессивность не всегда смягчается ловкостью. Чем больше рынков они завоевывают, тем более твердолобыми становятся.

— Но их нельзя осуждать за то, что они пытаются сделать мировую экономику такой, какою хотят ее видеть, — сказал Джордан. — Их деловая этика отличается от нашей. Они не видят ничего предосудительного в том, чтобы использовать коммерческую конъюнктуру и извлекать выгоду из слабостей своих контрагентов, независимо от эмоций, провоцируемых таким поведением. Единственным преступлением в их глазах являются попытки противодействия их систематическому продвижению. Честно говоря, в своей внешней торговле после второй мировой войны мы вели себя точно так же.

— Я не могу спорить с вами, — уступил президент. — Немногие из лидеров нашего бизнеса, как в прошлом, так и в настоящее время, могли бы рассчитывать на то, что их признают святыми.

— Конгресс и страны Общего рынка склонны всерьез противодействовать экспансии японского бизнеса. Если они проголосуют за торговое эмбарго и национализацию японских корпораций, Токио попробует поторговаться, но Сума и его дружки твердо решились на реванш.

— Но угрожать ядерной смертью и разрушением…

— Они стараются выиграть время, — объяснил Джордан. — Их Всемирный коммерческий трест является лишь частью более широкого плана. Японцы живут в ужасных условиях перенаселенности. Сто двадцать пять миллионов человек на клочке суши размером с Калифорнию, причем большая часть этой суши слишком гориста, чтобы на ней можно было жить. Их неафишируемая долговременная цель состоит в экспорте миллионов их наиболее хорошо образованных граждан в другие страны и создании колоний, сохраняющих лояльность и тесные связи с метрополией. Именно так обстоит дело в случае Бразилии, и то же самое происходит с Соединенными Штатами, если учесть их массовую иммиграцию на Гавайи и в Калифорнию. Японцы одержимы идеей выживания, и, в отличие от нас, они планируют вперед на десятилетия. Посредством торговли они строят огромное глобальное экономическое сообщество с японскими традициями и культурой в качестве связующего звена. То, чего не понимают даже они, — что Сума намерен стать исполнительным директором этого сообщества.

Президент снова взглянул на досье.

— И он защищает свою преступную империю, стратегически подкладывая ядерные бомбы в другие страны.

— Мы не можем винить в этом японское правительство или огромное большинство японского народа, — заявил Джордан свое мнение. — Я твердо убежден, что премьер-министр Дзансиро был введен в заблуждение и обманут Хидеки Сумой и его картелем промышленников, финансистов и лидеров преступных группировок, которые тайно создали ядерный арсенал и затем на его основе разработали Проект «Кайтен».

Президент раскрыл карты.

— Может быть, мне следует назначить встречу с Дзансиро и проинформировать его об открытиях, сделанных нашей разведкой?

Джордан покачал головой.

— Я не советую делать это сейчас, сэр. По крайней мере следует отложить это до тех пор, пока мы не получим шанс поразить Проект «Кайтен» в самое сердце.

— Когда мы встречались с вами прошлый раз, вы еще не знали, где находится командный центр.

— Новая информация приблизила нас к этой цели.

Президент посмотрел на Джордана с еще большим уважением. Он понимал своего главного собирателя разведданных, его преданность своей стране, долгие годы службы, начавшейся еще тогда, когда он только что кончил школу и уже начал тренироваться для участия в оперативной работе. Президент также заметил, чего стоили Джордану эти годы невероятного перенапряжения. Джордан то и дело глотал таблетки «Маалокс», одну за другой, словно это была воздушная кукуруза.

— Вы знаете, где должны быть размещены заминированные автомобили для их подрыва?

Керн ответил.

— Да, сэр, одна из наших групп нашла план, прослеживая отгрузку автомашин. Инженеры Сумы создали дьявольский сценарий хорошо продуманной катастрофы.

— Я полагаю, что они будут запаркованы в густонаселенных районах, чтобы убить как можно больше американских граждан.

— Ничего подобного, господин президент. Они будут стратегически размещены с целью минимизировать людские потери.

— Вы меня поставили в тупик.

— По всей территории Соединенных Штатов и по всему индустриальному миру, — проинформировал Керн, — автомобили будут размещены в узлах равномерной сетки в безлюдных районах таким образом, чтобы их одновременный подрыв вызвал электромагнитный импульс на почве, который поднимется в атмосферу. Это породит цепную реакцию типа зонтика, который перекроет каналы связи со всемирной спутниковой системой коммуникаций.

— Все телефонные, телевизионные и радиосети просто перестанут существовать, — добавил Джордан. — Федеральное и местные правительства, военные штабы, полицейские участки, пожарные службы, медицинская помощь и весь транспорт прекратят работу, поскольку они не могут действовать без средств связи.

— Мир без коммуникаций, — пробормотал президент. — Это немыслимо.

— Дело обстоит еще хуже, — зловеще продолжал Керн. — Намного хуже. Вы знаете, конечно, господин президент, что случится, если помахать магнитом рядом с компьютерным диском или кассетой с магнитофонной лентой.

— Все записи будут стерты.

Керн медленно кивнул.

— Электромагнитный импульс от ядерных взрывов делает то же самое. На тысячи миль вокруг каждого взрыва память каждого компьютера будет полностью стерта. Кремниевые микросхемы и транзисторы, становой хребет нашего современного компьютеризованного мира, беззащитны против импульса, распространяющегося по электрическим и телефонным сетям и антенным устройствам. Все, что сделано из металла, проводит электромагнитный импульс, от трубопроводов до рельс, от радиорелейных башен до стальных каркасов зданий.

Президент смотрел на Керна с изумлением.

— Мы говорим о полном хаосе.

— Да, сэр, о полном крахе в масштабах страны с катастрофическими последствиями, которые невозможно будет преодолеть. Любые записи, когда-либо запрограммированные в памяти компьютеров банками, страховыми компаниями, медицинскими учреждениями, гигантскими корпорациями, малыми предприятиями, супермаркетами и небольшими магазинами — этот список можно продолжать до бесконечности, — будут уничтожены, как и все хранимые научные и технические данные.

— Все диски, все ленты?

— В каждом доме и офисе, — сказал Джордан.

Керн продолжал смотреть на президента, чтобы еще больше усилить впечатление от своего мрачного комментария.

— Любая компьютерная электроника, в которой используется память, а к ней относятся системы зажигания и подачи топлива современных автомобилей, управление дизелями локомотивов, самолетныесистемы управления полетом, — все это перестанет функционировать. Для самолетов последствия будут особенно тяжелыми, потому что многие из них упадут на землю прежде, чем экипажам удастся перейти на ручное управление.

— И еще есть множество устройств, которыми мы пользуемся каждый день в быту, почти не замечая этого, — сказал Джордан, — которые также будут выведены из строя, например, микроволновые печи, видеомагнитофоны, охранные системы сигнализации. Мы так привыкли полагаться на компьютерную микроэлектронику, что никогда не задумывались над тем, насколько она уязвима.

Президент машинально схватил ручку и стал нервно постукивать ею по столу. Его лицо осунулось, выражение смятения появилось на нем.

— Я не могу допустить, чтобы это проклятье парализовало американский народ на многие годы, возможно, на десятилетия, — без околичностей заявил он. — Я должен серьезно рассмотреть удар, возможно, ядерный, по их арсеналу боеголовок и командному центру, откуда должна поступить команда на подрыв.

— Я рекомендую не делать этого, господин президент, — тихо, но убежденно сказал Джордан, — разве что в самом крайнем случае.

Президент посмотрел на него.

— А что ты предлагаешь, Рей?

— Установки Сумы не будут готовы к работе еще около недели. Попробуем разработать план проникновения в командный центр и разрушения его изнутри. Если это удастся сделать, это избавит вас от чудовищной бури возмущения и осуждения со стороны мирового сообщества за то, что будет рассматриваться как неспровоцированное нападение на дружественную страну.

Президент молчал, его лицо выражало глубокую задумчивость. Затем он медленно произнес:

— Вы правы, мне придется приводить оправдания, которым никто не поверит.

— Время на нашей стороне, пока никто, кроме группы МОГ и нас троих, не знает, что происходит, — продолжал Джордан.

— Это хорошо, — сказал Керн. — Если бы русским стало известно, что их территория заминирована десятками иностранных боеголовок, они не колебались бы ни минуты предпринять полномасштабное вторжение в Японию.

— А нам это не нужно, — тихо сказал президент.

— Тем более это не нужно невинным японцам, не имеющим ни малейшего представления о безумном заговоре Сумы, — сказал Джордан, забивая последний гвоздь.

Президент встал, давая понять, что совещание окончено.

— Четыре дня, джентльмены. В вашем распоряжении девяносто шесть часов.

Джордан и Керн обменялись сдержанными улыбками.

Нападение на Суму было спланировано еще до того, как они вошли в Овальный кабинет. Чтобы привести этот план в действие, оставалось лишь позвонить по телефону.

Глава 39

В четыре часа утра небольшая посадочная полоса на территории правительственного заповедника под Вудмором, штат Мэриленд, выглядела заброшенной. По краям узкой полоски асфальта не было посадочных огней. Единственным ориентиром для пилота, выполняющего ночное приземление, был треугольник синих ртутных ламп уличных фонарей, склонившихся над пересечением двух грунтовых дорог, указывающий южный конец посадочной полосы.

Затем тишину раннего утра нарушил свист турбин реактивного самолета, рассекающий неподвижный воздух. Вспыхнула пара автомобильных фар, осветившая центр посадочной полосы. Реактивный транспортный самолет «Гольфстрим», вдоль верхней части фюзеляжа которого тянулась надпись «КРУГОСВЕТНЫЕ АЭРОЛИНИИ», коснулся полосы и вырулил к стоявшему рядом с ней многоместному джипу.

Меньше чем через три минуты после того, как дверца пассажирского отсека открылась и два человека со своим багажом оказались на земле, самолет покатился к концу взлетной полосы и снова оторвался от земли. Когда гул турбин растаял в черном небе, адмирал Сэндекер пожал Руки Питту и Джиордино.

— Поздравляю, — тепло сказал он, — с чрезвычайно успешной операцией.

— Мы еще не слышали о результатах, — ответил Питт. — Удалось ли по фотографиям картины, которые передал Манкузо, идентифицировать какой-нибудь реально существующий остров?

— Прямо в точку, — ответил Сэндекер. — Оказалось, что этот остров был назван «Адзима» рыбаками после того, как один из них застрял на нем в начале шестнадцатого века. Но на картах он назывался «Сосеки». И, подобно многим географическим названиям, связанным с местным фольклором, наименование «Адзима» было затем утрачено.

— Где он находится? — спросил Джиордино.

— Примерно в шестидесяти километрах от берега к востоку от Эдо-Сити.

Лицо Питта вдруг омрачилось тревожным беспокойством.

— Что слышно про Лорен?

Сэндекер покачал головой.

— Только то, что они живы и спрятаны в каком-то потайном месте.

— И это все? — сказал Питт раздраженно. — Никакого расследования, никакой операции по их освобождению?

— Пока угроза, связанная с заминированными автомобилями, не будет устранена, у президента связаны руки.

— Кровать, — пробормотал Джиордино, ловко меняя тему разговора, чтобы Питт немного остыл. — Отнесите меня в мою кровать.

Питт кивнул головой в сторону маленького итальянца.

— Вы только посмотрите на него. Он не открывал глаз с тех пор, как мы покинули Германию.

— Вы хорошо провели время? — сказал Сэндекер. — Полет был приятным?

— Большую часть времени я спал. И, поскольку при полете на запад сдвиг часовых поясов работает в нашу пользу, я вполне выспался.

— Фрэнк Манкузо остается с произведениями искусства? — спросил Сэндекер.

Питт утвердительно кивнул.

— Как раз перед нашим отлетом он получил послание от Керна, приказывающее ему упаковать предметы из японского посольства и самолетом везти их в Токио.

— Дымовая завеса, чтобы умиротворить немцев, — улыбнулся Сэндекер. — Коллекция на самом деле отправится в запасник музея в Сан-Франциско. Когда наступит подходящий момент, президент преподнесет ее в дар японскому народу в качестве жеста доброй воли. — Он показал рукой на сиденья джипа. — Садитесь. Раз вы столь бодры и решительно настроены, я позволю вам самому вести машину.

— Вот и прекрасно, — с радостью согласился Питт. После того как они бросили свои сумки в багажное отделение, Питт сел за руль, пока адмирал и Джиордино влезали в джип с другой стороны. Сэндекер занял переднее пассажирское сиденье, а Джиордино заднее. Питт переключил трансмиссию уже работавшего двигателя и повел машину по неосвещенной дороге к выездным воротам, спрятанным в купе деревьев. Охранник в форме вышел из караульной будки, секунду всматривался внутрь джипа, затем отсалютовал Сэндекеру и махнул рукой в направлении ворот, ведущих на узкое пустынное шоссе, проходящее по сельской глуши.

Через три километра Питт свернул на автостраду, ведущую к столице, и повел джип в сторону огней Вашингтона. В эти ранние предрассветные часы движения на автостраде почти не было. Питт установил регулятор скорости на 110 километрах в час и спокойно уселся назад, пока большая машина с двумя ведущими осями катилась по бетону, почти не требуя его вмешательства.

Несколько минут они ехали в молчании. Сэндекер рассеянно глядел сквозь ветровое стекло. Питту не нужно было обладать большим воображением, чтобы догадаться, что адмирал не стал бы встречать их лично в такое время, не будь у него для того веских причин. У Сэндекера, как ни странно, не было во рту неизменной огромной гаванской сигары, и его руки были сложены на груди — верный знак внутреннего напряжения. Глаза адмирала напоминали кубики льда. Определенно какие-то невеселые мысли владели им.

Питт решил дать ему возможность открыть карты.

— Куда мы отсюда направимся? — спросил он.

— Повтори, что ты сказал, — промямлил Сэндекер, притворяясь, что не расслышал.

— Что дальше припас для нас великий орел? Я надеюсь, приятный недельный отпуск.

— Тебе и в самом деле хочется это знать?

— Вероятно, нет, но ведь вы собираетесь сказать мне, не так ли?

Сэндекер зевнул, чтобы еще чуть-чуть отсрочить неприятную необходимость сказать правду.

— Ну, я боюсь, что вам обоим снова предстоит лететь на самолете.

— Куда?

— На Тихий.

— Куда именно? Океан велик.

— На Палау. Группа, точнее, то, что от нее осталось, должна собраться в Центре сбора и передачи информации, чтобы получить новые инструкции от Директора оперативного отдела.

— Если отбросить все эти бюрократические выспренности, вы хотите сказать, что мы встречаемся с Мэлом Пеннером.

Сэндекер улыбнулся, и его глаза заметно потеплели.

— У тебя есть несносная привычка сразу переходить к сути дела.

Питт был встревожен. Он чувствовал, что топор вот-вот упадет.

— Когда? — коротко спросил он.

— Ровно через час и пятьдесят минут. Вы отправитесь рейсовым авиалайнером коммерческой компании из Далласа.

— Жаль, что мы не приземлились прямо там, — грустно сказал Питт, — и не избавили вас от необходимости подбрасывать нас на машине.

— Соображения безопасности. Керн подумал, что будет лучше, если вы прибудете в аэропорт на машине, купите билеты и сядете на самолет, как все туристы, летящие к Южным морям.

— Можно было бы просто переодеться.

— Керн послал человека уложить в чемоданы чистую одежду. Они уже прошли регистрацию.

— Очень любезно с его стороны. Мне бы не забыть сменить коды своих охранных систем, когда я вернусь…

Питт, не докончив фразы, взглянул на отражение в зеркале заднего вида. Одна и та же пара фар упорно держалась позади джипа с тех пор, как они свернули на автостраду. Последние несколько километров расстояние до них оставалось неизменным. Он отключил регулятор скорости и слегка прибавил ходу. Огни фар чуть-чуть отстали, а затем снова выдвинулись вперед.

— Что-то не так? — спросил Сэндекер.

— Мы подцепили хвост.

Джиордино обернулся и пристально посмотрел назад сквозь широкое заднее стекло.

— И не один. Я вижу три фургона, один за другим.

Питт внимательно разглядывал отражение в своем зеркале, и на его лице появилось что-то вроде ухмылки.

— Кто бы это ни охотился за нами, они решили действовать наверняка. Они послали целый взвод.

Сэндекер схватил трубку телефона и набрал номер линии связи группы МОГ.

— Говорит адмирал Сэндекер! — выпалил он, отбросив любые попытки разговаривать обиняками, как было условлено. — Я нахожусь на шоссе «Кэпитал Бэлтуэй», еду на юг вблизи Морнингсайда. За нами следуют…

— Лучше скажите «преследуют». Они приближаются, — прервал его Питт.

Внезапно шквал автоматных очередей прошил крышу джипа прямо над их головами.

— Поправка, — совершенно спокойным голосом произнес Джиордино. — Замените «преследуют» на «атакуют».

Сэндекер быстро сполз на пол машины и начал торопливо говорить в трубку, давая указания и уточняя местонахождение джипа. Питт уже выжал педаль газа. Высокий крутящий момент большого 5, 9-литрового восьмицилиндрового V-образного двигателя бросил машину вперед, и джип помчался по автостраде со скоростью 150 километров в час.

— Дежурный на линии вызвал дорожный патруль, — объявил Сэндекер.

— Попросите их ехать побыстрее, — потребовал Питт, бросая большой джип из стороны в сторону по трехрядной автостраде, чтобы затруднить прицеливание нападающим.

— Они играют нечестно, — сокрушенно произнес Джиордино. Он упал на пол между сиденьями, когда следующий шквал пуль осыпал его осколками заднего стекла, прошил насквозь салон машины и снес половину ветрового стекла. — У них есть оружие, а у нас его нет.

— Я думаю, что смогу уравнять шансы, — сказал Питт, бросив на него быстрый взгляд назад и вниз через плечо.

— Как?

— Свернув с этого чертова шоссе, где мы представляем собой идеальную мишень, и далее поворачивая на каждом повороте, какой только удастся найти, пока не доберемся до города.

— Приближается поворот на Фелпс-Пойнт, — посоветовал Сэндекер, выглянув поверх приборного щитка.

Питт быстро взглянул на зеркало заднего вида. Теперь он смог разглядеть, что преследующие их фургоны были раскрашены в цвета «скорой помощи». В тот момент, когда он посмотрел на них, синие и красные проблесковые огни на их крышах замигали. Однако их сирены молчали, пока водители перестраивали машины в ряд, заняв все ведущие на юг ряды автострады, чтобы усилить их огневую мощь.

Питт разглядел также людей в черном, высунувшихся из окон и нацеливающих на джип свои автоматы. Кто бы ни планировал это покушение, они предусмотрели все. В каждом из фургонов, должно быть, находилось четверо автоматчиков. Двенадцать вооруженных до зубов против трех, у которых на всех был, скорее всего, один перочинный ножик.

У Питта появилась мысль, как можно немножко уравнять шансы. Съездная эстакада на фелпс-Пойнт находилась от них в двухстах метрах. Слишком далеко. Следующий залп массированного огня сбросит их в кювет. Не прикасаясь к тормозам, чтобы не оповестить о своих намерениях нападающих убийц тормозными огнями, он внезапно бросил джип в боковое скольжение и, пролетев через две дорожки, нырнул вниз по склону насыпи.

Момент был выбран точно. Град пуль пронесся над большим джипом «Грэнд Вэгонер», когда он пролетел по газону насыпи и плюхнулся в неглубокий кювет, на полметра заполненный водой. Затем все колеса оторвались от земли, подпрыгнув на противоположном бортике кювета, и джип со страшным скрипом резины приземлился на дороге, шедшей параллельно автостраде.

Преследователи потеряли время, пока они затормозили и остановились, не зная, что делать дальше. Питт выиграл почти десять секунд, пока они перегруппировались и с ревом помчались вниз по съездной эстакаде на параллельную дорогу, возобновив погоню.

Второй раз за несколько дней Питт гнал машину, словно участвовал в дорожных гонках на «Гран при». У профессиональных гонщиков, однако, есть одно преимущество. Они одеты в шлемы с ветровыми щитками от сопротивления воздуха. Холодный утренний воздух хлестал Питта по лицу через разнесенное пулями ветровое стекло, и ему приходилось отворачивать голову набок и прятать глаза от ледяного встречного потока.

Они вырвались на длинную авеню, окаймленную дубовыми деревьями, прежде чем въехать в населенный пригород. Питт бросил джип в серию крутых поворотов, сперва налево вокруг квартала домов, потом опять налево, затем направо. Водители фургонов были хорошо знакомы с тактикой погони. Они разделились и попытались перехватить джип на перекрестках, но всякий раз Питту удавалось добраться туда чуть раньше и проскочить мимо за считанные секунды до того, как они успевали прицелиться.

Профессиональные убийцы вели огонь среди населенных домов, неуклонно сжимая кольцо и отрезая пути для бегства. Когда Питту удалось свернуть за угол прежде, чем преследователи показались из-за угла предыдущего квартала, он выключил свет и поехал в темноте. К несчастью, уличные фонари выдали его маневр. Он пробовал все известные ему трюки, выигрывая несколько метров тут, несколько секунд там, но он не мог полностью оторваться от опытных киллеров.

Питт объехал кругом и помчался по главной улице, ведущей в город. Мимо промелькнули бензоколонка, кинотеатр, затем несколько маленьких лавочек.

— Ищите хозяйственный магазин! — крикнул он, перекрывая визг шин.

— Что? — не веря своим ушам, спросил Сэндекер.

— Хозяйственный магазин. В городе должен быть такой.

— Хозяйственный торговый центр Оскара Брауна, — объявил Джиордино. — Я видел рекламный щит сразу после того, как мы съехали с автострады.

— Что бы ни было у тебя на уме, — предостерегающим тоном сказал адмирал, — постарайся сделать это побыстрее. Только что вспыхнула красная лампочка, у нас кончается бензин.

Питт бросил взгляд на приборный щиток. Стрелка стояла на нуле.

— Наверно, они продырявили бензобак.

— Торговый центр Оскара вперед по улице справа, — сказал Джиордино, махнув рукой сквозь пустой проем ветрового стекла.

— У вас есть фонарик? — бросил Питт адмиралу.

— Есть один в бардачке.

— Достаньте его.

Напоследок Питт еще раз посмотрел в зеркало. Первый фургон выползал из-за угла в двух кварталах от них. Питт направил джип в канаву на левой стороне улицы и затем повернул руль вправо.

Сэндекер замер от шока.

Джиордино вскричал:

— О нет!

Джип на миг вильнул в сторону, затем четыре ведущих колеса нашли опору, и джип промчался над бортиком дороги, через тротуар и вломился через огромную стеклянную витрину в магазин. Он опрокинул линию касс, и кассовые аппараты, вертясь, покатились во тьму. Ряд выставленных для продажи садовых грабель был протаранен, и их черенки брызнули в стороны, как зубочистки. Джип накренился, наехав боком на проход между стеллажами, и, как картечь из пушки, в воздух полетели водопроводные хомутики, болты, гайки и шурупы.

Это безумие, подумали Джиордино и Сэндекер, но Питт на этом не остановился. Он не снимал ноги с педали газа, ездя взад и вперед по проходам, словно что-то искал, оставляя за собой полный разгром. Суматоху, поднятую взбесившимся джипом, усугубил внезапно раздавшийся вой сирен охранной сигнализации.

Наконец Питт заехал бампером в застекленную витрину, вызвав дождь осколков стекла. Единственная сохранившаяся фара бросала тусклый свет на двадцать или тридцать разлетевшихся по полу пистолетов и аккуратные ряды винтовок и охотничьих ружей, выстроившихся в просторном ящике у стены.

— Ах ты, ловкий сукин сын! — промолвил в восхищении Сэндекер.

Глава 40

— Выбирайте оружие, — крикнул Питт, перекрывая пронзительный вой сирен, после того как снес с петель дверцу стального шкафа.

Сэндекер в приглашении не нуждался. Он уже выпрыгнул из джипа и обыскивал шкаф в поисках патронов, зажав фонарик под мышкой.

— Что вам больше нравится, джентльмены? — выкрикнул он.

Питт схватил пару автоматических пистолетов «Кольт комбат коммандер», один вороненый, другой цвета нержавеющей стали, и вытащил обоймы.

— Автоматические, сорок пятого калибра!

Сэндекер шарил по ящичкам шкафа лишь несколько секунд, прежде чем нашел нужный калибр. Он протянул две коробки с патронами Питту.

— Что тебе нужно, Ал?

Джиордино вытащил из гнезд три охотничьих ружья «Ремингтон-1100».

— Двенадцатый калибр, двойной мощности.

— Сейчас. — Сэндекер снова повернулся к шкафу. Он протянул Джиордино несколько коробок патронов для охотничьих ружей. — Магнум номер четыре, картечь, — это лучшее, что я могу предложить так быстро. Затем он низко пригнулся и поспешил в отдел красок.

— Поспешите и погасите ваш фонарик, — предупредил его Питт, разбивая оставшуюся фару рукояткой своего «Кольта».

Фургоны затормозили и остановились, проехав дальше на один квартал, так что их не было видно из магазина. Убийцы выбрались из своих машин, одетые в черные костюмы «ниндзя», быстро и незаметно. Они не сразу бросились к магазину, а остановились, чтобы выработать план дальнейших действий.

Их первоначально заготовленный план тактической операции, состоявший в том, чтобы разнести джип с его экипажем в клочья, был сорван неожиданным маневром Питта, нырнувшего с автострады вниз на параллельное шоссе, в сторону Фелдс-Пойнт. Теперь им приходилось срочно разрабатывать новую тактическую операцию прямо на месте. Они холодно обдумали ситуацию.

Чрезмерная самоуверенность помешала им принять правильное решение. Поскольку они не встретили никакого ответного огня со стороны ускользающего от погони джипа, были уверены, что намеченные жертвы безоружны, и им слишком хотелось поскорее вломиться в магазин и довершить дело.

Старший в их группе был достаточно умен, чтобы жестом призвать их быть поосторожнее. Он стоял в дверях на противоположной стороне улицы и всматривался в темноту внутрь разгромленного магазина. Ему не удалось увидеть ничего, кроме обломков, при слабых отсветах одинокого уличного фонаря. Джип затерялся среди теней. Ему также не удалось уловить ни звука изнутри на фоне раздражающего воя сирен.

Его анализ ситуации был поспешным, так как в жилых помещениях над несколькими лавками начали зажигать свет. Он не мог себе позволить привлекать внимание толпы свидетелей. Кроме того, в городке наверняка была какая-нибудь правоохранительная служба. Можно было ожидать, что шериф и его подчиненные появятся здесь с минуты на минуту.

Затем он допустил неправильное суждение, приведшее его к роковой ошибке. Он подумал, что люди в джипе серьезно ранены при столкновении или трясутся от страха, и он не послал группу своих людей вокруг здания, чтобы перекрыть заднюю дверь.

Он отвел три минуты на то, чтобы подбежать к джипу, прикончить жертв и вернуться в фургоны. Убить их будет легко, и это не займет много времени, подумал он. В качестве меры предосторожности он выстрелил в уличный фонарь, отчего вся улица погрузилась во мрак, и, как он считал, его люди не будут видны даже как силуэты во время нападения. Он поднес к губам свисток и подал сигнал приготовить оружие и убедиться, что их 5, 5-миллиметровые автоматы «Сава» скорострельностью 51 пуля в минуту сняты с предохранителя. Затем он издал подряд три коротких свистка, и они двинулись в атаку.

Они ловко скользнули во мрак, как водяные змеи в болотах Джорджии, шмыгнули в разбитую витрину парами и быстро затерялись среди стеллажей. Первые шестеро вошедших замерли на месте, поводя стволами автоматов из стороны в сторону и всматриваясь в темноту.

Затем вдруг пятигалонный бак разбавителя красок с вставленным в горлышко горящим фитилем пролетел над ними и упал на тротуар, взорвавшись фонтаном голубого и оранжевого пламени. Одновременно Питт и Джиордино открыли огонь, пока Сэндекер швырнул еще один бак горючей жидкости.

Питт стрелял из «Кольтов» с обеих рук, направляя стволы, но не прицеливаясь тщательно. Он выпустил очередь, которая скосила трех человек, упавших справа от витрины прежде, чем они поняли, что в них попали. Один из них успел выпустить короткую очередь, ударившую в ряд банок с краской, из которых на разбросанные по полу товары и обломки полились разноцветные струйки.

Джиордино зарядом картечи выбросил первого человека слева обратно в окно, так что он наполовину оказался на улице. Два других были лишь тенями во тьме, но он стрелял в них, пока в одном из «Ремингтонов» не кончились патроны. Тогда он бросил его и схватил другой заранее заряженный «Ремингтон» и стрелял снова и снова, пока всякий ответный огонь не прекратился.

Питт на ощупь перезарядил обоймы в своих «Кольтах», вглядываясь наружу сквозь огонь и дым, плясавшие перед фасадом магазина. Убийцы в черных костюмах «ниндзя» все куда-то подевались, отчаянно отыскивая укрытие или лежа в канаве за спасительно высоким бордюром тротуара. Но они не убежали. Они все еще были там, снаружи, все еще опасные, как и прежде. Питт знал, что они ошеломлены, но злы, как осы, после того, что случилось.

Они перегруппируются и придут снова, но хитрее и осторожнее. И на этот раз они смогут видеть: внутренность хозяйственного магазина была ярко освещена языками пламени, лизавшего деревянный фасад. Все здание и люди, находящиеся в нем, через несколько минут превратятся в угольки.

— Адмирал? — позвал Питт.

— Здесь я, — ответил Сэндекер. — В отделе красок.

— Наш визит сюда затянулся. Вы не могли бы найти заднюю дверь, пока Ал и я будем оборонять крепость?

— Уже иду.

— Ты в порядке, приятель?

Джиордино помахал «Ремингтоном».

— Новых дырок нет.

— Пора сматываться. Нам еще нужно успеть на самолет.

— Слышу тебя.

Питт напоследок окинул взглядом скрюченные тела убитых им незнакомцев. Он протянул руку и откинул капюшон одного из мертвецов. При свете языков пламени он увидел лицо с азиатскими чертами. Гнев начал закипать в нем. Имя Хидеки Сумы всплыло в его памяти. Человека, которого он ни разу не видел и представления не имел, как он выглядит. Но мысли о том, что Сума представляет грязь и зло, было достаточно, чтобы Питт не чувствовал никаких сожалений о человеке, которого он убил. У Питта было давно взвешенное и искреннее убеждение, что тот, кто ответственен за смерть и разрушение, тоже должен умереть.

— Через отдел пиломатериалов! — вдруг крикнул Сэндекер. — Там есть дверь, ведущая на разгрузочную площадку.

Питт схватил Джиордино за руку и протолкнул его вперед.

— Сначала ты. Я буду прикрывать.

Сжимая в руках один из «Ремингтонов», Джиордино проскользнул мимо стеллажей и был таков. Питт повернулся и в последний раз открыл огонь из «Кольтов», так сильно и быстро нажимая спусковые крючки, что они строчили, как пулеметы. И наконец обоймы были пусты, пистолеты мертвым грузом повисли в его руках. Он быстро решил оставить их себе и заплатить потом. Он засунул их за поясной ремень и побежал к двери.

Он почти успел выбежать наружу.

Руководитель отряда убийц, более осторожный, чем когда-либо прежде, после того, как он потерял шестерых, бросил пару мощных взрывпакетов в уже пылающий магазин, а затем выпустил длинную очередь из автомата, так что пули засвистели вокруг Питта со всех сторон.

Затем взрывпакеты рванули с сокрушающей силой, вырвав сердце из того, что еще оставалось от Хозяйственного торгового центра Оскара Брауна. Ударная волна обрушила крышу, и она рухнула дождем искр. От громоподобного раската задребезжали все стекла в Феллс-Пойнт, прежде чем грохот затих в сельской местности. От магазина остался лишь пылающий кратер, окруженный все еще стоящими кирпичными стенами.

Ударная волна ударила Питта в спину и понесла его через заднюю дверь, над погрузочной площадкой и в аллею за магазином. Он приземлился на спину, и от удара у него воздух вышибло из легких. Он лежал там, хватая воздух, стараясь вернуть себе способность дышать, когда Джиордино и Сэндекер подняли его на ноги и помогли ему доковылять через задний двор во временно безопасное место, к оркестровой площадке в парке через улицу.

Сирены охранной сигнализации замолкли, когда сгорели электропровода, и теперь им было слышно, как к пожарищу спешат сирены машины шерифа и добровольной пожарной команды.

У Джиордино был талант произносить последнее слово, и в этом случае он снова оказался на высоте, когда они все трое лежали под крышей оркестровой площадки, измученные, исцарапанные и полные нехитрой благодарности судьбе за то, что они еще живы.

— Как вам кажется, — задумчиво спросил он, рассеянно глядя на пламя, осветившее предрассветное небо, — это все получилось из-за того, что мы что-то не так сказали?

Глава 41

Стоял субботний вечер, и бульвар Лас-Вегаса был забит машинами, краска которых отливала разноцветными огнями сверкающих реклам. Подобно элегантным старым шлюхам, расцветающим в сумерках под покровом дорогих сверкающих украшений, ветшающие отели, тянущиеся вдоль бульвара, прятали свои унылые интерьеры и грубо функциональную архитектуру за электрическим северным сиянием световых реклам, обещавших больше шику за те же деньги.

Некогда столица игорного бизнеса и в самом деле была шикарным местом, но как-то незаметно чувство стиля и атмосфера утонченной роскоши оказались утеряны, экзотический блеск и скопированный с парижских борделей декор интерьеров казино стал казаться таким же скучным и безразличным, как крупье за игорными столами. Даже клиенты, мужчины и женщины, некогда одевавшиеся по последней моде к обедам, сопровождавшимся красочными шоу, теперь приезжали в шортах, без пиджаков, в синтетических брючных костюмах.

Стаси откинулась на сиденье автомобиля «Аванти» с откидывающейся крышей и глазела на большие шатры, в которых ставились представления для гостей отеля. Ее светлые волосы развевал бриз, дувший из пустыни, и ее глаза блестели от вспыхивающих огней. Ей хотелось бы расслабиться и насладиться пребыванием здесь в качестве туристки, но лишь служебная необходимость заставляла ее и Уэзерхилла разыгрывать свои роли богатой парочки, приехавшей сюда проводить свой медовый месяц.

— Сколько у нас есть денег на азартные игры? — спросила она.

— Две тысячи долларов денежек налогоплательщиков, — ответил ей Уэзерхилл, пробираясь вперед в оживленном потоке машин.

Она рассмеялась.

— Этого мне хватит, чтобы проторчать у игорных автоматов несколько часов.

— Женщины и игровые автоматы, — задумчиво произнес он. — Должно быть, это как-то связано с дерганьем за ручку.

— Тогда как ты объяснишь увлечение мужчин игрой в кости?

Стаси было любопытно, как бы ответил на этот вопрос Питт. Ядовито и с демонстративным чувством мужского превосходства, это уж точно. Но Уэзерхилл не ответил ничего. Юмор не был его сильной стороной. Пока они ехали через пустыню из Лос-Анджелеса, он чуть не до смерти замучил ее нескончаемыми лекциями о возможностях полета в космос с использованием ядерной энергии.

После того, как Уэзерхилл выбрался из грузовика, перевозившего заминированные автомобили, Джордан приказал ему и Стаси возвращаться в Лос-Анджелес. Другая группа разведчиков-специалистов сменила их и проследила путь грузовика до Лас-Вегаса и отеля «Пасифик Парадиз», откуда, согласно их донесению, он отбыл пустым, оставив машины в тайнике на подземной автостоянке.

Джордан и Керн спланировали новую операцию для Стаси и Уэзерхилла. Они должны были выкрасть компрессор кондиционера, в котором находилась бомба, для изучения, что было сочтено слишком рискованным делать во время проникновения в автомобиль в дороге. Им также нужно было время, чтобы изготовить муляж для замены украденного компрессора по размерам, сообщенным Уэзерхиллом.

— Вот наш отель, — наконец сказал он, кивком головы указав на стоявший дальше вверх по дороге вдоль бульвара огромный рекламный знак, украшенный пальмовыми деревьями из неоновых трубок и прыгающими в воздух дельфинами, вспыхивающими поочередно с разных сторон светящегося знака. Основная приманка, изображенная на шатре, обещала грандиознейшую в мире водяную феерию. Другая световая вывеска, протянувшаяся вдоль крыши основного здания, вспыхивающая розовыми, голубыми и зелеными буквами, говорила о том, что весь этот огромный комплекс называется «Пасифик Парадиз».

Отель был построен из бетона, покрашенного в светло-голубой цвет, и его номера имели круглые окна, похожие на иллюминаторы. Архитектору, наверно, до смерти наскучила его рейсшина, и он решил вместо нее воспользоваться циркулем, подумала Стаси, пытаясь понять, как можно было додуматься до такого аляповатого сооружения.

Уэзерхилл свернул к главному входу и проехал мимо огромного плавательного бассейна, декорированного под тропические джунгли, со множеством желобов и водопадов, опоясывающих весь отель и автостоянку перед ним.

Стаси с изумлением смотрела на чудовищную громаду отеля.

— Есть ли здесь хоть что-то, что не принадлежит Хидеки Суме?

— «Пасифик Парадиз» лишь один из разбросанных по всему миру курортных отелей, с которых он получает доходы.

— Интересно, что бы сказала Комиссия по азартным играм штата Невада, если бы ее члены знали, что под казино находятся четыре ядерных бомбы.

— Они, наверно, не слишком бы беспокоились об этом, — ответил Уэзерхилл. — До тех пор, пока его дилеры не являются механиками.

— Механиками?

— Людьми, специально настраивающими рулетки и игорные автоматы так, чтобы они жульничали в пользу казино.

Он остановил «Аванти» у главного входа и дал чаевые швейцару, вытащившему их багаж из машины. Дежурный запарковал их машину, и они зарегистрировались у стойки. Стаси выглядела мечтательной и застенчиво улыбалась, чтобы ее приняли за новобрачную; она с трудом могла вспомнить соответствующий период своей собственной жизни.

В их номере Уэзерхилл дал на чай служащему, принесшему их чемоданы, и закрыл дверь. Он тут же открыл один из чемоданов и достал оттуда набор чертежей здания отеля, разложив их на кровати.

— Они замуровали машины внутри просторного бокса на третьем подземном ярусе подвала, — сказал он.

Стаси изучила чертеж всего нижнего яруса подвала и отчет одной из разведывательных групп.

— «Бетон с двойной усиленной арматурой, облицованный стальными листами», — прочла она вслух. — «Один большой стальной люк в потолке. Телекамеры и три охранника двумя с доберманами». — Мы не будем вламываться туда сверху. Достаточно просто обмануть электронные системы, но человеческий фактор и собаки делают проникновение напрямую слишком трудным для группы из всего двух человек.

Уэзерхилл постучал пальцем по нужному месту чертежа.

— Мы войдем через вентиляционную трубу.

— Нам повезло, что она тут есть.

— Это обязательное требование строительных норм. Без вентиляции бетон будет сжиматься и расширяться, отчего возникнут трещины, ослабляющие фундамент здания.

— Где начинается эта труба?

— На крыше.

— Слишком большое расстояние для вашей лебедки.

— Мы можем войти в вентиляцию из технического помещения на втором ярусе подземного гаража.

— Ты хочешь, чтобы туда пролезла я?

Уэзерхилл отрицательно покачал головой.

— Ты поменьше меня, но ядерные устройства — это моя специальность. Я проникну внутрь, а ты будешь держать веревки.

Она посмотрела по чертежу сечение вентиляционной трубы.

— Туда едва можно протиснуться. Я надеюсь, что ты не страдаешь клаустрофобией.

Неся в руках ракетки и большие спортивные сумки, одетые в белые теннисные костюмы, Уэзерхилл и Стаси беспрепятственно вышли из номера, выглядя как парочка, собирающаяся поиграть в теннис на кортах отеля. Дождавшись лифта, в котором никого не было, они спустились на второй ярус подземного гаража, где Уэзерхилл за пять секунд отомкнул замок на двери технического помещения.

Небольшое помещение было заполнено трубами подачи воды и пара, а также приборами, измеряющими температуру и давление. Вдоль одной стены тянулся ряд шкафчиков со швабрами, моющими средствами и соединительными проводами для машин, стоящих в гараже.

Стаси быстро расстегнула спортивные сумки и выложила на пол разнообразное оборудование, пока Уэзерхилл облачался в нейлоновый комбинезон. Он пристегнул страховочный пояс и грудную обвязку.

Затем Стаси собрала пружинное ружье с толстым стволом, носящее странное название «стручковый пистолет». К нему она прикрепила «кошку», странный предмет, покрытый напоминающими шарикоподшипники круглыми колесиками, в центре которого находился блок. Затем она размотала три куска тонкого нейлонового шнура и соединила их с кошкой и стручковым пистолетом.

Уэзерхилл последний раз просмотрел чертежи вентиляционной системы. Широкая вентиляционная шахта, вертикально идущая с крыши вниз, соединялась с более узкими трубами, проходящими горизонтально между плитами перекрытий и подвесными потолками каждого яруса подземного гаража. Труба, ведущая в бокс с заминированными автомобилями, проходила между перекрытием, на котором они стояли, и потолком подвала под ними.

Он взял небольшую аккумуляторную электрическую пилу и начал вырезать широкое отверстие в стенке из трубы тонкого стального листа. Через три минуты он отогнул в сторону вырезанный кусок, достал крохотный электрический фонарик и посветил внутрь трубы.

— Она уходит вниз примерно на метр, прежде чем ответвиться в направлении бокса, — сказал он.

— Как далеко она уходит после этого?

— Согласно чертежу, примерно на десять метров.

— Ты сможешь пролезть через поворот, где труба изгибается, переходя из вертикального к горизонтальному отрезку?

— Только выдохнув и задержав дыхание, — ответил он с легкой усмешкой.

— Проверка связи, — сказала она, надев на голову миниатюрный микрофон с наушниками.

Он повернулся и зашептал в крохотный передатчик, закрепленный у него на запястье:

— Проверка, проверка. Меня слышно?

— Кристально чисто, а как меня?

— Нормально.

Стаси ободряюще кивнула ему, склонилась над вырезанной дырой в вентиляционной трубе и нажала на спусковой крючок стручкового пистолета. Выброшенный пружиной стержень вытолкнул кошку в темноту, где ее инерция и колесики на ее поверхности беспрепятственно позволили ей пройти закругление трубы. Им было слышно, как она катилась по трубе несколько секунд, таща за собой три нейлоновых шнура, пока не послышался стук, означавший, что кошка докатилась до конца трубы, наткнулась на решетку и остановилась. Тогда Стаси нажала на другой спусковой крючок, и два стержня, вытолкнутые из кошки, уперлись в противоположные стороны трубы, прочно заклинив кошку на месте.

— Я надеюсь, что ты достаточно много тренировалась в гимнастическом зале, — сказал Уэзерхилл, протягивая шнур через карабины своей грудной обвязки. — Потому что твоим маленьким старым мышцам придется нынче поработать.

Она улыбнулась и показала на блок, который она уже прикрепила к водопроводной трубе и одному из шнуров.

— Мне помогут эти блоки, — озорным тоном сказала она.

Уэзерхилл закрепил на запястье маленький, но мощный фонарь. Он нагнулся и вытащил из сумки то, что выглядело как точная копия компрессора кондиционера воздуха. Он сконструировал ее, чтобы заменить тот компрессор, который собирался стащить. Затем он кивнул.

— Могу отправляться.

Он наклонился в вертикальную шахту и медленно опустился в нее головой вниз, держа перед собой на вытянутых руках фальшивый компрессор, пока Стаси понемногу травила натянутый шнур, удерживающий его вес. В вертикальной шахте было достаточно просторно, но когда он окажется у изогнутого куска трубы, присоединяющего к шахте горизонтальный отрезок, ему придется изогнуться всем телом, как змее, чтобы проползти в него. Он входил туда, лежа на спине, чтобы согнуться по кривой малого радиуса. И вот он был внутри.

— Давай, Стаси, тащи, — сказал он в свой наручный радиопередатчик.

— Тебе там не тесно?

— Достаточно сказать, что я едва могу дышать.

Она натянула пару перчаток и налегла на один из нейлоновых шнуров, на тот, который был перекинут через блок кошки и привязан к грудной обвязке Уэзерхилла, протаскивая его через узкую вентиляционную трубу.

Он мало что мог сделать, чтобы помочь ей, разве что выдыхать в те моменты, когда шнур натягивался. Он начал потеть в своем нейлоновом комбинезоне. Через эту трубу не подавался кондиционированный воздух, а тот, что поступал через отверстие на крыше, был горячим и душным.

Стаси в это время тоже было жарковато. Паропроводы, проходившие через техническое помещение, создавали в нем атмосферу, по температуре и влажности не уступающую парной бане.

— Вижу кошку и вентиляционную решетку, — доложил он через восемь минут.

Еще через пять метров он оказался у решетки. На чертежах не было показано никаких телекамер в самом боксе, но он внимательно вглядывался в темноту, стараясь обнаружить признаки их наличия. Он также достал из нарукавного карманчика небольшой датчик для обнаружения лазерных лучей и инфракрасных сканнеров. К счастью, этот осмотр дал отрицательный результат.

Он улыбнулся про себя. Хитроумные устройства охранной сигнализации и защиты размещались исключительно вне бокса. Этот дефект был типичен для многих систем безопасности.

Он отвернул крепежные болты, привязал тонкий шнурок к решетке вентиляционной трубы и тихо опустил ее на пол. Затем повернул рычаг, освобождавший распорные штыки кошки, и опустил ее в бокс вместе с фальшивым компрессором. Наконец, он начал медленно опускаться вниз головой на пол бокса, пока не смог перевернуться и лечь на бетонный пол.

— Я внутри, — сообщил он Стаси.

— Поняла тебя.

Он посветил фонариком вокруг. Заминированные автомобили казались вдвойне зловещими, укрытые в затхлой темноте за толстыми бетонными стенами. Ужасающее разрушение, которое мог вызвать взрыв в таком людном месте, как Лас-Вегас, трудно было вообразить.

Уэзерхилл поднялся на ноги и отстегнул грудную обвязку. Он обошел вокруг ближайшей к нему машины, достал небольшой пакет с инструментами, обвязанный вокруг его ноги, и разложил его на крыле машины. Копию компрессора он поставил на пол. Затем, не потрудившись заглянуть в салон, он протянул руку и повернул рычаг, открывающий капот.

Он смотрел на настоящее взрывное устройство некоторое время, примериваясь, с чего начать. Оно было рассчитано на подрыв закодированным радиосигналом. Это было известно точно. Активация взрывателя резким движением была маловероятна. Ученые-ядерщики Сумы должны были спроектировать бомбу, способную выдержать тряску при вождении автомашины на большой скорости по неровной дороге. Но он вовсе не собирался рисковать, в особенности потому, что причина взрыва на борту «Божественной звезды» все еще была неизвестна.

Уэзерхилл отогнал прочь все мрачные мысли и взялся за работу, отсоединяя от компрессора шланги высокого давления. Как он уже установил прежде, электрические цепи, соединявшие компрессор с витками испарителя, служившие антенной, были совершенно элементарными. Электроника была точно такой, какую он сам бы сконструировал. Он осторожно отрезал провода и подсоединил их к фальшивому компрессору, не трогая их электронных схем. Теперь он мог спокойно отвинтить болты крепления компрессора.

— Бомба благополучно извлечена из машины, — доложил он. — Сейчас ставлю замену.

Еще через шесть минут поддельный компрессор стоял на месте извлеченной бомбы и был подсоединен к проводам и шлангам.

— Вылезаю.

— Стою наготове, чтобы принять тебя.

Уэзерхилл подошел обратно к отверстию вентиляционной трубы и застегнул свою грудную обвязку. Вдруг он заметил что-то, что упустил в сумраке бокса.

Это «что-то» сидело на переднем сиденье автомобиля.

Он повел лучом фонарика вокруг бокса. Теперь он увидел, что во всех четырех машинах за рулем сидел какой-то механизм. В боксе было холодно, но Уэзерхилл чувствовал себя так, будто оказался в духовке. Он обливался потом внутри своего нейлонового комбинезона. Все еще держа в руке фонарик, он утер лицо рукавом и нагнулся к окну машины с той стороны, где должен был сидеть водитель.

Было бы странно называть ту штуку, которая сидела за рулем, механическим человеком. Было бы натяжкой даже назвать ее роботом, но тем не менее это был именно робот. Вместо головы была некая компьютеризованная система машинного зрения, водруженная наметаллическом штыре, а вместо груди — набитый электроникой ящик. Похожие на клешни металлические трехпалые руки сжимали руль. Руки и ноги имели суставы в тех же местах, что и конечности человека, но на этом всякое сходство кончалось.

Уэзерхилл потратил несколько минут, чтобы изучить робота-водителя и запомнить, как он устроен.

— Пожалуйста, доложите обстановку, — приказала Стаси, начиная нервничать из-за того, что он задерживается с возвращением.

— Я нашел кое-что интересное, — ответил Уэзерхилл. — Новую принадлежность этих машин.

— Ты бы лучше поскорее вылезал.

Он был рад выбраться из этого мрачного места. Роботы, сидевшие в темноте в ожидании команды повести машины к их заранее запрограммированным целям, начали казаться ему скелетами. Он пристегнул шнуры к своей грудной обвязке и лег на холодный пол, подняв ноги над головой и положив их на стену, расположившись спиной к стене.

— Вытаскивай.

Стаси уперлась ногой в трубу и начала тянуть за шнур, проходивший через блок на кошке. На другом конце вентиляционной трубы ноги Уэзерхилла достигли отверстия, и он вошел туда тем же способом, каким вышел, на спине, только на этот раз в его вытянутых за голову руках находился компрессор с ядерной бомбой.

Как только он полностью оказался внутри вентиляционной трубы, он сказал в микрофон, закрепленный у него на голове:

— Подожди, я поставлю на место кошку и решетку вентилятора. Не годится оставлять улики, указывающие на наш визит.

Попеременно работая обеими руками вокруг компрессора с бомбой, он поднял кошку и закрепил ее, расперев ее штыри внутри трубы. Затем втянул на шнурке решетку вентилятора и быстро привинтил ее на прежнее место. После этого он позволил себе отдых и расслабился. Теперь он мог только лежать и ждать, когда его вытащат из трубы, оставив все физические усилия Стаси, поглядывая на бомбу и гадая, сколько еще лет он сможет прожить.

— Я вижу твои ноги, — наконец сказала Стаси. Мышцы ее рук полностью онемели, а сердце бешенно колотилось от перенапряжения.

Как только он выскользнул из узкой горизонтальной трубы, он постарался помочь ей, насколько это было возможно, отталкиваясь локтями наружу и вверх. Теперь было достаточно места, чтобы он мог пронести бомбу над своим плечом и протянуть ее туда, где она смогла дотянуться до нее, и спокойно вытащить добычу в техническое помещение. Когда она завернула черный цилиндр в мягкую ткань и уложила его в сумку, она закончила вытаскивать Уззерхилла из отверстия в вентиляционной шахте.

Он быстро отвязал нейлоновые шнуры и выскользнул из грудной обвязки, пока Стаси нажимала на второй спусковой крючок, освобождающий расклинивающие кошку штыри. Затем она за шнур протащила ее обратно через трубу, намотала на нее нейлоновые шнуры и положила ее в сумку. Последнее, что оставалось ей сделать, — залепить специальной лентой для ремонта вентиляционных труб разрез, поставив на место вырезанный кусок трубы. Она сделала это, пока Уэзерхилл снова переодевался в теннисный костюм.

— Никто не помешал тебе? — спросил Уэзерхилл.

Она покачала головой.

— Несколько человек прошли рядом с дверью после того, как поставили в гараж свои машины, но из служащих отеля никто не приближался. — Она немного помолчала и сказала:

— Трудно поверить, что у нас тут атомная бомба.

Он кивнул.

— Причем достаточной мощности, чтобы превратить в пар весь отель.

— Какие-нибудь проблемы? — спросила Стаси.

— Никаких, но я действительно обнаружил, что наш дружок Сума приготовил новый фокус, — сказал он, запихивая в сумку свой комбинезон и обвязку. — У этих машин есть водители-роботы. Им не нужны люди, чтобы повезти бомбы туда, где они должны быть взорваны.

— Вот сукин сын. — Усталость и стресс прошли, их сменила ярость. — Никаких человеческих чувств, которые нужно подавлять, никаких опасений за собственную жизнь предателя, отказывающегося подложить бомбу, никого, кто мог бы на допросе выдать источник, откуда они берутся, если полиция остановит машину.

— Сума не достиг бы такого положения, какое он занимает, если бы он был глуп. Использовать для грязной работы роботов — очень ловкий ход. Япония является мировым лидером в робототехнике, и расследование несомненно покажет, что его научный и инженерный центр в Эдо-Сити принял самое непосредственное участие в их конструировании и изготовлении.

Шокирующая мысль вдруг пришла в голову Стаси. Нехорошее предчувствие заставило ее прошептать:

— Командный центр, что, если он управляется и охраняется роботами?

Уэзерхилл застегнул последнюю молнию на своей сумке.

— Об этом пусть думает Джордан. Но я предполагаю, что мы, скорее всего, обнаружим, что проникнуть в него будет практически невозможно.

— Тогда мы не сможем остановить Суму, помешать ему отправить сигнал и активизировать бомбы.

— Возможно, его вообще нельзя остановить, — сказал он с мрачным пониманием серьезности положения. — Наших лучших сил совершенно недостаточно для этого.

Глава 42

Тоси, одетая в очень короткое кимоно, совсем не того фасона, что носят гейши, слабо повязанное на талии поясом с подушечкой оби, вежливо склонила голову в поклоне, держа в руках большую махровую купальную простыню и протягивая ее Суме, который выходил из выложенной кафелем парной. Он обернул простыню вокруг себя, как тогу, и сел на низкую табуретку, покрытую подушкой. Тоси опустилась на колени и начала массировать ему ноги.

Тоси была дочерью бедного рыбака, четвертым ребенком в семье, в которой насчитывалось восемь детей, когда Сума впервые увидел ее. В детстве она была худой, невзрачной девчушкой, на которую мальчики не обращали никакого внимания. Потом она неожиданно стала превращаться в красивую, прекрасно сложенную девушку, ее груди налились и стали намного полнее, чем у большинства японок. Понемногу черты ее лица приобрели выразительность, высокие скулы подчеркивали крупные темные глаза.

Сума, в одиночестве гуляя по берегу на закате. увидел ее стоящей в волнах прибоя и забрасывающей сети в набегавшие буруны. Она стояла, позолоченная лучами умиравшего солнца, и от нее невозможно было оторвать глаз. На ней была надета лишь тонкая рубашка, намокшая от соленых брызг до прозрачности, открывающая глазам Сумы все ее прелести и не скрывающая ничего.

Он был пленен ее красотой. Не сказав ей ни слова, он узнал, как ее зовут, и к тому времени, как на небе появились звезды, заключил сделку с ее отцом, купив Тоси за такую сумму денег, которая внезапно превратила нищего рыбака в богатейшего человека на острове и владельца нового рыболовного катера, оборудованного новейшими электронными системами.

Сначала с Тоси случилась истерика от неожиданной перемены и необходимости расстаться с семьей, но постепенно ее начало приводить в восхищение богатство и могущество Сумы, и вскоре она привязалась к нему. На свой собственный лад она наслаждалась своим подчиненным положением секретарши и любовницы босса. Он нанял для нее лучших учителей, которых смог найти, обучающих ее языкам, бизнесу, бухгалтерскому учету и финансовому делу, ее научили светским манерам, принятым в высших кругах общества, а Сума натаскал ее в тонкостях искусства любви.

Она знала, что он никогда не женится на ней. У него было слишком много других женщин, и Хидеки был неспособен любить только одну. Но он был нежен с ней, и она знала, что, когда придет время найти ей замену, он будет щедр.

Каматори, одетый в длинный желтый халат «юката» с орнаментом из птиц цвета индиго, сидел неподалеку у низкого черного лакового столика прямо напротив Роя Ориты и прихлебывал чай. Из уважения к вышестоящему. оба мужчины молчали, ожидая, когда Сума заговорит первым.

Сума несколько минут не удостаивал их вниманием, наслаждаясь массажем ног, которые Тоси разминала своими ловкими пальцами. Каматори, избегая сердитого взгляда Сумы, сидел, потупив глаза. Он второй раз за эту неделю потерял лицо и чувствовал себя крайне униженным.

— Итак, твоя группа идиотов провалила дело, — наконец произнес Сума.

— Там произошла накладка, — ответил Каматори, по-прежнему глядя на поверхность стола.

— Накладка! — с издевкой выкрикнул Сума. — Разгром, вот это было бы ближе к истине.

— Питту, адмиралу Сэндекеру и человеку по фамилии Джиордино очень повезло.

— Везенье здесь совершенно ни при чем. Твои киллеры просто недооценили дьявольскую способность американцев бороться за свои жизни.

— Профессиональные оперативники предсказуемы, — сказал Каматори, неуклюже пытаясь оправдаться. — Гражданские не придерживаются правил.

Сума знаком показал Тоси, чтобы она прекратила массаж.

— Сколько человек ты потерял?

— Семь, включая командира.

— Никто не был схвачен, я надеюсь.

— Все тела были подобраны, и выжившие спаслись бегством до появления местных властей. Ничего не осталось на месте, что могло бы навести на след.

— Реймонд Джордан будет знать, на ком лежит ответственность за это нападение, — сказал Рой Орита.

— Это не имеет значения. — Лицо Каматори приняло презрительное выражение. — Он и его пресловутая группа МОГ более не являются боеспособной силой. Японская часть его операции полностью ликвидирована.

Сума отказался от чая и взял маленький стаканчик сакэ, поданный ему Тоси.

— Джордан все еще может быть опасен, если его оперативники разнюхают местонахождение нашего командного центра.

— В своих попытках выяснить это Джордан и Керн зашли в тупик, когда ровно сутки назад я прекратил контакты с ними, — уверенно сказал Орита. — У них нет никаких ниточек к этому месту.

— Они пытаются выследить заминированные машины, — заметил Сума. — Это, во всяком случае, нам известно.

Каматори безразлично повел плечами.

— Джордан гоняется за призраками в мутном зеркале. Машины надежно спрятаны и охраняются. Еще час тому назад, насколько мне известно, ни одна из них не была найдена и конфискована. И даже если его оперативники случайно наткнутся на несколько штук и обезвредят их бомбы, то они добьются слишком малого и слишком поздно. У нас по-прежнему будет больше чем достаточно зарядов, чтобы создать электромагнитный щит над половиной земного шара.

— Есть какие-нибудь новости из КГБ или разведок стран Европейского сообщества? — спросил Сума.

— Им совершенно ничего не известно, — ответил Орита. — По неизвестным нам причинам, Джордан не поделился с ними результатами своего расследования.

Каматори отхлебнул свой чай и посмотрел на Суму поверх чашки.

— Вы побили их, Хидеки. Ваши техники-роботы почти закончили монтаж электронной системы управления оружием. Скоро, очень скоро вы сможете диктовать условия вырождающемуся западному миру.

Лицо Сумы напоминало каменную маску, вырезанную самодовольным, торжествующим злом. Подобно многим людям, развращенным неограниченными возможностями пользоваться всем, что только можно купить за деньги, Сума достиг высшей степени растления, непреодолимой, как пристрастие к наркотику, всепоглощающей жажды абсолютной власти.

— Я думаю, уже наступило время, — произнес он с интонацией, в которой прозвучала нота садистского удовольствия, — начать просвещать наших гостей относительно цели их пребывания здесь.

— Могу ли я высказать свое мнение? — спросил Орита, слегка поклонившись.

Сума молча кивнул.

— На гайдзин, пришельцев, производит впечатление статус и могущество. Их психологию легко понять по тому, как они почитают клоунов, певцов и богатых знаменитостей. Вы являетесь самым влиятельным финансистом в мире. Позвольте сенатору и конгрессменше томиться в неведении и растерянности, тогда как вы будете оставаться недосягаемым и далеким от них. Пошлите других дразнить их нетерпение, скармливая им маленькие кусочки наживки, пока их умы не созреют для вашего величественного появления и божественных приказов.

Сума обдумал совет Ориты. Это была детская игра на его самолюбии, но игра, не лишенная практического смысла. Он взглянул на Каматори.

— Моро, я предоставляю это тебе, начать вводить наших гостей в курс дела.

Лорен чувствовала себя в растерянности. Никогда за всю свою прошлую жизнь ей не приходилось ощущать подобной растерянности. Ее накачали наркотиками почти сразу после похищения на гонках классических автомобилей, и она сумела вполне прийти в чувство лишь два часа назад.

Когда ей наконец удалось окончательно стряхнуть с себя наркотическую пелену, затуманивавшую ее сознание, она поняла, что находится в роскошно обставленной спальне с просторной ванной комнатой, оборудованной утопленной в пол мраморной ванной и биде. Спальня была меблирована в стиле островов южных морей, с мебелью из бамбука и небольшим лесом тропических растений в горшках. Паркет был сделан из светлого полированного кедра, а стены, по-видимому, завешены плетеными циновками из пальмовых листьев.

Обстановка напомнила ей курорт в деревне на Таити, где она однажды проводила отпуск, но тут были две необычные особенности: на двери не было ручки, и отсутствовали окна.

Она открыла стоявший у стены шкафчик и заглянула внутрь. Там висело несколько дорогих шелковых кимоно. Она примерила одно из них и была приятно удивлена тем, что оно сидело, словно сшитое на нее по мерке. Она открыла выдвижные ящики в низу шкафчика. Там находилось женское нижнее белье, которое тоже было в точности ее размера, как и сандали, стоявшие на нижней полке шкафчика.

Все это было несравненно лучше, чем быть закованной в цепи в подземелье, подумала Лорен. Кем бы ни были ее похитители, они, видимо, не собирались пытать или казнить ее. Вопрос о том, почему она была похищена, был вытеснен в дальний уголок ее сознания. Стараясь взять все, что удастся, от ситуации, в которой невозможно было победить, она расслабилась в ванной и отдохнула. Затем она вытерлась насухо и уложила волосы с помощью фена и парикмахерских принадлежностей, предусмотрительно положенных на длинный столик в ванной комнате вместе с набором дорогой косметики и духов.

Она как раз надевала кимоно с белыми и розовыми цветами, когда послышался легкий стук в дверь, и в спальню тихо вошел Каматори.

Он некоторое время молча постоял у входа, его руки были скрыты в рукавах юкаты, на лице застыло надменное и презрительное выражение. Его глаза медленно поднялись от босых ног Лорен, задержались на ее грудях и лишь затем взглянули ей в лицо.

Лорен туго запахнула кимоно вокруг своего тела, завязала пояс и повернулась к нему спиной.

— Японские мужчины всегда входят в комнату леди без приглашения?

— Мои искренние извинения, — сказал Каматори с заметной ноткой сарказма. — Я отнюдь не намеревался выказывать неуважение к прославленной американской законодательнице.

— Что вам надо?

— Меня послал господин Хидеки Сума убедиться, что вы устроились с удобствами. Меня зовут Моро Каматори. Я являюсь другом, телохранителем и доверенным лицом господина Сумы.

Она ответила без колебаний:

— Я полагаю, он несет ответственность за мое похищение.

— Это лишь временное неудобство, я обещаю вам.

— Почему меня удерживают в качестве заложницы? Чего он надеется этим добиться, кроме ненависти и возмездия от американского правительства?

— Он хочет, чтобы вы помогли ему доставить послание вашему президенту и Конгрессу.

— Передайте мистеру Суме, чтобы он вставил себе шило в задницу и передал свое послание сам.

Вызывающее поведение, порожденное уязвимостью, подумал Каматори. Он был доволен. Он решил прорвать первую линию обороны Лорен.

— Какое совпадение. Почти точные слова сенатора Диаса, только он употребил более сильные выражения.

— Майк Диас? — В храброй линии обороны Лорен появилась углубляющаяся трещина. — Его вы тоже похитили?

— Да, сюда вас доставили вместе.

— Сюда — это куда?

— На островной курорт близ побережья Японии.

— Сума совсем спятил.

— Вряд ли, — терпеливо сказал Каматори. — Он очень мудрый и наблюдательный человек. И через несколько дней он объявит, каким правилам должна отныне подчиняться экономическая политика Запада.

От разгорающегося гнева лицо Лорен покраснело.

— Он даже еще больший безумец, чем я считала.

— Я полагаю, что нет. Ни один человек за всю историю не накопил такого состояния. Он добился этого не потому, что был невеждой. Вскоре вам придется убедиться, что он, кроме того, обладает полным контролем над вашим правительством и экономикой. — Каматори помолчал, и его взгляд скользнул ниже, уставясь на выпирающие под верхними складками кимоно округлости грудей Лорен. — Ввиду предстоящих перемен, я советую вам хорошенько обдумать, не стоит ли вам поискать новых хозяев и покровителей?

Лорен трудно было поверить, что она в самом деле слышит подобный вздор.

— Если что-нибудь случится с сенатором Диасом и со мной, вам с мистером Сумой не избежать наказания. Президент и Конгресс не будут сидеть сложа руки, пока нас удерживают в качестве заложников.

— Исламские террористы годами удерживали американских заложников, и вы не предприняли ничего. — Веселье промелькнуло в глазах Каматори. — Ваш президент был проинформирован о вашем исчезновении в течение часа, и ему сказали, кто несет за это ответственность. Поверьте тому, что я скажу. Он приказал, чтобы никаких попыток освободить вас не предпринималось и ни слова не просочилось в средства массовой информации. Ни ваши помощники, ни родственники, ни товарищи-конгрессмены — никто из них не подозревает, что вас тайно вывезли самолетом в Японию.

— Вы лжете. Мои друзья не будут молчать.

— Под друзьями вы подразумеваете Дирка Питта и Альфреда Джиордино?

Мысли Лорен смешались. Каматори наконец удалось заставить ее потерять самообладание.

— Вы знаете про них?

— Да, они вмешались не в свое дело, и с ними произошел несчастный случай.

— Они ранены? — едва сумела выговорить она.

— Я не знаю, но можно с уверенностью сказать, что им не удалось ускользнуть невредимыми.

Губы Лорен задрожали. Она искала, что бы сказать.

— Почему я? Почему сенатор Диас?

— Вы и сенатор Диас — просто пешки в стратегической игре за экономическое господство, — продолжал Кама-тори. — Так что не ждите освобождения прежде, чем разрешит господин Сума. Атака ваших сил специального назначения была бы напрасной, так как ваши разведовательные службы не имеют ни малейших ниточек к вашему местонахождению. И даже если бы у них были какие-то сведения, целой армии не под силу прорвать нашу оборону. В любом случае, вы и сенатор будете свободны и полетите в Вашингтон послезавтра.

Растерянность в глазах Лорен была именно тем, на что надеялся Каматори. Он высвободил руки из широких рукавов своей юкаты, внезапно схватил за ворот кимоно Лорен и стащил его вниз вокруг ее талии, прижав ее руки к бокам.

Каматори садистски улыбался.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ваше короткое пребывание здесь было приятным. Возможно, я даже преподам вам урок, как женщины должны подчиняться желаниям мужчин.

Затем он повернулся и два раза сильно постучал в дверь. Невидимый охранник открыл ее снаружи, и Кама-тори исчез, не оставив у Лорен никаких сомнений в том, что уготовано ей, прежде чем ее освободят.

Глава 43

— Вот она, крошка, — сказал Мэл Пеннер, жестом фокусника сдергивая покрывало с большого стола, и взглядам присутствующих открылась объемная модель острова, окруженного синим гипсовым морем и покрытая кое-где крохотными деревьями и зданиями. — Остров Сосеки, в прошлом известный как Адзима.

— Вы прекрасно поработали, — сделала Стаси комплимент Пеннеру. — Он выглядит совсем как настоящий.

— Я давно увлекаюсь моделями железных дорог, — с гордостью заявил директор полевых операций. — Мое хобби — изготовление диорам.

Уэзерхилл склонился над столом, рассматривая крутые утесы, поднимающиеся из моря.

— Какого он размера?

— Четырнадцать километров в длину и пять в ширину в самом широком месте. Примерно таких же очертаний, как Сан-Мигуэль, один из островов в проливе близ побережья Калифорнии.

Пеннер вытащил из кармана синий носовой платок и промокнул пот, катившийся по его вискам. Кондиционер поддерживал приемлемую температуру внутри небольшого домика, фактически не намного просторнее хижины, который стоял на песчаном пляже острова Корор архипелага Палау, но 98-процентную влажность приходилось терпеть.

Стаси, одетая в обтягивающие шорты и коротенькую маечку, обошла вокруг стола, внимательно разглядывая изготовленную Мэлом точную модель. Расселины в скалах, через которые были перекинуты миниатюрные мостики в восточном стиле, и перекрученные сосны придавали острову какой-то мистический вид.

— Здесь, должно быть, … — Она нерешительно замолкла, подыскивая подходящий эпитет. — Божественно, — сказала она наконец.

— Едва ли это то слово, которое приходит на ум, — пробормотал Питт, одним глотком опустошив стакан, наполовину наполненный текилой, лимонным соком и льдом из бутылки, захваченной им из Вашингтона. На нем были плавки и теннисная майка с эмблемой НУМА. Свои длинные загорелые ноги в кожаных сандалиях он положил на спинку стоящего перед ним стула. — Снаружи садик, это верно, но внутри притаилось чудовище.

— Вы думаете, что ядерный арсенал и центр управления подрывом бомб находятся в недрах острова? — спросил Фрэнк Манкузо, который был последним из пяти членов группы, прибывших в Южнотихоокеанский центр сбора информации.

Пеннер кивнул.

— Мы уверены в этом.

Стаси протянула руку и коснулась отвесных береговых утесов, почти вертикально поднимающихся из моря.

— Здесь невозможно разгружать суда. Им пришлось бы доставлять строительную технику по воздуху.

— Как могло случиться, что они построили центр, оставшись незамеченными разведовательными спутниками, засекающими всякую подозрительную активность? — вслух удивился Уэзерхилл.

С выражением самодовольной гордости на лице Пеннер поднял кусочек гипсового моря, тянущийся от острова к толстому краю стола. Он показал на тоненькую трубочку, проходящую через серый гипс.

— Туннель, — объяснил он. — Инженеры Сумы построили туннель, начинающийся глубже самого нижнего яруса Эдо-Сити, тянущийся десять километров до берега, а потом еще пятьдесят под дном моря до острова Сосеки.

— Еще одно очко в пользу Сумы, — сказал Питт. — Наши спутники не обнаружили каких-либо необычных транспортных потоков, так как порода, вынутая из туннеля, вывозилась вместе с той, которая была выкопана при строительстве города.

— Идеальное прикрытие, — сказал Джиордино. Он сидел верхом на стуле и меланхолично смотрел на модель острова. Ему было холодно, на нем были только обрезанные джинсы.

— Самый длинный туннель в мире, — сказал Пеннер, — длиннее того, который японцы прорыли между Хонсю и Хоккайдо.

Уэзерхилл в восхищении покачал головой из стороны в сторону.

— Невероятное достижение. Жаль, что эти усилия не были направлены на более достойные цели.

Как горный инженер Манкузо мог оценить огромные трудности, связанные с таким грандиозным проектом.

— Ведя проходку только с одного конца, они должны были затратить на это добрых семь лет, — сказал он, весьма удивленный этим открытием.

Пеннер отрицательно покачал головой.

— Работая круглосуточно и применяя новейшее оборудование, специально разработанное для этой цели, инженеры Сумы завершили работы за четыре года.

— Тем более поразительно, если учесть, что все делалось в строжайшей тайне. — Стаси ни на миг не отрывала глаз от модели с той минуты, как она была открыта.

Теперь Пеннер поднял кусок острова, открыв миниатюрный лабиринт проходов и помещений; все эти подземные галереи расходились, как спицы колеса, от одной большой центральной камеры.

— Здесь представлен план подземных помещений центра. Масштаб может быть немного неверным, но я сделал все, что мог, по приблизительным эскизам, которые передал нам Джим Ханамура.

— Я думаю, что вы сделали поразительную работу, — сказала Стаси, восхищаясь мастерством Пеннера. — Детали так точны.

— Многое здесь является просто результатом догадок, но Керн привлек к работе группу проектировщиков и инженеров, и они начертили схемы, которые весьма близки к тому, что мы ожидаем найти на острове. — Он замолчал, чтобы передать четырем членам МОГ, собравшимся в хижине, стопки чертежей. — Здесь находятся планы выходящего в Эдо-Сити конца туннеля, а также центр управления, расшифрованные и детализированные людьми Керна.

Все развернули чертежи и стали изучать план сооружений, представляющих самую серьезную угрозу, с которой столкнулся свободный мир со времени кубинского ракетного кризиса. Все молчали, прослеживая, как расположены галереи, запоминая названия помещений и изучая размеры отдельных сооружений.

— Центр должен находиться на добрых триста метров вглубь от поверхности острова, — заметил Манкузо.

— На острове нет ни причала, ни посадочной полосы, — пробормотала задумчиво Стаси. — Единственный способ добраться туда — использовать вертолет, или же через туннель из Эдо-Сити.

Питт допил остатки своей текилы.

— С моря сюда не подобраться, если только атакующая группа не будет состоять из профессиональных скалолазов. И даже в этом случае оборонительные системы Сумы выследят их, как муравьев, ползущих по белой стене.

— Что это за здания на поверхности? — спросил Уэ-зерхилл.

— Роскошный курорт для высшего руководства компаний, контролируемых Сумой. Они собираются здесь на деловые встречи. Он также является идеальным местом для тайных контактов с политиками, правительственными чиновниками и лидерами преступных группировок.

— На картине Симцу остров выглядел совершенно пустынным, — сказал Питт. — А здесь половина острова покрыта деревьями.

— Они были посажены садовниками и парковыми архитекторами Сумы за последние двадцать лет, — объяснил Пеннер.

Манкузо в задумчивости сморщил нос.

— Как насчет лифта между курортом и центром управления?

Пеннер покачал головой.

— На планах ничего подобного не показано. Мы не можем идти на риск проникновения через шахту, если нам неизвестно, где она находится.

— Подземное сооружение таких размеров должно иметь наружную вентиляцию.

— Наша инженерная группа считает, что некоторые из этих домиков на территории курорта являются на самом деле замаскированными входами шахт для забора воздуха и выброса отработанных газов.

— Нам следует попробовать проникнуть этим путем. — Уэзерхилл рассмеялся. — С вентиляционными шахтами у меня обычно неплохо получается.

Пеннер пожал плечами.

— Опять же у нас нет достаточной информации. Возможно, воздух подается по трубам из Эдо, а отработанный воздух возвращается туда же и выбрасывается вместе с городскими выбросами.

Питт посмотрел на Пеннера.

— Какова вероятность того, что Лорен и Диас находятся на острове в качестве пленников?

Пеннер снова пожал плечами.

— Весьма высокая. Пока мы не проследили, где они находятся. Но что-то вроде курорта на неприступном острове, несомненно, идеальное место для того, чтобы содержать там заложников.

— Заложников, да, — сказала Стаси, — но на каких условиях? С момента похищения не было получено ни слова от члена Конгресса Смит и сенатора Диаса.

— И никаких требований от похитителей тоже не было получено, — объяснил Пеннер, — что вынуждает президента играть в игру «подождем-увидим». И пока мы не предоставим ему достаточно разведданных, чтобы принять решение о возможности проведения операции по их освобождению, он не отдаст такого приказа.

Джиордино смотрел на Пеннера с некоторой подозрительностью.

— Должен существовать план, как разнести эту хазу, всегда же есть какой-то план.

— У нас он есть, — ответил Пеннер, беря ответственность на себя. — Дон Керн придумал сложную, но осуществимую операцию по проникновению в центр управления и выводу из строя его электронных систем.

— С какого рода оборонительными системами нам придется столкнуться? — поинтересовался Питт. — Сума не потратил бы такие огромные усилия и деньги на создание восьмого чуда света, не защитив его всеми мыслимыми способами.

— Мы не можем это сказать сколько-нибудь точно. — Пеннер смерил модель острова озабоченным взглядом. — Нам известно, какая технология систем безопасности и систем вооружений доступна Суме, и должны предполагать, что он смонтировал наилучшие сенсорные устройства, которые только можно купить за деньги. Экзотическое радарное оборудование для обнаружения техники на море и на суше, сонарные датчики против подводного подхода к острову, лазерные и тепловые приборы по периметру береговой линии. Не самое последнее по важности — армия вооруженных роботов.

— И, если мы вдруг не забыли об этом, целый арсенал спрятанных ракет классов «Земля-море» и «Земля-воздух», — добавил Питт.

— Этот орешек будет нелегко расколоть, — сказал Уэзерхилл, использовав расхожую фразу, в данном случае явно не способную передать сложность ситуации.

Джиордино посмотрел на Пеннера, удивленный и любопытствующий, какие же козыри у того в рукаве.

— На мой взгляд, единственный способ проникнуть внутрь этой скалы — это атака по меньшей мере пяти групп сил специального назначения, которой предшествует удар штурмовой авиации с авианосца и обстрел ударной группировки кораблей, чтобы ослабить оборону острова.

— Либо это, — согласился Питт, — либо чертовски мощная ядерная бомба.

Пеннер сухо улыбнулся.

— Поскольку ни одно из этих предложений не соответствует реальному положению дел, нам придется использовать иные средства, чтобы справиться с нашей задачей.

— Позвольте мне угадать. — Манкузо не скрывал скепсиса в отношении предполагаемого плана и, указав на Стаси, Уэзерхилла и себя, сказал: — Мы трое проникаем на остров через туннель.

— Вы все пятеро отправитесь туда, но не все через туннель, — тихо проговорил Пеннер.

Стаси от удивления вздрогнула.

— Фрэнк, Тимоти и я — тщательно обученные профессионалы по тайному проникновению. Но Дирк и Ал — морские инженеры. У них нет ни навыков, ни опыта по проведению сложной операции по проникновению в хорошо охраняемые помещения. Вы, конечно, не собираетесь послать их тоже?

— Именно это я и собираюсь сделать, — тихо ответил Пеннер. — Они вовсе не столь беспомощны, как считаешь ты.

— Мы должны надеть черные костюмы ниндзя и пропорхать через туннель, как летучие мыши? — В голосе Питта невозможно было не услышать иронии.

— Вовсе нет, — спокойно сказал Пеннер. — Вы с Алом спуститесь на остров сверху и устроите диверсию, которая должна совпасть по времени с проникновением остальных через туннель со стороны Эдо-Сити.

— Итак! — задумчиво сказал Питт. — Великий Питт и Джиордино Великолепный прилетают на частный курорт-крепость Хидеки Сумы под звуки фанфар, звон колоколов и бой барабанов. Затем их казнят в самурайском стиле, как вторгшихся шпионов. Ты нас за дурачков считаешь, разве не так, Пеннер?

— Тут есть некоторый риск, я согласен, — защищаясь, признал Пеннер. — Но у меня нет ни малейших намерений посылать вас на верную гибель.

Джиордино посмотрел на Питта.

— У тебя нет ощущения, что нас используют?

— А как насчет дурачат?

Своим наметанным глазом Питт сразу понял, что директор полевых операций не был тем человеком, который принял это решение, исходя из своих собственных полномочий, План исходил от Керна, получил одобрение Джордана и, сверх того, был благословлен президентом. Он повернулся и посмотрел на Стаси. «Не соглашайся!» — кричал ее взгляд.

— Ну, прибыли мы на остров, и что дальше? — спросил он.

— Вы избегаете пленения как можно дольше, чтобы отвлечь на себя силы безопасности Сумы, прячась и скрываясь, пока мы не развернем спасательную операцию по эвакуации всей группы.

— Против оснащенной по последнему слову техники системы безопасности мы не продержимся и десяти минут.

— Никто и не ожидает чудес.

Питт сказал:

— Ну?

— Что ну?

— Мы падаем с неба и играем в прятки с роботами Сумы, пока три профи прокрадываются внутрь через шестидесятикилометровый туннель? — Малейший признак раздраженности, недоверия и отчаяния Питту удалось огромным усилием воли удержать внутри, не дать ему проскользнуть в интонации его вопроса. — В этом и состоит план? Это все, что в нем есть?

— Да, — сказал Пеннер, старательно избегая встречаться взглядом с горящими глазами Питта.

— Ваши приятели в Вашингтоне, должно быть, позаимствовали этот блестящий образчик творческого озарения у уличной гадалки.

В душе Питт никогда не сомневался, какое решение он примет. Если есть хоть малейшая надежда на то, что Лорен находится в заточении на острове, он пойдет на эту операцию.

— Почему бы просто не отключить их энергоснабжение на берегу, где-нибудь у Эдо-Сити? — спросил Джиордино.

— Потому что центр управления полностью автономен, — ответил Пеннер. — Он питается от собственного генератора.

Питт посмотрел на Джиордино.

— Что скажешь, большой Ал?

— На этом курорте есть гейши?

— Сума известен как большой ценитель женской красоты. Он нанимает только прекраснейших женщин, — ответил Пеннер с легкой улыбкой.

— Как мы сможем прилететь туда, не будучи взорваны еще в воздухе? — спросил Питт.

На этот раз Пеннер улыбнулся так, будто мог, наконец, для разнообразия предложить им хорошие новости.

— Ну, а эта часть плана, по нашим оценкам, имеет шансы на успех в категории А1.

— Хорошо бы, чтоб это и в самом деле было так, — сказал Питт, и от взгляда его молочно-зелёных глаз повеяло арктической стужей.

— Не то кое-кому здорово влетит.

Глава 44

Как и предполагал Пеннер, перспектива загреметь вниз в клубах дыма и пламени оказалась маловероятной. Сверхлегкие моторизованные планеры, на которых Питту и Джиордино предстояло взлететь с палубы корабля обнаружения и слежения ВМФ США «Ральф Р. Беннет», выглядели как миниатюрные копии бомбардировщиков-невидимок «Стелт». Они были окрашены в темно-серый цвет и обладали теми же причудливыми формами не то птеродактилей, не то летучих мышей, которые делали невозможным их обнаружение с помощью радара.

Они стояли, как инопланетные насекомые, в тени гигантского прямоугольного радара с фазированной решеткой. Эта система высотой с шестиэтажное здание состояла из 18 000 антенных элементов, принимавших самые разнообразные разведданные об испытаниях советских ракет с невероятной точностью. Корабль «Ральф Р. Беннет» был отозван со своей боевой позиции у побережья Камчатки приказом президента для запуска моторизованных планеров и отслеживания ситуации на острове Сосеки и вокруг него.

Капитан третьего ранга Реймонд Симпсон, молодой блондин с выгоревшими на солнце волосами, стоял рядом с людьми из НУМА на верхней палубе. В его облике чувствовалась суровая сдержанность крепкого профессионала, не спускающего пристального взгляда со своих подчиненных из команды авиамехаников, которые проворно сновали вокруг крохотных самолетов, заправляя топливные баки и проверяя приборы и системы управления.

— Думаете, мы сможем справиться с ними без пробных полетов? — спросил Питт.

— Проще простого для старых военных летчиков вроде вас, — убежденно ответил Симпсон. — Стоит вам разочек попробовать полетать, лежа на животе, и вам захочется прихватить один такой к себе домой, чтобы пользоваться им для личных надобностей.

Питту ни разу не приходилось видеть такие странные сверхлегкие летательные аппараты до того момента, как час назад их с Джиордино доставили на палубу корабля с помощью самолета вертикального взлета и посадки «Оспри». Теперь, после всего лишь сорока минут инструктажа, им предлагалось пролететь свыше ста километров над открытым морем и без травм приземлиться на опасно неровном пятачке на острове Сосеки.

— И давно эти пташки порхают? — спросил Джиордино.

— «Ибис Х-двадцать», — поправил его Симпсон. — только что сошли с чертежных досок.

— О Боже, — простонал Джиордино. — Они все еще экспериментальные.

— Очень даже. Они пока не прошли всю предусмотренную для них программу испытаний. Жаль, что я не могу предложить вам что-нибудь более испытанное, но ваши люди в Вашингтоне так ужасно торопились, что заставили нас доставить их с другого конца земля всего за восемнадцать часов.

Питт задумчиво произнес:

— Они и в самом деле летают, надо полагать?

— О, конечно, — с воодушевлением сказал Симпсон. — Я лично налетал на них десять часов. Превосходный аппарат. Спроектирован специально для рекогносцировочных полетов пилота-одиночки. Снабжен новейшим компактным турбореактивным двигателем, обеспечивающим крейсерскую скорость триста километров в час и дальность сто двадцать километров. Ибис — самый совершенный моторный планер в мире.

— Возможно, когда вы уволитесь в запас, сможете открыть дилерскую компанию по их продаже, — сухо сказал Джиордино.

— Я бы не отказался, — ответил Симпсон, не заметив подвоха,

Капитан радарного корабля, коммодор Уэнделл Харпер, подошел к посадочной площадке, держа в руке большой фотоснимок. Высокий и грузный человек с солидным брюшком, он шел, переваливаясь с ноги на ногу, словно ковбой, который только что сошел с поезда, пересекшего равнины Канзаса.

— Наш метеоролог обещает, что у вас будет попутный ветер с силой четыре узла, — сказал он благодушно. — Так что с топливом все будет в порядке.

Питт кивком приветствовал его.

— Я надеюсь, наш разведовательный спутник подыскал нам сносную посадочную площадку.

Харпер разостлал увеличенную копию контрастированного компьютером спутникового снимка на переборке.

— Это немножко похуже чикагского аэропорта, единственное плоское место на острове — травянистая полоска двадцать на шестьдесят метров.

— Для посадки против ветра места больше чем достаточно, — вставил Симпсон с оптимизмом.

Питт и Джиордино подошли поближе и уставились на удивительно подробную картинку. Главной особенностью рельефа был ландшафтный парк, окружающий прямоугольный газон, открытый лишь с восточной стороны. Три другие стороны этой лужайки были густо обсажены деревьями и кустарником и ограничены постройками с крышами, как у пагод, с открытых террас которых вниз вели горбатые мостики, кончавшиеся восточным прудом, расположенным на одном из концов продолговатой лужайки.

Как приговоренные к смерти, которым только что сказали, что они могут выбирать между повешеньем и расстрелом, Питт и Джиордино обменялись взглядами и напряженными циничными улыбками.

— Прячьтесь, пока вас спасут, — невесело пробормотал Джиордино. — Почему у меня такое чувство, что мою урну для голосования уже набили фальшивыми бюллетенями?

— Что-то это не похоже на встречу у парадного входа с духовым оркестром, — согласился Питт.

— Что-то не так? — невинно поинтересовался Симпсон.

— Мы стали жертвами недобросовестной рекламы, — ответил Питт. — Кто-то в Вашингтоне воспользовался нашим мягким характером.

Харпер выглядел расстроенным.

— Хотите отменить операцию?

— Нет, — вздохнул Питт. — За десять центов так за десять центов, за доллар так за доллар.

— Мне не хочется давить на вас, но до заката остался только час. Вам понадобится дневной свет, чтобы найти, где приземлиться.

В этот момент старший команды авиамехаников подошел к Симпсону и доложил ему, что планеры обслужены и готовы к взлету.

Питт посмотрел на хрупкий маленький аппарат. Называть его планером было явно ошибочно. Без сильной тяги его турбореактивного двигателя он бы тут же упал вниз как кирпич. В отличие от широких длинных крыльев настоящих сверхлегких самолетов и планеров с массой растяжек из тросов и проволок, несущие плоскости «Ибисов» были короткими и толстыми, а все силовые элементы располагались внутри обшивки крыла. Компоновка также отличалась от обычной для сверхлегких летательных аппаратов схемы «утка», устойчивой к штопору и срыву потока. Ему вспомнилась популярная притча о шмеле, у которого все особенности анатомии были неподходящими для полета, и, однако, он летал не хуже, если не лучше, многих других насекомых, которых мать-природа снабдила аэродинамически совершенными формами и приспособлениями.

Закончив последние предполетные проверки, авиамеханики отошли к краю взлетной полосы. На взгляд Питта, они все выглядели как зрители автогонок, ожидающие столкновения.

— Может быть, мы как раз успеем приземлиться к тому времени, когда подадут коктейли, — сказал он, надевая свой шлем.

Со своим привычным спокойствием Джиордино просто зевнул.

— Если ты успеешь туда первым, сразу закажи мне мартини с водкой.

Харпер с изумлением понял, что их ледяная невозмутимость была проявлением высшей степени эмоциональной напряженности, которую эти люди были способны выразить только так.

— Удачи вам, — сказал он, обменявшись с обоими крепким рукопожатием. — Мы будем все время следить за вами. Не забудьте включить сигнальное устройство после приземления. Нам хотелось бы известить Вашингтон, что вы успешно сели.

Питт криво улыбнулся ему.

— Сделаю, если смогу.

— Никогда не сомневайтесь, — сказал Симпсон, словно подбадривая свою спортивную команду. — Проверьте, не забыли ли вы включить таймер самоликвидатора. Мы не можем дарить японцам нашу технологию сверхлегких аппаратов.

— До встречи, и спасибо вам и вашим людям за заботу о нас.

Джиордино тронул Питта за плечо, ободряюще подмигнул ему одним глазом и, не сказав больше ни слова, пошел к своему планеру.

Питт подошел к своему моторному планеру, влез снизу через узкий люк в обитый материей фюзеляж и лег на живот, пока его тело не вписалось в очертания коврика из вспененной резины длиной в человеческий рост. Его голова и плечи находились лишь чуть выше ног, локти свободно лежали в сантиметре от пола. Он подогнал привязные ремни, проходящие через лопатки и ягодицы. Затем он вставил вытянутые ноги в зажимы педалей управления рулем поворота и тормозамии схватил одной рукой рукоять штурвала, а другой примерился к рычажкам управления тягой двигателя.

Он помахал рукой через выпуклое ветровое стекло стартовой команде, стоявшей наготове, чтобы освободить привязные тросы, и включил стартер. Турбина размером не больше бочонка пива начала с жужжанием раскручиваться, пока ее гул не превратился с высокий свист. Он взглянул на Джиордино, успев разглядеть только его горящие карие глаза. Питт подал ему знак, подняв вверх большой палец. Джиордино ответил тем же и усмехнулся.

Еще один взгляд на приборы, чтобы убедиться, что двигатель работает так, как было описано в руководстве для пилота, которое он едва успел пролистать, и последний взгляд на вымпел, плещущийся на корме под сильным ветром, дующим спереди от него.

В отличие от авианосца, где самолеты обычно взлетают в направлении носа корабля, здесь это было невозможно из-за мешающего кожуха радара и палубных надстроек, так что коммодор Харпер развернул корабль кормой навстречу ветру и дал задний ход.

Питт удерживал планер на тормозах, нажимая большими пальцами ног на педали в сторону от себя. Затем он передвинул рычажок управления двигателем, чувствуя, что «Ибис» рвется вперед. Конец взлетной полосы казался неприятно близким. Подъемную силу, достаточную для полета, «Ибис» развивал при сорока пяти километрах в час. Суммарная скорость ветра и заднего хода «Беннета» давала ему фору в двадцать пять км/час, но предстояло набрать еще двадцать км/час до того, как колеса его шасси пересекут конец взлетной полосы.

Настал решительный момент. Он просигналил стартовой команде освободить привязные тросы. Затем Питт довел рычажок тяги до упора вперед, и «Ибис» задрожал от тяги турбины и силы встречного ветра. Глядя на конец взлетной полосы, Питт отпустил тормоза, и «Ибис» ринулся вперед. Пять метров, десять, и затем легко, но твердо Питт потянул рукоять штурвала на себя. Маленькое переднее колесо оторвалось от палубы, и Питт увидел облака. Когда оставалось лишь три метра до конца полосы, он послал «Ибис» в небо, над неспокойным морем.

Он заложил вираж и выровнял планер на высоте сорока метров, наблюдая, как Джиордино поднялся в воздух вслед за ним. Один круг над кораблем, покачивая крыльями машущей им команде «Ральфа Р. Беннетта», и он взял курс на остров Сосеки на западе. Воды Тихого океана проносились под брюхом «Ибиса», окрашенные сверкающим золотом заходящего солнца.

Питт уменьшил тягу до маршевого значения. Ему хотелось бы разогнать как следует маленький самолетик, набрать высоту и попробовать фигуры высшего пилотажа. Но этого нельзя было делать. Любые дикие маневры могли дать отметки на экранах японских радаров. В прямом горизонтальном полете на высоте гребней волн «Ибис» был невидим.

Теперь Питт начал гадать, как его встретят на острове. Надежды покинуть курортный комплекс у него почти не было. Какой симпатичный сценарий, подумал он мрачно. Аварийная посадка на переднем дворе Сумы прямо из ниоткуда, чтобы устроить бедлам среди сил безопасности и отвлечь внимание от остальных.

Собравшиеся в ситуационной комнате на борту «Беннетта» обнаружили сигналы радара, исходящие от оборонительных систем Сумы, но капитан Харпер решил не глушить их. Он позволил японцам следить за «Беннеттом», справедливо рассудив, что стража острова успокоится, увидев, что одинокий американский корабль спокойно уходит от острова на восток, будто выполняя обычное патрулирование.

Питт сосредоточился на навигации, все время посматривая на компас. При нынешней скорости ветра, по его вычислениям, они должны сесть на острове через тридцать пять минут. Но стоит им отклониться на несколько градусов к северу или к югу, и они могут безнадежно промахнуться мимо него.

Выполнять одновременно работу пилота и штурмана было чрезвычайно трудно. В столь легком аппарате каждая сотня граммов была на счету, поэтому здесь не было ни бортового компьютера, ни автопилота. Он четырежды проверял скорость полета, силу и направление ветра и свой расчетный курс, чтобы быть уверенным, что в его вычисления не вкрались никакие ошибки.

Возможность сжечь все топливо и рухнуть в неспокойное море посреди ночи — без этих трудностей лучше было обойтись.

Питт невесело отметил, что рации были удалены из планеров. По приказанию Джордана, конечно, чтобы ни у него, ни у Джиордино не возникло искушение поболтать и тем выдать свое присутствие.

Когда прошло двадцать семь минут с момента вылета и лишь краешек солнца выглядывал из-за горизонта, Питт внимательно вгляделся вперед через ветровое стекло.

Там она и была, туманная пурпурная искорка между морем и небом, скорее воображаемая, чем реальная. Почти незаметно она превратилась в четко различимый остров, изрезанные утесы которого поднимались вертикально из катящихся волн, разбивавшихся об их основания.

Питт повернул голову и взглянул в боковой иллюминатор. Джиордино держался почти рядом с ним, в десяти метрах сзади и справа. Питт покачал крыльями и показал на остров. Джиордино приблизился, пока Питт не увидел, что он кивнул в ответ и ребром ладони сделал жест в направлении острова.

Еще один, последний взгляд на приборы, и он накренил «Ибис» в мягкий вираж, пока не зашел на центр острова из темнеющего восточного неба. Не будет ни кружения над местом предполагаемой посадки для изучения рельефа, ни второго захода, если он зайдет на посадку слишком низко или слишком высоко. Неожиданность была их единственным козырем. У них была только одна возможность посадить свои крохотные «Ибисы» на садовую лужайку до того, как зенитные ракеты взорвутся в их кабинах.

Ему были ясно видны крыши пагод и просвет между деревьями, окружающими открытый участок сада. Он заметил вертолетную площадку, которой не было на макете Пеннера, но он отверг ее как запасное место приземления, так как она была слишком маленькой и окруженной деревьями.

Легкий поворот запястья налево, потом направо, и затем держать рукоятку штурвала неподвижно. Он опускал вниз рычажок управления тягой по миллиметру за раз. Волны слились в сплошную массу, вздымавшиеся утесы неслись навстречу, быстро заполняя все ветровое стекло. Он слегка отклонил рукоять штурвала на себя. И затем внезапно, как будто из-под него вытащили ковер, море исчезло, и его колеса пронеслись лишь в нескольких метрах над твердой магматической породой, из которой был сложен остров.

Сразу же, без взгляда вбок, легкий нажим на правую педаль управления рулем поворота, чтобы компенсировать боковой ветровой снос. Он проскочил над шпалерой кустарника, шины шасси коснулись их верхушек. Рычаг газа назад до упора, и «Ибис» снизился настолько, что взлететь снова, не коснувшись земли, он уже не мог. Теперь слегка потянуть к себе ручку штурвала. Планер опустил хвост. Питт почувствовал, как посадочные колеса коснулись лужайки не более чем в пяти метрах от цветочной клумбы.

Питт выключил двигатель и осторожно, но крепко нажал на тормоза. Ничего не произошло. Его не потащило вперед силой инерции, как бывает, когда машина тормозит. Трава была мокрой от росы, и шины скользили по ней, словно лужайку смазали маслом.

Желание включить турбину на полную тягу и потащить штурвал на себя было огромным, в особенности потому, что нос планера находился в нескольких сантиметрах от его лица. Столкновение с деревом, со стеной дома, со скалой? Прямо перед ним шпалера кустарника, горящая красными и золотыми красками осени, закрывала видимость, а за ней могло быть любое твердое препятствие.

Питт напрягся, опустил голову вниз и вцепился в планер.

Аппарат все еще двигался со скоростью тридцать километров в час, когда он протаранил кусты, оторвав при этом крылья, и плюхнулся со страшным шумом в маленький пруд, кишащий огромными карпами.

Наступило мертвое молчание, продлившееся несколько секунд и нарушенное затем треском кустов, когда планер Джиордино прорвался через шпалеру рядом с разрушенным планером Питта и, скользя, остановился в саду у песка, сметая тонкие узоры, образовывавшие искусную композицию.

Питт пытался высвободиться из пристегивающих его к планеру ремней, но его ноги были зажаты, а рукам было слишком тесно. Его голова наполовину погрузилась в пруд, и ему пришлось задрать лицо кверху, чтобы можно было дышать. Ему была ясно видна стайка крупных белых. черных и золотых карпов, открывавших и закрывавших пасти и глядевших в упор круглыми глазами на чужака, вторгшегося в их владения.

Фюзеляж планера Джиордино пострадал меньше, и. ему удалось выбраться без труда. Он побежал к разбившемуся планеру друга, прыгнул в пруд и рванулся через ил и листья лилий как взбесившийся бегемот. С силой, развитой за долгие годы занятий культуризмом, он разорвал искореженные шпангоуты, прижавшие ноги Питта, словно это были зубочистки. Затем он отстегнул ремни, вытащил Питта из обломков аппарата и вынес его на берег.

— Ты в порядке?

— Ушибы голеней и растяжение большого пальца на руке, — ответил Питт. — Спасибо за освобождение.

— Я пошлю тебе счет, — сказал Джиордино, с отвращением глядя на свои покрытые илом башмаки.

Питт снял свой разбитый шлем и швырнул его в пруд. заставив карпов кинуться под защиту листьев лилий. Он кивнул на разбитые планеры.

— Они придут за нами. Ты бы включил сигнальное устройство и таймеры самоликвидаторов.

Пока Джиордино занимался извещением «Беннетта» об их прибытии на остров, прежде чем вставить взрывателя в небольшие пакетики пластичной взрывчатки, закрепленные внутри планеров, Питт неловко поднялся на ноги и осмотрел сад.

Он казался заброшенным. Армия роботов и охранников-людей не материализовалась. На балкончиках и в окнах зданий не было видно никакого движения. Ему было трудно поверить, что никто не слышал шума турбин и двух следующих друг за другом ударов машин о землю через тонкие стены строений в японском стиле. Кто-то должен был жить поблизости. Садовники здесь точно бывали, насаждения были подстрижены и выглядели так, как будто за ними постоянно ухаживали.

Джиордино вернулся.

— У нас меньше двух минут на то, чтобы смотаться отсюда, прежде чем они взорвутся, — быстро сказал он.

— Я пошел, — сказал Питт, начав ковылять к покрытому лесом участку за курортным комплексом.

Вдруг он замер на месте, когда странный электронный голос выкрикнул:

— Оставайтесь там, где стоите!

Питт и Джиордино среагировали на эти слова одинаково, бросившись за прикрытие густых кустов и деревьев, пригибаясь к земле и быстро перебегая от одного дерева к Другому, стараясь оторваться от неизвестного преследователя. Не успели они продвинуться дальше пятидесяти метров, как натолкнулись на высокий забор, вдоль которого на изоляторах была натянута колючая проволока под напряжением.

— Самый короткий побег в истории, — меланхолично заметил Питт. В этот момент взрывчатка в двух «Ибисах» сдетонировала с интервалом в пять секунд. Питт не мог этого видеть, но он представил себе оглушенных уродливых карпов, летящих по воздуху.

Он и Джиордино обернулись, чтобы встретить лицом к лицу своих преследователей, и, хотя они были предупреждены, все же были не вполне подготовлены к виду трех механических страшилищ, выползших из низких кустов полукругом, отрезая все пути бегства. Три робота вовсе не были похожи на получеловеческие фигуры из телепередач и кинофильмов. Они передвигались на резиновых гусеницах наподобие тракторных и ничем не походили на людей, разве что речью.

Мобильные автоматические шасси были снаряжены разношерстным набором суставчатых манипуляторов, видеокамер и приборов инфракрасного видения, громкоговорителей, компьютеров и счетверенными пулеметами, нацеленными прямо в пупки Питту и Джиордино.

— Пожалуйста, не двигайтесь, или мы убьем вас.

— Они не смягчают выражений, не так ли? — Джиордино явно не верил услышанному.

Питт рассмотрел центрального робота и решил, что он, по-видимому, управляется дистанционно с помощью сложной системы двусторонней связи оператором, находящимся в каком-то удаленном месте.

— Мы запрограммированы распознавать различные языки и отвечать соответственно, — сказал средний робот гулким голосом, звучащим удивительно разборчиво. — Вы не можете убежать, не будучи убитыми. Наше оружие наводится по тепловому излучению ваших тел.

Наступило короткое напряженное молчание, пока Джиордино и Питт быстро посмотрели друг на друга; это были взгляды людей, которым была поручена некая работа, и вот эта работа была выполнена, и больше им нечего было делать. Осторожно, медленно, они подняли руки над головами, зная о том, что нацеленные на них горизонтальные стволы пулеметов ни разу не шелохнулись.

— Я действительно верю, что нам преградил дорогу отряд механических полицейских, — мягко произнес Питт.

— По крайней мере они не жуют табак, — промычал Джиордино.

Двенадцать стволов спереди, забор с проволокой под напряжением сзади — деваться было некуда. Питт мог лишь надеяться, что люди, управляющие этими роботами, окажутся достаточно сообразительны, чтобы понимать, что он и Джиордино не представляют для них угрозы.

— Не пора ли попросить их отвести нас к их главарю? — спросил Джиордино, и его ухмылка была холоднее камня.

— На твоем месте я бы не стал этого делать, — мягко ответил Питт. — С них станется, шлепнут нас за неправильный оборот речи.

Глава 45

Никто не взглянул с подозрением на Стаси, Манкузо и Уэзерхилла, когда они без особых трудностей, как и было предусмотрено планом, проникли в недра Эдо-Сити. Голливудский эксперт до гриму, отправленный Джорданом самолетом в Токио, мастерски изменил им разрез глаз фальшивыми кожными складками, подкрасил и подвел брови и изготовил парики из прекрасных жестких черных волос. Манкузо, поскольку он мог говорить на безупречном японском языке, был одет в традиционный костюм японского бизнесмена и изображал начальника Стаси и Уэзерхилла, облаченных в желтые комбинезоны ремонтных бригад Сумы.

Данные из отчета Джима Ханамуры о процедурах проверки документов, а также идентификационные карточки и кодовые пропуска, предоставленные глубоко законспирированным британским агентом, работавшим в сотрудничестве с Джорданом, позволили им без осложнений пройти через контрольные посты и, наконец, добраться до входа в туннель. Теперь им предстояла самая трудная часть операции. Охранников-людей и автоматы, проверяющие кодовые пропуска, провести было нетрудно; но, как сказал Пеннер на их последнем брифинге, проверка у входа в туннель будет особенно тщательной.

Они вошли в совершенно голую, ярко освещенную комнату с белыми стенами и потолком, где их поджидала роботизированная сенсорная система охраны. На полу не было никакой мебели, на стенах ни одного рисунка или знака. Дверь, через которую они вошли, была, по-видимому, единственной, служа и входом, и выходом.

— Изложите ваше дело, — потребовал робот на механическом японском языке.

Манкузо колебался. Ему было сказано, что его встретят роботы-охранники, но он не ожидал увидеть нечто вроде мусорного бака на колесиках, отдающего приказания.

— Отдел волоконной оптики, задание модифицировать и проверить систему, — сымпровизировал он, стараясь скрыть свою неопытность в общении с искусственным интеллектом.

— Ваш наряд на работу и пропускной код.

— Срочный вызов сорок шесть-эр для осмотра и проверки коммуникаций.

Затем он свел вместе ладони, коснувшись кончиками пальцев одной руки пальцев другой, и трижды повторил слово «са».

Манкузо оставалось только надеяться, что британский агент сообщил им правильные условный жест и пароль, и ввел в память компьютера их генетические маркеры.

— По очереди прижмите ваши правые ладони к моему чувствительному экрану.

Все трое послушно один за другим прижали ладони к небольшому мерцающему экрану на круглой, как бочка, груди робота. Несколько секунд механический страж хранил молчание, обрабатывая данные из своего компьютера и сравнивая очертания лиц и параметры их фигур с именами и описаниями, хранящимися на его запоминающих устройствах. Замечательное достижение, подумал Уэзерхилл. Ему еще не приходилось встречаться с компьютером, способным самостоятельно вводить в память данные, поступающие от телевизионной камеры, и обрабатывать видеоизображения в режиме реального времени.

Они стояли со спокойным деловым видом, зная из того, что сообщил им Пеннер на брифинге, о способности робота подмечать малейшие признаки нервозности. Они, кроме того, все время смотрели прямо на робота. Бегающий взгляд мог вызвать подозрение.

Уэзерхилл устало зевнул, пока их генетические маркеры и отпечатки ладоней и пальцев сопоставлялись с образцами.

— Допуск подтвержден, — наконец сказал робот-страж. Затем вся противоположная стена пустой комнаты открылась наружу, и он откатился в сторону. — Вы можете войти. Если вам потребуется оставаться на охраняемой территории более двенадцати часов, вы должны сообщить об этом службе безопасности номер шесть.

Британский агент успешно справился со своим заданием. Они триумфально преодолели главное препятствие. Пройдя через дверь на устланный ковром переход, они направились к главному туннелю. Когда они выходили на посадочную платформу, раздался гудок и начали вспыхивать красные и белые проблесковые огни. Рабочий поезд, нагруженный строительными материалами, отходил от платформы ширококолейной подземной железной дороги, рельсы которой сходились у главного въезда в туннель, диаметр которого, по оценке Манкузо, составлял четыре метра.

Через три минуты, прошедших в полной тишине, алюминиевый вагончик со стеклянным верхом в форме обтекаемого пузыря, в котором могли бы разместиться десять человек, подошел к перрону, передвигаясь по единственному рельсу. Внутри вагончик был пуст, за пультом управления никого не было. С легким шипением дверь скользнула вбок, и они вошли.

— Это Маглев, — тихо сказал Уэзерхилл.

— Что? — не поняла Стаси.

— Маглев, сокращение от «магнитная левитация». Концепция, основанная на взаимном притяжении и отталкивании двух магнитов. Взаимодействие между мощными магнитами, смонтированными под вагонами поезда, и другими магнитами, которыми покрыт монорельс, перемещает вагоны посредством электромагнитного поля. Поэтому такую конструкцию часто называют «плавающий поезд».

— Япошки разработали самую совершенную систему в мире, — добавил Манкузо. — После того как им удалось решить проблему охлаждения сверхпроводящих магнитов, находящихся в вагоне, они получили экипаж, который в буквальном смысле летит над рельсом со скоростью самолета.

Двери закрылись, и маленький вагончик стал ждать, пока его электронные датчики не сообщат, что путь свободен. Над рельсом вспыхнул зеленый свет, и они беззвучно скользнули в главный туннель, набирая скорость, пока оранжевые натриевые лампы, вделанные в крышу туннеля, не слились в раздражающее сплошное светящееся пятно.

— Быстро ли мы едем? — спросила Стаси.

— По приблизительной оценке, триста двадцать километров в час, — ответил Уэзерхилл.

Манкузо кивнул. .

— При такой скорости весь путь займет не больше примерно пяти минут.

Казалось, что плавающий поезд едва успел набрать маршевую скорость, как почти сразу начал замедляться. Мягко, как лифт в небоскребе, он затормозил до полной остановки. Они вышли на другую пустую платформу. Как только они освободили вагон, он заехал на поворотный стол, переключился на другой рельс и, набирая скорость, отправился обратно в Эдо-Сити.

— Конец линии, — тихо сказал Манкузо. Он повернулся и первым направился к единственной двери, ведущей с платформы. Она открывалась в еще один покрытый ковром переход, который через тридцать метров кончался дверью лифта.

Внутри кабины Уэзерхилл кивком головы показал на арабские цифры на кнопках этажей.

— Вверх или вниз?

— Сколько здесь всего этажей, и на котором из них мы находимся? — спросила Стаси.

— Двенадцать. Мы на втором.

— На эскизах Ханамуры показано только четыре.

— Должно быть, это предварительные наброски, которые потом были изменены.

Стаси печально смотрела на освещенную панель.

— Тогда и вся наша схема с центральной камерой и радиальными галереями может оказаться неверной.

— Без точных указаний, как найти компьютеризованный центр управления, — сказал Уэзерхилл, — нам придется отбросить наш первоначальный план и искать электростанцию.

— Если мы сможем найти ее прежде, чем возбудим подозрения, — с сомнением сказал Манкузо.

— Это все, что нам остается делать. Чтобы проследить, куда ведут силовые кабели, потребуется меньше времени, чем если бы мы пытались случайно наткнуться на центр управления.

— Двенадцать этажей помещений и коридоров, — озабоченно сказала Стаси. — Тут можно без толку бродить часами.

— Мы уже здесь, и выбора у нас нет, — сказал Манкузо, посмотрев на часы. — Если Питт и Джиордино успешно приземлились на поверхности острова и отвлекли на себя системы безопасности Сумы, у нас должно быть достаточно времени, чтобы подложить взрывчатку и выбраться обратно через туннель в Эдо-Сити.

Уэзерхилл взглянул на Стаси и Уэзерхилла, затем на щиток с кнопками. Он точно знал, что они сейчас чувствуют — нервы напряжены, все ощущения обострены, их тела, как взведенные пружины, в любую секунду готовы действовать. Они уже зашли так далеко, что теперь все зависело от того, какие решения они примут в следующие несколько минут. Он нажал на кнопку с цифрой 6.

— Почему бы не попробовать средний этаж? — сказал он, прибегая к простейшей житейской логике.

Манкузо поднял чемоданчик, в котором были замаскированы два готовых к бою автомата, и зажал его под мышкой. Все трое застыли в тревожном ожидании. Через несколько секунд послышался негромкий щелчок, вспыхнула цифра шестого этажа, и двери раздвинулись в стороны.

Манкузо вышел первым, Стаси и Уэзерхилл следовали сразу за ним. Когда через два шага он остановился как вкопанный, то почти не заметил, что они врезались в него. Все трое стояли и глазели, как сельские дурачки глядели бы на марсианский космический корабль.

Повсюду внутри огромной сводчатой галереи кипела целенаправленная, деятельная сумятица, словно тут работала целая армия умелых работников сборочного цеха на конвейерной линии, разве что не было никаких устных распоряжений, выкриков и разговоров. Все специалисты, техники и инженеры, работающие у огромного полукруга, образованного компьютерами и пультами управления, были роботами всевозможных форм и размеров.

Они наткнулись на золото с первой попытки. Уэзерхилл, не мудрствуя, нажал на ту кнопку, которая доставила их прямо в электронный мозг ядерного командного центра Сумы. Во всем комплексе не было ни одного человека. Вся рабочая сила была полностью заменена автоматами, и она состояла лишь из хитроумных, изготовленных с применением последних технических достижений машин, работающих по двадцать четыре часа в сутки без перерывов на обед, перекуров или отпусков по состоянию здоровья. Организация производства, немыслимая для любого американского профсоюзного лидера.

Большинство передвигалось на колесиках, некоторые на тракторных гусеницах. У некоторых было до семи суставчатых манипуляторов, торчавших, как щупальца осьминога, из тележек на колесах, некоторые другие сошли бы за привычные многофункциональные установки, которые можно встретить в кабинете зубного врача. Но ни один из роботов не расхаживал на ногах и даже отдаленно не напоминал СЗРО из «Звездных войн» или Робби из «Запрещенной планеты». Все роботы были полностью заняты своими индивидуальными рабочими программами и делали свое дело, не обращая никакого внимания на вторгшихся сюда людей.

— У тебя нет такого ощущения, что мы стали чем-то устаревшим? — прошептала Стаси.

— Мне это не нравится, — сказал Манкузо. — Нам лучше отправиться обратно в лифт.

Уэзерхилл покачал головой.

— Ни в коем случае. Это тот самый комплекс, который мы пришли уничтожить. Эти штуковины даже не подозревают, что мы здесь, Они не запрограммированы взаимодействовать с людьми. И вокруг нет никаких роботов-охранников. Питт и Джиордино, должно быть, спасли наши задницы тем, что отвлекли их внимание на себя. На мой взгляд, мы должны послать этот автоматизированный муравейник на Луну.

— Лифт поехал, — сказала Стаси, нажав кнопку «вниз». — В течение следующей минуты мы никуда не сможем двинуться отсюда.

Манкузо не стал тратить время на дальнейшие дискуссии. Он поставил на пол чемоданчик и начал отрывать пакеты пластиковой взрывчатки С-8, приклеенные пластырем к его лодыжкам. Остальные делали то же самое, доставая взрывчатку из-под своих форменных комбинезонов.

— Стаси, компьютерная секция. Тим, системы активации ядерных бомб. Я займусь коммуникационным оборудованием.

Не успели они сделать и пяти шагов к указанным целям, как громовой голос раздался под сводами, отражаясь эхом от бетонных стен:

— Оставаться на месте! Не двигаться, иначе вы наверняка умрете! — Это было сказано на чистом английском языке, почти без следов японского акцента, и голос был холодным и угрожающим.

Их полностью застали врасплох, но Манкузо попробовал сблефовать, одновременно пытаясь найти мишень для автоматов, спрятанных в его чемоданчике.

— Мы инженеры-контролеры, пришли для выполнения программы осмотра и проверки. Хотите увидеть и услышать наш пароль?

— Все люди, инженеры и контролеры, вместе с их паролями, были лишены допуска в это помещение после того, как полностью автономные мобильные роботы получили возможность выполнять свои программы без вмешательства и контроля людей, — прогремел бестелесный голос.

— Мы не были проинформированы об этой перемене. Мы были проинструктированы нашим начальником осмотреть волоконно-оптические кабели, — настаивал Манкузо, нажимая пальцем на кнопку, замаскированную под клепку на дне его чемоданчика.

Тут открылись дверцы лифта, и в помещение центра управления вошел Рой Орита. Секунду он молчал, с некоторым уважением глядя на своих прежних товарищей по группе МОГ.

— Не надо бравады, — сказал он с торжествующей улыбкой. — Вы провалились. Ваша тайная операция с целью остановить Проект «Кайтен» провалилась, полностью и бесповоротно. И вы все поплатитесь жизнью за попытку сделать это.

Джордан и Сэндекер разделили легкий завтрак с президентом на курорте для высших должностных лиц в Кэмп-Дейвиде. Они сидели за столом в маленьком домике перед камином, где пылали поленья из дерева гикори. Джордану и адмиралу было жарковато в этой комнате, но президент, казалось, наслаждался теплом, потягивая любимый южанами кофе с цикорием. На нем был ирландский вязаный шерстяной свитер.

Специальный помощник президента, Дейл Николс, вышел из кухни со стаканом молока.

— Снаружи ждет Дон Керн, — доложил он, обращаясь к Джордану.

— Думаю, у него есть новости об острове Сосеки, — сказал Джордан.

Президент жестом подозвал Николса.

— Непременно пригласите его сюда. — Словно спохватившись, он добавил: — Дайте ему чашку кофе и предложите чего-нибудь поесть.

Керн принял лишь кофе и сел на стоявший поблизости диванчик. Президент с нетерпением смотрел на него, но Джордан рассеянно уставился в огонь.

— Они проникли внутрь, — заявил Керн.

— Они проникли внутрь, — словно эхо, повторил президент. — Вся группа?

Керн кивнул.

— Все трое.

— Есть какие-нибудь проблемы? — спросил Джордан.

— Мы не знаем. Прежде чем сигнал от нашего британского агента таинственным образом прекратился, он сообщил, что они благополучно проехали через туннель.

Президент протянул руку и обменялся с Джорданом рукопожатием.

— Мои поздравления, Рей.

— Чуточку рано, господин президент, — сказал Джордан. — Им еще предстоит преодолеть некоторые препятствия. Проникновение в центр «Дракон» — это лишь первый этап нашего плана.

— Что слышно насчет моих людей? — раздраженно спросил Сэндекер.

— Они отправили сигнал о том, что успешно приземлились, — ответил Керн. — У нас нет причин думать, что они были ранены при посадке или пострадали от охранников Сумы.

— И что мы собираемся делать дальше?

— После того как они подложат взрывчатку и временно выведут из строя центр «Дракон», наши люди попытаются освободить члена Конгресса Смит и сенатора Диаса. Если все пойдет по плану, у нас будет некоторое пространство для маневра, чтобы пригвоздить Хидеки Суму к ближайшему кресту и послать наших военных для полномасштабной операции по уничтожению командного центра.

Лицо президента стало озабоченным.

— Неужели это все могут сделать двое мужчин и одна женщина за следующие тридцать шесть часов?

Джордан устало улыбнулся.

— Поверьте, господин президент, мои люди умеют проходить сквозь стены.

— А что с Питтом и Джиордино? — продолжал Сэндекер нажимать на Керна.

— Как только наши люди просигналят о том, что они готовы, всплывет подводная лодка и высадит отряд дельта-один, чтобы эвакуировать их с острова. Питта и Джиордино они также освободят и возьмут с собой.

— Кажется мне, что вы уж слишком многое принимаете за уже сделанное, — проворчал Сэндекер.

Керн самоуверенно улыбнулся адмиралу.

— Мы проанализировали и тщательно проработали все этапы операции, пока не были уверены, что ее шансы на успех — девяносто шесть и семь десятых процента.

Сэндекер бросил на Керна испепеляющий взгляд.

— Лучше считайте этот фактор равным девяноста девяти и девяти десятым процента.

Все вопросительно уставились на Сэндекера. Затем Керн неуверенным голосом сказал:

— Я что-то не пойму, что вы имеете в виду, адмирал?

— Вы совершенно не учли способности Питта и Джиордино, — ответил Сэндекер с ноткой резкости в голосе. — Это будет не первый раз, когда им придется спасать готовый провалиться спектакль секретных служб.

Керн странно посмотрел на него, затем повернулся за помощью к Джордану, но тут вмешался президент.

— Мне кажется, что адмирал Сэндекер имеет в виду несколько случаев, когда мистер Питт спасал задницу правительства. Один из них особенно уместно припомнить сейчас. — Президент сделал паузу для вящего эффекта. — Видите ли, именно Питт спас мою жизнь вместе с жизнью члена конгресса Смит четыре года тому назад в Заливе.

— Я помню этот случай, — сказал Джордан и отвернулся от камина. — Чтобы сделать это, он использовал старый колесный пароход с Миссисипи.

Керн отказался отступать. Он чувствовал, что речь идет о его репутации лучшего в стране разработчика тайных операций.

— Верьте мне, господин президент. Освобождение и эвакуация будут осуществлены в соответствии с планом без участия людей из НУМА. Мы учли все могущие возникнуть осложнения, все случайности. Ничто, разве непредсказуемое вмешательство Всевышнего, не помешают нам выполнить этот план.

Глава 46

Но отнюдь не божественное вмешательство не позволило Манкузо, Стаси и Уэзерхиллу осуществить тщательно продуманный план Керна. И дело было не в том, что им не хватило умения и опыта. Они могли открыть любой банковский сейф на свете, и иногда делали это, сбежать из строжайше охраняемых тюрем, проникнуть в штаб-квартиру КГБ в Москве или в личную резиденцию Фиделя Кастро на Кубе. Еще не был изготовлен такой замок или спроектирована такая охранная сигнализация, с которой бы они не справились за десять минут. Непредсказуемость нападающих собак могла оказаться для них досадным препятствием, но они в совершенстве владели множеством способов сделать их мертвыми или послушными.

К несчастью, в их багаже тщательно отработанных и испытанных приемов не было способа освобождения из тюремной камеры, в которой не было ни окон, ни дверей и которая открывалась только снизу, когда ее стены и потолок из нержавеющей стали поднимались над полом механической рукой. А после того, как у них отобрали все оружие, их мастерское владение боевыми искусствами оказалось бесполезно против сторожевых роботов, не чувствующих боли и реагирующих на малейшее движение куда быстрее человека.

Сума и Каматори, сочтя их крайне опасными, поместили каждого в одиночную камеру, в которой не было ничего, кроме татами, узенькой дырки в полу для туалета и громкоговорителя в потолке. Там не было никаких источников света, и им пришлось сидеть в одиночестве, в непроницаемом мраке, где, отбросив все эмоции, они сосредоточенно искали выхода, хоть самого ничтожного и невероятного шанса на побег.

Затем пришло горькое понимание, что из этих камер действительно невозможно убежать. Затем досада от невозможности смириться с тем фактом, что, несмотря на их почти сверхчеловеческие способности, они окончательно и безнадежно попались.

Рой Орита узнал Питта и Джиордино, когда просмотрел видеозаписи их поимки. Он немедленно доложил о своем открытии Каматори.

— Вы уверены?

— Да, у меня нет ни малейших сомнений. Я сидел напротив них за одним столом в Вашингтоне. Ваша контрразведка подтвердит мои слова после проверки генетических маркеров.

— Зачем они явились сюда? Они ведь не профессиональные оперативники.

— Они просто играли роль приманки, отвлекающей внимание от группы, получившей задание разрушить центр управления.

Каматори с трудом поверил, что ему так сказочно повезло. Человек, которого он приказал убить, свалился прямо с неба к нему на задворки.

Он отпустил Ориту и предался размышлениям, тщательно планируя игру в кошки-мышки, спортивное развлечение, которое проверит его охотничьи способности на таком человеке, как Питт, чье мужество и изобретательность были хорошо известны и который мог быть ему достойным соперником. Это была игра, в которую Кама-тори играл много раз с людьми, противостоявшими Суме, и которую он до сих пор ни разу не проиграл.

Питта и Джиордино денно и нощно охраняла небольшая группа сторожевых роботов. Джиордино даже завязал что-то вроде дружбы с одним из поймавших их роботов, называя его Макгуном.

— Меня зовут не Макгун, меня зовут Мурасаки, — сказала эта штуковина на вполне сносном английском. — Это означает «алый».

— Алый, — фыркнул Джиордино. — Ты же окрашен в желтый цвет. «Макгун» тебе больше подходит.

— После того, как я стал вполне работоспособным. меня освятил синтоистский жрец принесением жертвы плодов и цветочных гирлянд, и мне было присвоено имя Мурасаки. Я не дистанционно управляемый манипулятор. Я обладаю собственным разумом и способностью принимать решения и могу управлять соответствующими действиями.

— Так что ты независимый свободный агент, — сказал Джиордино, пораженный разговором с механизмом, способным поддерживать беседу.

— Не вполне. У моего мыслительного процесса, конечно, есть свои ограничения.

Джиордино повернулся к Питту. — Ты думаешь, он меня дурачит?

— Понятия не имею, — пожал плечами Питт. — Почему бы тебе не спросить, что он сделает, если мы попробуем наброситься на него?

— Я вызову свою программу безопасности и буду стрелять, чтобы убить, как я был запрограммирован, — ответил робот.

— А ты хорошо стреляешь? — спросил Питт, заинтересованный разговором с искусственным интеллектом.

— Я не запрограммирован промахиваться.

Джиордино сухо произнес:

— Теперь мы знаем, в каком мы положении.

— Вы не можете покинуть остров, и здесь негде спрятаться. Вы можете только утонуть, быть съеденными акулами или казненными обезглавливанием. Любая попытка побега была бы нелогичной.

— Он рассуждает как мистер Спок.

Вдруг раздался стук снаружи, и человек с вечно хмурым лицом открыл скользящую дверь «фусума» с бумажными филенками и вошел внутрь. Он стоял молча, переводя взгляд с Джиордино, стоявшего рядом с роботом, на Питта, удобно откинувшегося на стопку из трех татами.

— Я Моро Каматори, главный помощник господина Хидеки Сумы.

— Ал Джиордино, — представился коренастый итальянец, протягивая с широкой улыбкой на лице руку для приветствия, как опытный продавец автомобилей. — Мой друг, находящийся в горизонтальном положении, — это Дирк Питт. Мы извиняемся за то, что заскочили к вам без приглашения, но…

— Нам хорошо известны ваши имена и то, как вы оказались на острове Сосеки, — прервал его Каматори. — Не стоит пытаться что-либо отрицать или рассказывать сказочки о том, как вы заблудились, или выдумывать какие-то другие оправдания. С сожалением сообщаю вам, что ваш отвлекающий маневр провалился. Три члена вашей группы были схвачены вскоре после того, как вышли из туннеля, ведущего из Эдо-Сити.

Наступила напряженная тишина. Джиордино злобно взглянул на Каматори, потом ожидающе повернулся к Питту.

Лицо Питта было совершенно спокойно.

— У вас не найдется здесь чего-нибудь почитать? — скучающим тоном спросил он. — Ну, хотя бы путеводитель по местным ресторанам.

Каматори посмотрел на Питта с открытой враждебностью в глазах. Почти минута прошла, прежде чем он сделал несколько шагов вперед, почти наклонившись над Питтом.

— Вы любите охотиться, мистер Питт? — внезапно спросил он.

— Не слишком. Это не спорт, если дичь не может выстрелить в ответ.

— Значит, вам неприятно зрелище крови и смерти?

— Разве это не свойственно большинству психически нормальных людей?

— Может быть, вы предпочитаете отождествлять себя с дичью?

— Вы знаете, что за люди американцы, — сказал Питт спокойно. — Мы любим оставлять с носом ублюдков.

Каматори смотрел на Питта так, словно был готов разорвать его на части. Затем он пожал плечами.

— Господин Сума оказывает вам честь пригласить вас на ужин. Вас проводят в гостиную в семь часов. Кимоно можно взять в шкафу. Будьте любезны одеться соответственно. — Затем он повернулся и быстрыми шагами вышел из комнаты.

Джиордино озадаченно посмотрел ему вслед.

— На что он намекал всей этой болтовней насчет охоты?

Питт прикрыл глаза, собираясь вздремнуть.

— Я действительно думаю, что он намерен охотиться на нас, как на кроликов, и отрубить нам головы.

Это была обеденная зала такого рода, которые до сих пор имеются в самых роскошных замках Европы для приема знаменитостей и коронованных особ. Она была огромна, с массивными выступающими потолочными балками, расположенными на двенадцатиметровой высоте. Пол был покрыт гигантской бамбуковой циновкой, переплетенной красным шелком, а стены отделаны панелями из тщательно отполированного розового дерева.

Подлинные рисунки японских мастеров висели на стенах, расположенные так, что каждый гармонировал с соседними. Помещение было освещено только свечами, горевшими внутри бумажных фонариков.

Лорен никогда не видела ничего, что могло бы сравниться с этим зрелищем красоты и роскоши. Она стояла, как статуя, любуясь увиденным. К ней подошел Майк Диас. Он тоже остановился, как только его взгляд упал на богато украшенные стены.

Единственный предмет казался здесь странно неуместным: это был выглядевший не вполне японским длинный керамический стол, проходивший, извиваясь, через половину зала. Казалось, он был изготовлен из одного куска и обожжен целиком. Под стать ему были стулья, которые были расставлены так, что гости сидели не бок о бок, а чуть впереди или сзади друг от друга.

Тоси, одетая в традиционное синее шелковое кимоно, вышла к ним и улыбнулась.

— Господин Сума просит простить его за опоздание, но он скоро присоединится к нам. А пока не желаете ли чего-нибудь выпить?

— Вы очень хорошо говорите по-английски, — сделала ей комплимент Лорен.

— Я умею также разговаривать на французском, испанском, немецком и русском, — сказала Тоси, потупив взгляд, словно смущенная проявлять свои познания.

На Лорен было одно из тех кимоно, которое она нашла в шкафу в своих охраняемых апартаментах. Оно изящно облегало ее высокую гибкую фигуру, а шелк был окрашен в густой вишневый цвет, выгодно подчеркивающий ее выцветающий летний золотистый загар. Она приветливо улыбнулась Тоси и сказала:

— Я вам завидую. Я едва могу заказать блюдо по-французски.

— Итак, мы наконец встретились с великой желтой опасностью, — пробормотал Диас. Он совершенно не собирался быть вежливым и старался вести себя грубо. В качестве знака демонстративного неповиновения он отказался от предложенной ему одежды в японском стиле и стоял в мятом рыболовном костюме, который был на нем в момент похищения. — Может быть, теперь мы наконец выясним, какой безумный план осуществляется здесь.

— Вы можете смешать «Девичий румянец»? — спросила Лорен у Тоси.

— Да, — ответила Тоси. — Джин, кюрасао, гранатовый сироп и лимонный сок. — Она обернулась к Диасу. — А вам, сенатор?

— Ничего, — просто ответил он. — Я не желаю чем-либо затуманивать свой разум.

Лорен заметила, что стол был накрыт на шестерых.

— Кто еще будет ужинать вместе с нами, кроме господина Сумы? — спросила она у Тоси.

— Правая рука господина Сумы, господин Каматори, и двое американцев.

— Товарищи по несчастью, заложники, нет сомненья, — пробормотал Диас.

Тоси не ответила, а тихо прошла за полированную стойку из эбенового дерева, инкрустированную золотом, и начала смешивать заказанный Лорен коктейль.

Диас подошел к одной из стен и стал рассматривать большой жанровый рисунок, выполненный тушью, на котором был изображен вид нескольких деревенских домов с птичьего полета, открывающий повседневную жизнь крестьян.

— Любопытно, сколько может стоить такой рисунок?

— Шесть миллионов долларов янки.

Эти слова были произнесены тихим японским голосом на неуверенном английском языке со следами британского произношения, явно выдававшими учителя-англичанина.

Лорен и Диас обернулись и посмотрели на Хидеки Суму без малейших признаков смущения. Они сразу узнали его по фотографиям, публиковавшимся в сотнях журнальных и газетных статей.

Сума медленно шел по похожей на пещеру гостиной, сопровождаемый Каматори. Он несколько секунд смотрел на них благожелательно, с непроницаемой улыбкой на губах.

— «Легенда о князе Гендзи», написанная Тоямой в тысяча четыреста восемьдесят пятом году. У вас превосходное коммерческое чутье, сенатор Диас. Вы выбрали в качестве предметавосхищения самое дорогое произведение искусства в этом зале.

Из-за внушающей благоговейный ужас репутации Сумы Лорен ожидала увидеть человека огромного роста. И уж точно не такого — чуть ниже ее самой.

Он подошел, легким поклоном приветствовал их обоих и протянул Лорен руку.

— Хидеки Сума. — Его ладонь была мягкой, но рукопожатие крепким. — Я полагаю, вы знакомы с моим главным помощником, Моро Каматори.

— Наш тюремщик, — ядовито ответил Диас.

— Довольно противный тип, — сказала Лорен.

— Но чрезвычайно эффективно действующий, — ответил на эти колкости Сума с сардонической ноткой. Он повернулся к Каматори. — Кажется, здесь не хватает еще двух наших гостей.

Сума еще не успел услышать ответ, как почувствовал позади себя какое-то движение. Он обернулся и посмотрел через плечо. Два робота-охранника проводили через вход в гостиную Питта и Джиордино. Оба все еще были одеты в свои летные комбинезоны, и у каждого на шее красовался огромный аляповатый галстук, выкроенный, несомненно, из поясов кимоно, которые они отказались носить.

— Они не показывают уважения к вам, — прорычал Каматори. Он сделал движение в их сторону, но Сума протянул руку и остановил его.

— Дирк! — воскликнула Лорен. — Ал! — Она бросилась в их сторону и буквально прыгнула в объятия Питта, как обезумевшая, покрывая поцелуями его лицо. — О Боже, никогда я не была так счастлива кого-либо встретить. — Затем она крепко обняла и поцеловала Джиордино. — Откуда вы взялись? Как вы попали сюда?

— Мы прилетели с проходящего поблизости круизного парохода, — весело сказал Питт, обнимая Лорен, как отец обнимает возвращенного ему похищенного ребенка. — Мы услышали, что этот курорт четырехзвездочный, и подумали, не завалиться ли нам сюда поиграть в гольф и теннис.

Джиордино ухмыльнулся.

— Это правда, что здешние преподавательницы аэробики сложены, как богини?

— Вы оба просто сумасшедшие, — счастливо улыбаясь, проговорила она.

— Ну, хорошо, мистер Питт, мистер Джиордино, — сказал Сума. — Я польщен встречей с людьми, которым удалось своими подводными исследованиями создать легенду, известную всему миру.

— Вряд ли мы сделаны из того теста, из которого творят легенды, — скромно заметил Питт.

— Меня зовут Хидеки Сума. Добро пожаловать на остров Сосеки.

— Я не могу сказать, что я в восторге от встречи с вами, мистер Сума. Трудно не восхищаться вашими антерпренерскими талантами, но ваши методы ведения дел — это что-то среднее между методами Аль Капоне и Фредди Крюгера с улицы Вязов.

Сума не привык выслушивать оскорбления. Он промолчал, глядя на Питта озадаченно и подозрительно.

— Неплохое у вас тут местечко, — сказал Джиордино, нагло приветствуя Тоси по пути к бару.

В первый раз за все время своего пленения Диас широко улыбнулся, пожимая руку Питту.

— Вы доставили мне огромное удовольствие своим появлением.

— Сенатор Диас, — сказал Питт, приветствуя законодателя. — Рад снова встретиться с вами.

— Я бы предпочел, чтобы при нашей встрече у вас за спиной был отряд «Дельта».

— Они пока в резерве, их придерживают для последнего акта.

Сума сделал вид, что не услышал последней фразы, и опустился в низкое плетеное кресло из бамбука.

— Что будете пить, джентльмены?

— Мартини с текилой, — заказал Питт.

— Текила и сухой вермут, — ответила Тоси. — С лимонными или апельсинными дольками?

— С лаймом, пожалуйста.

— А вы, мистер Джиордино?

— «Лающий Пес», если вы знаете, как приготовить его.

— По одной мерке джина, сухого вермута, сладкого вермута и чуточку горькой настойки, — уточнила Тоси.

— Сообразительная девушка, — сказала Лорен. — Она говорит на нескольких языках.

— И она умеет приготовить коктейль «Лающий Пес», — пробормотал Джиордино, и в его глазах появилось нечто вроде изумления, когда Тоси кокетливо улыбнулась ему.

— К черту этот треп! — нетерпеливо выпалил Диас. — Вы все делаете вид, что мы приглашены на дружескую вечеринку с коктейлями. — Он нерешительно помедлил и затем обратился прямо к Суме. — Я требую ответа, почему вы нагло похитили членов Конгресса и удерживаете нас как заложников. И, черт возьми, я хочу это знать немедленно.

— Пожалуйста, сенатор, сядьте и расслабьтесь, — произнес Сума тихим, но ледяным тоном. — Вы нетерпеливый человек, который ошибочно полагает, что все, что стоит делать, нужно делать немедленно, в ту же секунду. В жизни есть свой ритм, о котором вы, западные люди, и понятия не имеете. Именно поэтому наша культура выше вашей.

— Вы просто самовлюбленная островная нация, вообразившая себя высшей расой, — огрызнулся Диас. — А вы, Сума, худший из них всех.

Сума, пожалуй, классический тип, подумал Питт. На лице этого человека не было ни гнева, ни враждебности, лишь высокомерное безразличие. По-видимому, Сума считал Диаса не более чем дерзким ребенком.

Однако здесь стоял также Каматори, вытянув руки по бокам, сжав кулаки, с лицом, искаженным ненавистью к американцам, ко всем иностранцам. Его глаза были прищурены, почти закрыты, губы вытянуты в прямую линию. Он походил на взбесившегося шакала, готового прыгнуть.

Питт еще раньше оценил Каматори как опасного профессионального убийцу. С небрежным видом он подошел к бару, взял свой коктейль и затем ловко занял место между Каматори и сенатором, бросив на японца выразительный взгляд, говоривший: «Сначала тебе придется пройти мимо меня». Этот трюк сработал. Каматори забыл про сенатора и уставился на Питта прищуренными глазами.

Почти точно в назначенное время Тоси отвесила собравшимся поклон, сложив ладони меж коленями, так что Шелк ее кимоно зашуршал, и объявила, что ужин готов и сейчас будет подан.

— Мы продолжим нашу дискуссию после ужина, — сказал Сума, сердечно приглашая всех занять место за столом.

Питт и Каматори были последними, кто сел за стол. Они молча, не мигая, смотрели друг другу в глаза, как два боксера, старающиеся победить соперника взглядом, пока рефери зачитывает наставления перед боем. Красные пятна проступили у Каматори на висках, его вид был мрачным и зловещим. Питт подлил масла в огонь, насмешливо ухмыляясь.

Оба мужчины знали, что скоро, очень скоро один из них убьет другого.

Глава 47

Ужин начался с древнего кулинарного представления. Человек, которого Сума представил как мастера сикибото, вошел в зал на коленях, держа перед собой ровную доску. На доске лежала рыба, которую Питт определил как бонито. Одетый в костюм из шелковой парчи и высокий островерхий колпак, мастер сикибото продемонстрировал стальные палочки для еды и длинный прямой нож с деревянной ручкой.

Орудуя этими предметами с такой быстротой, что они сливались в сплошное блестящее пятно, он разрезал рыбу на предписанное традицией число ломтиков. Завершив это ритуальное действо, он поклонился и удалился.

— Это повар? — спросила Лорен.

Сума покачал головой.

— Нет, это просто мастер, выполняющий церемонию разрезания рыбы. Повар, специализирующийся в эпикурейском искусстве приготовления блюд из морских рыб, теперь снова соберет рыбу, которая будет подана в качестве закуски.

— Вы держите в кухне больше одного повара?

— У меня их три. Один, как я упоминал, является экспертом по приготовлению рыбных блюд, один — мастер по приготовлению мяса и овощей, и один, сосредоточивший свое мастерство исключительно на супах.

Прежде чем была подана рыба, им предложили горячий подсоленный чай со сладкими печеньями. Затем всем раздали влажные горячие полотенца «осибори» для вытирания рук. Затем в зал вернулась рыба, ломтики которой были аккуратно сложены на прежние места, и съедена сырой, как сасими.

Сума, казалось, наслаждался, наблюдая за тем, как Джиордино и Диас с трудом справляются со своими палочками для еды. Его несколько удивило, что Питт и Лорен ели этими парными кусочками слоновой кости так, как будто привыкли с рожденья держать их в руках.

Каждое блюдо умело и безошибочно подавалось парой роботов, длинные руки которых снимали со стола и ставили на него тарелки невероятно быстрыми движениями. Ни одна крошка еды не упала с тарелок, и ни разу не было слышно ни звука, когда тарелка касалась твердой поверхности стола. Роботы заговаривали только тогда, когда им нужно было спросить, закончили ли гости есть то или иное блюдо.

— Кажется, вы одержимы идеей автоматизированного общества, — обратился Питт к Суме.

— Да, мы горды нашим превращением в роботизированную империю. Мой производственный комплекс в Нагое — крупнейший в мире. Там у меня есть компьютеризованные станки — автоматы, выпускающие двадцать тысяч полностью готовых к эксплуатации роботов в год.

— Армия, производящая армию, — сказал Питт.

В голосе Сумы появилась увлеченность человека, рассказывающего о любимом деле.

— Сами того не ведая, вы попали в точку, мистер Питт. Мы уже начали создавать новые японские роботизированные вооруженные силы. Мои инженеры проектируют и строят полностью автоматизированные боевые корабли, на которых нет никакого экипажа, самолеты, которыми управляют только роботы, роботизированные танки, способные передвигаться по местности и вести огонь согласно приказам, получаемым по радио, и армии, состоящие из сотен и тысяч бронированных машин, вооруженных мощными огневыми средствами и дальнодействующими системами ориентирования и распознавания целей. Эти машины могут прыгать на пятьдесят метров и передвигаться по пересеченной местности со скоростью шестьдесят километров в час. Легкость их ремонта и высокая чувствительность датчиков делают их почти непобедимыми. Через десять лет ни одна армия в мире не сможет устоять против нас. В отличие от ваших адмиралов и генералов из Пентагона, полагающихся на мужчин и женщин, что бы те сражались, истекали кровью и гибли в бою, мы сможем выигрывать крупномасштабные сражения, не потеряв ни одного человека.

Целая минута прошла, пока сидевшие за столом американцы пытались осмыслить значение того, о чем неожиданно рассказал им Сума. Эта концепция казалась им столь масштабной, столь фантастической, что всем им трудно было осознать тот факт, что армии роботов вот-вот станут реальностью сегодняшнего дня.

Лишь Джиордино остался равнодушным с виду к необозримым перспективам войны роботов.

— Наш механический сопровождающий утверждает, что он был освящен в храме, — сказал он, небрежно ковыряясь в рыбе.

— Мы сочетаем синтоизм, нашу религию, с нашей культурой, — ответил Сума, — веря, что у неживых предметов, как и у живых существ, имеется своя душа, и в этом одно из наших преимуществ перед Западом. Мы относимся к нашим орудиям, будь это промышленные станки или самурайские мечи, с уважением, как к людям. У нас даже есть машины, обучающие многих наших рабочих вести себя, как подобает машинам.

Питт покачал головой.

— Этот подход выглядит саморазрушительным. Вы отбираете работу у своих же людей.

— Это устаревший миф, мистер Питт, — ответил Сума, постучав по столу палочками для еды. — В Японии люди и машины развивались так, что между ними установились близкие отношения. Вскоре после конца нынешнего столетия у нас будет миллион роботов, выполняющих ту работу, которую сейчас делают десять миллионов людей.

— А что станет с этими десятью миллионами ненужных людей?

— Мы вывезем их в другие страны, как сейчас вывозим туда товары, — тихо сказал Сума. — Они станут хорошими законопослушными гражданами принявших их стран, но их экономические связи, их лояльность будут по-прежнему принадлежать Японии.

— Что-то вроде всемирного братства, — сказал Питт. — Я видел, как это работает. Я помню, как строился японский банк в Сан-Диего: японские архитекторы, японские инженеры-проектировщики и маркшейдеры, японские строительные рабочие, и все они пользовались исключительно японским оборудованием и стройматериалами, доставленными на японских судах. Местные подрядчики и поставщики оказались полностью отрезанными от этого проекта.

Сума пренебрежительно пожал плечами.

— Экономическое соревнование — это игра без правил. Наша мораль и этика выросли на иной почве, чем ваши. В Японии честь и дисциплина тесно связаны с личной преданностью — императору, семье и кооперации. Нас не воспитывали почитать демократические принципы и щедро жертвовать на благотворительные цели. О таких вещах, как общее дело, добровольная работа на общественных началах, сбор средств для голодающих в Африке и благотворительные организации, помогающие усыновлять детей из стран третьего мира, в Японии даже не слыхали. Мы сосредоточиваем наши добровольные усилия на помощи нам самим. — Он замолчал, а затем махнул рукой в сторону роботов, снова появившихся в гостиной с подносами еды. — А, вот появилось следующее блюдо.

За бонитой последовали индивидуальные деревянные подносы с неочищенными орехами гинкго, фаршированными сосновыми иглами, и с пирамидками ломтиков моллюска «морское ухо». Затем появился цветочный суп, чаши с чистым бульоном, в каждой из которых плавало по одной орхидее.

Лорен зажмурилась, пробуя этот суп.

— У него такой же чудесный вкус, как и вид, — заметила она.

Сума кивнул.

— Японское кулинарное искусство создано для того, чтобы услаждать одновременно и глаз, и язык.

— Успешная попытка достигнуть совершенства красоты и вкуса, — согласился Питт.

— Вы бонвиван, мистер Питт? — спросил Сума.

— Я люблю наслаждаться изысканной пищей, это правда.

— У вас широкие вкусы?

— Если вы имеете в виду, ем ли я почти все, то ответ положительный.

— Хорошо. — Сума хлопнул в ладоши. — Тогда вы сможете оценить этот впечатляющий и гармоничный ужин.

Лорен думала, что ужин уже наполовину съеден, но на самом деле он едва начался. И вскоре изысканные блюда, искусно сервированные, начали подаваться на стол одно за другим, фиги в кунжутном соусе; рис с базиликом; еще один суп с яичным желтком, тонко нарезанным копченым угрем, редисом и грибами, а к нему — икра морских ежей; несколько видов рыбы, в том числе белокорый палтус, лютианус, щука и кальмар, свернутые в рулет с несколькими видами морских водорослей; а также корень лотоса, смешанный с изящно нарезанными мидиями, огурцами и кабачками. Третий суп был подан с маринованными овощами, рисом и кунжутом. Наконец наступила очередь десерта, который состоял из нескольких видов сладких фруктов, и пир завершился неизменной чашкой чая.

— Последняя трапеза приговоренных? — грубо спросил Диас.

— Вовсе нет, сенатор, — ответил Сума похожим тоном. — Вы и член Конгресса Смит в течение двадцати четырех часов возвратитесь в Вашингтон на борту моего личного самолета.

— Почему не сейчас?

— Сначала вы должны быть поставлены в известность относительно моих целей. Завтра я лично поведу вас и члена Конгресса Смит на экскурсию по моему центру «Дракон» и продемонстрирую вам источник нового могущества Японии.

— Центр «Дракон», — с недоумением повторил Диас. — Для чего он нужен?

— Разве вы не знаете, сенатор, о заминированных ядерными бомбами автомобилях, которые наш хозяин разослал по половине земного шара? — с невинным видом спросил Питт.

Диас не понял, о чем речь.

— Заминированные автомобили?

— Этот вот Сума хочет померяться силами с большими ребятами и для этого придумал тщательно разработанный план шантажа. После того как его хваленый центр «Дракон» будет построен, он сможет нажать кнопку и взорвать атомную бомбу в любом месте, куда его роботы поставят машину со спрятанной в ней бомбой.

Глаза Лорен стали круглыми от потрясения.

— Это правда? Япония тайно создала ядерный арсенал?

Питт кивнул на Суму.

— Почему бы тебе не спросить об этом его?

Сума уставился на Питта, как мангуст на кобру.

— Вы очень проницательный человек, мистер Питт. Мне говорили, что это именно вы указали мистеру Джиордино и его людям из разведки на метод, которым мы провозили боеголовки в вашу страну.

— Я охотно признаю, что прятать их в компрессорах автомобильных кондиционеров — гениальная идея! Вам почти удалось провернуть втихую эту операцию, пока одна бомба случайно не взорвалась на борту вашего автотранспортного судна.

Нахмурившись, сбитая с толку Лорен спросила Суму:

— Чего вы надеетесь этим добиться?

— Ничего тут нет таинственного и непостижимого, — ответил Сума. — Как выражаетесь вы, американцы, у Японии всегда дубинка была коротковата. Грубые антияпонские предрассудки глубоко укоренились на белом Западе. На нас смотрят как на странный маленький восточный народ вот уже триста лет. Пришло время занять подобающее нам доминирующее место в мире!

Румянец гнева проступил на лице Лорен.

— Итак, вы начинаете войну, которая погубит миллионы людей, только из ложной гордости и жадности. Разве вы ничему не научились после всех тех бессмысленных смертей и разрушений, виновниками которых вы были в сороковых годах?

— Наши лидеры начали войну лишь после того, как западные страны чуть не до смерти задушили нас торговыми эмбарго и бойкотами. То, что мы потеряли тогда в виде людских потерь и разрушений, мы давно компенсировали и превзошли в виде экспансии нашего экономического могущества. Теперь нам снова угрожают международным остракизмом и враждебностью, вызванными всего лишь нашими добросовестными усилиями и преданностью эффективной торговле и производству. А поскольку наша огромная экономика зависит от ввозимой нефти и сырья, мы больше никогда не позволим, чтобы нам диктовали условия вашингтонские политики, европейские торговые интересы или религиозные конфликты на Ближнем Востоке. С помощью Проекта «Кайтен» мы получили способ защитить себя и наши тяжким трудом завоеванные экономические достижения.

— Проект «Кайтен»? — переспросил Диас, никогда прежде не слыхавший этого слова.

— Его подлый план шантажировать весь мир, — язвительно объяснил Питт.

— Вы играете с огнем, — сказала Лорен Суме. — Соединенные Штаты, Советский Союз и Европа объединят усилия, чтобы уничтожить вас.

— Они отступят, когда увидят, чего им это будет стоить, — уверенно сказал Сума. — Они ничего не посмеют предпринять, разве что устроят пресс-конференции и заявят, что будут решать эту проблему дипломатическим путем.

— Не пытайтесь делать вид, будто вы спасаете Японию! — вдруг воскликнул Диас. — Ваше собственное правительство пришло бы в ужас, если бы узнало, какое чудовище вы создали. Вы пошли на это ради самого себя, чтобы лично захватить власть. Вы маньяк, свихнувшийся от жажды власти.

— Вы правы, сенатор, — спокойно сказал Сума, показывая полное самообладание. — В ваших глазах я могу показаться маньяком, стремящимся к необъятной единоличной власти. Я не собираюсь скрывать это. И, подобно всем другим маньякам в истории, которые были вынуждены защищать свои народы и их суверенитет, я не буду колебаться использовать свою власть для того, чтобы руководить экспансией нашей расы по всему миру и одновременно защищать нашу культуру от западной порчи.

— А все же, что вы находите такого уж испорченного в западных странах? — спросил Диас.

Взгляд Сумы стал презрительным.

— Посмотрите на ваш собственный народ, сенатор. Соединенные Штаты — это страна наркоманов, гангстеров, насильников и убийц, бездомных и безграмотных. Ваши города полны расизма из-за того, что в них проживают люди совершенно разных и несовместимых культур. Вы находитесь в процессе упадка, подобно Риму, Греции и Британской империи. Вы превратились в сточную канаву, положение непрерывно ухудшается, и этот процесс неостановим.

— Так что вы думаете, что влияние Америки как сверхдержавы подходит к концу из-за того, что ее сила подточена внутренними неурядицами? — сказала Лорен раздраженно.

— Вы не встретите такого разложения в Японии, — самодовольно ответил Сума.

— Ну до чего же вы лицемерны. — Питт рассмеялся, и все сидящие за столом обернулись к нему. — Ваша причудливая маленькая культура насквозь пропитана коррупцией даже на самых высоких правительственных уровнях. Сообщения о скандалах заполняют ежедневно ваши газеты и телепередачи. Ваша организованная преступность настолько сильна, что дергает правительство за ниточки. Половина ваших политических деятелей и правительственных чиновников продажны, открыто получают деньги за свое политическое влияние. Вы продаете высоко-секретную военную технологию странам коммунистического блока ради прибылей. Прожиточный минимум чудовищно высок для ваших собственных граждан, вынужденных платить вдвое больше, чем американцы, за товары, произведенные японскими корпорациями. Вы крадете достижения высокой технологии везде, где только можете. У вас полно рэкетиров, врывающихся регулярно на собрания компаний, чтобы выбить выкуп. Вы обвиняете нас в расизме, когда ваши наиболее успешно продаваемые книги пропагандируют антисемитизм, в универсальных магазинах продаются и выставляются манекены и куклы, изображающие метисов и негров, и вы продаете в уличных киосках журналы с фотографиями женщин в кандалах. И вы, лично вы, имеете наглость сидеть здесь и рассуждать о своем культурном превосходстве. Какой вздор!

— Воистину так, мой друг, — сказал Диас, поднимая свою чашку с чаем. — Воистину так.

— Дирк совершенно прав, на сто процентов, — гордо добавила Лорен. — Наше общество не идеально, но, если сравнивать в целом наши народы, наше качество жизни все же много лучше вашего.

Лицо Сумы превратилось в маску ненависти. Его глаза горели, как топазы, на атласно гладком лице. Зубы были сжаты. Он заговорил, словно хлестал бичом:

— Пятьдесят лет назад мы были побежденным народом, поносимым Соединенными Штатами! А теперь, совершенно неожиданно, мы оказались победителями, а вы проиграли нам. Растление Японии Соединенными Штатами и Европой остановлено. Наша культура победит. Мы окажемся доминирующей страной в двадцать первом веке.

— Вы говорите, как военные правители, которые преждевременно сочли нас побежденными после Пирл-Харбора, — резко ответила ему Лорен. — Соединенные Штаты обращались с Японией после войны много лучше, чем мы могли рассчитывать, если бы победителями оказались вы. Ваши армии насиловали бы, убивали и грабили в Америке точно так же, как они делали это в Китае.

— Кроме нас, вам придется также иметь дело с Европой, — предостерег Диас. — Их торговая политика далеко не столь терпима и благожелательна к Японии, как наша. И во всяком случае, новый европейский Общий рынок собирается встать стеной против вашей экономической экспансии. Будут ли они подвергнуты ядерному шантажу или нет, они закроют свои рынки для ввоза японских товаров.

— В длительной перспективе мы просто используем наши миллиардные валютные резервы, чтобы постепенно скупить их производственные мощности, пока не получим несокрушимую экономическую базу в Европе. Это отнюдь не невозможная операция, если учесть, что двенадцать крупнейших банков в мире принадлежат Японии, а это составляет почти три четверти всей рыночной стоимости активов остальных иностранных банков. Это значит, что мы правим рынком больших денег.

— Вы не сможете вечно держать мир в заложниках, — сказал Питт. — Ваше собственное правительство и народ восстанут против вас, когда они обнаружат, что все боеголовки мира нацелены на Японские острова, а не на Соединенные Штаты и Советский Союз. А возможность еще одного ядерного нападения становится весьма реальной, стоит одному из ваших заминированных автомобилей случайно взорваться.

Сума покачал головой.

— Наши электронные замки намного надежней ваших и русских. Не будет никаких взрывов; пока я лично не введу правильный код.

— Не можете же вы и вправду начать ядерную войну! — воскликнула Лорен.

Сума засмеялся.

— Мы не собираемся предпринимать ничего похожего на те глупые и жестокие меры, которых можно ожидать от Белого дома и Кремля. Вы забываете, что мы, японцы, знаем, что такое ужасы атомной войны. Нет, Проект «Кайтен» является куда более технически совершенным, чем тысячи боеголовок, нацеленных на крупные города и военные базы. Бомбы предусмотрено взорвать в отдаленных, ненаселенных районах, чтобы создать мощное электромагнитное поле, способное разрушить всю вашу экономику. Количество убитых и раненых будет минимально.

— Вы действительно собираетесь сделать это, не так ли? — сказал Питт, прочитав мысли Сумы. — Вы и в самом деле хотите взорвать бомбы?

— Почему бы и нет, если обстоятельства позволяют это сделать. Мы не боимся немедленного ответного удара, поскольку электромагнитное поле эффективно подавит все американские, натовские и советские системы коммуникаций и вооружений. — Японский промышленник смотрел на Питта холодными темными глазами тирана. — Пойду я на этот шаг или нет, вам, мистер Питт, узнать не придется.

На лице Лорен промелькнул испуг.

— Разве Дирк и Ал не летят в Вашингтон вместе с сенатором Диасом и со мной?

Сума испустил продолжительный вздох и очень медленно покачал головой.

— Нет… Я предназначил их в подарок моему доброму другу Моро Каматори.

— Я не понимаю.

— Моро прекрасный охотник. Его страсть — охота на людей. Ваши друзья и три оперативника-диверсанта, которые были захвачены при попытке разрушить командный центр, получат возможность покинуть остров. Но только если им удастся продержаться, прячась от Моро, в течение двадцати четырех часов.

Каматори ледяным взглядом уставился на Питта.

— Мистеру Питту будет оказана честь стать первым, кто попытается сделать это.

Питт повернулся к Джиордино, и на его мрачном лице промелькнула тень усмешки.

— Вот видишь, я же говорил тебе.

Глава 48

— Бежать, — ворчал Джиордино, расхаживая по маленькому коттеджу под бдительным оком Макгуна. — Бежать куда? Лучший в мире пловец на длинные дистанции не смог бы проплыть шестьдесят километров в холодной воде, борясь с течениями, достигающими здесь пяти узлов. А если бы ему это и удалось, то ищейки Сумы будут поджидать на побережье, чтобы выпотрошить нас в ту же минуту, как мы выползем на берег.

— Ну, так каков план игры? — спросил Питт, отжимаясь от пола.

— Оставаться в живых как можно дольше. А что нам еще остается?

— Умереть как мужественные люди.

Джиордино поднял бровь и подозрительно посмотрел на Питта.

— Ну, конечно, разорвать на груди рубаху, отказаться от повязки на глаза и попыхивать сигаретой, пока Кама-тори поднимает свой меч.

— Зачем бороться с неизбежным?

— С каких пор ты сдаешься после первого шаха? — сказал Джиордино, начиная подозревать, что у его друга не все в порядке с головой.

— Мы можем попытаться прятаться на острове в каком-нибудь укромном уголке столько, сколько удастся, но это безнадежная затея. Я подозреваю, что Каматори сжульничает и воспользуется датчиками своих роботов, чтобы выследить нас.

— А как же Стаси? Ты же не можешь сидеть сложа руки и смотреть, как этот круглорожий мерзавец будет убивать ее.

Питт поднялся с пола.

— А на что ты надеешься, ведь мы безоружны? Нельзя же голыми руками сражаться с механическими киборгами и знатоками боевых искусств с мечом.

— Я надеюсь, что ты покажешь, на что ты способен, как ты делал это в сотнях других передряг, из которых мы выпутались вместе.

Питт, едва наступая на правую ногу, прохромал мимо Макгуна и встал к роботу спиной.

— Тебе легко говорить, дружище. Ты в хорошей физической форме. Я же повредил ногу, когда плюхнулся в этот рыбий садок, и едва хожу. У меня нет никаких шансов ускользнуть от Каматори.

Только тут Джиордино, увидев хитроватую ухмылку на лице Питта, начал понимать, в чем дело. Он вдруг почувствовал себя полным олухом. Кроме датчиков Макгуна, эта комната должна была быть оборудована дюжиной подслушивающих устройств и скрытых видеокамер. Он понял, какой спектакль разыгрывает Питт, и подыграл ему.

— Каматори слишком уважает самурайский кодекс чести, чтобы охотиться на раненого. Если в нем есть хоть капля спортивного духа, он должен дать тебе фору.

Питт покачал головой.

— Я бы согласился на то, чтобы как-то уменьшить боль.

— Макгун, — окликнул Джиордино робота. — На этом курорте есть врач?

— В моих программах об этом ничего не сказано.

— Тогда вызови своего начальника и узнай.

— Пожалуйста, подождите.

Робот молчал, пока его система связи посылала запрос в его контрольный центр. Ответ пришел сразу.

— Имеется немногочисленный медперсонал в клинике на четвертом уровне. Нуждается ли мистер Питт в медицинской помощи?

— Да, — ответил Питт. — Мне нужен укол болеутоляющего и тугая повязка на коленный сустав, чтобы я мог обеспечить господину Каматори надлежащий уровень соревнования.

— Вы не выглядели хромающим несколько часов назад, — парировал Макгун.

— Мое колено онемело, и я не чувствовал боли, — соврал Питт. — Но теперь боль и ограничение подвижности усилились настолько, что мне стало трудно ходить. — Он сделал несколько неловких шажков и напряг лицевые мышцы, словно испытывал довольно сильную боль.

Будучи машиной, вполне соответствующей своему предназначению, Мурасаки, он же Макгун, надлежащим образом передал свои визуальные наблюдения разыгранного Питтом представления своему контролирующему оператору, в недра центра «Дракон», и получил разрешение сопровождать своего раненного пленника в медпункт. Тут же появился еще один робот-страж, чтобы присматривать за Джиордино; тот немедленно назвал новоприбывшего Макгурком.

Разыгрывая из себя хромого, словно впереди маячила награда за лучшее исполнение мужской роли от Академии театрального искусства, Питт неуклюже ковылял по лабиринту коридоров, пока, наконец, Макгун не привел его в кабину лифта.

Робот нажал своим металлическим пальцем на кнопку нужного этажа, и лифт начал почти беззвучно опускаться, хотя и не так бесшумно, как лифт в Федеральной штаб-квартире.

Скверно, думал Питт, пока они спускались, что у группы МОГ не было разведданных о лифте, связывающем поверхность острова с подземным центром. Можно было бы тогда попытаться проникнуть туда с территории курорта, имея лучшие шансы на успех. Через несколько секунд двери раздвинулись, и Макгун выпихнул Питта в ярко освещенный коридор.

— Четвертая дверь слева от вас. Откройте ее и входите.

Эта дверь, как и все гладкие поверхности в подземном центре, была выкрашена в белый цвет. Маленький красный крест был единственным указанием на то, что там находится медицинское учреждение. На двери не было ручки, только кнопка на косяке. Питт нажал ее, и дверь бесшумно скользнула в сторону. Он, хромая, вошел внутрь. Привлекательная девушка, одетая, как все медсестры, посмотрела на него из-за стола серьезными темно-карими глазами, когда он вошел. Она заговорила с ним по-японски, и он непонимающе пожал плечами.

— Простите, — сказал он. — Я говорю только по-английски.

Она молча встала из-за стола, прошла через комнату с шестью пустыми койками и исчезла за дверью кабинета. Через несколько секунд молодой улыбающийся японец в джинсах и водолазке под обычным белым халатом с болтающимся на шее стетоскопом подошел к нему в сопровождении следовавшей за ним медсестры.

— Мистер Питт, мистер Дирк Питт? — спросил он, выговаривая слова совсем как жители Западного побережья США.

— Мне сообщили, что вы должны прийти. Я Джош Ногами. Для меня встретиться с вами — большая честь. Я был вашим поклонником с тех пор, как вы подняли Титаник. Фактически именно из-за вас я увлекся плаванием с аквалангом.

— Очень приятно, — сказал Питт почти застенчиво. — У вас не местное произношение.

— Я родился и вырос в Сан-Франциско, в тени знаменитого моста через бухту. А вы откуда?

— Из Ньюпорт-Бич, что в Калифорнии.

— Надо же. Я проходил ординатуру в госпитале Св. Павла в Санта-Анне. В те времена я все свободное время занимался серфингом в Ньюпорте.

— Далеко же вы ушли от прежних занятий.

— Не дальше, чем вы, мистер Питт.

— Сума сделал вам такое заманчивое предложение, которое вы были не в силах отклонить?

Улыбка доктора стала холодной.

— Я также почитатель талантов господина Сумы. Четыре года назад я пошел к нему на службу и вовсе не потому, что был куплен.

— Верите в то, что он делает?

— На все сто процентов.

— Извините меня за это допущение, но мне кажется, вы дезориентированы.

— Я не дезориентирован, мистер Питт. Просто я японец. Я верю в превосходство нашей интеллектуальной и эстетической культуры над зараженным пороками обществом, в которое превратилась Америка.

Питт нисколько не был настроен дискутировать на отвлеченные темы. Он показал на свое колено.

— Завтра оно должно мне понадобиться. Наверно, я растянул связки. Вы можете достаточно ослабить боль, чтобы я мог им пользоваться?

— Пожалуйста, закатайте штанину.

Питт сделал это и изобразил нужные гримасы и прерывистое дыхание, пока доктор осматривал и ощупывал сустав.

— Оно не выглядит отекшим или ушибленным. Признаков разрыва связки тоже нет.

— Боль, однако, адская. Я не могу его согнуть.

— Повредили его, когда неудачно приземлились на курорте господина Сумы?

— Слухи здесь разносятся быстро.

— Система обмена сплетнями среди здешних роботов почище, чем у узников тюрьмы Сан-Квентин. Когда я узнал, что вы появились здесь, я поднялся посмотреть на обломки вашего аппарата. Господину Суме не доставило большого удовольствия, что вы угробили породистых карпов, призеров выставок, стоивших свыше четырехсот тысяч йен.

— Тогда вы знаете, что я выступаю первым номером в завтрашней резне, — сказал Питт.

Улыбка сбежала с лица Ногами, и его глаза помрачнели.

— Мне бы хотелось, чтобы вы знали, что, хоть я и подчиняюсь приказам господина Сумы, мне ничуть не нравятся кровожадные охотничьи игры Каматори.

— Не хотите ли дать какой-нибудь совет приговоренному?

Ногами широким жестом обвел помещение.

— У этих стен больше глаз и ушей, чем у публики в театре. Если бы я посмел болеть за вас, меня бы заставили присоединиться к вам на поле. Нет уж, спасибо, мистер Питт. Я очень огорчен тем, в какую вы попали переделку, но вам некого упрекать, кроме самого себя, за то, что погрузили весла в опасные воды.

— Но вы посмотрите, что можно сделать с моим коленом?

— Как врач я сделаю все, что смогу, чтобы уменьшить боль. Кроме того, Каматори приказал мне позаботиться о том, чтобы вы смогли принять участие в завтрашней охоте.

Ногами сделал в колено Питта инъекцию какого-то болеутоляющего лекарства с непроизносимым названием и обмотал его эластичным бинтом. Затем он дал Питту небольшой пузырек с таблетками.

— Принимайте по две штуки каждые четыре часа. Не передозируйте, не то будете вялым и станете легкой добычей для Каматори.

Питт внимательно следил за сестрой, несколько раз заходившей в небольшое складское помещение то за таблетками, то за бинтом.

— Вы не будете возражать, если я немного полежу на одной из ваших пустых коек, чтобы чуточку расслабиться. Эти японские подстилки для спанья мало подходят для моих костей.

— Я не против. Я сообщу вашему роботу-охраннику, что буду час-друтой присматривать за вами. — Ногами пристально посмотрел на Питта. — Даже не думайте пытаться бежать. Здесь нет ни окон, ни запасных выходов, и роботы настигнут вас прежде, чем вы успеете сделать два шага к лифту.

— Не беспокойтесь, — сказал Питт с дружелюбной улыбкой. — Я сейчас способен думать только о том, чтобы набраться сил для завтрашней забавы.

Ногами кивнул.

— Ложитесь на первую койку. У нее самый мягкий матрац. Я сам на ней сплю. Это единственный западный порок, с которым мне не хочется расставаться. Я тоже не выношу этих проклятых татами.

— Ванная тут есть?

— Через кладовку слева от вас.

Питт пожал доктору руку.

— Я весьма признателен вам, доктор Ногами. Жаль, что мы по-разному смотрим на вещи.

После того как Ногами вернулся в свой кабинет и медсестра снова уселась за столик у входа спиной к нему, Питт проковылял к ванной, но не зашел внутрь, а просто открыл и закрыл дверь, произведя соответствующие звуки, чтобы отвести все подозрения. Медсестра была занята заполнением бланков на своем столе и не обернулась, чтобы проверить, чем он занимается в кладовке.

Тогда он тихо обшарил ящички и шкафчики с лекарствами и перевязочными средствами, пока не нашел коробку пластиковых мешочков, к которым были присоединены тонкие трубочки, кончавшиеся толстыми иглами для переливания крови. На этих мешочках была маркировка: «Си-Пи-Ци-Эй-1 для эритроцитов с противосвертывающим раствором». Он вытащил один мешочек из коробки и засунул его под рубашку. Снаружи он был совершенно незаметен.

В углу кладовки он нашел какой-то переносной медицинский прибор. Он секунду глядел на него, и ему в голову пришла одна мысль. Он ногтями отодрал пластмассовую пластинку с названием фирмы-изготовителя я, действуя ею как отверткой, отвинтил заднюю панель прибора. Он быстро отвернул клеммы контактов, подключавших к схемам два сухих аккумуляторных шестивольтовых элемента, извлек один из них и опустил себе в трусы. Затем вырвал из прибора провод, сколько можно было извлечь без лишнего шума, и обмотал его вокруг талии.

Наконец он тихо прошел в ванную, воспользовался ею и спустил воду в унитазе. Медсестра даже не взглянула на него, когда он устраивался поудобнее на койке. В своем кабинете Ногами, видимо, был занят делами, громко разговаривая по телефону.

Питт смотрел в пустой потолок спокойно и расслабленно. Вряд ли Джордан и Керн назвали бы то, что было у него на уме, потрясающим мастерским планом, но другого у него не было, и он твердо решил довести его до конца.

Глава 49

Моро Каматори не только выглядел, как злодей, он таковым и был. Его черные зрачки всегда смотрели свирепо, как глаза ядовитой змеи, а туго поджатые губы почти никогда не трогала улыбка. Если все же они раздвигались в злобной ухмылке, что случалось редко, за ними обнажался ряд золотых коронок.

Даже в этот ранний час — небо еще было темным в пять утра — в его облике чувствовалась высокомерная манерность. Он был щегольски одет в хакаму, брюки с широченными штанинами, которые выглядели как длинная раздвоенная юбка, и катагани, древнеяпонскую разновидность охотничьей безрукавки из шелковой парчи. На ногах его были лишь сандалии.

Питт, напротив, был одет как оборванец. На нем была лишь тенниска и шорты, выкроенные наспех из нижней части летного костюма. Он не обулся, только надел пару теплых белых шерстяных носков.

После того, как его разбудили и привели в личный рабочий кабинет Каматори, он стоял, дрожа от холода в нетопленом помещении, и внимательно рассматривал богатую коллекцию старинного оружия, заполнявшую стены кабинета. Здесь было вооружение всех эпох и народов. Посередине комнаты, как солдаты на часах, стояли рыцарские доспехи — европейские и японские. Питт почувствовал спазмы в желудке, увидев охотничьи трофеи, аккуратно развешанные на стенах между сотнями мечей, копий, луков и ружей.

Он насчитал тридцать препарированных по всем правилам набивки чучел человеческих голов, принадлежавших злополучным жертвам Каматори, которые немигающими стеклянными глазами взирали со стен. Большинство были азиатской внешности, но четыре явно имели европейские черты. У него кровь застыла в жилах, когда он узнал голову Джима Ханамуры.

— Входите, мистер Питт, и выпейте чашечку кофе, — предложил Каматори, показав Питту жестом свободную подушку перед низким столиком. — Мы немного поговорим, прежде чем….

— Где остальные? — перебил его Питт.

Каматори холодно посмотрел на него.

— Они сидят в небольшой комнате рядом, где будут следить за охотой по телеэкрану.

— Как зеваки в кинотеатре, где поздно ночью крутят паршивые фильмы.

— Может быть, последний из участников охоты чему-нибудь научится на ошибках предшественников.

— Или, может быть, они зажмурятся и пропустят представление.

Каматори сидел неподвижно, как статуя, лишь слабая тень улыбки тронула один уголок его плотно сжатых губ.

— Это не первая охота. Процедура отработана на основе большого опыта. Жертвы ждут своей очереди, привязанные к стульям; если нужно, их веки фиксируют пластырем, чтобы они не могли закрыть глаза или отвернуться. У них будут все возможности увидеть, как вы умрете.

— Я надеюсь, вы отошлете ко мне домой копию этого видеофильма, — сказал Питт, притворяясь, что рассматривает головы на стенах. На самом деле он попытался не обращать внимания на это устрашающее зрелище, сконцентрировав взгляд на подставке для мечей.

— Вы очень неплохо притворяетесь невозмутимым, — заметил Каматори. — Я и не ждал иного от человека с вашей репутацией.

— Кто будет следующим? — внезапно спросил Питт.

Мясник пожал плечами.

— Ваш друг Джиордино, или, может быть, женщина-оперативник. Да, я полагаю, загнать ее на глазах у остальных было бы неплохо. Это их разъярит и сделает более опасной добычей.

Питт повернулся.

— А если вы не сможете поймать одного из нас?

— Остров невелик. Никому не удавалось ускользнуть от меня дольше восьми часов.

— И вы никого не щадили.

— Никого, — сказал Каматори, зловеще улыбнувшись. — Это не детская игра в прятки с проигравшими и выигравшими. Ваша смерть будет быстрой и чистой. Это обещаю.

Питт смотрел в глаза самурая.

— Не игра? Мне кажется, я буду играть в Сентера Рэинсфорда, а вы в генерала Жарова.

Глаза Каматори прищурились.

— Эти имена мне незнакомы.

— Вы не читали «Самую опасную игру» Ричарда Коннела? Это классический рассказ о человеке, который охотился за людьми ради спортивного интереса.

— Я не засоряю ум чтением западной литературы.

— Рад это слышать, — сказал Питт, мысленно прибавляя маленькое преимущество к своим шансам остаться в живых.

Каматори показал на дверь.

— Вам пора начинать.

Питт четко держался своей роли.

— Вы не объяснили основных правил.

— Нет основных правил, мистер Питт. Я щедро даю вам час форы. Затем я начинаю охоту за вами, вооруженный только моим мечом. Это потомственное оружие, принадлежавшее моему родунесколько поколений и видевшее много вражеской крови.

— Ваши предки-самураи должны и в самом деле гордиться потомком, позорящим их честь убийствами безоружных и беззащитных людей.

Каматори знал, что Питт нарочно раздражает его, но он не мог сдержать растущего гнева на американца, не показавшего ни следа страха.

— Вот дверь, — прошипел он. — Я начинаю преследование через час.

Личина беззаботного безразличия была отброшена в ту же секунду, как Питт миновал ворота в заборе, обтянутом проволокой под током.

Неукротимая ярость несла его мимо окружавших курорт деревьев к вырисовывающимся во мраке голым скалам. Он словно смотрел на себя со стороны, став холодным и изобретательным, с необычно обостренным восприятием, ведомым одной всепоглощающей мыслью.

Он должен спасти себя, чтобы спасти остальных.

Риск бежать в одних носках, а не в тяжелых ботинках, которые были на нем, когда он взлетел с палубы «Ральфа Р. Беннетта», оправдал себя. К счастью, скалистый грунт был покрыт несколькими сантиметрами влажной почвы, за века образовавшейся в результате выветривания лавовой породы.

Он бежал со смертельной целеустремленностью, подгоняемый гневом и страхом неудачи. Его план был очень прост, прост до смешного, хотя, казалось бы, обмануть Каматори — затея безнадежная. Но он был абсолютно уверен, что то, что он задумал, не пробовал до него никто из тех, на кого охотился этот негодяй. Неожиданность была на его стороне. Все предыдущие жертвы только старались убежать как можно дальше от курорта, прежде чем начать отчаянно искать, где бы спрятаться, чтобы их было трудно найти. Отчаяние рождает гениальность, но все они потерпели неудачу, притом роковую.

Питт же собирался попробовать внести в эту игру совершенно новое направление, которое было бы как раз достаточно безумным, чтобы этот трюк мог сработать.

У него также было еще одно преимущество перед предыдущими жертвами. Благодаря подробнейшему макету острова, изготовленному Пеннером, Питт был хорошо знаком с местностью. Он вспоминал расстояния и высоты совершенно отчетливо и ясно, точно зная, куда ему нужно бежать. И тем местом, к которому он стремился, была вовсе не самая высокая точка острова.

Люди, в страхе бегущие от преследования, по необъяснимой причине стараются оказаться повыше — взбежать вверх по лестнице в здании, залезть на дерево, чтобы спрятаться среди ветвей, взобраться на скалы, увенчивающие вершину горы. И оказываются в тупике, откуда невозможно спастись.

Питт же отклонился от этой схемы и стал спускаться к восточному берегу, оставляя извилистый, петляющий след, словно он не знал, куда деться, иногда возвращаясь назад по своим следам, чтобы преследователь подумал, что он потерял направление и блуждает бесцельно. Неровный ландшафт, напоминающий лунный пейзаж, и тусклый, рассеянный свет не позволяли точно определять направление, но звезды еще не поблекли полностью, и он еще мог найти север по Полярной звезде. Он остановился на несколько минут, чтобы перевести дух, и тут его осенила идея.

Он понял, что Каматори, гоняясь за своими жертвами в сандалиях, не смог бы догнать их всех всего за восемь часов. Опытный турист-любитель или охотник, если бы ему чуть-чуть повезло, должен был бы суметь ускользнуть от преследования и продержаться хотя бы день-другой, даже если бы по его следу шли собаки, — если только преследователь не воспользовался преимуществами, предоставляемыми электронными датчиками, способными реагировать на тепло человеческого тела. Питт нисколько не сомневался, что за ним будет гнаться робот, оснащенный такими датчиками. Он снова побежал, все еще дрожа от холода, но не чувствуя ни боли, ни усталости.

В конце отпущенного ему часа Питт огибал утесы, нависавшие над морем. Одиночные деревья и кустарники росли на самом краю обрывов. Он замедлил свой бег до легкой рысцы, ища расселину в скалах, о которые разбивались волны прибоя в двадцати метрах под ним. Наконец он выбежал на маленькую полянку между массивными утесами. Небольшое сосновое деревце с обнажившимися от выветривания корнями еле держалось на краю обрыва, нависая над кипящей водой, шумевшей далеко внизу.

Он внимательно обшарил глазами все вокруг, высматривая спрятанные видеокамеры или инфракрасные датчики, и не обнаружил ничего.

Более или менее уверенный, что за ним не наблюдают, он налег на ствол дерева своим весом. Оно подалось, и покрытая хвоей верхушка наклонилась еще на пять сантиметров вперед и вниз. Он прикинул, что, если взобраться достаточно высоко по стволу, его добавочный вес вырвет корни из земли и он вместе с деревом рухнет вниз вдоль отвесной стены утеса в море.

Затем он внимательно рассмотрел темную и пенящуюся водоворотами воду, как это делают ныряльщики со скал в Акапулько. Он оценил глубину воды в узкой щели между скалами, внизу равной трем метрам, доходящей до четырех, когда в бухточку с ревом вкатывалась волна прибоя. Ни один человек в здравом уме не стал бы даже рассматривать всерьез идею, крутившуюся у Питта в мозгу, когда он изучал силу отбойной волны и направление сноса течения. Без водолазного костюма, хотя бы мокрого типа, пловец бы не смог проплыть в холодной воде больше двадцати минут, прежде чем начнется переохлаждение, даже если бы ему удалось пережить падение со скалы.

Он присел на обломок скалы и вытащил из-за пояса шорт пластиковый пакет для переливания крови и положил его на землю у ног. Он распрямил левую руку и сжал кулак, пальцем правой руки нащупал вену на сгибе локтя. Он несколько секунд запоминал, как она проходит, представляя себе, что это резиновая трубка. Затем он взял иглу, прикрепленную к концу трубки, выходящей из пластикового мешочка, и под углом ткнул ее в вену.

Он промахнулся, и ему пришлось попробовать снова. Наконец, с третьей попытки, игла скользнула в вену. Теперь он сидел и отдыхал, пока его кровь наполняла мешочек.

Вдруг ему послышался отдаленный собачий лай. То, что показалось ему в тот момент очевидной истиной, заставило его оцепенеть. Он поверить не мог, насколько он переоценил Каматори. Ему и в голову не могло прийти, что за ним будет гнаться настоящий живой пес. Он слепо поверил, что его преследователь будет использовать электронные датчики или робота, чтобы найти свою добычу, Он мог только вообразить, с каким вожделением исказится лицо кровожадного самурая, когда он найдет Питта, загнанного на дерево злобным псом.

С невероятной выдержкой Питт сидел и ждал, пока его кровь не наполнит мешочек, слушая, как лай раздается все ближе и ближе. Пес неотступно шел по его следу и был уже в двухстах метрах от полянки, когда объем крови в мешочке достиг отметки 450 миллилитров, и Питт выдернул иглу из руки. Он быстро спрятал заполненный кровью пакет под кучкой камней, надежно замаскировав все.

Большинство обезглавленных Каматори людей, охваченных ужасом и паникой, нелепо старались убежать от собаки, пока падали от изнеможения. Лишь самые храбрые останавливались и предпринимали попытку защититься от собаки первым подвернувшимся под руку предметом, чаще всего тяжелой палкой. Все еще не ведая о поджидавшем его сюрпризе, Питт продвинулся на шаг дальше по сравнению с этим. Он нашел длинный, толстый сук, но также подобрал два увесистых камня. В качестве последнего приготовления к обороне он забросил свое нехитрое оружие на вершину крупного обломка скалы и залез туда.

Его ноги едва успели оторваться от земли, когда лающий пес вынырнул из чащи деревьев и побежал к краю утеса, на котором стоял Питт.

Питт глядел на него с немым изумлением. Гончий пес отнюдь не был лохмат. Это, наверное, был самый гротескный робот, которого когда-либо приходилось видеть.

Японские инженеры-роботехники из лабораторий Хидеки Сумы превзошли самих себя, соорудив подобное чудище, словно явившееся из кошмарного сна.

Торчком стоявший хвост служил антенной, а ноги вращались, словно спицы колеса, концы которых были отогнуты под прямым углом, чтобы цеплять за почву. Тело представляло собой сложное переплетение электронных схем и приборов, прикрепленных к корпусу ультразвукового локатора. Это было последнее достижение технологии выслеживающих машин, способное находить человека по запаху, тепловому излучению тела и выделению пота, а также обходить и преследовать препятствия со скоростью добермана-пинчера.

Единственную черту сходства с настоящей собакой, не считая записанного на пленку лая, можно было усмотреть. если напрячь воображение, в отвратительной системе челюстей, вооруженных зубами, которые, однако, не кусали, а бегали вдоль челюстей туда-сюда, как зубья цепной электропилы. Питт помахал одним концом своего сука перед металлической пастью, и его тут же вырвало у него из рук и перемололо в облако щепок.

Удивительно, каким образом от жертв Каматори оставалось хоть что-то, что можно было повесить на с гену в качестве трофея, подумал Питт. Но искусственный пес не делал никаких попыток приблизиться к нему, чтобы убить. Он влез на скалу, на которой стоял Питт, и держался на одном и том же расстоянии, а тем временем миниатюрная телекамера записывала или передавала положение Питта и его движения. Пес должен был, понял Питт, лишь загнать жертву и не позволять ей убежать, пока Каматори не подойдет, чтобы совершить ритуальное убийство.

Питт поднял один из приготовленных камней над головой и швырнул его. Электронная дворняжка была слишком подвижной, она легко отпрыгнула вправо, камень пролетел мимо и упал на землю в нескольких сантиметрах от нее.

Питт поднял второй камень, единственное оружие, которое у него осталось, и размахнулся, словно собирался швырнуть его, но остановил свое движение на полпути, увидев, что собака опять прыгнула направо. Затем, как артиллерист, уточнил точку прицеливания и метнул камень. Его реакция была точной, и упреждение рассчитано правильно. Робопес, очевидно запрограммированный на стандартный маневр уклонения от броска, ринулся прямо под падающий камень.

Не было ни лая, ни визга, ни треска от короткого замыкания или искр. Механическое собаковидное чучело просто медленно поникло на своих ногах-колесах, не опрокинувшись, когда его компьютерные и следящие системы были разбиты вдребезги. Питт даже почувствовал и что-то вроде жалости, когда оно постепенно замирало до полной неподвижности, как детская игрушка, у которой сели батарейки. Но он не слишком жалел уничтоженный шедевр инженерной мысли. Он спустился со своей скалы и пнул ногой в его электронное брюхо, повалив пса на бок. Питт убедился, что его видеокамера не действует, и достал спрятанный мешочек с кровью из-под камней и листьев.

Он истово верил, что кровопускание не ослабило его. Для той работы, которую ему предстояло совершить, нужны были все его силы до последней капли.

Каматори забеспокоился, когда на маленьком экранчике у него на запястье вдруг пропало изображение. Последний раз, когда он считывал показания датчика механического пса, Питт находился примерно в ста семидесяти пяти метрах в юго-восточном направлении, двигаясь к прибрежным утесам. Его удивило, что Питт так быстро позволил загнать себя в угол. Он поспешил туда, подумав сначала, что в системе произошел спонтанный отказ какой-то электронной схемы. Когда он подбегал к тому месту, откуда были получены последние сигналы от пса, то начал подозревать, что виновником отказа могла быть сама намеченная жертва.

С предыдущими жертвами такого ни разу не случалось. Никто из них даже не приблизился к тому, чтобы обмануть робота или нанести ему какое-либо повреждение. Если Питт смог сделать то, что не удалось никому другому, то, подумал Каматори, подходить к нему нужно очень осторожно. Он замедлил шаг, больше не заботясь о времени. Этого добра у него было навалом.

Он потратил почти двадцать минут, чтобы преодолеть оставшееся расстояние, и подошел к небольшой, открытой площадке над береговыми утесами. Он едва различил очертания робопса через кустарник. Он опасался самого худшего, увидев, что пес лежит на боку.

Оставаясь среди деревьев, он обошел широким полукругом открыто лежавшую кучу камней. Осторожно ступая, Каматори приблизился к собаке, лежащей тихо и неподвижно. Он вытащил свои меч и высоко поднял его над головой, держа рукоять обеими руками.

Умело владея техникой «киаи», то есть побуждающей силы, приводящей его в нужное для боя состояние ярости, и твердо решив ошеломить противника, Каматори глубоко вздохнул, издал душераздирающий вопль и прыгнул на полянку, надеясь наброситься на ненавистного врага в тот самый момент, когда Питт сделает свой выдох.

Но никакого Питта перед ним не оказалось.

Небольшая полянка выглядела так, как будто она послужила ареной чудовищной резни. Кровью было забрызгано все: робопес, скалы, земля у его ног; даже на вертикальной стене утеса он нашел тоненькие потеки крови. Он внимательно осмотрел землю. Отпечатки ног Питта располагались совершенно беспорядочно, и все же с полянки не уходил ни один кровавый след. Он посмотрел на море и скалы внизу и увидел дерево, уносимое прочь отступающими волнами прибоя и снова прибиваемое к берегу приходящей волной, бросающей его на скалы. Он также изучил выдернутый пласт земли и обрывки корней на краю обрыва.

Несколько минут он осматривал поляну, поднял обгрызанный обломок сука и заметил камень, лежащий рядом с роботом-гончим. Этот робопес не был сконструирован для нападения, только для преследования и поиска жертвы. Питт, должно быть, набросился на него, во время схватки повредил своего преследователя и, каким-то образом изменив его программы, превратил его в беспощадного убийцу.

Тогда робопес напал на него и свирепо вгрызся в тело Питта. Бежать было некуда, победить это чудовище он тоже не мог, и тогда Питт попытался спастись, забравшись на дерево. Но его вес оказался слишком велик, и вместе с сосной он рухнул на скалы внизу. Никаких следов тела Питта видно не было, но никто из людей не мог бы пережить падение с такой высоты. Либо его отнесло отбойным противотечением, либо его кровоточащее тело сожрали акулы.

Слепая ярость охватила Каматори. Он схватил механического пса и швырнул его с обрыва. Питт обманул его. Голова знаменитого искателя приключений никогда не будет висеть на стене его кабинета вместе с другими мрачными трофеями. Самурай-мясник почувствовал стыд оттого, что его провели. Никто до сих пор не ускользал от его меча.

Он отыграется на остальных американских пленниках. Он решил, что следующей жертвой будет Стаси, представляя себе с огромным удовольствием перекошенные от ужаса лица Джиордино, Уэзерхилла и Манкузо, наблюдающих, как он разрубает ее на куски.

Он поднял меч перед глазами, ощутив прилив эйфории, когда восходящее солнце заиграло на клинке. Тогда он описал им круг над головой и вложил его в ножны одним мгновенным точным движением.

Все еще раздосадованный и расстроенный, что упустил именно того человека, которого ему так отчаянно хотелось убить, он побрел обратно по унылому ландшафту обратно к курорту, уже предвкушая следующую охоту.

Глава 50

Президент стоял на зеленой траве поля для гольфа Кантри-клуба Конгресса, занятый послеполуденной партией.

— Вы в этом уверены? Ошибки быть не может?

Джордан кивнул. Он сидел в тележке для гольфа, наблюдая, как президент изучает путь от четырнадцатой метки.

— Эти скверные новости подтверждаются тем фактом, что группа не подавала никаких сигналов вот уже четыре часа после назначенного срока сеанса связи.

Президент взял предложенную ему стальную клюшку номер пять у своего кэди, который ехал в другой тележке вместе с агентом секретной службы.

— Могли они быть убиты?

— Британский агент внутри центра «Дракон» сообщил лишь, что они были схвачены вскоре после того, как вышли из подземного туннеля в помещение командного центpa.

— В чем причина провала?

— Мы не учли, что у Сумы имеется целая армия роботов-охранников. Не имея средств для внедрения в Японии разведчиков-оперативников, мы не были осведомлены об их достижениях в роботехнике. Их технология создания механических систем с почти человеческим разумом, зрением и превосходящей человеческую скоростью движений была для нас сюрпризом.

Президент прикоснулся клюшкой к мячу, размахнулся и послал его на край травянистой части поля. Затем он посмотрел на Джордана. Ему было трудно, если вообще возможно, осознать такую штуку, как роботизированные силы безопасности.

— Настоящие роботы, способные ходить и говорить?

— Да, сэр, полностью автоматизированные, высокомобильные и вооруженные до зубов.

— Вы говорили, что ваши люди умеют проходить сквозь стены.

— В своем деле они лучше всех. До самого последнего времени не существовало такой штуки, как абсолютно надежная система безопасности. Но далеко ушедшая вперед технология, которая имеется в распоряжении Сумы, сумела такую создать. Наши люди встретились с искусственным интеллектом, с системами, обходить которые они не были обучены, бороться с которыми не обучали ни одного оперативника в мире.

Президент сел за руль своей тележки и нажал педаль газа.

— Есть надежда организовать операцию по спасению наших людей?

Наступило молчание, пока Джордан колебался, что ответить.

— Сомнительно. У нас есть причины думать, что Сума собирался казнить их.

Президента охватило сочувствие к Джордану. Для него должна быть горькой пилюлей потеря почти всей группы МОГ. Ни одна операция в истории служб национальной безопасности не сталкивалась с таким отчаянным невезением.

— Представляю, как разъярится Джим Сэндекер, когда услышит, что Питт и Джиордино казнены.

— Мне даже думать не хочется, как я буду сообщать ему об этом.

— Тогда мы должны взорвать ко всем чертям этот проклятый остров, чтоб там только море плескалось и центр «Дракон» вместе с ним.

— Мы оба знаем, господин президент, что американская общественность и мировая пресса обрушатся на вас, как тонна кирпичей, за вашу попытку остановить ядерную катастрофу, уничтожив ее источник. Они не проглотят такую концепцию, как превентивный ядерный удар.

— Тогда мы посылаем отряд сил специального назначения, причем быстро.

— Группы «Дельта» уже стоят у самолета на базе ВВС Андерс на острове Гуам. Но я советую подождать. У нас еще есть время, чтобы мои люди могли выполнить запланированную операцию.

— Каким образом, если у них нет надежды освободиться?

— Они все равно самые лучшие, господин президент. Я не думаю, что их пора списывать со счета. Еще нет.

Президент остановил свою тележку рядом с мячом, находившимся всего в нескольких сантиметрах от зеленого поля. Кэди подбежал со стальной клюшкой номер девять. Президент посмотрел на него и отрицательно покачал головой.

— Прямой удар у меня получается лучше, чем подсечка. Принести-ка мне лучше маленькую клюшку.

После двух ударов мяч упал в лунку.

— Хотелось бы мне иметь достаточное терпение для игры в гольф, — сказал Джордан, когда президент вернулся в свою тележку. — Но я по-прежнему считаю, что существуют более важные вещи, которым мне следует посвящать свое время.

— Никто не может непрерывно заниматься делом, не перезаряжая свои аккумуляторы, — сказал президент. Он смотрел на Джордана, пока они ехали к следующей метке. — Что вы хотите от меня, Рей?

— Еще восемь часов, господин президент, прежде чем вы отдадите приказ отряду «Дельта» двинуться в атаку.

— Вы в самом деле думаете, что ваши люди все еще могут добиться успеха?

— Я думаю, что им надо дать шанс это сделать. — Джордан помолчал. — И, кроме того, есть еще два других соображения.

— А именно?

— Вероятность того, что роботы Сумы могут разнести в клочья отряд «Дельта», прежде чем удастся добраться до командного центра.

Президент сухо усмехнулся.

— Может быть, робот и может выстоять против нападения знатока воинских искусств, но эти штуки вряд ли неуязвимы для огня из тяжелых орудий.

— С этим я не спорю, сэр, но они могут потерять руку и продолжать наступать на вас, и к тому же они не истекают кровью.

— А второе соображение?

— Нам не удалось установить местонахождение члена Конгресса Смит и сенатора Диаса. Мы подозреваем, что есть серьезные причины считать их спрятанными на курорте Сумы на острове Сосеки.

— Вы это серьезно, Рей?

— Броган, шеф Лэнгли, уверен, что Смит и Диас находятся под охраной в Эдо-Сити. Их видели и опознали в помещениях для гостей Сумы.

Президент долго молчал.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу дать вам восемь часов. Если ваша группа не объявится через четыре часа, завершив свою операцию, я посылаю отряд «Дельта».

— Остров Сумы нашпигован оборонительными ракетными системами. Любая подлодка, пытающаяся высадить людей в пределах двадцати километров от берега, будет взорвана, и любой самолет, выбросивший парашютный десант, сбит. И если даже отряду «Дельта» удастся захватить плацдарм на Сосеки, их перестреляют, прежде чем им удастся проникнуть в центр «Дракон».

Президент рассеянно смотрел на дорожку вокруг поля, когда солнце садилось за кроны деревьев.

— Если ваша группа провалится, — сказал он грустно, — то мне придется поставить крест на своей политической карьере и запустить ядерную ракету. Я не вижу никакого другого способа остановить Проект «Кайтен» прежде, чем у Сумы появится возможность использовать его против нас.

В помещении, расположенном глубоко внутри здания «Си» Агентства национальной безопасности в Форт Мид, Клайд Инграм, Директор центра интерпретации научных и технических данных, сидел в удобном кресле и смотрел на огромный телевизионный экран. Четкость изображений, полученных в результате использования новейших достижений в области разведывательных спутников, была просто невероятной.

Выведенный на орбиту засекреченным полетом «Шаттла», спутник «Пирамидер» был намного универсальнее своего предшественника «Скай Кинг». Он мог передавать не только подробные фотоснимки и телевизионные изображения поверхности моря и суши; три его разных по своим физическим принципам работы системы формирования изображений могли также выявлять детали подводных и подземных объектов.

Простым нажатием кнопок на пульте управления Инграм мог изменять орбиту спутника, перемещая его в нужную точку над любой целью на планете, и направлять его мощные объективы и приемные устройства датчиков, чтобы рассмотреть что угодно, от мелкого шрифта газеты, лежащей на скамейке в парке, и плана подземного ракетного комплекса, до того, что сегодня на обед будут есть члены экипажа подводной лодки, плывущей под ледовым панцирем арктических морей.

В тот вечер он анализировал изображения морского дна вокруг острова Сосеки. Выявив ракетные системы, спрятанные в лесных насаждениях, окружавших курорт, он сосредоточился на поиске и установлении точных координат подводных датчиков, размещенных службой безопасности Сумы для обнаружения подводных лодок и предотвращения тайной высадки диверсантов.

Примерно через час пристального изучения изображений его глаза высмотрели небольшой объект, лежащий на морском дне в тридцати шести километрах к северо-востоку на глубине триста двадцать метров. Он послал в главный вычислительный центр поручение увеличить изображение участка вокруг этого объекта. Компьютер выдал координаты объекта и передал команды датчикам спутника нацелиться на него.

После получения сигналов от датчиков спутник передал увеличенное изображение приемной антенны на тихоокеанском острове, откуда оно было передано на компьютер Инграма в форт Мид. Там оно было отфильтровано от помех, контрастировано и выведено на экран.

Инграм поднялся с кресла и подошел к экрану, чтобы рассмотреть его с близкого расстояния через очки для чтения. Затем он вернулся в свое кресло, нажал кнопку селекторного телефона и вызвал заместителя директора оперативного отдела, который сидел в своей машине, застрявшей в пробке посреди жуткого потока машин возвращавшихся с работы домой вашингтонских служащих.

— Микер, — послышался слабый голос из радиотелефона сотовой связи.

— Это Инграм, шеф.

— И как тебе только не надоедает ночи напролет пялиться на самые гадкие секреты этой планеты? Почему бы тебе не отправиться домой и не заняться любовью с твоей женой?

— Я не спорю, секс лучше всего, но глазеть на эти невероятные картинки — на втором месте после секса и мало чем ему уступает.

Кертис Микер с облегчением вздохнул, когла машины снова двинулись вперед и он успел проехать последний светофор перед поворотом на улицу, где он жил.

— Ты что-нибудь увидел? — спросил он.

— Я нашел самолет на дне неподалеку от острова Сосеки.

— Какой модели?

— Выглядит как бомбардировщик времен второй мировой войны «Би-двадцать-девять», или, скорее, то, что от него осталось. Похоже, сильно поврежден при падении, но в остальном прекрасно сохранился для штуковины, пролежавшей в морской воде пятьдесят лет.

— Какие-нибудь подробности?

— Ясно видны цифры и буквы на боку фюзеляжа и хвосте. Я сумел также разглядеть небольшое изображение на носу под кабиной.

— Опиши его.

— Не вполне четкое изображение, конечно, я напоминаю, что мы смотрим через четырехсотметровую толщу воды. Но я бы сказал, что оно похоже на дьявола с вилами в руке.

— Какие-нибудь надписи видны?

— Очень расплывчато, — ответил Инграм. — Первое слово закрыто слоем водорослей. — Он замолчал и отдал компьютеру команду усилить изображение. — Второе слово похоже на «демоны».

— Несколько в стороне от обычного маршрута полетов Двадцатой бригады ВВС во время войны, — сказал Микер.

— Думаете, он может иметь для нас какое-нибудь значение?

Микер сам себе покачал головой, сворачивая на подъездную дорожку к своему дому.

— Вероятно, это просто самолет, считающийся пропавшим без вести после того, как сбился с курса и потерпел крушение, как «Леди, будь добра» в пустыне Сахара. Лучше проверить, однако, так ли это, чтобы ныне здравствующие родственники членов экипажа могли быть уведомлены о том, где покоятся останки их близких.

Инграм положил трубку и стал рассматривать колеблющееся изображение старого самолета, покоящегося на морском дне, обнаружив, что ему любопытно, как он там оказался.

Глава 51

Не было никакой нужды фиксировать их веки пластырем, чтобы они не могли зажмуриться. Стаси, Манкузо и Уэзерхилл смотрели на экран с пристальным вниманием и ужасом вплоть до той секунды, когда изображение вдруг исчезло во время схватки Питта с робопсом. Затем потрясение и горе охватило их, когда Каматори садистски навел другую видеокамеру на забрызганную кровью лужайку.

Все четверо сидели, прикованные цепями к металлическим креслам, расставленным небольшим полукругом перед огромным телеэкраном высокого разрешения, вмонтированным в стену. Два робота, которых Джиордино окрестил Макгуном и Макгурком, стояли на страже с новейшими японскими автоматами, нацеленными в затылки пленников.

Неожиданный крах их планов и полная беспомощность ошеломили их больше, чем фактически вынесенные им смертные приговоры. Сотни планов, как выпутаться из переплета, в который они попали, мелькали в их воображении. Ни один не имел малейших шансов на успех. Теперь им мало о чем оставалось думать, кроме приближающейся гибели.

Стаси повернулась и взглянула на Джиордино, чтобы узнать, как он перенес сокрушительный удар потери друга. Но лицо итальянца было совершенно сосредоточенным, на нем не читалось ни следа горя или гнева. Джиордино сидел в своем кресле с ледяным спокойствием, взирая на экран с таким же любопытством, с каким смотрел приключенческий сериал в субботний вечер.

Некоторое время спустя в комнату вошел Каматори. Он сел, скрестив ноги, на циновку и налил себе чашечку сакэ.

— Надеюсь, вы видели результаты охоты, — сказал он в паузе между глотками сакэ. — Мистер Питт играл не по правилам. Он напал на робота, нарушил его программу и умер от собственной глупости.

— Вы все равно убили бы его! — воскликнул Манкузо. — По крайней мере, он лишил вас удовольствия от этой части запланированной вами резни.

Углы губ Каматори опустились вниз и затем пошли вверх в дьявольской улыбке.

— Заверяю вас, трюк вашего друга повторить не удастся. Нового робопса сейчас заново программируют, чтобы никакое неожиданное повреждение его систем не приводило к нападению на дичь.

— Это шанс, — хрипло сказал Джиордино.

— Ты мешок с дерьмом, — просипел Манкузо. Его лицо покраснело от гнева, он рвался в своих цепях. — Я видел, какие варварские жестокости творили мерзавцы вроде тебя в отношении военнопленных союзных армий во время войны. Тебе доставляет удовольствие мучить других, но ты не в силах вынести даже мысли о том, чтобы пострадать самому.

Каматори взглянул на Манкузо с тем же выражением высокомерного отвращения, с каким он мог бы глядеть на крысу, скалящую зубы из сточной канавы.

— Вы будете последним, кого я затравлю, мистер Манкузо. Вы будете мучиться, наблюдая за агонией остальных, пока не наступит ваша очередь.

— Я добровольно вызываюсь быть следующим, — спокойно сказал Уэзерхилл. Он отбросил размышления о планах спасения и сосредоточился на одном-единственном деле. Он решил, что если он не сможет сделать больше ничего, то отомстить Каматори будет стоящим делом, ради этого не жаль и умереть.

Каматори медленно покачал головой.

— Эта честь будет оказана мисс Стаси Фокс. Женщина-оперативница, профессионалка высокого класса, может оказаться интересным противником. Много лучшим, чем Дирк Питт, я надеюсь. Он разочаровал меня.

Впервые за много лет Уэзерхилл почувствовал что-то вроде приступа тошноты. Он никогда не боялся смерти. Он полжизни провел на грани между возможностью остаться в живых и быть убитым. Но беспомощно сидеть и смотреть, как будут убивать женщину, которую он хорошо знал и уважал, было выше его сил.

Лицо Стаси было бледно, когда Каматори поднялся на ноги и приказал роботам-охранникам освободить ее от цепей, но она взглянула на него с ледяным презрением. Замки были открыты электронным сигналом, и ее грубо вытащили из кресла и поставили на ноги.

Каматори показал на дверь, открывавшуюся из комнаты наружу.

— Идите, — скомандовал он резким голосом. — Я начну погоню через час.

Стаси посмотрела на остальных, думая, что видит их всех в последний раз. Манкузо казался совершенно подавленным, тогда как Уэзерхилл смотрел на нее с огромным сочувствием и печалью в глазах. Но лишь Джиордино заставил ее сбиться с дыхания. Он подмигнул ей, кивнул и улыбнулся.

— Вы зря теряете время, — холодно сказал Кама-тори.

— Незачем куда-то спешить, — раздался голос откуда-то сзади, где стояли два робота-охранника.

Стаси обернулась, уверенная, что глаза ее обманули.

На пороге, небрежно прислонившись к косяку, стоял Дирк Питт. Он смотрел мимо нее на Каматори. Обе его руки лежали на рукояти длинной сабли, острие которой было воткнуто в полированный пол. Его глубокие зеленые глаза смотрели внимательно, на суровом лице была предупреждающая улыбка.

— Извините, что я опоздал, но я должен был дать собаке урок послушания.

Глава 52

Никто не пошевелился, никто не произнес ни слова. Роботы стояли неподвижно, ожидая команды от Каматори, их процессоры не были запрограммированны реагировать на внезапное появление Питта. Но самурай был в шоке, увидев Питта, стоявшего здесь без единой царапины на теле. Он приоткрыл рот и выкатил глаза, а затем понемногу что-то вроде принужденной улыбки появилось на его изумленной физиономии.

— Вы не умерли, — сказал он, когда его сознанию, наконец, удалось пробиться сквозь сумятицу потрясения, и его лицо стало мрачнее тучи. — Ваша смерть была инсценирована, но кровь…

— Я позаимствовал кое-что из вашего медпункта, — небрежным тоном объяснил Питт, — и сам совершил кровопролитие.

— Но вам некуда было деваться, только в волны прибоя или на скалы под утесами. И если вы пережили падение и упали в воду, вас бы унесло прочь сильными подводными течениями. Вы не могли выжить.

— Я использовал дерево, которое вы видели плавающим в волнах прибоя, чтобы смягчить свое падение в воду. Затем я плыл вместе с течением, пока оно не отпустило меня в нескольких сотнях метров от берега. Проплыв немного в сторону параллельно берегу, я поймал течение, направленное к берегу, и плыл, пока не достиг небольшой пещеры, потом взобрался по скалам, подходящим к курорту.

Удивление в глазах Каматори сменилось любопытством.

— А забор с проволокой под напряжением, окружающий курорт, а роботы-охранники, как вам удалось пройти мимо них?

— Фигурально выражаясь, я их нокаутировал.

— Это невозможно. — Каматори покачал головой. — Их системы обнаружения безошибочны. Они не запрограммированы позволять чужакам проходить мимо них.

— Хотите пари? — Питт поднял свою саблю, воткнул ее острие в деревянный пол и отпустил рукоять, оставив клинок раскачиваться вонзенным в полированное дерево. Он достал зажатый под мышкой небольшой предмет, который, как теперь стало видно, был носком, в которым было что-то завернуто. Он беспрепятственно приблизился сзади к одному из роботов. Прежде чем тот мог повернуться, он прижал то, что было в носке, к пластмассовому кожуху с компьютерным устройством. Робот-охранник немедленно застыл в неподвижности.

Слишком поздно поняв, что делает Питт, Каматори крикнул:

— Стреляй в него!

Но Питт нырнул под ствол автомата второго робота и махнул странным предметом рядом с его процессором. Как и первый, робот застыл.

— Как ты сделал это? — удивленно воскликнула Стаси.

Питт стащил носок с маленького шестивольтового аккумулятора от медицинского прибора и железной трубки, обмотанной двумя метрами медной проволоки. Он поднял это устройство, чтобы все могли его рассмотреть.

— Магнит. Он стирает программы с дисков внутри компьютерных процессоров и нарушает работу их интегральных схем.

— Временная отсрочка приведения в исполнение вашего смертного приговора, не более того, — заметил Кама-тори. — Я серьезно недооценил вашу изобретательность, мистер Питт, но вы немногого добились, разве что на несколько минут продлили жизнь.

— По крайней мере теперь мы вооружены, — сказал Уэзерхилл, кивнув на автоматы, которые держали роботы.

Несмотря на неожиданный оборот событий, Кама-тори не мог скрыть выражения торжества, проступившего на его лице. Он снова был полным хозяином положения, почти чудесное воскрешение Питта оказалось тщетным.

— Автоматы прочно приварены к манипуляторам роботов. Их нельзя оторвать от них ничем, разве что отрезным диском. Вы так же беспомощны, как и прежде.

— Тогда мы теперь на равных, когда ваши телохранители вырублены, — сказал Питт, швырнув магнит Стаси.

— У меня есть мой меч, катана. — Каматори поднял руку и коснулся рукояти своего фамильного японского меча, покоившегося в ножнах у него за спиной. Клинок длиной в шестьдесят один сантиметр был выкован из гибкого магнитного железа в сочетании с твердой сталью кромки лезвия. — И еще у меня есть вакизаси. — Он вытащил из ножен на своем поясе нож длиной примерно в двадцать четыре сантиметра и продемонстрировал его лезвие, прежде чем снова вложить его в ножны.

Питт шагнул назад к дверям, ведущим в арсенал старинного оружия Каматори, и выдернул из пола свою саблю.

— Не совсем Экскалибур, может быть, но подушку разрубает.

Клинок, который Питт снял со стены кабинета Каматори, был итальянской дуэльной саблей девятнадцатого века с длиной лезвия девяносто сантиметров от рукояти до кончика острия. Она была тяжелее, чем современная фехтовальная сабля, к которой привык Питт во время своей учебы в Академии ВВС, и не такая гибкая, но в руке опытного фехтовальщика это было грозное оружие.

У Питта не было иллюзий насчет того, во что он ввязывается. Он ни на мгновение не сомневался, что Каматори постоянно тренировался в японском искусстве владения мечом «кендзютсу», тогда как он не махал клинком в тренировочном бою уже года два. Но если ему удастся просто оставаться в живых, пока Стаси не освободит каким-то образом Манкузо и Уэзерхилла или не отвлечет внимание Каматори, чтобы Питт мог этим воспользоваться, то у них появится шанс выбраться с острова.

— И вы осмеливаетесь бросать мне вызов этим? — фыркнул Каматори.

— Почему бы и нет? — пожал плечами Питт. — На самом деле самурайские воины были просто немногим больше, чем очень сильно надувшиеся, чванливые жабы. Я полагаю, что вы произошли из той же грязной лужи.

Каматори пропустил оскорбление мимо ушей.

— Так что вы воображаете, что у вас нимб над головой, и изображаете Сэра Галахада, вышедшего на бой с Черным рыцарем?

— На самом деле я скорее имел в виду Эррола Флинна против Бэзила Рэтборна.

Каматори закрыл глаза и неожиданным движением опустился на колени, погрузившись в медитативный транс. Это было искусство «киаи», то есть внутренней силы или могущества, которому приписывалась способность творить чудеса, в особенности среди самурайского сословия. В духовном плане долгая практика объединения души и сознания и переноса их в божественный мир, как считается, поднимает практикующего на такой уровень подсознания, который позволяет ему достигать сверхчеловеческого совершенства в боевых искусствах. В физическом плане это включает искусство глубокого и продолжительного дыхания, что обосновывается тем, что человек с полными воздуха легкими имеет все преимущества перед противником, который выдохся.

Питт предчувствовал, что атака будет быстрой и внезапной, и встал в оборонительную позицию.

Прошло почти две минуты, и затем внезапно, с молниеносной скоростью, Каматори прыгнул на ноги и выхватил катану из ножен за спиной обеими руками одним широким взмахом. Но вместо того чтобы терять сотые доли секунды на занесение меча над головой для удара вниз, он продолжил это движение по восходящей диагонали, чтобы разрубить Питта пополам от бедра к плечу.

Питт предвидел это движение и парировал коварный удар, затем сделал прямой выпад вперед, уколов Каматори в бедро, и быстро отпрыгнул назад, чтобы избежать следующей яростной атаки противника.

Тактические приемы кендзютсу и олимпийского фехтования на саблях разительно отличаются. Это все равно что предложить баскетбольному игроку обойти футбольного полузащитника. Традиционное фехтование строится на линейных перемещениях и колющих выпадах, тогда как в кендзютсу ограничений нет, и владеющий катаной набрасывается на противника, чтобы сразить его рубящим движением. Но оба эти вида спорта основаны на технике, скорости и элементе неожиданности.

Каматори двигался с кошачьей ловкостью, зная, что один хороший рубящий удар по телу Питта быстро положит конец поединку. Он быстро двигался из стороны в сторону, издавая утробные крики, чтобы вывести Питта из равновесия. Он нападал яростно, его боковые удары двумя руками легко отражали прямые выпады Питта. Казалось, рану в бедре он просто не заметил, на живости его движений она никак не отразилась.

Удары двуручной катаны Каматори рассекали воздух слегка быстрее и с большей силой, чем одноручная сабля в руке у Питта. Но в руке умелого фехтовальщика старая дуэльная сабля могла изменять угол отклонения клинка чуть быстрее. Она, кроме того, была почти на тридцать сантиметров длиннее, и Питт пользовался этим преимуществом, чтобы удерживать рубящие выпады Каматори на расстоянии, на котором невозможно нанести смертельную рану. Саблю можно было использовать и как колющее, и как рубящее оружие, тогда как катаной можно было только рубить и резать.

У Каматори было, кроме того, преимущество опыта и постоянной практики со своим собственным оружием. Питт утратил многие навыки, но он был на десять лет моложе, чем знаток кендзютсу, и, если не считать недавней кровопотери, был в прекрасной спортивной форме.

Стаси и остальные, как завороженные, следили за этим впечатляющим зрелищем прыжков, выпадов и серий быстрых ударов, когда лезвия сверкали как вспышки мерцающих огней и лязгали, когда их режущие кромки ударялись друг о друга. Время от времени Каматори прекращал свои атаки и отступал, постоянно меняя позицию, чтобы оставаться между Стаси и остальными пленниками и помешать ей освободить их, а также убедиться, что она не пытается напасть на него самого сзади или сбоку. Затем он издавал утробный вопль и возобновлял свои наскоки на ненавистного американца.

Питт в основном защищался, делая быстрые выпады, когда видел бреши в обороне противника, парируя взрывную энергию ударов Каматори и уклоняясь от невероятного бешенства его атак. Он старался оттеснить Каматори в сторону, чтобы Стаси могла добраться до цепей узников, но его противник был слишком ловок и хитер, блокируй любую попытку. Хотя Стаси прекрасно владела дзюдо, Каматори зарубил бы ее прежде, чем ей удалось бы приблизиться к нему на два метра.

Питт бился упорно и молчаливо, в то время как Кама-тори наступал озверело, вопя при каждом ударе, медленно оттесняя Питта через комнату. Японец слегка улыбнулся, когда бешеный удар задел вытянутую руку Питта, в которой он держал саблю, и оставил тонкий, длинный кровоточащий разрез.

Грубая сила ударов Каматори заставляла Питта придерживаться оборонительной тактики отведения ударов. Каматори все время уходил то в одну, то в другую сторону, стараясь навязать Питту круговой бой.

Питт легко понял этот замысел и неизменно то отступал назад на один шаг, то делал прямой выпад, полагаясь на использование острия для колющих ударов и тем самым сохраняя стиль фехтования, которым он владел лучше Каматори, чтобы остаться в живых и нарушить координацию движений противника.

Один из уколов Питта попал Каматори в плечо, но это не замедлило движения мастера кендзютсу ни на мгновение. Ушедший в киаи, ударяя в тот момент, когда Питт выдыхал, он не чувствовал боли, казалось, даже не заметил, как острие сабли Питта пронзило его плоть. Он метнулся назад и затем неумолимо стал надвигаться не Питта, размахивая катаной с такой быстротой, что лезвие, казалось, превратилось в какой-то водоворот свистящей стали, мелькая с неуловимой для глаза скоростью сплошным расплывчатым пятном.

Питтначал уставать, его рука словно наливалась свинцом, как у боксера после четырнадцати раундов тяжелого поединка почти равных по силам противников. Теперь его дыхание участилось, и он чувствовал, что его сердце колотится все сильнее.

Древняя сабля тоже начала проявлять признаки усталости. Ее лезвие не выдерживало сравнения с прекрасной сталью японской катаны. Потускневший старый клинок был глубоко выщерблен в пятидесяти местах, и Питт знал, что один сильный удар по плоскости лезвия вполне может расколоть его надвое.

Каматори, как ни странно, не проявлял никаких признаков утомления. Его глаза, казалось, остекленели от жажды крови, и сила его ударов нисколько не уменьшилась, они были такими же сокрушительными, как в начале поединка. Это дело еще одной или двух минут, и Питт ослабеет настолько, что он сможет свалить его с ног и отнять его жизнь гордым мечом Японии.

Питт отпрыгнул назад, чтобы быстро перевести дыхание и оценить ситуацию, пока Каматори временно прервал свои атаки, чтобы проследить краешком глаза за движениями Стаси, стоявшей подозрительно неподвижно, убрав руки за спину. Японец почувствовал, что она что-то замышляет, но тут Питт снова двинулся вперед, сделал быстрый выпад, опустившись на одно колено, попал клинком на катану, и его лезвие скользнуло по мечу вниз, к рукояти, причем острие сабли чуть задело костяшки пальцев ближайшей к гарде руки Каматори.

Питт внезапно сменил тактику и стал наступать, увидев возможность, которую он прежде не замечал. В отличие от более короткой рукояти старой дуэльной сабли, гарда которой полностью закрывала руку, у катаны Каматори была лишь небольшая круглая гарда в виде диска у основания клинка; длинная рукоять двуручного меча была почти незащищенной от ударов острием. Питт начал нацеливать свои уколы винтовыми движениями кисти. Во время выпада в грудь своего противника он повернул острие клинка налево и поразил кисть Каматори точным взмахом вверх, рассекая его пальцы до кости.

Невероятно, но Каматори лишь выругался по-японски и снова начал наступать, брызгая кровью всякий раз, когда опускал меч. Если он и почувствовал где-то внутри холодок надвигающегося поражения, то не подал виду. Невосприимчивый к боли и травмам из-за своей погруженности в киаи, он возобновил атаку, словно бешеный.

Затем его голова мотнулась назад и вбок, когда стальной предмет ударил его в правый глаз. С безукоризненной меткостью Стаси швырнула замок, скреплявший недавно ее цепи. Питт воспользовался моментом и сделал выпад, вонзив острие своей сабли в грудную клетку противника и проткнув его легкое.

Каматори на мгновение пошатнулся и безумно продолжил бой. Он наступал на Питта, вскрикивая при каждом своем ударе, а у него изо рта начала бежать кровавая пена. Но его скорость и сила были уже не те, и Питту было нетрудно парировать ослабленные рубящие удары.

Следующий выпад Питта вспорол правый бицепс Каматори. Только тогда отполированное, как зеркало, лезвие катаны задрожало и поникло.

Питт сделал шаг вперед и, вложив в этот удар все свои силы вышиб своей саблей меч из руки Каматори. Клинок полетел на пол, и Стаси схватила его.

Он держал свою саблю нацеленной в грудь Каматори и смотрел ему прямо в лицо.

— Вы побеждены, — сказал Питт со сдержанной учтивостью.

Но самурайские традиции не позволяли Каматори признать себя побежденным, пока он еще мог держаться на ногах. С его лицом произошла поразительная перемена. Маска ненависти и ярости растаяла, как воск, и его глаза, казалось, обратились вовнутрь.

Он сказал:

— Самурай не находит чести в поражении. Вы можете вырвать зуб у дракона, но он вырастит тысячу новых. — Затем он выхватил из ножен длинный нож и прыгнул на Питта.

Хотя Питт был слаб и едва успел чуть отдышаться, он легко шагнул в сторону и парировал рубящий удар ножа. Он последний раз взмахнул старой саблей и отсек Каматори кисть.

Шок затопил лицо Каматори, это был шок неверия в то, что произошло, затем боль, затем, наконец, ясное понимание того, что первый раз за всю его жизнь он оказался побежденным своим противником и неминуемо должен умереть. Он стоял и сверкающими ненавистью глазами смотрел на Питта, и эти темные глаза наливались неудержимой бессильной яростью, обрубок руки без кисти свисал вдоль тела, и кровь струилась на пол.

— Я обесчестил своих предков. Пожалуйста, разрешите мне сохранить лицо, совершив сеппуку.

Питт прищурился, не понимая, о чем его просят. Он взглянул на Манкузо.

— Сеппуку?

— Общепринятое в Японии и более возвышенное название для ритуального самоубийства, которое мы грубо именуем «харакири», что на самом деле буквально переводится как «вспарывание брюха». Он хочет, чтобы вы позволили ему иметь «счастливый уход».

— Я вижу, — сказал Питт устало, но в его голосе звучало также бешенство осознания того факта, что даже перед лицом смерти Каматори был неспособен хоть на проблеск раскаяния. — Я действительно вижу, чего он хочет, но этого не будет. Он не умрет так, как хочет. Не от своей собственной руки. Нет, после всех этих убийств, которые он совершил обдуманно и хладнокровно.

— Мое бесчестье от того, что меня победил иностранец, должно быть искуплено принесением в жертву собственной жизни, — пробормотал Каматори сквозь стиснутые зубы. Гипнотическая сила киаи быстро покидала его.

— Его друзья и родственники будут радоваться его почетной смерти, — объяснил Манкузо. — Честь для него — это все. Он считает смерть от собственной руки прекрасной и ждет ее с нетерпением.

— Господи, меня от этого тошнит, — пробормотала Стаси, с отвращением глядя на валяющуюся на полу отсеченную кисть Каматори. — Свяжи его и заткни ему рот. Закончим нашу работу и поскорее выберемся отсюда.

— Ты умрешь, но не так, как надеешься, — сказал Питт, глядя на искаженное ненавистью вызывающее лицо Каматори, поджавшего губы, как скалящийся пес. Но Питт заметил также оттенок страха в его темных глазах, не страха смерти, а страха не воссоединиться со своими предками так, как этого требовала почитаемая им традиция.

Прежде чем кто-нибудь успел сообразить, что он хочет сделать, Питт схватил Каматори за целую руку и потащил самурая в его кабинет, где на стенах висело старинное оружие и ужасная коллекция препарированных человеческих голов. Тщательно, словно вешал картину, он поставил Каматори к стене кабинета и вонзил ему клинок сабли в мошонку, приколов его к стене в стоячем положении под головами его жертв.

Глаза Каматори наполнились неверием и страхом жалкого и позорного конца. Боль в них тоже была.

Питт знал, что он смотрит почти что на труп, и произнес последние слова, прежде чем эти глаза стали невидящими:

— Никакой божественной смерти для убийцы беззащитных. Присоединяйся к своим жертвам и будь ты проклят.

Глава 53

Питт вытащил из скоб на стене боевую секиру викингов и вернулся в комнату с телеэкраном. Стаси уже сняла замки с цепей, приковывавших к креслам Джиордино и Манкузо, и освобождала теперь Уэзерхилла.

— Что ты сделал с Каматори? — спросил Джиордино, с любопытством заглядывая через плечо Питта в комнату с трофеями.

— Повесил его на стену среди его коллекции. — Он протянул секиру Джиордино. — Разбей роботов, чтобы их нельзя было быстро починить.

— Разбить Макгуна?

— И Макгурка.

Джиордино явно не хотелось это делать, но он взял секиру и всадил ее в Макгуна.

— Я чувствую себя как Дороти, разбивающая Жестяного Человека из страны Оз.

Манкузо пожал Питту руку.

— Вы спасли наши задницы. Спасибо.

— Недурной был сеанс фехтования, — сказал Уэзерхилл. — Где вы этому научились?

— Это потом, — нетерпеливо сказал Питт. — В чем состоял грандиозный план Пеннера? Как он думал освободить нас?

— А вы разве не знаете?

— Пеннер не нашел нас заслуживающими его доверия.

Манкузо посмотрел на него и покачал головой.

— Не существует никакого плана спасательной операции, — сказал он расстроенно. — Сначала нас думали эвакуировать на подводной лодке, но Пеннер исключил этот вариант как слишком рискованный для подлодки и ее экипажа после изучения спутниковых снимков береговой охраны Сумы. Стаси, Тим и я должны были прорваться обратно через туннель в Эдо-Сити и укрыться в нашем посольстве в Токио.

Питт кивнул на Джиордино.

— А мы двое?

— Государственному департаменту было поручено вступить в переговоры с Сумой и японским правительством о вашем освобождении.

— Государственному департаменту? — простонал Джиордино, сокрушая секирой роботов. — Я бы скорее доверил представлять мои интересы «Летающему Цирку Монти Питона».

— Джордан и Керн не учли дурных намерений Сумы и Каматори, — цинично заметил Манкузо.

Губы Питта вытянулись в горькую тонкую линию.

— Вы, ребята, знатоки в этом деле. Каков будет наш следующий шаг?

— Закончить работу, как намечалось, и быстро-быстро сматываться отсюда через туннель, — сказал Уэзерхилл, и тут Стаси наконец справилась с его замком, и цепи отлетели прочь.

— Вы все еще намерены разрушить центр «Дракон»?

— Ну, не до конца, но мы можем нанести ему заметный ущерб.

— Чем? — спросил Джиордино. — Самодельным магнитом и секирой?

— Не волнуйся, — небрежно ответил Уэзерхилл, растирая свои запястья. — Хотя служба безопасности Сумы и отобрала наши наборы взрывчатки и детонаторов во время захвата и последующего обыска, у нас кое-что осталось для небольшого фейерверка. — Он сел обратно в кресло, снял туфли, вырвал из них стельки и, словно фокусник, скатал их в небольшой шар. — Пластиковая взрывчатка «Си-8», — гордо объявил он. — Самое последнее достижение в области взрывчатых веществ, специально для разборчивых шпионов.

— А детонаторы, естественно, в каблуках, — пробормотал Питт.

— Как вы догадались?

— Позитивное мышление.

— Мотаем отсюда, — сказал Манкузо. — Контролеры этих роботов и дружки Каматори удивятся, почему его частная охота прервалась, и прибегут расследовать, в чем дело.

Стаси подошла к двери, ведущей из личных апартаментов Каматори, немного приоткрыла ее и оглядела находящийся снаружи сад.

— Сначала нам придется отыскать здание с лифтом, ведущим в подземный центр. Нас привели сюда с завязанными глазами из наших камер, и мы не знаем, где оно расположено.

— Я проведу вас туда, — сказал Питт.

— Вы знаете, где оно?

— Должен знать. Я спускался на этом лифте в медпункт.

— От вашего магнита будет немного толку, если мы наткнемся на целую группу роботов, — мрачно сказал Манкузо.

— Тогда нам нужно расширить наш запас фокусов, — сказал Питт. Он подошел к Стаси сзади и посмотрел в щель приоткрытой двери. — Вон там валяется садовый шланг, под тем кустом слева от вас. Видите?

Стаси кивнула.

— Рядом с террасой.

Он показал на катану, которую она все еще сжимала в руке.

— Проберитесь в сад и отрубите кусок в несколько футов.

Она взглянула на него озадаченно.

— Могу я спросить, зачем?

— Разрубите шланг на короткие куски, потрите один из них о шелковый лоскут, и отрицательно заряженные электроны стекут с него, — объяснил Питт. — Затем коснитесь куском шланга интегральных схем робота, и электроны перепрыгнут оттуда, разрушив тонкие изолирующие слои и закоротив схемы.

— Электростатический разряд, — задумчиво пробормотал Уэзерхилл. — Вы это имеете в виду?

Питт кивнул.

— Вы можете получить такой разряд, гладя кошку или шаркая ногами по ковру.

— Из вас получился бы прекрасный учитель физики в средней школе.

— А откуда мы возьмем шелк? — спросил Джиордино.

— Из кимоно Каматори, — сказал Уэзерхилл через плечо, кинувшись в кабинет с трофеями.

Питт повернулся к Манкузо.

— Где вы намерены взорвать ваши петарды, чтобы они могли причинить наибольший ущерб?

— У нас слишком мало «Си-8» для того, чтобы навсегда разрушить центр, но если заложить заряд рядом с источником энергоснабжения, мы можем замедлить осуществление их проекта на несколько дней, может быть, даже недель.

Стаси вернулась с трехметровым куском садового шланга.

— Как вы хотите нарубить его?

— Разрубите на четыре части, — ответил Питт. — По куску для каждого из вас. Я буду нести магнит для подстраховки.

Уэзерхилл вернулся из кабинета Каматори, неся оторванные лоскуты его шелкового кимоно — на некоторых из них были следы крови, — и начал раздавать их. Он улыбнулся Питту.

— То, как вы разместили нашего друга-самурая, делает его весьма подходящим элементом убранства интерьера.

— Ни одна скульптура, — торжественным тоном изрек Питт, — не может заменить оригинал.

— Мне бы не хотелось находиться ближе чем на тысячу километров отсюда в тот момент, когда Сума увидит, что ты сделал с его лучшим другом, — рассмеялся Джиордино, швыряя то, что осталось от двух роботов-телохранителей, в кучу в углу комнаты.

— Да, — невозмутимо заметил Питт, — но это то, что он получит за дело. Не надо ему было слишком злить своих противников.

Лорен с застывшим сердитым лицом наблюдала за приводящей в трепет технической и финансовой мощью, стоявшей за империей Сумы, пока он вел ее и Диаса на экскурсию по подземному комплексу, оказавшемуся куда обширнее, чем она могла вообразить. Она была потрясена, и потрясение нарастало с каждой минутой. Подземный лабиринт вмещал куда больше, чем просто центр управления, откуда можно было посылать сигналы постановки на боевой взвод и детонации размещенных по всему миру ядерных зарядов. Казавшиеся нескончаемыми подземные этажи и галереи соединяли бесчисленные лаборатории, огромные физические и электронные экспериментальные установки, исследовательский комплекс термоядерного синтеза и атомную электростанцию, в которых были воплощены проектные решения, еще не сошедшие с чертежных досок в западных промышленно развитых странах.

Сума с гордостью сказал:

— Мои основные проектные институты, административные помещения и центр фундаментальных исследований расположены в Эдо-Сити. Но здесь, надежно укрытые и защищенные под островом Сосеки, находятся самые важные центры исследований и разработок.

Он провел их в одну из лабораторий и показал на большой открытый чан с сырой нефтью.

— Вы не можете их видеть, но в этом чане живут и размножаются полученные методами генной инженерии второго поколения бактерии, которые действительно способны питаться нефтью, расщепляя органические соединения, из которых она состоит, лавинообразно размножаются и превращают длинные молекулы в небольшие молекулы водорастворимых соединений. То, что останется в чане, легко смывается водой.

— Это может стать сенсацией для очистки побережий от нефтяных пятен, образующихся при авариях танкеров.

— Это одно из полезных применений, — сказал Сума. — Другое — уничтожение запасов нефти враждебной страны.

Лорен не верила своим ушам.

— Зачем вызывать такой хаос? Чего вы этим добьетесь?

— Со временем Япония станет почти полностью независимой от импортной нефти. Вся наша электроэнергия будет производиться атомными электростанциями. Наша новая технология топливных элементов и солнечных батарей скоро будет использоваться в автомобилестроении, вытеснив двигатели внутреннего сгорания. Стоит только истощить мировые запасы нефти нашими бактериями, и в конечном счете весь существующий транспортный парк мира — автомобили, грузовики, самолеты — полностью остановится.

— Если не заменить их японской продукцией, — холодно заметил Диас.

— Целая человеческая жизнь, — сказала Лорен, становясь скептичной. — Вот сколько времени потребуется, чтобы исчерпать миллиарды галлонов нефти, хранящиеся в наших подземных соляных шахтах.

Сума терпеливо улыбнулся.

— Эти бактерии способны полностью уничтожить стратегические запасы нефти США меньше чем за девять месяцев.

Лорен покачала головой, не в силах переварить ужасающие последствия всего того, что ей было показано за последние несколько часов, У нее в голове не укладывалось, как один человек может вызвать такой хаос и расстройство всей жизни в масштабах планеты. Она также не могла принять ужасной возможности того, что Питт, вполне вероятно, уже мертв.

— Зачем вы нам все это показываете? — спросила она шепотом. — Почему вы не держите это в тайне?

— Чтобы вы могли рассказать вашему президенту и вашим коллегам-конгрессменам, что Япония и США больше не находятся в одинаковом положении. Теперь мы обошли вас окончательно, необратимо, и ваше правительство должно соответственно относиться к нашим требованиям. — Сума помолчал, внимательно глядя на нее. — Что касается выдачи наших секретов, то ни вы, ни сенатор Диас не являетесь учеными или инженерами. Вы можете только описать то, что вы видели, в самых общих чертах, на языке, понятном неспециалисту. Я не показывал вам научных данных, а дал лишь некоторое представление о возможностях своих проектов. Вы не привезете домой ничего, что могло бы оказаться полезным для копирования нашего технического превосходства.

— Когда вы разрешите члену Конгресса Смит и мне отбыть в Вашингтон? — спросил Диас.

Сума взглянул на свои часы.

— Очень скоро. Вас подбросят самолетом на мой личный аэродром в Эдо-Сити в течение часа. Оттуда один из моих персональных самолетов доставит вас домой.

— Как только президент услышит о ваших безумствах, — огрызнулся Диас, — он прикажет военным взорвать этот остров ко всем чертям.

Сума позволил себе уверенно вздохнуть и улыбнулся.

— Он опоздал. Мои инженеры и рабочие-роботы выполняют график работ с опережением. Вы не знаете этого, вам неоткуда об этом знать, но Проект «Кайтен» был завершен за несколько минут до того, как мы отправились на эту экскурсию.

— Он уже готов действовать? — потрясенно прошептала Лорен.

Сума кивнул.

— Если ваш президент окажется настолько глуп, чтобы затеять нападение на центр «Дракон», мои системы раннего обнаружения заблаговременно предупредят меня, и тогда у меня будет более чем достаточно времени послать своим роботам сигнал отвести на позиции и взорвать заминированные автомобили. — Он немного помедлил и зловеще улыбнулся. — Как однажды написал Бусон, японский поэт:

Его шляпу сорвало ветром,

упрямое огородное пугало

стоит там совсем огорошенное.

— Президент — это огородное пугало, и он стоит в тупике, потому что его время прошло.

Глава 54

Быстро, но без спешки Питт вел их в здание курорта, в котором находился лифт. Он шел открыто, тогда как другие перебегали от укрытия к укрытию у него за спиной. Людей он не встретил, но был остановлен роботом-охранником у входа в лифт.

Этот робот был запрограммирован разговаривать только по-японски, но Питту не составило труда понять, что означает его угрожающий тон и оружие, нацеленное ему в лоб. Он поднял руки перед собой ладонями вперед и медленно приблизился к роботу, заслоняя остальных от его видеокамеры и датчиков.

Уэзерхилл и Манкузо незаметно подкрались к нему с двух сторон и прикоснулись своими электростатически заряженными шлангами к корпусу, содержащему интегральные схемы. Вооруженный робот застыл в полной неподвижности.

— Чрезвычайно эффективно, — заметил Уэзерхилл, перезаряжая свой кусок шланга энергичным трением о шелковый лоскут.

— Думаете, мы подняли на ноги его контролеров? — спросила Стаси.

— Вряд ли, — ответил Питт. — Его реакция распознавания была замедленной, пока он решал, представляю ли я угрозу или я просто незапрограммированный участник проекта.

Когда они оказались в пустом лифтовом холле, Уэзерхилл предложил ехать на четвертый этаж.

— На шестом расположены основные помещения центра управления, — напомнил он. — Лучше воспользоваться случаем и выйти ниже.

— Больница и служебные помещения находятся на четвертом, — сообщил ему Питт.

— Что там насчет охраны?

— Я не видел там никаких признаков охранников или видеокамер.

— Наружная охрана Сумы такая надежная, что ему не приходилось особенно заботиться о внутренней безопасности, — сказала Стаси.

Уэзерхилл согласился с ней.

— Испорченный робот — наименьшая из его забот.

Они занервничали, когда лифт подъехал и двери раскрылись. К счастью, кабина была пуста. Они вошли, но Питт задержался снаружи, наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то. Затем он тоже вошел в кабину и нажал на кнопку четвертого этажа. Через несколько секунд они вышли в пустой коридор.

Они шли быстро, молча следуя за Питтом. Он остановился у двери больницы.

— Зачем мы остановились тут? — тихо спросил Уэзерхилл.

— Нам никогда не найти дороги в этом комплексе без карты или гида, — прошептал в ответ Питт. — Идите за мной внутрь. — Он наткал на кнопку рядом с дверью и пинком ноги распахнул ее до упора.

Изумленная медсестра за высоким столиком у входа с удивлением смотрела на Питта, ринувшегося через порог. Это была не та медсестра, которая ассистировала доктору Ногами во время первого визита Питта. Эта была некрасива и телосложением напоминала дорожный грейдер. Как только она пришла в себя от изумления, ее рука потянулась к кнопке тревоги на панели селектора перед ней. Ее палец был в сантиметре от кнопки, когда вытянутая ладонь Питта со страшной силой ударила ее по подбородку, отбросив на пол в бессознательном состоянии.

Доктор Ногами услышал шум и выбежал из своего кабинета, внезапно остановившись и удивленно глядя на Питта и команду МОГ. Как ни странно, на его лице было скорее приятное удивление, чем шок.

— Извините за вторжение, док, — сказал Питт, — но нам нужны инструкции.

Ногами пристально смотрел вниз на свою медсестру, лежащую на полу без признаков жизни.

— Вы определенно знаете подход к женщинам.

— Она едва не успела поднять тревогу, — извиняющимся тоном сказал Питт.

— Вам повезло, что вы застали ее врасплох, сестра Оба знает карате, как я медицину. — Только теперь Ногами уделил несколько секунд изучению разношерстой группы людей, стоявших вокруг распростертой на полу медсестры. Он покачал головой едва ли не печально. — Итак, вы лучшие члены группы МОГ, которых США только могли отправить на такое задание. Вы уж точно непохожи на суперменов. Где, черт возьми, Рей Джордан вас всех откопал?

Джиордино был единственным, кто не смотрел на доктора с немым изумлением. Он смотрел на Питта.

— Ты знаешь что-то, чего не знаем мы?

— Разрешите представить вам доктора Джоша Ногами, британского глубоко законспирированного агента, снабдившего нас львиной долей информации о Суме и его проекте.

— Вы вычислили это, — сказал Ногами.

Питт скромно развел руками.

— Ваша подсказка сделала это совершенно элементарным. В Санта-Ане, штат Калифорния, нет госпиталя Св. Павла. Зато существует собор Св. Павла в Лондоне.

— У вас не английское произношение, — сказала Стаси.

— Мой отец был воспитан как британский подданный, но моя мать приехала из Сан-Франциско, и я посещал американскую медицинскую школу. Я могу говорить с вполне правдоподобным американским акцентом без больших усилий. — Он заколебался и посмотрел Питту в глаза, его улыбка исчезла. — Вы понимаете, я надеюсь, что, вернувшись сюда, вы меня раскрыли.

— Я сожалею, что засветил вас, — серьезно и искренне сказал Питт, — но у нас сейчас более неотложная проблема. — Он кивнул в сторону остальных. — Наверно, осталось еще десять или пятнадцать минут, прежде чем Каматори и три его робота-охранника будут найдены… ну… недееспособными. Чертовски мало времени, чтобы заложить взрывчатку и выбраться отсюда.

— Постойте секунду. — Ногами поднял руку. — Вы хотите сказать, что вы убили Каматори и вывели из строя трех роботов-охранников?

— Они мертвее мертвого, — весело ответил Джиордино.

Манкузо не интересовали дружеские беседы.

— Если вы можете снабдить нас схемами этого комплекса, причем быстро, мы тут же займемся своими делами и оставим вас в покое.

— Я сфотографировал строительные чертежи на микрофильм, но не смог передать их вашим людям после того, как потерял своего связного.

— Джима Ханамуру?

— Да. Он мертв? — спросил Ногами, уверенный в ответе.

Питт кивнул.

— Зарублен Каматори.

— Джим был хороший человек. Я надеюсь, Каматори умер медленной смертью?

— Нельзя сказать, чтобы он наслаждался этим путешествием.

— Не могли бы вы нам помочь? — спросил Манкузо настойчиво, требовательно. — Наше время истекает.

Ногами, казалось, ничуть не спешил.

— Вы надеетесь улизнуть через туннель в Эдо-Сити, я полагаю.

— Мы думали, мы сможем сесть на поезд, — сказал Уэзерхилл, глядя через дверь в коридор.

— Вряд ли, — пожал плечами Ногами. — С тех пор, как вы, ребята, проникли в комплекс, Сума приказал, чтобы туннель охранялся армией роботов со стороны острова и большим количеством специально тренированных людей со стороны Эдо-Сити. Там и муравей не проскочит.

Стаси взглянула на него.

— Что вы предлагаете?

— Море. Если вам повезет, вас подберет проходящее судно.

Стаси покачала головой.

— Это исключается. Любой иностранный корабль, который приблизится к острову на пять километров, будет немедленно взорван.

— Вы пытаетесь одновременно думать о слишком многих вещах. — сказал Питт спокойно. Его глаза, казалось, смотрят в стену так, словно видят что-то с другой стороны. — Сосредоточьтесь на минировании. Доверьте эвакуацию Алу и мне.

Стаси, Уэзерхилл и Манкузо переглянулись. Затем Уэзерхилл одобрительно кивнул.

— Действуйте. Вы спасли наши жизни и довели нас сюда живыми и невредимыми. Было бы крайне невежливо не доверять вам теперь.

Питт повернулся к Ногами.

— Ну что, док, присоединяетесь к нам?

Ногами пожал плечами и слегка улыбнулся.

— Почему бы и нет? Благодаря вам от меня здесь больше нет никакой пользы. Нет смысла дальше болтаться тут, чтобы Суме было сподручнее отрубить мне голову.

— Куда лучше подложить взрывчатку? — спросил Уэзерхилл.

— Я покажу вам коллектор, по которому проложены электрические кабели и волоконнооптические линии связи, питающие весь комплекс энергией и информацией. Заложите там ваш заряд, и эта лавочка закроется на месяц.

— На каком этаже?

Ногами кивнул головой на потолок.

— На один этаж выше, на пятом.

— Как только вы будете готовы, — Уэзерхилл сказал Питту.

— Уже готов. — Питт осторожно проскользнул в коридор и рысцой побежал к лифту. Все последовали за ним, забрались в кабину и молча стояли, пока она поднималась на пятый этаж, нервно ожидая, с чем им придется столкнуться, когда двери откроются. Вдруг лифт поехал вниз, вместо того чтобы подниматься. Кто-то, видимо, нажал кнопку внизу.

— Черт, — с ожесточением выругался Манкузо. — Этого нам только не хватало.

— Всем! — приказал Питт. — Сжимайте двери и не давайте им открыться. Ал, держи кнопку «закрывание дверей» нажатой.

Лифт остановился, они все прижали ладони к дверям и нажали на створки изо всех сил. Двери попытались раздвинуться, но могли лишь судорожно дергаться, оставаясь сомкнутыми.

— Ал! — тихо сказал Питт. — Теперь жми «пять».

Джиордино так крепко давил пальцем на кнопку «закрывание дверей», что его суставы побелели. Он освободил эту кнопку и нажал на кнопку с цифрой 5.

Лифт несколько секунд вздрагивал, словно его тащили в разные стороны, затем он рванулся вверх и начал подниматься.

— Это было близко, слишком близко, — вздохнула Стаси.

— Приближаемся, — объявил Джиордино. — Домашний скарб, кухонное оборудование, посуда, инструменты… — Он вдруг оборвал себя. — О, о, мы еще не набрали команду. Кто-то еще хочет к нам войти. Только что мигнул огонек пятого этажа.

Снова все напряглись, все взгляды невольно обратились к щитку и к небольшому светящемуся индикатору, на котором вспыхивала цифра 5. Тогда, словно подключенные к одинаковым программным механизмам, они повернулись к дверям и приготовились действовать мгновенно.

Там стоял инженер в белом халате и жесткой кепке, внимательно изучавший записи в своем блокноте. Он даже не оторвал от него взгляда, войдя в лифт. Только когда до него начало доходить, что кабина почему-то не движется, он рассеянно огляделся вокруг и увидел смотрящие на него западные лица. Ни на одном из них не было улыбки.

Он открыл было рот, чтобы закричать, но Питт одной рукой зажал ему рот, а другой — сонные артерии. Еще до того, как его глаза закатились вверх, а тело обмякло и опустилось на пол кабины, Ногами уже был снаружи и вел остальных по коридору.

Уэзерхилл вышел из лифта последним. Перед этим он задержался и посмотрел на Питта.

— Когда и где нам присоединяться к вам? — спросил он.

— Наверху через двенадцать минут. Мы подержим такси.

— Удачи, — пробормотал он в ответ и поспешил за остальными, гадая, что задумал человек из НУМА своим изобретательным умом.

Джиордино взглянул вниз на лежащего на полу инженера.

— А куда мы спрячем этого?

Питт показал на люк в крыше кабины.

— Разорви его халат на полосы, затем свяжи его и заткни ему рот. Мы положим его на крышу лифта.

Стащив с инженера халат и начав раздирать его, он ухмыльнулся Питту заговорщицкой ухмылкой.

— А я тоже слышал это.

Питт улыбнулся в ответ.

— Угу, это он. Сладкий звук свободы.

— Если только нам удастся слямзить его.

— Оптимизм, оптимизм, — ободряюще бормотал Питт. отправляя лифт вверх. — Теперь наберем-ка немного скорости. У нас осталось двенадцать минут, чтобы поймать такси.

Глава 55

Группа МОГ в недрах центра «Дракон» вряд ли испытывала большее нервное напряжение, чем двое мужчин, считавших минуты и потевших в помещении центра связи внутри здания Федеральной штаб-квартиры. Реймонд Джордан и Дональд Керн сидели, глядя на громадные часы и с нетерпением ожидая, когда сигнал от группы будет отправлен направленным пучком со спутника, зависшего на геосинхронной орбите над Японией.

Словно подстегнутые внезапно раздавшимся звонком телефона, стоявшего на столике между ними, их глаза встретились. У обоих были вытянутые лица. Джордан взял телефонную трубку с таким видом, словно на ней были чумные бациллы.

— Да, господин президент, — сказал он не колеблясь.

— Есть хоть слово?

— Нет, сэр.

Президент несколько секунд молчал, затем серьезно сказал:

— Сорок пять минут, Рей.

— Понял, сэр. Сорок пять минут до начала атаки.

— Я отозвал отряд «Дельта». После совещания с другими моими советниками по национальной безопасности и начальниками штабов я принял решение, что у нас нет времени для военной операции. Центр «Дракон» должен быть разрушен прежде, чем он войдет в строй.

Джордан почувствовал, что у него земля уходит из-под ног. Он решил еще раз попытать счастья. — Я по-прежнему убежден, что сенатор Диас и член Конгресса Смит могут находиться на острове.

— Даже если вы правы, их возможная гибель не повлияет на мое решение.

— Вы не можете передумать и дать им еще час? — умоляющим тоном произнес Джордан.

— Мне бы очень хотелось найти в своем сердце готовность дать вам больше времени, но наша национальная безопасность оказалась под серьезной угрозой. Мы не можем предоставить Суме шанс начать свою кампанию международного шантажа.

— Вы правы, конечно.

— По крайней мере я не один. Государственный секретарь Сутс проинформировал лидеров стран НАТО и советского президента, и они все согласились, что в наших общих интересах действовать решительно.

— Тогда мы списываем группу, — сказал Джордан, и его огорчение и разочарование прозвучали в его интонациях, — а также, вероятно, Диаса и Смит.

— Я глубоко сожалею, что мне приходится приносить в жертву преданных своему долгу американцев, некоторые из которых являются моими хорошими знакомыми. Мне жаль, Рей, но я стою перед старой, как мир, необходимостью пожертвовать несколькими, чтобы спасти многих.

Джордан положил трубку. Он выглядел странно сгорбившимся и съежившимся.

— Это президент, — рассеянно произнес он.

— Никакой отсрочки? — мрачно спросил Керн.

Джордан покачал головой.

— Он отменил атаку и посылает ядерную боеголовку.

Керн вдруг стал белым, как мел.

— Значит, он уже передал приказ.

Джордан угрюмо кивнул, посмотрел на часы и увидел, что до запуска осталось только сорок три минуты.

— О Боже, ну почему они не могут освободиться? Что случилось с британским агентом? Почему он не отвечает?

Несмотря на все свои опасения, Джордан и Керн были нисколько не подготовлены к еще худшему несчастью, которое должно было обрушиться на них.

Ногами провел группу МОГ через ряд небольших боковых коридоров, забитых трубами с горячей водой и вентиляционными коробами, обходя кишевшие людьми офисы и мастерские, держась как можно дальше от помещений, где кипела жизнь. Когда им попадался на пути робот-охранник, Ногами завязывал с ним разговор, пока кто-нибудь из остальных не прокрадывался со стороны и не вырубал его схемы электростатическим разрядом.

Они подошли к обширному помещению со стеклянными стенами, полному электрических кабелей и жгутов оптических волокон, разбегавшимся оттуда по узким туннелям во все помещения центра «Дракон». Там находился робот, который стоял перед огромным приборным щитом со множеством стрелочных измерительных приборов и цифровых индикаторов.

— Робот-инспектор, — тихо сказал Ногами. — Он запрограммирован следить за исправностью электросетей и докладывать обо всех обрывах проводов и коротких замыканиях.

— Сколько времени пройдет, прежде чем сюда придут проверить, что с ним, после того как мы испортим его микросхемы? — поинтересовался Манкузо.

— Из главного центра телеметрического контроля они доберутся сюда за пять или шесть минут.

— Вполне достаточно, чтобы подложить заряд и дать деру, — небрежно заметил Уэзерхилл.

— На сколько минут ты предполагаешь поставить таймер? — спросила его Стаси.

— На двадцать минут. За это время мы наверняка успеем подняться на поверхность и покинуть остров, если Питту и Джиордино удастся сделать то, что они задумали.

Ногами открыл дверь и шагнул в сторону, пока Манкузо и Уэзерхилл вошли в помещение и приблизились к роботу с противоположных сторон. Стаси оставалась у двери. Механический инспектор застыл, как металлическое изваяние, когда наэлектризованные куски шланга прикоснулись к корпусу, где находились его микросхемы.

Умелыми ловкими движениями Уэзерхилл вставил крохотный детонатор в комок пластической взрывчатки и установил цифровой таймер.

— В самую гущу кабелей и оптических волокон, я полагаю.

— Почему не взорвать приборный щит? — спросил Ногами.

— У них наверняка на складе есть запасные блоки для щита, — объяснил Манкузо.

Уззерхилл согласно кивнул, прошел несколько шагов по коллектору вперед и прикрепил липкой лентой заряд взрывчатки за несколькими связками электрических кабелей в толстой изоляции и жгутов оптических волокон.

— Они смогли бы заменить приборный щит и подсоединить к нему новые концы проводов за двадцать четыре часа, — произнес он тоном лектора, — но стоит вырвать взрывом один метр проводов посередине тысячи индивидуальных проводящих жил, и им придется заменять всю систему с обоих концов. На это у них уйдет в пять раз больше времени.

— Звучит разумно, — признал Ногами.

— Замаскируй заряд получше, — сказал Манкузо.

Уэзерхилл взглянул на него укоризненно.

— Они не будут искать вещь, о существовании которой они понятия не имеют. — Он любовно погладил таймер и вышел из коллектора.

— Все чисто, — доложила Стаси от двери.

По одному они крадучись выбежали в коридор и поспешили к лифту. Они преодолели почти двести метров, когда Ногами вдруг остановился и поднял руку. Эхо человеческих голосов отразилось от бетонных стен бокового прохода, а за ним послышалось слабое жужжание электромотора. Доктор бешено замахал им руками, чтобы они поспешили вперед, и они пулей проскочили мимо бокового прохода и свернули за угол, прежде чем прибывшие появились на виду в главном коридоре.

— Я недооценил их оперативность, — зашептал Ногами не оборачиваясь. — Быстро они пришли.

— Следователи? — спросила Стаси.

— Нет, — быстро ответил он. — Контролеры из центра дистанционного наблюдения с новым роботом для замены того, который вы вырубили.

— Думаете, они будут искать нас?

— Мы бы уже знали об этом, если бы это было так. Ревели бы сирены общей тревоги, и толпы охранников Сумы вместе с армией сторожевых роботов кишели бы в каждом коридоре и блокировали бы все перекрестки.

— Везет нам, что никто пока ничего не заподозрил, учитывая, скольких роботов мы превратили в металлолом, — прохрипел Манкузо, пробегая по коридору вслед за Ногами.

— Инженеры дистанционного контроля будут считать, что роботы вышли из строя из-за самопроизвольных отказов электроники.

Они добрались до лифта и потеряли целых две минуты, ожидая, когда он поднимется с более низкого уровня. Казалось, полжизни прошло, пока двери, наконец, открылись и они смогли войти в пустую кабину. Уэзерхилл вошел первым; он нажал кнопку поверхностного уровня.

Лифт с тремя мужчинами и одной женщиной полз вверх мучительно медленно, они стояли в нем хмурые и молчаливые. Часы были только у Ногами, у остальных их отобрали при задержании; он посмотрел на циферблат.

— До назначенного срока осталось тридцать секунд, — сообщил он остальным.

— Из огня мы выскочили, — пробормотал Манкузо. — Будем теперь надеяться, что наверху нас не ждет раскаленная сковорода.

Теперь важно было только одно — покинуть остров. Какой план был у Питта на уме? Не случилось ли чего-нибудь с ним и Джиордино? Что, если он просчитался и был снова пойман или убит? Если это было так, то всем надеждам конец, они остались ни с чем, без какого-либо способа вырваться на свободу, упустив свой единственный шанс.

Они уже потеряли счет, сколько раз они готовились к худшему, напрягая мышцы, чтобы прыгнуть на то или на тех, что окажется по ту сторону дверей лифта. Они застыли, когда двери, наконец, начали раздвигаться.

Там стоял Джиордино собственной персоной и весело скалил зубы. Когда он заговорил, то произнес те слова, которые они сотни раз слышали у стоек регистрации пассажиров в аэропорту:

— Разрешите взглянуть на ваши посадочные документы?

Обунаи Окума и Диазец Кано были высококвалифицированными инженерами-кибернетиками, обученными дистанционному управлению машинным зрением и искусственным интеллектом, а также наладке роботехники и диагностике неисправностей сенсорных систем. В центре телеметрического контроля они получили сигнал, что робот-инспектор электрических сетей Тайго, имя которого означало «большая пушка», перестал функционировать, и они немедленно отправились заменять его на новый и забирать для ремонта.

Внезапные отказы роботов из-за тысячи различных причин были для них обычным делом. Роботехника была еще очень молодой отраслью, и неисправности оборудования, как и ошибки программ, обнаруживались на каждом шагу. Роботы часто переставали функционировать по причинам, которые можно было выяснить лишь после того, как их доставляли в ремонтную мастерскую для обследования.

Кано обошел вокруг инспектора Тайго, проводя быстрый визуальный осмотр. Не увидев ничего необычного, он пожал плечами.

— Похоже на неисправность платы микросхем.

Окума взглянул на диагностическую карту в блокноте, который он принес с собой.

— С этим роботом уже были проблемы. Его блок анализа изображений пять раз выходил из строя.

— Странно, это уже четвертый робот, об отказе которого получен сигнал за последний час.

— Неполадки всегда происходят сериями, — ответил Окума.

— Его системы нуждаются в модернизации и переделке, — согласился Кано. — Нет смысла наскоро исправлять неполадку. Я направлю его на полную переделку. — Он обернулся к роботу, привезенному для замены неисправного. — Готов приступить к исполнению обязанностей инспектора, Отокодат?

Загорелся набор сигнальных лампочек, и Отокодат, что по-японски означало нечто вроде Робина Гуда, произнес медленно, но отчетливо:

— Я готов следить за исправностью всех сетей.

— Тогда приступай.

Как только новый робот занял место за пультом, Окума и Кано погрузили неисправного робота на тележку с мотором, снабженную небольшой лебедкой. Затем один из них ввел кодовое слово в компьютер тележки, и она автоматически начала двигаться к ремонтному участку, не нуждаясь в присмотре человека. Два инженера не стали сопровождать поврежденного робота, а направились в комнату отдыха для рабочих, чтобы позволить себе выпить по чашке чая.

Оставленный в одиночестве, Отокодат навел объективы своей системы зрения на циферблаты измерительных приборов и числовые индикаторы и начал обычную процедуру ввода данных в свой компьютер. От его высокочувствительных датчиков, разрешающая способность которых была несравненно выше, чем у человека, не укрылось чрезвычайно малое отклонение значения одной из измеряемых величин от предписанного.

Частота следования лазерных импульсов по оптическому волокну измеряется миллионами штук в секунду. Датчики Отокодата могли считывать показания измерительных приборов намного точнее человеческого глаза, и он заметил небольшое снижение частоты следования импульсов с 44, 7 миллионов в секунду до 44, 68 миллионов в секунду. Он построил график изменения индекса преломления и определил, что свет, распространяющийся по двум жгутам внутри ленты, состоящей из тысяч оптических волокон, в какой-то точке идет не по прямой, а описывает небольшой зигзаг.

Он послал в центр телеметрического контроля сигнал о том, что покидает контрольный щит и отправляется в коллектор для осмотра жгутов оптических волокон.

Глава 56

Сума становился все более раздраженным и нетерпеливым. Диас и Смит, казалось, никогда не устанут ссориться с ним, не скрывая своего презрения к его достижениям, угрожая ему, как будто он был обыкновенным уличным воришкой. Он обрадовался случаю избавиться от них.

Похищение сенатора Диасабыло ошибкой, чувствовал он. Он захватил его только потому, что Ичиро Цубои был уверен в существенном влиянии Диаса на Сенат и в его близости к президенту. Суме Диас представлялся незначительным и ограниченным человеком. После увольнения из армии Диас прокладывал свой путь через Университет Нью-Мексико. Затем он пошел традиционным путем к власти, став юристом и выигрывая процессы, обеспечившие броские заголовки газет и поддержку правящей партии. Сума презирал его как устарелого политического поденщика, затвердившего монотонную и утомительную речь об обложении богатых налогами в пользу безработных. Сума отказывался признавать милосердие и сострадание.

Член Конгресса Смит, с другой стороны, была весьма проницательной женщиной. У Сумы было неприятное чувство, что она читает его мысли и умело возражает против каждого его слова. Она знала свои факты и статистику и с легкостью цитировала их. Лорен была из хорошего западного рода, ее семья разводила скот на западе Колорадо с 1870-х годов. Получив образование в Университете Колорадо, она баллотировалась на выборную должность и победила кандидата, прослужившего на государственной службе много лет. Она могла жестко спорить с любым мужчиной. Сума подозревал, что ее единственной слабостью был Дирк Питт, и он был ближе к истине, чем думал.

Сума уставился на них через стол, потягивая сакэ и готовясь еще к одному обмену любезностями. Он уже почти начал, когда Тоси вошла в комнату и тихо зашептала ему на ухо. Сума поставил свою чашечку сакэ на стол и встал.

— Вам пора уходить.

Лорен изящно поднялась и устремила взгляд на Суму.

— Я не уйду отсюда, пока не удостоверюсь, что Дирк и Ал живы и с ними обращаются по-человечески.

Сума улыбнулся снисходительно.

— Они тайком прокрались на чужую землю, мою землю, как шпионы другого государства…

— Японские законы схожи с нашими в отношении к шпионажу, — перебила она. — Они подлежат справедливому суду.

Сума испытал злорадное удовлетворение.

— Я не вижу смысла в продолжении разговора. В данный момент мистер Питт и мистер Джиордино, вместе с остальными из их шпионской шайки, уже казнены моим другом Моро Каматори. Теперь делайте с этим что хотите.

Лорен почувствовала, что ее сердце пронзено насквозь. Она оцепенела, не в силах произнести ни слова, еще более потрясенная сознанием того, что, скорее всего, это правда. Ее лицо побелело, она зашаталась, ощущая в голове только совершенную пустоту.

Тоси схватила Лорен за руку и подтолкнула ее к дверям.

— Пойдемте, самолет, который доставит вас в Эдо-Сити, и личный самолет мистера Сумы ждут вас.

— Мы не прокатимся по вашему потрясающему тоннелю под морским дном? — спросил Диас без тени разочарования.

— Есть вещи, которые мне бы не хотелось вам показывать, — угрюмо сказал Сума.

Как будто в дурном сне, Лорен безучастно позволила Тоси протащить ее через фойе, выходившее на каменную дорожку, пересекавшую маленький прудик. Сума жестом предложил Диасу сопровождать женщину, Диас покорно пожал плечами и заковылял с тростью впереди Сумы; два робота-телохранителя замыкали шествие.

Позади пруда сверкающий самолет с поворотными двигателями приземлился на лугу, окруженном высокой, аккуратно подстриженной живой изгородью. Реактивные двигатели работали с легким свистом. Два пилота в красных нейлоновых летных костюмах и кепках с козырьками стояли по сторонам лестницы, ведущей внутрь главного салона. Оба были низенькие, один худощавый, плечи другого грозили разорвать швы его комбинезона. Пилоты почтительно поклонились при приближении Сумы.

Внезапно Диас остановился.

— Когда я вернусь в Вашингтон, то проведу пресс-конференцию и разоблачу вас и ваши чудовищные планы. Затем я буду бороться любыми средствами в обеих палатах Конгресса, пока не будет конфисковано и национализировано все имущество, принадлежащее вам в США. Я не успокоюсь, пока вы не заплатите за все ваши злодеяния.

Сума яростно оскалился:

— Наше вашингтонское лобби более чем компетентно, чтобы разрушить ваши патетические усилия. Слишком много ваших законодателей тяготеют к тайному благополучию, чтобы поддаться вашему влиянию. Вы будете взывать впустую, сенатор Диас. Ваше правительство, нравится вам это или нет, погрязло в эмоциях и коррупции, вместо технологии и науки, и полностью зависит от японских субсидий.

Лорен обернулась к Суме, ее глаза сузились от презрения.

— Вы недооценили крепость американцев пятьдесят лет назад, и снова вы будите спящего гиганта и наполняете его ужасающей решимостью.

— Слова адмирала Ямамото, произнесенные после седьмого декабря, уже не применимы, — презрительно сказал Сума. — Ваш народ потерял способность приносить жертвы для блага нации. Посмотрите в лицо реальности, член Конгресса Смит. Величие Америки прошло. Мне больше нечего сказать вам, кроме напоминания предупредить президента о намерениях Японии.

— Не имеете ли вы в виду свои намерения? — смело сказала Лорен. Краски вернулись на ее лицо. — Вы не представляете весь японский народ.

— Счастливого путешествия домой, член Конгресса Смит. Ваш визит окончен.

Сума повернулся и пошел прочь. Он успел сделать лишь шаг, как два пилота схватили его за руки с обеих сторон, подняли в воздух и швырнули в открытую дверь салона самолета, где он исчез. Все произошло так быстро, что Лорен и Диас застыли в шоке. Среагировала только Тоси, ударив ногой крепко сбитого пилота.

— Разве можно так начинать интимные отношения? — засмеялся Джиордино, ухватив Тоси за ногу, сжав ее руками и швыряя ее через дверь в подставленные руки Уэзерхилла и Манкузо легко, будто она была наполнена воздухом. Лорен задохнулась от изумления и начала что-то говорить Джиордино, но Стаси резко подтолкнула ее вверх по коротенькой лестнице.

— Нельзя терять времени, миссис Смит. Пожалуйста, шевелитесь поживее. — Подталкивая Лорен, она потянулась за Диасом. — Двигайтесь, сенатор. Вас ждут с нетерпением.

— Откуда… откуда вы все взялись? — заикался он, пока Манкузо и Уэзерхилл втягивали его в люк.

— Мы просто дружелюбные бандиты, живущие по соседству — ответил Уэзерхилл. — На самом деле, это Питт и Джиордино захватили пилотов и связали их в грузовом отсеке.

Джиордино поднял Стаси в кабину и втянул за ней лесенку. Он изящно отсалютовал двум роботам-телохранителям, нацелившим на него свое оружие, но застывшим в тупом оцепенении.

— Сайонара роботуркейс!

Он рывком захлопнул дверь и запер ее. Затем развернулся и выкрикнул одно короткое слово в кабину пилота:

— Поехали! — Легкий свист двух турбинных двигателей перерос в раздирающий уши грохот, и струя воздуха выгладила траву под короткими крыльями. Колеса шасси оторвались от земли, и самолет взмыл в воздух, завис на несколько мгновений, пока моторы разворачивались в горизонтальном положении, и затем заложил широкий вираж в сторону моря на восток.

Лорен обняла Джиордино.

— Слава Богу, вы в порядке и Дирк с вами?

— А кто же, по-вашему, за штурвалом? — Джиордино широко улыбнулся, кивнув в сторону кабины.

Не произнося больше ни слова, Лорен пробежала вдоль кресел и распахнула дверь кабины. Питт сидел в кресле пилота, полностью погруженный в работу — летать на таком самолете было внове для него. Он не моргнул и не повернул головы, когда она скользнула руками по его шее и вниз, внутрь позаимствованного им летного костюма, и поцеловала его по меньшей мере дюжину раз.

— Ты жив, — радостно сказала она. — Сума сказал, тебя убили.

— Это был не очень приятный денек, — вставил Питт между ее поцелуями. — Ты рада видеть меня?

Она легонько царапнула его грудь.

— Ты когда-нибудь станешь серьезным?

— Леди, сейчас я серьезен как никогда. Жизни восьми человек зависят от того, как я веду самолет, к которому я никогда в жизни не прикасался. И мне лучше побыстрей овладеть им, или нам придется искупаться.

— Ты способен сделать это, — сказала она уверенно. — Дирк Питт может все.

— Лучше бы люди не говорили так, — вздохнул Питт. Он мотнул головой направо. — Займи кресло второго пилота и поупражняйся с радио. Мы должны вызвать кавалерию до того, как самурайские воздушные силы бросятся в погоню. Мы не сможем убежать от реактивных самолетов.

— Японская армия пока что не принадлежит Суме.

— Ему принадлежит здесь все. Включи радио, я назову тебе частоту.

— Куда мы летим?

— На Ральф Р. Беннет.

— Судно?

— Корабль, — поправил ее Питт. — Поисковый и разведывательный корабль Военно-Морского флота США. Если нам удастся беспрепятственно добраться до него, мы вернемся домой свободными!

— Они не осмелятся стрелять в нас с Хидеки Сумой на борту.

Питт глянул на волны, бушующие внизу.

— Ох, как бы мне хотелось, чтобы ты была права.

Сзади них Джиордино тщетно пытался успокоить Тоси, которая шипела и билась, как взбесившаяся кошка. Она плюнула в него, но чуть-чуть промахнулась мимо его щеки, попав в ухо. В конце концов он схватил ее сзади и сжал в тесных объятиях.

— Я знаю, что поначалу произвожу не слишком хорошее впечатление, — счастливо сказал он. — Но, узнав меня, вы меня полюбите.

— Ты янки, американская свинья! — кричала она.

— Вовсе нет, мои итальянские предки никогда бы не согласились, чтобы их считали янки.

Стаси, не обращая внимания на Джиордино и вырывающуюся Тоси, крепко прикручивала Суму к одному из нескольких великолепных кожаных кресел в роскошном салоне самолета. Глаза Сумы были вытаращены, челюсть отвисла.

— Ну и ну, — сияя от счастья, проговорил Манкузо. — Какая приятная неожиданность, великий человек собственной персоной соблаговолил проехаться с нами.

— Вы же мертвы. Вы все считались мертвыми, — бормотал Сума, не веря своим глазам.

— Это твой дружок Каматори, вот кто мертв, — садистским тоном сообщил ему Манкузо.

— Как? Как это случилось?

— Питт пришпилил его к стене за яйца.

Имя Питта, казалось, привело Суму в чувство. Он оправился от шока и сказал:

— Вы совершили гибельную ошибку. Удерживая меня в качестве заложника, вы развяжете ужасные силы.

— Как вы с нами, так и мы с вами. Теперь наша очередь действовать подло и низко.

Человеческий голос бессилен точно передать шипение гадюки, но Суме это почти удалось.

— Вы слишком невежественны и глупы, чтобы понимать, что вы делаете. Мои люди запустят Проект «Кайтен», как только они узнают, что вы сделали.

— Пусть попробуют, — сказал Уэзерхилл, чуть не мурлыча от радости. — Примерно через три минуты в вашем центре «Дракон» погаснет свет.

Робот-инспектор электрических сетей Отокодат вскоре обнаружил заряд взрывчатки, прикрепленный липкой лентой к плоскому жгуту оптических волокон. Он ловко удалил его и покатил обратно к приборному щиту. Несколько секунд он рассматривал странный предмет, узнал, что таймер — это таймер, но в его памяти не было необходимых данных для изучения пластиковых бомб, и он понятия не имел об их назначении. Он направил сигнал своему начальнику.

— Это Отокодат с пятой силовой станции.

— Да, в чем дело? — ответил робот-контролер.

— Мне нужно связаться со своим начальником, господином Окумой.

— Он еще не вернулся после перерыва на чай. Почему вы вызываете его?

— Я обнаружил странный предмет, прикрепленный к главному волоконно-оптическому кабелю.

— Что это за предмет?

— Мягкое вещество с цифровым таймерным устройством.

— Это может быть инструмент, забытый инженером по прокладке кабелей во время монтажа.

— В моей памяти нет необходимых данных для положительной идентификации этого предмета. Не хотите ли вы, чтобы я привез его в контрольный центр для изучения?

— Нет, оставайтесь на своем посту. Я пришлю за ним курьера.

— Слушаюсь.

Через несколько минут робот-курьер по имени Накадзина, запрограммированный ориентироваться во всех проходах и коридорах и проезжать через двери во все служебные помещения и рабочие участки комплекса, появился на силовой станции. Как и было приказано, Отокодат, не раздумывая, протянул заряд Накадзиме.

Накадзима был самодвижущимся роботом шестого поколения, способным воспринимать отдаваемые голосом команды, но не умеющим их подавать. Он молча протянул свой суставчатый захват, взял заряд, положил его в контейнер и покатил в центр контроля для доставки предмета на изучение.

В пятидесяти метрах от двери силовой подстанции, в месте, достаточно удаленном от людей и важного оборудования, пластиковая бомба с зарядом взрывчатки «Си-8» сдетонировала, и громоподобный рокот взрыва раскатился по бетонным коридорам пятого уровня.

Центр «Дракон» был спроектирован и построен с расчетом на самые сильные землетрясения, и каких-либо заметных разрушений его конструкций не произошло. Проект «Кайтен» остался нетронутым и готовым к действию. Единственным результатом срабатывания подложенной Уэзерхиллом бомбы оказалось полное разрушение курьера Накадзимы.

Глава 57

Охранники-роботы сообщили службе безопасности о странном происшествии в саду прежде, чем Питт успел поднять свой самолет с поворотными турбинами над живой изгородью. Поначалу сообщение роботов было сочтено результатом неверного визуального восприятия, но когда немедленный поиск Сумы оказался безуспешным, в помещениях службы безопасности поднялась безумная паника.

Из-за своего непомерного самомнения и параноидального пристрастия к секретности Хидеки Сума не проинструктировал своих старших управляющих, как им действовать в экстренных случаях в его отсутствие. Запаниковав, руководители службы безопасности попытались связаться с Каматори, но быстро обнаружили, что на их телефонные звонки и обращения по громко-говорящей связи никто не отвечает, а вызовы его персональных роботов-охранников также остались безответны.

Специальная оперативная группа, усиленная четырьмя вооруженными роботами, бросилась к апартаментам Каматори. Старший офицер громко постучал, но, не получив ответа, отступил в сторону, приказав одному из роботов взломать дверь, оказавшуюся запертой. Толстая непрозрачная стеклянная преграда была быстро разбита вдребезги.

Офицер осторожно прошел через пустую переднюю комнату, просматриваемую видеокамерой, и медленно вошел в комнату с трофеями. У него отвисла челюсть от невероятного зрелища. Моро Каматори висел на стене в вертикальном положении, его плечи поникли, глаза были широко открыты, а изо рта бежала струйка крови. Лицо Каматори было перекошено от боли и ярости. Офицер оцепеневшими глазами смотрел на рукоять сабли, торчавшую из паха Каматори; клинок проходил насквозь через его тело, приколов его к стене.

Изумленный офицер не мог поверить, что Каматори мертв. Он осторожно потряс его и попытался заговорить с ним. Через минуту до него наконец дошло, что опоздавший родиться самурайский воин уже больше никогда ничего не скажет. И только тут офицер впервые заметил, что пленники убежали и роботы-телохранители Каматори застыли в неподвижности там, где стояли.

Паника еще больше усилилась известиями об убийстве Каматори и почти одновременным взрывом на пятом ярусе. Ракеты класса «земля-воздух», размещенные по периметру острова, поднялись из своих бункеров, были нацелены и готовы к запуску, но команда на пуск не была отдана из-за неуверенности, не находится ли Сума на борту самолета.

Но вскоре действия людей Сумы стали управляемыми и целенаправленными. Видеозаписи роботов-охранников были заново просмотрены, и они ясно показали, что Суму силой затащили на борт его самолета.

Стареющий главарь «Золотых драконов», Корори Ёсису, и его финансовая опора, Ичиро Цубои, находились в токийской конторе Цубои, когда до них дозвонился директор службы безопасности Сумы. Они немедленно приняли на себя руководство всеми действиями людей Сумы.

Через восемь минут после взрыва Цубои, воспользовавшись своим значительным влиянием в военных кругах, сумел организовать вылет двух реактивных истребителей в погоню за ускользающим самолетом с поворотными турбинами. Он приказал перехватить самолет и попытаться посадить — его обратно на остров Сосеки. Если это окажется невозможным, они должны будут уничтожить самолет со всеми, кто находится на его борту. Цубои и Ёсису согласились, что, несмотря на их многолетнюю дружбу с Сумой, для Проекта «Кайтен» и их новой экономической империи будет лучше, если Сума умрет, чем если станет орудием шантажа со стороны иностранной державы или, что еще хуже, окажется выставленным на показ публике в качестве обвиняемого перед американской судебной системой. И, кроме того, была устрашающая уверенность в том, что Суму заставят выдать детали японской секретной технологии и план экономического и политического господства американским специалистам по допросам из разведывательных служб.

Питт взял курс по компасу на то место, где корабль находился в тот момент, когда он покинул его, отправившись на остров Сосеки. Он выжимал из двигателей все, что мог, опасно превышая их расчетные нагрузки, пока Лорен отчаянно пыталась связаться с «Беннетом».

— Кажется, я не могу пробиться к ним.

— Ты на правильной частоте?

— Шестнадцатый диапазон высоких частот?

— Неверная частотная полоса. Переключи на УКВ и используй мое имя в качестве наших позывных.

Лорен установила переключатель на УКВ и снова набрала частоту. Затем она заговорила в микрофон, прикрепленный к наушникам у нее на голове.

— Питт вызывает американский корабль «Беннет», — сказала она. — Вы меня слышите? Вы меня слышите? Пожалуйста, ответьте.

— Говорит «Беннетт». — Ответ прозвучал так громко и ясно, что барабанные перепонки Лорен под наушниками чуть не лопнули. — Это действительно вы, мистер Питт? У вас такой голос, как будто со времени нашей последней встречи вы сменили пол.

Самолет, который вел Питт, был засечен сверхчувствительными системами обнаружения «Беннетта» в ту же секунду, как он поднялся с земли. Как только стало ясно, что он взял курс на восток над морем, его отслеживала тактическая система электронной войны и разведки. Предупрежденный об этом инциденте в течение нескольких минут, капитан Харпер расхаживал по штабной каюте, каждые несколько секунд останавливаясь и заглядывая через плечи операторов, смотрящих на экраны радаров и мониторы компьютеров, анализирующих и усиливающих сигналы от приближающейся цели, стараясь распознать ее природу.

— Вы можете различить…?

— Либо самолет с поворотными роторами, либо с поворотными турбинами, — опередил оператор вопрос капитана. — Он поднялся вертикально, как вертолет, но приближается к нам слишком быстро для винтокрылой машины.

— Курс?

— Один-два-ноль. Похоже, что он направляется к тому месту, откуда мы запустили двух «Ибисов».

Харпер бросился к телефону и снял трубку.

— Радиорубку.

— Радиорубка слушает, сэр, — мгновенно послышался ответ.

— Есть какие-нибудь радиосигналы?

— Никаких, сэр. В эфире тихо.

— Позвоните мне в ту же секунду, как что-нибудь услышите. — Харпер положил трубку. — Курс меняется?

— Цель по-прежнему следует курсом один-два-ноль, слегка к югу от восточного направления, капитан.

Это должен быть Питт, хотя это и не может быть он. Но кто еще летел бы именно к этой точке? Совпадение? — гадал Харпер. Будучи не из тех людей, кто любит сидеть, ничего не предпринимая, он пробурчал приказ своему помощнику, стоящему рядом.

— Поверните на курс в сторону позиции, из которой мы запустили «Ибисов». Полный ход, пока я не прикажу вам что-нибудь другое.

Помощник знал, что Харпер предпочитает эффективность соблюдению протокола, поэтому он молча повернулся и быстро передал приказы на мостик.

— Вас вызывает радиорубка, капитан, — объявил один из матросов.

Харпер схватил трубку.

— Говорит капитан.

— Я принял сигнал от женщины, утверждающей, что она член Конгресса Лорен Смит. Она также утверждает, что мистер Питт ведет самолет, угнанный с острова Сосеки, на борту которого находится восемь пассажиров, включая сенатора Майкла Диаса и господина Хидеки Суму.

Поскольку Харпер находился слишком далеко в низу цепочки, по которой осуществлялось руководство операцией, чтобы его проинформировали о похищении Лорен и Диаса, его нельзя было винить в том, что он не сразу поверил этому сообщению.

— Они угнали самолет и похитили Суму? И откуда, черт возьми, Питт откопал парочку политиков на острове Сосеки? — Он помолчал, чтобы удивленно покачать головой, а затем отдал приказ по телефону. — Скажите тем, кто у вас на связи, кто бы это ни был, что я требую более конкретной информации.

Радист ответил через полминуты.

— Женщина клянется, что она член Конгресса Лорен Смит от штата Колорадо, и если вы не обеспечите им наведение на посадку и защиту от погони, если такая необходимость появится, то она собирается связаться с Роем Монро и потребовать, чтобы вас назначили командовать буксиром в Арктике. Я не тот человек, чтобы давать советы капитану, сэр, но если она дружит с секретарем флота, то она, должно быть, именно та, кем она представляется.

— Хорошо, теперь я согласен поверить ее словам. — Харпер нехотя подчинился. — Дайте им указания повернуть на двадцать градусов к югу и продолжать лететь этим курсом, пока мы не встретимся…

— Вижу два самолета, поднявшиеся с базы ВВС Сензю, — прервал их разговор оператор радара тактической системы наблюдения. — Конфигурация и скорость указывают на перехватчики «Мицубиси Равен» японских сил самообороны. Они ложатся на тот же курс, что и самолет с поворотными турбинами, и включают радарные установки.

— Черт побери! — выпалил Харпер. — Теперь нам придется иметь дело с японскими военными. — Он снова повернулся к своему дежурному офицеру.

— Известите тихоокеанское командование о нашей ситуации. Сообщите им, что я перехожу на боевое положение. Я намерен открыть огонь по преследователям, если они проявят какие-либо признаки враждебных действий. Я принимаю ответственность за защиту пассажиров на борту самолета с поворотными турбинами, исходя из убеждения, что они американские граждане.

Его дежурный помощник колебался,

— Вы не слишком рискуете, сэр?

— Пожалуй, не слишком. — Харпер лукаво улыбался. — Неужели вы всерьез полагаете, что меня отдадут под трибунал за то, что я собью вражеский самолет, чтобы спасти жизни двух членов Конгресса?

Аргументы Харпера были неотразимы. Помощник улыбнулся в ответ.

— Нет, сэр, полагаю, что вряд ли.

Питт поднял самолет на четыре тысячи метров и продолжал вести его на этой высоте. Время прижиматься к воде прошло. Он вышел за пределы радиуса действия ракетных систем острова и теперь шел прямо на «Ральф Р.Беннетт». Он расслабился и надел наушники с микрофоном, висевшие на подлокотнике его кресла.

— Осталось восемьдесят километров, — тихо сказал он. — Корабль вот-вот появится на горизонте прямо по курсу.

Джиордино сменил Лорен в кресле второго пилота и с удивлением смотрел на показания топливомера.

— Наземная команда Сумы пожадничала с топливом. Через десять минут мы будем лететь на парах.

— Им нужно было только частично заправить баки для короткого перелета с острова Сосеки и обратного пути из Эдо-Сити, — сказал Питт. — Я здорово гнал самолет и тратил топливо очень щедро.

— Теперь тебе лучше не спешить и расходовать его экономно.

В их наушниках раздался щелчок и послышался громкий голос:

— Говорит капитан Харпер.

— Рад слышать вас, капитан. — Это Дирк Питт. Продолжайте.

— Терпеть не могу сообщать дурные новости, но за вами увязались два японских комара.

— Этого только не хватало, — пробормотал Питт. — Как скоро они перехватят нас?

— Наши компьютеры сообщают, что они окажутся у вас на хвосте за пятнадцать-двадцать километров до нашей встречи.

— Нам крышка, если они атакуют, — сказал Джиордино, постукивая пальцами по стеклу топливо-мера.

— Ваши дела не так уж плохи, как вы думаете, — медленно проговорил Харпер. — Наши электронные средства подавления уже глушат их радарные системы наведения ракет. Им придется зайти почти прямо над вами, чтобы запустить ракеты визуально.

— Вы можете чем-нибудь пальнуть в них, чтобы сбить их прицел?

— Наше единственное оружие — тридцатимиллиметровый «Морской вулкан».

— Немногим лучше, чем детская пукалка, — жалобно сказал Джиордино.

— Должен вам сообщить, что эта пукалка, как вы ее называете, может производить сорок две сотни выстрелов в минуту и плеваться на восемь километров, — ответил Харпер.

— На добрых пять километров меньше, чем нужно, и слишком поздно, — сказал Питт. — Есть еще какие-нибудь идеи?

— Подождите. — Прошло целых две минуты, прежде чем Харпер снова заговорил. — Вы можете сесть под прикрытием нашего заградительного огня, если переведете самолет в пикирование и выведете его из пике на нашу палубу. Увеличенная скорость во время снижения позволит вам выиграть дополнительные четыре минуты до перехвата.

— Я не вижу никакого выигрыша, — сказал Джиордино. — Наши преследователи тоже спикируют.

— Не подходит, — ответил Питт Харперу. — Мы будем как беспомощная утка, скользя над волнами. Лучше оставаться на высоте, где у меня еще остается пространство для маневра.

— Они весьма сообразительные парни, — ответил Харпер. — Они планируют загодя. Мы отследили, что они сближаются на высоте двенадцати сотен метров, на двадцать восемь сотен метров ниже вас. Мне кажется, они собираются срезать вас при снижении во время захода на посадку.

— Продолжайте.

— Если вы воспользуетесь тактикой, разработанной нашими компьютерами, вы увеличите ваши шансы сесть под прикрытием нашего заградительного огня. Кроме того, и это жизненно важно, как только они окажутся в радиусе досягаемости нашего «Вулкана», у нас будет свободное поле огня над вами.

— Вы меня убедили, — сказал Питт. — Мы начнем снижение через сорок секунд. — Он повернулся к Лорен, сидевшей в кресле за дверью кабины.

— Посмотри, чтобы все были хорошо пристегнуты. Нам придется немного заняться рок-н-роллом.

Лорен быстро обошла салон, проверив, как привязаны Сума и Тоси, предупредив остальных. Всякие отзвуки веселья, охватившего было спасшихся членов группы МОГ, быстро угасли, и в салоне воцарилось мрачное настроение. Только японский промышленник неожиданно приобрел счастливый вид. Сума улыбался, как статуя Будды.

В кабине Питт быстро проделал серию упражнений для растяжки мышц и разработки суставов. Он сделал несколько глубоких вдохов и затем помассировал ладони и пальцы, как будто он был концертирующим пианистом, собирающимся сразиться со Второй венгерской рапсодией Листа.

— Восемнадцать километров и быстро приближаются, — услышал он голос Харпера.

Питт сжал руками штурвал и кивнул Джиордино.

— Ал, считывай мне показания измерителей высоты и скорости воздуха.

— С удовольствием, — сказал Джиордино без малейших признаков беспокойства. Он всецело полагался на Питта.

Питт нажал кнопку передатчика своего радио.

— Выполняю пикирование, — сказал он тоном патологоанатома, объявляющего о начале вскрытия трупа. Затем он крепко сжал руками штурвал и передвинул его вперед, гадая, что он скажет, когда встретит дьявола. Самолет опустил нос вниз, и его двигатели завизжали, когда он устремился к огромному синему морю, заполнявшему теперь все ветровое стекло кабины.

Глава 58

Цубои положил в сторону телефонную трубку и страдальчески взглянул через стол на Корори Ёсису.

— Наш истребитель передал, что самолет Хидеки совершил маневр, чтобы уйти от погони. У них нет времени заставить его вернуться на остров Сосеки до его встречи с американским военным кораблем. Командующий полетом запрашивает наше подтверждение приказа сбить самолет.

Ёсису отвечал, сначала немного подумав. Мысленно он уже смирился со смертью Сумы. Он затянулся сигаретой и кивнул.

— Если нет другого выхода, Хидеки должен умереть, чтобы спасти то, что мы все с таким трудом строили многие годы.

Цубои заглянул в глаза старого дракона и не увидел в них ничего, кроме суровой решимости. Тогда он заговорил в трубку:

— Приказ на уничтожение подтвержден.

Когда Цубои положил трубку, Ёсису пожал плечами.

— Хидеки лишь один из длинной череды тех, кто пожертвовал своей жизнью ради нашей новой империи.

— Это так, но американское правительство не будет счастливо потерять двух своих законодателей в том же инциденте.

— На президента окажут давление наши лоббисты и друзья в том же правительстве, чтобы он сказал мало и не сделал ничего, — сказал Ёсису с трезвой уверенностью. — Возмущение будет сосредоточено на Хидеки. Мы останемся в тени, не задетые штормом.

— И очень осторожно возьмем на себя управление его корпорациями.

Ёсису медленно кивнул.

— Это закон нашего братства.

Цубои посмотрел на старика с еще большим, чем ранее, уважением. Он понял, как Ёсису удалось выжить, когда несчетное число других авторитетов уголовного мира и «золотых драконов» сгинули за эти годы. Он знал, что Ёсису умел мастерски манипулировать другими людьми, и, кто бы не становился у него на пути, как бы ни были сильны его враги, он ни разу не потерпел поражения. Он был, как теперь, наконец, понял Цубои, самым могущественным человеком в мире, не занимавшим никакой официальной должности.

— Мировые средства массовой информации подобны жадному дракону, накидывающемуся на любой скандал, — продолжал Ёсису. — Но ему быстро надоедает его вкус, и он переходит к другому скандалу. Американцы быстро забывают. Смерть двух из их бесчисленных политиков быстро сотрется из их памяти.

— Хидеки вел себя, как дурак! — резко выпалил Цубои. — Он начал думать, что он Бог. И, как большинство людей, когда они становятся слишком могущественными и самовлюбленными, он допустил тяжкие ошибки. Похищение американских законодателей на их собственной земле было просто идиотским поступком.

Ёсису не стал отвечать немедленно, но посмотрел через стол на Цубои. Затем быстро произнес:

— Ты мне как внук, Ичиро, а Хидеки был как сын, которого у меня никогда не было. Вина лежит на мне. Если бы я крепче держал его в руках, это несчастье не случилось бы.

— Ничего не изменилось, — пожал плечами Цубои. — Попытка американских шпионов сорвать Проект «Кайтен» была предотвращена. Мы столь же могущественны, как и прежде.

— И все же нам будет очень не хватать Хидеки. Мы обязаны ему многим.

— Я бы ожидал не меньшего, если бы мы поменялись с ним местами.

Я уверен, что ты без колебаний бросился бы на меч, если бы это было необходимо, — сказал Ёсису со снисходительной улыбкой.

Цубои был слишком самоуверенным, чтобы даже принимать во внимание возможность неудачи. Он принадлежал к новому поколению и никогда не имел ни малейшего намерения отойти в сторону, воткнув нож себе в живот.

— Наша финансовая и промышленная империя будет расширяться и далее, без Хидеки, — сказал он без сожаления. — Мы должны укрепить свои сердца и двигаться вперед.

Ёсису заметил честолюбивое выражение в глазах Цубои. Молодому финансовому кудеснику не терпелось вступить в права наследника всего оставленного Сумой.

— Я поручаю тебе, Ичиро, организовать подходящую церемонию в честь нашего друга, когда мы будем чествовать его дух у Ясукуни, — сказал Ёсису, упомянув Суму так, будто он уже несколько дней был мертв.

Цубои отмахнулся от этих слов взмахом руки. Он вскочил на ноги и наклонился над столом.

— Теперь, Корори, когда Проект «Кайтен» полностью готов к действию, мы должны улучить момент, чтобы подорвать экономическую независимость Европы и Америки.

Ёсису кивнул головой, и седые волосы упали ему на лоб.

— Я согласен, что смерть Хидеки не должна привести к отсрочке наших планов. Ты должен немедленно вернуться в Вашингтон и продиктовать наши требования президенту относительно расширения наших финансовых предприятий в Америке.

— А если он отвергнет наши требования?

— Я многие годы изучал этого человека. Он реалист. Он поймет, что мы бросаем канат его умирающей стране. Он знает о нашем Проекте «Кайтен» и что он способен сотворить. Отбрось опасения, Президент Соединенных Штатов пойдет на сделку, как и Конгресс. Какой у них остался выбор?

— Двадцать две сотни, — бубнил Джиордино, произнося вслух высоту в метрах и скорость набегающего воздушного потока в узлах. — Скорость пять-двадцать.

Океан быстро приближался, белые буруны стали больше. Они проносились через клочья облаков. Скорость почти не ощущалась, только слышался рев турбин, которые Питт держал включенными на полную мощность. Определить на глаз высоту над водой было почти невозможно. Питт поручил это дело Джиордино, который в свою очередь доверился приборам, которые должны были предупредить его, когда пора выходить из пике.

— Где они? — спросил Питт в микрофон.

— Это Рей Симпсон, Дирк, — донесся голос офицера, который инструктировал их насчет «Ибисов». — Я буду направлять тебя на посадку.

— Где они? — повторил Питт.

— В тридцати километрах и быстро приближаются.

— Меня это не удивляет, — сказал Питт. — Они могут делать более чем на тысячу узлов больше, чем этот автобус.

— Пятнадцать сотен, — зачитывал Джиордино. — Скорость пять-двадцать.

— Жаль, что я не удосужился пролистать руководство для пилота, — пробормотал Питт себе под нос.

— Двенадцать сотен метров. Скорость шесть-пятьдесят. Похоже, неплохо получается.

— Откуда ты знаешь?

— Я подумал, что уместно сказать так, — пожал плечами Джиордино.

В ту же секунду сигнал тревоги раздался в кабине. Они загнали самолет за пределы его безопасной расчетной скорости в неизведанные режимы полета.

— Одна тысяча метров. Скорость семь-сорок. Крылышки, не подведите нас теперь.

Цель оказалась в пределах визуального диапазона, и пилот ведущего японского истребителя поместил красную точку, появившуюся на экране телевизионного монитора его системы наведения ракет, на пикирующий самолет с поворотными турбинами. Оптический компьютер выдал серию управляющих запуском команд и пустил ракету.

— Ракета «воздух-воздух» в полете, — предупредил их Симпсон зловещим голосом.

— Предупреди, когда она будет в километре от меня, — быстро приказал Питт.

— Шестьсот метров, — напомнил Джиордино Питту. — Скорость восемьсот. Теперь пора.

Питт не стал тратить дыхание на ответ, а потянул штурвал на себя. Самолет среагировал, словно это был планер, схваченный гигантской рукой. Постепенно, идеально ровной дугой, он перешел к горизонтальному полету на опасно низкой высоте, меньше чем в семидесяти метрах над водой.

— Ракета приближается, расстояние три километра, — сказал Симпсон, его голос был невыразительным и отчужденным.

— Ал, приготовься повернуть турбины на максимальный угол, — неуверенно сказал Питт.

Почти в ту же секунду, казалось, Симпсон выкрикнул:

— Один километр.

— Давай!

Джиордино молниеносным движением перебросил рычаги установки наклона двигателей из горизонтального положения в вертикальное.

Самолет, казалось, подпрыгнул, из горизонтального полета отклонившись почти на девяносто градусов вверх. Его тряхнуло, и всех бросило вперед неожиданным изменением импульса и направленной вверх тягой двигателей, все еще включенных на максимальную мощность.

Ракета скользнула ниже, разминувшись с брюхом самолета меньше чем на два метра. И затем она исчезла, промелькнув прочь и в конце концов упав в море.

— Прекрасная работа, — похвалил Питта Симпсон. — Вы подходите к зоне досягаемости нашего «Вулкана». Старайтесь оставаться на малой высоте, чтобы у нас было свободное поле огня над вами.

— Нам потребуется некоторое время, чтобы перевести снова этот автобус в горизонтальный полет к вашей палубе, — сказал Питт Симпсону, и разочарование проявилось в углубившихся морщинах на его лице. — Я потерял скорость.

Джиордино вернул турбины в горизонтальное положение, пока Питт удерживал самолет, стараясь перевести его в горизонтальный полет с минимальной потерей высоты. Он выровнялся и направился прямо к маячившему впереди кораблю в каких-то двадцати метрах над водой. Питту он казался неподвижным бумажным корабликом на пластмассовом море, выглядывающим из-за гребней волн.

— Истребители приближаются, но нет никаких признаков запуска ракет, — раздался тревожный голос Симпсона. — Они медлят до последней секунды, чтобы успеть среагировать на твой следующий маневр. Ты бы лучше садился на палубу, и побыстрее.

— Я иду сейчас на уровне гребней волн, — ответил Питт.

— И они тоже. Один над другим, так что ты не можешь снова прыгать, как летающее блюдце.

— Должно быть, они читают наши мысли, — спокойно заметил Джиордино.

— Поскольку у вас нет скрамблера для шифрования голоса, они слушают каждое ваше слово, — предупредил их Симпсон.

— Мог бы и раньше нам об этом сказать.

Питт смотрел через ветровое стекло на «Ральф Р. Беннетт». У него было такое чувство, что стоит ему протянуть руку, и он коснется огромной антенной решетки.

— Следующее действие спектакля за вами, «Беннетт». Мы исчерпали наш набор сюрпризов.

— Ворота в крепость открыты, — неожиданно раздался голос Харпера. — Поверните на пять градусов к корме и не забудьте нырнуть, когда появится почта.

— Ракета пущена, — сказал Симпсон.

— Слышу, — ответил Питт, — но мне некуда деваться.

Питт и Джиордино инстинктивно сгруппировались в ожидании удара и взрыва. Они были так же беспомощны, как возвращающиеся в голубятню голуби, на которых напал коршун. Внезапно их спасители выплеснули шквал огня, пронесшийся прямо перед носом их самолета и прогремевший у них над головами и далее к хвосту.

«Морской вулкан» «Беннетта» проснулся. Семь стволов современной пушки Гатлинга вращались вокруг общей оси и делали 4200 выстрелов в минуту, выбрасывая такой плотный поток огня, что траекторию снарядов можно было увидеть невооруженным глазом. Струя рассекала небо, пока не встретила подлетающую ракету, взорвавшуюся грибообразным облачком пламени меньше чем в двухстах метрах за хвостом ускользающего самолета с поворотными двигателями.

Затем она направилась к ведущему истребителю, поймала его и срезала напрочь одно крыло, как зубы ломтик жареного картофеля. Истребитель «Ворон» концерна «Мицубиси» несколько раз перевернулся в воздухе и рухнул в воду со страшным всплеском. Второй истребитель ушел в крутой вираж, едва увернувшись от потока снарядов, безжалостно приближавшихся к выхлопной струе его двигателей, и поспешил лечь на обратный курс в направлении Японии. Лишь тогда «Морской вулкан» замолчал, и его последний снаряд описал дугу в синеве и упал в море, превратив гребни волн в белую пену.

— Сажайте вашу машину, мистер Питт. — Огромное облегчение ясно слышалось в голосе Харпера. — Ветер с правого борта, скорость семь узлов.

— Спасибо, капитан, — сказал Питт. — И спасибо вашей команде. Это была отличная стрельба.

— Все дело в том, чтобы знать, как нужно любить вашу электронику.

— Начинаю окончательное приближение.

— Жаль, что у нас нет духового оркестра и подходящей к такому случаю комиссии для встречи высоких гостей.

— Звезды и полосы, развевающиеся на ветру, вполне сгодятся.

Через четыре минуты Питт посадил самолет с поворотными двигателями на вертолетной площадке «Беннетта». Лишь после этого он глубоко вздохнул, утонул в своем кресле и расслабился, пока Джиордино заглушал двигатели.

Впервые за несколько недель он чувствовал себя в безопасном и надежном месте. В его ближайшем будущем больше не маячили опасности и неожиданности. Его роль в операциях группы МОГ была завершена. Он думал только о том, как вернуться домой, а затем, может быть, отправиться понырять в теплых водах Пуэрто-Рико или Гаити, если удастся, то вместе с Лорен.

Питт рассмеялся бы от абсолютной невозможности в это поверить, если бы сейчас кто-нибудь вошел в кабину и предсказал, что не пройдет и нескольких недель, как адмирал Сэндекер будет произносить эвлогию на его поминальной службе.

Часть IV Дыхание матери

Глава 59

20 декабря 1993 г.

Вашингтон, округ Колумбия

— Они выбрались оттуда! — ликующе объявил Джордан, резким движением бросив телефонную трубку в кризисном штабе Агентства национальной безопасности, расположенном глубоко под Белым домом. — Нам только что сообщили, что наша группа МОГ покинула остров Сосеки.

Дейл Николс подозрительно посмотрел на Джордана.

— Это точно?

Джордан кивнул с видом полной уверенности.

— Информация надежная. Их атаковали истребители японских сил самообороны, но они ускользнули от преследования.

Президент подошел к своему креслу.

— Где они сейчас?

— Благополучно приземлились на борт «Ральфа Р. Беннетта», разведовательного корабля ВМФ, дежурившего в ста километрах от острова.

— Потери есть?

— Никаких.

— Слава Богу за это.

— Но это еще не все, далеко не все, — сказал Джордан, заведенный, как часовая пружина. — Они доставили с собой на борт нашего корабля члена Конгресса Смит, сенатора Диаса и Хидеки Суму.

Президент и все прочие смотрели на него с безмолвным удивлением. Наконец Николс произнес:

— Как это им удалось?

— Подробности пока очень отрывочны, но коммодор Харпер, капитан «Беннетта», сказал, что Дирк Питт и Ал Джиордино захватили самолет, который должен был доставить Смит и Диаса в Эдо-Сити. Они как-то ухитрились схватить Суму и его секретаршу и взлететь в поднявшейся суматохе.

— Сума, — восхищенно произнес директор ЦРУ Мартин Броган. — Ну, это нам подарочек прямо с неба.

Удивление и радость в глазах президента сменились задумчивостью.

— Это придает ситуации совершенно новый аспект.

— В этих обстоятельствах, господин президент, — сказал министр обороны Джесси Симмонс, — я советую отменить ядерный удар по центру «Дракон».

Президент взглянул на большие часы, ведущие обратный счет времени до ядерной атаки на стене кризисногоштаба. На них было десять минут до запуска.

— Ради Бога, конечно, да, отзовите приказ.

Симмонс просто кивнул генералу Клейтону Меткалфу, председателю Объединенного комитета начальников штабов, который тут же схватил телефонную трубку и начал отдавать распоряжения. Через полминуты Меткалф кивнул.

— Они остановлены на стартовых площадках.

Государственный секретарь Дуглас Оутс просто сиял от радости.

— Еле успели, господин президент. Я был против ядерного удара с самого начала.

— Центр «Дракон» и Проект «Кайтен» никуда не делись, — напомнил президент Оутсу. — Они все еще представляют грозную опасность. Кризис просто перешел из острой стадии к временной передышке.

— Верно, — продолжал настаивать Оутс, — но теперь, когда Сума в наших руках, мы, можно сказать, держим змею за голову.

— Не могу дождаться, что наши специалисты по допросам сумеют вытянуть из него, — радостно заметил Броган.

Оутс покачал головой, решительно не соглашаясь с этим.

— Сума — это не мелкая рыбешка в пруду. Он один из богатейших и влиятельнейших людей в мире. Не следует ожидать, что можно применять к нему жесткую тактику без самых тяжких последствий.

— Как он с нами, так и мы с ним. — В голосе Джордана звучало удовлетворение. — Я не вижу причин проявлять милосердие к человеку, похитившему двух членов Конгресса и собиравшемуся взорвать атомные бомбы на американской земле.

— Я согласен с тобой, Рой, — сказал Броган, кисло улыбнувшись Оутсу. — Этот парень настолько растленный, насколько это только возможно. Я готов поспорить на обед со всеми здесь присутствующими, что японское правительство промолчит и не предъявит никаких протестов.

Оутс был непоколебим.

— Не в наших национальных интересах действовать, подобно варварам.

— Хорошие парни финишируют последними, — сказал Джесси Симмонс. — Если бы мы проводили твердую линию, как русские, у нас не было бы заложников в Ливане.

— Джесси прав, — согласился Николс. — Мы были бы последними идиотами, если бы отпустили его, чтобы он мог вернуться в Японию и возобновить свою частную войну против нас.

Броган сказал:

— Премьер-министр Дзансиро и его кабинет не посмеют поднять шум, иначе вся эта грязная история просочится в мировую печать и обрушится на них как тонна кирпичей. Нет, ты не прав, Дуг, следующий шаг в устранении этой страшной угрозы нашему народу должен состоять в том, чтобы выкручивать Суме руку до тех пор, пока он не выдаст точные места нахождения заминированных машин.

Президент обвел глазами стол с выражением усталости и терпения.

— Мистер Сума не является другом нашей страны. Он полностью в твоем распоряжении, Мартин. Заставь его петь, как канарейка. Нам нужно добраться до этих бомб и обезвредить их чертовски быстро.

— Как скоро сможет флот эвакуировать Суму с «Беннетта»? — повернулся Броган к Симмонсу.

— У нас нет авианосцев в этой части океана, — ответил министр обороны, — так что придется подождать, когда корабль окажется в пределах радиуса действия вертолетов от острова Уэйк, ближайшей точки, откуда мы можем забрать его самолетом.

— Чем скорее Сума окажется в Вашингтоне, тем скорее мы сможем вытянуть из него эти данные, — заявил Броган.

Президент кивнул.

— Мне также будет интересно узнать, что увидели член Конгресса Смит и сенатор Диас.

Дон Керн вошел в комнату и тихо зашептал что-то на ухо Джордану, кивавшему, пока он слушал, и затем посмотревшему на президента.

— Похоже, что наши друзья из НУМА решили для нас еще одну проблему. Коммодор Харпер сообщил, что самолет с поворотными турбинами, который Питт и Джиордино захватили для полета с острова Сосеки, был заправлен на борту «Беннетта». Они в воздухе и летят сейчас к острову Уэйк, пока мы тут разговариваем.

Внимание президента переключилось на Меткалфа.

— Генерал, я поручаю вам организовать доставку Сумы и наших законодателей в столицу военным транспортом настолько быстро, насколько это в человеческих силах.

— Я прикажу Генералу Дьюку Маккею, командующему базой ВВС Андерсон на Гуаме, выслать на остров Уэйк свой личный реактивный самолет. Он будет ждать на земле, когда Питт сядет.

Теперь президент посмотрел на Джордана.

— Каков статус центра «Дракон»?

— Сожалею, сэр, — ответил Джордан. — Сообщения коммодора Харпера были очень кратки. В них не было ни слова от нашей группы МОГ, удалось ли им выполнить задачу.

— Тогда мы не узнаем ничего, пока они не доберутся до острова Уэйк.

— Ничего, сэр.

Оутс бросил на Джордана неприязненный взгляд.

— Если ваши люди не справились с заданием помешать центру «Дракон» стать работоспособным, может произойти ужасное несчастье.

Джордан в ответ посмотрел на Оутса не более дружелюбно.

— Если они вернулись целыми и невредимыми, значит, они сделали то, для чего их посылали.

— Мы не знаем это наверняка.

— Даже если это так, мы заведомо получили передышку, раз архитектор и строитель Проекта «Кайтен» в наших руках, — сказал Симмонс. — Остальные участники заговора Сумы будут деморализованы. Они не посмеют предпринять серьезных агрессивных действий, когда их лидер у нас под колпаком.

— Боюсь, что ваша теория не выдержит испытания практикой, — медленно произнес Джордан. — Мы невнимательно отнеслись к сообщению Харпера с «Беннетта».

— Там что-нибудь есть об этом? — спросил президент.

— Та часть, где говорится о том, что самолет ускользнул от нападения японских истребителей.

Джордан кивнул.

— Они должны были знать, что Сума находится на борту. И все же они пытались его сбить.

Симмонс постукивал пальцами по своему блокноту, пока говорил.

— Тогда мы должны предполагать, что они… кто бы ни были эти они…

— Старый король японского преступного мира, Корори Ёсису, и его дружок, финансист Ичиро Цубои, — объяснил Джордан, перебив Симмонса. — Они являются криминальными компаньонами Сумы по его промышленной империи.

— Тогда мы должны предполагать, — повторил Симмонс, — что Хидеки Суму есть кому заменить.

— Похоже, что это так, — сказал Керн, впервые произнеся что-то вслух за все это время.

— Откуда следует, что Ёсису и Цубои могут войти в центр и активизировать системы детонации, — предположил президент.

Выражение оптимизма на лице Брогана начало медленно исчезать.

— После того как Сума оказался в наших руках, трудно сказать, как они будут реагировать.

— Может быть, мне следует снова отдать приказ о ядерном ударе, — не то серьезно, не то шутя сказал президент.

Джордан отрицательно покачал головой.

— Не прямо сейчас, господин президент. Есть другой способ добиться отсрочки для того, чтобы заново оценить ситуацию.

— Что у тебя на уме, Рей?

— Мы позволим японцам перехватить сообщение капитана Харпера, в котором будет говориться, что самолет, на котором находились Диас, Смит и Сума, упал в море и разбился, а все пассажиры погибли.

Броган скептически отнесся к этому предложению.

— Вы думаете, они клюнут на это?

— Скорее всего, нет, — сказал Джордан с лукавым видом, — но готов биться об заклад, что они будут размышлять над этим до тех пор, пока мы не уничтожим Проект «Кайтен» к чертовой матери.

Глава 60

Как и обещал председатель Объединенного комитета начальников штабов, персональный пассажирский реактивный самолет ВВС С-20 генерала Маккея стоял рядом со взлетной полосой, протянувшейся через весь остров Уэйк, когда Питт опустил свой самолет с поворотными турбинами на размеченную вертолетную площадку рядом с небольшим зданием аэродрома.

Мэл Пеннер прилетел с Палау и ждал, зажав уши ладонями от рева турбин, когда колеса самолета опустились на бетон. Площадка была оцеплена и охранялась почти двадцатью полицейскими. Пеннер подошел к самолету и в ожидании встал у дверцы. Она распахнулась, и Уэзерхилл первым вышел из салона.

Пеннер шагнул вперед, и они обменялись рукопожатиями.

— Рад видеть, что ты по-прежнему среди живых.

— Я тоже этому рад, — ответил Уэзерхилл, улыбаясь до ушей. Он оглянулся вокруг на окруживших самолет военных полицейских ВВС. — Мы не ожидали встретить здесь целую делегацию по приему почетных гостей.

— Вы были главной темой горячей дискуссии в Белом доме. Вы действительно прихватили с собой Суму?

Уэзерхилл кивнул.

— А еще Диаса и Смит.

— У вас неплохой улов.

Стаси сошла вниз и тоже удивилась, увидев Пеннера и охрану.

— Что-то подсказывает мне, что мы не собираемся наполнить баки и продолжать наш полет на Гавайи, — сказала она, крепко обнимая Пеннера.

— Увы, нет. Здесь находится пассажирский самолет ВВС, посланный доставить Суму и законодателей в Вашингтон. Их будут сопровождать и охранять военные разведчики. Всем остальным приказано остаться здесь, на острове Уэйк, для встречи с группой высокопоставленных шишек, посланных Джорданом и президентом.

— Сожалею, что мы не могли послать вам больше данных, — объяснил Уэзерхилл, — но мы подумали, что лучше не доверять эту информацию радиоволнам и доложить ее лично.

— Джордан согласился с этим. Вы приняли правильное решение.

Уэзерхилл протянул Пеннеру папку, заполненную аккуратно напечатанными страницами.

— Вот полный отчет.

Пеннер уставился на отчет непонимающим взглядом.

— Как?

Уэзерхилл жестом показал назад, в салон самолета.

— Сума оборудовал его полностью, как летающий офис, чтобы вести дела на борту. Мы написали его во время полета с помощью текстового процессора.

Манкузо высунул голову из дверцы.

— Привет, Мэл. Ты захватил бумажные тапочки для вечеринки и шампанское?

— Рад видеть тебя, Фрэнк. Когда я могу встретиться с вашими пассажирами?

— Мы их сейчас отправляем. Тебе придется минутку подождать наших японских гостей, мне их надо сначала отвязать.

— Вы держите их связанными?

— Они временами капризничают.

Лорен и Диас спустились на бетон, щурясь от яркого солнца, и были представлены Пеннеру, сообщившему им, куда и как они полетят дальше. Затем Манкузо вывел Тоси и Суму, крепко держа под руки каждого из них.

Пеннер слегка поклонился.

— Добро пожаловать в Соединенные Штаты, мистер Сума, но я не думаю, что вам понравится пребывание здесь.

Сума бросил на Пеннера презрительный взгляд, который он приберегал для существ низшего сорта, и вел себя так, будто разведчик-оперативник был невидимым.

Тоси смотрела на Пеннера с нескрываемой ненавистью.

— Вы должны обращаться с господином Сумой с надлежащим уважением. Он требует, чтобы его немедленно освободили и вернули в Японию.

— О, его непременно вернут, — с издевкой сказал Пеннер. — После того как он насладится полностью оплаченным отпуском в столице нашей страны, любезно предоставленным ему американскими плательщиками.

— Вы нарушаете международное право, — сказал Сума угрожающим тоном. — И если вы не освободите нас, возмездие будет быстрым, и многие ваши соотечественники умрут.

Пеннер повернулся к Уэзерхиллу.

— Может он подкрепить свою угрозу?

Уэзерхилл посмотрел на Суму.

— Сожалею, но вы можете забыть о центре «Дракон». Его самый лакомый кусочек мы вырезали.

— Вы добились успеха? — спросил Пеннер. — Рей Джордан и Дон Керн от нетерпения узнать об этом лезут на стенки.

— Лишь временная мера. У нас едва хватило взрывчатки, чтобы взорвать жгут волоконно-оптических кабелей. Через несколько дней они исправят это повреждение.

С самолета сошел доктор Джош Ногами, которого приветствовал Пеннер.

— Большое удовольствие встретиться с вами, док. Мы признательны за ваши усилия по передаче нам информации. Ваша помощь была неоценимой.

Ногами скромно пожал плечами.

— Жаль, что мне не удалось спасти Джима Хана-муру.

— Вы бы могли выдать себя, если бы попытались это сделать, и тогда вас тоже могли убить.

— Мистер Питт сделал все, что мог, чтобы этому помешать, и преуспел. — Ногами огляделся вокруг, но не увидел знакомых лиц. — Похоже, я теперь агент без задания.

— Когда наш заместитель директора по оперативному планированию, Дон Керн, узнал, что вы находитесь на борту, он сделал запрос, чтобы вас временно прикомандировали к нам. Ваш начальник согласился. Если вы не против поработать несколько дней с кучкой провинциалов, ваше знание расположения помещений центра «Дракон» было бы нам чрезвычайно полезно.

Ногами кивнул.

— Погода здесь в любой день лучше, чем в дождливом Лондоне.

Прежде чем Пеннер смог ответить, Джиордино выпрыгнул из самолета и подбежал к взводу военных полицейских ВВС, сопровождающих Суму и Тоси к ждущему их С-20. Он подбежал к офицеру, командующему этим взводом, и попросил его на несколько секунд остановить процессию.

Джиордино был выше Тоси лишь на полсантиметра. Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Дорогуша, жди меня.

Она посмотрела на него с удивлением и досадой.

— О чем вы говорите?

— Об ухаживании, любовном преследовании, о ласке, о привязанности, о предложении. Как только я смогу догнать тебя, я намерен сделать тебя счастливейшей из всех женщин на свете.

— Вы сумасшедший!

— Это лишь одно из моих многочисленных достоинств, — с обаятельной улыбкой сказал Джиордино. — Ты обнаружишь множество других в ближайшие годы.

Как ни удивительно, Тоси была тронута. По какой-то странной причине, которую она не в силах была понять, она начала находить совсем неяпонский подход Джиордино привлекательным. Ей пришлось приложить усилия, чтобы подавить все признаки дружелюбия, которое она начала испытывать к нему.

Джиордино уловил ее неуверенность и обхватил ее нежные плечи своими здоровенными ручищами, быстро поцеловал ее в губы и улыбнулся.

— Я догоню тебя, как только смогу.

Она все еще продолжала безмолвно смотреть на него через плечо, когда Пеннер взял ее за локоть и бесцеремонно увел прочь.

Питт сопровождал Лорен к самолету С-20 после того, как Сума, Тоси и Диас заняли места в салоне. Они молча шли к самолету, чувствуя, как солнечное тепло и влажный ветерок ласкают кожу.

Лорен остановилась в нескольких метрах от трапа, посмотрев Питту в глаза.

— Кажется, кто-то из нас двоих вечно приходит и уходит.

Он кивнул.

— Мы всегда заняты каждый своими делами. И наши деловые расписания никогда не пересекаются.

— Может быть, однажды… — Ее голос тихо умолк.

— Однажды непременно, — понимающе сказал он.

— Ты не собираешься вернуться?

Он пожал плечами.

— Я не знаю. Алу и мне приказано остаться здесь.

— Они не могут снова послать тебя на этот чертов остров. Не сейчас.

— Я ведь морской инженер, ты же помнишь? Я буду последним человеком, которого они могли бы послать атаковать центр «Дракон» с шестиствольной базукой.

— Я поговорю с президентом и потребую, чтобы тебя с Алом отправили домой.

— Не слишком выкладывайся, — легко сказал он. — В это время мы, вероятно, опять будем лететь на восток.

Она встала на цыпочки и мягко поцеловала его в губы.

— Спасибо тебе за все.

Питт улыбнулся.

— Я все готов сделать, чтобы доставить удовольствие симпатичной леди.

Слезы начали подступать у нее к глазам. Она каким-то образом знала, что ей нескоро суждено увидеть его. Она внезапно отвернулась и побежала по трапу в самолет.

Питт стоял и смотрел ей вслед. Затем помахал рукой, когда ее лицо появилось за стеклом иллюминатора, но когда Лорен снова стала искать его глазами, пока самолет выруливал на взлетную полосу, он уже ушел.

Глава 61

Цубои отказывался поверить этому. Расставшись с Есису и в страшной спешке добравшись от Токио в Эдо-Сити и затем в центр «Дракон», чтобы принять на себя командование, он стоял теперь в помещении центра управления, закипая от ярости. — Что значит, что вы не можете взорвать ни одной заминированной машины? — решительно требовал он ответа.

Такеда Куродзима, главный управляющий центра «Дракон», был крайне смущен. Он беспомощно озирался вокруг, в поисках моральной поддержки у своей маленькой армии инженеров и ученых, но они все потупили глаза в пол, словно надеясь, что сквозь него можно провалиться.

— Только господин Сума знает эти коды, — ответил Куродзима, разводя руками. — Он лично запрограммировал систему кодов для сигналов активации взрывателей и детонации.

— Сколько времени вам потребуется для перепрограммирования этих кодов?

Куродзима снова посмотрел на своих подчиненных. Они начали быстро переговариваться между собой. Затем, словно о чем-то они наконец договорились, один из них шагнул вперед и забормотал так тихо, что Цубои не мог разобрать его слов.

— Что? Что вы сказали?

Куродзима наконец посмотрел Цубои в глаза.

— Трое суток, нам понадобится трое суток как минимум, чтобы стереть командные коды господина Сумы и перепрограммировать систему.

— Так долго?

— Это не простая и не быстрая процедура.

— Каков статус водителей-роботов?

— Их программа доступна, — ответил Куродзима. — Господин Сума не вводил коды, инициирующие их системы вождения и ориентирования.

— Двое суток, сорок восемь часов. Это все, что у вас есть, чтобы сделать Проект «Кайтен» полностью готовым к действию. — Цубои поджал губы и стиснул челюсти. Он начал мерять шагами комнату пультов управления центра «Дракон». Он мысленно поносил последними словами змееподобный мастерский ум, перехитривший их всех. Сума не доверял никому, даже своему старейшему и ближайшему другу Есису.

Зазвонил телефон, и один из техников снял трубку. Он вытянулся по стойке «смирно» и протянул трубку Цубои.

— Господин Есису из Токио вызывает вас.

— Да, Корори, Ичиро слушает.

— Наша разведка перехватила доклад с американского корабля. Они утверждают, что самолет Хидеки был сбит. Наши пилоты действительно видели, что его самолет упал в море?

— Только один вернулся и сообщил, что из-за ответного огня с корабля он не видел, попала ли в цель пущенная им ракета.

— Это могло быть блефом со стороны американцев.

— Мы не сможем узнать, так ли это, пока один из наших разведовательных спутников не пролетит над кораблем.

— А если он покажет, что самолет находится на борту корабля?

Есису колебался.

— Тогда мы будем знать, что опоздали. Хидеки потерян для нас.

— И находится под надежной охраной американских разведовательных служб, — закончил Цубои недоговоренную мысль Есису.

— Если его будут допрашивать с применением наркотиков, он наверняка выдаст местонахождение заминированных автомобилей.

— Значит, нам нужно действовать быстро, чтобы спасти Проект «Кайтен».

— Тут есть еще одна проблема, — уныло сказал Цубои. — Только Хидеки знал оперативные коды сигналов активации взрывателей и детонации.

На другом конце телефонной линии помолчали. Затем Есису медленно произнес:

— Мы всегда знали, что у него был коварный ум.

— Да, это мы знали слишком хорошо.

— Тогда я доверяю тебе найти новые направления действий.

— Я не обману вашего доверия.

Цубои положил трубку и уставился в экран наружного монитора, имитирующий окно. Молчание воцарилось в пультовой комнате, все ожидали, что он скажет. Должна была существовать другая возможность, чем просто отложить возмездие Соединенным Штатам и другим западным странам. Цубои был сообразительный человек, и ему хватило нескольких секунд, чтобы предложить альтернативный план.

— Насколько сложно взорвать одну из бомб вручную? — спросил он собравшихся в пультовой инженеров и ученых.

Куродзима вопросительно поднял брови.

— Взорвать без закодированного сигнала?

— Да, да.

Технический ум, возглавлявший разработку Проекта «Кайтен» с начала до конца, поклонился и ответил:

— Существует два метода сделать массу расщепляющегося материала сверхкритической и заставить ее взорваться. Один — окружить эту массу оболочкой из мощной взрывчатки, подрыв которой приведет к детонации расщепляющегося материала. Другой — выстрелить две массы навстречу друг другу устройством вроде пушки.

— Как мы взорвем ту бомбу, которая спрятана в автомобиле?

— Скорость, — коротко ответил Куродзима. — Удар, вызванный пулей, с высокой скоростью прошившей оболочку компрессора и попавшей в плутониевую массу, может сделать это.

Цубои уставился ему в лицо пристальным вопрошающим взглядом.

— Вы хотите сказать, что бомбы можно взорвать всего лишь выстрелом из ружья?

Куродзима снова склонил голову в поклоне.

— С близкого расстояния, да.

Воздействие, которое это сообщение оказало на Цубои, было едва в пределах вероятности.

— Тогда почему бы вам просто не запрограммировать водителя-робота выстрелить из ружья с высокой начальной скоростью пули в корпус компрессора кондиционера?

— Тут снова проблема времени, — ответил Куродзима. — Роботы, запрограммированные вести машины к пунктам подрыва, не сконструированы и не запрограммированы делать что-либо иное.

— Один из роботов-охранников, его можно модифицировать?

— Тут обратная проблема. Роботы-охранники сконструированы для высокой мобильности и ведения огня. Они не рассчитаны на то, чтобы вести автомобиль.

— Сколько нужно времени, чтобы сделать робота, способного справиться с этой работой?

— Недели, не меньше месяца. Вы должны понимать, что нам предстоит создать очень сложное механическое устройство. На наших производственных линиях нет ни одного устройства, способного вести машину, выйти из нее на механических ногах, открыть капот и выстрелить из ружья. Робота с такими встроенными в него движениями придется делать с нуля, а это требует времени.

Цубои посмотрел на него.

— Мы должны взорвать одну из них в течение следующих пяти часов, чтобы заставить американцев поверить, будто система готова действовать.

Куродзима вернул себе самообладание. Он контролировал ситуацию, и его страх перед Цубои рассеялся. Он посмотрел на финансиста долгим пристальным взглядом.

— Ну, хорошо, тогда вам просто нужно найти человека, который сделает эту работу.

Было около пяти часов вечера. Небо на востоке потемнело и стало темно-синим, когда С-20 пролетел половину пути над Тихим океаном, держа курс на Калифорнию. До посадки на гавайском острове Хикам Филд с целью дозаправки оставалось меньше двух часов. Лорен глядела вниз, напрягая зрение, стараясь увидеть крохотный силуэт и белый след за кормой корабля, но видела лишь плоскую поверхность океана и несколько бурунов.

Она повернулась во вращающемся кресле, предназначенном для дежурного офицера, и оказалась лицом к Суме. Он сидел, надменно демонстрируя полное самообладание и прихлебывая из стаканчика содовую воду. Потрясение от того, что его похитили, и огорчение от сознания, что Ёсису приказал убить его, давно прошли, и теперь он отдыхал, в высшей степени уверенный в том, что в Вашингтоне ему удастся снова овладеть ситуацией.

Он посмотрел на нее и тонко улыбнулся.

— Итак, вы собираетесь поддержать законопроект, закрывающий все ваши рынки для японских товаров.

— В свете того, что я увидела и пережила за последние несколько дней, это неудивительно, — ответила Лорен. — Вы осуждаете меня за это?

— Мы, японцы, планировали далеко в будущее, предусмотрев именно эту возможность. Наша экономика выживет, поскольку мы уже вложили значительные средства в расширение наших европейских и азиатских рынков. Скоро мы больше не будем нуждаться в американских потребителях. Закрытие вашего рынка — это просто еще один нечестный прием американцев, стремящихся дискриминировать нас.

Лорен рассмеялась.

— Что вы знаете о честной торговой практике? — Затем она перешла к серьезным вещам. — Ни один иностранец не может придти в Японию продавать свои товары без того, чтобы его насмерть не замучили вашими торговыми барьерами, не связали по рукам и ногам вашей системой распределения заказов и лицензий, держащейся на взятках, и не подорвали его бизнес конкуренцией местных производителей. И при этом все время вы настаиваете, что ни один иностранец не может понять вашей культуры.

— Ваше поведение, член Конгресса Смит, явно мотивируется расистскими антияпонскими предубеждениями. Мы не находим ничего постыдного в стремлении расширить свои операции на мировом рынке. После войны мы начинали с нуля. И все, что мы построили, вы хотите у нас отобрать.

— Отобрать что? Самовольно присвоенное вами право править мировой экономикой? — Лорен могла едва заметить проблески растущего разочарования в глазах Сумы. — Вместо того, чтобы помочь вам встать из пепла и построить чрезвычайно успешную экономику, нам, возможно, следовало бы поступить с вами так, как вы поступили с Маньчжурией, Кореей, Китаем и другими странами за годы вашей оккупации.

— Многие экономические успехи в послевоенном развитии этих стран вызваны японским руководством.

Лорен покачала головой от удивления его нежеланием признавать исторические факты.

— Немцы, по крайней мере, продемонстрировали сожаление и стыд за жестокости нацистов, но ваш народ ведет себя так, как будто он не имеет никакого отношения к массовым убийствам миллионов людей по всей Азии и Тихому океану.

— Мы очистили свою память от воспоминаний об этих годах, — сказал Сума. — Неприятные события были неизбежны, но мы ведь находились в состоянии войны.

— Но ведь вы сами начали эту войну. Никто не нападал на Японию.

— Это все в прошлом. Мы думаем только о будущем. Время покажет, чья культура является высшей, — с вызовом в голосе сказал он. — Как и все другие западные страны со времен древней Греции, вы падете от внутреннего разложения.

— Возможно, — сказала Лорен с мягкой улыбкой, — но тогда в конце концов это случится и с вами.

Глава 62

Пеннер поднялся со стула, повернулся и обратится лицом к выжившим членам группы МОГ, собравшимся в офисе, размещенном внутри одного из коммерческих авиационных ангаров. Он вытряхнул пепел из своей трубки в ведро с песком, стоявшее рядом с его столом, и кивнул на двух человек, один из которых сидел, а другой стоял у задней стены.

— Я собираюсь предложить продолжить наш брифинг Клайду Инграму, вон тому джентльмену в яркой гавайской рубашке. Клайд носит странный титул директора отдела интерпретации научных и технических данных. Он расскажет нам о своем открытии. Затем Кертис Микер, мой старый приятель, с которым мы много лет проработали вместе в секретной службе, и заместитель директора отдела продвинутых технических операций расскажет нам, какая идея крутится в его извращенном уме.

Инграм подошел к пюпитру, на который была накинута скатерть. Его голубые глаза глядели сквозь дорогие очки причудливой формы, прикрепленные к цепочке, которая обвивала его шею. Его длинные волосы были аккуратно зачесаны вниз, он был невысок ростом, и верхнюю часть его тела прикрывала черная рубашка «алоха», выглядевшая так, будто она была разодрана в сумасшедшей гонке на «феррари» вокруг Гонолулу актером Томом Селлеком в роли Томаса Магнума.

Он откинул покрывало с пюпитра и небрежным жестом большого пальца показал на большую фотографию какого-то предмета, похожего на старый самолет.

— То, что вы видите на этом снимке, это бомбардировщик времен второй мировой войны Б-двадцать-девять «Сьюперфортресс», лежащий на морском дне в тридцати шести милях от острова Сосеки на глубине триста двадцать метров, или, для тех из вас, кому трудно воспринимать метрическую систему, немногим глубже тысячи футов под водой.

— Изображение такое четкое, — сказала Стаси. — Это что, было снято из батискафа?

— Впервые самолет был обнаружен нашим разведывательным спутником «Пирамидер-11», пролетавшим над островом Сосеки.

— Вы можете получить такое резкое изображение морского дна со спутника на орбите? — недоверчиво спросила она.

— Мы можем.

Джиордино сидел в задней части комнаты, положив ноги на спинку стоящего перед ним стула.

— Как эта штука работает?

— Я не могу предложить вам подробное описание этой техники, что заняло бы часы, но просто скажу, что физический принцип работы основан на взаимодействии пульсирующих акустических колебаний с излучением очень низкочастотного радара, создающем геофизические образы подводных объектов и рельефа дна.

Питт потянулся, чтобы расслабить напряженные мышцы.

— Что происходит после того, как такой образ получен?

— «Пирамидер» передает этот образ, представляющий собой почти бесформенное пятно, ретрансляционному спутнику, пересылающему его в Белые пески, штат Нью-Мексико, для компьютерного усиления и контрастирования. Затем он пересылается в Агентство национальной безопасности, где он анализируется и людьми, и компьютерами. В данном конкретном случае этот объект возбудил наше любопытство, и мы послали самолет-разведчик «Эс-Эр-девяносто Каспер», чтобы получить более подробную картинку.

Стаси подняла руку.

— «Каспер» использует ту же систему генерации изображений, что и «Пирамидер»?

Инграм с сожалением пожал плечами.

— Извините, но все, что я могу вам открыть, не навлекая на себя неприятностей, это то, что «Каспер» получает изображения в реальном масштабе времени, записанные на магнитную ленту в аналоговом режиме. Можно сказать, что «Пирамидер» и «Каспер» по разрешающей способности и полю зрения соотносятся, как сноп света от ручного фонарика и лазерный луч. Один покрывает большое пространство, тогда как другой разрешает мелкие детали небольшого пятнышка.

Манкузо наклонил голову набок и с любопытством рассматривал увеличенный снимок.

— Ну, и чем для нас примечателен этот затонувший старый бомбардировщик? Какое он может иметь отношение к Проекту «Кайтен»?

Инграм быстро бросил взгляд на Манкузо и затем постучал карандашом по фотографии.

— Этот самолет, точнее, то, что от него осталось, должен разрушить остров Сосеки и центр «Дракон».

Никто не поверил ему даже на мгновение, все смотрели на него как на жулика, продающего эликсир от всех болезней кучке бродяг, пришедших на карнавал.

Джиордино нарушил молчание.

— Пара пустяков поднять самолет и отремонтировать его для бомбового вылета.

Доктор Ногами выдавил улыбку.

— Чтобы слегка повредить центр «Дракон», нужно нечто существенно большее, чем бомба пятидесятилетней давности.

Инграм в ответ улыбнулся доктору Ногами.

— Поверьте мне, та бомба, которая находится внутри этого «Би-двадцать-девять», достаточно мощна, чтобы справиться с этой работой.

— Заговор назревает, — мрачно кивнул Питт. — Я чувствую, что мы вот-вот станем жертвами тщательно подготовленного мошенничества.

Инграм ловко ушел в сторону от ответа на последнее замечание.

— Эту часть брифинга будет вести мой партнер по преступлению, Кертис Микер.

Сардонический взгляд Питта переместился от Инграма к Микеру.

— Вы двое вместе с Реем Джорданом и Доном Керном, должно быть, играли в одной песочнице.

— Нам приходилось иметь дело друг с другом то здесь, то там, — ответил Микер без тени улыбки.

Инграм снова повернулся к пюпитру, снял с него фотографию и поставил ее на стул, открыв сделанный с близкого расстояния снимок маленького дьявола, нарисованного на носу самолета сбоку.

— «Демоны Деннингса», — сказал он, постучав карандашом по выцветшим буквам под изображением маленького дьявола. — Командир экипажа майор Чарльз Деннингс. Пожалуйста, обратите внимание, что маленький дьявол стоит на слитке золота, помеченном клеймом в двадцать четыре карата. Экипаж любил называть себя золотоискателями, после того, как они заработали дисциплинарное взыскание, разнеся вдребезги пивной зал во время обучения в Калифорнии.

— Явно, ребята вроде меня, — сказал Джиордино.

— Неизвестные, забытые и похороненные глубоко в архивах ЦРУ в Лэнгли, до тех пор как несколько дней назад, когда мы Кертисом копались в фактах, нам попалась история о том, как группа очень отважных людей была послана с совершенно секретным заданием сбросить на Японию атомную бомбу…

— Сбросить что?! — Уэзерхилл был недоверчив, но не более, чем остальные.

Инграм не обратил внимание на то, что его перебили, и продолжал.

— Примерно в то же время, когда полковник Тиббетс взлетел на «Эноле Гэй» с острова Тиниан в Тихом океане с бомбой, известной под названием «Малыш», майор Деннингс поднялся с острова Шемайя далеко к северу, на Алеутских островах, с бомбой, носившей кодовое название «Дыхание матери». То, что осталось от отчета об этом задании, подверглось значительной цензуре, но мы думаем, что полетное задание Деннингса включало следование прямым курсом со сбросом бомбы над целью, вероятно, Осакой или Киото, затем продолжение полета до Окинавы для дозаправки, прежде чем лететь на Тиниан. Как все мы знаем из учебников истории, Тиббетс успешно сбросил свою бомбу на Хиросиму. Деннингс, к несчастью, исчез, и вся история этого события была засекречена приказом президента.

— Постойте минутку, — сказал Манкузо. — Вы хотите нам сказать, что мы построили больше трех бомб в сорок пятом году?

Стаси прочистила горло.

— Кроме «Малыша», первой бомбы, взорванной на полигоне близ Лос-Аламоса, и «Толстяка», сброшенного на Нагасаки, другие бомбы не упоминались.

— У нас до сих пор нет полных сведений об их точном числе, но, похоже, их было не меньше шести. Большинство было имплозивного типа, вроде «Толстяка».

Питт сказал.

— Бомба Деннингса четвертая. Остается еще две.

— Бомба с кодовым названием «Жемчужина матери» была погружена на борт летающей крепости «Любящая Лил» на острове Гуам вскоре после его освобождения от японцев. «Любящая Лил» находилась в воздухе на пути к Японии, когда «Машина Бока», пилотируемая майором Чарльзом Свини, сбросила «Толстяка» над Нагасаки. После того как пришло сообщение, что бомбометание было выполнено в соответствии с планом, «Любящая Лил» и ее экипаж были отозваны обратно на Гуам, где бомба была демонтирована и переправлена обратно в Лос-Аламос.

— Остается еще одна.

— «Океанская мать» находилась на острове Мидуэй, но никогда не поднималась в воздух.

— Кто придумал эти ужасные названия? — возмутилась Стаси.

Инграм пожал плечами.

— Мы понятия не имеем.

Питт посмотрел на Инграма.

— Входили ли Деннингс и экипажи на островах Гуам и Мидуэй в Пятьдесят девятую эскадрилью бомбардировочной авиации полковника Тиббетса?

— Опять же мы этого не знаем. Восемьдесят процентов архивных записей были уничтожены. Мы можем лишь догадываться, что генерал Гровс, возглавлявший Манхэттенский проект создания атомной бомбы, и его подчиненные выдвинули сложный запасной план в последний момент, поскольку возникли серьезные опасения, что устройства детонации бомб могут не сработать. Была также вероятность, хотя и небольшая, что «Энола Гэй» или «Машина Бока» потерпят аварию на взлете, их бомбы сдетонируют и уничтожат всю Пятьдесят девятую эскадрилью; в этом случае не осталось бы обученного персонала и оборудования для доставки дополнительных бомб. И, сверх всего этого, существовало множество других опасностей, которые должны были принимать в расчет Гровс и Тиббетс: угрозу японской бомбежки Тиниана; отказы оборудования во время полета, которые могли бы заставить экипажи сбросить бомбы в океан; и, наконец, возможность поражения бомбардировщиков вражескими истребителями или зенитным огнем. Лишь в последнюю минуту Гровс разглядел грозовые тучи, сгущающиеся над операцией по доставке бомб к назначенным целям. Меньше чем за месяц Деннингса и «Демонов», вместе с экипажами на Гуаме к Мидуэе, спешно натаскали и послали на задание.

— Почему все это хранилось в тайне от широкой публики после войны? — спросил Питт. — Какой ущерб могло вызвать опубликование истории «Демонов Деннингса» спустя почти пятьдесят лет?

— Ну что я могу сказать? — Инграм сделал недоумевающий жест. — Когда прошло тридцать лет и эта история стала подпадать под закон о свободе информации, пара политических крючкотворов решила, в меру своего собственного разумения, что американский народ, который, кстати, оплачивал их жалованья, слишком наивен, чтобы доверять ему такое грозящее землетрясением откровение. Они заново классифицировали эту историю как совершенно секретную и спрятали ее подальше в сейфы ЦРУ в Лэнгли.

— Тиббетс получил всю славу, а Деннингс сгинул в неизвестность, — сказал Уэзерхилл, впав в философствование.

— Ну, и какое же отношение «Демоны Деннингса» имеют к нам? — спросил Питт, обращаясь к Инграму.

— Об этом вам лучше пусть расскажет Кертис. — Инграм кивнул Микеру и сел.

Микер подошел к грифельной доске на боковой стене офиса и взял в руку кусок мела. Он нарисовал грубый набросок Б-29 и длинную, неровную кривую, представляющую профиль морского дна, протянувшуюся вдоль всей доски и кончающуюся резким подъемом, который означал остров Сосеки. К счастью для всех собравшихся, он не скрипел мелом. Наконец, добавив несколько геологических особенностей морского дна, он обернулся к собравшимся и одарил их теплой улыбкой.

— Клайд показал вам лишь маленький кусочек того, на что способны наши спутниковые системы разведки и обнаружения, — начал он. — Есть и другие, которые могут «просвечивать» сквозь массивные толщи непрозрачных твердых веществ и измерять излучения различной физической природы. Я не стану здесь вдаваться в подробности, мы с Клайдом здесь не для того, чтобы читать лекции, но я просто сообщу, что взрывное устройство, которое вы поместили внутри коллектора линий связи центра «Дракон», не выполнило поставленной задачи.

— Я никогда не подкладывал взрывчатки, которая бы потом не взрывалась, — проворчал Уэзерхилл в свое оправдание.

— Ваш заряд прекрасно взорвался, с этим все было в порядке, — сказал Микер, — но не там, где вы его заложили. Если бы доктор Ногами все еще был глубоко засекреченным агентом внутри командного комплекса, он мог бы рассказать, что взрыв произошел в добрых пятидесяти метрах от места, в котором сходились электрические кабели.

— Это невозможно, — возразила Стаси. — Я сама видела, как Тимоти заложил заряд за жгутом оптических волоконных кабелей в коллекторе коммуникаций.

— Он был перемещен оттуда, — задумчиво сказал доктор Ногами.

— Каким образом?

— Робот-инспектор, вероятно, заметил слабое падение мощности импульса, стал искать причину и нашел заряд. Он должен был удалить его и вызвать контролера, которому он подчинялся. Таймер подорвал заряд, пока его несли по коридорам к роботам-контролерам для исследования.

— Значит, центр «Дракон» полностью готов к действию, — сказал Манкузо с тяжелым предчувствием.

— И Проект «Кайтен» может быть активирован, и взрывы произведены, — добавила Стаси. На ее лице появились морщины, выдававшие ее разочарование.

Микер кивнул.

— Боюсь, что так оно и есть.

— Тогда вся наша операция по выводу центра из строя оказалась напрасной.

— Не совсем, — терпеливо объяснил Микер. — Вы захватили Суму, а без него бомбы не могут быть взорваны.

Стаси выглядела сбитой с толку.

— Что помешает его дружкам-заговорщикам взорвать бомбы?

Питт бросил на Ногами озадаченный взгляд.

— Я подозреваю, что наш добрый доктор знает ответ на этот вопрос.

— Небольшой кусочек информации, который я подобрал после того, как свел дружбу с техниками, обслуживающими компьютеры, — сказал Ногами, широко улыбнувшись. — Они позволили мне свободно бродить по их центру обработки данных. Как-то раз я стоял за спиной программиста и смотрел на экран через его плечо, когда он вводил данные, касающиеся Проекта «Кайтен». Я запомнил входной пароль, которым он пользовался, и, как только улучил момент, вошел в систему. Я получил места хранения заминированных автомобилей, которые вам уже были известны, но оказался в тупике, когда попробовал ввести вирус в систему детонации. Оказалось, что только Сума имеет доступ к программам детонации.

— Так что никто, кроме Хидеки Сумы, не может запустить Проект «Кайтен», — с удивлением и облегчением сказала Стаси.

— Ситуация, которую его прихвостни стараются исправить, и они работают над этим, как черти, — ответил Микер. Он снова посмотрел на всю группу МОГ. — Но поздравления остаются в силе; вы выиграли этот раунд. Вашими стараниями центр «Дракон» был выведен из строя, вы заставили японцев перепрограммировать их системы активации взрывателей и детонации и дали нам достаточно времени, чтобы проработать план, как уничтожить этот центр раз и навсегда.

— Что, если я правильно понял, куда клонится эта лекция, — тихо сказал Питт, — возвращает нас снова к «Демонам Деннингса».

— Вы совершенно правы, — согласился Микер. Он нерешительно помедлил и присел на стол. Затем он начал подбираться к сути дела. — Президент собирался поставить на карту свое политическое будущее и одобрил ядерный удар по центру «Дракон». Но он отозвал свой приказ, когда получил известие о вашем побеге. Ваша операция предоставила ему некоторое время, не слишком много, но достаточно, чтобы выполнить то, что мы спланировали, за те несколько часов, которые у нас еще есть.

— Вы собираетесь взорвать бомбу, находящуюся внутри Б-29? — сказал Питт, сидя с полузакрытыми от усталости глазами.

— Не совсем так, — вздохнул Микер. — Ее придется извлечь из фюзеляжа и переместить на небольшое расстояние.

— Черт меня побери, если я понимаю, какой ущерб это может причинить острову, находящемуся в сорока километрах оттуда, — пробормотал Джиордино.

— Группа лучших океанографов и геофизиков, какие только занимаются подобными вещами, считает, что подводный атомный взрыв может вырубить центр «Дракон».

— Хотела бы я знать, как, — сказала Стаси, прихлопнув комара, севшего ей на обнаженное колено.

Микер снова обратился к доске.

— Майор Деннингс, разумеется, не мог знать, что его самолет рухнул в море и упал на дно почти точно в том месте, чтобы он помог устранить серьезную угрозу его стране сорок восемь лет спустя. — Он сделал паузу и провел еще одну зигзагообразную линию, которая шла под дном моря от самолета к острову Сосеки и затем изгибалась к югу. — Это часть крупной сейсмическиактивной системы разломов дна Тихого океана. Данный разлом проходит почти прямо под центром «Дракон».

Ногами с сомнением покачал головой.

— Центр был построен так, чтобы он мог противостоять крупному землетрясению и ядерному удару. Взрыв старой атомной бомбы, даже если она сможет сдетонировать после почти пяти десятилетий пребывания в соленой воде, вряд ли может вызвать сдвиг по разлому.

— Доктор Ногами привел серьезное возражение, — сказал Питт. — Остров состоит почти полностью из скального монолита. Он не покачнется и не сдвинется при прохождении сильной ударной волны.

Несколько секунд Микер молчал, только улыбался. Затем он опустил топор.

— Да, он не покачнется и не сдвинется, — повторил он с мефистофельской улыбкой, — но он непременно потонет.

Глава 63

Примерно в пятидесяти километрах к северо-востоку от городка Шеридан, штат Вайоминг, чуть южнее границы со штатом Монтана, Дэн Киган сидел на чистокровной скаковой лошади, отыскивая следы охотников, незаконно вторгшихся в его владения. Умываясь перед ужином, он услышал отдаленные раскаты двух ружейных выстрелов и тут же попросил жену поставить жареных цыплят на плиту, чтобы они не остыли, взял старое ружье «Маузер» со скользящим затвором и оседлал свою любимую скаковую лошадь.

Охотники, игнорирующие его изгороди и предупредительные знаки, были постоянным источником раздражения для Кигана. Не прошло и двух месяцев, как шальная пуля свалила теленка из его стада. Охотник выстрелил в оленя-шестилетку и промахнулся, его пуля перелетела через невысокий увал и попала в теленка, находившегося на расстоянии почти двух километров от места, с которого стреляли. С той поры Киган не желал видеть никаких охотников на своей земле. Они, черт побери, могли с тем же успехом пострелять на землях кого-нибудь другого.

Киган шел по следу, тянувшемуся вдоль ручья «Повешенной женщины». Он понятия не имел, откуда взялось это странное название. Насколько он мог припомнить, единственной женщиной, повешенной в Вайоминге, была Элла Уатсон, известная как «коровья Кэт». Влиятельные владельцы ранчо под видом линчевателей вздернули ее за кражу скота в 1889 году. Но это событие произошло на реке Суитуотер. за триста километров к юго-западу отсюда.

Холодный воздух сделал особенно яркими лучи заходящего солнца, окрасившие окрестные холмы в сияющие желто-оранжевые тона. Он выехал на плоскую равнину и начал рассматривать землю. Киган быстро заметил следы шин, проследовал по ним от стреляной гильзы до истоптанного охотничьими ботинками места и лужицы крови, впитавшейся в песчаную почву. Охотники и их подстреленная добыча исчезли.

Он опоздал и был зол как черт. Чтобы проехать на машине по его земле, нарушители должны были либо снести изгородь, либо сбить выстрелом замок на воротах, через которые проходила его частная дорога, ведущая к шоссе. Вот-вот должно было стемнеть. Он решил подождать до утра, прежде чем посылать одного из наемных рабочих своего ранчо объехать забор и проверить ворота. Он снова взобрался на лошадь и направил ее iapaoii aомой.

Проехав совсем немного, он осадил лошадь.

Ветер донес до него слабый шум автомобильного двигателя. Он приставил к уху согнутую ковшиком ладонь и прислушался. Вместо того, чтобы удаляться, что, как он думал, делают сейчас охотники, шум становился все громче. Кто-то приближался. Он заставил лошадь подняться вверх по склону небольшого холма с плоской вершиной и стал осматривать простирающуюся внизу равнину. Какой-то автомобиль поднимался вверх по дороге, оставляя за собой облако пыли.

Он ожидал, что из-за окаймлявших дорогу кустов появится либо грузовичок-пикап, либо джип с двумя ведущими мостами. Когда автомашина достаточно приблизилась, чтобы ее можно было разглядеть, Киган с удивлением увидел, что это обычная легковая машина, коричневый четырехдверный седан японского производства.

Водитель вскоре затормозил и остановился на открытом месте дороги. Машина просто стояла там несколько секунд, пока облако пыли проплывало над крышей машины и оседало на траву вокруг. Затем водитель вылез из машины, поднял капот и склонился над радиатором. Через короткое время он обошел машину, открыл багажник и достал оттуда геодезический теодолит. Киган с любопытством наблюдал, как вторгшийся на его землю незнакомец водрузил теодолит на треногу и нацелил его зрительную трубу поочередно на несколько выдающихся реперных точек ландшафта, записал отметки азимутов в блокнот и стал сравнивать их с расстеленной прямо на земле топографической картой.

Киган и сам имел опыт работы с теодолитом, и он никогда не видел, чтобы топографическая съемка производилась таким образом. Незнакомец, похоже, скорее хотел удостовериться в собственном местонахождении, чем привязать к местности базовую линию. Он наблюдал, как этот человек небрежно бросил блокнот в кусты, снова подошел к радиатору и уставился на двигатель, словно тот чем-то гипнотизировал его. Только после того, как он, видимо, отбросил прочь тревожащие его мысли, он нагнулся к дверце машины и вытащил из салона ружье.

Киган достаточно много повидал в жизни, чтобы понимать, что незнакомец вел себя слишком странно для окружного геодезиста, собиравшегося в командировке пострелять на стороне мелкую дичь, и уж конечно не в костюме бизнесмена и с тщательно завязанным галстуком. Он подогнал лошадь поближе и тихо подъехал сзади к незнакомцу, пытающемуся вставить патрон в ружье, чего ему, судя по его неловким движениям, не приходилось делать прежде. Он не слышал, как Киган приближался к нему сзади. Лошадиные копыта совершенно беззвучно ступали по мягкой земле и увядшей траве. Киган осадил лошадь всего в восьми метрах от него и вытащил «Маузер» из кожаного чехла, прикрепленного к седлу.

— Вам известно, что вы находитесь на чужой земле, мистер? — сказал он, положив дуло своего ружья на согнутый локоть руки.

Водитель коричневого седана подпрыгнул от неожиданности и повернулся на месте, уронив патрон и задев стволом ружья о дверцу машины. Только тут Киган увидел, что это азиат.

— Что вам надо? — спросил испуганный человек.

— Вы находитесь на моей земле. Как вы здесь оказались?

— Ворота были открыты.

Киган так и думал. Охотники, которых он упустил, взломали замок на воротах.

— Что вы здесь делаете с теодолитом? Для кого вы работаете? Для правительства?

— Нет … Я инженер компании «Мията коммюникейшен». — В его английском был сильный японский акцент. — Мы подыскиваем место, чтобы поставить радиорелейную вышку.

— Ваши парни когда-нибудь заботятся о том, чтобы получить разрешение, прежде чем носиться по частным владениям? Откуда, черт возьми, вам известно, что я разрешу вам ее построить?

— Мое начальство должно было связаться с вами.

— Верно, чтоб я сдох, — проворчал Киган. Ему не терпелось вернуться домой к ужину прежде, чем стемнеет. — А теперь вы лучше уматывайте отсюда, мистер. И в следующий раз, когда вам захочется поездить по моей земле, лучше сначала спросите меня.

— Я глубоко сожалею обо всех причиненных неудобствах.

Киган прекрасно разбирался в людях и по голосу этого человека мог уверенно сказать, что эта азиатская рожа ни хрена ни о чем не сожалела. Глаза японца беспокойно следили за «Маузером» Кигана, и он казался раздраженным.

— Вы собирались стрелять здесь? — Киган кивнул на мощное ружье, которое человек все еще неуклюже сжимал одной рукой, так что его дуло было обращено в темнеющее небо.

— Только по мишени.

— Ну, этого я не могу разрешить. У меня на этом участке скот бродит. Я буду признателен, если вы упакуете свои причиндалы и уберетесь тем же путем, что и приехали сюда.

Нарушитель вел себя послушно. Он быстро отвинтил теодолит от треноги и уложил их в багажник. Ружье он положил на заднее сиденье. Затем подошел к передней части машины и заглянул под все еще поднятый капот.

— Двигатель не совсем нормально работает.

— Он заведется? — спросил Киган.

— Думаю, что да. — Японский геодезист нагнулся над окошком и повернул ключ зажигания. Двигатель фыркнул и легко заработал при отключенном сцеплении. — Я еду, — сказал незнакомец.

Киган не обратил внимания на то, что капот был опущен, но не защелкнут.

— Окажите мне услугу, закройте за собой ворота и обмотайте цепью столб, чтобы они не распахнулись.

— Я с удовольствием сделаю это.

Киган махнул ему на прощанье рукой, засунул «Маузер» в чехол и поехал к своему дому на ранчо, до которого было добрых четыре километра.

Сабуро Мина включил сцепление, развернул машину и поехал вниз по дороге. Встреча с владельцем ранчо в такой глухой местности была неожиданной, но она никоим образом не ставила под угрозу его миссию. Как только расстояние между его машиной и Киганом увеличилось до двухсот метров, Мива вдруг ударил по тормозам, выскочил из машины, схватил ружье с заднего сиденья и открыл капот.

Киган услышал, что шум двигателя внезапно затих, он обернулся и посмотрел через плечо, удивляясь, отчего машина вдруг остановилась.

Мива крепко сжимал ружье в своих вспотевших ладонях и нацеливал дуло, пока оно не оказалось лишь в нескольких сантиметрах от компрессора кондиционера. Он добровольно согласился выполнить это самоубийственное задание без всяких оговорок, потому что чувствовал, что это почетно — отдать свою жизнь за новую империю. Другие соображения включали его лояльность и преданность «Золотым драконам», обещание, данное лично Корори Ёсису, что его жена будет пожизненно хорошо материально обеспечена, и гарантия, что три сына будут приняты в лучшие университеты по их выбору и их обучение будет полностью оплачено. Вдохновляющие слова Ёсису, которые тот произнес, когда Мива отправлялся в Соединенные Штаты, в последний раз прозвучали в его сознании:

— Вы жертвуете жизнью для будущего ста миллионов ваших соотечественников, мужчин и женщин. Ваша семья будет гордиться вами из поколения в поколение. Ваш успех — это их успех.

Мива нажал на спуск.

Глава 64

За миллионную долю секунды Мива, Киган, машина и лошадь превратились в пар. Чудовищной яркости сияние вспыхнуло и стало из желтого белым, когда оно брызнуло через всхолмленную местность ранчо. Как огромный невидимый прилив, за ним следовал фронт ударной волны. Огненный шар начал расширяться и подниматься над землей, как восходящее солнце над горизонтом.

Как только огненный шар оторвался от земли и всплыл в небо, он начал окутываться облаками и стал пурпурным, его блеск уже не был столь ослепительным. Снизу за ним поднимался крутящийся столб радиоактивной почвы и обломков, который скоро превратился в грибовидное облако, взмывшее ввысь на тринадцать километров, чтобы в конце концов выпасть осадками где-нибудь, куда ветер отнесет мельчайшую пыль.

Других потерянных человеческих жизней, кроме Кигана и Мивы, не было. Погибло множество кроликов, луговых собачек, змей и двадцать голов принадлежавшего Кигану скота, в основном пораженных ударной волной. В четырех километрах от места взрыва миссис Киган и трое наемных рабочих пострадали только от порезов осколками выбитых стекол. Холмы заслонили постройки от основных разрушительных сил ядерного взрыва, и, кроме нескольких разбитых окон, повреждения были минимальны.

После взрыва осталась огромная воронка диаметром сто метров и глубиной тридцать. Сухой кустарник и степная трава вспыхнули, и огненное кольцо горящей травы стало быстро расширяться, добавив черный дым в коричневое облако пыли.

Ослабевая, ударная волна эхом отозвалась в холмах и каньонах. Она встряхнула дома и закачала деревья в небольших скотоводческих и земледельческих городках по соседству с ранчо Кигана, прежде чем прокатиться над полем боя близ города Литтл-Бигхорн, в ста двенадцати километрах к северу от эпицентра.

На стоянке грузовиков у окраины Шеридана человек азиатского происхождения стоял у взятой напрокат машины, не обращая внимания на прохожих, возбужденно размахивающих руками и показывающих на грибовидное облако вдали. Он внимательно смотрел в бинокль, наведенный на облако, которое поднялось над вечерним сумраком так высоко, что освещалось севшим за горизонт солнцем.

Он медленно опустил бинокль и пошел к расположенной неподалеку телефонной будке. — Он вставил монету, набрал номер и подождал. Он тихо сказал несколько слов по-японски и повесил трубку. Затем, даже не оглянувшись на облако, которое, клубясь, поднималось в верхние слои атмосферы, сел в машину и уехал.

Взрыв был зарегистрирован сейсмостанциями, расположенными по всему свету. Ближе всего к эпицентру была расположена станция Национального центра по изучению землетрясений на территории Колорадской школы горных инженеров в городке Голден. Стрелки сейсмографов начали внезапно танцевать по лентам самописцев, что заставило геофизика Клейтона Морзе обратить внимание на сотрясения почвы, когда он уже собирался окончить дежурство и поехать домой.

Он нахмурился и пропустил данные через компьютер. Не отрывая взгляда от экрана монитора, он набрал номер Роджера Стивенсона, директора центра, который в тот день позвонил и сказал, что заболел и на работу не выйдет.

— Хелло.

— Роджер?

— Да, это я.

— Боже, какой у тебя ужасный голос, я тебя даже не узнал.

— Этот грипп меня просто доконал.

— Извини, что беспокою тебя, но мы только что зарегистрировали толчок.

— Калифорния?

— Нет, эпицентр где-то около границы Вайоминга и Монтаны.

Наступила короткая пауза.

— Это странно, весь этот район никак не назовешь сейсмически активным.

— Этот толчок искусственного происхождения.

— Взрыв?

— И крупный. Из того, что я могу заключить по интенсивности толчка, он выглядит как ядерный.

— Боже, — слабо пробормотал Стивенсон, — ты уверен?

— Ну, кто может быть уверен относительно таких вещей, — ответил Морзе.

— Пентагон никогда не проводил испытаний в этой части страны.

— Они к тому же не предупредили нас о каких-либо подземных испытаниях.

— Что-то непохоже на них проводить испытания, не предупредив нас.

— Как ты думаешь, нам нужно уточнить это в Комиссии по ядерной энергии?

Может быть, Стивенсон действительно чувствовал себя неважно из-за гриппа, но его сознание было совершенно ясным.

— Нет смысла обращаться к чиновникам невысокого ранга, они ни черта не знают, надо выходить на самый верх. Позвони Хэнку Зауэру, нашему общему знакомому из Агентства национальной безопасности, и выясни, что, черт подери, происходит.

— А если Зауэр нам не скажет? — спросил Морзе.

— Нам-то что? Главное, мы скинули эту загадку на них и теперь можем спокойно сидеть и ждать следующего большого толчка с эпицентром в Калифорнии.

Зауэр не рассказал о том, чего он сам не знал. Но он сразу понял, что речь идет о чрезвычайной ситуации национального масштаба, и, запросив у Морзе дополнительные данные, немедленно передал всю информацию директору ЦРУ.

Президент находился на борту своего персонального самолета, летящего на званый обед в Сан-Франциско для встречи с политическими лидерами и сбора средств, когда ему позвонил Джордан.

— Что нового о ситуации?

— Мы получили сообщения о ядерном взрыве в Вайоминге, — ответил Джордан.

— Проклятье! — шепотом ругнулся президент. — Наш или их?

— Точно не наш. Это должна быть одна из заминированных машин.

— О числе жертв что-нибудь известно?

— Их практически не было. Взрыв произошел в малонаселенной местности, там расположены только ранчо.

Президент боялся задавать следующий вопрос.

— Есть ли сведения о других взрывах?

— Нет, сэр. На данный момент взрыв в Вайоминге был единственным.

— Я думал, что Проект «Кайтен» был задержан по крайней мере на сорок восемь часов.

— Так и есть, — твердо сказал Джордан. — У них не было достаточно времени, чтобы перепрограммировать системы.

— Как ты объяснишь этот взрыв, Рей?

— Я разговаривал с Перси Нэшем. Он считает, что бомба была взорвана на месте с помощью ружья с. высокой скоростью пули.

— Роботом?

— Нет, человеком.

— Так что феномен камикадзе не ушел в прошлое.

— Выходит, что так.

— Зачем эта самоубийственная тактика сейчас? — спросил президент.

— Вероятно, предостережение. Они не без оснований уверены, что Сума попал к нам в руки, и перестраховываются, стараясь удержать нас от атомного удара, пока они отчаянно пытаются перепрограммировать систему детонации для всего проекта.

— Ну, что же, они чертовски успешно с этим справляются.

— За рулем сидите вы, господин президент. Теперь у нас есть все существующие в мире оправдания для того. чтобы ответить ядерным ударом.

— Лучших и не надо, но какие у вас есть надежные доказательства, что Проект «Кайтен» не является сейчас работоспособным? Вдруг японцы совершили маленькое чудо и перепрограммировали системы? Что, если они не блефуют?

— Неопровержимых доказательств у нас нет, — согласишься Джордан.

— Если мы запустим ракету с боеголовкой на остров Сосеки и детекторы центра «Дракон» засекут ее приближение, их последним перед неизбежной гибелью действием будет послать сигнал на подрыв бомб еще до того. как роботы-водители выведут их в отдаленные от крупных городов места по всей стране.

— Ужасная мысль, господин президент. И даже еще более ужасной делают ее известные нам места нахождения спрятанных автомобилей. Большинство спрятано в крупных городах или на их окраинах.

— Эти машины должны быть найдены, а их бомбы обезврежены так быстро и тихо, как это только возможно. Мы не можем допустить, чтобы весь этот ужас стал известен общественности, во всяком случае сейчас.

— ФБР послало целую армию агентов для прочесывания городов.

— Они знают, как обезвреживать бомбы?

— В каждой группе есть ядерный физик, чтобы проделать эту работу.

Джордану не были видны морщинки тревоги на лице президента.

— Это будет наш последний шанс, Рей, Твой новый план — это последний бросок костей.

— Я это прекрасно понимаю, господин президент. Завтра к этому часу мы будем знать, не превратились ли мы в порабощенную страну.

Почти в это же самое время специальный агент ФБР Билл Фрик и его группа с разных сторон поодиночке подходили к подземному боксу, в котором внутри гаража отеля «Пасифик Парадиз» были спрятаны заминированные автомобили.

Охранников вблизи бокса не было, и стальные двери не были заперты. Скверный знак, подумал Фрик. Его тревога возросла, когда входившие в группу электронщики обнаружили, что охранная сигнализация отключена.

Он осторожно провел свою группу через двери в то, что казалось помещением для разгрузки прибывающих грузовиков. В противоположном конце помещения находилась большая металлическая дверь, поднимающаяся вертикально вверх. Она была достаточно широка и высока, чтобы в проем мог проехать трейлер для междугородних перевозок.

Они вошли в просторное помещение, напоминающее подвальные банковские хранилища, и обнаружили, что оно совершенно пусто; не было видно ни клочка бумаги, ни следа паутины в углах. Оно было тщательно вымыто.

— Может быть, мы попали не туда, — с надеждой сказал один из агентов Фрика.

Фрик оглядел бетонные стены, посмотрел на вентиляционное отверстие, через которое прополз Уэзерхилл, затем на едва заметные следы шин на покрытом пластиком полу. Наконец он покачал головой.

— Это то самое место, с этим все в порядке. Оно соответствует описанию, которое мы получили от ЦРУ.

Низенький физик-ядерщик с длинной бородой прошел мимо Фрика и остановился, удивленно озираясь.

— Как же я смогу разоружить бомбы, если их здесь нет? — сердито сказал он, словно это Фрик был виноват в том, что машин на месте не оказалось.

Не ответив ему, Фрик быстро прошел через подземный гараж к штабному грузовику. Он забрался в машину, налил себе чашку кофе и включил рацию.

— Черная лошадь, говорит Красная лошадь, — произнес он усталым голосом.

— Слушаю, Красная лошадь, говорите, — ответил начальник оперативного отдела ФБР.

— Нас опередили. Конокрады побывали здесь первыми.

— Присоединяйтесь к нашему клубу неудачников, Красная лошадь. Большая часть табуна тоже вернулась ни с чем. Только Синяя лошадь в Нью-Джерси и Серая лошадь в Миннесоте нашли быков в загоне.

— Нам продолжать операцию?

— Да. У вас двенадцать часов. Повторяю, двенадцать часов, чтобы выследить ваше стадо в новом месте. Дополнительные данные будут переданы вам телефаксом, и все патрульные машины полиции, шерифов и дорожных служб получили указания останавливать все грузовики и трейлеры, соответствующие описаниям, предоставленным ЦРУ. — Мне нужен вертолет.

— Вы можете задействовать хоть все, что способно летать, если это то, что нужно, чтобы найти эти заминированные машины. Фрик выключил рацию и посмотрел в чашку кофе.

— Как скверно, что они не рассылают телефаксом инструкции, как найти иголку на территории в миллион квадратных километров пустыни за двенадцать часов, — проворчал он себе под нос.

Когда Ёсису вышел из вагончика магнитной дороги в конце туннеля, ведущего из Эдо-Сити, Цубои уже ждал его на платформе.

— Спасибо за то, что вы приехали, старый друг, — сказал Цубои.

— Я хочу быть здесь рядом с тобой, когда мы будем готовы разыграть наши карты, — сказал старик, шагая куда уверенней, чем Цубои приходилось видеть за последние месяцы.

— Взрыв в одном из штатов Среднего Запада прошел как было запланировано.

— Прекрасно, прекрасно, это должно заставить американское правительство дрожать от страха. Есть какая-нибудь реакция со стороны Белого дома?

Лицо Цубои выражало озабоченность.

— Никакой. Как будто они стараются держать в тайне это происшествие.

Цубои слушал бесстрастно. Затем его глаза загорелись.

— Если президент не приказал направить на наш остров ядерную боеголовку, то он здорово боится того, что может случиться в будущем.

— Значит, мы выиграли эту рискованную игру.

— Возможно, и все же пока рано праздновать нашу грандиозную победу, пока Проект «Кайтен» не будет готов действовать.

— Такеда Куродзима обещает, что его программа будет готова к использованию примерно завтра к вечеру.

— Я думаю, пришла пора установить прямую линию связи с президентом и проинформировать его о наших условиях для новой Японии.

— И новой Америки, — выспренне произнес Цубои.

— Да, разумеется. — Цубои с гордостью посмотрел на человека, который стал его любимым учеником. — Новой японской Америки.

Глава 65

«Локхид С-5 Гэлакси», крупнейший транспортный самолет в мире, приземлился со всем странноватым изяществом беременного альбатроса на посадочной полосе острова Уэйк и, немного прокатившись по ней, остановился. К нему подъехала автомашина и затормозила в тени огромного крыла. Питт и Джиордино вышли из машины и вошли в самолет через небольшую дверцу как раз позади обтекателей шасси.

Адмирал Сэндекер ждал их внутри. Он пожал им руки и повел их за собой через похожий на громадную пещеру грузовой отсек, в котором могли бы поместиться шесть междугородних автобусов или усесться сто пассажиров. Они прошли мимо глубоководного разведывательного вездехода НУМА, стоявшего привязанным к паре широких длинных направляющих из нержавеющей стали, проложенных вдоль грузового отсека. Питт ненадолго остановился и провел ладонью по одной из огромных тракторных гусениц, оглядывая чудовищную машину и вспоминая, как ему чудом удалось спастись на «Большом Джоне». Этот вездеход был более поздней моделью и получил прозвище «Большой Бен».

Две больших механических руки с ковшом и захватом. которые обычно устанавливались на разведывательных вездеходах НУМА, были заменены манипуляторами для резки металла и удаления металлических предметов, а также захватом совершенно новой конструкции.

Другим новшеством, которое заметил Питт, был огромный нейлоновый сверток, лежавший поверх фюзеляжа и кабины травления. Толстые стропы выходили из свертка и шли к многочисленным точкам прикрепления, расположенным по всему периметру машины.

Джиордино печально покачал головой.

— У меня такое давно знакомое ощущение, что нас опять собираются использовать.

— На этот раз они и в самом деле намерены привязать нас к нему, — сказал Питт, удивляясь, как самолет может подняться с земли с таким тяжелым грузом в своем брюхе.

— Нам лучше поторапливаться, — сказал Сэндекер. — Они готовы взлететь.

Питт и Джиордино последовали за адмиралом в обставленный подобно офису отсек, в котором был письменный стол и кресла, привинченные к полу. Они пристегнули ремни своих кресел, когда пилот перевел вперед секторы газа и послал огромный самолет катиться вперед по взлетной полосе на двадцати восьми колесах его шасси. Ласково прозванный «нежным гигантом», огромный «С-5 Гэлакси» взмыл в тропический воздух с громоподобным ревом и стал медленно набирать высоту, пологим виражом разворачиваясь к северу.

Джиордино взглянул на часы.

— Три минуты, быстро же они управились со взлетом и посадкой.

— У нас слишком мало времени, чтобы тратить его впустую, — серьезным тоном сказал Сэндекер.

Питт расслабился и вытянул ноги.

— Как я понял, у вас имеется некий план.

— Лучшие умы в этом деле провернули уйму работы. выполняя срочное домашнее задание, чтобы его подготовить.

— Это вполне очевидно, раз этот самолет и «Большой Бен» прибыли сюда меньше чем через двадцать четыре часа после нашего возвращения с острова Сосеки.

— Что вам успели рассказать Инграм и Микер? — спросил Сэндекер.

— Они просветили нас насчет засекреченной истории о «Би-двадцать — девять», покоящемся на морском дне, — ответит Питт, — и прочли краткую лекцию о морской геологии района острова Сосеки и системе сейсмически неустойчивых разломов в его окрестностях. Микер также утверждал, что взрыв атомной бомбы, все еще находящейся в бомбовом отсеке самолета, может заставить этот остров уйти под воду.

Джиордино достал сигару, которую он уже успел стащить у адмирала незаметным движением руки, и раскурил ее.

— Самая идиотская идея, которую мне когда-либо довелось услышать. — заметил он.

Питт согласно кивнул.

— Затем Мэл Пеннер приказал Алу и мне понаслаждаться выходным днем на пляжах острова Уэйк, а сам он с остальными членами нашей группы собрался отправиться в Штаты самолетом. Когда я потребовал объяснений, почему мы двое остаемся, он прикусил язык и сказал лишь, что вы скоро сюда прибудете и все объясните.

— Пеннер не уточнил детали, — сказал Сэндекер, — потому что он сам их не знал. Инграм и Микер также не были проинформированы о последних уточнениях операции «Аризона».

— Аризона? — удивленно спросил Питт.

— Это кодовое название нашей операции.

— Нашей операции? — встревоженно переспросил Джиордино.

— Которая, конечно, — саркастически сказал Питт, — не имеет никакого отношения к «Большому Бену» или к тому факту, что Аризона — это название штата, или, что точнее, к линкору, потопленному японцами пятьдесят лет назад в Пирл-Харборе.

— Оно так же хорошо, как и всякое другое. Кодовые названия в любом случае никогда не имеют никакого смысла.

Сэндекер внимательно посмотрел на своих друзей. Сутки отдыха, конечно, помогли им, но все равно они выглядели смертельно уставшими и измученными. Он испытывал грызущее чувство вины. Это было его упущение, что им пришлось так много претерпеть за последние дни. И теперь он снова рекомендовал их услуги Джордану и президенту, совершенно точно зная, что никакие другие два человека из ныне живущих на Земле не могли сравниться с ними способностями и опытом глубоководных работ. Какая же это была ужасная несправедливость — снова бросать их так скоро в смертельный водоворот. Но во всем Божьем мире не было никого, кроме них, к кому бы он мог обратиться с таким предложением. Уверенность в том, что Питт и Джиордино не откажутся сделать все возможное и невозможное, усугубляла чувство вины адмирала.

— Ну, хорошо, не буду преподносить вам кучу ерунды и петь «О прекрасная Америка». Я постараюсь быть настолько откровенным, насколько смогу. — Он замолчал и разостлал на столе геологическую карту морского дна в радиусе пятидесяти километров вокруг острова Сосеки. — Вы двое подготовлены лучше всех, чтобы совершить последнюю отчаянную попытку покончить с центром «Дракон». Ни у кого другого нет такого практического опыта работы с глубоководным разведовательным вездеходом.

— Как приятно ощущать себя нужным, — устало сказал Джиордино.

— Что ты сказал?

— Ал интересуется, что конкретно нам предлагается сделать. — Питт склонился над картой и посмотрел на крестик, обозначавший место, где лежал на дне бомбардировщик «Демоны Деннингса». — Наше задание состоит в том, я полагаю, чтобы с помощью «Большого Вена» взорвать эту бомбу.

— Ты правильно полагаешь, — сказал Сэндекер. — Когда мы окажемся над отмеченным здесь местом, вы вместе с «Большим Беном» покинете самолет на парашюте.

— Ненавижу это слово, — сказал Джиордино, обхватив голову руками. — От одной мысли об этом у меня сыпь выступает на коже.

Сэндекер отрывисто взглянул на него и продолжил:

— После приводнения вы опускаетесь на дно, по-прежнему используя парашюты для снижения скорости погружения. Как только вы сможете передвигаться по дну, вы подъезжаете на вездеходе к Б-29, извлекаете атомную бомбу из его фюзеляжа, переносите ее в Назначенное место и взрываете ее.

Джиордино оцепенел, как человек, увидевший привидение.

— О Боже, это гораздо хуже, чем я думал.

Питт бросил на Сэндекера ледяной взгляд.

— Вам не кажется, что вы слишком многого от нас хотите?

— Свыше пятидесяти ученых и инженеров из университетов, правительственных служб и промышленных компаний, специализирующихся на высоких технологиях, объединили свои усилия для срочной программы подготовки операции «Аризона», и, прошу мне поверить на слово, они создали прекрасный проект с очень высокой вероятностью успеха.

— Как они могут быть столь уверены? — спросил Джиордино. — Никто никогда еще не сбрасывал в море тридцатипятитонный глубоководный разведовательный вездеход.

— Все факторы были рассчитаны и оценены, пока всякая вероятность неудачи не была исключена, — сказал Сэндекер, глядя на свою дорогую сигару, торчавшую изо рта Джиордино. — Вы должны опуститься на воду так же тихо, как упавший с дерева лист на спящего кота.

— Я бы предпочел сигануть с вышки для прыжков в воду на битую посуду, — проворчал Джиордино.

Сэндекер взглянул на него с суеверным страхом и сказал:

— Я знаю обо всех возможных опасностях и понимаю ваши дурные предчувствия, но лучше бы нам обойтись без этих кассандровских настроений.

Джиордино вопросительно посмотрел на Питта.

— Каких настроений?

— Таких, которые предсказывают несчастье, — объяснил ему Питт.

Джиордино капризно повел плечами.

— Я только пытался выразить свои искренние чувства.

— Скверно, что мы не можем спустить «Большого Бена» по слипу с корабля и позволить ему спуститься на дно с помощью балластных цистерн, как мы делали это с «Большим Джоном» над «Мокрыми делянками».

Сэндекер сказал, оправдываясь:

— У нас нет двух недель, чтобы доставлять вездеход сюда морем.

— Могу я только спросить, кто, черт возьми, объяснит нам, как извлечь атомную бомбу из искореженных обломков и взорвать ее?

Сэндекер протянул каждому из них по папке с сорока страницами фотографий, схем и инструкций.

— Это все описано здесь. У вас будет достаточно времени, чтобы изучить все материалы и прорепетировать процедуры до того, как мы долетим до точки сброса.

— Бомба пролежала под водой внутри разбившегося самолета пятьдесят лет. Как можно быть уверенным в том, что она до сих пор сохранилась в таком состоянии, что ее можно взорвать?

— На фотографиях, полученных с помощью системы построения изображений «Пирамидер», видно, что фюзеляж «Би-двадцать девять» цел, откуда следует, что при крушении бомба не была повреждена. «Дыхание матери» спроектировали так, чтобы при угрозе аварии ее можно было сбросить в воду и впоследствии поднять в пригодном для повторной попытки виде. Бронированные полушария ее аэродинамического обтекателя были тщательно отшлифованы и отполированы с такими допусками в местах их соединения, чтобы гарантировать герметичность внутреннего объема. Люди, изготовившие ее, еще живы, и они клянутся, что она может оставаться на морском дне еще пятьсот лет и все еще будет пригодной для использования по прямому назначению.

У Джиордино был очень мрачный вид.

— Детонация будет произведена с помощью таймера, я надеюсь.

— У вас останется до взрыва целый час, — ответил Сэндекер. — Максимальная скорость «Большого Вена» была увеличена по сравнению с «Большим Джоном». Вы должны, согласно расчетам, оказаться к этому времени слишком далеко от места взрыва, чтобы вас могли задеть какие-либо его последствия.

— Слишком далеко — это сколько?

— В двенадцати километрах.

— И каков должен быть конечный результат?

— Идея состояла в том, чтобы вызвать с помощью старой атомной бомбы подводное землетрясение и спровоцировать последовательность событий, сходных с теми, которые разрушили «Мокрые делянки».

— Здесь же совершенно иная ситуация. Взрыв на поверхности, возможно, и вызвал землетрясение под дном моря, но наша станция была уничтожена произошедшим в результате землетрясения оползнем в сочетании с давлением в тысячи атмосфер. Эти силы не действуют на надводные сооружения.

— Давление не действует, верно. Но оползень действует, и еще как. — Сэндекер постучал пальцем по карте. — Остров Сосеки образовался миллионы лет назад в результате извержения давно потухшего вулкана, находившегося совсем рядом с побережьем Японии. Поток лавы вылился далеко в море. Некогда это огромное лавовое поле образовывало полуостров материковой части Японии, поднимаясь над морем на высоту двести метров. Однако оно располагалось на мягких слоях более древних морских отложений. Постепенно под действием силы тяжести застывшая лава опускалась в мягкий ил, пока не оказалась под водой, и только самый легкий и небольшой участок остался торчать над уровнем моря.

— Сосеки?

— Да.

Питт изучил карту и медленно произнес:

— Если я правильно понял, ударные волны от взрыва бомбы и вызванного этим взрывом землетрясения будут сдвигать и ослаблять подстилающий скалу пласт осадочных отложений, пока под собственным весом остров не опустится в море.

— Вроде того, что получается, если стоять на песчаном пляже на линии прибоя, пока волны не погрузят ступни в песок.

— Уж слишком просто получается.

Сэндекер покачал головой.

— Это только половина того, что на самом деле произойдет. Самих по себе ударных волн недостаточно, чтобы совершить эту работу. Именно поэтому бомбу нужно переместить на десять километров от самолета, прежде чем взрывать ее.

— Куда?

— На склон глубоководного желоба, идущего параллельно острову. Кроме того, что взрыв вызовет сотрясения морского дна, его магнитуда, по расчетам, достаточна, чтобы обрушить участок склона желоба. Чудовищная энергия обвала миллионов тонн осадочных пород, которые лавиной сползут по склону желоба почти одновременно с возникновением ударных волн от бомбы, породит одно из самых разрушительных природных явлений.

— Цунами, — опередил Питт адмирала. — Морскую волну, вызванную подводным землетрясением.

— Когда остров начнет опускаться под действием сейсмических волн, — продолжал Сэндекер, — на него обрушится сокрушительный удар цунами, который достигнет высоты в десять метров и скорости от трехсот до четырехсот километров в час. Все, что останется над водой на острове Сосеки, будет полностью вдавлено вниз этим ударом, что окончательно уничтожит центр «Дракон».

— Это нам предстоит выпустить на свободу подобного монстра? — подозрительно спросил Джиордино. — Нам двоим?

— И «Большому Бену». Это, конечно, была очень спешная работа, никуда от этого не деться, но вездеход был переделан так, чтобы он мог справиться с работой.

— А что произойдет с главными японскими островами? — спросил Питт. — Сильное землетрясение, за которым последует цунами, ударившее о берег, может погубить тысячи людей.

Сэндекер покачал головой.

— Ничего подобного не произойдет. Мягкие осадочные породы вдали от берега поглотят большую часть ударных волн. Ближайшие порты и города, расположенные вдоль побережья, почувствуют только слабые сотрясения. Вызванная землетрясением приливная волна будет слабой по сравнению с большинством цунами.

— Как можно быть уверенным, что высота гребня будет лишь десять метров? Известны цунами, достигавшие высоты двенадцатиэтажного здания.

— На составленных по результатам компьютерного моделирования диаграммах высота гребня, который подойдет к острову, не превышает десяти метров. А поскольку Сосеки расположен так близко к эпицентру, его массив будет играть роль барьера и существенно уменьшит импульс волны. К тому времени, как первая водная масса достигнет берега, причем на низком отливе, я должен добавить, ее гребень должен уменьшить свою высоту до полутора метров, что практически не может причинить серьезного ущерба.

Питт в уме прикинул расстояние от бомбардировщика до точки, помеченной на склоне глубоководного желоба в качестве места взрыва. По его оценке, оно составляло около двадцати восьми километров. Невероятное расстояние, чтобы тащить неустойчивую сорокавосьмилетнюю атомную бомбу по неровной и неизученной поверхности морского дна.

— После этой вечеринки, — поинтересовался Питт, — что случится с нами?

— Вы поведете «Большого Бена» к ближайшему берегу, где будет поджидать отряд войск специального назначения, чтобы вас эвакуировать.

Питт тяжело вздохнул.

— Вам непонятна какая-либо часть плана? — спросил Сэндекер.

В глазах Питта отразились потаенные сомнения.

— Это, должно быть, самая безумная схема, о которой мне только приходилось слышать, фактически она еще хуже. Она просто самоубийственна.

Глава 66

Следуя со своей максимальной крейсерской скоростью 460 узлов, «С-5 Гэлакси» пожирал километр за километром, когда ночная тьма упала на северную часть Тихого океана. В грузовом отсеке Джиордино пункт за пунктом проводил проверки электронных и силовых систем «Большого Бена», сверяясь с инструкцией. Сэндекер работал в отсеке-офисе, уточняя информацию и отвечая на вопросы президента и Совета по национальной безопасности, члены которого обливались потом в кризисном штабе, руководя операцией. Адмирал также поддерживал постоянную связь с группой геофизиков, передававших новые данные о геологии морского дна, а также с Перси Нэшем, который отвечал на вопросы Питта об извлечении бомбы из самолета и процедуре ее подрыва.

Всякому, кто проследил бы за поведением Питта в течение последнего часа полета, оно показалось бы более, чем странным. Вместо того, чтобы попробовать напоследок запомнить тысячи подробностей предстоящей операции или обследовать вездеход вместе с Джиордино, он собирал все консервы, которые мог выпросить или купить у экипажа самолета. Он также одолжил всю имеющуюся на борту питьевую воду, тридцать литров, и весь кофе, произведенный самолетной кофеваркой, четыре литра, и погрузил все это в «Большой Бен».

Он вступил в тайный сговор с военным бортинженером, который знал «С-5» лучше, чем кто бы то ни было другой из находившихся на борту самолета. Вместе они установили трос, применявшийся для крепления груза, и небольшую электрическую лебедку над небольшой кабинкой, в которой помещался самолетный гальюн. Удовлетворенный своей бессовестной деятельностью, он влез в вездеход, занял место водителя и начал молча размышлять над почти безнадежным заданием.

Вырезать бомбу из Б-29 и взорвать ее было достаточно сложно, но пытаться проехать двенадцать километров по неизвестной местности, чтобы спастись от последствий взрыва, было и в самом деле крайне сомнительным предложением.

Меньше чем через минуту после того, как транспорт ВВС приземлился на аэродроме в Англии, Лорен и Майка Диаса быстро увезли прочь в лимузине, сопровождаемом вооруженной охраной, и доставили в Белый дом, тогда как Суму и Тоси впихнули в неярко окрашенный седан и повезли в неизвестное место в Мэриленд.

По их прибытии Лорен и Диаса сразу проводили вниз, в кризисный штаб. Президент встал из-за стола и вышел вперед.

— Вы не представляете, как я рад видеть вас обоих, — сказал он, сияя улыбкой. Он легко обнял Лорен и поцеловал ее в щеку, затем обнял Диаса, словно сенатор был его близким родственником.

Напряженная атмосфера в кризисном штабе несколько разрядилась, когда все поприветствовали недавно освобожденных заложников. Джордан подошел к ним и тихо попросил их пройти в соседнее помещение. Президент присоединился к ним и закрыл за собой дверь.

— Прошу простить меня, что я так тороплю вас, — сказал он, — и я понимаю, что вы оба нуждаетесь в хорошем отдыхе, но для Рея Джордана крайне важно опросить вас, пока готовится операция по ликвидации угрозы Проекта «Кайтен».

— Мы это вполне понимаем, — сказал Диас, счастливый оттого, что снова находится в самой гуще принятия политических решений. — Я уверен, что член Конгресса Смит также присоединится к моим словам, если я скажу, что мы только рады помочь всем, чем только сможем.

Президент учтиво обратился к Лорен:

— Вы не против?

Лорен ощущала отчаянную потребность принять хорошую теплую ванну. На ней не было никакой косметики. ее волосы были растрепаны, и на ней были панталоны и брюки на размер меньше, чем нужно, которые она одолжила у жены авиамеханика на острове Уэйк. Несмотря на все это и крайнее утомление, она все равно выглядела замечательно красивой.

— Пожалуйста, господин президент, что бы вы хотели узнать?

— Если мы можем отложить подробности того, как вас похитили, как с вами обращался Хидеки Сума и как вас чудесным образом освободили, то сейчаснам хотелось бы знать, что вы оба можете нам рассказать об операциях Сумы и центре «Дракон».

Лорен и Диас молча обменялись напряженными взглядами, которые лучше любых слов передавали весь спектр ужасных угроз, таившихся в Эдо-Сити и под островом Сосеки. Она кивнула Диасу, чтобы он говорил первым.

— Из того, что я видел и слышал, я боюсь, что угроза, исходящая от заминированных автомашин и всей связанной с ними программы, — это только верхушка айсберга.

— Пятнадцать минут до сброса, джентльмены, — раздался голос пилота из динамиков, установленных в грузовом отсеке.

— Пора в машину, — сказал Сэндекер.

Питт положил руку на плечо Джиордино.

— Давай-ка сначала посетим гальюн.

Джиордино посмотрел на него.

— Почему сейчас? На «Большом Бене» есть ассенизационная система.

— Мера предосторожности. Невозможно знать, как крепко мы трахнемся об воду. Гонщики «Формулы один» и «Индикар» всегда опорожняют мочевые пузыри перед стартом, чтобы избежать внутренних повреждений в случае столкновения.

— Ну, если ты настаиваешь. — Он подошел к гальюну для членов экипажа и открыл дверь.

Как только он вошел внутрь, Питт подмигнул бортинженеру. Тот ответил коротким кивком, и несколько витков троса упали вниз, окружив туалетную кабинку, затем были туго затянуты лебедкой, и дверь туалета оказалась закрыта наглухо.

Джиордино сразу понял, что произошло.

— Дирк, нет! Боже, не делай этого!

Сэндекер тоже понял, что происходит.

— Ты не сможешь сделать это в одиночку, — сказал он, схватив Питта за руку. — Процедуры требуют двоих.

— Чтобы управлять «Большим Беном», достаточно одного человека. Глупо рисковать двумя жизнями. — Питт подмигнул, увидев, что усилия Джиордино освободиться из клозета стали еще отчаяннее. Маленький итальянец легко мог бы вышибить алюминиевые панели, но обхватывающий их стальной трос прочно обвил кабинку.

— Передайте Джиордино, что я прошу извинить меня и что однажды я намерен извиниться перед ним лично.

— Я могу приказать экипажу освободить его.

— Приказать вы можете, но им придется сражаться со мной, чтобы выполнить этот приказ.

— Вы понимаете, что ставите под угрозу всю операцию? Что, если вы будете ранены при ударе? Без Ала вас некому будет заменить.

Тянулись секунды, а Питт все смотрел на Сэндекера. Наконец он произнес:

— Я не хочу, чтобы моя решимость выполнить задание подрывалась страхом потерять друга.

Сэндекер знал, что он не в силах изменить решение, которое принял его директор специальных проектов. Он медленно сжал обеими руками руку Питта.

— Что бы ты хотел, чтобы я приготовил для тебя, когда ты вернешься?

Питт тепло улыбнулся адмиралу.

— Салат из крабов и текилу со льдом. — Затем он повернулся, пробрался в люк вездехода и задраил его изнутри.

— Условия приемлемые, — подтвердил Сэндекер. С того места, где перед вездеходом стоял Сэндекер, он мог видеть лишь зияющую дыру в грузовой палубе. В тысяче метрах под ними океан был усыпан блестками отраженного лунного света. Он бы предпочел, чтобы сброс происходил днем, при полном штиле и гладкой воде, но рад был уже тому, что сейчас не было тайфуна.

— Двадцать секунд и обратный счет. — Пилот начал отсчитывать секунды в обратном направлении.

Питт кратко помахал им рукой через прозрачный нос огромного вездехода. Если он и волновался, то на его лице нельзя было заметить никаких признаков этого. Джиордино продолжал колотить в дверь туалета с яростью отчаяния, но все звуки заглушал рев ветра, насквозь продувавшего грузовой отсек.

— Пять, четыре, три, два, один, сброс!

Передние концы огромных направляющих вдруг задрались вверх, поднятые гидроцилиндрами, и «Большой Бен» скользнул назад через дыру в палубе, растворившись в темноте. Это движение заняло не больше трех секунд. Сэндекер и члены экипажа на какое-то время оцепенели, пораженные тем, как огромное чудище быстро и бесшумно скрылось из виду. Они осторожно подошли к краю люка и посмотрели назад и вниз.

Огромная масса вездехода была едва заметна в лунном свете. Машина стремительно мчалась вниз, в море, подобно метеору, упавшему с небес.

Транспорт «С-5» был специально переоборудован для сброса грузов в полете. В кабине второй пилот потянул за красную ручку с его стороны приборного щитка и включил электромоторы, распахивающие наружу две широкие створки, образующие часть грузовой палубы.

Сэндекер и два члена экипажа стояли перед вездеходом, привязанные страховочными стропами к прикрепленным к стенам кольцам. Они наклонились вперед против ветра, хлеставшего в зияющую дыру в палубе, и смотрели на Питта. сидевшего в кабине управления «Большого Бена».

— Шестьдесят секунд до точки сброса, — донесся до них через укрепленные на их головах наушники голос пилота. — Ветер у поверхности моря держится на уровне пяти узлов. Небо ясное, луна три четверти. Море слегка волнуется, высота гребней четыре фута. На радаре никаких надводных кораблей.

Глава 67

Многокупольная парашютная система автоматически высвободила уложенные купола, и ночной воздух бешено засвистел, когда три огромных купола длинными плюмажами взвились в темное небо. Затем они наполнились воздухом и с громким хлопком раскрылись; тогда чудовищный вездеход замедлил свой полет, уже достигший скорости курьерского поезда, и начал гораздо медленнее опускаться навстречу волнам.

Питт посмотрел наверх на это ободряющее зрелище, и его дыхание стало ровнее. Первый барьер позади, подумал он. Теперь все, что нужно было ему от вездехода, это чтобы он прошел через поверхность моря на ровном киле и упал через 320 метров воды без фокусов, прежде чем достигнуть дна в целости и правильной стороной вверх. Эта часть операции, подумал он, от него никак не зависела. Ему не оставалось делать ничего иного, как сидеть и наслаждаться этим путешествием и по возможности поменьше трепетать от страха.

Он снова посмотрел вверх и легко разглядел «С-5 Гэлакси», медленно кружащий над вездеходом в лунном свете. Он гадал, освободил ли Сэндекер Джиордино из заточения в клозете. Он легко мог себе представить, как его друг сыплет отборнейшими ругательствами. Боже, сколько же времени прошло, с тех пор как он с группой людей из НУМА начал обживать «Мокрые делянки»? Три месяца, четыре? Казалось, что прошла вечность. И, однако, несчастье, разрушившее глубоководную станцию, казалось, произошло лишь вчера.

Он снова посмотрел на парашюты и подумал, смогут ли они так же хорошо тормозить в воде, как в воздухе.

Инженеры, которые спланировали эту безумную операцию, полагали, что торможение должно произойти нормально. Но они находились в тысячах миль от того места, где сейчас был Питт, и оперировали множеством формул и физических законов, управляющих падением тяжелых тел. Не было проведено никаких экспериментов с моделями, не говоря уже о полномасштабном испытательном сбросе. Все это напоминало один бросок костей, однако проигрыш шел за счет Питта, если они ошиблись в вычислениях.

На глаз оценить расстояние над водой чрезвычайно трудно даже днем и почти невозможно ночью, но Питт разглядел освещенный лунным светом клок пены, сорванный бризом с гребня волны. Удар произойдет не позже чем через пятнадцать секунд, прикинул он. Он отклонил назад свое кресло и плотнее вжался в дополнительный матрасик, который догадалась положить какая-то предусмотрительная душа. Он на прощанье еще раз помахал рукой кружащему над ним самолету, что, как он понимал, было глупо. Они находились слишком далеко, чтобы видеть его в темноте; пилот держался на безопасной для Питта высоте, чтобы турбулентный след летящего гиганта не заполоскал его парашюты.

За внезапным резким ударом последовал оглушающий всплеск, когда вездеход вошел в воду в ложбине между гребнями волн. Машина продавила в поверхности моря приличных размеров воронку и выбросила вверх кольцевую стену воды, красиво заигравшую огнями фосфоресценции. Затем это зрелище пропало из вида, и море сомкнулось над «Большим Беном», словно затянулась гигантская оспина.

Удар был не таким скверным, как ожидал Питт. И он сам, и «Большой Бен» пережили сброс на парашюте без единого синяка или перелома. Питт вернул свое кресло в вертикальное положение и сразу начал проверять все силовые системы, вполне довольный зрелищем зеленых огоньков, протянувшихся через весь приборный щиток, пока компьютер докладывал об отсутствии неисправностей. Затем он включил наружные прожекторы и направил их вверх. Два парашюта были полностью раскрыты, но третий перекрутился и запутался в собственных стропах.

Питт быстро переключил внимание на экран монитора компьютера, набрав нужный код для слежения за скоростью спуска. Цифры поползли по экрану, тревожно мигая. Вездеход опускался в черную пустоту со скоростью шестьдесят один метр в минуту. Наибольшая допустимая скорость спуска, согласно расчетам, составляла сорок два метра. «Большой Бен» опускался на девятнадцать метров в минуту быстрее, чем нужно.

— Слишком занят, чтобы разговаривать? — Через его наушники голос Сэндекера доходил искаженным.

— У меня небольшая проблема. — ответил Питт.

— Парашюты? — спросил Сэндекер, боясь услышать ответ.

— Один из них запутался в стропах, и я потерял сопротивление.

— Какая у тебя скорость спуска?

— Шестьдесят один.

— Плохо.

— Расскажите мне про это.

— Этот вариант рассматривался. Твое место приземления выбиралось из тех соображений, что дно здесь ровное и осадки мягкие. Несмотря на превышение скорости спуска, удар будет мягче, чем при приводнении.

— Меня тревожит не удар, — сказал Питт, беспокойно посматривая на экран телекамеры, нацеленной вниз. — Я тревожусь из-за того, что тридцатитонная машина может на десять метров зарыться в ил. Без ковша «Большой Бен» не сможет откопать сам себя ec iягкой глины, как «Большой Джон».

— Мы тебя оттуда достанем. — пообещал Сэндекер.

— А как же операция?

Голос Сэндекера стал еле слышным:

— Мы закрываем спектакль…

— Держитесь на связи! — вдруг крикнул Питт. — Дно уже видно.

Противный коричневый цвет морского дна поднимался из черноты. Питт внимательно следил, как безжизненная равнина несется навстречу камере. Вездеход ударился о дно и вошел в ил, как кулак входит в бисквитный торт. Огромное облако взметнулось в холодную черную воду и полностью закрыло всякую видимость.

На борту самолета, словно подстегнутые общим страхом, взгляды Джиордино и Сэндекера поднялись вверх и встретились над приборами связи. Их лица были напряжены и мрачны, пока они ждали, когда в наушниках снова раздастся голос Питта.

Весь гнев Джиордино мгновенно стих, как только его освободили из заточения в клозете. Теперь им владела только глубокая озабоченность, пока он дожидался известий о судьбе своего друга.

Там, в глубине, Питт не мог сразу понять, зарылся ли вездеход в ил. Он чувствовал только, что инерция крепко вжимает его в кресло. Видимость исчезла полностью. Камеры и наружные прожекторы показывали лишь коричневатую муть. Не было никакой возможности определить, покрыта ли кабина тонким слоем ила или погребена под пятиметровой толщей вязкой глины, всасывающей предметы, как зыбучие пески.

К счастью, купола парашютов были подхвачены течением со скоростью три узла и отнесены вбок от вездехода. Питт повернул выключатель, освобождающий карабины, прикрепленные к главным стропам парашютов.

Он включил тяговые двигатели, питаемые от ядерного реактора, и переключил трансмиссию в положение «вперед». Он почувствовал вибрацию, когда огромные гусеницы вгрызлись траками в ил и начали проворачиваться. Почти целую минуту ничего не происходило. Казалось, гусеницы крутятся впустую, почти не создавая тяги вперед.

Затем «Большой Бен» слегка вильнул вправо. Питт передвинул рычажки управления и вернул вездеход в прежнее положение. Он почувствовал небольшое продвижение вперед. Затем повторил этот маневр несколько раз, толкая огромную машину туда и сюда, и с каждым разом она продвигалась вперед чуть дальше, набирая скорость и увеличивая амплитуду своих метаний.

Внезапно вездеход преодолел всасывание вязкого грунта и рванулся вперед и вверх, проехал почти пятьдесят метров и вырвался из облака взбаламученного ила. Вода снова стала прозрачной.

Тянулись долгие секунды, и смутное ощущение торжества начало охватывать Питта. Он сидел тихо, расслабленно, не трогая рычажков управления и позволяя вездеходу спокойно катиться по ровному илистому дну. Он переключил управление на автомат и установил расчетный курс на запад, подождав несколько секунд, чтобы убедиться, что автоматика работает исправно. К счастью, «Большой Бен» вскоре достиг своей максимальной скорости и катился по пустынной подводной равнине так спокойно и плавно, словно вспахивал кукурузное поле в Айове.

Только тогда Питт связался с Сэндекером и Джиордино и доложил, что находится на пути к «Демонам Деннингса».

Глава 68

В Вашингтоне уже стояло утро, когда Джордан получил сообщение от Сэндекера, находившегося западнее на десять часовых поясов. Президент вернулся в свою спальню на второй этаж Белого дома, чтобы принять душ и сменить одежду. Он стоял перед зеркалом и завязывал галстук, когда ему позвонили из кризисного штаба.

— Простите, что я помешал вам, господин президент, — с уважением сказал Джордан, — но я подумал, что вы захотите узнать, что сброс прошел успешно, Питт и глубоководный разведовательный вездеход на пути к цели.

— Приято начинать день хоть с каких-то хороших новостей для разнообразия. Как скоро они доберутся до бомбардировщика?

— За час, может быть, даже быстрее, если дно окажется ровным и не преподнесет геологических сюрпризов.

— А детонация?

— Потребуется два часа, чтобы извлечь бомбу, и еще три, чтобы достичь запланированного места взрыва, установить детонаторы и дать вездеходу достаточно времени, чтобы выбраться в безопасную зону.

— Трудности были? — спросил президент.

— Адмирал Сэндекер доложил, что падение сквозь воду было несколько рискованным, но вездеход перенес удар без повреждений. Единственная другая накладка, как вы это называете, состояла в том, что Питту каким-то образом удалось оставить Джиордино в самолете, и он выполняет задание в одиночестве.

Президент втайне обрадовался.

— Это меня не удивляет. Он из тех людей, кто скорее пожертвует собой, чем подвергнет риску товарища. Есть что-нибудь новое о заминированных автомобилях?

— Силы, участвующие в поиске, обнаружили двадцать семь штук.

— Есису и Цубои к этому времени, должно быть, знают, что мы дышим им в спины. Если у них уже есть коды для подрыва бомб, мы услышим новости от них.

— Мы скоро будем знать, выиграли ли мы эту гонку или нет, — спокойно ответил Джордан.

Специальный помощник президента Дейл Николс сразу помчался к президенту, едва выйдя из лифта. Президент мгновенно заметил по лицу Николса, что дело срочное.

— У тебя такой вид, словно ты стоишь босиком на муравейнике, Дейл. Что там происходит внизу?

— Вам лучше пройти в комнату связи, господин президент. Ичиро Цубои каким-то образом проник в нашу защищенную линию связи и установил контакт по видеоканалу.

— Он появился на сцене?

— Пока нет. Он ждет, заявив, что будет разговаривать только с вами.

— Предупреди кризисный штаб, чтобы они следили за разговором.

Президент вошел в комнату вниз по коридору от Овального кабинета и уселся в кожаное кресло в конце небольшой платформы, за которой в дальней стене находился высокий и широкий прямоугольный проем. Он нажал на кнопку в подлокотнике кресла и стал ждать. Внезапно разделенные тысячами миль и часовых поясов точки земли слились в одно пространство, одно время, когда трехмерное изображение Ичиро Цубои материализовалось в натуральную величину на другом конце сцены.

Благодаря волшебной технологии фотоники — передачи изображений по волоконнооптическим кабелям — и компьютерной магии, эти два человека могли сидеть и разговаривать, словно они находились в одной комнате. Четкость изображения была столь велика, что образ Цубои был неотличим на глаз от живого человека без всяких признаков размытости или прозрачности.

Цубои неподвижно стоял на коленях на бамбуковом мате, его пальцы были поджаты, руки лежали на бедрах. Он был одет в дорогой деловой костюм, но на ногах не было обуви. Он слегка поклонился, когда изображение президента появилось на его конце линии связи.

— Вы хотите установить диалог, мистер Цубои? — сказал президент, начиная разговор.

— Это верно, — ответил Цубои, нагло отказываясь обращаться к президенту в соответствии с его титулом.

Президент решил выстрелить с бедра.

— Ну, вы безусловно привлекли мое внимание этим ядерным взрывом в Вайоминге. Он, надо полагать, представлял некоторое послание?

Воздействие слов президента было усилено его кажущимся безразличием. Будучи прекрасным политиком, президент тонко разбирался в людях. Он быстро распознал ощутимую напряженность во взгляде Цубои и вывел отсюда, что японцы не имеют надежного силового превосходства, вступив в эти переговоры.

Международный финансовый гений и очевидный наследник гангстерской и промышленной империи Сумы старался выглядеть спокойным и владеющим собой, но предшествующее молчание президента по поводу взрыва оказало свое деморализующее воздействие. Ни он, ни Есису не могли понять, почему глава исполнительной власти совершенно проигнорировал это событие.

— Мы можем сэкономить много слов, господин президент, — сказал Цубои. — Вам известно о наших технических достижениях и превосходстве в оборонной технологии, и к этому времени сенатор Диас, член Конгресса Смит и ваши эксперты из разведки проинформировали вас о наших установках на острове Сосеки.

— Мне отлично известно о вашем центре «Дракон» и Проекте «Кайтен», — парировал президент, заметив, что Цубои ни словом не упомянул Хидеки Суму. — И если вы надеетесь, что я не распоряжусь о нанесении массивного ответного удара, если вы безумно решите взорвать хоть еще одну из ваших бомб, то вы прискорбно заблуждаетесь.

— В наши первоначальные намерения не входило убивать миллионы людей, — настоятельно продолжал Цубои.

— Я знаю, что вы намеревались сделать, мистер Цубои. Попробуйте только, и Армагеддон будет ваш.

— Если вы хотите войти в историю как величайший злодей после Адольфа Гитлера, совершив совершенно иррациональный поступок, то я мало что могу добавить к уже сказанному.

— Вы, кажется, хотели мне что-то сообщить, иначе зачем вы связались со мной?

Цубои выдержал паузу, прежде чем начать атаку.

— У меня есть некоторые предложения, которые я хотел бы выложить на стол.

— Я готов их выслушать.

— Вы прекращаете поиски машин. Если новые машины будут конфискованы, то будут посланы сигналы на подрыв. И поскольку однажды вы уже применили это оружие против моего народа, то я заверяю вас, что без колебаний взорву оставшиеся бомбы в густонаселенных городах.

Президент изо всех сил старался подавить нарастающий гнев.

— Тогда ничья. Вы убьете несколько миллионов наших сограждан, мы истребим все ваше население.

— Нет, вы этого не сделаете. Народ великой Белой Христианской Америки никогда не простит подобной бойни.

— Не все мы белые, и не все христиане.

— Меньшинства, подтачивающие вашу культуру, никогда не поддержат такую позицию.

— Тем не менее они все американцы.

— Как бы то ни было, мой народ привержен идее нашей новой империи и готов умереть за нее.

— Это наглая ложь, — ответил президент. — До сих пор вы и Сума и остальные члены вашей шайки гангстеров действовали подпольно. Японский народ и понятия не имеет, что вы готовы поставить под угрозу их жизни ради завоевания экономического господства. Все эти люди не будут рисковать опустошением своей страны ради амбиций и жадности кучки преступников. Вы не можете говорить от их имени или от имени японского правительства.

Легкая тень улыбки скользнула по лицу Цубои, и президент понял, что его провели.

— Вы можете избежать этого ужасного массового убийства и разрушения обеих наших стран, просто приняв мои предложения.

— Вы имеете в виду требования.

— Называйте как угодно.

— Изложите их, — сказал президент, и в его голосе появились нотки досады. Он потерял самообладание и корил себя за это.

— Не будет никакой национализации или принудительной передачи контроля над нашими компаниями, а также вмешательства судебных органов в какой-либо планируемый проект основания новых японских компаний или покупки недвижимости.

— Это не слишком уж большое дело. Национализация никогда не была в интересах Соединенных Штатов. За двести лет существования нашей страны даже не рассматривался ни один законопроект, основанный на такой неконституционной предпосылке. Что касается последнего, то, насколько мне известно, ни одной японской фирме ни разу не отказывали на основании судебного решения в покупке предприятий или земельных участков в Соединенных Штатах.

— От японских граждан не будут требовать виз для въезда в Соединенные Штаты.

— Вам придется сражаться с Конгрессом по поводу этого требования.

Цубои спокойно продолжал.

— Никаких торговых барьеров или повышенных таможенных пошлин для японских товаров.

— А как насчет аналогичных условий с вашей стороны?

— Это не может быть предметом обсуждения, — ответил Цубои, который явно ожидал подобного вопроса. — Есть серьезные причины, по которым многие ваши товары нежелательны в Японии.

— Продолжайте, — приказал президент.

— Штат Гавайи становится территорией Японии.

Президента заранее предупредили об этом необоснованном требовании.

— Доброжелательное население этого острова и так уже до крайности обозлено тем, что вы сделали с ценами на недвижимость на Гавайях. Сомневаюсь, что им захочется променять Звезды и Полосы на Восходящее Солнце.

— А также штат Калифорния.

— На это я могу ответить только невозможными и недопустимыми для государственного деятеля словами, — цинично сказал президент. — Почему вы остановились на этом? Чего еще вы хотите?

— Поскольку наши деньги держат на плаву ваше казначейство, мы ожидаем возможности быть представленными в вашем правительстве, что означает место в вашем кабинете министров, а также наших людей, занимающих ответственные посты в Казначействе, Министерстве торговли и в Государственном департаменте.

— А кто будет выбирать этих ваших людей, вы с Ёсису или лидеры вашего правительства?

— Мистер Ёсису и я.

Президент был ошеломлен. Это означало пригласить организованную преступность участвовать в руководстве страной на самых высших должностях.

— То, что вы требуете, мистер Цубои, абсолютно немыслимо. Американский народ никогда не потерпит, чтобы его превращали в экономических рабов иностранцев.

— Они жестоко поплатятся, если вы проигнорируете мои условия. С другой стороны, если у нас будет возможность участвовать в принятии решений на уровне американского правительства и делового сообщества, вся ваша экономика разительно изменится к лучшему и обеспечит более высокие жизненные стандарты для ваших граждан.

Президент сжал зубы.

— При вашей монополии прибыли японских компаний и цены на японские товары взлетят до небес.

— У вас также снизится безработица и уменьшится национальный долг, — продолжал Цубои, словно президент был совершенно бессилен изменить ход событий.

— Не в моей власти давать обещания, которые не будут поддержаны Конгрессом, — сказал президент. Его гнев улегся, и теперь он лихорадочно искал способ провести противника и одержать верх. Он опустил глаза вниз, притворяясь окончательно сбитым с толку. — Вы же знаете, как делаются дела в Вашингтоне, мистер Цубои. Вам известно, как работает наше правительство.

— Я полностью осознаю пределы ваших властных полномочий. Но многое вы можете сделать, не испрашивая на это одобрения законодателей.

— Прошу простить меня, мне нужно некоторое время, чтобы переварить ваши несоразмерные требования, — Президент помолчал, чтобы собраться с мыслями. Ему нельзя сейчас лгать и делать вид. что он готов принять все наглые требования Цубои. Это было бы слишком очевидным признаком двойной игры с целью потянуть время. Ему следует вести себя грубо и выглядеть раздраженным Он поднял глаза и уставился прямо в лицо Цубои. — Я не могу в здравом уме согласиться на то, что выглядит как условия безоговорочной капитуляции.

— Это намного лучшие условия, чем вы нам предлагали в сорок пятом году.

— Наша оккупация была куда милостивей и доброжелательней, чем ваш народ имел какие-либо основания рассчитывать, — сказал президент, впиваясь ногтями в подлокотники.

— Я обратился к вам не для того, чтобы обсуждать исторические различия, — грубо заявил Цубои. — Вы слышали наши условия и предупреждены о последствиях их невыполнения. Нерешительность или промедление с вашей стороны не отсрочат трагического исхода.

В глазах Цубои не было ни малейшего признака того, что он блефует. Президент хорошо осознавал, какая угроза нависла над страной, еще более ужасная от того, что автомобили были спрятаны в густонаселенных крупных городах, и маньяки-самоубийцы ждали лишь сигнала, чтобы взорвать их.

— Ваши вымогательские требования оставляют не слишком много места для торговли.

— Ни малейшего, — ответил Цубои безапелляционным тоном.

— Я же не могу просто щелкнуть пальцами и сотворить чудо сотрудничества с политической оппозицией, — сказал президент, притворяясь раздраженным. — Вам чертовски хорошо известно, что я не могу диктовать Конгрессу. Сенатор Диас и член Конгресса Смит имеют большое влияние в обеих палатах, и они уже вдохновляют своих коллег-законодателей дать вам самый резкий отпор.

Цубои безразлично пожал плечами.

— Я вполне понимаю, что колеса вашей государственной машины увязли в болоте эмоций, господин президент. И ваши избранные члены представительных органов голосуют в соответствии с партийными установками, пренебрегая заботой о благе страны. Но они будут вынуждены примириться с неизбежным, когда вы сообщите им, что два заминированных автомобиля разъезжают в настоящий момент по улицам Вашингтона.

Скверно. Мяч опять был на президентской стороне корта. Ему пришлось сделать над собой титаническое усилие, чтобы остаться невозмутимым и продемонстрировать нотки раздражения.

— Мне понадобится время.

— У вас оно будет. До трех часов пополудни сегодня, по вашингтонскому времени, когда вы должны появиться на национальном телевидении с вашими помощниками и лидерами Конгресса, стоящими рядом и демонстрирующими поддержку, пока вы будете объявлять о новых соглашениях о сотрудничестве между Японией и Соединенными Штатами.

— Вы слишком многого просите.

— Именно так все должно произойти, — сказал Цубои. — И еще одна вещь, господин президент. На любой признак нападения на остров Сосеки мы немедленно ответим взрывом заминированных автомобилей. Я ясно изложил свои намерения?

— Кристально ясно.

— Тогда доброго утра. Я с нетерпением жду вашего выступления по телевидению сегодня во второй половине дня.

Изображение Цубои быстро расплылось и исчезло.

Президент посмотрел на часы на стене. Девять часов. Осталось только шесть. Тот же срок, за который, согласно плану Джордана, Питт должен подорвать старую атомную бомбу и вызвать подводное землетрясение и цунами.

— О Боже, — прошептал он в пустой комнате, — что, если все пойдет не так?

Глава 69

«Большой Бен» пересекал бескрайнюю подводную равнину со скоростью пятнадцать километров в час. Это была чуть ли не космическая скорость для огромного транспортного средства, движущегося под водой по донному илу. Огромное облако взвешенных частиц взвивалось вихрем за ним, поднимаясь, как огромный цветок, ввысь, в непроницаемый мрак, прежде чем рассеяться и медленно осесть на дно.

Питт внимательно следил за картинкой на обзорном экране, подключенном к лазерно-сонарному устройству, просвечивающему дно перед машиной и представляющего разрез в виде трехмерного изображения рельефа поверхности и подстилающих пластов. Подводная пустыня была довольно однообразной, лишь однажды ему пришлось объезжать узкую, но глубокую расселину, но в основном ему удавалось отдохнуть и немного расслабиться.

Ровно через сорок семь минут после того, как он отцепил парашюты и привел «Большого Бена» в движение, на экране появились четкие очертания «Би-29», понемногу заполнившие весь экран. Координаты цели, переданные со спутника «Пирамидер» и введенные в навигационный компьютер вездехода, позволили ему выйти прямо на цель.

Питт находился теперь достаточно близко, чтобы обломки самолета оказались в зоне досягаемости прожекторов вездехода. Он сбавил скорость и объехал вокруг печальных обломков. Самолет выглядел как выброшенная сломанная игрушка на дне прудика на задворках дома. Питт смотрел на него с чувством восторга, которое испытывают ныряльщики, впервые приблизившись к изделию человеческих рук на морском дне. Быть первым, кто увидит, первым, кто прикоснется к утонувшему автомобилю, пропавшему самолету или обломкам кораблекрушения, — это внушающее страх и меланхолию переживание, знакомое, кроме них, разве что тем, кто осмеливается разгуливать после полуночи по дому, где водятся привидения.

Бомбардировщик «Демоны Деннингса» погрузился в ил чуть больше, чем на метр. Одного двигателя не хватало, и правое колесо было отогнуто назад и задрано вверх, словно гротескная рука, тянувшаяся к поверхности. Лопасти трех оставшихся пропеллеров отогнулись назад при ударе о воду, как поникшие лепестки увядающего цветка.

На хвостовой секции высотой с трехэтажный дом были ясно видны следы артиллерийского обстрела. Секция отломилась и лежала в нескольких метрах позади основной части фюзеляжа и немного сбоку. Отсек хвостового стрелка был разбит и разворочен, ржавые стволы 20-миллиметровых пушек уткнулись в ил.

Алюминиевые поверхности тридцатиметрового цилиндрического фюзеляжа были покрыты водорослями и ракушками, но стеклянные окна, опоясывающие нос самолета, все еще оставались прозрачными. Маленький демон, нарисованный под боковым окном кабины пилота, был удивительно чистым, без признаков обрастания или осыпания краски. Питт мог бы поклясться, что его глаза-бусинки глядели ему прямо в лицо, а губы раздвигались в сатанинской ухмылке.

Питт был слишком опытен, чтобы позволить воображению разыграться и нарисовать картину, в которой скелеты членов экипажа по-прежнему сидели бы на своих местах с отвисшими челюстями и поникшими набок черепами, замершие в мертвом молчании. Питт достаточно долго занимался подводным плаванием сквозь остовы затонувших кораблей, чтобы знать, что мягкие ткани человеческого тела растворяются в морской воде первыми, быстро пожираемые придонными рачками. Затем исчезают кости, в конце концов растворяются в соленой ледяной воде. Как ни странно, дольше всего сохраняется одежда, особенно кожаные куртки и ботинки летчиков. Со временем исчезнут и они, как и сам бомбардировщик.

— Осматриваю цель, — доложил он Сэндекеру, сидевшему в кружившем над его головой «С-5».

— В каком она состоянии? — вскоре ответил ему бесплотный голос адмирала.

— Одно крыло сильно повреждено. Хвост оторван совсем, но основная часть фюзеляжа совершенно целая.

— Бомба находится в переднем бомбовом отсеке. Тебе надо поставить «Большого Бена» в том месте, где передняя кромка крыла примыкает к фюзеляжу. Затем сделать разрез через верхнюю часть фюзеляжа.

— Красотке нынче ночью повезло, — сказал Питт. — Правое крыло оторвано назад, что открывает легкий доступ в этом месте. Я могу занять прекрасную позицию, чтобы разрезать шпангоуты сбоку.

Питт маневрировал вездеходом, пока его манипуляторы не смогли дотянуться до переднего бомбового отсека самолета. Тогда он вставил руку в похожее на перчатку управляющее устройство, через электронные датчики и гидроусилители приводящее в движение механические руки манипуляторов, и выбрал из трех инструментов, прикрепленных к «запястью» левого манипулятора, дисковую фрезу для резки металла. Управляя этой системой, словно она была непосредственным продолжением его руки, он проложил и измерил разрез на экране монитора, на который проецировались внутренние сечения конструкций самолета. Он смог выполнить эту сложную операцию, следя за нею по изображениям, показывающим виды места будущего разреза под несколькими разными углами с близкого расстояния — спереди, сверху, сбоку, — вместо того, чтобы полагаться на прямое наблюдения через прозрачный нос кабины вездехода. Он поднес фрезу к алюминиевой обшивке и ввел в компьютер расположение и глубину разреза. Затем он включил инструмент и стал наблюдать, как он врезался в фюзеляж «Демонов Деннингса» с точностью хирургического скальпеля.

Мелкие зубья дисковой фрезы рассекли потерявший с годами прочность алюминий, из которого был сделан самолет, как лезвие бритвы разрезает бальсовую модель планера. Не было ни искр, ни свечения раскалившегося от трения металла. Материал был слишком мягким, а вода ледяной. Поддерживающие обшивку стрингеры и поперечные элементы жесткости вместе со жгутами кабелей так же легко поддавались фрезе. Когда пятьдесят минут спустя разрез был закончен, Питт подвел к вырезанному куску второй манипулятор. «Запястье» этого манипулятора было оборудовано большим захватом, пальцы которого смыкались, как щипцы.

Захват прошил обшивку, и его пальцы сомкнулись вокруг шпангоута. Рука медленно поднялась вверх и подалась назад, отрывая прочь огромный кусок боковой части и крыши самолета. Питт осторожно развернул манипулятор на девяносто градусов и очень медленно опустил оторванный кусок на покрытое илом дно, так что ему удалось не взбаламутить воду и сохранить видимость.

Теперь перед ним была дыра размером три на четыре метра. Огромная бомба того же типа, что и «Толстяк», сброшенный на Нагасаки, бомба с кодовым названием «Дыхание матери», была ясно видна сбоку через эту дыру. Она висела там, надежно закрепленная широким хомутом и расчалками, зловеще поблескивая в лучах прожекторов вездехода.

Питту все еще оставалось удалить участки туннеля-лаза, проходящего над бомбовым отсеком и соединяющего кабину пилотов с отсеком стрелка в середине фюзеляжа. Часть этого туннеля уже была удалена вместе с узкими металлическими мостиками, проходившими вдоль бомбового отсека, чтобы огромную бомбу можно было втиснуть в брюхо самолета. Ему нужно было также вырезать направляющие, установленные для того, чтобы при сбрасывании бомбы она не зацепилась стабилизаторами.

Эта операция также прошла гладко. Оставшиеся препятствия вскоре были опущены на кучу вырезанных ранее обломков. Теперь ему предстояло выполнить самую сложную часть процедуры извлечения бомбы.

«Дыхание матери», казалось, просто источала смерть и разрушение. Девять футов в длину и пять в диаметре — такие размеры были заданы ее конструкторам, чтобы ее можно было хоть как-то разместить в самом большом из существовавших тогда бомбардировщиков; она была похожа на большое, толстое, уродливое яйцо, окрашенное в цвет ржавчины, с приделанными у одного конца стабилизаторами, окруженными цилиндрическим защитным кольцом, и чем-то вроде застежки-молнии вокруг среднего сечения.

— Доступ свободен, приступаю к извлечению бомбы, — доложил Питт Сэндекеру.

— Тебе придется использовать оба манипулятора, чтобы извлечь и транспортировать ее, — сказал Сэндекер. — Когда ее в последний раз взвешивали, она потянула почти на пять тонн.

— Мне потребуется один манипулятор, чтобы обрезать подвеску и расчалки.

— Этот вес чрезмерен для одного манипулятора. Он не выдержит такой нагрузки, не сломавшись.

— Я знаю об этом, но ведь мне потребуется время после перерезания троса подвески, чтобы заменить фрезу на захват. Только после этого я смогу осмелиться поднять ее.

— Держись на связи, — приказал Сэндекер. — Я проверю, что предусмотрено инструкцией, и немедленно скажу тебе.

Ожидая ответа адмирала, Питт подвел отрезную фрезу к нужному месту и ухватился захватом за подъемную скобу под подвеской.

— Дирк?

— Слушаю вас, адмирал.

— Пусть бомба упадет.

— Повторите, что вы сказали.

— Обрежь тросы подвески, и пусть бомба свободно упадет на дно. «Дыхание матери» — бомба имплозивного типа, она может выдерживать сильные удары.

Все, что Питт мог увидеть, глядя на устрашающее чудовище, маячившее всего в нескольких метрах перед ним, — это огненный шар, стремительно разбухающий перед его глазами, неизменно демонстрируемый в документальных фильмах.

— Ты слышишь меня? — спросил Сэндекер, и в его голосе звучала нервозность.

— Это факт или слух? — ответил Питт.

— Исторический факт.

— Если вы в ближайшие минуты услышите сильный подводный взрыв, то будете знать, что это вы испортили мне сегодняшний день.

Питт глубоко вздохнут, выдохнул, непроизвольно закрыл глаза и направил фрезу для того, чтобы разрезать тросы подвески. Наполовину проржавевшие за почти пятьдесят лет пребывания в морской воде, тросы легко поддались зубьям фрезы, и огромная бомба упала на закрытые створки бомболюка. Единственный взрыв, который произошел, — это брызнувшее во все стороны облако ила, проникшего в отсек и осевшего на его дно.

В течение неприятной, долгой минуты Питт сидел в оцепенении, чувствуя себя очень одиноким и ожидая, пока муть осядет и бомба опять появится перед глазами.

— Я не слышал взрыва, — уведомил его адмирал спокойным тоном, способным привести в бешенство.

— Вы услышите, адмирал, — сказал Питт, взяв себя в руки и вернув себе способность к рациональному мышлению, — вы обязательно услышите.

Глава 70

Надежда то угасала, то разгоралась опять. До рокового срока оставалось меньше двух часов, а «Большой Бен» тем временем мчался по морскому дну, надежно обхватив «Дыхание матери» клещами своих манипуляторов. Как в последние минуты баскетбольного матча, когда исход и счет еще могут измениться, напряженная атмосфера внутри «С-5 Гэлакси» и в Белом доме все сгущалась, когда операция приближалась к решающей стадии.

— Он опережает график на восемнадцать минут, — тихо произнес Джиордино, — и выглядит неплохо.

— «Как тот, кто на пустынной дороге бредет в страхе и тревоге», — рассеянно процитировал Сэндекер.

Джиордино взглянул на него озадаченно.

— Откуда это, адмирал?

— Кольридж. — Сэндекер смущенно улыбался. — «Старый моряк». Я подумал о Питте, который там внизу, один в бездне, с миллионами жизней на его плечах, путешествует во тьме, в каких-то сантиметрах от мгновенной огненной гибели…

— Мне бы следовало быть сейчас с ним, — горько сказал Джиордино.

— Мы оба прекрасно знаем, что ты бы запер в клозете его, если бы первый догадался это сделать.

— Верно. — Джиордино пожал плечами. — Но я не догадался. А сейчас он смотрит смерти в лицо, пока я торчу здесь, как манекен в витрине.

Сэндекер взглянул на карту и красную линию, изображавшую путь Питта по морскому дну до Б-29 и затем оттуда к месту взрыва.

— Он сделает это и вернется живым, — пробормотал он себе под нос. — Питт не из тех людей, которые легко примиряются со смертью.

Масудзи Кояма, опытный специалист Сумы по обнаружению целей, стоял за спиной оператора радарной установки и показывал на цель Ёсису, Цубои и Такеде Куродзиме, собравшимся у экрана радара.

— Очень крупный транспортный самолет американских ВВС, — объяснял он. — Компьютерное распознавание показывает, что это «С-5 Гэлакси», способный перевозить очень большие грузы на громадные расстояния.

— Высказали, что он ведет себя крайне странно? — спросил Есису.

Кояма кивнул.

— Он прилетел сюда с юго-востока, следуя в направлении базы американских ВВС на острове Симодате, это воздушный коридор, используемый их военными самолетами и проходящий в пределах от семидесяти до ста километров от нашего острова. Следя за ним, мы обнаружили, что от него отделился какой-то объект и упал в море.

— Упал с самолета?

— Да.

— Вы можете определить, что это за предмет?

Кояма покачал головой.

— Все, что я могу сказать вам, это что он, похоже, опускался медленно, словно на парашюте.

— Подводный чувствительный датчик, может быть? — задумчиво сказал Куродзима, главный директор центра «Дракон».

— Это возможно, хотя он выглядел слишком большим для гидроакусгического буя. — Очень странно, — подумав, заметил Ёсису.

— С тех пор, — продолжал Кояма, — самолет находится в этом районе, описывая круги над местом сброса.

Цубои посмотрел на него.

— Как долго?

— Почти четыре часа.

— Вы перехватили какие-нибудь радиопереговоры?

— Несколько очень коротких сигналов, но они были электронно кодированы.

— Рекогносцировщик! — выпалил Кояма, словно на него вдруг сошло откровение.

— Что такое рекогносцировщик? — спросил Ёсису.

— Самолет со сложным радиоэлектронным оборудованием для обнаружения и разведки целей и аппаратурой связи, — объяснил Кояма. — Они используются в качестве летающих командных центров для руководства боевыми операциями.

— Президент — коварный лжец! — внезапно прошипел Цубои. — Он пустил мне дым в глаза и притворился, что готов принять наши условия, чтобы выиграть время. Теперь все стало ясно, он собирается начать нападение на остров с помощью сил специального назначения.

— Но зачем тогда он действует столь очевидным образом? — тихо сказал Цубои. — Американской разведке хорошо известно, что мы можем обнаруживать и отслеживать интересующие нас цели на таких расстояниях.

Кояма глядел на изображение самолета на экране радара.

— Он может выполнять задание по электронной разведке нашей оборонительной системы.

На лице Цубои застыло гневное выражение.

— Я немедленно свяжусь с президентом и потребую, чтобы он убрал этот самолет изнаших вод.

— Нет, у меня есть лучший план. — Губы Ёсису раздвинулись в зловещей, ледяной улыбке. — Послание, которое президент поймет.

— Какой у тебя план, Корори? — с уважением спросил Цубои.

— Очень простой, — ответил Ёснгу с бесстрастной прямотой. — Мы собьем его.

В течение шести минут после этого разговора две ракеты «Тосиба» класса «земля-воздух» с головками инфракрасного самонаведения взвились со стартовых установок и устремились к «С-5», экипаж которого ни о чем не подозревал. Беззащитный, устрашающе уязвимый самолет не был оснащен системами оповещения о нападении. Он продолжал выполнять свое задание по отслеживанию продвижения «Большого Бена», кружа над морем в полном неведении относительно страшной угрозы, стремительно приближающейся к его огромному фюзеляжу.

Сэндекер пошел в отсек связи, чтобы послать доклад о ходе операции в Белый дом, пока Джиордино оставался в штабном отсеке. Джиордино стоял, склонившись над столом и изучая отчет морского геолога о подводном желобе, который предстояло пересечь Питту, чтобы оказаться в безопасности на берегу Японии. Он, наверно, уже в пятый раз промерял расстояние, когда первая ракета попала в самолет и взорвалась со страшным грохотом. Ударная волна, а за ней волна декомпрессии швырнула его на стол. Оглушенный, он едва успел опереться на стол локтями, как вторая ракета ударила в нижний грузовой отсек и вырвала огромную зияющую дыру в брюхе самолета.

Конец должен был быть быстрым и драматическим, но первая ракета не взорвалась сразу после удара о бок самолета. Она пробила обшивку в промежутке между шпангоутами в верхней части фюзеляжа, пролетела через грузовой отсек и взорвалась, когда прошивала нервюры корпуса на противоположной стороне отсека. Основная сила взрыва была направлена в ночной воздух снаружи, что спасло самолет от немедленной гибели. Взорвись ракета на долю секунды раньше, его бы разорвало на части.

Еще не успев оправиться от шока, Джиордино подумал: теперь самолет должен рухнуть вниз, он не сможет лететь дальше. Однако он ошибся в каждом из этих предсказаний. Огромная машина «Гэлакси» вовсе не собиралась умирать. Чудесным образом ничего не загорелось, и только одна из систем управления аэродинамическими отклоняющимися плоскостями была повреждена. Несмотря на свои зияющие раны, машина уверенно держалась в воздухе.

Пилоту пришлось послать подбитый самолет в пикирование, прежде чем снова выровнять машину менее чем в тридцати метрах над морем и лечь на курс в южном направлении, прочь от острова Сосеки. Двигатели работали нормально, и кроме вибрации и возросшего сопротивления из-за пробоин в фюзеляже, главной заботой пилота была потеря управления рулем высоты.

Сэндекер прошел в заднюю часть самолета вместе с бортинженером, чтобы оценить размеры повреждений. Они увидели Джиордино, осторожно ползущего на четвереньках по грузовому отсеку. Цепляясь за шпангоуты, как утопающий за соломинку, он с явным отвращением завороженно смотрел через зияющую дыру на море, проносящееся мимо и сверкавшее, как ртуть.

— Будь я проклят, если я собираюсь прыгать! — прокричал он, стараясь перекрыть свист ветра, насквозь продувающего самолет.

— Я тоже вовсе и не думаю этого делать! — крикнул в ответ Сэндекер.

Бортинженер со страхом и изумлением смотрел на повреждения.

— Что здесь, черт возьми, произошло?

— В нас попали две ракеты «земля-воздух»! — прокричал ему Джиордино.

Джиордино замахал руками Сэндекеру, показывая на нос самолета и предлагая уйти подальше от ураганного ветра. Они пробрались в кабину пилотов, пока бортинженер начал обследовать повреждения в развороченном днище. Они нашли пилотов спокойно борющимися с механизмами управления машиной и вполголоса совещающимися между собой, словно они выполняли пример из учебника, как надо действовать в случае аварии, отрабатывая его на учебном тренажере.

Джиордино устало опустился на пол, благодаря судьбу, что остался в живых.

— Поверить не могу, что эта большая пташка все еще летит, — радостно пробормотал он. — Напомните мне, чтобы я не забыл расцеловать ее конструкторов.

Сэндекер склонился над приборным щитом между креслами пилотов и быстро окинул взглядом приборы, чтобы оценить повреждения. Затем он спросил:

— Какие у нас шансы?

— У нас еще сохранились электрические приводы и часть гидравлических, управляемость достаточна для маневрирования, — ответил первый пилот, майор Маркус Тернер, крупный краснолицый техасец, обычно веселый и любящий пошутить, но теперь напряженный и мрачный. — Но взрыв, должно быть, перерезал топливные магистрали от главного бака. Показания уровня топлива сильно упали всего за две минуты.

— Вы можете оставаться барражировать над точкой за пределами радиуса действия ракет?

— Нет.

— Я могу приказать это от имени президента, — резким тоном сказал Сэндекер.

Тернеру это не понравилось, и он не собирался уступать.

— Не сочтите это проявлением неуважения, адмирал, но этот самолет, похоже, в любую секунду может разломиться на части. Если у вас есть склонность к самоубийству, то это ваша проблема. Мой же долг — спасти свой экипаж и свой самолет. Как профессиональный военный моряк вы понимаете, о чем я говорю.

— Я вполне понимаю ваши чувства, но мой приказ остается в силе.

— Если машина не развалится и мы будем очень экономно расходовать горючее, мы сможем совершить посадку на аэродроме Наха на Окинаве, — продолжал невозмутимо Тернер. — Это ближайшая длинная посадочная полоса вне самой Японии.

— Окинава исключается, — кратко объявил Сэндекер. — Мы выйдем из зоны действия зенитных систем острова и будем держаться в радиусе возможности связи с моим человеком на дне. Эта операция слишком важна для нашей национальной безопасности, чтобы ее можно было прервать. Постарайтесь удержать нас в воздухе так долго, как только сумеете. В крайнем случае сажайте машину в море.

Лицо Тернера покраснело, с него начал катиться пот, но ему удалось натянуто улыбнуться:

— Хорошо, адмирал, но советую приготовиться к дальнему заплыву до ближайшего берега.

Но тут, словно судьба хотела добавить к удару еще и оскорбление, Сэндекер почувствовал на своем плече чью-то ладонь. Он быстро обернулся. Это был радист. Он посмотрел на Сэндекера и безнадежным жестом покачал головой, что означало дурные новости.

— Сожалею, адмирал, но радио не работает. Мы не можем ни передавать, ни принимать.

— Это решает дело. Мы не сможем сделать ни черта, летая здесь с неисправной рацией.

Сэндекер смотрел на Джиордино, и в каждой глубокой морщине на лице адмирала читались досада и душевная боль.

— Дирк не узнает, в чем дело. Он подумает, что его бросили.

Джиордино оцепенело уставился через ветровое стекло в какую-то точку между черным морем и черным небом. Он чувствовал боль в сердце. Уже во второй раз за последние несколько недель у него возникло ощущение, что он подвел своего лучшего друга. Наконец он обернулся к адмиралу, и, как ни странно, тот улыбался.

— Дирку мы сейчас не нужны. Если кто-либо вообще способен взорвать эту чертову бомбу и вывести «Большого Бена» на берег, то это сделает он.

— Я тоже ставлю на него, — сказал Сэндекер с полной убежденностью.

— Окинава? — спросил Тернер, крепко сжимая в руках штурвал.

Очень медленно, долго, трудно, словно он бился с дьяволом за свою душу, Сэндекер обернулся к Тернеру и кивнул.

— Окинава.

Гигантский самолет развернулся на новый курс и улетел в темноту. Через несколько минут шум его двигателей стих вдали, и море осталось лежать безмолвным и пустым, если не считать одного человека на дне.

Глава 71

«Большой Бен» остановился на самом краю огромного желоба глубиной два и шириной десять километров, протянувшегося по дну моря. Он выглядел нелепо с неуклюжей яйцевидной бомбой, зажатой в его манипуляторах. Из кабины вездехода Питт мрачно смотрел вниз на уходящий во мрак склон желоба.

Место, которое геофизики сочли наиболее подходящим для того, чтобы взрыв вызвал оползень склона желоба, что в свою очередь должно было породить сейсмическую морскую волну, находилось примерно в тысяче двухстах метрах ниже края желоба. Но крутизна склона оказалась на целых пять процентов больше рассчитанной по спутниковым снимкам. И, что еще хуже, гораздо хуже, верхний слой осадочных отложений, образующих склоны желоба, по своей консистенции напоминал жирную глину.

Питт погрузил в донный ил телескопический зонд, и его ничуть не обрадовали результаты геологических измерений, появившиеся на экране компьютерного монитора, Он понял, насколько опасным было его положение. Ему предстояла изматывающая борьба за то, чтобы не дать тяжелой машине соскользнуть вниз по склону и, подобно саням, скатиться вниз до самого дна желоба.

И к тому же, стоит ему решиться и пересечь на вездеходе край желоба, он никогда уже не сможет выбраться обратно. Грунтозацепы на гусеницах никогда не смогут обеспечить достаточное сцепление со склоном, чтобы вытащить тяжелый вездеход вверх и через край желоба и далее в безопасное место за оставшееся до взрыва время. После установки устройства, которое должно было через рассчитанный промежуток времени замкнуть цепь детонации, он решил продолжать двигаться вниз по диагонали, как лыжник, траверсирующий заснеженный склон. Его единственный шанс на спасение, причем шанс, не слишком отличающийся от нуля, состоял в том, чтобы использовать силу тяжести для увеличения скорости вездехода и вывести «Большой Бен» за пределы зоны обвала, прежде чем он захватит своей непреодолимой силой, сметет вниз и похоронит машину под многометровой толщей глины на ближайшие десять миллионов лет.

Питт правильно оценивал, насколько тонка была черта между спасением и гибелью. Криво усмехнувшись, он подумал, что закон Мэрфи работает без выходных. Мало того, что он упустил возможность иметь рядом с собой Джиордино, теперь еще по совершенно загадочной причине он потерял всякую связь с «С-5 Гэлакси». Разумеется, причина должна была быть действительно серьезной. Джиордино и Сэндекер никогда бы не бросили его в одиночестве просто так. Теперь было слишком поздно для объяснений и слишком рано для последних прощаний.

Питту было неуютно и одиноко, и он не слышал человеческого голоса, который мог бы поддержать его морально. Он чувствовал, как усталость прокатывается по телу огромными мохнатыми волнами. Он обмяк в кресле водителя, весь его оптимизм куда-то испарился. Он в последний раз проверил координаты места взрыва и посмотрел на часы.

Затем он переключил «Большой Бен» на ручное управление, врубил передачу переднего хода и перевалил огромную гусеничную машину через край, вниз по крутому склону.

Машина сильно разогналась после первой сотни метров спуска, и Питт начал сомневаться, удастся ли ему остановить ее прежде, чем она неудержимо заскользит на дно желоба. Он быстро обнаружил, что торможением гусениц он не может ограничить ее скорость. Трения между грунтозацепами и скользкой глиной просто не существовало. Огромное механическое чудище начало скользить по глинистому дну, как потерявший управление тягач с полуприцепом на крутом уклоне дороги.

Шарообразная бомба бешено раскачивалась в сжимающих ее манипуляторах. Поскольку она висела прямо перед носом машины, Питт не мог не глядеть на нее, и при каждом взгляде на эту зловещую штуку какой-то внутренний голос нашептывал, что он глядит на орудие своей надвигающейся гибели.

Вдруг еще одна страшная мысль пришла ему в голову. Если бомба выскользнет из захватов и покатится вниз по склону, ему уже никогда не добраться до нее. Он оцепенел от страха, не страха смерти, а страха провалить задание сейчас, когда цель так близка.

Питт начал действовать быстро, не заботясь о том, что идет на риск, который не позволил бы себе ни один здравомыслящий человек. Он переключил передачу на задний ход и прибавил мощности. Грунтозацепы бешено вгрызались в скользкий ил, отбрасывая его вперед, и «Большой Бен» потихоньку стал замедлять свой бег, он уже не мчался, а полз.

Стена взбаламученного ила окутала машину, когда ему удалось, наконец, полностью остановить ее. Он терпеливо ждал, пока видимость не вернется вновь, прежде чем осторожно проехать вперед пятьдесят метров, затем переключить передачу на задний ход и снова затормозить вездеход до полной остановки. Он продолжал повторять эту последовательность действий, пока не вернул себе контроль над движениями машины и не почувствовал, как гусеницы взаимодействуют со скользким грунтом склона.

Теперь его движения за рычагами управления стали очень торопливыми. Каждая проходящая минута усиливала его отчаяние. Наконец, после почти тридцати минут напряженнейших усилий совладать с почти неуправляемой машиной и заставить ее двигаться туда, куда ему было нужно, навигационный компьютер сообщил, что он достиг намеченной точки. Слава Богу, ему удалось найти небольшую горизонтальную полочку, выпирающую из склона. Он отключил ходовую систему и остановил машину.

— Я прибыл на место запланированного взрыва и приступаю к снаряжению бомбы, — объявил он в переговорное устройство в тщетной надежде, что Сэндекер и Джиордино где-то там, наверху, возможно, еще слушают его.

Не теряя времени, он опустил манипуляторы и положил бомбу на мягкий осадочный грунт. Затем он разжал захваты и заменил их на рабочие инструменты. Он еще один раз вставил руку в перчатку управления манипулятором и, очень осторожно орудуя ножницами для резки листовой стали, удалил панель на хвостовой части бомбы, под которой находились приборы управления детонацией.

В этом небольшом приборном отсеке размещались четыре радарных датчика и чувствительное реле давления — барометрический переключатель. Если бы бомбу сбрасывали так, как предусмотрели ее конструкторы, то радарные устройства посылали бы радиоимпульсы, отражающиеся от наземной цели. По достижении заданной высоты совпадающие показания двух независимых радарных устройств должны были замкнуть цепь детонации, посылающую сигнал взрывателям, размещенным впереди на сферической оболочке из взрывчатого вещества. Второй системой детонации служил барометрический переключатель, который тоже должен был замкнуть цепь детонации на заранее выбранной высоте.

Однако ни одна из этих целей детонации не могла быть замкнута, пока бомба находилась внутри самолета. Все они замыкались через контакты таймерных устройств, остающихся разомкнутыми до тех пор, пока бомба не окажется далеко от бомбового отсека. Таймеры запускались лишь в момент сброса, иначе «Демоны Деннингса» испарились бы в огненном шаре преждевременной детонации.

После удаления панели приборного отсека Питт привинтил к концу левого манипулятора миниатюрную видеокамеру. Он быстро нашел барометрический переключатель и навел на него объектив. Изготовленный из бронзы, стали и меди, он немного заржавел, но был все еще цел.

Затем Питт прикрепил к одному манипулятору захват с тремя маленькими пальцами. Согнув манипулятор в «локте» и подведя его назад, к передней части вездехода, он открыл его пальцами тяжелую решетчатую крышку инструментального ящика и достал оттуда странный фарфоровый предмет, выглядевший как маленький сдутый футбольный мяч. В его вогнутое дно была вделана медная пластинка, окруженная по краям мягким липким герметиком. Вид этого предмета был обманчив. На самом деле он был очень хитроумно устроенным герметизированным контейнером, заполненным инертной пастообразной смесью полимера и кислоты. Фарфоровые стенки контейнера, содержащего едкую смесь, были тщательно изготовлены по шаблону, и им была придана такая форма, чтобы этот сосуд плотно накрывал барометрический переключатель, образуя герметическое соединение с корпусом бомбы.

Питт с помощью захвата манипулятора накрыл переключатель фарфоровым контейнером. Когда тот плотно сел на место, он осторожно вытащил крохотную пробочку, чтобы морская вода могла начать очень медленно просачиваться в контейнер. Когда инертная масса, находившаяся в контейнере, вступала в контакт с соленой водой, происходила химическая реакция и масса становилась активной, очень едкой и агрессивной. После того, как она разъест медную пластинку на дне контейнера — толщина последней была выбрана с таким расчетом, чтобы на это потребовался час времени, — едкая смесь, содержащая кислоту, начнет разъедать медные детали барометрического переключателя, что приведет к возникновению разности потенциалов; это напряжение поступит по цепям детонации на взрыватели, и бомба взорвется.

Когда Питт убрал манипуляторы и осторожно подал «Большого Бена» назад, прочь от зловещего чудовища, лежащего как толстое, покрытое слизью выпячивание в глинистом дне, он быстро кинул взгляд на цифровые часы в приборном щитке.

Ему предстояла нелегкая гонка. «Дыхание матери» взорвется с опозданием на сорок восемь лет, но до нового предельного срока, принадлежащего уже другой эпохе.

— Есть новости? — нетерпеливо спросил президент из Овального кабинета.

— У нас по неизвестной причине прервалась связь, — Доложил Джордан из кризисного штаба.

— Вы потеряли контакт с адмиралом Сэндекером?

— Боюсь, что так, господин президент. Мы использовали все доступные нам средства, но не смогли снова связаться с его самолетом.

Президент почувствовал, как ею охватывает цепенящий страх.

— Что пошло не так?

— Мы можем только гадать. Во время последнего пролета «Пирамидера» над этим районом было видно, что самолет покинул тот участок акватории, откуда он мог связаться с вездеходом, и держит курс в направлении острова Окинава.

— В этом нет никакого смысла. Зачем Сэндекеру понадобилось прекращать операцию после того, как Питт успешно извлек бомбу из «Демонов Деннингса»?

— Он бы не сделал этого, если бы только с Питтом не случилась серьезная авария, из-за которой он не может произвести подрыв.

— Значит, все кончено? — с тяжким вздохом спросит президент.

Когда Джордан ответил, в его голосе прозвучала надтреснутая нота поражения.

— Мы не узнаем в точности, что там произошло, пока адмирал снова не выйдет на связь.

— Какие у вас есть последние сведения о поиске заминированных машин?

— Специальные силы ФБР, задействованные для этого, нашли и обезвредили еще три бомбы, все в крупных городах.

— И кто их водители-люди?

— Все они фанатичные сторонники Сумы и «Золотых Драконов», готовые и жаждущие пожертвовать своими жизнями. Тем не менее ни один из них не оказал сопротивления и не попытался взорвать бомбы, когда их арестовывали агенты ФБР.

— Откуда такое послушание?

— Им было приказано взрывать бомбы в своих машинах лишь после получения закодированного сигнала из центра «Дракон».

— Сколько таких машин еще остается спрятанными в наших городах?

Наступило напряженное молчание, и затем Джордан медленно произнес:

— По крайней мере десять.

— Боже мой! — потрясенно воскликнул президент. Вслед за шоком пришел невыносимый страх и невозможность поверить, что все это правда.

— Я по-прежнему надеюсь на Питта. — тихо сказал Джордан. — Нет никаких данных, что ему не удалось установить на бомбе детонирующее устройство.

Слабый проблеск надежды вновь появился в глазах президента.

— Скоро ли мы сможем узнать это наверняка?

— Если Питту удалось выдержать график, то взрыв произойдет в течение ближайших двенадцати минут.

Президент смотрел в стол невидящими глазами. Когда он заговорил вновь, его голос был так слаб, что Джордану еле удалось разобрать слова:

— Скрести пальцы, Рей, надейся и жди. Это все, что мы сейчас можем сделать.

Глава 72

Когда кислотная смесь прореагировала с соленой водой, она постепенно растворила пластинку-таймер и вступила в электрохимическое взаимодействие с медными частями барометрического переключателя. Возникла разность потенциалов, через контакты переключателя создавшая ток в цепи детонации.

Прождавшие этого момента почти пять десятилетий, детонаторы, расположенные в тридцати двух разных точках оболочки бомбы, сработали, и сила кумулятивного взрыва сжала плутониевую сферу в плотный небольшой комок. Началась цепная реакция: нейтроны, расщепляя ядра плутония, порождали новые нейтроны. Температура расщепляющейся критической массы за миллионные доли секунды достигла нескольких миллионов градусов, а давление — тысяч тонн на квадратный сантиметр. Газовый шар из раскаленной плазмы стал стремительно расширяться и всплывать вверх, пока не пробил поверхность воды, взмыв в воздух. За ним поднимался огромный столб воды и тут же разбрасывался в стороны облаками брызг, разметываемыми ударной волной.

Поскольку вода почти несжимаема, она является идеальной средой для распространения ударных волн. Проходя за секунду почти два километра, фронт возмущения настиг и перегнал «Большого Бена», пересекающего склон на расстоянии всего восемь километров от точки взрыва, что было на добрых четыре километра ближе, чем предусматривал первоначальный план, из-за мучительно медленного продвижения машины по глинистому грунту. Волна давления ударила по огромному вездеходу, как. кузнечный молот по железной бочке, но машина выдержала удар с несокрушимой стойкостью полузащитника «Лос-Анджелесских Баранов», блокирующего нападающего.

Даже в этот момент, когда сильный удар и стена яростно крутящегося ила накрыли вездеход, полностью уничтожив видимость, Питт не чувствовал ничего, кроме торжества. Все тревоги остались позади, взрыв произошел. Полностью положившись на сонарные зонды, он вел вездеход сквозь вихри поднятых со дна осадков. Его путь пролегал по длинной полочке, протянувшейся вдоль желоба посередине склона, но скорость его продвижения увеличилась лишь на несколько километров по сравнению с той, которую он развивал на более крутых участках. Сцепление между гусеницами и грунтом улучшилось едва заметно. Все попытки вести огромное механическое чудище по прямой оказались тщетны. Оно пробуксовывало в любом месте склона, как грузовик на обледеневшей дороге.

Питт вполне понимал, что его жизнь висит на волоске и что он проигрывает гонку, стараясь уйти от надвигающегося оползня. Шансы, что обвал начнется прежде, чем он успеет выйти из опасной зоны, были настолько высоки, что ни один уважающий себя букмекер не взял бы ставку на выигрыш Питта. Он отбросил все страхи, теперь им двигала только упрямая решимость выжить.

На поверхности, невидимый во тьме, фонтан брызг поднялся вверх на 200 метров и опал обратно в море. Но глубоко в зоне разлома под дном океанического желоба ударные волны вызвали вертикальные подвижки земной коры. Толчок следовал за толчком, края трещины поднимались и опускались, трещина расширялась, что создавало картину сильного землетрясения.

Множество слоев осадочных отложений, накопившихся за миллионы лет, сдвигались, что заставляло тяжелую лавовую породу, из которой состоял остров Сосеки, опускаться вниз, как в сыпучий песок. Изолированная снизу мягкими, податливыми осадочными породами, огромная масса острова казалась не поддающейся первым толчкам землетрясения. Но через несколько минут скальный массив начал оседать в море, и волны прибоя начали подниматься вверх по склонам прибрежных утесов.

Остров Сосеки продолжал опускаться, пока подстилающие слои осадков не спрессовались и плавающий на них скальный массив замедлил свое оседание и наконец стабилизироваться на новом уровне. Теперь волны уже не разбивались у подножия утесов, а перекатывались через их изрезанные вершины и хлестали по стволам деревьев.

Прошло лишь несколько секунд после взрыва и вызванных им сейсмических толчков, как огромный участок восточного склона желоба содрогнулся и зловеще выпучился. Затем со страшным громоподобным грохотом сотни миллионов тонн осадочных пород отслоились от склона и с нарастающей скоростью устремились вниз, обрушившись на дно желоба. Энергия обвала создала колоссальной мощности волну давления, побежавшую вверх к поверхности и образовавшую выпучивание на поверхности воды.

Так образовалось несокрушимое цунами.

В открытом море высота водяного бугра достигала всего одного метра, но это вздутие быстро разгонялось и, достигнув скорости 500 километров в час, покатилось на запад. Такая одиночная волна обладает ужасающей разрушительной силой, ничто не может ей противостоять; в природе не существует более разрушительного явления. И всего в двадцати километрах от места, где эта волна зародилась, прямо на ее пути стоял тонущий остров Сосеки.

Все было готово для катастрофы.

Гибель центра «Дракон» была неотвратима.

Цубои, Есису и их подчиненные все еще находились в помещении командного пункта обороны острова, прослеживая курс летевшего на юг подбитого «С-5 Гэлакси».

— Два попадания ракет, а он все еще летит, — с удивлением заметил Есису.

— Он еще может упасть… — Цубои умолк на полуслове, скорее почувствовав, чем услышав отдаленные раскаты взрыва «Дыхания матери». — Вы слышали это? — спросил он.

— Да, как далекий удар грома, — сказал Кояма, не повернув головы. Он все еще смотрел на экран радара. — Наверно, это отзвуки грозы доносятся по вентиляционным трубам.

— Вы тоже это чувствуете?

— Я ощущаю слабую вибрацию, — ответил Есису.

Куродзима пренебрежительно пожал плечами. Японцы привыли к сотрясениям почвы. На их главных островах ежегодно регистрируется свыше тысячи подземных толчков, и недели не проходит, чтобы их жители не почувствовали, что земля под ногами ходит ходуном.

— Это просто сейсмические толчки. Остров расположен рядом с активным разломом. Мы здесь постоянно испытываем такие толчки. Не о чем беспокоиться. Остров состоит из сплошного скального массива, и центр «Дракон» был спроектирован и построен в расчете на сильное землетрясение.

Незакрепленные предметы в помещении командного пункта слегка задребезжали, когда затихающая сейсмическая волна от взрыва прошла через него. И тут фронт ударной волны, вызванной сдвигом по подводному разлому, подошел к острову и обрушился на него как гигантский сокрушительный таран. Казалось, что весь центр «Дракон» зашатался и затрясся в самых немыслимых направлениях. На лицах каждого из присутствующих в помещении появилось сначала удивление, затем удивление сменилось тревогой, и, наконец, на смену тревоге пришел страх.

— Какое сильное землетрясение, — нервно заметил Цубои.

— Таких сильных толчков мы еще ни разу не ощущали, — бормотал Куродзима, прислонившись спиной к стене и вцепившись в нее широко раскинутыми руками.

Есису стоял совершенно неподвижно, словно рассерженный происходящим.

— Вы должны забрать меня отсюда, — потребовал он.

— Здесь мы в большей безопасности, чем в туннеле! — прокричал Кояма, пытаясь перекрыть все нарастающий грохот.

Всех, кто не успел схватиться за что-нибудь закрепленное, швырнуло на пол, когда сейсмические волны растрясли рыхлый слой осадочных пород под скальным массивом. Командный центр трясло и болтало теперь еще сильнее, чем прежде, когда остров начал ерзать взад-вперед, опускаясь в ставшую жидкой глину. Все оборудование, которое не было привинчено к столам или стенам, стало падать на пол и опрокидываться.

Цубои зажался в угол и оцепеневшими от ужаса глазами смотрел на Куродзиму.

— Кажется, мы падаем вниз!

— Должно быть. остров опускается! — в страхе прокричал в ответ Куродзима.

Никто из перепутанных людей, находившихся внутри подземного комплекса, еще не знал, не мог знать, что титаническая водяная гора цунами мчалась на них, отстав от ударных волн всего на две минуты.

Питт вцепился в рычаги ручного управления. «Большой Бен» с черепашьей скоростью полз сквозь вязкую глину, все время соскальзывая вниз, в направлении дна желоба. Гусеницы то и дело теряли сцепление с грунтом, а вездеход боком сползал вниз по склону, пока нижние края гусениц не нагребали достаточно ила, чтобы зарыться в него, скольжение замедлялось, и сцепление с грунтом снова восстанавливалось.

Питт чувствовал себя как слепой, который едет на тракторе в ослепшем мире. Только несколько циферблатов и индикаторов, а также экран с несколькими горевшими на нем цветными словами давали ему какое-то представление о происходящем. Он оценил свои шансы исходя из той картины, которую рисовал сонарно-лазерный сканнер, и пришел к выводу, что до тех пор, пока он остается завязшим в иле и глине, спасти его может разве что чудо. Если расчеты геофизиков верны, то он еще и близко не продвинулся к границе безопасной зоны, где он был бы вне досягаемости надвигающегося обвала.

Теперь все зависело от того, удастся ли ему найти твердую почву или скальный грунт, которые были бы устойчивы и могли выдержать удар оползня, не. сорваться вниз вместе с вездеходом. Но и в этом случае главным препятствием оставался сам желоб. Он находился не на той стороне, где нужно. Чтобы достичь безопасности на японском побережье, ему нужно было провести огромный вездеход вниз по склону до дна желоба и снова подняться по противоположному склону.

Он не видел, и его сканнер не мог сообщить ему о том, что ни твердой почвы, ни пологих склонов, по которым вездеход мог бы выбраться на плоское дно, не существовало. Напротив, огромный разлом морского дна только углублялся и изгибался к юго-востоку, не предоставляя никаких шансов покинуть его на протяжении свыше восьмисот километров. И слишком поздно сканнер показал, что мощный сейсмический оползень начался на восточном склоне желоба, подобно тому, как осыпается кучка песка в песочных часах, и, все распространяясь по фронту, с невероятной скоростью приближается к нему.

«Большой Бен» все еще пробивался через мягкий ил, когда обвал настиг его. Питт почувствовал, что грунт под гусеницами вездехода заскользил вниз, и понял, что проиграл гонку. Звук обвала донесся до него, как рев водопада. Он увидел, как смерть протянула палец и коснулась его. Он едва успел напрячь мускулы. Прежде чем огромный вал жидкой грязи охватил вездеход со всех сторон и, крутя и переворачивая его, как щепку, увлек в черную бездну далеко внизу, где и покрыл его погребальным саваном бесформенного ила.

Море выглядело так, будто оно сошло с ума, когда могучая водяная гора цунами вздыбилась в ночи, заряженная яростным бешенством разрушения. Она устремилась во мрак, вырастая все выше и выше. Когда она вышла на отмель, окружающую остров, истинные масштабы ее сокрушительной мощи превосходили все, во что способен поверить человек.

Когда передний фронт волны затормозился трением о поднимающееся дно, водные массы на ее заднем склоне стали громоздиться друг на друга, с фантастической скоростью вздымаясь вверх на высоту восьмиэтажного здания. Чернее, чем сама ночь, с гребнем, вспыхивающим огнями фосфоресценции, грохоча, как реактивный самолет, преодолевающий звуковой барьер, кошмарное чудище взметнулось ввысь и ринулось на уже затопленные утесы беззащитного острова.

Колоссальная стена смерти и разрушения обрушилась и смела прочь каждое дерево, каждую былинку и все здания курорта на острове. Ничто созданное человеком или природой не могло противиться катастрофической силе удара дольше одного мгновения. Триллионы литров воды сметали все на своем пути. Остров был вдавлен в подстилающую его глину как будто ударом гигантского кулака. Большая часть астрономической мощи цунами была поглощена ударом о скальный массив. Возникшее повышение уровня моря создало противотечение, которое, словно упругая преграда, отбросило большую часть энергии волны обратно в океанские просторы. Та часть энергии, которая осталась от направленного на запад потока импульса, прошла дальше и ударила о берег главного японского острова Хонсю, причем высота волны уменьшилась до одного метра при выходе на берег; этот прилив повредил несколько рыбацких причалов, но никто не погиб.

Цунами, порожденное «Дыханием матери», отправило остров Сосеки и размещенный внутри него центр «Дракон» на дно кипящего моря.

Где-то глубоко под островом все еще продолжались сейсмические толчки. Они были слышны как раскаты стрельбы из тяжелых орудий. И в этот момент неисчислимые тонны черной воды хлынули через вентиляционные воздуховоды и шахту лифта, загоняемые внутрь давлением сверху. Реки брызнули из трещин, образовавшихся в бетонных сводах, и потекли по расширяющимся расщелинам в скальном монолите, расколотом напряжениями, возникшими из-за неравномерной осадки острова.

Весь центр «Дракон» внезапно заполнился шумом воды, водопадами хлеставшей сверху. И на фоне этого шума слышались более сильные, низкие громовые удары воды, врывающейся в помещения и коридоры более высоких ярусов. Проталкиваемый фантастическим давлением, поток устремился в самое сердце комплекса, гоня перед собой волну сжатого воздуха.

Все было теперь охвачено смятением и паникой. Сотни работников комплекса внезапно поняли с неумолимой ясностью, что их всех ждет верная смерть. Ничто не могло спасти их, им некуда было бежать от потопа. Туннель был срезан, когда остров начал опускаться, и морская вода устремилась по нему в сторону Эдо-Сити.

От повышенного давления воздуха у Цубои звенело в ушах. Снаружи донесся сильный грохот, и он понял, что это стена воды, как таран, приближается к помещению командного пункта. Времени среагировать у него не было. В тот же миг ревущий поток ворвался в помещение. Не было времени ни бежать, ни даже крикнуть. В свою последнюю минуту он увидел, как его наставника, престарелого главаря преступного мира Ёсису, смыло с колонны, за которую тот уцепился, как муху смывает струей из садового шланга. Слабо вскрикнув, тот исчез в кипящей водоворотами воде.

Цубои не боялся ни боли, ни смерти, он чувствовал только ярость против стихий, лишающих его законного права возглавлять новую империю. Теперь, когда ни Сумы, ни Ёсису больше не было, она вся должна была принадлежать ему. Но это были лишь последние галлюцинации умирающего.

Цубои понял, что его засасывает поток бунтующей воды и выносит в коридор. Из-за повышения давления в ушах нарастала невыносимая боль. Легкие сдавило так. что они вот-вот были готовы лопнуть. И тут его швырнуло об стену и расплющило.

Лишь восемь минут прошло с того мгновения, как бомба «Дыхание матери» взорвалась. Разрушение центра «Дракон» было ужасающим. Проекта «Кайтен» отныне не существовало, а остров, который был известен в старину как остров Адзима, был лишь невысоким холмом на дне морском.

Глава 73

Что же касается президента и испытавших огромное облегчение советников его Совета национальной безопасности, то они встретили новость о полном уничтожении центра «Дракон» усталыми улыбками и тихими аплодисментами. Все они были слишком измотаны для каких-либо проявлений ликования. Чартин Броган, глава ЦРУ, сравнил то, что они испытали за последние часы, с ожиданием ночь напролет в клинике, когда его жена рожала первого ребенка.

Президент спустился в кризисный штаб, чтобы лично поздравить Дональда Керна и Рея Джордана. Он был счастлив, как именинник, и сиял, как маяк аэропорта.

— Ваши люди проделали прями-таки адскую работу, — сказал президент, пожимая руку Джордану. — Страна в долгу перед вами.

— Группа МОГ — вот кто заслуживает почестей, — сказал Керн. — Они действительно совершили невозможное.

— Но не без жертв, — тихо проговорил Джордан. — Джим Ханамура, Марк Шоуалтер и Дирк Питт; эта операция обошлась нам недешево.

— О Питте никаких известий? — спросил президент.

Керн покачал головой.

— Похоже, вряд ли можно сомневаться, что он вместе со своим вездеходом попал под обвал и был погребен под ним.

— А со спутника «Пирамидер» нельзя обнаружить каких-либо признаков его вездехода?

— Во время первого пролета спутника над этим районом после взрыва вода была настолько неспокойной, что нашим камерам не удалось обнаружить изображения вездехода.

— Может быть, вы сможете найти его во время следующего пролета, — с надеждой сказал президент. — Если есть хоть малейший шанс, что он жив, я хочу, чтобы была организована полномасштабная поисковая операция для его спасения. Мы обязаны ему тем, что спасли свои задницы, и я не собираюсь отворачиваться от него.

— Мы проследим за этим, — пообещал Джордан, но его мысли уже сосредоточились на других проблемах.

— Что слышно об адмирале Сэндекере?

— Егo разведовательный самолет был подбит ракетами, запущенными из центра «Дракон». Пилот ухитрился совершить вынужденную посадку на брюхо на аэродроме Наха на Окинаве. Согласно предварительным сообщениям, самолет был сильно поврежден и полностью потерял связь с базой.

— Жертвы есть?

— Ни одной, — ответил Керн. — Это просто чудо, что все они спаслись, отделавшись несколькими порезами и ушибами,

Президент задумчиво кивнул.

— Теперь мы знаем, наконец, почему они не отвечали.

Государственный секретарь Дуглас Оатс вышел вперед.

— Еще одна хорошая новость, господин президент, — сказал он с улыбкой. — Объединенные советско-европейские поисковые группы обнаружили почти все заминированные автомобили, спрятанные на их территориях.

— Мы должны поблагодарить группу МОГ за то, что она выкрала документы о местонахождении этих автомобилей.

— К сожалению, это не помогло найти автомобили, спрятанные на нашей территории, — сказал Джордан.

Керн кивнул.

— Соединенные Штаты представляли главную угрозу для Проекта «Кайтен», а не Европейский альянс или страны Восточного блока.

Президент взглянул на Джордана.

— Обнаружены ли новые заминированные машины на нашей территории?

— Шесть штук. — Директор ЦРУ слегка улыбался. — Теперь, когда над нами больше не висит эта угроза, мы сможем выследить остальные, не подвергая дополнительному риску нашу национальную безопасность.

— Что с Цубои и Ёсису?

— Мы уверены, что они утонули.

Президент выглядел довольным, и он действительно был доволен. Он повернулся и обратился лицом ко всем находящимся в помещении штаба.

— Джентльмены, — объявил он, — от имени благодарного американского народа, который никогда не узнает, как близко он был от катастрофы, которую вы предотвратили, я благодарю вас всех.

Кризис был позади, но уже через несколько часов разразился следующий. В тот же день после полудня начались бои вдоль границы Ирана и Турции, и поступили первые сообщения о том, что кубинский истребитель «Миг-25» сбил американский пассажирский самолет, полный туристов, возвращавшихся с Ямайки.

Поиск одного человека быстро был позабыт в поднявшейся суматохе. Мощная техника получения изображений на борту спутника «Пирамидер» была занята отслеживанием более важных событий. Почти четыре недели прошли, прежде чем всевидящее око спутника снова обратилось на морское дно близ побережья Японии.

Но никаких следов «Большого Бена» обнаружено не было.

Часть V Некролог

Глава 74

19 ноября 1993 г.

«Вашингтон Пост»

Сегодня было объявлено, что Дирк Питт, директор специальных проектов Национального агентства подводных и морских исследований, пропал без вести и считается погибшим в результате несчастного случая, произошедшего в море неподалеку от побережья Японии.

Прославленный своими исследованиями на суше и на морском дне, которые включают открытие обломков кораблекрушения доколумбовского византийского судна «Серапис» неподалеку от Гренландии; сенсационную находку рукописей из Александрийской библиотеки; сокровищницы «Ла-Дорада» на Кубе и многими другими, Питт, кроме того, руководил работами по подъему «Титаника».

Сын сенатора Джорджа Питта от штата Калифорния и его жены Сюзанны, Питт родился и вырос в Ньюпорт-Бич, Калифорния. Он был слушателем Академии ВВС, где играл в качестве защитника за футбольную команду «Сокол», и окончил Академию двенадцатым в своем классе. Став пилотом, Питт в течение десяти лет находился на действительной службе, получив звание майора. Затем он был постоянно прикомандирован к НУМА по запросу адмирала Джеймса Сэндекера.

Адмирал вкратце заметил позавчера, что Питт был исключительно находчивым и отважным человеком. На протяжении своей служебной деятельности он спас множество жизней, включая жизни самого Сэндекера и президента во время инцидента в Мексиканском заливе. Питта всегда отличала изобретательность и творческое воображение. Для него ни один проект не был настолько трудным, чтобы он не мог с ним успешно справиться.

Он принадлежал к тем людям, о которых невозможно забыть.

Сэндекер сидел на подножке «Сгуца» в гараже Питта и печально смотрел на напечатанный в газете некролог.

— Он совершил так много, что это кажется просто несправедливым по отношению к нему — подвести итог его жизни в столь немногих словах.

Джиордино с ничего не выражавшим лицом прохаживался вокруг реактивного истребителя Люфтваффе «Ме-262А-1а». Верный своему слову, Герт Хальдер смотрел в другую сторону, пока Питт и Джиордино вытащили самолет из бункера, погрузили его на грузовик под брезент и организовали его отправку на борту датского грузового судна в Соединенные Штаты. Всею два дня назад это судно прибыло в Балтимор, где его уже ждал Джиордино, чтобы переправить самолет в ангар Питта в Вашингтоне. И вот он стоял на своем трехколесном шасси среди других классических транспортных средств из коллекции Питта.

— Дирку следовало бы быть тут, чтобы он мог увидеть это, — со вздохом сказал Джиордино. Он провел ладонью по заостренному носу фюзеляжа, окрашенного сверху в дымчато-зеленый, а снизу в светло-серый цвет, и посмотрел на стволы четырех тридцатимиллиметровых пушек, торчавших из переднего обтекателя. — Он был бы рад приложить к. нему руки.

Это была такая минута, которую ни один из них не предвидел, не мог даже вообразить. Сэндекер чувствовал себя так, будто он потерял сына, а Джиордино — брата.

Джиордино остановился и взглянул вверх на квартиру, расположенную над классическими автомобилями и самолетом.

— Я должен был быть рядом с ним в вездеходе.

Сэндекер посмотоел на него.

— Тогда бы ты тоже пропал без вести, и, возможно, был бы мертв.

— Я всегда буду сожалеть о том, что не был вместе с ним, — рассеянно сказал Джиордино.

— Дирк умер в море. Именно так он и хотел умереть.

— Он мог бы стоять здесь сейчас, если бы один из манипуляторов «Большого Бена» был оборудован ковшом вместо инструмента для резки металла, — настаивал Джиордино.

Сэндекер устало покачал головой.

— Ты не вернешь его тем, что позволишь своему воображению сорваться с цепи.

Джиордино непроизвольно поднял голову и посмотрел на жилую квартиру Питта.

— Я все время ловлю себя на мысли, что стоит мне только позвать его, и он спустится вниз по этой лестнице.

— Мне это тоже приходило в голову, — сознался Сэндекер,

Вдруг дверь квартиры открылась, и они на миг оцепенели и затем расслабились, когда оттуда появилась Тоси, неся поднос с чашками и чайником. С невероятной ловкостью и изяществом она сошла вниз по железной винтовой лестнице и поплыла в сторону Сэндекера и Джиордино.

Сэндекер удивленно поднял брови.

— Для меня полная загадка, как ты ухитрился уговорить Джордана отдать ее тебе под домашний арест.

— Никакой загадки, — улыбнулся Джиордино. — Просто сделка. Он преподнес ее мне в подарок за то, что я буду держать язык за зубами насчет Проекта «Кайтен».

— Тебе повезло, что он не замуровал твои ноги в бетон и не бросил тебя в Потомак.

— Я блефовал.

— Рей Джордан не дурак, — сухо сказал Сэндекер. — Он это сразу понял.

— Ну, тогда, значит, она была подарком за оказанные услуги.

Тоси поставила поднос на подножку «Стутца» рядом с адмиралом.

— Чаю, джентльмены?

— Да, благодарю вас, — сказал Сэндекер, поднявшись на ноги.

Тоси легко опустилась на колени и проделала краткую чайную церемонию, прежде чем протянуть им чашки, от которых шел пар. Затем она встала и с восхищением посмотрела на «Мессершмитт».

— Какой прекрасный самолет, — проговорила она, не замечая ни въевшейся грязи, ни спущенных шин, ни поблекшей краски.

— Я собираюсь его отремонтировать, — тихо сказал Джиордино. — Я хочу сделать это для Дирка,

— Ты так говоришь, словно он собирается воскреснуть, — придирчиво сказал Сэндекер.

— Он не умер, — просто сказал Джиордино. Хотя он держался крепко, на глаза ему навернулись слезы.

— Можно, я помогу?

Джиордино, не желая выглядеть жалким, вытер глаза и с удивлением посмотрел на нее.

— Извините, милая леди, в чем вы хотите мне помочь?

— Отремонтировать самолет.

Джиордино и Сэндекер изумленно переглянулись.

— Вы механик? — спросил Джиордино.

— Я помогала своему отцу строить и поддерживать в хорошем состоянии его рыболовный катер. Он был очень горд, когда я наладила забарахливший двигатель.

Джиордино просиял.

— Союз, заключенный на небесах. — Он помолчал и посмотрел на невзрачное платье, в котором Тоси была выпущена из-под ареста людьми Джордана. — Прежде чем мы с тобой начнем рвать эту летаюшую крошку на части, я собираюсь повести тебя в лучшие модные магазины Вашингтона и купить тебе новую одежду.

Глаза Тоси округлились.

— У тебя много-много денег, как у господина Сумы?

— Нет, — печально простонал Джиордино, — только много кредитных карточек.

Был час ленча, и в отделанном светлым деревом и мрамором обеденном зале шикарного вашингтонского ресторана на Федеральной авеню собралось много народу. Лорен улыбнулась и помахала рукой Стаси, в сопровождении метрдотеля пробиравшейся к ее столику. Волосы Стаси были убраны назад и повязаны широким платком, оделась она просто: кашемировая водолазка цвета овсяной муки, серый шерстяной джемпер и серые, того же тона, брюки.

На Лорен был приталенный клетчатый жакет, блузка табачного цвета и темно-серая фланелевая юбка. В отличие от большинства женщин, которые остались бы сидеть, она поднялась и протянула Стаси руку.

— Мне очень приятно, что вы смогли прийти. — Стаси тепло улыбнулась и пожала руку Лорен.

— Мне всегда хотелось побывать здесь. Я очень признательна вам за эту возможность.

— Выпьете со мной?

— На улице сегодня так холодно, ветер пробирает прямо до костей. Хорошо бы прямо сейчас заказать «манхэттен», чтоб согреться.

— Боюсь, я не смогу дождаться. Я уже заказала мартини.

— Тогда закажите еще один коктейль, чтобы выпить на дорогу, прежде чем мы отсюда уедем. — Стаси обрадованно засмеялась.

Официант принял заказ и отошел к элегантному бару. Лорен положила салфетку к себе на колени.

— Мне не представился подходящий случай поблагодарить вас на острове Уэйк; нас так ужасно торопили.

— Дирк — вот кому мы обязаны всем.

Лорен отвернулась. Она думала, что уже выплакалась после того, как получила известие о смерти Питта, но почувствовала, что слезы вновь подступают к глазам.

Улыбка Стаси погасла, и она посмотрела на Лорен с сочувствием.

— Я ужасно огорчена насчет Дирка. Я знаю, что вы с ним были очень близки.

— За эти годы у нас бывало по-всякому, но мы никогда не могли всерьез отдалиться друг от друга.

— Возможность брака когда-нибудь обсуждалась?

Лорен отрывисто покачала головой.

— Мы никогда об этом не заговаривали. Дирк был не из тех людей, которых можно сделать своей собственностью. Его любовницей было море, а у меня была моя карьера в Конгрессе.

— Вам повезло, что вы знали его так близко. Его улыбка была просто опустошающей, а эти зеленые глаза — Боже, любая женщина таяла, как воск, от одного его взгляда.

Лорен вдруг занервничала.

— Вы должны простить меня, я не знаю, что на меня нашло, но мне нужно знать. — Она нерешительно умолкла, словно боялась продолжать, и начала вертеть в пальцах ложку.

Стаси спокойно встретила взгляд Лорен.

— Конечно, нет, — солгала она. — Однажды поздно вечером я пришла к: нему домой, но я сделала это по приказу Рея Джордана. чтобы передать Дирку инструкции. Между нами ничего не было. Я ушла через двадцать минут. С этого момента до тех пор. пока мы не расстались на острове Уэйк, у нас были сугубо деловые отношения.

— Я понимаю, что это, должно быть, выглядит глупо. Дирк и я часто поступали каждый по-своему, когда речь шла о том, чтобы встречаться с другими мужчинами и женщинами, но мне хочется быть уверенной, что я была единственной, кто был близок с ним перед концом.

— Вы любили ею сильнее, чем вам казалось, не правда ли?

Лорен чуть кивнула.

— Да, я поняла это слишком поздно.

— У вас будут другие мужчины, — сказала Стаси, пытаясь быть любезной.

— Но никто не сможет занять его место.

Тут к ним подошел официант, неся заказанные ими коктейли. Стаси подняла свой стакан.

— За Дирка Питта, чертовски хорошего человека.

Они сдвинули стаканы.

— Чертовски хороший человек, — повторила Лорен, и слезы, наконец, потекли из ее глаз. — Да, именно таким он и был.

Глава 75

В столовой тщательно охраняемого дома где-то в штате Мэриленд, в сельской глуши, Джордан сидел за завтраком с Хидеки Сумой.

— Могу ли я сделать что-нибудь, чтобы скрасить ваше пребывание здесь? — спросил Джордан.

Сума помолчал, смакуя нежный аромат утиного супа с лапшой, зеленым луком, редисом и золотистой икрой. Он заговорил, не поднимая глаз.

— Вы могли бы сделать мне одну любезность.

— Да?

Сума кивком указал на агента службы безопасности. стоявшего у двери, и его напарника, подававшего еду.

— Ваши друзья не позволяют мне повидать повара. Он очень хорош. Мне хотелось бы передать ему мои комплименты.

— Она стажируется в одном из лучших японских ресторанов Нью-Йорка. Ее зовут Натали, и в настоящее время она выполняет специальные заказы правительства. Сожалею, но вы не можете быть представлены ей.

Джордан внимательно изучал лицо Сумы. На нем не было видно ни враждебности, ни чувства разочарования или безысходности от того, что его изолировании и подвергли заточению в тщательно охраняемом помещении, — ничего, кроме крайнего самодовольства. По его виду трудно было поверять, что его систематически обрабатывали наркотиками и затем заставляли долгие часы отвечать на вопросы в течение более чем четырех недель. Его глаза по-прежнему смотрели твердо, как оникс, из-под челки седеющих волос. Но так оно и должно было быть. Благодаря постгипнотическому внушению, которому его подвергали подчиненные Джордану специалисты по допросам, Сума не помнил и не понимал, что он ежедневно поставляет группе весьма заинтригованных ученых и инженеров массу технических данных. Его память изучалась и тщательно обшаривалась, так осторожно и тонко, словно этим занимались профессиональные воры, которые, обыскав дом, оставляют все вещи точно там, где они их нашли.

Должно быть, подумал Джордан, это один из тех немногих случаев, когда американская разведка действительно получала иностранные промышленные секреты, которые могли оказаться полезными.

— Какая жалость. — Сума пожал плечами. — Мне бы хотелось нанять ее, когда я уеду отсюда.

— Это невозможно, — честно сказал Джордан.

Сума покончил с супом и отставил чашку в сторону.

— Вы не можете продолжать, задерживать меня.. как обычного преступника. Я не какой-то крестьянин, которого вы арестовали, вытащив из сточной канавы. Я полагаю, что вы будете достаточно благоразумны, чтобы освободить меня без дальнейших проволочек.

Никаких жестких требований, всего лишь завуалированная угроза от человека, которому не сообщили, что вся его невероятная власть полностью исчезла после того, как по всей Японии было объявлено о его смерти. Были совершены соответствующие церемонии, и его дух уже был причислен к сонму героев, которым поклонялись у храма Ясукуни. Сума не имел ни малейшего представления, что для внешнего мира он уже не существовал. Ему также ничего не сообщили о смерти Цубои и Ёсису и уничтожении центра «Дракон». Как он считал, заминированные автомобили Проекта «Кайтен» все еще были надежно спрятаны.

— После всего, что вы пытались совершить, — холодно ответил Джордан, — вам еще повезло, что вы не предстали перед международным трибуналом по обвинению в преступлениях против человечества.

— У меня есть божественное право защищать Японию. — Тихий, повелительный голос донесся до Джордана, словно Сума вещал с церковной кафедры.

У Джордана от раздражения выступили розовые пятна на висках.

— Кроме того, что ваше общество самое замкнутое и изолированное на свете, главная проблема, которая осложняет отношения Японии с остальным миром, что у лидеров вашего делового мира нет никакой этики, никаких принципов честной игры, как их понимают на Западе. Вы и ваши высокопоставленные администраторы верят, что они вправе поступать в отношении других стран так, как они никому бы не позволили действовать в отношении Японии.

Сума взял чашку чая и выпил ее.

— Честь высоко ценится в японском обществе. Наши чувства долга и преданности имеют очень глубокие корни.

— Да, конечно, преданности самим себе, за счет остальных, скажем, иностранцев.

— Мы не видим каких-либо принципиальных отличий между экономической войной и настоящими боевыми операциями, — вежливо ответил Сума. — Мы рассматриваем индустриальные страны как наших противников на огромном поле боя, где нет никаких правил поведения, никаких торговых соглашений, которым можно было бы доверять.

Безумие, звучавшее в этих словах, вместе с холодной реальностью ситуации, вдруг показалось Джордану удивительно нелепым. Он понял, что было бы бесполезно пытаться сбить с Сумы спесь. Возможно, этот сумасшедший был в чем-то прав. Америка в конце концов действительно может распасться на отдельные страны, в каждой из которых будет править та или иная раса. Он выбросил из головы эту неприятную мысль и встал из-за стола.

— Мне нужно идти, — сухо сказал он.

Сума смотрел на него.

— Когда я смогу вернуться в Эдо-Сити?

Джордан с минуту задумчиво смотрел на него.

— Завтра.

— Я буду рад этому, — сказал Сума. — Проследите, пожалуйста, чтобы один из моих частных самолетов ждал меня в аэропорту имени Даллеса.

Какой наглец, подумал Джордан.

— Я свяжусь с нашим посольством, чтобы они обеспечили самолет.

— Удачного дня, мистер Джордан.

— Удачного дня, мистер Сума. Я надеюсь, вы простите меня за все причиненные неудобства.

Губы Сумы искривились в тонкую зловещую линию, и он взглянул на Джордана из-под прищуренных век.

— Нет, мистер Джордан, я не прощу вас. Не сомневайтесь, вы заплатите жестокую цену за мое похищение. — Затем Сума, казалось, вообще забыл о существовании Джордана и налил себе вторую чашку чая.

Керн ждал, пока Джордан пройдет через бронированные двери, отделявшие прихожую от жилой комнаты.

— Приятно позавтракали?

— Еда была неплоха, вот только компания паршивая. А вы?

— Я слушал вашу беседу, пока перекусил на кухне. Натали сделала мне гамбургер.

— Вам повезло.

— Как насчет нашего приятеля?

— Я сказал ему, что его выпустят завтра.

— Я слышал. Он не забудет собрать вещи?

Джордан улыбнулся.

— Эта мысль будет стерта во время сеанса допроса сегодня вечером.

Керн медленно кивнул.

— Как долго, вы полагаете, мы сможем держать его в таком состоянии?

— Пока мы не будем знать все, что знает он, пока мы не откроем каждый секрет, каждое воспоминание, хранящееся в его мозгу.

— На это может уйти год или два.

— Ну и что?

— А после того, как мы высосем его досуха, тогда что?

— Что вы имеете в виду?

— Мы не можем вечно держать его спрятанным ото всего мира. И мы просто перережем собственные глотки. если выпустим его на свободу и позволим ему вернуться в Японию.

Джордан посмотрел на Керна, и в его лице не дрогнул ни один мускул.

— Когда у Сумы не останется ничего, что бы он мог нам еще поведать, Натали просто добавит чего-нибудь сверх обычного в его лапшу.

Я сожалею, господин президент, но, как принято говорить у вас на Западе, мои руки связаны.

Президент посмотрел через стол переговоров в своем кабинете на улыбающегося маленького человека с коротко остриженными седыми волосами и вызывающими карими глазами. Он был больше похож на командира крутого пехотного батальона, чем на политического лидера Японии.

Премьер-министр Дзюнсиро, прибывший в Вашингтон с официальным государственным визитом, сидел, окруженный с обеих сторон двумя министрами его кабинета и пятеркой штатных помощников. Президент сидел напротив один, если не считать переводчика.

— Я тоже сожалею, господин премьер-министр, но если вы надеетесь, что вам удастся просто проигнорировать трагедии последних нескольких недель, то вы глубоко ошибаетесь.

— Мое правительство не несет ответственности за те действия, в которых вы обвиняете Хидеки Суму, Ичиро Цубои и Корори Ёсису. Если. как вы утверждаете, они и в самом деле имели какое-то отношение к ядерным бомбам, взорвавшимся в вашем штате Вайоминг и далеко в море, то они действовали в своих собственных целях втайне от нашего правительства.

Эта встреча на высшем уровне не обещала быть приятной. Дзюнсиро и его правительство заблокировали все предложения о расследовании инцидентов и реагировали с возмущением, будто сами западные разведки сфабриковали всю эту трагедию.

Президент суровым взором окинул противоположную сторону стола. Японцы никогда не ведут переговоры без целой комиссии советников.

— Если вы будете так добры попросить ваших министров и помощников, за исключением переводчика. покинуть кабинет, я буду вам признателен. Учитывая деликатный характер наших переговоров, я полагаю, что они будут более успешными, если мы проведем их с глазу на глаз.

Дзюнсиро помрачнел, когда ему перевели слова президента. Это предложение ему явно не понравилось. Хотя президент улыбался, в его глазах не было ни капли юмора.

— Я должен попросить вас передумать. Я уверен, что мы сможем добиться большего в присутствии моих советников.

— Как вы можете убедиться, — ответил президент, показывая жестом вокруг изогнутого Овального стола из красного дерева, — у меня нет советников.

Премьер-министр растерялся, как и ожидал президент. Он стал совещаться по-японски с окружившими его советниками, в бешеном темпе выкрикивающими свои возражения.

Президентский переводчик едва заметно улыбался.

— Им это не понравилось, — зашептал он. — Это не их способ делать дела. Они считают, что вы поступаете неразумно и очень недипломатично.

— А как насчет по-варварски?

— Лишь в их интонациях, господин президент, лишь в их интонациях.

Наконец Дзюнсиро снова повернулся лицом к президенту.

— Я должен заявить протест против этого необычного протокола, господин президент.

Когда ему перевели эти слова, президент холодно ответил:

— Мне надоело играть в эти игры, господин премьер-министр, Либо ваши люди уйдут, либо уйду я.

Немного подумав, Дзюнсиро кивнул.

— Как вам будет угодно. — Затем жестом указал своим советникам на дверь.

Когда дверь закрылась, президент посмотрел на своего переводчика и сказал:

— Переводите в точности так, как я буду говорить, без всяких прикрас, без всякого сиропа вокруг резких выражений.

— Понятно, сэр.

Президент сурово посмотрел Дзюнсиро прямо в лицо.

— Итак, господин премьер-министр, факты состоят в том, что вы и члены вашего кабинета были полностью осведомлены о намерениях корпорации «Сума индастриз» создать ядерный арсенал и неофициально поддерживали этот проект, частично финансируемый преступной организацией «Золотые драконы». Эта программа, в свою очередь, привела к разработке и осуществлению Проекта «Кайтен», ужасного плана международного шантажа, задуманного втайне и ныне прикрываемого ложью и фальшивыми отрицаниями. Вы знали с самого начала, и все же вы потворствовали молчанием и невмешательством.

Как только Дзюнсиро услышал перевод, он забарабанил по столу с оскорбленным видом:

— Это неправда, тут нет ни капли правды. Не существует никаких оснований для этих абсурдных обвинений.

— Информация из разных агентурных источников не оставляет и тени сомнения в вашей причастности к этому преступному заговору. Вы тайно аплодировали, зная о том, что главари гангстеров строят то, что они называли «новой империей». Империю, основанную на экономическом и ядерном шантаже.

Дзюнсиро побледнел и ничего не сказал. Он увидел огненные письмена на стене, и они предрекали политический крах и огромную потерю лица.

Президент продолжал пристально смотреть ему в лицо.

— Что нам здесь совершенно ни к чему, так это всякий лицемерный вздор. Всегда будут существовать фундаментальные противоречия между интересами Японии и Соединенных Штатов, но мы не можем обойтись друг без друга.

Дзюнсиро понял, что президент бросил ему спасательный круг, и он ухватился за него.

— Что вы предлагаете?

— Чтобы спасти вашу страну и ваш народ от потрясения и позора, к которым приведет международный скандал, вы подаете в отставку. Доверие между возглавляемым вами правительством и мной разбито вдребезги. Этот ущерб неисправим. Лишь новый премьер-министр и кабинет, состоящий из честных, порядочных людей, не связанных с преступным миром, может воссоздать новое состояние взаимного сотрудничества между нашими странами. Будем надеяться, что тогда мы сможем работать, как близкие партнеры, чтобы разрешить наши экономические и культурные разногласия.

— Этот инцидент останется в тайне?

— Я обещаю, что все данные о центре «Дракон» и Проекте «Кайтен» с нашей стороны будут засекречены.

— А если я не подам в отставку?

Президент откинулся на спинку стула и развел руками.

— Тогда я должен предсказать, что японским бизнесменам придется приготовиться к экономическому спаду.

Дзюнсиро вскочил на ноги.

— Должен ли я понимать это так, господин президент, что вы угрожаете закрыть американский рынок для всех японских товаров?

— Мне вовсе не нужно этого делать, — ответил президент. С его лицом произошла удивительная перемена. В его голубых глазах угас огонек гнева, и они приняли меланхолическое выражение. — Потому что стоит просочиться хоть слову о том, что японская атомная бомба была тайно провезена в Соединенные Штаты и взорвана там, где резвились олень и лань… — он сделал паузу, чтобы произвести больший эффект, — я серьезно сомневаюсь, чтобы американский потребитель когда-либо вновь захотел покупать ваши товары.

Глава 76

21 ноября 1993 года

Остров Маркус

Вдали от проторенных туристских маршрутов, в 1125 километрах к юго-востоку от Японии, не затронутый ни военными, ни коммерсантами, лежит остров Маркус. Он представляет собой коралловый атолл, затерянный в океанских просторах, рядом нет никаких других островов, и его побережье по форме приближается к равностороннему треугольнику со сторонами в полтора километра длиной.

Если не считать короткого эпизода времен второй мировой войны, когда он был обстрелян американскими кораблями, немногие когда-либо слышали о нем, пока один японский бизнесмен случайно не натолкнулся на его пустынные пляжи. Он сумел оценить его возможности как места отдыха для обеспеченных японцев, уставших от зимней непогоды, и быстро построил там фешенебельный курорт.

Спроектированный в современном полинезийском стиле, курорт воссоздавал атмосферу уединенной деревушки в тропиках и включал площадку для гольфа, казино, три ресторана с коктейль-барами и дансингами. театр, огромный плавательный бассейн в форме лотоса и шесть теннисных кортов. Широко растянувшийся вдоль прибрежной полосы, вместе с площадкой для гольфа и аэродромом, этот туристский комплекс занял всю территорию острова.

Когда строительство было завершено и штат полностью укомплектован, этот бизнесмен доставил на остров самолетом целую армию писателей и журналистов, пишущих о путешествиях, которые, насладившись бесплатным отдыхом со всеми удобствами, возвратились, чтобы поведать читателям о своих впечатлениях. Курорт этот сразу стал популярным среди туристов, ищущих новые впечатления и коллекционирующих экзотические и удаленные места. Но вместо потока отдыхающих из Япония на остров устремились туристы из других стран тихоокеанского бассейна, и вскоре белые, как молоко, песчаные пляжи усеяли австралийцы, новозеландцы, тайваньцы и корейцы.

Остров-курорт быстро превратился в излюбленную сценическую площадку для искателей и искательниц любовных приключений и мекку молодоженов, предававшихся здесь разнообразным спортивным развлечениям. или просто бродивших по пляжам, или занимающихся: любовью в своих деревенских бегало, разбросанных среди кокосовых пальм.

Брайан Фостер из Брисбена вылез из ледяной голубой воды, плещущейся внутри кольца внешнего рифа, и прошел по пляжу к своей жене Шелли, дремавшей в шезлонге. Мелкий песок обжигал его босые ноги, и послеполуденное солнце сверкало в каплях воды, стекавшей по его загорелой коже. Обсушившись полотенцем, он взглянул назад на воду.

Корейская парочка. Ким и Ли Санг, остановившиеся в соседнем бунгало, брали уроки виндсерфинга у одного из инструкторов курорта. За ними Эдвард Кейн из Веллингтона с трубкой и маской нырял в коралловых зарослях рифа, а его молодая жена Мойра плавала за ним на надувном матрасе.

Фостер нежно поцеловал свою дремлющую жену и погладил покрывало, которым она прикрылась. Затем он опустился на песок рядом с ее шезлонгом, надел солнечные очки и стал наблюдать за купающимися.

Пара Сангов с трудом овладевала техникой управления парусной доской, требующей ловкости и тщательной координации движений. Похоже, они тратили необычно много времени на то, чтобы снова забраться на доску и поднять парус каждый раз, когда теряли равновесие и плюхались в воду.

Фостер переключился на парочку Кейнов, восхищаясь Мойрой, которая сумела, не соскользнув с матраса, перевернуться на спину. На ней был золотистый закрытый купальный костюм, ничуть не скрывавший ее пышных форм.

Вдруг ему бросилось в глаза какое-то движение в проливе, прорезавшем коралловый риф и соединявшем внешнюю лагуну с открытым океаном. Там что-то происходило под водой. Он был уверен, что какая-то штука, или, может быть, какое-то морское создание баламутит воду в проливе, двигаясь под водой. Ему не было видно, что это такое, но, похоже, оно пересекало риф, направляясь в сторону лагуны.

— Там что-то есть! — крикнул он жене, вскакивая на ноги. Он подбежал к берегу и стал кричать, показывая руками на пролив. Его крики и жестикуляция быстро привлекли внимание остальных, и вскоре небольшая толпа из ближнего бассейна и ресторанов собралась на берегу.

Инструктор по виндсерфингу, тренировавший Сангов, услышал крики Фостера, и он посмотрел туда, куда указывал пальцем австралиец. Он увидел приближающееся волнение воды и быстро погнал Сангов к берегу. Затем он вскочил на парусную доску и помчался через лагуну предупредить Кейнов, которые лениво перемещались по направлению к траектории неведомого явления, которое, похоже, собиралось вторгнуться в лагуну.

Эдвард Кейн, рядом с которым покачивалась на надувном матрасе его жена, плыл в блаженном неведении приближающейся опасности, увлеченно рассматривая через стекло маски живописный коралловый риф, завороженный яркими красками и кишащими среди кораллов стайками светящихся рыбок.

Он услышал отдаленный грохот, но подумал, что это, наверно, кто-то из отдыхающих скользит по поверхности воды на реактивных лыжах. Затем, словно выполняя отработанный точный маневр, окружающие его стайки рыб внезапно бросились прочь и исчезли. Кейн почувствовал, как у него по коже прошли мурашки. Первая мысль, пришедшая ему в голову, была об акуле, проникшей в лагуну.

Кейн высунул голову из воды, ища глазами пресловутый треугольный плавник, рассекающий волны. К счастью, ничего похожего он не увидел, лишь парусную доску, скользящую по направлению к нему, и свою жену, дремлющую на надувном матрасе поблизости. Он услышал крики с берега, повернулся туда и заметил толпу отдыхающих и служащих курорта, отчаянно жестикулирующих в направлении пролива в кольце рифов.

Грохочущий шум пронизал воду, и он снова опустил голову под поверхность. Бога ради, что происходит? — удивился он. Через бирюзовую водную толщу, не далее чем в пятидесяти метрах от него, показалась огромная бесформенная туша, покрытая зеленой и коричневой тиной, медленно ползущая к берегу.

Он ухватился за угол матраса, на котором лежала его жена, и начал отчаянно грести в сторону поднятия кораллового рифа, где он торчал из воды. Она понятия не имела, что он делает, и вцепилась в матрас, подумав, что он в игривом настроении и хочет столкнуть ее в воду.

Ужасное чудище не обратило на них никакого внимания и прокатилось по дну мимо рифа в лагуну, направляясь прямо на берег. Подобно некоему неописуемому глубоководному монстру из фильма ужасов, оно медленно выползло из вод лагуны. Ошеломленная толпа курортников раздалась в стороны) когда огромная штуковина, с которой ручьями стекала вода, а песок дрожал под ее весом, проехала между двух пальмовых деревьев и замерла в неподвижности.

В полном безмолвии они оцепенело стояли и смотрели на нее. Теперь было видно, что это было огромное транспортное средство, передвигавшееся на широченных гусеницах, над которыми располагалась большая сигарообразная кабина. Две механические руки торчали вверх, словно уродливые усы гигантского насекомого. Колонии ракушек прилепились к трещинам на его поверхности, покрытой коркой затвердевшего коричневого ила и тины, закрывая всякий обзор через обычно прозрачную носовую часть.

Раздался слабый щелкающий звук, когда люк на крыше был отперт и откинут назад.

Из люка медленно высунулась голова с копной черных спутанных волос и черной бородой. Лицо было изможденным и тощим, но глаза, утонувшие в черных впадинах глазниц, сияли ярким зеленым светом. Они обвели оцепеневшую публику и выбрали в толпе молодого человека, обеими руками сжимавшего круглый поднос.

Затем губы разлепились в широченной сияющей улыбке, и хриплый голос произнес:

— Вы, если я не ошибаюсь, официант?

— Да… сэр.

— Отлично. После целого месяца диеты из заплесневелых сэндвичей с копченой колбасой и кофе я готов убить за салат из крабов и текилу со льдом.

Через четыре часа, набив желудок до отказа, Питт заснул самым сладким и приятным сном в своей жизни.

Клайв Каслер Сахара

С глубокой признательностью доктору Хэлу Стаберу, специалисту по химии окружающей среды («Джеймс П. Уолш&Ко», Боулдер, штат Колорадо), не пожалевшему времени, чтобы разобраться во всем, что здесь написано, и тем удержавшему меня в рамках правдоподобия.

Пролог

Сквозь блокаду

2 апреля 1865 года

Ричмонд, штат Виргиния

Казалось, он парил над призрачным вечерним туманом, подобно древнему чудовищу, восставшему из первобытной топи. Его приземистый силуэт темнел уродливым горбом на фоне растущих вдоль берега деревьев. В жутковато отливающих желтым отсветах фонарей по его палубам передвигались неясные человеческие фигурки, похожие на тени. По серым скошенным бокам в неторопливые воды реки Джемс, словно нехотя, стекала влага.

Пришвартованный правым бортом к пирсу «Техас» в нетерпении натягивал причальные канаты, будто гончая, которую охотник вот-вот спустит со сворки. Толстые стальные ставни, закрывающие его орудийные порты, и шестидюймовая броня каземата не имели никакой маркировки. Только по красно-белому флагу, слабо колышущемуся позади дымовой трубы, можно было определить, что это корабль военно-морских сил Конфедерации.

Сухопутному человеку «Техас», с виду сильно смахивающий на плавучий гроб с уже забитой крышкой, мог показаться грузным и неприглядным, в глазах же моряков он, несомненно, представлял собой воплощение мощи и эффективности. Продуманный до малейшей детали в своей конструкции, корабль был быстр, опасен и смертоносен, что отнюдь не сулило ему спокойной старости, а должно было скорее привести к неизбежной гибели в яркой и ведущей к бессмертию вспышке славы.

Стоящий на носовой палубе капитан Мейсон Томбс достал из кармана пестрый носовой платок и вытер пот, стекающий за воротник мундира. Погрузка шла медленно, слишком медленно. Каждая минута спасительной темноты была жизненно необходима «Техасу», чтобы успеть выйти в открытое море. Томбс озабоченно наблюдал за тем, как члены экипажа с натугой, бранясь и спотыкаясь, таскают на руках по сходням громоздкие деревянные ящики, а затем опускают их в грузовой люк на палубе. Ящики оказались необычайно тяжелыми, хотя в них содержались всего лишь правительственные архивы за четыре года существования Конфедерации Южных Штатов. Они прибыли в фургонах, запряженных мулами, и были сгружены рядом с причалом под охраной утомленных боями остатков роты пехотинцев из Джорджии.

Томбс с беспокойством взглянул в сторону Ричмонда, расположенного всего лишь в двух милях севернее. Грант взломал упорную оборону Ли вокруг Питерсберга, и теперь потрепанная армия Юга отступала к Аппоматтоксу, оставив столицу Конфедерации приближающимся войскам северян. Эвакуация была в полном разгаре, и в городе царили беспорядок, насилие и мародерство. Склады и арсеналы подожгли, от чего почву время от времени сотрясали взрывы, а тьму ночи разгоняло пламя.

Томбс, один из лучших военно-морских офицеров Конфедерации, слыл человеком честолюбивым и энергичным. Внешне это был невысокий мужчина с красивым лицом, рыжими волосами и бровями и густой рыжей бородой, с твердым взглядом миндалевидных черных глаз.

Командир небольших канонерок в битвах у Нью-Орлеана и Мемфиса, артиллерийский офицер на борту воинственного броненосца «Арканзас» и старший помощник на пользующемся дурной славой морском рейдере «Флорида», Томбс заслужил репутацию человека решительного и бесстрашного. Он получил назначение на пост командира «Техаса» всего лишь неделю назад, после того как на военно-морской верфи в Ричмонде по его требованию и под его надзором на корабле был произведен ряд инженерных и некоторых других работ для подготовки к кажущемуся невозможным прорыву вниз по реке под дулами сотен орудий армии Североамериканских Соединенных Штатов.

Капитан вновь переключил внимание на погрузку – с причала как раз выехал и исчез в ночи последний опустевший фургон. Он извлек из кармана часы, открыл крышку и развернул циферблат на свет фонаря, подвешенного к причальной свае. Они показывали восемь часов двадцать минут. До рассвета оставалось менее восьми часов. Этого времени вряд ли достаточно, чтобы пройти по реке двадцать миль сквозь блокаду под прикрытием тьмы.

К причалу подкатил открытый экипаж, впряженный в пару серых в яблоках лошадей. Возница сидел неподвижно. Двое его пассажиров некоторое время молча наблюдали за тем, как последние грузовые контейнеры опускаются в трюм. Старший из новоприбывших, грузный мужчина в гражданском костюме, устало сутулился, в то время как второй, в военно-морском офицерском мундире, узнав Томбса, помахал ему рукой.

Капитан перешагнул через ограждение причала, приблизился к экипажу и энергично отсалютовал.

– Честь имею, адмирал, честь имею, господин министр. Не думаю, чтобы кто-нибудь из вас располагал временем для долгого прощания.

Адмирал Рафаэль Семмз, старый морской волк, прославившийся в бытность свою командиром знаменитого корабля конфедератов «Алабама», а ныне командующий флотилией бронированных канонерок на реке Джемс, улыбнулся сквозь густые нафабренные усы:

– Даже целый полк янки не смог бы мне помешать попрощаться с вами.

Стивен Мэллори, военно-морской министр Конфедерации, протянул Томбсу руку:

– Вам предстоит слишком важное плавание, чтобы мы не выкроили времени пожелать вам удачи.

– У меня надежный корабль и отважный экипаж, – уверенно ответил Томбс. – Мы прорвемся.

Улыбка Семмза угасла, а глаза стали печальными.

– Если вы обнаружите, что это невозможно, то подожгите и потопите корабль в самом глубоком месте реки, чтобы северяне никогда не смогли воспользоваться нашими архивами.

– Заряды установлены на своих местах и снабжены запалами, – заверил Томбс адмирала. – Днище корпуса будет снесено и под тяжестью груза углубится в речной ил, в то время как сам корабль, прежде чем он затонет, силой течения отнесет на значительное расстояние.

Мэллори кивнул:

– Прекрасный план.

Мужчины в экипаже обменялись понимающими взглядами. Возникла неловкая пауза. Затем Семмз сказал:

– Мне ужасно не хочется в самый последний момент взваливать на ваши плечи еще одну ношу, но другого выхода я не вижу. Помимо груза, вам придется позаботиться еще и об одном пассажире.

– Пассажире?! – с удивлением переспросил Томбс. – Неужели ему жизнь не дорога?

– Просто у него нет выбора, – сухо сказал Мэллори.

– Ну и где же он? – требовательно спросил Томбс, оглядывая причал. – Мы уже готовы отдать концы.

– Он вот-вот прибудет, – откликнулся Семмз.

– Могу я поинтересоваться, кто это?

– Вам эта личность хорошо знакома, – мрачно усмехнулся Мэллори. – И молите Господа, чтобы враги тоже его опознали – в том случае, если у вас возникнет потребность его продемонстрировать.

– Не понял, сэр?

– Поймете, мой мальчик, скоро поймете, – снова усмехнулся министр.

– Кстати, вот информация, которая может оказаться полезной для вас, капитан, – ловко вклинился в диалог Семмз, меняя тему разговора. – Мои шпионы доносят, что наш бывший таранный броненосец «Атланта», сдавшийся в прошлом году мониторам янки и мобилизованный в военно-морские силы северян, патрулирует реку выше Ньюпорт-Ньюс.

– Кажется, я понимаю вас, адмирал! – обрадовано воскликнул Томбс. – Поскольку у «Техаса» сходные очертания и приблизительно те же размеры, в темноте его по ошибке могут принять за «Атланту».

Семмз кивнул и протянул ему свернутый флаг:

– Звезды и полосы. Пригодится для маскарада.

Томбс взял флаг Североамериканских Соединенных Штатов и сунул его под мышку.

– Я подниму его сразу же, как только мы подойдем к огневым позициям янки у Трентс Рич.

– Ну, тогда удачи вам, – тепло пожелал Семмз. – Извините, что не остаемся до вашей отшвартовки, но министр опаздывает на поезд, а я должен вернуться к флотилии и лично проследить за ее уничтожением, пока не подоспел Грант.

Военно-морской министр Конфедерации еще раз пожал руку Томбсу:

– Прорвавшийся сквозь блокаду «Фокс» стоит у Бермуд, чтобы пополнить ваши бункеры углем для следующего этапа вояжа. Успеха вам, капитан. Спасение Конфедерации в ваших руках.

Прежде чем Томбс успел что-либо ответить, Мэллори приказал вознице трогать. Командир «Техаса» машинально вскинул руку в прощальном приветствии, да так и остался стоять, словно оглушенный. В голове его эхом звучали последние слова министра. Спасение Конфедерации? Он не улавливал смысла этой фразы. Война проиграна окончательно и бесповоротно. Надвигающаяся из Северной Каролины армия Шермана и Грант, наступающий с юга, через Виргинию, окружили войска генерала Ли с двух сторон, охватив последнюю боеспособную группировку конфедератов в клещи. Ее разгром и капитуляция – дело нескольких дней. Джефферсон Дэвис, низложенный с поста президента Конфедерации Южных Штатов, будет вынужден спасаться бегством. И всего лишь через несколько часов «Техас» может остаться последним кораблем военно-морских сил Конфедерации, которому, скорее всего, также предстоит погибнуть.

Предположим, «Техасу» удастся благополучно сбежать. Но при чем тут спасение? Томбс не мог ответить на этот вопрос. Ему было приказано вывезти правительственные архивы в какой-нибудь нейтральный порт, по его выбору, и не давать о себе знать, пока с ним не свяжется курьер. Но каким образом эта бюрократическая писанина, даже если она будет успешно доставлена в безопасное место, сможет предотвратить уже предрешенное поражение Юга?

Его размышления были прерваны старшим офицером корабля, лейтенантом Эзрой Кревеном.

– Погрузка закончена, и груз размещен, сэр, – объявил Кревен. – Прикажете отдать концы?

Томбс обернулся:

– Пока нет. Мы должны еще принять на борт пассажира.

Кревен, здоровенный шотландец, со свойственной ему бесцеремонностью выругался, не стесняясь присутствия капитана:

– Черт побери, тогда ему следует поторопиться!

– Старший механик О'Хара готов к походу?

– Его машины под всеми парами, сэр.

– А орудийные расчеты?

– Стоят по местам.

– До встречи с федеральным флотом порты держать задраенными. Мы не можем позволить себе потерять ни одного орудия или расчета из-за попадания шального снаряда.

– Ну, в случае чего наши парни не настолько благовоспитанны, чтобы подставлять другую щеку, – хищно осклабился лейтенант.

– Скажите им, пусть постараются...

Оба, как по команде, внезапно обернулись и уставились на берег, заслышав приближающийся цокот копыт. Несколько секунд спустя из темноты на причал вынырнул конный офицер-конфедерат.

– Кто из вас капитан Томбс, джентльмены? – спросил он усталым голосом.

– Я Томбс, – ответил тот, делая шаг вперед.

Всадник слез с лошади и отсалютовал. Он был покрыт дорожной пылью и выглядел утомленным.

– Мое почтение, сэр. Капитан Невилл Браун. Командую конвоем, эскортирующим вашего заключенного.

– Заключенного? – недоуменно повторил Томбс. – Но мне сказали, что это пассажир.

– Называйте его как вам угодно, – равнодушно пожал плечами Браун.

– Но где же он? – второй раз за эту ночь спросил Томбс.

– Прибудет сразу вслед за мной. Я немного опередил конвой, чтобы предупредить вас.

Как бы подтверждая его слова, закрытый экипаж загромыхал по причалу в окружении отряда всадников в синих мундирах кавалерии северян.

Томбс отпрянул назад, выхватил пистолет и открыл рот, чтобы поднять тревогу, но Браун поспешил успокоить его:

– Расслабьтесь, капитан. Они такие же южане, как и мы с вами. Просто единственная возможность просочиться через позиции янки – это переодеться в их форму.

Двое из отряда спешились и, открыв дверь экипажа, помогли выйти пассажиру. Высокий сухопарый мужчина с характерной и знакомой всему миру по многочисленным портретам аккуратно подстриженной бородой тяжело сошел на деревянное покрытие причала. Руки и ноги его сковывали кандалы, цепями прикрепленные к его запястьям и лодыжкам. Мельком оглядев броненосец, он повернулся и кивнул Томбсу и Кревену.

– Добрый вечер, джентльмены, – произнес он высоким голосом. – Могу я рассчитывать на гостеприимство военно-морских сил Конфедерации?

Томбс не ответил, потому что не мог произнести ни слова. Он застыл на месте рядом с Кревеном, словно в столбняке. По выражению лиц обоих офицеров нетрудно было догадаться, что они считают себя жертвами чудовищной мистификации.

– Боже правый! – обрел наконец дар речи Кревен. – Если вы, сэр, подделка, могу вас поздравить: от оригинала нипочем не отличишь!

– Уверяю вас, лейтенант, я самый что ни на есть подлинник, – хмуро усмехнулся пленник.

– Но как же это может быть? – жалобно спросил совершенно растерявшийся Томбс.

Браун вставил ногу в стремя и одним движением взлетел в седло:

– Нет времени на объяснения, капитан. Мне еще надо успеть провести моих людей через реку по ричмондскому мосту, пока его не захватили. А за него теперь отвечаете вы.

– И что же мне с ним делать?

– Держать в заточении на борту вашего корабля, пока не получите приказ о его освобождении. Это все, что мне велено вам передать.

– Это безумие!

– Это война, капитан, – бросил Браун через плечо, пришпоривая лошадь и отъезжая в сопровождении своего маленького отряда, замаскированного под кавалерийский разъезд северян.

Время неумолимо истекало, но больше уже ничто не могло помешать «Техасу» отправиться в свое путешествие прямиком в пасть к дьяволу. Томбс обратился к Кревену:

– Лейтенант, проводите нашего пассажира в мою каюту и попросите мистера О'Хара прислать кого-нибудь из механиков, чтобы снять кандалы. Я не испытываю ни малейшего желания умеретькапитаном невольничьего судна.

Бородатый пленник облегченно улыбнулся:

– Благодарю вас, капитан. Весьма признателен за вашу любезность.

– Не стоит благодарности, сэр, – мрачно возразил Томбс. – Не исключено, что еще до рассвета мы все предстанем перед Господом.

* * *

Сначала неторопливо, а затем все быстрее и быстрее «Техас» двинулся вниз по течению с крейсерской скоростью в двенадцать узлов. Ни звука, ни легчайшего дуновения ветерка – лишь размеренное постукивание машин нарушало тишину над рекой. В бледном свете тоненького серпа луны корабль скользил по речной глади, как бесплотное видение. Его присутствие выдавало лишь плавное перемещение призрачного силуэта на фоне неподвижного берега. Модернизированный и оборудованный исключительно для этой единственной миссии, для одного этого путешествия, он был великолепным образцом мастерства корабелов, "самым лучшим броненосцем, спущенным на воду со стапелей Конфедерации за все четыре года войны.

«Техас» обладал двумя гребными винтами, двумя машинами; имел сто девяносто футов в длину, сорок футов в ширину и осадку всего лишь в одиннадцать футов. Наклонные двенадцатифутовые стены его каземата были скошены под углом в тридцать градусов и покрыты шестидюймовыми стальными пластинами, проложенными поверх двенадцатидюймового слоя хлопка, спрессованного еще двадцатью дюймами дуба и сосны. Закругленные обводы бронированного корпуса имели максимальное расширение вдоль ватерлинии. Основное вооружение составляли всего лишь четыре пушки главного калибра, но они могли здорово огрызаться в случае необходимости. Установленные на носу и корме две стофунтовые нарезные пушки «Блейкли», посаженные на вращающиеся платформы, позволяли вести огонь в разных направлениях; еще два девятидюймовых шестидесятичетырехфунтовых орудия прикрывали левый и правый борта.

В отличие от машин других броненосцев, снятых с коммерческих судов, двигатели «Техаса» были больше, мощнее и совсем новенькие, с не успевшим еще потускнеть фабричным клеймом. Его тяжелые паровые котлы лежали ниже ватерлинии, а девятифутовые винты позволяли двигаться в спокойной воде со скоростью в четырнадцать узлов, что соответствовало шестнадцати сухопутным милям в час, – огромная скорость, которую не мог развить ни один из бронированных кораблей обеих воюющих сторон.

Томбс гордился своим кораблем, но к этому чувству примешивалась щемящая грусть. Капитан прекрасно понимал, что жизнь «Техаса» может оказаться ужасно скоротечной. И он мысленно поклялся, что приложит все усилия, чтобы совместно с кораблем и экипажем вписать достойную страницу в летопись угасающей славы Конфедерации Южных Штатов.

Он поднялся с орудийной палубы по трапу в ходовую рубку, представляющую собой небольшую бронированную кабину в передней секции конусообразного каземата с плоской вершиной, вгляделся сквозь смотровую щель во тьму, а затем повернулся к странно притихшему старшему штурману Ли Ханту:

– Весь путь до моря мы проделаем под полными парами, мистер Хант. Вам придется поднапрячь зрение, чтобы мы не угодили на мель.

Хант, бывший лоцман на реке Джемс, знавший все ее повороты и отмели, как морщины на своем лице, покосился на Томбса и проворчал:

– Мне вполне достаточно света месяца и звезд, чтобы не заблудиться на этой реке.

– Артиллеристам янки этот свет тоже помогает.

– Верно, но наши серые борта сливаются с береговой тенью. Нас не так-то легко обнаружить.

– Будем надеяться, – вздохнул Томбс.

Он выбрался через задний люк на крышу каземата как раз в тот момент, когда «Техас» достиг Друриз Блафф и двигался мимо стоящих на якоре канонерок флотилии адмирала Семмза. Экипажи броненосцев-близнецов «Виргиния-2», «Фредериксберг» и «Ричмонд», до глубины души переживавшие подготовку ко взрыву своих кораблей, разразились нестройными приветственными воплями, завидев проходящий «Техас». Из его трубы, заслоняя звезды, извергались клубы черного дыма. С гордо реющим на ветру флагом Конфедерации броненосец являл собой незабываемое зрелище.

Томбс сорвал свою шляпу и подбросил ее высоко вверх. Для него это был сладостный миг наивысшего торжества, которое, он почти не сомневался, вскоре может обернуться горечью поражения. Но пока он от души наслаждался минутами триумфа, смакуя каждое мгновение. «Техас» уходил, чтобы стать легендой.

А минуту спустя броненосец исчез так же внезапно, как появился, и лишь затухающая кильватерная струя свидетельствовала о том, что он действительно проходил мимо.

За полмили до Трентс Рич, где северяне, оборудовав несколько огневых позиций, установили контроль над рекой, Томбс приказал поднять над мачтой флаг Североамериканских Соединенных Штатов.

Внутри каземата орудийная палуба была готова к действию. Большинство матросов, обнаженные по пояс, стояли у своих орудий, обвязав лбы носовыми платками. Офицеры скинули мундиры и не спеша прогуливались по палубе в рубахах и подтяжках. Корабельный врач раздавал жгуты и объяснял, как ими пользоваться.

По всем углам стояли пожарные ведра, а саму палубу обильно посыпали песком, хорошо впитывающим кровь. Для отражения абордажных атак на стеллажах разложили тесаки, револьверы и карабины с примкнутыми штыками. Ведущие в погреба с боеприпасами люки были открыты, а тали и вороты подготовлены, чтобы поднимать заряды и порох.

Подталкиваемый течением, «Техас» шел со скоростью шестнадцать узлов, когда его нос врезался в брус плавучего заграждения. На свободную воду он выбрался с глубокой зазубриной на таране, расположенном в носовой части.

Какой-то чересчур впечатлительный часовой, увидев, как из темноты надвигается корпус «Техаса», в панике выпалил из своего карабина.

– Прекратите огонь! Ради Бога, прекратите огонь! – заорал в рупор Томбс с крыши каземата.

– Что за корабль? – прокричали с берега.

– "Атланта", идиот! Своих не узнаете?

– Когда ж это вы успели подняться так высоко по реке?

– Час назад. У нас приказ патрулировать участок между бонами заграждения и Сити-Пойнт[186].

Блеф прошел. Бдительные часовые северян удовлетворились ответом. «Техас» двинулся дальше. Томбс с облегчением перевел дух. Он был готов к тому, что в следующее мгновение на его корабль обрушится град ядер и снарядов. Теперь, когда опасность временно миновала, оставалось беспокоиться только о том, чтобы какой-нибудь излишне подозрительный вражеский офицер не передал вниз по реке телеграфное предупреждение.

Пятнадцатью милями ниже заграждения удача начала изменять Томбсу. Прямо по ходу угрожающе замаячила в темноте какая-то бесформенная приземистая масса. Это был стоящий на якоре и развернутый кормой вниз по течению двухбашенный монитор флота САСШ «Онондага», имеющий одиннадцать дюймов башенной брони и пять с половиной дюймов корпусной, несущий две мощные гладкоствольные пятнадцатидюймовые пушки «Дальгрен» и два стопятидесятифунтовых нарезных орудия «Паррот». Он забирал уголь с баржи, пришвартованной у его правого борта[187].

«Техас» уже почти поравнялся с ним, когда вахтенный мичман на крыше передней башни, разглядев броненосец Конфедерации, поднял тревогу.

Матросы оторвались от погрузки, в изумлении пялясь на вылетевший из темноты вражеский корабль. Капитан «Онондаги» коммандер Джон Остин на несколько мгновений заколебался, отказываясь верить, что броненосец южан так далеко прошел по реке Джемс, не будучи опознанным. И эти несколько мгновений обошлись ему очень дорого. К тому моменту, когда он отдал наконец приказ канонирам занять места у оставленных орудий, «Техас» уже ушел с траверза на расстояние броска камнем.

– Немедленно лечь в дрейф, – угрожающе закричал в рупор Остин, – или мы разнесем вас в клочья!

– Да мы же «Атланта»! – проорал в ответ Томбс, продолжая блефовать до последнего.

Остин не поверил, несмотря на звездно-полосатый флаг на мачте самозванца. Он отдал приказ открыть огонь.

Передняя башня вступила в дело слишком поздно. «Техас» уже вышел из зоны досягаемости ее орудий. Но два пятнадцатидюймовых «Дальгрена» в кормовой башне «Онондаги» изрыгнули пламя и дым.

В стрельбе прямой наводкой артиллеристы северян не имели себе равных. Они не могли промахнуться, и они не промахнулись. Снаряды врезались в броню «Техаса», подобно ударам кузнечной кувалды, вдребезги разнеся верхний кормовой венец каземата. Осколками железа и обломками дерева поразило сразу семь человек экипажа и орудийной прислуги.

Почти в ту же секунду Томбс передал через открытый люк аналогичный приказ. Ставни орудийных портов с лязгом распахнулись, и «Техас» произвел бортовой залп по башне «Онондаги». Один из стофунтовых снарядов «Блейкли» влетел в открытый порт и взорвался у казенника «Дальгрена», взметнув столб дыма и огня и устроив жуткую кровавую бойню на орудийной палубе. Девять человек были убиты наповал, еще одиннадцать серьезно ранены.

Прежде чем на обоих кораблях успели перезарядить орудия, броненосец южан растаял в ночи. Кормовая башня «Онондаги» еще раз выстрелила наугад вслед сместившемуся ближе к противоположному берегу вражескому кораблю, но снаряды прошли высоко над кормой удирающего «Техаса».

Взбешенный неудачей, капитан Остин распорядился спешно поднять якорь и развернуться на сто восемьдесят градусов. Но то был не более чем жест отчаяния: предельная скорость монитора составляла чуть выше семи узлов, и не было никакой надежды догнать и захватить корабль конфедератов.

Томбс спокойно окликнул лейтенанта Кревена:

– Мистер Кревен, нет больше необходимости скрываться под вражеским флагом. Пожалуйста, прикажите поднять цвета Конфедерации и задраить орудийные порты.

Юный мичман стремительно взобрался на мачту, отвязал фал и сдернул вражеский стяг, нацепив взамен полотнище с диагональными полосами и звездами на красно-белом фоне.

Кревен присоединился к Томбсу на крыше каземата.

– Ну что ж, полдела сделано, сэр, – заметил он. – Путь к морю свободен. Хотя нас ждет отнюдь не увеселительная прогулка, а целая куча береговых батарей. С другой стороны, вся их полевая артиллерия способна наделать лишь вмятин в нашей броне.

Томбс некоторое время молчал, задумчиво вглядываясь в маслянисто-черные воды неторопливо текущей реки.

– Вы правы, лейтенант, – кивнул он наконец, – самая главная опасность – это крупнокалиберные пушки федерального флота, поджидающего нас в устье.

Он едва успел договорить, как весь правый берег озарился вспышками заградительного огня.

– Вот и началось, – философски констатировал Кревен, торопливо спускаясь к своему месту на орудийной палубе. Томбс остался, выглядывая из-за рулевой рубки и на глаз определяя курс «Техаса» между федеральными судами, блокирующими реку.

Снаряды от невидимых батарей и стрельба снайперов подняли такие брызги, словно «Техас» угодил в бурю с градом. Несмотря на недовольство матросов и канониров, сыплющих проклятиями и угрозами, Томбс так и не разрешил открыть орудийные порты. Он не видел резона подвергать опасности экипаж и тратить драгоценные боеприпасы на невидимого врага, неспособного к тому же нанести броненосцу сколько-нибудь заметный ущерб.

Более двух часов «Техас» выносил этот яростный обстрел. Его машины работали бесперебойно и несли его вперед со скоростью даже на узел или два больше максимально возможной, предусмотренной конструкторами. На пути то и дело попадались деревянные канонерки; произведя бортовой залп, они затем пытались преследовать «Техас», в то время как он, игнорируя их, будто стайку докучливой мошкары, стремительно уносился вперед, с каждым мгновением увеличивая отрыв.

Внезапно прямо по ходу материализовался знакомый силуэт «Атланты», стоящей на якоре поперек русла реки. Как только ее впередсмотрящие разглядели надвигающегося на них монстра южан, орудия правого борта произвели залп.

– Дьявол! Они знали, что мы на подходе, и ждали нас! – огорченно воскликнул Томбс.

– Попробуем проскочить мимо, капитан? – спросил старший штурман, демонстрируя поразительное спокойствие.

– Нет, мистер Хант, – ответил Томбс. – Мы сделаем кое-что получше. Сможете протаранить ее в оконечность кормы?

– Иначе говоря, спихнем старушку с дороги, – понимающе ухмыльнулся штурман. – Прекрасная идея, сэр!

Хант отвернул штурвал на несколько румбов влево и нацелил нос «Техаса» прямо в корму «Атланты». Две молнии вылетели из восьмидюймовых орудий бывшей собственности Конфедерации и ударили в правый борт броненосца. Первый снаряд срикошетил и ушел в воду, а вот второй пробил в броне и деревянной прокладке брешь диаметром около фута и взорвался внутри каземата, нанеся осколочные ранения трем членам экипажа.

Расстояние между противниками быстро сокращалось. Еще мгновение, и массивный десятифутовый стальной таран «Техаса» глубоко вонзился в корпус «Атланты», проломив ее палубу, оборвав якорную цепь и развернув неприятельский корабль на девяносто градусов. Толчок оказался настолько силен, что корма монитора полностью погрузилась. Тонны забортной воды хлынули в орудийные порты трофейного броненосца, и тот в считанные секунды скрылся с поверхности, в то время как «Техас» буквально переехал его.

Киль «Атланты» погрузился в речной ил, она сильно накренилась на правый борт, а бешено крутящиеся винты «Техаса», проскрежетав по броне ее корпуса, снова замолотили в свободной воде. Большая часть экипажа «Атланты» успела спастись через орудийные порты и люки, но по меньшей мере двадцать человек ушли на дно вместе со своим монитором.

Томбс и его корабль снова выиграли в своей отчаянной попытке вырваться на свободу. Но сражение на ходу продолжалось, поскольку «Техас» по-прежнему подвергался непрерывному обстрелу береговых батарей и преследованию канонерок. Телеграфная линия, протянутая вдоль реки федеральными силами, гудела от сообщений о приближающемся броненосце, порождающих в каждом артиллерийском и морском офицере северян честолюбивое желание первым перехватить и потопить дерзкого безумца.

Ядра и разрывные снаряды непрерывно бились о броню «Техаса», заставляя его содрогаться от носа до кормы. Стофунтовый снаряд, выпущенный из «Дальгрена», установленного высоко над валом Форт-Гудзона, угодил в рулевую рубку. Старшего штурмана Ханта контузило взрывной волной, а залетевшие в смотровую щель осколки нанесли ему множество кровоточащих ран. Он мужественно остался у штурвала, продолжая твердой рукой удерживать корабль на заданном курсе.

Небо на востоке начало светлеть, когда «Техас», миновав Ньюпорт-Ньюс и достигнув Хамптона, вышел в широкое устье реки Джемс, три года назад ставшее ареной исторической битвы между «Монитором» и «Мерримаком»[188].

Казалось, весь флот Североамериканских Соединенных Штатов выстроился здесь, ожидая их. Все, что мог видеть Томбс со своей позиции на крыше каземата, – это лес мачт и дымовых труб. Паровые деревянные фрегаты и малые корветы слева, мониторы и канонерки – справа. А дальше узкий рукав между ощетинившимися пушками громадами крепостей Монро и Форт-Вул, да и тот блокированный развернутым поперек русла «Новым броненосцем», грозным кораблем, на орудийных палубах которого располагалось восемнадцать тяжелых пушек главного калибра.

Теперь уже сам Томбс приказал незамедлительно раздраить орудийные порты и открыть огонь. «Техас» ни за что не завершит своего путешествия, не оказав врагу достойного сопротивления. Федеральным военно-морским силам придется сполна отведать «гостинцев» из его пушек. С громадным воодушевлением команда «Техаса» заняла места у орудий; комендоры замерли, готовые в любой момент выдернуть запальные шнуры.

Кревен спокойно расхаживал по палубе, улыбаясь и перекидываясь шутками с матросами, давая полезные советы новичкам и подбадривая приунывших. Томбс тоже спустился вниз и произнес краткую речь, исполненную оптимизма по поводу исхода битвы, в которой преданные и мужественные южане непременно зададут хорошую трепку трусливым янки. Затем с подзорной трубой под мышкой он вернулся на свой пост за рулевой рубкой.

У артиллеристов северян имелось достаточно времени для подготовки и пристрелки. Когда «Техас» появился в пределах досягаемости их орудий, на мачте флагмана взметнулся сигнал открыть огонь на поражение. Томбсу, наблюдавшему за вражескими кораблями в подзорную трубу, на миг показалось, что за их строем даже горизонта не видно. Все вокруг замерло в жуткой тишине и ожидании, схожем с тем, когда волки, загнав и окружив жертву, ждут лишь сигнала вожака, чтобы разом наброситься и покончить с ней.

Приземистый и бородатый, в плотно сидящей плоской фуражке, контр-адмирал Дэвид Портер взобрался на оружейный ящик, откуда ему была видна орудийная палуба его флагманского корабля – деревянного фрегата «Бруклин», – и теперь посматривал на дымок из трубы озаренного первыми лучами восходящего солнца приближающегося броненосца южан.

– А вот и он, – довольно ухмыльнулся капитан Джеймс Олден, командующий флагманом Портера. – Прет прямо на нас, как будто ему сам дьявол не страшен.

– Мужественный и благородный корабль идет к своей могиле, – тихо проговорил Портер, ловя «Техас» в окуляр подзорной трубы. – Такого зрелища мы больше никогда не увидим.

– Он уже почти в пределах досягаемости наших пушек, – возбужденно объявил капитан.

– Не вижу необходимости устраивать грандиозную пальбу, мистер Олден, – сухо сказал адмирал. – Передайте орудийным расчетам, чтобы не торопились, наводили поточнее и дорожили каждым выстрелом.

На борту «Техаса» Томбс инструктировал старшего штурмана, оставшегося у штурвала, невзирая на многочисленные ранения и сочащуюся из левого виска кровь.

– Хант, прижмитесь как можно ближе к строю деревянных фрегатов, чтобы на броненосцах задумались, стоит ли им открывать огонь, рискуя поразить собственные корабли.

Правофланговым кораблем в двух шеренгах строя был «Бруклин». Томбс выждал, пока тот окажется в пределах досягаемости, и только после этого приказал стрелять. Первым вступил в бой стофунтовый «Блейкли» на носу «Техаса». Осколочный снаряд, выпущенный прямой наводкой, пронесся над водой и угодил в полубак, снеся носовой леер и разорвавшись на платформе огромного нарезного орудия «Паррот». В радиусе десяти футов в живых не осталось ни одного человека.

Однобашенный монитор «Согус» открыл огонь из двух пятнадцатидюймовых «Дальгренов», когда «Техас» был еще недосягаем. Оба снаряда угодили в воду и благополучно затонули, взметнув каскады брызг. Затем к нему присоединились другие мониторы: «Манхэттен», «Нейхент» и «Чиксоу», недавно вернувшийся из залива Мобил, где его огневая поддержка помогла усмирить могучий броненосец конфедератов «Теннеси». Развернув свои башни и открыв ставни орудийных портов, они начали стрельбу, сокрушительной волной огня накрывшую каземат «Техаса». Вслед за ними подключился весь остальной флот, и вода вокруг продолжающего нестись на предельной скорости броненосца превратилась в кипящий котел.

Склонившись над люком, Томбс крикнул Кревену:

– Нам все равно не удастся поразить мониторы! Отвечай на их огонь только одним орудием правого борта. А носовое и кормовое прикажи развернуть на фрегаты!

Кревен передал с вестовым приказ капитана, и через несколько секунд оба «Блейкли» «Техаса» выплюнули парочку снарядов, с легкостью пронзивших многодюймовую дубовую обшивку корпуса «Бруклина». Один снаряд разорвался в машинном отделении, убив восемь человек и ранив оставшихся двенадцать. Другой смел расчет, лихорадочно опускавший ствол тридцатидвухфунтового гладкоствольного орудия. Третий – шестидесятичетырехфунтовый из орудия левого борта – угодил в самую середину орудийной палубы, сея смерть и разрушения.

Каждое орудие «Техаса» работало без устали. Артиллеристы южанина заряжали и стреляли с убийственной скоростью и точностью; на прицел у них уходили считанные секунды. Они не давали промаха.

Атмосфера над заливом Хемптон-Роудз содрогалась от грохота ядер, разрывов снарядов и зловещего посвиста крупной и мелкой картечи и пуль, которые в упор посылали федеральные моряки, буквально облепившие реи. Плотный дым быстро окутал «Техас», мешая целиться артиллеристам противника, которые стреляли на вспышки выстрелов, но чаще всего слышали в ответ только звон и громкий всплеск, когда снаряды и ядра, попадая в броню конфедерата, рикошетом отлетали от нее и плюхались в воду. Томбсу казалось, что он плывет по морю лавы в жерле извергающегося вулкана.

«Техас» уже прошел мимо «Бруклина», послав ему на прощание снаряд из кормового орудия, пролетевший так близко от адмирала Портера, что у того перехватило дыхание в возникшем при этом на несколько мгновений вакууме. Отдышавшись, адмирал пришел в ярость. Больше всего его взбесила та легкость, с которой «Техас» уклонился от бортового залпа, произведенного «Бруклином».

– Подать сигнал всем кораблям окружить и уничтожить противника! – приказал он капитану Олдену.

Тот понимал, насколько это рискованное предприятие. Как и все остальные офицеры флагмана, он был поражен невероятной скоростью броненосца.

– Он слишком быстр для любого из наших кораблей, сэр, – попытался возразить Олден. – Сомневаюсь, что его удастся окружить.

– А я требую, чтобы этого чертова южанина потопили любой ценой! – прорычал Портер.

– А стоит ли беспокоиться, сэр? – возразил капитан. – Даже если они каким-то чудом и уйдут от нас, им все равно не миновать тяжелых орудий фортов и «Нового броненосца».

Словно в ответ на его слова мониторы открыли огонь, как только «Техас» отошел невредимым от «Бруклина» и направился к следующему в строю фрегату «Колорадо».

«Техас» был словно вовлечен в сумасшедшую пляску смерти. Канониры северян приноровились, и их выстрелы стали более точными. Несколько снарядов с оглушительным грохотом обрушились на кормовую часть рядом с орудием правого борта. Дымом от разрывов заволокло каземат, когда в тридцативосьмидюймовой толще стали, дерева и хлопка образовалась четырехфутовая пробоина. От прямого попадания тяжелого ядра в нижней части дымовой трубы появилась огромная вмятина, а вслед за ним в то же самое место угодил снаряд с монитора. Он проломил поврежденную броню и разорвался внутри каземата, убив шестерых человек, ранив одиннадцать и запалив обрывки хлопка и обломки дерева.

– Черт возьми! – взревел Кревен, обнаружив себя стоящим в одиночестве среди груды тел с опаленными волосами, в изорванном в клочья мундире и со сломанной левой рукой. – Эй, парни, если есть кто живой, тяните скорее брандспойт из кочегарки и залейте наконец этот чертов огонь!

Старший механик О'Хара высунул голову из люка машинного отделения. Его лицо почернело от угольной пыли; со лба обильно стекал пот, оставляя на щеках светлые полоски.

– Что, совсем хреново, лейтенант? – сочувственно спросил он.

– Тебе-то какое дело?! – огрызнулся Кревен. – Ты за своими машинами следи, да чтоб винты вращались, а мы тут сами как-нибудь разберемся.

– Это не так-то просто. Мои люди падают от перегрева. У нас здесь пожарче, чем в преисподней.

– Тогда можете считать, что неплохо подготовились к тому, чтобы вскоре там оказаться, – осклабился Кревен.

Следующий снаряд бронебойным кулаком ударил по каземату. Последовал ужасающий взрыв, потрясший «Техас» от киля до клотиков. На самом деле произошел не один взрыв, а сразу два, просто случилось это одновременно. Передний левый угол каземата срезало начисто, словно гигантским мясницким ножом. Зазубренные обломки железа и дерева разлетелись во все стороны, ранив и искалечив почти весь расчет носового орудия «Блейкли».

Другой снаряд, пронизав броню корпуса, разорвался в корабельном лазарете, сразив врача и половину раненых, ожидавших медицинской помощи. Орудийная палуба теперь походила на скотобойню. Некогда безукоризненно чистая, она потемнела от пороховой копоти и потеков запекшейся крови.

«Техасу» досталось крепко. Всего несколько удачных попаданий превратили его чуть ли не в груду металлолома. Шлюпки и мачты давно снесло, а дымовая труба превратилась в решето. Весь каземат, от носа до кормы, представлял собой гротескную геометрическую фигуру из перекрученного и рваного железа. Три паропровода перебило осколками, и скорость упала на треть.

Но отважный броненосец был еще далек от того, чтобы окончательно выйти из строя. Двигатели ритмично стучали, а три оставшихся орудия продолжали наносить тяжкий урон флоту Североамериканских Соединенных Штатов. Очередной бортовой залп прошил деревянную обшивку парового колесного фрегата «Поугатан». Один из котлов взорвался, разрушив машинное отделение, в результате чего экипаж фрегата понес самые большие потери в личном составе по сравнению с другими кораблями, участвовавшими в сражении в тот памятный день.

Томбс тоже не избежал серьезных ранений. Осколок шрапнельной гранаты угодил ему в бедро, а в левом плече застряла пуля. Тем не менее он по-прежнему оставался у всех на виду за рулевой рубкой, давая указания стоящему за штурвалом старшему штурману Ханту. Оба истекали кровью и были практически обречены, но в горячке боя даже не помышляли о том, чтобы покинуть свой пост.

Капитан рассматривал в подзорную трубу заряженные и готовые встретить «Техас» грозные бортовые орудия «Нового броненосца», перегородившего своим массивным корпусом узкий рукав. Затем перевел взгляд на ощетинившиеся тяжелыми пушками крепостные укрепления Монро и Форт-Вула и понял с упавшим сердцем, что дальше им ни за что не пробиться. «Техас» окончательно выдохся. Еще два-три губительных залпа, и его корабль превратится в беспомощную, неуклюжую развалину, неспособную противостоять преследующим его мониторам янки.

И тут капитан вспомнил об экипаже, о тех бесстрашных и ни в чем не повинных людях, доверивших ему свои жизни и не заботящихся о собственной безопасности, а занятых только стрельбой и поддержанием давления пара в котлах. Многие из них уже погибли, но остальные-то еще живы и выполняют свой долг, презирая смерть. Томбса мало волновала собственная участь, но ответственность за судьбу подчиненных лежала на его плечах, и он бьет обязан сделать все возможное, чтобы спасти их.

Внезапно канонада прекратилась, сменившись жуткой тишиной. Томбс снова навел подзорную трубу на надстройки «Нового броненосца». Ему удалось разглядеть, что командир вражеского корабля, облокотившись на стальной леер, тоже рассматривает его. А затем он заметил полосу тумана, накатывающую на берег со стороны Чесапикского залива за фортами. Если бы каким-то чудом им удалось прорваться и укрыться в этой седой пелене, то можно будет попробовать оторваться от волчьей стаи Портера. И еще Томбсу вдруг вспомнился совет Мэллори в случае опасности продемонстрировать северянам взятого на борт пассажира. Он наклонился над открытым люком и позвал:

– Мистер Кревен, вы еще живы?

Откликнувшийся на зов старший офицер походил скорее на выходца из ночного кошмара. Почерневший от копоти, весь в крови и ожогах, он с трудом подковылял к люку и вопросительно взглянул на командира:

– Жив, сэр... Только, черт побери, не могу понять, как мне это удалось.

– Доставьте сюда наверх из моей каюты нашего пассажира и приготовьте белый флаг.

Кревен понимающе кивнул:

– Так точно, сэр.

Оставшиеся в строю бортовое шестидесятичетырехфунтовое и носовое орудия хранили молчание, поскольку преследующие броненосец корабли северян безнадежно отстали и подходящей мишени в пределах досягаемости пока не наблюдалось.

Томбс знал, что отчаянно рискует, делая решающую ставку на одну-единственную карту. Его раненая нога онемела, от засевшей в плече пули по всему телу разливалась пульсирующая боль, но черные глаза горели так же ярко, как обычно. Он молил Господа только об одном: чтобы командиры фортов сейчас смотрели в подзорные трубы на «Техас», как капитан «Нового броненосца».

– Держать курс между носом броненосца и Форт-Вулом, – проинструктировал он Ханта.

– Так точно, сэр, – бодро отозвался штурман.

Томбс обернулся, когда по трапу стал неуклюже взбираться на крышу искромсанного каземата пленник в сопровождении Кревена, сжимающего неповрежденной рукой черенок от метлы с привязанной к нему белой салфеткой из офицерской кают-компании.

Бледное костистое лицо пленника не выражало никаких эмоций. Он выглядел много старше своих лет и таким изможденным и безразличным ко всему на свете, как будто минувшие годы невероятного напряжения выпотрошили его изнутри, лишив элементарных человеческих свойств. Лишь в глубоко посаженных глазах отразилось сострадание, когда он разглядел окровавленный мундир Томбса.

– Вы серьезно ранены, капитан. Вам бы следовало спуститься вниз за медицинской помощью.

Томбс покачал головой:

– На это нет времени. Пожалуйста, поднимитесь на крышу рулевой рубки и станьте так, чтобы вас было хорошо видно.

Пленник согласно кивнул:

– Да, я понимаю ваш замысел.

Томбс вновь обратил взор на броненосец и форты, и в тот же миг на бастионе крепости Монро коротко вспыхнуло пламя, сопровождаемое струёй черного дыма и визгом выпущенного снаряда. В полукабельтове от носа «Техаса» взметнулся гигантский водяной столб в отливающей зеленью белопенной шапке; прежде чем опасть, он на мгновение застыл в воздухе.

Томбс без особых церемоний подтолкнул пленника, указав на крышу рулевой рубки:

– Пожалуйста, поторопитесь, сэр, мы уже в пределах досягаемости крепостных орудий.

Затем он выхватил у Кревена белый флаг и начал яростно им размахивать здоровой рукой.

На борту «Нового броненосца» капитан Джошуа Уоткинс неотрывно смотрел в длинную подзорную трубу.

– Они выбросили белый флаг! – удивленно воскликнул он.

Его старший помощник Джон Кросби поднял бинокль и недоверчиво покачал головой.

– А вам не кажется чертовски странным, сэр, что они вздумали капитулировать всего через пять минут после того, как разделали под орех весь наш доблестный флот? Не кроется ли за этим какая-то ловушка?

Внезапно Уоткинс с явным недоумением оторвал окуляр от глаза, проверил, нет ли грязи на линзе, ничего не обнаружил и вновь направил трубу на изрядно потрепанный в бою броненосец южан.

– Что за ерунда?.. – Капитан замолчал, торопливо регулируя фокусировку. – Боже милостивый! – пробормотал он в изумлении. – Вы тоже узнаете человека на крыше рулевой рубки или у меня начались галлюцинации?

Чтобы вывести из равновесия Кросби, требовалось нечто экстраординарное, но сейчас, судя по выражению его лица, был именно такой случай.

– Он поразительно похож на... Нет, этого просто не может быть!

Заговорили орудия Форт-Вула, и рядом с «Техасом» взметнулись ввысь несколько фонтанов, почти скрыв из виду корпус броненосца. Продолжая упрямо продвигаться вперед тем же курсом, корабль южан прорвался сквозь водяную стену и опять выскочил на открытое пространство.

Уоткинс оцепенело вглядывался в черты высокого, худого человека, застывшего словно изваяние на крыше рулевой рубки. Усилием воли заставил себя оторваться от этого невероятного зрелища и повернул к Кросби побелевшее от ужаса лицо.

– Клянусь Господом, Джон, это точно он! – Выронив трубу из дрожащих пальцев, капитан задушенно прохрипел: – Поднять сигнал фортам немедленно прекратить огонь! И поспешите, дружище, пока не поздно!

Вслед за батареями Форт-Вула вступили в бой и пушки крепости Монро, поливая «Техас» огнем. Большинство снарядов легли с перелетом, но два разорвались рядом с дымовой трубой, проделав еще дюжину пробоин в стальном цилиндре ее корпуса. Артиллеристы на крепостных стенах торопливо перезаряжались, втайне надеясь, что выстрел именно их орудия нанесет противнику решающий удар.

«Техас» отделяло от бастионов Форт-Вула не более двухсот ярдов, когда сигнальщики доложили старшим командирам о срочном распоряжении Уоткинса. Пушки одна за другой умолкли. Уоткинс и Кросби бегом бросились на бак «Нового броненосца» и успели как раз вовремя, чтобы проводить прощальным взглядом двух моряков-конфедератов в окровавленных офицерских мундирах и бородатого мужчину в помятой гражданской одежде и широкополой шляпе, который хладнокровно посмотрел на них, а затем неожиданно улыбнулся и отдал честь.

Эта улыбка и это лицо навсегда запечатлелись в памяти капитана Уоткинса и старшего офицера его броненосца. Позднее им пришлось отвечать на массу колких вопросов, правдивость их докладов не раз подвергалась сомнению, но и они сами, и сотни других людей, входивших в состав экипажа и присутствовавших на стенах фортов в тот памятный день, до конца жизни пребывали в полной уверенности, что видели именно его, увлекаемого в неизвестность на борту последнего броненосца Конфедерации.

Около тысячи солдат и матросов, застывших в немом благоговении, стали свидетелями того, как уходил «Техас», сочась дымом из молчащих орудийных портов, под изорванным в клочья флагом, прикрученным проволокой к леерной стойке. Ни единого выстрела не прозвучало ему вдогонку. Корабль южан в гордом одиночестве вошел в широкое устье залива и навсегда скрылся в тумане.

Пропавшая без вести

10 октября 1931 года

Юго-Западная Сахара

Китти Меннок не покидало странное чувство, что она летит в никуда. Она заблудилась, заблудилась окончательно и безнадежно. Вот уже два часа она и ее хрупкий маленький аэроплан болтались в объятиях песчаной бури, сделавшей невидимой пустыню внизу. Одна в пустом, непроницаемом небе, она боролась со странными видениями, которые, казалось, возникали прямо из окружавшего ее красно-бурого облака.

Китти откинула голову назад и посмотрела сквозь верхнее ветровое стекло. Оранжевое свечение солнца доходило до нее совершенно размытым. Затем, наверное уже в десятый раз за последние несколько минут, отодвинула боковое стекло фонаря кабины и выглянула через борт, но вновь ничего не увидела, кроме клубящегося в вихре гигантского пылевого облака. Альгиметр показывал тысячу пятьсот футов – достаточно высоко, чтобы разглядеть отсюда твердые песчаные плато Адрардез Ифорас – тянущихся в глубь материка со стороны пустыни Сахары отрогов нагорья Ахаггар.

Она вела самолет по приборам, стараясь удерживать машину от срывания в штопор. С тех пор как ее настиг самум, девушка неоднократно отмечала потерю высоты и отклонение от курса – верный признак того, что ее постоянно сносит к земле по круговой траектории. Вовремя замечая опасность, она всякий раз благополучно выравнивала аэроплан и отворачивала к югу, пока подрагивающая стрелка компаса не упиралась в отметку сто восемьдесят градусов.

Китти с самого начала старалась держаться параллельно Транссахарской автомобильной магистрали, но, когда с юго-востока внезапно налетел смерч, она потеряла свой единственный ориентир. Не видя земли, она понятия не имела, куда ее сносит и как далеко сбил ее с курса ураганный ветер. Пытаясь компенсировать снос, она то и дело отклонялась к западу, лелея слабую надежду вырваться таким образом из объятий песчаной бури.

Ей не оставалось ничего другого, кроме как продолжать прорываться через океан бесконечных песков в одиночку. Этот отрезок пустыни внушал Китти наибольшие опасения. Она подсчитала, что до Ниамея, столицы Нигера, ей предстоит преодолеть еще четыреста миль. Там она наполнит баки, прежде чем продолжить свой рекордный перелет до Кейптауна в Южной Африке. Оцепенение от усталости постепенно охватывало все ее члены. Изнурительный непрерывный рев мотора и вибрация брали свое. Китти находилась в воздухе уже двадцать семь часов – с тех пор как взлетела с аэродрома в Кройдоне, пригороде Лондона. Из промозглой сырости Англии она всего за сутки с небольшим перенеслась в сухое горнило Сахары.

Через три часа должно было стемнеть. Встречный ветер, пригнавший песчаную бурю, сбавил скорость до девяноста миль в час, на тридцать ниже крейсерской ее старого доброго «Фэйрчайлда CF-2W», моноплана с высоко расположенными крыльями и открытой кабиной, снабженного радиальным двигателем фирмы «Пратт&Уитни» мощностью 410 лошадиных сил.

Этот четырехместный самолет некогда принадлежал компании «Пан-Америкен Грис эйруэйз» и осуществлял регулярные почтовые рейсы между Лимой и Сантьяго. Когда его заменили более перспективной моделью, вмещающей шесть пассажиров, Китти выкупила машину и в пассажирском отсеке установила дополнительные баки для горючего. Затем, в конце тысяча девятьсот тридцатого года, она осуществила рекордный по дальности перелет из Рио-де-Жанейро в Мадрид, став первой женщиной, пересекшей Южную Атлантику.

Еще час прошел в попытках удержать самолет на компасном курсе, чему так мешал ветер. Мельчайшие песчинки просачивались в кабину и забивались в уголки глаз и ноздрей. Она ожесточенно терла глаза, но от этого резь только усиливалась. Хуже того, она опасалась, что скоро вообще перестанет что-либо различать. Ну а если она ослепнет и не сможет следить за показаниями приборов, это уже точно конец.

Она вытащила из-под сиденья небольшую канистру с водой, открутила крышку и побрызгала себе в лицо. Почувствовав свежесть, яростно замигала глазами. Тонкие струйки потекли по щекам, вымывая намокший песок и тут же высыхая в дьявольском пекле кабины. В глазах прояснилось, но ее по-прежнему не покидало ощущение, что они полны иголок.

Краем уха она вдруг уловила что-то странное: то ли какой-то посторонний звук, то ли короткий всплеск тишины среди завываний ветра и рокота двигателя. Она наклонилась, чтобы взглянуть на приборы. Все показания в норме. Проверила топливные краны. Каждый вентиль находился в рабочем положении. В конце концов она все приписала расстроенному воображению.

Минуту спустя необъяснимый мгновенный диссонанс вновь проявился. Китти насторожилась и постаралась сосредоточиться, вся обратившись в слух. В следующий раз промежуток между нормой и отклонением оказался еще короче. С упавшим сердцем она поняла, что барахлит свеча зажигания в одном из цилиндров. Дальше осечки в срабатывании свечи следовали одна за другой. Двигатель начал заходиться в кашле, а стрелка тахометра медленно поползла вниз.

Через пару минут движок окончательно заглох, хотя пропеллер все еще продолжал вращаться. Внезапно наступившая после бесконечного тарахтения мотора тишина ударила по ушам, как взрывная волна. Один только ветер за бортом продолжал свою зловещую заунывную песню, суля дерзкой летчице всяческие неприятности. Китти хватило нескольких секунд, чтобы докопаться до причины аварии. Последние сомнения рассеялись, и теперь она абсолютно точно знала, почему отказал двигатель. Проникший внутрь под непрерывным напором ветра песок вывел из строя карбюратор.

Не без труда справившись с захлестнувшими ее в первые мгновения отчаянием и страхом, Китти успокоилась и принялась хладнокровно анализировать ограниченный круг своих возможностей. Если ей удастся каким-то образом благополучно приземлиться, она переждет бурю и попробует починиться. Аэроплан начал снижаться, и она подала ручку управления вперед, начиная пологое скольжение к поверхности пустыни. Ей уже неоднократно случалось приземляться с неработающим двигателем. В большинстве случаев ее выручали ремни безопасности, но пару раз она грохнулась основательно, хотя и тогда все обошлось, и она отделалась лишь несколькими царапинами и синяками. Но никогда еще ей не доводилось совершать вынужденную посадку в сумрачном полусвете песчаной бури. Крепко держа рукоять управления одной рукой, другой она натянула на глаза защитные очки, откинула боковое стекло и свесила голову за борт.

Она снижалась, ничего не видя, отчаянно пытаясь представить, какой рельеф поверхности ожидает ее внизу. Хотя Китти было хорошо известно, что большая часть пустыни представляет собой плоскую равнину, она знала также, что там встречаются и скрытые ямы, и зыбучие пески, и высокие барханы, которые только того и ждут, чтобы в них угодил падающий «Фэйрчайлд» с женщиной-пилотом. Китти казалось, что прошло лет пять, прежде чем футах в тридцати под колесами шасси замелькала бесплодная пустынная почва.

Покрытая песком поверхность выглядела достаточно твердой и ровной, чтобы выдержать вес самолета. Китти чуть потянула ручку на себя, чтобы сделать снижение более плавным и пологим, и тут же снова подала ее вперед. Обутые в ребристые покрышки колеса «Фэйрчайлда» коснулись земли, подпрыгнули раз, другой, третий, а затем без усилий покатились по песку, в то время как скорость, набранная в воздухе, с каждым мгновением падала. Китти уже набрала воздуха в легкие, намереваясь издать торжествующий вопль, как только хвостовое колесо станет вровень с ведущими, но в этот момент земля неожиданно провалилась.

«Фэйрчайлд» въехал на край крутого откоса, на миг завис над обрывом, а затем резко клюнул носом и подстреленной птицей нырнул в узкую, глубокую, сухую впадину. Продолжающий по инерции поступательное движение самолет врезался в высокую противоположную стену оврага, ломая лонжероны и разрывая обшивку. Передняя часть фюзеляжа и шасси смялись в гармошку, пропеллер разлетелся вдребезги, а мотор сорвало с креплений и отбросило назад, в кабину. Тяжеленная махина двигателя с размаху въехала в ногу Китти, сломав лодыжку и вывихнув колено. Ремни безопасности должны были, по идее, удержать пилота в вертикальном положении, но она забыла застегнуть нагрудный ремень, и верхнюю часть ее тела швырнуло вперед. Она ударилась головой о раму ветрового стекла и погрузилась во мрак беспамятства.

* * *

Новость об исчезновении Китти Меннок разнеслась по миру через несколько часов после того, как миновал контрольный срок ее прибытия в Ниамей для дозаправки. Широкомасштабные поиски в ходе спасательной операции не проводились – для этого просто не имелось ресурсов. Тот регион пустыни, в котором исчезла Китти, был практически необитаем и крайне редко посещался людьми. На тысячи миль вокруг не было ни самолетов, ни аэродромов. Ничего удивительного: шел только тысяча девятьсот тридцать первый год.

К поиску на следующее утро приступило одно изнебольших механизированных подразделений Иностранного легиона, базировавшееся в оазисе Такалдебей на территории так называемого Французского Судана. Исходя из предположения, что летчица, скорее всего, совершила вынужденную посадку где-то в окрестностях Транссахарской автомагистрали, спасатели двинулись на север, в то время как еще несколько энтузиастов на двух автомобилях, принадлежащих одной французской торговой компании из Тесалита, отправились на юг.

Через два дня обе спасательные партии встретились на магистрали, так и не обнаружив ни обломков крушения, ни сигнальных огней в ночи. Они развернулись веером на двадцать миль по обе стороны дороги и предприняли еще одну попытку. Десять дней прочесывания прилегающей территории не обнаружили никаких следов, и командир французского отряда вынужден был прекратить поиски. Ни один человек не сможет так долго выжить без пищи и воды в этой сжигаемой солнцем пустыне. Примерно в таком духе он и доложил начальству об итогах спасательной экспедиции, выразив уверенность в том, что на данный момент Китти Меннок несомненно мертва «в результате губительного воздействия окружающей среды».

Во многих крупных городах прошли торжественные поминальные службы. Весь мир, с волнением следивший за ее подвигами, оплакал Китти как одну из трех самых выдающихся летчиц в истории, ставя ее в один ряд с Амелией Эрхарт и Эми Джонсон. Красивая женщина с громадными голубыми глазами и черными волнистыми волосами, в распущенном виде ниспадающими до пояса, она родилась в семье богатого фермера, разводившего овец в окрестностях Канберры. После успешного окончания привилегированной женской школы она поступила на летные курсы. Как ни удивительно, но мать и отец поддержали ее стремление летать и приобрели для дочери подержанный биплан «Авро-Авион» с открытой кабиной и восьмидесятисильным двигателем «Циррус».

Шесть месяцев спустя, несмотря на уговоры близких остаться дома, она перелетела Тихий океан и приземлилась на одном из Гавайских островов под восторженные приветствия громадной толпы, с нетерпением ожидавшей ее прибытия. С обожженным солнцем лицом, в заляпанных маслом рубашке и шортах цвета хаки, Китти устало улыбалась и махала рукой, взволнованная неожиданно теплым приемом. Она покорила сердца миллионов и навсегда закрепила за собой образ бесстрашной женщины, перелетающей через океаны и континенты и бьющей рекорды, установленные мужчинами.

Этот меридианальный трансафриканский перелет должен был стать венцом ее карьеры и своеобразным свадебным подарком. Сделавшись владычицей воздуха и вдоволь насытившись славой, Китти собиралась бросить летать, выйти замуж за друга детства, держащего ранчо по соседству с владениями Менноков, осесть на земле и обзавестись семейством. Она давно уже усвоила грустную истину, рано или поздно открывающуюся подавляющему большинству пробующих свои силы в пионерском деле авиации: на этом поприще можно прославиться, но очень трудно разбогатеть.

Она долго колебалась, мучительно размышляя, не отказаться ли вообще от этой затеи, но врожденное упрямство и тяга к небу в очередной раз взяли верх. Авиаторы всего мира не отходили от радиоприемников, надеясь вскоре услышать новости о ее спасении, но надежды эти таяли с каждым днем.

Китти оставалась без сознания всю ночь и только на рассвете, когда солнце еще не успело раскалить пустыню, вынырнула наконец из черного провала беспамятства и попыталась сфокусировать зрение на окружающей ее обстановке. Перед глазами поплыл туман. Она тряхнула головой, чтобы разогнать его, и чуть не задохнулась от острой боли. Осторожно ощупала лоб кончиками пальцев. Кожа оказалась цела, но под челкой вспухла здоровенная шишка. Китти продолжила осмотр и обнаружила вывихнутую коленку и сломанную лодыжку, сильно распухшую внутри летного сапога. Она скинула ремни безопасности, толкнула дверь кабины и с трудом выбралась из самолета. Сильно прихрамывая, сделала несколько шагов, затем опустилась на песок и осмотрелась.

К счастью, обошлось без возгорания, но ей с первого взгляда стало понятно, что разбитый «Фэйрчайлд» едва ли когда-нибудь поднимется в воздух. Три цилиндра треснули от удара о склон, а сам двигатель вывернуло под углом и частично занесло в кабину. Крылья и большая часть фюзеляжа, включая грузовой отсек с баками для горючего, остались неповрежденными, однако шасси сильно покорежило: крепления колес изогнулись почти под прямым углом.

Убедившись, что о починке аэроплана своими силами не стоит и мечтать, Китти занялась следующей проблемой, которая также оказалась трудноразрешимой. Ну как, скажите на милость, определить местонахождение в пустыне, если понятия не имеешь, куда тебя занесло? Овраг с высокими, отвесными стенами, сыгравший роковую роль в ее путешествии, напомнил ей аналогичное образование, которое в Австралии называют билебонг, что на языке аборигенов означает сухое русло, наполняющееся водой лишь в сезон дождей. Хотя эта впадина, по всей вероятности, не пропитывалась влагой уже добрую сотню лет. Песчаная буря за ночь улеглась, но стены оврага, куда она угодила, возвышались на добрых двадцать футов, и девушка не имела возможности обозреть местность за его пределами. Да оно и ни к чему, поскольку на десятки миль вокруг простиралась однообразно-унылая, безжизненная равнина, лишенная даже намека на растительность.

Внезапно она ощутила жажду и вспомнила о канистре под сиденьем. Она вмещала полгаллона[189], но воды в ней оставалось меньше двух литров. Китти прикинула, что с таким запасом протянет максимум три дня, да и то при условии, что у нее хватит силы воли не делать больше пары глотков за один прием.

Она решила, что должна предпринять попытку добраться до какой-нибудь деревушки или до автомагистрали. Оставаться возле аэроплана равносильно самоубийству. Застрявший на дне оврага «Фэйрчайлд» можно заметить только с самолета, пролетающего непосредственно над ним. Все еще потрясенная, Китти улеглась в тени крыла и попыталась проанализировать ситуацию.

С наступлением ночи она сделала для себя довольно неприятное открытие, обнаружив свойственный пустыням резкий температурный перепад между ночью и днем. В течение дня воздух нагревался до 120° по Фаренгейту (49° по Цельсию), а за ночь охлаждался до 39° (4° по Цельсию). Пронизывающий до костей ночной холод оказался не менее мучительным, чем дневная жара. В течение двенадцати часов она страдала от зноя под палящим солнцем, а вечером заползала в отрытую в песке нору и сворачивалась в клубок, дрожа от озноба и постоянно просыпаясь, пока не наступал рассвет.

Ранним утром второго дня, когда солнце еще не успело раскалить песок и воздух, Китти почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы покинуть место катастрофы. Она соорудила костыль из стойки крыла и примитивный зонтик из обшивки. Пользуясь небольшим набором инструментов, сняла компас с панели управления. Невзирая на травмы, Китти была исполнена решимости во что бы то ни стало добраться до автомагистрали, прекрасно понимая, что другого выхода у нее нет.

Приободренная наличием конкретной задачи, девушка достала бортовой журнал и на первой странице изложила по порядку все случившееся с ней по ходу этого злосчастного перелета. Подробно описала аварию, указав предполагаемую причину остановки двигателя, а затем вкратце обрисовала свой план продвижения на юг до тех пор, пока не отыщется доступный для нее выход наверх из билебонга. Выбравшись на открытое пространство, она планировала направиться на восток, до пересечения с автомагистралью или до встречи с племенем кочевников. Затем она вырвала страницу и прикрепила к панели управления, чтобы спасатели могли проследить ее путь, если сначала найдут самолет.

Жара быстро набирала силу и становилась невыносимой. Тяжесть положения Китти усугублялась тем, что стены впадины отражали и усиливали солнечное излучение, обращая атмосферу на дне в горнило крематория. Элементарный процесс дыхания превратился в нескончаемую пытку, и ей стоило неимоверных усилий заставить себя воздержаться от того, чтобы не пить большими глотками.

Ей предстояло решить еще одну задачу, прежде чем отправиться в путь. Китти расшнуровала сапожок на поврежденной ноге и осторожно стянула его. От острой боли, пронзившей стопу и щиколотку, с губ девушки сорвался легкий стон. Она подождала, пока боль уляжется, и туго забинтовала лодыжку шелковым летным шарфом. Затем, с привязанными к поясу компасом и канистрой, поднятым над головой зонтиком и надежным костылем под мышкой, Китти вышла под яростное солнце Сахары и мужественно заковыляла по шуршащему под ногами песку древнего русла.

* * *

Поиски Китти Меннок в разные годы время от времени возобновлялись, но ни ее останков, ни обломков ее самолета обнаружить так и не удалось. Загадка не разгадывалась – ни один верблюжий караван не набредал в пустыне на женский скелет в летном комбинезоне начала тридцатых годов, ни одно кочевое племя не натыкалось на разбитый аэроплан. Бесследное исчезновение Китти так и осталось одной из величайших тайн в истории авиации.

Слухи и гипотезы о возможной судьбе Китти Меннок возникали и распространялись десятилетиями. Находились люди, с пеной у рта доказывавшие, что она выжила, но страдает амнезией и живет под другим именем в Южной Америке. Другие уверяли, что она была захвачена в плен и стала рабыней в одном из племен кочевников-туарегов. Только полет в неизвестность Амелии Эрхарт смог породить еще большее количество домыслов.

Пустыня надежно хранит свои секреты. Могильным саваном для Китти Меннок стали пески. Загадка ее прерванного полета оставалась неразгаданной более полувека.

Часть первая Одержимые

1

5 мая 1996 года

Оазис Асселар, Мали, Африка

Когда странствуешь по пустыне несколько дней или тем более недель, не встречая ни людей, ни животных, ни растительности, любое проявление цивилизации, пусть даже убогой и примитивной, воспринимается как ошеломляющий сюрприз. Одиннадцать человек на пяти «лендроверах» в сопровождении пятерки водителей-гидов тоже почувствовали невыразимое облегчение при виде обитаемой местности. Для утомленных зноем, пылью и недельной тряской на автомобиле по бездорожью туристов, польстившихся на рекламу организованного фирмой «Бэкуорлд эксплорейшн» двенадцатидневного «Сафари в Сахаре», не было большего счастья, чем снова увидеть людей и добраться до источника воды, достаточно обильного для освежающего душа.

Перед ними лежала деревня Асселар – небольшое изолированное поселение в центральном регионе Сахары, принадлежащем африканскому государству Мали. Грязные хижины обитателей лепились вокруг одного-единственного колодца, выкопанного на дне древнего и давно высохшего речного русла. Дальше разбегались предместья, состоящие из сотен вконец развалившихся и брошенных лачуг, за ними тянулись невысокие песчаные барханы, постепенно переходящие в плоскую равнину. Разглядеть или просто заметить деревню издалека было довольно сложно, так как изрядно потрепанные временем и стихией строения практически сливались с монотонным пустынным ландшафтом.

– А вот и наша цель, леди и джентльмены, – сообщил отставной майор Йен Фэйруэзер, руководитель сафари, усталым и запыленным туристам, которые покинули «лендроверы» и собрались вокруг него. – Глядя на Асселар сегодня, вы ни за что не поверите, что некогда в этом месте находился крупнейший торговый и культурный центр Западной Африки. В течение пяти веков оазис служил важнейшим водным источником для больших торговых и невольничьих караванов, идущих с севера на восток и обратно.

– Почему же все так изменилось? – спросила миловидная канадка в коротких шортах.

– Причин много. Войны, набеги кочевников, захваты то марокканцами, то французами, отмена рабства, но в основном из-за того, что торговые пути сместились на юг и запад, к морским берегам. В окончательный упадок деревня пришла лет сорок назад, когда здешние источники начали пересыхать. В единственном колодце, который еще поддерживает существование обитателей этого местечка, вода находится на глубине пятидесяти метров.

– Да уж, здесь точно не столичный рай, – пробормотал тучный мужчина с испанским акцентом.

Майор Фэйруэзер немедленно нацепил дежурную улыбку. Высокий, худощавый, с отменной выправкой, свойственной офицерам Королевской морской пехоты, пускай даже бывшим, он внушительно попыхивал сигаретой с длинным фильтром и лаконично, заученно вещал:

– Лишь несколько семейств туарегов сохраняют традиции кочевников, проживая ныне в Асселаре. Существуют они в основном за счет разведения коз и огородничества. Грядки вручную поливают водой из центрального колодца, а вот чем они кормят скотину, даже предположить не рискну. Еще добывают самоцветы, которые отыскивают где-то в пустыне. Камни обрабатывают, полируют и отвозят на верблюдах в город Гао для продажи в качестве сувениров.

Лондонский адвокат в безупречном костюме-сафари цвета хаки и белом пробковом шлеме обратил внимание спутников на почерневшие от зноя редкие заросли кустарника на подступах к деревне. На ветках не было видно ни единого листочка.

– Как-то не внушает мне доверия это жалкое зрелище, – скептически заметил англичанин. – Если мне не изменяет память, в вашей рекламной брошюре упоминалось, что наша туристическая группа будет наслаждаться в Асселаре романтической музыкой детей пустыни и туземными плясками при свете походных костров.

– Я уверен, что наш квартирьер обо всем позаботился и сделал все приготовления для вечернего празднества с народными танцами и музыкой, – заверил его Фэйруэзер. Он с минуту понаблюдал за солнцем, садящимся за деревней. – Скоро стемнеет. Нам лучше проехать в центр поселения.

– А там есть отель? – с надеждой в голосе спросила леди из Канады.

Фэйруэзер усилием воли подавил приступ сострадания:

– Нет, миссис Лэнсинг, мы разобьем палаточный лагерь.

Туристы издали коллективный стон. Они-то рассчитывали на мягкую постель в отдельном номере с душем, но в Асселаре, похоже, даже не подозревали о существовании подобной роскоши.

Группа вернулась в джипы, и движение возобновилось. Проехав по разбитой колее на дне речной долины, они выбрались на сравнительно приличную грунтовую дорогу, ведущую в деревню. Чем ближе они подъезжали, тем труднее было представить себе славное прошлое этого места. Оно походило на город, разграбленный полчищами вандалов. Узкие улочки были занесены песком. Ни единого огонька не светилось в сумерках; не слышалось ни человеческих голосов, ни собачьего лая, ни козьего меканья. Даже сохранившиеся в целости строения выглядели давно покинутыми. Невольно создавалось впечатление, что все обитатели деревни в одночасье подхватились, собрали свои пожитки и растворились в пустыне.

Фэйруэзер впервые забеспокоился. Что-то здесь определенно было не так. Да и высланный вперед квартирьер куда-то запропастился, хотя должен был встретить сафари еще на въезде. Краем глаза майор заметил какое-то крупное животное, шмыгнувшее в приоткрытую дверь одного из домов.

"Избалованная команда клиентов к вечеру, надо полагать, опять разворчится, – подумал Фэйруэзер. – Черт бы побрал тех, кто красивыми байками заманивает людей в пустыню! «Уникальная возможность раз в жизни принять участие в экспедиции среди кочевий и песков Сахары», – процитировал он мысленно выдержку из первого абзаца рекламного проспекта. Фэйруэзер, не задумываясь, поставил бы годовое жалованье на то, что автор этого дурацкого текста ни разу в жизни не отважился выбраться куда-нибудь дальше дуврского побережья.

Они находились почти в восьмидесяти километрах от Транссахарской автомагистрали и в добрых двухстах сорока километрах от города Гао на реке Нигер. В багажниках джипов оставалось вполне достаточно провизии, воды и горючего, чтобы Фэйруэзер мог позволить себе, в случае возникновения каких-то проблем с местным населением, не останавливаться в Асселаре. На первом месте у «Бэкуорлд эксплорейшн» стояла безопасность клиентов, и за двадцать восемь лет существования фирмы потерь среди них не было, если не считать одного американского водопроводчика, который решил спьяну подразнить верблюда и поплатился за собственную глупость, получив удар копытом по голове.

Насторожило Фэйруэзера и то обстоятельство, что на частично занесенных песком улицах не было видно ни людей, ни коз, ни верблюдов. И никаких отпечатков следов, если не считать редких отметин чьих-то когтистых лап да длинных и узких параллельных борозд – такие борозды остаются на рыхлой поверхности, когда по ней волочатся чьи-то ноги. Убогие домишки туарегов, сложенные из песчаника и покрытые грязно-рыжим налетом, выглядели еще более унылыми и запущенными, чем два месяца назад, когда Фэйруэзер проезжал здесь с предыдущим сафари.

Чем-то зловещим и недобрым веяло от этих полуразвалившихся жилищ. Пусть даже по какой-то загадочной причине население покинуло насиженные места, все равно группу должен был встретить высланный вперед квартирьер. За все те годы, что они вместе разъезжали по Сахаре, Ибн Хаджиб ни разу не подвел его. Фэйруэзер решил позволить своим подопечным сделать короткий привал у деревенского колодца, прежде чем удалиться в пустыню и разбить там лагерь. «Уж лучше перестраховаться на всякий пожарный», – подумал он, достав из отделения между сиденьями свой старый, заслуженный «патчет», состоявший в свое время на вооружении королевских морских пехотинцев, и зажав его вертикально между коленями. На ствол он навинтил глушитель «инвикта», что сделало оружие похожим на вытянутый вантуз с торчащим из середины длинным изогнутым рожком магазина.

– Зачем вам автомат? Вы чего-то опасаетесь? На нас могут напасть бандиты? – немедленно встревожилась миссис Лэнсинг, ехавшая вместе с мужем в «лендровере» Фэйруэзера.

– Всего лишь для отпугивания попрошаек, – солгал майор.

Он остановил джип, вышел из машины и прошелся назад вдоль колонны, предупреждая водителей о необходимости соблюдать бдительность и предельную осторожность. Затем вернулся на свое место и повел караван к центральной площади по узким, занесенным песком улочкам, прорезающим разбитые в живописном беспорядке кварталы. Последний поворот, и майор плавно затормозил у подножия одинокой древней пальмы, возвышающейся посреди обширной базарной площади рядом с круглым каменным колодцем диаметром около четырех метров.

В последних лучах дневного света Фэйруэзер внимательно оглядел песчаную почву вокруг колодца. Его окружали такие же необычные следы, которые он заметил на улицах. Майор заглянул в колодец и едва различил глубоко внизу маслянисто поблескивающую поверхность. Почему-то вспомнилось, что в здешней воде повышенная концентрация минеральных веществ, от чего у нее металлический привкус и млечно-зеленоватый цвет. С другой стороны, ею на протяжении веков утоляли жажду многие поколения людей и животных. Будет ли она достаточно безопасна для нежных желудков его клиентов, заботило Фэйруэзера в последнюю очередь. К тому же он заранее предупредил всех, что использовать эту воду следует только для гигиенических процедур, но ни в коем случае не для питья.

Он еще раз порекомендовал водителям быть начеку, а затем продемонстрировал туристам, как с помощью примитивной ручной лебедки и потертой веревки поднять воду в бурдюке из козьих шкур. Помыслы об экзотической музыке и танцах у костра больше не занимали туристов – в этот жаркий летний вечер они смеялись и радовались, как дети у дождевальной установки. Мужчины разделись до пояса и пригоршнями плескали воду на свои обнаженные спины. Женщин больше заботило, как бы помыть голову.

Солнце окончательно скатилось за горизонт, но веселье у колодца продолжалось в свете мощных фар «лендроверов». Длинные тени разрезвившихся клиентов скакали по площади и стенам окружающих ее домов, словно стадо опьяневших жирафов. Водители, втихомолку посмеиваясь, наблюдали за туристами, сам же Фэйруэзер неторопливо прошелся по ближайшей улочке и решил из любопытства заглянуть в один из домов рядом с покосившейся мечетью. Ворота в облупившейся и рассыпающейся от старости глинобитной стене были открыты. Пройдя под арочным сводом, он попал во внутренний дворик, загаженный нечистотами и заваленный какими-то обломками и булыжниками. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться и не вляпаться, майор проник внутрь здания и зажег карманный фонарик.

Грязно-белые стены и высокие потолки, поддерживаемые вертикальными балками и поперечными стропилами, чем-то напоминали архитектурный стиль «латилла вига», до сих пор сохранившийся в окрестностях Санта-Фе на юго-западе США. В стенах множество ниш для хранения домашней утвари, но они пусты, а их содержимое почему-то разбито, изуродовано и в беспорядке разбросано по полу среди разломанной мебели.

Вряд ли такое могли учинить обычные воры или мародеры. Судя по тому, что ничего не пропало, в голове Фэйруэзера сложилась следующая картина: чем-то сильно напуганные жильцы, побросав свои пожитки, сбежали, а следом явились какие-то безумцы и разнесли все в пух и прах. В одной из комнат майор обнаружил в темном углу груду костей. Это были человеческие кости, и ему вдруг сделалось крайне неуютно.

Освещаемые лучом фонарика предметы отбрасывали причудливые тени. Но он готов был поклясться, что видел, как за окном во дворе мелькнуло какое-то крупное животное. Фэйруэзер снял «патчет» с предохранителя. Он не испытывал страха, но интуитивно чувствовал, что снаружи его подстерегает неведомая опасность.

Из-за закрытой двери, ведущей на небольшую открытую террасу, донесся подозрительный шорох. Бесшумно ступая среди обломков, майор приблизился к ней и прислушался. Если там кто-то и был, у него хватило ума затаиться на время. Переложив фонарик в левую руку и высоко подняв его над головой, Фэйруэзер положил указательный палец правой на спусковой крючок и резким ударом ноги вышиб дверь – она сорвалась с проржавевших петель и с грохотом упала на пол, взметнув облако пыли.

Майор шагнул вперед и тут же отпрянул, едва не столкнувшись нос к носу с жуткой тварью. Черная, огромная и злобная, как бес, окропленный святой водой, она стояла на полусогнутых лапах, упираясь в пол костяшками пальцев. Если бы не отсутствие шерсти, Фэйруэзер принял бы существо за большую человекообразную обезьяну. Но в Сахаре не водятся ни шимпанзе, ни гориллы. Оставалось только предположить, что он столкнулся с каким-то неизвестным науке видом. Тварь присела еще ниже и угрожающе зарычала, таращась на него сверкающими глазами, красными, как раскаленные угли.

Майор инстинктивно отступил еще на шаг назад. Существо резко оттолкнулось задними лапами и прыгнуло на него. Фэйруэзер хладнокровно нажал на спуск «патчета», целясь прямо в плоский мускулистый живот. Стремительная струя девятимиллиметровых стограновых[190]тупоголовых пуль вылетела из ствола с приглушенным треском жарящегося попкорна.

Издав ужасающий рык, перерезанная чуть ли не пополам длинной очередью тварь рухнула замертво у его ног. Фэйруэзер склонился над трупом, осветил его фонариком и с замиранием сердца понял, что застрелил человека, по ошибке приняв его за обезьяну. Впрочем, любой другой на его месте, скорее всего, поступил бы точно так же. Убитый принадлежал к негроидной расе; от него омерзительно воняло дерьмом и какой-то тухлятиной, а на совершенно обнаженном теле не было ни единого клочка материи. Но больше всего потрясли майора широко раскрытые глаза мертвеца с ярко-красными белками и искаженное в зверином оскале лицо юноши не старше пятнадцати лет.

Потрясение оказалось таким сильным, что Фэйруэзеру понадобилось несколько минут, чтобы оправиться от шока и стряхнуть оцепенение. Теперь он точно знал, кому принадлежат те загадочные следы на песке. Следующая догадка повергла его в ужас. Что, если этот несчастный был не один и по деревне сейчас рыскает целая стая таких же одержимых манией убийства безумцев? Он резко развернулся, выскочил из домика и со всех ног помчался к базарной площади, на бегу умоляя Небо только о том, чтобы успеть вовремя, и сознавая с тоской, что безнадежно опоздал.

Какофония дьявольских воплей разорвала благодатную вечернюю тишину. Расшалившиеся у колодца полураздетые туристы в испуге замерли, и в тот же миг на них со всех сторон накинулись десятки невообразимо кошмарных тварей с горящими глазами и оскаленными клыками. Водителей, не успевших ни поднять тревогу, ни схватиться за оружие, моментально смело и поглотило волной нападающих. Дикая орда передвигающихся на четырех конечностях человекообразных существ обрушилась на безоружных и беззащитных туристов. Их сбивали с ног и тут же впивались зубами в обнаженные части тела, с ожесточением выгрызая и пожирая куски еще живой и трепещущей человеческой плоти.

В призрачном свете фар «лендроверов» эта жуткая сцена выглядела кульминацией низкопробного фильма ужасов. Все пространство вокруг колодца являло собой груду переплетенных, извивающихся тел. Стоны и вопли заживо раздираемых в клочья туристов смешивались с леденящими кровь завываниями нападающих. Миссис Лэнсинг, отчаянно вскрикнув, повалилась на землю, буквально облепленная навалившимися на нее безжалостными тварями. Ее мужа, попытавшегося вскарабкаться на капот ближайшего автомобиля, стащили за ноги в дорожную пыль. Пронзительный вопль несчастного сменился горловым бульканьем, когда один из полудюжины вцепившихся в него маньяков с утробным урчанием перегрыз сонную артерию и с жадностью принялся глотать хлещущую из раны кровь.

Привередливый лондонец, торопливо повернув набалдашник, выхватил из пустотелой трости короткую шпагу. Бешено отмахиваясь ею направо и налево, он какое-то время сдерживал натиск ночных монстров. Но те, казалось, не ведали страха и не обращали внимания на глубокие порезы. Сразу двое вонзили зубы в его правую руку. Ослабевшие пальцы разжались и выпустили клинок. Не прошло и минуты, как англичанина постигла та же участь, что и его спутников.

Толстый испанец, истекающий кровью из многочисленных укусов и рваных ран, каким-то чудом стряхнул терзающих его тварей, выбрался из мешанины тел и прыгнул в колодец в слепой надежде обрести спасение на пятидесятиметровой глубине. Бросившиеся в погоню за ускользнувшей добычей четверо убийц, не раздумывая, последовали за ним.

Подоспевший Фэйруэзер открыл огонь из «патчета», укрывшись в тени и тщательно целясь, чтобы не попасть в своих людей. Не слыша выстрелов из-за глушителя, убийцы не заметили и подкравшегося мстителя. Одержимые жаждой крови, они не обращали внимания на то обстоятельство, что ряды их быстро редеют.

Когда магазин «патчета», сухо щелкнув, выплюнул в ствол последний патрон, на земле валялось около трех десятков убитых тварей. Но еще большее количество остались в живых. Фэйруэзер опустил бесполезный автомат и замер в своем укрытии, беспомощно взирая на продолжение кошмарной бойни, прекратившейся только после того, как все его водители и туристы были умерщвлены. Просторная базарная площадь в считанные минуты превратилась в заваленное трупами поле битвы.

– Боже, Боже! – шептал майор напряженным, придушенным голосом, с ужасом наблюдая, как обезумевшие каннибалы с жадностью вгрызаются в плоть своих жертв. В этом омерзительном зрелище таилось какое-то патологическое очарование, постепенно трансформирующееся в ярость и возмущение. Но Фэйруэзер был бессилен предпринять что-либо – он мог только стоять и смотреть. Утолив голод, часть отвратительной стаи принялась крушить «лендроверы». Они молотили дубинами и камнями по окнам и фарам машин с тупым упорством дикарей, не приемлющих ничего чужеродного.

Фэйруэзер отступил еще дальше в тень, терзаясь мыслью, что именно на нем лежит вина за смерть своих сотрудников и клиентов. Это он не смог обеспечить их безопасность и по неведению вовлек в кровавую катастрофу. Он оказался не в состоянии спасти их и не нашел в себе мужества умереть вместе с ними.

Огромным усилием воли Фэйруэзер заставил себя стряхнуть оцепенение и убраться с базарной площади. Осторожно пробираясь по узким улочкам, он достиг окраины. Дальше начиналась пустыня. Ночная прохлада помогла майору осознать случившееся. Теперь он ясно видел, что его долг состоит в том, чтобы предупредить других путешественников и власти о резне в Асселаре. Но для этого он должен сначала спастись сам. Расстояние до следующей деревни на юге слишком велико, чтобы преодолеть его без воды. И потому он направился на восток, к автомагистрали, надеясь наткнуться на проходящую машину или правительственный патруль, до того как палящее солнце убьет его.

Он держал направление по Полярной звезде, быстро продвигаясь по пустыне и хорошо понимая, что его шансы выжить практически равны нулю. Он ни разу не обернулся и не посмотрел назад. В мозгу отставного майора навсегда запечатлелась жуткая сцена кровавой бойни, а в ушах все еще звучали агонизирующие вопли несчастных жертв.

2

10 мая 1996 года

Александрия, Египет

Белый песок пустынного пляжа сверкал под босыми ногами Евы Рохас, мельчайшие песчинки сочились между пальцев. Она стояла и смотрела на Средиземное море. На глубине вода была окрашена в кобальтовую синь, на отмелях она делалась изумрудной, а когда волны накатывали на обесцвеченный песок, приобретала аквамариновый оттенок.

Ева проехала на взятом в аренду автомобиле сто десять километров на запад от Александрии, прежде чем решила остановиться на пустынном отрезке пляжа в окрестностях Эль-Аламейна, где во время Второй мировой войны произошла величайшая танковая битва в пустыне. Припарковавшись на обочине прибрежной автострады, она через низкие дюны, не торопясь, направилась к линии прибоя.

Розовый закрытый купальник обтягивал ее великолепное тело, как вторая кожа. Ее плечи и предплечья прятались в тени широкополой шляпы. Стройные, загорелые ноги легко и грациозно ступали по горячему песку. Рыжевато-золотистые волосы, заплетенные в длинную косу, ниспадающую почти до пояса, горели на солнце, как полированная медь. На ее лице с гладкой кожей и высокими скулами голубым дрезденским фарфором сияли глаза. Еве исполнилось уже тридцать восемь, но ей редко давали больше тридцати. Она никогда не заглядывала в «Вог», но излучала такую чувственность, что мужчины и даже юноши находили ее неотразимо притягательной.

Пляж выглядел безлюдным. Она постояла в нерешительности, оглядываясь по сторонам, как встревоженная лань. Единственным признаком человеческого присутствия оказался выкрашенный в бирюзовый цвет джип «чероки» с аббревиатурой НУМА[191]) на дверце, стоящий метрах в ста дальше по дороге. Она проехала мимо него, прежде чем затормозить. Обладателя джипа нигде не было видно.

Утреннее солнце уже согрело песок, и ее разутые ноги слегка обжигало, пока она шла к воде. Не доходя нескольких метров до прибрежной линии, она расстелила пляжное полотенце. Перед тем как бросить свои часики в ручную сумку, Ева посмотрела на стрелки. Десять минут одиннадцатого. Обмазав себя лосьоном «№ 25» от ожогов, она легла на спину, вздохнула и принялась впитывать кожей знойное африканское солнце.

Ева до сих пор не оправилась от последствий длительного перелета из Сан-Франциско в Каир. От этого и еще от непрерывных четырехдневных заседаний и совещаний с другими врачами и биологами по поводу внезапной вспышки психических расстройств, обнаруженных на юге пустыни Сахары. Взяв тайм-аут, она собиралась хотя бы на несколько часов погрузиться в отдых и одиночество, прежде чем отправиться с исследованиями в огромную пустыню. Расслабившись под морским бризом, легко обдувавшим ее кожу, она закрыла глаза и вскоре задремала.

Проснувшись, Ева вновь взглянула на часы. Они показывали без десяти двенадцать. Она проспала почти полтора часа. Благодаря защитному лосьону кожа под солнцем лишь немного порозовела. Она перекатилась на живот и оглядела пляж. К ней вдоль берега неторопливо приближались двое мужчин в рубашках с короткими рукавами и шортах цвета хаки. Заметив, что она разглядывает их, они сразу же остановились и сделали вид, что наблюдают за проходящим кораблем. Они были еще в добрых двухстах метрах от нее, и Ева перестала обращать на них внимание.

Неожиданно ее глаза что-то заметили в воде, на некотором расстоянии от берега. Чья-то голова с черными волосами рассекала поверхность моря. Ева приставила ладонь козырьком над глазами, защищаясь от солнца, и прищурилась. Какой-то мужчина в маске и ластах, пуская фонтанчики из дыхательной трубки, нырял на глубоком месте. Видимо, гарпунил рыбу. Она увидела, как он исчез под водой и оставался там так долго, что она испугалась, не утонул ли он. Но тут ныряльщик вынырнул, продолжая охоту. Через несколько минут он поплыл к берегу, умело поймал прибойную волну, которая вынесла его на мелководье, где он и встал на ноги.

Мужчина держал в руке страшного вида подводное ружье с длинным заостренным копьем, к концу которого была привязана хирургическая резинка. В другой руке он нес связку рыбин, каждая весом не менее трех фунтов, насаженных на крюк из нержавеющей стали.

Несмотря на сильный загар, его грубоватое лицо не имело арабских черт. Черные как смоль волосы слиплись от соленой воды; солнце искрилось в каплях воды, застрявших в волосах на его груди. Он был высок, крепко скроен, широкоплеч и шагал с непринужденной грацией, недоступной большинству мужчин. Она прикинула его возраст – где-то около сорока.

Проходя мимо Евы, он холодно сверкнул на нее глазами. Он был так близко, что она рассмотрела его бледно-зеленые глаза, широко расставленные, с ярко сверкающими белками вокруг радужных оболочек. Он посмотрел на нее так пристально, что Еве показалось: взгляд проникает ей прямо в мысли и гипнотизирует ее. Какая-то ее часть вдруг испугалась, что он остановится и что-то скажет, а другая часть желала этого. Он же, продемонстрировав в обезоруживающей улыбке белые зубы, прошел мимо нее к шоссе.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дюнами в том месте, где она видела джип с буквами НУМА. Да что это такое со мной, подумала она, ведь стоило хотя бы просто улыбнуться ему в ответ. Но затем она выбросила его из головы, решив, что бесполезно тратить время, потому что он, скорее всего, и по-английски-то не говорит. Тем не менее она почувствовала, что глазки ее загорелись, как давно уже не бывало. Как странно, подумала она, снова ощутив себя юной и взволнованной каким-то странным мужчиной, который лишь мельком посмотрел на нее и с которым она никогда больше не встретится.

Ева подумала, что хорошо бы окунуться, но те двое мужчин, что прогуливались по берегу, как раз оказались между нею и водой, так что она благоразумно решила переждать, пока они пройдут. В их лицах не наблюдалось изысканных черт коренных египтян – плоские носы, темная, почти черная кожа и густые черные кудри выдавали в них жителей южной окраины Сахары.

Они остановились и уже чуть ли не в двадцатый раз украдкой оглядели пляж. Затем внезапно бросились на нее.

– Пошли прочь! – инстинктивно вскрикнула она.

Она отчаянно пыталась отбиваться, но один, с противным взглядом и крысиной мордой, с густыми черными усами, грубо схватил ее за волосы и повалил на спину. Холодный страх окатил ее, когда другой мужчина, обнажив в садистской улыбке прокуренные зубы и припав на колени, уселся ей на бедра. Крысиномордый сел ей на грудь, прижав ногами ее руки и глубоко вдавив их в песок. Теперь Ева могла пошевелить разве что пальцами или ступнями и оказалась абсолютно беспомощна.

Странно, но в их глазах не было похоти. И ни один из них не собирался срывать с нее купальник. Они действовали не как люди, задумавшие изнасилование. Ева вновь завопила, высоко и пронзительно. Но ей отвечал только прибой. А на пляже не было видно ни души.

Затем руки крысомордого мужчины легли ей на нос и рот, и он спокойно и деловито стал ее душить. Его тяжесть на ее ребрах еще больше затрудняла доступ воздуха. Сквозь оцепенение ужаса до нее наконец дошло, что они намереваются ее убить. Она попыталась еще раз крикнуть, но изо рта вырвался только сдавленный звук. Она не чувствовала боли, а только одурманивающую панику и парализующее потрясение.

Она отчаянно попыталась освободить лицо от безжалостной хватки, но ее руки и ноги были зажаты, словно тисками. Ее легкие требовали воздуха, которого там не было. Перед глазами замелькали черные круги. Она отчаянно цеплялась за сознание, но чувствовала, что оно ускользает. Она заметила, как мужчина, навалившийся на ее бедра, куда-то всматривается через плечо душителя, и в отчаянии подумала, что эта мерзкая рожа – последнее, что ей доведется увидеть.

Ева закрыла глаза, приблизившись к краю черной пустоты. В мозгу пульсировала мысль, что все это только кошмар, который исчезнет, стоит ей открыть глаза. Она должна сражаться и поднять веки, чтобы наконец-то вернуться к реальности.

Вероятно, это все-таки был кошмар, потому что убийца с прокуренными зубами больше уже никуда несмотрел, а выражение дьявольской злобы на его физиономии сменилось безмерным удивлением. Тонкая металлическая стрелка торчала из обоих его висков, чем-то напоминая те киношные штучки, которые прикрепляют с двух сторон, чтобы вызвать у зрителей иллюзию простреленной насквозь головы. По лицу его прошла судорога, и он повалился на спину у ее ног, широко, как на распятии, раскинув руки.

Крысиномордый же был так увлечен процессом удушения Евы, что не заметил, как упал его приятель. Но через секунду или две он вдруг застыл, когда пара большущих ладоней крепко обхватила его за подбородок и макушку головы. Ева вдруг ощутила, что на ее нос и губы больше ничего не давит. Душитель вскинул руки вверх, рефлекторно пытаясь ослабить хватку неизвестного. Внезапность сменяющих друг друга событий еще более усиливала нереальность происходящего.

Прежде чем слабость и беспамятство вновь навалились на нее, до ушей Евы донесся слабый хрустящий звук, словно кто-то раздавил стеклянный стакан, а перед взором мелькнуло искаженное болью и недоумением лицо убийцы с широко раскрытыми, выпученными глазами и голова, развернутая неведомой силой на триста шестьдесят градусов.

3

Ева очнулась от ощущения солнечного жара на лице и звука волн, накатывающихся на африканский берег. Когда она, моргая, открыла глаза, все, что она увидела, показалось ей самым прекрасным пейзажем из всех, на которые она когда-либо любовалась. Она застонала и пошевелилась, щурясь на ослепительно яркий пляж, на залитую солнцем мирную панораму. Затем резко села, широко раскрыв глаза от страха, охваченная ужасом от воспоминания о внезапном нападении. Но ее убийцы исчезли. Да были ли они на самом деле? Она начала размышлять, не привиделось ли ей все это.

– Добро пожаловать обратно, – послышался откуда-то приятный мужской голос. – Я уж начал опасаться, что вы впали в кому.

Ева повернулась и увидела улыбающееся лицо того самого ныряльщика, который теперь стоял на коленях позади нее.

– А где же те люди, которые пытались убить меня? – спросила она испуганно.

– Полагаю, их уже смыло отливом, – ответил незнакомец без тени иронии.

– Отливом?

– Я никогда не захламляю пляжи. Я оттащил их тела за линию прибоя. Когда я последний раз их видел, они дрейфовали в сторону Греции.

Она смотрела на него, оцепенев:

– Вы убили их?!

– Они были не такими уж симпатичными парнями.

– Вы убили их, – глухо повторила Ева. Ее лицо искривилось в болезненной гримасе – казалось, ее вот-вот стошнит. – Вы такой же хладнокровный убийца, как и они!

Он понял, что она еще в шоке и толком не соображает, что случилось. Он пожал плечами и просто спросил:

– А вы бы предпочли, чтобы я не вмешивался?

Страх и отвращение медленно исчезли из ее глаз и сменились осознанием происшедшего. И через минуту Ева наконец поняла, что этот незнакомец спас ее от смертельной опасности.

– О нет, простите меня. Я говорю глупости. Ведь я обязана вам жизнью и даже еще не знаю вашего имени.

– Дирк Питт.

– А я – Ева Рохас.

Она ощутила необычное возбуждение, когда он тепло улыбнулся и мягко сжал ее руку в своей. Она увидела в его глазах только обеспокоенность, и все ее опасения улетучились.

– Вы американец?

– Я сотрудник Национального подводного и морского агентства. Мы занимаемся археологическими изысканиями русла Нила.

– А я подумала, что вы уже уехали, когда на меня напали.

– Да я было собрался, но ваши приятели показались мне подозрительными. Они оставили свой автомобиль за километр отсюда, а затем по пустынному пляжу направились к вам. Поэтому я и задержался, чтобы выяснить, что у них на уме.

– Мне повезло, что вы такой подозрительный тип.

– А вы не знаете, почему они пытались убить вас? – спросил Питт.

– Должно быть, обычные бандиты, которые убивают и грабят туристов.

Питт покачал головой:

– Не думаю, что они замышляли грабеж. У них не было оружия. А тот, который душил вас, пользовался руками, а не тесьмой или платком. И они не предприняли попытки изнасилования. Ясно также, что они не были профессиональными киллерами, иначе мы с вами были бы мертвы. Все это очень странно. Готов поспорить на месячное жалованье, что их нанял кто-то желающий вашей смерти. Они проследили вас до уединенного местечка, собираясь убить, а потом залить вам в нос и горло соленой воды. После этого ваше тело оставили бы на дальней точке прибоя, чтобы вы выглядели утонувшей. Так можно объяснить тот факт, что они пытались задушить вас.

– Похоже на правду, но верится с трудом, – пожала плечами Ева. – Я всего лишь биохимик, специализирующийся на воздействии токсичных материалов на человека. У меня нет врагов. Почему же кто-то хочет убить меня?

– Поскольку я только что с вами познакомился, не могу предположить ничего конкретного.

Ева машинально потерла разбитые губы:

– Это какое-то сумасшествие!

– А вы давно в Египте?

– Всего лишь несколько дней.

– Должно быть, вы успели натворить что-то такое, что здорово кого-то взбесило.

– Но я никого незнаю, да и вообще впервые в Северной Африке. Я здесь по приглашению правительства, и лишь для того, чтобы помогать им.

Питт задумчиво уставился в песок:

– Следовательно, вы не в отпуске?

– Сюда меня забросила работа, – ответила Ева. – Слухи о телесных аномалиях и психических расстройствах среди кочевых племен Южной Сахары дошли до Всемирной организации здравоохранения. Я член международной группы ученых, прибывших сюда с исследовательской миссией.

– Да, на повод для убийства вряд ли тянет, – признал Питт.

– Более того. Мои коллеги и я прибыли сюда для того, чтобы спасать жизни. Мы не представляем собой никакой угрозы кому-либо.

– Вы думаете, что бедствие в пустыне связано с токсинами?

– У нас пока нет определенного ответа. Для окончательного заключения не хватает данных. Ясно, что болезнь заразна, но источник ее – тайна для нас. Ведь в радиусе сотен километров от ареала распространения симптомов болезни не расположено ни одного химического производства или других опасных для здоровья объектов.

– И насколько широкое распространение получила эпидемия?

– За последние десять дней в двух африканских государствах, Мали и Нигере, зарегистрирована вспышка из более чем восьми тысяч случаев.

Брови Питта поднялись.

– Невероятное количество за такое короткое время. И как вы полагаете, кто виновник – бактерия или вирус?

– Как я уже сказала, источник еще не найден.

– Странно, что средства массовой информации молчат об этом.

– Всемирная организация здравоохранения настояла на приостановке сообщений до тех пор, пока причина заболевания не будет установлена. Я полагаю, для предотвращения ненужных сенсаций и паники.

Питт время от времени оглядывал пляж. От его внимательного взора не ускользнуло какое-то движение за низкими дюнами, окаймляющими дорогу.

– Ну и что вы собираетесь делать?

– Завтра мои коллеги и я отправляемся в Сахару для полевых исследований.

– Надеюсь, вам известно, что Мали находится на грани кровопролитной гражданской войны?

Ева беззаботно пожала плечами:

– Правительство согласилось на все время исследований выделить нам надежную охрану. – Она замолчала и с минуту пристально смотрела на него. – А почему вы задаете мне все эти вопросы? Вы ведете себя, словно какой-нибудь секретный агент.

Питт рассмеялся:

– Всего лишь любопытствующий морской инженер, который очень не любит тех, кто покушается на хорошеньких женщин.

– Может, меня не за ту приняли? – с надеждой в голосе спросила она.

Взгляд Питта скользнул по ее телу и встретился с ее глазами:

– Не думаю, что это возможно...

Питт вдруг насторожился и вскочил на ноги, вглядываясь в дюны. Мускулы его напряглись. Он нагнулся, схватил Еву за запястье и заставил ее встать.

– Пора сматываться, – сказал он, увлекая ее с пляжа.

– Что вы делаете? – запротестовала она, спотыкаясь.

Питт не ответил. Движение за дюнами обернулось струйкой дыма, расширяющейся по мере восхождения к небу. Он тут же сообразил, что сообщник или сообщники убийц подожгли арендованный Евой автомобиль в попытке задержать их, пока не прибудет подкрепление.

Ему уже было видно пламя. Надо было захватить подводное ружье... Нет, глупости. Разве это средство против огнестрельного оружия? Оставалась слабая надежда, что злоумышленники не вооружены и не заметили джип Питта.

Первая его догадка подтвердилась, вторая – нет. Когда они взобрались на гребень последней дюны, то увидели темнокожего мужчину со свернутой факелом горящей газетой в руке. Он был увлечен вышибанием лобового стекла, чтобы поджечь джип изнутри. Одет он был не так, как предыдущие. На нем был замысловатый белый головной убор, замотанный вокруг головы так, что видны были только глаза. Тело покрывала свободная мантия, обвивающаяся вокруг ног, обутых в сандалии. И он не видел подбирающихся к нему Питта и Еву.

Питт остановился и задышал Еве в ухо:

– Если у меня ничего не получится, мчитесь изо всех сил по дороге и останавливайте любой проходящий автомобиль.

Вслух же он закричал:

– Стоять!

Вздрогнув, человек выпрямился, в его широко раскрытых глазах светилась угроза. Продолжая кричать, Питт наклонил голову и ринулся в бой. Человек ткнул факелом перед собой, но череп Питта уже въехал ему под ложечку, ломая грудину вместе с сухо треснувшими ребрами. Одновременно правый кулак Питта угодил мужчине в промежность.

Угроза во взгляде человека сменилась потрясением. Придушенный, мучительный всхлип вырвался из широко разинутого рта, когда последние кубики воздуха вышибло из легких. Атака Питта подкинула его в воздух. Нелепо взбрыкнув ногами, он отлетел назад.

Горящий факел упал на песок за спиной Питта. Потрясенное выражение на лице мужчины сменилось болью и ужасом. Его лицо побагровело от прилившей крови, когда он бесформенной грудой рухнул на спину. Питт, встав на колени, быстро склонился над ним и обыскал карманы. Пусто: ни оружия, ни документов. Даже мелких монет или расчески не обнаружилось.

– Кто послал тебя, приятель? – угрожающе прорычал Питт, схватив поджигателя за шиворот и встряхнув, как доберман крысу.

Последовавшая реакция оказалась неожиданной для Питта. Мучительная агония во взоре сменилась зловещим торжеством. Так смотрят те, кто рассчитывает посмеяться последним. Наемник усмехнулся, обнажив белые зубы с одним отсутствующим. Его челюсти слегка разжались, а затем сжались. Слишком поздно Питт сообразил, что его противник раскусил покрытую маскирующей оболочкой пилюлю цианистого калия. Она была вставлена в рот как фальшивый зуб.

На губах у человека появилась пена. Содержание яда в таблетке было очень большим, и смерть наступила мгновенно. Питт и Ева беспомощно смотрели, как судороги скрутили тело незнакомца. Глаза оставались открытыми, пустыми и смотрели неподвижно.

– Он?.. – Голос Евы прервался. – Он мертв?

– Я думаю, с уверенностью можно сказать, что он испустил дух, – сказал Питт безо всякого сожаления.

Ева для поддержки схватилась за руку Питта. Несмотря на африканское солнце, ее рука похолодела, и всю ее трясло от волнения. В глазах стояла боль. До этого ей не приходилось видеть, как умирают. Ее начало тошнить, но все же ей удалось совладать с желудком.

– Но почему он покончил с собой? – прошептала она. – С какой целью?

– Чтобы не выдать тех, кто заплатил за неудавшуюся попытку убить вас, – ответил Питт.

– И он добровольно, чтобы не проговориться, расстался с жизнью? – не веря, спросила она.

– Фанатик сохраняет лояльность своему боссу, – спокойно сказал Питт. – Полагаю, если бы он сам не принял цианистый калий, ему бы непременно помогли.

Ева помотала головой:

– Это же безумие! Вы считаете, что тут какой-то заговор?

– Факты говорят, леди, что кто-то пошел на большие хлопоты, чтобы убрать вас. – Питт пристально посмотрел на Еву. Она была похожа на маленькую девочку, потерявшуюся в большом универмаге. – У вас есть враг, который не хочет, чтобы вы находились в Африке, и, если вы хотите остаться в живых, вам лучше всего сесть на ближайший самолет в Штаты.

Она выглядела ошеломленной:

– Я не могу уехать, пока люди умирают!

– До чего же упрямы эти женщины, – пробормотал Питт сквозь зубы.

– Поставьте себя на мое место.

– Тогда уж лучше на место ваших коллег. Ведь они тоже могут быть в списке неугодных. И вам лучше вернуться в Каир и предупредить их. Если кто-то из них имеет отношение к вашим изысканиям и исследованиям, их жизнь тоже в опасности.

Ева бросила опасливый взгляд на мертвеца.

– А что вы собираетесь сделать с ним?

Питт пожал плечами:

– Отправлю в Средиземное море, к его приятелям. – Злорадная ухмылка возникла на миг на грубоватом лице Питта. – С удовольствием посмотрел бы на физиономию их главаря, когда он узнает, что его наемные убийцы исчезли без следа, а вы продолжаете разгуливать как ни в чем не бывало.

4

Чиновники из каирского офиса компании «Бэкуорлд эксплорейшн» поняли, что дело неладно, когда группа сафари в пустыне не прибыла в назначенное время в легендарный город Тимбукту. Двадцать четыре часа спустя пилоты самолета, который должен был чартерным рейсом перевезти их обратно в марокканский город Марракеш, вылетели на поиски на север, но не обнаружили и следов автомобилей.

Опасения усилились, когда прошло три дня, а майор Фэйруэзер так и не объявился. Обратились с просьбой о помощи к правительству Мали, и оно с готовностью отреагировало, отправив военные самолеты и моторизованные патрули по маршруту сафари.

Тревога сменилась паникой, когда в результате настойчивых поисков в течение четырех последующих дней малийцы не обнаружили ни людей, ни «лендроверы». Армейский вертолет полетал над Асселаром, но пилот доложил, что ничего, кроме мертвой и заброшенной деревни, не наблюдается.

Только на седьмой день группа французских нефтяников, продвигаясь на юг вдоль Транссахарской автомагистрали, наткнулась на майора Йена Фэйруэзера. Небо над плоской, с кое-где торчащими скалами равниной было высоким и пустым. Солнце жгло землю и так раскалило песок, что над ним, казалось, колыхались волны жара. Французские геологи были ошеломлены, когда в центре этого марева внезапно появился искаженный призрак. Казалось, он плывет по воздуху, то увеличиваясь, то уменьшаясь в гротескных пропорциях.

Когда расстояние между ними сократилось, они различили какую-то фигуру, безумно машущую руками и бредущую, спотыкаясь, прямиком на них. Затем она зашаталась, остановилась и, закружившись, как маленький смерч, медленно осела, упав лицом вниз. Потрясенный водитель грузовика «рено» промедлил с тормозами и потому был вынужден сбоку объехать лежащего человека. Машина резко остановилась, скрипнув покрышками и взметнув облако пыли.

Фэйруэзер казался скорее мертвым, чем живым. Его организм был здорово обезвожен, и пот превратился в корочку из мельчайших кристаллов соли. После того как французские нефтяники несколько минут поливали тонкой струйкой воды его распухший язык, майор пришел в сознание. Четыре часа спустя, выпив два галлона воды и восстановив содержание жидкости в теле, Фэйруэзер заплетающимся языком поведал о кровавой бойне и своем бегстве из Асселара.

Из французов только один понимал по-английски, и для него история Фэйруэзера, хоть и похожая на пьяный бред, прозвучала достаточно убедительно. После короткого обсуждения поисковики осторожно погрузили майора на заднее сиденье грузовика и направились в город Гао на реке Нигер. Приехали они незадолго до темноты и сразу же двинулись к городскому госпиталю.

Удостоверившись, что Фэйруэзер удобно размещен и окружен вниманием доктора и сестры, французы сочли, что разумно проинформировать о случившемся главу местного отделения сил безопасности Мали. Их попросили написать подробнейший отчет, пока полковник, командующий управлением в Гао, доложит непосредственному начальству в столичный город Бамако.

К удивлению и негодованию французов, они были арестованы и отправлены в тюрьму. На следующее утро из Бамако прибыла следственная комиссия и допросила их каждого в отдельности и с пристрастием об обстоятельствах обнаружения Фэйруэзера. Требования связаться с консульством были проигнорированы. Когда же геологи отказались давать показания, допрос приобрел угрожающий характер.

Французы оказались не первыми европейцами, бесследно пропавшими в стенах городского управления безопасности.

Не получая сообщений от изыскательской группы, их непосредственное начальство в Марселе встревожилось и потребовало расследования. Силы безопасности Мали продемонстрировали широкомасштабные поиски в пустыне, но не нашли ничего, кроме пропавшего грузовика «рено» нефтяной компании.

Имена французских геологов и исчезнувших туристов прибавились к списку заблудившихся и погибших в огромной пустыне.

* * *

Доктор Гарун Мадани стоял на ступеньках госпиталя Гао под кирпичным портиком, стены которого были усеяны немыслимыми рисунками. Нервничая, он посматривал вдоль пыльной улицы, идущей между развалившимися колониальными постройками и дешевыми грязными кирпичными домиками. Северный бриз развевал легкое песчаное покрывало над городом, бывшим некогда столицей трех империй, а ныне лишь исчезающим памятником времен французской колонизации.

С высоких башен минаретов, поднимающихся вокруг мечети, зазвучал призыв к вечерней молитве. Мусульманские священники, муэдзины, уже не скликали правоверных на молитву с балконов, карабкаясь по узким ступенькам на минареты, – теперь муэдзин, оставаясь на земле, приглашал через микрофон и громкоговорители молиться Аллаху и пророку Магомету.

Чуть выше над минаретом луна в три четверти отражалась в потоках реки Нигер. Широкая, красивая в своем медленном и ласковом течении, эта река теперь занимала меньшую часть своего бывшего русла. Некогда могучая и глубокая, за минувшие десятилетия она сильно пересохла и превратилась в мелководье, сплошь покрытое флотилиями небольших рыбачьих парусных судов, называемых полубаркасами. Ее воды в свое время плескались у подножия мечети, теперь же они медленно катились двумя кварталами ниже.

Население Мали составляла пестрая мешанина из светлокожих потомков французов и берберов, темно-коричневых пустынных арабов и марокканцев и черных африканцев. Доктор Мадани был угольно-черен, с негроидными чертами лица, глубоко посаженными эбеновыми глазами и широким приплюснутым носом. Это был большой, неуклюжий мужчина в возрасте далеко за сорок, тучный, с крупной головой и квадратной челюстью.

Предки доктора происходили из племени мандинго, порабощенного марокканцами в тысяча пятьсот девяносто первом году и угнанного на север. В бытность его мальчиком у его родителей была ферма на плодородных землях на юге Нигера. После смерти родителей подростка взял на воспитание майор французского Иностранного легиона, и Гарун получил медицинское образование в Парижском университете. А как и почему это стало возможным, он никогда не рассказывал.

Доктор напрягся, когда показались желтые огни фар старого и необычного автомобиля. Этот автомобиль осторожно двигался по неровной улице, странно дисгармонируя с унылыми и мрачными постройками розовато-фуксиновым цветом своего корпуса. Он выглядел элегантно, как и положено седану «Авион-вуазен» выпуска тысяча девятьсот тридцать шестого года. Конструкция его кузова представляла собой причудливое сочетание довоенных требований к аэродинамике, кубизма и мастерства Фрэнка Ллойда. Он был оснащен шестицилиндровым двигателем с патрубковыми клапанами, простым и надежным в эксплуатации и достаточно бесшумным. Выходящий за пределы обычных инженерных стандартов, в те времена, когда Мали была территорией Французской Западной Африки, он принадлежал генерал-губернатору.

Мадани знал этот автомобиль. Жители почти всех городов Мали знали этот автомобиль и его владельца и все нервно вздрагивали от дурных предчувствий, когда он проезжал мимо. Доктор заметил, что за этим автомобилем следует военная медицинская перевозка, и испугался возможных осложнений. Он шагнул вперед и в тот момент, когда водитель практически совершенно бесшумно притормозил, открыл заднюю дверцу.

Высокопоставленный военный поднялся с заднего сиденья, оправляя сшитую на заказ форму, отутюженными складками которой можно было резать замерзшее масло. В отличие от других африканских лидеров, склонных украшать себя массой различных побрякушек, генерал Затеб Казим имел на груди своего армейского мундира только одну зеленую с золотом нашивку. На голове он носил укороченный образец литама – индиговое покрывало туарегов. Его лицо оттенка темного какао имело типичные марокканские черты, а глаза казались крошечными топазовыми точками в окружении океана белков. Он мог бы считаться по местным меркам почти красавцем, если бы не нос. Вместо того чтобы быть прямым и ровным, он на конце закруглялся, нависая над редкими усами, затеняющими щеки.

Генерал Затеб Казим выглядел беззлобным проказником из старых мультиков «Уорнер бразерс». При этом он прямо-таки сочился самоуважением, эффектно стряхивая воображаемые пылинки со своего мундира. Присутствие доктора Мадани отметил легким кивком.

– Пациент готов к перевозке? – спросил он равнодушно.

– Мистер Фэйруэзер полностью оправился от перенесенных тяжелых испытаний, – ответил Мадани, – и находится под глубоким наркозом, как вы и приказали.

– После того как его привезли французы, он ни с кем не виделся и не разговаривал?

– За Фэйруэзером ухаживали лишь я и сестра из племени тукулор, которая говорит только на диалекте фулай. Других контактов у него не было. Также выполняя ваши инструкции, я поместил его в отдельную комнату, подальше от общих палат. Могу добавить, что все записи, касающиеся его пребывания здесь, уже уничтожены.

Казим выглядел удовлетворенным:

– Спасибо, доктор. Благодарю вас за сотрудничество.

– Разрешите спросить, куда вы его забираете?

На лице Казима вспыхнула мертвящая улыбка.

– В Тебеццу.

– Только не это! – глухо пробормотал Мадани. – Только не в золотые рудники штрафной колонии в Тебецце. Ведь умирать там приговариваются лишь политические изменники и убийцы. А этот человек иностранец. Что же он такого сделал, чтобы заслужить медленную смерть на рудниках?

– А вам какая разница?

– Но в каком преступлении его обвиняют?

Казим брезгливо оглядел Мадани с головы до ног, словно тот был всего лишь надоедливым насекомым.

– Обойдемся без расспросов, – холодно отрезал он. Ужасная мысль мелькнула в мозгу Мадани:

– А те французы, что нашли Фэйруэзера и доставили его сюда?

– А чем они лучше?

– Но ведь никто не протягивает в рудниках больше нескольких недель!

– Все лучше, чем просто казнить их, – пожал плечами Казим. – Пусть остаток своей жалкой жизни они хоть немного поработают с пользой. Запас золота нашей экономике не помешает.

– Вы такой рассудительный человек, генерал, – сказал Мадани, ощущая избыток желчи в этих льстивых словах. Садистское могущество Казима как судьи и палача было непреложным фактом в жизни малийцев.

– Я рад, что вы понимаете это, доктор. – Он посмотрел на Мадани так, словно тот сидел на скамье подсудимых. – В интересах безопасности нашей страны, я полагаю, вам лучше забыть о мистере Фэйруэзере.

Мадани поклонился:

– Как вам будет угодно.

– И пусть никакое зло не случится с твоими людьми и твоим добром.

Эта мысль Казима была ясна доктору. Ритуальные слова приветствия кочевника приютившему его дому. А у Мадани была большая семья. И пока он будет хранить молчание, они будут жить спокойно. В противном случае его ждала такая перспектива, о которой и думать не хотелось.

Несколько минут спустя Фэйруэзер в бессознательном состоянии был вынесен на носилках из госпиталя двумя секретными агентами Казима и помещен в перевозку. Генерал на прощание отсалютовал Мадани и шагнул внутрь «Авион-вуазена».

Когда оба автомобиля скрылись в ночи, холодящий страх пробежал по жилам доктора Мадани, и он задумался о трагедии, в которую, сам того не желая, оказался замешанным. И тут же взмолился, чтобы забыть о ней.

5

Доктор Фрэнк Хоппер внимательно слушал, расположившись на кожаной софе в одном из номеров люкс с расписными стенами отеля «Нил-Хилтон». Напротив, через кофейный столик, в кресле соответствующего стиля сидел Исмаил Йерли и задумчиво попыхивал пенковой трубкой, чашечка которой была вырезана в форме головы султана в тюрбане.

Несмотря на вселенский грохот автомобильного движения делового Каира, Ева никак не могла отвлечься от того кошмара со смертями на пляже, хотя даже в ее подсознании остались лишь неясные воспоминания. Но все же голос доктора Хоппера вернул ее оттуда в конференц-зал:

– Стало быть, вы нисколько не сомневаетесь в том, что эти люди пытались убить вас?

– Нисколько, – ответила Ева.

– Судя по вашему описанию, они похожи на черных африканцев, – предположил Исмаил Йерли.

Ева покачала головой:

– Я не сказала – черные, я только сказала, что у них была темная кожа. Черты их лиц были более резкими, более определенными... нечто среднее между арабами и восточными индийцами. А тот, кто поджигал мой автомобиль, был одет в некое подобие туники свободного покроя и замысловато накрученный головной убор. Все, что я смогла разглядеть, это эбеновые глаза и нос, острый, как клюв у орла.

– А этот головной убор, он хлопковый и обмотан вокруг головы и подбородка несколько раз? – спросил Йерли.

Ева кивнула:

– Эта тряпка показалась мне огромной.

– А какого она была цвета?

– Интенсивного чернильно-голубого.

– Индиго?

– Да, – сказала Ева. – Скорее всего, именно индиго.

Несколько минут Исмаил Йерли сидел в молчаливом раздумье. Он был координатором и научным экспертом группы врачей и биологов Всемирной организации здравоохранения. Худой и жилистый, чрезвычайно работоспособный, с почти патологической любовью к деталям, он ловко разбирался там, где требовалась его недюжинная политическая смекалка. Исмаил жил в Турции, в средиземноморском порту Анталия. Он утверждал, что в его жилах течет кровь курдов Каппадокии. Мусульманин, свободный от религиозного фанатизма, он уже несколько лет не бывал в мечети. Как и у большинства турок, у него была копна толстых спутанных волос на голове, дополнявшаяся кустистыми, сходящимися на переносице бровями и огромными усами. Его отличал живой, непоседливый характер. Его губы всегда были раздвинуты в улыбке, выдающей нешуточный темперамент.

– Туареги, – сказал он наконец.

Он сказал это так тихо, что Хопперу пришлось склониться.

– Кто? – переспросил он.

Йерли посмотрел через кофейный столик на канадского врача, руководителя медицинской группы. Тихий человек, Хоппер говорил мало, предпочитая больше слушать. В общем, был, по размышлению турка, полной ему противоположностью. Здоровенному, добродушному, краснолицему, с густой бородой. Хопперу, чтобы походить на викинга Эрика Рыжего, не хватало только боевого топора и конического шлема с изогнутыми рогами. Неординарно мыслящий, педантичный и осмотрительный, он был признан международным сообществом ученых одним из двух лучших токсикологов мира.

– Туареги, – повторил Йерли.

Некогда могущественные и воинственные кочевники пустыни, выигрывавшие великие битвы с французской и марокканской армиями. И, вероятно, величайшие из романтических разбойников прошлого. Но в наши дни они уже не кочевали. Теперь они, для того чтобы выжить, разводили коз или нищенствовали в районах, пограничных с Сахарой. В отличие от арабов-мусульман их мужчины носили на голове покрывало, кусок полотна, который в развернутом виде был более метра в длину.

– Но почему какое-то племя кочевников хочет избавиться от Евы? – спросил Хоппер, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Что-то я не вижу причины.

Йерли неуверенно покачал головой:

– Во всяком случае, похоже, что, по крайней мере, одному из них не нравится, что она и – надо со всей серьезностью рассмотреть и такую возможность – остальные участники программы медицинских исследований вспышек токсичных отравлений в юго-западной пустыне занимаются этим.

– Но если смотреть с этой точки зрения, – возразил Хоппер, – мы ведь даже не знаем виновника заболевания. Не знаем, вызывается ли недуг вирусом или бактерией.

Ева кивнула:

– То же самое и Питт предположил.

– Кто? – уже во второй раз спросил Хоппер.

– Дирк Питт, тот мужчина, который спас мне жизнь. Он сказал, что кому-то, по-видимому, не нравится мое присутствие в Африке. Он считает, что и вы, и другие тоже могут быть в списке неугодных.

Йерли всплеснул руками:

– Невероятно, неужели этот человек всерьез думает, что мы имеем дело с сицилийской мафией?!

– Большая удача, что он оказался рядом, – заметил Хоппер.

Йерли выпустил из трубки голубое облако и в задумчивости стал рассматривать дым.

– Слишком уж большая, если учесть, что на протяжении нескольких береговых миль вдруг нашелся некто имевший мужество схватиться с трио наемных убийц. Почти чудо или... – он выдержал паузу, – или предусмотренное присутствие. Ева скептически покачала головой:

– Если вы, Исмаил, думаете, что это было подстроено, лучше сразу забудьте.

– Может быть, он сам организовал покушение, чтобы напугать вас и заставить вернуться в Штаты?

– Я же своими глазами видела, как он убил этих троих. Поверьте мне, такое невозможно инсценировать.

– И, после того как он вас забросил в отель, вы о нем больше ничего не слышали? – с сомнением спросил Хоппер.

– В конторке у портье оказалась записка с просьбой поужинать с ним сегодня вечером.

– И вы по-прежнему думаете, что он всего лишь добрый прохожий самаритянин? – настаивал Йерли.

Ева не обратила на него внимания и посмотрела на Хоппера:

– Питт сказал мне, что он в Египте с археологическими изысканиями по линии Национального подводного и морского агентства. И у меня нет особых оснований не доверять ему.

Хоппер обратился к Йерли:

–Должно быть, это нетрудно проверить.

Йерли кивнул:

– Я позвоню приятелю, он морской биолог в НУМА.

– Но вопрос все равно остается: почему? – отсутствующе пробормотал Хоппер.

Йерли пожал плечами:

– Если Еву собирались убить тайно, тогда все это должно быть частью заговора с целью напугать нас и заставить отменить нашу миссию.

– Да, но ведь у нас пять отдельных групп из шести человек в каждой, которые должны быть направлены в южную часть пустыни. И они будут разбросаны в пяти государствах, от Судана до Мавритании. И мы ни к кому не напрашивались. Ведь это их правительства обратились в ООН за помощью в нахождении ответа на вопрос о странной болезни, охватившей их страны. Мы приглашенные гости, а не незваные враги.

Йерли пристально посмотрел на Хоппера:

– Ты забываешь, Фрэнк, что есть еще одно правительство, которому мы не нужны.

Хоппер с мрачным видом кивнул:

– Ты прав. Я забыл о президенте Мали Тагире. Он с большой неохотой позволил нам пересечь его границы.

– Скорее уж не он, а генерал Казим, – поправил коллегу Йерли. – Тагир всего лишь марионетка. Настоящая сила, стоящая в тени правительства Мали, – Затеб Казим.

– Но что он может иметь против безобидных биологов, пытающихся спасать людей? – спросила Ева.

Йерли поднял перед собой ладони:

– Мы можем никогда не узнать этого.

– Это может быть случайным совпадением, – успокаивающе сказал Хоппер, – что за прошедший год люди, особенно европейцы, регулярно исчезают в необитаемых пустынях Северного Мали.

– Как туристы из того сафари, о котором сообщили газеты? – вставила Ева.

– Да, их местонахождение и судьба остаются тайной, – спокойно ответил Йерли.

– Но я как-то не могу поверить, чтобы между этой трагедией и нападением на Еву существовала какая-то связь, – сказал Хоппер.

– Но если предположить, что в случае с Евой зачинщиком был генерал Казим, тогда причина в том, что его шпионы разнюхали, что она участник группы биологов, которые будут заниматься исследованиями в Мали. Зная это, он и приказал своим наемным убийцам произвести предупреждение, чтобы мы не совались в его верблюжий заповедник.

Ева засмеялась:

– С вашим богатым воображением, Исмаил, вы могли бы стать великим сценаристом в Голливуде.

Густые брови Йерли сомкнулись:

– Я думаю, мы должны поостеречься и оставить малийскую группу в Каире до тех пор, пока все это дело не будет полностью расследовано и прояснена.

– По-моему, ты переигрываешь, – не согласился Хоппер. – А ты, Ева, за что? Отменить миссию или продолжить?

– Я бы рискнула, – сказала Ева. – Но я не могу говорить за других членов группы.

Хоппер уставился в пол, покачивая головой:

– Тогда придется обращаться только к добровольцам. Я не могу отменить миссию в Мали, потому что там неизвестно, отчего умирают сотни, может быть, тысячи людей. Я сам возглавлю эту группу.

– Нет, Фрэнк! – резко сказала Ева. – А вдруг случится самое худшее? Вы слишком ценны, чтобы терять вас.

– К тому же мы обязаны сообщить об этом деле в полицию. Не стоит поступать опрометчиво, – настаивал Йерли.

– Будьте серьезнее, Исмаил, – нетерпеливо сказал Хоппер. – Если обратиться в полицию, они обязательно задержат нас здесь и сорвут всю миссию. И мы на месяц погрузимся в волокиту. Я вовсе не собираюсь попадать в когти африканской бюрократии.

– Мои связи позволят обрезать эти когти, – отмахнулся Йерли.

– Нет, – непреклонно сказал Хоппер. – Я хочу, чтобы все группы сели на наш чартерный самолет и отправились по своим местам согласно расписанию.

– Тогда мы отбываем завтра утром, – сказала Ева. Хоппер кивнул:

– Никаких задержек, никаких откладывании. Утром мы должны оказаться в дороге.

– Вы без нужды подвергаете свои жизни опасности, – пробормотал Йерли.

– Нет, я приму страховочные меры.

Йерли непонимающе посмотрел на Хоппера:

– Страховочные меры?

– Я имею в виду пресс-конференцию. Перед тем как выехать, я обзвоню всех зарубежных корреспондентов службы новостей в Каире и объясню наш план, делая особое ударение на Мали. И, разумеется, я уделю внимание возможной опасности. И тогда, в свете международного паблисити, окружающего наше присутствие в его стране, генерал Казим дважды подумает, прежде чем угрожать жизни ученых, прибывших со всем известной миссией милосердия.

Йерли тяжело вздохнул:

– Ради тебя я буду надеяться на это. Искренне надеяться.

Ева обогнула стол и присела рядом с турком.

– Все будет хорошо, – произнесла она успокаивающим тоном. – Никто не причинит нам вреда.

– Вижу, вас уже ничто не переубедит. Итак, вы твердо намерены ехать?

– Если мы не поедем, могут умереть тысячи, – убежденно заявил Хоппер.

Йерли с печалью посмотрел на них, затем нагнул голову в молчаливом согласии. Лицо его заметно побледнело.

– Пусть тогда Аллах защитит вас, потому что, если он не придет вам на помощь, никто другой этого не сделает.

6

Когда Ева вышла из лифта, Питт уже ждал ее в вестибюле «Нил-Хилтона». Он был одет в светло-коричневый костюм, состоящий из однобортного пиджака и отутюженных брюк. Рубашка светло-голубая, с широким боттичеллиевским галстуком из темно-голубого шелка в черную и золотую крапинку.

Он стоял в свободной, небрежной позе, сложив руки за спиной, слегка склонив голову и рассматривая молодую красивую египтянку с волосами цвета воронова крыла в плотно облегающем платье с золотыми блестками. Она словно озарила вестибюль блестящей вспышкой, держа под руку мужчину, который был по крайней мере в три раза старше ее. Идя по ковру, она, не переставая, болтала. Ее роскошный зад раскачивался туда-сюда, подобно дынеобразному маятнику.

Впрочем, в выражении лица Питта не было ничего похотливого. Он смотрел на эту картину с отстраненным любопытством. Ева неслышно подошла сзади и прикоснулась к его локтю.

– Она вам нравится? – спросила она, улыбаясь.

Питт обернулся и посмотрел на нее сверху вниз глазами, зеленее которых она никогда не видела. Его губы раздвинулись в насмешливой улыбке, которую Ева нашла сокрушительной.

– Она слишком занята самоутверждением.

– А это не ваш тип женщин?

– Нет, я предпочитаю спокойных, интеллигентных особ.

У него глубокий голос с бархатным оттенком, вскользь отметила Ева, с удовольствием вдыхая слабый аромат мужского одеколона – не того едкого, который французские парфюмерные компании производят под ярлыками некоторых модных модельеров, но с более мужественным запахом.

– Полагаете, я могу счесть это за комплимент?

– Можете.

Она вспыхнула, невольно опустив глаза:

– У меня завтра рано утром вылет, так что я хотела бы лечь пораньше.

«Господи, как ужасно, – подумала она. – Я веду себя, как девочка на вечеринке первокурсников».

– Очень жаль. А я-то думал побродить по ночному Каиру и познакомить вас со всеми притонами и другими злачными местами. Эти экзотические заведения не часто показывают туристам.

– Вы серьезно?

Питт рассмеялся:

– Нет, конечно. На самом деле я собирался поужинать в вашем отеле, не выходя на улицу. А то вашим приятелям может прийти в голову предпринять еще одну попытку.

Она оглядела многолюдный вестибюль:

– В отеле битком народу. Нам крупно повезет, если удастся заполучить столик.

– Я зарезервировал, – похвастался Питт, взяв ее за руку и проводив к лифту, который поднял их в шикарный ресторан на крыше отеля.

Как и большинству женщин, Еве нравились мужчины, берущие хлопоты на себя. Еще ей понравилось, как он легко и в то же время крепко держал ее за руку, пока они поднимались в ресторан.

Метрдотель указал им на столик у окна, откуда открывался захватывающий дух вид на Каир и Нил. Целая вселенная огней переливалась в вечерней мгле. Мосты через реку были забиты гудящими автомобилями, которые потоками текли по улицам, перемешиваясь с продуктовыми фургонами и запряженными лошадьми туристскими экипажами.

– Если только вы не предпочитаете коктейль, – сказал Питт, – я бы предложил остановиться на вине.

Ева кивнула и вспыхнула в довольной улыбке.

– Меня это вполне устраивает. А почему бы не заказать сразу и остальные блюда?

– Обожаю безрассудных дам, – усмехнулся Питт. Он быстренько ознакомился с карточкой вин. – Попробуем-ка бутылочку «Гренаклис Виллидж».

– Очень хорошо, – одобрил официант. – Одно из наших лучших местных сухих белых вин.

Затем Питт заказал закуску: баклажаны с подливой из молотых семян кунжута, блюдо из йогурта под названием «лебан забади», поднос маринованных овощей и корзиночку неразрезанного пшеничного хлеба «пита».

После того как принесли и разлили вино, Питт поднял свой бокал:

– За безопасность и успех полевой экспедиции. Чтобы разрешились все ваши проблемы.

– И за ваши речные изыскания, – подхватила Ева, когда они чокались. В глазах ее мелькнуло любопытство. – Кстати, что вы ищете, если не секрет?

– Остатки древних кораблекрушений. А в частности, некую похоронную баржу.

– Звучит захватывающе. Чью?

– Фараона Древнего Царства по имени Менкура или Мицеринус, если вам больше нравится греческий вариант. Он правил во времена Четвертой династии и построил самую маленькую из трех пирамид Гизы.

– И сам был погребен в этой пирамиде?

– В тысяча восемьсот тридцатом году один полковник британской армии обнаружил в этой погребальной камере саркофаг с мумией, но анализ останков позволил дать заключение, что тело относится к греческому или римскому периоду.

Принесли закуски, один вид которых вызывал радостное предвкушение и обильное слюноотделение. Не торопясь, они окунали кусочки жареного баклажана в соус из молотых семян кунжута и смаковали маринованные овощи. Пока официант не ушел, Питт заказал и основное блюдо.

– Но почему вы думаете, что могила Менкуры находится в реке? – спросила Ева.

– Иероглифические надписи на одном из камней, отрытых недавно в старом карьере около Каира, говорят о том, что его похоронная баржа загорелась и затонула где-то на участке между древней столицей Мемфисом и пирамидой в Гизе. Надпись на камне доказывает, что его настоящий саркофаг вместе с мумией и огромным количеством золота так и не был никогда найден.

Принесли пышный кремообразный йогурт. Ева посмотрела на него не без колебаний.

– Попробуйте, – подбодрил ее Питт. – «Лебан забади» не только вкуснее американского йогурта, но еще и очень способствует перистальтике желудка.

– Хотите сказать, что заворот кишок мне не угрожает? – усмехнулась Ева и изящно тронула язычком подхваченный кончиком ложечки крошечный кусочек. Блюдо произвело на нее впечатление, и она взялась за него не шутя.

– И что же случится, когда вы найдете баржу? Золото достанется вам?

– Вот это маловероятно, – ответил Питт. – Как только наши детекторы засекают подходящую цель, мы обозначаем это место и уступаем позицию археологам из Египетского Общества Древностей. Как только у них появятся необходимые денежные средства, они начнут раскопки или, в данном случае, драгирование останков.

– Разве обломки лежат не на дне реки? – спросила Ева.

Питт покачал головой:

– За сорок пять веков илистые отложения скрыли и похоронили все останки.

– Как вы думаете, на какой они сейчас глубине?

– Не могу сказать даже приблизительно. Египетские исторические и геологические хроники указывают, что с две тысячи четырехсотого года до нашей эры главное русло того участка реки, который мы изучаем, сдвинулось на восток на сто метров. Если баржа затонула около берега, толщина слоя составит от трех до десяти метров.

– Рада, что послушалась вас, – этот йогурт очень хорош.

Появился расторопный официант с большим серебряным подносом, на котором были расставлены овальные блюда с едой. Ароматные бараньи отбивные, обжаренные на вертеле, и лангусты, запеченные в углях, были поданы с тушеным зеленым шпинатом и с богато приправленным пряностями пилавом с говядиной, рисом, изюмом и орехами. Для блюда, подаваемого перед жарким, с помощью официанта, весьма польщенного этим обстоятельством, были выбраны несколько пряных соусов.

– А что это за странную болезнь собираетесь вы исследовать в пустыне? – спросил Питт, когда ароматные кушанья были разложены по тарелкам.

– Доклады из Мали и Нигерии слишком скупы, чтобы сделать окончательный вывод. Ходили слухи об обычных токсичных отравлениях. Врожденные дефекты, конвульсии и судороги, кома и смерть. Есть сообщения и о психических расстройствах, странностях в поведении... Эта баранина действительно очень вкусна...

– Попробуйте с каким-нибудь соусом. Он дополнит вкусовую гамму.

– А вот этот зеленый – что за соус?

– Точно не знаю. Но у него сладкий и резкий вкус. Обмакните в него лангуста.

– Восхитительно, – сказала Ева. – Удивительно, как все вкусно. Кроме разве что вот этого, похожего на шпинат. Слишком уж резкий запах.

– Это называется «мулюкей». Он вам потом обязательно понравится. Но вернемся к нашим баранам, то бишь к токсичным отравлениям... Что значит – странности в поведении?

– Люди вырывают у себя волосы, бьются головами об стены, суют руки в огонь. Носятся голышом на четвереньках, как дикие звери, и пожирают трупы, словно каннибалы. Это блюдо из риса великолепно. Как оно называется?

– Халта.

– Вот бы получить рецепт у повара.

– Я думаю, это можно устроить, – сказал Питт. – Я правильно расслышал? Их болезнь доходит до того, что они поедают человеческую плоть?

– Их реакция во многом определяется их культурой, – пояснила Ева, накладывая халту. – Так, например, население стран третьего мира более склонно к убийству животных, чем люди в Европе и Соединенных Штатах. О нет, разумеется, и мы шли и идем дорогой убийств, но они же постоянно видят ободранные туши, висящие на базарах, а дети с малых лет наблюдают, как их отец забивает коз и баранов. Здесь люди сызмальства вовлечены в ловлю и умерщвление кроликов, белок или птиц, чтобы затем освежевать и зажарить их. Примитивная жестокость, вид крови и внутренностей становятся повседневными для тех, кто живет в нищете. Они должны убивать, чтобы выжить. И постепенно, в течение длительного времени, крошечные порции смертоносных токсинов откладываются и адсорбируются в их кровеносной системе, разрушая жизненно важные органы: мозг, сердце, печень, внутренности, даже генетический код. Чувства их притупляются, что приводит к шизофрении. Наступает разложение морального кодекса и устоев. Они перестают существовать как нормальные люди. И тогда убийство и поедание себе подобных внезапно становятся столь же обыденным делом, как открутить цыпленку голову и приготовить его на ужин. Мне ужасно понравился этот соус с привкусом чатни[192].

– Не могу с вами не согласиться.

– Особенно с халтой. Конечно, с одной стороны, мы цивилизованные люди и мясо приносим домой из супермаркетов, не являясь свидетелями забоя крупного рогатого скота электричеством и не присутствуя при том, как свиньям и овцам вспарывают горло. Для нас это не является развлечением. И потому мы более склонны к выражениям чувства страха, беспокойства и сострадания. Кто-то из нас может пострелять на охоте или поубивать соседей в припадке безумия, но уж есть-то мы друг друга не будем.

– А что за вид экзотического токсина может быть причиной этого? – спросил Питт.

Ева допила вино и подождала, пока официант вновь не наполнит бокал.

– Он не обязательно должен быть экзотическим. И широко распространенные отравления могут заставлять людей проделывать странные вещи. Кроме того, это может привести к разрыву капилляров и окраске белков глаз в красный цвет.

– У вас еще осталось место для десерта? – спросил Питт.

– Все настолько замечательно, что ради десерта я готова потесниться.

– Кофе или чай?

– Кофе по-американски.

Питт подозвал официанта, который бросился к нему, как лыжник на свежевыпавший снег.

– Один «ум-али» для леди и два кофе. Один по-американски, другой – по-египетски.

– А что это такое – «ум-али»? – спросила Ева.

– Горячий пшеничный пудинг с молоком, посыпанный молотыми кедровыми орешками. Успокаивает желудок после обильной пищи.

– Как раз то, что нужно.

Питт откинулся на спинку кресла, его грубоватое лицо выражало озабоченность.

– Вы сказали, что завтра вылетаете. Иными словами, вы по-прежнему упорно рветесь в Мали?

– А вы продолжаете играть роль моего защитника?

– Путешествие по пустыне может стать смертельно опасным делом. И жара не будет вашим единственным врагом. Кто-то вас там подстерегает, чтобы разделаться с вами и вашими докучливыми коллегами.

– Я уверена, мой рыцарь в сверкающих белых доспехах непременно объявится, чтобы спасти меня, – сказала Ева с легким сарказмом. – Не бойтесь за меня. Я сама могу позаботиться о себе.

Питт пристально посмотрел на нее, и она увидела печаль в его взгляде.

– Выне первая женщина, которая так заявляла и которую потом вскрывали в морге.

* * *

В танцевальном зале другой части отеля доктор Фрэнк Хоппер начал пресс-конференцию. Народу было много. Небольшая армия корреспондентов, представляющих газеты Ближнего Востока и четыре международных телеграфных агентства, засыпала его вопросами в свете юпитеров местного египетского телевидения.

– Как широко распространено заражение окружающей среды, доктор Хоппер? – спросила леди из телеграфного агентства Рейтер.

– Мы этого не узнаем, пока наши группы не выедут в поле и не получат возможность изучить это распространение.

Поднял руку какой-то мужчина с диктофоном:

– Вы установили источник заболевания?

Хоппер помотал головой:

– На настоящий момент у нас нет достоверных сведений.

– А не может ли это быть последствием французского проекта в Мали по уничтожению отходов посредством солнечных батарей?

Хоппер подошел к карте Южной Сахары, висящей на большом стенде, и взял указку. Он указал кончиком на пустынный регион в северной части Мали:

– Французский проект осуществляется вот здесь, в Форт-Форо, более чем в двухстах километрах от ближайшей местности, где, согласно докладам, распространено заболевание. А это слишком далеко, чтобы искать причину именно там.

Поднялся немецкий корреспондент из «Шпигеля»:

– Не могло ли заражение быть занесено ветром?

Хоппер помотал головой:

– Исключено.

– Почему вы так уверены?

– Планируя наши действия, мои друзья-ученые из Всемирной организации здравоохранения и я каждый свой шаг согласовывали с инженерами из «Массард энтерпрайзиз де солер энержи», у которых есть необходимое оборудование для контроля. Они заверили, что все вредоносные отходы уничтожаются солнечной энергией и уменьшаются до состояния безвредных испарений, и никакие токсичные выбросы не могут быть перенесены ветром или насекомыми за сотни километров оттуда.

Один из египетских тележурналистов выдвинул вперед микрофон:

– Получили ли вы одобрение от тех государств региона, в которых собираетесь действовать?

– Большинство из них ждут нас с распростертыми объятиями, – ответил Хоппер.

– Ранее вы упоминали, что президент Мали Тагир с некоторой неохотой разрешил въезд исследовательской группы в свою страну.

– Совершенно верно, но, как только мы окажемся на месте и продемонстрируем наши гуманные намерения, я думаю, что он изменит свое отношение к нам.

– И поэтому вы рискуете жизнями людей, назойливо влезая в дела правительства президента Тагира?

В голосе Хоппера зазвучали злые нотки:

– Настоящая опасность кроется только в мозгах его советников. Они игнорируют болезнь, как будто от того, что они не заметят ее официально, она исчезнет.

– Но вы думаете, что это безопасно – так вот свободно разъезжать по Мали? – спросила корреспондентка Рейтер.

Хоппер хитро улыбнулся. Эти вопросы вели именно туда, куда он хотел.

– Если произойдет трагедия, я рассчитываю, что вы, леди и джентльмены из средств массовой информации, разожжете всемирный костер возмездия на пороге виновных.

После ужина Питт проводил Еву до дверей ее номера. Она нервно нащупывала ключ, полная колебаний. Надо обязательно найти предлог пригласить его к себе, убеждала она себя. Она обязана ему и хочет его. Но Ева слишком свыклась с ролью воспитанной в старомодных традициях дамы и обнаружила, что не так-то просто улечься в постель с едва знакомым мужчиной, пусть даже он спас ей жизнь и ее тянет к нему с неодолимой силой.

Питт заметил, как легкая розовая волна поднимается от ее шеи к лицу. Он заглянул ей в глаза. Они были голубыми, как небеса южных морей. Он взял ее за плечи, и мягко притянул к себе. Она слегка напряглась, но не сопротивлялась.

– Отложи свой отлет.

Ева вздрогнула и отвернула лицо.

– Я не могу.

– Мы можем никогда больше не встретиться.

– У меня работа.

– А когда ты освободишься?

– Вернусь домой в Пасифик-Гроув, штат Калифорния.

– Прекрасное местечко. Я не раз бывал там во время проведения «Конкур д'Элежанс» в Пеббл-Бич.

– Там прекрасно в июне, – сказала она неожиданно дрогнувшим голосом.

Он улыбнулся:

– Ловлю на слове. Июнь, ты, я и залив Монтерей.

Они разговаривали словно приятели, познакомившиеся во время океанского плавания – короткого вступления, посеявшего семена взаимного влечения. Он нежно поцеловал ее, а затем отстранился:

– Избегай опасностей. Я не хочу потерять тебя.

Затем повернулся и направился к лифтам.

7

Из века в век египтяне и растительность сражались за то, чтобы удержаться на драгоценной почве между серо-голубыми водами Нила и желто-коричневыми песками Сахары. Извиваясь на протяжении шести тысяч пятисот километров от истоков в Центральной Африке до Средиземноморья, протянулся Нил – крупнейшая из великих земных рек, текущая с юга на север. Древний, неисчезающий, вечно живой Нил, столь чуждый иссохшему ландшафту Северной Африки, как если бы он тек на планете Венера.

На берегах реки – сезон жары. Зной расстилается и зависает над водой, как глухое покрывало, стянутое с гигантской пустыни, раскинувшейся на западе Африки. Уходящее за горизонт солнце словно заталкивают туда огненной кочергой, и поднимающийся легкий бриз ощущается, как выброс жара из открытой печи.

Словно таинственное прошлое встретилось здесь с технологией настоящего в виде фелюги с треугольным парусом, управляемой четырьмя юношами и проплывающей мимо комфортабельного исследовательского судна, оснащенного хитроумной электроникой. Юноши, очевидно совершенно не страдая от зноя, засмеялись и замахали выкрашенному в бирюзовый цвет судну, идущему встречным курсом вниз по реке.

Подняв глаза от экрана видеоаппаратуры с высокой разрешающей способностью, демонстрирующей профиль дна, Питт ответно помахал через большой иллюминатор. Духота снаружи ничуть его не беспокоила. Внутри исследовательское судно прекрасно охлаждалось кондиционерами, и он с удобством сидел перед массой компьютеризованных датчиков информации, прихлебывая ледяной чай. Он несколько минут наблюдал за фелюгой, почти завидуя юношам, которые весело носились по палубе, разматывая парус, чтобы поймать бриз и подняться вверх по реке.

На экране в цветном изображении начали появляться иррегулярные аномалии, и Питт вновь переключил внимание на монитор. Вертикально сканирующий сенсор донного профиля начал указывать контактную глубину под толщей воды и донных осадков. Сначала появилось неясное цветное пятно, но по мере увеличения изображения начал вырисовываться силуэт древнего корабля.

– Появилась цель, – доложил Питт. – Отметка номер девяносто четыре.

Ал Джордино сделал пометку за своим столом. В то же мгновение конфигурация реки с рукотворным ландшафтом ее берегов и естественным природным фоном возникла на дисплее в графическом изображении. Еще одна вводная, и лазерная система спутника указала точное местоположение контура корабля.

– Номер девяносто четыре отмечен и зафиксирован, – подтвердил Джордино.

Приземистый, загорелый и плотный, как бочонок с бетоном, Альберт Джордино мерцал ореховыми глазами под буйной шевелюрой кудрявых черных волос. Питт часто думал, что если бы ему еще вьющуюся бороду и мешок с игрушками, то Джордино мог бы выступить в роли юного Санта-Клауса этрусков.

Невероятно быстрый для такого могучего мужчины, он мог сражаться, как тигр, но испытывал адские мучения при общении с дамами. Джордино и Питт когда-то вместе учились в средней школе, играли в футбол в Академии военно-воздушных сил и служили в последние дни вьетнамской кампании. В какой-то момент их служебной карьеры, по требованию адмирала Джеймса Сэндекера, генерального директора Национального подводного и морского агентства, их на время прикомандировали к НУМА. Командировка растянулась почти на десять лет.

Ни один из них уже и не помнил, сколько раз спасал жизнь другому или, по крайней мере, выручал из весьма сложной ситуации, которая, как правило, возникала в результате их собственных проказ. Надо сказать, их подвиги как над, так и под водой стали легендарными, создав им громкую славу, к которой ни тот ни другой не стремились.

Питт, наклонившись, сконцентрировался на цифровом изометрическом экране. Компьютер прокручивал трехмерное изображение, демонстрируя затонувший корабль во всех подробностях. Изображение и измерения были записаны и переданы в процессор базы данных, где они сравнивались с известными данными по древним египетским судам, некогда плававшим по Нилу. В течение нескольких секунд компьютер проанализировал силуэт и определил его классификацию. Данные по конструкции судна появились на экране.

– Похоже, что мы наткнулись на грузовое судно времен правления Шестой династии, – зачитал Питт. – Построен где-то в промежутке между двухтысячным и две тысячи двухсотым годами до нашей эры.

– Его состояние? – спросил Джордино.

– Вполне приличное, – ответил Питт. – Как и другие, обнаруженные нами, он хорошо сохранился, прикрытый илом. Корпус и руль не повреждены, и я даже различаю мачту, лежащую на палубе. Какая глубина?

Джордино сверился с экраном, где высвечивались данные:

– Оно под двумя метрами воды и восемью метрами ила.

– Есть металлы?

– Протонный магнитометр молчит.

– Не удивительно, ведь железо египтяне узнали только в двенадцатом веке до нашей эры. А что там на экране насчет нежелезных изделий?

Джордино поколдовал на своем операторском пульте:

– Немного. Несколько бронзовых предметов. Вероятно, что-то оставленное за ненадобностью.

Питт внимательно вгляделся в силуэт корабля, затонувшего сорок столетий назад.

– Удивительно, что конструкция этих кораблей практически не изменилась за прошедшие три тысячи лет.

– Так же, как и их искусство, – заметил Джордино.

Питт с интересом взглянул на него:

– Искусство?

– А разве ты не заметил, что стиль их искусства оставался неизменным с Первой династии по Тридцатую? – с важным видом заявил Джордино. – Даже изображение тел сохраняется неизменным. Черт побери, за все это время они так и не сообразили, как показать человеческий глаз под углом, а просто рисуют его в профиль. Вот такие традиции. В этом египтяне мастера.

– И когда это ты успел стать экспертом в египтологии?

Продолжая безошибочно нажимать на клавиши, Джордино пожал плечами, как человек, умудренный жизненным опытом.

– О, я всего понемногу набираюсь повсюду.

Но Питт давно заметил: у Джордино всегда был наметанный глаз на детали. Он редко что-либо упускал и потому в египетском искусстве усматривал то, на что не обращали внимания девяносто девять процентов туристов и о чем никогда не упоминали экскурсоводы.

Джордино допил пиво и покатал холодную бутылку по лбу. Он указал пальцем на место кораблекрушения, когда исследовательское судно двинулось вперед, а изображение останков стало размываться на экране.

– Трудно поверить, что мы обнаружили уже девяносто четыре крушения, пройдя по реке всего две мили. Некоторые лежат друг над другом в три слоя.

– Не так уж невероятно, если учесть, что суда по Нилу плавают уже много тысяч лет, – наставительно произнес Питт. – Для судов всех цивилизаций за счастье быть в строю лет двадцать, прежде чем погибнуть в шторме, в огне или от других коллизий. А те, которые выстояли, догнивали заброшенными. Нил между дельтой и Хартумом усеян затонувшими кораблями плотнее, чем любое другое место на земле. К счастью для археологов, места кораблекрушений покрывались илом и потому хорошо сохранились. Они спокойно пролежат и еще четыре тысячи лет, прежде чем до них докопаются.

– И никаких следов груза, – заметил Джордино, всматриваясь через плечо Питта в исчезающий корабль. – Возможно, оно уже отслужило свой срок, и его хозяева разломали его, прежде чем затопить за ненадобностью.

Лоцман исследовательского судна Гэри Маркс одним глазом посматривал на эхолот, а другим – вперед, на речную гладь. Высокий блондин с ясными голубыми глазами, он был одет только в шорты, сандалии и соломенную шляпу. Слегка повернув голову, он проговорил уголком рта:

– Этот отрезок спуска по течению заканчивается, Дирк.

– О'кей, – отозвался Питт. – Разворачивайся и сделай еще один заход, максимально близко к берегу.

– Да мы уже и так почти скребем днищем, – сказал Маркс равнодушно, без тени волнения. – И если подойдем поближе, то придется тянуть судно трактором.

– Ну-ну, без истерик, – сухо возразил Питт. – От тебя всего лишь требуется развернуться, прижаться к берегу и следить, чтобы нам не оторвало датчик.

Маркс точно развернул судно к середине реки, совершил широкий U-образный поворот и повел параллельно берегу на расстоянии не более чем пять или шесть метров от него. Почти тут же датчик отметил еще одно место крушения. Компьютер зарегистрировал обнаружение корабля какого-то вельможи периода две тысячи сорокового – тысяча семьсот восемьдесят шестого годов до нашей эры.

Корпус у него был изящнее, чем у предыдущего грузового судна, а каюта размещалась на юте. Различались остатки ограждения на палубе. Опорные столбы ахтерштевня наверху украшали головы львов. В левом борту была широкая пробоина, заставляющая предполагать, что судно затонуло после столкновения с другим кораблем.

Еще восемь древних судов были открыты под илом и внесены в банк данных, когда датчики вдруг снова отозвались. Друзья насторожились, интуитивно чуя удачу. Питт вскочил на ноги, не отрывая глаз от проходящего по экрану монитора изображения, намного более крупного, чем все предыдущие.

– Мы засекли царскую баржу! – возбужденно воскликнул он.

– Определяем координаты, – понимающе отозвался Джордино. – Ты уверен, что на нем написано «фараон»?

– Настолько, что никакая фотография не убедит меня в обратном. Взгляни сам, неверующий!

Джордино всмотрелся в увеличенное изображение:

– Отлично. Мачты нет. И слишком большая, чтобы быть чем-то еще, кроме королевской баржи.

Корпус был длинным, постепенно сходящим на конус. Кормовой ахтерштевень был украшен головой сокола, представляющего египетского бога Гора, носовая же часть с украшением отсутствовала. Высокая способность компьютера к увеличению позволила разглядеть на бортах корпуса свыше тысячи вырезанных иероглифов. Королевская каюта изукрашена барельефами. В корпусе видны сохранившиеся скамьи для гребцов. Руль представлял собой массивную штуковину, похожую на гигантское весло для гребли на каноэ, и был расположен вдоль кормы. Но главный интерес вызывала громадная прямоугольная форма в центре палубы, также украшенная скульптурным орнаментом.

Оба мужчины одновременно задержали дыхание, когда компьютер зажужжал. И тут же на экране возникло долгожданное изображение.

– Каменный саркофаг! – выпалил Джордино с необычным для него возбуждением. – Мы засекли саркофаг.

Он бросился к пульту управления и стал считывать записи.

– Сканирование на предмет цветных металлов указывает на большое количество металла внутри саркофага и внутри периметра каюты.

– Золото фараона Менкуры, – тихо пробормотал Питт.

– А что говорят цифры?

– Тридцать шесть столетий до нашей эры. Набор и конфигурация судна прямо как с изображения на его монетах, – сказал Питт, широко улыбаясь. – И компьютерный анализ показывает обугленное дерево. Все правильно: нос отсутствует, стало быть, сгорел.

– Так это, выходит, и есть пропавшая похоронная баржа Менкуры?

– Не смею возражать вашему высоконаучному мнению, коллега, – откликнулся Питт с выражением величайшей радости на лице.

* * *

Маркс поставил исследовательское судно на якорь прямо над местом кораблекрушения. И в течение последующих шести часов Питт и Джордино были увлечены проведением серии электронных сканирований и проб, собирая данные для египетских властей о расположении и условиях залегания судна.

– Господи, как бы я хотел посмотреть, что там внутри каюты и саркофага!

Джордино открыл еще одну бутылку пива, но от волнения забыл даже приложиться.

– Останки внутри саркофага могут оказаться нетронутыми, – заметил Питт. – Но, вероятнее всего, под воздействием влаги мумия в основном сгнила. Что же касается остатков древней культуры... кто знает? Они могут быть вполне сравнимы с сокровищами Тутанхамона.

– Менкура считается куда более значительным монархом, чем мальчишка Тут. Он должен был захватить с собой в загробную жизнь запасы побольше.

– Но мы ничего из этого не увидим, – сказал Питт, протягивая руку в сторону крыши каюты. – Мы умрем и будем похоронены еще до того, как египтяне найдут средства поднять обломки и выставить их в каирском музее.

– Гости, – предупредил его Маркс. – Египетское патрульное судно приближается сверху.

– Быстро же тут слова распространяются по воде, – скептически отозвался Джордино. – Кто бы это мог им намекнуть?

– Да обычный патруль, – отмахнулся Питт. – Они пройдут серединой реки.

– Они идут прямо к нам, – предупредил Маркс.

– Это уже слишком для обычного патруля, – проворчал Джордино.

Питт встал, захватив с собой из кабинета досье:

– Это обычная проверка на предмет удовлетворения любопытства. Я встречу их на палубе и предъявлю наши разрешения из департамента древностей.

Он вышел из каюты в палящий наружный воздух и остановился на открытой палубе кормы. Вспененная носом вода замерла, двигатели заработали вхолостую, когда патрульное судно подошло менее чем на метр.

Питту пришлось ухватиться за ограждение, когда его судно закачалось на волнах. Он небрежно оглядел двух моряков в мундирах египетского военно-морского флота, склонившихся над бортом и удерживающих зазор между судами с помощью оплетенных багров. В рулевой рубке стоял капитан, и Питт слегка удивился, увидев чью-то руку, поднятую в приветственном салюте. При этом египтяне не предпринимали никаких попыток высадиться на палубу. Его удивление переросло в изумление, когда невысокий мужчина спрыгнул с планшира и легко приземлился почти у самых ног Питта.

Не веря своим глазам, Питт уставился на него:

– Руди! Откуда ты, черт побери, свалился?

Руди Ганн, заместитель директора НУМА, широко улыбнулся и потряс руку Питта.

– Из Вашингтона. Прибыл в каирский аэропорт около часа назад.

– Что занесло тебя на Нил?

– Меня послал адмирал Сэндекер, чтобы оторвать тебя и Ала от вашего задания. У меня самолет НУМА, который ждет нас, чтобы вылететь в Порт-Харкорт. Адмирал встретит нас там.

– А где это, Порт-Харкорт? – тупо спросил Питт.

– Морской порт в дельте реки, Нигер в Нигерии.

– А что за спешка такая? Вы могли бы передать нам инструкции и по спутниковой связи. Зачем тратить время и энергию, чтобы предупреждать нас лично?

Ганн развел руками:

– Не могу сказать. Адмирал не посвятил меня в причины такой секретности и сумасшедшей спешки.

Уж если Руди Ганн не знал, что у Сэндекера на уме, значит, не знал никто. Руди был строен, с узкими плечами и такими же бедрами. Чрезвычайно компетентный, с трезвым, логическим умом, Ганн был выпускником Аннаполиса и бывшим коммандером военно-морских сил. Он оказался в команде НУМА в то же время, что и Питт с Джордино. Ганн взирал на мир сквозь толстые стекла очков в старомодной роговой оправе; его пухлые губы почти всегда были изогнуты в насмешливой улыбке. Джордино любил сравнивать его с агентом ИРА, замышляющим кровавый теракт.

– Ты идеально выбрал время, – сказал Питт. – Пойдем внутрь. Давай покинем эту жару. У меня есть что показать тебе.

Когда Питт и Ганн вошли, Джордино стоял спиной к двери.

– Чего они хотят? – раздраженно спросил он.

– Вздернуть тебя на нок-рее без суда и следствия, – со смехом ответил Ганн.

Джордино обернулся, рассмотрел новоприбывшего и восторженно завопил:

– Чтоб мне лопнуть, если это не Руди!

Он подскочил и затряс протянутую руку Ганна:

– Что ты тут делаешь?

– Перевожу вас на другое задание.

– Очень вовремя.

– Прямо мои мысли, – усмехнулся Питт.

– Приветствую, мистер Ганн, – обрадовался Гэри Маркс, ныряя головой в каюту с аппаратурой. – Рад видеть вас на борту.

– Привет, Гэри.

– Меня тоже переводят?

Ганн покачал головой:

– Нет, ты остаешься на этом задании. Завтра прибудут Дик Уайт и Стен Шоу, чтобы заменить Дирка и Ала.

– Время потеряем, – проворчал Маркс. – Мы-то уже готовы завершить дело.

Ганн с минуту вопрошающе смотрел на Питта, а затем, по мере осознания, начал все шире раскрывать глаза.

– Погребальная баржа фараона! – потрясенно прошептал он. – Вы нашли ее?

– Удачное стечение обстоятельств, – раскрыл тайну Питт. – И всего лишь на второй день работы.

– Где? – вырвалось у Ганна.

– Ты спрашиваешь, стоя прямо над ней. Она в девяти метрах под нашим килем.

Питт продемонстрировал цифровую изометрическую модель судна на компьютерном мониторе. На экране возникла цветная, живая и детально отображающая каждый квадратный метр древнего корабля картина.

– Невероятно, – пробормотал Ганн.

– Кроме того, мы описали и отметили еще около сотни других кораблекрушений, датированных от две тысячи восьмисотого года до нашей эры до тысячного года нашей эры, – похвастался Джордино.

– Поздравляю вас всех троих. – Ганн лучился теплом. – Вы добились невероятного результата. Такие открытия вносятся в анналы истории. Египетское правительство наверняка наградит вас медалями.

– А адмирал? – лаконично спросил Джордино. – Чем он нас наградит?

Ганн оторвался от монитора, пристально посмотрел на них и резко посуровел лицом.

– Я склонен думать, что он собирается подкинуть вам какую-нибудь исключительно грязную и мерзкую работенку.

– Неужели он даже не намекнул? – настаивал Питт.

– Ничего конкретного, из чего можно было бы понять его намерения. – Ганн уставился в потолок, припоминая. – Когда я спросил его, отчего такая спешка, он процитировал какое-то стихотворение. В точности слов я не запомнил. Что-то о тени корабля и прекрасной воде, ставшей красной.

Питт на миг сосредоточился и уверенно процитировал:

Блестела в их лучах вода,

Как в инее – поля.

Но, красных отсветов полна,

Напоминала кровь волна

В тени от корабля[193].

– Строфа из «Сказания о старом мореходе» Сэмюэля Тейлора Колриджа.

Ганн с уважением взглянул на Питта:

– Вот уж не знал, что ты такой знаток английской поэзии.

Питт засмеялся:

– Да я всего лишь несколько стихотворений и помню.

– Интересно, что на этот раз задумал наш хитроумный адмирал Сэндекер? – буркнул Джордино. – Ох, не нравятся мне тайны этого скрытного старикашки!

– Да, – согласился Питт с неясной тревогой, – на него это совсем не похоже.

8

Пилот вертолета «Массард энтерпрайзиз» летел на северо-восток от столичного города Бамако. В течение двух с половиной часов огромная пустыня внизу раскручивалась, как миниатюрные декорации, приклеенные на свиток. Он сделал вираж и полетел над рельсовой колеёй, ведущей, казалось, в никуда.

Эта железная дорога, законченная месяц назад, обрывалась в самом сердце малийской части пустыни, у строительного объекта, связанного с уничтожением отходов под солнечным воздействием. Сооружение это назвали Форт-Форо в честь давно заброшенного форта французского Иностранного легиона в нескольких милях отсюда. От конечного пункта железная дорога тянулась на тысячу шестьсот километров почти прямой линией через границу с Мавританией, прежде чем уткнуться в искусственно созданный морской порт Кейп-Тафарит на берегу Атлантического океана.

* * *

Генерал Казим, окруженный пышным комфортом правительственного вертолета, наблюдал за тем, как пилот вел машину над длинным составом с опечатанными контейнерами вредных отходов на платформах, которые тащили два дизельных локомотива. Состав шел из-за границы, из Мавритании, чтобы выгрузить смертоносный груз и вернуться обратно. Он довольно ухмыльнулся и перевел взгляд с контейнеров на стюарда, который наполнил его бокал шампанским и подал поднос с закуской.

Эти французы, размышлял Казим, и сами не представляют всей прелести шампанского, трюфелей и паштетов. Он считал их довольно ограниченной нацией, которая не проявила должной решительности в попытках создать и укрепить империю. И с каким облегчением вздохнет местное население, когда их силой заставят убрать свои аванпосты из Африки и с Ближнего Востока. Его здорово злило, что французы еще не полностью убрались из Мали. Несмотря на то что колониальные узы были разорваны в тысяча девятьсот шестидесятом году, Франция сохраняла свое влияние и жесткий контроль над экономикой, добычей полезных ископаемых, транспортом, промышленностью и развитием энергетики. Многие французские бизнесмены продолжали видеть здесь возможность инвестиций и интенсивно финансировали малийские предприятия. Но глубже всех запускал лопату в пески Сахары Ив Массард.

Некогда чародей французской заморской экономической экспансии, Массард попутно вырубил себе прибыльную нишу с помощью связей и собственного влияния, возглавив и подчинив себе полностью хилые западно-африканские корпорации. Неуступчивый и расчетливый, он применял жесткие методы, и ходили слухи, что он не чурается и тактики силового давления для осуществления своих сделок. Его состояние оценивалось в два-три миллиарда долларов, и проект с захоронением вредных отходов был сердцевиной его империи в Форт-Форо.

Вертолет завис над раскинувшимся комплексом, и пилот пустил машину по периметру, позволяя Казиму хорошенько рассмотреть комплекс по солнечной детоксификации с его огромным полем параболических зеркал, которые собирали солнечную энергию и передавали ее в концентрирующие приемники, каждый из которых представлял собой миниатюрное солнце с температурой в фокусе порядка пяти тысяч градусов Цельсия. Эта сверхгорячая фотонная энергия затем направлялась в фотохимические реакторы, уничтожающие молекулы опасных химических отходов.

Генерал видел все это уже не раз и теперь больше был заинтересован в выборе ломтика гусиного паштета с трюфелями повкуснее. Он только что допил шестой бокал шампанского «Вдова Клико» с золотым ярлыком, когда вертолет медленно приземлился на взлетной площадке перед инженерными конторами сооружения.

Казим ступил на землю и был встречен ожидающим на солнце Феликсом Веренном, личным секретарем Массарда. Казим со злорадством наблюдал, как этот французик страдает от жары.

– Феликс, как любезно с твоей стороны встретить меня, – сказал он по-французски, вспыхивая зубами под усами.

– Путешествие проходило приятно? – покровительственно спросил Веренн.

– Этот паштет оказался ниже обычных стандартов твоего шефа.

Стройный, лысый мужчина в возрасте за сорок, Веренн заставил себя улыбнуться, преодолевая отвращение к Казиму:

– Я прослежу, чтобы в полете обратно он заслужил ваше одобрение.

– А как поживает мсье Массард?

– Он ждет вас в своих рабочих апартаментах.

Веренн пошел первым по прикрытой тентами пешеходной дорожке к трехэтажному зданию с тонированными солнцезащитными стеклами и закругленными углами. Внутри они пересекли отделанный мрамором вестибюль, где не было ни души, не считая одного охранника, и вошли в лифт.

Двери открылись в приемную с тиковыми панелями, ведущую в большую комнату, которая служила одновременно гостиной и офисом Массарда. Веренн проводил Казима в небольшой, роскошно обставленный кабинет и указал на кожаную софу от «Рош Бобуа».

– Пожалуйста, присаживайтесь. Мсье Массард сейчас выйдет к вам...

– Я уже здесь, Феликс, – донесся голос из противоположной двери. Вошедший в комнату Массард шагнул к гостю и тепло обнял Казима. – Затеб, друг мой. Как хорошо, что ты приехал!

У Ива Массарда были голубые глаза, черные брови и рыжие волосы. Нос тонкий, хищно заостренный, как у коршуна, челюсть квадратная. Фигура худощавая, с узкими бедрами и едва заметно выступающим животиком. Внешность, одним словом, ничем не примечательная, но в памяти тех, с кем он встречался, сохранялись отнюдь не его физические достоинства. Запоминалось то импульсами исходящее от Массарда напряжение, которое вырывалось, подобно пробоям статического электричества. Он бросил на Веренна многозначительный взгляд, и тот, кивнув, тихо вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

– Ну что ж, Затеб, мои агенты в Каире сообщили мне, что твои люди потерпели фиаско в попытке запугать Всемирную организацию здравоохранения и заставить их отказаться от визита в Мали.

– Прискорбная ситуация, – равнодушно пожал плечами Казим. – Да и причины не совсем понятны.

Массард в упор посмотрел на генерала:

– Согласно моим источникам, твои наемные убийцы исчезли после неудачной попытки ликвидировать доктора Еву Рохас.

– За свою недобросовестность они понесли заслуженное наказание.

– Их казнили?

– Я не терплю провалов моих людей, – солгал Казим.

На самом деле срыв покушения на Еву и загадочное исчезновение наемников сбили Казима с толку. В расстройстве он приговорил к смерти офицера, планировавшего операцию, обвинив его и остальных причастных к делу в невыполнении своих приказов.

Массард не был бы самим собой, если бы не умел проникать в замыслы других. И Казима он знал достаточно хорошо, чтобы понять: тот напускает туману.

– Если у тебя появились неизвестные враги, то грубейшая ошибка – игнорировать их.

– Это пустяки, – отмахнулся Казим, уходя от темы. – Наша тайна в безопасности.

– Ты не боишься говорить о сохранении тайны, когда известно, что группа экспертов Всемирной организации здравоохранения ООН прибудет в Гао не позже чем через час? Не стоит относиться к этому столь легкомысленно, Затеб. Если они проследят, что источник здесь...

– Они ничего не найдут, кроме песка и жары, – прервал его Казим: – Ты же лучше меня знаешь, Ив, что источник этого странного заболевания в Нигере не может находиться здесь. Я просто не представляю, каким образом можно возложить на тебя ответственность за вредные выбросы в сотнях километров к юго-востоку отсюда.

– Это-то верно, – задумчиво проговорил Массард. – Наши наблюдательные системы показывают, что уровень атмосферных выбросов от сжигания отходов находится в строгом соответствии с требованиями международных правил.

– О чем же тогда беспокоиться? – пожал плечами Казим.

– Не о чем – до тех пор, пока все под нашим контролем.

– Я разберусь с этой исследовательской группой ООН.

– Не препятствуйте им, – быстро предупредил Массард.

– О назойливых гостях пустыня сама позаботится.

– Если вы их убьете, то Мали и «Массард энтерпрайзиз» подвергнутся громадному риску разоблачения. Их начальник, доктор Хоппер, созвал пресс-конференцию в Каире и посетовал на недостаточную помощь вашего правительства. В результате его утверждения о том, что они не сбрасывают со счетов опасность, подстерегающую их по прибытии сюда, получили международную огласку. И если вы, мой друг, раскидаете их кости по пустыне, то вокруг нашего комплекса соберется армия репортеров и ищеек ООН.

– Ты не был столь привередлив, настаивая на устранении доктора Рохас, – огрызнулся генерал.

– Да, но та попытка производилась не в данной местности и не свидетельствовала о нашей причастности.

– Но ты не беспокоился и тогда, когда половина твоих инженеров с женами и семьями поехали на пикник в дюны и пропали без вести.

– Их исчезновение было необходимо для безопасности второй фазы нашей операции.

– На твое счастье, я оказался в состоянии помешать проникновению информации на страницы парижских газет и не допустить постороннего вмешательства в расследование французских правительственных агентов.

– Ты поработал хорошо, – вздохнул Массард. – Я бы ничего не смог сделать без твоих общепризнанных талантов.

Подобно большинству своих соотечественников, Казим не мог жить без постоянных комплиментов в свой адрес. Массарду этот генерал был отвратителен, но без его участия тайная операция не могла бы осуществиться. Эти два злодея заключили адскую сделку, концы от которой были в руках Массарда. Ему приходилось мириться с этим верблюжьим дерьмом, как он за глаза называл Казима. В конце концов, пятьдесят тысяч американских долларов в месяц – жалкие гроши по сравнению с теми двумя миллионами в день, которые Массард пожинал от проекта по уничтожению отходов.

Казим пошел к богато укомплектованному бару и налил себе коньяку.

– Как же ты предполагаешь управиться с доктором Хоппером и его командой?

– Ну, в этих делах ты специалист, – льстиво сказал Массард. – Предоставляю тебе полный карт-бланш. Лишь бы без шума обошлось.

Казим приподнял ухоженную бровь.

– Ну, тогда это элементарно, друг мой. Той проблемы, для решения которой они прибыли, просто не будет.

Массард посмотрел на него с недоумением:

– Как же тебе это удастся?

– Я уже провел подготовительные работы, – ответил генерал. – Я отправил мою личную команду ликвидаторов, чтобы отыскать, расстрелять и похоронить всех жертв заболевания.

– Ты устраиваешь бойню среди собственного народа? – не без иронии спросил Массард.

– Я всего лишь исполняю свой долг, предотвращая национальное бедствие, – безразлично пожал плечами Казим.

– Твои методы, пожалуй, чересчур круты. – Налицо Массарда отразилось беспокойство. – Предупреждаю тебя, Затеб, не спровоцируй взрыв. Если мир вдруг случайно узнает, чем мы тут занимаемся, международный трибунал повесит нас обоих.

– Ну, без свидетелей или доказательств это невозможно.

– А что насчет тех обезумевших дьяволов, что устроили избиение туристов в Асселаре? Ты их тоже заставил исчезнуть?

Казим холодно улыбнулся:

– Нет, они поубивали и пожрали друг друга. Но есть и другие деревушки, пострадавшие от той же болезни. И если доктор Хоппер и его команда будут чрезмерно настойчивы, я смогу предоставить им возможность стать непосредственными свидетелями бойни.

Массард не нуждался в пояснениях. Он читал секретный доклад Казима о каннибализме в Асселаре. В его мозгу моментально возникла картина: исследователей ООН пожирают живьем – как несчастных туристов из злополучного сафари.

– Самое эффективное средство избавиться от угрозы, – кивнул он Казиму. – Кстати, это сэкономит и средства на похороны.

– Согласен.

– А что, если один или двое из них выживут и попытаются вернуться в Каир?

Казим пожал плечами, а его бескровные губы под усами раздвинулись в дьявольской усмешке.

– Даже в этом маловероятном случае они все равно умрут, и их кости занесет песками пустыни.

9

Десять тысяч лет назад покрытые песком высохшие русла рек Республики Мали были полны воды, а ныне бесплодные земли покрыты лесами с сотнями видов растительности. Плодородные равнины и взгорья служили родным домом первобытным охотникам каменного века, пока эволюция не превратила их в кочевников-скотоводов. В течение последующих семи тысяч лет многочисленные племена охотились на антилоп, слонов и буйволов, одновременно перегоняя стада крупного рогатого скота с одного пастбища на другое.

С течением времени сокращение количества выпадающих осадков обратило Сахару в нынешнюю бесплодную пустыню, постепенно расползающуюся и подкрадывающуюся к плодородным, близким к тропическому типу землям Африканского континента. Постепенно крупные племена покидали этот регион, оставляя после себя запустение и безводные площади.

Обнаружив невероятную выносливость верблюда, римляне первыми устремились на захват пустынных земель, с помощью этих животных перегоняя рабов, перевозя золото, слоновую кость и многие тысячи диких зверей, чтобы морем переправить их на кораблях к кровавым аренам Рима. В течение восьми веков их караваны тащились через пустыню от Средиземноморья до берегов Нигера и обратно. А когда закатилась слава Рима, те же верблюды помогли открыть границы Сахары вторгнувшимся сюда светлокожим берберам, за которыми последовали арабы и марокканцы.

Мали представляло собой обломок некогда могущественной и давно исчезнувшей империи, правившей Черной Африкой. В раннем Средневековье королевство Гана протянуло великие караванные пути между рекой Нигер, Алжиром и Марокко. В тысяча двести сороковом году нашей эры Гана была покорена племенами мандинго, вторгшимися с юга и основавшими еще более великую империю Малинке, откуда и пошло название Мали. Государство процветало, и такие города, как Гао и Тимбукту, приобрели широкую известность в качестве центров исламской науки и культуры.

По всему миру носились легенды о невероятных богатствах, перевозимых золотыми караванами, и слава империи докатилась до Ближнего Востока. Но спустя два столетия, когда с севера сюда вторглись кочующие туареги и фулани, империя стремительно пошла к упадку. На востоке власть в свои руки захватили вожди племени сунгаи, затем в тысяча пятьсот девяносто первом году марокканские султаны оттеснили их армию к Нигеру и разгромили их королевство. К тому времени и французы устремили свою колониальную экспансию на юг, и к началу девятнадцатого столетия об империи Малинке все прочно забыли.

В начале нашего века французы образовали на территориях Западной Африки то, что получило известность как Французский Судан. В тысяча девятьсот шестидесятом году Мали объявило о своей независимости, приняло конституцию и образовало правительство. Первый национальный президент был свергнут группой армейских офицеров, возглавляемых лейтенантом Муссой Траоре. В тысяча девятьсот девяносто втором году, после многочисленных неудавшихся переворотов, президент (уже генерал) Траоре был свергнут тогда еще майором Затебом Казимом.

Вскоре Казим сообразил, что в качестве военного диктатора не может рассчитывать на зарубежную помощь или кредиты, и ушел в тень, посадив на место номинального главы государства президента Тагира. Казим также активно способствовал избранию в законодательное собрание своих закадычных друзей и дистанцировался от Советского Союза[194]и Соединенных Штатов, продолжая сохранять тесные отношения с Францией.

Вскоре он установил полный контроль над всей торговлей государства, внутренней и внешней, что помогло ему увеличить количество личных секретных вкладов в зарубежных банках. Он запускал руку в финансирование проектов развития, а заодно стал получать прибыль и от контрабандной деятельности. Французские бизнесмены с удовольствием оплачивали услуги генерала, поскольку, как в случае с Ивом Массардом, его помощь помогала иностранцам становиться мультимиллионерами. Благодаря абсолютной продажности Казима и алчности его чиновников не приходилось удивляться, что Мали оставалось одним из беднейших государств мира.

* * *

Принадлежащий ООН «Боинг-737» шел так близко к земле, что Ева испугалась, как бы он не снес своими крыльями крыши скопища грязных деревянных и глинобитных домишек. Но на подлете к примитивному аэропорту легендарного города Тимбукту пилот выровнял машину и вполне квалифицированно посадил ее, хотя и не обошлось без жесткого удара о посадочную полосу. Глядя в иллюминатор, Ева с трудом представляла себе, что этот неряшливый город когда-то был главным средоточием караванных путей величайших империй Ганы, Малинке и Сунгаи, в котором проживала сотня тысяч человек. Основанный туарегами как временный лагерь в тысяча сотом году нашей эры, он впоследствии стал одним из основных центров торговли в Западной Африке.

Действительно, очень трудно было представить себе это славное прошлое. Лишь три древние мечети, сохранившиеся с тех пор, напоминали о прошлом величии. Сам же город выглядел вымершим и заброшенным, его узкие и кривые улочки, петляя, казалось, никуда не вели.

Хоппер не терял времени. Еще до того как стих рев реактивных двигателей, он выбрался из салона и спустился на землю. Офицер из личной гвардии Казима в незнакомом головном уборе цвета индиго подошел к нему и отдал честь. Прибытие полевых исследователей из ООН он приветствовал на английском языке с ощутимым французским акцентом:

– Полагаю, вы доктор Хоппер?

– А вы, должно быть, мистер Стенли[195]? – парировал Хоппер со свойственным ему язвительным юмором.

Улыбки в ответ не последовало. Малийский офицер одарил Хоппера недружелюбным взглядом, в котором таилась подозрительность.

– Я капитан Мохаммед Батутта. Прошу вас проследовать со мной в здание аэровокзала.

Хоппер уставился на этот аэровокзал. Он был чуть больше металлического ангара с окошками.

– О, очень хорошо, если это самое лучшее, что у вас есть, – сухо сказал он, низко кланяясь.

Они направились к терминалу. Капитан провел доктора в маленькую комнатку, раскаленную, как печь, вся обстановка которой состояла из убогого стола и двух стульев. Сидящий за столом офицер, явно старше Батутты по званию, был в плохом настроении и с минуту изучал Хоппера с нескрываемым презрением.

–Я полковник Нугум Манса. Позвольте взглянуть на ваш паспорт.

Хоппер уже приготовился к этому и протянул ему шесть паспортов, собранных у членов группы. Манса без особого интереса пролистал страницы, обращая внимание только на графу «национальность». Наконец он сказал:

– Зачем вы приехали в Мали?

Хоппер уже изрядно попутешествовал по миру и почти привык к этим нелепым формальностям.

– Я полагаю, вы знаете о цели нашего визита.

– Вы должны отвечать на вопрос.

– Мы, члены Всемирной организации здравоохранения ООН, выполняем свою миссию по изучению токсичных заболеваний среди вашего населения.

– Никакой такой болезни среди нашего населения нет, – жестко возразил полковник.

– Следовательно, вы не будете возражать, если мы изучим систему водоснабжения и возьмем образцы воды, воздуха и почвы в выбранных произвольным методом пунктах вдоль течения рекиНигер?

– Мы плохо относимся к иностранцам, выискивающим недостатки в нашей стране.

Хоппер не был настроен отступать перед лицом тупой власти:

– Мы здесь, чтобы спасать жизни. Я думаю, генерал Казим понимает это.

Манса напрягся. Тот факт, что Хоппер упомянул имя Казима, а не президента Тагира, застал его врасплох.

– Генерал Казим... он отдавал приказы, разрешающие ваш визит?

– Почему бы вам не позвонить ему и не выяснить?

Это был блеф, но Хопперу нечего было терять.

Полковник Манса поднялся и направился к двери.

– Подождите здесь, – коротко приказал он.

– Пожалуйста, скажите генералу, – бросил вдогонку Хоппер, – что сопредельные государства пригласили ученых Организации Объединенных Наций помочь локализовать источник заболеваний, и, если он не разрешит моей группе въезд в Мали, он потеряет лицо перед странами всего мира.

Манса ничего не ответил и покинул душную комнату, громко хлопнув дверью.

В ожидании Хоппер подарил капитану Батутте самый грозный свой взгляд. Батутта на несколько мгновений прикрыл глаза, затем отвернулся и начал расхаживать по комнате.

Минут через пять Манса вернулся и уселся за стол. Не говоря ни слова, он аккуратно проштамповал все паспорта и передал их Хопперу.

– Вам разрешено въехать в Мали для проведения ваших исследований. Но, пожалуйста, помните, доктор, что вы и ваши люди здесь гости. И не более того. И если вы сделаете какое-либо недружелюбное заявление или примете участие в действиях, наносящих вред нашей безопасности, вы будете депортированы.

– Благодарю вас, полковник. И, пожалуйста, поблагодарите генерала Казима за его любезное разрешение.

– Вас будет сопровождать капитан Батутта с десятью солдатами. Это для вашей же собственной безопасности.

– Для нас большая честь иметь такого телохранителя.

– О ходе работ и своих выводах будете докладывать непосредственно мне. В этом деле я ожидаю от вас полного сотрудничества.

– Каким образом прикажете с вами связываться, полковник? – не без иронии осведомился Хоппер.

– В распоряжении капитана имеются необходимые средства связи.

– Придется нам привыкать друг к другу, – высокомерно сказал Хоппер Батутте. Затем обратился к Мансе: – Моей группе и мне понадобится автомобиль, желательно с приводом на четыре колеса. Это для персонала. И еще пара грузовиков для транспортировки нашего лабораторного оборудования.

Полковник побагровел от такой наглости, но все же сдержался.

– Я выделю вам военные грузовики, – буркнул он.

Хоппер прекрасно сознавал, что он хочет сохранить лицо и последнее слово за собой.

– Благодарю вас, полковник Манса. Вы великодушный и достойный человек. Генерал Казим должен гордиться, что в этой пустыне у него есть настоящие воины.

Манса выпрямился с нарастающим выражением триумфа и удовлетворения в глазах.

– Да, генерал не раз выражал мне благодарность за лояльность и службу.

Разговор закончился. Хоппер вернулся к самолету и распорядился начать выгрузку оборудования. Манса с легкой улыбкой на губах наблюдал из окна офиса.

– Должен ли я ограничить их исследования только открытыми районами? – спросил Батутта.

Манса, не оборачиваясь, медленно покачал головой:

– Нет, разреши им ездить везде, где пожелают.

– А если доктор Хоппер отыщет следы токсичных заболеваний?

– Не важно. Пока я контролирую средства связи с внешним миром, его отчеты будут изменены так, чтобы показать нашу страну свободной от каких-либо болезней или вредных загрязнений.

– Но когда они вернутся в штаб-квартиру ООН...

– Не всплывет ли правда? – закончил Манса. – Да, вполне возможно. – Он внезапно повернулся с угрожающим выражением на лице. – Но если их самолет на обратном пути столкнется с трагической случайностью, не всплывет даже капли их поганого дерьма.

10

В течение полета из Египта в Нигерию Питт несколько раз просыпался и засыпал. Он окончательно проснулся, когда в проходе реактивного лайнера, принадлежащего НУМА, появился Руди Ганн, крепко держа двумя руками три чашки кофе. Взяв чашку, Питт посмотрел на Ганна с усталой отстраненностью, не выражая энтузиазма или желания шутить.

– А где в Порт-Харкорте мы встретим адмирала? – спросил он, на самом деле не очень беспокоясь об этом.

– Не в самом Порт-Харкорте, – передавая кофе, увильнул от прямого ответа Ганн.

– А если не там, то где же?

– Он ожидает нас на борту одного из наших исследовательских судов, в двухстах километрах от берега.

Питт, не отрываясь, смотрел на Ганна, как гончая на загнанную в угол лису.

– Ты что-то темнишь, Руди.

– А Ал не хочет кофе?

Питт глянул на Джордино, похрапывающего в блаженной безмятежности.

– Оставь. Ты не разбудишь этого соню, даже если пальнешь у него над ухом из двенадцатидюймовой пушки.

Ганн устроился в кресле через проход от Питта.

– Я не могу рассказать тебе, что задумал адмирал Сэндекер, поскольку, честно, сам ничего не знаю. Ноя могу предполагать, что это может иметь отношение к программе морских биологов НУМА, изучающих по всему миру морские кораллы.

– Знаю я эту программу, – кивнул Питт.

Питту было приятно, что он может разговаривать с Ганном на равных. Они с Ганном легко нашли общий язык, несмотря на очевидное различие в их образе жизни. Ганн был интеллектуалом с учеными степенями по химии, экономике и океанографии. Он чувствовал себя как дома в забитом книгами библиотечном подвале, составляя отчеты и планируя исследовательские программы.

Питт же, со своей стороны, от души наслаждался, вручную работая с механизмами, особенно со старыми автомобилями из своей коллекции в Вашингтоне. Он жить не мог без приключений. Он чувствовал себя на седьмом небе, управляя древним летательным аппаратом или изучая останки исторических кораблекрушений. Питт был инженером со степенью магистра и получал удовольствие, мастеря то, что другому было бы не под силу. В отличие от Ганна его редко можно было застать за письменным столом в здании штаб-квартиры НУМА; он предпочитал непосредственно участвовать в захватывающих исследованиях морских глубин.

– Прибрежная коралловая линия там в опасности и вымирает с неслыханной быстротой, – сообщил Ганн. – И сейчас это самая горячая тема для ученых-океанологов.

– И в каких частях океана проявляется эта тенденция?

Ганн уставился в чашку:

– Карибское море от Флориды-Ки до Тринидада, Тихий океан от Гавайев до Индонезии, Красное море, берега Африки.

– И везде вымирание в таких темпах? – удивился Питт.

Ганн покачал головой:

– Нет, есть различия в зависимости от района. Но наихудшее положение вдоль западно-африканского побережья.

– И надо полагать, это не обычное для коралловых рифов циклическое вырождение и вымирание перед предстоящим возрождением?

– Совершенно верно, – кивнул Ганн. – Когда условия существования восстанавливаются, возрождаются и рифы. Но мы еще никогда не наблюдали такого широко распространенного вырождения.

– А какие предположения насчет причины?

– Возможны две. Одна традиционная: теплые воды. Периодическое повышение температуры воды, как правило из-за смены направления течений, приводит к тому, что крошечные коралловые полипы начинают извергать, или выблевывать если угодно, те водоросли, которыми они питаются.

– А полипы – это такие маленькие трубчатые дьяволята, из останков которых и строится риф?

– Неплохо сказано.

– Это все, что я о них знаю, – признался Питт. – Балансирование кораллов между жизнью и смертью редко становится темой вечерних новостей по TV.

– Стыдно, – лаконично сказал Ганн. – Особенно если понимать, что изменения в жизни кораллов являются точнейшим показателем будущих тенденций в условиях существования морей и формирования климата.

– Ладно, уговорил. Итак, полипы выблевывают водоросли, – не без раздражения повторил Питт. – И что дальше?

– Эти водоросли кормят полипы и придают им "х живой цвет, – продолжил Ганн, – а отсутствие водорослей и голод делают кораллы белыми и безжизненными. Этот феномен известен как отбеливание.

– И он редко имеет место, когда вода прохладна.

Ганн с укором посмотрел на Питта:

– И зачем я тебе это рассказываю, если ты и так все знаешь?

– Я слушаю, чтобы не обидеть тебя.

– Ну, тогда я попью кофе, пока он не остыл.

Последовала долгая пауза. Ганну на самом деле не хотелось кофе, но он продолжал прихлебывать, испытывая терпение собеседника.

– О'кей, – первым не выдержал Питт. – Итак, кораллы во всем мире гибнут. Каков же второй фактор, воздействующий на их нормальное существование?

Ганн лениво помешивал кофе пластиковой ложечкой.

– Новая угроза – и очень серьезная – это внезапное появление толстых зеленых и других водорослей, которые просто облепляют кораллы, как какая-нибудь вырвавшаяся на свободу зараза.

– Постой. Ты говоришь, что кораллы голодают, потому что выблевывают водоросли, хотя те облепили их чуть ли не до удушья?

– Теплые воды приходят и уходят. Это одновременно приводит к уничтожению кораллов и росту водорослей, которые препятствуют поступлению питания и солнечных лучей к кораллам. И те умирают практически от удушья.

Питт запустил руку в свои черные волосы:

– А есть надежда, что ситуация улучшится, если воды станут холоднее?

– Этого не случится, – покачал головой Ганн. – Во всяком случае, в Южном полушарии. Снижение температуры воды в ближайшее десятилетие не прогнозируется.

– Как ты полагаешь, это естественное явление или последствие эффекта глобального потепления?

– Возможно и то и Другое, да плюс еще воздействие обычных вредных выбросов.

– У вас нет никаких твердых доказательств? – не отставал Питт.

– Ни у меня, ни у других ученых-океанологов НУМА ответов нет.

– Что-то я еще ни разу не слышал о каком-нибудь яйцеголовом пробирочнике, у которого не было бы подходящей гипотезы на всякий мыслимый и немыслимый случай, – усмехнулся Питт.

Ганн в ответ тоже улыбнулся:

– Я никогда еще не рассматривал себя с такой точки зрения.

– А может, в свете употребленных терминов?

– До чего же ты любишь наклеивать ярлыки на людей, – вздохнул Ганн.

– Только на самоуверенных профессоров.

– Ну хорошо, – начал Ганн. – Я, конечно, не царь Соломон, но уж коли ты спросил... Моя теория основана на количественном росте водорослей. Ведь каждый школьник скажет тебе, что если поколение за поколением сбрасывать в океан неочищенные сточные воды, мусор и токсичные химикаты, то рано или поздно будет достигнута точка насыщения. Хрупкий биохимический баланс морей безвозвратно нарушается. Моря разогреваются, и все мы, а в особенности наши потомки, вынуждены будем тяжко за это расплачиваться.

Питт еще никогда не видел Ганна таким серьезным.

– Плохо дело.

– И я думаю, что мы уже пересекли ту грань, до которой еще можно было что-то изменить.

– Так ты без оптимизма смотришь на возможность восстановления баланса?

– Да, – сказал Ганн печально. – Разрушающий эффект испорченной воды слишком долго игнорировался.

Питт уставился на Ганна, слегка удивленный тем, что второй по влиянию человек в НУМА находится во власти таких роковых и мрачных дум. Ганн нарисовал зловещую картину. Но Питт не разделял тотального пессимизма Ганна. Океаны, может быть, и больны, но до смертного конца им еще далеко.

– Расслабься, Руди, – ободряюще сказал Питт. – Что бы там ни прятал адмирал в своем рукаве, вряд ли он рассчитывает, что вот прибудем мы трое и спасем все моря Земли.

Ганн посмотрел на него и слабо улыбнулся.

– Мне еще ни разу не удавалось проникнуть в замыслы адмирала.

Если бы друзья знали или хотя бы догадывались, насколько они ошибаются, они не медля ни секунды заставили бы пилота под страхом кровавой расправы развернуть самолет и направить его прямиком обратно в Каир.

Их приземление на посадочную полосу одной из нефтяных компаний в окрестностях Порт-Харкорта было быстрым и спокойным. И уже через несколько минут они находились в воздухе на борту вертолета, тарахтящего винтами над Гвинейским заливом. Сорок минут спустя аппарат завис над «Саундером» – принадлежащим НУМА исследовательским судном, которое и Питт, и Джордино знали достаточно хорошо и на борту которого они три раза спасались в ходе реализации заданий. Корабль в сто двадцать метров длиной, строительство которого обошлось в восемь миллионов долларов, был нашпигован самыми сложными сейсмическими, гидролокационными и батиметрическими системами.

Пилот облетел огромную подъемную стрелу «Саундера» и приземлился на взлетной площадке на кормовой надстройке. Первым на палубу шагнул Питт, за ним Ганн. Джордино, двигаясь как разбуженный зомби, зевал на каждом шагу. После того как перестали вращаться лопасти и вертолет закрепили, пошел обмен приветствиями со знакомыми членами экипажа и учеными.

Питт знал устройство корабля и направился к трапу, ведущему к люку одной из морских лабораторий «Саундера». Он прошел мимо нескольких кладовок, заполненных химической аппаратурой, и попал в большую каюту, где проводились совещания и лекции. Несмотря на то что это было рабочее исследовательское судно, каюта была красиво обставлена удобной мебелью и полностью оборудована для присутствия начальствующего состава, о чем свидетельствовали длинный стол красного дерева и мягкие кожаные кресла.

Чернокожий мужчина огромного роста стоял спиной к Питту перед большим развернутым проекционным экраном. Он выглядел полностью поглощенным графическими диаграммами, демонстрировавшимися на нем. Был он по крайней мере лет на двадцать старше Питта и на добрый фут выше него. Однако во всей его могучей фигуре не наблюдалось и намека на неуклюжесть – напротив, в каждом движении сквозила неуловимая грация бывшего баскетболиста.

Но внимание Питта и его друзей привлекли в первую очередь не изображение на экране или уткнувшийся в него незнакомец, а совсем другой персонаж. Невысокий, подтянутый, жилистый, он лениво облокотился одной рукой о стол, держа огромную незажженную сигару в другой. Узкое лицо, холодные властные голубые глаза, некогда пламеневшие, а теперь седеющие волосы и аккуратно подстриженная бородка придавали ему, несмотря на отсутствие голубой рубашки с вышитыми на нагрудном кармане золотыми якорями, характерный облик отставного военного моряка, которым он и был в действительности. Адмирал Джеймс Сэндекер, генеральный директор НУМА, встал, приветливо растянул губы в улыбке барракуды и сделал шаг вперед, протягивая руки навстречу вошедшим.

– Дирк! Ал! Как я рад снова видеть ваши славные рожи! – Он приветствовал гостей так бурно, словно не имел никакого отношения к их неожиданному появлению. – Поздравляю с находкой похоронной баржи фараона. Великолепная работа. – Адмирал обратил внимание на Руди Ганна и небрежно кивнул: – Надеюсь, ты доставил моих парней без неприятных происшествий?

– Как ягнят на бойню, – мрачно пошутил Руди.

Питт пристально посмотрел на Ганна, затем обратился к Сэндекеру:

– Вы вытащили нас из Нила с дьявольской спешкой. Почему?

Сэндекер изобразил притворную обиду:

– Ни тебе здравствуйте, ни радости от встречи. И даже ни слова приветствия своему старому боссу, который отменил званый ужин с очаровательной богатой дамой из высшего вашингтонского общества и пролетел шесть тысяч километров только для того, чтобы поздравить вас с успехом.

– И почему это ваше в высшей степени сомнительное благословение наполняет меня чувством тревоги? – ухмыльнулся Питт.

Джордино угрюмо рухнул в кресло:

– А если мы так хорошо поработали, как насчет подъемных, премий, ближайшего рейса домой и двухнедельного оплаченного отпуска?

Сэндекер снисходительно хмыкнул:

– Даже и не мечтай. Торжественная встреча на Бродвее откладывается. Сначала необременительная прогулка вверх по реке Нигер.

– Нигер? – проворчал Джордино. – Там что, тоже какая-нибудь посудина с сокровищами затонула?

– Нет.

– Когда? – спросил Питт.

– Стартуете с первыми лучами солнца, – сообщил Сэндекер.

– А что именно вы хотите, чтобы мы сделали?

Сэндекер повернулся к возвышающемуся у проекционного экрана чернокожему.

– Разумно. Первым делом, как известно, самолеты. Позвольте мне представить вам доктора Дарси Чэпмена, главного океанического токсиколога Морской научной лаборатории Гудвина в Лагуна-Бич.

– Джентльмены, – церемонно произнес Чэпмен глубоким басом, которому было тесно в стенах каюты. – Искренне рад познакомиться с вами. Адмирал Сэндекер порассказал мне о ваших совместных подвигах. Это на самом деле впечатляет.

– Это ведь вы играли за «Денверских самородков»? – встрепенулся Ганн, задирая голову, чтобы заглянуть в лицо Чэпмену.

– Пока колени позволяли, – усмехнулся тот. – А потом вернулся к науке и защитил докторскую диссертацию по химии окружающей среды.

Питт и Ганн пожали руку Чэпмену, а Джордино только помахал рукой из кресла, в которое уже успел пристроиться. Сэндекер поднял трубку телефона и заказал на камбузе завтрак.

– Можете устраиваться поудобнее, – коротко сказал он. – Нам до рассвета предстоит обсудить еще много вопросов.

– У вас для нас действительно поганая работенка, сэр? – небрежно осведомился Питт.

– В высшей степени, – прозаично подтвердил Сэндекер.

Он кивнул доктору Чэпмену, который нажал кнопку на пульте дистанционного управления. На экране появилась цветная карта, изображающая извилистое русло реки.

– Река Нигер. Третья по протяженности в Африке, после Нила и Конго. Странно, но она имеет истоки всего лишь в трехстах километрах от моря, на территории Гвинеи. Сначала течет на северо-восток, далее поворачивает на юг и петляет на протяжении четырех тысяч двухсот километров, прежде чем впасть в Атлантический океан в дельте на берегу Нигерии. И где-то в своем течении... где-то в нее попадают высокотоксичные отходы и выносятся в океан. А это приводит к катастрофическим изменениям с непредсказуемыми последствиями, если пользоваться языком предстоящего судного дня.

11

Питт уставился на Сэндекера, не веря собственным ушам.

– Судный день, адмирал? Я правильно вас понял?

– Я ничего не выдумываю, – сухо ответил Сэндекер. – Прибрежные воды Западной Африки умирают, и беда эта идет от неустановленного загрязнения. Ситуация стремительно перерастает в цепную реакцию, чреватую потенциальным уничтожением каждой единичной особи морских обитателей.

– И это может привести к необратимым изменениям климата на Земле, – добавил Ганн.

– Это еще полбеды, – заметил Сэндекер. – А вот конечным результатом может стать вымирание всех видов жизни на Земле, включая и нас с вами.

Ганн укоризненно пробормотал:

– Ну, не надо преувеличивать...

– Преувеличивать?! – гневно воскликнул Сэндекер. – Именно так заявил мне один самодовольный кретин из Конгресса, когда я выступил с предупреждением и просил субсидий для решения этой проблемы. Они больше озабочены своими драгоценными креслами и предвыборными кампаниями. Мне до смерти надоели их бесконечные дурацкие комитетские слушания. До смерти надоело их нежелание обсуждать непопулярные вопросы, доводящее нацию до банкротства. Наша двухпартийная система превратилась в застойное болото. Как и коммунизм, величайший эксперимент в области демократии рано или поздно погубит коррупция. Кого, к черту, заботит, что океаны умирают? Слава богу, меня. Но уж я стану за них стеной!

Глаза Сэндекера пылали яростью, губы тряслись от бешенства. Питт был ошеломлен проявлением таких эмоций со стороны обычно хладнокровного и невозмутимого адмирала.

– Токсические отходы сбрасываются практически в каждую реку земного шара, – спокойно возразил Питт, возвращая дискуссию в прежнее русло. – Что ж такого особенного именно в загрязнении Нигера?

– Особенность в том, что они создают феномен, известный как красная волна, который воспроизводится и распространяется в пугающих масштабах.

– "Напоминала кровь волна в тени от корабля", – процитировал Питт.

Сэндекер сверкнул глазами на Ганна, а затем внимательно посмотрел на Питта:

– Вы получили намек.

– Да, но без всякой связи, – признался Питт.

– Вы все опытные ныряльщики, – вмешался Чэпмен, – поэтому вам, вероятно, известно, что красная волна образуется микроорганизмами под названием «динофлагеллаты», крошечными созданиями, содержащими красный пигмент, что и придает воде красно-бурый цвет, когда они слишком активно размножаются.

Чэпмен нажал кнопку на коробочке дистанционного управления и продолжил лекцию, демонстрируя увеличенное изображение причудливого микроорганизма, возникшее на экране.

– Красные волны упоминаются с древних времен. Моисей, по преданию, обращал воды Нила в кровь. Гомер и Цицерон также упоминали о красном цветении моря. То же самое видел Дарвин во время путешествия на «Бигле». В наше время такие вспышки отмечались во всем мире. Одно из самых последних сообщений пришло из Мексики, с западного побережья, где вода стала илистой и ядовитой. В результате появления красных волн гибнут буквально миллиарды особей рыбы, моллюсков и черепах. Погибают даже морские птицы. Берега на протяжении двухсот миль оказывались покрыты их трупами, и сотни местных жителей и туристов умерли, отведав рыбы, зараженной некоторыми видами смертоносных токсиносодержащих динофлагеллатов.

– Я нырял с аквалангом в красных волнах, – сказал Питт, – но не страдал ни от каких болезненных эффектов.

– Вам повезло – вы плавали в одном из общераспространенных и безвредных вариантов волны, – пояснил Чэпмен. – Однако существуют и другие, недавно открытые разновидности, вероятно мутировавшие, которые выделяют самые ядовитые из известных нам биологических токсинов. Ни одна живая особь моря не выживает после хотя бы поверхностного контакта с ними. Всего лишь несколько миллиграммов этого токсина с успехом отправят на кладбище любого здорового мужчину.

– Убедительно.

Чэпмен кивнул:

– Еще как!

– Не будь даже этот токсин столь силен, – добавил Сэндекер, – эти маленькие существа рано или поздно все равно уничтожат сами себя в припадке морского каннибализма, что существенно уменьшит содержание в воде кислорода, необходимого для жизнедеятельности рыб, а водоросли погибнут от удушья.

– Хуже того, – поддержал адмирала Чэпмен, – семьдесят процентов обновленного кислорода обеспечивается диатомеями, крошечными растениями типа водорослей, живущими в море. Остальной кислород поступает от растительности на суше. Я думаю, нет нужды пускаться в продолжительный экскурс по поводу того, как диатомеи в воде и растения в лесах производят кислород путем фотосинтеза. Все это вы должны знать из программы первых классов школы. Удушающие токсины динофлагеллатов, после того как они собираются вместе и расцветают красной волной, убивают диатомеи. А раз нет диатомеи, нет и кислорода. Трагедия заключается в том, что мы воспринимаем кислород как нечто обыденное и неизменное, не задумываясь о том, что дисбаланс между количеством его, создаваемым растениями, и количеством, пережигаемым нами в окись углерода, может привести к нашему последнему вздоху.

– А есть вероятность того, что они сами себя пожрут, прежде чем настанет конец? – спросил Джордино.

Чэпмен покачал головой:

– Они восстанавливают свои потери в соотношении десять рождений на одну смерть.

– А не могут ли красные волны в конечном счете уменьшаться и рассеиваться? – спросил Ганн. – Или вымереть окончательно, вступив в контакт с холодными водами?

Сэндекер покачал головой:

– К несчастью, мы так и не определились с нормальными для них условиями. Микроорганизмы-мутанты, о которых идет речь, кажется, обрели иммунитет к изменению температуры воды.

– Но тогда из того, что вы сказали, следует, что нет надежды на сокращение или исчезновение красной волны у берегов Африки?

– Нет, если предоставить ее самой себе, – ответил Чэпмен. – Подобно триллионам вегетативно размножающихся чудовищ Франкенштейна, динофлагеллаты размножаются в астрономических масштабах. Поместите в галлон воды несколько тысяч этих тварей, и они за сутки размножатся чуть ли не до миллиарда. Такого мощного их роста никогда не отмечалось прежде. И на настоящий момент они просто неостановимы.

– А есть какая-нибудь теория по поводу того, где красная волна подхватила эту мутацию? – поинтересовался Питт.

– Возбудитель этой новой ветви быстроразмножающихся динофлагеллатов неизвестен. Но мы убеждены, что загрязнитель такого рода выливается в океан с водами реки Нигер и приводит к такой мутации, что новый вид прекрасно приживается в морской воде и даже ускоряет свой цикл воспроизводства.

– Как спортсмен, принимающий стероиды, – мрачно прокомментировал Джордино.

– Или средство, усиливающее потенцию, – усмехнулся Ганн.

– Или наркотик, способствующий деторождению, – добавил Питт.

– И если эта красная волна выйдет из-под контроля и беспрепятственно распространится по океану, накрыв его поверхность сплошным токсичным покрывалом динофлагеллатов, – пояснил Чэпмен, – снабжение мира кислородом уменьшится до такой степени, что его не хватит для поддержания жизни на Земле.

– Вы нарисовали страшную картину, доктор Чэпмен, – поежился Ганн.

– Можно нарисовать и хуже, – спокойно отозвался Питт.

– А нельзя ли их уничтожить с помощью химических препаратов? – спросил Джордино.

– Гербициды? – уточнил Чэпмен. – Тут надо долго думать и считать, а то как бы хуже не было. Не лучше ли докопаться до причины?

– Каковы временные границы этого бедствия? – спросил Питт у Чэпмена.

– Если мы не остановим загрязнение моря в течение последующих четырех месяцев, будет уже поздно. Распространение станет слишком огромным, чтобы поддаваться контролю. Оно будет уже самодостаточным, способным питать себя, переходя для воспроизводства потомства на питание химическими ядами, адсорбированными в Нигере и морской воде. – Он сделал паузу, чтобы нажать кнопку на пульте дистанционного управления, и на экране появилась цветная диаграмма. – Компьютерные прогнозы показывают, что через восемь месяцев, самое большее – через десять, миллионы начнут умирать от медленного удушья. Первыми жертвами станут дети, у которых малый объем легких и которые тратят слишком много воздуха на крики и плач. Их кожа станет голубеть по мере впадания в кому, из которой нет возврата. И для тех, что умрут последними, картинка перед глазами будет невеселая.

Джордино недоверчиво посмотрел на него:

– Невозможно поверить в мертвый мир, который погиб от недостатка кислорода.

Питт встал и подошел поближе к экрану, изучая беспристрастные цифры, указывающие дату уничтожения человечества. Затем он повернулся и уставился на Сэндекера.

– Итак, если я правильно понял, чтобы уменьшить угрозу бедствия, вы хотите, чтобы Ал, Руди и я на компактном исследовательском судне прошли по реке и проанализировали пробы воды, пока не установим источник загрязнения, приводящий к образованию красной волны? А потом будете искать способ заткнуть эту дырку?

Сэндекер кивнул:

– Одновременно мы здесь, в НУМА, попробуем разработать средство, нейтрализующее красную волну.

Питт перешел к висящей на стене карте реки Нигер и стал ее изучать:

– А если мы не найдем источник в Нигерии?

– Пойдете дальше по реке, пока не наткнетесь.

– То есть через Нигерию на северо-восток, где река разделяет государства Бенин и Нигер, и дальше в Мали?

– Если потребуется, – сказал Сэндекер.

– А какова политическая ситуация в этих странах? – спросил Питт.

– Должен признать, не совсем стабильная.

– Что вы имеете в виду под «не совсем стабильная»? – насторожился Питт.

– Нигерия, – приступил к лекции Сэндекер, – самая населенная африканская страна со ста двадцатью миллионами жителей, находится в состоянии постоянных переворотов. Недавнее демократическое правительство в прошлом месяце сброшено военными, и это восьмой переворот всего лишь за двенадцать лет, не считая неудавшихся. Провинции охвачены обычными этническими войнами и более кровавыми религиозными – между мусульманами и христианами. Оппозиция руками наемных убийц убирает правительственных чиновников, которых обвиняют в коррупции и плохом управлении страной.

– Веселое местечко, – проворчал Джордино. – А мне запах порохового дыма противопоказан.

Сэндекер пропустил его реплику мимо ушей.

– Народная Республика Бенин находится под жестким диктаторским правлением. Президент Ахмед Тугури опирается на методы террора. Через реку, в Нигере, главу государства поддерживает ливийский лидер Муаммар Каддафи, заинтересованный в урановых рудниках этой страны. Государство в состоянии мучительного кризиса. Повсюду повстанцы. Очень советую, когда вы туда попадете, – держаться середины реки.

– Ну а Мали? – подтолкнул разговор Питт.

– Президент Тагир – человек приличный. Но он по рукам и ногам связан генералом Затебом Казимом, возглавляющим Верховный военный совет из трех членов и до нитки обобравшим страну. Казим – это отвратительный субъект, фактический диктатор, скрывающийся за вывеской честного правительства.

Питт и Джордино обменялись скептическими улыбками.

– У вас какие-то проблемы? – подозрительно прищурился Сэндекер.

– Необременительная прогулка по реке Нигер, – кротко повторил Питт слова адмирала. – И все, что от нас требуется, это пройти тысячу километров по реке, находящейся под контролем прячущихся в зарослях вдоль берега мятежников, жаждущих крови, уклоняться от встречи с вооруженными патрульными судами и заправляться по пути, избегая ареста и казни в качестве иностранных шпионов. И при этом от случая к случаю брать химические пробы воды. Нет, адмирал, никаких проблем, за исключением того, что ваше задание чертовски смахивает на обыкновенное самоубийство.

– Да, – невозмутимо сказал Сэндекер, – очень похоже на то. Но всего лишь с малой толикой везения вы пройдете этот путь, не испытав ни малейших неудобств.

– Потеря наших голов кажется вам всего лишь мелким неудобством?

– А вы не рассматривали вопрос использования спутниковых датчиков? – спросил Ганн.

– С такой точностью они не работают, – ответил Чэпмен.

– А как насчет низколетящего реактивного самолета? – не отставал Джордино.

Чэпмен покачал головой:

– Волочение датчиков по воде на сверхзвуковой скорости не дает результата. Я знаю. Я участвовал в одном эксперименте, где пытались сделать это.

– Но ведь на борту «Саундера» размещены первоклассные лаборатории, – сказал Питт. – Так почему бы не подогнать его к дельте и хотя бы определить тип, класс и уровень загрязнения?

– Мы пытались, – ответил Чэпмен, – но нигерийские канонерки остановили нас еще до того, как мы подошли на сто километров к устью реки. А это слишком далеко для проведения точных анализов.

– Этот проект может быть осуществлен только хорошо оборудованным небольшим судном, – подвел итог Сэндекер. – Только оно сможет пройти через все отмели. Другого пути нет.

– Предпринимал ли попытки наш государственный департамент обратиться к этим правительствам с просьбой разрешить исследовательской команде пройти по реке в целях спасения миллиардов жизней? – спросил Ганн.

– Прямые попытки контактов были. Нигерийцы и малийцы категорически против. В Западную Африку даже приезжали авторитетные ученые, чтобы объяснить ситуацию. Но африканские лидеры не верят им, даже еще и смеются. И их нельзя обвинять. Их мышление не столь фундаментально. Они не в состоянии масштабно мыслить.

– Но разве в их государствах не отмечается высокой смертности людей, пьющих воду из зараженной реки? – спросил Ганн.

– Она не столь уж широко и распространена, эта специфическая смертность, – покачал головой Сэндекер. – Ведь воды реки Нигер несут не только химикалии. Стоящие на ее берегах города и поселки тоже сбрасывают туда человеческие отходы и мусор. И живущие на ее берегах народы знают, что значит пить из нее.

Питт еще раз проглядел диаграммы на экране, и они ему активно не понравились.

– Короче говоря, сэр, вы полагаете, что тайная операция остается единственной возможностью проследить источник загрязнения?

– Да, – решительно сказал Сэндекер.

– Надеюсь, у вас есть план, как обойти все препятствия?

– Разумеется есть.

– Будет ли нам дозволено узнать, каким образом мы собираемся отыскать источник загрязнения и при этом остаться в живых? – спокойно осведомился Ганн.

– Тут нет секрета, – раздраженно ответил Сэндекер. – Ваше прибытие будет обставлено как увеселительная речная прогулка трех богатых французских промышленников, ищущих, куда бы вложить средства в Западной Африке.

Ганн совсем потускнел, Джордино выглядел ошеломленным, а лицо Питта потемнело от нарастающей злости.

– Так, – решительно произнес Питт. – Это и есть ваш план?

– Да, и чертовски хороший, – огрызнулся Сэндекер.

– Это безумие. И оно не по мне.

– И не по мне тоже, – проворчал Джордино. – Я похож на француза, как Аль Капоне!

– А я еще меньше, – добавил Ганн.

– Тем более на борту маломощной и безоружной исследовательской посудины, – жестко заявил Питт.

Сэндекер предпочел не замечать недовольства:

– Чуть не забыл самое интересное. Судно. Когда вы увидите судно, я уверен, что все ваши сомнения рассеются, как утренний туман.

12

Питт всю жизнь мечтал заполучить в свое распоряжение плавсредство с прекрасными эксплуатационными качествами, дизайном, удобствами и огневой мощью, способной поразить 6-й американский флот, и нашел все это в судне, которое предложил ему Сэндекер. Один только взгляд на его плавные изящные обводы, мощные двигатели и отличное, хорошо замаскированное вооружение заставил Питта резко изменить свое мнение о перспективах успешного выполнения поставленной адмиралом задачи.

Искусно соединившее в себе аэродинамику фибергласа и нержавеющей стали, судно было названо «Каллиопа» в честь музы эпической поэзии. Сконструированный инженерами НУМА и построенный в условиях строжайшей секретности на одной из судоверфей в речной дельте Миссисипи, восемнадцатиметровый корпус корабля имел низкий центр тяжести и почти плоское днище с осадкой всего лишь полтора метра, что делало его идеальным для прохождения мелководных участков реки Нигер. Судно было снабжено тремя турбодизельными двигателями "У-12", способными нести его по водной глади со скоростью около семидесяти узлов. В его конструкции не было ничего лишнего. Оно было единственным в своем роде и как нельзя лучше подходило для этого специфического задания.

Питт стоял у руля и упивался несравнимой мощью и сверхгладким скольжением этой суперспортивной яхты, которая не напрягаясь, на скорости в тридцать узлов шла по тусклым серо-голубым водам дельты реки Нигер. Его взор бесцельно блуждал по воде, в то время как мимо проносились берега, и лишь изредка отвлекался на карту или показания глубиномера. Они уже миновали одно патрульное судно, экипаж которого лишь помахал им в явном восхищении видом этой яхты, казалось, летящей по водным просторам. Высоко в небе совершил круг вертолет. Реактивный военный самолет французского производства «Мираж», как определил Питт, снизился, чтобы рассмотреть судно, вслед за чем оба летчика, очевидно удовлетворенные, увели прочь свои машины. Не было никаких попыток остановить или арестовать их.

Внизу, в насыщенном приборами чреве судна Руди Ганн сидел посреди небольшой, но прекрасно оборудованной лаборатории, планировкой которой занималась многопрофильная команда ученых. Здесь находились самые современные образцы навигационного оборудования, разработанные в НАСА для космических исследований, и масса другой аппаратуры многопрофильного назначения. Лаборатория предназначалась не только для анализа проб воды, но и для передачи собранных данных через спутник группе ученых НУМА, работающих с компьютерным банком данных для определения сложных составляющих проб.

Ганн, ученый до кончиков своих редких волос, забыл об опасности, существующей за переборками этой элегантной красавицы. Он погрузился с головой в работу, предоставив Питту и Джордино заниматься защитой от возможных помех.

За двигатели и систему вооружения отвечал итальянец. Чтобы заглушить рев моторов, он нацепил наушники, подсоединенные к плееру, и слушал, как Гарри Конник-младший играет на фортепьяно и поет любимые старые джазовые композиции. Он сидел в машинном отделении на скамейке с подкладкой и увлеченно распаковывал ящики с портативными реактивными установками и снарядами. Эти «Рапиры» были новым многоцелевым оружием, созданным для поражения сверхзвуковых самолетов, морских кораблей, танков и бетонных бункеров. Стрелять ими можно было с разных позиций, и Джордино приспосабливал их так, чтобы, собранные вместе, они могли дать залп через бронированные порты овальной башенки над машинным отделением, которая постороннему могла бы показаться просто световым люком. Кажущаяся невинной надстройка, торчащая над кормой на добрый метр, могла вращаться по дуге в двести двадцать градусов. Собрав установку, подсоединив управляющий пульт и зарядив снаряды в трубы, Джордино переключился на проверку и чистку небольшого арсенала ручного огнестрельного оружия. Затем он вскрыл контейнер с зажигательными гранатами и четыре из них заправил в объемистую обойму автоматического гранатомета.

Все это пригодится в их предстоящей работе, когда холодный расчет и точное понимание задач и ситуации принесут успех их миссии и помогут выжить им самим. Адмирал Сэндекер отобрал лучших. Он не смог бы найти более эффективного экипажа для достижения почти невозможного, даже если бы обшарил всю страну. Его вера в выбранных им людей граничила с фанатизмом.

Убегали за корму километры пути. Окаймляя реку с юга, вставали затянутые плотной облачностью Камерунское нагорье и плато Йоруба. Вдоль берега тянулись джунгли, перемежаясь с зарослями акаций и мангровых деревьев. Мелькали за бортом деревушки и маленькие города, в то время как нос судна без усилий вспарывал воду, расходящуюся по обе стороны от форштевня пенистой U-образной волной.

Навстречу попадались типичные для Африки выдолбленные из цельного ствола дерева каноэ, старые пыхтящие паромы, опасно перегруженные размахивающими руками пассажирами, да маленькие грузовые суда в пятнах ржавчины, с трудом добирающиеся от одного порта до другого, пуская трубами дымок, развеваемый слабым северным бризом. Но эта мирная идиллия, как хорошо понимал Питт, не могла продолжаться вечно. У каждого берега реки таилась непредсказуемая угроза. В любой заводи могли скрываться враги, только и ожидающие, чтобы отправить непрошеных гостей прямиком на встречу с дьяволом.

Около полудня они прошли под грандиозным мостом длиной около полутора километров, связывающим торговый порт Онитша с сельскохозяйственным центром Асаба. Римско-католические соборы безмолвными стражами возвышались над оживленной суетой улиц Онитши, окруженных со всех сторон промышленными предприятиями. Причалы вдоль реки были забиты баржами и лодками, увозившими вниз продукты и товары местного производства и возвращавшимися из дельты Нигера с импортной продукцией.

Зачарованный скоростью и мощью яхты, Питт только посмеивался про себя, когда вслед «Каллиопе» грозили кулаками и выкрикивали оскорбления и угрозы, если та проходила в слишком опасной близости от мелких судов, начинавших угрожающе раскачиваться в ее кильватерной струе. Миновав акваторию порта, он смог наконец расслабиться и отпустил штурвал, сжимая и разжимая онемевшие пальцы. Он стоял у руля непрерывно вот уже шесть часов, но почти не испытывал ни напряжения, ни усталости. Кресло в рулевой рубке было настолько удобным, что удовлетворило бы и главу какой-нибудь солидной корпорации, а управление таким же легким, как у дорогого, роскошного лимузина.

С бутылкой пива «Курз» и сэндвичем с тунцом появился Джордино:

– Я решил, что тебе не помешает малость подкрепиться. Ты же ничего не ел с тех пор, как мы покинули «Саундер».

– Спасибо, а то я из-за шума двигателей не слышал ворчаний желудка.

Питт передал приятелю штурвал и кивнул на корму судна.

– Посматривай, чтобы наша норовистая кобылка не потопила все баржи, мимо которых мы проносимся. А то от нее кильватерная струя на всю реку.

– Когда будем проходить еще какой-нибудь порт, постараюсь держаться в сторонке, – с пониманием отозвался Джордино.

– Ну как, готовы мы ко встрече с плохими парнями? – с усмешкой осведомился Питт.

– С таким арсеналом сам черт не страшен, – заверил его итальянец. – А что, появлялись какие-нибудь подозрительные типы?

Питт покачал головой:

– Пара облетов нигерийских военно-воздушных сил да приветственные помахивания от проходящих патрульных судов. В такой день им лень курсировать по реке.

– Должно быть, местные чиновники купились на обман адмирала.

– Будем надеяться, что их коллеги дальше по реке столь же доверчивы.

Джордино жестом указал на французский трехцветный флаг, развевающийся на корме:

– Я чувствовал бы себя гораздо увереннее, если бы у нас за спиной болталась не эта тряпка, а наш звездно-полосатый. Не отказался бы также от поддержки госдепа, Арни Шварценеггера, Стива Сигала и роты морских пехотинцев.

– Линкор «Айова» тоже бы пригодился, да только, боюсь, в фарватере не поместится.

– Пиво холодное? Я загрузил упаковку в камбузный холодильник всего лишь час назад.

– Достаточно, – промычал Питт между двумя кусками сэндвича. – Есть какие-нибудь пугающие откровения от Руди?

– Он удалился в химические сферы. Я пытался с ним поговорить, но он отмахнулся и сказал, чтобы я проваливал.

– Думаю, мне следует нанести ему визит.

Джордино зевнул:

– Смотри, чтобы он не укусил тебя за коленку.

Питт засмеялся и направился по трапу вниз к лаборатории Ганна.Маленький ученый изучал компьютерную распечатку, подняв очки на лоб. Джордино слегка ошибся в определении настроения Ганна. На самом деле тот был в добром расположении духа.

– Как дела? – спросил Питт.

– В этой чертовой реке присутствуют все известные человечеству виды загрязнения и еще много чего сверх того, – сообщил Ганн. – Она загажена куда сильнее, чем в старые недобрые времена Гудзон, Джемс и Кайахога.

– Запутанная картинка, – заметил Питт, расхаживая по каюте и изучая сложнейшие аппараты, загромождающие все пространство вдоль переборок. – И для чего же все это оборудование?

– Где это ты урвал пиво?

– Тоже хочешь?

– Спрашиваешь!

– Джордино по случаю битком набил камбузный холодильник. Подожди минутку.

Питт нырнул в люк, ведущий к камбузу, и через несколько секунд вернулся, протягивая Руди запотевшую бутылку.

Ганн сделал несколько глотков и вздохнул. Затем сказал:

– О'кей, теперь отвечу на твой вопрос. Для осуществления наших исследований здесь находятся три основных элемента. Первым нам требуется автоматизированный микроинкубатор. Этот аппарат мне нужен для того, чтобы помещать пробы речной воды в пробирки, содержащие пробы микроорганизмов красной волны, которые мы взяли в море. С помощью микроинкубатора можно зрительно наблюдать, как размножаются динофлагеллаты. Через несколько часов компьютер показывает мне, насколько интенсивно идет размножение и какова скорость роста количества этих маленьких паразитов. Далее следует небольшая манипуляция с цифрами, и я получаю оценку, насколько близко мы находимся к виновнику нашей проблемы.

– Выходит, стимулятор красной волны находится не в Нигерии?

– Цифры показывают, что, предположительно, виновник где-то выше по реке.

Ганн, обойдя Питта, похлопал рукой пару габаритных приборов, похожих на небольшие телевизоры, но почему-то с дверками на месте экранов.

– Эти два аппарата нужны для идентификации этап отвратительной капельки, как я ее называю, или комбинации капелек, которые и приводят к возникновению нашей проблемы. Левый из них – это газохроматограф-масс-спектрометр. Я просто беру пробирки с пробами речной воды и помещаю их внутрь. Система автоматически выпаривает и анализирует содержимое. А результаты интерпретируются нашим бортовым компьютером.

– И что это конкретно дает?

– Ну, он идентифицирует синтетические органические выбросы, включая растворители, пестициды, диоксины и множество других наркотических и химических составляющих. И этот малыш, я надеюсь, определит химический состав того, что заставляет мутировать красную волну.

– А если загрязнитель – металл?

– Металл выявляет плазма-масс-спектрометр, – ответил Ганн, указывая на второй прибор. – Он предназначен для автоматического определения содержащихся в воде металлов и других неорганических веществ.

– Похож на предыдущий, – заметил Питт.

– У них один принцип работы, хотя и разная технология. И вновь я просто беру и загружаю пробирки с образцами речной воды, нажимаю кнопку запуска и каждые два километра проверяю показания.

– И что же ты пока успел уяснить?

Ганн не сразу ответил, потирая покрасневшие глаза.

– Начнем с того, что воды Нигера несут половину из известных человеку металлов: от меди и ртути до серебра, золота и даже урана. Но все в концентрациях, не превышающих содержание их в земной коре.

– В таком месиве трудно будет разобраться, – пробормотал Питт.

– Наконец, – добавил Ганн, – эти данные передаются нашим ученым в НУМА, которые просматривают мои результаты в своих лабораториях, чтобы найти то, что я мог пропустить.

За все время общения с Ганном Питт еще ни разу не видел, чтобы тот чего-нибудь упустил. Ясно было, что его давний друг не просто компетентный ученый и аналитик – это был человек, мыслящий ясно, точно и максимально конструктивно. Это был прирожденный упорный изыскатель, которому неведомо было слово «спокойствие».

– Пока нет никакого намека на присутствие какого-либо токсичного компонента, который мог бы оказаться нашим злодеем? – спросил Питт.

Ганн допил пиво и бросил бутылку в картонный ящик, наполненный ворохом ненужных компьютерных распечаток.

– Токсичность – весьма относительный термин. В мире химии токсичности, как таковой, не существует – есть только уровни токсичности.

– Ну и?

– Я уже идентифицировал множество различных загрязнений и естественных составляющих – как металлов, так и органики. Мои приборы выявили жуткий уровень пестицидов, которые запрещены в США, но до сих пор широко используются в странах третьего мира. Но мне пока не удалось выделить такие синтетические химические загрязнители, которые приводили бы к сумасшедшему росту количества динофлагеллатов. Тем более что я толком даже не знаю, чего ищу. Как полицейская ищейка, которая никак не может взять нужный след.

– Чем дальше, тем чудесатее[196], – задумчиво пробормотал Питт. – Я-то надеялся, что ты уже напал на что-нибудь конкретное. Ведь чем глубже заберемся мы в Африку, тем труднее будет возвращаться к морю, особенно если еще местные вояки начнут принюхиваться.

– Нельзя забывать и о том, что мы можем вообще ничего не найти, – раздраженно проворчал Ганн. – Ты даже не представляешь, сколько на свете существует химических соединений. Их число доходит до семи миллионов – вот сколько уже изобрел человек. И каждую неделю в, США создается более шести тысяч новых.

– Но не все же они токсичные.

– Большинство этих соединений имеют те или иные токсичные свойства. В достаточных дозах все токсично – если проглотить, вдохнуть или ввести инъекционно. Даже вода может стать роковой в значительном количестве. Она тогда вымоет из тела необходимые электролиты.

Питт жалобно вздохнул:

– Иначе говоря, никакой уверенности и никаких гарантий.

– Увы, – развел руками Ганн. – Зато я точно знаю, что мы не прошли еще то место, где наша чума судного дня сбрасывается в реку. Образцы воды, взятые в дельте Нигера и при впадении в него главных притоков – Кадуны и Беню, – приводят динофлагеллаты в состояние исступления. Но я никак не могу определить, кто же именно злодей. Единственная отрадная новость: мне удалось исключить из списка подозреваемых бактериальные микроорганизмы.

– Как же это ты так расстарался?

– Путем стерилизации проб речной воды. Отсутствие бактерий не замедляет ни на йоту массового размножения ядовитых паразитов.

Питт покровительственно похлопал Ганна по плечу:

– Если кому и суждено заработать на этой мрази Нобелевскую премию, так это тебе, Руди.

– О, я вычислю эту дрянь! – Ганн снял очки и протер стекла. – Пусть это звучит нескромно и даже вызывающе, но я ее вычислю. Обещаю.

* * *

Удача покинула их в следующий полдень, через час после того, как они пересекли нигерийскую границу на том участке реки, которая разделяет Бенин и Нигер. Питт молча рассматривал реку, окаймленную по берегам буйными зелеными зарослями. Серые тучи окрасили воду в свинцовый цвет. Русло впереди слегка изгибалось и, казалось, заманивало, как костлявый палец старухи с косой.

За штурвалом находился Джордино, в уголках глаз которого морщинками отложилась усталость. Питт стоял рядом, разглядывая одинокого баклана, плавно парящего над водой. Внезапно тот сложил крылья и канул в рощице на берегу.

Питт, схватив с полки бинокль, успел разглядеть нос какого-то судна, едва высовывающийся из-за поворота реки.

– Аборигены, похоже, соблаговолили наконец обратить на нас свое внимание, – объявил он. – Вижу чей-то ржавый шнобель.

– Понял. – Джордино поднялся из кресла и козырьком ладони прикрыл глаза от солнца. – Поправочка. Их двое.

– Идут прямо на нас, оружие наготове, ищут приключений.

– А под каким они флагом?

– Бенин, – ответил Питт. – Судя по очертаниям, корабли русской постройки.

Питт отложил бинокль и развернул таблицу опознания боевых единиц западно-африканских военно-воздушных и военно-морских сил.

– Речной штурмовик, вооружен двумя спаренными тридцатимиллиметровыми пулеметами со скоростью стрельбы пятьсот выстрелов в минуту.

– Плохо, – буркнул Джордино. Он бросил взгляд на карту реки. – Еще сорок километров, и мы уйдем с территории Бенина в Нигер. С удачей и двигателями на полную мощность к ленчу дойдем до границы.

– Забудь об удаче. Эти парни не настроены желать нам приятного путешествия, как то было до встречи с ними. И это не очень похоже на обычную проверку. Особенно если принять во внимание, что все их стволы нацелены на нас.

Джордино оглянулся и ткнул пальцем в небо над кормой:

– Да тут прямо-таки званый ужин намечается! Смотри-ка, мало им акул, так они еще и стервятника на нас натравили.

Питт обернулся и разглядел вертолет, вылетающий под углом из предыдущего речного поворота на высоте не более десяти метров над водой.

– Вот теперь все сомнения насчет дружеской встречи отпадают, – процедил он сквозь зубы.

– А сервировку, похоже, спланировали заранее, – спокойно кивнул Джордино.

Питт позвал Ганна. Тот выбрался из своей лабораторной каюты и с первого взгляда вник в ситуацию.

– Рано или поздно этого следовало ожидать, – ограничился он кратким комментарием.

– Они подстерегали именно нас, – сказал Питт. – Это не случайная встреча. Полагаю, они с самого начала рассчитывали задержать нас и конфисковать судно под каким-нибудь надуманным предлогом. Но как только они обнаружат, что мы такие же французы, как дублеры Брюса Спрингстина, нас попросту пристрелят к чертовой матери и выкинут за борт. Мы не можем им этого позволить. Все те данные, что мы уже собрали по реке, должны попасть в руки Сэндекера и Чэпмена. А эти парни настроены слишком агрессивно, чтобы рассчитывать на их помощь в нашей благородной миссии. Придется их топить, иначе они потопят нас.

– Я могу разобраться с вертолетом и, если повезет, с передовым штурмовиком, – заявил Джордино. – Но взять на себя всех троих никак не успею. А это значит, что последний из них превратит нас в металлолом.

– О'кей, давайте тогда устроим ловушку, – предложил Питт. Джордино и Ганн внимательно слушали, пока тот излагал свой план игры. Закончив, он окинул взглядом лица друзей. – Есть замечания?

– Они тут все лопочут только по-французски, – скептически покачал головой Ганн. – Надеюсь, у тебя богатый словарный запас?

Питт пожал плечами:

– Ерунда, как-нибудь выкручусь.

– Ну, тогда начинаем разминку, – осклабился Джордино, в чьем голосе отчетливо зазвенел металл.

Питт в тысячный, наверное, раз подумал о том, что друзья у него отличные парни, на которых всегда и во всем можно положиться. Ал и Руди не были профессионально обученными спецназовцами, но сейчас, в этой битве, он не чувствовал бы себя увереннее, будь даже в его распоряжении ракетный авианосец с батальоном морской пехоты на борту.

– Договорились, – сказал он с мрачной улыбкой – Надевай свои наушники и оставайся на виду. Удачи.

* * *

Адмирал Пьер Матабу стоял на мостике впереди идущей канонерки и в бинокль рассматривал спортивную яхту, легко скользящую вверх по реке. Он имел репутацию профессионального жулика, от глаз которого ничто не могло укрыться. Приземистый и коренастый, он с гордостью носил пышный мундир собственного изобретения, разукрашенный золотыми шевронами и галунами. Занимая пост командующего военно-морскими силами Бенина, предоставленный ему братом, президентом Тугури, он командовал флотилией, в которую входили две речные канонерки и три океанских патрульных корабля. Его профессиональный стаж до производства в адмиральский чин составлял три года службы палубным матросом на пароме.

Беханзин Кету, капитан флагмана, стоял рядом с Матабу, почтительно держась чуть сзади.

– Как это мудро с вашей стороны, мсье адмирал, специально прилететь из столицы, чтобы лично возглавить операцию.

– О да, – расцвел Матабу. – Я осчастливлю брата, презентовав ему эту прекрасную новенькую яхту.

– Французы прибыли строго по расписанию, как вы и предсказывали. – Кету был высок, худощав и выглядел на палубе куда достойнее тучного начальника. – У вас прямо-таки дар предвидения.

– Очень любезно с их стороны, что они поступают так, как того требуют мои планы, – злорадно ухмыльнулся "Матабу.

Он и словом не обмолвился, что его платные агенты сообщали ему о передвижении «Каллиопы» каждые два часа, после того как она вошла в дельту реки на территории Нигерии. И то счастливое обстоятельство, что она оказалась в водах Бенина, превратило желаемое в действительное.

– Это, должно быть, очень значительные люди, если могут позволить себе такое дорогое судно.

– Это вражеские агенты.

На лице Кету отразилась смесь недоверия и скептицизма.

– По-моему, для вражеских агентов они действуют чересчур открыто.

Матабу опустил бинокль и сурово посмотрел на Кету.

– Не спрашивайте, капитан, откуда у меня такая информация. Поверьте мне на слово: визит этих белых иностранцев – часть заговора с целью завладеть богатствами нашей страны.

– Значит, они будут арестованы и отправлены в столицу?

– Нет, вы расстреляете их сразу после того, как подниметесь к ним на борт и обнаружите доказательства их вины.

– Мсье?

– Я забыл упомянуть, что вы удостоены чести возглавить команду захвата, – высокопарно объявил Матабу.

– Но не расстрельную же, – запротестовал Кету. – Ведь французы потребуют расследования, когда узнают, что несколько их влиятельных сограждан были убиты. Ваш брат может не простить...

– Вы сбросите тела в реку, не дожидаясь моего приказа, – холодно оборвал его Матабу.

Кету отступился:

– Как вам будет угодно, мсье адмирал.

Матабу вновь посмотрел в бинокль. Спортивная яхта находилась уже в двухстах метрах от них и ощутимо замедлила ход.

– Подготовьте своих людей к захвату судна. Я лично переговорю с этими шпионами и прикажу им принять на борт вашу команду.

Кету переговорил со своим старшим офицером, который посредством ревуна передал команду капитану второй канонерки. Затем вновь переключил внимание на приближающуюся яхту.

– Что-то подозрительно мне это судно, – сказал он Матабу. – Никого не видно, кроме рулевого.

– Вся эта европейская сволочь наверняка валяется пьяная внизу. Они ничего не подозревают.

– Странно, что они не озабочены нашим присутствием и никак не реагируют на направленное на них оружие.

– Стрелять только в случае попытки к бегству, – предостерег его Матабу. – Я хочу захватить судно неповрежденным.

Кету навел бинокль на Питта.

– Рулевой машет нам и улыбается.

– Недолго ему осталось улыбаться, – хмыкнул адмирал, зловеще оскалив зубы. – Не пройдет и пяти минут, как он будет кормить рыб на дне.

* * *

– Ну идите же ко мне, мои акуляточки, расскажите дяде-рулевому сказочку о трех шпионах, – бормотал Питт себе под нос, продолжая махать рукой и растягивать губы в улыбке.

– Ты что-то сказал? – донесся до него голос Джордино из башенки с ракетами.

– Да нет, все нормально. Это тихо сам с собою я веду беседу.

– Я ничего не вижу сквозь носовые иллюминаторы, – пожаловался Ганн, разместившийся на баке. – Куда мне стрелять?

– Будь готов по моей команде нанести удар по пулеметному расчету корабля, который у нас по правому борту, – сказал Питт.

– А где вертолет? – спросил Джордино, который тоже ничего не видел из-за закрытого щита башни.

Питт оглядел небо над кильватерной струёй судна:

– Он завис метрах в ста прямо за кормой и метрах в пятидесяти над водой.

Да, противник в своей подготовке не ограничился полумерами и теперь ни секунды не сомневался, что с помощью канонерок и вертолета загнал их в тупик. Все трое застыли в напряженном молчании, но каждый был готов сражаться за свою жизнь и жизнь друзей до конца. Первоначальный страх улетучился, как только они миновали точку, за которой уже нет возврата. Остались только решимость и воля к победе. Они были не из тех добрых христиан, которые подставляют другую щеку. Расклад, конечно, невеселый: три человека против трех вооруженных экипажей. Но бенинцев ожидал сюрприз.

В нише рядом с креслом рулевого Питт спрятал гранатомет с зажигательными гранатами. Затем установил рукоять дросселей в положение «холостой ход», не отрывая при этом глаз от прямой линии, проходящей между двумя кораблями противника. Вертолет его не волновал. В предстоящей схватке им должен был заняться Джордино. Теперь Питт достаточно приблизился к врагу, чтобы детально разглядеть офицеров и прийти к заключению, что опереточный толстяк в раззолоченном мундире на мостике и есть командующий. Канонерка приближалась, подобно ангелу смерти, равнодушно взирая на него пустыми зрачками нацеленных пулеметов.

Питт мог только догадываться, что представляет собой чванливый павлин на мостике, направивший на него бинокль. Но он был благодарен ему за допущенную тактическую ошибку: тот не сообразил развернуть свои канонерки поперек реки, чтобы встретить противника огнем пулеметов и с кормы, и с носа, перекрыв «Каллиопе» все пути к бегству.

От носа «Каллиопы», проскользнувшей между двумя уже заглушившими двигатели и дрейфующими по течению реки канонерками, разбегалась легкая волна. Питт сбавил ход, и его судно продвигалось вперед с черепашьей скоростью. Борта обеих канонерок отделяло от «Каллиопы» не более пяти метров. Питт с удовольствием отметил, что матросы и офицеры противника не занимают фиксированных позиций и вооружены только пистолетами в кобурах. Ни у кого в руках он не заметил хотя бы автомата. Они выглядели так, словно дожидались своей очереди поупражняться на стрельбище. Питт в упор посмотрел на Матабу и расплылся в широченной улыбке.

– Бонжур, мсье! – крикнул он.

Адмирал перегнулся через фальшборт и прокричал по-французски, чтобы тот остановился и принял на борт досмотровую команду.

Питт не понял ни слова, но это его ничуть не смутило. Он помахал рукой и с чудовищным акцентом, коверкая окончания, выдал в ответ следующую фразу:

– Pouvez-vous me recommander un bon restaurant?

– Чего это Дирк такое базарит? – с жадным любопытством спросил у Руди Ал.

– Боже милостивый! – простонал Ганн. – По-моему, он только что попросил их главного босса порекомендовать ему приличный ресторан.

Обе канонерки продолжали медленно дрейфовать, в то время как Питт удерживал яхту на малых оборотах против течения. Матабу вновь приказал ему остановиться и приготовиться к приему команды.

Питт еще раз продемонстрировал свои белоснежные зубы и глубокие познания в языке Мольера и Бальзака, почерпнутые в основном из ресторанных меню:

– J'aimerais une bouteille de Martin Ray Chardonnay.

– А сейчас он чего брякнул? – не отставал Джордино.

Ганн растерянно развел руками:

– Мне показалось, что он заказал бутылку калифорнийского вина.

– Блеск! – восхитился итальянец. – Для полноты картины осталось только стребовать с этих черномазых банку горчицы «Грей Пупон».

– Думаю, он пытается заморочить им головы, пока они не продрейфуют мимо нас.

Лица Матабу и Кету, стоящих на палубе канонерки, отразили полное непонимание, когда Питт, исчерпав свой скудный запас, прокричал уже на своем родном языке:

– Я не понимаю суахили. Попробуйте по-английски. Матабу в гневе стукнул кулаком по ограждению мостика.

Он не был настроен шутить и ответил на ломаном английском, который Питт едва разобрал.

– Я адмирал Пьер Матабу. Я есть командовать национальные военно-морские силы Бенина, – напыщенно объявил он. – Стоп ваши машина и лечь в дрейф для досмотр. Лечь в дрейф, или я приказать открыть огонь!

Питт отчаянно закивал и замахал обеими руками в знак согласия:

– Да, да, только не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте!

Кокпит «Каллиопы» медленно проходил мимо кормы флагманской канонерки. Питт держал между бортами достаточное расстояние, чтобы никто, кроме разве что олимпийского чемпиона по прыжкам в длину, не мог перепрыгнуть через разделяющую их полоску воды. Двое матросов забросили лини на нос и корму, но Питт даже не сдвинулся с места, и они соскользнули в воду.

– Принять концы! – приказал Кету на гораздо более приличном, чем у его начальника, английском.

– Слишком далеко, – пожал плечами Питт. Затем поднял руку и сделал дугообразный жест. – Подождите. Я сейчас развернусь.

Не дожидаясь ответа, он дал газ и повернул штурвал так, что яхта медленно обогнула по стовосьмидесятиградусной дуге корму канонерки, прежде чем зайти прямо вдоль ее борта. Теперь оба судна стояли параллельно, носами к низовьям реки. Питт не без удовлетворения отметил, что тридцатимиллиметровые пулеметы не смогут достаточно низко опустить стволы, чтобы поразить кокпит «Каллиопы».

Матабу вновь злорадно уставился на Питта, раздвинув пухлые щеки в широкой триумфальной улыбке. Кету не разделял оптимистического настроя своего командующего. На его лице сохранялось подозрительное выражение.

Не суетясь и продолжая улыбаться, Питт подождал, пока башня Джордино не окажется на прямой линии с машинным отделением канонерки. Одной рукой продолжая удерживать штурвал, другую он как бы случайно запустил под панель управления и ухватился за рукоять гранатомета. Затем негромко произнес в миниатюрный микрофон:

– Вертолет прямо над головой. Канонерка по правому борту. О'кей, джентльмены, пора начинать шоу. Давайте покажем им, кто здесь царь горы!

Питт едва успел закончить фразу, как Джордино откинул крышку над башенкой машинного отделения и запустил ракету «Рапира», угодившую прямо в топливные баки вертолета. Из носового люка внезапно высунулся Руди Ганн и застрочил сразу из двух модифицированных автоматических винтовок «М-16». Дула их засверкали пламенем, выкашивающим расчеты тридцатимиллиметровых пулеметов, как комбайн спелые хлеба. Питт поднял ствол гранатомета и первым же выстрелом поверх палубы флагмана поразил зажигательной гранатой надстройку второй канонерки. Толком не видя эту цель, он стрелял вслепую, в уме рассчитав траекторию поражения. Граната срикошетила от троса лебедки и с грохотом взорвалась над водой. Следующая, запущенная свечой, вообще никуда не попала, разорвавшись с тем же результатом.

Матабу никак не был подготовлен к тому ужасному спектаклю, который вдруг разыгрался вокруг него. Ему казалось, что разверзлись воздух и небеса. Он только мельком отметил потрясающее зрелище полного уничтожения вертолета. Тот в мгновение ока превратился в расплывающееся грибовидное облако, пролившееся в реку огненным дождем осколков.

– Белые ублюдки обманули нас! – в ярости завопил Кету, только сейчас осознав, что попался на удочку. Он бросился к лееру, в бессильной злобе потрясая кулаками в сторону «Каллиопы».

– Опустить стволы и открыть огонь! – заорал он расчетам.

– Слишком поздно! – в ужасе завопил Матабу.

Запаниковавший адмирал присел на корточки, да так и замер в оцепенении, беспомощно наблюдая, как его моряки падают под секущим огнем двух автоматов Ганна. В страхе смотрел он на неподвижные тела, скорчившиеся в позах эмбрионов у молчащих пулеметов. Мозг Матабу никак не мог вместить тот факт, что замаскированный под невинную яхту с уважаемым флагом пришелец вдруг обнаружил такую огневую мощь, которая разнесла вдребезги его маленький комфортабельный мирок. Этот чужестранец у штурвала оказался удивительно искусным тактиком. Люди Матабу были повержены в шок, от которого так и не смогли оправиться. Они разбежались в панике, как скотина в грозу, даже не открыв ответный огонь. И вдруг с холодящей кровь определенностью он осознал, что и сам вот-вот умрет; он осознал это за мгновение до того, как башня на яхте повернулась и выпустила прицельно еще одну ракету, которая, пробив деревянный корпус, прежде чем взорваться, угодила в паровой котел машинного отделения.

И почти в тот же самый момент третий выстрел Питта достиг цели. Каким-то чудом граната, попав в надстройку, рикошетом отлетела в открытый носовой люк второй канонерки и взорвалась в артиллерийском погребе, взметнув бурю пламени, из которого вылетали клочья амуниции и артиллерийские снаряды. Пылающие обломки и вихри дыма накрыли палубу зонтом из расщепленных переборок, вентиляторов, обломков шлюпок и покалеченных тел. Канонерка прекратила свое существование. Ударная волна кузнечным молотом ахнула в борт, отшвырнув флагманский корабль на спортивную яхту. Питта сшибло с ног неожиданным толчком.

Реактивный снаряд, выпущенный Джордино, превратил машинное отделение канонерки в груду покореженного металла и обломков деревянной обшивки. Вода врывалась в огромную дыру в днище, и корабль начал быстро тонуть. Почти вся внутренняя часть его была охвачена пламенем, и острые языки огня вырывались через открытые иллюминаторы. Столбы маслянистого черного дыма вздымались и кружились в тропическом воздухе, сносимые ветром к прибрежным зарослям.

У пулеметов и на палубе уже не оставалось целей для огня Ганна, и последнюю обойму он выпустил по двум фигуркам на мостике. Две пули угодили в грудь Матабу. Он вскочил на ноги, постоял несколько мгновений, крепко вцепившись в леер и изумленно разглядывая кровь, расползающуюся по позолоте его роскошного мундира. Затем медленно осел на палубу рыхлой, неподвижной грудой.

На несколько секунд над рекой зависла звенящая тишина, нарушаемая лишь мягким потрескиванием горящего на поверхности воды топлива. А затем внезапно, словно вырвавшись из глоток всех обитателей ада, над рекой разнесся чей-то пронзительный агонизирующий вопль.

13

– Белые поганки! Подлые гады! – бесновался Кету. – Вы перестреляли весь мой экипаж!

Он стоял под серым небом, из раны на плече сочилась кровь, и было ясно, что он просто вне себя от того, что произошло.

Ганн смотрел на него поверх стволов умолкшего оружия. Кету с секунду разглядывал его, а затем перевел взгляд на Питта, который заставил себя подняться и добраться до штурвала.

– Подлые гады! – повторил капитан.

– Игра была честной, – возразил Питт, перекрикивая рев пламени. – Вы упустили ничью. Прыгайте в воду. Мы развернемся и подберем вас.

Мгновенно, со скоростью щелчка затвора фотоаппарата, Кету соскочил с трапа и бросился на корму. Канонерка резко кренилась на левый борт, уже касаясь планширом воды, и ему пришлось карабкаться по круто наклонившейся палубе.

– Присмотри за ним, Руди, – рявкнул Питт в микрофон. – Он подбирается к кормовому пулемету!

Ганн ничего не сказал, только отбросил свое бесполезное оружие, нырнул в переднюю каюту и схватил там автомат «ремингтон ТР-870». Питт судорожно толкнул рукоять газа, резко закрутил штурвал влево, и судно с опасным креном развернулось носом против течения. Замолотили винты, за кормой вскипела вода, и «Каллиопа» рванулась вперед, как застоявшаяся скаковая лошадь.

На поверхности остались только пятна горючего и плавающие обломки. Канонерка Кету отправилась в свой последний путь – ко дну. Тонны воды хлынули в развороченный корпус, из которого повалил пар. Вода уже кружилась у коленей Кету, когда он добрался до кормовых тридцатимиллиметровых пулеметов, развернул стволы вслед удаляющейся спортивной яхте и отжал предохранитель.

– Осторожно, Ал! – отчаянно закричал Питт.

Его предупреждение заглушило шипение ракеты, выпущенной Джордино из башни. Струя оранжевого пламени и белого дыма устремилась по воздуху к канонерке. Но резкий поворот штурвала и внезапный скоростной рывок, сделанный Питтом, сбили прицел Джордино. Ракета просвистела над тонущей канонеркой и взорвалась среди прибрежных деревьев.

Рядом с Питтом в кокпите появился Ганн, тщательно прицелился и начал поливать Кету на корме из своего «ремингтона». Казалось, прошла куча времени, пока пули зацокали по торчащему пулемету и впились в тело капитана. Было слишком далеко, чтобы разглядеть, как в чертах его эбенового лица отражаются ненависть и крушение надежд. Не увидели они и того, что Кету, умирая, успел прицелиться. Сведенные агонией ладони мертвеца сжали гашетку, и по «Каллиопе» с визгом застучали пули. Питт мягко вышел из крутого поворота и положил яхту на левый борт, но сражение еще продолжалось и требовало новых жертв. Роковым оказалось то обстоятельство, что покойник из руин стрелял так точно, как не смог бы этого сделать и живым. Непрерывная очередь накрыла несущееся судно; пули, как злые осы, стали впиваться в аэродинамический навес над кокпитом и заднюю переборку, на которой были закреплены параболическая спутниковая антенна и антенна обычной связи, а также навигационный импульсный пеленгатор. В реку посыпались осколки. Вдребезги разлетелось и исчезло лобовое стекло кокпита. Ганн ничком бросился на палубу. Питт же мог только пригнуться над штурвалом, выводя судно из смертоносного шторма. Они не слышали звуков пуль из-за ревущих на полных оборотах дизельных турбин. Но видели, как вокруг них градом сыпались осколки.

И тут Джордино удалось прицелиться и выпустить последнюю ракету. Кормовая надстройка канонерки внезапно исчезла в разрыве дыма и огня, и она тут же затонула, взметнув огромный фонтан воды и разбрасывая капли горючего. Командующий военно-морскими силами Бенина и его речной флот канули в вечность.

Питт заставил себя повернуться и посмотреть на плавающие за кормой обломки, а потом на своих друзей. Ганн неуверенно поднимался на ноги, из рассеченной лысины текла кровь. Джордино выполз из машинного отделения, словно с поля для игры в гандбол – потный, усталый, но готовый к новой игре.

Он указал на реку.

– Вот теперь мы точно влипли, – прокричал он на ухо Питту.

– Может быть, и нет, – прокричал Питт в ответ. – С такой скоростью мы через двадцать минут уже окажемся в Нигере.

– Будем надеяться, что свидетелей не осталось.

– Дело не только в этом. Даже если никто здесь и не выжил, на берегу могли слышать стрельбу.

Ганн схватил Питта за руку и закричал:

– Как только окажемся в Нигере, тормози, вновь займемся исследованиями.

– Хорошо, – согласился Питт.

Он бросил быстрый взгляд на антенны, спутниковую и коммуникационную. И только сейчас заметил, что они, как и аэродинамический навес, потеряны безвозвратно:

– Боюсь, правда, что связаться с адмиралом и представить ему полный отчет не получится.

– Так же как и передать в лаборатории НУМА собранные мною данные, – печально согласился Ганн.

– Жаль, что мы не можем ему сообщить, что приятная прогулка по реке обернулась кровавым кошмаром, – встрял в разговор неугомонный итальянец.

– Мы все покойники, если не найдем другого пути отсюда, – мрачно заявил Питт.

– Хотел бы я видеть лицо адмирала, – усмехнулся Джордино, – когда он узнает, что мы не уберегли его красотку-яхту.

– Увидишь, – хмуро пообещал Ганн, спускаясь в свои электронные апартаменты. – Только я тебе не завидую, парень.

«Какая дурацкая неприятность, – размышлял Питт. – Всего лишь полтора дня занимаемся этим делом, а уже прикончили, по крайней мере, человек тридцать, сбили вертолет и потопили две канонерки. И все во имя спасения человечества, – саркастически подумал он. – Но обратной дороги нам уже нет. Мы должны отыскать этот загрязнитель, пока силы безопасности Нигера или Мали не перехватят нас. Ибо в противном случае наши жизни будут стоить не дороже бумаги, на которой отпечатан девальвированный доллар».

Он глянул на маленькую тарелку радара позади кокпита. Та осталась целой, несмотря ни на что. Никаких повреждений, и она по-прежнему могла вращаться. Без нее ночью на реке или в тумане можно угодить черт знает куда. Утрата прибора спутниковой навигации означала лишь, что им придется отныне определять местоположение сброса загрязнителя в реку по отдельным приметам. Это не так страшно. Но главное в том, что они невредимы, судно на плаву и мчится по реке со скоростью почти семьдесят узлов. Единственное, что теперь беспокоило Питта, – как бы не налететь на какой-нибудь плавучий объект или затонувшую корягу. Любое столкновение на такой скорости приведет к разрушению корпуса, яхта перевернется и разлетится вдребезги.

К счастью, течение реки было свободно от обломков, и расчеты Питта подтвердились почти в точности. Они пересекли границу Республики Нигер через восемнадцать минут, одни среди неба и воды, свободных от сил безопасности. Четыре часа спустя они пришвартовались у заправочного причала столичного города Ниамей. Заправившись горючим и выдержав затяжную склоку с западно-африканскими иммиграционными чиновниками, они получили разрешение двигаться дальше прежним маршрутом.

После того как здания Ниамея и речной мост, названный в честь Джона Ф. Кеннеди, остались за кормой «Каллиопы», Джордино счел своим долгом приободрить спутников:

– Ничего, парни, дальше будет только лучше. Поскольку хуже уже не бывает.

– Еще как бывает, – хмыкнул Питт, а Ганн только вздохнул тяжело и промолчал.

Джордино удивленно посмотрел на друзей:

– Откуда такой пессимизм? Похоже, в этих местах не очень-то жаждут нашей крови.

– Слишком уж хорошо все складывается, – медленно произнес Питт. – А в этой части мира такого быть не может. Во всяком случае, не в Африке, особенно после нашей стычки с канонерками Бенина. Между прочим, когда мы предъявляли паспорта и судовые бумаги иммиграционным чиновникам, поблизости не было ни одного полицейского, ни одного вооруженного часового.

– Случайность, – пожал плечами Джордино. – А может, просто наплевательское отношение к этой процедуре.

– Ни то ни другое, – отрицательно покачал головой Питт. – И у меня есть подозрение, что кто-то затеял с нами игру.

– Ты думаешь, что власти Нигера знают о нашей встрече с военно-морскими силами Бенина?

– Слухи здесь распространяются быстро, и, бьюсь об заклад, они нас опережают. Бенинские вояки наверняка уже предупредили правительство Нигера.

Но Джордино не сдавался:

– Почему же тогда местные власти нас не арестовали?

– Понятия не имею, – задумчиво сказал Питт.

– Сэндекер? – предположил Джордино. – Может быть, он вмешался?

Питт покачал головой:

– В Вашингтоне адмирал, может, и большая шишка, но здесь он никто.

– Значит, кто-то хочет того же самого, что и мы.

– Не исключено.

– Но что именно? – раздраженно спросил Джордино. – Наши данные по загрязнению?

– Едва ли. Кроме нас троих, Сэндекера и Чэпмена, больше никто не знает о цели нашего задания. И если утечки информации нет, должна быть какая-то другая причина.

– Например?

Питт усмехнулся:

– Как насчет нашего судна?

– "Каллиопа"? – недоверчиво переспросил Джордино. – Придумай что-нибудь получше.

– Напрасно ты сомневаешься, – пожурил его Питт. – Ты только прикинь, что такое наша яхта. В высшей степени специфическое судно, построенное по индивидуальному проекту, развивающее скорость до семидесяти узлов и огрызающееся так, что за три минуты уничтожило вертолет и две канонерки. Да любой западно-африканский военный лидер отдаст свои верхние клыки и весь гарем в придачу, лишь бы заполучить его.

– О'кей, согласен, – с неохотой кивнул Джордино. – Но объясни мне тогда следующее. Если «Каллиопа» столь желанна, почему же нигерские головорезы не захватили ее, пока мы стояли у заправочного причала в Ниамее?

– Могу только предположить, что кого-то такой поворот почему-то не устраивает.

– Кого?

– Не знаю.

– Тогда почему?

– Не могу сказать.

– И когда же на нас свалится топор?

– Ну, раз уж они пропустили нас так далеко, ответ, скорее всего, мы найдем в Мали.

Джордино взглянул на Питта с нескрываемым отвращением:

– Иначе говоря, возвращаться назад ты не намерен?

– После того как мы потопили бенинский флот, у нас билет только в один конец.

– Что ж, мне всегда импонировал олимпийский принцип: главное не победа, главное – участие.

– Первое не гарантирую, а от второго ты так и так не отвертишься, – усмехнулся Питт, оглядывая берега. Густые зеленые заросли сменились довольно унылой каменистой равниной, ощетинившейся колючим кустарником и покрытой потеками желтой грязи. – Есть, правда, еще один вариант. Мы можем продать судно и пересесть на верблюдов. Тогда, пожалуй, появится хоть какой-то шанс снова увидеть родной дом.

– Извращенец! – застонал Джордино. – Ты всерьез собираешься заставить меня ехать верхом на этом горбатом чудовище? Меня, трезвомыслящего человека, с детства уверенного в том, что Господь создал лошадей исключительно для того, чтобы они снимались в вестернах?!

– Не паникуй, прорвемся, – успокоил его Питт. – Адмирал сдвинет полнеба и большую часть ада, чтобы выдернуть нас отсюда, если мы обнаружим котел, в котором варится эта ядовитая похлебка.

Джордино отвернулся и бросил скорбный взгляд на плещущиеся за кормой воды Нигера.

– Так вот она, значит, какая, – вздохнул итальянец.

– О чем это ты?

– Да о той мифической речке, входя в которую люди трогаются рассудком и напрочь теряют память.

Губы Питта искривились в усмешке:

– Ну, если ты так считаешь, давай спустим французский триколор и с Божьего благословения поднимем наш собственный флаг.

– Но у нас же приказ скрывать нашу государственную принадлежность, – запротестовал Джордино. – Нам не справиться с нашим тайным заданием под американским флагом.

– А кто говорит о звездно-полосатом?

Джордино без труда догадался, что лучший друг в очередной раз намерен его разыграть.

– О'кей, какой же тогда флаг ты собираешься поднять?

– А вот этот.

Питт достал из ящика на полке сложенное черное полотнище и протянул его Джордино.

– Я позаимствовал его на одной костюмированной вечеринке, куда попал пару месяцев назад.

На лице Джордино отразилось смятение, когда он уставился на расположенный в центре флага ухмыляющийся череп над скрещенными костями:

– Это же «Веселый Роджер»! Ты собираешься поднять пиратский флаг?

– Почему бы и нет? – Питта несколько удивила реакция Джордино. – Я думаю, делу не помешает, если мы устроим небольшой шухер под соответствующим флагом.

14

– А неплохую команду международных сыщиков по загрязнениям мы из себя представляем, – проворчал Хоппер, наблюдая, как солнце садится за озера и топи верховий реки Нигер. – И все, что мы тут видим, это типичный третий мир, равнодушный к санитарии.

Ева присела на походный стульчик перед небольшой бензиновой печкой, далеко не лишней даже в пустыне, особенно в ночное время.

– Я провела проверки на большинство из известных токсинов, но не обнаружила их присутствия. Так что, если источник нашей неуловимой болезни и существует, установить его будет нелегко.

Рядом с ней пристроился мужчина постарше, высокий, плотный, с сединой в темных волосах и ярко-голубыми глазами, мудрыми и задумчивыми. Новозеландец Уоррен Гримз был главным эпидемиологом программы. Он опустил голову и углубился в созерцание стакана с содовой.

– И по моему профилю ничего, – буркнул он, – Все культуры бактерий, собранные мною на протяжении пятисот километров, оказались свободными от болезнетворных микроорганизмов.

– А мы не могли что-нибудь пропустить? – спросил Хоппер, плюхаясь в раскладное кресло с подложенными подушечками.

Гримз пожал плечами:

– Пока не найдены очаги болезни, пока нет трупов, чтобы произвести вскрытие, или живых пациентов, чтобы взять пробы тканей для проведения анализа, я не могу дать точного ответа. Мне нужна более подробная информация, чтобы сравнить симптомы или осуществить контрольное исследование.

– Если где-то и есть погибшие от токсического заражения, – сказала Ева, – умерли они не здесь.

Хоппер отвернулся от угасающей оранжевой полоски над горизонтом, снял котелок с печки и налил чаю в свою чашку.

– Может ли это служить доказательством того, что вся эта история сфальсифицирована или преувеличена?

– В штаб-квартиру ВОЗ при ООН поступило донесение лишь самого общего характера, – поддержал его Гримз.

– Без определенных данных или точной локализации происходящего мы, похоже, не сможем развернуться по-настоящему.

– Мне кажется, они что-то скрывают, – внезапно заявила Ева.

Последовало долгое молчание. Хоппер растерянно переводил взгляд с Евы на новозеландца.

– Если и скрывают, то очень ловко, – пробормотал наконец Гримз.

– Пожалуй, я соглашусь с этим, – откликнулся Хоппер, которого давно мучили возрастающие с каждым днем подозрения. – Ведь наши группы в Нигере, Чаде и Судане докладывают, что там тоже пусто.

– И все это заставляет предполагать, что источник заражения находится именно в Мали, а не в соседних государствах.

– Допустим, можно тайно захоронить тела жертв, – снова заговорил Гримз. – Но как вы избавитесь от такого количества следов загрязнений? Если базисный очаг где-то здесь, мы бы давно его обнаружили. Так что мое личное мнение – мы понапрасну тянем время.

Ева с укоризной посмотрела на него – в ее больших глазах цвета голубого фарфора отражалось пламя походной печки.

– Если они могли спрятать жертвы, то могли изменить и содержание докладов.

– Не исключено, – кивнул Хоппер. – В словах Евы что-то есть. Я с самого начала не доверял Казиму и его змеиной банде. Предположим, они подсунули нам фальшивки, чтобы убрать подальше с игрового поля. Предположим также, что нас умышленно направили не в зону реального бедствия, а совсем в другую сторону.

– Вполне возможно, – признал Гримз. – Нам не следовало концентрировать внимание только на самых влажных и густонаселенных регионах страны лишь потому, что именно они, по идее, должны быть местом самого большого распространения болезни и загрязнения. В результате мы не имеем почти никаких данных по пустынным областям.

– Так куда же мы двинемся отсюда? – спросила Ева.

– Назад в Тимбукту, – решительно заявил Хоппер. – Вы обратили внимание на тех людей, которых мы расспрашивали, прежде чем отправиться на юг? Они были нервными и встревоженными. Это было заметно по их лицам. Вполне возможно, что их запугали, чтобы они не болтали лишнего.

– Особенно те туареги из пустыни, – припомнил Гримз.

– Ипрежде всего их женщины и дети, – добавила Ева. – Они отказывались подвергнуться даже элементарному медосмотру, не говоря уже об анализах.

Хоппер покачал головой:

– Это я виноват. Это ведь я принял решение уйти из пустыни. То была ошибка. Теперь я понимаю.

– Ты же ученый, а не психолог, – успокоил его Гримз.

– Верно, – с готовностью согласился Хоппер. – Я ученый, но это не значит, что мне нравится оставаться в дураках.

– А ведь можно было сразу догадаться, – вздохнула Ева. – Стоило только задуматься об истинных причинах необычайной услужливости капитана Батутты и его людей.

Гримз взглянул на нее с уважением:

– Точно. О-хо-хо... Ты вновь права, моя девочка. Боюсь только, если мы поставим вопрос ребром, Батутта, очевидно, коренным образом изменит свою позицию.

– Верно, – кивнул Хоппер. – Он ничем не рисковал, когда позволил нам беспрепятственно путешествовать повсюду, прекрасно зная, что мы за сотни километров от настоящего следа.

Гримз допил свою содовую:

– Интересно будет посмотреть на его физиономию, когда мы сообщим ему, что собираемся вернуться в пустыню и начать все сызнова.

– Да я еще рта не успею открыть, как он свяжется по рации с полковником Мансой.

– Но мы ведь можем и солгать, – усмехнулась Ева.

– Солгать? Но зачем? – спросил Хоппер.

– Чтобы сбить его с толку, чтобы скрыть наши истинные намерения.

– Я весь внимание.

– Скажите Батутте, что программа закончена. Скажите, что мы не нашли и намека на загрязнение и потому возвращаемся в Тимбукту, собираем свои манатки и вылетаем домой.

– Я что-то не понял. А зачем это нужно?

– Тогда им всем станет ясно, что наша группа успокоилась и отказывается от дальнейших исследований, – пояснила Ева. – Батутта с облегчением помашет нам на прощание, когда мы поднимемся в воздух. Но только полетим мы не в Каир. Мы приземлимся в пустыне и сами займемся этим делом, без сторожевых псов.

Двое мужчин несколько секунд обдумывали план Евы. Хоппер наморщил лоб, усиленно размышляя. Гримз же выглядел так, словно ему предложили принять участие в вооруженном захвате ракеты, отправляющейся на Луну.

– Как-то не очень мне все это нравится, – произнес наконец новозеландец извиняющимся тоном. – На реактивном самолете нельзя приземляться на грунт. Нужна посадочная полоса, по крайней мере, в тысячу метров длиной.

– Да в Сахаре полно мест, где поверхность плоская на протяжении сотен километров, – настаивала Ева.

– Слишком рискованно, – упорствовал Гримз. – Если до Казима дойдут слухи об этом, мы дорого заплатим за все.

Ева мельком посмотрела на Гримза, а затем перевела взгляд на Хоппера. И заметила, как на его лице начала проявляться улыбка.

– Это возможно, – решительно заявила она.

– Теоретически все возможно, но на практике...

Тут Хоппер с такой силой опустил кулак на подлокотник своего походного кресла, что чуть не сломал его.

– Ей-богу, я думаю, что стоит попробовать.

Гримз в изумлении уставился на него:

– Черт побери, ты серьезно?

– Я-то да. Хотя, конечно, последнее слово за пилотом и экипажем. Но при соответствующих стимулах – я имею в виду солидную премию, – полагаю, они пойдут на риск.

– Вы кое-что забыли, – покачал головой Гримз.

– Например?

– Каким транспортом мы воспользуемся после приземления?

Ева мотнула головой в сторону небольшого «мерседеса» с открытым кузовом, который предоставил в их распоряжение полковник Манса в Тимбукту.

– Этот малыш «мерседес» должен пройти в грузовой люк.

– Так ведь люк в двух метрах над землей, – возразил Гримз. – Как вы собираетесь поднять его на борт?

– А мы соорудим пандус, – весело ответил ему Хоппер.

– Вам придется делать это под носом у Батутты.

– И эта проблема решаемая.

– Машина принадлежит военным Мали. Как вы объясните ее исчезновение?

– Простая формальность, – пожал плечами Хоппер. – Скажем полковнику Мансе, что его сперли вороватые кочевники.

– Все это безумие, – заявил Гримз.

Хоппер неожиданно встал:

– Итак, решено. Займемся нашей маленькой шарадой сразу же с утра. Ты, Ева, возьмешь на себя труд проинформировать коллег о нашем плане. Я же разберусь с Батуттой. А чтобы разогнать его подозрения, поплачусь о наших неудачах.

– Кстати, о нашем надсмотрщике, – вспомнила Ева, оглядывая лагерь. – Где он затаился?

– Восстанавливает силы в том микроавтобусе с оборудованием для связи, – ответил Гримз. – Он там практически живет.

– Странно, что он удалился отдыхать как раз в тот момент, когда мы собрались подискутировать.

– Я бы сказал, что это чертовски любезно с его стороны.

Гримз встал и сцепил ладони за головой. Украдкой бросив взгляд на автомобиль связи, он не разглядел там Батутты и снова сел.

– Не видать. Наверное, сидит внутри и смотрит по телевизору какое-нибудь музыкальное шоу из Европы.

– Или связался по рации с полковником Мансой и сообщает ему последние сплетни о нашем ученом цирке, – улыбнулась Ева.

– Ну, особо-то ему докладывать нечего, – засмеялся Хоппер. – Он никогда не вникал в наши дела настолько подробно, чтобы сообразить, какую забаву мы затеваем.

* * *

Но капитан Батутта был занят не просмотром телепрограмм и не докладом своему начальству. Он сидел в салоне микроавтобуса, принимая информацию через стереонаушники, подсоединенные к сверхчувствительному подслушивающему устройству. Направленный микрофон с усилителем был установлен на крыше и нацелен на лагерную печку, расположенную посреди бивака. Наклонившись вперед, капитан подсоединил промежуточный усилитель, увеличивающий прослушиваемую площадь.

Каждое слово, сказанное Евой и двумя ее сообщниками, каждое бормотание и шепот проходили расстояние без малейшего искажения и тут же записывались. Батутта слушал до тех пор, пока разговор не закончился и трио не разделилось. Ева отправилась знакомить остальных членов группы с новым планом, а Хоппер и Гримз – изучать карту пустыни.

Батутта поднял трубку телефона, подсоединенного к объединенной африканской национальной системе спутниковой связи, и набрал номер.

– Штаб-квартира службы безопасности округа Гао, – прозвучал в ответ сонный голос дежурного офицера.

– Капитан Батутта вызывает полковника Мансу.

– Одну минутку, мсье, – торопливо отозвался дежурный.

Но прошло минут пять, прежде чем в наушнике раздался голос Мансы:

– Слушаю, капитан.

– Ученые ООН планируют отвлекающий маневр.

– Что за маневр?

– Они готовы объявить, что возвращаются, не обнаружив следов загрязнения или его жертв...

– Значит, блестящий план генерала Казима держать их подальше от зараженных местностей сработал успешно, – прервал его Манса.

– Пока да, – сказал Батутта. – Но они уже догадываются об уловке генерала. Доктор Хоппер намеревается заявить о свертывании работ и отправке своих людей в Тимбукту, откуда они должны вылететь собственным чартерным самолетом в Каир.

– Генерал будет весьма доволен.

– Вряд ли, когда узнает, что Хоппер и его коллеги не собираются покидать Мали.

– Что вы такое говорите? – потребовал объяснений Манса.

– Они хотят подкупить пилота, чтобы тот приземлился в пустыне, где они продолжат исследования в поселках наших кочевников.

У Мансы возникло такое ощущение, словно ему в рот засунули пригоршню песка.

– Это же катастрофа! Генерал будет вне себя от ярости, когда услышит об этом.

– А мы-то здесь при чем? – быстро сказал Батутта.

– Вы же знаете, каков он в гневе. Для него тогда нет ни правых, ни виноватых.

– Но мы всего лишь выполняем свой долг, – нерешительно промямлил Батутта.

– Продолжайте докладывать обо всех намерениях Хоппера, – приказал Манса. – А я лично проинформирую генерала.

– Он в Тимбукту?

– Нет, в Гао. Он недавно отправился туда на яхте Ива Массарда. Я возьму военный транспорт и через полчаса буду на месте.

– Удачи вам, полковник.

– А вы ни на секунду не выпускайте Хоппера из поля зрения. Докладывайте мне о каждом изменении в его планах.

– Слушаюсь.

Манса положил трубку и уставился на телефон, размышляя о неожиданном донесении Батутты. Если бы тайна заговора исследователей не раскрылась. Хоппер мог бы всех одурачить и обнаружить жертвы заражения в Сахаре, там, где еще никто не додумался искать. А это может обернуться катастрофой. Капитан Батутта спас его от крупных неприятностей, а может быть, и от казни по обвинению в государственной измене – стандартному обвинению, которое клевреты Казима предъявляли неугодному офицеру, чтобы избавиться от него. До этого было совсем недалеко. С другой стороны, если угодить Казиму, застав его в добром расположении духа, то можно отхватить и генеральский чин.

Манса позвонил в офис своему адъютанту, чтобы тот привез ему мундир и подготовил самолет. Он чувствовал прилив бодрости. Угроза сама собой исчезнет с уничтожением нежеланных иностранцев.

* * *

Скоростной катер уже дожидался у причала рядом с какой-то мечетью, когда Манса вылез из армейского джипа, доставившего его из аэропорта. Матрос в форме отдал концы и спрыгнул в кокпит. Он включил зажигание, и мощный морской двигатель «Ситроен-У-8» взревел и ожил.

Яхта Массарда мерно покачивалась на середине реки, стоя на носовом якоре, в волнах течения отражались ее огни.

Яхта представляла собой настоящий плавучий дворец в три этажа. Ее плоское днище позволяло с легкостью путешествовать вниз и вверх по реке даже в сухой сезон.

Манса еще ни разу не бывал на борту, но слышал о стеклянном куполе яхты и о спиральной лестнице, ведущей от обширного люкса хозяина к вертолетной площадке.

Десять роскошных кают, обставленных французской антикварной мебелью, столовая с высоким потолком и фресками времен Людовика XIV, перенесенными со стен старинного замка на реке Луаре, бассейны, сауна, коктейль-бар во вращающейся комнате для отдыха, совершенные электронные системы связи, соединяющие Массарда с его разбросанной по всему миру империей, – все это делало дом на воде не похожим на любые другие постройки.

Выбравшись из катера на сходни и ступая по тиковым доскам, полковник надеялся на радушный прием, но его ожидания не сбылись. Казим встретил его сразу же у трапа на палубе. Он держал в руке бокал, до половины наполненный шампанским, но предложить вина гостю не удосужился.

– Надеюсь, вы отвлекли меня от делового совещания с мсье Массардом не по пустякам, а по действительно серьезной причине, как вы сообщили в своем послании, – холодно произнес генерал.

Манса проворно отдал честь и начал торопливо, но с кучей подробностей, преувеличивая и привирая, излагать сообщение Батутты о планах группы Всемирной организации здравоохранения ООН, однако ни разу при этом не упомянув имени капитана.

Казим слушал с возрастающим интересом. Его темные глаза еще больше помрачнели, невидяще глядя на поблескивающие в воде блики огней плавучего дома. По лицу пробежала тень беспокойства, быстро сменившаяся жесткой улыбкой.

После того как Манса закончил рассказ, Казим спросил:

– Когда Хоппер и его караван собираются вернуться в Тимбукту?

– Если они выедут завтра утром, то должны прибыть ближе к вечеру.

– Времени более чем достаточно, чтобы расстроить планы доброго доктора. – Он холодно заглянул в глаза Мансы. – Я уверен, ты проявишь искреннее разочарование и максимум сочувствия, когда Хоппер объявит тебе о неудаче с исследованиями.

– Я выкажу все свои дипломатические способности, – заверил Манса.

– А его самолет и экипаж все еще на аэродроме в Тимбукту?

Манса кивнул:

– Пилоты остановились в гостинице «Азалай».

– Так ты говоришь, что Хоппер собирается выплатить им дополнительную премию, чтобы они приземлились в пустыне дальше к северу?

– Да, так он сказал своим коллегам.

– Мы должны проконтролировать финансовое положение экипажа.

– Вы желаете, чтобы я предложил пилотам больше, чем Хоппер?

– И в самой твердой валюте, – усмехнулся Казим. – Убейте их.

Манса ожидал подобного приказа и поэтому нисколько не удивился:

– Слушаюсь, мой генерал.

– И замените их пилотами из наших военных, да так, чтобы они были похожи комплекцией и внешностью.

– Гениальный план, мой генерал.

– А также проинформируйте доктора Хоппера, что я настаиваю на том, чтобы капитан Батутта сопровождал их до Каира в качестве моего личного представителя. Он и проследит за всей операцией.

– А что прикажете передать нашим пилотам?

– Прикажите им, – сказал Казим, злобно сверкнув глазами, – чтобы они высадили доктора Хоппера и его группу в Асселаре.

– В Асселаре?!

Язык Мансы вытолкнул это зловещее название с таким отвращением, словно оно было пропитано кислотой.

– Но Хоппер и его группа наверняка будут убиты одичавшими мутантами Асселара, как и участники того сафари.

– На все воля Аллаха, – бесстрастно отозвался Казим.

– А если в силу каких-то непредвиденных причин они выживут? – осторожно поинтересовался Манса.

На лице Казима появилось дьявольское выражение, заставившее Мансу затрепетать. Генерал коварно улыбнулся, и в его темных глазах отразилось холодное удовольствие.

– На этот случай у нас в запасе всегда имеется Тебецца.

Часть вторая Мертвая земля

15

75 мая 1996 года

Нью-Йорк

Мужчина, одетый как хиппи шестидесятых годов, стоял, прислонившись спиной к многоместному фургону-джипу «Вагонер», на окраине аэродрома Флойд-Беннет, что на берегу залива Ямайка, штат Нью-Йорк. Сквозь зеленые стекла очков он наблюдал, как из легкого утреннего тумана вынырнул бирюзовый самолетик. Машина пробежала по бетонке и остановилась метрах в десяти от него. Мужчина выпрямился, когда из реактивного самолета, принадлежащего НУМА, вышли Сэндекер и Чэпмен, и направился к ним навстречу.

Адмирал заметил автомобиль и удовлетворенно кивнул. Он ненавидел казенные лимузины и добился того, чтобы лично ему и всем прочим сотрудникам руководящего звена выделили полноприводные служебные автомобили. Он улыбнулся одетому в джинсовую куртку фирмы «Ливайс» и с конским хвостом на голове человеку – директору компьютерного центра НУМА. Хайрем Йегер был единственным в руководстве конторы Сэндекера, игнорировавшим официальные костюмы.

– Благодарю тебя, Хайрем, что заехал за нами. И прости, что вытащил тебя ненадолго из Вашингтона.

Йегер подошел к нему и протянул руку.

– Не беспокойтесь, адмирал. Мне не помешает немного отдохнуть от моих машин.

Затем, вскинув голову, он заглянул в лицо доктору Чэпмену:

– Как прошел полет из Нигерии, Дарси?

– Потолок салона оказался слишком низким, а мое сиденье слишком узким, – пожаловался великан-токсиколог. – И в довершение ко всему адмирал обыграл меня в джин-рамми со счетом десять – четыре.

– Давайте я помогу донести ваш багаж до автомобиля, и поедем в Манхэттен.

– Тебе удалось договориться о встрече с Галой Камиль? – спросил Сэндекер.

Йегер кивнул:

– Сразу же, как вы по радио сообщили о времени вашего прибытия, я позвонил в штаб-квартиру ООН. Генеральный секретарь из-за этого даже изменила свое расписание. Ее секретаршу, кстати, крайне удивило, что госпожа Камиль сделала это ради вас.

Сэндекер улыбнулся:

– Мы тоже имеем кое-какое влияние.

– Она встречается с нами в десять тридцать.

Адмирал посмотрел на свои часы:

– Еще полтора часа. Достаточно, чтобы слегка перекусить и выпить чашечку кофе.

– Полезное дело, – промычал Чэпмен в промежутке между зевками. – Я немного проголодался.

Йегер проехал по дороге из аэропорта, обсаженной деревьями, и повернул на Кони-Айленд авеню, где и обнаружилась закусочная. Они разместились в отдельной кабинке и подозвали официантку, которая, не таясь, ошеломленно уставилась на огромную фигуру доктора Чэпмена.

– Что желают джентльмены?

– Лососину, сырники и пару тостов, – заказал Сэндекер.

Чэпмен выбрал пастрами и попросил двойную порцию яичницы с беконом, в то время как Йегер ограничился ломтиком фруктового рулета. Каждый был занят своими мыслями, пока официантка не принесла кофе. Сэндекер размешал в своей чашечке кубик льда, чтобы охладить напиток, а затем откинулся спиной на стенку кабинки.

– Что могут поведать твои электронные малыши о красных волнах? – спросил он Йегера.

– Перспективы вырисовываются довольно мрачные, – сообщил компьютерный эксперт, поигрывая вилкой. – Я постоянно получаю спутниковые фото, где виден их непрерывный рост, масштабы которого поражают воображение. Похоже на старую байку о пенни, который удваивается каждый день, чтобы к концу месяца сделать тебя миллиардером. Красная волна у берегов Западной Африки расширяется, увеличиваясь вдвое каждые четыре дня. На четыре часа сегодняшнего утра она занимала площадь в двести сорок тысяч квадратных километров.

– Или сто тысяч квадратных миль, – перевел Сэндекер в старую систему измерения.

– С такими темпами она покроет целиком Южную Атлантику за три-четыре недели, – подсчитал Чэпмен.

– Вы отыскали причину? – спросил Йегер.

– Вероятно, это какое-то мёталлоорганическое соединение, которое способствует мутации динофлагеллатов, составляющих сущность красной волны.

– Мёталлоорганическое?

– Комбинация металла и органического вещества, – пояснил Чэпмен.

– А как насчет отдельных компонентов, составляющих его?

– Пока никак. Мы проверили дюжины загрязнителей, но ни один из них определенно не является причиной. На настоящий момент мы можем лишь предполагать, что этот металлический элемент каким-то образом соединяется с синтетическими компонентами или химическими побочными продуктами, сбрасываемыми в реку Нигер.

– Которые также могут быть продуктами отходов какого-нибудь экзотического биотехнологического исследования, – предположил Йегер.

– Никаких экзотических биотехнологических исследований в Западной Африке не проводится, – решительно заявил Сэндекер.

– Во всяком случае, эта неустановленная дрянь действует как возбудитель, – продолжил Чэпмен, – почти как гормон, который приводит как к их невероятному количественному росту, так и к их токсичности.

Пока официантка расставляла на столе тарелочки с заказами, разговор временно увял. Затем она ушла и, вернувшись с кофейником, вновь разлила по чашкам кофе.

– А если проверить бактериальную реакцию на эти загрязненные воды? – спросил Йегер.

– Сточные воды действительно являются питательной средой для водорослей, как навоз – для сельскохозяйственных культур на суше, – подтвердил Чэпмен. – Но не в данном случае. То, с чем мы имеем дело, это такая экологическая катастрофа, к которой не может и близко подвести ни один из производимых человеком органических отходов.

Сэндекер намазал тост маслом, водрузил сверху кусок лососины и смачно захрустел, время от времени отхлебывая свой охлажденный кофе.

– Так что пока мы сидим здесь и работаем челюстями, красная волна перерастает в такое бедствие, по сравнению с которым поджог иракцами кувейтских нефтяных промыслов в тысяча девятьсот девяносто первом году выглядит столь же безобидным, как бойскаутский костер.

– И мы ничем не можем остановить ее, – признался Чэпмен. – Без соответствующих анализов проб воды я могу только абстрактно рассуждать на тему химических составляющих. И пока Руди Ганн не отыщет иголку в стоге сена и того, кто положил ее туда, руки у нас связаны.

– Ну и каковы последние слухи? – спросил Йегер.

– Слухи о чем? – невнятно проговорил Сэндекер, заглатывая очередной кусок бутерброда.

– О наших трех друзьях на Нигере, – ответил Йегер, раздраженный показным равнодушием Сэндекера. – Ведь поступление телеметрических данных от них внезапно прекратилось еще вчера.

Адмирал оглядел закусочную, чтобы убедиться, что никто не слышит их:

– Они оказались вовлечены в небольшую стычку с двумя канонерками и вертолетом военно-морских сил Бенина.

– В небольшую стычку?! – недоверчиво воскликнул Йегер. – Как же, черт побери, эта произошло? Они не ранены?

– Мы можем только предполагать, что они пребывают в добром здравии, – сдержанно ответил Сэндекер. – Их чуть не захватили. И чтобы продолжить реализацию программы, они были вынуждены вступить в сражение. А во время схватки их оборудование, должно быть, немного пострадало.

– Так вот почему отказала вся их телеметрия, – протянул Йегер, успокаиваясь.

– Спутниковые снимки, полученные Управлением национальной безопасности, – продолжал Сэндекер, – показывают, что они разнесли к чертям оба корабля и вертолет противника и невредимыми пересекли границу Мали.

Йегер обмяк на своем сиденье, внезапно потеряв аппетит.

– Им никогда не выбраться из Мали. Я провел компьютерное исследование малийского правительства. Их военный лидер – самый грубый нарушитель человеческих прав в Западной Африке. Питт и остальные будут захвачены и повешены на ближайшей пальме.

– Именно поэтому мы и встречаемся с Генеральным секретарем ООН, – сказал Сэндекер.

– Что же она может сделать в этой ситуации?

– ООН – единственная возможность извлечь оттуда нашу группу и собранные ею данные в целости и сохранности.

– И почему это мне начинает казаться, что наши исследования на реке Нигер не были санкционированы? – вкрадчиво спросил Йегер.

– Мы не смогли убедить политиков в неотложности этого дела, – огорченно сообщил Чэпмен. – Они продолжали настаивать на создании специального комитета для рассмотрения этой проблемы. Можете в это поверить? В то время как мир на грани исчезновения, наши прославленные и нами же избранные чинуши, чтобы придать себе значимости, сдвигают в кучку свои высокопоставленные кресла и начинают петь хором.

– Дарси имел в виду, – пояснил Сэндекер, улыбаясь бурному потоку проклятий, изрыгаемых Чэпменом, – что мы рассказали об опасности президенту, государственному секретарю и некоторым членам Конгресса. И все они, как один, наотрез отказались выкручивать руки западно-африканским лидерам, чтобы те позволили нам произвести хотя бы анализ речной воды.

Йегер в упор уставился на него:

– Так вот почему, вы решили отправить Питта, Джордино и Ганна тайно!

– Другого выхода не было. И времени остается все меньше. Нам пришлось обойти наше правительство. Если об этой операции узнают, мою задницу окунут в соляную кислоту.

– Да, дело обстоит еще хуже, чем я предполагал.

– Почему мы и собираемся прибегнуть к услугам ООН, – сказал Чэпмен. – Без их помощи у Питта, Джордино и Ганна слишком большие шансы угодить в малийскую тюрьму и никогда оттуда не выйти.

– И данные, в которых мы так отчаянно нуждаемся, – заключил Сэндекер, – исчезнут вместе с ними.

Йегер выглядел шокированным:

– Вы пожертвовали ими, адмирал. Вы добровольно пожертвовали нашими лучшими друзьями!

Сэндекер ответил ему твердым взглядом:

– Ты думаешь, мне не пришлось побороться с дьяволом, принимая это решение? Просчитай ставки, стоящие на кону в этой игре, и скажи честно, кому другому ты доверил бы это задание? Кого бы ты отправил вверх по Нигеру?

Прежде чем ответить, Йегер с минуту потирал виски:

– Что ж, вы правы. Они самые лучшие. Если кто и сумеет совершить невозможное, так это Питт.

– Я рад, что ты согласен с нами, – резко сказал Сэндекер и вновь посмотрел на часы. – Пожалуй, нам лучше расплатиться и двинуться в путь. Я не хотел бы заставлять ждать госпожу Генерального секретаря. Тем более что мне почти наверняка придется встать перед ней на колени и молить о спасении их заблудших душ.

* * *

Египтянка Гала Камиль, Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций, несмотря на свои сорок семь лет, обладала красотой и таинственностью Нефертити. Запоминающиеся черные глаза, черные как смоль волосы, плавно спускающиеся на плечи, утонченные черты лица и безупречное телосложение с первого взгляда поражали воображение каждого, кто имел счастье познакомиться с ней. Тяжкое бремя обязанностей не отразилось на ее красоте и моложавости. Даже строгий официальный костюм выгодно подчеркивал ее высокий рост и стройность фигуры.

Когда Сэндекера и его спутников препроводили в кабинет госпожи Камиль в штаб-квартире ООН, она поднялась и вышла из-за стола.

– Рада вновь вас видеть, адмирал Сэндекер.

– А для меня это просто удовольствие, мадам секретарь, – расцвел Сэндекер, что происходило с ним всегда в присутствии красивых женщин. – Спасибо, что согласились принять меня.

– Вы изумительны, адмирал. И совсем не меняетесь с годами.

– А вы еще больше помолодели.

Госпожа Камиль одарила его очаровательной улыбкой:

– Оставим комплименты. У нас обоих прибавилось морщинок. Ведь прошло столько времени.

– Почти пять лет.

Тут Сэндекер повернулся и представил Чэпмена и Йегера.

Гала лишь на мгновение задержала свое внимание на габаритах Чэпмена и одеянии Йегера – слишком многих людей из сотен стран повидала она на своем веку. Изящным жестом она указала на стоящий у стены диван:

– Прошу вас, присаживайтесь.

– Я буду краток, – без вступления начал Сэндекер. – Мне нужна ваша помощь в безотлагательном деле, касающемся экологической катастрофы, представляющей угрозу самому существованию человеческой расы.

Гала скептически взглянула на него темными глазами:

– Вы сделали очень серьезное заявление, адмирал. И если речь идет всего лишь об очередном пророчестве по поводу глобального потепления, то у меня на это иммунитет.

– Тут кое-что похуже, – серьезно сказал Сэндекер. – Уже к концу этого года от большей части населения Земли останется только память.

Гала разглядывала лица мужчин, сидящих напротив нее. Их лица были суровы и мрачны. И она начинала им верить. Хотя сама не понимала точно – почему. Просто она достаточно хорошо знала Сэндекера и была уверена в том, что он не тот человек, который будет призывать в свидетели небеса и бить себя в грудь, если не убежден в своей правоте на сто процентов и не имеет надежных научных доказательств.

– Пожалуйста, продолжайте, – лаконично попросила она.

Сэндекер вовлек в беседу Чэпмена и Йегера, которые доложили, с цифрами в руках, о бурно разрастающейся красной волне. Минут через двадцать Гала извинилась и нажала кнопку интеркома.

– Сара, окажите любезность, свяжитесь с послом Перу и передайте ему, что у меня крайне важное дело и я прошу отложить нашу назначенную встречу на завтра на то же время.

– Вы правильно оцениваете свое время и приоритеты, – одобрительно заметил Сэндекер.

– Вы уверены в том, что эта угроза действительно так ужасна? – обратилась госпожа Камиль к Чэпмену.

– Никаких сомнений. Если красная волна беспрепятственно распространится по всему океану, то перекроет поступление кислорода, необходимого для поддержания жизни на Земле.

– И это без учета ее токсичности, – добавил Йегер, – которая наверняка станет причиной массовой гибели всех видов морских обитателей, а также любого животного или человека, соприкоснувшегося с ней.

Гала взглянула на Сэндекера:

– А что же ваш Конгресс и ваши ученые? Ведь это должно было обеспокоить как ваше правительство, так и все мировое сообщество.

– Не обеспокоило, как видите, – поморщился Сэндекер. – Мы представили наши доказательства президенту и членам Конгресса, но бюрократическая машина крутится медленно. Никаких решений еще не последовало. Ужас ситуации до них просто не доходит. Они не в состоянии осознать, что время – это такая субстанция, которая может сократиться так же резко и безвозвратно, как, скажем, популяция осетровых в Каспийском море.

– Разумеется, мы провели соответствующие исследования силами наших специалистов – океанологов и экологов, – сказал Чэпмен. – Но, пока мы точно не установим причину этой океанической заразы, вряд ли кто-нибудь из нас сможет придумать необходимое противоядие.

Гала молчала. Нелегко было привыкнуть к мысли, что апокалипсис грядет и ждать его осталось совсем недолго. Тем более что она не обладала реальной властью. Ее пост Генерального секретаря ООН можно было смело сравнить с троном королевы, не имеющей подданных. В ее обязанности входило только следить за проведением множества торговых и гуманитарных программ и акций.

Придя наконец к решению, госпожа Камиль испытующе взглянула на Сэндекера:

– Просто не представляю, чем еще я могу вам помочь, кроме как обещать всемерное сотрудничество организации, осуществляющей программу охраны окружающей среды под эгидой ООН.

В тиши кабинета голос адмирала, низкий и напряженный, звучал размеренно и отчетливо:

– Я отправил вверх по реке Нигер специальное судно с группой моих сотрудников, поручив им проанализировать пробы воды и установить источник загрязнения до того, как красная волна окончательно выйдет из-под контроля и разольется по всем океанам планеты.

Темные глаза Галы смотрели холодно и проницательно.

– Так это ваше судно потопило бенинские канонерки? – спросила она.

– Ваша разведка хорошо работает.

– Я получаю краткие отчеты со всего мира.

– Да, это было судно НУМА, – признал Сэндекер.

– И вы, надо полагать, слышали, что в этом сражении был убит главнокомандующий военно-морских сил Бенина, он же родной брат президента страны?

– Я слышал.

– И, насколько я осведомлена, над вашим судном развевался французский флаг. Вы отдаете себе отчет, что осуществление вашей тайной и грязной операции под чужим флагом может привести к аресту и расстрелу вашего экипажа западноафриканцами по обвинению в шпионаже?

– Мои люди сознавали опасность и пошли на нее добровольно. Они понимают, что на счету каждый час, пока красная волна не достигла такого объема, что наша технология уже не сможет уничтожить ее.

– Они еще живы?

Сэндекер кивнул:

– Несколько часов назад, идя по следам загрязнения, они пересекли границу Мали и невредимыми добрались до города Гао.

– А кто еще знает об этом?

Сэндекер кивком указал на Чэпмена и Йегера.

– Мы трое и люди на судне. А вне стен НУМА – только вы.

– Глава малийской службы безопасности генерал Казим отнюдь не дурак. Он наверняка уже знает о сражении с военно-морскими силами Бенина, а агенты разведки, несомненно, уведомят его, что виновники находятся в его стране. Их могут арестовать в любую минуту.

– Это и является главной причиной моего визита к вам, мадам секретарь.

«Так вот оно что», – подумала Гала.

– И чего же вы хотите от меня, адмирал?

– Вашей помощи в спасении моих людей.

– Так я и думала, что этим кончится.

– Жизненно важно, чтобы они были спасены сразу же, как только определят причину загрязнения.

– Мы отчаянно нуждаемся в данных их анализа, – решительно заявил Чэпмен.

– Иначе говоря, на самом деле вы хотите спасти только данные, – сухо заметила госпожа Камиль.

– У меня нет привычки бросать без помощи отважных ребят! – рассердился Сэндекер, выпячивая вперед подбородок.

Гала отрицательно покачала головой:

– Извините, джентльмены, я понимаю ваше отчаяние. Но я не имею права рисковать репутацией возглавляемой мною организации, злоупотребляя своей властью для прикрытия незаконной международной операции вне зависимости от того, какое значение может иметь ее успешное завершение для всего человечества.

– А если я назову вам имена тех людей, которых надо спасти? Между прочим, они вам хорошо известны, мадам секретарь. Это Дирк Питт, Ал Джордино и Руди Ганн.

На какое-то мгновение зрачки ее изумленно расширились, затем она как-то обмякла в своем кресле и закрыла глаза, мысленно перенесясь в не такое уж далекое прошлое.

– Вы мошенник и мерзкий шантажист, адмирал, – тихо произнесла Гала Камиль после долгой паузы. – Посылая их на почти верную смерть, вы заранее просчитали, что сможете в случае чего использовать и меня.

– Я планировал не теннисный турнир с участием знаменитостей, – решительно возразил Сэндекер. – Я всего лишь собираюсь предотвратить бесчисленные человеческие жертвы.

– Но тем не менее целите прямо в сердце, не так ли?

– Когда это необходимо.

Брови Чэпмена поползли вверх.

– Боюсь, я ничего не понимаю в вашем разговоре.

Гала заговорила, глядя в пространство:

– Лет пять назад трое мужчин, которых адмирал отправил вверх по Нигеру, дважды спасали меня от наемных убийц. В первый раз это произошло в горах близ Брекенриджа, штат Колорадо; во второй – в заброшенном руднике на склоне глетчера на берегу Магелланова пролива. И сегодня мистер Сэндекер взывает к моей совести, чтобы я отплатила им тем же.

– Мне кажется, я припоминаю, – кивнул Йегер. – Это было во время охоты за сокровищами Александрийской библиотеки.

Сэндекер встал, прошел вперед и сел рядом с ней:

– Вы поможете нам, мадам секретарь?

Она сидела неподвижно, словно статуя, а затем попыталась заговорить. Дыхание ее казалось слабым и неглубоким. Наконец она медленно повернулась и посмотрела в глаза адмиралу.

– Хорошо, – сказала она тихо. – Я обещаю использовать все свое влияние для спасения ваших друзей. Но хотелось бы надеяться, что мы не опоздали и они еще живы.

Сэндекер отвернулся. Ему не хотелось, чтобы она заметила облегчение в его глазах.

– Благодарю вас, мадам секретарь. Я ваш должник. Я ваш неоплатный должник.

16

– Никаких признаков жизни?

Гримз покосился на развалины Асселара:

– Ни собаки, ни козла.

– Деревня выглядит определенно вымершей, – сказала Ева, щуря глаза от солнца.

– Мертвее, чем лягушка, раздавленная на шоссе, – пробормотал Хоппер, вглядываясь в бинокль.

Они стояли на пустынной каменистой возвышенности, разглядывая Асселар. Единственным признаком, указывающим на присутствие людей, были следы покрышек, ведущих к деревне с северо-востока. У Евы возникло ощущение, что у ее ног раскинулся древний город, заброшенный в незапамятные времена. Все чувства ее обострились; от жуткой тишины, нависшей над этим зловещим местом, томительно засосало под ложечкой.

Хоппер обратился к Батутте:

– Очень любезно с вашей стороны, капитан, что вы сотрудничаете с нами и даже позволили нам приземлиться здесь, но очевидно, что это селение давно заброшено и опустело.

Сидя за рулем открытого «мерседеса», Батутта невинно пожал плечами:

– Караванщики из соляных копей у Тауденни сообщили о вспышке болезни в Асселаре. Больше мне вам сказать нечего.

– Ну, если мы здесь кое-что посмотрим, от нас не убудет, – сказал Гримз.

Ева согласно кивнула:

– Надо взять пробу воды из колодца, чтобы удостовериться в ее безопасности.

– Если вы желаете идти туда, – сказал Батутта, – то я вернусь к самолету и привезу ваших помощников.

– Это было бы очень любезно с вашей стороны, капитан, – согласился Хоппер. – Можете заодно перевезти и наше оборудование.

Не проронив ни слова в ответ, Батутта развернулся в туче пыли и помчался к стоящему вдали самолету, без труда приземлившемуся на длинной ровной полосе каменистой почвы.

– Чертовски странно, что он вдруг стал таким любезным, – проворчал Гримз.

Ева согласно кивнула:

– Слишком любезным, сказала бы я.

– Меня это не очень волнует, – отозвался Гримз, всматриваясь в молчаливую деревню, – но если бы это был американский фильм-вестерн, то я бы сказал, что мы направляемся в засаду.

– Ну, засада или нет, – невозмутимо сказал Хоппер, – но давайте сходим и отыщем каких-нибудь здешних обитателей.

Он широкими шагами пустился вниз по склону, с виду совершенно не озабоченный полуденным солнцем и жаром, излучаемым каменистой почвой. Ева и Гримз поколебались с минуту, а затем двинулись следом.

Десять минут спустя они ступили на узкие, словно ходы в лабиринте, улочки Асселара, которые наглядно демонстрировали полное отсутствие заботы о чистоте и гигиене. Тут и там путешественники натыкались на кучки высохших нечистот и груды всяческого хлама и разбросанного мусора, покрывавшие, казалось, каждый квадратный метр поверхности. Легкий горячий ветерок внезапно изменил направление, и в ноздри им ударил запах разложения и гнили. С каждым следующим шагом эта жуткая вонь только усиливалась. Казалось, она выплывала из каждой двери, каждого зияющего темнотой оконного проема.

Хоппер воздерживался заходить в дома, пока они не добрались до рыночной площади. Здесь перед ними предстало на редкость отвратительное зрелище, подобное которому трудно было вообразить даже с помощью самой извращенной фантазии. Разбросанные обломки человеческих скелетов, аккуратно выложенные, словно выставленные на продажу, черепа, развешанная на деревьях потемневшая и высохшая кожа с кишащими в ее складках червями.

Ева сначала решила, что видит останки жертв какой-то резни или военной операции. Но она быстро отбросила эту версию, поскольку та не объясняла расположения черепов или вывешенной кожи. Случившееся здесь не укладывалось в рамки обычных злодейств опьяневших от крови солдат или бандитов. Это стало еще более ясно, когда она опустилась на колени и подняла кость, распознав в ней плечевую. Холод пробежал по ее жилам, когда она обнаружила, что вмятины и царапины на ней были, бесспорно, сделаны человеческими зубами.

– Каннибализм! – прошептала она в шоке.

Заунывное жужжание мух и слова, произнесенные Евой, только подчеркнули мертвенное безмолвие деревни. Гримз осторожно взял кость из ее руки и вгляделся в зазубрины.

– Она права, – сказал он Хопперу. – Какие-то озверевшие маньяки сожрали всех этих бедняг.

– Судя по запаху, – заметил Хоппер, морща нос, – где-то должны остаться тела, еще не превратившиеся в скелеты. Ты и Ева оставайтесь здесь. Я осмотрю дома и поищу – может, кто остался в живых.

– А мне не нравится, как здесь обращаются с незнакомцами, – запротестовал Гримз. – Я думаю, нам лучше побыстрее вернуться к самолету, пока мы не угодили в местное меню.

– Ерунда, – фыркнул Хоппер. – Мы столкнулись с чрезвычайным случаем аномального поведения. И причиной его как раз и может оказаться то самое токсичное загрязнение, которое мы ищем, и я не уйду отсюда, пока не выясню все до конца.

– Я с вами, – решительно сказала Ева.

Гримз пожал плечами. Воспитанный в старых традициях, он не рискнул выказать недостаток мужества в присутствии женщины.

– Хорошо, будем искать вместе.

Хоппер похлопал его по спине:

– Прекрасно сказано, Гримз. Сочту за честь оказаться вместе с вами в качестве ингредиента в каком-нибудь местном вареве.

В первом же доме, куда они проникли, обнаружилось сразу два тела: мужчины и женщины, умерших, по меньшей мере, неделю назад. Жара уже высушила их плоть и туго натянула кожу. После беглого осмотра мумифицированных останков Хоппер определил, что смерть их была долгой и мучительной. Последовала она в результате отравления, но не быстродействующим ядом, а медленным, вызывающим длительные страдания.

– Без патологоанатомического исследования ничего сверх этого сказать нельзя, – заключил доктор.

Гримз невозмутимо оглядел высохшие трупы:

– Эти люди скончались дней семь-восемь тому назад. Полагаю, мы добьемся большего, разыскав пару-тройку сравнительно недавних жертв.

Для Евы его слова прозвучали слишком холодно и цинично. Ее все время знобило, но больше всего потрясли ее не эти трупы, а груды маленьких костей и черепов в одном из углов смежной комнаты. Она не могла поверить, что супружеская пара убила и съела собственных детей. Мысль была настолько мерзкой, что она отбросила ее прочь и постаралась забыть о ней, направляясь вслед за коллегами в дом напротив.

Они прошли через арочный проем, выгодно отличающийся в чисто архитектурном плане от соседних жилищ, и очутились в Г-образном внутреннем дворике, чистом и выметенном. Пожалуй, даже вызывающе чистым по сравнению с другими, заваленными мусором и занесенными песком. В этом доме зловоние было особенно сильным. Ева намочила маленький носовой платок водой из фляги, прикрепленной к поясу, и вошла внутрь, переходя от комнаты к комнате. Стены были выбелены мелом, а крыша состояла из матов, закрепленных на столбах. Многочисленные окошки, выходящие во внутренний двор, пропускали много света.

Это был один из самых больших домов города, вероятно принадлежавший какому-то купцу, решила Ева, отметив удобные стулья и столы, каким-то образом оставшиеся на своих местах, в то время как в других домах вся мебель была переломана и разбросана. Она медленно шагнула в дверь большой прямоугольной комнаты. И тут же задохнулась и застыла, едва сдерживая тошноту при виде груды гниющих человеческих конечностей, которыми была почти битком набита эта чудовищная кухня.

Ева внезапно ощутила заброшенность и страх. Оторвавшись от мерзкой картины, она, шатаясь, перешла в спальню. Потрясение следовало за потрясением. Она оцепенело уставилась на мужчину, лежащего на кровати в расслабленной позе и с широко раскрытыми глазами. Голова его лежала на подушке, а руки были раскинуты по сторонам, ладонями вверх. Он смотрел на нее невидящими глазами, которые, должно быть, взял напрокат у дьявола. Зрачки глаз имели розоватый оттенок, а белки были ярко-красными. На какое-то пугающее мгновение она подумала, что он жив. Но грудь не вздымалась, а сатанинского цвета глаза не моргали.

Ева простояла там, казалось, целую вечность, всматриваясь в лицо мертвеца. Наконец, собрав все свое мужество, она подошла к кровати и дотронулась кончиками пальцев до сонной артерии. Пульса не было. Она наклонилась и подняла его руку. Трупное окоченение только начало затрагивать мышцы. Заслышав позади шаги, она выпрямилась, обернулась и увидела Хоппера и Гримза.

Они обошли ее и склонились над телом. Хоппер внезапно рассмеялся – смех его жутким эхом раскатился по пустому дому.

– С тебя выпивка, Гримз. Сам говорил, что тебе требуется свежий труп для вскрытия. Вот и займись!

* * *

Сделав последнюю ездку к деревне с группой исследователей ООН и их портативной аппаратурой для анализов, Батутта остановил «мерседес» усамолета. Под яростными атаками солнца кабина самолета и пассажирский салон превратились в духовку, и экипаж расположился на отдых в тени одного из крыльев. Ранее демонстрировавшие перед пассажирами равнодушие к присутствию Батутты, теперь они вскочили по стойке «смирно» и отдали, ему честь.

– В самолете кто-нибудь остался? – спросил Батутта.

Первый пилот покачал головой:

– Вы их всех перевезли в деревню. Самолет пуст.

Батутта поощрительно улыбнулся высокому молодому человеку в форме летчика гражданской авиации с тремя шевронами на рукаве.

– Прекрасно сыграно, лейтенант Дьемма. Доктор Хоппер заглотил приманку. Вы его полностью одурачили, изображая настоящий экипаж.

– Благодарю вас, капитан. А заодно и мою южноафриканскую матушку, выучившую меня английскому.

– Мне необходимо связаться по радио с полковником Мансой.

– Если вы подниметесь в кабину, я настроюсь на нужную частоту.

Подняться в кабину было все равно что ступить в ведро с расплавленным свинцом. Хотя лейтенант Дьемма и оставил для вентиляции открытыми боковые иллюминаторы, от жары у Батутты перехватило дыхание. Он уселся, страдая, пока замаскированный под гражданского пилот малийских военно-воздушных сил вызывал штаб-квартиру Мансы. Когда связь была установлена, Дьемма передал микрофон Батутте и с облегчением покинул дымящуюся кабину.

– Здесь Фалькон-один. Ответьте.

– Слушаю, капитан, – донесся знакомый голос полковника. – Можете отбросить кодированные слова. Сомневаюсь, чтобы вражеские агенты подслушивали. Как у вас дела?

– Все жители Асселара мертвы. Западники уже вовсю работают с телами. Повторяю, все жители деревни мертвы.

– Так их поубивали эти чертовы каннибалы?

– Да, полковник, до последней женщины и ребенка. Но доктор Хоппер и его люди убеждены, что все они были отравлены.

– И у них есть доказательства?

– Нет еще. Сейчас они заняты анализом воды из колодца и вскрытием трупов.

– Ну и шайтан с ними. Продолжай игру. Как только они закончат свои жалкие эксперименты, отправляй их самолетом в Тебеццу. Генерал Казим уже приготовил дружескую встречу.

Батутта мог себе представить, что генерал приготовил Хопперу. Батутта ненавидел этого здоровяка-канадца; он ненавидел его и его коллег всеми фибрами своей мелкой и завистливой душонки.

– Я уже вижу, как их засыпает песок.

– Заканчивайте вашу миссию, капитан, и я могу гарантировать вам продвижение по службе.

– Благодарю вас, полковник. Заканчиваю связь.

* * *

Гримз развернул свое хозяйство в том самом доме, где Ева обнаружила мертвого мужчину. Это был самый большой и чистый дом в деревне. Пока он проводил вскрытие тела, найденного в спальне, Ева занималась анализом крови. Хоппер проводил химический анализ воды из источников, снабжавших местечко. Остальные члены группы приступили к изучению сохранившихся тканей и костей умерших. В одном из складов позади рыночной площади они нашли разбитые «лендроверы» сафари, участники которого попали в бойню. Оказавшимся, несмотря на отсутствие фар и стекол, на ходу автомобилям быстро нашлось применение: они перевозили оборудование из самолета в деревню. А капитан Батутта все это время в основном бесцельно бродил вокруг.

Смрад от трупов был слишком силен, чтобы позволить уснуть, и они проработали всю ночь и до следующего вечера, прежде чем прерваться на отдых. Лагерь разбили вокруг самолета. Позавтракав после короткого сна консервированной говядиной, группа Всемирной организации здравоохранения расположилась вокруг бензиновой печки, нужда в которой была очевидна, поскольку ночью температура падала на 60° по сравнению с дневной в 44° Цельсия. Батутта, играя роль радушного хозяина, заварил им экзотический африканский чай и теперь внимательно прислушивался, анализируя высказывания.

Хоппер от души пыхнул трубочкой и кивнул Гримзу:

– Уоррен, предлагаю тебе начать. Сообщи нам о результатах осмотра единственного приличного трупа, найденного нами.

Гримз взял папку у одного из своих помощников и с минуту изучал бумаги в свете лампы Коулмена.

– За все годы моей практики я еще никогда не встречался с таким количеством осложнений у одного человека. Ярко выраженное покраснение глаз, особенно белков, и кожных покровов. Сильно увеличена селезенка. Почки поражены. Печень и поджелудочная железа – в рубцах. Очень высокий гемоглобин. Дегенерация жировых прокладок. Не удивительно, что эти люди впадали в буйство и поедали друг друга. Сложите все эти симптомы вместе, и вы получите неконтролируемый психоз.

– Неконтролируемый? – переспросила Ева.

– Жертва постепенно сходила с ума, по мере обострения состояния организма, особенно мозга, и практически превращалась в агрессивного безумца, что доказывают следы каннибализма. По моим скромным подсчетам, это чудо, что он прожил так долго.

– Каково твое диагностическое заключение? – поторопил новозеландца Хоппер.

– Смерть вызвана обширной полицитемией, болезнью, причины возникновения которой науке пока неизвестны. Ее основные симптомы – резкое увеличение количества красных кровяных телец и гемоглобина в системе кровообращения, что приводит к непоправимым поражениям внутренних органов жертвы. А поскольку элементы, сворачивающие кровь, не присутствуют в адекватном количестве, сердце не останавливается от инфаркта, но по всему телу идет покраснение, особенно проявляясь на коже и глазах. Это все равно как если бы ему ввели мощные дозы витамина Bi2, который, как вы знаете, является основой для образования красных кровяных телец.

Хоппер обратился к Еве:

– Ты делала анализ крови. Что там насчет эритроцитов? У них нормальный вид? Я имею в виду: круглая форма и уплотненная сердцевина?

Ева покачала головой:

– Нет, у них такая форма, какой я еще не видела. Почти треугольная, с выступами, как у спор. Как заявил доктор Хоппер, количество их невероятно высоко. У среднего взрослого человека на кубический миллиметр крови приходится пять и две десятых миллиона красных кровяных телец. В крови нашей жертвы их в три раза больше.

Гримз добавил:

– Могу сообщить также, что я обнаружил и признаки отравления мышьяком, которое рано или поздно убило бы его.

Ева кивнула:

– Подтверждаю диагноз Уоррена. В пробах крови обнаружено содержание мышьяка выше нормы. Также сверх нормы и содержание кобальта.

– Кобальта? – Хоппер выпрямился в своем походном кресле.

– Ничего удивительного, – сказал Гримз. – В витамине Bi2 содержится почти четыре с половиной процента кобальта.

– Обе ваши находки прекрасно подтверждаются моими анализами воды в общественных колодцах, – сказал Хоппер. – В чашке воды из колодца мышьяка и кобальта достаточно, чтобы свалить верблюда.

– Содержимое подземных вод, – вставила Ева, глядя на отблески огня в печке. – Они могут постепенно просачиваться сквозь геологические залегания кобальта и мышьяка.

– Насколько я помню из университетского курса геологии, – перебил ее Хоппер, – наиболее распространенный арсенит – это николит, минерал, часто встречающийся в сочетании с кобальтом.

– Все это только догадки, – осторожно заметил Гримз. – Двух упомянутых элементов недостаточно, чтобы привести к столь серьезному осложнению. Для такого увеличения количества кровяных телец и уровня токсичности выше допустимого предела нужны другие вещества или составляющие, которые бы выступили как катализаторы для мышьяка и кобальта.

– А тут еще и мутация телец, – добавила Ева.

– Таинственного ничего тут нет, все уже обнаружено, – произнес Хоппер. – В моих анализах есть кое-что еще. Я отметил высокий уровень радиоактивности.

– Допустим, что радиация проникла в воду недавно, – предположила Ева.

– Реальное предположение, – признал Гримз. – Но все же остается загадка неизвестного вещества, которое и убивает.

– У нас нет оборудования на все случаи жизни, – пожал плечами Хоппер. – И если мы имеем дело с новой разновидностью бактерии или какой-то комбинацией экзотических химических соединений, мы можем и не определить их на месте. Нам придется забрать образцы в наши лаборатории в Париже.

– Какой-нибудь промежуточный синтетик, – задумчиво пробормотала Ева. Затем она жестом обвела окружающую их пустыню. – Но откуда ему тут взяться? Очевидно, что источник не здесь.

– Комплекс по переработке вредных отходов в Форт-Форо? – предположил Гримз.

Хоппер изучал чашечку своей трубки.

– Двести километров на северо-запад. Далековато, чтобы ветры донесли его и сбросили на это местечко. Опять же ваша гипотеза не дает объяснения повышенному уровню радиации. Да и сооружение в Форт-Форо не предназначено для уничтожения радиоактивных отходов. Кроме того, все вредные материалы там сжигаются, и им никак не проникнуть в грунтовые воды. Даже если бы они потом переносились подземным течением, то адсорбировались бы почвой.

– О'кей, – согласилась Ева. – Что же нам дальше делать?

– Сворачиваемся и летим с образцами в Каир, а затем – в Париж. Также заберем с собой и нашего бедолагу. Хорошенько его заверните и поместите в бортовой холодильник, тогда он в сносном виде прибудет в Каир, где мы перегрузим его в ящик со льдом.

Ева кивнула:

– Я согласна. Чем быстрее мы перенесем наши исследования в нормальные условия, тем лучше.

Хоппер повернулся и посмотрел на Батутту, который слушал молча, изображая равнодушие, в то время как диктофон под его рубашкой записывал каждое слово.

– Капитан Батутта?

– Доктор Хоппер?

– Мы решили первым же делом с утра отправиться в Египет. Это соответствует вашим планам?

Батутта расплылся в широкой улыбке и подкрутил кончики усов.

– Сожалею, что должен остаться и доложить начальству о положении в деревне. Вы же вольны продолжать ваши дела в Каире.

– Но мы не можем бросить вас здесь.

– В автомобилях полно горючего. Я просто возьму один из «лендроверов» и вернусь в Тимбукту.

– Это же перегон в четыреста километров. Вы знаете дорогу?

– Я родился и вырос в пустыне, – усмехнулся Батутта. – Я выеду на рассвете, а в сумерки буду уже в Тимбукту.

– А изменение ваших планов не связано с полковником Мансой? – спросил Гримз.

– У меня был приказ помогать вам, и я его выполнил, – покровительственно улыбнулся Батутта. – Так что тут никаких проблем. Жаль только, что я не смогу сопровождать вас в Каир.

– Ну, так тому и быть, – сказал Хоппер, поднимаясь из кресла. – Сразу с утра грузим оборудование и отваливаем в Египет.

Когда совещание закончилось, а ученые отправились к палаткам, капитан задержался у печки. Он выключил спрятанный диктофон, затем поднял фонарик и дважды мигнул им в окно кабины самолета. Минуту спустя первый пилот сбежал по трапу и предстал перед Батуттой.

– Вы сигналили? – спросил он тихо.

– Эти заграничные свиньи улетают завтра, – ответил Батутта.

– Мне связаться с Тебеццой и предупредить о нашем прибытии?

– И напомнить, чтобы они устроили доктору Хопперу и его друзьям соответствующую встречу.

Пилота невольно передернуло.

– Отвратительное место эта Тебецца. Как только о пассажирах позаботятся, сразу же улетаю оттуда.

– Вам приказано лететь обратно в аэропорт Бамако, – сообщил Батутта.

– Прекрасно. – Дьемма слегка наклонил голову. – Спокойной ночи, капитан.

Ева совершила небольшую прогулку, чтобы подышать свежим воздухом и полюбоваться звездным ковром на небесах. Вернулась она в то самое время, когда пилот направился к самолету, оставив Батутту у печки.

«Слишком уж он угодлив и чересчур послушен, – подумала Ева. – Надо быть настороже. – Она покачала головой, отгоняя эту мысль. – Снова ты со своей женской подозрительностью. Как он может остановить нас? Как только мы окажемся в воздухе, уже ничего не изменишь. Мы будем далеко от этого ужаса и на пути в более приветливое и открытое общество».

Ева испытывала удовлетворение от сознания того, что больше никогда сюда не вернется. Но глубоко запрятанное где-то внутри чувство – возможно, интуиция – предостерегало ее от расслабляющего ощущения безопасности.

17

– И как давно они у нас на хвосте? – спросил Джордино, пытаясь выдавить из глазниц накопившуюся усталость, которую не смогли компенсировать жалкие три часа сна, и концентрируясь на изображении, появившемся на экране радара.

– Я засек их семьдесят пять километров назад, когда мы вошли в территориальные воды Мали, – ответил Питт, стоя сбоку от штурвала и удерживая его правой рукой.

– Ты рассмотрел их вооружение?

– Нет, они углубились на сотню метров в протоку, чтобы спрятаться. Я только засек отчетливую вспышку на радаре, которая выглядела подозрительно. Как только мы прошли мимо, они вернулись в главное русло и двинулись следом.

– Может быть, обычный патруль?

– Обычный патруль не прячется под маскировочными сетями.

Джордино оценивающе оглядел масштабную шкалу радара:

– Они не делают попыток сократить дистанцию.

– Это вопрос времени.

– Бедная старая канонерка, – сокрушенно вздохнул Джордино. – Она и не подозревает, что находится на пути к небесной свалке.

– Не хотелось бы тебя пугать раньше времени, но есть кое-какие сложности, – медленно сказал Питт. – Эта канонерка – не единственная гончая, идущая по нашему следу.

– У нее есть друзья?

– Малийские вояки, похоже, готовят нам западню. – Питт повернулся всем телом и обратил взор к безупречно голубому, безоблачному небу. – К востоку от нас кружит целая эскадрилья малийских реактивных самолетов.

Джордино тоже их заметил. Лучи солнца отсвечивали на колпаках кабин.

– Я полагаю, это недавно модифицированные модели французских истребителей «Мираж». Шесть, нет, семь из них барражируют менее чем в шести километрах прямо по ходу.

Питт вновь повернулся и бросил взгляд на западный берег.

– А вон та туча пыли, что движется по холмам вдоль берега, сильно смахивает на колонну бронетехники.

– Сколько их? – спросил Джордино, быстро проведя в уме инвентаризацию оставшихся ракет.

– Я насчитал четыре, когда они пересекали открытый участок местности.

– Танки есть?

– Мы идем на скорости в тридцать узлов. Танкам за нами не угнаться.

– Нас уже ничем не удивишь, – будничным голосом произнес Джордино – Слухи о том, как мы кусаемся, бегут впереди нас.

– Именно поэтому они так осторожны и не подходят на дистанцию нашего прицельного выстрела.

– Напрашивается вопрос: когда же этот старый хрыч генерал... как его там?

– Затеб Казим.

– Да хоть сам Шарль де Голль! – Джордино равнодушно пожал плечами. – Как думаешь, когда он приступит к атаке?

– Если он сообразительнее того опереточного адмирала из военно-морских сил Бенина и хочет конфисковать «Каллиопу» для собственного удовольствия, то все, что он может, это ждать. Рано или поздно нам все равно придется пристать к берегу.

– Когда горючка иссякнет?

– И это тоже.

Питт замолчал, вглядываясь в широкие и ленивые воды Нигера, текущего сквозь песчаные равнины. Золотисто-желтое солнце ползло к горизонту, голубые и белые аисты парили в воздухе или бродили по отмелям на своих длинных ногах-тростинках. Стайка нильских окуней выскочила из воды и запрыгала по поверхности миниатюрным фейерверком, когда «Каллиопа» нарушила их безмятежный покой. Вниз по реке проследовал полубаркас с черным корпусом и раскрашенными во все цвета носом и кормой; ветер лишь слегка раздувал его паруса. Часть экипажа спала на мешках с рисом под потрепанным тентом, другие работали веслами. Мирная и живописная картинка. Питту ужасно не хотелось верить, что впереди по курсу их ждет только смерть и больше ничего.

Его раздумья прервал Джордино:

– Ты, кажется, упоминал, что женщина, с которой ты познакомился в Египте, собиралась в Мали?

Питт кивнул:

– Она в группе врачей и ученых Всемирной организации здравоохранения ООН. Вылетела в Мали исследовать странную эпидемию, разразившуюся в деревнях пустыни.

– Жаль, что ты не можешь назначить ей свидание, – ухмыльнулся Джордино. – Сидел бы сейчас под луной на песочке, обняв ее и нашептывая на ушко о своих приключениях.

– Если ты думаешь, что именно этим можно разогреть ее страсть, то ошибаешься.

– Чем же ты еще можешь развлечь эту геологиню?

– Она биохимик, – поправил его Питт.

Внезапно выражение лица Джордино стало серьезным.

– А тебе не приходит в голову, что она и ее приятели-ученые, может быть, ищут тот же токсин, что и мы?

– Именно эта мысль меня и тревожит.

В этот момент из каюты-лаборатории высунулся Руди Ганн, усталый, но ужасно довольный.

– Эврика! – торжествующе объявил он.

Джордино непонимающе посмотрел на него:

– Какая еще Эрика?

Руди фыркнул, но улыбаться не перестал.

Питт понял все с полуслова.

– Ты все-таки вычислил ее! – возбужденно воскликнул он.

– Неужели ту заразу, что порождает красные волны?! – заволновался Джордино.

Ганн скромно кивнул.

Питт захлопал в ладоши:

– Мои поздравления, Руди. Браво!

– Я уж совсем было хотел завязать с этим делом, – признался Ганн. – Помогла моя собственная небрежность. Я ведь пропустил через газохроматограф сотни проб воды и уже не так часто заглядывал внутрь, как полагалось. Когда же наконец глянул на результат, то обнаружил в одной из проб присутствие кобальта. Я был потрясен, увидев металл среди синтетических органических загрязнителей, и проследил его путь в газохроматографе. После кропотливых часов экспериментов, модификаций и проб я выделил неизвестный органометаллический компонент, представляющий комбинацию видоизмененной синтетической аминокислоты и кобальта.

– Какая-то тарабарщина, – пожал плечами Джордино. – Что еще за аминокислота?

– Это то, из чего состоит белок.

– Как же это попало в реку? – спросил Питт.

– Не знаю, – ответил Ганн. – Хотя могу предположить, что эта синтетическая аминокислота сбрасывается в верховьях реки вместе с химическими и ядерными отходами какой-то лаборатории, занимающейся биотехнологией и генной инженерией. Представляется маловероятным, что они естественным путем превратились в этот жуткий загрязнитель. Думаю, что они сформировались в каком-то одном месте.

– Так они могут затопляться вместе с ядерными отходами?

Ганн кивнул:

– В образцах воды я обнаружил слишком отчетливые следы радиации. Это всего лишь часть общего загрязнения, не имеющая отношения к состоянию нашего возбудителя, хотя определенная связь и имеется.

Питт не ответил, вновь посмотрев на экран радара. Отметина на нем, указывающая канонерку, свидетельствовала о том, что преследователи по-прежнему держатся за пределами видимости и даже немного отстали. Он повернулся, выискивая в небе истребители. Те по-прежнему лениво бороздили небеса, держась в отдалении от «Каллиопы». На протяжении следующих нескольких километров река расширялась, и он потерял из виду бронемашины.

– Наша работа сделана только наполовину, – сказал он. – Следующая задача – определить, в каком месте токсины поступают в Нигер. Малийцы, похоже, не торопятся нас беспокоить. Поэтому продолжим наше исследование выше по реке и попытаемся установить это, пока к нам не начали ломиться с парадного хода.

– После того как наши передающие системы накрылись, каким образом мы сообщим сведения Чэпмену и Сэндекеру? – спросил Джордино.

– Я что-нибудь придумаю.

Ганн без колебаний доверился Питту. Молча кивнув, он удалился в свою лабораторию.

Питт передал штурвал Джордино, а сам растянулся на палубе на матрасе под навесом кокпита, чтобы немного поспать.

Когда он проснулся, оранжевый шар солнца на треть уже скрылся за горизонтом, но воздух казался градусов на десять теплее, чем днем. Быстрый взгляд на радар показал, что канонерка продолжает тащиться за ними, а патрулирующие небо истребители исчезли – скорее всего, ушли на базу на дозаправку. Нахально себя ведут, решил Питт. Малийцы, должно быть, полагают, что добыча у них в кармане. Почему же, однако, истребители удалились, не оставив взамен другого звена? Когда Питт встал, потягиваясь и разминая плечи и руки, Джордино протянул ему кружку кофе:

– Держи, это тебя взбодрит. Добрый египетский кофе с осадком.

– Сколько же я проспал?

– Ты был мертв для остального мира чуть меньше двух часов.

– Мы уже прошли Гао?

– Этот городишко остался в пятидесяти километрах позади. Ты бы видел, как мы прошли мимо плавучей виллы, с палубы которой целая стая красоток в бикини посылала мне воздушные поцелуи!

– Не морочь мне голову.

Джордино обиделся:

– Слово скаута! Это был самый шикарный из плавучих домов, которые мне когда-либо попадались на глаза.

– Руди все еще отмечает высокий уровень токсичности?

Джордино кивнул:

– Он говорит, что концентрация усиливается с каждым пройденным километром.

– Значит, приближаемся.

– Он полагает, что мы почти в точке.

В то же мгновение что-то сверкнуло в глубине глаз Питта, внезапный проблеск, почти видимое отражение чего-то мелькнувшего в мозгу. Джордино всегда чувствовал, когда Питт покидал реальный мир и уносился мыслями в неизвестном направлении. Немигающие зеленые глаза с расширившимися зрачками уже не реагировали на окружающее, перед ними возникали иные видения...

Выдержав паузу, Джордино осторожно коснулся плеча друга:

– Эй, лунатик, не спи, замерзнешь.

Питт несколько раз моргнул и вернулся на землю.

– Просто вспомнил о том ублюдке, ниже по реке, который хотел захватить «Каллиопу» для своих пьяных оргий.

– И ты представил себе вожделенный блеск в глазах Казима?

Питт загадочно улыбнулся.

– Скорее, мрачную картину крушения его ожиданий.

* * *

Незадолго до заката их снизу окликнул Ганн:

– Мы вышли в чистые воды. Мои приборы больше не фиксируют источник загрязнения.

Питт и Джордино тут же завертели головами, осматривая берега. Река в этом месте текла под небольшим углом с северо-запада на юго-восток. Не было видно ни деревеньки, ни прибрежной дороги. Взор упирался только в пустынную равнину, раскинувшуюся на все четыре стороны горизонта.

– Пустота, – пробормотал Джордино. – Пусто, как в бритой подмышке.

Снова выглянул Ганн:

– Видно что-нибудь?

– Сам посмотри. – Джордино повел рукой, словно стрелкой компаса. – Хоть шаром покати. Ничего, кроме песка.

– А ты сюда взгляни, – возразил Питт, указывая на широкий овраг, рассекающий берег. – Похоже, он когда-то был полон воды.

– Но только не в наше время, – сказал Ганн. – Очевидно, в более влажный период это был один из притоков Нигера.

Джордино с интересом разглядывал древнее русло.

– Руди объясняет, как в компьютерной игре... Но отсюда загрязнения в реку точно не поступают.

– Разворачиваемся и делаем еще один заход, чтобы я перепроверил мои данные, – сказал Ганн.

Питт подчинился и несколько раз прошелся зигзагом поперек реки, словно подстригая газон и разворачиваясь так близко у берегов, что винты задевали илистые отложения поднимающегося дна. Радар отметил, что преследующая их канонерка остановилась: ее капитан и офицеры, должно быть, усиленно гадали, что на этот раз задумал экипаж «Каллиопы»?

После последнего прохода Ганн высунул голову из люка:

– Клянусь Господом, что высшая концентрация токсина приходится на устье того большого оврага на восточном берегу.

Они все с сомнением уставились на это давным-давно пересохшее русло. Его каменистое дно изгибалось к северу, исчезая из виду и теряясь среди приземистых дюн песчаной пустоши. Никто не проронил ни слова, когда Питт перешел на холостые обороты, позволив яхте дрейфовать по течению.

– И за этой точкой никаких следов загрязнений? – поинтересовался Питт.

– Никаких, – решительно ответил Ганн. – Концентрация резко возрастает перед старым оврагом, а выше – исчезает.

– А может быть, это естественный продукт размывания почвы? – предположил Джордино.

– Такой безбожный продукт природой не производится, – проворчал Ганн. – Поверьте мне.

– А как насчет подземных труб, проложенных под дюнами от химического предприятия? – предположил Питт.

Ганн пожал плечами:

– Без дальнейшего изучения говорить не о чем. Мы дошли до предела. Свой конец ниточки мы отыскали. Теперь для полной картины нужны специалисты по загрязнениям.

Питт бросил взгляд на показавшуюся за кормой канонерку:

– Наши преследователи становятся назойливыми. Неумно было бы демонстрировать им, что мы тут на что-то наткнулись. Лучше продолжим наше путешествие. Пусть думают, что здесь мы просто любовались пейзажем.

– Ничего себе пейзажик! – фыркнул Джордино. – Долина смерти просто палисадник по сравнению с этим.

Питт дал газу, и «Каллиопа», мягко заурчав и пробудившись от спячки, подняла нос, разгоняя перед собой большую волну. Менее чем через две минуты малийская канонерка осталась далеко позади.

18

Генерал Казим сидел в кожаном кресле во главе длинного стола красного дерева. Рядом расположились два члена кабинета министров и начальник генерального штаба. Первый же взгляд на покрытые шелком стены и толстые ковры вызывал ассоциации с шикарным залом для заседаний какой-нибудь транснациональной корпорации с мультимиллиардным оборотом. Вот только куполообразный потолок был низковат, да приглушенно гудели реактивные двигатели.

Столь элегантно оборудованный аэробус «А-300» был лишь одним из нескольких подарков Ива Массарда Казиму в знак благодарности за позволение этому французскому промышленнику проводить свои хитроумные комбинации в Мали без таких раздражающих мелочей, как вмешательство правительственных учреждений, соблюдение законов, уплата налогов и прочие ограничения. Казим давал все, чего просил Массард; при этом заграничные банковские счета генерала становились все внушительнее, и ему продолжали перепадать дорогие игрушки.

Чтобы заткнуть глотку небольшой, но голосистой оппозиционной партии в парламенте президента Тагира и снять с себя обвинения в коррупции, генерал устроил так, что, помимо частных рейсов по заказу генерала и его закадычных друзей, аэробус, напичканный электроникой, выполнял еще и функции командного военного центра связи.

Казим молча выслушал доклад начальника генерального штаба полковника Згира Чейка об уничтожении бенинских канонерок и вертолета. Затем Чейк протянул ему две фотографии яхты, сделанные в тот момент, когда она заходила со стороны моря в устье реки.

– На этом фото, – указал Чейк, – над яхтой развевается трехцветный французский. Но, с тех пор как они оказались на нашей территории, они идут под пиратским флагом.

– Это еще что за ерунда? – удивился Казим.

– Мы сами ничего не можем понять, – признался Чейк. – Французский посол клянется, что об этом судне и его владельце или владельцах нет никаких сведений ни у него, ни у его правительства. Что же касается пиратского флага, то это просто загадка.

– Вы должны знать, откуда появилась эта яхта.

– Наша разведка оказалась не в состоянии выяснить ни место, ни страну ее постройки. Обводы и дизайн судна ни на что не похожи; ни одна из известных судостроительных верфей Америки и Европы никогда не производила ничего подобного.

– Может быть, Япония или Китай? – предположил министр иностранных дел Мали Мессуд Джерма.

Чейк нервно потеребил редкие волоски своей клинообразной бородки, потом поправил модные тонированные очки.

– Наши агенты прочесали всех корабелов Японии, Гонконга и Тайваня, строящих первоклассные яхты со скоростью свыше пятидесяти узлов. Никто ничего не знает об этом судне.

– Так что, вообще нет никакой информации о ее происхождении? – в недоумении спросил Казим.

– Никакой. – Чейк развел руками. – Словно Аллах сбросил ее с небес.

– Яхта неизвестного происхождения, меняющая флаги, как женщина платья, идет вверх по Нигеру, – холодно процедил Казим, – уничтожает половину военно-морского флота Бенина и командующего им адмирала, преспокойно заходит в наши воды, совершенно не беспокоясь о таможенной и иммиграционной проверке, а вы сидите здесь и рассказываете мне, что моя разведывательная сеть не может установить ни ее национальную принадлежность, ни место постройки, ни владельца?

– Извините, мой генерал, – сильно волнуясь, снова заговорил Чейк. Его близорукие глаза были не в состоянии выдержать ледяной взгляд Казима. – Будь у меня возможность заслать своего агента в док Ниамея...

– Уж лучше было бы подкупить нигерийских чиновников, когда судно заходило на заправку. А невесть что бормочущий агент, который при случае еще и провалится, мне совсем ни к чему.

– А на радиозапросы они не отвечают? – спросил Джерма.

Чейк покачал головой:

– На все наши попытки войти в радиоконтакт какой-либо реакции не последовало. Они не отвечают ни по одному виду связи.

– Но чего же они хотят, ради священного имени Аллаха? – не выдержал Зейни Гаши; заместитель председателя Верховного военного совета больше походил на погонщика верблюдов, чем на высокопоставленного офицера. – Какова их цель?

– Похоже, эту загадку мои люди из разведки решить не в состоянии, – раздраженно бросил Казим.

– Но коль скоро они на нашей территории, – предложил министр иностранных дел Джерма, – почему бы просто не конфисковать это судно?

– Адмирал Матабу уже пытался сделать это и теперь лежит на дне реки.

– Судно вооружено реактивными снарядами, – подчеркнул Чейк. – Высокоэффективное средство, судя по результатам.

– Но мы наверняка обладаем достаточной огневой мощью... – начал Джерма.

– Экипаж и судно в любой точке Нигера все равно что в ловушке, – перебил его Казим. – Они не могут развернуться и проделать обратный тысячекилометровый переход к морю. Они должны понимать, что любая попытка улизнуть натолкнется на сокрушительный огонь наших самолетов и сухопутной артиллерии. Мы подождем и понаблюдаем. Скоро у них кончится горючее, и тогда единственной возможностью для них остаться в живых будет капитуляция. А мы получим и яхту, и ответы на наши вопросы.

– Можем ли мы быть уверены в том, что сумеем заставить экипаж выложить нам цель их миссии? – поинтересовался Джерма.

– Да-да, – быстро ответил Чейк. – Никаких проблем.

Из кабины высунулся второй пилот и деликатно откашлялся, чтобы привлечь внимание начальства.

– Судно в зоне видимости, мсье, – сообщил он.

– Ну, наконец-то мы сами полюбуемся на эту загадочную яхту, – сказал Казим. – Передай командиру, чтобы подлетел поближе.

* * *

Звон в ушах от бесконечного гула винтов и разочарование от невозможности точно установить источник выброса токсинов притупили бдительность Питта. Его обычно стремительная реакция замедлилась, а ум уже не в состоянии был найти запасной выход из стальной западни, медленно смыкающейся вокруг «Каллиопы».

Отдаленный визг реактивных двигателей первым услышал Джордино. Задрав голову, он сразу увидел его: самолет летел на высоте не более двухсот метров над водой, поблескивая в голубой дымке бортовыми огоньками. Он рос на глазах и вскоре превратился в большой пассажирский реактивный самолет с нарисованным на фюзеляже малийским национальным флагом. Для эскорта, как правило, хватает двух или трех истребителей, но этот самолет сопровождали как минимум два десятка. Поначалу казалось, что вся эта орава намерена пронесись над «Каллиопой», но аэробус, не долетев пары километров до яхты, сделал вираж и начал кружить по спирали, постепенно набирая высоту. Истребители эскорта взмыли вверх и там стали выделывать восьмерки.

Питт заметил на носу радарный купол и пришел к выводу, что внутри находится командный центр, а когда лайнер приблизился на сто метров, сумел различить даже прилипшие к иллюминаторам лица людей, пристально разглядывающих яхту.

Питт нацепил дежурную улыбку и помахал рукой. Затем отвесил театральный поклон:

– Приземляйтесь, ребята, и познакомьтесь с пиратским кораблем и его экипажем речных крыс. Присоединяйтесь к нашему шоу, но только не мешайте нашим делам. А не то можете пострадать.

– И то правда. – Спустившись по трапу в машинное отделение, Джордино приложил к плечу трубу ручного ракетомета и прицелился в кружащий самолет. – Думаешь, если ты такой большой, так тебе все можно? Хрен ты угадал! Я хоть и маленький, а все равно тебя расшибу, разнесу и развею по ветру.

Ганн неторопливо уселся в палубное кресло и помахал кепочкой воздушным зрителям.

– Поскольку мы не можем сделаться невидимыми, полагаю, стоит их немного развлечь. Я не против получить трепку в схватке с достойным противником, но пресмыкаться перед ним на пузе не намерен.

– Превосходство полностью на их стороне, – сказал Питт, сбрасывая остатки усталости. – Что бы мы ни предприняли, у них достанет огневой мощи, чтобы превратить «Каллиопу» в воспоминание за считанные секунды.

Ганн оглядел низкие речные берега и бесплодный ландшафт по обе стороны:

– Мы даже не можем пристать и укрыться где-нибудь. Местность голая, как бильярдный шар. Мы не пробежим и полусотни метров.

– Так что же нам делать? – спросил Джордино.

– Может, сдадимся, а там видно будет? – нерешительно предложил Руди.

– Даже загнанная крыса может очень больно цапнуть, – напомнил Питт. – Лично я голосую за жест открытого неповиновения. Вариант, конечно, самоубийственный, но чем черт не шутит. Мы немного покривляемся, выражая свое негодование, погрозим кулаками, затем врубим полный газ и помчимся сломя голову. Если же они снизятся с агрессивными намерениями, сделаем из них котлетный фарш.

– Скорее уж они из нас, – скептически проворчал Джордино.

– Ты действительно собираешься так поступить? – не веря своим ушам, осведомился Ганн.

– Только не в этой жизни, – рассмеялся Питт. – Успокойтесь, парни, любимый сыночек миссис Питт вовсе не жаждет отправиться на тот свет раньше времени. Бьюсь об заклад, что Казим так жаждет заполучить эту посудину, что наверняка заплатил нигерийским чиновникам, чтобы те беспрепятственно пропустили ее в Мали, где он сможет ее спокойно захватить. И если я прав – а я в этом уверен, – она ему нужна целехонькой, без единой царапины или вмятины на корпусе. Вот на этом мы и сыграем.

– А тебе не кажется, что ты слишком многое ставишь на карту? – возразил Ганн. – Попробуй сбить хоть один самолет, и ты разворошишь осиное гнездо. Казим бросит на тебя все, что у него есть.

– Я на это и надеюсь.

– Не с ума ли ты сошел, партнер? – с подозрением спросил Джордино.

– Данные о загрязнении, – терпеливо сказал Питт. – Если кто забыл, могу напомнить, что мы попали в эту передрягу исключительно из-за них.

– Не надо ничего напоминать, – отмахнулся Ганн, уже завидевший проблеск света в бредовом замысле Питта. – Расскажи лучше, что за каша заваривается в твоем дьявольском котелке?

– Как ни противна моему эстетическому вкусу сама мысль превратить эту божественную посудину в груду обломков, но диверсия – это единственный способ одному из нас ускользнуть и доставить собранные материалы в руки Чэпмена и Сэндекера.

– Смотри-ка, из его сумасшествия что-то выклевывается, – признал Джордино. – А дальше?

– Ничего сложного, – объяснил Питт. – Через час стемнеет. Мы развернемся и пойдем к Гао. Где-нибудь часа за два доберемся. Вряд ли за такой короткий срок Казиму надоест эта игра. Потом Руди прыгнет за борт и доплывет до берега.

А мы с тобой устроим шоу со стрельбой и помчимся вниз по реке, как девственница, преследуемая ордой варваров.

– А ты не думаешь, что у капитана той канонерки могут возникнуть возражения? – напомнил Джордино.

– Пустяки. Если я все правильно рассчитал, мы проскочим мимо этого ветерана малийского флота, прежде чем они поймут, что это мы.

Джордино сдвинул на лоб солнцезащитные очки и покачал головой:

– Рискованный план. Малийцы могут засечь момент прыжка и тут же начнут высматривать тело в воде.

– Кстати, а почему, собственно, я? – запоздало возмутился Ганн. – Почему не один из вас?

– Потому что больше некому, – пожал плечами Питт. – Ты самый умный из нас, самый хитрый, коварный и пронырливый. Если кому-то и удастся с помощью подкупа добраться до аэропорта и вылететь из страны, так это тебе. Опять же, только ты один по-настоящему сечешь в химии. Ведь это именно ты выделил токсичную субстанцию и определил место выброса ее в реку.

– Но мы могли бы обратиться в наше посольство в столице, в Бамако.

– Слабая надежда. Бамако в шестистах километрах отсюда.

– Дирк правильно рассудил, – согласился Джордино. – Его серого вещества и моего, вместе взятых, не хватит на то, чтобы составить химическую формулу обыкновенного туалетного мыла.

– Но я не могу сбежать и допустить, чтобы вы пожертвовали своими жизнями ради меня, – не сдавался Ганн.

– Не говори глупостей, – с каменным выражением лица произнес Джордино. – Тебе чертовски хорошо известно, что мы с Дирком не подписывались покончить с собой в случае возникновения угрозы попасть в плен, да и к самоубийству склонности не питаем. – Он повернулся к Питту. – Я правильно излагаю, партнер?

– Сам Цицерон не сказал бы лучше! – восхищенно воскликнул Питт. – А после того как мы обеспечим твой отход, Руди, мы такое сотворим с «Каллиопой», что Казиму вряд ли удастся насладиться ее роскошью. Ну а сами под шумок смоемся, а затем устроим сафари в пустыне, чтобы отыскать истинный источник токсинов.

– Мы... что? – чуть не поперхнулся Джордино. – Сафари...

– Долго же до тебя доходит, парень, – сочувственно поцокал языком Ганн.

– В пустыне... – потрясенно пробормотал Джордино.

– Небольшая прогулка на свежем воздухе еще никому не повредила, – с воодушевлением заверил его Питт.

– Боже, как же я ошибся, – простонал Джордино. – Он все-таки хочет довести нас до самоуничтожения.

– Самоуничтожение? – повторил Питт. – Друг мой, ты только что произнес магическое слово.

19

Питт бросил прощальный взгляд на самолет над головой. Тот продолжал бесцельно кружить. Атаковать их явно не собирались – во всяком случае, пока подобных намерений не выказывалось. Как только «Каллиопа» начнет свой бросок вниз по реке, у него уже не будет возможности для таких наблюдений. Головокружительная гонка по незнакомой воде в полной тьме и на скорости в семьдесят узлов потребует предельной концентрации сил и внимания.

Он перевел взгляд с самолета на огромное полотнище на мачте, служившей антенной для разбитой спутниковой связи. Друзья спустили «Веселого Роджера», обнаружив в рундуке свернутый флаг Соединенных Штатов. Флаг был здоровенный, почти два метра длиной, вот только ветра не было, чтобы раздуть его как следует.

Питт взглянул на башенку на корме. Люки были задраены. Джордино не собирался выпускать оставшиеся шесть ракет. Он подвязывал их к танкам с горючим, прежде чем подсоединить к детонатору с таймером. Ганн находился внизу. Он собрал все распечатки анализов проб воды, упаковал их в пластиковый пакет и засунул в небольшой рюкзак вместе с провизией и всем необходимым для выживания.

Питт перевел взгляд на радар, отмечая в уме положение малийской канонерки. Усталости он больше не испытывал. Как всегда, уровень адреналина в крови подскочил именно в тот момент, когда ему предстояло лечь на курс, отклонения от которого уже невозможны. Он глубоко вздохнул, отжал до упора дроссели газа и завертел штурвал вправо.

У наблюдавших за «Каллиопой» с борта командного самолета сложилось впечатление, что яхта вдруг выпрыгнула из воды и в воздухе развернулась. Описав крутую дугу в центре реки, она рванулась вниз по течению, взметая фонтаны брызг. Нос ее вознесся над водой, подобно сабельному клинку, а корма погрузилась в кипящую позади пенную струю.

Звезды и полосы упруго растянулись под внезапным натиском ветра. Питт прекрасно понимал, что поступает вразрез со всеми политическими установками правительства, разворачивая флаг своей страны на судне, незаконно вторгшемся на чужую территорию. Государственный департамент будет вопить как резаный, когда оскорбленные малийцы, бия себя в грудь, направят дымящуюся ноту протеста. Одному богу известно, какая дьявольская буря поднимется в Белом доме. Но ему было наплевать.

Брошенные кости покатились. Черная резина воды манила. Лишь тускло мерцающие звезды отражались на ее ровной поверхности, но Питт не мог позволить себе доверять только своим глазам: если он на такой скорости наскочит на мель, яхта разлетится вдребезги. Его взгляд непрестанно метался от экрана радара к глубиномеру, прежде чем он делал тот или иной маневр.

Он не отвлекался на спидометр, где стрелка уже дрожала за отметкой «70». Не обращал он внимания и на тахометр, не сомневаясь, что там тоже зашкаливает. «Каллиопа» отдавала все, что имела, для своего последнего плавания – подобно чистокровному скакуну, проходящему решающую дистанцию выше своих возможностей. Казалось, она понимала, что уже никогда не вернется в родной порт.

Когда световое пятнышко, фиксирующее малийскую канонерку, передвинулось чуть ли не в центр экрана радара, Питт прищурился и вскоре разглядел приземистый силуэт корабля противника, разворачивающегося бортом поперек реки, чтобы блокировать путь яхты. На нем не было огней, но Питт не сомневался ни на секунду, что орудийные расчеты судна стоят по местам, держа «Каллиопу» на прицеле.

Питт решил, что сначала обозначит поворот на правый борт, а затем резко, под самым носом канонерки, уйдет влево, чтобы избежать попадания и сбить прицел артиллеристов. Инициатива была у малийцев, но Питт ставил на то, что Казим не захочет превратить в обломки одну из лучших в мире яхт.

Генерал вряд ли будет торопиться. Для того чтобы остановить плывущее судно, у него в запасе оставалось еще более сотни речных километров.

Питт пошире расставил ноги на палубе и взялся понадежнее за штурвал, готовясь к крутым виражам. В силу каких-то таинственных причин предельный рев турбодизелей и визг ветра слились в его ушах в звуки последнего акта «Сумерек богов»Вагнера. Не хватало только грома и молнии.

Вот тут-то их и накрыло.

Канонерка ожила. Стена огня разорвала тьму, оглушительный грохот ударил по ушам, тихая безлунная ночь обратилась в хаос и обрушилась ливнем снарядов и пулеметных очередей на стремглав несущуюся «Каллиопу».

* * *

С борта командного лайнера потрясенный Казим несколько секунд оцепенело взирал на эту внезапную атаку, а когда пришел в себя, разразился гневом.

– Кто приказал капитану канонерки открыть огонь? – закричал он.

Чейк выглядел испуганным.

– Должно быть, он сделал это по собственной инициативе.

– Так прикажите ему прекратить огонь, немедленно! Мне эта яхта нужна целой и невредимой.

– Слушаюсь, мой генерал! – Чейк вскочил с кресла и пулей бросился в отсек связи.

– Идиот! – прошипел Казим с искаженным яростью лицом. – Я же ясно приказывал не стрелять без моей команды. Капитана и офицеров этой канонерки следует отдать под суд и казнить за неповиновение моим приказам.

Министр иностранных дел Мессуд Джерма с неодобрением посмотрел на Казима:

– Такие крутые меры...

Казим смерил его испепеляющим взором:

– Для тех, кто не повинуется, – в самый раз! Джерму передернуло от убийственного взгляда своего повелителя. Ни один человек, у которого была жена или семья, не осмеливался выступать против Казима. Обсуждавшие приказы генерала исчезали без следа, словно никогда и не существовали.

Казим очень медленно отвернулся от стушевавшегося Джермы и вернулся к иллюминатору наблюдать за действом, разворачивающимся на реке.

* * *

Зловещие трассы, причудливо осветив пустынную гладь, сверкнули над рекой, поначалу вспыхнув у левого борта «Каллиопы». Поверхность воды зарябила фонтанчиками. Затем артиллеристы пристрелялись, и теперь раскаленные жала крупнокалиберных пуль, выпущенных прямой наводкой, с губительной точностью поражали беззащитную яхту. Рваные пробоины появились в носу и на полуюте; длинные очереди беспрепятственно прошивали небронированную обшивку вдоль и поперек, если только на их пути не возникало более солидное препятствие типа бухты нейлонового каната или якорной цепи.

Уже не было времени менять первоначальный замысел, едва хватало секунд реагировать. Потеряв равновесие, Питт инстинктивно присел и одновременно с этим движением отчаянно крутанул штурвал, спасаясь от губительного огня. «Каллиопа» отозвалась, и на какие-то несколько мгновений яхта вышла из-под обстрела, но комендоры скорректировали огонь, и вновь понеслись над рекой оранжевые трассы, выискивая идущее на большой скорости судно и сокрушая фибергласовый корпус и металлопластиковые надстройки.

Дым и пламя вырывались из пробоин в баке, где загорелись запасные снасти и такелаж. Разлетелась панель управления, осыпав осколками Питта. Каким-то чудом очередью не задело его самого, хотя он ощущал, как по щеке тонкой струйкой течет какая-то жидкость. Он проклинал себя за тупость, за то, что рассчитывал на нежелание малийцев уничтожать «Каллиопу». Он глубоко сожалел, что заставил Джордино снять реактивные снаряды с пусковых установок и перенести их к танкам с горючим. Сейчас достаточно одного удачного попадания в машинное отделение, и они все отправятся в неопознанном виде на закуску рыбам.

Они были уже так близко от канонерки, что при желании Питт мог бы при свете вспышек пулеметного огня разглядеть цифры на своих стареньких водонепроницаемых часах «Докса».

Отчаянно выкручивая штурвал, он провел изрешеченную яхту в каких-нибудь двух метрах от носа канонерки. И, как только она прошла, кильватерная струя от нее заставила закачаться канонерку, сбив прицел; выпущенные вдогонку очереди, не причинив вреда, канули в ночь.

Внезапно шквальная канонада смолкла. Питт не стал себя озадачивать постижением причин отсрочки смертного приговора. Он продолжал держаться зигзагообразного курса, пока канонерка не осталась далеко позади. И только когда он уверился, что они оторвались, а все еще работающий радар не показывает намерений авиации атаковать их, он расслабился и с облегчением выдохнул.

Рядом возник Джордино с крайне озабоченной физиономией.

– Ты о'кей?

– Надо же быть таким придурком и вляпаться, как сосунок! А как ты и Руди?

– Ерунда, несколько синяков. Хотя, должен сказать, нас здорово пошвыряло по стенкам, пока ты тут лихачил. Руди вдобавок набил здоровенную шишку, когда его сбило с ног на крутом повороте, но он проявил незаурядное мужество и самоотверженно продолжал тушить пожар в носовой части.

– Руди парень что надо.

Джордино поднял фонарик и посветил в лицо Питту.

– А ты в курсе, что из твоей мерзкой морды торчит кусок стекла?

Питт оторвал одну руку от штурвала и осторожно коснулся небольшого куска стекла от какого-то датчика, впившегося ему в щеку.

– Тебе лучше видно. Вытащи его.

Джордино зажал конец фонаря в зубах, направил луч на рану Питта, осторожно взялся за стеклышко, сжав его между указательным и большим пальцами. Затем резким рывком выдернул его.

– Больше, чем я думал, – прокомментировал он без сантиментов.

Швырнув осколок за борт, Джордино отыскал на кокпите аптечку первой медицинской помощи. Наложив три шва и повязку сверху, Джордино отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой.

– Вот теперь ты в порядке. Еще одна успешная операция в блистательной карьере доктора Альберта Джордино, великого хирурга пустынь и рек.

– И каков же твой следующий великий шаг в медицине? – осведомился Питт, присматриваясь к тусклому свету желтой лампы впереди и по широкой дуге обходя полубаркас, вышедший на ночную рыбалку.

– Ну конечно же выписывание счета.

– Я пришлю тебе чек по почте.

Снизу появился Ганн, прижимающий кубик льда к переливающейся всеми цветами радуги шишке на затылке.

– Сердце адмирала точно разобьется, когда он узнает, что мы сотворили с этим судном.

– Думаю, дело обстоит иначе. Я полагаю, он и не рассчитывал увидеть его вновь, – не согласился Джордино.

– Огонь потушил? – спросил Питт Ганна.

– Дымком еще попахивает, но мне кажется, это уже после того, как я выдохнул из легких все, что там накопилось в процессе.

– Внизу есть повреждения?

Ганн покачал головой:

– Большинство попаданий в верхней части. Ни одного ниже ватерлинии. В трюме сухо.

– Авиация все еще по соседству? На экране виден только один самолет.

Джордино задрал голову к небесам.

– Большой продолжает наблюдать за нами, – подтвердил он. – Слишком темно, чтобы разглядеть истребители, но их не слышно, хотя мои старые кости подсказывают, что они где-то рядом.

– Сколько до Гао? – спросил Ганн.

– Около семидесяти пяти или восьмидесяти километров, – прикинул Питт. – Даже с такой скоростью мы не увидим городских огней раньше чем через час.

– Как бы убедить этих типов над нами оставить нас в покое? – сказал Джордино, на две октавы повысив голос, чтобы перекричать ветер и двигатель.

Ганн указал на портативный радиоприемник, стоящий на полке:

– Эта штука может помочь, если мы собираемся выходить на связь.

Питт улыбнулся в темноте:

– Да, я думаю, пора отозваться.

– Самое время! – подхватил Джордино. – Мне, например, было бы очень любопытно послушать, что они нам скажут и чего предложат.

– Переговоры с ними вряд ли позволят выиграть достаточно времени, чтобы добраться до Гао, – заметил Ганн. – Нам нужен зеленый свет.

Питт отобрал у Джордино наушники, настроил громкость портативного радиоприемника так, чтобы все могли слышать за ревом двигателя, и заговорил в микрофон.

– Добрый вечер, – сказал он доброжелательно, – Чем могу служить?

Последовала короткая пуза. Затем чей-то голос ответил по-французски.

– Ненавижу лягушатников! – пробормотал Джордино.

Питт бросил взгляд на бортовые огни лайнера и произнес:

– Non parley vous francais.

Ганн наморщил лоб:

– Ты хоть знаешь, что ты сейчас сказал?

– Конечно знаю, – оскорбился Питт. – Я проинформировал его, что не говорю по-французски.

– Vous означает вы, – скорбно вздохнул Ганн. – И ты только что поставил его в известность, что это он не говорит по-французски.

– Кто бы он ни был, смысл до него дойдет.

Тот же голос вновь затрещал в громкоговорителе:

– Я понимаю английский.

– Это обнадеживает, – ответил Питт. – Валяйте дальше.

– Назовите себя.

– Вы первый.

– Очень хорошо. Я генерал Затеб Казим, глава Верховного военного совета Мали.

Питт прикрыл микрофон ладонью и сообщил Джордино и Ганну:

– Большой босс собственной персоной. Как я и думал.

– Я всю жизнь мечтал познакомиться с какой-нибудь знаменитостью, – мечтательно протянул Джордино, – но никогда не думал, что это случится на пути в никуда.

– Теперь ваша очередь. Назовите себя, – повторил Казим. – Вы шкипер этого судна под американским флагом?

– Так точно. Эдуард Тич, капитан яхты «Месть королевы Анны».

– Я обучался в Принстонском университете, – сухо ответил Казим. – И имею представление о пирате по прозвищу Черная Борода. Так что, пожалуйста, прекратите паясничать и сдавайтесь.

– А если у меня другие планы?

– Вы и ваш экипаж будете уничтожены истребителями-бомбардировщиками малийских военно-воздушных сил.

– Ну, если они стреляют не намного лучше ваших моряков с канонерки, – поддразнил Казима Питт, – то нам нечего волноваться.

– Не советую шутить со мной, – предостерег Казим дрожащим от едва сдерживаемой ярости голосом. – Кто вы и что вы делаете в моей стране?

– Можете считать нас семейной парой на увеселительной прогулке с рыбалкой.

– Приказываю вам немедленно становиться и дожидаться подхода нашего корабля! – зашипел Казим.

– Подобная задержка не входит в мои планы, генерал, – беспечно ответил Питт.

– Если вы этого не сделаете, считайте, что вы и ваш экипаж уже покойники.

– В таком случае вам не достанется судно, равного которому нет в мире. Единственное в своем роде. Я полагаю, вы уже имеете представление о том, на что эта яхта способна.

Последовало затяжное молчание, и Питт понял, что его дальний выстрел угодил-таки в цель.

– Я читал донесение о вашей небольшой стычке с моим давним приятелем адмиралом Матабу. Так что имею представление об огневой мощи судна.

– Тогда вы должны понимать, что мы могли бы и вашу канонерку пустить на дно.

– Я сожалею, что по вам открыли огонь без моего приказа.

– Мы могли бы заодно и ваш командный самолет разнести вдребезги, – продолжал блефовать Питт.

Казим с детства отличался сообразительностью и нисколько не усомнился в серьезности его угроз.

– Меня убьете – сами умрете. Кому от этого выгода?

– Дайте мне немного времени подумать над вашим предложением. Ну, скажем, пока мы не доберемся до Гао.

– Я щедрый человек, – согласился Казим с непривычной покладистостью. – Но в Гао вы прекратите движение и пришвартуете яхту у причалов городского парома. Если вы будете упорствовать в своей дурацкой попытке сбежать, мои военно-воздушные силы отправят вас к вашему неверному черту.

– Я понял, генерал. Вы предоставляете нам кристально ясный выбор, – Питт щелкнул тумблером выключателя радиоприемника и ухмыльнулся во весь рот. – Я просто балдею, когда совершаю что-нибудь значительное.

Городские огни Гао расцвечивали темноту менее чем в пяти километрах впереди. Питт сменил Джордино у штурвала и махнул Ганну.

– Пора шлепаться в воду, Руди.

Ганн в нерешительности уставился на белую клубящуюся пену, улетающую за корму со скоростью семьдесят пять узлов.

– Надеюсь, не на этой скорости?

– Нет, тебе мы сделаем маленькую поблажку, – успокоил его Питт. – Я резко сбрасываю ход до десяти узлов. Ты соскальзываешь за борт, невидимый с лайнера. Как только ты отвалишь, я тут же врубаю полный газ. – Затем обратился к Джордино: – Поговори ласково с Казимом. Займи его.

Джордино поднял рацию и заговорил приглушенным тоном:

– Не повторите ли ваши условия, генерал?

– С удовольствием. Вы прекращаете бессмысленные попытки к бегству, швартуетесь в Гао и остаетесь в живых. Такие вот условия.

Пока генерал говорил, Питт подвел яхту поближе к берегу, на котором уже показались первые городские окраины. Напряжение в кокпите возрастало – волнение Питта передалось всем. Ведь Ганн должен был успеть преодолеть расстояние до берега, прежде чем отражающиеся в воде огни помешают ему добраться туда незамеченным. Имелись у Питта и другие причины для озабоченности: необходимо было не возбудить подозрений малийцев в результате их обманного маневра. Глубиномер показывал быстрый подъем дна. Питт резко сбросил газ, заставив нос «Каллиопы» глубоко зарыться в воду. Скорость упала так стремительно, что его бросило вперед на ограждение кокпита.

– Прыгай! – завопил Питт. – Давай, Руди, и удачи тебе!

Не сказав ни слова на прощание, маленький ученый из НУМА крепко сжал лямки рюкзака, перекатился через ограждение и исчез из виду. В тот же миг Питт снова дал полный газ.

Джордино, не отрываясь, смотрел за корму, но Ганн был совершенно невидим в речной темноте. Уже уверенный в том, что его друг без проблем одолеет полсотни метров, отделяющие судно от берега, он повернулся и спокойно продолжил разговор с генералом Казимом:

– Если вы обещаете нам безопасную высылку из Мали, то судно ваше. Вернее, то, что осталось от него после того, как его покалечила ваша канонерка.

Казим не выказал подозрения по поводу краткого перерыва в стремительном полете «Каллиопы» по воде.

– Я обещаю, – промурлыкал он, никого, однако, не введя этим в заблуждение.

– У нас нет ни малейшего желания загнуться под градом пуль в этой грязной реке.

– Мудрый выбор, – одобрительно заметил Казим; слова были обычными, нейтральными, но в тоне его голоса явственно проскальзывали злорадные нотки. – Тем более что другого выбора у вас и нет.

Питт жестом изобразил снижающийся полет. Ни он, ни Джордино нимало не сомневались, что Казим собирается убить их, а тела бросить на растерзание стервятникам. Им предстояло отвлечь внимание малийцев от Ганна и ради этого вынести все и постараться остаться в живых, но шансы были так хрупки, так ничтожны, что ни один из уважающих себя игроков не поставил бы на них и гроша.

План Питта позволил им выиграть всего лишь немного времени, не более того. И теперь ему оставалось только проклинать собственную глупость и неспособность заранее придумать, как выбраться из всей этой передряги.

Он еще не знал, что всего минуту спустя узрит в ночи нечто такое, что позволит им вновь обрести надежду на спасение.

20

Джордино хлопнул Питта по плечу, указывая на участок реки ниже по течению.

– Вон те яркие огни, что справа по носу, это и есть тот самый плавучий дом, о котором я тебе рассказывал. Он отделан как яхта миллиардера, с вертолетом и толпой красоток.

– А как ты думаешь, нет ли у него на борту системы спутниковой связи, чтобы мы могли связаться с Вашингтоном?

– Я не удивлюсь, если на нем есть даже телекс.

Питт повернулся и улыбнулся Джордино:

– Ну а поскольку у нас с тобой не намечено неотложных свиданий, почему бы нам не заглянуть туда?

Джордино засмеялся и хлопнул его по спине.

– Так я включаю таймеры на детонаторах?

– Давай.

Джордино передал рацию Питту и по трапу спустился в машинное отделение. Пока он там ковырялся, Питт был занят программированием бортового компьютера и передачей управления автопилоту. К счастью, река в этом месте расширялась и не имела изгибов, что позволит «Каллиопе» пройти значительное расстояние самостоятельно уже после того, как они покинут ее.

Питт кивнул выбравшемуся из люка итальянцу:

– Готово?

– Не то слово!

– Кстати о словах. – Питт поднес микрофон рации к губам. – Генерал Казим!

– Да?

– Я изменил свои намерения. Сожалею, но вы все-таки не получите мое судно. Приятно вам провести день!

Джордино ухмыльнулся:

– Мне нравится твой стиль.

Питт небрежно швырнул рацию за борт и встал, удерживая равновесие, пока «Каллиопа» сближалась с плавучим домом. Затем потянул на себя дроссели газа. Как только скорость упала до двадцати узлов, он крикнул:

– Поехали!

Джордино не нуждался в уговорах. Он вихрем пронесся по палубе и бросился в воду с кормы, врезавшись в самый центр круговорота бурлящей пены. Питт задержался лишь на мгновение, необходимое, чтобы снова поддать газу, и тут же, сжавшись в комок, перепрыгнул через борт. Мощный удар об воду чуть не вышиб из него дух. Но волны реки были теплы и приняли его в себя, как в мягкое одеяло. Питт перевернулся на спину как раз вовремя, чтобы проводить взглядом в последний раз уносящуюся во тьму со скоростью и ревом поезда-экспресса «Каллиопу» – покинутое экипажем судно, которому оставалось жить лишь несколько минут. Держась на воде, он пристально всматривался в даль, ожидая момента, когда рванут ракеты и танки с горючим. Долго ждать ему не пришлось. Несмотря на то что от места взрыва до него было уже более километра, он услышал оглушительный грохот, а ударная волна, распространяясь в воде с огромной скоростью, словно кувалдой, врезала по его телу. Огромный оранжевый шар возник в темноте, разорвав корпус «Каллиопы» на Тысячи кусков. В течение полуминуты шар продолжал разбухать, постепенно приобретая грибовидные очертания. Затем он начал тускнеть и был поглощен ночью; вместе с ним исчезли и все следы прекрасной спортивной яхты.

Когда отголоски взрыва окончательно растаяли в пустоте, над рекой воцарилась какая-то тревожная тишина. Слышно было только ровное гудение реактивных двигателей лайнера Казима да тихие жалобы пианино с борта плавучего дома.

К Питту, отфыркиваясь, подплыл Джордино:

– Это ж надо, оказывается, ты еще и плавать умеешь. А я думал, ты предпочитаешь передвигаться исключительно пешком.

– Из каждого правила бывают исключения.

– Как считаешь, сумели мы их обмануть?

– На время, но довольно скоро они все просекут.

– Удастся нам попасть туда на вечеринку?

Питт перевернулся и легко поплыл брасом.

– Во что бы то ни стало!

Продолжая плыть, он рассматривал плавучий дом. С точки зрения речного судоходства это было совершенное судно. Осадка у него составляла не более четырех футов. Конструкцией и обводами оно напоминало прославленные колесные пароходы, воспетые Марком Твеном и бороздившие Миссисипи в девятнадцатом веке, только без колес и с надстройками современного дизайна. Впрочем, одна старая знакомая деталь осталась неизменной – ходовая рубка на верхней палубе. Если бы судно строилось для открытых морей, с корпусом, приспособленным для океанских волн, оно сразу бы попало в класс мегаяхт. Питт отметил многоместный вертолет в середине кормовой палубы, возвышающийся на протяжении трех палуб крытый стеклом атриум с тропическими растениями, рулевую рубку, нашпигованную сверхсовременной электроникой. Этот невероятный плавучий дом казался фантазией, ставшей реальностью.

Они были уже метрах в двадцати от трапа, когда вниз по реке на полной скорости проследовала малийская канонерка. Питт разглядел темные силуэты офицеров на мостике. Все они были заняты тем, что вглядывались в сторону взрыва, и ни малейшего внимания не обращали на то, что у них за бортом. На носу канонерки толпилась кучка вооруженных моряков, и Питту не надо было объяснять, что ищут они в воде оставшихся в живых, только почему-то занимаются этим с автоматами со снятыми предохранителями в руках.

Прежде чем поднырнуть в волну, разошедшуюся от канонерки, Питт успел заметить на прогулочной палубе плавучего дома внезапно высыпавшую туда толпу пассажиров. Они оживленно обменивались мнениями и указывали в сторону места последнего упокоения «Каллиопы». Все судно и окружающая поверхность воды осветились прожекторами, вспыхнувшими на верхней палубе. Питт осторожно отгреб за пределы освещенного участка.

– Так мы долго можем оставаться незамеченными, – тихо сказал он Джордино, который невозмутимо покачивался на спине в метре от него.

– А что, парадный вход закрыт? – осведомился итальянец.

– Благоразумие подсказывает мне, что в нашей ситуации было бы разумнее сначала посоветоваться с адмиралом Сэндекером, прежде чем соваться незваными в салон для гостей.

– Ты прав, как всегда, о великий, – нехотя признал Джордино. – Владелец судна может принять нас за татей в нощи, каковыми мы, собственно, и являемся, и заковать в кандалы, а ключ выбросить за борт.

– Я думаю, тут около двадцати метров. Как твоя дыхалка?

– Я могу задержать дыхание ровно настолько, насколько ты! – возмутился коротышка и после короткого раздумья добавил: – А может, и дольше.

Питт сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, вентилируя легкие, затем набрал полную грудь воздуха и бесшумно погрузился в воду.

Зная, что Джордино следует за ним, он ушел поглубже, продвигаясь под углом к невидимому течению. Оставаясь на глубине около трех метров, он принялся за поиски борта плавучего дома. Свечение усиливалось, и ему стало ясно, что он уже близко. Внезапно над Питтом нависла тень, но он сразу сообразил, что это и есть искомая цель. Выставив вперед руку, чтобы не удариться головой, он начал медленно всплывать, пока не коснулся рукой слизи, налипшей на днище. Затем слегка изменил угол всплытия, и вскоре его голова показалась над водой рядом с алюминиевой поверхностью борта.

Он вдохнул ночной воздух и посмотрел вверх. Всего лишь в двух метрах над своей головой он разглядел руки нескольких пассажиров, державшихся за поручни; его же никто видеть не мог, разве что перегнувшись и уставившись вниз. Невозможно было подняться по трапу на борт судна, оставаясь незамеченным. Рядом всплыл Джордино и мгновенно оценил всю сложность ситуации.

Питт молча указал на направление под корпусом, затем развел руками, показывая глубину осадки судна. Джордино кивнул, подтверждая, что понял, и они оба вновь наполнили легкие воздухом. Затем, тихо нырнув, погрузились в воду и поплыли под днищем корпуса. Оно было настолько широко, что на другую сторону друзья выплыли чуть ли не через минуту.

Палубы по левому борту были пусты и безжизненны. Все собрались на правом борту, привлеченные гибелью «Каллиопы». Вдоль корпуса тянулся резиновый бампер, и Питт с Джордино воспользовались им, чтобы подняться на борт. Питт застыл на пару секунд, прикидывая в общих чертах расположение помещений судна. Они стояли на палубе, где располагались каюты гостей. Стало быть, им надо подняться выше. Сопровождаемый бесшумно следующим за его спиной Джордино, он осторожно двинулся вверх по трапу на следующую палубу. Заглянув на секунду сквозь большой иллюминатор в обеденный салон, размерами и убранством похожий на ресторан шикарного отеля, друзья проследовали еще выше, до верхней палубы, располагавшейся непосредственно под рулевой рубкой.

Питт, крадучись, приоткрыл дверь и вгляделся в погруженное в таинственный полумрак помещение, оказавшееся весьма уютным и элегантно обставленным курительным салоном. Все здесь было из стекла, изящно отделанного металлом и кожей в золотистых тонах. Разукрашенный бар, занимающий собой всю стену, ломился от бутылок с выпивкой самых редкх и дорогих марок.

Бармен отсутствовал, очевидно ротозейничая на нижней палубе вместе с другими, но за кабинетным роялем, поблескивающим бронзой роскошных канделябров, сидела загорелая блондинка с длинными обнаженными ногами и тонкой талией. На ней было соблазнительное черное с блестками мини-платье в обтяжку. Она довольно бойко наигрывала «Последний раз я видел Париж», но заметно фальшивила, напевая при этом хрипловатым голосом. Над клавиатурой в ряд стояли четыре пустых стакана из-под мартини. Пианистка выглядела так, словно целый день, с самого рассвета, провела в компании с бутылкой джина, что, очевидно, и повлияло на характер ее исполнения. Замолкнув на полуслове, она с задумчивым любопытством уставилась зелеными и бархатистыми, но слегка затуманенными глазами на Питта и Джордино.

– Р-ребята, к-каким ветром в-вас сюда з-занесло? – заметно заплетающимся языком поинтересовалась она.

В зеркале, вделанном в заднюю стенку бара, Питт разглядел себя и Джордино – отражение двух обросших щетиной мужчин в мокрых майках и шортах, со слипшимися волосами – и устало подумал, что не стоит ее порицать за то, что она смотрит на них как на утопших крыс. Он поднес палец к губам, призывая к молчанию, затем взял ее руку и поцеловал, после чего спокойно прошествовал мимо и нырнул в коридор, ведущий во внутренние помещения.

Джордино приостановился, окинул ее мечтательным взглядом и подмигнул.

– Меня зовут Ал, – прошептал он ей на ухо. – Я люблю тебя и обязательно вернусь.

И тут же исчез вслед за напарником.

Коридор, казалось, уходил в бесконечность. Во все стороны отходили боковые проходы, создавая пугающий лабиринт, посреди которого они внезапно очутились. Если снаружи этот плавучий дом выглядел просто большим, то изнутри он казался прямо-таки неправдоподобно громадным.

– Нам не помешали бы пара мотоциклов и дорожная карта, – заметил Джордино.

– Если бы я был владельцем этого судна, – ответил Питт, – то кабинет и центр связи я разместил бы наверху и спереди, чтобы иметь максимальный обзор.

– Мне кажется, я готов жениться на той пианистке.

– Нет уж, только не сейчас, – отрезал Питт. – Давай-ка лучше пойдем вперед и будем открывать все двери подряд.

Оказалось, что определиться в местонахождении кают несложно. Каждая дверь была снабжена элегантно исполненной бронзовой пластинкой. На одной из дверей в конце коридора Питт углядел табличку с надписью «Личный офис мсье Массарда».

– Должно быть, это тот самый малый, которому принадлежит этот плавучий дворец, – заметил Джордино.

Питт не ответил, но попытался открыть дверь. Любой высокопоставленный чиновник самых крупных компаний западного мира позеленел бы от зависти, увидев убранство этого кабинета в плавучем доме, стоящем на якоре посреди бесплодной пустыни. В центре разместился испанский антикварный стол для совещаний с десятью креслами в чехлах ручной работы, сотканных и расшитых мастерами из племени навахо. Трудно было поверить, но стены были декорированы в стиле юго-западных американских территорий. Скульптуры Хопи Качина, выполненные в натуральную величину из цельных корневищ пирамидального тополя, занимали высокие ниши в переборках. Потолок был затянут латилласом – своеобразным южноамериканским растительным покрытием; узорчатые орнаменты из ветвей и листьев обвивали вигас – опорные столбы, поддерживающие крышу; окна были закрыты циновками, сплетенными из ивовых ветвей.

Длинные полки позади стола, сделанного из высушенного на солнце дерева, были уставлены изящной ритуальной керамикой и корзиночками декоративного плетения. Суперсовренная система связи обнаружилась в трастеро – массивном шкафу-секретере девятнадцатого века.

В зале никого не было, и Питт не стал терять времени. Он торопливо прошел к телефонной стойке, уселся и с минуту изучал целый комплекс кнопок и дисков. Затем начал набирать цифры. Набрав коды страны и города, он добавил цифры личного телефона Сэндекера и откинулся на спинку стула. Громкоговоритель на стойке выдал серию сигналов «клик-клик». Затем последовали десять томительно долгих секунд молчания. Специфическое жужжание в громкоговорителе эхом повторяло звонки, раздававшиеся в телефоне, находящемся в Америке.

Прозвучало десять гудков, никто не отвечал.

– Во имя Господа, ну что же он молчит?! – в расстройстве пробормотал Питт.

– У Вашингтона с Мали пятичасовая разница во времени. Там сейчас полночь. Он, наверное, в постели.

Питт покачал головой:

– Только не Сэндекер. Он никогда не спит в критические минуты.

– Побыстрее бы он услыхал наши звонки, – взмолился Джордино. – Ведь по нашим следам небось уже идет отряд полицейских.

– Вот ты их и задержи, – предложил Питт.

– А если они вооружены?

– Неужели ты станешь переживать из-за такого пустяка?

Джордино с тоской оглядел зал, наполненный произведениями индейского искусства. Хоть бы томагавк какой завалящий найти!

– Ну да, как по телефону трепаться, тут он первый, а как держать и не пущать, так сразу Ал! – возмущенно заворчал итальянец. – Я ему что, все триста спартанцев в одном лице?

Приятный женский голос внезапно зазвучал в громкоговорителе:

– Офис адмирала Сэндекера.

Питт выхватил из гнезда микрофон:

– Джулия?

У личной секретарши Сэндекера Джулии Вулф перехватило дыхание.

– О, мистер Питт, это вы?

– Да, и я не ожидал застать тебя в офисе в это время ночи.

– Никто не спит с тех пор, как с вами потеряна связь. Слава богу, вы живы. Все в НУМА просто испереживались. С мистером Джордино и мистером Ганном все в порядке?

– С ними все о'кей. Адмирал там где-нибудь поблизости обретается?

– Он на совещании с группой специалистов ООН, обсуждают, как вас вытащить из Мали. Я сейчас же свяжусь с ним.

Менее чем через минуту послышался голос Сэндекера, а аккомпанировал ему громкий стук в дверь салона.

– Дирк?

– Адмирал, у меня нет времени на подробный отчет. Пожалуйста, включите ваш диктофон.

– Включил.

– Руди вычислил этого химического злодея. Все записи данных у него с собой, и он направляется в аэропорт Гао в надежде улететь зайцем из этой страны. Мы точно установили и место, где загрязнения поступают в Нигер, – все это имеется в записях Руди. Загвоздка же в том, что истинный источник находится в неизвестном месте в пустыне, в северном направлении. Ал и я остались, чтобы попытаться определить этот источник. Кстати, мы уничтожили «Каллиопу». Пришлось ее взорвать.

– Кажется, местные обитатели раздражены, – заорал Джордино на весь офис. Он сейчас напрягал все свои внушительные мускулы, чтобы удержать дверь, по которой колотили с обратной стороны.

– Где вы? – быстро спросил Сэндекер.

– Вы когда-нибудь слышали об одном богатом типе по фамилии Массард?

– Ив Массард, французский магнат. Да, я слышал о нем. Что еще тебя интересует?

Прежде чем Питт успел ответить, дверь слетела с петель, увлекая за собой Джордино. Шестеро здоровенных матросов ворвались следом и смяли его, как передняя стенка игроков в регби. Ал успел уложить на палубу первых трех, но тут же был погребен под грудой барахтающихся тел.

– Мы незваные гости в плавучем доме Массарда, – выпалил Питт. – Извините, адмирал, но мне уже пора.

Он спокойно повесил микрофон, повернулся в кресле и с интересом посмотрел на мужчину, входящего в зал.

Ив Массард был одет в безукоризненный белый костюм с желтой розой в петлице. Одна рука у него была опущена в боковой карман пиджака, локоть отставлен в сторону. Он равнодушно обошел сражающихся с Джордино окровавленных матросов, словно это была какая-то уличная свалка. Затем остановился и сквозь голубоватый дым сигареты «Галуаз блю», свисавшей из уголка рта, уставился на странного индивидуума с прицельным взглядом, который восседал за его личным письменным столом со сложенными в холодном безразличии руками и начинал потихоньку улыбаться в ответ на проявленный к нему интерес. Массард был знатоком, людей. И этого типа он сразу оценил как опасного и коварного противника.

– Добрый вечер, – вежливо сказал Питт.

– Американец или англичанин? – осведомился Массард.

– Американец.

– И что же вы делаете на моем судне? – спросил он.

Губы Питта раздвинулись в легкой улыбке:

– У меня возникла крайняя необходимость воспользоваться вашим телефоном. Надеюсь, я и мой друг не очень вас обременили. Я буду счастлив возместить ваши расходы за звонок и компенсировать ущерб, нанесенный вашей двери.

– Вам, как джентльмену, следовало бы спросить позволения подняться на борт моего судна и воспользоваться телефоном. – Судя по тону, Массард явно рассматривал обоих американцев как примитивных ковбоев.

– Да мы бы с удовольствием, но разве вы допустите в свой офис двух внезапно появившихся в ночи совершенно незнакомых мужчин?

Массард подумал, а затем медленно улыбнулся:

– Нет. Скорее всего, нет. Вы совершенно правы.

Питт взял ручку из антикварной чернильницы и что-то нацарапал на блокноте, затем вырвал листок, вышел из-за стола и протянул его Массарду.

– Можете выслать счет по этому адресу. Приятно было поговорить с вами, но нам пора в дорогу.

Массард вытянул руку из кармана пиджака, в ней оказался маленький автоматический пистолет. Он поднял дуло вровень со лбом Питта.

– Вынужден настоятельно просить вас остаться и воспользоваться моим гостеприимством, прежде чем я передам вас в руки малийских сил безопасности.

Несколько рук грубо схватили Джордино. Левый глаз у него уже заплыл, а из одной ноздри текла тонкая струйка крови.

– Вы собираетесь заковать нас в кандалы? – спросил он Массарда с надеждой в голосе.

Француз оглядел Джордино так, словно это был медведь в зоопарке.

– Да, без кандалов тут, пожалуй, не обойтись, – кивнул магнат.

Джордино бросил на Питта торжествующий взгляд:

– Вот видишь, до чего ты меня довел?! А я ведь предупреждал.

21

Сэндекер вернулся в конференц-зал здания штаб-квартиры НУМА, излучая оптимизм, которого еще десять минут назад не было и в помине.

– Они живы! – торжественно объявил он.

Двое мужчин сидели за столом с расстеленной на нем большой картой Западной Сахары. Рядом лежала стопка разведывательных данных о малийских вооруженных силах и полиции. Сообщение Сэндекера они встретили с восторгом.

– Значит, продолжаем разрабатывать операцию по их спасению, – сказал старший, пожилой военный в генеральской форме, с круглым лицом, зачесанными назад седыми волосами и тяжелым взглядом отливающих блеском голубого топаза глаз.

Генерал Гуго Бок слыл дальновидным человеком и планы умел составлять соответствующие его репутации. Солдат, владеющий различными видами своего профессионального мастерства, Бок был прирожденным убийцей. Он командовал мало кому известным подразделением сил безопасности под названием УНИКРАТТ[197]. Отлично обученная и чрезвычайно эффективная, эта группа была составлена из людей, представляющих девять государств мира, и выполняла она тайные поручения, о которых Организация Объединенных Наций никогда не распространялась. Бок сделал блестящую карьеру в немецкой армии в основном в качестве военного советника в тех странах третьего мира, правительствам которых требовались его услуги в подавлении революционных выступлений или в приграничных конфликтах.

Его заместителем был полковник Марсель Левант, ветеран французского Иностранного легиона, отмеченный высшими наградами своей страны и окруженный ореолом аристократа старой формации. Выпускник Сен-Сира, знаменитого французского военного учебного заведения, он служил во всех уголках мира и был героем недолговечной войны в пустыне тысяча девятьсот девяносто первого года против Ирака. У него было умное, даже красивое лицо. Хотя Леванту уже стукнуло тридцать шесть, его изящное телосложение, длинные каштановые волосы, пышные, но аккуратно подстриженные усы и большие серые глаза придавали ему облик свежеиспеченного лейтенанта, только что выпущенного из академии.

– Вам известно их местонахождение? – спросил Левант Сэндекера.

– Да, – ответил адмирал. – Один из них пытается зайцем покинуть эту страну на самолете из аэропорта Гао. Двое других находятся на борту плавучего дома на реке Нигер. Судно принадлежит Иву Массарду.

Глаза Леванта расширились, когда он услыхал это имя.

– Опять Скорпион! – скрипнул зубами полковник.

–Вы его знаете? – спросил Бок.

– Только понаслышке. Ив Массард – известный предприниматель, которому удалось нахапать около двух миллиардов долларов. А прозвище Скорпион он получил, потому что большое количество его конкурентов и партнеров таинственным образом исчезли, оставив его единоличным владельцем огромной собственности и весьма процветающих корпораций. Он считается совершенно безжалостным, а на французское правительство просто плюет. Так что ваши друзья выбрали компанию хуже некуда.

– Он замешан в уголовных преступлениях? – спросил Сэндекер.

– Более чем вероятно. Но он не оставлял после себя улик, по которым его можно было бы посадить на скамью подсудимых. Друзья из Интерпола рассказывали, что у них досье на него толщиной в метр.

– И как это среди всех жителей Сахары, – проворчал Бок, – ваши люди умудрились наткнуться именно на него?

– Если бы вы знали Дирка Питта и Ала Джордино, – устало пожал плечами Сэндекер, – вы бы не удивлялись.

– Но я по-прежнему остаюсь в недоумении, почему Генеральный секретарь Камиль одобрила операцию по извлечению ваших людей из Мали, – сказал Бок. – Ведь задачей УНИКРАТТ является проведение тайных операций во время международных кризисов. И я отказываюсь понимать, почему спасению жизни трех исследователей из НУМА придается такое значение.

Сэндекер посмотрел Боку прямо в глаза:

– Поверьте мне, генерал, у вас еще никогда не бывало миссии важнее. Собранные этими людьми в Западной Африке данные должны быть доставлены в наши лаборатории в Вашингтоне любой ценой. Наше правительство по каким-то идиотским причинам, известным одному Господу Богу, отказалось вмешиваться в это дело. Гала Камиль, к счастью, поняла всю остроту ситуации и санкционировала вашу миссию.

– Могу я спросить вас, что это за данные? – поинтересовался у Сэндекера Левант.

Адмирал покачал головой:

– Этого я сказать не могу.

– А эти секретные данные касаются только Соединенных Штатов?

– Нет, они касаются каждого мужчины, женщины или ребенка, живущих на нашей планете.

Бок и Левант обменялись недоуменными взглядами. Паузу прервал Бок, обратившись к Сэндекеру:

– Вы заявили, что ваши люди разделились. Этот фактор представляет известную трудность для успешного осуществления операции. Мы рискуем, дробя наши силы.

– Вы хотите сказать, что не можете вытащить оттуда всех моих людей? – переспросил Сэндекер, не веря своим ушам.

– Генерал имел в виду, – пояснил Левант, – что мы удваиваем риск, пытаясь провести две операции одновременно. Наполовину уменьшается и элемент неожиданности. Например, у нас было бы больше шансов на успех, если бы мы сконцентрировали наши усилия на вызволении двоих ваших людей из плавучего дома Массарда, поскольку трудно ожидать, что там может присутствовать серьезная вооруженная охрана. И к тому же тут мы имеем дело с точным местонахождением. А вот аэропорт – это уже более сложный случай. Мы ведь понятия не имеем, где ваш человек...

– Руди Ганн, – подсказал Сэндекер. – Его зовут Руди Ганн.

– Где скрывается Ганн, – продолжил Левант. – Нашей группе придется тратить драгоценное время на его поиски. Ведь в ареал розысков попадают как военные, так и гражданские самолеты. А малийские силы безопасности тоже зря времени не теряют. Так что любой, кто попытается сбежать из страны, воспользовавшись аэропортом Гао, должен иметь чрезвычайное везение, чтобы проскочить.

– Вы хотите, чтобы я сделал выбор?

– Чтобы предупредить возможные осложнения, – уточнил Левант, – мы должны установить приоритеты для каждого из заданий.

Бок покосился на Сэндекера:

– Слово за вами, адмирал.

Сэндекер посмотрел на расстеленную на столе карту Мали, сконцентрировав внимание на красной линии вдоль реки Нигер, отмечающей курс «Каллиопы». На самом деле у него не было сомнений по поводу предстоящего решения. Значение имели только результаты химических анализов. Его мучили только последние слова Питта о том, что они собираются остаться и продолжить поиски источника загрязнения. Он достал из кожаного ящичка сигару, свернутую для него по особому заказу, и неторопливо раскурил ее. Долго и задумчиво разглядывал он метку, обозначающую Гао, прежде чем вновь поднять взгляд на Бока и Леванта.

– Ганна надо выручать в первую очередь, – решительно сказал он.

Бок кивнул:

– Так тому и быть.

– Но можем ли мы быть уверены в том, что Ганн уже не сел на какой-нибудь самолет, вылетевший из страны?

Левант с видом хорошо осведомленного человека пожал плечами:

– Мой штаб уже проверил расписание полетов. Следующий рейс малийского авиалайнера, а равно и других, вылетающих из аэропорта Гао в пункты назначения за пределами страны, только через четыре дня, начиная с сегодняшнего. Что же касается отмены рейсов, то это событие не такое уж и редкое.

– Четыре дня, – простонал Сэндекер, уже не в состоянии сдержать свое волнение. – Ганну никак не удастся спрятаться на четыре дня! Разве что на двадцать четыре часа. А уж после этого малийские силы безопасности отыщут его...

– Но, может быть, он говорит по-арабски или по-французски и выглядит как коренной житель? – предположил Левант.

– К сожалению, нет, – покачал головой Сэндекер.

Бок постучал пальцем по карте Мали:

– Полковник Левант и тактическая группа из сорока человек могут приземлиться в Гао через двенадцать часов.

– Да, мы могли бы это сделать, но не сделаем, – твердо сказал Левант. – Через двенадцать часов там как раз будет самое начало дня по малийскому времени.

– Моя ошибка, – извинился Бок. – Разумеется, я не могу рисковать моими людьми при свете дня.

– Чем дольше мы ждем, – едко заметил Сэндекер, – тем больше шансов, что Ганна поймают и расстреляют.

– Обещаю, что я и мои люди постараемся вытащить вашего человека оттуда, – веско произнес Левант. – Но не ценой громадного риска для других.

– Не провалите это дело, – сказал Сэндекер, в упор глядя на Леванта. – У него в руках информация, от которой зависит, выживем ли мы с вами.

На лице Бока появилось скептическое выражение, пока он взвешивал слова Сэндекера. Затем взгляд его снова сделался жестким.

– Хочу вас честно предупредить, адмирал, что, если причиной гибели хотя бы одного из моих людей станет – пусть даже санкционированная самим Генеральным секретарем ООН – всего лишь химерическая надежда спасти одного из ваших людей без какой-либо крайнейнеобходимости, кое-кому придется иметь дело лично со мной.

Намек на гипотетического «кое-кого» был слишком прозрачен, но Сэндекер даже глазом не моргнул. Он до этого уже успел позвонить одному старому приятелю из разведывательного управления, который был у него в долгу, и тот прислал ему копии досье на силы УНИКРАТТ. Даже другие специальные подразделения, в которых служили парни, тоже постоянно живущие и сражающиеся на самом краю, отзывались о них как об отчаянных смельчаках. Абсолютно бесстрашные и беспощадные в бою, не боящиеся смерти, они были самым совершенным механизмом для убийств. И к тому же каждый из них, являясь еще и агентом собственной страны, передавал информацию, касающуюся тайных дел ООН. Сэндекер прочитал и психологическую характеристику на генерала Бока, четко уяснив для себя, на чем тот стоит.

Сэндекер навис над столом и впился в глаза Бока яростным взглядом, от которого, как от ножа на точильном круге, сыпались искры.

– А теперь слушай сюда, тыквенная башка! Мне глубоко плевать, сколько людей вы потеряете, извлекая Ганна из Мали. Главное, чтобы вы доставили его ко мне. Если же провалите дело, то я поимею твою задницу.

Бок не ударил его. Он просто застыл, глядя на него из-под кустистых бровей с таким выражением, словно увидел медведя гризли, который, прежде чем закусить задранной телкой, расстилает салфетку. Бок чуть ли не вдвое превосходил адмирала по всем физическим параметрам, и любая возможная схватка между ними закончилась бы в мгновение ока. Но здоровяк-немец тут же расслабился и рассмеялся.

– Вот и ладно! Раз мы поняли друг друга, не продолжить ли нам дальнейшую работу над выработкой плана?

Сэндекер улыбнулся в ответ и вернулся в свое кресле. Он даже предложил Боку одну из своих гигантских сигар.

– Приятно иметь с вами дело, генерал. Будем надеяться, что наше сотрудничество будет полезным и плодотворным.

* * *

По окончании официального обеда, данного послом Индии при ООН в ее честь, Гала Камиль стояла на ступеньках отеля «Уолдорф-Астория» в ожидании своего лимузина. Шел легкий дождь, и городские огни отражались на тротуарах улиц. Когда длинный черный «линкольн» подъехал к бордюру, она вышла из-под зонтика, который держал над ее головой привратник, приподняла подол длинного платья и изящно скользнула на заднее сиденье.

В салоне машины уже сидел Исмаил Йерли. Он поймал ее руку и почтительно поцеловал.

– Извини за такую встречу, – оправдываясь, сказал он, – но нам нельзя рисковать, чтобы нас увидели вместе.

– Столько времени прошло, Исмаил, – прошептала Гала, с нежностью глядя на него сияющими глазами. – Почему ты избегаешь меня?

Йерли воровато покосился на водителя, заодно убедившись, что стекло между салоном и шофером поднято.

– Я чувствовал, что будет лучше, если я совсем исчезну из твоей жизни. Ведь ты сделала такую карьеру, и у тебя слишком много работы, чтобы потерять все это из-за дурацкого скандала.

– Нам всего лишь следует вести себя осторожнее, – тихо ответила Гала. – Да и кого в наше время интересуют чьи-то любовные интрижки?

Йерли покачал головой:

– Любовные интрижки высокопоставленных мужчин действительно не привлекают больше особого внимания. Но женщина на твоем посту – совсем другое дело. Эти писаки смешают твое имя с грязью в каждой стране мира. Я уж не говорю о слухах и сплетнях...

– Но я все еще так привязана к тебе, Исмаил.

Он положил свою руку поверх ее ладоней.

– А я к тебе. Гала, милая, ты самое лучшее, что есть во всей Организации Объединенных Наций. И я бы очень не хотел стать причиной твоего провала.

– Так вот почему ты ушел, – сказала она, и в ее глазах отразилось страдание. – Как это благородно с твоей стороны.

– Да, – сказал он довольно спокойно. – Чтобы не читать такие, скажем, заголовки: «Генеральный секретарь ООН оказалась любовницей французского секретного агента, работающего под маской сотрудника Всемирной организации здравоохранения». И моему начальству во Втором отделе Национального штаба обороны тоже не доставит удовольствия мое разоблачение.

– До сегодняшнего дня нам удавалось держать в секрете наши отношения, – запротестовала она. – Почему бы так и не продолжать?

– Невозможно.

– Но ведь ты же известен всего лишь как представитель Турции. Кто сможет узнать, что французы завербовали тебя, когда ты был еще студентом Стамбульского университета?

– Кому надо – раскопают. Первое же правило хорошего агента гласит: действовать в тени, ничего особенного не изобретая и оставаясь невидимым. Я и так пошел на компромисс, прикрывшись вывеской ООН, потому что полюбил тебя. Но, как только слух о наших взаимоотношениях дойдет до британской, российской или американской разведок, их исследовательские группы не угомонятся, пока не наполнят свои досье самыми грязными деталями, которые затем будут использовать, вымогая у тебя сведения или требуя каких-либо услуг.

– Но ведь они ничего такого не сделают, правда? – с надеждой сказала она.

– Сделают, если припрет, – решительно возразил Йерли. – Так что лучше не доводить до греха. Поэтому мы не должны видеться нигде, кроме как в стенах здания ООН.

Гала отвернулась и уставилась сквозь стекло, залитое потоками дождя.

– Тогда почему ты здесь?

Йерли глубоко вздохнул:

– Мне нужна помощь.

– Это нужно ООН или твоим французским боссам?

– И тем и другим.

Она почувствовала себя так, словно ее только что вытошнило.

– Ты всего лишь используешь меня, Исмаил. Ты разжигаешь мои эмоции только для того, чтобы сыграть в свои маленькие шпионские игры. Ты просто бессовестный мерзавец.

Он промолчал, и она, как всегда, сдалась, заранее зная, что все равно не устоит.

– Что ты хочешь, чтобы я сделала?

– В ВОЗ создана некая эпидемиологическая группа, – заговорил он, перейдя на деловой тон. – Она занимается исследованиями одной странной болезни в малийской пустыне.

– Я помню эту программу. О ней упоминалось на моем ежедневном брифинге несколько дней назад. Возглавляет исследования доктор Хоппер.

– Все верно.

– Хоппер известный ученый. Но тебя-то что беспокоит в их миссии?

– Моя работа заключается как раз в том, чтобы координировать передвижение мобильных групп и обеспечивать снабжение экспедиции всем необходимым. Провизией, транспортом, лабораторным оборудованием и тому подобным.

– Мне по-прежнему не ясно, чего ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты немедленно отозвала доктора Хоппера и его коллег.

Она повернулась и удивленно воззрилась на него.

– Но почему ты просишь об этом?

– Потому что они в большой опасности. У меня есть все основания подозревать, что за экспедицией охотятся западно-африканские террористы.

– Я не верю.

– Это правда, – сказал он серьезно. – В их самолет подложат бомбу, которая взорвется над пустыней.

– На каких же чудовищ ты работаешь?! – отозвалась она дрогнувшим голосом. – И почему ты пришел ко мне? Почему ты не предупредил доктора Хоппера?

– Я пытался предупредить его, но он не выходит на связь ни по каким каналам.

– А малийские власти ты не мог предупредить, чтобы они устранили эту угрозу и организовали охрану?

Йерли пожал плечами:

– Генерал Казим рассматривает их как вторгнувшихся без приглашения чужаков, и его нимало не волнует их безопасность.

– Я была бы дурой, если бы поверила, что за всем этим, помимо угрозы взрыва бомбы, не кроется куда более изощренная интрига!

Он посмотрел ей в глаза:

– Поверь мне, Гала. Единственное мое желание – спасти доктора Хоппера и его людей.

Гала отчаянно хотела бы поверить ему, но где-то в глубине сердца она чувствовала, что Йерли лжет.

– Такое впечатление, что в эти дни все ищут в Мали какую-то заразу. И всем срочно требуется помощь и эвакуация.

Йерли недоуменно посмотрел на нее, но ничего не сказал, ожидая, пока Гала сама не продолжит.

– Ко мне приходил адмирал Сэндекер из Национального подводного и морского агентства и потребовал моего одобрения на использование Группы критического и тактического реагирования для спасения троих его людей от малийской службы безопасности.

– Эти американцы тоже искали в Мали загрязнения?

– Да. Это была тайная операция, которую обнаружили малийские вооруженные силы.

– Их поймали?

– Четыре часа назад они еще были на свободе.

– А где именно они искали?

Йерли выглядел огорченным, и Гала отметила странную напряженность в его голосе.

– В реке Нигер.

Йерли непроизвольно сжал пальцы в кулаки, глаза его помертвели.

– Я хочу знать больше об этом.

И тут она впервые почувствовала бегущий по коже холодок.

– Они охотились за источником выброса некоего химического компонента, который является виновником возникновения гигантской красной волны у побережья Африки.

– Я читал о ней в газетах. Продолжай.

– Мне говорили, что у них было судно с оборудованием для химических анализов, чтобы проследить, где этот химикат попадает в реку.

– И они обнаружили? – быстро спросил он.

– Согласно данным адмирала Сэндекера, они проследили его чуть дальше Гао в Мали.

Йерли, казалось, не поверил.

– Обыкновенная дезинформация, необходимая кому-то. И не более чем прикрытие для чего-то другого.

Она покачала головой:

– В отличие от тебя адмирал не добывает ложью средства к существованию.

– Так за этой операцией стояло НУМА?

Гала кивнула.

– А не ЦРУ или какое-нибудь другое американское разведывательное управление?

Она отрицательно махнула свободной рукой и иронически улыбнулась.

– Ты хочешь сказать, что твои агенты в Западной Африке все прохлопали, хотя американцы действовали у них прямо под носом?

– Не говори глупостей. Какие могут быть секреты у такого убогого государства, как Мали, чтобы заинтересовать американцев?

– Должно же быть что-то. Почему бы тебе не рассказать мне об этом?

Йерли казался смущенным и не сразу ответил.

– Ничего... конечно же ничего.

Он постучал по стеклу, чтобы привлечь внимание водителя. Затем указал на бордюр.

Шофер притормозил и остановился перед большим офисным зданием.

– Тебя уже утомило мое общество? – с холодным презрением в голосе осведомилась Гала.

Он обернулся и жалобно посмотрел на нее.

– Мне искренне жаль. Ты сможешь простить меня?

Она ощутила внутреннюю боль, но все же отрицательно покачала головой:

– Нет, Исмаил. Я не прощу тебя. И больше мы не увидимся. Завтра к полудню я ожидаю от тебя заявление об отставке. Если его не будет, я уволю тебя из ООН.

– А тебе не кажется, что это немного чересчур?

– Твои настоящие интересы не имеют никакого отношения к ВОЗ. Да и своим хозяевам-французам ты не слишком-то усердно служишь. Ты заботишься лишь о собственном финансовом благополучии. – Она перегнулась через него и толкнула дверцу. – А теперь убирайся!

Йерли молча выбрался из машины и встал на тротуаре. Гала со слезами, навертывающимися на глаза, громко захлопнула дверцу и даже не обернулась, когда водитель дал газ и лимузин слился с потоком одностороннего движения.

Йерли хотел бы ощутить раскаяние или печаль, но он был профессионалом. К тому же Гала права – он использовал ее. Его привязанность к ней была лишь игрой. Впрочем, его привлекала ее сексуальность. Но, по большому счету, она была для него лишь очередным заданием. Гала же, как и большинство женщин, которые тянутся к мужчинам, относящимся к ним с равнодушием, по уши влюбилась в него. И теперь узнала этому цену.

Он зашел в коктейль-зал для отдыхающих в гостинице «Элгонквин», заказал выпивку, а затем снял трубку телефона-автомата. Набрав номер, он подождал, пока кто-нибудь ответит на том конце.

– Да?

Йерли понизил голос и заговорил конфиденциальным тоном:

– У меня крайне важная информация для мистера Массарда.

– Откуда вы?

– Из руин Пергамона.

– Турок?

– Да, – резко отрезал Йерли. Он никогда не доверял телефонам и все эти пароли считал детскими забавами. – Я в баре гостиницы «Элгонквин». Когда вас ждать?

– В час ночи вас не затруднит?

– Нет. Я поздно ужинаю.

Йерли медленно повесил трубку. Что могли пронюхать американцы о делишках Массарда в Форт-Форо? Не получили ли их разведывательные службы какого-нибудь намека на истинную деятельность предприятия по уничтожению отходов? Если да, то последствия могут быть катастрофическими. В результате огласки нынешнее французское правительство в полном составе как минимум отправится в отставку. Если не хуже.

22

Позади него была густая тьма, впереди – редкие огни фонарей на улицах Гао. Ганн проплыл еще десять метров, и его колено уткнулось в мягкое дно. Медленно и очень осторожно он коснулся его и, разгребая руками ил, потащился к берегу, пока не достиг прибрежной линии воды. Лежа плашмя на ней, Ганн стал ждать, вслушиваясь и всматриваясь в темноту, накрывающую берег реки.

Пляж поднимался вверх под углом в десять градусов, упираясь в невысокую каменную стену, за которой шла дорога. Ганн стал карабкаться по песку, с удовольствием ощущая его тепло на коже обнаженных ног и рук. Затем остановился, перевернулся на бок и несколько минут отдохнул, справедливо полагая, что он представляет собой лишь смутное далекое пятно в ночи. Правую его ногу сводило судорогой, а руки онемели и налились тяжестью.

Он потянулся к спине и потрогал рюкзак. На короткое мгновение после того, как он пушечным ядром плюхнулся в воду, ему показалось, что рюкзак сорвало. Но нет, лямки плотно сидели на плечах.

Встав на ноги, Ганн, согнувшись, рванул к стене и упал рядом с ней на колени. Осторожно высунув голову над стеной, осмотрел дорогу. Она была пуста. Но плохо асфальтированная улица, уходящая по диагонали к городу, была полна пешеходов. Краем глаза Ганн вдруг поймал вспыхнувший огонек и, подняв взгляд вверх, к крыше соседнего дома, увидел мужчину, прикуривающего сигарету. Были и другие – неясные силуэты людей, скудно освещенные фонарями, которые безмятежно переговаривались с соседями на примыкающих крышах. Они, должно быть, подобно кротам, наслаждаются вечерней прохладой, догадался Ганн.

Он наблюдал за пешеходами на улице, пытаясь проникнуться ритмом их движения. Они, казалось, скользили туда-сюда, совершенно расслабленные и бесшумные, как привидения. Ганн снял рюкзак, открыл его и достал голубую постельную простыню. Затем оторвал часть от нее, чтобы получить кусок, необходимый для создания чего-то вроде джеллабы – длинной накидки, закрывающей голову и руки. Он подумал, что вряд ли заслужил приз в качестве местного модельера, но был бы вполне удовлетворен, если бы удалось пройти незамеченным по слабо освещенным улицам Гао. Он хотел было снять и очки, но все же не решился, предпочтя скрыть оправу под капюшоном: Ганн был близорук и на расстоянии двадцати метров не разглядел бы и движущегося автобуса.

Облачившись в накидку, Ганн сунул под нее рюкзак и привязал его спереди, создав видимость выступающего живота. Затем он уселся на стену, свесил ноги и перевалился через нее. Не торопясь, прошел по дороге к улице и присоединился к гражданам Гао, совершающим вечернюю прогулку. Пройдя два квартала, он вышел к главному перекрестку. Единственными машинами, разъезжавшими по улицам, были потрепанные такси, один или два ветхих автобуса, несколько мотоциклов и стайка велосипедов.

А здорово было бы просто нанять машину до аэропорта, с завистью подумал он, но это привлечет внимание. Перед тем как покинуть судно, Ганн изучил карту этого района и знал, что аэропорт располагался в нескольких километрах южнее города. Он прикинул, не украсть ли велосипед, но отверг эту идею. Кража наверняка будет замечена, и о ней будет сообщено, а ему бы не хотелось оставлять следов своего присутствия. Если у полиции или сил безопасности не будет причин думать, что среди них бродит иностранец на нелегальном положении, тогда, может быть, они и не станут его искать.

Ганн неторопливо брел по главному кварталу города, мимо рыночной площади, ветхого отеля «Атлантида» и торговцев, торгующих своими товарами напротив, под навесами. Все запахи города были незнакомыми, и Ганн благословил бриз, унесший их в пустыню. Указателей не существовало, но он в продвижении по засыпанным песком улицам руководствовался Полярной звездой, изредка поднимая глаза к небу.

Люди в толпе были ярко разодеты в зеленое и голубое, реже – в желтое. Мужчины носили различные виды джеллаб и кафтанов. Попадались и одетые в европейские брюки и рубашки. Немногие были без головных уборов. Головы и лица многих мужчин прикрывали плотные полотняные накидки. Большинство женщин драпировались в элегантные мантии, некоторые были одеты в длинные цветастые платья. Как правило, они не закрывали лиц. И все гуляющие разговаривали странно низкими голосами. Повсюду сновали дети, причем не было и двоих, одетых одинаково. Ганн и представить себе не мог, что среди такой ужасающей нищеты возможна столь высокая коллективная социальная активность. Было похоже, что никто не говорил малийцам об их бедности.

Опустив голову и прикрыв капюшоном лицо, чтобы скрыть белизну кожи, Ганн смешался с толпой и миновал деловую часть города. Никто не останавливал его, никто не задавал ему вопросов, а если бы вдруг это случилось, он побожился бы, что является туристом, путешествующим пешком вдоль Нигера. Но Ганну не хотелось задерживаться на этой мысли: опасность того, что его остановит тот, кто разыскивает американца, путешествующего по стране нелегально, была ничтожно мала.

Ганн прошел мимо знака, изображающего стрелку и самолет. Продвижение к аэропорту оказалось гораздо более легким, чем он ожидал. Удача еще не отвернулась от него.

Ганн прошествовал по окраинным улицам, еще более загроможденным лавками торговцев, и оказался в трущобах. С того времени, как, выйдя из воды, он начал свое путешествие по городу, у него сложилось впечатление, что с наступлением темноты в Гао невидимые лапы ужаса начинают протягиваться вдоль песчаных улиц. Казалось, что город пропитан кровью и насилием веков. Воображение начало разыгрываться, когда Ганн очутился на темных и почти безлюдных улицах пригорода и впервые стал замечать на себе подозрительные и враждебные взгляды людей, сидящих перед развалюхами.

Он нырнул в узкий переулок, казавшийся пустым, и остановился, чтобы извлечь из рюкзака «смит-вессон» 38-го калибра, некогда принадлежавший его отцу. Инстинкт подсказывал, что если хочешь увидеть рассвет, то не стоит выбирать это место для прогулок в ночи.

Мимо, поднимая в воздух тончайшую пыль, загромыхал грузовик с кузовом, наполненным кирпичами. Мгновенное осознание того, что машина идет в нужном ему направлении, отбросила осторожность Ганна на волю пустынных ветров. Он подпрыгнул, вскарабкался на борт и перевалился в кузов. Там он улегся на живот поверх кирпичей, поглядывая то вперед, то вниз, на крышу кабины.

Запах выхлопных газов дизеля принес ему облегчение после ароматов города. Со своего наблюдательного пункта на вершине груза Ганн заметил в нескольких километрах впереди и левее пару красных огней. Когда грузовик приблизился к ним, он увидел несколько прожекторов, установленных на крыше аэровокзала, и пару ангаров за темным взлетным полем.

– Ничего себе аэропорт, – язвительно пробормотал Ганн. – Они гасят даже огни взлетных полос, когда не пользуются ими.

Дорога в свете фар грузовика пошла под уклон, водитель замедлил ход. Ганн воспользовался уменьшением скорости и на ходу соскочил на землю. Грузовик удалился во тьму, выбрасывая песок из-под шин, а водитель так и остался в счастливом неведении относительно своего пассажира. Ганн двинулся вслед за задними огнями грузовика, пока не оказался на тротуаре у деревянного знака, на трех языках извещавшего, что перед ним – международный аэропорт Гао.

– Международный, – вслух прочитал Ганн. – Ох, как бы я хотел надеяться на это.

Он побрел по обочине подъездной дороги, поглядывая по сторонам, не появится ли вдруг какая-нибудь машина. Но нужды в осторожности не было: здание аэровокзала оказалось темным, а парковочная стоянка рядом – пустой. Все надежды Ганна рухнули, когда он поближе рассмотрел вокзал. Ему в городе попадались склады торговцев, выглядевшие приличнее этого деревянного строения с проржавевшей металлической крышей. Должно быть, отважный человек работал на контрольной вышке, которая опиралась на балки, изъеденные коррозией. Он обошел вокруг зданий, безлюдных и темных, стоящих на предангарной бетонированной площадке. На самом аэродроме застыли, освещенные прожекторами, восемь реактивных малийских истребителей и транспортный самолет.

Ганн замер, заметив около ветхой караульной хибарки двух вооруженных часовых. Один дремал на удобном стуле, другой, прислонившись к стене, курил сигарету. Великолепно, просто великолепно. Не хватало ему еще и сражений с войсками.

Ганн поднес к глазам свои водонепроницаемые часы «Хроноспорт» и уставился на циферблат. Часы показывали двадцать минут двенадцатого. Он внезапно ощутил усталость. Неужели весь путь в такую даль он проделал только для того, чтобы обнаружить пустой аэропорт, с которого, похоже, уже несколько недель не взлетали самолеты? Да и не садились, видимо, тоже. Мало того, аэродром еще и охраняется часовыми малийских военно-воздушных сил. Можно только гадать, как долго он продержится здесь, пока его не разыщут или он не испустит последний вздох без воды и пищи.

Ганн настроил себя на долгое ожидание. Но днем здесь лучше на виду не болтаться. Он прошел метров сто в глубь пустыни, пока не наткнулся на небольшой карьер, наполовину заваленный обломками какого-то старого ангара. Выкопав в сухом песке яму, он забрался в нее и надвинул сверху несколько трухлявых досок. Он знал, что в его яму могут набиться муравьи или скорпионы, но слишком устал, чтобы волноваться еще и из-за этого.

Через тридцать секунд он уже спал.

* * *

Жестоко отделанные моряками Массарда, Питт и Джордино со связанными руками вынуждены были стоять на коленях, прикованные короткими цепями к какой-то трубе. Они были совершенно беспомощны здесь, заключенные в трюме, под толстой стальной плитой, служащей основанием для машинного и генераторного отделений. Над ними, клацая каблуками по стальному полу, туда-сюда разгуливал часовой, вооруженный автоматическим пистолетом. Итак, они стояли на коленях во влажном трюме, крепко связанные по рукам, и их коленям, открытых шортами, не хватало лишь нескольких градусов, чтобы поджариться на горячем металлическом полу.

Сбежать было невозможно. Оставалось только ждать, когда их передадут силам безопасности генерала Казима и их существование закончится во всех смыслах этого слова.

Воздух в трюме был тяжел и практически непригоден для дыхания. Пот вытекал из их пор от удушливого жара, испускаемого паропроводом. Мучительное ощущение усиливалось с каждой минутой. Джордино чувствовал отвратительную слабость и отупение – после двух часов заключения в этом аду он почти полностью обессилел. Но страшнее этой самой жуткой из бань, в которых он побывал, было унижение. А потеря организмом жидкости чуть не сводила его с ума от жажды.

Джордино посмотрел на Питта, чтобы увидеть, как его хладнокровный друг переносит это варварское заточение. Но, насколько он мог судить, Питт вообще никак на это не реагировал. На его лице, влажном от испарений, были задумчивость и удовлетворение. Он рассматривал набор гаечных ключей, висящих рядом на кормовой переборке. Он не мог бы до них дотянуться, так как его ограничивала цепь, и Питт прикидывал в уме, сколько метров расстояния ему не хватало. Он посматривал на зарешеченный люк и часового, а затем опять устремлял взор на инструменты.

– Как считаешь, Руди удалось смыться? – поинтересовался итальянец.

– Если он не высовывался и сохранял хладнокровие, то нет оснований считать, что его сцапали, как нас.

– Хотел бы я знать, чего добивается этот французский денежный мешок, заставляя нас так потеть? – задумчиво произнес Джордино.

– Понятия не имею, – откликнулся Питт. – Но полагаю, что мы рано или поздно узнаем, почему он посадил нас в эту духовку, вместо того чтобы передать жандармам.

– Он, должно быть, здорово злопамятен, если так рассердился на нас за то, что мы воспользовались его телефоном.

– Это моя ошибка, – сказал Питт, и в глазах его блеснуло веселье. – Надо было позвонить за счет вызываемого абонента.

– Да, но не мог же ты знать, что этот малый такой скряга.

Питт наградил Джордино долгим восхищенным взглядом. Он был потрясен тем, как этот стойкий итальянец еще в состоянии улавливать юмор, находясь на грани сумасшествия. Заставив себя отключиться от переживаний этого мучительного заточения, Питт сосредоточился на мыслях о побеге. Конечно, в настоящий момент любой оптимизм был бы смешон. Не было у них таких сил, чтобы разорвать цепи, и ни он, ни Джордино не знали, как отомкнуть замки наручников.

Его мозг перебрал дюжину вариантов, отбрасывая их один за другим: все они никак не срабатывали в данной ситуации. В основном все упиралось в цепи. Так или иначе, им надо отомкнуться от этой чертовой трубы. В противном случае никакой самый хитроумный план не реализуется.

Питт прервал свою умственную гимнастику, когда охранник поднял одну из плит пола, снял с ремня ключ и отомкнул замки их цепей. В машинном отделении их поджидали четверо дюжих матросов. Наклонившись, они поставили Питта и Джордино на ноги, протащили их по машинному отделению и вверх по трапу, а затем ввели в коридор, покрытый густым ковром. Один из них постучал в тиковую дверь, широко раскрыл ее и жестом велел пленникам войти в комнату.

На длинной кожаной кушетки сидел Ив Массард, покуривая тонкую сигару и крутя в пальцах ножку рюмки с коньяком. В кресле, попивая шампанское, сидел темнокожий мужчина в военной офицерской форме. Ни один из них не поднялся, когда перед ними поставили Питта и Джордино в майках и шортах, мокрых от пота и сырости.

– Этих жалких субъектов вы выловили из реки? – спросил офицер, с любопытством разглядывая их черными, холодными и пустыми глазами.

– Вообще-то они сами явились на борт, без приглашения, – ответил Массард. – Я поймал их, когда они пользовались моими коммуникационными системами.

– Вы думаете, они послали сообщение?

Массард кивнул:

– Я не успел остановить их.

Офицер поставил стакан на край стола, встал из кресла и прошелся по комнате, прежде чем остановиться прямо перед Питтом. Он был выше Джордино, но на добрых шесть дюймов ниже Питта.

– Кто из вас вел со мной переговоры с яхты? – спросил он.

Питт тут же сообразил, с кем имеет дело.

– Генерал Казим?

– Да, это я.

– Судя по голосу, я представлял вас совсем другим. Мне казалось, что вы скорее похожи на Рудольфа Валентине, чем на какого-нибудь Вилли-пройдоху...

Питт присел и сжался после того, как Казим со вспыхнувшим от ненависти лицом и стиснутыми от гнева зубами ударил его в пах ногой в ботинке. Казим вложил в удар весь свой вес и всю свою злобу. Но выражение ярости на его лице вдруг сменилось потрясением, когда Питт легким движением поймал его летящую ногу и зажал руками, как в тисках.

Питт не двигался и не отбрасывал ногу Казима в сторону. Он просто стоял, держа ногу в руках и заставляя генерала удерживать равновесие на одной ноге. Затем тихонько толкнул обезумевшего Казима назад, и тот упал в кресло.

В комнате застыла ошеломляющая тишина. Казим находился в шоке. Являясь свыше десяти лет практически полновластным диктатором страны, он и в мыслях не мог допустить, что с ним могут обойтись так грубо и презрительно. Он настолько привык, что люди трепещут перед ним, что даже не знал, каким образом сейчас надо отреагировать на физическое оскорбление. Он бурно дышал, рот его сжался в узкую белую щель, а темное лицо посерело от ярости. Только глаза оставались черными, холодными и пустыми.

Подчеркнуто медленно он достал из кобуры на боку пистолет. Питт отстраненно рассматривал видавшую виды девятимиллиметровую «беретту» модели «92СВ», состоящую на вооружении НАТО. Казим неторопливо опустил предохранитель и навел дуло на Питта. Ледяная улыбка скривилась под пышными усами.

Питт метнул взгляд в сторону, на Джордино, и заметил, что тот напрягся, готовясь прыгнуть на Казима. Затем его взгляд сосредоточился на руке генерала, сжимающей пистолет, ожидая того легчайшего напряжения ладони, едва заметного движения пальца, спускающего курок, чтобы упасть на колени и увернуться. Возможности для побега еще оставались, но Питт знал, что они потеряли многое, когда он слишком завел Казима. Здравый смысл подсказывал, что Казим – хороший стрелок и не промахнется с такого близкого расстояния. Питт знал, что ему хватит проворства уклониться от первого выстрела, но Казим, должно быть, перенесет прицел, стреляя на увечье, сначала в одно колено, затем в другое. В злобных глазах генерала не читалось намерения убить быстро.

И тут, почти уже на середине этого мгновения, когда в комнате зазвучат выстрелы и будут корчиться тела, Массард взмахнул в воздухе рукой и заговорил в приказном тоне:

– Попрошу вас, генерал, проводить ваши экзекуции где-нибудь в другом месте, а уж никак не в моей комнате для гостей.

– Этот долговязый должен сдохнуть, – прошипел Казим, не сводя черных глаз с Питта.

– Всему свое время, мой дорогой друг, – сказал Массард, небрежным жестом подливая себе коньяку. – Сделайте одолжение, не заливайте кровью мой редкостный назлинский ковер работы племени навахо.

– Я куплю вам другой, – прорычал Казим.

– А вам не приходит в голову, что этот малый как раз и добивается быстрого и легкого исхода? Ясно же, что он намеренно завел вас, чтобы умереть побыстрее, вместо того чтобы долго корчиться в муках.

Очень медленно пистолет опустился, и зверский оскал на лице Казима сменился ухмылкой.

– Вы прочитали его мысли. Именно этого он и добивался.

Массард чисто по-французски пожал плечами:

– Американцы называют это уличной смекалкой. Эти парни что-то скрывают, и что-то очень важное. Мы оба только выиграем, если заставим их заговорить.

Казим вскочил с кресла, приблизился к Джордино и вновь поднял пистолет, на этот раз ткнув стволом в правое ухо итальянца.

– Посмотрим, может, сейчас ты будешь сговорчивее, чем на яхте.

Джордино не дрогнул.

– На какой яхте? – спросил он невинным тоном священника на исповеди.

– На той самой, с которой вы сбежали за несколько минут до взрыва.

– Ах с той яхты.

– Какое у вас было задание? Почему вы поднялись по Нигеру до Мали?

– Мы изучали миграционные привычки целебно-пушистых рыб, следуя за косяком этих отвратительных маленьких чертенят вверх по реке до места их икрометания.

– А вооружение на вашем судне?

– Вооружение? Какое вооружение? – Джордино опустил уголки губ и в недоумении поднял плечи. – У нас не было никакого вооружения.

– Так ты уже забыл о стычке с патрульными судами Бенина?

Джордино покачал головой:

– Извините, но это мне ни о чем не говорит.

– Несколько часов допроса в камерах моей штаб-квартиры в Бамако освежат твою память.

– И уверяю вас, для несговорчивых иностранцев там очень неподходящий климат, – заметил Массард.

– Ну перестань дурачить людей, – сказал Питт, посмотрев на Джордино. – Открой ему правду.

Джордино повернулся и бессмысленно уставился на Питта.

– Ты с ума сошел!

– Ты, может быть, и устоишь под пытками. А я не смогу. От одной мысли о боли меня тошнит. И если ты не расскажешь генералу все, что он хочет знать, я сам расскажу.

– Твой приятель разумный человек, – одобрительно кивнул Казим. – И благоразумно было бы прислушаться к нему.

В ту же секунду недоумение исчезло из глаз Джордино, сменившись выражением дикой злобы.

– Ах ты, грязный подонок! Предатель!

Оскорбительные разглагольствования Джордино были резко прерваны, когда Казим своим пистолетом смазал ему по лицу, до крови рассадив подбородок. Коротышка, пошатываясь, сделал два шага назад, а затем прыгнул вперед, как обезумевший бык. Казим поднял пистолет и навел его между глаз Джордино.

Питт, которому весь сценарий скомкал бурный темперамент Джордино, похолодел от страха. Он быстро шагнул к нему, схватил за руки и завел их за спину.

– Успокойся, бога ради!

Массард незаметно нажал кнопку на небольшой панели у кушетки. И, прежде чем кто-нибудь успел что-то сказать или сделать, в кабинет ворвалась небольшая армия вооруженных охранников. Они всем скопом обрушились на Питта и Джордино, придавив их к полу. Едва глянув на эту лавину, Питт сдержался и позволил повалить себя без всякого сопротивления, зная, что это безнадежно, озабоченный лишь сохранением сил. Джордино дергался, как сумасшедший, изрыгая потоки угроз и брани.

– Уведите этого обратно в трюм, – закричал Массард, поднимаясь на ноги и указывая на Джордино.

Питт ощутил ослабление давления, когда охранники сосредоточились на борьбе с Джордино, пытаясь подчинить его. Один из них, покрутив короткой дубинкой, сделанной из гибкого кабеля, треснул Джордино по шее позади уха. Крякнув от боли, тот сразу утратил желание сражаться дальше. Он обмяк и упал, охранники подхватили его под мышки и выволокли из комнаты.

Казим указал пистолетом на Питта, все еще лежащего на полу.

– Ну а теперь, коли ты пытке предпочитаешь разговор по душам, почему тебе для начала не назвать свое настоящее имя?

Питт повернулся боком и сел.

– Питт, Дирк Питт.

– Я могу быть уверен?

– А чем вам не нравится это имя?

Казим повернулся к Массарду:

– Вы их обыскали?

Массард кивнул.

– У них не было ни удостоверений личности, ни каких-либо других документов.

Казим с гримасой отвращения уставился на Питта:

– Может быть, ты просветишь меня, почему вы въехали в Мали без паспортов?

– Нет проблем, генерал, – торопливо заговорил Питт. – Мой товарищ и я – археологи. У нас контракт с одним французским фондом – исследовать реку Нигер на предмет древних кораблекрушений. Наши паспорта сгорели после того, как один из ваших патрульных кораблей обстрелял нас, и на судне начался пожар.

– Нормальные археологи после двух часов нахождения скованными в такой парилке уже бы хныкали, как глупенькие детишки. А вы, ребята, слишком выносливы, бесстрашны и самонадеянны, чтобы быть кем-то другим, кроме как тренированными вражескими агентами...

– С каким фондом? – вмешался Массард.

– С Обществом французских исторических исследований, – ответил Питт.

– Никогда не слышал о таком.

Питт беспомощно развел руками:

– Ничего другого я не могу сказать.

– Значит, вы проводите археологические исследования на супер-яхте, оборудованной ракетными установками и автоматическим оружием? – с сарказмом спросил Казим.

– Оно предназначалось только для пиратов и террористов, – глуповато улыбнулся Питт.

В этот момент в дверь постучали. Один из подчиненных Массарда вошел и протянул ему какое-то сообщение.

– Будет ответ, мсье?

Массард просмотрел бумагу и кивнул.

– Выразите мою признательность и скажите, чтобы он продолжал расследование.

После того как моряк ушел, Казим спросил:

– Хорошие новости?

– Скорее разъясняющие, – промурлыкал Массард. – От моего агента в Организации Объединенных Наций. Похоже, что это люди из Национального подводного и морского агентства в Вашингтоне. Их задача – найти источник химического загрязнителя, который поступает в Нигер, а при впадении в море приводит к резкому росту красных волн.

– Прикрытие, – фыркнул Казим, – и ничего больше. Они вынюхивают что-то более ценное, чем загрязнения. Я думаю, нефть.

– Так же полагает и мой агент в Нью-Йорке. Он предположил, что это маскировка, но информирующий его источник так не считает.

Казим с подозрением посмотрел на Массарда:

– Уж не утечка ли это из Форт-Форо?

– Ни в коем случае, – ответил Массард без колебаний. – Мое предприятие слишком далеко, чтобы от него что-либо попадало в Нигер. Уж скорее это одно из ваших нелегальных предприятий, закрывать которое вам невыгодно.

Выражение лица Казима стало холодным и безжизненным.

– Если кто-нибудь и приложил руку к разливаниям загрязнений по Мали, так это только вы, мой старый друг.

– Это невозможно, – равнодушно отозвался Массард. Затем он уставился на Питта. – Вы находите этот разговор интересным, мистер Питт?

– Я понятия не имею, о чем вы беседуете.

– Вы и ваш партнер, должно быть, очень ценные персоны.

– Вовсе нет. В настоящий момент я всего лишь рядовой заключенный в вашем цветнике.

– Что вы имели в виду, говоря о ценности? – поинтересовался Казим.

– Мой агент также сообщает, что ООН направила для их спасения специальное тактическое подразделение.

На секунду Казим ошеломленно замер, но быстро пришел в себя:

– Сюда прибывают специальные войска?

– Вероятно, они уже в пути, поскольку мистеру Питту удалось связаться со своим непосредственным начальником. – Массард вновь глянул в сообщение. – Согласно сведениям моего агента, имя начальника – адмирал Джеймс Сэндекер.

– Что ж, значит, не удалось вас одурачить.

Изящно обставленная комната плавучего дома охлаждалась воздухом кондиционера, и Питт непроизвольно дрожал после паровой бани в трюме. Но больше всего его тревожил холод неизвестности. Его потрясло, что Массард был посвящен во все тонкости их задания. Питт пытался представить, кто же их предал, но сразу на ум ничего даже и не приходило.

– Хорошо, хорошо, хорошо, мы уже не умничаем и не демонстрируем равнодушие, после того как наша тайна раскрыта, не так ли, дружище? – Казим налил себе еще стакан великолепного шампанского Массарда. Затем резко поднял взгляд от бокала. – Где была запланирована точка встречи с силами ООН, мистер Питт?

Питт не стал стараться изобразить человека, страдающего амнезией. Тут был тупик. Совершенно очевидно, что захвату подвергнется аэропорт Гао. Питт не мог подставить Ганна.

Оставалось только попробовать выстрелить с дальним прицелом – в надежде на то, что Казим глуп, как об этом говорит его внешность.

– Это аэропорт Гао. Они прилетают на рассвете. Мы должны были ждать у западного конца посадочной полосы.

Казим короткое мгновение таращился на Питта, а затем вдруг ударил его в лоб стволом «беретты».

– Лжец! – рявкнул он.

Питт быстро наклонил голову и уткнулся лицом в руки.

– Это правда, я клянусь.

– Лжец, – повторил Казим. – Посадочная полоса в Гао тянется с севера на юг. У нее нет западного конца.

Питт сделал долгий бесшумный выдох и очень медленно покачал головой.

– Наверное, мне нет смысла запираться дальше. Рано или поздно вы все равно выбьете это из меня.

– Да, к несчастью для тебя, у меня есть для этого способы.

– Очень хорошо, – сказал Питт. – Адмирал Сэндекер проинструктировал, чтобы после уничтожения яхты мы двинулись на юг от Гао, к широкой, неглубокой ложбине, которая будет примерно в двадцати километрах от города. Вертолет должен прилететь из Нигерии.

– Каков сигнал, что можно безопасно приземляться?

– В сигнале нет нужды. Окружающая местность пустынна. Мне сказали, что вертолет, прежде чем забрать нас, обследует этот район прожекторами.

– В какое, время?

– В четыре часа утра.

Казим посмотрел на него в долгой задумчивости, а затем едко сказал:

– Если ты опять солгал, то глубоко об этом пожалеешь, – Он сунул «беретту» в кобуру и повернулся к Массарду. – Нельзя терять времени. Я должен приготовиться к церемонии встречи.

– Затеб, вы должны бы понять, что от ООН надо держаться подальше. И я настоятельно советую вам не связываться с их тактическим подразделением. После того как они не обнаружат Питта и его приятеля, они просто вернутся обратно в Нигерию. А сбить вертолет и уничтожить всех – это только разворошить осиное гнездо.

– Но они же вторгаются в мою страну!

– Да бросьте, – махнул рукой Массард. – Не ставьте знак равенства между собой и национальной гордостью. Потеря источников финансирования и помощи вашим, будем говорить прямо, гнусным программам не стоит утоления кровавой жажды. Пусть уберутся невредимыми.

Казим криво улыбнулся, а затем сухо и безрадостно рассмеялся.

– Ив, вы лишаете меня главного удовольствия моей жизни.

– А взамен этого кладу вам в карманы миллионы франков.

– Что да, то да, – неохотно согласился Казим.

Массард кивком указал на Питта:

– Кроме того, для ваших забав остаются этот тип и его приятель. Я уверен, они расскажут вам все, что захотите.

– Они заговорят еще до полудня.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Спасибо за то, что смягчили их в парилке машинного отделения.

– Не стоит благодарности. – Массард двинулся к боковой двери. – А теперь, если позволите, я должен вернуться к гостям. Я, кажется, слишком надолго покинул их.

– Как пожелаете, – ответил Казим. – Кстати, если вас не затруднит, пусть мистер Питт и его неугомонный друг посидят в вашей парилке подольше. Мне бы хотелось, чтобы оставшийся в них боевой пыл немного остыл, прежде чем я перевезу их в мою штаб-квартиру в Бамако.

– Как вам будет угодно, – согласился Массард. – Я немедленно прикажу, чтобы мои люди вернули мистера Питта в трюм.

– Спасибо вам, Ив, за то, что захватили и передали их мне. Я вам крайне признателен.

Массард склонил голову:

– Рад доставить вам удовольствие.

И прежде чем за Массардом закрылась дверь, Казим уже смотрел на Питта. Черные глаза горели торжествующей яростью. Питт только один раз до этого видел такое злорадство на человеческом лице.

– Счастливо оставаться в душном трюме, мистер Питт. А потом вы будете так страдать, как вам и в кошмарах не снилось.

Если Казим ожидал увидеть, что Питт затрясется от страха, то этого не произошло. Более того, Питт выглядел невероятие спокойным. Его лицо светилось счастьем, как у человека, который только что выиграл джекпот у игрового автомата. Питт радовался про себя, потому что генерал, сам того не желая, способствовал осуществлению плана побега. Ворота слегка приоткрылись, и Питт собирался проскользнуть в шелку.

23

Слишком взвинченная, чтобы уснуть, Ева первой из дремлющих ученых заметила, что самолет снижается. Хотя пилот вел машину так мягко, насколько это было возможно, Ева ощутила еле заметное снижение мощности двигателей, а когда ее уши внезапно заложило, она поняла, что «Боинг» теряет высоту.

Выглянув в иллюминатор, она увидела только абсолютную тьму. Не было видно ни огонька с пустынной земли. Ее часы показывали, что после полуночи миновало десять минут, и, таким образом, прошло всего лишь коротких полтора часа после того, как они погрузили оставшееся оборудование и экземпляры проб на борт самолета и взлетели над кладбищем под названием Асселар.

Она сидела спокойно и расслабленно, полагая, что, возможно, пилоты просто ложатся на новый курс и потому меняется высота полета. Но непрекращающееся ощущение тошноты в желудке говорило о том, что самолет продолжает снижаться.

Ева вышла в проход и двинулась в задний конец салона, куда Хоппер добровольно сослал себя, чтобы иметь возможность покуривать свою трубочку. Она приблизилась к его сиденью и осторожно, слегка встряхнув, разбудила.

– Фрэнк, что-то случилось.

Хоппер всегда спал чутко и на этот раз почти мгновенно поднял на нее осмысленный и вопрошающий взгляд.

– Что ты говоришь?

– Самолет снижается. Я думаю, мы приземляемся.

– Ерунда, – фыркнул он. – До Каира еще пять часов лета.

– Да нет же, я слышу, как слабеет шум двигателей.

– Ну, пилоты, вероятно, чуть сбавили мощность, чтобы сэкономить горючее.

– Мы теряем высоту. Я уверена в этом.

Отдавая должное серьезности ее тона. Хоппер встал и, склонив голову, прислушался к рокоту двигателей. Затем перегнулся через подлокотник сиденья и посмотрел вдоль прохода в сторону переборки пассажирского салона.

– Похоже, ты права. Шум слабеет.

Ева кивнула в сторону кабины:

– Как правило, пилоты во время полета оставляют дверь открытой. А сейчас она закрыта.

– Все это, конечно, странно, но я уверен, что мы уж слишком горячо реагируем. – Он откинул одеяло, прикрывающее его большое тело, и встал, готовый действовать. – Однако не помешает взглянуть.

Ева двинулась за ним к двери кабины. Хоппер повернул ручку, и его лицо внезапно омрачилось озабоченностью.

– Эта чертова штука заперта!

Он постучал в дверь, но ответа не последовало и через несколько минут. Кроме того, угол снижения увеличился.

– Происходит что-то подозрительное. Тебе лучше разбудить остальных.

Ева поспешно пошла вдоль прохода, расталкивая других членов группы, погруженных в глубокий сон. Гримз первым оказался рядом с Хоппером.

– Почему мы приземляемся? – спросил он.

– Даже приблизительно не имею понятия. Пилоты не желают общаться.

– Может быть, они совершают вынужденную посадку?

– Если это так, то они посоветовались только сами с собой.

Ева перегнулась через сиденье и уставилась в темноту за иллюминатором. Под носом самолета на расстоянии в несколько километров ночную тьму пронзил снопик тусклых желтых огней.

– Огни впереди, – объявила она.

– Надо вышибить дверь, – предложил Гримз.

– С какой целью? – поинтересовался Хоппер. – Если пилоты решили приземлиться, нам никак не удастся остановить их. К тому же никто из нас не умеет управлять самолетом.

– Ну, тогда нам остается только вернуться на свои места и застегнуть ремни безопасности, – сказала Ева.

Не успели эти слова слететь с ее губ, как вспыхнули посадочные прожектора, освещая безликую пустыню. Выпустив шасси, пилот сделал крутой вираж, заходя на посадку на еще невидимый аэродром. К тому времени когда они все пристегнулись, колеса с глухим звуком ударились о плотно утрамбованный песок; переведенные на реверс двигатели надрывно взревели, и пилот нажал на тормоза. Впрочем, мягкая поверхность неасфальтированной полосы имела достаточное трение, чтобы остановить машину и без тормозов. Самолет подрулил к шеренге прожекторов вдоль посадочной полосы и немного прокатился перед тем, как остановиться.

– Интересно, где же это мы? – пробормотала Ева.

– Должно быть, скоро узнаем, – сказал Хоппер, направляясь к двери кабины, на этот раз настроенный вышибить ее. Но не успел он дойти, как дверь широко распахнулась, и в салон шагнул пилот.

– Что означает эта остановка в пути? – потребовал ответа Хоппер, – Какие-нибудь неисправности?

– Здесь вы выходите, – медленно сказал пилот.

– О чем вы говорите? Вы должны были доставить нас в Каир!

– Мне приказано доставить вас в Тебеццу.

– Это чартерный самолет ООН. И вас наняли, чтобы вы летели туда, куда нам требуется, а Тебецца, или как ее там, вовсе не одно из этих мест.

– Считайте это остановкой вне расписания, – упрямо повторил пилот.

– Не можете же вы просто так высадить нас в пустыне. Как же мы будем добираться отсюда до Каира?

– Все проблемы урегулированы.

– А как же наше оборудование?

– Оно будет под охраной.

– Но наши образцы должны быть доставлены в парижскую лабораторию Всемирной организации здравоохранения как можно быстрее.

– Это не моя забота. А теперь будьте любезны собрать ваши личные вещи и выгрузиться.

– Мы не сделаем ничего подобного! – возмутился Хоппер.

Пилот обошел Хоппера и, не торопясь, двинулся к заднему выходу. Он отомкнул ручки запоров и нажал на большой выключатель. Зашипели гидравлические насосы, и задняя дверь медленно отвалилась, образовав трап к земле. Затем пилот вытащил из-за спины большой револьвер и помахал им перед потрясенным ученым.

– А теперь вон из самолета! – угрюмо приказал он.

Хоппер двинулся к пилоту и остановился, чуть не столкнувшись с ним нос к носу, не обращая внимания на револьвер, упершийся ему в живот.

– Да кто вы такой? И что здесь происходит?

– Я лейтенант Абубакар Бабананди из малийских военно-воздушных сил, и я выполняю приказ моего непосредственного начальства.

– И кто же это такой?

– Глава Верховного военного совета Мали.

– То есть генерал Казим. Здесь ведь он всем распоряжается...

Хоппер хрюкнул от боли, когда лейтенант Бабананди резко ткнул дулом револьвера в пах ученому.

– Пожалуйста, доктор, не нарывайтесь на неприятности. Покиньте самолет, или я пристрелю вас на месте.

Ева вцепилась в Хоппера обеими руками:

– Фрэнк, делайте все, что он говорит. Не хватало только, чтобы вас убили из-за вашей дурацкой гордости.

Хоппер шатался, инстинктивно держась руками за пах. Бабананди казался жестоким и хладнокровным, но Ева отметила, что в его глазах больше страха, нежели враждебности. Не говоря больше ни слова, лейтенант грубо толкнул Хоппера на первую ступень.

– Я предупредил вас. Не задерживайтесь.

Двадцать секунд спустя Хоппер при поддержке Евы спустился на землю и огляделся.

С полдюжины мужчин, плотно закутанных в индиговые повязки туарегов, приблизились и полукольцом окружили Хоппера. Все они были высокого роста и выглядели угрожающе. На них были длинные черные свободные мантии, к поясам пристегнуты ножны с широкими саблями. В руках они держали автоматические винтовки, стволы которых были направлены на Хоппера.

Подошли и еще какие-то фигуры. Одним оказался башнеподобный мужчина с ладонями, покрытыми светлой кожей, – единственной видимой частью его тела, не считая едва различимых глаз сквозь щель в его литаме. Мантия у него была темно-лилового цвета, а чалма белой. Макушка головы Хоппера едва достигала уровня плеч незнакомца.

Его сопровождала женщина, напоминающая строительный самосвал с доверху нагруженным кузовом. Она была одета в грязное, свободно висящее платье, оставляющее открытыми ее колени и ноги, толстые, как телеграфные столбы. В отличие от остальных она не накрывала голову. Хотя у нее и была темная, как у южных африканцев, кожа и курчавые волосы, скулы ее были высокими, подбородок округлым, а нос – острым. Глаза маленькие и блестящие, а рот казался растянутым на всю ширину лица. От нее веяло холодом и садизмом, что еще более подчеркивалось следами перелома на носу и шрамами на лбу. Это было лицо, с которым некогда обошлись зверски. В одной руке женщина держала толстую кожаную плеть с маленьким узлом на конце. Она оценивающе оглядывала Хоппера, словно заплечных дел мастер времен инквизиции, перед тем как применить к жертве пытку «железной девой».

– Что это за место? – спросил Хоппер без всякого вступления.

– Тебецца, – ответил высокий человек.

– Это мне уже сказали. Но где она расположена, эта Тебецца?

Ответ прозвучал на английском, но с акцентом, который Хоппер определил как северо-ирландский.

– Тебецца – это там, где кончается пустыня и начинается ад. Здесь в рудниках заключенными и рабами добывается золото.

– Что-то типа соляных копей Тауденни, – понимающе кивнул Хоппер, одновременно разглядывая направленные на него винтовки. – Не будете ли вы так любезны не направлять эти ружья мне в лицо?

– Это необходимость, доктор Хоппер.

– Да не беспокойтесь. Мы не собираемся воровать ваше... – Хоппер умолк на середине предложения. Взгляд его оцепенел, лицо побледнело, и он проговорил изумленным шепотом: – Вы знаете мое имя?

– Да, мы ждали вас.

– Но кто вы?

– Меня зовут Селиг О'Баннион. Я главный инженер по рудным разработкам, – О'Баннион обернулся и кивнул в сторону крупной женщины. – Это мой заместитель, Мелика, что означает «королева». Вы и ваши люди поступите в ее распоряжение.

Чуть ли не десять секунд прошли в тишине, нарушаемой лишь медленными проворотами турбин самолета. Потом Хоппер взорвался:

– В ее распоряжение? Что за чертовщину вы тут несете?

– По милостивому соизволению генерала Затеба Казима вы направлены сюда. Он выразил желание, чтобы вы поработали на рудниках.

– Да это же похищение людей! – задохнулся Хоппер.

О'Баннион терпеливо покачал головой:

– Вряд ли это можно назвать похищением, доктор Хоппер. Вы и ваша группа ученых не являетесь заложниками и не удерживаетесь с целью получения выкупа. Вы просто приговорены к работе в рудниках Тебеццы и будете добывать золото для национальной казны Мали.

– Да вы безумнее какого-нибудь таракана... – начал было Хоппер и тут же, запнувшись, отшатнулся назад, когда Мелика хлестнула ему по лицу своей тяжелой плетью. Он застыл, потрясенный ударом, машинально схватившись за кровавый рубец на щеке.

– Это первый урок тебе как рабу, ты, вонючая свинья! – выплюнула гороподобная женщина. – И с этого момента вы не раскрываете рта без приказа!

Она подняла плеть, чтобы еще раз хлестнуть Хоппера, но О'Баннион перехватил ее руку:

– Полегче, женщина. Дай им время свыкнуться с этой мыслью. – Он посмотрел на других ученых, которые сошли с трапа и сгрудились вокруг Хоппера с ошеломленными лицами и начинающим проявляться ужасом в глазах. – В первый день работы они нужны мне в хорошем состоянии.

Мелика нехотя опустила плеть:

– По-моему, ты перестраховываешься, Селиг. Они сделаны отнюдь не из фарфора.

– Вы ведь американка, да? – робко спросила Ева.

Мелика усмехнулась:

– Точно, милашка. Десять лет работала начальником охраны в женской тюрьме в Короне, штат Калифорния. И скажу тебе, порядки там были построже, чем здесь.

– Мелика особо заботится о работающих здесь женщинах, – сказал О'Баннион. – Я уверен, она определит, подходите ли вы к нашему семейству.

– Вы заставляете женщин работать в рудниках? – недоверчиво спросил Хоппер.

– Да, большинство из них, а также и их детей, – равнодушно ответил О'Баннион.

– Но это же грубейшее нарушение прав человека! – воскликнула Ева.

Мелика посмотрела на О'Банниона с выражением ярости на лице.

– Можно я отвечу?

Он кивнул:

– Можно.

Великанша ткнула концом плети в живот Евы, от чего та согнулась пополам. Затем хлестнула ее по шее. Ева обмякла, как промокшее одеяло, и упала бы на землю, если бы ее не удержал за талию Хоппер.

– Скоро вы поймете, что даже словесное неповиновение бесполезно, – сказал О'Баннион. – Вам лучше покориться и постараться провести остаток жизни, не навлекая на себя наказание.

Губы Хоппера скептически изогнулись:

– Мы уважаемые ученые Всемирной организации здравоохранения. Вы не можете просто так, ради прихоти, казнить нас.

– Казнить вас, добрый доктор? – небрежно бросил О'Баннион. – Да ничего подобного. Я намерен уморить вас до смерти работой.

24

Все шло так, как Питт и предполагал. После того как охранник втолкнул его в душный трюм к Джордино, Питт проявил сверхуслужливость и содействие, подняв руки так, чтобы охраннику было удобнее приковать наручники к трубе паропровода. Только на этот раз Питт держал свои руки таким образом, чтобы они оказались с другой стороны скобы. Удовлетворенный тем, что Питт прикован надежно, охранник молча, с громким клацаньем опустил за собой люк, оставляя заключенных в душной атмосфере отведенного им места.

Джордино сидел, не обращая внимания на лужу воды под ним, и массировал затылок. В этом плотном тумане Питт с трудом разглядел его.

– Ну, что там происходило? – спросил Джордино.

– Массард и Казим – закадычные друзья. Они партнеры в каких-то махинациях. Массард платит генералу за оказываемые ему любезности. Это более чем очевидно. Но кроме этого, я ничего не выяснил.

– Тогда следующий вопрос.

– Валяй.

– Как мы выберемся из этого чайника?

Питт поднял руки и усмехнулся.

– Легким движением руки.

Не сдерживаемый теперь скобой, он потащил свою цепь вдоль трубы, пока не добрался до кормовой переборки, на которой висела полка с гаечными ключами разных номеров. Он взял один и примерился к поднимающейся по переборке трубе, по которой выпускался отработанный пар. Ключ оказался чересчур велик, но зато следующий пришелся впору. Питт взялся за рукоять ключа и потянул на себя. Крепление заржавело и не поддавалось. Питт с минуту передохнул, затем уперся ногами в стальной бимс, схватился за ключ обеими руками и потянул со всей силы. Резьба с хрустом ослабила свою хватку, и крепление сдвинулось. Первая четверть оборота отняла у Питта всю силу мышц. Но с каждым оборотом дело шло легче. Когда крепление окончательно ослабло и удерживалось лишь двумя витками нарезки, Питт остановился и повернулся к Джордино:

– О'кей, труба готова к отсоединению. На наше счастье, в ней пар под небольшим давлением и не успеет заполнить все помещение, а то мы узнаем, что чувствует омар в кастрюле, когда она освободится. Как только это произойдет, нам надо шевелиться со скоростью улепетывающего от крестного знамения черта, иначе этот пар нас задушит.

Джордино поднялся на ноги, чуть согнул колени и низко опустил голову; его кудрявые черные волосы уперлись в палубное покрытие наверху.

– Пусть только охранник приблизится ко мне, а там уж я обо всем позабочусь.

Питт, не говоря ни слова, кивнул, а затем несколько раз быстро крутанул крепление трубы, пока та не освободилась, и повис всем телом на цепи, чтобы развести развинченные концы. Пар со свистом вырвался наружу и разлетелся по узкому пространству трюма. Через несколько секунд он стал настолько плотным, что Питт и Джордино совершенно потеряли друг друга из виду. Одним гибким движением Питт сдернул цепь с болтающегося конца трубы, обжигая тыльные стороны ладоней.

Одновременно он и Джордино начали орать и стучать в днище палубного перекрытия. Испуганный внезапным шипением вырывающегося пара, прорывающегося между палубных швов, охранник среагировал так, как и предвидел Питт: он ринулся открывать листовую крышку. Лавина пара ослепила его, и в то же самое мгновение невидимые руки Питта схватили его снизу и сдернули в заполненный паром трюм. Охранник упал головой вперед и ударился подбородком о стальной бимс, мгновенно отключившись.

Секунду спустя Питт вырвал автоматическую винтовку из рук поверженного охранника. Еще через пять секунд Джордино, вслепую обыскав его карманы, наткнулся на ключ от замков на наручниках. Затем, пока Джордино освобождал свои запястья, Питт по-кошачьи выпрыгнул на верхнюю палубу и пригнулся, поворачивая кругом ствол винтовки. Машинное отделение оказалось пустым. Кроме охранника, все были свободны от своих обязанностей.

Питт повернулся, опустился на колени и, вытирая пот, катящийся со лба, всмотрелся в клубящийся пар.

– Ты скоро?

– Заберу охранника, – проворчал невидимый Джордино в тумане. – Не стоит этому ублюдку помирать здесь.

Питт распластался, нащупал пару рук и вцепился в них. Он втащил потерявшего сознание охранника в машинное отделение и положил его на палубу. Затем поймал запястье Джордино и вытащил его из этого ада, морщась от боли, внезапно вспыхнувшей в ладонях.

– Твои руки выглядят как вареные креветки, – заметил Джордино.

– Должно быть, я поджарил их, стягивая цепь с конца трубы.

– Надо их чем-нибудь обмотать.

– Нет времени. – Он протянул стянутые наручниками запястья. – Надеюсь, ты не откажешь мне в небольшой услуге?

Джордино проворно отомкнул цепь и наручники Питта и повертел этот ключ в руках, прежде чем опустить его в карман.

– Подарок на память. Никогда не угадаешь, когда нас еще арестуют.

– Судя по тому, что мы учинили, этого недолго ждать, – пробормотал Питт. – Гости Массарда скоро обнаружат недостаток тепла, особенно женщины в платьях с обнаженными плечами. Какой-нибудь матросик спустится сюда узнать, в чем дело, и обнаружит, что мы исчезли.

– Стало быть, самое время покинуть сцену, эффектно, но с осторожностью.

– С осторожностью, это ты верно подметил.

Питт подошел к люку и осмотрел снаружи палубу, тянущуюся до кормы плавучего дома. Он прошел до ограждений и посмотрел вверх. Сквозь большие иллюминаторы салона виднелись гости в вечерних костюмах и платьях, пьющие и беспечно беседующие, в то время как прямо у них под ногами страдали двое пленников.

Питт махнул Джордино, чтобы тот следовал за ним, и они бесшумно двинулись по палубе, пригибаясь под иллюминаторами, пока не добрались до трапа. Там, прижавшись в тени ступеней, они стали всматриваться в открытое пространство наверху. Отчетливо видимый, словно в самый разгар дня, под высоко подвешенными фонарями, на фоне черного неба четко выделялся красно-белый вертолет Массарда, закрепленный на палубе, служащей крышей главному салону. Никакой охраны около него не было.

– Наш фаэтон ждет, – ухмыльнулся Питт.

– Надоело плавать, – согласился Джордино. – Если бы этот французишка знал, что оказал гостеприимство паре старых военных летчиков, он бы никогда не оставил вертолет без присмотра.

– Его оплошность – наша удача, – кротко заметил Питт.

Он взобрался по трапу, осмотрел палубу и заглянул в ближайшие иллюминаторы, выискивая признаки жизни. Обнаруженные в некоторых каютах спящие не интересовались происходящим снаружи, и на них можно было не обращать внимания. Питт тихонько прокрался по палубе, открыл дверцу вертолета и влез внутрь. Джордино вытащил клинья из-под колес и отцепил крепежные канаты, а затем последовал за Питтом, закрыл дверцу и устроился на правом сиденье.

– И что мы тут имеем? – промурлыкал Джордино, изучая панель управления.

– Судя по всему, это современная модель французской постройки с двумя турбинами «Экюрейль», – ответил Питт. – Не могу сказать, какая именно, но у нас нет времени на перевод всех этих этикеток. Так что загружай топку, и поехали.

Две драгоценных минуты ушло на запуск, а тревога все еще не поднялась. Питт освободил тормоза, и лопасти ротора начинали медленно вращаться, постепенно набирая обороты, чтобы достичь скорости вращения, необходимой для взлета. Центробежная сила заставила вертолет дрожать. Как и большинство пилотов, Питт не нуждался в переводах французских надписей на индикаторах, датчиках и выключателях, разбросанных по панели. Он и так знал, что они означают. Управление было универсальным и не представляло для него проблем.

Появился какой-то матрос и с любопытством уставился на них сквозь ветровое стекло. Джордино помахал ему и широко улыбнулся, в то время как тот застыл с нерешительным выражением лица.

– Этот малый никак не может дотумкать, кто мы такие, – сказал Джордино.

– Он вооружен?

– Нет, но его приятели, которые спешат сюда по лестнице, выглядят не очень приветливо.

– Самое время смываться.

– К взлету все готово, – твердо сказал Джордино.

Питт не стал больше ждать. Он глубоко вдохнул, поднял вертолет и на короткое мгновение завис над палубой, прежде чем опустить нос машины и добавить газу, пуская ее вперед. Плавучий дом канул вниз, оставшись гроздью огней на фоне темной реки. Теперь уже, оказавшись в свободном полете, Питт снизился чуть ли не до десяти метров и повел аппарат вниз по течению реки.

– Куда направляемся? – небрежно поинтересовался Джордино.

– К той точке, где Руди определил сброс загрязнений в реку.

– А мы идем в правильном направлении? Ведь мы обнаружили сброс токсинов в добрых ста километрах в обратном направлении.

– Просто запутываю следы для преследующих собак. Как только мы удалимся на безопасную дистанцию от Гао, я развернусь на юг, и мы полетим над пустыней, а через тридцать километров снова окажемся над рекой, в верхней части течения.

– А почему бы нам не завалиться в аэропорт, прихватить Руди и убраться ко всем чертям из этой негостеприимной страны?

– По многим причинам, – объяснил Питт, кивая на указатель топлива. – Во-первых, у нас горючего хватит не больше чем на двести километров. Во-вторых, как только Массард и его приятель Казим поднимут тревогу, малийские реактивные истребители засекут нас с помощью наземных радаров и заставят приземлиться или взорвут в воздухе. Я думаю, что этот вариант сценария займет не более пятнадцати минут. И третье. Казим думает, что нас было только двое. И чем дальше мы будем находиться от Руди, тем больше у него шансов смыться вместе с пробами.

– И все это снизошло на тебя с неба? – жалобно спросил Джордино. – Или ты связался с прорицателями по междугородной связи?

– Учитывая наши дружеские отношения, я по-соседски предрекаю тебе наше будущее, – снисходительно пояснил Питт.

– Тебе бы надо было пройти пробу на ярмарочного предсказателя судьбы, – сухо сказал Джордино.

– Но разве не я вытащил нас как из душегубки, так и с этого судна?

– А теперь мы летим, над Сахарой – пока у нас не кончится горючее. Затем бродим по самой большой в мире пустыне в поисках сами-не-знаем-чего, пока не загнемся или нас не сгноят в пыточных камерах малийских вояк.

– У тебя просто талант расписывать мрачные картины, – язвительно заметил Питт.

– Позволь мне смотреть правде в глаза.

– Ну, тогда будь по-твоему, – кивнул Питт. – Как только доберемся до того места, где загрязнения сливаются в реку, мы сразу избавимся от вертолета.

Джордино понимающе усмехнулся:

– Утопим?

– Ну, раз уж мы будем как раз над рекой...

– Только не вздумай устраивать очередной заплыв в этой вонючей воде, хватит с меня одного раза! – Джордино решительно замотал головой. – Ты еще более чокнутый, чем Вуди Вудпеккер.

– "Каждое слово – истина, каждое движение – совершенство", – весело откликнулся Питт, а затем серьезно добавил: – Все малийские самолеты поднимут в воздух на поиск этой птички. А когда мы похороним ее под водой, у них не будет исходной позиции для выслеживания и поимки беглых преступников, то есть нас с тобой. И потому последнее место, где Казим будет нас ожидать, – это на севере пустыни, где мы и будем искать токсичные загрязнители.

– Подлец, – сказал Джордино. – Но даже этого слова ты не заслуживаешь.

Питт опустил руку и вытащил из кармашка сиденья карту.

– Возьми-ка управление на себя, пока я проложу курс.

– Взял, – подтвердил Джордино.

– Поднимайся на высоту сто метров, пять минут лети над рекой, а затем разворачивайся на курс двести шестьдесят градусов.

Джордино последовал наставлениям Питта и набрал высоту сто метров, прежде чем глянуть вниз. Он едва различал поверхность реки.

– Хорошо еще, что звезды отражаются в воде, а то бы я не смог ни черта определить, куда двигаться.

– Когда будешь разворачиваться, поглядывай на силуэты на горизонте. Не хотелось бы врезаться в какую-нибудь гору.

Прошло всего лишь двадцать минут, пока они по широкой дуге облетели вокруг Гао, выходя на нужный курс. Быстрый вертолет Массарда мчался в ночном небе, подобно фантому, невидимый, без навигационных огней. Джордино искусно управлял им, в то время как Питт исполнял обязанности штурмана. Внизу расстилалась безликая и плоская пустыня, на которую отбрасывали тени лишь несколько скал и небольших пригорков. Когда вновь показались черные воды Нигера, друзья испытали нечто вроде облегчения.

– Что это за огни по правому борту? – спросил Джордино. Питт, не отрываясь, смотрел на карту:

– С какой стороны реки?

– С северной.

– Должно быть, Бурем, небольшой городок, который мы проходили на яхте незадолго до того, как выскочили из загрязненных вод.

– Где ты собираешься утопить вертолет?

– Выше по реке, чтобы ни один местный житель даже с самым острым слухом ничего не услышал.

– Есть какая-то особая причина сделать все именно здесь? – с подозрением спросил Джордино.

– Сейчас субботний вечер. Почему бы не сходить в город на ознакомительную прогулку?

Джордино приоткрыл было рот, чтобы произнести в ответ нечто соответствующее, но не стал, а вновь сконцентрировал внимание на движении вертолета. Особенно внимательно он следил за расположенными на панели управления датчиками расхода топлива и состояния двигателей. Приблизившись к середине реки, он стал убирать газ, осторожно разворачивая аппарат носом вверх по реке, пока тот не завис на месте. – Спасательный жилет с собой? – спросил Джордино.

– Никуда без него не выхожу, – кивнул Питт. – Вниз!

В двух метрах над водой Джордино выключил двигатели, а Питт перекрыл подачу топлива и электроэнергии.

Великолепное воздушное судно Ива Массарда затрепетало, как раненая бабочка, а затем с шумным всплеском упало в воду. Оно держалось на поверхности достаточно долго, чтобы Питт и Джордино, встав в дверях, отпрыгнули от машины по возможности дальше, а затем, погрузившись в воду, отчаянно замолотили руками и ногами, чтобы не встретиться со смертоносными, хотя и медленно вращающимися, лопастями винта. Когда в открытые двери вертолета хлынула вода, машина скользнула под гладь черных вод, громко хлюпнув напоследок остатком воздуха, вытолкнутым из кабины нарастающим забортным давлением.

Никто вокруг не слышал звуков приводнения, никто на берегу не видел погружения вертолета. Он исчез, как и «Каллиопа», осев в мягкий речной ил, который когда-нибудь полностью покроет корпус и навеки станет ему могилой.

25

Конечно, это была не «Поло-гостиная» в отеле «Беверли-Хиллз», но для того, кто дважды искупался в реке, поварился в паровой душегубке, два часа брел по пустыне, не имеющей ни одного водного источника, любое убежище представлялось великолепным. Никогда еще, по мнению Питта, ему не приходилось видеть такой замечательной забегаловки.

У них было ощущение, что они вошли в пещеру. Из плотно утоптанного земляного пола поднимались грубые грязные стены. Длинная доска, опирающаяся по краям на столбы из сцементированного кирпича, в центре прогибалась так сильно, что казалось, любая емкость, поставленная на эту барную стойку, соскользнет к ее середине. Позади этого ветхого сооружения в грязную кирпичную стену была вбита полка, на которой в живописном беспорядке располагались разнообразные принадлежности для заварки кофе и чая. Тут же стояли пять бутылок со спиртным с непонятными ярлыками и с различным уровнем содержимого. «Должно быть, они дожидаются редких туристов, поскольку мусульмане такую дрянь не потребляют», – рассудил Питт.

Маленькая печурка у стены распространяла приятное тепло вместе с едким запахом, по которому ни Питт, ни Джордино еще не умели различать верблюжий навоз. Разнокалиберные стулья казались подобранными на свалке или пожертвованными Армией спасения. Немногим лучше были и столы, потемневшие от дыма, прожженные бесчисленными сигаретами и испещренные надписями, оставшимися, должно быть, еще со времен французской колонизации. Все скудное освещение крохотного, размером с туалет, зальчика состояло из двух лампочек без плафонов, свисающих с одного провода, прибитого гвоздями к потолочной балке. Они тускло помигивали, питаемые перегруженным и до предела изношенным дизельным генератором городской сети.

Питт вместе с Джордино уселся за пустой столик и перевел внимание с обстановки на посетителей. С облегчением отметил, что никого в форме не было. В зале сидели местные: рыбаки с Нигера, какие-то матросы, крестьяне... Женщин не наблюдалось. Кое-кто пил пиво, но большинство отхлебывало небольшими глотками душистый кофе или чай. Бросив беглый взгляд на вновь прибывших, посетители вернулись к прерванным разговорам и к игре, похожей на домино.

Джордино склонился над столом и пробормотал:

– Так это твоя идея – провести ночь в городе?

– В шторм хорош любой порт, – сказал Питт.

Смуглый мужчина, должно быть хозяин, с огромной шапкой волос и громадными усами неторопливо вышел из-за самодельной стойки и приблизился к их столику. Он остановился и стал смотреть на них, не говоря ни слова, ожидая, видимо, что гости заговорят первыми.

Питт поднял два пальца и сказал:

– Пиво.

Хозяин кивнул и пошел обратно к бару. Джордино проследил, как тот вытащил из холодильника с обитой эмалью две бутылки немецкого пива, а затем с сомнением уставился на Питта.

– Не расскажешь ли мне, недостойному, чем ты собираешься платить? – осведомился он.

Питт улыбнулся, склонился под стол, скинул левую кроссовку фирмы «Найк» и вытащил что-то из подкладки. Затем выпрямился и осторожным взглядом обвел зал. Никто из посетителей не проявил ни малейшего интереса ни к нему, ни к его напарнику. Питт медленно раскрыл ладони, чтобы видеть мог только Джордино. У него в руках оказалась аккуратная стопочка малийской валюты.

– Местные франки, – тихо сказал он. – Адмирал не исключал возможность подкупа.

– Сэндекер все продумал, – признал Джордино. – Но почему он не мне, а тебе доверил должность банкира?

– У меня размер обуви больше.

Хозяин вернулся и поставил, скорее брякнул, на стол бутылки.

– Десять франков, – фыркнул он.

Питт протянул ему „банкноту. Хозяин поднес ее к одной из лампочек, посмотрел на свет, затем потер ее грязным большим пальцем. Видя, что рисунок не смазывается, он кивнул и побрел прочь.

– Он просил десять франков, – сказал Джордино. – Ты дал ему двадцать. Если он подумает, что ты такой транжира, то полгорода решит поживиться за наш счет, прежде чем мы уйдем отсюда.

– Что ж, это мысль, – усмехнулся Питт. – Вопрос времени, когда этот местный вампир почует кровь и начнет кружить вокруг своих жертв.

– Так мы покупаем или продаем?

– В основном покупаем. Нам же нужно какое-нибудь средство передвижения.

– Тогда для начала надо от души закусить. Я голоден, как медведь после спячки.

– Можешь, конечно, поесть здесь, если так сильно хочется, – пожал плечами Питт. – Но я лично предпочитаю поголодать.

Они пили уже по третьей бутылке пива, когда в бар вошел юноша не старше восемнадцати лет. Он был высок, худощав и слегка сутулился. На овальном лице печально светились большие глаза. Кожа была почти черной, а волосы густыми и курчавыми. Под белой, наподобие простыни, хлопчатобумажной открытой мантией виднелись желтая майка и брюки цвета хаки. Он быстро оглядел посетителей и остановил пристальный взгляд на Питте и Джордино.

– Терпение – и добродетель будет вознаграждена, – пробормотал Питт. – Вот и наше спасение.

Юноша остановился у столика и вежливо кивнул.

– Бон суар.

– Добрый вечер, – по-английски ответил Питт.

Меланхоличные глаза слегка расширились.

– Вы англичане?

– Новозеландцы, – солгал Питт.

– Я Мохаммед Динья. Я мог бы помочь вам, джентльмены, поменять ваши деньги.

– У нас есть местная валюта, – отказался Питт.

– Тогда, может быть, вам нужен гид, который помог бы вам решить проблемы с таможней, полицией или правительственными чиновниками?

– Нет, не думаю. – Питт указал на пустой стул. – Не присоединитесь ли выпить с нами?

– С удовольствием. Спасибо.

Динья сказал несколько слов по-французски хозяину-бармену и сел.

– Вы действительно здорово говорите по-английски, – первым приступил к обработке Джордино.

– Я закончил начальную школу в Гао и колледж в столице Бамако, где был первым выпускником, – с гордостью ответил юноша. – Я могу говорить на четырех языках, включая мой родной, бамбара, а также французском, английском и немецком.

– Вы талантливее меня, – заметил Джордино. – Я знаю английский лишь настолько, чтобы кое-как писать на нём.

– И чем же вы занимаетесь? – спросил Питт.

– Мой отец – старейшина в ближайшей отсюда деревне. Ну а я управляю как его внутренними, так и внешними делами.

– А еще расхаживаешь по барам и предлагаешь свои услуги туристам, – пробормотал подозрительный итальянец.

– Мне нравится общаться с иностранцами – таким способом я могу практиковаться в языках, – без всякого смущения пояснил Динья.

Подошел хозяин и поставил перед ним маленькую чашечку чая.

– А каким образом ваш отец перевозит товары? – спросил Питт.

– У него небольшой гараж грузовиков «рено».

– А как насчет того, чтобы сдать один в аренду? – предложил ему Питт.

– Вы хотите перевезти какой-то груз?

– Нет, просто я и мой друг желали бы совершить небольшую прогулку на север и посмотреть великую пустыню перед возвращением домой, в Новую Зеландию.

Динья слегка качнул головой.

– Это невозможно. Сегодня в полдень грузовики моего отца уехали в Мопти, нагруженные текстилем и сельскохозяйственной продукцией. Кроме того, иностранцы не могут ездить по пустыне без специальных пропусков.

Питт с выражением грусти и разочарования на лице обратился к Джордино:

– Как обидно. Подумать только, мы пролетели полмира, чтобы только посмотреть, как кочевники пустыни ездят верхом на верблюдах.

– Как я теперь посмотрю в глаза моей маленькой седой старушке матери? – застонал Джордино. – Она отдала все сбережения своей жизни, чтобы я только смог насладиться экзотикой Сахары и населяющих ее племен.

Питт хлопнул ладонью по столу и поднялся.

– Что ж, придется возвращаться обратно в нашу гостиницу в Тимбукту несолоно хлебавши.

– У джентльменов есть автомобиль? – спросил Динья.

– Нет.

– А как же вы добрались сюда из Тимбукту?

– Автобусом, – наугад брякнул Джордино.

– Вы имеете в виду грузовик, подвозящий пассажиров?

– Ну да, – радостно подтвердил итальянец.

– До полудня завтрашнего дня вы не найдете ни одного транспортного средства, идущего в Тимбукту, – сообщил Динья.

– Ну должно же быть в Буреме хоть какое-то подобие надежного автомобиля, который мы могли бы арендовать! – воскликнул Питт.

– Бурем бедный город. Большинство горожан ходят пешком или ездят на мопедах. Всего несколько семей позволили себе приобрести автомобили, да и те постоянно нуждаются в ремонте. Единственный автомобиль, который содержится в хорошем техническом состоянии, является частной собственностью генерала Затеба Казима.

Слова юноши по эффекту могли бы посоперничать с появлением красной тряпки перед мордами двух разъяренных быков. Мысли Питта и Джордино мгновенно настроились на одну и ту же волну. Оба они насторожились и тут же расслабились. Взгляды их встретились, губы растянулись в дежурных улыбках.

– А что же его автомобиль здесь делает? – невинно спросил Джордино. – Ведь его самого мы еще вечером видели в Гао.

– Генерал в основном летает или вертолетом, или реактивным самолетом, – ответил Динья. – Но по городам и деревням он любит разъезжать на собственном автомобиле и с личным шофером. Шофер вел автомобиль из Бамако в Гао по новой магистрали, когда в нескольких километрах от Бурема произошла поломка. И автомобиль притащили сюда на ремонт.

– И отремонтировали? – поинтересовался Питт, отхлебывая пиво и всем своим видом выказывая равнодушие.

– Городской механик закончил только сегодня вечером. Камнем из-под колес пробило радиатор.

– А шофер уехал в Гао? – как бы невзначай спросил Джордино.

Динья покачал головой:

– Дорога отсюда до Гао еще только строится, так что ехать по ней ночью опасно. И механик не хочет еще раз подвергать риску поломки автомобиль генерала Казима. Он собирается выехать с первыми лучами солнца.

Питт с интересом посмотрел на него:

– А откуда вы все это знаете?

Динья расцвел в улыбке:

– Так ведь ремонтным гаражом владеет мой отец, и я лично присматривал за работами. Я ужинал вместе с шофером.

– А где сейчас этот шофер?

– Гостит в доме моего отца.

Питт сменил тему разговора, переводя его на местную промышленность.

– Здесь в округе есть какие-нибудь химические предприятия? – спросил он.

Динья засмеялся.

– Бурем настолько беден, что производит только кустарные поделки да текстиль.

– А есть какое-нибудь местечко, где перерабатываются отходы?

– Это Форт-Форо, но он на сотни километров севернее.

В разговоре возникла небольшая пауза, затем Динья внезапно спросил:

– А какими деньгами вы располагаете?

– Не знаю, – честно признался Питт. – Я их никогда не считаю.

Питт заметил, что Джордино странно глядит на него, и тут же перевел взгляд на четырех мужчин, сидящих за угловым столиком. Глянув, он заметил, как быстро они отвернулись от него. Вот вам и интрига, мелькнуло в голове. Он поглядел на хозяина, который, облокотившись о стойку, читал газеты, и исключил его из числа грабителей. Быстрый взгляд на других посетителей подсказал ему, что те заняты лишь разговорами между собой. Расклад выходил такой – пятеро против двоих. Не так уж и плохо, решил Питт.

Он допил пиво и поднялся.

– Пора идти.

– Передавайте от меня привет старейшине, – сказал Джордино, пожимая руку Динье.

Юный малиец не переставал улыбаться, но взгляд его сделался жестким.

– Вы не уйдете.

– Не беспокойтесь за нас, – махнул рукой Джордино. – Мы поспим перед дорогой.

– Отдавайте ваши деньги, – тихо сказал Динья.

– Сын старейшины клянчит деньги, – неодобрительно покачал головой Питт. – Должно быть, вы немало огорчений приносите своему старику.

– Не надо меня оскорблять, – холодно возразил Динья. – Отдавайте все ваши деньги, или на этот пол прольется ваша кровь.

Джордино, пробираясь в угол бара, продолжал вести себя так, словно не замечал назревающего конфликта. Четверо мужчин поднялись из-за стола и, судя по всему, ожидали сигнала от Диньи. Сигнала не было. Малийцы, казалось, были озадачены тем, что их потенциальные жертвы не выказывают никаких признаков страха.

Питт навалился на стол так, что его лицо оказалось на одном уровне с лицом прыткого юноши.

– А знаешь ли ты, что мой друг и я делают с такими говнюками, как ты?

– Тот, кто оскорбил Мохаммеда Динью, не остается в живых, – надменно произнес тот, вскакивая из-за стола и возвышаясь над Питтом.

– Я тебе расскажу, – спокойно продолжал Питт. – Мы хороним таких с куском свинины во рту.

Мусульманская вера включает в себя отвращение к свинине в любом виде. Свинья почитается самым грязным из существ, и потому одна мысль, что можно отправиться в замогильную вечность с куском бекона во рту, представляется кошмарной правоверному мусульманину. Питт знал, что эта угроза равносильна вбиванию осинового кола в грудь вурдалака.

Целых пять секунд Динья стоял неподвижно, производя горлом такие звуки, словно он задыхается. Мышцы лица напряглись, а зубы обнажились в неуправляемом гневе. Затем рука его скользнула к поясу, и он выхватил из-под мантии длинный нож. Это заняло всего две десятых секунды, но на одну десятую он опоздал.

Кулак Питта врезался ему в челюсть, подобно поршню. Малиец отлетел назад, головой врезался в стол, за которым сидели игроки в домино, и разметал все костяшки. Ноги его подогнулись, он сполз на пол и выбыл из состязания. Приспешники Диньи всем скопом бросились на Питта, плотно окружив его; при этом трое держали зловеще изогнутые ножи, а один подступал, размахивая топором.

Питт схватил свой стул и обрушил его на первого нападавшего, сломав ему правую руку и ключицу. Пронзительный крик боли произвел в зале суматоху. Ошеломленные посетители, толкаясь и сбивая друг друга, устремились через узкую дверь наружу. Еще один вопль раздался, когда метко брошенная Джордино бутылка виски с отвратительным звуком врезалась в лицо мужчины с топором.

Питт, схватившись руками за обе ножки, вновь поднял над головой стол. В то же мгновение послышался звук бьющегося стекла, и бок о бок с Питтом встал Джордино, сжимающий в вытянутой руке зазубренное горлышко бутылки.

Нападающие замерли на месте, хотя все еще имели численное преимущество. Они безмолвно таращились на двух своих товарищей, один из которых, стоя на коленях, стонал, выставив вперед неестественно вывернутую руку, а другой сидел, обхватив ладонями лицо. Сквозь пальцы обильно текла кровь. Бросив еще один взгляд в сторону своего предводителя, лежащего без сознания, они попятились к двери и исчезли в мгновение ока.

– Вот что значит отсутствие опыта, – нравоучительно произнес Джордино. – Эти ребята не продержались бы и пяти минут на улицах Нью-Йорка.

– Присмотри за дверью, – бросил Питт.

Он обернулся к хозяину, который продолжал невозмутимо перелистывать страницы газеты, словно такие драки в его заведении были лишь обычным ежедневным эстрадным представлением.

– Где гараж? – спросил Питт.

Хозяин поднял голову, потянул за кончик усов и без слов неопределенно ткнул большим пальцем в южную стену бара.

Питт бросил несколько банкнот на прогнувшуюся стойку, чтобы возместить нанесенный ущерб, и сказал:

– Мерси.

– Я смотрю, ты прямо-таки в восторге от этого местечка, – заметил Джордино. – А вот мне оно что-то совсемразонравилось.

– Тебе всегда что-нибудь мерещится. – Питт посмотрел на часы. – Всего лишь четыре часа до рассвета. Нам надо убираться, пока не поднялась тревога.

Они покинули сомнительный бар и пошли по задворкам, прячась в густой тени и украдкой выглядывая из-за углов. Но их предосторожности, понял Питт, были более чем ни к чему – полное отсутствие уличных фонарей и темные дома со спящими обитателями не внушали никаких подозрений.

Они оказались у одного из самых внушительных зданий городка: строения из грязного кирпича, похожего на склад, с широкими металлическими воротами спереди и двойными дверями сзади. Огороженный цепями двор напоминал автомобильную свалку. Здесь в ряды было выстроено около тридцати старых автомобилей, разобранных до основания. Колеса и закопченные двигатели были сложены в углу двора, рядом с бочками для бензина. Трансмиссии и коробки передач лежали у противоположной стены; почва во дворе густо пропиталась бензином и машинным маслом.

Они обнаружили, что ворота в изгороди крепко связаны веревкой. Джордино подобрал острый камень, перерезал веревку и широко раскрыл их. Друзья осторожно двинулись к дверям, прислушиваясь, не залает ли какой-нибудь сторожевой пес, и приглядываясь, нет ли где системы сигнализации. Но, видимо, в этих предосторожностях не было необходимости. Если во всем городе всего лишь несколько автомобилей, то любой, кто украдет запчасти для ремонта, сразу же будет изобличен.

Двойные двери были закрыты на задвижку и ржавый висячий замок. Джордино обхватил его своими мощными руками и с усилием потянул. Дужка замка выскочила. Он поглядел на Питта и улыбнулся.

– Ничего особенного. Просто кулачки старые и изношенные.

– Если бы я не знал, что у нас нет и тени надежды выбраться из этого места, – язвительно ответил Питт, – непременно представил бы тебя к медали.

Он мягко приоткрыл одну створку дверей ровно настолько, чтобы можно было войти. В одном конце гаража располагалась открытая яма для работ под автомобилями. Еще в гараже находились маленькая конторка и кладовая с инструментами и запчастями. Остальное пространство занимали три легковых автомобиля и два грузовика в различной степени демонтажа. Но Питта привлек автомобиль, стоящий в центре гаража. Он сунул руку в окно одного из грузовиков и включил фары, которые осветили старый довоенный автомобиль элегантных обводов и ярко-розовой окраски.

– Бог мой, – в благоговении пробормотал Питт. – Это же «Авион-Вуазен»!

– Что?

– "Вуазен". Производился во Франции Габриэлем Вуазеном с тысяча девятьсот девятнадцатого по тысяча девятьсот тридцать девятый год. Это очень редкая машина.

Джордино прошелся от бампера до бампера, рассматривая этот уникальный и ни на что не похожий автомобиль. Он отметил необычные дверные ручки, три очистителя на стекле, хромированные распорки между подфарниками и радиатором и высокую крылатую фигурку на капоте.

– На мой взгляд, странная штука.

– Не придирайся к нему. Эти классические колеса – билеты на наше путешествие отсюда.

Питт забрался за рулевое колесо, которое было расположено справа, и уселся на искусно декорированное, обитое кожей переднее сиденье. В замке зажигания торчал ключ. Он повернул его и стал смотреть на стрелку указателя горючего, которая показала полные баки. Затем он нажал на кнопку, от которой проворачивался электрический мотор, расположенный под днищем и служащий одновременно и стартером, и генератором. От заработавшего двигателя не последовало никакого громкого звука. Единственным показателем того, что машина ожила, было легкое, почти неслышное покашливание двигателя и негромкие выхлопы отработанного бензина.

– А старушка еще хоть куда, – с уважением заметил Джордино.

– В отличие от современных автомобилей с тарельчатыми клапанами, – сказал Питт, – эта снабжена двигателем со штуцерными клапанами системы «Найт», которая была популярна в те дни из-за своей бесшумности.

Джордино скептически оглядел старый автомобиль:

– Ты в самом деле собираешься пересечь Сахару на этом ископаемом?

– У нас полный бак горючего, и это лучше, чем ехать на верблюде. Найди несколько чистых канистр, наполни их водой и посмотри, не найдется ли чего-нибудь из еды.

– Сомневаюсь я, – сказал Джордино, мрачно оглядывая гараж, забитый обломками, – чтобы в этом заведении имелись безалкогольные напитки и расфасованные конфеты.

– Найди что сможешь.

Питт открыл задние двери строения и распахнул ворота двора, чтобы автомобиль мог проехать. Затем он проверил, полностью ли заправлена машина бензином и маслом, накачаны ли шины, особенно запасная.

Появился Джордино с ящиком, половину которого занимали безалкогольные напитки местного производства и несколько пластиковых бутылок с водой.

– Ну, в течение нескольких дней жажды мы испытывать не будем, что же касается кулинарных запасов, то я отыскал в конторке пару банок сардин и какую-то липкую дрянь, похожую на расплавленные конфеты.

– Тогда нет смысла задерживаться. Бросай свои трофеи на заднее сиденье, и отправляемся в дорогу.

Джордино сделал все, что ему было сказано, и забрался на переднее пассажирское сиденье, в то время как Питт тронул рычаг переключения скоростей, передвинув торчащую из рулевой колонки ручку в положение, соответствующее первой скорости, выжал педаль газа и отпустил педаль сцепления. Шестидесятилетний «вуазен» мягко и плавно тронулся вперед. Питт осторожно вырулил между разобранными автомобилями, проехал через ворота, тихо одолел какой-то переулок и добрался до узкой, грязной дороги, ведущей на запад параллельно реке Нигер. Свернув на нее, он поехал по едва различимой колее со скоростью не более двадцати пяти километров в час. Проехав достаточно, чтобы их невозможно было разглядеть из города, он включил фары и прибавил скорость.

– Нам бы здорово пригодилась дорожная карта, – буркнул Джордино.

– Более подходящей была бы карта караванных путей. Двигаясь по главной магистрали, мы сильно рискуем.

– У нас все будет нормально, пока эта коровья тропа идет вдоль реки.

– Как только мы наткнемся на тот самый овраг, где приборы Ганна зафиксировали источник загрязнения, повернем и поедем на север вдоль него.

– Не хотел бы я оказаться на месте шофера, когда он уведомит Казима, что его красу и гордость увели неизвестные воры.

– Генерал и Массард подумают, что мы направились к ближайшей границе, то есть к Нигеру, – уверенно сказал Питт. – В последнюю очередь им придет в голову искать и преследовать нас в середине пустыни.

– Должен сказать, – проворчал Джордино, – мне такое путешествие не очень улыбается.

То же самое мог бы сказать и Питт. С точки зрения разумного человека, это была сумасшедшая попытка, практически без шансов остаться в живых. Свет фар выхватывал плоскую равнину с небольшими клочками россыпей коричневых камней. Изредка в лучи попадали призрачные силуэты перелетающих между редкими деревьями манны охотящихся ночных птиц.

Питт подумал, что умирать в этом месте было бы очень тоскливо.

26

Встало солнце, и к десяти часам утра температура достигла 32° по Цельсию (90° по Фаренгейту). С юга подул ветерок, принеся небольшое облегчение Руди Ганну, но доставив и кое-какие неприятности. Бриз освежал вспотевшую кожу, но забивал нос и уши песком. Руди плотнее обернул голову тряпкой и прижал очки к лицу, чтобы защититься от песчинок. Из рюкзака он извлек небольшую пластиковую бутылку с водой и осушил ее наполовину. В экономии не было необходимости: он еще раньше заметил рядом с терминалом капающий кран.

Аэропорт выглядел так же безжизненно, как и ночью. У военных самолетов сменились часовые, но никакого оживления не наблюдалось ни в ангарах, ни на взлетных полосах. Руди обратил внимание, как к зданию гражданского аэровокзала подъехал какой-то человек на мопеде и стал карабкаться на контрольную вышку. Он счел это добрым предзнаменованием. Ведь даже придурку не пришло бы в голову торчать на этой верхотуре в раскаленном ящике без стекол и под палящим солнцем, если бы не ожидался рейсовый самолет.

Над песочным логовищем Ганна кружил сокол. Посматривая на птицу, он осторожно сооружал из потрепанных непогодой досок навес от солнца. Затем еще раз оглядел аэродром. К площадке перед терминалом подъехал грузовик. Из него вылезли двое и принялись разгружать деревянные клинья, которые сложили перед ангаром для того, чтобы затем подпирать ими колеса приземлившихся самолетов. Ганн напрягся, призвав на помощь все свои довольно обширные познания в авиации, и стал прикидывать, как лучше добраться до самолета, если тот приземлится. Он наметил в уме маршрут, приглядев ложбинки и бугорки для прикрытия.

Затем лег на спину, приготовясь терпеть жару, и уставился в небо. Сокол бросился за ржанкой, которая, испугавшись, рванула в сторону реки. По всему необъятному куполу голубого неба плыли лишь несколько пушистых, как хлопок, облаков. Он подивился, как они еще сохранились в этой иссушенной атмосфере. Его так увлекло созерцание этих облачков, что он не сразу услыхал отдаленный низкий звук, говорящий о прибытии реактивного самолета. Затем его глаза уловили какой-то отблеск, и он сел. Лучи солнца вспыхивали на появившемся вдали крошечном пятнышке. Он подождал, всматриваясь, и отблеск вновь мелькнул, но только на этот раз уже ниже над унылым горизонтом. Это был идущий на посадку самолет, но он находился еще слишком далеко, чтобы можно было определить, какой именно. Должно быть, коммерческий, иначе он не стал бы заходить на посадку на гражданской половине аэродрома.

Ганн откинул доски укрытия, подхватил рюкзак и сжался, готовясь к скрытному продвижению. Он щурился на ослепительное небо, на самолет, который был еще в километре отсюда, и сердце его забилось в тревоге. Потащились томительные секунды, прежде чем он смог разглядеть силуэт и различить маркировку – гражданский французский аэробус со светло– и темно-зелеными полосами компании «Эйр-Африк».

В начале взлетной полосы пилот зажег световые сигналы, самолет коснулся земли и начал тормозить. Затем машина вырулила перед терминалом и прокатилась до полной остановки. Двигатели не смолкли, а продолжали работать вхолостую, в то время как двое молодых парней из наземного обслуживающего персонала воткнули клинья под колеса и подкатили широкий трап к главному выходу из салона.

Они стояли у подножия трапа, ожидая появления пассажиров, но выходная дверь открылась не сразу. Ганн начал движение, стремительно перемещаясь к краю взлетной полосы. Одолев пятьдесят метров, он притормозил за укрытием из кустиков акации и вновь осмотрел лайнер.

Наконец передняя пассажирская дверь сдвинулась в сторону, и на ступени трапа вышла стюардесса. Не обращая внимания на обслуживающих малийцев, она прошла мимо них и направилась к контрольной вышке. Парни отвернулись от самолета и уставились ей вслед, восхищенно качая головами. Оказавшись у подножия вышки, она извлекла из свисавшей с плеча сумочки кусачки и спокойно перерезала провода, тянущиеся от приборов вышки к терминалу. Затем махнула рукой в направлении кабины самолета.

Внезапно задний конец фюзеляжа раскрылся, как пасть акулы, оттуда вывалилась широкая аппарель, и одновременно послышался высокий, но приглушенный звук автомобильного мотора. Из нутра аэробуса вылетел автомобиль, который Ганн определил бы как вседорожный «багги». Водитель круто развернулся и направил машину к караульной будке на военной половине аэродрома.

Ганну как-то довелось, когда Питт и Джордино принимали участие в гонках через Аризону, быть членом ремонтной бригады, но ему еще не приходилось видеть ничего подобного этому вездеходу. У него не было корпуса и шасси в общепринятом смысле этих слов. Это была какая-то мешанина труб, сваренных между собой, снабженная восьмицилиндровым двигателем «Родек» с наддувом и объемом в 541 кубический дюйм, который использовали американские автогонщики. Водитель сидел в маленькой кабине в передней части машины, выдвинувшись над подвешенным посередине двигателем. Чуть выше водителя находился стрелок, держа наготове зловеще выглядевший шестиствольный легкий пулемет типа «вулкан». Еще один стрелок сидел над задней осью, лицом назад, с пулеметом «Стоунер-63» калибра 5,56 миллиметра. Подобные машины, вспомнил Ганн, использовались особыми войсковыми подразделениями американцев за линией иракского фронта во время войны в пустыне.

Следом по аппарели сбежала большая группа тяжеловооруженных людей в незнакомой форме, которые быстро окружили ошеломленных малийцев и взяли под охрану здание терминала.

С военной половины аэродрома часовые военно-воздушных сил Мали наблюдали как зачарованные за направляющимся к ним автомобилем. И только когда до него оставалось уже менее ста метров, они почувствовали угрозу и вскинули оружие, собираясь стрелять, но были срезаны быстрой очередью, вырвавшейся из «вулкана» переднего стрелка.

Затем водитель развернулся, и пулеметчики сконцентрировали свой огонь на восьми малийских истребителях, стоявших у ангаров. Те не были рассредоточены, как полагается в условиях военного времени, а выстроены в два аккуратных ряда, словно ожидая инспекции. Снуя между ними на бешеной скорости, стрелки поливали их короткими кинжальными очередями из автоматического оружия. Один самолет за другим на глазах превращались в пылающие шары, сочащиеся клубами черного дыма, после того как их баки с горючим были пробиты свинцовыми струями. Вот еще один истребитель в мгновение ока обратился в груду пылающих обломков.

С непреходящим изумлением наблюдал Ганн за разворачивающейся драмой. Он съежился за акацией, словно это был кусок широкой бетонной плиты. На всю операцию ушло не более шести минут. Вооруженный вездеход на скорости устремился по взлетной полосе и занял позицию у входа в здание терминала. Затем на ступени трапа вышел человек в офицерской форме, держа в руках что-то похожее на мегафон.

Офицер поднес громкоговоритель к губам и прокричал, перекрывая рев пламени на другой стороне аэродрома:

– Мистер Ганн! Если вы меня слышите, скорее идите сюда. У нас мало времени.

Ганн был ошеломлен. Он заколебался, размышляя, не часть ли это хитрой ловушки. Но быстро отогнал прочь подобную мысль. Генерал Казим вряд ли пожертвует собственными военно-воздушными силами только ради того, чтобы захватить одного человека. Тем не менее Ганн продолжал соблюдать осторожность и не появлялся в зоне огня.

– Мистер Ганн! – вновь забубнил офицер. – Если вы слышите меня, то призываю вас поторопиться, иначе я буду вынужден улететь без вас.

Последний аргумент оказался решающим. Он выскочил из-за акации и помчался по кочковатой поверхности к самолету, размахивая руками и вопя как сумасшедший:

– Постойте! Я иду!

Неизвестный офицер, упрашивавший его, теперь расхаживал по площадке перед ангаром, как нетерпеливый пассажир, недовольный тем, что полет откладывается. Когда Ганн остановился перед ним, тяжело дыша и обливаясь потом, он окинул ученого из НУМА брезгливым взглядом, каким смотрят на уличного попрошайку.

– Доброе утро. Вы Руди Ганн?

– Я, – ответил Ганн, задыхаясь от бега и жары. – А вы кто?

– Полковник Марсель Левант.

Ганн с восхищением уставился на элитные войска, надежно охраняющие самолет по периметру. Они производили впечатление единой, спаянной группы людей, убивающих без колебаний.

– А что это за группа?

– Тактическая группа ООН, – ответил Левант.

– Откуда вы узнали мое имя и местонахождение?

– Адмирал Сэндекер получил сообщение от некоего Дирка Питта, что вы прячетесь недалеко от аэропорта и нуждаетесь в срочной эвакуации.

– Так вас направил адмирал?

– С одобрения Генерального секретаря, – ответил Левант. – А как мне убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете?

– Сколько, черт побери, по-вашему, Руди Ганнов шляется здесь по пустыне, ожидая, пока вы поманите их к себе?

– Так у вас нет ни документов, ни других доказательств, идентифицирующих вашу персону?

– Мои личные документы покоятся на дне реки Нигер. Так что вам придется поверить мне на слово.

Левант передал мегафон адъютанту и кивнул на самолет.

– Всем грузиться, – кратко приказал он. Затем обратился к Ганну с несколько большей теплотой в голосе: – Пройдите в самолет, мистер Ганн. Мы не можем тратить время на праздные разговоры.

– А куда вы меня повезете?

Левант бросил нетерпеливый взгляд на небо и сказал:

– В Париж. А оттуда вы полетите на «Конкорде» в Вашингтон, где множество важных персон с нетерпением и тревогой ожидают вашего доклада. Это все, что вам требуется знать. А теперь прошу. Время не терпит.

– А что за спешка? – поинтересовался Ганн. – Ведь вы же уничтожили их военно-воздушные силы.

– Боюсь, что только одну эскадрилью. Три другие базируются вокруг столичного города Бамако. Если их предупредят, то они перехватят нас до того, как мы покинем воздушное пространство Мали.

Вездеход был уже на борту, а за ним торопливо загружались пехотинцы. Ослепительно красивая стюардесса, которая так лихо перерезала провода контрольной вышки, взяла Ганна за руку и быстро повела к трапу.

– У нас нет салона первого класса с блюдами для гурманов и шампанским, мистер Ганн, – живо заговорила она. – Но у нас имеется холодное пиво и бутерброды с болонской колбасой.

– Вы даже не представляете, как это здорово звучит, – улыбнулся Ганн.

Взбираясь по ступеням трапа, он должен был, по идее, испытывать огромное облегчение, но внезапно его пронзило мучительное ощущение вины. Только благодаря Питту и Джордино он остался невредимым и обрел свободу. Они пожертвовали собой, чтобы спасти его. Но как, черт побери, им удалось найти радио и связаться с Сэндекером?

Они с ума сошли, решив добровольно остаться на этой выжженной земле. Их стремление во что бы то ни стало отыскать загрязнитель – это чистой воды авантюризм. Казим поднимет все свои силы безопасности, чтобы выследить их. А если их не прикончат малийцы, это сделает пустыня.

Он замешкался, прежде чем войти в самолет, обернулся, осматривая уродливые пространства песка и камней. Отсюда сверху, он ясно различал менее чем в километре от него, на западе, реку Нигер.

Где они сейчас? И в какой ситуации?

Он оторвался от этого зрелища и вошел в салон. Кондиционированный воздух ударил по его пропотевшему телу взрывной волной. В глазах защипало, когда самолет оторвался от взлетной полосы, оставив позади костры пылающих истребителей.

Полковник Левант уселся в соседнее кресло. От его внимательных глаз не ускользнуло печальное выражение на лице пассажира. Заглянув в глаза Ганну, полковник попытался понять, в чем дело, но ему это не удалось.

– Вижу, вы не больно-то счастливы, выбравшись из этой заварушки.

Ганн посмотрел в иллюминатор:

– Я просто думаю о тех, кто остался.

– О Питте и Джордино? Вы были добрыми друзьями?

– Много лет.

– Почему же они не пришли вместе с вами? – спросил Левант.

– Они хотят завершить работу.

Левант недоверчиво покачал головой:

– Они или очень храбрые, или очень глупые люди.

– Не глупые, – сказал Ганн. – Совсем не глупые.

– Да они наверняка закончат свои дни в этом аду.

– Вы их не знаете. – Только теперь Ганну удалось выдавить усмешку. – Если кто и способен забраться в преисподнюю и выйти оттуда со стаканом текилы со льдом в руках, – сказал он со вновь обретенной уверенностью, – так это Дирк Питт.

27

Шестеро отборных солдат из личной охраны генерала Казима вытянулись по стойке «смирно», когда Массард сошел со своего катера на причал. Вперед вышел майор и отсалютовал.

– Мсье Массард?

– В чем дело?

– Генерал Казим просил, чтобы я немедленно сопроводил вас к нему.

– Разве он не знает, что мое присутствие необходимо в Форт-Форо и я не желаю менять свое рабочее расписание?

Майор вежливо склонил голову:

– Я уверен, что его просьба срочно встретиться с вами диктуется крайней необходимостью.

Массард неодобрительно пожал плечами и предложил майору пройти вперед.

– После вас.

Майор кивнул и отдал сержанту короткий приказ. Затем по ветхим, выбеленным солнцем доскам он двинулся к большому пакгаузу, граничащему с причалом. За майором последовал Массард, окруженный охраной.

– За мной, пожалуйста, – обернулся майор, указывая за угол пакгауза и направляясь туда по узенькой боковой улочке.

Под усиленной охраной вооруженных часовых там стоял грузовик «мерседес-бенц» с трейлером, личный автомобиль генерала Казима, где располагалась его передвижная штаб-квартира. Массарду помогли подняться по ступенькам и провели через дверь, которая тут же закрылась за ним.

– Генерал Казим в своем кабинете, – сказал майор, открывая другую дверь и отступая в сторону.

Внутри кабинета после наружной жары показалось холодно, как на арктической льдине. Должно быть, кондиционеры работают у генерала на полную мощность, подумал Массард. Занавески на пуленепробиваемых стеклах были задернуты, и француз с минуту постоял неподвижно, пока глаза после слепящего солнечного света не привыкли к комнатному освещению.

– Заходите, Ив, присаживайтесь, – окликнул его Казим из-за письменного стола, кладя трубку одного из четырех телефонов.

Массард улыбнулся и остался стоять.

– Зачем столько охраны? Вы ожидаете покушения?

Казим усмехнулся в ответ:

– В свете событий последних нескольких часов чрезмерная охрана – нелишняя предосторожность.

– Вы нашли мой вертолет? – напрямую спросил Массард.

– Пока нет.

– Как же можно потерять вертолет в пустыне? Ведь у него горючего только на полчаса лета.

– Очевидно, что два этих американца, которым вы позволили бежать...

– Мой плавучий дом не приспособлен для содержания узников, – огрызнулся Массард. – Вы должны были забрать их у меня, как только появилась такая возможность.

Казим в упор посмотрел на него:

– Ну, коли так случилось, мой друг, то были допущены и еще просчеты. Очевидно, после того как эти агенты НУМА украли ваш вертолет, они полетели в сторону Бурема, где, у меня есть основания полагать, утопили вертолет в реке, добрались до города и там украли мой автомобиль.

– Ваш любимый старый «вуазен»?! – поразился Массард.

– Да, – процедил Казим сквозь стиснутые зубы. – Эти американские дерьмоеды удрали вместе с моим редкостным коллекционным автомобилем.

– И вы до сих пор не обнаружили их и не арестовали?

– Нет.

Массард тяжело опустился в предложенное кресло, очень рассерженный потерей вертолета и одновременно восхищенный дерзкой кражей драгоценного автомобиля Казима.

– А что же насчет их рандеву с вертолетом южнее Гао?

– К моему глубочайшему сожалению, я поверил их лжи. Войска, посаженные мною в засаду в двадцати километрах южнее, прождали впустую, а мои радарные подразделения не обнаружили никаких признаков чужой авиации. Вместо этого они прилетели в аэропорт Гао коммерческим рейсом.

– Почему же вы не подняли тревогу?

– Посчитали, что дело не требовало принятия мер безопасности, – ответил Казим. – За час до рассвета представителей «Эйр-Африк» в Гао предупредили, что один из их самолетов собирается совершить незапланированную посадку, чтобы группа туристов могла посетить город и совершить круиз по реке.

– И эти авиачиновники поверили? – с изумлением спросил Массард.

– Почему же нет? Они согласно правилам запросили подтверждение из штаб-квартиры компании в Алжире и получили его.

– И что же произошло?

– По свидетельству аэродромного наблюдателя и обслуживающего персонала, прибыл самолет компании «Эйр-Африк» с соответствующими опознавательными знаками на борту. Но, после того как он приземлился и подъехал к терминалу, из него высадились вооруженные люди и выехал автомобиль с двумя пулеметчиками. Они перестреляли охрану аэродрома, прежде чем те успели оказать сопротивление. А затем расстреляли из пулеметов и уничтожили целую эскадрилью моих истребителей.

– Да уж, взрывы разбудили всех в моем плавучем доме, – сказал Массард. – Мы видели дым со стороны аэропорта, но подумали, что это какой-нибудь самолет потерпел аварию.

Казим фыркнул:

– Так оно и было.

– А обслуживающий персонал или наблюдатель не смогли определить принадлежность этих вооруженных людей?

– Нападавшие были одеты в неизвестную форму без всяких знаков различия.

– Сколько ваших людей было убито?

– К счастью, только двое часовых. Остальной обслуживающий персонал и летчики уехали на религиозный праздник.

Выражение лица Массарда становилось все серьезнее.

– Это вторжение, похоже, не преследовало цели обнаружить загрязнение. Больше похоже на налет каких-нибудь ваших мятежников. Видимо, они умнее и сильнее, чем вы полагали.

Казим небрежно отмахнулся от этого предположения:

– Несколько дюжин диссидентствующих туарегов на верблюдах и с саблями. Вряд ли они похожи на то, что вы называете высокопрофессиональными специальными командами с современными огневыми средствами.

– Может быть, это наемники?

– На какие шиши? – Казим покачал головой. – Нет, это был хорошо продуманный план, осуществленный профессиональными боевиками. Уничтожение истребителей преследовало цель избежать возможности контратаки или перехвата во время отлета после того, как они подобрали одного из агентов НУМА.

Массард бросил на Казима язвительный взгляд:

– Может, хватит рассказывать мне об этой ерунде?

– Один из работников обслуживающего персонала доложил, что руководитель нападающих звал человека по имени Ганн, который и появился из пустыни, где он прятался. После того как Ганн оказался на борту, самолет лег на северо-западный курс и полетел в направлении Алжира.

– Такие интриги показывают во второразрядных триллерах.

– Не до шуток. Ив. – Казим говорил спокойно, но в тоне его сквозила резкость. – Происходящее указывает на тайну, которая заключается вовсе не в поисках нефти. И я глубоко убежден, что наши совместные интересы находятся под угрозой внешних сил.

Массард заколебался, пока не решив, стоит ли принимать полностью версию Казима. Их взаимное доверие зиждилось отнюдь не на уважении, которое один умный и проницательный человек испытывает по отношению к другому такому же, а скорее на страхе перед могуществом каждого из них. Массард с большим подозрением относился к игре, которую вел Казим. К игре, которая могла закончиться только с окончанием самого существования генерала. Ив всматривался в глаза этого шакала, в то время как Казим не отводил взгляда от глаз лисы Массарда.

– Что привело вас к столь парадоксальному умозаключению? – саркастически спросил Массард.

– Теперь нам точно известно, что на борту взорвавшегося на реке судна было три человека. Я подозреваю, что взрыв произошел в результате диверсии. Двое оказались на борту вашего плавучего дома, в то время как третий, по имени Ганн, доплыл до берега и добрался до аэропорта.

– Этот налет слишком хорошо продуман, стремителен и весьма подозрительно совпадает по времени с появлением Ганна, что кажется мне просто невероятным.

– Он проведен быстро потому, что спланирован и осуществлен первоклассными профессионалами, – медленно ответил Казим. – Я более чем уверен, что этот отряд наемников был уведомлен о времени и месте нахождения Ганна агентом, который назвал себя Дирком Питтом.

– Откуда вам это известно?

Казим пожал плечами.

– Несложно догадаться. – Он посмотрел на Массарда. – Неужели вы забыли, что Питт воспользовался вашей системой спутниковой связи, чтобы соединиться со своим непосредственным начальником, адмиралом Сэндекером? Именно для этого они и оказались на борту вашего судна.

– Но это не объясняет, почему Питт и Джордино не попытались сбежать вместе с Ганном.

– Очевидно, потому, что вы поймали их до того, как они успели переплыть реку и присоединиться к тому у аэропорта.

– Но тогда почему они не сбежали, украв мой вертолет? Нигерийская граница всего лишь в ста пятидесяти километрах отсюда. И они могли это сделать с имевшимся в баках вертолета горючим. Какой смысл в дальнейшем полете в глубь страны лишь затем, чтобы утопить вертолет и украсть старую машину? В той стороне через реку нет мостов, поэтому они не могут поехать к южной границе. Куда же они могли двинуться?

Хорьковатые глаза Казима неотрывно смотрели на него.

– Возможно, туда, где никто их и не ожидает.

Брови Массарда сдвинулись.

– На север, в пустыню?

– Куда же еще?

– Абсурд.

– Готов выслушать более достоверную версию.

Массард скептически покачал головой:

– Ну зачем двум шпионам красть шестидесятилетний автомобиль и устремляться на нем через самую большую в мире пустыню? Разве что с целью самоубийства?

– Пока их действия не поддаются объяснению, – признал Казим. – Они совершали какую-то тайную операцию. Это вне всяких сомнений. Но мы не знаем, что они сделают дальше.

– Может быть, какие-то государственные тайны? – предположил Массард.

Казим покачал головой:

– Любые секретные материалы, касающиеся моей военной программы, наверняка имеются в файлах ЦРУ. У Мали нет таких секретных проектов, которые затрагивали бы интересы другой страны, даже соседней.

– И все же есть два проекта, о которых вы забыли.

Казим с любопытством посмотрел на Массарда:

– Что вы имеете в виду?

– Форт-Форо и Тебеццу.

Казим задумался. Возможно ли, что предприятие по уничтожению отходов и золотые рудники как-то связаны с вторжением этих таинственных иностранцев? Его мозг тщательно проанализировал возможные ответы – все они были отрицательными.

– Если целью являются эти объекты, почему же нелегалы находятся от них на триста километров южнее?

– Не могу ответить. Но мой агент в Организации Объединенных Наций продолжает настаивать, что они искали источник химических загрязнений, которые попадают в Нигер, а затем, вливаясь в океан, приводят к резкому росту красных волн.

– Я считаю это полнейшей чушью. Более чем вероятно, что эта красная рыбалка – лишь прикрытие их настоящего задания.

– Которое на самом деле состоит в проникновении в Форт-Форо и освещении нарушения прав человека в Тебецце, – тут же подхватил Массард.

Казим промолчал, но на его лице отразились сомнения.

Массард продолжал:

– Предположим, когда Ганна эвакуировали, важнейшая информация уже была при нем. Иначе зачем понадобилась операция по его спасению в то самое время, когда Питт и Джордино приближаются к нашим совместным проектам?

– Мы найдем ответы на вопросы, когда я схвачу их, – пообещал Казим голосом, дрожащим от ярости. – Самые боеспособные воинские и полицейские подразделения уже оседлали все дороги и караванные тропы, ведущие из страны. Я также приказал моим военно-воздушным силам провести воздушную разведку севера пустыни. Я намерен перекрыть все лазейки для бегства.

– Мудрое решение, – кивнул Массард.

– К тому же нам поможет то, что они и двух дней не протянут в сердце пустыни.

– Я уверен в ваших методах, Затеб. Я не сомневаюсь, что завтра к этому времени и Питт, и Джордино будут находиться в одном из ваших подземелий для допросов.

– Хочется верить, что это произойдет раньше.

– Вы меня успокоили, – улыбнулся Массард.

Но каким-то особым чутьем он сознавал, что, казалось бы, беспроигрышная партия с Питтом и Джордино окажется отнюдь не из легких.

* * *

Капитан Батутта вытянулся по стойке «смирно» и отсалютовал, стоя перед полковником Мансой, который в ответ лишь вяло махнул рукой.

– Ученые ООН заключены в Тебецце, – доложил Батутта.

Легкая улыбка тронула губы Мансы:

– Представляю, как рады О'Баннион и Мелика возможности заполучить новых рабочих на эти рудники.

На лице Батутты отразилось отвращение.

– Она просто какая-то злобная ведьма, эта Мелика. Не завидую ни одному мужчине, кто отведает жала ее плетки.

– Не позавидуешь и женщине, – добавил Манса. – Когда она наказывает, то не делает различий. Я думаю, что месяца через четыре доктор Хоппер и его команда будут похоронены в песках.

– И генерал Казим будет последним, кто обронит слезу по поводу их кончины.

Открылась дверь, и лейтенант Дьемма из малийских военно-воздушных сил, пилот самолета ученых ООН, вошел в комнату и отдал честь. Манса окинул его подтянутую фигуру одобрительным взглядом.

– Все прошло хорошо?

Дьемма улыбнулся:

– Да, мсье. Мы слетали обратно в Асселар, выкопали необходимое количество трупов и погрузили их в самолет. Затем полетели на север, где я и второй пилот выбросились с парашютами в назначенной точке над пустыней Танезруфт, в добрых ста километрах от ближайшего караванного пути.

– Самолет загорелся, когда разбился? – спросил Манса.

– Да, господин полковник.

– Вы осмотрели обломки?

Дьемма кивнул:

– После того как водитель пустынного вездехода по вашему приказанию подобрал нас, мы подъехали к месту аварии. Я устанавливал управление на самолете так, чтобы он падал вертикально. От удара он взорвался, образовав кратер глубиной почти десять метров. За исключением двигателей, не осталось обломков величиною более коробки из-под ботинок.

На лице Мансы расплылась улыбка удовлетворения.

– Генералу Казиму будет приятно. Вы оба можете рассчитывать на повышение. – Он посмотрел на Дьемму. – А вы, лейтенант, возглавите поисковую операцию по обнаружению самолета Хоппера.

– Но зачем же мне искать, – в недоумении спросил Дьемма, – если я и так знаю, где он упал?

– Как вы думаете, зачем понадобилось заполнять самолет мертвыми телами?

– Капитан Батутта об этом меня не информировал.

– Мы играем благородную роль, отыскивая место крушения, – объяснил Манса. – А затем демонстрируем его международной комиссии по расследованию авиационных катастроф. И они не должны найти таких человеческих останков, которые можно было бы опознать, или доискаться до истинной причины крушения. – Он сурово поглядел на Дьемму. – Позаботьтесь, лейтенант, чтобы эта работа была проделана безукоризненно.

– Я лично извлеку черный ящик, – заверил его лейтенант.

– Очень хорошо. А теперь нашей стране необходимо проявить перед средствами международной массовой информации озабоченность исчезновением самолета с учеными ООН и выразить сожаление по поводу этой потери.

28

Полуденный жар, поднимающийся от высушенной солнцем поверхности, душил. Питт сидел на каменистом дне узкой канавы в тени «Авион-вуазена», и глаза его без защиты темных очков слепли от взгляда на выжженную яростным солнцем равнину песка и камней. За исключением запасов, взятых ими в гараже, у них было только то, что на них надето.

Джордино был занят тем, что с помощью инструмента, обнаруженного в багажнике, перемещал выхлопную трубу и глушитель, чтобы придать машине большую проходимость. Они уже уменьшили давление в шинах, чтобы лучше двигаться по пескам. Продвигающийся среди негостеприимного ландшафта старый «вуазен» был похож на дряхлеющую королеву, прогуливающуюся по Бронксу в Нью-Йорке, все еще элегантную, но печально несовременную.

Ехали они по ночной прохладе, при свете звезд, двигаясь наугад со скоростью не более десяти километров в час и каждый час останавливаясь, чтобы поднять крышку капота и дать мотору остыть. У них ни разу не возникло соблазна воспользоваться фарами: ночью опытный наблюдатель в самолете мог бы обнаружить лучи с расстояния не далее пределов слышимости. Довольно часто пассажирам автомобиля приходилось прогуливаться пешком, изучая местность. Однажды они чуть не свалились в крутой овраг, а дважды им пришлось продираться через заносы мягкого песка, раскапывая его.

Не имея компаса или карты, они полагались на звездную навигацию, определяя с ее помощью свое местонахождение и маршрут для дальнейшего продвижения на север, в глубь Сахары по древнему руслу реки Нигер. В дневное время они прятались в ложбинах и оврагах, где засыпали машину тонким слоем песка и ветками чахлого кустарника, чтобы с воздуха она казалась небольшой дюной, поросшей скудной растительностью, почти слившейся с окружающей пустыней.

– Не хотелось бы тебе сейчас стаканчика холодной родниковой сахарской воды или малийского безалкогольного, чтобы освежиться? – усмехнулся Джордино, держа бутылку с местной продукцией и чашку теплой, с привкусом серы, жидкости из водопроводного крана, обнаруженного в буремском гараже.

– Наплевать на вкус, – сказал Питт, понюхав чашку с водой и сморщив нос. – Но выпивать по три кварты каждые двадцать четыре часа – это слишком большая роскошь.

– Ты думаешь, пора начать экономить?

– Нет, пока запас достаточный. Дегидрация наступает быстрее, если пить часто и понемногу. Лучше сразу выпить столько, сколько надо, чтобы утолить жажду, а об экономии заботиться начнем, когда вода будет иссякать.

– А как насчет этих изысканных сардин на обед?

– Звучит весело.

– Недостает только салата а-ля Цезарь.

– Это нужно для анчоусов.

– Никогда не понимал разницы между ними.

Посмаковав сардинку, Джордино облизал пальцы:

– Я чувствую себя идиотом, когда сижу посреди пустыни и поедаю рыбу.

Питт улыбнулся:

– Хорошо еще, хоть она у нас есть.

Он чуть наклонил голову, прислушиваясь.

– Что-нибудь слышно? – спросил Джордино.

– Самолет. – Питт приложил ладони к ушам. – Низко летит. Скорее всего, истребитель. Пески осматривает. Уж не нас ли пасут, как ты думаешь?

Он пополз на животе по склону ложбины, пока не добрался до вершины. Затем перелез через край и укрылся за маленьким кустиком тамариска, так чтобы его голова и лицо оставались в тени. Затем начал медленно и педантично обследовать небо.

Низкий гул истребителя донесся отчетливо, когда самолет показался в небесах перед ними, опережая звуковую волну. Питт прищурился, но сначала ничего не увидел. Он опустил взгляд ниже и только тогда засек его стремительное скольжение над пустыней примерно в трех километрах от места, где находились они. Питт на глаз определил, что это старый «фантом» американской постройки с опознавательными знаками малийских военно-воздушных сил, летящий над землей на высоте менее ста метров. Он походил на гигантского стервятника, закамуфлированного под коричнево-желто-серый фон ландшафта, и облетал пустыню широкими кругами, словно шестое чувство подсказывало ему, что жертва где-то поблизости.

– Видишь его? – спросил Джордино.

– "Фантом Ф-4", – ответил Питт.

– Направление?

– Циркулирует со стороны юга.

– Думаешь, ищет нас?

Питт обернулся и посмотрел вниз на пальмовые ветви с листьями, привязанные к заднему бамперу автомобиля, чтобы заметать следы. Параллельные борозды от шин, заканчивающиеся посреди оврага, были практически стерты.

– Поисковая команда на зависшем вертолете еще может заметить наши следы, но никак не пилот истребителя. Он лишен обзора непосредственно под собой и если захочет что-то рассмотреть, то должен сделать вираж. Но летит он слишком быстро и слишком близко к земле, чтобы успеть разглядеть такие подробности.

Истребитель пролетел так близко от оврага, что на фоне чистого голубого неба были различимы отдельные пятна его пустынного камуфляжа. Джордино, извиваясь, забрался под автомобиль, а Питт наклонил ветви тамариска над головой и плечами. Он увидел, как пилот стал поднимать машину вверх, осматривая кажущийся пустынным и необитаемым мир Сахары под крылом самолета.

Питт напрягся и задержал дыхание. Самолет разворачивался прямо над их ложбиной. Затем он ушел ввысь, оставляя за собой воздушные волны, подобные круговороту за кормой судна, и вздымая выхлопами двигателей клубы песка. Питт ощутил палящее дыхание реактивной тяги, зацепившее его самым краешком. Казалось, самолет материализовался прямо в ложбине, и Питт готов был поклясться, что мог бы попасть камнем в заборное сопло машины. Но самолет тут же исчез.

Наблюдая, как он то удаляется, то возвращается, Питт опасался самого худшего. Но пилот продолжал неторопливый циклический облет местности, явно не заметив ничего подозрительного. Питт наблюдал, пока самолет окончательно не скрылся за горизонтом. Он продолжал наблюдать еще несколько минут, опасаясь, что пилот мог все же высмотреть кое-что интересное для себя и теперь просто развлекается, демонстрируя дальнейший поиск, с тем чтобы затем вернуться к ложбинке и захватить жертвы врасплох.

Но вот наконец звук двигателей истребителя пропал в отдалении, вновь оставив пустыню мертвой и безмолвной.

Питт соскользнул по склону ложбины в тень древнего «вуазена», в то время как Джордино выбирался из-под колес.

– Чуть не накрыли, – проворчал итальянец, брезгливо стряхивая с руки небольшой отряд муравьев.

Питт машинально чертил на песке маленькой высохшей палочкой.

– Или нам не удалось одурачить Казима, отправившись на север, или он решил проверить все возможности.

– Больше всего, наверное, его раздражает то, что так ярко раскрашенный автомобиль не могут найти в пустыне, на фоне плоской и одноцветной поверхности.

– Да уж, вряд ли он прыгает от радости, – согласился Питт.

– Держу пари, что он взорвался, как атомная бомба, когда обнаружил, что автомобиль украден, да еще и вычислил, что виновники мы, – засмеялся Джордино.

Питт приставил ладонь козырьком к глазам и посмотрел на заходящее солнце.

– Через час стемнеет, тогда и отправимся в путь.

– Как там местность впереди выглядит?

– Сразу же после выезда из этой ложбины и возвращения в речное русло нас ждет гладкий песок и гравий, перемежающийся разбросанными кое-где валунами. Можно двигаться достаточно быстро, если внимательно следить за дорогой и избегать острых камней, которые могут порвать нам шины.

– Как далеко, по-твоему, мы отъехали от Бурема?

– Согласно одометру, сто шестнадцать километров, ну а по прямой, я думаю, около девяноста.

– И все еще не видать никаких признаков химического производства или сооружения по уничтожению отходов.

– И ниединого пустого мусорного контейнера.

– Я не вижу смысла в продолжении поисков, – сказал Джордино. – Ведь химикаты никак не могут попасть за девяносто километров в Нигер по сухому руслу.

– Да уж, по нему вряд ли, – согласился Питт.

– Мы можем попробовать добраться до алжирской границы.

Питт покачал головой:

– Горючего не хватит. Нам придется одолеть двести километров до Транссахарской магистрали, чтобы там кто-нибудь довез нас до цивилизации. Но мы умрем от жары и жажды, не проделав и половины этого пути.

– Какой же у нас выбор?

– Продолжать двигаться.

– И как далеко?

– Пока не найдем то, что ищем, пусть это и удлинит в два раза дорогу назад.

– И в любом случае усеет этот ландшафт нашими костями.

– Зато мы сделаем хоть что-нибудь, чтобы исключить эту часть пустыни из зоны поиска источника загрязнений, – бесстрастно сказал Питт, так пристально глядя в песок под ногами, словно там ему было видение.

Джордино посмотрел на него:

– За прошедшие годы мы вдвоем повидали всякое. И было бы чертовски стыдно помереть в этой подмышке мира.

Питт улыбнулся ему:

– Ну-ну, старушка с косой еще не притопала к нам.

– Будет очень неловко, если в вашингтонских газетах появятся наши некрологи, – продолжал гнуть свое Джордино.

– Почему неловко?

– Ну как же, двое руководящих работников Национального подводного и морского агентства заблудились и погибли страшной смертью в самом центре пустыни Сахары. Ну кто в здравом уме поверит в это? Постой... ты слышишь?

Питт вскочил:

– Слышу!

– Кто-то поет по-английски. Господи, может быть, мы уже мертвы?

Они стояли бок о бок в лучах заходящего солнца и слушали, затаив дыхание, как чей-то голос не очень умело выводит хорошо знакомую им старую походную песню «Моя дорогая Клементина». Слова звучали все отчетливее, поскольку отчаянно фальшивящий певец приближался.

– "Ты пропала и исчезла навсегда, несчастная Клементина..."

– Сейчас появится в нашей ложбинке, – пробормотал Джордино, поудобнее взявшись за изогнутый гаечный ключ.

Питт в качестве оружия поднял несколько камней. Они бесшумно заняли позиции по обе стороны присыпанного песком автомобиля, приготовившись к отражению атаки и ожидая, кто же появится над их укрытием.

– "В пещере и в каньоне, копаясь в руднике..."

На склоне ложбины отразилась тень человека, ведущего какое-то животное.

– "Жил золотоискатель и его дочка Клементина..."

Голос стих, словно поющий заметил машину, покрытую песком. Чувствовалось, что он замер от этого неожиданного зрелища закамуфлированного автомобиля и осматривал его не столько с удивлением, сколько с любопытством. Затем он двинулся дальше, таща за собой на поводу упирающееся животное. Потом остановился у машины, потрогал ее и смахнул с крыши песок.

Питт и Джордино медленно выпрямились, вышли к незнакомцу и уставились на него, как на пришельца с другой планеты. Это был не туарег, ведущий верблюда по родной пустыне. Его облик был абсолютно чужд Сахаре и никак не вязался с окружающей обстановкой.

– Может быть, ему и не нужна коса? – пробормотал Джордино.

Мужчина был одет так, как в старину одевались покорители американского Дикого Запада: поношенная старая стетсоновская шляпа, хлопчатобумажные брюки на подтяжках, заправленные в поцарапанные и стоптанные кожаные сапоги. Завязанный на шее платок прикрывал нижнюю часть лица, придавая фигуре сходство с грабителями дилижансов со старинных гравюр.

Животное позади него оказалось не верблюдом, а осликом, на спину которого была возложена поклажа почти такого же размера, как и он сам. Там были продукты и прочие припасы, включая несколько круглых канистр с водой, одеяла, консервы кирка и лопата, а также «винчестер» помпового действия.

– Я понял, – с благоговением прошептал Джордино. – Мы скончались и попали в Диснейленд.

Незнакомец сдвинул платок, открыв седые усы и бороду. Глаза у него были зеленые, почти как у Питта, брови – под стать бороде, но торчащие из-под стетсона волосы еще только начали седеть, оставаясь в основном темно-коричневыми. Он был высок, ростом с Питта, и скорее полноват, чем худ. Губы его раздвинулись в дружелюбной улыбке.

– Я очень надеюсь, что вы, феллахи, говорите на моем языке, – тепло сказал он. – Потому что я очень нуждаюсь в компании.

29

Питт и Джордино обменялись недоуменными взглядами, а затем вновь уставились на эту старую крысу пустыни, убеждаясь, что глаза их не обманывают.

– Откуда вы взялись? – выпалил Джордино.

– Я мог бы спросить вас о том же самом, – парировал незнакомец. Он оглядел песочное покрытие «вуазена». – Вы те самые феллахи, которых ищет истребитель?

– А зачем вам это знать? – спросил Питт.

– Ну, если вы, джентльмены, намерены играть в вопросы и ответы, то я, пожалуй, двинусь дальше.

Пришелец вряд ли был кочевником, а поскольку он говорил и выглядел, как какой-нибудь американский фермер, Питт быстро принял решение довериться ему.

– Меня зовут Дирк Питт; а моего друга – Ал Джордино, и... да, вы правы, малийцы ищут нас.

Старик пожал плечами.

– Ничего удивительного. Они не любят, когда здесь бродят иностранцы. – Он удивленно посмотрел на «вуазен». – Силы небесные, как же вы так далеко заехали на автомобиле, если здесь нет дороги?

– Это было нелегко, мистер...

Незнакомец подошел поближе и протянул мозолистую ладонь.

– Все зовут меня просто Кид[198].

Питт улыбнулся и пожал руку.

– Как же может быть, чтобы так звали человека вашего возраста?

– Давным-давно, в молодости, когда я в очередной раз возвращался домой после изыскательских странствий, я всегда первым делом направлялся в мою любимую забегаловку в Джероме, штат Аризона. И когда я заявлялся в этот бар, мои старые друзья в зале всегда приветствовали меня так: «Эй, Кид вернулся в город!» Так это прозвище и прилипло ко мне.

Джордино уставился на спутника Кида.

– Мулы как-то неуместны в этой части мира. Верблюд не практичнее?

– Начнем с того, – сказал Кид с заметным возмущением, – что мистер Перивинкль вовсе не мул, а осел. И по-настоящему выносливый. Верблюды могут без воды пройти дальше и дольше, но и ослов выводили и разводили для использования в пустынях. Обнаружив мистера Перивинкля гуляющим восемь лет назад на воле в Неваде, я приручил его, а когда отправился в Сахару, привез его с собой. У него и вполовину не такой скверный характер, как у верблюда, ест он меньше, а поклажи может нести почти столько же. Кроме того, они ближе к земле, что очень удобно для разгрузки и погрузки.

– Прекрасное животное, – пришлось признать Джордино.

– Похоже, вы собираетесь ехать. А я надеялся, что мы присядем и поболтаем немного. Я давно не встречал ни одной живой души, за исключением араба, который вел двух верблюдов на продажу в Тимбукту. А было это три недели назад. Я и представить себе не мог, что столкнусь с другими американцами, даже через тысячу лет.

Джордино посмотрел на Питта.

– Надо быть дураком, чтобы упустить возможность получить информацию от того, кто знаком с местностью.

Питт согласно кивнул, открыл заднюю дверцу «вуазена» и жестом пригласил старика внутрь.

– Не хотите ли дать отдых ногам?

Кид посмотрел на кожаные сиденья так, словно они были обшиты золотом.

– Я уж и не припомню, когда сидел в мягком кресле. Буду премного обязан.

Он нырнул в автомобиль, погрузился на заднее сиденье и удовлетворенно вздохнул.

– У нас всего лишь банка сардин, но мы будем счастливы разделить ее с вами, – предложил Джордино с любезной щедростью, свидетелем которой Питт бывал не часто.

– Спасибо, я уже пообедал. У меня с собой куча консервированных продуктов. И мне доставило бы большое удовольствие поделиться с вами. Как насчет говяжьей тушенки?

Питт улыбнулся:

– Вы представить себе не можете, как мы счастливы быть вашими гостями. На самом деле сардины – это не совсем та пища, от которой мы без ума.

– Мы можем предложить к тушенке наши замечательные безалкогольные напитки, – добавил Джордино.

– У вас содовая шипучка? А как у вас, парни, с водой?

– Хватит на несколько дней, – ответил Джордино.

– Если испытываете недостаток, я могу указать вам, как добраться до источника, который расположен приблизительно в десяти милях севернее.

– Мы будем благодарны за любую помощь, – сказал Питт.

– И даже больше, чем вы полагаете, – подхватил Джордино.

* * *

Солнце село за горизонт, и в небе сгустились сумерки. С наступлением вечера дышать становилось легче. После того как стреноженный мистер Перивинкль обнаружил несколько кустиков грубой травы, растущей на маленькой дюне, и начал счастливо хрумкать, Кид добавил воды в тушенку и, к удовольствию Питта, разогрел ее на маленькой печке Коулмена, подав вместе с галетами. Если Казим пошлет самолет охотиться за ними ночью, то даже небольшой костерок, пусть и прикрытый склонами ложбины, будет равносилен для них смертельному приговору, тогда как печку было сложно заметить даже с расстояния нескольких метров. Старый старатель выдал им по крошечной пластиковой тарелочке и даже снабдил такими же одноразовыми приборами.

Когда Питт промокнул остатки тушенки галетой, то объявил, что это самое замечательное блюдо из всех, что ему доводилось когда-либо отведать. Ему подумалось также, что достоин изумления тот факт, что даже небольшая порция еды оказывается способной вернуть оптимизм. Когда они поели, Кид достал полбутылки «Олд Оверхолта», крепкого ржаного виски, и пустил ее по кругу.

– Ну а теперь, если не возражаете, почему бы вам, ребятишки, не рассказать мне, зачем вы разъезжаете по худшей части Сахары на автомобиле, таком же старом как я сам?

– Мы ищем источник токсичного загрязнения, которое сливается в Нигер и выносится в море, – откровенно ответил Питт.

– Это что-то новенькое. И откуда, по-вашему, эта дрянь может появляться?

– Или с химического предприятия, или с места захоронения отходов.

Кид покачал головой:

– В здешних местах нет ничего подобного.

– А в этой части Сахары есть какое-нибудь крупное предприятие? – спросил Джордино.

– Даже не знаю, о чем и подумать. Разве что Форт-Форо, что на северо-западе.

– Завод по уничтожению ядовитых отходов солнечной энергией, который принадлежит этому французу?

Кид кивнул:

– Вот это размах! Мистер Перивинкль и я проходили мимо него шесть месяцев назад. Так нас прогнали. Кругом охранники. Можно подумать, что они там тайком изготавливают атомные бомбы.

Питт глотнул из горлышка, с удовольствием ощущая, как крепчайшее пойло обожгло ему внутренности от горла до желудка. Он передал бутылку Джордино.

– Форт-Форо слишком далеко от Нигера, чтобы загрязнять его воды.

Кид с минуту сидел молча, опустив голову и о чем-то усиленно размышляя. Когда он снова посмотрел на Питта, тот поразился странному блеску в глазах старика.

– А если я вам скажу, что завод построен в русле Од Зарит?

Питт подался вперед и переспросил:

– Од Зарит?

– Легендарная река, которая протекала по территории Мали, пока сто тридцать лет назад не ушла в пески. Местные кочевники, включая и меня, считают, что Од Зарит продолжает течь под землей и впадает в Нигер.

– Как водоносный пласт... – с восторгом прошептал Питт.

– Что?

– Это такой геологический слой, сквозь который вода проникает по порам и отверстиям, – пояснил Питт. – Как правило, через залежи гравия или известняковые каверны.

– Все, что я знаю, так это то, что если достаточно глубоко копать, то в этом старом русле наткнетесь на воду.

– Никогда не слышал, чтобы пересохшая река продолжала течь глубоко под землей, – сказал Джордино.

– Тут нет ничего необычного, – возразил Кид. – Большую часть своего пути, прежде чем влиться в озеро, река Мохаве течет под пустыней Мохаве в Калифорнии. Есть даже история про одного старателя, который нашел пещеру, идущую вниз на сотни футов до подземного потока. Если верить этой легенде, пройдя вниз по течению, он нашел богатейшую золотую россыпь.

Питт повернулся и внимательно посмотрел на Джордино.

– Что ты думаешь по этому поводу?

– Мне кажется, что только Форт-Форо и может быть тут замешан, – поразмыслив, ответил итальянец.

– Ты прав. Подземное течение, идущее от этого предприятия с токсичными отходами в Нигер, может оказаться как раз искомым носителем загрязнения.

Кид взмахом руки обвел ложбину.

– Надо полагать, вы, парни, знаете, что этот овраг тоже является частью старого русла.

– Знаем, – заверил его Питт. – Большую часть прошлой ночи мы ехали по нему от берега реки Нигер. Мы остановились в нем на время дневной жары, чтобы нас не заметили поисковые партии малийцев.

– Похоже, вам до сих пор удавалось их одурачить.

– Расскажите о себе, – попросил Джордино Кида, передавая ему бутылку ржаной. – Вы ищете золото?

Кид с минуту рассматривал наклейку на бутылке, словно пытаясь вспомнить, что же он тут действительно делает. Затем пожал плечами и покачал головой.

– Ищу золото, но изысканиями не занимаюсь. Я думаю, что мне не повредит, если я вам, ребята, кое-что расскажу. Правда в том; что я разыскиваю место одного кораблекрушения.

Питт покосился на него с нехорошим подозрением:

– Кораблекрушения? Но какое кораблекрушение могло произойти здесь, в центре пустыни Сахары?

– А чтобы быть совсем точным, броненосец конфедератов, – невозмутимо добавил старик.

Питт и Джордино застыли, не веря своим ушам, и с растущим желанием проверить, нет ли в ящике для ремонта «вуазена» смирительной рубашки. Они оба уставились на Кида, ожидая дальнейших странностей. Хотя уже почти стемнело, оба они различали серьезное выражение его лица.

– Не хотелось бы выглядеть глупым, – скептически сказал Питт, – но не будете ли вы так добры поведать, каким образом военный корабль времен войны между штатами смог оказаться здесь?

Кид сделал долгий глоток из бутылки и вытер губы. Затем расстелил на песке одеяло и растянулся на нем, подложив под голову руки.

– Это было в апреле тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, за неделю до того, как Ли сдался Гранту. Несколькими милями ниже Ричмонда, штат Виргиния, броненосец конфедератов «Техас» был нагружен архивами уходящего в вечность правительства конфедератов. По крайней мере, говорили, что это были архивы и документы, но на самом деле то было золото.

– А вы уверены, что это не один из мифов, подобно многочисленным историям о сокровищах? – скептически хмыкнул Питт.

– Сам президент Джефферсон Дэвис перед смертью заявил, что золото из казны Конфедерации было в тиши ночи погружено на борт «Техаса». Он и его кабинет надеялись тайком пробраться сквозь блокаду в другую страну, чтобы сформировать там правительство в изгнании и продолжить вооруженную борьбу.

– Но ведь Дэвис был схвачен и приговорен к заключению, – сказал Питт.

Кид кивнул.

– А Конфедерация умерла, так и не возродившись.

– А «Техас»?

– Корабль, сражаясь, как черт, прорвался по реке Джемс сквозь половину флота Североамериканских Соединенных Штатов и форты у Хамптон-Роудз, добрался до Чесапикского залива и ушел в Атлантику. Последний раз, когда видели корабль и членов его экипажа, он исчезал в тумане.

– И вы думаете, что «Техас» переплыл океан и поднялся вверх по Нигеру? – поинтересовался Питт.

– Думаю, – решительно ответил Кид. – Я опросил современников французского колониального владычества и местных жителей, которые помнили ходившие тут легенды о железном монстре без парусов, проплывавшем по реке мимо их деревень. Описание этого военного корабля и сверка дат, когда его видели, убедили меня, что это «Техас».

– Но как мог военный корабль такого размера и тоннажа, как броненосец, забраться в Сахару столь далеко, не сев на мель? – спросил Джордино.

– Это было в дни, когда здесь еще не наступила вековая засуха. Эту часть пустыни поливали дожди, и Нигер тогда был глубже, нежели сейчас. И одним из его притоков был Од Зарит. В то время Од Зарит, беря начало с предгорий Ахаггар, что на северо-востоке, проносил свои воды до Нигера через шестьсот миль. Отчеты французских исследовательских и военных экспедиций утверждают, что фарватер был достаточно глубок, чтобы по нему могли проходить большие суда. Я думаю, что «Техас» из Нигера свернул в Од Зарит, затем сел на мель и оказался в ловушке, когда уровень воды стал падать с приближением летней жары.

– Но даже при самой благоприятной глубине кажется невозможным для такого тяжелого судна, как броненосец, заплыть столь далеко от моря.

– "Техас" построили для ведения военных действий на реке Джемс. У него было плоское днище и мелкая осадка. Для него и его экипажа речные глубины не составляли проблемы в совершении самых сложных маневров. Чудо состоит в том, что он пересек океан, не утонув в бурных водах при плохой погоде, подобно «Монитору».

– Но ведь на корабле можно было добраться и до достаточно безлюдных районов на берегах Северной и Центральной Америки, это в тысяча восемьсот шестидесятых годах-то, – сказал Питт. – Зачем же с риском потерять золото надо было пересекать опасные воды и забираться в неизведанную страну?

Кид достал из кармана рубашки сигару и зажег ее деревянной спичкой.

– Вы должны признать, что флоту США никогда бы не пришло в голову искать «Техас» в тысячах миль вверх по течению африканской реки.

– Вероятно, нет, но все равно это чересчур.

– Я согласен, – сказал Джордино. – К чему такая отчаянная попытка? Не могли же они возродить новое правительство в центре безжизненной пустыни?

Питт задумчиво посмотрел на Кида:

– Должно быть, в этом сумасбродном плавании было нечто большее, чем просто вывоз золота.

– Был один слушок... – Некоторое изменение в тоне не свидетельствовало об уклончивости ответа, но оно было. – На борту «Техаса», когда он покидал Ричмонд, находился Линкольн.

– Не Авраам же Линкольн, – усмехнулся Джордино.

Кид молча кивнул.

– Кто сочинил эту сказку? – Питт отмахнулся от предложения выпить еще.

– Капитан кавалерии конфедератов по имени Невилл Браун, умирая в тысяча девятьсот восьмом году в Чарлстоне, штат Южная Каролина, сделал предсмертное заявление доктору. Он утверждал, что его отряд захватил Линкольна и доставил его на борт «Техаса».

– Бред умирающего, – недоверчиво пробормотал Джордино. – Ведь в таком случае Линкольну, чтобы успеть к тому времени, когда его в театре Форда застрелил Джон Бут, пришлось бы воспользоваться «Конкордом».

– Ну, вся история мне неизвестна, – признал Кид.

– Фантастическая, хоть и занятная версия, – отозвался Питт. – Слишком уж неправдоподобная, чтобы относиться к ней серьезно.

– Конечно, я не могу гарантировать правдивости легенды о Линкольне, – не сдавался Кид. – Но поставил бы мистера Перивинкля и остатки моего скарба на то, что «Техас», кости членов его команды и золото покоятся где-то здесь, в песках. Я брожу в поисках этих останков по пустыне уже пять лет и ей-богу, найду их или помру.

Питт посмотрел на едва различимую в сумерках фигуру старого старателя с симпатией и уважением. Ему редко приходилось встречать такую решимость и непреклонность. В Киде была та испепеляющая уверенность, которая напомнила Питту о старом рудокопе из «Сокровищ Сьерра-Мадре»[199].

– Но если все это погребено под дюнами, как же вы собираетесь отыскать их? – спросил Джордино.

– С помощью старого доброго металлоискателя «Фишер 1265Х».

Питт не придумал ничего более соответствующего моменту, кроме как сказать:

– Я надеюсь, что удача приведет вас к «Техасу» и там окажется все то, что вы предполагаете.

Кид несколько секунд лежал на одеяле молча, казалось, углубившись в свои мысли. Наконец тишину прервал Джордино:

– Что ж, пора в дорогу, если мы хотим до рассвета проехать хоть сколько-нибудь.

Двадцать минут спустя, после того как Питт и Джордино попрощались с Кидом и мистером Перивинклем, мотор «вуазена» заработал на холостом ходу.

Старый старатель настоял, чтобы они взяли несколько упаковок консервов из его запаса. Также он нарисовал им приблизительную карту древнего речного русла, отметив основные ориентиры и точно прочертив маршрут, ведущий к местам захоронения отходов у Форт-Форо.

– Это далеко? – спросил Питт.

Кид пожал плечами:

– Около ста десяти миль.

– По одометру – сто семьдесят семь километров, – перевел Джордино.

– Надеюсь, ребята, вы тоже найдете то, что ищете.

Питт пожал ему руку и улыбнулся.

– И вам удачи.

Он забрался в «вуазен» и сел за руль, почти сожалея о расставании с чудаковатым, но симпатичным стариком.

Джордино помедлил, прощаясь:

– Спасибо за ваше радушие.

– Счастлив был помочь.

– Я говорю это потому, что мы ведь едва знакомы, но вы мне кого-то смутно напоминаете.

– Даже не представляю почему. Что-то не припомню, парень, чтобы мы с тобой до этого встречались.

– Вы не обидитесь, если я все-таки спрошу ваше настоящее имя?

– Вовсе нет, меня обидеть нелегко. Но это довольно странное имя. Нечасто встречается.

Джордино терпеливо ждал, не прерывая старика.

– Клайв Касслер.

Джордино улыбнулся:

– Вы правы, имя действительно необычное[200].

Затем повернулся и залез на сиденье рядом с Питтом Он повернулся помахать на прощание случайному знакомому как раз в тот момент, когда Питт отпустил сцепление, и «вуазен» покатил по ровному дну ложбины. Но старик и его мужественный ослик уже затерялись во мраке ночной пустыни.

Часть третья Тайны пустыни

30

18 мая 1996 года

Вашингтон, округ Колумбия

«Конкорд» авиакомпании «Эйр-Франс» приземлился в аэропорту Даллеса и подрулил к расположенному около грузового терминала правительственному ангару, не отмеченному опознавательными знаками. Небо покрывали тучи, но взлетная полоса оставалась сухой, дождя пока не было. Все еще сжимая рюкзак, словно он сделался частью его самого, Ганн торопливо покинул сверкающий лайнер и поспешил по движущемуся эскалатору к ожидающему его черному патрульному автомобилю, за рулем которого сидел капитан полиции в форме. С зажженными фарами и включенной сиреной он быстро помчал его к штаб-квартире НУМА.

Сидя на заднем сиденье полицейского автомобиля, Ганн ощущал себя пойманным преступником. Когда они ехали по мосту Рошамбо, он заметил, что река Потомак необычно зелена и медлительна. Пешеходы, неясными силуэтами проносящиеся за окном, были слишком ко всему привыкшими, чтобы обращать внимание на летящий «форд» с мигалкой и сиреной.

Водитель не остановился у главного подъезда, а завернул за западный угол здания НУМА, визжа шинами, и подлетел к спуску, ведущему в гараж, расположенный в цокольном этаже. «Форд» резко остановился перед лифтом. Подошли два охранника, открыли дверцу, проводили Ганна в лифт и доставили на четвертый этаж агентства. Короткий переход по коридору, остановка, и они открыли дверь в огромный конференц-зал НУМА, оснащенный всеми мыслимыми и немыслимыми мониторами.

За длинным столом красного дерева сидели несколько мужчин и женщин, сконцентрировав все внимание на докторе Чэпмене, который читал лекцию перед экраном с изображением экваториальной части Атлантического океана, тянущейся от Западной Африки.

Когда вошел Ганн, в зале наступила внезапная тишина. Со своего стула вскочил адмирал Сэндекер и бросился к Ганну, приветствуя его, как родного брата, выжившего после пересадки печени.

– Слава богу, ты прорвался! – воскликнул он с необычным для него всплеском эмоций. – Как долетел из Парижа?

– Сидя в «Конкорде» единственным пассажиром, чувствовал себя отверженным.

– Ни один из военных самолетов не был готов к немедленному вылету. Оставалось единственное средство доставить тебя сюда побыстрее – зафрахтовать «Конкорд».

– Прекрасно, если только не вскроется, во что это обошлось налогоплательщикам.

– Если узнают, что на карту было поставлено их собственное существование, я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь выразил недовольство.

Сэндекер представил Ганна сидящим за столом:

– За исключением троих, я думаю, ты знаком с большинством присутствующих.

Доктор Чэпмен и Хайрем Йегер подошли поближе и пожали Ганну руку, не скрывая радости от встречи. Он был представлен доктору Мьюриэл Хоуг, директору департамента морской биологии, и доктору Ивену Холланду, эксперту агентства по экологии.

Мьюриэл Хоуг была высока и сложением напоминала голодающую манекенщицу. Ее черные как смоль волосы были собраны в аккуратный пучок, а карие глаза внимательно смотрели сквозь круглые очки. Она не пользовалась макияжем, но Ганн с первого взгляда решил, что Мьюриэл и без того необыкновенно хороша. Самый лучший мастер из самого блестящего салона красоты в Беверли-Хиллз только зря потратил бы силы, пытаясь улучшить ее природную красоту.

Ивен Холланд, химик-эколог, походил на бассет-хаунда, заподозрившего, что к нему в миску забралась жаба. Его уши были приблизительно на два размера больше, чем это требовалось для его головы, и у него был длинный нос с нашлепкой на кончике. Глаза, которыми он смотрел на мир, казались полными меланхолии. Но внешность Холланда была обманчива: Ивен являлся одним из самых проницательных искателей промышленных отходов в мире.

Двух других, Чипа Уэбстера, аналитика по космическим данным, и Кейта Ходжа, главного океанографа агентства, Ганн уже знал.

Он обратился к Сэндекеру:

– Кто-то здорово похлопотал, чтобы меня вытащили из Мали.

–Гала Камиль дала личное распоряжение использовать тактическую команду ООН.

– Командующий операцией полковник Левант выглядел не очень счастливым, приветствуя мое появление.

– На генерала Бока, его непосредственного начальника, и на самого полковника Леванта пришлось немного надавить, – признался Сэндекер. – Но, когда они поняли всю необходимость твоих данных, они проявили полную готовность сотрудничать.

– Они мастера на искусные операции, – сказал Ганн. – С трудом верится, что они сумели всего за одну ночь и спланировать, и провести эту акцию.

Если Ганн думал, что Сэндекер посвятит его во все детали, то его ждало разочарование. Нетерпение выражалось в каждой морщине лица адмирала. Он даже не предложил Ганну кофе и рогалики, лежащие на подносе. Просто сгреб его одной рукой и потащил к стулу за длинным столом.

– Давайте-ка приступим, – бесцеремонно заявил адмирал. – Всем не терпится услышать об открытии компонента, приводящего к резкому росту красной волны.

Ганн сел за стол, открыл рюкзак и стал вытаскивать содержимое. Очень осторожно разворачивал он стеклянные пробирки с пробами и раскладывал их на тряпке. Затем распаковал дискеты с данными анализов и сложил их в стопочку. Потом поднял взгляд.

– Вот пробы воды и результаты, полученные судовыми приборами и компьютерами. С помощью везения мне удалось идентифицировать стимулятор красной волны – это очень необычный органо-металлический компонент, комбинация синтетической аминокислоты и кобальта. Я также обнаружил следы радиации, но не уверен, что это имеет прямое отношение к увеличению красной волны.

– Учитывая те трудности и препятствия, которые возникли на вашем пути по Западной Африке, – сказал Чэпмен, – это просто чудо, что вам удалось установить причину загрязнения.

– К счастью, ни один из моих приборов не пострадал во время стычки с военно-морскими силами Бенина.

– Я получил запрос из ЦРУ, – сказал Сэндекер с натянутой улыбкой, – в котором спрашивается, не знаем ли мы что-нибудь о тайной операции в Мали. Это пришло после того, как вы уничтожили половину военно-морских сил Бенина и вертолет.

– И что вы им сказали?

– Солгал. Продолжай, пожалуйста.

– Однако огнем одной из бенинских канонерок была уничтожена наша система передачи данных, – продолжил Ганн, – сделав невозможным их отправку в компьютерную сеть Йегера.

– Я хотел бы провести проверки проб воды, пока Хайрем займется данными ваших анализов, – сказал Чэпмен.

Йегер подошел к Ганну и осторожно взял дискеты.

– От меня на вашей встрече толку мало, поэтому я лучше пойду примусь за работу.

Сразу же как только компьютерный кудесник покинул зал, Ганн уставился на Чэпмена:

– Я дважды и трижды перепроверил мои результаты. Я уверен, что ваша лаборатория и Хайрем подтвердят мой вывод.

Чэпмен ощутил напряжение в голосе Ганна.

– Поверьте, я ни на минуту не ставлю под сомнение ни проделанные вами анализы, ни ваши данные. Вы, Питт и Джордино проделали дьявольскую работу. Спасибо вам за то, что вы сделали, имея при этом столько проблем. Ведь теперь наш президент сможет стукнуть кулаком и потребовать, чтобы правители Мали прикрыли источник загрязнений. Это даст нам время придумать способ нейтрализовать уже имеющийся эффект и остановить дальнейшую экспансию красных волн.

– Только не переборщите, – серьезно предупредил Ганн. – Хотя мы и выследили этот компонент до места его попадания в реку и определили основные свойства, мы еще не вычислили местонахождение источника.

Сэндекер забарабанил пальцами по столу:

– Прежде чем прервать передачу, Питт сообщил мне дурные вести. Прошу прощения, что не поделился этой информацией, но я рассчитывал дополнить ее с помощью космических данных.

Мьюриэл Хоуг досмотрела прямо в глаза Ганну:

– Я что-то не могу понять, как же вы с успехом выследили компонент на протяжении тысячекилометрового водного пути и потеряли его на суше?

– Все очень просто, – устало пожал плечами Ганн. – После того как мы миновали точку высшей концентрации, показатели уровня загрязнения резко упали. Мы несколько раз прошли туда и обратно, чтобы убедиться в этом. Также провели визуальное наблюдение по всем направлениям, но не обнаружили ни следов захоронения опасных отходов, ни складов химических веществ, ни каких-либо предприятий на берегах реки и на местности. Ни строений, ни сооружений, ничего. Только бесплодная пустыня.

– А не могли отходы быть захоронены когда-либо в прошлом? – предположил Холланд.

– Мы не обнаружили никаких признаков раскопок, – ответил Ганн.

– А какова вероятность того, что токсин имеет природное происхождение? – спросил Чип Уэбстер.

Мьюриэл Хоуг улыбнулась:

– Если подтвердятся результаты анализов мистера Ганна, вероятность равна нулю. Синтетическая аминокислота может быть создана только в биотехнологической лаборатории. А потом где-то, каким-то образом она вступила в брак с кобальтосодержащим химикатом. И это уже не первый случай неожиданной интеграции химикатов в еще неизвестное сложное вещество.

– Но как, во имя Господа, могло такое вещество оказаться в сердце Сахары? – подивился Чип Уэбстер.

– И добраться до океана, где оно действует как стероид для динофлагеллатов? – добавил Холланд.

Сэндекер посмотрел на Кейта Ходжа:

– Каковы последние результаты анализа распространения красной волны?

Океанографу было за шестьдесят. С худого, с высокими гулами лица, выражавшего постоянную сосредоточенность, глядели немигающие темно-карие глаза. Несмотря на совершенно современную одежду, он, казалось, сошел с портрета восемнадцатого века.

– За последние четыре дня зона распространения расширилась на тридцать процентов. Боюсь, что степень роста превосходит наши самые худшие ожидания.

– Но если доктор Чэпмен придумает вещество, нейтрализующее загрязнитель, а мы изолируем источник, сможем мы взять под контроль распространение волны?

– Поскорее бы это сделать, – ответил Ходж. – При существующих темпах размножения мы уже через месяц сможем наблюдать первые доказательства того, что волна начнет воспроизводиться сама по себе, даже если не будет стимулироваться стоком из Нигера.

– То есть на три месяца раньше, чем мы думали, – упавшим голосом заключила Мьюриэл Хоуг.

Ходж беспомощно пожал плечами:

– Когда имеешь дело с неизвестностью, то единственный плюс заключается в неопределенности.

Сэндекер развернулся на стуле и уставился на сильно увеличенный спутниковый снимок Мали, спроектированный на стену.

– Где это вещество попадает в реку? – спросил он Ганна.

Ганн подошел к снимку, затем взял огрызок карандаша и очертил небольшой изгиб реки Нигер выше Гао на белом заднике, куда проецировалось изображение.

– Где-то здесь, у высохшего русла реки, некогда впадавшей в Нигер.

Чип Уэбстер нажал кнопку на маленьком пульте, стоящем на столе, и обозначенная Ганном площадь увеличилась.

– Никаких видимых строений. Никаких признаков населенного пункта. Нет также, насколько я могу судить, следов раскопок или насыпи, служащих доказательством того, что здесь был вырыт ров для захоронения опасных веществ.

– Все ясно, загадка, – пробормотал Чэпмен. – Откуда же, черт побери, эта гадость берется?

– Питт и Джордино все еще там, ищут, – напомнил им Ганн.

– Есть какая-нибудь свежая информация о том, как они и где находятся? – спросил Ходж.

– Ничего с тех пор, как Питт звонил с борта судна Ива Массарда, – ответил Сэндекер.

Ходж поднял взгляд от своих записей:

– Ив Массард? Господи, этого подонка еще не хватало!

– Вы знаете его?

Ходж кивнул.

– Наши дорожки пересеклись четыре года назад в связи с очень неприятным выбросом химикатов из Испании в Средиземное море. Одно из его судов, перевозившее канцерогенные химические отходы для захоронения в Алжире, потерпело в шторм аварию и затонуло. Лично я думаю, что затопление судна явилось результатом комбинации, в которой и страховка урывалась, и незаконно хоронился груз. Как выяснилось, алжирские власти вовсе не собирались давать разрешение на захоронение отходов. Затем Массард лгал и изворачивался, цепляясь за всевозможные параграфы, чтобы избежать ответственности за устроенный переполох. Так что после того как пожмете этому парню руку и соберетесь уходить, не забудьте пересчитать пальцы.

Ганн обратился к Уэбстеру:

– Спутники, собирающие разведывательную информацию, могут из космоса даже газету прочитать. Почему бы нам не запустить один над севером пустыни от Гао, чтобы отыскать Питта и Джордино?

Уэбстер покачал головой:

– Не выйдет. Мои знакомые в Национальном управлении безопасности заняты тем, что ведут подсчет с неба новых китайских ракет, следят за продолжением гражданской войны в Приднестровье и за пограничными столкновениями между Сирией и Ираком. Они просто не захотят уделить нам время разведывательного поиска для обнаружения двух гражданских лиц в пустыне Сахара. Я могу попробовать найти их с помощью последней модели «ГеоСата», но не уверен, в состоянии ли он различить человеческие фигуры на такой неровной поверхности, как пустыня Сахара.

– А не проявятся они на фоне песчаной дюны? – спросил Чэпмен.

Уэбстер покачал головой:

– Ни один из путешествующих в здравом уме по пустыне не станет двигаться по мягкому песку дюн. Даже кочевники обходят их. Бродить по дюнам – верная смерть. Питт и Джордино наверняка соображают, что их надо избегать, как чумы.

– Но вы все-таки проведите наблюдения и съемку, – настаивал Сэндекер.

Уэбстер кивнул. Он был лыс и не имел никаких признаков шеи. Круглый животик свешивался через ремень, и весь он напоминал типичного мелкого дельца.

– У меня есть добрый друг, работающий ведущим аналитиком в Пентагоне. Он эксперт по спутниковой разведке в пустыне. Я думаю, что смогу поговорить с ним по душам, чтобы он просмотрел снимки с нашего «ГеоСата» на своем мощном компьютерном увеличителе.

– Я благодарен вам за такое решение, – искренне сказал Сэндекер.

– Если они там, то только он и сможет обнаружить их, – пообещал ему Уэбстер.

– А не разглядел ваш спутник следов самолета, на котором летела группа, изучавшая заболевание? – спросила Мьюриэл.

– Боюсь, пока нет. Во время последнего прохождения спутника над Мали ничего не было отмечено, кроме небольшого дымка, поднимающегося в одном месте по ходу движения камеры. Надеемся, что на следующем витке мы получим более подробный снимок. Но это может оказаться просто костер какого-нибудь кочевника.

– А разве в этой части Сахары достаточно дров для хорошего костра? – на полном серьезе спросил Сэндекер.

Ганн выглядел растерянным.

– О какой группе исследователей вы говорите?

– В Мали недавно прибыла группа ученых из Всемирной организации здравоохранения, – пояснила Мьюриэл. – Они искали причину распространения странного бедствия, отмеченного в пустынных деревушках кочевников. Их самолет исчез где-то между Мали и Каиром.

– Не было ли в этой группе одной женщины? Биохимика?

– Биохимиком группы была доктор Ева Рохас, – ответила Мьюриэл. – Мне доводилось с ней сотрудничать в одном проекте в Гаити.

– Ты знаешь ее? – спросил Сэндекер Ганна.

– Не я, Питт. Он назначил ей свидание в Каире.

– Ну, может, и хорошо, что он ничего об этом не знает, – сказал Сэндекер. – У него и так хватает проблем.

– Но ведь подтверждения о катастрофе еще не было, – с надеждой заметил Холланд.

– Может быть, они совершили вынужденную посадку в пустыне и остались живы, – предположила Мьюриэл.

Уэбстер покачал головой:

– Боюсь, нам просто хочется так думать. Наверняка к этому делу приложил свои грязные руки генерал Казим.

Ганн вспомнил:

– Незадолго до того, как я прыгнул в реку, Питт и Джордино беседовали с этим генералом по судовому радио. У меня сложилось впечатление, что это отвратительный тип.

– Жестокий, как все ближневосточные диктаторы, – сказал Сэндекер. – И иметь с ним дело вдвойне тяжело. Он даже не захочет встречаться и разговаривать с дипломатами из нашего государственного департамента, пока они не вручат ему жирный куш по линии помощи зарубежным странам.

Мьюриэл добавила:

– Он игнорирует Организацию Объединенных Наций и отказывается от любой заграничной помощи, которая могла бы облегчить существование народа его страны.

Уэбстер кивнул:

– Борцы за права человека, имеющие глупость въехать в Мали и протестовать, попросту исчезают.

– Он и Массард – два сапога пара, – сказал Ходж. – Они вдвоем ограбили эту страну и довели ее до полной нищеты.

Лицо Сэндекера стало жестким.

– Это не наша забота. Потому что не будет ни Мали, ни Западной Африки и ничего вообще на Земле, если мы не остановим красную волну. Так что давайте сразу отбросим все несущественное.

Снова заговорил Чэпмен:

– Теперь, поскольку у нас есть данные, в которых мы можем разобраться, давайте сконцентрируем все наши способности и усилия на разрешении этой проблемы.

– И желательно побыстрее, – сказал Сэндекер, сузив глаза. – Если мы не сделаем этого за тридцать дней, то ни у кого из нас не останется и мизерного шанса.

31

Свежий ветерок шевелил листья деревьев вдоль ограды над рекой Гудзон, пока Исмаил Йерли разглядывал в бинокль небольшую голубовато-серую птичку, сидящую вниз головой на стволе дерева. Он делал вид, что все его внимание занято птичкой, словно и не замечая человека, подошедшего сзади. На самом же деле он засек пришельца уже две минуты назад.

– Белогрудый поползень, – сказал этот высокий, довольно симпатичный незнакомец, одетый в дорогой бордовый кожаный пиджак. Он уселся на плоский камень рядом с Йерли. Его светлые волосы были аккуратно зачесаны назад, с отчетливым пробором на левой стороне. Он равнодушно рассматривал птичку бледно-голубыми глазами.

– Черный хохолок на затылке указывает на то, что это самочка, – заметил Йерли, не опуская бинокль.

– Вероятно, самец где-то рядом. Возможно, охраняет гнездо.

– Неплохо, Бордо, – сказал Йерли, используя кодовую кличку мужчины, – Я и не знал, что вы знаток птиц.

– Вовсе нет. Чем могу быть вам полезен, Пергамон?

– Так ведь это вы попросили о встрече.

– Но не в этом же диком месте под пронизывающим ветром.

– А я не люблю тайной работы, которая проходит в ресторанах для гурманов.

– А мне претит мысль работать из-за угла и обитать в трущобах, – сухо возразил Бордо.

– Работать, обращая на себя внимание, неразумно.

– Моя работа состоит в том, чтобы защищать интересы человека, который мне платит, и платит очень хорошо. ФБР не собирается брать меня под наблюдение, пока не заподозрит в шпионаже. А поскольку наша работа – по крайней мере моя – не состоит в том, чтобы воровать американские секреты, я не понимаю, почему должен сшиваться среди всякого отребья.

Высокомерное отношение Бордо к разведке не нравилось Йерли. Хотя они были давно знакомы и не раз на протяжении многих лет работали вместе на Ива Массарда, но ни один из них не знал имени другого, да и не пытался узнать. Бордо возглавлял промышленную разведку «Массард энтерпрайзиз» в Соединенных Штатах. Йерли, известный ему только под кличкой Пергамон, часто доставлял информацию, крайне важную для международных проектов Массарда. За это ему платили щедро, гораздо больше, чем агенту французской разведки. Но непосредственное начальство Йерли терпело сложившуюся ситуацию, поскольку Массард имел прочные связи со многими членами французского кабинета министров.

– Вы теряете осторожность, мой друг.

Бордо пожал плечами:

– Я теряю желание иметь дело с этими неотесанными американцами, Нью-Йорк – просто клоака. Эта страна подвержена расовым и этническим раздорам и потому разваливается. В один прекрасный день Соединенные Штаты повторят экономический и региональный распад, происходящий сейчас в России и Содружестве Независимых Государств. Я жду не дождусь возвращения во Францию – единственное цивилизованное государство в мире.

– Я слышал, что один из людей НУМА сбежал из Мали, – сказал Йерли, резко меняя тему разговора.

– Этот идиот Казим позволил выскользнуть ему из своих пальцев, – ответил Бордо.

– Разве вы не передали мое предупреждение мистеру Массарду?

– Разумеется, я предупредил его. А он, в свою очередь, генералаКазима. Двое других были захвачены мистером Массардом на его судне, но Казим, со всем его ослепительным блеском, оказался слишком туп, чтобы отыскать третьего агента, который сбежал и был вывезен тактической командой ООН.

– И что же мистер Массард думает о сложившейся ситуации?

– Разумеется, он не испытывает большого счастья, зная, что существует риск проведения международной инспекции его предприятия в Форт-Форо.

– Плохо, ведь проверка и возможное закрытие Форт-Форо – угроза всей французской программе ядерного развития.

– Мистер Массард полностью осознает существование этой проблемы, – ядовито сказал Бордо.

– А что насчет ученых из Всемирной организации здравоохранения? Утренние газеты сообщают, что их самолет не прилетел в ожидаемое время, и предполагают, что он исчез.

– Одна из лучших идей Казима, – ответил Бордо. – Он инсценировал авиакатастрофу в необитаемой части пустыни.

– Инсценировал? Но ведь я предупредил Галу Камиль о готовящемся взрыве бомбы, который уничтожит самолет, доктора Хоппера и его команду.

– Ваш план немного изменили, чтобы не страшиться дальнейших визитов ученых Всемирной организации здравоохранения, – сказал Бордо. – И самолет действительно разбился, но на его борту находились не тела доктора Хоппера и остальных.

– Так они живы?

– Все равно что мертвы. Казим отправил их в Тебеццу.

Йерли сочувственно кивнул.

– Лучше бы им умереть быстро, чем от изнурения и голода, как рабам в рудниках Тебеццы. – Йерли задумчиво помолчал, затем сказал: – Я думаю, Казим допустил ошибку.

– Тайна их настоящего местопребывания в полной безопасности, – равнодушно возразил Бордо. – Из Тебеццы никому не убежать. Они попали в рудники и уже никогда не выйдут оттуда.

Йерли достал из кармана пальто кусочек замши и стал протирать стекла бинокля.

– Разве Хоппер наткнулся на какое-нибудь доказательство того, что причина болезни – Форт-Форо?

– Достаточно было бы одного его отчета, чтобы возбудить подозрение и начать более тщательное расследование.

– Что известно о сбежавшем агенте НУМА?

– Его зовут Руди Ганн, и он является заместителем директора Национального подводного и морского агентства.

– Влиятельный человек.

– Да.

– Где он сейчас?

– Мы выяснили, что самолет, который его вывез, проследовал в Париж, где Ганн пересел в «Конкорд» до Вашингтона. Там его сразу же отвезли в штаб-квартиру НУМА. Мои источники информации сообщают, что он все еще внутри здания, во всяком случае был там сорок минут назад.

– Удалось ему вывезти из Мали какие-либо важные сведения?

– У него есть какая-то информация, собранная на реке Нигер, но для нас это тайна. Однако мистер Массард с уверенностью полагает, что не открыто ничего такого, что могло бы поставить под угрозу продолжение деятельности в Форт-Форо.

– У Казима достаточно времени, чтобы заставить заговорить двух других американцев.

– Непосредственно перед тем как отправиться на встречу с вами, я получил шифровку. К несчастью, им тоже удалось сбежать.

Йерли уставился на Бордо с внезапным раздражением.

– Кто же это так напортачил?

Бордо пожал плечами.

– Какая разница, кто виноват. Да, откровенно говоря, это и не наша забота. Важно то, что они все еще внутри страны. У них мало надежды пересечь границу. Организованные Казимом поиски рано или поздно все равно приведут к их поимке. Это вопрос нескольких часов.

– Я должен вылететь в Вашингтон и проникнуть в НУМА. Если толково действовать, то можно будет узнать, скрывается ли нечто большее за этими, может быть, обычными исследованиями загрязнения реки.

– Придется пока отставить, – холодно сказал Бордо, – У мистера Массарда для вас другая работа.

– Он согласовал это с моим непосредственным начальством в Национальном штабе обороны?

– Официальное освобождение от прочих заданий будет вам передано в течение часа.

Йерли ничего не сказал, лишь вновь стал разглядывать в бинокль маленького поползня, все еще сидящего вниз головой и что-то выклевывающего из коры дерева.

– И что же придумал Массард? – спросил он наконец после долгой паузы.

– Он хочет, чтобы вы отправились в Мали и работали в паре с генералом Казимом.

Йерли не выказал никакой реакции. Говоря, он продолжал наблюдать в бинокль за птичкой.

– Несколько лет назад я на восемь месяцев получил назначение в Судан. Отвратительное место. Хотя люди были вполне дружелюбны.

– В аэропорту Ла Гардиа вас будет ждать один из реактивных самолетов «Массард энтерпрайзиз». Вы должны быть на борту этим вечером в шесть часов.

– Итак, мне придется играть роль няньки для Казима, чтобы он не наломал больше дров?

Бордо кивнул:

– Ставки слишком высоки, чтобы позволить этому ненормальному самодурствовать и дальше.

Йерли положил бинокль в футляр и повесил его на плечо. – Мне однажды приснилось, что я умер в пустыне, – тихо сказал он. – Молю Аллаха, чтобы все это оказалось только сном...

* * *

В типичном кабинете без окон, где-то в малопосещаемой части здания Пентагона майор военно-воздушных сил Том Гринуолд положил телефонную трубку, сообщив жене, что опаздывает к ужину. Он ненадолго расслабился, оторвавшись от размышлений и анализа спутниковых фото, связанных с подавлением частями регулярной китайской армии выступлений демократических сил за улучшение условий труда.

Пленка, снятая камерами «ГеоСата» и присланная с курьером из НУМА, была обработана и загружена в сложнейшие военные дисплеи и увеличительную аппаратуру. Когда все было готово, Гринуолд поудобнее устроился в кресле, в подлокотник которого была вмонтирована панель управления. Он открыл банку диетической пепси и начал накручивать диски и нажимать кнопки на пульте, глядя на монитор размером с экран небольшого кинотеатра.

Фотографии «ГеоСата» напомнили ему о методике космического шпионажа тридцатилетней давности. Построенный на правительственные субсидии, «ГеоСат» предназначался для наблюдения из космоса за развитием геологических и водных процессов, но его разрешающую способность и близко нельзя было сравнить с невероятно детализированными изображениями, получаемыми с недавно запущенных в космос разведывательных спутников «Пирамидер» и «Гудини». Новые модели имели на вооружении камеры, позволяющие видеть сквозь темноту и облака, даже через дым. Гринуолд произвел фокусировку и коррекцию каждой из фотографий, показывающих различные участки севера малийской пустыни, мелькающие на экране в компьютерном увеличении. Вскоре он начал различать крошечные пятнышки, означающие то летящий самолет, то верблюжий караван, идущий по пустынной равнине от соляных копей Тауденни к югу, на Тимбукту.

На фотографиях обширной зоны от Нигера до Азауда, безлюдного региона, сплошь покрытого песчаными дюнами и одного из самых глухих уголков Сахары, Гринуолд обнаруживал все меньше следов человеческого присутствия. Он различал кости животных, скорее всего верблюдов, разбросанные вокруг высохших колодцев, но заметить фигуру человека было очень трудно, даже с помощью суперсовременных электронных систем.

Примерно через час майор протер усталые глаза и помассировал виски. Он не заметил ничего указывающего на следы двух человек, которых его просили отыскать. Фотографии крайних северных областей, до которых, как думал Уэбстер, они могли бы дойти пешком, были изучены вдоль и поперек и отложены в сторону.

Гринуолд уже собирался закончить работу и вернуться домой, к жене, но решил предпринять последнюю попытку. Годы работы научили его, что цель далеко не всегда оказывается там, где ожидаешь найти ее. Он отобрал снимки самых дальних областей пустынного Азауда и быстро еще раз просмотрел их.

Пустота напоминала Мертвое море.

Он чуть не пропустил это снова, как пропустил при первом просмотре, если бы какое-то невероятное чутье не подсказало ему, что едва различимый на фото объект не вписывается в окружающий ландшафт. Его можно было принять за валун или небольшую дюну, но его неправильная форма не соответствовала геологическим очертаниям, созданным природой. Слишком прямыми и ровными были линии. Рука майора двинулась по ряду кнопок, увеличивая объект.

Гринуолд нутром чуял, что наткнулся на что-то серьезное. Он был слишком опытен, чтобы обмануться. Во время войны с Ираком он заслужил легендарную известность, сверхпроницательно определяя спрятанные бункеры, огневые позиции танков и артиллерии иракской армии.

– Автомобиль, – пробормотал он вслух. – Автомобиль, засыпанный песком, чтобы его не обнаружили.

После еще более тщательного рассмотрения он обнаружил рядом с автомобилем две крошечные точки. Если бы эти изображения были получены с военного спутника, можно было бы узнать и время проведения съемки. Но «ГеоСат» не улавливал такие подробности. Поэтому даже после еще более скрупулезного изучения он не смог определить ничего нового, кроме факта наличия двух человеческих фигур.

Гринуолд на минуту откинулся на спинку кресла, обдумывая свое открытие. Затем подошел к ближайшему письменному столу и набрал номер телефона. Он терпеливо ждал, надеясь, что откликнется не автоответчик. После пятого гудка ответил голос мужчины, который, похоже, задыхался.

– Алло.

– Чип?

– Да. Это Том?

– Ты что, бегал трусцой?

– Мы с женой были во дворе и разговаривали с соседями, – объяснил Уэбстер. – Когда я услышал, что звонит телефон, то помчался, как черт.

– Я обнаружил кое-что могущее тебя заинтересовать.

– Ты разглядел моих людей на фото «ГеоСата»?

– Они на сто километров севернее, чем ты предполагал, – сказал Гринуолд.

– А ты уверен, что обнаружил не пару кочевников? – спросил Уэбстер после продолжительной паузы. – За сорок восемь часов они не ушли бы так далеко по раскаленной пустыне.

– Они и не ушли, а уехали.

– Как, на автомобиле? – с удивлением спросил Уэбстер.

– Детали рассмотреть трудно. Мне кажется, что они в дневное время прикрывают автомобиль песком, чтобы его не обнаружили самолеты, а едут по ночам. Это наверняка твои парни. Кто же еще будет играть в беженцев там, где трава не растет?

– А ты не можешь сказать, они движутся к границе?

– Нет, не к границе, если только они не потеряли ориентацию. Они целят прямиком в центр Северного Мали. А ближайшая граница другого государства в добрых трехстах пятидесяти километрах.

Уэбстер долго не отвечал.

– Должно быть, это Питт и Джордино. Но где, черт побери, они взяли автомобиль?

– Похоже, они находчивые люди.

– Они уже давно должны были выйти на источник загрязнения. Что за безумие овладело ими?

На этот вопрос Гринуолд ответить не мог.

– Может быть, они позвонят тебе из Форт-Форо? – предположил он наполовину в шутку, наполовину всерьез.

– Так они направляются в сторону этого французского предприятия по переработке отходов солнечной энергией?

– Им осталось всего лишь около пятидесяти километров. И там единственный островок западной цивилизации.

– Спасибо тебе, Том, – сердечно сказал Уэбстер. – За мной должок. Как насчет того, чтобы нам вместе с женами поужинать?

– Звучит заманчиво. Выбери ресторан и сообщи мне о дне и часе.

Гринуолд положил трубку на рычажки и сконцентрировался на неясном объекте и двух крошечных фигурках рядом.

– Вы, ребята, должно быть, совсем с катушек съехали, – сказал он, обращаясь к пустому кабинету.

Затем отключил аппаратуру и отправился домой.

32

Встающее солнце окатило пустыню волнами жары, словно открыли дверцу духовки. Ночная прохлада исчезла с быстротой ушедшей тучи. В безоблачном небе кружили два ворона, что-то высматривая внизу, видимо надеясь отыскать поживу. Но при ближайшем рассмотрении они поняли, что человек еще жив и пока не предлагает себя на обед. Разочарованно каркнув, стервятники развернулись и медленно полетели на север.

Питт, раскинувшись, лежал на вершине склона невысокой дюны, вот уже несколько минут наблюдая за птицами. Затем вновь стал рассматривать мощные сооружения Форт-Форо, суперсовременного предприятия по детоксификации отходов с помощью солнечной энергии. Это было какое-то нереальное место. Не просто достижение человеческой технологии, но цветущий оазис в окружении земли, которая давно уже умерла под яростными атаками невыносимого зноя и песчаных бурь.

Питт слегка развернулся, заслышав тихое движение позади, и увидел Джордино, приближающегося ползком и извивающегося на подъеме, как ящерица.

– Любуешься пейзажем? – спросил Джордино.

– А ты взгляни. Гарантирую, производит впечатление.

– Единственное, что сейчас произвело бы на меня впечатление, так это пляж с прохладным прибоем.

– Только не демонстрируй свои кудри, – предупредил Питт. – Пучки черных волос на фоне желто-белого песка выглядят как скунс на заборе.

Джордино усмехнулся, как деревенский дурачок, высыпая пригоршню песка себе на волосы. Он подполз к Питту и выглянул через вершину дюны.

– Вот это да! – пробормотал он в восхищении. – Если бы я не знал, что это, я бы сказал, что вижу город на Луне.

– Похоже, – согласился Питт, – только здесь нет никакого стеклянного купола сверху.

– Это местечко, пожалуй, никак не меньше Диснейленда.

– На мой взгляд, около двадцати квадратных километров.

– И есть на чем въехать, – заметил Джордино, указывая на длинный состав железнодорожных вагонов, влекомых четырьмя дизельными локомотивами. – Должно быть, дело тут процветает.

– Очередной состав с ядовитыми отходами, – вслух размышлял Питт. – Я насчитал около ста двадцати вагонов с этой дрянью.

Джордино кивнул на огромное поле, покрытое длинными, в форме копыт, чашами с поверхностями, отражающими солнечный свет, как море зеркал.

– Они похожи на солнечные рефлекторы.

– Концентраторы, – поправил Питт. – Они собирают солнечное излучение и концентрируют его в тепловые лучи с высокой температурной и протонной интенсивностью. Затем излучаемая энергия фокусируется внутри химического реактора, который полностью разрушает вредные отходы.

– Ну разве мы не молодцы? – сказал Джордино. – А когда это ты успел заделаться экспертом по солнечной энергии?

– Я когда-то встречался с одной леди, которая работала инженером в Институте солнечной энергии. Она провела со мной экскурсию по их исследовательскому комплексу. Это было несколько лет назад, и они еще только делали первые шаги в деле применения солнечной термальной технологии к уничтожению вредных отходов промышленности. Похоже, что Массард овладел этим искусством.

– Чего-то я здесь не понимаю, – пожаловался Джордино.

– Например?

– Ну, всего этого. Для чего столько расходов и усилий, чтобы соорудить этот санитарный храм в центре самой большой в мире песочницы? Я бы, например, построил его поближе к главным промышленным центрам. Ведь большая часть расходов уйдет на окупаемость транспортировки через океан и еще тысячу шестьсот километров пустыни.

– Толковое замечание, – признал Питт. – Мне тоже любопытно. Если Форт-Форо – шедевр уничтожения токсичных отходов и эксперты по вредным отходам признали его безопасным, то был бы смысл разместить его в более подходящем месте.

– Ты продолжаешь считать, что он ответственен за загрязнения, попадающие в Нигер? – спросил Джордино.

– Другого источника мы не нашли.

– Может быть, фокус как раз в рассказанной старым старателем истории о подземной реке?

– Если это не выдумка.

– Ты всегда был недоверчивым типом, – пробормотал Джордино.

– Да нет, в существовании подземных вод я нисколько не сомневаюсь. Но что мне не нравится, так это сам факт утечки загрязнений.

– Тут ты прав, – кивнул Джордино. – Какая же может быть утечка, если предполагается, что после сжигания остается только прах?

– Вот именно.

– И еще один момент. Форт-Форо ведь не рекламируют?

– Об этом я не подумал.

Джордино повернулся и пристально посмотрел на него.

– Ты же не собираешься прогуливаться по комплексу с таким видом, будто мы пара пожарных, заглянувших с визитом?

– Я скорее подумывал об образе ночного взломщика.

– А как ты предполагаешь попасть внутрь? Подъехать к воротам и попросить гостевой пропуск?

Питт кивнул на вагоны, загоняемые в узкий боковой проход, тянущийся внутри вдоль длинной погрузочной платформы.

– Мы воспользуемся поездом.

– А как мы будем выбираться оттуда? – недоверчиво спросил Джордино.

– Поскольку указатель горючего у «вуазена» стоит на нуле, я не могу предложить уехать в сумерках из Мали. Мы воспользуемся уходящим отсюда экспрессом, чтобы добраться до границы с Мавританией.

Джордино помрачнел:

– Ты предлагаешь мне ехать первым классом в вагонах, набитых тоннами токсичных химикатов? Я слишком юн, чтобы лезть в такое дерьмо.

Питт пожал плечами и улыбнулся.

– Тебе надо только быть осторожным и ни к чему не прикасаться.

Джордино сердито замотал головой:

– А ты не думаешь о других препятствиях?

– Препятствия существуют, чтобы их преодолевать, – философски заметил Питт.

– А ограда под электричеством, а охрана с доберманами, а патрульные машины, вооруженные как легкие танки, а освещение сверху, как на бейсбольном стадионе?

– Да, об этом ты должен все время напоминать мне.

– Очень странно, – задумался Джордино, – что мусоросжигатель токсичных отходов охраняется, как арсенал с атомными бомбами.

– Тем больше оснований осмотреть это сооружение, – спокойно заметил Питт.

– Ты не хочешь передумать и отправиться домой, пока мы еще одна команда?

– Ищите и обрящете.

Джордино всплеснул руками:

– Ты еще более сумасшедший, чем тот старый пердун с его дурацкой историей о броненосце конфедератов с Эйбом Линкольном у руля, похороненном в этих песках.

– У нас действительно много общего, – спокойно сказал Питт. Он перекатился на бок и указал рукой на какое-то строение примерно в шести километрах на восток, недалеко от железной дороги. – Видишь тот старый заброшенный форт?

Джордино кивнул:

Никаких ассоциаций не вызывает?

– А как же. «Бо Жест»[201], Гэри Купер, французский Иностранный легион и еще много чего.

– Вот от него Форт-Форо и получил свое название, – сказал Питт. – И стены его от железной дороги отстоят всего лишь на сто метров. Как только стемнеет, для укрытия переберемся туда, прежде чем заберемся на прибывающий поезд.

–Я уже заметил, что они слишком быстро едут по рельсам, чтобы на них мог забраться даже профессиональный бродяга.

– Благоразумие и терпение, юноша. Локомотивы начинают замедлять ход непосредственно перед старым фортом. А затем они вообще начинают тащиться еле-еле, когда состав втягивается в сортировочную, сильно смахивающую на КПП.

Джордино внимательно осмотрел эту сортировку, мимо которой проходили все составы, прежде чем отправиться дальше.

– Десять центов против доллара, что целая армия охранников осматривает каждый загруженный вагон.

– Вряд ли они так уж ревниво относятся к своим обязанностям. Обследование сотен вагонов, наполненных дерьмом токсичных отходов, уж точно не та работа, в которую человек вкладывает свои душу и сердце. Кроме того, какой же дурак зайцем поедет сюда?

– Действительно, это только тебе могло прийти в голову, – строго сказал Джордино.

– Я всегда готов выслушать любые твои предложения, как нам проскользнуть мимо заборов под током, доберманов, прожекторов и патрульных автомобилей.

Джордино собирался посмотреть на Питта долгим и сердитым взглядом, но напрягся и повернул голову к небу, в направлении шума винта приближающегося вертолета.

Питт тоже посмотрел вверх. Вертолет летел с юга и теперь находился прямо над ними. Это была не военная машина, а гражданская модель с красивыми и плавными обводами и с легко различимым названием «Массард энтерпрайзиз» на фюзеляже.

– Проклятие! – выругался Джордино. Он глянул на кучу песка, которым они забросали «вуазен». – Чуточку пониже, и он сдует песок с автомобиля.

– Если только пройдет прямо над ним, – сказал Питт. – Заройся поглубже и не шевелись.

Настороженный взгляд мог бы заметить их, обратить внимание на подозрительную песчаную дюну странной формы, но пилот все свое внимание сконцентрировал на посадочной площадке у главной конторы сооружения и не разглядывал потревоженные пески или формы дюн. Единственный пассажир вертолета был занят изучением какого-то финансового отчета и в окно не глядел.

Вертолет перемахнул через них, мягко пошел на посадку, опустился на площадку, подрожал несколько минут, а затем застыл на бетоне. Еще через несколько минут остановился винт, открылась пассажирская дверца, и на площадку выбрался какой-то человек. Даже на расстоянии в полкилометра и без бинокля Питт безошибочно догадался, что это за фигура так энергично шествует к офисному зданию.

– Я думаю, наш друг прибыл поохотиться на нас, – сказал он.

Джордино приставил ладони к глазам чашечками и прищурился.

– Слишком далеко, чтобы сказать с уверенностью, но я думаю, что ты прав. Жаль, что он не привез с собой ту пианистку из плавучего дома.

– Никак не можешь забыть ее?

Джордино с выражением невыразимой муки посмотрел на Питта:

– Почему это я должен ее забывать?

– Да ведь ты даже не знаешь ее имени.

– Любовь зла, – уныло вздохнул Джордино.

– Лучше умерь свои любовные порывы, и давай отдохнем до ночи. Нам предстоит запрыгнуть на поезд.

Следуя бывшим речным руслом Од Зарит, петляющим в разные стороны, они не стали искать колодец, указанный старым старателем. Безалкогольные напитки уже иссякли, а запас воды сократился до двух литров. Но они поделили и выпили ее всю, чтобы не допустить обезвоживания, в надежде обнаружить какой-нибудь источник воды рядом с сооружением.

Оставив «вуазен» в маленькой ложбинке в километре южнее заброшенного форта у железной дороги, они закопались в песок под автомобилем, что хоть немного спасало от изнуряющей жары. Джордино быстро вырубился, но Питта одолела такая усталость, что он даже не смог уснуть.

Ночь быстро расползалась по пустыне. Наступили короткие сумерки перед тьмой и странная тишина, нарушаемая лишь слабым звуком от остывающего мотора «вуазена». Сухой пустынный воздух освобождался от жары и дневного порхающего песка, и на обсидиановом небе засияло море звезд. Они сияли так отчетливо и ясно, что Питт мог на самом деле отличать красные от голубых и зеленых. Ему еще не приходилось видеть так отчетливо всю глубину космоса, даже в открытом море.

Они в последний раз упрятали машину в ложбине и при свете звезд, крадучись, направились к форту, тщательно заметая следы по ходу пальмовыми листьями. Пройдя мимо старого кладбища легиона, они двинулись вдоль могучих стен высотой десять метров, пока не оказались у главных ворот. Гигантские деревянные створки ворот, выбеленные солнцем, были слегка приоткрыты. Они вошли и оказались на темном и пустынном плацу.

Не требовалось большого воображения, чтобы представить себе призрачные подразделения французского Иностранного легиона – бесстрашных пехотинцев, застывших по стойке «смирно» в своих голубых кителях, помятых белых брюках и белых кепи, прежде чем выступить маршем в пылающие пески сражаться с ордами туарегов.

На самом деле бывший аванпост был сравнительно невелик, хотя по меркам французского Иностранного легиона считался самым мощным в этих краях. Стены, каждая длиной в тридцать метров, образовывали четкий квадрат. Они были добрых три метра толщиной у основания, с бастионами наверху, стоящими в шахматном порядке для прикрытия защищающихся. Все это сооружение без труда могли удержать пятьдесят человек.

Налицо были все признаки заброшенности: на земле и в бараках казарм был разбросан мусор, оставшийся как от ушедших французских войск, так и от бродяг, спасавшихся в этих стенах от песчаных бурь. У одной из стен были сложены строительные материалы, оставленные рабочими при строительстве железной дороги: бетонные железнодорожные шпалы, различные инструменты, несколько бочек дизельного топлива и погрузчик с вилами, выглядевший вполне прилично.

– Как бы тебе понравилось жить в этом месте годами? – поинтересовался Джордино.

– Через неделю подох бы от тоски, – откликнулся Питт, осматривая форт.

Время в ожидании поезда тянулось мучительно медленно. Шансы на то, что открытое Ганном вещество, способствующее росту красных волн, просачивается именно из этого предприятия по детоксификации отходов солнечной энергией, расценивались друзьями в диапазоне от хороших до блестящих. После столкновения с Массардом Питт понял, что если просто прийти сюда, постучать в дверь и приветливо потребовать провести инспекцию этого сооружения, то вряд ли тебя встретят с распростертыми объятиями и сердечными рукопожатиями. И, для того чтобы добыть точные доказательства, придется пробраться туда, извиваясь червями.

От Форт-Форо веяло чем-то зловещим. По всей видимости, это «что-то» возникло не только от уничтожения миллионов тонн токсичных отходов. Надо всего лишь прорваться сквозь то, что лежит на поверхности, подумал Питт, и мы увидим то, что должны увидеть.

Он прикинул, что их шансы прорваться через КПП, а затем обратно весьма ничтожны. И тут он уловил отдаленный звук. Джордино очнулся от легкой дремы и тоже услышал его.

Они молча посмотрели друг на друга и поднялись на ноги.

– Прибывающий поезд, – сказал Джордино.

Питт посмотрел на светящийся циферблат своих «Докса».

– Двадцать минут двенадцатого. Куча времени. Произвести инспекционный акт и смыться до рассвета.

– Если только будет обратный рейс, – напомнил Джордино.

– До сих пор они с точностью часового механизма гудели здесь каждые три часа. Массард любит порядок, как Муссолини. – Питт стоял, отряхивая песок. – Пора идти. Не хотелось бы остаться на пустых рельсах.

– Я не против.

– Только пригнись пониже, – предупредил Питт. – Пустыня отражает звездный свет, а пространство между фортом и рельсами открытое.

– Я прошмыгну в ночи, как летучая мышь, – заверил его Джордино. – Но у какой-нибудь сумасшедшей клыкастой собаки или бдительного стража с автоматическим оружием может быть свое мнение на этот счет.

– Мы должны подтвердить подозрения, что Форт-Форо – всего лишь личина, – решительно сказал Питт. – Кто-то из нас должен непременно сбежать и предупредить Сэндекера, если даже при этом придется одному пожертвовать собою ради другого.

На лице Джордино отразилась задумчивость, и он, не говоря ни слова, внимательно посмотрел на Питта. И тут гудок ведущего дизельного локомотива возвестил о предстоящем прибытии очередного эшелона. Джордино кивнул в сторону железной дороги:

– Нам лучше поспешить.

Питт молча кивнул. Они вышли из больших ворот форта и побежали к рельсам.

33

На полпути между фортом и железной дорогой стоял одинокий заброшенный грузовик «рено». Все, что можно было ободрать с корпуса и колес, уже исчезло. Шины и диски, мотор, трансмиссия и коробка передач, даже ветровые стекла и дверцы были сняты на запчасти или для продажи и увезены на верблюдах в Гао или Тимбукту каким-нибудь предприимчивым торговцем.

Для Питта и Джордино, когда они сжались за грузовиком, чтобы не попасть в свет фар идущего впереди тепловоза, этот заброшенный объект в пустыне, забытый и ограбленный, был просто находкой. Он полностью укрывал их на то время, пока шел состав.

Вращающийся прожектор над локомотивом освещал всю пустыню вокруг, выхватывая из тьмы каждый камешек и стебелек травы в радиусе километра. Сжавшись, друзья прятались от мощного луча, пока сцепка не прогрохотала мимо на скорости, которую Питт оценил приблизительно в пятьдесят километров в час. Машинисты, готовясь ко въезду на сортировку, начинали тормозить. Питт терпеливо ждал, пока скорость состава упадет. К тому моменту, когда последние платформы поравнялись с заброшенным грузовиком, скорость поезда составляла, по оценке Питта, примерно пятнадцать километров в час – достаточно низкая, чтобы успеть подбежать к составу и ухватиться за поручни.

Друзья покинули безопасное укрытие за ободранным грузовиком и быстро одолели оставшиеся до железной дороги несколько метров, пригибаясь и осматривая плоские платформы, громыхающие к Форт-Форо с грузом огромных съемных контейнеров. Вот показался и последний вагон, не обычный служебный для поездной бригады, но бронированный, с башенками, из которых торчали тяжелые пулеметы. А ведь точно Массард руководит какой-то тайной операцией, подумал Питт. Вероятно, охрана состоит из профессиональных наемников, которым платят намного выше среднего.

Зачем же такие предосторожности? Большинство правительств рассматривали химические отходы как досадную помеху. Диверсия или случайный разлив в середине этой пустыни прошли бы практически незамеченными средствами массовой информации или экологической общественностью. От кого же тогда охрана? Определенно, не от случайных грабителей или террористов.

Если бы Питт имел сложившееся представление о характере Ива Массарда, то он мог бы предположить, что этот французский воротила подпевает и вашим и нашим, оплачивая как малийских мятежников, так и продажный режим Казима.

– Надо попасть на вторую грузовую платформу перед бронированным вагоном, – сказал он Джордино. – На первую соваться не стоит – вдруг какой-нибудь стрелок заметит.

Джордино кивнул:

– Согласен. Контейнеры, которые ближе к охранникам, вряд ли осматривают так же тщательно, как те, что находятся дальше по ходу.

Они выпрямились и рванули вдоль рельсов. Питт недооценил скорость – состав шел почти в два раза быстрее, чем они могли бежать. Но не было и мысли о том, чтобы остановиться и прекратить затею. Если они остановятся, охранники наверняка заметят их в свете прожектора, установленного в конце бронированного вагона и освещающего большую часть насыпи, за исключением узкой полоски, непосредственно примыкающей к рельсам.

Они выкладывались полностью. Питт был выше и с более длинными руками. Он дотянулся до поручней, его с силой рвануло вперед, но он ловко извернулся и одним махом взлетел на платформу.

А вот Джордино не хватило нескольких сантиметров, чтобы повторить прыжок напарника. Железнодорожное полотно состояло из гравия, бежать было тяжело. Он обернулся назад. После того как он упустил свой шанс, у него оставалась единственная надежда рискнуть и забраться на последнюю платформу перед охраняемым вагоном.

Металлические скобы, ведущие на крышу грузового контейнера, приближалась со скоростью, которая показалась Джордино огромной. Он глянул вниз на стальные колеса, вращающиеся в пугающей близости. Теперь все зависело от глазомера, силы толчка при отрыве от земли и слепой удачи. Если он и сейчас промахнется, то либо попадет под колеса, либо будет застрелен охраной. Ни одна из этих перспектив его не прельщала.

Когда платформа проносилась мимо, он ухватился за нижнюю скобу и вцепился в нее мертвой хваткой, отчаянно дрыгая ногами и пытаясь подтянуться. Оторвав левую руку, Джордино схватился ею за следующую ступеньку. Затем перенес туда и правую, поджал колени, поднял ноги и уперся ими в нижнюю.

Питт несколько секунд переводил дыхание, прежде чем забраться на вершину контейнера. Только тут он огляделся и понял, что Джордино нет там, где он должен быть – карабкающимся по лесенке того же вагона. Питт посмотрел вниз, увидел темную фигуру, цепляющуюся за поручни следующего контейнера, и разглядел белеющее пятно искаженного от напряжения лица напарника.

В беспомощном ожидании Питт наблюдал, как Джордино несколько секунд висел без движения, вцепившись в лесенку контейнера, в то время как платформа под ним громыхала и раскачивалась. Питт повернул голову и посмотрел вдоль состава. Ведущий локомотив был всего лишь в километре от въезда на КПП. Какое-то шестое чувство заставило Питта резко обернуться назад, и он замер.

На маленькой платформе, возвышающейся в конце бронированного вагона, стоял охранник. Он стоял, держась руками за ограждение, и смотрел вниз на уносящуюся у него из-под ног пустыню. Охранник был явно занят какими-то своими мыслями, возможно вспоминал о своей далекой девушке. Стоит ему только обернуться, и с Джордино все будет кончено.

Охранник выпрямился, затем повернулся и ушел назад в спасительную прохладу вагона.

Джордино, не теряя времени, вскарабкался по лестнице на крышу контейнера и скорее упал, чем лег, прижавшись к ней всем телом и раскинув руки. Он лежал и тяжело дышал, обливаясь потом. Воздух был все еще душным, с примесью выхлопов дизельного топлива. Он вытер пот со лба и посмотрел на следующий вагон, где находился Питт.

– Перебирайся! – заорал Питт сквозь грохот и стук колес.

Осторожно встав на четвереньки, Джордино уставился вниз, на мелькающие под вагоном бетонные шпалы и рельсы. Он с минуту собирался с духом, затем встал, взял короткий разбег и прыгнул вперед. Его ноги не долетели до края около полуметра, и он руками уцепился за крышу. В надежде устремив взор в поисках руки помощи, он ее не увидел.

Полностью уверенный в атлетических способностях друга, Питт спокойно изучал кондиционер, установленный на крыше и подающий внутрь холодный воздух во избежание воспламенения высокогорючих химических отходов во время путешествия через раскаленную пустыню. Сверхмощная модель, разработанная специально для борьбы с высокими температурами, он был снабжен небольшим газовым двигателем с глушителем.

Когда впереди засияли огни сортировки, мысли Питта вернулись к тому, как остаться незамеченными. Он полагал, что вряд ли охранники будут действовать на манер железнодорожных полицейских, искавших бродяг и наркотики в поездах во время Великой депрессии тысяча девятьсот тридцатых годов. И вряд ли стража Массарда применяет собак. Собаке с чувствительным нюхом не удастся учуять человека среди перебивающей любые запахи вони химикатов и дизельных выхлопов.

Остаются телекамеры, решил Питт. Состав попросту проходит мимо ряда телекамер, установленных внутри депо. Несомненно, Ив Массард пользуется последними достижениями современной технологии безопасности.

– У тебя ничего нет, чем отвернуть крепления? – спросил он, не глядя, уверенный, и не без оснований, что Джордино уже рядом с ним.

– Ты спрашиваешь меня об отвертке? – удивился Джордино.

– Я хочу вывернуть винты из этой большой панели сбоку кондиционера.

Джордино полез в карман, большую часть содержимого которого отобрали во время обыска на борту плавучего дома Массарда. Но обнаружил там лишь две монетки в пять и десять центов. Он протянул их Питту:

– Это лучшее, что я могу предложить экспромтом.

Быстро ощупав боковую сторону кондиционера, Питт обнаружил головки шурупов, удерживающих панель. Их было десять – шлицованных, но, к счастью, не крестообразно. Он не был уверен, что успеет отвернуть их все к нужному времени. Пятицентовик был велик, а вот десятицентовик оказался в самый раз. Питт лихорадочно начал выворачивать шурупы со скоростью, с какой только пальцы могли крутить десятицентовик.

– Подходящее же время ты выбрал для ремонта кондиционера, – с любопытством заметил Джордино.

– Я решил, что охрана использует телекамеры для обнаружения транзитных пассажиров типа нас с тобой. И тут они нас наверняка заметят. Единственный наш шанс проскочить непойманными – спрятаться за этой панелью. Она такая большая, что спрячет нас обоих.

Состав еле полз, и половина вагонов уже скрылась во внутреннем дворе сортировочной.

– Тебе стоит поторопиться, – озабоченно сказал Джордино.

Пот заливал глаза Питта, но он не прекращал вращать десятицентовик, лишь время от времени стряхивая едкие капли резкими взмахами головы. Их контейнер неторопливо приближался к телекамерам. Три четверти состава уже зашли внутрь, в то время как Питту оставалось открутить еще три шурупа.

Вот уже осталось два, затем один шуруп... Предыдущий вагон вошел под арку. В полнейшем отчаянии Питт схватился за панель обеими руками и вырвал ее из паза, сорвав резьбу на последнем креплении.

– Быстро садись спиной внутрь, – приказал он Джордино.

Они оба втиснулись спинами в корпус кондиционера и выставили панель перед собой, как щит.

– И ты думаешь, это кого-нибудь одурачит? – с сомнением спросил Джордино.

– Изображение на мониторах двумерно. И поскольку на нас смотрят прямо, то мы невидимы для любого наблюдателя.

Вагон с контейнером медленно вкатился в стерильно белый туннель, где телекамеры осматривали вагон снизу, по бокам и сверху. Питт цеплялся за панель самыми кончиками пальцев, чтобы они не высунулись далеко за край, и их не заметил бы охранник, следящий за мониторами. Конечно, их поспешно изобретенная маскировка была далека от совершенства, но Питт от души надеялся, что охраннику до смерти надоело часами всматриваться в кажущуюся бесконечной череду грузовых вагонов на рядах мониторов. Ведь если смотреть повторение одной и той же программы на десяти различных экранах, мозг тупеет и начинает отвлекаться на посторонние мысли.

Они сжались, ожидая звона колоколов и воя сирен, но тревожного сигнала так и не последовало. Контейнеровоз вновь вышел под ночное небо и подкатился в боковом проходе к разгрузочной бетонной платформе с большими подъемными кранами, движущимися по параллельному рельсовому пути.

– Ох, брат. – Джордино опять вытер лоб. – Мне бы не хотелось еще раз участвовать в этой маленькой шутке.

Питт усмехнулся, дружески хлопнул Джордино по плечу и повернулся в сторону хвостового вагона.

– Да, увлекательного мало. И наши друзья все еще с нами.

Они оставались без движения на крыше контейнера, держа перед собой панель кондиционера. Маленький электровоз подцепил и увез бронированный вагон с охраной. Четыре дизельных локомотива тоже отцепились и ушли на боковой путь, где своей отправки в Мавританию дожидалась череда пустых вагонов.

Оставаясь в безопасности, Питт и Джордино на всякий случай не двигались с места. Разгрузочная платформа была залита ярким светом нависавших сверху на арке ламп и казалась безжизненной. Длинная шеренга странно выглядящих автомобилей, похожих на приземистых жуков, застыла на ней, выстроившись вдоль стены. У каждого было по четыре колеса без шин и плоский, без бортов, кузов. Больше ничего интересного, если не считать далеко выступающего переднего бампера и больших фар с выпуклыми, как стрекозьи глаза, линзами.

Питт уже собирался отставить панель в сторону, когда заметил движение над головой. К счастью, он успел разглядеть телекамеру, установленную на столбе платформы, прежде чем она описала полную дугу и захватила их в поле зрения. Быстрый взгляд по платформе, и он заметил еще четыре телекамеры.

– Не вставай, – предупредил он Джордино. – У них тут повсюду аппаратура обнаружения с дистанционным контролем.

Они вновь сжались за панелью и стали думать, что делать дальше, когда внезапно на подъемных кранах загорелись прожектора и зажужжали электрические моторы. Все эти механизмы управлялись дистанционно с командного центра где-то на предприятии. Краны двинулись вдоль состава, выпуская металлические штыри, которые проскальзывали в пазы на верхних краях контейнеров. Затем коротко рявкнул гудок, и краны подняли контейнеры с железнодорожных платформ, пронесли их над площадкой и погрузили по одному на грузовики с плоскими кузовами. Подъемные стрелы отцепились, и краны вернулись за следующей порцией контейнеров.

Через несколько минут, пока Питт и Джордино лежали, не шевелясь, за панелью, ближайший подъемный кран навис над ними, выпустил штыри и поднял их контейнер. Питт был поражен тем, что такая достаточно сложная операция проходит столь безупречно и без всякого человеческого участия. Как только контейнер был помещен на грузовик, тот загудел и медленно покатился сначала по площадке, а затем вниз, по пологому съезду, ведущему к отверстию шахты, по спирали уходящей под землю.

– А кто же у нас за рулем? – пробормотал Джордино.

– Водитель-робот, – ответил Питт. – Управляется откуда-то из командного центра.

Они быстро вернули панель на место и закрепили ее парой шурупов. Затем подобрались к краю контейнера и оглядели картину, открывающуюся перед ними.

– Я восхищен, – тихо сказал Джордино. – Я еще никогда не видел такой слаженности.

Питт вынужден был согласиться, что зрелище открылось весьма поучительное. Спиралеобразный съезд, чудо инженерной мысли, уходил все глубже и глубже в недра пустыни. Питт прикинул, что их транспортер, пройдя четыре различных уровня, находится уже на глубине ста метров, а они все еще продолжали спускаться.

Питт между тем изучал большие знаки, развешанные по коридору. На них были как символические рисунки, так и надписи по-французски. На верхних уровнях они указывали на биологические отходы, на нижних – на химические. Питт задумался, что же содержит их контейнер.

Сомнения усиливались. Почему реактор, сжигающий отходы, расположен так глубоко под землей? Ведь, по логике вещей, он должен находиться над поверхностью, поближе к концентраторам солнечной энергии.

Наконец спиральный спуск перешел в огромную пещеру, которая, казалось, уходила в бесконечность. Потолок располагался на высоте добрых четырех этажей. По бокам, подобно спицам, расходящимся от оси колеса, были высечены в камне туннели.

Все ощущения Питта обострились до предела, словно чувствительные антенны, нацеленные на прием внешних раздражителей. Он продолжал удивляться тому, что нигде все еще не было людей: ни рабочих, ни машинных операторов. Все передвижения в этой пещере, похожей на склад, находились под автоматическим контролем. Транспортер, работающий от электродвигателя, свернул в один из боковых туннелей, обозначенный свисающим с потолка красным знаком с диагональной черной полосой. Наверху раздались какие-то звуки, разносимые эхом.

– Вообще-то это забота государственной конторы, регистрирующей земельные сделки, – сказал Джордино, указывая на чередутранспортеров, движущихся в противоположном направлении с открытыми дверцами контейнеров, в которых было пусто.

Проехав чуть ли не километр, транспортер начал тормозить, в то время как звуки становились все громче. Завернув за угол, транспортер въехал в огромную камеру, уставленную от пола до потолка бетонными контейнерами в форме ящиков, выкрашенных в желтый цвет, с черной маркировкой по бокам. Автоматизированный механизм сгружал бочки из контейнеров, ставя их одну на другую до самого потолка пещеры.

Питт с тихим скрежетом сомкнул челюсти. В растущем изумлении смотрел он на все это, и внезапно его охватило желание оказаться где-нибудь в другом месте, а не в этой подземной камере смертоносного ужаса.

Бочки были помечены символом радиоактивности. Он и Джордино вышли на тайну Форт-Форо, на подземное захоронение радиоактивных отходов в неслыханных, колоссальных масштабах.

* * *

Массард долго вглядывался в экран монитора, затем в изумлении помотал головой. И повернулся к своему адъютанту Феликсу Веренну.

– Эти парни просто непостижимы, – воскликнул он.

– Но как они могли проскочить мимо охраны? – недоверчиво проговорил Веренн.

– Точно так же, как они сбежали из моего плавучего дома, украли автомобиль генерала Казима и проехали половину Сахары. Коварством и упорством.

– А почему бы нам не воспрепятствовать их побегу из складской камеры? – спросил Веренн. – Продержим их там, пока они не загнутся от радиации.

Массард с минуту подумал, затем покачал головой:

– Нет, велите охране схватить их. Хорошенько их продезинфицируйте и приведите сюда. Я хотел бы еще разок побеседовать с мистером Питтом, прежде чем избавиться от него.

34

Охранники Массарда захватили их двадцать минут спустя, когда Питт и Джордино сели в машину с пустым контейнером, чтобы выбраться на поверхность из хранилища отходов. Они спрыгнули с крыши контейнера в его пустое нутро. Скрытая телекамера заметила их прежде, чем они успели проскользнуть внутрь.

Дверь широко открылась за несколько минут до того, как контейнер должны были перенести на железнодорожный вагон. У них не было шансов отбиться или сбежать. Момент внезапности был хорошо спланирован, и операция по их поимке прошла успешно.

Десять человек – Питт пересчитал их – стояли в зловещей готовности, уставив стволы автоматов на двух безоружных людей внутри грузового контейнера. Питт ощутил, как горечь провала пронзила его, словно нож. Он даже на языке ощущал эту горечь. Попасться в ловушку Массарда – это ошибка в расчетах. Но угодить туда дважды – это уже глупость. Он смотрел на охранников, ощущая не страх, но злость, что так глупо попался. Он выругал себя за то, что утратил бдительность.

Очевидно, делать им было нечего, только лишь ждать и надеяться, что их не казнят до того, как у них появится еще один шанс сбежать, ускользнуть, исчезнуть – не важно, каким образом. Питт и Джордино медленно подняли руки и сцепили их на затылках.

– Я надеюсь, вы простите нас за вторжение, – спокойно сказал Питт. – Просто мы искали душевую.

– Вы же не собираетесь вчинить нам иск за вполне естественное желание хорошенько отмыться от здешней вони, – добавил Джордино.

– Ну-ка тихо! Вы, оба!

Прервавший их голос принадлежал офицеру охраны в элегантном мундире и торчащей на голове красной, без полей плоской шапочке с козырьком, характерной для французских военных. Тон голоса был жесткий и холодный, по-английски он говорил почти без акцента.

– Мне сообщили, что вы опасные субъекты. Но выбросьте все мысли о побеге из головы. Мои люди в сопротивляющихся пленных стреляют на поражение, раненых не бывает.

– Да из-за чего такая суматоха? – невинно спросил Джордино. – Вы ведете себя так, словно мы уперли бочку отработанного диоксина!

Офицер проигнорировал реплику Джордино.

– Предъявите удостоверения личности.

Питт уставился на него с откровенным сочувствием:

– Я – Рокки, а мой друг...

– Будвинкл[202], – закончил Джордино.

Жесткая улыбка искривила губы офицера:

– Не сомневаюсь, что больше вам подходят имена Дирка Питта и Альберта Джордино.

– Так вы нас знаете? Но откуда? – спросил Питт.

– Мистер Массард ожидает вас.

– Последнее место, где они нас ожидают встретить, так это в сердце пустыни, – буркнул Джордино, напоминая Питту о сказанном им в Буреме. – Небольшая неувязочка, не так ли?

Питт безразлично пожал плечами:

– Я выбрал плохой сценарий.

– Как вы миновали нашу систему безопасности? – спросил офицер.

– Мы сели на поезд, – спокойно сказал Питт, не собираясь скрывать правду.

– Двери грузовых контейнеров после загрузки закрываются секретными замками. И на ходу поезда вы никак не могли бы попасть внутрь.

– Вам придется посоветовать тем, кто наблюдает за мониторами, чтобы они внимательнее приглядывали за кондиционерами на крышах. Проще простого снять панель и использовать ее как ширму.

– Неужели? – Капитан Брюнон был в высшей степени заинтересован. – Здорово придумано. Чувствую, что ваш способ проникновения добавит хлопот нашей службе безопасности.

– Весьма польщен, – усмехнулся Питт.

Офицер сузил глаза.

– Но это ненадолго, уверяю вас. – Он сделал паузу и заговорил в рацию: – Мистер Массард?

– Слушаю, – проскрипел в громкоговорителе голос Массарда.

– Капитан Шарль Брюнон, начальник службы безопасности.

– Питт и Джордино?

– У меня в руках.

– Они оказали сопротивление?

– Нет, сэр, они вели себя тихо.

– Пожалуйста, капитан, доставьте их в мой офис.

– Да, сэр, как только они пройдут дезактивацию.

Питт обратился к Брюнону:

– Если мы скажем, что раскаиваемся, это поможет?

– Кажется, этот американский юмор никогда не прекратится, – холодно сказал Брюнон. – Но вы можете принести ваши извинения мистеру Массарду лично, хотя, поскольку вы уничтожили его вертолет, я бы на вашем месте на жалость не рассчитывал.

* * *

Ив Массард улыбался не часто, но сейчас, когда Питта и Джордино ввели в его огромный кабинет, он улыбнулся. Откинувшись на спинку дорогого кожаного председательского кресла, положив руки на подлокотники и переплетя пальцы под подбородком, он улыбнулся кротко, как владелец похоронного бюро после эпидемии тифа.

Феликс Веренн, стоя у окна, осматривал территорию предприятия. Глаза его ничего не выражали, как объективы фотоаппарата, лицо было мрачно, губы презрительно сжаты. Он никак не соответствовал мечтательному облику своего хозяина.

– Прекрасная работа, капитан Брюнон, – промурлыкал Массард. – Вы взяли их целыми и невредимыми.

Он задумчиво разглядывал двоих мужчин, стоящих перед ним в чистых белых комбинезонах, их загорелые лица и атлетические фигуры, отмечая кажущиеся беззаботными выражения лиц и припоминая ту же безмятежную манеру держаться, продемонстрированную ими на борту плавучего дома.

– Так они даже оказали содействие.

– Как школьники, спешащие на урок, – сухо сказал Брюнон. – Они делали все, что им приказывали.

– Очень мудро с их стороны, – одобрительно пропел Массард.

Он оттолкнул кресло, вышел из-за стола и остановился перед Питтом.

– Поздравляю с вашим переходом через пустыню. Генерал Казим сомневался, что вы продержитесь хотя бы два дня. Замечательное достижение – забраться по столь негостеприимной земле так далеко.

– К прорицаниям такого человека, как генерал Казим, я прислушался бы в последнюю очередь, – весело сказал Питт.

– Вы украли мой вертолет и утопили его в реке, мистер Питт. Это дорого вам обойдется.

– Вы так плохо приветили нас на борту плавучего дома, что мы решили отплатить вам тем же.

– А коллекционный автомобиль генерала Казима?

– Мотор заклинило, и мы сожгли машину, – соврал Питт.

– Похоже, у вас отвратительная привычка уничтожать дорогую собственность других людей.

– В детстве я ломал все свои игрушки, – небрежно сказал Питт. – Папа в отчаянии лез на стенку, но ничего не помогало.

– Я-то заведу себе другой вертолет, а вот генерал Казим уже не сможет заменить свой «Авион-вуазен». Вы весело проведете время, пока его садисты в камерах пыток будут вас обрабатывать.

– Мне повезло, что я мазохист, – безмятежно заметил Джордино.

Еще с секунду Массард выглядел веселым, но потом выражение его лица стало строгим.

– Что такого интересного вы нашли в Форт-Форо, что добирались до него через пол-Сахары? – спросил он.

– Нам настолько понравилась ваша компания на борту плавучего дома, что мы сочли своим долгом нанести вам еще один коллективный визит...

Массард размахнулся и сильно ударил Питта по лицу, рассекая ему щеку бриллиантом на кольце. Голова Питта от удара дернулась, но ноги прочно стояли на ковре.

– Означает ли это, что вы вызываете меня на дуэль? – пробормотал он сквозь жесткую ухмылку.

– Нет, это означает, что я буду медленно опускать вас в бочку с азотной кислотой, пока вы не заговорите.

Питт посмотрел на Джордино, затем опять на Массарда и пожал плечами:

– Хорошо, Массард, вы получите информацию.

Магнат нахмурился.

– Только без болтовни.

– Ваши вредные отходы, химикаты, которые, как предполагалось, вы сжигаете, просачиваются в подземные воды, которые текут под древним речным руслом и загрязняют все источники отсюда до Нигера. А дальше попадают в Атлантику, становясь причиной катастрофического заболевания, которое практически уничтожает все формы морской жизни. Оттуда мы и начали. Мы прошли по старому руслу и обнаружили, что оно непосредственно выходит из-под Форт-Форо.

– Но мы же почти в четырехстах километрах от Нигера, – сказал Веренн. – Не может быть, чтобы вода текла под пустыней так далеко!

– А откуда вам это может быть известно? – спросил Питт. – Форт-Форо единственное предприятие в Мали, которое получает химические и биологические отходы. Вещество, ответственное за эту проблему, может исходить только отсюда, здесь – единственный возможный его источник. И лично я теперь не сомневаюсь, что вы, вместо того чтобы сжигать отходы, просто их храните.

Раздражение искривило губы Массарда.

– Вы не совсем правы, мистер Питт. Мы действительно сжигаем отходы в Форт-Форо. Значительную часть, если уж на то пошло. Пройдемте в соседнюю комнату, я покажу вам.

Капитан Брюнон, стоявший сзади, жестом приказал Питту и Джордино следовать за Массардом.

Тот провел их через какой-то зал в комнату, в центре которой размещалась трехмерная конструкция – уменьшенная модель предприятия по уничтожению вредных отходов в Форт-Форо. Макет был выполнен столь подробно, а все детали так тщательно воспроизведены, что он выглядел как настоящее сооружение при осмотре с вертолета.

– Эта модель соответствует действительности – или только желаемому? – спросил Питт.

– То, что вы видите, это точная копия, только уменьшенная, – заверил Массард.

– И вы собираетесь прочитать нам лекцию о ее работе без прикрас, опираясь только на факты?

– Лекцию, которую вы сможете унести с собой в могилу, – с сожалением сказал Массард.

Он взял длинную указку из слоновой кости и показал ее кончиком на большое поле с южной стороны предприятия, покрытое огромными плоскими модулями, расположенными под углом к солнечным лучам.

– Мы полностью снабжаемся солнечной энергией, – начал Массард. – Мы сами производим электроэнергию с помощью этой сети, состоящей из плоских солнечных фотоэлементов из поликристаллического силикона, и покрывает эта сеть площадь в четыре квадратных километра. Вы знакомы с фотогальваникой?

– Я знаю, что она быстро становится самым экономичным в мире источником энергии, – ответил Питт. – Насколько я понимаю, фотогальваника – это технология, при помощи которой солнечная энергия напрямую преобразуется в электроэнергию.

– Совершенно верно, – кивнул Массард. – Когда солнечные лучи, или, как говорят ученые, энергия солнечных протонов, после стопятнадцатимиллионнокилометрового путешествия от Солнца ударяет в поверхности этих фотоячеек, производится столько электричества, что его хватит для работы предприятия в три раза большего, чем наше, если бы мы пожелали расшириться. – Он помолчал и перевел указку к какому-то сооружению рядом с чередой модулей. – Здесь находятся генераторы, которые получают энергию с этого поля модулей, а также подсистема батарей, где хранится энергия на случай ночного времени или дней, когда солнце не светит, что редко бывает в этой части Сахары.

– Впечатляет, – одобрил Питт. – Эффективная энергосистема. Но вот ряды ваших солнечных концентраторов, они действуют не столь эффективно, не так ли?

Массард молча посмотрел на Питта. Ну почему этот человек всегда на шаг опережает его? Потом перевел указку на соседнее с солнечными фотоячейками поле, где располагались параболические корытообразные коллекторы, которые Питт рассматривал вчера.

– Достаточно эффективно, – холодно возразил Массард. – Моя технология уничтожения вредных отходов с помощью термальной солнечной энергии – наиболее передовая, подобной нет ни в одной из даже промышленно развитых стран. Поле этих суперконцентраторов солнечной энергии больше, чем нормальный свет восьми тысяч солнц. Этот высококонцентрированный свет, или фотонная энергия, затем фокусируется в одном из двух кварцевых реакторов. – Массард помолчал, показывая на какое-то миниатюрное строение. – Первый удар по вредным отходам, превращающий их в безвредные химикаты, происходит при температуре 950° по Цельсию. Второй реактор при температуре 1200° по Цельсию превращает в пепел даже самые незначительные остатки. И потому происходит полное и совершенное уничтожение любого созданного человеком токсичного химиката.

Во взгляде, которым Питт одарил Массарда, смешивались уважение и сомнение.

– Звучит убедительно. Но если ваши операции по детоксификации достигли удивительного совершенства, почему же вы прячете миллионы тонн отходов под землей?

– Мало кто из людей сознает, сколько химических соединений распространено в мире. Известно более семи миллионов только созданных человеком химических веществ. И каждую неделю химики создают еще десять тысяч новых. По текущим оценкам, каждый год на Земле скапливается более двух миллиардов тонн отходов. Триста миллионов тонн только в одних Соединенных Штатах. В Европе и России – в два раза больше. И еще в два раза большее количество выбрасывается в Южной Америке, Африке, Японии и Китае. Какая-то часть сжигается в мусороуничтожителях; большая часть нелегально хоронится в земле или исчезает в водах. Для них просто не существует места. Здесь, в Сахаре, вдали от людных городов и сельских местностей, я создал безопасное место для переработки отходов международной промышленности. В настоящий момент Форт-Форо в состоянии уничтожать ежегодно более четырехсот миллионов тонн вредных отходов. Но я не могу уничтожить их все – во всяком случае, пока не войдут в строй мои предприятия по уничтожению солнечной энергией отходов из Китая и стран Дальнего Востока в пустыне Гоби и Австралии. К вашему сведению, всего лишь через две недели начнется строительство подобного предприятия в Соединенных Штатах.

– Весьма похвально. Но это не извиняет вас за захоронение того, что вы не можете уничтожить.

Массард кивнул:

– Тут дело в стоимости, мистер Питт. Токсичные отходы дешевле хоронить, чем уничтожать.

– Если следовать вашей логике, то так же надо поступать и с ядерными отходами, – укоризненно заметил Питт.

– Отходы есть отходы. С точки зрения угрозы человечеству они в основном отличаются лишь тем, что ядерные убивают радиоактивностью, а токсичные – ядовитостью.

– Схоронить и забыть – и черт с ними, с последствиями.

Массард равнодушно пожал плечами:

– Это происходит повсюду. В моем государстве, втором в этом смысле после Соединенных Штатов, самая большая и с самым большим числом ядерных реакторов программа по выработке электроэнергии. Уже работают два хранилища. Один в Сулене, другой на берегу Ла-Манша. К сожалению, ни один из них не создан для хранения долгоживущих или высокоактивных ядерных отходов. Плутоний-239, например, имеет период полураспада двадцать четыре тысячи лет. Есть и другие радиоактивные нуклеиды, со временем полураспада в сотни раз больше. Ни одна охранная система не выдержит более десяти или двадцати лет. Как вы, должно быть, обнаружили во время вашей нелегальной вылазки, мы здесь, в пещере, храним высокоактивные отходы.

– Выходит, несмотря на ваши высокопарные речи о том, что вам удалось справиться с вредными отходами, ваш проект детоксификации солнечной энергией потерпел фиаско?

Массард тонко улыбнулся:

– В каком-то смысле да. Но, как я уже пояснил, мы действительно уничтожаем громадное количество отходов.

– Но в основном делаете вид, – сказал Питт холодно и строго. – Отдаю вам должное, Массард, вам удалось построить это сооружение так, что до международных разведывательных организаций не донеслось о нем и слуха. Но как же вам удалось одурачить спутники-шпионы, когда вы копали вашу пещеру?

– Ничего сложного, – самодовольно сказал Массард. – Как только я построил железную дорогу, чтобы завезти сюда рабочих и строительные материалы, раскопки начались под первым же возведенным зданием. Грунт тайно вывозился в пустых железнодорожных контейнерах, возвращающихся в Мавританию, и использовался для увеличения земель портового города, что явилось моим дополнительным долгосрочным и крайне выгодным проектом.

– Весьма расчетливо. Вы получали как за прибывающие сюда отходы, так и за вывозимые отсюда песок и камни.

– Я никогда не удовлетворялся только одной целью, – философски заметил Массард.

– И никто ничего не знает, и никто ни на что не жалуется, – резюмировал Питт. – Ни одно агентство по охране окружающей среды не угрожает вам закрытием, никакая международная общественность не взволнована загрязнением системы подземных вод. Никого не интересуют методы вашей работы, и уж особенно корпорации, которые производят эти отходы и которые только счастливы избавиться от них за соответствующую плату.

Ничего не выражающий взгляд Веренна остановился на Питте.

– Много ли святых, могущих на практике применить то, что они проповедуют по охране окружающей среды? – сухо вопросил он. – Все виноваты, мистер Питт. Все, кто пользовался достижениями химии, будь то бензин или пластик, очистка воды или консервация продуктов. Это тот случай, когда вина разрешена судом. Ни один человек, ни одна организация не в состоянии проконтролировать или уничтожить это чудовище. Это саморазмножающийся монстр Франкенштейна, которого уже поздно убивать.

– Ну так вы делаете ситуацию еще хуже, грея на этом руки. Вместо решения проблемы вы занимаетесь мошенничеством.

– Мошенничеством?

– Да, поскольку вы решили избежать затрат на создание долговременных хранилищ для отходов и на размещение камер на глубине в несколько километров в геологически устойчивой формации и подальше от водоносных пластов. – Питт повернулся к Массарду. – Вы не кто иной, как просто недобросовестный подрядчик, который, экономя на стоимости, создает скверную конструкцию, опасную для жизни окружающих.

Лицо Массарда покраснело, но он умел сдерживать злость.

– Угроза того, что за пятьдесят или сто лет, прошедших с настоящего времени, утечка убьет нескольких бродяг пустыни, ничего не стоит.

– Как вы легко это говорите. – Лицо Питта застыло в гримасе презрения. – Утечка уже идет, и сейчас, пока мы разговариваем с вами, кочевники уже умирают. И пусть даже мы забудем об этом, но то, что вы тут делаете, может повлиять на все формы жизни на Земле.

Угроза понести ответственность за уничтожение всего мира не произвела никакого впечатления. Но упоминание об умирающих кочевниках что-то задело в мозгу Массарда.

– Так вы работаете во взаимодействии с доктором Фрэнком Хоппером и его исследовательской командой из Всемирной организации здравоохранения?

– Нет, Джордино и я действуем сами по себе.

– Но вы осведомлены о них.

Питт кивнул:

– Я знаком с их биохимиком, если вас это интересует.

– С доктором Евой Рохас, – медленно сказал Массард, наблюдая за произведенным эффектом.

Питт видел ловушку, но терять было нечего, и он решил идти напролом:

– Вы не ошиблись.

Массард меньше сиял бы от удовольствия, даже выиграв в лотерею. Он был мастером жульничества и интриги, но самым ценным его качеством была проницательность.

– Я и еще попробую угадать. Именно вы тот человек, который спас ее в Каире от наемных убийц генерала Казима.

– Мне посчастливилось оказаться поблизости. А вы, Массард, зарываете талант в землю. Ваше призвание – гадать по руке.

Для Массарда их словесный поединок уже утратил элемент новизны. Он не любил долго разговаривать. Для человека, контролирующего огромную финансовую империю, расширяющуюся каждый день, трата времени на двух незваных визитеров – раздражающий пустяк, который могут устранить его служащие.

Он кивнул Веренну:

– Аудиенция закончена, Феликс. Пожалуйста, попросите генерала Казима, чтобы он взял их на свое попечение.

Застывшее лицо Веренна искривилось в змеиной гримасе.

– С удовольствием.

Капитан Брюнон не относился к типу людей, подобных Массарду или Веренну. Продукт французского военного истеблишмента, он хоть и был нанят за тройную плату, но сохранил понятие о чести.

– Прошу прощения, мистер Массард, но я бы не хотел уподобляться этому бешеному псу, генералу Казиму. Эти люди, может быть, и виновны в том, что нарушили границу, но они никак не заслужили того, чтобы их до смерти замучили здешние невежественные варвары.

Массард с минуту раздумывал над замечанием Брюнона.

– Совершенно верно, совершенно верно, – согласился он с подозрительной поспешностью. – Мы не можем опуститься до уровня генерала Казима и его мясников. – Глаза его сверкнули, когда он посмотрел на Питта и Джордино. – Отправьте их в золотые рудники Тебеццы. Мистер Питт и доктор Рохас несомненно обрадуются встрече и смогут наслаждаться обществом друг друга, когда вместе будут копаться в тамошних ямах.

– А как же Казим? – спросил Веренн. – Не почувствует ли он себя обманутым, не получив компенсации за уничтоженный автомобиль?

– Не важно, – весело сказал Массард. – Когда он узнает об их местонахождении, они уже будут мертвы.

35

Президент в Овальном кабинете строго посмотрел через стол на Сэндекера:

– Почему мне не доложили об этом раньше?

– Мне сказали, что эта тема настолько несущественна, что не заслуживает того, чтобы из-за нее нарушали расписание ваших аудиенций.

Президент перевел взгляд на главу администрации Белого дома Эрла Уилловера:

– Это правда?

Лысеющий мужчина в очках, в возрасте около пятидесяти лет, с пышными рыжими усами напрягся в своем кресле, подался вперед и бросил свирепый взгляд на Сэндекера.

– Я направил материалы по теории «красной волны» нашему национальному научному совету. Они не согласны с тем, что она представляет собой непосредственную угрозу всему миру.

– Чем же они тогда объясняют ее бурный рост, захвативший всю середину Атлантического океана?

Уилловер безмятежно посмотрел на президента:

– Уважаемые ученые-океанологи убеждены, что данный рост носит временный характер и скоро пойдет на убыль, как это случалось и в прошлом.

Уилловер стоял на страже президента и правительства, как Гораций против всей этрусской армии на мосту, ведущем к Риму. Лишь избранных допускал он в Овальный кабинет, и лишь немногим удавалось избежать праведного гнева Уилловера, если они дольше, чем нужно, задерживались там с визитом или имели наглость не соглашаться с президентом и начинали спорить, забыв о правилах приличия. Об этом не говорилось вслух, но почти все члены Конгресса в душе ненавидели его.

Президент опустил взгляд на стол, где были разложены спутниковые фотографии Атлантики.

– Для меня слишком очевидно, что это не тот феномен, который стоит игнорировать.

– Красные волны обычно поедают сами себя, – пояснил Сэндекер. – Но с западного берега Африки они подпитываются некой аминокислотой, связанной с кобальтом, что стимулирует рост волны в невероятной пропорции.

Президент, бывший сенатор от штата Монтана, более уютно чувствовал себя в седле, нежели за письменным столом. Он был высок и худ, говорил, слегка растягивая слова, всматриваясь в собеседника ярко-голубыми глазами. К каждому мужчине он обращался «сэр», а к каждой женщине – «мэм». Если ему удавалось вырваться из Вашингтона, он тут же направлялся на свое ранчо, расположенное на реке Йеллоустон.

– Если угроза так велика, как вы говорите, то риску подвергается весь мир.

– Более того, мы приблизительно подсчитали потенциальную опасность, – сказал Сэндекер. – Наши компьютерные эксперты вывели степень экспансии. Если мы не остановим это распространение, все известные нам формы жизни в этом мире погибнут от недостатка кислорода к концу будущего года, а может быть, и раньше. А океанские формы жизни исчезнут еще до весны.

– Это смешно, – фыркнул Уилловер. – Я извиняюсь, адмирал, но это классический случай того, как цыпленок утверждал, что небо упадет.

Сэндекер подарил Уилловеру взгляд, сравнимый с ударом копьем.

– Я не цыпленок, а грядущее уничтожение человечества кажется мне вполне реальным. Мы говорим не об уменьшении озонового слоя и влиянии этого на заболевание раком кожи, которое грядет через два столетия. И не о геологических сдвигах или неизвестной чуме, не об Армагеддоне с последующей ядерной зимой и не о столкновении метеорита с планетой, сопровождаемом страшными катаклизмами. Если мы не остановим занесенный бич красной волны и не остановим его быстро, она высосет кислород из атмосферы, что приведет к тотальному вымиранию всех живых существ на Земле.

– Вы нарисовали мрачную картину, сэр, – сказал президент. – Я верю, что такова она и есть, но как-то не в состоянии представить ее себе.

– Давайте я тогда изложу это следующим образом, господин президент. Если вы хотите провести в своем кресле еще четыре года, можете считать, что вы уже сделали это еще до конца истечения нынешнего срока ваших полномочий. И не потому, что у вас не будет соперников, а просто потому, что за них некому будет голосовать.

Уилловера ничего не пронимало.

– Но, адмирал, почему бы вам тогда не покаяться публично и не начать поход с лозунгом, что конец мира наступает в полночь? Но сама мысль о том, что род людской исчезнет к этому времени в следующем году только из-за того, что какие-то микроорганизмы ведут себя сверхсексуально, кажется мне притянутой за уши.

– Факты говорят сами за себя, – терпеливо возразил Сэндекер.

– Ваш предельный срок продиктован просто паникой, – ответил Уилловер. – Но даже если вы и правы, у наших ученых вполне хватит времени изобрести какой-нибудь спасительный раствор.

– У нас нет времени. Позвольте небольшую иллюстрацию в простых понятиях. Представьте себе, что красная волна может увеличиваться вдвое каждую неделю. Если этому не препятствовать, то она покроет каждый квадратный километр океанской поверхности за одну сотню недель. Если история повторяется, то правительства стран мира будут отмахиваться от этой проблемы, пока океаны наполовину не будут покрыты ею. Только после этого они примут меры к созданию программ по уничтожению красной волны. Мой вопрос к вам, господин президент, и к вам, мистер Уилловер: за сколько недель океаны будут накрыты наполовину и как много останется времени, чтобы предотвратить катастрофу?

Президент обменялся смущенным взглядом с Уилловером.

– Понятия не имею.

– Я тоже, – сказал Уилловер.

– А ответ такой: океаны будут наполовину покрыты красной волной за девяносто девять недель, и у вас для того, чтобы действовать, останется лишь одна неделя.

Президент отреагировал на такую ужасающую возможность с возросшим вниманием.

– Я полагаю, мы оба поняли вас, адмирал.

– И красная волна не выказывает никаких признаков самопожирания, – продолжил Сэндекер. – Теперь мы знаем почему. Поэтому следующая проблема – изолировать источник загрязнения, стимулирующий рост этой волны, а затем отыскать вещество, способное если не уничтожить, то хотя бы приостановить ее рост.

– Извините, господин президент, но нам нужно заканчивать беседу. Вам предстоит обед с сенатским большинством и лидерами меньшинства.

– Пусть подождут, – раздраженно буркнул президент. – Вы разобрались, откуда эта дрянь поступает, адмирал?

Сэндекер покачал головой:

– Нет еще, но мы предполагаем, что оно с подземными водами попадает в реку Нигер из французского комплекса по детоксификации отходов солнечной энергией в Сахаре.

– Как вы можете подтвердить эту версию?

– Мой руководитель отдела специальных проектов и его заместитель сейчас находятся в Форт-Форо.

– И вы поддерживаете с ним связь?

Сэндекер заколебался:

– Нет, не совсем.

– Так откуда же вы все знаете? – поддел его Уилловер.

– На фотографиях разведывательных спутников их разглядели, когда они проникали на территорию этого сооружения на поезде с вредными отходами.

– Ваш руководитель специальных проектов... – вслух размышлял президент. – Уж не Дирк ли это Питт?

– Он самый. И еще Ал Джордино.

Президент невидящим взглядом уставился в пространство комнаты, вспоминая. Затем он улыбнулся:

– Это не те парни, которые с год назад спасли нас от атомного взрыва? Там еще вроде бы какие-то японцы были замешаны?

– От этого и многого другого.

– А не они ли, случайно, отвечают за разгром военно-морских сил Бенина на реке Нигер? – спросил Уилловер.

– Да, но это моя вина, – признался Сэндекер. – Поскольку мои предупреждения оказались неуслышанными и я не смог заручиться поддержкой вашей администрации или Пентагона, я сам отправил Питта и двух лучших людей НУМА вверх по реке Нигер, чтобы они обнаружили источник происхождения этого вещества.

– Вы без разрешения приказали провести несанкционированную операцию в иностранном государстве! – в ярости взорвался Уилловер.

– Я также настоял, чтобы Гала Камиль передала на время в мое распоряжение тактическую группу быстрого реагирования ООН, чтобы она доставила из Мали нашего главного ученого и полученные данные.

– Вы подвергаете опасности всю нашу африканскую политику!

– Я и не знал, что она у вас есть, – парировал Сэндекер, сверкая враждебно глазами и совершенно не страшась Уилловера.

– Вы превышаете свои полномочия, адмирал. Это может иметь серьезные последствия для вашей карьеры.

Но Сэндекер был не из тех, кто уклонялся от схватки.

– Это мой долг перед Господом, моей страной и моим президентом, Уилловер. А вы и моя карьера находитесь в списке моих интересов приблизительно на восемьдесят шестом месте.

– Джентльмены! – вмешался президент. – Джентльмены!

Он нахмурился, скорее для театрального эффекта, нежели проявляя недовольство. Втайне он всегда радовался, видя, как его помощники и члены кабинета словесно тузят друг друга.

– Я бы не хотел, чтобы между вами и дальше возникали трения. Я сознаю, что мы находимся перед лицом мрачной реальности и нам лучше, черт побери, работать вместе над решением этой проблемы.

Уилловер раздраженно вздохнул:

– Разумеется, я последую вашим указаниям, сэр.

– Если мне не придется вопить, чтобы быть услышанным, – спокойно сказал Сэндекер, – и я получу поддержку, чтобы остановить это бедствие, у вас со мной проблем не будет.

– Что вы посоветуете делать? – спросил президент.

– Мои ученые в НУМА уже круглые сутки работают над созданием контрактивного химиката, способного или нейтрализовать, или убить красную волну без нарушения морского экологического баланса. Если Питт докажет, что загрязнение действительно обязано своим происхождением комплексу Форт-Форо, то это уже ваше дело, господин президент, какие средства вы примените для того, чтобы прикрыть это предприятие.

Последовала пауза, затем Уилловер медленно сказал:

– Несмотря на столь грозные перспективы и даже допуская на минуту, что адмирал прав, это не так-то просто – в одностороннем порядке закрыть многомиллионное предприятие, связанное с интересами французского бизнеса, да еще в суверенном государстве, которым является Мали.

– Нам придется пойти на серьезные объяснения, – подтвердил президент, – если я прикажу военно-воздушным силам сровнять с землей это сооружение.

– Поступать надо осторожно, господин президент, – сказал Уилловер. – А то с этим делом под ногами нашей администрации не окажется ничего, кроме зыбучих песков.

Президент посмотрел на Сэндекера:

– А что ученые в других странах? Они тоже осознают важность этой проблемы?

– Не в полной мере, – уклончиво ответил адмирал. – Пока.

– А как вы вышли на след?

– Всего лишь двенадцать дней назад один из экспертов НУМА по океанским течениям заметил необычно большое пятно красной волны на фотографии, сделанной камерами вашего «ГеоСата», и начал отмечать ее рост. Пораженный скоростью, с которой она увеличивалась, он сразу же обратил на это мое внимание. После тщательного изучения я принял решение не делать это достоянием общественности, пока мы сами не разберемся с этим делом.

– Вы не имели права скрывать такую информацию, – проворчал Уилловер.

Сэндекер нехотя пожал плечами:

– Официальный Вашингтон остался глух к моим предупреждениям. И я почувствовал, что мне ничего не остае1ся делать, как заниматься этим самому.

– Какие шаги вы предлагаете в качестве безотлагательных? – спросил президент.

– В настоящий момент от нас требуется всего лишь продолжить сбор данных. Генеральный секретарь Гала Камиль дала согласие на созыв конференции при закрытых дверях в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке ведущих океанографов мира. Она пригласила меня изложить ситуацию и учредить международный комитет морских ученых по координации усилий. Я должен ознакомить их с данными для поиска необходимого решения.

– Я даю вам все полномочия, адмирал. Прошу вас ставить меня в известность о развитии событий в любое время дня и ночи. – Затем президент обратился к Уилловеру: – Вам стоит предупредить Дугласа Оутса из государственного департамента, а также Совет национальной безопасности. Если будет доказано, что виновником является Форт-Форо, а соответствующие государства откажутся сотрудничать, нам придется взять это дело под собственный контроль и самим прикрыть этот рассадник заразы.

Уилловер встал во весь рост:

– Господин президент, я настоятельно советую проявлять терпение. Я убежден, что эта морская чума, или как хотите ее называйте, быстро рассеется, – так же, как и ученые, мнение которых я уважаю.

– Я доверяю рекомендациям адмирала, – ответил президент, пристально глядя на Уилловера. – За все годы, проведенные мною в Вашингтоне, я никогда не слышал, чтобы он паниковал попусту.

– Благодарю вас, господин президент, – сказал Сэндекер. – Но есть еще один вопрос, требующий вашего внимания.

– Да?

– Как я уже упоминал, Питт и его помощник Ал Джордино проникли в Форт-Форо. Если они схвачены французской или малийской секретными службами, то для нас крайне важно спасти их, хотя бы из-за той информации, которую они уже могли получить.

– Прошу вас быть осторожнее, господин президент, – настоятельно сказал Уилловер. – Ведь если спецвойска армии или команда «Дельта» потерпят неудачу в этой спасательной операции и слух о ней просочится в средства массовой информации, то развернется отвратительная политическая вакханалия.

Президент задумчиво кивнул:

– В этом я с Эрлом согласен. Извините, адмирал, но тут нам придется подумать над другими способами спасения ваших людей.

– Вы сказали, что вашего человека, который собрал данные по загрязнению реки Нигер, спасла команда ООН? – спросил Уилловер.

– Гала Камиль нашла возможность приказать команде критического и тактического реагирования ООН провести эту операцию.

– Почему бы вам тогда еще раз не уговорить ее использовать их для спасения Питта и Джордино, если в этом будет необходимость?

– Видит бог, я совершил бы самоубийство, – сказал президент, – если бы отправил американских парней покрывать пустыню трупами французских граждан.

На лице Сэндекера отразилось разочарование:

– Я сомневаюсь, что во второй раз смогу убедить Камиль отправить своих людей в Сахару.

– Я сам попрошу ее, – пообещал президент.

Уилловер был краток:

– Нельзя же получить все сразу, адмирал.

Сэндекер устало вздохнул. Значит, все ужасные последствия быстро распространяющейся красной волны так полностью и не дошли до их сознания. С каждым уходящим часом его миссия становилась все более изнурительной, тягостной и разочаровывающей. Адмирал поднялся и посмотрел на президента и Уилловера. От его заключительных слов повеяло арктическим холодом:

– Будьте готовы к самому худшему, ибо, если мы не остановим красную волну до того, как она достигнет Северной Атлантики и распространятся в Тихом и Индийском океанах, с существованием человеческой цивилизации практически будет покончено.

Затем он повернулся и не торопясь вышел из кабинета.

* * *

Том Гринуолд сидел в своем кабинете и смотрел, как компьютер увеличивает изображения полученных со спутника-шпиона «Пирамидер» снимков. Изменив основные командные параметры, он так сдвинул орбиту спутника, что тот прошел над той частью Сахары, на фотографии которой, сделанной с «ГеоСата», он разглядел автомобиль и фигуры Питта и Джордино. Никакое начальство не давало ему на то разрешения, но, поскольку он мог парой движений вновь вернуть спутник на орбиту, проходящую над Украиной с ее гражданской войной, никто бы ни о чем и не догадался. Кроме того, эта битва, вылившаяся лишь в серию партизанских засад, никого, похоже, кроме вице-президента, и не волновала. Интересы президентского Совета безопасности были сосредоточены в других пунктах – например, на создании в Японии секретного ядерного оружия.

Гринуолд всегда нарушал приказы только из любопытства. И сейчас он хотел повнимательнее рассмотреть фотографии тех двух мужчин, которых ранее заметил пересекающими на поезде границы огромного сооружения в Форт-Форо. Теперь с помощью «Пирамидера» он мог получить более достоверное подтверждение увиденному – и он действительно получил его, обнаружив при этом драматическое развитие событий.

Качество снимков, на которых двух мужчин под охраной вели к вертолету, было изумительным. Гринуолд по переданным ему Чипом Уэбстером фотографиям из досье НУМА мог легко определить, кто эти двое. И изображения, сделанные из космоса, с расстояния в сотни километров, ясно показывали, что Питт и Джордино захвачены в плен.

Он перешел от экрана монитора к письменному столу и набрал номер. После двух гудков ответил Чип Уэбстер из НУМА.

– Алло.

– Чип? Это Том Гринуолд.

– У тебя есть что-нибудь для меня, Том?

– Плохие вести. Ваши парни захвачены в плен.

– Да, это не то, что я хотел услышать, – отозвался Уэбстер. – Проклятие!

– У меня прекрасные фотографии, на которых их, закованных в цепи, сажают в вертолет в окружении дюжины вооруженных охранников.

– А куда предположительно направился вертолет? – спросил Уэбстер.

– Мой спутник ушел за горизонт через минуту после того, как вертолет поднялся в воздух. Я думаю, что он полетел на северо-восток.

– В глубь пустыни?

– Похоже, что так, – ответил Гринуолд. – Конечно, пилот мог развернуться в любую сторону, но тут уж я ничего не могу сказать.

– Адмиралу Сэндекеру такой поворот событий не понравится.

– Не сомневаюсь, – согласился Гринуолд. – Если еще что-нибудь обнаружу, тут же позвоню.

– Спасибо тебе. Том. За это я еще больший твой должник.

Гринуолд положил трубку и уставился на изображение на мониторе.

– Несчастные, – тихо проговорил он. – Не хотел бы я очутиться на их месте.

36

На этот раз руководство Тебеццы осталось дома, и Питт с Джордино не смогли во всей полноте оценить прием, оказанный им местной администрацией. Их встретили два охранника-туарега с наставленными на них автоматическими винтовками, в то время как третий запирал замки ручных и ножных кандалов. По истертости цепей и оков нетрудно было догадаться, что они сменили не одного владельца.

Питта и Джордино грубо затолкали в кузов маленького грузовика «рено». Один туарег вел машину, а двое других, положив винтовки на колени, не спускали настороженных глаз с пленников сквозь узкие щели своих головных литамов цвета индиго.

Когда взревел мотор и грузовик поехал прочь от взлетной площадки, Питт лишь мельком оглядел охранников. Вертолет, доставивший их из Форт-Форо, быстро поднялся в раскаленный воздух, направляясь в обратный полет. Питт уже взвешивал шансы на побег. Его глаза изучали окружающий ландшафт. Нигде не было видно никаких изгородей, а из песков не вставали караульные вышки. Любая попытка пересечь четыреста километров открытой пустыни, да еще и в кандалах, была заранее обречена, что делало охранные мероприятия излишними. Успешный побег казался невозможным, но Питт сразу запретил себе даже думать о возможной неудаче. Перспективы побега оставались туманными, но он отказывался поверить в их полное отсутствие.

Перед ними была пустыня в чистом виде, без малейших признаков какой-либо растительности. Наростами вздымались приземистые коричневые дюны, разделенные, насколько мог видеть Питт, только ложбинами сверкающего на солнце белого песка. Лишь далеко на западе над пустыней возвышалось протяженное каменистое плато. Это было опасное и коварное место, и все же в нем таилась какая-то не поддающаяся описанию красота. Оно напомнило Питту одну из центральных сцен в старом кинофильме «Песня пустыни».

Сидя спиной к борту грузовика, он наклонил голову и заглянул вперед, в кабину. На дороге, если ее можно было так назвать,следы шин вели только в сторону того самого плато. На голой поверхности не было никаких строений, никакого оборудования или автомобилей. Никаких отходов от переработки руды. Он начал уже подумывать, уж не миф ли это – горные разработки в Тебецце.

Минут через двадцать грузовик замедлил ход, а затем повернул в узкую ложбину, ведущую к плато. Песок здесь оказался настолько сыпучим, что грузовик забуксовал, и заключенным с охранниками пришлось вместе вылезти и выталкивать его на твердую почву. Примерно через километр водитель свернул в какую-то пещеру, достаточно большую, чтобы проехал грузовик. И тут же они въехали в длинную галерею, вырубленную в скале.

Водитель затормозил перед ярко освещенным туннелем. Охранники спрыгнули на землю. Повинуясь красноречивым движениям стволов винтовок, Питт и Джордино неуклюже сползли вниз, ограниченные в движении кандалами. Охранники приказали им следовать в туннель, и они побрели вперед, звеня цепями, довольные уже тем, что находятся не на солнце, а в прохладной атмосфере подземелья.

Галерея перешла в коридор с рифлеными стенами и полом, выложенным кафелем. Они прошли мимо нескольких отверстий под арками, выбитыми в скале и закрытыми древними, потрескавшимися дверями. Охранники остановились перед большими двойными дверями в конце этого коридора, растворили их и затолкали пленников внутрь. Друзья удивились, обнаружив, что стоят на толстом голубом ковре в приемной, такой же шикарной, как в офисе какой-нибудь корпорации на Пятой авеню в Нью-Йорке. Стены под цвет ковра были выкрашены светло-голубой краской и увешаны фотографиями роскошных закатов и рассветов в пустыне. Свет падал от высоких желтых ламп, спрятанных за светло-серыми плафонами.

Строго в центре стояли письменный стол из акации и такие же софа и кресла, обтянутые серой кожей. В дальних углах комнаты, словно охраняя дверь в святая святых, высились две бронзовые скульптуры, изображающие туарегов – мужчину и женщину – в горделивых позах. Воздух в комнате был прохладным, но сыростью не пахло. Питт был уверен, что чувствует запах апельсиновых цветков.

За письменным столом сидела женщина, довольно симпатичная, с сияющими серо-лиловыми глазами и с длинными черными волосами, ниспадающими до сиденья кресла. В чертах ее лица было что-то средиземноморское, но какой именно она национальности, Питт не смог бы сказать. Она подняла взгляд и с минуту разглядывала обоих мужчин равнодушным взглядом, как приценивающийся торговец. Затем она встала с кресла, демонстрируя точеную фигурку, затянутую в мантию наподобие индийского сари, открыла дверь между скульптурами и жестом предложила им войти. Они вступили в большой зал с высоким потолком, где все четыре стены занимали книжные полки, размещенные в нишах, вырубленных в твердой скале. Вообще, вся эта комната представляла собой плод творчества безусловно талантливого скульптора. Огромный, в форме лошадиной подковы, письменный стол выплывал из скалы, составляя с ней единое целое; на его поверхности были разбросаны инженерные графики и документы. Перед столом располагались две длинные каменные скамьи, разделенные замысловато высеченным кофейным столиком. Если не считать книг и содержимого письменного стола, только одна вещь здесь была не из камня – деревянная масштабная модель горной выработки, украшающая боковую стену этой необычной комнаты.

В дальнем углу невероятно высокий мужчина листал какую-то книгу из числа тех, что стояли на полке. На нем был пурпурного цвета бурнус, а голову и часть лица закрывал белый литам. Из-под бурнуса, явно нарушая стиль, торчали ковбойские сапоги из змеиной кожи. Питт и Джордино дожидались несколько минут, прежде чем хозяин кабинета обернулся и быстрым взглядом отметил их присутствие. Тут же его глаза вновь перенеслись на страницы, словно его визитеры должны были развернуться и уйти.

– Симпатичное у вас тут местечко, – начал Джордино, и голос его эхом запрыгал среди камней. – Должно быть, стоило вам кучу денег.

– Можно было бы и окна прорезать, – заметил Питт, разглядывая книжные шкафы. – Тонированные стекла на солнечной стороне придали бы этой берлоге более праздничную атмосферу.

О'Баннион осторожно засунул выбранную книгу обратно на полку и уставился на них с недоверчивым любопытством.

– Для того чтобы выполнить ваше пожелание, пришлось бы пробить в скале туннель длиной сто двадцать метров. Овчинка выделки не стоит. У моих рабочих несколько другие задачи.

– Вы имеете в виду рабов? – уточнил Питт.

О'Баннион слегка приподнял плечи:

– Рабы, рабочие, работяги, заключенные – для Тебеццы все едино.

Он подошел к пленным.

Питт еще никогда не стоял так близко рядом с человеком почти на два фута выше него. Ему пришлось высоко задрать голову, чтобы общаться с ним нормальным образом.

– А мы, как я понимаю, последнее пополнение вашей армии бездельников?

– Без сомнения, мистер Массард уже проинформировал вас, что работа в рудниках – менее болезненный вариант по сравнению с пытками в застенках генерала Казима. Можете считать, что вам повезло.

– Полагаю, рассчитывать на освобождение, мистер?..

– Меня зовут Селиг О'Баннион. Я руковожу горными работами. Разумеется, об освобождении не может быть и речи. Уж если вы попали в эти ямы, вам отсюда не выбраться.

– Даже на похороны? – спросил Джордино, не выказывая и тени страха.

– Для погибших здесь у нас имеется подземный склеп, – ответил О'Баннион.

– Ну, тогда вы такой же убийца, как и Казим, – разочарованно вздохнул Питт. – А может, и похуже.

– Я читал о ваших подводных подвигах, мистер Питт, – сообщил О'Баннион, пропуская мимо ушей оскорбление Питта. – И меня забавляет, что к нам поступила еще одна партия людей, чей уровень интеллекта не уступает моему. Особенно мне были интересны ваши отчеты о подводных горных разработках. Надеюсь, вы не откажетесь как-нибудь отобедать со мной и поделиться воспоминаниями о ваших подводных инженерных работах.

Выражение лица Питта стало ледяным.

– Привилегии сразу же вслед за заключением в тюрьму? Нет, спасибо. Уж лучше я буду питаться вместе с каким-нибудь верблюдом.

Уголки губ О'Банниона с каждой минутой опускались все ниже.

– Как угодно, мистер Питт. Но, возможно, вы измените ваши намерения, после того как несколько дней поработаете под началом Мелики.

– Кого?

– Нашей главной надсмотрщицы. Она необычайно жестока. А вы двое – в хорошей физической форме. Так что я рассчитываю, что к следующей нашей встрече она превратит вас в пару покорных червяков.

– Женщина? – с любопытством спросил Джордино.

– Такая женщина, с которой вам никогда не захочется встретиться вновь.

Питт ничего не сказал. Соляные копи Сахары пользовались дурной славой, давно сделавшись во всем мире синонимом каторги. Но эти золотые рудники, где применялся труд рабов, никому не известные, могли стать новым поворотом в ходе их расследования. Без сомнения, генералу Казиму перепадало кое-что отсюда, и все это попахивало очередным бизнес-проектом Ива Массарда. Сначала этот комплекс по детоксификации отходов солнечной энергией, теперь вот золотые рудники и бог знает что еще... То была большая игра, игра, распространяющая свои щупальца, подобно спруту, во все стороны, игра международная, участие в которой давало не только огромные прибыли, но и невообразимую власть.

О'Баннион шагнул к своему столу и нажал кнопку на небольшом пульте. Открылась дверь, вошли два охранника и встали позади Питта и Джордино. Джордино глянул на Питта, ожидая какого-нибудь сигнала, кивка или движения глаз, дающих команду к нападению. Джордино без колебаний, если Питт хотя бы бровью повел, бросился бы в атаку с яростью носорога. Но тот стоял неподвижно, словно тяжесть кандалов на руках и ногах лишила его обычного бесстрашия. Как бы там ни было, но он должен был сконцентрировать все свои мысли на том, чтобы постараться передать секреты Форт-Форо в руки Сэндекера.

– Я бы хотел знать, на кого я работаю, – сказал Питт.

– А разве вы не знаете? – язвительно отозвался О'Баннион.

– На Массарда и его дружка Казима?

– Двое из троих. Неплохо угадано.

– А кто же третий?

– Ну конечно же я, – усмехнулся О'Баннион. – Вполне честное распределение доходов. «Массард энтерпрайзиз» обеспечивает оборудованием и занимается продажей золота. Казим дает рабочую силу, а я управляю разработками и операциями по извлечению золота. И это справедливо, поскольку именно я открыл эту золотую жилу.

– А какой же процент получает население Мали?

– Да никакого, – равнодушно пожал плечами О'Баннион. – Что сделает нация попрошаек с богатством, которое вдруг свалилось им в руки? Промотает или позволит ободрать себя хитрым зарубежным бизнесменам, которые знают тысячу способов, как кинуть этих жалких людишек. Нет, мистер Питт, бедным лучше оставаться бедными...

– А вы ознакомили их со своей философией?

На лице О'Банниона отразилась глубокая тоска.

– Разве не скучно будет в мире, где все богаты?

Питт увлекся:

– А сколько человек умирает здесь в год?

– По-разному. Иногда двести, иногда триста. Зависит от эпидемических заболеваний или от несчастных случаев в руднике. Я вообще-то не веду счета.

– Удивительно, что рабочие не бастуют, – лениво вставил Джордино.

– Кто не работает, тот не ест, – хмыкнул О'Баннион. – Только у Мелики не побалуешь. Своей плеточкой она и мертвого шевелиться заставит.

– Я плохо умею обращаться с киркой и лопатой, – признался Джордино.

– Вы быстро станете специалистом. Если же не пожелаете или возникнут другие проблемы, то вас просто переведут в цех амальгамирования. Если вы еще не в курсе, счастлив сообщить, что процесс извлечения золота из измельченной руды основан на применении ртути. К сожалению, респираторов и противогазов мы рабочим не выдаем. – О'Баннион помолчал, глядя на часы. – Как раз самое время для вас приступить к пятнадцатичасовой рабочей смене.

– Но мы со вчерашнего дня не ели, – пожаловался Питт.

– Вы и сегодня не поедите. – О'Баннион кивнул охранникам, отворачиваясь к книжным полкам. – Уведите их.

Охранники вытолкали пленников. За исключением секретарши и двоих мужчин в коричневых комбинезонах с шахтерскими лампочками на касках, рассматривающих через увеличительное стекло образец породы, никто им больше не встретился, пока они добирались до лифта с ковровым покрытием пола и хромированными стенами, вполне соответствующего приемной. Открылись двери, и лифтер-туарег жестом показал им, чтобы они заходили внутрь. Затем двери с лязгом захлопнулись, и, когда лифт начал спускаться, стены шахты завибрировали от гула механизма.

Кабина двигалась быстро, но спуск показался пленникам бесконечным. Мимо проносились черные провалы выработок, ведущих к верхним галереям. По оценке Питта, они опустились чуть ли не на километр, прежде чем лифт начал замедлять ход, а затем и вовсе остановился. Лифтер открыл дверь, за которой оказалась узкая горизонтальная выработка, ведущая в глубь скалы. Двое охранников подвели их к прочной обитой железом двери. Один из них вынул из-под джеллабы кольцо с ключами, нашел нужный и открыл замок. Питта и Джордино так толкнули в дверь, что она широко распахнулась. Внутри оказалась выработка побольше, с рельсами, проложенными по поверхности. Охранники закрыли за ними дверь, оставив их одних.

В порядке обычной проверки Джордино попробовал открыть дверь. Она была добрых два дюйма толщиной, и изнутри на ней не было ручек, только замочная скважина.

– Этим выходом не воспользуешься, если не будет ключа.

– Вряд ли с этим нам помогут, – откликнулся Питт. – Разве что О'Баннион и его приятели.

– Значит, придется поискать другой путь. Наверняка они поднимают породу через какие-то вертикальные шахты.

Питт задумчиво уставился на дверь:

– Не согласен. Или этим лифтом, или ничем.

Прежде чем Джордино смог ответить, зажужжал какой-то электрический мотор, и с другого конца выработки донеслось лязганье стальных колес по рельсам. Показался небольшой, работающий от генератора локомотив, тянущий пустые вагонетки для руды. Он замедлил ход, останавливаясь. С водительского сиденья выбралась чернокожая женщина и встала, подбоченясь, перед двумя мужчинами.

Питту еще никогда не попадались на глаза женщины с телом, ширина которого была равна их росту. Она была самой уродливой из всех знакомых ему представительниц слабого пола. Она запросто могла бы занять место гаргульи под карнизом какого-нибудь средневекового храма. Тяжелая кожаная плеть служила словно продолжением ее руки. Не говоря ни слова, она шагнула к Питту.

– Я Мелика, штейгер в этих рудниках. Мне подчиняться и никогда не спорить. Тебе понятно?

Питт улыбнулся:

– Новый опыт – получать приказы от чего-то напоминающего жабу с проблемами лишнего веса.

Он уловил момент, когда плеть взвилась в воздух, но слишком поздно, чтобы увернуться или парировать удар. Он пришелся сбоку в лицо. Инстинктивно отшатнувшись назад, Питт врезался затылком в стойку крепи и увидел звезды перед глазами. Удар был настолько силен, что он на мгновение потерял сознание.

– Похоже, меня сегодня все собираются бить, – проговорил он заплетающимся языком.

– Небольшой урок дисциплины, – рявкнула мадам Гаргулья.

Затем легчайшим движением, невероятно быстрым для ее мощной комплекции, она взмахнула плетью, целя в голову Джордино. Но все же она оказалась недостаточна быстра. В отличие от Питта, Джордино был наготове. Он сжал ее кисть железной хваткой, остановив плеть в воздухе. Две руки задрожали, как в состязании по армрестлингу, мышцы напряглись, подчиняясь командам мозга.

Мелика обладала бычьей силой. Она даже и представить себе не могла, что какой-нибудь человек будет в состоянии так крепко схватить ее. Сначала в ее широко раскрывшихся глазах отразилось удивление, затем недоверие, а потом злость. Свободной рукой Джордино выхватил у нее плеть, словно палку из пасти сварливой собаки, и забросил ее в вагонетку для руды.

– Ах ты грязный подонок, – прошипела она. – Ты поплатишься за это!

Джордино сложил тубы розочкой и послал ей воздушный поцелуй:

– Лучше всего те отношения, когда есть и любовь, и ненависть.

Шутка дорого обошлась ему. Он не успел опустить взгляд и пропустил момент, когда ее нога оторвалась от пола, согнулась в колене и ударила его в пах. Джордино выпустил ее кисть и упал на колени, а затем повалился набок, шипя и корчась от боли.

На вывернутых губах Медики заиграла сатанинская улыбка:

– Вы, придурки, приговорили себя к такому аду, который себе и представить не можете!

Больше она не стала тратить время на разговоры. Достав плеть и махнув ею в сторону одной из пустых вагонеток, она произнесла одно лишь слово:

– Туда.

Пять минут спустя состав из пустых вагонеток остановился, а затем уперся в какую-то выработку. Лампочки, висящие на проводе вдоль крепи, уходили во тьму. Похоже было, что это новая выработка. Сквозь лязг и грохот доносились людские голоса, и минуту спустя за поворотом показались блики от лампочек. Сбившись в толпу, охраняемую туарегами с плетками и винтовками, рабочие распевали усталыми, хриплыми голосами. Все они были африканцами, людьми пустыни. Зомби в старых фильмах ужасов выглядели лучше, чем эти несчастные. Они передвигались медленно, еле волоча ноги. Большинство было одето лишь в одни драные шорты. Их тела покрывал пот и толстый слой каменной пыли. Остекленевшие взоры и выпирающие ребра говорили о постоянном недоедании. Все они были в рубцах и синяках от ударов, у многих не хватало пальцев, а у некоторых на месте рук были культи, обмотанные грязными бинтами. Слабое пение затихло, когда их лампочки исчезли за следующим поворотом.

Дорога кончилась у груды камней, взорванных подрывниками; мимо которых только что проезжали Питт и Джордино. Мелика отцепила локомотив.

– Вон! – приказала она.

Питт с помощью Джордино перебрался через край вагонетки и встал бок о бок с напарником, искоса поглядывая на бочкообразную повелительницу рабов.

Ее огромные губы расплылись в новокаиновой улыбке.

– Вы скоро тоже будете походить на это отребье.

– Тебе бы стоило выдать им витамины и стальные перчатки, – посоветовал Джордино, но тут же вздрогнул и побелел от боли.

Мелика, подняв свою плеть, хлестнула его поперек груди. Джордино не проронил ни звука и даже глазом не моргнул, хотя грудь его обожгло, как раскаленным железом. Мелика поняла, что эту парочку так просто не сломить и не запугать, но с присущим ей самомнением решила, что это всего лишь вопрос дней, прежде чем она низведет их до уровня животных.

– У взрывной команды происходят несчастные случаи, – равнодушно сказала она. – Работа сопровождается потерей конечностей.

– И похоже, не добровольно, – пробормотал Питт.

– Грузите эти камни в вагонетки. Когда закончите, сможете поесть и поспать. Охранник делает обход нерегулярно. Если он обнаружит, что вы спите, у вас будет сверхурочная работа.

Питт колебался. На кончике языка у него вертелся животрепещущий вопрос, но он сдержался и запихал его себе обратно в глотку. Следовало немного притихнуть на время. Друзья окинули взором тонны руды в конце выработки и с тоской переглянулись. Казалось, это безнадежная задача для двоих, да еще и скованных кандалами. Ее не выполнить и за сорок восемь часов.

Мелика забралась в электровоз и кивнула в сторону телекамеры, помещенной на балке.

– И не тратьте время на обдумывание побега. Вы под постоянным наблюдением. Только двоим за все время удалось выбраться из этих рудников. Их кости нашли кочевники.

Она издала леденящий кровь смешок и укатила по горной выработке. Они смотрели, пока она не исчезла из виду и все звуки не стихли. Затем Джордино поднял руки и развел их в стороны.

– Думаю, придется сделать, – пробормотал он, тоскливо оглядывая тридцать пять пустых вагонеток.

Питт приподнял цепь, сковывающую между собой запястья и лодыжки, и проковылял к большой куче крепежных бревен, ожидающих своей очереди, после того как туннель будет продолжен. Он шагами померил одну балку, проделал то же самое с вагонеткой и удовлетворенно кивнул:

– Мы в состоянии загрузить их всего за шесть часов.

Джордино сморщился так, будто наелся кислых яблок:

– Если ты так думаешь, то тебе бы лучше записаться на курсы основ физики.

– Есть одна уловка, которой я научился во время летних школьных каникул, собирая малину, – мечтательно вздохнул Питт и сжато изложил напарнику задуманный им план.

– А как ты собираешься одурачить наблюдательную камеру? – осведомился Джордино, все еще сомневаясь.

Питт хмуро усмехнулся:

– Учись, студент, пока я жив.

37

Охранники делали обходы нерегулярно, как Медика и обещала. Они редко останавливались дольше чем на минуту, удовлетворяясь тем, что двое заключенных загружают вагонетки так быстро, как будто идут на рекорд. Через шесть с половиной часов все тридцать пять вагонеток оказались до краев наполнены рудой.

Джордино расслабился и присел, упершись спиной в крепление.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – удовлетворенно вздохнул он.

– А ты, конечно, верх совершенства, – хмыкнул Питт.

– Кто бы сомневался! – гордо выпятил грудь итальянец. – Кстати, расскажи поподробнее, как же все-таки ты в детстве собирал малину?

Питт пристроился рядом с Джордино и улыбнулся.

– Как-то летом, не помню точно, в каком году, я путешествовал автостопом со школьными друзьями. Мы остановились на одной ферме в Орегоне, где требовались сборщики ягод. Нам казалось, что мы легко заработаем эти деньги; Платили по пятьдесят центов за большую корзину, в которой, я точно помню, помещалось около восьми маленьких корзинок. Но мы не приняли в расчет того, что малина намного мельче и мягче, чем клубника. Даже собирая со всей возможной скоростью, казалось, что набрать полную корзину можно будет только где-то в бесконечности.

– И поэтому на дно вы бросали всякий мусор и листья, а сверху прикрывали ягодами.

Питт засмеялся:

– Точно. Но и с такой методикой мы в среднем зарабатывали всего тридцать шесть центов в час.

– А как ты думаешь, что произойдет, когда эта мерзкая сука обнаружит, что мы на дно вагонеток положили крепления, а сверху, для видимости, набросали несколько камней?

– Вряд ли она обрадуется.

– А запорошить пригоршней пыли объектив, чтобы нас не было четко видно в телекамере, – прекрасная идея. Охрана ни за что не догадается.

– Во всяком случае, наша коварная уловка сэкономила нам немного времени, не истощая сил.

– Меня мучает такая жажда, что я готов выпить даже верблюжью мочу.

– Если нам в ближайшее время не удастся заполучить хотя бы по нескольку глотков воды, мы будем не в форме для побега.

Джордино посмотрел на цепи кандалов, а затем на рельсы под вагонетками:

– Интересно, выдержат цепи, если их положить на рельсы, а сверху пропустить по ним вагонетку?

– Я думал об этом пять часов назад, – сказал Питт. – Цепи слишком толстые. Для того чтобы сокрушить эти звенья, нужен, по крайней мере, полный состав с дизельным локомотивом «Юнион пасифик».

– Ненавижу, когда кайф обламывают, – проворчал Джордино.

Питт лениво поднял кусок руды и рассмотрел его в свете ряда лампочек над головой.

– Я не геолог, но я бы сказал, что это золотосодержащий кварц. Судя по вкраплениям и чешуйкам этого камня, жила действительно богатая.

– Доля Массарда, должно быть, идет на расширение его поганой империи.

– Нет, вряд ли он распространяется об этом, чтобы не навлечь на себя налоговые проблемы. Держу пари, что он не обращает ее в наличные, а хранит где-нибудь в слитках. А поскольку он француз, то, думаю, на одном из островов Содружества.

– Таити?

– Или на Бора-Бора, или на Муреа. Но только сам Массард или его прихвостень Веренн точно знают, где именно.

– Может быть, когда мы выберемся отсюда, отправимся на поиски сокровищ в южные моря...

Внезапно Питт встал и приложил палец к губам, призывая к тишине.

– Очередной охранник идет, – объявил он.

Джордино навострил уши и стал всматриваться в глубь выработки. Но охранника еще не было видно.

– Неплохо ты придумал – подбросить гравия за угол. Прекрасно слышно, как хрустят их башмаки еще до появления самих горилл.

– Давай-ка примем рабочий вид.

Они оба сделали вид, что заняты наваливанием руды на уже полные вагонетки. Из-за угла вышел охранник-туарег и с минуту наблюдал за ними. Когда он повернулся, собираясь продолжить обход, Питт его окликнул:

– Эй, приятель, мы закончили. Посмотри, все загружены. Пора сделать перерыв.

– Нам бы водички и чего-нибудь пожрать, – добавил Джордино.

Взгляд охранника перебежал от Питта к череде вагонеток. Он прошелся вдоль состава из конца в конец, покосился на солидную кучу руды, оставшейся на полу, и с сомнением почесал затылок. Затем пожал плечами и указал стволом автомата на выход из штольни.

– Не очень-то они здесь разговорчивы, – фыркнул Джордино.

– Зато туповаты.

Выйдя в главный туннель, они двинулись по узкому боковому ответвлению с рельсами, тянущимися в недра плато. Когда показался какой-то состав, управляемый охранником, им пришлось прижаться к высеченным в скале стенам, чтобы пропустить вагонетки с рудой. Немного погодя они добрались до пещеры, где рельсы из других выработок сбегались перед подъемником, забирающим за один раз по четыре полные вагонетки.

– Куда же они отправляют руду? – спросил Джордино.

– Должно быть, на какой-то верхний уровень, где ее дробят в пыль, обрабатывают химикалиями и извлекают золото.

Охранник подвел их к тяжелым металлическим воротам, весящим не менее полутонны и подвешенным на таких же массивных петлях. Они были явно предназначены не для удержания в загоне цыплят. На воротах стояли еще два вооруженных туарега. Один из них налег на створки, напрягая мускулы, затем жестом предложил Питту и Джордино пройти внутрь. Второй охранник молча сунул им две грязные жестяные кружки, наполовину наполненные противной на вкус водой с зеленоватым оттенком.

Питт заглянул в кружку и с укоризной посмотрел на охранника:

– Творческий подход: вода, приправленная блевотиной летучих мышей.

Охранник не понял ни слова, но легко уловил издевку в голосе и во взгляде заключенного. Он вырвал у него кружку, выплеснул воду в пыль и втолкнул Питта в камеру.

– Это научит тебя не смотреть в зубы дареному коню, – нравоучительно заметил Джордино, широко улыбаясь и выливая содержимое своей кружки на пол.

Их новое пристанище площадью около трехсот квадратных метров – десять в ширину, тридцать в длину – освещалось всего четырьмя крошечными голыми лампочками. Четырехъярусные нары поднимались вдоль обеих стен. В этой темнице – а иначе не назовешь – полностью отсутствовала вентиляция. Вонь от множества немытых человеческих тел, скученных в немыслимой тесноте, шибала в нос почище нашатыря. Единственные санитарные удобства заключались в нескольких дырах, пробуренных в скале вдоль задней стены. В центре стояли два длинных обеденных стола с грубыми деревянными скамьями. В этом отвратительном месте, как прикинул Питт, должно быть, находилось не менее трех сотен человек.

Питту показалось, что люди, вповалку лежавшие на ближайших нарах, находятся в коматозном состоянии. Их лица выражали не больше эмоций, чем кочаны капусты. Человек двадцать толпились у стола, руками вытаскивая из общего котла какие-то скользкие бурые ошметки. Никто не выказывал ни испуга, ни тревоги – казалось, недостаток пищи и хроническая усталость начисто вытравили из них обычные человеческие чувства. Двигались они механически, как живые трупы, покорно и униженно глядя в пространство мертвыми глазами. Ни один из каторжников не удостоил Питта и Джордино даже взгляда, когда те пробирались в дальний конец камеры сквозь строй товарищей по несчастью.

– Атмосфера явно не карнавальная, – пробормотал Джордино.

– Кажется, общечеловеческие принципы здесь и в грош не ставят, – с отвращением произнес Питт. – Это еще хуже, чем я себе представлял.

– Намного хуже, – согласился Джордино, зажимая нос в тщетной попытке избавиться от вони. – «Черная дыра» в Калькутте – райский сад по сравнению с этой помойкой.

– Ты не проголодался?

Джордино поморщился, разглядывая остатки варева на стенках котла:

– Мой аппетит объявил себя банкротом.

Воздух, почти непригодный для дыхания из-за отсутствия вентиляции, жары и испарений спрессованных тел, вызывал тошноту и головную боль. Но в следующий момент Питт вдруг похолодел и застыл как вкопанный, словно наступил на прыгающую мину-лягушку. Душившие его негодование и гнев куда-то улетучились, и он на время перестал замечать царившие вокруг ужас и страдания, когда разглядел хрупкую фигурку, скорчившуюся на нарах нижнего яруса у правой стены пещеры. Он бросился вперед и опустился на колени рядом с женщиной, исхудавшей до такой степени, что она больше походила на десятилетнего ребенка.

– Ева! – мягко прошептал он.

От непосильной работы и недостатка пищи от нее остались лишь кожа да кости. На бледном, без единой кровинки, лице виднелись рубцы и синяки от побоев. Но, когда она повернулась и посмотрела на него, Питт увидел, что глаза ее светятся мужеством, и понял, что дух ее остался несломленным.

– Что вам надо?

– Ева, да это же я, Дирк!

– Оставьте меня в покое, – пробормотала она. – Эта маленькая девочка ужасно устала.

Он взял ее ладони в свои и наклонился ближе.

– Посмотри на меня. Вспомни Дирка Питта.

Наконец-то она узнала его, и глаза ее расширились от изумления.

– Дирк, неужели это действительно ты?!

– Если сомневаешься, можешь считать, что я тебе снюсь, – усмехнулся он, поцеловал ее в губы и нежно провел кончиками пальцев по синякам на ее лице.

Из-за плеча Питта высунулась любопытствующая физиономия Джордино.

– Что, уже нашел подружку? – не без зависти осведомился итальянец.

Питт кивнул:

– Позволь представить доктора Еву Рохас, ту самую леди, с которой я познакомился в Каире. А это мой друг Ал. Прошу любить и жаловать.

– Как же она оказалась здесь? – удивленно спросил Джордино.

– Как? – повторил Питт, обращаясь к Еве.

– Наш самолет захватил генерал Казим и отправил нас работать в эти рудники.

– Но почему? – удивился Питт. – Чем вы могли ему угрожать?

– Наша группа исследователей ООН под руководством доктора Фрэнка Хоппера подошла к разгадке токсического вещества, убивающего поселенцев в пустыне. Мы направлялись в Каир с биологическими пробами для анализов.

Питт покосился на напарника:

– Помнишь, Массард спрашивал нас, не сотрудничаем ли мы с доктором Хоппером и его группой?

Джордино кивнул:

– Помню. Должно быть, Казим еще тогда сообщил ему, что ученые заточены здесь.

Ева вытерла пот со лба влажным носовым платком, уткнулась головой в грудь Питту и всхлипнула.

– Ну зачем ты приехал в Мали? Теперь ты тоже умрешь, как и все мы!

– Но ведь у нас с тобой было назначено свидание, помнишь?

Питт так увлекся Евой, что не заметил, как между нарами осторожно пробираются трое мужчин, окружая их. Главарем был рослый человек с красным лицом и лохматой бородой. Двое других походили на изможденных бродяг. На их обнаженных спинах темнели отметины от ударов. Угрожающее выражение на их лицах вызвало ухмылку у повернувшегося к ним Джордино. Физическое состояние их было таким жалким, что Джордино был уверен, что справится с ними, даже не переводя дыхания.

– Эти люди пристают к тебе? – спросил краснолицый, обращаясь к Еве.

– Нет, вовсе нет! – воскликнула Ева. – Это Дирк Питт, который спас мне жизнь в Египте.

– Человек из НУМА?

– Он самый, – подтвердил Питт. – А этот кучерявый брюнет – мой друг, Ал Джордино.

– Боже, свои, вот радость-то какая! Я Фрэнк Хоппер, а этот потрепанный малый слева от меня – Уоррен Гримз.

– Ева много рассказывала мне о вас в Каире.

– Чертовски жаль, что нам приходится знакомиться в таких мрачных условиях. – Хоппер бросил взгляд на два глубоких рубца на обеих щеках Питта и непроизвольно потрогал длинный шрам на собственном лице. – Похоже, мы оба рассердили Мелику.

– Я – только левой стороной. На правой – из другого источника.

Вперед выступил третий мужчина и протянул руку.

– Майор Йен Фэйруэзер, – представился он и смущенно добавил: – В отставке.

Питт пожал протянутую руку:

– Англичанин?

Фэйруэзер кивнул:

– Из Ливерпуля.

– А вы как сюда попали?

– Я руководил туристическими группами, приезжающими в Сахару на сафари. Но с последней случилась беда. Всех растерзали обезумевшие и потерявшие человеческий облик жители одной деревни. Я чудом спасся и в одиночку пешком добрался через пустыню до автомагистрали. Там меня подобрали и доставили в Гао, где положили в больницу. Но генерал Затеб Казим приказал арестовать меня, чтобы я не рассказывал о том, что видел, и отправить сюда, в Тебеццу.

– Мы изучали останки жителей Асселара, той самой деревни, о которой упоминает майор Фэйруэзер, – пояснил Хоппер. – Все они умерли от отравления таинственным химическим веществом.

– Соединения синтетической аминокислоты с кобальтом, – кивнул Питт.

Хоппер и Гримз ошеломленно переглянулись.

– Что... что вы сказали? – запинаясь, переспросил Гримз.

– Токсичное загрязнение, вызвавшее эпидемию смертельных заболеваний в Мали, представляет собой металлоорганическое соединение, состоящее из видоизмененной синтетической аминокислоты и кобальта.

– Но как вам удалось это узнать? – удивился Хоппер.

– Пока ваша группа вела поиски в пустыне, моя шла по следу этого вещества вверх по реке Нигер.

– Так вы все-таки идентифицировали эту дрянь! – воскликнул Хоппер, и в его глазах засветилась радость, которой еще минуту назад ничто не предвещало.

Питт вкратце поведал о появлении красной волны, экспедиции по реке и предполагаемом отлете Руди Ганна с полученными данными.

– Слава богу, вам удалось отправить результаты, – с облегчением вздохнул Хоппер.

– Но источник, – не отставал Гримз, – где же источник?

– В Форт-Форо, – ответил ему Джордино.

– Не может быть... – Гримз бессмысленно уставился в пустоту. – Форт-Форо и очаги заболевания разделяют сотни километров.

– Зараза переносится течением подземных вод, – пояснил Питт. – Перед тем как нас схватили, Ал и я смогли осмотреть внутренности этого сооружения. Высокоактивные ядерные отходы, в десятки раз более опасные, чем те, которые сжигают, прячутся в подземных пещерах, откуда и происходит утечка в подземные воды.

– Об этом необходимо оповестить организации по охране окружающей среды всего мира! – возмутился Гримз. – Ущерб от токсичных захоронений в таком масштабе, как в Форт-Форо, может иметь глобальные масштабы!

– Довольно болтовни, – вмешался Хоппер. – Время дорого. Мы должны разработать план, чтобы эти двое могли бежать.

– А как же остальные?

– Мы не в том состоянии, чтобы пересечь пустыню. Наши силы иссякли, а тела истощены непосильной работой в рудниках, недостатком сна и почти полным отсутствием пищи и воды. Так что нам никак не удастся совершить побег. Но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы помочь вам. Соберем припасы в дорогу и будем молиться за успех вашего предприятия.

Питт опустил глаза на Еву:

– Я не могу бросить ее.

– Она останется и умрет вместе с нами, – резко возразил Гримз. – Она будет для вас только обузой, вы же – единственная надежда для всех нас на спасение из этого ада.

Ева схватила Питта за руку:

– Ты должен уходить, и как можно быстрее, – взмолилась она. – Пока еще не поздно.

– Она права, знаете ли, – добавил Фэйруэзер. – Сорок восемь часов в шахте – и вы сломаетесь. Посмотрите на нас. Мы обезвожены. Никто из нас не пройдет и пяти километров по пустыне.

Питт уставился в грязный пол.

– А как далеко, вы думаете, протянем без воды мы с Алом? Допустим, километров тридцать мы одолеем, а дальше что?

– Мы скопили немного воды, но ее хватит только для одного человека, – сообщил Хоппер. – Оставляем за вами решение, кто попытается, а кто останется.

Питт покачал головой:

– Ал и я пойдем вместе.

– На двоих не хватит, – повторил доктор. – Простая арифметика.

– О какой примерно дистанции идет речь? – поинтересовался Джордино.

– Транссахарская автомагистраль проходит приблизительно в четырехстах километрах к востоку отсюда по ту сторону алжирской границы, – ответил Фэйруэзер. – Но после трехсот километров вам придется рассчитывать только на удачу, чтобы преодолеть остаток пути. Но, как только вы доберетесь до трассы, там уже сможете без труда поймать какой-нибудь проходящий автомобиль.

Питт забавно склонил голову на плечо и приложил ладонь к правому уху, всем своим видом демонстрируя, что плохо расслышал слова майора.

– Может быть, я что-то пропустил, но мне показалось, что вы так и не объяснили, каким образом мы преодолеем эти самые первые триста километров пустыни?

– Как только выберетесь на поверхность, украдете один из грузовиков О'Банниона. Он-то и должен вас увезти так далеко.

– Не очень-то радужная перспектива, не так ли? – заметил Питт. – А если его бензобаки окажутся пустыми?

– Никто в пустыне не оставляет бензобак пустым, – решительно возразил Фэйруэзер.

– Получается всего ничего: выйти отсюда, нажать кнопку подъемника, добраться до поверхности, стащить грузовик – и кати себе в свое удовольствие, – подвел итог помрачневший Джордино. – Какие еще будут инструкции?

Хоппер невесело усмехнулся:

– У вас есть план получше?

– Откровенно говоря, – рассмеялся Питт, – у нас нет его даже в набросках.

– Вам следует поторопиться, – предупредил Фэйруэзер. – Через час Мелика снова погонит всех на работу в рудники.

Питт оглядел пещеру:

– Вы все здесь заняты тем, что взрываете и грузите руду?

– Политические заключенные, включая нас, – ответил Гримз, – разгребают и грузят руду, после того как ее взрывают в забое. Уголовники работают на проходке и на вскрывании пластов. Из них также составляют взрывные команды. Бедолаги, они долго не протягивают. Если их не разносит на кусочки во время взрывов, то они умирают от отравления ртутью и цианидом при амальгамировании и очистке золота.

– А как много здесь иностранцев?

– Из первоначального состава нашей группы, включавшей шесть человек, осталось только пятеро. Одну убила Мелика, забила ее до смерти.

– Женщину?

Хоппер кивнул.

– Доктора Мари Виктор, удивительно жизнерадостную особу и одного из лучших физиологов Европы. – Оживленное настроение Хоппера исчезло. – Она была третьей по счету, с тех пор как мы оказались здесь. Другие две женщины были женами французских инженеров из Форт-Форо. Их детям приходится еще хуже, но мы ничего не можем поделать.

Фэйруэзер кивком указал на группу, собравшуюся на трех соседних нарах. Четыре женщины и восемь мужчин. Одна из женщин прижимала к себе маленького мальчика примерно трех лет.

– Боже мой! – прошептал Питт. – Ну конечно же, как я сразу не догадался?! Разумеется, Массард не мог допустить чтобы инженеры, создавшие его комплекс, вернулись во Францию и поведали там всю правду.

– Сколько же женщин и детей томятся здесь? – спросил Джордино, клокоча от ярости.

– На настоящий момент девять женщин и трое маленьких детей, – ответил Фэйруэзер.

– Теперь ты понимаешь, – тихо сказала Ева, – что чем быстрее выберешься отсюда и приведешь помощь, тем больше людей спасешь?

Но Питт уже не нуждался в дальнейших уговорах. Он решительно повернулся к Хопперу и Фэйруэзеру:

– О'кей, давайте выслушаем ваш план.

38

Это был план со множеством недостатков, схема, созданная людьми, у которых нет или почти нет никаких ресурсов, невероятно упрощенный, но как раз настолько безумный, чтобы иметь шанс воплотиться в жизнь.

Час спустя Мелика с охранниками прошлась по пещере и выгнала в главную камеру заключенных, чтобы составить из них рабочие бригады, прежде чем они получат распределение на участки рудника. Питту показалось, что она испытывает дьявольское наслаждение, раздавая направо и налево удары плетью по массе беззащитных тел, оскорбляя и избивая мужчин и женщин, которые и так выглядели пришельцами с того света.

– Эта ведьма никогда не устает добавлять рубцы беспомощным людям, – кипел Хоппер.

– "Мелика" означает «королева», и это имя она сама себе присвоила, – шепотом поведал Гримз Питту и Джордино. – Но мы зовем ее «Злобная ведьма Запада», поскольку она была надсмотрщицей в женской тюрьме в Соединенных Штатах.

– Вы думаете, она сейчас раздражена? – ухмыльнулся Питт. – Как бы не так! Подождите, когда она обнаружит, что вагонетки, которые грузили мы с Алом, лишь сверху прикрыты камнями.

Джордино и Хоппер стали рядом с Питтом, который заслонял Еву, защищая ее своим телом. Мелика разглядела Питта и двинулась к нему, затем остановилась, зловеще глядя на Еву. Она усмехнулась, понимая, что Питт впадет в ярость, если она ударит не его, а охраняемую им женщину. Она размахнулась, но между ними стал Джордино, и плеть издала слабый хлопок, обвившись вокруг его напряженного бицепса.

Если не считать красного рубца, сочившегося кровью, Джордино никак не прореагировал на удар, от которого любой нормальный человек схватился бы за руку и застонал от боли. Не моргнув и глазом, он холодно уставился на Мелику и вежливо спросил:

– Это лучшее, на что вы способны?

В толпе воцарилась мертвая тишина. Все застыли на месте и затаили дыхание в ожидании бури, которая должна была вот-вот разразиться. Пять секунд тянулись так долго, словно время было вморожено в лед. Мелика просто остолбенела от проявления такой дерзости, и ее охватила безумная злоба. Справедливо сочтя, что над ней издеваются, она взревела, как раненый медведь, и набросилась на Джордино, размахивая плетью.

– Успокойтесь! – донесся от ворот властный голос.

Мелика обернулась. У самого входа в темницу стоял Селиг О'Баннион, гигант среди пигмеев. Она еще несколько мгновений подержала плеть в воздухе, прежде чем опустить ее, униженно глядя на О'Банниона глазами, полными горького сожаления, как у хулигана, пойманного полицейским во время избиения своей жертвы.

– Не обижайте Питта и Джордино, – приказал О'Баннион. – Я хочу, чтобы они подольше пожили и успели всех перетаскать в нашу усыпальницу. Меня это позабавит.

– Что же в этом забавного? – удивился Питт.

О'Баннион негромко рассмеялся и снизошел до объяснений, правда, обращаясь при этом преимущественно к Мелике:

– Если мы сломаем Питта и его приятеля физически, это не доставит мне большого удовольствия. А вот превратить их мозги в трясущееся желе – это будет любопытный для нас обоих эксперимент. Проследите, чтобы в последующие десять смен они были заняты на легкой погрузочной работе.

Мелика нехотя кивнула, а О'Баннион сел в локомотив и уехал в инспекционную поездку в одну из выработок.

– Выходите, вы, вонючее дерьмо, – прорычала Мелика, размахивая окровавленной плетью.

Ева спотыкалась, едва переставляя ноги, пока с помощью Питта добиралась к месту сбора рабочих.

– Ал и я смоемся, – пообещал он ей. – Но ты должна продержаться до того момента, когда мы вернемся с войсками, чтобы спасти тебя и этих несчастных.

– Теперь у меня есть смысл жить, – тихо ответила она, – Я буду ждать.

Он прижал ее к себе и осыпал поцелуями ее губы и синяки на лице. Затем повернулся к Хопперу, Гримзу и Фэйруэзеру, образовавшим вокруг них защитное кольцо.

– Позаботьтесь о ней.

– Позаботимся, – заверил его Хоппер.

– Я бы хотел, чтобы вы не отклонялись от нашего первоначального замысла, – сказал Фэйруэзер. – Ведь спрятаться в одну из вагонеток, идущих к дробилке, безопаснее, чем действовать по вашему плану.

Питт покачал головой:

– Тогда нам придется пройти уровень с дробилкой, затем те места, где очищают и просеивают, прежде чем мы доберемся до поверхности. Мне такие дополнительные трудности ни к чему. И потому меня больше привлекает путьнапрямую – через подъемник и кабинет главного инженера.

– Если есть выбор – проскользнуть через черный ход или с важным видом прошествовать через парадный, – с грустью сообщил Джордино, – он каждый раз выбирает тот вариант, где можно повыпендриваться.

– Вы хотя бы приблизительно не знаете число вооруженных охранников? – спросил Питт, обращаясь к Фэйруэзеру, потому что бывший руководитель сафари проработал в руднике дольше, чем Хоппер и его люди.

– Приблизительно? – Фэйруэзер на минутку задумался. – Где-то от двадцати до двадцати пяти. Инженеры тоже вооружены. Их насчитывается шестеро, помимо О'Банниона.

Гримз передал Джордино две пластиковые бутылки, которые тот спрятал под своей разорванной рубашкой.

– Вся вода, которую мы сэкономили. Каждый выделял из своего рациона. Но все равно получилось менее двух литров. Сожалею, что не больше.

Джордино положил руки на плечи Гримза, необычайно тронутый такой самоотверженностью:

– Спасибо. Я понимаю, чего это стоило.

– А динамита нет? – поинтересовался Питт у Фэйруэзера.

– У меня есть, – ответил Хоппер, передавая Питту небольшую палочку взрывчатки с детонационным капсюлем. – Один человек из взрывной команды вынес это в башмаке.

– Еще два пункта, – добавил Фэйруэзер. – Напильник, которым вы перепилите ваши цепи, украден из локомотивного набора инструментов Гримзом. А вот схема шахт, на которой отмечены и наблюдающие телекамеры. На обратной стороне я в общих чертах набросал план местности, по которой вам предстоит пройти, прежде чем вы доберетесь до Транссахарской магистрали.

– Если кто и знает эту пустыню, так это Йен, – подтвердил Хоппер.

– Я вам так благодарен. – Странно, но глаза Питта увлажнились. – Мы постараемся вернуться с помощью.

Хоппер обнял его огромной, словно медвежья лапа, рукой:

– С вами будут наши сердца и молитвы.

Фэйруэзер тронул Питта за локоть:

– Помните, надо избегать дюн. И не пытайтесь пересекать их. Вас только засосет, и вы погибнете.

– Удачи, – просто сказал Гримз.

Подошел охранник и повел прочь Питта и Джордино, подталкивая их винтовкой. Не обращая на него внимания, Питт наклонился и на прощание нежно поцеловал Еву.

– Не забудь, – сказал он. – Ты, я и залив Монтерей.

– Я надену свое самое нескромное платье, – весело откликнулась она.

Питт не успел ответить, так как охранник больно ткнул его стволом под ребра и повторно приказал двигаться. Дойдя до входа в туннель, он на прощание помахал Еве рукой. Но она и остальные уже затерялись в густой толпе рабочих и охранников.

* * *

Конвоир привел Питта и Джордино в ту самую выработку, где они занимались погрузкой несколько часов назад, и там их оставил. Очередной состав с пустыми вагонетками стоял рядом со свежей грудой образовавшихся после очередного взрыва обломков руды.

– Я тут устрою шоу на звание лучшего рабочего месяца, а ты пока поработай над цепями подальше от камеры, – сказал Питт.

Он начал забрасывать руду в вагонетки, в то время как Джордино набросился на цепи с напильником, которым обеспечил их Гримз.

К счастью, железо было старым и плохого качества. Напильник быстро распилил звенья, и Джордино вытянул цепи из дужек на кандалах, освободив руки и ноги от ограничивающих движения оков.

– Твоя очередь, – сказал он.

Питт для упора положил цепь на край вагонетки и одолел звено за десять минут.

– Над самими кандалами придется поработать позже, но, по крайней мере, сейчас мы уже можем танцевать и прыгать.

Джордино небрежно раскрутил цепь, как пропеллер.

– Кто займется охранником, ты или я?

– Ты, – ответил Питт, освобождая кандалы от распиленной цепи. – А я отвлеку его.

Полтора часа спустя хруст гравия возвестил о приближении патруля. Питт вырвал провода из телекамеры. На этот раз из-за угла показались два охранника-туарега, которые шли по обеим сторонам состава, держа винтовки в полной боевой готовности. Их немигающие глаза, едва видимые сквозь прорези литама, казалось, навек застыли черными льдинками.

– Какая честь, сразу двое с визитом, – прошептал Джордино. – Только они, похоже, не расположены к дружеской беседе.

Один из охранников, приблизившись к Питту, неуловимым движением съездил ему прикладом по ребрам, очевидно, желая спровоцировать на ответные действия, чтобы доставить ему боль и раздразнить его. Но Питт лишь отступил назад и обезоруживающе улыбнулся.

– Спасибо, что заглянули к нам на огонек, джентльмены, – приветливо произнес он.

Крайне важно было чем-то озадачить охранников, отвлечь внимание, прежде чем они сообразят, что их атакуют. Слова еще слетали с губ Питта, когда он левой рукой схватился за ствол винтовки и оттолкнул ее в сторону, а правой с силой впечатал увесистый булыжник прямо в лоб захваченному врасплох туарегу. Тот выгнулся назад, как натянутый лук, и рухнул навзничь на рельсы.

В течение двух секунд, которые, казалось, тянулись вечность, второй охранник, не веря своим глазам, взирал на распростертое у его ног тело напарника. Еще ни один служитель администрации в Тебецце не подвергался нападению раба, и то, что это произошло, на мгновение ошеломило его. Затем до него дошло, что та же участь может постичь и его. Он вышел из ступора и вскинул оружие.

Питт увернулся от нацеленного на него ствола и метнулся в сторону, отчаянно хватаясь за винтовку упавшего охранника. И увидел мелькнувшую в воздухе цепь, обернувшуюся вокруг горла туарега, подобно детской скакалке. Джордино одним движением затянул захлестнувшуюся петлю, как гарроту, и с усилием оторвал охранника от земли, так что ноги его отчаянно заболтались в воздухе. Автомат звонко ударился о рельсы, когда охранник выпустил его из рук и схватился за цепь, врезавшуюся в горло.

Когда бурное сопротивление перешло в слабое подергивание, Джордино отпустил цепь и позволил едва не задохнувшемуся туарегу рухнуть рядом с находящимся без сознания напарником. Затем он подхватил автомат и бросил взгляд вдоль выработки.

– Как великодушно с нашей стороны, что мы их не убили, – пробормотал Джордино.

– Это всего лишь временная отсрочка, – вздохнул Питт. – Когда Мелика узнает, что мы сбежали, они окажутся среди тех людей, которых еще недавно били и мучили.

– Но нельзя же этих ребят оставить здесь, чтобы их сразу обнаружили.

– А мы их забросим в одну из вагонеток и завалим камнями. Они не придут в себя по крайней мере пару часов. Этого времени нам вполне хватит, чтобы оказаться в пустыне.

– Что-то механик не торопится чинить телекамеру.

Пока Джордино размещал охранников, Питт сверялся со схемой, составленной Фэйруэзером. Он не мог восстановить по памяти путь, которым надо было добираться до инженерного лифта, не мог разобраться в этом лабиринте выработок, уходящих во всех направлениях, да и вообще не представлял, как это сделать без компаса. Оставалось только надеяться, что отставной майор не допустил ошибки, рисуя карту.

Джордино первым справился со своей неприятной работой и принялся рассматривать трофейное оружие.

– Сплошной пластик и фиберглас, армейская модель французского производства, калибр 5,56 миллиметра, – объявил он и добавил: – Похоже, убойная штучка.

– Никакой стрельбы, если можно обойтись, – предостерег Питт – Будем осторожны, пока Мелика не сообразит, что мы исчезли.

* * *

Выйдя из выработки, они направились по главному туннелю в противоположном направлении. Через пятьдесят метров, осторожно обойдя телекамеру, отмеченную на карте Фэйруэзера, они оказались у входа в пещеру, так никого и не встретив. Никто не окликнул их, никто не атаковал. На первом этапе побега все пока развивалось по плану.

Они энергично шагали вдоль железнодорожного пути, которым их привели в рудники от лифта, то и дело останавливаясь на перекрестках, чтобы свериться с картой, и теряя при этом драгоценные секунды.

– Ты вообще-то имеешь представление, где мы находимся? – спокойно спросил Джордино.

– Жаль, что мы не разбрасывали хлебные крошки, когда нас вели сюда, – проворчал Питт, поднося карту к свету лампы, покрытой пылью.

– Поезд идет, – заметил Джордино, первым заслышав в глубине туннеля за спиной лязг и грохот приближающегося состава.

Питт указал на естественную трещину в скале, всего лишь метрах в десяти с другой стороны путей.

– Спрячемся там, пока он пройдет.

Они влетели в расщелину и тут же остановились. Тошнотворная вонь шла из этого разлома в скале, отвратительный смрад гнилостной мерзости. Осторожно, с большой опаской они двинулись по расщелине, пока она не перешла в большую камеру. Питту показалось, что они в сырых катакомбах. Камера была темной, но его рука, опершись за стену, нащупала выключатель. Он перевел тумблер в верхнее положение, и огромная пещера залилась призрачным светом. Это была та самая подземная усыпальница для умерших, о которой вскользь упомянул главный инженер. Они забрели в могильную пещеру, где О'Баннион и Мелика хоронили тела тех, кто от избиений, голода и непосильного труда дожидался смерти как избавления. В сухой атмосфере пустыни мертвецы не спешили разлагаться. И здесь обошлись без ритуалов. Застывшие тела были сложены штабелями, как крепежные бревна, примерно по тридцать в каждом. Все это выглядело призрачно, неестественно и трагично.

– Бог мой, – выдохнул Джордино. – Здесь, должно быть, более тысячи трупов.

– Очень удобно, – кивнул Питт, чувствуя, как внутри у него разгорается белое пламя ярости. – О'Банниону и Медике не пришлось заботиться о рытье могил.

Леденящая душу картина предстала перед мысленным взором Питта: Ева, доктор Хоппер и остальные брошены сюда, как чурки; их невидящие глаза смотрят в скалистый потолок. Он усилием воли отогнал жуткое видение и смахнул тыльной стороной ладони выступивший на лбу холодный пот. Только когда состав прогрохотал мимо входа в склеп, ему удалось окончательно избавиться от наваждения.

– Идем дальше, – хрипло каркнул Питт, не узнавая собственного голоса.

Звуки поезда затихли вдали. Они "подождали немного и выглянули из расщелины, ведущей к катакомбам, чтобы проверить, нет ли поблизости патрулирующих охранников. Туннель был свободен, и они свернули в боковую выработку, которая на карте Фэйруэзера была отмечена как кратчайший путь к инженерному лифту. И тут им повезло. Эта штольня была очень сырой, и пол ее был покрыт дощатым настилом.

Питт оторвал одну из досок и с восторгом увидел воду под ней.

– В добрый час! – воскликнул он. – Наполняй желудок, чтобы не расходовать воду из тех канистр, которые дал нам Хоппер.

– Тут меня не надо уговаривать, – осклабился Джордино, припадая на колени и зачерпывая холодную воду ладонями, сложенными в пригоршню.

Едва успев напиться и уложить доску на место, они услыхали шум голосов в заднем конце пройденного коридора, сопровождающийся звяканьем цепей.

– Сзади нас идет какая-то рабочая бригада, – тихо проговорил Джордино.

Они поспешили вперед, освеженные и исполненные оптимизма. Еще минута, и друзья оказались у железной двери, ведущей на лифтовую площадку. Джордино сунул динамитную палочку в замочную скважину и присоединил капсюль. Затем он отошел назад, а Питт подобрал камень и швырнул в капсюль, но промахнулся.

– А ты представь, что пытаешься бросить какую-нибудь хорошенькую девушку в бассейн на карнавале, – с насмешкой посоветовал Джордино.

– Будем надеяться, что тарарам, который мы устроим, не встревожит охрану или лифтера, – проворчал Питт, подбирая другой камень.

– Они наверняка подумают, что это всего лишь эхо от взрывных работ.

На этот раз Питт был точен, и капсюль сдетонировал, взорвав динамит. Замок словно ломом разворотило. Они бросились вперед, толчком распахнули дверь и очутились в коротком коридоре, ведущем к лифту.

– А если здесь для вызова лифта существует какой-нибудь код? – спросил Джордино.

– Немного поздно думать об этом, – фыркнул Питт. – Нам придется использовать наш собственный код.

Он подошел к лифту, на секунду задумался, а затем трижды нажал на кнопку рядом с дверью. Выдержал короткую паузу и нажал еще дважды.

Из-за закрытых дверей послышалось клацанье переключателей, а затем жужжание электрического мотора, ожившего, когда лифт начал спускаться с уровня повыше.

– Ты нашел отклик в его сердце, – улыбаясь, сказал Джордино.

– Я доверился удаче, полагая, что сработает любая комбинация, лишь бы она не состояла из одного продолжительного вызова.

Через полминуты жужжание прекратилось, и открылись двери. Лифтер-охранник выглянул наружу, но никого не увидел. Недоумевая, он шагнул за порог и тут же был нокаутирован коротким ударом в шею прикладом оружия Питта. Джордино быстро затащил лифтера внутрь, а Питт закрыл двери.

– Все на борту и готовы к безостановочному подъему к кабинетам руководителей, – торжественно объявил Питт, нажимая верхнюю кнопку на панели.

– Не будем инспектировать дробилку или ртутно-цианидовый цех?

– Если только ты настаиваешь.

– Я пас, – фыркнул Джордино, когда лифт начал подниматься.

Они стояли бок о бок в тесной кабинке, наблюдая, как вспыхивают огоньки индикаторов на панели, мучительно размышляя, не ожидает ли на следующей остановке армия охранников-туарегов, готовых изрешетить их пулями. Жужжание смолкло, и лифт остановился так мягко, что трудно было даже заметить это.

Питт взял оружие на изготовку и кивнул Джордино.

– Давай.

Дверь открылась. Убедившись, что никто вроде бы не собирается их обстреливать, друзья покинули лифт. По коридору прогуливались бок о бок какой-то инженер в белом халате и охранник в джеллабе и литаме, но они были сильно увлечены разговором и к тому же удалялись в противоположную от лифта сторону.

– Похоже, все сегодня задались целью поспособствовать нашему побегу, – пробормотал Джордино.

– Не искушай судьбу, – кратко отреагировал Питт. – Мы ведь еще не выбрались отсюда.

Лифтера спрятать было негде, поэтому Питт, нажав нижнюю кнопку, отправил его в путь на самое дно шахты. Друзья же, крадучись и прячась в дверных нишах, последовали за охранником и инженером. Вскоре те остановились и вошли в какой-то кабинет за одной из старинных резных дверей.

Коридор с рифлеными стенами был так же пустынен, как и двадцать четыре часа назад, когда их вели по нему охранники. С оружием наготове, глядя вперед, они побежали каждый вдоль своей стены по коридору, пока не добрались до той самой галереи, где были припаркованы грузовики. Вход охранял один туарег, сидя на походном стуле. Не ожидая никаких неприятностей со стороны инженерной секции, он сидел, покуривая трубочку и читая Коран.

Беглецы остановились перевести дыхание и оценить пройденный путь. Позади так никто и не появился. Они сконцентрировали внимание на последнем препятствии. Впереди простирался открытый участок длиною метров пятьдесят, без видимых признаков наблюдательных камер.

– Я бегаю быстрее тебя, – прошептал Питт, протягивая Джордино свое оружие. – Если он обернется, прежде чем я добегу, снимай его с первого же выстрела.

– Только не загораживай линию огня, – предупредил его Джордино.

Питт снял обувь, затем принял позу стартующего спринтера, твердо уперся ногами в пол, напрягся и через доли секунды рванулся вперед, набирая скорость. И тут же понял с ужасом, что чертовски подставился. Хотя его бег в носках был практически бесшумным, акустика в этом прорезанном в скале туннеле оказалась такой, что многократно усиливала малейший шорох. Он одолел уже почти сорок метров, прежде чем охранник, уловив посторонний звук, повернулся и тупо уставился на мчащегося к нему раба. Питта спасла лишь замедленная реакция туарега. Ствол его винтовки только еще начал подниматься, когда Питт прыгнул и с размаху врезался в него.

От толчка охранник сильно ударился головой о каменную стену, коротко вскрикнув от боли, глаза его закатились, а тело обмякло под тяжестью Питта. Питт скатился с охранника, хватая воздух ртом. Он лежал на спине, тяжело дыша, когда подошел Джордино и окинул его критическим взглядом.

– Неплохая скорость для старичка, которому скоро сорок, – сказал он, протягивая руку и помогая Питту подняться на ноги.

– Ни за что не взялся бы проделать этот трюк еще раз. Ни за что! – с чувством произнес Питт.

Отдышавшись, он внимательно оглядел подземную галерею. В глубокой нише бок о бок стояли два грузовика «рено». Туннель вел в ту самую ложбину, по которой они добирались сюда. Затем перевел взгляд на потерявшего сознание туарега, раскинувшегося на полу бесформенной кучей разноцветных тряпок.

– Ты большой и сильный мальчик, – сказал он Джордино. – Отнеси его к ближайшему грузовику и забрось в кузов. Возьмем его с собой. Если кто-нибудь хватится, подумают, что ему все надоело, он бросил пост и отправился развлечься.

Джордино легко взвалил на плечи охранника и перебросил его через задний борт ближайшего грузовика, в то время как Питт забрался в кабину и проверил показания приборов управления. Ключа зажигания не было, но мотор включался и выключался и без него. Как Фэйруэзер и предсказывал, стрелка указателя горючего показала «полный». Питт щелкнул выключателем и нажал педаль стартера. Мотор завелся с полуоборота.

– На панели нет часов? – поинтересовался Джордино.

Быстро оглядев ее, Питт покачал головой:

– Это дешевая модель, без всяких прибамбасов. А зачем тебе нужно это знать?

– Эти грязные туареги забрали мои часы. Я полностью потерял ощущение времени.

Питт скинул одну из своих теннисных туфель и извлек оттуда водонепроницаемую «Доксу», которую прятал под подкладкой. Он нацепил часы на запястье и показал Джордино.

– Двадцать минут второго, ночь.

– Раненько же мы выезжаем.

Питт включил первую скорость и отпустил сцепление, направляя грузовик в выездной туннель и двигаясь очень медленно, чтобы шум мотора не привлек внимания.

Стены туннеля так сузились, что грузовик едва не задевал их бортами. Питта мало волновало, что можно оцарапать покраску. Его больше беспокоило, как бы кто не услышал противного скрежета, возникающего при каждом соприкосновении с шершавой скалой. Но как только они вырвались на открытое пространство, он отбросил осторожность, вдавил педаль акселератора до отказа и включил фары. Грузовик, подпрыгнув как сумасшедший, влетел в ложбину, вздымая тучи пыли.

Продвигаясь по этому каньону, Питт вспомнил, что где-то тут проходит участок с зыбучим песком. Он разогнал грузовик по каменистому плато до максимальной скорости, и машина буквально птичкой перелетела опасный отрезок. Зыбун упорно цеплялся за шины, но не успевал засосать их достаточно глубоко, чтобы хотя бы немного замедлить движение.

У Питта не было времени наслаждаться воздухом свободы и ночной прохладой, он даже не глянул мельком вверх на звезды. Каждый километр, который вырастал между ними и погоней, был золотым, каждая минута – драгоценностью. Он вел машину, как демон, выжимая из грузовика все, что возможно.

Джордино не жаловался, не просил ехать помедленнее. Он слепо доверился Питту, упершись ногами в бардачок и вцепившись обеими руками в сиденье, лязгая зубами от тряской езды и всматриваясь в едва различимые следы шин в темноте между крутыми стенами каньона.

Внезапно свет фар выхватил впереди ровное пространство: они вырвались на равнину. Только тут Питт поднял взгляд к небесам, отыскал Полярную звезду и направил радиатор грузовика в сторону востока.

Они уже вступили на свой самоубийственный путь, провал в конце которого казался неизбежным. Но Питт не жалел о своем выборе. Он знал: они не должны останавливаться, пока не доберутся до помощи.

Впереди лежало четыреста километров пустыни, манящей, зловещей и смертоносной. Начиналась борьба за выживание.

39

Оставшиеся до восхода пять часов Питт гнал грузовик через внушающую благоговейный страх пустоту песков, где время мало что значило. Эта земля воистину не знала нюансов и полутонов, с ее утренними знобящими холодами, удушливостью тончайших песчинок и испепеляющим солнцем, жар которого, казалось, усиливался хрустальной чистотой атмосферы. У Питта было полное ощущение, что это какой-то иной мир.

Они двигались по той части Сахары, которая называлась Танезруфт. Огромная, раскинувшаяся почти на двести тысяч квадратных километров бесплодная земля, унылая гротескная пустошь, изредка прерываемая каменистыми склонами или случайным морем песчаных дюн, беспрепятственно путешествующих по равнинам, подобно призрачной армии замаскировавшихся фантомов. Это была первозданная пустыня, без каких-либо признаков растительности.

И тем не менее здесь существовала жизнь. В свете фар мелькали ночные мотыльки. Пара воронов, санитаров пустыни, встревоженные приближением грузовика, расправили крылья и раздраженно закаркали. По песку, убегая от колес, карабкались большие черные скарабеи, случайно мешкали скорпион или крошечная зеленая ящерка.

Питт обнаружил, что очень легко запугать себя окружающей пустотой, предстоящими сотнями километров езды, почти неизбежным голодом, жаждой и лишениями, которые могли продлиться долго. Успокаивал только уверенный гул мотора «рено». Он ни разу не допустил сбоя, а четырехколесный привод проявил себя безупречно, позволяя прорываться через зыбучие пески, которые запросто могли их засосать. В четырех случаях им пришлось переезжать через старые сухие речные русла, и грузовик выносил их на противоположный гравийный берег на пониженной передаче. Зачастую Питту казалось, что им не избежать попадания во внезапно возникающие рвы или столкновения с камнями, но, рискуя, он направлял машину прямо на препятствия, и стойкий «рено» проносил беглецов через них.

Он не тратил времени на остановки, чтобы выйти и размять ноги. Им еще Придется вдоволь нагуляться, когда настанет пора расстаться с грузовиком.

– Сколько мы проехали? – спросил Джордино.

Питт глянул на одометр:

– Сто два километра.

Джордино посмотрел на него:

– Ты выбрал неправильный кратчайший путь или мы движемся по кругу? Ведь к этому времени мы должны были проехать почти двести километров. Мы что, заблудились?

– Нет, мы на правильном курсе, – уверенно сказал Питт. – Ошибка в измерениях Фэйруэзера. Он дал нам расстояние, которое пролетела бы ворона. Правда, ни одна ворона, и с половиной мозгов, не стала бы летать над пустыней, даже если бы ее гонял сторож с трещоткой где-нибудь на кукурузном поле в Айове. Невозможно выдерживать строго прямую линию, когда мы уже сделали объезд в сорок километров, минуя две глубокие расщелины и стадо песчаных дюн.

Джордино задвигался, ощущая неудобство.

– Что-то я чувствую себя хреново, зная, что придется пройти более ста километров по земле, на которую не ступала нога человека.

– Да, эта мысль не ободряет, – согласился Питт.

– Скоро светает. Мы потеряем звезды, по которым ориентировались.

– А они и не нужны. Я наконец вспомнил, как соорудить самодельный компас, который описывается в «Руководстве по боевым действиям в полевых условиях».

– Рад слышать это, – зевнул Джордино. – Что там указатель горючего говорит?

– Чуть больше половины бака осталось.

Джордино обернулся и бросил взгляд на туарега, который лежал связанным в кузове.

– Наш приятель выглядит совсем как загулявший матрос, которого споили и увезли на чужом судне.

– Он даже и не подозревает, что он наш шанс избежать погони, – усмехнулся Питт.

– Очередная коварная затея. Это никогда не кончится.

Питт покосился на узкий серпик луны. Конечно, он бы предпочел полную ее фазу, но был благодарен и за этот слабый свет, пока они боролись с рельефом, очень напоминающим лунный. Он переключил скорость и устремил взгляд на освещенную фарами неровную поверхность. Внезапно машина выскочила на ровную, гладкую поверхность, искрящуюся, как бенгальский огонь.

«Рено» катился по дну высохшего озера, на котором толстым слоем отложились кристаллики минеральных солей, и теперь в свете фар они преломляли двойные лучи, рассыпаясь всеми цветами радуги. Питт врубил последнюю скорость и ощутил бодрящее чувство, мчась по ровной, твердой поверхности со скоростью девяносто километров в час.

Казалось, поверхность пустыни уходит в бесконечность. Последние утренние звезды уплывали за горизонт, будто какая-то грань плоского мира вдруг рухнула в космос. Небо выглядело так, словно они были заключены в небольшую комнату с четырьмя стенами и потолком. Большая Медведица все время висела над горизонтом. Питт постоянно поглядывал на Полярную звезду как основной ориентир при движении на восток.

Прошло несколько часов, прежде чем кристаллическое озеро сменилось каменистой возвышенностью, усеянной невысокими, пологими холмами. Питт не мог припомнить из всего своего опыта ни одной столь же однообразной поездки. Единственным, что отвлекало его, был остроконечный пик слева, на севере, возвышающийся одиноким островком посреди огромного бескрайнего моря.

Джордино сменил его в кресле водителя, когда солнце вылетело из-за горизонта, как ядро из пушки. И потом весь день оно, казалось, висело без движения, прежде чем камнем рухнуть вниз на закате. Тени или вытягивались далеко, или вообще отсутствовали. Промежуточных состояний не было.

Через час после рассвета Питт приказал остановить грузовик и осмотрел кузов, где обнаружил отрезок трубы примерно в метр длиной. Затем спустился на землю и воткнул ее в песок, пока она не встала вертикально и не отбросила тень. Подобрав два маленьких камешка, он один из них положил на конец тени.

– Это и есть твой компас бродяги? – спросил Джордино, заинтересованно наблюдая за действиями Питта из тени грузовика.

– Учись, салага, как мастер работает!

Он присоединился к Джордино и подождал примерно двенадцать минут, прежде чем пройденную тенью дистанцию пометил другим камнем. Затем он провел прямую линию от одного камня к другому и продлил ее дальше еще примерно на полметра. Затем поставил носок левого башмака на первый камешек, а носок правого на то место, где линия закончилась. Подняв левую руку и указывая ею прямо перед собой, он торжественно объявил:

– Север там. – Затем вытянул правую руку в сторону. – А там восток и Транссахарская магистраль.

Джордино проследил за вытянутой правой рукой Питта.

– В том направлении я вижу какую-то дюну, которую мы можем использовать как дополнительный ориентир.

Они двинулись дальше, повторяя эту процедуру через каждый час. Около девяти часов поднявшийся юго-восточный ветер взметнул клубы песка и пыли, ограничив видимость в пределах двухсот метров. К десяти этот жаркий ветер усилился, занося песок в кабину, несмотря на поднятые стекла. Образуя небольшие смерчи, песок вздымался и кружился, подобно танцующим дервишам.

Ртутный столбик здесь поднимался и падал, как палка погонщика. В то утро температура за каких-то три часа поднялась с 15° Цельсия до 35°, достигнув к полудню верхней точки в 46°. Питт и Джордино чувствовали себя так, словно ехали в духовке, вдыхая и выдыхая жаркий и сухой воздух. Единственное облегчение приносил ветерок от их собственного быстрого движения по этой бесплодной и унылой земле.

Стрелка указателя температуры поднялась и зависла в миллиметре от красной отметки, означающей кипение, но пар из радиатора пока не вырывался. Теперь беглецы останавливались каждые полчаса, и Питт определял направление по едва видимому солнцу, с трудом пробивающемуся сквозь тучи пыли и позволяющему трубе отбрасывать лишь слабую тень.

Питт открыл одну бутылку и предложил Джордино восполнить потерю жидкости в организме.

– Сколько? – спросил итальянец.

– Делим пополам. Это даст нам по половине литра каждому, и столько же останется на завтра.

Удерживая руль коленями, Джордино отмерил свою долю, выпил залпом и передал бутылку обратно Питту.

– Сейчас О'Баннион, должно быть, пустил уже всех собак по нашему следу.

– Если они едут на таком же грузовике, то сократить расстояние они смогут только тогда, когда у них за рулем будет сидеть чемпион Гран-при по «Формуле-1». Их единственное преимущество в том, что у них на борту есть запас горючего, чтобы продолжить преследование после того, как у нас закончится.

– Почему же мы не додумались загрузить резерв?

– Поблизости от грузовика не было запасных бочек с горючим. Я смотрел. Они его, видимо, хранят где-то в другом месте, а у нас не было времени на поиски.

– О'Баннион запросто может вызвать и вертолет, – заметил Джордино, включая первую скорость, чтобы одолеть небольшую дюну.

– Вертолет он может попросить или в Форт-Форо, или у малийских военных. А мне почему-то кажется, что Казим и Массард будут последними, к кому он обратится за помощью. Он чертовски хорошо понимает, с каким неодобрением посмотрят они на то, что он упустил их совместных врагов всего лишь через несколько часов после того, как нас поместили под его внимательную и заботливую опеку.

– Так ты считаешь, что ищейки О'Банниона не смогут выследить нас и мы доберемся до Алжира?

– Они не смогут выследить нас в песчаной буре, точно так же как канадский конный полицейский не сможет выследить преступника в пургу. – Питт поднял большой палец и указал им через плечо на заднее стекло. – Обрати внимание: следов нет.

Джордино посмотрел в зеркало заднего обзора и увидел, что ветер пригоршнями швыряет песок на отпечатки покрышек, и те на глазах исчезают, словно кильватерный след за кормой. Он расслабился и свободнее устроился на сиденье.

– Ты даже не представляешь, какое это удовольствие – путешествовать с образованным человеком!

– Ты рано списываешь О'Банниона со счетов. Если они первыми доберутся до Транссахарской магистрали и начнут патрулировать туда-сюда, наша песенка спета.

Питт прикончил бутылку и бросил ее в кузов, где туарег уже пришел в сознание и теперь сидел, привалившись спиной к заднему борту и с ненавистью поглядывая на людей в кабине.

– Что там с горючим? – спросил Питт.

– Боюсь, что остались одни испарения.

– Пора делать отвлекающий маневр. Разверни грузовик так, будто он едет на запад. Затем останови.

Джордино в точности исполнил все, что ему приказали, развернув руль и затормозив до полной остановки.

– Теперь пешком?

– Теперь пешком. Но сначала перетащи охранника в кабину и еще раз осмотри грузовик. Собери все, что может оказаться полезным, а также любые тряпки, чтобы защитить лицо от песчинок.

Странная комбинация страха и злобы вспыхнула в глазах охранника, когда его поместили на переднее сиденье, разорвали на полосы его же головной убор, а затем туго связали, чтобы он не смог дотянуться до руля или педалей на полу.

Они обыскали грузовик, обнаружив лишь несколько промасленных тряпок и два полотенца, из которых они соорудили тюрбаны. Оружие пришлось оставить, схоронив его в песке. Затем Питт закрепил рулевое колесо так, чтобы оно не крутилось, включил вторую скорость и выпрыгнул из кабины. Верный «рено» рванулся вперед, унося связанного пассажира к Тебецце, и вскоре затерялся в песках.

– Ты дал ему лучший шанс выжить, чем он нам, – запротестовал Джордино.

– Может, да, а может, и нет, – мягко возразил Питт.

– Ну и сколько же нам предстоит топать, по твоей оценке?

– Около ста восьмидесяти километров, – ответил Питт так, словно речь шла о небольшой увеселительной прогулке.

– То есть почти сто двенадцать миль с одним литром воды, которого не хватит и на поливку кактуса! – возмутился Джордино. Он критически уставился на раздуваемый ветром песок. – Я еще с утра почувствовал, что моим бедным старым косточкам суждено основательно побелеть на солнце, прежде чем на них кто-нибудь наткнется и предаст земле.

– А ты взгляни на это дело с привлекательной стороны, – посоветовал Питт, наматывая тюрбан. – Ты можешь дышать чистым, настоящим воздухом, наслаждаться тишиной, общаться с природой. Что еще нужно для укрепления духа?

– Бутылка холодного пива, гамбургер и душ, – вздохнул Джордино.

Питт показал ему четыре пальца:

– Четыре дня, и ты получишь все, чего желаешь.

– У тебя есть опыт по выживанию в пустыне? – с надеждой спросил Джордино.

– Когда мне было двенадцать лет, я с бойскаутами провел уик-энд в лагере в пустыне Мохаве.

Джордино печально покачал головой:

– Это определенно снимает большую часть забот.

Питт еще раз определился с направлением. Затем, используя трубу-компас как посох, он нагнул голову против ветра и песка и двинулся на восток. Джордино уцепился рукой за пояс Питта, чтобы они не потеряли друг друга в этой слепящей круговерти, и потащился сзади.

40

Закрытое совещание в штаб-квартире ООН, начавшись в десять часов утра, продолжалось далеко за полночь. Двадцать пять ведущих мировых специалистов по изучению океана и атмосферы совместно с еще тридцатью биологами, токсикологами и экспертами по загрязнению с неотрывным вниманием выслушали краткое обращение Галы Камиль, прежде чем перейти к секретному совещанию, на котором адмирал Сэндекер поведал им об истинных масштабах грозящего всему человечеству бедствия.

Затем Сэндекер представил доктора Дарси Чэпмена, который прочел лекцию о химической сущности размножения красных волн. За ним выступил Руди Ганн с новыми данными об этом загрязнителе. Вступительную часть завершил Хайрем Йегер демонстрацией спутниковых фотографий распространения волны и изложением статистических данных, на основе которых делался прогноз о дальнейшем росте.

Информативная часть совещания продлилась до двух часов дня. Когда Йегер сел и на подиум вернулся Сэндекер, в зале воцарилась странная тишина – вместо обычных протестов ученых, редко соглашающихся с теориями и открытиями других. К счастью, двенадцать человек из собравшихся уже были осведомлены об экстраординарном росте красных волн и вели собственные исследования. От их лица выступил докладчик, сообщивший о результатах, полученных в НУМА. Те же несколько человек, которые поначалу отказывались признавать катастрофичность данного бедствия, тоже прибыли с мест и подтвердили опасность ситуации, о которой говорил Сэндекер.

Финальная часть программы совещания состояла в формировании комитетов и исследовательских групп с тем, чтобы, объединив усилия и информацию, остановить смертоносную волну и предотвратить угрозу человеческому существованию.

Сознавая, что подобная просьба тщетна, Гала Камиль все же вышла на подиум и попросила ученых ничего не сообщать средствам массовой информации, пока не будут найдены меры удержания ситуации под контролем. Особый упор она сделала на то, что всеобщая паника может только усугубить положение.

Она же и закрыла совещание сообщением о времени проведения следующей конференции, на которой предстояло обменяться свежей информацией и сообщить о прогрессе в деле разрешения проблемы. Обошлись без вежливых аплодисментов. Ученые группами собирались в проходах и необычно тихими голосами и без бурных эмоций обменивались мнениями с позиций представителей соответствующих наук.

Сэндекер устало погрузился в кресло. На лице его, морщинистом и утомленном, тем не менее проступала неизгладимая печать воли и решимости. Он чувствовал, что наконец-то вышел из тупика и ему больше не нужно убеждать не желающих слушать или просто настроенных враждебно.

– Это было впечатляющее представление, – сказала Гала Камиль.

Сэндекер привстал в кресле, когда она села рядом с ним.

– Надеюсь, это поможет делу.

Гала кивнула и улыбнулась.

– Вам удалось вдохновить лучшие умы специалистов по океану и охране окружающей среды. Уверена, они найдут решение гораздо раньше, чем ситуация выйдет из-под контроля.

– Мне удалось их проинформировать, но вряд ли вдохновить.

Она покачала головой:

– Вы не правы, адмирал. Они прониклись необходимой ответственностью. Стремление во что бы то ни стало отвратить угрозу было написано на их лицах.

– Ничего бы из этого не вышло, если бы не вы. Чтобы в полной мере понять грозящую опасность, нужна была женская интуиция.

– Все-таки странно, что для меня это очевидно, а для других почему-то выглядит абсурдом, – печально произнесла она.

– Я чувствую себя намного лучше, убедившись, что дебаты и контрдоводы себя исчерпали и мы наконец-то можем объединить наши усилия, для того чтобы покончить с этой штукой.

– Следующая проблема, которая встает перед нами, – удержать все это в секрете. Я почти не сомневаюсь, что не пройдет и сорока восьми часов, как эта история станет достоянием публики.

– Да, вторжение армии репортеров практически неотвратимо, – кивнул Сэндекер. – Ученые наверняка пропустили мимо ушей ваше предупреждение держать язык за зубами.

Гала оглядела уже опустевшую аудиторию. Дух сотрудничества проявился здесь гораздо сильнее, нежели тот, что ей доводилось наблюдать на Генеральной Ассамблее. Может быть, все-таки у этого мира, разделенного на такое количество этнических культур и языков, есть надежда?

– Что вы собираетесь делать теперь? – спросила она.

Сэндекер пожал плечами:

– Извлекать Питта и Джордино из Мали.

– Сколько уже времени прошло после того, как их арестовали на том предприятии по уничтожению отходов солнечной энергией?

– Четыре дня.

– Что-нибудь известно об их судьбе?

– Боюсь, что нет. В этой части мира наша разведка поставлена слабо, и мы понятия не имеем, куда их увезли.

– Если они попали в лапы Казима, я опасаюсь самого худшего.

Сэндекер никак не мог смириться с тем, что Питт и Джордино пропали. Он сменил тему разговора:

– Не обнаружили ли эксперты следов какой-нибудь грязной игры в связи с гибелью вашей исследовательской группы из Всемирной организации здравоохранения?

Гала с минуту молчала.

– Изучение обстоятельств катастрофы еще продолжается, – сказала она наконец, – Но предварительные сообщения говорят о том, что нет прямых доказательств версии аварии вследствие взрыва подложенной бомбы. Так что тайна пока не раскрыта.

– И в живых никого не осталось?

– Нет, доктор Хоппер и вся его группа погибли вместе с членами экипажа.

– Трудно поверить, что за всем этим не скрывается Казим.

– Он самый настоящий злодей, – согласилась Гала, и ее прекрасное лицо сразу омрачилось. – Я тоже думаю, что здесь замешан он. Доктор Хоппер, должно быть, нашел что-то связанное с этой чумой, которая охватила Мали. Что-то такое, чего Казиму очень не хочется предавать гласности.

– Будем надеяться, что у Питта и Джордино есть ответы на эти вопросы.

Гала посмотрела на Сэндекера с выражением симпатии:

– Но вы должны считаться с очень реальной возможностью того, что они уже мертвы, казнены по приказу Казима.

Усталость, казалось, свалилась с плеч Сэндекера, как сброшенное пальто, и на губах появилась улыбка.

– Я никогда не поверю в смерть Питта, пока лично не смогу убедиться в этом. Он со сверхъестественной регулярностью выкарабкивался из многочисленных смертельных ситуаций.

Гала стиснула руку Сэндекера в своих ладонях.

– Будем молиться, чтобы он сделал это еще раз.

* * *

Когда Исмаил Йерли спускался по трапу, в аэропорту Гао его уже ожидал Феликс Веренн.

– Добро пожаловать обратно в Мали, – сказал он, протягивая руку. – Я слышал, вы какое-то время находились здесь несколько лет назад.

Пожимая протянутую руку, Йерли не улыбался.

– Прошу прощения за прибытие с опозданием, но у самолета, который вы послали за мной в Париж, случились какие-то неполадки.

– Я знаю. Я собирался отправить другой, но вы уже вылетели самолетом «Эйр-Африк».

– Я так понял, что Массард ждет меня как можно скорее.

Веренн кивнул:

– О вашем назначении вас проинформировал Бордо?

– Да я и так понимал, что нам здорово не повезло с этими исследованиями Организации Объединенных Наций и Национального подводного и морского агентства. Но Бордо лишь намекнул мне, что я должен подружиться с генералом Казимом и удерживать его от вмешательства в действия мсье Массарда.

– Этот идиот опростоволосился со всей этой исследовательской заварухой. Даже удивительно, почему мировые средства массовой информации еще не раздули эту историю?

– А Хоппер и его команда действительно мертвы?

– Даже лучше. Они вкалывают как рабы на тайных золотых рудниках мистера Массарда в самой глухой части Сахары.

– А эти лазутчики из НУМА?

– Они тоже были схвачены и отправлены на те же рудники.

– Следовательно, вы и мистер Массард все держите под контролем?

– Именно поэтому мистер Массард и послал за вами. Чтобы не допустить больше фиаско по вине Казима.

– И куда я должен отправиться отсюда? – спросил Йерли.

– В Форт-Форо за инструкциями, которые будут даны самим Массардом. Он должен познакомить вас с Казимом, предварительно расписав этому ужасному маленькому человечку ваши подвиги на поприще разведки. Казим без ума от шпионских романов. Он будет прыгать от радости, что сможет воспользоваться вашими услугами, не ведая, что о каждом его замысле и поступке будет доложено мистеру Массарду.

– А далеко до Форт-Форо?

– Два часа на вертолете. Пойдемте заберем ваш багаж, и в путь.

Подобно тому японцу, который ворочает делами, не покупая, однако, продукцию, произведенную в тех странах, в которых он развивает свою предпринимательскую деятельность, Массард нанимал только французских инженеров и строительных рабочих, равно как и пользовался только французским оборудованием и транспортом. Вертолет «Экюрейль» французской постройки был братом-близнецом того самого, который Питт и Джордино утопили в Нигере. Веренн воспользовался услугами второго пилота, чтобы забрать багаж Йерли и доставить его на борт.

Когда они разместились в комфортабельных кожаных креслах, стюард подал закуски и шампанское.

– Не ожидал столь изысканного приема, – признался Йерли. – Вы всегда расстилаете красный ковер даже рядовым гостям?

– Распоряжение мистера Массарда, – улыбнулся Веренн. – Ему ненавистна американская манера предлагать безалкогольные напитки, пиво и орешки. Он считает, что мы, как французы,должны придерживаться французской культуры, демонстрируя безупречный вкус независимо от статуса наших гостей.

Йерли поднял бокал с шампанским:

– За Ива Массарда, и да не оскудеет вовеки его щедрая рука.

– За нашего босса, – подхватил Веренн. – Да не устанет он изливать свою щедрость на того, кто этого заслуживает.

Йерли опустошил бокал и подозвал стюарда, чтобы тот вновь наполнил его.

– Какова реакция международных организаций по охране окружающей среды на вашу деятельность в Форт-Форо?

– Неоднозначная. Они аплодируют нашему проекту уничтожения отходов посредством солнечной энергии, но в то же время до смерти боятся, что какие-то токсичные вещества останутся после сжигания и отравят воздух пустыни.

Йерли посмотрел на пузырьки в своем бокале:

– Вы уверены, что тайна Форт-Форо находится в безопасности? Что, если до европейских и американских правительств дойдет слух о том, что там творится на самом деле?

Веренн непринужденно рассмеялся:

– Вы шутите? Большинство правительств развитых стран только рады тому, что можно избавляться от своих вредных помоек без публичного оповещения. В частности, административные чиновники и руководители, ответственные за ядерные и химические производства во всем мире, не устают благословлять нас.

– Так они в курсе? – удивленно подняв брови, спросил Йерли.

Веренн посмотрел на него с улыбкой:

– А как вы думаете, из кого состоит клиентура мсье Массарда?

41

Оставив грузовик, Питт и Джордино шли и в дневную жару, и в ночной холод, стремясь уйти как можно дальше, пока они еще чувствовали себя сравнительно свежими. Когда друзья наконец остановились на отдых, занималась заря. Зарывшись в песок, они таким образом и прятались от палящего солнца, и уменьшали потерю жидкости в организме. Мягкое давление песка расслабляло также уставшие мускулы.

За первый переход они преодолели сорок восемь километров (тридцать миль). На самом деле они прошли больше, учитывая петляния между дюнами. На второй ночной переход они встали перед самым закатом, чтобы Питт еще до появления звезд смог определить направление движения. К восходу следующего утра Транссахарская магистраль стала на сорок два километра ближе. Прежде чем закопаться под ежедневное песчаное одеяло, они выпили последние капли воды. С этого момента и до того, пока они не найдут новый источник, их тела начнут иссыхать и умирать.

Во время третьего ночного перехода им пришлось одолеть барьер из дюн, тянущихся без конца налево и направо. Дюны, несмотря на всю их опасность, были красивы. Их изящная, плавная форма была образована хрупкой рябью, которую безостановочно тревожил ветер. Питт быстро понял их тайну. Отлого поднимаясь, дюны с другой стороны имели резкий обрыв. И надо было идти, приобретя необходимый опыт, шагая по их острым гребням, чтобы не соскальзывать и не погружаться в мягкий, податливый песок. Сели же и это становилось трудным, они обходили дюны по ложбинам, где песок под ногами был тверже.

На четвертый день дюны становились все ниже и, наконец, совсем пропали, перейдя в широкую песчаную равнину, безотрадную и безводную. В течение самого жаркого времени дня солнечные лучи безжалостно лупили по этому иссушенному пространству, как молот кузнеца на раскаленному докрасна железу. Обрадованные тем, что идти приходится по ровной поверхности, друзья все же столкнулись в движении с трудностями. Два вида складок покрывали эту песчаную поверхность. Первые были мелкими гребешками, не представляющими проблемы. Но другие гребни, побольше, разбросанные друг от друга приблизительно на длину шага, очень утомляли. Ходьба по ним мало чем отличалась от ходьбы по шпалам железной дороги.

Продолжительность переходов становилась все короче, а остановки на отдых случались все чаще. Они брели, опустив головы, молча. Разговоры только сушили рты. Они были пленниками песка, заключенными в клетку, не ограниченную в размерах. Не было практически никаких ориентиров, за исключением нескольких скалистых пиков, невысоких и напоминающих Питту позвонки ископаемого монстра. Это была земля, где каждый километр был похож на предыдущий, и время, казалось, остановилось.

Через двадцать километров равнина уперлась в подножие плато. Перед самым восходом друзья провели между собой голосование и решили сначала взобраться наверх по крутому склону и только потом расположиться на дневной отдых. Четыре часа спустя, когда они, шатаясь, достигли наконец верхней кромки скал, солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом. Это усилие отняло у них последние оставшиеся силы. Сердца бешено колотились после напряженного, изнурительного подъема, мускулы ног разрывались от боли, легкие раздувались кузнечными мехами, требуя воздуха.

Питт настолько вымотался, что боялся сесть, из опасения, что он уже ни за что не встанет. Он еле стоял, покачиваясь на выступе и осматриваясь вокруг, словно капитан на мостике корабля. Если равнина внизу была бесплодной и невыразительной пустошью, то это плато казалось выжженным солнцем гротескным кошмаром. Море перепутанных, изломанных завалов из опаленных зноем красных и черных камней, перемежающихся похожими на обелиски ржавыми выходами железной руды, простиралось далеко на восток, преграждая им путь. Все это нагромождение походило на руины города, уничтоженного столетия назад ядерным взрывом.

– А это еще что за уголок преисподней? – раздраженно спросил Джордино.

Питт вытащил карту Фэйруэзера, уже изрядно помятую, и разгладил ее, развернув на коленях.

– На карте плато указано, но названия нет.

– Ну, тогда желаю, чтобы с этого момента оно называлось плато Джордино.

Потрескавшиеся губы Питта скривились в иронической улыбке:

– Если хочешь зарегистрировать объект на какое-нибудь имя, то всего-то и нужно – обратиться в Международный геологический институт.

Джордино рухнул на каменистую почву и безучастно осмотрелся по сторонам.

– Сколько мы уже протопали?

– Около ста двадцати километров.

– Значит, до Транссахарской магистрали еще шестьдесят?

– Если только это расстояние не увеличится вследствие подтверждения закона Питта.

– Что за закон такой? – насторожился итальянец.

– Тот, кто пользуется картой другого человека, рискует заметно промахнуться при подсчете пройденного пути.

– Хочешь сказать, что мы где-то неправильно повернули?

Питт покачал головой:

– Нет, просто мы не можем все время идти по прямой.

– Так сколько, говоришь, лишку сулит нам твой паршивый закон?

– Я думаю, километров двадцать как минимум.

Джордино посмотрел на Питта запавшими глазами, покрасневшими от усталости, и с трудом выговорил воспаленными, опухшими губами:

– Иначе говоря, нам остается где-то пятьдесят миль. Да ведь мы уже семьдесят прошли без капли воды!

– А такое ощущение, что больше тысячи, – сипло произнес Питт.

– Ну хорошо, – пробормотал Джордино. – Должен сказать, что положительный исход представляется мне сомнительным. Я лично не верю, что смогу протянуть так долго.

Питт оторвался от карты и в упор посмотрел на напарника.

– Вот уж не думал, что услышу такое от тебя.

– До этого я никогда не подвергался таким страшным мукам. Раньше мне тоже случалось сутками обходиться без воды, но только здесь я понял истинный смысл избитой фразы: жажда сводит с ума.

– Еще две ночи – и мы будем танцевать на дороге.

Джордино медленно покачал головой:

– Это желаемое. У нас не хватит жизненных сил на еще пятьдесят миль без воды в такую жару и с такой дегидрацией.

Питт никак не мог отделаться от навязчивой картинки: Ева грузит руду в вагонетки, спотыкается, падает, откуда ни возьмись появляется Мелика, злорадно скалится, взмахивает плетью...

– Они все умрут, если мы не дойдем.

– Из репы кровь не выжмешь, – прохрипел Джордино. – Уже чудо, что мы зашли так далеко...

Он сел и прикрыл глаза, но тут же встрепенулся и снова вскочил на ноги, взволнованно тыча пальцем в направлении груды огромных камней.

– Смотри, там, между камнями... Тебе это не напоминает вход в пещеру?

Питт проследил взглядом за его вытянутой рукой. Определенно, среди камней чернело отверстие. Он схватил Джордино за руку и потянул за собой.

– Похоже, удача снова повернулась к нам лицом. Пошли скорее. Уютная прохладная пещера – то самое, что нам нужно, чтобы переждать полуденный зной.

Жара, усиливаемая разогретыми камнями и выходами железной руды, становилась удушающей. Им казалось, что они бредут по тлеющим углям мангала. Не имея солнцезащитных очков, они вынуждены были прикрывать глаза краешками самодельных тюрбанов, щурясь сквозь крошечные щелки и ничего не видя перед собой дальше чем на несколько метров.

Им пришлось подняться на высокую каменистую осыпь перед входом в пещеру. Друзья старались не касаться камней обнаженными частями тела, чтобы не получить ожог. Сам вход был частично занесен горой песка, которую они, встав на колени, разгребли руками. Питту пришлось нагнуть голову, чтобы пролезть под нависающей скалой, Джордино же вошел внутрь, не сгибаясь.

Им не пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полумраку. Тут не было темных мест. Пещера была создана не ветром или водой, размывающей известняк. Она образовалась в результате геологических сдвигов еще в палеозойскую эру. Центр ее был залит солнечными лучами, проникающими через отверстия в высоком куполе.

Пройдя в глубь пещеры, Питт вдруг заметил в углу какую-то бесформенную тень, и ему показалось, что она шевелится. Инстинктивно отшатнувшись назад, он чуть не сбил с ног следующего за ним Джордино.

– Ты зачем наступил мне на ногу? – обиделся коротышка.

– Извини. – Питт указал на гладкую стену, на которой красовалось отлично сохранившееся изображение фигуры мужчины, бросающего копье в буйвола. – Просто не ожидал, что нас тут ждет компания.

Джордино взглянул через плечо Питта на метателя копья и ошеломленно замер. Как и его бессменный напарник, он никак не рассчитывал столкнуться с наскальными росписями в самой, казалось бы, безлюдной части мира. Он с восторгом любовался экспонатами этой огромной галереи первобытного и древнего искусства, где демонстрировались художественные стили сменявших друг друга культур и эпох.

– Я сплю или вижу все это наяву? – пробормотал он.

Питт подошел поближе к наскальным рисункам, покрывающим стены пещеры на протяжении сотен метров, и присмотрелся к трехметровой фигуре, из головы и плеч которой распускались пышные цветы. Жажда и усталость как будто улетучились, когда он в благоговении уставился на нее.

– Это самое начало искусства. Самые ранние картины, похоже, начинаются с конца пещеры, а произведения последующих культур хронологически выдвигаются соответственно вперед.

– Откуда ты знаешь?

– Десять – двенадцать тысяч лет назад в Сахаре был влажный тропический климат. На месте нынешних песков простирались джунгли. Тогда она была гораздо более приспособлена для жизни, чем сейчас. – Он кивнул на группу фигур, окруживших гигантского раненого буйвола с громадными рогами и бросающих в него копья. – Это, должно быть, из самых ранних рисунков, потому что на нем показано убийство буйвола почти таких же размеров, как и слон. Такие животные существовали очень давно. – Питт перешел к другой художественной сцене, покрывающей несколько квадратных метров. – Здесь ты можешь видеть стада крупного рогатого скота, – сказал он, указывая рукой на изображение. – Эта пастушеская эра началась примерно в пятитысячном году до нашей эры. А вот эта сцена демонстрирует более позднее искусство, поскольку здесь уже видна работа над композицией и над деталями.

– Гиппопотам, – узнал Джордино, разглядывая колоссальный рисунок, покрывающий часть стены от пола до основания свода. – Да ведь в этой части Сахары их вообще не было!

– По крайней мере, последние три тысячи лет. Как ни трудно себе это представить, но некогда здесь были обширные травяные пастбища, поддерживающие существование страусов, антилоп и жирафов.

Они двинулись дальше, и по мере перехода можно было видеть, как от композиции к композиции менялись времена. Джордино заметил:

– Похоже, местные художники забирались именно сюда, когда на них находило вдохновение.

– В конце концов дожди здесь прекратили выпадать, а земля начала высыхать, – продолжал лекцию Питт, вспоминая давно забытый курс Древней истории. – После четырех тысяч лет бесконтрольного выпаса скота растительность исчезла, а пустыня начала наступать.

Джордино двинулся из глубины пещеры к выходу, но задержался перед очередной картиной:

– А вот здесь показаны гонки на колесницах.

– Жители Средиземноморья пользовались колесницами еще до тысячного года до нашей эры, – пояснил Питт. – Только я понятия не имел, что они забирались так далеко от побережья.

– А что дальше, учитель?

– Дальше верблюжий период, – ответил Питт, останавливаясь перед длинной картиной, на которой верблюжий караван, насчитывающий около шестидесяти верблюдов, вытягивался в виде буквы "С". – Они появились после завоевания Египта персами в пятьсот двадцать пятом году до нашей эры. Используя верблюдов, римляне добирались по пустыне до Тимбукту. Верблюды с их невероятной выносливостью оказались здесь очень к месту.

В более поздние периоды создания рисунков с верблюдами стиль становился грубее и примитивнее по сравнению с более ранними изображениями. Питт остановился перед очередной серией рисунков этой богатой галереи древнего искусства, рассматривая прекрасно изображенную битву, которая сначала была высечена в камне, а затем раскрашена в красно-коричневые тона. Воины с квадратными бородами, сидя в двухколесных колесницах, подняв над головами копья и щиты, атаковали армию чернокожих лучников, ряды которых посылали в небо тучи стрел.

– О'кей, мистер Умник, – сказал Джордино. – Тогда объясните мне это.

Питт проследил за взглядом Джордино и несколько секунд потрясение всматривался в рисунок на камне. Он был выполнен в примитивной манере – так обычно рисуют дети, – но поражал точностью тщательно выписанных деталей. По реке плыло судно, окруженное рыбами и крокодилами. Трудно было представить себе, что в раскаленном аду за стенами пещеры когда-то текли реки и по ним плавали крокодилы.

Он подошел поближе, не веря своим глазам. Но его внимание было приковано не к рыбам и крокодилам, а к судну, плывущему среди завитков, обозначающих течение реки. Корабль не походил на суда египетской постройки, он резко отличался от них своей конструкцией, гораздо более современной. Силуэт над водой представлял собой сильно вытянутую усеченную пирамиду. По бокам торчали круглые трубки. На палубе под развевающимся флагом стояли люди в различных позах. Изображение растянулось почти на четыре метра по крупнозернистой поверхности скалы.

– Броненосец, – в замешательстве произнес Питт. – Броненосец военно-морских сил Конфедерации южных штатов.

– Откуда ему здесь взяться? – удивился Джордино, совершенно сбитый с толку.

– Оттуда! – отрезал Питт. – Должно быть, это тот самый, о котором рассказывал старый старатель.

– Выходит, это не миф?

– Здешние художники рисовали только то, что видели сами. А тут даже боевой флаг конфедератов нарисован правильно. Именно такой был принят к концу войны.

– Может быть, морской офицер мятежников бродил по пустыне после войны и нарисовал его?

– Он бы не стал подражать стилю местного искусства, – возразил Питт. – В этом рисунке нет никаких признаков западного влияния.

– А как тебе эти фигуры, стоящие на каземате? – спросил Джордино.

– Очевидно, морской офицер. Вероятно, капитан.

– Да я о другом говорю, – прошептал Джордино, на лице которого застыло неверие.

Питт осмотрел с головы до пят фигуру человека, стоящего рядом с капитаном.

– И кто же это, по-твоему?

– Я уже не доверяю моим сожженным солнцем глазам. Надеюсь, ты сам мне скажешь.

Мозг Питта отказывался принять объяснение, которое казалось невероятным.

– Кто бы ни был этот художник, – пробормотал Питт в изумлении, – но нарисовал он человека, поразительно похожего на Авраама Линкольна.

42

Проведенный в прохладной пещере день восстановил силы Питта и Джордино настолько, что они смогли предпринять еще одну попытку преодолеть по обнаженной и враждебной земле оставшееся до Транссахарской магистрали расстояние. Соображения и догадки по поводу легендарного броненосца были временно отложены, поскольку все их помыслы были обращены на подготовку к предстоящему им этой ночью тяжкому испытанию.

Далеко за полдень Питт вышел из пещеры под беспощадное солнце и установил свою трубу для очередного определения направления. Всего лишь несколько минут провел он в этой открытой духовке, но успел почувствовать себя оплывшей восковой свечой. Он наметил большую скалу, торчащую на горизонте километрах в пяти прямо на восток, как цель, до которой предстояло добраться за первый час пути.

Возвратившись обратно в холодный комфорт пещеры с настенными росписями, Питт изо всех сил старался не выказывать ни усталости, ни слабости. Но тяжесть его состояния словно в зеркале отражалась в запавших глазах Джордино, в грязной одежде его друга, посеревших от пыли волосах и особенно – во взгляде того, кто дошел до края своего терпения.

Друзья прошли вместе через несчетное количество опасностей, требующих выдержки, но еще никогда Питт не видел в глазах Джордино выражения покорности. Джордино по сути своей был прагматиком. Он встречал любые огорчения и удары лицом к лицу, с характерной для него прямотой и стойкостью. В отличие от Питта он не мог воспользоваться силой воображения, чтобы отогнать мысли о жажде и боли, пронзающей тело, молящее о ниспослании хотя бы капли воды и пищи. Он не мог отвлечь себя от видений сказочного мира, и его мучения и отчаяние усиливались видениями плавательных бассейнов, немыслимых тропических напитков и бесконечной череды буфетных стоек, уставленных деликатесами.

Питт понимал, что эта ночь может стать последней. Если в этой смертельной игре их не убьет пустыня, им придется удвоить усилия в попытке выжить. Еще двадцать четыре часа без воды могут их доконать. Просто не будет сил двигаться дальше. Он позволил Джордино отдохнуть еще час, прежде чем разбудить его от глубокого сна.

– Надо выходить сейчас, если хотим хоть сколько-нибудь пройти до следующего рассвета.

Джордино с трудом приоткрыл глаза и попытался сесть.

– Почему бы не остаться здесь еще на день, чтобы потом стало легче?

– Слишком много мужчин, женщин и детей надеются, что мы спасемся сами и вернемся спасти их. У нас каждый час на счету.

Напоминания о страдающих женщинах и запуганных детях, оставшихся в золотых рудниках Тебеццы, оказалось достаточно, чтобы Джордино выбрался из тумана сна и тяжело поднялся на ноги. Затем, по настоянию Питта, они несколько минут уделили специальным упражнениям для онемевших мускулов и напряженных конечностей. Бросив прощальный взгляд на изумительные наскальные росписи, особенно на броненосец, они двинулись на восток, держа путь к скале, отмеченной Питтом как ближайший ориентир.

Они знали, что, за исключением нескольких коротких остановок на отдых, они должны идти и идти, пока не добредут до дороги, где на них наткнется какой-нибудь автомобилист, желательно с изрядным запасом воды в багажнике. И что бы ни случилось – иссушающая жара, песок, гонимый ветром, обжигающим кожу, препятствия в пути, – они должны брести, пока не упадут или не встретят помощь.

Раскаленный диск солнца укатился за горизонт, уступив место надменной половинке месяца. Ни единое дуновение ветра не тревожило песок, в пустыне воцарилась мертвая тишина. Пустынный ландшафт, казалось, уходил в бесконечность. Подобно костям динозавра, торчали скалы, все еще испуская волны тепла. Ничто не двигалось в округе, за исключением теней, ползущих и удлиняющихся от скал, подобно призракам, вызванным к жизни угасающим вечерним светом.

Они шли вот уже семь часов, давно миновав скалу, выбранную в качестве ориентира. Хотя ночь шла на убыль, становилось все холоднее. Уставших до изнеможения путников донимала неудержимая дрожь. Резкие перепады температуры вызывали у Питта ощущение, что за день он переживает смену всех четырех времен года: дневная жара – лето, вечер – осень, ночь – зима, утро – весна.

Рельеф местности изменялся так плавно, что Питт не сразу заметил, что камней и обнажении железных руд становилось все меньше, а затем они и вовсе исчезли. Только остановившись на минутку, чтобы взглянуть на звезды над головой и осмотреться, он с удивлением обнаружил, что они уже спустились вниз по склону плато и оказались на плоской равнине, изрезанной многочисленными «вади» – руслами высохших рек или следами давних наводнений.

Их продвижение замедлялось жуткой усталостью; они уже не столько шли, сколько ковыляли, как два инвалида, у которых отобрали костыли. Голод и жажда вкупе с изнеможением превратились в неподъемный груз, который им приходилось тащить на своих плечах. Они брели и брели, чувствуя себя все более несчастными. И все же они медленно продвигались на восток, мобилизуя остатки сил, которые они могли из себя выжать. Но они ослабели уже настолько, что после остановок на отдых с трудом вставали на ноги, чтобы снова начать борьбу.

Питта подгоняли видения мучений, которым подвергали О'Баннион и Мелика женщин и детей в рудничном аду. Он представлял себе, как плеть Мелики опускается на спины беззащитных жертв, и без того еле живых от лишений и непосильного труда. Кто знает, сколько их еще умерло со дня побега? Быть может, Еву тоже уже отнесли в камеру и бросили вместе с другими трупами? Он мог бы отбросить в сторону эти назойливые мысли, но позволял им кружиться в мозгу, поскольку они пришпоривали его, заставляли подняться над собой, над своей усталостью, игнорируя мучения, и двигаться вперед с холодной выносливостью механизма.

Питт с удивлением обнаружил, что не помнит, когда у него пропала слюна. Хотя он и посасывал маленькие камешки, чтобы немного размягчить иссохшую гортань, но так и не вспомнил, когда же все-таки прекратилось слюноотделение. Его язык распух, как сухая губка, и было такое ощущение, что он лизал дубильные квасцы. Тем не менее глотать он все еще мог.

Они уменьшили потовыделение, передвигаясь в холоде ночи и не снимая рубашек днем, поскольку испарения пота охлаждали тело. Но Питт понимал, что они здорово обессолились, что усугубляло усталость.

Питт пускался на любой трюк, который он мог раскопать в своей памяти применительно к искусству выживания в пустыне, включая дыхание через нос, чтобы уменьшить потерю жидкости, и сведение разговоров к минимуму – только тогда, когда останавливались на отдых.

Они подошли к руслу узкой песчаной реки, бегущей между холмами, усеянными камнями. По этому руслу они шли до тех пор, пока оно не повернуло на север, после чего выбрались на берег и двинулись прежним курсом. Начинался новый день, и Питт остановился, чтобы свериться с картой Фэйруэзера, развернув дрожащий лист к разгорающемуся на востоке зареву восхода. Схематичный рисунок указывал на какое-то огромное сухое озеро, тянущееся почти до Транссахарской магистрали. И хотя по ровной почве шагать было легче, Питт отметил про себя новую смертоносную опасность – на открытом пространстве не существовало тени. Стало быть, во время палящего дневного зноя отдохнуть будет негде. Твердая гравийная почва не позволит зарыться в нее. Придется продолжать движение, претерпевая всю ярость открытого жара. А солнце уже взрывалось в небе, подавая сигнал к началу нового дня нечеловеческих мучений.

По счастью, небо ненадолго заволокло облаками, скрыв солнце и подарив людям почти два часа блаженного облегчения. Однако вскоре облачность растаяла, и солнце вернулось, еще более жгучее, чем прежде. К полудню Питт и Джордино едва цеплялись за жизнь. Они чувствовали, что если их измученные тела не прикончит дневная жара, то это сделает ночной холод.

И тут они внезапно вышли к глубокому ущелью с крутыми склонами, уходящими вниз метров на семь ниже поверхности сухого озера и разрезающими его подобно рукотворному каналу. Поскольку Питт смотрел только себе под ноги, он чуть не сорвался с обрыва. Чудом удержавшись на краю, он остановился, в отчаянии взирая на неожиданное препятствие. Он просто был уже не в состоянии сползти вниз, на дно этого ущелья, а затем вскарабкаться наверх, на другую сторону. Джордино зашатался рядом с ним, обмяк и упал на землю.

Бросив взгляд через разлом на простирающееся впереди пространство, Питт понял, что их эпическая борьба, несмотря на все их упорство, выносливость и силу воли, подошла к концу. Они прошли только тридцать километров. Оставалось еще пятьдесят.

Джордино медленно поднял голову и взглянул на Питта, который все еще стоял на ногах, устремив взор на восток, на цель, которая была мучительно близка, но недостижима.

Несмотря на усталость и вымотанность, Питт выглядел великолепно. Его мужественное суровое лицо, проницательные бледно-зеленые глаза, нос, подобный клюву хищной птицы, голова, обмотанная белым полотенцем, из-под которого торчали пряди черных волнистых волос, производили впечатление гранитной несокрушимости – ничто в его облике не указывало на то, что этот человек измучен до предела и стоит перед лицом верной смерти.

Он осмотрел ущелье в обоих направлениях, и в его глазах, едва видимых сквозь узкую щель тюрбана, появилось недоумение.

– Я сошел с ума, – прошептал он.

Джордино еще внимательнее посмотрел на него:

– Я-то сошел с ума еще двадцать километров назад.

– Клянусь, что я вижу... – Питт медленно покачал головой и потер глаза. – Должно быть, это мираж.

Джордино прищурился и внимательно всмотрелся в раскаленное марево, дрожащее внутри оврага. Вдали, за волнами жара, тускло мерцали водяные покровы. Воображаемое зрелище того, чего он так жаждал, было невыносимо. Джордино отвернулся.

– Ты видишь? – спросил Питт.

– Даже с закрытыми глазами, – слабо проскрипел Джордино. – Я вижу салун с танцующими девушками, зазывающими гостей огромными кружками ледяного пива.

– Я серьезно.

– Я тоже, но если ты имеешь в виду то фантомное озеро на равнине, то забудь о нем.

– Нет, – коротко сказал Питт. – Я имею в виду тот самолет на дне расщелины.

Сначала Джордино решил, что его друг окончательно спятил, но затем уставился вниз, туда, куда указывал Питт.

Ничто из произведенного руками человека в пустыне не распадается и не гниет. Худшее, что может случиться с металлом, – его занесет песком. Здесь же, уткнувшись сплющенным носом в противоположный склон ущелья, неожиданный и чужой в этом сухом русле, не развалившийся и не сгнивший, почти не тронутый ржавчиной и не засыпанный песком, лежал потерпевший аварию самолет. Судя по внешнему виду, это был моноплан с высоко расположенными крыльями очень старой постройки – подобные модели были сняты с производства более полувека назад.

– Ты видишь это? – повторил Питт. – Или я все-таки сошел с ума?

– Тогда я тоже сошел с ума, – хмыкнул Джордино. – Эта штука действительно очень похожа на самолет.

– Значит, это должно быть реальностью.

Питт помог Джордино встать на ноги, и они побрели по обрыву ущелья, пока не оказались прямо над местом катастрофы. Состояние фюзеляжа и крыльев оказалось удивительно хорошим, и можно было разобрать идентификационные знаки. Алюминиевый пропеллер искорежился, когда коснулся склона, а радиально расположенный двигатель с обнаженными цилиндрами практически въехал в кабину и развернулся вверх, обломав несколько креплений. Однако, если не считать этого и искореженного шасси, самолет пострадал не так уж сильно. Еще они заметили бороздки на краю расщелины, оставленные колесами самолета за мгновение до того, как он свалился с обрыва на дно сухого русла.

– Как ты думаешь, – сколько времени он уже находится здесь? – проговорил Джордино.

– По крайней мере лет пятьдесят, а то и шестьдесят, – ответил Питт.

– Пилот, очевидно, остался жив и ушел отсюда.

– Он не выжил, – покачал головой Питт. – Из-под левой плоскости торчит его нога.

Джордино перевел взгляд на левое крыло. В тени крыла виднелся старомодный кожаный сапог со шнуровкой доверху и часть брюк цвета хаки.

– Как думаешь, он не будет возражать, если мы к нему присоединимся? У него здесь единственная тень на всю округу.

– Ты угадываешь мои мысли, – сказал Питт, усевшись над обрывом и свесив ноги вниз. В следующее мгновение он заскользил на спине по склону, умело руля ступнями и одновременно используя их как тормоза.

Секунду спустя за ним последовал и Джордино. Друзья приземлились на дно высохшего потока, сопровождаемые лавиной песка и гравия. Так же как в пещере с рисунками, нарастающее возбуждение на время вытеснило мысли о жажде. Они тут же вскочили на ноги и приблизились к телу давно умершего пилота.

Песок засыпал нижнюю часть фигуры, привалившейся спиной к фюзеляжу самолета. Примитивный костыль, сделанный из распорки крыла, лежал рядом с выставленной ногой, на которой отсутствовал сапог. Там же лежал и самолетный компас, полузанесенный песком.

Пилот удивительно хорошо сохранился. Яростная жара и бесстрастный холод так хорошо поработали на пару над мумификацией трупа, что даже обнаженная кожа лишь потемнела и приобрела ровный глянец, как на обуви. На лице можно было прочесть выражение покойного умиротворения, а руки, застывшие в неподвижности на шестьдесят лет, были мирно сложены на животе. Старинный кожаный шлем с защитными очками лежал брошенным около ноги. Черные волосы, спутанные и затвердевшие от пыли и воздействия погоды, ниспадали ниже плеч.

– Бог мой, – ошеломленно пробормотал Джордино. – Это же женщина!

– Которой едва перевалило за тридцать, – заметил Питт. – Должно быть, она была симпатичной.

– Интересно, кто же она такая? – Джордино охватило любопытство.

Питт обошел тело и отвязал какой-то пакет, завернутый в клеенку и привязанный к ручке дверцы кабины. Он осторожно снял клеенку, под которой показался бортовой журнал пилота Он открыл обложку и стал читать первую страницу.

– Китти Меннок, – вслух прочитал Питт ее имя.

– Китти кто?

– Меннок, знаменитая летчица, австралийка, насколько я помню. Ее исчезновение стало одной из самых великих тайн авиации, уступая только загадке исчезновения Амелии Эрхарт.

– Но как же она оказалась здесь? – спросил Джордино, не в состоянии оторвать глаз от тела.

– Она пыталась совершить рекордный перелет из Лондона в Кейптаун. После ее исчезновения французские военные предприняли систематические поиски в Сахаре, но не нашли следов ни ее самой, ни самолета.

– Надо же было ей угодить в единственную на сто километров расщелину! Если бы она приземлилась на поверхности этого сухого озера, ее бы легко заметили с воздуха.

Питт пролистал страницы бортового журнала, пока не пошли чистые.

– Она потерпела аварию десятого октября тысяча девятьсот тридцать первого года. Последняя ее запись датирована двадцатым октября.

– Она продержалась десять дней, – в восхищении пробормотал Джордино. – Китти Меннок, должно быть, была сильной леди. – Он растянулся в тени под крылом самолета и устало вздохнул. – Наконец-то за все это время у нее есть компания.

Питт не слышал. Его захватила дикая мысль. Он сунул бортовой журнал в карман своих брюк и начал обследовать останки самолета. Не обращая внимания на двигатель, он осматривал прежде всего шасси. Хотя сами распорки не выдержали удара, колеса остались невредимыми, и шины почти не тронуло гниение. Маленькое хвостовое колесо также было в хорошем состоянии.

Затем он стал изучать крылья. Левое крыло пострадало серьезно, и ясно было, почему именно от него Китти отрезала большой кусок обшивки, но вот правое крыло оказалось в удивительно хорошей сохранности. Обшивка, покрывающая лонжероны и ребра, покоробилась и покрылась тысячью морщинок, но не разорвалась от резких перепадов жары и холода. Задумавшись, Питт положил руку на обнаженную металлическую панель впереди кабины и тут же отдернул ее, зашипев от боли. Металл был горяч, как хорошо разогретый противень.

Внутри фюзеляжа он обнаружил небольшой ящик с инструментами, которыми мало пользовались, и набор для подкачки шин с ручным насосом.

Он застыл в задумчивости, казалось, не обращая внимания на палящий жар солнца. Лицо его исхудало, тело стало костлявым и изможденным. С последними остатками жизненных сил он уже давно был потенциальным клиентом госпитальной койки. И старушка с косой стояла всего лишь в нескольких сантиметрах от него, собираясь постучать костлявым пальцем по его плечу. Но мозг Питта работал как часы, хладнокровно взвешивая все «за» и «против».

Он принял решение – он не собирался умирать. Он обошел правое крыло и приблизился к Джордино.

– Ты когда-нибудь читал «Полет Феникса» Эллистона Тревора? – спросил он.

Джордино поднял на него прищуренные глаза:

– Нет, но я видел этот фильм с участием Джимми Стюарта. Ну и что? Видимо, ты здорово притомился, если думаешь, что можешь заставить взлететь эту развалину, снова.

– Не взлететь, – спокойно ответил Питт. – Я осмотрел самолет и думаю, что мы сможем снять с него достаточно частей, чтобы построить парусное судно.

– Построить парусное судно? – скептически хмыкнул Джордино. – Ну да, конечно, только не забудь устроить там бар и столовую...

– Я имел в виду буер для гонок на льду. Мы соорудим нечто подобное, только на колесах, – продолжал Питт, не обращая внимания на сарказм Джордино.

– А что ты собираешься использовать в качестве паруса?

– Одно крыло самолета. У него как раз эллиптический профиль. Установим его торцом, с концом крыла вверху, вот тебе и парус.

– У нас не хватит сил, – запротестовал Джордино. – На создание предлагаемой тобой конструкции уйдет несколько дней.

– Нет, всего лишь часов. Правое крыло в хорошем состоянии, обшивка не повреждена. В качестве корпуса мы употребим центральную часть фюзеляжа, от хвоста до кабины. Используя распорки и лонжероны, мы сделаем выносные полозья. Из двух колес с шасси и маленького хвостового колеса построим трехколесную раму. И у нас тут достаточно веревок, тросов и проводов, чтобы соорудить такелаж и румпель.

– А как же инструменты?

– В кабине есть ремонтный набор. Не самый лучший, но для нашей цели сгодится.

Джордино медленно и задумчиво покачал головой. Не было ничего проще, как превратить эту идею Питта в галлюцинацию, опрокинуть ее, повергнуть наземь, отправить в небытие. Но где-то глубоко внутри Джордино билось сердце и работал мозг, которые не хотели умирать без борьбы. С усилием утомленного человека, поднимающего тяжелый, почти непосильный вес, он заставил себя встать на ноги и заговорил, невнятно произнося слова от усталости и жары:

– Нет смысла валяться тут и жалеть себя. Ты освобождай крепление крыла, а я отсоединю колеса.

43

В тени одного из крыльев Питт рисовал схему постройки сухопутной яхты из обломков и деталей старого самолета. Невероятно простая по конструкции, эта схема была рождена в пустыне людьми, которые уже были мертвы, но отказывались признать это. Для постройки судна им приходилось заглядывать глубоко в себя и отыскивать там силы, которые, как они полагали, давно иссякли.

В путешествиях под парусом по земле ничего нового не было. Их совершали еще китайцы две тысячи лет назад. Так же поступали и голландцы, которые, поднимая паруса над неуклюжими фургонами, перемещали небольшие отряды войск. Американские железнодорожники частенько строили маленькие тележки с парусами, чтобы с ветерком путешествовать через прерии по железным дорогам. Европейцы подключились к этому как к спорту, используя с этой целью в начале тысяча девятисотых годов курортные пляжи, а там уже оставался только вопрос времени, когда южно-калифорнийские гонщики, на сверхмощных машинах пересекавшие сухие озера пустыни Мохаве, подхватили эту идею, собрав участников со всего мира и взяв на себя практическую сторону организации соревнований, на которых достигались скорости до ста сорока пяти километров, или девяносто миль, в час.

С помощью инструментов, обнаруженных Питтом в кабине, он и Джордино в течение палящего дневного времени справились с легкой работой, а за более тяжелую принялись в вечернюю прохладу. Для людей, любимое времяпрепровождение которых заключалось в ремонте старых классических автомобилей и самолетов, эта работа не представляла труда, и на нее они экономно тратили мало усилий из имевшейся у них в запасе энергии.

А уж когда дело стало подходить к концу, они и вообще забыли о времени, работая без отдыха и почти не разговаривая, потому что их распухшие языки и иссохшие гортани позволяли делать это с трудом. Луна освещала их фигуры, отбрасывая на склон расщелины рисованные, словно в мультфильме, тени.

Они благоговейно оставили тело Китти Меннок в покое, работая рядом с ней безо всяких эмоций, иногда даже адресуясь к ней, как к живой, когда их воспаленные от жажды мозги уже не соображали, на том они или на этом свете.

Джордино снял два больших передних и маленькое хвостовое колесо, очистил их подшипники от грязи и смазал загустевшими маслянистыми осадками из бензинового фильтра двигателя. Старые резиновые шины потрескались и затвердели на солнце. Они еще сохраняли форму, но было мало надежды, что они смогут держать воздух, поэтому Джордино извлек хрупкие камеры, заполнил покрышки песком и вновь натянул их на колеса.

Затем из ребер поврежденного крыла он соорудил выносные упоры для колес. Закончив, пилой отпилил продольные лонжероны, связывающие центр фюзеляжа с переборкой как раз позади кабины. То же самое сделал и у хвостовой части. После того как средняя часть освободилась, он начал закреплять широкую часть кокпита с упором на два колеса шасси. Колеса теперь торчали по обеим сторонам фюзеляжа на два с половиной метра, составляя самую широкую часть сооружения. Конец на хвостовой части стал теперь передом сухопутной яхты, придавая ей примитивную аэродинамическую внешность. Последний штрих касался сооружения корпуса судна и состоял в прикреплении выносной опоры к маленькому хвостовому колесу, которое выступало вперед на три метра. Почти законченная самоделка напомнила бы теперь достаточно пожилым людям, не забывшим еще такие комедии, как «Наша шайка» или «Маленькие мошенники», гоночный автомобиль тысяча девятьсот тридцатых годов, прозванный в народе «мыльницей».

Пока Джордино возился с корпусом, Питт занялся парусом. Отделив крыло от фюзеляжа самолета, он укрепил элероны и протянул самый тяжелый лонжерон внутри переднего края, превратив его в мачту. Вместе с Джордино они поставили крыло в вертикальное положение, установили мачту в центре корпуса и закрепили ее. Все эти работы достались им достаточно малой кровью, поскольку и деревянные лонжероны, и обшивка старого крыла были достаточно высушены пустынным солнцем. То, что они создали, было парусом, вращающимся по ветру. Затем с помощью проводов они привязали парус к выносным распоркам, сделанным Джордино, и к носовой части. Использовав те же провода, Питт подсоединил к румпелю, расположенному в корпусе яхты, управляющие тросики от ведущего колеса. Напоследок он закрепил такелаж паруса-крыла.

Окончательные приготовления касались перемещения водительских кресел тандемом в кабину яхты. Питт извлек компас из песка рядом с телом Китти и установил его рядом с румпелем. Трубу, которую ранее он использовал в качестве компаса, привязали на удачу к мачте.

Закончив работы к трем часам утра, они упали на песок, как мертвые. Они лежали, дрожа от пронзительного холода и рассматривая творение своих рук.

– Она никогда не сдвинется с места, – пробормотал Джордино, полностью опустошенный.

– Она всего лишь должна перевезти нас через эту равнину.

– А ты представляешь, как мы ее вытащим из оврага?

– Отсюда метрах в пятидесяти восточный склон оврага достаточно пологий, чтоб мы вытащили яхту на поверхность озера.

– Уж лучше бы мы за это время ушли подальше, чем таскать ее по склонам. Тем более нет гарантии, что она будет действовать.

– Нам всего-то и нужен легкий ветерок, – едва слышно сказал Питт. – И, судя по прошедшим шести дням, на этот счет нам нечего беспокоиться.

– Это погоня за невозможным.

– Она поедет, – решительно возразил Питт.

– А сколько она, по-твоему, весит?

– Около ста шестидесяти килограммов, или трехсот пятидесяти фунтов.

– А как мы собираемся назвать ее? – спросил Джордино.

– Назвать?

– Ну, должна же она иметь какое-то имя.

Питт кивнул в сторону Китти:

– Если мы что-то и выжмем из этой скороварки, то благодаря ей. Как насчет того, чтобы назвать яхту «Китти Меннок»?

– Прекрасное решение.

Погружаясь в долгожданный сон, они еще долго что-то невнятно бормотали, а когда проснулись, палящее солнце уже заглянуло на дно оврага. Просто встать на ноги потребовало громадного напряжения воли. Они молча попрощались с Китти и побрели к своей импровизированной надежде на спасение. Питт привязал два тросика к переду яхты и один из них протянул Джордино:

– Хватит сил на это?

– Черт, конечно же нет, – разжал сморщенные губы Джордино.

Питт усмехнулся, несмотря на боль в потрескавшихся и кровоточащих губах. Он оглядел Джордино в поисках энтузиазма, который помог бы им вылезти наверх. Энтузиазм едва прощупывался.

– Ну, дружище, теперь наверх и не стонать!

Джордино закачался, как пьяный под сильным ветром, но подмигнул и весело пообещал:

– Сейчас, сосунок, я накормлю тебя пылью.

Затем перекинул канат через плечо и с решительным видом наклонился вперед, напрягая все свои силы.

Сухопутная яхта покатилась за ним так же легко, как корзинка для покупок по кафелю супермаркета, а затем помчалась чуть ли не вприпрыжку.

Джордино поднял покрасневшие глаза на Питта с выражением удивления на сожженном солнцем лице:

– Господи, да она легкая, как перышко!

– Еще бы, ведь ее собирали два механикавысшего класса.

Без дальнейших разговоров они протащили яхту по дну русла до склона, который под углом в тридцать градусов поднимался к поверхности озера.

Взобраться надо было всего лишь на семь метров, но двоим мужчинам, смотревшим в могилу всего лишь восемнадцать часов назад, верхний край склона казался столь же недостижимым, как вершина Эвереста. Они не чаяли пережить следующую ночь и теперь стояли перед последним препятствием, отделявшим смерть от спасения.

Пока Джордино отдыхал, Питт предпринял первую попытку. Он прицепил один из носовых канатов к поясу и начал карабкаться по откосу, как пьяный муравей, продвигаясь вперед и вверх по нескольку сантиметров за рывок. Его тело было подобно изношенному механизму, его изболевшиеся мускулы сопротивлялись, руки и ноги отказывали уже в начале подъема – но невероятным усилием воли он заставлял их перемещаться. Налитые кровью глаза были почти закрыты от усталости, на лице лежал глубокий отпечаток страдания, легкие всасывали воздух с болезненными всхлипами, сердце от нечеловеческих усилий бухало кузнечным молотом.

Питт не мог позволить себе остановиться. Если он и Джордино умрут, то те несчастные существа, пропадающие в рабстве в Тебецце, погибнут тоже, а их истинная судьба так и останется неизвестной остальному миру. И потому он не мог все бросить, упасть, испустить дух – во всяком случае, не на этом этапе. Он стиснул зубы и в яростной целеустремленности продолжал карабкаться ввысь.

Джордино пытался выкрикивать слова поддержки, но из его рта вырывался лишь еле слышный шепот.

И тут, к счастью, руки Питта вцепились в край, и он собрал все силы, чтоб подтянуть свое тело и вытащить его на поверхность сухого озера. Он упал тут же, чуть ли не в обмороке, ощущая лишь свое хриплое прерывистое дыхание и сердце, пытающееся выскочить сквозь ребра.

Он не представлял себе, как долго лежал, открытый пылающему солнцу, пока его дыхание и сердцебиение не успокоились до нормального ритма. Наконец он поднялся на четвереньки и глянул вниз со склона. Джордино с удобством расположился в тени крыла-паруса и слабо махнул ему.

– Готов подняться? – спросил Питт.

Джордино устало кивнул, ухватился за сброшенный канат и, упираясь ногами в склон, потащился наверх. Питт перекинул свой конец через плечо и, чтобы не тратить энергию, просто наклонился вперед, используя вес своего тела. Четыре минуты спустя Джордино рухнул на землю у ног напарника, беззвучно шевеля губами, как выброшенная на берег рыба.

– Теперь наступает самая приятная часть, – слабо произнес Питт.

– Мне ее не пережить, – выдохнул Джордино.

Питт взглянул на своего друга. Тот был похож на покойника: глаза закрыты, лицо и десятидневная бородка покрыты белой пылью.

Питт опустился на колени и резко ударил Джордино по лицу.

– Ты от меня так просто не отделаешься, – хрипло прорычал он. – Как, интересно, ты собирался сразиться с той пышненькой пианисткой Массарда, если не в состоянии даже поднять свой конец, не говоря уже о том, чтобы вставить его?

Веки Джордино затрепетали, и он открыл глаза, почесывая покрытую пылью щеку. Невероятным усилием воли он заставил себя подняться на ноги, шатаясь, как пьяный. Он уставился на Питта без всякой злости и, несмотря на отчаянное положение, усмехнулся:

– А вот этого не надо! У дядюшки Ала присутствие хорошеньких девушек всегда вызывает повышенное выделение адреналина. И тестостерона.

– Совсем другое дело, – одобрительно кивнул Питт.

Как пара изнуренных волов в упряжке, они взялись за буксировочные канаты и потянули вперед, слишком ослабевшие, чтобы продвигаться более чем на несколько неверных шагов за раз, но совместными усилиями они медленно, дюйм за дюймом, но все же вытягивали яхту вверх по склону. Головы их были опущены, плечи сутулились, мысли путались от невыносимой жажды.

Вскоре они рухнули на колени и поползли вперед на четвереньках. Джордино заметил, что из стертых канатом ладоней Питта сочится кровь, но тот не обращал на это никакого внимания. Внезапно натяжение проводов ослабло. Их импровизированная сухопутная яхта оказалась наверху и сразу набрала скорость, игриво толкнувшись носом в их откляченные задницы. Они отвязали буксирные концы, Питт помог Джордино забраться на фюзеляж, и тот плюхнулся на переднее сиденье, как мешок с картошкой. Затем Питт перевел взгляд на тонкую полоску ткани, привязанную к такелажу и подсказывающую направление ветра, и подбросил вверх горсть песку, чтобы убедиться в правильности показаний. Ветер дул с северо-запада.

Наступил момент истины. Питт посмотрел на Джордино, который театральным жестом простер руку вперед, и подтвердил хриплым шепотом:

– Убираемся отсюда.

Он навалился сзади на фюзеляж и подтолкнул яхту. Их сооружение медленно двинулось по песку. Сделав несколько заплетающихся шагов, Питт перевалился на заднее сиденье. Ветер дул из-за его левого плеча. Он освободил связанный парус и отпустил румпель, чтобы двигаться подветренным галсом. Когда ветер надул парус, Питт немного выбрал шкот, и «Китти Меннок» двинулась сама. После того как Питт еще раз проделал то же самое, скорость яхты резко возросла.

Он посмотрел на компас, сориентировался и лег на курс, с удивлением ощущая, как по, казалось бы, высохшим жилам горячей волной разливается возбуждающий ток. Он установил дифферент паруса, чтобы тот прогибался под ветром, и вскоре их наземная яхта, поднимая колесами тучи пыли, помчалась по пустыне с великолепной скоростью почти шестьдесят километров в час.

Нервное возбуждение переросло чуть ли не в панику, когда Питт неудачно скорректировал курс и колесо с наветренной стороны оторвалось от земли. Случилось это в результате довольно стандартной ситуации, известной морякам под термином «хайкинг». Питт слишком далеко развернул парус против ветра, добиваясь усиления тяги. И теперь он вынужден был принять предупредительные меры, чтобы не опрокинуть яхту, после чего ни у него, ни у Джордино наверняка не хватило бы сил исправить последствия аварии.

Был момент, когда Питту показалось, что он уже ничего не сможет поделать, но каким-то чудом ему все же удалось подтянуть шкот, уменьшив площадь паруса, мягко повернуть румпель и лечь на другой галс.

Еще мальчиком, когда он жил в Ньюпорт-Бич, штат Калифорния, Питт ходил под парусом на маленьких лодках, но ни разу на такой скорости. Он развернул яхту бортом на ветер под углом в добрых 45° и начал аккуратно маневрировать огромным крылом с помощью шкота и румпеля. Быстрый взгляд на компас сказал ему, что пора делать новое изменение курса, направляясь прямо на восток.

Когда Питт почувствовал себя увереннее, ему пришлось проявить усилие, чтобы удержаться от соблазна развернуть паруса еще круче к ветру и увеличить скорость. Но хотя он и не собирался притормаживать, благоразумие напомнило ему, что «Китти Меннок» была не самой устойчивой сухопутной яхтой в мире и что держится она на шестидесятилетних проволоках, проводах и честном слове.

Он откинулся назад, следя настороженным взглядом за смерчами, крутящимися по сухому озеру. Внезапный сильный порыв такого смерча – и они опрокинутся и будут кувыркаться, не останавливаясь. Питт отлично понимал, что пока им чертовски везет. Еще одна расщелина, замеченная слишком поздно, или камень, о который ударится выносная ось колеса, или еще одно из дюжины возможных препятствий – и их выкинет в раскаленный песок безжалостной пустыни.

«Китти Меннок» мчалась по сухому озеру со скоростью, которой Питт никак не ожидал от судна такой странной конструкции. Встречный ветер лупил песком в лицо, как картечью. Учитывая постоянно усиливающийся попутный ветер, Питт прикинул, что они уже достигли скорости в восемьдесят пять километров в час. После того как они сутками тащились черепашьим шагом по бесконечным просторам пустыни, ему казалось теперь, что они летят над землей на реактивном самолете.

Спустя полчаса больные глаза Питта обшарили безликую местность вокруг, пытаясь хоть на чем-нибудь остановиться. Новой его заботой стала боязнь проскочить через Транссахарскую магистраль, не заметив ее. Он никогда не проезжал по ней и предполагал, что за громким названием скрывается обычная фунтовая дорога, отличающаяся от окружающих ее песков лишь малозаметными на укатанной поверхности отпечатками шин. Пропустить ее означало крах всех надежд.

Он пока не видел нигде следов автомобилей, но рельеф постепенно начал меняться. Снова появились барханы. Быть может, они уже добрались до алжирской границы? Но как проверить это? Великие караваны, некогда ходившие от цветущей в прошлом долины Нигер до Средиземноморья, канули в вечность вместе с их бесценными грузами золота и слоновой кости, не оставив и следов своего пребывания здесь. И теперь этим маршрутом пользовались лишь немногочисленные туристы, грузовики, перевозящие оборудование и снабжение, да армейские патрули, изредка проезжающие по этой унылой, забытой Господом пустоши.

Если бы Питт точно знал, что на самом деле красная линия, обозначающая на картах эту дорогу, является лишь плодом воображения картографов, он бы чрезвычайно расстроился.

Единственными указателями, если бы им повезло заметить их, были разбросанные по обочинам кости животных, следы от шин, еще не занесенные песком, сиротливо чернеющие остовы разобранных на запчасти автомобилей да череда пустых бочек из-под бензина, тянущаяся на четыре километра, – остатки того, что проходящие кочевники не прихватили с собой для обмена или перепродажи в Гао.

И тут, почти на горизонте, по правому борту он заметил объект, созданный руками человека, темное пятнышко в колышущемся от жары воздухе. Джордино тоже заметил его и указал на этот первый признак жизни с тех пор, как они двинулись в путь на самодельной яхте. Воздух был чист и ясен, как стекло. Осталось позади дно сухого озера, и теперь в воздухе и на земле больше не крутились пылевые смерчи. Друзья без труда опознали в замеченном объекте брошенный автобус «фольксваген», с которого сняли все мало-мальски ценные части, оставив лишь корпус и раму. На его борту масляной краской был выведен ироничный лозунг: «И где этот Лоуренс Аравийский, когда он нужен?»

Довольный, что есть хоть такой след, Питт изменил курс и повернул на север, уходя в наветренную сторону. Поверхность стала песчаной, с россыпями гравия. Временами на их пути встречались зыбучие пески, но яхта была слишком легкой, чтобы застрять, и с легкостью перелетала опасные места, лишь на мгновение замедляя скорость.

Через десять минут Питт разглядел бочку из-под бензина, отчетливо видимую на фоне горизонта. Теперь он окончательно убедился, что они едут вдоль трассы, и начал через каждые два километра менять галсы, направляясь на север, в Алжир.

Джордино сидел без движения. Питт наклонился вперед и потряс его за плечо, но голова итальянца стала медленно клониться вперед, пока не уткнулась подбородком в грудь. Джордино перестал цепляться за ускользающее сознание и отключился. Питт что-то кричал, грубо тряс его за плечи, но у него тоже почти не осталось сил. Перед глазами поплыла чернота, и он понял, что скоро и сам потеряет сознание.

Он услышал что-то похожее на гул мотора, но впереди ничего не было видно, и Питт решил, что у него уже начались галлюцинации. Но звук приближался, и Питт со вспыхнувшей в сердце надеждой узнал в нем шум работающего дизельного двигателя, которому аккомпанировали выхлопные газы. Но источник звуков по-прежнему оставался вне поля зрения, и Питт уже не сомневался, что вот-вот на него обрушится дурнота беспамятства.

И тут до него донесся громкий сигнал гудка. Питт слегка повернул голову. Рядом с яхтой ехал большой грузовик британского производства «Бредфорд» с трейлером. Водитель-араб с любопытством выглядывал из окна и при этом белозубо улыбался. Не замеченный Питтом, грузовик догнал их сзади.

Водитель высунулся еще дальше, приставил обе ладони рупором ко рту и закричал:

– Помощь не нужна?

Питт смог только слабо кивнуть.

У него уже не было сил, чтобы остановить яхту. Он предпринял слабенькую попытку с помощью шкота развернуть крыло по ветру, но добился только того, что судно сделало полукруг. Он уже плохо контролировал ситуацию и не уследил за сильным и внезапным порывом ветра. Когда он стал отпускать парус, было уже поздно: ветер и притяжение земли вырвали конец из его управления, и яхта перевернулась, теряя крепления крыла-паруса и выбрасывая тела Питта и Джордино, как мягкие, набитые ватой туловища кукол, в тучи песка и обломков.

Водитель-араб повернул вслед за ними и остановил грузовик. Он выпрыгнул из кабины, бросился к образовавшейся куче и остановился над потерявшими сознание мужчинами. Он сразу же определил признаки обезвоживания и поспешил обратно к грузовику, вернувшись с четырьмя пластиковыми бутылками воды.

Питт почти мгновенно выбрался из черноты забытья, едва ощутив, как вода льется на его лицо и в полуоткрытый рот. Эта трансформация была похожа на чудо: минуту назад он был в миллиметре от смерти, но после всего нескольких глотков воды сразу ожил и снова был в состоянии здраво рассуждать и действовать.

Тело Джордино, высохшее едва ли не до костей, тоже вернулось к жизни с завидной быстротой. Казалось невероятным, что они ускользнули из объятий неотвратимой смерти, всего лишь пополнив запас необходимой организму жидкости.

Водитель-араб предложил им также соляные таблетки и сушеные финики. У него было смуглое, интеллигентное лицо, а на голове бейсбольная шапочка без надписи. Он присел на корточки и с громадным интересом наблюдал за процессом возвращения к жизни случайно встреченных на дороге людей.

– Вы двигались на вашем аппарате из Гао? – спросил он.

Питт покачал головой.

– Из Форт-Форо, – солгал он.

Он еще не был убежден, что они уже в Алжире. Как можно быть уверенным, что этот водитель не обратится в ближайшее отделение службы безопасности, если узнает, что они сбежали из Тебеццы?..

– Где мы конкретно находимся?

– В самом сердце пустыни Танезруфт.

– А какая это страна?

– Как какая? Алжир, конечно. А вы думали, где вы?

– Где угодно, лишь бы не в Мали.

Лицо араба омрачилось печалью.

– Плохо люди живут в Мали. Плохое правительство. Они убили много людей.

– Далеко ли до ближайшего телефона? – спросил Питт.

– Адрар в трехстах пятидесяти километрах севернее. Там есть связь.

– Это какая-нибудь маленькая деревушка?

– Нет, Адрар большой город, быстро развивается. У них есть аэродром с регулярными рейсами.

– А вы едете в том направлении?

– Да, я возил консервы в Гао, а теперь порожняком возвращаюсь в Алжир.

– Вы не подбросите нас до Адрара?

– Сочту за честь.

Питт посмотрел на водителя и улыбнулся.

– Как тебя зовут, дружище?

– Бен Гади.

Питт сердечно пожал водителю руку.

– Бен Гади, – сказал он торжественно, – ты даже не подозреваешь, что, выручив нас, ты спас сотни жизней невинных людей.

Часть четвертая Эхо Аламо

44

26 мая 1996 года

Вашингтон, округ Колумбия

–Они вырвались! – заорал Хайрем Йегер, врываясь в кабинет Сэндекера с Руди Ганном, спешащим следом за ним.

Сэндекер, занятый бюджетом какого-то подводного сооружения, поднял на них бессмысленный взгляд:

– Вырвались?

– Дирк и Ал, они пересекли границу Алжира!

Сэндекер внезапно сделался похож на малыша, которому сказали, что пришел Санта-Клаус.

– Как ты узнал?

– Они звонили из аэропорта и сообщили, что находятся рядом с алжирским городом Адрар, – ответил Ганн. – Связь была плохая, но мы поняли, что они вылетают коммерческим рейсом в столицу Алжир. Как только окажутся там, тут же перезвонят из посольства.

– Что-нибудь еще?

Ганн посмотрел на Йегера и кивнул.

– Ты был на связи, пока я не подошел.

– Голос Питта был еле различим. Алжирская телефонная система в пустыне пока лишь на две ступени лучше связи посредством консервных банок. Если я понял его правильно, он настаивает, чтобы вы затребовали подразделение спецназа, чтобы он вернулся с ним в Мали.

– А он объяснил, зачем ему это? – с любопытством спросил Сэндекер.

– Его голос доносился будто издалека. А потом разговор вообще прервался. Но та малость, которую я расслышал, звучала как бред сумасшедшего.

– Бред? В каком смысле? – заинтересовался Сэндекер.

– Он говорил что-то о спасении женщин и детей из какого-то золотодобывающего рудника. И в его голосе звучала большая тревога.

– Пока я не улавливаю здесь никакого смысла, – сказал Ганн.

Сэндекер уставился на Йегера:

– Дирк объяснил, как они сбежали из Мали?

Но Йегер сам терялся в догадках.

– Не ручаюсь за точность, адмирал, но мне показалось, он сказал, что они пересекли пустыню на яхте с какой-то женщиной по имени Китти Меннинг или Меннон.

Сэндекер откинулся на спинку кресла и довольно кисло улыбнулся.

– Зная Питта и Джордино так, как я, ничему уже не удивляешься. – Лицо его внезапно озарилось догадкой. – Быть может, Китти Меннок?

– Я толком не расслышал, но вполне возможно.

– В двадцатых годах Китти Меннок была знаменитой летчицей, – пояснил Сэндекер. – Она побила множество рекордов дальности и облетела половину земного шара, прежде чем пропала без вести где-то в Сахаре. По-моему, это случилось в тысяча девятьсот тридцать первом году.

– Но какие же у нее могли быть дела с Питтом и Джордино? – вслух подивился Йегер.

– Понятия не имею, – ответил Сэндекер.

Ганн посмотрел на часы:

– Я узнал расстояние между Адраром и Алжиром. Это чуть более тысячи двухсот километров. Если они уже в воздухе, то мы услышим их примерно через полтора часа.

– Распорядитесь, чтобы наш отдел связи держал открытой линию с нашим посольством в Алжире, – приказал адмирал. – И скажите, чтобы обеспечили секретность переговоров. Если Питт и Джордино наткнулись на какие-нибудь жизненно важные данные, касающиеся загрязнения красной волны, я бы не хотел, чтобы произошла утечка информации в печать. Поторопитесь.

* * *

Когда Питт прозвонился через международную коммуникационную сеть НУМА, Сэндекер и другие, включая доктора Чэпмена, собрались у аппарата, который записывал разговор и усиливал голос Питта с помощью громкоговорительной системы, чтобы они могли разговаривать без телефонных микрофонов и наушников.

Разговор продолжался ровно час, в течение которого Питт ответил на большую часть вопросов, возникших у присутствующих за предыдущие девяносто минут. Все напряженно слушали, находясь под впечатлением трагических событий и мужественной и беспрецедентной борьбы Питта и Джордино за выживание после того, как они на реке Нигер расстались с Ганном. Питт детально разоблачил грандиозную аферу Массарда в Форт-Форо. Всех потрясло открытие, что доктор Хоппер и его группа ученых из Всемирной организации здравоохранения живы и трудятся в качестве рабов в рудниках Тебеццы, как и инженеры Массарда, их жены и дети, вкупе с другими политическими заключенными, ставшими неугодными режиму генерала Казима. Питт закончил свое сообщение описанием случайной находки тела Китти Меннок и использования деталей ее самолета в качестве средства передвижения через пустыню. Аудитория не могла удержаться от улыбок, когда он описал конструкцию сухопутной яхты.

Люди, собравшиеся в кабинете адмирала, теперь понимали, почему Питт требовал возвращения в Мали во главе отряда вооруженных спецназовцев. Нечеловеческие условия, в которых содержались рабы, добывающие золото на рудниках в Тебецце, ужаснули и потрясли всех без исключения. Но еще больше их ошеломил рассказ о секретном хранилище ядерных и токсичных отходов в Форт-Форо. Известие о том, что хваленые методы уничтожения их с помощью солнечной энергии всего лишь блеф, никого не оставило равнодушным, и многие задумались, сколько же еще таких липовых предприятий «Массард энтерпрайзиз» по уничтожению вредных отходов тайно разбросано по всему миру.

Питт прямо указал на уголовные отношения Ива Массарда с Затебом Казимом. Он подробно повторил то, что услышал в беседах с Массардом и О'Баннионом.

Последовал напрашивающийся вопрос, который первым озвучил доктор Чэпмен:

– Итак, вы утверждаете, что источником загрязнения и появления красной волны является Форт-Форо?

– Джордино и я не являемся экспертами в области подземной гидрологии, – ответил Питт, – но у нас почти нет сомнений в том, что токсичные отходы, которые не сжигаются, а прячутся под пустыней, дают утечку и попадают прямиком в подземные воды. Там они текут под руслом старой реки на юг, пока не попадают в воды Нигера.

– Но как же могло случиться, что при таком большом подземном строительстве их работы остались вне внимания международных инспекторов по охране окружающей среды? – спросил Йегер.

– Или не были обнаружены на спутниковых снимках? – добавил Ганн.

– Ключ к разгадке в железной дороге и грузовых контейнерах, – ответил Питт. – Подземное хранилище начали выкапывать не одновременно с монтажом фотогальваников и концентраторов, а только после того, как над фронтом земляных работ было возведено большое здание для прикрытия. А составы, прибывающие из Мавритании с ядерными и токсичными отходами, возвращались обратно не пустые, а с песком и камнями, вынутыми из грунта. Кроме того, для расширения площадей складирования отходов Массард воспользовался обширной сетью существующих в зоне строительства природных подземных карстовых пещер.

С минуту все молчали, затем Чэпмен сказал:

– Когда эти вещи откроются, скандалам и расследованиям конца не будет.

– У вас есть документальные подтверждения? – спросил Питта Ганн.

– Мы можем только рассказать, что видели сами и слышали от Массарда. Сожалею, но больше предложить нам нечего.

– Вы проделали невероятную работу, – сказал Чэпмен. – Спасибо вам за то, что источник загрязнения больше не является тайной. Стало быть, можно разработать план, как устранить утечку в подземные воды.

– Легче сказать, чем сделать, – напомнил ему Сэндекер. – Дирк и Ал предлагают нам заглянуть в гигантскую банку со змеями.

– Адмирал прав, – поддержал его Ганн. – Мы не можем просто так прогуляться до Форт-Форо и прикрыть его. Ив Массард влиятельный и богатый человек, имеющий тесные связи и с генералом Казимом, и на высшем уровне во французском правительстве... И с кучей других влиятельных лиц в бизнесе и в коридорах власти.

– Массард подождет, – вмешался Питт. – Наша самая неотложная задача – спасти этих несчастных в Тебецце, пока их там всех не поубивали.

– Среди них есть американцы? – спросил Сэндекер.

– Доктор Ева Рохас – гражданка США.

– Только она одна?

– Насколько мне известно.

– Поскольку каждый наш президент получал по заднице всякий раз, когда освобождали заложников силовым методом, вряд ли нынешний обитатель Белого дома направит подразделение спецвойск спасать одну американку.

– Попробовать все равно не помешает, – упрямо проговорил Питт.

– Он уже дал мне от ворот поворот, когда я вышел с запросом по поводу вашего с Алом спасения.

– Но ведь Гала Камиль уже однажды оказала нам услугу, отправив за мной спецназ ООН, – напомнил Ганн. – Уверен, она разрешит спасательную миссию по освобождению их собственных ученых.

– Гала Камиль – леди с высокими принципами, – убежденно сказал Сэндекер. – Пожалуй, самая большая идеалистка из всех известных мне политических деятелей. И думаю, что мы с уверенностью можем положиться на то, что она еще раз заставит генерала Бока направить полковника Леванта с его людьми в Мали.

– Люди мрут в этих рудниках, как крысы, – сказал Питт с нескрываемой горечью. – Одному Господу известно, скольких еще убили за то время, что мы с Алом находились в бегах. Каждый час на счету.

– Я свяжусь с Генеральным секретарем и извещу ее, – пообещал Сэндекер. – Если Левант будет действовать так же быстро и четко, как при спасении Руди, я полагаю, вы сможете объясниться непосредственно с ним самим еще до того, как У вас там наступит время завтрака.

Девяносто минут спустя после звонков Сэндекера Гале Камиль и генералу Боку полковник Левант со своими людьми и снаряжением были уже в воздухе, направляясь через Атлантику на базу французских военно-воздушных сил в окрестностях Алжира.

Генерал Гуго Бок разложил на столе карты и спутниковые снимки и взял старинную лупу, которую ему подарил еще отец, когда юный Гуго собирал марки. Увеличительное стекло было безупречно отшлифовано, так что, когда глаз всматривался в увеличенное изображение, искажения по округлым краям отсутствовали. Эта штука путешествовала с Боком на протяжении всей его военной карьеры, как талисман на счастье.

Он отхлебнул кофе и стал изучать местность внутри круга, очерченного им на картах и фотографиях и указывающего приблизительное расположение Тебеццы. Хотя описание рудника, отправленное Боку Сэндекером по факсу, было достаточно грубым, взгляд генерала вскоре отметил точку на ландшафте и неясную дорогу, ведущую по узкому каньону, упирающемуся в высокое скалистое плато.

Этот малый, Питт, подумал он, чертовски наблюдателен. Ведь ему пришлось запомнить те весьма немногочисленные ориентиры во время невероятного перехода через пустыню, чтобы затем восстановить по ним обратную дорогу к рудникам.

Бок начал изучать окружающую местность, и то, что он увидел, ему не понравилось. Операция по спасению Ганна из аэропорта Гао была существенно проще. Поднявшись с египетской военной базы близ Каира, войска ООН всего лишь захватили аэропорт, заполучили Ганна и убрались восвояси. Тебецца была орешком покрепче.

Команде Леванта предстояло приземлиться на грунтовой посадочной полосе в пустыне, преодолеть двадцать километров до главного входа, напасть на надежно охраняемый лабиринт из туннелей и пещер, перевезти бог знает сколько заключенных обратно к взлетной полосе, погрузить их на борт и удалиться.

Самым уязвимым пунктом здесь было слишком длительное время пребывания на земле. Транспорту негде было укрыться от предполагаемых атак военно-воздушных сил Казима. Время, затраченное на общий путь в сорок километров по дороге в пустыне, значительно увеличивало риск.

Невозможно было расписать атаку на точно определенные по времени этапы. Слишком много неясностей. Решающей операцией являлось устранение возможности какой-либо связи с внешним миром из Тебеццы. Бок не видел, каким образом уместить ее во временные рамки, не превышающие полутора часов. А если операция растянется на больший срок, может последовать катастрофа.

Он ударил кулаком по столу.

– Проклятие! – хрипло произнес он. – Нет времени ни на подготовку, ни на планирование. Срочная миссия по спасению жизней... Черт, да мы потеряем больше, чем спасем!

Изучив операцию во всех аспектах, Бок вздохнул и набрал номер на своем настольном телефоне. Секретарь Галы Камиль сразу же соединила его.

– Да, генерал, – услышал Бок голос Камиль. – Я не ожидала услышать вас так быстро. Есть проблемы со спасательной миссией?

– Боюсь, что их куча, мадам секретарь. Мы можем зайти тут очень далеко. Похоже, полковнику Леванту понадобится поддержка.

– Я прикажу выделить все необходимые силы, имеющиеся в распоряжении ООН.

– Но у нас нет никого в запасе, – пояснил Бок. – Остатки моих сил находятся на секретном задании на сирийско-израильской границе и задействованы в спасении гражданского населения от беспорядков в Индии. Так что помощь полковнику Леванту ООН оказать не сможет.

Последовала минута молчания, пока Гала собиралась с мыслями.

– Это уже трудно, – наконец произнесла она. – Я даже не знаю, к кому обратиться.

– А как насчет американцев?

– В отличие от своих предшественников, их новый президент проявляет осторожность при вмешательстве в дела стран третьего мира. В качестве доказательства могу сообщить, что именно он сделал запрос, не могу ли я санкционировать спасение тех двух людей из НУМА.

– Почему же меня не проинформировали об этом? – спросил Бок.

– У адмирала Сэндекера не было разведывательных данных относительно их местонахождения. А пока ждали, те сами сбежали, и надобность в их спасении отпала.

– Тебецца – не тот случай, когда можно действовать быстро и четко, – мрачно сказал Бок.

– А успех вы можете гарантировать? – спросила Гала.

– Я уверен в возможностях моих людей, мадам секретарь, но никаких гарантий дать не могу. В любом случае, я боюсь, что цена с точки зрения потерь может оказаться очень высокой.

– Но мы не можем отступиться и не делать ничего, – со всей серьезностью возразила Гала. – Доктор Хоппер и его группа ученых – сотрудники ООН. И это наш долг – спасти этих людей.

– Я полностью согласен с вами, – сказал Бок. – Но я бы чувствовал себя более спокойно, если бы мы могли рассчитывать на дополнительные силы, чтобы полковник Левант не попал под удар малийских вооруженных сил.

– Может быть, англичане или французы проявят больше желания...

– Все-таки от американцев можно ждать более быстрой реакции, – прервал ее Бок. – Была бы моя воля, я бы затребовал их подразделение «Дельта».

Гала замолчала, боясь уступать, поскольку знала, насколько упрям и недоверчив глава исполнительной власти Соединенных Штатов.

– Я переговорю с президентом и представлю ему наши доводы, – смирившись, ответила Гала. – Большего я сделать не могу.

– Тогда, чтобы не было недоразумений или ошибок, я проинформирую полковника Леванта, что он может рассчитывать на помощь.

– Может быть, ему и повезет.

Бок глубоко вздохнул. Он почувствовал холодный озноб на спине от дурных предчувствий.

– Как только я начинаю полагаться на удачу, мадам секретарь, обязательно происходит что-нибудь ужасное.

* * *

Великий Джулиан Перлмуттер сидел в своей огромной библиотеке, состоящей из тысяч томов, в основном аккуратно расставленных на лакированных полках красного дерева. Но по меньшей мере сотни две из них были сложены в случайные стопки, разбросаны по персидскому ковру или грудой навалены на круглой крышке ветхого стола. Он сидел, возложив ноги на захламленный стол, в домашней одежде – шелковая пижама под махровым халатом – и читал манускрипт семнадцатого века.

Перлмуттер был легендарным экспертом по морской истории. Его собрание исторических записей и литературы о кораблях и морях считалось одним из самых богатых в мире. Музейные кураторы любой страны с радостью дали бы отрубить себе любую конечность, которую бы он потребовал, или выдать ему незаполненный чек, чтобы он сам проставил нужную сумму, лишь бы только заполучить его огромную библиотеку. Но деньги мало интересовали этого человека, получившего наследство в пятьдесят миллионов долларов, – разве что в том аспекте, что на них можно было купить редкую книгу, которой у него еще не было.

Любовь к женщинам не могла заменить ему любовь к исследованиям. Если кто-то и мог в течение часа прочитать страстную лекцию о когда-либо упоминавшемся кораблекрушении, так это великий Джулиан Перлмуттер. Любой спасатель или охотник за сокровищами Европы и Америки рано или поздно появлялся на ступеньках крыльца его дома с целью получить наставление.

Человеческая громада – он весил почти сто восемьдесят один килограмм, или четыреста фунтов. Это было следствием вкусной пищи и хорошей выпивки, а также того обстоятельства, что Перлмуттер практически не испытывал физического напряжения, если не считать поднятия книг и перелистывания страниц. У него были веселые ярко-голубые, как небо, глаза и красное лицо, обрамленное окладистой, с проседью, бородой.

Зазвонил телефон, и он отложил в сторону несколько раскрытых книг, чтобы взять трубку.

– Перлмуттер слушает.

– Джулиан, это Дирк Питт.

– Дирк, мальчик мой, – чуть ли не заорал Перлмуттер. – Как же давно я не слышал твой голос!

– Не более трех недель.

– Кто считает часы, когда идет по следу кораблекрушения! – засмеялся историк.

– Да уж точно не ты и не я.

– Почему бы тебе не подскочить ко мне и не отведать знаменитых блинов Перлмуттера?

– Боюсь, что к тому времени, когда я подъеду, они уже остынут, – ответил Питт.

– А где ты находишься?

– В Алжире.

Перлмуттер фыркнул:

– Что ты делаешь в этом ужасном месте?

– Среди всего прочего интересуюсь неким кораблекрушением.

– На побережье Северной Африки?

– Нет, в пустыне Сахара.

Перлмуттер слишком хорошо знал Питта, чтобы понимать когда тот шутит.

– Мне известна легенда о корабле, который плыл по морю Кортеса в калифорнийской пустыне, но не слышал ни об одном таком случае в Сахаре.

– Я столкнулся уже с тремя различными упоминаниями о нем, – объяснил Питт. – Один источник – это старая американская крыса, которая ищет в пустыне броненосец конфедератов под названием «Техас». Он клялся, что тот поднялся по ныне высохшей реке и затем был засыпан песками. Предполагалось, что корабль вез золото казначейства конфедератов.

– Ну и где ты его ищешь? – засмеялся Перлмуттер. – И какую пустынную травку покуривает твой приятель?

– И еще он утверждал, что на борту броненосца был Линкольн.

– Ну, теперь ты от смехотворного перешел к чистому надувательству.

– Как ни странно это звучит, я поверил ему. А затем нашел еще два источника, подтверждающих эту легенду. Один – в настенной росписи старой каменной пещеры, где изображен броненосец времен Гражданской войны. А второй – крайне любопытная запись в бортовом журнале, который я нашел в аэроплане Китти Меннок.

– Погоди минутку, – прервал его Перлмуттер. – В чьем, ты сказал, аэроплане?

– Китти Меннок.

– Ты нашел ее! Бог мой, она же исчезла более шестидесяти лет назад. Ты в самом деле отыскал место катастрофы?

– Ал Джордино и я наткнулись на ее тело и обломки самолета в скрытом ущелье, когда пересекали пустыню.

– Поздравляю! – расцвел Перлмуттер. – Ты раскрыл одну из самых знаменитых тайн авиации.

– Да уж, выпала нам такая грустная доля, – согласился Питт.

– А кто оплачивает этот разговор?

– Посольство США в Алжире.

– В таком случае подожди у телефона. Я сейчас вернусь. – Перлмуттер поднял свой живот из кресла, добрел до одной из книжных полок и несколько секунд рассматривал ее содержимое. Найдя нужную книгу, он вытащил ее, вернулся к столу и полистал страницы. Затем взял трубку. – Ты сказал, что корабль назывался «Техас»?

– Да.

– Броненосец таранного типа, – зачитал Перлмуттер. – Построен на верфи Роккетз в Ричмонде и спущен на воду в марте тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, как раз за месяц до конца войны, длина сто девяносто футов, ширина сорок футов. Два двигателя, два винта, осадка одиннадцать футов, шестидюймовая броня. Вооружение состояло из двух стофунтовых «Блейкли» и двух девятидюймовых шестидесятичетырехфунтовых орудий. Скорость четырнадцать узлов. – Перлмуттер помолчал. – Ты все понял?

– Похоже, он был довольно грозным кораблем по тем временам.

– Да, конечно, и почти в два раза быстрее, чем любой из бронированных кораблей как у Североамериканских Соединенных Штатов, так и у военно-морских сил конфедератов.

– А какова его история?

– Очень короткая, но удивительно яркая, – ответил Перлмуттер. – По ходу своего первого и единственного плавания он прошел вниз по реке Джемс до самого устья, прорвался с боем сквозь почти весь флот северян и прошел мимо фортов у Хамптон-Роудз. Здорово поврежденный, он ускользнул в Атлантику, и больше его не видели.

– Значит, он и в самом деле исчез, – задумчиво произнес Питт.

– Да, но вряд ли тут кроется что-то таинственное. Ведь ни один из построенные конфедератами броненосцев не предназначался для других целей, кроме как плавание по рекам и заливам, и потому океанское путешествие было бы для него небезопасным. Вероятнее всего, он попал в шторм и затонул.

– Ты полагаешь невозможным, чтобы он пересек океан, добрался до Западной Африки и поднялся вверх по реке Нигер?

– Насколько я знаю, из всех броненосцев конфедератов в открытое море выходила только «Атланта». Она спустила флаг после сражения с двумя мониторами северян в проливе Уоссоу Саунд, штат Джорджия. Через год после окончания войны броненосец был продан на Гаити для службы в тамошних военно-морских силах, отправлен из Чесапикского залива в Карибское море и пропал без вести, так и не добравшись до места назначения. Служившие на нем морякиутверждали, что его захлестывало волной даже в сносную погоду.

– А еще этот старый старатель клялся, что среди французских колонистов и местных жителей ходили легенды о железном монстре без парусов, который шел вверх по Нигеру.

– И ты хочешь, чтобы я это проверил?

– А ты мог бы?

– Да я уже в общем-то начал, – признался Перлмуттер. – Кстати, я тут подметил одну небольшую, но загадочную деталь, которая придает изучению «Техаса» дополнительный интерес.

– И что же это за деталь? – спросил Питт.

– Я сейчас листаю справочник по военно-морским силам Севера и Юга, принимавшим участие в Гражданской войне, – медленно ответил Перлмуттер. – Так вот, все корабли упоминаются по нескольку раз, а то и больше, как здесь, так и в других работах. Бедняга же «Техас» вообще нигде не упоминается. Такое ощущение, словно кто-то очень хотел, чтобы о нем забыли.

45

Питт и Джордино благоразумно покинули американское посольство через вестибюль паспортного отдела, вышли на улицу и поймали такси. Питт дал водителю адрес, написанный по-французски секретарем посольства, и устроился на заднем сиденье такси, лавирующем по главной площади мимо живописных мечетей с их возвышающимися минаретами. На счастье, им попался лихой водитель, который постоянно сигналил, пробиваясь сквозь толпы пешеходов и неторопливые потоки машин, безмятежно игнорирующих светофоры, не обращая внимания на полицейских, которые, надо сказать, не проявляли большого рвения и даже не пытались установить хотя бы подобие порядка во всей этой суматохе.

На главной магистрали водитель повернул на юг и доехал до городской окраины, где остановился в извилистом переулке по указанному адресу. Питт расплатился, потом подождал, пока такси скроется из виду. Менее чем через минуту подкатил автомобиль штаба французских военно-воздушных сил, седан «Пежо-605-дизель». Друзья забрались на заднее сиденье без обмена приветствиями с водителем в мундире, стартовавшим еще до того, как Джордино захлопнул заднюю дверцу машины.

Через десять километров автомобиль остановился у въезда на военный аэродром, где над караульной будкой развевался трехцветный флаг. Часовой, лишь глянув на «пежо», разрешил ему проехать, резко вскинув руку ладонью наружу, на французский лад отдавая честь. За воротами водитель остановился и водрузил в гнездо на капоте флажок, разрисованный в шахматную клетку.

– Только ничего не говорите, – оживился Джордино. – Я сам угадаю. Нам предстоит возглавить какой-то парад?

Питт засмеялся:

– Ты что, забыл о тех славных денечках, когда мы вместе служили в ВВС? Доступ на взлетную полосу транспортных средств возможен только при наличии разрешающего флага.

«Пежо» покатил вдоль длинного ряда истребителей «Мираж-2000» с дельтовидными крыльями; вокруг самолетов хлопотали наземные экипажи обслуживания. Один конец линии самолетов упирался в эскадрилью вертолетов «АС-332 СуперПума». Созданные как носители ракет «воздух – земля», они не имели такого хищного вида, как другие штурмовые вертолеты.

Водитель проехал до пустующего конца резервной полосы и остановился. Они сидели в ожидании, причем Джордино быстренько задремал в комфорте штабного автомобиля с кондиционером, а Питт рассеянно листал посольский экземпляр «Уолл-стрит джорнел».

Пятнадцать минут спустя с запада появился большой аэробус, приземлившийся практически бесшумно. Ни Питт, ни Джордино даже не подозревали о его приближении, пока не услышали визга колес, ударившихся о бетонную полосу. Джордино проснулся, а Питт сложил журнал, пока самолет тормозил и медленно разворачивался на сто восемьдесят градусов. Как только огромные колеса прекратили крутиться, водитель включил передачу и подъехал к хвостовой части самолета.

Питт отметил, что аэробус выкрашен в светло-коричневые цвета пустыни, и разглядел под краской едва видимые опознавательные знаки на фюзеляже. Из открывшегося в брюхе лайнера люка ловко выпрыгнула молодая женщина в военной форме, закамуфлированной для пустыни, с нашивкой на рукаве, изображающей эмблему ООН, пронзенную саблей. Она быстрым шагом подошла к штабному автомобилю и открыла заднюю дверцу.

– Пожалуйста, следуйте за мной, – сказала она по-английски с заметным испанским акцентом.

Как только автомобиль отъехал, женщина подвела их к люку и жестом предложила забираться внутрь. Они очутились в грузовом отсеке аэробуса, в конце которого виднелся узкий трап, ведущий к пассажирскому салону.

Джордино приостановился, чтобы взглянуть на три бронетранспортера для личного состава, стоявшие в ряд. Квадратные, приземистые, высотой не более двух метров, они одним своим видом внушали уважение. Затем с восторгом уставился на тяжеловооруженный автомобиль необычной конструкции, отлично приспособленный для передвижения по песку, – тот самый, что был использован в операции по спасению Ганна.

– На такой штуке только в гонках по бездорожью участвовать, – восхищенно сказал он. – Держу пари, что ни один соперник не отважился бы нас обогнать.

– Да, внушительное зрелище, – согласился Питт. Когда они показались в салоне, их встретил какой-то офицер.

– Капитан Пемброк-Смит, – представился он. – Очень рад, что вы прибыли. Полковник Левант ожидает вас в своем кабинете.

– Вы, очевидно, англичанин? – осведомился Джордино.

– Да, хотя нас здесь всяких разных полно, – весело отозвался Пемброк-Смит, офицерской тросточкой обводя салон, где в разных позах расположились три дюжины мужчин и три женщины, которые усердно занимались чисткой и подгонкой оружия и обмундирования. – Однажды кому-то в голову клюнула идея, что у ООН должна быть своя тактическая единицабыстрого реагирования, чтобы без промедления отправиться туда, откуда, по мнению руководства, может исходить угроза, если можно так выразиться. Иногда нас еще называют тенями войны. Каждый из нас прошел лучшую подготовку в собственных вооруженных силах. Все добровольцы. Некоторые работают постоянно, а кое-кто присоединяется раз в год к какому-нибудь заданию.

Эта группа показалась Питту самой сильной и боеспособной из всех, с которыми ему доводилось иметь дело. Закаленные в боевых действиях и упорных тренировках, спокойные и целеустремленные профессионалы, обладающие всем необходимым мастерством и умением для проведения тайных операций. Ни с кем из них Питту не хотелось бы встретиться в темном переулке. В том числе с женщинами.

Пемброк-Смит провел их в отсек, где размещался командный пункт самолета. Помещение было просторным и заполненным рядами электронных приборов. Один оператор наблюдал за системами связи, в то время как другой запускал в компьютер данные о предстоящей миссии в Тебецце.

Полковник Левант изящно поднялся из-за стола и у дверей встретил Питта и Джордино. Он плохо представлял себе, чего ожидать от этих людей. Он читал подробные досье на обоих, предоставленные Международной разведывательной службой Организации Объединенных Наций, но ничего ценного для себя не извлек, хотя на него и произвели впечатление их послужные списки. Он также прочитал краткий отчет об их скитаниях в пустыне после побега из Тебеццы и восхищался их мужеством и упорством.

Первоначально Левант никак не соглашался брать с собой Питта и Джордино, но быстро сообразил, что без их содействия в рудниках операция может подвергнуться серьезному риску. Они выглядели исхудалыми и имели все признаки людей, долгое время пробывших на открытом солнце. Но когда он пожимал им руки, то почувствовал, что они в удивительно хорошей форме.

– Ознакомившись с вашими подвигами, джентльмены, я счастлив познакомиться с вами лично. Я полковник Марсель Левант.

– Дирк Питт, а это мой раздражительный маленький друг Ал Джордино.

– Прочитав отчет о перенесенных вами тяжелых испытаниях, я, признаться, ожидал, что на борт вас доставят на носилках. Рад убедиться, что вы в прекрасной форме.

– Тонизирующие напитки, витамины и соответствующие упражнения, – улыбнулся Питт, – помогли нам довольно быстро восстановиться.

– Ты забыл упомянуть солнечные ванны, – проворчал Джордино. – До, после и вместо еды.

Левант никак не отреагировал на юмор, а уставился мимо них на Пемброк-Смита:

– Капитан, пожалуйста, предупредите людей и прикажите первому пилоту приготовиться к немедленному взлету. – Затем он вновь обратился к стоящим перед ним Питту и Джордино: – Если то, о чем вы сказали, правда, то цена времени сейчас – человеческие жизни. Так что предстоящие детали нашей миссии обсудим в воздухе.

Питт кивнул, полностью соглашаясь с ним.

– Аплодирую вашей целеустремленности.

Левант посмотрел на часы.

– Полетное время чуть больше четырех часов. Временное окно у нас очень узкое. Нельзя медлить, если мы хотим осуществить нападение во время отдыха заключенных. Чуть раньше или чуть позже они будут побригадно разбросаны по руднику и шахтам, и нам ни за что не удастся отыскать их и собрать за отпущенное нам по графику время.

– Но через четыре часа над Тебеццей будет ночь!

– Точно. Посадка намечена на 20.00 плюс-минус пять минут.

– Вы собираетесь садиться с посадочными огнями?! – в ужасе воскликнул Питт. – Да это все равно что устроить фейерверк, чтобы оповестить их о нашем прибытии.

Левант задумчиво покрутил кончики усов.

– Мы приземлимся в темноте. Но прежде чем я все объясню, думаю, вам лучше сесть и побыстрее пристегнуть ремни безопасности.

Его слова потонули в приглушенном реве. Аэробус начал разбег по взлетной полосе, сопровождаемый лишь негромким завыванием тяговых двигателей.

Джордино Левант показался слишком ограниченным и высокомерным, и потому он держался с офицером холодно вежливо. Питт же, напротив, сразу признал в полковнике умного и по-настоящему смекалистого парня. Еще он ощутил то, чего не заметил Джордино: тонко скрываемое уважение к ним с его стороны.

Во время взлета Питт отметил необычно тихую работу двигателей. Полет этой машины почти на полной скорости почему-то не сопровождался повышенным уровнем шума.

– Специально модифицированные глушители для выхлопов турбин, – пояснил Левант.

– Здорово работает, – восхищенно сказал Питт. – Когда вы приземлялись, я ничего не слышал до тех пор, пока самолет не начал тормозить.

– Иногда помогает незаметно садиться там, где нас не ждут.

– И даже в темноте? Без бортовых прожекторов?

– Без прожекторов, – подтвердил Левант.

– Должно быть, ваш пилот обладает прекрасным, высокотехнологичным оборудованием для ночного видения?

– Нет, мистер Питт, ничего особенного. Просто четверо моих людей спрыгнут с парашютами на посадочную полосу у Тебеццы и разметят ее по краям маячками, излучающими в инфракрасном диапазоне. Соответствующая аппаратура наведения на борту имеется. Они же будут и охранять ее.

– Допустим, мы приземлились, – продолжил Питт, – но преодолеть пространство от взлетной полосы до главного входа в рудник в темноте – очень непростое дело.

– А вот это, – мрачно сказал Левант, – и есть наша самая сложная проблема.

Самолет набрал высоту и разворачивался на юг, когда Левант отстегнул ремни и подошел к столу, где лежали увеличенные спутниковые фотографии плато Тебецца. Он взял карандаш и указал на фото:

– Посадка вертолетов на плато и спуск на веревках по склонам каньона ко входу в рудник значительно упростили бы нашу задачу и создали бы для нас прекрасный фактор внезапности. К несчастью, есть и другие факторы.

– Я понимаю вашу дилемму, – кивнул Питт. – Перелет к Тебецце и обратно выше технических возможностей вертолета. А установка дозаправочных станций в пустыне приведет к потере времени.

– По нашим оценкам, на это потребуется тридцать два часа. Мы рассматривали возможность передвижения скачками, то есть одни вертолеты перевозят горючее, а другие – людей и снаряжение. Но и с этим планом у нас возникли трудности.

– Слишком сложно и слишком медленно, – фыркнул Джордино.

– Фактор скорости также говорит в пользу этого самолета, – сказал Левант. – Другой важный фактор, говорящий в пользу самолета по сравнению с вертолетами, – возможность перевозить с собой наши собственные транспортные единицы. К тому же здесь достаточно свободного пространства для размещения раненых и медикаментов для оказания медицинской помощи, в которой, судя по вашему докладу, отчаянно нуждаются многие из узников.

– Сколько человек в вашей команде нападения? – спросил Питт.

– Тридцать восемь бойцов и два медика, – ответил Левант. – После того как мы приземлимся, четверо останутся охранять самолет. Медицинская группа пойдет вместе с основными силами, чтобы позаботиться о заключенных.

– В ваших транспортерах не хватит места, чтобы перевезти всех.

– Если часть моих людей поедет на броне, мы сможем эвакуировать сорок человек.

– Может быть, в живых осталось не так уж и много, – задумчиво сказал Питт.

– Сделаем все возможное для тех, кто жив, – заверил его Левант.

– А малийцы? – спросил Питт. – Политические диссиденты и враги генерала Казима? Что с ними?

– Им придется остаться, – пожал плечами Левант. – Откроем им все продуктовые склады в рудниках, дадим оружие охранников. Помимо этого, мы мало что можем сделать. У них своя судьба.

– Казим такой садист, что потребует массовой экзекуции, когда узнает, что его драгоценные рабы покинули клетку.

– У меня приказ, – пожал плечами Левант. – И в нем не значится спасение местных уголовников.

Питт разглядывал увеличенное изображение пустыни, окружающей плато Тебецца.

– Итак, вы намереваетесь посадить аэробус в тишине ночи на посадочной полосе в пустыне, проехать по дороге, которую и днем-то с трудом различишь, напасть на рудник, забрать всех иностранных заключенных, затем быстренько смыться к взлетной полосе и улететь к огням Алжира. Вашей команде это дело может оказаться не под силу.

Левант понял, что Питт говорит об этом без осуждения или сарказма, но все равно обиделся.

– Как говорят там, откуда вы прибыли, мистер Питт, что имеем, то и имеем.

– Я не ставлю под сомнение боевые качества ваших людей, полковник. Но я ожидал увидеть более многочисленную и лучше вооруженную группу.

– Я сожалею, но у ООН попросту не хватает средств, чтобы содержать большее количество людей или приобретать самое современное вооружение. Наш бюджет ограничен, и мы можем рассчитывать только на собственные силы.

– Но почему привлекли именно команду УНИКРАТТ? – полюбопытствовал Питт. – Почему не коммандос из Англии, французского Иностранного легиона или одно из подразделений американских спецвойск?

– Потому что ни одно государство, включая ваше, не хочет рисковать, пачкая руки с этой миссией, – устало пояснил Левант. – Мы оказались добровольцами с санкции Генерального секретаря Камиль.

Это имя разбудило в мозгу Питта тот кусок памяти, где хранилось воспоминание о недолго проведенном совместно с Галой Камиль времени на борту судна в Магеллановом проливе. Два года назад, припомнил он, во время поисков сокровищ Александрийской библиотеки...

Левант заметил отсутствующий взгляд Питта, а Джордино понимающе улыбнулся. Питт увидел выражения их лиц и сконцентрировался на спутниковом снимке.

– Существует ловушка.

– И даже несколько, – спокойно сказал Левант. – Но они все преодолимы.

– За исключением двух.

– То есть?

– Мы не знаем, где расположены центр связи О'Банниона и комната, из которой ведется наблюдение по мониторам. Если до того, как мы его схватим, он успеет передать сигнал тревоги силам безопасности Казима, шансов вернуться к самолету и преспокойно улететь в Алжир у нас будет не больше, чем у епископа в аду, поскольку в воздух поднимется эскадрилья его истребителей и нас пригвоздят к двери ближайшего амбара.

– В таком случае мы должны войти и выйти из рудника в течение сорока минут, – сказал Левант. – Вряд ли большинство пленников смогут выбраться на поверхность без посторонней помощи. Если многих из них придется нести, мы потеряем время, запаса которого у нас нет.

В этот момент из камбуза самолета появился капитан Пемброк-Смит, неся поднос с кофе и сэндвичами.

– Наша еда питательна, хотя и не для гурманов, – весело сказал он. – Можете выбирать между цыпленком и голубым тунцом.

Питт посмотрел на Леванта и усмехнулся.

– Вижу, вы не шутили, когда говорили об урезанном бюджете.

Когда аэробус поплыл над пустыней, черной, как море в шторм, Питт и Джордино набросали по памяти схему уровней рудника. Левант был восхищен их наблюдательностью. Конечно, то была не стопроцентная фотографическая память, но им удалось за то короткое время, что они там пробыли, заметить очень много деталей.

Левант и два других офицера три или четыре раза тщательно расспросили Питта и Джордино обо всем, о каждой, даже самой малой подробности. Дорога к каньону, устройство рудника, вооружение охранников – все обговаривалось и уточнялось снова и снова.

Данные с голоса были занесены в компьютер, как и схема рудника в трех измерениях. Казалось, ничто не упущено: погода, прогнозируемая на несколько предстоящих часов, полетное время истребителей Казима из Гао, альтернативные планы побега и маршруты в случае уничтожения аэробуса на земле. Была учтена любая случайность.

За час перед приземлением в Тебецце Левант собрал свой небольшой отряд мужчин и женщин в салоне. Питт прочел краткую лекцию, охарактеризовав охрану, ее численность и вооружение, а также сообщил о том, что охранники обленились за время жизни и работы в условиях пустыни. Вслед за ним выступил Джордино с рассказом об уровнях рудника и демонстрацией схем, развешанных на стенде.

Пемброк-Смит разделил тактическую группу ООН, которой предстояло участвовать в нападении, на четыре подразделения и раздал каждому индивидуальные карты подземных туннелей, распечатанные на компьютере. Левант завершил брифинг, инструктируя команды по существу миссии.

– Вынужден извиниться за пробелы в работе нашей разведки, – начал он. – Нам еще никогда не приходилось предпринимать такую опасную попытку, располагая столь скудной информацией. На розданных вам картах показаны, вероятно, менее двадцати процентов существующих туннелей и шахт рудника. Придется действовать решительно и быстро, чтобы захватить жилые и служебные помещения и казармы охраны. Подавив сопротивление, выводим пленников и начинаем отход. Финальное рандеву у входа ровно через сорок минут после того, как мы туда войдем. Вопросы есть?

Вверх поднялась рука, и мужчина, стоявший впереди, спросил со славянским акцентом:

– Почему сорок минут, полковник?

– Если задержимся чуть дольше, капрал Вадилински, малийские истребители с ближайшей военно-воздушной базы догонят и расстреляют нас, прежде чем мы окажемся в безопасности в Алжире. Надеюсь, что большинство заключенных смогут добраться до наших транспортных средств без посторонней помощи. Если же многих из них придется нести, то мы потеряем время.

Поднялась еще одна рука.

– Что, если мы застрянем в рудниках и не сможем выйти к точке рандеву ко времени отхода?

– Значит, вы останетесь там, – охотно ответил Левант. – Что-нибудь еще?

– Можно ли прихватить немного золота, если попадется?

Вопрос, заданный из задних рядов парнем, торс которого так и распирали чудовищные бугры мышц, вызвал взрыв хохота.

– В конце задания вы все будете обысканы до нитки, – нарочито грозным голосом отозвался Пемброк-Смит. – И любое найденное золото будет переведено на мой личный счет в Швейцарии.

– Вы и дам обыщете? – кокетливо спросила одна из женщин.

Он лукаво улыбнулся ей:

– Дам, как и положено, в первую очередь.

Хоть серьезное выражение лица Леванта не изменилось, он был благодарен подчиненным за проявленное чувство юмора, смягчившее напряженную атмосферу в салоне.

– Теперь, когда вы знаете, какая участь ожидает ваши трофеи, – сказал он, – давайте на этом закругляться. Я поведу первое подразделение вместе с мистером Питтом в качестве проводника. Прежде чем спуститься в рудник и извлечь узников из этой чертовой дыры, мы очистим офисы верхнего уровня. Подразделение два, возглавляемое капитаном Пемброк-Смитом и ведомое мистером Джордино, прорывается к лифту и обезвреживает охранников в казарме. Лейтенант Штайнхольм руководит третьей группой, которая прикрывает нас и следит за боковыми ответвлениями главного туннеля на случай фланговых атак. Четвертая группа под командованием лейтенанта Моррисона обезвредит уровни извлечения золота из руды. За исключением медиков, остальные остаются на охране самолета и взлетной полосы. Возникающие впоследствии вопросы адресовать командирам своих групп.

Левант помолчал, осматривая салон и лица своих людей.

– Сожалею, что у нас было так мало времени на подготовку к этой операции, но это не должно означать, что мы не в состоянии провести ее, как и шесть последних, не потеряв ни одного человека. Если столкнетесь с чем-нибудь неожиданным, импровизируйте. Наша задача: проникнуть внутрь, освободить заключенных и уйти как можно быстрее, чтобы избежать преследования малийских военно-воздушных сил. Инструктаж окончен. Удачи всем вам.

Левант повернулся и удалился в командный отсек.

46

Данные по местности, полученные от спутниковых систем, были заложены в навигационный компьютер, который выдал курс автопилоту и вывел аэробус точно на плато Тебецца. Небольшая коррекция по новой системе координат, и вскоре пилот уже кружил над посадочной полосой, которая на мониторе сонарно-радарной системы выглядела как тусклая полоска на поверхности пустыни.

Хвостовой грузовой люк раскрылся, и четверо коммандос Леванта выстроились в ряд на краю черной бездны. Двадцать секунд спустя зажужжал зуммер, и они канули в ночь. Створки снова закрылись, а самолет развернулся на север и летел двенадцать минут, прежде чем сделать круговой вираж, заходя на посадку.

Командир корабля сидел за штурвалом, в то время как второй пилот осматривал пустыню сквозь бифокальные очки со специальным покрытием, позволяющие ему заметить инфракрасные маячки, установленные парашютистами, и одновременно поглядывал на показания приборов.

– Ясно вижу землю, – объявил командир.

Второй пилот покачал головой, зафиксировав четыре огня, мигающих в унисон по правому борту.

– Ты увидел короткое поле для легких самолетов. Главная полоса в полукилометре по правому борту.

– О'кей, понял. Снижаемся.

Второй пилот потянул рукоять, и шасси вывалилось, заняв нужное положение.

– Шасси вышло и закрепилось.

– И как только эти вертолетчики не бьются на своих «Апачах»? – пробормотал первый пилот, сдергивая очки. – Все равно как через два рулона туалетной бумаги смотреть сквозь зеленый туман!

У второго пилота не было времени ни на улыбку, ни на ответ. Он был слишком занят, считывая скорость, высоту, угол снижения и корректируя курс.

Большие колеса стукнулись о песок и гравий, и за быстро мчащимся самолетом поднялись тучи пыли, закрывая звезды. Шум от реверсивной тяги, когда самолет покатился по посадочной полосе, оказался удивительно негромким. Тормоза выжались до упора, и аэробус остановился менее чем в ста метрах от конца полосы. Позади еще клубилась пыль, но уже раскрылись створки заднего люка, и по откинутой аппарели съехали бэтээры, выстроившись цепочкой вслед за пескоходом с двумя пулеметами. Группа часовых из шести человек тоже высыпала на поле и рассредоточилась вокруг самолета. Проследовали основные силы, без шума и суеты распределившиеся по транспортерам. К ступившему на землю полковнику Леванту подбежал руководитель парашютной группы и отсалютовал.

– Местность безлюдна, сэр. Никаких признаков часовых или электронных систем охраны.

– Какие-нибудь особенности?

– Только небольшое кирпичное строение с инструментами, бочками с дизельным топливом для автомобилей и горючим для реактивного самолета. Нам это уничтожить?

– Подождите, пока мы не вернемся из рудника. – Он махнул стоящей рядом темной фигуре. – Мистер Питт?

– Полковник?

– Мистер Джордино рассказал мне, что вы участвовали в гонках по бездорожью.

– Совершенно верно, хотя это было довольно давно.

Левант указал ему на водительское сиденье пескохода и протянул пару очков для ночного видения.

– Вы знаете дорогу до рудника. Прошу садиться за руль и вести нас туда. – Он обернулся, обращаясь к другой фигуре, появившейся в темноте: – Капитан Пемброк-Смит?

– Сэр?

– Мы трогаемся. Поезжайте на замыкающем транспортере и следите за нашим тылом, особенно за небом. Мне бы не хотелось, чтобы какой-нибудь самолет застиг врасплох нашу колонну.

– Глаз не сведу, – заверил его Пемброк-Смит.

Если уж команда УНИКРАТТ считала, что ей приходится перебиваться в условиях ограниченных денежных средств, то Питту оставалось только гадать, какое же экзотическое вооружение находится в руках спецвойск США, бюджет которых был нелимитирован. Все мужчины и женщины Леванта, включая Питта и Джордино, были одеты в ночные, закамуфлированные серым и черным, огнеупорные боевые костюмы с пуленепробиваемыми жилетами, с защитными ночными очками и шлемами, содержащими миниатюрные радиопередатчики; вооружены они были пистолетами-пулеметами «МР-5» системы «Хеклер и Кох».

Питт приветственно махнул Джордино, который забирался на соседнее с водителем сиденье в замыкающем транспортере, и устроился на своем месте, склонив голову под шестиствольным пулеметом «вулкан». Он натянул очки и дал глазам привыкнуть к внезапно вспыхнувшему великолепию, превратившему пустыню на двести метров вокруг в зеленую поверхность иной планеты. Он указал на северо-запад:

– Дорога к руднику начинается справа от нас через тридцать метров.

Левант кивнул, затем обернулся и проверил, все ли его люди уселись и готовы ехать, затем указал вперед и хлопнул Питта по плечу.

– Время пошло, мистер Питт. Пожалуйста, поехали.

Питт резко дал газ, перемещая рычаг пятискоростной коробки передач вездехода. Автомобиль прыгнул вперед, преследуемый тремя транспортерами. Тончайшие частицы песка взлетали и вырывались из-под колес, заставив транспортеры по ходу перестроиться в V-образную формацию, чтобы избежать слепящих песчаных туч. Вскоре машины и их пассажиры покрылись тонким слоем тончайшей коричнево-серой пыли.

– Как быстро он может ехать? – спросил Питт Леванта.

– По ровной поверхности дает двести десять километров в час.

– То есть сто тридцать миль, – быстро подсчитал Питт. – Неплохо, если учесть отсутствие аэродинамических качеств и тяжелое вооружение.

– Это ваши «Котики» из морской пехоты выступили с идеей использовать их во время войны с Ираком.

Питт подтолкнул Леванта локтем:

– Сообщите вашим водителям, что мы сейчас поворачиваем на тридцать градусов влево, затем все время прямо, и готовность через восемь километров.

Левант передал всем инструкции Питта, и мгновение спустя транспортеры повернули, сохраняя порядок движения и продолжая следовать за пескоходом.

Ориентирами на местности служили слабые отпечатки шин, ведущие от посадочной полосы к каньону, врезающемуся в плато. Питт полагался наполовину на память, наполовину на визуальное наблюдение. Сама по себе езда в тиши ночи по пустыне действовала на нервы даже и без колдовских очков ночного видения. Невозможно было ни понять, ни представить, что ждет тебя за следующим бугорком на дороге. Порой возникало чувство, что он вообще сбился с пути и вот-вот приведет весь конвой к отвесному обрыву в бездонную пропасть. Лишь виднеющиеся на дороге отпечатки шин успокаивали его, словно подтверждая, что он держится верного направления.

Питт украдкой бросил быстрый взгляд на Леванта. Полковник сидел расслабленный и невероятно спокойный. Если он и испытывал страх от безумной гонки Питта в кромешной темноте, то нисколько не показывал виду. Лишь однажды он проявил озабоченность, обернувшись посмотреть, следуют ли за ними три остальных транспортера.

Впереди замаячило плато, выступая огромной бесформенной массой на фоне звездного занавеса на западе. Четыре минуты спустя волна облегчения прокатилась по телу Питта. Он сделал правильную ставку. Вход в извилистый каньон рассекал черные стены плато, как загнанный в деревянную плаху колун. Он сбавил газ и остановился.

– От этого входа, ведущего к пещере, где хранится оборудование, километр ходу, – сказал он Леванту. – Не хотите послать разведывательную партию пешком?

Левант покачал головой:

– Поезжайте помедленнее, мистер Питт, если не возражаете. Мало шансов, что наше прибытие обнаружено, а на колесах мы сэкономим больше времени. Не так ли?

– Почему бы и нет? Ведь никто нас не ожидает. Если даже охранники О'Банниона и засекли наше появление, они подумают, что это всего лишь новая партия заключенных, направленная Казимом и Массардом.

Питт двинул вездеход вперед. Транспортеры сзади пошли колонной. Он сильнее нажимал на акселератор только тогда, когда чувствовал, как на песке теряется тяга. Колонна пробиралась вдоль подножия крутых откосов, четко очерченных тенями. Специально сконструированные глушители автомобилей все же не могли полностью нейтрализовать звуки выхлопов, и шум двигателей среди скал звучал подобно отдаленному жужжанию самолета с поршневым двигателем. Ночной воздух, колеблемый легкими дуновениями ветерка, был свеж и холодил лицо, но склоны каньона еще дышали дневным жаром.

Отверстие расщелины внезапно расширилось в темноту, и Питт въехал в главную галерею так легко, словно это было для него привычным делом. Внутреннее пространство было освещено выбивающимся из туннеля светом, и здесь никого и ничего не было, если не считать одного грузовика «рено» и ожидающего охранника.

Плотно закутанный в джеллабу и литам туарег лениво поглядывал на приближающиеся автомобили скорее с любопытством, чем с настороженностью. И лишь когда вездеход оказался на расстоянии нескольких метров от него, глаза охранника начали расширяться от подозрения. Он сдернул автомат с плеча, но не успел даже перехватить его за ствол. Левант навскидку всадил ему пулю между глаз из бесшумной автоматической «беретты».

– Прекрасный выстрел, – сухо заметил Питт, тормозя и останавливая машину у входа в туннель, ведущий в инженерный сектор.

Левант сверился с часами.

– Благодарю вас, мистер Питт. Вы доставили нас сюда на двенадцать минут раньше расписания.

– Рад стараться.

Полковник обернулся и изобразил руками серию условных сигналов. Бойцы быстро и бесшумно попрыгали на землю, мгновенно сгруппировались по отрядам и начали продвижение в туннель. Оказавшись в коридоре с гофрированными стенами и кафельным полом, люди из группы Леванта начали обходить по порядку все помещения и сгонять в толпу перепуганный персонал, в то время как Джордино повел три других отряда к главному грузовому лифту, указанному на карте Фэйруэзера и ведущему до самых нижних уровней.

Четверых из шайки инженеров О'Банниона взяли за игрой в покер. Прежде чем карточные игроки успели удивиться внезапному появлению вооруженных людей в камуфляже, их окружили, связали, заткнули кляпами рты и заперли в какой-то кладовой.

Бесшумно, лишь слегка нажимая, Левант приоткрыл дверь, на которой было написано, что за ней находится центр электронного мониторинга. В комнате вполне хватало света от экранов многочисленных мониторов, каждый из которых демонстрировал различные участки рудника. Мужчина европейской внешности сидел на вращающемся стуле спиной к двери. На нем была модная рубашка и шорты-бермуды. В блаженном неведении он покуривал толстую сигару, время от времени посматривая на экраны, на которые поступала информация с видеокамер, установленных во всех штольнях и выработках.

Их выдало отражение на экране неработающего монитора. Встревоженный видом вошедших к нему в комнату людей, человек быстро протянул левую руку, и его пальцы как бы случайно поползли по ряду красных выключателей на небольшой панели. С секундным запозданием Левант прыгнул к нему, размахнувшись «Хеклером и Кохом», и сокрушительным ударом обрушил рукоять на череп дежурного. Тот уронил руки на стул, а затем без сознания распластался на панели. Но уже до этого по всему руднику разнесся вой сирены, как от «скорой помощи».

– Проклятое невезение! – горько выругался Левант. – Вся внезапность пропала.

Он оттолкнул охранника в сторону и всадил с десяток пуль в панель. От выключателей посыпались искры, задымило, и сирена внезапно смолкла.

Питт помчался по коридору, подряд открывая двери, пока за одной из них не обнаружил комнату связи. Оператор, симпатичная женщина с мавританскими чертами лица, нисколько не испугалась внезапного вторжения и даже не подняла глаза на появившегося Питта. Встревоженная сиреной, она что-то быстро выкрикивала по-французски в микрофон, прикрепленный к наушникам на ее волнистых черных волосах. Питт быстро шагнул вперед и ударил ее кулаком по шее. Но, как и Левант с охранником у мониторов, он тоже опоздал. До того как он ее вырубил и она сползла на каменный пол, сигнал тревоги ушел в штаб-квартиру сил безопасности генерала Казима.

– Опоздал, – с сожалением признался Питт, когда в комнату влетел Левант. – Прежде чем я ее остановил, она успела передать донесение.

Левант одним быстрым взглядом оценил ситуацию. Тут же повернулся и скомандовал:

– Сержант Шовель!

– Сэр!

Из-за тяжелого боевого снаряжения почти невозможно было узнать в этом сержанте женщину.

– Садитесь за радио, – приказал Левант по-французски. – И передайте малийцам, что тревога произошла из-за короткого замыкания. Заверьте их, что никакой опасности нет. И, бога ради, постарайтесь отговорить их от каких-либо поспешных действий.

– Слушаюсь, сэр, – решительно рявкнула Шовель, отбрасывая прочь со своей дороги бывшего оператора и садясь за рацию.

– Кабинет О'Банниона в самом конце, – бросил на бегу Питт и помчался по коридору, сопровождаемый не отстающим ни на шаг полковником.

Не останавливаясь, он выставил плечо вперед и врезался в дверь. Она была не заперта, и он влетел в приемную, как полузащитник задней линии, преследуемый защитником.

Секретарша с темно-синими глазами и волосами, спускающимися до сиденья стула, спокойно сидела за письменным столом, держа обеими руками автоматический пистолет весьма зловещего вида. Питт по инерции пролетел через комнату и стол, врезался в женщину, и они оба оказались на полу, покрытом голубым ковром. Но она все же успела выпустить две пули в бронежилет Питта.

У Питта было такое ощущение, что ему дважды врезали в грудь кузнечным молотом. Удары чуть не вышибли из него дух, но не могли изменить траекторию его движения. Секретарша пыталась высвободиться, что-то крича на неизвестном языке. Она ухитрилась выстрелить еще раз, но пуля прошла над его плечом и от потолка срикошетила в какую-то картину. Питт молниеносным движением выхватил у нее пистолет, рывком вздернул за ноги и швырнул на кушетку. Агрессивная дамочка стукнулась головой об стену и закатила глазки.

Отвернувшись от безжизненного тела, Питт шагнул между двумя бронзовыми скульптурами туарегов и потянул за ручку двери кабинета О'Банниона. Дверь была закрыта. Он поднял пистолет, отобранный у секретарши, приставил его к замку и три раза нажал на курок. Выстрелы гулким эхом раскатились по каменной комнате, но таиться уже не имело смысла. Он прижался к стене и ногой распахнул дверь.

О'Баннион стоял спиной к столу, опираясь на него вытянутыми за спиной руками. Он выглядел так, словно ждал встречи с главой правления конкурирующей фирмы. Сквозь прорези в литаме глаза смотрели надменно и без тени страха. Но в них мгновенно проявилось изумление, когда в кабинет ворвался Питт и стянул с себя шлем.

– Надеюсь, я не опоздал к обеду, О'Баннион? Насколько я помню, вы выражали желание пообедать со мной.

– Вы! – прошипел О'Баннион. Кожа вокруг его глаз побледнела.

– Признаться, я очень рассчитывал на новую встречу с вами, – произнес Питт с иронической улыбкой. – Равно как и несколько моих приятелей, которым не по душе садисты, превращающие людей в рабов и убивающие женщин и детей.

– Вы же должны были умереть! Никто еще не смог выжить без воды в пустыне.

– Ну мы с Алом пока в покойники записываться не собираемся.

– Один из поисковых самолетов генерала Казима обнаружил грузовик, на котором вы бежали, упавшим в овраг далеко к западу от Транссахарской магистрали. Вы никак не могли дойти до трассы пешком.

– Если помните, мы оставили в машине охранника, привязав его к рулевому колесу.

– Он остался жив. Но вскоре был расстрелян за то, что позволил вам бежать.

– Да уж, в ваших краях человеческая жизнь недорого стоит.

Из глаз О'Банниона постепенно уходило изумление, но страха не было по-прежнему.

– Так вы вернулись, чтобы спасти ваших людей? Или выкрасть золото?

Питт свирепо посмотрел на него:

– Вы правы в первом и ошиблись во втором. Одновременно мы намерены раз и навсегда разобраться с вами и вашими подручными.

– Ваш отряд вторгся на территорию суверенного государства. В Мали у вас нет никаких прав, в том числе права распоряжаться мною и рудником.

– Бог мой! Вы толкуете мне о каких-то правах? А как насчет прав тех людей, которых вы превращали в рабов и убивали?

О'Баннион пожал плечами:

– Так или иначе, генерал Казим все равно казнил бы большинство из них.

– Но что же вам-то запрещало обходиться с ними по-человечески? – поинтересовался Питт.

– Тебецца не курорт и не лечебница. Мы здесь для того, чтобы добывать золото.

– Ради прибылей – вашей, Массарда и Казима.

– Да, – кивнул О'Баннион. – Наши цели корыстны. Ну и что?

Холодный и безжалостный характер высказываний О'Банниона пробил-таки брешь в дамбе, сдерживающей ярость Питта, и мгновенно вызвал в его воображении картины тех страданий, которые выносили бесчисленное количество мужчин, женщин и детей; штабеля трупов, сложенные в подземном склепе; воспоминания о том, как Мелика избивает беспомощных рабочих окровавленной плетью. Но сильнее всего разжигало его гнев сознание того, что за всеми этими кошмарными преступлениями стоит патологическая алчность троих мерзавцев в человеческом облике. Он шагнул к О'Банниону и рукоятью пистолета с размаху, изо всех сил, нанес удар в ту часть литама, которая прикрывала рот.

Долго смотрел Питт на этого ирландского инженера в бурнусе кочевника, который ничком лежал на ковре, истекая кровью, сочившейся сквозь ткань головного убора. Питт грязно выругался, затем взвалил бесчувственное тело на плечо. В коридоре он встретил Леванта.

– О'Баннион? – спросил полковник.

Питт кивнул:

– С ним произошел несчастный случай.

– Оно и похоже.

– Как наши дела?

– Четвертая группа обезопасила уровень извлечения золота. Группы два и три встретили небольшое сопротивление охранников. Но, очевидно, у них лучше получается избивать беззащитных людей, чем сражаться с крутыми профессионалами.

– Лифт для спуска особо важных персон в рудник там, – указал Питт, направляясь в боковой коридор.

Лифт с ковровым покрытием пола и хромированными стенами, покинутый лифтером, повез вниз Питта, Леванта и членов группы номер один, за исключением тех, кто остался охранять инженеров и конторских служащих О'Банниона. Кабина опустила их на центральный уровень. Они вышли и приблизились к той самой железной двери с развороченным замком, которую, похоже, до сих пор так и не удосужились починить.

– Кто-то нас опередил, – нахмурившись, заметил Левант.

– Это мы с Алом взорвали ее, когда бежали, – объяснил Питт.

Шахта вибрировала от стрельбы, звучащей где-то в недрах рудника. Питт перекинул все еще болтающееся, как марионетка, тело О'Банниона на плечо рослому, мускулистому парню из числа коммандос и припустил по шахте в направлении пещеры, где содержались заключенные.

Не встретив сопротивления, они добрались до центральной камеры, где столкнулись с членами второй группы, занятыми обезоруживанием охранников, испуганно жмущихся к стене со сцепленными на затылках руками. Джордино и еще двое из их отряда выстрелами сбили замок и навалились на громадные железные ворота, закрывающие темницу с рабами. Пемброк-Смит, заметив Леванта, быстро подошел и доложил:

– Захвачено шестнадцать охранников, сэр. Один или двое сбежали и укрылись в шахте. Семеро совершили ошибку, решив оказать сопротивление. Надеюсь, они уже поджариваются в аду. У нас только двое раненых. Ничего серьезного.

– Надо чуть поторопиться, – сказал Левант. – Боюсь, что они успели передать сигнал тревоги до того, как мы смогли перерезать связь.

Питт встал рядом с Джордино и тоже навалился на тяжело открывающиеся ворота. Джордино обернулся и посмотрел на него:

– Наконец-то ты появился!

– Я задержался немного поболтать с О'Баннионом.

– И кто же ему теперь нужен – доктор или гробовщик?

– Всего лишь дантист, – ответил Питт.

– А Мелику не видел?

– В кабинетах инженеров и следа ее не было.

– Я найду ее, – пообещал Джордино зловещим голосом. – Она моя!

Ворота наконец подались, и спецназовцы ввалились в пещеру. Хотя Питт и Джордино заранее знали, что их ждет, даже им стало не по себе от открывшегося их взорам неприглядного зрелища. Коммандос с побелевшими лицами едва владели собой от сногсшибательной вони и вида нечеловеческих страданий. Даже Левант и Пемброк-Смит застыли в шоке и не сразу заставили себя войти внутрь.

– Боже милостивый, – пробормотал капитан. – Это будет, пожалуй, похлеще, чем в Аушвитце и Дахау.

Питт пробивался, как сумасшедший, через спрессованную толпу узников, превратившихся в скопище едва способных передвигаться скелетов. Он нашел доктора Хоппера сидящим на койке, тупо пялящимся отсутствующим взором куда-то в пространство. Остатки одежды клочьями свисали с его тела, изнуренного непосильной работой и голодом. Но внезапно он встрепенулся, расплылся в широкой улыбке, с трудом поднялся на ноги и обнял Питта.

– Слава богу, ты и Ал сделали это! Чудо, о котором мы молили Небо, свершилось.

– Извини, что так задержались, – смущенно потупился Питт.

– Ева всегда верила в тебя, – сказал Хоппер осипшим голосом. – Она была уверена, что ты прорвешься.

Питт быстро огляделся:

– Но где же она?

Хоппер кивнул на нары:

– Тебе бы действительно не помешало пораньше здесь появиться. Она очень плоха.

Питт подошел и встал на колени рядом с лежащей на нарах фигурой, неподвижной как статуя. Невыразимая печаль проступила в каждой черточке его лица. Он не мог поверить, что всего за неделю она так исхудала. Питт мягко взял ее за плечи и слегка встряхнул.

– Ева, я вернулся за тобой.

Она медленно пошевелилась, глаза открылись, мигая, и непонимающе уставилась на него.

– Пожалуйста, дайте мне немного поспать, – пробормотала она.

– Ты спасена, Ева. Я заберу тебя отсюда.

Наконец-то она узнала его, но его лицо тут же размылось потоком хлынувших из ее глаз слез.

– Я знала, что ты вернешься за мной... за нами всеми.

– Еще немного, и мы могли бы не дойти.

Она заглянула ему в глаза и храбро сказала:

– А я вот ни минуты не сомневалась.

Он молча наклонился и приник к ее губам долгим, ласковым, нежным поцелуем.

* * *

Медицинская команда Леванта без промедления принялась за работу, накачивая бывших заключенных витаминами и стимуляторами, пока бойцы эвакуировали тех, кто мог ходить, на верхний уровень, где их усаживали на транспортеры. Первоначальные опасения подтвердились: операция угрожала затянуться, поскольку многие были настолько слабы, что не могли идти сами и их приходилось нести.

Проследив, чтобы о Еве и других женщинах и детях позаботились и подняли их на поверхность, Питт позаимствовал у подрывника отряда Леванта ранец с пластиковой взрывчаткой и вернулся к уже пришедшему в себя О'Банниону, сидящему рядом с вагонеткой под строгим надзором крепкой дамы из группы лейтенанта Штайнхольма.

– Следуйте за мной, О'Баннион, – приказал он. – Нам предстоит небольшая прогулка.

Литам О'Банниона размотался и упал, обнажив его обезображенное шрамами лицо, пострадавшее от преждевременного взрыва динамита, когда он в юности работал на шахтах в Бразилии. Уродливость черт подчеркивал окровавленный рот и отсутствие двух передних зубов, выбитых ударом Питта.

– Куда? – резко спросил он сквозь опухшие губы.

– Отдать дань смерти.

Охранница стояла рядом, когда Питт грубо поднял О'Банниона на ноги и подтолкнул вдоль железной дороги по направлению к склепу. Никто не проронил ни слова, пока они шли по руднику, время от времени переступая через тела охранников-туарегов, совершивших последнюю ошибку в своей жизни, вздумав оказать сопротивление головорезам Леванта.

Когда они подошли к пещере смерти, О'Баннион замешкался, но Питт жестко пихнул его внутрь.

О'Баннион повернулся лицом к Питту, все еще продолжая сохранять высокомерный тон:

– Зачем вы привели меня сюда? Прочитать лекцию о жестокости моих парней, прежде чем казнить?

– Вовсе нет, – спокойно ответил Питт. – Урок понятен и без лекции. Нет, я не собираюсь казнить вас. Ведь это было бы слишком быстро, слишком просто. Мгновенный всплеск боли – и темнота. Нет, я полагаю, что вы заслуживаете более достойного конца.

Впервые в глазах О'Банниона заплясали огоньки страха.

– Что вы задумали?

Питт указал стволом пистолета на штабеля трупов:

– Я собираюсь предоставить вам время для размышления над вашей жестокостью и алчностью.

О'Баннион растерялся.

– Зачем? Вы глубоко заблуждаетесь, если ждете, что я буду вымаливать прощение и просить о снисхождении.

Питт перевел взгляд на вершину груды человеческих останков, которую венчало хрупкое, полупрозрачное от истощения тельце девочки лет десяти с открытыми глазами. Внутри него вспыхнуло и заполыхало пламя безудержного гнева, хотя Питт изо всех сил старался совладать с эмоциями.

– Вы умрете, О'Баннион, но очень медленно, страдая от жажды и мучаясь от голода, как эти несчастные, погибшие по вашей вине. К тому времени, когда ваши друзья, Казим и Массард, найдут вас – если, конечно, вообще обеспокоятся вашим отсутствием, – вы уже присоединитесь к вашим жертвам.

– Расстреляйте, убейте меня сейчас! – яростно потребовал О'Баннион.

Питт растянул губы в холодной как лед улыбке и ничего не ответил. Он тыкал О'Банниона в спину стволом, заставляя того отступать в глубь пещеры. Затем заставил его лечь на пол лицом вниз, сам же вернулся в расщелину и разместил там несколько мощных зарядов пластита. Соединил взрыватели в одну цепь, установил время на таймере, хладнокровно помахал рукой О'Банниону, выбежал из шахты и спрятался за составом с вагонетками.

Четыре громких раскатистых взрыва, слившиеся в один, вынесли в центральную шахту из туннеля, ведущего к усыпальнице, тучи пыли и щепок от крепи. Несколько мгновений эхо от взрыва металось по руднику, прежде чем наступила жуткая тишина. Питт уже решил, что неправильно разместил взрывчатку, но в следующее мгновение услышал слабый вибрирующий звук, который усилился до грандиозного грохота. Крыша туннеля осела под сотнями тонн обрушившейся на нее породы, навеки запечатав вход в погребальную камеру.

Питт подождал, пока не осядет пыль, небрежно закинул автомат на плечо и пошел обратно к месту эвакуации, шагая вдоль рельсов и насвистывая «Работал я на железной дороге».

* * *

Джордино услыхал звук, а затем уловил и какое-то движение в поперечной шахте слева от него. Он шагал по шпалам, пока не приблизился к одинокой и с виду пустой вагонетке. Бесшумно продвигаясь вдоль стены на цыпочках и поглядывая под ноги, чтобы не задеть какой-нибудь камень, он подобрался к ней вплотную. Быстро, как кошка, вскочил нарельсы и ткнул стволом в вагонетку.

– Бросай оружие, – резко приказал он.

Застигнутый врасплох охранник-туарег медленно встал, держа свою винтовку высоко над головой. Он не говорил по-английски и не понимал команд Джордино, но смысл их уловил быстро. Итальянец повел стволом автомата в сторону. Туарег гонял и бросил оружие через край вагонетки.

– Мелика! – рявкнул Джордино.

Охранник покачал головой, и Джордино увидел в его глазах животный страх. Тогда он приставил дуло автомата к губам охранника и начал вдавливать его в рот, держа палец на курке.

– Мелика! – невнятно прохрипел охранник, пытаясь уклониться от ствола, наполовину проникшего ему в горло, и отчаянно кивая.

Джордино вытащил ствол.

– Где Мелика? – спросил он угрожающим тоном.

Казалось, охранник боится как Мелики, так и Джордино. С широко раскрытыми глазами он молча мотнул головой в глубину шахты. Джордино жестом велел ему идти в центральную штольню.

– Возвращайся в главную пещеру. Ты понял?

Туарег закинул руки за голову и побежал рысцой, спотыкаясь и налетая на рельсы, страшась лишний раз прогневать этого неверного, злобного, как тысяча шайтанов. Джордино повернулся и осторожно продолжил двигаться в темноту туннеля, тянущегося перед ним, ожидая на каждом шагу внезапных выстрелов.

Здесь было так тихо, что даже звук его легких шагов эхом разносился по всему туннелю. Дважды он останавливался, когда каким-то особым нюхом ощущал опасность. Он подошел к крутому повороту и остановился. Из-за угла падали отблески света. Виднелась также чья-то тень, и слышался звук стука камня о камень. Он достал из одного из многочисленных карманов своего камуфляжного костюма крошечное зеркальце и слегка высунул его из-за столба крепи.

Мелика трудилась в поте лица, складывая глыбы руды в конце шахты и возводя фальшивую стену, чтобы спрятаться за ней. Она стояла спиной к Джордино в добрых десяти метрах от него, но, чтобы дотянуться до прислоненной к стене винтовки, ей достаточно было протянуть руку. Работая, она ни на что не обращала внимания, надеясь, что охранник, которого Джордино уже обезоружил, предупредит ее. Джордино мог бы спокойно выйти на свет и пристрелить Мелику еще до того, как она вообще заметит его присутствие, но столь быстрое и вульгарное убийство не входило в его планы.

Крадучись, он вышел из-за угла и двинулся к Мелике, ступая очень тихо и осторожно, хотя звук его шагов заглушало громыхание камней, завершающих сооружение потайного убежища. Подойдя достаточно близко, он схватил оружие надсмотрщицы и швырнул его через плечо в шахту позади себя.

Мелика резко развернулась, мгновенно оценила ситуацию и бросилась на Джордино, занеся над головой смертоносную плеть. К несчастью, она не учла элемент внезапности. Джордино не дрогнул. С ледяной невозмутимостью он дважды нажал на курок и прострелил ей обе коленные чашечки.

Чувство мести возобладало над всеми прочими эмоциями Джордино. Мелика была опасна, жестока и безжалостна, как взбесившийся питбуль. Она калечила и убивала беззащитных узников просто так, ради удовольствия. Даже сейчас, корчась на рассыпавшихся камнях с гротескно вывернутыми ногами, она свирепо скалила зубы с неуемной злобой в черных глазах. Неутолимый садизм переполнял ее и выплескивался наружу, позволяя перебарывать жуткую боль в раздробленных коленях. Она рычала на Джордино, как раненый зверь, и пыталась достать его плетью, осыпая площадной бранью.

Джордино слегка отступил назад и озадаченно наблюдал за ее тщетными потугами.

– Этот мир жесток и несправедлив, – медленно проговорил он. – Но я уверен, он станет чуточку лучше и чище, как только ты покинешь его.

– Ты, ублюдок-коротышка! – огрызнулась она. – Что ты знаешь о жестокости и несправедливости? Ты никогда не жил среди такой грязи, как я, и никогда не выносил таких мук и мерзости, как я.

Выражение лица Джордино по-прежнему оставалось столь же невозмутимым, как развалившиеся под тяжестью тела Мелики камни незаконченной кладки.

– Но это не дает тебе права вымещать свои мучения на других. Как судью и палача меня не интересуют твои жизненные проблемы. Наверное, у тебя есть причины на то, чтобы быть такой, какая ты есть. Но если бы спросили у меня, я бы ответил, что ты родилась больной. И за тобой длинный шлейф невинных жертв. И нет тебе никакого прощения, такие, как ты, не имеют права жить.

Мелика не взмолилась о пощаде. Черная ненависть и ядовитая злоба вылетали из ее рта с проклятиями. С расчетливой точностью Джордино дважды выстрелил ей в живот. Ее глаза послали последний пылающий злобой взгляд, встретивший лишь равнодушное лицо Джордино, потом опустели и закатились, а ее массивное тело, казалось, на глазах усохло и сморщилось.

Джордино с минуту постоял над ней, потом развернулся и зашагал прочь, бормоча себе под нос:

– Динь-дон, ведьма сдохла... Динь-дон, ведьма сдохла...

47

– Общим счетом двадцать пять, – доложил Пемброк-Смит Леванту. – Четырнадцать мужчин, восемь женщин и трое детей. Все они полумертвы от истощения.

– Одной женщиной и одним ребенком меньше с того времени, как мы с Джордино бежали, – со смешанной с печалью злостью отозвался Питт.

Левант оглядел транспортеры с изможденными, едва живыми освобожденными узниками, а затем глянул на часы.

– Мы на шестнадцать минут превысили предельный срок, – нетерпеливо сказал он. – Надо поспешить, капитан. Мы уже должны быть в пути.

– Готовы выступить немедленно, – бодро откликнулся Пемброк-Смит и бросился к машинам, чтобы поторопить бойцов с погрузкой.

– Где ваш друг Джордино? – спросил Левант Питта. – Если он вскоре не появится, то останется здесь.

– Он должен проделать одну неприятную работу.

– Ему повезет, если он сможет пробраться сквозь кошмар, творящийся на нижних уровнях. После того как заключенные добрались до запасов пищи и воды, они изливают свою месть на охранников. Последняя группа, поднявшаяся с нижних уровней, доложила о том, что резня там идет вовсю.

– Если учесть, что они вынесли в этом аду, их трудно в чем-то винить, – задумчиво сказал Питт.

– Я ощущаю себя предателем, покидая их на произвол судьбы, – признался Левант. – Но, если мы не уедем до того как они вырвутся наверх, будет еще хуже, если придется отгонять их от транспортеров под угрозой применения оружия.

Джордино быстрым шагом вышел из коридора инженерного сектора вслед за шестью коммандос, охранявшими вход в пещеру с оборудованием. На лице его сияла самодовольная ухмылка. Он приветливо кивнул Питту и Леванту и с места в карьер заявил:

– Рад был поучаствовать в вашем боевом шоу, но, боюсь, я уже немного староват для таких авантюр.

Леванту было не до шуток.

– Надеюсь, у вас имелись серьезные причины, мистер Джордино, – холодно произнес полковник официальным тоном. – По вашей вине нам пришлось на несколько минут задержаться с выходом.

– Мелика? – спросил Питт.

Джордино поднял плеть, которую прихватил на память:

– Заполняет гостевой бланк в аду. А О'Баннион?

– Заведует моргом.

– Готовы стартовать! – прокричал Смит из транспортера.

Левант кивнул:

– Мистер Питт, не откажите в любезности отвезти нас обратно к взлетной полосе.

Питт быстро оглядел Еву, изумившись, как быстро она восстановилась, выпив чуть ли не галлон воды и с жадностью уничтожив гору еды, предложенную медиками группы. Хоппер, Гримз и Фэйруэзер тоже выглядели так, словно их воскресили из мертвых. Затем он подбежал к пескоходу и запрыгнул на водительское место.

Всего лишь через несколько секунд после того, как последний боец влез на броню замыкающего транспортера, толпа заключенных высыпала наружу. Но они прибежали слишком поздно и могли лишь с гневом удостовериться в том, что спецотряд, спасший их от верной смерти, исчезает в ночи, оставляя их на произвол судьбы.

Питт, отбросив все предосторожности, гнал машину на предельной скорости. Он включил ограниченное освещение и до отказа вдавил педаль акселератора. По просьбе полковника Леванта он оставил транспортеры далеко позади в своем кильватере, чтобы успеть предупредить экипаж и подготовить самолет к экстренной погрузке и быстрому взлету. Джордино вел передний транспортер и легко отыскивал неясные отпечатки шин автомобиля Питта, хотя сам вездеход был скрыт тучами песка.

Левант волновался. Каждые пять минут он сверялся со своими часами, полный дурных предчувствий и встревоженный тем, что они уже на двадцать две минуты выбились из графика. Лишь когда до цели осталось всего пять километров, он позволил себе немного расслабиться. Небо было ясным и без каких-либо признаков присутствия авиации противника. Он начал даже ощущать небольшой прилив оптимизма. Может быть, службу безопасности Казима удовлетворили объяснения сержанта Шовель по поводу якобы случайного сигнала тревоги?

Но эти иллюзии быстро рассеялись.

Сквозь приглушенный шум мотора вездехода внезапно послышался рев реактивных двигателей, и темное небо прочертили навигационные огни самолета. Левант по шлемофону мгновенно отдал приказ экипажу и группе охраны покинуть борт аэробуса и рассредоточиться.

Питт резко ударил по тормозам, машина юзом скользнула в сторону и въехала в маленькую песчаную дюну. Он расслабил пальцы, с силой сжимающие рулевое колесо, и уставился вверх на внезапно появившийся в небесах самолет.

– Думаю, сейчас мы привлекли к себе слишком много ненужного внимания.

– Казим, должно быть, направил всего один самолет-разведчик, чтобы подстраховаться на тот случай, если тревога была не ложной.

Левант говорил твердо, но его лицо выдавало беспокойство.

– Пилот, видимо, не ожидает осложнений, иначе он не парил бы тут в свое удовольствие с зажженными огнями на крыльях.

Полковник с мрачным видом разглядывал очертания истребителя, кружившего над аэробусом в конце взлетной полосы.

– Боюсь, он сейчас докладывает об обнаружении неопознанного самолета и запрашивает приказ на атаку.

Они недолго пребывали в неизвестности. Истребитель, в котором Левант уже распознал французский «Мираж», внезапно лег на крыло и устремился к взлетной полосе, наводя лазерные прицелы своих пушек на пузатый аэробус, представляющий собой в данный момент идеальную мишень.

– Он атакует! – отрывисто сказал Питт.

– Открыть огонь! – приказал Левант сгорбившемуся на заднем сиденье за шестиствольным «вулканом» стрелку. – Сбить его!

Пулеметчик поймал траекторию полета малийского истребителя в наводящийся компьютером прицел и, как только электронный мозг установил угол атаки и дистанцию, привел в действие систему огня. Длинные очереди настигли «Мираж» в тот самый момент, когда пилот выпустил два реактивных снаряда по беззащитному самолету на земле. Обе машины почти одновременно взорвались фонтанами огня, на много миль вокруг озарив окрестности. Истребитель, превратившийся в яркий оранжевый шар, летел по прямой, словно стрела, выпущенная из лука, пока не ударился в землю, взметнув ввысь горящие куски обломков, усеявшие ко всему равнодушную пустыню. Аэробус тоже обратился в груду металлолома, охваченную пламенем, над которым поднимался огромный столб черного маслянистого дыма, закрывающего звезды.

Как загипнотизированный, смотрел Питт на то, что лишь несколько секунд назад было двумя надежными, отлаженными воздушными кораблями. Он и Левант вылезли из машины и застыли на месте. В пляшущих отблесках яростного, всепожирающего пламени Питт увидел печать поражения на лице полковника.

– Проклятие! – выругался тот. – Случилось именно то, чего я больше всего боялся. Теперь мы влипли без всяких шансов спастись.

– Казим очень скоро сообразит, что иностранные войска вновь вторглись на его территорию, – мрачно добавил Питт. – Он бросит к Тебецце все свои военно-воздушные силы. Так что ваши запасные вертолеты будут разнесены в клочья.

– Значит, остается двигаться к границе своим ходом, другого выбора нет, – заключил Левант.

– Мы до нее ни за что не доберемся. Даже если самолетам Казима не удастся поразить нас, беспрепятственно упражняясь в стрельбе, или его силы безопасности не смогут перекрыть наш отход, атакуя нас на каждом шагу, горючее иссякнет задолго до того, как нас встретят силы поддержки. Быть может, некоторые из самых крепких ваших людей сумеют прорваться, но те несчастные, которых вы спасли от смерти в рудниках, определенно умрут в пустыне. Я знаю, что говорю, я это уже проходил.

– Вы были вынуждены идти на восток, к Транссахарской магистрали, – напомнил ему Левант. – Это почти четыреста километров. А если мы направимся на север, нам придется пройти только двести километров, чтобы добраться до границы и встретиться с силами поддержки из Алжира. Нашего горючего хватит на такую дистанцию.

– Вы забываете, какие высокие ставки сделали Казим и Массард на эти рудники в Тебецце, – напомнил Питт, глядя в упор на Леванта. – Они сделают все возможное и невозможное, чтобы предотвратить раскрытие этой ужасной тайны.

– Вы думаете, они достанут нас и в Алжире?

– Ваша спасательная операция может заставить их прибегнуть к исключительным мерам, – ответил Питт. – Такая незначительная вещь, как государственная граница, не удержит их от приказа своим военно-воздушным силам поразить нас в каком-нибудь пустынном секторе Алжира. Они бросят все свои элитные войска, чтобы полностью и наверняка уничтожить нас. Их не устроит даже единственный оставшийся в живых, и потому они разовьют нечеловеческую активность.

Левант наконец отвел взгляд от места катастрофы и уставился на Питта. На его лице играли оранжевые блики.

– Так вы не одобряете мой план?

– Просто я терпеть не могу совершать именно те поступки, которых от меня ожидают.

– Вы такой скрытный, мистер Питт, или просто застенчивый?

– Практичный, – коротко ответил Питт. – У меня есть все основания полагать, что Казим не будет тянуть с этим делом до границы.

– Так что же вы предлагаете? – терпеливо спросил Левант.

– Двигаться на юг до пересечения с железной дорогой, идущей из Форт-Форо, – сообщил Питт. – Там захватить поезд до Мавритании. Если мы правильно разыграем наши карты, Казим не врубится, пока мы не доберемся до Сент-Этьена и до моря.

– В пасть льву, – скептически пробормотал Левант. – В вашем изложении все выглядит так просто...

– Пустыня от Тебеццы до комплекса по уничтожению вредных отходов в Форт-Форо в основном представляет собой ровную поверхность с редкими песчаными дюнами. Если мы будем держать среднюю скорость пятьдесят километров в час, то доберемся до железной дороги еще до рассвета и сэкономим горючее.

– А что потом? Мы же будем открыты со всех сторон.

– До наступления темноты мы спрячемся в старом форте французского Иностранного легиона, а затем остановим идущий к границе поезд и посадим всех туда.

– Вы говорите о старом, настоящем Форт-Форо? Его ведь забросили сразу после Второй мировой войны. Я посещал его однажды.

– И я тоже.

– Но без проводника, который проведет нас через дюны, это похоже на самоубийство, – не сдавался Левант.

– Один из спасенных заключенных – профессиональный гид. Он знает малийскую пустыню, как кочевник.

Левант вновь устремил взгляд на горящий самолет и несколько минут взвешивал все «за» и «против». Если бы он был на месте генерала Казима, то тоже бы ожидал, что его добыча двинется на север, к ближайшей границе. И он также бы направил все свои войска туда. Значит, Питт прав, пришел он к выводу. Не было абсолютно никакой надежды сбежать через северную границу в Алжир. Казим ни за что не откажется от преследования, пока все они не будут мертвы. Бросок же в противоположном направлении – это как раз та самая сумасбродная идея, реализовав которую можно одурачить Казима и Массарда с неплохими шансами ускользнуть из их цепких щупальцев.

– Не рассказывал ли я вам, мистер Питт, что провел восемь лет в пустыне, когда служил в Иностранном легионе?

– Нет, полковник, не рассказывали.

– У кочевников была побасенка о льве, у которого в боку торчало охотничье копье, и он пошел из джунглей на север и переплыл реку Нигер, чтобы умереть в теплых песках пустыни.

– В этом есть какая-то мораль? – рассеянно спросил Питт.

– Никакой.

– Но что-то это все-таки означает?

Левант обернулся на шум подъехавших транспортеров, остановившихся рядом с вездеходом. Затем вновь посмотрел на Питта и улыбнулся.

– Это означает, что я собираюсь прислушаться к вашим доводам и двинуться на юг, к железной дороге.

48

Казим вошел в кабинет Массарда в одиннадцать часов вечера. Он сам налил себе джин со льдом и погрузился в кресло, прежде чем Массард соизволил поднять взгляд и поприветствовать явившегося генерала.

– Мне сообщили о вашем неожиданном прибытии, Затеб, – сказал Массард. – Что привело вас в Форт-Форо в столь поздний час?

Казим рассматривал напиток, гоняя соломинкой кубики по бокалу.

– Я подумал, будет лучше, если я лично сообщу вам об этом.

– Сообщу что? – нетерпеливо спросил Массард.

– Тебеццу захватили.

Массард нахмурился:

– О чем вы говорите?

– Около девяти часов вечера мое подразделение связи получило сигнал тревоги от охранной системы рудника, – объяснил Казим. – Несколько минут спустя радиооператор Тебеццы сообщила, что все нормально и что сигнал тревоги отправлен по ошибке из-за короткого замыкания.

– Ну что ж, бывает.

– Это только видимость. Я не поверил такой, казалось бы, невинной ситуации и приказал одному из истребителей моих военно-воздушных сил вылететь на рекогносцировку этого района. Пилот сообщил по радио, что на взлетной полосе у Тебеццы находится неизвестный самолет. Тот же самый тип французского аэробуса, могу добавить, который подхватил того американца в аэропорту Гао.

Лицо Массарда напряглось от внезапной озабоченности.

– Ваш пилот был абсолютно уверен в этом?

Казим кивнул:

– Поскольку ни один самолет не может приземлиться у Тебеццы без моего разрешения, я приказал моему пилоту уничтожить его. Он подтвердил полученный приказ и атаковал. Доклад о том, что цель накрыта, прозвучал в тот самый момент, когда его радио замолчало.

– Господи Боже, дружище, это же мог быть просто коммерческий самолет, совершивший вынужденную посадку.

– Коммерческие самолеты не летают в небесах без опознавательных знаков.

– Я думаю, вы все равно преувеличиваете.

– Тогда объясните, почему мой пилот не вернулся на базу?

– Какая-нибудь неисправность, – пожал плечами Массард. – Да все что угодно.

– Я продолжаю считать, что его сбили боевики, совершившие налет на Тебеццу.

– Но вы же не знаете этого наверняка.

– Тем не менее я приказал эскадрилье истребителей облететь этот район, а также направил туда мои спецвойска на вертолетах, чтобы прояснить ситуацию.

– А что О'Баннион? – спросил Массард. – Он не выходил на связь с вами?

– Не отвечает, тишина. Уже сорок минут после сообщения о ложной тревоге связи с Тебеццей нет.

Массард задумался над докладом Казима, не находя однозначного объяснения происшедшему.

– Но зачем нападать на рудники? – спросил он. – С какой целью?

– Скорее всего, из-за золота, – ответил Казим.

– Но это же идиотизм – красть руду. А чистое золото мы отправляем в наше хранилище в южной части Тихого океана сразу же после того, как оно производится. Последний груз отправлен два дня назад. Банда грабителей даже с половинкой мозга на всех скорее напала бы на конвой во время перевозки золота.

– На настоящий момент у меня нет объяснений, – признал Казим. Он посмотрел на часы. – Мои войска с минуты на минуту должны приземлиться на плато. И в течение часа у нас будут ответы.

– Если то, о чем вы рассказали, подтвердится, то происходит что-то странное, – пробормотал Массард.

– Мы должны считаться с возможностью, что налет на Тебеццу совершила та же группа Организации Объединенных Наций, которая уничтожила мою военно-воздушную базу в Гао.

– Гао – то была особая операция. Зачем же возвращаться и уничтожать Тебеццу? По чьему приказу?

Казим допил свой джин и налил еще.

– Думаю, тут не обошлось без Галы Камиль. Возможно, до нее дошел слух о похищении доктора Хоппера и его команды. И она направила свою тактическую группу спасти их.

– Невозможно, – покачал головой француз. – Если только ваши люди не проболтались.

– Мои люди знают, что умрут, если не оправдают моего доверия, – сухо возразил Казим. – Если и есть утечка информации, то только с вашей стороны.

Массард ответил Казиму успокаивающим взглядом:

– Глупо было бы спорить об этом. Что толку горевать о прошлом, когда мы можем контролировать будущее.

– Каким образом?

– Вы сказали, ваш пилот утверждал, что попал в тот самолет?

– Это были его последние слова.

– Значит, мы можем предположить, что диверсанты лишились единственного средства, позволявшего им безнаказанно покинуть Мали.

– При условии, что повреждения были достаточно серьезны.

Массард встал и обратился лицом к большой карте Сахары, которая занимала всю стену за его письменным столом.

– Если бы вы командовали этими налетчиками, и ваш самолет был уничтожен, как бы вы оценили ситуацию?

– В целом как почти безнадежную.

– Какой у вас есть выбор?

Казим подошел и ткнул своим бокалом в карту.

– Выбора нет, только один путь. Удирать к алжирской границе.

– Если допустить, что их автомобили не повреждены и баки полны горючим, то они могут оказаться на границе с Алжиром где-то перед рассветом. – Массард сделал паузу и значительно посмотрел на генерала. – Можете вы перехватить их и уничтожить до того, как они пересекут границу?

– У нас ограниченное количество систем ведения ночного боя. Я могу их немного пощипать, но, для того чтобы стереть их целиком, нужен дневной свет.

– Это будет слишком поздно.

Казим взял сигару из керамического увлажнителя, прикурил и отхлебнул джина.

– Давайте смотреть на вещи трезво. Перед нами Танезруфт, самая пустынная и отдаленная часть Сахары. Алжирские вооруженные силы редко направляют патрули в эти необитаемые места вдоль границы. И они правы. У них нет претензий к Мали, у нас к ним тоже. Так что мои силы безопасности запросто могут вторгнуться на территорию северного соседа километров на сто, не будучи замеченными.

Массард бросил на Казима пронзительный взгляд:

– Если это действительно спасательная операция сил ООН, то ни один из людей Хоппера или моих инженеров и членов их семей не должен уйти. Если хоть один из них вырвется и расскажет о Форт-Форо или Тебецце, нам с вами, как деловым партнерам, придет конец.

По лицу Казима начала расплываться широкая улыбка.

– Не надо так волноваться, Ив, друг мой. У нас слишком хорошо идут дела, чтобы позволить нескольким назойливым самаритянам вырвать коврик у нас из-под ног. Обещаю, что завтра еще до полудня они превратятся в пищу для стервятников, все до единого.

* * *

После ухода Казима Массард что-то коротко проговорил в интерком. Через несколько секунд в кабинет вошел Исмаил Йерли.

– Вы все слышали и видели на мониторе? – спросил Массард.

Йерли кивнул.

– Удивительно, как этому человеку одновременно удается быть таким коварным и таким тупым.

– Вы совершенно точно угадали истинную сущность Казима. Так что теперь вы сами видите, что вас ждет отнюдь не легкое времяпрепровождение, когда вы будете предостерегать его от ненужных вывертов.

– Когда он ожидает моего присоединения к его окружению?

– Я познакомлю вас сегодня вечером на обеде, который я даю в честь президента Тагира.

– Но, если ситуация в Тебецце в таком критическом состоянии, не будет ли Казим слишком занят?

Массард улыбнулся:

– Великий малийский лев никогда не бывает настолько занят, чтобы отказаться от изысканного обеда, предложенного ему французом.

Сидя в маленьком кабинете командного центра в здании ООН в Нью-Йорке, генерал Бок читал донесение, отправленное полковником Левантом через спутник связи Организации Объединенных Наций. На его изборожденном морщинами лице появилось суровое выражение, когда он позвонил по личному номеру адмирала Сэндекера. Выслушав автоответчик адмирала, Бок оставил краткое сообщение. Сэндекер перезвонил ему через восемь минут.

– Я только что получил неутешительный доклад от полковника Леванта, – объявил Бок.

– Какова ситуация? – спокойно спросил Сэндекер.

– Самолет военно-воздушных сил Мали уничтожил их аэробус на земле. Они отрезаны и пойманы в ловушку.

– А что со спасательной операцией на рудниках?

– Она прошла, как было запланировано. Все иностранные подданные обеспечены медицинской помощью и эвакуированы. То есть те, кто остался в живых. Левант доложил, что у него есть легкораненые.

– Их постоянно атакуют?

– Пока нет. Но это вопрос часов – пока силы генерала Казима не накроют их.

– У них есть запасной маршрут для отхода?

– Полковник однозначно заявил, что у них единственная возможность и надежда – достичь алжирской границы до рассвета.

– Небогатый выбор, – мрачно сказал Сэндекер.

– Я полагаю, это уловка.

– Почему вы так думаете?

– Они направили свое донесение открытым эфиром. Операторы Казима наверняка должны были его перехватить.

Сэндекер помолчал, обдумывая.

– Вы полагаете, что полковник Левант двинется другим маршрутом, отличным от объявленного?

– Я надеялся, что вы мне скажете об этом, – заметил Бок.

– Ясновидение – не самая сильная моя сторона.

– В докладе Леванта содержится и послание для вас от вашего человека, Питта.

– От Дирка? – Внезапная теплота, смешанная с уважением, проявилась в голосе Сэндекера. Уж коли тут замешан Питт, план может быть самым невероятным. – Какое послание?

– Читаю: «Скажите адмиралу, что когда я вернусь в Вашингтон, то возьму его с собой в бар „АТиС“ посмотреть на подружку Харви, Джуди». Это грубая шутка или что?

– Не помню случая, чтобы Питт грубо шутил, – решительно произнес Сэндекер. – Он пытается что-то сказать мне под видом этой загадки.

– Вы знаете этого Харви? – недоуменно спросил Бок.

– Имя незнакомое, – пробормотал Сэндекер. – Я никогда не слышал, чтобы Питт упоминал кого-нибудь по имени Харви.

– А есть где-нибудь в Вашингтоне бар «АТиС» с певичкой по имени Джуди? – поинтересовался Бок.

– Во всяком случае, я в таком не бывал, – ответил Сэндекер, ища ключ к загадке во всех закоулках своей памяти. – А единственная певица, которую я знаю под именем Джуди, была...

Ответ оглушил Сэндекера, как пощечина. Невероятно простой, примитивный код, насквозь прозрачный и очевидный для любого, кто, подобно адмиралу, был заядлым любителем старых кинофильмов. Он же должен был знать, должен был догадаться, что Питт сыграет на этих его познаниях. Сэндекер засмеялся.

– Не вижу ничего смешного, – сурово заметил Бок.

– Они двигаются не к границе с Алжиром, – торжественно объявил Сэндекер.

– Что вы сказали?

– Отряд полковника Леванта направляется на юг, к железной дороге между Форт-Форо и морем.

– Могу я узнать, что привело вас к этому заключению? – подозрительно спросил Бок.

– Дирк замаскировал свое сообщение под загадку, которую Казим наверняка не разгадает. Джуди – это Джуди Гарленд, которая сыграла роль певицы в фильме «Девушки Харви».

– А при чем тут бар «АТиС»?

– Это вовсе не бар, а песня. Шлягер, который Джуди Гарленд пела в этом фильме. Песня называлась «Атчисон, Топека и Санта-Фе». Это название железной дороги на юге США.

Бок медленно произнес:

– Теперь понятно, почему Левант отправил донесение таким образом, чтобы связисты Казима могли легко перехватить его. Он ввел их в заблуждение, если они поверили, что он направляется на север, к границе с Алжиром.

– В то время как на самом деле они двигаются в совершенно противоположном направлении, – закончил Сэндекер.

– Левант правильно предположил, что пересечение границы Мали – Алжир не является гарантией спасения. Такие безжалостные люди, как Казим, ни "секунды не колеблясь, нарушат любые международные договоры. Он до тех пор будет преследовать наш отряд, пока не убьет всех.

– Тогда следующий вопрос: что они будут делать, когда доберутся до железной дороги?

– Возможно, захватят поезд, – предположил Бок.

– В этом есть смысл. Но ведь это должно происходить днем?

– В послании вашего человека, Питта, есть продолжение.

– Я весь внимание.

– Читаю следующую часть: «Также проинформируйте адмирала, что Гэри, Рэй и Боб собираются зайти домой к Брайану, чтобы развлечься и поиграть». Можете перевести это?

Сэндекер задумался на минуту.

– Если Питт продолжает применять шифр, имеющий отношение к кино, то Гэри – это, должно быть, Гэри Купер. И я полагаю, что он имеет в виду Рэя Милланда.

– И вы помните фильм, где они снимались вместе?

– Еще бы. – Сэндекер заулыбался в телефонную трубку. – Дирк все равно что зажег неоновую вывеску. Они снимались вместе с Робертом Престоном и Брайаном Донлеви в нашумевшем фильме тысяча девятьсот тридцать девятого года под названием «Бо Жест».

– Я видел его мальчиком, – сказал Бок. – Это история о трех неразлучных друзьях, которые служили во французском Иностранном легионе.

– Значит, упоминание о доме Брайана означает форт.

– Вряд ли это тот Форт-Форо, где находится предприятие по уничтожению вредных отходов. Уж туда бы Левант сунулся в последнюю очередь.

– А в этой местности нет другого форта?

Бок помолчал, сверяясь с картой.

– Да, есть старый аванпост легиона в нескольких километрах к западу от комплекса. Между прочим, Массард назвал свое детище именем первого, настоящего форта.

– Похоже, они намереваются отсидеться там до темноты.

– Я бы сделал то же самое, будь я на месте полковника Леванта.

– Они наверняка нуждаются в нашей помощи, – сказал Сэндекер.

– А это одна из причин, почему я вам звоню, – оживился Бок, переходя на деловой тон. – Вы должны заставить президента направить отряд американских спецвойск, чтобы помочь Леванту и освобожденным заключенным выбраться с территории Мали.

– А вы не обсуждали это с Генеральным секретарем Камиль? Она в глазах президента имеет больший вес, нежели я.

– К несчастью, она вылетела на срочную конференцию в Москву. Так что вы остаетесь единственным, к кому я могу обратиться со срочным запросом.

– Каким временем мы располагаем?

– Практически никаким. Рассвет в той части пустыни наступит через два часа.

– Сделаю все, что смогу, – пообещал Сэндекер. – Надеюсь только на то, что президент еще не отправился спать, иначе мне дорого обойдется, если я заставлю помощников разбудить его.

49

– Вы, должно быть, сошли с ума, требуя встречи с президентом в это время ночи, – сердито сказал Эрл Уилловер.

Сэндекер молча разглядывал главу администрации Белого дома, стоящего перед ним в аккуратном двубортном темном шерстяном костюме в полоску с едва заметными складками на брюках. Интересно, подумал Сэндекер, покидает он когда-нибудь свой кабинет или спит тоже здесь?

– Поверьте мне на слово, Эрл, я бы не явился сюда, если бы речь не шла о деле чрезвычайной срочности и важности.

– Я не стану будить президента, если только это не международный кризис, который угрожает безопасности нашей страны.

Сэндекер еще сдерживал свой темперамент, но уже чувствовал, как все это начинало ему надоедать.

– Ну хорошо, тогда скажите ему, что в Белом доме находится обычный избиратель-налогоплательщик, который взбешен, как черт.

– Вы с ума сошли!

– Да, и взбешен настолько, что готов сам ворваться к нему в спальню и разбудить его.

Было похоже, что Уилловер вот-вот взорвется.

– Только попробуйте, и я прикажу службе безопасности взять вас под стражу.

– Масса невинных людей, включая женщин и детей, могут погибнуть, если президент ничего не предпримет.

– Я слышу подобные истории каждый день, – усмехнулся Уилловер.

– И вас забавляют эти жертвы, не так ли?

Уилловер вышел из себя.

– Послушай, ты, звонарь во все колокола. Я знаю, что ты за словом в карман не полезешь. Но я могу уничтожить тебя, стоит мне только захотеть. Ты понял?

Сэндекер настолько близко подошел к Уилловеру, что ощутил мяту в его дыхании.

– А теперь ты послушай, Эрл. В один прекрасный день срок пребывания этого президента на посту закончится, и ты вновь станешь всего лишь одним из нас. И тогда я позвоню в твою дверь, а когда ты откроешь, вырву тебе печень.

– Бьюсь об заклад, вы на это способны, – послышался знакомый голос.

Сэндекер и Уилловер обернулись и увидели президента, который стоял в дверях в пижаме и купальном халате. Держа в одной руке блюдо с бутербродами, он жевал.

– Я прошел вниз, на кухню, чтобы чего-нибудь перекусить, и вдруг услышал наверху разговор на повышенных тонах. – Он посмотрел на Сэндекера. – Ну а теперь, адмирал, предположим, вы мне все расскажете.

Уилловер шагнул вперед, загораживая собой Сэндекера.

– Прошу вас, сэр, это дело не такой уж большой важности...

– Разрешите мне самому судить об этом, Эрл, – сухо прервал его президент. – О'кей, адмирал, выкладывайте ваши новости.

– Вначале позвольте спросить, господин президент, доложили ли вам вкратце о последнем развитии событий после операции в Форт-Форо?

Президент посмотрел на Уилловера:

– Мне рассказали, что вашим людям, Питту и Джордино, удалось ускользнуть в Алжир с чрезвычайно важной информацией о коррумпированности Ива Массарда и недобросовестности его действий с вредными отходами.

– Могу я узнать, какова ваша реакция?

– Мы собираем международный экологический трибунал из представителей Европы и Северной Африки, чтобы встретиться и обсудить план действий, – ответил Уилловер.

– Значит, вы не планируете... Я помню, вы сказали, господин президент: «Вмешаемся и разберемся сами».

– Возобладало мнение более холодных голов, – сказал президент, кивая на Уилловера.

– И даже сейчас, когда доказано, что утечка химикатов и Форт-Форо является причиной распространения красной волны, вы все еще собираетесь заседать и о чем-то говорить? – возмутился Сэндекер, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.

– Мы обсудим это в другой раз, – сказал президент, поворачиваясь, чтобы вернуться в свою спальню на верхнем этаж Белого дома. – Эрл назначит время встречи.

– А доложил вам Эрл о золотых рудниках Тебеццы? – вдруг спросил Сэндекер.

Президент помялся и покачал головой:

– Нет, мне незнакомо это название.

– После того как Питт и Джордино были схвачены в Форт-Форо, – продолжил Сэндекер, – их переправили в мало кому известные золотые рудники, где на положении рабов, в самых варварских и нечеловеческих условиях, работают вплоть до мучительной смерти от истощения оппозиционеры и диссиденты. Среди них немало и французских инженеров и членов их семей, которых Массард заточил туда, чтобы они не могли вернуться домой и разоблачить тайну Форт-Форо. Мои люди обнаружили там и якобы погибшую в авиакатастрофе группу ученых из Всемирной организации здравоохранения, ужасно истощенных и замученных непосильной работой и недостатком питания.

Президент холодно уставился на Уилловера:

– Похоже, я нахожусь в неведении относительно большого количества серьезных проблем.

– Я стараюсь работать, руководствуясь приоритетами, – поспешил объявить Уилловер.

– И к чему же вы клоните? – спросил президент Сэндекера.

– Зная, что бесполезно просить у вас спецвойска, – продолжал Сэндекер, – Гала Камиль вновь обратилась за помощью к группе быстрого реагирования Организации Объединенных Наций. С Питтом и Джордино в качестве проводников полковник Левант высадил свой отряд в пустыне рядом с рудниками, провел успешный рейд и освободил двадцать пять иностранных подданных, мужчин, женщин и детей...

– Детей заставляли работать в рудниках? – прервал президент.

Сэндекер кивнул:

– Это были дети французских инженеров и их жен. Там же находилась и американка, доктор Ева Рохас, сотрудник той самой группы Всемирной организации здравоохранения.

– Но если рейд прошел успешно, то в чем же острота проблемы? – поинтересовался Уилловер.

– Их средство передвижения, самолет, на котором они прилетели из Алжира, был уничтожен на земле, на взлетной полосе у Тебеццы, истребителем малийских военно-воздушных сил. И весь отряд вместе со спасенными заключенными сейчас попал в ловушку в центре Мали. Не пройдет и нескольких часов, как войска Казима обнаружат и атакуют их.

– Вы рисуете мрачную картину, – серьезно сказал президент. – И им никак не удастся в безопасности добраться до алжирской границы?

– Это ничего не значит, даже если они ее и достигнут, – объяснил Сэндекер. – Казим, не колеблясь, пойдет на риск конфронтации с Алжиром, лишь бы не позволить заключенным рассказать правду об ужасах Тебеццы и опасности Форт-Форо Он направит войска и в глубь Алжира, только бы уничтожить свидетелей и гарантировать их молчание.

Президент молчал, рассматривая бутерброды, но не откусывая ни от одного из них. Конечно, необходимо считаться с международными последствиями того, о чем рассказал Сэндекер, и именно это, президент был уверен, посоветовал бы Уилловер. Но не мог же он присутствовать в качестве равнодушного зрителя и ничего не делать, когда какой-то тупой деспот убивал ни в чем не повинных людей, да еще иностранных подданных.

– Казим так же гадок, как и Саддам Хусейн, – проговорил президент и обратился к Уилловеру: – В данном случае я не собираюсь отстраняться, Эрл. Слишком много жизней на кону включая и три американские. Мы должны оказать помощь.

– Но, господин президент, – запротестовал Уилловер.

– Свяжитесь с командующим спецвойсками в Тампе генералом Халверсоном. Предупредите его о немедленной готовности к действиям. – Президент внимательно посмотрел на Сэндекера. – Кого вы предлагаете в качестве координатора операции, адмирал?

– Генерала Бока, командующего УНИКРАТТ. Он находится на связи с полковником Левантом и может обеспечивать генерала Халверсона постоянными свежими данными о развитии ситуации.

Президент отставил в сторону блюдо с бутербродами и положил ладони на плечи Уилловеру.

– Я ценю ваши советы, Эрл, но здесь надо действовать. Я надеюсь, что все пройдет успешно. Я хочу, чтобы наши спецвойска скрытно проникли в Мали и спасли команду ООН и пленных. И чтобы сразу убирались ко всем чертям, прежде чем Казим и Массард сообразят, кто нанес удар. А затем, вероятно, мы сможем найти и метод нейтрализации предприятия в Форт-Форо.

– Полностью поддерживаю ваш план, – широко улыбнулся Сэндекер.

– Насколько я понимаю, никакие мои слова не изменят ваших намерений, – обратился к президенту Уилловер.

– Нет, Эрл, – сказал президент, берясь за бутерброды. – Мы закроем глаза и поставим кучу денег на финишный рывок.

– А если мы проиграем?

– Мы не можем проиграть.

Уилловер посмотрел на него с любопытством:

– Почему же нет, сэр?

Президент отметил улыбку Сэндекера.

– Потому что я протягиваю руку помощи, и потому что я очень верю в наши спецвойска, которым вполне под силу выбросить такую дрянь, как Казим и Массард, на свалку истории, где им самое место.

* * *

В нескольких милях к западу от Вашингтона, округ Колумбия, в сельской местности среди лугов и полей возвышается большой холм. Проезжающие автомобилисты, если у них есть время обратить внимание на эту аномалию, думают, что это просто геологический каприз природы. И почти никто не подозревает, что холм этот сотворен человеческими руками из земли, образовавшейся при раскопках и строительстве командного пункта и убежища для столичных политиков и военных во время Второй мировой войны.

Работы не прекращались и во время «холодной войны», так что подземное сооружение превратилось в огромное хранилище, где содержались архивы и предметы культуры, начиная с тысяча шестисотых годов, когда на восточном побережье Америки высадились первые переселенцы из Европы. Площадь хранилища измеряется не в метрах и акрах, а в квадратных милях или километрах. Для тех немногих, кто знает о его существовании, хранилище известно под названием АРД (Архивный депозитарий).

Тысячи тайн хранятся в кажущихся бесконечными архивных закромах депозитария. По каким-то непонятным причинам, известным лишь нескольким чиновникам, целые секции депозитария содержат секретные материалы и предметы, которые никогда не будут представлены вниманию публики. Среди них останки Амелии Эрхарт и Фреда Нунана и японские документальные свидетельства об их казни на Сайпане, засекреченные досье о заговорах против обоих Кеннеди, разведывательные данные о диверсиях Советов против американских космических ракет и шаттла, данные о трагедии в Чернобыле, фильм-инсценировка мнимой высадки «Аполлона» на Луну и многое-многое другое, что было зафиксировано, собрано и упрятано, чтобы никогда не увидеть дневного света.

Поскольку Джулиан Перлмуттер сам никогда не садился за руль, до Форествилла, маленького городка в Мэриленде, он добрался на такси. После почти получасового ожидания на автобусной остановке он наконец был подобран неприметным фургоном «додж».

– Мистер Перлмуттер? – осведомился водитель, секретный правительственный агент в соответствующих должности зеркальных солнцезащитных очках.

– Он самый.

– Пожалуйста, садитесь.

Перлмуттер сел, думая про себя, что все эти маскировки – детская игра.

– Не хотите ли взглянуть на мои водительские права? – спросил он ядовито.

Водитель, темноволосый, темнокожий афроамериканец, покачал головой:

– Нет необходимости. Вы единственный в этом месте, кто подходит под описание вашей внешности.

– А имя у вас есть?

– Эрни Нельсон.

– И на какую же контору вы работаете? Агентство национальной безопасности? ФБР? ЦРУ?

– Я не уполномочен сообщать об этом, – сухо ответил Нельсон.

– Вы не собираетесь завязывать мнеглаза? Нельсон коротко качнул головой:

– Нет необходимости. Поскольку ваш запрос на проведение исторических исследований одобрен самим президентом и у вас допуск уровня Бета-Кью, я полагаю, вам можно доверить то, что вы увидите сегодня.

– Ну, раз уж вы так глубоко копнули мое досье, тогда вам должно быть известно и то, что это уже мое четвертое исследовательское путешествие в АРД.

Агент не ответил и всю оставшуюся дорогу хранил молчание. Свернув с главной магистрали, он доехал по асфальтированной дороге до охраняемых ворот, где предъявил свое удостоверение. Они миновали еще два охранных поста, прежде чем въехать в небольшое строение типа амбара, стоящее посреди фермы, густо населенной свиньями и цыплятами, суетящимися вокруг поилок. Оказавшись в этом амбаре, они покатили вниз по бетонному пандусу, уходящему глубоко под землю. Наконец, они прибыли на четвертый охраняемый пост, где агент и припарковал машину.

Перлмуттер был знаком с предстоящей процедурой. Он вышел из автомобиля и подошел к поджидающему электрокару, похожему на карт для гольфа. Архивариус-смотритель в белом халате пожал ему руку.

– Фрэнк Мур, – представился он. – Рад видеть вас снова.

– Взаимно, Фрэнк. А давно ли я был здесь?

– Три года прошло с вашего последнего приезда. Вы проводили исследования по поводу «Сакито Мару».

– Японское грузопассажирское судно, потопленное американской подлодкой «Траут»?

– Насколько я помню, на нем в Японию перевозились немецкие реактивные снаряды «Фау-2».

– У вас хорошая память.

– Я освежил ее, подняв записи о вашем предыдущем визите, – признался Мур. – Чем могу быть вам полезен в этот раз?

– Гражданская война, – ответил Перлмуттер. – Я бы хотел просмотреть кое-какие записи, могущие пролить хоть какой-нибудь свет на таинственное исчезновение одного из броненосцев конфедератов.

– Звучит интригующе. – Мур показал на сиденье в электрокаре. – Записи и предметы, относящиеся к Гражданской войне, находятся в хранилищах, которые почти в двух километрах отсюда.

После окончательной проверки со стороны охраны и короткой встречи с главным смотрителем Перлмуттер поставил свою подпись под официальным обязательством не публиковать и не разглашать иным образом ничего из полученной здесь информации без правительственного одобрения. Затем они с Муром поехали дальше на электромобиле, миновав бригаду рабочих, выгружающих экспонаты для Мемориала ветеранов Вьетнама. Фотографии, старые армейские бутсы и обмундирование, пуговицы, часы и обручальные кольца, гильзы, куклы и собачьи ошейники – все это каталогизировалось, пронумеровывалось и размещалось в пластиковых упаковках на бесконечных полках.

Несмотря на то что во время своих предыдущих визитов сюда Перлмуттер уже видел часть обширного подземного хранилища, он представить себе не мог истинных масштабов этого невероятного сооружения и был изумлен количеством бесконечно следующих друг за другом ярусов, заполненных записями и старыми предметами, громадная часть которых относилась к зарубежным странам. Одна только секция нацизма занимала площадь, равную четырем футбольным полям.

Достопамятные вещи времен Гражданской войны размещались в четырех трехэтажных помещениях – бетонные потолки депозитария поднимались на высоту пятнадцати метров. Перед ними ровными рядами выстроились различные модификации пушек, чистеньких, в безупречном состоянии – хоть сейчас отправляй на поле боя. Они были водружены на повозки, на передках которых лежали картечь и снаряды. Так же, словно для инспекции, были выставлены огромные морские орудия с таких знаменитых кораблей, как «Хартфорд», «Кирсарг», «Каронделет» и «Мерримак».

– Записи хранятся в секции А, – пояснил Мур. – А в секциях В, С и Д содержатся оружие, обмундирование, медицинские инструменты и сбруя, некогда принадлежавшие Линкольну, Джефферсону Дэвису, Ли, Гранту и другим выдающимся личностям времен войны Севера и Юга.

Они вылезли из машины и вошли в секцию А. Весь первый этаж занимало колоссальное скопление картотечных шкафов.

– Все документы, касающиеся Конфедерации, находятся на первом этаже, – сказал Мур, охватывая рукой это пещероподобное помещение. – А записи, касающиеся Североамериканских Соединенных Штатов, размещены на втором и третьем этажах. Откуда вы хотите начать?

– Оттуда, где есть что-нибудь о «Техасе».

Мур помолчал, листая указатель, который достал из автомобиля.

– Документы о военно-морских силах конфедератов находятся в голубых шкафчиках у дальней стены.

Несмотря на то что в этих досье никто не копался несколько лет, а во многих – и со времен создания хранилища, пыли было на удивление мало. Мур помог Перлмуттеру отыскать шкаф, таящий в своих недрах историю злополучного броненосца, и приглашающим жестом указал на стол и стул:

– Устраивайтесь поудобнее. Вы знаете наши правила, касающиеся обращения с документами, и знаете, что надо держаться в рамках темы ваших исследований.

– Я прекрасно знаю все правила, – подтвердил Перлмуттер.

Мур посмотрел на часы.

– Ваше разрешение на проведение работ в АРД истекает в восемь вечера. После этого вы должны вернуться в кабинет главного смотрителя, откуда вас отвезут обратно в Форествилл. Вы поняли?

Перлмуттер кивнул:

– Тем быстрее мне надо начинать.

– Валяйте, – сказал Мур. – И желаю успеха.

В течение первого часа он разбирался в двух серых металлических шкафчиках, пока не наткнулся на старинную желтую папку с документами, относящимися к «Техасу». Однако в них содержалось на удивление мало информации, которая была бы неизвестна или не опубликована: особенности конструкции этого боевого корабля, сообщения очевидцев о его внешнем виде, краткий отчет главного инженера и судовая роль экипажа... Было здесь и несколько описаний со слов современников сражения броненосца с флотом северян в ходе исторического прорыва к морю. Одна из статей, написанная журналистом, находившимся на борту монитора, сильно пострадавшего от огня южан, имела две вымарки. «Что же тут не понравилось цензору?» – с любопытством подумал Перлмуттер. Впервые за все годы изучения истории кораблекрушений Гражданской войны он столкнулся со следами ножниц цензуры.

Затем он обнаружил ветхую газетную вырезку и осторожно разложил ее на столе. Это было предсмертное заявление, сделанное человеком по имени Кларенс Бичер одному английскому журналисту в небольшом госпитале на окраине Йорка. Бичер утверждал, что является единственным оставшимся в живых членом экипажа таинственно исчезнувшего «Техаса». Умирающий Бичер рассказывал о путешествии через Атлантику и плавании вверх по большой африканской реке. Корабль спокойно прошел несколько сот миль от береговой линии до начала великой пустыни. Поскольку штурман не был знаком с рекой, не обозначенной на карте, то по ошибке из главного русла повернул в приток. Они проплыли еще два дня и ночь, прежде чем капитан осознал ошибку. А когда стали разворачиваться, чтобы вернуться обратно, броненосец сел на мел! и, несмотря на предпринятые усилия, так и не смог освободиться.

На совещании офицеров было решено подождать окончания летнего сезона, пока дожди не поднимут уровень воды в реке. И хотя у них были трудности с провизией, водой их снабжала река. Капитан также прикупал необходимые продукты у проходящих племен кочевников, расплачиваясь золотом. Дважды крупные банды грабителей пустыни опрометчиво атаковали с целью завладеть севшим на мель кораблем и его, казалось бы, неисчерпаемыми золотыми запасами, но в обоих случаях хватило пары залпов картечью, чтобы рассеять и обратить в бегство бандитов.

К августу тиф, малярия, и голод выкосили экипаж, в десятки раз сократив его численность, и это продолжалось до тех пор, пока в живых не остались только два офицера, президент и десяток моряков, еле передвигавших ноги.

Перлмуттер прекратил чтение и задумчиво уставился в пространство. О каком, собственно, президенте упоминал Бичер? Чутье подсказывало, что именно в этом и кроется разгадка.

Далее Бичер рассказал, что он и еще четверо вооруженных членов экипажа были отправлены с заданием спуститься вниз по реке на одной из шлюпок броненосца и отыскать помощь во внешнем мире. Бичеру единственному удалось живым добраться до устья реки Нигер. Восстановив здоровье в британской торговой колонии, он добрался до Англии, где женился и стал фермером в Йоркшире. Бичер сказал, что никогда не возвращался в родной штат Джорджия, потому что наверняка был бы повешен за ужасное преступление, совершенное «Техасом», и был слишком напуган, чтобы рассказывать кому-либо об этом до настоящего времени.

Когда он испустил дух, доктор и жена Бичера пожали плечами по поводу его прощального заявления, отнесясь к нему как к безумному бреду умирающего. Было очевидно, что редактор газеты, в которой работал журналист, поместил подобную историю на страницах своего издания исключительно по причине скудости более свежих новостей.

Перлмуттер перечитал статью во второй раз. Он склонен был признать, несмотря на скептицизм доктора и жены, ее некоторую ценность, но быстрый взгляд на список экипажа, составленный на основе переклички непосредственно перед выходом «Техаса» с верфи в Ричмонде, штат Виргиния, показал, что никакого Кларенса Бичера там не значилось. Перлмуттер вздохнул и закрыл папку.

– Все, что мне здесь было нужно, я нашел, – сказал он Муру. – Теперь хотелось бы порыться в документации флота Североамериканских Соединенных Штатов.

Мур вернул папки на место и повел Перлмуттера по железной лестнице на второй этаж.

– Какой год и месяц вас интересуют? – спросил он.

– Апрель тысяча восемьсот шестьдесят пятого.

Они пробирались узкими боковыми проходами, уставленными до потолка стеллажами и шкафами. Мур принес складную лестницу, чтобы Перлмуттер в случае необходимости смог подняться к верхним уровням, и указал ему соответствующий ящик.

Перлмуттер приступил к тщательному изучению документов со второго апреля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года – даты отшвартовки «Техаса» от причала в Ричмонде. У него была собственная система проведения исследований, и мало кто лучше него мог разобраться в зачеркнутом. Он сочетал в себе дьявольское упорство и инстинктивную способность вычленять существенное из ерунды.

Он начал с официальных донесений о сражениях. Покончив с ними, перешел к воспоминаниям очевидцев, военных и гражданских лиц, наблюдавших за битвой с берега реки Джемс, и членов экипажей военных кораблей северян. В течение двух часов он тщательно изучил содержание почти шестидесяти писем и пятнадцати дневников. Он исписал пометками большую стопку бумаги – все под бдительным присмотром Фрэнка Мура, который хотя и доверял Перлмуттеру, но не считал осторожность излишней, так как слишком часто ловил за руку многих дипломированных изыскателей, пытавшихся незаметно украсть исторические документы или письма.

Как только Перлмуттер нащупал путеводную нить, он приступил к разматыванию ее для восстановления всей картины и по обрывкам информации, шаг за шагом, выстраивал историю, слишком невероятную, чтобы принять ее за истинную. Наконец, когда двигаться дальше было уже некуда, он подозвал Мура:

– Сколько у меня еще времени?

– Два часа и десять минут.

– Я готов перебраться дальше.

– На что бы вы хотели взглянуть?

– Может быть, у вас есть частная переписка или другие документы, написанные рукой Эдвина Макмастерса Стэнтона?

Мур кивнул:

– Суровый старый военный министр в кабинете Линкольна. Я понятия не имею, что у нас есть по нему. Его архив так и не был до конца каталогизирован. Но он должен быть где-то наверху, на этаже правительственных документов США.

Архив Стэнтона был объемист и занимал десять полных шкафов. Перлмуттер с головой углубился в работу, оторвавшись лишь однажды, чтобы сходить в туалет. Он разбирал документы как можно более дотошно, находя удивительно мало об отношениях Линкольна и Стэнтона в конце войны. Из истории хорошо было известно, что военный министр не любил своего президента и уничтожил большое количество страниц из дневника убийцы Линкольна Джона Уилкса Бута, включая и многие письма Бута к сообщникам. К огорчению историков, Стэнтон намеренно оставил слишком много вопросов без ответов относительно покушения в театре Форда.

Когда до истечения отпущенного ему срока оставалось лишь сорок минут, Перлмуттер наконец-то попал точно в яблочко.

Порывшись у задней стенки шкафчика, Перлмуттер обнаружил пожелтевший от времени пакет с сохранившейся восковой печатью. Он уставился на коричневую чернильную дату – девятого июля тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, то есть через два дня после того, как сообщники Бута-Мэри Саррет, Льюис Пейн, Дэвид Геролд и Джордж Этцерод – были повешены во дворе вашингтонской тюрьмы «Арсенал». Под датой стояли слова: «Вскрыть не ранее чем через сто лет после моей смерти». И подпись: Эдвин М. Стэнтон.

Перлмуттер сел за письменный стол, сломал печать, вскрыл пакет и с опозданием на тридцать один год против инструкции Стэнтона начал читать содержащиеся внутри бумаги.

Вскоре он почувствовал себя так, будто переместился более чем на столетие назад во времени. Несмотря на подземную прохладу, на лбу его заблестели капельки пота. Когда через сорок минут он закончил чтение и отложил в сторону последнюю страницу, руки его дрожали. Он шумно выдохнул и медленно покачал головой.

– Бог мой! – прошептал потрясенный историк.

Мур, сидевший напротив, внимательно посмотрел на него:

– Нашли что-нибудь интересное?

Перлмуттер не ответил. Он невидящими глазами смотрел на стопку бумаги и продолжал бормотать:

– Бог мой... Бог мой...

50

Они все вместе лежали за гребнем дюны, вглядываясь в железную дорогу, которая тянулась по пескам призрачной колеёй, ведущей к забвению. Единственным признаком жизни были пронзающие предрассветную тьму огоньки предприятия по уничтожению отходов в Форт-Форо. За железной дорогой, менее чем в километре на запад, на фоне неба цвета слоновой кости вставал заброшенный форт французского легиона, подобный мрачному замку из фильма ужасов.

Сумасшедшая гонка по пустыне прошла без приключений и без поломок, никто их не обнаружил. Бывшие заключенные, конечно, испытывали некоторые неудобства, трясясь на жестких сиденьях в бронированных коробках транспортеров, но были слишком счастливы, чтобы жаловаться. Фэйруэзер четко вел их по древнему караванному пути, идущему от старых соляных копей Тауденни на юг, к Тимбукту. Он вывел колонну к железной дороге вблизи форта, опираясь только на свое знание местности и указания компаса.

Лишь однажды за время их перехода они остановились, и Питт с Левантом прислушались к возникшему в ночи тарахтению невидимого вертолета, летящего в сопровождении истребителей. Аппарат шел на север, в сторону Тебеццы и алжирской границы. Как Питт и предполагал, пилоты пролетели над колонной в блаженном неведении, что их добыча находится как раз под ними.

– Прекрасно, мистер Фэйруэзер, – похвалил Левант. – Самая лучшая навигационная работа, какую я когда-либо видел. Вы вывели нас точно на цель.

– Инстинкт, – улыбнулся Фэйруэзер. – Чистый инстинкт с небольшой долей удачи.

– Лучше перебраться через железную дорогу в форт, – сказал Питт. – У нас меньше часа до рассвета, чтобы спрятать машины.

Похожие на призраки из ночных фантазий, вездеход и транспортеры поехали по железной дороге, подпрыгивая на шпалах, пока не поравнялись с фортом. Питт повернул мимо останков грузовика «рено», за которым они с Джордино прятались, прежде чем запрыгнуть на поезд, идущий в Форт-Форо, и подъехал к воротам. Высокие деревянные створки были слегка приоткрыты, так же как чуть более недели назад, когда они ушли оттуда. Левант позвал своих людей, чтобы те открыли ворота пошире для проезда на плац.

– Мне кажется, полковник, – осторожно сказал Питт, – что у нас еще есть время послать несколько человек замести следы шин от железной дороги до форта. Тогда для того, кто заинтересуется, все это будет выглядеть так, словно колонна войск малийцев выехала из пустыни, а затем вдоль полотна железной дороги проследовала до предприятия по уничтожению отходов.

– Неплохо придумано, – одобрил Левант. – Пусть думают, что это один из их патрулей.

Пемброк-Смит и другие офицеры собрались вокруг командира в ожидании приказов.

– Наша первая задача: как-то закамуфлировать транспорт и найти укрытие для женщин и детей, – сказал Левант. – Далее: подготовить форт к отражению атаки, если малийцы все же решат гоняться за призраками и наткнутся на след, который не замело ветром.

– Когда вы планируете уходить отсюда, сэр? – спросил офицер со шведским акцентом.

Левант обернулся к Питту:

– Что вы скажете, мистер Питт?

– Мы остановим первый же уходящий поезд, который проследует здесь после наступления темноты, – ответил Питт, – и погрузимся на него.

– Поезда оснащены системами связи, – возразил Пемброк-Смит. – Машинист поднимет визг, если вы попытаетесь сбежать на его поезде.

– А получив сигнал тревоги, малийцы блокируют железную дорогу на всем ее протяжении, – закончил офицер-швед.

– А вы попробуйте взглянуть на это дело с другой стороны, – укоризненно покачал головой Питт. – Просто предоставьте это старикам Джесси Джеймсу Питту и Батчу Кэссиди Джордино. У нас все-таки уже имеется опыт в забытом искусстве бесшумного ограбления поездов. – Он обратился за поддержкой к Джордино. – Скажи им, Ал.

– Не далее как в четверг на прошлой неделе, – с готовностью подтвердил итальянец.

Пемброк-Смит с несчастным видом посмотрел на Леванта:

– Кто-то в свое время мог бы посоветовать увеличить наши страховки.

– Теперь уже поздно об этом жалеть, – отреагировал Левант, осматривая темные внутренности форта. – Эти стены не строились в расчете на противостояние ракетам «воздух – земля» или тяжелой артиллерии. Войскам Казима хватит получаса, чтобы разнести крепость по камешкам. И чтобы таких проблем не возникало, надо сделать все, чтобы форт по-прежнему имел заброшенный вид.

– Ну, на этот раз малийцам придется иметь дело не с беззащитными гражданскими лицами, – решительно сказал Пемброк-Смит. – Местность в радиусе двух километров ровная и открытая, как поле для игры в крикет. И те, кто останется в живых после воздушной атаки, заставят нападающих, которым негде будет укрыться, заплатить дорогую цену за взятие этой цитадели.

– Молите Бога, чтобы у Казима в этом районе не оказалось танков, – напомнил ему Джордино.

– Наблюдательные посты на стены, – приказал Левант. – И давайте искать проходы, ведущие под землю. Насколько я помню, здесь был арсенал с боеприпасами и амуницией.

Как и предполагал Левант, лестница, ведущая в подвалы форта, обнаружилась прямо в казарменных помещениях. Две небольшие комнатки внизу были пусты, если не считать нескольких открытых металлических коробок, в которых некогда содержались обоймы с патронами для винтовок. Заключенных из Тебеццы, очень довольных, что тряска кончилась и они вновь на твердой почве, быстренько выгрузили из машин и перевели вниз. Медицинская команда вплотную занялась ими в этих более подходящих условиях.

Пескоход и бронетранспортеры вскоре были спрятаны и замаскированы под груды обломков. К тому времени когда солнце начало окатывать жарой стены форта французского Иностранного легиона, он вновь принял свой заброшенный вид. Теперь Левант стоял лицом к лицу перед двумя опасностями: быть обнаруженными до наступления ночи и быть атакованными с воздуха. Часовые на крепостной стене с завистью провожали взглядами поезда, уходящие к мавританскому побережью, гадая про себя, выберутся ли они отсюда на одном из завтрашних эшелонов.

Питт в это же самое время осматривал строение с провалившейся крышей, похожее на гараж. Он оглядел с дюжину стальных бочек с дизельным топливом, полузасыпанных пылью и мусором. Обстучав эти емкости, он обнаружил, что шесть из них почти полны. Он отвинчивал с них пробки, когда под навес заглянул Джордино.

– Собираешься устроить пожар? – спросил он.

– А что, неплохая идея, если на нас двинут бронетанковую технику, – сказал Питт. – Эти парни из ООН потеряли все свои противотанковые установки во взорванном самолете.

– Дизельное топливо, – задумался Джордино, – может храниться здесь обходчиками, которые присматривают за железной дорогой.

Питт сунул палец в отверстие бочки.

– Чистенькое, как в тот день, когда оно вышло из перегонного куба.

– А на что оно годится, кроме как на коктейли Молотова? – с сомнением спросил Джордино. – Разве что вскипятить и, подобно старинным рыцарям, поливать им со стен атакующих врагов?

– Уже тепло.

Джордино скривился от этого каламбура.

– Пять мужиков и маленький мальчик в придачу не смогут поднять ни одну из этих бочек, когда она полна, и перенести ее на стену.

– А ты видел когда-нибудь натяжной пружинный лук?

– Ни разу в жизни, – фыркнул Джордино. – Я не буду выглядеть очень глупым, если попрошу нарисовать его?

К удивлению Джордино, Питт так и сделал. Он присел, достал из-за голенища обоюдоострый нож коммандос и на пыльном полу начертил схему. Рисунок был приблизительный, но Джордино понял, что собирается предпринять Питт. Закончив чертеж, тот поднял глаза на напарника:

– Как ты думаешь, сможем мы соорудить нечто подобное?

– Почему бы и нет? – пожал плечами Джордино. – В форте куча балок, из которых можно выбрать кое-что подходящее, а в транспортерах есть бухты нейлонового троса для лазанья по горам и буксировки. Но загвоздка в том, насколько я понимаю, как обеспечить натяжение.

– А если снять пружинные рессоры с машин?

Джордино на минуту задумался, затем кивнул:

– Может сработать. Да нет, что я говорю? Это именно то, что нам нужно.

– Скорее всего, мы зря тратим время, – вздохнул Питт, рассматривая свой рисунок. – Вроде бы нет оснований опасаться, что какой-нибудь из патрулей Казима вдруг забредет сюда и поднимет тревогу до прихода поезда.

– До темноты еще одиннадцать часов. И эта штука хоть как-то поможет нам продержаться.

Питт двинулся к двери:

– Тогда начинай подбирать необходимые части. А я пока побегаю. Попозже подключусь.

Питт прошел мимо группы солдат, укреплявших створки главных ворот, и двинулся вдоль стен форта, стараясь не оставлять отпечатков ботинок. Он спустился в узкий овражек и дошел до бугра у подножия отвесного склона.

«Авион-вуазен» стоял там, где его оставили, пребывая в целости и сохранности.

Большую часть песка, которую они с Джордино торопливо набросали на крышу и капот, сдуло, но все же его оставалось достаточно, чтобы скрыть машину от случайного взгляда пилота пролетающего мимо самолета или вертолета. Питт открыл дверцу, сел на водительское сиденье и нажал стартер. Почти сразу же мотор тихо заурчал на холостом ходу.

Питт посидел в салоне еще несколько минут, восхищаясь мастерством конструкторов и дизайнеров, создавших этот восхитительный антикварный автомобиль. Затем выключил зажигание, вылез и забросал корпус песком.

Питт спустился по ступенькам в арсенал и с удовольствием убедился, что дела у Евы идут на поправку. Хотя она выглядела изможденной и бледной, а лохмотья одежды свисали с нее, как с вешалки, она уже помогала кормить маленького мальчика, которого мать держала на руках. Она подняла на Питта взгляд, в котором вновь читались энергия и решимость.

– Ну, как у него дела? – спросил он.

– Он еще поиграет в соккер в свое время, если его откормить и хорошо накачать витаминами.

– Я играю в футбол, – прошептал мальчик.

– Во Франции? – удивилась Ева.

– У нас это называется соккер, – улыбаясь, сказал Питт. – А во всех странах, кроме нашей, он известен как футбол.

Отец мальчика, один из французских инженеров, участвовавших в создании предприятия в Форт-Форо, подошел и пожал Питту руку. Он был похож на пугало. На нем были грубые кожаные сандалии, изорванная и испачканная рубашка, а брюки держались на веревке. Лицо было полускрыто черной бородой, а половина головы плотно замотана бинтами.

– Меня зовут Луи Монто.

– Дирк Питт.

– От имени жены и сына, – сказал он, с трудом сдерживая эмоции, – я хочу поблагодарить вас, хотя не знаю, как это сделать, за то, что вы спасли наши жизни.

– Ну, мы еще не выбрались из Мали, – улыбнулся Питт.

– Уж лучше быстрая смерть, чем Тебецца!

– Завтра в это время мы будем уже вне досягаемости генерала Казима, – заверил его Питт.

– Казим и Ив Массард! – Монто плюнул. – Убийцы и подонки, хуже любого уголовника!

– Причина, по которой Массард отправил вас и вашу семью в Тебеццу, – спросил его Питт, – в том, чтобы вы не разболтали о мошеннических проделках в Форт-Форо?

– Да, группа ученых и инженеров, которая разработала и создала этот проект, обнаружила по завершении, что Массард планирует завозить сюда намного больше отходов, чем предусмотрено проектной мощностью солнечных установок.

– А каковы были ваши обязанности?

– Разработка и наблюдение за монтажом термального реактора для уничтожения отходов.

– И у вас это получилось?

Монто с гордостью кивнул:

– Еще бы! И очень даже здорово. На сегодня это самая большая и самая эффективная детоксификационная система в мире. Технология использования солнечной энергии в Форт-Форо – самая прогрессивная в этой области.

– Но зачем Массарду все это нужно? Зачем тратить сотни миллионов долларов на первоклассное оборудование только для того, чтобы использовать его как фасад для тайного захоронения ядерных и основной массы привозимых токсичных отходов?

– Германия, Россия, Китай, Соединенные Штаты – половина мира задыхается от высокоактивных ядерных отходов, опасной радиоактивной грязи, остающейся после переработки реакторного топлива и расщепляемых материалов при создании ядерных бомб. Хотя они составляют менее одного процента от всего остающегося ядерного вещества, все равно его накопилось миллионы галлонов, которые некуда девать. Массард предложил отделаться от всего этого.

– Но ведь некоторые правительства построили хранилища.

– Слишком мало и слишком поздно, – пожал плечами Монто. – Новое французское хранилище в Суде не к моменту завершения его строительства было уже полно. Есть еще одно хранилище отходов в вашей стране, Хенфорд Резервейшн, в Ричленде, штат Вашингтон. Резервуары, которые были рассчитаны на хранение жидких высокоактивных отходов в течение полувека, начали протекать уже через двадцать лет. Почти миллион галлонов высокорадиоактивных отходов вылился на землю и загрязнил грунтовые воды.

– Хорошенькое дело, – задумчиво сказал Питт. – Выходит, Массард ведет закулисные переговоры с правительствами и корпорациями, не знающими, как избавиться от токсичных отходов. И поскольку Форт-Форо в западной Сахаре представляется идеальным местом захоронения под землей, он вступает в деловые отношения с Затебом Казимом, выступающим буфером против внутренних и внешних протестов. Затем, не скупясь на затраты, он организует контрабандный завоз отходов в самую бесполезную с точки зрения размещения недвижимости часть земного шара и зарывает их под вывеской центра по термической детоксификации.

– Просто и ясно. Но как вы узнали обо всем этом?

– Мой друг и я проникли в подземное хранилище и увидели контейнеры с радиоактивными отходами.

– Доктор Хоппер рассказывал, что вас там поймали.

– Как, по-вашему, мсье Монто, мог ли Массард построить выгодное и надежное сооружение для нейтрализации всех прибывающих в Форт-Форо отходов?

– Мог бы, – решительно сказал Монто. – Если бы Массард выкопал камеру для отходов на глубину в два километра и разместил ее в скалистой формации, защищенной от сейсмической активности, то он бы прославил навек свое имя. Но он бизнесмен, заинтересованный только в прибыли. Массард больной человек, помешанный на власти и деньгах.

– А вы не знаете, что это за химические отходы, которые просочились в подземные воды? – спросил Питт.

– Химические?

– Насколько я понимаю, вещество, ответственное за тысячи смертей в этой части пустыни, состоит из синтетической аминокислоты и кобальта.

– Мы ведь ни о чем не слышали после того, как оказались в Тебецце, – развел руками Монто и внезапно подскочил как ужаленный. – Господи, как же я сразу не догадался! Оказывается, все обстоит еще хуже, чем я предполагал. Дело в том, мсье Питт, – пояснил он, – что Массард использует для хранения ядерных и токсичных отходов дешевые тонкостенные контейнеры очень низкого качества. А это значит, что всего через несколько лет не только хранилище, но и вся земля на сотни миль вокруг пропитаются жидкой смертью.

– Вы еще кое-чего не знаете, – вздохнул Питт. – Вещество, просачивающееся с подземными водами в реку Нигер, уносится течением в океан. И там становится причиной бурного роста красной волны, состоящей из микроорганизмов-мутантов, убивающих водоросли, выделяющие кислород.

Монто потер лицо ладонями, потрясенный этим сообщением.

– Что же мы наделали? Если бы мы только знали, что Массард затевает такую грязную и опасную операцию, никто бы из нас не позволил ему сделать это.

Питт посмотрел на Монто:

– Но ведь вы же должны были еще на ранней стадии разработки плана все понять.

Инженер покачал головой:

– Все мы, заключенные в Тебецце, были приглашенными консультантами и подрядчиками. И привлекались мы только для проектировки и монтажа рядов фотогальванических элементов и термального реактора. Мы не обращали внимания на раскопки. Это был совершенно независимый проект «Массард энтерпрайзиз».

– Когда вы начали что-то подозревать?

– Не с самого начала. Если кто-то из любопытства и спрашивал у рабочих Массарда, они отвечали, что копают временное хранилище прибывающих отходов для последующей детоксификации. Никого и близко не подпускали к тому месту, за исключением бригады подземных строителей. Только когда проект уже близился к завершению, мы начали прозревать.

– И что же наконец объявил Массард? – спросил Питт.

– Когда термальный реактор был опробован на всех стадиях операции, нас заверили, что создание подземной камеры полностью завершено. И в то же время по железной дороге, построенной с помощью дешевой рабочей силы, присланной генералом Казимом, начали прибывать токсичные материалы. Однажды вечером один инженер, который занимался монтажом параболических солнечных коллекторов, проник в подземную камеру-хранилище, воспользовавшись украденным входным значком. Он увидел, что раскопки ведутся по-прежнему и никто и не думает прекращать их, а земля от раскопок тайком грузится в контейнеры, на которых привозят токсичные отходы. Еще он обнаружил пещеры с радиоактивными отходами.

Питт кивнул:

– Мой друг и я тоже натолкнулись на эти секреты, не зная, правда, что за нами наблюдают с помощью телекамер.

– А этот инженер успел вернуться обратно в наши жилые помещения и все рассказать до того, как его остановили, – объяснил Монто. – Вскоре после этого все те, кто не были сотрудниками «Массард энтерпрайзиз», и их семьи были арестованы и отправлены в Тебеццу.

– Но как же ему удалось скрыть ваше внезапное исчезновение?

– Вранье по телефону о катастрофе на строительстве, о пожаре, который погубил всех нас. Французское правительство настаивало на полном расследовании, но Казим не пустил международных инспекторов в Мали, заверив, что его правительство проведет его само. Разумеется, ничего не было раскрыто, а наши якобы кремированные тела в виде праха, как было официально объявлено, развеяли над пустыней после соответствующей церемонии.

Глаза Питта налились темной зеленью.

– Массард человек педантичный. Но и он совершил ряд ошибок.

– Ошибок? – с любопытством переспросил Монто.

– Он слишком многих оставил в живых.

– Когда вас схватили, вы встречались с ним?

Питт поднял руку и коснулся одного из шрамов на щеке.

– Мне показалось, что у него отвратительный характер.

Монто улыбнулся:

– Считайте, что вам повезло, если это единственный подарок от него. Когда нас согнали в кучу и зачитали приговор, обрекающий всех на рабский труд в рудниках, одна женщина плюнула Массарду в лицо. Он хладнокровно выстрелил ей в переносицу на глазах ее мужа и десятилетней дочери.

– Чем больше я слышу об этом человеке, – холодно сказал Питт, – тем меньшую симпатию он мне внушает.

– Коммандос говорят, что мы попытаемся захватить поезд и ночью сбежать на нем в Мавританию. Это правда?

Питт кивнул:

– Да, план таков, если только в течение дня нас не обнаружат малийские войска.

– Мы переговорили между собой, – серьезно сказал Монто. – Никто не вернется в Тебеццу. Мы договорились, что лучше своими руками убьем наших жен и детей, чем допустим, чтобы они снова мучились в рудниках.

Питт посмотрел на Монто, на женщину и ребенка, расположившихся на каменном полу арсенала. На его суровом, обветренном лице отразились горечь и злость.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, мсье Монто.

* * *

Ева так устала, что не могла спать. Она заглянула в глаза Питту.

– Не хочешь прогуляться со мной по утреннему солнышку?

– Никому нельзя появляться на открытом пространстве. Для машинистов проходящих поездов и пилотов пролетающих самолетов форт должен выглядеть заброшенным.

– Двигались мы ночью, и я уже почти две недели как под замком в подземелье. Неужели никак нельзя устроить, чтобы я увидела солнце? – взмолилась она.

Он ничего не ответил, только одарил ее самой ослепительной из своих улыбок, обхватил руками и понес по ступенькам на плац. Не останавливаясь, он взобрался на платформу, идущую вдоль крепостных стен, и только там поставил ее на ноги.

Солнце на несколько минут ослепило Еву, и она не заметила приближающуюся женщину-бойца, которая исполняла обязанности наблюдателя.

– Вы должны оставаться внизу, чтобы вас не заметили, – строго сказала она. – Приказ полковника Леванта.

– Пару минут, – попросил Питт. – Эта леди довольно долго не видела голубого неба.

В своем боевом камуфляжном костюме, ощетинившемся оружием, Софи Шовель, сержант команды быстрого реагирования УНИКРАТТ, могла быть жестокой и даже безжалостной, но она обладала также даром глубочайшего сострадания и понимания людей. Стоило ей взглянуть на прижавшуюся к Питту исхудавшую до синевы женщину, как выражение ее лица сразу же смягчилось.

– Хорошо, две минуты. – Она даже слегка улыбнулась. – А потом сразу обратно.

– Спасибо, – сказала Ева. – Очень вам признательна.

Прошел уже час после восхода солнца, когда Питт и Ева, обнявшись, смотрели на бесконечную песчаную равнину, тянущуюся на север до самого горизонта. Странно, но именно Питт, а не Ева особенно остро ощутил в этот момент грандиозное великолепие этого выжженного и враждебного пространства, чуть не погубившего его.

– Жду не дождусь, когда вновь увижу океан, – прошептала Ева.

– А ты подводным плаванием занималась? – спросил он.

– Я всегда любила воду, но никогда не погружалась в нее с трубкой.

– В заливе Монтерей полно всякой морской живности. Красивые рыбы среди зарослей водорослей и невероятные формы скал, особенно вдоль побережья от Кармела до Биг Сура. Когда мы окажемся там, я дам тебе уроки подводного плавания с дыхательным аппаратом и возьму с собой под воду.

– Я так жду этого!

Она закрыла глаза, закинула назад голову, впитывая солнечный свет, и щеки ее сразу порозовели под пока еще ласковыми лучами. Он сверху вниз глядел на нее, всматриваясь в каждую восхитительную черточку ее лица, которое не смогли испортить тяжелые испытания. Вдоль крепостной стены, выгоревшей на солнце, стояли наблюдатели. Ему вдруг так захотелось сжать ее в объятиях, забыть об опасности, забыть обо всем, кроме этого мгновения, и поцеловать ее.

Так он и сделал.

Она крепко обняла его за шею и подарила длительный ответный поцелуй. Он сжал ее талию, заставив приподняться на носки. И как долго они простояли так, обняв друг друга, никто из них не помнил.

Она слегка отстранилась, заглянула ему в глаза и словно утонула в их манящей зелени. Ее вдруг захватило и закружило непреодолимое чувство, в котором слились воедино волнение и слабость, благодарность и страсть.

– Я знала, – прошептала она, – еще тогда знала, в тот вечер в Каире, что не смогу устоять.

– А я тогда подумал, что мы уже больше никогда не увидимся, и мне стало ужасно грустно и одиноко, – признался Питт.

– После того как мы убежим отсюда, ты собираешься возвратиться в Вашингтон?

Она сказала это так, будто их освобождение было решенным делом.

Он пожал плечами, не отпуская ее.

– Я уверен, они захотят, чтобы я присоединился к работе группы, занятой проблемой нейтрализации красной волны. А ты куда подашься, когда отдохнешь и подлечишься? Отправишься с очередной благотворительной миссией в какую-нибудь слаборазвитую страну, пораженную неизвестным заболеванием?

– Это моя работа, – тихо вздохнула она. – Помогать спасению жизней – это то, к чему я стремилась с детских лет.

– На любовь остается мало времени, не так ли?

– Мы оба пленники наших профессий.

К ним подошла наблюдательница.

– Вы должны спуститься вниз, чтобы никто вас не заметил, – сказала она несколько смущенно. – Мы же не можем позволить себе проявлять беспечность сейчас, правда?

Ева притянула к себе голову Питта, заросшего щетинистой бородой, и прошептала ему на ухо:

– Ты не будешь думать обо мне как о развратной шлюхе, если я скажу, что хочу тебя?

Он лукаво улыбнулся:

– Я с первого взгляда отличаю развратных шлюх от приличных женщин.

Она незаметно поправила волосы и одернула грязную и оборванную одежду.

– Но вряд ли бы ты угадал ее в той, которая не мылась две недели и у которой остались лишь кожа да кости, как у изголодавшегося уличного кота.

– О, трудно сказать. Немытая голодная женщина, должно быть, знает, как разбудить во мне зверя.

Не говоря больше ни слова, Питт повел ее вниз к плацу, а затем в маленькую кладовую, служившую некогда кухней и столовой. Там было пусто, если не считать бочонка, наполовину наполненного железными костылями. Никого не было видно. Он оставил ее на минуту, а затем вернулся с двумя одеялами. Разложил одеяла на грязном полу и запер дверь кладовки.

Они едва различали друг друга в свете, проникающем из-под двери, и он вновь сжал ее в своих объятиях.

– Извини, что не могу предложить тебе шампанское и кровать королевских размеров.

Ева изящными движениями поправила одеяла и встала на колени, глядя вверх на его смутно различимое лицо, словно высеченное из гранита.

– А я закрою глаза и представлю, что нахожусь с моим красавцем любовником в самых роскошных апартаментах самого шикарного отеля Сан-Франциско.

Питт поцеловал ее и тихо рассмеялся.

– Леди, у вас фантастическое воображение.

51

Главный помощник Массарда Феликс Веренн вошел в кабинет босса:

– Исмаил Йерли звонит из штаб-квартиры Казима.

Массард кивнул и взял трубку телефона.

– Да, Исмаил. Я надеюсь услышать хорошие новости.

– Жаль огорчать вас, мистер Массард, но новости какие угодно, только не хорошие.

– Разве Казим еще не накрыл эту команду ООН?

– Нет, их еще ищут. Мы думали, что их самолет уничтожен, и так оно и есть. Но сами они исчезли в пустыне.

– Почему же ни один патруль Казима не пошел по их следу? – сердито спросил Массард.

– Ветер занес песком все следы их отхода, – спокойно ответил Йерли.

– А что на руднике?

– Заключенные взбунтовались, убили охранников, сломали оборудование и разграбили кабинеты. Ваши инженеры также мертвы. Понадобится шесть месяцев, чтобы вновь запустить рудник на полную мощность.

– Что с О'Баннионом?

– Исчез. Никаких следов его тела. Однако мои люди отыскали труп его надзирательницы-садистки.

– А-а, той американки, которую звали Меликой?

– Заключенные из мести изувечили ее тело почти до неузнаваемости.

– Должно быть, нападавшие захватили О'Банниона с собой, чтобы он дал показания против нас, – предположил Массард.

– Офицеры Казима только что начали допрос заключенных, – продолжал Йерли. – Так вот, могу сообщить еще одну новость, которая вряд ли улучшит вам настроение, а именно: один из оставшихся в живых охранников узнал тех самых американцев, Питта и Джордино. Оказывается, они неделю назад каким-то образом смылись из рудника, добрались до Алжира и вернулись с боевой группой ООН.

Массарда как громом поразило.

– Боже милостивый, это же означает, что они добрались до столицы, до Алжира, и связались с заграницей!

– Я тоже так думаю.

– Почему же О'Баннион не сообщил нам, что они сбежали?

– Очевидно, испугался того, как вы с Казимом отреагируете. Но самая большая загадка – как они прошли четыреста километров по пустыне без пищи и воды?

– Если они поведали о работе пленных рабов на руднике своему начальству в Вашингтоне, то они рассказали и о тайне Форт-Форо.

– У них нет документальных доказательств, – напомнил Йерли. – Чего стоят голословные утверждения этих двух иностранцев, которые нелегально пересекли границу суверенного государства и совершили ряд уголовных преступлений на его территории? Уверяю вас, их показания не примет всерьез ни один международный суд.

– Если не считать того, что мое предприятие осадят журналисты и наблюдатели за охраной окружающей среды со всего мира.

– Не беспокойтесь. Я посоветую Казиму закрыть границы для всех иностранцев, а если они все же проникнут в страну, высылать их.

– Вы забываете, – сказал Массард, пытаясь сохранить спокойствие, – о тех французских инженерах и подрядчиках, которых я нанял строить это предприятие и бросил в Тебеццу. Как только они окажутся в безопасности, то тут же раззвонят об их захвате и заточении. А главное, что еще более опасно, они расскажут о незаконном захоронению отходов, направленных для уничтожения. Корпорация «Массардэнтерпрайзиз» будет атакована по всем фронтам, и мне предъявят обвинение в каждой стране, где у меня есть офис или предприятие.

– Никого не останется в живых, чтобы дать показания, – успокоил Массарда Йерли так, словно дело уже было сделано.

– Что предпринимается дальше? – спросил Массард.

– Воздушная разведка Казима и его моторизованные патрули не обнаружили следов перехода алжирской границы. Это означает, что они по-прежнему в Мали, затаились и ждут помощи.

– Которую не допустят войска Казима.

– Разумеется.

– А не могут они направиться на запад, в Мавританию?

Йерли покачал головой:

– Нет, поскольку между ними и первой деревушкой с водой более тысячи километров. У них элементарно не хватит горючего для преодоления такого расстояния.

– Их надо остановить, Исмаил, – простонал Массард, не скрывая отчаяния. – Их надо уничтожить!

– Так и будет, – пообещал Йерли. – Клянусь вам, они не выберутся из Мали. Изловим всех до последнего. Они могут одурачить Казима, но не меня.

Эль Хадж Али сидел на песке в тени своего верблюда и поджидал проходящий поезд. Он прошел и проехал более двухсот километров от своей деревушки Арауан, чтобы подивиться на железную дорогу, о которой как-то рассказал ему проезжий англичанин, руководивший группой туристов, путешествующих в пустыне.

Когда Али исполнилось четырнадцать лет, отец в качестве подарка разрешил подростку взять одного из двух верблюдов семьи – великолепное белое животное, – чтобы отправиться на север, к сияющим рельсам и самому посмотреть на громадное стальное чудовище. Хотя Али уже видел автомобили, а высоко в небе и самолеты, другие же чудеса, как фотоаппараты, радио и телевизоры, оставались для него тайной. Ну а уж если он действительно увидит, а может быть, и потрогает локомотив, то тогда ему будут завидовать все парни и девушки их селения.

Ожидая, он пил чай и посасывал сладости. Прошло три часа, но поезд не показывался, и тогда Али сел на верблюда и направился вдоль железной дороги к Форт-Форо, чтобы рассказать семье и односельчанам хотя бы об этой гигантской стройке, поднявшейся среди пустыни. Проезжая мимо давно заброшенного форта Иностранного легиона, окруженного высокими стенами, он повернул от рельсов и из любопытства подъехал к воротам. Большие, выбеленные солнцем, они были плотно закрыты. Али спрыгнул с верблюда и пошел вдоль стен, высматривая другой вход, чтобы попасть внутрь, но, обнаружив только спекшуюся грязь и камень, оставил попытки и пошел обратно к железнодорожному пути.

Он глядел на запад, следя за тем, как далеко вытянулись эти серебряные рельсы, чуть извивающиеся в волнах жары, поднимающихся от разогретого солнцем песка. И пока он стоял на шпалах и смотрел, его взгляд вдруг что-то заметил. Появилась какая-то точка и поплыла среди волн тепла. Она увеличивалась и приближалась к нему. Великое стальное чудовище, подумал он в волнении.

Но по мере приближения этого предмета Али сообразил, что оно уж слишком мало для локомотива. И тут он различил двух людей, едущих на чем-то, похожем на автомобиль, движущийся по рельсам. Али сошел с железнодорожного полотна и встал рядом с верблюдом, а моторная тележка подкатила вплотную и остановилась перед ним.

Один из мужчин оказался белым иностранцем. Он мельком взглянул на подростка и отвернулся, а второй, темнокожий мавританец, окинул восхищенным взглядом белого верблюда и поздоровался:

– Салям алейкум.

Али вежливо поклонился и ответил на приветствие.

– Откуда ты пришел, парень? – спросил мавританец на языке туарегов.

– Из Арауана, чтобы посмотреть на стальное чудовище.

– Ты проделал большой путь.

– Путешествие было легким, – похвастался Али.

– У тебя прекрасный верблюд.

– Отец позволил мне взять самого лучшего.

Мавританец посмотрел на золотые наручные часы.

– Тебе недолго осталось ждать. Поезд из Мавритании пройдет примерно через сорок пять минут.

– Спасибо. Я обязательно дождусь.

– Заглянул бы пока в старый форт. Там много интересного, тебе наверняка понравится.

Али покачал головой:

– Я не смог войти. Ворота заперты.

Двое мужчин в тележке обменялись многозначительными взглядами и несколько минут разговаривали по-французски. Затем мавританец снова обратился к мальчику:

– А ты уверен? Форт всегда открыт. Ведь мы там храним шпалы и оборудование для ремонта железнодорожного полотна.

– Я не лгу. Сами посмотрите.

Мавританец вылез из тележки и пошел к форту. Через несколько минут он вернулся и снова заговорил с белым по-французски:

– Парень прав. Створки ворот закрыты изнутри.

Француз-обходчик встревожился:

– Мы должны немедленно доложить об этом начальству. Поехали.

Мавританец кивнул и забрался в тележку. Он помахал Али:

– Не стой близко у дороги, когда пойдет поезд, и покрепче держи своего верблюда.

Запыхтел моторчик, и тележка покатилась по рельсам в направлении предприятия по уничтожению отходов, оставив Али смотреть им вслед, а верблюда – стоически рассматривать горизонт и плевать на железную дорогу.

Полковник Марсель Левант понимал, что он никак не может помешать невесть откуда взявшемуся мальчишке, а вслед за ним и обходчику осмотреть форт снаружи. Дюжина автоматных стволов сопровождала каждое движение любопытствующих пришельцев. Их легко можно было бы подстрелить и затащить в форт, но Леванту было не по нутру убивать ни в чем не повинных гражданских, и потому их пощадили.

– Что вы об этом думаете, сэр? – спросил Пемброк-Смит, когда тележка остановилась у поста охраны на въезде.

Левант посмотрел на мальчика и его верблюда, прищурив глаза, как снайпер. Они все еще стояли у железной дороги, должно быть, ожидая поезда.

– Если те двое обходчиков расскажут охранникам Массарда, что форт закрыт, нам надо ожидать вооруженного патруля с проверкой.

Пемброк-Смит посмотрел на часы:

– До темноты еще добрых семь часов. Будем надеяться, что они не будут спешить.

– Есть новости от генерала Бока? – спросил Левант.

– Мы потеряли связь. Рацию стукнули во время поездки из Тебеццы и повредили там какие-то схемы. Мы больше не можем передавать, а прием очень слабый. Последнее послание генерала пришло с такими искажениями, что трудно его правильно растолковать. Единственное, что радист разобрал, так это что-то об американских спецвойсках, которые собираются вытащить нас отсюда и прибыли для этого в Мавританию.

Левант в недоумении уставился на Пемброк-Смита:

– Что американцы прибыли, это замечательно, но за каким дьяволом они прибыли в Мавританию? Боже милостивый, это же более трехсот километров отсюда! На кой черт они нужны нам в Мавритании, если на нас нападут еще до того, как мы доберемся до границы?

– Послание было неразборчивым, сэр, – беспомощно пожал плечами Пемброк-Смит. – Наш радист сделал все, что мог. Но не исключено, что он чего-то и не понял.

– А нельзя ли приспособить рацию к нашим боевым системам связи?

Пемброк-Смит покачал головой:

– Он уже думал об этом. Эти системы не стыкуются.

– Мы даже не знаем, правильно ли адмирал Сэндекер прочел шифровку Питта, – устало сказал Левант. – И все, что нам известно, так это то, что мы бродим кругами по пустыне или прорываемся к границе с Алжиром.

– Мне бы хотелось верить в лучшее, сэр.

Левант тяжело осел и привалился к крепостной стене.

– Никаких шансов прорваться. Даже горючего не хватит. Почти наверняка на открытом пространстве нас накроют малийцы. Нет связи с внешним миром. Боюсь, что многие из нас просто помрут в этой крысиной дыре, Пемброк-Смит.

– Будьте оптимистом, полковник. Возможно, американцам приказано прорваться сюда, подобно Седьмой кавалерийской бригаде генерала Кастера.

– О Господи! – в отчаянии взмолился Левант. – Не хватало еще поминать этого безрассудного идиота!

* * *

Джордино лежал на спине под транспортером и снимал рессору, когда в поле его зрения показались башмаки и ноги Питта.

– Где тебя носило, чудовище? – недовольно проворчал Ал, проворачивая головку соединительного болта.

– Предавался слабости, – жизнерадостно ответил Питт.

– Ну так теперь предайся созданию твоей чудесницы или как ее там. Можешь использовать балки из офицерской казармы. Они хоть и сухие, но крепкие.

– А ты тут, я вижу, постарался на славу.

– Чего не скажешь о тебе, – буркнул Джордино. – Кстати, не пора ли подумать, как скрепить воедино весь этот хлам:

В поле зрения Джордино появился небольшой деревянный бочонок.

– Проблема решена. В бывшей столовой я обнаружил бочонок с костылями для крепления шпал.

– В столовой?

– В кладовке столовой, – поправился Питт.

Джордино рывком выкатился из-под автомобиля и подозрительно осмотрел Питта с ног до головы, мгновенно отметив развязанные шнурки ботинок, полурасстегнутый камуфляжный костюм и растрепанные волосы. Когда он наконец заговорил, голос его за милю отдавал ядовитым сарказмом:

– Держу пари, что в кладовке ты обнаружил не только бочонок.

52

Когда из Форт-Форо в штаб-квартиру сил безопасности Казима пришло донесение от бригады обходчиков, оно было прочитано и отложено в сторону майором Сиди Ахмедом Гованом, офицером личной разведки генерала. Он не нашел в сообщении ничего ценного, чтобы направлять его этому турецкому выскочке Исмаилу Йерли, поскольку не усмотрел никакой связи между заброшенным фортом и неуловимой группой коммандос, бесследно исчезнувшей в четырехстах километрах севернее. Железнодорожных рабочих, настаивающих на том, что форт заперт изнутри, майор счел назойливыми стукачами, ищущими любой повод, чтобы выслужиться перед начальством.

Но по мере того, как проходили часы, а отряд ООН не объявлялся, майор Гован начинал воспринимать это донесение под иным углом зрения, и подозрения его возрастали с каждой минутой. Он был вдумчивым и способным молодым человеком, к тому же единственным офицером в силах безопасности Казима, получившим образование во Франции и ставшим выпускником Сен-Сира, знаменитого французского военного училища. Тщательно обдумав ситуацию, он пришел к выводу, что у него появился редкостный шанс не только снискать в случае удачи благодарность и расположение шефа, но и утереть нос хваленому импортному специалисту по разведке, выставив Исмаила Йерли жалким дилетантом в глазах генерала.

Гован схватил телефонную трубку и вызвал командующего малийскими военно-воздушными силами, потребовав немедленно провести воздушную разведку района южнее Тебеццы с обращением особого внимания на отпечатки автомобильных шин на песке. В качестве подстраховочной меры он посоветовал диспетчеру Форт-Форо временно приостановить движение поездов как в сторону предприятия, так и из него. Если отряд ООН все же прошел через пустыню на юг, не будучи замеченным, размышлял Гован, возможно, он затаился на дневное время в старом форте Иностранного легиона. Скорее всего, горючее у них на исходе, так что они, вероятно, будут дожидаться темноты, чтобы затем попробовать захватить поезд и двинуться к мавританской границе.

Все, что нужно было Говану, чтобы укрепиться в своем подозрении, – это воздушная разведка, которая обнаружила бы свежие отпечатки автомобильных колес, ведущие от Тебеццы к железной дороге. Уверившись, что он на правильном пути, майор позвонил Казиму и изложил новые аспекты, открывающиеся в поисковой операции.

* * *

Время внутри форта тянулось со скоростью нажравшейся снотворного улитки. Все считали минуты, оставшиеся до темноты. Каждый прошедший спокойно, без появления посторонних, час воспринимался как дар свыше. Но к четырем часам пополудни Левант понял, что спокойствию приходит конец.

Он стоял на крепостной стене и в бинокль рассматривал комплекс, когда появился Пемброк-Смит в сопровождении Питта.

– Вы посылали за мной, полковник? – спросил Питт.

Левант, не опуская бинокля, отрывисто заговорил:

– Когда вы и мистер Джордино проникали на территорию предприятия отходов, вы засекали время прохождения поездов?

– Да, входящие и уходящие поезда чередовались: один въезжал ровно через три часа после отъезда другого.

Левант опустил бинокль и уставился на Питта.

– Как же вы объясните тот факт, что вот уже в течение четырех с половиной часов не появился ни один из них?

– Какой-нибудь проблемой с железной дорогой, неисправностью оборудования, поломкой. Может быть куча изменений в расписании.

– И вы верите в это?

– Ни на грамм.

– Тогда что же вы об этом думаете? – настаивал Левант.

Питт уставился на рельсы, бегущие перед фортом.

– Если бы я держал пари на годовое жалованье, я бы сказал, что это из-за нас.

– Вы считаете, что движение приостановили, чтобы не дать нам сбежать? Питт кивнул:

– Если Казим просек конечный маршрут и если его воздушные патрули заметили следы машин, идущие на юг, к железной дороге, то он догадался, что наша цель – захват поезда.

– Малийцы сообразительнее, чем я полагал, – признался Левант. – Вот теперь мы в ловушке, да еще без связи, чтобы сообщить о сложившейся ситуации генералу Боку.

Пемброк-Смит прокашлялся:

– Если позволите, сэр. Я вызываюсь добровольно прорваться к границе, чтобы встретиться там с отрядом американских спецвойск и привести их сюда.

Левант с минуту сурово смотрел на него:

– В лучшем случае самоубийственная попытка.

– Это может оказаться нашим единственным шансом отправить кого-нибудь отсюда. С вездеходом я бы оказался за границей через шесть часов.

– Вы оптимист, капитан, – возразил Питт. – Я ездил по этой части пустыни. Стоит только развить приличную скорость по кажущейся плоской равнине, как на пути непременно возникает какой-нибудь овраг. И если вы окажетесь в Мавритании завтра поздним утром, считайте, что вам еще повезло.

– Я собираюсь ехать по прямой, по железной дороге.

– Гибельная затея. Не проедете и пятидесяти километров, как на вас набросятся патрули Казима, если они уже не блокировали путь.

– И потом, разве вы забыли, что у нас недостаток горючего? – добавил Левант. – Не хватит даже и на треть этого путешествия.

– Мы можем слить остатки из транспортеров, – не уступал Пемброк-Смит.

– Даже в этом случае вы рискуете не дотянуть, – заметил Питт.

Пемброк-Смит пожал плечами:

– Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Одного я вас не отпущу, – сказал Левант.

– Ночью в пустыне одному трудновато, – поддержал полковника Питт. – Вам необходим второй водитель и штурман.

– Я и не собирался ехать один, – сообщил Пемброк-Смит.

– Кого же вы выбрали в напарники? – спросил Левант.

Смит с улыбкой посмотрел на высокого парня из НУМА.

– Или мистера Питта, или его друга, мистера Джордино, поскольку они уже прошли ускоренный курс выживания в пустыне.

– От гражданского мало проку при стычках с патрулями Казима, – предупредил Левант.

– Я планирую облегчить пескоход, сняв с него всю броню и вооружение. Мы возьмем только запасное колесо и инструменты. Плюс запас воды на двадцать четыре часа и личное оружие.

Левант тщательно обдумал сумасшедший план Пемброк-Смита в своей обычной педантичной манере. Затем кивнул:

– Хорошо, капитан. Займитесь подготовкой автомобиля.

– Есть, сэр.

– Постойте.

– Сэр?

– Не хотелось бы расстраивать ваш план, но вы все-таки мой заместитель, и я не имею права вас отпустить. Придется вам отправить кого-то вместо себя. Я предлагаю лейтенанта Штайнхольма. Если не ошибаюсь, он однажды участвовал в ралли Монте-Карло.

Пемброк-Смит не пытался скрыть разочарования. Он даже начал что-то говорить, но вовремя спохватился, прикусил язык, отдал честь и поспешил по лестнице вниз к плацу.

Левант посмотрел на Питта:

– Вы можете вызваться только добровольно, мистер Питт. Я бы не хотел пользоваться своей властью и приказывать вам.

– Вот что я вам скажу, полковник, – обаятельно улыбнулся Питт. – За прошедшую неделю за мной гонялись по всей Сахаре, я был в миллиметре от смерти от жажды, в меня стреляли, кипятили, как омара, заковывали в кандалы и били плетьми. Я навидался столько дерьма, сколько другому за всю жизнь не встретится. У меня выработалась аллергия на ночные поездки по пустыне. Я собираюсь ехать на поезде и потому остаюсь. С лейтенантом Штайнхольмом пойдет Ал Джордино.

Левант усмехнулся:

– Вы блефуете, мистер Питт, нахально и беспардонно блефуете. Так же как и я, вы отлично знаете, что остаться здесь – верная смерть. И дать возможность вашему приятелю уйти отсюда – благородный жест. Со своей стороны позвольте выразить вам глубочайшее уважение.

– Благородные жесты не по моей части. Просто у меня привычка не бросать незаконченной работу.

Левант посмотрел вниз, где под защитой стены создавалась какая-то машина.

– Вы имеете в виду вашу катапульту?

– На самом деле это разновидность натяжного пружинного лука.

– И вы всерьез полагаете, что эта штука эффективно сработает против бронированных машин?

– О, она сработает, – уверенно заявил Питт. – Правда, черт ее знает, насколько хорошо.

* * *

Сразу же после заката от главных ворот убрали мешки с песком и другие части самодельной баррикады, и массивные двери раскрылись. Лейтенант Штайнхольм, рослый светловолосый австриец, пристегиваясь ремнем и сидя за рулем автомобиля, получал последние инструкции от Пемброк-Смита.

Джордино, стоя рядом с облегченным вездеходом, прощался с Питтом и Евой.

– Ну пока, старый приятель, – сказал он Питту, пытаясь выдавить улыбку. – Вообще-то это нечестно – отправлять меня вместо себя.

Питт быстро и крепко обнял Джордино.

– Не забывай об ухабах, оврагах и корягах.

– Мы со Штайнхольмом вернемся к обеду с пивом и пиццей.

Эти слова ничего не значили. Ни один из них ни на секунду не сомневался, что к полудню следующего дня от форта и всех, кто в нем окопался, останутся лишь воспоминания.

– Не буду выключать свет в окошке, – ответил Питт.

Ева легонько поцеловала Джордино в щеку и протянула ему небольшой сверток, завернутый в пластик.

– Тут немного еды на дорогу.

– Спасибо.

Джордино отвернулся, чтобы они не видели его увлажнившихся глаз, и забрался в вездеход с внезапно исчезнувшей улыбкой и с печалью на лице.

– Жми на газ, – сказал он Штайнхольму.

Лейтенант кивнул, включил скорость и вдавил педаль акселератора. Вездеход прыгнул вперед и пролетел сквозь открытые ворота, с ревом удаляясь в сторону гаснущего оранжевого заката и поднимая задними колесами петушиные хвосты песка.

Джордино обернулся. Питт стоял в воротах, обнимая Еву за талию. Он махал рукой на прощание. Джордино еще долго различал колдовскую улыбку Питта, пока песочная пыль не скрыла его из виду.

И долго еще бойцы группы смотрели вслед вездеходу, летящему по пустыне. Одни с сожалением, другие – с верой в успех, пока автомобиль не превратился в едва видимую точку в сгущающихся сумерках. Теперь все надежды на то, что они останутся в живых, возлагались только на Джордино и Штайнхольма. Затем Левант отдал приказ, и коммандос, закрыв ворота, снова забаррикадировали их мешками с песком.

* * *

Майор Гован получил долгожданное донесение от пилота патрульного вертолета, проследившего по еле заметным признакам исчезнувшую колонну машин Леванта до железной дороги. Дальнейшая разведка была прекращена из-за наступившей темноты. Несколько самолетов малийских военно-воздушных сил с приборами ночного видения на борту не могли взлететь из-за технических неисправностей. Но Гован уже не нуждался в дополнительных данных. Он точно знал, где затаилась его добыча, и связался с Казимом, чтобы утвердиться в оценке ситуации. Его непосредственный начальник в восхищении пообещал ему звание полковника и награду за отличную службу.

Участие Гована в операции было исчерпано. Он закурил сигарету, закинул ноги на стол и налил стакан дорогого коньяка «Реми Мартен», который хранился в его столе для особых случаев.

К несчастью для его главнокомандующего, генерала Казима, вся проницательность Гована и могущество его дедукции были провалены остальными участниками операции. И позднее, как раз тогда, когда Казиму позарез требовалась помощь главы его разведки, новоиспеченный полковник отправился в отпуск на свою виллу на берегу Нигера с любовницей-француженкой, ничего не ведая о буре, собирающейся на западе пустыни.

* * *

Массард внимательно выслушал телефонный доклад Йерли о поисках группы.

– Мы их обнаружили, – торжествующе объявил Йерли, присваивая себе плоды интуиции майора Гована. – Они полагали, что обхитрят нас, направившись в глубь Мали, но меня не обманешь. Они в ловушке в заброшенном форте легиона, недалеко от вас.

– Счастлив слышать это, – облегченно вздохнул Массард. – Что собирается предпринять Казим?

– Требовать их сдачи, чтобы потом выпотрошить.

– И если они согласятся?

– Предъявить коммандос и их офицерам обвинение во вторжении в его страну. После вынесения приговора они будут содержаться как заложники и будут освобождены в обмен на некоторые экономические уступки со стороны Организации Объединенных Наций. Заключенные из Тебеццы будут возвращены в в тюремные камеры, где вскоре тихо скончаются от различных заболеваний типа рака или сердечной недостаточности.

– Мне не нравится это решение. Слишком долго и слишком рискованно. Единственный верный способ обрубить все концы – это уничтожить их всех как можно быстрее. Никто не должен остаться в живых и заговорить. С нас хватит осложнений. Я настаиваю, чтобы вы уговорили Казима покончить с этим делом немедленно.

Его требование было таким настойчивым, таким резким, что даже Йерли ошеломленно замолчал на несколько секунд.

– Хорошо... – медленно заговорил он после паузы. – Я постараюсь убедить генерала приступить к атаке с первыми лучами солнца, сначала истребителями, а затем вертолетами со штурмовыми командами. К счастью, по соседству с тем местом недавно проходили маневры, и там у него четыре тяжелых танка и три роты пехоты.

– А он не может атаковать форт ночью?

– Ему необходимо время, чтобы собрать войска и скоординировать действия. Это невозможно сделать до раннего утра.

– И присмотрите, чтобы этот Казим сделал все возможное, чтобы не позволить Питту и Джордино сбежать вновь.

– Именно по этой причине я и принял меры, приостановив движение поездов в Мавританию и из нее, – солгал Йерли.

– Где вы сейчас?

– В Гао, перед посадкой на борт командного самолета, который вы с такой щедростью преподнесли в дар Казиму. Он планирует лично наблюдать за штурмом.

– И помните, Йерли, – медленно и веско сказал Массард, – никаких пленных.

53

Они появились сразу же после шести часов утра. Несмотря на то что бойцы команды ООН устали, копая глубокие траншеи у основания стен, все они были начеку и готовы к отпору. Большинство пряталось в открытых ячейках, как кроты, ожидая воздушной атаки. Глубоко в подземном арсенале медики разворачивали полевой госпиталь, а французские инженеры и их семьи располагались под старыми деревянными столами и другой мебелью, чтобы уберечь себя от камней и обломков, которые могли начать падать с потолка. Только Левант и Пемброк-Смит вместе с расчетом пулемета «вулкан», снятого с вездехода, оставались на стене форта, прикрытые лишь парапетом и торопливо насыпанными мешками с песком.

Приближающийся реактивный самолет был услышан еще до того, как его можно было заметить в небе. Прозвучал сигнал тревоги.

Питт не прятался, он хлопотал вокруг пружинного лука, лихорадочно заканчивая работу. Автомобильные рессоры, установленные вертикально среди груды деревянных балок, были согнуты почти пополам с помощью гидравлического домкрата со старого подъемника, найденного среди железнодорожного оборудования. К сжатым рессорам была привязана бочка, наполовину наполненная дизельным топливом, с дырками, проделанными в верхней крышке, и поставленная под острым углом к небу. Оказав помощь Питту в сборке этого хитрого изобретения Руба Голдберга, люди Леванта удалились, крайне сомневаясь в том, что эта бочка перелетит через верх стены, а не полыхнет на их же стороне и не обожжет всех на плацу.

Левант встал на колени за парапетом, защитив спину мешками с песком, и уставился в безоблачное небо. Заметив самолеты, он принялся наблюдать за ними в бинокль. Истребители пока не предпринимали активных действий и кружили на высоте не более пятисот метров над пустыней примерно в трех километрах к югу от форта. Он отметил, что они не боятся ракет класса «земля – воздух». Казалось, они были уверены, что форт ничем не сможет оборониться от воздушного нападения.

Подобно многим военным лидерам стран третьего мира, Казим блеск предпочитал сущности и потому купил французские «Миражи» для показухи, а не для войны. Мало опасаясь слабых вооруженных сил соседних стран, малийский главнокомандующий создал военно-воздушные и наземные войска для собственного самоутверждения и для внушения страха возможным революционерам внутри страны.

За самолетами следовала небольшая флотилия легковооруженных вертолетов, чьей единственной миссией была доставка разведывательных патрулей и штурмовых отрядов. Только истребители были способны выпускать ракеты, разрушающие бронированные танки и фортификационные сооружения. Но малийские пилоты, не имея новейших бомб с лазерным прицелом, вынуждены были вручную корректировать наведение ракет старого образца на цель.

Левант сказал в микрофон, вмонтированный в шлем:

– Капитан Пемброк-Смит, готовность номер один расчету «вулкана».

– "Мадлен" готова открыть огонь, – подтвердил Пемброк-Смит с огневой точки, расположенной напротив.

– Мадлен?

– Расчет очень привязан к своему пулемету, и потому его назвали в честь одной девушки, дарившей их своим вниманием в Алжире.

– Ну так смотрите, чтобы эта Мадлен не капризничала и чтобы у нее ничего не заклинило.

– Да, сэр.

– Когда первый самолет появится на огневом рубеже, – инструктировал Левант, – и будет выходить из виража, стреляйте ему в хвост. Если правильно оцените ситуацию, то успеете врезать и по второму самолету, прежде чем он выпустит ракеты.

– Слушаюсь, сэр.

Не успел Пемброк-Смит ответить, как ведущий «Мираж» сломал строй и резко снизился до семидесяти пяти метров, не тратя усилий на противозенитные маневры. Пилот вряд ли был асом. Он шел медленно, а ракеты выпустил с небольшим запозданием.

Снабженная одноступенчатым пороховым двигателем, первая ракета пролетела над фортом и разорвалась, подняв высокий фонтан песка за его стенами. Вторая попала в северный парапет и, разорвавшись, проделала двухметровую дыру в верхней части стены, осыпав при этом плац ливнем каменных осколков.

Расчет «вулкана», ведя низко летящий истребитель, открыл огонь сразу же, как только самолет пролетел над фортом. Вращающиеся шесть стволов пулемета Гатлинга, установленные на тысячу выстрелов в минуту вместо их максимальной скорострельности две тысячи – в целях экономии патронов – выплюнули поток двадцатимиллиметровых пуль в улетающий самолет, когда он, делая вираж, подставил под огонь уязвимое место. Одно крыло отломилось так чисто, словно его срезал скальпель хирурга, и «Мираж», резко перевернувшись, врезался в землю.

Не успел он упасть, а «Мадлен» уже развернулась на сто восемьдесят градусов и вновь открыла огонь. Струя выпущенных ею пуль, пересекаясь с траекторией полета второго самолета, ударила ему в носовую часть. Показался черный дым, и истребитель, превратившись в огненный шар, взорвался, осыпая обломками стены форта.

Пилот следующего истребителя запаниковал, слишком рано выпустил ракеты и поспешно развернулся, выводя машину из-под обстрела. Левант задумчиво наблюдал, как двойной взрыв образовал глубокие воронки в добрых двухстах метрах перед фортом. Потеряв ведущего, эскадрилья прекратила атаку и начала бесцельно кружить за пределами досягаемости огневых средств защитников форта.

– Прекрасная стрельба, – похвалил Левант расчет «вулкана». – Теперь они знают, что мы кусаемся, и потому будут запускать ракеты с дальней дистанции и с меньшей точностью.

– Израсходовано всего около шестисот патронов, – доложил Пемброк-Смит.

– Пусть «Мадлен» пока отдыхает, а людей отправьте в укрытие. Через некоторое время им опять придется поработать. Рано или поздно какой-нибудь самолет потеряет осторожность и вновь приблизится к нам.

Казим слушал, как летчики взволнованно окликают друг друга в эфире, и наблюдал на мониторах видеотелефотосистемы командного центра их полный разгром. Спокойная уверенность малийских пилотов была основательно потрясена отпором, неожиданно полученным от врага в первом же настоящем бою, и теперь боевые летчики что-то лепетали в эфире, как испуганные дети, и просили инструкций.

С пылающим от гнева лицом Казим ворвался в отсек связи и заорал в микрофон:

– Трусы! Это говорит генерал Казим. Вы, пилоты, должны быть моей правой рукой, моей десницей возмездия! Атакуйте, атакуйте! Любой, кто не проявит мужества, после приземления будет расстрелян, а его семья отправлена в тюрьму.

Вообще-то пилоты военно-воздушных сил Мали обычно предпочитали разгуливать по улицам и приставать к хорошеньким девушкам, а не сражаться с врагом, который мог и убить. Французы настойчиво пытались обучить этих детей пустыни тактике воздушного боя, но традиционное воспитание и культура мышления слишком глубоко сидели в малийцах, чтобы можно было превратить их в эффективную боевую силу.

Подстегиваемые приказами Казима и больше опасаясь его гнева, нежели пуль и снарядов, малийские летчики возобновили атаки, по очереди пикируя на пока еще неприступные стены старого форта Иностранного легиона.

* * *

Словно считая себя неуязвимым, Левант стоя наблюдал за атакой с крепостной стены со спокойствием зрителя на теннисном матче. Первые два истребителя, выпустив ракеты, поспешили развернуться, чтобы оказаться где угодно, лишь бы подальше от форта. Все их ракеты пролетели выше цели и разорвались за железной дорогой.

Самолеты налетали со всех сторон, что существенно ослабляло их эффективность. Вместо того чтобы сосредоточенно долбить в одно место с целью сокрушить одну из стен форта, они беспорядочно атаковали крепость кому откуда заблагорассудится. Обнаружив, что ответный огонь не открывается, малийцы стали более меткими. Форт начал получать сокрушающие удары. В кирпичной кладке старых стен появились дыры, а сами стены начали крошиться.

Затем, как и предвидел Левант, малийские пилоты стали еще увереннее и смелее, подлетая все ближе и ближе. Полковник отряхнул пыль с камуфляжного костюма:

– Капитан Пемброк-Смит, раненые есть?

– Не докладывали, полковник.

– Пора «Мадлен» и ее приятелям вновь отрабатывать зарплату.

– Расчет уже у пулемета, сэр.

– Если спланируете толково, то у вас хватит патронов, чтобы сбить еще парочку этих чертей.

Задача облегчалась тем, что два самолета летели над пустыней крылом к крылу. «Вулкан» развернулся и открыл огонь. Поначалу показалось, что расчет промахнулся. Но тут из правого «Миража» вырвались пламя и черный дым. Самолет не взорвался, и пилот не потерял над ним контроль. Просто нос самолета накренился вниз под небольшим углом, и истребитель стал снижаться до тех пор, пока не врезался в землю.

«Мадлен» переключилась на левый самолет и, как разъяренная ведьма, открыла по нему непрерывный огонь. Прошло несколько секунд, от вращающихся стволов отлетели последние гильзы, и наступила внезапная тишина. Но до этого порция огня превратила истребитель в месиво, подобное тому, что выходит из мусородробилки. Носовая часть вместе с кабиной пилота просто разлетелась на куски, но фюзеляж «Миража», продолжая нестись по инерции по прежней траектории, врезался в восточную стену, взорвавшись с ужасающим грохотом и осыпав осколками камней и горящими обломками плац и офицерские казармы. У находящихся внутри было такое ощущение, что от прокатившегося взрыва старый, видавший виды форт приподняло над землей.

Над Питтом словно раскололось небо, его подбросило и швырнуло с силой на землю. Ему показалось, что взрыв раздался прямо над ним, хотя на самом деле то было с внешней стороны форта. У Питта перехватило дыхание, словно в вакууме. Он беззвучно разевал рот, пытаясь вдохнуть, а вокруг все сотрясалось от ударной волны. Он рывком поднялся на колени и закашлялся от песочной пыли, поднявшейся по всему форту. И сразу же подумал о пружинном луке. Когда тучи пыли немного рассеялись, он с облегчением увидел, что тот остался в целости и сохранности. И тут же вздрогнул, заметив лежащее рядом с ним на земле тело.

– Боже... мой! – прерывисто прохрипел раненый.

Питт узнал Пемброк-Смита, которого силой взрыва скинуло с крепостной стены. Дирк подполз ближе и увидел закрытые глаза. Только бьющаяся жилка на шее капитана показывала, что тот еще жив.

– Очень больно? – спросил Питт, не зная, что еще сказать.

– Этот чертов удар выбил из меня дух и сломал мне спину, – выдохнул Пемброк-Смит сквозь сжатые зубы.

Питт глянул вверх, на разбитую часть парапета.

– Ты просто упал. Я не вижу ни крови, ни сломанных костей. Можешь пошевелить ногами?

Пемброк-Смит попробовал поднять колени и пошевелить ногами.

– Во всяком случае, позвоночник слушается.

Внезапно он поднял руку и указал на что-то на плацу позади Питта.

Песочная пыль начинала оседать, и на лице Пемброк-Смита отразилась беспомощность, когда он увидел громадную кучу камней, завалившую нескольких его людей.

– Откопайте этих бедняг! – взмолился он. – Бога ради, откопайте их!

Питт резко обернулся, всматриваясь в развалившуюся и обрушившуюся стену. То, что некогда было мощным бастионом, сложенным из камней и цементирующего раствора, теперь превратилось в груду булыжников. Из тех, кто был под этой стеной, никто не остался в живых, всех раздавило насмерть. Те же, кто мог чудом уцелеть в заваленных окопчиках, не могли протянуть долго, их ждала гибель от удушья. Питт сразу понял, что, для того чтобы откопать их вовремя, нужны мощные механизмы, и сердце его упало.

Но еще до того как он среагировал, очередной залп ракет влетел в форт, поджигая и разрушая кухню-столовую. Загорелись стропила крыши, изрыгая черный столб дыма в зной раскаляющегося утра. Стены теперь выглядели так, словно над ними поработал великан с кувалдой. Меньше всего пострадала северная стена – невероятно, но на воротах не было ни царапины. А вот другие три стены были здорово покалечены: в них образовалось несколько проломов.

Потеряв четыре самолета, выпустив все ракеты и израсходовав горючее, оставшиеся истребители перегруппировались и легли на курс к базе на юге. Оставшиеся в живых коммандос ООН выбрались из подземных убежищ, как мертвые из могил, и отчаянно начали разгребать обломки стены над своими товарищами. Несмотря на их лихорадочные старания, силы рук было недостаточно, чтобы разобрать завалы достаточно быстро, и ни у кого из погребенных под камнями не оставалось шансов спастись.

Левант спустился с парапета и начал отдавать приказания. Раненые были отправлены или перенесены в безопасный арсенал, где их уже поджидали медики, которым в качестве санитарок помогали Ева и другие женщины.

На лицах мужчин и женщин тактической группы отразилась боль, когда Левант приказал им прекратить раскопки и заняться заделкой самых больших брешей. Левант разделял их скорбь, но он должен был позаботиться о живых. Смерть есть смерть, и ничего тут не поделаешь.

Позеленевший и страдающий от пронзительной боли в спине, неугомонный Пемброк-Смит ковылял по форту, собирая доклады о раненых и произнося слова поддержки. Несмотря на окружающие смерть и ужас, он пытался внушить людям чувство юмора, чтобы они могли одолеть выпавшие на их долю страдания.

Подсчет показал, что убиты шестеро, а трое получили серьезные переломы от летящих камней. Еще семеро после обработки и перевязки ран и ушибов вернулись на свои позиции. Оценив ситуацию, полковник Левант подумал про себя, что могло быть и хуже. Но он знал, что воздушная атака была лишь вступлением. И действительно, после короткой паузы второй акт начался с разрыва у южной стены реактивного снаряда, выпущенного одним из четырех танков, расположившихся в двух тысячах метров к югу. А затем один за другим еще три управляемых реактивных снаряда ударили в форт.

Левант быстро взобрался на кучу камней, бывшую некогда стеной, и навел бинокль на танки.

– Французские танки типа «АМХ-30», вооруженные тактическими реактивными снарядами «СС-2», – спокойно объявил он Питту и Пемброк-Смиту. – Они нас немножко обработают, пока подойдет пехота.

Питт оглядел полуразрушенную крепость:

– Немного осталось обрабатывать, – коротко проговорил он.

Левант опустил бинокль и повернулся к Пемброк-Смиту, стоящему рядом и сгорбленному, словно девяностолетний старец.

– Приказываю всем спуститься в арсенал. За исключением наблюдателей, нам лучше пересидеть этот шторм внизу.

– А когда подъедут танки, чтобы постучать в наши двери? – спросил Питт.

– Ну, тогда настанет пора для вашей катапульты, – скептически произнес Пемброк-Смит. – К сожалению, это все, что у нас имеется против этих чертовых танков.

Питт усмехнулся:

– Не спешите судить по одежке, капитан. Посмотрим, что вы скажете, когда моя малышка выплюнет им в рожи пару горяченьких.

Питт гордился своим поведением. Ему прекрасно удавалось скрывать дурные предчувствия, волнами накатывающие на него. Он не имел ни малейшего понятия, сработает его средневековое противотанковое орудие или так и останется бесполезным нагромождением дерева и металла, но, как всякий хороший игрок в покер, Питт умел делать хорошую мину при самой плохой игре.

54

А в четырехстах километрах от Форт-Форо на западе Сахары наступал тихий рассвет; ни единый порыв ветерка не тревожил воздух над пустынными, безликими и безлюдными песками. Единственный звук доносился от приглушенных выхлопов двигателя вездехода, скользящего по пустыне, подобно черному муравью по пляжу.

Джордино наблюдал, как на бортовом компьютере вычислялся их прямой путь без отклонений, которые им приходилось делать, чтобы объезжать непреодолимые овраги и огромные пространства дюн. Дважды им пришлось сделать крюк километров в двадцать от основного курса.

Согласно цифрам, вспыхивающим на маленьком экране, Джордино и Штайнхольм потратили почти двенадцать часов, чтобы преодолеть четыреста километров от Форт-Форо до границы с Мавританией. То, что они отдалились от железной дороги, стоило им потери драгоценного времени. Но слишком высока была ставка, чтобы рисковать наткнуться на войска, патрулирующие железную дорогу, или быть разнесенными в клочья барражирующими над ней малийскими истребителями.

Последняя треть Пути пролегала по твердой поверхности, усеянной камнями, в основном гладко отшлифованным мелким гравием. Камни попадались разных размеров – от рисового зернышка до футбольного мяча – и превращали вождение машины в кошмар, но даже это не могло заставить гонцов снизить скорость. Они скакали по этой неровной поверхности с постоянной скоростью девяносто километров в час, терпя выматывающую душу тряску со стоической решимостью.

Усталость и боль улетучивались, как только они вспоминали о том, что может случиться с оставшимися в форте мужчинами и женщинами, ждущими помощи. Джордино и Штайнхольм слишком хорошо понимали, что если у них и была надежда, то только на обнаружение отряда американских спецвойск, причем обнаружение быстрое, чтобы успеть со спасательной миссией до того, как Казим устроит в форте резню. Обещание Джордино вернуться к полудню теперь мучило его. Эта перспектива выглядела весьма туманной.

– Как далеко до границы? – спросил Штайнхольм по-английски с акцентом Арнольда Шварценеггера.

– Не могу сказать, – ответил Джордино. – Ведь она же не представляет из себя видимую черту, на которой написано «Добро пожаловать».

– Хорошо, что уже светло. Хотя бы определиться можно.

– Малийцам тоже легче накрыть нас днем.

– Я за то, чтобы двигаться на север, к железной дороге, – сказал Штайнхольм. – Стрелка горючего почти на нуле. Еще тридцать километров, и мы пойдем пешком.

– О'кей, ты убедил меня.

Джордино еще раз посмотрел на компьютер и указал на компас, установленный на приборной панели.

– Поворачивай на пятьдесят градусов на северо-запад, чтобы мы по диагонали уперлись в железнодорожное полотно. Это даст нам выигрыш в несколько километров, если мы все еще не заехали на территорию Мавритании.

– Вот это правильный совет, – сказал Штайнхольм, улыбаясь. Он вдавил педаль до пола, выруливая между камней и песка, поднимая фонтаны гравия и пыли. Одновременно он повернул руль и направил свой вездеход через пустыню к железной дороге Массарда.

* * *

Истребители вернулись к одиннадцати часам и возобновили бомбардировку форта ракетами. Когда они закончили свою атаку, за дело взялись танки, и над пустыней повисло эхо от непрекращающегося грохота разрывов. Для защитников крепости все это казалось бесконечным, а тут еще наземные войска подошли на триста метров и открыли по руинам минометный и снайперский огонь.

Такой концентрации огня не знал весь французский Иностранный легион в битвах с туарегами за все время его столетнего пребывания на территории Западной Африки. Снаряд за снарядом падали дождем, и их разрывы сливались в один непрекращающийся раскат грома. Остатки стен продолжали рассыпаться от непрерывных разрывов, которые поднимали высоко в воздух камни, обломки раствора и песок, пока мало что в старом форте стало напоминать его былую мощь. Теперь он походил на древние развалины.

* * *

Самолет генерала Казима приземлился в близлежащем сухом озере. Его, а также начальника штаба Згира Чейка и Исмаила Йерли встретил капитан Мохаммед Батутта, который отвез их на своем полноприводном джипе к спешно организованному командномупункту полевого командира полковника Нугума Мансы. Тот вышел навстречу начальству.

– Вы их полностью окружили? – спросил Казим.

– Да, генерал, – быстро ответил Манса. – Я планирую постепенно продвигать к форту наши линии перед решающим штурмом.

– А вы не делали попыток заставить сдаться эту группу ООН?

– Уже четыре раза. Но каждый раз мне решительно отказывал их главарь, полковник Левант.

Казим цинично улыбнулся:

– Ну, если они так стремятся умереть, мы им поможем.

– Их, должно быть, уже немного осталось, – заметил Йерли, глядя в телескоп, установленный на треноге. – Эта крепость от дыр уже похожа на решето. Их всех, должно быть, уже похоронило под упавшими стенами.

– Мои люди рвутся в бой, – напыщенно заявил Манса. – Они горят желанием показать свое умение любимому руководителю.

Казим выглядел польщенным:

– И у них будет такая возможность. Приказываю начать штурм форта через час.

В непрекращающемся грохоте не было пауз. Внизу, в арсенале, теперь забитом почти шестьюдесятью человеками – коммандос и бывшими узниками Форт-Форо, – камни, поддерживающие арочный потолок, и скрепляющая их известка начали осыпаться, падая на спрессованную массу людей.

Ева сидела у лестницы, перевязывая женщину-бойца, у которой плечо в нескольких местах было пробито мелкой шрапнелью, когда у верхнего входа разорвалась мина. Ее швырнуло на женщину, за которой она ухаживала, а в голову угодил камень, выбитый из кладки взрывной волной. Она потеряла сознание и очнулась позже, уже лежащей на полу среди раненых. Ее перевязывал один из медиков, в то время как Питт, сидя на корточках, держал ее за руку. Его посеревшее от усталости лицо с потеками высохшего пота и побелевшей от пыли бородой было озарено нежной улыбкой.

– Добро пожаловать обратно, – сказал он. – Ты заставила нас здорово переволноваться, когда рухнула лестница.

– Так мы в ловушке? – пробормотала она.

– Нет, когда надо будет, мы выберемся.

– Почему здесь так темно?

– Капитан Пемброк-Смит со своей командой расчистили входное отверстие ровно настолько, чтобы можно было дышать. Света мало, зато шрапнель не залетает.

– Я чувствую, как у меня все онемело. И странно, что нет боли.

Медик, молодой рыжий шотландец, ухмыльнулся:

– Я напичкал вас успокаивающими лекарствами. Мне не хотелось, чтобы вы очнулись, пока я собирал ваши нежные косточки.

– Что со мной?

– Все нормально, если не считать сломанных правой руки и ключицы, одного или более треснувших ребер – без рентгена я не могу сказать точнее, – сломанной большой берцовой кости и вывихнутой лодыжки. Плюс куча синяков и возможные внутренние повреждения.

– Вы на редкость откровенны для медика, – сказала Ева, мужественно пытаясь улыбнуться в ответ.

Тот похлопал ее по здоровой руке:

– Простите мою дурную манеру, но я думаю, что вам лучше знать суровую правду.

– Я оценила это, – слабым голосом ответила она.

– Пару месяцев отдыха – и вы будете готовы купаться в речке.

– Спасибо, а то я терпеть не могу бассейны.

Пемброк-Смит, как обычно неутомимый, расхаживал по арсеналу, набитому людьми, и подбадривал их. Подойдя к Еве, он опустился рядом с ней на колени:

– Ну-ну, да вы у нас просто железная леди, доктор Рохас.

– Мне сказали, что я буду жить.

– Но какое-то время не сможете страстно предаваться сексу, – поддразнил ее Питт.

Пемброк-Смит скроил комичную физиономию.

– Вот бы оказаться рядом, когда она поправится.

Но Ева уже не отреагировала на эту шутку. Он еще не кончил говорить, как она вновь потеряла сознание.

Питт и Пемброк-Смит переглянулись, и на их лицах не было и тени улыбки. Капитан кивнул на автоматический пистолет, пристегнутый у Питта под мышкой.

– В самом конце, – сказал он спокойно, – окажешь ей эту услугу?

Питт серьезно кивнул:

– Я позабочусь о ней.

Подошел Левант, мрачный и усталый. Он знал, что его закаленные бойцы могут терпеть долго и вытерпеть многое. Но новое бремя – наблюдать, как страдают женщины и дети, – потрясало его стойкий профессиональный дух. Он просто не мог смотреть, как страдают мирные люди и его любимая тактическая команда, обреченная на гибель. Его охватил самый настоящий жуткий страх, когда прекратилась бомбардировка, и он мог лишь беспомощно наблюдать, как ободренные зрелищем разбитого форта малийцы спешат устроить резню.

По его подсчетам, против них было брошено от тысячи до полутора тысяч солдат. Число же оставшихся под его началом боеспособных мужчин и женщин сократилось до двадцати девяти, включая Питта. Да еще приходилось считаться с четырьмя танками. Он не мог и представить, как долго смогут они продержаться. Час, может быть, два, но вряд ли дольше. Но они будут сражаться, в этом нет сомнения. Странно, но бомбардировка в чем-то сработала на них: большинство камней обрушившихся стен упали наружу, затрудняя атакующим войскам подход, заставляя их карабкаться по булыжникам.

– Капрал Вадилински докладывает, что малийцы выстроились в боевой порядок и двигаются к нам, – сообщил он Пемброк-Смиту. – Атака неизбежна. Расширьте выход к лестнице и проинструктируйте ваших людей, чтобы выбирались наружу и занимали позиции сразу же, как прекратится стрельба.

– Слушаюсь, полковник.

Левант обернулся к Питту:

– Ну, мистер Питт, полагаю, настало время опробовать ваше изобретение.

Питт встал и вытянулся.

– Если только его не разнесло вдребезги.

– Когда я несколько минут назад осматривал окрестности, ваша катапульта стояла в целости и сохранности под прикрытием оставшегося куска стены.

– Значит, больше не пить мне текилы.

– Ну, пока все не так круто, я надеюсь.

Питт посмотрел в глаза Леванту:

– Вы не будете возражать, если я спрошу, что вы ответили на требования Казима сдаться?

– Тот же самый ответ, что мы, французы, дали при Ватерлоо, – merde.

– Иными словами, дерьмо, – перевел Пемброк-Смит.

Левант улыбнулся:

– В общем, мы любезно отказались.

Питт вздохнул:

– Вот уж не думал, что сын миссис Питт закончит свои дни, как Дэви Крокетт и Джим Боуи при Аламо.

– И не забудьте о нашей малочисленности и превосходстве врага в вооружении, – напомнил Левант. – Должен сказать также, что вариант остаться в живых представляется мне далеко не лучшим в сложившейся ситуации.

Тишина наступила так внезапно, словно на подземный арсенал сверху набросили ватное одеяло. Все замерли и уставились в потолок, словно могли видеть через три метра камня и песка.

Прятавшиеся и обстреливаемые в течение шести часов бойцы тактической команды – те из них, кто был еще в состоянии сражаться, – отбросили в сторону камень, прикрывавший вход, выбрались в жару и палящее солнце и рассредоточились среди руин. Форт почти невозможно было узнать. Он походил на склад, над которым поработала бригада подрывников. Черный дым поднимался от транспортеров и развалин строений. Пули свистели и отлетали рикошетом среди груд камней, как обезумевшие осы.

Бойцы тактической команды ООН были потными от жары, грязными, голодными и смертельно уставшими, но у них напрочь отсутствовал страх, и они были злее черта, готовые сразиться хоть со всеми малийцами сразу. Сдержанные и вежливые в повседневной жизни, в битве с врагом они преображались в настоящих берсерков. Занимая оборонительные позиции, бойцы мысленно клялись, что будут драться до последнего и нападающие дорого заплатят за их жизни.

– По моей команде открываем прицельный огонь, – приказал Левант по радио в своем шлеме.

* * *

Боевой план Казима был до смешного прост: танки прорываются через разбитые ворота в северной стене, а пехота наваливается со всех сторон. В бой он бросил всех имеющихся в его распоряжении людей – тысячу четыреста семьдесят человек. В резерве не осталось никого.

– Мне нужна полная победа, – объявил Казим своим офицерам. – Никаких полумер. В плен никого не брать, раненых коммандос ООН добивать на месте.

– Никаких пленных? – с удивлением переспросил полковник Чейк. – Благоразумно ли это, мой генерал?

– А вас тут что-то смущает, мой старый друг?

– Когда международная общественность узнает, что мы казнили целый отряд войск ООН, против нас могут быть приняты серьезные контрмеры.

Казим поднялся:

– Я не собираюсь поощрять безнаказанные вторжения через наши границы. И мир скоро узнает, что с малийцами нельзя обращаться как с каким-то сбродом.

– Я согласен с генералом, – поддакнул Йерли. – Враги вашей страны должны быть уничтожены.

Казим уже не мог сдерживать внутреннего волнения. До этого ему еще не доводилось водить войска в бой: ведь его стремительное продвижение к власти было результатом коварных интриг, и до этого он лишь отдавал приказы другим, если требовалось убить какого-нибудь оппозиционера. Теперь же Казим представлялся себе великим воином, призванным покарать неверных чужестранцев.

– Приказываю выступать, – высокопарно произнес он. – Это исторический момент. Мы вступаем в бой с врагом.

* * *

Малийские войска бежали по пустыне в классическом, как в учебнике, порядке атаки: припасть к земле, чтобы прикрыть огнем другие ряды наступающих, а затем перебежать вперед самим. Первая волна отборных войск, не встречая ответного огня, открыла стрельбу за двести метров до форта. Идущие перед ними танки не стали расходиться веером, а двигались эшелоном.

Питт решил попытаться остановить последний из них. С помощью пяти коммандос он разобрал пружинный лук и перетащил его на открытое место. В древности осадные орудия натягивали с помощью ворота и талей. В модели же Питта вилы подъемника можно было наклонять так, что зубцы выгибали рессорные пружины лука в горизонтальную линию. В то время как одну продырявленную бочку с дизельным топливом погрузили на пружинный лук, пять других, составляющих весь боезапас Питта, поставили рядом.

– Ну, давай, детка, – пробормотал Дирк, когда стартер провернул скрипящее устройство подъемника. – Не время сейчас капризничать.

В карбюраторе что-то зачихало, запыхтели выхлопные газы, и мотор заурчал на холостом ходу.

Еще ранее в предрассветной тьме Левант выходил из форта, чтобы воткнуть в песок вешки в качестве отметки огневых рубежей по всему периметру. Подпускать атакующих на расстояние, когда обороняющиеся могли видеть белки их глаз, означало бы верную смерть – слишком велико было численное преимущество малийцев, чтобы вступать с ними в рукопашную схватку. Левант установил вешки на расстоянии семидесяти пяти метров.

Теперь, когда тактическая команда ожидала приказа открыть огонь, все взгляды были устремлены на Питта. Если танки не остановить, нападающим малийцам придется лишь безо всяких хлопот добивать раненых.

Питт вынул нож и сделал отметку вертикальной наводки в том месте, где изгиб рессор встречался с пусковой планкой, чтобы определять зависимость дальности полета от натяжения. Затем он забрался на балки основания устройства и вновь поглядел на танки.

– В какой вы целитесь? – спросил Левант.

Питт указал на слегка отставший танк в конце колонны:

– Я думаю начать с последнего, а потом перенесу огонь на остальные.

– Чтобы в передовых танках не сразу узнали, что делается сзади, – вслух прокомментировал Левант. – Ну что ж, будем надеяться, это сработает.

Палящая солнечная жара пронизывала бронированные корпуса танков. Более чем уверенные в том, что не столкнутся в форте ни с чем опасным, разве что с мертвыми телами, малийцы вели танки с открытыми люками, расстреливая снарядами остатки крепостной стены форта.

Когда Питт уже почти мог различить черты лица водителя переднего танка, он поджег факел и поднес его к топливу, разлитому на верхней крышке продырявленной бочки. Пламя вспыхнуло мгновенно. Затем Питт воткнул факел в песок и дернул за веревку, освобождающую спуск, сделанный им из дверного замка. Тугая нейлоновая веревка и трос, сдерживающий пружины, хлопнули, освобождаясь, и рессоры грузовика рывком распрямились.

Пылающая бочка с дизельным топливом взлетела над разрушенной стеной, подобно сверкающему метеору, и, воспарив высоко над задним танком, ударилась на значительном расстоянии от него, прежде чем взорваться.

Питт застыл в изумлении.

– Эта штука действует даже лучше, чем я предполагал, – пробормотал он.

– Пониже метров на пятьдесят и на десять метров правее, – небрежно заметил Пемброк-Смит, словно речь шла о футбольном матче.

Как только люди Леванта установили другую бочку, Питт сделал еще одну отметку на пусковой планке, соответствующую намеченному расстоянию. Затем с помощью гидравлики подъемника вновь согнул пружинный лук. Пошел в дело факел, освободился спусковой механизм, и вот уже вторая бочка с топливом взметнулась ввысь.

Она ударилась в нескольких метрах перед задним танком, перевернулась, а затем закатилась под танк между гусеницами, где и взорвалась. Танк был мгновенно охвачен огнем. Члены экипажа, стараясь поскорее выбраться из него, отчаянно отталкивали друг друга от люков. В результате из четверых уцелели двое.

Питт, не теряя времени, вновь взводил пружинный лук. Еще одна бочка была вручную установлена на место и полетела к приближающимся танкам. На этот раз Питт стрелял прямой наводкой. Бочка взлетела по дуге над стеной и упала прямо на башню следующего танка, где и взорвалась, превратив машину в пылающий крематорий.

– Работает, в самом деле работает, – торжествуя, приговаривал Питт, готовя пружинный лук к следующему выстрелу.

– Чертовски веселое зрелище! – прокричал обычно сдержанный Пемброк-Смит. – Ты попадаешь этим чертовым обезьянам в самые уязвимые места.

Питт и коммандос, торопливо устанавливающие бочку на пусковую планку, не нуждались в понуканиях. Левант вскарабкался на единственный уцелевший парапет и оглядел поле боя. Неожиданное уничтожение двух танков Казима несколько замедлило наступление. Левант очень радовался успехам Питта, но понимал, что если хотя бы один танк в целости доберется до форта, то и его хватит, чтобы уничтожить всех защитников разваленной крепости.

Питт нажал на спусковой механизм, отправляя четвертую бочку. Она полетела точно, но командир танка, уже получивший представление о мощи огневых атак из форта, приказал водителю перейти на зигзаг. Его предосторожность оправдала себя, поскольку бочка пролетела в четырех метрах от левой гусеницы. Затем она взорвалась, но лишь часть горящей жидкости попала в хвостовую бронированную часть, и танк неумолимо продолжал приближаться к форту.

Бойцам, затаившимся среди камней, наступающие орды малийцев напоминали армию мигрирующих муравьев: их было так же много, и они шли практически вплотную друг к другу. Выкрикивая боевые кличи, малийцы стреляли не переставая.

Первая волна наступающих была уже в нескольких метрах от колышков Леванта, но он не спешил отдавать приказ открывать огонь, надеясь, что Питт все-таки разберется с оставшимися двумя танками. Его желание сбылось, когда Питт, предугадав следующий маневр танкистов, спустил свой пружинный лук так, что пятая горящая ракета влетела чуть ли не в люк водителя.

Переднюю часть танка охватило пламя, и он взорвался. Наступающие приостановились, в изумлении наблюдая, как танковая башня вращается высоко в небе пустыни, прежде чем упасть и врезаться в песок, подобно отяжелевшему бумажному змею.

Питт устанавливал последнюю бочку с дизельным топливом. Он уже так измучился от физических усилий на этой иссушающей тело жаре, что еле стоял. Ему трудно дышалось, сердце выскакивало из груди от постоянного напряжения.

Огромный шестидесятитонный танк неясно вырисовывался сквозь пыль и дым, подобно гигантскому стальному чудовищу, ищущему жертву. Было видно, как командир танка отдает приказы водителю и указывает стрелку цель для стрельбы прямой наводкой.

Все в форте напряглись и затаили дыхание, когда Питт установил в боевую готовность свой пружинный лук. Многие подумали о наступающем конце: это был его последний выстрел единственной оставшейся бочкой с горючим.

Ни один футболист не выходил на поле с таким решительным намерением добиться победы. Он знал, что если промажет, то погибнут многие, включая его самого и тех детей внизу, в арсенале.

Танк шел прямо, его командир и не собирался маневрировать. Машина была так близко, что Питту пришлось приподнять заднюю часть натяжного лука, чтобы ослабить давление на спусковую планку. Он нажал на спуск и положился на удачу.

И в этот же момент выстрелил стрелок танка. В фантастическом капризе совпадения тяжелый снаряд и пылающая бочка встретились в воздухе.

В суматохе боя стрелок внутри танка зарядил бронебойный снаряд, который пробил бочку, и все ее пылающее содержимое выплеснулось на танк. Стальной монстр мгновенно скрылся в фонтане огня. В панике водитель дал задний ход, тщетно пытаясь избежать гибели, и налетел на горящий сзади танк. Сцепившись вместе, гигантские бронированные машины вспыхнули в одном пожаре, прерываемом лишь разрывами их снарядов и топливных баков.

И над грохотом огня вознесся восторженный рев коммандос. Их худшие опасения устранил наспех сколоченный пружинный лук Питта, несколько удачных попаданий подняли их боевой дух, и они еще решительнее настроились на предстоящую схватку. В эти минуты в старом, разбитом Форт-Форо не было места отчаянию.

– Выбрать цели и открыть стрельбу, – официальным тоном приказал Левант. – Теперь наша очередь заставить их помучиться.

55

С минуту Джордино рассматривал длинную череду из четырех застывших без движения поездов на рельсах, и тут же все скрылось во внезапном порыве ветра, взметнувшего огромную тучу мельчайшего песка и пыли. Видимость мгновенно упала с двадцати километров до пятидесяти метров.

– Как ты думаешь, – спросил Штайнхольм, держа малые обороты на третьей скорости, чтобы растянуть последние драгоценные капли топлива, – мы уже в Мавритании?

– Хотел бы я это знать, – ответил Джордино. – Похоже, Массард остановил въезд всех поездов, но не могу сказать, с какой стороны границы они находятся.

– А что говорит наш навигационный компьютер?

– Судя по цифрам, мы пересекли границу десять километров назад.

– Ну, тогда мы можем смело подъехать к железнодорожному полотну и попытать судьбу.

Сказано – сделано. Штайнхольм протиснул автомобиль между двух больших камней, въехал на гребень невысокого холма и внезапно затормозил. В то же мгновение оба они прислушались. На фоне завывающего ветра безошибочно слышался звук. Он был слабым, но каким-то странно приглушенным. С каждой секундой он приближался и вот уже оказался сверху над ними.

Штайнхольм торопливо выкрутил руль, нажал акселератор до упора и развернул вездеход почти на месте, ложась на обратный курс. Внезапно мотор закашлялся и затих, исчерпав все топливо. Двое мужчин беспомощно сидели в автомобиле, который еще чуть-чуть прокатился по инерции, прежде чем остановиться.

– Похоже, нас сейчас будут убивать, – мрачно предрек Джордино.

– Должно быть, они вычислили нас с помощью радара и вышли прямо на нас, – посетовал Штайнхольм, ударяя по рулевому колесу.

Медленно в пелене пыли и песка материализовался, как чудовищное насекомое с другой планеты, вертолет и завис в двух метрах над землей. Его вооружение составлял целый арсенал из тридцатимиллиметрового пулемета «Чейн», тридцати восьми 2,75-дюймовых ракет в каждой из двух подвесок и восьми противотанковых, с лазерным наведением, реактивных снарядов. Джордино и Штайнхольм внутренне напряглись, ожидая самого худшего.

Но вместо всплеска огня из люка в брюхе машины выпрыгнул человек в камуфляжной форме, увешанной различными суперсовременными прибамбасами. Голова его была покрыта каской, также обшитой камуфляжной материей, а лицо скрывала маска с очками. Он нес опущенный автомат, который казался продолжением руки. Остановившись рядом с вездеходом, человек долго разглядывал Джордино и Штайнхольма. Затем сдвинул маску в сторону и удивленно спросил:

– Откуда вы взялись, парни, черт бы вас побрал?

* * *

Израсходовав запас своих «ракет», Питт подхватил пару автоматов у тяжелораненых бойцов тактической команды и залег в укрытие, спешно сооруженное им из упавших камней. Кочевники в мундирах произвели на него впечатление. Это были рослые молодые ребята в неплохой физической форме, которые бежали, маневрируя на ходу и с впечатляющей ловкостью окружая крепость. И чем ближе они подходили, не встречая противодействия, тем становились смелее.

При численном раскладе пятьдесят на одного тактической команде ООН не приходилось рассчитывать продержаться долго без помощи. Питт мгновенно ощутил то, что чувствовали защитники Аламо. Он прицелился в приближающуюся толпу и, когда Левант скомандовал открыть огонь, нажал на курок.

Первая волна малийских сил безопасности налетела на губительный залп огня, который остановил их наступление. Они были легкими мишенями на ровной поверхности, где негде было спрятаться от пуль. Засевшие среди камней бойцы ООН выждали нужный момент и теперь стреляли с губительной точностью. Как сорняки пол косой, атакующие падали кучами, даже не успевая сообразить, что их сразило. Через двадцать минут вокруг форта по периметру лежали мертвыми или ранеными несколько сот человек.

Вторая волна, наткнувшись на тела первой, заколебалась, пока косили ее ряды, и отступила. Никто, даже офицеры, не ожидали такого жесткого отпора. Поспешно спланированная Казимом атака превратилась в хаос. В войсках началась паника, из тыла вслепую стали палить по своим же впереди.

Когда малийцы отступали – причем большинство бежали, как животные, спасающиеся от лесного пожара, – несколько храбрецов все же отходили медленно, постреливая в то, что они принимали за головы защитников форта. Десятка три атакующих попытались найти укрытие за горящими танками, но Пемброк-Смит предвидел этот маневр и дал команду снайперам, истребившим их точным огнем за считанные минуты.

Менее чем через час после начала наступления атака окончательно захлебнулась. Стих треск выстрелов, и унылые пески вокруг огласились криками раненых и стонами умирающих. Бойцы подразделения ООН кипели от возмущения, видя, что малийцы не предпринимают никаких усилий для спасения собственных людей. Они не знали, что разгневанный Казим отдал приказ не подбирать раненых, оставив их мучиться под обжигающим солнцем Сахары.

А среди развалин форта коммандос медленно выбрались из своих стрелковых ячеек и начали подсчет потерь.

– Один убит и трое ранены, двое серьезно, – доложил Пемброк-Смит Леванту. – Я бы сказал, что мы им устроили хорошую взбучку, – бодро заключил капитан.

– Они еще вернутся, – напомнил ему Левант.

– Во всяком случае, мы немного сократили их численное превосходство.

– И они наше тоже, – заметил Питт, предлагая полковнику выпить воды из его фляжки. – У нас на четыре боеспособных человека стало меньше для отражения атак, а Казим может вызвать подмогу.

– Мистер Питт прав, – согласился Левант. – Я видел, как вертолеты привезли еще две роты.

– Как вы думаете, скоро ли они предпримут следующую попытку? – спросил Питт Леванта.

Полковник сложил ладонь щитком, прикрывая глаза, и прищурился на солнце.

– Сейчас самое жаркое время дня. И его люди более привычны к этой жаре, чем мы. Полагаю, Казим пожарит нас еще несколько часов, прежде чем прикажет начать новую атаку.

– Сейчас-то мы отбились, – вздохнул Питт. – А в следующий раз их уже не остановишь.

– Увы, мистер Питт, – сказал Левант, с лицом, изможденным от усталости, – но в данном случае я вынужден с вами согласиться.

– Что вы имеете в виду? – белея от злости, спросил Джордино. – Вы не отправитесь туда и не заберете их оттуда?

Полковник Гас Харгроув не собирался затевать ссору, особенно с этим задиристым гражданским, который был на добрую голову ниже него. Командир оперативного авиаподразделения вертолетов, прикрывающих тайные операции рейнджеров, Харгроув был настоящим профессионалом, летавшим и управлявшим вертолетными операциями во Вьетнаме, Гренаде, Панаме и Ираке. Он был жестким и расчетливым командиром и пользовался уважением как подчиненных, так и непосредственного начальства. Надвинутая каска скрывала пару голубых глаз, отливающих блеском закаленной стали. В углу рта торчала сигара, которую он изредка вынимал, чтобы сплюнуть.

– Похоже, вы ничего не поняли, мистер Джордано.

– Джордино.

– Ну, как бы там ни было, – равнодушно пробормотал Харгроув. – Произошла утечка информации, вероятно по каналам Организации Объединенных Наций. Малийцы уже ждут, что мы пересечем границы их воздушного пространства. Вот как раз сейчас, пока мы с вами разговариваем, половина их военно-воздушных сил патрулирует границу. А на случай, ежели вам не известно, сообщаю, что вертолет «Апач» – прекрасная стартовая площадка для ракет, но не соперник для реактивного истребителя «Мираж». Тем более при свете дня. Без эскадрильи прикрытия самолетов «Стеле» мы не можем выступить до наступления темноты. Только после этого мы получим возможность двигаться низко над землей, используя холмы и расщелины для прикрытия от их радаров. Надеюсь, теперь вы имеете более полное представление о наших проблемах?

– Мужчины, женщины и дети погибнут, если вы не доберетесь до Форт-Форо в течение ближайших часов!

– Отправлять мое подразделение без поддержки средь бела дня, зная, что нас уже поджидают на той стороне, – это безумие. А я реалист и, смею надеяться, достаточно грамотный офицер, – решительно заявил Харгроув. – Если мы предпримем попытку войти в Мали из Мавритании сейчас, то мои четыре кофемолки будут сбиты, не успев пролететь за границей и полусотни километров. А теперь скажите мне, мистер, какой от этого будет прок вашим людям, сидящим внутри форта?

Загнанный в тупик, Джордино пожал плечами:

– Я заслужил упрек. Мои извинения, полковник. Я просто не понимал вашего положения.

Харгроув смягчился:

– Я понимаю вашу озабоченность, но если мы позволим малийцам разнести нас из засады, то вопрос о спасении ваших людей вообще отпадет.

У Джордино было такое ощущение, что его желудок сжали клещами. Он отвернулся от Харгроува и стал смотреть в пустыню. Песчаная буря прошла, и теперь видны были стоявшие вдали на железной дороге составы.

Он вновь повернулся к полковнику, озаренный внезапной идеей:

– Сколько человек под вашей командой?

– Не считая экипажей кофемолок, у меня восемьдесят человек бойцов.

Джордино широко раскрыл глаза:

– Восемьдесят человек, чтобы сразиться с половиной сил безопасности Мали?

– Да, – усмехнулся Харгроув, вынимая сигару и сплевывая. – Но огневой мощи у нас достаточно, чтобы уложить половину населения Западной Африки.

– Вы хотели бы пересечь пустыню до Форт-Форо, оставаясь незамеченными?

– Я всегда готов обсудить хороший план.

– А поездам, идущим в Форт-Форо, позволено пересекать границу?

Харгроув покачал головой:

– Я уже посылал командира одного из экипажей выяснить обстановку. Он доложил, что поездные бригады получили по радио распоряжение оставаться на границе Мавритании с Мали. Машинист первого поезда рассказал, что ему ведено стоять на холостом ходу, пока он не получит приказ следовать дальше от начальника железнодорожного депо предприятия по уничтожению отходов.

– Сколько человек охраняет контрольно-пропускной пункт малийцев на границе?

– Десять или двенадцать.

– Можете вы убрать их до того, как они поднимут тревогу?

Глаза Харгроува быстро осмотрели грузовые платформы состава, пять вагонов и полотняные покрытия, защищающие грузовики, направляющиеся в Форт-Форо. Затем он перевел взгляд на КПП малийцев – облезлую деревянную хибару у полотна железной дороги – и вновь обратился к Джордино.

– Предлагаете сменить лошадей на переправе, мистер Джон Уэйн[203]? – прищурился полковник.

– Мы бы оказались там через два с половиной часа, – сказал Джордино. – На худой конец, через три.

Харгроув вытащил сигару изо рта и надолго задумался.

– Что ж, я понимаю ваш замысел. Вряд ли генерал Казим ожидает, что моя команда прибудет к игровому полю на поезде.

– Погрузим людей в вагоны, а ваши кофемолки, как вы выражаетесь, поедут на платформах вместо грузовиков. Накроем их простынками, и ни один пилот не поймет с высоты, что это такое. Доберемся до цели, и, пока Казим разберется что к чему, у нас будет хороший шанс удрать с людьми полковника Леванта и гражданскими лицами в Мавританию, прежде чем малийцы сообразят, что произошло.

Дерзкий план Джордино привлекал Харгроува, но вызывал и некоторые сомнения.

– Предположим, один из пилотов Казима увидит состав, нарушивший инструкцию, и решит накрыть его на рельсах?

– Даже Казим не отважится отдать приказ уничтожить эшелон с вредными отходами, если только не будет абсолютно убежден, что поезд захвачен.

Харгроув прошелся взад-вперед. Авантюризм замысла смущал его, но на размышления уже не оставалось времени. Он тряхнул головой и решил все-таки рискнуть своей карьерой.

– Хорошо, – коротко сказал он. – Потревожим тихие воды реки Уобаш пушечными ядрами.

* * *

Затеб Казим пребывал в неистовом раздражении оттого, что Леванта и его маленькую команду не удалось выбить из старого форта Иностранного легиона. Он сыпал проклятиями и распекал своих офицеров почти в истерике, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Отхлестав по щекам в припадке бешенства двух офицеров, он приказал расстрелять их по обвинению в измене, прежде чем начальник штаба полковник Чейк сумел отговорить его от этого. Едва сдерживая себя, Казим смотрел на отступающие войска испепеляющим взором. Генерал потребовал, чтобы их тут же перестроили для второго штурма.

В отчаянии от гнева Казима полковник Манса ворвался в толпу отходящих воинов, окликая и понося офицеров, стыдя их за то, что шестнадцать сотен нападающих не могут одолеть ничтожную горстку защитников форта. Он убедил их перегруппировать роты для следующей попытки. Отправив в штаб послание с клятвенным заверением, что провала больше не будет, Манса отобрал десять человек, задержанных при попытке бегства с поля боя, и приказал расстрелять их на месте, чтобы другим неповадно было.

Не имея достаточных сил снова атаковать форт со всех сторон, Казим собрал все войска в одну мощную ударную колонну. Прибывшее подкрепление было поставлено в тылу с приказом расстреливать любого, кто не выдержит и побежит. Единственная команда Казима, передаваемая от шеренги к шеренге, от роты к роте, гласила: «Сражаться или умереть».

К двум часам пополудни малийские силы безопасности были перестроены и ждали сигнала к наступлению. Одного взгляда на это унылое и деморализованное воинство хватило бы любому доброму командиру, чтобы отменить атаку. Казим не принадлежал к числу тех лидеров нации, за которого люди с восторгом отдали бы свои жизни. Но, когда они увидели заваленную телами землю вокруг форта, злость постепенно начала вытеснять страх перед смертью.

На этот раз, молча поклялись они, защитникам форта не выжить.

56

С невероятным равнодушием к снайперским пулям Пемброк-Смит сидел под палящим солнцем на своей тросточке, превращенной в сиденье, и наблюдал, как малийцы строятся в шеренги для штурма.

– Я уверен, что эти бедолаги готовятся к новому заезду в райские кущи, – проинформировал он Леванта и Питта.

Несколько красных ракет взлетели в воздух, сигнализируя о выступлении. В отличие от предыдущего штурма, никаких маневров с попеременным прикрытием огнем одной цепи другой не наблюдалось. Все было гораздо проще: почти две тысячи малийцев, вопя во всю глотку, беспорядочной толпой бегом неслись по равнине с винтовками наперевес.

Питт ощущал себя актером в театре со сценой посреди зрительного зала, окруженным враждебной аудиторией.

– Вряд ли это похоже на то, что вы называете тактическим мышлением, – заметил он, стоя рядом с Левантом и Пемброк-Смитом и рассматривая штурмующую колонну. – Идиотизм, конечно, но в нашем случае может и сработать.

Пемброк-Смит кивнул:

– Казим использует своих людей в качестве парового катка.

– Ну что ж, удачи, джентльмены, – сказал Левант с мрачной улыбкой. – Возможно, все мы встретимся в аду.

– Вряд ли там будет жарче, чем здесь, – усмехнулся в ответ Питт.

Полковник посмотрел на Пемброк-Смита:

– Разместите подразделение для отражения фронтального штурма. И скажите им, чтобы стреляли по своему усмотрению.

Пемброк-Смит пожал руку Питту и начал одного за другим обходить бойцов. Левант занял место у амбразуры полуразрушенного бастиона, а Питт вернулся в свой маленький форт, который он соорудил среди развалин. По крепости уже щелкали пули, рикошетом отскакивая от камней.

Передний строй атакующих растянулся на пятьдесят метров в ширину. С подкреплением их теперь насчитывалось почти восемнадцать сотен. Казим бросил их на ту сторону форта, которая больше всего пострадала от воздушной атаки и минометного обстрела. Эта была северная стена с разбитыми воротами.

Солдат в задних шеренгах воодушевляло то, что они почти наверняка останутся в живых и доберутся до форта. У бойцов авангарда мысли были несколько иные. Никто из них не надеялся, что укроется от смерти на этом открытом пространстве. Но они понимали, что им не приходится ждать пощады ни от защитников форта впереди, ни от своих сзади.

Но когда горстка людей в форте залегла и открыла огонь, в первых рядах наступающих появились бреши. Однако малийцы в неудержимом порыве яростно мчались вперед, перепрыгивая через тела павших в первом штурме. На этот раз их было не удержать, они уже словно ощущали на губах кровавый вкус победы.

Питт, будто в гипнотическом сне, механически и неустанно целился и стрелял в приближающуюся толпу короткими очередями. Прицел и выстрел, прицел и выстрел, затем выброс пустой обоймы и перезарядка... Эта монотонная работа, казалось ему, продолжалась бесконечно, хотя на самом деле прошло лишь десять минут после сигнала к атаке.

Где-то позади него разорвалась мина: это Казим приказал продолжать обстрел, пока первые шеренги не войдут в форт. Питт услышал, как мимо его головы просвистела шрапнель, и даже ощутил поднятый ею легкий ветерок. А малийцы подступили уже так близко, что постоянно попадали на мушку его автомата.

Мина за миной падали в водоворот огня. Когда же первые шеренги добрались до рассыпавшихся камней и стали по ним карабкаться, минометный огонь прекратился. Атакующие стали еще более уязвимы. Передовые ряды были буквально сметены отчаянным огнем защитников форта. Спрятаться было негде, и нападавшие не могли одновременно ползти по камням и стрелять, да еще в цели, которые были не видны.

Защитники же, со своей стороны, легко попадали в цель. Малийцы спотыкались и пробирались по развалинам под кинжальным обстрелом с флангов. Первую шеренгу выкосили на расстоянии в сто метров, вторую – к тому времени, когда она добралась до периметра форта. Следующие за ними, видя печальную участь авангарда, то и дело падали, вжимаясь в землю. Затем нехотя поднимались, понукаемые офицерами, чтобы снова упасть, пробежав несколько метров. Но их плотный огонь, несмотря на неточность, все же поражал некоторых из защитников форта.

Нападающих было слишком много, чтобы горстка бойцов спецназа ООН могла остановить их, и огонь защищающихся, которых одного за другим убивали или ранили, с каждой минутой ослабевал.

Левант понимал, что от катастрофы их отделяет лишь мгновение.

– Сбивайте их! – орал он в микрофон шлема. – Сбивайте их со стены.

Это казалось невероятным, но внезапно огонь команды ООН усилился. Первые ряды малийской колонны затоптались на месте. У Питта кончились патроны, и теперь он метал гранаты из подствольника так быстро, как только успевал заряжать их. Эти взрывы вызвали хаос в заметавшейся толпе. Малийцы начали откатываться. Они были ошеломлены, столкнувшись в бою с такой яростью и гневом. Тем не менее, собрав всю свою решимость, они сплотили ряды и снова ворвались в крепость через полуразрушенные ворота.

Бойцы команды ООН вылезли из своих окопчиков, стреляя от бедра, отступая по плацу и обходя дымящиеся транспортеры, занимая новую линию обороны среди развалин бывших казарм легиона и офицерских квартир. Пыль, осколки и дым сократили пределы видимости до пяти метров. Непрекращающаяся стрельба оглушала сражающихся, и они не слышали криков раненых.

Ужасающие потери малийцев сокрушили бы моральный дух любого войска, но они продолжали наступать, заливая форт людским потоком. Оказавшись на плацу, первая рота перебравшихся через стену погибла полностью, за исключением жалкой горстки случайно уцелевших, мечущихся в смятении на открытом пространстве.

В развалинах барака и офицерских квартир, после того как всех раненых, которые могли передвигаться, отправили вниз, в арсенал, Пемброк-Смит произвел подсчет своего немногочисленного войска. В строю оставались только Питт и еще двенадцать бойцов. Полковник Левант куда-то пропал. Последний раз его видели стреляющим с парапета, когда атакующая толпа прорывалась в форт.

Заметив Питта, Пемброк-Смит расцвел в улыбке.

– Ты выглядишь ужасно, старина, – сказал он, кивая на красные пятна на камуфляжке Питта, которого легко ранило в левую руку и плечо. Кровь сочилась и из пореза на щеке, куда угодил осколок камня.

– Ты тоже не слишком похож на того парня с рекламной картинки о здоровом образе жизни, – ответил Питт, кивая на сквозную рану в бедре Пемброк-Смита, наспех перевязанную гигиеническим пакетом.

– Как у тебя с боеприпасами?

Питт вытащил из автомата пустой магазин и отшвырнул его в сторону.

– Кончились. Остались всего две гранаты.

Пемброк-Смит протянул ему снятый с убитого малийца автомат Калашникова и запасной рожок к нему.

– Тебе бы лучше спуститься в арсенал. Те, кто останется наверху, задержат их, пока ты...

Он не смог договорить и уставился в землю.

– Мы их здорово потрепали, – твердо сказал Питт, вытаскивая магазин и пересчитывая содержащиеся внутри патроны. – Они как бешеные собаки, гонимые местью. Если кто-нибудь из нас останется в живых, они ему устроят хорошую взбучку.

– Нельзя допустить, чтобы женщины и дети вновь попали в лапы Казима.

– Они не будут больше страдать, – пообещал Питт.

Пемброк-Смит вгляделся в него, прочитав мучительную боль в глазах Питта.

– До свидания, мистер Питт. Для меня было настоящей честью узнать вас.

Питт пожал руку Смита.

– Взаимно, капитан.

Он повернулся и побрел среди обломков, покрывающих лестницу, вниз, в арсенал. Хоппер и Фэйруэзер тут же бросились к нему.

– Кто победил? – спросил Хоппер.

Питт покачал головой:

– Не мы.

– Не вижу смысла торчать тут и дожидаться смерти, – сказал Фэйруэзер. – Уж лучше драться. У вас, случайно, нет запасного оружия?

– Мне бы оно тоже не помешало, – добавил Хоппер.

Питт развел руками:

– Извините, друзья, но помочь ничем не могу. Наверху полно оружия, но вам придется забрать его у какого-нибудь дохлого малийца.

– Какие проблемы, – расцвел Хоппер, от души хлопнув Питта по спине. – Удачи, мой мальчик. Позаботься о Еве.

– Обещаю.

Фэйруэзер кивнул:

– Рад был познакомиться с тобой, старина.

Когда они вместе ушли по лестнице в бой наверху, от раненого оторвалась женщина-медик и поманила к себе Питта.

– Как дела? – спросила она.

– Надо готовиться к худшему, – спокойно ответил Питт.

– Скоро?

– Капитан Пемброк-Смит и то, что осталось от его команды, заняли последний рубеж. До конца осталось минут десять – пятнадцать.

– А как же с этими беднягами? – Врач указала на раненых, лежащих на полу арсенала.

– Малийцы сострадания не проявят, – жестко ответил ей Питт.

Ее глаза слегка расширились.

– Они не берут пленных?

Он покачал головой.

– Похоже, что нет.

– А женщины и дети?

Он не ответил, но выражение боли и печали на его лице было красноречивее слов.

Она сделала мужественную попытку улыбнуться:

– Ну, тогда я полагаю, что те из нас, кто еще может нажимать на курок, должны выйти и стрелять.

Питт обхватил ее за плечи, прижал на мгновение к груди, потом отпустил. Она спокойно улыбнулась и повернулась, чтобы передать эту ужасную весть своему приятелю-медику. Но не успел Питт сделать и шага к тому месту, где лежала Ева, как путь ему преградил французский инженер Луи Монто.

– Мсье Питт?

– Мистер Монто?

– Час настал?

– Боюсь, что да.

– Ваше оружие. Сколько в нем патронов?

– В магазине восемь, но есть запасной рожок.

– Для женщин и детей нужно одиннадцать, – прошептал Монто, протягивая руку за автоматом.

– Я отдам вам его, как только позабочусь о докторе Рохас, – со спокойной решимостью произнес Питт.

Монто бросил беспокойный взгляд в сторону выхода. Звуки боя наверху приблизились, отдаваясь эхом в лестничном проеме.

– Только не задерживайтесь.

Питт отошел и сел на каменный пол рядом с Евой. Она была в сознании и смотрела на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, в которых безошибочно читались любовь и нежность.

– У тебя кровь, ты ранен.

Он пожал плечами:

– Я забыл присесть, когда метнул гранату.

– Я так рада, что ты здесь. Я уже начала думать, что больше никогда не увижу тебя.

– Надеюсь, ты уже выбрала наряд для нашей встречи, – прошептал он, мягко приподняв ее за плечи и переложив ее голову к себе на колени. Ева не видела, как он вытащил свободной рукой из-за пояса автоматический пистолет, дуло которого чуть подрагивало в сантиметре от ее правого виска.

– Я и ресторан уже выбрала... – Она замолчала и чуть повернула голову, прислушиваясь. – Ты слышишь это?

– Слышу что?

– Я не уверена. Похоже на свист.

Питт не сомневался, что от успокоительных лекарств у нее появились слуховые галлюцинации. Никакой свист не смог бы прорваться сюда сквозь шум боя. Его палец лег на спуск...

– Я ничего не слышу, – сказал он.

– Нет... нет, вот снова.

Он заколебался, видя, как ожили ее глаза, отражая какое-то смутное предчувствие. Но ему надо было пройти через это. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать ее в губы и отвлечь в то мгновение, когда он спустит курок.

Она попыталась поднять голову:

– Неужели ты не слышишь? Это же...

– До свидания, любимая, – прошептал Питт.

– ...свисток паровоза, – закончила она взволнованно. – Это Ал, он вернулся!

Питт с такой скоростью убрал палец со спускового крючка, как если бы тот внезапно раскалился докрасна, и поднял голову, обратив лицо к верхнему отверстию лестничного проема. И тоже услышал пробивающийся сквозь беспорядочную стрельбу посторонний звук. Только не свисток, а басовитый гудок дизельного локомотива.

* * *

Джордино стоял рядом с машинистом и как сумасшедший тянул веревку гудка, в то время как поезд стремительно мчался по рельсам к полю битвы. Он в ужасе вглядывался в форт, с трудом узнавая эти развалины, выраставшие за окнами кабины локомотива. Полное разрушение и дымовая завеса, поднимающаяся до неба, болью отозвались в его сердце. Судя по всему, их освободительная миссия несколько запоздала.

Харгроув, словно в оцепенении, не сводил глаз с открывающейся картины. Он просто не мог поверить, что кто-нибудь мог выжить среди такого кошмара. Большая часть парапетов была снесена, крепостные стены обвалились. От передней стены, в которой еще угадывались ворота, осталась только небольшая груда камней. Его поразило количество трупов, лежащих по периметру вокруг форта, и четыре сгоревших танка.

– Боже, да они тут устроили просто адский огонь, – пробормотал с благоговением Харгроув.

Джордино прижал дуло пистолета к виску машиниста.

– А теперь жми на тормоз и останавливай эту штуку. Немедленно!

Машинист-француз, которого кадровики «Массард энтерпрайзиз» переманили двойным окладом с супербыстрого поезда «ТВГ», курсировавшего между Парижем и Лионом, нажал на тормоза и остановил состав прямо между фортом и полевой штаб-квартирой Казима.

С точностью часового механизма спецназовцы Харгроува одновременно выскочили из поезда и припустились бегом в обоих направлениях. Одно подразделение немедленно атаковало палатки, застигнув врасплох Казима и его штаб. Оставшаяся часть отряда напала на малийскую пехоту с тыла. С закрепленных на платформах «Апачей» быстро сорвали накидки. Через две минуты вертолеты уже поднялись в воздух и зашли на ударную позицию, готовые к выпуску своих дьявольских ракет.

Казим растерялся и до жути перепугался, обнаружив, что американские спецвойска проскользнули через границу под носом у его воздушного заслона. От шока у него схватило живот, и он скрючился на месте, уже ничего не соображая и не пытаясь организовать оборону или хотя бы скрыться.

Полковники Манса и Чейк, сохранившие некоторое присутствие духа, ухватив с двух сторон под руки своего главнокомандующего, потащили его из-под тента штаб-квартиры в штабной автомобиль, за руль которого проворно прыгнул капитан Батутта. Исмаил Йерли, чей инстинкт самосохранения вовремя подсказал ему, что пора сматывать удочки, забрался на сиденье рядом с Батуттой.

– Уматываем отсюда! – закричал Манса Батутте, когда они с Чейком впихнули Казима на заднее сиденье. – Во имя Аллаха, шевелись, пока нас не убили!

У Батутты желания умереть было не больше, чем у его начальников. Оставив солдат самостоятельно выбираться из ловушки, эти офицеры помышляли лишь о том, как спасти свои шкуры. Напуганный до потери логического мышления, Батутта, включив скорость, слишком резко надавил на акселератор. Хотя это и был автомобиль с полным приводом, он зарылся колесами глубоко в песок и стал пробуксовывать. Батутта в панике продолжал давить на акселератор. Двигатель визжал, протестуя против чрезмерных оборотов, в то время как водитель усугублял тяжесть положения, загоняя колеса по ступицу в песок.

Что-то беззвучно бормотавший себе под нос Казим внезапно вернулся к реальности, и лицо его перекосилось от ужаса.

– Спасите меня! – завопил он. – Я приказываю спасти меня!

– Ты дурак! – заорал Манса на Батутту. – Сбрось газ, или мы не сдвинемся с места.

– Я пытаюсь, – огрызнулся Батутта, блестя потным лбом.

Только Йерли сидел спокойно, покорный судьбе. Он молча следил в боковое стекло за приближением смерти в образе здоровенного и очень целеустремленного американца в камуфляжной форме, с ног до головы обвешанного оружием.

* * *

Старший сержант Джейсон Расмуссен из Парадиз Вэлли, штат Аризона, повел свою группу прямо с поезда на тенты штаб-квартиры Казима. В его задачу входил захват центра связи, чтобы не дать малийцам возможности послать сигнал тревоги и не допустить контратаки военно-воздушных сил Казима. «Туда и обратно, да чтоб обернулись быстрее, чем вампир помочится кровью!» – так образно инструктировал их полковник Харгроув. Впрочем, сержант и сам понимал, что они все погибнут, если малийские истребители перехватят их, прежде чем вертолеты пересекут мавританскую границу.

После того как бойцы его группы, сметая слабое сопротивление ошеломленных малийских солдат, достигли цели и перерезали коммуникации, Расмуссен краем глаза заметил штабной автомобиль и рванулся к нему. В салоне он разглядел три головы на заднем сиденье и две на переднем. Сначала, увидев, что автомобиль, похоже, застрял в песке, он решил взять находившихся внутри людей в плен. Но тут автомобиль рванулся вперед и подпрыгнул на твердой почве. Водитель постепенно наращивал скорость, и машина стала удаляться.

Расмуссен открыл огонь из автомата. Его пули насквозь прошивали тонкую обшивку. Стекла разлетелись, сверкая на ярком солнце, пробитая очередью задняя дверца распахнулась. Когда он опустошил две обоймы, изрешеченный автомобиль стал замедлять ход и остановился. Осторожно приблизившись, Расмуссен увидел, что водитель безжизненно поник на руле. Тело одного старшего малийского офицера наполовину вывалилось в окно, а другой выпал в открытую дверцу и пустыми глазами уставился в небо. Третий, сидевший посередине на заднем сиденье, бессмысленно таращился в пустоту, словно под гипнозом, и на появление Расмуссена никак не отреагировал. Пассажир в штатском на переднем пассажирском сиденье смотрел куда-то в пространство невидящим взором. Сержанта поразило удивительно спокойное, отрешенное и умиротворенное выражение, застывшее на его лице.

С точки зрения Расмуссена, офицер на заднем сиденье походил на опереточного полководца из мультфильма. Мундир его был усеян золотыми галунами, шевронами, ленточками и невероятным количеством орденов и медалей. Сержант и представить себе не мог, что эта шутовская фигура не кто иной, как главнокомандующий малийских вооруженных сил. Он наклонился в открытую дверцу и ткнул его в бок стволом автомата. Тело завалилось в сторону на сиденье, обнажив две аккуратные дырки от пуль в позвоночнике у основания черепа.

Старший сержант Расмуссен оглядел остальных – не нуждается ли кто в медицинской помощи. Но у всех ранения были смертельными. Сержант и понятия не имел, как далеко он зашел, выполняя свое задание: ведь без прямого приказа Казима или непосредственно его штаба никакой другой офицер не мог взять на себя полномочия, чтобы вызвать авиационное подкрепление. Фактически одной рукой сержант из Аризоны изменил весь облик западно-африканского государства. Вскоре, узнав о смерти Казима, новая политическая партия, поддерживающая демократические реформы, сбросит старых малийских лидеров и выберет новое правительство. И «мусорщики», подобные Иву Массарду, уже не будут пользоваться их расположением...

Еще не ведая, что он изменил ход истории, Расмуссен перезарядил автомат, выбросил из головы этот эпизод и рысцой побежал обратно помогать своим бойцам в расчистке поля боя.

Прошло почти десять дней, прежде чем генерала Казима похоронили в пустыне рядом с местом его сокрушительного разгрома. Никто его не оплакивал, а наспех вырытая и ничем не отмеченная могила навсегда осталась безымянной.

57

Питт взбежал наверх по ступеням арсенала и присоединился к оставшимся в живых бойцам тактической команды, державшим последнюю оборону в небольшом закоулке перед входом в подземелье. Соорудив наспех баррикаду, они поливали плац плотным огнем, продолжая держаться под натиском разрушения и смерти, сражаясь почти с безумной яростью, чтобы не допустить врага в арсенал и не дать устроить бойню среди гражданских и раненых, пока не подоспеют Джордино и спецвойска.

Обескураженные столь упорным сопротивлением никак не желающей сдаваться горстки бойцов, потерявшие каждого десятого малийцы, которых продолжало косить выстрелами, затоптались на месте, а Питт, Пемброк-Смит, Хоппер, Фэйруэзер и еще двенадцать спецназовцев ООН не только не отступили, но бросились в контратаку. Шестнадцать человек атаковали почти тысячу. Они рванули на эту оцепеневшую толпу, вопя, как демоны, и стреляя во всех, кто попадался на их пути.

Стена малийцев раздвинулась, как Красное море перед Моисеем, и подалась назад, и тут же пугающие бреши стали появляться в их шеренгах. Они бросились врассыпную. Но паника охватила не всех. Несколько храбрецов залегли и открыли огонь по бегущей на них горстке защитников форта. Четверо из бойцов ООН упали, но инерция движения уже вынесла оставшихся вперед, и сражение перешло в рукопашную схватку.

Звуки выстрелов из автоматического пистолета Питта чувствительно хлопали его по ушам, пока перед ним не растаяла группа из пяти малийцев. Питт опустошил обойму своего пистолета и отшвырнул его. В следующее мгновение шальная пуля угодила ему в бедро. Он упал и уже не видел, как в форт ворвались рейнджеры полковника Гаса Харгроува и открыли убийственный огонь, который оказался полностью неожиданным для остатков ничего не подозревавших войск генерала Казима. Как только ошеломленные малийцы осознали, что их атакуют с тыла, все их мужество и способность трезво рассуждать растаяли, как масло на раскаленной сковородке. На открытом месте они ударились бы в беспорядочное бегство, но здесь, внутри форта, бежать было некуда. И, словно подчиняясь невысказанной команде, они начали бросать оружие и складывать руки на затылках.

Интенсивный огонь быстро перешел в одиночные выстрелы и наконец совсем стих. Странная тишина нависла над фортом, когда люди Харгроува начали сгонять в толпу малийцев и отбирать их оружие. Жуткая и неестественно мирная концовка столь кровопролитной и шумной битвы.

– Боже милостивый! – произнес один из американских рейнджеров, окинув взглядом невероятное количество трупов. Пока они преодолевали короткий отрезок пустыни, отделяющий форт от железной дороги, им приходилось перепрыгивать и огибать тела сотен убитых и раненых, которые зачастую лежали так плотно, что между ними нельзя было и ногу поставить. Но здесь, внутри разрушенного форта, они лежали в три и четыре слоя тут и там среди развалин. До этого еще никому из них не доводилось видеть столько убитых в одном месте.

Питт тяжело поднялся на ноги и захромал к своим. Оторвав один рукав, он обмотал его вокруг раненого бедра, чтобы остановить кровотечение. Затем поднял взгляд на Пемброк-Смита, который стоял застыв, с побелевшим лицом и, очевидно, сильно страдая от нескольких ран.

– Ты выглядишь даже хуже, чем в прошлый раз, – заметил Питт.

Капитан оглядел его с головы до ног и небрежно стряхнул слой песка со знаков различия на своем плече.

– А тебя, если будешь ходить таким оборванцем, ни за что не пустят в гостиницу «Савой».

Словно встав из могилы, среди развалин поднялся полковник Левант и побрел к Питту и Пемброк-Смиту, опираясь, как на костыль, на гранатомет. Шлем Леванта исчез, а левая рука висела плетью. Он истекал кровью из рваной раны на голове и навылет простреленной лодыжки. Никто уже и не ожидал увидеть его живым. Пемброк-Смит и Питт с искренней горячностью пожали ему руку.

– Счастлив видеть вас, полковник, – радостно сказал Пемброк-Смит. – Я уж думал, что вас засыпало под стеной.

– Так оно и было, но мне удалось прокопать лаз. – Левант кивнул и улыбнулся Питту. – Я вижу, вы по-прежнему с нами, мистер Питт.

– А я всегда возвращаюсь, как тот неразменный пенни, – ухмыльнулся Дирк.

На лице Леванта отразилась печаль, когда он увидел оставшуюся от его отряда горстку бойцов, которые теперь с приветственными возгласами окружили его.

– Здорово они нас перемололи...

– Мы их тоже здорово перемололи, – мрачно пробормотал Питт.

Тут Левант заметил, как к ним приближаются полковник Харгроув со своими людьми, а вместе с ними Джордино и Штайнхольм. Он выпрямился и обратился к Пемброк-Смиту:

– Постройте людей, капитан.

Когда Пемброк-Смит стал собирать остатки тактической команды ООН, он обнаружил, что с трудом сохраняет спокойствие в голосе.

– Ну, парни... – Он запнулся, увидев, как женщина-капрал поддерживает раненого сержанта, – ...и леди. Построиться в ряд.

Харгроув встал перед Левантом, и два полковника обменялись приветствиями. Американец был изумлен, что столь ничтожное по численности подразделение нанесло такой колоссальный урон неприятелю. Солдаты международных сил быстрого реагирования стояли с гордым видом победителей, хотя никто из них не остался невредимым, а многие получили по нескольку ранений. Покрытые толстым слоем песка и пыли, они были похожи на статуи. Глаза глубоко запали и покраснели, лица осунулись от выпавших на их долю тяжких испытаний. Все мужчины щетинились бородами. Их камуфляжные костюмы превратились в лохмотья. На некоторых наспех были намотаны бинты, сквозь которые просачивалась кровь. Но они остались непобежденными.

– Полковник Гас Харгроув, – представился американец. – Рейнджеры армии Соединенных Штатов.

– Полковник Марсель Левант, команда критического реагирования Организации Объединенных Наций.

– Я глубоко сожалею, – сказал Харгроув, – что мы не смогли прибыть раньше.

Левант пожал плечами:

– Это и так чудо, что вы здесь.

– Великолепная оборона, полковник.

Харгроув окинул взглядом развалины. Затем всмотрелся в утомленные лица солдат, выстроившихся в шеренгу за спиной Леванта, и недоверчиво спросил:

– Это все ваши люди?

– Да, все, что осталось от моего боевого отряда.

– А сколько человек было под вашей командой?

– В самом начале – около сорока.

Словно загипнотизированный, Харгроув вновь отсалютовал Леванту.

– Поздравляю с обороной, достойной славы. Я еще никогда не видел ничего подобного.

– У нас раненые в подземелье арсенала, – сообщил Левант.

– Мне сказали, что вы еще сопровождаете женщин и детей.

– Они внизу, с моими ранеными.

Харгроув резко повернулся и начал отдавать приказания сопровождающим его офицерам:

– Доставить сюда врачей и позаботиться об этих людях. Поднять их снизу и перенести на транспортные кофемолки. Аллюр «три креста». Малийские самолеты могут появиться в любую секунду.

Джордино подошел к стоящему в стороне Питту и обнял его.

– Я уж думал, что тебе, дружище, на этот раз не выбраться.

Питт попытался усмехнуться, несмотря на усталость, подступающую слабость и грызущую боль от пулевого ранения в верхнюю часть бедра.

– Дьявол и я не договорились о сроках.

– Извини, что не смог устроить это шоу с железной дорогой часа на два пораньше, – посетовал Джордино.

– А никто и не ожидал, что ты приедешь на поезде.

– Харгроув не мог себе позволить риск лететь на своих кофемолках днем через воздушный заслон истребителей Казима.

Питт закинул голову, с удовольствием любуясь боевыми «Апачами», кружащими над фортом. Их сложнейшая электроника прочесывала воздушное пространство от горизонта до горизонта в ожидании нападения.

– Все же тебе удалось пройти незамеченным, – сказал он. – И это самое главное.

Джордино с осторожностью заглянул в глаза Питта:

– Ева?

– Жива, но очень плоха. Благодаря тебе и твоему гудку она на полсекунды разминулась со смертью.

– Она была так близка к тому, чтобы ее застрелил этот сброд Казима? – с любопытством спросил Джордино.

– Нет, это я собирался ее застрелить. – И прежде чем Джордино успел отреагировать, Питт указал на вход в арсенал. – Пойдем, Квазимодо, она будет рада увидеть твою физиономию.

Когда Джордино увидел раненых в окровавленных повязках, вплотную лежащих в тесном помещении арсенала, на его лице отразились боль и сострадание. Он был поражен тем, сколько же камней нападало с потолка. Но больше всего его ошеломила невероятная тишина. Никто из раненых не издавал ни звука. Ни стона, ни единой жалобы не срывалось с их губ. Никто в этом полуразрушенном подземелье не разговаривал. Дети едва взглянули на него, подавленные долгими часами страха и невероятного напряжения.

Затем, словно по сигналу, они все тихо заговорили и даже захлопали, разглядев Джордино – того, кто привел подкрепление и спас их жизни. Питт был ужасно доволен. Он еще никогда не видел, чтобы Джордино в такой мере проявлял скромность и смущение, когда подошедшие мужчины пожимали ему руки, а женщины осыпали поцелуями, как долгожданного любовника.

И тут Джордино увидел, как Ева подняла голову и лицо ее осветилось широкой улыбкой.

– Ал... о, Ал, я знала, что ты вернешься.

Он присел рядом с ней, стараясь не задеть ее раны, и неуклюже потрепал по руке.

– Ты даже не представляешь, как я рад видеть, что ты и Дирк еще живы.

– У нас тут была приличная вечеринка, – мужественно сказала она. – Жаль, что ты пропустил ее.

– Меня послали за льдом.

Она оглядела раненых, лежащих рядом:

– Нельзя ли что-нибудь сделать для них?

– Врачи спецвойск уже в пути, – успокоил ее Питт. – Всех скоро эвакуируют.

Они еще несколько минут трепались обо всем на свете, а затем в помещении появились несколько здоровенных рейнджеров и на руках перенесли детей и их матерей к транспортному вертолету. Американские врачи с помощью едва держащихся на ногах медиков ООН занялись эвакуацией раненых.

Джордино поднял носилки и с Питтом, ковыляющим с другой стороны, осторожно вынес Еву на яркое полуденное солнце.

– Вот уж не думала, что услышу от себя слова о том, что мне хорошо в этом пекле, – проговорила она.

В дверях грузового отверстия вертолета показались два рейнджера.

– Мы забираем ее отсюда, – сказал один.

– Поместите ее в первый класс, – улыбнулся ему Питт. – Поверьте, это особенная леди.

– Ева! – загремел чей-то голос из вертолета. Там на носилках сидел доктор Хоппер. Белоснежные повязки покрывали левую сторону его обнаженной груди и половину головы. – Будем надеяться, что этот рейс точнее доставит нас до места, чем предыдущий.

– Поздравляю вас, док, – сказал Питт. – Счастлив видеть, что вы сумели пройти через все это.

– Ухлопал четырех бродяг, прежде чем один не уложил меня ручной гранатой.

– А Фэйруэзер? – спросил Питт, не видя англичанина.

Хоппер сокрушенно покачал головой:

– А вот майору не повезло.

Питт и Джордино помогли рейнджерам привязать носилки Евы рядом с Хоппером. Затем Питт откинул ее волосы со лба.

– У вас тут с доком хорошая компания.

Ева подняла взгляд на Питта, всем сердцем желая, чтобы он обнял ее.

– А ты не летишь?

– Не этим рейсом.

– Но ты же тоже нуждаешься в медицинской помощи, – запротестовала она.

– У меня тут осталось неоконченное дело.

– Но тебе нельзя оставаться в Мали, – взмолилась Ева, – Никак нельзя после того, что произошло.

– Ал и я прибыли в Западную Африку заниматься делом. И оно еще не завершено.

– Так у нас с тобой все кончено? – спросила она прерывающимся голосом.

– Нет, ничего не кончено.

– Когда же мы увидимся снова?

– Скоро, если все пойдет хорошо, – искренне и твердо сказал он.

Она подняла голову, и в ее глазах на солнце засверкали слезы. Затем она нежно поцеловала его в губы.

– Пожалуйста, поторопись.

Питт и Джордино отступили от вертолета, когда пилот увеличил число оборотов и аппарат стал подниматься над землей, раздувая пыльную бурю внутри форта. Они смотрели, как вертолет всплыл над разрушенными стенами и взял курс на запад.

Затем Джордино повернулся к Питту и произнес, кивком головы указав на его раны:

– Тебе бы не помешало срочно подлататься, иначе будешь не в форме. Насколько я понимаю, ты затеваешь очередную пакость? Нет, можешь не рассказывать, я и так знаю, что ты собираешься подложить очень большую свинью нашему дорогому другу мсье Массарду.

* * *

Питт настоял, чтобы сначала позаботились о более серьезно раненых, и только потом позволил заняться собой. Врачи извлекли два осколка из левой руки и плеча, наложили швы на пулевое ранение в мякоть бедра, сделали два обезболивающих укола и один противостолбнячный, а затем туго забинтовали. После этого он и Джордино попрощались с Левантом и Пемброк-Смитом, которые улетали вместе с остальными оставшимися в живых членами группы ООН.

– А вы разве не присоединитесь к нам? – спросил Левант.

– Нельзя же оставить в покое того, кто стоит за всей этой бессмысленной бойней, – усмехнулся Питт.

– Ива Массарда? – догадался полковник.

Питт молча кивнул.

– Ну, тогда желаю удачи. – Левант пожал им руки. – Джентльмены, мне хотелось бы сказать чуть-чуть побольше, чем просто спасибо за вашу службу.

– Рады стараться, полковник, – с задорной улыбкой ответил Джордино. – Зовите нас в любое время.

– Я надеюсь, что вас наградят медалью, – сказал Питт, – и повысят в звании до генерала. Никто не заслужил этого больше вас.

Левант оглядел развалины, словно отыскивая что-то – возможно, бойцов команды, погребенных под камнями.

– Надеюсь, что потери, понесенные обеими сторонами, стоили спасенных жизней.

Питт неловко пожал плечами:

– Смерть – плата за горе и измеряется только глубиной могилы.

Пемброк-Смит, с высоко поднятой головой, сияя, как начищенный медный грош, всей своей породистой аристократической физиономией, садился в вертолет последним.

– Славно поохотились, – с важностью произнес он. – Было бы неплохо время от времени собираться и устраивать что-нибудь подобное снова.

– У меня аж руки чешутся, так пострелять хочется, – не без сарказма пробормотал Джордино.

– Если мы когда-нибудь встретимся в Лондоне, – невозмутимо продолжал Пемброк-Смит, – то за мной «Дом Периньон». И я на самом деле познакомлю вас с некоторыми очаровательными девушками, которые по привлекательности дадут фору американкам.

– И мы покатаемся на твоем «бентли»?

– Откуда вы знаете, что у меня «бентли»? – в полном изумлении поинтересовался Пемброк-Смит.

Питт усмехнулся:

– Да уж больно подходит.

Они отвернулись, не провожая прощальным взглядом вертолет, стремительно уносивший остатки тактической команды ООН через пустыню к Мавритании и безопасности.

Наперерез им, махая, чтобы они остановились, бросился юный чернокожий лейтенант:

– Прошу прощения, мистер Питт, мистер Джордино?

Питт кивнул:

– Это мы.

– Полковник Харгроув хотел бы видеть вас – он в малийском лагере у железной дороги.

Джордино счел за лучшее подставить Питту плечо, когда его друг заковылял по песку, сжав зубы от боли, пронзающей его бедро. Но зеленые глаза на осунувшемся лице, частично скрытом бинтом, смотрели на мир решительно и твердо.

Хотя тенты над бывшей штаб-квартирой Казима и были разрисованы камуфляжными пятнами под пустыню, все же она больше походила на декорацию к сцене из постановки «Кисмета».

Когда они вошли внутрь, полковник Харгроув склонился над столом, изучая коды военной связи. Во рту у него торчал окурок сигары.

Игнорируя приветствия, он с места в карьер спросил:

– Никто из вас, джентльмены, случайно не знает, как выглядит Затеб Казим?

– Мы встречались с ним, – ответил Питт.

– И вы можете узнать его?

– Вероятно.

Харгроув выпрямился и двинулся к выходу из палатки.

– Это там.

Он провел их по небольшому участку ровной поверхности к изрешеченному пулями автомобилю. Вытащив сигару, он сплюнул.

– Узнаете кого-нибудь из этих клоунов?

Питт нагнулся и заглянул в салон. Окровавленные тела уже облепили мухи.

Он посмотрел на Джордино, который заглянул в машину с другой стороны. Джордино, не сказав ни слова, кивнул.

Питт обернулся к Харгроуву:

– Тот, что в середине на заднем сиденье, – покойный генерал Затеб Казим.

– Вы уверены? – спросил Харгроув.

– Вполне, – решительно ответил Питт.

– А остальные, должно быть, высокопоставленные офицеры его штаба, – добавил Джордино.

– Поздравляю, полковник, – сказал Питт. – Теперь все, что вам надо сделать, это проинформировать малийское правительство, что вы захватили генерала и будете удерживать его в качестве заложника, чтобы быть уверенным в безопасном возвращении ваших сил в Мавританию.

Харгроув уставился на Питта:

– Но ведь этот человек – покойник.

– А кто об этом знает? Наверняка никто из его подчиненных в малийских силах безопасности.

Харгроув бросил сигару и втоптал ее в песок. Он посмотрел на несколько сот оставшихся в живых штурмовиков Казима, собранных теперь в толпу и охраняемых американскими рейнджерами.

– Не вижу, почему бы это не сработало. Когда мы закончим с эвакуацией, я прикажу моему офицеру разведки выйти на связь.

– Ну а поскольку теперь у вас отпала необходимость спешно сматываться отсюда, есть еще одно дело...

– Я вас внимательно слушаю, – поощрительно кивнул Харгроув.

– Не могли бы вы оказать нам небольшую услугу, полковник?

– Но что именно я должен сделать для вас?

Питт сверху вниз улыбнулся Харгроуву, который был ниже его на полголовы.

– Я бы хотел одолжить один из ваших вертолетов, сэр. И полдюжины ваших людей, если найдутся добровольцы.

58

Связавшись с высокопоставленными малийскими чиновниками и выдав им ложное сообщение о том, что он держит Казима заложником, Харгроув был убежден, что никаких военных действий против него и его людей не будет предпринято. Тревоги его исчезли, и теперь он чувствовал большое облегчение, когда на финальной стадии его спасательной миссии на него ничто не давило. Еще его здорово позабавило то, что марионеточный президент Мали умолял его казнить генерала Казима.

Но Харгроув вовсе не собирался предоставлять в распоряжение этих двух нахалов свой личный вертолет Сикорского «Н-76 Орел», с экипажем и шестью рейнджерами. Он только в одном пошел на уступку Питту – разрешил ему посредством системы связи Казима соединиться с командованием управления по особым операциям во Флориде, уверенный при этом, что его непосредственное начальство просто посмеется над требованиями Питта.

Он чуть не лишился дара речи, когда ответ на запрос вернулся почти мгновенно. И не только с разрешением, но и подкрепленный личным приказом президента.

Харгроув язвительно заметил, вручая сообщение Питту:

– Должно быть, у вас большие связи в высоких кругах.

– Да ведь я не забавы ради хочу воспользоваться казенной машиной, – ответил Питт, не скрывая удовлетворения в голосе. – Просто вам не сказали, но здесь ставки побольше, чем просто тайная спасательная миссия.

– Да уж надо полагать, – тяжело вздохнул Харгроув. – Надолго вам понадобятся мои люди и вертолет?

– На два часа.

– А потом?

– Если все пройдет согласно моему плану, то он будет вам возвращен вместе с бойцами, летным экипажем и в первозданном виде.

– А вы и Джордино?

– Мы останемся.

– Не буду даже спрашивать зачем и почему, – проворчал Харгроув, качая головой. – Во всей этой истории столько тайн и подводных течений, что у меня уже голова кругом идет. Да и ни к чему мне чужие секреты.

– Любая тайная военная операция преследует как минимум более одной цели, – серьезно сказал Питт. – И то, что вы делаете здесь сегодня, может решающим образом отразиться на том, о чем вы даже не подозреваете.

Харгроув вопросительно поднял брови:

– Интересно, узнаю ли я когда-нибудь, о чем это вы говорите?

– Правительственные тайны, как правило, открываются только с течением времени, – лукаво ответил Питт. – Но обычно мы узнаем о них из газет.

* * *

Сделав двадцатикилометровый крюк, чтобы заскочить в покинутую деревню и взять там образцы воды из колодца на рыночной площади, Питт направил пилота в неспешный разведывательный облет предприятия по ликвидации вредных отходов в Форт-Форо.

– Пусть охрана полюбуется на ваше вооружение, – сказал Питт пилоту. – Но остерегайтесь огня с земли.

– Штабной вертолет Массарда стоит на взлетной площадке с крутящимся винтом, – заметил Джордино. – Должно быть, готовятся к спешному отъезду.

– Поскольку Казим умер, Массард еще не мог получить отчета о финальном исходе сражения, – сказал Питт. – Но он достаточно проницателен, чтобы догадаться, что все обернулось не совсем так, как было задумано.

– Жаль, что придется заставить его отложить отлет, – зловеще сказал Джордино.

– Никаких признаков угрозы с земли, сэр, – доложил пилот Питту.

– О'кей, садимся на посадочную площадку.

– Вы не хотите, чтобы мы пошли с вами? – спросил крепкий сержант.

– Теперь, когда эта вертушка произвела соответствующее впечатление на охрану, думаю, мы с Джордино сами разберемся здесь. А вы минут тридцать полетайте, демонстрируя свою огневую мощь и устрашая желающих оказать сопротивление. И не давайте взлетать этому вертолету. Затем по моему сигналу отправляйтесь назад, на командный пункт полковника Харгроува.

– Вам, кажется, готовят теплую встречу, – прервал его пилот, указывая на вертолетную площадку.

– Вот это да, – присвистнул Джордино, щурясь от яркого солнечного света. – Да это, Похоже, наш старый приятель капитан Брюнон.

– И команда его головорезов, – добавил Питт. Он похлопал пилота по плечу. – Держите их под прицелом, пока мы не помашем, что все нормально.

Пилот завис в полуметре над землей, держа под прицелом ракет и пулемета «Чейн» поджидающих охранников. Джордино легко спрыгнул на бетон площадки и помог Питту с его больной ногой спуститься. Они подошли к Брюнону, который, узнав их, застыл и вытаращился в изумлении.

– Вот уж не ожидал встретить еще раз вас обоих, – сказал Брюнон.

– Держу пари, что действительно не ожидал, – неприязненно пробормотал Джордино.

Питт в упор посмотрел на Брюнона, читая в глазах капитана то, чего не заметил Джордино, – выражение облегчения вместо злобы или страха.

– Похоже, вы даже рады видеть нас.

– Да. Мне говорили, что еще никому не удавалось сбежать из Тебеццы.

– Так это вы направили туда инженеров-строителей, их жен и детей?

Брюнон решительно покачал головой:

– Нет, это произошло за неделю до моего прибытия сюда.

– Но вы знали об их заточении?

– До меня доходили слухи. Я пытался разобраться с этим делом, но мистер Массард держал все под покровом секретности. А все, кто были связаны с этим уголовным преступлением, исчезли с предприятия.

– Скорее всего, он перерезал им глотки, чтобы заставить замолчать, – сказал Джордино.

– Вам не очень-то нравится Массард, не так ли? – в упор спросил Питт.

– Этот человек мерзавец и вор! – выпалил Брюнон. – Я мог бы такое вам порассказать об этом предприятии...

– А мы уже знаем, – прервал его Питт. – Почему бы вам не бросить его и не улететь домой?

Брюнон свирепо глянул на Питта:

– Любой, кто увольняется из «Массард энтерпрайзиз», через неделю почему-то оказывается на кладбище. А у меня жена и пятеро детей.

Отдал пенни, придется отдать и фунт. Питт чувствовал, что Брюнону можно доверять. А помощь капитана могла пригодиться.

– Ну, с этого момента вы больше не состоите в штате у Ива Массарда. Вы работаете на «Питт и Джордино индастриз». Подходит вам такая смена хозяев?

Брюнон на какое-то время задумался над предложением Питта, вернее над его формулировкой, посматривая на зависший вертолет, огневой мощи которого хватило бы, чтобы разнести половину комплекса, затем отметил решительность и уверенность на лицах Питта и Джордино. Пожал плечами:

– Считайте, что вы меня наняли.

– А ваши охранники?

Брюнон впервые усмехнулся:

– Мои люди подчиняются мне. И так же ненавидят Массарда, как и я. Они не будут протестовать против смены работодателя.

– Чтобы подкрепить их лояльность, сообщите, что их жалованье с этого момента удваивается.

– А мое?

– Если поможете нам правильно разыграть свои карты, – улыбнулся Питт, – будете следующим управляющим на этом предприятии.

– Ну, это первоклассный стимул. Можете быть уверены в моей полной поддержке. Что я должен делать?

Питт кивнул в сторону административного здания:

– Начнем с того, что вы проводите нас к Массарду, чтобы мы объявили ему о его отставке.

Брюнон внезапно заколебался:

– А вы не забыли о генерале Казиме? Они ведь с Массардом партнеры. Он не будет сидеть и ждать, пока его долю в этом предприятии кто-то захватит. И будет сопротивляться.

– Генерал Затеб Казим не станет нам мешать, – заверил его Питт. – Он перешел в другую ипостась.

– Как это? – наморщил лоб капитан. – И кто же он теперь?

– Теперь? – задумался Джордино. – Последний раз, когда мы его видели, он выступал в качестве фирменного блюда в мушином ресторане.

* * *

Массард восседал за своим массивным письменным столом, и в его цепких глазках отразилось лишь легкое неудовольствие, словно явление Питта и Джордино было для него лишь раздражающей мелочью. Позади, как верный ученик, стоял Веренн с надутой физиономией.

– Подобно мстящим персонажам греческой мифологии, вы неотступно преследуете меня, – философски заметил Массард. – Да и выглядите так, словно вышли из подземного царства.

На стене, позади стола, висело большое антикварное зеркало в широченной золоченой раме в стиле барокко, покрытой резными изображениями херувимов. Питт посмотрелся в него и отметил, что Массард довольно точно оценил их внешность. Хотя сам Питт здорово контрастировал с Джордино, сравнительно чистым и необорванным. Его же камуфляжный костюм висел клочьями и насквозь пропитался потом, дымом и пылью. Сквозь окровавленные лохмотья виднелись бинты на левой руке, плече и правом бедре, от щеки к подбородку тянулся длинный порез, залепленный пластырем, лицо осунулось, глаза запали. «Если бы меня нашли лежащим на улице, – подумал Питт, – то запросто бы приняли за жертву наезда автомобиля, водитель которого скрылся».

– Да, мы призраки убиенных, мучающие нечестивцев, – съязвил Питт. – И мы пришли наказать вас за ваши грехи.

– Оставьте меня с вашим дурацким юмором, – поморщился Массард. – Чего вы хотите?

– Мы хотим управлять вашим предприятием.

– Вам нужно мое предприятие? – спросил он так, словно это было обычным делом. – Судя по вашей наглости, я делаю вывод, что генералу Казиму не удалось вновь захватить сбежавших из Тебеццы.

– Если вы имеете в виду те семьи, которые вы отправили в рабство, то да. Могу добавить, что они уже на пути к безопасности благодаря самопожертвованию тактической команды ООН и вовремя прибывшим американским спецвойскам. И, как только они окажутся во Франции, немедленно доведут до сведения общественности и прессы всю правду о ваших преступных деяниях. Убийствах и истязаниях на вашем золотом руднике, незаконных захоронениях отходов, явившихся причиной тысяч смертей среди жителей пустыни, – словом, всего того, чего вполне достаточно, чтобы вы превратились в уголовного преступника номер один на Земле.

– Мои друзья во Франции прикроит меня, – решительно возразил Массард.

– Не рассчитывайте на свои высокие связи во французском правительстве. Как только общественный скандал коснется ваших политических приятелей, они и слышать не захотят о вас. Последует весьма неприятное расследование, и будьте любезны на Чертов остров, или где там сейчас французы содержат своих уголовников.

Веренн вцепился в спинку кресла Массарда, нависая над ним, как одна из тех летающих обезьян, которые прислуживали злой колдунье из детской сказки.

– Мистера Массарда никогда не осудят и не отправят в тюрьму. Он слишком могуществен, слишком многие мировые лидеры обязаны ему.

– Скорее его карману, – уточнил Джордино, подходя к бару и доставая бутылку минеральной воды.

– Пока я остаюсь в Мали, я недосягаем, – сказал Массард. – И с легкостью могу продолжать руководить «Массард энтерпрайзиз» отсюда.

– Боюсь, у вас ничего не получится, – вздохнул Питт, переходя к основной новости. – Особенно в свете безвременной, но более чем заслуженной кончины генерала Казима.

Массард уставился на Питта, медленно закрывая рот:

– Казим мертв?

– Вместе со своим штабом и половиной армии.

Массард бросил быстрый взгляд на Брюнона:

– А вы, капитан? Вы и ваши охранники на моей стороне?

Брюнон медленно покачал головой:

– Нет, мсье Массард. Вынужден уведомить вас, что я увольняюсь, равно как и мои люди. Мистер Питт сделал нам предложение, от которого нельзя отказаться.

У Массарда вырвался долгий вздох разочарования.

– Но зачем, скажите на милость, вам нужно взять под контроль это предприятие? – спросил он Питта.

– Затем, чтобы сразу же остановить его и попытаться ликвидировать тот ущерб окружающей среде, который вы нанесли.

– Малийцы ни за что не разрешат управлять Форт-Форо какому-то иностранцу.

– Ну, я думаю, малийские чиновники изменят свое мнение, когда им скажут, что от этой операции их родина будет только в выигрыше. А поскольку Мали – беднейшая из беднейших стран, то как они откажутся?

– И вы собираетесь позволить кучке невежественных варваров сровнять с землей самый передовой в мире технический комплекс по использованию солнечной энергии? – изумился Массард. – Да вы совсем с ума сошли!

– А вы думали, что я копаюсь в вашей грязи для того, чтобы самому заняться финансовыми махинациями? Извините, Массард, но есть еще люди, которыми управляет не только алчность.

– Вы идиот, Питт! – взорвался Массард, вставая из-за стола.

– Сидеть! Вы не выслушали еще самую лучшую часть моего сообщения.

– Что же еще вы можете от меня потребовать, кроме контроля за Форт-Форо?

– Богатства, которые вы припрятали на островах.

– О чем это вы? – театрально удивился Массард, заметно побледнев и медленно опустившись обратно в кресло.

– О десятках или даже сотнях миллионов в легко реализуемых ценностях, что вы скопили за годы тайных и незаконных деловых манипуляций. Общеизвестно, что вы не доверяете финансовым институтам, не следуете обычной инвестиционной практике и не выпускаете своих денежек с Больших Каймановых или Нормандских островов. Вы бы давно уже могли уйти от дел и зажить красивой жизнью, коллекционируя живопись, антиквариат или виллы в Италии. Или могли бы стать филантропом, сочетая вашу изобретательность с благотворительностью. Но алчность порождает алчность. Вы не из тех, кто тратит заработанное. И не важно, сколько накоплено, этого вам все равно не хватает. Вы же больной и не можете жить, как нормальные люди. То, что не вложено в «Массард энтерпрайзиз», вы спрятали где-нибудь на островах южной части Тихого океана. На Таити, Муроа или Бора? Я так полагаю, что на каком-нибудь из менее обитаемых в этой цепи. Я угадал, Массард?

Но ответа на этот вопрос не последовало.

– Тогда я предлагаю вам сделку, – продолжил Питт. – В обмен на согласие передать управление предприятием и подробное изложение схемы доступа к добытым вами нечестным путем ценностям я позволю вам сесть на вертолет вместе с вашим марионеткой Веренном и беспрепятственно улететь туда, куда вы пожелаете.

– Вы идиот, – хрипло огрызнулся Веренн. – У вас нет ни власти, ни силы, чтобы шантажировать мистера Массарда.

Джордино, на которого никто не обращал внимания, встал рядом с баром и проговорил несколько слов в микрофон портативной рации. Время было выбрано идеально. Не прошло и нескольких секунд, как за окном офиса завис вертолет, стволы и ракетные установки которого, зловеще поблескивая на солнце, были направлены прямо на сидящего за столом магната.

Питт кивнул в сторону парящего аппарата:

– Власти, может быть, я нет, но сил хватает.

Массард улыбнулся. Он был не из тех людей, кого можно было без борьбы загнать в угол. Казалось, он ничуть не испугался. Он наклонился через стол и спокойно сказал:

– Черт с вами, забирайте комплекс, раз уж вам так приспичило. Без поддержки такого деспота, как Казим, он все равно обречен. Местные чиновники разворуют здесь все, что можно украсть, а все остальное сгниет, проржавеет и придет в полную негодность, как уже не раз случалось с другими творениями западной технологии в этой богом забытой пустыне. У меня есть другие предприятия и вложения в другие проекты.

– Это только половина дела, – холодно сказал Джордино.

– Что же касается моего богатства, на него пасть не разевайте. Что мое, то мое. Вы угадали, оно на одном из островов в Тихом океане. И вы можете потратить на его поиски тысячи лет, но все равно не найдете.

Питт обернулся к Брюнону:

– Капитан, до захода солнца у нас еще есть несколько часов дневной жары. Пожалуйста, заткните кляпом рот мсье Массарду и снимите с него одежду. Всю. Затем распните его на столбе, врытом в землю, и так и оставьте.

Эти слова потрясли Массарда. Он и представить себе не мог, что с ним собираются обойтись столь же жестоко, как он и его подручные обходились с другими.

– Вы не можете так поступить с Ивом Массардом, – гневно воскликнул он, снова вскакивая на ноги. – Клянусь Богом, вы не...

Его речь была прервана Питтом, который тыльной стороной ладони хлестко ударил его по лицу.

– Зуб за зуб, приятель. И тебе еще повезло, что я не ношу кольца.

Массард ничего не сказал. Несколько секунд он стоял без движения, с маской ненависти на лице, которое начало бледнеть от внезапного ощущения страха. Он посмотрел на Питта и увидел, что приговор будет приведен в исполнение без отсрочки, поскольку хладнокровная, без малейшего намека на жалость, решимость этого американцаотнимала малейшую надежду избежать страданий. Он медленно разделся и остался обнаженным. По белой коже его тела побежали мурашки, но едва ли от холода.

– Капитан Брюнон, – кивнул Питт. – Исполняйте ваши обязанности.

– С удовольствием, сэр, – с готовностью откликнулся Брюнон.

После того как Массарду воткнули в рот кляп и надежно привязали к фонарному столбу рядом с административным зданием, оставив его один на один с безжалостным солнцем Сахары, Питт повернулся к Джордино:

– Передай мою благодарность парням в вертолете и отправь их обратно к полковнику Харгроуву.

Получив это послание, пилот помахал в ответ и устремил машину в сторону поля битвы, а друзья остались одни, с тревогой ожидая, сработает ли их план дожать Массарда, и полагаясь в основном на блеф и силу внушения.

Джордино покосился на привязанного магната, затем вопросительно уставился на Питта.

– Слушай, Дирк, а кляп-то зачем? – с любопытством спросил он. – Я чего-то никак не врублюсь? Пускай бы себе орал как резаный, все равно никто не услышит.

Питт усмехнулся:

– Если бы тебя так поджаривали на солнце, сколько бы ты предложил Брюнону и его людям за то, чтобы тебя отпустили?

– Пару миллионов баксов, если не больше, – ответил Джордино, мысленно восхищаясь проницательностью Питта.

– Наверняка больше.

– И ты всерьез веришь, что он заговорит?

Питт покачал головой:

– Нет. Массард скорее перенесет все муки ада и отправится в преисподнюю, чем скажет, где спрятал свое золотишко.

– А если не скажет, то как же мы до него доберемся?

– На то у нас имеется его ближайший друг и поверенный, – сказал Питт, указывая на трясущегося в углу кабинета Веренна.

– Проклятие, я ничего не знаю! – Голос его сорвался на крик отчаяния.

– А я думаю, что знаете. Если и не точное местонахождение закромов вашего, можно уже сказать бывшего, патрона, то хотя бы приблизительное. Вы нам только наводочку дайте, а дальше мы и сами разберемся.

Бегающие глаза и испуганное выражение лица Веренна без слов подтвердили догадку Питта, что тому известно, где Массард прячет свои сокровища.

– Даже если бы я что-то и знал, все равно ничего бы вам не сказал! – выкрикнул Веренн, но прозвучало это не слишком убедительно. Видно было, что он просто храбрится и из последних сил сдерживается, чтобы не зарыдать.

– Ал, пока я буду занят обыском этих прекрасных апартаментов, проводи нашего друга в какой-нибудь пустой кабинет и убеди его набросать нам карту частного денежного хранилища мсье Массарда.

– Вот это по мне, – обрадовался Джордино. – Я уже целую неделю никому не пересчитывал зубы.

59

Примерно через два часа, после душа и короткого сна, Питт почувствовал себя нормальным и сравнительно здоровым человеком. Казалось, горячая вода смыла с него не только пыль, но и усталость; даже боль от ран стала вполне терпимой. Он сидел за письменным столом Массарда в шелковой пижаме на два размера меньше, чем ему требовалось, которую он обнаружил в гардеробе, где одежды было достаточно, чтобы открыть магазин мужского белья. Он осматривал ящики стола, изучая бумаги магната, когда в дверях показался Джордино, толкая перед собой бледного Веренна.

– Я вижу, вы уже нашли общий язык, не так ли? – поднял голову Питт.

– Просто удивительно, какой он прекрасный собеседник в соответствующей компании, – подтвердил Джордино.

Веренн огляделся безумным растерянным взглядом, медленно водя головой из стороны в сторону, словно пытаясь избавиться от тумана. Казалось, он находится на грани нервного срыва.

Питт с любопытством оглядел француза.

– Что ты с ним сделал? – поинтересовался он у Джордино. – На нем нет ни царапины.

– Я же сказал, что мы прекрасно поболтали. Я прекрасно провел время, живописуя в деталях, как буду расчленять его миллиметр за миллиметром.

– И это все?

– У него великолепное воображение. Я даже и не притронулся к нему.

– И он указал тайный склад Массарда на острове?

– Ты правильно догадался, что остров принадлежит французам, но он почти в пяти тысячах километров к северо-восток} от Таити и в двух тысячах километров к юго-западу от Мексики.

– Но я не знаю никакого французского острова в Тихом океане так близко от Мексики.

– В тысяча девятьсот семьдесят девятом году французы взяли на себя управление неким атоллом под названием остров Клиппертона, названного в честь английского пирата Джона Клиппертона, который использовал его как пристанище в тысяча семьсот пятом году. Если верить Веренну, этот кусок земли имеет площадь всего лишь пять квадратных километров и максимальную высоту двадцать один метр.

– Он обитаем?

Джордино покачал головой:

– Нет, если не считать нескольких диких свиней. Веренн говорит, что единственный след человеческой деятельности там – это заброшенный маяк восемнадцатого века.

– Маяк, – медленно повторил Питт. – Только такой скользкий и коварный пират, как Массард, мог додуматься спрятать сокровища рядом с маяком на необитаемом острове посреди океана.

– Веренн клянется, что не знает точного места.

– Когда яхта мсье Массарда бросала якорь у острова, – запинаясь, пробормотал Веренн, – он всегда покидал ее на лодке в одиночестве и только по ночам, чтобы никто не мог разглядеть его передвижений.

Питт посмотрел на Джордино:

– Думаешь, он говорит правду?

– Да, клянусь Господом! – взмолился Веренн.

– А вдруг он прирожденный сказочник? – хмыкнул Джордино.

– Я сказал правду. – Голос Веренна напоминал жалобный плач ребенка. – Господи, я не хочу мучиться! Я не переношу боли!

Джордино недоверчиво уставился на француза:

– А может, он одаренный от природы актер?

Веренн выглядел вконец убитым.

– Что же мне сделать, чтобы вы поверили мне?

– Я поверю только тогда, когда вы все расскажете о своем боссе. И подтвердите сказанное документально. В первую очередь, представите список с именами и количеством его жертв, затем поведаете о каждой мошеннической сделке, которую он когда-либо провернул, и разъясните суть всей его гнилой организации.

– Я это сделаю, и он меня убьет, – прохрипел Веренн испуганным шепотом.

– Он и пальцем вас не тронет.

– Нет, убьет. Вы не представляете себе масштабов его могущества.

– Думаю, что представляю.

– Он и вполовину не заставит тебя мучиться так, как это сделаю я, – зловеще пообещал Джордино.

Веренн рухнул в кресло с мокрым от пота лицом и с расширившимися от страха глазами, в которых промелькнул отблеск надежды, когда он повернулся и устремил их на Питта. Эти люди сбили с его шефа все его величие и надменность. И если у него еще оставался шанс спасти свою жизнь, надо было хвататься за него обеими руками.

– Я сделаю то, что вы просите, – тихо простонал он.

– Хотелось бы услышать более развернутый ответ, – потребовал Питт.

– Я передам вам для изучения все записи и информацию по «Массард энтерпрайзиз».

– Это касается также и незапротоколированной информации о незаконных сделках, – предупредил Питт.

– Я расскажу и о том, что не записано или не занесено в компьютер.

Последовала короткая пауза. Питт смотрел в окно на Массарда. Даже с этого расстояния было заметно, что его белая кожа заметно покраснела. Питт резко поднялся из-за стола и положил руку на плечо Джордино.

– Ал, этот за тобой. Извлеки из него все крупицы информации, какие только сможешь.

Джордино дружески приобнял за плечи Веренна, который тут же съежился и задрожал мелкой дрожью.

– Да не тушуйся ты, дурачок, – успокаивающе прогудел итальянец. – Мы с тобой сейчас проведем стандартное судебное расследование, только в ударном порядке. Ты же юрист, тебе не впервой.

– Обязательно составьте список имен людей, которые явились жертвами Массарда или были им убиты, – напомнил Питт. – Это главное.

– Для этого есть какие-то особые основания? – полюбопытствовал Джордино.

– После того как мы отправимся на остров Клиппертона и осуществим успешные поиски, я собираюсь учредить специальный фонд, который использовал бы богатства Массарда для выплаты компенсации всем пострадавшим, а также семьям и родственникам погибших.

– Но мсье Массард никогда не допустит этого, – сипло пискнул Веренн.

– Спасибо, что напомнили мне о вашем любимом патроне, – оживился Питт. – Полагаю, он уже достаточно поджарился в этой духовке.

* * *

Передняя часть тела Массарда походила на панцирь омара, вытащенного из кипятка. Он заметно страдал, его тело покрывали волдыри, и ясно было, что на следующее утро кожа начнет слезать огромными полосами. Он стоял без поддержки между Брюноном и двумя апатичными охранниками. Распухшие губы слегка разошлись, обнажив собачий оскал мелких зубов; на темно-багровом лице, искаженном гневом и ненавистью, непримиримо полыхали заплывшие глазки.

– После того что вы сделали со мной, вам не жить, – прошипел он. – Даже если меня казнят, что маловероятно, я найду способ отплатить вам сторицей!

– Карманная ударная команда мстителей? – язвительно осведомился Питт. – Как вы предусмотрительны! Но мы отвлеклись. После поджаривания на солнце вы, должно быть, сильно устали и хотите пить. Пожалуйста, присаживайтесь. Ал, передай мистеру Массарду бутылку его любимой французской минеральной воды.

Массард очень медленно опустился в мягкое кожаное кресло, и его лицо мгновенно напряглось от боли. Кое-как устроившись в более или менее удобной позе, он глубоко вздохнул:

– Вы просто дураки, если думаете, что вам это сойдет с рук. Под началом у Казима было немало других честолюбивых офицеров, которые быстро сумеют занять его место. Таких же опасных и коварных, каким был он сам. Вот увидите, очень скоро сюда пришлют войска, чтобы похоронить вас в пустыне еще до следующего рассвета.

Он взял бутылку, которую поднес ему Джордино, и опустошил ее содержимое за несколько секунд. Не говоря ни слова, Джордино протянул ему следующую.

Питт ничего не мог поделать со своим восхищением перед силой воли Массарда. Этот человек вел себя так, словно полностью контролировал ситуацию.

Массард прикончил вторую бутылку, затем оглядел кабинет, высматривая своего секретаря:

– А где Веренн?

– Умер, – скупо сказал Питт.

Впервые за все это время Массард выглядел по-настоящему удивленным:

– Вы убили его?

Питт равнодушно пожал плечами:

– Он пытался заколоть Джордино. Ужасно глупо нападать с ножом для разрезания бумаг на человека с пистолетом.

– Он это сделал? – недоверчиво спросил Массард.

– Могу продемонстрировать его труп, если желаете.

– Нет, на Веренна это совсем не похоже. Он трус в высшей степени.

Питт и Джордино переглянулись. Веренн уже занимался делом, находясь под охраной в кабинете двумя этажами ниже.

– У меня к вам есть предложение, – сказал Питт.

– С чего это вдруг вы задумали вести со мной переговоры? – насторожился Массард.

– У меня изменились намерения. Если вы обещаете жить далее праведной жизнью, я выпущу вас из этой комнаты, позволю сесть в вертолет и покинуть Мали.

– Вы так шутите?

– Вовсе нет. Я решил, что чем быстрее выкину вас из головы, тем лучше.

– Неужели вы серьезно? – не выдержал Брюнон. – Ведь этот человек – опаснейший негодяй. Он при первой же возможности нанесет ответный удар.

– Да, это Скорпион. Вас ведь так прозвали, Массард?

Но француз промолчал, только злобно зыркнул на Питта.

– Не будем спорить, – резко сказал Питт. – Я хочу, чтобы это дерьмо убралось отсюда, и убралось немедленно. Капитан Брюнон, сопроводите мсье Массарда к вертолету и проследите, чтобы он улетел на нем.

Массард потрясенно поднялся; обожженная кожа натянулась, и его попытки стоять прямо только усиливали болевые ощущения. Но, несмотря на боль, он улыбнулся. Его мозги вновь заработали:

– Я требую несколько часов, чтобы упаковать вещи и личные бумаги.

– У вас ровно две минуты, чтобы покинуть офис.

Массард грязно выругался.

– Но не могу же я лететь вот так, нагишом. Боже мой, вы же цивилизованные люди, сохраняйте хотя бы приличия.

– Что вы знаете о приличиях? – бесстрастно сказал Питт. – Капитан Брюнон, заберите этого сукиного сына отсюда, пока я своими руками его не задушил.

Брюнону даже не потребовалось отдавать приказа своим людям. Он просто кивнул, и те энергично затолкали бранящегося Ива Массарда в лифт. Трое оставшихся в кабинете не обменялись ни словом, наблюдая в окно, как униженного магната грубо запихали в его роскошный вертолет. Дверцу закрыли, и пропеллер начал разгонять жаркий воздух. Менее чем через четыре минуты аппарат скрылся за горизонтом.

– Он летит на северо-восток, – заметил Джордино.

– Я думаю, в Ливию, – добавил Брюнон. – Каддафи его не выдаст. Отсидится какое-то время, потом опять всплывет где-нибудь, когда все уляжется.

– Не имеет значения, куда он в конце концов денется, – сказал Питт, зевая.

– Надо было убить его! – резко и негодующе воскликнул Брюнон.

– Нет нужды возиться. Он не проживет и недели.

– Откуда вы это знаете? – спросил в изумлении Брюнон. – Вы же отпустили его. Почему? У этого человека кошачья живучесть. Уж от солнечных ожогов он точно не умрет.

– От этого – нет. Но умрет он обязательно. – Питт повернулся к Джордино. – Подмена произведена нормально?

Итальянец самодовольно усмехнулся в ответ:

– Как с поддельным вином.

Брюнон выглядел озадаченно.

– О чем вы толкуете?

– Привязав Массарда на солнце, – объяснил Питт, – я добивался только того, чтобы его измучила жажда.

– Жажда? Я не понимаю.

– А Ал в это время опустошил бутылки с минералкой и наполнил их водой, загрязненной химическими веществами, которые просачиваются из подземного хранилища.

– В поэзии это называется справедливым возмездием. – Джордино поднял пустые бутылки. – Он выпил почти три литра этой дряни.

– Когда его внутренности необратимо видоизменятся, токсины проникнут в мозг, и он сойдет с ума, превратившись в одержимого маниакальной жаждой убийства каннибала, – сообщил Питт с непроницаемо-каменным выражением лица.

– И у него уже нет никакой надежды? – спросил потрясенный Брюнон.

Питт покачал головой:

– Ив Массард умрет, привязанный к кровати, умоляя, чтобы его избавили от страданий. Жаль только, что его жертвы не увидят этого.

Часть пятая «Техас»

60

10 июня 1996 года

Вашингтон, округ Колумбия

Две недели спустя после осады Форт-Форо адмирал Сэндекер сидел во главе длинного стола в конференц-зале штаб-квартиры НУМА в Вашингтоне. Рядом сидели доктор Чэпмен, Хайрем Йегер и Руди Ганн, глядя на экран размещенного на стене монитора.

Адмирал нетерпеливо показал на пустой экран:

– И когда они собираются показаться?

Йегер, не спуская глаз с монитора, прижимал к уху телефонную трубку.

– Спутник вот-вот начнет транслировать из Мали их сигнал.

Не успел он договорить, как на экране вспыхнула и установилась картинка. Питт и Джордино, глядя в камеру, сидели за письменным столом, заваленным раскрытыми папками с документами.

– Вы там у себя хорошо нас видите? – спросил Йегер.

– Привет, Хайрем, – ответил Питт. – Рады видеть твою жизнерадостную физиономию и слышать твой голос.

– Вы здесь тоже неплохо смотритесь. Всем не терпится поговорить с вами.

– Доброе утро, Дирк, доброе утро, Ал, – поздоровался Сэндекер. – Как твои ранения?

– Здесь полдень, адмирал. А чувствую я себя прекрасно, спасибо.

После того как Питт обменялся приветствиями с Руди Ганном и доктором Чэпменом, адмирал открыл дискуссию.

– У нас хорошие новости, – с энтузиазмом начал он. – Компьютерный анализ спутникового наблюдения за Южной Атлантикой показал, что уровень роста красной волны уменьшается. Хайрем утверждает, что, судя по всем параметрам, распространение замедлилось чуть ли не до полной остановки.

– Но и того, что осталось, более чем достаточно, – вставил Ганн, очевидно не разделяющий оптимистического настроения начальства. – Мы уже отметили пятипроцентное падение общего содержания кислорода. Вскоре начнут проявляться последствия.

– Во всех сотрудничающих с нами государствах мира был наложен суточный запрет на появление на улицах автомобилей, – сообщил Йегер. – Все самолеты остались на аэродромах, промышленные предприятия не работали. Мир был на волосок от гибели.

– И спасен он, без сомнения, благодаря усилиям вас обоих, – заявил Чэпмен. – Ты и Ал отыскали источник синтетической аминокислоты, стимулировавшей рост динофлагеллатов, и прикрыли его, а наши ученые из НУМА обнаружили, что небольшие добавки меди в концентрации 10-6 губительно воздействуют на их воспроизводство, так что мы рассчитываем в скором времени сначала приостановить этот процесс, а затем обратить его вспять.

– Значительно ли сократилось загрязнение реки Нигер после прикрытия утечки? – спросил Питт.

Ганн кивнул:

– Почти на тридцать процентов. Я недооценил степень миграции подземных вод от предприятия вредных отходов на юг к реке. Они просачивались через песок и гравий Сахары гораздо быстрее, чем я изначально представлял.

– Как скоро уровень загрязнения упадет до безопасного?

– Доктор Чэпмен и я полагаем, что пройдет добрых шесть месяцев, пока большая часть остатков вытечет в океан.

– Прикрыть источник загрязнения было жизненно важным первым шагом, – произнес Чэпмен. – Это дало нам дополнительное время для распыления с воздуха микрочастиц меди над основной площадью волны. Я думаю, уже можно сказать, что мы вырвались из тупика, где нас ждала экологическая катастрофа с самыми страшными последствиями.

– Но сражение еще далеко не закончено, – напомнил ему Сэндекер. – Только промышленность Соединенных Штатов потребляет пятьдесят восемь процентов мирового кислорода, в основном вырабатываемого планктоном Тихого океана. Через двадцать лет, с учетом прогнозируемого увеличения транспортных потоков и продолжающегося уничтожения лесов и болот, мы будем быстрее расходовать кислород, чем природа воспроизводить его.

– И мы по-прежнему не избавились от проблемы загрязнения океана химическими веществами, – вторил адмиралу Чэпмен. – Не надо паниковать, но чуть не свершившаяся трагедия с красными волнами продемонстрировала, насколько близко подошли человечество и природа к последнему глотку кислорода.

– Может быть, теперь, – сказал Питт, – мы перестанем относиться к воздушной атмосфере как к чему-то неизменному, дарованному нам свыше раз и навсегда.

– Прошло две недели, как вы приняли на себя руководство Форт-Форо, – перевел разговор Сэндекер. – Какова ситуация?

– В общем неплохая, – ответил Джордино. – После прекращения поставок отходов мы день и ночь эксплуатируем солнечный реактор. Через тридцать шесть часов все спрятанные Массардом в подземных хранилищах промышленные отходы должны быть уничтожены.

– А что вы сделали с хранилищем ядерных отходов? – спросил Чэпмен.

– Я попросил тех французских инженеров, которые стояли у истоков монтажа предприятия, – рассказал Питт, – после краткого отдыха от испытаний в Тебецце вернуться на работу. Они согласились и набрали рабочие бригады малийцев, чтобы продолжить раскопки и углубить камеру хранилища на полтора километра.

– А хватит этой глубины, чтобы уберечь земные организмы от воздействия этих высокоактивных отходов? Плутоний-239, например, имеет период полураспада двадцать четыре тысячи лет.

Питт улыбнулся:

– Сам того не подозревая, Массард выбрал самое лучшее место для захоронения подобного мусора. В этой части Сахары геологические структуры очень стабильны. Эта скальная камера продержится без изменений сотни тысяч лет. У нее нет в соседстве кристаллических пород, и она гораздо ниже пласта грунтовых вод. Можно не беспокоиться, что эти отходы вновь воздействуют на чью-либо жизнь.

– А в каком виде вы намереваетесь содержать эти отходы в подземном хранилище?

– Разработанные французскими экспертами критерии безопасности очень строги. Прежде чем захоронить отходы глубоко под землей, их заключают в цемент, а затем в нержавеющий стальной цилиндр. Он покрывается слоем битума и сверху – чугунным контейнером. Наконец, перед погружением в глубь скалы, этот контейнер еще раз обливается бетоном.

Чэпмен улыбнулся во весь рот:

– Поздравляю тебя, Дирк. Тебе удалось устроить место захоронения отходов по мировому классу.

– А вот еще небольшая интересная информация, – сказал Сэндекер. – Наше и монгольское правительства прикрыли предприятия Массарда по ликвидации вредных отходов в пустынях Мохаве и Гоби, когда международная комиссия экспертов обнаружила, что они построены с отклонением от принятых стандартов и небезопасны.

– Монтаж Подобного предприятия в малонаселенной местности Австралии также остановлен, – добавил Чэпмен.

Питт откинулся на спинку стула и вздохнул.

– Счастлив слышать, что Массард убрался из бизнеса, связанного с размещением отходов.

– Кстати, об этом Скорпионе, – встрял Джордино. – Как его дела?

– Вчера он был похоронен в Триполи, – ответил Сэндекер. – Агенты ЦРУ докладывали, что перед смертью он сошел с ума и пытался съесть своего врача.

– Какой достойный конец! – сардонически усмехнулся Джордино.

– Кстати, – вспомнил Сэндекер. – Президент посылает вам свою признательность и самые теплые поздравления. Говорят, он собирается объявить какую-то особую благодарность за ваши успехи.

Питт и Джордино посмотрели друг на друга и равнодушно пожали плечами.

Сэндекер счел за лучшее не обращать на это внимания.

– Вам, должно быть, будет интересно узнать, что впервые за двадцать лет наш госдепартамент работал в таком тесном сотрудничестве с малийским правительством. Во многом такому улучшению взаимоотношений способствовало то, что все выгоды от предприятия вы предложили передать их правительству как помощь в проведении их социальных программ.

– Ну не нам же получать с этого прибыль, – великодушно отмахнулся Питт.

– Есть какая-нибудь угроза переворота со стороны армии? – поинтересовался Ганн.

– После смерти Казима группа его сторонников распалась. Все они коленопреклоненно поклялись в нерушимой преданности лидерам нового правительства.

– А ведь прошел уже почти месяц с того дня, как мы смотрели на ваши физиономии вблизи, – улыбнулся Сэндекер. – Ваша работа в Сахаре закончена. Когда вас ожидать в Вашингтоне?

– Что ж, даже суетная и бестолковая столица нашего государства лучше, чем эта знойная дыра, – проговорил Джордино.

– Неплохо бы недельку передохнуть, – серьезно произнес Питт. – Хотелось бы отправиться домой и заняться личными делами. Но здесь, в пустыне, меня еще ждет небольшое историческое изыскание, которым я хотел бы заняться.

– "Техас"?

– А вы откуда знаете?

– Великий Джулиан Перлмуттер шепнул мне на ушко.

– Я был бы благодарен вам за поддержку, адмирал.

Сэндекер снисходительно пожал – плечами:

– Я думаю, что задолжал вам несколько выходных.

– Пожалуйста, упросите Джулиана вылететь в Мали по возможности быстрее.

– Джулиана с его тушей в сто восемьдесят кило весом вы ни за что на верблюда не посадите, – со мехом предупредил адмирал.

– И уж вряд ли вам удастся заставить его путешествовать по раскаленным пескам под палящим солнцем, – поддержал Ганн.

– Насколько мне известно, – возразил Питт, весело посматривая на их изображения в мониторе, – все, что нужно, чтобы заставить Джулиана совершить хоть двадцать дневных переходов по пустыне, это бутылка охлажденного «Шардоне».

– Пока не забыл, – спохватился Сэндекер. – Вся Австралия в восторге от того, что вы нашли Китти Меннок и ее самолет. Если верить сиднейским газетам, вы с Джордино стали национальными героями.

– Они собираются перевезти ее тело на родину?

– Какой-то богатый скотовод из ее родных мест согласился финансировать эту операцию. Он намерен реставрировать ее самолет и выставить его в одном из музеев Мельбурна. Группа перевозки собирается прибыть завтра к месту, которое вы указали.

– А что станется с самой Китти?

– День, когда ее тело вернется на родину, будет национальным праздником. Мне рассказал австралийский посол, что со всей страны стекаются взносы на создание мемориала на месте ее захоронения.

– Нашей стране тоже стоит внести свой вклад, особенно Югу.

Заинтригованный, Сэндекер спросил:

– А какая у нас с ней связь?

– Она почти навела нас на «Техас», – буднично заметил Питт.

Сэндекер обменялся вопросительными взглядами с сотрудниками НУМА. Затем вновь обратился к изображению Питта на мониторе:

– Нам всем интересно узнать, каким образом эта женщина, уже шестьдесят пять лет как покойная, умудрилась выкинуть такой фокус?

– На месте катастрофы я нашел бортовой журнал Китти Меннок, – пояснил Питт. – Она записала там, что, перед тем как вернуться обратно к самолету, обнаружила в пустыне бронированный корабль, частично занесенный песками.

61

– Боже милостивый! – проговорил Перлмуттер, всматриваясь из иллюминатора вертолета в рассвет, освещающий мертвую землю внизу. – И вы прошли через это?

– Вообще-то мы проплыли по этой части пустыни на нашей импровизированной сухопутной яхте, – ответил Питт. – Сейчас мы летим вдоль нашего пути в обратном направлении.

Перлмуттер прилетел в Алжир на военном реактивном самолете, а затем пересел на коммерческий рейс к небольшому пустынному городку Адрару на юге Алжира. Здесь Питт и Джордино встретили его сразу после полуночи и проводили на борт вертолета, который они взяли взаймы у бригады монтажников французского предприятия.

Дозаправившись, они вылетели на юг и сразу же на рассвете заметили обломки яхты, лежащие на том самом месте, где они их и оставили после того, как их спас араб-водитель. Они приземлились и разобрали старое крыло, провода и колеса, которые помогли сохранить их жизни, и прикрепили все это к полозьям вертолетного шасси. Питт, занявший кресло пилота, поднял машину в воздух и взял курс на тот овраг, где находились останки самолета Китти Меннок.

Во время полета Перлмуттер читал копию, которую Питт сделал с бортового журнала Китти.

– Какая мужественная леди, – с восхищением сказал он. – Всего лишь с несколькими глотками воды, со сломанной лодыжкой и тяжелым вывихом колена она проковыляла почти шестнадцать километров в самых жутких условиях.

– И это только путь туда, – напомнил ему Питт. – Ведь после того как она наткнулась на корабль в пустыне, она прохромала обратно к самолету.

– Да, вот здесь как раз об этом, – кивнул Перлмуттер, зачитывая вслух выдержку из борт-журнала:

* * *

Среда, 14 октября. Очень жарко. Состояние все хуже. Следуя по оврагу на юг, наконец наткнулась на выход в широкое, высохшее речное русло, по моим оценкам, примерно в десяти милях от самолета. Плохо спалось в пронзительно холодные ночи. Сегодня в полдень я обнаружила странного вида корабль, полузасыпанный песком. Думая, что это мираж, я дотронулась до его покатых железных бортов и поняла, что это явь. Влезла в отверстие, из которого торчала старая пушка, и там провела ночь. Наконец-то хоть какое-то укрытие.

Четверг, 15 октября. Осмотрела внутренние помещения корабля. Слишком темно, поэтому удалось увидеть не так уж много. Нашла очень хорошо сохранившиеся останки нескольких членов экипажа. Должно быть, умерли давно, если судить по их мундирам. Пролетел какой-то самолет, но не заметил корабля. Я никак не смогла бы выбраться вовремя, чтобы посигналить. Самолет проследовал в сторону места моего падения. Здесь меня никогда не найдут, и потому я решила вернуться к самолету на случай, если его обнаружат. Я знаю теперь: это была ошибка – попытаться идти пешком. Если и найдут самолет, то ни за что не отыщут моих следов. Ветер заметает их песком, как снегом вовремя пурги. Пустыня играет по своим правилам, и мне не выиграть.

* * *

Перлмуттер замолчал и поднял голову.

– Вот объяснение, почему вы нашли ее и бортовой журнал рядом с местом крушения. Она вернулась в тщетной надежде, что поисковые самолеты найдут ее.

– Каковы были ее последние слова? – спросил Джордино.

Перлмуттер перевернул страницу и продолжил чтение.

* * *

Суббота, 18 октября. Вернулась к самолету, но не обнаружила никаких следов поисковой партии. Должно быть, я умру. Если меня когда-нибудь найдут и прочтут эти строки, я хочу, чтобы мои близкие узнали, как сильно я сожалею о том, что причинила им столько горя. Целую мамочку и папочку. Скажите им, что я постаралась встретить смерть мужественно. Писать больше не могу, руки не слушаются.

* * *

Когда Перлмуттер закончил, все трое долго сидели в скорбном молчании, потрясенные героической борьбой Китти за выживание. Тронутые до глубины души, они с трудом сдерживали наворачивающиеся слезы.

– Эта хрупкая женщина могла бы подать пример мужества многим мужчинам, – хриплым от волнения голосом проговорил Питт.

Перлмуттер кивнул:

– Благодаря ее выносливости и упорству, может быть, будет разгадана еще одна тайна.

– Она дала нам путеводную нить, – поддержал его Питт. – Все, что нам нужно сделать, это пройти овраг на юг, пока не откроется выход на старое речное русло, и там уже начать поиски броненосца.

* * *

Два часа спустя австралийская поисковая группа сделала перерыв в своей работе по осторожному разбору останков старого французского самолета Китти Меннок и обратила взгляды вверх, заметив, что над оврагом закружил какой-то вертолет.

На лицах австралийцев появились широкие улыбки, когда они разглядели привязанные к полозьям вертолета исчезнувшие с места крушения крыло и шасси.

Питт мягко посадил аппарат на землю над оврагом, чтобы не накрыть рабочих и их оборудование волной пыли и песка. Заглушив двигатели, он посмотрел на часы. Было восемь сорок утра, и еще оставалось несколько часов до наступления самого жаркого времени дня.

Джулиан Перлмуттер, кряхтя и поддерживая руками свое объемистое брюхо, с усилием оторвал седалище от кресла второго пилота, собираясь выходить.

– Не создан я для этих приключений, – проворчал он, когда на выходе из кабины с кондиционером его обдало волной жара.

– И черту не пожелаешь такой прогулки, – согласился Джордино, оглядывая знакомые места. – Уж можешь мне поверить.

Из оврага выбрался рослый, загорелый и краснолицый австралиец и подошел к ним.

– Привет. Вы, должно быть, Дирк Питт.

– Я Ал Джордино, а Питт вон тот, долговязый, – махнул рукой через плечо коротышка.

– А я Нэд Квинн, руководитель операции по переносу останков тела и самолета Китти Меннок.

Питт сморщился, когда огромная лапа Квинна сжала его кисть, словно тисками. Массируя суставы, Питт сказал:

– Мы привезли назад части от самолета Китти, которые брали взаймы несколько недель назад.

– Это очень ценно. – Голос Квинна скрежетал, как нож на шлифовальном круге. – Удивительно изобретательно – использовать крыло для плавания по пустыне.

– Джулиан Перлмуттер, – представился Перлмуттер, выбравшись, наконец, на твердую землю.

Квинн добродушно похлопал его по животу, угрожающе нависшему над брючным ремнем:

– Похоже, мы оба неплохо питаемся и выпиваем, мистер Перлмуттер.

– А у вас случайно нет с собой вашего доброго австралийского пива?

– Вам нравится наше пиво?

– Я для особых случаев храню дома ящик «Кестлмейна» из Бризбена.

– У нас нет «Кестлмейна», – сказал польщенный Квинн, – но могу предложить вам бутылочку «Фостерса».

– Буду вам весьма обязан, – с благодарностью отозвался Перлмуттер, у которого вовсю заработали потовые железы.

Квинн сходил к кабине грузовика, достал из холодильника четыре запотевших бутылки, принес их и раздал всем присутствующим.

– Как скоро вы закончите? – поинтересовался Питт, не поддерживая пивную тему.

Квинн окинул критическим взором автокран, который готовился поднять двигатель со старого самолета и перенести его на грузовик.

– Еще три или четыре часа, потом аккуратно закрепим груз и двинемся обратно в Алжир.

Питт вытащил бортовой журнал из кармана рубашки и протянул его Квинну.

– Бортовой журнал Китти. Она записала здесь о своем последнем полете и его трагических последствиях. Я ознакомился с ним, чтобы узнать о том, что она обнаружила во время своих тяжелых испытаний. Надеюсь, что Китти не стала бы возражать.

– Я уверен, что она бы нисколько не возражала, – сказал Квинн, кивая на деревянный гроб, покрытый австралийским флагом с крестом святого Георгия и звездами Южного Креста. – Мои соотечественники и я обязаны вам и мистеру Джордино за то, что вы открыли тайну ее исчезновения, и за то, что теперь мы можем перевезти ее домой.

– Слишком долго она отсутствовала, – тихо сказал Перлмуттер.

– Да, – согласился Квинн, с грустью покосившись на гроб. – Слишком долго.

* * *

К несказанной радости Перлмуттера, Квинн настоял, чтобы они взяли на прощание в вертолет десять бутылок пива. Все до единого австралийцы вскарабкались по отвесному склону, чтобы пожать руки Питту и Джордино. Подняв вертолет в воздух, Питт сделал круг над местом крушения, отдавая дань уважения Китти, и направился по указанному ею пути к легендарному кораблю в пустыне.

Полет по прямой над извивающимся оврагом до древнего речного русла, отнявший у Китти дни мучительной борьбы, на скоростном вертолете занял менее двенадцати минут. То, что некогда было рекой, плавно текущей в зеленых берегах, теперь являло собой лишь широкое сухое русло, окруженное неустойчивыми песками.

– Это Од Зарит, – объявил Перлмуттер. – Трудно себе представить, что здесь когда-то протекал полноводный приток Нигера.

– Од Зарит, – повторил Питт. – Так его называл и тот старый американский старатель. Он утверждал, что засуха здесь началась сто тридцать лет назад.

– Он был прав. Я изучил старые французские наблюдения за этим районом. Некогда тут поблизости был порт, где кочевники с караванами торговали с купцами, пригонявшими сюда флотилии судов. Точно не указано, где этот порт размещался. Вскоре после начавшейся засухи его занесло песчаной бурей, да и сама вода ушла в песок.

– Выходит, засуха началась вскоре после того, как «Техас» поднялся по реке и сел на мель? – уточнил Джордино.

– Совершенно верно. Я отыскал в архивах предсмертное заявление некоего Бичера. Он клялся, что остался единственным в живых из экипажа «Техаса», и давал подробное описание последнего вояжа судна через Атлантику и вверх по притоку Нигера, где корабль и сел на мель.

– Разве можно верить бреду умирающего человека? – скептически покачал головой Джордино.

– Его рассказ был слишком детализирован, чтобы посчитать его обычным бредом, – решительно возразил Перлмуттер.

Питт замедлил движение вертолета и стал всматриваться в высохшее русло.

– Еще старатель утверждал, что на борту «Техаса» находился золотой запас правительства конфедератов.

Перлмуттер кивнул:

– Бичер упоминал и о золоте. Кроме того, он дал мне в руки ниточку, приведшую меня к еще неисследованным и неопубликованным бумагам военного министра Эдвина Стэнтона, из которых...

– Кажется, там что-то есть, – возбужденно прервал его Джордино, тыча пальцем в иллюминатор. – По правому борту. Большая дюна, что возвышается у западного берега.

– Та, что с камнем на вершине? – оживился Перлмуттер.

– Да.

– Доставай градиометр Шонштедта, который Джулиан привез из Вашингтона, – приказал Питт напарнику. – Как только установишь его, я пройдусь над этой дюной.

Джордино быстро распаковал детектор металла, подсоединил батареи и отрегулировал чувствительность.

– Готов сбросить датчик.

– О'кей, приближаемся к дюне на скорости десять узлов, – отозвался Питт.

Джордино стал спускать датчик, соединенный с детектором, пока тот не повис в десяти метрах под брюхом вертолета. Затем он и Перлмуттер напряженно стали всматриваться в указатель частоты. Когда вертолет медленно поплыл над дюной, стрелка стремительно поползла вверх по шкале, а звук в громкоговорителе усилился до жужжания. Внезапно стрелка уперлась в ограничитель, когда датчик поменял полярность с положительной на отрицательную, резко метнулась в обратную сторону. Одновременно жужжание перешло в пронзительный визг.

– Зашкаливает! – торжествуя, заорал Джордино. – Внизу необычайно крупная масса железа.

– Ты отмечай от округлого коричневого камня наверху, – предупредил Перлмуттер, – а то в пустыне вокруг полно железной руды.

– Это не коричневый камень! – завопил Питт. – Вы видите покрытый ржавчиной цилиндр? Это же конец дымовой трубы!

Когда Питт только завис над этой возвышенностью, они еще не знали наверняка, скрыто ли там, внизу, под толщей песка, именно то, что они ищут. Но теперь в этом не было сомнений.

Легендарный корабль конфедератов «Техас» был найден.

62

Первая волна энтузиазма и восторга схлынула, когда осмотр возвышения показал, что, за исключением двух метров дымовой трубы сам корабль целиком погружен в песок. Им понадобятся дни, чтобы прорыть в этой песчаной лавине проход внутрь.

– Дюна надвинулась на каземат уже после того, как Китти побывала здесь шестьдесят пять лет назад, – проговорил Перлмуттер. – Останки находятся слишком глубоко, чтобы мы могли до них добраться. Без тяжелого оборудования нам не расчистить даже верхние люки.

– А я полагаю, что мы найдем проход и без экскаватора, – возразил Питт, загадочно усмехнувшись.

Перлмуттер оглядел огромную гору песка и покачал головой.

– На мой взгляд, безнадежно.

– Струйный насос! – выдохнул Джордино, в голове которого будто лампочка загорелась. – Метод, который искатели сокровищ используют для смывания ила с останков кораблекрушения.

– Ты читаешь мои мысли, – засмеялся Питт. – Но вместо шланга, подающего воздух под высоким давлением, мы поднимем наверх вертолет и ветром от вращения его лопастей сметем песок.

– Мне нравится ход ваших мыслей, ребятки, – с уважением пробасил Перлмуттер. – Довольно изобретательно: подняться в небо, чтобы проникнуть под землю.

– Склоны дюны довольно круто вздымаются, образуя конус, – указал Питт. – Если мы сметем сверху три метра, то покажется крыша каземата.

Джордино пожал плечами:

– Попытка не пытка.

– Я тоже так думаю.

Питт поднял вертолет над возвышением и дал двигателям столько мощности, сколько нужно было, чтобы удержаться в статическом состоянии. Поток воздуха от винта закрутил песок внизу в яростный вихрь. Минут двадцать Питт удерживал вертолет на одном месте, не давая ему смещаться в сторону. Ничего не было видно: рукотворная песчаная буря полностью закрывала дюну.

– Сколько еще? – забеспокоился Джордино. – Песок может сыграть злую шутку с турбинами.

– Если это случится, я продую двигатели до винтика, – с бульдожьей решимостью ответил Питт.

Перлмуттер ясно представил себе, как его упитанное тело станет предметом десятидневного пиршества местных стервятников, и его слегка замутило. Он пессимистически воспринял безумную затею Питта и Джордино, но сидел спокойно, не вмешиваясь.

Через тридцать минут Питт наконец поднял вертолет вверх и увел в сторону от возвышения, чтобы дать пыли и песку осесть на землю. Все взгляды устремились вниз. Проходящие минуты казались бесконечными. И тут Перлмуттер издал медвежий рев, перекрывший даже визг турбин.

– Очистился!

Питт сидел в кабине с противоположной стороны от дюны.

– Что видно? – завопил он в ответ.

– Что-то из заклепанных пластин, похоже на рулевую рубку.

Питт поднялся на еще большую высоту, чтобы не потревожить песок. Туча, поднятая лопастями, окончательно рассеялась и осела, обнажив рулевую рубку броненосца и около двух квадратных метров палубы. Нахождение корабля в пустыне было настолько неестественным, что он походил на материализовавшегося стального монстра из какого-нибудь фантастического фильма.

Менее чем через десять минут после того, как Питт посадил вертолет и они с Джордино отбуксировали тучного историка наверх, все трое оказались стоящими на борту «Техаса». Перед ними располагалась рулевая рубка, и им казалось, что через прорези наблюдения в них всматриваются чьи-то глаза.

На толстых бронепластинах, прикрывавших деревянную конструкцию каземата, был лишь небольшой налет ржавчины. Доказательствами меткой стрельбы пушек североамериканского флота служили вмятины и наспех залатанные пробоины в броне.

Входной люк позади этой маленькой надстройки оказался будто примороженным, но он не устоял против стойкого напора Питта, мощных мышц Джордино и веса Перлмуттера. Пронзительно взвизгнув, словно протестуя против того, что его открывают насильно, крышка откинулась. Они уставились на трап, идущий вниз, в темноту, затем посмотрели друг на друга.

– Я думаю, что честь спуститься первому принадлежит тебе, Дирк. Ты привел нас сюда.

Джордино скинул рюкзак и извлек мощный фонарь прожекторного типа, которым можно было бы осветить баскетбольную площадку. Питт, щелкнув выключателем, стал спускаться по трапу.

Песок, наметенный через прорези наблюдения, покрывал палубу таким толстым слоем, что в него полностью погружались башмаки Питта на высокой подошве. Штурвал тускло отливал медью, словно поджидая появления призрачного рулевого. Другими предметами, которые он смог различить, была система переговорных труб и вращающийся стул, лежащий на боку в углу, также заполненном песком. Питт постоял у открытого люка, ведущего вниз, на орудийную палубу, глубоко вдохнул и спрыгнул в темноту.

Как только его ноги коснулись деревянной палубы, он присел и развернулся почти на полный оборот, шаря лучом фонаря по всем углам огромного помещения. Громадные стофунтовые «Блейкли» и два девятидюймовых шестидесятичетырехфунтовых орудия застыли, наполовину погруженные впесок, просочившийся внутрь сквозь ставни орудийных портов. Он подошел ближе и остановился у одной из «Блейкли», по-прежнему прочно стоящей на своем массивном лафете. Ему доводилось видеть снимки Мэтью Бреди морских пушек времен Гражданской войны, но он как-то не представлял себе их монументальности. Приходилось только удивляться силе тех людей, которым надо было управляться с ними.

Воздух на орудийной палубе был тяжелым, но на удивление прохладным. И еще, если не считать пушек, обращала на себя внимание жуткая пустота. Ни противопожарных ведер, ни шомполов, ни орудийных снарядов или гильз. Ничего не было и на полу. Словно все убрали перед отправкой в ремонтные доки. Питт повернулся к осторожно спускающемуся Перлмуттеру, за которым следовал Джордино.

– Как странно, – сказал Перлмуттер, оглядываясь. – Меня обманывают глаза или здесь действительно пусто, как в мавзолее?

Питт улыбнулся:

– С твоими глазами все в порядке.

– Можно подумать, что здесь не было никакого экипажа, – вслух подумал Джордино.

– Люди на этой палубе и эти орудия изрядно потрепали половину флота Североамериканских Соединенных Штатов! – воскликнул Перлмуттер. – Многие из них умерли здесь. Почему же мы не видим никаких следов их существования?

– Между прочим, Китти Меннок упоминала в дневнике, что видела трупы, – напомнил Джордино.

– Должно быть, это ниже, – предположил Питт.

Он навел луч фонаря на лестничный марш, ведущий в трюм корабля.

– Я предлагаю начать с матросского кубрика на баке, а затем постепенно двигаться назад, через машинное отделение, к корме и каютам офицеров.

Джордино кивнул:

– Годится.

Они спустились по трапу и повернули налево, испытывая волнение и трепет в преддверии неизведанного. Одно лишь сознание того, что они находятся на броненосце времен Гражданской войны с останками экипажа на борту, пробуждало в душе почтительное благоговение. Невольно возникало ощущение, что они бродят по дому, населенному призраками.

Они дошли до кают-компании и замерли на пороге, не решаясь войти. Это помещение служило усыпальницей. Более пятидесяти тел застыли в той позе, в которой их застала смерть. Многие умерли лежа на койках. Хотя обмелевшее русло реки еще снабжало их водой, но неестественная худоба, выпирающие ребра и впалые животы мертвецов говорили о том, что люди умерли от истощения и голода, когда у них кончились запасы продуктов. Несколько фигур сидели, уткнувшись в обеденный стол, некоторые соскользнули на пол. Многие были обнаженными. Не было видно ни башмаков, ни матросских рундучков, ни личных вещей.

– А их здорово обчистили, – пробормотал Джордино.

– Туареги, – проворчал Перлмуттер. – Бичер сказал, что на корабль нападали неоднократно бандиты пустыни, как он их называл.

– Дьявольскую алчность надо было иметь, чтобы атаковать бронированный корабль, вооружившись мушкетами и копьями, – неодобрительно хмыкнул Джордино.

– Их влекло золото. Бичер сказал, что капитан использовал золото казны конфедератов, чтобы покупать продукты у кочевников. Когда слух об этом распространился, туареги, вероятно, сделали пару тщетных попыток напасть на корабль, пока не смекнули устроить засаду и прекратить поставки продуктов. Затем подождали, пока экипаж не вымрет от истощения, тифа или малярии. Когда признаков сопротивления уже не было видно, туареги просто поднялись на борт и освободили корабль от золота и всего остального, что смогли унести. Шли годы, и бродящие вокруг племена продолжали подчищать остатки, пока не остались только тела да пушки, слишком тяжелые, чтобы их снять.

– Итак, мы можем распрощаться с золотом, – задумчиво сказал Питт. – Оно давно исчезло.

Перлмуттер кивнул:

– В этот день мы богаче не станем.

Не было смысла задерживаться в этой гробнице, и они двинулись на корму и в машинное отделение. В бункерах возвышались горы угля, здесь же валялись несколько совковых лопат. Отсутствие влаги препятствовало образованию коррозии, и потому в свете мощных фонарей слабо поблескивала бронза кранов и манометров. И если бы не пыль, то двигатели и котлы казались бы готовыми к работе.

Один из лучей поймал фигуру человека, скорчившегося за маленьким столиком. Под одной его рукой рядом с чернильницей, опрокинувшейся, когда человек, умирая, ткнулся в стол, лежал пожелтевший лист бумаги.

Питт осторожно извлек листок и прочитал вслух написанное на нем в свете своего фонаря:

* * *

Последние оставшиеся силы я отдаю исполнению моего долга. Я оставляю мои верные, надежные двигатели в надлежащем состоянии. Они уверенно перевезли нас через океан, ни разу не дав сбоя, и остались такими же мощными, как и в день их установки на верфи в Ричмонде. Я завещаю их следующему механику, который поведет этот добрый корабль против ненавистных янки. Боже, спаси Конфедерацию.

Старший механик «Техаса» Энгюс О'Хара.

– Написано мужественным и преданным своему делу человеком, – с одобрением заметил Питт.

– Он бы и сегодня не изменился, – согласился Перлмуттер.

Покинув старшего механика О'Хара, Питт и его спутники миновали оба двигателя и котлы. Открывшийся за ними коридор вел к офицерским каютам в кормовой части корабля. В первых четырех обнаружились раздетые донага трупы их бывших обитателей, лежащие на койках. Питт бегло оглядел их, прежде чем остановиться перед дверью красного дерева в кормовой переборке.

– Каюта капитана, – сказал он уверенно.

Перлмуттер кивнул:

– Коммандер Мейсон Томбс. То, что я вычитал о дерзком рейде «Техаса» из Ричмонда до Атлантики, свидетельствует о том, что Томбс был незаурядным человеком.

Питт преодолел легкий страх, внезапно овладевший им, повернул ручку и толчком открыл дверь. Неожиданно Перлмуттер рванулся вперед и схватил Питта за руку.

– Подожди!

Питт с недоумением посмотрел на него:

– В чем дело? Чего ты боишься?

– Мне кажется, мы можем найти то, чего лучше бы и не видеть.

– Что может быть страшнее того, что мы уже видели? – возразил Джордино.

– Что ты скрываешь, Джулиан? – спросил Питт.

– Я... я не рассказал вам, что нашел в секретных документах Эдвина Стэнтона.

– Позже расскажешь, – нетерпеливо проворчал Питт. Он повернулся спиной к Перлмуттеру, направил луч фонаря в дверной проем и шагнул внутрь.

Каюта казалась маленькой и тесной для военного корабля таких размеров, но броненосцы строились не для длительных плаваний в море. Сражаясь в реках и бухтах Конфедерации, они редко покидали доки более чем на два дня.

Как и в других помещениях корабля, все предметы и обстановка, не вмонтированные в корпус, исчезли. Туареги, не умея обращаться с ручными орудиями и гаечными ключами, махнули рукой на все то, что было встроено. В капитанской каюте сохранились книжные полки и барометр с разбитым стеклом. Но по каким-то необъяснимым причинам, как в случае со стулом в рубке, туареги оставили здесь кресло-качалку.

Фонарь Питта осветил два тела. Одно лежало на койке, а другое – словно человек задремал, да так и не проснулся, – в кресле-качалке. Труп на койке лежал на боку, обнаженный, упираясь ногами в переборку, в той позе, в которой его бросили туареги, предварительно сорвав одежду, постельное белье и матрас. Копна рыжих волос все еще покрывала голову и лицо.

Джордино подошел к Питту и внимательно оглядел фигуру в кресле. В ярком свете мощного фонаря тело мертвеца отсвечивало темной медью; Питт обратил внимание, что текстура кожи у него почти такая же, как у Китти Меннок. Оно так же мумифицировалось в сухой жаре окружающей пустыни. На нем сохранилось давно вышедшее из моды нижнее белье цельного ансамбля.

Даже в сидячем положении этот человек казался очень высоким. Лицо его было бородатым и довольно заметно вытянутым, с торчащими ушами. Глаза закрыты, брови густые и очень короткие, резко очерченные, словно их нарочно выщипывали. Волосы и борода черные как смоль, с единичными вкраплениями седины.

– Этот малый поразительно похож на Линкольна, – походя заметил Джордино.

– Это и есть Авраам Линкольн, – донесся от двери подавленный голос Перлмуттера. Он медленно опустился на палубу, привалившись спиной к переборке, словно кит, выброшенный на берег. Он как загипнотизированный не сводил глаз с фигуры в кресле.

Питт озабоченно и с явным скептицизмом уставился на Перлмуттера:

– Довольно смелое заявление для такого известного историка, не так ли?

Джордино опустился на колени рядом с Перлмуттером и предложил ему попить из бутыли с водой.

– Это все жара, мой толстый друг.

Перлмуттер сердито отмахнулся от услужливого коротышки.

– Боже, о Боже, я и сам не могу поверить в это. Но военный министр Линкольна Эдвин Стэнтон действительно написал правду в своих секретных документах.

– Какую правду? – с любопытством спросил Питт.

Перлмуттер заколебался, потом нехотя заговорил, понизив голос почти до шепота:

– Линкольн не был убит Джоном Уилксом Бутом в театре Форда. И это он сидит тут, в этом кресле-качалке.

63

Питт уставился на Перлмуттера, не в силах понять ни слова.

– Но покушение на Линкольна – одно из наиболее широко освещенных событий в американской истории. И в театре было более сотни свидетелей. Как же ты говоришь, что этого не было?

Перлмуттер чуть заметно повел плечами:

– Событие это действительно имело место, но только в постановке и под режиссурой самого Стэнтона, использовавшего вместо Линкольна похожего на него внешне актера. За два дня до фальсифицированного покушения настоящий Линкольн был захвачен конфедератами, провезен через позиции войск Североамериканских Соединенных Штатов и доставлен в Ричмонд, где его держали в качестве заложника. Эта часть истории подтверждена другим предсмертным заявлением бывшего капитана кавалерии Конфедерации, который и руководил его захватом.

Питт задумчиво посмотрел на Джордино, затем вновь перевел взгляд на Перлмуттера.

– А этого капитана кавалерии южан случайно звали не Невилл Браун?

У Перлмуттера отпала челюсть.

– Откуда ты знаешь?

– Мы столкнулись в пустыне с одним старым старателем-американцем, который искал «Техас» и его золото. Он и поведал нам о рассказе Брауна.

Джордино выглядел так, словно только что очнулся от ночного кошмара.

– Мы думали, что это байка.

– Поверьте мне, – сказал Перлмуттер, не в состоянии оторвать взгляд от трупа, – это не байка. Заговор с целью похищения был задуман адъютантом президента Конфедерации Джефферсона Дэвиса для того, чтобы спасти хотя бы то, что еще оставалось от Юга. Грант затягивал петлю вокруг Ричмонда, Шерман шел на север, чтобы ударить по армии Ли с тыла, из Виргинии. Война была проиграна, и все знали это. Конгресс не скрывал своей ненависти к отколовшимся штатам. Дэвис и его правительство нисколько не сомневались, что Север потребует ужасную дань после того, как Конфедерация потерпит полное поражение. И в это время какой-то адъютантишка, чье имя теперь забыто, предложил осуществить фантастический план пленения Линкольна и удержания его в качестве заложника, чтобы Юг смог в сложившейся ситуации использовать данное обстоятельство как дополнительное средство давления для заключении выгодной сделки при обсуждении условий капитуляции.

– Вообще-то идея неплохая, – сказал Джордино, устраиваясь на столе, так как у него затекли ноги.

– Если не считать этого старого мерзавца Эдвина Стэнтона. Он-то и помешал этой сделке.

– Он не хотел уступать шантажу? – высказал догадку Питт.

– Верно, но были и другие причины, – кивнул Перлмуттер. – Если верить Линкольну, он сам настоял, чтобы Стэнтон вошел в его правительство в качестве военного министра. Линкольн полагал, что это лучший человек для такой работы, несмотря на тот факт, что Стэнтон откровенно не любил Линкольна и даже придумал ему не слишком лестное прозвище:

«настоящая горилла». Узнав о случившемся, он решил сыграть на пленении президента таким образом, чтобы извлечь из этого прискорбного события определенные выгоды.

– Как же все-таки Линкольн попал в плен? – спросил Питт.

– Было известно, что президент практически каждый день выезжает в экипаже в окрестности Вашингтона. Кавалерийский отряд конфедератов, переодетый в форму войск северян и возглавляемый капитаном Брауном, разгромил эскорт Линкольна во время одной из поездок, а его самого тайком провезли через реку Потомак на территорию, удерживаемую Конфедерацией.

Питту никак не удавалось сложить воедино все отрывки. Историческое событие, которое, как он всю жизнь свято верил, было правдой, вдруг оказывалось мошенничеством, и он никак не мог отнестись к этому трезво.

– Какова же была первая реакция Стэнтона на похищение Линкольна? – спросил он.

– К несчастью для Линкольна, Стэнтон был первым, кому сообщили об этом оставшиеся в живых телохранители президента. Он предвидел панику и возмущение, если нация узнает, что ее глава захвачен врагом. Он быстро набросил на произошедшее несчастье покров секретности и изобрел историю прикрытия. И даже зашел так далеко, что рассказал Мэри Тодд Линкольн, что ее муж находится в штаб-квартире генерала Гранта и не вернется несколько дней.

– Трудно поверить, что не было утечки информации об этой тайне, – скептически сказал Джордино.

– Стэнтон был одним из самых страшных людей в Вашингтоне. Если вы давали клятву хранить тайну, то вы или сами умирали, храня молчание, или вам помогали сделать это.

– Но разве ситуация не разъяснилась, когда Дэвис рассказал о пленении Линкольна и потребовал выгодных условий сдачи?

– Стэнтон был проницателен. И он догадался о смысле заговора конфедератов через несколько часов после пленения Линкольна. Он предупредил генерала, командовавшего обороной Вашингтона, и, когда гонец Дэвиса под флагом перемирия пересек боевые порядки войск северян, его немедленно доставили к Стэнтону. Ни вице-президент Джонсон, ни государственный секретарь Уильям Генри Сьюард, ни кто-либо другой из членов кабинета Линкольна даже не догадывались о случившемся. Стэнтон самолично ответил на письмо президента Дэвиса, отвергнув любую торговлю в вопросе смягчения условий капитуляции, глумливо приписав в конце, что будет даже лучше, если конфедераты утопят Линкольна в реке Джемс.

– Дэвис был ошеломлен, получив ответ Стэнтона. Можете себе представить вставшую перед ним дилемму? Он стоит во главе доживающей последние дни Конфедерации, и у него в заложниках признанный лидер всех Североамериканских Соединенных Штатов. А высокопоставленный член правительства заявляет, что ему на это наплевать и если им так хочется, пусть себе держат этого Линкольна. Дэвис вдруг очень ясно увидел перед собой реальную опасность быть повешенным победившими янки на ближайшем суку. Лелея великие планы спасения Юга от сокрушительного разгрома и не желая марать руки убийством Линкольна, он решил переждать и приказал отправить Линкольна на борт «Техаса». Дэвис надеялся, что корабль успешно прорвется через блокаду, спасет золото казны и сбережет Линкольна как залог будущих торгов, когда возобладают не столь непримиримые, как Стэнтон, политики. К сожалению, все произошло не так.

– Стэнтон инсценировал покушение, а «Техас» исчез навсегда, и задуманный Дэвисом план не осуществился, – заключил Питт.

– Да, – подтвердил Перлмуттер. – Находясь в заключении в течение двух лет после войны, Джефферсон Дэвис так и не рассказал о похищении Линкольна, справедливо опасаясь, что ему это дорого обойдется, и все еще питая надежду, что Юг снова восстанет для борьбы.

– Как же Стэнтону удалось осуществить покушение? – спросил Джордино.

– Это одна из самых странных страниц американской истории, – ответил Перлмуттер, – этот предполагаемый заговор, который якобы стоил Линкольну жизни. Самое удивительное здесь то, что Джон Уилкс Бут сам принимал участие в этой фальсификации. Бут знал одного актера, который внешностью и телосложением был схож с Линкольном. Стэнтон доверился генералу Гранту, и они оба разыграли сцену со встречей с Линкольном в этот день и отказом Гранта от приглашения в театр Форда. Агенты Стэнтона постарались опоить Мэри Тодд Линкольн наркотиками, и, к тому времени когда появился фальшивый Линкольн, чтобы отвезти ее в театр Форда, сознание ее было столь затуманено, что она не смогла заметить подмену в том, кто был загримирован под ее мужа.

В театре этого актера стоя, аплодисментами приветствовала публика, находившаяся слишком далеко от президентской ложи, чтобы разглядеть мнимого президента. Бут сделал свое дело, действительно застрелив ничего не подозревавшего актера, так и не дав тому доиграть свою роль. Затем несчастного дублера пронесли по улице с носовым платком на лице, чтобы обмануть наблюдательных, и в финале он умер, как и было задумано в драме, поставленной самим Стэнтоном.

– Но у его смертного одра были свидетели, – запротестовал Питт. – Куча врачей, члены кабинета, адъютанты Линкольна.

– Доктора были сообщниками Стэнтона, – устало возразил Перлмуттер. – Ну а как других обманули, мы уже не узнаем. Стэнтон уже больше ничего не расскажет.

– А заговоры с целью убийства вице-президента Джонсона и государственного секретаря Сьюарда? Они тоже были частью плана Стэнтона?

– Убрав их с пути, он становился следующим, кто мог претендовать на кресло президента. Но нанятые Бутом люди плохо поработали. Несмотря на это, Стэнтон все равно вел себя как диктатор в течение первых нескольких дней после того, как президентом стал Джонсон. Он провел расследование арестовал заговорщиков и организовал скорый суд и повешение. Также он распространил по стране слух, что Линкольн был убит агентами Джефферсона Дэвиса, отчаявшегося победить военными средствами.

– Потом Стэнтон убил Бута, чтобы тот не мог проболтаться, – поразмыслил Питт вслух.

Перлмуттер покачал головой:

– В том сгоревшем амбаре погиб другой человек. Вскрытие и идентификацию проводили купленные или запуганные Стэнтоном медики. А настоящий Бут исчез и прожил не один год, в конце концов совершив самоубийство в Иниде, штат Оклахома, в тысяча девятьсот третьем году.

– Я где-то читал, что Стэнтон сжег дневник Бута, – сказал Питт.

– Это правда, – ответил Перлмуттер. – Непоправимое было сделано. Стэнтон разжигал общественное мнение против разбитой Конфедерации. Замыслы Линкольна помочь Югу встать на ноги были похоронены вместе с его двойником в могиле в Спрингфилде, штат Иллинойс.

– Так эта мумия в кресле-качалке, – прошептал Джордино, благоговейно взирая на высохший труп, – сидящая здесь, в капитанской каюте боевого корабля Конфедерации, покрытого песчаной дюной в самой сердцевине Сахары, и есть настоящий Авраам Линкольн?

– У меня сомнений нет, – ответил Перлмуттер. – А анатомическое исследование наверняка это подтвердит. Между прочим, если вы помните, в усыпальницу Линкольна вламывались грабители могил, но были задержаны, прежде чем успели унести уже извлеченное из гроба тело. Но не получило огласки и быстро забылось то, что чиновники, занимавшиеся подготовкой ко вторичному погребению, знали о подмене. Из Вашингтона пришел приказ хранить молчание и сделать так, чтобы эту могилу вновь нельзя было открыть. Сотни тонн бетона залили гробы Линкольна и его сына Тэда, чтобы не дать кладбищенским ворам осквернить их последнее пристанище, как было официально заявлено. Настоящая же правда заключалась в том, что вместе с ними заодно похоронили и все доказательства преступления.

– Ты хоть понимаешь, что это означает? – спросил Питт Перлмуттера. – Понимаешь?

– Что я должен понимать? – еле слышно пробормотал тот.

– Что мы можем изменить прошлое, – пояснил Питт. – Как только мы объявим о том, что нашли здесь, самая трагическая страница истории Соединенных Штатов будет окончательно переписана.

Перлмуттер чуть ли не в ужасе уставился на Питта:

– Зато ты, глупый мальчишка, не понимаешь, что ты несешь! Авраам Линкольн глубоко почитаем и как святой, и как просто добрый и честный человек в американском фольклоре, исторической литературе, стихах и романах. Убийство сделало его мучеником, которому поклоняются. Если мы поведаем о фальсификации Стэнтоном покушения на него, его образ разлетится вдребезги, а американцы от этого обеднеют.

Питт выглядел очень-очень уставшим, но лицо было твердым, а глаза яркими и живыми.

– Никто так не заботился о своей порядочности, как сам Авраам Линкольн. По моральным принципам и способности к состраданию второго такого человека в Америке не было. И умереть при таких странных и непроясненных обстоятельствах – это против всего того, за что он выступал и боролся. Его останки заслуживают почетного погребения. Я убежден, он бы хотел, чтобы будущие поколения людей, которым он служил столь преданно, знали правду.

– Я согласен с тобой, – решительно поддержал Джордино. – И сочту за честь стоять рядом, когда поднимется занавес.

– Поднимется такой жуткий хай! – натужно выдохнул Перлмуттер, словно пара чьих-то рук сжимала ему горло. – Боже милостивый, Дирк, неужели ты не понимаешь? Эту тему лучше не трогать. Нация не должна этого узнать никогда.

– Если выражаться словами самонадеянных политиканов и бюрократов, которые разыгрывают из себя Господа и скрывают от людей правду под предлогом национальной безопасности, тогда, конечно, это чепуха, недостойная упоминания и противоречащая государственным интересам.

– Итак, ты собираешься сделать это, – сказал Перлмуттер убитым голосом. – Ты собираешься устроить переворот в сознании нации во имя правды.

– Подобно всем этим мужчинам и женщинам из Конгресса и Белого дома, Джулиан, ты недооцениваешь американский народ. Они переживут это разоблачение, а образ Линкольна засияет еще ярче. Извини, дружище, но меня от этого не отговорить.

Перлмуттер и сам видел, что это бесполезно. Он сцепил руки на своем округлом животе и вздохнул:

– Хорошо, тогда мы перепишем последнюю главу Гражданской войны и встанем под огонь вместе.

Питт застыл над необыкновенной фигурой, сидящей в кресле-качалке, изучая непропорционально длинные ноги и руки и спокойное усталое лицо. Когда он заговорил, голос его был тих и едва слышен:

– После ста тридцати лет пребывания в этом душном помещении, я думаю, старому честному Эйбу пора вернуться домой.

64

20 июня, 1996 года

Вашингтон, округ Колумбия

После того как тело Линкольна было осторожно извлечено из броненосца и перевезено самолетом в Вашингтон, новость об обнаружении останков великого человека и подлоге Стэнтона взбудоражила весь мир.

В самой же столице государства был объявлен запрет на всевозможные празднования и юбилеи. Пять ныне здравствующих президентов стояли в ротонде Капитолия, отдавая дань уважения у открытого гроба их давно умершему предшественнику. Речи казались бесконечными, а политики старались перещеголять друг друга цитатами если не из Линкольна, то по крайней мере из Карла Сэндберга[204].

Останки шестнадцатого президента не собирались отправлять на кладбище в Спрингфилде. Президентским указом могила была вырыта в полу мемориала Линкольна прямо под его знаменитой белой мраморной статуей. И никто, даже представители в Конгрессе от штата Иллинойс, не протестовали против такого захоронения.

Наконец был объявлен день церемонии, и миллионы людей по телевидению наблюдали за торжествами в Вашингтоне. Они сидели застыв, с благоговением всматриваясь в лицо человека, который провел их страну через самые трудные годы. Мало что другого показывалось на экране телевизора в этот день – настолько были загружены телепрограммы. Ведущие с утра до ночи описывали торжественную церемонию, отодвинув другие важные события в сторону. Лидеры Конгресса в редком единодушии проголосовали за финансирование разборки «Техаса» и перевозки его из Мали в Аллею Вашингтона, где вновь собранный и отреставрированный корабль должен быть выставлен на постоянное обозрение. Его экипаж был захоронен на кладбище Конфедерации в Ричмонде, штат Виргиния, с большой помпой и оркестром, играющим марш «Южные Штаты».

Китти Меннок и ее самолет вернулись в Австралию, где телу отважной летчицы устроили бурную встречу, восславив ее как национальную героиню. Китти была захоронена в Военном музее в Канберре, а ее верный самолет «Фэйрчайлд» после реставрации был установлен рядом с «Южным Крестом» сэра Чарльза Кингефорд-Смита, знаменитого летчика, прославившего свое имя сверхдальними перелетами.

Если не считать нескольких фотографов и двух журналистов, церемония воздания почестей Гале Камиль и адмиралу Сэндекеру за их усилия по остановке распространения красной волны и предотвращению гибели человечества прошла незамеченной. Президент между несколькими речами вручил им почетные награды, которых они были удостоены специальным актом Конгресса. После этого Гада Камиль вернулась в Нью-Йорк и вновь приступила к исполнению своих обязанностей Генерального секретаря Организации Объединенных Наций. Ее чествованию была посвящена специальная сессия, в ходе которой ей не удалось сдержать эмоций во время продолжительной овации в ее честь, всеми без исключения, членами Генеральной Ассамблеи.

Сэндекер, приняв из рук президента очередную побрякушку, спокойно вернулся в свой офис в НУМА, сделал комплекс своей гимнастики и приступил к планированию подводных работ, словно это был для него рядовой день.

Хотя доктор Чэпмен и Руди Ганн и не числили за собой никаких особых заслуг, они были названы в числе кандидатов на Нобелевскую премию. Проигнорировав шумиху, они вместе вернулись в Южную Атлантику, чтобы проанализировать воздействие гигантской красной волны на жизнь моря. Доктор Фрэнк Хоппер присоединился к ним, тайком сбежав из госпиталя и пробравшись на борт исследовательского судна. Он клялся, что быстрее восстановит форму, если будет заниматься изучением токсичности красных волн.

Хайрем Йегер получил от НУМА солидные премиальные и внеплановый десятидневный отпуск. Он отвез свою семью в Диснейленд и, пока жена и дочки развлекались на аттракционах, посещал семинар по архивным компьютерным системам.

Генерал Гуго Бок, проследив, чтобы оставшиеся в живых и родственники погибших в легендарной битве у Форт-Форо получили должные награды и финансовую поддержку, решил в самом зените своей карьеры уйти в отставку с поста командующего тактической группой ООН и удалился на покой в небольшой деревушке в Баварских Альпах.

Как и предсказал Питт, полковник Левант был произведен в генералы, представлен к медали ООН за миротворческую деятельность и был назначен преемником генерала Бока.

Оправившись от ранений в своем родовом поместье в Корнуолле, капитан Пемброк-Смит был произведён в майоры и вернулся в свое подразделение. Он был принят королевой, которая вручила ему орден «За Отличную Службу». Он получил назначение в спецподразделение коммандос.

Великий Джулиан Перлмуттер, счастливый оттого, что ошибся, и видя, что американский народ пережил новое явление их самого любимого президента и разоблачение измены Стэнтона, столько раз был зван на всякие празднества и получил столько наград, что их хватило для заполнения одной из стен в его доме.

Ал Джордино разыскал ту миловидную пианистку, которую он встретил на борту плавучего дома Ива Массарда на Нигере. К счастью, она оказалась незамужней, и по какой-то непонятной причине – во всяком случае, для Питта – ей понравился Джордино, и она приняла его предложение отправиться в путешествие на Красное море, чтобы поплавать там с аквалангом.

Что же касается Дирка Питта и Евы Рохас...

65

25 июня 1996 года

Монтерей, штат Калифорния

Июнь – пик туристического сезона на полуострове Монтерей. По живописному шоссе от Монтерея до Кармела, протянувшемуся на семнадцать миль, автомобили и фургончики тащатся черепашьим шагом, уткнувшись бамперами друг в друга. Вдоль всей Кеннери-Роуд плечом к плечу стоят зазывалы, предлагая отдыхающим широчайший выбор товаров и услуг, от крема для загара до обеда в шикарном ресторане с экзотической морской кухней и видом на море.

Туристы приезжают поиграть в гольф на Пеббл-Бич, полюбоваться на Биг-Сур и увидеть закаты с Пойнт-Лобоса. Они бродят среди виноделен, оглядывают древние кипарисы и гуляют по пляжам, завороженные зрелищем парящих пеликанов, лаем тюленей и грохочущим прибоем.

Прожив тридцать два года в домике коттеджного типа в Пасифик-Гроув, родители Евы привыкли к окружающим их зевакам. Они не раз благодарили счастливый случай, который позволил им жить в таком прекрасном месте калифорнийского побережья. И когда Ева приезжала домой, шторы на окнах всегда поднимались. Она по-прежнему глядела на полуостров глазами тинейджера, которому первый раз в жизни показали его собственный автомобиль.

Когда бы она ни приезжала домой, она тут же вытаскивала родителей из их комфортабельного уюта к радостям открытого бытия. Но этот приезд был не похож на другие. Ева находилась не в том состоянии, чтобы подталкивать родителей к езде на велосипеде или купанию в резвых волнах, накатывающихся из Тихого океана. И вообще она была не в состоянии заниматься ничем, разве что хандрить.

Вот уже два дня, как, покинув госпиталь, прикованная к инвалидной коляске Ева оправлялась от ран, полученных в Форт-Форо. Усталое тело, измученное тяжкими испытаниями в рудниках Тебеццы, постепенно крепло с помощью доброй пищи, калории которой уже добавили пару дюймов к ее талии. Но ей пока нельзя было заниматься лечебной физкультурой из-за переломов, закрытых гипсом.

Тело-то восстанавливалось, но вот душа была в смятении: от Питта не поступало никаких вестей. После того как ее по воздуху перевезли из руин Форт-Форо в Мавританию, а оттуда – в госпиталь в Сан-Франциско, он словно растворился в глубинах космоса. Телефонный звонок адмиралу Сэндекеру позволил ей выяснить, что Питт по-прежнему в Сахаре и в Вашингтон не возвращался.

– Почему бы тебе этим утром не поехать со мной на гольф? – спросил ее отец. – Тебе было бы неплохо прогуляться.

Она подняла взгляд к его серым глазам, окруженным сеткой добрых морщинок, и улыбнулась, отметив в очередной раз про себя, что его седые волосы никогда не слушались расчески.

– Пожалуй, я не в той форме, чтобы бить по мячу, – усмехнулась она.

– Я подумал, тебе доставит удовольствие покататься со мной на карте.

Она ненадолго задумалась, потом кивнула.

– А почему бы и нет? – Она подняла свою здоровую руку и покачала правой ногой. – Но только если ты позволишь мне поводить.

Матушка хлопотала вокруг, помогая Еве погрузиться в фамильный «крайслер».

– Ты уж пригляди, чтобы она не ушиблась, – наставляла она мужа.

– Обещаю доставить ее обратно в том же состоянии, в каком и взял, – отшутился он.

* * *

Мистер Рохас сделал первый удар по четвертой лунке на муниципальном поле для гольфа Пасифик-Гроув, что тянулось вдоль пляжа у маяка Пойнт-Пинос. Проследив, как мяч застрял в песке, огорченно покачал головой и бросил биту в сумку.

– Сил не хватает, – расстроенно пробормотал он.

Ева, сидящая за рулем автомобиля, показала на скамью, стоящую на возвышении, откуда открывался вид на океан.

– Если ты не возражаешь, папочка, следующие пять лунок я бы переждала там. Такой прекрасный день, что просто хочется сидеть и смотреть на океан.

– Пожалуйста, милая. Я захвачу тебя по дороге обратно в клуб.

Устроив ее по возможности удобнее на скамье, он помахал дочери и поехал на карте вдоль берега к полю вместе со своими тремя партнерами по гольфу, расположившимися в другом карте.

Над водой поднималась легкая дымка, но Еве было хорошо видно, как изгибающийся берег залива вклинивается в город Монтерей, а затем, превращаясь почти в прямую линию, уходит на север. Океан был тих, и волны его двигались, как медлительные медузы в подводных зарослях. Она вдохнула неповторимый воздух океана, пронизанный запахом водорослей, выброшенных на каменистый берег, и заметила морскую выдру, выделывающую потешные кульбиты в их гуще. Затем она подняла взгляд вверх на внезапный крик пролетающей морской чайки. Медленно поворачивая голову и следя за ее полетом, она вдруг увидела, что рядом со скамейкой, чуть позади нее, стоит какой-то человек.

– Ну вот мы и вместе – ты, я и залив Монтерей, – сказал он тихо.

Питт стоял и улыбался, откровенно любуясь ее растерянностью и смятением, а в следующее мгновение он уже оказался рядом с ней, а она в его объятиях.

– О Дирк, Дирк! Я уже не верила, что ты приедешь. Я подумала, что у нас все кончено...

Она замолчала, когда он поцеловал ее, глядя в голубые фарфоровые глаза, наполненные слезами, стекающими по раскрасневшимся щекам.

– Надо было бы, конечно, позвонить тебе, – сказал он. – Но еще два дня назад моя жизнь являла собой сплошную неразбериху.

– Ты прощен, – сказала она весело. – Но как, скажи на милость, ты узнал, что я здесь?

– От твоей матери. Прекрасная женщина и настоящая леди. Она и направила меня сюда. Я взял напрокат карт и ездил по полю взад-вперед, пока не увидел маленькую, бедную заброшенную бродяжку со сломанными косточками, печально смотрящую на воду и наверняка подумывающую, не утопиться ли ей с горя.

– Да ну тебя, – проговорила она счастливым голосом, целуя его.

Осторожно обхватив Еву, он поднял ее:

– Хотелось бы мне посидеть здесь с тобой и посмотреть на прибой, но нам пора. Бог мой, но все эти гипсы сделали тебя тяжеленькой.

– А что за спешка?

– Нам надо собрать твои вещи и успеть на самолет, – ответил он, опуская ее в карт.

– Самолет? Куда самолет?

– Небольшая рыбацкая деревушка на западном побережье Мексики.

– Ты забираешь меня с собой в Мексику? – улыбнулась она сквозь слезы.

– На борт судна, которое я зафрахтовал.

– И мы отправимся в круиз?

– Вроде того, – пояснил он с усмешкой. – Мы поплывем к одному местечку под названием остров Клиппертона и поищем сокровища.

Пока Питт вел карт на парковку у клуба, она болтала без остановки.

– Я думаю, ты самый пронырливый, соблазнительный и хитрый мужчина из всех, кого я знаю... – Она замолчала, когда он остановился рядом с автомобилем странного вида, ярко раскрашенным под цвет фуксии. – Что это? – с изумлением спросила она.

– Автомобиль.

– Это я вижу, но какой модели?

– "Авион-вуазен", подарок от моего старого приятеля, Затеба Казима.

Ничего не понимая, она уставилась на него:

– Ты привез его на корабле из Мали?

– Нет, на транспортном самолете военно-воздушных сил, – небрежно ответил он. – Президент мне много задолжал и не посмел отказать, когда я попросил его помочь.

– А где же ты собираешься оставить его, когда мы улетим?

– Я уговорил твою матушку поставить его в ваш гараж до августовского конкурса в Пеббл-Бич.

Ева растерянно покачала головой:

– Ты неисправим.

Питт бережно обхватил ее лицо ладонями, улыбнулся и сказал:

– Вот потому-то мне так весело и живется.

Клайв Касслер Золото инков

Все события, описанные в этой книге, имена героев и их характеры – плод воображения автора. Какое-либо сходство с реально существующими людьми, живыми или мертвыми, совершенно случайно.

Памяти доктора Гаролда Эдгертона, Боба Хессе, Эрика Шонстедта и Питера Фрокмортона, любимых и уважаемых каждым, кто имел счастье встречаться с ними

Пролог

Таинственные пришельцы 1533 год нашей эры Забытое море

Они появились с юга, вместе с утренним солнцем неслышно скользя по неподвижной воде, такие же нереальные, как мираж в пустыне. К утру ветер стих, и прямоугольные паруса флотилии, состоявшей из нескольких плотов, безжизненно обвисли на невысоких мачтах. Стояла необычная тишина. Не слышно было слов команды, и даже гребцы равномерно налегали на весла в полном молчании. Высоко в лазурном небе реял одинокий ястреб, словно направляя кормчего к бесплодному острову, поднимавшемуся над поверхностью воды в самом центре внутреннего моря.

Каждый из плотов был сооружен из шести связок тростника и имел киль из бамбука. Над основной конструкцией высились нос и корма в виде змей с собачьими головами. Их оскаленные пасти были обращены к невидимой в это время суток луне, мерцавшей где-то за линией горизонта.

Командующий этой странной флотилией восседал на неком подобии трона, установленном на носу флагманского судна. Он был облачен в тунику, богато украшенную бирюзой, и причудливо вышитую шерстяную мантию. На голове у него был шлем с пышным плюмажем, лицо закрывала искусно сделанная золотая маска. Серьги, массивное ожерелье и браслеты ярко сверкали в лучах утреннего солнца. Даже его обувь была украшена золотыми пластинками. Одеяния остальных членов команды мало чем уступали облачению вождя, что делало вид этого странного экипажа еще более впечатляющим. С берега местные жители со страхом и недоверием наблюдали за приближением незваных гостей, так неожиданно появившихся в их родных водах. Впрочем, никто даже не помышлял о том, чтобы оказать сопротивление пришельцам. Это были мирные забитые существа, жившие охотой на кроликов, рыболовством и сбором даров леса. Их примитивная культура не шла ни в какое сравнение с великими цивилизациями соседних народов, основавших обширные империи на юге и востоке. Они тихо жили и умирали в своих убогих хижинах, не строили величественных храмов богам и могли только с трепетом наблюдать, как грозная флотилия приближалась к их родным берегам. Скорее всего, их примитивное мышление отождествляло таинственных пришельцев с образами воинственных богов, нежданно-негаданно явившихся к ним из мира призраков.

Со своей стороны, странные пришельцы нисколько не интересовались аборигенами и продолжали неуклонно продвигаться к одной им ведомой цели. Точно следуя известным им путем, они упорно работали веслами, как будто вообще не замечая собравшихся на берегу туземцев.

Плоты держали курс к скалистым берегам небольшого острова, возвышавшегося метров на двести над уровнем океана. Островок был необитаем и почти полностью лишен растительности. Благодаря аборигенам, живущим на материке, он получил название Мертвый гигант, вероятно, потому, что очертания невысокой удлиненной горы, поднимавшейся в центре острова, и на самом деле напоминали фигуру лежащей на боку женщины. На заходе солнца причудливая игра теней еще более усиливала это и без того удивительное сходство.

Вскоре флотилия вплотную подошла к острову, и гребцы в блестящих золотом одеждах сложили весла на усыпанный мелкой галькой берег. Отсюда открывался вход в узкий каньон. Спустив паруса, украшенные непонятными символами и фигурами сверхъестественных существ, они начали аккуратно переносить на берег плетенные из камыша корзины и керамические сосуды.

К исходу дня на берегу выросла внушительная груда бережно сложенных предметов. Быстро наступившие сумерки скрыли от случайных наблюдателей все, что происходило на островке, и лишь по огонькам на берегу можно было судить о том, что пришельцы не намеревались покидать свою стоянку. Действительно, едва первые лучи солнца осветили маленький пляж, любопытные туземцы увидали прежнюю картинку: плоты и груду поклажи на берегу...

С раннего утра на вершине горы уже работали каменотесы. В течение шести дней и ночей они с помощью своих бронзовых инструментов неустанно трудились над изваянием устрашающего крылатого существа с телом ягуара и головой змея. Наконец их работа была завершена, и над огромной скалой появилась фигура свирепого монстра, изготовившегося к прыжку. К этому времени остальные члены команды постепенно перенесли груз в глубину острова, так что на берегу не осталось ни одного предмета.

Когда же в одно прекрасное утро аборигены вновь обратили внимание на уединенный остров, они к своему удивлению не обнаружили на нем ни одного живого существа. Загадочные пришельцы с юга исчезли под покровом ночи вместе со своими плотами так же неожиданно, как и появились. Лишь каменная скульптура с обнаженными клыками и узкими щелками глаз напоминала об их недолгом пребывании на этом пустынном берегу.

Любопытство помогло преодолеть страх. Уже на следующее утро четверо обитателей деревни, расположенной на побережье внутреннего моря, хлебнув для храбрости местного алкогольного напитка, спустили на воду каноэ и отправились через узкий пролив выяснить, что же там происходило. После высадки на берег, как могли наблюдать их односельчане, они вошли в узкий каньон, ведущий в глубину острова. Больше суток родственники и близкие с тревогой ожидали возвращения смельчаков, но тщетно. С тех пор их никто никогда не видел. Даже оставленное на берегу каноэ загадочно исчезло.

Животный страх аборигенов еще более усилился, когда ужасающий шторм внезапно обрушился на побережье, уничтожив большую часть жилых и хозяйственных построек. Солнце скрылось за низкими облаками, подобных которым не могли припомнить даже старожилы. Наступившая темнота сопровождалась ураганными порывами ветра, превратившими обычно спокойное внутреннее море во взбесившееся чудовище. Суеверные туземцы были уверены, что все боги небес и тьмы по наущению сказочного монстра объединились против них в наказание за допущенное кощунство. С этого часа они уверовали в то, что проклятие ожидает каждого, кто осмелится нарушить уединение маленького острова.

Шторм прекратился так же внезапно, как и начался. Лучи солнца озарили поверхность успокоившегося океана. Неизвестно откуда взявшиеся стервятники закружились над предметом, выброшенным волнами на песок. Заметив тело, неподвижно лежащее у линии прилива, жители деревни осторожно приблизились к нему и замерли в изумлении, узнав в незнакомце одного из пришельцев с далекого юга. На этот раз на нем была одна только вышитая туника. Золотая маска, шлем и массивные браслеты бесследно исчезли.

В отличие от темнокожих, черноволосых и низкорослых туземцев у незнакомца были белая кожа, светлые волосы ибольшие голубые глаза. Он был, вероятно, на полголовы выше самого рослого из них.

Дрожа от ужаса, туземцы осторожно положили неподвижное тело на дно каноэ. Затем из обитателей деревни выбрали двух мужчин, которым было поручено перевезти останки на остров. Достигнув места назначения, они торопливо перенесли тело на берег и немедленно повернули обратно. Еще много лет спустя после того как умер последний из участников этих событий, на берегу островка можно было видеть полузасыпанный песком белый скелет как безмолвное предупреждение любому осмелившемуся вступить на запретную землю.

Проклятие золотого воина и каменного монстра должно было настигнуть того, кто дерзнул бы нарушить их вечный покой.

Кто были таинственные воины в золотых одеждах и откуда они пришли? С какой целью они посетили внутреннее море? Невольные свидетели этого события могли исходить только из того, что видели сами, а видели они совсем немного, поняли же и того меньше. Неведение порождает мифы. Легенды возникали одна за другой и обрастали новыми подробностями до тех пор, пока страшное землетрясение не уничтожило прибрежные деревни. А через пять дней после прекращения подземных толчков исчезло и само великое внутреннее море, оставив после себя лишь груды раковин на том месте, где некогда находилась береговая линия.

Со временем таинственные пришельцы обрели статус местных богов. Однако постепенно истории об их появлении и исчезновении стирались из памяти людей и сохранились лишь в виде преданий, передаваемых из поколения в поколение горсткой людей, продолжавших жить на этой проклятой Богом земле, где необъяснимые явления стали столь же привычны, как легкий дымок над огнем костра.

Катаклизм 1 марта 1578 года Западное побережье Перу

Капитан Хуан де Антон, суровый мужчина с зелеными кастильскими глазами и аккуратно подстриженной черной бородкой, разглядел в бинокль неизвестное судно, следовавшее в кильватере за ним, и недоуменно поднял брови.

“Что бы это могло означать? – подумал он. – Случайная встреча или заранее задуманное нападение?”

В конце своего плавания из Кальяо-де-Лима капитан не рассчитывал встретить другой галеон с золотом, направляющийся к берегам Панамы, где сокровища испанского короля грузились на мулов для путешествия через перешеек, а затем уже снова на кораблях переправлялись через Атлантику в сундуки банкиров Севильи. Он обратил внимание на особенности строения корпуса и оснастки судна, возможно указывающие на его французское происхождение. Незнакомец упорно держался на расстоянии около полутора лиг от его кормы, уверенно сохраняя дистанцию. Если бы это событие произошло где-нибудь в Карибском море, на привычных маршрутах торговых судов, направляющихся в Испанию, де Антон, скорее всего, попытался бы избежать нежелательного контакта с неизвестным судном, но смутные подозрения капитана несколько улеглись, после того как он заметил огромный флаг, развевающийся на корме корабля. На нем, также как и на его собственном флаге, был изображен красный крест на белом фоне – традиционная эмблема Испании шестнадцатого столетия. Однако он не собирался подвергать груз, вверенный его попечению, излишнему риску.

Де Антон повернулся к помощнику и главному штурману Луису Торресу.

– Что ты думаешь обо всем этом, Луис? – поинтересовался он.

Торрес, высокий, гладко выбритый галисиец, неуверенно пожал плечами:

– Слишком мал для корабля, перевозящего золото. Скорее всего, это судно, груженное вином, и следует оно из Вальпараисо по тому же маршруту, что и мы.

– Ты не допускаешь, что это могут быть наши враги?

– Немыслимо. Ни один корабль врагов Испании не рискнет пройти предательским лабиринтом Магелланова пролива.

Немного успокоенный, де Антон согласно кивнул:

– Поскольку у нас нет оснований принимать его за англичанина или француза, подпустим его поближе и поприветствуем, – предложил он.

Торрес отдал приказ рулевому, наблюдавшему за движением судна с оружейной палубы, лечь на другой галс. “Консепсьон”, самый крупный и величественный корабль Тихоокеанской флотилии, послушно изменил курс и устремился на юго-запад. Девять больших парусов, наполненных свежим береговым бризом, легко несли его пятисотсемидесятитонный корпус со скоростью более пяти узлов.

Несмотря на изящные линии корпуса и богатые украшения палубных надстроек, корабль мог быть грозным оружием в руках бывалого капитана, готовым достойно встретить любого противника. Кроме того, обладая большой маневренностью и высокой крейсерской скоростью, он мог при особой необходимости легко ускользнуть от большинства судов пиратов и каперов, в изобилии бороздивших моря в те времена.

Неопытный глаз вполне принял бы “Консепсьон” за военный корабль, но от взгляда настоящего знатока морского дела трудно было утаить его истинное назначение рядового торгового судна. Правда, его пушечная палуба по-прежнему была способна вместить около пятидесяти мощных орудий. Но так как испанцы твердо уверовали, что Южные моря – это их вотчина, в пределах которой ни одно из торговых судов не может подвергнуться атаке иностранного рейнджера, “Консепсьон” для увеличения грузоподъемности была вооружена лишь двумя небольшими орудиями.

Забыв тревоги, капитан де Антон уселся на высокий стул, стоявший на мостике, и продолжал рассматривать в бинокль быстро приближавшееся судно. Ему даже в голову не пришло предупредить команду о возможной опасности. На этот раз обычная осторожность изменила опытному моряку, ибо судно, которое он собирался радушно встретить, была знаменитая “Золотая лань”, ведомая железной рукой Фрэнсиса Дрейка. Славный пират и путешественник стоял в этот момент на капитанском мостике, изучая в подзорную трубу богатую добычу. И сейчас он больше всего напоминал акулу, неумолимо преследующую свою жертву.

* * *

– Чертовски удачно, что они сами решили подойти поближе к нам, – пробурчал себе под нос Дрейк, угрюмый рыжеволосый человек с небольшими глазами и обильной растительностью на загорелом лице.

– Не такое уж большое достижение, если учесть, что мы охотились за этой посудиной по меньшей мере две последние недели, – возразил Томас Кэттилл, штурман “Золотой лани”.

– Пожалуй, такой приз стоил наших усилий.

Доверху нагруженная золотыми и серебряными слитками, драгоценными камнями и дорогими тканями с захваченных испанских судов, “Золотая лань”, прежде известная под названием “Пеликан”, неслась за ничего не подозревающим галеоном, словно гончая за лисицей. Это было добротное судно длиной тридцать метров и водоизмещением сто сорок тонн. Оно полностью соответствовало всем требованиям, предъявляемым каперским судам. И хотя корпус и мачты “Золотой лани” были далеко не новыми, тем не менее, после небольшого ремонта в Плимуте она совершила кругосветное путешествие, пройдя более пятидесяти пяти тысяч километров за тридцать пять месяцев, осуществив одно из самых замечательных предприятий за всю историю мореплавания.

– Вы собираетесь пересечь его курс и обстрелять испанских шакалов из всех орудий? – поинтересовался Кэттилл.

Дрейк опустил подзорную трубу и покачал головой, сопроводив этот жест обычной для него насмешливой улыбкой.

– Гораздо приличнее с нашей стороны будет подойти поближе и приветствовать наших друзей, как и подобает настоящим джентльменам.

Озадаченный Кэттилл уставился на своего командира:

– Но предположим, они решат сражаться?

– Нет, черт побери, пока их капитан не догадается, кто мы такие.

– Но их корабль в два раза больше нашего, – настаивал штурман.

– По словам испанских моряков, которых мы взяли в плен у Кальяо-де-Лима, у “Консепсьон” на борту всего два орудия против наших восемнадцати.

– Испанцы! – Штурман презрительно сплюнул за борт. – Они же известные лгуны, почище ирландцев.

Дрейк бросил еще один оценивающий взгляд на приближающийся корабль.

– Если бы испанский капитан заподозрил ловушку, он предпочел бы бегство с поля боя, во всяком случае, не стал бы сражаться, – напомнил он несговорчивому помощнику.

– В таком случае, почему бы нам не открыть огонь и не заставить его спустить флаг?

– Рискуя отправить корабль на дно вместе с ценным грузом? Чего нам опасаться, Томас? – Дрейк ухмыльнулся и поощрительно хлопнул штурмана по плечу. – Если мой план удастся, мы сбережем порох, а заодно покажем этим испанцам, как умеют сражаться англичане, когда дело доходит до настоящей драки.

Кэттилл понимающе хмыкнул:

– Иными словами, вы собираетесь взять испанца на абордаж?

Дрейк кивнул:

– Мы будем на их палубе прежде, чем кто-нибудь из членов команды догадается взять в руки мушкет. Наберемся терпения, пока они не угодят в ловушку, которую сами себе уготовили.

* * *

Около трех часов дня “Консепсьон” легла на параллельный курс и закачалась на волнах по левому борту “Золотой лани”.

– Кому принадлежит корабль и откуда вы идете? – поинтересовался Торрес с полубака.

Нума де Сильва, штурман-португалец, присоединившийся к Дрейку после того, как потерял свой корабль у берегов Бразилии, ответил ему по-испански:

– “Сан-Педро де Паула” из Вальпараисо.

Это было название испанского судна, захваченного Дрейком за три недели до описываемых событий.

За исключением нескольких человек, одетых в традиционную форму испанских моряков, и укрывшихся вдоль борта арбалетчиков, остальные члены команды “Золотой лани” по приказанию Дрейка укрылись в трюме. Опасаясь пожара на испанском корабле, Дрейк на этот раз запретил использовать огнестрельное оружие.

Все было готово к схватке. Дрейка мало смущал тот факт, что по численности его команда вдвое уступала испанцам. Это был далеко не первый случай, когда Дрейк не задумываясь шел навстречу противнику, значительно превышающему его численностью, и, разумеется, не последний.

Испанский капитан “Золотой лани” принял мирное купеческое судно. Люди, находившиеся на палубе, исправно исполняли свои обязанности и, казалось, совсем не интересовались неожиданной встречей в открытом океане с королевским галеоном. Их капитан, стоявший у борта, любезно ответил на приветствие де Антона. Испанский капитан не обратил внимания на то, что оба корабля продолжали постепенно сближаться.

Когда расстояние между судами сократилось до тридцати метров, Дрейк сделал почти незаметный знак своему лучшему стрелку, и тот, вскочив на ноги, разрядил мушкет точно в грудь испанского штурмана. Одновременно арбалетчики Дрейка начали почти в упор расстреливать офицеров и матросов испанской команды. Потерявший управление галеон начал медленно дрейфовать в нескольких десятках метров от “Золотой лани”. Не теряя времени, Дрейк отдал приказ рулевому подойти вплотную к борту испанского судна. Абордажные крюки впились в борт галеона.

– За королеву Бесс, во славу доброй старой Англии! – крикнул Дрейк, обнажив шпагу. – За мной, ребята!

С воплями, способными привести в замешательство самого дьявола, пираты хлынули на палубу испанского судна. Шум стоял невообразимый. Барабанщики и трубачи англичан, хотя и не принимали непосредственного участия в схватке, внесли свой посильный вклад в успех.

Битва продолжалась всего несколько минут. За это время добрая треть испанской команды была перебита или ранена, а остальные даже не пытались сопротивляться. Способные что-либо соображать просто опустились на колени, полностью предав свою судьбу в руки счастливых победителей.

Со шпагой в одной руке и пистолетом в другой Дрейк подошел к капитану де Антону.

– Именем ее величества Елизаветы, королевы Англии, предлагаю вам сложить оружие! – объявил он.

Испанский капитан был слишком потрясен случившимся, чтобы возражать счастливому победителю.

– Разумеется, я готов сложить оружие, – пробормотал он, – но умоляю вас, будьте милосердны.

– Вам не придется упрекать меня в излишней жестокости, – ухмыльнулся Дрейк, – если и впредь вы будете проявлять благоразумие.

Англичане уже вовсю хозяйничали на поверженном галеоне. Мертвые были выброшены за борт, пленников, включая раненых, собрали на нижней палубе. Капитан де Антон и оставшиеся в живых офицеры были препровождены на борт “Золотой лани”. Верный своему правилу, Дрейк лично ознакомил их со своим кораблем, после чего им был предоставлен короткий отдых в ожидании праздничного ужина, который Дрейк намеревался устроить в честь славной виктории. Ужин, проходивший под аккомпанемент небольшого национального оркестра, был сервирован на старинном английском серебре и сдобрен изрядным количеством превосходного испанского вина.

Еще до завершения празднества оба корабля повернули на запад, оставив далеко позади себя побережье Перу, контролируемое испанцами. Дрейк не хотел зря рисковать. Но уже на следующий день он распорядился спустить паруса, оставив только те, которые помогали справиться с усилившейся качкой. Четыре следующих дня победители и побежденные работали бок о бок, перенося баснословную добычу с испанского корабля на борт “Золотой лани”. На сей раз англичанам досталось тринадцать сундуков королевского серебра в монетах и утвари, восемьдесят фунтов чистого золота, двадцать шесть тонн серебра в слитках, ящики с драгоценными камнями, главным образом изумрудами и жемчугом, и обилие съестных припасов, в том числе сахар и фрукты.

Размеры богатства, свалившегося на пиратов, еще долго будоражили воображение современников.

Помимо драгоценных камней и металлов в трюмах корабля находилось немало бесценных произведении культуры инков, предназначенных для личной коллекции его величества Филиппа, короля обеих Испании. Дрейк лично осмотрел их и был потрясен искусством древних мастеров. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Одни только рулоны изысканно вышитых перуанских тканей заняли целую секцию трюма “Золотой лани”. Сотни ящиков с изящными скульптурами из камня и керамики, инкрустированные самоцветами, перламутром и жемчугом, представляли огромную ценность, как наследие великой цивилизации, безжалостно уничтоженной Франсиско Писарро и его сподвижниками. Неожиданное знакомство с этими сокровищами произвело сильное впечатление на Фрэнсиса Дрейка. Против магии этих вещей даже такому жестокосердому пирату трудно было устоять. Как ни странно, но предмет, привлекший особое внимание капитана, не имел никакого отношения к шедеврам ювелирного искусства. Вещи, заинтересовавшие его более всего, были заключены в простой ларец из неизвестного Дрейку зеленовато-желтого камня и представляли собой золотую маску немолодого индейца и несколько цветных веревок с узлами, причудливо переплетенных между собой.

Дрейк был так заинтригован, что не поленился взять ларец к себе в каюту и весь день тщетно ломал голову, пытаясь понять истинное назначение странного предмета. В конце концов осознав свое полное бессилие, Дрейк отложил ларец в сторону и вызвал штурмана.

– С тех пор как мы перенесли на “Лань” основную часть сокровищ, испанский галеон сидит в воде значительно выше ватерлинии, – доложил Кэттилл.

– Но вы не трогали предметы искусства? – уточнил Дрейк.

– Вы сами распорядились, чтобы все они оставались на борту испанца, – напомнил штурман.

Дрейк подошел к иллюминатору и бросил взгляд на испанское судно. Ватерлиния галеона и на самом деле на несколько футов возвышалась над поверхностью океана.

– Предметы искусства предназначались для коллекции короля Филиппа, – задумчиво произнес он, – будет только справедливо, если мы доставим их в Англию и преподнесем королеве Бесс.

– Но “Лань” и без того перегружена, – запротестовал штурман. – После того как мы перенесли несколько тонн груза на борт нашего судна, волны едва не заливают пушечную палубу. С такой осадкой мы никогда не пройдем Магеллановым проливом.

– Я и не собираюсь этого делать, – возразил Дрейк. – Мы пойдем на север в поисках северо-западного прохода. Если нам не повезет, мы повторим путь Магеллана, пересечем Тихий океан и обогнем Африку с юга.

– Даже в этом случае нам никогда не дойти до Плимута, – стоял на своем помощник.

– Мы закопаем часть серебра на острове Кано, у побережья Эквадора, и заберем его во время следующего похода. Что же касается предметов искусства, то они останутся на борту галеона.

– Но, в таком случае, как вы собираетесь доставить их королеве?

– Очень просто, – усмехнулся Дрейк. – Вы, Томас, возьмете десять человек из нашей команды и приведете “Консепсьон” в Плимут.

Кэттилл в отчаянии развел руками:

– Мне никогда не удастся провести с командой из десяти человек корабль такого тоннажа через Атлантику.

Дрейк подошел к своему рабочему столу и сделал помощнику знак приблизиться.

– На картах, найденных в каюте капитана де Антона, – пояснил он, – обозначен небольшой залив к северу от нашего настоящего местонахождения. Насколько мне удалось выяснить, там не должно быть испанцев. В этом месте вы высадите на берег офицеров и всех раненых испанцев. Отберите из оставшихся членов экипажа двадцать человек, пообещайте им хорошее жалованье и принимайте их под свою команду. Разумеется, вы получите достаточно оружия, чтобы не допустить малейшей попытки бунта на борту.

Кэттилл слишком хорошо знал своего капитана, чтобы продолжать затянувшийся спор. Возражать такому человеку, как Дрейк, было не только бесполезно, но и опасно.

– Конечно, я выполню ваш приказ, – произнес он, безнадежно пожав плечами.

Неожиданно на обычно бесстрастном лице Дрейка мелькнула едва заметная улыбка.

– Если существует человек, способный провести испанский галеон в гавань Плимута, то этот человек вы, Томас. Представляю, как широко раскроются глаза у старушки Бесс, когда она увидит ваши подарки.

– Я предпочел бы предоставить эту честь вам, капитан, – вздохнул штурман.

Дрейк снисходительно потрепал его по плечу:

– Не унывайте, дружище. И не забудьте явиться на набережную Плимута под ручку с парой красоток в тот день, когда старушка “Лань” снова войдет в родную гавань. Думаю, мы найдем как отметить эту встречу.

* * *

На восходе солнца следующего дня Кэттилл приказал матросам перерубить канаты, связывающие два судна. Под мышкой он держал завернутый в ткань ларец, который Дрейк поручил ему лично вручить королеве. Он сам отнес его в капитанскую каюту, которая отныне стала его собственной, и запер в одном из стенных шкафчиков. Затем вернулся на палубу и принял команду. “Консепсьон” стала медленно удаляться от “Золотой лани”. Поднятые паруса в лучах восходящего солнца мгновенно окрасились в темно-красный цвет, который суеверные моряки обоих судов про себя назвали кровавым и истолковали как дурной знак для предстоящего плавания.

Дрейк и Кэттилл обменялись последними напутствиями, и “Золотая лань” взяла курс на северо-восток. Кэттилл наблюдал за маленьким суденышком, пока оно не исчезло за горизонтом. Он не разделял оптимизма Дрейка, и в глубине души его продолжали терзать самые мрачные предчувствия.

Через пару дней, зарыв несколько тонн серебряных монет и слитков на острове Кано, чтобы облегчить свое судно, Дрейк повернул на север и двигался этим курсом, пока не достиг небольшого клочка суши, который два столетия спустя стал известен как остров Ванкувер, и лишь после этого отправился в свое легендарное плавание через Тихий океан.

Далеко к югу от “Золотой лани” “Консепсьон” продолжала держать курс на восток, пока к исходу второго дня не достигла небольшого залива, отмеченного на карте капитана де Антона. После того как был брошен якорь, Кэттилл дал команду экипажу отдыхать.

Когда утреннее солнце перевалило через вершины Анд, Кэттилл и члены его команды обнаружили на берегу большую деревню, окруженную глубоким рвом, население которой составляло не менее тысячи человек. Не желая терять время, он приказал своим людям переправлять на берег офицеров и раненых матросов испанского галеона. Двадцати лучшим матросам испанского корабля он предложил вознаграждение, в десять раз превышающее их обычное содержание, и гарантии свободы и безопасности в обмен на их согласие доставить плененный галеон в Плимут. Все двадцать человек с радостью согласились.

Кэттилл еще стоял на пушечной палубе, наблюдая за высадкой испанцев на берег, когда судно начало заметно вибрировать, словно рука неведомого гиганта подбрасывала его вверх и вниз. Все присутствующие на палубе недоуменно подняли глаза к верхушке грот-мачты, где отныне победно развевался британский флаг, и, к своему удивлению, не обнаружили ни малейших признаков ветра. Концы флага едва колыхались от слабого ветерка, дувшего с берега. Не зная что и подумать, моряки обратили взгляды на сушу и с ужасом заметили огромное облако пыли, поднявшееся у подножия Анд и с огромной скоростью направлявшееся к берегу. Раздался страшный грохот, и на глазах испуганных моряков земля закачалась, словно океанские волны. Холмы к востоку от деревни внезапно поднялись на несколько десятков метров и рассылались в прах, оставив после себя зияющий провал.

Облако пыли опустилось на мирную деревню и в считанные секунды полностью поглотило ее. Теперь с берега доносились только крики гибнущих аборигенов и глухие удары камней, падающих на рассыпавшиеся постройки.

Никому из моряков на борту галеона никогда раньше не приходилось видеть землетрясения, и лишь немногим из них доводилось слышать о существовании чего-то подобного. Половина из присутствующих протестантов-англичан и все без исключения католики-испанцы повалились на колени, вознося молитвы Богу о своем спасении.

Через несколько минут облако пыли, накрывшее деревню, пронеслось над кораблем в сторону открытого моря. Собравшиеся на палубе люди не могли поверить своим глазам. Там, где лишь несколько минут назад кипела жизнь, теперь были лишь жалкие руины, из-под которых слышались отчаянные крики умирающих. Позже выяснилось, что из почти тысячи сильных и здоровых людей пережили катастрофу менее пятидесяти. Высаженные на берег испанцы в панике бегали взад и вперед по пляжу, умоляя англичан взять их обратно на корабль. Но Кэттилла в данный момент меньше всего интересовала судьба его бывших пленников. Придя в себя, он подбежал к борту и с тревогой бросил взгляд в сторону океана. Если не считать легкого волнения, океан казался равнодушным к трагедии, только что происшедшей на берегу.

Кэттилл начал лихорадочно отдавать команды экипажу, мечтая только об одном: как бы побыстрее убраться из этого проклятого места. Никого не надо было подстегивать, пленные испанцы работали наравне с англичанами. В считанные минуты был поднят якорь и поставлены паруса. Нос галеона медленно развернулся в сторону открытого океана.

Между тем оставшиеся на берегу испанцы и пережившие катаклизм жители деревни продолжали взывать о помощи. Но и англичане и испанцы, собравшиеся на борту, оставались одинаково глухи к обращенным к ним мольбам. Каждый думал только о себе.

Неожиданно еще более сильный толчок сотряс землю. От грохота падающих камней невозможно было расслышать слова команды. Земля качалась перед глазами несчастных моряков, словно неведомые монстры трясли ее, как гигантский ковер. Море медленно отхлынуло от берегов, обнажив дно и оставив галеон на песке.

Моряки, большинство из которых не умели плавать, всегда испытывали инстинктивный страх перед глубинами океана. Сейчас их изумленному взору предстали тысячи рыб, трепыхавшихся на песке, словно птицы с перебитыми крыльями, раковины, кораллы и огромные массы водорослей, опутывающих прибрежные скалы. Акулы, скаты и тропические рыбы самых разных размеров и окраски нашли общую могилу на дне внезапно обмелевшей бухты.

Не прекращающиеся подземные толчки мгновенно перемещали огромные участки суши и морского дна, образуя широкие трещины и глубокие впадины. Затем пришло время океану взять реванш и вернуть утраченные владения. В мгновение ока он превратился во взбесившееся чудовище. Гигантская волна высотой более сорока метров и массой в несколько миллионов тонн морской воды устремилась на берег.

Последствия этого природного катаклизма, в дальнейшем получившего название пунами, были еще более ужасны, чем предыдущие.

У несчастных моряков не было даже времени укрыться от разбушевавшейся стихии или вознести к небу последние молитвы. Парализованные страхом, оглушенные ревом океана, они могли только наблюдать за приближением гигантской стены морской воды, поднявшейся перед их глазами. Лишь у одного Кэттилла хватило духу пробежать несколько метров под защиту палубных надстроек и схватиться обеими руками за болтающиеся снасти.

Колоссальная волна подняла галеон и с огромной скоростью понесла его к берегу. Большинство членов команды, находившиеся на верхней палубе, были смыты за борт, и больше их никто никогда не видел. Не менее ужасная судьба постигла метавшихся по берегу людей. Их бренные останки вместе с обломками разрушенных зданий были унесены морской водой к подножию Анд. Кэттилл попытался задержать дыхание, пока это было возможно, но, вне всякого сомнения, его усилия оказались бы тщетными, если бы по непонятному капризу судьбы судно снова не очутилось над поверхностью воды.

Как долго длилось это безумие, Кэттилл никогда даже не пытался припомнить. Когда он очнулся, худшее было уже позади. Ужасная волна смыла на своем пути все, что оставалось от несчастной деревни. Несколько чудом уцелевших моряков, когда пришли в себя, едва не сошли с ума от страха, обнаружив, что их корабль окружен плавающими на поверхности воды мумиями древних инков, умерших, если судить по их виду, несколько столетий назад. Вымытые волной из неких давно забытых захоронений, они сейчас плыли вместе с кораблем и смотрели на перепуганных моряков пустыми глазницами, словно предупреждая их о тяготевшем над ними проклятии.

Машинально Кэттилл потянулся к румпелю, как будто он все еще собирался управлять галеоном, но сразу осознал бессмысленность своей попытки. Вид мертвецов, вставших из могил, едва не вверг его снова в беспамятство, но жажда жизни помогла преодолеть страх.

Однако до последнего акта трагедии было еще далеко. Сильное течение продолжало нести галеон, время от времени бросая его на встречавшиеся на пути скалы. При одном из таких столкновений мачты корабля не выдержали удара и рухнули за борт. Оба орудия, вырванные из креплений, носились по палубе, уничтожая на своем пути все, что еще успело уцелеть. Один за другим еще остававшиеся в живых матросы гибли под обломками палубных надстроек, и их трупы тут же смывались за борт набегавшими волнами. Кэттилл стал единственным человеком, пережившим катастрофу, не имевшую аналогов в памяти современных историков.

Ее последствия и в самом деле были ужасны. Огромная волна проникла в глубь континента более чем на восемь километров, полностью опустошив территорию свыше ста квадратных километров. Достигнув подножия Анд, она постепенно утратила разрушительную силу и отхлынула назад, унеся с собой многочисленные свидетельства произведенных ею разрушений.

Едва галеон оказался на твердом грунте, Кэттилл с трудом поднялся на ноги и медленно обошел пушечную палубу, заваленную грудами обломков, не обнаружив на своем пути ни единой живой души. Еще около часа он не решался покинуть свое убежище, опасаясь возвращения ужасной волны, но, на его счастье, ничего не произошло. Кругом царило угнетающее безмолвие. Затем он осторожно поднялся на ют и обозрел окружающую его местность.

Галеон сидел ровно на киле, со всех сторон окруженный джунглями. По самым приблизительным оценкам, до ближайшего открытого водного пространства было не менее пятнадцати километров. То, что корпус корабля каким-то чудом остался цел, было, по-видимому, связано с особой его прочностью и тем, что в момент прихода волны галеон уже двигался ей навстречу. Если бы он убегал от нее, то, скорее всего, корабль был бы разнесен в щепки, еще не достигнув береговой линии. Как бы то ни было, отныне корабль был обречен оставаться на месте своей последней стоянки до тех пор, пока ветры и дожди не разрушат его до основания.

На месте исчезнувшей деревни теперь находилась широкая полоса девственно чистого песчаного пляжа. Зато в самих джунглях следов недавнего катаклизма было более чем достаточно. Множество трупов лежало на мокрой земле, запутавшись среди корней, другие в причудливых позах свисали с ветвей деревьев. Некоторые из них представляли собой не что иное, как обезображенные останки человеческой плоти.

Кэттилл надеялся, что он не единственный оставшийся в живых свидетель грандиозного катаклизма, но, несмотря на самые тщательные поиски, ему так и не удалось обнаружить ни одной живой души. Он вознес благодарственную молитву Господу за свое чудесное спасение и попросил Творца не оставить его в предстоящих ему дальнейших испытаниях. Затем попытался оценить ситуацию, в которой оказался. Он находился почти за тридцать тысяч километров от Англии, в глубине территории, контролируемой испанцами, которые, вне всякого сомнения, были бы только рады подвергнуть жестоким пыткам и потом казнить ненавистного английского пирата, попадись он им в руки. У него не было никаких шансов вернуться на родину, оставайся он на том месте, где сейчас находился. В конце концов он решил, что единственный для него, пусть и весьма маловероятный путь к спасению лежит через Анды на восток. Спустившись по реке на плоту до побережья Бразилии, всегда можно встретить английских пиратов, грабивших португальские суда.

На следующее утро, соорудив из обрывков парусины походный мешок, Кэттилл загрузил его провизией и водой из уцелевших запасов галеона и пополнил свое снаряжение теми вещами, которые ему удалось отыскать. Их было немного: два пистолета, фунт пороха, пули, огниво, шпага, кисет табака, нож и Библия. Взвалив мешок на плечи и бросив прощальный взгляд на обломки галеона, он начал карабкаться на покрытые дымкой тумана склоны Анд, размышляя над тем, насколько страшное наказание боги инков ниспослали людям.

Отныне, получив свои священные реликвии обратно, может быть, они перестанут преследовать жертву. Он припомнил древний каменный ларец с его странным содержимым и решил, что не завидует тому, кто может оказаться его новым владельцем.

* * *

Капитан Дрейк триумфально возвратился в Англию. Его “Золотая лань”, нагруженная бесценными сокровищами, пришвартовалась в Плимуте 26 сентября 1580 года. Банкиры, финансировавшие его предприятие, получили баснословную прибыль, а королева Бесс – надежный фундамент для дальнейшей экспансии в Новом Свете. Во время своего торжественного посещения “Золотой лани” в Гринвиче Елизавета возвела Дрейка в рыцарское достоинство. Пожалуй, единственным обстоятельством, тяготившим отважного мореплавателя, оставалось таинственное исчезновение испанского галеона со всеми его сокровищами и командой.

“Золотая лань” после своего легендарного путешествия вокруг света стала национальной достопримечательностью Британии. Еще трем поколениям англичан она была открыта для всеобщего обозрения, пока однажды при невыясненных обстоятельствах не сгорела дотла. Славный корабль нашел свой конец на дне Темзы.

Сэр Фрэнсис Дрейк продолжал еще шестнадцать лет служить в королевском флоте. После его очередного путешествия в Новый Свет, когда он захватил и опустошил Санто-Доминго и Картахену, королева присвоила ему звание адмирала. Он также занимал пост мэра Плимута, был членом парламента Англии и принимал деятельное участие в разгроме Великой Армады в 1588 году. Смерть настигла его в 1596 году у побережья Центральной Америки. Дрейк умер от дизентерии и был похоронен в море вблизи города Портобело у берегов Панамы.

Вплоть до кончины его не оставляла мысль о таинственном исчезновении испанского галеона вместе с каменным ларцом, некогда поразившим его воображение.

Часть первая Кости и троны 10 октября 1998 года Перуанские Анды

1

Скелет полулежал на толстом слое ила, скопившемся на дне глубокого бассейна. Пустые глазницы черепа были обращены через толщу воды к поверхности сенота, отстоящей от него на расстоянии тридцати шести метров. Челюсти оскалены в зловещей усмешке, показавшейся бы стороннему наблюдателю еще более ужасной после того, как маленькая водяная змея просунула свою омерзительную голову через каркас ребер и уплыла в сторону, оставив после себя облачко поднятого ила. Одна рука скелета указывала вверх, опираясь локтем на ком слежавшейся грязи, костлявые пальцы, казалось, делали предостерегающий жест неосторожным пришельцам.

Сам цвет воды заметно менялся от серо-коричневого вблизи дна до зеленоватого у поверхности благодаря многочисленным микроскопическим организмам, множившимся под лучами тропического солнца. Отвесная стена скал высотой около пятнадцати и диаметром свыше тридцати метров окружала со всех сторон эту естественную ловушку. Попав в нее, ни человек, ни животное не имели шансов на спасение без посторонней помощи.

Впрочем, животные инстинктивно чувствовали угрозу, исходившую от этого жуткого провала в мягком известняке, и избегали подходить к нему ближе чем на пятьдесят метров. Почти физически осязаемая аура смерти витала над этим зловещим местом. Сенот был священным колодцем древних индейцев. С незапамятных времен сотни, если не тысячи, людей: мужчин, женщин и детей живыми сбрасывали с отвесных скал в его темные воды, принося в жертву грозным богам во времена засухи, затяжных дождей и других стихийных бедствий. Древние легенды и мифы рассказывали о сеноте как о месте обитания злых духов, где происходили странные и загадочные события. Существовали также многочисленные предания о бесценных сокровищах (золоте, драгоценных камнях и произведениях искусства), скопившихся на его дне за многие столетия процветания древнего культа. В 1964 году двое ныряльщиков попытались на свой страх и риск раскрыть тайну сенота и навсегда остались в его глубинах. Их тела даже не пытались искать.

В сыром воздухе над джунглями, окружавшими сенот, одинокий кондор описывал ленивые круги, бесстрастно разглядывая группу людей, работавших вокруг этого естественного колодца. Огромная черная птица с белой шеей и розовой лысой головой парила в неподвижном воздухе, словно бы пристально изучая происходящее внизу. Наконец убедившись в отсутствии желанной добычи, она лениво взмахнула крыльями и, поднявшись на большую высоту, направилась к востоку, продолжая изучать джунгли в поисках поживы.

Невероятное число слухов и противоречивых суждений о священном водоеме заставило в конце концов и археологов собраться под сводами перуанских джунглей, чтобы сделать еще одну попытку поднять из глубин реликвии минувших эпох. Участок предстоящих исследований находился на западном склоне Перуанских Анд недалеко от циклопических развалин древнего города. Расположенные поблизости руины древних сооружений были некогда частью большой конфедерации городов-государств, известной под названием Чачапойана, покоренной и присоединенной к империи инков около 1480 года нашей эры.

Территория конфедерации в пору своего наивысшего расцвета занимала более четырехсот квадратных километров в самом центре Анд. Ее владения включали сельскохозяйственные угодья, храмы и крепости, остатки которых в настоящее время разбросаны среди практически не исследованных горных хребтов, поросших густым лесом. Немногочисленные находки археологов свидетельствовали о взаимном влиянии многих культур, истоки которых по большей части оставались неизвестны. О правителях, или совете старейшин древней Чачапойаны, равным образом как и о ее жрецах, архитекторах, воинах, ремесленниках и земледельцах было известно и того менее. Археологи продолжали спорить о государственном устройстве конфедерации, ее религии и законах, но достоверных фактов, подтверждающих ту или иную гипотезу, ни у кого не было.

Доктор Шеннон Келси, стоявшая в данный момент у самого края сенота, была так увлечена предстоящей экспедицией, что не собиралась принимать во внимание слишком очевидную ее опасность, в какой бы форме она ни проявилась. Это была на редкость привлекательная женщина с большими, как у газели, карими глазами и высокими черными бровями. При всех своих достоинствах она умела нагонять страх даже на хорошо знакомых мужчин, которых нередко раздражали ее независимая манера поведения и дерзкий насмешливый взгляд. У нее были мягкие светлые волосы, аккуратно перевязанные красной лентой, и ровный золотистый загар, свидетельствовавший о многих часах пребывания на открытом воздухе. Ее фигура, напоминающая песочные часы, соблазнительно смотрелась в слишком смелом для людей ее профессии купальном костюме. Движения мисс Келси были мягки и грациозны, словно у танцовщицы.

В свои неполные тридцать лет доктор Келси уже имела без малого десятилетний опыт изучения культуры Чачапойаны. За пять предыдущих экспедиций она лично изучила многие наиболее значимые объекты древней культуры, не чураясь, если это было необходимо, и черной работы. Уже несколько лет она считалась признанным авторитетом в области истории культуры доколумбова периода и без труда получила необходимый грант для продолжения изыскательских работ от департамента археологии при университете штата Аризона.

– Глубже двух метров работа с видеокамерой бесполезна, – безапелляционно заявил Майлс Роджерс, фотограф экспедиции.

– Так придумайте что-нибудь, – огрызнулась Шеннон. – Я хочу, чтобы каждое наше погружение было должным образом задокументировано, независимо от того, увидим мы что-нибудь дальше собственного носа или нет.

В свои сорок с небольшим Роджерс имел репутацию признанного специалиста по подводным съемкам. Это был весьма импозантный мужчина с роскошной черной шевелюрой и столь же впечатляющей бородой. Он был популярной фигурой в издательских и научных кругах, там, где особо ценились редкие фотографии морского дна и его обитателей. Его выдающиеся подводные съемки обломков военных кораблей времен Второй мировой войны в Тихом океане и античных торговых судов в Средиземном море позволили ему получить несколько престижных международных премий и приобрести многочисленных поклонников своего таланта.

Высокий худой мужчина лет шестидесяти, с седой бородой, закрывавшей половину лица, помог Шеннон закрепить на спине баллоны с кислородом. Шеннон улыбнулась своему коллеге: доктор Стив Миллер из Пенсильванского университета.

– Я хотел бы, чтобы вы не делали этого, док, – в который уже раз повторил он, – хотя бы до тех пор, пока мы полностью не отрегулируем наше снаряжение.

– Эта процедура займет не менее двух дней, – возразила Шеннон, – а для пробного погружения сойдет и это.

– Подождите по крайней мере до тех пор, пока не прибудет команда спасателей из университета. Если у вас с Майлсом возникнут осложнения, мы даже не сможем помочь вам.

– Успокойтесь, – попыталась убедить его Шеннон. – Мы сделаем всего лишь пробное погружение, чтобы определить условия, в которых нам предстоит работать. Вся процедура займет максимум тридцать минут.

– И не погружайтесь больше чем на глубину пятнадцати метров, – стоял на своем старик.

– И что же нам делать, если мы не достигнем дна на этой глубине?

– У нас есть еще пять недель. Нет никакой необходимости подвергать себя ненужному риску.

Голос у Миллера обычно был уверенным и спокойным, но сейчас в нем отчетливо звучали нотки глубокой озабоченности. Один из ведущих археологов своего времени, он посвятил последние тридцать лет жизни изучению тайн древних культур высокогорных Анд и прилегающих к ним джунглей Амазонки.

– Ограничьтесь на первый раз тем, что определите состояние воды и стен сенота, – посоветовал он, поняв, что дальнейшие возражения бесполезны, – после чего сразу же поднимайтесь на поверхность.

Шеннон рассеянно кивнула в ответ и занялась маской: опрыскала линзы специальным составом, предохраняющим стекла от запотевания, и прополоскала их в бачке с чистой водой. Проверив регулировку дыхательного автомата и прикрепив к поясу груз, она повернулась к Роджерсу для заключительной инспекции. Убедившись, что все их снаряжение, включая специальный портативный компьютер для глубоководных работ, было в полном порядке, она снова обратилась к коллеге:

– До скорой встречи, док. Не забудьте поставить бутылку с мартини на лед.

Археолог прикрепил под мышками у коллег широкие кожаные пояса, соединенные с прочной нейлоновой веревкой, и поручил их вниманию выпускников факультета археологии Перуанского университета, на добровольных началах участвовавших в экспедиции.

– Отпускайте понемногу, ребята, – приказал он группе студентов, шести парням и четырем девушкам.

Повинуясь его сигналу и принимая все меры предосторожности, ныряльщики начали медленный спуск в каверну. Их не обескуражил ни резкий запах гниения, ни слой слизи, тонкой пленкой покрывавший всю поверхность водоема, и тем не менее, помимо их воли, радостное возбуждение от предстоящей встречи с неизвестным постепенно улетучилось, уступив место ощущению тревоги и неуверенности.

На расстоянии около метра от поверхности воды они вложили загубники аквалангов между зубами и помахали на прощание друзьям, собравшимся у края сенота. Через несколько секунд Шеннон и Роджерс, одновременно сбросив страховочные концы, исчезли в мутных водах колодца.

* * *

Миллер нервной походкой мерил периметр сенота, ежеминутно поглядывая на наручные часы. Собравшиеся в кучку студенты изо всех сил напрягали зрение, пытаясь проникнуть взглядами сквозь слой зловещей зеленой пленки. Пятнадцать минут напряженного ожидания не принесли ничего нового – ныряльщики не появлялись. Еще через пару минут пузырьки воздуха, регулярно появлявшиеся на поверхности воды, неожиданно исчезли. Обеспокоенный Миллер подбежал к самой кромке каверны. Что бы это могло означать? Может быть, они обнаружили вход в подводную пещеру и рискнули проникнуть в нее? Он выждал еще десять минут, затем бросился по направлению к ближайшей палатке. Схватив трубку портативного передатчика, он начал лихорадочновызывать штаб-квартиру проекта, расположенную в захолустном городишке Чачапоясе в девяноста километрах к югу от лагеря экспедиции. Голос Хуана Чако, генерального инспектора археологических работ на территории Перу и директора Национального музея Лимы, ответил ему почти немедленно.

– Хуан на связи. Это вы, док? Что я могу сделать для вас?

– У нас проблемы, Хуан. Доктор Келси и Майлс Роджерс настояли на проведении пробного погружения в священный колодец, – отвечал Миллер. – Я думаю, нам нужна срочная помощь.

– Они рискнули погрузиться в колодец, не дожидаясь команды спасателей из университета? – переспросил Чако, не веря своим ушам.

– Я сделал все от меня зависящее, чтобы отговорить их от этой попытки.

– Когда они начали погружение?

Миллер сверился со своими часами:

– Ровно двадцать семь минут назад.

– Как долго они намеревались оставаться под водой?

– По словам доктора Келси, не более тридцати минут.

– Тогда я не вижу причин для беспокойства.

– Пузырьки воздуха от аквалангов не наблюдаются, по крайней мере, уже минут десять.

– Плохо, мой друг, очень плохо. – Чако глубоко вздохнул. – Похоже, события вышли из-под контроля.

– Не могли бы вы срочно направить к нам команду спасателей? Договоритесь с властями о предоставлении вертолета.

– Исключено. – В голосе Чако прозвучали нотки отчаянья. – Они только недавно вылетели из Майами. Их прибытие в Лиму ожидается только через четыре часа.

– Мы не можем допустить вмешательства правительства. Во всяком случае, на данном этапе. Может быть, вы успеете найти и доставить в лагерь какую-нибудь другую спасательную команду?

– Ближайшая спасательная служба морского флота находится в Трухильо. Я немедленно свяжусь с начальником военной базы и попрошу о помощи.

– Удачи, Хуан. Я останусь на связи.

– Постоянно информируйте меня о развитии событий.

– Будь спокоен, уж это я тебе обещаю, – мрачно пробормотал Миллер.

– Мой друг?

– Да?

– Успокойтесь, они вернутся. – Похоже, Чако прилагал все усилия, чтобы его голос звучал бодро. – Роджерс – классный ныряльщик. Он не делает ошибок.

Миллер промолчал. Ему просто нечего было сказать. Он прервал связь и поспешил к сеноту, где присмиревшая группа студентов с тревогой наблюдала за поверхностью воды.

Чако достал из кармана носовой платок и вытер вспотевшее лицо. Больше всего на свете Чако уважал порядок. Непредвиденные обстоятельства раздражали его. Если два сумасшедших американца утонут, не избежать правительственного расследования. Можно было не сомневаться, что, несмотря на все его влияние в правительственных кругах, средства массовой информации раздуют из этого несчастного случая настоящую сенсацию. Последствия могут быть чудовищны.

– Этого нам еще не хватало, – проворчал он себе под нос. – Подумать только, два мертвых археолога в священном колодце!

Трясущимися руками он настроил передатчик и послал сигнал бедствия.

2

Прошел час сорок пять минут с тех пор, как Шеннон и Майлс вступили в воды священного колодца. Никакая спасательная команда уже не смогла бы помочь аквалангистам. Кислород в их баллонах давно закончился. Еще две жертвы добавились к нескончаемому списку тех несчастных, кто вот уже в течение многих столетий навсегда исчезал в водах сенота.

Безжизненным голосом Чако проинформировал коллегу, что его попытка оказалась безрезультатной. Перуанский военный флот просто не готов к проведению срочной спасательной операции. Его команда на тренировочных сборах далеко на юге страны, вблизи границы с Чили. И нет никакой возможности доставить спасателей со специальным оборудованием на место трагедии раньше заката солнца.

Перуанский ученый полностью разделял чувства Миллера, но что он мог сделать? Они находились в Южной Америке, а способность к быстрым эффективным действиям никогда не была сильной стороной населения этой части света.

Ситуация казалась безнадежной. Тем не менее задолго до назначенного часа тишину, царившую в лагере, нарушил отдаленный звук двигателей. С каждой минутой шум нарастал, и спустя некоторое время бирюзовый вертолет с крупными буквами НУМА1 на борту появился над головами собравшихся внизу людей.

Откуда он взялся? Впрочем, в данный момент это не имело особого значения. Важен был только сам факт появления вертолета. Кому он принадлежал, никого не интересовало.

Верхушки деревьев пригнулись, когда вертолет пошел на посадку. Его посадочные полозья еще не успели коснуться почвы, когда дверца в корпусе открылась и высокий человек с волнистыми черными волосами спрыгнул на землю. Он был одет в легкий облегающий костюм, пригодный для ныряния в тропических водоемах. Игнорируя окружившую посадочную площадку группу молодежи, он направился к археологу:

– Доктор Миллер?

– Совершенно верно, моя фамилия Миллер.

Улыбнувшись, незнакомец протянул руку:

– Сожалею, что мы не смогли прибыть раньше.

– Кто вы такие?

– Мое имя Дирк Питт.

– Вы американец? – на всякий случай уточнил Миллер, бросив взгляд на лицо прибывшего.

– Директор департамента специальных проектов НУМА, – уточнил прибывший. – Насколько я понял из вашего сообщения, двое аквалангистов исчезли при попытке проникнуть в подводную пещеру.

– В сенот, – машинально поправил его Миллер. – Доктор Шеннон Келси и Майлс Роджерс погрузились почти два часа назад.

Питт подошел к краю бассейна и бросил быстрый взгляд на поверхность неподвижной воды. По ее цвету, мутно-зеленому по краям и почти черному в центре, можно было судить о значительной глубине каверны. Не надо было быть специалистом, чтобы понять, что предстоящая операция станет лишь попыткой найти тела погибших аквалангистов.

– Не слишком обнадеживающее зрелище, – пробормотал он.

– Откуда вы появились? – поинтересовался Миллер.

– Проводили геологическую подводную съемку вдоль побережья к западу отсюда. Приняли сигнал бедствия от перуанского штаба военно-морского флота. Насколько могу судить, мы появились первыми на месте происшествия.

– Каким образом специалисты-океанографы смогут помочь нам в данном конкретном случае? – сердито спросил Миллер.

– У нас имеется все необходимое оборудование для работ под водой, – невозмутимо сообщил Питт. – Сам я по профессии морской инженер. Конечно, у меня не слишком большой опыт спасения аквалангистов в подобных условиях, но, во всяком случае, я неплохой ныряльщик.

Прежде чем обескураженный Миллер нашелся что-либо ответить, пилот успел заглушить двигатель, и винты вертолета остановились. Как только это произошло, на землю спрыгнул еще один, на этот раз коренастый широкоплечий мужчина, выглядевший прямой противоположностью высокому худощавому Питту.

– Мой друг и коллега Алберт Джордино, – представил его американец.

Джордино тряхнул шевелюрой курчавых черных волос и приветливо улыбнулся археологу.

Миллер заглянул внутрь машины и убедился, что там больше никого нет.

– Всего двое, – простонал он в отчаянии. – Нам необходима по меньшей мере дюжина опытных аквалангистов, чтобы извлечь тела погибших.

Однако Питта не смутила реакция археолога.

– Доверьтесь нам, док, – уверенно произнес он. – Ал и я справимся с работой.

Через несколько минут, после короткого совещания со своим напарником, Питт был уже готов к погружению. Он надел маску, которой пользуются аквалангисты, снабженную подогревом и пригодную для работы в загрязненной воде, наушники, подсоединенные к прибору для глубоководных погружений, на спину взвалил два объемистых баллона с кислородом, а на руку пристегнул водонепроницаемый компас, указывающий также глубину и наличный запас кислорода. Джордино обвязал нейлоновую страховочную веревку вокруг его пояса и подсоединил необходимые системы обеспечения. Конец страховочной веревки крепился к лебедке внутри вертолета. Проверив оборудование аквалангиста, Джордино одобрительно потрепал его по голове и бросил несколько слов в микрофон:

– Все в порядке. Ты готов, Дирк?

– Слышу тебя отлично, – успокоил его Питт. – Как у тебя?

– Слышимость нормальная, – подтвердил Джордино, – сейчас подключу тебя к системе мониторинга декомпрессии и засеку время.

– Понял.

– Жду от тебя сообщений о глубине и ситуации под водой.

Питт обмотал страховочный конец вокруг кисти и ухватился за него обеими руками.

– О’кей, – подмигнул он напарнику, – начинаем представление.

Джордино подал знак четырем студентам подойти к лебедке. В отличие от Шеннон и Майлса, осторожно спускавшихся вдоль стенок колодца, он перебросил канат вокруг ветки дерева, протянувшейся почти на два метра по направлению к центру сенота, чтобы помочь Питту избежать травм при соприкосновении тела с известняком.

“Для человека, посылающего друга на верную смерть, – подумал Миллер, – Джордино выглядит слишком спокойным и собранным”. Археолог никогда раньше не слышал об этой легендарной паре, и ему трудно было понять психологию людей, посвятивших почти двадцать лет жизни разведке океанских глубин и выработавших у себя инстинктивное чувство опасности. Он склонился над краем бассейна, наблюдая за тем, как Питт медленно приближается к поверхности воды.

– Каковы впечатления? – спросил Джордино в микрофон.

– Напоминает гороховый суп моей бабушки, – ответил Питт.

– Не советую тебе пробовать его, – шутливо заметил Ал.

– Мне бы такое и в голову не пришло, – в тон ему отозвался Питт.

На этом обмен репликами закончился, и спустя несколько секунд ноги американца коснулись поверхности воды. Когда она сомкнулась над его головой, Джордино вытравил веревку, чтобы дать другу необходимую свободу передвижения. Температура воды была всего на несколько градусов ниже воздуха джунглей. Питт включил терморегулятор и, используя ласты, нырнул в темные глубины подводного мира. На мгновение он почувствовал давление воды на барабанные перепонки и с помощью другого регулятора уравнял его силу с давлением воздуха внутри маски. Затем включил лампу, закрепленную на лбу, но ее свет едва мог рассеять окружающий мрак.

Опустившись на несколько метров, Питт неожиданно для себя оказался в слое кристально чистой воды. Лучи фонаря, до сих пор освещавшие лишь небольшое пространство около него, прорезали воду на несколько метров впереди. Создалось ощущение, будто он парит в воздухе.

– Ясно вижу на расстоянии около четырех метров, – доложил он.

– А что касается тел погибших?

Питт медленно описал небольшой круг:

– Никаких следов.

– Можешь видеть детали дна?

– Достаточно четко. Вода прозрачна как стекло, хотя и темная. Муть на поверхности уменьшает естественное освещение солнца процентов на семьдесят. Однако я думаю, что с помощью лампы я не пропущу тела.

– Отпустить немного веревку?

– Не помешает. Трави понемногу, по мере того как я погружаюсь.

В следующие двенадцать минут, описывая круги вдоль отвесных стен, Питт спускался все глубже и глубже. Текстура крупнозернистого известняка, образовавшегося много миллионов лет назад, казалось, была создана кистью художника-абстракциониста.

Взмахнув ластами, он опустился еще на несколько метров.

– Нахожусь на глубине тридцати шести метров, – отрапортовал он, – по-прежнему никаких следов Келси или Роджерса. Внизу вижу только нагромождение камней.

Миллер, которого Джордино постоянно информировал о передвижении напарника, недоуменно пожал плечами:

– Но они должны быть там. Не могли же они просто исчезнуть!

Глубоко внизу Питт сделал еще один контрольный круг. Он плыл примерно в метре от дна, стараясь не взбаламутить ил, чтобы снова не снизить видимость до нуля.

Раз поднятая муть могла находиться во взвешенном состоянии несколько часов и свела бы надежды на успех к минимуму. Вода становилась все холоднее.

Осторожно опустившись еще немного, он погрузил руки в липкую грязь. Слой ила оказался тоньше, чем он ожидал, – чуть больше десяти сантиметров. Ниже прощупывалась твердая порода. Это показалось ему немного странным. Учитывая более чем тысячелетнюю историю колодца, можно было предположить, что слой ила окажется намного толще. Затем его внимание привлекли фрагменты белых костей, едва прикрытые толщей наносов. Ухватив один из них рукой, он выдернул его из податливого ила. Это оказался позвоночник, принадлежавший одной из многих человеческих жертв.

– Доложи обстановку, – прозвучал в наушниках голос Джордино.

– Глубина тридцать семь метров, – сообщил Питт, отшвырнув кости в сторону, – прямо подо мной настоящие завалы человеческих костей. Думаю, это останки не менее чем двухсот жертв.

– И по-прежнему никаких следов тел?

– Пока нет.

Несмотря на все свое самообладание и многолетний опыт погружений, Питт почувствовал себя не совсем уютно при виде скелета с поднятой рукой, указывающей костлявым пальцем куда-то вверх. Рядом с костями валялись проржавевшие остатки металлического панциря, а сам череп был увенчан испанским шлемом, относящимся приблизительно к семнадцатому столетию.

– Сообщи доктору Миллеру, – передал Питт, – что я нашел здесь неплохо сохранившийся скелет давно почившего испанца в шлеме и нагруднике.

Поблизости находились останки другого утопленника, по-видимому, совсем недавнего происхождения. Во всяком случае, некое подобие полусгнившей плоти еще болталось на костях скелета. Он лежал в нелепой позе с раскинутыми ногами и запрокинутой назад головой.

Хорошо сохранившиеся дорогие дорожные сапоги, красный шелковый шарф, обмотанный вокруг шеи, и серебряный пояс, украшенный бирюзой, явно не принадлежали местному крестьянину. Погибший был пожилым, если не сказать старым человеком. Копна седых волос и длинная борода всколыхнулись от движения воды, когда Питт приблизился к трупу вплотную. Широкая рана на шее не оставляла сомнений в причине смерти несчастного.

Массивное золотое кольцо с большим желтым камнем тускло блеснуло в лучах фонарика. Питту пришла в голову мысль, что такое кольцо может послужить надежной уликой при опознании трупа. Борясь с неожиданно подступившей тошнотой, он торопливо стянул кольцо с пальца наполовину истлевшего трупа и, тщательно промыв его в воде, надел на свой палец.

– Рядом другой труп, Ал, – информировал он товарища.

– Наш аквалангист или еще один испанец?

– Ни то ни другое. Находится на дне от нескольких месяцев до одного года.

– Надеюсь, ты не собираешься поднимать его?

– Во всяком случае, не сейчас. Прежде всего нужно найти ребят из группы доктора Миллера, а там посмотрим...

Питт замолчал на половине фразы, отброшенный в сторону потоком воды, хлынувшим в колодец из невидимого ему отверстия на противоположной стене сенота. Поток всколыхнул ил со дна и завертел Питта, как упавший лист под сильным порывом осеннего ветра. Одному богу известно, чем бы это могло кончиться, если бы не страховочная веревка. С трудом восстановив прежнее положение, Питт поправил крепления фонаря, едва не сорванного с головы напором воды.

– Кажется, ты попал в передрягу, – осведомился Джордино, – что там у тебя?

– Попал в сильное течение, взявшееся неизвестно откуда, – сообщил Питт, успевший прийти в себя. – По крайней мере, теперь я точно знаю, почему слой ила на дне такой тонкий. Его периодически сносит течением.

– Вероятно, подводная система сенота гораздо сложнее, чем мы предполагали, – заметил Джордино. – Может быть, тебе следует вернуться?

– Подождем еще немного. Правда, видимость равна нулю, но опасности, насколько я могу судить, никакой. Медленно трави страховочную веревку. Я хочу обнаружить чертово отверстие.

– Это может быть слишком опасно, – возразил Джордино, – того и гляди попадешь в ловушку.

– Ничего не случится, пока ты страхуешь меня.

– Ты под водой уже шестнадцать минут, – напомнил Джордино, бросив взгляд на часы. – Как у тебя с кислородом?

Питт поднес запястье вплотную к глазам. Из-за поднявшегося ила видимость действительно была почти нулевой.

– Хватит еще минут на двадцать, – сообщил он, сверившись с показаниями прибора.

– Даю тебе не больше десяти минут. Не забудь, что, поднимаясь с такой глубины, ты должен будешь делать регулярные остановки для декомпрессии.

– Слушаюсь, – откликнулся Питт.

– Опиши ситуацию, – потребовал Ал.

– Похоже, меня затягивает в узкий туннель ногами вперед. Я могу дотянуться до стен, они окружают меня со всех сторон. Слава богу, у меня есть страховочный линь. Невозможно плыть против сильного течения.

Джордино повернулся к Миллеру.

– Кажется, скоро мы узнаем, что случилось с вашими аквалангистами.

Археолог сердито потряс головой:

– Я предупреждал их. Если бы они последовали моему совету и держались на небольшой глубине, не произошло бы этой ужасной трагедии.

Питту казалось, что он плывет по узкому туннелю уже несколько часов, хотя в действительности прошло едва ли больше двадцати секунд. Облако поднятого ила осталось далеко позади. Он начал более отчетливо различать окружающие предметы. Стрелка компаса указывала, что течение воды увлекало его в юго-восточном направлении. Внезапно стены туннеля раздвинулись, и Питт оказался в огромной подводной пещере. Он заметил, как справа и снизу от него лучи фонаря отразились от металлических предметов, частично погрузившихся в ил. Они оказались двумя брошенными кислородными баллонами от акваланга. Питт подплыл поближе к ним и бросил взгляд на счетчик воздуха. Стрелки стояли почти на нуле. Он осмотрелся вокруг, ожидая увидеть поблизости от себя два мертвых тела.

Между тем сила течения заметно упала. Хотя слова Джордино по-прежнему звучали в его наушниках, они казались менее отчетливыми. Воспользовавшись короткой передышкой, Питт тщательно проверил показание приборов. Как будто сейчас ничто ему непосредственно не угрожало, но неординарная ситуация заставляла постоянно держаться начеку.

“Если у туннеля существуют боковые ответвления, – подумал он, – течение могло отнести тела в сторону, и я их никогда не смогу найти”. Последующий осмотр не принес ничего нового, кроме пары брошенных ласт. Питт направил луч фонаря вверх и с удивлением отметил слабый ответный отблеск, как будто тот отразился от поверхности воды. Вероятно, над ним находился карман, заполненный воздухом.

В следующий за этим открытием момент он увидел пару белых ног.

3

Почувствовать себя попавшим в смертельную ловушку, расположенную к тому же глубоко под землей, в мире вечного безмолвия и темноты, оказаться полностью отрезанным от внешнего мира, дышать спертым воздухом, насчитывающим миллионы лет, – слишком тяжелое испытание для самого бесстрашного человека. Даже вероятность очутиться в камере, кишащей ядовитыми змеями, может показаться сущим пустяком в сравнении с той ситуацией, в которой находились злосчастные аквалангисты.

И хотя первоначальная паника понемногу прошла, уступив место более здравому мышлению, их хрупкие надежды на спасение постепенно таяли по мере того, как уменьшался запас кислорода в баллонах и тускнел и без того слабый свет ламп. Воздуха в маленькой пещере было совсем немного, его хватило бы разве что на пару часов томительного ожидания, а точнее мучительной агонии.

Течение подхватило аквалангистов в тот момент, когда Шеннон, привлеченная зрелищем невиданного скопления человеческих костей, опустилась почти до самого дна сенота. Роджерс, следовавший за своей спутницей на некотором расстоянии, поспешил ей на выручку, но все его усилия избежать уготованной им участи, как и следовало ожидать, оказались тщетными. Остатки сжатого воздуха в баллонах аквалангисты использовали для последней безнадежной попытки отыскать какой-нибудь выход из естественной мышеловки, в которой они оказались, но его не было. Теперь им оставалось лишь медленно дрейфовать в полной темноте, удерживаясь на поверхности воды с помощью спасательных поясов, в ожидании неминуемой смерти.

Как ни парадоксально, но именно Шеннон удалось сохранить присутствие духа. Роджерс был полностью деморализован. Шеннон первой заметила слабое мерцание электрической лампы в толще воды прямо под собой. Постепенно оно становилось все ярче, и спустя еще несколько мгновений луч света прорезал воду в нескольких сантиметрах от ее лица. Мелькнувшая было мысль, что ее угасающее сознание сыграло с ней злую шутку, сменилась проблеском надежды.

– Они все-таки нашли нас, – прошептала она.

Роджерс лишь слегка повернул голову в указанном направлении, но не произнес ни слова. Его глаза были полуоткрыты, дыхание едва заметно. Вряд ли он вообще был способен отдавать себе отчет в том, что происходило вокруг него. Тем не менее он по-прежнему прижимал к груди свою драгоценную камеру.

Шеннон почувствовала, как чья-то рука обхватила ее лодыжку, а затем над поверхностью воды появилась и голова. Луч света, направленный прямо в лицо женщины, едва не ослепил ее. Несколько секунд спустя он переместился на лицо Роджерса.

Мгновенно оценив ситуацию, Питт принялся поспешно манипулировать механизмом, регулирующим давление воздуха в баллонах, после чего протянул Шеннон запасной баллон с кислородом, прикрепленный к его поясу.

Несколько глубоких вдохов мгновенно вернули женщину к жизни. Затем наступила очередь Роджерса, и его реакция была такой же.

Только проделав все эти операции, Питт наконец осознал, что уже несколько минут не отвечал на вызовы Джордино, безуспешно пытавшегося связаться с ним.

– Передай доктору Миллеру, – торжествующе произнес он, – что я нашел его заблудших овечек. Они живы, повторяю, живы и в приличном состоянии.

– Ты ничего не путаешь? – прогремел в наушниках голос Ала. – Они на самом деле живы?

– Ну, может быть, немного бледны и измучены, но в довольно хорошей форме.

– Но это же невозможно, – боясь поверить своим ушам, прошептал Миллер.

– Док желает знать, как это им удалось, – доложил Джордино.

– Течение занесло их в пещеру с воздушным карманом у свода. К счастью, я появился вовремя. Воздуха оставалось всего на несколько минут.

Люди, собравшиеся вокруг Джордино, некоторое время безмолвствовали, словно пребывали в столбняке, с трудом переваривая невероятное известие. Затем, когда смысл его дошел до них, на лицах появились радостные улыбки, и эхо отразило возгласы восхищения и аплодисменты. Миллер отвернулся, пытаясь скрыть выступившие на глазах слезы.

С лица Джордино не сходила торжествующая улыбка.

* * *

Глубоко под землей Питт, предварительно убедившись в том, что в камере еще можно дышать, снял с лица маску и в немногих словах изложил Шеннон и Роджерсу свой план спасения. Обязанные ему жизнью аквалангисты приняли его без возражений.

Поскольку они уже бросили все оказавшееся сейчас бесполезным снаряжение, за исключением масок, оставалось полагаться на прочность страховочной веревки и коммуникационной линии. Иного способа вернуться в сенот против течения просто не существовало. По расчетам Питта, они могли выдержать нагрузку до шести тысяч фунтов, что было более чем достаточно. Аквалангисты договорились о сигналах, с помощью которых им предстояло общаться между собой при подъеме.

Питт посоветовал Шеннон обмотать руку и ногу страховочной веревкой, держа в другой запасной баллон с кислородом. Роджерс, подстраховав себя подобным же образом, должен был держаться рядом с ней, чтобы по мере надобности получать из ее рук драгоценный резервуар. Убедившись, что все его распоряжения выполнены, Питт снова связался с Джордино:

– Мы готовы к подъему.

Джордино вручил группе студентов конец страховочной веревки и подробно проинструктировал их о необходимых мерах предосторожности, после чего вновь обратился к коллеге:

– Уточни, на какой глубине вы находитесь. Через несколько минут начинаем подъем.

– Если судить по приборам, мы на глубине около семнадцати метров, заметно выше уровня дна колодца. Можешь сам судить о силе течения, забросившего нас на такую высоту.

– За тебя я не опасаюсь, что же до остальных... Пожалуй, мне необходимо проверить по компьютеру, где необходимо будет сделать декомпрессионную остановку.

– Поторопись. Когда запасной резервуар у нас будет исчерпан, останется только тот воздух, что сохранился в баллонах.

– Не беспокойся. Мне еще нужно будет придерживать ребят, иначе они выдернут вас так быстро, что мне придется потом собирать вас по частям.

– Полагаюсь на тебя.

– Приготовьтесь! Мы начинаем. – Джордино подал знак своим помощникам, и они начали медленно выбирать веревку. – С богом.

Страховочный линь натянулся и потащил за собой аквалангистов. Питт постарался расслабиться, сберегая силы на случай возможных осложнений. Опасное путешествие по нисходящему туннелю могло затянуться надолго. Впрочем, времени как такового для них сейчас не существовало. Не имея возможности ориентироваться в окружающей их кромешной тьме, они могли рассчитывать только на удачу и искусство Джордино и его помощников. Сейчас только его голос, время от времени звучавший в наушниках, помогал Питту сохранить чувство реальности.

– Скажи мне, если мы вытягиваем линь слишком быстро, – напомнил Ал.

– По-моему, в самый раз, – сообщил Питт и невольно поежился, почувствовав, как его баллоны трутся о свод туннеля.

– Какова, по-твоему, скорость течения?

– Не менее восьми узлов.

– Не удивляюсь, у меня под рукой десять парней, и все они трудятся в поте лица.

– Еще метров восемь, и, надеюсь, мы выберемся отсюда, – утешил приятеля Питт.

Действительно, спустя минуту или чуть больше они оказались в мутной взвеси, скопившейся у дна священного колодца. Еще через минуту они миновали облако ила и оказались в чистой воде. Взглянув наверх и заметив слабый свет, пробивавшийся сквозь зеленую слизь, скопившуюся у поверхности, Питт первый раз вздохнул с облегчением. Похоже, худшее было позади.

Что касается Джордино, тот был менее оптимистичен. Сверившись с часами, он приказал своим помощникам сделать остановку, необходимую для декомпрессии аквалангистов. По его расчетам, для самого Питта хватило бы с избытком и восьми минут, но его спутники, пробывшие на глубине значительно дольше, нуждались в более продолжительной передышке. Археологи пробыли под водой больше двух часов на глубине от семнадцати до тридцати семи метров, и их состояние требовало не меньше двух остановок общей продолжительностью более часа.

Сколько же кислорода осталось в баллонах его друга? Это был вопрос жизни или смерти, но, к сожалению, Ал не знал на него ответа. На десять минут? На пятнадцать, двадцать?

Закончив расчеты, Джордино выключил компьютер и связался с Питтом.

– Дирк.

– Слушаю.

– Плохие новости. У вас недостаточно кислорода для того, чтобы леди и ее друг сделали необходимые в их состоянии остановки.

– Это я без тебя знаю, – фыркнул Питт. – Что скажешь о запасных резервуарах в вертолете?

– Ничего хорошего, – простонал Джордино, – в той спешке, в которой мы собирались, я погрузил компрессор, но не успел заполнить воздухом резервные емкости.

Питт бросил задумчивый взгляд на Роджерса, увлеченно работающего с видеокамерой. Тот весело подмигнул ему сквозь стекло своей маски. У него был такой довольный вид, словно оператор только что сорвал банк в ближайшем казино. Питт посмотрел на Шеннон. Ответный взгляд ее огромных, как у газели, глаз напомнил ему о принцессе, которую герой какого-то полузабытого фильма спасает из зачарованного замка. Похоже, она не подозревала об опасности. Он обратил внимание, что она натуральная блондинка, и уж совсем не к месту подумал о том, как бы она выглядела в одном открытом купальном костюме без обычного снаряжения аквалангиста. К чести спасателя, это наваждение продолжалось недолго.

– Ал, – произнес он в микрофон, возвращаясь к суровой действительности, – ты упомянул, что компрессор на борту вертолета.

– Какой от него прок, если мы не можем его использовать, – проворчал Джордино.

– Увидишь. Но первым делом спусти мне сумку с инструментами Она в кладовке вертолета.

– На кой черт она тебе понадобилась?

– Вспомни о конструкции баллонов, – торопливо объяснил Питт. – У нас новейшее оборудование, еще не запущенное в серийное производство. Я смогу спокойно отсоединить один баллон от другого, не потеряв при этом ни грамма кислорода.

– Понял тебя, старик, – радостно пробасил Джордино. – Ты отсоединяешь один баллон от другого и отправляешь пустой наверх. Я заполняю его с помощью компрессора и возвращаю вам. Затем мы повторяем эту операцию с другим баллоном. И никаких проблем с декомпрессией.

– Долго же до тебя доходят прописные истины, – заметил Питт, вложив в свои слова весь отпущенный ему богом сарказм.

– Лучше поздно, чем никогда. – У Джордино не было времени придумывать ответную ядовитую реплику. – Оставайтесь там, где вы находитесь, в течение семнадцати минут. Я спущу сумку с инструментами по страховочному линю. Надеюсь, твой план сработает.

– Не сомневаюсь, – заверил его Питт. – Действуй. И не забудь, когда я снова ступлю на землю, чтобы оркестр непременно сыграл мне “Ожидание Роберта Э. Ли”.

– Тогда уж лучше оставайся там, где ты есть. Ладно, бегу выполнять твое поручение.

Повернувшись, он направился к вертолету, но на полпути его остановил Миллер.

– Почему прекратили подъем? – сердито спросил археолог. – О чем вы только думаете, молодой человек? Вытаскивайте их быстрей наверх.

– Может быть, заодно сразу копать могилы? – в тон ему ответил Джордино.

– О чем вы, черт побери?

– О кессонной болезни, док. Никогда не слышали о такой?

Слабая улыбка появилась на лице старого археолога.

– Простите меня, старика, – пробормотал он. – Обещаю больше не задавать лишних вопросов.

– Забудьте, – усмехнулся Джордино, еще не подозревая, что последние слова его собеседника окажутся пророческими.

Он поднялся в кабину вертолета и принялся перебирать наваленные там вещи.

* * *

В сумке с инструментами было несколько гаечных ключей разного размера, пара плоскогубцев, две отвертки и геологический молоток с петлей на рукоятке для удобства работы в подводных условиях. Когда сумка оказалась в руках Питта, он освободился от висевших за спиной баллонов и, зажав их между колен, принялся приводить в исполнение задуманный план. Отсоединив пустой баллон, он привязал его к спущенному шнуру.

– Можешь поднимать, – распорядился Питт.

Меньше чем через четыре минуты Джордино подключал баллон к уже запущенному компрессору. Бормоча про себя проклятия, он запустил машину на предельную мощность, пытаясь заполнить резервуар сжатым воздухом в максимально короткие сроки. Его попытка удалась лишь отчасти. Давление в баллоне едва перевалило половину, предусмотренную инструкцией, когда Питт сообщил ему, что резервная емкость уже пуста и им втроем приходится пользоваться единственным оставшимся у них баллоном. Джордино немедленно выключил компрессор и спешно послал наполовину заполненный воздухом баллон вниз. Затем весь процесс был повторен еще трижды, после чего аквалангисты поднялись до следующей декомпрессионной остановки, находившейся, по расчетам Джордино, на глубине трех метров под поверхностью воды.

Прошло около сорока минут, после чего он передал, что опасность миновала, и аквалангисты могут подниматься на поверхность. Хорошо зная дотошность своего друга в подобного рода расчетах, Питт даже не подумал уточнять детали и, как галантный кавалер, уступил Шеннон право первой ступить на землю. Обвязав женщину вокруг талии специально спущенным для этой цели шнуром, он подал сигнал к подъему.

Затем настала очередь Роджерса. Кинооператор уже успел оправиться от выпавших на его долю испытаний и с нескрываемой радостью предвкушал новую встречу с землей, на которую уже не чаял вернуться. Первым делом, оказавшись на суше, он собирался достать из рюкзака заветную бутылку водки и распить ее в честь чудесного спасения. Он уже находился так близко от поверхности, что мог различать лица доктора Миллера и перуанских студентов. Пожалуй, еще никогда он не был так счастлив. Он был слишком возбужден, чтобы заметить, что ни у кого из собравшихся у края сенота людей не было на лице ни малейшего подобия улыбки.

Когда он наконец перевалил через край священного колодца, зрелище, представшее его взору, было совершенно неожиданным и от этого еще более устрашающим.

Доктор Миллер, Шеннон и все перуанские студенты, толпившиеся до этого у края колодца, отступили назад и стояли неподвижно, сложив ладони на затылке.

Шесть человек, вооруженных карабинами китайского производства, стояли за их спиной, готовые в любой момент пустить в ход свое смертоносное оружие. Шесть невысоких темнолицых мужчин, одетых в одинаковые, шерстяные пончо, грубые сандалии и фетровые шляпы. Взгляды, которые они бросали на пленников, не сулили последним ничего хорошего.

Пожалуй, лишь Шеннон, знавшая обстановку лучше остальных американцев, отдавала себе отчет в том, что на этот раз обстоятельства свели их не просто с заурядными бандитами, наводнявшими страну на всем протяжении ее истории, а с профессиональными убийцами, пышно именующими себя “Сендеро луминосо” (“Светлый путь”), группой революционеров маоистского толка, терроризирующей Перу с 1981 года, жертвами которой стали тысячи мирных жителей, политических лидеров, полицейских и солдат. Фирменным знаком членов этой группы было их особое пристрастие к своеобразной мере устрашения. Они обвязывали свои жертвы пакетами с взрывчаткой, которая и разносила несчастных в клочья.

После того как перуанские власти в сентябре 1992 года арестовали лидера и идеолога движения, некого Абимаеля Гусмана, оно фактически разбилось на множество разобщенных групп, продолжавших на свой страх и риск кровавую практику бывшего предводителя. Сейчас эти, с позволения сказать, революционеры с нетерпением ждали сигнала главаря, чтобы пустить в ход оружие. Вожак, немолодой уже человеке роскошными усами, сделал знак Роджерсу присоединиться к остальной группе пленников.

– Есть кто-нибудь еще внизу? – лениво осведомился он.

Не зная, что ответить, Роджерс вопросительно взглянул на Джордино.

Тот едва заметно покачал головой.

– Этот последний. В колодец спускались только двое аквалангистов.

Предводитель бандитов подошел к краю сенота и бросил равнодушный взгляд вниз. По иронии судьбы именно в этот момент голова Питта показалась на поверхности воды.

– Очень хорошо, – насмешливо произнес бандит, сопроводив свои слова гнусной улыбкой. – В таком случае и говорить не о чем.

Продолжая улыбаться, он снял с пояса прикрепленный к нему мачете, перерезал им страховочный линь и бросил его конец в священный колодец.

Западня, из которой не было спасения, захлопнулась.

4

Питт, увидев рядом с собой перерезанный линь, не поверил собственным глазам. Мало того, что он не мог выбраться из колодца без посторонней помощи, он потерял контакт с Джордино. Некоторое время он плавал кругами у поверхности водоема, не имея ни малейшего представления о драматических событиях, происходивших наверху. Затем стянул с лица маску и поднял из воды голову, ожидая увидеть на берегу лица друзей, но у кромки колодца не видно было ни души.

Питт уже готов был позвать на помощь, когда до него донесся треск выстрелов, многократно усиленный каменными стенами колодца. Стрельба продолжалась всего несколько минут и оборвалась так же внезапно, как и началась. Вокруг по-прежнему были одни молчаливые джунгли. Ничего не понимая, Питт подождал еще несколько минут.

Что произошло наверху? Кто и в кого стрелял?

Его беспокойство все возрастало. Ясно было одно. Ему надо поскорее выбраться из проклятого колодца. Но как? Не надо быть профессиональным альпинистом, чтобы понять, что подъем по отвесным стенам без специального оборудования или без помощи сверху невозможен.

Он был уверен, что Джордино ни при каких обстоятельствах не покинул бы его. Может быть, он ранен и без сознания? О других, более страшных возможностях Питт старался не думать. Он громко позвал на помощь, но не получил ответа. Оставалось полагаться на собственные силы. Питт посмотрел на небо: до наступления темноты меньше двух часов. Если он собирался выбраться из колодца, подъем следовало начинать немедленно. Оставался открытым вопрос о невидимых налетчиках. Ожидают ли они его наверху или считают уже покойником? Впрочем, времени для догадок у него все равно не было. Ему не улыбалось провести ночь, плавая в зеленой жиже.

Он перевернулся на спину, еще раз осмотрел стены колодца и попытался припомнить, что он читал об известняке, готовясь к экзамену по геологии в колледже.

“Известняк – порода осадочного происхождения, состоящая главным образом из кальцита или скелетных остатков организмов того же состава различного цвета и строения”.

“Неплохо, – похвалил себя Питт, – во всяком случае, для студента, который никогда особенно не увлекался геологией”. Его старый преподаватель мог бы гордиться учеником.

Известняк сравнительно мягкий камень с многочисленными трещинами и внутренними пустотами. К счастью, ему не придется иметь дело с гранитом или базальтом.

Дирк описал еще один круг по поверхности воды, пока не оказался под небольшим выступом в скале примерно посередине предстоящего ему пути наверх. Затем сбросил баллоны с кислородом и большую часть уже не нужного ему снаряжения, за исключением пояса, геологического молотка и плоскогубцев.

Если по каким-то неведомым причинам его лучший друг и члены экспедиции убиты или ранены, а он оставлен умирать в колодце для жертвоприношений, то на это должны быть веские причины, и Питт собирался разгадать этот ребус.

Первым делом он извлек из привязанного к ноге футляра нож и отрезал два куска страховочной веревки. Конец одного куска обмотал вокруг рукоятки геологического молотка ближе к головке, второй связал в скользящую петлю.

Затем он извлек из кармашка пояса крюк, с помощью плоскогубцев придал ему форму буквы С и прикрепил к нему второй кусок страховочной веревки. В его распоряжении было хотя и примитивное, но вполне пригодное к употреблению альпинистское снаряжение.

Теперь ему предстояло самое трудное. Питт не был профессиональным скалолазом. Его стихией была вода. Все, что ему было известно об альпинизме, он почерпнул из популярных журналов или с экрана телевизора. Его редкие контакты с вершинами ограничивались посещениями горнолыжного курорта Брекенридж в штате Колорадо.

Любой профессиональный альпинист, не раздумывая, поставил бы пятьсот против одного, что Питт никогда не поднимется по отвесной стене колодца. К счастью, Питт даже не задумывался об этом. Он был спокоен. У него не было и тени сомнения в своей способности выполнить стоящую перед ним задачу. Качество, не раз позволявшее ему выпутываться из самых сложных ситуаций за долгие годы работы в спасательной службе.

Мобилизовав все свои силы и умение, он попытался забросить крюк на маленький выступ известняка над головой. Удача сопутствовала ему. Попытка удалась с первого раза. Ступив одной ногой в петлю, он ухватился за веревку, подтянулся и, помогая себе геологическим молотком, начал карабкаться вверх по канату.

С профессиональной точки зрения его действия не выдерживали никакой критики, но они оказались достаточно эффективными. Раз за разом, повторяя одну и ту же операцию, он как паук карабкался по стене, поднимаясь все выше и выше. Это было тяжелым испытанием даже для человека, находящегося в хорошей физической форме. К тому времени, когда солнце опустилось за верхушки деревьев, он проделал уже половину пути и достиг выступа в стене. Здесь он остановился для короткого отдыха. Сверху по-прежнему не доносилось ни звука.

Питт смертельно устал, впрочем, на его месте даже профессиональный скалолаз вряд ли чувствовал бы себя лучше. Он просидел десять минут, хотя охотно отдохнул бы подольше, но с заходом солнца в джунглях быстро темнело и любое промедление могло оказаться для него роковым.

За это время он осмотрел свое нехитрое снаряжение. Геологический молоток не пострадал, но крюк успел потерять форму, и ему пришлось потратить минуту-другую, чтобы исправить дело.

Питт справедливо опасался, что быстро сгущавшиеся сумерки затруднят восхождение, но неожиданно где-то внизу возник странный зеленоватый свет. Он оглянулся, пытаясь разобраться в причинах этого необычного явления.

Поверхность воды слабо фосфоресцировала. Питт не был химиком и мог только предположить, что это было вызвано какой-то химической реакцией, связанной с гниением слизи. Тем не менее, это оказалось как нельзя кстати. Глубоко вздохнув, Питт возобновил подъем.

* * *

Последние три метра оказались самыми тяжелыми. Кромка колодца казалась совсем близкой, но оставалась такой же недоступной для него, как вершина Эвереста. Как никогда прежде за свои сорок с небольшим лет он чувствовал себя старым и усталым.

Он подумал, что не зря соблюдал строгую диету и следил за своим весом. Правда, у него на теле имелись многочисленные шрамы – результат нередких при его профессии несчастных случаев, включая пулевые ранения, – но в целом до этого момента оно функционировало вполне удовлетворительно. Курить он бросил много лет назад и значительно ограничил потребление алкоголя. С годами его вкусы изменились. С шотландского виски он переключился на бомбейский джин и наконец на текилу. Если бы его спросили, почему он это делал, он скорее всего не нашелся бы что ответить. Он привык воспринимать жизнь как игру и игру как жизнь и старался не доискиваться до причин своих поступков.

Когда кромка колодца была уже в пределах досягаемости, он уронил петлю с привязанным к ней крюком. Какое-то мгновение его судорожно сжавшиеся пальцы пытались выдернуть крюк из известняка, а в следующую секунду тот уже падал в воду и затем исчез в глубине колодца с едва слышным всплеском. Работая геологическим молотком и используя пустоты в камне как опору для пальцев ног и свободной руки, Питт вплотную приблизился к заветному краю и вонзилинструмент в мягкую землю.

Ему потребовалось четыре попытки, чтобы надежно закрепить острие молотка в грунте, после чего, собрав остаток сил, он подтянулся на руках и благополучно перевалился через край колодца. Несколько минут лежал на влажной земле, внимательно изучая окрестности. Сырая чаща деревьев начиналась совсем близко от него. Было очень темно, и лишь слабый свет звезд и молодой луны с трудом пробивался сквозь ветви деревьев, освещая древние руины. Стояла почти полная тишина. Не видно было ни огней костров, ни движущих теней людей, не слышно звуков их голосов. Только мелкие капли дождя уныло барабанили по листьям деревьев.

“Хватит валять дурака, – приказал Питт самому себе. – Начинай действовать. Нужно узнать, что случилось с Джордино и членами экспедиции. Времени мало. Ты выполнил только первую часть дела. До сих пор ты использовал только физическую силу, теперь заставь поработать мозги”. Поднявшись на ноги, он направился в сторону лагеря, двигаясь неслышно, как призрак.

Лагерь оказался покинутым. Палатки, которые он заметил перед погружением в колодец, стояли на своих местах, но были пусты. Приблизившись к поляне, где Джордино посадил вертолет, Дирк понял, что его надеждам использовать машину для возвращения на судно не суждено сбыться. Корпус вертолета от носа до хвоста был прошит очередями пуль. Никакие ремонтные работы не могли бы помочь машине подняться в воздух. Перебитые винты свисали почти до земли. Питт обратил внимание на характерный запах авиационного бензина, витавший в воздухе, и решил, что лишь по чистой случайности машина не взорвалась. Было ясно, что группа бандитов или повстанцев атаковала лагерь и разнесла вертолет в пух и прах. И все же он почувствовал облегчение, убедившись, что выстрелы, которые он слышал, находясь в колодце, предназначались машинам, а не людям. Его босс, адмирал Джеймс Сэндекер, находящийся в штаб-квартире НУМА в Вашингтоне, конечно, вряд ли будет доволен, узнав о случившемся, но сейчас это обстоятельство не имело для Питта особого значения. Важно было только то, что Джордино и участники археологической экспедиции оказались в руках бандитов и были уведены в неизвестном направлении.

Он открыл висевшую на одной петле дверь и проник в кабину. Из-под сиденья пилота извлек карманный фонарик и убедился, что батарейки остались неповрежденными.

Включив свет, Питт осторожно прошел в грузовой отсек. Шквал огня привел в негодность большую часть снаряжения, но все вещи остались на местах, ничто не было специально уничтожено или разграблено. Он отыскал свой рюкзак и вывалил содержимое на пол. Рубашка и туфли оказались целыми, но случайная пуля проделала огромную дыру на колене брюк и разнесла в клочья его короткие боксерские шорты. Сбросив грязную намокшую одежду, он вытащил чистое полотенце и принялся энергично растирать тело, чтобы убрать прилипший к коже вонючий ил. Облачившись в чистую одежду, продолжил поиски и вскоре обнаружил пакет с бутербродами, приготовленными еще на борту судна. Съев несколько штук и запив их банкой пива, он почувствовал себя почти человеком.

Вернувшись в кабину, откинул боковую панель и извлек из шкафчика в стене старый кольт, принадлежавший еще его отцу, сенатору Джорджу Питту и проделавший вместе с ним путь от Нормандии до Эльбы во время Второй мировой войны. Отец передал его сыну по окончании Академии ВВС. За последние семнадцать лет это оружие дважды спасало Питту жизнь. Несмотря на солидный возраст, кольт был в отличном состоянии и обещал прослужить еще немало лет. Одна из бандитских пуль пробила кобуру, но не нанесла ущерба самому пистолету. Недолго думая Питт прикрепил его к поясу, рядом с ножом, входившим в снаряжение аквалангиста-спасателя.

Закончив осмотр вертолета, он направился к палаткам. Здесь, если не считать пустых гильз, валявшихся на земле, было незаметно следов пробоин. Правда, большинство вещей было разграблено, да и все оборудование и запасы продовольствия бандиты унесли с собой. Беглый осмотр позволил установить, в каком направлении ушли налетчики. Широкая тропа, прорубленная мачете, вела в глубину джунглей.

Они казались неприветливыми и почти непроходимыми. Путешествие сквозь джунгли не сулило ничего хорошего даже при свете дня, а о том, чтобы предпринять его в ночное время, не приходилось и думать. Оказавшись в глубине диких зарослей, он всецело окажется во власти хищных животных, насекомых и, что хуже всего, змей. Ему не раз приходилось слышать страшные истории об удавах, особенно о двадцатичетырехметровых анакондах. Но не они, а их ядовитые собратья внушали наибольшие опасения. Особо дурной репутацией среди них пользовались бушмейстер и копьеголовая змея. Туфли на резиновой подошве и легкие брюки не могли защитить от ядовитых зубов этих мерзких тварей.

У подножия полуразрушенных каменных стен, украшенных зловещими ликами давно забытых богов, угрожающе взиравших на него с высоты, Питт обнаружил цепочку следов. Если бы у него был план местности, возможно, он чувствовал бы себя более уверенно, но об этом не приходилось и мечтать. Шансы продраться сквозь смертоносные джунгли и отбить заложников у банды головорезов были ничтожны. Но мысль о том, чтобы в бездействии ожидать помощи извне или каким-то иным способом попытаться спасти свою жизнь, даже не приходила ему в голову.

Питт улыбнулся каменным изваяниям, бросив прощальный взгляд на отблески зеленоватого света, исходившего из глубины колодца, и, освещая себе дорогу карманным фонариком, обратился лицом в сторону джунглей.

Он не сделал и четырех шагов, как густая листва поглотила его, словно он вообще никогда не существовал.

5

Промокших до нитки пленников гнали под непрекращающимся мелким дождем сквозь устланную мхом сырую чащу до тех пор, пока тропу, по которой они шли, не преградило глубокое ущелье. Через него был перекинут ствол огромного дерева, служивший мостом. Террористы переправили своих пленников на другую сторону ущелья, откуда начиналась древняя, вымощенная каменными плитами дорога в горы. Главарь приказал двигаться быстрым шагом, и доктору Миллеру приходилось прилагать все усилия, чтобы не отстать от группы. Его одежда давно промокла насквозь от пота и дождевой воды. Конвоиры безжалостно подталкивали его дулами ружей, едва он начинал отставать, и скоро на теле беззащитного старика не осталось ни одного живого места. Не обращая внимания на озверевших бандитов, Джордино подошел к археологу и, положив его руку себе на плечо, хотел помочь тому.

– Убери прочь свои грязные лапы! – крикнула Шеннон по-испански бандиту, вознамерившемуся лишить старика этой последней поддержки. Она демонстративно подошла к обессилевшему археологу с другой стороны и последовала примеру пилота. Террорист немедленно отомстил ей, шлепнув молодую женщину по ягодицам. Шеннон покачнулась и едва не упала, но все же сумела удержаться на ногах. Наткнувшись на ее ненавидящий взгляд, конвоир грязно выругался, но все же отошел в сторону.

Джордино поймал себя на том, что любуется молодой женщиной, не переставая удивляться ее мужеству и несгибаемой силе духа. Шеннон была по-прежнему одета в купальный костюм, на который накинула хлопковую блузу без рукавов, террористы разрешили ей захватить ее из палатки вместе с ботинками из грубой кожи. Джордино терзался угрызениями совести из-за своей очевидной неспособности оградить молодую женщину от оскорблении и издевательств. Но даже эти ощущения не шли ни в какое сравнение с теми мучениями, которые он испытывал при мысли, что трусливо бросил старого друга на верную смерть. Сколько раз с тех пор, как они покинули лагерь экспедиции, он с трудом удерживал себя от жгучего желания при первом удобном случае наброситься на одного из конвоиров, вырвать у него ружье и дать последний бои этим прохвостам. Только к чему бы это привело? Бандиты, вне всякого сомнения, убьют его и, самое главное, его смерть ничего не решит. Пока ты жив, всегда остается шанс. И Джордино оставалось только проклинать каждый шаг, который уводил его все дальше и дальше от Питта.

Часами они боролись с приступами удушья в разреженной атмосфере Анд, поднимаясь до высоты трех тысяч четырехсот метров. Весь день жарились под палящими лучами солнца, а к утру температура упала почти до нуля градусов по Цельсию. На рассвете они все еще спускались по древней дороге между полуразрушенными зданиями из белого известняка, окруженными высокими стенами и холмами, опоясанными искусственными террасами, которые предназначались для выращивания сельскохозяйственных культур. Этот своеобразный тип землепользования, широко распространенный в эпоху инков, в настоящее время почти перестал существовать.

Каждое из древних сооружении, казалось, возводилось по индивидуальному плану. Преобладали постройки овальной и округлой формы, хотя встречались и прямоугольные. К полному недоумению Шеннон, они разительно отличались от всех других древних конструкции, которые она изучала в свое время. Была ли эта местность некогда частью конфедерации Чачапойана или территорией другого царства, а может быть, и совсем другого общества? Когда же вымощенная каменными плитами дорога начала извиваться между циклопическими стенами, в этот час дня еще утопающими в дымке тумана, спустившегося с заснеженных пиков, Шеннон была потрясена тысячами каменных изваяний, украшенных орнаментом, который ей еще не доводилось видеть. Огромные, подобные драконам, птицы и рыбы перемежались со стилизованными изображениями ягуаров и обезьян. Рельефы на стенах имели сходство с египетскими иероглифами, только более абстрактными. Само по себе существование неизвестного народа, населявшего в незапамятные времена плато и горные массивы Перуанских Анд и построившего города столь невероятных размеров, было сюрпризом для Шеннон. Она никак не ожидала обнаружить здесь высокую культуру, не имеющую аналогов в истории Древнего мира. Придется найти средства и возможность тщательно изучить эти величественные руины. Размечтавшись, она замедлила шаг и тут же получила сильный удар в спину...

Солнце стояло уже довольно высоко, когда перепачканные грязью люди спустились по узкому ущелью в небольшую долину, со всех сторон окруженную горами. Хотя дождь прекратился, они напоминали мокрых крыс, едва не утонувших во время обширного паводка. Первое, что им бросилось в глаза, было величественное сооружение из массивных каменных блоков высотой с двадцатиэтажное здание. В отличие от пирамид Юкатана и Мексики конструкция имела форму усеченного конуса. Его стены были покрыты богатым орнаментом с изображениями голов животных и птиц. Шеннон, не задумываясь, определила сооружение как церемониальный храм мертвых. Задняя часть гигантской конструкции упиралась в крутой утес из песчаника с тысячами древних захоронений. Украшенные каменной резьбой фасады мавзолеев были обращены в сторону долины. По бокам завершавшего все это сооружение здания были воздвигнуты две гигантские скульптуры крылатых ягуаров, покрытых перьями.

Рядом с циклопической конструкцией городок казался небольшим и состоял не более чем из сотни аккуратных зданий, щедро декорированных каменной резьбой и сравнительно хорошо сохранившихся. Если что и поражало воображение, так это разнообразие архитектурных стилей. Некоторые из зданий были построены в виде высоких башен и со всех сторон окружены затейливыми балконами. Большинство из них имели правильные округлые очертания, и лишь немногие были возведены на фундаментах прямоугольной формы.

Шеннон была восхищена и потрясена. Она не находила слов, чтобы описать переполнявшее ее чувство. Идентифицировать гигантский комплекс сооружений не составляло для нее особого труда. Если глаза не обманывали ее, террористам удалось совершить невозможное. Они нашли легендарный потерянный город. Тот самый, который на протяжении многих столетий безуспешно искали сначала испанские конкистадоры, затем европейские охотники за сокровищами и наконец профессиональные археологи. Город, в самом существовании которого сомневались многие известные специалисты, в том числе и она сама. Потерянный Город мертвых, чьи баснословные сокровища намного превосходили все известные историкам сказочно богатые захоронения Древнего мира, включая Долину фараонов в Древнем Египте.

Не в силах больше сдерживать себя она схватила за руку стоявшего рядом с ней Роджерса.

– Город мертвых, – прошептала она.

– Что? – не поняв ее, переспросил кинооператор.

– Молчать! – рявкнул один из конвоиров, подкрепив свои слова ударом приклада по почкам Роджерса.

Оператор охнул и, наверное, не удержался бы на ногах, если бы Шеннон вовремя не подхватила его.

После короткого перехода по широкой мощеной улице путники подошли к сооружению округлой формы, высившемуся над церемониальными строениями, подобно готическому собору в средневековом европейском городе. Войдя внутрь здания, они поднялись по парадной лестнице, украшенной мозаикой с изображениями крылатых людей – ничего похожего Шеннон еще не доводилось видеть. Поднявшись на верхний этаж и миновав арку главного входа, они оказались в огромном зале с высоким потолком и геометрическим орнаментом на каменных стенах. Центральную его часть занимало множество искусно выполненных каменных скульптур богов, сказочных животных и людей всевозможных размеров. Керамические урны и сосуды разных форм и оттенков размещались в камерах, примыкающих к центральному залу. Одна из таких камер была почти до потолка забита рулонами прекрасно сохранившейся ткани изысканной выработки и окраски.

Археологи безмолвно замерли при виде такого невероятного количества произведений древнего искусства. Но им не дали даже задержать взгляд на этих сокровищах. Террористы, не мешкая, отделили перуанских студентов от группы и отвели их по внутренней лестнице в подземелье храма, где заперли в небольшой камере, подобии каменного мешка. Археологов вместе с Джордино грубо затолкали в боковую комнату и оставили там под присмотром двух угрюмых бандитов, выражение лиц которых не сулило заложникам ничего хорошего. Все они, кроме Джордино, тут же опустились на холодный каменный пол, не чувствуя ничего, кроме бесконечной усталости.

Джордино же не находил себе места от отчаяния. Чтобы дать хоть какой-то выход эмоциям, он изо всех сил ударил кулаком по каменной стене. Боль слегка отрезвила его, но не улучшила настроения. Всю дорогу он надеялся, обманув конвоиров, нырнуть в джунгли и вернуться к жертвенному колодцу. Но его надеждам не суждено было сбыться. Трудно сказать, чем Джордино заслужил особое внимание террористов, но они не спускали с него глаз, чуть что напоминая о себе прикладами ружей. Это были тертые ребята, которым не первый раз приходилось брать заложников, и они хорошо знали свое дело. Не помогла и наивная попытка смирить свою гордость, чтобы не вызывать их раздражения. Если не считать эпизода с доктором Миллером, за всю дорогу он не сделал ничего, чтобы заслужить пулю в живот.

Он твердил себе, что обязан выжить: погибнет он – погибнет Питт.

Увы, все его усилия ни к чему не привели.

И вот бежать так и не удалось, а уж выбраться отсюда и вовсе казалось невозможным.

* * *

Со всей осторожностью, чтобы остаться незамеченным террористами, Питт шел по их следам, отчетливо заметным на толстом слое мха, шел под проливным дождем через сырую чашу, освещая путь карманным фонариком. Он шел, не обращая внимания ни на дождь, ни на темноту, не думая о возможной опасности, с решимостью человека, одержимого одной мыслью. Когда стало светать, он положил фонарь в карман брюк и продолжил путь, не думая об отдыхе.

Вначале террористы имели перед ним значительную фору во времени, более трех часов. Но ему быстро удалось сократить этот разрыв. На затяжных подъемах он двигался упругой размеренной походкой бывалого следопыта, резко увеличивая скорость на коротких спусках. Ни разу не замедлил шаг, ни разу не остановился, даже для короткой передышки. Когда же вышел на древнюю, вымощенную каменными плитами дорогу и идти стало заметно легче, он уже не уступал в скорости лучшим специалистам по спортивной ходьбе. Мысли о змеях, хищниках и других прелестях перуанских джунглей, так тревожившие его, были забыты еще ночью, а сейчас и сама эта бесконечная ночь, казалось, ушла в прошлое.

Его не заинтересовали циклопические сооружения, возвышавшиеся по обеим сторонам дороги, они словно бы не существовали для него. Двигаясь по открытой местности, при ярком свете дня, он уже не думал о маскировке и только у входа в долину замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, чтобы осмотреть открывшееся перед ним пространство.

Огромный храм, господствовавший над долиной, возвышался примерно в полукилометре от него. Питт обратил внимание на маленькую фигуру человека, сидевшего на верхней площадке величественной лестницы, у входа в широкую арку. Теперь он был уверен, что знает, где могли содержаться заложники. В долину можно было попасть только через ущелье, которое он миновал менее часа назад. Страх, что он опоздает и найдет лишь тела Джордино и археологов, отпустил его. Спешить больше было некуда. Охота закончилась. Охотники и их жертвы поменялись местами. Оставалось ждать, пока на руках у бывших жертв не окажутся все козыри.

Он подобрался поближе к храму, используя руины окружающих строений как естественное укрытие. На это ушло немало времени, но в конце концов ему все же удалось укрыться в тени одного из больших каменных сооружений, увенчанного огромным фаллосом. Отсюда можно было наблюдать за входом в храм. Длинная лестница, ведущая наверх, к воротом храма, была главным препятствием. Подняться по ней незамеченным казалось совершенно невозможным. Любая такая попытка при свете дня равносильна самоубийству. Часовой пристрелит его прежде, чем он преодолеет хотя бы четверть пути. Миновать же лестницу не удастся. Каменные стены, окружавшие храм, сложены из идеально прилегающих друг к другу блоков, в зазоры между которыми не просунуть даже лезвия бритвы.

Однако судьба по-прежнему благоволила к нему. Террорист, охранявший вход в храм, заснул на посту. Не теряя времени, Питт стал подниматься по лестнице.

* * *

Тупак Амару был довольно привлекательным, но опасным человеком, и его внешность соответствовала его репутации. То, что он принял имя последнего Верховного инки, убитого испанцами, свидетельствовало не столько о его уме, сколько о далеко идущих планах. Это был невысокий, узкоплечий человек со смуглым бесстрастным лицом, не выражавшим ничего, кроме холодной жестокости. В отличие от большинства обитателей высокогорья, чьи лица, как правило, лишены растительности, он носил пышные усы и бакенбарды. Когда его узкие бескровные губы изгибались в неком подобии улыбки – что, впрочем, случалось крайне редко, – он демонстрировал ряд великолепных белых зубов, чем разительно отличался от своих соотечественников, для которых жевание листьев коки давно стало национальной традицией.

Амару и его сподвижники фактически контролировали обширную область в верхнем течении Амазонки, на северо-востоке Перу, одном из наиболее удаленных и отсталых департаментов страны, наводя ужас на власти и местное население. Банда Амару была ответственна за исчезновение нескольких старателей, археологов и армейских патрулей, работавших в этом районе. Амару никогда не был революционером, каким он старался себя представить. Ему не было никакого дела до нужд нищих индейцев, едва сводивших концы с концами, у него были совсем другие интересы, о которых он не любил распространяться.

Стоя на пороге камеры, он с любопытством разглядывал трех мужчин и женщину, словно видел их в первый раз. По его мнению, состояние узников как раз достигло нужной кондиции.

– Приношу извинения за возможные неудобства, – произнес он, – надеюсь, вы понимаете, что они были неизбежны. Весьма разумно с вашей стороны, что вы не оказали сопротивления. В этом случае жертвы были бы неизбежны.

– Вы слишком хорошо владеете английским для обычного террориста, – недоверчиво произнес Роджерс. – Мистер?..

– Тупак Амару. В свое время я учился в университете города Остина, штат Техас.

– Боже спаси и сохрани Америку, – проворчал Джордино.

– Зачем вы похитили нас? – прошептала Шеннон.

– Ради выкупа, конечно, – рассмеялся Амару. – Думаю, правительство Перу не поскупится, защищая безопасность известных ученых, граждан Соединенных Штатов, не говоря уж о собственных студентах, родители которых обеспеченные люди. Их деньги помогут нам продолжать борьбу с коррумпированным режимом.

– Снова собираетесь доить дохлую корову, – пробормотал Джордино.

– Возможно, старые представления русских о коммунизме и устарели, – терпеливо объяснил Амару, – но идеи Мао Цзэдуна бессмертны!

– Еще бы, – комментировал доктор Миллер. – Экономический ущерб миллиарды долларов. Двадцать шесть тысяч убитых перуанских крестьян, за чьи права вы якобы сражаетесь... – Его фраза была прервана ударом приклада по почкам. Миллер застонал и рухнул на пол, словно мешок с картошкой. Его лицо исказилось от боли.

– В вашем положении я бы поостерегся обсуждать мои убеждения, – холодно заметил Амару.

Джордино опустился рядом со старым археологом и осторожно приподнял его голову, после чего бросил на лидера террористов презрительный взгляд.

– Не любите критики в свой адрес, – комментировал он, – не так ли, амиго?

Джордино ожидал получить за свою дерзость очередной удар прикладом, но, прежде чем конвоир успел поднять карабин, Шеннон стала между ними.

От ее недавнего страха не осталось и следа. Теперь ее лицо пылало от гнева.

– Вы просто мошенник, – констатировала она и без того очевидный факт.

Амару насмешливо наклонил голову:

– И что же заставило вас прийти к столь любопытному заключению, доктор Келси?

– Вы знаете мое имя?

– Мой агент в Штатах информировал меня о ваших намерениях, прежде чем вы и ваши друзья покинули аэропорт Феникс в штате Аризона.

– Доносчик, вы хотите сказать. Амару презрительно пожал плечами:

– Семантика ничего не значит в нашем случае.

– Вы мошенник и шарлатан, – не унималась Шеннон, – и вы еще зовете себя революционерами. Вы и ваши сподручные попросту грабители могил.

– Никуда не денешься, камарадо, – вступил в разговор Роджерс. – В самом деле, зачем тратить время на борьбу с коррупционерами, когда можно неплохо заработать на торговле древностями. Весьма прибыльный бизнес, если знаешь, как за него взяться.

Амару презрительно улыбнулся:

– Ну уж если вы так хорошо осведомлены, я тем более не собираюсь отрицать очевидное.

Несколько секунд все молчали, затем доктор Миллер с трудом поднялся на ноги.

– Вы – грязный вор, – выпалил он, – террорист и убийца. Если бы это было в моей власти...

Ему не удалось закончить фразу. Не проявляя никаких эмоций, словно все происходило на учебных стрельбах, Амару выхватил из кобуры девятимиллиметровый автоматический пистолет и выстрелил в грудь старого археолога. Одного выстрела оказалось достаточно. Не издав ни звука, доктор Миллер свалился на каменный пол.

Каждый из заложников по-разному реагировал на трагическое событие, случившееся на их глазах.

Роджерс остался стоять как каменная статуя, и лишь по его глазам можно было судить о том, что он испытывал в этот момент. Шеннон пронзительно вскрикнула и зарыдала. Более привычный к зрелищу насильственной смерти Джордино инстинктивно сжал кулаки, но остался стоять на месте, прекрасно понимая бессмысленность немедленных ответных действий. Он отдавал себе отчет в том, что при малейших признаках неповиновения Амару, не задумываясь, перестреляет их всех до одного. Может быть, он не удержался бы от искушения броситься на убийцу и вцепиться ему в горло, но властный окрик главаря террористов остановил его.

– Оставайся на месте, малыш, – усмехнулся Амару, направляя дуло пистолета в лицо пилота. – Не пришло еще твое время получить порцию свинца.

Кивнув головой конвоирам, стоявшим с ружьями на изготовку, он отдал им несколько приказаний по-испански. Те перетащили труп в соседнюю комнату, оставив за собой на полу широкий кровавый след.

Шеннон продолжала истерически рыдать:

– Как вы могли пойти на это? Миллер был старый добрый человек. Он никому не мог причинить зла.

– Для него это обычное дело, – сквозь зубы процедил Джордино.

– Тебе лучше заткнуться, малыш, – прошипел Амару, – или не терпится составить ему компанию? Я собирался только преподать вам небольшой урок, который вы, надеюсь, хорошо усвоили.

Никто из присутствующих, кроме Джордино, не обратил внимания на возвращение конвоиров. От него не ускользнуло ничего. Ни шляпа, низко надвинутая на глаза бандита, ни руки, спрятанные под пончо. Ал бросил быстрый взгляд на второго бандита, лениво прислонившегося к дверному косяку. Похоже, парень уже успел приложиться к бутылке. Сейчас их разделяло не более двух метров. При небольшом везении он сможет обезоружить его, прежде чем малый успеет сообразить, что происходит. Единственным препятствием оставался пистолет, по-прежнему поблескивающий в руке Тупака Амару.

– Ты уже покойник, Амару, – холодно заметил Джордино. – И смерть твоя будет мучительнее, чем у тех невинных жертв, которых ты убил собственной рукой.

– В самом деле? – Губы Амару искривились в презрительной ухмылке, – Не ты ли станешь моим убийцей? Или молодая леди окажет мне эту честь?

Он сделал несколько шагов вперед и грубо схватил молодую женщину за талию.

– Ручаюсь, что после нескольких часов в моей постели она выполнит любое мое пожелание.

– Только не это, – простонала Шеннон.

– Я получаю наслаждение, насилуя женщин, слушая их мольбы и стоны...

Загорелая рука, схватившая его за горло, помешала Амару закончить фразу.

– Это тебе за всех женщин, которых ты заставил страдать, – произнес Питт, разряжая обойму кольта аккуратно между ног главаря террористов.

6

Второй раз за последние несколько минут звук пистолетного выстрела, сопровождаемого гулким эхо, нарушил безмолвие древнего храма. Одним прыжком Джордино преодолел расстояние, отделявшее его от второго бандита, и нанес ему сокрушительный удар головой в грудь, отбросивший террориста к каменной стене. Краем глаза он успел заметить выражение ужаса на лице Амару, его вытаращенные глаза и перекошенный в безмолвном крике рот. Пистолет выпал у него из рук, когда они потянулись к красному пятну на брюках, захватив простреленные гениталии. Пилоту потребовалось меньше секунды, чтобы нанести конвоиру еще один удар в челюсть и вырвать из рук опешившего бандита винтовку. Остальное было делом техники.

На этот раз Шеннон не закричала. Она тихо пробралась в угол комнаты и осталась сидеть там без движения, словно восковая кукла, тупо глядя на кровь Амару, забрызгавшую ее белокурые волосы, обнаженные руки и ноги. Оправившись от шока, она подняла глаза на Питта.

Роджерс тоже смотрел на Питта с выражением крайнего изумления на лице, тщетно стараясь припомнить, где он видел этого человека.

– Вы наш спаситель, прилетевший на вертолете? – произнес он наконец.

– Он самый, – кивнул Питт.

– Но вы же остались в колодце, – недоуменно заметила Шеннон дрожащим от волнения голосом.

– Пришлось попотеть, но в конце концов мне удалось выбраться наружу. – Он отодвинул в сторону лежащее на полу тело Амару и положил руку на плечо Джордино. – Расслабься, Ал. Подай пример остальным.

Джордино, улыбаясь во весь рот, отложил в сторону винтовку и от души обнял друга.

– А я уже и не надеялся увидеть тебя снова.

– Да, по твоей милости мне пришлось попереживать. Черт знает что происходит. Стоит мне отлучиться на полчаса, как ты тут же впутываешь меня в разборки с местными криминальными структурами.

– Не скажешь, что ты так уж торопился, – возразил пилот, не желая оставаться в долгу. – Мы ожидали тебя еще несколько часов назад.

– Пропустил автобус. Кстати, кто-то обещал мне пригласить оркестр.

– Они отказываются играть в таких условиях. Серьезно, Питт, как тебе удалось выбраться из этого чертова колодца и найти наши следы в джунглях?

– Не могу сказать, что это было просто. Как-нибудь расскажу, когда у нас будет что выпить.

– А где остальные конвоиры? Что с ними?

Питт небрежно передернул плечами:

– Они потеряли бдительность и столкнулись с рядом осложнении. Ничего серьезного. Сотрясения мозга и небольшие черепные травмы. – Его лицо омрачилось. – Я встретился с одним из них, когда он тащил к выходу тело доктора Миллера. Кто стрелял в старика?

Джордино кивнул в сторону Амару:

– Наш друг-приятель, вот он здесь. Кстати, он же перерезал и твою страховочную веревку.

– Ну что ж, меня не будут мучить угрызения совести, – заметил Питт, опуская глаза на главаря террористов. Тот сидел, прислонившись спиной к стене и обхватив пах обеими руками, он не осмеливался взглянуть на рану. – Похоже, с сексом для него все кончено. Он назвал свое имя?

– Представился как Тупак Амару, – вступила в разговор Шеннон. – Присвоил себе имя последнего Верховного инки. Верно, для того, чтобы произвести впечатление на местных жителей.

– Перуанские студенты, – вспомнил Джордино, хлопнув себя по лбу. – Бандиты загнали их в подземелье храма.

– Я уже освободил их. Хорошие ребята. Сейчас они заняты тем, что связывают наших повстанцев и складывают их в хорошо запирающееся помещение. Там они будут ждать, когда прибудут представители власти.

– Никакие они не повстанцы, – заметила Шеннон, – и уж тем более не революционеры. Банальные грабители могил, маскирующиеся под террористов “Сендеро луминосо”. Воруют бесценные древности и сбывают их на международном черном рынке Амару мелкая сошка. Его клиенты получают большую часть прибыли.

– Да и у него губа не дура, – заметил Питт. – Я успел увидеть здесь столько произведений искусства, что их с избытком хватит, чтобы удовлетворить аппетит половины музеев и частных коллекционеров во всем мире.

Поколебавшись секунду-другую, Шеннон поднялась на ноги, обняла Питта за шею и легко поцеловала его в губы.

– Вы спасли наши жизни. Спасибо вам, Питт.

– И не один раз, а дважды, – поправил ее Роджерс, пожимая спасателю руку.

– Мне здорово повезло, – смущенно заметил Питт.

Несмотря на мокрые всклоченные волосы, полное отсутствие косметики, на грязную рваную блузку, надетую прямо на купальный костюм, и нелепые походные ботинки, он не мог не ощущать волн чувственности, исходивших от этой женщины.

– Слава богу, что вы пришли вовремя, – добавила Шеннон, вздрогнув.

– Слишком поздно для доктора Миллера, – вздохнул Питт.

– Куда они отнесли тело? – спросил Роджерс.

– Я столкнулся с этим вонючим скунсом, когда он клал тело на ступеньки лестницы прямо перед входом в храм.

Джордино критически оглядел друга, отметил многочисленные ссадины на его лице, руках и ногах. Перед ним стоял державшийся на пределе сил, смертельно уставший человек.

– Ты выглядишь так, словно только что закончил дистанцию триатлона, а у финиша свалился на моток колючей проволоки, – заметил он. – Как твой домашний врач рекомендую тебе хорошо поспать, прежде чем мы двинемся в обратный путь.

– Я выгляжу хуже, чем себя чувствую, – возразил Питт. – У меня еще будет время поспать. Дела прежде всего. Не имею ни малейшего желания снова играть роль Тарзана, поэтому и предлагаю начать сборы немедленно.

– Полнейшее безумие, – заверил его Джордино. – Ты заснешь на ходу, не успев добраться до джунглей.

– Вы на самом деле думаете, что мы сумеем выбраться отсюда? – недоверчиво уточнила Шеннон.

– Безусловно, – успокоил ее Питт, – более того, я гарантирую вам это.

– В таком случае нам не обойтись без вертолета, – заметил Роджерс.

– Разумеется, – согласился Питт. – Как, по-вашему, Тупак Амару, или как его там, собирайся забрать отсюда украденные им предметы искусства, доставить их в один из портов, чтобы затем вывезти из страны? Тогда у него должен быть мощный передатчик. Вот мы им и воспользуемся. Для чего, в конце концов, люди придумали радио?

Джордино одобрительно кивнул:

– Имеет смысл, если, конечно, мы найдем этот передатчик. Он может быть спрятан где угодно. Развалин здесь хватает. Нам потребуется несколько дней, чтобы найти его.

Питт бросил бесстрастный взгляд на Амару:

– Но он-то знает это.

Амару, превозмогая боль, бросил на него ненавидящий взгляд.

– У нас нет радио, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

– Простите, если я не поверю вам. Итак, где вы его прячете?

– Ничего я вам не скажу, – прохрипел Амару, презрительно скривив рот.

– Иными словами, вы предпочитаете умереть?

– Вы сделаете одолжение, если убьете меня. Зеленые глаза Питта остались холодными, как воды высокогорного озера.

– Сколько женщин вы изнасиловали и убили? – поинтересовался он.

– Так много, что я давно потерял им счет, – презрительно бросил Амару.

– Вы надеетесь вывести меня из себя и заставить убить вас, не так ли? Зря стараетесь.

– Почему же вы не спрашиваете, сколько детей я отправил на тот свет?

– Вы недооцениваете меня. – Питт вытащил из-за пояса кольт и приставил его к щеке Амару. – Убить вас? Ну уж нет. Для начала вышибу вам глаза. К импотенции добавится еще и слепота. Устраивает?

Амару попробовал придать своему лицу надменное выражение, но у него это плохо получилось. В глазах у него застыл неприкрытый страх, губы дрожали.

– Берете меня на пушку? – прохрипел он.

– Потом прострелю вам коленные чашечки, – продолжал Питт, – затем – уши или нос. На вашем месте я бы серьезно задумался, пока я не перешел к делу.

Понимая, что Питт и не думает шутить, Амару сдался.

– Черт с вами, – простонал он. – Передатчик внутри круглого здания, в пятидесяти метрах к западу от храма. Над входом изображение обезьяны. Не ошибетесь.

Питт повернулся к Джордино.

– Возьми себе в помощь одного из студентов. Он переведет сообщение. Установи контакт с перуанскими властями и обрисуй ситуацию. Потребуй, чтобы сюда направили армейское подразделение. Кто его знает, сколько бандитов может еще скрываться в развалинах.

Джордино бросил задумчивый взгляд на Амару:

– Если я передам сообщение на открытой частоте, сторонники этого малого в Лиме сообразят что к чему и пришлют сюда банду головорезов раньше, чем военные двинутся с места.

– Я бы не слишком доверяла и военным, – вступила в разговор Шеннон, – вполне возможно, что кто-нибудь из высокопоставленных офицеров по уши увяз в этом дерьме.

– Взятки берут почти все, – философски заметил Питт, – тут уж ничего не поделаешь.

– Шеннон права, – поддержал коллегу Роджерс. – Дело с грабежом могил, судя по всему, поставлено на широкую ногу. Доход от него не меньше, если не больше, чем от самых крупномасштабных операций по контрабанде наркотиков. Кто бы ни стоял во главе его, тут не обойтись без поддержки крупных правительственных чиновников.

– Мы можем использовать нашу собственную частоту и связаться с Хуаном, – предложила Шеннон.

– Хуаном?

– Хуан Чако, правительственный координатор нашего проекта, – терпеливо пояснила молодая женщина. – Его штаб-квартира в ближайшем городе. Оттуда он организует снабжение экспедиции.

– Ему можно доверять?

– Думаю, да, – ответила Шеннон, не колеблясь, – Хуан один из самых уважаемых археологов в Южной Америке и ведущий специалист по андийским культурам. И еще правительственный чиновник, отвечающий за пресечение нелегальных раскопок и контрабанды произведений искусства.

– Похоже, это как раз тот человек, который нам нужен, – сказал Питт, обращаясь к Джордино. – Свяжись с ним по радио и передай ему нашу просьбу.

– Я пойду с вами, – предложила Шеннон, – и расскажу Хуану об убийстве Миллера. Заодно познакомлюсь с сооружениями, окружающими храм.

– Возьмите с собой оружие и будьте начеку, – предупредил Питт.

– А что делать с телом доктора Миллера? – спросил Роджерс. – Мы не можем оставить его валяться на ступенях храма.

– Согласен, – сказал Питт. – Заверните его в одеяло и перенесите внутрь храма, пока сюда не прибудут правительственные чиновники.

– Предоставьте это мне, – попросил Роджерс. – Жаль, но больше я ничего не могу сделать для этого достойного человека.

Собрав последние силы, Амару насмешливо улыбнулся.

– Идиоты, сумасшедшие идиоты, – презрительно прошептал он. – Вам никогда не удастся живыми покинуть Город мертвых.

Присутствующие с отвращением посмотрели на раненого террориста. Он казался им вполне безопасным, как гремучая змея, у которой вырвали ядовитые зубы. Но Питт не был склонен недооценивать матерого террориста, хотя и не придавал особого значения выражению мрачной уверенности, застывшей в его глазах.

Когда его спутники вышли из комнаты, Питт опустился на колени рядом с Амару.

– Для человека в вашем положении вы слишком уверены в себе, – произнес он.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – прошептал Амару, хотя при этих словах его лицо исказилось от боли. – Вы перешли дорогу очень могущественным людям. Их гнев будет ужасен.

– Мне случалось делать это и раньше, – невозмутимо заметил Питт.

– Сунув нос не в свои дела, вы затронули интересы “Солпемачако”. Они не остановятся ни перед чем, чтобы предотвратить утечку информации, даже если ради этого придется уничтожить население целой провинции.

– Надо полагать, весьма приятные люди, раз уж вы с ними сотрудничали, – пробормотал Питт. – Как вы их назвали?

Несколько минут Амару молчал. Он слабел на глазах от болевого шока и потери крови. Затем с трудом поднял руку и указал пальцем на Питта.

– Вы прокляты, и ваши кости останутся навсегда вместе с другими останками чачапояс.

Глаза его закрылись, и он потерял сознание.

– Кто, черт возьми, эти чачапояс? – осведомился Питт у вошедшей в комнату Шеннон.

– Они известны также, как люди тумана, – пояснила она. – Их культура процветала в период между 800 и 1480 годами нашей эры в высокогорных районах Анд до того, как они были покорены инками. Именно они и построили этот удивительный Город мертвых.

Питт поднялся с колен и бросил фетровую шляпу, взятую им у конвоира, на грудь Амару. Повернувшись на каблуках, он вышел в большой зал храма, где несколько минут изучал груду древностей чачапояс, собранных здесь бандитами. За этим занятием его и застал ворвавшийся в зал Роджерс.

– Где вы оставили тело доктора Миллера? – выпалил оператор, едва успев отдышаться.

– На верхней площадке лестницы, а в чем дело?

– Покажите.

Питт пожал плечами и последовал за Роджерсом к центральному входу. Дойдя до места, он, не веря своим глазам, уставился на пятна крови, покрывавшие каменный пол:

– Кто убрал тело?

– Если вы не знаете, – огрызнулся Роджерс, – то чего вы ждете от меня?

– Вы не проверяли у основания пирамиды? Может быть, тело просто упало вниз.

– Я послал четырех студентов на поиски. Они ничего не нашли.

– Может быть, их сокурсники перенесли его внутрь храма?

– Я уже спрашивал. Они знают не больше нашего.

– Трупы не имеют привычки ходить, – осторожно заметил Питт.

Роджерс бросил унылый взгляд вокруг и меланхолично пожал плечами.

– По крайней мере, наш труп, похоже, это сделал, – неуверенно пробормотал он.

7

Кондиционер трудился вовсю, нагнетая холодный сухой воздух в жилую комнату прицепного вагончика, служившего штаб-квартирой совместного проекта американских и перуанских археологов в Чачапоясе. Впрочем, человек, удобно развалившийся на кожаной софе, мало чем напоминал изможденных узников Долины мертвых. Хуан Чако выглядел расслабленным и вполне довольным собой. В руке он держал высокий бокал, на треть наполненный ледяным джином с тоником. Однако он мгновенно напрягся, когда из микрофона, закрепленного на стене кабины водителя, донесся хорошо знакомый ему голос.

– Святой Иоанн вызывает святого Петра. – Голос прозвучал резко и отчетливо. – Святой Иоанн вызывает святого Петра. Вы меня слышите?

Чако быстро пересек комнату и включил передатчик.

– Я вас слушаю.

– Включите запись. У меня нет времени повторять сообщение или объяснять ситуацию в деталях. Чако послушно нажал кнопку рекордера:

– Готов к записи.

– Амару и его люди захвачены вашими американскими коллегами. Амару мертв или тяжело ранен.

Обычно добродушная физиономия Чако приобрела зловещее выражение.

– Как это могло случиться?

– Одному из команды вертолета удалось выбраться из колодца, проследить Амару и его группу до Долины мертвых, а там каким-то образом обезвредить их одного за другим.

– Тогда, наверно, это был сам дьявол?

– К тому же очень изобретательный, а потому вдвойне опасный.

– А вы в безопасности?

– В настоящий момент – да.

– Значит, наш план заставить американцев отказаться от продолжения исследований рухнул?

– К сожалению. Едва доктор Келси увидела груз, готовый к отправке, она сразу все поняла.

– Что им известно о Миллере?

– Пока ничего.

– Ну что ж, хоть что-то идет как надо.

– Если вы поторопитесь и пришлете людей, прежде чем они успеют оставить долину, мы еще можем спасти ситуацию.

– Мы не собираемся причинять вред нашим студентам, – возразил Чако, – общественное мнение сделает невозможным дальнейшее сотрудничество между нами.

– Поздно, мой друг. Не сомневаюсь, что после того, что они видели, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто стоит за всем этим бизнесом. Мы не можем позволить, чтобы это стало известно прессе. Как ни жаль, но у нас нет выбора. Студенты должны разделить участь американцев.

– Ничего бы этого не произошло, если бы вам удалось не допустить доктора Келси и Майлса Роджерса в священный колодец.

– Но удержать их можно было, только убив на глазах у студентов.

– Посылать сигнал о помощи тоже было ошибкой.

– Нет. Мы хотим избежать правительственного расследования. Их исчезновение вызовет серьезные подозрения, если не будет принято никаких мер для их спасения. Мы не можем сделать деятельность “Солпемачако” достоянием общественности. Наконец,откуда мы могли знать, что эти спасатели из НУМА свалятся нам как снег на голову.

– Верно, события порой выходят из-под контроля. – Произнеся эту сентенцию, Чако перевел взгляд на маленькую статуэтку крылатого ягуара, найденную в Долине мертвых. – Я устрою так, чтобы наши армейские друзья прибыли в Город мертвых не позже чем через час.

– Вы доверяете офицеру, который будет руководить операцией?

– А на кого еще положиться, если не доверять собственному брату, – произнес Чако с улыбкой.

* * *

– Никогда не верил, что простые смертные способны воскресать, – бормотал Питт, глядя на лужу крови на верхней площадке лестницы. – Не знаю, что и думать.

– Он был мертв, – убежденно заявил Роджерс. – Я стоял рядом, когда Амару прострелил ему грудь. Кровь была повсюду. Да и вы видели его здесь. Вряд ли у вас были сомнения, что он мертв.

– У меня не было времени осмотреть тело.

– А как же кровавый след, он ведь тянется сюда из комнаты, где Миллера застрелили. Да из него вытекло не меньше галлона крови.

– Скорее, около пинты, – заметил Питт задумчиво. – Боюсь, вы преувеличиваете.

– Сколько, по вашим оценкам, прошло времени с того момента, как вы оглушили конвоира и до того, когда освободили студентов.

– Четыре, от силы пять минут.

– И за это время шестидесятисемилетний, истекающий кровью человек успевает спуститься по длинной лестнице и бесследно исчезнуть среди развалин города?

Такой подвиг и здоровому мужчине не под силу. Сам Гудини позавидовал бы такому фокусу.

– Вы уверены, что это был доктор Миллер? – спросил Питт.

– Конечно. Кто же еще? – убежденно заявил Роджерс.

– Давно вы его знаете?

– Заочно около пятнадцати лет. Лично всего пять дней. – Роджерс посмотрел на Питта как на сумасшедшего. – Послушайте, вы идете по ложному следу. Миллер был одним из ведущих археологов мира, признанным авторитетом по древней культуре Америки и ее связям с Африканским континентом. Его фотографии приводились в сотнях статей в доброй дюжине крупнейших научных журналов. Он не раз появлялся на экранах ТВ. Он не страдал излишней скромностью и знал цену рекламы. Его лицо было знакомо многим десяткам тысяч людей.

– Просто пытаюсь разобраться в этой запутанной истории, – терпеливо объяснил Питт. – Поневоле приходится рассматривать самые невероятные гипотезы.

Он вдруг умолк, увидев, что Шеннон и Джордино появились у основания храма. Даже с верхней площадки лестницы было заметно, как они взволнованы. Дождавшись, когда они подойдут поближе, он громко окликнул пилота:

– Только не говори, что кто-то нашел передатчик раньше тебя и разбил его на мелкие куски. Джордино остановился.

– Ты недалек от истины, – прокричал он в ответ. – Кто-то опередил нас. Передатчик похищен лицом или лицами, пожелавшими остаться неизвестными.

Когда Шеннон и Джордино достигли верхней площадки перед храмом, их лица были мокрыми от пота. Остановившись, чтобы перевести дух, Шеннон вытерла лицо неизвестно откуда взявшимся у нее куском ткани. Джордино ограничился тем, что смахнул пот с лица рукавом рубашки.

– Строители этой штуки должны были заранее позаботиться о лифте, – мрачно пошутил он.

– Так вы нашли гробницу с передатчиком? – повторил Питт.

Джордино кивнул:

– Найти-то мы нашли, только не то, что искали. Эти ребята не знают счета деньгам. Гробница обставлена так, что даст сто очков вперед любому пентхаузу. Есть даже портативный генератор для подвода электроэнергии к холодильнику.

– И никаких следов передатчика?

– Тот, кому он понадобился, был так уверен в себе, что задержался, чтобы ликвидировать четыре ящика отличного американского пива.

– Американское пиво в джунглях Перу? – не поверил Питт.

– Могу принести пустые бутылки, если сомневаешься, – проворчал Джордино. – Кто-то, видно, очень хотел, чтобы мы умерли от жажды.

– Ну, это нам, пожалуй, не грозит, – улыбнулся Питт. – Воды в джунглях пока хватает.

– Да, но как ты теперь собираешься вызвать своих морских пехотинцев?

– С одним передатчиком, простреленным в твоем вертолете, и вторым, похищенным неизвестно кем, это, пожалуй, будет проблемой, – согласился Питт. – А что с экспедиционным передатчиком? – спросил он, поворачиваясь к Роджерсу.

Тот безнадежно махнул рукой.

– Только не говорите, – вступила в разговор Шеннон, – что нам придется тащиться тридцать километров сквозь джунгли до сенота, а там еще девяносто километров до Чачапояса.

– Может быть, Чако начнет беспокоиться, что связь с лагерем потеряна, и пошлет нам на выручку спасательную партию, – с надеждой предположил Роджерс.

– Даже если им удастся проследить наш маршрут до Города мертвых, – заметил Питт, – будет поздно. Они найдут наши тела среди руин.

Все уставились на него с недоумением.

– Амару заявил, что мы затронули интересы слишком могущественных людей, – пояснил Питт, – и они не позволят нам живыми покинуть Долину мертвых. Ставки велики, чтобы рисковать.

– Но если они собирались убить нас, – возразила Шеннон, – зачем нужно было тащить нас сюда, могли бы убить в базовом лагере, а тела бросить в жертвенный колодец.

– Для того чтобы сохранить видимость борьбы патриотов с антинародным правительством, они должны продолжать свои игры с взятием заложников и требованием выкупа. Если перуанское правительство, ваша университетская администрация в Штатах или родственники студентов согласятся заплатить солидную сумму выкупа, это повысит престиж террористов “Сендеро луминосо”. Они пополнят свои доходы от нелегальной торговли предметами искусства, но это не спасет нас.

– Кто же эти люди? – поинтересовалась Шеннон.

– Амару назвал их “Солпемачако”, не берусь судить, что это по-испански означает.

– “Солпемачако”, – повторила Шеннон – Комбинация двух древних мифов о медузе и драконе из фольклора местных индейцев. По местным преданиям, которые насчитывают несколько сотен лет, “Солпемачако” – дьявольский змей с семью головами, живущий в пещере. Одна из легенд прямо указывает, что местом его обитания является Город мертвых.

Джордино демонстративно зевнул:

– Звучит как еще один дешевый фильм ужасов о монстре из земных недр.

– Больше похоже на нехитрую игру слов, – возразил Питт. – Метафорическое название международной преступной организации, специализирующейся на торговле предметами древнего искусства.

– Семь голов дракона могут олицетворять семь лидеров преступной группировки, – предположила Шеннон.

– Или семь основных ее принципов, – не отстал от нее Роджерс.

– Ну а теперь мы разгадали эту загадку, – заключил Джордино, – и нечего больше тянуть резину. Самое время сматываться отсюда, пока наши друзья не перекрыли выход из долины.

– А мне кажется, они только этого и ждут от нас, – возразил Питт, – поэтому предлагаю подождать еще немного.

– Вы действительно верите, что они пошлют своих людей, чтобы расправиться с нами? – спросила Шеннон скорее сердито, чем испуганно.

Питт кивнул:

– Готов поспорить. Кто бы ни сыграл с нами эту шутку, вне всякого сомнения, он уже успел предупредить своих приятелей. Полагаю, что его сообщники слетятся сюда, как взбесившиеся осы, меньше... – он бросил взгляд на часы, прежде чем закончить фразу, – ... меньше чем через полтора часа. После этого они перестреляют всех, кто имеет хоть какое-то отношение к археологии.

– Не слишком приятная перспектива, – заметила Шеннон.

– Имея шесть карабинов и автоматическую винтовку Дирка, мы сумеем остудить головы двум дюжинам крутых головорезов минут за десять, – проворчал Джордино.

– Но мы не можем оставаться здесь и сражаться с вооруженными преступниками, – возразил Роджерс. – Кончится тем, что нам всем перережут глотки.

– Наконец, мы не можем подвергать риску жизнь студентов, – добавила Шеннон, бледнея.

– Прежде чем мы окончательно впадем в уныние, – внес предложение Питт, – предлагаю реально оценить обстановку и незамедлительно покинуть храм.

– Чего ради? – потребовал объяснений Роджерс.

– Прежде всего мы должны обнаружить местонахождение взлетной площадки Амару.

– Зачем?

Джордино потешно выкатил глаза. Нетрудно догадаться, что Питт выстраивает очередной безумный план.

– Ничего слишком сложного, – успокоил его Питт. – После того как бандиты приземлятся и ринутся на поиски, мы берем инициативу в свои руки, захватываем их вертолет и держим курс на ближайший четырехзвездочный отель, чтобы принять освежающую ванну.

В воздухе повисло настороженное молчание. Все уставились на Питта, словно он вышел из только что прилетевшего с Марса корабля. Первым опомнился Джордино:

– Ну что я вам говорил! Видите, как все просто.

8

Питт ошибся всего на десять минут. Точно спустя это время тишина долины была нарушена ревом авиационных двигателей, и два вертолета перуанских ВВС, проскользнув седловину между двумя заснеженными пиками, сделали круг над руинами Города мертвых. Совершив рекогносцировочный облет долины, они приземлились всего в ста метрах от циклопической конструкции древнего храма. Лопасти винтов еще не успели остановиться, как из обеих машин посыпались люди в десантной форме. Мгновенно рассредоточившись по летному полю, они угрожающе подняли дула автоматов. Это не были регулярные войска, призванные защищать свою страну. Это были обыкновенные наемники, продающие свои услуги всем желающим, способным заплатить хорошую цену. Два взвода солдат, по тридцать человек в каждом, под командованием двух лейтенантов и одного капитана. Убедившись, что его люди заняли надежную позицию, капитан взмахом стека подал знак начать штурм храма. Затем он взобрался на низкую стену, чтобы руководить предстоящим боем, оставаясь при этом в сравнительной безопасности. Увы, его расчеты оказались ошибочными. Своеобразная акустика древних руин многократно усилила отданную им команду, прерванную тут же криком боли. Так и не успев понять, что, собственно, с ним произошло, капитан сложился пополам и свалился со стены, ударившись затылком о каменную мостовую.

Полный невысокий лейтенант подбежал к упавшему капитану и опустился на колени рядом с его телом. Убедившись, что капитан мертв, он поднял взгляд в сторону храма, открыл было рот, чтобы выкрикнуть очередную команду, и тут же свалился на тело своего командира. Сухой треск автоматической винтовки был последним звуком, который он слышал.

Лежа на верхней площадке у входа в храм, за невысокой каменной баррикадой, Питт нашел сквозь оптический прицел группу растерявшихся солдат и четырьмя выстрелами вывел из строя последнего оставшегося в живых офицера. В зеленых глазах Питта, когда он смотрел на смешавшихся внизу наемников, не было ни страха, ни удивления, а только решимость. Он знал, что спасает жизнь тринадцати ни в чем не повинных люд ей. Стрелять поверх голов солдат, чтобы заставить их отступить, было с его точки зрения пустой тратой времени. Они пришли сюда хладнокровно убить невольных свидетелей их преступной деятельности. Убивать или быть убитым – стертое клише, но ничего справедливее сейчас не было. Наемные убийцы не заслуживают пощады.

Питт не был жестоким человеком. Ему никогда не нравилось убивать совершенно незнакомых ему людей. Единственное, о чем он сожалел сейчас, было то, что истинные виновники преступления находились вне пределов досягаемости.

Он отложил оружие в сторону и еще раз хладнокровно всмотрелся в то, что происходило внизу. Большинство перуанских наемников прижались к земле, тщетно пытаясь спрятаться за нагромождением камней, но они и не думали сдаваться. Несколько выстрелов, срикошетивших за его спиной о каменные стены храма, служили тому наилучшим подтверждением. Это были действительно крутые парни, бывалые солдаты удачи, быстро оправившиеся от первого потрясения. Смерть офицеров задержала, но не остановила их. Команду приняли на себя несколько сержантов, делавших все, что было в их силах, чтобы сломить неожиданное сопротивление противника.

Питт прижался к каменным плитам пола позади своей импровизированной баррикады. Пули щелкали за его спиной о каменную облицовку колонн, щедро посылая во все стороны мелкие брызги камня. С каждой минутой огонь усиливался. Профессионально перебегая от одного укрытия к другому, наемники постепенно сужали полукольцо, подходя все ближе и ближе к подножию лестницы, на верхней площадке которой укрывался Питт. Пора было подумать, что же делать дальше. Двигаясь ползком, ему в конце концов удалось добраться до входа в храм. Здесь Питт поднялся на ноги и, подбежав к задней стене храма, бросил обеспокоенный взгляд на окно, сделанное в форме арки.

Отдавая себе отчет в том, что стены храма не выдержат длительной осады и в то же время слишком отвесны, чтобы дать возможность его защитникам избежать гибели, солдаты не позаботились о том, чтобы взять храм в кольцо.

Питт понимал, что основные силы противника будут атаковать главную лестницу храма. Пожалуй, единственное, что он не мог предвидеть, так это то, что наемники собираются подвергнуть храм массированному ракетному обстрелу, прежде чем решиться на подобную атаку.

Вновь укрывшись за каменной баррикадой, он подверг прицельному обстрелу собравшихся внизу наемников, пока последняя гильза из магазина его винтовки не упала на каменный пол. Он перекатился на левый бок и уже готов был вставить новый магазин, когда характерный звук 40-миллиметровой гранаты, разорвавшейся в восьми метрах за его спиной, заставил его вновь прижаться к каменным плитам пола. Ракета пробила огромную брешь в стене древнего святилища, и сотни мелких обломков камня разлетелись, подобно шрапнели, во все стороны.

Звук взрыва едва не оглушил Питта. Глаза, нос и гортань были моментально забиты мелкой пылью, на какое-то время ослепившей его и лишившей способности нормально дышать. Он лихорадочно протер глаза и бросил взгляд на дымящиеся руины храма. Он едва успел прикрыть голову руками, прежде чем вторая граната ударила в древние руины и взорвалась с чудовищным грохотом. На этот раз ему повезло меньше. Крупный обломок камня попал в него и едва не отправил на тот свет.

Несколько секунд он лежал без движения и почти без чувств. Затем, с трудом поднявшись на колени, схватил лежавшее рядом ружье и прокрался во внутреннее помещение храма. Бросив взгляд на груду бесценных произведений искусства, он громко позвал Амару.

Грабитель могил был еще жив. Его руки, покрытые запекшейся кровью, были по-прежнему прижаты к простреленным гениталиям. Лицо выглядело маской слепой ненависти. И все же он оставался в полном сознании, словно человек, совершенно нечувствительный к боли. Больше всего он походил сейчас на взбесившегося дьявола, каким, собственно, и был в эти минуты.

– Похоже, у ваших приятелей слепая страсть к разрушению памятников искусства, – мрачно заметил Питт, и в тот же момент третья граната сотрясла здание храма.

– Вы в ловушке, – прохрипел Амару, – и вам из нее уже не выбраться.

– Я забыл поздравить вас с мастерски поставленной сценой убийства так называемого доктора Миллера. Ему удалось бежать, прихватив с собой передатчик, и вызвать подкрепление.

– Пришел твой последний час, проклятая американская свинья!

– Американская свинья, – задумчиво повторил Питт, – давненько меня так не величали.

– Ты умрешь в мучениях, точно так же, как я.

– Сожалею, но у меня другие планы.

Амару попытался приподняться на локтях и высказать своему противнику все, что он о нем думает, но Питт уже вышел.

Он поспешил к намеченному заранее окну. Матрац и пара ножей, позаимствованных им из жилых комнат террористов, лежали рядом. Он положил матрац на низкий подоконник и сел на него, свесив ноги наружу. Отложив в сторону винтовку, он взял в каждую руку по ножу и бросил взгляд на площадку, расположенную метрах в двадцати ниже уровня окна. Ему припомнился случай, когда он использовал этот способ, чтобы добраться до дна каньона на острове Ванкувер в Британской Колумбии.

“Вообще-то, в этом есть что-то противное человеческой натуре, – с горечью подумал он, – но ничего не поделаешь”.

С недолгими колебаниями было разом покончено, когда четвертая ракета взорвалась у фасада храма. Упершись каблуками в стену храма и манипулируя ножами наподобие тормозов, он соскользнул вниз по каменной стене, использовав матрац как своеобразный тобогган. [специальные деревянные сани для катания и соревнований на скорость в стеке с гор]

* * *

Джордино, с Шеннон и студентами за спиной и Роджерсом в арьергарде, подымался по лестнице, ведущей наверх из подземной гробницы, где они прятались с момента приземления вертолетов.

Сделав небольшую остановку, он осторожно высунул голову наружу и огляделся вокруг. Оба вертолета с заглушенными двигателями стояли метрах в пятидесяти от него. Пилоты сидели в кабинах, равнодушно наблюдая за штурмом храма.

Шеннон последовала его примеру и подняла голову как раз в тот момент, когда одна из гранат полностью разрушила центральную арку храма.

– Они уничтожают древние сокровища, – произнесла она с горечью.

Джордино бросил на нее косой взгляд.

“Лучше бы вспомнила о Дирке, – подумал он. – Питт рискует жизнью, в одиночку сражаясь с двумя взводами наемников, а нам предстоит всего лишь украсть вертолет”.

– Для археолога невыносимо наблюдать, как уничтожаются бесценные произведения искусства, – продолжала Шеннон.

– Ты предпочла бы, чтобы они расстреляли нас? – кисло осведомился пилот.

– Простите, я хочу, чтобы ваш друг спасся, не меньше, чем вы, но все же это страшное зрелище.

– Я знаю этого парня с тех пор, как мы были детьми, – улыбнулся Джордино, – и поверьте мне – он всегда с удовольствием брался за роль Горациев на мосту.

Он еще раз внимательно осмотрел посадочную площадку и обе машины. Выбрал ту, что находилась ближе к ним. Вертолет стоял всего в нескольких метрах от узкого ущелья, так что незаметно подобраться к нему было если и не простой, то вполне осуществимой задачей. Кроме того – и это было гораздо важнее с точки зрения Джордино, – пилоты первой машины не могли наблюдать за их передвижением.

– Передайте ребятам, чтобы они были готовы, – приказал он Шеннон, надеясь, что шум взрывов заглушит его голос, – мы атакуем ближайшую к нам машину.

* * *

Питт приземлился точно в намеченной точке, между двумя каменными скульптурами, изображавшими головы фантастических животных. Несмотря на все принятые им меры предосторожности, удар о плиты площадки оказался достаточно болезненным. Ему потребовалось употребить всю свою силу и умение, чтобы хоть какое-то время удержаться на сравнительно небольшом пятачке каменной плиты, но в конце концов с помощью лезвии ножей и резиновых каблуков ему удалось осуществить свои план хотя бы частично. Он продолжал скользить вниз со скоростью, внушавшей серьезные опасения. Больше всего в этот момент он боялся врезаться’ в землю головой, последствия чего могли быть, скорее всего, фатальными. Вариант сломать обе ноги был едва ли не хуже, учитывая чувства наемников, у которых он совсем недавно хладнокровно убил всех офицеров.

Используя любую возможность замедлить скорость падения, Питт достиг цели с минимальными потерями.

Хотя он и врезался в землю со скоростью, превышающей все допустимые нормы, ему повезло. Во всяком случае, это оказалась не каменная плита, а мягкая влажная почва. Падая, он потерял оба ножа и остался безоружным перед лицом потенциального противника. Использовав инерцию своего тела, он ухитрился перевернуться два раза через правое плечо и сгруппироваться по всем правилам прыжков с парашютом. Несколько минут он лежал без движения, благодаря бога, что на пути не оказалось каменной плиты, потом осторожно поднялся на ноги и внимательно осмотрел себя. К его удивлению, повреждения оказались минимальными. Он, правда, повредил одну лодыжку, но в остальном нога оставалась в рабочем состоянии. Если не считать многочисленных ссадин на руках и сильно болевшего плеча, он практически не пострадал. Земля, как заботливая мать, в который раз спасла его от более серьезных травм. Помог и пресловутый матрац, сыгравший роль амортизатора. Питт сделал глубокий вдох и убедился, что все ребра целы. Не теряя времени, он перешел на быстрый шаг, а затем и на бег, стараясь, однако, держаться естественных укрытий, чтобы остаться незамеченным наемниками, пошедшими на решающий штурм храма.

* * *

Джордино оставалось молить только бога, чтобы его другу удалось пер ежить ракетный обстрел и благополучно спуститься по стене храма незамеченным наемниками.

Дело казалось абсолютно безнадежным даже для Питта. “До сих пор Питту неизменно везло, – размышлял он, – но, как известно, любому везению рано или поздно приходит конец”. И все же в глубине души Джордино продолжал надеяться, что это правило не коснется его друга. Разумеется, Питт не был бессмертным, но, по мнению Джордино, если ему и суждено умереть, то разве что в постели с прекрасной женщиной или на худой конец в доме для престарелых, когда смерть станет уже желанной.

Воспользовавшись тем, что наемники пошли на решительный штурм и все внимание как пилотов, так и оставшихся в резерве солдат было сосредоточено на том, что происходило на ступенях храма, Джордино выскочил из укрытия и, петляя как заяц между развалинами здании, занял исходную позицию позади вертолета.

Ему повезло. Никто не заметил его маневра, и, проникнув внутрь грузового отсека, он распростерся на полу прямо за спинами ничего не подозревавших пилотов.

Выждав немного, Джордино со стремительностью, удивительной для человека его комплекции, метнулся к кабине пилота и с силой опустил приклад на затылок сидевшего перед ним наемника. Первый пилот, уловив движение за спиной, все же успел обернуться, но сделал это недостаточно быстро. Он даже не успел удивиться или испугаться – приклад Джордино опустился ему строго посредине лба.

Ал быстро оттащил потерявших сознание наемников к задней двери и без церемоний сбросил их на землю, после чего махнул рукой наблюдавшим за ним Шеннон, Роджерсу и перуанским студентам, прятавшимся в ущелье.

– Скорее, – завопил он, что было мочи, – ради бога, скорее. – Его слова перекрыли даже шум боя, впрочем, услышали их только те, кому они предназначались. Археологам хватило нескольких секунд, чтобы выбраться из укрытия и занять места в машине. Джордино тоже не терял времени. Заняв кресло первого пилота, он молниеносно проверил ручки управления и приготовился к аварийному взлету.

– Все на месте? – спросил он у Шеннон, занявшей место второго пилота.

– Все, кроме Питта.

Джордино с тоской бросил взгляд в иллюминатор. Как бы безупречно ни был произведен захват машины, в его распоряжении оставались считанные минуты Атакующие наемники, не встречая ответного огня противника, наконец проникли внутрь храма Им могло понадобиться от силы несколько секунд, чтобы понять, что противник снова сумел перехитрить их.

Чтобы убить время, Джордино обратил внимание на приборную доску. Им удалось захватить русский вертолет Ми-8, построенный еще во времена “холодной войны”.

“Устаревшая, хотя и надежная модель, – подумал Джордино. – Два двигателя, рассчитана на четырех человек экипажа и до тридцати пассажиров”.

Запустив двигатели, он устроился поудобнее и положил руку на штурвал.

– Ваш друг так и не появился.

– Я слышу вас, – огрызнулся Джордино, автоматически нажимая на газ.

* * *

Питт остановился за углом каменного здания и бросил быстрый взгляд на взлетную площадку. Из своего укрытия он мог слышать рев работающих двигателей и даже ощущать порывы ветра от раскручивавшихся винтов. Час назад ему потребовалось немало усилии, чтобы убедить Джордино стартовать независимо от того, прибудет он ко времени взлета или нет. Жизнь одного человека мало что значила по сравнению со смертью других тринадцати. От вертолета его отделяли всего тридцать метров открытого пространства, но в его положении они равнялись по меньшей мере полутора милям.

Скрываться от наемников больше не имело смысла. Он должен был преодолеть расстояние, отделявшее его от вертолета, вне зависимости от того, увидят его наемники или нет Он наклонился и помассировал поврежденную ногу. Сейчас она болела меньше, но начала ощутимо неметь. Если он хочет жить, необходимо рискнуть. Времени на размышления больше не оставалось. Набрав в легкие побольше воздуха, он рванулся по направлению к вертолету, как спринтер на стометровой дистанции.

Джордино в последний раз бросил взгляд на рабочую панель и включил двигатели на полную мощность. Со своего места он не мог видеть Питта, но студенты среагировали мгновенно. Двое из них распахнули заднюю дверцу и, бросившись на пол, протянули руки Питту. Шум работающих двигателей и крики студентов наконец привлекли внимание сержанта резервного взвода, и он мгновенно оценил ситуацию.

– Они пытаются бежать! – завопил он. – Стреляйте, ребята, черт вас побери!

К счастью для Питта, наемники не сразу повиновались отданному приказу. Массированный огонь по беглецам мог повредить другой вертолет. Лишь один из них вскинул винтовку и выстрелил в направлении Питта.

Пуля сорвала кусок кожи с его ноги, но он не обратил внимания на боль. Вертолет оторвался от земли, и в тот же момент Питт прыгнул и ухватился за протянутые ему руки студентов.

* * *

Джордино круто развернул вертолет, едва не задев лопастями кроны деревьев. Пуля пробила боковое стекло, и мелкие осколки усыпали пол кабины. Один из них едва не попал ему в глаз, оставив царапину на носу. Вторая пуля угодила в спинку сиденья в нескольких сантиметрах от его плеча. Еще несколько пуль застряли в корпусе вертолета, не причинив большого вреда. Но ему удалось вывести машину из-под огня наемников.

Ал постепенно набирал высоту, пока не оказался чуть выше линии перевала. В четырех метрах над уровнем моря Джордино ожидал увидеть одни голые каменистые склоны и был заметно удивлен, обнаружив, что склоны гор покрыты густым лесом. Покинув долину, он взял курс на запад и только после этого повернулся к Шеннон.

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Они пытались убить нас, – механически констатировала она.

– Вероятно, очень не любят гринго, – пошутил он, оглядывая молодую женщину с ног до головы. Не заметив следов крови, он сконцентрировал внимание на управлении машиной. Убедившись, что и здесь все в порядке, повернул голову и крикнул в сторону пассажирского отсека:

– Все целы?

– Все, кроме меня.

Ал и Шеннон разом обернулись, услышав знакомый голос. Питт. Измученный, перепачканный грязью Питт, измазанный кровью, просочившейся сквозь наспех сделанную повязку. Но, безусловно, все тот же неутомимый Питт стоял, прислонившись к дверце кабины, с привычной озорной улыбкой на лице.

Джордино издал вздох облегчения и широко улыбнулся в ответ.

– Ты снова едва не пропустил свой автобус.

– А за тобой, как и прежде, джаз-оркестр. Шеннон улыбнулась, стала на колени на кресле и крепко обняла Питта.

– Я боялась, что вам не удастся выбраться.

– Я и был на грани провала.

Шеннон опустила глаза и увидела кровоточащую ногу.

– Вы ранены.

– Прощальный привет от наемников. Получил буквально за несколько секунд до того, как студенты и Роджерс втянули меня в кабину.

– Вам нужно срочно в госпиталь. Рана выглядит достаточно серьезной.

– Ничего страшного, если только пуля не смазана ядом, – усмехнулся Питт.

– Все равно вы должны поберечь ногу. Садитесь на мое место.

Питт освободился из объятий Шеннон и слегка подтолкнул ее обратно в кресло второго пилота.

– Успокойтесь, мне достаточно хорошо и здесь, вместе с остальными. – Он сделал небольшую паузу и осмотрел кабину пилота. – Выглядит как настоящий антиквариат.

– Разумеется, это далеко не последняя модель, – согласился Джордино, – но, как видишь, она еще способна летать.

Питт наклонился и через плечо друга осмотрел контрольную панель. Его глаза остановились на счетчике оставшегося горючего.

– Насколько, думаешь, нам хватит бензина?

– До ближайшего аэродрома около трехсот пятидесяти километров. Если пули не продырявили один из баков, горючего хватит километров на двести восемьдесят. Можно уточнить. Где-то здесь я видел карту района и пару циркулей.

Шеннон нашла сумку с навигационными картами рядом со своим креслом и передала ее Питту. Тот достал карту и, стараясь не повредить ее, проложил курс к побережью.

– По моим оценкам, до “Дип фэзом” около трехсот километров.

– Что такое “Дип фэзом”? – спросила Шеннон.

– Наше исследовательское судно.

– Надеюсь, вы не собираетесь садиться на воду, когда крупнейшие города Перу гораздо ближе?

– Она имеет в виду международный аэропорт Трухильо, – пояснил Джордино.

– “Солпемачако” имеет слишком много влиятельных друзей, чтобы мы могли чувствовать себя в безопасности на перуанской территории, – заметил Питт. – Друзей, которые способны мобилизовать отряд наемников по первому требованию. Такие люди шутить не станут. Как только станет известно, что мы угнали их вертолет, за наши жизни я не дам и гроша. Мы будем в куда большей безопасности на борту американского судна, за пределами перуанских территориальных вод. Оттуда мы уведомим американское посольство, а уж оно свяжется с заслуживающими доверия перуанскими чиновниками.

– Я понимаю вас, – стояла на своем Шеннон, – но вы забыли о перуанских студентах. Им известна наша история, а их родители состоятельные люди, пользующиеся немалым влиянием. Когда они узнают всю правду о деятельности террористов, то приложат все усилия, чтобы она дошла до средств массовой информации.

– Вы исходите из того, – заметил Джордино, – что перуанцы не попытаются перехватить нас в любой точке.

– Напротив, – возразил Питт, – я вполне допускаю подобную возможность. Да и кто поручится, что второй вертолет не повис у нас на хвосте, пока мы обсуждаем пути спасения.

– Тогда и говорить не о чем. Летим к морю, – заключил Джордино.

– Совершенно верно. Надеюсь, низкая облачность поможет нам ускользнуть от преследователей.

– И все же вы кое-что забыли, – не успокаивалась Шеннон. – Ведь горючего у нас всего на двести восемьдесят километров. Надеюсь, вы не предлагаете нам проплыть оставшиеся двадцать.

– Ну, это не проблема, – заметил Питт спокойно. – На подлете мы свяжемся с судном и попросим капитана на полной скорости двинуться нам навстречу.

– Ты, кажется, просчитал все, – удовлетворенно заметил Джордино, – и все-таки мы сильно рискуем.

– Выберемся, – заверил его Питт. – На борту достаточно спасательных жилетов плюс два надувных плота. Я проверил, когда проходил через пассажирский отсек. – Он сделал паузу и оглянулся назад. Роджерс был занят тем, что проверял, все ли студенты пристегнули ремни безопасности.

– Ваши переговоры с капитаном судна, конечно, перехватят, – заметила Шеннон, – и будут точно знать, в какой точке сбить нас.

– И этого не произойдет, – возразил Питт, – если я правильно разыграю мои козыри.

* * *

Свободно развалившись в кресле, Джим Стакки, специалист по связи исследовательского судна, читал карманное издание захватывающего романа Уика Доунинга. Это увлекательное занятие нисколько не мешало ему краем глаза наблюдать за экраном сонара, автоматически через равные промежутки времени посылающего звуковой сигнал, измеряющий глубину Мирового океана. Если учесть, что средняя глубина в этой части перуанского бассейна достигала двух тысяч пятисот морских саженей, его служебные обязанности носили чисто символический характер. Стакки был на середине очередной главы, где описывалась находка тела убитой женщины, когда из микрофона послышался голос Питта:

– НУМА вызывает “Дип фэзом”. Ты не спишь, Стакки?

Стакки выпрямился и нажал кнопку внутренней системы связи судна.

– Это “Дип фэзом”. Я слышу вас, НУМА. Оставайтесь на связи. – Воспользовавшись образовавшейся паузой, Стакки подключил к разговору шкипера.

Капитан Фрэнк Стюарт спустился с мостика в радиорубку.

– Я правильно тебя понял? – спросил он. – Ты установил связь с Питтом и Джордино? Стакки кивнул:

– Питт на связи. Стюарт взял микрофон:

– Дирк, это Фрэнк Стюарт.

– Рад слышать снова твой голос, Фрэнк.

– Куда, черт возьми, вы подевались? Адмирал Сэндекер последние двадцать четыре часа как вулкан извергает лаву, требуя от меня точно сказать, где вы находитесь.

– Поверь мне, Фрэнк, это был трудный день.

– Где вы сейчас?

– Пролетаем где-то над Андами на допотопном перуанском военном вертолете.

– Что случилось с вашим вертолетом? – спросил Стюарт.

– Приказал долго жить. “Красный барон” превратил его в решето. Но это не важно, – произнес Питт торопливо. – Слушай меня внимательно. У нас пробиты баки с горючим. В воздухе мы не продержимся и получаса. Пожалуйста, встретьте и подберите нас в городке Чиклайо. Вы найдете его на наших картах материковой части Перу. Используйте для этой цели второй вертолет.

Стюарт посмотрел на Стакки. Мужчины обменялись недоуменными взглядами. Стюарт снова нажал кнопку передатчика:

– Повторите еще раз. Боюсь, я неправильно вас понял.

– Мы совершим вынужденную посадку в Чиклайо из-за нехватки горючего. Встретьте нас и перебросьте на судно. Помимо нас с Джордино с нами еще двенадцать пассажиров.

Стюарт все еще ничего не мог понять:

– Что у вас происходит, черт побери?

Ему, впрочем, как и каждому на борту, было прекрасно известно, что Питт и Джордино вылетели вдвоем, на единственной имевшейся в их распоряжении машине.

– О чем вы говорите. Какой еще запасной вертолет? Оставайтесь на связи, – передал Стюарт. Затем он поднял трубку телефона и позвонил на мостик: – Найдите в штурманской рубке карту Перу и срочно принесите ее в радиорубку.

– Вы думаете, Питт сошел с ума? – поинтересовался Стакки.

– Кто угодно, но только не он, – решительно возразил Стюарт. – Похоже, у ребят неприятности, и Питт сознательно говорит недомолвками, чтобы сбить с толку людей, которые могут его подслушать. – Взяв принесенную матросом карту, Стюарт разложил ее на столе. – Они находятся прямо к востоку от нас. Чиклайо в семидесяти пяти километрах к юго-западу от их маршрута.

– Теперь, когда мы хотя бы немного разобрались в ситуации, – сказал Стакки, – как вы думаете, что у Питта на уме?

– Это мы скоро узнаем, – отвечал Стюарт, вновь беря в руки микрофон. – НУМА, вы еще на связи?

– На связи, приятель, – подтвердил Питт.

– Я прилечу вторым вертолетом в Чиклайо и подберу вас и ваших пассажиров. Вы удовлетворены?

– Большое спасибо, шкипер. Вы никогда ничего не делаете наполовину. Не забудьте приготовить пива к нашему возвращению.

– Будьте спокойны, – заверил его Стюарт.

– И поторопитесь, – попросил Питт, – чем скорее я приму ванну, тем лучше будет для всех нас. Стакки посмотрел на Стюарта и рассмеялся:

– Хотел бы я знать, когда вы научились пилотировать вертолет?

– До сих пор я пилотировал его только во сне, – честно признал шкипер.

– Вы не собираетесь просветить меня, – поинтересовался радист, – боюсь, я мало что понял.

– Наберитесь терпения. Ждать осталось недолго. – Стюарт вновь поднял телефонную трубку.

– Включите систему слежения и ложитесь на новый курс ноль – девять – ноль градусов. Затем самый полный ход. Никаких просьб главного механика в расчеты не брать. Ничего не сделается с его драгоценными машинами. – Он положил трубку и на секунду задумался. – Так о чем вы говорили? Хотите знать, что на уме у Питта?

– Насколько я понял, Питт предпочел говорить намеками.

– Да нет, все ясно. У них недостаточно горючего, чтобы достичь корабля, поэтому мы на полной скорости идем к ним навстречу. Встретим их, очевидно, где-то на полпути между берегом и этим местом, надеюсь, еще до того, как они упадут в воду, кишащую акулами.

9

Джордино вел машину всего в десяти метрах над кронами деревьев со скоростью сто сорок четыре километра в час. Он сбросил скорость до минимума, сберегая остатки горючего, сохранившегося в баках машины после полета над Андами. Теперь только линия невысоких холмом и узкая полоса прибрежной равнины отделяли вертолет от океана. Почти каждые три минуты пилот бросал беспокойный взгляд на счетчик горючего. Стрелки плясали совсем близко от красной отметки. Джордино перевел взгляд на ландшафт, расстилавшийся внизу. Ничего нового. Густые джунгли и редкие поляны, усыпанные крупными валунами. Малоподходящее место для вынужденной посадки.

Питт вернулся в пассажирский отсек и начал извлекать из ящиков спасательные жилеты. Шеннон, в последние минуты полета ни на шаг не отходившая от Питта, решительно забрала их у Питта и передала Роджерсу.

– Вам лучше отдохнуть, – заявила она, легонько подталкивая Питта к скамейке. – Мы справимся не хуже вас. А вы пока подремлите и поберегите свою ногу.

В металлическом шкафчике она нашла аптечку первой помощи и опустилась на колени перед Питтом. Хладнокровно оторвала штанину его брюк и обработала рану, прежде чем наложить новую повязку.

– Отличная работа, – похвалил ее Питт. – Если бы вы избрали себе профессию сестры милосердия, вам вообще бы цены не было.

– А вы счастливчик, – заметила она, захлопывая аптечку. – Легко отделались. Пуля просто сорвала кожу.

– И все-таки, откуда у вас такой опыт?

– Я выросла на ферме, и у меня было пять братьев, так что практики было сколько угодно.

– С какой стати вы стали археологом?

– Рядом с нашим полем было старое индейское захоронение, и я собирала там наконечники стрел для своей коллекции. С этого, собственно, все и началось. Позднее, когда уже училась в колледже, использовала собранный материал для курсовой работы. Постепенно начала получать удовлетворение от работы. А когда нашла немного керамики и четыре скелета, по-настоящему увлеклась этой работой. На последнем курсе я заинтересовалась древними культурами Центральных Анд и решила стать профессиональным археологом.

Питт задумчиво рассматривал ее в течение нескольких минут.

– А когда вы познакомились с доктором Миллером? – неожиданно спросил он.

– Примерно шесть лет назад, когда работала над своей докторской диссертацией. Я присутствовала на его лекции, посвященной высокогорным дорогам инков в Андах. Они тянулись от границы Колумбии – Эквадора почти на пять тысяч километров до центрального Чили. Именно его работа вдохновила меня на углубленное изучение культуры аборигенов Анд. С тех пор я занимаюсь в основном только этой проблемой.

– Иными словами, вы были едва знакомы? Шеннон устало развела руками:

– Ничего удивительного. Большинство археологов заняты только своими проектами. Разумеется, мы переписывались и время от времени обменивались материалами. Около полугода назад я пригласила его присоединиться к нашей экспедиции и руководить перуанскими студентами, принимавшими участие в раскопках. У него как раз было свободное время, и он согласился. Когда основные детали были уже согласованы, он, уже по собственной инициативе, выразил желание заняться налаживанием связей с перуанской администрацией, подготовкой оборудования и еще кое-какими техническими деталями. У него были очень хорошие отношения с местной администрацией. Он и Хуан Чако тесно сотрудничали много лет.

– Когда вы встретились у сенота, вы не заметили ничего необычного в его поведении?

Глаза Шеннон засветились любопытством.

– Что за странный вопрос? – удивилась она.

– Заметили ли вы что-нибудь непривычное в его внешнем виде или поступках? – настаивал Питт. Шеннон немного подумала.

– Со времени нашей последней встречи он отпустил бороду и похудел фунтов на пятнадцать, – произнесла она наконец. – Возможно, что-то произошло с его зрением, последнее время он постоянно носил темные очки.

– А что вы скажете о его голосе? Шеннон пожала плечами:

– Пожалуй, последнее время он стал немного ниже. Я думала, что он подхватил простуду.

– А вы не заметили, он носил кольцо? Очень своеобразное кольцо с большим янтарем?

Шеннон улыбнулась:

– Возраст янтаря по меньшей мере шестьдесят миллионов лет и внутри камня прекрасно сохранившиеся останки муравья. Конечно, я помню это кольцо. Он практически не расставался с ним. Но у священного колодца он не носил его. Я даже спросила, что случилось с кольцом, но он отговорился какой-то банальностью, вроде того что его пальцы слишком исхудали и ему пришлось оставить кольцо дома. А почему вам пришло в голову спросить об этом?

Питт достал из кармана кольцо с крупным янтарем, которое он снял с пальца трупа на дне колодца, и передал его Шеннон.

Женщина поднесла кольцо к окну и внимательно осмотрела.

– Где вы взяли его? – спросила она.

– Кто-то убил Миллера, чтобы занять его место, – вздохнул Питт. – Вы, естественно, не обратили внимания на это хотя бы потому, что у вас не было оснований заподозрить подмену. Единственной ошибкой убийцы было то, что он не догадался снять это кольцо, прежде чем бросить труп в колодец.

– Вы хотите сказать, что доктор был убит еще до того, как я покинула Штаты?

– Через день или два после того, как он прибыл в базовый лагерь, – пояснил Питт, – судя по состоянию тела, он пробыл под водой около месяца.

– Странно, что Майлс и я не видели его трупа.

– Ничего удивительного. Вы опустились на дно напротив входа в туннель и почти сразу были увлечены в него сильным течением. Я же погружался вдоль противоположной стены и имел больше возможности ознакомиться с колодцем. Не забудьте, что моей целью был поиск ваших тел. Вместо этого я нашел останки Миллера и кости испанского солдата шестнадцатого столетия.

– Значит, Миллер на самом деле был убит, – прошептала Шеннон. – Хуан Чако должен был знать об этом. Он много лет работал с Миллером и должен был встретиться с ним еще до нашего приезда. Он просто не мог не заметить подмены.

– Ваш Чако погряз в этом дерьме по самые уши. Подумайте, если вы собираетесь заняться контрабандой предметов древнего искусства, что может быть лучшетого, если ваши интересы будет представлять известный археолог и уважаемый сотрудник правительственной администрации в одном лице.

– Но кто же этот двойник?

– По-видимому, еще один агент “Солпемачако”. К слову, еще и прирожденный артист, если принять во внимание, какое представление они разыграли вместе с Амару. Возможно, один из лидеров организации. К сожалению, всей правды мы, скорее всего, никогда не узнаем.

– Если он убил доктора Миллера, он должен быть повешен, – объявила Шеннон, и ее глаза блеснули гневом.

– Во всяком случае, мы сможем отправить под суд нашего приятеля Хуана Чако... – Питт оборвал фразу на половине и бросился к кабине пилота. – Что происходит, Джордино?

– Назови, если хочешь, это предчувствием, – ответил пилот мрачно. – Я изменил курс, чтобы проверить кое-какие свои догадки. Теперь я уверен в своей правоте. У нас появилась дурная компания.

Питт выругался и, приволакивая ногу, проковылял к креслу второго пилота.

– Террористы? – поинтересовался он.

– Похоже, наши приятели из Долины мертвых не клюнули на твою приманку относительно Чиклайо.

Продолжая орудовать рычагами, Джордино кивком головы указал на левое окно.

– Обрати внимание на вертолет, пересекающий восточную гряду. Помяни мое слово, эти ребята явились по нашу душу.

– Они, вероятно, вычислили наш курс, – предположил Питт, – а после того, как ты сбросил скорость, догнать нас не составило большого труда.

– Вряд ли у них имеются ракеты воздух-воздух, – вздохнул Джордино, – впрочем, чтобы отправить нас всех к праотцам, достаточно и автоматических винтовок.

Взрыв ракеты в нескольких метрах от носа вертолета опроверг этот слишком поспешный и оптимистический прогноз.

– Сорокамиллиметровая граната китайского производства, – подытожил свои наблюдения Питт. – Такая же, что они использовали для обстрела храма.

Джордино заложил очередной крутой вираж, пытаясь избежать нового выстрела ракеты, и вопросительно посмотрел на друга.

– Бери винтовку и поумерь их пыл, пока я доберусь до низкой облачности у побережья.

– Пустой номер, – отмахнулся Питт, стараясь перекричать рев двигателей. – Винтовку я выбросил еще в долине, а магазин кольта пуст Может быть, у нас на борту найдется другое оружие?

Джордино кивнул, закладывая очередной крутой вираж:

– Не стану говорить за других, но мое висит в углу за дверью кабины.

Питт надел наушники, висевшие на ручке его кресла, встал и направился к двери, хватаясь руками за стенки, чтобы удержаться на ногах.

– Надень и ты эти штуки, – прокричал он, – иначе мы не сможем координировать действия.

Джордино не ответил, занятый выполнением сложного маневра. И как раз вовремя. Очередная ракета прошла всего в метре под днищем вертолета и взорвалась в километре от него, ударившись в склон невысокой горы. Выразив свое отношение к наемникам в нескольких энергичных словах, он наконец смог освободить руку и водрузить наушники на голову.

Продолжая хвататься за все, что попадалось под руку, Питт добрался до двери и, откинув щеколду, широко распахнул ее. Шеннон с лицом скорее озабоченным, чем испуганным, подошла к нему и завязала веревку вокруг его талии, прикрепив другой конец к переборке у противоположной стены.

– По крайней мере, теперь у вас будет хоть какая-то страховка, – заметила она.

Питт благодарно кивнул и потянулся за винтовкой. Затем он улегся на пол возле открытой двери.

– Я готов, Ал, – крикнул он в микрофон, – постарайся развернуть машину так, чтобы я мог поупражняться в стрельбе по этим бездельникам!

Поскольку обе машины относились к одному и тому же типу, перуанский пилот должен был столкнуться с той же проблемой, но наемник предпочел не рисковать Некоторое время Джордино и его противник соревновались в искусстве высшего пилотажа, выполняя самые немыслимые маневры, надеясь добиться хотя бы незначительного преимущества.

“Перуанец знает свое дело, – подумал Джордино с невольным уважением одного профессионала к другому, – но и мы не лыком шиты”.

После очередного сложного маневра он неожиданно сбросил высоту и оказался прямо под днищем машины наемников.

– Огонь! – заорал он в микрофон, искренне надеясь, что Питт сумеет воспользоваться благоприятной ситуацией.

Питт даже не пытался поразить одного из пилотов наемников. Набрав в легкие побольше воздуха, он прицелился в один из двигателей машины, надеясь, если повезет, вывести его из строя. Винтовка пророкотала дважды и неожиданно смолкла.

– Чего ты ждешь? – нетерпеливо спросил Джордино. – Второй раз он не поддастся на одну и ту же уловку.

– В магазине оказалось всего два патрона, – оборвал его Питт. – Где у тебя запасной магазин?

– Когда я прихватил его у одного из ребят Амару, не было времени пересчитывать патроны, – огрызнулся Джордино.

Красный от злости Питт обернулся к пассажирам.

– У кого-нибудь здесь есть оружие? – рявкнул он.

– Все оружие мы оставили в долине, перед тем как забраться в вертолет, – пояснил Роджерс. – Боюсь, мы ничем не можем вам помочь.

В тот же момент очередная граната насквозь прошила корпус вертолета и вылетела наружу, не задев никого из пассажиров. Сконструированная для взрыва при контакте с бронированной техникой или укреплениями противника, граната не взорвалась, легко пронизав тонкую дюралевую обшивку машины.

“Нам дьявольски повезло, – подумал Питт, – попади она в один из двигателей или баки с горючим, все было бы уже кончено”.

Оглядев кабину, он с удивлением обнаружил, что все пассажиры освободились от ремней безопасности и лежали на полу, укрываясь за металлическими сиденьями, словно те могли защитить их от прямого попадания сорокамиллиметрового чудовища, способного вдребезги разнести тяжелый танк.

Шеннон заметила ярость на лице Питта и его отчаянный жест, когда он в гневе выбросил бесполезное ружье в открытую дверцу вертолета. И все же в ее глазах, обращенных к Питту, не было ничего, кроме абсолютного доверия. Она очень хорошо узнала его за последние двадцать четыре часа и была уверена, что он не из тех, кто так просто смиряется с поражением.

Питт перехватил ее взгляд и пришел в еще большую ярость.

– Какого черта вы еще ждете от меня! – заорал он. – Что, прикажете мне бросать в них камнями или корчить рожи в надежде, что они перепугаются и улетят прочь?!

Он оборвал свою гневную тираду, когда его взгляд упал на один из спасательных плотов. Питт потряс головой, пытаясь четче сформулировать возникший у него план:

– Ал, ты слышишь меня?

– Я слишком занят, чтобы вести светские разговоры, – ответил Джордино с неприязнью.

– Подними повыше эту алюминиевую кастрюлю и попробуй пролететь над ними.

– Что бы ты там еще ни придумал, попытайся проделать это побыстрее, а то или они угостят нас еще одной гранатой, или мы израсходуем остатки горючего.

– Попробую, – откликнулся Питт, к которому уже вернулось его обычное спокойствие.

Он отстегнул крепежные ремни, удерживавшие плот на полу машины. На ярко-оранжевом фоне отчетливо выделялась белая наклейка с надписью на английском языке:

“Максимальная грузоподъемность двадцать человек. Вес плота сорок пять килограммов”.

Взвалив плот на плечо, он уселся у открытой двери, свесив ноги наружу. Страховочная веревка, которой снабдила его Шеннон, обеспечивала ему сравнительную безопасность при очередном вираже машины.

Джордино смертельно устал. Управление вертолетом – трудное дело, требующее напряженного внимания.

Поэтому редкий пилот проводит за штурвалом больше одного часа, после чего либо передает управление машиной помощнику, либо включает автопилот. Джордино в одиночку управлял вертолетом уже более полутора часов. Кроме того, он не спал больше суток. Сложное маневрирование машиной во время боя с наемниками истощило его последние силы. Он физически ощущал, что его противник с каждой минутой приобретает все большее преимущество, которое скоро может стать роковым для беглецов.

Сейчас вертолет наемников оказался в опасной близости от него. Сквозь стекло кабины Джордино ясно видел лицо летчика. Перуанец улыбнулся и приветливо помахал ему рукой.

– Проклятый ублюдок смеется надо мной! – взревел Джордино в слепой ярости. – Он уже торжествует победу.

– Что ты сказал? – переспросил Питт.

– Эти вонючие обезьяны, видите ли, демонстрируют чувство юмора, – прохрипел Джордино. – Сейчас они у меня попляшут.

Он уже знал, что ему делать.

Во время сближения машин ему удалось заметить небольшой пробел в технике своего обидчика. Когда тот закладывал левый вираж, он делал разворот профессионально быстро и четко, чего нельзя было сказать про поворот направо.

Джордино сделал вид, что собирается начать левый разворот, но в последний момент резко задрал нос вертолета вверх и круто повернул направо. Пилот наемников, в свою очередь, развернул машину налево, но не успел среагировать на новый маневр противника. Прежде чем ему удалось исправить свою оплошность, вертолет Джордино оказался точно над его машиной.

Прекрасно понимая, что другого такого случая может больше не представиться, Питт действовал под стать другу. Легко подняв тяжелый плот двумя руками над головой, он швырнул его через открытую дверь точно на вертолет наемников. Оранжевый узел обрушился на одну из вращающихся лопастей ротора в двух метрах от ее конца. Лопасть развалилась на несколько металлических кусков, тут же отброшенных в стороны центробежной силой продолжавших работать двигателей. После этого оставшиеся четыре теперь уже несбалансированные лопасти продолжали вращаться со все более усиливающейся вибрацией, пока наконец их не выбило из ступицы ротора и они не распались на мелкие обломки. Машина на мгновение зависла в воздухе, затем вошла в штопор и рухнула на землю.

Питт, высунувшись из двери, зачарованно наблюдал, как перуанский вертолет, ломая на своем пути стволы деревьев, врезался в небольшой холм на несколько метров ниже его вершины. Секунду-другую спустя раздался взрыв, и машина исчезла в поднявшемся к небу столбе пламени и черного дыма.

Джордино сделал медленный круг над местом аварии, но ни он, ни Питт не заметили никаких признаков жизни.

– Наверное, это первый и, скорее всего, последний случай в истории авиации, когда вертолет был сбит при помощи спасательного плота, – прокомментировал он действия друга.

– Импровизация и правда на редкость удачная, – согласился Питт, раскланиваясь перед Шеннон, Роджерсом и перуанскими студентами, наградившими его бурными аплодисментами.

Затем, подумав немного, он тихо добавил в микрофон:

– Но и она не спасла бы нас, если бы не твое мастерство, Ал. Это был высший пилотаж!

– Как-нибудь сочтемся лаврами, – проворчал Джордино, разворачивая вертолет на запад и сбрасывая мощность двигателей, чтобы сберечь горючее.

Питт захлопнул дверь, запер ее, отвязал страховочную веревку и вернулся в кабину пилота.

– Как у нас дела с горючим? – спросил он, усаживаясь в кресло второго пилота.

– О чем ты говоришь?

Питт наклонился к приборной доске. Приборы, показывающие количество оставшегося топлива, мерцали красными предупредительными огоньками. Он перевел взгляд на усталое лицо друга.

– Хочешь, подменю тебя, Ал? – мягко спросил он.

– Я доставил вас сюда, так что потерплю еще немного. Ждать осталось недолго. Скоро баки будут совсем сухими.

Питт не стал тратить силы на бесполезные дебаты. Он никогда не переставал восхищаться отвагой, хладнокровием и силой духа этого упрямого итальянца. На всем земном шаре не найти лучшего друга.

– О’кей, тебе решать. Я посижу рядом и буду молить Господа послать нам попутный ветер.

Спустя несколько минут они достигли побережья и направились в сторону океана. Они пролетели над курортным городком с ухоженными лужайками и просторными бассейнами. Городок раскинулся на берегу небольшой бухты, окруженной полоской песчаного пляжа. Принимавшие солнечные ванны туристы поднимали головы и провожали глазами низко летевший вертолет. Некоторые из них приветственно махали руками. За неимением другого занятия Питт помахал им в ответ.

Подумав немного, он вернулся в грузовой отсек и обратился к Роджерсу.

– Мы должны освободиться от лишнего груза, – сообщил он. – Сохраним только спасательные жилеты и оставшийся плот. Все остальное за борт.

Работа закипела. Студенты подтаскивали груз к двери, и Питт выбрасывал его наружу. Когда выбрасывать было уже нечего, машина стала легче на триста килограммов. Прежде чем закрыть дверь, Питт выглянул наружу и внимательно осмотрел горизонт. Потенциальных противников нигде не было видно. Питт был уверен, что перуанский пилот сообщил на базу о своем намерении атаковать беглецов. Но он сильно сомневался в том, что людям из “Солпемачако” уже известны результаты атаки. Конечно, рано или поздно они забеспокоятся, что вертолет не выходит на связь. Но это еще минут через десять. И даже если им придет в голову направить на перехват истребитель перуанских ВВС, будет уже слишком поздно.

Любая атака на невооруженное исследовательское судно вызовет серьезные дипломатические осложнения между США и Перу, которых правительства латиноамериканских стран просто не могли себе позволить. Питт был уверен, что ни один местный бюрократ или армейский офицер не рискнет взять на себя ответственность и вызвать политический кризис пусть даже ради интересов такой влиятельной организации, как “Солпемачако”.

Питт вернулся в кабину и, заняв кресло второго пилота, включил передатчик. Отбросив в сторону все предосторожности, он поднес к губам микрофон. Какое ему дело до продажных агентов “Солпемачако”, даже если один из них в это время занимается мониторингом воздушного пространства Перу.

– НУМА вызывает “Дип фэзом”. Ответь мне, Стакки.

– Привет, НУМА. Это “Дип фэзом”. Где вы находитесь в данный момент?

– Ой, бабушка, какие у тебя большие глаза и какой хриплый голос, – пошутил Питт, почуяв неладное.

– Повторите, НУМА.

– Зря теряете время, любезный, – рассмеялся Питт, – советую срочно поработать над дикцией. Он повернулся к Джордино:

– На нашей волне объявился самозванец.

– Ну так сообщи ему наши координаты, – посоветовал Джордино, – надеюсь, у тебя найдется, что ему сказать.

– О’кей, – согласился Питт, – “Дип фэзом”, это НУМА. Прямо к югу от Волшебного замка, между Землей джунглей и Берегом карибских пиратов.

– Пожалуйста, повторите вашу позицию, – настаивал голос неизвестного.

– Это что, коммерческое радио Диснейленда? – прозвучал из приемника знакомый голос Стакки.

– Ну вот, на этот раз все без обмана, – заметил Питт. – Почему ты так долго не отвечал, Стакки?

– Интересно было послушать, что станет лопотать мой двойник. Вы, ребята, еще не приземлились в Чиклайо?

– Пришлось немного задержаться, после чего мы решили отправиться прямо домой, – сообщил Питт. – Шкипер рядом?

– Он сейчас на мостике, требует от команды поставить мировой рекорд скорости. Если прибавит еще пару узлов, двигатели полетят ко всем чертям.

– Мы вас пока не видим. Вы засекли нас на радаре?

– Ответ утвердительный, – сообщил Стакки, – измените курс на два – семь – два и выйдете прямо на нас.

– Ложимся на два – семь – два, – подтвердил Питт. – Далеко нам еще до места рандеву?

– По расчетам шкипера, около семидесяти километров.

– Они скоро окажутся в зоне видимости. Что думаешь об этом, Ал?

Джордино бросил скорбный взгляд на счетчики горючего, затем перевел его на панель управления. Часы показывали десять сорок семь утра.

Ему с трудом верилось, что столько всего случилось с той минуты, как Питт и он приняли сигнал о помощи от самозваного доктора Миллера. Джордино выругался про себя. Сколько лет жизни это ему стоило? Два, три, а может быть, и того больше.

– Наша скорость не больше сорока километров в час, так что расход горючего минимальный. Ветер с берега помогает, но очень незначительно. По моим оценкам, нам осталось пятнадцать, от силы, двадцать минут полета. Впрочем, тут ты можешь гадать с тем же успехом, что и я.

– Будем надеяться, что счетчики врут в нашу пользу, – заметил Питт. – Стакки, ты еще на связи?

– Слушаю тебя, Дирк.

– Похоже, вам стоит подготовиться к небольшой спасательной операции на воде. Возможно, нам придется совершить аварийную посадку.

– Передам шкиперу. Предупредите, когда горючее иссякнет.

– Обещаю, ты первый об этом услышишь.

– Удачи вам, ребята.

Вертолет продолжал лететь над гладью океана. Питт и Джордино почти не разговаривали. Вслушивались в рев турбин, опасаясь, что он может в любой момент оборваться. Они инстинктивно вздрогнули, когда в кабине прозвучал сигнал тревоги.

– Горючего больше нет, – сообщил Джордино, хотя его предупреждение было явно излишним, – летим на парах горючего.

Он бросил взгляд на голубую поверхность океана, находившуюся сейчас всего в десяти метрах под днищем вертолета. Она была почти спокойна. Высота самых крупных волн вряд ли превышала один метр. Вода выглядела теплой и очень ласковой. Посадка не обещала особых сложностей, и старый Ми-8 мог продержаться на поверхности не меньше шестидесяти секунд, если только он не развалится при ударе о воду.

Питт попросил Шеннон зайти в кабину.

– Ваше судно уже в зоне видимости? – спросила она с улыбкой.

– Думаю, сразу за линией горизонта, но вряд ли нам удастся посадить вертолет прямо на палубу. Горючее кончится раньше. Передайте всем, что предстоит посадка на воду.

– Значит, нам придется проплыть остаток пути? – недоуменно спросила она.

– Ну нет, – успокоил ее Питт. – Предупредите Роджерса, чтобы ребята поднесли спасательный плот поближе к двери и были готовы спустить его на воду, едва мы коснемся поверхности. Всем надеть спасательные жилеты. Напомните ему, чтобы включил баллоны со сжатым воздухом сразу же, как протолкнете плот через дверь. Я не хочу намочить ноги.

Джордино поднял руку и указал на темную точку у горизонта.

– “Дип фэзом”, – сообщил он. Питт взял микрофон:

– Мы видим вас, Стакки.

– Ждем вас. По такому случаю шкипер обещал открыть бар раньше положенного.

– Не откажусь, – усмехнулся Питт и саркастически добавил: – Хотел бы я, чтобы и адмирал разделял вашу радость.

Их общий босс, директор НУМА адмирал Джеймс Сэндекер был противником употребления алкоголя на судах агентства. Убежденный вегетарианец и трезвенник, Сэндекер искренне считал, что действует во благо подчиненных Он игнорировал тот общеизвестный факт, что еще во времена сухого закона даже люди, ранее не употреблявшие спиртного, тайком притаскивали на борт ящики пива или закупали спиртное в иностранных портах.

– Ну что же, можешь делать заказ, – предложил неунывающий Стакки, – я уж позабочусь, чтобы его в точности выполнить.

– У нас только что отказал один из двигателей, – невозмутимо прервал их беседу Джордино.

Питт бросил быстрый взгляд на панель управления и повернулся к Шеннон.

– Предупредите всех, что мы садимся на правый борт.

– Почему не в вертикальном положении? – недоуменно спросила Шеннон.

– Если будем садиться на днище, лопасти винта ударятся о воду и сломаются на уровне фюзеляжа, а обломки пробьют обшивку машины, особенно в кабине пилота.

– Но почему на правый борт? – не поняла Шеннон.

– Если бы у меня было время, а под рукой мел и классная доска, я охотно прочел бы вам лекцию о способах посадки на воду. Но у меня нет ни того, ни другого. Поэтому не спорьте, а делайте то, что вам сказано. И еще одно: первыми выпроводите студентов. А теперь возвращайтесь на свое место и не забудьте пристегнуть ремень безопасности.

Повернувшись к Джордино, Питт хлопнул его по плечу:

– Будем садиться, пока двигатель еще работает, старина. С богом.

Джордино не нуждался в советах. Потянув на себя рычаг управления, он одновременно прикрыл дроссель рабочего двигателя. Потеряв скорость на высоте около трех метров, вертолет завалился на правый борт и упал вниз. Лопасти продолжавшего крутиться по инерции винта вспенили воду, словно крылья раненого альбатроса. А через несколько секунд Джордино был приятно удивлен, обнаружив, что машина плавно покачивается на спокойной поверхности океана.

– Приехали, – пошутил Питт, – теперь наружу, ребята, и побыстрее.

Ласковый плеск воды об обшивку фюзеляжа показался всем приятным разнообразием после надрывного рева двигателей машины. Бодрящий запах соли и йода наполнил пассажирский отсек, едва Роджерс распахнул дверцы вертолета. Спасательный плот удалось протолкнуть без каких-либо осложнений. Следуя инструкциям Питта, Роджерс включил баллоны со сжатым воздухом точно в нужный момент, и спустя несколько секунд плот мирно покачивался на воде рядом с машиной.

– Скорее, скорее, – торопил Роджерс, помогая перуанским студентам перейти на плот.

Питт расстегнул страховочный ремень и поспешил в задний отсек вертолета. Беглый осмотр машины убедил его в том, что ей недолго оставаться на поверхности океана. Вода уже плескалась внутри. Вертолет медленно погружался.

– У нас очень мало времени, – резюмировал свои наблюдения Питт, помогая Шеннон и Роджерсу ступить на плот. Он повернулся к Джордино. – Твоя очередь, Ал.

Пилот проигнорировал его приказание.

– Начинаешь забывать морские традиции, Питт, – процедил он сквозь зубы и без церемоний вытолкнул приятеля сквозь открытую дверь. Потом без лишней спешки последовал за ним. Вооружившись веслами, они отвели плот подальше от машины, хвост которой уже успел исчезнуть под водой. Спустя еще несколько секунд набежавшая волна захлестнула вертолет, и он навсегда исчез с глаз его недавних пассажиров.

Никто не произнес ни слова. Все они успели сродниться с этой машиной, и теперь каждый по-своему переживал утрату.

Питт и Джордино давно считали океан своим домом, но для остальных он был чужим и загадочным. Ощущение пустоты и одиночества не покидало ученых. Не поднял настроения и острый плавник акулы, показавшийся в нескольких метрах от плота.

– Твоя вина, – заметил Джордино, подмигнув приятелю, – акул всегда привлекает запах крови.

Питт наклонился и посмотрел сквозь прозрачную толщу воды на огромную рыбину, проплывавшую прямо под ними.

– Рыба-молот, – прокомментировал он. – Мелкий экземпляр. Не больше двух с половиной метров в длину. Можно не обращать внимания.

Шеннон вздрогнула и вопросительно взглянула на него.

– Что будет, если она решится напасть на нас?

Питт равнодушно пожал плечами:

– Спасательные плоты не принадлежат к любимым лакомствам этих тварей.

– И все же она, кажется, пригласила своих подружек на праздничный обед, – пошутил Джордино, указывая на два других плавника, появившихся над поверхностью воды невдалеке от плота.

Питт заметил паническое выражение на лицах большинства его спутников и попытался разрядить обстановку. Удобно устроившись у края плота, он лениво прикрыл глаза.

– Ничто так не располагает к отдыху, как теплое солнце и спокойное море, – заметил он. – Не забудьте разбудить меня, когда подойдет судно.

Шеннон не верила своим глазам.

– Он, должно быть, сошел с ума, – прошептала она. Джордино на лету подхватил замысел приятеля.

– Пожалуй, и я немного вздремну, – сообщил он, демонстративно зевая во весь рот.

Их спутники не знали, что и думать. Каждый второй человек на плоту тревожно переводил взгляд с двух мирно дремавших мужчин на жуткие плавники акул, продолжавших кружиться около них. Однако едва не возникшая паника ощутимо пошла на убыль.

И хотя через час-другой акульих плавников вокруг плота стало чуть ли не вдвое больше, никто уже не обращал на них особого внимания. Все глаза были устремлены на судно, на всех парах спешившее к ним на выручку.

Никто и думать не мог, что этот ветеран океанографического флота способен двигаться с такой скоростью.

* * *

В машинном отделении старший инженер Август Барли, плотный мужчина с заметным брюшком, нервно прогуливался вокруг перегретых машин, готовый в любой момент устранить возникшие неполадки. С капитанского мостика шкипер Фрэнк Стюарт не отрываясь наблюдал в бинокль за крошечным оранжевым плотом, дрейфовавшим на бескрайнем пространстве голубого океана.

– Мы подойдем к ним на малой скорости и только потом остановим двигатели, – сообщил капитан рулевому.

– Разве мы не будем ложиться в дрейф? – удивился тот.

– Они окружены стаей акул. У нас нет времени на соблюдение правил безопасности. Подойдем левым бортом. Всем свободным от вахты офицерам и матросам приготовиться оказать помощь пострадавшим.

Стюарт недаром считался на флоте одним из лучших специалистов. Он остановил судно всего в двух метрах от спасательного плота, ухитрившись при этом даже не замочить ног поднявшихся навстречу ему пассажиров. Практически весь экипаж собрался у борта, чтобы приветствовать товарищей. Мгновенно был спущен трап, и потерпевшие крушение один за другим стали подниматься на борт.

Шеннон бросила взгляд на возвышавшийся над ними корпус “Дип фэзом”. На ее губах играла озорная улыбка.

– Кажется, вы обещали мне четырехзвездочный отель и освежающую ванну, а не эту проржавевшую посудину, – нежно проворковала она, обращаясь к Питту.

Тот в ответ счастливо рассмеялся:

– В шторм любой порт хорош. Прошу разделить со мной мое убогое пристанище. Как истинный джентльмен, предлагаю вам нижнюю полку, а сам удовлетворюсь верхней.

Шеннон скривила губки:

– Разберемся, когда окажемся на борту вашего лайнера. Впрочем, я не претендую на особые привилегии.

Питт в последний раз посмотрел на покинутый плот и дружески подмигнул своей спутнице.

– О’кей, тогда бросим жребий, – предложил он.

10

Привычный мир Хуана Чако рухнул. Последствия катастрофы в долине Виракоча оказались гораздо хуже, чем можно было вообразить. Его брат убит, операция по контрабанде древностей с треском провалилась, и, наконец, после того как американский археолог Шеннон Келси и перуанские студенты рассказали свою историю представителям средств массовой информации и офицерам службы безопасности, его ожидали позор и бесчестие. Мало того что его должны были со скандалом уволить из департамента археологии, существовала вполне реальная опасность ареста по обвинению в незаконной торговле предметами национального достояния, а это грозило осуждением на длительный срок.

В данный момент он умирал от беспокойства, стоя рядом со своей штаб-квартирой в Чачапоясе и наблюдая за тем, как самолет вертикального взлета без опознавательных знаков завис в воздухе и медленно опустился на землю.

Бородатый мужчина в мятых грязных шортах и покрытой пятнами крови рубашке цвета хаки вышел из кабины самолета и, не глядя по сторонам, направился к передвижному домику. Не поздоровавшись, он прошел мимо Чако в дом. Археолог, словно нашкодивший пес, послушно последовал за ним.

Сайрес Сарасон, не без успеха сыгравший роль доктора Миллера, не спрашивая разрешения, уселся на место хозяина дома.

– Вы все слышали? – холодно поинтересовался он.

– Я получил полный отчет о событиях в Городе мертвых от одного из друзей брата.

– Тогда вам должно быть известно, что доктор Келси и ее студенты проскользнули у нас между пальцами и были спасены американским океанографическим судном.

– Да, мне известны практически все детали.

– Приношу вам соболезнования в связи с кончиной брата, – бесстрастно продолжал Сарасон.

– До сих пор не могу в это поверить, – сокрушенно пробормотал Чако. – Даже не понимаю, как это могло произойти. Все это казалась таким несложным делом.

– Сказать, что ваши люди провалили важное задание, значит еще ничего не сказать, – сухо заметил Сарасон. – Я предупреждал вас, что эти спасатели из НУМА могут быть опасны.

– Мой брат не мог предполагать, что они окажут организованное сопротивление.

– Сопротивление вашим людям оказал один человек, – уточнил Сарасон кислым тоном. – Я наблюдал за этой, с позволения сказать, операцией из нашего укрытия. Единственный человек, засевший в храме, хладнокровно перестрелял офицеров, дезорганизовал солдат и сумел исчезнуть с поля боя в нужный ему момент. А его компаньон оглушил пилотов и захватил вертолет. Ваш брат поплатился за свою глупость и самоуверенность.

– Но как пара спасателей и группа студентов могли взять верх над группой прекрасно обученных профессионалов? – спросил Чако смущенно.

– Если бы мы знали ответ на этот вопрос, то, наверное, поняли бы, как они ухитрились сбить принадлежащий нам вертолет.

Чако недоверчиво уставился на собеседника.

– Но мы обязаны, так или иначе, остановить их.

– Забудьте об этом. Я не могу допустить национальной катастрофы, уничтожив корабль, принадлежащий правительству США, со всей командой на борту. Хватит и того, что случилось. Согласно моим источникам в Лиме, вся эта история, включая обстоятельства убийства доктора Миллера, уже доведена до сведения президента Фухимори. Этим мы обязаны лично доктору Келси. Едва поднявшись на борт, она связалась с посольством США в нашей столице. Сегодня вечером благодаря средствам массовой информации об этом узнает вся страна. Остается признать, что операция в Чачапоясе закончилась полным провалом.

– У нас еще остаются сокровища Долины мертвых, – напомнил Чако.

Даже смерть родного брата не умерила алчности почтенного археолога.

Сарасон кивнул:

– Я позаботился об этом. Наша команда уже на пути в долину. Нужно забрать все, что уцелело после ракетного обстрела этих идиотов, подчиненных вашего брата. Просто чудо, что после всех этих событий сохранилось хоть что-то, о чем еще стоит говорить. Я уверен, что в Городе мертвых еще могут быть найдены следы Дрейка. Пресловутое кипу [узелковое письмо древних перуанцев, представлявшее собой веревку, к которой был привязан ряд разноцветных шнурков с узлами] Дрейка, – повторил Сарасон рассеянно. Помедлив секунду, он презрительно пожал плечами. – Наша организация сейчас работает над тем, чтобы найти другой, более эффективный ключ к поискам пропавших сокровищ.

– А что с Амару? Он жив?

– К сожалению, жив. Правда, до конца своих дней останется евнухом.

– Жаль его. Он был преданным и полезным сотрудником.

– Преданным тем, кто платил ему лучшую цену, – уточнил Сарасон. – Ваш Тупак Амару – патологический убийца без капли здравого смысла. Когда я приказал ему похитить Миллера и держать его в заложниках до конца операции, он не устоял перед соблазном застрелить вашего коллегу и швырнуть его труп в проклятый колодец. У него нрав бешеной собаки.

– И все же он еще может быть полезен нам.

– Каким образом?

– Если я хоть немного знаю его, главной его целью сейчас будет месть доктору Келси и этому парню из НУМА. Если ему это удастся, мы будем избавлены от весьма нежелательных свидетелей.

– Я подумаю о вашем предложении, хотя, по-моему, слишком опасно использовать сумасшедшего для подобной работы.

– А какие планы “Солпемачако” относительно меня? – осведомился археолог, немного осмелев. – В этой стране я конченый человек. Если я немедленно не исчезну из Перу, меня ждет пожизненное заключение.

– Вы правы. – Сарасон равнодушно пожал плечами. – По моим сведениям, местной полиции уже выдан ордер на ваш арест. Они появятся здесь с минуты на минуту.

Чако несколько секунд пристально смотрел на собеседника, потом медленно заговорил:

– Я человек науки, а не крутой мафиозо. Трудно сказать заранее, что я могу сообщить полиции во время допросов, особенно если они решатся использовать специальные средства дознания.

Сарасон с трудом подавил улыбку, столкнувшись со столь неприкрытой формой шантажа.

– Вы слишком ценный для нас сотрудник, мы не хотим вас терять, – криво усмехнулся он. – Как знатоку древних культур Анд вам немного равных. Вы займетесь нашей коллекцией в Панаме. Вашей задачей будет классификация и каталогизация находок, а также реставрация поврежденных образцов, которые мы приобрели у местных гуакерос. Работать будете под крышей международного археологического проекта, включающего большинство стран Латинской Америки.

Чако не потребовалось много времени, чтобы обрести свойственную ему наглость.

– Разумеется, я польщен. Полагаю, что такая ответственная работа и оплачиваться будет соответственно.

– Вы будете получать около двух процентов прибыли от продаж на аукционах Нью-Йорка и Европы.

Чако занимал достаточно низкую ступень в иерархии организации и имел весьма смутное представление о размерах этой прибыли, но не без основания полагал, что она достаточно велика.

– Мне потребуется также ваша помощь, чтобы покинуть страну.

– Нет проблем, – заверил его Сарасон. – Вы полетите со мной.

Он кивнул в сторону окна, за которым виднелся готовый к взлету самолет.

– Через четыре часа мы будем уже в Колумбии, в Боготе.

Чако не мог поверить своему счастью. Еще минуту назад он был изгоем, которого разыскивает полиция, а уже в ближайшем будущем ему предстояло стать преуспевающим, а может быть, и очень богатым человеком. Сожаления о смерти брата мгновенно ушли на второй план. Он торопливо собрал самые ценные вещи и сложил их в небольшой чемодан. Двое мужчин сели в самолет...

Но Хуану Чако так и не удалось побывать в столице Колумбии.

Крестьяне, работавшие на болотистом поле в отдаленной деревушке в Эквадоре, подняли головы к небу, услышав рев мощных двигателей самолета, летевшего на высоте около пятисот метров. Они увидели тело человека, выпавшего из воздушного корабля над их головами. Несчастный был еще жив, потому что они могли отчетливо видеть, как он дергал руками и ногами, словно пытаясь замедлить падение.

Чако упал на землю в середине маленького кораля, единственной обитательницей которого оказалась тощая корова. Он врезался в землю всего в двух метрах от перепуганного животного. Крестьяне недолго постояли вокруг его тела, ушедшего почти на полметра во влажную почву. Простые деревенские жители, они и не подумали известить о случившемся местную полицию, отделение которой располагалось в шестидесяти километрах от деревни. Они собрали останки упавшего с неба человека и похоронили их в безымянной могиле на маленьком кладбище возле руин старинной церкви.

Впрочем, пересуды о странном происшествии еще долго тревожили воображение местных кумушек.

11

После горячей ванны, принятой ею в капитанских апартаментах, Шеннон наконец получила возможность наслаждаться полным покоем. Ей удалось слегка перекусить бутербродом с курицей и бокалом вина, предусмотрительно доставленных ей Питтом с корабельного камбуза. И теперь она блаженствовала. Правда, для достижения этого состояния ей пришлось уступить пальму первенства в очереди на мытье девушкам-студенткам, но зато она могла не спешить. На ее еще мокрой голове красовался огромный тюрбан из махрового полотенца. Чистая кожа благоухала запахом лаванды. На ней был свежий комбинезон, любезно предложенный одним из членов команды, и свежее белье, подаренное морским геологом, единственным членом экипажа женского пола, которая ради нее и перуанских девушек почти полностью опустошила свой гардероб. Грязная блузка вместе с дурными воспоминаниями была брошена в мусорное ведро.

После того как она высушила и расчесала волосы, Шеннон, чувствуя себя преступницей, позаимствовала лосьон после бритья из личных запасов капитана для смягчения собственной кожи.

Она едва закончила возиться с косой, когда Питт постучал в дверь. Столкнувшись на пороге, они несколько секунд внимательно разглядывали друг друга, а потом одновременно дружно расхохотались.

– Я с трудом узнала вас, – давясь от смеха, призналась она. – Никогда бы не подумала, что вы можете быть чисто выбриты и одеты в такой щегольской костюм.

“Разумеется, его не назовешь красавцем, – подумала она, – но, безусловно, он обладает мужским магнетизмом, да и зеленые глаза прекрасно сочетаются с черными волосами и загорелым лицом”.

– Да, мы мало похожи на тех людей, которых знали последние дни, – согласился он с обезоруживающей улыбкой. – Что вы скажете о небольшой прогулке по кораблю перед обедом.

– Прекрасная идея, – легко согласилась она. – Я опасалась, что мне придется искать приют в вашей каюте, но капитан любезно предложил мне свои апартаменты.

– Счастье игрока. – Питт слегка пожал плечами.

– Вы обманщик, Дирк Питт. Я бы не назвала вас распутником, но почему-то вам нравится им казаться.

Питт усмехнулся, и она вдруг почувствовала себя не совсем уютно.

“Можно подумать, что он способен читать мои мысли”, – раздраженно подумала она.

Шеннон выдавила из себя улыбку и взяла Питта под руку.

– С чего начнем? – поинтересовалась она.

– Вы говорите, конечно, о прогулке по кораблю?

– О чем же еще? – буркнула Шеннон.

“Дип фэзом” был стандартным научно-исследовательским судном, предназначенным для проведения сейсмических исследований океанического дна, и вся его конструкция была подчинена этой цели. Но, хотя он и был создан для проведения подводных геофизических исследований, его потенциальные возможности были значительно шире. Оборудованный по последнему слову техники, он мог быть использован для самых разнообразных геологических работ – от подводного драгирования до визуального наблюдения океанического дна. На его борту постоянно могло работать тридцать пять научных специалистов и двадцать членов экипажа. Не слишком презентабельный снаружи, он по внутреннему оформлению мало чем уступал самым роскошным пассажирским лайнерам. Адмирал Джеймс Сэндекер справедливо полагал, что его подчиненные будут работать более эффективно в максимально комфортабельных условиях, и делал все от него зависящее, чтобы они ни в чем не испытывали недостатка. Кают-компания судна напоминала первоклассный ресторан, а камбуз неизменно возглавлял квалифицированный шеф-повар.

С особой гордостью Питт продемонстрировал спутнице навигационную рубку.

– Наш мозговой центр, – объяснил он, показывая ей помещение, напичканное самыми разнообразными приборами. – Практически все оборудование, за исключением предназначенного для глубоководных исследований, контролируется отсюда. Последнее находится в отдельном помещении.

Шеннон с удивлением осмотрелась вокруг. Мерцающие экраны многочисленных мониторов придавали рубке фантастический вид, вызывая у нее ассоциации с интерьерами космического корабля.

– Но где же, в таком случае, штурвал? – спросила она с недоумением.

– Старомодное рулевое колесо ушло в историю вместе с “Куин Мэри”, – пояснил Питт. – Сейчас судном управляют компьютеры. Капитану больше не нужно надрывать голосовые связки.

– Никогда бы не подумала, что навигационная техника так далеко ушла вперед, – призналась она. – Впрочем, что требовать от человека, посвятившего свою жизнь изучению древней керамики.

– Примерно полвека со дня своего возникновения морская геология влачила жалкое существование, – начал лекцию Питт, – но в настоящее время правительство признало ее одной из приоритетных отраслей знания.

– Вы никогда не рассказывали, что изучаете в перуанских водах.

– Мы ищем новые лекарственные средства.

– Вы говорите о настоящих лекарствах?

– Именно о них. Правда, это случится еще не скоро, но вы доживете до того дня, когда ваш доктор выпишет один из чудодейственных препаратов, составленных на основе даров моря.

– Значит, вы теперь охотитесь за этими средствами в глубинах океана?

– Приходится. Ученые уже достаточно хорошо изучили около девяноста процентов всех растений, организмов и минералов на поверхности Земли, пригодных для медицинских целей. Морские же глубины по-прежнему остаются для нас своеобразной терра инкогнита, но уже сегодня можно предполагать, что с помощью даров моря медики рано или поздно будут успешно лечить самые разнообразные болезни, от обыкновенной простуды до рака и СПИДа.

– Но при самом благоприятном исходе вы никогда не сможете добыть из морских глубин необходимого количества материала.

– На самом деле все не так сложно, как вы думаете, – пояснил он. – Любой микроорганизм, содержащийся в одной капле воды, может быть культивирован, выделен и внедрен в фармакологию. Уже известно более десятка различных типов морских организмов, которые с успехом используются при терапии самых разных заболевании, включая артрит, туберкулез, рак, и даже при трансплантации внутренних органов.

– И где в глубинах океана вы находите эти чудодейственные средства?

– Наша экспедиция изучает подводный хребет – так называемых черных курильщиков, где раскаленная магма вступает в контакт с морской водой. Это своеобразные подводные горячие источники. Здесь находят различные минералы, содержащие медь, цинк, железо и другие металлы. Невероятно, но обширные колонии гигантских моллюсков, мидий, червей, не говоря уже о миллионах бактерий, прекрасно существуют в этой мрачной и токсичной среде. Мы собираем их для культивации и последующих лабораторных исследований в Штатах.

– И сколько же ученых занимаются этой интригующей проблемой?

– Не так уж и много. Во всем мире наберется человек пятьдесят – шестьдесят. Морская медицина переживает пока период становления.

– А когда же мы увидим эти препараты в аптеках?

– Не так уж и скоро. Клинические испытания занимают немало времени. Может быть, их начнут широко применять лет через десять, не раньше.

Шеннон обошла помещение и остановилась перед рядом мониторов, установленных в головной части рубки.

– Выглядят впечатляюще, – заметила она.

– Вторая наша задача – составление карт морского дна, особенно тех его участков, над которыми пролегают важнейшие транспортные коммуникации.

– И что фиксируют эти мониторы?

– Они дают общее представление о полосе океанического дна шириной около пятидесяти километров по курсу судна.

Несколько секунд Шеннон наблюдала за экранами мониторов:

– Никогда бы не подумала, что в один прекрасный день я получу возможность наблюдатьокеаническое дно. Это напоминает мне картинку Скалистых гор, которую можно увидеть из иллюминатора самолета.

– С нашим оборудованием обзор даже лучше.

– Роман о семи морях, – заметила Шеннон. – Вы уподобляетесь тем старым мореплавателям, которые открывали новые земли.

– Современные технологии оставляют мало места для романтики, – рассмеялся Питт.

После того как они покинули мостик, он провел ее по многочисленным лабораториям и хранилищам собранного материала.

– Именно в этих лабораториях делаются первые шаги по производству тех волшебных препаратов, о которых я вам рассказывал, – пояснил Питт.

– А какова ваша роль в этих исследованиях? – спросила она.

– Джордино и я работаем со специальными роботами, которые заняты поисками мест скопления морских организмов. После того как одно из таких мест обнаружено, мы спускаемся под воду и собираем материал.

– Ваша работа более экзотична, чем моя, – вздохнула Шеннон.

Питт покачал головой:

– Тут я с вами не соглашусь. Изучение древних культур не менее экзотично, чем изучение морского дна. Если бы человека не привлекало прошлое, вряд ли миллионы туристов ежегодно отправлялись бы в Египет, Рим, Афины. Нам нравится совершать паломничества по местам великих сражений: Геттисберг, Ватерлоо, Нормандия. Человеку нравится изучать свою историю. Зная прошлое, он лучше познает самого себя.

Шеннон слушала не перебивая. Она никак не ожидала такой теплоты от человека, к которому совсем недавно питала далеко не самые дружеские чувства. Она была поражена глубиной его мыслей и доступностью их изложения.

Питт продолжал говорить о морских путешествиях, кораблекрушениях, затонувших сокровищах.

В свою очередь она описала ему великие археологические загадки, все еще ожидавшие своего решения. Они испытывали обоюдный интерес к этой беседе, и все же чувствовалось, что трещина, образовавшаяся между ними с первых дней знакомства, по-прежнему разделяла их.

Они еще стояли у борта, когда появился капитан Фрэнк Стюарт.

– Я получил официальное предписание доставить перуанских студентов и доктора Келси в порт Кальяо, ближайший к Лиме, – сообщил он.

– Вы разговаривали с адмиралом Сэндекером? – осведомился Питт.

Стюарт отрицательно покачал головой:

– Руководит операцией Руди Ганн.

– Полагаю, после высадки пассажиров на берег мы продолжим наши исследования.

– Все, кроме Джордино и вас. Алу и вам приказано вернуться к священному колодцу и извлечь из него тело доктора Миллера.

Питт посмотрел на капитана как на душевнобольного.

– Почему мы? Для этого существует перуанская полиция.

Стюарт пожал плечами:

– Откуда мне знать? Когда я начал протестовать, доказывая, что ваше присутствие жизненно необходимо для выполнения плана научных исследований, Ганн оборвал меня, прибавив, что он пришлет вам замену. Мне оставалось только принять его слова к сведению.

Питт указал на пустующую вертолетную площадку:

– Вы сказали Руди, что Ал и я не пользуемся особой популярностью в тех местах, куда нас посылают? Кроме того, у нас нет вертолета.

– Американское посольство в Лиме выразило готовность арендовать для вас коммерческий вертолет.

– Час от часу не легче. По мне в этом предложении столько же смысла, как в попытке заказать масло из арахиса во французском ресторане.

– Если вы против, я готов организовать вам личную встречу с Ганном, когда мы придем в Кальяо. Питт прищурился:

– Очень странно. Правая рука Сэндекера собирается совершить путешествие в шесть с половиной тысяч километров только для того, чтобы лично присутствовать при встрече тела усопшего. Что бы это могло означать?

– Очевидно, у адмирала свои соображения на этот счет, – пожал плечами Стюарт, поворачиваясь к Шеннон. – Ганн также просил меня передать вам записку от Дэвида Гаскилла. Он сказал, что вам должно быть известно это имя.

Несколько секунд Шеннон задумчиво созерцала палубу:

– Да, припоминаю. Он специальный агент Таможенной службы США. Занимается незаконной контрабандой предметов искусства.

– Гаскилл просил передать вам, что, по его мнению, он напал на след Золотых доспехов из Тиапольо. В настоящий момент они, по-видимому, находятся в одной из частных коллекций в Чикаго.

Шеннон вздрогнула и изо всех сил сжала кулаки.

– Хорошие новости? – поинтересовался Питт. Она открыла было рот, но так и не смогла вымолвить ни слова.

– С вами все в порядке? – спросил Питт, обнимая ее за талию.

– Золотые доспехи Тиапольо, – смогла выговорить она наконец, – были утрачены в 1922 году после кражи в Национальном музее антропологии в Севилье. В мире, наверное, не существует ни одного антрополога, который бы не отдал все на свете за право изучить их.

– Что же в них такого особенного? – спросил Стюарт.

– Они считались ценнейшей древностью южноамериканского происхождения из-за своей особой исторической значимости. Некогда эти Золотые доспехи с ног до головы покрывали мумию знаменитого полководца Чачапойаны Наймлапа. Испанские конкистадоры нашли его гробницу в 1547 году в городе Тиапольо, расположенном высоко в горах. Хотя это событие зафиксировано в двух подлинных исторических документах, в настоящее время местонахождение Тиапольо неизвестно. Мне удалось увидеть только старые фотографии этих доспехов, но смею утверждать, что работа по металлу не имеет аналогов. Великолепные картины, выполненные методом традиционной чеканки, повествуют о многих легендарных событиях истории империи инков.

– Надписи, конечно, напоминают египетские иероглифы? – спросил Питт.

– Во всяком случае, очень похожи.

– Иными словами, своеобразный исторический комикс, – вставил Джордино, появившийся на палубе. Шеннон улыбнулась и продолжила рассказ:

– Собственно, сами надписи никогда не были полностью расшифрованы. По-видимому, они повествуют о морском путешествии в некое место, расположенное за западными границами империи ацтеков.

– С какой целью? – спросил Стюарт.

– Спрятать огромные сокровища Уаскара, правителя инков, взятого в плен и убитого его братом Атауальпой, в свою очередь казненным испанским конкистадором Франсиско Писарро. Среди сокровищ Уаскара была священная золотая цепь больше двухсот метров длиной. По словам испанцев, которым это стало известно от инков, цепь с трудом могли поднять двести человек.

– Если средний человек способен поднять около шестидесяти процентов собственного веса, – начал подсчитывать Джордино, – в таком случае цепь весила около девяти тонн золота... О, господи! По существующим на сегодня ценам на золото ее стоимость составляет свыше ста миллионов долларов.

– Но этого не может быть! – не поверил Стюарт.

– Посчитайте сами, – предложил Джордино. Стюарт последовал совету, и его лицо вытянулось так же, как незадолго до этого у Джордино.

– Матерь божья, ты прав!

– Вы говорите только о цене золота, – поправила их Шеннон. – С точки зрения историка, она не имеет цены.

– Так испанцам не удалось наложить на нее лапу? – уточнил Питт.

– Нет, она исчезла вместе с большей частью сокровищ инков. Вы, вероятно, слышали историю, – продолжала Шеннон, – о том, как брат Уаскара Атауальпа попытался откупиться от Писарро, предложив ему наполнить золотом комнату размером семь на пять метров и высотой около трех метров. Другая, меньшая комната должна быть два раза наполнена изделиями из серебра.

– Ничего себе выкуп! – пробормотал изумленный Стюарт.

– Согласно легенде, Атауальпа потребовал доставить к месту своего заключения массивные золотые изделия из дворцов, храмов и общественных зданий, а когда золота не хватило, вспомнил о сокровищах брата. Сторонники Уаскара успели предупредить его, и он распорядился спрятать сокровища там, где ни Атауальпа, ни Писарро не смогли бы отыскать их. Под руководством преданного Наймлапа и его воинов караван носильщиков перенес несколько тонн золота к побережью, откуда на плотах оно было переправлено куда-то на север.

– Существуют ли какие-нибудь исторические документы, подтверждающие эту историю? – спросил Питт.

– Между 1546 и 1568 годами иезуитский историк и переводчик епископ Хуан Авильский записал множество полумифических свидетельств о ранней культуре Перу. Во время его пребывания в Чачапоясе, где он пытался обратить в христианство местное население, он записал четыре истории о том, как предки местных индейцев перенесли к океану огромное количество золота, принадлежавшего Верховному инке, а после этого помогли его воинам переправить его через море к острову, лежащему далеко за землей ацтеков, где оно и было зарыто. По легенде, сокровище будет охраняться крылатыми ягуарами до того дня, когда инки вернутся и восстановят свою империю в Перу.

– Существует, наверное, сотня прибрежных островов между нами и Калифорнией, – ядовито заметил Стюарт.

– Есть или, вернее, была и иная версия легенды, – добавила Шеннон.

– Отлично, – сразу же отреагировал Питт, – надеюсь, мы услышим ее от вас.

– Когда епископ расспрашивал людей тумана – так называли себя аборигены Чачапойаны, – ему рассказали, что подробный отчет об этой экспедиции хранится в шкатулке из жадеита.

– И что же это? Кожа животного, разрисованная пиктографами?

– Нет, кипу, – мягко поправила его Шеннон.

– Что? – переспросил удивленный Стюарт.

– Кипу, особый способ, придуманный инками для решения математических задач и записи важнейших событий истории. Совершенно гениальная вещь при всей своей простоте. Древний аналог наших компьютерных машин, связка разноцветных веревок с узлами через различные интервалы. Каждый цвет имел определенное значение – голубой для религии, красный для правителей, серый для географических мест, зеленый для простых людей и так далее. Желтый цвет, в частности, указывал на золото, белый – на серебро. Расстояния между узлами обозначало различные меры – времени, расстояния, массы. В руках опытного чиновника или секретаря возможности кипу были практически безграничны. К сожалению, большинство кипу были уничтожены во время завоевания Перу и последовавшего за ним долгого периода рабства.

– Судя по вашим словам, из такого отчета можно получить сведения не только о хронике путешествия, но и местонахождении острова? – уточнил Питт.

– По крайней мере теоретически, – согласилась Шеннон.

– И где же может находиться эта шкатулка?

– По одной из версий она попала в руки испанцев, и те, не зная ее истинной ценности, отправили ее в Испанию. Но во время путешествия золотого каравана к берегам Панамы галеон, нагруженный огромным количеством золота, серебра и бесценных предметов искусства, включая шкатулку, был взят на абордаж знаменитым капитаном Дрейком.

– Вы хотите сказать, что шкатулка попала в Англию? – переспросил Питт, не веря своим ушам. Шеннон безнадежно пожала плечами:

– Дрейк никогда не упоминал о шкатулке по возвращении в Англию после своего легендарного путешествия вокруг света.

– Ну и история! – произнес восхищенно Питт, обратив мечтательный взгляд к горизонту. – Но, думаю, самая интересная ее часть еще впереди.

Шеннон и Стюарт в недоумении уставились на него.

После горизонта Питт по очереди обозрел небо и море, но, когда он снова взглянул на своих спутников, в его глазах можно было прочитать твердую решимость.

– Что вы хотели этим сказать? – неуверенно спросила Шеннон.

– Только то, что уже сказал. Видите ли, я собираюсь найти эту шкатулку.

– Можете шутить сколько хотите, – холодно разрешила Шеннон.

– Я не шучу.

На несколько мгновений Шеннон окаменела от такой наглости.

– Тогда вы просто лунатик, – объявила она. Питт откинул голову и от души рассмеялся.

– В безумии есть свои положительные стороны. Вы можете видеть то, что не видит никто другой.

12

Джулиан Перлмуттер являл собой классический тип гурмана и бонвивана. Благодаря своему чрезмерному пристрастию к хорошей еде и вину, он собрал невероятное количество кулинарных рецептов, позаимствованных у самых прославленных поваров мира, и имел погреб, где хранилось более четырех тысяч бутылок коллекционного вина. Кроме того, он прославился как гостеприимный хозяин, принимавший своих гостей в самых шикарных ресторанах, оставляя там огромные деньги. Из-за такого образа жизни его вес уже приближался к ста восьмидесяти одному килограмму. Джулиан не уставал насмехаться над диетой и занятиями спортом, а его заветным желанием было отправиться в небытие, смакуя столетний коньяк после изысканного обеда.

Второй его страстью были корабли и кораблекрушения, о которых он знал все. По мнению экспертов, он обладал самым полным собранием литературы на эту тему и архивом, включавшим данные обо всех вошедших в историю судах. Морские музеи всего мира с нетерпением ждали его кончины, чтобы, подобно стервятникам, наброситься на его коллекцию и пополнить за ее счет собственные коллекции.

Последнее обстоятельство и было причиной того, что Перлмуттер предпочитал рестораны обедам в собственном огромном доме в Джорджтауне. Гигантская масса книг размещалась на полу, на прогибающихся под их весом полках, в каждом углу его спальни, кабинета, столовой, гостиной и даже кухни. Они были навалены огромной грудой около комода в ванной и разбросаны на гигантском матраце. Экспертам потребовалось бы не меньше года, чтобы разобрать и каталогизировать эти завалы, – но только не Перлмуттеру. Он всегда точно знал, где находится тот или иной том или рукопись.

Он был одет в свой традиционный дневной наряд, состоящий из пурпурной пижамы и красного халата, и стоял перед зеркалом, спасенным с “Лузитании”, расчесывая роскошную седую бороду, когда звук корабельного колокола, заменявшего телефонный звонок, привлек его внимание.

– Джулиан Перлмуттер слушает. Коротко изложите свое дело.

– Привет, старый отшельник.

– Дирк! – прогремел Перлмуттер, узнав знакомый голос, и его голубые глаза сверкнули на багровом лице. – Где рецепт абрикосового десерта, который ты обещал достать для меня?

– В конверте на моем рабочем столе. Я забыл отправить его вам, прежде чем уехал из страны. Прими мои извинения.

– Откуда ты звонишь?

– С борта судна у побережья Перу.

– Могу я спросить, что ты там делаешь?

– Это длинная история.

– Они редко бывают короткими.

– Ты можешь сделать мне одолжение?

– Какой корабль заинтересовал тебя на этот раз?

– “Золотая лань”.

– Корабль Фрэнсиса Дрейка?

– Он самый.

– “Sic parvis magna”, – процитировал Перлмуттер. – “Великие дела начинаются с малого”. Девиз Дрейка. Ты помнишь его?

– Забыл, прости, – извинился Питт. – Так вот, Дрейк взял на абордаж испанский галеон...

– “Консепсьон”, – прервал его Перлмуттер. – Капитан Хуан де Антон. Вышел из Кальяо-де-Лима с грузом золота и бесценных сокровищ. Если не путаю, в марте 1578 года.

На другом конце линии наступило недолгое молчание.

– Почему, когда я разговариваю с тобой, Джулиан, я всегда чувствую себя круглым идиотом?

– Извини, Дирк, я думал, что немного информации тебе не повредит, – рассмеялся Перлмуттер. – Что именно ты хочешь узнать?

– Когда Дрейк стал хозяином “Консепсьон”, как он распорядился грузом?

– Это как раз хорошо известно. Он перегрузил серебро, золото, драгоценные камни и жемчуг на борт “Золотой лани”. Добыча была баснословной. Его корабль был настолько перегружен, что ему пришлось утопить несколько тонн серебра в водах острова Кано, у побережья Эквадора, прежде чем продолжить путешествие вокруг света.

– Что известно о предметах искусства инков?

– Они остались на “Консепсьоне”. Дрейк переправил туда часть своей команды и поручил им отправиться через Магелланов пролив и Атлантику назад в Англию.

– “Консепсьон” добралась до Англии?

– Нет, – ответил Перлмуттер задумчиво, – предполагается, что галеон исчез со всей командой.

– Жаль, – сказал Питт, не в силах скрыть разочарования, – а я-то надеялся, что о нем сохранились хоть какие-то сведения.

– Если мне не изменяет память, – продолжал Перлмуттер, – существовал миф об исчезновении “Консепсьон”.

– В чем его суть?

– Совершенно фантастическая история, скорее даже слух, чем миф. Соль ее в том, что корабль был подхвачен гигантской приливной волной и унесен в глубь материка. Разумеется, не сохранилось никаких документов на этот счет.

– Тебе не известен источник легенды?

– Необходимо уточнить детали, но, насколько мне известно, сведения исходили от одного сумасшедшего англичанина, которого португальцы нашли на берегах Амазонки. Сожалею, но это все, что я могу припомнить в данный момент.

– Был бы очень благодарен тебе, если бы удалось найти что-нибудь еще.

– Я, разумеется, могу сообщить тебе размеры и тоннаж судна, сколько парусов оно могло нести, год и место постройки. Но для сведений о безумце, бродившем по джунглям Амазонки, нужны другие источники.

– Если кто-нибудь и может пролить свет на историю, случившуюся на море, то этот человек ты, Джулиан.

– Благодарю за доброе мнение, но я потерял интерес к подобным загадкам, после того как услышал об обломках броненосца, обнаруженных в Сахаре.

– Сожалею об этом, Джулиан.

– Подумать только, броненосец в Сахаре, Ноев ковчег на Арарате, испанский галеон в перуанских джунглях. Почему корабли не остаются на море, где им надлежит быть?

– Потому что ты и я неисправимые охотники за обломками кораблекрушений, – сказал Питт добродушно.

– Каков твой личный интерес в этом деле? – осторожно спросил Перлмуттер.

– Шкатулка из жадеита, в которой находится пучок веревки, дающий ключ к баснословным сокровищам инков.

Несколько секунд Перлмуттер обдумывал ответ друга, после чего завершил разговор:

– Что же, по моему мнению, он не хуже любого другого.

* * *

Хайрем Йегер выглядел так, что можно было подумать, что в этот момент он толкает тележку для продуктов, полную тряпья, где-нибудь в трущобах Гарлема. Он был одет в джинсы и джинсовую куртку. Его длинные белокурые волосы были собраны в конский хвост, а мальчишечье лицо наполовину скрыто жидкой бородкой. Впрочем, в тех редких случаях, когда он на самом деле толкал перед собой тележку в шикарном супермаркете, она обычно была заполнена самыми изысканными деликатесами. Незнакомому человеку трудно было представить себе, что он живет в фешенебельном районе Мэриленда с очаровательной женой-актрисой и двумя бойкими девочками-подростками, обучающимися в частной школе, и ездит только на БМВ последней модели.

Не менее трудно было бы догадаться и о том, что он уже в течение многих лет возглавляет коммуникационную и информационную службы НУМА. Адмирал Сэндекер переманил его из компьютерной корпорации Силиконовой долины, чтобы создать обширную библиотеку, содержащую любую книгу, статью или тезисы – равным образом, на научную или историческую тему, – когда-либо написанные о море. Если Перлмуттер знал все о кораблях, то специализацией Йегера были океанография и науки, так или иначе связанные с нею. Он находился в своем персональном закутке компьютерного комплекса, занимавшего весь десятый этаж здания агентства, когда зазвонил телефон. Не отрывая глаз от монитора, моделировавшего влияние океанических течений на климат Австралии, он снял трубку.

– Компьютерный комплекс, – произнес он ровным голосом. – Рад вас слышать, мистер директор по чрезвычайным ситуациям, – продолжал он, узнав голос старого друга. – У меня в конторе сегодня только и говорят о том, как вы наслаждаетесь каникулами на солнечных берегах Южной Америки.

– Тебя неверно информировали, приятель.

– Ты разговариваешь со мной с борта “Дип фэзом”?

– Да, Ал и я вернулись сегодня сюда после небольшой экскурсии в джунгли.

– Что я могу сделать для тебя?

– Залезь в свой банк данных и взгляни, имеется ли там какая-либо информация о приливной волне, поднявшейся между Лимой и Панамой в марте 1578 года.

Йегер вздохнул:

– Почему тебе заодно не попросить меня уточнить температуру и влажность в День творения?

– Ну хотя бы самые общие сведения, старик.

– Если такие записи существуют, они могут быть только в старых испанских архивах, которые я изучал в Севилье. Другим возможным источником могут стать коренные жители тех мест, хорошо знающие местные предания. Инки также оставляли записи о важнейших событиях своей истории на материи или керамике.

– Не слишком перспективная идея, – произнес Питт с сомнением в голосе. – Империя инков рухнула под натиском испанских конкистадоров лет за пятьдесят до интересующего меня события, и, если такие записи и существовали, они, без сомнения, утрачены.

– Большинство приливных волн подобного масштаба вызываются подводными землетрясениями. Может быть, стоит попытаться собрать информацию о геологических катастрофах того времени?

– Сделай все, что можешь.

– Когда тебе нужна эта информация?

– Если адмирал не сел тебе на шею с очередным приоритетным проектом, бросай все дела и начинай немедленно.

– Хорошо, – сказал Йегер, воодушевленный брошенным ему вызовом. – Посмотрим, что я смогу сделать.

– Спасибо, Хайрем. Я твой должник.

– Ты говорил эти же слова по меньшей мере тысячу раз.

– И ни слова о моей просьбе Сэндекеру.

– Я уже понял это. Очередная сумасшедшая идея? Можешь сказать мне, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор?

– Я стараюсь найти в джунглях исчезнувший испанский галеон.

– Чего-нибудь в этом роде я и ожидал от тебя, – произнес Йегер покорно. Он уже давно усвоил простую истину – при разговорах с Питтом ни в коем случае не следует торопить события.

– Надеюсь на тебя.

– По-моему, я уже сейчас могу существенно сузить поле твоих поисков.

– Ты знаешь что-то, неизвестное мне? – Питт улыбнулся.

– Территория между западным флангом Анд и побережьем Перу имеет среднюю температуру 18° по Цельсию, или 65° по Фаренгейту, и годовое количество осадков, которого не хватит и для того, чтобы наполнить стакан. Это одна из самых холодных и безводных пустынь на планете. Там нет джунглей, способных поглотить корабль.

– Какую же точку предложишь мне ты?

– Эквадор Побережье этой страны вплоть до Панамы лежит в тропической зоне, и влаги там больше чем достаточно.

– Прекрасный образчик дедукции. С тобой все в порядке, Хайрем. Мне безразлично, что твои бывшие жены думают о тебе.

– Пустяки. У меня будет что-нибудь для тебя в течение двадцати четырех часов.

– Непременно свяжусь с тобой.

Положив трубку, Йегер попытался собраться с мыслями. Ему не было равных по точности прогнозов, где именно искать следы кораблекрушений. Все данные по этому вопросу были аккуратно систематизированы в компьютере его головного мозга. За годы работы в агентстве у него было немало возможностей оценить характер своего приятеля. Каждую работу с ним он всегда воспринимал как очередное приключение с большой буквы. И Йегер гордился тем, что еще ни разу не обманул его надежд.

13

В то время, когда Питт строил планы поисков пропавшего галеона, Адольфус Руммель, известный коллекционер предметов южноамериканского искусства, вышел из лифта на двадцатом этаже здания, возвышавшегося над набережной Лейк Шор-драйв в Чикаго, где он жил последние несколько лет. Это был невысокий человек с бритой головой и с огромными отвислыми усами. Ему было далеко за семьдесят, и он больше походил на злодея из историй о Шерлоке Холмсе, чем на крупного бизнесмена, преуспевшего на утилизации подержанных автомобилей.

Подобно многим другим богатым коллекционерам, пополнявшим свои собрания на черном рынке, Руммель не был женат и вел жизнь отшельника. Никто не видел его коллекции, и только его бухгалтер и адвокат знали о ее существовании, но и они не имели ни малейшего представления о масштабах его сделок.

Немец по происхождению, Руммель в начале пятидесятых успешно переправил через мексиканскую границу крупную партию ритуальных предметов нацистской партии. Груз включал именные кинжалы и “Рыцарские кресты”, которыми награждались особо отличившиеся офицеры СС, и ряд важных исторических документов, подписанных лично Адольфом Гитлером и его ближайшими сподвижниками. Успешно распродав коллекцию поклонникам бесноватого фюрера, он основал свою империю, принесшую ему за сорок лет свыше двухсот пятидесяти миллионов долларов.

После деловой поездки в Перу в 1974 году в нем пробудился интерес к древнему искусству Южной Америки, послуживший толчком к формированию его обширной коллекции. Руммеля мало интересовало происхождение приобретаемых древностей. Ему было вполне достаточно сознания того, что теперь они принадлежат ему, и только ему.

Он прошел в глубину облицованного итальянским мрамором фойе и остановился перед зеркалом в тяжелой раме, украшенной фигурками обнаженных херувимов, играющих среди виноградных листьев. Приведя в действие скрытый в ней механизм, он оказался перед потайной дверью, ведущей в его персональный музей предметов южноамериканского искусства. В восьми больших комнатах, заставленных стеклянными витринами, размещалось более двух тысяч экспонатов, любой из которых сделал бы честь собранию крупного музея. Торжественным шагом, словно идя к алтарю, Руммель обошел все восемь комнат, любуясь принадлежащими ему сокровищами. Этот обход он совершал каждый вечер перед отходом ко сну и за двадцать с лишним лет еще ни разу не нарушил установленной им традиции. В завершение своего ритуального шествия Руммель остановился перед витриной, в которой находилась жемчужина его коллекции. Слабо мерцая в свете ламп, перед ним, во всем своем великолепии, лежали Золотые доспехи воина из Тиапольо. Созерцая их, Руммель испытывал почти религиозный экстаз, составлявший отныне смысл его долгой и бурной жизни.

Прекрасно зная, что они были украдены из Национального антропологического музея в Севилье семьдесят шесть лет назад, Руммель, не колеблясь, выложил за них миллион двести тысяч долларов наличными, когда подпольный синдикат, специализирующийся на краже особо ценных предметов искусства, предложил ему купить их. Как к ним попали доспехи, Руммелъ не знал и не хотел знать.

Аккуратно потушив за собой свет, он вернулся в фойе и, позволив себе выпить небольшую рюмку коньяка, направился в спальню.

* * *

Из здания, расположенного на другой стороне улицы, агент Таможенной службы США Дэвид Гаскилл в мощный бинокль наблюдал за приготовлениями ко сну старого коллекционера. Другой на его месте после почти недельного безрезультатного наблюдения, возможно, оставил бы это неблагодарное занятие, но только не Гаскилл.

Прослужив восемнадцать лет на таможне, Гаскилл напоминал скорее тренера футбольной команды, чем специального правительственного агента. Этот имидж, некогда придуманный им самим, немало способствовал его долгой и удачной профессиональной карьере. Недаром в течение нескольких лет до прихода на таможню он с успехом играл за команду Калифорнийского университета.

Гаскилл долго и упорно работал над своей дикцией, стараясь искоренить калифорнийский акцент, и теперь его нередко принимали за выходца с Багамских островов, приехавшего искать счастья в Штаты.

Он заинтересовался древним искусством еще в начальной школе во время экскурсии на Юкатан, на которой он случайно оказался. Впоследствии, когда он уже начал работать на таможне, детское увлечение обрело вполне профессиональную основу. С тех пор он провел несколько дюжин удачных расследований, имевших непосредственное отношение к незаконной торговле произведениями искусства. Над одним из таких дел он и работал в тот момент, когда у чикагской полиции появились первые подозрения в отношении Руммеля. Женщина, приходившая раз в неделю убирать пентхауз, обнаружила на полу фойе фотографию человеческой фигуры, облаченной в золотые доспехи. Думая, что речь идет об убийстве, она поставила в известность о своей находке городские власти, а те, в свою очередь, привлекли к работе экспертов. Когда стало понятно, что речь идет о бесценном сокровище, похищенном много лет назад из Национального музея Испании, полиция заинтересовалась этим делом всерьез и руководство таможни вспомнило о Гаскилле.

Имя Руммеля давно фигурировало в списке лиц, не гнушавшихся обходить закон, когда речь шла о пополнении своих коллекций. Гаскиллу предстояло подтвердить или опровергнуть эти подозрения.

Он взял на себя наблюдение за квартирой Руммеля, поручив своему помощнику следить за его передвижениями по городу.

Наблюдение велось уже шесть дней, но ничего, стоящего внимания, обнаружить не удалось. Руммель никогда не нарушал свой размеренный уклад жизни. Покинув контору в нижней части Мичиган-авеню, где он работал ровно четыре часа над отчетами о своих вложениях, он шел в ближайшее кафе, где неизменно заказывал салат и бобовый суп. Остальную часть дня он тратил на посещения антикварных магазинов и различных выставок. Затем обедал в тихом немецком ресторане, после чего шел в театр или кино. Возвращался домой около половины восьмого. И так изо дня в день.

– Неужели ему никогда не надоест пить каждый день эту гадость в постели, – пробормотал специальный агент Уинфред Поттл, напарник и помощник Гаскилла. – С его-то деньгами я нашел бы чем заняться.

Гаскилл оторвался от бинокля и неодобрительно посмотрел на коллегу.

В отличие от массивного, грубоватого Гаскилла, одетого в джинсы и фирменную куртку с эмблемой Калифорнийского университета, Поттл был худощавым рыжеволосым мужчиной в элегантной тройке, пользовавшимся большим успехом у женщин.

– Мне страшно подумать, чем бы вы занялись, окажись на его месте.

Поттл пропустил мимо ушей замечание коллеги.

– Во всяком случае, если бы я вложил бешеные деньги в украденные сокровища индейцев, весьма сомневаюсь, чтобы я сумел надежно спрятать их.

– Ему просто необходимо спрятать их, – убежденно произнес Гаскилл и замолчал на половине фразы, словно проглотил язык. – Простите, ваш извращенный ум подал мне неплохую идею.

– Неужели? – откликнулся Поттл, не скрывая иронии.

– Сколько в пентхаузе помещений, не имеющих окон? Я имею в виду те, за которыми мы не можем наблюдать?

Поттл опустил глаза к ковру и раздумывал минуты две.

– В соответствии с планом, который у нас имеется, две ванные комнаты, буфетная, кладовая, небольшой холл между двумя спальнями и чулан.

– И все же, мы упустили одно важное обстоятельство.

– Мы ничего не могли упустить. Руммель редко снисходит до того, чтобы задернуть шторы. Мы наблюдаем девяносто процентов всех его передвижений по квартире с того мгновения, как он выходит из лифта.

– Верно, но где он проводит тридцать или сорок минут с того момента, когда выходит из вестибюля и входит в лифт, и до его появления в гостиной? Определенно не в фойе.

– Может быть, сидит в сортире.

– Вряд ли это требует так много времени.

Гаскилл подошел к столу и несколько минут изучал план двадцатого этажа, представленный им хозяевами здания. Изучал он его по меньшей мере в пятнадцатый раз.

– Коллекция должна быть внутри этого здания, – произнес он уверенно.

– Мы проверили все квартиры от первого до последнего этажа, – возразил Поттл. – Все они в настоящее время заняты.

– Что ты знаешь о хозяевах квартиры, расположенной непосредственно под апартаментами Руммеля? Поттл заглянул в распечатку компьютера:

– Сидней Каммер и его жена Канди. Каммер один из тех ловких адвокатов, которые помогают своим клиентам избавиться от уплаты налогов.

Гаскилл с иронией посмотрел на напарника:

– Ты хотя бы раз видел эту сладкую парочку?

Поттл бегло просмотрел отчет о передвижениях обитателей здания за период наблюдения.

– Нет, но это ни о чем не говорит. Они могут быть где угодно, например, в отпуске.

– Держу пари, что, когда мы проверим их как следует, выяснится, что они спокойно живут где-нибудь в модном пригороде и думать забыли о своей квартире.

Голос еще одного агента – Беверли Свейн прозвучал в микрофоне портативного радио.

– Большой фургон только что припарковался у задней части здания.

– Вы находитесь на посту у входа в здание или патрулируете его холл? – спросил Гаскилл.

– Все еще в вестибюле, охраняю свои пост, – бойко ответила Свейн.

Ловкая хорошенькая блондинка, она была несколько лет одним из лучших секретных агентов Гаскилла, а в настоящее время единственной из его людей, находившейся внутри здания.

– Если вы намекаете на то, что я преступно пренебрегаю своими служебными обязанностями и в мыслях уже нахожусь в самолете, летящем на Таити, то вы правы только отчасти, – нахально огрызнулась она.

– Лучше сбереги свои деньги и поезжай во Флориду, – вмешался в разговор Поттл. – Что такое Таити, в конце концов? Пальмы, экзотические пляжи, и только.

– Отправляйся на цокольный этаж и выясни у шоферов, какого черта им здесь надо в такой поздний час.

– Уже бегу, – ответила Свейн, с трудом подавляя зевоту.

– Надеюсь, ей на пути не попадется какой-нибудь монстр, – сочувственно вздохнул Поттл.

– Какой еще монстр? – переспросил Гаскилл, удивленно поднимая брови.

– Разве вы не смотрите фильмы ужасов? – притворно удивился Поттл. – Представляете: женщина одна в доме и вдруг слышит странный шум в погребе. Естественно, она идет посмотреть, в чем дело, не позаботившись даже включить свет или прихватить кухонный нож для самообороны.

– Типичная голливудская муть, – усмехнулся Гаскилл, пожимая плечами. – Цоколь освещен не хуже бульвара в Лас-Вегасе.

– Кроме того, у Бев всегда при себе добрый старый кольт. Не позавидую тому монстру, который решится встать у нее на дороге.

Гаскилл воспользовался несколькими минутами передышки, чтобы подкрепить силы дюжиной бисквитов, которые он запил бутылкой холодного молока. Едва он успел закончить свой поздний ужин, как в эфире снова раздался голос Свейн:

– Грузчики разгружают мебель для квартиры на девятнадцатом этаже. Они согласились поработать сверхурочно, поскольку им обещали хорошо заплатить. Им неизвестно, ради чего такая спешка, но вполне возможно, что это был один из тех заказов, которые поступают в последнюю минуту.

– А может, они переправляют очередную партию контрабанды в апартаменты Руммеля?

– Маловероятно. Они были настолько любезны, что открыли двери фургона специально для меня. Он действительно заполнен мебелью, хуже которой мне еще не приходилось видеть.

– О’кей. Следи по мониторам за каждым их движением.

Поттл нацарапал несколько слов в блокнот и переместился к городскому телефону, установленному на кухне. Когда через несколько минут он вернулся в комнату, Гаскилл по-прежнему сидел у окна.

– Ты выиграл пари, Дейв. Домашний адрес Сиднея Каммера – Лесное озеро.

– Хочешь ещё одно пари. Ручаюсь, что самым важным клиентом Каммера как раз и является Адольфус Руммель.

Несмотря на полный провал своих мрачных опасений, Поттл выглядел человеком, во всех отношениях довольным собой.

– По-моему, самое время хором прокричать: “Эврика!”.

Гаскилл воздержался от комментариев, хотя уже интуитивно чувствовал, что он наконец разгадал тщательно оберегаемый секрет Руммеля.

– Потайная лестница ведет через фойе на нижний этаж, – сообщил он. – Руммель выходит из лифта, открывает потайную дверь и спускается на девятнадцатый этаж, чтобы полюбоваться своими сокровищами. Там он проводит около сорока пяти минут, затем возвращается к себе. Пьет коньяк и отправляется в спальню счастливым человеком. Странно, но я по-своему завидую ему.

Поттл осторожно потрепал шефа по плечу:

– Прими мои поздравления, Дейв. Теперь у нас появилась возможность получить ордер на обыск и совершить рейд в апартаменты Руммеля.

Гаскилл покачал головой:

– Ордер мы, конечно, получим, но обойдемся без армии специальных агентов. Иначе у нас могут возникнуть большие неприятности. Руммель слишком влиятельный человек. Для начала хватит тебя, Свейн и меня.

Поттл накинул на плечи походный плащ – объект постоянных насмешек со стороны его коллег – и направился к двери.

– Судья Элдрич страдает бессонницей и не слишком рассердится, если я вытащу его из постели. Ордер будет у нас на руках еще до рассвета.

– Постарайся обернуться побыстрее, – криво улыбнулся Гаскилл. – Меня мучают дурные предчувствия.

Когда за Поттлом захлопнулась дверь, Гаскилл вызвал по телефону Свейн.

– Какие новости? – поинтересовался он.

В вестибюле здания Бев Свейн сидела на своем рабочем месте охранника, наблюдая на экранах четырех мониторов за передвижениями грузчиков.

– Пока все в полном порядке, шеф, – отрапортовала она. – Они занесли кушетку, два стула, стол и коробки с кухонными принадлежностями.

– А из квартиры они что-нибудь выносили?

– Только пустые коробки.

– Мы, кажется, поняли, где Руммелъ хранит свои сокровища. Поттл отправился за ордером на обыск. Как только он вернется, мы начнем действовать.

– Хорошие новости, – вздохнула с облегчением Свейн. – Я уже почти забыла, как выглядит мир за пределами этого проклятого вестибюля.

– Он нисколько не изменился с тех пор, как ты заняла свой пост, – рассмеялся Гаскилл. – Осталось ждать совсем немного. Ничего с тобой не случится, если ты посидишь на своей пышной попке еще пару часов.

– Я могу подать на вас в суд за сексуальное домогательство, – напомнила Свейн.

– Я только отдал должное вашим прелестям, агент Свейн, – возразил Гаскилл, – не более того.

* * *

Наступил рассвет, прохладный и прозрачный. Легкий бриз дул с озера Мичиган. Фермерский альманах утверждал, что бабье лето в этом году в районе Великих озер оправдает надежды граждан, и Гаскилл надеялся, что прогноз метеорологов сбудется. Несколько дополнительных теплых дней означали продолжение сезона рыбалки на озере в штате Висконсин, где у него была небольшая хижина. Он вел одинокую жизнь, с тех пор как его молодая жена умерла от сердечного приступа. Работа стала его единственной привязанностью, и редкие часы отдыха он проводил в лодке с удочкой в руках, анализируя имеющиеся факты и планируя дальнейшие расследования.

Стоя рядом с Поттлом и Свейн в кабине лифта, Гаскилл в третий раз перечел ордер на обыск. Судья таки дал им разрешение зайти в квартиру Каммера, но, с точки зрения Гаскилла, это не имело особого значения. Главное было найти потайную лестницу, ведущую вниз.

Внезапно ему в голову пришла странная идея: а что, если, помимо прочего, Руммель приторговывал копиями своих шедевров? В самом этом факте не было ничего необычного. Многие коллекционеры нередко предпочитали избавляться от сомнительных, с их точки зрения, экспонатов, чтобы приобрести подлинные шедевры. Он отбросил мрачные мысли и принялся думать о том, что он предпримет в ближайшее время. От кульминационного момента расследования его отделяло всего несколько минут. Дверцы лифта раздвинулись, и они вступили на мраморный пол фойе. По старой привычке Гаскилл поправил пистолет под мышкой, хотя подобная предосторожность казалась ему совершенно излишней. Он нажал кнопку интеркома и приготовился ждать.

После короткой паузы за дверью прозвучал сонный голос:

– Кто там?

– Мистер Руммель, будьте любезны подойти к лифту.

– Вам лучше уйти, иначе я вызову охрану.

– Зря беспокоитесь. Мы федеральные агенты. Откройте дверь, и мы объясним вам причину нашего визита.

Руммель появился перед ними в пижаме, тапочках и старомодном халате, при виде которого Гаскилл невольно вспомнил те времена, когда он еще мальчиком гостил у своей бабушки.

– Мое имя Дэвид Гаскилл, – объявил он. – Я специальный агент Таможенной службы США и уполномочен федеральными властями обыскать вашу квартиру.

Руммель спокойно взял предъявленный ему ордер и внимательно прочитал его. При ближайшем рассмотрении он выглядел намного моложе своих семидесяти шести лет. Несмотря на то что час был ранний и его только что вытащили из постели, он казался бодрым, вполне способным держать ситуацию под контролем.

Гаскилл поторопил его:

– Будьте любезны немного быстрее. У нас мало времени.

Руммель равнодушно пожал плечами.

– Выполняйте свой долг, офицер. Мне нечего скрывать.

Богатый бизнесмен держался с большим достоинством. Если он и был недоволен ранним визитом, то ничем не выдал своего неудовольствия.

Не мешкая, Гаскилл перешел к делу:

– Нас в первую очередь интересует фойе.

Он сделал знак Поттлу и Свейн, и те немедленно занялись поисками. Свейн сразу заинтересовалась зеркалом. Как всякая женщина, она инстинктивно тянулась к нему. Внимательно осмотрев детали, она нашла его безупречным.

По ее оценкам, ему было по меньшей мере лет триста. Невольно она подумала о всех тех людях, кто смотрели в него за это время. Казалось, она почти физически ощущала их присутствие.

Перейдя к осмотру рамы, она сразу заметила тонкую щель на шее одного из херувимов. Осторожно она попыталась повернуть голову сначала в одну, а затем в другую сторону. Со второй попытки зеркало плавно сдвинулось с места, и она увидела потайную лестницу.

– Ваша догадка оказалась правильной, босс, – сказала она.

Руммель слегка побледнел, но больше ничем не выдал своих эмоций.

– Апартаменты внизу принадлежат адвокату Сиднею Каммеру, – сообщил он. – Ваш ордер дает вам право только на обыск моего пентхауза.

Гаскилл извлек из кармана маленькую коробку с рыболовными принадлежностями, которые он купил накануне, и бросил ее вниз.

– Простите мне мою неловкость, – невозмутимо произнес он. – Я надеюсь, мистер Каммер не будет возражать против того, чтобы я подобрал свою собственность.

– Но вы собираетесь нарушить неприкосновенность чужого жилища, – предупредил Руммель.

Никак не отреагировав на замечание стального магната, Гаскилл в сопровождении Свейн и Поттла начал медленно спускаться по лестнице. У него перехватило дыхание при виде картины, которая открылась ему внизу. Ничего подобного он не мог себе даже представить.

Великолепное собрание предметов искусства инков доколумбовой эпохи, сделавшее бы честьлюбому музею.

Чего только не было в переполненных витринах! Ткани, керамика, церемониальные маски, ритуальные предметы, скульптуры.

Гаскилл быстро обошел комнаты в поисках предмета, ради которого он затеял это расследование.

То, что он в конце концов увидел, повергло его в ужас.

– Мистер Руммель, – крикнул он, – будьте любезны, подойдите сюда!

Старый коллекционер нехотя выполнил его просьбу. Увидев пустую витрину, он побледнел и едва удержался на ногах.

– Боже мои, – прошептал он, – Золотые доспехи из Тиапольо исчезли.

Вокруг пустой витрины была нагромождена недавно доставленная мебель.

– Грузчики, – воскликнул Гаскилл, – они украли доспехи прямо у нас под носом!

– Они покинули здание около часа назад, – информировала его Свейн.

– Мы потеряли слишком много времени, – согласился Поттл. – Доспехи, скорее всего, уже в самолете, летящем за рубеж.

Гаскилл без сил опустился в стоящее поблизости кресло.

– Остается надеяться, что на этот раз нам не потребуется семидесяти шести лет, чтобы снова отыскать их, – пробормотал он.

Часть вторая В поисках “Консепсьон” 15 октября 1998 года Кальяо, Перу

14

Кальяо, главный морской порт Перу, был основан Франсиско Писарро в 1537 году и сразу стал главным торговым центром, из которого вывозились в Европу сокровища бывшей империи инков. По-видимому, он был захвачен и разграблен Фрэнсисом Дрейком сорок один год спустя, но был сравнительно быстро восстановлен. Испанское владычество Перу закончилось там же, где началось. Последние испанские войска сдались Симону Боливару в 1825 году, и Перу стало суверенным государством впервые с момента падения империи инков. В настоящее время население Кальяо и примыкающей к нему Лимы составляет около шести с половиной миллионов человек.

В расположенных в западных предгорьях Анд Кальяо и Лиме выпадает всего сорок один миллиметр осадков в год, и это место является одним из самых засушливых и холодных районов земного шара, расположенных в низких широтах. Единственным источником воды служит река Римак, берущая начало в предгорьях Анд.

Обогнув остров Сан-Лоренсо, являющийся естественным прикрытием порта со стороны моря, капитан Стюарт приказал снизить скорость и принять на борт лоцмана, под руководством которого полчаса спустя “Дип фэзом” благополучно пришвартовался у одного из пассажирских причалов Кальяо. Лично проследив за тем, чтобы швартовые были надежно закреплены, капитан отдал распоряжение главному механику заглушить двигатели.

К удивлению команды, не привыкшей к торжественным церемониалам встреч, их приветствовала многотысячная толпа, состоящая из представителей секретных служб, правительственных чиновников, журналистов, родственников перуанских студентов и просто зевак.

– Не хватает только духового оркестра, – заметил Питт, наблюдавший за церемонией встречи с верхней палубы.

– Тебе всегда чего-то не хватает, – усмехнулся Джордино, стоявший рядом с другом.

– Лично я ничего подобного не ожидала, – добавила Шеннон. – Кто бы мог подумать, что новости разносятся так быстро.

Майлс Роджерс поднял одну из трех камер, висевших у него на шее, и скомандовал присутствующим:

– Всем повернуться в мою сторону, как только представители правительства поднимутся на борт.

Воздух гудел от радостного возбуждения. Дети размахивали американскими и перуанскими флажками Студенты, перевесившись через борт, выкрикивали приветствия родителям. Только капитан выглядел слегка озабоченным.

– Надеюсь, толпе не придет в голову штурмовать мой корабль, – пробормотал он.

– Спустите флаг и сдавайтесь на милость победителей, – посоветовал ему Джордино.

– Я же говорила, что мои студенты принадлежат к влиятельным фамилиям, – вновь вступила в разговор неугомонная Шеннон.

Не замеченный никем из собравшихся маленький человек в очках и с кожаным кейсом в руках протиснулся сквозь ряды оцепления и, прежде чем кто-то попытался его остановить, поднялся по трапу на борт. Приблизившись к Питту и Джордино, он широко улыбнулся.

– Надо полагать, благоразумие и скромность не входят в число ваших добродетелей? – осклабился он.

– Не следует оказывать чрезмерное давление на общественное мнение, – усмехнулся Питт – Рад вас снова видеть, Руди.

– Похоже, нам никуда не спрятаться от вас, – добавил Джордино.

Руди Ганн, заместитель директора НУМА, пожал руку капитану и был представлен Шеннон и Роджерсу.

– Разрешите мне поговорить с этими разбойниками до начала торжественной церемонии, – как бы для проформы произнес он, не обращаясь конкретно ни к кому из присутствующих.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился в кают-компанию. Ганн хорошо знал расположение основных помещений корабля и не нуждался в чьих-либо указаниях.

Он опустился в кресло во главе длинного стола и извлек из кейса блокнот с записями. Питт и Джордино уселись по обе стороны от него.

Ганн и Джордино были невысоки, но на этом сходство между ними заканчивалось. Ганн был худощавым и по-юношески стройным. Джордино выглядел горой мускулов. И если Джордино был просто неглупым и ловким парнем, то Ганн был настоящим гением своего дела. В свое время он предпочел блестящей карьере в Академии ВМС США сравнительно скромную должность заместителя директора НУМА и ни разу не пожалел об этом. Он был близорук и не мог сделать ни шага без своих сильных очков, но при этом умудрялся не пропустить ни одного движения, совершавшегося в пределах двухсот ярдов вокруг него.

Питт первым прервал повисшее молчание.

– Кому пришло в голову отправить Джордино и меня к этому занюханному колодцу для извлечения из него тела, – напрямую спросил он.

– Запрос исходил от таможни США. Они попросили адмирала Сэндекера направить для этого дела его лучших людей.

– Включая вас?

– Разумеется, я мог бы отговориться, мотивируя свои отказ необходимостью личного присутствия в Вашингтоне, но после того как всплыло дело о пропавшем испанском галеоне, дальнейшие мои объяснения уже не имели смысла.

– Хайрем Йегер, – догадался Питт. – Мне следовало сообразить раньше. Вы же неразлучны, как сиамские близнецы.

– Короче, я плюнул на выполнение текущих проектов и подрядился на выполнение этой грязной работенки.

– Ты хочешь сказать, что Сэндекер не догадывается об истинной причине твоего присутствия здесь, – сообразил Питт.

– По крайней мере не в настоящее время.

– Старика не так легко долго водить за нос, – заметил Джордино.

– Совершенно верно, – согласился Питт. – Держу пари, что старый хрыч уже в курсе всех событий.

Ганн равнодушно отмахнулся от их слов.

– У вас не будет никаких затруднении. Лучше я, чем какой-нибудь другой человек, не знакомый с вашими методами работы. Любой другой бюрократ в НУМА на моем месте в лучшем случае вставлял бы вам палки в колеса.

Джордино сморщился, словно в рот ему попал кусок лимона.

– И это лучший аргумент, который ты можешь нам представить? С какой стати НУМА согласилась плясать под дудку таможни? – поинтересовался он.

Ганн разложил перед собой бумаги, извлеченные из кейса.

– Здесь изложена полная мотивировка предполагаемых поисков, включая краткий обзор древнего искусства народов Перу, но думаю, что в данный момент они вам не понадобятся.

– Но этот проект выходит за рамки наших текущих обязанностей, – стоял на своем Питт. – Наша работа – подводные поиски и разведка.

– Ничего подобного, – возразил Ганн, – поиск затонувших археологических объектов как раз входит в сферу ваших прямых обязанностей.

– При чем же здесь поиски тела доктора Миллера?

– Это только первый шаг в кооперации с руководителями таможни. Убийство всемирно известного археолога – стержень всего этого дела. По их мнению, убийца археолога занимает одну из высших ступеней в иерархии преступного синдиката, и они надеются с нашей помощью вывести его на чистую воду. Заполучив его, они надеются выяснить полную картину подпольного бизнеса. Кроме того, они справедливо считают, что преступникам уже удалось поднять значительную часть сокровищ со дна сенота, и доктор Миллер догадывался об этом. Они хотят, чтобы ты и Ал детально занялись этим делом.

– Что же тогда будет с нашими планами поисков пропавшего галеона?

– Как только вы завершите первую часть работы, я сделаю все от меня зависящее, чтобы финансировать ваши поиски из бюджета агентства. Это все, что я могу обещать в данный момент.

– А если адмирал решит торпедировать эти планы? – спросил Джордино. Ганн пожал плечами:

– Я морской офицер и привык повиноваться приказам.

– А я служил в авиации, – напомнил Питт, – и люблю задавать вопросы.

– Подумаем об этом позднее, – предложил Ганн. – А для начала решим проблему сенота. Питт расслабился и перевел дыхание.

– Черт с тобой, все равно надо на что-то убить время, пока Йегер и Перлмуттер завершат свои изыскания. У них наверняка что-нибудь найдется к тому времени, когда мы выберемся из джунглей.

– Есть еще одно требование, – вздохнул Ганн.

– Чего им еще надо? – рассердился Питт. – Что я им, мальчик-ныряльщик, прыгающий за борт за монетами богатых туристов?

– Ничего особенного, – попытался успокоить его Ганн. – Они также настаивают, чтобы ты вернулся в Город мертвых.

– Они что, надеются, что сокровища еще на старом месте? – кисло осведомился Питт.

– Вряд ли, но они хотят иметь полную опись сохранившихся предметов искусства, – серьезно пояснил Ганн.

– Оставшихся в храме? – не поверил своим ушам Питт. – Они что, сошли с ума? Там остались тысячи и тысячи предметов даже после набега бандитов. Это дело археологов, а не морских офицеров.

– Представители перуанской полиции уже были в храме и убедились, что большинство предметов искусства исчезло, – попытался объяснить Ганн. – Интерпол нуждается в описании, чтобы опознать их по мере появления на рынке. Таможенные власти надеются, что возвращение на место недавних событий поможет освежить вашу память.

– События развивались слишком быстро, чтобы надеяться на такую возможность. Ганн понимающе кивнул:

– Тем не менее, кое-что вы наверняка сможете припомнить. Что скажешь о себе, Ал?

– Я был занят поисками передатчика и не успел как следует ознакомиться с этой свалкой старого мусора. Питт утомленно потер виски:

– Вероятно, штук пятнадцать-двадцать я бы смог описать.

– А не могли бы вы нарисовать их?

– Я скверный художник, но постараюсь сделать все, что смогу. Для этого мне не обязательно навещать это чертово место. Я куда лучше справлюсь с задачей, лежа на краю бассейна в приличном отеле.

– Самое разумное, что мы можем сделать, – охотно согласился Джордино.

– А я категорически против, – возразил Ганн. – Проблема гораздо глубже, чем вы думаете. В данный момент, как бы вы сами к этому ни относились, вы национальные герои Перу. Поэтому помимо таможни вами заинтересовался Государственный департамент.

Джордино насмешливо подмигнул приятелю:

– Вот тебе подтверждение одного из древнейших правил. Хочешь лишних неприятностей, окажи услугу ближнему.

– Какое отношение Госдепартамент может иметь к посещению Города мертвых? – не поверил Питт.

– Со времени денационализации нефтяной и горнодобывающей промышленности в Перу многие компании США активно помогают местному бизнесу в добыче натурального сырья. Страна отчаянно нуждается в крупных инвестициях, и существуют люди, готовые пойти на это. Спасая жизнь дочерям и сыновьям местных VIP-персон, вы приобрели широкую популярность в Перу.

– Прекрасно, но я по-прежнему не понимаю, какое отношение к этому может иметь Госдепартамент?

– Дополнительные голоса на грядущих выборах. Эксперты полагают, что с вашей помощью им удастся отлакировать образ грязного янки, нагло вмешивающегося в дела латиноамериканских стран. Помогая спасти национальное достояние Перу, вы поможете правительственным чиновникам преуспеть в этом благородном занятии.

– Иными словами, правительство собирается с нашей помощью снимать сливки? – уточнил Питт. Ганн кивнул:

– И Сэндекер согласился на это?

– А куда ему было деваться? Конгресс еще в этом году собирается пересмотреть финансирование агентства.

– Кто отправится с нами?

– Доктор Алберто Ортис из Национального института культуры в Чиклайо возглавит команду археологов. Помогать ему будет доктор Келси.

– Без хорошей охраны мы того и гляди можем нарваться на серьезные неприятности.

– Перуанские власти заверили Госдепартамент, что в этом отношении у вас не будет никаких проблем.

– Можно ли им верить? Меньше всего я хочу снова встретиться с шайкой озверевших наемников.

– Я полностью согласен с Дирком, – поддержал приятеля Джордино.

Ганн беспомощно развел руками:

– Я только передаю вам то, что мне самому было сказано.

– Мы нуждаемся в более качественном оборудовании, чем то, что имели во время последней вылазки.

– Составьте подробный список, и я берусь быстро уладить этот вопрос.

– Ты отчетливо представляешь, на что мы с тобой собираемся пойти? – спросил Питт, оборачиваясь к Джордино.

– Грязное дельце, – согласился итальянец, – но, по-моему, Дирк, нам просто не оставили выбора.

Питт уже не думал о новом погружении в проклятый сенот. В его мутных водах было определенно что-то дьявольское. Отверстие в зловещий туннель казалось ему вратами ада. Он постарался побыстрее выбросить воспоминания из головы, но это было непросто. Они преследовали его словно ночной кошмар.

15

Спустя два дня около восьми часов утра последние приготовления к погружению в священный колодец были завершены. Предстояло самое трудное – поднять тело доктора Миллера. Наблюдая за поверхностью воды, Питт чувствовал, как напряжение последних дней постепенно отпускает его. Сенот по-прежнему выглядел зловещим, но больше не пугал. Теперь он знал его секреты и был уверен, что, сумев один раз выбраться из смертельной ловушки, сможет повторить восхождение по отвесным стенам. Как часть проекта новое погружение для него стало рутинной работой, не более.

Верный своему слову, Ганн арендовал два вертолета и закупил необходимое оборудование. Целый день был потрачен на доставку и проверку снаряжения. Доктор Келси, Роджерс и команда ныряльщиков трудились в поте липа в заново восстановленном лагере. Ганн не собирался рисковать и предусмотрел каждую мелочь.

Пятьдесят человек элитного корпуса специальных войск были уже на месте, когда приземлился первый вертолет Ганна. Перуанские солдаты казались миниатюрными по сравнению с высокорослыми американцами и на первый взгляд не производили впечатления крутых парней, но за плечами каждого из них было по несколько лет непрекращающейся войны с бандитами в покрытых густым лесом высокогорьях Анд и в прибрежных пустынях побережья Перу. Действуя быстро и решительно, они возвели укрепления по периметру лагеря и направили несколько патрулей в окружающие его джунгли.

– Я хотела бы отправиться вместе с вами, – сказала Шеннон, подойдя к Питту.

Он повернулся к ней и улыбнулся.

– Чего ради? Вряд ли извлечение мертвого тела, пролежавшего под водой больше месяца, можно назвать приятным занятием.

– Простите, я бы совсем не хотела, чтобы вы сочли меня бессердечным человеком, – сказала она грустно. – Я восхищалась покойным. Но я все-таки археолог, и профессиональный интерес побуждает меня как можно скорее приступить к своим прямым обязанностям.

– Боюсь, вы будете разочарованы, – попытался утешить ее Питт. – Судя по всему, там нет ни золота, ни бесценных сокровищ. Старые доспехи испанского конкистадора можно не принимать в расчет.

– По крайней мере, разрешите Роджерсу отправиться вместе с вами и заснять панораму дна.

– К чему такая спешка?

– Ал и вы можете нарушить первоначальное положение предметов.

Питт бросил на нее недоуменный взгляд:

– Вы хотите сказать, что это более важно, чем последняя дань покойному?

– Доктор мертв, – сказала она спокойно. – Археологи привыкли иметь дело со смертью. Миллер понимал это лучше, чем кто-либо другой. Малейшее постороннее вмешательство может исказить первоначальную картину и привести к неверным выводам.

– После того как мы с Алом поднимем останки доктора Миллера, Роджерс и вы можете спуститься на дно и делать все, что вам угодно. Постарайтесь только снова не угодить в этот чертов туннель.

– Одного подобного приключения было для меня более чем достаточно. – На ее губах появилась бледная улыбка. – Да и вы будьте осторожны и постарайтесь без нужды не рисковать.

Она слегка прикоснулась губами к его щеке, затем резко повернулась и торопливо зашагала к своей палатке.

* * *

На этот раз спуск прошел легче благодаря подъемному крану и механической лебедке, установленным у кромки сенота. Руди Ганн лично руководил операцией. Когда до поверхности воды оставалось около метра, Питт расстегнул спасательный пояс и соскользнул вниз. Перевернувшись на спину, он наблюдал, как кабель ушел наверх, чтобы начать спуск Джордино.

Маска Питта была подсоединена к коммуникационно-спасательной системе, тогда как Джордино предстояло погружаться налегке, руководствуясь лишь сигналами друга. Едва его напарник оказался рядом, Питт сделал знак рукой, и они синхронно начали погружение. Друзья старались держаться на небольшой дистанции, чтобы не потерять друг друга из виду, пока не оказались в слое удивительно чистой воды на глубине четырех метров. Коричнево-серые наносы оставались глубоко под ними, но были уже отчетливо видны.

Оказавшись на расстоянии около двух метров над уровнем дна, Питт подал сигнал прекратить спуск. Осторожно, чтобы не взбаламутить скопившийся внизу ил, он отвязал стальной прут от нейлонового шнура и погрузил его в грязь.

– Как у вас там дела? – донесся до него голос Руди.

– Достигли дна и начинаем поиски, – скупо информировал его Питт.

Они сделали несколько кругов над дном, прежде чем обнаружили то, что искали.

За время, прошедшее после его первого погружения в колодец, состояние тела заметно ухудшилось. На открытых участках отсутствовали небольшие фрагменты кожи. Питт не знал, чем это объяснить, но тут странного вида рыба с чешуей, покрытой крупными яркими пятнами, подплыла к телу и начала отщипывать кусочки. Он отогнал в сторону кровожадную тварь, все еще не понимая, как она смогла попасть в глубокий колодец, затерявшийся в глубине джунглей.

Питт помахал рукой Джордино, который снял пластиковый мешок, притороченный к поясу, и бросил вопросительный взгляд на приятеля. Разлагающееся тело не может пахнуть под водой, но обоим казалось, что отвратительный запах уже проник в их баллоны, отравляя содержавшийся там воздух.

Они не стали тратить время на осмотр тела и со всей быстротой, на какую были способны их руки, натянули пластиковый мешок на человеческие останки, стараясь не потревожить скопившийся на дне слой ила. Это им плохо удалось, и взбаламученная грязь поднялась со дна. Последние несколько минут они работали почти вслепую. Когда мешок был застегнут, Питт доложил наверх:

– Мы запаковали тело и начинаем подъем.

– Принято к сведению, – ответил Ганн, – спускаем канат.

Поймав Джордино за руку, Питт скомандовал начать подъем. Достигнув поверхности воды, они прикрепили тело к опущенным сверху носилкам.

– Можете начинать подъем, – сигнализировал Питт.

Наблюдая, как носилки медленно поднимаются к краю колодца, Питт с грустью подумал, что он так и не познакомился с настоящим доктором Миллером. И сама его смерть не была нужна никому, кроме полубезумного убийцы. Он был просто лишней фигурой в сложной игре вокруг предметов древнего искусства, оказавшихся в руках потерявших человеческий облик высокопоставленных негодяев.

Итак, они выполнили свою миссию. Первая часть операции была завершена. Сейчас им оставалось только дрейфовать по поверхности воды в ожидании спущенного сверху каната. Джордино вопросительно посмотрел на своего друга и вынул мундштук изо рта.

– В баллонах еще достаточно воздуха, – заметил он, – почему бы нам не осмотреться вокруг, вместо того чтобы просто ждать, пока спустят подъемник?

Предложение было неожиданным для Питта, но понравилось ему. Он не мог снять маску, как Джордино, и поэтому ограничился тем, что написал на коммуникационной доске: “Держись поближе ко мне и берегись подводных течений”.

После чего выразительным жестом указал вниз.

Джордино кивнул в ответ, и они начали второе за этот день погружение.

Питт и раньше был удивлен отсутствием каких-либо предметов искусства в слое ила. Зато костей здесь было больше чем достаточно. Но, проведя около получаса вблизи дна, они так и не обнаружили ничего, заслуживающего внимания. Ничего, кроме доспехов старого конкистадора, которые Питт видел еще во время своего первого погружения. Скелет находился в том же положении, что и тогда. Питт несколько раз медленно проплыл над ним, не переставая следить за состоянием воды, чтобы не оказаться застигнутым врасплох таинственным течением. Пустые глазницы черепа, казалось, внимательно следили за каждым его движением. Слабые отблески солнечных лучей, пробивавшихся сквозь толщу воды, придавали старым костям призрачную зеленоватую окраску.

Джордино плыл рядом с ним, время от времени с любопытством поглядывая на друга. Он не мог понять, что привлекло внимание Питта. Старые кости ничего не говорили ему, даже если им и было пять сотен лет. Единственная мысль, которая позабавила его, была о том, какую бурю поднимет Шеннон Келси, если узнает, что ее драгоценные археологические игрушки потревожили, прежде чем она сама успела обследовать их.

Другое дело Питт. Его охватило странное ощущение, что скелет, привлекший его внимание, предмет чужеродный, не имеющий прямого отношения к священному колодцу. Он протянул руку и осторожно потер пальцем кирасу. Тонкая прослойка ила поднялась в воду, обнажив гладкую поверхность металла. Сама кираса и даже кожаные застежки, крепящие ее к костяку скелета, были в удивительно хорошем состоянии. Он отплыл на несколько метров в сторону и вытащил из ила лежащую отдельно кость. В отличие от костяка старого испанца она была покрыта многочисленными потеками минеральных отложений. Он осмотрел обе челюсти испанца и был поражен превосходным состоянием зубов. Ему даже удалось обнаружить две серебряные пломбы. Питт никогда не был знатоком средневековой стоматологии, но ему было известно, что в Европе пломбы научились делать лишь к концу восемнадцатого столетия.

Подумав немного, он связался с Руди.

– Слушаю тебя, Дирк, – немедленно отозвался Ганн.

– Будь добр, спусти мне линь. Хочу поднять одну штуку.

– Считай, что уже сделано.

– Спускайте его в том месте, где видите пузырьки воздуха от наших аквалангов.

– Одну минуту! – Наступила небольшая пауза, после которой голос Руди снова послышался в наушниках Питта. – Наша археологическая леди устроила дикий скандал. Она объявила, что вы не имеете права ничего трогать на дне колодца.

– Сделай вид, что оглох, и спускай линь.

– Ты бы послушал, какой крик она подняла здесь, – нервно произнес Ганн.

– Или бросай мне линь, или столкни ее в сенот.

– Держи.

Несколько мгновений спустя маленький стальной крючок с привязанной к нему нейлоновой веревкой оказался в руках Питта. Он осторожно обвязал линь вокруг кирасы и закрепил крючок. Затем бросил взгляд в сторону Джордино и дал сигнал к подъему. Джордино кивнул, но был слегка удивлен, увидев, что Питт ослабил веревку и оставил скелет лежать там, где он находился.

Подъем с помощью лебедки не вызвал никаких осложнений. Уже находясь у кромки колодца, Питт бросил последний взгляд вниз и поклялся, что никогда больше не станет погружаться в его зловещие воды. Ганн помог ему освободиться от снаряжения.

– Слава богу, ты снова здесь, – произнес он. – Эта сумасшедшая баба угрожает отстрелить мне яйца. Джордино расхохотался:

– Она научилась этому от Дирка. Скажи спасибо, что тебя зовут не Тупак Амару.

– О чем ты толкуешь, черт побери?

– Ну, это совсем другая история, – сказал Питт, с наслаждением вдыхая влажный горный воздух.

Он еще не успел полностью освободиться от снаряжения, когда Шеннон налетела на него, как разъяренная гризли, у которой только что украли детеныша.

– Я предупреждала вас не прикасаться ни к чему внизу, – сказала она угрожающим тоном.

Несколько секунд Питт смотрел на нее. Его зеленые глаза казались необычно мягкими и все понимающими.

– Там ничего и не осталось, – произнес он наконец. – Кто-то опередил вас. Все те сокровища, что были в колодце месяц назад, исчезли. Сейчас там на дне только кости животных и людей.

Шеннон подозрительно уставилась на него. Ее газельи глаза были широко раскрыты.

– Вы уверены?

– Вам нужны доказательства?

– У нас есть собственное оборудование. Я спущусь в колодец и сама увижу все, что мне надо.

– Вот этого делать не советую.

Шеннон повернулась к Роджерсу:

– Приступим к сборам.

– Едва вы начнете брать пробы ила, наверняка погибнете, – предупредил Питт с уверенностью профессора, читающего лекцию студентам.

Вероятно, Шеннон не обратила бы внимания на его слова, но Роджерс был более внимателен.

– По-моему, нам лучше выслушать Дирка, – посоветовал он.

– Я не хочу быть несправедливой, но у него нет никаких доказательств.

– А что, если он все-таки прав? – стоял на своем Роджерс.

– Я слишком долго ждала этого момента, чтобы сейчас отказаться. Мы уже не раз были на волосок от смерти, пытаясь открыть тайну колодца. Я не верю в то, что там не осталось предметов, способных заинтересовать нас.

Питт протянул ей линь, который все еще держал в руке.

– Это и есть мои доказательства, – серьезно сказал он. – Потяните за линь и вы сами убедитесь в справедливости моих слов.

– Вы прикрепили второй конец к какому-то предмету на дне колодца, – предположила Шеннон. – Можно узнать, к какому именно?

– К скелету, наряженному в доспехи испанского конкистадора.

– Вы неисправимы, – безнадежно констатировала она.

– Вы искренне так думаете? По-вашему, мне доставляет удовольствие без конца спорить с вами? Я уже устал вытаскивать вас из разных передряг, в которые вам угодно ввязываться. О’кей, если вы предпочитаете оказаться разорванной на куски, отправляйтесь в ваше путешествие.

В глазах Шеннон впервые промелькнула тень неуверенности.

– Не вижу смысла в ваших словах, – заупрямилась она.

– Ну что ж, придется мне подкрепить их более весомым доказательством.

Питт осторожно натянул линь и затем сделал сильны л рывок.

В первую секунду ничего не произошло. Затем из глубины колодца раздался оглушительный грохот, многократно усиленный отвесными стенами. Сила взрыва была так велика, что почва содрогнулась. Высокий столб белой пены и зеленой слизи поднялся из недр сенота, забрызгав всех в радиусе двадцати метров. Взрывная волна пронеслась над джунглями и вернулась к колодцу, оставив на своем пути густую дымку, на несколько мгновений заслонившую солнце.

16

Промокшая Шеннон застыла у кромки священного колодца и не отрываясь смотрела в его мутные воды, словно не могла решить, что же делать дальше. Впрочем, все собравшиеся наверху выглядели не лучше, застыв от неожиданности словно каменные статуи. Один только Питт сохранял скучающий вид и выглядел случайным свидетелем самого заурядного события.

Постепенно глаза молодой женщины ожили, и в них появились недоумение и первые признаки понимания происходящего.

– Скажите ради бога, каким образом вы догадались о... – медленно начала она.

– О мине-ловушке, – закончил за нее Питт. – Для этого не требовалось чрезмерно напрягать свои умственные способности. Кто бы ни установил мину – весом, между прочим, без малого сорок пять килограммов, – он совершил две непростительные ошибки. Во-первых, удалив из колодца все предметы, кроме самых бросающихся в глаза. И во-вторых, костям скелета по всем признакам никак не больше пятидесяти лет. А про доспехи и говорить нечего. Они не могли пробыть под водой около четырех столетий и остаться такими новыми.

– Кто, по-вашему, установил мину? – спросил Роджерс.

– Тот же, кто убил доктора Миллера.

– Самозванец?

– Нет, я думаю, это дело рук Амару. Человек, успешно сыгравший роль доктора Миллера, явно не хотел расследования и избегал иметь дело с перуанскими властями, во всяком случае, до тех пор, пока он и его сообщники не покинули бы Город мертвых. Скорее всего, люди из “Солпемачако” обчистили священный колодец задолго до того, как вы и ваши коллеги появились на сцене. Вот почему самозванец рискнул послать призыв о помощи, когда вы и Шеннон попали в ловушку на дне сенота. Это было частью заговора, попыткой создать видимость, что вы погибли в результате несчастного случая. Хотя он и был вполне уверен, что вы унесены подводным течением в боковую каверну еще до того, как детально обследовали дно колодца и убедились, что сокровища исчезли, он решил подстраховаться и заложил взрывное устройство на тот случай, если бы по какой-то причине первоначальный план не сработал.

Глаза Шеннон стали печальными, на лице застыло разочарованное выражение.

– Значит, сокровища священного колодца потеряны для нас навсегда.

– Можете утешать себя тем соображением, что они похищены, но не уничтожены.

– Рано или поздно они найдутся, – бодро объявил Джордино. – Они не могут вечно находиться в собрании какого-нибудь богатого коллекционера.

– Вы не совсем четко представляете себе основные принципы археологии, – устало произнесла Шеннон. – Ни один специалист не возьмется изучать или классифицировать находку, не зная точно места ее происхождения. Теперь мы никогда ничего не узнаем о людях, некогда живших в этих местах и построивших этот удивительный город. Еще один кладезь бесценной информации потерян для нас навсегда.

– Сожалею, что вашим надеждам не суждено было сбыться, – сочувственно произнес Питт.

– Прискорбная утрата, – вздохнула Шеннон, готовая признать свое поражение. – Почти трагедия.

К ним подошел Руди Ганн, дававший последние инструкции пилотам, которым предстояло доставить тело доктора Миллера в морг Лимы.

– Извините, что вынужден прервать вас, – обратился он к Питту, – но наша работа здесь закончена. – Теперь нам нужно собрать вещи и отправиться на встречу с доктором Ортисом в Город мертвых.

Питт согласно кивнул и повернулся к Шеннон.

– Мужайтесь, – посоветовал он, – может быть, в следующий раз вам повезет больше.

* * *

Доктор Алберто Ортис был худощавым жилистым человеком около семидесяти лет от роду. Он стоял возле посадочной площадки, одетый в белую рубашку с коротким рукавом и светлые брюки. Длинные седые усы, свисавшие вдоль щек, делали его лицо похожим на традиционные изображения престарелых мексиканских бандитов. Его туалет дополняли широкополая панама, цветастый шейный платок и сандалии из дорогой кожи. В левой руке он держал высокий бокал со своим любимым напитком, в котором плавали кусочки льда.

Доктор был похож на героя голливудского боевика, в котором действие происходит на одном из островов Южных морей, и мало соответствовал общепринятым представлениям о человеке науки, с полным основанием признанным экспертами из НУМА одним из ведущих специалистов Перу в области древних культур.

Улыбаясь, он протянул руку гостям.

– Вы прибыли раньше, – заметил он на почти безукоризненном английском. – Я ожидал вас в лучшем случае через два-три дня.

– Проект доктора Келси был неожиданно свернут, – объяснил Питт, пожимая сильную мозолистую руку археолога.

– Она прибыла вместе с вами? – осведомился Ортис.

– Задержалась на день, чтобы сфотографировать каменные барельефы алтаря возле сенота. Прибудет завтра утром. Разрешите представить вам моих друзей. Мое имя Дирк Питт, справа – Руди Ганн, слева – Ал Джордино. Все сотрудники НУМА.

– Очень рад, джентльмены. Пользуюсь случаем лично поблагодарить вас за спасение наших студентов.

– Итак, мы снова в Городе мертвых, – протянул Питт, оглядывая руины, хранившие следы недавнего боя.

Ортис рассмеялся при виде столь очевидного отсутствия энтузиазма:

– Полагаю, вы не слишком удовлетворены прошлым посещением этих мест.

– Да уж, роз нам не бросали, – согласился Питт.

– Где вы посоветуете нам разбить палатки, доктор? – вежливо прервал обмен любезностями Ганн.

– Это совершенно излишне, – уверил его Ортис, одаряя американцев ослепительной улыбкой. – Мои люди уже очистили для вас гробницу богатого купца. Много места и совершенно сухо во время дождя. Разумеется, это не четырехзвездочный отель, но все же вполне удобное помещение.

– Надеюсь, бывший хозяин покинул свои владения? – невозмутимо уточнил Питт.

– Не по своей воле. Грабители выбросили его кости в поисках сокровищ.

– Мы могли бы остановиться в гробнице, которую террористы уже использовали в качестве своей штаб-квартиры, – предложил Питт.

– Сожалею, она уже занята моими людьми.

Питт кинул кислый взгляд на Джордино:

– Говорил я тебе, что следовало зарезервировать комнаты заранее.

– В дорогу, джентльмены, – бодро предложил Ортис. – По пути к вашей резиденции я исполню обязанности вашего гида в Городе мертвых.

– Мне это место чем-то напоминает кладбище слонов из африканских легенд, – проворчал Джордино.

– О нет! – рассмеялся Ортис. – Древние строители Чачапойаны приходили сюда не умирать. Для них это было священное погребальное место, своего рода промежуточная станция в их путешествии к будущей жизни.

– Так здесь никто не жил? – переспросил Ганн.

– Только жрецы и строители гробниц. Для всех остальных это было запретное место.

– Вероятно, это был процветающий бизнес, – мрачно пошутил Питт.

– Общество Чачапойаны, – продолжал лекцию Ортис, не обратив внимания на слова американца, – имело довольно сложное строение, во многом напоминающее социальную структуру империи инков, за исключением того, что оно не предусматривало наследственной передачи власти. Города конфедерации возглавляли старейшины и полководцы, имевшие ограниченные полномочия. Наиболее влиятельной социальной прослойкой были богатые торговцы, которые могли позволить себе соорудить роскошные гробницы для отдыха между двумя жизнями. Представителей беднейших слоев хоронили в глиняных статуях в виде человеческих фигур.

Ганн бросил на археолога вопросительный взгляд.

– Внутри статуй? – недоверчиво переспросил он.

– Телу умершего придавали сидячее положение, так чтобы подбородок опирался на колени. Вокруг тела сооружался каркас наподобие деревянной клетки для придания телу большей устойчивости. Затем на тело наносился слой глины. На завершающей стадии скульптор пытался придать чертам лица статуи отдаленное сходство с покойным. Затем этот своеобразный саркофаг помещали в заранее выкопанную могилу или пещеру вроде тех, что в изобилии встречаются среди утесов над храмом.

– Местные гробовщики были, надо думать, состоятельными людьми, – ядовито заметил Джордино.

– По предварительным оценкам, пик строительства приходился на период между 1200 и 1500 годами нашей эры. Город был оставлен вскоре после испанского завоевания.

– Инки тоже хоронили здесь своих умерших, после того как они покорили Чачапойану? – спросил Ганн.

– Почти нет. Я нашел всего несколько гробниц с характерными признаками позднего периода культуры инков.

Ортис провел гостей по древней улице, вымощенной каменными плитами, стершимися от времени. Затем вошел внутрь сооружения в форме сосуда, построенного из плоских каменных плит с причудливым геометрическим орнаментом. Работа древних каменотесов была на удивление тонкой, с мельчайшей проработкой деталей, а сама архитектура производила незабываемое впечатление. Сооружение было увенчано круглым куполом высотой около десяти метров. Вход также был выполнен в форме сосуда, причем казался таким узким, что по нему мог пройти только один человек. Каменные ступени подымались до уровня пола в центральном зале, из которого уже другая лестница вела в подземную часть здания.

Внутри погребальной камеры скопился затхлый, тяжелый воздух, от которого у прибывших перехватило дыхание. Питт почти физически ощущал рядом присутствие участников последней ритуальной церемонии, замуровавших вход в гробницу, как они полагали, навечно. Вряд ли им могло прийти в голову, что не пройдет и пяти веков, как она послужит пристанищем живым людям другой расы, культуры и религии.

Каменный пол и погребальные ниши были очищены от остатков некогда хранившихся здесь предметов. Стены и потолок помещения были покрыты каменными барельефами, изображавшими лица людей и головы змей. К ним были подвешены несколько гамаков, предназначенных для новых обитателей. На полу лежали маты из соломы. На стене было прикреплено небольшое зеркало.

– По моим оценкам, гробница была построена около 1380 года, – сообщил Ортис. – Замечательный образец архитектуры Чачапойаны. Все условия для отдыха, за исключением ванной комнаты. Однако в пятидесяти метрах к югу от здания протекает ручей, где вы можете умыться. Это лучшее, что я могу вам предложить. Надеюсь, вы останетесь довольны.

– Благодарю вас, доктор Ортис, – сказал от лица всех присутствующих Ганн. – Мы по достоинству оценили вашу заботу.

– Можете называть меня Алберто, – отвечал Ортис, подымая седые брови. – Обед в половине седьмого в моей штаб-квартире. – Он одарил Джордино благосклонной улыбкой. – Я полагаю, вы достаточно знакомы с планом города.

– Уж как-нибудь не заблудимся, – заверил его Джордино.

* * *

После купания в ледяной воде друзья побрились, переоделись в теплые костюмы, более подходящие в высокогорье, и отправились в штаб-квартиру перуанских коллег. Ортис приветствовал их у входа и представил им четверых своих помощников, сотрудников Национального института культуры в Чиклайо. Никто из них не говорил по-английски.

– Желаете выпить перед обедом, джентльмены? Есть джин, водка, шотландское виски и писко, местный белый коньяк.

– Вы хорошо позаботились о запасах, – заметил Ганн. Ортис добродушно рассмеялся:

– Неужели только потому, что работаем в труднодоступной местности, мы должны отказывать себе в маленьких удовольствиях?

– Я попробую местный коньяк, – решил Питт.

Ганн и Джордино оказались более консервативны и ограничились шотландским виски со льдом. Подав напитки, Ортис предложил им расположиться в старомодных раскладных креслах.

– Серьезно пострадал храм от ракетного обстрела? – поинтересовался Питт.

– Большинство предметов искусства, брошенных сбежавшими бандитами, в очень плохом состоянии и вряд ли подлежат восстановлению, – сокрушенно информировал его Ортис.

– Но вы нашли что-нибудь стоящее внимания?

– Это кропотливая работа, – покачал головой археолог. – Я не перестаю удивляться, как быстро негодяям удалось обследовать несколько десятков гробниц и вывезти около четырех тонн предметов искусства за сравнительно короткий срок. То, на что испанцам потребовалось несколько десятилетий, гуакерос сумели проделать с удивительной оперативностью.

– Гуакерос? – переспросил Ганн.

– Так называют в Латинской Америке грабителей могил, – объяснил Джордино.

Питт удивленно уставился на него:

– Откуда ты нахватался таких слов, старина?

Джордино пожал плечами:

– Когда постоянно вращаешься в обществе археологов, поневоле научишься чему-нибудь.

– Впрочем, не только они ответственны за разграбление могил, – продолжал Ортис. – Местные крестьяне, одинаково страдающие от засилья террористов и коррумпированных правительственных чиновников, также не прочь при случае воспользоваться случайной находкой. Деньги, вырученные от продажи, помогают им свести концы с концами.

– Каждая палка о двух концах, – философски заметил Ганн.

– Поэтому очень часто на долю археологов остаются только кости и обломки керамики. Порой целые строения – дворцы и храмы – разбирают на части и продают любителям древностей по смехотворно низкой цене. А камни, не пригодные для продажи, используют как строительный материал. Нам не остается ничего другого, как только признать свое полное бессилие.

– Полагаю, это своего рода семейный бизнес, – заметил Питт.

– Да, профессия грабителей могил очень часто передается по наследству в отдельных семьях на протяжении многих поколений. Отцы, братья, дети, племянники предпочитают работать сообща. Иногда целые деревни занимаются поиском и разграблением древних захоронений.

– Выходит, гробницы остаются главной целью гуакерос? – задал очередной вопрос Ганн.

– Конечно, ведь там хранится больше всего древних сокровищ. Следует помнить, что нередко большая часть достояния древних правителей отправлялась в загробный мир вместе с владельцем.

– Видимо, они считали, что и на тот свет можно взять с собой все, – усмехнулся Джордино.

– Неандертальцы, египтяне, инки – все без исключения верили в загробную жизнь, – продолжал Ортис. – Не в воскресение после смерти, а именно в продолжение их земного существования, но только в иных условиях. Многие правители Древнего мира захватывали с собой на тот свет не только свои сокровища, но и жен, придворных, солдат, слуг, любимых животных. Ограбление могил – одна из древнейших профессий на планете.

– Жаль, что президенты США не следуют их примеру, – саркастически заметил неунывающий Джордино. – Как было бы хорошо, если бы вместе с очередным почившим хоронили, например, половину конгресса и правительственных чиновников.

– Да, в этом с тобой согласилось бы немало граждан США, – подтвердил Питт.

– И в моей стране немало людей разделяют подобную точку зрения, – поддержал его Ортис.

– Но как они ухитряются находить древние захоронения? – спросил Ганн.

– Решающее значение имеет прежде всего, конечно, опыт и знаниеместных условий. Гуакерос используют любые подручные средства – пики, лопаты, длинные металлические прутья, чтобы сквозь мягкий грунт определить точное расположение гробницы, и лишь в редких случаях пользуются специальным оборудованием. Впрочем, последнее по средствам лишь крупным преступным группировкам, прибегающим для этих целей к помощи весьма известных специалистов.

– Пересекались ли в прошлом ваши пути с людьми из “Солпемачако”? – поинтересовался Питт.

– Да. В четырех других крупных исторических захоронениях. – Ортис презрительно сплюнул на землю. – И вы только подумайте: каждый раз они опережали меня. Организация существует, в этом не может быть ни малейшего сомнения. Мне не раз приходилось сталкиваться с результатами их преступной деятельности. Но кто эти люди, платящие рядовым исполнителям жалкие отступные, а затем сбывающие их находки на рынке, не знает никто.

– Разве полиция и секретные службы не могут перекрыть поток украденных ценностей, уплывающих из вашей страны? – спросил Ганн.

– Остановить грабителей могил не менее трудно, чем удержать ртуть в руках, – вздохнул Ортис. – Их слишком много, а доходы от контрабанды слишком велики. К тому же, как вы уже могли убедиться на собственном опыте, наших военных и правительственных чиновников можно купить.

– У вас тяжелая работа, Алберто, – посочувствовал Питт. – Лично я никогда бы не взялся за нее.

– И к тому же очень неблагодарная, – горько заметил Ортис. – Для нищих обитателей высокогорий я естественный враг. Да и многие сильные мира сего бегут от меня, как от чумы, поскольку сами коллекционируют предметы древнего искусства.

– Одним словом, ситуация безвыходная.

– Совершенно верно. Мои коллеги из других культурных центров делают все от них зависящее, но где уж им соперничать с гуакерос.

– Разве вы не получаете помощи от правительства? – удивился Джордино.

– Заполучить деньги от правительства или частных источников – задача не из легких. Факт остается фактом, но никто не хочет вкладывать деньги в историю.

Беседа продолжалась до тех пор, пока один из помощников Ортиса не объявил, что обед готов. Он состоял из тушеной говядины под пикантным соусом с жареной кукурузой и бобами. Единственными деликатесами оказались превосходное красное перуанское вино и фруктовый салат. На десерт подали плоды манго.

Когда после обеда все собрались вокруг костра, Питт снова обратился к археологу:

– Как вы думаете, Тупак Амару и его люди полностью обчистили Город мертвых или остались еще неизвестные захоронения?

На этот раз прогноз археолога впервые оказался оптимистичным.

– Я глубоко убежден, что гуакерос и их хозяева из “Солпемачако” собрали ничтожную часть ценностей, только то, что лежало на поверхности. Несомненно, основная часть сокровищ находится еще в земле, но на их раскопки уйдут многие годы.

Почувствовав, что Ортис, согретый несколькими бокалами местного коньяка, наконец пришел в хорошее настроение, Питт перевел разговор на интересующую его тему:

– Скажите, Алберто, а вы, случайно, не знаток легенд, имеющих отношение к сокровищам инков, исчезнувшим в период завоевания Перу?

Ортис закурил тонкую длинную сигару и раскуривал ее до тех пор, пока красный огонек не стал отчетливо виден в сгустившихся сумерках, и только после этого с энтузиазмом проглотил предложенную ему наживку:

– Сокровища инков не находили бы до сих пор в таких огромных количествах, если бы мои далекие предки вели подробную летопись происходящих событий. Но, в отличие от майя и ацтеков, инки не оставили после себя никаких записей. Иероглифическая система письма не получила широкого распространения на территории Перу. Если не считать редких надписей на стенах зданий, керамике или тканях, другие источники фактически неизвестны. Что касается устных преданий, то им далеко не всегда можно доверять.

– Я имею в виду потерянные сокровища Уаскара, – пояснил Питт.

– От кого вам довелось слышать о них?

– Доктор Келси рассказала нам одно из таких преданий. Она упоминала о священной золотой цепи, настолько огромной, что само существование ее кажется нереальным.

Ортис кивнул:

– Тем не менее, как раз эта часть легенды представляется вполне достоверной. Известно, что Верховный инка Уайна Капак повелел, чтобы эта цепь была выкована в честь рождения его старшего сына Уаскара. Много лет спустя, уже став сам Верховным инкой, Уаскар приказал вывезти цепь из столицы Куско и спрятать там, где она не смогла бы попасть в руки его сводного брата Атауалыгы, который после многолетней междоусобной войны узурпировал престол. Огромные сокровища – статуи людей, животных и насекомых из золота, троны, ритуальные диски солнца, драгоценные камни были вывезены из Куско и спрятаны в неизвестном месте.

– Мне никогда не доводилось слышать о сокровищах подобного масштаба, – заметил Ганн.

– У инков было столько золота, что они не понимали его реальной ценности, в результате остались в неведении, почему испанцы были так охочи до этого металла. Эта своеобразная золотая лихорадка послужила одной из причин возникновения легенды об Эльдорадо. Конкистадоры были готовы на все, чтобы заполучить легендарные сокровища, да и не только они. Немцы, англичане, включая знаменитого сэра Уолтера Рэли, с одинаковым рвением обыскивали джунгли и дикие ущелья в поисках города золотого человека, но никто из них так и не преуспел в своем стремлении.

– Насколько я понимаю, – продолжал допытываться Питт, – сокровища Уаскара были отправлены в какое-то место, расположенное за границами империи ацтеков?

Ортис снова утвердительно кивнул:

– Так, по крайней мере, гласит легенда. Однако сам факт, что флот был действительно отправлен на север, не нашел документального подтверждения. Более или менее достоверно известно только то, что его сопровождали воины Чачапойаны, служившие в гвардии Верховного инки после присоединения конфедерации к империи. Это событие произошло во время правления отца Уаскара, около 1480 года.

– Насколько хорошо известна история конфедерации?

Ортис пожал плечами:

– Исторических документов на этот счет сохранилось очень немного. Надеюсь, когда-нибудь она еще будет написана. Известно, что ее жители называли себя людьми тумана. Их города находились в самых недоступных местах джунглей. Именно по этой причине археологи так мало знают об их истории и культуре.

– Еще одна загадка для ученых?

– Загадок более чем достаточно. Согласно источникам инков, жители конфедерации были людьми со светлой кожей и голубыми или зелеными глазами. Их женщины были так красивы, что одинаково высоко ценились как инками, так и испанцами. Помимо всего они были слишком высокими для индейцев. По сообщению одного итальянского исследователя, ему удалось обнаружить в одном из захоронений скелет высотой более двух метров.

– То есть около семи футов? – уточнил Питт.

– Приблизительно, – слегка поморщился Ортис.

– Существует ли вероятность, что они могли быть потомками выходцев из Старого Света, например, викингов, которые могли достичь устья Амазонки и подняться по ней до предгорий Анд?

– Гипотез о заселении обеих Америк всегда существовало более чем достаточно, – отвечал Ортис, начиная проявлять первые признаки нетерпения, – но ни одна из них не была окончательно доказана.

– Но должны же существовать хоть какие-то факты, – вступил в разговор Джордино.

– В подавляющем большинстве это не факты, а домыслы чистейшей воды. Так, керамика, найденная в Эквадоре, имеет некоторое сходство с предметами гончарного искусства северной Японии. Испанцы, начиная с Колумба, неоднократно сообщали, что они были свидетелями того, как от побережья Венесуэлы отправлялись большие суда с командой из белых людей. Португальцы якобы нашли в Боливии племя бородатых людей, тогда как хорошо известно, что у индейцев, как правило, нет растительности на лице. Вся беда в том, что все эти сообщения абсолютно недостоверны.

– Гигантские каменные головы в Мексике, относящиеся к культуре ольмеков, имеют определенные негроидные черты, – напомнил Питт, – другие каменные изваяния, встречающиеся на большей части территории Южной Америки, имеют характерные признаки народов Востока.

– Все это так, мой друг, – кивнул Ортис. – Со своей стороны, могу добавить, что изваяния змеиных голов многих пирамид майя имеют очевидные черты сходства с головами драконов из Японии и Китая.

– Разве этого мало? – в свою очередь перешел в наступление Питт.

– На территории обеих Америк до сих пор не было найдено ни одного предмета, который был бы надежно классифицирован как изделие, произведенное в Европе.

– Насколько мне известно, народам Южной Америки не было известно даже обыкновенное колесо, – вновь вступил в разговор Ганн.

– Совершенно верно, – согласился Ортис. – Но те же майя, которые украшали изображением колеса детские игрушки, никогда не использовали его на практике, поскольку у них не было тягловых животных. Припомните, какой фурор произвели первые лошади и быки, завезенные испанцами в Америку.

– Но теоретически они могли использовать колесо для ручной перевозки строительных материалов, – настаивал Ганн.

– И это ничего не доказывает. Согласно достоверным историческим документам, – усмехнулся Ортис, – колесо появилось в Китае по крайней мере на шесть столетий раньше, чем в Европе.

Питт вздохнул и допил свой бокал.

– Как может существовать высокоразвитая цивилизация, не имеющая контактов с остальным миром? – воскликнул он.

– Согласно легендам древних обитателей Чачапойаны, которые, к слову, до сих пор имеют светлую кожу и голубые или зеленые глаза, бог, приплывший на большом корабле из-за восточного океана много столетий назад, научил их предков главным принципам строительства, науке о звездах и основам религии.

– Позабыв при этом обучить грамоте, – фыркнул Джордино.

– Еще один гвоздь в крышку гроба теории о контактах народов Южной Америки с представителями других континентов до путешествия Колумба, – подытожил Ганн.

– Все достаточно банально или, если хотите, традиционно, – подхватил Ортис. – По некоторым преданиям, этот святой человек имел седые волосы и бороду, был очень высокого роста, носил белые одежды и являл собой воплощение доброты и милосердия в одном лице. Детали легенд слишком схожи с канонической историей Христа, чтобы о них говорить серьезно. Кстати, и у ацтеков был подобный миф, стоит только вспомнить легенду о Кецалькоатле.

– Вы не верите в эту легенду, хотя бы частично, – удивился Питт.

– И не поверю, – сурово парировал Ортис, – пока не найду хотя бы незначительные факты в ее поддержку. Однако кое в чем я могу обнадежить вас. Мы надеемся в скором времени подтвердить или опровергнуть эту гипотезу. Мои коллеги в одном из университетов США проводят изучение ДНК, извлеченного из останков скелетов, найденных в Чачапойане. По результатам их исследований мы сможем с уверенностью сказать, откуда произошли предки основателей конфедерации, или по меньшей мере отвергнуть всевозможные спекуляции на сей счет.

– Вернемся к разговору о сокровищах Уаскара, – стоял на своем Питт, донельзя утомленный затянувшейся дискуссией.

– Безусловно, их находка потрясла бы научный мир, – согласился Ортис, с удовольствием затягиваясь сигарой. – Одна только цепь стала бы открытием столетия, хотя для науки ценнее были бы золотой солнечный диск и золотые мумии членов фамилии Верховного инки, исчезнувшие вместе с остальными сокровищами.

– Золотые мумии, – пробормотал Питт. – Разве инки сохраняли своих умерших подобно египтянам?

– Сам процесс был не так сложен, как в Древнем Египте, – объяснил Ортис, – но тем не менее известно, что тела Верховных правителей в покровах из золота были объектом поклонения в религии инков. Мумии умерших правителей помещали в отдельные дворцы, где им придавался целый штат слуг и даже женщин.

– Пустая трата денег налогоплательщиков, – мрачно прокомментировал Джордино.

– За всеми этими церемониями наблюдала целая армия жрецов, – продолжал Ортис, игнорируя замечание Джордино. – Нередко мумии возили по стране в специальных носилках и воздавали им божественные почести. Это, конечно, требовало огромных финансовых затрат и заметно опустошало казну государства накануне испанского завоевания.

Похолодало, и Питт застегнул куртку.

– На борту нашего судна доктор Келси получила сообщение об украденных золотых доспехах, якобы обнаруженных в собрании коллекционера из Чикаго.

Ортис помолчал, но затем утвердительно кивнул:

– Вероятно, вы имеете в виду Золотые доспехи воина из Тиапольо. Некогда они покрывали мумию знаменитого полководца, последнего Верховного правителя империи. До меня дошли слухи, что агенты таможни США напали на их след, но затем снова потеряли его.

– Потеряли? – переспросил Питт, нисколько не удивленный услышанной новостью.

– Директор Национального музея культуры Перу уже собирался лететь в Штаты, чтобы предъявить наши права на доспехи, когда пришло известие, что они похищены прямо из-под носа ваших секретных агентов.

– По словам доктора Келси, на них имеются надписи, рассказывающие о транспортировке сокровища в некий район неподалеку от Мексики.

– Фактически только немногие из этих надписей были расшифрованы до того, как доспехи были украдены из Национального музея в Севилье. Большинству из ныне живущих ученых они известны только по сохранившимся описаниям.

– Возможно, – предположил Питт, – что тот, кто похитил доспехи на этот раз, также занят поисками золотой цепи.

– Не исключено, – равнодушно согласился Ортис.

– Тогда у воров или их хозяев были дополнительные основания, чтобы решиться на такой шаг, – высказал свое мнение Джордино.

– Да, но только в том случае, если кто-то нашел пресловутое кипу Дрейка и расшифровал, – добавил задумчиво Питт.

– Вы вспомнили о знаменитой шкатулке из жадеита, – усмехнулся Ортис. – Весьма неправдоподобная история. Значит, вам также известна и эта версия старой легенды?

– Вы не верите в нее? – спросил Питт.

– Под всеми этими слухами нет ни малейшего основания, – твердо заявил Ортис, – да и сама легенда выглядит так сомнительно, что никогда не рассматривалась всерьез ни одним из заслуживающих доверия специалистов.

– Существует немало легенд, в основе которых лежат твердо установленные факты, – настаивал Питт.

– Я ученый и прагматик, – заявил Ортис. – Если кипу Дрейка действительно существует, я должен детально изучить его и только после этого смогу судить, подлинно оно или нет.

– Вы наверняка сочтете меня сумасшедшим, если я скажу вам, что собираюсь отправиться на его поиски.

– Не более, чем тысячи других людей, ставших заложниками собственных фантазий. – Ортис помолчал, стряхнул пепел на землю и бросил сумрачный взгляд на собеседника. – Хочу заранее предупредить вас: человеку, который найдет кипу Дрейка, если оно действительно существует, предстоят два нешуточных испытания. Вначале он будет вне себя от счастья, а затем – от разочарования.

Питт недоуменно уставился на него:

– Что вы имеете в виду, сеньор Ортис?

– К вашему сведению, мистер Питт, ни ученые инки, которые могли читать текст, ни чиновники, записывавшие его, уже не помогут вам.

– Что вы хотите сказать?

– Только то, дорогой мой, что последний человек, который мог бы прочитать и перевести вам кипу Дрейка, умер четыре столетия назад.

17

В отдаленной и, пожалуй, самой бесплодной части юго-западной пустыни, в нескольких километрах от Дугласа, маленького городка в штате Аризона вблизи границы США и Мексики, стояла асиенда “Принцесса”, напоминающая старинный мавританский замок. Она была названа так ее прежним владельцем доном Антонио Диасом в честь его жены Софии Магдалены, умершей при родах и ныне покоящейся внутри ограды владения в склепе, построенном в стиле барокко.

Огромное поместье включало земли, некогда подаренные Диасу диктатором Мексики генералом Антонио Лопес де Сайта-Ана за финансовую поддержку в войне против США за право владения Техасом. Война закончилась неудачно для диктатора, который вынужден был купить мир, продав за бесценок США долину Месилья в южной части Аризоны. Так асиенда Диаса неожиданно для него оказалась в пределах другой страны.

Асиенда оставалась в собственности семьи до 1978 года, когда единственная из оставшихся в живых представительниц фамилии незадолго до смерти продала ее богатому финансисту Джозефу Золару. Последний не делал секрета из того, что приобрел поместье исключительно ради развлечения своих влиятельных знакомых – правительственных чиновников и богатых бизнесменов, принадлежащих к сливкам местного общества. Старое название было заменено на новое, и скоро асиенда приобрела широкую известность как поместье Сан-Симеон. Здесь постоянно гостили знатные визитеры, а отчеты и фотографии о них помещались на страницах большинства ведущих газет и журналов.

Фанатичный любитель антиквариата, Золар собрал обширную коллекцию предметов искусства, как ценных, так и весьма посредственных. Тем не менее любой экспонат его собрания имел надлежащий сертификат о законности его приобретения, подписанный экспертами и правительственными агентами. Золар аккуратно платил налоги, все его сделки носили исключительно законный характер, и никто из гостей никогда не баловался наркотиками. Ни один репортер не осмелился бросить даже подобие скандального намека в адрес Джозефа Золара.

В настоящий момент хозяин поместья стоял на террасе верхнего этажа своего дома в окружении домашних растений и наблюдал, как его личный реактивный самолет приземляется на взлетно-посадочной полосе, уходящей в глубину пустыни. Самолет был окрашен в золотистые тона с яркой красной полосой вдоль фюзеляжа, на которой красовалась надпись желтыми буквами: “Золар интернешнл”.

Человек, одетый в рубашку спортивного покроя и шорты цвета хаки, спустился по трапу и занял место в салоне поджидавшего его автомобиля.

В серых глазах Золара сверкнула молния. И без того красное лицо, увенчанное редеющей рыжей шевелюрой, приобрело почти пурпурный оттенок. Это было лицо человека лет пятидесяти пяти – пятидесяти восьми, привыкшего принимать жесткие решения, если того требовали обстоятельства. Одетый во все черное, он напоминал сейчас офицера СС, для которого чужая жизнь не стоила выеденного яйца, если пожертвовать ею требовали интересы рейха.

Золар дождался гостя, не сделав ни шага ему навстречу. Это, однако, не помешало хозяину и гостю тепло приветствовать друг друга.

– Рад видеть тебя целым и невредимым, Сайрес.

Сарасон весело осклабился:

– На этот раз ты был близок к тому, чтобы потерять брата, Джозеф.

– Ланч ожидает тебя.

Золар провел гостя к краю террасы, где под тенью пальмы была сервирована изысканная закуска.

– Пожалуй, уговорю твоего повара сменить место работы.

– Дохлый номер, – рассмеялся Золар, – я плачу ему слишком много, чтобы он решился на подобный шаг.

– Именно поэтому я иногда завидую твоему образу жизни.

– А я – твоему. Ты никогда не утрачивал тяги к приключениям. Ты всегда болтаешься в какой-нибудь пустыне или тропических джунглях, где тебя на каждом шагу поджидает смерть, хотя мог бы спокойно сидеть в роскошном офисе и возложить выполнение очередной грязной работенки на своих подчиненных.

– Пожалуй, это не в моих привычках, – возразил Сарасон. – Моя стихия – та самая грязная работа, о которой ты говоришь с таким пренебрежением. Советую как-нибудь присоединиться ко мне. Обещаю, получишь истинное удовольствие.

– Нет, спасибо за приглашение. Я отдаю предпочтение скромному обаянию цивилизации.

Бросив взгляд вокруг, Сарасон заметил четыре примитивные деревянные куклы, выполненные из корней хлопкового дерева в форме человеческих фигур с грубо раскрашенными лицами.

– Новые приобретения? – поинтересовался он.

– Очень редкие ритуальные идолы, принадлежащие одному из мелких индейских племен.

– Как ты заполучил их?

– Приобрел у двух охотников за редкостями, обнаруживших их под развалинами старой хижины.

– Это подлинники?

– Вне всякого сомнения.

Золар взял в руки одну из кукол и подошел к гостю.

– Для индейцев племени монтоло, живших в пустыне Соноран, неподалеку от реки Колорадо, они олицетворяли богов солнца, луны, земли и воды. Идолы были изготовлены несколько столетий назад и использовались при церемониях посвящения юношей в воины. Этот ритуал повторялся каждые два года. Поклонение им было основой культа монтоло.

– Сколько, по-твоему, они могут стоить?

– Около двухсот тысяч долларов для коллекционера, разбирающегося в своем деле.

– Так много?

Золар утвердительно кивнул:

– Конечно, при условии, что он не узнает о проклятии, которое падет на голову человека, посмевшего купить эти реликвии индейцев.

– Сколько можно твердить о древних проклятиях?! – рассмеялся Сарасон.

– Откуда мне знать? – Золар равнодушно пожал плечами. – Во всяком случае, они не принесли удачи двум негодяям, уступившим их мне. Один из них погиб в автомобильной катастрофе, другой подхватил какую-то неизлечимую болезнь с труднопроизносимым названием.

– А ты сам веришь в этот бред?

– Я верю только в то, во что сам хочу верить, – усмехнулся Золар, взяв брата за руку. – Хватит болтать. Ланч ждет нас.

Отдав должное поданным деликатесам и выпив немало коллекционного вина, Золар кивнул головой Сарасону:

– Теперь, братец, расскажи о Перу.

Мысль о том, что по желанию отца он и его многочисленные братья и сестры жили под разными именами, всегда веселила Сарасона. Только старший из них – Золар носил родовое имя. Обширная международная торговая империя была поровну поделена между пятью сыновьями и двумя дочерьми Золара-старшего. Каждый из них занимал ответственный пост директора галереи по продаже антиквариата, крупного аукциона или экспортно-импортной фирмы. Формально независимые финансовые операции каждого члена семьи фактически контролировались из единого центра, получившего название “Солпемачако”. Никому не известный, не зарегистрированный ни одним правительством, биржей или финансовым центром синдикат единолично управлялся Джозефом Золаром на правах старшего члена семьи.

– Все прошло достаточно гладко, и, вопреки непредвиденным трудностям, мне удалось сохранить и благополучно вывезти из Перу большинство груза.

– Какие препятствия – таможня США или служба по борьбе с наркотиками?

– Ни то ни другое. Два инженера из НУМА свалились на мою голову, когда Хуан Чако послал просьбу о помощи. Доктор Келси и ее оператор были блокированы в подводной камере.

– Я хочу знать детали.

Сарасон рассказал все подробности, начиная с убийства доктора Миллера Тупаком Амару, бегства Питта и его товарищей из долины Виракоча и кончая смертью Хуана Чако. Он завершил отчет перечислением похищенных ценностей, которые в потайном трюме нефтеналивного танкера, принадлежащего семье Золар, благополучно следовали по маршруту Кальяо – Сан-Франциско. Это было одно из двух судов, специально предназначенных для контрабанды произведений искусства.

Золар бросил отсутствующий взгляд в сторону пустыни.

– “Звезда ацтеков” прибывает в порт назначения через четыре дня, – пробормотал он.

– Что автоматически ставит его под юрисдикцию брата Чарлза, – закончил за него Сарасон.

– Верно, Чарлз проследит за тем, чтобы товар был доставлен в наш распределительный центр в Галвестоне, где будет произведена реставрация поврежденных ценностей.

Золар протянул бокал служанке, чтобы она наполнила его.

– Как вино? – спросил он.

– Превосходно, хотя сухое и не в моем вкусе.

– Может быть, предпочитаешь белый савиньон из Таурайна? Прекрасное вино с легким запахом трав.

– Я никогда не считал себя тонким ценителем вин, братец. Обойдусь пивом.

Золару не было нужды отдавать распоряжение. Прислуживающая им женщина немедленно вышла из комнаты и спустя минуту вернулась с бокалом и бутылкой американского пива.

– Мне жаль Чако, – вздохнул Золар. – Он был преданным сотрудником.

– У меня не было выбора. Он был предельно испуган после фиаско в долине Виракоча, да еще пытался шантажировать меня. Я не мог допустить, чтобы он оказался в руках перуанской полиции.

– Я всегда доверял твоим решениям. Но у нас на руках остается еще Тупак Амару. Что предлагаешь?

– Он должен был умереть, – сообщил Сарасон. – Когда я вернулся в храм после ракетного удара наемников, то обнаружил его истекающим кровью на куче грязных тряпок, но еще живым. После того как сохранившиеся сокровища были погружены на транспортные вертолеты, я заплатил местным гуакерос, чтобы они перенесли его в свою деревню и позаботились о нем. На мой взгляд, он должен быть на ногах в течение ближайших нескольких дней.

– Может быть, лучше просто ликвидировать его.

– Я думал об этом, но он слишком мало знает и не опасен для нас.

– Хочешь еще свинины?

– С удовольствием.

– Все же мне не нравится думать, что бешеная собака бродит у нас по дому.

– Не беспокойся. Как ни странно, но мысль сохранить ему жизнь подал мне Чако.

– Он на самом деле патологический убийца?

– Думаю, его кровожадность преувеличена, – улыбнулся Сарасон, – но в том, что он может быть нам полезен, у меня нет сомнений.

– Ты собираешься использовать его как наемного убийцу?

– Я бы выразился иначе. Скажем так: человека, который способен устранять нежелательные для нас препятствия. Давай смотреть правде в глаза, братец. Я не могу больше лично устранять наших врагов. Риск слишком велик. Рано или поздно полиция нападет на мой след, и последствия этого события могут быть фатальными для всех нас. До сих пор это сходило мне с рук. Всех устраивало, что я, единственный из нашей семьи, способен убивать, когда этого требуют интересы дела. Из Амару получится идеальный терминатор. В отличие от меня он наслаждается самим процессом убийства.

– Постарайся держать его на поводке, когда придется выпускать из клетки.

– Не беспокойся, я прослежу за этим, – сказал Сарасон твердо и сразу же переменил тему разговора. – Ты еще не нашел покупателя для нашего груза из Чачапойаны?

– Договорился с одним торговцем наркотиками по имени Педро Винсенте, – сообщил Золар. – Он прямо свихнулся на древностях доколумбова периода. Кроме того, готов платить наличными, хотя подозреваю, что для него это самый удобный способ отмывания денег.

– И ты собираешься принять наличность, чтобы финансировать наши операции на черном рынке?

– По-моему, это вполне разумное решение и оно устраивает обе стороны.

– Сколько потребуется времени, чтобы завершить сделку?

– Я договорюсь о встрече сразу, после того как Марта подготовит твой груз для демонстрации. Ты получишь свою долю прибыли в течение десяти дней.

Сарасон кивнул и несколько секунд задумчиво разглядывал пузырьки, поднимавшиеся со дна бокала с пивом.

– Я не сомневаюсь, что ты видишь меня насквозь, Джозеф. Поэтому не стану скрывать от тебя ничего. Я действительно серьезно подумываю о том, чтобы уйти из семейного дела, пока я еще способен таскать ноги.

Золар поднял на него хитрый взгляд:

– Ты собираешься уйти и отказаться от двухсот миллионов долларов?

– О чем ты?

– О твоей доле.

Сарасон застыл с куском свинины у рта:

– Каких сокровищ?

– Ты последний из членов семьи, кто узнает, что лакомый кусок почти что у нас в руках.

– Боюсь, что не понимаю тебя.

– Я говорю о предмете, который приведет нас к сокровищам Уаскара. – Золар несколько секунд прищурившись, разглядывал собеседника, после чего позволил себе улыбнуться. – Нам удалось заполучить Золотые доспехи воина из Тиапольо.

Вилка выпала из рук Сарасона.

– Нашли мумию Наймлапа? Она в твоих руках?

– В наших руках, братец. В бумагах отца я наткнулся на старую запись, и она дала толчок к последующим событиям. Оказывается, это он организовал похищение мумии из музея в Севилье.

– Старый лис! Он никогда не говорил об этом.

– Он рассматривал эту операцию как пик своей деловой карьеры, но считал слишком опасным упоминать об этом даже в кругу семьи.

– И таким образом ты напал на след.

– Не сразу, братец, не сразу. Из записей следовало, что отец продал мумию богатому мафиозо, выходцу с Сицилии. Я поручил Чарлзу заняться этим делом, не ожидая, впрочем, положительного результата. Как-никак прошло больше семидесяти лет. Чарлз встретился с сыном мафиозо и выяснил, что мумия хранилась в коллекции его отца до 1984 года, когда старик умер в возрасте девяноста семи лет. Сынок по своим каналам на черном рынке Нью-Йорка тут же сбыл ее с рук. Покупателем оказался некий стальной магнат из Чикаго Руммелъ.

– Честно говоря, я удивлен, – произнес Сарасон. – Люди, связанные с мафией, предпочитают не говорить о своих сделках.

– Он не только заговорил, но и принял Чарлза, как вновь обретенного родственника, – усмехнулся Золар, – и тут же согласился сотрудничать с нами.

– Я всегда восхищался Чарлзом, особенно его умением добывать нужную информацию.

– Три миллиона долларов наличными способны развязать язык кому угодно.

– Три миллиона! – Сарасон недоуменно поднял брови. – Ты не находишь, что чересчур щедр? Мумия не стоит и половины этой суммы.

– Что такое три миллиона, если доспехи приведут нас к тайнику Уаскара. Одна золотая цепь стоит в сто раз больше.

– Да, пожалуй, игра стоит свеч, – согласился Сарасон. – Ни одно сокровище за всю историю человечества не тянуло на такую сумму.

– Что прикажешь подать на десерт? – спросил Золар. – Может быть, кусочек шоколадного торта?

– Маленький кусочек и чашку крепкого кофе, – ответил Сарасон и тут же вернулся к прерванному разговору: – И в какую же сумму обошлись тебе доспехи?

Золар кивнул служанке, и та в очередной раз продемонстрировала свою расторопность.

– Ни цента. Мы просто украли их. Наш братец Сэмюел давно вел дела с Руммелем и знал, где хранились Золотые доспехи. Он и Чарлз вместе провернули это дельце.

– Поверить не могу в такую удачу!

– Да, в ловкости им не откажешь. Тем более что Сэм и Чарлз завершили операцию буквально за час-другой до того, как агенты таможни ворвались в дом.

– Ты думаешь, произошла утечка информации? Золар отрицательно покачал головой:

– Исключено. В глазах закона они чисты.

– И куда же ты спрятал доспехи?

– Никуда. Они по-прежнему в доме. Ребята сняли апартаменты шестью этажами ниже и спрятали доспехи там до той поры, пока мы сможем без опаски переправить их в Галвестон для дальнейшего изучения. Руммель и агенты таможни думают, что доспехи были вывезены из здания в фургоне для перевозки мебели.

– Красивая операция. Что собираешься делать дальше? Надписи на доспехах необходимо расшифровать, а это непростая задача.

– Я нанял лучших знатоков искусства инков, которым поручил дешифровку и интерпретацию надписей. Мужа и жену. Он антрополог, а она археолог, специализирующаяся на дешифровке с помощью компьютера.

– Мне следовало знать, что ты предусмотришь все мелочи, – усмехнулся Сарасон, смакуя принесенный ему кофе. – Будем надеяться, что интерпретация текста окажется правильной. Иначе мы потратим массу времени и денег, гоняясь за призраками.

– Время работает на нас, – усмехнулся Золар. – У кого еще есть ключ к потерянным сокровищам Уаскара?

18

После безрезультатных поисков в архивах библиотеки Конгресса, где он надеялся найти документальные свидетельства о судьбе “Консепсьон”, Джулиан Перлмуттер перешел в читальный зал. Он перечитал копию дневника Фрэнсиса Дрейка, подробно описывающего легендарное путешествие и позднее подаренного капитаном королеве Елизавете. Несколько столетии дневник Дрейка считался утраченным и лишь недавно был обнаружен в пыльных подвалах королевского архива в Англии.

Перлмуттер откинулся массивным телом на спинку стула и тяжело вздохнул. Дневник немного добавил к тому, что он уже знал. Дрейк отправил “Консепсьон” обратно в Англию под командованием штурмана “Золотой лани” Томаса Кэттилла. С тех пор никто не видел галеон, и считалось, что он погиб вместе с командой где-то на просторах Атлантики.

Помимо этого существовало только одно смутное упоминание о дальнейшей судьбе судна. Перлмуттер почерпнул его из книги журналиста и путешественника Николаса Бендера, опубликованной в 1939 году. В ней рассказывалось о первых поисках легендарного Эльдорадо. Перлмуттер заказал книгу и внимательно перечитал ее. В разделе примечаний имелась короткая ссылка, что в 1594 году португальская поисковая экспедиция обнаружила на берегах Амазонки англичанина, жившего среди местного племени индейцев. По словам этого человека, он служил под флагом Фрэнсиса Дрейка, который и поручил ему принять под свою команду захваченный испанский галеон. Несколько дней спустя гигантская приливная волна подхватила корабль и забросила его в глубь материка. Португальцы решили, что англичанин сошел с ума, и продолжили экспедицию, оставив его среди индейцев.

Перлмуттер записал координаты издательства, сдал обе книги в хранилище и, взяв такси, отправился домой. Что и говорить, он был обескуражен. Уже не первый раз он тщетно пытался найти ключ к очередной исторической загадке среди двадцати пяти миллионов книг и сорока миллионов рукописей, хранившихся в библиотеке. Ключ, если он, конечно, существовал, следовало искать в другом месте.

Перлмуттер сидел на заднем сиденье такси и смотрел в окно на поток автомобилей и проплывающие мимо здания, не замечая ничего вокруг. На собственном опыте он знал, что решение исторических проблем редко дается легко. В одном случае ему везло больше, в другом меньше, а порой длительные поиски вообще оказывались безрезультатными. Но проблема “Консепсьон” имела свои особенности. Пока она, как тень, постоянно ускользала от него. Сейчас ему предстояло решить, ссылался ли Николас Бендер на подлинный исторический источник или, подобно многим другим авторам, просто высосал ее из пальца.

Он так и не пришел ни к какому решению, когда оказался в родных стенах. Корабельные часы показывали три часа тридцать пять минут. Оставалось время для нескольких телефонных звонков, прежде чем большинство учреждений закончат свою работу. Он уселся во вращающееся кожаное кресло, набрал номер справочной службы Нью-Йорка. Оператор сообщил ему номер телефона издательства, выпустившего книгу Бендера, едва ли не раньше, чем он успел объяснить суть проблемы.

Перлмуттер вздохнул, налил себе коньяка и приготовился ждать.

Он уже был готов к тому, что, скорее всего, и на этот раз ничего не удастся узнать. Бендер, вне всякого сомнения, мертв. Оставалось надеяться, что удастся узнать имя редактора книги.

– Издательство “Фолкнер и Массей” слушает, – произнес женский голос с характерным акцентом коренного жителя Нью-Йорка.

– Не могли бы вы соединить меня с редактором Николаса Бендера?

– Николаса Бендера?

– Он один из ваших авторов.

– Извините, сэр, но я не знаю этого имени.

– Много лет назад мистер Бендер написал приключенческую книгу. Может быть, один из ваших старых сотрудников сможет припомнить это имя?

– Тогда я соединю вас с мистером Адамсом, нашим старшим редактором. Он, насколько я знаю, старейший сотрудник издательства.

– Благодарю вас.

Прошло около тридцати секунд, и в трубке раздался мужской голос:

– Фрэнк Адамс слушает.

– Мистер Адамс, меня зовут Джулиан Перлмуттер.

– Добрый день, мистер Перлмуттер. Мне знакомо ваше имя. Насколько я понимаю, вы говорите из Вашингтона.

– Да, я постоянно проживаю в столице.

– Не забудьте о нас, если когда-нибудь вы решите написать книгу о морской истории.

– Я еще не закончил ни одной книги из тех, над которыми начинал работать, – рассмеялся Перлмуттер. – Мы оба успеем состариться, прежде чем вы дождетесь от меня рукописи.

– Я и без того достаточно стар. Мне недавно исполнилось семьдесят четыре года, – усмехнулся в ответ Адамс.

– Собственно, по этой причине я и звоню вам, – сообщил Перлмуттер. – Вы помните имя Николаса Бендера?

– Как же, отлично помню. В молодости он был неким подобием солдата удачи. Мы опубликовали несколько его книг о путешествиях еще до того, как путешествия по миру стали заурядным событием.

– Я пытаюсь найти источник одной из его ссылок в книге “По следам Эльдорадо”.

– Давняя история. Если не ошибаюсь, мы издавали эту книгу в начале сороковых годов.

– В 1939 году, если быть совершенно точным.

– Что я могу сделать для вас?

– Я надеялся, что Бендер оставил свои рукописи архиву какого-нибудь университета. Мне бы хотелось изучить их.

– Понятия не имею, как он распорядился своими материалами, – признался Адамс, – но могу спросить у него.

– Он еще жив? – переспросил Перлмуттер, не веря своим ушам.

– О да. Я обедал с ним месяца три назад.

– Ему сейчас, вероятно, около девяноста?

– Николасу восемьдесят четыре года. Насколько я помню, ему исполнилось двадцать пять, когда он написал “По следам Эльдорадо”. Это была его вторая книга из двадцати шести, которые мы опубликовали в нашем издательстве. Последняя вышла в 1978 году и была посвящена путешествию на Юкон.

– Надеюсь, он в добром здравии?

– Если вы имеете в виду интеллект, то он по-прежнему работает как часы, хотя со здоровьем у него не важно.

– Мне необходимо срочно переговорить с ним.

– Сомневаюсь, что он отвечает на телефонные звонки незнакомцев. После смерти жены Николас ведет жизнь отшельника. Он живет на маленькой ферме в Вермонте, с грустью ожидая смерти.

– Не хотел бы выглядеть бессердечным человеком, – настаивал Перлмуттер, – но этот разговор для меня чрезвычайно важен.

– Ну, поскольку вы признанный специалист по морской истории и не менее известный гурман, думаю, он не станет уклоняться от разговора. Но все же позвольте мне предупредить его, во избежание возможных осложнений. Дайте мне ваш номер на тот случай, если он сам решит позвонить вам.

Перлмуттер продиктовал номер, который был известен только его самым близким друзьям:

– Благодарю вас, мистер Адамс. Если когда-нибудь я все-таки напишу книгу о кораблекрушениях, вы будете первым редактором, который прочтет ее.

Повесив трубку, он отправился на кухню, открыл холодильник и достал из него дюжину устриц, добавил в открытые створки раковин несколько капель острого мексиканского соуса и вишневого уксуса и потянулся за бутылкой пива. Едва он успел покончить с едой, как зазвонил телефон.

– Джулиан Перлмуттер слушает.

– Алло, – ответил ему низкий мужской голос. – Мое имя Николас Бендер. Фрэнк Адамс передал мне, что вы хотите поговорить со мной.

– Да, сэр, благодарю вас. Сказать по правде, я не ожидал, что вы перезвоните так быстро.

– Всегда любил поговорить с теми, кто читал мои книги, – добродушно произнес Бендер. – К сожалению, таких людей осталось совсем немного.

– Книга, которой я интересуюсь, называется “В поисках Эльдорадо”.

– Да, да. Я был на волосок от смерти с десяток раз во время перехода через этот ад.

– Там вы ссылаетесь на сообщение португальской поисковой экспедиции, встретившей штурмана Фрэнсиса Дрейка среди индейцев на берегах Амазонки.

– Его имя Томас Кэттилл, – ответил Бендер без промедления. – Я посчитал это сообщение достойным внимания и упомянул о нем в книге.

– Можете ли вы сообщить мне источник, из которого почерпнули эту информацию? – спросил Перлмуттер, у которого вновь затеплилась надежда на успех, учитывая быстрые и вразумительные ответы его собеседника.

– Могу я позволить себе спросить вас, мистер Перлмуттер, по следам кого или чего вы сейчас идете?

– Я пытаюсь выяснить судьбу испанского галеона, взятого на абордаж Дрейком. Большинство сообщений на этот счет сходятся в том, что корабль потерпел крушение где-то на пути в Англию. Но, согласно вашей ссылке на историю Томаса Кэттилла, корабль был унесен приливной волной в глубину материка и остался там посреди джунглей.

– Совершенно верно, – ответил Бендер. – Я бы и сам занялся поисками галеона, если бы считал, что у меня есть хотя бы малейший шанс найти что-нибудь. Но джунгли в тех местах, где исчез галеон, совершенно непроходимы, и, образно говоря, вы споткнетесь об обломки корабля, прежде чем увидите их.

– Вы уверены, что отчет португальской экспедиции о встрече с Томасом Кэттиллом абсолютно достоверен? Что это не миф и не подделка?

– Это исторический факт. У меня нет сомнения в его достоверности.

– Как можно утверждать это с такой уверенностью?

– Источник у меня на руках. Перлмуттер на секунду смешался:

– Простите, мистер Бендер, но, боюсь, я плохо понял вас.

– Вся соль в том, мистер Перлмуттер, что я являюсь владельцем подлинного дневника Томаса Кэттилла.

Перлмуттера едва не хватил удар.

– Не может быть!

– Но это так! – с торжеством произнес Бендер. – Кэттилл передал его начальнику португальской экспедиции и просил переслать дневник в Лондон. Однако португалец передал дневник вместе с отчетом вице-королю Бразилии, а тот переслал его в Лиссабон. Он побывал во многих руках, прежде чем оказался на полке букинистического магазина, где я и купил его за тридцать шесть долларов. В 1937 году это были большие деньги, особенно для паренька двадцати трех лет от роду, скитавшегося по свету на своих двоих.

– Сейчас он, наверно, стоит кучу денег.

– Не сомневаюсь. Мне уже предлагали за него десять тысяч долларов.

– Надеюсь, вы отказались?

– Я никогда не продаю находки, сделанные во время путешествий. Мне неприятна сама мысль, что кто-то постарается извлечь из них прибыль.

– Могу ли я прилететь в Вермонт и прочитать журнал на месте? – осторожно спросил Перлмуттер.

– Боюсь, что нет.

Возникла небольшая пауза. Перлмуттер лихорадочно соображал, как убедить Бендера показать ему драгоценный дневник.

– Могу спросить почему? – произнес он наконец.

– Я старый больной человек, –отвечал Бендер, – только мое сердце, увы, все еще не желает остановиться.

– По голосу этого не скажешь.

– Чтобы убедиться в этом, достаточно увидеть меня. Болезни, которые я подхватил в своих скитаниях, вернулись, чтобы пожрать то немногое, что еще осталось от моего тела. Неприятное зрелище, должен вам заметить. Поэтому я редко принимаю гостей. Но скажу вам, что собираюсь сделать, мистер Перлмуттер, я пошлю вам дневник в качестве подарка.

– Помилуй бог, сэр, вы не должны этого делать.

– Но я настаиваю на этом. Фрэнк Адамс рассказал мне о вашем замечательном собрании книг и рукописей. Я предпочитаю, чтобы дневник Кэттилла оказался в руках человека, похожего на вас, а не на полке коллекционера, который приобретет его только для того, чтобы произвести впечатление на знакомых.

– Вы очень добры, – произнес Перлмуттер с чувством. – Я не нахожу слов, чтобы выразить вам мою признательность за этот великодушный дар.

– Примите его и, надеюсь, вы получите удовольствие при чтении, – сказал Бендер. – Полагаю, вы желаете ознакомиться с дневником как можно скорее.

– Мне бы не хотелось затруднять вас.

– Пустяки. Я отправлю журнал срочной доставкой, так что он окажется у вас уже завтра утром.

– Благодарю вас, мистер Бендер. Благодарю от всей души. Я буду обращаться с дневником со всем уважением, которого он заслуживает.

– Прекрасно. Надеюсь, он окажется достойным вашего внимания.

– Полностью разделяю ваши надежды, – произнес Перлмуттер, чувствуя себя на седьмом небе от счастья. – Еще раз благодарю вас.

* * *

Двадцать минут одиннадцатого на следующее утро Перлмуттер открыл дверь после настойчивого звонка посыльного. На пороге стоял черноволосый молодой человек в очках.

– Вы, вероятно, ожидаете этого, мистер Перлмуттер, – произнес он с дружеской улыбкой.

– Как ребенок ждет Санта-Клауса, – рассмеялся Перлмуттер, подписывая квитанцию.

Он поспешил в кабинет, на ходу сорвав обертку пакета.

Усевшись в кресло, надел очки. Он держал дневник Томаса Кэттилла с не меньшим благоговением, как если бы это был Святой Грааль.

Обложка дневника была сделана из кожи неизвестного ему животного. Сама рукопись написана на пергаменте, пожелтевшем от времени, но удивительно хорошо сохранившемся. Вместо чернил, скорее всего, использовался сок какого-то растения. В дневнике было не более двадцати страниц причудливой прозы, характерной для времен Елизаветы. Красивый почерк и малое число ошибок указывали на то, что он написан человеком достаточно образованным для своего времени. Первая запись датировалась мартом 1578 года, но, по-видимому, была сделана намного позднее.

Заголовок гласил: “История моей жизни, написанная собственной рукой Томаса Кэттилла из Девоншира”.

* * *

Это был бесхитростный рассказ моряка, потерпевшего кораблекрушение, о своих странствиях по дикой земле и безуспешной попытке вернуться на родину. Листая одну страницу за другой, Перлмуттер заметил, что стиль повествования постепенно менялся. Первые страницы были написаны в более простодушной манере, тогда как в рассказе о приключениях в дебрях южноамериканского континента стали преобладать очевидные преувеличения, штампы и религиозные откровения. Тем не менее рассказ моряка заслуживал того, чтобы отнестись к нему со вниманием.

Единственный из членов команды, переживший страшный природный катаклизм, Кэттилл предпочел путешествие через неведомые горы и ад амазонских джунглей перспективе попасть в руки испанцев, горевших жаждой мщения после того, как один из их лучших галеонов с бесценными сокровищами попал в руки ненавистных англичан. Он знал только, что Атлантический океан лежит где-то далеко на востоке, но как далеко, он вряд ли мог себе даже представить. Он решился в одиночку пересечь неизвестный ему континент, достичь берега Атлантического океана и найти корабль, способный доставить его назад в Англию. Для штурмана Дрейка это был единственный путь к спасению. На западных склонах Анд к этому времени уже существовали обширные поместья, где гордые инки, обращенные в бесправных рабов, тысячами умирали от оспы и кори. Кэттилл пробирался под покровом темноты, стараясь украсть пищу при первой возможности. После двух месяцев пути, делая всего по несколько километров за ночь и счастливо избежав встречи как с испанцами, так и с индейцами, он перевалил через Анды и спустился в зеленый ад бассейна Амазонки.

С этого момента его существование больше походило на кошмар. По пояс в воде он пробирался через топкие болота, ножом прорубая себе путь сквозь заросли. Змеи, аллигаторы и насекомые стали для него главными врагами, особенно змеи, не оставлявшие его ни на минуту. Он страдал от дизентерии и тропической лихорадки, и бывали дни, когда ему удавалось преодолеть не более сотни метров. После нескольких месяцев пути он набрел на деревню враждебно настроенных туземцев, взявших его в плен и державших в рабстве более пяти лет.

В конце концов, ему удалось украсть каноэ и бежать. Он спускался по реке только по ночам, чтобы избежать новой встречи с индейцами. Заболев малярией, плыл в бессознательном состоянии, пока его не подобрало племя женщин, выходивших его. По-видимому, это же племя женщин испанский конкистадор Франсиско де Орельяна встретил во время своих безуспешных поисков Эльдорадо. Он и назвал великую реку Амазонкой в честь легендарных древних греческих воительниц.

Кэттилл научил своих спасительниц всему, что сам знал и умел. Он женился сразу на трех наиболее привлекательных женщинах и скоро стал отцом нескольких детей.

Его желание вновь увидеть берега Англии постепенно угасало. Оставив Англию холостяком, он не надеялся застать в живых престарелых родителей, а опасность предстать перед судом за потерю судна казалась вполне реальной.

Не имея сил продолжать бесконечное путешествие вниз по реке, Кэттилл решил навсегда остаться на берегах Амазонки. Когда португальская экспедиция достигла деревни, где он жил, он передал им дневник в надежде, что рано или поздно тот попадет в руки Фрэнсиса Дрейка.

* * *

Закончив читать, Перлмуттер откинулся на спинку кресла, снял очки и протер глаза. Перлмуттер был убежден, что человек, делавший эти записи, действительно видел и пережил все то, что так ярко описал на страницах дневника.

Перечитав описание сокровищ, оставленных на борту “Консепсьон”, Перлмуттер вернулся к заключительным строкам дневника.

“Мои мысли постоянно возвращаются к кораблю, покинутому мною в сердце джунглей. Мне никогда уже не увидеть берегов Англии. Боюсь, что капитан Дрейк не простит мне брошенные сокровища и в особенности шкатулку из жадеита со странным предметом из разноцветных веревок, которую он хотел преподнести королеве Бесс. Я оставил ее на борту корабля. Отныне я навсегда останусь среди этих простых людей, которые выходили меня и стали моей семьей.

Написано собственной рукой Томаса Кэттилла, штурмана “Золотой лани” в день, дата которого мне неизвестна, в год 1594-й от Рождества Христова”.

Перлмуттер медленно перевел взгляд от записей на картину на стене, на которой был изображен флот испанских галеонов, плывущих через океан в оранжевых лучах заходящего солнца. Он отыскал ее на базаре в Сеговии и купил за бесценок. Затем он осторожно закрыл дневник, поднялся из кресла и начал мерить шагами комнату.

Итак, штурман Фрэнсиса Дрейка действительно существовал и умер где-то на берегах Амазонки. Испанский галеон был на самом деле подхвачен гигантской волной и заброшен в джунгли на побережье Южной Америки. Шкатулка из жадеита, в которой хранилось кипу, реально существовала. Могли ли сохраниться остатки галеона среди тропических джунглей? История, насчитывающая четыре сотни лет, обретала вполне зримые очертания. Перлмуттер был доволен успехом предпринятого им расследования, но отдавал себе отчет в том, что сделан только первый шаг в поисках легендарных сокровищ.

Теперь следовало – и это обещало быть не менее трудным – по возможности сузить поле предполагаемых поисков.

19

Хайрем Йегер обожал свой суперкомпьютер не меньше, чем жену и детей, если не больше. Во всяком случае, ему обычно требовалось немало усилий, чтобы оторваться от картинок, которые он проецировал на экране гигантского монитора, и отправиться домой к семье. Компьютеры стали смыслом его жизни с тех пор, как он первый раз бросил взгляд на экран монитора. С годами эта любовь еще больше окрепла, особенно после того как Йегер сконструировал свой собственный центр для хранения обширной океанографической информации. Возможности центра и впрямь были впечатляющи. Йегер любил свое детище, и когда разрозненные фрагменты информации начинали соединяться в единое целое, чтобы затем выдать единственно приемлемое решение, радости его не было предела.

Благодаря созданному им центру Йегер фактически мог получить любую необходимую ему информацию, где бы она ни хранилась. Причем весь процесс занимал считанные секунды. Вероятность правильного решения достигала шестидесяти процентов.

Йегер был так увлечен поисками новой информации, имеющей хоть какое-то отношение к судьбе “Консепсьон”, что не заметил, как адмирал Джеймс Сэндекер вошел в его святая святых и опустился в кресло, стоящее рядом.

Основатель и первый директор ПУМА был невысок ростом, но в остальном вполне отвечал традиционным представлениям о ковбое с Дальнего Запада. В свои пятьдесят восемь лет он ежедневно пробегал пять миль от дома до внушительного вида здания из стекла и бетона, где трудились две тысячи его сотрудников. Его шевелюра по-прежнему была огненно-рыжего цвета, хотя и с легкой сединой на висках, а подбородок украшала роскошная борода, словно скопированная с полотен Ван Дейка.

Несмотря на свою приверженность здоровому образу жизни, адмирал редко появлялся без огромной сигары во рту, изготовленной по его персональному заказу владельцем одной из табачных плантаций на Ямайке.

Под его руководством и благодаря стараниям его сотрудников НУМА первой в мире занялась изучением океанографии, которая очень скоро стала одной из наиболее популярных областей естествознания. Его постоянные обращения к Конгрессу за дополнительным финансированием, поддержанные двадцатью крупнейшими университетами и лабораториями, занимающимися морскими исследованиями, всегда имели успех. Это привело к тому, что за сравнительно короткое время был достигнут значительный прогресс в таких областях знания, как морская геология и поиски полезных ископаемых, морская биология, археология и климатология. Но наиболее важным достижением адмирала было создание под руководством Хайрема Йегера информационного центра, не имеющего себе аналогов в современном научном мире.

Нельзя сказать, чтобы адмирал был популярной фигурой в Вашингтоне, но его уважали за честность, безукоризненное исполнение своих обязанностей и безусловную преданность делу. Его отношения с президентом, кто бы ни занимал этот пост, были неизменно теплыми и дружескими.

– Нашли что-нибудь, Хайрем? – спросил Сэндекер.

– Извините, адмирал, – произнес Йегер, не оборачиваясь. – Я не заметил, как вы вошли. Составляю сводку о морских течениях у побережья Эквадора.

– Не принимайте меня за идиота! – рявкнул Сэндекер. – Мне прекрасно известно, чем вы тут занимаетесь.

– Простите, сэр?

– Вы пытаетесь уточнить участок береговой линии, на который обрушилась приливная волна в 1578 году.

– Приливная волна?

– Да, приливная волна, черт побери, возникшая в результате мощного землетрясения на дне океана и забросившая испанский галеон в глубину джунглей.

Адмирал выпустил изо рта облако дыма и сердито продолжил:

– Насколько мне известно, я не давал разрешения начать охоту за сокровищами в рабочее время и на деньги НУМА.

Йегер выждал, пока шеф энергично раскуривал сигару, затем резко развернулся в кресле в его сторону.

– Так вы уже знаете?

– Правильнее сказать, знал. Знал с самого начала.

– Может быть, вы знаете, и кто вы такой, адмирал?

– Старый назойливый ублюдок, умеющий читать чужие мысли, – произнес Сэндекер с мрачным удовлетворением.

– Ваши экстрасенсорные способности подсказали вам, что все, что касается приливной волны и галеона, не имеет отношения к фольклору?

– Если кто и черпает информацию из приключенческой литературы, так это ваш закадычный приятель Дирк Питт, – проворчал адмирал. – Ладно, выкладывайте, что откопали?

Йегер улыбнулся:

– Я начал с того, что попросил Географическую информационную службу определить наиболее подходящее место между Лимой и Панамой, где обломки корабля могли сохраниться незамеченными в течение четырех столетий. Перу я исключил сразу – там преобладают пустыни и очень мало растительности. Оставалось свыше тысячи километров побережья северного Эквадора и Колумбии.

– Приблизительно на сорока процентах территории геологические условия и рельеф местности не позволили бы никакой волне забросить судно в глубь континента. Затем я отбросил еще около двадцати процентов побережья, где растительность недостаточно густая, чтобы надежно скрыть обломки корабля.

– Даже после всего этого Питту предстоит обыскать участок береговой линии протяженностью около четырехсот километров, – фыркнул Сэндекер.

– Кроме того, ландшафт местности мог значительно измениться за последние пять столетий, – кивнул головой Йегер. – Пришлось изучить старые испанские карты и записи о последних изменениях ландшафта и геологических условий в интересующем нас регионе. В результате всех усилий мы сократили эту цифру еще на сто пятьдесят километров.

– Как вы ухитрились сравнить современные космические снимки со старыми географическими картами?

– У современных компьютеров очень большие возможности. Мы могли менять масштаб старых карт соответственно шкале новейших космических снимков. Так удалось выяснить, что значительная часть прибрежных джунглей за последнее столетие очищена от растительности для нужд сельского хозяйства.

– Все равно этого совершенно недостаточно, – раздраженно прервал его Сэндекер. – Необходимо сократить участок поисков километров до двадцати, если вы хотите дать вашему приятелю хоть малейший шанс на успех.

– Вы не дослушали меня, адмирал, – терпеливо пояснил Йегер. – После всей этой работы мы обратились к историческим архивам, искали упоминание о гигантских волнах, обрушившихся на побережье Южной Америки в шестнадцатом веке. К счастью, испанцы аккуратно документировали подобные природные катаклизмы. Я нашел четыре упоминания о цунами. Два на территории современного Чили в 1562 и 1575 годах и два на побережье Перу в 1570 и 1578 годах. Последняя дата совпадает с пребыванием Дрейка в этих водах.

– Где именно?

– Капитан торгового судна, следовавшего с грузом в Кальяо, упоминает, что они оказались в “сумасшедшем море”, ринувшемся в направлении “Байя-де-Каракес”. Под словом “байя” он, очевидно, подразумевает бухту или залив в Эквадоре.

– “Сумасшедшее море” – хорошее описание состояния воды над очагом землетрясения. Вне всякого сомнения, сейсмическая волна была вызвана подвижками океанической коры по разлому, параллельному побережью Южной Америки.

– Капитан также сообщил, что деревня, расположенная в устье реки, исчезла. Скорее всего, была снесена обрушившейся на побережье волной.

– Сомнений относительно даты нет?

– Ни малейших. Добавлю, что джунгли к востоку от побережья считаются практически непроходимыми.

– О’кей, мы, кажется, напали на след. Какой длины может быть волна?

– Гигантские приливные волны, или цунами, могут иметь длину до двухсот километров.

Несколько секунд адмирал обдумывал полученную информацию:

– Какова ширина входа в залив Каракес?

Йегер поиграл клавишами панели:

– Вход в залив имеет ширину в четыре или пять километров, не больше.

– Капитан не мог ошибиться?

– Не думаю, сэр. Судя по всему, он был человеком, привыкшим отвечать за свои слова.

– Современные очертания залива отличаются от тех, что имеются на старых испанских картах?

– Очертания изменились, но немного, – сообщил Йегер, изучив изображение на экране монитора. – Береговая линия переместилась примерно на километр в сторону океана.

Сэндекер помолчал, разглядывая изображение на экране, потом задал следующий вопрос:

– Можете ли вы смоделировать последствия этого цунами?

– В принципе это возможно, сэр. Хотя существует ряд факторов, неизвестных мне, которые необходимо принять во внимание.

– Какие, например?

– Прежде всего масса воды и скорость ее перемещения.

– Волна должна быть высотой не менее тридцати метров и перемещаться со скоростью около ста пятидесяти километров в час, чтобы забросить судно в джунгли так далеко, что его с тех пор никто не видел.

– О’кей, посмотрим, что я смогу сделать.

Несколько минут Йегер работал на компьютере, после чего удовлетворенно откинулся в кресле.

– Пожалуйста, сэр, – объявил он. – Перед вами виртуальное изображение цунами.

На экране монитора гигантская волна пересекала воображаемую береговую линию.

– Добавьте сюда корабль, – приказал Сэндекер.

Йегер имел весьма слабое представление о том, как мог выглядеть испанский галеон шестнадцатого века, поэтому ограничился тем, что сконструировал некое обобщенное изображение парусника.

– Ну как, адмирал? – осведомился он.

– Даже не верится, что машина способна создавать нечто подобное, – одобрительно отозвался Сэндекер.

– Вам следовало бы посмотреть последние компьютерные фильмы, адмирал. Я смотрел “Закат в Аризоне” по меньшей мере, дюжину раз.

– Кто же там играет?

– Хэмфри Богарт, Лионель Бэрримор, Мэрилин Монро, Джулия Роберте и Том Круз. Изображение настолько реально, что можно поклясться, что они и в самом деле играют все вместе в одном фильме.

– Посмотрим теперь, что вы можете сделать, – предложил адмирал.

Йегер возобновил свои манипуляции. Спустя несколько минут перед ними появилось виртуальное изображение катастрофы четырехсотлетней давности.

Вначале на экране предстало спокойное море, настолько реальное, что можно было подумать, что они на самом деле смотрят через оконное стекло на голубые воды Тихого океана. Затем волнение начало усиливаться, и море отхлынуло от берега, оставив галеон на прибрежном песке.

Спустя еще несколько секунд на экране возникла гигантская волна, на огромной скорости обрушившаяся на побережье. Заключительная картинка показала полуразрушенный корабль, застывший среди тропического леса.

– Пять километров, – пробормотал Йегер. – Галеон должен находиться приблизительно в пяти километрах от береговой линии.

– Нечего удивляться, что никто до сих пор не нашел его, – проворчал Сэндекер. – Советую вам немедленно связаться с Питтом и сообщить ему о предполагаемом местонахождении обломков корабля.

Йегер бросил на адмирала язвительный взгляд:

– Вы официально одобряете дальнейшие поиски, адмирал?

Сэндекер встал и медленно направился в сторону двери. Не дойдя до нее, он обернулся и насмешливо улыбнулся своему подчиненному:

– Я еще не выжил из ума, чтобы официально одобрить операцию, которая, возможно, закончится полным провалом.

– Вы в самом деле это допускаете? – опешил Йегер.

Сэндекер устало пожал плечами:

– Какое это имеет значение? Вы сделали свое дело. Если галеон действительно находится где-то поблизости от расчетной точки, будьте уверены, Питт и Джордино и без моего приказа прочешут джунгли и обязательно найдут его.

20

Джордино несколько секунд молча созерцал высохшую лужу крови на каменном полу храма.

– Никаких следов Амару, – бесстрастно констатировал он.

– Любопытно, как далеко он мог уйти? – спросил Роджерс, не обращаясь конкретно ни к кому из присутствующих.

Он и Шеннон четыре часа назад прибыли в Город мертвых на вертолете, пилотируемом Джордино.

– Скорее всего, наемники просто унесли его тело, – подытожил Питт.

– Одного сознания того, что этот садист еще жив, – признался Роджерс, – хватит, чтобы мешать мне спокойно спать.

Джордино равнодушно пожал плечами:

– Даже если он пережил обстрел, то должен был умереть от потери крови.

Питт повернулся и взглянул на Шеннон, отдававшую распоряжения небольшой группе археологов и рабочих. Им предстояло провести уборку и осмотр храма перед началом реставрационных работ. Закончив инструктаж, она опустилась на колени перед кучей щебня и начала изучать ее содержимое.

– Такие, как Амару, так просто не умирают.

– Мрачная перспектива, – проворчал Роджерс, – ничуть не лучше, чем последние новости из Лимы. Питт недоуменно поднял брови:

– Я и не знал, что наш приемник может принимать трансляции Си-эн-эн.

– Сейчас уже может. Час назад приземлился вертолет перуанского бюро новостей. Доставил группу репортеров с телевидения и гору оборудования. Сообщение о Городе мертвых стало мировой сенсацией.

– И что же они сообщили? – поинтересовался Джордино.

– Армия и полиция признали, что им не удалось захватить банду наемников, прилетевших в долину, чтобы перерезать нам глотки и вывезти сокровища или напасть на след активистов из “Сендеро луминосо”.

Питт подмигнул Роджерсу:

– Кое-кому пришлось здорово попотеть. Власти не любят расписываться в собственном бессилии.

– Правительство попыталось спасти лицо, объявив, что бандитам удалось перевезти сокровища через Анды и спрятать в джунглях Амазонки.

– Кто им поверит? Особенно если учесть, что только таможня США настаивала на проведении тщательного расследования, а перуанские власти предпочитали хранить молчание. Да и сама история чего стоит. Подумать только, переправить несколько тонн груза через перевалы Анд!

– Похоже, молодчики из “Солпемачако” меньше всего склонны к панике. Не сомневаюсь, у них имеются свои источники информации в военном министерстве, и о намерении правительства принять решительные меры им стало известно прежде, чем солдатам был отдан приказ грузиться в вертолеты. Наверняка они знали даже маршрут движения военных вертолетов, так что им было нетрудно избежать встречи с ними. Погрузив сокровища, они, скорее всего, направились в ближайший морской порт, где благополучно переправили груз на борт уже ожидавшего их корабля. Сомневаюсь, что реликвии вообще когда-либо вернутся в Перу.

– Замечательный сценарий, – заметил Роджерс скептически. – Вы забыли только об одном: что после нашего бегства у бандитов оставался всего один вертолет.

– Да и тот мы сбили над Андами, – добавил Джордино.

– А вы недооцениваете способности парня, сыгравшего роль доктора Миллера. У него была масса времени, чтобы вызвать транспортный вертолет. Шеннон смогла связаться с американским посольством только после того, как мы оказались на борту нашего судна.

Роджерс посмотрел на Питта с нескрываемым восхищением, да и на остальных его слова произвели впечатление. Пожалуй, один Джордино воспринял их как должное.

Он знал поразительную способность друга к дедуктивному анализу. В этом ему было мало равных даже среди криминалистов-профессионалов. Привычка анализировать происходящее давно стала его второй натурой. Джордино часто раздражало, когда во время их разговоров на лице его приятеля вдруг появлялось отсутствующее выражение, и нетрудно было догадаться, что его мысли блуждают где-то в стороне от темы беседы.

Пока Роджерс пытался найти в предложенной Питтом реконструкции недавних событии хоть малейший изъян, тот уже переключил свое внимание на Шеннон.

Она стояла на коленях на полу храма и мягкой щеткой смахивала пыль с найденного ею куска ткани. Ткань была соткана из шерсти и по краям украшена вышивкой с изображениями смеющихся мартышек с зелеными зубами и свернувшихся змей.

– Такую ткань носили модницы Чачапойаны? – улыбаясь, поинтересовался Питт.

– Нет, это работа ткачей инков, – машинально ответила Шеннон, не оборачиваясь.

– Прекрасная материя, – похвалил Питт совершенно искренне.

– Инки и их предки умели изготовлять замечательные краски, а их ткачи славились своим мастерством. Например, ткачи эпохи Возрождения использовали восемьдесят пять нитей на дюйм, а перуанские мастера – около пяти сотен. Стоит ли удивляться, что испанцы сначала считали, что ткани инков выполнены из шелка.

– Не хочется отрывать вас от этого увлекательного занятия, но должен сообщить вам, что Ал и я сделали рисунки предметов искусства, которые нам удалось заметить.

– Передайте их доктору Ортису. Он пытается составить нечто вроде каталога похищенных вещей, – рассеянно посоветовала Шеннон и вернулась к прерванным занятиям.

* * *

Час спустя Ганн отыскал Питта, который наблюдал за работой доктора Ортиса, тот отдавал распоряжения рабочим удалить вьющиеся растения со скульптуры крылатого ягуара с головой змеи. Пасть чудовища была широко открыта, демонстрируя искривленные клыки. Каменная фигура выше шести метров стояла у дверей огромной гробницы, внутрь которой вел узкий туннель.

– Не хотелось бы встретиться с этой зверюгой где-нибудь в темной аллее, – проворчал Ганн.

– Самая крупная из пока найденных нами скульптур, – довольно сообщил Ортис, обменявшись рукопожатием с Гангом. – Я датирую ее 1200 – 1300 годами нашей эры.

– У нее есть название? – спросил Питт.

– Демон мертвых, ключевая фигура пантеона Чачапойана, связанная с культом загробного мира. Нечто среднее между ягуаром, кондором и змеей. По верованиям древних индейцев, он вонзает клыки в каждого, кто осмелится нарушить покой мертвых, а затем утаскивает свою жертву в темные недра Земли.

– Красавцем его не назовешь, – заметил Ганн.

– Демону и не полагается им быть. А размер изображения зависит от общественного статуса умершего – от совсем небольшого до таких вот колоссов. Думаю, мы найдем их в каждой гробнице долины.

– Насколько я помню, один из богов древних ацтеков отождествлялся со змеем, – осторожно заметил Ганн.

– Совершенно верно, пернатый змей был наиболее почитаемым божеством в Центральной Америке, начиная с олмеков, примерно с 900 года до нашей эры и до завоевания Мексики испанцами. Инки тоже делали статуи змей, но прямые аналогии между двумя религиями никогда не были доказаны.

Ортис повернулся к рабочему, чтобы осмотреть только что найденную новую скульптуру. Воспользовавшись этим, Ганн взял Питта за руку и отвел к низкой каменной стене, на которую они и уселись.

– Курьер из посольства США в Лиме доставил этот пакет с последним вертолетом, – сообщил он, вынимая из папки несколько листов бумаги. – Факс из Вашингтона.

– От Йегера? – возбужденно спросил Питт.

– От Йегера и вашего друга Перлмуттера.

– Они нашли что-нибудь?

– Лучше прочти все полностью, – посоветовал Ганн, – а если в двух словах, то Джулиан Перлмуттер нашел дневник моряка, спасшегося с галеона, после того как корабль был заброшен цунами в глубь джунглей.

– Прекрасно.

– Дальше еще лучше. В дневнике упоминается шкатулка из жадеита с кипу. По всей видимости, она до сих пор находится среди обломков галеона.

У Питта загорелись глаза.

– Получается, что в основе мифа вполне реальные факты, – продолжал Ганн с широкой улыбкой.

– А что от Йегера? – спросил Питт, разбирая бумаги.

– Компьютерное моделирование позволило сузить территорию поисков до десяти квадратных километров.

– Намного меньше, чем я ожидал.

– Я бы сказал, что наши шансы найти галеон и шкатулку выросли почти вполовину.

– Ограничимся третью, – предложил Питт, разглядывая бумагу с сообщением Перлмуттера о конструкции, оснастке и грузе “Консепсьон”.

– За исключением четырех якорей, которые, скорее всего, были сорваны при ударе приливной волны, железа на корабле явно недостаточно, чтобы обнаружить его при помощи стандартного магнитометра.

– Но есть же сверхчувствительные приборы.

– Ты читаешь мои мысли, – улыбнулся Питт. – У Фрэнка Стюарта есть такой на борту.

– Нам понадобится вертолет, чтобы сделать магнитную съемку джунглей, – заметил Ганн.

– Ну это уже ваша забота. Кого ты знаешь в Эквадоре?

Ганн подумал секунду и улыбнулся снова.

– Нам везет, это управляющий государственной компании, для которой наше агентство обнаружило значительное месторождение природного газа в заливе Гуаякиль.

– Тогда они должны нам столько, что охотно предоставят машину.

– Ни секунды не сомневаюсь.

– Сколько времени потребуется, чтобы договориться с ними?

Ганн бросил взгляд на часы:

– Скажем, минут двадцать. Потом я свяжусь со Стюартом и предупрежу его, что мы заглянем к нему и заберем прибор. Надо еще поговорить с Йегером, чтобы он подтвердил свои данные.

Питт недоуменно посмотрел на него:

– Вашингтон не за ближайшим углом. Каким образом вы собираетесь связаться с Йегером – с помощью дымовых сигналов или зеркал?

Ганн извлек из кармана мобильный телефон:

– Последняя спутниковая модель. Можно связаться с любым уголком земного шара.

– Я знаком с этой моделью, – сказал Питт. – У кого ты украл его?

Ганн тревожно оглянулся:

– Прикуси язык. Скажем так, я позаимствовал его на время у ребят с перуанского телевидения.

Питт бросил на друга благодарный взгляд. Это был редчайший случай, чтобы Ганн рискнул вылезти из своей академической скорлупы и решиться на подобный поступок.

– С тобой все о’кей, Руди, – произнес он с восхищением, – и мне наплевать, что напишут о тебе в следующем выпуске светской хроники.

* * *

Как выяснилось, террористы не успели обчистить большинство гробниц. Все их внимание было сосредоточено на царской усыпальнице, расположенной в непосредственной близости от храма. Своевременное вмешательство Питта помешало им заглянуть в другие гробницы, многие из которых содержали останки высших правительственных чиновников Чачапойаны. Помимо этого Ортис и его помощники обнаружили восемь нетронутых захоронений знати. Ортис был на седьмом небе от счастья, когда ему удалось найти еще и царский саркофаг, который террористы даже не попытались открыть.

– Нам понадобится десять лет, если не все двадцать, чтобы провести необходимые раскопки, – заявил он во время одной из послеобеденных бесед. Ни одно археологическое открытие на территории обеих Америк не может по своему значению сравниться с этим. Нам не нужно спешить. Мы не должны пропустить ничего, ни семечка растения, ни бусинки из ожерелья. На нас лежит огромная ответственность: ведь именно нам предоставлено право вписать новые страницы в историю культуры Чачапойаны.

– Да, работа вам предстоит огромная, – согласился Питт. – Остается надеяться, что ни одна из находок не будет, украдена во время транспортировки в Национальный музей Лимы.

– Возможные потери при перевозке – одна из моих главных забот, – согласился Ортис. – По статистике, из музеев пропадает не меньше предметов искусства, чем из захоронений.

– Разве у вас не существует службы безопасности, которая обязана обеспечить сохранность национальных сокровищ? – удивился Роджерс.

– Конечно, существует, но профессиональные воры стали в наши дни слишком изобретательны. Нередко они просто подменяют ценный предмет искусно выполненной подделкой. Могут пройти месяцы, даже годы, прежде чем сам факт кражи будет установлен.

– Три недели назад, – вступила в разговор Шеннон, – Национальный музей культурного наследия Гватемалы сообщил о краже одного из предметов искусства эпохи расцвета культуры майя стоимостью восемь миллионов долларов. Воры, одетые в форму сотрудников музея, на глазах посетителей вынесли его из здания музея. Никто и не пытался остановить их. Все думали, что они просто переносят его из одного корпуса в другой.

– Меня всегда поражала история о краже сорока пяти бокалов двенадцатого столетия до нашей эры (эпохи правления династии Шан) из одного музея Китая. Воры так искусно переоформили экспозицию, что куратор заметил пропажу только три месяца спустя, – добавил Ортис без тени улыбки.

– Никогда бы не подумал, что кражи предметов искусства так широко распространены, – задумчиво произнес Ганн, старательно протирая очки.

Ортис уныло покачал головой:

– В Перу, например, они случаются так же часто, как и ограбления банков. Но что еще более печально: эти люди потеряли последние остатки совести. Им ничего не стоит взять в заложники известного коллекционера, чтобы получить в качестве выкупа предметы из его коллекции. Иногда они даже убивают владельца, чтобы без помех покопаться в его сокровищах.

– Вам еще повезло, что только часть сокровищ была вывезена из Города мертвых, прежде чем бандиты были остановлены, – заметил Питт.

– Верно. Но, на мой взгляд, это слишком слабое утешение.

– Непонятно, почему Город мертвых не был обнаружен гуакерос намного раньше? – сказала Шеннон, стараясь не смотреть в сторону Питта.

– Город мертвых расположен в изолированной долине в девяноста километрах от ближайшего населенного пункта, – объяснил Ортис. – Путешествия здесь считаются суровым испытанием даже для закаленных людей. У индейцев нет серьезных причин пускаться в рискованные походы через джунгли на поиски того, что по их понятиям существует только в легендах. Когда Хайрем Бингхем открыл Мачу-Пикчу на вершине горы, аборигены даже не подумали отправиться по его следам, чтобы взглянуть на его находку. Кроме того, местные индейцы до сих пор верят, что руины древних городов, затерянных в джунглях, охраняются демонами. Они настолько боятся их, что не решились бы войти в Долину мертвых даже в светлое время суток. Только крутые гуакерос способны на подобный подвиг.

Шеннон утвердительно кивнула:

– Многие индейцы до сих пор уверены, что тот, кто войдет в Город мертвых, немедленно обратится в камень.

– Да, – сонно пробормотал Джордино, – старые сказки о древнем проклятии.

– Поскольку никто из нас до сих пор не пострадал, – улыбнулся Ортис, – надо полагать, древние демоны утратили былую силу.

– Их чары не сработали не только против нас, но не коснулись и Амару и его парней, – напомнил Питт.

Роджерс подошел к Шеннон и положил руку ей на плечо.

– Нам следует попрощаться с нашими друзьями. Они покидают нас завтра утром, – сказал он.

Шеннон была так удивлена сказанным, что не обратила внимания на эту фамильярность.

– Это правда? – спросила она. – Вы действительно покидаете нас?

– Мы летим завтра к себе на судно, а потом отправляемся на север Эквадора, – объявил Ганн, прежде чем Питт успел открыть рот.

– Надеюсь, вы собираетесь туда не для того, чтобы начать поиски испанского галеона? – спросила Шеннон.

– Вы можете предложить нам место получше?

– Но почему все-таки Эквадор? – настаивала она.

– Нам нравится тамошний климат, – объявил Питт, хлопнув приятеля по спине.

– Кроме того, я слышал, что девушки там очень хорошенькие и прямо-таки изнывают от страсти, – добавил Джордино.

Шеннон перевела взгляд на Питта:

– А что вы скажете?

– Я... – смешался Питт, – да я просто отправляюсь на рыбалку.

21

– Вы уверены, что не ошиблись адресом, сэр? – спросил Фрэнсис Рэгсдейл, шеф отдела ФБР по расследованию краж произведений искусства, с опаской усаживаясь на пластиковый стул и настороженно осматривая стандартно современный интерьер.

Неодобрительно покачав головой, он скользнул взглядом по списку имен на панели стоявшего поблизости музыкального автомата.

– Стен Кентон, Чарли Барнетт, Стен Гетц. Кто когда-нибудь слышал об этих парнях?

– Разве что люди, понимающие толк в хорошей музыке, – в тон ему ответил Гаскилл, усаживаясь рядом.

– Может быть, – равнодушно пожал плечами Рэгсдейл.

Для него, тридцатипятилетнего человека, все эти музыканты были не более чем смутными воспоминаниями об именах, которые он слышал в детстве из уст родителей.

– Часто заходишь сюда? Гаскилл утвердительно кивнул:

– Обстановка здесь, конечно, на любителя, но готовить умеют.

– Что ж, придется поверить на слово, – вздохнул Рэгсдейл.

Рэгсдейл был живой и приятный человек, одетый в строгий черный костюм, придававший ему сходство с преуспевающим брокером. Но он был настоящим профессионалом, иначе бы не занимал такой пост в сравнительно молодом возрасте.

Он еще раз бросил быстрый взгляд вокруг и презрительно скривил губы. Он предпочел бы более уютный маленький ресторан где-нибудь подальше от делового центра Чикаго.

– Странное место.

– Обстановка еще не все, – произнес Гаскилл примирительно.

– Почему, черт возьми, когда плачу я, мы обедаем в приличном месте, а ты всегда стараешься затащить меня в какую-нибудь ультрасовременную забегаловку?

– Не волнуйся, нас не отравят. Жареные цыплята здесь выше всяких похвал.

Рэгсдейл демонстративно проигнорировал эти слова:

– Пожалуй, я ограничусь чашкой кофе.

– Как угодно. Кстати, прими мои поздравления с успешным расследованием кражи в музее Скарсдейла. Как я слышал, вам удалось вернуть двадцать исчезнувших гравюр времен династии Сун.

– Двадцать две, но гордиться особо нечем. Правда, кто бы мог подумать, что виновным окажется семидесятидвухлетний начальник службы безопасности, проработавший в музее почти тридцать два года?! Куратор не мог поверить, пока старик сам не сознался. Надо отдать ему должное: работал он профессионально. Сотрудники музея были поражены, ознакомившись с его способом подмены экспонатов.

Рядом с ними возникла официантка, чей облик вполне соответствовал стилю заведения.

– Пожалуй, я все-таки съем суп, – произнес Рэгсдейл с сомнением в голосе. – В крайнем случае, за мной всегда остается право привлечь вас к суду за преднамеренное отравление ответственного правительственного чиновника.

– Тридцать два года безупречной службы! – повторил Гаскилл, возвращаясь к прерванному разговору. – Бог мой, что могло подвигнуть руководителя службы безопасности на преступление?

– Как ни странно, именно любовь к искусству, – ответил Рэгсдейл. – Когда я явился к нему с обыском, гравюры стояли на каминной доске, словно призовые кубки на соревнованиях по плаванию.

– Сейчас работаешь над новым делом?

– Да, спихнули тут одно на мою шею.

– Еще одна кража в музее?

Рэгсдейл покачал головой:

– На этот раз частная коллекция. Владелец отправился в Европу, а когда вернулся, квартира была пуста. Исчезли восемь акварелей Диего Риверы.

– Я видел его фрески для Института искусств в Детройте, – сказал Гаскилл.

– Весь фокус в том, что акварели были застрахованы на сорок миллионов долларов и вполне понятно, что страховая компания взяла нас за горло.

– Мы могли бы обменяться соображениями по этому делу.

Рэгсдейл с сомнением посмотрел на него:

– Думаешь, таможня могла бы заинтересоваться этим делом?

– Не исключено, что расследование, которое мы сейчас проводим, с ним связано.

– Всегда готов принять руку помощи.

– Я видел в старом бюллетене фото пропавших произведений искусства Там могут быть и акварели Риверы. Скажу точнее, когда сравню их с вашим списком. Они были украдены из Университета Мехико в 1923 году. Если их незаконно ввезли в США, дело имеет прямое отношение к таможне.

– Старая история.

– Когда речь идет о пропаже произведении искусства, срок давности не имеет значения, – мягко поправил собеседника Гаскилл. – Восемь месяцев спустя с выставки в Лувре были украдены шесть полотен Ренуара и четыре – Гогена.

– Полагаю, вы пытаетесь связать эти кражи с весьма одиозной личностью. Забыл его имя.

– Спектер.

– Нашим коллегам из юридического отдела так и не удалось поймать его, не так ли?

– Так же как и сотрудникам службы разведки.

– Думаете, он имел какое-то отношение к краже в Мексике в 1923 году?

– А почему бы и нет? Его репутация хорошо известна. На нем с десяток краж, получивших международный резонанс. Тщеславный парень. Всегда оставлял свои фирменный знак на месте преступления.

– Белую перчатку?

– Это не он. Спектер оставлял маленький календарь с указанием даты следующего дела.

Появилась официантка с заказанными блюдами.

– У вас есть хорошее французское вино? – осведомился Рэгсдейл, осторожно пробуя поданный ему суп.

– Узнаю у хозяина, – буркнула девица и удалилась в направлении кухни.

Рэгсдейл зачерпнул вторую ложку, и на его лице появилось блаженное выражение.

– Беру свои слова назад, – сообщил он. – Кухня у них и впрямь замечательная! Кстати, объясни, почему ты привел меня сюда?

– Владелец, он же и шеф-повар этого заведения, – мой старый знакомый. Прежде он работал в лондонском Ритце.

– Но почему при такой кухне здесь так мало посетителей?

– Он не работает по понедельникам.

– Но сегодня ресторан открыт.

– Он сделал это исключение для меня. В свое время я нашел его коллекцию средневековых кулинарных рецептов. Они были украдены из его дома в Лондоне и контрабандой переправлены в Майами.

Появилась официантка с запыленной бутылкой вина.

– У тебя изысканный вкус, папаша, – объявила она. – Бургундское, 1878 года. Весь вопрос в том, есть ли у тебя в кармане восемь тысяч баксов, чтобы заплатить за эту бутылку?

Несколько секунд потрясенный Рэгсдейл молча разглядывал бутылку, после чего с сожалением покачал головой.

– Обойдусь добрым калифорнийским вином, – пробормотал он.

– Есть еще бордо 1988 года. Всего тридцать баксов за бутылку.

Смущенный Рэгсдейл кивком подтвердил свое согласие.

– Глазам своим не верю, – признался он, когда официантка удалилась.

– Полностью с тобой согласен, – усмехнулся Гаскилл. – Трудно поверить, что такую кухню и такое вино можно найти в обыкновенной забегаловке. Как видишь, не всегда можно судить по внешнему виду заведения о его достоинствах.

– Что ж, впредь буду умнее, – вынужден был признать Рэгсдейл. – Что же дальше?

– Возвращаюсь к нашему разговору, – продолжал Гаскилл как ни в чем не бывало. – Недавно я едва не наложил лапу на предмет егоособой гордости, но в последний момент операция сорвалась.

– Я кое-что слышал об этом, – произнес Рэгсдейл. – Перуанская мумия в золотых доспехах?

– Совершенно верно. Золотые доспехи воина из Тиапольо.

– И где же произошла осечка?

– Пока мы вели наблюдение за пентхаузом их нынешнего владельца, шайка воров под видом грузчиков мебели выкрала доспехи из частного музея, оборудованного этажом ниже.

– Суп замечательный, – снова прервал его Рэгсдейл, одновременно пытаясь привлечь внимание официантки. – Пожалуй, я все-таки загляну в меню и закажу себе еще что-нибудь. Вы закончили работу над каталогом конфискованных ценностей?

– Будет готов к концу недели. Подозреваю, что от тридцати до сорока предметов из коллекции моего подопечного окажутся в этом списке.

Появилась официантка с бутылкой бордо, и Рэгсдейл заказал копченую осетрину, маринованные грибы и шпинат. Отведав принесенные деликатесы, он вновь повернулся к Гаскиллу:

– Как имя твоего подопечного?

– Адольфус Руммель, стальной магнат, наживший состояние на торговле скрапом. Слышал это имя?

– Нет, но я еще не встречал коллекционера краденных ценностей, который бы афишировал свое имя. Есть надежда, что он заговорит?

– Ни малейшей, – с сожалением произнес Гаскилл. – Он уже нанял старого лиса Якоба Морганталера и с его помощью собирается вернуть себе конфискованные предметы.

– Известная личность, – произнес Рэгсдейл с отвращением.

– Слава богу, он не берется защищать убийц и торговцев наркотиками. Иначе нам пришлось бы совсем плохо.

– Напали на какие-нибудь следы похитителей доспехов?

– Нет. Чистая работа. Если бы я не знал, что Спектер тут точно ни при чем, я бы решил, что это его рук дело.

– Для этого ему пришлось бы воскреснуть. Ему сейчас было бы далеко за девяносто.

– А что, если у него есть сын, решивший продолжить семейные традиции? – предположил Рэгсдейл, разливая вино.

– Это мысль! Разве что календари не появляются на местах краж, если мне не изменяет память, без малого пятьдесят лет.

– Сегодня профессионалы стали более осторожными. Им прекрасно известно, что при современных методах расследования подобная практика стала недопустимой роскошью. – Рэгсдейл сделал небольшую паузу, смакуя осетрину, затем подумал и налил себе второй бокал вина. – Каковы твои соображения? – спросил он.

– Пока я уверен только в одном, – ответил Гаскилл, – доспехи были украдены не для перепродажи по более высокой цене другому коллекционеру. Я навел справки у экспертов и выяснил, что они покрыты иероглифическими надписями с описанием вояжа флотилии инков с сокровищами империи, включая легендарную золотую цепь. Полагаю, целью ограбления было заполучить ключ к тайне золота инков.

– А что там с этими сокровищами?

– Легенда рассказывает, что они были зарыты на маленьком острове во внутреннем море. Как осетрина?

– Лучшая из всего, что я когда-либо пробовал. Что вы намерены делать дальше?

– Надписи должны быть расшифрованы. В принципе это даже пиктограммы, чем иероглифы. Ворам потребуются услуги специалистов, а их во всем мире не так уж и много.

– Следовательно, ты намереваешься выяснить, кто из них взялся за работу.

– Это нетрудно. Известных специалистов всего пять. Среди них супруги Мур. С нашей точки зрения, именно они и согласились взяться за эту сомнительную работенку.

– В таком случае первый шаг уже сделан.

– Если бы я еще знал, каким будет второй.

– Потребуется помощь нашего бюро – мы к вашим услугам.

– Очень любезно, Фрэнсис, благодарю.

– Услуга за услугу.

– Да?

– Познакомь меня с владельцем этого заведения. Я собираюсь заказать у него столик на ближайшую субботу.

22

После короткой остановки в аэропорту Лимы для загрузки магнитометра, доставленного с “Дип фэзом” вертолетом посольства США, Питт, Джордино и Ганн поднялись на борт чартерного самолета, следующего рейсом в Кито, столицу Эквадора.

Они приземлились в два часа ночи в самый разгар тропического ливня и были встречены, на выходе с таможенного контроля представителем нефтяной компании. Поджидавший их лимузин перевез американцев на противоположный конец летного поля к мощному вертолету, специально предназначенному для производства геофизической воздушной разведки. Рабочие аэропорта уже грузили на борт доставленное снаряжение.

– Похоже, они должны нам даже больше, чем я думал, – довольно прокомментировал Питт.

– Думаешь, этой птичке можно доверить наши жизни?

– Лучших пока не построили. Для наших целей они не могли бы подобрать лучшей машины.

– На каком расстоянии мы от залива Каракес?

– Двести десять километров. На этой машине мы доберемся туда за час.

– Надеюсь, вы не собираетесь начать магнитную разведку в разгар шторма? – спросил Ганн, ежась под проливным дождем.

– Подождем, пока немного просветлеет, – обнадежил его Питт, неопределенно пожимая плечами. Джордино мрачно кивнул в сторону вертолета.

– Если я что-то смыслю в авиации, – заметил он, – нам следует погрузить оборудование, пока оно совсем не отсырело, и поспать несколько часов.

– Лучшая идея из тех, что я слышал за последние сутки, – согласился Питт.

Едва снаряжение было перегружено, Джордино и Ганн откинули спинки двух пассажирских кресел и мгновенно заснули. Питт, устроившись на месте пилота, еще некоторое время изучал материалы Йегера и Перлмуттера. Он был слишком возбужден, чтобы спать. Тайна, история которой насчитывала без малого пять столетий, манила и зачаровывала его.

Питт перечитал строки, посвященные судьбе “Консепсьон”. Перлмуттер снабдил свои заметки планом галеона, но Питта интересовало только количество железа, которое было на борту. У галеона было четыре якоря. Остальное можно было не принимать в расчет. Сохранялся минимальный шанс, что два запасных якоря уцелели при катаклизме и могли обеспечить фон, необходимый при проведении изыскательских работ.

Это была игра в кошки-мышки. Питт не имел ни малейшего представление о том, какое оборудование могло быть на корабле шестнадцатого столетия. Приходилось полагаться на описание Перлмуттера, в точности которого у него не было ни малейших сомнений.

По прикидкам Питта, имеющиеся у них приборы позволяли засечь обломки судна с высоты от пятидесяти до семидесяти пяти метров. Столько же шансов на успех, сколько выловить бутылку, плывущую посреди Тихого океана.

* * *

Питт поднял вертолет в воздух около пяти часов утра по местному времени. Рыбацкие лодки только выходили в залив Каракес ради своего ежедневного утомительного труда. Их команды приветствовали его с обычным для латиноамериканцев радушием, и Питт помахал им в ответ. Темно-голубой цвет воды открытого океана сменился бирюзовым с ослепительно белой полоской песчаного пляжа.

Джордино, сидевший в кресле второго пилота, указал рукой на маленький городок внизу с узкими опрятными улицами и живописными лавками. Вокруг городка роились бесчисленные фермы, каждая размером не более четырех акров. Белые домики соседствовали с небольшими загонами, где паслись коровы и козы. Питт провел вертолет на два километра вверх по течению реки Чоне. Дальше, вплоть до отрогов Анд простиралась зеленая стена джунглей.

– Приближаемся к цели, – объявил Питт.

– Сделай еще пару кругов, пока я не налажу магнитометр, – попросил Ганн. – Ал, спускай детектор.

– Тридцати метров тебе хватит?

– Спусти еще на двадцать, а то на экране сплошные помехи.

– Как теперь?

– Лучше. Но все-таки отпусти еще метров на пять.

– Не торопись. Как работают камера и система мониторинга?

– В полном порядке.

– Что с прибором?

– Отлаживаю.

– Дирк, я использовал его в прошлом году, когда разыскивал потерпевший аварию китайский авиалайнер. Он в полном порядке. Не нуждается даже в дополнительной калибровке. Добродетельная женщина, да и только.

– Не слишком лестно для добродетельной женщины, – заметил Ганн.

– Ему чаще приходится иметь дело с роботами, чем с женщинами, – вступился за приятеля Питт.

– Заткнись, – обиделся Джордино. – Говори сам за себя.

– Ребята, кончайте базар, – вновь вступил в разговор Ганн. – Я хотел только сказать, что, если эта модель не зафиксирует обломки “Консепсьон”, нам уже ничто не поможет.

Джордино вернулся в кресло второго пилота. Приняв управление у Питта, он снизил вертолет до высоты двухсот метров. Внизу простиралась непроходимая стена джунглей.

– Мрачное местечко, – пробормотал он. – Вот уж где бы я не хотел провести свой отпуск.

– Не думаю, что найдется много желающих оспаривать твою точку зрения, – заметил Питт. – Если верить Перлмуттеру, местные жители до сих пор стараются из-, бегать этих мест. Кэттилл пишет, что приливная волна выбросила из могил множество мумий. Аборигены считают их духами предков, бродящими по земле в поисках пристанища.

– Можете приниматься за дело, – прервал их диалог Ганн. – Приборы настроены и функционируют в нормальном режиме.

– На сколько нам необходимо удалиться от побережья? – попытался уточнить Джордино.

– Начнем с трехкилометровой отметки, – распорядился Питт. – Затем поворачивай на север и через пять километров снова на юг.

– Скорость?

– Двадцати узлов вполне достаточно.

– Разрешающая способность магнитометра допускает гораздо большую скорость, – запротестовал Ганн. – Мы засечем даже слабую аномалию при скорости в сто узлов.

– Торопиться не будем, – сказал Питт твердо, – пока не окажемся точно над целью, магнитометр может не дать устойчивого сигнала.

– Но если мы не засечем аномалию, придется увеличить территорию поисков.

– Так и сделаем.

– Полетим на минимальной высоте. Постараюсь пройти прямо над вершинами деревьев.

Погода стояла прекрасная. Солнце уже встало, и на небе не было ни одного облака.

Питт бросил последний взгляд на показатели приборов:

– О’кей, ребята, заходим на цель. И будь я проклят, если мы сегодня же не найдем эти чертовы обломки!

* * *

Несколько десятков первых заходов не дали никаких результатов. Кондиционер трудился вовсю, стараясь понизить температуру до нормального уровня. И все же в кабине было очень душно. Время приближалось к двенадцати, а стрелки приборов не зафиксировали даже малейших признаков аномалии. Менее опытных поисковиков это обескуражило бы, но Питт, Джордино и Ганн не могли пожаловаться на отсутствие опыта. Им случалось подниматься в воздух несколько недель подряд, пока разведка не приносила первые результаты. Они знали, что нетерпение – далеко не лучший союзник при столь монотонной работе, требующей предельной собранности и внимания. Заветная цель могла оказаться где угодно, в самом на первый взгляд неподходящем месте.

– Сколько мы уже налетали? – подал голос Джордино.

– Углубились на два километра внутрь планшета, – отозвался Питт. – Фактически мы на подходе к точке Йегера.

– Следовательно, мы находимся примерно в пяти километрах от береговой линии 1578 года.

– Ровно на том расстоянии, куда приливная волна должна была забросить галеон, судя по расчета Йегера, – подтвердил Питт.

– Горючего на три часа лета.

Питт достал из кармана карту и изучал ее несколько секунд.

– Порт Манта в пятидесяти пяти километрах от нас. Рядом с городом большой аэропорт, так что проблем с дозаправкой у нас не будет.

– С горючим как-нибудь разберемся, – вступил в разговор Ганн, – но лично я умираю от голода.

Достав из шкафчика пакет с бутербродами и термос с кофе, которым их предусмотрительно снабдили заботливые хозяева, он раздал сандвичи товарищам.

– Местный сыр, – проворчал Джордино, критически разглядывая бутерброд.

– Бери, что дают. Кладоискателям не положено быть слишком привередливыми.

* * *

Два часа и пятнадцать минут спустя они проложили двадцать восемь линий, параллельных побережью, обследовав около тридцати квадратных километров. Теперь они находились уже восточнее оптимальной точки Йегера. Трудно было представить себе приливную волну, способную забросить корабль более чем на пять километров, даже если ее высота и достигала тридцати метров. Шансы найти обломки галеона убывали по мере того, как исследователи удалялись от побережья.

– Находимся на расстоянии семи километров от берега, – сообщил Питт. – Заходим на следующий маршрут.

– Мы и так уже забрались слишком далеко, – запротестовал Джордино. – Нет смысла тратить время на облет этой территории.

– Согласен, – включился в разговор Ганн. – Мы либо пропустили обломки, либо они находятся за пределами планшета Йегера.

– Закончим седьмой километр, – решил Питт, – после этого решим, что делать дальше.

Ганн и Джордино слишком хорошо знали друга, чтобы продолжать бесполезные дебаты. Приняв решение, он никогда не отказывался от выполнения поставленной задачи. Правда, на этот раз его уверенность в успехе с первой попытки казалась чрезмерной даже привыкшим доверять его интуиции товарищам.

К счастью, погода по-прежнему благоприятствовала кладоискателям. На голубом небе не было ни облачка. Слабый западный ветер не мешал Джордино уверенно держать курс. Густая растительность внизу своим однообразием напоминала поверхность океана. Солнечные лучи не могли пробиться сквозь пышные кроны деревьев. Здесь всегда царил полумрак. Неудивительно, что люди избегали здешних мест.

– Записывай точные координаты, – прервал затянувшееся молчание голос Ганна.

– Вышли на цель?

– Аномалия слишком незначительна, чтобы судить с полной уверенностью, но похоже, что мы наконец на что-то наткнулись.

– Поворачивать назад? – спросил Джордино.

Питт отрицательно покачал головой:

– Не раньше чем мы достигнем периметра планшета. Дальше ложимся на обратный курс.

В кабине вертолета снова воцарилось молчание. Никто из троих не мог удержаться от соблазна бросить время от времени взгляд вниз, хотя все прекрасно понимали, что невозможно увидеть обломки, какими бы крупными они ни были, сквозь густую растительность.

– Прошли контрольную отметку, ложусь на обратный курс, – доложил Джордино.

Напряжение в кабине достигло предела. Ганн не отрывал взгляда от показаний приборов.

– Вот она! – воскликнул он с торжеством. – Аномалия слабая, но устойчивая. Судя по всему, обломки, если это действительно они, рассеяны на площади нескольких квадратных метров.

Питт и Джордино разом выглянули из окна, но не увидели внизу ничего, кроме крон деревьев. Нетрудно было догадаться, какие опасности подстерегают их внизу. Джунгли выглядели мрачными и неприветливыми.

– Трудная цель, – продолжал Ганн, – не говоря уже о самих поисках, которые могут оказаться весьма непростыми, – поблизости нет ни одного места, пригодного для посадки.

– Главное, что мы нашли его! – воскликнул Питт, хлопнув приятеля по плечу.

– Трудно представить, какая это была волна, способная утащить большой корабль на семь километров в глубь материка.

– Надо полагать, не менее пятидесяти метров, – немного подумав, сказал Питт.

– Ложись на восточный курс, потом круто поворачивай назад, – попросил Ганн. – Хочу точнее определить параметры аномалии.

– Слушаюсь, шеф, – рявкнул Джордино и так резко развернул машину, что у его спутников засосало под ложечкой.

Пролетев с полкилометра на восток, он лег на обратный курс. На этот раз показания приборов оказались более устойчивыми, а размеры аномалии – более обширными.

– Думаю, последние сомнения отпали. Скорее всего, это то самое место.

– То самое место! – радостно повторил Джордино.

Вертолет сделал несколько кругов над целью, пока Ганн набрасывал в записной книжке приблизительную схему аномалии.

– Если у кого-то есть желание, можем оставить какой-нибудь опознавательный знак, – предложил он.

Джордино согласно кивнул головой и выбросил сквозь боковое окно кабины сигнальную ракету. Спустя несколько секунд над кронами деревьев поднялось облако оранжевого дыма.

– Половина дела сделана, – объявил он. – Скажу только, что меня мало радует перспектива тащиться сюда семь километров даже ради всего золота инков.

Питт недоуменно посмотрел на него:

– Кажется, никто и не предлагал тебе ничего подобного.

– Как же в таком случае ты собираешься добираться до своих обломков?

– Используя преимущество вертолетной техники. Спустишь меня на канате лебедки.

Джордино бросил недоверчивый взгляд на переплетение веток деревьев:

– Ничего не получится. Ты запутаешься в этих зарослях, а если и доберешься до земли, мы никогда не выудим тебя оттуда.

– Наши хозяева предусмотрительно снабдили нас мачете. Я прорублю себе путь.

– Все равно ничего не получится, – стоял на своем Джордино. – У нас недостаточно горючего, чтобы дождаться тебя, а потом добраться до аэропорта Манты.

– Как только я достигну земли, вы возьмете курс на Манту. Заправитесь горючим, вернетесь и заберете меня отсюда.

– Тебе придется долго гулять внизу, прежде чем ты набредешь на обломки. С воздуха нам тебя не увидеть, и как я узнаю, где опустить вертолет.

– Я захвачу с собой пару ракет и выпущу их, когда услышу приближение вертолета.

Выражение лица Джордино было далеко не благодушным.

– Полагаю, у меня нет шансов отговорить тебя от этого безумия?

– Можешь и не пытаться.

Десять минут спустя Питт, надежно соединенный ремнями безопасности с тросом лебедки, установленной на крыше кабины пилота, был уже готов к спуску. Джордино опустил машину до предельно допустимой высоты, пока Ганн оперировал с пультом управления.

– Не забудьте прихватить с собой бутылку шампанского обмыть нашу находку! – крикнул Питт Джордино, прежде чем покинуть кабину вертолета.

– Вернемся через пару часов! – прокричал в ответ Ганн. Он нажал пусковую кнопку, и Питт исчез среди густой растительности, словно погрузился в зеленые воды океана.

23

Оказавшись среди густой листвы с мачете в одной руке и мобильным телефоном в другой, Питт почувствовал себя так, словно еще раз окунулся в воды священного колодца. Он не знал точно, на каком расстоянии от земли находится, но, по приблизительным оценкам, его отделяло от нее около пятидесяти метров.

С воздуха тропический лес выглядел как хаотическая масса густой листвы и причудливо переплетенных ветвей. Стволы самых крупных деревьев были окружены плотной стеной более мелких собратьев, каждый из которых старался отвоевать место под солнцем. Ближайшие к вершинам ветви и листья волновались под напором струи воздуха от работающего винта вертолета, напоминая поверхность беспокойного океана.

Прикрыв на всякий случай глаза ладонью, Питт осторожно спустился через верхний слой этого гигантского зеленого покрывала, используя в качестве естественной лестницы ветки огромного красного дерева, сплошь покрытые мелкими белыми цветами.

Первый этап пути дался ему сравнительно легко. Но уже через несколько метров плотная волна теплого влажного воздуха, поднимавшегося от все еще невидимой земли, обволокла его. После относительной прохлады в кабине вертолета перепад температур был особенно заметен, и одежда Питта мгновенно промокла от пота. Пара небольших обезьян, напуганных его неожиданным появлением, торопливо перепрыгнули на ветви ближайшего дерева.

– Ты что-то сказал? – донесся до него из аппарата голос Ганна.

– Спугнул обезьян, отдыхавших после обеда, – усмехнулся Питт.

– Канат вытравить?

– Пока нет. Я миновал верхний слой листвы и сейчас спускаюсь по стволу.

– Если что потребуется, немедленно дай знать.

– Постарайтесь оставаться в неподвижном положении, – попросил Питт. – Перемена позиции может запутать канат, и я останусь здесь висеть до скончания века.

Он уже достиг следующего, более плотного слоя растительности и вынужден был прибегнуть к помощи мачете. Он вступил в мир дикой красоты и скрытой опасности. Лишайник, покрывавший стволы деревьев, напомнил ему паутину в древней гробнице из фильма ужасов. Гирлянды разноцветных орхидей обвивали стволы деревьев, словно цветные лампочки на новогодней елке.

– Земли еще не видишь? – спросил Ганн.

– Пока нет, – ответил Питт. – Спускаюсь по стволу пальмы, обвитой какими-то канатами.

– Лианы?

– Все может быть. Ботаника никогда не входила в число моих любимых предметов.

– Можешь воспользоваться случаем и поиграть в Тарзана, – пошутил Ганн.

– Непременно, как только встречу Джейн...

Питт оборвал фразу так внезапно, что Ганн не на шутку встревожился:

– Что случилось? С тобой все в порядке?

Когда Питт ответил, его голос был еле слышен:

– Я едва не схватил одну такую лиану, а она оказалась огромной змеей толщиной с водопроводную трубу и с пастью, как у аллигатора.

– Какого она цвета?

– Черная с крупными желтыми пятнами.

– Обыкновенный удав, – попытался успокоить его Ганн. – Конечно, размеры этой твари впечатляют, но она не ядовита.

– Мне вполне достаточно одного его внешнего вида, – возразил Питт уже более спокойным голосом.

– Кого еще встретил?

– Несколько великолепных бабочек, птиц, а еще и самого отталкивающего вида насекомых. Но лучше всего цветы, они всех существующих оттенков и размером почти с мою голову.

Разговор оборвался, после того как Питт возобновил свой нелегкий спуск.

– Выключи лебедку, – передал он наверх, почувствовав под ногами твердую почву. – Я на земле.

– Видишь какие-нибудь признаки галеона? – спросил Ганн.

Питт не дал ему немедленного ответа. Взяв мачете под мышку, он отцепил пояс безопасности и только после этого осмотрелся вокруг. Ему показалось, что он находится на дне океана. Кругом царил полумрак. Очертания предметов расплывчаты. Плотная листва, не пропускавшая солнечных лучей, скрадывала цветовую гамму, сохранив только зеленый и голубой оттенки.

Более приятным открытием было то, что на уровне земли джунгли оказались вполне проходимыми. Если не считать полусгнившие листья и сломанные сучья, вокруг него почти не было растительности. Очевидно, отсутствие солнечного света препятствовало развитию подлеска.

– Я не вижу ничего, что могло бы напоминать корпус корабля или хотя бы его обломки, – произнес он наконец.

– Крах, – отозвался Ганн, не скрывая разочарования. – Может, магнитометр зафиксировал небольшое месторождение железа.

– Рано еще говорить, – произнес Питт спокойно.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Ганн.

– Грибки, насекомые и бактерии за четыре столетия вполне могли уничтожить весь органический материал, составлявший корпус судна.

Ганн помолчал, обдумывая услышанное.

– Возможно, ты прав, – произнес он. – В таком случае ты должен стоять сейчас прямо на обломках галеона.

– Ты говоришь, что от корпуса совсем ничего не осталось? – вступил в разговор Джордино.

– Если что-то и осталось, то оно покрыто мхом и перегноем. Надеюсь, мне удастся откопать несколько керамических сосудов, куски металла и камни балласта. Место, где я нахожусь, определенно напоминает давно брошенный лагерь.

– Мы можем чем-то помочь тебе?

– Нет, берите курс на Манту и заправьтесь горючим. А я покопаюсь вокруг и, бог даст, найду что-нибудь.

– Может быть, тебе потребуются какие-то инструменты?

– Обойдусь одним мачете.

– Ты не потерял сигнальные ракеты?

– Они прикреплены к поясу.

– Выпустишь их сразу, как только услышишь шум вертолета.

– Будьте покойны. Я не намерен выбираться отсюда пешком.

– Тогда увидимся через два часа.

– Постарайтесь не задерживаться.

* * *

В другое время и при других обстоятельствах Питт, возможно, загрустил бы, слыша, как звук моторов вертолета замер в отдалении, оставив его одного в мрачной атмосфере джунглей. Но сейчас он испытывал скорее чувство радостного возбуждения при мысли о том, что где-то, совсем недалеко от него лежат обломки галеона, способные стать ключом к тайне древних сокровищ. Вместо того чтобы немедленно приступить к раскопкам, он обошел вокруг предполагаемого места последней стоянки “Консепсьон”, стараясь определить возможную территорию поисков. Ему показалось, что он вполне успешно справился с этой задачей.

Лапа якоря, выступавшая из земли, позволила ему установить положение носа корабля. Он не допускал мысли, что опытный штурман Томас Кэттилл держал такую ценную вещь, как шкатулка из жадеита, в грузовом трюме судна. Реликвия предназначалась в подарок самой королеве, скорее всего, она находилась у него под рукой, в капитанской каюте на корме.

Расчищая территорию поисков с помощью мачете, Питт находил все больше следов происшедшей здесь катастрофы, хотя и не обнаружил человеческих останков. Вероятнее всего, члены команды были смыты за борт приливной волной. Среди его добычи оказался шаблон для изготовления обуви, костяные ручки от ножей, давно обратившихся в прах от времени, несколько глиняных тарелок и остатки котла для приготовления пищи. Относительно небольшое число находок сначала удивило его, а затем посеяло сомнения в успехе предприятия. Он начал серьезно опасаться, что кто-то до него обнаружил обломки корабля и унес самые ценные вещи. Он достал из кармана пластиковый пакет со схемой галеона и заново изучил ее. После этого тщательно ограничил место поисков участком, где на плане Перлмуттера был указан трюм для перевозки наиболее важной части груза.

Его внимание привлекла большая куча перегноя, с которой он и решил начать поиски. Ему потребовалось удалить слой всего в десять сантиметров толщиной, и он обнаружил несколько превосходно выполненных каменных голов и фигурок разного размера. Все они изображали сказочных животных, судя по всему, богов древних инков. У него вырвался вздох облегчения. Сокровища галеона остались нетронутыми.

Убрав крупную лиану, упавшую с ближайшего дерева, он обнаружил еще двенадцать скульптур, на этот раз людей, три из них были выполнены в натуральную величину. В сумраке джунглей они показались Питту мертвецами, вставшими из гробов. Керамика сохранилась хуже, а те предметы, что уцелели при кораблекрушении, рассыпались на мелкие фрагменты при первом прикосновении к ним. Еще меньше ему повезло с бесценными рулонами материи, от которых осталось всего несколько жалких клочков.

Питт упорно продолжал копать, не обращая внимания на поломанные ногти и слизь, покрывшую его руки. Скоро он добавил к своим находкам небольшую кучку предметов из жадеита, выполненных рукой древнего мастера, и великолепных мозаик из перламутра и бирюзы Их было так много, что он не стал считать.

Сделав небольшой перерыв в работе, Питт вытер пот со лба Нетрудно было предположить, сколько споров между учеными и правительствами Эквадора и Перу вызовет в недалеком будущем найденный им клад. Одни будут указывать на то, что находки сделаны на территории их страны. Другие с не меньшим основанием требовать, чтобы древние реликвии были возвращены на свою историческую родину. Очевидным было только то, что ни один из найденных шедевров никогда не окажется в доме их первооткрывателя.

Бросив взгляд на часы, Питт обнаружил, что прошло больше часа, как он покинул вертолет. Он собрал находки в одно место и направился туда, где, по его расчетам, должна была находиться капитанская каюта. Отбросив в сторону очередной слой почвы, он услышал металлический звук. Через несколько минут на поверхности появилась одна из двух корабельных пушек. Бронза была покрыта толстым слоем патины, а ствол забит мусором, накопившимся за четыре столетия.

Рубашка Питта давно промокла от пота и влажных испарений джунглей. Лицо и руки распухли от укусов насекомых. Сейчас он больше напоминал бродягу, прожившего всю жизнь на болотах, чем ученого, покинувшего недавно кабину вертолета. К тому же все больше начинала сказываться накопившаяся усталость. Он уже подумывал, не отдохнуть ли ему минут десять – пятнадцать на куче прелых листьев, когда взгляд его упал на огромного бушмейстера, проскользнувшего мимо сложенных неподалеку камней корабельного балласта. Питт знал, что длина этой самой крупной из ядовитых змей Америки достигает трех метров, что она невероятно агрессивна, а укус ее почти всегда смертелен. Все мысли об отдыхе моментально вылетели у него из головы. Он с опаской огляделся по сторонам в поисках родственников опасной рептилии.

Питт понял, что на правильном пути, когда извлек из земли большой рулевой крюк и несколько ржавых болтов, на которых некогда крепился штурвал. К ним добавился еще и кормовой фонарь. Теперь он точно знал, что копает на том месте, где когда-то находилась каюта капитана. Оставалось найти самое главное – шкатулку из жадеита.

Еще через сорок минут он обнаружил чернильницу, два бокала и обломки масляной лампы. С этого момента он начал работать руками, не прибегая к помощи мачете. Убрав очередной слой мусора, Питт увидел перед собой зеленый глаз. Он, вытерев руки о грязные штаны, извлек из кармана носовой платок и аккуратно протер каменную поверхность находки. На него смотрело человеческое лицо, выполненное рукой искусного мастера. От волнения у Питта перехватило дыхание.

Он прокопал четыре небольшие канавки со всех сторон странного предмета и осторожно извлек из земли каменную коробку размером с аккумулятор автомобиля.

Знаменитая шкатулка из жадеита, пролежавшая в земле с 1578 года, была наконец найдена.

Минут десять Питт стоял молча, теряясь в догадках, что окажется внутри. Затем, с трудом сдерживая дрожь в руках, вынул маленький армейский нож и просунул тончайшее лезвие в едва заметный зазор под крышкой коробки. Стараясь быть как можно более осторожным, он попытался открыть шкатулку. Еще дважды он прерывал работу, чтобы вытереть пот, заливавший глаза, пока наконец решился сделать последнее усилие и приподнять крышку.

Внутри шкатулка была выложена тонкими пластинами кедрового дерева и содержала нечто, напоминавшее спутанный клубок разноцветных веревок. Отдельные нити прекрасно сохранились, а их цвета были хорошо различимы. Не переставая удивляться необычной сохранности древней реликвии, Питт извлек ее из шкатулки и только тогда обнаружил, что нити скручены не из хлопка или шерсти, а из тончайшей тонированной проволоки.

– Кипу Дрейка, – с благоговением произнес он.

Найдя лежавшее поблизости относительно сухое дерево, он присел на его ствол, продолжая вглядываться в лицо, вырезанное на камне. Он припомнил слова доктора Ортиса, утверждавшего, что последний человек, способный прочесть кипу, умер четыре столетия назад. Если это так, то оставалось уповать только на технику Йегера.

Так он и сидел, думая об испанских и английских моряках, чьи призраки, возможно, бродили где-то по соседству, отбиваясь от тучи насекомых, пока с невидимого для него неба не донесся гул возвращавшегося вертолета.

24

Небольшой фургон с названием хорошо известной компании на борту поднялся по подъездной дорожке и остановился перед внушительными воротами огромного здания из стекла и бетона. Строение занимало целый квартал неподалеку от Галвестона и служило в качестве огромного товарного склада. Однако на стенах или крыше комплекса не было видно эмблемы компании, которой он принадлежал. Единственным указанием на владельца была скромная вывеска около ворот с названием “Пакгауз Компании Логана”, мало что говорящая неискушенному человеку. Было около шести часов вечера. Слишком поздно, чтобы кто-то из служащих еще оставался на рабочем месте, и слишком рано, чтобы привлечь пристальное внимание охраны.

Не выходя из кабины, водитель набрал на панели дистанционного управления известный ему код, нейтрализующий автоматическую сигнальную систему, и ворота бесшумно распахнулись. С улицы можно было заметить бесконечные ряды складских помещений, забитых контейнерами с мебелью и разнообразными хозяйственными товарами. Кругом не было ни одной живой души. Убедившись, что все служащие уже покинули помещение, водитель въехал внутрь здания, подождал, пока ворота за ним закроются, поставил машину на платформу, способную вместить тяжелый грузовик вместе с трейлером.

Затем он вышел из кабины и набрал новый код. Платформа завибрировала и медленно опустилась этажом ниже. Оказавшись внизу, шофер заехал в открывшийся перед ним туннель, после чего платформа автоматически вернулась на прежнее место.

Туннель тянулся почти на километр, постепенно спускаясь под уклон, пока не заканчивался еще одним помещением, не уступавшим по размерам складам, расположенным на поверхности. Здесь семья Золаров и осуществляла все свои криминальные операции, в отличие от легального бизнеса, совершавшегося в наземных помещениях.

В главном здании служащие компании в положенные часы входили в стеклянные двери административного корпуса и расходились по своим рабочим местам. Здесь же находились склады, где хранились ценные произведения искусства, приобретенные вполне легальным путем, и реставрационные мастерские. Никто из служащих Международной компании Золара – она же Компания Логана, – включая и тех, кто прослужили в ней по двадцать и более лет, даже не подозревали о многомиллионных нелегальных сделках, в буквальном смысле слова вершившихся у них под ногами.

Фургон миновал туннель и оказался в огромном помещении, расположенном на двадцать метров ниже административного здания и по размерам даже превышавшем официальные помещения, расположенные наверху. Две трети его территории были предназначены для хранения украденных или приобретенных на черном рынке произведений искусства и совершения незаконных операций. Еще одна треть предназначалась для фабрикации всевозможных подделок, поставленной на широкую ногу, реализация их производилась на том же черном рынке. О существовании подземных помещений знали только члены семьи Золара, их доверенные партнеры и строители подземного уровня, в свое время вывезенные из России.

Водитель вышел из кабины, открыл задние дверцы фургона и извлек из него длинный металлический цилиндр, закрепленный на специальной тележке. Затем направился к закрытой двери, находящейся в дальнем от него конце огромного зала.

Толкая перед собой тележку, водитель бросил взгляд на свое отражение на отполированной поверхности цилиндра. Это был человек среднего роста с хорошо заметным круглым животом. Он казался массивнее, чем был на самом деле, из-за белого комбинезона, плотно облегавшего фигуру. Его каштановые волосы были коротко подстрижены на военный манер, лицо чисто выбрито. Мечтательные зеленые глаза обладали способностью становиться жестокими и холодными в минуты гнева. Полицейские детективы, набившие руку на детальных описаниях преступников, охарактеризовали бы Чарлза Золара, больше известного под именем Чарлза Оксли, как законченного мошенника, хотя он совсем не походил на расхожие представления о людях своей профессии.

Его братья, Джозеф Золар и Сайрес Сарасон, вышли ему навстречу и тепло приветствовали прибывшего.

– Прими наши горячие поздравления, – сказал Сарасон. – Ты проделал замечательную работу. Старший брат в знак одобрения кивнул.

– Даже покойный отец не смог бы провернуть такого ловко спланированного ограбления. Наша семья гордится тобой.

– Благодарю, – улыбнулся в ответ Оксли. – Не могу передать, как я рад, что сумел в конце концов доставить мумию в безопасное место.

– Ты уверен, что никто не видел, как ты вынес контейнер из помещения Руммеля, и никто не следил за тобой при его транспортировке через всю страну? – спросил Сарасон.

Оксли бросил на него обиженный взгляд:

– Ты недооцениваешь мои способности, братец. Я принял все меры предосторожности. Двигался только в дневные часы и избегал оживленных магистралей. Особое внимание уделил соблюдению правил дорожного движения. Ручаюсь, никто не следил за мной.

– Не обращай внимания на Сайреса, – вмешался, улыбаясь, Золар. – Он просто помешан на надежном сокрытии следов.

– Мы зашли слишком далеко, чтобы позволить себе хоть малейшую ошибку, – пробурчал Сарасон.

– Эксперты уже здесь? – осведомился Оксли.

Сарасон утвердительно кивнул:

– Профессор антропологии из Гарварда, специалист по идеографическому письму доколумбовой эпохи, и его жена, квалифицированный программист и дешифровщик. Генри и Микки Мур.

– Они знают, где находятся?

– У них не снимали повязки с глаз и защитные наушники с тех пор, как наши агенты вышли на них в Бостоне. Привезли их сюда чартерным рейсом, причем пилот получил инструкцию покатать их два часа по воздуху, прежде чем самолет взял курс на Галвестон. Из аэропорта их доставили сюда в фургоне со звуконепроницаемыми стенками. Можно с полной уверенностью утверждать, что они ничего не видели и не слышали. В настоящее время они убеждены, что находятся в научно-исследовательской лаборатории где-то в Калифорнии или Орегоне. Во всяком случае, у них должно было сложиться именно такое впечатление.

– Они задавали вопросы?

– Пытались сначала, – поморщился Золар, – но, когда наши агенты пообещали им заплатить двести пятьдесят тысяч долларов за дешифровку, согласились сотрудничать с нами и держать языки за зубами.

– И вы поверили им? – спросил Оксли с сомнением в голосе.

– Конечно нет, – ухмыльнулся Сарасон.

Оксли не надо было уметь читать чужие мысли, чтобы понять, какая судьба уготована незадачливым супругам.

– Нет смысла тратить время, братья, – предложил он. – Куда прикажете доставить мумию?

– Это помещение тебя что, не устраивает? – удивился Сарасон. – Завози контейнер сюда, пока Джозеф сходит за экспертами.

С этими словами он извлек из кармана три маски и протянул одну из них Оксли.

– Возьми себе. Мы не хотим, чтобы они видели наши лица.

– О чем нам беспокоиться, братец? Раз уж им суждено умереть, что нам может грозить?

– Чтобы запугать их.

– По-моему, это уже лишнее, но, полагаю, у тебя есть, как всегда, свои соображения на этот счет.

Пока Золар ходил за исследователями, Оксли и Сарасон осторожно извлекли мумию из контейнера и уложили на стол, покрытый несколькими слоями вельвета. Помещение было оборудовано кухней, спальней и ванной комнатой. На большом рабочем столе были разложены письменные принадлежности и несколько увеличительных стекол. Рядом на специальной подставке находился мощный компьютер, снабженный лазерным принтером. На отдельной полке лежали осветительные приборы, предназначенные для удобства изучения пиктограмм, выгравированных на поверхности металла.

Супругов ввели в комнату и разрешили им снять повязки и наушники.

– Надеюсь, все это время вы чувствовали себя достаточно комфортно? – любезно осведомился Золар.

Супруги промолчали. Они щурились от яркого света и терли глаза.

Генри Мур выглядел как типичный университетский профессор. Среднего роста, с пышной седой шевелюрой и комплекцией мальчика-подростка. Одет в добротный костюм из твида и темно-зеленую рубашку с галстуком, украшенным эмблемой колледжа. На лацкане пиджака красовалась белая гвоздика.

Микки Мур была на пятнадцать лет моложе мужа. У нее была худощавая фигура, словно у модели, которой она некогда и была. Смуглое лицо и высокие скулы указывали на присутствие среди ее предков коренных обитателей континента. Это была красивая, элегантная женщина, вероятно имевшая немалый успех на званых обедах и университетских вечеринках. Ее серые глаза на несколько секунд задержались на замаскированных лицах братьев, затем обратились к лежащим на столе Золотым доспехам из Тиапольо.

– Изумительное произведение искусства, – произнесла она хорошо поставленным голосом. – Жаль, что вы не предупредили нас заранее, какую, собственно, работу нам с мужем предстоит проделать.

– Мы приносим извинения за излишнюю мелодраматичность нашего поведения, – произнес Золар максимально искренним тоном, – но, как вы сами понимаете, эта древность не имеет цены и нам бы не хотелось, чтобы до полного завершения вашей работы слух о том, что она находится у нас, достиг ушей наших недоброжелателей.

Генри Мур демонстративно игнорировал извинения Золара. Достав из кармана очки, он подошел к столу и некоторое время изучал пиктограммы на доспехах.

– Удивительная вещь! – восхищенно произнес он. – Если не считать некоторых тканей и керамики, это, безусловно, самый полный из образцов иконографии, относящихся к эпохе инков, которые мне доводилось видеть.

– Как, по-вашему, могут возникнуть какие-либо проблемы с дешифровкой изображений?

– Это будет увлекательная работа, – произнес Мур, не отрывая взгляда от доспехов, – хотя и довольно медленная. Рим не строился за один день.

Сарасон впервые проявил признаки нетерпения.

– Но нам нужны результаты как можно быстрее, – заявил он.

– Вы не можете торопить меня, – возмутился Мур. – Во всяком случае, если вам нужно достоверное толкование этих пиктограмм.

– Он прав, – вступил в разговор Оксли. – Нам нужны достоверные сведения.

– Мистеру Муру и его жене будет хорошо заплачено за работу, – возразил Сарасон. – Любая серьезная ошибка автоматически аннулирует наше соглашение.

– Ошибка, подумать только! – вскипел Мур. – Вы должны быть счастливы, что моя жена и я приняли ваше предложение. Одного взгляда на мумию, находящуюся на столе, достаточно, чтобы понять, что стоит за вашими Дурацкими играми.

– Что вы хотите этим сказать? – осведомился Сарасон ледяным тоном.

– Любой историк сразу скажет вам, что Золотые доспехи из Тиапольо были украдены из музея в Испании в двадцатые годы нашего века и никогда не были обнаружены.

– Что заставляет вас думать, что это именно те самые доспехи, а не недавняя находка?

Мур презрительно указал на изображение, украшавшее левое плечо мумии.

– Каждому грамотному специалисту известно, что это эмблема знаменитого полководца из Чачапойаны по имени Наимлап, служившего Верховному инке Уаскару. Согласно легенде, он был высокого роста, у него была светлая кожа и волосы и голубые глаза. Судя по размеру доспехов и моему знанию истории, не может быть ни малейшего сомнения в том, что переднами действительно находится мумия Наимлапа.

Сарасон сделал несколько шагов в сторону антрополога:

– Вы и ваша жена сделаете свою работу, и сделаете ее безупречно. Нам не требуется ваших лекций. Золар быстро стал между ними:

– Прошу вас, доктор Мур, принять мои извинения за бестактное поведение моего коллеги, но вы должны понять и нас. Все мы немного возбуждены находкой доспехов. Вы правы, это мумия Наимлапа.

– Как она оказалась у вас?

– Я не могу ответить на ваш вопрос, но обещаю, что, как только экспертиза будет завершена, доспехи будут возвращены в Испанию.

Мур скривил губы в иронической улыбке:

– Как благородно с вашей стороны, не знаю уж как там ваше имя, вернуть доспехи законному владельцу. Моя жена и я выполним нашу работу, а вы получите ключ к тайне сокровищ Уаскара.

Оксли грязно выругался, а Сарасон сделал еще один угрожающий шаг в сторону профессора. Мановением руки Золар остановил его:

– Итак, доктор, вы разгадали наш маленький маскарад.

– Как видите, да.

– И, насколько я понимаю, собираетесь сделать контрпредложение.

Мур бросил быстрый взгляд на жену, оставшуюся безучастной к его призыву, после чего повернулся к Золару.

– Если наша экспертиза даст вам ключ к тайне сокровищ Уаскара, двадцать процентов не такое уж чрезмерное требование.

Братья несколько мгновений смотрели друг на друга. Оксли и Золар не могли видеть лица брата под маской, но не сомневались, что оно искажено от гнева.

Подумав немного, Золар медленно кивнул:

– Принимая во внимание общую стоимость сокровища, я согласен принять предложение доктора Мура.

Оксли не задумываясь поддержал предложение старшего брата.

– Я согласен, – объявил он. – Если мы найдем сокровище, доля доктора Мура и его жены составит двадцать процентов от его общей стоимости.

Мужчины обменялись рукопожатием Мур с улыбкой повернулся к жене, не подозревая, что сейчас подписал свой смертный приговор.

– Что же, дорогая, я полагаю, мы можем приступить к работе, – сказал он.

Часть третья Демон смерти 22 октября 1998 года Вашингтон, округ Колумбия, 25

25

Она ждала у обочины дороги, недалеко от терминала, когда Питт вышел из багажного отделения аэропорта Даллес. Ее растрепанные порывами ветра светло-каштановые волосы блестели под лучами утреннего солнца. Конгрессмен Лорен Смит сдвинула на лоб темные очки, скрывавшие от посторонних взглядов ее необыкновенные фиалковые глаза, встала с места водителя и помахала ему рукой в кожаной перчатке.

Лорен была одета в красные кожаные брюки и жакет поверх черного свитера, подчеркивающие ее высокую стройную фигуру. Любой человек, будь то мужчина или женщина, в радиусе двадцати метров не мог оторвать от нее взгляда. Она и ее красный спортивный автомобиль выпуска 1953 года составляли превосходную пару, наглядное выражение элегантности и классического стиля.

Бросив на Питта чарующий взгляд, она произнесла хорошо поставленным голосом:

– Привет, моряк. Подбросить тебя до дома?

Он опустил на обочину чемодан и металлическую коробку со шкатулкой из жадеита и, перегнувшись через борт автомобиля, поцеловал ее в губы.

– Ты увела машину из моей коллекции, – произнес он тоном прокурора.

– И это твоя единственная благодарность за то, что я сбежала с заседания комитета и помчалась сломя голову в аэропорт, чтобы встретить тебя?

Питт бросил взгляд на машину, выигравшую восемь из девяти гонок сорок пять лет назад, и тяжело вздохнул.

Машина, как и положено спортивной модели, была небольших размеров, и места для двоих и его багажа было явно недостаточно.

– Куда же мне положить вещи? Лорен протянула ему два шнура:

– Я подумала обо всем. Закрепи их на раме автомобиля.

Питт безнадежно покачал головой. Лорен была неподражаема. Член Конгресса от штата Колорадо, она пользовалась уважением коллег за острый ум и умение найти приемлемое решение самых запутанных проблем. Она редко появлялась на званых обедах и политических тусовках, предпочитая оставаться в своем доме в Александрии, где работала над докладами помощников и письмами избирателей. Единственной ее слабостью, помимо работы, оставались редкие встречи с Питтом.

– Где Ал и Руди? – спросила она, с нежностью глядя на его небритое усталое лицо.

– Прилетят следующим рейсом. Нужно было вернуть взятое на время оборудование и утрясти кое-какие проблемы.

Привязав вещи, Питт с трудом втиснулся на место пассажира.

– Могу я доверить тебе свою жизнь? – осведомился он.

Лорен обожгла его взглядом и, вежливо кивнув на прощание полицейскому, потерявшему уже всякое терпение, включила мощный двигатель. Питту осталось только пожать плечами, когда они пронеслись мимо блюстителя порядка.

– Ты не находишь, что такое вызывающее поведение явно не к лицу представителю народа? – крикнул он, стараясь перекрыть рев двигателя.

– Кто узнает об этом? – беззаботно рассмеялась она. – Машина зарегистрирована на твое имя.

Несколько раз во время бешеной гонки от аэропорта до дома Питта стрелка спидометра приближалась к красной отметке. Питт покорился судьбе. Правда, он вполне доверял искусству Лорен, не раз принимавшей участие в спортивных гонках. Она притормозила только тогда, когда они добрались до старого ангара на окраине Вашингтонского международного аэропорта, который Питт называл своим домом.

Здание было построено еще в тридцатые годы для обслуживания первых коммерческих авиалиний. В 1980 году его решено было снести, но Питт сжалился над заслуженным ветераном и приобрел ангар. Несколько лет спустя ему удалось убедить власти включить ангар в список местных достопримечательностей. На втором этаже, где раньше находились кабинеты администрации, он устроил себе квартиру, а первый оставил в первозданном виде.

Питт никогда не вкладывал свои сбережения и значительные средства, оставленные ему дедом, в акции, ценные бумаги или недвижимость. Он предпочитал тратить их на старые автомобили, которые собирал где только мог во время своих бесконечных скитаний по свету.

В настоящее время его коллекция насчитывала около тридцати машин, вылущенных за сотню лет в разных странах мира, один из первых американских самолетов, немецкий истребитель времен Второй мировой войны и железнодорожный вагон конца девятнадцатого столетия.

Они остановились перед воротами ангара, которые по сигналу Питта открылись, и Лорен въехала внутрь.

– Вот ты и дома, – сказала она с гордостью, – целый и невредимый.

– Установив попутно новый рекорд скорости, который наверняка продержится не один год, – добавил он сухо.

– Не будь старым брюзгой. Ты должен быть счастлив, что я встретила тебя.

– Я действительно счастлив, хотя и не совсем понимаю, чем обязан такой чести.

– Сама не знаю, особенно если принять во внимание твое безобразное поведение.

– О чем ты говоришь? Покажи хотя бы один синяк.

– С удовольствием.

Лорен приспустила брюки и продемонстрировала крупный синяк на правом бедре.

– При чем здесь я? Последний раз мне приходилось щипать девочку, когда я ходил в детский сад.

– Это твоя вина. Я заработала его, когда резко затормозила на одной из твоих старых развалин.

– Будь повнимательней, – рассмеялся Питт.

– Пошли наверх, – предложила Лорен, натягивая брюки. – Я приготовила ланч в честь твоего возвращения домой.

Питт отвязал вещи и последовал за ней по лестнице на второй этаж, имея лишнюю возможность полюбоваться ее круглыми ягодицами в самом выгодном ракурсе.

С кухни доносился аппетитный запах.

– Сколько тебе нужно времени сервировать стол? – спросил он.

– Ровно столько, чтобы ты успел принять душ, побриться и переодеться.

Питт с удовольствием выполнил все ее пожелания, хотя едва не заснул под горячими струями воды. Переодевшись в шелковую пижаму, подаренную ему Лорен к Рождеству, он вернулся на кухню.

Она встретила его в дверях и наградила долгим поцелуем. Краем глаза Питт заметил, что металлическая коробка со шкатулкой открыта.

– Ты начала обыск?

– Как член Конгресса США, я имею свои неотъемлемые права, – сказала она, передавая ему бокал шампанского. – Прекрасная вещь. Что это такое?

– Это, – объяснил он, – древность эпохи инков, – ключ к тайне сокровищ, которых так много, что тебе и твоим приятелям из Конгресса не хватит и двух дней, чтобы потратить их.

– Так много?! – удивилась она. – Ты шутишь, наверное. Но тогда их стоимость должна превышать миллиард долларов.

– Я никогда не шучу, если речь идет о потерянных сокровищах.

Лорен расставила на столе приготовленные блюда.

– Расскажешь мне все, ничего не утаивая, пока мы будем есть, – распорядилась она.

С удовольствием поглощая вкусную еду, Питт рассказал ей историю, которая началась у священного колодца инков и закончилась в джунглях Эквадора, сопровождая пространными комментариями о том, что он собирается делать дальше.

* * *

Лорен слушала не перебивая.

– Итак, ты думаешь, что сокровище находится в северной Мексике? – спросила она, когда Питт закончил рассказ.

– Пока кипу не будет расшифровано, это не больше чем догадка.

– Но разве это возможно? Ты же сам сказал, что умение читать кипу умерло с последним инкой.

– Рассчитываю на то, что Йегер с помощью компьютера сумеет подобрать к нему ключ.

– Вряд ли у него что-то получится, – сказала она, делая глоток шампанского.

– И все же это наша единственная надежда. Питт встал, подошел к окну и, отдернув занавески, проводил взглядом взлетающий лайнер.

– Главное для нас сейчас – это время. Воры, укравшие доспехи, имеют солидное преимущество перед нами.

– Что может им помешать? – спросила Лорен.

– Им тоже предстоит расшифровать пиктограммы с доспехов. Это непростая задача, хотя, возможно, и не такая сложная.

Лорен встала, обошла вокруг стола и уселась Питту на колени.

– Итак, начинается великая гонка за сокровищами?

Вместо ответа Питт обнял ее за талию и нежно привлек к себе.

– А что нам еще остается?

– Будь осторожен, – посоветовала она, запуская руку ему под пижаму. – Судя по всему, ваши конкуренты очень опасные люди.

26

На следующий день рано утром Питт подбросил Лорен домой, а сам отправился в штаб-квартиру НУМА. Не желая рисковать своим раритетом, он выбрал для этой поездки старый, но престижный джип, выпущенный в 1984 году, на который недавно установил новый мощный мотор.

Припарковав машину, он вошел в холл штаб-квартиры агентства и поднялся в компьютерный зал Йегера. Адмирал Сэндекер, Джордино и Ганн уже ожидали его. Поставив ящик с заветной шкатулкой на пол, он обменялся рукопожатием с присутствующими.

– Прошу прощения за опоздание, – сказал он.

– Вы не опоздали, – резким тоном поправил его адмирал. – Это мы явились слишком рано. Всему виной ваша карта, или как там вы ее называете.

– Кипу, – терпеливо объяснил Питт. – Способ, практиковавшийся древними инками для хранения и передачи информации.

– Мне говорили, что эта штука способна привести к огромному сокровищу. Это правда?

– Я и не знал, что вы интересуетесь потерянными сокровищами, сэр, – произнес Питт с легким подобием улыбки.

– Когда вы за моей спиной начинаете собственный проект, используя при этом время и деньги агентства, мне поневоле приходится задумываться, не подобрать ли мне на ваше место нового, более покладистого сотрудника.

– Вы заблуждаетесь, сэр, – возразил Питт, стараясь изо всех сил сохранить серьезное выражение лица, – я как раз собирался направить вам подробный отчет.

– Если я хотя бы на минуту поверил вам, это означало бы только, что мне давно пора подавать в отставку.

Стук в дверь прервал разговор. В комнату вошел бледный, совершенно лысый человек с пышными кавалерийскими усами, одетый в белый лабораторный халат. Сэндекер поприветствовал его легким кивком головы и повернулся к остальным участникам совещания.

– Уверен, что вам не надо представлять доктора Билла Стрейта, – сказал он.

Питт протянул руку вошедшему:

– Разумеется. Билл возглавляет отдел хранения морских артефактов. Мы работали вместе с ним над несколькими проектами.

– Да, мои сотрудники все еще заняты разбором груза византийского корабля, который вы и Ал нашли во льдах Гренландии несколько лет назад.

– Единственное, что осталось в памяти, – вступил в разговор Джордино, – это дикий холод. Мне так и не удалось ни разу согреться за все три месяца.

– Почему бы вам наконец не показать нам свою находку, – прервал их Сэндекер, не в силах скрыть нетерпения.

– Давно пора, – поддержал его Йегер, протирая линзы очков.

Питт открыл ящик и водрузил шкатулку на стол. Джордино и Ганн, уже видевшие ее во время перелета из джунглей в Кито, остались на своих местах, тогда как Сэндекер, Йегер и Стрейт подошли ближе для тщательного осмотра находки.

– Изумительная работа, – признал адмирал, разглядывая изображение человеческого лица на крышке.

– Редкая находка, – подтвердил Стрейт. – Обратите внимание на умиротворенное выражение лица и мягкий взгляд, в них есть что-то азиатское. Можно провести дочти прямую аналогию этого изображения с искусством Южной Индии эпохи династии Кахола.

– Раз уж вы затронули эту тему, – заметил Йегер, – я бы добавил, что мне оно напоминает традиционные изображения Будды.

– Каким образом две культуры, никогда не имевшие прямых контактов, создавали похожие изображения и даже использовали для этого один и тот же материал? – спросил адмирал.

– Могли существовать доисторические контакты через Тихий океан, – предположил Питт. Стрейт покачал головой:

– До тех пор, пока кто-нибудь не обнаружит в этом полушарии предметы искусства, безусловно имеющие европейское или азиатское происхождение, единственным объяснением остается случайное сходство. Не более того.

– С другой стороны, не отмечено еще ни одного случая, когда произведения древних майя или инков были бы обнаружены при раскопках в городах Средиземноморья или Дальнего Востока, – поддержал его Ганн.

Стрейт осторожно дотронулся кончиками пальцев до изображения на зеленом камне:

– Тем не менее, загадка остается. В отличие от майя и древних китайцев инки оставались равнодушными к жадеиту. Для изображения своих богов или правителей они всегда использовали золото, олицетворявшее для них солнце, а следовательно, и жизнь.

– Откройте наконец эту шкатулку и дайте посмотреть, что находится внутри, – приказал Сэндекер.

Стрейт кивнул Питту:

– Эта честь принадлежит вам.

Не говоря ни слова, Питт аккуратно просунул тонкое лезвие под крышку шкатулки и осторожно открыл ее.

Кипу, никем не потревоженное в течение нескольких столетий, предстало перед глазами собравшихся во всем своем великолепии. Минуту или две они молча разглядывали его, ломая голову над тем, как разгадать тайну.

Стрейт открыл маленькую кожаную сумочку и извлек из нее несколько инструментов, напоминающих те, что используются дантистами. Затем надел мягкие белые перчатки и склонился над шкатулкой. Он осторожно исследовал кипу, стараясь случайно не повредить его нити.

Взвешивая каждое слово, словно читая лекцию студентам, он изложил свои выводы коллегам:

– Кипу сделано из тонкой металлической проволоки, в основном из меди, меньше из серебра и в отдельных случаях из золота. Изготовляли проволоку, по всей видимости, вручную, а затем отдельные нити переплетали между собой, варьируя по толщине, окраске и количеству узлов на отдельных веревочках. Сохранность кипу, учитывая его возраст, более чем удовлетворительная. Всего я насчитал тридцать одну связку различной длины. На каждой из них имеются небольшие узелки, расположенные через различные интервалы. Некоторые из наиболее длинных веревочек соединены с меньшими. Безусловно, весьма изощренная система передачи информации, кому бы она ни предназначалась.

– Аминь, – провозгласил Джордино.

– С вашего разрешения, сэр, – продолжал Стрейт, – я заберу кипу с собой для детального изучения.

– Вы предлагаете мне взять на себя ответственность за дальнейшую судьбу этой штуки? – рассердился адмирал. – Откуда мне знать, что вы собираетесь с ней делать!

– Но, сэр...

– Бог с вами, забирайте ее. Не могу же я торчать здесь весь день, разглядывая древнюю реликвию, от которой, возможно, не будет никакого толка.

– Старые вещи сами по себе имеют необъяснимую притягательность, – вставил Питт.

– Оставьте свой юмор при себе, – рявкнул Сэндекер.

– Позволю себе заметить, сэр, – вступил в разговор Йегер, – чем скорее мы получим эту штуку, тем быстрее я смогу запустить программу по ее дешифровке.

Стрейт осторожно, словно пианист, готовящийся исполнить произведение великого композитора, запустил руки в шкатулку и извлек из нее кипу.

– Просто удивительно, насколько хорошо оно сохранилось, – сообщил он.

– Да уж, – согласился Питт, – особенно если учесть, сколько испытаний выпало на его долю.

Осмотрев кипу со всех сторон, Стрейт выложил его на кусок стекла и маленькими щипчиками выпрямил все веревочки. Сейчас кипу больше всего напоминало экзотический веер.

– На сегодня, пожалуй, все, джентльмены, – удовлетворенно объявил он, – теперь нам предстоит произвести все возможные в данном случае лабораторные исследования и принять необходимые меры для его сохранения.

– Когда вы сможете передать его Йегеру? – спросил Сэндекер.

– Месяцев через шесть, может быть, через год.

– Даю вам два часа, и ни минутой больше, – отрезал адмирал.

– Но это невозможно, сэр. Металлические нити сохранились так хорошо только потому, что они находились в герметической упаковке. Подвергнувшись воздействию воздуха, они могут разрушиться.

– Во всяком случае, не те, что сделаны из золота, – не удержался Питт.

– Конечно нет, – спокойно согласился Стрейт, – но мы пока точно не знаем, из какого металла сделаны остальные тонированные нити. Чтобы определить все это, нужно время. Медь, к примеру, легко поддается окислению. Если не принять необходимых мер предосторожности, вся наша дальнейшая работа может оказаться бессмысленной.

– Цветные нити особенно важны для расшифровки кипу, – напомнил Ганн.

Атмосфера в комнате накалилась. Один Йегер сохранял полное спокойствие. С самой любезной улыбкой, на которую только был способен, он повернулся к Стрейту:

– Отдайте мне эту штуку на тридцать минут для сканирования с помощью моих приборов и после этого можете держать ее в своей лаборатории хоть до глубокой старости.

– Вам действительно хватит этого времени? – недоверчиво переспросил адмирал.

– Мои компьютеры еще не на то способны, – улыбнулся Йегер. – Через тридцать минут у меня будет вся информация об этой штуке, которая мне необходима.

– Хорошо жить в современном мире, – пробормотал Джордино, – какая жалость, что динозавры не дожили до наших дней.

* * *

Для проведения сканирования Йегеру потребовалось целых полтора часа, но результат оказался точно таким, как он и обещал. Теперь на экранах его мониторов кипу смотрелось даже лучше, чем на самом деле. Четыре часа спустя он сделал первую попытку дешифровки послания древних инков, но, по собственному признанию, добился немногого.

– Кто бы мог подумать, – недоуменно произнес он, разглядывая изображение кипу на экране монитора, – что такая простая с виду вещь может оказаться настолько сложной.

– Век живи, век учись, – нравоучительно произнес Джордино, разглядывая через плечо приятеля цветное изображение кипу.

Только он и Питт остались с Йегером. Стрейт вместе с кипу вернулся в свою лабораторию, а Сэндекер и Ганн отправились на заседание комитета Конгресса, где началось слушание нового проекта агентства.

– Да, эта штука будет, пожалуй, посложнее, чем многие современные электронные игрушки, – согласился Питт. – Цвет, длина, толщина нитей, расположение узлов. Все это имеет свое значение. К счастью, инки использовали ту же десятичную систему счета, что и мы сегодня. Может быть, это наведет тебя на какие-нибудь мысли, Хайрем.

– Ты забыл еще кое-что, – напомнил ему Йегер. – С помощью кипу инки ухитрялись фиксировать даже исторические события. Впрочем, кое-какой информацией мы уже располагаем. Мой анализ показал, что коричневый, голубой и желтый цвета соответствуют периоду времени и пройденному расстоянию. Многочисленные маленькие оранжевые узлы должны указывать на продолжительность дня.

– Что натолкнуло тебя на такую мысль?

– Между мелкими оранжевыми узлами время от времени встречаются большие узлы белого цвета. Согласно данным компьютера, они в точности совпадают с фазами Луны. Как только получу сведения о циклах Луны за последние несколько столетий, я, пожалуй, сумею выбрать и точку отсчета.

– Неплохая мысль, – похвалил приятеля Питт. – Похоже, тебе все-таки удалось что-то нащупать.

– Следующим шагом будет установить, какую информацию несет каждая отдельная веревочка. Не думаю, что инки стремились без нужды усложнять кипу. Компьютерный анализ показывает, что зеленый цвет соответствует земле, голубой – морю. Что означает желтый цвет, я пока не знаю.

– И что же получается у нас в результате? – поинтересовался Джордино.

– Двадцать четыре дня путешествия по суше, восемьдесят шесть – по морю, еще двенадцать – неизвестно где.

– А все вместе означает время, потребовавшееся им на путешествие.

Йегер в знак согласия кивнул:

– Правда, можно предположить, что желтый цвет соответствует бесплодным землям.

– Или пустыне, – подсказал Джордино.

– Или пустыне, – повторил задумчиво Питт. – Держу пари, что речь идет о побережье северной Мексики.

– На противоположной стороне кипу, – продолжал Йегер, – мы наблюдаем те же голубые и зеленые цвета, но иное количество узлов. По моей версии, это время, потраченное инками на обратное путешествие. Если принять во внимание то обстоятельство, что в этом случае интервалы между узелками короче, я бы предположил, что во время путешествия домой море было более бурным, а сам вояж более трудным.

– У меня создалось впечатление, что для одного дня ты успел сделать много, – подвел итог Питт.

Йегер улыбнулся:

– Похвала всегда приятна. Я опасаюсь только одного: не слишком ли поспешны мои выводы?

Питт слегка поморщился:

– Нам не нужна беллетристика, Хайрем. Впрочем, ты и сам это знаешь.

– Понимаю. Тебе нужны факты, и я постараюсь добыть их для тебя. Только не требуй от меня невозможного.

– Боюсь, что без этого нам не обойтись, – печально сказал Питт. – Мне нужно точно знать, где лежит сокровище, Хайрем, и знать это как можно скорее. Иначе мы рискуем оказаться на месте слишком поздно.

27

На вершине одинокой горы, возвышающейся в самом сердце песчаной пустыни, с незапамятных времен стояла исполинская фигура каменного демона. Крылатый монстр застыл в напряженной позе, словно изготовившись к прыжку, с открытой пастью, из которой угрожающе торчали гигантские изогнутые клыки.

Перед холодными, как у змеи, глазами открывалась безграничная панорама песчаных дюн и скалистых холмов, между которыми несла свои воды река Колорадо до своего впадения в море Кортеса.

Скульптура сильно пострадала от времени и непогоды. Одно крыло, хвост и часть клыков были отбиты, и обломки до сих пор в беспорядке валялись на земле. Кроме того, немногочисленные туристы, иногда посещавшие эти места, не поленились оставить на груди и боках чудовища свои незамысловатые автографы.

Археологи так и не смогли прийти к согласию относительно того, к какой из известных сегодня культур обеих Америк мог относиться этот монумент, или хотя бы приблизительно определить время его сооружения.

Что же касается племен индейцев, до сих пор обитавших в этих забытых богом местах, то они, за неимением лучшего, создали свою собственную мифологию и стали олицетворять его с демоном, охраняющим дорогу в обитель их предков. Поэтому и по сей день у подножия статуи можно увидеть их скромные дары, принесенные сюда, чтобы облегчить их собственный путь в поля вечной охоты.

* * *

Билли Юма не боялся каменного демона и поэтому спокойно сидел в своем маленьком грузовике в тени дьявольской горы. Он искренне надеялся, что его покойным родственникам и друзьям удалось беспрепятственно преодолеть ужасного стража страны мертвых. Все они были хорошими людьми, за всю свою жизнь никому не сделавшими вреда. Другое дело его брат, который постоянно бил жену и детей и в конце концов умер от алкоголя. Вот он легко мог стать добычей каменного демона.

Подобно большинству соплеменников, Билли был убежден в существовании злых духов, которые бесцельно бродили по пустыне и только тем и занимались, что по мере своих возможностей старались навредить живым людям. Поэтому он не без оснований опасался, что его усопший братец в любой момент может встать из могилы и осложнить его и без того нелегкую жизнь. Но больше всего он опасался, что непутевый брат может навести порчу на его жену и детей.

Призрак брата уже трижды являлся ему. Первый раз в виде смерча, оставившего после себя облако удушливой пыли, другой – странного мерцания тучи москитов и, наконец, молнии, ударившей в его грузовик. Все это были достаточно зловещие предзнаменования, и Билли пришлось обратиться за помощью к колдуну племени.

Были испробованы все средства, но проку от них было немного. Билли провел десять дней в пустыне, питаясь растениями и семенами кактусов, но после этого появления брата стали более частыми.

Еще меньше помогли ритуальные песнопения. На родную деревню Билли стали обрушиваться одно несчастье за другим. Сначала исчезли священные реликвии, хранившиеся в развалинах уединенного храма, построенного их далекими предками. Затем без видимых причин начали болеть дети, а не по сезону жаркая и сухая погода уничтожила почти весь урожай зерновых. То и дело вспыхивали пьяные драки, в которых несколько человек были убиты. И в конце концов, произошло наихудшее – духи давно почивших предков стали посещать и других жителей деревни, вне зависимости от возраста и времени суток.

Исчезновение идолов, представлявших собой изображения солнца, луны, земли и воды, потрясло религиозные устои индейцев. В их отсутствие жрецы отказывались исполнять традиционные, освященные столетиями ритуалы. В результате на совете старейшин племени было принято любой ценой вернуть утраченные реликвии.

Старый шаман после гадания на углях догорающего костра объявил, что Билли обязан умилостивить дух своего брата, найти похищенные фетиши и тем самым спасти деревню от гибели.

В отчаянии Билли решил бороться с дьяволом его же средствами, подняться на проклятую гору и молить демона смерти помочь ему выполнить порученное задание.

Он был далеко не молодым человеком, и в его распоряжении не было современного альпинистского оборудования, но просто не было другого выхода. Слишком много человеческих жизней зависело от него в этот момент.

Не преодолев и трети пути, Билли был едва жив от усталости, но решил продолжать восхождение, пока не достигнет вершины горы. За все это время он позволил себе остановиться только однажды, да и то для того, чтобы бросить прощальный взгляд на свой старенький “форд”, сиротливо стоявший у подножия горы. С такой высоты он казался игрушкой, способной уместиться на ладони.

Убедившись, что с машиной все в порядке, он возобновил восхождение. В лучах заходящего солнца гора у него на глазах меняла окраску от янтарно-желтого до пурпурно-красного.

Оранжевый шар медленно опускался за горную цепь Сьерра-де-Хуарес. К этому времени Билли стало ясно, что он уже успел совершить по меньшей мере две непростительные ошибки: плохо рассчитал свои силы и слишком поздно начал подъем. Восхождение оказалось куда более трудным, чем он предполагал.

Он поднял голову и посмотрел наверх. До вершины оставалось еще около ста метров, которые предстояло преодолеть почти в полной темноте. Перспектива провести ночь наедине с каменным чудовищем не слишком привлекала его, но и спуск в долину в этих условиях был равнозначен откровенному самоубийству.

Годы изрядно потрепали Билли, но жизнь в суровом климате пустыни Сонора многому научила его. Для своих пятидесяти пяти лет он был еще достаточно крепким мужчиной. У него было круглое коричневое лицо, остававшееся бесстрастным даже в самых критических ситуациях, и густые черные волосы, характерные для коренных обитателей Нового Света.

Внезапный порыв холодного ветра едва не заставил его остановиться во второй раз.

Было ли это предупреждением свыше о том, что он уже преступил пределы, дозволенные простому смертному?

Стиснув зубы, Билли продолжал карабкаться вверх по крутому склону.

На его счастье, последние метры подъема оказались менее трудными, чем предыдущие. Бесчисленные паломники, побывавшие здесь задолго до него, вырубили в каменной стене некое подобие ступеней. В пятидесяти метрах от вершины дорогу ему преградило хаотичное нагромождение скал, но склон стал менее крутым, и тех немногих сил, что еще оставались у него, вполне хватило, чтобы добраться до вершины.

Отряхнув пыль с одежды, он бросил взгляд на каменного демона, возвышавшегося перед ним. Хотя Билли доподлинно знал, что статуя изваяна из черного камня, он готов был поклясться, что ее поверхность слабо светилась. Он так устал, что не чувствовал ни малейшего страха. Никаких призраков не было и в помине. Если не считать каменного колосса с телом ягуара и головой змеи, вершина горы была совершенно пуста.

– Я пришел, – громко произнес он. Ответа не последовало. Если не считать еле слышного шума ветра, на вершине горы стояла полная тишина.

– Я поднялся на зачарованную гору, чтобы помолиться у твоих ног, – повторил он менее уверенно.

Демон продолжал хранить молчание, но внезапно Билли показалось, что площадка перед гигантской статуей начала заполняться призрачными очертаниями людей. Он услышал голоса, переговаривавшиеся между собой на незнакомом ему языке. Постепенно фигуры обрели более четкие очертания, хотя продолжали оставаться прозрачными. Никто из них не обратил внимания на Билли, хотя он и находился всего в нескольких метрах от них. Еще более странным показался ему внешний вид призраков. Они были одеты скорее как боги, а не как простые смертные. Золотые шлемы воинов были украшены яркими перьями неведомых птиц. Белые туники, поверх которых были наброшены длинные мантии, сделаны из неизвестной Билли материи и украшены причудливой вышивкой.

Зрелище было впечатляющим, но недолгим. Не прошло минуты, и они исчезли так же неожиданно, как и появились.

Билли стоял как громом пораженный.

Кто были эти странные люди, только что прошествовавшие перед ним? Может быть, у ног демона и в самом деле находилась открытая дверь в мир мертвых?

Он подошел поближе к каменному монстру и осторожно коснулся его рукой. Камень оказался куда более горячим, чем можно было ожидать в это время суток. Билли испуганно отдернул руку и инстинктивно сделал несколько шагов назад. То, что он увидел в следующий момент, поразило его еще больше. Глаза демона внезапно загорелись ярким огнем и обратились в его сторону.

Упав на колени Билли начал исступленно молиться. Так он и провел большую часть ночи, пока тяжелый сон не одолел его.

* * *

Проснувшись утром следующего дня, Билли Юма обнаружил, что лежит на переднем сиденье своего “форда” у подножия горы, над которой с незапамятных времен возвышалась циклопическая фигура демона смерти.

28

Джозеф Золар стоял у стола, на котором лежали Золотые доспехи, наблюдая за тем, как Генри и Микки Мур хлопотали у компьютера и лазерного принтера. После четырех дней напряженного труда им удалось перевести изображения и символы, выгравированные на доспехах, сначала в отдельные слова, а затем и во вполне законченные фразы.

Ему было интересно наблюдать за людьми, азартно анализирующими результаты проделанной работы, когда часы на стене отсчитывают последние минуты их жизни. Они были так увлечены этим, что, казалось, не замечали присутствия зловещих фигур в масках.

Окружающий мир мало интересовал профессора Мура. Большую часть сознательной жизни он провел в кабинетах и аудиториях университета. Подобно большинству профессиональных археологов и антропологов, он занимался своим делом главным образом потому, что только оно и составляло подлинный смысл его жизни. Финансовая сторона мало занимала его. Он написал множество книг, которые мало кто читал и тем более покупал. Изданные незначительными тиражами, они пылились в подвалах университетских библиотек и очень редко извлекались на свет. Слава, которая ожидала его, как первого интерпретатора символов, изображенных на Золотых доспехах, привлекала его куда больше, чем сами сокровища Уаскара.

С первого взгляда братья Золар единодушно нашли Микки Мур весьма привлекательной женщиной, но очень скоро ее полное безразличие к ним стало раздражать их. Было очевидно, что она искренне любила мужа и другие мужчины просто не существовали для нее. Супруги Мур жили и работали в своем собственном маленьком мире и не собирались допускать в него посторонних.

Как ни странно, но Джозеф Золар чувствовал даже легкое сожаление по поводу столь быстрого завершения работы. Всю жизнь он общался либо с преступниками, либо с бесчестными коллекционерами краденых произведений искусства и хорошо знал этот мир, но эта пара оставалась загадкой для него. Впрочем, его нисколько не интересовало, какую участь уготовили его братья несчастным супругам. Единственное, что имело значение в данный момент, – результат их работы, ведущий его к сокровищам Уаскара.

Ему давно стало ясно, что затея с масками, которые они продолжали носить в присутствии Муров, закончилась полным провалом. Супруги явно были не из пугливых.

Золар бросил взгляд на Генри Мура и попытался улыбнуться.

– Полагаю, вы закончили работу? – спросил он с надеждой.

Мур улыбнулся жене и повернулся к Золару.

– Работа закончена, – подтвердил он. – Это рассказ об одном из величайших подвигов в истории человечества. Его содержание перевернет существующие представления о жителях древней Чачапойаны и существенно расширит наши познания в истории инков.

– Вы не умрете от скромности, – заметил Сарасон, не скрывая иронии.

– Вы можете точно сказать, где находится золото инков? – спросил Оксли.

– Боюсь, что как раз этого я не могу сделать, – ответил Мур, пожимая плечами.

– В таком случае, черт побери, чем вы занимались все это время?

– Чего вы от меня ждете, – холодно ответил Мур, – чтобы я поставил для вас точку на географической карте?

– Именно этого мы и хотим.

Золар примирительно улыбнулся:

– Перейдем к фактам, доктор Мур. Что вы можете сообщить нам?

– Вам будет приятно узнать, – ответила Микки Мур вместо мужа, – что пресловутая золотая цепь всего лишь небольшая часть сокровища Уаскара. Символы, которые нам удалось расшифровать, рассказывают о том, что там еще по меньшей мере сорок тонн украшений, церемониальных сосудов, головных уборов, доспехов и других предметов из золота и серебра. Упоминается также о рулонах драгоценных материй, мумиях в золотых одеждах и более пятидесяти сосудах, наполненных жемчугом и драгоценными камнями. Если вы дадите нам чуть больше времени, мы составим для вас подробный отчет.

Золар, Сарасон и Оксли, не веря своим ушам, молча уставились на Микки. Только учащенное дыхание выдавало обуревавшее их волнение. Даже людям, привыкшим ворочать миллионами долларов, трудно было представить себе размеры сокровищ Уаскара.

– Что и говорить, вы нарисовали заманчивую картину, – нарушил молчание Золар, – но можете ли вы сказать, где зарыты сокровища?

– Они не зарыты в прямом смысле слова, – вступил в разговор Мур и бросил на Золара любопытный взгляд, ожидая его реакции.

Однако тот уже успел обрести привычное хладнокровие.

– Сокровища были спрятаны в естественной пещере на реке, – объяснил Мур.

Сарасон не смог скрыть разочарования:

– Любая пещера у реки была бы давно обнаружена. Боюсь, что сокровища потеряны для нас.

– Маловероятно, чтобы золотая цепь, которую с трудом могли поднять двести человек, бесследно исчезла во второй раз, – осторожно выразил свои сомнения Оксли.

– Тем более такое количество произведений искусства, – добавил Золар. – Как эксперту в этой области, мне немедленно стало бы известно, если бы сокровища Уаскара появились на рынке. Сохранить в секрете сам факт подобной находки невозможно.

– Может быть, мы слишком доверяем нашему доброму доктору и его очаровательной супруге? – вновь вступил в разговор Сарасон. – Кто поручится за то, что они не водят нас за нос?

– Кто вы такой, чтобы говорить о доверии? – возразил Мур спокойно. – Вы заперли нас с женой в этом подземелье на четыре дня и еще смеете говорить о доверии? По-моему, вы, господа, сами не знаете, чего хотите.

– У вас нет оснований быть недовольными, – заметил Оксли. – Вы и ваша супруга получите очень щедрое вознаграждение за свой труд.

Мур бросил на Оксли безразличный взгляд.

– Вы не дали мне договорить, – заметил он. – После того как инки и их воины спрятали сокровища в пещере, они закрыли вход в длинный туннель, который вел к ней. Затем насыпали сверху плодородной земли и насадили там местные дикорастущие растения, чтобы быть уверенными, что пещера никогда не будет найдена.

– Вы располагаете описанием территории вокруг пещеры? – спросил Золар.

– Весьма приблизительным. Пещера находится на острове с обрывистыми берегами, расположенном во внутреннем море. На острове имеется довольно высокая гора.

– Минуточку, – остановил его Оксли. – Вы говорили, что пещера у реки.

– Если бы вы слушали меня внимательно, – возразил Мур, – то, наверное, обратили бы внимание на то, что я сказал на реке.

Сарасон бросил на профессора негодующий взгляд:

– Что за лапшу вы вешаете нам на уши? Пещера на реке, река на острове, остров во внутреннем море? Пытаетесь обвести нас вокруг пальца, доктор?

– Я говорю правду, – возразил Мур. – Наш анализ совершенно точен.

– Слово “река” может быть чисто символическим, – предположила Микки Мур.

– И “остров”, вероятно, тоже? – взорвался Сарасон.

– Может быть, вы получите более полное представление, если дадите мне высказаться до конца, – предложил Мур.

– Пожалуйста, избавьте нас от деталей, – возразил Золар. – Нам уже известно, как Уаскар увел сокровища прямо из-под носа своего брата Атауальпа, а заодно и Франсиско Писарро. Нас интересует, где лежат сокровища, и только.

Супруги обменялись вопросительными взглядами, после чего Микки утвердительно кивнула.

– Пусть будет по-вашему, раз уж мы партнеры, – согласился Мур.

Он сделал небольшую паузу и взял в руки лист бумаги, лежащий у принтера.

– Пиктограммы рассказывают о том, что сокровища были перенесены через горы в морской порт и погружены на множество судов. Путешествие на север продолжалось восемьдесят шесть дней. Последние двадцать они плыли по внутреннему морю, пока не достигли небольшого острова с обрывистыми берегами, подымавшегося из воды, как огромный каменный храм. Здесь инки вытащили суда на берег, разгрузили сокровища и по подземному туннелю перенесли их в недра острова, там золото и было сложено на берегу реки.

Оксли развернул карту Западного полушария и проследил по ней путь инков от Перу до западного побережья Мексики.

– Внутреннее море – это, видимо, Калифорнийский залив, – предположил он.

– Более известный под названием моря Кортеса, – добавил Мур.

Сарасон, в свою очередь, взглянул на карту:

– Совершенно верно. Это единственное место на всем пути, которое подходит под определение “внутреннее море”.

– Сколько там островов? – поинтересовался Золар.

– По меньшей мере, две дюжины.

– Потребуются годы, чтобы обследовать их все.

Сарасон взял последний лист отчета Мура и внимательно изучил его. Затем бросил холодный взгляд на профессора:

– Вы что-то не договариваете, мой друг. Я уверен, что пиктограммы дают полную информацию о месте нахождения сокровищ.

Золар внимательно изучал выражение лица Мура:

– Что вы скажете на это, доктор? Возможно ли, что вы и ваша жена придержали наиболее важную часть информации?

– Микки и я расшифровали все пиктограммы.

– Вы лжете, – уверенно произнес Золар.

– Конечно, лжет, – рявкнул Сарасон. – Это любому дураку понятно.

– Вы неразумно ведете себя, доктор. На вашем месте я не стал бы нарушать наше соглашение.

Мур только пожал плечами:

– Я все-таки не такой идиот, каким вы меня считаете. Хотя бы тот факт, что вы до сих пор носите эти дурацкие маски, убеждает меня в том, что вы с самого начала не имели ни малейшего намерения выполнить наше соглашение. Какие гарантии вы можете нам предложить, если мы сообщим вам всю информацию? Никто из друзей или родственников не имеет ни малейшего представления о том, где мы находимся. Дальнейшее ваше поведение еще больше убедило меня в моей правоте. Что произойдет с нами, как только вся информация окажется в ваших руках? Отправите нас домой? Позвольте усомниться в этом. Думаю, нам предстоит просто испариться и пополнить досье полиции о бесследно исчезнувших людях. Скажите мне, что я не прав.

Если бы Мур не был столь проницательным человеком, Золар, скорее всего, просто рассмеялся бы. Но антрополог действительно видел их насквозь.

– Отлично, доктор, считайте, что вы выиграли. Что вы хотите за то, чтобы предоставить нам всю информацию.

– Пятьдесят процентов от полной стоимости сокровищ. Последнее требование вывело Сарасона из себя.

– Да этот ублюдок просто смеется над нами.

Он подошел к Муру, поднял его и ударил о стену.

– Учтите, что это только аванс, – предупредил он. – Вы расскажете нам все, что знаете, или я выбью из вас это признание. И поверьте, я получу от этого настоящее удовольствие.

Микки не проявила никаких эмоций, словно стояла у себядома у газовой плиты. Ее поведение в эти минуты поразило даже Золара. Любая другая женщина на ее месте была бы испугана до полусмерти.

Невероятно, но Мур рассмеялся в лицо мучителю:

– О’кей. Делайте, что задумали. Переломайте мне все кости, наконец убейте меня. Но учтите, что без нашей помощи вы не найдете золотую цепь Уаскара и за тысячу лет.

– К сожалению, он прав, – произнес Золар, бросив быстрый взгляд на Микки.

– Когда я покончу с ним, он не будет годиться даже на бифштексы для собак, – взревел Сарасон, поднимая кулак, чтобы обрушить его на голову взбунтовавшегося профессора.

– Успокойся, – остановил его Оксли. – Для экономии времени займись лучше женой профессора. Лично я еще не встречал мужика, который бы остался равнодушным, когда у него на глазах насилуют жену.

Сарасон медленно повернулся к Микки.

– Кажется, я неплохо позабавлюсь, – процедил он сквозь зубы.

– Вы только напрасно потеряете время, – усмехнулся Мур, – я не разрешил жене работать на заключительной стадии дешифровки пиктограмм. Она не имеет ни малейшего представления о том, где находятся сокровища.

– Не заговаривай мне зубы, доктор.

– Он говорит правду, – холодно произнесла Микки. – Генри не разрешил мне ознакомиться с последними результатами работы.

– Во всяком случае, мы займемся тобой и посмотрим на его реакцию, – проворчал Сарасон.

– Вот и займись, – посоветовал Оксли. – Поиграй с миссис Мур, пока профессор не заговорит. Так или иначе, мы узнаем все, что хотим.

– Ну, доктор, и каков будет ваш окончательный ответ? – спросил Золар, обращаясь к Муру.

– Делайте, что хотите, – усмехнулся тот, – это не имеет для меня никакого значения.

Первый раз за все время братья растерялись. Даже Сарасон, повидавший немало насилия, не мог поверить своим ушам.

Каким человеком надо быть, чтобы так равнодушно бросить собственную жену на растерзание?

– Вы станете спокойно смотреть, как будут бить, насиловать, а затем и убьют вашу жену, и не скажете ни слова в ее защиту? – поинтересовался Золар, внимательно наблюдая за лицом пленника.

Лицо профессора осталось безучастным.

– Варварскими методами вы ничего от меня не добьетесь.

– Он блефует, – рявкнул Сарасон. – Эта гнида сломается при первом ее вопле.

– Не думаю, – покачал головой Золар.

– Я тоже, – как всегда согласился со старшим братом Оксли. – И дело здесь не только в деньгах. Доктор спит и видит, как станет светилом первой величины в своей паршивой забегаловке. Разве я не прав, профессор?

Его издевательские слова не произвели на Мура ни малейшего впечатления.

– Пятьдесят процентов или ничего, джентльмены, – холодно подтвердил он.

Золар бросил взгляд на братьев. Оксли едва заметно кивнул. Сарасон так стиснул кулаки, что побелели суставы пальцев, и не сказал ничего. Впрочем, о его мнении было нетрудно догадаться по выражению лица.

– Думаю, нам следует отказаться от угроз и заключить полюбовное соглашение, – произнес Золар. – Но прежде чем согласиться на ваши непомерные требования, доктор, я должен быть уверен, что вы на самом деле знаете, где находятся сокровища.

– Мне известно описание основных примет, приводящих к входу в туннель, – очень медленно и отчетливо произнес Мур. – Ошибки быть не может. Я узнаю их даже с воздуха.

Его слова были встречены глубоким молчанием. Золар подошел к доспехам и некоторое время невозмутимо рассматривал их.

– Тридцать – предложил он.

– Сорок или ничего, – снизил ставку Мур.

– Желаете получить расписку?

– Будет ли она иметь какой-нибудь вес в суде?

– Скорее всего, нет.

– В таком случае предпочитаю положиться на ваше слово.

Мур обернулся к жене:

– Сожалею, дорогая, но существуют вещи более значимые, чем брачные обязательства. Ты должна понять меня.

“Странная женщина, – подумал Золар. – Ей следует выглядеть испуганной и оскорбленной до глубины души, а она сохраняет полное спокойствие”.

– Я принимаю ваше предложение, – произнес он. – Поскольку с этой минуты мы партнеры, не вижу смысла скрывать свое лицо.

Он стащил с лица маску и отбросил ее в сторону.

– Постарайтесь выспаться. Завтра утром вы все вылетаете в Мексику, в Гуаймас, на реактивном самолете нашей компании.

– Почему вы остановили выбор на этом городе? – поинтересовалась Микки.

– По двум причинам. Город расположен на побережье Калифорнийского залива, и, кроме того, мой друг и клиент давно приглашал меня воспользоваться его асиендой. Она неподалеку от порта и будет нашей штаб-квартирой при поисках.

– Разве ты не летишь с нами? – удивился Оксли.

– Присоединюсь к вам дня через два. У меня деловая встреча в Уичито, в Канзасе.

Золар искоса посмотрел на Сарасона, справедливо полагая, что его братец не отказался от своего намерения разделаться с супругами, но не заметил ничего подозрительного. По лицу брата бродила рассеянная улыбка. Сарасон думал о том, что сделает Тупак Амару с Мурами, после того как сокровище будет найдено.

29

– Брунгильда сделала все, что в ее силах, – Йегер похвалил свой обожаемый компьютерный терминал. – Вдвоем мы расшифровали примерно девяносто процентов информации, заложенной в кипу. Но существуют аспекты, которые мы не смогли учесть...

– Аспекты? – пробурчал Питт, сидевший у стола напротив Йегера.

– Кое-какие особенности линейного порядка и цвета нитей кипу, – объяснил Йегер.

Питт пожал плечами и огляделся вокруг. В комнате находились еще четверо мужчин: адмирал Сэндекер, Ал Джордино, Руди Ганн и Хайрем Йегер. Все их внимание было приковано к Йегеру, стоявшему возле большого настенного экрана.

– Придется мне всерьез заняться самообразованием, – пробормотал Питт, поудобнее устраиваясь в кресле. – Иначе я вообще перестану что-либо понимать.

– Как я пытался объяснить, некоторые узлы и нити кипу не поддаются дешифровке, хотя мы использовали все известные в настоящее время методы. Я могу представить вам лишь самый приблизительный отчет.

– И это говорите вы, лучший специалист в своей области? – улыбнулся Ганн.

– Ничего другого не смог бы предложить и сам Эйнштейн. Разве что он выкопал бы из могилы инку Розетта Стоуна или заполучил книгу шестнадцатого столетия о том, как сделать кипу.

– Если это все, что вы собирались сказать, – заметил Джордино, – я, пожалуй, отправляюсь на ланч.

– Кипу Дрейка – это сложный механизм для хранения и передачи информации, – продолжал Йегер, игнорируя сарказм, прозвучавший в словах Джордино, – а вовсе не точный отчет о конкретных событиях. Кипу может передать лишь самые общие сведения о людях, живших в определенный исторический период.

– Вы изложили свою точку зрения, – прервал его Сэндекер, помахав в воздухе сигарой, – теперь переходите к фактам. Сообщите, какую информацию вам удалось выжать из этой штуки.

Йегер согласно кивнул и, притушив свет в комнате, включил проектор. На экране появилась старая испанская карта побережья Северной и Южной Америк.

– Не останавливаясь на деталях, скажу, что после того, как Уаскар был лишен трона сводным братом Атауальпой в 1533 году, он распорядился спрятать большую часть своих сокровищ в Андах. Как выяснилось позднее, это был мудрый шаг с его стороны. Во время своего заточения Уаскар испытал всю глубину скорби и унижения. Его жены, дети, родственники и друзья были уничтожены Атауальпой. Испанцы вторглись в пределы его империи. Как и Кортес несколькими годами раньше, Писарро не мог избрать более подходящего момента для завоевания Перу. Страна была ослаблена гражданской войной, и несколько сотен его головорезов перебили личную гвардию Атауальпы и его двор, империя инков перестала существовать.

– Удивительно, что Атауальпа не приказал своим воинам атаковать испанцев, – сказал Ганн. – Ведь по численности они, наверное, в сотню раз превосходили их.

– Повторилась история Кортеса и ацтеков, – пояснил Йегер. – Сам вид бородатых воинов в железных доспехах, неуязвимых для стрел и камней, не виданных инками лошадей, наконец орудий и мушкетов стал слишком серьезным испытанием для войска Атауальпы и его полководцев.

– А где же находилась армия Уаскара? – спросил Питт. – Вряд ли она была полностью разгромлена.

– Верно, но она лишилась своего вождя. Как знать, если бы два вождя инков объединились против иноземных захватчиков, возможно, сейчас мы жили бы в ином мире, во всяком случае, это касается Южной Америки.

– Ну, говорили бы они точно на другом языке, – заметил Джордино.

– А где находился тогда сам Уаскар? – спросил Сэндекер, раскуривая очередную сигару.

– В темнице Куско, столицы империи инков.

– Что произошло после пленения Атауальпы? – спросил Питт, не поднимая головы от своего блокнота.

– Атауальпа заключил соглашение с Писарро и за огромный выкуп получил свободу. Но он опасался, что Уаскар может предложить Писарро больше золота, серебра и драгоценных камней и привлечь его на свою сторону. Поэтому распорядился казнить брата, правда, уже после того, как тот отдал приказ своим сторонникам спрятать государственную казну в безопасном месте.

Сквозь облако голубого дыма Сэндекер недоуменно посмотрел на своего подчиненного:

– И кто же выполнил волю Верховного инки, если тот был уже мертв?

– Один из его полководцев, Наимлап, – Йегер показал на карте предполагаемый маршрут каравана с золотом от высокогорья Анд к побережью и продолжил: – Именно он организовал перевозку сокровищ из тайника в Андах до побережья Перу Согласно кипу, после перехода через горы, занявшего двадцать четыре дня, еще восемнадцать дней были потрачены только на то, чтобы погрузить золото на пятьдесят пять судов.

– А я и не знал, что инки были мореходами, – признался адмирал.

– Не только они, но и майя. Правда, подобно финикийцам, грекам и римлянам, инки предпочитали не удаляться далеко от берега. Они ориентировались по солнцу и звездам, умело использовали попутный ветер и прибрежные течения.

– Существуют ли какие-нибудь сведения о конструкции их судов? – поинтересовался адмирал.

– Штурман Писарро описывал большие плоты из дерева, снабженные мачтами с парусами. Другой испанский мореход утверждал, что видел плоты, способные перевозить шестьдесят человек и больше сорока корзин с товарами. Иногда помимо парусов на плотах имелись и команды гребцов. Были найдены керамические сосуды доколумбовых времен с изображениями двухпалубных плотов с командами гребцов.

– Значит, флотилия из пятидесяти пяти плотов могла перевезти несколько десятков тонн золота и серебра на значительное расстояние?

– Никаких сомнений, адмирал. – Йегер указал на карте предполагаемый маршрут. – Путешествие заняло восемьдесят шесть дней. Согласитесь, что для примитивных судов это немало.

– А не могли инки направиться на юг вместо севера? – спросил Джордино.

– Исключено Согласно нашему анализу, особые узелки кипу указывают направления на север и на юг, на запад и восток.

– Удалось определить конечную цель путешествия? – задал следующий вопрос Питт.

– Это была, пожалуй, самая сложная часть работы. Очень трудно даже приблизительно оценить скорость передвижения плотов. Но Брунгильда виртуозно справилась с задачей, реконструировав направления ветров и течений в 1533 году.

Питт заложил руки за голову и откинулся в кресле.

– Попробую сам сообразить. Они сошли на берег где-то в северной части моря Кортеса, или Калифорнийского залива, своего рода внутреннего моря, отделяющего континентальную часть Мексики от Калифорнийского полуострова.

– На одном из островов этого моря, – уточнил Йегер, – впрочем, этот вопрос мы уже обсуждали с вами. Потребовалось двенадцать дней, чтобы перенести сокровища с берега моря в пещеру, очень большую пещеру. Туннель вел от наивысшей точки острова вниз в эту пещеру.

– И все эти сведения вы почерпнули из каких-то узелков? – недоверчиво осведомился адмирал. Йегер утвердительно кивнул:

– И еще многое другое. Например, узнали, что темно-красная нить соответствует Уаскару, черный узел – дню его казни, пурпурная – Атауальпе, и так далее. Могу также сообщить приблизительные размеры клада. По моим оценкам, он превосходит все золото, поднятое с затонувших судов за последнюю сотню лет.

Сэндекер скептически хмыкнул.

– И этот остров где-то в море Кортеса? – спросил Ганн.

– Так вы знаете, где находится этот остров, или нет? – перебил его Джордино.

– Помимо того, что он расположен в море Кортеса? – подытожил адмирал.

– В этом заливе уйма островов, – уточнил свой вопрос Джордино.

– Прежде всего мы сразу исключили острова, лежащие ниже двадцать седьмой параллели, – невозмутимо пояснил Йегер, снова обращаясь к карте. – Я полностью согласен с Питтом, что остров должен находиться где-то в северной части залива.

– Но мы должны точно знать, где нам копать, – настаивал Джордино.

– Мы знаем основные приметы. Остров должен подниматься из воды наподобие Храма Солнца в Куско.

Йегер воспроизвел на экране карту Калифорнийского залива. Питт несколько минут изучал изображение.

– Расстояние между центральными островами Анхель-де-ла-Гуардаи Тибурон от сорока до шестидесяти километров, – заметил он. – На каждом по несколько пиков подходят под твое описание. Ты должен сузить район поисков, Хайрем.

– Может ли Брунгильда ошибиться? – спросил Ганн.

– Или неправильно определить значение узлов? – добавил Джордино, доставая из нагрудного кармана фирменную сигару Сэндекера.

Адмирал подозрительно покосился на своего подчиненного, но не сказал ни слова. Он давно уже оставил надежду узнать, как Джордино удается заполучить подобные сигары.

– Я согласен с тем, что у нас имеются определенные пробелы, – продолжал Йегер. – Как я уже говорил, нам удалось расшифровать лишь девяносто процентов информации, содержащейся в кипу. Оставшиеся десять процентов не поддаются четкому истолкованию. Например, существует туманная ссылка на некую статую бога или демона, изваянную из камня. И еще меня ставит в тупик упоминание о реке, протекающей через пещеру с сокровищами. Само по себе оно абсурдно с точки зрения геологии.

– Никогда не слышал о подземных реках на островах, – решительно заявил Ганн.

– Я тоже, – согласился Йегер. – Вот почему у меня были сомнения, стоит ли вообще упоминать об этом.

– Возможно, речь идет об инфильтрации морской воды, – предположил Питт.

– Единственно возможный ответ, – кивнул головой Ганн.

– А нет никаких ссылок на ориентиры на местности? – спросил Питт.

– Виноват, я упустил этот важный момент. С самого начала я исходил из предпосылки, что фигура демона или бога имеет исключительно важное значение. Узлы на этой веревке указывают на расстояние, которое, по моим представлениям, отделяет статую от входа в туннель или, что также возможно, от пещеры с сокровищами. Но состояние медной нити далеко от идеального, и Брунгильда отказалась анализировать этот вопрос.

– О каком демоне идет речь? – спросил Сэндекер.

– Не имею ни малейшего представления, сэр.

– Ориентир, указывающий на вход в туннель? – предположил Ганн.

– Или бог, призванный охранять сокровища и отпугивать воров? – добавил Питт.

– Любопытно, – проворчал Сэндекер, стряхивая пепел со своей сигары в стоящую перед ним пепельницу. – Вопрос в том, куда все это приведет нас.

– Из всего, что мы услышали, – суммировал Питт, – следует, что нужно искать остров в море Кортеса, с горой, на вершине которой имеется каменное изображение бога или демона.

– Коротко, но верно, – согласился Йегер, присаживаясь к столу. – В нескольких словах вы обобщили информацию, которую мне удалось извлечь из кипу.

Ганн снял очки и тщательно протер их.

– А может быть, Биллу Стрейту удастся реставрировать поврежденную нить? – спросил он.

– Я уже просил его заняться этим, – ответил Йегер.

– И он уже приступил к работе, – добавил Сэндекер.

– Если эксперты восстановят поврежденную нить и она будет доступна для анализа, думаю, в ближайшее время смогу сообщить дополнительную информацию по интересующему нас вопросу, – пообещал Йегер.

– Будем надеяться, – сказал Питт. – У меня есть и другие занятия, кроме как таскаться по Мексике и рыть колодцы, в которых ничего не окажется.

Ганн повернулся к Сэндекеру:

– Что скажете, адмирал? Запускаем проект?

Директор НУМА бросил тоскливый взгляд на карту на экране и тяжело вздохнул.

– Жду конкретных предложений к утру, – произнес он наконец, – включающих, разумеется, оценку стоимости работ. Считайте, что ближайшие три недели все вы находитесь в отпуске с сохранением содержания. И главное, никому ни слова. Если пресса пронюхает, что НУМА занялась поисками сокровищ, комитет Конгресса разорвет меня на части.

– А если мы все-таки найдем сокровища, что тогда? – спросил Питт.

– Тогда мы станем бескорыстными героями.

– Бескорыстными героями? – не понял Йегер.

– Адмирал имеет в виду, что мы не получим ни цента, – невозмутимо пояснил Питт.

Сэндекер усмехнулся и кивнул.

– Можете рвать на себе, волосы, джентльмены, но даже если мы и преуспеем в наших поисках, скорее всего, все до последней унции будет возвращено правительству Перу.

Питт и Джордино обменялись понимающими взглядами, но именно итальянец высказал свои мысли вслух.

– Это будет хорошим уроком для всех нас.

– Каким еще уроком? – спросил Сэндекер подозрительно.

– Может быть, лучше оставить сокровище там, где оно есть, сэр.

30

Гаскилл лежал в постели и думал. Рядом с ним на маленькой тумбочке стояла чашка остывшего кофе и тарелка с недоеденным бутербродом. На одеяле, укрывавшем его крупное тело, в беспорядке валялись листы бумаги с машинописным текстом.

Он протянул руку, взял чашку кофе и сделал несколько глотков, прежде чем приступить к чтению следующей страницы. Рукопись называлась “Вор, который никогда не был пойман”. Это был документальный отчет о поисках Спектера, составленный отставным инспектором Скотланд-Ярда Натаном Пемброком. Судя по всему, инспектор потратил немало времени, роясь в полицейских архивах разных стран, чтобы найти хоть какую-то ниточку, которая привела бы его к неуловимому преступнику.

Пемброк, прослышав об интересе Гаскилла к Спектеру, прислал ему рукопись, отвергнутую к этому времени, по меньшей мере, тридцатью издательствами. Гаскилл не мог оторваться от нее. На него произвела впечатление огромная работа, проделанная Пемброком, которому в настоящее время было уже далеко за восемьдесят. Англичанин возглавлял расследование по последнему нашумевшему делу Спектера в Лондоне в 1939 году. Украдены были одна картина Рейнолдса, две – Констебла и три – Тернера. Подобно всем остальным делам Спектера, это преступление не было раскрыто, а исчезнувшие шедевры не найдены. Пемброк задался целью установить личность неуловимого преступника.

В течение почти полувека он занимался расследованием этого дела, но лишь за несколько месяцев до того, как его здоровье окончательно пошатнулось и он был вынужден отправиться в дом престарелых, ему удалось сделать то, что не удавалось до него никому, и поставить точку в своем замечательном отчете.

“Какая жалость, – думал Гаскилл, – что не нашлось умного редактора, который решился бы его опубликовать. Не меньше десятка громких дел могли бы быть доведены до конца, если бы книга Пемброка в свое время увидела свет и была прочитана специалистами”.

Гаскилл дочитал последнюю страницу за час до рассвета. Он лежал на спине и смотрел в потолок, но его мозг продолжал напряженно работать. Разрозненные кусочки мозаики постепенно складывались в стройную картину, которая приобрела законченные очертания, едва первые лучи солнца проникли в его спальню в пригороде Чикаго.

Гаскилл улыбался, как счастливый обладатель выигравшего лотерейного билета, когда протянул руку к телефону. По памяти набрав номер, он подложил несколько подушек под спину и уселся поудобнее в ожидании ответа.

– Фрэнсис Рэгсдейл слушает, – раздался в трубке сонный голос.

– Гаскилл.

– Господи, Дэви! Почему так рано?

– Кто это? – донесся из телефонной трубки приглушенный голос жены Рэгсдейла.

– Дэвид Гаскилл.

– Он что, не знает, что сегодня воскресенье?

– Извини, что пришлось разбудить, – поспешил сказать Гаскилл, – но у меня хорошие новости, которые не могут ждать.

– Все в порядке, – проворчал Рэгсдейл, с трудом подавляя зевоту. – Давай выкладывай, что у тебя там.

– Я могу назвать подлинное имя Спектера.

– Кого?

– Нашего знаменитого похитителя произведений искусства.

Сон в мгновение ока слетел с ответственного сотрудника ФБР.

– Спектер? Как тебе это удалось?

– Это не я. Один отставной инспектор из Скотланд-Ярда.

– Англичанин додумался до этого?

– Он потратил почти целую жизнь на то, чтобы собрать улики. В его отчете имеются, конечно, натяжки, но большинство доказательств убедительны.

– Ну и кто же это?

Гаскилл помедлил, чтобы произвести на собеседника большее впечатление.

– Имя величайшего в истории похитителя произведений искусства – Мэнсфилд Золар.

– Повтори, пожалуйста.

– Мэнсфилд Золар. Говорит оно тебе что-нибудь?

– Что-то не припоминаю. Впрочем... Могу я спросить...

– Не стоит. Я и так знаю, о чем ты сейчас думаешь. Не важно, как они себя теперь называют, но он был их отцом.

– Бог мой! Международная компания Золара. Все сходится. Ты был прав тогда за ланчем. Спектер основал династию ублюдков, которые продолжают отцовскую традицию.

– Мы брали их под наблюдение четыре раза, но они всегда выходили сухими из воды. Я и предположить не мог об их связи с легендарным Спектером.

– С нами то же самое, – признался Рэгсдейл. – Мы подозревали, что они стоят едва ли не за каждой седьмой крупной кражей произведений искусства, но доказать ничего не могли.

– Прими мои соболезнования. Нет улик, нет и ордера на арест.

– Просто не верится, что можно проворачивать такие дела и никогда не оставлять следов.

– Они не делают ошибок.

– Вы не пытались внедрить к ним своего агента? – осторожно спросил Рэгсдейл.

– Дважды, но из этого ничего не вышло. Если бы я не был уверен в своих людях, поклялся бы, что у нас сидит их осведомитель.

– Нам тоже ни разу не повезло. Да и коллекционеры краденых шедевров осторожные люди и предпочитают держать язык за зубами.

– И все же теперь мы оба знаем, что семейство Золаров отмывает краденые ценности, как торговцы наркотиками – свои грязные деньги.

Рэгсдейл помолчал и предложил:

– Думаю, нам пора прекратить обмен информацией за ланчем и начать работать вместе на постоянной основе.

– А я предложу нашему шефу, как только увижу его, создать объединенную команду.

– Я сделаю то же самое.

– Почему бы нам в таком случае сразу не договориться о встрече в расширенном составе, скажем, утром в четверг.

– О’кей, – сразу же согласился Рэгсдейл.

– Тогда у нас будет достаточно времени, чтобы начать подготовительную работу.

– Кстати, о Спектере. Вам не удалось ничего узнать об исчезнувших работах Диего Риверы? Прошлый раз за ланчем ты говорил о ниточке, которая может привести к предполагаемому похитителю.

– Мы продолжаем работать, – ответил Гаскилл, – что же до самих акварелей, то они, по слухам, уже уплыли в Японию и осели там в частной коллекции.

– Думаешь, организация Золара имела отношение к этому делу?

– Если это и так, у меня нет доказательств. Они используют слишком много подставных и посреднических фирм при заключении сделок. С той поры как Мэнсфилд Золар совершил свою первую кражу, ни одному из членов его семьи не было предъявлено официального обвинения. Они никогда не были в зале суда. Они настолько чисты перед законом, что мне становится не по себе.

– Всему свое время, – обнадежил его Рэгсдейл.

– Они не тот тип мошенников, чтобы допускать ошибки, которые мы могли бы использовать, – вздохнул Гаскилл.

– Может быть, да, а может быть, и нет. Но у меня всегда было такое чувство, что в один прекрасный день появится совершенно посторонний человек и взорвет всю их систему к чертовой матери.

– Не мешало бы ему появиться поскорее. А то вся семейка благополучно отбудет куда-нибудь в Бразилию, прежде чем мы успеем набросить петли им на шеи.

– Теперь, когда мы знаем, что папаша был основателем организации и каковы были методы его работы, у нас должны появиться и новые идеи. Потребуется не так много времени, чтобы понять, на что нам следует обратить особое внимание. Кстати, – вспомнил Рэгсдейл, – скажи мне еще одну вещь. Удалось ли связать какого-нибудь эксперта по пиктограммам с доспехами, ускользнувшими у вас прямо из-под носа?

Гаскилл поморщился. Он не любил, когда ему напоминали об этом деле.

– Все известные специалисты налицо, за исключением двух антропологов из Гарварда, доктора Генри Мура и его жены. Они исчезли, словно сквозь землю провалились. Никто из коллег или соседей не знает, куда они подевались.

Рэгсдейл рассмеялся:

– Было бы неплохо поймать их за руку за компанию с одним из членов нашей милой семейки.

– Я занимаюсь этим, но пока без особого успеха.

– Удачи! Я перезвоню чуть позже.

– Лучше в середине дня. У меня встреча в девять часов.

– Тогда позвони сам, когда у тебя появятся какие-нибудь новости.

– О’кей.

Гаскилл повесил трубку, счастливо улыбаясь. У него не было ни малейшего желания идти на службу в это утро. Получить санкцию руководства на ведение совместной работы с ФБР ему было куда проще, чем Рэгсдейлу. Теперь он намеревался немного поспать.

Он уже засыпал, когда вспомнил об одном деле, которое было недавно закрыто за недостатком улик. Сейчас он получил возможность увидеть его в совершенно ином свете. Вот только никак не мог припомнить, от кого он слышал об этом деле.

Но прежде чем он успел что-то вспомнить, сон окончательно сморил его.

31

Педро Винсенте посадил свой прекрасно отреставрированный транспортный самолет на взлетно-посадочную полосу аэропорта Харлинген в штате Техас. Он вырулил на площадку перед ангаром Таможенной службы США и заглушил оба двигателя.

Два представителя таможни уже поджидали его. Один из них держал на поводке служебную собаку.

– Мистер Винсенте? – вежливо спросил высокий рыжеволосый человек с круглым веснушчатым липом. – Мистер Педро Винсенте?

– Да, мое имя Педро Винсенте.

– Благодарим вас за то, что вы заранее известили нас о своем прибытии в Соединенные Штаты.

– Всегда готов сотрудничать с представителями правительства США.

Винсенте был не прочь обменяться дружеским рукопожатием с агентами, но, как он уже усвоил из предыдущих поездок в США, официальные лица предпочитали придерживаться рамок протокола. Поэтому он ограничился тем, что вручил рыжему таможеннику бумаги.

Пока рыжеволосый изучал документы, его партнер с собакой поднялся на борт самолета в поисках наркотиков.

– Вы вылетели с Никои, Коста-Рика?

– Совершенно верно.

– Пункт назначения Уичито, Канзас?

– Моя бывшая жена и наши дети живут там.

– Цель вашего визита?

Винсенте пожал плечами:

– Я прилетаю в Канзас каждый месяц, чтобы встретиться с детьми. В Коста-Рику я возвращаюсь послезавтра.

– Вы фермер?

– Да, я выращиваю кофе.

– Надеюсь, это все, что вы выращиваете, – усмехнулся агент.

– Этого мне вполне достаточно, чтобы жить в человеческих условиях, – пробурчал Винсенте сердито.

– Ваш паспорт, пожалуйста.

Процедура досмотра никогда не менялась. Хотя ему часто приходилось сталкиваться с одними и теми же чиновниками, он всегда вел себя как турист во время первого посещения США. Агент скрупулезно изучил фото в паспорте и сравнил его с оригиналом.

Прямые черные волосы, карие глаза, кожа оливкового цвета, острый нос. Худощавый, невысокий человек сорока пяти лет.

Если бы агент не прослужил столько лет на таможне, он, возможно, не удержался бы от улыбки. Этот уже немолодой и, очевидно, богатый человек одевался как танцор мамбо из дешевого ревю.

– Я просил бы вас немного подождать в нашем офисе, мистер Винсенте, пока мы будем досматривать ваш самолет. Насколько я понимаю, вы уже знакомы с этой процедурой.

– Конечно. Я запасся парой испанских журналов. Всегда стараюсь подготовиться к непредвиденным задержкам.

По завершении формальностей лицо таможенника приобрело менее официальное выражение. Он с интересом посмотрел на самолет.

– Всегда приятно, встретить старую добрую машину. Держу пари, она работает так же безукоризненно, как выглядит.

– Да, она впервые поднялась в воздух еще до Второй мировой войны. Использовалась на коммерческих авиалиниях. Я нашел ее в Гватемале, где она перевозила грузы для маленькой горнодобывающей компании, и приобрел на месте. Правда, ее реставрация обошлась мне в немалую сумму, но она того стоит.

Винсенте был уже на полпути к офису, когда неожиданно обернулся и крикнул таможеннику:

– Могу я воспользоваться вашим телефоном, чтобы вызвать бензовоз?! У меня недостаточно горючего, чтобы долететь до Уичито.

– Конечно, обратитесь к агенту за столом администратора.

* * *

Час спустя Винсенте был снова в воздухе, пересекая Техас по пути в Уичито. Рядом с ним на кресле второго пилота лежали четыре чемоданчика с шестью миллионами долларов, пронесенные на борт перед самым взлетом одним из двух водителей бензовоза.

После тщательного досмотра не было найдено ни наркотиков, ни других контрабандных товаров, и у таможни не могло быть никаких претензий к уважаемому коста-риканскому бизнесмену, нажившему состояние торговлей кофе. Педро Винсенте действительно владел второй по размерам плантацией кофейных деревьев на острове. Но это была лишь одна и далеко не главная часть его обширного бизнеса. Педро Винсенте, он же Хулио Хуан Карлос, был одним из самых удачливых и влиятельных торговцев наркотиками, поставлявших свой товар в США и другие страны западного полушария.

Подобно Золару, Винсенте предпочитал держаться в тени, оставляя непосредственное руководство операциями своим многочисленным помощникам.

Бывшая жена Винсенте вместе с четырьмя детьми действительно жила на большой ферме в окрестностях Уичито. Эта ферма была его прощальным подарком супруге, после того как она попросила о разводе. Вблизи фермы была сооружена взлетная полоса, и Винсенте мог прилетать сюда и возвращаться на Коста-Рику в любое время. Официальный повод – встречи с детьми – служил прекрасным прикрытием для встреч с Золаром и приобретения краденых произведений искусства. Расчет был гениально прост. Агенты таможни и службы по борьбе с наркотиками больше интересовались тем, что ввозилось в страну, а не вывозилось из нее.

Была уже вторая половина дня, когда Винсенте посадил самолет на узкой взлетно-посадочной полосе, проложенной посредине кукурузного поля. У конца полосы возвышался голубой тент, под которым за небольшим столиком сидел человек в белом льняном костюме. Винсенте приветливо помахал ему рукой, быстро проверил показания приборов и спустился на землю. В руках он нес три чемоданчика.

Человек поднялся из-за столика навстречу Винсенте и обнял его.

– Всегда рад увидеться с тобой, Педро.

– Джозеф, старый дружище, ты же знаешь, как много значат для меня эти встречи.

– Поверь, я всегда предпочитал иметь дело с таким благородным человеком, как ты, чем с сотней других клиентов.

– Откармливаешь барашка лестью, прежде чем перерезать ему горло, – улыбнулся Винсенте. Золар непринужденно рассмеялся:

– Нет, нет, не так быстро, прежде выпьем бокал-другой шампанского, чтобы твое мясо стало достаточно сочным.

Винсенте последовал за Золаром под навес и уселся за столик напротив него. Молодая служанка налила им шампанское и подала легкую закуску.

– Ты привез товар? – спросил Винсенте.

– За удачную сделку, которая принесет доход нам обоим, – произнес Золар, поднимая бокал. – Я привез для тебя редчайшие вещи, недавно поступившие из Перу, и несколько очень ценных ритуальных предметов из юго-западной Мексики. Гарантирую, что они сделают твою коллекцию выше собраний любого музея мира.

– Сгораю от желания увидеть их.

– Мои люди как раз расставляют их в шатре, – успокоил его Золар.

Коллекционеры – почтовых марок, монет или предметов искусства – рано или поздно становятся рабами своего увлечения, готовыми на все, чтобы расширить свои собрания. Педро Винсенте принадлежал к этому славному сообществу и обладал одним из лучших в мире собраний предметов древнего искусства Южной и Центральной Америки, хотя мало кто слышал о ее существовании. Больше двадцати лет он приобретал бесценные шедевры древнего искусства у Золара, и сейчас они составляли около семидесяти процентов коллекции. Его нисколько не смущало, что ему приходилось платить в два, пять, в десять раз выше их рыночной стоимости, что большинство из них похищены из собраний крупных музеев или других известных коллекционеров. Сотрудничество было взаимовыгодным. Винсенте отмывал грязные деньги от торговли наркотиками, Золар тратил наличные на расширение своей, и без того огромной, империи.

– Почему твои андийские сокровища так дороги? – поинтересовался Винсенте, выпив второй бокал шампанского.

– Они из Чачапойаны.

– Мне никогда еще не приходилось видеть произведений искусства Чачапойаны.

– Очень немногие могут похвастаться этим, – усмехнулся Золар. – То, что ты сейчас увидишь, доставлено из Города мертвых в высокогорьях Анд.

– Надеюсь, не собираешься продемонстрировать мне несколько горшков или погребальных урн, – заметил Винсенте, чей энтузиазм начал остывать. – Насколько мне известно, подлинные вещи из Чачапойаны не появлялись на рынке.

– Сейчас ты первым увидишь крупнейшее собрание предметов искусства Чачапойаны, когда-либо представленное в одном месте, – произнес Золар и театральным жестом откинул полог шатра.

От нетерпения Винсенте не заметил небольшой стеклянный ларец, скромно стоящий на маленьком столике в углу шатра, и прямо направился к трем большим стендам в центре, расположенным в форме подковы. На двух боковых столах находились ткани и керамика. Центральный стенд мог дать фору любому ювелирному магазину на Пятой авеню. Здесь на черном бархате были разложены изделия из золота и драгоценных камней. Их редкая красота и искусство древних мастеров потрясли Винсенте. Ничего подобного ему действительно не приходилось видеть.

– Невероятно! – воскликнул он. – На этот раз ты превзошел самого себя.

– Что верно, то верно. Ни одному дилеру до сих пор не приходилось демонстрировать подобные сокровища.

Винсенте внимательно осмотрел один экспонат за другим. Его восхищение и изумление возрастали с каждой минутой. Казалось просто невероятным, что подобные сокровища могли находиться в походном шатре посреди кукурузного поля в Канзасе.

– Так вот какое оно, искусство Чачапойаны, – пробормотал он, с трудом переводя дыхание.

– Каждая вещь единственная в своем роде. В их подлинности ты, я полагаю, не сомневаешься.

– Все эти вещи извлечены из могил?

– Да, из гробниц правителей и аристократии.

– Изумительно!

– Видел когда-нибудь нечто подобное?

– Есть что-нибудь еще? – поинтересовался Винсенте, его мозг постепенно освобождался от пережитого наваждения и начинал работать в практическом направлении.

– Ты увидел все, что я получил из Чачапойаны.

– Ты ничего не утаил?

– Абсолютно ничего! – произнес Золар с хорошо разыгранным возмущением. – Тебе первому я показал эти сокровища. Я не собираюсь распродавать их по частям. Тебе должно быть известно, мой друг, что еще пять коллекционеров ожидают своей очереди.

– Я предлагаю тебе четыре миллиона долларов за все, что здесь есть.

– Щедрое предложение, что и говорить. Но ты знаешь, что я никогда не торгуюсь. Существует только одна цена, и она окончательная.

– Сколько?

– Шесть миллионов.

Винсенте сдвинул в сторону несколько предметов, освобождая место на столе. Один за другим он открыл чемоданы. Все они были заполнены пачками банкнот крупного достоинства.

– Я привез только пять миллионов. Но Золара невозможно было обмануть.

– Сожалею, мой друг, но в таком случае я буду вынужден аннулировать нашу сделку.

– Но я твой лучший клиент, – напомнил Винсенте.

– Не стану отрицать, – согласился Золар. – Мы с тобой как родные братья. Только я знаю о твоих секретных операциях, а ты единственный человек, кроме членов моей семьи, кто знает о моих. Зачем повторять это раз за разом? Ты же знаешь, что этот торг бесполезен.

Неожиданно Винсенте рассмеялся и в типично латиноамериканской манере пожал плечами.

– Ты прав. У меня и так денег больше, чем я могу потратить. Обладание этими сокровищами сделает меня счастливым человеком. Прости мне скверную привычку торговаться. Она у меня в крови.

– Остальные деньги, конечно, еще в самолете.

Не говоря ни слова, Винсенте вышел из шатра и спустя несколько минут вернулся с четвертым чемоданчиком. Он положил его рядом с другими и открыл.

– Всего шесть миллионов пятьсот тысяч долларов. Ты говорил, что у тебя имеются еще редкие ритуальные предметы из Мексики. Надеюсь, их стоимость войдет в общую сумму.

– За пятьсот тысяч долларов они твои, – ответил Золар. – Ты найдешь их в дальнем углу шатра.

Винсенте подошел к стоящему в отдалении столику и откинул крышку ларца. Он увидел несколько грубых фигурок необычной формы, сделанных из корней дерева. Они мало походили на обычных ритуальных идолов, каких в его коллекции было уже достаточно. Хотя казалось, что они сделаны и раскрашены маленьким ребенком, чутьем опытного коллекционера он сразу понял их огромную ценность.

– Хопи? – спросил он.

– Нет, монтоло. Очень древние. Имеют огромное значение в их религиозных церемониях.

Винсенте наклонился, чтобы взять одну из фигурок. В ту же секунду его сердце на мгновение остановилось, и он почувствовал, как тяжелая ледяная пелена опустилась на него. Его пальцы не ощутили соприкосновения с затвердевшей древесиной давно умершего дерева. Идол показался ему теплым и живым, как рука молодой девушки. Винсенте готов был поклясться, что услышал слабый, но отчетливый стон.

– Ты слышал его? – прошептал он, поспешно отдернув руку, словно фигурка обожгла его пальцы.

Золар удивленно уставился на него.

– Я не слышал ровным счетом ничего, – сказал он, пожимая плечами.

Винсенте выглядел как человек, только что увидевший страшный ночной кошмар.

– Пожалуйста, мой друг, давай поскорее покончим с нашей сделкой и прошу: немедленно уезжай. Я не хочу, чтобы эти идолы оставались на моей земле.

– Ты что, не собираешься покупать их? – спросил Золар удивленно.

– Нет и еще раз нет. Старые духи еще живут в этих идолах. Я ощущаю их присутствие.

– Суеверный вздор!

Винсенте схватил Золара за плечи и посмотрел на него умоляющим взглядом.

– Уничтожь их, – тихо произнес он. – Уничтожь их немедленно, или они уничтожат тебя.

32

Двести главных экспонатов выставки старых автомобилей, размещенные на зеленой лужайке Восточного парка у Потомака, сверкали под лучами ласкового солнца бабьего лета, как блестки на костюмах актеров в свете театральных юпитеров.

Выставка, задуманная ее организаторами для сбора средств в пользу реабилитационных центров детей с нарушенной психикой, неожиданно имела шумный успех, и только за воскресные дни ее посетили свыше пятидесяти тысяч любителей старины. Здесь царила атмосфера ностальгии. Стариков сюда влекли воспоминания о давно ушедшей молодости, молодежь – либо простое любопытство, либо честолюбивое желание стать со временем обладателем одного из выставленных раритетов.

В отличие от консервативно одетых владельцев большинства машин, Питт сидел на брезентовом раскладном стуле, облаченный в яркую гавайскую рубашку, белые шорты и легкие сандалии. Позади него стоял “пирс арроу”, модель 1936 года – главная жемчужина его коллекции.

Большую часть времени, свободного от бесед с любопытными туристами, он проводил за изучением путеводителя по морю Кортеса. Изредка он делал пометки в лежащем рядом с ним на траве блокноте, скорее из чувства ответственности, чем из убеждения, что он напал на верный след.

Лорен и Джордино, нагруженные корзинкой с бутербродами и закусками, контейнером со льдом, в котором лежали бутылки шампанского, с трудом пробрались к нему сквозь густую толпу.

Питт поднялся им навстречу и указал в сторону древнего трейлера, стоявшего поблизости.

– Нет смысла завтракать под солнцем на глазах туристов, уединимся лучше под кровлей этого ветерана, – предложил он.

Войдя внутрь, Лорен начала раскладывать принесенные с собой закуски на кухонном столике.

– Откуда шампанское? – поинтересовалась она.

– Из Нью-Мексико, – ответил Питт. – Отличное вино. Мы с Алом набрели на винный завод, когда плыли на каноэ вниз по Рио-Гранде.

– О’кей, налей мне бокал на пробу.

Джордино кивнул в сторону путеводителя:

– Нашел что-нибудь подходящее, Дирк?

– Здесь около сотни островов. Я сократил их число до шести, четыре из них весьма проблематичны. Все остальные не подходят по своему геологическому строению.

– Все они в северной части залива?

– Я даже не рассматривал те, что южнее двадцать восьмой параллели.

– Могу я посмотреть, где вы собираетесь искать сокровище? – спросила Лорен.

Питт открыл стенной шкафчик и извлек из него длинный рулон бумаги.

– Я обвел кружочками острова, более или менее подходящие под описание кипу.

Лорен и Джордино отставили в сторону бокалы и склонились над картой. Питт вручил Лорен увеличительное стекло.

Закончив изучение островов, отмеченных на карте, Лорен подняла глаза на Питта.

– Насколько я понимаю, вы собираетесь провести визуальную разведку с воздуха?

– Естественный следующий шаг в наших поисках.

– С самолета?

– Нет, с вертолета.

– Мнекажется, что для разведки с вертолета вы наметили слишком большую территорию. Где собираетесь базироваться?

– На старом пароме.

– На пароме? – удивилась Лорен.

– Точнее, на пароме, первоначально предназначенном для транспортировки автомобилей. До 1957 года он плавал по заливу Сан-Франциско, затем был продан в Мексику и до 1962 года перевозил местных жителей из Гуаймаса на Санта-Розалии, а потом был поставлен на прикол. Руди Ганн арендовал его почти что даром.

– Надо благодарить за это адмирала, – фыркнул Джордино, – старик оказался прижимист.

– Такая древность, – покачала головой Лорен. – Да ему место на свалке или в музее.

– По словам Руди, он еще в рабочем состоянии и даже иногда используется на местных линиях, – сообщил Питт, – и самое главное – его верхняя палуба достаточно велика и может быть использована как вертолетная площадка.

– Когда дневные полеты будут заканчиваться, – объяснил Джордино, – паром будет перебазироваться к новой группе островов. Это сбережет нам немало часов летного времени.

– Звучит многообещающе, – согласилась Лорен. – И что дальше, когда вы найдете остров, подходящий для поисков сокровищ?

– Решим, когда изучим местные геологические условия, а потом перейдем к раскопкам.

– Обслуживайте себя сами, мальчики, – предложила Лорен, – все перед вами.

Джордино не стал ждать второго приглашения и немедленно принялся сооружать себе бутерброд исполинских размеров.

– Похоже, у вас все просчитано, – задумчиво продолжала Лорен, – а с разрешением мексиканских властей? Как-никак это их территория.

– Адмирал думает, что с этим можно и подождать, – сообщил Питт, положив себе на тарелку кусок копченой рыбы, – в противном случае, по его мнению, мы привлечем излишнее внимание к своим работам. Прослышав про сокровища, тысячи любителей приключений отправятся на поиски. Мексиканские власти попросят нас убраться с их территории в надежде самим ухватить лакомый кусок. Но главное, Конгресс устроит старику чудовищный разнос за то, что НУМА тратит деньги налогоплательщиков на поиски сокровищ на территории другого государства.

– Мы не можем позволить себе лишних неприятностей, пока не попробуем добиться успеха, – добавил Джордино с необычной для него серьезностью.

Лорен положила ложку салата из помидоров и задала следующий вопрос:

– Почему бы вам тогда не иметь на борту кого-то, кто оградит вас от излишнего любопытства местных властей?

– Ты имеешь в виду эксперта по связям с общественностью? – осведомился Питт.

– Нет, черт побери, я имею в виду члена Конгресса Соединенных Штатов.

– Тебя? – удивился Питт, пытаясь заглянуть в ее фиалковые глаза.

– Почему бы и нет? Спикер палаты сообщил о перерыве в заседаниях на всю следующую неделю. С мелочами справятся мои помощники. Я с удовольствием сбегу из Вашингтона на несколько дней, а заодно и увижу Мексику.

– На мой взгляд, – вступил в разговор Джордино, незаметно подмигнув Лорен, – это весьма здравая идея. Дирк всегда выглядит умнее, когда ты находишься рядом.

Питт нежно обнял подругу за плечи:

– А что, если возникнут осложнения? Подумай о своей политической карьере.

– Ты хочешь спросить, что случится, если избиратели выбросят меня на улицу? Тогда у меня не останется другого выбора, как выйти за тебя замуж.

– Это будет, пожалуй, похуже, чем выслушивать речи президента, – заметил Джордино, – но сама по себе идея неплохая.

– Мне трудно представить нас выходящими из кафедрального собора в Вашингтоне, а затем занимающимися домашним хозяйством где-нибудь в Джорджтауне, – признался Питт.

В душе Лорен надеялась на иную реакцию, но она прекрасно понимала, что Питт был незаурядным человеком. Она припомнила их первую встречу десять лет назад на приеме, который устраивал сейчас уже забытый секретарь по вопросам окружающей среды. Питт не был красив, как звезда Голливуда, но в нем был особый мужской магнетизм, пробудивший в ней чувства, которых она никогда не испытывала с другими мужчинами. Как конгрессмен, она знала многих богатых и могущественных мужчин, некоторые из них были весьма привлекательными. Питт всегда оставался только искателем приключений, одинаково безразличным к власти и славе. У них не было никаких обязательств друг перед другом. Он встречался с другими женщинами, она знала других мужчин, но старая связь оказалась куда более крепкой, чем представлялось с первого взгляда. Мысли о совместной жизни не посещали никого из них. У каждого была своя работа. Но как женщина Лорен прекрасно понимала, что, если она хочет иметь детей, ей пора задуматься об этом.

– Не уверена, что это должно происходить только таким образом, – заметила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Питт понял ее чувства и улыбнулся ей.

– Конечно нет, мы внесем ряд существенных усовершенствований.

Она бросила на него странный взгляд:

– Следует ли мне принимать твои слова как предложение руки и сердца?

Зеленые глаза Питта показались ей особенно глубокими, когда он спокойно произнес:

– Допустим, что я просто высказал только предположение о том, что может произойти.

33

– Сможешь подлететь поближе к тому высокому пику? – спросил Сарасон брата Чарлза, сидевшего за штурвалом небольшого гидросамолета. Меньшая вершина кажется слишком острой, это нам не подходит.

– Ты видишь что-нибудь?

Сарасон, наблюдавший в бинокль за ландшафтом, простирающимся внизу, неуверенно пожал плечами:

– Пока не уверен. Шансы невелики, скажу, когда увижу вершину с более близкого расстояния.

Оксли развернул самолет в нужном направлении, и остров предстал перед ними как на ладони.

Это был скалистый островок южнее популярного курорта Лорето площадью около пяти квадратных километров, с обрывистыми берегами и узкой полоской пляжа. Двуглавая вершина скалы возвышалась более чем на четыреста метров на уровнем моря Кортеса.

Оксли тоже посмотрел вниз.

– На мой взгляд, ничего примечательного, – заметил он. – Два небольших пляжа. Годятся разве что для вытаскивания на берег рыбацких лодок. Склоны, изрытые пещерами. Что думаешь, братец?

Сарасон обернулся и бросил взгляд на человека, сидевшего позади него в кресле пассажира.

– Только то, что глубокоуважаемый профессор Мур продолжает играть с нами втемную.

Антрополог пренебрежительно отмахнулся от него:

– Я поставлю вас в известность, когда увижу то, что надо.

– Рекомендую выбросить ублюдка в люк и посмотреть, умеет ли он летать, – предложил Сарасон.

– Останетесь ни с чем, – высокомерно произнес Мур.

– Я устал слушать, как вы без конца повторяете одно и то же.

– Меня интересует, что мне делать дальше? – рявкнул Оксли. – В конце концов, я хочу знать, тот это остров или нет.

Мур вырвал бинокль из рук Сарасона и бросил беглый взгляд вниз. Через несколько секунд он вернул бинокль и, откинувшись на спинку кресла, потянулся к шейкеру с охлажденным мартини.

– Летите дальше, – приказал он.

Сарасон сжал кулаки, сдерживая желание схватить профессора за горло. Немного успокоившись, он потянулся к путеводителю, такому же, как и тот, что изучал Питт.

– Дальше остров Кармен, – прочитал он. – Площадь сто пятьдесят квадратных километров, длина около тридцати. Имеет несколько изолированных вершин высотой до трехсот метров.

– Не подходит, – оборвал его Мур, – слишком велик.

– Благодарю за быстрый ответ, – проворчал Сара-сон. – Остров Чольа, маленький, практически плоский. На нем маяк и несколько рыбацких хижин.

– Пропускаем и этот.

– О’кей. Теперь Сан-Илдефонсо.

– Площадь?

– Два с половиной квадратных километра. Пляжей нет.

– Пляжи должны быть, – сказал Мур, делая еще один глоток из шейкера. – Иначе инки не смогли бы причалить к острову и разгрузить плоты.

– К северу от Сан-Илдефонсо лежит Байя Койоте, – раздраженно продолжал Сарасон. – Шесть островов, каждый размером чуть больше обычной скалы.

– Остров Гуапа и остров Барго кажутся мне подходящими, – заметил Сарасон. – Острова круто поднимаются из воды, и на обоих имеются небольшие горы.

Мур резко повернулся в кресле и посмотрел вниз.

– На мой взгляд, оба бесперспективны, – начал было он, но тут же остановился на середине фразы и выхватил бинокль из рук Сарасона. – Снижайтесь!

– К какому? – раздраженно переспросил Сарасон. – Их здесь шесть штук.

– К тому, что напоминает плавающую утку с головой, повернутой назад.

– Остров Барго соответствует вашему описанию. Обрывистые берега с трех сторон, невысокая гора, маленький пляж.

– Это он! – крикнул возбужденно Мур. – Это должен быть он.

– Почему вы так уверены? – спросил недоверчиво Оксли.

– Не ваше дело, – оборвал его Мур, – выполняйте приказание.

Сарасон снова завладел биноклем и внимательно осмотрел островок.

– На вершине горы имеется нечто, напоминающее скульптуру из камня, – сообщил он.

– Не обращайте на нее внимания, – пробормотал Мур, вытирая капельки пота со лба. – Сама по себе она ничего не значит.

Сарасон был далеко не дурак и не мог не заметить волнения профессора.

Он подумал, что эта скульптура, может быть, высечена инками и служит указателем дороги к сокровищам.

Мур снова откинулся на спинку кресла и не произнес больше ни слова.

– Я посажу гидроплан на воду и причалю к берегу в этом маленьком заливе, – предложил Оксли, указывая вниз. – На мой взгляд, во всяком случае с воздуха, нам не трудно будет подняться на вершину.

Сарасон согласно кивнул:

– Поступай, как считаешь нужным.

Оксли сделал два круга над морем, чтобы убедиться в том, что поблизости нет подводных камней, способных повредить днище гидроплана, и уверенно повел самолет на посадку. Он аккуратно посадил машину на голубую воду и сбросил обороты двигателя. Две минуты спустя поплавки гидроплана мягко коснулись песка и машина причалила к берегу.

Двое рыбаков вышли из убогой хижины и направились к ним. Сарасон открыл дверь кабины и первым ступил на белый песок пляжа, за ним спустился Мур и наконец Оксли, который прикрыл за собой дверь и запер ее на ключ. Чтобы еще больше обезопасить машину от возможного посягательства со стороны местных жителей, Сарасон попросил рыбаков присмотреть за гидропланом, щедро оплатив их услуги. После чего все трое начали подниматься по узкой тропинке, ведущей к вершине горы.

Вначале подъем не вызвал никаких затруднений, но чем ближе они подходили к вершине, тем круче становился склон. Стервятники медленно проплывали над их головами, наблюдая за действиями людей, осмелившихся вторгнуться в их владения.

Антрополог шел в нескольких шагах позади братьев, тяжело дыша и пошатываясь от усталости. Наконец, обогнув последнюю скалу, братья оказались на вершине горы, и их взорам открылись голубые воды залива.

В нескольких шагах от вершины Мур остановился, не в силах двигаться дальше. Он был на грани обморока и, возможно, упал бы, если бы Оксли, поспешивший ему на помощь, не схватил его за руку.

– Разве вам неизвестно, что прогулки по горам и алкоголь несовместимы? – раздраженно спросил он.

Мур игнорировал его вопрос. Оттолкнув Оксли в сторону, он сделал несколько шагов в направлении одинокой скалы, напоминающей грубую скульптуру какого-то животного. Качаясь из стороны в сторону, он обошел его, ощупывая дрожащими руками шероховатую поверхность камня.

– Собака, – разочарованно прошептал он, – всего-навсего какая-то собака.

– Ошибаетесь, – насмешливо поправил его Сарасон. – Это койот. Как и можно было ожидать, если принять во внимание название залива. Суеверные рыбаки высекли его изображение здесь, чтобы защитить себя и свои лодки от злых духов перед выходом на промысел.

– Почему все-таки древние каменные скульптуры так интересуют вас? – поинтересовался Оксли.

– Я антрополог, – с достоинством произнес Мур, – и для меня подобные изображения один из самых надежных источников информации.

Сарасон внимательно наблюдал за Муром последние несколько минут. На его губах играла странная улыбка. Он больше не сомневался, что захмелевший профессор наконец-то выдал свою тайну.

“Мне ничего не стоит убить его прямо сейчас, – подумал он холодно. – Столкнуть с вершины, и дело с концом. Кто станет разыскивать его? Прилив унесет тело, и оно станет добычей акул. Мексиканские власти палец о палец не ударят”.

– Вы, конечно, понимаете, Генри, что отныне мы не нуждаемся в ваших услугах, – произнес он бесстрастным тоном.

Сарасон впервые обратился к антропологу по имени, и эта неожиданная фамильярность таила в себе неприкрытую угрозу.

Мур покачал головой и заговорил с ледяной уверенностью, показавшейся братьям вызывающей при сложившихся обстоятельствах.

– Без меня вам никогда не добиться успеха.

– Очередной блеф, – фыркнул Сарасон. – Теперь мы и без вас прекрасно знаем, что вы ищете остров, на котором имеется какая-то древняя скульптура. Чем еще вы можете быть нам полезны?

Опьянение Мура неожиданно куда-то исчезло, и он оказался не менее трезвым, чем сами братья.

– Скульптура из камня – только один из нескольких ключей, которые должны привести нас к сокровищу. Остальные вам все еще неизвестны.

Сарасон недобро усмехнулся:

– Бесполезно лгать мне, Генри. Вам не удастся одурачить нас. Может быть, вы собираетесь вернуться сюда позднее и в одиночку попытать счастья? Или этот план не приходил вам в голову?

Во взгляде, которым Мур одарил братьев, не было и признаков страха – одно только холодное презрение.

– Можете срыть этот островок до основания и убедиться в том, что здесь ничего нет. Что же вы будете делать дальше?

– Он, может быть, прав, – заметил Оксли спокойно. – И даже если он лжет, нам уже известен этот остров. Мы ничего не проиграем, сохранив ему жизнь.

Сарасон усмехнулся. Он понимал, что для антрополога сейчас главное выиграть время. Возможно, он специально затягивал поиски, чтобы затем ускользнуть с частью сокровищ. Но сбежать, имея при себе несколько тонн золота, было нереально.

– Не будем торопиться, – решил он. – Главное сейчас терпение и терпимость.

Чтобы разрядить атмосферу, он дружелюбно хлопнул антрополога по плечу:

– Простите меня за излишнюю резкость, профессор. На сегодня довольно. Возвращаемся к гидроплану. Холодная ванна и хороший ужин вознаградят нас после трудного дня.

– Аминь, – заключил Оксли. – Завтра продолжим поиски.

– Я всегда надеялся, что рано или поздно вы сумеете понять меня, – заметил Мур более миролюбивым тоном. – Можете не сомневаться, я приведу вас к сокровищам. Главное – верить в успех, ребята, остальное придет само собой.

Когда они добрались до самолета, Сарасон первым вошел в кабину. Он подобрал валяющийся на кресле шейкер и попробовал несколько капель остававшейся там жидкости.

– Так я и думал, – прошептал он. – Чистая вода. Профессор оказался хитрее, чем я ожидал.

Сарасон мысленно выругал себя. Надо было догадаться раньше. Этот человек может быть опасен. С какой стати было ему разыгрывать роль пьяного дурака, если только он не преследует какие-то свои, пока непонятные, но далеко идущие цели. Профессор на самом деле оказался совсем не таким безобидным ягненком, каким показался ему поначалу. Известный и уважаемый ученый мог на деле оказаться совсем иным человеком.

Сам профессиональный убийца, Сарасон за версту чувствовал себе подобных.

* * *

Микки Мур вышла из бассейна и с наслаждением вытянулась в шезлонге. На ней было красное бикини, едва прикрывавшее ее стройную фигуру. Солнце приятно согревало тело, и она решила обойтись без полотенца. Она бросила взгляд в сторону дома, чтобы убедиться, что слуга уже принес и поставил на стол поднос с коктейлями.

Микки принципиально не замечала вооруженных охранников, день и ночь дежуривших в поместье, и вела себя совсем не так, как можно было ожидать от заложницы.

Бассейн находился во внутреннем дворике, и тропические растения окружали его со всех сторон. Все основные комнаты находились на внешней стороне здания, откуда открывался потрясающий вид на море и лежащий на берегу город. Как ни странно, она чувствовала себя вполне счастливой.

Микки взяла часы с маленького столика. Пять часов. Братья и ее муж должны скоро вернуться. Она с наслаждением подумала о предстоящем обеде, который, как и обычно, будет состоять из блюд традиционной мексиканской кухни.

Прежде чем подняться в свою комнату, она взяла с подноса бокал с коктейлем и с наслаждением выпила его до последней капли. Когда она уже подходила к спальне, ей показалось, что со стороны города к дому подъехала машина и остановилась перед единственными воротами, открывающими доступ на территорию поместья.

Когда она проснулась и открыла глаза, то, к своему удивлению, обнаружила незнакомого мужчину, стоявшего рядом. Его тень падала ей на лицо.

Его черные глаза, обращенные на нее, казались абсолютно безжизненными. Лицо ничего не выражало. Незнакомец выглядел изнуренным, словно после продолжительной болезни.

Микки вздрогнула, холодный ветерок внезапно пробежал по ее телу. Ей показалось странным, что неизвестный не обратил никакого внимания на ее обнаженное тело, а смотрел прямо в глаза. Его взгляд пронзал ее насквозь.

– Кто вы такой? – спросила она. – Вы работаете на мистера Золара?

Он ответил не сразу. Но, когда заговорил, его голос показался ей таким же безжизненным, как и глаза.

– Мое имя Тупак Амару, – произнес он и, не добавив больше ни слова, вышел из комнаты.

34

Адмирал Сэндекер встал из-за стола и обменялся сердечным рукопожатием с Гаскиллом и Рэгсдейлом.

– Садитесь, джентльмены, и чувствуйте себя как дома, – предложил он.

Гаскилл с высоты своего роста посмотрел на маленького человека, едва достававшего ему до плеча.

– Благодарим вас, сэр, что вы нашли время встретиться с нами, – произнес он.

– НУМА и в прошлом успешно сотрудничала с ФБР и Таможенной службой. Наши отношения всегда отличались завидным взаимопониманием.

– Надеюсь, мы не нарушили ваши планы, когда попросили о встрече.

– Скажем так, я был заинтригован. Желаете кофе, джентльмены?

– Мне черный кофе, пожалуйста, – сказал Гаскилл.

– С любым искусственным заменителем сахара, если можно, – добавил Рэгсдейл.

Сэндекер отдал соответствующие распоряжения секретарю и вновь повернулся к гостям.

– Что я могу сделать для вас, джентльмены? Рэгсдейл перешел прямо к делу.

– Мы надеемся, что НУМА поможет нам урегулировать некую проблему, связанную с крадеными древними сокровищами.

– Несколько не по нашей линии, – развел руками адмирал. – Обычно мы имеем дело с океанографией и разведкой подводных месторождений полезных ископаемых.

Гаскилл согласно кивнул:

– Мы понимаем вашу позицию, но, как нам стало известно, один из сотрудников вашей организации нелегально ввез в страну ценный предмет, на владение которым претендуют правительства нескольких стран.

– Этот человек я, – заявил адмирал, не моргнув глазом.

Рэгсдейл и Гаскилл обменялись взглядами и замерли в креслах. Дело приняло совсем не тот оборот, на который они рассчитывали.

– Вам известно, адмирал, что Соединенные Штаты запретили ввоз в страну похищенных художественных ценностей на основании конвенции ООН о защите прав владельцев произведении искусства?

– Мне известно об этом, джентльмены.

– Возможно, вам также известно, что правительство Эквадора заявило официальный протест Госдепартаменту США по этому поводу.

– К вашему сведению, джентльмены, именно я давал заключение относительно этого протеста.

Гаскилл вздохнул и почувствовал себя более уверенно.

– Я всегда подозревал, что за всем этим скрывается нечто большее, чем обычная контрабанда.

– Мы были бы благодарны вам, адмирал, если бы вы более подробно посвятили нас в суть вопроса, – заметил Рэгсдейл.

Сэндекер сделал паузу, так как в этот момент его секретарь Джулия Вольф внесла в кабинет поднос с чашками кофе и поставила его на край стола.

– Извините меня, сэр, но Руди Ганн только что звонил из Сан-Филипе и сообщил, что он и Ал Джордино уже приземлились и начали подготовку к выполнению задания.

– Что слышно от Дирка?

– В настоящий момент он на машине пересекает Техас и, вероятно, присоединится к ним в течение ближайших двух дней.

Едва дверь за секретарем закрылась, Сэндекер вновь повернулся к представителям федеральных служб.

– Извините за нарушение протокола, джентльмены. На чем мы остановились?

– Вы собирались рассказать нам, каким образом похищенное произведение искусства оказалось в США, – напомнил Рэгсдейл, лицо которого вновь приняло озабоченное выражение.

Адмирал открыл коробку с сигарами и предложил их гостям.

Оба отказались.

Сэндекер откинулся на спинку кресла, раскурил сигару и, выпустив облако голубого дыма, рассказал им историю кипу Дрейка, начиная с войны между Уаскаром и Атауальпой и кончая результатами работы Хайрема Йегера по его дешифровке.

– Но послушайте, адмирал, – задал очередной вопрос Рэгсдейл, – полагаю, ваша организация не собирается принимать участие в поисках пропавших сокровищ?

– Как раз собирается, – усмехнулся адмирал.

– Будьте так добры, сэр, объясните нам суть протеста правительства Эквадора, – попросил Гаскилл.

– Как вам угодно. В Эквадоре давно назрел серьезный конфликт между правительством и армией крестьянских повстанцев, обосновавшихся в горах. Правительство страны опасается, что официальное разрешение перевезти кипу в США и расшифровать его может быть расценено как распродажа национального сокровища иностранцам. Объявив, что мы украли его, они сняли с себя всякую ответственность. Затем, после соответствующих переговоров, они согласились передать кипу нашему агентству сроком на один год. Когда реликвия будет возвращена с соблюдением всех должных церемоний, президент и его команда окажутся национальными героями.

– Но почему именно НУМА, – настаивал Рэгсдейл, – почему не Смитсоновский институт или географическое общество?

– Потому что мы не претендуем на сокровище или даже на его часть. У нас есть необходимый опыт, и, наконец, мы лучше других можем сохранить секретность проводимых исследований.

– Вы хотите сказать, что проводите ваши работы исключительно из альтруистических соображений?

– А что еще нам остается делать? Если сокровище будет найдено в море Кортеса, где, как мы полагаем, оно и находится, то по меньшей мере между двумя странами, Мексикой и Перу, начнется спор о том, кому принадлежит все это богатство.

– И наш Государственный департамент наберет очки, выступая в роли посредника, – закончил за адмирала Рэгсдейл.

– Это ваши слова, сэр, не мои.

– Но почему вы все-таки не поставили в известность ФБР и таможню.

– Я информировал Президента, – ответил Сэндекер. – Если его администрация сочла излишним сообщить об этом вашим службам, обращайтесь непосредственно в Белый дом.

Рэгсдейл допил кофе и поставил чашку на поднос.

– Считайте, что мы покончили с этой проблемой, адмирал. И поверьте мне, если я скажу, что мы все испытываем чувство облегчения оттого, что дело закончилось именно таким образом. К несчастью или, наоборот, к счастью – это уже зависит от точки зрения, вы тем самым открыли дверь другой дилемме.

– Совпадение и в самом деле поразительное, – согласился Гаскилл.

– О каком совпадении идет речь? – спросил Сэндекер.

– Я имею в виду, что после почти пятисот лет полной безызвестности два ключа первостепенной важности к тайне сокровищ Уаскара неожиданно объявляются из двух разных источников с промежутком всего в пять дней.

Сэндекер недоуменно развел руками:

– Боюсь, не совсем понимаю то, о чем вы говорите, джентльмены.

Гаскилл, в свою очередь, информировал адмирала о судьбе Золотых доспехов Тиапольо. Он закончил рассказ коротким резюме о деле против Международной компании Золара.

– Вы хотите сказать, что в это самое время другая команда занята поисками сокровищ Уаскара? – недоверчиво переспросил Сэндекер.

Рэгсдейл кивнул:

– Международный синдикат, специализирующийся на кражах, контрабанде и подделках произведении искусства с годовым доходом в миллионы долларов.

– Не имел об этом ни малейшего представления.

– К сожалению, наше правительство и средства массовой информации не просветили сограждан об этого рода преступной деятельности, уступающей по своему размаху только торговле наркотиками.

– Ценность похищенных экспонатов только за одну кражу из музея Гарднера в Бостоне в апреле 1990 года составила двести миллионов долларов, – уточнил Гаскилл.

– Если учесть, что подобные преступные сообщества действуют практически в каждой стране, – продолжал Рэгсдейл, – стоит ли удивляться, что речь идет о целой индустрии с годовым оборотом почти в миллиард долларов.

– Список предметов искусства и антиквариата, украденных за последнюю сотню лет, не уступает количеству абонентов в телефонном справочнике Нью-Йорка, – подтвердил Гаскилл.

– Кто же покупает все эти похищенные шедевры? – спросил Сэндекер.

– Спрос значительно превышает предложение, – объяснил Гаскилл. – Разумеется, богатые коллекционеры косвенно ответственны за эти преступления, поскольку именно повышенный спрос на произведения искусства и способствует процветанию черного рынка. В этот список входят главы государств, правительственные чиновники высокого ранга, звезды мирового кино, воротилы бизнеса и даже кураторы крупнейших музеев, готовые на многое закрыть глаза, когда речь идет о пополнении их коллекции. Если у них есть деньги, они покупают все.

Особое место в этом списке занимают торговцы наркотиками, для которых скупка краденых предметов искусства – один из наиболее надежных способов отмывания грязных денег.

– Меня ничуть не удивляет, что незарегистрированные предметы искусства способны затеряться в этом потоке, – согласился Сэндекер. – Но как прикажете понимать бесследное исчезновение всемирно известных произведении живописи и скульптуры?

Рэгсдейл безнадежно развел руками.

– Иногда нам везет и мы получаем сведения, которые приводят нас к похищенной собственности. Время от времени честные торговцы произведениями искусства или кураторы музеев сообщают нам, что они узнали ту или иную вещь, появившуюся на черном рынке, но, как правило, большинство из них так и не удается найти.

– Скромное число антиков, попадающих в руки грабителей могил, продаются прежде, чем археологи получают возможность изучить их, – заметил Гаскилл. – Например, во время воины против Ирака в начале девяностых годов тысячи предметов, включая еще не расшифрованные глиняные таблички, ювелирные изделия, ткани, стекло, керамику, золотые и серебряные монеты, цилиндрические печати, были украдены из музеев Кувейта и Ирака отрядами оппозиции, шиитами и курдскими повстанцами. Большинство из них уже прошло через руки дилеров и аукционистов прежде, чем они были заявлены как украденные или исчезнувшие ценности.

– Мне кажется маловероятным, что какой-нибудь коллекционер согласится заплатить огромные деньги за краденую вещь, – возразил Сэндекер. – Он, конечно, не может выставить ее, не рискуя оказаться разоблаченным и арестованным. Зачем она ему?

– Назовем это психологическим извращением, – отвечал Рэгсдейл. – Гаскилл и я приведем вам сколько угодно примеров, когда некоторые коллекционеры хранили свои сокровища в секретных помещениях, где они могли сидеть и созерцать их каждый день или раз в десять лет. Их не интересует, попадут ли они когда-нибудь на выставку или нет. Им доставляет удовольствие сам факт, что они обладают тем, чего нет больше ни у кого.

Гаскилл согласно кивнул головой.

– Страсть к коллекционированию порой толкает людей на совершенно невероятные поступки. Кажется, что может быть хуже осквернения и ограбления могил индейцев, когда выкапываются и продаются черепа и мумии женщин и детей, но известны случаи когда коллекционеры реликвий Гражданской воины раскапывали могилы на национальных мемориальных кладбищах чтобы заполучить пряжки от ремней северян и конфедератов.

– Чистейшей воды безумие, – согласился адмирал.

– Истории ограбления могил с подобными целями бесчисленны, – продолжал Рэгсдейл. – Кости умерших людей всех эпох, начиная с неандертальцев разбиваются и выбрасываются. Святость и неприкосновенность могил не имеет никакого значения для грабителей, когда речь идет о прибыли. Все это ведет к растущей торговле подделками. Даже многие собрания известных музеев порой содержат заведомые фальсификаты.

– Не исключение даже всемирно известные произведения искусства, – продолжил пояснять Гаскилл. – Рэгсдейлу и мне приходилось иметь дело со случаями, когда известные шедевры похищались, копировались талантливыми художниками, а затем их копии возвращались владельцам вместо подлинников за вознаграждение или страховку.

– А каким образом реализуются краденые ценности? – спросил Сэндекер.

– Грабители могил и похитители произведений искусства продают их через сложно организованную сеть дилеров, предпочитая сами оставаться в тени.

– Разве на них нельзя выйти через посредников?

– Очень сложно. И поставщики и дистрибьюторы тоже совершают свои операции за закрытыми дверьми, секретно, поэтому выйти на настоящих хозяев преступного бизнеса очень сложно, намного сложнее, чем проследить цепочку наркомафии от рядового наркомана до наркобарона. Мы имеем дело с высокообразованными людьми, имеющими прекрасные связи в большом бизнесе и правительственных кругах. Это весьма практичные, проницательные и ловкие люди. За исключением редких случаев, они не связаны с клиентами напрямую. А стоит подобраться к ним достаточно близко, как они тут же мобилизуют на свою защиту дорогих адвокатов.

– Неужели вам никогда не удается добиться успеха? – удивился Сэндекер.

– Иногда удается арестовать нескольких мелких дельцов, действующих на свой страх и риск, – возразил Рэгсдейл. – Обе наши организации обнаружили немалое число похищенных ценностей. Но это, по сути дела, лишь маленькие ручейки. Без солидных улик мы не можем перекрыть главные потоки перемещения краденого.

– Да, работа у вас, ребята, не дай бог никому, – сочувственно заметил Сэндекер.

– Мы первыми готовы согласиться с этим, – усмехнулся Рэгсдейл.

Адмирал замолчал и какое-то время размышлял.

– О’кей, парни. Все, что вы рассказали, было очень интересно, но я не понимаю одного. Чем наше агентство может помочь вам?

Гаскилл наклонился вперед:

– Мы полагаем, что, невольно сопоставив время ваших работ по поискам сокровищ Уаскара со временем аналогичных операций крупнейшего в мире торговца крадеными ценностями, вы открыли для нас определенные перспективы подобраться к нему.

– Вы имеете в виду Международную компанию Золара?

– Да, семейный синдикат, чьи щупальца достигают самых отдаленных уголков мира преступного бизнеса. ФБР и Таможенной службе впервые приходится иметь дело со столь мощной группировкой.

– Слушаю вас внимательно, – сказал Сэндекер.

– В погоне за баснословным богатством Золар и его сообщники вынуждены пренебречь привычными мерами предосторожности. Для нас это уникальный Шанс получить представление не только о структуре организации, но и изучить их методы, способы транспортировки и узнать местонахождение секретного склада краденых ценностей...

– Где вы и собираетесь взять их с поличным, – закончил за него Сэндекер.

– Сегодня мы редко используем старую терминологию, адмирал, – улыбнулся Рэгсдейл, – но вы ухватили суть дела.

Адмирал был явно заинтригован:

– Вы хотите, чтобы я отозвал мою поисковую команду? Это ваше официальное предложение.

Рэгсдейл и Гаскилл обменялись взглядами и одновременно кивнули.

– Да, сэр, – сказал Гаскилл. – Это официальное предложение.

– Вы согласовали его с руководством своих агентств?

– Директор ФБР Моран и директор Таможенной службы Тома согласились с нашими предложениями.

– Вы не возражаете, если я сейчас позвоню им, чтобы получить их личное подтверждение?

– Нисколько, – сказал Гаскилл. – Приношу извинения за то, что агент Рэгсдейл и я отняли у вас столько времени, прежде чем сообщить это, но мы хотели, чтобы вы узнали все детали из первых рук.

– Я понимаю и одобряю ваши намерения, – великодушно сказал Сэндекер.

– Так вы согласны сотрудничать и отозвать вашу поисковую команду? – спросил Рэгсдейл.

Сэндекер несколько секунд лениво следил за облаком дыма, поднимавшимся от его сигары.

– НУМА будет сотрудничать с ФБР и Таможенной службой, но я не сверну наш проект, – твердо сказал он.

Гаскилл недоуменно посмотрел на адмирала, не зная, как понимать его слова.

– Простите, сэр, но, боюсь, я не совсем уловил вашу мысль.

– Вы, ребята, когда-нибудь охотились за сокровищами, которые считались потерянными пять сотен лет?

Рэгсдейл посмотрел на своего партнера и пожал плечами.

– Задача нашей организации – поиск пропавших людей, беженцев и тел. Охота за сокровищами не по нашей части.

– Думаю, вам не надо объяснять, чем занимается Таможенная служба, – усмехнулся Гаскилл.

– Я имею представление о том, чем занимаются ваши службы, – подтвердил Сэндекер, – но если попробовать оценить шансы кладоискателя найти потерянное сокровище, то они окажутся примерно один на миллион. И наше кипу и ваши доспехи дают лишь отдаленное представление о том, где находится остров, затерянный в море Кортеса. Насколько я понимаю, Золар и его сообщники полные дилетанты в поисках сокровищ. Поэтому их шансы найти клад практически равны нулю.

– Вы полагаете, что шансы вашей команды намного больше? – спросил Гаскилл скептически.

– Руководитель проекта и его люди – лучшие специалисты в этой области. Если у вас есть сомнения, можете ознакомиться с их досье.

– В таком случае, как вы планируете сотрудничать с нами? – спросил Рэгсдейл далеко не дружелюбным тоном. Сэндекер откашлялся:

– Мы ведем наши поиски одновременно с бандой Золара, но при этом остаемся в тени. У преступников нет оснований опасаться конкурентов, и они посчитают, что люди нашего агентства работают над очередным океанографическим проектом. Если Золар найдет сокровище, моя команда просто незаметно вернется в Вашингтон.

– Допустим, он потерпит неудачу, – предположил Рэгсдейл.

– В таком случае мы сделаем все от нас зависящее, чтобы не повторить их ошибок. Ну а если уж моя команда не найдет сокровище, то, будьте спокойны, его не найдет никто.

– Ну а если она добьется успеха?

– Тогда она оставит после себя такие следы, что Золар и его компания будут думать, что нашли его самостоятельно. – Сэндекер сделал паузу и бросил на своих гостей хитрый взгляд. – И с этой самой минуты вы начинаете свою игру, джентльмены.

35

– Представляю, как Рудольф Валентине появляется верхом на лошади на вершине ближайшей дюны и увозит меня в свою палатку, – произнесла Лорен сонным голосом.

Она устроилась на переднем сиденье машины, поджав под себя ноги, и смотрела на океан песчаных дюн, составляющих основную часть местного ландшафта.

– Смотри, смотри, – посоветовал Питт. – Кстати, чуть севернее находятся дюны Коачелья, где Голливуд снимает большинство своих боевиков о пустынях.

Отъехав пятьдесят километров от Юмы в штате Аризона, Питт пересек реку Колорадо и, оказавшись в Калифорнии, свернул с магистрального шоссе, соединяющего два штата, на узкую дорогу, которая вела к пограничным городкам Калехико и Мехикали. Водители и пассажиры автомобилей, которые их обгоняли или двигались в противоположном направлении, провожали глазами старый автомобиль и трейлер, который он тащил за собой.

Лорен, уговорившая его пересечь страну в старом автомобиле и жить в трейлере, намеревалась затем присоединиться к туру по югу Аризоны, спонсором которого был Американский клуб любителей старинных автомобилей. Тур должен был начаться через две недели, и Питт, хотя и сомневался, что им удастся закончить за это время охоту за сокровищами, согласился отправиться вместе с ней, поскольку любил участвовать в гонках старых автомобилей на протяженных трассах.

– Сколько осталось до границы? – поинтересовалась Лорен.

– Через сорок два километра мы пересечем границу Мексики, – сообщил он, – откуда нам останется проехать всего сто шестьдесят пять километров до Сан-Фелипе. Мы должны добраться до дока, где Ал и Руди держат паром, как раз к обеду.

– Кстати, о еде и напитках, – лениво заметила она, – холодильник пуст. Все наши запасы мы подчистили прошлым вечером.

Питт убрал руку с руля и сжал ее колено.

– Полагаю, что в мои обязанности входит смотреть за тем, чтобы пассажиры были довольны, периодически наполняя их желудки.

– Что скажешь, если мы на секунду притормозим вон у того указателя? – предложила она.

Питт посмотрел в указанном направлении и увидел покосившийся придорожный столбик с вывеской, готовый рухнуть в любой момент. Буквы настолько выгорели, что он едва смог разобрать, что на ней написано.

“Холодное пиво и еда домашнего приготовления.

Через две минуты вас ждут в “Бокс кар кафе”.

– Холодное пиво звучит заманчиво, но я опасаюсь домашней пищи. Когда я был маленьким мальчиком, моя матушка готовила такие блюда, что меня выворачивало наизнанку.

– Постыдился бы так говорить. Твоя мать прекрасно готовит.

– Да, это сейчас. А двадцать пять лет назад даже голодные бродяги не рисковали подходить к нашему порогу.

– Ты непереносим.

Лорен начала вертеть ручки старого радиоприемника, пытаясь настроиться на мексиканскую станцию. Наконец ей это удалось, и мексиканская музыка наполнила салон.

– Меня не волнует, даже если у повара черная оспа, – заявила она, – я умираю от голода.

“Вот так всегда, – подумал Питт с горечью, – возьми с собой в дорогу женщину, и через час окажется, что она либо голодна, либо желает немедленно принять ванну”.

– Кроме того, – настаивала она, – нам необходим бензин.

Питт скосил глаза на счетчик. Бак и в самом деле оказался заполненным едва на четверть.

– Думаю, нам не повредит, если мы заправимся прежде, чем пересечем границу, – согласился он.

– Но кажется, мы не так далеко отъехали от последней бензозаправочной станции.

– От большого автомобиля с двенадцатицилиндровым двигателем и трейлером на прицепе, выпущенного шестьдесят лет назад, трудно ожидать экономии горючего.

Вскоре показались придорожный ресторан и бензозаправочная станция. На запущенной площадке перед кафе группа мотоциклистов, примерно человек двадцать, пила пиво и наслаждалась прохладным бризом, дувшим с залива.

– Может, подцепишь кого-нибудь, – предложил шутливо Питт.

– Пожалуй, нам лучше уехать отсюда.

– Ты опасаешься мотоциклистов? Они такие же путешественники, как ты и я.

– Одеты они определенно не так, как мы, – возразила она, кивком головы указав на группу, состоящую из мужчин и женщин, одетых в традиционные костюмы любителей мотоспорта: куртки и брюки из кожи, украшенные многочисленными молниями, пряжками и надписями.

Заглушив мотор, Питт вышел из автомобиля и обратился к ближайшему мотоциклисту, оказавшемуся крашеной блондинкой с конским хвостом.

– Привет, – сказал он. – Поесть-то здесь можно? Не отравимся?

– Это смотря кто ест, – ответила она насмешливо, – но если вы и на самом деле голодны, то еда покажется вполне сносной.

Металлическая табличка информировала водителей, что бензозаправочная станция работает по принципу самообслуживания, так что Питту пришлось управляться самому. Но с тех пор как он полностью отремонтировал двигатель своего автомобиля, подобные проблемы мало волновали его.

Лорен упорно оставалась на своем месте, пока мотоциклисты бродили вокруг, восхищаясь старой машиной и трейлером. Ответив на кучу вопросов, Питт поднял капот и показал им двигатель. Затем вытащил Лорен из машины.

– Я думаю, что тебе будет приятно познакомиться с этими милыми людьми, – сказал он. – Все они из клуба любителей мотоциклетного спорта в западном Голливуде.

Лорен сначала решила, что Питт шутит, и была очень смущена, когда он формально представил ее. Затем ее смущение сменилось удивлением, когда она узнала, что большинство из них адвокаты, вместе со своими женами совершавшие тур вокруг южно-калифорнийской пустыни. Ей также польстило то, что все они знали ее имя.

После недолгой беседы адвокаты и их жены взобрались на своих механических коней и под аккомпанемент ревущих двигателей исчезли в направлении Императорской долины.

“Бокс кар кафе” представляло собой два старых товарных вагона, соединенных вместе Рельсы под ними были занесены песком. На деревянных стенах вагонов еще сохранилась старая надпись “Южные Тихоокеанские линии”.

Питт и Лорен вскарабкались по металлической лесенке к двери в задней части одного из вагонов. Внутри было чисто и уютно. Столиков не было, только длинный прилавок с табуретами, протянувшийся во всю длину объединенных вагонов Открытая кухня находилась по другую сторону прилавка и была сооружена из старых пиломатериалов, выглядевших так, словно они пролежали не один десяток лет под солнцем пустыни.

На картинах, висевших на стенах, были изображены первые локомотивы и товарные поезда, тащившиеся через пустыню. Список, прикрепленный к музыкальному автомату, включал популярные мелодии сороковых и пятидесятых годов и записи гудков разных паровозов Цена прослушивания двух записей составляла двадцать пять центов.

Питт опустил четвертак и сделал свои выбор. Он остановился на пьесе Фрэнки Карли “Милая Лоррейн” и записи гудка набирающего скорость локомотива.

Высокий мужчина лет шестидесяти с небольшим, с седой шевелюрой и белой бородой, протирал прилавок. Когда Питт подошел к прилавку, он поднял голову и улыбнулся.

– Добро пожаловать в “Бокс кар кафе”. Далеко едете?

– Не очень, – сказал Питт, бросая озорной взгляд в сторону Лорен. – Просто мне не удалось выехать изСедоны пораньше.

– Не сердись на меня, – нежно прощебетала она. – Не все встают с петухами, как ты.

– Что желаете? – спросил человек за прилавком.

– Холодное пиво будет в самый раз.

– Местное или мексиканское?

– “Корона”.

– Одна “Корона”, пожалуйста. А вы, сэр?

– Что у вас есть?

– “Олимпиа”, “Курс”, “Будвайзер”.

– Давайте “Оли”.

– Будете что-нибудь есть?

– Мне чилибургер и салат, – сказала Лорен.

– Я в общем-то не голоден, – заметил Питт, – так что мне достаточно салата. Вы владелец этого заведения?

– Купил его у прежнего хозяина, когда бросил заниматься старательством.

Он поставил пиво и закуски на прилавок и направился к плите.

– Ваши вагоны – интересный памятник истории железных дорог. Они были привезены сюда, или старая линия проходила прямо по этому месту?

– Мы находимся прямо на старой железнодорожной ветке от Юмы до Эль-Сентро. Линия брошена в 1947 году за ненадобностью. Развитие автоперевозок доконало ее. Вагоны были куплены старым инженером, работавшим до этого на “Южных Тихоокеанских линиях”. Он и его жена устроили в них ресторан и построили бензозаправочную станцию. Правда, после того как провели автомагистраль между штатами, движение здесь заметно поубавилось.

Владелец кафе выглядел так, как и должен выглядеть человек, живший в пустыне еще задолго до того, как здесь были проложены железнодорожные рельсы. У него был вид потрепанного жизнью человека, который видел больше того, чем следовало видеть, слышал еще больше. Нетрудно было догадаться, что он когда-то принадлежал к другому миру, имеющему мало общего с затерянной в пустыне забегаловкой у обочины редко используемой дороги.

“На кого он похож? – подумал Питт. – Его лицо определенно напоминает мне кого-то”.

– Держу пари, что вы знаете немало интересных историй об этих дюнах, – сказал он, чтобы завязать разговор.

– Много человеческих костей лежит в них, – вздохнул старик, – останки тех пионеров и старателей, которые пытались преодолеть четыреста километров по пустыне от Юмы до Бориего-Спрингс в разгар лета.

– После реки Колорадо здесь нет воды? – спросила Лорен.

– Ни капли, вплоть до Бориего-Спрингс Конечно, это было задолго до того, как в долину была проведена вода. Только после того как они умирали от жары и жажды, они узнавали, что водоносный пласт лежит здесь не слишком глубоко, всего на глубине пяти метров. Вероятно, смерть была не из легких, недаром их призраки до сих пор бродят ночами по пустыне.

– Мне кажется, я не все поняла, – произнесла Лорен смущенно.

– Воды нет на поверхности, но под землей здесь полно рек, некоторые из них не уступают по глубине и ширине Колорадо.

Последние слова старика больше всего заинтересовали Питта.

– Мне никогда прежде не приходилось слышать о больших реках, текущих под поверхностью пустыни.

– По крайней мере две есть. Это точно. Одна действительно большая река течет с севера Невады на юг через пустыню Мохаве, затем поворачивает на запад, где и впадает в Тихий океан южнее Лос-Анджелеса. Другая течет под Императорской долиной в штате Калифорния, затем сворачивает на юг и впадает в море Кортеса.

– А есть ли какие-нибудь доказательства, что эти реки действительно существуют? – спросила Лорен. – Кто-нибудь видел их?

– Подземная река, впадающая в Тихий океан, – продолжал рассказывать хозяин, не прекращая готовить чилибургер для Лорен, – по слухам, была открыта одним инженером, занимавшимся поисками нефти. Это он проследил ее течение через Мохаве до впадения в Тихий океан. Сведения о реке, впадающей в море Кортеса, восходят к старой истории о старателе, обнаружившем пещеру, сообщающуюся с туннелем, по которому и протекала река.

Питт напрягся, вспомнив рассказ Йегера о подземной реке:

– Как описывал этот старатель подземную реку? Старик продолжал говорить, не отходя от плиты.

– Этого человека звали Ли Хант, вполне возможно, что он был очень изобретательный врун. Но он клялся, что в конце 1942 года нашел пещеру в горах Кастл Доум, расположенных к северо-западу от этого самого места. Через устье пещеры, минуя ряд промежуточных каверн, он спустился до глубины двух километров от поверхности земли, где обнаружил подводную реку, протекающую через обширный каньон. Там, по его словам, он нашел еще и богатую золотую россыпь.

– Мне кажется, я видела это в кино, – заметила Лорен скептически.

– Хант возвращался когда-нибудь к подземной реке? – спросил Питт.

– Он пытался, но каждый раз по пятам за ним следовала толпа бродяг, жаждущих добраться до Золотой реки, как ее стали потом называть. В конце концов они довели его до того, что он взорвал динамит в самой узкой части прохода, метрах в ста от входа, обрушив при этом чуть ли не половину горы. Ни сам Хант, ни его преследователи не смогли пробиться сквозь завал или найти другой вход в подземный туннель.

– Однако при современном уровне техники это вполне разрешимая задача, – заметил Питт.

– Разумеется, если у вас есть желание рискнуть двумя миллионами долларов, – усмехнулся старик. – Как бы то ни было, никто не захотел дать столько денег на историю, которая могла оказаться чистой выдумкой.

Он сделал небольшую паузу, чтобы положить чилибургер на тарелку. Затем налил себе кружку пива и присел на табурет рядом с Питтом.

– Рассказывают, правда, что старый Хант все-таки как-то умудрился пробраться внутрь горы, но назад не вернулся. Он исчез вскоре после того, как обрушил старый проход. С тех пор его никто не видел. Болтали, что он нашел другую дорогу к подземной реке и умер где-то на ее берегах. Некоторые люди верят в историю о подземной реке, но большинство все-таки считают ее одной из многих баек пустыни.

– Подобные реки могут существовать, – заметил Питт. – Несколько лет назад я работал в экспедиции, которая нашла подземную реку.

– Где-нибудь на юго-востоке отсюда?

– Нет, в Сахаре. Она течет под пустынной равниной и несет много всякой дряни, загрязняющей воды реки Нигер и прибрежную зону Атлантического океана.

– Река Мохаве к северу отсюда сначала течет по поверхности, затем уходит под землю, и никто в точности не знает, где и куда она впадает.

– Почему вы так уверены, что река Ханта впадает в море Кортеса? С таким же успехом она может впадать и в Тихий океан где-нибудь за пределами Калифорнии.

– Хант потерял в пещере заплечный мешок и флягу. Шесть месяцев спустя их нашли на пляже в заливе.

– Не кажется ли вам, что эта история уж слишком неправдоподобна? Фляга и мешок могли принадлежать кому угодно. Почему вы считаете, что это были его вещи? – спросила Лорен с таким видом, словно она сидела на заседании комитета Конгресса.

– Наверное, потому, что на них было написано его имя.

Это замечание, однако, не смутило Лорен. Она просто игнорировала его.

– Можно найти не меньше двадцати других, вполне логичных объяснений, – объявила она. – Они могли быть потеряны или выброшены тем, кто нашел или украл вещи у Ханта, или, что более вероятно, он вообще не умер в пещере, а сам выбросил их.

– Все может быть, – спокойно согласился хозяин, – но как вы объясните другие тела?

– Какие еще тела? – спросил Питт.

– Рыбака, который исчез в озере Кокопа, – ответил старик тихим голосом, словно боялся быть подслушанным, – и двух ныряльщиков, пропавших в Трубе дьявола. То, что осталось от их тел, было найдено в водах залива.

– Еще одна из баек пустыни, – предположила Лорен. Старик поднял правую руку:

– Чистая правда. Можете навести справки в конторе шерифа.

– Где находятся озеро и Труба? – спросил Питт.

– Озеро Кокопа к юго-востоку от Юмы. Труба дьявола – на территории Мексики, у северного подножия гор Сьерра-эль-Майор-Маунтейнс. Если прочертить линию от горы Ханта через озеро Кокопа и Трубу дьявола, то она упрется прямо в море Кортеса.

Но Лорен не так просто было сбить с толку. Она продолжала свое расследование:

– Кто возьмется утверждать, что они не утонули, когда ныряли или рыбачили в заливе?

– Рыбак и его жена отдыхали на озере, когда жена решила вернуться в лагерь и заняться обедом. Муж отвез ее на берег, а сам продолжал заниматься греблей. Когда она собралась позвать его, то увидела только перевернутую лодку. Три недели спустя один шкипер нашел его тело в водах залива, в ста пятидесяти километрах от озера.

– Я думаю, что жена пристукнула его, бросила тело в залив, а затем, чтобы отвести подозрения от себя, придумала историю об озере и перевернутой лодке.

– Что известно о ныряльщиках? – спросил Питт.

– Не очень много. Они отправились к Трубе дьявола, затопленному участку разлома, возникшего в результате землетрясения, и больше их никто не видел. Месяц спустя их распухшие тела также были выловлены из залива.

Питт и думать забыл о стоящей перед ним тарелке. Его мозг напряженно работал.

– Вы не знаете, случайно, – спросил он, – где были найдены тела людей и имущество Ханта?

– Я специально не интересовался, – ответил бывший старатель, задумчиво разглядывая дощатый пол, – но, если не ошибаюсь, они были найдены неподалеку от Пунта-эль-Мачарро.

– Где находится это место?

– На западном берегу. Пунта-эль-Мачарро, или Мачарро-пойнт, расположен в двух-трех километрах севернее Сан-Фелипе.

Лорен бросила взгляд на своего спутника:

– Место нашего назначения. Питт криво улыбнулся:

– Напомни мне смотреть в оба за трупами в заливе. Владелец кафе допил свое пиво:

– Решили немного порыбачить, ребята? Питт кивнул:

– Можно сказать и так.

– К югу от Мехикали смотреть особенно нечего. Одна пустыня, но там призраков, скелетов и преданий на один километр больше, чем в любых джунглях или горах на планете. Запомните это, и вы наверняка встретите одного из них.

– Мы вспомним о них, – пообещала Лорен, – когда будем пересекать подземную Золотую реку Ханта.

– Обязательно пересечете, – пообещал бывший старатель, – жаль только, что вы даже не заметите этого.

* * *

Заплатив за бензин и еду, Питт пошел проверить машину, а старик проводил Лорен на стоянку перед кафе. С собой он захватил корзинку с салатом и морковью.

– Счастливого пути, – пожелал он на прощание.

– Спасибо. Идете кормить кролика? – Лорен кивнула на корзинку с овощами.

– Нет, моего ослика. Мистер Пириуинкль становится стар, и ему трудно прожить на одной траве. Лорен протянула ему руку:

– Мне очень понравились ваши истории, мистер...

– Касслер. Клайв Касслер. Было очень приятно встретиться с вами, мэм.

* * *

Когда они снова ехали по дороге к границе, Питт повернулся к Лорен:

– Я чуть было не подумал, что старый чудак дал мне ключ к местонахождению сокровищ.

– Ты имеешь в виду упоминание Йегера о реке, текущей под островом?

– Да, но главная трудность в том, что с точки зрения геологии существование подобной реки на небольшом острове просто невозможно.

Лорен повернулась к зеркалу заднего обзора, чтобы подкрасить губы.

– Если река течет достаточно глубоко, ее русло может пролегать под дном залива.

– Может быть, но как узнать об этом, не пробурив несколько километров скальной породы?

– А вам бы, конечно, хотелось найти путь к сокровищам, вообще не проводя горных работ?

Питт пожал плечами и замолчал на несколько минут.

– А он действительно умеет рассказывать старые байки, – сказал Питт, не отрывая глаз от дороги.

– Владелец кафе? Да, голова у него работает.

– Жаль, что я не спросил его имени.

Лорен поудобнее устроилась на сиденье и выглянула в окно, за которым уже появились первые кактусы. Пустыня осталась позади.

– Он сказал его мне.

– И?

– Странное имя. – Она помолчала, пытаясь припомнить, затем пожала плечами. – Очень глупо, но, знаешь, я уже забыла его.

36

За рулем сидела Лорен, когда они достигли Сан-Фелипе, Питт устроился на заднем сиденье и мирно посапывал, и она решила не будить его. Лорен направила запыленную машину на окружную дорогу, стараясь не заехать трейлером на обочину, а затем свернула на юг в сторону гавани. Она никак не ожидала увидеть столько дорогих отелей и ресторанов. Сан-Фелипе переживал строительный бум. Еще недавно сонная рыбацкая деревушка быстро превращалась в модный курорт.

Через пять километров она свернула на боковую дорогу, к докам.

Лорен притормозила возле старого парома, выглядевшего словно призрак со свалки металлолома. Зрелище было еще более неприглядным оттого, что наступало время отлива и паром сидел на морском дне, завалившись на правый борт.

– Поднимайся, соня, приехали! – крикнула она, тормоша своего приятеля.

Питт несколько раз моргнул, недоуменно разглядывая через ветровое стекло проржавевшую посудину, потом решительно потряс головой.

– Скажи мне, я еще сплю, – поинтересовался он, – или ты успела арендовать машину времени?

– Ни то, ни другое, – успокоила она его, – то, что находится у тебя перед носом, всего-навсего твои дом на ближайшие две недели.

– Боже мой, – пробормотал он, – подумать только, настоящий пароход с трубой и колесами по бортам.

– Похоже, наши мысли работают в одном направлении, я только что вспомнила Марка Твена.

– Надеюсь, ты не хочешь сказать, что на нем переправлялись через Миссисипи солдаты генерала Гранта?

Ганн и Джордино уже заметили их появление и успели спуститься по трапу в док, пока Питт и Лорен разглядывали старую посудину.

– Как доехали? – спросил Ганн.

– Если не считать того, что Питт храпел всю дорогу, – чудесно.

– Я никогда не храплю, – сердито возразил Питт, бросая на подругу негодующий взгляд. Лорен трагически подняла глаза к небу:

– У меня образовался синяк на локте оттого, что мне пришлось толкать тебя всю дорогу.

– Что скажете о нашем суденышке? – спросил Ганн. – Построен в 1923 году. Это был, наверное, один из последних колесных паровых паромов в Америке.

Питт снял темные очки и еще раз обозрел судно.

– Что я могу сказать? Паром первой половины двадцатого столетия, предназначенный для транспортировки пассажиров и автомобилей. Название – “Аламбра”. Две палубы, на верхней труба и две рубки. Как и большинство подобных ему судов, загружался либо с носа, либо с кормы, в зависимости от направления, в котором двигался. Даже в свои лучшие времена был скромным трудягой, но наверняка оказал неоценимые услуги миллионам своих пассажиров, вспоминавшим о нем с благодарностью Непонятно только, где ты раздобыл это ископаемое? Украл из морского музея?

– Когда ты познакомишься с ним получше, он тебе понравится, – заверил его Джордино без особой убежденности в голосе.

– Это единственная посудина, способная принять на борт вертолет, которую я смог найти в столь короткие сроки, – объяснил Ганн. – Кроме того, я осчастливил старика, сэкономив деньги НУМА.

– Наконец-то нашелся раритет, который ты не сможешь добавить к своей коллекции, – усмехнулась Лорен.

– Трудно поверить, что его котлы все еще работают на угле.

– Они и были переделаны под нефть еще пятьдесят лет назад. Кстати, машина в отличном состоянии. Средняя скорость двадцать миль в час.

– Ты имеешь в виду морские или сухопутные? – переспросила Лорен.

– Скорость паромов всегда измерялась в морских, – объяснил Ганн с видом знатока.

– Мне кажется, он вообще не двинется с места, пока ты не откопаешь его киль из ила.

– Он будет плавать как пробка еще до полуночи, – заверил Ганн. – Приливы в этой части залива высотой от четырех до пяти метров.

Хотя по поведению Питта и нельзя было этого сказать, но старый паром понравился ему с первого взгляда. Старые автомобили, паровозы, самолеты, суда всегда притягивали его к себе. Когда на него нападали приступы меланхолии, он недовольно ворчал, что родился слишком поздно.

– Какая у нас команда?

– Инженер с помощником и двое матросов для работы на палубе. Я буду командовать судном, – добавил Ганн с детской улыбкой, – пока ты и Ал станете летать над заливом.

– А куда вы спрятали вертолет?

– Он на автомобильной палубе, – объяснил Ганн, – там его удобнее обслуживать, да и о погоде можно не беспокоиться.

– Ты уже продумал план полетов? – спросил Питт у Джордино.

– Я занимался машиной, – ответил тот, – и предпочел оставить его на твое усмотрение.

– Сколько времени нам потребуется для облета территории?

– Думаю, дня три, не больше.

– Пока не забыл, – вновь вступил в разговор Ганн, – адмирал просил тебя позвонить ему в течение утра. Спутниковый телефон в передней рубке.

– Почему бы не позвонить ему прямо сейчас? – удивился Питт.

– Ты забыл о разнице во времени. Три часа не шутка. Сейчас старик уже сидит в Центре Кеннеди и наблюдает за игрой.

– Прошу прощения, – прервала их Лорен, – но я хочу задать несколько вопросов.

Мужчины замолчали и посмотрели на нее. Питт поклонился:

– Прошу на трибуну, уважаемый член Конгресса.

– Первое, куда мы поставим автомобиль и трейлер? Мне кажется неблагоразумным оставлять машину стоимостью в сто тысяч долларов в рыбацком доке.

– Разве Дирк не сказал тебе? Машину и трейлер погрузим на паром. Слава богу, места больше чем достаточно.

– Здесь есть душ и ванна?

– Ванны нет, но на борту имеются четыре дамские комнаты, все на верхней пассажирской палубе, и душ в помещении команды.

– Тем лучше, не придется стоять в очереди в туалет.

– Что поможет тебе вообразить, будто ты находишься на борту шикарного океанского лайнера, – пошутил Джордино.

– Какой последний вопро? – поинтересовался Ганн.

– Я голодна, – величественно произнесла она. – Когда будем есть?

* * *

Берега моря Кортеса особенно хороши осенью Ласковое солнце светит по-прежнему ярко, но уже не обжигает кожу Небо безоблачно Один из самых засушливых регионов Земли, полуостров Баха, надежно прикрывает побережье от ветров, дующих с Тихого океана.

Если летом в заливе и случаются редкие штормы, то осенью их практически нет.

Еще вечером все подготовительные работы были завершены. Машина и трейлер надежно закреплены на автомобильной палубе. Рано утром следующего дня “Аламбра” под командой Ганна покинула стоянку и, сделав широкий разворот, направилась на юг. Старый паром представлял собой внушительное зрелище: из трубы валил черный дым, колеса мерно взбивали морскую воду. Лорен в бикини загорала на пассажирской палубе.

Пока Джордино готовил вертолет к вылету, Питт по спутниковому телефону переговорил с Вашингтоном. Через час он спустился на нижнюю палубу, где была подготовлена взлетно-посадочная площадка. Как только он застегнул страховочные ремни, Джордино поднял машину в воздух.

– Что сказал тебе старик? – спросил Джордино, подняв вертолет до высоты восьмисот метров. Что-то у тебя больно озабоченный вид. Есть новости от Йегера?

Питт сидел в кресле пилота, исполняя обязанности штурмана:

– Единственная дополнительная информация, полученная от Йегера, сводится к тому, что статуя демона расположена прямо напротив входа в туннель, ведущий в пещеру с сокровищами.

– Что он говорит о подземной реке?

– Похоже, он по-прежнему блуждает в потемках.

– А что тебе сказал сам Сэндекер?

– Вот тут-то и начинаются главные сложности. Агенты ФБР и таможни обрушились на нас как гром с ясного неба. Они информировали старика, что одновременно с нами поисками сокровищ Уаскара занимается банда преступников, специализирующаяся на кражах произведений искусства. Судя по словам агентов, они могут быть опасны.

– Значит, у нас появились конкуренты?

– Выходит, что так. Во главе операции стоит семейка, контролирующая мировую подпольную торговлю произведениями искусства.

– И как называется эта милая организация?

– Международная компания Золара. Джордино посмотрел на приятеля и непроизвольно рассмеялся.

– Что тут смешного?

– Когда я учился в восьмом классе, у нас был один придурок, развлекавший нас фокусами на школьных вечеринках. Он называл себя “Великий Золар”.

– Судя по тому, что мне рассказал о нем Сэндекер, нашего Золара никак придурком не назовешь. Правительственные агенты приблизительно оценивают средний годовой доход его организации в восемьдесят миллионов долларов. Неплохая сумма, если учесть, что он не платит налогов.

– О’кей, очевидно, он не имеет отношения к тому парню, с которым я учился в школе. Что думают федералы о том, как близко он подобрался к сокровищам?

– Они полагают, что он наверняка идет впереди нас.

– Все равно. Я готов держать с тобой пари на индейку в День благодарения, что мы найдем сокровища первыми.

– В любом случае мы останемся в проигрыше. Джордино повернулся и недоуменно посмотрел на друга.

– Кажется, я перестал понимать тебя.

– Если мы первыми доберемся до сокровищ, нам приказано сделать все от нас зависящее, чтобы и они все-таки его нашли, а самим незаметно раствориться в осеннем воздухе.

– Бросить миллиард долларов? – спросил Джордино недоверчиво.

– Таковы инструкции.

– Но почему, черт побери?! Я не понимаю наше правительство! Подумать только, оставить миллиард долларов заведомым преступникам.

– ФБР надеется взять их с поличным и припаять им срок на всю катушку.

– Не могу сказать, что подобный способ ведения расследования мне по душе. Налогоплательщики, конечно, ничего не знают.

– Не больше, чем в тридцатые годы, когда армия прибрала испанское золото из Викторио-Парк в Ныо-Мехико, случайно обнаруженное какими-то прохожими.

– Мы живем в грязном, жестоком мире, – вздохнул Джордино.

– Бог с ним. Ложись на курс один-один-ноль, – остановил его жалобы Питт.

– Ты хочешь сначала обследовать восточный берег залива? – удивился итальянец.

– Только четыре острова, чье геологическое строение попадает под имеющееся у нас описание. Хотя я действительно предпочитаю отработать вначале внешний периметр нашего планшета, а потом уж перейти к более перспективной территории.

– Нормальный человек поступил бы иначе, – ухмыльнулся Джордино.

– А ты что, забыл старую поговорку о том, что весь навар достается деревенскому дураку?

37

Это были долгие четыре дня напряженных поисков, но они не принесли никаких результатов. Оксли был обескуражен, Сарасон настроен на удивление благодушно, Мур совершенно сбит с толку. Они облетели каждый остров в море Кортеса, имеющий более или менее подходящее геологическое строение. Несколько раз им казалось, что они замечали на вершинах гор подобие каменных фигур, возможно сделанных руками человека. Но облеты на более низкой высоте, а в особо спорных случаях и утомительное восхождение на вершину убеждали их, что это мнимое сходство было лишь плодом их воображения.

Мур больше не походил на высокомерного академика. Он был просто поставлен в тупик. Скульптура из камня должна была находиться на острове, расположенном во внутреннем море. Пиктограммы на доспехах говорили об этом со всей определенностью, а в точности своего перевода антрополог не сомневался. Для человека с его самомнением неудача была равнозначна, полной катастрофе.

Не менее удивлен он был и резкими переменами в поведении Сарасона.

“Ублюдок, – размышлял Мур, – он больше не высказывает ни гнева, ни враждебности. Что он задумал?”

Странные, почти бесцветные глаза Сарасона постоянно следовали за ним, ни на мгновение не теряя его из вида. Мур отдавал себе отчет в том, что это глаза человека, хорошо знающего, что такое смерть.

С каждым днем Мур все больше чувствовал себя не в своей тарелке. Баланс сил явно изменился. Он был почти уверен в том, что Сарасон сумел увидеть то, чего до сих пор не замечали остальные. Если он инстинктивно сумел почувствовать в Сарасоне убийцу, то стоило ли удивляться, что и Сарасон сумел раскусить его самого.

Но среди этой общей атмосферы подавленности оставалось нечто, что давало Муру пусть небольшое, но ощутимое чувство удовлетворения. Сарасон не был ясновидящим. Он не мог знать, как, впрочем, не знал никто среди живых людей, кроме Президента Соединенных Штатов, что профессор Мур, уважаемый всеми антрополог, как и его жена Микки, помимо всего прочего были экспертами по ликвидации лидеров террористических группировок. С их академической репутацией они беспрепятственно путешествовали по всему свету в качестве консультантов различных археологических проектов. Даже ЦРУ не имело ни малейшего представления об этой стороне их деятельности. Задания им поступали непосредственно от безвестного агентства с названием “Совет по наблюдению за деятельностью за рубежом”, осуществлявшего руководство своими операциями из небольшой комнаты в подвале Белого дома.

Мур беспокойно заерзал в кресле и в очередной раз изучил карту залива.

– Что я мог упустить? – пробормотал он.

Оксли взглянул на часы.

– Пять часов, пора возвращаться, – заметил он. – Я предпочитаю приземляться при дневном свете.

Бесстрастный взгляд Сарасона был направлен на пустой горизонт впереди него. Против обыкновения, он казался расслабившимся и спокойным. На этот раз он предпочел воздержаться от комментариев.

– Она должна быть где-то здесь, – произнес археолог, изучая острова, которые он уже успел вычеркнуть из своего списка как бесперспективные, и чувствуя себя, как студент, провалившийся на ответственном экзамене.

– У меня неприятное чувство, будто мы уже несколько раз пролетали над ней, – заметил Оксли.

Увидев раз антрополога в ином свете, Сарасон не собирался повторять прежних своих ошибок. Теперь он относился к нему с уважением, как к равному себе противнику. Несмотря на возраст и телосложение, Мур обладал завидной силой и отменной реакцией. Почтенный профессор перепрыгивал расщелины с легкостью горной козы и сдвигал мешавшие ему валуны, почти эквивалентные его собственному весу. Спектакль, разыгранный им на острове, больше не вводил Сарасона в заблуждение.

– Может быть, скульптура, которую мы ищем, уже уничтожена, – предположил он, не отрывая глаз от горизонта.

– Нет, нет, – быстро возразил Мур. – Я бы наверняка сумел опознать ее фрагменты.

– Ее могли просто убрать. В конце концов, множество скульптур находятся в музеях.

– Если бы мексиканские археологи перевезли крупную скульптуру в музеи, я бы узнал об этом одним из первых.

– Тогда как же вы объясняете тот факт, что мы ее до сих пор не нашли?

– Я не могу этого сделать, – признался Мур. – Как только мы приземлимся, я попробую еще раз изучить мои заметки. Возможно, существует еще один незначительный ключ к загадке, который я упустил при переводе.

– Надеюсь, вы найдете его то следующего утра, – сухо заметил Сарасон.

Оксли с трудом боролся с подступающей дремотой. Он находился за штурвалом самолета с девяти часов утра, и его шея уже одеревенела от напряжения. Чтобы хоть как-то снять напряжение, он налил себе стаканчик кофе из термоса и сделал несколько глотков. Кофе оказался не только холодным, но и имел отвратительный вкус. Он уже собирался сплюнуть оставшийся во рту напиток, когда его внимание привлек посторонний предмет, появившийся в небе справа от гидроплана.

– Не часто мне приходилось видеть вертолет в этой части залива, – произнес он безразличным тоном.

Сарасон даже не потрудился повернуть голову.

– Должно быть, патрульный вертолет мексиканского военно-морского флота, – предположил он.

– Скорее всего, разыскивает пьяных рыбаков, у которых сломался двигатель, – добавил Мур.

Оксли потряс головой:

– Мне еще не приходилось видеть военный вертолет бирюзового цвета.

Сарасон удивленно поднял голову:

– Ты можешь определить его опознавательные знаки?

Оксли поднес бинокль к глазам.

– Вертолет американский, – сообщил он.

– Вероятно, патрульный вертолет агентства по борьбе с наркотиками, работающий совместно с мексиканскими властями.

– Нет. Вертолет принадлежит НУМА. Хотел бы я знать, какого черта они здесь делают.

– Насколько мне известно, они ведут океанографические исследования по всему миру, – произнес равнодушно Мур.

Сарасон как будто одеревенел в кресле:

– Два ублюдка из этой лавочки сорвали мою операцию в Перу.

– Вряд ли между этими двумя событиями существует какая-то связь, – заметил Оксли скептически.

– И какую же операцию в Перу сорвали вам люди НУМА? – поинтересовался Мур.

– Они превысили свои полномочия, – ответил Сарасон туманно.

– Интересно было бы как-нибудь услышать ваш рассказ об этом событии.

– Это совершенно не касается вас, – огрызнулся Сарасон. – Сколько человек в машине?

– Вообще-то эта модель способна поднимать четверых, но пока я вижу только пилота и одного пассажира.

– Они приближаются или удаляются?

– Пилот идет на сближение. Вероятно, они пересекут наш курс метрах в двухстах над нами.

– Можешь подняться или подлететь поближе к нему? Я хочу взглянуть на них.

– Поскольку власти не могут отобрать у меня лицензию, которой я все равно не имею, могу попробовать.

– Это безопасно? – встревожился Мур.

Оксли улыбнулся:

– Зависит от пилота вертолета.

Сарасон взял бинокль и принялся изучать приближающуюся машину.

– Модель, несомненно, другая, – решил он, – хотя цвет и эмблема совпадают. “Смешно думать, – решил он про себя, – что в приближающейся к нам машине могут быть те же самые люди, которые появились неизвестно откуда в небе над Андами”.

Он настроил бинокль на кабину пилота. В течение ближайших нескольких секунд он увидит лица пилота и сидящего рядом пассажира и убедится, что его опасения напрасны. Но по непонятной для него самого причине Сарасон почувствовал, что привычное хладнокровие начинает изменять ему, и нервы напряжены до предела.

* * *

– Как ты думаешь, – спросил Джордино, – это наши конкуренты?

– Может быть, они, – ответил Питт, разглядывая в морской бинокль гидроплан, летевший на диагональном курсе по отношению к вертолету. – Они кружили над островом не меньше пятнадцати минут, высматривая что-то на вершине горы. – Да, я почти уверен, что это они.

– По словам Сэндекера, они начали поиски на два дня раньше нас. Значит, пока они ничего не нашли.

– И эта мысль согревает твое сердце, не так ли? – улыбнулся Питт.

– Но если ни мы, ни они ничего не нашли, выходит, что никакого монумента нет и в помине.

– Не думаю. Наши и их сведения о скульптуре основаны на фактах, полученных из независимых источников. Сокровища где-то здесь. Просто пока мы искали не там, где нужно, но я не сомневаюсь в том, что мы находимся на правильном пути.

– Тогда где же этот чертов демон?

– Где-то там, – сказал Питт, указывая на море. – Наберись терпения. Рано или поздно мы отыщем его.

– Похоже, наши приятели решили набрать высоту, чтобы получше рассмотреть нас, – заметил Джордино.

– Не обращай внимания.

– Что ты видишь?

– Парня, который разглядывает нас в бинокль.

В этот момент мужчина опустил бинокль и протер глаза.

Улыбка исчезла с лица Питта.

– Старый знакомый из Перу, – удивленно констатировал он.

– Старый знакомый? – переспросил Джордино.

– Самозванец, выдававший себя за доктора Миллера, – пояснил Питт.

Заметив, что и незнакомец узнал его, Питт улыбнулся и приветливо помахал ему рукой.

* * *

Если Питт был только удивлен неожиданной встречей, то Сарасон был буквально ошеломлен ею.

– Снова они! – вырвалось у него.

– Что ты сказал? – переспросил Оксли.

– Люди, сидящие в вертолете, те самые, что сорвали мою операцию в Перу, – пояснил он.

– Странное совпадение, – заметил Оксли. – Ты уверен, что не ошибся?

– Еще бы! Такое не забывается. По их милости наша семья потеряла несколько миллионов долларов.

– Что они делают здесь? – спросил Мур.

– То же, что и мы. Кто-то информировал их о наших поисках. Может быть, у вас, профессор, есть приятели в НУМА?

– Мои отношения с правительством ограничиваются заполнением налоговой декларации, – возразил Мур. – Кто бы они ни были, эти люди не входят в круг моих друзей.

– Он прав, – поддержал профессора Оксли. – Для него физически невозможно выйти на внешний контакт. Наша служба безопасности сразу же узнала бы об этом.

– Тем не менее я клянусь, что это те же самые люди. Это они свалились на мою голову с ясного неба и спасли археолога и фотографа из священного колодца. Их имена Дирк Питт и Ал Джордино. Первый более опасен, чем второй. Это он убил моих людей и сделал кастратом Тупака Амару. Мы должны проследить за ними и узнать, где они базируются.

– У меня горючего едва хватит на то, чтобы добраться до Гуаймаса, – запротестовал Оксли. – Проследим за ними в следующий раз.

– Прижми их к земле и заставь сесть, – потребовал Сарасон.

Оксли покачал головой.

– Если они так опасны, как ты говоришь, у них может быть оружие, а у нас его нет. Успокойся, братец. Никуда они от нас не денутся.

– Эти ублюдки хотят сами найти сокровище.

– Подумайте, о чем вы говорите! – запротестовал Мур. – Откуда они могут знать о сокровище? Моя жена и я – единственные люди, расшифровавшие пиктограммы доспехов. Либо вы ошибаетесь, либо наша встреча с ними простое совпадение.

– Как вам может подтвердить мой брат, я не часто ошибаюсь, – возразил Сарасон.

– Так или иначе, но ваше предположение совершенно абсурдно.

Но Сарасон больше не слушал антрополога. Он вспомнил об Амару. Постепенно лицо его просветлело.

– На этот раз они заплатят за все, – прошептал он мстительно.

Джозеф Золар вместе с Микки находились в гостиной, когда его братья и Мур вернулись домой.

– Думаю, мне незачем спрашивать вас о том, нашли ли вы что-нибудь. Ваши лица говорят сами за себя.

– Мы найдем его, – пообещал Оксли. – Должен же он быть где-нибудь.

– Я не уверен в этом, – возразил Мур. – Мы уже обследовали почти все острова.

– А ты задержался, – заметил Сарасон, пожимая руку брату, – мы ждали тебя еще три дня назад.

– Сделка, которая принесла нам один миллион двести тысяч швейцарских франков, стоит небольшой задержки.

– С дилером?

– С коллекционером, шейхом из Саудовской Аравии.

– Как прошла встреча с Винсенте?

– Продал ему всю коллекцию, кроме чертовых идолов. Почему-то они напугали его до полусмерти.

– Может быть, на них лежит проклятие? – рассмеялся Сарасон.

Золар равнодушно пожал плечами:

– Если на них лежит проклятие, это означает только то, что следующему клиенту придется как следует раскошелиться.

– Ты привез их с собой? – спросил Оксли. – Мне бы хотелось взглянуть на них.

– Они в моем багаже в самолете. Увидишь позднее. Но я надеялся, что вы порадуете меня хорошими новостями.

– Мы сделали все от нас зависящее, – сказал Мур. – Осмотрели каждую скалу, торчащую из моря к югу от устья реки Колорадо до мыса Сан-Лукас, но не нашли ничего похожего на крылатого каменного демона с головой змеи.

– Не хотелось бы еще больше огорчать тебя, но сегодня мы встретились с парнями, сорвавшими нашу последнюю операцию в Перу, – сказал Сарасон.

– Надеюсь, не с теми дьяволами из НУМА, – спросил Золар недоверчиво.

– С теми, черт бы их побрал. Звучит невероятно, но я почти уверен, что они тоже ищут сокровища Уаскара.

– Я согласен с братом, – кивнул головой Оксли, – иначе что им делать в этом районе.

– Они не могут знать больше нашего, – сказал Золар.

– Может быть, они проследили вас, – предположила Микки.

– Вряд ли, – покачал головой Оксли. – У нашего гидроплана диапазон полета в два раза больше.

– Возможно, наша встреча чистая случайность, – заметил Мур.

– Что будем делать? – спросил Сарасон, не обращаясь ни к кому в частности.

– Я думаю, миссис Мур уже дала нам правильный совет.

– Я? – удивилась Микки. – Я всего-навсего предположила, что...

– Что они могли проследить за вами.

– Ну и что с того?

Золар хитро прищурился:

– Мы потребуем от наших местных друзей начать отрабатывать деньги, которые мы платим им, и прежде всего установить, где находится база наших конкурентов. А когда мы это узнаем, то сами проследим за ними.

38

До наступления темноты оставалось чуть более получаса, когда Джордино посадил вертолет внутри белого круга, нарисованного на грузовой палубе “Аламбры”. Два матроса, откликавшиеся на имена Хесус и Гато, уже ожидали поблизости, чтобы помочь поместить машину под навес и закрепить ее там.

Чуть дальше стояли Лорен и Ганн. Когда Джордино выключил зажигание, они подошли поближе. Минуту-другую спустя к ним присоединились мужчина и женщина, вышедшие из густой тени, отбрасываемой палубной надстройкой.

– Как дела? – спросил Ганн, стараясь перекричать шум моторов, у Джордино, высунувшего голову из окна кабины пилота.

Вместо того чтобы надрывать голос, тот показал ему опущенный к земле большой палец.

Питт вышел из вертолета и удивленно поднял брови.

– Вот кого не ожидал увидеть, – сказал он, – и уж во всяком случае здесь.

Доктор Шеннон Келси сдержанно улыбнулась, пока Майлс Роджерс с энтузиазмом пожимал руку Питта.

– Надеюсь, вы не станете возражать, что мы свалились вам как снег на голову, – заметил Роджерс.

– Конечно нет. Я рад увидеться с вами. Полагаю, вы уже познакомились с нашими коллегами.

– Да, хотя ни Шеннон, ни я не ожидали увидеть здесь члена Конгресса США и заместителя директора НУМА.

– Доктор Келси рассказала мне о своих приключениях в Перу, – сказала Лорен низким грудным голосом, – судя по ее рассказу, она ведет весьма интересную жизнь.

Джордино вылез из вертолета и, в свою очередь, приветствовал неожиданных гостей.

– Привет, привет, – сказал он. – Вся банда снова в сборе. Это воссоединение старых друзей или рабочее собрание охотников за старыми мумиями?

– Да, что же все-таки привело вас на наш убогий паром в море Кортеса? – спросил Питт.

– Правительственные агенты потребовали от нас, чтобы мы бросили все наши дела в Перу и прилетели сюда помогать вам в ваших поисках.

– Правительственные агенты? – переспросил Питт, удивленно посмотрев на Ганна.

Тот только пожал плечами:

– Факс, информировавший меня об их прибытии, пришел час спустя после того как они появились сами в наемной лодке. Они решили подождать вашего прибытия и тогда подробно рассказать о своих намерениях.

– Точнее, это были агенты Таможенной службы, – объяснил Роджерс. – Они появились в Городе мертвых в сопровождении чиновника высокого ранга из Госдепартамента и сыграли на нашем патриотизме.

– Нас попросили осмотреть и сфотографировать сокровища Уаскара, когда вы найдете их, – добавила Шеннон. – По их словам, они обратились именно к нам, учитывая мою репутацию знатока культур Анд и Майлса как фотографа, но главным образом потому, что нам уже доводилось работать с вами.

– И вы согласились, – подвел итог Питт.

– Когда они добавили, что бандиты, которых мы встретили в Андах, связаны с синдикатом торговцев крадеными произведениями искусства и также занимаются поисками сокровищ, мы стали собирать вещи, – закончил Роджерс.

– Золар и компания?

Роджерс кивнул головой.

– Они рассчитывают на то, что мы поможем им опознать убийцу доктора Миллера.

– Минутку, – остановил его Джордино. – Выходит, что Золар и его братья связаны с “Солпемачако”?

Роджерс снова кивнул.

– Разве вам никто не рассказал, что “Солпемачако” фактически филиал компании Золара? – удивился он.

– Догадываюсь, что кто-то наверху забыл об этом, – заметил Джордино, бросив на приятеля многозначительный взгляд.

С молчаливого согласия Джордино, Питт решил пока воздержаться от упоминания о сегодняшней встрече с самозванцем.

– Вам рассказали о результатах дешифровки кипу?

Шеннон утвердительно кивнула.

– Я получила полный перевод.

– От кого?

– Курьер, который его доставил, был агентом ФБР.

– Черт знает что! Удивляюсь, как это правительство еще не информировало прессу и не продало права на экранизацию сюжета Голливуду.

– Если произойдет утечка информации, – заметил Джордино, – все кладоискатели отсюда до Северного полюса слетятся в море Кортеса, как мухи на язвы святого Бернарда.

Внезапно Питт почувствовал, как смертельная усталость навалилась на него. В голове шумело, мускулы затекли. Ему хотелось поскорее лечь и немного поспать.

Сегодня у него были все основания чувствовать себя разбитым и обескураженным.

“Какого черта! – подумал он. – С какой стати я должен молчать? Зачем нести крест одному?”

– Мне бы не хотелось вас огорчать, – медленно произнес он, бросив взгляд на археолога, – но боюсь, что ваша поездка сюда окажется пустой тратой времени.

Шеннон с удивлением посмотрела на него.

– Вы не нашли местонахождение сокровищ?

– Разве кто-нибудь уверил вас в обратном?

– Но я полагала, вы знаете, где его искать.

– Мудрое уточнение, – заметил Питт. – Нет, мы не нашли и следов каменного идола.

– Вы знакомы с символом, о котором упоминается в кипу? – спросил Ганн.

– Да, – ответила она не колеблясь. – Демон мертвых.

Питт вздохнул.

– Мне следовало додуматься до этого раньше. Доктор Ортис описывал его нам.

– Припоминаю, – подтвердит Джордино. – Почтенный профессор раскопал каменного идола с огромными клыками и назвал его богом подземного мира народа Чачапойаны.

– Смесь ягуара, кондора и змеи, – медленно повторил Питт почти точные слова перуанского археолога, – который разрывает своими клыками всякого, кто осмелится потревожить покои умерших.

– Тело и крылья покрыты чешуей, как у змеи, – дополнила описание Шеннон.

– Теперь, когда вы точно знаете, что искать, поиски пойдут быстрее, – подхватила Лорен, обретая былой оптимизм.

– Ну и что с того? – возразил более практичный Джордино. – Дирк и я обыскали все острова, попадающие под описание кипу, и ничего не нашли. И судя по всему наши конкуренты преуспели не больше нашего, – подтвердил Питт. – Мы исчерпали наши возможности.

– Вы уверены, что не нашли следов идола? – спросил Роджерс.

– Даже кусочка его клыков, – вздохнул Питт. Шеннон была разочарована.

– Тогда это просто миф, – протянула она.

– Никакого сокровища не существует, – пробормотал Ганн, опускаясь на деревянную скамью. – Придется мне связаться с адмиралом и сообщить ему, что мы закрываем проект.

– Нашим конкурентам рано или поздно придется сделать то же самое, – добавил Джордино.

– Вряд ли они легко смирятся с этой мыслью, – возразил Питт, – так просто отказаться от клада стоимостью в миллиард долларов не в их стиле.

– Вы что, видели их? – удивленно спросил Ганн.

– Помахали им рукой на прощание, – ответил Питт, не вдаваясь в подробности.

– Жаль, что нам не удалось схватить убийцу доктора, – произнес Роджерс с досадой. – Я уж не говорю о своих разбитых надеждах первым сфотографировать золотую цепь Уаскара.

– Крах, – пробормотал Ганн, – полный крах. Шеннон кивнула своему спутнику.

– В этой ситуации нам не остается ничего другого, как подумать о возвращении в Перу.

– Сдаться после стольких потраченных усилий, – прошептала Лорен.

Уныние Питта как рукой сняло.

– Не хочу говорить за всех, но, по-моему, объявлять о полной капитуляции пока преждевременно. Сейчас я собираюсь принять душ, выпить пару стаканчиков текилы со льдом и съесть большой кусок мяса. После этого я отосплюсь как следует, а уж завтра утром подумаю о том, что еще можно сделать.

Все недоверчиво уставились на него, все, кроме Джордино. Того, что он увидел и услышал, было ему вполне достаточно, чтобы понять, что его другу пришла в голову какая-то мысль.

– Теперь ты снова похож на человека, – заметил он. – Ну и какая же светлая мысль внезапно озарила тебя?

– Ты помнишь случай, когда одна из наших поисковых команд нашла старый пароход, принадлежащий некогда республике Техас?

– Это было где-то в конце 1987 года, – сказал Джордино. – Корабль назывался “Завала”

– И где он был найден?

– Где-то в окрестностях Галвестона.

– Теперь понял?

– Я уж точно ничего не понимаю, – резко сказала Шеннон. – К чему вы клоните?

– Кто сегодня готовит обед? – спросил Питт, игнорируя ее выпад.

– Сегодня моя очередь, – сказал Ганн уныло, – а почему тебя это интересует?

– Потому что после плотного обеда и пары коктейлей я уже собираюсь изложить вам свой новый план.

– И какой же остров вы на этот раз выбрали? – спросила Шеннон, не скрывая иронии.

– Кто говорит об острове, – сказал Питт таинственно, – наше сокровище лежит на суше и все еще поджидает нас.

* * *

Полтора часа спустя Джордино, заступивший на вахту, развернул “Аламбру” на север, в направлении Сан-Фелипе. Пока Ганн с помощью Роджерса готовил обед, Лорен отправилась на поиски Питта и нашла его в машинном отделении мирно беседующим с инженером. У него был вид очень довольного собой человека.

Гордо Падилья, не выпуская сигару изо рта, возился со своими машинами. На нем были ковбойские сапоги, рубашка с открытым воротом и джинсы, обрезанные выше колен.

– Роза, моя жена, – рассуждал он между двумя глотками местного пива, – думает, я люблю мои машины больше, чем ее. Я же говорю ей, что любить машины гораздо лучше, чем иметь любовницу. Намного дешевле и спокойнее.

– Женщины никогда не понимали пристрастия мужчин к машинам, – согласился Питт.

– Женщины, по своей природе, не могут испытывать чувство привязанности к грязным железкам, – вставила Лорен, – не говоря уже о том, что в этом случае они ничего не получают взамен.

– Но, милая леди, – удивился Падилья, – разве можно описать словами чувство удовлетворения, которое испытываешь при виде безупречно работающей машины, которую ты отладил собственными руками.

– Я и пытаться не буду, – рассмеялась Лорен, – но должна признать, что ваше машинное отделение производит внушительное впечатление.

– Да, – согласился Питт, – возможно, рядом с современным дизелем паровая машина кажется безнадежно устаревшей, но, если оглянуться назад и вспомнить, когда она была построена, мы не можем не воздать должное искусству и трудолюбию наших предков.

Лорен протянула ему бутылку текилы и стакан со льдом.

– Обед будет готов через десять минут, – сообщила она.

В машинное отделение спустился Хесус и сказал Падилья несколько слов по-испански. Выслушав его, инженер повернулся к Питту.

– По словам Хесуса, неизвестный самолет вот уже полчаса кружит над паромом, – сообщил он.

– Хороший признак, – сказал Питт коротко.

– Знак чего? – не поняла Лорен.

– Наши конкуренты потерпели неудачу, и теперь они собираются следить за нами в надежде, что мы приведем их к сокровищам. С этого часа инициатива за нами.

* * *

После обеда Питт разложил на столе морскую и две геологические карты и приступил к объяснениям.

– Как известно, поверхность Земли постоянно изменяется. Ландшафт сейчас уже не тот, каким он был пятьсот лет тому назад. Тысячи лет назад море Кортеса простиралось далеко на север, занимая место нынешних пустыни Колорадо и Императорской долины. За минувшие столетия река Колорадо вынесла в море огромное количество песка и ила, образовав обширную дельту на месте некогда существовавшего здесь залива. Части отступившего моря кое-где сохранились и сегодня, например, озеро Кахуилья, названное, насколько я могу судить, по имени племени индейцев, некогда жившего на его берегах. Путешествуя у подножия холмов, окружающих сегодня пустыню, можно увидеть следы этой древней береговой линии и обнаружить многочисленные раковины живших в море моллюсков.

– Когда это произошло? – спросила Шеннон.

– Между 1100 и 1200 годами нашей эры. В начале века была сделана неудачная попытка оросить пустовавшие земли. Был построен канал, чтобы подвести сюда воду из реки Колорадо. Но в 1905 году, после необычно сильных дождей, скопившаяся вода прорвала плотину и затопила самую низкую часть пустыни, получившую название моря Салтон. Сегодня это большое озеро, лежащее на восемь метров ниже уровня океана. В настоящее время благодаря интенсивному испарению площадь бассейна стабилизировалась.

Ганн извлек из шкафчика бутылку мексиканского бренди и, за неимением подходящих бокалов, разлил его в пластиковые стаканчики.

– За успех, – провозгласил он.

– Вы только посмотрите, – подал голос Джордино, – что сытный обед и небольшое количество алкоголя способны сделать с людьми.

– Хочется надеяться, что Питт нашел наконец правильное решение проблемы, – заметила Лорен.

– Давайте пока воздержимся от излишних восторгов, – предложила Шеннон, делая нетерпеливый жест рукой.

Питт не ответил и, склонившись над картой, начертил линию, огибающую пустыню с севера.

– Это вероятное положение древней береговой линии, какой она была в конце пятнадцатого столетия, – пояснил он.

– Меньше чем в километре от современной границы США и Мексики, – заметил Роджерс.

– Южнее расположена обширная заболоченная территория, известная под названием лагуны Салада.

– При чем здесь болота? – удивился Ганн.

– Остров, на котором инки спрятали свои сокровища, как вы уже, наверное, поняли, сегодня уже не остров, – пояснил Питт.

Закончив объяснения, он откинулся на спинку стула и стал неторопливо смаковать бренди.

Остальные склонились над картами.

– Что это за значок? – спросила Шеннон, указывая на маленькую змейку, которую Питт изобразил около большой горы на полпути между болотами и подножием гор Лас-Тинайас.

– Им я обозначил искомую точку, – объяснил Питт.

Ганн внимательно изучил геологическую карту.

– Гора относительно невысокая, – заметил он скептически.

– Меньше пятисот метров высотой, – согласился Питт.

– Как она называется? – спросила Лорен.

– Серро-эль-Капироте, – ответил Питт. – Капироте по-испански означает высокую церемониальную шляпу.

– И вы думаете, что эта гора и есть то место, где инки зарыли свои сокровища? – спросил Роджерс.

– Если вы внимательно посмотрите на карту, то найдете и несколько других изолированных вершин. Любая из них более или менее соответствует имеющемуся у нас описанию. Но лично я ставлю на Серро-эль-Капироте!

– Откуда такая уверенность? – удивилась Шеннон.

– Попробовал поставить себя на место инков. Конечно, я выбрал бы наиболее подходящее место, чтобы спрятать величайшие сокровища своего времени. Если бы я был их предводителем, то наверняка попытался бы отыскать самый заметный остров, расположенный в северной части залива, подальше от ненавистных испанцев Серро-эль-Капироте находится на максимально возможном удалении от берегов Перу и одновременно является самой приметной вершиной в этих местах.

Настроение людей, собравшихся на пассажирской палубе, заметно изменилось. У них появилась надежда успешно завершить проект, совсем недавно находившийся на грани провала. Уверенность Питта непроизвольно передалась остальным. Даже Шеннон была убеждена.

Недавние сомнения рассеялись. Дело оставалось за малым: найти статую демона на вершине Серро-эль-Капироте.

Возможно, они не были бы столь оптимистичны, если бы знали о мыслях, все еще бродивших в его голове Питт был уверен в правильности своих выводов, но он был достаточно практичным человеком, чтобы полагать, что все трудности уже позади.

Он и Джордино не рассказали коллегам, что они опознали убийцу доктора Миллера среди других участников преступной группировки. Пока Золар и его сообщники не знали о его новой догадке, но это было слабым утешением.

Питт попробовал представить себе Тупака Амару с его холодными безжизненными глазами. Этот человек очень опасен, а он был всего лишь одним из рядовых членов банды. В том, что охота за сокровищами принесет еще много неприятных сюрпризов, Питт не сомневался ни секунды.

39

Они покинули Сан-Фелипе, легли на курс, проложенный строго на север, и двигались по нему, пока колеса “Аламбры” не стали вязнуть в красном иле. Где-то впереди лежала дельта реки Колорадо. Во все стороны простирались унылые солончаки, лишенные каких-либо признаков растительности.

Питт бросил взгляд на печальный ландшафт сквозь боковое стекло кабины пилота, пока пристегивал ремни безопасности. Шеннон сидела рядом с ним в кресле второго пилота. Джордино на этот раз обосновался в салоне для пассажиров за компанию с Роджерсом. На прощание он помахал рукой Ганну, который приветствовал его традиционным жестом победителей, и Лорен, пославшей ему воздушный поцелуй.

Питт привычным жестом потянул на себя штурвал, и несколько секунд спустя очертания “Аламбры” растаяли где-то далеко внизу. Он продолжал набирать высоту, пока вертолет не достиг отметки пятисот метров, после чего лег на заранее проложенный курс.

Вертолет летел над водами залива еще около десяти минут, пока не углубился внутрь лагуны Салада. Обширная территория низины была заполнена водой после недавних дождей, а высохшие остатки черных кустов подымались над поверхностью соленой воды, словно руки скелетов к небесам с мольбой о спасении.

Болота скоро остались позади, и Питт направил машину над песчаными дюнами к подножию гор, ограничивающих с запада лагуну Салада Ландшафт внизу, окрашенный в унылые темно-коричневые тона, приобрел характерные лунной поверхности черты.

– Под нами дорога, – объявила Шеннон, указывая вниз.

– Магистраль номер пять, – объяснил Питт, – связывает Сан-Фелипе и Мехикали.

– Мы летим над пустыней Колорадо? – спросил Роджерс.

– Собственно, пустыня Колорадо лежит к северу от реки. То, что мы видим сейчас внизу, скорее относится к пустыне Соноран.

– Не слишком приветливая страна, – заметил Роджерс.

– Те, кто относится с неприязнью к пустыне, обычно находят в ней свою могилу, – вздохнул Питт, – и лишь те немногие, кто не хочет сказать, что любят, но, по крайней мере, хорошо знают ее, имеют шансы выжить.

– Вы хотите сказать, что здесь живут люди? – спросила с удивлением Шеннон.

– Я говорю, разумеется, об индейцах, – уточнил Питт. – Вообще-то эта пустыня считается одной из самых живописных среди ей подобных, и даже обитатели нейтральной Мексики любят время от времени наведываться сюда.

Джордино опустил боковое стекло и осмотрел в бинокль простирающийся внизу ландшафт.

– Твоя гора должна вот-вот появиться справа по борту, – объявил он.

Питт кивнул, немного скорректировал курс и увеличил скорость. Серро-эль-Капироте медленно вставала перед их глазами. Может быть, она и не была безупречно конической, но ее сходство с высокой шляпой было несомненным.

– Кажется, я вижу то, что нужно, – сообщил Джордино. – Если не ошибаюсь, какая-то фигура на вершине.

– Снижаюсь, – объявил Питт.

Он сбросил скорость и сделал несколько широких кругов вокруг вершины. Затем почти вплотную приблизился к каменному колоссу и заставил машину зависнуть в воздухе. Первое впечатление было ошеломляющим. Каменный монстр, присев на задние лапы, словно изготовился к прыжку. Широко раскрытая пасть с чудовищными клыками придавала ему сходство с голодной собакой.

– Оставайтесь на местах, ребята, – предупредил Питт, – сейчас сообразим, что можно сделать.

– Он существует! – крикнула Шеннон, не в силах больше сдерживаться. – Он на самом деле существует!

– Похож на горгулью с портала средневекового собора, разве что намного омерзительней, – заметил Джордино, единственный из пассажиров вертолета ухитрившийся сохранить некое подобие хладнокровия.

– Необходимо совершить посадку! – крикнул Роджерс, стараясь перекричать рев моторов. – Мы должны посмотреть на него с близкого расстояния!

– Слишком много острых скал вокруг, – возразил Питт, – сначала найдем подходящую площадку.

– Метрах в сорока позади демона имеется небольшая проплешина, – заметил Джордино, указывая рукой в нужном направлении. – По-моему, там мы ничем не рискуем.

Питт кивнул в знак согласия, сделал еще один круг и, сбросив скорость до минимума, аккуратно посадил вертолет на единственное пригодное для посадки место на вершине Серро-эль-Капироте.

Джордино первым выскочил из машины и закрепил вертолет на открытой всем ветрам площадке. Закончив с этим, он сделал выразительный взмах рукой, и Питт послушно выключил зажигание.

Роджерс последовал примеру Джордино, но, в отличие от итальянца, не забыл предупредительно протянуть руку Шеннон. Впрочем, его помощь не понадобилась. Едва коснувшись ногами земли, та со всех ног бросилась к каменному идолу. Питт вышел из машины последним, но и не подумал устремиться за своими спутниками Вместо этого он поднял к глазам бинокль и внимательно осмотрел небо вокруг, особенно тот его участок, где за несколько минут до этого уловил слабый звук авиационных двигателей. Предчувствие не обмануло его. Серебристый силуэт гидроплана оказался единственным посторонним предметом на голубом фоне безоблачного неба. Пилот вел машину на высоте не менее двух тысяч метров, принимая все меры предосторожности, чтобы остаться незамеченным с земли. Но Питта не так легко было обмануть. Еще с того момента, когда он рано утром поднял вертолет с верхней палубы “Аламбры”, его не оставляло ощущение, что посторонняя машина следует за ним по пятам. Сделанное открытие только подтвердило справедливость его подозрении.

Еще до того как он присоединился к коллегам, Питт осторожно приблизился к кромке отвесного обрыва и заглянул вниз.

“Слава богу, что мне не надо спускаться с этой кручи”, – подумал он.

Панорама пустыни, лежащей у его ног, и в самом деле мало кого могла оставить равнодушным. Октябрьское солнце окрасило камни и песок, тускло-коричневые летом, во все цвета спектра. Далеко на юге сверкали воды залива, а по обе стороны от него и лежащей внизу лагуны Салада величественно подымались остроконечные пики высоких гор.

Его охватило чувство законной гордости. Он проделал неплохую работу и нашел то, что искал. Более того, он сумел понять психологию древних инков, выбравших и в самом деле удивительное место для захоронения своих сокровищ.

Когда он наконец приблизился к каменному колоссу, Шеннон уже производила тщательное измерение его деталей, а Роджерс бегал вокруг, делая один снимок за другим. Джордино не торопясь обследовал каменный пьедестал, стараясь обнаружить какие-нибудь следы, указывающие на местонахождение туннеля, ведущего в недра горы.

– Удалось что-нибудь узнать о создателе этого монстра? – спросил Питт.

– Несомненно влияние культуры Чачапойаны, – не задумываясь ответила Шеннон. – На мой взгляд, это один из наиболее выдающихся памятников его зодчих. Обратите внимание на резные украшения пьедестала. Они полностью дублируют аналогичные изображения в Городе мертвых.

– Техника та же самая?

– Можно сказать, идентичная.

– Может быть, там и здесь работал один и тот же мастер.

– Вполне возможно. – Шеннон подняла руку и осторожно коснулась ладонью нижней части покрытой чешуей шеи чудовища. – Надо полагать, инки не раз привлекали для исполнения своих работ скульпторов Чачапойана.

– Что и говорить, у этих ребят было странное чувство юмора, если они сотворили себе бога, от одного вида которого может скиснуть молоко.

– Легенда о происхождении этого чудовища дошла до нас лишь частично, но, судя по представлениям обитателей Чачапойаны, кондор снес яйцо, которое было съедено и тут же извергнуто ягуаром. Из этого яйца вылупилась змея, которая переселилась в море, где обросла рыбьей чешуей. Чудовище, получившееся в результате всех этих метаморфоз, оказалось настолько безобразным, что другие боги, жившие под солнцем, избегали его, и оно было вынуждено снова переселиться – на этот раз в подземный мир, где и стало стражем царства мертвых.

– Да, история ничуть не менее привлекательная, чем облик самого монстра.

– Разумеется, он безобразен, – сказала Шеннон серьезно, – и тем не менее я не могу отделаться от странного чувства глубокого сострадания. Не знаю, как это объяснить, но мне кажется, что каменный идол живет своей жизнью.

– Понимаю вас. Я тоже ощущаю, что в нем есть нечто помимо холодного мертвого камня.

Питт перевел взгляд на обломки одного из крыльев, лежащие у подножия статуи.

– Бедный старый демон! Похоже, ему пришлось пережить нелегкие времена.

Шеннон печально кивнула в знак согласия и указала на многочисленные надписи и следы пуль на пьедестале и груди демона.

– Жаль, что местные археологи так и не смогли по достоинству оценить это выдающиеся произведение двух сопредельных культур, достигших расцвета за многие тысячи километров от этого места...

Неожиданно Питт резко поднял руку, призывая ее к молчанию.

– Вы слышите странный звук, напоминающий плач? – прошептал он.

Шеннон прислушалась и покачала головой.

– Я не слышу ничего, кроме стрекота камеры Майлса. Странный звук и в самом деле исчез.

– Наверное, это был шум ветра, – предположил Питт.

– Или плач тех, чей покой охраняет Демон мертвых.

– Я думал, его присутствие должно гарантировать им вечное успокоение.

Шеннон снисходительно улыбнулась:

– Мы пока знаем очень мало о ритуалах древних инков, не говоря уже об обитателях Чачапойаны. Наш каменный друг мог быть не столь миролюбивым, как мы его представляем.

Питт оставил Шеннон и Майлса заниматься своей работой и подошел к Джордино, продолжавшему исследовать каменный пьедестал колосса.

– Нашел какие-нибудь признаки туннеля? – спросил он.

– Ни малейших. Я не смог найти ни одной даже самой маленькой трещины. Можно подумать, что инки нашли способ сплавлять камни. Статуя сделана из целого куска гранита, образующего внутреннюю часть горы. Если проход и существует, он должен быть где-то в другом месте.

Питт поднял голову и прислушался.

– Вот опять, – сказал он.

– Ты имеешь в виду этот странный крик?

– Ты тоже слышал его? – удивленно спросил Питт.

– Да, и решил, что это ветер свистит в трещинах скал.

– Не похоже на ветер, – заметил Питт. На лице Джордино появилось недоверчивое выражение. Он послюнявил палец и поднял его вверх.

– Ты прав, – согласился он. – Ветра и в помине нет. Полный штиль.

– Звук неустойчив. Я слышу его только временами.

– Я тоже это заметил. Он продолжается секунд десять, не больше, а затем исчезает почти на минуту.

– Возможно, что это как раз то, что мы ищем. Вентиляционное отверстие пещеры.

– Попробуем поискать его, – предложил Джордино с воодушевлением.

– Используем для начала другой способ.

Питт не спеша протер линзы своих очков, вытер пот со лба и прислушался.

Странный звук возникал и исчезал точно через определенные промежутки времени, словно по расписанию. Выждав, Питт указал в сторону северного склона горы. Дополнительных объяснений не потребовалось. Друзья со школьных лет, они привыкли понимать друг друга с полуслова за время совместной службы в военной авиации и за двенадцать лет работы в НУМА, научившись, когда надо, вообще обходиться без слов.

Джордино спустился метров на двадцать вниз по крутому склону и остановился, ожидая дальнейших указаний. С этого места звук казался сильнее, но, скорее всего, дело было в своеобразии акустики среди окружающих скал. Поэтому он нисколько не колебался, когда Питт направил его в другую сторону, где склон горы прорезала узкая трещина глубиной метров десять.

Пока Джордино лежал на животе, пытаясь разглядеть что-нибудь на ее дне, подошел Питт и, устроившись рядом, вытянул руку ладонью вниз. Звук повторился еще раз, и Питт удовлетворенно кивнул.

– Это где-то здесь. Я чувствую слабое дуновение ветерка. Внутри горы, несомненно, имеются пустоты, по которым циркулирует воздух.

– Я схожу за канатом и карманным фонариком, – предложил Джордино.

Через минуту он вернулся в сопровождении Шеннон и Майлса. Глаза археолога сверкали от возбуждения.

– Ал сказал мне, что вы нашли отверстие, ведущее внутрь горы.

Питт кивнул:

– Через несколько минут будем знать это наверняка.

Джордино обвязал конец нейлоновой веревки вокруг выступа скалы.

– Кому достанутся лавры первопроходца? – спросил он.

– Бросим жребии, – предложил Питт.

– Орел.

Питт подбросил четвертак в воздух и наблюдал за тем, как он упал на землю у его ног.

– Ты проиграл, – объявил он.

Джордино пожал плечами, но от жалоб на несправедливость судьбы воздержался. Он помог товарищу закрепить свободный конец веревки вокруг пояса.

– Не старайся поразить меня своей техникой скалолазания, – посоветовал он. – Я сам спущу и вытащу тебя наверх.

Питт не сомневался в физических возможностях Джордино. При небольшом росте итальянец был широк в плечах, а крепости его мускулов мог позавидовать профессиональный борец Множество соперников, включая нескольких обладателей черного пояса карате, испытали на себе необыкновенную силу его захватов.

– Береги руки, – предупредил Питт приятеля.

– Смотри лучше, чтобы не переломать ноги, – фыркнул Джордино, вручая ему фонарик.

Он начал медленно травить веревку, помогая товарищу безопасно проскользнуть между стенами узкой трещины.

Когда ноги Питта коснулись дна, он поднял голову.

– О’кей, – крикнул он. – Я на дне.

– Видишь что-нибудь?

– Небольшую расселину, но можно протиснуться.

– Не снимай веревки. Там может быть обрыв.

Питт лег на живот и с трудом протиснулся в узкое отверстие. Ему пришлось ползти около трех метров, прежде чем лаз достаточно расширился и он смог встать на ноги. Он включил карманный фонарик и направил его луч на обступившие его черные стены. Впереди лежал проход, уходивший в недра горы. В гладком каменном полу через каждые несколько шагов были вытесаны ступени.

Порыв сырого воздуха пронесся над его головой, как – дыхание гиганта. Он провел ладонью по ближайшей стене, она была покрыта мельчайшими капельками воды. Он прошел вперед, насколько позволяла длина веревки. Остановившись, направил луч фонарика в непроглядную темноту впереди и почувствовал, как страх перехватил ему горло. Из мрака на него сверкнули чужие глаза.

На небольшом пьедестале из черного камня стоял еще один демон – точная копия гиганта, установленного на вершине горы. В отличие от старшего собрата он был украшен бирюзой, клыки сделаны из полированного кварца, а в орбиты глаз вставлены большие красные камни.

Питт с трудом поборол соблазн отвязать веревку и продолжить спуск, но решил, что это было бы несправедливо по отношению к товарищам. Они заслужили такую честь не меньше его. Он неохотно повернул к выходу.

Пока Джордино помогал ему выбраться из расщелины, Шеннон и Роджерс не находили себе места от возбуждения.

– Что вы там увидели?! – крикнула Шеннон, не в силах больше сдерживаться. – Расскажите скорее, что вы там нашли.

Питт несколько секунд смотрел на нее, не произнося ни слова, затем широко улыбнулся.

– Дорога к сокровищам охраняется еще одним демоном, но других препятствии я не обнаружил.

Радостное возбуждение охватило присутствующих. Шеннон и Роджерс обнялись и поцеловались. Джордино с размаху хлопнул друга по спине. Детское любопытство заставило их свесить головы в расщелину в тщетной попытке увидеть вход в туннель. Мысленно они уже находились в пещере сокровищ, глубоко в недрах горы.

Только Питт не поддался общему порыву. Его глаза обшаривали чистое небо над ними и пустой горизонт. Внезапно перед его мысленным взором промелькнула страшная картина: гидросамолет, следовавший за ними сегодня утром, атакует беззащитную “Аламбру”. Несколько секунд он видел ее так отчетливо, словно наблюдал на экране телевизора.

Шеннон первая заметила отрешенное выражение его лица.

– Что с вами? – встревоженно спросила она. – Вы выглядите так, словно только что потеряли близкого человека.

– Возможно, – медленно ответил Питт. – Очень даже возможно.

40

Джордино вернулся к вертолету и запасся второй веревкой и керосиновой лампой. Веревку он повесил себе на плечо, электрический фонарик передал Шеннон, а лампу вручил Роджерсу вместе с коробком безопасных спичек.

– Лампа заправлена под завязку, так что светом мы обеспечены часа на три, – сообщил он.

– Думаю, будет лучше, если я пойду впереди, – предложила Шеннон, беспечно помахивая фонариком.

Джордино безразлично передернул плечами:

– Не возражаю, если кто-нибудь опередит меня и обезвредит все ловушки, заготовленные инками.

У Шеннон вытянулось лицо.

– Веселенькая перспектива.

– Он насмотрелся фильмов про Индиану Джонса, – рассмеялся Питт.

– Тебе бы только издеваться надо мной. – Джордино изобразил печаль. – Смотри, как бы потом не пожалеть.

– Надеюсь, этого не произойдет.

– Отверстие широкое? – спросил Роджерс.

– Доктору Келси достаточно опуститься на колени, а нам придется пробираться ползком.

Шеннон наклонилась над трещиной и заглянула вниз.

– Не думаю, что инки подняли несколько тонн золота по отвесному склону, чтобы затем опустить его сквозь крысиную нору, – заметила она. – Должен существовать и более широкий проход, где-то у подножия горы, выше прежнего уровня воды.

– Потребуются годы, чтобы отыскать его, – возразил Роджерс, – он наверняка скрыт под оползнями и грудами камней уже без малого пять столетий.

– Держу пари, что сами инки сделали все от них зависящее, чтобы надежно укрыть его, – добавил Питт.

Шеннон была не склонна уступать первенство мужчинам. Карабкаться по отвесным скалам и спускаться в узкие расщелины было неотъемлемой принадлежностью ее профессии. Она легко соскользнула по веревке вниз, словно проделывала это по меньшей мере дважды в день, и протиснулась в узкое отверстие лаза. За ней последовал Роджерс, потом Джордино и наконец Питт.

– Если я застряну в узком туннеле, тебе придется откапывать меня, – сказал Джордино, оборачиваясь к приятелю.

– Пожалуй, я лучше вызову службу спасения.

Шеннон и Роджерс уже успели спуститься по каменным ступеням и были заняты изучением второго демона, когда друзья присоединились к ним.

Шеннон увлеченно рассматривала рисунки и резьбу на пьедестале статуи.

– Здесь они сохранились гораздо лучше, чем у колосса на вершине, – сообщила она.

– Можете объяснить их? – спросил Роджерс.

– Пожалуй, если у меня будет побольше времени. Создается впечатление, что инки высекали их в большой спешке.

Роджерс перевел взгляд на чудовищные клыки демона, выступающие далеко вперед из открытой пасти.

– Неудивительно, что древние индейцы так боялись подземного мира. Эта штука настолько безобразна, что способна до полусмерти испугать кого угодно. Обратите внимание, как его глаза повсюду следуют за нами.

– Да уж, от этого зрелища моментально протрезвеет даже запойный пьяница, – согласился Джордино.

Шеннон смахнула пыль с красных глаз демона и внимательно осмотрела их.

– Красные топазы добываются в восточных склонах Анд, в верховьях Амазонки.

Роджерс поставил лампу на пол и чиркнул спичкой. Яркий свет озарил туннель метров на десять в обоих направлениях. Затем он поднял лампу и направил ее на каменного идола.

– Но кому нужен второй демон? – удивился он, потрясенный прекрасной сохранностью скульптуры.

Питт добродушно потрепал каменное чудовище по змеиной голове.

– Дополнительная мера предосторожности на тот случай, если грабителям удастся усыпить бдительность первого стража.

Шеннон достала носовой платок и еще раз протерла топазовые глаза идола.

– Удивительно, что у стольких народов, никак не связанных между собой ни географически, ни общностью культур, прослеживается подобное сходство в их мифологии. Например, в легендах Индии кобры считаются священными хранителями подземного мира, призванными беречь собранные там сокровища.

– Ничего удивительного, – подал голос Джордино. – Сорок девять человек из пятидесяти панически боятся змей.

Они закончили осмотр и продолжили спуск по туннелю. Сырой воздух, поступавший снизу, затруднял дыхание. Несмотря на большую влажность, им приходилось принимать меры предосторожности, чтобы не поднять облака пыли, покрывавшей пол каменного коридора.

– Инкам, наверное, потребовались годы, чтобы проложить этот проход в толще скальной породы, – заметил Роджерс.

Питт поднял руку и ощупал пальцами кровлю, сложенную из плотного известняка.

– Сомневаюсь, что они решились бы на такое предприятие. Скорее всего, они воспользовались естественной расщелиной в горе, приспособив ее для своих целей.

– Откуда вы знаете?

– Характер кровли. Нам не надо наклонять головы. Высота туннеля заметно превышает наш рост.

– Что это такое? – Роджерс указал на большую металлическую пластину, закрепленную в нише стены. – Это уже третья из тех, что попались на нашем пути с тех пор, как мы проникли в туннель.

Шеннон смахнула многовековую пыль и увидела собственное отражение на блестящей поверхности пластины.

– Тщательно отполированный рефлектор из серебра! – воскликнула она. – Древние египтяне использовали подобные устройства для освещения подземных галерей пирамид. Лучи солнца падают на пластину, закрепленную у входа, и передаются от зеркала к зеркалу во внутренние помещения, не оставляя после себя ни копоти, ни дыма.

– Интересно, догадывались ли они, что использовали экологически чистые технологии? – пробормотал задумчиво Питт.

Звук их шагов далеко разносился по коридору. Странное, почти нереальное ощущение, что они находятся в самом сердце горы, завораживало. Смоченная влагой пыль оседала на одежде. Спустившись еще на пятьдесят метров, они оказались в маленькой пещере, из которой в недра каменного массива вела длинная галерея.

Пещера оказалась погребальной камерой со склепами, вырубленными в стенах, в которых находились мумии двадцати мужчин в роскошных вышитых мантиях. Это были останки стражей сокровища, которые несли свою службу даже после смерти, в ожидании возвращения соотечественников из далекой империи, давно уже переставшей существовать.

– Однако эти древние инки были высокими людьми, – заметил Питт. – Рост большинства из них превышает два метра.

– Жаль, что им не довелось играть в НБА, – пробормотал Джордино.

Шеннон внимательно осмотрела покрой и вышивку мантий.

– Легенды рассказывают, что древние обитатели Чачапойана были очень высокорослыми, – подтвердила она.

– Не хватает одного, – подвел итог Питт.

– Кого? – непонимающе спросил Роджерс.

– Трупа человека, который разместил в нишах мумии товарищей после того, как они умерли, – пояснил Питт.

Позади галереи мертвых находилась еще одна камера, которую Шеннон определила как жилое помещение стражей сокровища до их смерти. Большой круглый стол с каменными скамьями стоял посредине комнаты. Он, очевидно, использовался стражами для принятия пищи. Кости крупной птицы еще лежали на серебряном блюде, стоявшем посередине стола в окружении керамических сосудов для воды или вина. В нишах, вырубленных в стенах, находились ложа для отдыха, некоторые из которых были покрыты аккуратно сложенными шерстяными одеялами.

Роджерс заметил на полу блестящий предмет. Он наклонился, поднял его и поднес к лампе.

– Что это? – спросила Шеннон.

– Массивное золотое кольцо без камней или гравировки.

– Обнадеживающий знак, – заметил Питт. – Вероятно, мы находимся уже недалеко от пещеры с сокровищами.

Возбуждение Шеннон, похоже, достигло предела. Не дожидаясь, пока мужчины последуют за ней, она направилась в дальний конец жилого помещения, откуда начинался узкий коридор со сводчатым потолком, едва достаточный для прохода одного человека. Здесь еще сильнее ощущался поток воздуха, поступавшего откуда-то снизу.

– Как думаете, глубоко мы спустились? – спросил Джордино.

– Если судить по состоянию моих ног, мы могли пройти и все десять километров, – сказала Шеннон.

Питт мысленно прикинул расстояние, которое они могли пройти, спускаясь по каменной лестнице.

– Вершина Серро-эль-Капироте находится на высоте всего пятисот метров над уровнем моря. По-моему, мы уже достигли ложа пустыни и спустились на двадцать – тридцать метров ниже ее поверхности.

– Черт возьми! – воскликнула Шеннон. – Какая-то тварь задела крыльями мое лицо.

– И мое тоже, – сообщил с отвращением Джордино. – Я думаю, мы попали в логово летучих мышей.

– Скажи спасибо, что не вампиров, – пошутил Питт.

Они спускались еще минут десять, пока Шеннон не остановилась, предостерегающе подняв руку.

– Прислушайтесь, – посоветовала она. – Мне кажется, я слышу какой-то звук.

– Похоже, кто-то оставил незакрытым водопроводный кран, – усмехнулся Джордино.

– Ручей или подземная река, – поправил его Питт, припомнив рассказ владельца придорожного ресторана.

По мере спуска звук усиливался. Воздух стал более прохладным, и в нем не ощущалось былой затхлости. Они ускорили шаги, искренне надеясь, что следующий коридор окажется последним. Внезапно стены отступили в темноту, и они оказались в огромной пещере, не уступающей по размерам кафедральному собору.

Шеннон громко вскрикнула и схватила за руку Питта. Ее крик прокатился под сводами пещеры, многократно усиленный многоголосым эхо.

Джордино, всегда отличавшийся крепкими нервами, выглядел так, словно он повстречался с призраком. Роджерс застыл с вытянутой вперед рукой, в которой по-прежнему держал керосиновую лампу.

– О мои бог, – с трудом вымолвил он, не сводя глаз с гигантской статуи, стоявшей прямо перед ними. – Это еще что такое?

Мозг Питта выбросил в кровь добрую порцию адреналина, но, в отличие от своих друзей, он ухитрился сохранить полное спокойствие и с любопытством разглядывал фигуру человека, возвышавшегося над ними, словно персонаж из фильма ужасов.

Зрелище было поразительным, но малоприятным. Неизвестный стоял, выпрямившись во весь свой огромный рост. На вызывающем суеверный ужас лице мертвеца отчетливо были видны белые зубы, оскаленные в чудовищной ухмылке, и широко открытые глаза. Он был на голову выше Питта. В его угрожающе поднятой правой руке была зажата огромная боевая дубина, словно он собирался размозжить головы незваным гостям. Свет лампы, отражаясь от кожных покровов, приобретал зловещие желто-зеленые тона. Наконец, до Питта дошло, кто находится перед ними.

– Последний страж сокровищ Уаскара, – объяснил он своим спутникам, – уже несколько столетий назад превратившийся в сталагмит.

– Как ему удалось проделать все это? – спросил Роджерс с дрожью в голосе.

Питт указал на свод пещеры.

– Грунтовая вода, просачиваясь сквозь толщу горы, растворяла двуокись углерода, и тело постепенно покрывалось толстой коркой кристаллов кальцита.

– Но каким образом он мог умереть и остаться в стоячем положении? – спросила Шеннон, постепенно оправившаяся от первоначального страха.

– Этого мы никогда не узнаем, разве что освободим его тело из каменного саркофага. Это кажется невероятным, но, возможно, почувствовав приближение смерти, он позаботился закрепить свое тело подпорками, после чего принял яд.

– Да, эти ребята серьезно относились к своей работе, – проворчал Джордино.

Словно влекомая некой мистической силой, Шеннон подошла вплотную к ужасной фигуре и сквозь прозрачную оболочку из кальцита заглянула ей в лицо.

– Высокий рост, светлые волосы, – констатировала она. – Вне всякого сомнения, он принадлежал к народу Чачапойаны, людям тумана.

– Он проделал долгий путь от своего дома, – заметил Питт, бросив взгляд на часы. – В нашем распоряжении еще два с половиной часа. Нам лучше не задерживаться.

Свет лампы едва достигал сводчатого потолка. Гигантские сталактиты спускались сверху и, сливаясь со сталагмитами, образовывали колонны причудливой формы. Кристаллы кальцита сверкали с каменных стен, словно зубы неведомых чудовищ. Гигантские размеры и первозданная красота грота, сверкавшего в лучах света, создавали ощущение присутствия на грандиозном световом лазерном представлении, поставленном гениальным режиссером.

Пройдя еще тридцать метров, они остановились на берегу бурного потока. В свете фонарей вода казалась изумрудно-зеленой. Посреди подземной реки находился невысокий островок.

Но даже не дикая красота пещеры, не неизвестная река, несущая свои воды под поверхностью пустыни, поразили воображение спелеологов-любителей.

На острове была аккуратно сложена целая гора сокровищ из золота и драгоценных камней.

Среди бесконечного разнообразия бесценных предметов прикладного искусства древних инков здесь находилась и сложенная в бухту высотой в несколько метров легендарная золотая цепь Уаскара и гигантский золотой диск из храма Солнца в Куско, инкрустированный сотнями драгоценных камней. Здесь были сотни, если не тысячи, изделий в форме растении, цветов и злаков, массивные скульптуры животных, людей, правителей и богов инков и множество других предметов, также изготовленных из золота и украшенных огромными изумрудами, и даже драгоценная мебель, включая парадный трон Верховного инки.

Но это было далеко не все. Рядом с грудой золота находились, облаченные в золотые доспехи и роскошные одежды, мумии двенадцати представителей правящей династии.

– Это превосходит всякое воображение, – пробормотала Шеннон. – Никому из археологов не доводилось еще видеть такой полной коллекции произведений искусства.

Джордино и Роджерс не произнесли ни слова, да их никто от них, собственно, и не ждал.

– Поразительно, как они смогли перевезти такое количество золота на простых плотах на огромное расстояние от Перу до Калифорнии! – сказал Питт, не скрывая восхищения.

Шеннон медленно покачала головой, лицо ее было печально.

– А вы попытайтесь представить себе, если, конечно, сможете, что мы видим здесь лишь небольшую часть сокровищ, принадлежавших великой цивилизации доколумбовой эпохи. Мы можем, увы, лишь смутно догадываться о том, сколько бесценных предметов искусства было переплавлено испанцами в безликие золотые слитки.

Лицо Джордино неожиданно осветилось улыбкой.

– Все же приятно сознавать, – заметил он, – что такие сокровища не попали в лапы алчных конкистадоров.

– Какие у нас шансы переправить эти сокровища наверх, чтобы я могла подробно изучить их? – спросила Шеннон.

– А мне позарез необходимы кадры, сделанные крупным планом, – добавил Роджерс.

– Ни малейших, – трезво оценил ситуацию Джордино, – разве что кому-то из вас удастся преодолеть тридцать метров в бушующем потоке.

Питт на всякий случай еще раз оглядел пещеру.

– Похоже на то, что инки приносили с собой мост, – сказал он не слишком уверенно. – Вам придется осмотреть коллекции с того места, где вы стоите.

– Я могу использовать телеобъектив и молю бога, чтобы вспышка оказалась достаточно мощной, – заметил с надеждой Роджерс.

– Сколько, по-твоему, может стоить все это добро? – поинтересовался Джордино.

– Для этого его нужно взвесить, – сказал Питт, – прикинуть стоимость золота сегодня на мировом рынке и наконец увеличить полученную цифру на неизвестную величину с учетом редкости самих изделий.

– То есть, по меньшей мере еще в два раза, – высказала свое мнение Шеннон.

Джордино с сомнением посмотрел на нее.

– Скажем, триста миллионов долларов.

– Может быть, даже больше.

– Пока это не стоит ничего, – возразил Питт, – во всяком случае, до тех пор, пока сокровища не будут доставлены на поверхность. Не простая работенка, если учесть вес крупных предметов, включая пресловутую цепь, и те препятствия, которые неизбежно встретятся на нашем пути. Понадобится грузовой вертолет, чтобы перевезти одну только золотую цепь.

– Вы говорите о крупной операции, – заметил Роджерс.

– Никто и не говорил, что нам удастся обойтись малыми силами. Впрочем, это уже не наша проблема. Шеннон бросила на него вопросительный взгляд:

– Тогда кому же придется заняться транспортировкой?

Питт в свою очередь удивленно посмотрел на нее:

– Разве вы забыли? С этой минуты мы уходим в тень и предоставляем инициативу нашим друзьям из “Солпемачако”.

– Неслыханно! – Шеннон и не пыталась скрыть своего возмущения. – Просто неслыханно! Вы понимаете, что это открытие века? А я не могу дажеквалифицированно описать находку.

– Почему бы вам хотя бы частично не компенсировать пережитое разочарование?

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

– Сообщите конкурентам о своих чувствах.

– Каким образом?

– Оставьте им записку.

– Вы сошли с ума!

– Справедливое замечание, хотя и слегка запоздалое, – заметил Джордино.

Питт взял веревку, висевшую на плече у итальянца, и сделал петлю на конце. Затем, сложив ее наподобие лассо, размахнулся и швырнул через поток.

– Я всегда знал, что из меня получится неплохой ковбой, – произнес он, удовлетворенно улыбаясь, когда петля точно опустилась на плечи небольшой золотой обезьяны, невозмутимо смотревшей на людей с высоты своего пьедестала.

41

Худшие опасения Питта полностью подтвердились, едва его вертолет завис над палубой “Аламбры”. Никто не вышел встречать их, услышав рев двигателей приближающейся машины. Паром выглядел оставленным людьми, его грузовая палуба была пуста.

Море было совершенно спокойным. Питт зашел на посадку и выключил двигатели, едва полозья машины коснулись настила палубы. Он просидел несколько минут, вслушиваясь в окружившую его тишину. Затем открыл дверцу кабины, выпрыгнул на палубу и остановился, ожидая дальнейшего развития событий.

Спустя минуту-другую из-за палубной надстройки появился человек и направился к машине. Даже без парика и седой бороды Питт без труда узнал в нем самозванца, сыгравшего роль доктора Стивена Миллера. Он улыбался, довольный собой, словно рыбак, только что поймавший крупную рыбу.

– Уже чувствуете себе победителем? – осведомился насмешливо Питт.

– А вам еще не надоело амплуа благородного мстителя, мистер Дирк?

– Что поделаешь, если оно все еще вдохновляет меня? Как прикажете вас теперь называть, мистер?..

– Мое имя ничего вам не скажет, но, если угодно, меня зовут Сайрес Сарасон.

– Очень приятно, хотя и не могу сказать, что испытываю особое удовольствие от новой встречи с вами.

Сарасон подошел ближе и заглянул поверх плеча Питта в кабину вертолета. Улыбка исчезла с его лица, оно сразу стало озабоченным.

– Вы один? А где же остальные?

– Кого вы имеете в виду? – спросил Питт с невинным видом.

– Доктора Келси, Майлса Роджерса и вашего приятеля Ала Джордино.

– Если вы так хорошо запомнили имена членов нашего экипажа, попробуйте сообразить сами.

– Пожалуйста, мистер Питт, не пытайтесь шутить со мной, – предупредил его Сарасон.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. После экскурсии они проголодались, и я высадил их у морского ресторана в Сан-Фелипе.

– Вы лжете!

Питт даже не попытался осмотреть палубу. Он и без этого знал, что находится под прицелом. Он продолжал спокойно стоять напротив убийцы доктора Миллера с таким видом, словно происходящее совсем не затрагивало его.

– Вы не в том положении, чтобы демонстрировать мне свое пренебрежение, – напомнил Сарасон холодно. – Может быть, вы не отдаете себе отчета в том, насколько оно серьезно.

– Думаю, что я оцениваю его достаточно трезво, – усмехнулся Питт. – Вы охотитесь за сокровищами Уаскара и готовы перебить половину жителей Мексики, чтобы заполучить его.

– К счастью, в этом нет необходимости, но я готов согласиться, что две трети миллиарда долларов – весьма привлекательный приз.

– Может быть, вас не интересует, почему мы начали поиски клада одновременно с вами? – предположил Питт.

Настала очередь Сарасона рассмеяться.

– После небольшого дружеского увещевания мистер Ганн и конгрессмен Смит охотно согласились сотрудничать с нами и рассказали мне все о кипу Дрейка.

– Не очень-то благоразумно с вашей стороны применять насилие по отношению к члену Конгресса США и заместителю директора НУМА.

– Зато весьма эффективно.

– Где сейчас мои друзья и экипаж парома?

– Я уже начинал опасаться, что вы никогда не зададите мне этот вопрос.

– Тогда остается предположить, что вы собираетесь предложить мне какую-то сделку.

Питт обратил внимание на хищный блеск, появившийся в глазах его противника, но сделал вид, что ничего не заметил:

– Или вы просто заглянули на огонек поболтать о том, о сем.

Сарасон покачал головой:

– Я не вижу причин для переговоров с вами. Вам нечего предложить мне. Кроме того, вы, безусловно, не тот человек, которому я могу доверять. У меня на руках все козыри. Вы проиграли, мистер Питт, не успев даже открыть свои карты.

– Следовательно, вы решили сыграть роль великодушного победителя и отпустить с миром меня и моих друзей?

Сарасон пожал плечами:

– Посмотрим, как вы запоете, когда узнаете, какой сюрприз я приготовил для вас. Выбросить вас за борт я всегда успею.

По знаку Сарасона четверо чернокожих мужчин с автоматическими винтовками наперевес вывели на палубу заложников.

Первыми шли мексиканцы из экипажа парома, замыкали шествие Лорен и Руди. Синяки и засохшая кровь на лицах пленников недвусмысленно свидетельствовали о том, что им пришлось перенести, хотя никто из них, за исключением Ганна, не получил серьезных повреждений Руди был жестоко избит и едва мог идти Его рубашка была залита кровью, руки связаны за спиной.

Лицо Лорен распухло словно от укусов пчел, на руках и ногах виднелись многочисленные кровоподтеки. Но голова ее была высоко поднята, и она презрительно сбросила с себя руки конвоиров, когда они грубо вытолкнули ее вперед. Выражение ее лица было скорее вызывающим, чем испуганным, но только до тех пор, пока она не увидела Питта.

– О Дирк, – простонала она. – Они захватили и тебя.

Ганн с трудом поднял голову.

– Я пытался предупредить тебя, но... – прошептал он разбитыми губами.

Его голос был слишком слаб, чтобы Питт мог разобрать заключительную часть фразы.

– Мне кажется, мистер Ганн собирался сказать, – насмешливо пояснил Сарасон, – что он и его команда были подавлены численным перевесом моих людей, после того как любезно разрешили подняться на борт парома под предлогом срочной необходимости воспользоваться вашим радиопередатчиком.

Питт едва не задохнулся от охватившего его бешенства и, чтобы успокоиться, глубоко вздохнул. Рано или поздно человеку, стоявшему сейчас перед ним, придется дорого заплатить за свои преступления.

Между делом он бросил равнодушный взгляд в сторону ближайшего борта, мысленно измерив дистанцию до него и высоту ограждения, потом снова повернулся к Сарасону.

– Я не испытываю симпатии к крутым мужчинам, которым нравится избивать беззащитных женщин, – холодно заметил он, – тем более что мне совершенно не ясно, кому и зачем это потребовалось. Местонахождение сокровищ, насколько я понимаю, вам уже известно.

– Верно, – согласился Сарасон. – Мне известно, что вы нашли чудовище, охраняющее доступ к золоту на вершине Серро-эль-Капироте.

– Если бы вы подлетели поближе, вместо того чтобы заниматься высшим пилотажем в облаках, то увидели бы его сами.

В глазах Сарасона промелькнула искорка любопытства.

– Так вы знали, что за вами следили? – спросил он.

– До этого нетрудно было додуматься после нашей вчерашней встречи над заливом. Думаю, что вам не составило труда обнаружить нашу стоянку, а остальное было уже делом техники.

– Вы на редкость проницательны.

– К сожалению, в гораздо меньшей степени, чем хотелось бы. Я сделал ошибку, переоценив вас. Мне просто не могло прийти в голову, что вы начнете действовать как безрассудный новичок и не придумаете ничего лучшего, как калечить своих конкурентов. Поступок совершенно бессмысленный.

Смутное подозрение промелькнуло в глазах Сарасона.

– Что вы хотите этим сказать? – кисло осведомился он.

– А вы не догадываетесь? – сказал Питт весело. – Я намеренно завлек вас в ловушку.

– Беспардонная ложь.

– И тем не менее вы клюнули на приманку. Подумайте сами. Почему, по-вашему, я высадил доктора Келси, Роджерса и Джордино, прежде чем вернуться на паром. Чтобы они не попали в ваши грязные лапы, приятель.

– Чушь, – медленно произнес Сарасон, – вы не могли знать, что мы собираемся захватить паром.

– Разумеется, я не взялся бы это утверждать со стопроцентной уверенностью. Сработала моя интуиция. Она и тот факт, что радио парома не ответило на мой вызов.

Сарасон насмешливо улыбнулся:

– Отличная импровизация, мистер Питт. Из вас вышел бы первоклассный детский писатель.

– Вы мне не верите? – спросил Питт с хорошо разыгранным удивлением.

– Ни одному слову.

– И что же вы теперь собираетесь делать с нами?

Лицо Сарасона исказила брезгливая гримаса.

– Вы еще более наивны, чем я предполагал. А если вы до сих пор ничего не поняли, то еще к тому же и глупы.

– Хотите еще раз испытать свое счастье, Сарасон? Убийство члена Конгресса США приведет к тому, что добрая половина всех специальных агентов ФБР бросится по вашему следу.

– Никто не будет знать, что она убита, – произнес Сарасон невозмутимо. – Ваш паром в худшем случае найдут на дне залива вместе с командой. Несчастный случай, причины которого никогда не будут установлены.

– Остаются еще Келси, Джордино и Роджерс. Они в полной безопасности в Калифорнии и готовы рассказать нашу историю агентам ФБР и Таможенной службы.

– Мы не в Соединенных Штатах, а в Мексике. Местные власти проведут тщательное расследование и не обнаружат никаких улик, подтверждающих голословные обвинения ваших друзей.

– Когда на кон поставлен без малого миллиард долларов, вы, конечно, не станете скупиться, чтобы купить благосклонность местных чиновников.

Сарасон задумчиво посмотрел на заходящее солнце:

– Уже поздно, мы разговаривали слишком долго.

Он повернулся и произнес имя, заставившее Питта невольно содрогнуться.

– Тупак, подойди поближе и побеседуй с человеком, сделавшим тебя импотентом.

Тупак Амару вышел из-за спины одного из конвоиров и остановился перед Питтом, злобно оскалив зубы.

– Я предупреждал, что заставлю тебя мучиться так же, как ты заставил страдать меня, – произнес он угрожающим тоном.

Питт бросил быстрый взгляд на дьявольское лицо, в котором не было ничего человеческого, но отступать было уже поздно. Он сделал несколько шагов в сторону Лорен и остановился чуть в стороне от нее.

– Попробуйте только причинить вред конгрессмену Смит и вы умрете, прежде чем успеете сообразить, что с вами произошло, – предупредил он.

Сарасон рассмеялся:

– О нет, мистер Питт, на этот раз вы никого не убьете.

– Также, как и вы. Даже в Мексике вешают негодяев, если отыщется свидетель их преступления.

– Не стану оспаривать вашего утверждения. Весь вопрос в том, где свидетель, о котором вы говорите? – Сарасон сделал небольшую паузу и указал рукой на пустынное море. – Как видите, перед вами бесплодная пустыня, а единственное судно в виду парома – рыбацкая лодка, на которой мы прибыли.

Питт поднял голову и бросил взгляд в сторону рубки.

– А что вы скажете о штурмане?

Все головы повернулись одновременно, все, кроме головы Ганна. Как и надеялся Питт, Руди понял его замысел и немедленно включился в игру. Собрав последние силы, он громко закричал:

– Прячься, Педро. Беги и прячься.

Трех секунд вполне хватило Питту, чтобы добежать до борта и, перепрыгнув через перила, броситься в море.

Два конвоира успели заметить его движение, развернуться и открыть огонь из автоматических винтовок. Но они опоздали, да и целиться им было некогда.

Прежде чем они успели произвести второй залп, Питт нырнул в темные воды залива.

42

Питт плыл под водой с неистовостью одержимого человека. Вода была теплой, но видимость не превышала одного метра из-за взвеси ила, выносимого рекой Колорадо. Звуки выстрелов, многократно усиленные плотностью воды, напоминали разрывы снарядов.

Пули взрывали поверхность воды в нескольких метрах от его тела. Но еще со времен службы в военной авиации он помнил, что пуля, попав в воду, теряет свою убойную силу уже через полтора метра, и, погрузившись глубже, поплыл вдоль дна парома.

Сделав круг, он вернулся к левому борту “Аламбры” и поднырнул под ее корпус. Его расчет оказался правильным. Приближалось время прилива, и при небольшой удаче у него были все шансы остаться незамеченным. Он проплыл под кормой судна к правому борту, экономно расходуя воздух. Его легкие готовы были разорваться от недостатка кислорода, когда тень над его головой внезапно исчезла, и он снова увидел последние отблески солнечных лучей на поверхности воды. Он вынырнул в двух метрах от ходового колеса правого борта. Выбора у него все равно не было. Вопрос был, разгадали люди Сарасона его план или нет. Со стороны левого борта еще раздавались одиночные выстрелы, и, значит, у него еще оставалась надежда на спасение.

Сделав несколько торопливых глотков воздуха, Питт нырнул под защиту кожуха гребного колеса. Здесь он был в относительной безопасности. Он слышал шаги бандитов на грузовой палубе и звуки одиночных выстрелов. Сарасон и его люди продолжали стрелять по любой видимой цели, хотя бы отдаленно напоминающей тело плывущего под водой человека.

Звук открывающегося замка заставил его насторожиться. Стараясь не производить лишнего шума, он опустился глубже, оставив над водой только верхнюю часть головы. Он не мог видеть небритое лицо, высунувшееся из двери машинного отделения, но голос, прозвучавший над его головой, тут же узнал.

– Видишь что-нибудь?

– Что тут может быть?

– Он не станет удаляться от судна. Если жив, то наверняка прячется где-то под днищем.

– Здесь никого нет. Все эти поиски – пустая трата времени. Мы так нашпиговали его свинцом, что труп можно использовать вместо якоря.

– Я не успокоюсь, пока не увижу тело, – произнес Амару ледяным тоном.

– Если тебе нужно тело, – возразил второй бандит, – единственный шанс обнаружить его – это обыскать дно вокруг парома.

– Ладно, закрой дверь и возвращайся к трапу. Лодка уже на подходе.

Питт слышал выхлопы двигателя, а затем и легкий толчок. Лодка причалила к парому, чтобы принять на борт Сарасона и его бандитов. Питт старался не думать о том, как приняли Лорен и Руди его бегство, хотя это была последняя, пусть и отчаянная, попытка спасти их жизни.

Все шло вкривь и вкось. Он успел наделать столько ошибок, что любому другому хватило бы на всю жизнь.

Только из-за его неосмотрительности Лорен и Руди оказались в руках бандитов. Он не сумел предотвратить захват парома. Наконец, по собственной инициативе он позволил Сарасону узнать о местонахождении сокровищ Уаскара.

“Если дела пойдут так и дальше, – с горечью подумал Питт, то на очередном собрании правления “Солпемачако” мне вполне могут предложить пост председателя”

Прошло около часа, прежде чем звук мотора замер в отдалении. За ним исчез и шум двигателей вертолета, поднявшегося с палубы парома.

“Проклятье, – подумал Питт. – Еще один подарок бандитам”.

Сгустились сумерки, но на воде не показалось отблесков навигационных огней. Старый паром как будто вымер. Вместе с тем Питт не сомневался, что на его борту осталось несколько людей Сарасона. Бандиты должны были убедиться в том, что он мертв и не сможет рассказать об их преступлениях властям и тем более репортерам.

Но и ждать дальше было нельзя. Если Лорен и Руди увезены бандитами, ему нужно поскорее высадиться на берег и сообщить Джордино, а затем и властям США о создавшейся ситуации. У бандитов было сколько угодно времени, а у него почти не оставалось.

Он покинул укрытие и поднырнул под днище парома. Расстояние между дном и корпусом судна, несмотря на прилив, оказалось намного меньше, чем в прошлый раз. Питт не сразу догадался, что Амару приказал открыть кингстоны “Аламбры”.

Он поплыл к корме. Оказавшись неподалеку от трапа, в очередной раз высунул голову из воды. Палуба была погружена в темноту, потушены даже ходовые огни. Судно казалось покинутым командой.

Постепенно его глаза привыкли к темноте, и он уже мог различать отдельные предметы на грузовой палубе, в том числе и темный силуэт своей машины. Он помедлил еще немного, пытаясь по звуку или промелькнувшей тени определить местонахождение врагов. Он понимал, что ему придется подняться на палубу, – ему нужно оружие.

Где он возьмет оружие, Питт знал. Если только Амару и его люди не обыскали паром, он найдет его на старом месте, в холодильнике, стоявшем в трейлере.

Ему потребовалось не более пяти секунд, чтобы пересечь грузовую палубу и забраться в трейлер. Он открыл дверь холодильника и выдвинул поддон с овощами. Старый кольт сорок пятого калибра, как и предполагал Питт, был на месте. Вздохнув с облегчением, он взял его в руку.

Но его радость оказалась недолгой. Кольт был легким, слишком легким для оружия такого калибра. Оттянув защелку, Питт вынул обойму. Предчувствие не обмануло его. Патронов не было. Единственное оружие, имевшееся в его распоряжении, было совершенно бесполезным.

Питт присел на край кровати, лихорадочно обдумывая свои следующие шаги.

Амару был коварным противником. Вытащить пули и оставить пистолет было, конечно, садистским жестом, но вполне в его стиле. Ему было мало убить противника, ему хотелось морально сломать его.

Положение и впрямь казалось безвыходным. Он был один, без оружия, далеко от берега, на борту тонущего корабля. Так думали его противники. Хорошо, пусть себе думают, как им заблагорассудится.

Если Амару не собирался спешить, у него тем более не было оснований торопиться. Питт сбросил мокрую одежду и обувь, вытерся сухим полотенцем и натянул на себя черные брюки, такого же цвета хлопковый свитер и сандалии. Теперь его не так легко будет заметить в темноте. Затем он сделал себе пару бутербродов с арахисовым маслом, съел их и запил двумя стаканами пива. Почувствовав себя заметно лучше, он вытащил из-под кровати маленький чемоданчик, открыл его и нащупал электрический фонарик и бутылочку из-под витаминов.

Встряхнув ее, он высыпал на ладонь восемь пуль сорок пятого калибра. Настроение у него заметно улучшилось. Даже Амару не мог предусмотреть всего. Семью пулями он зарядил пустой магазин, а восьмую загнал в ствол.

“Амару просчитался по меньшей мере дважды, – подумал Питт. – Он поленился тщательно обыскать вещи и не учел глубину залива на месте нахождения судна. Даже если судно затонет, верхняя палуба “Аламбры” должна остаться над поверхностью воды”.

Питт бросил взгляд на светящийся циферблат часов – прошло чуть больше двадцати минут с тех пор, как он забрался в трейлер. Подумав еще немного, он перебрал содержимое ящика с одеждой, нашел черную маску и натянул ее на лицо. Открыл люк в полу трейлера, соскользнул на палубу и прислушался. Ни звука. Его невидимые противники были терпеливы.

Выбравшись из-под фургона, он ползком добрался до трапа, ведущего в машинное отделение. В машинном отделении стояла гробовая тишина. Силовые установки не работали, а котлы успели остыть до такой степени, что до них можно было дотронуться ладонью, не опасаясь получить ожог.

Держа пистолет и электрический фонарик в вытянутых руках, Питт бегло осмотрел помещение. В углу лежали четверо мужчин, связанных по рукам и ногам, – вся команда парома. Достав из кармана нож, Питт в считанные секунды освободил всех четверых.

– Спасибо, друг, – с трудом выдохнул Падилья, как только клейкая лента была сорвана с его губ. – Слава Пресвятой Деве Марии, что вы появились вовремя. Эти негодяи собирались перерезать нас, как овец.

– Когда вы в последний раз видели их?

– Самое большее минут десять назад. Они могут вернуться в любую секунду.

– Нам надо побыстрее убираться отсюда. В каком состоянии спасательные шлюпки?

– Я даже не могу припомнить, когда мы последний раз спускали их на воду. – Падилья пожал плечами с безразличием истинного латиноамериканца. – Они и в лучшие годы едва держались на воде.

– Плавать умеете?

– Неважно, – признался Падилья, – а Хесус вообще не умеет. Моряки обычно недолюбливают воду. Но у нас есть спасательный плот на шесть человек.

– Будем надеяться, что он еще способен держаться на воде. Идите к плоту и постарайтесь без лишнего шума.

– А вы разве не с нами?

– Дайте мне десять минут, чтобы обыскать паром. Если не появлюсь, не ждите меня.

Падилья на прощание обнял Питта:

– Удачи вам.

Прежде чем подняться на верхнюю палубу, Питт нырнул в воду, быстро заполнявшую трюм, и закрыл кингстоны.

Он не стал подниматься по трапу. У него было неприятное ощущение, что Амару каким-то образом наблюдает за каждым его движением. Вместо этого он решил воспользоваться запасным люком машинного отделения и оказался на палубе, не замеченный противниками.

Питт не боялся Амару. Он выиграл у него первый раунд в Перу и не собирался проигрывать здесь. Латиноамериканец совершил роковую ошибку, посчитав его мертвым в священном колодце. Питт не сомневался, что он будет ошибаться и впредь, ослепленный ненавистью и жаждой мщения.

Обыскав обе рубки, он бегло осмотрел жилые помещения, но не нашел следов Руди и Лорен. Все это не заняло много времени.

Правила игры не изменились. Лорен и Руди были увезены с корабля живыми, потому что у Сарасона были все основания сомневаться в его смерти. Но ошибка главаря бандитов заключалась в том, что он поручил завершить дело человеку, ослепленному ненавистью.

Безусловно, его друзья по-прежнему находились в смертельной опасности, но вопрос с ними был отложен до того момента, пока Питт не будет мертв. Это оставляло ему какой-то шанс.

Десять минут прошли. Он решил выждать еще немного, пока плот с командой “Аламбры” благополучно не растает в темноте. У него самого всегда оставалась возможность добраться до берега вплавь.

Профессиональная подготовка спасла его и на этот раз. Скорее почувствовав, чем услышав шаги босых ног по настилу палубы, Питт молниеносно развернулся и выстрелил в темноту, чудом избежав мачете, просвистевшего в нескольких сантиметрах от его головы.

По инерции тело нападавшего пролетело мимо. Направив луч фонарика на лежавшего у его ног человека, Питт выстрелил вторично. На этот раз пуля попала точно в цель. Бандит дернулся и затих.

– Отличная работа, гринго, – прозвучал усиленный мегафоном голос Амару, – Мануэль был одним из моих лучших людей.

Питт не стал тратить время на ответ. Он мгновенно оценил ситуацию. Было очевидно, что Амару следил за каждым его движением с того самого момента, как он оказался на открытом месте. Прятаться больше не было нужды. Его враги могли видеть его, оставаясь невидимыми. Игра была окончена. Оставалось надеяться, что Падилье и его людям удалось отойти на безопасное расстояние.

Не особенно надеясь на успех, он выстрелил три раза подряд. В ответ раздался издевательский смех Амару.

– На этот раз ты промахнулся, гринго.

Питт продолжал стрелять, пока магазин кольта не опустел. Его положение стало критическим, когда Амару или один из его людей включил навигационные огни, и палуба осветилась. Теперь он был виден как на ладони. Прижавшись к перилам, он бросил быстрый взгляд в темноту. Плота не было видно. Падилья и его люди не теряли времени.

– Я предлагаю тебе сделку, которой ты не заслуживаешь, – произнес Амару, – сдавайся, и обещаю, что ты умрешь быстро. Станешь сопротивляться, и твоя смерть будет мучительной. Не трать наше время, – добавил он после небольшой паузы. – У нас есть и другие дела.

У Питта не было ни времени, ни желания слушать дальше. Он не сомневался в том, что Амару просто старается отвлечь его внимание, пока один из его людей подбирается к нему сзади. Оттолкнувшись изо всех сил от настила палубы, он с высоты пятнадцати метров прыгнул в воду.

Питт едва успел сгруппироваться и врезался в воду, как пушечное ядро, подняв целое облако ила. Это и спасло ему жизнь.

Амару и двое его сообщников подбежали к борту и заглянули вниз.

– Кто-нибудь видит его? – спросил главарь раздраженным тоном.

– Нет, Тупак, он, должно быть, успел снова поднырнуть под днище.

– Вода очень мутная, с такой высоты он наверняка врезался головой в дно, – произнес другой голос.

– На этот раз мы не дадим ему уйти. Хуан, неси гранаты. Мы превратим его в кашу. Швыряй их метров на пять от корпуса к гребным колесам.

Невидимый с корабля Питт быстро поплыл в сторону от “Аламбры”. Он плыл под водой до тех пор, пока в его легких не иссякли остатки кислорода. С того места, где он вынырнул на поверхность, едва можно различить фигуры трех мужчин на верхней палубе. В первый момент он был удивлен, почему они не стреляют в воду. Взрыв первой гранаты известил его, что противники решили применить новую тактику. За первым с короткими интервалами последовало еще четыре. К счастью, он успел удалиться на порядочное расстояние от корабля и они не причинили ему особого вреда.

Отплыв подальше, он перевернулся на спину и попытался определить направление по звездам. Ближайший пустынный берег залива лежал в четырнадцати километрах от него. Однако выбирать не приходилось. Питт поплыл на запад.

Первые два часа дались ему сравнительно легко. Через шесть часов он уже едва мог пошевелить руками, но все еще продолжал плыть. Мысль о судьбе Лорен и Руди не давала ему покоя.

Когда силы почти совсем оставили его, он почувствовал под ногами дно. С трудом выбравшись на берег, свалился на песок пляжа и моментально заснул.

43

Рэгсдейл в пуленепробиваемом жилете под рабочим комбинезоном шел, не торопясь к двери небольшого склада с надписью “Сдается в аренду” на стекле одного из окон.

Внутри помещения объединенная команда из двадцати агентов ФБР и восьми представителей Таможенной службы завершала последние приготовления к рейду в здание Международной компании Золара, расположенное на противоположной стороне улицы. Отдельные группы федеральных агентов и местных полицейских были заранее приведены в состояние боевой готовности и взяли весь комплекс под пристальное наблюдение.

Большинство мужчин и четыре женщины были одеты в униформу и вооружены автоматами, тогда как несколько экспертов, привлеченных для опознания похищенных произведений искусства, остались в обычных деловых костюмах. Последние имели при себе списки и фотографии ценностей, числящихся в розыске.

Согласно разработанному заранее плану, каждому из подразделений, составляющих объединенную команду, сразу после проникновения в здание комплекса предстояло выполнить свое особое задание.

Агент Гаскилл стоял у операторского пульта в центре командного пункта. При приближении Рэгсдейла он обернулся и дружески улыбнулся коллеге.

– Все тихо?

Агент ФБР уселся на стоящий поблизости стул:

– Не видно никого, кроме садовника, подрезающего живую изгородь вокруг здания. На всей остальной территории тишина и покой, словно на кладбище.

– Золар неплохо придумал использовать агента службы безопасности под видом обыкновенного садовника. Если бы он не косил лужайку четыре раза на протяжении одной недели, мы, пожалуй, не обратили бы на него внимания.

– Это и еще то, что наши службы идентифицировали его наушники как передающее устройство, – добавил Рэгсдейл.

– Первый признак. Если им нечего скрывать, то к чему все эти маленькие хитрости:

– Не радуйся раньше времени. Операции компании Золара могут выглядеть подозрительно, но, когда два года назад ФБР явилось к нему с ордером на обыск, мы не нашли ничего стоящего внимания.

– С нами было то же самое, когда наши люди затеяли аудиторскую проверку, Золар и его семейка оказались чисты, как только что выпавший снег.

Рэгсдейл кивком головы поблагодарил одного из агентов, подавшего ему чашку кофе.

– Наш главный козырь сегодня – внезапность. Прошлый рейд провалился главным образом потому, что подкупленный Золаром полицейский предупредил его о нашем визите.

– Слава богу, что нам не надо штурмовать укрепленный форт. Есть что-нибудь новенькое от вашего информатора?

Рэгсдейл отрицательно покачал головой:

– Он начинает думать, что мы затеяли пустое дело. Пока он не обнаружил никаких следов незаконной деятельности. Никаких подозрительных личностей на территории комплекса. За последние четыре дня не было ни одной сомнительной сделки.

Гаскилл недоуменно посмотрел на приятеля.

– Вы собираетесь отменить рейд?

– Золар не безупречен. Должно же быть в его системе хотя бы небольшое упущение. И я готов держать пари, что мы найдем его в этом здании напротив.

Гаскилл рассмеялся:

– Я с тобой до конца, приятель, хотя как бы нам не пришлось подавать в отставку раньше времени.

– Тогда операция начинается через восемь минут, как и планировалось. Золар с двумя братьями ищет сокровища в Мексике, а остальные члены семьи находятся в Европе. Вот и попробуем вывести их на чистую воду, прежде чем армия их адвокатов сотрет нас в порошок.

* * *

Грузовик санитарной службы города остановился у обочины около садовника, окучивавшего клумбу у главного входа в административный корпус компании Золара. Агент, сидевший на месте пассажира, опустил стекло и обратился к садовнику:

– Извините меня.

Тот повернулся и вопросительно посмотрел на окликнувшего его мужчину.

– Не скажете ли, как работала ваша водосточная система во время последнего дождя? – спросил агент с приветливой улыбкой.

Заинтригованный садовник подошел к грузовику.

– Мне неизвестно о каких-либо неполадках, – ответил он.

Агент протянул ему карту города:

– Может быть, вы слышали о проблемах с водостоком на прилегающих улицах?

В тот момент, когда садовник наклонился, чтобы получше рассмотреть карту, агент молниеносным движением руки сорвал наушники с его головы и вырвал провода, соединяющие их с питающей батареей.

– Федеральные агенты, – рявкнул он, – стоять тихо и не делать резких движений!

Его напарник у руля тут же передал сообщение в свою штаб-квартиру.

– Путь свободен, можете начинать.

Федеральные агенты действовали быстро, но без излишней торопливости. Вспомогательная группа блокировала выходы из здания, в то время как основная команда спокойно прошла через главный вход.

Служащие компании также не проявили особых признаков беспокойства, хотя и были удивлены неожиданным вторжением. Вежливо, но твердо им предложили собраться в холле, после чего они были погружены в уже ожидавшие их автобусы и отвезены в штаб-квартиру ФБР для дачи показаний. Вся операция заняла около восьми минут.

Основная команда, состоявшая из сотрудников ФБР под руководством Рэгсдейла, немедленно приступила к изучению деловых бумаг компании и обыску рабочих столов ее сотрудников, а люди Гаскилла в сопровождении экспертов занялись осмотром тысяч произведений искусства и антиквариата, собранных в здании склада. Работали медленно и кропотливо, но не выявили никаких следов похищенных ценностей.

Около часа дня Гаскилл и Рэгсдейл собрались в роскошном кабинете Джозефа Золара, чтобы обменяться предварительными выводами. Специальный агент ФБР выглядел подавленным.

– Похоже, дело закончится большим конфузом, шумом в прессе и началом судебного преследования, – заметил он встревоженно.

– Никаких следов незаконной деятельности? – спросил Гаскилл.

– Ничего стоящего внимания. Детальная аудиторская проверка займет не меньше месяца, но кто нам ее позволит без весомых доказательств. Что у тебя?

– Все, что мы видели, приобретено вполне законным путем. Ни малейших следов похищенных ценностей.

– Тогда мы влипли в скверную историю.

– Придется признать, что Золар и его семейка хитрее, чем объединенная команда агентов федеральных служб Соединенных Штатов.

В кабинет вошли два агента таможни, работавших с Гаскиллом над делом Руммеля в Чикаго, – Беверли Свейн и Уинфред Поттл. Держались они вполне официально, хотя на губах играли легкие улыбки. Гаскилл и Рэгсдейл были так поглощены разговором, что не обратили внимания на то, что агенты вошли не через дверь кабинета, а из примыкающей к нему ванной комнаты.

– Найдется свободная минута, босс? – спросила Свейн у Гаскилла.

– В чем дело?

– Я думаю, что наши приборы засекли шахту, ведущую под землю, – объяснил Поттл.

– Что вы сказали? – быстро переспросил Гаскилл.

– Какие еще приборы? – спросил, поднимая голову, Рэгсдейл.

– Детектор, который мы позаимствовали в школе горного дела в Колорадо, – объяснил Поттл. – Он зафиксировал небольшое пустое пространство в фундаменте здания, уходящее под землю.

Слабый проблеск надежды отразился на лицах Гаскилла и Рэгсдейла. Оба быстро вскочили на ноги.

– Как вы догадались, где надо искать? – спросил Рэгсдейл.

Молодые агенты не могли скрыть радостного триумфа.

– Мы пришли к выводу, что любой проход в секретные помещения должен начинаться или заканчиваться в личных апартаментах Золара, чтобы он мог проходить туда незаметно для окружающих.

– Его ванная комната, – догадался Гаскилл.

– Совершенно верно, – подтвердила Свейн.

Рэгсдейл издал вздох облегчения.

– Покажите ее нам, – приказал он.

Свейн и Поттл провели их в огромную ванную комнату, отделанную с невиданной роскошью. Они указали на современную ванну, находившуюся в странной дисгармонии с остальным, под старину, декором помещения.

– Вход в шахту находится под ванной, – пояснила молодая женщина.

– Вы уверены? – переспросил Рэгсдейл. – Душевое отделение более подходящее место для лифта.

– Мы тоже сначала так подумали, – ответил Поттл, – но детектор показывает, что под душевой нет ничего, кроме бетона.

Он настроил детектор, соединенный с портативным компьютером, и провел вокруг дна ванны. Несколько секунд спустя из печатающего устройства выползла длинная полоска бумаги. Поттл оторвал конец и показал присутствующим. В центре белого листка была обозначена идущая из конца в конец колонка черного цвета.

– Нет никакого сомнения, – объявил Поттл, – что шахта сопоставимых масштабов, уходящая глубоко под землю, находится прямо под ванной.

– А вы уверены в точности показаний прибора? – спросил Рэгсдейл.

– Это та же модель, с помощью которой были обнаружены неизвестные коридоры и камеры в пирамидах Пизы.

Тем временем Гаскилл попробовал покрутить золоченые краны с горячей и холодной водой. Против ожидания, из кранов не появилось ни капли.

Затем он обратился к рычагу, регулирующему подачу воды, но тоже безрезультатно.

– Я думаю, мы на правильном пути, – объявил он с довольной улыбкой.

– Обратите внимание на водосточную трубу, – предложила Свейн.

К удивлению Гаскилла, труба легко поддалась, и ванна начала медленно опускаться вниз. Он вернул ее в исходное положение.

– Отправляемся вниз? – предложил он, делая приглашающий жест рукой.

Необычный лифт спускался около тридцати секунд, пока они не оказались в другой ванной комнате. По расчетам Поттла, они опустились на глубину примерно двадцать метров. Из ванной они попали в большой кабинет, оказавшийся точной копией того, что наверху. В комнате горел свет, хотя в ней никого не было. Отсюда маленькая группа агентов во главе с Рэгсдейлом попала в огромное помещение, заполненное антиквариатом и предметами искусства. По самой приблизительной оценке, их было здесь не меньше десяти тысяч. Пока Гаскилл занимался подсчетами, Рэгсдейл отправился на разведку. Он вернулся через пять минут.

– Четверо мужчин с подъемным краном укладывают в деревянный ящик скульптуру римского легионера, – доложил он. – В другой секции шесть мужчин и женщин занимаются, насколько могу судить, изготовлением копий и подделками. У южной стены туннель, ведущий, надо полагать, в соседнее здание, куда доставляют похищенные ценности и откуда осуществляется отправка грузов.

– И которое, скорее всего, также служит входом и выходом для служащих, работающих на складе, – добавил Поттл.

– Мой бог, – пробормотал Гаскилл. – Какая неслыханная удача! Я уже вижу четыре шедевра, похищенных из музеев и у частных коллекционеров.

– Подождем, пока не прибудет пополнение, – предложил Рэгсдейл.

– Могу отправиться за ним прямо сейчас, – предложила Свейн с улыбкой. – Какая женщина откажется лишний раз посидеть в подобной ванне.

Отправив Свейн наверх и поручив Поттлу охрану двери кабинета, Гаскилл и Рэгсдейл занялись поисками личного архива Золара. В письменном столе они не нашли ничего интересного, но уже со второй попытки обнаружили то, что так долго искали. Высокий книжный шкаф легко повернулся на маленьких роликах и открыл доступ в святая святых Золара. Здесь в огромных шкафах в идеальном порядке хранились полные сведения обо всех операциях семейства, начиная с 1929 года.

– Невероятно, – пробормотал Гаскилл, вытаскивая из шкафов одну за другой объемистые папки. – Здесь есть абсолютно все!

– Потрясающе, – поддержал его Рэгсдейл, изучая содержимое другого шкафа. – Они вели подробные записи о каждом предмете искусства, что они украли, продали или подделали, включая досье на своих покупателей.

– О господи, – простонал Гаскилл, – взгляни-ка лучше сюда.

Рэгсдейл взял протянутую ему папку и быстро просмотрел первые две страницы ее содержимого. Когда он поднял голову, на его лице было написано откровенное недоверие.

– Черт знает что, – проворчал он. – Если это правда, получается, что статуя царя Соломона в музее Бостона – подделка!

– И, надо думать, весьма неплохая, если столько экспертов, изучавших ее, были введены в заблуждение.

– Сколько же еще подделок мы найдем в музейных фондах? – вздохнул Рэгсдейл.

– Подозреваю, что это только верхушка айсберга. Эти записи содержат сведения о тысячах нелегальных сделок с покупателями, охотно закрывавшими глаза на источник поступления всех этих шедевров.

– Что скажет Министерство юстиции, когда узнает, что по нашей милости им придется лет десять разгребать эту навозную кучу? – улыбнулся Рэгсдейл.

– Ты плохо знаешь государственных обвинителей, – заметил Гаскилл. – Им станет дурно, едва они узнают, с какими крупными фигурами – бизнесменами, политиками и другими известными личностями им придется иметь дело.

– Тогда, может быть, нам лучше подождать с разоблачениями, – предложил Рэгсдейл.

– Что ты хочешь сказать?

– Нам известно, что Джозеф Золар вместе со своими братьями Чарлзом Оксли и Сайресом Сарасоном находятся в Мексике, где мы не сможем арестовать их без множества всяких юридических тонкостей. Ты следишь за ходом мысли.

– Пытаюсь в меру своих сил и возможностей.

– Придержим пока все, что нам известно о нелегальных операциях Золара. Никто из служащих компании не знает, что мы спускались под землю. Позволим им завтра вернуться на работу, пусть думают, что рейд окончился провалом. Иначе братья узнают, что им грозит, и лягут на дно в какой-нибудь стране, где мы никогда не сможем взять их.

Гаскилл задумчиво поскреб подбородок:

– Это будет непросто сделать. Они, конечно, поддерживают ежедневную связь с доверенными людьми.

– Попробуем. Думаю, нам удастся продержать семейство в неведении еще часов сорок восемь, пока не найдем способа заманить их сюда.

Гаскилл задумчиво посмотрел на своего друга:

– Ты собираешься разыграть рискованную партию, приятель.

– Если есть хоть малейший шанс упечь этих вонючек на всю жизнь в тюрьму, мне бы хотелось воспользоваться им.

– Тут я с тобой согласен, – улыбнулся Гаскилл. – Что ж, давай приниматься за работу.

44

Многие из соплеменников Билли Юма, общим числом сто семьдесят шесть человек, зарабатывали себе на пропитание тем, что выращивали тыкву, кукурузу и бобы; остальные рубили можжевельник и другие местные растения, которые затем продавали на дрова или использовали для изготовления изгородей. Новым источником дохода для местных жителей стал возродившийся интерес к их традиционному гончарному ремеслу. Некоторые женщины племени монтоло до сих пор изготовляли изящные керамические изделия, пользующиеся большим спросом у коллекционеров, охотно скупавших произведения искусства индейцев.

Закончив карьеру ковбоя, прослужив пятнадцать лет у владельца большого ранчо, Билли скопил достаточно денег, чтобы начать собственное маленькое дело. Он и его жена Полли жили неплохо, лучше большинства аборигенов северной Бахи. Она обжигала свои горшки, он занимался сельским хозяйством.

Пообедав, Билли седлал кобылу и отправлялся проверить свое стадо. Он как раз разыскивал отбившегося от стада теленка, когда увидел незнакомого мужчину, шагавшего по узкой тропе, ведущей в деревню.

Человек мало походил на местных жителей. В отличие от них у него не было ни фляжки с водой, ни узелка с провизией, ни даже шляпы, чтобы прикрыть голову от палящего полуденного солнца. Видно было, что он очень устал, хотя и шел быстрым шагом, словно торопился куда-то. Встревоженный Билли заподозрил в нем охотника до чужого добра и, быстро перебравшись через ложе пересохшего ручья, выехал на тропу.

Питт прошел около четырнадцати километров, после того как очнулся от тяжелого сна на берегу залива. Он проспал бы и больше, если бы странное ощущение не разбудило его. Он открыл глаза и увидел маленькую ящерицу, устроившуюся у него на руке. Прогнав незваную гостью и взглянув на часы, он обнаружил, что проспал большую часть утра.

Солнце палило вовсю, но температура для пустыни все-таки была терпимой, около тридцати градусов по Цельсию. Питт успел обсохнуть и ощутил первый приступ жажды. Облизав губы, он почувствовал привкус соли, скопившейся на них от пота и морской воды. Несмотря на жару, холодный гнев стеснил его грудь. Он проспал четыре драгоценных часа, а его друзья в смертельной опасности. И только он может спасти их.

Искупавшись, в надежде хотя бы немного освежиться, Питт направился через пустыню к магистрали номер пять, находящейся в двадцати или тридцати километрах к западу от него. Оттуда он намеревался попутным транспортом добраться до Мехикали, а затем пересечь границу.

Питт бросил последний взгляд на море Кортеса и силуэт “Аламбры” на горизонте. Даже с такого расстояния было видно, что старый паром погрузился в воду почти до верхней палубы и, похоже, сидел килем на морском дне.

Корабльвыглядел покинутым. Море было пустынно: ни спасательных судов, ни поисковых вертолетов, присланных встревоженным Джордино и Таможенной службой. Впрочем, сейчас это не имело значения. Никто не станет искать его на суше. Оставалось надеяться только на собственные силы.

Питт ухитрился пройти за час семь километров, что было далеко не просто, учитывая характер местности, по которой он шел. Это напомнило ему о переходе через Сахару два года назад, когда они с Джордино оказались на волосок от смерти из-за адской температуры и отсутствия воды. Их спасли тогда случайно найденные обломки неизвестного самолета, из которых им удалось соорудить некое подобие примитивного транспортного средства.

Через два часа Питт вышел на пыльную тропу, которая вела в нужном ему направлении, и решил двигаться по ней. Еще через полчаса он увидел одинокого всадника и пошел ему навстречу. Это был немолодой человек с усталыми глазами, словно выцветшими под солнцем пустыни. Цвет его кожи напоминал выветрившийся песчаник.

Всадник был в широкополой соломенной шляпе, выгоревшей рубашке, истрепанных штанах и ковбойских сапогах. В черных волосах не было заметно и признаков седины. Он был невысокого роста, худощавый. Точный возраст трудно было определить, ему могло быть и пятьдесят, и семьдесят лет. Мускулистые огрубевшие руки говорили о многих годах тяжелого труда.

“Простая душа, – решил про себя Питт, – сумевшая приспособиться к жизни в пустыне”.

– Добрый день, – произнес он вслух.

Подобно большинству индейцев, Билли свободно владел двумя языками, с друзьями и членами семьи он разговаривал на местном наречии, с посторонними – на испанском. Кроме того, он неплохо владел и английским, который выучил во время частых поездок в приграничные районы для продажи скота и закупки припасов.

– Вы знаете, что находитесь на частной индейской территории? – строго спросил он.

– Извините, нет. Я случайно оказался на берегу залива и теперь хочу добраться до магистрали, чтобы позвонить друзьям.

– Вы потеряли свое судно?

– Можно сказать и так, – согласился Питт.

– У нас есть телефон в доме собраний. Буду рад проводить вас туда.

– Весьма признателен.

– Моя деревня недалеко. Вы можете сесть позади меня, – сказал Билли, протягивая ему руку.

Питт колебался. Он предпочел бы более современный вид транспорта. Лошади, по его мнению, были хороши только в вестернах. Но дареному коню в зубы не смотрят. Он принял протянутую руку и был поражен силой, сохранившейся в этом некрупном теле. Билли без видимого труда поднял его восемьдесят два килограмма.

– Кстати, меня зовут Дирк Питт.

– Билли Юма, – сказал его новый знакомый, не подавая руки.

Они ехали около получаса, пока не достигли небольшой долины, по которой бежал ручей, миновали развалины испанской миссии, еще три столетия назад разрушенной индейцами. Обвалившиеся стены и маленькое кладбище – все, что сохранилось от нее до наших дней. Старые могилы испанцев на холме были давно заброшены и забыты. Ниже по склону располагались более недавние захоронения. Одно надгробие привлекло внимание Питта. Он слез с лошади и подошел поближе. Надпись на камне еще можно было прочитать.

Патти Лу Каттинг

2.11. 24.-2. 3. 34.

Солнце будет теплым и добрым к тебе.

Даже в самую темную ночь звезды

Будут светить тебе.

Утро сменится сиянием дня.

И в сумерках

Господь не оставит тебя.

– Кто была она? – спросил Питт.

Билли только пожал плечами:

– Даже старики не знают этого. Они рассказывают, что надгробие было положено посторонними людьми под покровом ночи.

Питт постоял рядом, потом оглядел мрачную панораму пустыни Соноран. Легкий бриз ласкал его затылок. Стервятник с красным хвостом кружил в небе, высматривая добычу. Страна гор, песка и каньонов отпугивала и восхищала одновременно. Место смерти и вечного покоя. Наконец он отвернулся и помахал рукой Билли.

– Остаток пути я пройду пешком! – крикнул он.

Юма кивнул и поскакал вперед. Копыта его лошади подымали небольшие облачка пыли.

Питт последовал за ним по склону холма. Три молодые девушки стирали в ручье белье. Увидев его, они прекратили свое занятие и с любопытством юности уставились в его сторону. Он помахал им рукой, но они игнорировали его приветствие и вернулись к прерванной работе.

В центре деревни находилось несколько домов. Некоторые были построены из прутьев и обмазаны глиной, два или три из дерева, но большинство из цементных блоков. Некоторыми достижениями прогресса были столбы с электрическими и телефонными проводами, несколько старых грузовиков и тарелка спутниковой связи.

Юма привязал лошадь перед небольшим, стоящим особняком зданием.

– Место наших собраний, – пояснил он. – Телефон внутри. Вам придется заплатить за разговор.

– Нет проблем, – улыбнулся Питт, доставая из еще влажного бумажника кредитную карточку.

Юма кивнул и провел его в небольшую комнату, в центре которой стоял стол и четыре стула. Телефон помещался на телефонной кабине, лежавшей на кафельном полу.

Оператор откликнулся после семнадцатого звонка.

– Я хочу позвонить по кредитной карточке.

– Пожалуйста, сэр, назовите номера карточки и вашего абонента, – ответил оператор на беглом английском.

“Ну что ж, пока не так уж и плохо”, – подумал Питт, услышав вежливый ответ.

Мексиканский оператор переключил его на своего американского коллегу, а та сначала связала его со службой информации, чтобы узнать номер Таможенной службы в Калехико, а затем исполнила заказ. Мужской голос ответил Питту почти сразу.

– Таможенная служба, что я могу сделать для вас?

– Мне необходимо переговорить с Албертом Джордино из НУМА.

– Один момент, я переключу вас. Он в кабинете агента Старгера.

Раздались два гудка, и мужской голос произнес:

– Старгер слушает.

– У телефона Дирк Питт. Ал Джордино поблизости?

– Господи, Питт, это в самом деле вы? – Куртис Старгер, похоже, не поверил своим ушам. – Где вы были? Мы сбились с ног, пытаясь убедить мексиканский флот отправиться на ваши поиски.

– Не тратьте времени зря. Местный комендант, скорее всего, давно перекуплен Золарами.

– Минуту. Джордино стоит рядом. Даю ему параллельную трубку.

– Ал, – сказал Питт, – ты меня слышишь?

– Рад слышать тебя, старина. По твоему голосу можно понять, что дела идут не так, как хотелось бы.

– Хуже некуда. Наши перуанские друзья захватили Лорен и Руди. Я помог команде уплыть на спасательном плоту. Сам добирался до берега вплавь. Звоню тебе из маленькой индейской деревни в пустыне, к северу от Сан-Фелипе и около тридцати километров к западу от того места, где полузатонувшая “Аламбра” лежит на морском дне.

– Я пришлю один из наших вертолетов, – вступил в разговор Старгер, – но мне необходимо знать название деревни.

Питт повернулся к Билли Юма:

– Как называется ваша община?

– Каньон Ометепек.

Питт повторил название деревни, сообщил о событиях последних восемнадцати часов и повесил трубку.

– Мои друзья прибудут за мной, – пояснил он, обращаясь к Билли.

– На машине?

– На вертолете.

– Вы, наверное, очень важный человек? Питт от души рассмеялся:

– Не более важный, чем мэр вашей деревни.

– У нас нет мэра. Старейшины обсуждают и решают дела племени.

Два человека, ведя на поводке ослика, груженного корнями деревьев, прошли мимо них. Юма обменялся с ними только короткими взглядами. Не последовало ни улыбок, ни приветствий.

– Вы выглядите усталым и хотите пить, – сказал Юма, обращаясь к Питту. – Пойдемте в мой дом. Моя жена сделает вам что-нибудь поесть, пока вы будете ждать друзей.

Это было лучшее предложение, которое Питт слышал за весь день, и он с благодарностью принял его.

* * *

Полли, жена Билли Юма, была крупной женщиной, но она справлялась со своим весом куда лучше любого мужчины. Ее круглое морщинистое лицо украшали огромные темно-карие глаза. Хотя она была уже не молода, ее волосы были черными как вороново крыло. Когда мужчины подошли, она хлопотала около печки, установленной под навесом из ветвей рядом с домом. Дом был выстроен из цементных блоков. Питт знал, что индейцы юго-западных пустынь предпочитают тень и открытое пространство навеса для приготовления пищи замкнутому пространству своих домов.

После того как Питт выпил пять чашек воды из большого глиняного горшка, пористые стенки которого сохраняли воду прохладной, Полли поставила перед мужчинами тарелки с кусочками свинины и жареных бобов и с жареной тортильей. К блюдам был подан кувшин местного вина из плодов сагуаро.

Питт не мог припомнить, когда в последний раз он ел с таким удовольствием. Полли говорила мало, а если и произносила несколько слов, то адресовала их мужу на испанском. Питт решил, что женщина с чувством юмора, хотя за столом она вела себя серьезно и сдержанно.

– Ваша община не выглядит богатой и благополучной, – заметил Питт, чтобы поддержать разговор. Юма печально наклонил голову в знак согласия:

– Горе постигло мой народ и жителей других деревень нашего племени, когда были украдены почитаемые нами идолы. Без них обряд совершеннолетия над нашими сыновьями и дочерьми мы не можем совершить. После их исчезновения нас постигли многие несчастья.

– Господи помилуй, – сказал Питт. – Надеюсь, Золары не приложили к этому руку.

– О ком вы говорите, сеньор?

– О семействе воров, похищающих древности.

– Мексиканская полиция сообщила нам, что идолы были украдены американскими охотниками. Они разыскивают наши священные места и грабят их.

– Вполне возможно, – согласился Питт. – А на что были похожи ваши идолы?

Юма вытянул руку на высоте около метра от пола:

– Они были такого размера, и их лица были вырезаны много столетий назад нашими предками из корней хлопкового дерева.

– Скорее всего, ваши идолы были куплены Золарами у охотников за бесценок, а затем перепроданы богатым людям за целое состояние.

– Их зовут Золары?

– Это их фамилия. Они руководят тайной организацией грабителей могил, которая называется “Солпемачако”.

– Я не знаю этого слова. Что оно означает?

– Это название волшебной змеи с несколькими головами. По легендам инков, она жила в пещере.

– Никогда не слышал о такой.

– Я думаю, она похожа на другое чудовище. Перуанцы называют его Демоном мертвых, охраняющим подземный мир.

Юма задумчиво посмотрел на свои руки:

– У нас тоже есть демон, страж подземного мира. Он не позволяет умершим покинуть свой подземный мир, а живым проникнуть в него. Он судит мертвых, позволяя добрым людям пройти мимо него и пожирая дурных.

– Демон Судного дня, – пробормотал Питт.

– Он живет на горе, недалеко отсюда, – в подтверждение своих слов Юма торжественно покивал головой.

– Серро-эль-Капироте, – добавил Питт тихо.

– Откуда посторонний может знать об этом? – спросил Юма, заглядывая в зеленые глаза гостя.

– Я был на вершине горы и видел крылатого ягуара с головой змеи, но я не уверен, что он был поставлен туда, чтобы охранять вход в подземный мир или судить мертвых.

– Похоже, вы знаете немало об этой земле.

– На самом деле я знаю мало, но меня очень интересуют легенды про этого демона.

– Есть и еще одна, – согласился Юма. – Энрике Хуарес, наш старейшина, один из немногих монтоло, кто помнит старые истории и древние обычаи. Он рассказывает о золотом боге, приплывшем с далекого юга на больших птицах с белыми крыльями. Золотой бог и его люди долго отдыхали на острове посреди старого моря. Когда боги уплыли обратно, они оставили каменного демона. Несколько из наших самых смелых и любопытных мужчин отправились на этот остров и не вернулись назад. Наши предки были испуганы и решили, что гора эта священна и демон убивает всех незваных пришельцев. – Юма сделал паузу и бросил взгляд в сторону пустыни. – Об этом рассказывают и пересказывают со времен наших предков. Правда, наши дети, которые учатся в школах, думают, что это только старая сказка.

– Сказка, но она рассказывает о том, что и вправду было, только очень давно, – заверил индейца Питт. – Может быть, вы не поверите мне, когда я вам скажу, что внутри горы лежит очень много золота, но оставили его там не золотые боги с юга, а инки из Перу. А чтобы напугать ваших предков и заставить их держаться подальше от острова, они соорудили каменного демона, и еще они оставили на острове воинов, чтобы стерегли сокровища и убивали всех незваных пришельцев. Позднее инки собирались вернуться и забрать золото для своего нового правителя. Но все получилось иначе. Испанцы остались в Перу, и никто не вернулся за золотом.

Билли Юма не был излишне впечатлительным человеком. Его морщинистое лицо осталось бесстрастным, и только черные глаза широко раскрылись.

– Вы говорите, что огромное сокровище лежит в подземельях Серро-эль-Капироте?

Питт кивнул:

– Очень скоро злые люди придут сюда, чтобы проникнуть в недра горы и украсть сокровища инков.

– Но они не могут этого сделать, – запротестовал Юма. – Серро-эль-Капироте – священная гора и она стоит на нашей земле, земле монтоло. Мертвые, которые не прошли в подземный мир, живут на ее склонах.

– Это их не остановит, – сказал Питт серьезно.

– Мой народ обратится с протестом в полицию и к местным властям.

– Золары уже подкупили и тех и других.

– Эти люди с дьявольскими замыслами, о которых вы говорите, это они украли наших священных идолов?

– Я думаю, что это возможно.

Билли Юма внимательно разглядывал своего гостя:

– Тогда нам не о чем беспокоиться.

– Могу я узнать, почему? – недоуменно спросил Питт. Лицо Билли приобрело необычное выражение. Казалось, он впал в состояние транса.

– Потому что те, кто взял идолов солнца, луны, земли и воды, прокляты навеки и их ждет ужасная смерть.

– Вы на самом деле верите в это?

– Верю, – ответил Билли угрюмо. – В моих видениях я вижу их утонувшими.

– Утонувшими?

– Да, в воде, которая превратит пустыню в цветущий сад. Она сделает это ради моих предков.

Питт хотел возразить. Он был не из тех людей, кто слепо полагается на видения, и упорным скептиком во всем, что касалось сверхъестественного. Но необычное выражение глаз старого индейца, бесстрастная отрешенность голоса заставили его умолкнуть.

Странное дело, но он почувствовал даже облегчение оттого, что принадлежит другому лагерю и, значит, не несет ответственности за действия Золаров.

45

Амару вошел в главный зал асиенды. В одну из стен огромной комнаты был встроен большой камин, доставленный сюда из старой иезуитской миссии. Высокий потолок украшен причудливой лепниной.

– Прошу прощения, что заставил вас ждать, джентльмены, – произнес он.

– Все в порядке, – отмахнулся от его извинений Золар. – Теперь, когда эти глупцы из НУМА привели нас прямо к золоту Уаскара, мы плодотворно использовали ваше опоздание, чтобы обсудить разные варианты и решить, как лучше поднять его на поверхность.

Амару кивнул и осмотрелся. Помимо него в комнате находились еще четверо мужчин. В креслах возле камина сидели Золар, Оксли, Сарасон и Мур. Хотя лица присутствующих оставались бесстрастными, но настроение у них, вне всякого сомнения, было радостным и оживленным.

– Что слышно о докторе Келси, фотографе Роджерсе и Алберте Джордино? – спросил Сарасон.

– Мои доверенные лица по ту сторону границы склонны считать, что Питт сказал правду, когда утверждал, что оставил их на территории таможни США в Калехико, – ответил Амару.

– Матерый волк почувствовал ловушку, – усмехнулся Мур.

– Это стало очевидно еще тогда, когда он вернулся на паром один, – резко сказал Сарасон, поворачиваясь к Амару. – Он был у вас в руках, и вы позволили ему ускользнуть.

– Не забудьте и об исчезновении команды, – напомнил Оксли.

– Уверяю вас, ему не удалось бежать. Он наверняка погиб при взрывах гранат. Я и мои люди бросили их в воду в непосредственной близости от него. Что же касается команды парома, то у ваших людей в мексиканской полиции имеются все средства заставить их молчать столько времени, сколько потребуется.

– Этого мало, – возразил Оксли. – Пока Питт, Ганн и конгрессмен Смит считаются пропавшими, каждый федеральный агент, работающий между Сан-Диего и Денвером, будет сновать вокруг, вынюхивая подробности их исчезновения.

– У них нет права легально проводить свои расследования на территории Мексики. Наши друзья в правительстве штата позаботятся об этом, – уверенно сказал Золар.

Сарасон бросил яростный взгляд на Амару:

– Вы утверждаете, что Питт мертв. Тогда где его тело?

– Питт сейчас кормит рыб. Можете мне поверить, – не остался в долгу Амару.

– Простите, но я не уверен в этом.

– Он не мог выжить при подводном взрыве.

– Этому человеку удавалось выходить сухим из воды в гораздо худших ситуациях.

Сарасон пересек комнату, подошел к бару и налил себе порцию спиртного.

– Я не успокоюсь, пока не увижу его останки.

– Вы совершили еще одну серьезную ошибку, – добавил Оксли. – Вам следовало отвести паром на более глубокое место и только после этого открывать кингстоны.

– Или еще лучше – сжечь его вместе с конгрессменом Смит и заместителем директора НУМА, – заметил Золар, раскуривая сигару.

– Шеф полиции Кортина проведет расследование и объявит, что паром вместе с пассажирами исчез при невыясненных обстоятельствах, – предложил Сарасон.

Золар холодно посмотрел на него:

– Это не решит проблемы вмешательства американских правоохранительных органов. Если Питт жив и сообщит властям о действиях вашего друга, присутствующего здесь, Министерство юстиции США потребует проведения расследования на более высоком уровне.

– Забудьте о Питте, – сказал Амару, – у меня есть больше оснований считать его мертвым, чем у кого-либо другого из здесь присутствующих.

Оксли перевел взгляд с Амару на Золара:

– Мы не можем полагаться на случаи. У Кортины нет такого влияния, чтобы задержать совместное расследование правительств Мексики и США больше чем на несколько дней.

– Времени достаточно, успеем забрать сокровища и убраться восвояси, – пожал плечами Сарасон.

– Даже если Питту удалось выбраться, – вставил Мур, – у него нет доказательств. Только его слово против вашего. При всем желании ему не удастся связать ваше имя с пытками и исчезновением Смит и Ганна. Кто поверит, что семья всеми уважаемых торговцев предметами искусства станет заниматься подобными вещами? В крайнем случае Кортина может обвинить его самого в совершении всех этих преступлений ради того же самого золота.

– Я поддерживаю точку зрения профессора, – сказал Золар. – Наших влиятельных друзей в армии и полиции будет несложно убедить арестовать Питта, если он осмелится объявиться в Мексике.

– Как хотите, – заметил Сарасон. – Остается решить, что делать с нашими пленниками? Ликвидировать их немедленно или подождать еще немного?

– Почему бы не бросить их в реку, протекающую через пещеру с сокровищами? – предложил Амару. – Рано или поздно их тела окажутся в водах залива. К тому времени когда они будут обнаружены, рыбы так позаботятся о них, что ни один коронер на свете не возьмется установить причину их гибели.

Золар вопросительно посмотрел на братьев, затем на Мура, который, по его мнению, вел себя сегодня несколько странно, и наконец повернулся к Амару.

– Превосходный сценарий, – сказал он одобрительно. – Простой, но все равно, превосходный. Есть возражения?

Таковых, как и следовало ожидать, ни у кого не имелось.

– Я свяжусь с Кортиной и сообщу ему, чего мы ждем от него, – предложил Сарасон.

Золар помахал сигарой и расплылся в широкой улыбке.

– Принято. Пока Сайрес и Кортина будут готовить дымовую завесу для наших американских друзей, остальные пакуют вещи, после чего немедленно вылетают на Серро-эль-Капироте. Завтра утром начинаем работы по извлечению золота.

В комнату вошел слуга и передал Золару мобильный телефон. Тот слушал несколько минут, не отвечая абоненту, затем выключил телефон и рассмеялся.

– Федеральные агенты снова совершили рейд на наш склад, – сообщил он.

– Что же в этом смешного? – поразился Мур.

– Совершенно заурядное событие, – охотно объяснил Золар. – Как обычно, они ничего не нашли и в очередной раз предстали круглыми идиотами в глазах всего света.

Сарасон допил свой бокал.

– Итак, все как обычно, – деловито подытожил он, – выемка золота идет по расписанию.

В комнате на несколько минут воцарилось молчание, пока каждый из присутствующих на свой лад думал об огромном богатстве, которое они собирались обрести в недрах Серро-эль-Капироте.

Все, кроме Сарасона. Его мысли обратились к последней встрече с Питтом на борту парома. Сомнения продолжали мучить его.

Что имел в виду Питт, прозрачно намекая, что он сознательно показал им дорогу к сокровищам?

Лгал ли ему Питт или у него была какая-то своя, вполне определенная цель, может быть, это была просто бравада человека, знавшего, что ему предстоит умереть?

“К чему ломать себе голову, пытаясь найти ответы на эти вопросы? Все это выеденного яйца не стоит, – решил наконец Сарасон. – У меня и без того много куда более важных дел”.

Он выбросил мысли о Питте из головы.

И это была, пожалуй, самая крупная его ошибка.

Микки Мур осторожно спускалась по лестнице в подвал, находящийся под зданием асиенды. В руках у нее был поднос с едой. Внизу она столкнулась с одним из головорезов Амару, охранявшим дверь в небольшой погреб, где содержались пленники.

– Открой мне дверь, – потребовала она.

– Никому не разрешено входить туда, – отрезал охранник.

– Прочь с дороги, кретин, – огрызнулась Микки, – пока я не оторвала тебе яйца.

Бандит был настолько ошарашен такой откровенной грубостью со стороны этой элегантной женщины, что невольно сделал шаг назад:

– Мне отдает приказы только Тупак Амару.

– У меня с собой только еда, идиот. Убирайся с дороги или я заору, а потом поклянусь Золару, что ты изнасиловал меня вместе с женщиной, сидящей в погребе.

Охранник тупо уставился на поднос, затем открыл дверь и отступил в сторону.

– Ладно, заходите, – неохотно согласился он. – Только ничего не говорите Амару.

– Успокойся, он ничего не узнает, – насмешливо бросила Микки через плечо, прежде чем войти в погреб.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к тусклому свету, едва проникающему в убогое помещение.

Ганн лежал на каменном полу, но при появлении Микки с трудом принял сидячее положение. Лорен стояла рядом, словно собираясь защищать его.

– Ну и ну, – сказала она брезгливо, – теперь они присылают сюда женщину, чтобы та выполнила их грязную работу.

Микки попыталась всунуть поднос в руки Лорен:

– Я принесла вам немного еды: фрукты, бутерброды и четыре банки пива. Берите же, чего вы ждете? – И прежде чем продолжить разговор, она повернулась и захлопнула дверь перед носом бандита.

При всем своем самообладании она была ошеломлена видом молодой женщины. Губы Лорен были разбиты, под глазами кровоподтеки, одежда изорвана в клочья. Микки обратила внимание также на крупный рубец чуть выше ее груди и нездоровый цвет рук и ног.

– Ублюдки, – прошипела она, – грязные ублюдки. Простите, но я не знала, что вас били, иначе обязательно захватила бы с собой медикаменты.

Лорен опустилась на колени и поставила поднос на пол. Затем она протянула банку пива Ганну, но он не смог открыть ее, и она сделала это за него.

– И кто же наша благодетельница? – спросил Ганн.

– Мое имя Микки Мур. Мои муж антрополог, а я археолог, нанятые Золаром.

– Чтобы помочь ему найти сокровища Уаскара, – догадался Ганн.

– Да, мы расшифровали пиктограммы...

– ...на Золотых доспехах воина из Тиапольо, – закончил за нее Ганн. – Мы уже знаем об этом.

Лорен не произнесла ни слова, пока не съела бутерброд и не выпила банку пива. Почувствовав себя значительно лучше, она бросила на Микки любопытный взгляд.

– Зачем вы сделали это? – спросила она. – Хотите укрепить наш дух, прежде чем эти негодяи вернутся и начнут снова избивать нас?

– Не надо иронизировать, – усмехнулась Микки. – К слову, Золар и его братья собираются убить моего мужа и меня, как только заполучат сокровища.

– Откуда вы можете знать об этом?

– Нам уже доводилось встречаться с подобными людьми, и логика их поведения нам хорошо известна.

– Что они собираются сделать с нами? – спросил Ганн.

– Золар и состоящие у него на содержании офицеры мексиканской армии и полиции собираются представить дело так, будто вы оба утонули при попытке спастись с терпящего бедствие парома. По их плану вас должны бросить в подземную реку, протекающую через пещеру с сокровищами и впадающую в залив. К тому времени когда ваши тела всплывут и будут обнаружены, от них останется слишком немного, чтобы понять, что случилось на самом деле.

– Звучит правдоподобно, – сердито проворчала Лорен. – Не сомневаюсь, что эти негодяи вполне способны осуществить задуманное.

– Боже мои, – сказал Ганн, – но они не смогут хладнокровно убить члена Конгресса США.

– Поверьте мне, – усмехнулась Микки, – для этих людей нет ничего святого, совесть их мучить не будет.

– Почему же они не убили нас раньше? – спросила Лорен.

– Они опасались, что ваш друг Питт сможет каким-то образом сообщить о вашем похищении. Теперь это уже неактуально. Они считают, что их положение достаточно прочно, чтобы не опасаться обвинений одного человека.

– Но есть еще команда парома, – заметила Лорен, – они могут стать свидетелями акта пиратства.

– Для этого существует местная полиция, – вздохнула Микки, – ее руководство постарается отработать деньги Золара и найдет способ заткнуть морякам рты.

Микки помолчала:

– И еще об одном не хотелось бы говорить вам, но, видимо, придется, Тупак Амару клянется, что, после того как вас привезли сюда, он и его люди превратили вашего друга в желе, забросав его в воде гранатами.

Фиалковые глаза Лорен расширились от ужаса и боли. До последней минуты она сохраняла надежду, что Питту удалось спастись. Чтобы не упасть, она прислонилась к каменной стене и закрыла лицо руками.

Ганн, напротив, нашел в себе силы подняться на ноги. В его глазах не было боли утраты, одна только глубокая убежденность.

– Дирк мертв? Никогда не поверю, что какой-то жалкий мерзавец способен совладать с таким человеком, как Питт.

Микки была поражена, что человек, перенесший жестокие пытки, мог сохранить столь глубокую убежденность и силу духа.

– Я передаю только то, что муж рассказал мне, – сказала она, словно извиняясь перед ними. – Амару не удалось извлечь из воды тело вашего друга, но у него нет никаких сомнений в том, что Питт мертв.

– Вы сказали нам, что вы и ваш муж также находитесь в списке приговоренных к смерти? – напомнила Лорен.

Микки развела руками:

– Нас тоже необходимо заставить замолчать.

– Простите мне мои слова, – заметил Ганн, – но в таком случае вы, на мой взгляд, на удивление безразличны к своей судьбе.

– У моего мужа тоже есть свои планы.

– Бежать?

– Нет, Генри и я уже могли это сделать много раз. Дело в том, что мы намерены получить свою долю сокровищ.

Ганн недоверчиво посмотрел на нее и усмехнулся.

– В таком случае должен заметить, что ваш муж на редкость крутой парень для антрополога.

– Может быть, вы лучше поймете меня, если я скажу, что мы встретили и полюбили друг друга во время совместной работы по заданию Совета по активности за рубежом.

– Никогда не слышал о существовании подобной организации, – пожал плечами Ганн.

Лорен ошеломленно посмотрела на Микки.

– А мне приходилось, – сказала она. – По слухам, это строго засекреченная организация, работающая под крышей и по прямым заданиям Белого дома. Никому в Конгрессе до сих пор не удалось получить бесспорных доказательств ее существования, не говоря уж об источниках финансирования.

– Каковы же ее функции? – поинтересовался Ганн.

– Проведение специальных операций только по прямому указанию Президента за спиной других государственных институтов, включая секретные службы, – сообщила Микки.

– Каких операций? – продолжал допытываться Ганн.

– Разных грязных трюков по отношению к государствам, которые рассматриваются как враждебные Соединенным Штатам, – ответила Лорен, продолжая изучать лицо Микки, которое оставалось бесстрастным. – Правда, у меня, как и у любого другого рядового члена Конгресса, нет конкретных данных. Впрочем, догадаться не так уж и трудно. Так вот я подозреваю, что основной задачей этой организации является физическое устранение неугодных или опасных для США лиц.

Глаза Микки внезапно приобрели холодное и жесткое выражение.

– Должна признать, что за двенадцать лет, – до того как мы подали в отставку, чтобы посвятить себя археологии, – нам с Генри приходилось заниматься и этим, – равнодушно согласилась она. – Более того, скажу без хвастовства, нам было мало равных в своем деле.

– Меня это нисколько не удивляет, – саркастически заметила Лорен, – кто станет подозревать, что под маской уважаемого ученого скрывается наемный убийца Президента.

– К вашему сведению, конгрессмен Смит, наши академические звания подлинные. Генри получил звание доктора в Пенсильванском университете, а я – в Стэнфорде. Мы нисколько не обольщались относительно того, какие функции выполняли при трех президентах. Но, ликвидируя некоторых лидеров иностранных террористических организаций, Генри и я спасли больше жизней американцев, чем вы себе можете представить.

– На кого же вы работаете теперь?

– На себя. Как я уже говорила, мы ушли в отставку. Мы чувствовали, что пришло время обратить наши знания и опыт в наличные деньги. Работа на правительство осталась в прошлом. Хотя наши услуги хорошо оплачивались, мы не могли рассчитывать даже на пенсию.

– А вы понимаете, что никогда не достигнете желаемого, не убив предварительно Амару и братьев Золар? Микки насмешливо улыбнулась:

– Мы без особого труда сможем покончить с ними, прежде чем они возьмутся за нас. Но это произойдет не раньше, чем сокровища Уаскара будут доставлены на поверхность.

– И ради золота ваш путь будет усыпан трупами?

Микки утомленно провела рукой по лицу:

– Разве это имеет какое-то значение? Ваше участие в охоте за сокровищами Уаскара оказалось сюрпризом для всех. Золары пришли в ярость, когда выяснилось, что у них появились конкуренты, и начали убивать каждого, кого рассматривали как потенциальное препятствие на своем пути к золоту. Вам повезло, что они не убили вас еще на пароме, как вашего друга Питта. В этом случае они повели себя как любители, какими, впрочем, и являются.

– А вы и ваш муж, – ядовито заметила Лорен, – без сомнения...

– Хотите сказать, что мы пристрелили бы вас и сожгли корабль вместе с вашими трупами? О нет, – Микки покачала головой, – это не наш стиль. Генри и я ликвидировали только тех иностранных подданных, которые расстреливали невинных женщин и детей или не моргнув глазом разрывали их на части своими бомбами. Мы ни разу не тронули ни одного нашего соотечественника и не собираемся заниматься этим теперь. И хотя ваше присутствие осложнило нашу операцию, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы помочь вам выбраться отсюда.

– Братья Золар тоже американцы, – напомнила ей Лорен.

Микки равнодушно пожала плечами:

– Чисто формально. Они представляют собой, вероятно, крупнейшее в истории объединение воров и контрабандистов произведений искусства. Это акулы мирового класса. Да и не мне вам об этом говорить. Вы испытали их методы на собственной шкуре. Оставив их кости лежать в пустыне, мы сбережем американским налогоплательщикам миллионы долларов, которые, без сомнения, пришлось бы потратить на проведение длительного и сложного расследования их криминальной деятельности. Я уже не говорю о таких мелочах, как расходы на судебное разбирательство и содержание в тюрьме, и то при условии, что они будут схвачены и осуждены.

– А когда сокровища или их часть окажутся у вас в руках, что тогда? – поинтересовался Ганн. Микки насмешливо улыбнулась:

– Я пришлю вам почтовую открытку из той части света, где мы будем находиться, и подробно опишу, как мы будем их тратить.

46

Небольшая армия солдат оборудовала командный пункт и установила плотный кордон радиусом около трех с половиной километров вокруг основания Серро-эль-Капироте. Никому не разрешалось ни проникнуть внутрь, ни покинуть его. Все операции осуществлялись исключительно с воздуха.

Полеты проводились строго по графику и с завидной интенсивностью. Не успел бывший вертолет НУМА, перекрашенный в цвета Международной компании Золара, в очередной раз подняться к безоблачному небу и взять курс на асиенду, как несколько минут спустя на его место совершил посадку тяжелый транспортный вертолет мексиканской армии. Солдаты в походной форме военно-инженерных войск спрыгнули на землю, открыли двери грузового отсека и, не мешкая, начали разгрузку машины. Вскоре рядом с площадкой появились мощная лебедка, грузоподъемник и несколько бухт кабеля и канатов разного диаметра.

Власти штата Соноры за двадцать четыре часа подготовили все необходимые документы на проведение раскопок – процесс, занимающий в обычных условиях месяцы, а иногда и годы. В обмен на такую оперативность компания обещала финансировать строительство новых школ, дорог и больничного комплекса. Немалые суммы попали и в карманы услужливых чиновников. Обещание технической помощи было получено и от правительства страны, введенного в заблуждение коррумпированными бюрократами. Запрос Золара на выделение контингента военных инженеров с базы на полуострове Баха был одобрен в рекордно короткие сроки. Согласно условиям контракта, подписанного с Министерством финансов, компания получала двадцать пять процентов стоимости сокровищ, все остальное поступало в полное распоряжение Национального казначейства.

Естественно, Золар не собирался выполнять ни единого пункта этого соглашения. Он не намерен был ни с кем делить извлеченное из недр горы золото. Согласно его плану, как только золотая цепь и большая часть ценностей будут подняты на поверхность, они под покровом темноты должны быть переправлены сначала на удаленный военный аэродром, а затем транспортным самолетом доставлены в маленький городок на северном побережье Марокко, где находился секретный распределительный центр, принадлежащий компании.

Все обитатели асиенды вместе с вещами с первыми лучами солнца были переправлены на вершину Серро-эль-Капироте. Только личный реактивный лайнер Золара оставался на территории поместья, готовый в любую минуту подняться в воздух.

Лорен и Руди были освобождены из своей тюрьмы и вслед за остальными переправлены на вершину горы. Поскольку бежать оттуда было практически невозможно, их уже никто не охранял, и они могли находиться там, где им заблагорассудится.

Несмотря на строгий приказ Сарасона избегать любых контактов с заложниками, Микки Мур немедленно воспользовалась этой возможностью и оказала им посильную медицинскую помощь.

Оксли быстро обнаружил маленькое отверстие, ведущее в недра горы, и отдал распоряжение военным в кратчайшие сроки расширить его. Он остался наверху, чтобы лично наблюдать за установкой необходимого оборудования, пока Золар, Сарасон и Муры в сопровождении группы инженеров начали спускаться по коридору, ведущему в недра горы.

Когда они достигли второй статуи демона, Микки, как незадолго до нее Шеннон, ласково коснулась его глаз.

– Превосходная работа, – вздохнула она.

– И как прекрасно сохранилась, – поддержал ее муж.

– Тем не менее ее придется уничтожить, – заметил равнодушно Сарасон.

– О чем вы говорите? – возмутился Мур.

– У нас нет возможности убрать ее. Этот безобразный монстр занимает большую часть туннеля. Мы не можем протащить цепь Уаскара над его головой или между его ног.

Микки побледнела от гнева:

– Вы не можете уничтожить памятник древней культуры подобного уровня!

– Мы можем, и мы сделаем это, – поддержал брата Золар. – Я согласен, что это весьма неприятная процедура, но что поделаешь Мы не имеем времени потакать фанатизму археологов, даже если они наши сотрудники.

Выражение боли медленно исчезло с лица Мура. Он бросил взгляд на жену и кивнул.

– Эта жертва необходима, – сказал он твердо.

И Микки поняла его. Когда собираешься захватить столько золота, чтобы прожить в роскоши до конца жизни, приходится на многое закрывать глаза.

Они прошли вперед, чтобы не присутствовать при этом тягостном зрелище, пока Сарасон, оставшийся у статуи, отдавал последние распоряжения взрывникам.

– Будьте внимательны, – предупредил он их по-испански. – Используйте минимально необходимое количество взрывчатки. Мы не хотим завалить вход в пещеру.

Золар был искренне удивлен энергией и энтузиазмом супругов, исследовавших погребальную камеру стражей сокровища. Предоставь он их самим себе, они провели бы здесь не меньше недели, изучая мумии и ритуальные орнаменты их одежды и забыв на время даже об ожидавших их внизу сокровищах.

– Идемте дальше, – торопил он их, – вы можете заняться этим позднее.

Муры неохотно последовали за ним в жилое помещение стражей сокровища, где провели всего несколько минут, так как Сарасон, присоединившийся к брату, вынудил их продолжать спуск.

Зрелище стража в саркофаге из кальцита повергло в шок даже братьев, как и группу Питта до этого. Генри Мур сделал попытку идентифицировать находившуюся внутри фигуру человека сквозь просвечивающий кальцит.

– Воин древней Чачапойаны, вне всяких сомнений, – сообщил он своим спутникам. – Тело сохранилось практически в том же состоянии, в каком находилось в момент смерти. Невероятное открытие.

– Он принадлежал к аристократии и занимал высокое положение в армии, – дополнила Микки выводы мужа.

– Иначе и быть не может, дорогая, – подтвердил ее супруг, – кому еще могло быть поручено такое ответственное задание, как охрана сокровищ Верховного инки.

– Какова может быть его стоимость? – поинтересовался Сарасон.

Мур обернулся и окинул его презрительным взглядом.

– Такой уникальный объект не имеет рыночной цены. Это же окно в прошлое. Он бесценен!

– Я знаю коллекционера, который без разговоров выложит за него пять миллионов долларов, – равнодушно заметил Золар.

– Он принадлежит науке, – возмущенно возразил Мур. – Эта фигура – звено цепи, связывающей прошлое и настоящее. Она должна находиться в музее, а не в коллекции сумасшедшего коллекционера, собирающего краденые ценности.

Золар бросил на него насмешливый взгляд:

– О’кей, профессор. Если вы так считаете, она ваша. Вместо вашей доли сокровищ, разумеется.

Мур помертвел. Его профессиональная честь ученого вступила в противоречие с алчностью. Он чувствовал себя вывалянным в грязи и стыдился того, что так поздно осознал, что культурная ценность наследия Уаскара не шла ни в какое сравнение со стоимостью золота, из которого оно было изготовлено.

Как он мог согласиться сотрудничать с этим бессовестным мошенником?

Он схватил жену за руку, зная, что она полностью разделяет его чувства:

– Если это ваше единственное условие, мы принимаем его. Считайте, что сделка состоялась.

Золар рассмеялся, крайне довольный собой:

– Ловлю вас на слове, профессор. А теперь будьте добры продолжить путешествие. Нам еще предстоит найти то, ради чего оно и было, собственно, затеяно.

Через несколько минут они уже стояли на берегу подземной реки, не замечая ее, зачарованные открывшейся перед ними картиной.

– Захватывающее зрелище, – прошептал Золар. – Я не могу поверить, что вижу такое количество золота в одном месте.

– Оно далеко превосходит все сокровища египетских фараонов, – заметил Мур.

– Восхитительно! – воскликнула Микки, продолжавшая цепляться за руку мужа. – Это собрание больше, чем все культурные ценности, когда-либо найденные в Америке, вместе взятые.

Сарасон первым вернулся к реальности.

– Эти древние ублюдки сложили свое золото на острове посредине бурной реки! – рявкнул он. – Это значительно усложнит нашу задачу.

– У вас есть машины и канаты, – утешил его Мур. – Подумайте о тех трудностях, которые пришлось преодолеть инкам, чтобы переправить на остров эти сокровища, не имея ничего, кроме веревок и собственных мускулов.

Микки первая заметила золотую обезьяну, скорчившуюся на своем пьедестале.

– Странно, – прошептала она.

– Что еще? – спросил Золар, бросая на нее недовольный взгляд.

Микки подошла к фигурке из золота, лежавшей на берегу реки:

– Странно, что эта скульптура осталась здесь, а не на острове.

– Очень странно, – поддержал жену Мур, – создается впечатление, что она сознательно была оставлена здесь.

– Я бы сказал, что она, напротив, была перетащена сюда с острова, – предположил Сарасон, указывая на долото и кристаллы кальцита, валяющиеся поблизости.

– На пьедестале какая-то надпись, – заметил Мур.

– Вы можете расшифровать ее? – спросил Золар.

– Она не нуждается в дешифровке. Надпись сделана по-английски.

Золар и Сарасон уставились на него, словно имели дело с сумасшедшим.

– Довольно шуток, профессор, – проворчал Золар.

– Какие могут быть шутки? Кто-то нацарапал надпись на мягком золоте и, судя по всему, сделал это сравнительно недавно.

– Прочтите, что там написано.

Мур жестом подозвал инженера с лампой и, водрузив на нос очки, прочел вслух:

“Добро пожаловать, члены “Солпемачако”, на ежегодную конференцию воров и грабителей могил.

Если у вас есть другие устремления, кроме приобретения награбленного добра, то вы пришли в нужное место.

Чувствуйте себя как дома и берите только те вещи, которым сумеете найти применение.

Спонсоры программы: доктор Шеннон Келси, Майлс Роджерс, Ал Джордино и Дирк Питт”.

Какое-то время все пытались осмыслить услышанное, затем Золар заорал на брата.

– Что происходит здесь, черт возьми? Чтоозначает эта дурацкая шутка?

У Сарасона вытянулось лицо.

– Питт признался мне, – произнес он неохотно, – что сознательно привел нас к демону, но он не говорил, что спускался в пещеру и видел сокровище.

– Очень благородно с его стороны, не так ли? Почему вы ничего не сказали мне об этом? Сарасон пожал плечами:

– Он мертв. Я посчитал, что это уже не имеет значения.

Микки повернулась к мужу:

– Я знаю доктора Келси. Встречалась с ней на археологической конференции в Сан-Антонио. У нее репутация признанного эксперта по культурам Анд.

Мур кивнул:

– Я знаком с ее работами. – Затем он повернулся к Сарасону. – Вы заставили нас поверить, что конгрессмен Смит и люди из НУМА охотятся за сокровищами. Почему ни словом не обмолвились о том, что этим делом занимаются и профессиональные археологи?

– Не вижу особой разницы.

– Ситуация вышла из-под вашего контроля, – предупредил Мур. Казалось, ему доставляет удовольствие видеть ошеломленные лица братьев. – На вашем месте я забрал бы золото и убрался отсюда быстрее.

– Нам нечего бояться, раз Питт мертв, – настаивал Сарасон, – То, что мы видим здесь, было сделано раньше, чем Амару покончил с ним.

Несмотря на показную уверенность, его рубашка промокла от холодного пота. Слова Питта по-прежнему звучали в ушах.

Золар первым обрел спокойствие:

– Никто, обнаружив сокровище, подобное этому, не станет оставлять после себя идиотскую записку и не уйдет затем как ни в чем не бывало. В их поведении есть своя логика, и я хочу знать, какая.

– Любой человек, ставший на нашем пути, будет уничтожен, – решительно произнес Сарасон.

Все поверили ему. Все, кроме Микки. Она стояла ближе всех к нему и видела, как дрожали его губы.

47

“Бюрократы во всем мире похожи друг на друга, – подумал Питт, – та же ничего не значащая улыбка и снисходительно-покровительственный взгляд. Можно подумать, все они посещали одну и ту же школу, где усвоили схожие манеры и одинаковые обороты речи”

Фернандо Матос был типичным представителем этой категории людей. Лысый, с аккуратно подстриженными черными усами и в очках в роговой оправе.

Он и девять американцев находились в конференц-зале таможни меньше чем в ста метрах от государственной границы США и Мексики. После обычного в таких случаях взаимного представления слово взял старший агент таможни Куртис Старгер.

– В делах подобного масштаба, мистер Матос, я обычно имел дело с представителями правоохранительных органов вашей страны, в частности инспектором Гранадосом или сенатором Рохасом. Прошу вас объяснить мне, почему на эту встречу был направлен чиновник вашего уровня, не имеющий ни малейшего отношения к проблемам, которые нам предстоит обсудить. Боюсь, что ваше правительство находится в таком же неведении, как и мы.

Матос безнадежно развел руками, хотя и не перестал улыбаться. Если он и почувствовал себя оскорбленным, то не подал вида.

– Инспектор Гранадос в настоящий момент расследует важное дело в Эрмосильо, а сенатор Рохас, к сожалению, болен. Если бы не это досадное обстоятельство, они, без сомнения, были бы счастливы работать с вами. Но я уверяю вас, что мое правительство сделает все от него зависящее, чтобы и наше сотрудничество было успешным.

– Министерство юстиции США, – продолжал Старгер, – имеет все основания полагать, что три человека, известные под именами Джозеф Золар, Чарлз Оксли и Сайрес Сарасон – к слову, все родные братья, – причастны к незаконным операциям по торговле крадеными произведениями искусства, их контрабанде и фальсификации. Помимо этого они, по-видимому, имеют прямое отношение к похищению члена Конгресса США и заместителя директора одного из наших наиболее престижных океанографических агентств.

Улыбка Матоса, казалось, навсегда приклеилась к его лицу.

– В высшей степени странное обвинение. Полагаю, вам хорошо известно, джентльмены, что после вашего бесплодного рейда в здание компании в Техасе их репутация остается безупречной.

Гаскилл сухо улыбнулся Рэгсдейлу:

– Дурные новости путешествуют быстро.

– Эти люди не совершили никаких правонарушений на территории Мексики, и у нас нет законных оснований для их преследования.

– Что сделано для скорейшего освобождения конгрессмена Смит и заместителя директора Ганна?

– Наши лучшие полицейские силы уже работают в этом направлении. Если потребуется внести выкуп за их освобождение, он будет заплачен. Но я гарантирую вам, что вопрос освобождения ваших людей и поимки бандитов решится в течение нескольких ближайших часов.

– Наши источники указывают на то, что братья Золар и есть те люди, что ответственны за это преступление. Матос покачал головой:

– Нет, нет. Все свидетельствует о том, что за похищение ваших людей несет ответственность банда профессиональных преступников.

– Если уж зашел разговор о похищении, что известно о команде парома? – вступил в разговор Питт.

Матос бросил презрительный взгляд в его сторону:

– Это не имеет отношения к делу. Кроме того, наша полиция располагает четырьмя подписанными свидетельствами, в которых вы называетесь главным организатором этого преступления.

Такого поворота событий Питт не ожидал. Братья предусмотрели все, но они либо игнорировали тот факт, что команда парома осталась в живых, либо были сознательно введены в заблуждение Амару. Правда, существовал и третий, наиболее вероятный вариант. Падилья и его люди, после того как они достигли берега, оказались в лапах местной полиции. Дальнейшее нетрудно было представить.

– И какие же мотивы совершения преступления приписывает мне ваша полиция?

– Искать мотивы не мое дело, мистер Питт. Я привык полагаться на факты. Но если уж вы завели разговор об этом, могу сказать, что, согласно показаниям команды парома, это вы убили конгрессмена Смит и Руди Ганна, чтобы узнать местонахождение сокровищ.

– Вашим полицейским следует немедленно обратиться к врачу, если они способны проглотить столь абсурдные показания, – не выдержал Джордино.

– Показания есть показания. Как чиновник правительства, я обязан действовать строго в рамках закона.

– Скажите, сеньор Матос, какой обещали вам процент от найденного золота? – поинтересовался Питт.

– Пять, – машинально произнес Матос.

– Вы сказали пять процентов, сэр? – переспросил Старгер.

– Я не говорил ничего подобного.

– На мой взгляд, ваши власти просто предпочитают не замечать преступную организацию, которая работает у них прямо под носом, – вступил в разговор Сэндекер.

– Не существует никакой преступной организации, адмирал. Я готов поклясться в этом.

– То, о чем вы все время говорите, свидетельствует только об одном, – усмехнулся Гаскилл, – что представители правительства штата Сонора заключили сделку с братьями Золар с целью присвоения перуанских сокровищ.

– Перуанцы не имеют на него никаких прав, – возмутился Матос. – Сокровища найдены в земле Мексики и принадлежат ее народу.

– Они принадлежат народу Перу, – прервала его речь Шеннон. Ее лицо покраснело от гнева. – Если у вашего правительства есть хотя бы остатки совести, оно должно хотя бы разделить его с перуанцами.

– Отношения между народами строятся на иных принципах, доктор Келси.

– А что бы вы сказали, если бы сокровища Монтесумы были найдены в Андах?

– Я не имею полномочий обсуждать международные проблемы, – высокомерно возразил Матос. – Кроме того, ценность сокровищ сильно преувеличена. Подлинная их стоимость значительно ниже.

На этот раз Шеннон была не возмущена, а потрясена:

– Что вы говорите? Я видела сокровища Уаскара своими глазами. По моим оценкам, его стоимость близка к миллиарду долларов.

– Братья Золар, а они имеют мировую репутацию торговцев произведениями искусства, оценивают его значительно ниже, не более тридцати миллионов долларов.

– Мистер, – рявкнула Шеннон, вне себя от ярости, – моя репутация стоит их всех, вместе взятых, в особенности когда речь идет о древностях перуанской культуры.

– Ваше слово против их, и только, – холодно парировал Матос.

– А вам не кажется, что для столь незначительной находки не стоило нанимать целую армию, – заметил Рэгсдейл.

– Пять или десять человек, не больше.

– Желаете взглянуть на снимки, сделанные со спутника? На них вершина Серро-эль-Капироте выглядит словно муравейник, там целая армия вспомогательного персонала, для обслуживания которой используются транспортные вертолеты.

Матос сидел молча, словно не слышал его слов.

– И вы позволите им вывести сокровища из страны? – спросил Старгер.

– Их усилия, направленные на благо народа Сонора, уже оценены должным образом. Вполне естественно, что они должны получить и какую-то компенсацию.

Версия, представленная Матосом, настолько дурно пахла, что никто из присутствующих не мог принять ее всерьез.

Адмирал Сэндекер, высший по рангу из присутствующих в комнате официальных лиц, одарил Матоса обезоруживающей улыбкой:

– Завтра утром я встречаюсь с Президентом Соединенных Штатов. В ходе нашей беседы я сообщу ему о чрезвычайных событиях, происходящих на территории нашего южного соседа, и о безобразном поведении следственных органов Мексики, не желающих ударить палец о палец для спасения жизни члена Конгресса США. Мне не нужно вас информировать, сеньор Матос, что в ближайшее время на рассмотрение Конгресса США будет направлен проект нового торгового соглашения между нашими странами. Когда конгрессмены узнают о том, как относятся власти Мексики к похищению одного из своих коллег и о вашем сотрудничестве с криминальными элементами, вряд ли они сочтут возможным одобрить его. Думаю, сеньор, что в скором будущем у вашего президента появится много новых забот.

– Нет необходимости применять столь сильные средства в ответ на незначительные расхождения во взглядах между нашими странами.

Питт заметил капельки пота, обильно выступившие на черепе чиновника.

– Меня вряд ли можно назвать экспертом по вопросам большой политики, адмирал, но, насколько я понял, по вашему мнению, президент Мексики и его кабинет не были информированы о создавшейся ситуации? – спросил он.

– Вы меня правильно поняли, – улыбнулся Сэндекер.

Матос изменился в лице, но от комментариев воздержался.

– Моя страна всегда готова к любым формам сотрудничества по всем возникающим проблемам, – пробормотал он.

– Лучше передайте своему начальству, – заметил Питт, – что если они не начнут работать по-настоящему, то очень скоро убедятся в том, что они далеко не такие ловкие ребята, какими себя считают.

– Совещание окончено, – объявил Старгер, – мы обсудим наши дальнейшие действия и информируем о них ваше правительство завтра утром в это же время.

Матос попытался сохранить хотя бы видимость достоинства, но у него это плохо получилось. Когда он заговорил, его голос заметно дрожал.

– Я должен предупредить вас, что любая попытка послать ваши специальные силы в Мексику...

Сэндекер прервал его на половине фразы:

– Я даю вам двадцать четыре часа на то, чтобы доставить конгрессмена Смит и моего заместителя Руди Ганна на границу между нашими странами, на участке Мехикали и Калехико живыми и невредимыми. Одна минута опоздания – и может пострадать масса невинных людей.

– Вы не имеете полномочий делать такие угрозы.

– Как только я сообщу моему Президенту, что представители ваших сил безопасности пытают Смит и Ганна, чтобы выведать у них государственные секреты, вам должно быть самому ясно, как он будет действовать.

На этот раз Матос действительно испугался:

– Но это же ложь, абсолютно абсурдное утверждение.

Сэндекер сухо улыбнулся:

– Я только хотел показать вам, что тоже умею выдавать черное за белое.

– Но я даю вам честное слово...

– Это все, сеньор Матос, – сказал Старгер. – Прошу немедленно информировать меня о дальнейшем развитии событий.

Когда Матос покинул конференц-зал, у него был совершенно потерянный вид. Едва дверь за ним закрылась, Рэгсдейл повернулся к Гаскиллу:

– По крайней мере, они до сих пор не знают, что мы наконец накрыли их преступный бизнес.

– Будем надеяться, что они останутся в неведении еще дня два.

– Вы провели инвентаризацию краденых ценностей? – спросил Питт.

– Их так много, что потребуется несколько месяцев, чтобы только классифицировать каждый предмет.

– Не припомните, не встречались ли вам среди уже просмотренных вещей идолы юго-западных индейцев, изготовленные из хлопкового дерева?

Гаскилл покачал головой:

– Ничего похожего на то, о чем вы говорите, я не видел.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если вы их найдете, У меня есть друг индеец, который хотел бы получить их назад.

– Как вы оцениваете ситуацию, адмирал? – спросил Рэгсдейл.

– Братья наобещали так много, боюсь, что в случае их ареста половина населения штата кинется освобождать их из тюрьмы, – сказал адмирал.

– Они никогда не отпустят Лорен и Руди из опасения, что те расскажут об их преступлениях, – заметил Питт.

– Мне не хотелось бы говорить об этом, – добавил Рэгсдейл, – но вполне возможно, что их уже нет в живых.

– Я не позволяю себе думать о такой возможности, – решительно потряс головой Питт.

Сэндекер встал и, чтобы избавиться от мрачных мыслей, начал мерить шагами помещение.

– Даже если бы Президент разрешил скрытое вторжение, мы не знаем, где содержатся Лорен и Руди.

– Мне кажется, – высказал предположение Джордино, – братья держат их на горе. Старгер кивнул в знак согласия:

– Думаю, что вы правы. Асиенда, которую они использовали как штаб-квартиру во время поисков сокровищ, по-видимому, покинута.

– Если Смит и Ганн еще живы, боюсь, все равно жить им осталось недолго, – вздохнул Рэгсдейл.

– И мы ничего не можем сделать, – удрученно сказал Сэндекер.

Рэгсдейл подошел к окну и бросил взгляд в сторону границы:

– ФБР уж точно не может.

– Да и таможня тоже, – согласился с ним Гаскилл. Питт несколько мгновений рассматривал федеральных агентов и затем повернулся к Сэндекеру.

– Они не могут, тут ничего не поделаешь, но НУМА способна на это.

Все непонимающе посмотрели на него.

– И на что же мы способны? – спросил Сэндекер.

– Отправиться в Мексику и освободить Лорен и Руди, не вызвав при этом международного инцидента.

– Конечно, сможете, – усмехнулся Гаскилл, – перебраться через границу не проблема, но на стороне братьев и армия и полиция. На фотографиях со спутника отчетливо видно, что гора блокирована, да и на вершине хватает охраны. Вы не подойдете к ней и на десять километров, как получите пулю.

– А я и не собираюсь пробираться к ней на машине или пешком, – возразил Питт.

Старгер посмотрел на него и улыбнулся.

– Что же может сделать НУМА там, где бессильны таможня и ФБР? Переплыть пустыню?

– Нет, не переплыть, – сказал Питт с глубокой убежденностью, – а проплыть под ней.

Часть четвертая Подземная река 31 октября 1998 года Труба дьявола, Байя, Мексика

48

У подножия иссушенных солнцем холмов в северной части гор Сьерра-эль-Майор, почти в пятидесяти километрах к югу от Мехикали, находится своеобразный водоем, своего рода вертикальная труба, уходящая в недра земли. Если не считать необычного кобальтового оттенка, вода в нем так прозрачна, что с берега водоем кажется бездонным.

“Труба дьявола совсем не похожа на сенот, – подумал Питт, не переставая следить за желтым нейлоновым шнуром, уходящим в глубь водоема, – но в нем есть и впрямь что-то такое, что вполне оправдывает его название”.

Он сидел на скале у кромки водоема, слегка придерживая рукой нейлоновый шнур, конец которого был привязан к барабану небольшой лебедки.

Выше по склону, примерно в восьмидесяти метрах от него, на раскладном стуле сидел адмирал Сэндекер. Неподалеку от него стояли два подержанных автомобиля с номерами Нижней Калифорнии.

Адмирал пил пиво и в бинокль наблюдал за окрестностями. Он был одет под стать своим автомобилям и ничем не отличался от тысяч других пожилых американских туристов среднего достатка, путешествующих в осенний период по Калифорнийскому полуострову.

Убедившись в полном отсутствии людей на несколько миль вокруг, он встал со стула и начал спускаться по склону холма.

– Все в порядке? – спросил Пихт, когда адмирал подошел поближе.

– Никого, кроме змей и кроликов, – проворчал Сэндекер и кивнул в сторону воды. – Сколько времени они уже находятся внизу?

Питт взглянул на часы:

– Тридцать восемь минут.

– Я бы чувствовал себя намного лучше, если бы они использовали профессиональное оборудование, а не тот хлам, который одолжили у местных таможенников.

– Если мы хотим спасти Лорен и Руди, у нас каждая минута на счету, а, отказавшись ждать самолет из Вашингтона; мы выиграли целых шесть часов.

– Все равно, это чистое безумие предпринимать такую опасную операцию, – произнес адмирал устало.

– Разве у нас есть альтернатива?

– Что-то ничего не приходит в голову.

– Тогда мы должны попытаться, – сказал Питт твердо.

– Мы даже не знаем пока, есть ли у тебя хоть малейшая надежда...

– Они возвращаются, – прервал Питт сетования адмирала.

К этому моменту было вытравлено уже двести метров шнура. Вдвоем они взялись за работу. Питт тянул шнур, а адмирал крутил рукоятку лебедки. За пятнадцать минут тяжелой работы они выбрали три четверти шнура.

– Осталось пятьдесят метров, – прохрипел адмирал, с трудом переводя дыхание.

Сэндекер славился пристрастием к здоровому образу жизни, но возраст, излишний вес и кабинетная работа привели к тому, что сердце адмирала начинало давать перебои. И все же сейчас он старался вовсю, желая помочь Питту, которому досталась большая часть работы.

– Я вижу их, – произнес он наконец.

Питт с облегчением выпустил шнур и уселся на землю, чтобы немного прийти в себя.

– С этой глубины они уже могут подыматься самостоятельно, – пояснил он.

Первым показался на поверхности Джордино. Он снял со спины баллоны с кислородом и передал их адмиралу, потом протянул руку Питту, который помог ему выбраться из воды. Следующим появился доктор Питер Дункан, гидрогеолог Геологической службы США. Он прибыл чартерным рейсом через час после того, как адмирал позвонил ему в Сан-Диего. Сначала он решил, что адмирал шутит, когда тот заговорил о подземной реке, но, отбросив скептицизм и отложив все дела, решил присоединиться к экспедиции.

– Мне еще не доводилось встречать источник воды такой интенсивности, – сообщил он, выплевывая мундштук и с трудом переводя дыхание.

– Как я понимаю, вы нашли доступ к реке, – сказал Питт, не скрывая радости.

– Нам пришлось опуститься до глубины шестидесяти метров, пока мы не обнаружили горизонтальный туннель протяженностью сто двадцать метров, который и вывел нас к реке, – пояснил Джордино.

– Сможем мы пробраться по нему с нашим оборудованием?

– Местами туннель узковат, но, думаю, как-нибудь справимся.

– Температура воды?

– Терпимая, двадцать градусов по Цельсию.

Дункан откинул капюшон, демонстрируя роскошную рыжую бороду. Он даже не стал вылезать из воды, ограничившись тем, что положил руки на берег.

– Сначала я не поверил, когда вы мне рассказали о широкой реке с сильным течением под пустыней Соноран. Да что там говорить, даже теперь, когда видел ее своими глазами, я с трудом могу поверить в такое чудо.

– Вы полагаете, что это тот же самый поток, который течет под Серро-эль-Капироте? – спросил Сэндекер.

– Вне всякого сомнения. Теперь, когда я увидел его, готов держать пари, что это та самая река, о которой рассказывал старый Ли Хант.

– Тогда надо думать, его золотой каньон тоже существует, – заметил, улыбаясь, Питт.

– Вы тоже слышали эту легенду?

– Думаю, что теперь это уже не легенда.

– Наверное, вы правы.

– Хорошо, что мы позаботились о страховочной веревке, – заметил Джордино.

– Еще бы. Без нее нас просто унесло бы потоком, и мы присоединились бы к тем ныряльщикам, тела которых уже находили в заливе.

– Интересно, где истоки этой реки?

– С современным геофизическим оборудованием установить это не составит труда.

– Это откроет новую эпоху в жизни полуострова, – заметил Дункан, все еще находясь под впечатлением увиденного. – Подумайте только, тысячи рабочих мест, миллионы акров новых земель для сельскохозяйственных культур, садов и пастбищ для скота. Мы превратим пустыню в райский сад.

– Воры утонут в воде, которая превратит пустыню в цветущий сад, – повторил Питт слова Билли Юма.

– Что ты сказал? – спросил Джордино.

– Старая поговорка тамошних индейцев, – сказал Питт, улыбаясь.

Погрузив оборудование на машину, друзья разделились.

– Увидимся здесь же через два часа, – информировал адмирала Питт.

– И куда же вы теперь направляетесь? – спросил его Сэндекер.

– Повидать человека, способного собрать армию.

– Я его знаю?

– Нет, но, если наши дела пойдут хотя бы наполовину так хорошо, как я надеюсь, вы еще пожмете ему руку и прикрепите медаль на грудь.

Гаскилл и Рэгсдейл уже ждали в небольшом аэропорту к западу от Калехико, когда приземлился специальный рейс НУМА, доставивший оборудование для намеченной операции. Несколько минут спустя к ним присоединились Сэндекер и Джордино.

– У нас возникли определенные затруднения с выполнением вашей заявки, – сообщил пилот, обменявшись рукопожатием с адмиралом, – но так или иначе все ваши распоряжения выполнены в точности.

– Удалось ли инженерам уменьшить габариты машины, как просил Питт? – поинтересовался Джордино.

– Ребята сотворили настоящее чудо, так что высота “Плавучего пузыря” сейчас составляет ровно шестьдесят один сантиметр.

– Лично поблагодарю всех их, как только вернусь в Вашингтон, – пообещал адмирал.

– Какие будут дальнейшие распоряжения? – спросил пилот.

– Оставайтесь в постоянной готовности, а там посмотрим.

Они едва успели завершить погрузку снаряжения, когда на летном поле появился автомобиль Старгера.

– У нас проблемы, – сообщил он.

– Что еще?

– Мексиканская полиция закрыла границу.

– Это не может касаться частного автотранспорта.

– На этот раз касается. Объявлено, что военным вертолетам отдан приказ задерживать любой самолет, вертолет или другое транспортное средство, которое покажется им подозрительным.

Рэгсдейл бросил многозначительный взгляд на адмирала:

– Наши друзья пронюхали о вашей экспедиции.

– Этого не может быть. Ни одна живая душа не видела нас вблизи колодца.

– А что, по-вашему мнению, делали они, после того как сеньор Матос сообщил им о нашей позиции?

– Догадываюсь. Но кто бы мог подумать, что их возможности так велики!

– Ладно, бог с ними. Где Питт?

– Он в безопасности, хотя и по другую сторону границы.

– Но должен же существовать какой-то способ вытащить его оттуда.

Старгер и Гаскилл обменялись понимающими улыбками.

– На этот раз таможня, думаю, может решить эту проблему.

– Как всегда, держите что-то за пазухой?

– Ничего особенного. Помните дело Эскобара?

– Контрабанда наркотиков через подземный туннель?

– Оно самое. Хуан Эскобар жил у границы в Мексике, – объяснил Старгер Сэндекеру и Джордино. – Официально он содержал небольшую мастерскую и занимался ремонтом автомобилей. На самом деле промышлял контрабандой наркотиков. Прежде чем наши службы сумели сообразить, что происходит, парень ухитрился прокопать настоящий туннель около ста пятидесяти метров от собственного гаража до дома его сообщника на нашей стороне. Эскобар ушел от нас, но туннель существует. Понятно, что мексиканцы ничего не знают об этом. Сейчас там живет один из наших агентов, выполняющий время от времени особо деликатные поручения.

– Вы хотите сказать, что Таможенная служба использует подобные средства для своих операций? – спросил Сэндекер с неподдельным удивлением.

– И даже чаще, чем вы можете предположить, – развел руками Старгер. – Наркотики дело нешуточное.

– Хорошо, – перебил их нетерпеливо Джордино, – как я понял, вы можете переправить все необходимое оборудование на ту сторону границы, не привлекая внимания мексиканских властей?

– Никаких проблем, – кивнул головой Старгер, – считайте, что оно уже там.

– Ну что же, – вздохнул адмирал, обращаясь к Джордино, – если вы не передумали и, несмотря на все мои предостережения, продолжаете настаивать на своей безумной затее, позаботьтесь хотя бы составить свой некролог, чтобы избавить меня от лишних хлопот.

49

Каменный демон с царственным безразличием взирал на дела людей, копошившихся у его подножия. Он не обращал внимания на многочисленные шрамы, оставленные пулями мексиканских солдат на его груди, когда те избирали его в качестве мишени для стрельбы. Что значили эти ничтожные создания в сравнении со столетиями, которые протекли перед его невидящим взором.

Легкая тень вторично за это утро скользнула над его головой, когда вертолет мексиканской военной авиации совершил посадку на единственном пригодном для этой цели пятачке в нескольких метрах от его ног.

Со своего места в пассажирском салоне вертолета шеф полиции Рафаэль Кортина меланхолично наблюдал за деятельностью своих подчиненных.

Достигнув почтенного возраста, он не испытывал особой радости в связи с неизбежной отставкой. Жизнь в маленьком домике с видом на залив на минимальную пенсию, заработанную долгими годами безупречной службы, не сулила ему ничего хорошего. Кортина никогда не был особенно популярен среди своих сослуживцев. На службе, где взятка традиционно была нормой, он сделал себе карьеру исключительно за счет упорного труда и безукоризненной репутации.

Много раз его незаслуженно обходили повышением по службе, но в конце концов, когда общественное мнение, устав от бесконечных скандалов в полиции, обратилось к единственному неподкупному офицеру, настал звездный час его карьеры. В считанные месяцы он превратился из рядового инспектора штата в главу Управления полиции Нижней Калифорнии.

Но каждый человек, будь то женщина или мужчина, имеет свою цену. И когда Джозеф Золар предложил ему десять миллионов долларов за невмешательство в дела компании во всем, что касалось Серро-эль-Капироте, Кортина не устоял. Никакое правосудие не стоило того, чтобы упускать такой шанс навсегда обеспечить жену, четырех сыновей, их жен и восьмерых внуков.

Кортина, как никому другому, было известно, что два последних президента Мексики вели упорную борьбу с коррупцией. Их усилия не пропали даром и значительно урезали ежегодные доходы наркодельцов, но все это было лишь каплей в море.

Он вышел из вертолета и был встречен одним из головорезов Амару. В свое время он посадил его на пять лет за вооруженное ограбление. Сейчас бандит не узнал его и проводил в небольшой передвижной вагончик, служивший временной штаб-квартирой Золара.

Кортина был удивлен, увидев на стенах полотна одного из лучших современных художников юго-запада. Внутри трейлера вокруг антикварного стола времен Второй империи сидели братья Золар, Фернандо Матос и полковник Роберто Кампос, командующий вооруженными силами Мексики на полуострове Байя, импозантный мужчина с гривой седых волос.

Поклонившись присутствующим, Кортина направился к свободному стулу, указанному старшим из братьев. Миловидная служанка подала ему бокал шампанского и тарелку с копченой осетриной и икрой.

– Работа оказалась труднее, чем мы ожидали, – сообщил ему Золар, показывая схематическое изображение коридора, ведущего в пещеру с сокровищами. – Надо было переправить золото через бурную реку и поднять его на вершину горы.

– Но работа продвигается успешно? – спросил Кортина.

– Пока еще рано трубить в фанфары, – поморщился Золар. – Сложнее всего будет поднять золотую цепь. Но по моим расчетам... – он сделал паузу и бросил взгляд на часы, – это событие произойдет примерно через полчаса. После этого мы разделим ее на отдельные звенья для удобства погрузки и транспортировки и отправим в Марокко.

– Почему туда? – спросил Матос. – Проще оставить ее здесь, в Техасе, или отправить в ваше поместье в Аризоне.

– Из соображений безопасности. По договоренности с командующим армией Марокко будут приняты все мыслимые меры охраны. Кроме того, там находится наш центр, ведущий дела со странами Европы, Южной Америки и Дальнего Востока.

– Каким образом будут подняты остальные сокровища? – поинтересовался Кампос.

– Мы собираемся переправить их через реку на плотах, после чего перевезем на механизированных тележках.

– Значит, лебедка пригодилась?

– Не то слово, полковник, – ответил Оксли. – Мы надеемся, что уже к шести часам вечера последние предметы будут погружены в вертолеты, которые вы нам любезно предоставили.

– Каков приблизительный вес сокровищ? – спросил Кортина.

– По оценке профессора Мура и его супруги, около шестидесяти тонн.

– Кто бы мог подумать, – заметил полковник Кампос.

– Пиктограммы не содержали исчерпывающих данных на сей счет.

– А его общая стоимость? – спросил Кортина.

– Первоначальная оценка – двести пятьдесят миллионов американских долларов, – сообщил Оксли. – Но, я думаю, правильнее сказать, что она составит около трехсот миллионов.

– Истинная цифра была занижена Оксли больше чем в три раза. Рыночная стоимость одного только золота приближалась к семистам миллионам, а с учетом стоимости остальных ценностей должна была перевалить за миллиард долларов.

Золар широко улыбнулся полковнику и шефу полиции.

– Из этого следует, джентльмены, что соответственно возрастет и доля народа Нижней Калифорнии.

Кортина бросил быстрый взгляд на лица партнеров. Он отдавал себе полный отчет в том, что каждый из них имеет свой собственный интерес в этом деле и новая оценка стоимости клада увеличивает долю всех троих.

– Думаю, все мы должны поблагодарить полковника. Его идея с закрытием государственной границы оказалась превосходной, – заметил он.

– Да, она полностью себя оправдала, Рафаэль, – охотно согласился тот, – хотя, скажу честно, что сделать это было нелегко.

Шефа полиции позабавило то, что впервые за десять лет знакомства полковник обратился к нему по имени. Зная, как разозлится командующий, если он последует его примеру, он не удержался от искушения.

– Роберто совершенно прав. Наши бизнесмены и политики уже высказывали свое недовольство потерей прибыли от туризма и приостановкой коммерческих перевозок. Боюсь, нам не избежать долгих объяснений с правительством.

– Неужели вы не сможете убедить свое непосредственное начальство, что это была вынужденная мера, чтобы помешать американским федеральным агентам незаконно пересечь границу и конфисковать золото? – спросил Оксли.

– Со своей стороны, мое ведомство сделает все от него зависящее, чтобы укрепить ваши позиции, – заверил его Матос.

– Не исключено, – пожал плечами Кортина, – что у правительства может быть свое мнение на сей счет. Полковника и меня могут обвинить в превышении полномочий.

– Вы намекаете, что ваша доля должна быть увеличена? – осведомился Золар. – Какую сумму вы имеете в виду?

– Дополнительные десять миллионов долларов наличными, – не моргнув глазом, сказал Кортина.

Кампос, не ожидавший ничего подобного, сразу ухватился за идею партнера:

– Шеф полиции Кортина говорит от нашего имени. Принимая во внимание тот риск, на который мы пошли, десять миллионов долларов наличными сверх оговоренного не такая большая сумма.

Сарасон немедленно вступил в переговоры:

– Вы понимаете, конечно, то, что мы получим от продажи золота и предметов искусства, может оказаться значительно ниже названной здесь суммы. Шефу полиции хорошо известно, что сумма, выручаемая от продажи краденых драгоценностей, редко превышает двадцать процентов их реальной стоимости.

Золар и Оксли немедленно поддержали брата, хотя прекрасно понимали, что найдется не меньше тысячи коллекционеров, готовых заплатить любую сумму за бесценные древности.

– Десять миллионов, – упрямо повторил Кортина.

– Это огромная сумма, – стоял на своем Сарасон.

– Должен напомнить вам, – заметил Кортина, – что защита наших общих интересов от вмешательства американских и мексиканских агентов далеко не весь вклад, который полковник и я внесли в это дело. Без тяжелых вертолетов полковника Кампоса вам никогда бы не удалось переправить золото на свою базу в пустыне Алтар.

– А без нашего вклада в поиски сокровищ вы тоже остались бы ни с чем, – сказал Сарасон. Кортина равнодушно пожал плечами:

– Я не собираюсь отрицать, что мы нуждаемся друг в друге, но уверен, что в ваших собственных интересах проявить щедрость.

Сарасон бросил быстрый взгляд на братьев. После секундного раздумья Золар согласно кивнул.

– Очень хорошо, – сказал Сарасон, – считайте себя на десять миллионов богаче, джентльмены.

Поскольку максимальный вес, который могла поднять лебедка, не превышал пяти тонн, золотую цепь Уаскара пришлось разрезать на две части. Все сокровища были погружены на плоты и переправлены через подземную реку. Только золотой трон оказался слишком тяжел для легкого плота. Поэтому как только цепь была доставлена наверх, лебедку опустили в недра горы, и трон при помощи тросов был перетащен на берег по дну реки и погружен на тележку.

Микки Мур занималась инвентаризацией и составлением краткого описания предметов, пока ее муж измерял и фотографировал их. Им приходилось спешить, так как Амару и военные инженеры были уже готовы начать погрузку. Если инкам и их помощникам потребовалось шесть дней, чтобы снести сокровища в недра горы, современная техника справилась с этой задачей всего за десять часов.

Микки пододвинулась поближе к мужу и прошептала:

– Я не могу этого сделать. Муж бросил на нее быстрый взгляд. В ее глазах, казалось, отражалось мерцание золота, сверкавшего в свете ламп, установленных инженерами.

– Я больше не хочу этого золота.

– Почему? – спросил он неожиданно мягко.

– Не могу объяснить, – сказала она. – У меня такое ощущение, словно я вывалялась в грязи. Я уверена, скоро и ты почувствуешь то же самое. Мы должны найти какой-нибудь способ, чтобы оно не попало в руки братьев.

– Разве у нас не было намерения убить их и захватить золото после того, как оно будет погружено на самолет в пустыне Алтар?

– Это было до того, как мы увидели его. Не надо нам ничего, Генри. Мы откусили кусок больше, чем в состоянии проглотить.

Мур задумался:

– Неподходящее время, чтобы терзаться угрызениями совести.

– Совесть здесь ни при чем. Смешно подумать, что мы с тобой сможем продать тонны древностей. Пора посмотреть в лицо фактам. У нас нет ни возможностей, ни связей, чтобы реализовать их на черном рынке.

– Продажа цепи Уаскара вряд ли доставит нам много хлопот.

Микки посмотрела ему в глаза:

– Ты очень хороший антрополог, Генри, и я не хуже. Мы неплохо прыгали с парашютом в чужих странах и профессионально убивали людей. Кража бесценных сокровищ не самое лучшее, что мы можем сделать. Кроме того, мы ненавидим этих людей. Думаю, мы должны сделать все, чтобы сохранить коллекцию.

– Согласен с тобой, – сказал он устало. – У меня тоже есть свой предел прочности. Что ты предлагаешь сделать?

– Единственно возможную вещь, – ответила она хриплым голосом.

Впервые Мур заметил сострадание в ее глазах. Он никогда не видел их такими красивыми. Микки обняла мужа за шею и заглянула ему в глаза.

– И нам не придется никого убивать. Не надо прятаться в своем логове, когда операция будет завершена. Он сжал ее голову ладонями и поцеловал.

– Я горжусь тобой, старушка, – сказал он нежно. Она оттолкнула его, глаза у нее расширились.

– Я забыла. Заложники. Я обещала, что мы постараемся спасти их.

– Где они?

– Если они еще живы, то здесь, на горе.

Мур оглядел пещеру и увидел Амару, следившего за тем, как грузили мумии стражей сокровищ. Братья собирались бросить пещеру такой же пустой, какой она была, прежде чем инки обнаружили ее. Ничего ценного оставлять они не собирались.

– Мы провели полную инвентаризацию, – сказал он. – Пойдем поищем их.

Они сели на попутную тележку, груженную золотыми фигурками животных, и поднялись на поверхность. Но поиски ничего не дали. Лорен Смит и Руди Ганна нигде не было видно. Возвращаться в пещеру было уже поздно.

* * *

Лорен поежилась. Рваная одежда не защищала ее от холодной сырости пещеры. Руди обнял ее и плотнее прижал к себе, стараясь согреть теплотой собственного тела. Крошечная камера мало чем отличалась от каменного мешка в толще известняка. Низкий потолок не давал возможности выпрямиться во весь рост, а когда они пытались двигаться, чтобы немного согреться или принять более удобное положение, охранник выразительно начинал помахивать оружием.

После того как обе секции золотой цепи были подняты на поверхность, Амару заставил их спуститься в эту камеру, расположенную позади комнаты стражей сокровищ. Лорен и Руди были заключены здесь еще до того, как Муры покинули пещеру с сокровищами.

– Принесите нам, пожалуйста, воды, – попросила Лорен охранника.

Тот повернулся и тупо посмотрел на нее. Это был человек огромного роста, с отталкивающим лицом, толстыми губами, плоским носом и одним глазом.

Дрожь снова сотрясла тело Лорен, но на этот раз не от холода, а от страха. Она понимала, что ее смелость может ей дорого обойтись, но было уже все равно.

– Принесите воды, вы, тупое животное. Вы понимаете, воды?

Охранник мрачно посмотрел на нее и медленно вышел из пещеры. Спустя несколько минут он вернулся и сунул в камеру фляжку с водой.

– Похоже, вы приобрели себе нового друга, – заметил Ганн.

– Если он думает, что после этого я повешусь ему на шею, то глубоко ошибается, – заметила Лорен, отвинчивая пробку.

Она предложила воды Ганну, но он только покачал головой:

– Сначала напейтесь сами.

Лорен сделала большой глоток и передала фляжку Ганну.

– Не понимаю, что случилось с Мурами, – заметила она.

– Откуда им знать, что нас перевели в эту дыру.

– Боюсь, что Золару придет мысль заживо похоронить нас здесь, – сказала Лорен.

На глазах у нее выступили слезы. Она чувствовала, что храбрость покидает ее. До этого она относительно спокойно переносила побои и оскорбления, но по мере того как таяли последние надежды, страдания казались все невыносимее.

– Есть еще Дирк, – сказал Ганн тихо.

Она покачала головой:

– Не надо. Даже если он еще жив, Дирк не может пробиться к нам с отрядом морских пехотинцев.

– Питт такой человек, что ему не требуется никакой отряд.

– Он только человек, а не волшебник.

– Пока мы живы, остается надежда.

– Сколько нам еще осталось? Минуты, пара часов? – Она печально покачала головой. – Правда в том, что мы уже почти покойники.

Когда первая секция цепи была поднята на поверхность, почти все собрались вокруг нее. От такой груды золота у многих перехватило дыхание. Несмотря на пыль и покрывавшую ее местами корку кальцита, цепь ослепительно сверкала под лучами полуденного солнца.

За долгие годы торговли крадеными ценностями братьям еще не приходилось видеть такой совершенной работы. Не больше четырех коллекционеров во всем мире могли позволить себе приобрести ее целиком. Зрелище стало еще грандиознее, когда была извлечена вторая секция и положена на землю рядом с первой.

– Матерь Божия! – воскликнул восхищенный полковник. – Каждое звено не уступает по величине запястью взрослого мужчины.

– Трудно поверить, что инки достигли таких высот, – подтвердил Золар.

Сарасон наклонился и внимательно осмотрел звенья.

– Феноменальное мастерство, – согласился он. – Каждое звено – само совершенство.

Кортина подошел к концу первой секции и с трудом приподнял его.

– Весят килограммов по пятидесяти каждое, – заметил он.

Оксли молчал и только дрожал от возбуждения.

Сарасон с трудом оторвал взгляд от цепи и сделал знак Амару.

– Начинайте погрузку, – распорядился он.

Террорист кивнул и отдал приказ своим людям и взводу солдат. Даже Кортина, Кампос и Матос приняли участие в погрузке. Подъемный кран погрузил цепи в два транспортных вертолета, которые немедленно поднялись в воздух. Золар провожал их взглядом, пока они не превратились в две точки на голубом небе.

– Теперь уже нас ничто не остановит, – сказал он, обращаясь к своим братьям. – Еще несколько часов, и отправимся домой, а самое большое сокровище, известное человеку, – наше.

50

Сэндекер считал дерзкий план Питта проникнуть в Серро-эль-Капироте через черный ход равносильным самоубийству. Он понимал, что заставляет того рисковать жизнью. Питт рвался спасти любимую и друга от верной смерти, сравнять счет с убийцами и вернуть сокровище. И еще он хотел бросить вызов неизвестному, рассмеяться в лицо дьяволу и проверить собственные силы.

Ну а уж Джордино со школы готов был следовать за другом даже в кратер действующего вулкана.

Разумеется, адмирал мог остановить их, но он понимал, что иногда необходимо идти на риск. Этим своим качеством он заслужил уважение одних и зависть других. Никто из директоров национальных агентств не стал бы рисковать репутацией ради столь безумного проекта. Единственно о чем сожалел адмирал, что он лично не мог возглавить экспедицию.

Выгрузив оборудование, он бросил взгляд на Питера Дункана, сидевшего рядом с водоемом и намечавшего русло подводной реки на топографической карте.

– Скорее всего, расстояние между Трубой дьявола и Серро-эль-Капироте – километров тридцать, – произнес гидрогеолог, не обращаясь ни к кому конкретно.

Сэндекер хмуро покосился в сторону водоема.

– Какие же силы природы сотворили это? – спросил он.

– Шестьдесят миллионов лет назад, – пояснил Дункан, – сдвиг в земной коре привел к образованию крупного разлома в толще известняка, иэто позволило подземным водам через серию соединяющихся между собой каверн образовать грандиозный туннель.

Адмирал повернулся к Питту.

– Сколько времени вам понадобится, чтобы добраться до цели? – спросил он.

– Если скорость течения останется постоянной, то около трех часов.

– Я еще не встречал реки, которая не образовывала бы излучин, – произнес гидрогеолог с сомнением. – Добавьте еще часа два.

– “Плавучий пузырь” не подведет, – уверенно заявил Джордино, снимая с себя верхнюю одежду.

– Только в том случае, если вы не встретите никаких дополнительных препятствий. Там может быть все, что угодно. Подводные камни, каскады, затопленные туннели. Времени на раздумья у вас не будет, и любая ошибка может оказаться роковой.

– Что-нибудь еще? – спросил Джордино невозмутимо. – Вампиры, неведомые монстры подводного мира?

– Я только стараюсь предостеречь вас, – заметил Дункан спокойно.

Питт добродушно похлопал его по плечу:

– Мы все понимаем, но сейчас нам с Алом остается только надеяться на лучшее и быть готовыми к худшему, а что из этого выйдет, увидим.

– В прошлое погружение, когда вы проплыли по туннелю в основное русло, – спросил адмирал, – там был воздушный карман?

– Да, свод поднимается метров на десять над поверхностью воды.

– Как далеко вы обследовали реку?

– На всю длину страховочной веревки. Свет наших фонарей слабоват, и мы не смогли увидеть конца галереи.

– При определенном везении им хватит воздуха почти на все путешествие?

– Им потребуется все их везение, – заметил гидрогеолог скептически. – Думаю, это самый крупный неизученный водный поток, протекающий через поле карста.

– Что вы называете карстом? – спросил Джордино, закрепляя на руке компас и глубиномер.

– Систему соединяющихся водных потоков, туннелей и каверн в толще известняка.

– Интересно, сколько же еще может быть неизвестных подземных рек? – произнес задумчиво Питт.

Над Ли Хантом и его Золотым каньоном постоянно подшучивали. Но уже по тому, что вы обнаружили здесь, можно предполагать, что много.

– Может быть, нам удастся получить кое-какие результаты, – заметил Питт, прикрепляя портативный водонепроницаемый компьютер на предплечье.

– Буду признателен за любые факты, которые вам удастся собрать, – сказал Дункан. – Конечно, ваша находка – величайшее археологическое открытие, но представьте себе, что значит обнаружить мощный водный поток, протекающий глубоко под землей и способный превратить миллионы акров бесплодных земель в поля и пастбища.

– Заманчивая идея, – согласился адмирал.

Джордино показал гидрогеологу камеру для подводных съемок.

– Постараюсь привезти несколько фотографий для вас, – пообещал он.

– Спасибо, – поблагодарил его Дункан, – но у меня будет еще одна просьба.

– Слушаю, – сказал, улыбнувшись, Питт. Дункан протянул ему пластиковый пакет:

– Специальная краска для подводных исследований. Бросьте его в воду, когда попадете в пещеру.

– Вы хотите выяснить, где подземная река впадает в залив? – догадался Питт. Гидрогеолог кивнул:

– Это даст нам неоценимый материал для дальнейших исследований.

Следующие десять минут Питт и Джордино детально обсуждали план ближайших действий. У них на счету было множество совместных погружений в разных точках планеты, но еще никогда им не доводилось плавать на надувной лодке в недрах Земли. Сейчас их жизнь зависела от того, насколько точно они смогут предусмотреть возможные осложнения.

Они договорились о сигналах, обсудили поведение при нехватке или потере воздуха, детально проверили систему жизнеобеспечения своего суденышка.

– Я вижу, вы не позаботились о сухом костюме, – заметил Сэндекер, наблюдая, как Питт натягивает мокрый комбинезон.

– Температура воды ниже, чем хотелось бы, но вполне терпима, можно не опасаться переохлаждения, – объяснил Питт. – В мокром костюме свободнее двигаться, а это важно, если у нас возникнут трудности.

Баллоны с воздухом он прикрепил не на спине, а к бедрам на тот случай, если туннель внезапно сузится, и тщательно проверил систему поступления воздуха.

– Что у вас в баллонах, стандартная смесь? – спросил адмирал.

– Обычный воздух.

– Не боитесь азотного отравления?

– Постараемся избегать погружения на большую глубину.

– Без крайней необходимости не погружайтесь глубже тридцати метров, – предупредил Сэндекер, – и смотрите в оба за подводными камнями.

Адмирал молчал. То, что он собирался им сказать, звучало слишком пессимистически в этот и без того непростой момент.

– Если возникнут серьезные осложнения и вам нужна будет немедленная помощь, рассчитывайте только на себя. Не будет ни помощи, ни эвакуации. Для нас вы также недостижимы там, как на одном из колец Сатурна.

Питт и Джордино еще раз проверили снаряжение. Вместо привычных шлемов они надели каски с мощными электрическими фонарями, какие используют шахтеры и строители, и соскользнули в воду.

Сэндекер и Дункан передали им контейнер из алюминия размером один на четыре метра, на шарнирах в средней части, чтобы облегчить маневрирование на наиболее узких участках туннеля.

Джордино закрепил маску и взялся за ручку контейнера. Помахав друзьям на прощание, он медленно погрузился в воду. Питт обменялся рукопожатием с Дунканом.

– Будьте особенно внимательны, – предупредил его гидрогеолог, – когда достигнете пещеры с сокровищами. Ни в коем случае не допустите, чтобы течение протащило вас мимо. От нее до впадения реки в залив более ста километров. Вернуться назад вы уже не сможете.

– Не беспокойтесь, мы не собираемся задерживаться под землей дольше чем нужно.

– Да поможет вам Бог, – сказал Дункан.

Затем Питт пожал руку адмиралу.

– Не забудьте поставить текилу на лед к нашему возвращению.

– С богом, но как бы я хотел, чтобы существовал другой путь внутрь горы

– Вы не хуже меня знаете, что другого пути нет.

– Привезите Лорен и Руди! – крикнул ему Сэндекер, тщетно пытаясь бороться с охватившими его чувствами.

– Скоро увидимся, – откликнулся Питт, прежде чем исчезнуть в глубине водоема.

51

Голос радиста заставил капитана Хуана Диего очнуться от задумчивости, и он перевел взгляд с потолка командного пункта на пустыню и возвышавшуюся перед ним вершину Серро-эль-Капироте.

– Ну и местечко! – буркнул он в сердцах. – Разве можно сравнить эту голую землю с его поместьем неподалеку от Дуранго. – В чем дело, сержант?

Оператор сидел спиной к нему, и Диего не мог видеть его удивленного лица.

– Я вызвал наших людей для обычной почасовой проверки и не получил ответа с четвертого и шестого постов.

Диего вздохнул. Ему не нужны были лишние неприятности. Полковник Кампос приказал замкнуть периметр безопасности вокруг горы, и он точно выполнил распоряжение. Никаких разъяснении ему никто не давал, да он и не ожидал их. Снедаемый любопытством, он мог только наблюдать, как вертолеты один за другим взлетали и садились на вершину горы, и размышлять о том, что, черт побери, там творится.

– Вызовите капрала Франсиско с пятого поста и прикажите ему послать человека проверить посты четыре и шесть.

Диего присел к походному столу и как дисциплинированный офицер вписал в ежедневный рапорт сообщение о перебоях радиотехники. Мысль о том, что все это могло означать что-то серьезное, даже не шевельнулась у него в голове.

– Пост номер пять не отвечает, – доложил радист.

Диего раздраженно повернулся к нему:

– Вы уверены, что оборудование в порядке?

– Да, сэр. Передатчик исправен.

– Свяжитесь с первым постом.

Оператор послушно выполнил приказ.

– Сожалею, капитан. Пост номер один тоже не отвечает, – отрапортовал он через минуту.

– Хорошо, я посмотрю сам, – сказал недовольно Диего.

Взяв со стола портативный радиопередатчик, он вышел из палатки и направился к штабному автомобилю, но, пройдя несколько метров, остановился и недоуменно протер глаза.

Автомобиль стоял на своем обычном месте, но колес у него почему-то не было.

– Что, черт возьми, происходит? – проворчал он. – Чья-то идиотская шутка или полковник Кампос решил испытать мою бдительность?

Капитан резко развернулся на каблуках и направился к палатке, но на этот раз не успел пройти и двух шагов. Три человека преградили ему путь. Все трое были вооружены, и их ружья направлены ему в грудь.

Первая мысль, мелькнувшая в голове у Диего: как посмели индейцы-скотоводы проникнуть на охраняемую территорию?

– Это военная зона, – резко произнес он. – Немедленно покиньте территорию поста.

– Делай, что тебе скажут, парень, – приказал Билли Юма, – и никому из твоих людей не причинят вреда.

Диего наконец-то понял, что произошло на вверенной ему территории, но никак не мог прийти в себя от изумления.

Каким образом несколько индейцев разоружили сорок солдат без единого выстрела? Он обратился к Билли, признав в нем предводителя:

– Немедленно бросьте оружие, сейчас появятся мои люди, и вы отправитесь под арест.

– Не хотел бы огорчать тебя, парень, – сообщил Юма, испытывая невольное удовлетворение оттого, что он может поставить на место этого офицера в аккуратно отглаженной форме и сверкающих сапогах, – но все твои люди уже разоружены и посажены под арест.

– Немыслимо! – рявкнул капитан вне себя от гнева. – Шайка песчаных крыс не справится с солдатами регулярной армии.

Юма пожал плечами и повернулся к одному из своих людей.

– Займись передатчиком, нам ни к чему радио.

– Вы с ума сошли! Хотите уничтожить собственность правительства?

– Вы на нашей земле, – сказал Юма спокойно, – и не имеете права отдавать здесь приказы.

– Я приказал вам сложить оружие, – скомандовал Диего, положив руку на кобуру пистолета.

Юма сделал шаг вперед, и дуло его старого винчестера уперлось в живот капитана. Обветренное морщинистое лицо по-прежнему не выражало никаких эмоций.

– Не пытайся сопротивляться. Если я спущу сейчас курок, твое тело заглушит звук выстрела.

До капитана наконец дошло, что эти странные люди не собираются шутить. Они хорошо знали пустыню и могли передвигаться по ней бесшумно, словно призраки. Ему было приказано оцепить гору и не пускать на запретную территорию бродячих охотников и старателей, но в полученных им распоряжениях ничего не говорилось о возможности вооруженного столкновения с аборигенами. Неохотно он вынул из кобуры пистолет и передал его ближайшему индейцу, который невозмутимо сунул его в карман брюк.

– Передайте мне также ваше радио, пожалуйста.

Двигаясь медленно, словно во сне, Диего повиновался.

– Что вы затеяли? – спросил он. – Разве вам неизвестно, что вы нарушаете закон?

– Если ваши солдаты помогают людям, осквернившим нашу священную гору, закон нарушаете вы. Наш закон! И достаточно слов. Сейчас вы пойдете с нами.

В полном молчании капитан Диего и радист были отведены на полкилометра от командного поста к большой скале, нависавшей над пустыней. Здесь, невидимые с вершины горы, уже находились его солдаты под охраной вооруженных индейцев.

При виде капитана они поднялись на ноги. Два лейтенанта и сержант подошли к нему и отдали честь.

– Кому-нибудь удалось бежать? – спросил Диего.

– Нет, сеньор, – покачал головой один из лейтенантов. – Они разоружили нас, прежде чем мы сумели оказать сопротивление.

Диего оглянулся и пересчитал стоящих неподвижно индейцев. Включая Юму, их оказалось всего шестнадцать человек.

– И это весь ваш отряд? – спросил он, отказываясь верить глазам. Юма кивнул.

– Нам не требуется больше, – сказал он.

– Что вы собираетесь делать с нами?

– Ровным счетом ничего, парень. Мы соседи и не собираемся никому причинять вред. Вы отдохнете здесь несколько часов, а потом вам будет разрешено покинуть нашу землю.

– А если мы попытаемся бежать?

Юма безразлично пожал плечами:

– Тогда вас пристрелят. Мои люди попадают в бегущего кролика с расстояния пятидесяти метров.

Юма сказал все, что хотел. Повернувшись спиной к капитану Диего, он начал карабкаться по почти невидимой тропинке вдоль трещины на южном склоне горы. Индейцы не произнесли ни слова, но как по команде десять из них последовали за ним, а пять остались охранять пленников.

Подъем проходил быстрее, чем в прошлый раз. Юма не повторял старых ошибок, избегал ведущих в тупик поворотов и обходил особо опасные участки тропы. И все же это было далеко не легкое испытание даже для закаленных жителей пустыни.

Он предпочел бы собрать побольше людей для атаки, но десять человек, шедшие за ним по тропе, были одними из немногих, кто не боялся горы или, по крайней мере, не говорил об этом. Билли не был слепым и не мог не заметить напряженное выражение, застывшее в их глазах.

Достигнув одного из плоских участков, он остановился, чтобы перевести дух. Сердце, казалось, готово было вырваться из груди, но тело полнилось нервной энергией скаковой лошади перед решающим заездом. Он достал из кармана старые часы и посмотрел на стрелки. Удовлетворенно кивнув головой, показал циферблат товарищам. Они поднялись на двадцать минут быстрее, чем рассчитывали.

Высоко над ними, на вершине горы, взлетали и садились вертолеты, жужжа, как назойливые пчелы. Они загружались золотом, насколько позволяла грузоподъемность, и ложились на курс в направлении взлетно-посадочной полосы в пустыне Алтар.

Офицеры и солдаты полковника Кампоса работали так быстро и были так заворожены огромным количеством золота, что никто из них и не подумал проверить посты у подножия горы. Радист же был занят координацией движения вертолетов и просто не имел времени связаться с капитаном Диего и потребовать от него ежедневный рапорт. Никто из них даже не взглянул ни на опустевший лагерь внизу, ни на горстку людей, упорно карабкавшихся по склону горы.

Шеф полиции Кортина по привычке отмечал все происходящее вокруг него. Когда полицейский вертолет, на котором он возвращался в управление, поднялся в воздух, он бросил взгляд на каменного демона под ним и заметил то, что упустили остальные. Будучи сугубо практичным человеком, он приписал увиденное причудливой игре света и тени, но когда снова открыл глаза, то убедился, что первое впечатление не обмануло его.

Угрожающий взгляд исчез. Страшные челюсти стража подземного царства кривились в насмешливой улыбке.

52

Питт медленно погружался в глубину водоема. Казалось, он находится в состоянии свободного падения. Стены дьявольской шахты были вертикальными и гладкими, словно кто-то специально отполировал их. Шахта казалась бездонной, и если бы он не видел чуть ниже товарища, мог бы подумать, что опускается прямиком в ад. Достигнув дна, он взглянул на циферблат глубиномера. Стрелка застыла на шестидесяти метрах. Отсюда начинался вход в туннель, ведущий к основному руслу подземной реки.

Сегодняшнее погружение ничем не напоминало его приключения в колодце на склонах Анд. Там он был подстрахован прочным спасательным канатом и имел постоянную связь с поверхностью. И кроме того короткого промежутка времени, когда он проник в боковую каверну, спасая Шеннон и Майлса, он всегда мог видеть над головой поверхность воды.

Он повернулся к Джордино, все еще державшему в руке их транспортный контейнер. Здесь им предстояло проникнуть в царство вечного мрака. Пока они проталкивали контейнер сквозь бесчисленные повороты узкого туннеля, Питт вспомнил, что погружения в затопленные водой пещеры всегда считались одним из самых опасных видов спорта. Кромешная тьма, осознание того, что вы находитесь глубоко в недрах земли, доводящая до безумия тишина и наконец постоянный страх потерять ориентацию легко приводят к панике и становятся причиной гибели многих опытных ныряльщиков, оснащенных, как правило, самым современным снаряжением.

В 1974 году сразу двадцать шесть человек погибли во время погружения в одну из пещер Флориды. А сколько их было по всему миру?

Питт никогда не страдал клаустрофобией и очень редко испытывал чувство страха, но необычная обстановка начинала действовать ему на нервы, усиливая и без того обостренное чувство опасности.

Сегодня они погружались без страховочной веревки, отдавая себе отчет в том, что эта операция может оказаться для них последней, если они будут увлечены стремительным течением подземной реки.

Туннель начал постепенно расширяться, образуя серию каверн, напоминающих по форме песочные часы. В ста метрах от входа в туннель приток наружного света резко уменьшился, и им пришлось включить электрические лампы, закрепленные на касках. Бросив в очередной раз взгляд на глубиномер, Питт убедился, что они продолжают медленно подниматься, и теперь от поверхности воды их отделяло около двадцати метров.

Джордино, державшийся впереди, остановился и сделал предостерегающий знак, указывая, что они достигли выхода из туннеля. Питт просунул дополнительный линь под лямку транспортного контейнера, опасаясь, что течение реки может вырвать его из рук.

Джордино сделал несколько мощных взмахов ластами, стремясь вытащить свой конец контейнера в реку и освободить товарищу выход из туннеля. Его расчет оказался точным. В тот момент, как течение подхватило его, Питт вместе с тыловой частью контейнера показался у выхода из последней каверны.

Как и планировали, они проплыли под водой еще около пятидесяти метров, потом вынырнули на поверхность и оказались в широкой галерее, образующей естественный воздушный карман. К удивлению Питта, потолок был темного цвета, и, только направив на него луч лампы, он понял, что тот был сложен из вулканической породы. К счастью, поток в этом месте замедлил бег, но отвесные стены, поднимающиеся прямо из воды, не позволили выбраться на берег.

Выплюнув изо рта загубник, Питт окликнул Джордино.

– Внимательно смотри по сторонам и как только заметишь участок суши, пригодный для высадки, греби прямо к берегу.

Они быстро миновали вулканическую пещеру и оказались в другой галерее, промытой водой в толще известняка, так и не обнаружив подходящего участка суши. Внезапно впереди послышался глухой звук, который быстро усиливался, отражаясь от сводчатого потолка и стен туннеля.

– Осторожнее! – крикнул Джордино. – Похоже, нас несет к водопаду.

Питт поправил лампу на каске, пытаясь направить луч света точно впереди себя. Напрасная попытка. Воздух наполнился мелкими капельками воды, сделавшими видимость близкой к нулю. Питт представил Ниагарский водопад и себя, увлекаемого в глубину его могучим течением. В тот же миг Джордино исчез в облаке пены и брызг.

Питт подготовился к длительному падению, но первое впечатление оказалось обманчивым. Падать никуда не пришлось. И грозный гул воды, и туман из мелких брызг не поднимались снизу, а низвергались на него сверху. В реку почти с самого свода пещеры изливался другой поток, немногим уступавший по мощности первому. Под поверхностью безводной песчаной пустыни находился крупный водоносный горизонт, способный с избытком напоить ее бесплодные земли.

Спустя несколько мгновений стены расступились, и его вынесло в огромную пещеру, с потолка которой свисали многочисленные сталактиты самой причудливой формы.

Питт с трудом отвел от них взгляд и в нескольких метрах от себя заметил Джордино. Похоже, тот даже не обратил внимания на дикую первозданную красоту пещеры.

– Слева, метрах в тридцати от нас есть место для высадки, – сообщил он деловым тоном.

– Отлично. Сворачивай к стене и работай изо всех сил, пока не выберешься из стремнины.

Джордино ничего не нужно было повторять дважды. Он резко взял влево и, работая ластами, в считанные минуты выбрался на мелкое место и вытащил за собой контейнер. Питт последовал его примеру, хотя и с меньшим успехом. Его снесло метров на десять вниз по течению, прежде чем он наконец сумел выбраться на берег. Оказавшись на суше, он снял маску и ласты и направился в сторону Джордино, уже приступившего к разгрузке контейнера.

– Неплохое место мы выбрали, – заметил он, когда Питт сбросил баллоны и уселся на камень рядом с ним. – Меня просто распирает от гордости, что мы сумели забраться так далеко.

– Хочешь сказать, мы должны быть счастливы, что все еще живы?

– Можно и так. Но как далеко мы все-таки продвинулись?

Питт сверился с показаниями компьютера.

– Если прибор не врет, мы два километра пробирались через чистилище и еще два метра низвергались прямо в ад.

– Осталось двадцать восемь километров?

– Да, но отсюда мы двинемся с комфортом, – пообещал Питт, улыбаясь.

Пять минут спустя все восемь воздушных камер “Плавучего пузыря” были наполнены, корпус развернут и надут. Суденышко было готово для сражения с подземной рекой.

Созданное как спасательное средство, судно на воздушной подушке могло без труда преодолевать стремнину реки, песчаные отмели, болота, скользить по снегу и тонкому льду. Оно с успехом использовалось полицией и пожарными по всей стране, и благодаря ему было спасено множество человеческих жизней. Но сейчас ему предстояло испытание, которого никак не могли предусмотреть его конструкторы.

“Плавучий пузырь” был три метра в длину, полтора в ширину, снабжено четырехцилиндровым двигателем мощностью пятьдесят лошадиных сил и над плоской поверхностью способен развивать скорость до шестидесяти четырех километров в час.

– Наши инженеры прекрасно поработали, уменьшив его высоту, – заметил Джордино.

– Да и во всем другом они не подкачали, – согласился Питт, – одно горизонтальное расположение двигателя чего стоит. Просто удивительно, как они ухитрились напихать столько снаряжения внутрь контейнера.

Прежде чем продолжить опасное путешествие, они заботливо сложили и закрепили оборудование, от сохранности которого теперь во многом зависела их жизнь. В контейнере они нашли также старый кольт Питта, термос с кофе и четыре бутерброда.

Питт невольно улыбнулся.

Адмирал Сэндекер не упустил ни одной мелочи, которая хоть как-то могла повлиять на исход операции.

Термос и бутерброды он убрал обратно в контейнер. Для пикника в экстремальных условиях у них сейчас не было времени. Им надо было спешить, чтобы вовремя добраться до пещеры с сокровищами и спасти жизнь Лорен и Руди. Пистолет и запасной магазин он положил в пластиковый пакет, надежно заклеил его и сунул под мокрый костюм. Затем подошел к “Пузырю” и пару мгновений разглядывал его.

– “Кто ж, о Цирцея, на этом пути провожатым мне будет?” – процитировал он. – “В Аде еще не бывал с кораблем ни один землеродный”.

Джордино, который в этот момент укладывал весла в специально приспособленные для этой цели гнезда, поднял голову:

– Откуда это?

– “Одиссея” Гомера.

– “Есть у троянцев мужи, кто способны проникнуть в морские глубины”, – немедленно откликнулся Джордино. – “Илиада” того же автора. Как видишь, я тоже могу цитировать слепого Гомера.

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня.

– Чепуха. Куда важнее, чтобы ты сам никогда не потерял способность удивляться.

Питт первым поднялся на борт и занял свое место, чуть впереди пропеллера двигателя. Джордино поместился на носу судна и включил один из мощных прожекторов, осветивших никогда не знавшие солнечного света своды.

– Надеюсь, здесь никто не привлечет нас к ответственности за загрязнение окружающей среды, – бросил он через плечо Питту.

– Все готово.

– Тогда поехали.

“Пузырь” соскользнул с берега и, легко преодолев береговое течение, вышел на стремнину реки. Теперь они скользили над поверхностью воды на высоте двадцати сантиметров. Со своего места сквозь прозрачную зеленоватую воду Джордино мог видеть саламандр-альбиносов и маленькие стайки слепых рыб, сновавших среди камней, в изобилии усеявших дно реки. По мере надобности он докладывал об обстановке впереди судна и то и дело щелкал камерой, в то время как Питт записывал данные на портативном компьютере. Они ни разу не обернулись назад, сосредоточив все свое внимание на управлении судном. Первые восемь километров они практически не встретили никаких препятствий и ни разу не снижали скорости. Потолок над их головами то поднимался до высоты тридцати метров, то нависал почти над их головами, едва оставляя место для прохода судна. Без особого труда они миновали несколько небольших каскадов и оказались в узком туннеле, где им пришлось сконцентрировать все внимание, чтобы избежать опасных столкновений с обломками камней, в изобилии выступавших из стен.

Наконец они оказались в галерее исполинских размеров, протянувшейся почти на три километра.

Два раза свод опускался ниже уровня реки, и им приходилось резко сбрасывать скорость и использовать баллоны с воздухом для дыхания. Чтобы снять напряжение, они стали придумывать забавные названия для бесчисленных камер и коридоров: “Комната смеха”, “Музей восковых фигур”, “Гимнастический зал Джордино”. Саму реку они окрестили “Горькой пьяницей”.

После того как они преодолели второй участок, на котором свод опускался ниже уровня реки, скорость течения резко возросла и цвет воды из зеленого превратился в белый. Теперь “Пузырь” скакал, как норовистая лошадь. Каждый раз, миновав особо опасный участок, Питт мысленно говорил себе, что скорость течения не может возрастать бесконечно, и всякий раз ошибался. Впрочем, до сих пор они без потерь выходили из всех критических ситуаций и не могли нахвалиться мореходным качествам своего суденышка.

Питту приходилось напрягать все силы, чтобы удержать судно посредине туннеля. Пришлось и Джордино взяться за весла, но даже их объединенных усилий оказалось недостаточно. Прожектор свалился за борт, и теперь только свет ламп на касках освещал их путь. Мощности двигателя уже не хватало для того, чтобы бороться со стремительным течением. “Пузырь” двигался туда, куда его нес поток. Тщетно Джордино вглядывался в темноту впереди, надеясь увидеть участок относительно спокойной воды. За очередным поворотом он заметил, что река разделилась на два рукава, и немедленно известил об этом Питта.

– Ты можешь определить, который из них больше?

– Пожалуй, левый.

“Пузырь” проскочил всего в нескольких сантиметрах от огромной скалы, разделившей реку на два отдельных потока, и тут же был погребен под стеной воды, появившейся неизвестно откуда.

На мгновение Питт подумал, что потерял Джордино, но уже в следующую секунду голова итальянца показалась среди клочьев пены. Тот ухитрился улыбнуться и показал на свои уши.

Рев воды заметно стих, и “Пузырь” снова начал слушаться руля. Избыток воды внутри корпуса не давал возможности использовать воздушную подушку, и Питт понял, что одному ему уже не справиться.

– Выкачивай воду! – прокричал он Джордино.

Создатели судна предусмотрели практически все. На борту имелась даже маленькая ручная помпа, и Джордино немедленно воспользовался ею.

Питт использовал возникшую паузу и в свете электрической лампы попытался разглядеть, что происходит вокруг. Стены туннеля почти касались бортов судна, и, хотя подводных камней не было видно, скорость течения, казалось, возросла еще больше, если такое вообще можно было себе представить. Внезапно он заметил, что Джордино перестал откачивать воду. На лице итальянца появилось выражение обреченности, и в тот же момент Питт сам услышал стремительно нарастающий рев падающей воды.

Картина Ниагарского водопада вновь мелькнула перед его глазами. На этот раз ошибки быть не могло. Это был ни с чем не сравнимый рев многих сотен, а то и тысяч тонн воды, падающей вниз с огромной высоты.

Он не почувствовал ни страха, ни отчаяния, ни ощущения полной безнадежности. Лишь странное оцепенение, словно его ум внезапно перестал функционировать.

Последнее, что совершенно отчетливо помнил Питт, было мгновение, когда “Пузырь”, на долю секунды зависнув на гребне волны, рухнул вниз с чудовищной высоты.

Точнее, ощущения падения тоже не было. Казалось, суденышко парит в облаке мелких брызг и пара. Затем очередной толчок сорвал Питта с места и швырнул его в глубь пенящейся воды. Он ударился о воду у подножия грандиозного водопада, словно метеор. Удар был такой силы, что почти весь воздух был мгновенно выброшен из его легких. Вначале он решил, что разбился о камни внизу и, только ощутив давление воды, понял, что еще жив. Инстинктивно он попытался задержать дыхание, продолжая отчаянно бороться, чтобы поскорее выбраться на поверхность. Если бы не спасательный жилет, это ему вряд ли удалось бы, но счастье оказалось вновь на его стороне. Вынырнув тут же на поверхность, он был подхвачен стремительным течением, которое понесло его вниз. Чудом избежав столкновения с торчащими из воды камнями, он в конце концов был брошен на огромный валун и на какое-то время потерял сознание. На этот раз его жизнь спасли шахтерская каска, принявшая на себя всю силу удара, и спасательный жилет, не позволивший ему погрузиться на дно реки. В сознание его привел новый удар о камни, когда поток выбросил его на небольшую отмель у берега реки. С трудом встав на колени, он выбрался из воды и невольно вскрикнул от боли, когда попытался опереться рукой о камень. Кисть, похоже, была сломана. Кроме того, он ощущал резкую боль в левой стороне груди, где, по-видимому, было повреждено несколько ребер.

С места, где он находился, рев водопада не был слышен. Оставалось только гадать, как далеко вниз по течению его унес бурный поток.

Постепенно сознание прояснилось, и он вспомнил о Джордино. В полном отчаянии, с трудом преодолевая боль в груди, он несколько раз прокричал его имя. Как ни странно, ответ пришел почти сразу:

– Я здесь.

Это был скорее шепот, чем голос, но Питт был уверен, что не ослышался:

– Где ты?

– Метрах в шести от тебя, выше по течению. Неужели не видишь меня? У меня включен фонарь.

Кровавый туман продолжал застилать глаза Питта. Он провел рукой по лицу и только тогда понял, что это не туман, а кровь, струившаяся из рассеченного лба. Джордино лежал на спине у кромки воды, совсем близко от него.

С трудом преодолев разделяющее их расстояние, он опустился на колени возле друга и помог ему выбраться из воды.

– Господи, как я рад тебя видеть. Я уже думал, что ты и “Пузырь” уплыли без меня.

– Бренные останки нашего бота унесла река. Они уже далеко от нас.

– Что у тебя повреждено? – спросил Питт. Джордино с трудом выдавил из себя улыбку и вытянул перед собой обе руки.

– Надеюсь, у меня еще есть шанс когда-нибудь сыграть в Карнеги-холл.

– Сыграть? Ты даже мелодию насвистеть не можешь. Ну а если серьезно. Что? Твоя спина?

Джордино слабо покачал головой:

– Я оставался в “Пузыре” до последнего момента, когда его днище ударилось о дно. Затем меня выбросило наружу. Думаю, сломаны обе ноги ниже колен.

Питт осторожно прощупал ноги друга. Джордино скривился от боли, но не издал ни звука.

– Тебе повезло. Переломы простые. Будешь еще танцевать, если мы выберемся отсюда.

– А что у тебя?

– Всего лишь несколько синяков и шишек, – солгал Питт.

– Тогда какого черта ты говоришь сквозь стиснутые зубы?

Питт не ответил. Он попытался настроить компьютер, но тот оказался разбит при ударе о скалы. Расстегнув ремешок, он выбросил прибор в воду.

– Боюсь, Дункан не дождется своих материалов, – грустно заметил он.

– Я тоже потерял камеру.

– Хорошее дело. В ближайшее время тут вряд ли кто появится.

– Как, по-твоему, мы далеко от пещеры с сокровищами?

– Могу только догадываться. Может, километрах в двух.

– Ну что же, дальше ты идешь один. Я буду тебе только обузой.

– Ты рехнулся.

Джордино больше не улыбался:

– Забудь обо мне. Ты должен добраться туда.

– Я не могу бросить тебя.

– Сломаны ноги или нет, но плыть я еще могу. Я отправлюсь вслед за тобой позднее.

– Будь особенно внимателен, когда доберешься туда, – посоветовал Питт мрачно. – Может, ты и в состоянии дрейфовать на воде, но будет трудно с течением справиться. Постарайся держаться поближе к берегу, а то тебя унесет в залив.

– Ну и что с того? Запасные баллоны с кислородом уплыли вместе с “Пузырем”. Если на пути окажется галерея, заполненная водой, мы так или иначе утонем.

– Ты не слишком оптимистичен.

– Что поделаешь.

Джордино снял запасной фонарь, привязанный к поясу, и протянул его другу.

– Он тебе понадобится. От твоей лампы на каске ничего не осталось. Ты весь в крови.

– Вода смоет кровь, – заметил Питт, прикрепляя фонарик чуть выше сломанного запястья. Отстегнув пояс, он бросил его на камни. – Это мне тоже больше не понадобится.

– Ты не собираешься брать баллоны с воздухом?

– Они будут только помехой, а их у нас и без того довольно.

– А если попадешь в затопленный туннель?

– Проплыву по нему, пока хватит воздуха в легких.

– Последняя просьба, – сказал Джордино, отцепляя лямки своих баллонов. – Перевяжи мне ноги потуже. Питт сделал все, что позволяла ему сломанная рука.

– Отдохни хотя бы час, – попросил он.

– А ты больше не задерживайся и сделай все, чтобы спасти Лорен и Руди. Я – за тобой, как только смогу.

– Я буду тебя ждать.

– Тогда позаботься о сети, поймаешь, когда меня будет проносить мимо.

Питт пожал руку друга и вошел в воду. Течение подхватило его, и через несколько секунд он исчез в глубине туннеля.

Джордино наблюдал за ним, пока слабый свет фонарика не исчез в кромешной темноте.

“Два километра, – подумал он. – Дай бог, чтобы на его пути не попалось затопленных камер”.

53

Золар вздохнул с облегчением. Дела шли даже лучше, чем он ожидал. Операция близилась к завершению. Трейлер, подъемный кран, лебедка уже были отправлены на военную базу вместе с большинством людей полковника Кампоса. На вершине оставалась небольшая группа инженеров для погрузки последней партии драгоценностей в транспортный вертолет. Он стоял сейчас рядом со своим собратом, еще недавно принадлежавшим НУМА.

Золар перевел взгляд на оставшееся на площадке золото. Двадцать восемь статуэток воинов, каждая высотой около метра, были выстроены в ряд. Мастерство скульпторов и литейщиков древней империи поражало воображение. Золар мысленно прикинул их рыночную стоимость.

– Будь их чуть больше, и у нас был бы полный набор для шахмат, – пошутил Оксли, стоявший рядом с братом.

– Жалко, что я не могу оставить их у себя, – посетовал Золар, – но мне придется свою долю от их продажи истратить на покупку легальных ценностей. Моя частная коллекция должна быть вне подозрений.

Фернандо Матос пожирал глазами выстроившуюся перед ним армию, стараясь хотя бы приблизительно прикинуть, сколько придется на его долю.

– В нашем музее антропологии в Мехико нет ничего подобного, – признался он.

– Зато теперь у вас появится возможность подарить ему свою часть коллекции, – ухмыльнулся Оксли.

Матос бросил на него сердитый взгляд, но не успел возразить, так как был прерван подошедшим к ним полковником Кампосом.

– Лейтенант Рамос докладывает, что внутри горы ничего больше не осталось. Как только он и его люди поднимутся наверх, мы начнем погрузку. После этого я немедленно вылетаю на наш аэродром, чтобы лично наблюдать за их перегрузкой в транспортный самолет.

– Благодарю вас, полковник, – ответил Золар вежливо. Он не доверял Кампосу, но все еще нуждался в его услугах. – Если вы не возражаете, мы присоединимся к вам.

– Какие могут быть возражения, – отозвался полковник, бросая взгляд на опустевшую площадку. – А где ваши люди?

Лицо Золара приобрело холодное выражение.

– Мой брат Сайрес и его люди последуют за нами во втором вертолете, как только утрясут кой-какие неотложные дела.

Кампос понял его с полуслова и цинично усмехнулся.

– Конечно, конечно. Мне и самому крайне неприятно думать о всех этих бандитах, только и мечтающих о том, как бы обобрать наших друзей.

Пока компания на площадке ждала возвращения лейтенанта Рамоса и его людей, Матос подошел к каменному демону. Положив ладонь на его шею, он был поражен необычайно низкой температурой камня, весь день прогреваемого солнцем. Ему вдруг показалось, что шея стала подвижной и скользкой, как чешуя только что пойманной рыбы, и он поспешно отдернул руку.

Отступив назад, он круто повернулся, чтобы поскорее отодвинуться, и заметил человеческую голову, поднявшуюся над кромкой обрыва. Матос не был суеверен Он замер на месте скорее удивленный, чем испуганный.

Вслед за головой показал ось тело. Мужчина, которому оно принадлежало, с трудом вскарабкался на площадку, какое-то время молча смотрел на Матоса, а затем направил на него дуло винтовки.

* * *

Юма пролежал у последнего уступа без малого минуту, чтобы перевести дыхание и успокоить биение сердца, после чего поднял голову и осторожно заглянул через его край. Он увидел странного маленького человека с лысой головой и в огромных очках, одетого в совершенно неуместный в пустыне деловой костюм. Человек напомнил ему правительственных чиновников, раз в году проезжавших через деревню монтоло и не скупившихся на обещания всяких благ, которые, как и следовало ожидать, никогда не выполнялись. Вскарабкавшись на утес, он заметил и группу людей, стоявших у военного вертолета метрах в тридцати от него. Они не обратили никакого внимания на его неожиданное появление. Юма рассчитывал подняться на вершину горы позади статуи демона, чтобы остаться незамеченным для находившихся там людей. Неожиданное присутствие на площадке Матоса нарушило его планы.

Он поднял свои видавший виды винчестер на уровень груди незнакомца и тихо произнес:

– Ни звука или вы умрете немедленно.

У него не было времени оглянуться назад, чтобы убедиться, что его спутники уже достигли вершины. Весь план был построен на внезапности нападения. Если этот человек поднимет тревогу, его родственники и соседи будут застигнуты в крайне невыгодном положении и погибнут, так и не исполнив задуманного.

Положение стало еще более отчаянным, когда из расщелины неподалеку появился отряд солдат во главе с офицером. На его счастье, они не дали себе труда осмотреть площадку, а направились прямо к тому месту, где были выстроены в шеренгу статуэтки золотых воинов.

Увидев солдат, пилот вертолета включил двигатель, подготавливая машину к старту.

Оправившись от шока, Матос медленно поднял руки над головой.

– Немедленно опустите руки, – прошипел Юма. Матос послушно выполнил приказ.

– Как вы прошли через наши посты? – спросил он. – И что вы вообще делаете здесь?

– Это священная земля моего народа, – спокойно ответил Юма. – Вы осквернили ее своим присутствием.

Один за другим на вершину горы поднимались индейцы, образовав молчаливую группу, скрытую из поля видимости солдат статуей демона.

Юма понимал, что его товарищи пришли сюда не ради чьей-то насильственной смерти, и ему не хотелось первым начинать бессмысленное побоище.

– Подойдите ближе ко мне, – приказал он Матосу, – и станьте позади демона.

Глаза чиновника приобрели дикое, почти безумное выражение. Жажда золота пересилила страх. Он уже видел себя богатым человеком и не собирался отказываться от своей мечты ради каких-то суеверий индейцев.

От Юма не укрылось то, что происходило сейчас в душе этого странного человека. Он понимал, что теряет контроль над ним.

– Вы хотите золота? – спросил он. – Забирайте его и уходите с нашей горы.

Но было уже поздно, нервы Матоса не выдержали. Он повернулся, крича во все горло: “Индейцы, индейцы!” – и кинулся бежать в сторону вертолета.

Не поднимая ствола и не целясь, Юма выстрелил от бедра. Его пуля попала чиновнику в колено, и он свалился на землю, обхватив ногу обеими руками.

Люди Юма с ружьями на изготовку молча окружили вертолет. В этот момент они походили больше на призраков, чем на живых людей. Лейтенант Рамос первым оценил ситуацию. Его солдаты не были подготовлены к ‘боевым действиям и не имели при себе оружия Он поднял руки над головой и приказал подчиненным последовать его примеру.

Золар громко выругался.

– Черт возьми, откуда взялись эти индейцы?

– Рассуждать нет времени. Улетаем немедленно! – прокричал в ответ Оксли.

Он перепрыгнул через груду золота и кинулся к вертолету, увлекая за собой брата.

– Золотые статуи! Они еще не погружены! – завопил Золар.

– Черт с ними! Забудь о них.

– Ни за что!

– Идиот, разве ты не видишь, что эти люди вооружены! Инженеры не помогут нам. – Он повернулся в сторону вертолета. – Поднимай машину! – крикнул он растерявшемуся пилоту – Скорее, скорее!

Полковник Кампос среагировал последним. Не задумываясь о последствиях, он приказал лейтенанту Рамосу атаковать индейцев.

– Но как, сэр? – не понял инженер. – Голыми руками?

Юма и его люди стояли теперь метрах в десяти от вертолета. Игра солнечных лучей на золотых статуэтках поразила индейцев. До сих пор единственным золотым предметом, который им доводилось видеть, был маленький золотой крест над алтарем часовни в ближайшей к ним деревушке Илано Колорадо.

Крутящиеся лопасти вертолета подняли столбы пыли Колеса машины уже оторвались от земли, когда до Кампоса наконец дошло, что жизнь все-таки дороже золота Он бросился к открытой двери грузового отсека, из которой Оксли протягивал ему руку.

В этот момент машина резко развернулась, и рука полковника поймала лишь воздух. По инерции он проскочил под днищем машины и, так и не сумев остановиться, рухнул с утеса. С высоты Оксли мог наблюдать, как тело полковника, стремительно уменьшаясь в размерах, ударилось о камни у подножия Серро-эль-Капироте.

– Господи Иисусе, – только и сумел вымолвить он.

Золар не видел гибели полковника, которая, впрочем, его вряд ли расстроила.

– Сайрес остался в пещере, – прошептал он.

– С ним Амару и его люди. Не беспокойся, их автоматическое оружие стоит большего, чем охотничьи ружья нескольких индейцев. Они прилетят на втором вертолете.

Только после этого Золар обратил внимание на то, что в машине собрались далеко не все его сообщники.

– А где Матос и полковник? – поинтересовался он.

– Индейцы пристрелили Матоса, аполковник слишком долго раздумывал.

– Он остался на вершине?

– Нет, он свалился с нее. Наш добрый полковник мертв.

Лицо Золара около минуты сохраняло выражение глубокой задумчивости, после чего он разразился диким хохотом.

– Матос застрелен, полковник мертв. Наша доля увеличивается.

* * *

План Юма, согласованный с Питтом, был выполнен. Он и его соплеменники защитили священную вершину и вынудили отродье дьявола покинуть ее. С кромки утеса он наблюдал за тем, как два его племянника помогали лейтенанту Рамосу и его людям спуститься по тропинке к подножию горы.

Спустить по крутой тропинке на носилках Матоса не было никакой возможности, и, после того как его нога была перебинтована, ему пришлось спускаться самому при поддержке двух сострадательных инженеров.

Любопытство привело Юма к входу в пещеру. Ему не терпелось осмотреть ее и своими глазами увидеть подземную реку, о которой рассказывал Питт, воду, представавшую перед ним в видениях. Но старшие боялись спускаться в недра священной горы, а золото создало ему проблемы с молодежью. Они настаивали на немедленном возвращении в деревню и намеревались унести его с собой.

– Это наша гора, – заявил ему сын соседа, – и маленькие золотые люди принадлежат нам.

– Но сначала мы должны увидеть реку внутри горы, – не соглашался Юма.

– Живым запрещено входить в царство мертвых, – предостерег его старший брат.

– Под пустыней не может быть никакой реки, – объявил его племянник.

– Но я верю в то, что этот человек рассказал мне, – настаивал Юма.

– Никто не может доверять гринго. Они ничуть не лучше тех, в чьих жилах течет испанская кровь.

Юма покачал головой и указал на золото.

– Оно доказывает, что он говорил правду.

После этих его слов спор разгорелся с новой силой.

– Солдаты вернутся и перебьют всех нас, если мы немедленно не уйдем отсюда.

– Золотые люди слишком тяжелы, чтобы идти с ними по тропинке, поэтому их надо спустить на канате с обрыва. На это потребуется время.

– Вознесем наши молитвы демону и уйдем отсюда.

– Но не раньше, чем золотые люди окажутся внизу.

Спор грозил затянуться до бесконечности, если бы снова не вмешался Юма.

– Хорошо, мои родственники и друзья. Я сдержу свое обещание и спущусь под землю один. Забирайте золотых людей и уходите, но поторопитесь, день скоро кончится.

Юма повернулся и один направился к входу в пещеру. Как ни странно, он почти не испытывал страха.

Они добились своей цели. Отродья дьявола были изгнаны. Демон снова мог наслаждаться вечным покоем. С его благословения он, Билли Юма, мог без опаски вступить в царство мертвых и, кто знает, может быть, найти потерянных идолов своего народа.

54

Сжавшись в комок, Лорен сидела у стены своей подземной тюрьмы, ее переполняла жалость к себе. У нее больше не осталось сил бороться. Она не знала, сколько времени провела в этой камере, и само понятие времени потеряло для нее всякий смысл. Она уже и не помнила, когда ела в последний раз. Порой она пыталась воскресить в памяти ощущения сухости и тепла, но это ей плохо удавалось – таким далеким казалось теперь это счастливое время.

Ее уверенность в себе, независимость и чувство собственного достоинства уважаемого члена общества и гражданина великой державы ничего не значили в этой сырой тесной пещере. Ей казалось, что от того времени, когда она последний раз стояла на трибуне Конгресса, ее отделял по меньшей мере миллион лет. Она держалась долго, но сейчас, когда ее жизнь подошла к концу, она готова была смириться с ним, как с долгожданным избавлением из этого ада. Лучше умереть, чем влачить столь жалкое существование.

Она бросила тревожный взгляд на Руди. За последний час он ни разу не пошевелился. Лорен не была врачом, но понимала, что его состояние ухудшается с каждой минутой. Тупак Амару в приступе садистской ярости переломал ему несколько пальцев и не отказывал себе в удовольствии при каждом удобном случае нанести несколько болезненных ударов ногой в голову или живот. Лорен не сомневалась, что, если ему не оказать немедленной медицинской помощи, Руди умрет в ближайшее время.

Мысли Лорен обратились к Питту. Но что он мог сделать для их освобождения, разве что явиться сюда во главе роты морских пехотинцев. Перспектива более чем маловероятная.

Она попыталась припомнить случаи, когда он приходил ей на выручку. Первый раз это произошло на борту советского морского лайнера, где ее держали в заложниках агенты КГБ. Тогда он появился неизвестно откуда и спас ее от жестоких побоев. Второй раз это случилось, когда она и еще один член Конгресса США оказались пленниками Хидеки Сума в его подводном городе у побережья Японии. Питт и Джордино, рискуя жизнью, пришли к ней на помощь.

Она не имела права сдаваться. Но Питт был мертв, разорванный на куски гранатой. Если ее соотечественники собирались прислать сюда подразделение сил особого назначения, им следовало поторопиться.

Она наблюдала, как мимо входа в ее пещеру проносили золото инков, и понимала, что, как только все оно будет перенесено на вершину горы, для Руди и для нее придет время умереть.

Им не пришлось ждать слишком долго. Один из головорезов Амару подошел к их охраннику и отдал ему какое-то распоряжение. Бандит повернулся к ней и указал рукой на выход из пещеры.

Лорен разбудила Ганна и помогла ему подняться на ноги.

– Они хотят куда-то перевести нас, – сказала она ему мягко.

Несколько мгновений он смотрел на нее отсутствующим взглядом, затем нашел в себе силы улыбнуться:

– Самое время предоставить нам лучшее помещение.

Их привели на берег реки, где уже находился Амару с пятью своими людьми и Сайрес Сарасон, которого она запомнила со времени допроса ее на борту парома. Латиноамериканцы выглядели свежими и отдохнувшими, тогда как их хозяин был усталым и раздраженным. Его рубашка под мышками потемнела от пота.

Одноглазый охранник грубо вытолкнул Лорен и Руди вперед, а сам остался стоять в стороне, облизываясь, как кот, в ожидании предстоящего зрелища.

Амару распирал переизбыток нервной энергии. Его глаза блестели от возбуждения. Он подошел вплотную к Лорен и грубо взял ее за подбородок.

– Ну как, согласна поразвлечь нас?

– Нечего возиться с ней, – проворчал Сарасон. – Нам незачем больше оставаться в этом подземелье.

Что-то холодное и липкое коснулось живота Лорен.

“Только не это! – в отчаянии подумала она. – Господи, только не это. Если они собираются убить нас, пусть сделают это побыстрее”.

– Твое желание скоро исполнится, – рассмеялся Амару, – но до этого тебе придется поразвлечь моих людей. Когда они насытятся и будут удовлетворены, может быть, они позволят тебе жить. Если же нет, твоя песенка спета. Я даю тебе возможность проявить себя. Сделай все, чтобы доставить им удовольствие.

– Ты спятил, – рявкнул Сарасон.

– Успокойся, амиго. Мои люди и я неплохо поработали, перетаскивая ваше золото. Они заслужили небольшое вознаграждение и желают получить его прямо сейчас, еще до того, как мы покинем это дьявольское место.

– Вам и без того хорошо заплатили за работу.

– Тогда назовем это премией.

– У нас нет времени для сексуальных игр.

– Придется вам мириться с этим, – прошипел Амару, словно змея, готовая броситься на свою жертву, – или мои люди останутся недовольны, и, вполне возможно, я не смогу контролировать их.

Одного взгляда на пятерых головорезов, стоявших за спиной перуанского убийцы, было Сарасону достаточно, чтобы понять, что Амару не шутит.

– Ладно, меня это не касается, – сказал он, бросив на Лорен мимолетный взгляд. – Делайте с ней, что хотите, но побыстрее. У нас еще осталась работа, а я не хочу заставлять братьев ждать.

Лорен умоляюще посмотрела на Сарасона:

– Вы же не один из них. Вы знаете, кто я и кого я представляю. Вы не можете этого допустить.

– Варварская жестокость – одна из реалий той жизни, которую они ведут, – сказал Сарасон бесстрастно. – Любой из этих кровожадных хищников перережет глотку ребенку так же спокойно, как мы с вами отрезаем кусок рыбного филе.

– Вы ничего не сделаете и останетесь смотреть, как эти люди будут издеваться надо мной?

– Возможно, я даже получу удовольствие от этого зрелища.

– Тогда вы ничуть не лучше их.

Амару гнусно улыбнулся и сделал знак одному из своих людей.

– Мне доставляет удовольствие ставить на колени таких высокомерных дамочек, как ты. Тебе предоставляется честь открыть шоу, Хулио.

Счастливчик выступил вперед и, похотливо улыбаясь, схватил Лорен за руку.

Маленький Руди Ганн, жестоко изувеченный и едва державшийся на ногах, неожиданно нагнулся и ударил головой в живот негодяя, посмевшего прикоснуться к Лорен. Впрочем, его отчаянный поступок произвел на здоровенного перуанца не больше впечатления, чем укус москита. Недовольно хрюкнув, он одним ударом отбросил от себя Ганна.

– Бросьте этого недоноска в реку, – приказал Амару.

– Нет! – крикнула Лорен. – Ради бога, не убивайте его.

Один из бандитов схватил Ганна за ногу и поволок к воде.

– Возможно, вы делаете ошибку, – предупредил Сарасон.

– Это еще почему?

– Река, скорее всего, впадает в залив. Вместо того чтобы посылать полиции тела для опознания, лучше сделать так, чтобы они вообще не попали ей в руки.

Амару на минуту задумался.

– А мне идея нравится, – ухмыльнулся он. – Что с того, что река вынесет их тела в море Кортеса? Американским ищейкам никогда не придет в голову, что эти люди убиты за сотни километров от того места, где они найдены.

Он махнул рукой бандиту, все еще ожидавшему распоряжений:

– Брось его тело в реку, да подальше.

– Нет, пожалуйста, – продолжала умолять Лорен. – Оставьте его в живых, и я сделаю все, что вы хотите.

– Ты и так это сделаешь, – холодно сказал Амару.

Бандит зашвырнул Ганна в реку с легкостью профессионального метателя молота. Раздался всплеск, и тело Руди исчезло в водах реки. Амару кивнул Хулио:

– Мы заждались, пора начинать шоу.

Лорен вскрикнула и, как кошка прыгнув на бандита, запустила ногти ему в глаза.

Бандит взвыл от боли, оставил свою жертву и закрыл лицо руками, продолжая визжать, как поросенок. Амару, Сарасон и другие бандиты остолбенели, увидев, как кровь хлещет между пальцами их сообщника.

– Матерь божья! – надрывался бандит, – эта сука ослепила меня.

Амару подошел к Лорен и наотмашь ударил ее ладонью по лицу. Молодая женщина покачнулась, но устояла на ногах.

– Ты заплатишь мне за это, – прошипел он, – когда мои ребята пресытятся тобой, я сам выколю тебе глаза, прежде чем бросить в реку.

Глаза Лорен загорелись яростным огнем. От ее страха не осталось и следа. Если бы у нее оставались силы, она сражалась бы как тигрица, пока не упала бы под ударами бандитов, но дни недоедания и грубого обращения лишили ее и этого слабого утешения.

Легко перехватив ее руку, Амару заломил ее за спину и сделал попытку поцеловать строптивую пленницу, но не успел – Лорен плюнула ему в лицо. Взбешенный бандит изо всех сил ударил ее кулаком в живот. Лорен согнулась, хватая ртом воздух, затем опустилась на землю и осталась лежать.

– Хулио вышел из игры, приглашаю всех желающих взяться за дело, – предложил Амару.

Несколько человек сразу схватили Лорен, перевернули на спину и, прижав ее руки и ноги к земле, сорвали с нее остатки одежды. Ей оставалось кричать от унижения и бессильной ярости. Одноглазый Квазимодо тяжело опустился на нее и, грубо схватив обеими руками за грудь, укусил за нижнюю губу.

– Давай, давай, – глумливо предложил он ей, – я люблю женщин, которые сопротивляются.

И тут вдруг хватка бандитов, державших Лорен, ослабла, и она воспользовалась этим, чтобы вцепиться ногтями в ненавистное лицо, склонившееся над нею. Одноглазый гигант вскрикнул от боли, отпрянул и недоуменно поднял руки к окровавленному лицу.

– Идиоты, что вы делаете? – заорал он на своих подельников.

Но оба бандита, не обращая внимания на его вопли, только судорожно крестились, уставясь в воду, словно увидели там самого дьявола. Недоумевающий Амару обернулся в сторону реки. Его нижняя челюсть отвисла, и он так и остался стоять, замерев на месте. Под водой по направлению к ним быстро двигался луч света. Затем из воды поднялась человеческая фигура и направилась к берегу. Правой рукой она бережно прижимала к себе безжизненное тело Руди Ганна.

55

Лицо Сарасона походило на белую маску смерти. Капли пота в изобилии выступили у него на лбу. Утратив дар речи, он только смотрел перед собой безумным взглядом.

Амару, шатаясь, словно пьяный, пытался что-то сказать, но с его губ срывались только отдельные, невнятные слова.

– Исчезни... дьявол, возвращайся в ад...

Призрак осторожно положил тело Ганна на землю, снял шлем и, расстегнув мокрый комбинезон, запустил внутрь правую руку. Его зеленые глаза горели дьявольским огнем.

Два бандита, еще державшие ноги Лорен, даже не пошевелились при виде кольта в его руке. Прозвучали один за другим два выстрела, и подонки рухнули, не успев понять, что произошло. Двое других, все еще стоявшие в нелепых позах, отпрянули от нее, словно от прокаженной. Хулио продолжал стонать в углу, закрыв руками поврежденные глаза.

У Лорен уже не было сил кричать. Она, разумеется, узнала человека, вынырнувшего из реки, но была уверена, что у нее начались галлюцинации.

– Вы, – прохрипел наконец Амару, – снова вы.

– Похоже, ты не ожидал увидеть меня, Тупак? Впрочем, Сайрес, кажется, тоже. Уж больно он зеленый.

– Но вы умерли, я убил вас.

– От скверной работы трудно ждать хороших результатов.

Продолжая переводить кольт с одного бандита на другого, Питт заговорил с Лорен, даже не взглянув на нее:

– Как ты себя чувствуешь?

Лорен была все еще слишком потрясена. Только через несколько мгновений она с трудом смогла прошептать несколько слов:

– Дирк... это вправду ты?

– Если у меня есть двойник, надеюсь, полиция поймает его, прежде чем он воспользуется моим банковским счетом. Извини, раньше появиться не смог.

– Теперь я заставлю этих скотов заплатить за все.

– Тебе не придется долго ждать, – сказал Питт твердо. – У тебя хватит сил подняться на вершину горы?

– Думаю, да. – Она оттолкнула тела мертвых бандитов и поднялась на ноги, безразличная к своей наготе. – Руди в очень плохом состоянии, – добавила она.

– Работа этих бандитов? Она молча кивнула.

Питт выразительно помахал кольтом в сторону Сарасона.

– Сайрес только что вызвался перенести тело Руди наверх. Кстати, Сайрес, передайте ей свою рубашку.

– Я скорее пойду голой, чем надену ее на себя.

Сарасон знал, что его ожидает, и в голове у него начал складываться план спасения. Он присел на обломок скалы, словно все еще не мог оправиться от шока, и положил руку на колено всего в нескольких сантиметрах от пистолета, привязанного к ноге внутри сапога.

– Как вы оказались здесь? – спросил он.

– Мы приплыли на подводном судне.

– Мы?

– Остальная часть команды может подняться на поверхность в любой момент.

– Что вы стоите столбом? Хватайте его! – крикнул Амару двум оставшимся в живых бандитам.

Оба были профессиональными убийцами, но у них не было желания умирать самим. Они даже не попытались добраться до винтовок, которые положили на камни, когда набросились на Лорен. Одного взгляда на дуло пистолета Питта и его горящие глаза было достаточно, чтобы образумить всякого, кто не страдал манией самоубийства.

– Желтые собаки! – рявкнул Амару.

– Все еще заставляете других выполнять вашу грязную работенку, – усмехнулся Пихт. – Кажется, я сделал крупную ошибку, не пристрелив вас в Перу.

– Я поклялся заставить вас страдать не меньше, чем вы заставили страдать меня.

– Не советую вам ставить вашу пенсию от “Солпемачако” на то, что вам когда-нибудь удастся сдержать эту клятву.

– Вы собираетесь хладнокровно пристрелить всех нас, – констатировал Сарасон.

– Ничего подобного. Это вы хладнокровно убили доктора Миллера и одному богу известно скольких еще невинных людей, стоявших на вашем пути. Как ангел мщения, я собираюсь всего-навсего казнить вас.

– Без суда? – поинтересовался Сарасон, продолжая продвигать руку к пистолету.

Только сейчас он заметил, что раны у его противника не ограничивались ссадиной на лбу. Плечи опущены, левая рука не двигается и неестественно прижата к груди, ну и, конечно, полное изнеможение.

“Сломана кисть и повреждены ребра, – мысленно подытожил он. – Парень на грани обморока”.

– Вы утратили право на справедливый суд, – заметил Питт. – Жаль, что наше прославленное американское правосудие не применяет к убийцам их же методов.

– Не вам судить о моих поступках. Если бы не мои братья и я, тысячи бесценных экспонатов пылились бы в подвалах музеев, а сейчас они в руках настоящих ценителей искусства.

– И вы считаете оправданием воровство и убийства, приносящие вам и вашим родственникам приличный доход. Да вы еще шарлатан и лицемер, приятель.

– Убив меня, вы все равно ничего не добьетесь. Моя семья будет заниматься тем же бизнесом, что и сейчас.

– Разве вы еще ничего не слышали? – Питт злорадно улыбнулся. – Международная компания Золара пошла на дно. Федеральные агенты совершили рейд на здание ее штаб-квартиры в Галвестоне. Они обнаружили там ценностей на двадцать галерей.

Сарасон презрительно рассмеялся:

– Компания в Техасе – вполне легальное предприятие, она имеет дело только с законно приобретенными раритетами.

– Я говорю о втором здании.

На загорелом лице Сарасона впервые появились признаки беспокойства.

– У нас только одно здание в Галвестоне.

– Нет, два. А подземные сооружения под официальным зданием, соединенные туннелем со строением на соседней улице? Они заполнены крадеными произведениями искусства, не говоря уж о цехах по изготовлению подделок.

Сарасона словно ударили лицом о стол.

– Черт побери, Питт. Откуда вы все это узнали?

– Федеральные агенты из ФБР и таможни сообщили мне эти подробности. Могу добавить, что они ждут не дождутся, когда вы сделаете попытку ввезти сокровища Уаскара в Соединенные Штаты.

Пальцы Сарасона были уже в сантиметре от пистолета.

– Вся шутка в том, – сказал он, обретая привычное хладнокровие, – что никто не собирается ввозить золото в США.

– Это не имеет значения. Теперь у вас не будет возможности реализовать его.

Пальцы Сарасона коснулись рукоятки пистолета. Он рассчитывал, что раны Питта замедлят его реакцию, и все же решил действовать наверняка. Он понимал, что шансов на второй выстрел у него не будет, и медлил, не зная, на каком варианте остановиться. Бросив быстрый взгляд на Амару и двух его людей, сидевших с пылающими от ярости лицами, он решил, что эти трое окажут ему полное содействие. От Хулио ждать помощи не приходилось.

– Вам тоже осталось недолго жить, – заметил он презрительно. – Мексиканские военные, которые помогали нам грузить золото, услышат ваши выстрелы и появятся здесь через несколько минут.

Питт равнодушно пожал плечами:

– У них, вероятно, сейчас сиеста, иначе они уже давно были бы здесь.

– Если мы набросимся на него одновременно, – сказал Сарасон громко, чтобы сообщники услышали его, – он убьет двоих из нас, прежде чем умрет сам.

– Вопрос в том, кто останется в живых, – заметил Питт холодно.

Амару было все равно, жить или умереть. Терять ему было нечего. Лютая ненависть к человеку, сделавшему его импотентом, и желание отомстить за унижение – единственное, что держало его в жизни.

Он бросился на Питта молча, словно бешеная собака.

Пуля, попавшая в грудь, не остановила его. Он врезался в Питта всей массой и обхватил его обеими руками.

Из груди Питта вырвался стон. Он резко развернулся в надежде сбросить тело Амару и освободить руку с пистолетом. Ему удалось нанести противнику удар рукояткой кольта по голове, но на второй времени уже не хватило. Два других бандита кинулись к винтовкам. Пуля Питта свалила с ног одноглазого бандита, и, не тратя время на слепого, он развернулся ко второму громиле.

Питт услышал отчаянный крик Лорен, но предупреждение запоздало. Сарасон успел выхватить пистолет. Питт почувствовал боль в плече прежде звука выстрела и упал в воду вместе с Амару, вцепившимся в него мертвой хваткой. Течение подхватило их и потащило в сторону от берега.

Сарасон медленно подошел к кромке воды и несколько секунд молча наблюдал за схваткой. Амару обеими руками обхватил Питта, пытаясь увлечь его за собой на дно реки. Не торопясь, Сарасон тщательно прицелился:

– Вы достойный противник, мистер Питт. Как ни странно, мне будет недоставать вас.

Но до эффектного конца было еще далеко. Две сильные руки ухватили Сарасона за ноги и потащили на дно. Он взглянул вниз и начал наносить удар за ударом по голове, вынырнувшей из воды вслед за руками.

Джордино последовал за Питтом вниз по реке. Течение оказалось не таким сильным, как он ожидал, и ему, хотя и с большим трудом, удалось добраться до пещеры и стать свидетелем происходившего. Он проклинал себя за беспомощность, за то, что не мог принять участие в схватке друга с Амару, но, когда Сарасон оказался у кромки воды, постарался сделать все, что было в его силах.

– Привет из ада, приятель, – прохрипел он, не обращая внимания на жестокие удары по голове.

Сарасон был в несравненно лучшей физической форме, чем его противник, и вскоре ему удалось высвободить сначала одну ногу, а затем и другую. Из того, что Джордино не делал попытки встать на ноги, он справедливо заключил, что у противника повреждены обе ноги.

– По прошлому опыту, – заметил Сарасон, – мне следовало бы знать: раз объявился ваш приятель, вы обязательно окажетесь где-нибудь поблизости.

Он задумчиво посмотрел на пистолет, в котором осталась всего одна пуля, затем перевел взгляд на реку, где все еще продолжалась битва Питта и Амару, и решил, что тратить пулю на Питта не стоит. Река сделает свое дело. Если же Питту каким-то чудом все же удастся выбраться на берег, к его услугам целый арсенал ружей, оставшихся после бандитов. Сделав выбор, Сарасон направил дуло пистолета в голову Джордино.

Но ему помешала Лорен, бросившаяся на него сзади.

Справиться с ней не составило труда. Отброшенная в сторону, она схватила одно из ружей и попыталась спустить курок, но выстрела не последовало. Лорен не спустила предохранитель. Сарасон ударил ее рукояткой пистолета по голове и тут вдруг увидел, что очнувшийся каким-то образом Ганн попытался швырнуть в него камень.

Он удивленно покачал головой, невольно отдавая дань уважения мужеству людей, продолжавших свое безнадежное сопротивление. Он почти сожалел, что им придется умереть. Он снова повернулся к Джордино.

– Как видите, это была только временная отсрочка, – сказал он с презрительной усмешкой, поднимая пистолет.

Несмотря на жестокую боль в ногах, Джордино нашел в себе силы улыбнуться перед смертью:

– Делай свое дело, приятель, и катись к черту.

Раздался выстрел, но он прозвучал из глубины пещеры.

Джордино недоуменно взглянул на Сарасона, на лице которого застыло странное, растерянное выражение.

– Неужели он промахнулся с такого расстояния?

Сарасон повернулся спиной к воде, сделал два шага в сторону берега и безжизненной кучей свалился на камни.

Джордино не мог поверить, что еще жив. Он поднял голову и увидел невысокого человека с винчестером в руках, появившегося в кругу света.

– Кто вы? – спросил он.

– Билли Юма. Я пришел помочь своему другу.

Лорен, придерживая рукой кровоточащую голову, непонимающе уставилась на него:

– Другу?

– Его зовут Питт.

Лорен вскочила на ноги и бросилась к берегу реки.

– Я не вижу его.

Джордино почувствовал, что у него перехватило дыхание.

Он несколько раз выкрикнул имя друга, но не получил ответа.

– Только не это, – простонал он, – о боже, его унесло.

Ганн, скривившись от боли, ухитрился сесть и тоже уставился в глубину туннеля. Минуту назад он сам смотрел в лицо смерти и все же не мог поверить, что его старый друг погиб.

– Может быть, Дирк сумеет выбраться? – спросил он с надеждой.

Джордино покачал головой:

– Он не сможет вернуться. Течение слишком сильное.

– Куда впадает река? – почти кричала Лорен, она была на грани истерики.

Джордино в бессильном отчаянии стукнул кулаком по камню:

– В залив. Дирка унесет в море Кортеса, в ста километрах отсюда.

Лорен без сил опустилась на пол пещеры и, закрыв лицо руками, горько разрыдалась:

– Он пожертвовал жизнью ради меня.

Билли Юма опустился на колени рядом с ней и тихо потрепал по голому плечу.

– Когда никто не может помочь, значит, это сделает Бог.

Джордино больше не замечал собственной боли. Его невидящие глаза были устремлены в глубину туннеля.

– Сто километров, – медленно повторил он. – Когда человеку, у которого сломаны рука и несколько ребер, а в плече сидит пуля, предстоит проплыть сто километров по бурной реке в кромешной темноте, то ему даже Бог не сможет помочь.

* * *

Сделав все, что было в его силах для своих новых друзей, Юма поспешил наверх, где и рассказал обо всем друзьям и родственникам. После его рассказа пристыженные соплеменники Билли согласились войти в пещеру. Из материалов, оставленных военными, они соорудили некое подобие носилок, на которых и доставили на вершину Джордино и Ганна. Один старый человек любезно предложил Лорен одеяло, сотканное его женой.

Следуя указаниям Джордино, носилки с Ганном надежно привязали в грузовом отсеке вертолета. Лорен поместилась в кресле второго пилота, а сам он, морщась от боли, уселся рядом.

– Мы поведем эту машину вместе, – объяснил он, обращаясь к Лорен, – тебе придется поработать ногами, а мне руками.

– Надеюсь, мне это удастся.

– Я буду говорить тебе, что надо делать. Думаю, у нас получится.

Перед тем как подняться в воздух, Джордино связался по радио с адмиралом, находившимся в помещении таможни, и сообщил ему о скором возвращении. Тепло поблагодарив Билли Юма и всех остальных за оказанную помощь, они распрощались с ними, и Джордино с помощью Лорен поднял машину в воздух.

– Все же я предпочла бы за это не браться, – призналась Лорен, когда взлет прошел успешно.

– У нас нет выбора. Руди умрет, если ему немедленно не будет оказана медицинская помощь.

Двадцать минут спустя они благополучно посадили вертолет перед зданием таможни в Калехико, где их уже поджидали машины “скорой помощи”, возле которых с неизменной сигарой в зубах прохаживался адмирал Сэндекер.

* * *

С того момента, когда Амару удалось утащить его за собой в воду и он почувствовал, как течение подхватило его изувеченное тело, Питт твердо знал, что вернуться назад ему не удастся. Сейчас у него было два врага: убийца, как балласт тянувший его на дно, и река, несущая его прямо в ад.

Хотя оба были тяжело ранены, отныне преимущество было на стороне Питта. Убийца не имел его опыта работы под водой. Прежде чем погрузиться в воду, Питту удалось сделать несколько глубоких вдохов, и теперь, не тратя силы на борьбу с противником и прикрыв здоровой рукой сломанные ребра, он позволил течению свободно нести его тело. Ему удалось сохранить свой кольт, хотя Питт и понимал, что стрелять под водой, рискуя потерять вторую руку, ему не придется.

Слепая ярость перуанца помогла ему оставаться в живых еще сорок пять секунд. Остаток сил он потратил, чтобы атаковать Питта, когда на повороте река вынесла их на песчаную отмель. Без особого труда освободившись от противника, Питт столкнул его тело обратно в воду. Амару был еще жив, когда течение уносило его, и Питт ясно слышал его последние проклятия.

– Я обещал тебе, что ты будешь страдать. Теперь ты будешь умирать в полной темноте.

– Желаю и тебе насладиться своим путешествием в залив, – проворчал Питт.

Боль от многочисленных ран вернулась к нему с новой силой. Он не мог больше бороться с нею. Напряжение последних часов брало свое. Питт вскарабкался повыше на отмель, упал на песок и потерял сознание.

56

– Мне не нравится улетать без Сайреса, – сказал Оксли, в очередной раз окидывая взглядом юго-западную часть небосвода над пустыней Алтар.

– Наш брат и прежде бывал в серьезных переделках, – бесстрастно ответил Золар. – Несколько индейцев из местной деревушки не представляют угрозы для наемных убийц Амару.

– Я ожидал его прибытия намного раньше.

– Не беспокойся. Сайрес, скорее всего, объявится прямо в Марокко в компании двух смазливых девчонок.

Они стояли у, конца узкой взлетно-посадочной полосы, проложенной между бесконечными дюнами пустыни Алтар для тренировок мексиканских военных пилотов. Позади них возвышалась хвостовая часть готового к взлету “Боинга 747-400”, окрашенного в цвета крупной национальной компании.

Золар зашел в тень от крыла самолета, чтобы еще раз проверить инвентаризационную опись, составленную Генри и Микки Мур, пока мексиканские инженеры грузили последнюю партию их находок в чрево машины. Он удовлетворенно кивнул, когда подъемный кран отправил туда золотую статую обезьяны:

– Теперь все.

Оксли окинул взглядом бесплодные земли, простиравшиеся вокруг.

– При всем желании вы не могли выбрать более подходящего места для перегрузки сокровищ.

– Мы должны благодарить за это полковника Кампоса. Это его предложение.

– А не было никаких проблем с его людьми после его смерти? – спросил Оксли. Вопрос прозвучал скорее цинично, чем скорбно.

– Какие могли быть проблемы, если я вручил каждому из них слиток золота весом в сто унций.

– Ты не поскупился.

– Когда у тебя столько золота, нетрудно быть щедрым.

– А вот бедняга Матос так и не получит своей доли, – заметил Оксли.

– Да, я рыдал всю дорогу от Серро-эль-Капироте.

К ним подошел пилот Золара:

– Мы готовы, джентльмены. Ждем ваших указаний. Желательно взлететь до наступления темноты.

– Груз закреплен надежно? – спросил Золар. Пилот кивнул:

– Лучше, чем можно было ожидать, учитывая, что мы не используем грузовые контейнеры. Думаю, мы благополучно долетим до Марокко, если только не попадем в сильный ураган.

– А что, его предсказывают?

– Нет, сэр. Синоптики обещают чистое небо по всему маршруту.

– Прекрасно. Запомните только одно: ни при каких условиях мы не должны пересекать государственную границу Соединенных Штатов.

– Я проложил курс к югу от Ларедо и Браунсвилла в Мексиканский залив, ниже Ки-Уэст, и далее через Атлантику.

– Сколько времени займет полет? – спросил Оксли.

– По плану десять часов пятьдесят пять минут. Учитывая максимальную загрузку, полные баки горючего и то, что нам придется отклониться от стандартного маршрута, может быть, на час дольше, но я надеюсь компенсировать опоздание за счет попутного ветра.

Золар бросил взгляд на последние лучи заходящего солнца:

– Итак, с учетом разницы во времени мы должны прибыть к месту назначения завтра около полудня? Пилот кивнул:

– Мы взлетим, как только вы подниметесь на борт. – Он повернулся и по трапу поднялся в кабину. Золар жестом руки указал в сторону трапа:

– Пора, мы не можем больше задерживаться.

Оксли отвесил брату светский поклон:

– После вас.

Прежде чем войти в открытую дверь “боинга”, он в последний раз оглядел горизонт на юго-западе.

– И все-таки мы зря улетаем, не дождавшись его.

– Думаю, в такой ситуации Сайрес не стал бы колебаться ни минуты. Ставка слишком высока, чтобы выжидать. Наш брат умеет справляться с трудностями. Не терзай себя.

Они попрощались с мексиканскими инженерами, которые собрались у самолета, чтобы проводить и еще раз поблагодарить щедрых клиентов, после чего бортинженер закрыл дверь.

Через несколько минут огромный самолет поднялся над песчаными дюнами и взял курс на восток-юго-восток. Братья устроились в маленьком салоне для VIP пассажиров сразу за кабиной пилотов.

– Не пойму, что стряслось с Мурами, – произнес Оксли, глядя в иллюминатор, как море Кортеса постепенно исчезает вдали. Я видел их в пещере, когда последняя партия сокровищ была погружена на тележки.

– Готов держать пари, что Сайрес решил эту маленькую проблему вместе с вопросом о конгрессмене Смит и Руди Ганне, – сказал Золар, расслабившись впервые за несколько последних дней. Он улыбнулся стюардессе, принесшей им два бокала вина.

– Как ни странно, но у меня создалось впечатление, что это те люди, от которых нелегко избавиться.

– Должен сказать, у Сайреса сложилось такое же впечатление. Точнее, он считал их парой убийц. Оксли повернулся к нему:

– Жену тоже? Ты шутишь.

– Нет, он говорил вполне серьезно. – Золар отхлебнул из бокала и одобрительно кивнул. – Превосходно. Калифорнийское каберне, Шато Монтелена. Советую попробовать.

Оксли покачал головой:

– Я не склонен расслабляться, пока сокровище не будет находиться в Марокко, и мы не узнаем, что Сайрес покинул Мексику.

Когда самолет набрал, как полагали братья, необходимую высоту, они отстегнули ремни безопасности и отправились в грузовой отсек для осмотра коллекции. Прошло меньше часа, когда Золар вдруг выпрямился и как-то странно посмотрел на брата.

– У тебя нет ощущения, что мы снижаемся? Оксли, который любовался золотой бабочкой, сидящей на золотом цветке, даже не поднял головы:

– У меня вообще нет никаких ощущений. Но Золара не удовлетворил такой ответ. Он наклонился и заглянул в иллюминатор.

– Мы летим слишком низко, – сказал он резко. – До земли не больше тысячи метров. Что-то не так.

Оксли нахмурился. Бросив взгляд в иллюминатор, он посмотрел на брата:

– Ты прав. Похоже, мы идем на посадку. Должно быть, что-то случилось.

– Почему же пилот не известил нас?

В тот же момент они услышали звук выпускаемых шасси. Земля стремительно приближалась. Самолет опустился на посадочную полосу. Взревели моторы, и несколько минут спустя “боинг” уже свернул к зданию терминала, на котором красовалась огромная надпись: “Добро пожаловать в Эль-Пасо”.

– Мой бог, – пробормотал Золар, – мы совершили посадку в Соединенных Штатах.

Оксли промолчал.

Золар кинулся к кабине пилота и начал бешено барабанить в дверь. Ответа не последовало, пока самолет не остановился у ангара Национальной службы охраны авиалиний. Только тогда дверь кабины медленно приоткрылась.

– Что, черт возьми, происходит? – заорал Золар. – Приказываю немедленно подняться в воздух...

Он осекся, заметив, что прямо ему в лоб направлено дуло пистолета.

На пороге кабины стоял улыбающийся Генри Мур с пистолетом в руках. Экипаж находился на своих местах. Микки Мур что-то говорила по радио, хладнокровно приставив пистолет к затылку первого пилота.

– Извините за непредвиденную посадку, мои бывшие друзья, – сказал Мур непререкаемым тоном, какого братья никогда не слышали у него прежде, – но, как вы сами видите, в наших планах произошли изменения.

Золар отодвинул в сторону дуло пистолета:

– Идиот, старый идиот, ты хотя бы соображаешь, что натворил?

– Конечно, – ответил Мур сухо, – Микки и я захватили ваш самолет вместе с грузом.

– Неужели вы не понимаете, что, если самолет немедленно не поднимется в воздух, сюда нагрянет таможня, – произнес Оксли умоляющим голосом.

– Раз уж вы сами заговорили об этом, могу вам сообщить, что Микки и я приняли решение передать груз властям.

– Вы не соображаете, что несете.

– Напротив. Мне известно, что федеральные агенты заинтересованы больше в вас и вашем брате, чем в сокровищах Уаскара.

– Откуда вы взялись на этом самолете? – рявкнул Золар.

– Все очень просто. Мы улетели на одном из транспортных вертолетов, перевозивших золото. Военные инженеры привыкли к нам и не обратили внимания, когда мы сели в самолет. Мы прятались в одной из комнат для отдыха, пока пилот не отправился к вам, и тогда захватили кабину пилотов.

– Почему вы так уверены, что федеральные агенты поверят вам? – спросил Оксли.

– Дело в том, что Микки и я в свое время тоже были агентами. Когда мы захватили кабину, Микки связалась по радио с нашими старыми друзьями в Вашингтоне, и они организовали вам встречу.

Ярость Золара невозможно было описать. Он готов был разорвать супругов на части.

– Вы и ваша лгунья жена заключили с нами сделку. Вам был обещан определенный процент выручки от продажи сокровищ. Так или не так? – заорал он. Он ждал ответа, но так как Мур и его жена молчали, он продолжал сам: – Сколько же процентов вам предложило правительство? Десять, двадцать, может быть, даже пятьдесят?

– Мы не заключали сделок с правительством, – медленно произнес Мур. – Мы понимали, что вы не собираетесь выполнить соглашение и намереваетесь убить нас. Мы хотели украсть сокровище для себя, но, как видите, наши планы изменились.

– Обрати внимание, как хорошо они владеют оружием, – заметил Оксли. – Сайрес был прав, они парочка убийц.

Мур кивнул в знак согласия:

– Ваш брат был прав. Нужно самому быть убийцей, чтобы почувствовать его в другом.

Раздался стук в дверь пассажирского салона самолета. Мур дулом пистолета указал на лестницу, ведущую вниз.

– Идите и откройте, – приказал он братьям.

Те неохотно повиновались.

Когда дверь открылась, в самолет вошли двое: негр огромного роста и белый, едва достигавший негру до плеча. Золар сразу же признал в этих людях федеральных агентов.

– Джозеф Золар и Чарлз Оксли, я Дэвид Гаскилл – агент Таможенной службы США, рядом со мной агент Фрэнсис Рэгсдейл, ФБР. Вы арестованы по обвинению в контрабанде артефактов в США, кражах произведений искусства из музеев и частных коллекций, изготовлении подделок и незаконной торговле.

– О чем вы говорите? – запротестовал Золар.

Гаскилл игнорировал его вопрос и, улыбаясь, бросил взгляд на Рэгсдейла.

– Разделим эту честь на двоих?

Рэгсдейл согласно кивнул головой.

– Приступаем.

Пока Гаскилл надевал наручники на Золара и Оксли, Рэгсдейл зачитал арестованным их права.

– Вы хорошо поработали, – сказал одобрительно Мур. – Мне сообщили, что вы были в Калехико.

– Мы были на борту военного самолета через пятнадцать минут после того, как поступило сообщение из штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне, – ответил Рэгсдейл.

Оксли бросил взгляд на Гаскилла. Взгляд, в котором впервые за время их разговора не было ни страха, ни растерянности, только спокойная уверенность.

– Вы и за сто лет не найдете улик, чтобы осудить нас.

– Что скажете про это? – Рэгсдейл кивнул в сторону отсека с золотом.

– Мы были только пассажирами, – объявил Золар, к которому тоже вернулось самообладание. – Мы приглашены профессором Муром и его супругой.

– Понятно. Может быть, вы расскажете, откуда взялись краденые произведения искусства и антики на ваших складах в Галвестоне?

– Наш склад в Галвестоне вполне легален. Вы обыскивали его и раньше и ни разу ничего не нашли, – фыркнул Оксли.

– В таком случае как вы объясните существование туннеля, ведущего от здания Компании Логана к подземному складу Международной компании Золара?

Братья переглянулись. Их лица внезапно стали серыми.

– Вы берете нас на пушку.

– Разве? Хотите, чтобы я в деталях описал вам устройство туннеля и сообщил список краденых ценностей на вашем подземном складе?

– Туннель... Вы не могли найти туннель.

– Уже шестьдесят три часа, – сказал Гаскилл, – как Международная компания Золара и ее филиал, известный под названием “Солпемачако”, навсегда прекратили свое существование.

– Какая жалость, что ваш папа Мэнсфилд Золар, он же Спектер, давно в могиле, иначе мы достали бы и его.

Золара, казалось, вот-вот хватит удар, Оксли выглядел ненамного лучше.

– К тому времени как вы, члены вашей семьи, ваши партнеры и покупатели выйдете из тюрьмы, все вы будете не намного моложе тех древностей, которые украли.

Федеральные агенты заполнили самолет. ФБР занялось командой и стюардессой Золара, таможня – золотом.

Рэгсдейл кивнул своим людям:

– Отвезите их в отделение Министерства юстиции США.

Как только перепуганные воры в двух автомобилях были отправлены к месту назначения, агенты обратились к Мурам.

– Не могу выразить словами, как мы благодарны вам за сотрудничество, – сказал Гаскилл. – Арест семейства Золар пробьет огромную брешь в торговле, кражах и контрабанде произведений искусства.

– Ну, положим, мы тоже занимались этим не ради одной благотворительности, – сказала Микки счастливо. – Генри уверен, что правительство Перу оценит наш вклад в изучение культуры инков.

– Мы были первыми специалистами, которым посчастливилось каталогизировать и сфотографировать сокровища Уаскара, это упрочит нашу научную репутацию, – объяснил Генри Мур, пряча в кобуру пистолет.

– Таможня тоже не прочь получить детальный отчет о сокровищах, если вы, конечно, не возражаете, – сказал Гаскилл.

Мур кивнул:

– Микки и я будем счастливы сотрудничать с вами. Мы уже сделали инвентаризацию сокровищ и закончим отчет еще до того, как они будут возвращены в Перу.

– Где они будут находиться до этого? – спросила Микки.

– В одном из государственных хранилищ, адрес которого я, к сожалению, не могу вам сообщить.

– Известно ли что-нибудь о судьбе конгрессмена Смит и этого маленького человека из НУМА?

– Буквально за несколько минут до вашего приземления мы получили сообщение, что они освобождены местным племенем индейцев и находятся на пути в больницу.

Микки опустилась в пассажирское кресло и вздохнула:

– Вот все и кончилось.

Генри присел на ручку кресла рядом с ней:

– Отныне и на всю оставшуюся жизнь мы с тобой просто пара старых преподавателей университета со стенами, увитыми диким виноградом.

– Ты жалеешь об этом?

– Нет, – сказал он, целуя ее в лоб, – думаю, нам это даже понравится.

57

Медленно выбираясь из глубин смертельного ступора, Питт словно карабкался по склону мокрого глинистого холма, поднимаясь на метр-другой наверх и вновь соскальзывая вниз. Он пытался задержать этикороткие мгновения сознания, но тут же проваливался обратно в пустоту.

“Если бы мне удалось открыть глаза, – подумал он, – может быть, я вернулся к реальности”.

В конце концов, после многих безуспешных попыток у него это получилось.

Увидев вокруг только кромешную могильную темноту, он в отчаянии потряс головой, полагая, что и эта попытка не удалась, но в тот же миг резкая боль, пронзившая тело, дала ему понять, что сознание действительно вернулось к нему. Он несколько раз перевернулся с боку на бок и медленно сел. Снова потряс головой, пытаясь сбросить с себя остатки тумана, окутывающего мозг. Преодолевая боль, по-прежнему пронизывающую раненое плечо, грудную клетку и кисть левой руки, он осторожно ощупал большую ссадину на лбу.

– Ничего не скажешь, хорош, – проворчал он.

Его удивило, что он не чувствует слабости, неизбежной при большой потере крови. Сняв с предплечья фонарик, переданный ему Джордино перед расставанием у водопада, он положил его на песок так, чтобы луч падал на верхнюю часть груди, и расстегнул комбинезон. Ощупав плечо, убедился, что пуля прошла навылет, не задев кости, а мокрый костюм для подводного плавания сыграл роль своеобразной повязки, остановившей кровотечение. Покончив с этим занятием, он попытался проанализировать ситуацию. Проплыть сто километров по подземной реке с ее стремнинами, водопадами и затопленными галереями представлялось абсолютно невозможным. Не надо быть ясновидцем, чтобы предсказать, какая судьба ему уготована.

Большинство людей в сходной ситуации, скорее всего, запаниковали, но только не Питт. Он принадлежал к числу тех, кто жил в мире с самим собой, и основной чертой его натуры всегда оставалась любознательность.

“Если уж умереть, – решил он, – то по возможности в комфортных условиях”. – Здоровой рукой он выкопал углубление в песке, чтобы поудобнее разместить свое израненное тело, и был изумлен, когда обнаружил в нем блестки золота.

– Да это местечко настоящий Клондайк, – произнес он вслух.

Он провел лучом фонарика по стенам пещеры и убедился, что это белый кварц с множеством прожилок и вкраплений драгоценного металла. Питт невольно рассмеялся, по достоинству оценив комизм ситуации.

– Золотая копь, – вынес он свой вердикт молчаливым стенам каверны, – я сделал фантастическое открытие, и никто никогда даже не узнает об этом.

Он улегся на песок и еще раз обдумал ситуацию. Из того, что он не боялся старухи с косой, вовсе не следовало, что ему остается только лежать и поджидать ее.

Куда интереснее предпринять пусть и безумную попытку спасти свою жизнь, чем выбросить белый флаг и смириться с неизбежным. Может быть, другие искатели приключений много бы дали, чтобы увидеть эту золотую пещеру, но ему хотелось поскорее убраться из нее. Он встал, вошел в воду и отдался на волю течения.

Он был слишком слаб, чтобы бороться с ним, и принял единственно разумное решение – сохранять хладнокровие и позволить ему нести себя.

Своды каверн, через которые его несла вода, то вздымались, то опускались с усыпляющей монотонностью, и ему удалось преодолеть около десяти километров, прежде чем он вновь услышал впереди шум бурного потока Ему пришлось пережить несколько неприятных минут, но в конце концов он снова оказался в спокойной воде.

Час Питт плыл по грандиозной галерее без особых трудностей, затем свод стал снова снижаться. Наполнив легкие воздухом, он опустился под воду. У него работала только одна рука, и не было ласт, поэтому он продвигался медленнее, чем хотелось. Перевернувшись на спину и направив луч фонаря на каменный свод, он поплыл дальше в этом положении. Легкие уже начинали сжиматься от недостатка кислорода, когда он снова оказался в воздушном кармане. Питт вынырнул на поверхность и с наслаждением вдохнул воздух.

В следующей большой пещере он обнаружил мель, и ему удалось отдохнуть некоторое время. Чтобы продлить жизнь батареек, он выключил фонарь, но тут же включил его снова, заметив какой-то предмет метрах в пяти от себя.

Бренные останки “Плавучего пузыря”! Питт сразу почувствовал прилив сил. Невероятно, но суденышко на воздушной подушке сумело уцелеть после падения с огромной высоты, проплыть еще около сорока километров, чтобы поджидать его здесь. У него появился проблеск надежды. Он подошел вплотную и осмотрел резиновый корпус.

Двигатель и винт были сорваны при падении. Две воздушные камеры прорваны, но остальные шесть сохранились в весьма приличном состоянии. Часть оборудования исчезла, но остались в целости четыре баллона с воздухом, аптечка первой помощи, пластиковый пакет Дункана, одно из весел Джордино, два запасных фонаря и даже контейнер адмирала Сэндекера с термосом и двумя бутербродами.

– Мои дела идут на поправку, – сообщил Питт стенам подземной пещеры.

Он начал с аптечки. Прежде всего продезинфицировал и перебинтовал рану на плече. Понимая, что со сломанными ребрами ему ничего не удастся сделать, он, стиснув зубы, перебинтовал сломанную кисть.

Кофе оказалось еще теплым, и он выпил половину, прежде чем приступить к бутербродам.

Даже бифштекс с кровью и хороший коньяк не казались ему раньше такими вкусными, как эта незамысловатая пища.

Передохнув немного, он бросил в воду пакет с красителем.

– Пусть знают, что я еще живой, – сообщил он стенам.

Спустив на воду судно, он, работая одним веслом, вывел его на середину потока.

Предоставив ему свободно дрейфовать, Питт устроился на сиденье и принялся насвистывать мелодию “Вверх по спокойной реке под полуденным солнцем”.

58

Немедленно информированный о последних событиях в Калифорнии адмиралом Сэндекером и федеральными агентами Гаскиллом и Рэгсдейлом, Государственный секретарь решил пренебречь дипломатическим протоколом и лично позвонил президенту Мексики. Он сообщил ему о грандиозной по масштабу краже и контрабанде золота и культурных ценностей, задуманной и осуществленной братьями Золар.

– Невероятная история, – заметил президент.

– Но абсолютно точная, – заверил его Государственный секретарь.

– Могу только сожалеть о неприятном инциденте и обещать вам полное содействие моего правительства при проведении расследования.

– С вашего разрешения, господин президент, я хотел бы передать вам перечень наших пожеланий.

– Готов их выслушать.

В течение двух часов граница между Мексикой и США была вновь открыта. Правительственные чиновники, подкупленные братьями Золар и превысившие свои должностные полномочия, привлечены к ответственности.

Фернандо Матос и шеф Управления полиции Рафаэль Кортина были первыми среди многих лиц, арестованных Государственной прокуратурой.

Корабли мексиканского военного флота, дислоцированные в штате Нижняя Калифорния, подняты по тревоге и направлены в море Кортеса.

Лейтенант Карлос Идальго некоторое время лениво наблюдал за кружившимися над водой чайками, прежде чем вновь обратить свой взор к линии горизонта.

– Мы ищем что-то определенное или просто рыщем тут? – спросил он капитана корабля.

– Ищем тела, – ответил капитан третьего ранга Мигель Мадерас.

Он опустил бинокль и повернул к лейтенанту круглое добродушное лицо. Он был невысок ростом, крепко сбит и надежен как скала, своей невозмутимостью забавно контрастируя с высоким, худым, узколицым и желчным Идальго.

– Жертв кораблекрушения?

– Нет, ныряльщиков, утонувших в подземной реке. Идальго скептически прищурился:

– Еще одна побасенка гринго о рыбаках и ныряльщиках, исчезнувших в пустыне, чьи тела потом были обнаружены в заливе?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Мадерас. – Мне известно только, что был получен приказ из штаба патрулировать воды северной части залива между Сан-Фелипе и Пуэрто-Пеньяско на предмет обнаружения тел утопленников.

– Слишком большая территория для одного корабля.

– К нам должны присоединиться два патрульных судна из Санта-Розалии. Кроме того, приказано, чтобы все рыболовные суда, находящиеся в районе поисков, немедленно сообщали о подобного рода находках.

– Если они достались акулам, – пессимистично пробормотал Идальго, – вряд ли мы найдем что-нибудь.

Мадерас прислонился спиной к ограждению капитанского мостика, закурил сигарету и оглядел корму патрульного корабля. Это был перестроенный тральщик ВМС США с кодовым номером “G-21”, нарисованным на носу. Члены команды презрительно называли его “Плавучим мусором” по той причине, что однажды он потерял управление в море и был отбуксирован в порт рыболовным судном – унижение, которого команда не простила своему кораблю.

Но это был крепкий корабль, хорошо слушавшийся руля и устойчивый во время сильного шторма. Команды многих рыбацких судов и частных яхт были обязаны жизнью Мадерасу и его судну.

В число прочих обязанностей Идальго, как помощника капитана, входило и определение сетки будущих поисков. Нанеся ее на крупномасштабную карту северной части залива, он передал координаты рулевому. Затем началась наиболее монотонная часть операции: патрулирование на параллельных курсах отведенной им акватории залива.

Прохождение первой линии было завершено в восемь часов утра. В два часа дня раздался крик впередсмотрящего:

– Объект на воде!

– Точное местонахождение? – крикнул в ответ Идальго.

– Сто пятьдесят метров по левому борту.

Мадерас поднес к глазам бинокль и направил его в указанную точку. Почти сразу же он увидел тело, покачивающееся лицом вниз на гребне волны.

– Я обнаружил его, – сообщил он и кивнул рулевому. – Подойдите поближе. Команде приготовиться к подъему. Лейтенант, прикажите заглушить машины в пятидесяти метрах от него.

Со своего места на мостике капитан отчетливо видел деформированные части тела и обезображенную голову утопленника.

“Ничего удивительного, что акулы побрезговали им”, – подумал он.

– Как видите, нам не потребовалось недели, чтобы найти его, – сказал он, обращаясь к Идальго.

– Повезло, – согласился лейтенант.

На воду спустили шлюпку, и спустя несколько минут тело было поднято на палубу.

То, что они увидели, мало напоминало человеческое существо. Многим матросам пришлось не раз сбегать к борту, прежде чем останки были запакованы в пластиковый мешок.

– Что ж, – меланхолично заметил Идальго, – по крайней мере, он сделал нам одно одолжение.

– О чем вы, лейтенант? – спросил Мадерас.

– Он не пробыл в воде так долго, чтобы еще и пахнуть, – ответил старший помощник.

* * *

Три часа спустя патрульный корабль миновал мол Сан-Фелипе и пришвартовался рядом с “Аламброй”.

Как и предполагал Питт, достигнув берега на спасательном плоту, Гордо Падилья и члены его команды разошлись по домам и вместе с женами и подружками три дня праздновали счастливое избавление от верной смерти. Затем, под неусыпным наблюдением полицейских Кортины, Падилья со своими людьми отправился на рыбацкой лодке к многострадальному парому. Запустив двигатели, они откачали воду и отвели судно обратно в Сан-Фелипе, где и поставили его в док.

* * *

Мадерас и Идальго наблюдали за швартовкой с капитанского мостика, и грузовая палуба парома показалась им чем-то вроде отделения “Скорой помощи” при небольшом госпитале.

Лорен Смит в шортах и короткой майке демонстрировала многочисленные синяки и ссадины на обнаженных плечах, животе и ногах. Джордино восседал в инвалидной коляске, выставив впереди себя ноги, закованные в гипс.

Недоставало только Руди Ганна, который все еще находился в Региональном медицинском центре к северу от Калехико. По заключению врачей, у него было сломано шесть пальцев на руках и поврежден череп, не считая многочисленных кровоподтеков и ссадин в области желудка.

Здесь же находились адмирал Сэндекер, Питер Дункан, Шеннон Келси, Майкл Роджерс и группа представителей местной полиции и службы коронера штата Нижняя Калифорния. Их и без того не слишком жизнерадостные лица стали еще мрачнее, когда члены команды патрульного корабля перенесли на палубу парома пластиковый мешок с трупом человека, найденного в заливе.

Прежде чем труп перешел в распоряжение коронера и его ассистента, Джордино заявил о своем намерении лично опознать его.

– Это не слишком приятное зрелище, сеньор, – предупредил его Идальго.

Коронер колебался, не представляя себе точно, дозволяется ли согласно букве закона иностранным гражданам видеть мертвые тела, обнаруженные на территории Мексики.

– Вы хотите, чтобы произошло опознание, или нет? – спросил Джордино, бросив на коронера холодный взгляд.

Коронер, маленький человек с усталыми глазами и копной седых волос, едва знающий английский, чтобы понять вопрос Джордино, кивнул, и по его сигналу ассистент расстегнул молнию пластикового мешка.

Лорен побледнела и отвернулась. Сэндекер, напротив, подошел ближе и стал рядом с Джордино.

Тот покачал головой:

– Это не Дирк. Это Тупак Амару.

– Бог мой, у него такой вид, словно его пропустили через бетономешалку.

– Что-то вроде того, – заметил Дункан, невольно содрогнувшись от неприятного зрелища. – Надо полагать, поток бросал его на каждую скалу между Серро-эль-Капироте и заливом.

– С приличным человеком такого произойти не может, – проворчал Джордино.

– Очевидно, где-то между заливом и пещерой на реке имеется множество порогов, – заключил Дункан.

– Пока никаких следов второго трупа? – спросил Сэндекер у Идальго.

– Нет, сеньор. Пока этот единственный, который мы обнаружили, но нам приказано продолжать поиски. Сэндекер отвернулся от трупа Амару.

– Если Дирка до сих пор не нашли, он, скорее всего, еще находится под землей.

– А если его вынесло на отмель, – предположила Шеннон с надеждой в голосе. – Тогда он, может быть, еще жив.

– Вы не можете направить экспедицию на его поиски? – спросил Роджерс.

Сэндекер медленно покачал головой:

– Я не пошлю живых людей на поиски трупа.

– Адмирал прав, – вздохнул Джордино. – Там, возможно, еще дюжина водопадов вроде того, что преодолели мы с Дирком. Даже с судном на воздушной подушке вряд ли кому-нибудь удастся преодолеть сотню километров, когда на каждом шагу стремнины и камни.

– Кроме этого, – добавил Дункан, – там наверняка имеются затопленные галереи, которые невозможно преодолеть без дополнительного запаса воздуха.

– Как далеко он мог проплыть, по вашему мнению? – спросил Сэндекер.

– От пещеры сокровищ?

– Да.

Дункан задумался на несколько секунд:

– Питт мог выжить, если встретил отмель на расстоянии порядка пятисот метров от пещеры. Мы можем послать туда человека со страховочной веревкой, а затем вытянуть его обратно.

– А если он не найдет следов Питта? – спросил Джордино.

Дункан пожал плечами:

– Если тело не будет найдено в заливе, мы не найдем его никогда.

– Неужели нет никакой надежды? – настаивала Лорен. – Совсем никакой?

Прежде чем ответить, гидрогеолог посмотрел сначала на Джордино, затем на Сэндекера. В их глазах и на лицах он прочел только чувства безнадежности и отчаяния. Он повернулся к Лорен и тихо сказал:

– Я не могу вам лгать, мисс Смит. Шансы выжить у Дирка не выше тех, что и у любого другого тяжелораненого, если его протащит по реке Колорадо от Гранд-Каньона до озера Мид в окрестностях Лас-Вегаса.

Его слова сразили Лорен, она покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Джордино не схватил ее за руку.

– Для меня Дирк всегда будет живым, – прошептала она.

* * *

– А рыба что-то неважно клюет сегодня, – сказал Джо Хаген своей жене Клари.

Клари лежала на животе на крыше кабины их бота в пурпурном бикини (лифчик был расстегнут) и читала журнал. Она подняла на лоб солнцезащитные очки и рассмеялась:

– Да ты не поймаешь рыбу, даже если она сама запрыгнет на палубу.

– Подожди немного и сама увидишь.

– В северной части залива и рыбы-то нет, одни креветки, – не отставала Клари.

Хагенам было около шестидесяти, но для своего возраста они были в приличной форме. В Анахайме, где был их дом, они занимались торговлей подержанными автомобилями.

После того как Джо купил пятнадцатиметровый кеч и дал ему название “Первая попытка”, они фактически передали семейное предприятие двум своим сыновьям, а сами целые месяцы проводили в море. Обычно они плыли прямо на юг, огибали мыс Сан-Лукас и курсировали вдоль живописных берегов моря Кортеса, но так далеко на север забрались впервые.

Высота приливов в море Кортеса варьирует в пределах до семи метров, поэтому даже во время рыбной ловли Хаген краем глаза поглядывал на экран эхолота, не желая ненароком врезаться в песчаную отмель. Он позволил себе немного расслабиться, когда стрелка прибора показала под килем судна глубину свыше пятидесяти метров.

“Удивительная вещь, – подумал он лениво, – средняя глубина в этой части залива не выше десяти метров, а тут сразу пятьдесят. Кроме того, как правило, дно образовано смесью песка и ила, а тут, судя по показаниям прибора, скальная порода”.

От этих мыслей его отвлекло появление вблизи кеча калифорнийской корбины, крупной местной рыбы, достигающей метра в длину.

– Хорошо смеется тот, кто смеется последним, – гордо объявил он, демонстрируя супруге добычу.

Клари приподнялась на своем ложе и посмотрела на мужа, прикрыв ладонью глаза от солнца.

– Она слишком красива, чтобы попасть на сковородку. Отпусти ее, пожалуйста.

– Странно, – сказал Хаген, рассматривая свою добычу.

– Что странно?

– Все другие корбины, которых я ловил, имели черные пятна на белой чешуе, а эта раскрашена, как канарейка.

Клари поправила лифчик и подошла поближе.

– А это уже вообще черт знает что, – продолжал Джо, показывая ей ладонь, окрашенную в яркий желтый цвет. Что они тут все – с ума посходили? Да ты только сюда посмотри, – добавил он, перевешиваясь за борт, – и вода здесь какая-то странная.

– Может быть, это как раз то место, которое тебе нужно.

– Кто знает, но попробовать не мешает, – согласился Джо, отправляясь на нос кеча, чтобы бросить якорь. – Кажется, здесь должна водиться хорошая рыба.

59

Река преподносила все новые сюрпризы. Питт миновал еще четыре водопада. На его счастье, ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, падение с которого едва не стоило жизни ему и Джордино. Высота самого крупного из них едва ли превышала два метра, но для его израненного тела и этого было более чем достаточно. Он был предельно измучен, а времени для отдыха у него не было. “Пузырь” показал себя в этой ситуации даже лучше, чем можно было ожидать от полуразрушенного суденышка, но и у него был свой предел прочности.

Но хуже всего были пороги. Казалось, им не будет конца. За одним перекатом почти сразу следовал другой, еще опаснее предыдущего. Попадались и участки относительно спокойной воды, и тогда у него появлялось несколько минут передышки, но это случалось нечасто.

Боль не оставляла его ни на миг, но она по крайней мере обострила его чувства, иначе он бы просто не перенес всего этого. Питт не уставал проклинать реку, справедливо опасаясь, что худшее ожидало его впереди.

При прохождении одной из стремнин волна вырвала у него весло, но это была небольшая потеря. Управлять полузатонувшим суденышком одной рукой, имея На борту пятьдесят килограммов груза, было все равно невозможно.

Воздушные камеры выходили из строя одна задругой, оставалось только удивляться, что судно вообще еще не затонуло.

Питт старался по возможности экономить энергию батареек, но из трех имевшихся в его распоряжении ламп в итоге осталась одна, да и ее свет был едва заметен.

На что он мог рассчитывать? Его несчастное тело оказалось способным на большее, чем он мог ожидать от него.

Свод каверны постепенно начал опускаться, затем соприкоснулся с водой и наконец ушел под ее поверхность. Сморщенный корпус суденышка ударился о камень и беспомощно закрутился на месте. Начинался затопленный участок туннеля. Дальше Питт должен был двигаться один или не идти вообще.

Питт выпил немного воды, затем достал термос и допил остатки кофе. Кофеин немного оживил его. Он швырнул термос в реку и несколько секунд наблюдал, как тот крутится около скалы, слишком легкий, чтобы преодолеть возникшую на его пути преграду.

Свет лампы стал едва заметен, Питт выключил ее и какое-то время лежал неподвижно, собирая остатки сил для последнего броска, каким бы ни был его результат.

Неожиданно что-то взбудоражило его память. Он почувствовал какой-то запах. Но какой? Он глубоко вдохнул воздух, пытаясь понять, почему этот запах показался ему таким знакомым. Питт машинально облизал губы и ощутил вкус, которого не было на них прежде. Соль! И тогда он понял.

Это был запах моря.

Он все-таки достиг конца подземной водной системы, впадающей в Калифорнийский залив.

Питт открыл глаза, поднял над головой руку и стал постепенно опускать ее, пока ладонь почти не коснулась кончика его носа. Он не мог разглядеть детали, но различал смутную тень, которой не могло быть в вечной темноте подземного мира. Он стал вглядываться в воду и увидел едва различимые отблески. Свет просачивался через проход, лежащий впереди него.

Неожиданное открытие сулило ему шанс, на который он уже и не смел надеяться. Не торопясь, он обдумал две основные опасности, которые могли подстерегать его на пути к спасению, – расстояние до поверхности и декомпрессия. Он проверил показания счетчика на баллоне с воздухом. Его могло хватить метров на триста, и то при условии, что ему удастся сохранить самообладание, экономно дышать и не делать лишних усилий.

По его наблюдениям, давление воздуха в большинстве пройденных им каверн лишь немногим превышало атмосферное. Преодолевая затопленные участки галерей, он редко погружался на глубину больше тридцати метров. Если допустить, что и сейчас он столкнулся со схожей ситуацией, ему следовало соблюдать при всплытии строго контролируемую скорость не больше восемнадцати метров в секунду.

Впрочем, какие бы препятствия ни стояли у него на пути, выбора у него не было, он не мог вернуться назад и не мог оставаться там, где сейчас находился. Он должен был идти только вперед.

Питт тщательно проверил снаряжение, которое, несмотря на все испытания, оказалось в полном порядке.

Маска была потеряна, поэтому видимость будет ограниченна, но он надеялся, что сумеет правильно ориентироваться по освещенности воды.

Он сунул в рот загубник, собрал нервы в кулак и стал считать до трех.

В любом случае это будет его последним погружением в воды проклятой реки.

В этот момент Питт готов был променять душу на потерянные ласты. Он проплыл тридцать метров, затем сорок и стал не на шутку беспокоиться, когда достиг отметки в пятьдесят метров.

Его баллон то и дело задевал поверхность нависавшего над ним свода. Казалось, спуск никогда не кончится. Когда он наконец миновал нижний выступ, стрелка глубиномера стояла у отметки семьдесят пять метров. С этой точки свод начал постепенно подниматься. Не самая идеальная ситуация. Он предпочел бы крутой подъем к поверхности ради экономии воздуха в баллоне.

Свет, поступавший сверху, становился все ярче. Прозрачная зеленоватая вода реки приобрела отчетливый голубоватый оттенок. Течение становилось все более слабым, и подъем замедлился. Над его головой появилось неясное мерцание, и свод исчез. Питт находился в водах моря Кортеса. Он бросил взгляд на показание счетчика баллона. Стрелка трепетала около нуля. Воздуха почти не осталось.

Вместо того чтобы сделать последний большой глоток, он частично использовал воздух для наполнения компенсатора, чтобы тот автоматически доставил его к поверхности на тот случай, если он потеряет сознание.

Сделав последний вдох, Питт начал медленно подниматься.

Поверхность казалась настолько близкой, словно до нее можно было достать рукой, но он знал, что это обманчивое впечатление. До нее оставалось не меньше двадцати метров.

Воздух в баллоне закончился, и в глазах у него начало темнеть.

Питт скорее инстинктивно ощутил, чем почувствовал, что нечто препятствует подъему. Не имея маски, он не мог разглядеть, что это было. В голове нарастал оглушающий звон, как будто его мозг готов был вот-вот взорваться. Но за мгновение до того, как мрак окутал сознание, тело его было выдернуто на поверхность.

* * *

– Похоже, на крючок попалась огромная рыбина, – радостно сообщил Джо.

– Марлин? – возбужденно спросила Клари.

– Непохоже, он оказывает слишком слабое сопротивление.

– Может быть, ты уже довел его до такого состояния, что у него просто не осталось сил?

– Возьми багор. Сейчас он покажется на поверхности.

Выполнив просьбу мужа, Клари подошла к борту яхты.

– Я уже вижу! – крикнула она. – Что-то большое и черное.

В следующую секунду она закричала уже от ужаса.

Питт почти уже потерял сознание, когда его голова оказалась на поверхности. Он выплюнул загубник и сделал глубокий вдох. Яркий свет ослепил его, но это была такая мелочь в сравнении с пережитым кошмаром, что с ней можно было не считаться.

Облегчение, радость от сознания, что он остался в живых, гордость, чувство выполненного долга – все смешалось в его голове.

Он услышал крик женщины и, подняв глаза, увидел возвышавшийся над ним голубой корпус яхты и бледные лица двух людей, в ужасе смотревших на него. Только теперь до него дошло, что он запутался в обычной рыболовной леске. Маленький тунец бился у его ног.

Питт осторожно сунул рыбину под мышку и снял ее с крючка здоровой рукой. Затем заглянул в крошечные бусинки ее глаз.

– Ну что, старина, – ликующе сказал он, – вот мы и дома!

60

Капитан Мадерас и его корабль вышли из Сан-Фелипе и возобновили поиски, когда пришел вызов от Хагенов.

– Сэр, – сообщил радист, – я только что получил важную радиограмму с яхты “Первая попытка”.

– Что в ней?

– Шкипер, американец по имени Джозеф Хаген, докладывает, что во время рыбной ловли он выловил из воды человека.

Мадерас нахмурился:

– Вероятно, он подразумевает, что подцепил на крючок труп.

– Нет, сэр. Он определенно утверждает, что это был живой человек.

Мадерас был не на шутку озадачен:

– Вряд ли это может быть тот, кого мы разыскиваем. Вы же сами видели труп. Имеются ли какие-нибудь сообщения с кораблей, находящихся в районе поисков, об исчезновении кого-то из членов команды?

Радист отрицательно покачал головой:

– Нет, сэр. Я ничего не слышал.

– Где находится яхта?

– Двадцать морских миль к северо-западу от нас. Мадерас вошел в рулевую рубку и кивнул Идальго.

– Держите курс на северо-запад, пока не заметите американскую яхту.

Затем он снова повернулся к радисту:

– Попросите Джозефа Хагена сообщить нам подробности о человеке, принятом на борт. Прикажите ему оставаться на месте. Мы подойдем к нему минут через тридцать пять.

Идальго глянул на него поверх лежащей перед ним карты:

– Что вы думаете об этом?

Мадерас улыбнулся:

– Как добрый католик я обязан верить в чудеса, о которых рассказывает святая церковь, но это чудо я хочу увидеть собственными глазами.

* * *

Флотилия яхт и мексиканских рыболовецких судов имеет в море Кортеса свою собственную систему ком муникаций. Это своего рода братство владельцев различных судов в духе старых добрых времен, когда соседи обменивались свежими новостями по телефону. Разговоры касаются сводок погоды, сообщений о предстоящих вечеринках, последних известий из родных портов и всяких других всевозможных сведений и слухов.

Известие о том, что владелец “Первой попытки” подцепил на леску человека, мгновенно облетело весь залив. По пути оно обрастало множеством невероятных подробностей, домыслов и преувеличений. Рассказывали даже, что Хагены поймали касатку, в чреве которой обнаружили живого человека.

Некоторые из самых больших судов имели радиостанции, чья мощность позволяла им напрямую общаться со своими коллегами в Соединенных Штатах. Поэтому скоро сообщения из Калифорнийского залива достигли и Вашингтона.

* * *

Сообщение Хагена было получено и мексиканской морской радиостанцией в Ла-Пасе. Радист немедленно запросил подтверждения, но Хаген едва успевал отвечать на бесчисленные вызовы других владельцев яхт и оставил его без внимания. Не получив ответа, радист ограничился тем, что отметил его в своем журнале и сосредоточился на официальных сигналах.

Сменившись с дежурства двадцать минут спустя, он совершенно случайно упомянул о нем в разговоре с дежурным офицером.

– Бред какой-то, – прокомментировал он. – Сообщение было передано по-английски. Вероятно, какой-нибудь нализавшийся гринго развлекался радиоиграми.

– Лучше пошлите патрульный катер для проведения инспекции, – приказал офицер. – Я, со своей стороны, информирую Военно-морской штаб северного округа.

Но это оказалось уже ненужным. Мадерас сам известил штаб и на полной скорости шел по направлению к “Первой попытке”. Штаб также получил неожиданный приказ, причем непосредственно от своего командования в Мехико, срочно принять все необходимые меры для проведения спасательной операции.

Адмирал Рикардо Алварес завтракал с женой в офицерском клубе, когда запыхавшийся адъютант положил перед ним на стол оба сообщения.

– Человек, пойманный рыболовом, – взорвался Алварес. – Вздор какой-то!

– Сообщение капитана Мадераса с “G-21”, – доложил адъютант.

– Когда Мадерас доберется до яхты?

– В любой момент, сэр.

– Я не понимаю, почему флот должен заниматься каким-то туристом, потерявшимся в море.

– По слухам, сам президент заинтересован в его спасении.

Адмирал Алварес печально посмотрел на жену:

– Я всегда говорил, что наш последний договор со Штатами был ошибкой. Теперь нам предстоит носиться с американцами каждый раз, когда кто-нибудь из них свалится в залив.

Так что по-прежнему вопросов было больше, чем ответов, в тот момент, когда Питт покинул “Первую попытку”, как только патрульный корабль лег в дрейф в нескольких десятках метров от нее.

Он стоял на палубе яхты, опираясь на плечо Хагена, который успел стащить с него мокрый и порванный комбинезон и снабдить рубашкой для гольфа и шортами. Клари поменяла повязку на его плече и заклеила пластырем страшную ссадину на лбу.

Он обменялся рукопожатием с Джозефом Хагеном:

– Думаю, что я самая большая рыба, которая когда-либо попадалась вам на крючок.

– Не сомневайтесь, мне будет что рассказать внукам.

Питт поцеловал Клари в щеку:

– Не забудьте прислать мне рецепт вашей ухи. Я за всю жизнь не ел ничего вкуснее.

– Надо думать, – рассмеялась Клари. – Вы выхлебали не меньше галлона.

– Я всегда буду в вечном долгу перед вами. Вы спасли мне жизнь. Спасибо вам огромное. – Питт помедлил и с помощью матросов спустился в маленькую шлюпку, присланную с патрульного корабля. Как только он поднялся на палубу, где его приветствовали капитан Мадерас и лейтенант Идальго, корабельный врач повел его в свой кабинет для осмотра и оказания первой помощи. Прежде чем спуститься по трапу, Питт обернулся и помахал на прощание Хагенам.

Джо и Клари стояли, обнявшись на палубе, наблюдая за тем, как силуэт патрульного корабля медленно таял на горизонте. Затем Джо повернулся к жене и недоуменно заявил:

– Признаюсь, я за всю жизнь не поймал больше четырех рыбин за раз. И не мне тебе говорить, какой из тебя повар. Но что, черт возьми, имел в виду этот парень, когда хвалил твою уху?

Клари вздохнула:

– Бедный мальчик. Он так плохо себя чувствовал и был так голоден, что у меня не хватило духа сказать ему, что я накормила его консервированным супом, сдобренным бренди.

Кур

* * *

ис Старгер находился в Гуаймасе, где обыскивал асиенду, служившую штаб-квартирой Золарам, когда по спутниковому телефону получил сообщение из Калехико, что Питт жив. На этот раз мексиканские власти были сама любезность и позволили ему и его людям делать все, что им заблагорассудится, лишь бы получить дополнительные улики, позволяющие привлечь к суду династию похитителей произведений искусства.

Правда, когда они прибыли на место, асиенда и взлетная полоса были уже пусты. Даже пилот личного самолета Золара пришел к выводу, что пора подумать об отставке. Он просто вышел из ворот поместья, доехал на автобусе до города и уже оттуда вылетел первым же самолетом к себе в Техас.

Обыск асиенды не дал ничего нового. Дом был стерильно чист. Зато в самолете, стоявшем на взлетно-посадочной полосе, Старгер обнаружил четыре деревянных статуэтки с грубо раскрашенными детскими лицами.

– Что вы думаете об этом? – спросил Старгер одного из своих агентов, эксперта по древнему искусству индейцев юго-западных территорий.

– Похожи на богов индейцев, сэр.

– Они сделаны из хлопкового дерева? Агент снял темные очки и на этот раз более внимательно осмотрел фигурки.

– Да, думаю, что могу с уверенностью сказать: они изготовлены из него.

Старгер нежно погладил одну из фигурок:

– Сдается мне, что это и есть те самые идолы, которых разыскивал Питт.

* * *

Руди Ганну новость стала известна в тот момент, когда он лежал на больничной койке. В палату вошла медсестра в сопровождении одного из агентов Старгера:

– Мистер Ганн. Я агент Энтони Ди Маджио из Таможенной службы. Думаю, вам приятно будет узнать, что Дирк Питт был подобран живым в водах залива полчаса назад.

Ганн закрыл глаза и с облегчением вздохнул.

– Я был уверен, он выкарабкается.

– Неслыханный пример доблести, сэр, насколько мне известно. Он проплыл по подземной реке больше сотни километров.

– Никто, кроме него, не мог бы этого сделать.

– Надеюсь, услышав хорошие новости, вы станете более покладистым, – сказала медсестра сладким голосом, держа в руке длинный термометр для прямой кишки.

– Он хороший пациент? – улыбаясь, спросил Ди Маджио.

– У меня бывали и похуже.

– Я просил вас принести мне пару пижам, – сказал Ганн строптиво, – вместо этих ночных сорочек.

– Одежда для больных должна быть удобной и для них, и для тех, кто за ними ухаживает, – возразила медсестра.

– Хотел бы я знать, каким образом.

– Я лучше пойду и оставлю вас одних, – сказал Ди Маджио. – Удачи и скорейшего выздоровления, мистер Ганн.

– Спасибо за хорошие новости.

– Не за что.

– Сейчас вы должны отдохнуть, – приказала медсестра, – а через час я вернусь с вашими лекарствами.

Что касается медсестры, то она сдержала свое слово. Но когда она вернулась в палату, постель была пуста. Руди бежал в больничной сорочке, прихватив с собой казенное одеяло.

* * *

Как ни странно, но на борту парома о новости, взбудоражившей весь залив, узнали последними.

Лорен и Сэндекер разговаривали с представителями Главного управления полиции, когда известие о полном успехе спасательной операции дошла наконец и до них. Владелец роскошного скоростного катера, пришвартованного в нескольких десятках метров от них, выскочил на палубу судна и заорал во весь голос:

– Эй, на пароме!

На верхней палубе в этот момент находились всего три человека – Майлс, Шеннон и Дункан, стоявшие возле рулевой рубки. Майлс перегнулся через борт и прокричал в ответ:

– Что там у вас?

– Они нашли вашего парня!!!

Звук его голоса достиг грузовой палубы, и Сэндекер бегом бросился к борту:

– Повторите, что вы сказали!

– Владельцы кеча выловили из воды парня, – охотно выполнил его просьбу шкипер. – В сообщении мексиканского флота говорится, что это тот самый человек, которого вы разыскиваете.

Теперь уже все, кто находился на пароме, собрались на верхней палубе, но никто не решался задать тот вопрос, который волновал всех. Наконец Джордино, подкатив свое инвалидное кресло к борту, заорал во всю мощь своих легких:

– Он жив?!

– Мексиканцы говорят, был очень плох, пока жена владельца яхты не влила в него немного супа.

– Питт жив, – прошептала Шеннон.

Дункан покачал головой и сказал с сомнением:

– Я все равно не могу поверить, что он смог добраться до залива.

– А я верю, – пробормотала Лорен, не стыдясь своих слез. Она склонилась над Джордино и прижалась к его груди мокрой щекой. – Правда? Питт не мог умереть.

Представители мексиканской полиции были мгновенно забыты. Все кричали разом, обнимались и хлопали друг друга по плечам. Неизменно сдержанный и респектабельный Сэндекер бросился к спутниковому телефону и набрал номер Главного штаба мексиканского флота в надежде получить более полную информацию.

Дункан лихорадочно перебирал свои гидрографические схемы, прикидывая, какие дополнительные данные может сообщить ему Питт после своего небывалого путешествия по подземной реке.

Шеннон и Майлс уже отмечали радостное событие, открыв бутылку дешевого шампанского, которое нашли в холодильнике камбуза, и охотно угощали им всех желающих. Майлс веселился от души, но глаза Шеннон были необычно задумчивыми, словно она решала сложную археологическую проблему. Время от времени ее взгляд останавливался на Лорен, как будто в ее сердце внезапно пробудилось чувство, о существовании которого она и не подозревала. Она готова была укорять себя за недостаток внимания по отношению к Питту.

– Этот чертов парень, как фальшивый пенни, от которого никак не удается избавиться, – пошутил Джордино, с трудом пытаясь справиться со своими эмоциями.

Лорен спокойно посмотрела на него:

– Питт говорил тебе когда-нибудь, что он просил меня выйти за него замуж?

– Нет, но я ничуть не удивился бы, если бы это произошло. Парень без ума от тебя.

– Думаешь, это хорошая идея?

Джордино медленно покачал головой:

– Прости меня, если я скажу, что этот союз будет заключен на небесах.

– Ты хочешь сказать, что мы оба для этого слишком своевольны и независимы, не так ли?

– А куда денешься, все так. Вы, как два экспресса, идущих параллельным курсом, иногда встречаетесь на станциях, но у вас разные пункты назначения.

Она схватила его за руку:

– Спасибо тебе за искренность.

– Нашла за что благодарить! – рассмеялся Джордино. – Да и что я знаю об отношениях между мужчиной и женщиной? Мои отношения с представительницами твоего пола никогда не длились больше двух недель.

Лорен заглянула ему в глаза:

– Есть что-то, что ты скрываешь от меня.

Джордино, опустив глаза, разглядывал настил палубы:

– Говорят, у женщин есть интуиция на сей счет.

– Кто она была? – спросила Лорен после секундного колебания.

– Ее фамилия Саммер, – честно ответил Джордино. – Она умерла пятнадцать лет назад в море у побережья Гавайских островов.

– Тихоокеанский вихрь. Я помню, Питт рассказывал мне о нем.

– Он чуть не погиб сам, пытаясь спасти ее, но все было напрасно. Она погибла.

– И он до сих пор помнит ее?

Джордино кивнул:

– Он никогда не говорит о ней, но, когда видит женщину, похожую на нее, у него появляется странный отсутствующий взгляд.

– Я тоже замечала, и не раз, – меланхолично заметила Лорен.

– Это не может продолжаться вечно, – возразил Джордино. – У всех нас есть свой образ утраченной любви, но надо же дать отдохнуть и образу.

Лорен никогда до сих пор не видела вечного скептика Джордино таким серьезным.

– И у тебя есть свой призрак? – спросила она недоверчиво.

Джордино поднял на нее глаза и улыбнулся.

– Однажды летом, когда мне было девятнадцать, я увидел девушку, ехавшую на велосипеде на острове Бальбоа в Южной Калифорнии. Она была одета в короткие белые шорты и свободную зеленую блузку, завязанную чуть выше талии. Волосы у нее были светлые, собранные в конский хвост. Загар цвета красного дерева. Не знаю, какие у нее глаза, но уверен – голубые. Такой вот воплощенный дух свободы и озорного юмора. Так вот, я до сих пор вспоминаю ее почти каждый день.

– И ты не попытался познакомиться с ней? – удивилась Лорен.

– Хочешь верь, хочешь нет, но в те дни я был очень застенчив. Почти месяц я каждый день ходил тем же маршрутом, но она больше не появилась. Верно, отдыхала там вместе с родителями и вернулась домой вскоре после нашей встречи.

– Печально, – сказала Лорен.

– Вот за это я не ручаюсь! – рассмеялся Джордино. – А ну как мы поженились бы, родили десятерых детей, а потом бы выяснилось, что терпеть не можем друг друга.

– Для меня Питт, как и твоя потерянная любовь. Иллюзия, которую я никогда не могу поймать.

– Он изменится, – успокоил ее Джордино, – все мужчины с возрастом меняются.

Лорен слабо улыбнулась и покачала головой.

– Только не такие, как Дирк. Они всегда будут искать спрятанные сокровища, решать загадки тысячелетий и бросать вызов неизвестному. Больше всего на свете им претит мысль о старости рядом с женой и детьми и смерти в доме престарелых.

61

В маленьком порту Сан-Фелипе царила праздничная атмосфера. Док был забит народом. Воздух сотрясли тысячи приветственных возгласов, едва патрульный корабль, обогнув мол, вошел в гавань.

– Ничего себе встреча! – сказал улыбающийся Мадерас, поворачиваясь к Питту.

Тот прищурился, стараясь разглядеть, что происходит на берегу:

– Какой-нибудь местный праздник?

– Это новость о вашем путешествии под землей собрала их сюда.

– Вы шутите? – спросил Питт с неподдельным удивлением.

– Нет, сеньор. Сообщение о вашем открытии подземной реки под пустыней сделало вас героем для каждого ранчеро и фермера отсюда до Аризоны. Убедитесь сами. – Он кивнул головой в сторону двух фургонов с телевизионным оборудованием. – Вы стали главной сенсацией дня.

– О боже, – простонал Питт. – Все, о чем я мечтал, это мягкая постель, из которой я не собирался вылезать дня три.

Физическое и моральное состояние Питта значительно улучшилось после того, как он получил по радио сообщение от адмирала Сэндекера, что Лорен, Руди и Ал живы и находятся на пути к выздоровлению. Сэндекер сообщил ему также о смерти Сайреса Сарасона от рук Билли Юма и аресте Золара и Оксли, вместе с сокровищами Уаскара схваченных Гаскиллом и Рэгсдейлом с помощьюГенри и Микки Мур.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски заключил Питт.

Казалось, прошел час, а не несколько минут, пока “G-21” второй раз за этот день швартовался рядом с “Аламброй”. На пассажирской палубе парома был развернут огромный плакат, на котором еще не успела высохнуть краска: “ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ИЗ СТРАНЫ МЕРТВЫХ!”

На грузовой палубе парома уличный ансамбль мексиканских марьячес играл мелодию, которая показалась Питту знакомой. Он наклонился, пытаясь припомнить, где ее слышал. Поняв, в чем дело, он рассмеялся, но тут же согнулся от боли в груди, отдававшейся по всему телу.

“Этого следовало ожидать, – подумал он. – Приветственный подарок от Джордино”.

– Вы знаете, что они играют? – спросил Мадерас, удивленный поведением гостя.

– Узнаю мелодию, но не могу разобрать слов, – ответил Питт, – они поют по-испански.

– “Miralos andando”, – повторил сбитый с толку Мадерас. – Что это означает? “Приди к плотине”?

– “К набережной”, – догадался Питт. – Первые слова песни “Приди на набережную”.

Пока трубачи, гитары и семь глоток ансамбля выводили местную вариацию мелодии “Ожидание Роберта Э. Ли”, Лорен стояла на палубе парома среди толпы людей и неистово махала рукой Питту. Она видела, как он искал ее глазами, и, когда нашел, радостно помахал рукой в ответ.

От ее взгляда не ускользнули перебинтованные голова и грудь и висевшая на перевязи рука.

В чужих шортах и рубашке для гольфа он резко выделялся среди одетых в форму членов команды мексиканского корабля. Он выглядел именно так, как и должен был выглядеть настоящий мужчина, прошедший через ад и чистилище. Но Лорен знала, что Питт всегда был мастером скрывать истощение и боль.

Питт заметил адмирала Сэндекера рядом с инвалидной коляской Джордино. Гордо Падилья стоял в обнимку со своей женой Розой. Хесус, Гато и инженер, чье имя он так и не смог запомнить, приветствовали его поднятыми в воздух бутылками.

Наконец трап был спущен, и Питт обменялся прощальными рукопожатиями с Мадерас ом и Идальго.

– Благодарю вас, джентльмены, и передайте от меня особую благодарность вашему корабельному врачу. Он прекрасно поработал, залатав мои пробоины.

– Это мы должны благодарить вас, сеньор Питт, – серьезно сказал Идальго – Мои родители владеют небольшой фермой неподалеку отсюда и ждут не дождутся, когда вода из вашей реки оросит их поля.

– Пожалуйста, сделайте мне одно одолжение, – попросил Питт.

– Разумеется, сеньор, если это в наших силах, – ответил Мадерас.

Питт улыбнулся:

– Не позволяйте никому называть эту проклятую реку моим именем.

Он повернулся и прошел на грузовую палубу парома, заполненную народом. Лорен бросилась ему навстречу, задержалась перед ним и осторожно обняла, стараясь не причинить ему боли. Его губы заметно дрожали, когда она поцеловала его.

Затем она откинулась назад и сказала сквозь слезы:

– Добро пожаловать домой, моряк.

Затем начался сумасшедший дом. Журналисты и операторы телевидения с обеих сторон границы столпились вокруг Питта, который обменивался приветствиями с Сэндекером и Джордино.

– Я уже и не чаял тебя увидеть, – сказал Джордино, сияя, словно неоновая реклама в Лас-Вегасе. Питт улыбнулся в ответ:

– Если бы я не нашел “Пузырь”, меня бы не было сейчас с вами.

– Надеюсь, вы понимаете, – сказал Сэндекер, притворно хмурясь, – что становитесь староваты для плаваний в пещерах.

Питт поднял руку, словно принося присягу:

– Бог свидетель, адмирал, если я хотя бы взгляну еще на одну пещеру, можете пристрелить меня на месте.

Затем настала очередь Шеннон, которая подарила ему долгий поцелуй.

– Мне недоставало вас, – сказала она, отпуская его. Он не успел ответить, а Майлс Роджерс и Питер Дункан уже пожимали его здоровую руку.

– Вы крутой парень, – сказал Роджерс.

– Сожалею, но я разбил ваш компьютер и потерял все материалы, – сказал Питт Дункану.

– Никаких проблем, – заверил его гидрогеолог с широкой улыбкой, – поскольку вы практически доказали наличие реки, протекающей от Трубы дьявола, мимо Серро-эль-Капироте и впадающей в залив, мы без труда проследим ее течение с помощью современных геофизических приборов.

В этот момент, не замеченное никем из присутствующих, возле дока остановилось ветхое мексиканское такси и из него выскочил человек, прикрытый одним одеялом Он сумел пробиться сквозь толпу и бросился к Питту.

– Руди! – воскликнул Питт, обнимая свободной рукой маленького человека за плечи. – Откуда ты свалился?

И словно нарочно, одеяло вдруг выскользнуло из недолеченных пальцев Ганна, и он предстал перед собравшимися в одной больничной рубашке.

– Мне пришлось сбежать из больницы, чтобы добраться сюда, но иначе я не мог, – сказал он без тени смущения.

– Как твои болячки, о’кей?

– Держу пари, я буду за рабочим столом в агентстве раньше тебя.

Питт обернулся и махнул рукой Роджерсу.

– Майлс, камера при тебе?

– Ни один хороший фотограф не выходит из дома без камеры! – крикнул в ответ Роджерс, перекрывая шум толпы.

– Сделай снимок трех изувеченных ублюдков Серро-эль-Капироте.

– И одной изувеченной сучки, – добавила Лорен, втискиваясь между друзьями.

Роджерс успел сделать три снимка, и его оттеснили репортеры.

– Мистер Питт. – Один из телевизионных журналистов сунул микрофон ему под нос. – Что вы можете сказать нам о подземной реке?

– Только то, что она существует, – извернулся Питт, – и то, что там очень сыро.

– Каковы ее размеры?

– По моей оценке, примерно две трети Рио-Гранде, – ответил он, обнимая Лорен за талию.

– Такая большая?

– Может быть, даже больше.

– Как вы чувствуете себя, проплыв по подземной реке больше сотни километров?

Питта всегда раздражали вопросы репортеров, интересовавшихся у людей, как они чувствуют себя после того, как у них сгорел дом вместе с детьми, или что испытывали, наблюдая, как человек выпал из самолета без парашюта.

– Как я себя чувствую? – переспросил он. – В данный момент я чувствую, что мочевой пузырь у меня лопнет, если я немедленно не попаду в туалет.

Эпилог Возвращение 4 ноября 1998 года Сан-Фелипе, Нижняя Калифорния

Два дня спустя, после того как они дали детальные показания мексиканским властям, им было разрешено покинуть страну.

Доктор Питер Дункан уехал первым Гидрогеолог исчез рано утром, прежде чем кто-нибудь успел заметить его отсутствие. Впереди его ждал трудный год в должности директора Водного проекта пустыни Сонора, как его уже стали называть. Вода из подземной реки обещала стать божьим даром для иссушенных солнцем земель. Вода, двигатель цивилизации, давала работу жителям пустыни Система акведуков и трубопроводов должна была направить воду в города и деревни и преобразить русло, где планировалось создать развлекательный и оздоровительный комплекс размером с озеро Пауэлл.

Далее следовали проекты по добыче минеральных ресурсов, открытых Питтом во время его подземной одиссеи, и строительству подземного туристического центра.

Доктор Шеннон Келси была приглашена в Перу для раскопок руин городов Чачапойаны. За ней последовал и верный Майлс Роджерс.

– Надеюсь, мы еще встретимся, – сказал на прощание Роджерс, пожимая руку Питта.

– Только в том случае, если вы обещаете держаться подальше от жертвенных колодцев, – пошутил Питт.

– Будьте спокойны, – рассмеялся тот в ответ.

Питт заглянул в глаза Шеннон.

– Желаю вам всего наилучшего, – напутствовал он ее.

Для нее он так и остался единственным знакомым мужчиной, которого она не могла подчинить своей воле. Она чувствовала странное, ей самой непонятное, влечение к нему. Чтобы поддразнить Лорен, Шеннон крепко поцеловала Питта.

– До скорого, герой. Не забывай меня.

Питт кивнул и честно признался:

– А я и не смогу, даже если буду очень стараться.

Вскоре после того, как Шеннон и Майлс ехали в аэропорт Сан-Диего, вертолет НУМА приземлился на палубе “Аламбры”. Пилот выпрыгнул из машины и, узнав адмирала, направился к нему.

– Доброе утро, адмирал. Готовы к полету или заглушить двигатель?

– В каком состоянии самолет?

– Ожидает вас и всех остальных на взлетно-посадочной полосе морских сил в Юма, готов к вылету в Вашингтон.

– О’кей, отправляемся немедленно. – Он повернулся к Питту. – Вы в отпуске по случаю болезни.

– Мы с Лорен собираемся принять участие в туре по Аризоне американского клуба любителей старых автомобилей.

– В таком случае жду вас через неделю. – Лорен он поцеловал в щеку: – Не забывайте, что вы член Конгресса США. Не позволяйте ему выкинуть еще какой-нибудь номер и привезите назад целым и невредимым, во всяком случае, пригодным для работы.

Лорен улыбнулась:

– Не волнуйтесь, адмирал, мои избиратели ждут от меня того же.

– А что будет со мной? – спросил Джордино.

– Вы можете сидеть за рабочим столом с тем же успехом, что и в инвалидной коляске.

Затем Сэндекер повернулся к Ганну и дружески улыбнулся ему.

– Вы, Руди, другое дело. Отправляйтесь на месяц на Бермуды.

– Большое спасибо, – сказал Ганн, изо всех сил стараясь не выдать своих чувств.

Они были одной большой семьей и прекрасно понимали это. К Пихту и Джордино адмирал относился как к родным сыновьям. Они глубоко и искренне уважали друг друга. Адмирал был абсолютно уверен, что, как только они будут в надлежащей физической форме, они тут же появятся в его кабинете с предложением нового океанографического проекта.

Двое рабочих подняли Джордино вместе с его инвалидной коляской в вертолет. Одно место было специально удалено, чтобы поместились его вытянутые ноги.

Питт наклонился и ущипнул друга за палец ноги, выглядывавший из гипса.

– Смотри, не потеряй этот вертолет, как все остальные.

– Положим, я потерял только один, – возразил Джордино, – не так уж трудно было перекрасить его обратно в наши цвета.

Ганн положил руку на плечо Питта.

– Это было замечательно, – сказал он, – надеюсь, это не последнее наше приключение.

Питт притворно ужаснулся:

– Упаси нас, господи, от подобных приключений.

Сэндекер осторожно обнял Питта.

– Отдыхай и ни о чем не думай, – сказал он тихо, так чтобы другие не могли расслышать его слов за шумом двигателей. – Увидимся, когда совсем оправишься.

– Приложу все силы, чтобы это произошло поскорее.

Лорен и Питт остались вдвоем на палубе парома. Они следили за вертолетом до тех пор, пока он не повернул на северо-восток и не исчез вдали над водами залива.

– Вот мы и остались одни, – сказал Питт, поворачиваясь к Лорен.

Она хитро улыбнулась:

– Я умираю с голоду. Почему бы нам не отправиться в Мехикали и не поискать хороший мексиканский ресторан?

– Как ни странно, но на этот раз у меня возникло точно такое же желание.

– Вести машину придется, очевидно, мне.

Питт поднял руку:

– У меня есть еще одна здоровая рука.

Лорен не слышала его слов, она возилась с машиной. Через несколько минут автомобиль и трейлер уже стояли на земле.

Питт бросил прощальный взгляд на старый паром и подумал, как бы было здорово, если бы удалось провести его через Панамский канал, а затем подняться по реке Потомак до Вашингтона. Увы, это было нереально. Он вздохнул и сел рядом с Лорен. И тут около них остановился автомобиль. Куртис Старгер сидел за рулем.

– Рад, что успел перехватить вас до отъезда. Дейв Гаскилл просил передать вам вот это.

Он протянул Питту сверток, завернутый в индейское одеяло. Тот беспомощно посмотрел на Лорен. Она приняла сверток и развернула его.

Перед, ними лежали четыре грубо раскрашенные фигуры из корней хлопкового дерева.

– Священные идолы монголе, – тихо сказал Питт. – Где вы нашли их?

– Они были найдены в частном самолете Золара.

– Я так и думал, что без них здесь не обошлось.

– В этом нет ни малейшего сомнения. К ним приложен сертификат, удостоверяющий их подлинность.

– Монголе будут счастливы.

Старгер подмигнул Питту:

– Думаю, я вполне могу доверить вам доставить фигурки их настоящим владельцам.

– Они не стоят и половины того золота, которое припрятано у меня в трейлере.

– Очень смешно, – фыркнул Старгер, – боюсь, у вас сложилось превратное представление о работе таможни. Ладно, значит, я могу положиться на вас.

– Обещаю заехать в деревню монголе по пути к границе.

– Мы с Дейвом так и думали.

– Что нового слышно о братьях?

– Им предъявлено столько обвинений – от краж до контрабанды, что на этот раз им не отвертеться. Судья отклонил их прошение об освобождении под залог, так как был уверен, что они воспользуются этим случаем, чтобы удрать из страны.

– Вы проделали хорошую работу.

– Благодарю вас за помощь, мистер Питт. Мы в долгу перед вами. Если понадобится наша помощь, не задумываясь, обращайтесь к нам.

– Я запомню ваши слова, благодарю вас.

* * *

Билли Юма расседлывал лошадь после ежедневной поездки к своему маленькому стаду. Бросив взгляд в сторону пустыни, он заметил приближающееся облако пыли, из которого появилось нечто, напоминающее ему очень старый автомобиль с трейлером на прицепе.

Он удивился еще больше, когда автомобиль остановился возле его дома. Он как раз вышел из короля, когда дверца кабины открылась, и из нее выбрался Питт.

– Доброго солнца тебе, друг, – приветствовал его Юма.

– И чистого неба тебе, – ответил Питт.

Юма с энтузиазмом потряс руку Питта:

– Рад видеть тебя. Мне сказали, что ты умер в вечной темноте.

– Был очень близок к этому, но, как видишь, остался жив, – сказал Питт. – Хочу поблагодарить тебя за то, что ты не побоялся войти внутрь горы и спас моих друзей.

– Отродьям дьявола не место на земле, – философски заметил Юма. – Слава богу, что я пришел вовремя.

Питт передал ему сверток:

– Я привез кое-что для тебя и твоего народа.

Юма осторожно, словно он держал на руках ребенка, откинул одеяло. Несколько секунд он молча смотрел в лица четырех идолов. На его глаза навернулись слезы.

– Ты вернул душу моего народа, наши мечты, нашу веру. Теперь наши юноши и девушки могут пройти обряд совершеннолетия.

– Мне рассказывали, что человек, который украл их, слышал странные звуки, напоминающие детский плач.

– Они плакали, потому что хотели вернуться домой.

– А я думал, что индейцы никогда не плачут.

Юма счастливо улыбнулся, словно прикосновение к реликвиям, которые он держал в руках, омолодило его:

– Не верь этому. Мы такие же люди, как и все. Просто мы не любим, когда другие видят нашу слабость.

Питт представил Лорен жене Билли, и, конечно, Полли настояла на том, чтобы они остались обедать, и не пожелала слушать никаких отговорок. Ради гостей она превзошла себя, и обед удался на славу. Пришли родственники и друзья Юма, чтобы взглянуть на священных идолов, весть о возвращении которых мгновенно облетела деревню. Мужчины благодарили и пожимали руку Питта, а женщины дарили Лорен свои поделки.

“Как они все-таки похожи, хотя с виду такие разные”, – подумала Лорен, глядя на стоящих рядом Дирка и Билли.

– Для меня большая честь иметь тебя среди своих друзей, Билли, – сказал Питт, улыбаясь.

– Тебе всегда будут рады здесь.

– Когда вода придет на земли, я позабочусь о том, чтобы ваша деревня получила ее одной из первых, – пообещал Питт.

Юма снял амулет, висевший на кожаном шнурке у него на шее, и передал его Питту.

– Это тебе, чтобы ты помнил, что у тебя есть друг.

Питт осмотрел амулет. Это была точная копия демона мертвых с вершины Серро-эль-Капироте, выполненная из меди и инкрустированная бирюзой.

– Это слишком ценная вещь, я не могу принять ее, – сказал он.

Юма покачал головой:

– Я поклялся носить ее, пока наши священные идолы не вернутся домой. Теперь она твоя, чтобы принести тебе счастье.

– Спасибо тебе.

Прежде чем они покинули каньон Ометепек, Питт сводил Лорен к могиле Патти Лу Каттинг. Лорен наклонилась и прочла надпись на могильной плите.

– Какие красивые слова, – сказала она тихо. – Тебе что-нибудь известно о ней?

– Никто ничего не знает. Индейцы рассказывают, что она была похоронена чужими людьми ночью.

– Она умерла совсем юной. Ей было всего десять лет.

Питт кивнул:

– Она лежит здесь совсем одна, такая маленькая, в этом пустынном месте.

– Когда вернемся в Вашингтон, надо будет узнать, не сохранились ли какие записи об этой истории.

Лорен сплела венок из растущих на холме цветов и положила на могилу. Они постояли еще немного, глядя на пустыню, причудливо расцвеченную лучами заходящего солнца. В чистом ноябрьском воздухе цвета казались особенно яркими и сочными.

Все население деревни выстроилось вдоль дороги попрощаться с ними, когда Лорен направила автомобиль в сторону главной магистрали.

Отъехав от деревни на несколько километров, она искоса взглянула на своего друга.

– Возможно, это покажется тебе странным, но мне кажется – эта деревушка идеальное место для медового месяца.

– Ты хочешь напомнить мне, что я просил тебя выйти за меня замуж? – спросил Питт.

– Я знаю, это был твой самый безумный поступок.

– Итак, ты отказываешь мне.

– Не старайся выглядеть таким подавленным. Выше голову, Дирк. Я знаю, ты слишком ответственный человек, чтобы отказаться от своих слов.

– Я говорил серьезно.

Она на мгновение оторвала глаза от дороги и тепло улыбнулась ему.

– Я знаю, но давай трезво взглянем на вещи. Наша проблема в том, что мы старые друзья, но мы умеем обходиться друг без друга. Если бы у нас с тобой был маленький домик за оградой, на нашей мебели постоянно скапливалась бы пыль, потому что нас никогда не было бы дома. Вода и нефть не смешиваются. Твой дом – море, мой – Конгресс. У нас никогда не может быть таких тесных отношений. Разве ты не согласен со мной?

– Понимаю, что у тебя есть серьезные основания говорить это.

– Я предлагаю оставить все так, как есть. Ты не возражаешь?

Питт помолчал немного.

“Он просто замечательно скрывает, что почувствовал облегчение”, – подумала Лорен.

Питт долго смотрел на дорогу перед машиной. Наконец он сказал:

– Знаете что, конгрессмен Смит?

– Нет, что же?

– Для профессионального политика вы невероятно честная и сексуальная женщина.

– А для морского инженера, – откликнулась она, – вы необычайно обаятельный человек, которого к тому же так просто любить.

Питт скромно улыбнулся. Его зеленые глаза озорно блеснули.

– Сколько километров осталось до Вашингтона?

– Около пяти тысяч, но почему ты спрашиваешь?

Он снял с шеи повязку, бросил ее на заднее сиденье и обнял подругу за плечи.

– Подумать только, в какую даль тебе потребовалось заехать, чтобы понять такую простую вещь.

P. S.

Стены в приемной кабинета Сэндекера в штаб-квартире НУМА в Вашингтоне увешаны многочисленными фотографиями, на которых адмирал запечатлен рядом со многими знаменитостями. В их числе пять президентов, множество глав государств, военных, фотографии конгрессменов, известных ученых и целое созвездие звезд Голливуда.

Все в простых черных рамках, за исключением одной в золотой рамке.

На этой фотографии Сэндекер стоит в окружении странной группы молодых людей, выглядящих так, словно они недавно побывали в крупной автокатастрофе. Один из них, невысокий, с шапкой кудрявых волос, сидит в инвалидной коляске, вытянув перед собой закованные в гипс ноги. Рядом с ним маленький человек в роговых очках, в больничной рубашке, весь перевязанный бинтами. Здесь же привлекательная женщина в шортах и короткой майке, руки, ноги и живот ее во многих местах залеплены пластырем. Рядом с ней высокий мужчина с забинтованной головой и рукой на перевязи, он весело смеется.

И если, оказавшись в кабинете адмирала, вы ненароком спросите о необычных людях на фотографии в золотой рамке, вам наверняка придется выслушать от него эту удивительную историю, и повествование займет никак не меньше часа.

Это длинная история, и Сэндекер любит рассказывать о том, как Рио-Питт получила свое название.

Клайв Касслер «Невидимый убийца»

С глубокой признательностью — доктору Николасу Николасу, доктору Джеффри Таффету и Роберту Флемингу

КРУШЕНИЕ

17 января 1856 года

Тасманово море

Из четырех парусных клиперов, построенных в 1854 году на верфях Абердина в Шотландии, особо выделялся один. Судно под названием «Гладиатор» имело водоизмещение 1256 тонн, шестьдесят метров в длину, десять метров в ширину по среднему бимсу[205] и три высокие мачты, устремленные в небо под лихим углом. То был самый быстроходный парусник из всех когда-либо спущенных на воду. Впрочем, тем, кто оказывался на его борту в штормовую погоду, слишком тонкие обводы угрожали бедой. Зато штиль не повергал их в спячку. «Гладиатор» был способен плыть при едва заметном ветре.

К несчастью, которое и предугадать-то было невозможно, судьба обрекла этот клипер на забвение.

Владельцы парусника надеялись с его помощью сделать бизнес на австралийских иммигрантах, поскольку он годился для перевозки как пассажиров, так и грузов. Однако, как очень скоро убедились судовладельцы, не так-то много колонистов могли позволить себе оплатить морское путешествие, так что парусник плавал с пустующими каютами первого и второго классов. Выяснилось, что куда выгоднее заключать договоры с правительством на переправку осужденных преступников на континент, считавшийся тогда самой большой тюрьмой в мире.

«Гладиатор» отдали под начало одного из самых дюжих капитанов клиперов, Чарлза Скагса, которого даже старые морские волки, не ведавшие адмиральских чинов, почтительно величали Задирой. Задира Скагс — такое прозвище подходило ему как нельзя лучше. Кнутом, положим, Задира нерадивых или непокорных матросов не потчевал, зато не знал жалости ни к другим членам команды, ни к самому судну, добиваясь кратчайших сроков перехода между Англией и Австралией. И его старания приносили плоды. Возвращаясь к родным берегам в третий раз, «Гладиатор» установил рекорд, не побитый парусными судами до сих пор. Он преодолел это расстояние за шестьдесят три дня, а торговые тихоходы затрачивали на такое путешествие до трех с половиной месяцев.

Скагс соревновался в скорости с легендарными капитанами своего времени: Джоном Кендриксом с быстроходного «Геркулеса» и Уилсоном Эшером, командовавшим прославленным «Юпитером», — и никогда не проигрывал. Суда-соперники, покидавшие Лондон за несколько часов до «Гладиатора», когда добирались до Сиднейской гавани, неизменно находили клипер Скагса уютно устроившимся у причала.

Быстрый морской переход был божьей милостью для заключенных, переносивших в страшных мучениях дорогу на каторгу. Их держали в трюме и обращались с ними как с грузом или скотом. Были среди них и закоренелые преступники, и политические враги правящей власти, но большинство составляли те, кто попался на краже съестного или отрезов ткани. Мужчин и женщин разделяла толстая переборка. Какими бы то ни было удобствами их не баловали. Ветхие подстилки на узких деревянных рундуках, санитарные условия, хуже которых и придумать трудно, и малопитательная пища были их уделом. Сахар являлся для них единственным лакомством. Днем каждому давали уксус и лимонный сок для спасения от цинги, а ночью — полпинты портвейна для поддержания духа. Заключенных охранял отряд из десяти солдат пехотного полка, расквартированного в Новом Южном Уэльсе,[206] которыми командовал лейтенант Сайлас Шеппард.

Вентиляции почти не было. Источниками света и воздуха в трюме служили зарешеченные люки, но они были всегда закрыты. Когда судно попадало в тропики, заключенные изнемогали от жары. В непогоду страдания усиливались: озябшие, вымокшие люди в полной темноте катались по полу из стороны в сторону от ударов могучих волн.

На корабле, перевозившем осужденных, полагалось иметь врача, и он был на «Гладиаторе». Хирург-полицейский Отис Горман следил за общим состоянием здоровья заключенных и, как только позволяла погода, выводил их небольшими группами на палубу подышать свежим воздухом и поразмяться. Предметом гордости судовых хирургов служило то, что они достигали Сиднея, не потеряв в пути ни одного подопечного. Горман заботился о заключенных: пускал им кровь, вскрывал нарывы, залечивал раны, давал слабительное и следил, чтобы уборные посыпались хлоркой, чтобы одежда стиралась, а бадьи для мочи драились дочиста. Редко когда после высадки на берег судовой врач не получал от осужденных благодарственные письма.

Задира Скагс по большей части на несчастных, запертых в трюме, внимания не обращая. Рекордный переход — такова была его цель. Установленная им железная дисциплина, напористость щедро окупались премиями довольных судовладельцев, а также легендами, которые слагали о нем и его судне восхищенные моряки.

На этот раз он вышел в море в твердом намерении поставить новый рекорд. Пятьдесят два дня вел он из Лондона, держа курс на Сидней, парусник с грузом товаров и 192 осужденными, двадцать четыре из которых были женщины. Он выжал из «Гладиатора» все, что мог, не свертывая паруса даже при сильных порывах ветра. Упорство капитана было вознаграждено: за сутки парусник одолел невероятное расстояние — восемьсот километров.

И тут удача покинула Скагса. Беда нагрянула из-за горизонта за кормой.

На следующий день после того, как «Гладиатор» благополучно прошел пролив Бассав между Тасманией и южной оконечностью Австралии, вечернее небо затянуло грозными тучами, скрывшими все звезды, а море разыгралось не на шутку. Скагс и знать не знал, что на его судно с юго-запада, из-за Тасманова моря, со всей силой обрушится тайфун. Как ни проворны и как ни крепки были клиперы, пощады от ярости Тихого океана им ждать не приходилось.

В памяти островитян Южных морей тот ураган остался самым жестоким и разрушительным из всех пережитых ими тайфунов. С каждым часом скорость ветра все росла и росла. Морские волны вздымались горами и набрасывались из тьмы, сотрясая корпус «Гладиатора». Скагс — слишком поздно! — отдал команду свернуть паруса. Порыв ветра злобно вцепился в туго надувшуюся парусину и порвал ее в клочья, успев перед этим легко, как зубочистки, переломить мачты и с треском обрушить обрывки полотнищ и такелажа с обломками рангоута на палубу. И тут же, словно желая расчистить завалы, накатившая волна смыла все за борт. Вздыбившийся десятиметровый вал ударил в корму и покатился по судну, круша в щепы капитанскую каюту и выламывая руль. С палубы начисто смыло спасательные шлюпки, штурвал, рубку и камбуз. Люки разнесло, и вода беспрепятственно хлынула в трюм.

Беспощадный чудовищный водяной вал в единый миг превратил некогда стройный клипер в беспомощную покореженную посудину. Корабль полностью потерял управление и носился, как полено, средь зыбучих волн. Не в силах бороться с ураганом, команда и взятые на борт осужденные могли лишь смотреть смерти в лицо да с ужасом ожидать, когда судно окончательно погрузится в буйную пучину.

Спустя две недели после того, как «Гладиатор» должен был пришвартоваться у сиднейского причала, судовладельцы забеспокоились. На поиски знаменитого клипера было направлено несколько судов, но им ничего не удалось обнаружить. Владельцы судна списали его как потерю, страховые компании возместили ущерб, родственники членов экипажа и осужденных оплакали их кончину, и память о паруснике померкла во времени.

Были суда которые называли плавучими гробами или дьявольскими посудинами, но капитаны-соперники, не по слухам знавшие Задиру и «Гладиатора», только пожимали плечами, слыша подобные разговоры. Они поставили крест на грациозном паруснике, считая его жертвой не столько стихии, сколько тщеславия Скагса. Два моряка, когда-то служившие на клипере, выдвинули такую версию: на «Гладиатор» внезапно налетел сильный попутный ветер, одновременно в корму ударила волна, и судно под действием этих стихий резко пошло носом в воду и затонуло.

В лондонском страховом объединении Ллойда — известной фирме судовых страховщиков — пропавший «Гладиатор» занесли в строку журнала между утонувшим американским паровым буксиром и выброшенным на берег норвежским рыболовным траулером.

Прошло почти три года, прежде чем тайна исчезновения клипера вышла наружу.

Трудно поверить, но, после того как грозный тайфун умчался дальше на запад, «Гладиатор» удержался на плаву. Да, порушенный парусник выжил, однако сквозь трещины в обшивке вода с пугающей быстротой стала заполнять корпус судна. Уже на следующий день в трюм набралось шесть футов воды, а откачивающие насосы не справлялись со стихией.

Всегда твердый как кремень, Задира Скагс и на этот раз не ведал устали. Команда была уверена, что он одним лишь своим упорством не даст паруснику затонуть. Он поставил к насосам тех осужденных, которые не сильно поранились во время жуткой непрерывной болтанки, а матросам велел заняться заделкой щелей и пробоин в обшивке.

Остаток дня и ночь прошли в попытках облегчить судно: за борт выбрасывали груз, инструмент и утварь, без которых можно было обойтись. Ничего не помогало. Времени потратили много, а добились самой малости. К следующему утру вода поднялась еще на три фута.

К середине следующего дня изможденный Скагс смирился с поражением. Ни он, ни кто другой никакими усилиями не мог бы удержать «Гладиатора» от гибели. Шлюпок не было. Оставался всего один — отчаянно-рискованный — способ спасти присутствующих на борту. Капитан приказал лейтенанту Шеппарду вывести заключенных из трюма и построить на палубе под бдительным надзором вооруженных солдат. Только преступники, работавшие на насосах, да члены экипажа, заделывавшие пробоины, остались на своих местах.

Задире Скагсу не нужен был ни кнут, ни пистолет, чтобы показать, кто на судне хозяин. Широкоплечий, мускулистый, он походил на каменотеса. Под два метра ростом, у него были оливково-серые глаза, черные как смоль волосы, кожа, выдубленная морем и солнцем. Великолепную бороду, обрамлявшую лицо, капитан в особых случаях заплетал в косичку. Говорил он низким рокочущим голосом, что лишь подчеркивало его мужественность. Было Скагсу тридцать девять лет — самый расцвет жизни.

Задира оглядел неподвижный строй осужденных. Они были в ссадинах, синяках и повязках, пропитанных кровью. На лицах прочитывался страх. Никогда прежде не доводилось ему видеть столь жалкое сборище мужчин и женщин. Все они были низкорослые, неказистые, худющие и мертвенно-бледные. Бесстыдные, глухие к слову Божьему, эти отбросы британского общества не ждали возвращения на родную землю и не надеялись прожить остаток дней достойно.

Выйдя на палубу и обнаружив обломки мачт, разбитый по всей длине фальшборт, заключенные пришли в отчаяние. Женщины зарыдали от страха.

Лишь одна выделялась среди всех. Взгляд капитана задержался на ней. Женщина стояла чуть в стороне от прочих осужденных и по росту не уступала большинству мужчин. Ноги у нее были такой совершенной формы, что завораживали взгляд. Над узкой талией вздымалась прекрасная грудь, обтянутая кофтой. Одежда казалась опрятной и чистой, а спадавшие до пояса золотистые волосы были ухожены. Она разительно отличалась от своих сестер по несчастью. Женщина держала себя в руках, скрывая страх за вызывающим видом. Она пронзила Скагса взглядом голубых, как горное озеро, глаз.

Сосредоточившись на неотложной задаче, он обратился к осужденным:

— Положение наше неутешительно. Со всей честностью должен вам сказать, что судно наше обречено, а поскольку волны отняли у нас шлюпки, то покинуть его мы не можем.

Слушавшие восприняли слова капитана по-разному. Пехотинцы лейтенанта Шеппарда не дрогнули, а вот осужденные жалобно застонали. Самые малодушные из них упали на колени и принялись молить Небеса о спасении.

Скагс, глухой к скорбным причитаниям, продолжил:

— С помощью Господа милосердного попробую уберечь всех до единого на этом судне. Я собираюсь соорудить огромный плот, который поможет нам продержаться до тех пор, пока нас не подберет какой-нибудь корабль или течение не вынесет на берег Австралийского континента. Мы погрузим на плот запасы провизии и воды, рассчитанные на двадцать дней.

— Позвольте спросить, капитан, как скоро, по-вашему, нас могут подобрать в море?

Вопрос задал мужчина, который больше чем на голову возвышался над сотоварищами. Он имел рост около двух метров. Его широкие и мощные плечи прикрывало бархатное пальто. Длинные рыжие, с медным отливом, волосы свободно ниспадали на воротник дорогой одежды. На надменном лице выделялись крупный нос, высокие скулы и тяжелый подбородок. Несмотря на два месяца жизни взаперти в корабельном трюме, выглядел он так, будто вышел из какой-нибудь лондонской гостиной.

Прежде чем ему ответить, Скагс поинтересовался у лейтенанта Шеппарда:

— Кто этот щеголь?

Шеппард, подавшись к капитану, сказал вполголоса:

— Зовут Джесс Дорсетт.

У Скагса от изумления брови полезли на лоб.

— Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги?

Лейтенант кивнул:

— Он самый. Состояние сколотил, точно говорю, пока королевская полиция не схватила его. Единственный среди этого сборища, кто умеет читать и писать.

Скагс тут же сообразил, что этот разбойник может стать ценным подручным, если положение на плоту сделается угрожающим. Бунт был весьма вероятен.

— Я всего лишь предлагаю всем вам шанс на спасение жизни, мистер Дорсетт. Сверх этого я ничего не обещаю.

— Тогда чего же вы ждете от меня и моих павших духом приятелей?

— Жду, что вы поможете мне построить плот. Любой из вас, кто откажется, будет оставлен на судне.

— Слышали, ребята? — крикнул Дорсетт столпившимся вокруг него осужденным. — Работа или смерть. — Он снова повернул голову к Скагсу: — Среди нас нет ни одного моряка. Придется нам объяснить, как подступиться к делу.

Скагс указал на своего первого помощника:

— Я назначил мистера Рамси главным по сооружению плота. Те, кто не занят поддержанием клипера на плаву, будут выполнять его распоряжения.

Прежде чем отвернуться друг от друга, Дорсетт со Скагсом обменялись быстрыми взглядами. Первый помощник Рамси уловил их схватку. «Тигр и лев, — подумал он без особой радости. — И еще неизвестно, кто устоит на ногах в конце этой заварухи».

По счастью, море стихло: ведь плот предстояло сколачивать на воде. Остов изготовили из обломков мачт, перевязав их канатами. Бочонки с вином, а также бочки с мукой, предназначенные для сиднейских таверн и продуктовых лавок, опорожнили и крепко-накрепко привязали по бокам остова для большей плавучести. Поверх мачтовых обломков положили тяжелые доски и прибили гвоздями. Получилась палуба. Она лишь на ладонь возвышалась над водой, и ее обнесли перилами высотой по пояс. Две запасные стеньги пустили на переднюю и заднюю мачты, оснастив их парусами, укрепив вантами и такелажем. Там, где предполагалась корма, за задней мачтой, соорудили простенький руль, насадив на него самодельный румпель. Две трети плота покрыли парусиновым тентом для защиты людей от палящих лучей солнца.

Бочонки, наполненные пресной водой и лимонным соком, а также ящики с сыром и солониной из говядины и свинины, вместе с кастрюлями, в которых на камбузе сварили рис и горох, закрепили между мачтами.

В готовом виде плот имел восемьдесят футов в длину и сорок в ширину. Сначала он показался всем весьма просторным. Однако после погрузки провизии впечатление изменилось. И немудрено: на плот переправились 192 преступника, 11 военных, включая лейтенанта, врач и 28 моряков — в общей сложности 232 человека.

Отплытие ознаменовалось ясными небесами и спокойным, как мельничный омут, морем. Первыми с парусника сошли солдаты, вооруженные мушкетами и саблями. Затем на плот посыпались осужденные, радостные только оттого, что не утонут вместе с судном, уже опасно черпавшим носом воду. Трап парусника был слишком мал, чтобы быстро пропустить всех, так что большинство перебирались через борт и съезжали по канатам. Некоторые прыгали в воду, откуда их вытаскивали солдаты. Сильно пораненных доставляли на стропах. Удивительно, но переселение обошлось без чрезвычайных происшествий. Через пару часов люди благополучно разместились там, где указал Скагс.

После этого настал черед команды. Капитан, как и положено, последним покинул круто наклонившуюся палубу. Он сбросил сундучок, в котором находились два пистолета, судовой лаг, хронометр, компас и секстант, на руки первому помощнику Рамси. Прежде чем сойти с борта, Скагс определил местонахождение «Гладиатора», но никому, даже Рамси, не сказал, что штормом клипер отнесло очень далеко от морских торговых путей. Они дрейфовали в трехстах милях от ближайшего побережья Австралии, и — что куда хуже — вода влекла их все дальше и дальше, в места, неведомые для кораблей. Сверившись с картой, Скагс решил: единственный способ выжить — это с помощью течения и ветра двинуться на восток, к Новой Зеландии.

Скагс повесил компас на мачту напротив румпеля и скомандовал:

— Поставить парус, мистер Рамси. Держать направление на сто пятнадцать градусов к ост-зюйд-осту.

— Есть, капитан. Мы, стало быть, не к Австралии пойдем?

— Лучше всего нам рассчитывать на западное побережье Новой Зеландии.

— И насколько, по-вашему, оно далеко?

— Шестьсот миль, — ответил Скагс так, словно песчаный пляж уже маячил на горизонте.

Рамси нахмурился и обвел взглядом переполненный плот. На глаза ему попалась группа осужденных, которые о чем-то деловито беседовали вполголоса. Наконец он мрачно выговорил:

— Не верится мне, чтобы хоть кто-то из нас, людей богобоязненных, дождался спасения в окружении такой кучи мрази.

Море оставалось спокойным еще пять дней. Пассажиры плота обвыкли жить в условиях принудительного распределения. Жестокое солнце пекло неимоверно, обращая плот в ад огнедышащий. Не одному человеку приходила в голову отчаянная мысль броситься в воду и остудить тело, но к плоту уже в предвкушении легкой поживы подобрались акулы. Матросы ведрами лили соленую воду на парусиновый тент, но это приводило лишь к тому, что под ним становилось нечем дышать.

В душах арестантов печаль стала уступать место коварству. Люди, проведшие два месяца в темном трюме, заволновались, оказавшись без защиты корпуса клипера. Все чаще осужденные кидали на матросов и солдат яростные взгляды и злобно бормотали им вслед. Это не прошло мимо внимания Скагса. Он приказал лейтенанту Шеппарду, чтобы солдаты держали мушкеты заряженными и были настороже.

Джесс Дорсетт изучающе разглядывал высокую женщину с золотистыми волосами. Та сидела одна возле передней мачты. Она не желала потакать обстоятельствам, обращать внимание на тяготы и тешить себя какими бы то ни было ожиданиями. Казалось, она совсем не замечала других женщин-осужденных, редко вступала в разговоры, предпочитая молчаливо держаться в сторонке. «С достоинством женщина», — решил для себя Дорсетт.

Проскользнув змеей среди тел, сгрудившихся на плоту, он подобрался поближе к ней. Тут его заметил солдат и взмахом мушкета приказал: «Осади назад». Дорсетт был человеком терпеливым и дождался смены караула. Заступивший солдат незамедлительно начал похотливо посматривать на женщин, а те в ответ принялись насмехаться над ним. Дорсетт, воспользовавшись тем, что страж отвлекся, придвинулся вплотную к воображаемой черте, отделявшей мужчин от женщин. Блондинка не отреагировала: взгляд ее был устремлен вдаль, на что-то, одной только ей видимое.

— Англию высматриваете? — с улыбкой спросил Дорсетт.

Женщина обернулась, смерила его взглядом, словно решая, стоит ли удостаивать незнакомца вниманием.

— Маленькую деревушку в Корнуолле.

— Где вас схватили?

— Нет, под арест я попала в Фалмуте.[207]

— За попытку убить королеву Викторию?

Глаза женщины блеснули, она рассмеялась.

— За кражу одеяла.

— Озябли, должно быть?

Лицо женщины стало серьезным.

— Я его для отца взяла. Он умирал от болезни легких.

— Прошу прощения.

— А вы разбойник с большой дороги.

— Был им до тех пор, пока лошадь не сломала ногу и меня не настигла королевская полиция.

— И зовут вас Джесс Дорсетт.

Ему польстило, что женщина знает, кто он такой; он даже подумал, уж не справлялась ли она о нем.

— А вы…

— Бетси Флетчер, — без колебания отозвалась она.

— Бетси, — произнес Дорсетт, рисуясь, — считайте меня своим защитником.

— Фасонистый разбойник мне ни к чему, — сказала Бетси, как отрезала. — Я и сама могу за себя постоять.

Дорсетт обвел рукой плотно сбившуюся ораву на плоту:

— Пара сильных рук может вполне пригодиться вам до того, как мы снова ступим на твердую землю.

— С чего это я должна верить человеку, который ни разу в жизни не испачкал себе руки?

Он заглянул ей в глаза:

— Я, может, в свое время и ограбил несколько карет, но мало в чем уступаю добрейшему капитану Скагсу. Скорее всего, я единственный из мужчин, который, можете быть уверены, не воспользуется слабостью женщины.

Бетси Флетчер повернулась и указала на грозного вида тучи, которые стремительно гнал на них посвежевший ветер:

— Расскажите, мистер Дорсетт, как вы собираетесь защитить меня от этого?

— Теперь самое время, капитан, — сказал Рамси. — Нам лучше убрать паруса.

Скагс мрачно кивнул.

— Нарежьте коротких концов из запасных снастей и раздайте осужденным. Скажите этим бедолагам, пусть привяжут себя к плоту, чтоб от качки не пострадать.

На море поднялось неприятное волнение, плот закачался с носа на корму и с борта на борт. Волны перекатывались через сбившуюся массу тел. Шторм и вполовину не набрал силы тайфуна, сгубившего «Гладиатора», однако очень скоро стало невозможно различить, где кончается плот и начинается море. Волны вздымались все выше, ветер срывал с их гребней белую пену.

Дорсетт, пустив в дело две веревки — свою и Бетси, привязал ее к мачте. Потом обмотался вантами и превратился в щит, укрывавший Бетси от свирепыхволн. В добавление к прежним страданиям на пассажиров плота обрушился шквалистый дождь. Он хлестал их с такой силой, будто черти камнями швырялись.

Единственным звуком, перекрывавшим злобный рев шторма, был голос Скагса. Забористо ругаясь, капитан призывал матросов надежнее закрепить тару с провизией. Матросы, изнемогая, удерживали ящики и бочонки до тех пор, пока волна, вдруг выросшая до небес, не загнала плот глубоко под воду. Все, кроме Задиры, решили, что наступила их последняя минута. Скагс, затаив дыхание и сомкнув веки, проклинал разбушевавшуюся стихию.

Целую вечность плот нехотя продирался сквозь бурлящую массу пены. Когда ему удалось подняться на поверхность, те, кого не унесло в море, принялись хватать ртом воздух и откашливать соленую воду.

Капитан оглядел плот и ужаснулся. Всю кучу провизии будто корова языком слизала. Однако ужаснее было другое. Ящики, перед тем как сгинуть в пучине, проредили и ряды осужденных. Некому было ответить на жалобные крики о помощи. Одичавшее море пресекло любые попытки к спасению. Уцелевшим осталось только оплакивать погибших товарищей.

Шторм бушевал всю ночь, нанося людям болезненные удары, окатывая их сверху донизу. К утру море начало успокаиваться, шквалистый ветер сменился легким южным бризом, но расслабиться никому не пришло в голову. Нужно было бдительно следить, как бы море не огрызнулось напоследок и не смыло оставшихся в живых за борт.

Когда Скагсу наконец-то удалось твердо встать на ноги и полностью оценить ущерб, причиненный стихией, он с трудом оправился от потрясения. Алчное море поглотило все бочонки с пресной водой. А вот и еще одно бедствие: на мачтах — жалкие обрывки парусины.

Капитан приказал Рамси и Шеппарду сосчитать пропавших. Таковых оказалось двадцать семь.

Лейтенант Шеппард печально качал головой, оглядывая обитателей плота:

— Бедняги! Они похожи на утопших крыс.

Скагс приказал команде набрать в парусиновые обрывки воды.

— И быстро, не то ливень прекратится.

— Нам больше не в чем хранить воду, — мрачно сообщил Рамси. — И потом, если обрывки пойдут на плошки, то из чего паруса шить?

— Когда каждый напьется, мы восстановим паруса и продолжим двигаться в направлении ост-зюйд-ост.

Едва на плоту зашевелилась жизнь, Дорсетт выпутался из мачтовых вант и, обняв Бетси за плечи, заботливо спросил:

— Детка, с вами все в порядке?

Она глянула на него сквозь длинные пряди волос:

— Я ни за что не отправлюсь на королевский бал, как облезлая кошка. Пусть меня промочило до костей, но я рада, что жива.

— Плохая выдалась ночь, — сурово выговорил он, — и боюсь, она не последняя.

Как только Дорсетт развязал Бетси, тучи разошлись и солнце напомнило о себе палящими лучами. Без навеса, сорванного бешеным натиском ветра и волн, люди оказались во власти дневной жары. А вскоре начались муки голода и жажды. Крохотные кусочки пищи, найденные в щелях между досками, были мгновенно съедены. Так же быстро исчезла и дождевая вода, собранная в полотняные обрывки.

Когда паруса были восстановлены, выяснилось, что от них мало толку. Если ветер дул сзади, то плот худо-бедно поддавался управлению. Однако попытки изменить курс приводили лишь к тому, что он разворачивался к ветру широкой стороной.

Невозможность задавать плоту нужное направление раздражала Скагса. Во время шторма он спас драгоценные навигационные приборы, крепко прижав их к груди, и теперь определил, где находится плот.

— Хоть немного ближе к суше, капитан? — спросил Рамси.

— Боюсь, что нет, — мрачно ответил Скагс. — В настоящий момент мы дальше от Новой Зеландии, чем были два дня назад.

— В Южном полушарии в самый разгар лета без пресной воды мы долго не протянем.

Скагс указал на пару острых плавников, резавших воду невдалеке от плота:

— Если за четыре дня нас не подберет какое-нибудь судно, мистер Рамси, то акулам обеспечен шикарный банкет.

Хищницам долго ждать не пришлось. На второй день после шторма тела тех, кто умер от ранений, полученных во время морского буйства, спустили в воду, и они тут же исчезли в круговерти кровавой пены. Одна из рыбин оказалась особенно агрессивной. В ней Скагс признал большую белую акулу, настоящую мясорубку, наводившую страх на мореплавателей. По прикидкам капитана, она была длиной двадцать два — двадцать четыре фута.

Между тем кошмар только начинался. Дорсетт был первым, у кого возникло дурное предчувствие.

— Что-то они замышляют, — сказал он Бетси. — Не нравится мне, как они на женщин пялятся.

— Вы это про что? — спросила она, едва шевеля запекшимися губами. Лицо она прикрывала изорванным шарфом, но голые руки и ноги уже успели сгореть на солнце и покрыться волдырями.

— Вон видите ту грязную группку контрабандистов на корме плота? Верховодит у них Джейк Хаггинс, уэльсский головорез. Он скорее тебе кишки выпустит, чем скажет, который теперь час. Готов спорить, что они затевают бунт.

Бетси обвела рассеянным взглядом распростертые тела.

— С чего это им вздумалось?

— Вот я и хочу выяснить, — бросил Дорсетт и стал лавировать между осужденными, слонявшимися без дела по влажной палубе, равнодушными к происходящему вокруг и страдающими от палящей жажды.

Дорсетт передвигался неуклюже, дивясь на свои суставы, которые словно заржавели за то время, когда все телодвижения свелись к тому, чтобы крепко держаться за веревки. Он был одним из немногих, кто осмелился приблизиться к заговорщикам и силой проложить себе путь среди прихвостней Хагтинса. Впрочем, те не очень-то обратили на него внимание, занятые перешептыванием и поглядыванием на Шеппарда и пехотинцев.

— Дорсетт, какого черта ты тут вынюхиваешь? — проворчал Хаггинс.

У главаря контрабандистов были короткие ноги, широкие плечи, грудь как бочка, длинные спутанные волосы, будто песком пересыпанные, чудовищно огромный расплющенный нос и громадная пасть с редкими почерневшими остатками зубов. Этот набор придавал ему вид злобный и отталкивающий.

— Я так полагал, вам пригодится славный малый, который поможет прибрать плот к рукам.

— На мертвечину потянуло, захотелось пожить подольше — так, что ли?

— Что-то я не вижу мертвечины, которая продлила бы наши страдания, — безразлично произнес Дорсетт.

Хаггинс осклабился, обнажив гнилые зубы:

— Бабы, дурак ты эдакий.

— Мы тут все загибаемся от жажды и адской жары, а тебя похоть одолела?

— Ты полный придурок, даром что знаменитый разбойник, — презрительно обронил Хаггинс. — Мы наших курочек не потоптать хотим. Смысл в том, чтобы порезать их и полакомиться нежным мясом. А Задиру Скагса, матросов и солдат можно приберечь на крайний случай.

Дорсетт подумал, что Хаггинс отвратительно шутит. Однако злоба, огнем горевшая в глубине глаз головореза, его омерзительный оскал подтвердили намерение поживиться человечинкой весьма серьезно. У Дорсетта все внутри заныло от ужаса и омерзения. Слава богу, актер он был превосходный, а потому лишь безучастно пожал плечами:

— К чему такая спешка? Я слышал, нас спасут до завтрашнего утра.

— Жди! — хмыкнул Хаггинс. — Тут в ближайшее время никакой посудины, никакого островка на горизонте не покажется. — Он помолчал, помертвев лицом, на котором оставили отметины все пороки человеческие. — Так ты с нами, разбойник?

— Мне нечего терять, если я к вам примкну, Джейк, — беспечно сказал Дорсетт. — Только, чур, высокая блондинка моя. А с остальными можете делать что хотите.

— Вижу, она тебе по вкусу пришлась, но мои ребята и я в доле, и в равной доле. Я дам ее тебе первому. А после того как управишься, поделю на всех.

— Вполне справедливо, — согласился Дорсетт. — Когда начинаем?

— Через час после того, как стемнеет. Я подам сигнал, и мы все набросимся на солдатиков. Когда вооружимся, проблем со Скагсом и его командой не будет.

— Я пригрел местечко у передней мачты, так что беру на себя солдата, который сторожит женщин.

— Хочешь оказаться первым в очереди на ужин — так, что ли?

— Верно, животик подвело. — Дорсетт растянул в улыбке плотно сжатые губы.

Дорсетт вернулся к Бетси, но ничего не сказал ей о том, что собираются сотворить контрабандисты. Он понимал: заговорщики следят за каждым его шагом, опасаясь разоблачения. «Предупрежу команду „Гладиатора“ и солдат о грозящей опасности сразу, как стемнеет», — решил он, а потому улегся на палубу и притворился уснувшим.

Как только на небе проклюнулись звезды, Дорсетт ползком подобрался к первому помощнику капитана и, поприветствовав его сдавленным шепотом, попросил:

— Рамси, не двигайтесь и не подавайте виду, будто кого-то слушаете.

— В чем дело? — вздрогнул Рамси. — Что вам угодно?

— Выслушайте меня, — тихо заговорил Дорсетт. — Не больше чем через час контрабандисты во главе с Джейком Хаггинсом совершат нападение на солдат. Если им удастся всех перебить, они повернут захваченное оружие против вас и вашей команды.

— Что за ерунда! Этого не может быть!

— Не поверите — погибнете.

— Хорошо, я скажу капитану, — неохотно пообещал Рамси.

— Не забудьте сообщить ему, кто вас предупредил.

Дорсетт осторожно отполз к Бетси. Сняв левый башмак, он отогнул подошву и достал из тайника нож с лезвием длиной в ладонь. Потом уселся и стал ждать.

Над горизонтом замаячил месяц, и некоторым показалось, будто на плоту появились призраки. Группа теней вдруг сорвалась с места и ринулась к центру палубы.

Раздался крик:

— Заколем свинью!

Это Хаггинс объявил о начале бунта.

Заключенные, давая волю застарелой ненависти к властям, потянулись за ним. Залп из мушкетов пробил бреши в их рядах и принудил остановиться. Тогда они увидели, что перед ними находятся пехотинцы в боевой готовности и матросы, вооруженные солдатскими саблями, плотницкими молотками и топорами и всякими другими предметами, способными покалечить до неузнаваемости.

— Ребята, не давай им снова зарядить ружья! — взревел Хаггинс. — Бей крепче!

Обезумевшая толпа снова двинулась вперед. На сей раз ее встретили разящие удары штыков и сабель. Но ничто не могло унять ярость нападавших. Они кидались на холодную сталь, хватали острия и лезвия голыми руками. На шатком плоту посреди океана озверелые мужчины бились не на жизнь, а на смерть.

Солдаты и моряки сопротивлялись упорно. Кровь заливала настил палубы. Трупы падали без перерыва. Бандиты и представители власти перешагивали их и продолжали сражаться. При этом только вопли раненых оглашали ночь.

Акулы, словно почуяв богатое угощение, засновали вокруг плота. Треугольный плавник Палача, как прозвали моряки большую белую акулу, резал воду меньше чем в пяти футах от перил. Тот, кто свалился за борт, не имел ни малейшего шанса вернуться.

Пораженный пятью сабельными ударами, Хаггинс, шатаясь, пошел на Дорсетта.

— Ты, подлый предатель! — прохрипел он, подняв над головой выдранную из настила доску.

Дорсетт, напружинившись, выставил перед ним нож.

— Еще шаг, и умрешь, — спокойно сказал он.

Взбешенный Хаггинс заорал в ответ:

— Это ты пойдешь на корм акулам, разбойник!

Но едва лишь он начал опускать доску, как Дорсетт отпрыгнул в сторону. Не в силах остановиться, уэльсский головорез с треском рухнул на палубу. Встать ему было не суждено. Дорсетт, перехватив нож, полоснул его остро заточенным лезвием по горлу.

— Не ужинать тебе сегодня вечером дамами! — яростно выкрикнул знаменитый разбойник, глядя на скорченное тело.

В ту роковую ночь Дорсетт убил еще троих. В какой-то момент на него насела кучка приспешников Хаггинса. Шаг за шагом, мужчина за мужчиной, они бились и не жалели сил в стремлении уничтожить друг друга.

Появилась Бетси и стала сражаться вместе с Дорсеттом, завывая, как сирена, и царапаясь, как тигрица. В итоге оба не слишком пострадали: Бетси обломала все ногти, а Дорсетта кто-то укусил в плечо.

Скагс с моряками и Шеппард с пехотинцами защищались отчаянно, порой даже переходили в контратаку, стараясь удержать за собой центр плота. К сожалению, не обошлось без потерь. В их числе — Шеппард, которого задушили два ублюдка, набросив петлю на шею. Рамси заработал сильнейшую контузию, у Скагса пострадало два ребра. Кроме того, бандитам удалось убить и сбросить в море двух женщин.

Но вот наконец бунтовщики, поодиночке или компанией, попятились к поручням. Наступил следующий акт трагедии. Повсюду валялись мертвецы, застывшие в самых причудливых позах. Не успели моряки и солдаты разглядеть, где свои, где чужие, как осужденные принялись рвать и пожирать трупы. Служивые обомлели от такого зрелища. Впрочем, их замешательство длилось недолго. Обезумев от позывов отощавших желудков, они тоже взялись за чудовищную трапезу. Скагс, не имея сил прекратить людоедство, отвернулся в сторону.

Дорсетт, Бетси и большинство женщин, хотя и изнемогали от мук голода, не смогли покуситься на плоть себе подобных.

Рамси произвел подсчет и был потрясен: в безрассудной бойне погибли сто девять осужденных. Просто не верилось, что маленький отряд одолел целую ораву бандитов! Но и защитникам был нанесен значительный урон: из солдат пала половина, из матросов — двенадцать человек.

Рамси подошел к Дорсетту:

— Вас зовет капитан.

Разбойник в его сопровождении отправился к месту, где лежал, привалившись спиной к мачте, Скагс. Хирург бинтовал капитану грудную клетку. Бинты Горман наделал из рубах покойников.

Скагс поднял на Дорсетта лицо, напряженное от боли:

— Хочу поблагодарить вас, мистер Дорсетт, за своевременное предупреждение. Осмелюсь заявить, что все честные люди, какие еще остались на этой дьявольской посудине, обязаны вам жизнью.

— Жизнь я вел грешную, капитан, но никогда не путался с вонючим сбродом.

— Когда мы доберемся до Нового Южного Уэльса, я постараюсь убедить губернатора скостить вам срок.

— Большое спасибо, капитан. Я в вашем распоряжении.

Скагс пристально посмотрел на нож, торчавший за поясом у Дорсетта:

— Это ваше единственное оружие?

— Да, сэр. Оно прекрасно проявило себя минувшей ночью.

— Дайте ему саблю, — обратился Скагс к Рамси. — С этими собаками мы еще не до конца разобрались.

— Согласен, — сказал Дорсетт. — Без такого предводителя, как Джейк Хаггинс, ярости у них поубавилось, только жажда все равно выбивает их из колеи. Как стемнеет, они снова попробуют.

Его слова оказались пророческими. По причинам, известным только людям, сходившим с ума из-за отсутствия еды и питья, осужденные повторили нападение спустя два часа после захода солнца. Натиск был не так силен, как вчера. Похожие на призраков фигуры наваливались друг на друга, молотя и рубя напропалую; тела преступников, матросов и солдат покрывали палубу ковром.

Когда решимость бунтовщиков ослабла, Скагс с остатками команды ударил по середине противников, Дорсетт вместе с уцелевшими пехотинцами зашел с фланга. Через двадцать минут все было кончено.

Рассвет на плоту увидели двадцать пять мужчин и три женщины: шестнадцать осужденных, два солдата и десять моряков. Помощник капитана Рамси погиб. Хирург Горман скончался от глубокой раны. Дорсетта сильно саданули саблей по правому бедру, а Скагсу к сломанным ребрам добавили ключицу. Поразительно, но Бетси вышла из потасовок, отделавшись мелкими ссадинами и порезами.

На десятый день после кораблекрушения умерли еще шесть человек: два юнги, не старше двенадцати лет, и шестнадцатилетний солдат бросились в море; четверо осужденных умерли от ран. Но и те, кто пока крепился, мало чем отличались от мертвецов, погруженные в какие-то странные видения, иссушенные голодом и испепеляющим солнцем, трясущиеся в лихорадке, изъязвленные от постоянного лежания на досках, между которыми проступала соленая вода.

На двенадцатый день осталось восемнадцать человек: скончались преступник и трое матросов. Последние клялись и божились, что видели «Гладиатора», а потом прыгнули за борт и поплыли к воображаемому паруснику. На плот они не вернулись, скорее всего, утонули или попали на зуб акулам.

Галлюцинации у людей были самые разные: от пиршественных столов до городских пейзажей. Скагсу представлялось, будто он с женой и детьми сидит дома у камина и смотрит в окно на Абердинскую гавань.

Неожиданно он упер странный взгляд в Дорсетта и произнес:

— Нам нечего бояться. Я дал знать Адмиралтейству, и за нами выслан спасательный корабль.

Бетси, одуревшая не меньше капитана, спросила:

— Вы какого голубя посылали с донесением — черного или серого?

Потресканные губы Дорсетта скривились в болезненной улыбке. Поразительно, но ему все еще удавалось сохранять чувство юмора, равно как и помогать способным передвигаться на ногах морякам приводить в порядок поврежденные участки плота. Отыскав несколько обрывков парусины, он соорудил небольшой навес над Скагсом. Бетси же занималась ранами капитана, выказывая ему самое душевное внимание. За мучительно тянувшиеся часы морской капитан, разбойник с большой дороги и воровка сдружились накрепко.

Навигационное оборудование пропало в морской пучине во время сражений. Скагс понятия не имел, где они находятся. Он велел матросам ловить рыбу, используя вместо лесок бечевку, а вместо крючков — гвозди. Наживкой служила человечина. Однако мелкая рыба совершенно не обращала внимания на такое угощение. И — что удивительно — даже акулы не проявляли к нему интереса.

Дорсетт привязал к эфесу сабли веревочный конец и вонзил ее в спину шнырявшей поблизости акулы. Обернув другой конец вокруг мачты, принялся ждать, когда акула подохнет. Единственным его уловом стало голое лезвие, изогнутое под девяносто градусов. Двое матросов смастерили гарпуны, привязав к палкам штыки. Они попали в парочку акул, но те в ответ лишь пренебрежительно вильнули плавниками.

Страдальцы отчаялись добыть себе пропитание, когда заметили большой косяк кефали. Рыбин размером от фута до трех оказалось легко подцепить самодельными гарпунами. Не успел косяк удалиться, как семь сигарообразных тушек с раздвоенными хвостами забились на раскисших от воды досках.

— Бог нас не оставил, — пробормотал Скагс, глядя на серебристых рыбин. — Кефаль, она в мелких водах водится. На глубоководье я ее ни разу не встречал.

— Он рыбу прямо-таки нам послал, — выговорила Бетси, широко раскрыв глаза.

Голод их был так велик, а улов так мал, что они добавили к рыбе мясо женщины, умершей всего час назад. Впервые в жизни Скагс, Дорсетт и Бетси притронулись к человечине. Так получилось, что есть себе подобного вместе с даром Господним вроде и не грех. А поскольку вкус человечины несколько перебивался вкусом рыбы, блюдо не вызвало особого отвращения.

И еще один дар упал с небес. Около часа плот поливало дождем, что позволило набрать семь литров пресной воды.

Питье и еда на время взбодрили тело, но не дух. Уныние по-прежнему не сходило с лиц пассажиров плота. Раны, разъедаемые морской солью, и ушибы причиняли адскую боль. Безжалостное солнце палило как геенна огненная. Ночь принесла облегчение и прохладу, тем не менее на рассвете четверо осужденных и последний солдат канули в воду.

На пятнадцатый день в живых остались Скагс, три матроса и шестеро осужденных, в том числе Бетси Флетчер и Дорсетт. Подниматься на ноги они уже не могли: инстинкт самосохранения угасал. Хотя умершие подпитывали живых, отсутствие пресной воды и дикий зной лишали обитателей плота всякой надежды продержаться дольше пары суток.

И тут произошло событие, встрепенувшее путешественников. В небе появилась большая зеленовато-коричневая птица. Она сделала три круга над плотом и уселась на нок-рее передней мачты. Желтые глазки с черными бусинками зрачков уставились на людей, пребывавших в самом жалком виде. О чем думала птица, неизвестно, но каждого из страдальцев осенила мысль изловить ее и съесть.

— Это кто? — прохрипела Бетси.

— Кеа, — просипел в ответ Скагс. — У одного из моих офицеров когда-то был такой.

— Он что, из породы чаек? — поинтересовался Дорсетт.

— Нет, это разновидность попугаев, гнездится в Новой Зеландии и на близлежащих островах. Никогда не слышал, чтобы кеа летал над океаном…

Скагс с неимоверным трудом поднялся и обозрел окрестности.

— Земля! — радостно воскликнул он. — Земля к западу от нас.

Действительно, сильные порывы ветра подталкивали плот к острову, зеленеющему на расстоянии не более десяти миль. Все молча предались мечтаниям о скором спасении. Когда радостный шок прошел, все, стеная, встали на колени и начали молиться, чтобы плот прибило к берегу.

Прошел час, и Скагс убедился, что остров вырастает в размерах.

— Течение несет нас к нему, — ликующе сообщил капитан. — Это чудо, сущее чудо, черт побери!

— Вероятно, остров необитаемый, — предположил Дорсетт.

— Какая красота, — прошептала Бетси, глядя на благословенную сушу. — Надеюсь, там найдется пресная вода.

Нежданная возможность продолжить жизнь породила взрыв энергии. Люди занялись делом. Матросы под руководством Скагса поставили парус, а Дорсетт и другие осужденные, вырвав из палубы доски, лихорадочно заработали гребцами.

Попугай, словно показывая людям дорогу, покинул рею и полетел к острову.

Люди гребли как сумасшедшие, уверенные, что их страдания закончились. Ветер помогал им, раздувая парус. До спасения оставалось меньше трех миль.

Скагс назначил самого крепкого матроса впередсмотрящим. Когда парень забрался по вантам на мачту до нок-реи, Задира потребовал:

— Докладывай.

— Мы движемся прямо на коралловый риф, — сообщил матрос.

Скагс обернулся к Дорсетту и Бетси:

— Если не удастся найти протоку, прибой разобьет нас вдребезги.

Спустя тридцать минут парень на мачте подал голос:

— Вижу протоку в двухстах метрах по правому борту.

— Навались на руль! — скомандовал Скагс матросам. — Живо! — Затем обратился к осужденным: — Гребите так, будто за вамп черти гонятся.

Грохот воды, ударяющей по скалам, походил на артиллерийскую канонаду. Чем ближе было дно, тем пенистые волны вздымались выше. Надежда путешественников на счастливое завершение эпопеи начала таять, уступая место отчаянию.

Скагс, зажав под мышкой румпель, направлял плот к протоке. Матросы орудовали парусом. Осужденные из последних сил махали досками. Однако всего этого не хватало для того, чтобы как следует развернуть плот. Тогда Скагс велел гребцам собраться на одной стороне и дружно работать «веслами».

Плот с жуткой скоростью потащило вперед. Его то вздымало на гребень волны, то бросало в зыбучую яму. Двух мужчин-осужденных унес зеленовато-голубой водоворот.

Когда Дорсетту показалось, что рифа можно коснуться рукой, раздался жуткий треск. Это начали лопаться канаты, стягивавшие бревна. Обломки мачт, на которых держалась дощатая обшивка, заходили ходуном.

В протоке плот развалился. Пассажиры погрузились в воду.

Дорсетт, отфыркиваясь, вынырнул на поверхность, крепко держа Бетси за талию.

— Плавать умеешь? — прокашлял он.

Бетси отрицательно замотала головой.

Дорсетт поплыл к мачте, качавшейся на волнах всего футах в десяти от него. Быстро достигнув цели, он закинул руки Бетси на бревно. Сам повис рядом, тяжело дыша и стараясь унять бешеное сердцебиение. Передохнув минуту-другую, Дорсетт огляделся.

Скагс и два матроса сидели неподалеку на куске обшивки и отрывали доски, намереваясь употребить их в качестве весел. Мужчина и женщина из числа осужденных барахтались, уцепивших за разные деревяшки.

Дорсетт посмотрел на берег. Меньше чем в четверти мили приветливо искрился на солнце белый песок.

— Эй, на борту! — послышался радостный голос Скагса. — Джесс, Бетси, держитесь! Сейчас возьмем вас и остальных на абордаж и причалим к берегу.

Дорсетт в ответ махнул рукой и поцеловал Бетси в лоб.

— Детка, — сказал ласково, — постарайся не утопить меня. Еще полчаса — и мы ступим на твердую…

Закончить фразу ему помешал высокий плавник. Белая акула последовала за путниками в лагуну.

«Это нечестно!» — мысленно воскликнул Дорсетт. Вынести страдания, которые и вообразить-то трудно, только для того, чтобы очутиться во чреве прожорливой твари, было, по его разумению, проявлением несусветной подлости. Прижав к себе Бетси, Дорсетт со страхом и омерзением наблюдал за медленным приближением треугольного символа смерти.

И вновь случилось чудо.

Тихая лагуна вдруг превратилась в кипящий котел. В небо ударил водяной столб. Когда брызги разлетелись, Дорсетт увидел акулу, обвитую морским змеем. Кровожадное чудовище билось в диких конвульсиях, зубастая пасть щелкала как у взбесившейся собаки, пытаясь перекусить мощные кольца.

Скагс лучше, чем Дорсетт, разглядел змея. Он прикинул, что длина его шестьдесят — шестьдесят пять футов, толщина — как большая бочка для муки. Змей был похож на угря. Пасть наполняли короткие острые зубы. Гладкая кожа с одной стороны была темно-коричневой, почти черной, а с другой — белесой, цвета слоновой кости. Скагсу частенько доводилось слышать байки о морских змеях. Он всегда высмеивал рассказчиков, полагая, что у них разыгралось воображение под воздействием рома. Но сейчас ему было не до смеха. Битва гигантов внушала ужас.

Строение тела не позволяло акуле настолько изогнуться, чтобы достать змея. Она рухнула в воду и стремительно закружилась. Змей замкнул зубами жаберные щели. Акула присмирела, и оба монстра исчезли под водой. Местный палач уничтожил пришлого.

Скагс, не теряя времени даром, подобрал осужденных.

Потрясенные всем, чему оказались свидетелями, путешественники наконец-то перенеслись из мира кошмаров в райский уголок, неведомый европейским мореплавателям той поры.

После недолгого блуждания они обнаружили чистый ручей, бегущий с вулканической горы, и фруктовые деревья. Для восьми человек, дрейфовавших пятнадцать дней, началась новая жизнь.

Полгода спустя после описанных событий новозеландский рыбак, пристав к берегу, чтобы залатать пробоину на баркасе, заметил торчащую из песка руку, сжимающую меч. Раскопав песок, рыбак, к своему удивлению, нашел деревянную статую, изображающую древнего воина в полный рост. Он доставил находку в город Окленд, и там заявили, что эта фигура украшала нос парусного клипера «Гладиатор».

Деревянного воина почистили, покрыли лаком и поместили в небольшом морском музее. Посетители часто останавливались перед ним и размышляли о таинственном исчезновении клипера.

А еще три года спустя, в июле 1858-го, австралийская газета «Сидней морнинг геральд» опубликовала статью следующего содержания:

«ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ МЕРТВЫХ

На морях, окружающих Австралию, происходит множество странных событий, но ни одно из них не может сравниться с тем, что пережили капитан Чарлз Скагс по прозвищу Задира и корабельный плотник Томас Кохран.

Скагс командовал клипером „Гладиатор“, принадлежавшим компании „Карлайл энд Данхилл“ и бесследно исчезнувшим в январе 1856 года. Предполагалось, что парусник и все, кто на нем находился, утонули во время ужасного шторма, когда до Сиднея оставалось не более трехсот миль.

Капитан и его спутник поразили присутствовавших, войдя в Сиднейскую гавань на утлом суденышке. По словам Скагса, он и матрос провели два с лишним года на острове, которого нет на карте.

Резная фигура, найденная на западном побережье Новой Зеландии, подтверждает факт гибели „Гладиатора“.

Таким образом, из 232 человек (192 преступника, 12 военнослужащих, 28 матросов) уцелели только двое. Прибой вынес их на безвестный остров, где они ценой невероятных усилий построили судно из подручного материала. Инструменты им предоставил тот же прибой, выбросив на берег годом позже останки корабля.

К сожалению, среди даров моря не оказалось навигационных приборов, поэтому капитан не смог определить координаты острова. Но, насколько он себе представляет, этот клочок суши расположен примерно в 350 милях на ост-зюйд-ост от Сиднея.

Чарлз Скагс и Томас Кохран выглядели поразительно крепкими. Перед тем как сесть на ближайший корабль, отправлявшийся в Англию, они выразили глубочайшее сожаление родственникам погибших моряков, лейтенанта Сайласа Шеппарда, рядовых Ново-южно-уэльсского пехотного полка, а также полицейского хирурга Отиса Гормана».

НАСЛЕДСТВО

17 сентября 1876 года

Абердин, Шотландия

Вскоре после того как Скагс возвратился в Абердин, компания «Карлайл энд Данхилл» предложила ему взять под команду «Каллоден», самый новый и самый великолепный парусник, и заняться перевозкой чая из Китая в Англию. Задира без колебания согласился. Совершив шесть изнурительных переходов и установив два рекорда, капитан в сорок семь лет вышел в отставку и удалился на покой.

Капитаны парусных клиперов старели раньше времени. Плавание на судах, быстроходнее которых не было в мире, требовало серьезных жертв от тела и духа. Многие из тех морских волков умерли совсем молодыми: одни от измождения, другие в результате кораблекрушений. Особые это были люди — железные капитаны, водившие деревянные корабли на неслыханных скоростях в романтическую эру освоения морских просторов. Они сходили в могилы либо погружались в воду, гордые тем, что командовали лучшими парусниками из когда-либо построенных человечеством.

Крепкий, как бимсы «Каллодена», Скагс в последнее путешествие отправился в пятьдесят девять лет. Он вложил деньги за четыре перехода в акции родной компании, так что наследники внакладе не остались.

А смерть его настигла, можно сказать, случайно.

Схоронив горячо любимую жену Люси, Скагс собственноручно построил небольшое двухмачтовое судно и начал ходить под косыми парусами по лиманам Шотландии. Как-то он отправился морем в Питерхед навестить сына и внуков, продрог на зимнем ветру и заболел.

За несколько дней до кончины, 17 сентября 1876 года, Скагс послал за своим давнишним другом и бывшим работодателем Абнером Карлайлом. Уважаемый судовладелец, наживший совместно с Александром Данхиллом немалое состояние, Карлайл был самым заметным жителем Абердина. Помимо судоходной компании он владел торговой фирмой и банком. Объектами его благотворительности служили местные библиотека и больница. Карлайл был худ, жилист и совершенно лыс. Глаза его лучились добротой. Ходил же он, основательно прихрамывая: сказывалось падение с лошади в молодости.

Карлайла встретила дочь капитана, которую магнат знал с рождения. Коротко обняв гостя, Дженни взяла его за руку.

— Хорошо, что вы пришли, Абнер. Отец каждые полчаса про вас спрашивает.

— Как он держится, старый морской волк?

— Боюсь, дни его сочтены. — Дженни опечалилась.

Карлайл оглядел уютную комнату, похожую на корабельную каюту из-за стен, увешанных морскими картами. На этих картах были обозначены маршруты рекордных переходов Скагса и указано, сколько миль он покрывал за день при каждом таком переходе.

— Мне будет не хватать вашего дома, — сказал Карлайл.

— Братья говорят, что для семьи лучше продать его.

Дженни проводила Карлайла наверх и открыла перед ним дверь в спальню.

— Отец, Абнер Карлайл пришел.

— Давно пора, — проворчал Скагс.

Дженни чмокнула Карлайла в щеку.

— Пойду приготовлю вам чай.

Капитан лежал в постели. Хотя выглядел он далеко не блестяще, в оливково-серых глазах по-прежнему горел огонь, что приятно удивило Карлайла.

— У меня для тебя есть новое судно, Задира, — сказал он, усаживаясь в кресло.

— Чертовски рад слышать, — проскрипел Скагс. — Какая у него оснастка?

— Никакой. Это пароход.

Лицо Скагса налилось краской, когда он натужно приподнял голову.

— Господь проклянет эти вонючие корыта, поганящие моря.

Как раз на такой ответ Карлайл и надеялся. Задира Скагс мог загнуться, но смириться был не способен.

— Времена изменились, мой друг. «Катти Сарк» да «Фермопилы» — единственные из известных нам с тобой парусников, которые до сих пор ходят по волнам.

— У меня не так-то много времени на пустую болтовню. Я попросил тебя прийти, чтобы ты выслушал мою предсмертную исповедь и исполнил последнюю просьбу.

Карлайл взглянул на Скагса и сказал не без иронии:

— Пьяницу какого-нибудь измордовал или в постель к девчонке залез в шанхайском борделе?

— Я о «Гладиаторе» говорю, — пробурчал Скагс. — Соврал я про него.

— Он затонул во время тайфуна. Какое тут вранье?

— Он и впрямь утонул, только ни пассажиры, ни экипаж вместе с ним ко дну не пошли.

Несколько мгновений Карлайл безмолвствовал, потом заговорил осторожно:

— Чарлз Задира Скагс, ты самый честный из всех известных мне людей. Мы полвека знакомы и всегда доверяли друг другу. Ты уверен, что это не болезнь в тебе говорит?

— Клянусь тебе, я двадцать лет прожил с ложью, исполняя долг.

Карлайл недоуменно воззрился на капитана:

— Так что же ты хочешь мне поведать?

— Историю, которую никому не рассказывал. — Скагс откинулся на подушки и устремил взгляд мимо Карлайла, в одному ему ведомую даль. — Историю плота из «Гладиатора».

Спустя полчаса Дженни принесла чай и зажгла в спальне керосиновые лампы.

— Отец, ты должен немного поесть. Я твою любимую рыбную похлебку сварила.

— У меня нет аппетита, дочка.

— Тогда Абнер, наверно, с голоду помирает. Могу поспорить, что он съел бы чего-нибудь.

— Дай нам еще часок, — попросил Скагс.

Как только дочь вышла, Скагс продолжил повествование:

— На берег выбралось восемь человек. Из команды «Гладиатора» выжили только я, Томас Кохран, корабельный плотник, и Альфред Рид, очень толковый матрос. Из осужденных уцелели Джесс Дорсетт, Бетси Флетчер, Мэрион Адамс, Джордж Прайор и Джон Виклеман. Восемь из двухсот тридцати одной души, которые отправились в плавание из Лондона.

— Извини, дорогой дружище, — сказал Карлайл, — но все это звучит, мягко выражаясь, сомнительно. Десятки людей, дерущихся на плоту посреди океана, трапезы из человечины, спасение от зубов белой акулы благодаря вмешательству морского змея… Ты хоть сам веришь тому, что говоришь?

— Это не бредни умирающего, — слабым голосом возразил Скагс. — Рассказ правдив от первого до последнего слова.

Карлайлу очень не хотелось понапрасну огорчать Скагса. Старый морской волк многое сделал для процветания его судоходной империи. Карлайл ободряюще потрепал друга по руке:

— Рассказывай дальше. Мне не терпится узнать, чем дело кончилось. Что произошло после того, как вы ступили на тот остров?

Следующие полчаса Скагс излагал, как они пили и не могли напиться сладкой и чистой воды из ручья; как поймали и разделали ножом большую черепаху; как, найдя у кромки воды кремнистый камень, высекли из него с помощью ножа огонь и развели костер; как приготовили черепашье мясо; как посрывали с деревьев диковинные плоды…

— Несколько дней мы только и делали, что ели. Наконец, восстановив силы, мы отправились смотреть остров. Формой он напоминал рыболовный крючок, пять миль в длину и чуть меньше мили в ширину. На противоположных концах его располагались две вулканические горы: тысяча двести и полторы тысячи футов высотой. Лагуна имела три четверти мили в длину и с моря была ограждена коралловыми рифами.

— Остров был необитаемым? — уточнил Карлайл.

— Если не считать птиц, то да.

— Какие-нибудь признаки кораблекрушений?

— Ничего.

— После всех бедствий остров, должно быть, показался вам раем, — заметил Карлайл.

— Красивее места я на земле не видел, — подтвердил Скагс с такой интонацией, будто отзывался о любимой женщине. — Великолепный изумруд на сапфире моря. — Он помолчал, воскрешая в памяти вид этой драгоценности. — Мы быстро втянулись в идиллическую жизнь. Я распределил обязанности между людьми, назначил время для ловли рыбы, сооружения и починки жилища, сбора фруктов и прочей снеди, велел постоянно поддерживать огонь и подавать сигналы любому судну, какое возникнет на горизонте. Так мы мирно прожили несколько месяцев.

— Распря вспыхнула среди женщин, верно? — оживился Карлайл.

Скагс слабо качнул головой:

— Точнее, из-за женщин среди мужчин.

— С вами, стало быть, произошло то же, что и с командой «Баунти».[208]

— Увы. Я понимал, что беды не миновать, а потому составил график пользования женщинами. Чтобы никому не было обидно. Женщин-то было две, а мужчин — шестеро. Не всем, конечно, это понравилось. Только другого способа избежать кровопролития я не нашел.

— Учитывая сложившиеся обстоятельства, вынужден признать, что ты поступил правильно.

— Добиться мне удалось только одного: ускорить неизбежное. Осужденный Джон Виклеман убил матроса Рида из-за Мэрион Адамс, а Джесс Дорсетт отказался делить Бетси Флетчер с кем бы то ни было. Когда Джордж Прайор попытался учинить насилие над Флетчер, Дорсетт булыжником вышиб ему мозги.

— И тогда вас осталось шестеро.

Скагс моргнул.

— Спокойствие на острове воцарилось, когда Джон Виклеман женился на Мэрион Адамс, а Джесс — на Бетси.

Карлайл фыркнул:

— Женились? Как это возможно?

— Абнер, ты забыл? — Легкая улыбка тронула тонкие губы Задиры. — Капитан имеет право заключать браки.

— Тогда должен тебе сообщить, что этим правом ты воспользовался не вовремя. Ты не стоял на палубе судна.

— Зато мы все жили в мире и согласии.

— Разве у тебя и Кохрана не было чувственных порывов?

Скагс засмеялся и следом раскашлялся. Карлайл протянул ему стакан воды. Сделав пару глотков, Скагс сказал:

— Как только желание начинало меня донимать, я вызывал в памяти облик милой Люси. Ведь однажды я поклялся ей в вечной верности.

— А плотник?

— Кохран, так уж судьбе было угодно, предпочитал компанию мужчин.

Пришел черед смеяться Карлайлу:

— Странных ты людей набрал в команду.

— Это ты зря. Мастерство Кохрана очень нам пригодилось, когда мы нашли инструменты.

— И как же это случилось?

— Примерно год спустя у южной оконечности острова разбился французский шлюп-сторожевик. Мы попытались спасти людей, но тщетно: экипаж погиб в бушующих волнах. Через два дня море успокоилось, и мы выловили четырнадцать тел. Похоронив их рядом с Джорджем Прайором и Альфредом Ридом, я и Дорсетт, как самые сильные пловцы, провели операцию по извлечению из шлюпа всего мало-мальски ценного. Ныряли целых три недели. В итоге у нас с Кохраном появились средства для того, чтобы построить судно, способное достичь Австралии.

— А что женщины? Как поживали Бетси и Мэрион? — осведомился Карлайл.

Глаза Скагса погрустнели.

— Бедняжка Мэрион, она была доброй и искренней девушкой. Ее поймали на воровстве из хозяйской кладовки и осудили на три года каторги. Она умерла при родах, оставив Виклеману дочь. Джон от горя просто помешался. Он даже пытался убить дитя. Мы держали его связанным четыре дня, пока он не оправился. Но прежним он так и не стал.

— А Бетси?

— Эта была слеплена совсем из другого теста. Сильная женщина, с любым мужиком потягаться могла. За два года родила двух мальчиков да еще и дитя Мэрион вынянчила. Дорсетт с Бетси были созданы друг для друга.

— Почему они не уплыли с вами?

— Побоялись. Я вызвался обратиться к губернатору с просьбой об их освобождении, но они решили не искушать судьбу. И правильно сделали. Высадись они в Австралии, полицейские приставы сграбастали бы детей и рассовали по приютам. Бетси отправили бы на прядильную фабрику, а Джесс наверняка кончил бы свои дни на какой-нибудь ферме. Скорее всего, они никогда бы больше не увидели ни своих мальчиков, ни друг друга. Я дал им слово: пока жив, они будут числиться погибшими на «Гладиаторе».

— И Виклеман?

— Да. Он удалился в пещеру на северной оконечности острова.

Карлайл задумался над историей, поведанной Скагсом.

— И у тебя хватило выдержки молчать об этом двадцать лет…

— Если бы я нарушил данное мной слово, то этот мерзавец, что сидел губернатором в Новом Южном Уэльсе, послал бы за ними корабль. Он был готов ад перевернуть, лишь бы схватить убежавшего заключенного. — Скагс устремил взгляд через окно на суда в гавани. — Какое трогательное было прощание, до слез! Бетси с Джессом и дети стояли на берегу и махали нам вслед руками. Видит бог, счастливее людей не было и нет на свете. Они устроили себе жизнь такую, какой никогда не имели бы в цивилизованном мире.

Слово «цивилизованном» старый моряк произнес презрительно, будто сплюнул.

— А Кохран? Почему он обо всем не разболтал?

Скагс перевел повеселевший взгляд на Карлайла.

— Я же тебе говорил: у него была маленькая тайна, которую он не желал раскрывать. Он сгинул в Южно-Китайском море в шестьдесят седьмом году вместе с «Занзибаром».

— М-да, любопытно было бы узнать, как поживают твои островитяне.

— А я знаю, — улыбнулся Скагс.

Карлайл в удивлении вздернул брови:

— Буду признателен, если разъяснишь откуда.

— Через четыре года после моего отплытия остров заметило американское китобойное судно, и команда спустилась на берег, чтобы пополнить запасы пресной воды. Джесс и Бетси встретили моряков и обменяли фрукты и свежую рыбу на ткани и кухонную утварь. Капитану они сказали, что были миссионерами и попали на остров по причине кораблекрушения. Потом и другие китобои стали заходить на остров за водой и продуктами. Одна из таких команд снабдила Бетси семенами в обмен на шляпы, сплетенные из пальмовых листьев, и рацион семейства Дорсетт пополнился овощами.

— Откуда тебе обо всем этом известно?

— Из писем Бетси. Китобои оказались хорошими почтальонами.

— Так значит, твои островитяне до сих пор живы?

Взгляд Скагса погрустнел.

— Джесс погиб на рыбалке шесть лет назад. Налетел шквал и перевернул лодку. Бетси думает, что он ударился обо что-то головой. Ее последнее письмо — вместе с посылкой — пришло два дня назад. Ты найдешь его в среднем ящике моего стола. Она написала, что умирает от болезни желудка.

Карлайл, поднявшись, прохромал к обшарпанному столу. Выдвинув указанный ящик, он достал клеенчатый мешочек и сложенный вчетверо лист бумаги. Вернувшись в кресло, он надел очки и взглянул на послание.

— Для простолюдинки она пишет очень хорошо.

— Первые ее письма пестрели ошибками, но Джесс был человек образованный, и под его присмотром она выучилась грамматике.

Карлайл принялся читать вслух:

— «Дорогой мой капитан Скагс! Молюсь, чтоб были вы в добром здравии. Это будет моим последним письмом к вам, поскольку у меня какая-то гадкая болезнь желудка — так, по крайней мере, сказал мне корабельный врач с китобойного судна „Эми энд Джейсон“. Так что скоро я свижусь со своим Джессом. Есть у меня просьба, какую молю вас уважить. В первую неделю апреля этого года оба моих сына и Мэри, дочка Мэрион, покинули остров на борту китобойного судна, которое направлялось в Окленд, поскольку нуждалось в ремонте, после того как его протащило по коралловым рифам. В Окленде дети должны пересесть на любой корабль, отправляющийся в Англию, а потом прибыть к вам в Абердин. Прошу вас, самый дорогой мой друг, приютить детей и позаботиться об их образовании в самых лучших школах, какие только есть в королевстве. Вечно буду вам признательна и знаю, что те же чувства испытывал бы и Джесс, будь он жив. Присовокупляю мое наследство. Пусть оно пойдет в счет оплаты за образование детей. Они у меня очень смышленые и в учении не подкачают. С великим почтением шлю вам горячий прощальный привет. Бетси Дорсетт. Да, вот еще что. Змей шлет вам глубокий поклон». — Карлайл глянул поверх очков. — Опять змей?

— Ну да. Тот, который спас нас от большой белой акулы, — пояснил Скагс. — Он живет в лагуне. Я видел его по меньшей мере четыре раза.

Карлайл снял очки и посмотрел на старинного друга так, будто капитан вдруг рехнулся. Подумав, он счел за лучшее не вникать в это дело.

— Бетси отпустила в далекий путь малых детей без сопровождения?

— Не таких уж малых, — сказал Скагс. — Самому старшему сейчас лет девятнадцать.

— Если они покинули остров в начале апреля, то могут оказаться на пороге твоего дома в любое время.

— Да. Если не застряли в Окленде.

— Боже мой, старина, ты в безвыходном положении.

— Ты хотел сказать, на пороге смерти?

— Тебе рано говорить о смерти, — сказал Карлайл, глядя Скагсу прямо в глаза.

— Нет, — твердо выговорил Скагс. — Абнер, ты отличный делец. Никто не знает этого лучше меня. Поэтому я и хотел встретиться с тобой, прежде чем отправиться в последнее плавание.

— Ты предлагаешь мне взять заботу о детях Бетси на себя?

— Они поживут в моем доме, пока ты не поставишь их на якорь в самых лучших учебных заведениях, куда только можно попасть за деньги.

— Те жалкие крохи, которые Бетси выручила, продавая шляпы и фрукты, и в малой степени не покроют расходов на несколько лет пансиона в дорогих школах. Им понадобятся приличная одежда и частные учителя, чтобы натаскать до нужного уровня знаний. Неужели ты мечтаешь разорить меня?

Скагс глазами указал на клеенчатый мешочек:

— Открой.

Карлайл ослабил тесемки и высыпал содержимое мешочка на ладонь.

— Это что, шутка? Тут ничего нет, кроме обыкновенных камешков.

— Ошибаешься, Абнер. Они необыкновенные.

Карлайл надел очки, выбрал камешек размером со сливу и принялся внимательно разглядывать. Поверхность камешка была гладкой, по форме он напоминал восьмигранник.

— Ну и что особенного?

— Отнеси камни Леви Страузеру, тогда узнаешь.

— Ювелиру?

Скагс моргнул. Долгий разговор утомил его.

— Как пожелаешь, дружище.

Судовладелец убрал в один карман очки и достал из другого часы. Посмотрев на циферблат, он сказал:

— Завтра прямо с утра отправлюсь к Страузеру и вернусь рассказать тебе, во что он оценит это барахло.

— Спасибо, — пробормотал Скагс. — Все остальное само о себе позаботится.

Ранним утром под моросящим дождичком Карлайл отправился в старинный деловой район возле Каслгейт. Сверившись с адресом, направил шаги к одному из множества ничем не примечательных домиков, сложенных из местного серого гранита, которые всему Абердину придавали вид цельный, если не сказать тусклый. Латунная табличка на двери возвещала: «Страузер и сыновья». Карлайл потянул за ручку звонка. Открывший дверь клерк препроводил его в спартански обставленную контору, предложил сесть в кресло и принес чашку чая.

Прошла томительная минута, прежде чем через боковую дверь вошел приземистый мужчина с поседевшей бородой до самой груди, облаченный в длинный сюртук. Вежливо улыбнувшись, он протянул руку:

— Я Леви Страузер. Чем могу служить?

— Меня зовут Абнер Карлайл. Меня послал к вам мой друг капитан Чарлз Скагс.

— Капитан Скагс предупредил меня через посыльного, что вы придете. Для меня честь принимать в своей скромной конторе самого знаменитого купца Абердина.

— Мы с вами встречались когда-нибудь?

— Не думаю. Вы не из тех, кто тратится на драгоценности.

— Моя жена умерла молодой, и больше я не женился. Вот и незачем было покупать дорогостоящие безделушки.

— Я тоже рано потерял жену, но, к счастью, нашел прекрасную женщину и она родила мне четырех сыновей и двух дочерей.

За много лет Карлайлу частенько случалось вести дела с евреями-купцами, но никогда не приходилось сталкиваться с ювелирами. Попав в незнакомую сферу, он чувствовал себя неловко. Он достал клеенчатый мешочек и положил на стол:

— Капитан Скагс просил вас оценить находящиеся внутри камни.

Страузер постелил на стол белую бумагу и высыпал на нее содержимое мешочка. Посчитал камни. Их было восемнадцать. Без спешки, через лупу, Страузер рассмотрел каждый камень. Затем вытянул на ладони самый большой и самый маленький.

— Будьте добры потерпеть немного, мистер Карлайл, я хочу устроить этим двум камням кое-какую проверку. Я попрошу сына угостить вас еще одной чашечкой чая.

— Да, благодарю вас. Мне нетрудно подождать.

Страузер вернулся в комнату через час. Карлайл хорошо разбирался в людях. В двадцать два года он купил свое первое судно и с тех пор с успехом провел переговоры по более чем тысяче сделок, требовавших коммерческой сметки. А потому понял: Леви Страузер нервничает. Внешне это не было заметно: никаких дрожащих рук, никаких мелких подергиваний уголков губ, никаких капель пота. Волнение таилось в глазах. Страузер походил на человека, узревшего Бога.

— Позвольте спросить, откуда эти камни?

— Точно указать место не могу, — признался Карлайл.

— Копи Индии выработаны, и ничего подобного не может прийти из Бразилии. Вероятно, какое-нибудь новое месторождение в Южной Африке?

Карлайл пожал плечами:

— А что? Эти камни чего-то стоят?

— Вы не знаете, что это такое?! — спросил пораженный Страузер.

— Я не специалист в минералах. Мое дело — судоходство.

Подобно древнему чародею, Страузер сомкнул пальцы над кучкой камней.

— Мистер Карлайл, это алмазы! Самые прекрасные необработанные алмазы, какие я только видел.

Карлайл по коммерческой привычке скрыл изумление.

— Не смею ставить под сомнение вашу порядочность и компетентность, мистер Страузер, но неужели вы говорите серьезно?

— Наш род, мистер Карлайл, имеет дело с драгоценными камнями на протяжении пяти поколений. Верьте мне, когда я говорю: перед вами лежит целое состояние. Камни не только отличаются потрясающей чистотой, но и имеют изысканный фиолетово-розовый оттенок. Благодаря своей красоте и редкости они стоят дороже самых лучших бесцветных камней.

Понадобилось время, чтобы Карлайл снова обрел твердость духа.

— Сколько же за них можно выручить?

— Сейчас трудно сказать, поскольку подлинные свойства алмаза становятся очевидными лишь после огранки и шлифовки. Самый маленький из камней весит в сыром виде шестьдесят карат, а самый крупный — более девятисот восьмидесяти. Это крупнейший из известных необработанных алмазов в мире.

— Насколько я могу судить, с точки зрения вложения средств правильнее будет отдать их обработать, прежде чем продавать.

— Я готов предложить вам хорошие деньги за необработанные камни.

Карлайл принялся укладывать алмазы обратно в мешочек.

— Нет, благодарю вас. Я представляю своего умирающего друга. И мой долг — обеспечить ему самый высокий доход, какой только возможен.

Страузер быстро сообразил, что уговорить проницательного шотландца расстаться с неограненными камнями не удастся. Шанс заполучить алмазы, огранить их, а потом продать на лондонском рынке с невероятной выгодой ему не выпал. «Лучше получить хорошую прибыль, чем вовсе никакой», — мудро рассудил ювелир.

— Вам незачем идти куда-то еще, помимо этой конторы, мистер Карлайл. Мои сыновья прошли обучение в лучшем заведении по огранке алмазов в Антверпене. Они ничем не уступают в мастерстве лондонским специалистам. Если вы решите довериться им, то я с удовольствием стану вашим посредником при продаже камней.

— А почему бы мне самому их не продать?

— По той же причине, почему я приду к вам, когда понадобится отправить товар в Австралию, а не буду покупать судно и перевозить его сам. Я член Лондонской алмазной биржи, а вы нет. Вам никогда не удастся продать бриллианты выгоднее меня.

Карлайлу хватило здравого смысла для того, чтобы, поднявшись с кресла, протянуть руку ювелиру:

— Отдаю камни в ваши руки, мистер Страузер. Верю, что наше соглашение окажется прибыльным и для вас, и для людей, которых я представляю.

— Можете твердо положиться на это, мистер Карлайл.

Уже переступая порог конторы, магнат обернулся и посмотрел на хитрого еврея:

— И все-таки. Сколько, по-вашему, могут стоить камни после обработки?

Страузер закатил глаза к потолку и вообразил гору сверкающих бриллиантов.

— Если эти камни прибыли из копей царя Соломона, то их нынешние владельцы вот-вот сказочно обогатятся.

— Простите, но ваша оценка звучит как-то причудливо.

Страузер посмотрел через стол на Карлайла и улыбнулся:

— Поверьте мне: эти камни после обработки можно будет продать за миллион фунтов стерлингов.[209]

— Боже праведный! — воскликнул Карлайл. — Так много?

Страузер осторожно, словно чашу Святого Грааля, поднял самый крупный алмаз и произнес с благоговением:

— Или больше, намного больше.

ЧАСТЬ I СМЕРТЬ НИОТКУДА

1

14 января 2000 года

Остров Сеймур близ Антарктического полуострова

Над этим островом витало проклятие смерти. Проклятие, силу которого подтверждали могилы людей, ступавших на запретный берег — чтобы уже никогда не покинуть его. Здесь не было ничего похожего на величественные укутанные льдом горные вершины, или ледники, вздымавшиеся почти так же высоко, как знаменитые Белые скалы Дувра,[210] или айсберги, хрустальными замками безмятежно плывущие по морю, — всего того, что можно увидеть на обширных просторах Антарктики.

Остров Сеймур представлял собой самый огромный сухой кусок суши. Вулканическая пыль, выпадавшая тысячелетиями, ускорила таяние льда и выцветала долины и горы. Место было отменно безобразное, обитали на нем лишь некоторые разновидности мха да пингвины Адели, благо кругом было полно камешков для устройства гнезд.

Большинство покойников, схороненных в расселинах скал, были членами норвежской научной экспедиции. Их судно потерпело крушение в 1859 году. Они прожили на острове две зимы, то есть до тех пор, пока не кончились запасы продовольствия. В 1870 году хорошо сохранившиеся тела обнаружили британцы, решившие устроить тут китобойную стоянку.

Для британцев тоже нашлись расселины. Одних одолели болезни, других сгубили несчастные случаи. Некоторые расстались с жизнью, чересчур далеко отойдя от стоянки и попав в неожиданную бурю или замерзнув на ледяном ветру. Поразительно, но могилы их хорошо обозначены. Команды китобойных судов, попавших во льды, оставались на острове до весны в ожидании, когда море очистится. Они-то и высекали надписи на скалах. К тому времени, когда в 1933 году британцы закрыли стоянку, шестьдесят человек навеки обосновались в этой до жути безрадостной местности.

Китобои и представить себе не могли, что наступит день, когда Сеймур заполонят бухгалтеры, адвокаты, водопроводчики, домашние хозяйки и высокие должностные лица в отставке, которые прибудут на роскошных, созданных для удовольствия морских лайнерах и начнут таращиться на скорбные надписи и млеть от восторга, глядя на деловитых пингвинов. Возможно — только возможно! — остров и на этих пришельцев наложил свое проклятие.

Пассажиры круизного судна «Снежная королева» ничего жуткого на Сеймуре не находили. Защищенные комфортом плавучего дворца, они видели далекую, пустынную, загадочную землю, вырастающую из воды. Если они что и чувствовали, так только страстное любопытство — в особенности потому, что оказались в первой волне туристов, которым предстояло опробовать Сеймур. Это была третья из пяти запланированных остановок (лайнер следовал от острова к острову, огибая мыс). Рекламный проспект сулил незабываемые впечатления.

Многие из туристов успели побывать в Европе и на Тихом океане. Им приелась стандартная экзотика. Они жаждали чего-то воистину необычного. Их тянуло посетить край света, чтобы хоть этим выделиться на фоне приятелей и соседей.

Пока они, сгрудившись на палубе возле пассажирского трапа, нацеливали объективы фотоаппаратов и кинокамер на пингвинов, Мэйв Флетчер обходила толпу, проверяя, каждый ли оделся в яркую оранжевую непромокаемую куртку и спасательный жилет, выданные персоналом лайнера.

Мэйв двигалась с грацией, характерной для тренированного человека. Ростом она не уступала большинству мужчин на корабле. Ее волосы, заплетенные в две длинные косы, желтели, как ирисы летом, а глаза синели, как глубокое море. У нее были высокие скулы и приветливая улыбка, выдававшая крохотную щель между верхними передними зубами. Смуглая кожа свидетельствовала о крепком здоровье и любви к времяпрепровождению на свежем воздухе.

Мэйв недоставало трех лет до тридцати. Окончив вуз и получив диплом магистра по зоологии, она три года изучала повадки полярных птиц и зверей. Вернувшись домой, в Австралию, она начала преподавать в Мельбурнском университете. У нее была наполовину готова докторская диссертация, когда компания морских круизов «Рупперт энд Саундерс» из Аделаиды предложила ей должность экскурсовода и руководителя туристической группы. Перед Мэйв открылась возможность поднакопить денег для того, чтобы, не отвлекаясь на преподавание, завершить работу над диссертацией. И, бросив все, Мэйв устремилась к великому белому континенту.

На этот раз на борту лайнера кроме команды находились девяносто один турист и четыре экскурсовода, включая Мэйв. Поскольку на Сеймуре имелись гнездовья пингвинов, становище английских китобоев и кладбище норвежских исследователей, остров был объявлен исторической достопримечательностью и природным заповедником. Дабы уменьшить ущерб от нашествия непрошеных гостей, пассажиров доставляли на берег отдельными группами, ограничивали их любознательность двумя часами и держали под строгим контролем. Каждую группу высаживали на новое место. Перед высадкой туристам читали лекцию о том, как держаться на острове. Запрещалось наступать на всякую растительность, приближаться ближе чем на пять метров к птицам или животным и запасаться какими бы то ни было сувенирами, за исключением гальки.

Мэйв выпало сопровождать первую партию из двадцати двух человек. Она сверялась со списком, пока возбужденные путешественники сходили по трапу в «зодиак» — резиновую надувную лодку. Когда она, двинувшись за последним экскурсантом, спустилась на несколько ступенек, ее остановил Тревор Хайнс, первый помощник капитана. Довольно привлекательный для женских глаз, Тревор был настолько стеснительным, что чувствовал себя неловко среди пассажиров и потому редко покидал мостик.

— Попросите ваших подопечных не бить тревогу, если они увидят, что судно уходит в море, — сказал он Мэйв.

— Но почему оно должно уйти?

— Милях в ста отсюда собирается шторм. Капитан не хочет подвергать пассажиров болтанке больше положенного. Но и не намерен лишать их удовольствия подольше побыть на берегу. Он думает отплыть километров на двадцать, высадить другую группу у колонии тюленей, потом вернуться и забрать вас в назначенное время.

— То есть спровадить на берег вдвое больше народу за половину времени.

— Таков замысел. Это позволит нам оказаться в довольно спокойных водах пролива Брансфилд до того, как тут разразится шторм.

— А я-то гадала, почему вы на якорь не становитесь.

Мэйв нравился Хайнс. Он был единственный из судовых офицеров, который не пытался сладкими посулами заманить ее в свою каюту после ночных посиделок.

— Буду ждать вас через два часа, — сказала она, прощально взмахнув рукой.

— Портативный передатчик у вас с собой?

Мэйв показала на приборчик, закрепленный у пояса:

— В случае чего вы узнаете обо всем первым.

— Передайте от меня привет пингвинам.

— Всенепременно.

«Зодиак» заскользил по зеркально гладкой воде. Мэйв принялась за исполнение служебных обязанностей.

— Остров Сеймур первым увидел Джеймс Кларк Росс в тысяча восемьсот сорок втором году. Сорок норвежских исследователей высадились здесь, когда их корабль затерло во льдах. Они погибли в тысяча восемьсот пятьдесят девятом году. Мы осмотрим места, где они провели два года и где упокоились.

— Они жили вон в тех домиках? — спросила дама лет под восемьдесят, указывая на ветхие строения возле небольшой бухты.

— Нет. То, что вы видите, — стоянка британских китобоев. Мы сходим туда после того, как прогуляемся к пингвинам.

— На острове живет кто-нибудь?

— На северной оконечности острова расположена аргентинская научно-исследовательская станция.

— Далеко?

Мэйв снисходительно улыбнулась:

— Километрах в тридцати.

«Ну вечно в группе отыщется кто-то с пытливостью ребенка!» — подумала она.

Вода вокруг была настолько прозрачная, что виднелось скалистое дно. Тень от «зодиака» бежала по нему на глубине семи метров. Море плавно подбиралось к суше. Над ним большой снежинкой парил буревестник.

Как только нос «зодиака» скользнул на берег, матрос заглушил подвесной мотор.

Мэйв помогла каждому туристу, обутому в резиновые сапоги, выданные на судне, сойти в воду, достигающую колен, и пройти на остров. В это время лайнер уже набирал ход, направляясь на север.

По меркам круизных великанов «Снежная королева», построенная в Бергене, в Норвегии, была небольшим судном: длина — семьдесят два метра, водоизмещение — две с половиной тысячи тонн. Прочностью она не уступала ледоколу и при необходимости вполне могла его заменить. Судовые надстройки — льдисто-белые. Широкая горизонтальная полоса такого же цвета шла под нижней палубой, остальной корпус был ярко-желтый. Малые двигатели на носу и корме позволяли «Снежной королеве» лавировать среди плавучих льдин и айсбергов с проворством кролика. Уютные каюты напоминали шале какого-нибудь горнолыжного курорта; широкие иллюминаторы удовлетворяли взоры самых требовательных пассажиров. К числу других прелестей относились роскошный салон для отдыха и обеденный зал, кормивший по высшему разряду, фитнес-центр и прекрасная библиотека. На каждого пассажира приходилось двадцать человек вымуштрованной команды.

Мэйв почему-то сделалось грустно, когда «Снежная королева» уменьшилась до точки. На минуту она остро почувствовала, каково было норвежским исследователям, очутившимся на острове без средства спасения. Тряхнув головой, она прогнала уныние и повела группу к кладбищу.

Двадцать минут туристы читали надгробные надписи и расходовали фотопленку. Затем двинулись к китобойной стоянке. Возле громадной кучи гигантских костей Мэйв поведала им о том, как разделывалась туша крупного морского млекопитающего с рыбообразным телом.

— После опасной и горячащей кровь погони, — поясняла она, — наступал черед отвратительной работы: рубки несчастного животного на куски и вытапливания из ворвани жира.

Британцы оборудовали на месте стоянки музей и поддерживали в нем порядок, наведываясь раз в год. Экскурсанты изучили мебель, кухонную утварь и полку со старинными книгами и журналами.

— Пожалуйста, во избежание порчи экспонаты не трогайте, — попросила Мэйв. — В соответствии с международным правом ничего нельзя уносить с собой.

Улучив минуту, она пересчитала туристов по головам и сказала:

— Теперь я поведу вас в пещеру, где китобои хранили бочки с жиром.

У входа в пещеру стоял ящик с фонариками. Мэйв вручила каждому фонарик и поинтересовалась:

— Кто-нибудь страдает клаустрофобией?

Женщина лет за семьдесят подняла руку:

— Боюсь, мне не хочется лезть туда.

— Есть еще?

Дама, та, что отличалась детской настырностью, кивнула:

— Я не выношу промозглых и темных мест.

— Хорошо, — сказала Мэйв. — Вы двое ожидайте здесь. Мы осмотрим хранилище китового жира и вернемся минут через пятнадцать. Внимание! — обратилась она к остальным и указала на валуны у входа: — Камень, который вы видите, закрывал пещеру от ветра. Кроме того, он служил преградой для тех, кто мог покуситься на добычу китобоев. Камень весит столько же, сколько танк, но сдвинуть его по силам и ребенку, если, разумеется, знать секрет. — Она шагнула в сторону, уперлась рукой в верхнюю часть валуна, и тот заслонил черную дыру. — Хороший образчик изобретательности. Камень посажен на ось. Толкни в неправильном месте — и он даже не шелохнется.

Вернув валун в прежнее положение, она повела группу по длинному извилистому туннелю. Темноту разгоняли лучи фонарей, тишину — шуточки экскурсантов. Мэйв подошла к огромной деревянной бочке. Вынув затычку, она наполнила жиром стеклянный пузырек и предложила туристам опробовать пахучую жидкость на пальцах.

— Поразительно: прошло сто тридцать лет, а жир все такой же свежий, как в день, когда его перелили из котла в бочку.

— Действительно потрясающие смазочные качества, — подтвердил седовласый мужчина с красным носом, характерным для запойных пьяниц.

— Не говорите этого компаниям, производящим технические смазочные масла, — с легкой иронией произнесла Мэйв. — Иначе к следующему Рождеству на Земле ни одного кита не останется.

Женщина, явно домохозяйка, понюхала пальцы и спросила:

— А на нем можно готовить?

— Вот теперь понятно, что вы не из Страны восходящего солнца. Японцы охотно используют китовый жир для стряпни. И старые китобои когда-то поджаривали на нем размоченные в соленой воде сухари. Я однажды последовала их примеру, и вкус…

Рассказ Мэйв перебил крик пожилой дамы, вдруг стиснувшей ладонями голову. Не успела Мэйв выяснить, в чем дело, как завопили еще шестеро.

Потом дошла очередь и до нее. Боль кинжалом вонзилась в мозг, сердце заколотилось. Мэйв инстинктивно прижала ладони к вискам и затуманенным взглядом обвела участников экскурсии. У всех, как по колдовскому наговору, лица исказились от ужаса, глаза расширились. Мэйв, почувствовав головокружение и тошноту, прижала ладони ко рту и, потеряв равновесие, упала.

Воздух в пещере стал тяжелым, лучи фонариков поголубели. Земля не дрожала, ветер не дул, но пыль летала тучей. Вскоре на полу распростерлись все туристы. Шуточки сменились громкими стенаниями.

Мэйв с ужасом убедилась, что потеряла ориентировку в пространстве. Затем ее сознание рухнуло в безумный кошмар, тело забилось в судорогах.

Смерть, грозившая неведомо откуда, отступила так же быстро, как и нагрянула. Бредовые видения и конвульсии прекратились. Изнемогая, Мэйв, открыв глаза, села, прислонившись к бочке с китовым жиром, и оглядела подопечных. Люди жадно заглатывали воздух, силясь произнести хотя бы слово. Наконец мужчина, прижимавший к груди бесчувственную жену, сказал:

— Бога ради, объясните, что это было.

Мэйв слабо покачала головой и прошептала:

— Я не знаю.

Поднявшись с неимоверным трудом на ноги, она обошла людей и с великой радостью удостоверилась, что все в целости и сохранности.

— Пожалуйста, — попросила она, — посидите здесь и придите в себя, а я пойду выясню, что с дамами, которые остались у входа, и свяжусь с судном.

«Хорошая группа попалась, — думала она, бредя по туннелю. — Никто не предъявил мне претензий, не потребовал вынести его на руках из пещеры. Послушно остались на месте. Успокаивают друг друга, молодые помогают пожилым устроиться поудобнее…»

Солнечный свет ослепил ее. Она на секунду-другую зажмурилась, а когда посмотрела на старух у входа, остолбенела. Почтенные дамы лежали на земле, измазанные блевотиной. Глаза застыли, губы замерли в безмолвном крике.

«Мертвы!»

Мэйв пустилась бегом к «зодиаку», который по-прежнему держался кромки воды. На палубе валялся матрос без малейших признаков жизни. Донельзя потрясенная, Мэйв поднесла к губам портативный передатчик и вышла в эфир:

— «Снежная королева», говорит экскурсия номер один. У нас чрезвычайное происшествие. Прием.

В ответ — абсолютная тишина.

Мэйв снова и снова пыталась вызвать судно. В итоге ей показалось, будто нет и не было никогда на свете этого лайнера, будто его выдумал Ханс Кристиан Андерсен.

2

Тем не менее до одиннадцати часов вечера Мэйв каждые тридцать минут тщетно выходила на связь. Когда полярное солнце склонилось к горизонту, она прекратила слать вызовы на радиоволне судна, чтобы поберечь батарейки передатчика. Радиус действия портативной рации не превышал десяти километров, и переключаться на другую волну было бессмысленно. Даже к антенне аргентинской научно-исследовательской станции сигнал не имел шанса пробиться.

«Где же лайнер? — гадала Мэйв. — Неужели он пострадал от того же таинственного явления, что и мы?» Впрочем, предаваться пессимистическим размышлениям не хотелось. Пока она с группой находилась в безопасности.

Люди мужественно выслушали ее печальное сообщение, хотя были в преклонном возрасте: самой молодой паре далеко за шестьдесят, а самой старой туристке исполнилось восемьдесят три года — очевидно, она решила изведать приключений, перед тем как отправиться в дом престарелых.

Мэйв еще раз сбегала к морю и посмотрела на горизонт. Лайнера она не заметила, зато увидела, что небо обложили мрачные тучи — предвестники того самого шторма, о котором предупреждал первый помощник Тревор Хайнс. Мэйв на себе достаточно испытала погодные условия южных полярных широт, чтобы знать: прибрежный шторм сопровождается яростным ветром и ледяным дождем. Она принялась соображать, как получше организовать ночлег участников экскурсии. В первую очередь нужно было позаботиться о тепле.

Январь в Антарктике приходится на середину лета, дни стоят долгие, оставляя на сумерки не больше двух часов. Воздух порой прогревается до плюс пятнадцати градусов по Цельсию. Но как назло, стоило туристам сойти на берег, температура упала до нуля.

Мэйв перевела взгляд на китобойную станцию. Около музея лежала поленница сухих дров. Из них в пещере можно развести костер, только расположить его следует недалеко от входа — в противном случае люди задохнутся от дыма.

Мэйв вернулась в пещеру и призвала на помощь четверых физически крепких мужчин. Они перенесли в топильню тела старух и матроса, выволокли «зодиак» полностью на берег, перетаскали дрова в пещеру и заложили камнями вход, оставив отдушину. Воспользоваться валуном Мэйв побоялась — так можно было заживо похоронить себя и группу.

Разведя костер, Мэйв усадила туристов вокруг и велела поплотнее прижаться друг к другу.

Потянулись часы надежды на спасение. Уснуть оказалось не так-то просто. Ураган, бесновавшийся снаружи, завывал как привидение и гасил костер. Холод пробирался под одежду.

Но туристы держались стойко, лишь один или двое скупо посетовали на неудобство. А были и такие, в ком неожиданно беда вызвала прилив энергии. Австралийцы, совладельцы строительной фирмы, подтрунивая над собой и своими женами, отвлекали народ от унылых мыслей. «Все они на склоне лет остались добрыми людьми, — подумала Мэйв, невольно улыбаясь и обводя взглядом подопечных. — Стыд, нет, преступление, если они умрут в этой чертовой дыре».

Она погрузилась в дрему и увидела, как ее запихивают в расселину рядом с норвежскими учеными и британскими китобоями. «Бред! — тряхнула она золотистой головой. — Конечно, отец с сестрами люто ненавидят меня, но вряд ли лишат права быть похороненной на семейном кладбище». При этом она не забыла, что родственники отказываются признавать в ней свою плоть и кровь, особенно после ее родов.

Перед Мэйв выплыли из тумана, образованного тяжким дыханием людей, лица ее шестилетних близнецов. Пока она зарабатывала столь необходимые деньги в круизной компании, сыновья жили у ее друзей. Что будет с детьми, если она умрет? Она молилась, чтобы мальчики не попали в лапы к ее отцу. Этот человек не ведал сострадания и интересовался только деньгами. Но не из-за жадности. Он считал деньги орудием власти! Управлять всеми и всем — вот была его страсть. Обе сестры Мэйв унаследовали папашино безразличие к людям. А Мэйв пошла в мать, мягкую и благородную женщину, которую довели до самоубийства холодность и жестокость мужа. Мэйв тогда было двенадцать лет.

Она снова тряхнула косами и прислушалась. Студеный ветер угомонился. Мэйв обратилась к австралийским бизнесменам-строителям:

— Не хотите составить мне компанию? Нужно поймать парочку пингвинов. Это не трудно, хотя и противозаконно.

— Ты как думаешь, браток? — пробасил один мужчина.

— А это вкусно? — спросил баритоном другой.

— Сомневаюсь, что мясо пингвина понравится гурману, — улыбнулась Мэйв. — Но оно хорошо насыщает.

Они отправились к гнездовью, находившемуся километрах в двух от пещеры. Лил ледяной дождь. На расстоянии вытянутой руки было трудно что-либо разглядеть. Они надели солнечные очки и низко опустили головы. Вскоре оправу очков и ресницы опушила изморозь, пышная, как крем на торте. Мэйв свернула к воде. Это удлиняло путь на двадцать минут, но избавляло от напрасного блуждания. По дороге Мэйв размышляла об аргентинской научно-исследовательской станции. «Не перевести ли туда группу? Нет. Старики не выдержат тридцатикилометровый переход по гололеду. В лучшем случае лишь половина из них доберется до цели. А может быть, послать к аргентинцам строителей? — Мэйв искоса взглянула на своих спутников. — Эти дойдут. Но… Но что они обнаружат на станции? Вдруг аргентинских ученых постигла та же участь, что двух членов моей группы и матроса? Вполне вероятно. Ну и что? Пусть строители принесут со станции мощное средство связи».

Едва Мэйв решила расстаться на время с двумя подопечными, как в ней взыграло чувство долга: «Нет, согласно служебной инструкции, это я должна заботиться об экскурсантах, а не они обо мне или о себе. Но неужели „Рупперт энд Саундерс“ бросила нас на произвол судьбы?»

Ледяной ливень ослаб, видимость увеличилась. Тусклым оранжевым шаром проступило сквозь изморось солнце в ореоле, сиявшем разными красками, словно круглая призма. Мэйв не испытывала угрызений совести от того, что вознамерилась пустить пингвинов на жаркое. Однако и радости Мэйв от предстоящего обеда не испытывала. Пингвины были такими доверчивыми и дружелюбными существами!

Pygoscelis Adeliae, или пингвины Адели, — один из семнадцати видов настоящих пингвинов. У них спина покрыта короткими черными перьями, а грудь — белыми, глазки-бусинки пристально смотрят на мир. Археологи утверждают, что предки этих пингвинов появились на Сеймуре более сорока миллионов лет назад и что ростом они были с человека. Мэйв, привлеченная пингвиньими повадками и устройством жизни, похожим на человеческое бытие, как-то целое лето провела, наблюдая за гнездовьем; тогда-то и зародилась в ней любовь к забавным птицам. В отличие от более крупных императорских пингвинов, Адели способны передвигаться со скоростью до пяти километров в час, а то и быстрее, если катятся с ледяных пригорков ласточкой. «Дать каждому по шляпке-котелку да по тросточке, — думала Мэйв, — и заковыляют, точь-в-точь как Чарли Чаплин».

— По-моему, этот чертов дождь унимается, — пробасил мужчина, у которого на голове была кожаная шапка.

— И чертовски вовремя, — пробормотал его товарищ, обмотавший голову шарфом. — Я чувствую себя мокрой тряпкой.

Теперь они ясно видели на полкилометра. Некогда ровное, как стекло, море было сплошь покрыто белопенными барашками. Мэйв устремила взгляд на гнездовье. Перед ней расстилался сплошной ковер из пингвинов — больше пятидесяти тысяч птиц. Но ни одна из них не стояла в привычной позе: сложив крылья по швам, опершись на расплющенный хвост. Все птицы лежали, будто мощной рукой опрокинутые навзничь.

— Тут что-то не так, — пробормотала Мэйв. — Почему они лежат? И молчат…

— А что они, дураки? — заметил баритон в чалме. — На ледяном дожде лучше не стоять.

Мэйв побежала к гнездовью. Колония не шелохнулась, не вскрикнула. Приблизившись, Мэйв опустилась на колени. Лицо ее перекосилось от жуткой картины. Тысячи птиц не подавали признаков жизни. Мало того: на прибойной волне качались тела двух морских леопардов.

— Они же все мертвые, — в полном изумлении выговорила Мэйв.

— Ни фига себе! — выдохнул бас в кожаной шапке. — Она права.

«Быть этого не может!» Мэйв поднялась на ноги и застыла как статуя. На мгновение ей почудилось, что весь мир, кроме нее и группы туристов, погиб от какой-то болезни. «Неужели только мы и уцелели на мертвой планете?» — ужаснулась она.

Баритон в чалме поднял за хвост маленького пингвина:

— Это избавляет нас от тягостной необходимости проливать невинную кровь.

— Бросьте немедленно! — потребовала Мэйв.

— С какой стати? — возмутился мужчина. — Мы же должны поесть.

— Еще неизвестно, что их убило. Вдруг чума.

Бас согласно кивнул:

— Малышка леди понимает, о чем говорит. Какая бы болезнь ни убила этих птиц, она и нас прикончить может. Не знаю, как ты, а я не хочу отягощать совесть смертью жены.

— Так это ж не болезнь, — возразил баритон, с сожалением роняя тушку. — Это то самое, отчего отдали богу души старушки и матрос. Какой-то выверт природы.

Мэйв оборвала их пререкания:

— Я отказываюсь играть чужими жизнями. «Снежная королева» вернется и заберет нас. Нужно немного потерпеть.

— Если капитан захотел попугать нас, то ему это чертовски хорошо удалось.

— Должно быть, у него есть веские основания для задержки.

— Веские основания или нет, только вашей компании стоит получше застраховаться, потому как она окажется по уши в судебных исках, когда мы вернемся к цивилизации.

У Мэйв пропало настроение спорить. Она повернулась спиной к месту таинственного побоища и зашагала восвояси. Мужчины последовали за ней, отыскивая взглядами в грозном море то, чего там не было.

3

Проснуться после трех дней, проведенных в пещере на каменистом острове посреди бушующего океана, и осознать, что ты отвечаешь за три смерти и жизнь девяти мужчин и одиннадцати женщин, — такое радости не доставляет. «Снежная королева» как в воду канула. Экскурсия, участники которой когда-то радостно сошли на берег, чтобы испытать на себе все прелести Антарктики, обернулась кошмаром. Вдобавок сели батарейки портативного передатчика.

Мэйв понимала: теперь в любой момент можно ожидать худшего. Ее подопечные провели жизнь если и не в тропиках, то в местах, где тепло; у них не было привычки к пробирающему до костей холоду Антарктики. Молодые и крепкие могли бы выдержать до тех пор, пока придет помощь, но у этих не было силы тридцатилетних.

Поначалу все расценивали выпавшее им испытание как неожиданное развлечение. Они пели песни (чаще прочих звучала «Матильда танцует вальс»), играли в слова. Потом ими овладел страх. Отваги хватало лишь на то, чтобы принимать страдания без жалоб.

Пришло время, и голод толкнул людей к сомнительному мясу. Мэйв сдалась на просьбы и отправила мужчин за убитыми пингвинами. Разделать тушки было нетрудно, поскольку птицы замерзли сразу же после того, как погибли. Среди туристов нашелся заядлый охотник. Швейцарским армейским ножом он мастерски разделал мясо. Набив желудки, люди согрелись: дрова для поддержания костра кончились.

В музее китобоев Мэйв обнаружила пачку чая семидесятилетней давности, а заодно прихватила чайник и сковородку. Набрав из бочки китового жира, положила его в сковородку и подожгла. Поднялось синее пламя, и все зааплодировали той изобретательности, с какой она изготовила печку. Мэйв почистила чайник, набила в него снега, кстати редко выпадавшего здесь в летнее время, и вскипятила чай. Группа воспрянула духом, но ненадолго. Уныние вновь развесило по пещере свои тягостные сети. Люди уверовали, что конец неизбежен: судно никогда не вернется, рассчитывать на спасение бессмысленно.

Шторм продолжал бушевать, топя остатки надежды быть обнаруженными хотя бы случайно. Четверо стариков были близки к смерти от переохлаждения. Мэйв испытывала гнетущую тоску, чувствуя, как ускользает из ее замерзших пальцев всякая возможность управлять происходящим. Между тем люди полагались на нее и беспрекословно исполняли приказания. «Боже, помоги им, — шептала Мэйв про себя. — Не дай мне дойти до ручки».

Она осознавала, что, как более молодая и тренированная, переживет туристов. Ее страшила перспектива стать свидетельницей многочисленных агоний. Казалось, нет мочи нести на плечах бремя ответственности за двадцать душ. Совершенно обессиленная, она не хотела больше бороться.

Издалека донесся странный звук. Он не был похож на завывания ветра — как будто кто-то колотил по воздуху. Мэйв прислушалась, но звук пропал. «Показалось», — подумала она.

Звук появился опять — ненадолго. С трудом поднявшись на ноги, Мэйв побрела по туннелю.

Чуть не задохнувшись от слабости, она разобрала каменный завал у входа и вышла на стужу. Ветер с усердием, достойным лучшего применения, взметал снежную пыль. Мэйв замерла и, приложив ладонь козырьком ко лбу, стала вглядываться в белую круговерть.

Из метели выделилась темная расплывчатая фигура и двинулась к ней.

Девушка сделала шаг и упала головой вперед. Мгновенно навалилось желание заснуть. Оно было настолько велико, что Мэйв не сумела сразу справиться с ним. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы заставить себя подняться на колени.

Смутный силуэт неведомо чего то возникал, то исчезал. Мэйв сложила молитвенно ладони и зашептала:

— Господи, прошу Тебя, не дай ему оказаться миражом или зверем.

Внезапно перед ней вырос мужчина в обледенелой одежде. Мэйв призывно взмахнула рукой и окликнула его. Мужчина дернул головой, словно прислушивался, и зашагал прочь.

Тогда Мэйв завизжала — высоко и громко, как способна только женщина. Фигура обернулась и уставилась сквозь летящий снег в ее сторону. Мэйв отчаянно замахала обеими руками. Мужчина припустил к ней бегом.

Он рухнул на колени и обнял ее за плечи. Такого большого и сильного человека Мэйв никогда в жизни не встречала.

— О, слава богу! Наконец-то вы объявились, — пролепетала она, не веря своему счастью.

Мужчина был одет в бирюзовый пуховик. Слева на груди у него красовались вышитые буквы «НУМА».[211] Стащив защитные очки, он пристально посмотрел на Мэйв. В зеленых глазах легко прочитывались удивление и озадаченность.

— Что, скажите на милость, вы тут делаете? — спросил он хрипловатым голосом.

— Жду вас. У меня тут экскурсия. Двадцать человек. Наше круизное судно ушло и больше не вернулось.

Он недоверчиво покачал головой:

— Вас бросили?

Она кивнула и боязливо глянула на разгулявшуюся метель:

— А что, началась ядерная зима?

Мужчина прищурился:

— Не знаю. Мне, по крайней мере, об этом ничего не известно. А вы почему спрашиваете?

— Три человека из моей группы умерли при непонятных обстоятельствах. А еще целая колония пингвинов полегла.

Если трагические известия и удивили незнакомца, то он это хорошо скрыл.

— Давайте-ка я вас отведу к вашей группе, — предложил он, помогая Мэйв встать. — Где она?

— В пещере, — ответила Мэйв и поинтересовалась: — Вы американец?

— Да, — кивнул он. — А вы австралийка.

— Так заметно?

— Произношение выдает.

Мэйв протянула руку в перчатке:

— Вы даже представить себе не можете, как я рада вас видеть, мистер…

— Меня зовут Дирк Питт.

— Мэйв Флетчер.

Питт, не слушая возражений, поднял Мэйв на руки и понес к туннелю.

— Предлагаю отложить пока разговор. Вы сказали, тут еще двадцать человек?

— Надеюсь. Когда я уходила, они были живы.

Питт бросил на нее мрачный взгляд:

— По-видимому, рекламные брошюрки вашего круиза перестарались.

В туннеле он поставил Мэйв на ноги и стянул с себя лыжную маску. У него оказались густые черные волосы, темные брови, нависшие над глазницами, сильно загорелая кожа с глубокими морщинами, зеленые глаза и губы, тронутые легкой усмешкой. «С таким мужчиной любая женщина как за каменной стеной», — подумала Мэйв.

Минуту спустя Питта, словно героя футбольной баталии, приветствовали туристы. Они ликовали так, будто обанкротили тотализатор. Женщины целовали негаданного гостя как сына, мужчины колотили по спине. Когда волнение поутихло, баритон в чалме спросил:

— Ты откуда свалился, парень?

— С корабля Национального подводного и морского агентства, — усмехнулся Питт и указал пальцем на буквы, вышитые на пуховике. — Я главный специалист по экстремальным ситуациям. В настоящее время мы проводим экспедицию, пытаясь выяснить, отчего из этих вод с удивительной быстротой исчезают дельфины и тюлени. Мы летели над Сеймуром, попали в снежную пургу и сочли за благо приземлиться.

— Значит, ты не один тут?

— Пилот и биолог остались в вертолете. Я заметил что-то похожее на «зодиак». Мне захотелось узнать, как такое плавсредство оказалось на приколе в необитаемой части острова, и я пошел на разведку. Тогда и услышал голос мисс Флетчер.

— Как вовремя, милая, вы решили прогуляться! — обратилась к Мэйв восьмидесятитрехлетняя дама.

— Выходит, я услышала шум вашего вертолета, шедшего на посадку, — сказала Мэйв Питту.

— Невероятная удача, что мы наткнулись друг на друга. Я не поверил своим ушам, когда уловил женский крик. Подумал, ветер воет. А потом увиделсквозь снежную завесу, как вы машете руками.

— Где ваш корабль? — спросила Мэйв.

— Километрах в сорока на северо-восток отсюда.

— Вам, случайно, не попадался наш лайнер, «Снежная королева»?

Питт покачал головой:

— Мы уже больше недели никаких кораблей на море не видели.

— А может, по радио что-то слышали? Какой-нибудь сигнал бедствия?

— Мы переговаривались с судном, снабжающим британскую станцию в Халли-Бей, но с круизного лайнера ничего не получали.

— Не мог же он в воздухе растаять! — сердито воскликнул бас в кожаной шапке.

— Мы разрешим эту загадку, как только переправим всех вас на наше исследовательское судно. Оно не так роскошно, как «Снежная королева», но каюты уютные, доктор отличный и кок стоит на страже весьма приличных вин.

— Да я бы и в ад отправился, только б ни минуты больше не торчать в этом морозильнике, — заметил со смехом жилистый новозеландец, владелец овцеводческой фермы.

— За раз вертолет может взять пятерых-шестерых, так что придется сделать несколько рейсов, — предупредил Питт. — Мы сели в трехстах метрах отсюда. Я вернусь к машине, и мы подлетим прямо к пещере.

— Ничего похожего на ловлю попутки, — сказала Мэйв, чувствуя себя родившейся заново. — Можно я с вами пойду?

— А сил хватит?

Она кивнула:

— Думаю, все будут счастливы отдохнуть от моих ценных указаний.

Альберт Джордино сидел в кресле пилота бирюзового вертолета (фирменный цвет) НУМА и разгадывал кроссворд. Ростом он был не выше торшера, обладал плотным, как пивной бочонок, телом и руками, похожими на стрелы подъемного крана. Время от времени Ал поднимал голову, направлял черные, как тихоокеанские маслины, глаза в снежную круговерть за стеклом кабины и, не увидев Питта, возвращался к кроссворду. Черная вьющаяся шевелюра и толстый нос прямо указывали на родство пилота с древними римлянами. Наверное, поэтому на его лице всегда присутствовало саркастическое выражение.

Ал дружил с Питтом с самого детства, были они неразлучны и в годы службы в военной авиации, а четырнадцать лет назад вместе перешли в Национальное подводное и морское агентство.

— Что такое пушистокрылый алкотрос, питающийся гнилыми водорослями? Шесть букв, — обратился Ал к мужчине, сидевшему позади него в грузовом отсеке вертолета, заставленного оборудованием для лабораторных анализов.

Морской биолог из НУМА, отвлекшись от собранных им образцов, задумчиво наморщил лоб.

— Нет такого зверя — пушистокрылый алкотрос.

— Ты уверен? А тут написано.

Рой ван Флит умел определять, когда Джордино усаживает кукурузную делянку тюльпанами. За три месяца, проведенных с ним в море, ван Флит набрался достаточно ума, чтобы не попадаться на приколы приземистого итальянца.

— С другой стороны, если подумать, это летающая разновидность бабуяна из Монголии. Посмотри, «червин» подойдет?

Поняв, что легкий розыгрыш не удался, Джордино снова уставился на падающий снег.

— Дирк должен был уже вернуться.

— Как давно он ушел? — спросил ван Флит.

— Минут сорок пять назад.

Джордино вперил взгляд в парочку неясных фигур, появившихся вдалеке.

— По-моему, он идет. — Потом добавил: — Должно быть, что-то странное попалось в бутерброде с сыром, который я съел только. Готов поклясться, он ведет кого-то с собой.

— Быть не может. Тут на тридцать километров вокруг ни одной живой души нет.

— Иди сам посмотри.

Пока ван Флит накрывал банки с образцами и убирал их в деревянный ящик, Питт успел открыть входную дверцу и помочь Мэйв Флетчер залезть в вертолет.

Она откинула капюшон оранжевой куртки, тряхнула длинными золотистыми волосами и сверкнула улыбкой:

— Приветствую вас, джентльмены. Вы представить себе не можете, как я рада вас видеть.

Ван Флит застыл с таким видом, будто оказался свидетелем Воскрешения Господня. Лицо его выражало крайнее недоумение.

А Джордино лишь смиренно вздохнул.

— Ну кто еще, кроме Дирка Питта, — вопросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, — способен в пургу, на необитаемом острове, в морском захолустье Антарктики отыскать прелестную девушку?

4

Экипаж и команда научно-исследовательского корабля НУМА «Полярный охотник» наблюдали за прибытием первой группы замерзших и оголодавших туристов. Исключение составляли старший механик, находившийся в машинном отделении, и кок, хлопотавший на камбузе.

Капитан Пол Демпси вырос на ранчо, расположенном на границе между штатами Вайоминг и Монтана. Закончив среднюю школу, он сбежал из дома на Аляску, где устроился на рыбацкое судно. Влюбившись в Заполярье, он сдал экзамены и стал капитаном ледокола. Каким бы ни был шторм, капитан Демпси, получив сигнал о бедствии, всегда не колеблясь выходил в море. Его бесстрашие вошло в легенду. А спасенные им экипажи рыболовецких траулеров, шести каботажных сухогрузов, двух нефтяных танкеров и эсминца Военно-морского флота США сложились и воздвигли ему бронзовый памятник возле доков в Сьюарде, что вызвало у героя чувство великой неловкости. Пятнадцать лет Пол Демпси служил ангелом-хранителем моряков. Когда компания, занимавшаяся спасением судов на океанских просторах, запуталась в долгах, он принял предложение главного директора НУМА, адмирала Джеймса Сэндекера, и взял на себя командование плавучей лабораторией.

У капитана Демпси был твердо сжатый рот, из которого вечно торчала щербатая вересковая трубка. Среди других характерных черт капитана можно было назвать седые волосы, широкие плечи, могучий стан и походку вразвалку. Привычка тщательно удалять щетину на лице и травить морские байки делала его похожим на капитана круизного лайнера.

Рядом с Полом Демпси стоял судовой врач Моисей Гринберг, высокий худощавый мужчина с каштановым хвостиком на затылке. Голубовато-зеленые глаза доктора лучились, его облик вызывал несокрушимое доверие, что присуще всем добросовестным врачам на свете.

Гринберг и четыре матроса с носилками, приготовленными на тот случай, если туристы не смогут идти самостоятельно, нырнули под вращающиеся лопасти винта, к задней грузовой двери вертолета. Демпси направился к кабине и знаком попросил Джордино открыть окно. Коренастый итальянец выполнил просьбу и высунулся наружу.

— Питт с вами? — спросил Демпси, перекрывая голосом шум винта.

Джордино отрицательно покачал головой:

— Он с ван Флитом остался, чтобы осмотреть мертвых пингвинов.

— Сколько вы туристов доставили?

— Шестерых втиснули, самых пожилых женщин, тех, кому хуже всех. Придется еще четыре раза слетать: три — чтобы забрать туристов, и один — чтобы взять Питта, ван Флита, экскурсовода и тела погибших.

Демпси указал глазами на метель:

— Найдете путь назад в этой каше?

— Я настроюсь на волну портативного передатчика Питта.

— Эти люди… Насколько они плохи?

— Лучше, чем можно было бы ожидать, если учесть их возраст и обстоятельства, в которых они провели в пещере трое суток. Питт просил передать доктору Гринбергу, что больше всего надо опасаться воспаления легких. Стужа буквально высосала бедолаг — они так ослабли, что вряд ли способны бороться с недугами.

— Где их лайнер? — спросил Демпси.

— По словам экскурсовода, судно ушло, чтобы высадить поодаль другую группу экскурсантов. Так ей сказал первый помощник капитана. Когда лайнер не появился вовремя, она попыталась с ним связаться.

— И что?

— Ни ответа ни привета.

Демпси ладонью слегка хлопнул Джордино по запястью:

— Поспешите обратно и постарайтесь не промочить ноги.

Капитан подошел к грузовому отсеку и представился туристам.

Подоткнув одеяло у восьмидесятитрехлетней женщины, лежащей на носилках, он с радушной улыбкой произнес:

— Добро пожаловать на борт «Полярного охотника». Вас ждут густой суп, горячий кофе и мягкие постели.

— Прошу прощения, но я предпочла бы чай, — тихо выговорила женщина на носилках.

— Ваше желание для меня — приказ, милая леди, — галантно поклонился Демпси. — Чай так чай.

— Благослови вас Господь, капитан, — отозвалась она, пожимая ему руку.

Демпси помахал Джордино. Вертолет поднялся в воздух. Капитан смотрел ему вслед, пока бирюзовая машина не скрылась из глаз, растаяв в льдистой мороси.

Матросы с носилками и научные работники разошлись. Демпси разжег трубку. Поведение «Снежной королевы» поставило его в тупик. Кораблекрушение — это он понимал. Но чтобы судно бросило пассажиров на необитаемом острове — такое у него в голове не укладывалось.

«Снежная королева» ушла очень далеко от места старой китобойной стоянки. Это Демпси знал наверняка. Радар на мостике «Полярного охотника» имел дальность видимости сто двадцать километров и не заметил ничего похожего на круизный лайнер.

К тому моменту, когда Питт вместе с Мэйв Флетчер и ван Флитом добрались до гнездовья пингвинов, порывы ветра значительно ослабли. Австралийка-зоолог и американец-биолог подружились сразу же. Питт шел за ними, прислушиваясь к их беседе. Они сравнивали университеты, которые окончили, и вспоминали общих знакомых. Мэйв забросала ван Флита вопросами по теме своей диссертации, а он выпытывал у нее подробности осмотра места массового мора самой любимой в мире птицы.

Тушки, лежавшие близко к береговой линии, штормом унесло в море. Но и без них масштаб катастрофы поражал. По прикидке Питта, на гальке лежало не меньше сорока тысяч птиц, похожих на черно-белые дерюжные мешочки, набитые мокрым зерном.

Над мертвыми пингвинами кружили буревестники — морские стервятники. Они восхищают, когда величественно парят высоко над волнами, но ужасают, когда обнаруживают поживу. Питт и его спутники с отвращением наблюдали, как громадные птицы ловко потрошили пингвинов и вскидывали окровавленные головы.

— Не совсем тот вид, который хотелось бы сохранить в памяти, — сказал Питт.

Ван Флит, потрясенный до глубины души, обернулся к Мэйв:

— Не могу поверить собственным глазам. Какое количество пингвинов одновременно погибло на маленьком пятачке!..

— Не сомневаюсь, — заявила Мэйв, — их погубила та же сила, что явилась причиной смерти двух туристок и матроса, который доставил нас на берег.

Ван Флит опустился на колени и принялся рассматривать пингвинов.

— Никаких следов ранений, никаких признаков болезни или истощения.

Мэйв, наклонившись, заглянула ему через плечо:

— Вы не находите, что у них глаза слегка выпучены?

— Да-да, глазные яблоки вполовину больше обычного.

Питт задумчиво взглянул на Мэйв:

— Вы говорили, что туристки и матрос скончались при непонятных обстоятельствах.

Она кивнула:

— На нас обрушилась какая-то невидимая сила. Я понятия не имею, что это было. Мы осматривали пещеру, и вдруг у всех начались дикие боли. Это продолжалось целых пять минут. Казалось, мозги вот-вот лопнут. А те трое были в это время на свежем воздухе.

— Я видел тела в топильне, — сообщил ван Флит Питту. — Судя по синюшному цвету кожи, причиной смерти явилась остановка сердца.

Питт обежал взглядом гнездовье.

— Неужели у трех человек, у десятков тысяч пингвинов и полсотни, если не больше, морских леопардов разом отказало сердце?

— Все может быть, — вздохнула Мэйв.

— А помнишь дохлых дельфинов в море Уэдделла и разлагающихся тюленей на острове Вега? Нет ли связи между всеми этими смертями? — спросил Питт у ван Флита.

Морской биолог пожал плечами:

— Слишком рано об этом говорить. Нужны дальнейшие исследования. Хотя, по-моему, ты прав.

— Дальнейшие? — удивилась Мэйв.

— Я вскрыл двух тюленей и трех дельфинов и не нашел ни единой зацепки для диагноза. Налицо внутреннее кровоизлияние, но почему оно случилось — загадка.

— Дельфины, тюлени, птицы, люди — все подвержены этой напасти, — тихо проговорил Питт.

Ван Флит мрачно кивнул:

— Прибавь неисчислимое количество кальмаров и морских черепах, которых выбросило на берег в Тихоокеанском регионе, и миллионы рыб, всплывших кверху брюхом возле Перу и Эквадора за последние два месяца.

— Если не принять экстренных мер, то невозможно вообразить, сколько тварей, обитающих над и под водой, окажутся вымершими. — Питт поднял взгляд, услышав глухой стрекот вертолета. — Что это за дрянь губит все живое?

— В мгновение ока, — добавила Мэйв.

Ван Флит встал на ноги и решительно сказал:

— Если мы быстро не определим причину катаклизма, то получим сплошную мертвую воду.

— Не только воду, но и сушу, — уточнила Мэйв. — Вы забыли, что эта штука убивает и на земле.

Воцарилось молчание. Каждый соображал, что он может сделать для предотвращения катастрофы. Наконец Питт подвел итог общим размышлениям.

— Такое впечатление, — сказал он, храня задумчивое выражение на изрезанном морщинами лице, — что круг работ мы себе обозначили.

5

На экране большого монитора висело сделанное со спутника и обработанное компьютером изображение Антарктического полуострова и прилегающих островов. Питт откинулся на спинку кресла, давая глазам отдохнуть. Сквозь затененные стекла штурманской рубки пробивалось солнце. Было одиннадцать часов вечера.

Туристов накормили и уложили спать. Док Гринберг осмотрел каждого и не обнаружил сколько-нибудь серьезного заболевания или травмы. В биологической лаборатории, находившейся двумя палубами выше судового лазарета, ван Флит и ассистировавшая ему Мэйв Флетчер проводили вскрытие пингвинов и тюленей, доставленных вертолетом с острова Сеймур. Тела трех покойников лежали в холодильнике и дожидались профессионального патологоанатома.

«Полярный охотник» был первым плавающим научным учреждением, спроектированным на компьютере. Морские инженеры прислушивались к пожеланиям океанографов. Надстройки, сверкающие белизной, располагались высоко над машинным отделением. Их обводы, закругленные в стиле космического века, были выполнены со множеством технических изысков. Помещения для команды и океанологов по удобству соперничали с каютами фешенебельного круизного лайнера. На вид «Полярный охотник» казался слабым и хрупким, на деле же он был крепким и выносливым, как битюг. Он плавно одолевал могучие волны и непогоду в самых суровых морях. Двойной корпус бирюзового цвета с легкостью крушил лед четырехметровой толщины.

Адмирал Джеймс Сэндекер, отважный директор Национального подводного и морского агентства, лично следил за созданием судна: от компьютеризированных набросков проекта до испытательного плавания вокруг Гренландии. Адмирал очень гордился каждым сантиметром «Полярного охотника». Сэндекер выступил как мастер выколачивания средств из прижимистого конгресса, не допустив никакой «экономии» ни при постройке корабля, ни при его оснащении. Бесспорно, «Охотник» являлся самым великолепным полярным научно-исследовательским кораблем из всех, когда-либо сходивших со стапелей.

Питт вновь сосредоточился на изображении, переданном со спутника.

День выдался утомительно долгим, насыщенным разнообразными чувствами. Питт словно прокатился на русских горках, взмыв до высокого счастья, даруемого спасением людей, и ухнув в глубокое горе, вызванное гибелью множества безвинных существ. Эта катастрофа казалась мистической. В ней таилось нечто неподвластное разуму.

От монитора Питта отвлекли Джордино и капитан Демпси. Они поднялись в рубку на лифте, который ходил между площадкой для наблюдений и машинным отделением сквозь пятнадцать нижних палуб.

— Ну как, засекли объективы спутника «Снежную королеву»? — спросил Демпси.

— Ничего похожего на то, что можно было бы с уверенностью опознать, — ответил Питт. — Снег всю картинку смазывает.

— А что радиосвязь?

Питт покачал головой:

— Этот лайнер будто пришельцы из космоса увели. Радиорубка, как ни старается, ничего не получает в ответ. И раз уж об этом зашла речь, радио на аргентинской научно-исследовательской станции тоже замолкло.

— Какая бы беда ни обрушилась на лайнер и на станцию, — заметил Демпси, — она случилась в мгновение ока, если уж никто из этих бедолаг не смог подать сигнал бедствия.

— Ван Флит и Флетчер хоть предполагают, что послужило причиной многочисленных смертей? — спросил Питт.

— Предварительное исследование указывает на внутреннее кровоизлияние вследствие повреждения артерии у основания черепа. Больше этого я ничего сказать не могу.

— Похоже, мы ухватились за ниточку клубка. Тайна ведет к загадке, та — к трудной задачке, а задачка — к головоломке, — философски заметил Питт.

— Если только «Снежная королева» не лежит на дне моря Уэдделла, — раздумчиво проговорил Джордино, — то мы, вполне возможно, имеем дело с похищением.

Питт улыбнулся, обменявшись с Джордино понимающими взглядами:

— Ты имеешь в виду «Леди Фламборо»?

— Ее образ мелькнул у меня перед глазами.

Демпси, уставившись на монитор компьютера, припомнил:

— Несколько лет назад это круизное судно было захвачено террористами в порту Пунта-дель-Эсте.

Джордино согласно кивнул:

— На ее борту собрались главы государств, дабы обменяться мнениями по экономическим вопросам. Террористы увели судно через Магелланов пролив в чилийский фиорд и поставили на якорь под прикрытием ледника. Как раз Дирк тогда эту «Леди» и отыскал.

— Если допустить, что «Снежная королева» развила крейсерскую скорость, — сказал Демпси, — то террористы сейчас болтаются где-то на полпути к Буэнос-Айресу.

— Фантастика, — невозмутимо возразил Питт. — Зачем террористам захватывать круизное судно?

— Тогда что же, по-вашему, случилось?

— Полагаю, судно либо дрейфует, либо кружит километрах в двухстах от нас.

Демпси насмешливо взглянул на Питта:

— Вам было знамение, о котором вы не доложили капитану?

— Готов спорить на все деньги, какие у меня есть. Та чертовщина, что убила туристок и матроса, прикончила и команду с пассажирами на борту круизного лайнера.

— Мысль не из радостных, — заметил Джордино, — зато объясняет, почему судно не вернулось за экскурсантами.

— А ведь та группа, что мы нашли, была не единственная на острове. Другая, по идее, высадилась в двадцати километрах дальше по побережью, — вспомнил Демпси.

— Час от часу не легче, — проворчал Джордино.

— Мы с Алом облетим Сеймур, — решил Питт. — Заглянем и на аргентинскую исследовательскую станцию. Но боюсь, что на острове не осталось ни единой живой души.

— Господи, что за напасть?! — в сердцах воскликнул Демпси.

Питт неопределенно развел руками, словно вопрос был обращен к нему:

— Понятия не имею. Колебания температур в верхних слоях воды или цветения водорослей вроде красного прилива, объясняющих массовую гибель рыб, тут нет.

— Тогда остается человеческий фактор.

— Загрязнение окружающей среды токсичными веществами? Маловероятно. Во-первых, в радиусе тысячи километров нет ни единого известного источника подобной подлости. Во-вторых, никакие радиоактивные или химические отходы не способны уничтожить колонию пингвинов за такой короткий отрезок времени. Боюсь, мы столкнулись с какой-то новой угрозой.

Джордино вытащил из внутреннего кармана куртки большущую сигару. Она была явно из запасов адмирала Сэндекера, сделанных исключительно для личного потребления. Каким образом Джордино разжился ею, осталось непонятно. Во всяком случае, больше чем за десяток лет пилот ни разу не попался на воровстве. Поднеся пламя зажигалки к толстой темно-коричневой скрутке из табачных листьев, Ал с наслаждением выдохнул ароматное облачко и произнес:

— Ладно. Какие будут указания?

Демпси поморщился от дыма, пахнущего противозаконным деянием.

— Я связался с сотрудником «Рупперт энд Саундерс», судоходной компании, которой принадлежит «Снежная королева», и сообщил о случившемся. Компания, не тратя попусту времени, организовала массированные поиски лайнера. Она попросила нас доставить туристов на остров Короля Георга, где у британской научно-исследовательской станции есть аэродром. Оттуда туристов переправят в Австралию.

— А мы будем искать «Снежную королеву»? — поинтересовался Джордино.

— Прежде всего следует думать о живых, — назидательным тоном ответил Демпси. Как капитан он уже принял решение. — Вы двое выясните, что случилось со второй экскурсионной группой, посетите норвежскую станцию и узнайте, как там дела, а я беру курс на остров Короля Георга. Передав туристов на руки британцам, я забираю вас, и мы начинаем поиски круизного лайнера.

Джордино ухмыльнулся:

— К тому времени в море Уэдделла будет не продохнуть от спасательных кораблей.

— Если кто-то найдет лайнер раньше нас, я буду только рад. НУМА спасательным бизнесом не занимается.

Питт подошел к столу, на котором была расстелена большая карта моря Уэдделла. Он был не любитель действовать по наитию, предпочитал давать нагрузку уму, а не чувству. Джордино и Демпси, замолчав, выжидающе уставились на него.

Примерно через минуту Питт оторвался от карты и улыбнулся:

— Стоит ввести определенные данные в графический анализатор, как он выдаст примерный район нахождения «Снежной королевы».

— Ну и чем вы намерены загрузить этот башковитый ящик? — Так Демпси называл любой блок, входящий в компьютерные системы судна.

— Данными о ветре и течениях за последние три с половиной дня. Прибор рассчитает их воздействие на массу «Снежной королевы» и выдаст модель дрейфа.

— А если «Королева» потеряла управление?

— Тогда она должна быть в полутора тысячах километрах от нас, где-то посреди Южной Атлантики, вне зоны видимости спутниковых опознавательных систем.

— Но ты на это не надеешься, — сказал Джордино.

— Нет, — тихо откликнулся Питт. — В этих широтах после шторма суда обычно покрываются льдом. Вряд ли «Снежная королева» избежала общей участи.

— То есть стала похожа на айсберг? — спросил Демпси.

— Скорее на заснеженный курган.

— Вы меня сбили с толку.

— Ставлю на кон свою государственную пенсию, — выговорил Питт с железной твердостью, — «Снежная королева» вылезла на сушу где-то по береговой линии полуострова или застряла на прилегающем острове.

6

Питт и Джордино поднялись в воздух в четыре часа утра, когда обитатели «Полярного охотника» спали. Погода пришла в норму. Температура подскочила до плюс десяти градусов по Цельсию, на море воцарилось спокойствие, юго-западный ветер разогнал облака и улегся почивать на лаврах. Джордино сначала направил вертолет к старой китобойной стоянке, потом повернул на север.

Питт испытывал искреннюю печаль, глядя сверху на гнездовье пингвинов, обращенное в кладбище.

Адели чрезвычайно консервативны. Пингвины из другой стаи вряд ли покинут привычное местожительство и переберутся на Сеймур. Если из местной колонии уцелела парочка птиц, то потребуется лет двадцать, а может, и больше, чтобы популяция восстановилась. «Какое счастье, — подумал Питт, — что катастрофа имела локальный характер и не уничтожила Адели как вид».

Под брюхом вертолета промелькнули последние мертвые птицы. Джордино выровнял машину на высоте пятидесяти метров и полетел над кромкой моря, высматривая «зодиак» второй группы экскурсантов. Питт из бокового окна бороздил взглядом ледяные просторы, ожидая, не покажется ли где «Снежная королева», и время от времени делал пометки на карте, разложенной у него на коленях.

— Будь у меня столько гривенников, сколько айсбергов в море Уэдделла, — пробормотал он, — я бы «Дженерал моторс» купил.

Джордино взглянул на огромный лабиринт из смерзшихся глыб, отколовшихся от шельфового ледника Ларсена, которые взбодрившийся ветер и морское течение гнали в теплые воды. Три айсберга по протяженности не уступали иным государствам. Некоторые в толщину достигали трехсот метров, хотя их надводная часть составляла не более десяти. Все глыбы были ослепительно-белыми.

— Я так думаю, за эту сумму ты мог бы прикупить и «Форд» с «Крайслером», — поделился Джордино своим наблюдением.

— Если «Снежную королеву» долбанул один из этих айсбергов, то она пошла на дно, не успев сообразить, что случилось.

— В такие подробности неохота вдаваться.

— А с твоей стороны есть что-нибудь?

— Ничего, кроме гальки и булыжников. Одним словом, зеленая скука. Точнее, серая.

Питт сделал очередную пометку на карте. Джордино глянул на приборную доску:

— До аргентинской станции двадцать километров. И никакого намека на человеческую жизнедеятельность.

Питт согласно кивнул:

— Вот уж точно: ничто из того, что я вижу за окном, не напоминает о человеке. Мэйв Флетчер говорила, что вторую партию собирались высадить на берег возле колонии тюленей.

— Тюлени, вон они, смотри! — Джордино слегка накренил вертолет и сделал плавный поворот со снижением.

Желто-коричневые туши морских слонов устилали край берега почти на километр.

— Не шевелятся… Мертвые… — прошептал Питт.

Джордино молча вернул машину на прежний курс.

— Что же будет на аргентинской научно-исследовательской станции? — вслух рассуждал Питт.

— Думай о хорошем, — мрачно посоветовал Джордино. — Может, они послали все к черту, собрали манатки и рванули по домам.

— Не выдавай желаемое за действительное, — отозвался Питт. — Работа станции имеет громадное значение. Здешние ученые ведут наблюдение за озоновой дырой.

— И каковы последние известия из высших сфер?

— Озоновый слой истощается. С тех пор как разверзлась большая дыра над Северным полюсом, такая же над Южным, вращаясь по часовой стрелке, добралась до Чили и Аргентины. Кроме того, она прошлась над Южным островом. Растительный и животный мир подвергся сильному ультрафиолетовому облучению.

— Похоже, пора запасаться лосьоном от загара, — ухмыльнулся Джордино.

Питт вздохнул:

— Загар — самая мелкая из бед. Даже небольшая передозировка ультрафиолета губительно действует на сельское хозяйство. Расширение озоновых дыр угрожает населению Земли голодом.

— Ты рисуешь безрадостную картину.

— Это еще цветочки. Прибавь к ним глобальное потепление и возросшую активность вулканов. В ближайшие двести лет уровень воды в Мировом океане может подняться на тридцать, а то и на девяносто метров. Мы так изуродовали Землю, что…

— Есть! — воскликнул Джордино. — По виду напоминает городок первых американских поселенцев.

Аргентинская научно-исследовательская станция состояла из десяти куполообразных зданий. Двойные стены вкупе с изоляционным материалом хорошо защищали от ветра и стужи. Разнообразные пучки антенн украшали крыши, как букеты из голых ветвей деревьев. «Икебана», — подумал Питт и попробовал связаться с аргентинцами по радио.

— Молчат, как звонок у двери отшельника, — буркнул он, сняв наушники.

Джордино посадил вертолет возле самого большого здания. Лопасти винта взметнули целый ворох льдистых кристалликов.

Рядом с вертолетом выглядывали из сугробов два моторных снегоката и трактор-вездеход. Площадка перед домом блистала девственной белизной. Отсутствие следов означало по меньшей мере, что ученые впали в летаргический сон.

— Нам лучше прихватить лопаты из грузового отсека, — сказал Питт. — Похоже, придется откапывать двери.

Выйдя из вертолета, они по колено в снегу добрались до входа в главное здание. У двери намело метра два снега. Минут двадцать понадобилось, чтобы расчистить путь.

Джордино отвесил легкий поклон и печально улыбнулся:

— Только после вас.

Дирк ни на минуту не усомнился в стойкости Ала. Маленький итальянец был совершенно бесстрашен. Просто таков был у них обычай. Питт шагал впереди, а Джордино пресекал любые враждебные поползновения с флангов и тыла. Пройдя тамбур, они через внутреннюю дверь проникли в длинный коридор, который привел их в помещение, служившее и комнатой отдыха, и столовой. Джордино подошел к прикрепленному на стене градуснику.

— Минус много, — сообщил он.

— Кому-то было не до заботы о тепле, — предположил Питт.

Полминуты спустя они обнаружили первого обитателя дома. Он стоял на коленях на полу, вцепившись в крышку стола и уставившись широко открытыми немигающими глазами на Питта и Джордино, словно поджидал их. Это был крупный мужчина с обширной плешью на темени. Как и большинство ученых, проводящих месяцы, а порой и годы в поселениях, удаленных от очагов цивилизации, он не утруждал себя ежедневным бритьем. На грудь ему ниспадала тщательно расчесанная борода. Увы, волосяное великолепие было осквернено рвотой.

Но сильнее, чем блевотина на бороде, Питта поразило выражение неописуемого страха на беломраморном лице. Было очевидно, что смерть явилась для человека избавлением от чего-то безмерно ужасного.

Питт опустил взгляд на руки мертвеца. Под ногтями мерцали заиндевевшие катыши крови. Похоже, ученый скончался от переохлаждения.

Джордино, обойдя вокруг раздаточной стойки, прошел на кухню. Вернувшись, сказал:

— Там еще двое.

— Худшие опасения подтверждаются, — выговорил Питт через силу. — Если бы кто-то уцелел, то воспользовался бы вспомогательными двигателями и привел в движение электрогенераторы, дающие тепло и свет.

Джордино поежился:

— Не по душе мне тут. Предлагаю оставить этот дворец мертвым и связаться с «Полярным охотником» из вертолета.

Питт проницательно взглянул на него:

— На самом деле ты хотел сказать: «Давай смоемся по-быстрому, и пусть капитан Демпси выполняет неблагодарную работу по уведомлению аргентинских властей о том, что персонал их полярной станции в полном составе убыл к праотцам черт знает почему».

Джордино невинно пожал плечами:

— Такой ход выглядит вполне разумным.

— Да у тебя всю оставшуюся жизнь душа не на месте будет, если ты улизнешь, не удостоверившись, что здесь действительно никого нет в живых.

— Ну и что прикажешь делать?

— Отыщи генераторную, заправь горючим вспомогательные двигатели, запусти их и включи электричество. Потом отправляйся на узел связи и доложи Демпси обстановку, а я тем временем осмотрю другие помещения.

Переходя из комнаты в комнату, Питт уже безучастно взирал на покойников — сработал инстинкт самосохранения — и лишь подсчитывал количество трупов, фиксировал общие черты: нелепая поза, выпученные глаза, разинутые рты, рвота. А еще ему казалось, что он бредет по раскопанным Помпеям. У Дирка сложилась версия происшествия, когда он толкнул дверь радиоузла, но стоило двери распахнуться, как мысли перемешались. Его приветствовал труп, взгромоздившийся на стол.

— Этот-то как туда забрался? — опешил Питт.

— Я посадил, — спокойно бросил Джордино, не отрываясь от стойки с радиотехникой. — Он занимал единственный в комнате стул, вот я и помог ему проявить вежливость: уступить стул гостю.

— Хорошо.

— Ты с Демпси связался?

— Он на связи. Хочешь поговорить с ним?

Питт, перегнувшись через Джордино, заговорил в трубку спутникового телефона:

— На проводе Дирк Питт. Вы меня слышите, капитан?

— Говорите, Дирк, я слушаю.

— Ал сообщил вам о том, что мы тут обнаружили?

— Вкратце. Как только вы сообщите, что выживших нет, я уведомлю аргентинские власти.

— Считайте, что сообщил. Я насчитал семнадцать тел, в том числе четыре женских.

— Семнадцать. Вас понял. Какова, по-вашему, причина смерти?

— Нет ответа. Состояние тел не подходит ни под одно описание в моем медицинском справочнике. Придется подождать заключения патологоанатома.

— Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что мисс Флетчер и ван Флит довольно убедительно отмели вирусную инфекцию и химическое заражение в качестве причины смерти пингвинов.

— Всех, кто был на станции, перед смертью рвало. Попросите их как-то объяснить это.

— Возьму на заметку. Есть какие-либо следы второй группы?

— Никаких. Должно быть, экскурсанты остались на судне.

— Очень странно.

— Так что же у нас в остатке?

Демпси громко вздохнул:

— Армада вопросительных знаков.

— По пути сюда мы пролетели над колонией тюленей: уничтожены все до единого. Как далеко распространилась трагедия?

— Британская станция в двухстах километрах к югу от вас на полуострове Ясона и американское круизное судно, стоявшее на якоре в бухте Надежды, сообщили, что не заметили ничего необычного, никаких признаков массовой гибели животных. Если учесть то место в море Уэдделла, где мы обнаружили косяк мертвых дельфинов, то я бы очертил круг смерти диаметром девяносто километров, при том что центр круга приходится на старую китобойную стоянку.

— Мы собираемся поискать «Снежную королеву». Вы не возражаете?

— Валяйте. Только не забудьте про топливо — оставьте в запасе ровно столько, чтобы хватило для возвращения на судно.

— Разумеется. Лично я не любитель подледного плавания, — заверил его Питт и обратился к пилоту: — А ты?

Джордино округлил глаза и энергично затряс головой.

— Ал тоже, — сказал Питт в трубку.

Капитан пожелал им удачи и дал отбой.

Питт и Джордино быстрым шагом покинули станцию.

В вертолете Ал взялся за карту Арктического полуострова.

— Так куда летим?

— Мы поступим правильно, если поищем в районе, вычисленном компьютером «Полярного охотника», — ответил Дирк.

Джордино с сомнением взглянул на друга:

— Но данные анализатора не увязываются с твоей версией, что круизный лайнер вылез на сушу.

— Да, я помню. Анализатор выдал: «„Снежная королева“ ходит кругами далеко за морем Уэдделла».

— Ты не считаешь себя умнее башковитого ящика?

— Какая неожиданная самокритичность! То ли еще будет, — посулил Питт.

— Ну так куда? — повторил Джордино.

— Мы обследуем острова к северу отсюда до самого мыса Разочарования, затем повернем на восток и осмотрим море, пока не встретимся с «Полярным охотником».

Джордино догадался, что его ловит на муху и сажает на крючок самый большой морской проходимец, но все равно заглотнул приманку.

— Не очень-то ты точно следуешь совету компьютера.

— Ты полагаешь?

Джордино почувствовал, как дернулась леска.

— Хотел бы посмотреть, что творится у тебя в мозгах, о повелитель.

— Пожалуйста. Возле колонии тюленей мы не обнаружили ни одного человеческого тела. Значит, судно не высаживало экскурсию на берег. Понимаешь?

— Пока — да.

— Представь себе судно, идущее на север от китобойной стоянки. Беда, чума, или как хочешь это назови, обрушивается до того, как экипаж успевает отправить пассажиров на берег. В этих широтах с их ледовыми полями и айсбергами, плавающими, как кубики льда в чаше с пуншем, капитан ни за что не доверит судно автоматическому управлению. Слишком велик риск столкновения. Он берет управление на себя и становится у электронного штурвала в левом или правом крыле рубки.

— До сих пор все идет гладко, — машинально заметил Джордино. — А что дальше?

— Лайнер курсировал вдоль берега Сеймура, когда на экипаж свалилась беда, — пояснял Питт. — Прочерти линию чуть севернее к востоку на двести километров и пересеки ее дугой в тридцать километров. Теперь скажи, куда ты попал и что за острова лежат по курсу.

Джордино недоверчиво посмотрел на Питта:

— Погоди. Почему компьютер не сделал этого?

— Потому что Демпси больше озабочен ветрами и течениями. К тому же он решил, что люди на «Снежной королеве» погибли. Примерив ситуацию на себя, он предположил, что умирающий капитан, спасая корабль, вырулил в относительно безопасное открытое море.

— Ты считаешь, что все именно так и было?

— Считал, пока не побывал на станции. У аргентинцев едва ли хватило времени, чтобы среагировать на беду, не говоря уже о том, чтобы принять здравое решение. Я думаю, что капитан «Снежной королевы» захлебнулся в собственной блевотине, когда судно шло параллельно берегу. Моряки и туристы умирали, а «Снежная королева» плыла и плыла. В итоге она или уткнулась в какой-нибудь остров, или столкнулась с айсбергом и затонула, или забралась в Южную Атлантику, далеко от известных морских путей.

— М-да, — протянул Джордино. — Профессиональная гадалка отдыхает.

— Рад за нее, — усмехнулся Питт.

Джордино вздохнул и стал прокладывать на карте предложенный курс. Через несколько минут он прислонил карту к приборной панели так, чтобы Питту были видны его отметины.

— Если твоя интуиция верна, то «Снежная королева» осела на одном из трех островков, каждый из которых чуть больше носового платка.

— Как они называются?

— Острова Опасности.

— Звучит как место действия в романе про пиратов.

Джордино полистал справочник по судоходству.

— Кораблям рекомендуется обходить их стороной, — сообщил он. — Высокие береговые базальтовые скалы резко вздымаются из бурных вод. Зачитать перечень судов, которые на этих островках разбились? — Не дождавшись ответа, он очень серьезно посмотрел на Дирка: — Не совсем подходящая песочница для ребячьих игр.

7

От Сеймура до материка море было спокойным и, как зеркало, отражало что ни попадя. Скалистые горы, покрытые снежными мантиями, стояли в ней вершинами вниз. К западу от острова море бороздила армада айсбергов. Ни современных кораблей, ни тем более парусников времен испанского короля Филиппа видно не было. Изделия рук человеческих не оскверняли прекрасный морской пейзаж.

Вертолет обогнул остров Данди, расположенный чуть далее крайней оконечности полуострова. Прямо по курсу мыс Разочарования выгибался в сторону островов Опасности, как высохший палец безносой старухи с косой, указывающей на свою следующую жертву. За мысом пейзаж резко изменился. Зеркальная поверхность вод превратилась в белопенные волны, строем марширующие из пролива Дрейка. Командовал парадом ветер.

Показались острова Опасности. Возле их скалистых откосов ярилось море. Базальтовые берега отличались резкой крутизной, а прочностью такой, что за миллион лет море не сумело их сокрушить. Наверное, потому и ярилось.

— Никакой посудине не протянуть долго в этом бедламе, — сказал Питт.

— И никакого мелководья вокруг, — добавил Джордино. — Судя по карте, глубина достигает тысячи метров.

Они обогнули первый из гряды островков и не заметили остатков кораблекрушения. Джордино повел вертолет к следующей каменной массе.

— Видишь что-нибудь? — спросил Джордино, изо всех сил стараясь ровно держать машину, которую ветер так и норовил разбить о гладкую, будто шлифованную, стену.

— Вижу кипящий котел, куда и любитель экстрима не рискнет сунуться, — пробурчал Питт.

Ал завершил облет второго острова и направился к третьему. Эта глыбища сверху напоминала лицо дьявола: узкие выбоины глаз, острые выступы рожек и бороденки.

— Ну и рожа! — сказал Питт. — Интересно, как называется это страшилище.

— На карте названия островков не указаны, — отозвался Джордино и развернул вертолет.

Питт созерцал захватывающую битву воды с камнем, когда пилот спросил:

— Ты видишь?

— А по-твоему, я ослеп? — удивился Питт.

— Да я не про море. Взгляни прямо по курсу.

Питт присмотрелся к странному образованию, похожему на белую трапецию.

— Тебе не кажется, что это похоже…

— На корабельную трубу, — твердо выговорил Питт. — Если это «Снежная королева», то она, должно быть, вылезла на камни по ту сторону отрога.

Но он ошибся. Круизный лайнер держался на воде в добрых пятистах метрах от островка.

— Целехонек! — заорал Джордино.

— Ненадолго, — урезонил друга Питт. Ему хватило мгновения, чтобы оценить обстановку. Вертолет подлетел ближе к кораблю.

— Вижу тела на палубе, — сдержанно произнес Джордино.

— Я тоже, — откликнулся Питт, начав по привычке считать: — Пять на штурманской палубе, семь на солнечной возле кормы, два в «зодиаке» у сходен…

О том, что все эти люди мертвы, свидетельствовал покрывавший их тонкий саван из снега и льда.

— Еще два оборота, и «Королева» поцелуется со скалой, — заявил Питт. — Придется нам спуститься и как-то развернуть ее.

Джордино отрицательно покачал головой:

— Хитрая посадка, я не готов выполнить этот трюк. Стоит нам сбросить скорость и зависнуть в воздухе, как ветер расправится с нами легче, чем с пушинкой.

Питт отстегнул привязные ремни.

— Тогда ты сторожи автобус, а я вниз на лебедке.

— Знаешь, некоторых людей запихивают в смирительные рубашки, но даже они не такие психи, как ты. Тебя ж мотать будет, как бумажку на ниточке.

— Ты знаешь другой способ попасть на борт?

— Всего один. Но его не одобряет «Дамский домашний журнал».

— Сброс на линкор в деле Лисицы, — припомнил Питт.

— Еще один случай, когда тебе чертовски повезло, — подтвердил Джордино.

Взглянув на Ала, Дирк едва заметно улыбнулся:

— Дай бог не последний.

Питт облачился в гидрокостюм, который должен был защитить его от пронизывающего ветра, пока он будет болтаться под вертолетом, и сохранить жизнь, если вдруг угодит в воду. Затем Питт обтянул себя крест-накрест ремнями и надел шлем с вмонтированным радиопередатчиком. Перебравшись в отсек с лабораторным оборудованием, он проверил микрофон:

— Ты меня хорошо слышишь?

— Слегка размазано на окончаниях, — ответил Джордино. — Но все станет отчетливее, когда спустишься на палубу. А ты меня как слышишь?

— Каждый слог — как бой курантов, — пошутил Питт.

— Посредине лайнера повернуться негде от трубы, передней мачты и кучи всякого штурманского оборудования, а потому сбросить тебя туда я не смогу. Свободное место есть только на носу и на корме. Выбирай. На корме солярий.

— Давай на корму.

Питт опустил щиток на шлеме и надел перчатки. Взял в правую руку пульт дистанционного управления мотором лебедки и левой открыл дверцу бокового люка. Не будь он одет как следует, натиск антарктической стужи в считаные секунды превратил бы его в сосульку. Питт высунулся в проем и стал внимательно разглядывать «Снежную королеву».

Лайнер все ближе и ближе подходил к своей гибели. От скал его отделяло метров пятьдесят. Каменные стены словно притягивали его.

— Сбрасываю скорость, — сказал Джордино.

— Прыгаю, —доложил Питт.

Он нажал кнопку стопора, стравливая трос, и, подождав немного, шагнул в небо.

Порыв ветра подхватил новую игрушку. Питт повис позади подбрюшья вертолета. Шум винта и рев выхлопных газов турбины проникали под шлем. Лайнер казался маленькой моделью самого себя.

— Выхожу на судно, — раздался в наушниках голос Джордино. — Берегись ограждения, оно способно сделать из тебя бефстроганов.

Ал говорил с такой безмятежностью, будто загонял машину в ангар.

— А ты не разбей носик о скалы, — в тон ему посоветовал Дирк.

Теперь все решали глазомер и чутье. Питт опустился на пятнадцать метров, широко раскинул руки, чтобы одолеть силу, водившую его кругами, и настроился на приземление, едва вертолет убавит скорость.

А Джордино потянул ручку газа на себя настолько, насколько позволяли обстоятельства. Еще немного — и вертолет окажется во власти ветра. Ал был опытным пилотом, он налетал тысячи часов, если, конечно, можно было назвать полетом скачки на переменчивых воздушных потоках, и понимал: если удастся удержать курс, то Питт сядет точно посередине солнечной палубы. Позже итальянец будет божиться, что его сносили шесть ветров, дувших с разных сторон. Питт, болтаясь на конце лебедочного троса, только удивлялся, как это вертолету удается сохранять прямое направление.

Скалы вздымались за лайнером, черные, зловещие. От их вида не по себе стало бы самым бравым морякам, а уж про Джордино с Питтом и говорить не стоит: первому совсем не улыбалось разбиться в лепешку, второму не хотелось превратиться в мешок костей.

Они летели к подветренной стороне острова, и ветер ослаб. Джордино почувствовал, что вертушка слушается его беспрекословно, а заодно и судьба. Миг — и круизный лайнер вытянулся перед ним во всей красе; еще миг — и белые надстройки с желтым корпусом исчезли с глаз. Теперь оставалось надеяться, что друг благополучно прибыл в пункт назначения.

Набрав высоту, Джордино перевалил за оледенелый гребень, и ветер в полную силу накинулся на вертолет. Лопасти винта завращались почти в вертикальной плоскости, нимало не стремясь к изяществу. Джордино рывком выровнял машину, развернулся и маятником понесся к лайнеру.

За это время Питт, нажав защелку, освободился от ремней и совершил идеальный прыжок в бассейн, расположенный по центру солярия. Глубина бассейна составляла два метра, так что всплеск получился мощный. Ноги, обутые в сапоги ныряльщика, приросли ко дну, и Питт замер под водой в наклонном положении.

Джордино кружил над лайнером, высматривая Питта. Не заметив друга, он закричал в микрофон:

— Эй, приятель, ты где?

Питт вынырнул и замахал руками:

— Я здесь, в плавательном бассейне.

Джордино ужаснулся:

— Ты упал в бассейн?!

— И, будь моя воля, остался бы в нем, — радостно ответил Питт. — Обогреватель работает, и вода теплая.

— Настоятельно рекомендую тебе, подхватив задницу, бежать на мостик, — проговорил Джордино с убийственной серьезностью. — Лайнер выходит из обратной петли и входит в дальний поворот. Через восемь минут твоего слуха коснется жуткий скрежет.

Питт как ошпаренный выскочил из бассейна и побежал к переднему трапу. Мостик был на верхней палубе. Перемахивая через четыре ступеньки, Питт преодолел трап и ворвался в рулевую рубку.

Штурман лежал на полу, обняв тумбу стола с картами. Питт быстро осмотрел панель системы автоматического управления судном. Несколько драгоценных секунд ушло на поиски цифрового указателя курса. Желтый огонек говорил о том, что электронное управление переключено на ручное.

Питт вылетел из рубки и помчался на правый борт. Пусто. Быстро преодолев рулевую, он переместился на левый борт. Там лежали еще два штурмана. Четвертое тело, принадлежавшее, судя по штормовке и фуражке, капитану, Питт обнаружил около выносной панели управления судном. Тут он понял, почему лайнер, пройдя почти двести километров по прямой, вдруг закружил. Золотая медаль на цепочке выскользнула из-под капитанской штормовки и повисла над панелью управления. Порывы ветра раскачивали ее, и она ударяла по тумблерам. В конце концов медаль стукнула по рычажку, задающему направление, и застряла в положении «Право руля».

Питт приподнял медаль и рассмотрел. На маленьком диске был выгравирован святой Франциск, покровитель моряков. «Жаль, не спас чудотворец капитана», — подумал Питт и заправил цепочку с амулетом под штормовку.

Вот ведь как бывает! Из-за сущего пустяка, по воле обстоятельств, суперсовременный лайнер мог бесследно сгинуть в древних холодных водах.

— Дружище, поторопись, — раздался в наушниках взволнованный голос Джордино. — Минуты через четыре лайнер правым бортом саданет о скалу.

Питт, ругнув себя за промедление, не без страха бросил взгляд на зловещую твердыню, которая, казалось, вознеслась у него над головой. По мере того как «Снежная королева» подходила к острову, волны все сильнее били по корпусу. Они словно сознательно подталкивали судно к катастрофе.

Питт попытался снять тело капитана с панели управления, но оно не поддалось. Ухватив труп под мышки, Питт потянул изо всей силы. Послышался треск. Покойник оторвался от металла, оставив на нем клочки кожи. Питт отшвырнул тело, нашел на панели хромированный тумблер и с натугой передвинул его к отметке «Лево руля».

Спустя тридцать секунд, которые показались Питту вечностью, судно мучительно неторопливо начало уходить в сторону от кипящего прибоя.

Питт задумался, не дать ли левому винту задний ход, чтобы развернуть лайнер по оси, но быстро отказался от этой идеи. Существовала опасность, что «Снежная королева» ударится другим боком.

— Пора прыгать за борт, — предостерег Джордино. — Надеюсь, тебя не прельщает возможность расстаться со мной навсегда.

Питт не ответил. Он заметил рычаги, которые задавали работу двигателям малой тяги на носу и на корме. Обнаружился и блок регулировки оборотов дизелей. Затаив дыхание, Питт установил рычаги малых движков в положение «Лево руля» и рванул ручку блока на «Полный вперед». Механизмы отозвались на команды почти мгновенно. Питт вспотел от облегчения, когда почувствовал вибрацию у себя под ногами.

Зависнув над лайнером, Джордино с замиранием сердца смотрел вниз. С его точки зрения, глупая посудина по-прежнему перла на скалы. Мысленно обругав упрямого Дирка, он произнес:

— Все! Я иду за тобой.

— Держись от меня подальше, — приказал Питт. — Ветер убийственный.

— Ждать дольше — самоубийство. Если ты сейчас спрыгнешь, я тебя подберу.

— Черт возьми!.. — в ужасе воскликнул Питт, и связь прервалась.

8

Гигантская волна припечатала Питта к панели управления. Инстинктивно он задержал дыхание и вцепился в металлическую стойку, стараясь удержаться на месте. Ощущение было такое, будто он попал в неистовый водопад. Все, что он видел сквозь маску на лице, — это лавина пузырьков и пены. Даже в арктическом гидрокостюме он почувствовал уколы миллиона холодных иголочек.

Ухнувшая в водяную яму «Снежная королева» с натугой продралась сквозь хвост волны, уйдя носом метров на десять влево. Судно, похоже, всерьез решило бороться за свою жизнь.

Питт глубоко вздохнул и посмотрел на черные прибрежные скалы: «Боже, доплюнуть можно». И действительно, скалы были так близко, что пена, взбитая прибоем, проливалась дождем на судно. «Снежная королева» шла бок о бок с хаосом.

Питт уменьшил работу кормового малого движка в попытке обойти большую волну. Маневр удался.

— «Королева» поворачивает! — заорал Джордино. — Она поворачивает!

— Из лесу мы еще не выбрались, — откликнулся Питт, с тревогой ожидая пришествия очередного «девятого вала».

Море играло со «Снежной королевой», как кошка с мышкой. Питт нагнулся, спасаясь от лавины брызг, накрывшей мостик. Ударила следующая волна. Лайнер вынесло из пучины так, что корпус стал виден едва не до киля. Двойные винты замолотили по воздуху, каждый как колесо фейерверка. Вздыбившись на мгновение, лайнер рухнул в воду и тут же получил удар от новой волны.

Однако худшее осталось позади. Мышка улизнула от кошки. Лайнер, стряхивая бесконечные валы, упорно удалялся от черной смерти. «Если он и достанется морю, то в другой раз, а скорее всего, упокоится на каком-нибудь корабельном кладбище лет через тридцать, если не больше», — подумал Питт.

Джордино полностью разделял его мнение.

— Ты вытащил его! Ты в самом деле его вытащил! — радостно кричал он, стоя в наушниках.

Питт повис на ограждении мостика, внезапно почувствовав сильную усталость. Только теперь он ощутил боль в правом боку. Гидрокостюм не давал рассмотреть ушибленное место, но Питт и без того знал, что украсился великолепным синяком.

Немного отдохнув, Питт вернулся в рубку и установил рычаги навигационного оборудования таким образом, чтобы «Снежная королева» следовала на юг, в море Уэдделла. Затем он оглянулся на острова Опасности — те стремительно превращались в кучку обкатанных камешков.

Питт вышел на палубу и задрал голову.

— Как у тебя с топливом? — спросил у Джордино.

— Хватит, чтобы дотянуть до «Полярного охотника», и еще несколько литров в запасе.

— Тогда отправляйся в путь.

— Ты что, рассчитываешь за спасение судна получить от страховщиков несколько миллионов баксов?

Питт рассмеялся:

— А ты вправду думаешь, будто адмирал Сэндекер и правительство Соединенных Штатов позволят бедному, но честному чиновнику обогатиться на такую сумму?

— Черт их знает! Могу я тебе чем-нибудь помочь?

— Сообщи Демпси мои координаты и передай, что я готов к свиданию с ним в любом месте по его выбору.

— До скорого.

Джордино взмахнул рукой, отдавая честь. Ему хотелось пошутить над Питтом, приписывая намерение прикарманить лайнер. Но Ал сдержался. Ничего забавного не было в том, что друг оставался один-одинешенек на корабле, полном мертвецов.

Питт, сняв шлем, следил за низким полетом бирюзового вертолета до тех пор, пока машина не скрылась за горизонтом. Проводив Джордино, он перевел взгляд на судно. Сколько времени он озирал безжизненные палубы, трудно сказать. Против воли он все прислушивался, не раздастся ли какой-нибудь звук, помимо плеска волн и ровного гудения двигателей; все ждал, не зашевелится ли что-нибудь вокруг, кроме полотнищ на флагштоках. Но не напрасные чаяния долго приковывали его к месту. Ему жуть как не хотелось заходить в каюты и прочие корабельные помещения. Он был сыт по горло видом скрюченных тел.

Наконец набравшись мужества, Питт вернулся в рулевую рубку, вдвое уменьшил обороты двигателей, ввел нужные координаты в навигационный компьютер, включил систему автоматического управления ходом лайнера, соединив ее с радаром, чтобы судно могло самостоятельно маневрировать, когда понадобится обойти встречный айсберг, и тронулся в страшный путь.

Десять матросов погибли, занимаясь штатной работой: покраской переборок и проверкой спасательных шлюпок. Восьмерых пассажиров смерть настигла, когда они любовались девственными красотами побережья…

В каюте класса люкс на кровати лежала пожилая женщина. Питту показалось, что она спит, и он кончиками пальцев коснулся ее шеи. Тело было холодным как лед.

«Решится ли после случившегося хоть кто-то когда-нибудь купить билеты на „Снежную королеву“? — подумал Питт. — Или, наоборот, трагедия станет приманкой для тьмы ненормальных, жаждущих приключений за гранью рассудка?»

Он вышел в коридор — и остолбенел. Издалека доносилась музыка. Это была знакомая ему старая джазовая пьеса под названием «Милая Лоррейн». Звуки фортепьяно пропали так же внезапно, как возникли. «Почудилось», — сообразил Питт и побрел дальше.

Генераторы энергии снабжали судно освещением и теплом. Питту стало жарко в гидрокостюме, и он разделся. «Надеюсь, мертвые меня простят за то, что я в одном теплом нижнем белье разгуливаю», — грустно улыбнулся он.

На кухне вокруг плит и разделочных столов лежали повара, подсобные рабочие и официанты. Кухня походила на склеп. Инстинкт самосохранения дал сбой, и Питт, почувствовав дурноту, припустил к лифту.

В обеденном салоне никого не было.

Серебряные приборы и безукоризненно чистые скатерти не дождались ни блюд, ни пассажиров. Питт заглянул в меню: морской окунь, антарктическая ледяная рыба, зубатка, стейк из телятины… Питт закрыл картонку с эмблемой туристической компании и собрался уходить, но вдруг заметил нечто совершенно невозможное.

На столике, расположенном возле иллюминатора, стояли тарелки с остатками еды. Питт воззрился на лужицу супа из креветок и половину булочки с маслом. «Привидение», — мелькнула мысль. Правда, раньше ему не приходилось читать или слышать о том, что призраки нуждаются в пище. Но с другой стороны, и о заразе, в одночасье прикончившей массу живых существ, он тоже ничего не знал.

Покинув обеденный салон, озираясь через плечо, Питт миновал сувенирный магазинчик и направился в салон отдыха.

Кресла и столики подковой огибали небольшую деревянную площадку для танцев. За площадкой стоял концертный рояль фирмы «Стейнвей». Пол устилали трупы пассажиров и молодой официантки, уткнувшейся в поднос. Некоторые лежали обнявшись. «В бедности и богатстве, в болезни и добром здравии, пока смерть не разлучит нас», — вспомнил Питт слова брачной клятвы и сглотнул комок, подступивший к горлу.

На ковре, в углу салона находилось тело женщины лет тридцати — тридцати пяти. Подбородком она уперлась в колени, руками обхватила голову. Одетая в модный кожаный жакет с короткими рукавами и шерстяные брюки, она выглядела как живая.

У Питта по спине пробежал холодок, сердце зачастило. Уже обманутый дамой в каюте люкс, Питт неуверенно подошел к молодой пассажирке и коснулся подушечками пальцев ее щеки. Волна несказанной радости окатила его: щека была теплой. Питт слегка тряхнул женщину за плечо. Ее веки медленно разомкнулись.

Секунду-другую женщина смотрела на Питта как слепая, а потом вскочила на ноги и, обвив руками его шею, выдохнула:

— Живой!

— Похоже, вы тоже, — ласково улыбнулся Питт.

Женщина резко отстранилась:

— Нет, этого не может быть. Все умерли.

— На лайнере, но не в мире, — успокоил ее Питт.

У женщины были темно-рыжие волосы, большие карие глаза, покрасневшие от рыданий, высокие скулы и четко очерченные полные губы. Фигура — под стать красивому лицу. «Топ-модель», — мелькнуло у Питта в голове.

Женщина смерила его недоуменным взглядом:

— А что, теперь принято ходить в одних кальсонах?

— Смотря где, — смутился Питт.

— Бред, — прошептала женщина и начала завалиться на бок.

Питт подхватил ее, усадил в кожаное кресло и отправился к бару. Зайдя за стойку, он перешагнул через бездыханное тело бармена, взял с зеркальной полки бутылку виски с этикеткой «Джек Дэниелс» и налил в стакан.

— Выпейте.

— Я не пью, — отказалась женщина.

— Считайте это лекарством. Просто глотните несколько раз.

Выпив и не закашлявшись, женщина сморщилась так, будто легкий, как летний поцелуй, напиток обжег ей горло. Хватанув несколько раз воздух открытым ртом, она заглянула в направленные на нее зеленые глаза и поняла, что Питт ей сочувствует.

— Меня зовут Дейрдра Дорсетт.

— А меня Дирк Питт. Вот и познакомились. Теперь расскажите о себе. Вы из числа пассажиров?

Она покачала головой:

— Я тут по развлекательной части. Пою и музицирую.

— Так это вы играли «Милую Лоррейн»?

— Считайте это реакцией на повальную смерть и на мысль, что мой черед недалек.

— Где вы были, когда произошла трагедия?

Дейрдра Дорсетт с болезненным вниманием уставилась на трупы.

— Дама в красном платье и седоватый мужчина отмечали с друзьями золотую свадьбу. За ночь до вечеринки на кухне вырезали изо льда сердце и купидончика, чтобы поместить их посреди чаши с пуншем. Пока Фред… — Она запнулась. — Он был тут барменом, открывал шампанское, а Марта, официантка, ходила на кухню за хрустальной чашей, я вызвалась принести ледяные украшения из большого холодильника.

— Вы были в холодильнике?

Она кивнула.

— Не помните, вы за собой дверь закрыли?

— Она автоматически закрывается.

— И что было потом?

Дейрдра зажмурилась и прижала к глазам ладони:

— В холодильнике я пробыла всего несколько минут. А когда вернулась в салон, увидела, что все мертвы.

— Сколько в точности минут? — мягко спросил Питт.

Она покачала головой и выговорила сквозь прижатые к лицу руки:

— Зачем вы задаете все эти вопросы? Вы следователь?

— В кальсонах, — усмехнулся Питт. — Нет, я не следователь. Но, прошу вас, ответьте, это важно.

Медленно убрав руки от лица, Дейрдра уставилась отсутствующим взглядом на столик.

— Я не знаю в точности, сколько времени там провела. Помню только, что завернула ледяные фигуры в полотенце, чтобы они не растаяли, пока я буду их нести.

— Вам очень повезло, — сказал Питт. — Классический пример нахождения в нужном месте в нужное время. Выйди вы из холодильника пораньше, вас бы уже на свете не было. И вам вдвойне повезло, что я оказался на борту этого лайнера.

— Вы из команды? Что-то я вас прежде не видела.

— И не могли. Я с корабля «Полярный охотник», участвую в научной экспедиции. Мы нашли группу ваших туристов на острове Сеймур.

— Это, должно быть, группа Мэйв Флетчер, — тихо сказала Дейрдра. — Полагаю, они все тоже погибли.

— Нет, за исключением двух туристок и матроса, все живы и здоровы.

На лице Дейрдры за мгновение отразились изумление, гнев и радость. Никакой актрисе с Бродвея не удалось бы так передать бурю чувств, всколыхнувших душу этой женщины.

— Слава богу, Мэйв в порядке, — услышал Питт.

В иллюминатор салона проник солнечный свет и заиграл на медных волосах. Питт уловил запах духов Дейрдры и почувствовал к ней влечение. «С ума сошел! — осадил он себя. — Нашел подходящий случай!» Он отвернулся, опасаясь, что красавица заметит его неуместный восторг.

— Кто, — спросила она, — вернее, что убило всех этих людей?

Питт мысленно пересчитал лежащие на ковре трупы.

— До конца не уверен, — произнес он мрачным тоном, — но кое-какие соображения у меня есть.

9

Питт чувствовал себя полной развалиной, когда «Полярный охотник» показался светящейся точкой на экране радара, а четким силуэтом — по правому борту с носа. Тщетно обследовав остальные отсеки «Снежной королевы», он лишь на двадцать минут прикорнул в кресле. Есть люди, которых бодрит и краткий отдых. Питт не принадлежал к их числу. Двадцати минут дремы ему было мало для того, чтобы воспрянуть душой и телом после двадцати четырех часов напряженной деятельности.

«Стар я уже, — думал он, стоя в рулевой рубке. — Это в молодости можно было круглые сутки сражаться с бушующим морем и оставаться свежим как огурчик». Судя по ноющим мышцам и боли в суставах, он был уверен: с тех пор прошло как минимум сто лет.

Слишком долго он пахал на Национальное подводное и морское агентство и адмирала Сэндекера. Пришла пора поменять работу, выбрать что-нибудь необременительное — например, заняться плетением шляп из пальмовых листьев на Таити или заделаться коммивояжером по продаже противозачаточных средств. «Последнее особенно полезно для развития ума», — усмехнулся Питт и перевел тумблер системы автоматического контроля в положение «Всем стоп». Затем он радиограммой сообщил Демпси, что заглушил машины, и попросил прислать на борт «Снежной королевы» команду, способную управлять круизным лайнером. После этого он взялся за телефон и вызвал по спутниковой связи адмирала Сэндекера.

Дежурный в НУ МА сразу же переключил его на личную линию Сэндекера. Хотя Питта и адмирала разделяла треть земного шара, часовая стрелка в Антарктике всего на час опережала часовую стрелку в Вашингтоне.

— Добрый вечер, адмирал.

— Давно пора было голос подать.

— Тут у нас дела круто пошли.

— Мне пришлось из вторых уст, от Демпси, узнавать, как вы с Джордино разыскали и спасли круизный лайнер.

— Хочу сообщить вам подробности.

— Вы встретились с «Полярным охотником»?

Сэндекер был скуп на похвалы.

— Да, сэр. Капитан Демпси всего в нескольких сотнях метров от меня по правому борту. Он высылает катер, чтобы доставить на борт «Снежной королевы» спасательную команду и взять единственную живую пассажирку.

— Сколько жертв?

— Я обнаружил всех, кроме пяти членов экипажа. Судя по списку пассажиров, найденному в каюте казначея, и реестру экипажа из каюты первого помощника, погибли сто восемьдесят человек из двухсот двух.

— Сто восемьдесят?

— Да. Включая пропавших без вести.

— Поскольку судно принадлежит австралийцам, их правительство начинает масштабное расследование обстоятельств, приведших к трагедии. Фирма «Рупперт энд Саундерс», владеющая круизным лайнером, зафрахтовала в авиакомпании «Квонтас» реактивный самолет для переброски спасенных людей с аэродрома британской станции в Сидней.

— Что будет с телами погибших?

— Британцы заморозят их и доставят в Австралию военно-транспортным самолетом.

— А что будет со «Снежной королевой»?

— «Рупперт энд Саундерс» отправляет на самолете судовую команду, чтобы вернуть лайнер в Аделаиду, и бригаду следователей, чтобы выяснить причину трагедии до того, как судно прибудет в порт.

— Вы должны потребовать открытый контракт на спасение. НУМА может получить не меньше двадцати миллионов долларов за спасение судна от несомненного бедствия.

— Положено нам или не положено, только мы гроша ломаного не возьмем за спасение лайнера. — Питт уловил бархатные нотки удовольствия в голосе Сэндекера. — Мы вдвое больше получим от льгот и участия австралийского правительства в научных проектах.

— Никколо Макиавелли мог бы кое-чему у вас поучиться, — вздохнул Питт.

— Думаю, для тебя небезынтересно будет узнать, что в вашем районе за последние сорок восемь часов не зафиксировано ни одного странного случая гибели рыб или морских животных. Похоже, смертное поветрие переместилось к островам Фиджи. Оттуда поступают сообщения об огромном количестве рыб и морских черепах, вынесенных на берег.

— Зараза даром времени не теряет.

— М-да… — грустно подтвердил Сэндекер. — Если мы не сумеем быстро выявить причину эпидемии и устранить ее, то станем свидетелями катастрофы планетарного масштаба. Морская фауна находится на грани уничтожения.

— По крайней мере, мы знаем, что это не красная волна, — утешил себя и Сэндекера Питт. — Помните ее взрывное распространение по течению Нигера?

— Еще бы! С тех пор как мы закрыли зловредный мусорный завод в Мали, датчики в верховьях и низовьях реки не отмечают никаких признаков переработанной синтетической аминокислоты и кобальта, которые и создавали проблему.

— Есть у ваших лабораторных гениев предположения на этот раз? — поинтересовался Питт.

— Мне о них пока неизвестно. Мы надеемся на ваших гениев на борту «Полярного охотника».

— Если биологи и сделали какие-то выводы, то держат в тайне от меня.

— А у тебя самого есть соображения на сей счет? — вкрадчиво спросил Сэндекер. — Что-нибудь вкусненькое на поживу псам из новостных агентств. У меня здесь околачивается стая голов в двести.

Тень улыбки промелькнула во взгляде Питта. Они с адмиралом давно условились не обсуждать серьезные вопросы по спутниковому телефону. Разговоры, идущие через атмосферу, так же легко подслушать, как и беседы по старым добрым проводным линиям. Упоминание о репортерах призывало к осторожности.

— Что нынче пишут в прессе? — беззаботным тоном спросил Питт.

— О корабле мертвых из антарктического треугольника.

— Вы шутите?

— С удовольствием вышлю тебе по факсу парочку статеек.

— Боюсь, моя гипотеза разочарует читающую публику.

— Тогда начни с меня.

Питт замолчал, подбирая слова.

— Я понимаю, это звучит сомнительно… да, сомнительно звучит, но, по-моему, во всем виноват вирус, который переносят воздушные потоки, — наконец произнес он.

— Вирус, — машинально повторил Сэндекер. — Не очень-то оригинальная идея.

— Чем богаты, тем и рады.

— Ну что ж, — смиренно вздохнул Сэндекер, — придется доверить расследование ученым. Они, по-видимому, лучше владеют ситуацией, чем ты.

— Простите, адмирал, мне сейчас не до размышлизмов.

— Судя по голосу, ты очень устал. Желаю хорошо выспаться на борту «Полярного охотника».

— Благодарю вас за понимание.

— Всегда с нашим удовольствием.

В трубке щелкнуло, и связь прервалась.

Дейрдра Дорсетт на крыле мостика «Снежной королевы» изо всех сил махала руками. Ее голос звенел над убывающим расстоянием между двумя кораблями.

Мэйв, стоя у бортового ограждения «Полярного охотника», обводила взглядом палубы круизного лайнера. Наконец она обнаружила ту, что звала ее по имени.

— Дейрдра?! — не поверила она своим глазам.

— Я! Я! — запрыгала Дорсетт.

— Ты… здесь… Откуда?

— О, Мэйв, ты не представляешь, как я рада видеть тебя живой!

— И я рада, что ты не умерла.

— Ты здорова?

— Обморозилась слегка.

Мэйв сделала знак матросам, спускавшим на воду катер.

— Я с вами. Дейрдра! — снова крикнула она. — Я встречу тебя у трапа.

— Я жду!

Дейрдра с улыбкой зашла в рулевую рубку, где Питт переговаривался по радио с Демпси. Он, улыбнувшись, кивнул красавице и попрощался с капитаном.

— Демпси говорит, что Мэйв уже на пути к нам.

— Она удивилась, увидев меня.

— Какое счастливое совпадение, — сказал Питт. — Из всего экипажа «Снежной королевы» уцелели вы двое и оказались подругами.

Дейрдра пожала плечами:

— Нас вряд ли можно назвать подругами.

Питт с любопытством заглянул в карие глаза, которые сверкали почти на уровне его глаз:

— Что, недолюбливаете друг друга?

— Дурная кровь сказывается, мистер Питт, — нехотя объяснила Дейрдра. — Дело в том, что, несмотря на разные фамилии, Мэйв и я — родные сестры.

10

Море было спокойным, когда «Полярный охотник» и «Снежная королева» бросили якоря прямо напротив британской исследовательской станции. Демпси с мостика отдавал распоряжения малочисленной команде на борту круизного лайнера.

Питт с трудом держался на ногах от недосыпа. Ал с первого взгляда понял, в каком он состоянии, и скоренько налил ему чашку кофе. Питт с признательностью принял подношение, глотнул подернутый парком напиток и уставился на небольшой самолет, который с ревом приближался к кораблю.

Не успели лапы якоря «Полярного охотника» как следует уцепиться за дно бухты, как представители «Рупперт энд Саундерс» высадились на палубу. Уже через несколько минут они добрались до мостика, где их поджидали Питт, Демпси и Джордино. Крупный розовощекий мужчина широко улыбнулся.

— Капитан Демпси?

Демпси шагнул вперед:

— Это я.

— Капитан Йен Райан, руководитель спасательной операции компании «Рупперт энд Саундерс».

— Рады приветствовать вас на борту, капитан.

— Мы прибыли, чтобы принять командование «Снежной королевой».

— Она в полном вашем распоряжении, капитан. Если можно, отправьте мою команду домой на вашем катере.

По обветренному лицу Райана скользнула тень облегчения. Ситуация была деликатная. По закону Демпси имел право распоряжаться спасенным судном как заблагорассудится.

— Я верно вас понял, сэр? Вы отказываетесь от «Снежной королевы» в пользу «Рупперт энд Саундерс»?

— НУМА не занимается спасательным бизнесом, капитан. У нас нет желания завладеть «Снежной королевой».

— По просьбе дирекции компании выражаю вам глубочайшую благодарность за все, что вы сделали для наших пассажиров и судна.

Демпси указал на Питта и Джордино:

— Благодарите их. Эти джентльмены нашли туристов на острове Сеймур и не позволили лайнеру разбиться о скалы островов Опасности.

Райан с чувством пожал руку Питту, затем Джордино:

— Замечательное достижение, совершенно замечательное. Уверяю вас, «Рупперт энд Саундерс» не останется перед вами в долгу. Ее признательность будет в высшей степени щедрой.

Питт с показным сожалением покачал головой:

— Мы получили указание из штаб-квартиры НУМА, от адмирала Джеймса Сэндекера. Нам запрещено принимать какое-либо вознаграждение за спасение «Снежной королевы».

Райан даже побледнел.

— Ничего, совсем ничего?

— Ни единого цента, — отчеканил Питт, с трудом сдерживаясь, чтобы не закрыть будто свинцом налившиеся веки.

— Как это чертовски благородно с вашей стороны! — воскликнул Райан. — Неслыханно! Уверен, наши страховщики будут в каждую годовщину этой трагедии поднимать бокалы за ваше здоровье.

Демпси жестом остановил восторженное словоизвержение:

— Коль скоро речь зашла о бокалах, капитан Райан, не выпить ли нам у меня в каюте?

Райан оглянулся на подчиненных:

— Приглашение распространяется и на них?

— Ну разумеется! — с дружеской улыбкой воскликнул Демпси.

— Вы спасли наш лайнер, вы вызволили наших клиентов из беды, и теперь вы нам ставите выпивку. Если не возражаете, то я так скажу, — произнес Райан голосом, который шел, казалось, от самых его сапог. — Вы, янки, чертовски странные люди.

— В общем-то, нет, — возразил Питт. — Просто мы никудышные ловцы удачи.

Питт, исключительно по въевшейся привычке, принял душ и побрился. Затем как сомнамбула доковылял до своей королевских размеров кровати (а других на корабле и не было) и рухнул поверх одеяла.

Отключившийся мозг не воспринял стук в дверь каюты. Обычно вскакивавший на любой, самый незначительный звук, Питт не проснулся, даже когда стук повторился. И уж конечно, он не слышал, как Мэйв медленно открыла дверь, миновала крохотную прихожую и тихо спросила:

— Мистер Питт, вы тут?

Мэйв хотела вместе с Питтом отметить свое спасение. В руке она держала бутылку выдержанного коньяка «Реми Мартин», подаренную Джордино.

Не дождавшись ответа, Мэйв решила удалиться, но вдруг почувствовала прилив любопытства. Не зная, как поступить, она посмотрела в зеркало, висящее на стене. Щеки горели, словно у проказливой девчонки. «Стыдно, — сказала Мэйв этой дурочке. — Разве можно закатываться к полузнакомому мужчине без приглашения? Папаша наверняка осудил бы твой каприз».

Отец Мэйв, по натуре деспот, не терпел проявления своеволия у близких. Он был крайне возмущен тем, что жена родила ему девочек, готовых растранжирить семейные богатства, а не мальчиков, способных сохранить и приумножить их. Со всей энергией, отпущенной природой, он принялся ломать дочерей, прививать им мужские черты характера.

В восемнадцать лет Мэйв могла ударом ноги послать футбольный мяч дальше, чем большинство ребят из ее группы в колледже. Однажды она прошлась от Канберры до Перта в сопровождении только собаки, прирученной динго. Она думала, что отец восхитится ее подвигом, а он сослал своевольницу на семейные копи, работать бок о бок с забойщиками и взрывниками. Обиженная, Мэйв сбежала в Мельбурн и поступила в университет. Отец и пальцем не шевельнул, чтобы вернуть ее в лоно семьи. За все годы обучения она не получила от него ни пенни. Но Мэйв не пала духом. Она влюбилась в восхитительно загорелого, ладно скроенного и крепко сшитого парня с нежными серыми глазами, сына владельца овцеводческого ранчо. Смеясь и ссорясь, они прожили вместе год. При расставании, которое было неизбежно, Мэйв умолчала о своей беременности.

Мэйв поставила бутылку на столик и увидела пухлый кошелек из телячьей кожи. «Ох, погубит меня любопытство», — подумала она и раскрыла бумажник. Перебрав кредитные, визитные и членские карточки, два незаполненных чека и сто двадцать три доллара, она удивилась отсутствию фотографий. «Неужели Дирк одинок?» Положив бумажник рядом с бутылкой, она обозрела другие предметы на столике: потертые глубоководные часы с оранжевым циферблатом на тяжелом браслете из нержавеющей стали и связку ключей от дома и от машины.

«И все-таки этого мало, чтобы составить представление о человеке», — решила она и двинулась дальше.

В душевой стоял легкий запах мужского лосьона после бритья. Мэйв почувствовала знакомое томление. После сероглазого парня у нее были мужчины, но все они исчезли — кто по ее требованию, кто по собственному почину.

— Мистер Питт, — снова позвала она, но не громче прежнего. — Вы здесь?

Она перешла в следующий отсек и застыла как вкопанная.

Питт лежал на кровати, вытянув ноги и скрестив руки на груди, как в гробу. Мэйв облегченно вздохнула, заметив, что руки равномерно поднимаются и опускаются.

«Спит, — подумала она. — Ну и пусть».

Она пробежала глазами по его телу. Оно было крепким и гладким. Плечи широкие, живот плоский, бедра узкие. Мускулы на руках и ногах в меру обозначены. Этот мужчина был слеплен из того же теста, что и те, с которыми она состояла в интимной близости, но ни один любовник не вызывал у нее столь страстного желания. Ей даже показалось, что она никого никогда по-настоящему не любила — просто заводила интрижки назло отцу. В сущности, он продолжал руководить ее жизнью. Она и от аборта отказалась, чтобы только ему досадить.

Мэйв сходила в душевую, взяла полотенца и прикрыла чресла Питта. «Мало ли кто еще войдет в каюту», — подумала ревниво.

И как накликала.

— Любуешься, сестричка? — раздался у нее за спиной тихий хрипловатый голос.

Мэйв резко обернулась. В дверном проеме, опираясь плечом о косяк и покуривая сигарету, стояла Дейрдра.

— Ты что тут делаешь? — прошипела Мэйв.

— Удерживаю тебя от соблазна.

— Очень смешно.

Мэйв за руку вывела непрошеную опекуншу на палубу и осторожно прикрыла за собой дверь.

— Ты зачем таскаешься за мной? Почему не отправилась в Австралию?

— Я у тебя могла бы то же самое спросить, дорогая.

— Научные сотрудники попросили меня задержаться.

— А я осталась, чтобы помириться с тобой.

— Врешь.

— Признаюсь, были и другие соображения.

— Как это нам удалось разминуться на «Королеве»?

— Я не выходила из каюты. У меня было расстройство желудка.

— Опять врешь! — выпалила Мэйв. — Ты здоровая как лошадь. Не припомню, чтобы ты когда-нибудь болела.

Дейрдра затянулась и щелчком отбросила окурок в море.

— Скажи, тебя не удивило мое спасение?

Мэйв, сбитая с толку, посмотрела сестре в глаза:

— Ты же в холодильнике была.

— Ага, старичью ангелочка доставала! Веришь?

— Тогда где ты была?

— В холодильнике. Но не ради этих старперов. А ты, думаешь, случайно оказалась в пещере?

— К чему ты клонишь?

— Сейчас поймешь. Но сначала немного розовых соплей. Семья по-прежнему тебя любит. Да-да, и папочка. Он, конечно, разозлился, когда ты выскочила из его кабинета, клянясь никогда в жизни не видеть никого из нас. А уж когда узнал, что ты официально поменяла его фамилию на прабабкину, совсем обезумел. Но человеческое сердце отходчиво. Он беспокоился о тебе, следил за каждым твоим шагом.

Мэйв хмыкнула:

— Небось боялся, что я расскажу кому следует о его грязных махинациях.

— Какими бы специфическими средствами он ни пользовался, все было для нашего блага. Для твоего, Боудикки и моего.

— Боудикка! — бросила Мэйв. — Дьявол во плоти.

— Думай как хочешь, — бесстрастно отозвалась Дейрдра, — только Боудикка всегда заботилась о наших с тобой интересах.

— Если ты этому веришь, значит, ты еще большая дурочка, чем я считала.

— Именно Боудикка уговорила папочку сохранить тебе жизнь.

— Сохранить мне жизнь? Каким образом?

— А кто, по-твоему, уговорил капитана отправить тебя на берег с первой экскурсией?

— Ты?

— Я. Меня для того и послали в этот поганый круиз.

— Нет, погоди. Была моя очередь сходить на берег.

Дейрдра покачала головой:

— Ошибаешься. Ты должна была сопровождать вторую группу экскурсантов.

В голосе Дейрдры засквозил холодок.

— Папочкины люди рассчитали, что феномен проявит себя, когда ты с туристами будешь в пещере.

Мэйв показалось, будто у нее палуба уходит из-под ног, от щек отлила кровь.

— Они не могли предугадать такое событие, — задыхаясь, пролепетала она.

Дейрдра пренебрежительно пожала плечами:

— Тогда с какой стати я вместо официантки пошла в холодильник?

— Значит, отец знал все заранее, — сказала Мэйв, привыкая к жуткой новости.

Сестрица обнажила зубы в злой улыбке.

От ярости Мэйв содрогнулась всем телом.

— Тогда почему он не предотвратил массовую гибель?!

— У папочки есть дела поважнее, — спокойно объяснила Дейрдра.

Мэйв сжала кулаки:

— Клянусь Богом, вы ответите за свое бессердечие!

— Собираешься предать семью?

— Можешь не сомневаться!

Дейрдра прищурилась:

— Да, верю, ради спасения человечества ты способна предать нас. А как насчет сыновей?

— Шона и Майкла вам не найти!

— Это в Перте-то? — притворно удивилась Дейрдра.

Мэйв онемела.

— Учитель — Холлендерс, кажется, его фамилия — хороший человек, но излишне доверчивый. Боудикка легко уговорила его отпустить близнецов на пикник.

У Мэйв от ужаса прорезался голос.

— Они у вас?

— Мальчики? Разумеется.

— Что вы с ними сделали?

— Отвезли на свой остров. Папочка учит их там торговать алмазами. Да не волнуйся ты. Худшее, что может с ними случиться, — это какая-нибудь травма. Ты лучше других знаешь, чем грозят детям игры возле карьеров. А так со временем твои мальчишки станут невероятно богатыми и могущественными людьми.

— Вроде нашего папочки?! — выкрикнула Мэйв, трясясь от ярости и страха. — По мне, лучше бы им умереть.

— Может и такое случиться, — ласково посулила Дейрдра. — Держи язык за зубами, если не хочешь, чтобы твое опрометчивое желание исполнилось. Домой полетим вместе. — Она пошла было прочь, но оглянулась. — Думаю, ты убедишься, как умеет папочка прощать тех, кто искренне раскаивается в своих заблуждениях.

ЧАСТЬ II ОТКУДА ИСХОДЯТ ГРЕЗЫ

11

Адмирал Сэндекер редко пользовался конференц-залом управления: приберегал для членов конгресса и почтенных ученых. Решать внутренние дела НУМА он предпочитал в другом помещении, рядом со своим кабинетом. Там было удобно, можно было проводить неформальные, закрытые для посторонних ушей встречи с директорами НУМА. Частенько Сэндекер превращал это помещение в столовую: он сам и директора располагались в кожаных креслах вокруг трехметрового стола, изготовленного из куска деревянного корпуса шхуны, поднятой со дна озера Эри; толстый бирюзовый ковер и камин, облицованный в викторианском стиле, дополнительно создавали ощущение комфорта.

В отличие от других помещений, соответствующих по дизайну стенам из зеленоватого стекла, устремленным ввысь, этот зал выглядел так, будто его перенесли в штаб-квартиру НУМА прямо из старинного лондонского клуба для джентльменов. Стены и потолок были обшиты панелями из шелковистого тикового дерева, в резных рамах висели картины с изображением событий, примечательных для Военно-морского флота Соединенных Штатов. Вот полотно, подробно рассказывающее об эпическом сражении между Джоном Полом Джоунзом на скудно вооруженном «Бравом Ричарде» и новым британским пятидесятипушечным фрегатом «Серапис». На картине рядом почтенный американский фрегат «Конститьюшн» метким огнем заваливает мачты на британском фрегате «Ява». На противоположной стене броненосцы времен Гражданской войны «Монитор» и «Виргиния» (более известный под названием «Мерримак») ведут ожесточенный огонь. Капитан первого ранга Дьюи, уничтоживший испанский флот в Манильском заливе, и пикирующие бомбардировщики, взлетевшие с авианосца «Интерпрайз» на бомбежку японского флота во время битвы у атолла Мидуэй, висят бок о бок. Только картина над камином не изображает морское сражение. Это портрет Сэндекера в капитанской форме; под ним на каминной полке в застекленном футляре — модель последнего корабля, которым командовал адмирал, ракетного крейсера «Таксон».

После того как Сэндекер вышел в отставку, тогдашний президент Соединенных Штатов предложил ему возглавить новое правительственное учреждение. Начав с аренды складских помещений и штата из дюжины человек (Питт и Джордино в их числе), Сэндекер превратил НУМА в огромную организацию, вызывавшую зависть у океанографических институтов во всем мире. В ней работали две тысячи сотрудников. НУМА имело огромный бюджет, который редко подвергался сомнению у членов конгресса.

Сэндекер боролся с надвигающейся старостью. На седьмом десятке лет он совершал длительные пробежки, занимался со штангой и проделывал всевозможные упражнения, до пота и сердцебиения. О результатах усиленной тренировки и строгой диеты красноречиво свидетельствовала поджарая фигура. Он был чуть выше среднего роста. Огненно-рыжие волосы, коротко постриженные и приглаженные, распадались с левой стороны; пробор был тонюсенький, как лезвие бритвы. На худощавом узком лице выделялись пронзительные светло-карие глаза и бородка клинышком.

У Сэндекера имелась единственная слабость — сигары. Он выкуривал в день по десять штук, свернутых особым образом из специально отобранных листьев. В комнате совещаний он появился, дымя сигарой.

Милостиво улыбнувшись присутствующим, Сэндекер сказал:

— Прошу прощения, джентльмены. Вызвать вас в столь позднее время меня вынудили чрезвычайные обстоятельства.

Хайрем Йегер, руководитель компьютерной сети НУМА и хранитель самой обширной в мире базы данных о море, откинулся на спинку кресла и кивнул Сэндекеру. Как только возникала задача, требовавшая немедленного решения, адмирал в первую очередь обращался к нему. Йегер с женой и дочерьми жил в богатом районе столицы и разъезжал на «БМВ» ручной сборки. На совещание он пришел в смокинге.

— Выбор был такой: либо откликнуться на вашу просьбу, — сказал он, качаясь на задних ножках кресла, — либо вести жену на балет.

— И так и так ты проиграл, — рассмеялся Руди Ганн, директор-распорядитель НУМА и второй человек в иерархии управления.

Как и Йегер, Ганн служил у Сэндекерапалочкой-выручалочкой. Этот человек обладал недюжинным организаторским талантом. Он настороженно смотрел сквозь толстые стекла очков в роговой оправе и тем напоминал сову, выжидающую, когда под ее деревом пробежит мышь-полевка.

Сэндекер уселся во главе стола, стряхнул пепел сигары в морскую раковину и разложил карту Антарктического полуострова. На карте был нарисован круг, вблизи него краснели пронумерованные крестики. Сэндекер постучал пальцем по карте:

— Джентльмены, всем вам известно о трагическом случае на море Уэдделла. Первое — положение «Полярного охотника» в момент обнаружения мертвых дельфинов; второе — место гибели тюленей у южных Оркнейских островов; третье — остров Сеймур, место массовой гибели пингвинов и тюленей, и четвертое — приблизительное положение «Снежной королевы», когда грянула беда.

— Круг километров девяносто в диаметре, — на глазок определил Йегер.

— Ничего хорошего, — заметил Ганн, и глубокая складка прорезала его лоб. — Это в два раза больше, чем гибельная зона возле острова Чирикова в юго-западной части залива Аляска.

— По примерным подсчетам, в тот раз погибло более трех тысяч морских львов и пять рыбаков, — сказал Сэндекер, взял со стола пульт управления, направил его на противоположную стену и нажал кнопку.

С потолка медленно опустился большой экран. Адмирал нажал другую кнопку, и на экране возникло трехмерное изображение карты Тихого океана. Голубые светящиеся шары, в которых как живые двигались рыбы и млекопитающие, располагались в разных местах карты. В шаре над Сеймуром и в том, что был возле Аляски, мельтешили люди.

— Еще три дня назад, — продолжил Сэндекер, — все отмеченные зоны находились в Тихом океане. Теперь у нас появилась новая зона — в Южной Атлантике.

— Таким образом, речь идет о восьми проявлениях некой смертоносной силы за минувшие четыре месяца, — заметил Ганн. — Частота нарастает.

Сэндекер внимательно посмотрел на свою сигару:

— И ни единого намека на источник.

— Если кто от этого и расстраивается, так это я, — сказал Йегер, беспомощно воздев ладони. — Я опробовал сотню компьютерных программ. Ни одна не подходит к решению загадки. Никакое известное заболевание, никакое химическое загрязнение не способно выскакивать невесть откуда, перемещаться на тысячи миль и бесследно исчезать.

— У меня над этой задачей бьются тридцать ученых, — сообщил Ганн, — и пока все они спотыкаются на ключе, позволяющем распознать источник.

— Есть что-нибудь от патологоанатомов, исследовавших тела пяти рыбаков, которые береговая охрана нашла на судне неподалеку от острова Чирикова? — спросил Сэндекер.

— Предварительное вскрытие не выявило поражения тканей ядом или инфекцией. Как только полковник Хант завершит работу над отчетом в Военно-медицинском центре имени Уолтера Рида, я попрошу его с вами связаться.

— Черт побери! — взорвался Сэндекер. — Что-то же их убило! Шкипер умер в рулевой рубке — его руки сжимали штурвал. Остальные погибли на палубе, готовясь к подъему сетей. Просто так, без причины двадцати-тридцати лет от роду люди замертво не падают.

Йегер согласно кивнул:

— Может быть, мы не там ищем. Это должно быть нечто такое, о чем мы даже не догадываемся.

Сэндекер рассеянно следил, как табачный дым спиралью поднимается к потолку. Он не любил сразу излагать суть дела — предпочитал подводить к ней слушателей неспешно.

— Как раз перед нашим совещанием я говорил с Дирком.

— У него что-нибудь новенькое? — спросил Ганн.

— Но только не от биологов, что на борту «Полярного охотника». Дирк выдвинул собственную версию происшествия, довольно странную, как он сам признает. Мы до этого не додумались.

— Интересно, — сказал Йегер.

— Он предполагает новый вид загрязнения.

Ганн бросил на Сэндекера скептический взгляд:

— Это еще что за невидаль?

Сэндекер усмехнулся, словно снайпер, припавший к оптическому прицелу. И выпалил:

— Шум.

— Шум, — повторил Ганн. — Какого рода шум?

— Дирк считает, что возникли звуковые волны, которые распространяются в воде на сотни, а то и тысячи миль. Выходя на поверхность, они убивают все живое вокруг. — Сэндекер победоносно оглядел подчиненных.

Йегер не был человеком бесстыдным, но тут и он опустил голову и расхохотался:

— Боюсь, старина Питт чересчур усердно налегает на текилу.

Ганн отреагировал иначе. Несколько секунд он напряженно всматривался в изображение Тихого океана на экране. Потом произнес:

— Мне кажется, Дирк на что-то напал.

Йегер прищурился:

— Вам кажется?

— Да, — откровенно признался Ганн. — Причиной катастрофы вполне может оказаться подводный источник звука.

— Рад слышать голос «за», — сказал адмирал. — Поначалу я решил, что Дирк от усталости говорит что-то не то. Но чем дольше я думал, тем больше убеждался в том, что его версия имеет право на существование.

— По слухам, — сказал Йегер, — он в одиночку спас «Снежную королеву» от крушения.

Ганн кивнул:

— Это правда. Ал сбросил его с вертолета на лайнер, и Питт увел судно от скал.

— Вернемся к погибшим рыбакам, — предложил Сэндекер. — Сколько у нас времени до того, как мы должны передать тела властям Аляски?

— Минут пять после того, как власти узнают, что тела у нас, — ответил Ганн. — Команда катера береговой охраны, обнаружившая рыбацкое судно, дрейфовавшее в заливе Аляска, доложит обо всем начальству, едва сойдет на берег.

— Даже если капитан прикажет ей держать язык за зубами, — добавил Сэндекер.

— Мы не на войне, адмирал. В северных водах береговую охрану очень уважают. Моряки не станут устраивать заговор молчания против людей, чьи жизни они призваны спасать. Пара стаканчиков в салуне «Юкон», и они поведают эту новость любому, у кого есть уши.

Сэндекер вздохнул:

— Полагаю, ты прав. Командующий береговой охраной Макинтайр секретов не жалует. Только получив прямой приказ от министра обороны, он передал тела научным сотрудникам НУМА.

Йегер понимающе взглянул на Сэндекера:

— Интересно, кто достучался до министра обороны?

Адмирал хитро улыбнулся:

— После того как я разъяснил, насколько случившееся серьезно, он готов был оказать любое содействие.

— Нехилая буча разразится, — пообещал Йегер, — стоит только местной рыбацкой братве и семьям погибших моряков узнать, что тела были обнаружены и вскрыты за неделю до того, как им сообщили о трагедии.

— В особенности, — в тон ему добавил Ганн, — когда они узнают, что мы перевозили тела для обследования в Вашингтон.

— Слишком рано будоражить прессу, они успеют еще записать историю про то, как на судне была обнаружена мертвой вся команда, включая ручного попугая. В то же время нам меньше всего нужен очередной блицтурнир с журналистами по поводу необъяснимого явления.

Ганн пожал плечами:

— Пресловутый кот вылез из мешка. Что касается «Снежной королевы» — тут скрывать нечего. Уже завтра сообщение о лайнере будет гвоздем всех новостных программ.

Сэндекер кивнул Йегеру:

— Хайрем, покопайся у себя в базе данных, извлеки все имеющее отношение к подводной акустике. Ищи любые эксперименты, коммерческие или военные, где применялись высокочастотные звуковые волны в водной среде, сообщения об их источнике и воздействии на людей и морских млекопитающих.

— Начну прямо сейчас, — заверил Йегер.

Ганн с Йегером вышли из совещательной комнаты. Сэндекер привольно раскинулся в кресле, попыхивая сигарой. Взгляд заскользил от одного морского сражения к другому, ненадолго задерживаясь на каждом. Потом Сэндекер закрыл глаза, собираясь с мыслями.

Неопределенность задачи — вот что беспокоило его. Прошло время, он разомкнул веки и посмотрел на компьютерную карту Тихого океана.

— Где ударит в следующий раз? — подумал он вслух. — Кого погубит?

Полковник Ли Хант сидел за столом в подвальном кабинете (он недолюбливал официальные кабинеты руководства на верхних этажах Центра Уолтера Рида) и глубокомысленно созерцал бутылку «Катти Сарк». В Вашингтоне зажигались уличные огни, и машины начинала охватывать лихорадка часа пик. Посмертное обследование пяти рыбаков завершено, можно было отправляться домой, к любимой кошке. Удерживал только вопрос: то ли выпить, то ли сделать телефонный звонок перед уходом? Полковник решил совместить мероприятия.

Одной рукой он отстучал номер на передней панели телефона, другой налил виски в кофейную чашку. После двух гудков ответил отрывистый, хрипловатый голос:

— Полковник Хант, надеюсь, это вы.

— Так точно, — отозвался Хант. — Как вы догадались?

— У меня было предчувствие.

— Всегда испытывал удовольствие от бесед с военными моряками, — проявил любезность Хант.

— Что можете сообщить? — спросил Сэндекер.

— Во-первых, вы уверены, что мертвецы были обнаружены на рыбацком судне посреди моря?

— Разумеется.

— И два дельфина с четырьмя тюленями, которых вы сюда прислали, тоже?

— А где, по-вашему, они должны были находиться?

— Я до этого ни разу не обследовал подобных существ.

— Люди, дельфины, тюлени — они все млекопитающие. А в чем дело?

— Очень занимательный случай, многоуважаемый адмирал.

— От чего они умерли?

Хант помедлил, опорожняя чашку наполовину.

— Клинически смерть наступила от разрушения слуховой системы среднего уха, строение которой, возможно, вы помните из школьного курса анатомии. Разрушение среднего уха вызвало головокружение и сильный шум, что привело к мозговому кровоизлиянию.

— Не могли бы вы перевести на общедоступный язык?

— Вам знакомо такое понятие, как «инфарктация»? — спросил Хант.

— Похоже на дефекацию.

— Инфарктация — это скопление омертвевших клеток в органе или тканях, возникшее в результате непроходимости, — скажем, от воздушных пузырьков, отсекающих ток крови.

— А если еще попроще?

— Налицо вздутие мозжечка с защемлением ствола мозга. К тому же вестибулярный лабиринт…

— Как вы сказали?

— Вестибулярный лабиринт. Он, в частности, имеет отношение к центральной полости улитки, костного лабиринта уха.

— Продолжайте, прошу вас.

— Вестибулярный лабиринт разрушен в результате насильственного смещения. Нечто похожее происходит при глубоком погружении в воду.

— Что привело вас к такому заключению?

— Следуя стандартному предписанию, я использовал при обследовании магниторезонансное изображение и компьютерную томографию — диагностическую методику с применением рентгенографии, которая устраняет тени формаций перед обследуемой областью и за ней. Кроме того, мой вывод основан на гематологическом и серологическом анализах и поясничной пункции.

— Каковы были первоначальные симптомы расстройства?

— Я не могу говорить о дельфинах и тюленях, — пояснил Хант. — Но у людей картина такова. Внезапное и сильное головокружение, резкая потеря равновесия, рвота, непомерная судорожная боль в черепе и внезапные конвульсии, которые длятся до пяти минут. Все это приводит к потере сознания, а затем к смерти. Это можно сравнить с апоплексическим ударом чудовищной силы.

— Что способно вызвать такую травму?

Хант замялся. Но отделаться от Сэндекера было не так-то просто.

— Готов выслушать самые фантастические предположения.

— Ну, раз уж вы приперли меня к стенке, я бы предположил, что рыбаки, дельфины и тюлени отошли в мир иной, попав под воздействие звуковых колебаний высокой частоты.

12

22 января 2000 года

Близ острова Хоуланд. Юг Тихого океана

Встретились два судна — индонезийский сухогруз и китайская джонка. Сухогруз был самого обычного вида, зато джонка представляла собой нечто из ряда вон выходящее: она имела ярко раскрашенные паруса, покрытую лаком деревянную обшивку и большие глаза по сторонам передней оконечности, призванные разглядеть путь и в тумане, и при шторме.

Великолепная джонка «Цы Си», названная по имени последней китайской вдовствующей императрицы, служила вторым домом для голливудского актера Гаррета Конверса, которого никогда не выдвигали на премию Американской академии искусств, но который привлекал зрителей к кассам кинотеатров больше, чем оскароносные звезды. Джонка была в длину двадцать четыре метра и шесть — в ширину. Построена она была из кедрового и тикового дерева. Конверс установил на импровизированной яхте самое новейшее навигационное оборудование. Денег он не пожалел. Немногие яхты отличались такой роскошью. Страстный любитель приключений в духе Эролла Флинна,[212] Конверс совершал кругосветное путешествие.

— Вас приветствует джонка «Цы Си». Что вы за судно? — спросил он по рации.

Радист сухогруза ответил:

— Грузовой транспорт «Ментауэй» из Гонолулу.

— Куда вы направляетесь?

— В Джаяпуру, Новая Гвинея. А вы?

— На остров Рождества, а потом в Калифорнию.

— Желаю вам счастливого плавания.

— И вам того же, — ответил Конверс.

Капитан «Ментауэя», проводив взглядом «Цы Си», сказал первому помощнику:

— Никогда не думал встретить джонку так далеко в Тихом океане.

Первый помощник, по происхождению китаец, неодобрительно покивал головой:

— Мальчишкой я был матросом на джонке. Они сильно рискуют, пускаясь в плавание через места, где вызревают тайфуны. Джонка не предназначена для штормовой погоды. Осадка у нее маленькая, то и дело с боку на бок переваливается как утка. А громадный руль ломается, стоит только морю разбушеваться.

— Эти люди или очень отважны, или безумны. Зачем испытывать судьбу! — Капитан повернулся спиной к джонке. — Лично я куда уютнее чувствую себя на судне со стальным корпусом и ровным гулом двигателей под палубами.

Через восемнадцать минут после встречи сухогруза и джонки американский контейнеровоз «Рио-Гранде», шедший в австралийский порт Сидней с грузом тракторов и сельскохозяйственного оборудования, принял сигнал бедствия. Радиорубка располагалась возле просторного ходового мостика, и радисту потребовалось лишь обернуться, чтобы сообщить второму помощнику, который держал утреннюю вахту:

— Сэр, получен сигнал бедствия от индонезийского грузового транспорта «Ментауэй».

Второй помощник Джордж Гудзон снял трубку судового телефона:

— Капитан, мы приняли сигнал бедствия.

Капитан Джейсон Келси едва поднял вилку, чтобы приняться за завтрак у себя в каюте, когда позвонили с мостика.

— Понял, мистер Гудзон. Иду. Постарайтесь определить местонахождение судна.

Келси наскоро проглотил яичницу с ветчиной, залпом выпил полчашки кофе и через короткий коридор прошел на ходовой мостик прямо в радиорубку.

Радист поднял голову и с любопытством взглянул на капитана:

— Очень странный сигнал, капитан. — Он вручил Келси блокнот с радиограммами.

Келси внимательно прочел запись и воззрился на радиста:

— А вы уверены, что они именно это передали?

— Да, сэр. Слышимость была отличная.

Келси прочел радиограмму вслух:

— «Всем судам — спешите на помощь. Сухогруз „Ментауэй“ в сорока километрах к юго-западу от острова Хауленд. Спешите на помощь. Умираем». — Капитан поднял взгляд. — И больше ничего? Никаких координат?

Радист покачал головой:

— Они замолчали, и больше мне связаться с ними не удалось.

— Значит, воспользоваться нашей радиосистемой определения направления мы не сможем. — Келси повернулся ко второму помощнику: — Мистер Гудзон, проложите курс на юго-запад от острова Хауленд. Без точных координат идти толку немного. Но если мы их не увидим, то, надеюсь, радар засечет.

Капитан мог бы попросить Гудзона рассчитать курс на навигационном компьютере, но предпочитал действовать по старинке.

Гудзон принялся работать над картой за штурманским столом, оснащенным параллельными линейками на шарнирах и двумя делительными циркулями. Келси передал старшему механику команду «полный вперед». На мостике появился и первый помощник Хэнк Шерман, он, позевывая, застегивал рубашку.

— Мы отзываемся на сигнал бедствия? — спросил он у Келси.

Капитан, улыбнувшись, протянул ему блокнот с радиограммами:

— На этом судне ничего не утаишь.

Гудзон оторвал взгляд от штурманского стола:

— По моим расчетам, до «Ментауэя» идти примерно шестьдесят пять километров, если держать курс на сто тридцать два градуса.

Келси подошел к навигационной панели и ввел координаты. Большой контейнеровоз начал медленно поворачивать направо.

— Еще какие-нибудь суда отозвались? — спросил капитан у радиста.

— Мы единственные, сэр, кто попытался ответить.

Келси посмотрел на палубу:

— Мы сможем добраться до сухогруза меньше чем за два часа.

Шерман, в недоумении глядя на радиограмму, сказал:

— Если это не розыгрыш, то весьма возможно, что мы найдем на сухогрузе только трупы.

«Ментауэй» они обнаружили утром, в начале девятого. В отличие от «Снежной королевы», которая после несчастья продолжала двигаться, индонезийский сухогруз лежал в дрейфе. Из двойных труб курился дымок. На приветствия с мостика «Рио-Гранде» через громкоговоритель ответа не последовало.

— Тихо, как в склепе, — произнес первый помощник Шерман тоном, не обещающим ничего хорошего.

— Боже праведный! — пробурчал Келси. — Да вокруг него косяк дохлой рыбы.

— Что-то мне это все не очень нравится.

— Вам лучше подобрать группу высадки и обследовать судно, — приказал Келси.

— Слушаюсь, сэр. — Шерман удалился.

Второй помощник Гудзон, осматривавший горизонт в бинокль, доложил:

— Слева по борту, километрах в десяти, еще одно судно.

— Приближается? — спросил Келси.

— Нет, сэр. Судя по всему, улепетывает во все лопатки.

— Странно. С чего бы это оно оставило сухогруз в беде? Можете определить, что это за судно?

— Выглядит как модная яхта, большая, с обтекаемыми обводами. Такие, как эта, в Монако или Гонконге чалятся.

Келси подошел к порогу радиорубки и велел радисту:

— Попробуйте связаться с удаляющимся судном.

Через минуту-другую радист покачал головой:

— Даже не пискнули. Или отключились, или плюют на нас с высокой колокольни.

«Рио-Гранде» сбавил ход и заскользил к сухогрузу, неспешно переваливаясь через небольшие волны. Когда он достаточно приблизился, капитан Келси с крыла мостика увидел на палубе сухогруза две неподвижные фигуры и какой-то комок, похожий на собаку. Он через громкоговоритель прокричал приветствие, но ответа не получил.

Матросы во главе с Шерманом направились к «Ментауэю». Стукнувшись о борт сухогруза, катер потащился вдоль обшивки. Матросы удержали его багром, зацепившись за поручень, и перебросили штормтрап. Шерман и четыре матроса перебрались через борт.

Два матроса, оставшихся на катере, отвели его от борта сухогруза и принялись неподалеку ждать, когда можно будет забрать товарищей.

Шерман, убедившись, что люди, лежащие на палубе, мертвы, прошел на мостик и окинул взглядом корабль. Увиденное его ошеломило. Все моряки, от капитана до юнги-посыльного, валялись там, где их настигла смерть. Шерман на ватных ногах двинулся в радиорубку. Труп с выпученными глазами, уцепившийся обеими руками за передатчик, доконал его.

Прошло двадцать минут, прежде чем Шерману удалось оправиться от потрясения, опустить радиста «Ментауэя» на пол и вызвать по рации «Рио-Гранде».

— Капитан Келси?

— Докладывайте, Шерман. Что вы обнаружили?

— Все мертвы, сэр, все до единого, в том числе два длиннохвостых попугая, найденных у стармеха в каюте, и корабельный пес, гончая с оскаленными клыками.

— Какова причина смерти?

— Похоже на пищевое отравление. Одежда измазана рвотой.

— Опасайтесь ядовитого газа.

— Буду держать нос по ветру.

Келси помолчал, размышляя. Потом сказал:

— Верните катер. Я пришлю к вам пять матросов поставить сухогруз на ход. Ближайший крупный порт — Апиа в Западном Самоа. Там мы передадим судно властям.

— А как быть с телами моряков? Не можем же мы их оставить на палубе при такой жаре.

Келси ответил без колебаний:

— Снесите их в морозильник. Нужно сохранить тела для обследо…

Он не договорил, потому что корпус «Ментауэя» содрогнулся от глухого взрыва. В небо устремился столб огня, окутанный дымом. Крышки сорванных грузовых люков разлетелись в разные стороны. Сухогруз, приподнявшись над водой и тут же шумно плюхнувшись обратно, резко накренился на правый борт. Рулевая рубка рухнула. Внутри раздались скрежещущие звуки деформируемого металла.

На глазах у онемевшего от ужаса Келси «Ментауэй» стал переворачиваться через правый борт.

Гибель, угрожающая его команде, привела капитана в чувство.

— Убирайтесь оттуда! — заорал он в рацию.

Шерман капитана не услышал. Он лежал плашмя на палубе, оглушенный взрывом. Когда палуба сильно накренилась, он очнулся и уполз в радиорубку. Забившись в угол, он уставился на воду, текущую через открытую дверь. У него не укладывалось в голове, как это могло случиться. Он глубоко вздохнул, попробовал подняться на ноги. Но было поздно. Теплая зеленая пучина поглотила его. Та же участь постигла и сопровождавших его матросов, включая тех, что остались на катере.

Келси простоял целую минуту, не в силах шевельнуться, лицо его было искажено от горя. Наконец он отвел взгляд от круговорота обломков, схватил бинокль и посмотрел в переднее окно. Яхта белела точкой на фоне лазурного моря. «Загадочное судно оставило без внимания сигнал бедствия, — понял капитан. — Оно намеренно удирает с места катастрофы».

— Кто бы ты ни был, будь ты проклят! — в ярости произнес Келси. — Чтоб тебе в аду гореть!

Рамини Тантоа спустя тридцать один день на атолле Пальмира, как обычно, отправился спозаранку поплавать в восточной лагуне. Но, не сделав и пару шагов по белому песку за порогом своей холостяцкой хижины, он с удивлением увидел большую китайскую джонку, забравшуюся далеко на берег. Левый борт вздымался высоко, о правый мягко толкались нежные волны. Паруса были подняты и развевались под утренним бризом, как и полосатый со звездами флаг. Лак на тиковых поверхностях сверкал на солнце.

Тантоа крикнул, но никто в ответ на его зов не появился на палубе. Туземец пошел на разведку. Когда он огибал наполовину погрузившийся в песок корпус, ему показалось, что нарисованные на носу глаза следят за ним.

Собравшись с духом, Тантоа забрался на громадный руль, а с него, через кормовое ограждение, — на квартердек яхты. От носа до кормы главная палуба была пуста. Все выглядело в совершенном порядке: концы аккуратно свернуты, такелаж в целости и сохранности.

Тантоа спустился во внутреннее помещение джонки. Он очень боялся обнаружить мертвые тела, но любопытство было сильнее. В каюте он не нашел следов смерти. Впрочем, как и признаков жизни. Первое обстоятельство его порадовало, второе озадачило.

«Никакой лодке не доплыть сюда из Китая без команды», — сказал себе Тантоа. Воображение у него разыгралось. Ему стали чудиться призраки. «Да, — решил он, — джонкой правила призрачная команда». Напуганный, он взлетел по трапу на палубу и перепрыгнул через борт на теплый песок. «Надо сообщить о брошенной лодке консулу», — догнала его мысль. Отбежав на безопасное расстояние, он оглянулся, проверяя, не преследует ли его что-нибудь невыразимо ужасное.

На песке темнели только отпечатки его ступней. Однако всевидящие очи джонки злобно пялились на Тантоа. Туземец стрелой метнулся к хижине.

13

В кают-компании «Полярного охотника» царило застолье. Моряки и научные сотрудники устроили для Мэйв и Дейрдры прощальную вечеринку.

Рой ван Флит и Мэйв плечом к плечу работали трое суток напролет. Они изучали останки пингвинов и тюленей и заполняли записями одну тетрадь наблюдений за другой. Ван Флиту молодая женщина очень понравилась, но он удержался от проявления нежных чувств, помня о милой жене и детях. Биолог сожалел, что его сотрудничеству с Мэйв пришел конец. Коллеги ван Флита тоже прониклись симпатией к Мэйв: она отлично вписалась в научный коллектив.

Кок «Полярного охотника» приготовил потрясающе вкусный ужин, коронным блюдом которого стало филе глубоководной трески, запеченное с грибами под винным соусом. Спиртное лилось рекой. Капитан Демпси, когда команда принимала на грудь, обращал взгляд в сторонку. Только штурман, несший ходовую вахту, был трезв как стеклышко.

Судовой врач Моисей Гринберг, балагур и острослов, разразился длиннющей речью, пересыпанной банальными каламбурами. Его деликатно прервал Демпси, кивнув коку, чтобы тот подавал торт, специально испеченный для праздника. Торт имел форму Австралийского континента, кремовые завитушки обозначали монолитную скалу Айрес Рок и другие достопримечательности. Мэйв была тронута, она прослезилась. У Дейрдры все это вызвало скуку.

Демпси сидел во главе длиннющего стола, женщины занимали почетные места по правую и левую сторону от капитана. Питт, как герой-спасатель, расположился напротив Демпси, на противоположном конце стола, сосредоточив внимание на сестрах.

«Удивительно, как столь непохожие существа могли выйти из одной утробы», — думал он. Мэйв, искренняя, непосредственная, легко представлялась ему сестрой какого-нибудь приятеля. Вот она, одетая в обтягивающую футболку и коротенькие шорты, моет машину, демонстрируя всем и каждому девичью талию и стройные ноги. С того времени как Питт впервые увидел Мэйв, она переменилась — и внешне, и внутренне: похорошела, повеселела. И все же, наблюдая за ней с другого конца стола, Питт чувствовал, что ее снедает тайная тревога. Все было чересчур: и краски на лице, и жестикуляция, и смех. Мэйв будто позаимствовала у кого-то хорошее настроение.

Она была в красном вечернем платье. Питт подумал: «Наверное, с чужого плеча», — но, глянув на коралловые серьги и ожерелье и вспомнив груду чемоданов, которые сестры перевезли со «Снежной королевы» на «Полярного охотника», понял, что Мэйв просто-напросто похудела от голода и переживаний.

Несколько раз она поворачивала голову в сторону Питта, встречала его внимательный взгляд и равнодушно отворачивалась.

Дейрдра держалась иначе. Она тоже разительно переменилась с тех пор, как Питт с ней познакомился. В салоне отдыха она показалась ему застенчивой и ранимой. Теперь же он без труда вообразил ее в шикарном будуаре. Вот она лежит, бесстыдно раскинувшись на шелковой простыне, и манит его.

Дейрдра сидела, не касаясь спинки стула. На ней было коричневое платье в обтяжку и шелковые чулки. Шарф на точеной шее оттенял карие глаза и волосы цвета меди, закрученные косой на затылке. Почувствовав, что Питт разглядывает ее, Дейрдра неторопливо повернулась и бросила на него безразличный взгляд, который через секунду похолодел до жестокости.

Питт поневоле стал участником игры «Кто кого пересмотрит». Сначала его это позабавило, потом озадачило. «Похоже, леди считает себя непобедимой, — подумал он. — Ну погоди!» Он принялся медленно сводить глаза к переносице. Шутливая выходка сбила Дейрдру с толку, и, высокомерно вздернув подбородок, она переключилась на Демпси.

Хотя Питт испытывал к Дейрдре физическое влечение, душой он тянулся к Мэйв. Его согревала обворожительная улыбка младшей сестры, умиляла щелка между передними зубами и восхищали необыкновенно светлые волосы, которые были распущены.

Внезапно равнодушие Мэйв и неожиданный гонор Дейрдры задели Питта. Не понимая, чем он умудрился досадить обеим, Дирк пустился в отвлеченные размышления.

Девушка зачастую разрывается между мистером Славным Малым и сэром Совершенство; в итоге она выходит за того, с кем ей проще и надежнее. Мужчина обычно мечется между мисс Добропорядочность и леди Необузданная Страсть. В итоге он женится на той, что способна родить здоровых детей и быть им заботливой матерью. Но и в том и в другом случае выбор дается тяжело.

«Слава богу, — подумал Питт, — что мне не нужно принимать мучительное решение. Завтра поздно вечером корабль пришвартуется в Пунта-Аренас; Мэйв и Дейрдра сядут на местный самолет и отправятся в Сантьяго. Там они возьмут билеты на прямой рейс до Австралии». Он и надеяться не смел, что какая-нибудь из сестер когда-либо вновь попадется ему на глаза.

По сведениям Джулиана Перлмуттера, широко известного хлебосола и гурмана, к которому Питт по-дружески обратился за справкой, отцом Мэйв и Дейрдры был Артур Дорсетт — человек, занимающий шестое место в перечне мировых богатеев. Перлмуттер был так потрясен новым знакомством Питта, что вдобавок к телефонной консультации прислал по факсу изображение фирменного знака корпорации Дорсетта. Логотип удивил Питта. Ему лично никогда бы не пришло в голову представить алмазную империю в виде змея, плывущего по волнам.

Вахтенный по кораблю тихо подошел к Питту и сказал на ухо:

— Адмирал Сэндекер звонит по спутниковому телефону — хочет поговорить с вами.

— Благодарю вас, я отвечу ему из своей каюты.

Незаметно для всех, кроме Джордино, Питт покинул шумную компанию.

Адмирал Сэндекер выразил неудовольствие по поводу малой расторопности подчиненного:

— За то время, пока ты занимался неизвестно чем, я мог бы состряпать доклад для выступления перед бюджетным комитетом конгресса.

— Извините, сэр, у нас вечеринка.

Пауза.

— Пирушка, посвященная научным исследованиям?

— Никак нет, сэр. Отвальная для дам со «Снежной королевы».

— Не желаю слышать о твоих сомнительных деяниях, — отрезал Сэндекер, памятуя о возможности проел ушки. — Немедленно прекрати безобразие.

— Слушаюсь, сэр! — улыбнулся Питт, поняв причину адмиральского гнева. — Разрешите пожелать дамам счастливого пути?

— Разрешаю, — буркнул Сэндекер. — Теперь о деле. Мне нужны вы с Джордино здесь, в Вашингтоне. Когда вы сможете вылететь в Пунта-Аренас?

— Думаю, через полчаса.

— Военный самолет будет ожидать вас в аэропорту.

«Однако!» — подумал Питт.

— Что-нибудь случилось, сэр?

— Возле острова Хауленд обнаружен индонезийский сухогруз с мертвой командой.

— У погибших те же симптомы, что и у мертвецов на «Снежной королеве»?

— Этого нам, к сожалению, не узнать. Сухогруз взорвался, когда его осматривала команда судна, прибывшего на помощь.

— Вот так поворот!

— Да еще какой. — Сэндекер вздохнул. — В том же районе пропала роскошная яхта с Гарретом Конверсом.

Питт присвистнул от огорчения.

— Публика будет в шоке. Я сам любил его фильмы.

— Я тоже.

Они помолчали.

— Как поживает моя версия насчет поветрия? — спросил Питт.

— Йегер прокатывает ее на компьютере. Если повезет, то ко времени вашего прибытия в Вашингтон кое-что прояснится. Должен сказать, Йегер с Ганном не исключают, что ты прав.

— До скорой встречи, адмирал.

— Надеюсь, — буркнул Сэндекер и повесил трубку.

В кают-компании шел турнир анекдотов. Каждый по очереди рассказывал байку о собаке. Победителю должен был достаться поцелуй в щечку от Мэйв. Дейрдра отказалась участвовать в глупой затее. Зато капитан Демпси охотно вступил в соревнование с ученой братией и своей командой. В качестве беспроигрышного варианта он выбрал старый анекдот о богатом фермере, который, посылая сына в колледж, навязывает ему дворового пса Ровера. Отпрыск соглашается взять обузу при условии, что жадюга выделит тысячу долларов на обучение Ровера чтению и письму. Демпси очень нравился анекдот. Прошло много времени, прежде чем он, задыхаясь от смеха, закончил рассказ. Окружающие вежливо поулыбались.

Зазвонил корабельный телефон, висевший на стене кают-компании, и первый помощник снял трубку. Послушав, он кивнул Демпси. Капитан подошел к телефону. Получив сообщение, он водрузил трубку на место и двинулся на выход.

— Вы куда? — окликнул его ван Флит.

Демпси задержался.

— На кормовую палубу.

— Зачем?

— Нужно проследить за отправкой вертолета.

— Новое задание?

— Нет. Питт с Джордино возвращаются в Вашингтон.

Мэйв подбежала к Демпси и схватила его за руку:

— Когда они улетают?

Капитан подивился силе ее хватки.

— Должны подняться в воздух прямо сейчас.

Дейрдра ехидно произнесла, глядя на Мэйв:

— Убежал, даже лапки не пожал.

Мэйв вспыхнула и опрометью кинулась на палубу.

Джордино успел поднять вертолет всего на три метра над площадкой. Взглянув вниз, он заметил ее и помахал рукой. Питт, разулыбавшись, закивал. Он ждал, что Мэйв улыбнется в ответ, но ее лицо исказилось от страха. Приложив ладони трубочкой ко рту, она что-то крикнула ему, но шум выхлопных газов турбины и вращающихся лопастей винта заглушил ее голос. Питту осталось только недоуменно пожать плечами.

Мэйв снова крикнула, на этот раз опустив руки. Бесполезно. Вертолет набрал высоту и ушел в сторону от корабля. Мэйв рухнула на колени, обхватила голову ладонями и зарыдала.

Джордино оглянулся в боковое окошко, увидел стоявшую на коленях Мэйв и спешившего к ней Демпси.

— Хотел бы я знать, из-за чего такая суматоха? — подумал он вслух.

— Ты о чем? — спросил Питт.

— Мэйв… Она ведет себя как греческая плакальщица на похоронах.

Питт промолчал. Ему не хотелось признаваться в том, что он сознательно не стал прощаться с сестрами. Что он фактически удрал от них. Что у него не хватило духу сделать выбор.

Питт загрустил и вспомнил свою давнюю любовь. Ее звали Саммер. У нее было милое лицо и пушистые волосы.

Между Питтом и Саммер так и не случилось объяснения. В ее глазах он читал многое, как и она в его, наверное. Но дальше дружеских разговоров они не пошли. Почему? Бог весть!

— Странно, — бросил Джордино, внимательно глядя вперед.

— Что «странно»? — безразлично спросил Питт.

— То, что Мэйв прокричала, когда мы поднимались.

— Тебе удалось что-нибудь расслышать?

— Скорее увидеть.

Питт усмехнулся:

— С каких пор ты умеешь читать по губам?

— Я не шучу, дружище, — внушительно сказал Джордино.

— Тогда поделись, что тебе удалось разобрать.

Джордино повернулся и долго смотрел на Питта. Крупные черные глаза были на редкость безрадостны.

— Готов поклясться, что она прокричала: «Помогите мне».

14

Двухмоторный реактивный военно-транспортный самолет мягко коснулся посадочной полосы и порулил к тихому уголку военно-воздушной базы Эндрюс, расположенной к юго-востоку от Вашингтона. Удобно оборудованный согласно вкусам высокопоставленных чинов ВВС, самолет этот летал почти так же быстро, как и современный истребитель.

Стюард в форме старшего сержанта ВВС поднес багаж пассажиров к поджидавшей их машине. Питт подивился влиянию, каким обладает адмирал Сэндекер в столице. «Интересно, — подумал Питт, — кого из генералов он уговорил одолжить НУМА такой самолет и что за методы убеждения при этом пустил в ход».

По пути в Вашингтон Джордино дремал, а Питт рассеянным взглядом встречал подзабытые места. Наступал час пик, улицы и мосты, ведшие за город, были плотно забиты автомобилями.

Питту было стыдно за то, что он не вернулся на «Полярного охотника». Если Мэйв действительно умоляла о помощи, значит, ее постигла большая беда. «Как ты мог бросить человека на произвол судьбы?!» — грызла Питта совесть. Он вяло защищался, припоминая слова Джордино, произнесенные во время перелета из Пунта-Аренаса на базу Эндрюс. Друг тогда посоветовал: «Выкинь Мэйв из головы. Сначала нужно покончить с мировым злом, а потом уж заниматься частными проблемами. Когда дерьмо, которое губит людей и морскую живность, иссякнет, возьмешь отпуск и разыщешь Мэйв, даже если она будет на краю света».

Машина миновала парадный вход штаб-квартиры НУМА. Автостоянка для посетителей была занята фурами телевизионщиков и микроавтобусами, излучающими столько микроволн, что их за глаза хватило бы на ларек, торгующий курами гриль.

— Я вас доставлю на подземную стоянку, — сказал водитель. — А то эти стервятники разорвут вас на части.

— Вы уверены, что по зданию не бродит какой-нибудь убивец с топором в руках? — спросил Джордино.

— Нет-нет, встречают они вас. Прессе до смерти нужны подробности массовой бойни на круизном лайнере. Австралийцы попробовали было замять это дело, но ад разверзся, когда заговорили выжившие пассажиры. Вас, ребята, они просто обожествили за то, что вы их спасли. А тут еще среди уцелевших оказались дочки алмазного короля Артура Дорсетта. Естественно, у журналюг очко взыграло.

— Стало быть, они называют это варварской бойней, — вздохнул Питт.

— Счастье для индейцев, что эту резню им никак не приписать, — заметил Джордино.

Машина остановилась перед охранником, сидевшим около небольшой ниши, которая вела к лифту. Расписавшись в книге прибывших, Питт и Джордино вошли в кабину и поднялись на десятый этаж, во владения Хайрема Йегера. Отсюда компьютерный маг управлял обширной сетью информационных систем НУМА.

Йегер в потрепанной джинсовой куртке сидел за громадным подковообразным столом в центре зала. При виде Питта и Джордино он выскочил из-за стола и разулыбался:

— Рад приветствовать вас, мерзавцы, в родном доме. С тех пор как вы удрали в Антарктику, тут скукотища, как в заброшенном парке аттракционов.

— Всегда приятно снова почувствовать под ногами твердую сушу, — сказал Питт.

Йегер ухмыльнулся, обратившись к Джордино:

— Выглядишь ты отвратительнее, чем до отъезда.

— А ты так, будто тебя за косицу протащили от Аризоны до середины Мексики, — парировал Джордино.

— Адмирал с Руди Ганном на месте? — спросил Питт.

— Ждут вас в малом зале совещаний, — ответил Йегер. — Мы думали, вы сразу туда направитесь.

— Мне хотелось сначала с тобой пересечься.

— Что у тебя на уме?

— Морской змей.

Хайрем от удивления вздернул брови:

— Я не ослышался? Ты и в самом деле сказал «морской змей»?

Питт подтвердил:

— Это меня занимает. Сам не знаю почему.

— Тогда ты попал в яблочко. У меня горы материалов по всяким подобным чудищам.

— Забудь про создания, плавающие в озерах, вроде Несси. Меня интересуют только разновидности, обитающие в море.

Йегер пожал плечами:

— Очень хорошо. Это сокращает диапазон поиска на восемьдесят процентов. Завтра утром у тебя на столе будет лежать толстенная папка.

— Спасибо, Хайрем. Я тебе, как и всегда, признателен.

Джордино посмотрел на наручные часы:

— Нам лучше поспешить, иначе адмирал повесит нас на ближайшей нок-рее.

Йегер кивнул на дверь:

— Можно спуститься по лестнице.

Когда троица вошла в зал совещаний, Сэндекер и Ганн внимательно изучали на голографической карте новый район бедствия.

Несколько минут все стояли кучкой и обсуждали развитие событий. Ганн жадно вытягивал из Питта и Джордино подробности их приключений, однако оба были настолько вымотаны перелетом, что отвечали на вопросы коротко.

Сэндекер понимал, что сейчас наседать на ребят не имеет смысла. Он указал Питту и Джордино на пустующие кресла:

— Полные отчеты представите позже. Примемся за работу.

Ганн ткнул пальцем в голубой шар:

— Последняя зона гибели. Индонезийский сухогруз под названием «Ментауэй» с экипажем из восемнадцати человек.

Питт обратился к адмиралу:

— Это то судно, которое взорвалось, после того как на него высадились моряки с другого корабля?

— Оно самое, — подтвердил Сэндекер. — Гаррет Конверс на красавице джонке пропал в том же районе.

— Со спутника ничего? — поинтересовался Джордино.

— Слишком плотная облачность.

— Капитан американского контейнеровоза, нашедшего «Ментауэй», сообщил о роскошной яхте, на большой скорости уходившей от места происшествия, — сказал Ганн. — Он готов на Библии присягнуть, что яхта сближалась с «Ментауэй». Еще капитан считает, что команда яхты как-то причастна к взрыву, который похоронил в пучине его моряков, высадившихся на сухогруз.

— Похоже, у достойного капитана разыгралось воображение, — заметил Йегер.

— Сказать, что этому человеку черти мерещатся, значило бы погрешить против истины. Капитан Джейсон Келси — человек ответственный, у него за плечами богатейший опыт судовождения.

— Он хорошо рассмотрел яхту? — спросил Питт.

— Нет. К тому времени, когда Келси взялся за бинокль, она уже была далеко. Зато второму помощнику, который и обнаружил яхту, повезло больше. По счастью, он оказался художником-любителем и зарисовал беглянку.

— Отлично!

— В определенной степени. Яхта стремительно удалялась, так что в точности он ее изобразить не сумел. Тем не менее по контуру корпуса, думаю, можно выяснить, кто эту яхту строил.

Сэндекер закурил сигару и кивнул Джордино:

— Ал, возглавишь расследование в этом направлении?

Джордино медленно достал из кармана куртки аналогичную сигару и, катая ее между большим и остальными пальцами, ответил:

— Только душ приму и переоденусь.

Изящный способ, при помощи которого Джордино опустошал адмиральский запас сигар, оставался тайной, которая выводила Сэндекера из себя. Особенно его бесило то, что ему никак не удавалось посчитать, сколько штук любимого зелья в очередной раз похитил коротышка. Будь Сэндекер менее гордым, он бы призвал Джордино к прямому ответу. Но адмирал сей добродетелью не грешил. Поэтому он, стиснув зубы, просто отвернулся от наглеца.

Питт во время этой сцены чиркал карандашом по блокноту и беседовал с Йегером.

— Хайрем, моя идея насчет звуковых волн пришлась ко двору?

— Еще как пришлась! Сейчас специалисты-акустики на ее базе разрабатывают целую теорию. Они решают следующие проблемы: первая — источник энергии большой мощности; вторая — принцип распространения этой энергии в толще морских вод; третья — воздействие все той же энергии на ткани животных. И наконец — происхождение источника излучений.

— Ты полагаешь, это дело рук человеческих?

Йегер пожал плечами:

— Не сомневаюсь. В этой колоде всего один неоспоримый факт: звуковые волны, способные убивать, да еще в радиусе тридцати с гаком километров, не может излучать естественный источник.

— Есть предположения, откуда взялись звуковые потоки? — спросил Сэндекер.

— Кое-чтоимеется.

— В состоянии ли один источник звука вызвать такое количество смертей? — задал вопрос Ганн.

— Нет, в том-то и штука, — ответил Йегер. — Для этого требуется по крайней мере два источника, расположенных на противоположных концах океана. Их нам и следует искать.

Хайрем открыл папку, которую принес с собой, и, заглядывая в нее, понажимал кнопки на пульте дистанционного управления. На голографической карте засветились зеленые огоньки.

— Воспользовавшись системой глобального слежения, установленной нашим военно-морским флотом на всех океанах для сбора данных о советских субмаринах во времена холодной войны, мы выявили источники разрушительных звуковых волн в четырех точках. — Йегер вручил каждому бумажную копию карты. — Первый, по мощности намного превосходящий все остальные, по-видимому, исходит с острова Гладиатор, который находится между Тасманией и Южным островом Новой Зеландии. Второй лежит с ним почти на прямой линии, где-то в Беринговом море.

— Приличное расстояние, — обронил Сэндекер сквозь клубы дыма.

— За третьим отправляемся на восток, к острову Кангит у берегов канадской провинции Британская Колумбия, — продолжал Йегер. — Последний источник, который мы выявили, размещен на Исла де Паскуа, более известном как остров Пасхи.

— Получается трапеция, — заметил Ганн.

— При чем здесь гимнастический снаряд? — вскинулся шутник Джордино.

— Я имею в виду четырехугольник, у которого две стороны параллельны, а две нет, — усмехнулся Ганн.

Питт подошел к трехмерной карте океана настолько близко, что оказался почти внутри ее.

— Странно, что все акустические источники находятся на островах. — Он обернулся к Йегеру: — Ты в своих сведениях уверен? Твоя электроника правильно разобралась в информации гидрофонов?

Йегер взглянул на Питта так, будто тот его в грудь ножом ударил.

— Наши выводы основаны на данных, поступивших от акустической сети и скорректированных в соответствии с океаническими колебаниями.

— Смиренно умолкаю. — Питт отвесил поклон. — Все острова необитаемы?

Йегер протянул ему листок из папки:

— Геология, флора и фауна, население. Остров Гладиатор — частное владение. Три соседних острова арендуются у иностранных правительств для разведки полезных ископаемых, они к делу не относятся.

— Как звук может преодолевать такие громадные расстояния? — поинтересовался Джордино.

— Звук высокой частоты быстро поглощается солями морской воды, зато для низкочастотных звуковых волн молекулярная структура солей не препятствие, и сигналы их регистрируются на расстоянии до нескольких тысяч километров. А вот следующая часть сценария — из разряда головоломок. Каким-то образом мощные низкочастотные излучения, исходящие из разных источников, пересекаются и образуют так называемую акустическую поверхность.

Сэндекер выдохнул облако дыма.

— И что случилось бы с нами на палубе судна, оказавшегося в перекрестье этих излучений?

— Погибли бы, — отрезал Йегер.

— А судно?

— Завибрировало бы и задребезжало, но осталось целым.

— Судя по разбросанности мест происшествий, — сурово выговорил Джордино, — эта штука вырывается на свободу как бешеная и удар наносит в любой точке моря.

— Или вдоль побережья, — добавил Питт.

— Мои ребята сейчас пытаются определить, где еще может возникнуть зона бедствия, — сообщил Йегер, — но это очень трудно. Приливы, отливы, течения, глубины и температуры вод способны существенно изменять путь звукового излучения.

— Поскольку мы пока смутно представляем себе, с чем имеем дело, давайте составим план, как вытянуть репку, — предложил Сэндекер.

— Для начала я хотел бы узнать, — сказал Питт, — что у этих островов общего?

Джордино, уставясь на кончик своей сигары, заявил:

— Склад ядерного оружия.

— Ничего подобного, — возразил Йегер.

— Тогда что же? — требовательно спросил Сэндекер.

— Алмазы.

Адмирал недоуменно воззрился на Йегера:

— Ты сказал «алмазы»?

— Так точно, сэр. — Йегер сверился с документами в папке. — Все добывающие предприятия на отмеченных островах принадлежат зарегистрированной в Сиднее австралийской компании «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед» либо управляются ею. На мировом рынке алмазов она уступает только компании «Де Бирс».

У Питта пересохло в горле.

— Артур Дорсетт, — прошептал он, — председатель «Дорсетт консолидейтед майнинг», между прочим, отец той женщины, которую мы с Алом спасли на «Снежной королеве». И Мэйв Флетчер…

— Ну конечно же! — воскликнул Ганн, сразу сообразивший, что к чему. — Дейрдра Дорсетт. — Потом помедлил и осторожно поинтересовался: — А при чем здесь вторая дама, Мэйв Флетчер?

— Она сестра Дейрдры, взяла имя какой-то прабабки. Ее мы спасли на Сеймуре.

Только Джордино сумел разглядеть в подобной ситуации повод для шутки.

— Бедняжки, сколько же им вынести пришлось, чтоб на нас напороться!

Сэндекер, бросив на него, а скорее на свою сигару испепеляющий взгляд, обратился к Питту:

— У меня такое впечатление, что тут не просто совпадение.

Джордино снова встрял в разговор:

— Не могу не поделиться с вами гениальной мыслью. А что один из самых богатых в мире торговцев алмазами сказал бы, когда бы узнал, что две его любимые дочки оказались на волосок от смерти из-за того, что он как-то не так поковырялся в земле?

— Возможно, эта беда нам на руку, — подхватил Ганн. — Если горнопроходческие работы Дорсетта каким-то образом способствовали смертоносной акустической чуме, то у Дирка с Алом есть право заглянуть к нему и задать ряд вопросов. Как благодарный отец, думаю, он не откажется от сотрудничества.

— Насколько я в курсе, — сказал Сэндекер, — Артур Дорсетт до того замкнут, что в соревновании отшельников победил бы самого Говарда Хьюза.[213] Как и алмазные копи «Де Бирс», владения Дорсетта усиленно охраняются. На людях он вообще не появляется и никогда не дает интервью прессе. Я серьезно сомневаюсь, что спасение жизни его дочерей произвело на этого малого хоть какое-то впечатление. Рационализм в нем, похоже, взял верх над всеми человеческими чувствами.

Йегер указал на голографическую карту:

— Если его предприятия повинны в смерти людей, наверняка он прислушается к голосу разума.

— Артур Дорсетт — иностранец, наделенный громадной властью, — медленно произнес Сэндекер. — Тут действовать напролом нельзя. Начнем с официальных каналов. Я поговорю кое с кем из Госдепартамента и с австралийским послом. Попрошу через них Артура Дорсетта помочь нам в расследовании.

— На это недели уйдут, — проворчал Йегер.

— Может, сэкономим время? — подал голос Джордино. — Плюнем на бюрократию и проверим, не имеет ли его горная технология отношения к массовым убийствам.

— Ага! Так тебе и открыли клеть его ближайшей шахты! — усмехнулся Питт.

— Если Дорсетт такой параноик, каким вы его представили, — обратился Джордино к Сэндекеру, — то вряд ли с ним можно договориться по-хорошему.

— Ал прав, — сказал Йегер. — Для того чтобы остановить убийства, причем быстро, глупо уповать на дипломатические любезности.

— Еще один Джеймс Бонд выискался! — возмутился Питт. — Вы не представляете, до какой степени алмазные копи охраняются от любителей поживиться драгоценными камушками. Надо быть классным профессионалом, чтобы проникнуть сквозь электронную систему защиты.

— А тебе разве не хочется сыграть в Джеймса Бонда? — вкрадчиво полюбопытствовал Йегер.

Сэндекер покачал головой:

— Без президентского одобрения ничего не получится.

— Кстати, как у нас с президентом? — спросил Джордино.

— Слишком рано обращаться к нему, — ответил адмирал. — Нет убедительных доказательств подлинной угрозы национальной безопасности.

Питт смерил взглядом Йегера и произнес:

— Шахта на острове Кангит, пожалуй, самая удобная для разведки. Британская Колумбия, считай, у нас на пороге. Не вижу особых причин, почему бы нам там слегка не пошуровать.

Сэндекер выдохнул табачную струю.

— Надеюсь, тебя, Дирк Питт, не одолевает праздная мысль, будто наши соседи на севере будут рады нарушению их суверенитета?

— А почему бы и нет? Учитывая, что несколько лет назад НУМА открыло для них очень богатое нефтяное месторождение возле острова Баффинова Земля, я полагаю, они не станут возражать, если мы совершим поход на байдарках вокруг Кангита и немного пофотографируем пейзажи.

— У тебя именно это на уме?

Питт взглянул на адмирала, как мальчишка, ждущий бесплатного билета в цирк.

— В общем и целом.

Сэндекер раздумчиво полыхал сигарой и наконец со вздохом произнес:

— Добро. Валяйте, посягайте на неприкосновенную территорию. Но только помните: если вас схватят охранники Дорсетта, даже не пытайтесь звонить домой. Потому как никто на ваш звонок не ответит.

15

Серебристо-зеленый «роллс-ройс» беззвучно подкатил к старому ангару в самом дальнем конце вашингтонского международного аэропорта. Как вдовствующая герцогиня, случайно забредшая в трущобы, элегантный, хотя и подержанный, лимузин выглядел дико на поросшей травой площадке, тускло освещенной желтым уличным фонарем.

Эта модель «роллса» называлась «Серебряной зарей». Шасси в 1955 году изготовили и снабдили обычным кузовом каретных дел мастера «Хуперс энд К°». Передние крылья изящно переходили в заднюю часть кузова, полностью сливаясь с укрывавшими колеса боковинами. Простой шестицилиндровый двигатель с верхним расположением клапанов служил безотказно. Когда у завода-изготовителя допытывались, сколько в нем лошадиных сил, ответ был краток: «Достаточно».

Шофер, хмурый тип по имени Хьюго Мулоланд, дернул рукоятку ручного тормоза, выключил зажигание и обернулся к Джулиану Перлмуттеру, занимавшему большую часть заднего сиденья. Крепко сбитый гурман и хлебосол весил ровно сто восемьдесят один килограмм.

— Терпеть не могу вас сюда привозить, — изрек он гулким басом, весьма соответствующим его облику бойцовой собаки. — Неужели нельзя хотя бы покрасить эту лачугу?

Перлмуттер вскинул золотой набалдашник трости, внутри которой булькнуло бренди, и постучал по ореховому столику, прикрепленному к спинке переднего сиденья.

— В этой, как вы изволили выразиться, лачуге размещена коллекция средств передвижения стоимостью в миллионы долларов. Лучшего пристанища для подобных сокровищ не сыскать: бандиты, как правило, не шляются глубокой ночью по летному полю. Кроме того, эта, по вашему выражению, лачуга оснащена таким количеством охранных систем, что банк «Манхэттен» отдыхает. — Перлмуттер указал набалдашником на красную точку за окном: — Обратите внимание, мы сейчас как раз находимся на мушке у видеокамеры.

Мулоланд, слышавший хвалебную песнь развалюхе неоднократно, вздохнул, вышел из машины и открыл Перлмуттеру дверцу.

— Мне ждать?

— Нет, я останусь ужинать. Погуляйте несколько часиков. Заберете меня в одиннадцать тридцать.

Мулоланд помог Перлмуттеру выбраться из машины и сопроводил его до ангара. Перлмуттер постучал по обшарпанной двери тростью. Через несколько секунд раздался звонкий щелчок, и дверь открылась.

— Приятного вам ужина, — пожелал Мулоланд, сунул Перлмуттеру в руку портфель, под мышку — цилиндрический сверток и удалился.

Перлмуттер переступил порог «лачуги». Его встретило ярко освещенное, красочно расписанное, безукоризненно чистое помещение, в котором на отшлифованном до блеска бетонном полу стояли почти четыре дюжины старинных авто, два аэроплана и железнодорожный вагон конца XIX — начала XX века во всем своем великолепии. Дверь за гостем беззвучно закрылась.

С балкона, растянувшегося на добрый десяток метров, раздался веселый голос Питта:

— Бойтесь данайцев, дары приносящих.

Перлмуттер задрал голову и бросил на Питта суровый взгляд:

— Во-первых, я не враг тебе, но друг. Во-вторых, мой дар не убивает, но живит. Это французское шампанское «Дом Периньон» урожая тысяча девятьсот восемьдесят третьего года, дабы отметить твое возвращение к цивилизации. По моим представлениям, оно превосходит все, что имеется в твоем винном погребе.

Питт рассмеялся:

— Хорошо, мы сравним его с моим обыкновенным игристым вином от «Грюи» из Нью-Мексико.

— Ты шутишь! Нью-Мексико? «Грюи»?

— Так написано на бутылке.

— Ах, боже мой, подавай скорей подъемник!

Питт отправил вниз старинный грузовой лифт, забранный ажурной чугунной решеткой.

Перлмуттер вошел в кабину и крикнул Питту:

— Эта штука выдержит мой вес?

— Я его сам смонтировал, чтобы переправить мебель наверх. Но на сей раз он пройдет настоящее испытание на грузоподъемность.

— Утешил, нечего сказать, — пробормотал Перлмуттер.

Лифт легко вознес его к жилой части ангара.

На площадке приятели обменялись рукопожатиями.

— Рад видеть тебя, Джулиан.

— Всегда приятно обнять десятого отпрыска.

Перлмуттер не имел детей, он был закоренелым холостяком. Питт же являлся единственным сыном сенатора от Калифорнии Джорджа Питта. Но это не помешало им продолжить разговор.

— Как, — удивился Дирк, — значит, я не единственный наследник твоих поместий?

Перлмуттер похлопал себя по толстенному брюху:

— Увы, сын мой. Множество девиц не устояли перед этой красотой. — Он принюхался и перешел на деловой тон: — Селедочка?

Питт кивнул:

— Типичная трапеза немецкого крестьянина-поденщика. Мелко порубленная солонина с селедкой и распаренной кислой капустой, а на первое — чечевичная похлебка с сосиской из свиного ливера.

— Мне следовало бы захватить мюнхенское пиво вместо шампанского.

— Оставь его на другой раз. К чему рабски придерживаться правил?

— Ты совершенно прав, раскрепостимся. Но должен заметить, при таких кулинарных способностях ты осчастливишь женщину, которая станет твоей женой.

— Боюсь, что любовь к готовке не искупит моих недостатков.

— Кстати, о прелестных дамах. Что ты знаешь о заседающей в конгрессе Смит?

— Лорен вернулась в Колорадо, ведет кампанию за перевыборы в конгресс. Я месяца два ее не видел.

— Довольно пустой болтовни, — возгласил Перлмуттер. — Открывай шампанское.

Они начали с «Дом Периньон» и закончили «Грюи».

— Ну что ж, вполне приличное винцо, кисленькое, бодренькое, — сказал Перлмуттер. — Не подскажешь, где купить ящичек?

— Э, брось, — ухмыльнулся Питт. — «Вполне приличное» ты и не подумал бы приобретать в таком количестве.

— Как с тобой скучно, — расплылся в улыбке толстяк.

Пока Питт мыл посуду, Перлмуттер перебрался в гостиную и вытащил из портфеля кипу бумаг. Когда Питт присоединился к гостю, тот, сидя у кофейного столика, просматривал свои записи.

Питт устроился на кожаном диване под полкой, на которой стояли модели кораблей, в разные годы разысканных Питтом.

— Итак, что тебе удалось узнать о достославном семействе Дорсетт?

— Ты не поверишь, но вот это, — Перлмуттер потряс страницами, — малая толика из того, что я насобирал. История Дорсеттов — прямо-таки эпический роман.

— А что насчет нынешнего главы семейства, Артура Дорсетта?

— Затворник, на публике появляется редко. Упрям, предубежден против всех и совершенно неразборчив в средствах. Неизменно вызывает неприязнь у тех, кто с ним сталкивается.

— Зато богат.

— Просто до омерзения. — На лице Перлмуттера мелькнуло выражение человека, съевшего паука. — «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед» и сеть розничной торговли «Дом Дорсетта» полностью принадлежат семейству. Никаких акционеров, никаких совладельцев, никаких партнеров. Оно же держит под контролем дочернюю компанию «Пасифик Гладиатор», которая занимается добычей драгоценных камней.

— Откуда он взялся, этот Артур Дорсетт?

— Чтобы понять, надо вернуться на сто сорок четыре года назад. — Перлмуттер протянул бокал, и Питт налил ему вина. — Начнем с воспоминаний капитана клипера, опубликованных после того, как он умер, его дочерью. В январе тысяча восемьсот пятьдесят шестого года клипер вез осужденных на австралийскую каторгу. Судно настиг тайфун, когда оно шло на север через Тасманово море. Назывался парусник «Гладиатор», и шкипером на нем был один из известнейших капитанов парусников того времени, Чарлз Скагс, по прозвищу Задира.

— Железные люди, деревянные корабли, — тихо проговорил Питт.

— Такими они и были, — согласился Перлмуттер. — Скагс со своим экипажем вкалывал, должно быть, как черт, если сумел спасти корабль от одного из самых жутких штормов того века. Но «спасти» — это сильно сказано. Когда улегся ветер и успокоилось море, «Гладиатор» выглядел сущей развалиной. Мачты снесло за борт, палубные надстройки смело волнами, обшивка корпуса разошлась. Корабельные шлюпки либо пропали, либо были разбиты. Капитан Скагс понял: жить кораблю осталось несколько часов — и приказал матросам и осужденным, кто хоть мало-мальски смыслил в плотницком ремесле, строить плот.

— По-видимому, единственный выход из создавшегося положения, — заметил Питт.

— На клипере плыли предки Артура Дорсетта, — продолжил рассказ Перлмуттер. — Его прапрадедушка Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги, и прапрабабушка Бетси Флетчер, приговоренная к двадцати годам заключения в колонии за кражу одеяла.

Питт внимательно посмотрел на пузырьки в своем бокале.

— В те времена преступления точно себя не окупали.

— Большинство американцев до сих пор не осознают, что наша страна до Войны за независимость тоже была человеческой свалкой для Англии. Многие семейства поразились бы, узнав, что их предки высадились на Американский континент в кандалах.

— Им удалось соорудить плот из останков парусника?

Перлмуттер кивнул:

— Да. Последующие пятнадцать дней вылились в сагу ужаса и смерти. Бури, жажда и голод, безумная кровавая бойня между командой и осужденными покосили людей. Когда плот в конце концов вдребезги разбился о рифы около безвестного острова и путешественники очутились в воде, их чуть не слопала большая белая акула. Спас их морской змей, который напал на хищницу.

— Теперь понятно, откуда у фирмы Дорсетта такой логотип.

— На «Гладиаторе» плыли двести тридцать два человека. На остров выбрались всего восемь — шесть мужчин и две женщины, в их числе Дорсетт и Флетчер.

Питт взглянул на Перлмуттера:

— Погибло, значит, двести двадцать четыре человека. Жуткая цифра!

Перлмуттер кивком подтвердил его вывод.

— На острове два человека, матрос и осужденный, погибли в драке из-за женщины.

— Как на «Баунти»?

— Не совсем. Два года спустя капитан Скагс с матросом, оказавшимся, по счастью, плотником, построили суденышко из обломков французского военного шлюпа, разбившегося о скалы. Оставив осужденных на острове, моряки пересекли Тасманово море и добрались до Австралии.

— Скагс бросил их на произвол судьбы?!

— По их просьбе. Осужденные решили провести остаток жизни на райском острове, а не в аду тюремных лагерей у залива Ботани. Скагс сообщил австралийским властям, что все осужденные погибли, для того чтобы выживших оставили в покое.

— И они прожили счастливо и долго.

— Кто как. Скагс, пользуясь правом капитана заключать браки, успел переженить островитян. У Джесса и Бетси родились два сына, у другой пары — дочь. К сожалению, девочка быстро осиротела, и Дорсетты приняли ее в свою семью.

— А что Скагс?

— Он благополучно вернулся в Шотландию и стал капитаном нового клипера, принадлежавшего компании «Карлайл энд Данхилл». В сорок семь лет он вышел в отставку и спустя двенадцать лет скончался.

— Когда же на сцене появились алмазы?

— Терпение, дружок, — произнес Перлмуттер тоном школьного учителя. — Чтобы получше вникнуть в эту историю, потребуются дополнительные сведения. Итак, алмаз хотя и не имеет себе равных среди земных минералов по количеству спровоцированных преступлений, есть не что иное, как кристаллический углерод, брат графита и угля. Считается, что алмазы образовались на больших глубинах три миллиарда лет назад. Их вынесли на свет божий вулканические взрывы. Каналы в толще Земли, получившиеся в результате этих взрывов, были названы кимберлитовыми трубками. Алмазосодержащая порода, вынесенная на поверхность, застыла пологими холмами. Порой под влиянием естественных причин холмы разрушаются, и прозрачные кристаллы являются человеческому взору.

— Позволь, я попробую догадаться. Дорсетты обнаружили на острове алмазные россыпи.

— Ты все время меня опережаешь, — обиделся Перлмуттер.

— Прости, — смутился Питт.

— Так вот, на островке действительно оказались две феноменально богатые кимберлитовые трубки. Кстати, Джесс и Бетси назвали остров в честь клипера, на котором они познакомились, — Гладиатор. Играя на берегу, дети нашли камешки странной формы. Взрослые не обратили на находку ни малейшего внимания. В тысяча восемьсот шестьдесят шестом году на остров сошли для пополнения запасов пресной воды американские моряки. Среди них оказался человек, сведущий в геологии. Он заинтересовался детскими бирюльками. Осмотрев их, он с удивлением понял, что это алмазы. Моряк стал выпытывать у Джесса Дорсетта, откуда взялись камешки, и старый разбойник, сообразив, что допрос неспроста, сказал, будто привез их из Англии.

— Так возникла империя Дорсетта.

— Далеко не сразу. После того как муж умер, Бетси послала сыновей, Джесса-младшего и Чарлза, несомненно названного в честь Скагса, а также приемную дочку, Мэри Виклеман, в Англию получать образование. Она письменно попросила Скагса пристроить детей в лучшие учебные заведения и приложила к посланию мешочек с необработанными алмазами в качестве благодарности за беспокойство. Умирающий капитан препоручил детей своему другу и бывшему работодателю Абнеру Карлайлу.

— А алмазы?

— И алмазы ему отдал. Карлайл нашел ушлого ювелира по имени Леви Страузер, который не только обработал камешки, но и продал их на Лондонской бирже почти за миллион фунтов стерлингов, или примерно за семь миллионов долларов по курсу того времени.

— Ничего себе благодарность за беспокойство! — задумчиво произнес Питт. — Детишки, должно быть, на золоте ели.

Перлмуттер покачал головой:

— На сей раз ты ошибся. Мальчики скромно жили в Кембридже, девочка училась в школе благородных девиц неподалеку от Лондона. Получив диплом, Чарлз женился на Мэри, и они возвратились на остров. Чарлз занялся добычей алмазов, а Джесс-младший после окончания колледжа остался в Англии и создал «Дом Дорсетта» в партнерстве с Леви Страузером. Предприятие владело роскошными залами для розничной торговли, изысканными конторами для оптовых продаж и огромной ювелирной мастерской. Успеху концерна Дорсетта способствовало то, что алмазы с острова Гладиатор имели очень редкий лилово-розовый цвет и были высочайшего качества.

— Кимберлитовые трубки так и не оскудели?

— Пока нет. Дорсетта умело манипулировали ценами, придерживая солидную долю продукции, и оставили хорошее наследство.

— Кому?

— Ансону, сыну Чарлза и Мэри. Джесс-младший не женился.

— Ансон — это дедушка Артура?

— Да. Он управлял концерном больше сорока лет. И был, наверное, самым честным из всей семейки. Ансон удовлетворялся тем, что держался на плаву. Его не мучила алчность, присущая потомкам; много денег он тратил на благотворительность. По всей Австралии и Новой Зеландии не счесть основанных им библиотек и больниц. Умер он в тысяча девятьсот десятом году, оставив компанию сыну Генри и дочери Милдред. Она умерла молодой: упала за борт яхты и угодила на зуб акуле. Ходили слухи, будто это убийство, подстроенное Генри, но расследования не проводилось. Уж об этом денежки Генри позаботились. При Генри в семье расцвели жадность, зависть, жестокость и ненасытное властолюбие, что и продолжается по сей день.

— Помнится, я читал о нем статью в «Лос-Анджелес таймс» — там его сравнили с сэром Эрнестом Оппенгеймером из «Де Бирс».

— Ни того ни другого к святым не причислишь. Оппенгеймер горы свернул, чтобы создать империю, раскинувшуюся по всем континентам. Он вложил капиталы в самые разные отрасли: автомобилестроение, полиграфию, военное производство, пивоварение, а также в добычу золота, урана, платины и меди. Все же основную мощь «Де Бирс» по-прежнему составляют алмазы. В отличие от него Дорсетты занимались и занимаются только драгоценными камнями. Их предприятия добывают рубины в Бирме, изумруды в Колумбии, сапфиры на Цейлоне. Между прочим, ты знаешь, откуда взялось название «Де Бирс»?

— Откуда?

— Де Бирсом звали южноафриканского фермера, который по неведению продал всего за несколько тысяч долларов нашпигованный алмазами кусок земли Сесилю Родсу, а уж тот извлек из участка целое состояние и основал картель.

— Генри Дорсетт присоединился к Оппенгеймеру?

— Генри хотя и участвовал в регулировании цен на рынке, но оставался единственным крупным владельцем копей, торговавшим алмазами самостоятельно. Поскольку восемьдесят пять процентов всех добытых в мире алмазов расходится через брокеров и дилеров «Де Бирс», нынешний Дорсетт обходит стороной биржи в Лондоне, Антверпене, Тель-Авиве и Нью-Йорке. Он пускает ограниченное количество камней превосходнейшего качества в розницу. «Дом Дорсетта» насчитывает уже пятьсот магазинов.

— Оппенгеймер с ним не боролся?

Перлмуттер отрицательно покачал головой:

— Зачем? Оппенгеймеру был нужен стабильный рынок и высокий доход. В сэре Генри он угрозы не видел — ведь австралиец и не пытался выбрасывать на продажу бриллианты по низким ценам.

— У Дорсетта, наверное, была целая армия рабочих.

— О да! Более тысячи человек: два цеха по раскалыванию камней, три мастерские по их огранке и две шлифовальные фабрики. В Сиднее стоит тридцатиэтажное здание, где умельцы создают для «Дома Дорсетта» самобытные и причудливые украшения. Обычно хозяева нанимают для обработки и огранки алмазов евреев; нынешний Дорсетт предпочитает брать китайцев.

— Генри Дорсетт умер где-то в конце семидесятых, так?

Перлмуттер усмехнулся:

— История повторилась. В возрасте шестидесяти восьми лет он, будучи в Монако, упал за борт своей яхты и утонул. Люди шептались, что это Артур напоил его допьяна и столкнул в залив.

— Ну а об Артуре что можешь рассказать?

Перлмуттер покопался в папке.

— Имей любители бриллиантов хоть приблизительное представление о тех грязных делишках, какие Артур Дорсетт провернул за последние тридцать лет, они бы у него и камушка не купили.

— Не очень хороший человек, как я понимаю.

— Есть люди двуликие, а у Артура по меньшей мере пять личин. Единственный сын Генри и Шарлотты, Дорсетт родился на острове Гладиатор в тысяча девятьсот сорок первом году. Воспитывала его мать, в школу на материке он не ходил. В восемнадцать лет он отправился в город Голден, штат Колорадо, и поступил в Горный колледж. Малый он был рослый, на полголовы выше однокашников, но к спорту охоты не имел, предпочитая ковыряться в заброшенных шахтах, каковых полно в Скалистых горах. Окончив колледж и получив диплом горного инженера, он пять лет проработал в Южной Африке на копях «Де Бирс», после чего вернулся домой, на остров, где принялся руководить добычей алмазов. Часто наведываясь в штаб-квартиру фирмы в Сиднее, Артур встретил прелестную девушку Ирэн Калверт, дочь профессора биологии Мельбурнского университета, и женился на ней. Она родила ему трех дочерей.

— Мэйв, Дейрдра и…

— Боудикка.

— Две кельтские богини и легендарная королева Британии.

— Женская триада. Мэйв двадцать семь, Дейрдре тридцать один, а Боудикке тридцать восемь лет.

— Расскажи мне еще что-нибудь об их матери, — попросил Питт.

— Рассказывать-то почти нечего. Пятнадцать лет назад Ирэн умерла, и опять — при загадочных обстоятельствах. Лишь год спустя после того, как ее похоронили на острове Гладиатор, одному сиднейскому репортеру удалось пронюхать о ее смерти, и он напечатал некролог, не дав времени Артуру подкупить выпускающего редактора. А так никто бы и не узнал, что Ирэн уже нет в живых.

— Адмиралу Сэндекеру кое-что известно про Артура Дорсетта. Он говорит, что до него просто не добраться, — сообщил Питт.

— Верно. Он не бывает на публике, у него нет друзей. Вся его жизнь — в бизнесе. Он велел даже проделать в земле тайный ход, чтобы попадать в сиднейскую штаб-квартиру и выходить из нее, не попадаясь никому на глаза. Он полностью отрезал остров Гладиатор от остального мира. С его точки зрения, чем меньше известно о компании «Дорсетт», тем лучше.

— К чему такая таинственность?

— Она позволяет скрыть многое, в том числе и убийство. Даже власти тех стран, где находятся предприятия компании, тратят бездну времени на выяснение размеров их активов в целях налогообложения. Артур Дорсетт — настоящий Эбенезер Скрудж,[214] но при этом он всегда готов потратиться на то, чтобы купить чью-нибудь преданность. Есть государственные чиновники, которые в мгновение ока стали миллионерами и превратились из слуг закона в его лакеев.

— Дочери работают у него в компании?

— Две — да, а третья…

— Мэйв, — предположил Питт.

— Верно, верно, Мэйв! Так вот она ушла из семьи, отучилась в университете и стала зоологом. Возможно, взыграли гены дедушки по материнской линии.

— А что известно о Дейрдре с Боудиккой?

— Молва величает эту пару ведьмами и утверждает, что они позлее своего папаши. Дейрдра горазда на всякие пакости, склонность к воровству у нее в крови. Боудикка совершенно безжалостна, холодна и здорова, как айсберг. Ни та ни другая не интересуются мужчинами и великосветской жизнью.

Взгляд Питта стал рассеянным.

— Не понимаю, что люди находят в алмазах. Ведь это же просто углерод, как ты сказал.

— Помимо красоты, которую приобретает алмаз после обработки, он обладает целым рядом уникальных свойств. Он является самым твердым минералом на земле. При соприкосновении с шелком он вызывает разряд статического электричества. Под лучами заходящего солнца и позже, с наступлением темноты, он испускает загадочное сияние. Нет, мой юный друг, алмаз не просто одна из форм углерода, это воплощенная иллюзия. — Перлмуттер взял бутылку, потряс ее над своим бокалом и добавил с глубокой грустью: — Черт, я все до капельки вылакал.

16

Выйдя из здания НУМА, Джордино сел в машину и поехал вдоль реки Потомак в «Александрию» — кондоминиум, где недавно приобрел жилье. Квартира стоила дорого, однако ее вид вызвал бы инфаркт у любого дизайнера: разностильная мебель, нелепое расположение вещей. Каждая новая подружка Джордино меняла обстановку, старательно уничтожая следы своей предшественницы. У Ала хватало душевной широты поддерживать дружеские отношения с бывшими пассиями, те тоже с удовольствием водили с ним компанию, но ни одна не мечтала стать его женой даже в большом подпитии.

Джордино не был безалаберным и мог бы привести квартиру в порядок, вот только заезжал домой редко. Он обожал всякие экспедиции. Сидеть в гостиной, уставившись в телевизор или перелистывая «Плейбой», — такое было не для него. Энергия колотилась в Джордино, мысли особо не задерживались на поселившейся в квартире даме, что вызывало у нее взрыв негодования и желание уйти навеки. Опечаленный Джордино помогал ей собирать манатки и разочаровывался в личной жизни до следующей судьбоносной встречи.

Швырнув грязную одежду в корзину, Джордино быстренько ополоснулся под душем, покидал в сумку самое необходимое и рванул в ближайший аэропорт, где успел на ранний вечерний рейс до Майами. Прибыв на место, он снял номер в мотеле около доков. Отыскав в справочнике перечень судостроительных фирм, выписал те, что специализировались на моторных яхтах, и принялся звонить по телефону.

Первые вызовы остались безответными. На пятый раз трубку поднял южанин, о чем свидетельствовал мягкий тягучий говор. Джордино удаче не удивился. Он был уверен, что найдется проектировщик, засидевшийся на работе.

— Мистер Уэс Уилбэнкс?

— Да, это я. Чем могу служить в столь поздний час?

— Меня зовут Альберт Джордино. Я из Национального подводного и морского агентства. Мне нужна ваша помощь, чтобы установить, кто построил одно судно.

— Оно тут швартуется, в Майами?

— Нет, сэр. Может находиться где угодно, в любой точке земного шара.

— Таинственное создание.

— Больше, чем вам кажется.

— Я буду здесь завтра около десяти часов.

— Не пойдет, дело срочное, — возразил Джордино с властной ноткой в голосе.

— Ладно. Я начну сворачиваться примерно через час. Сможете подъехать? У вас адрес есть?

— Есть, только я в Майами чужак.

Уилбэнкс объяснил Джордино, как доехать до мастерской. Она оказалась всего в нескольких кварталах от мотеля. Джордино перекусил в кубинской кафешке и отправился в гости пешком.

Конструктору, одетому в шорты и расписную рубаху, только-только перевалило за тридцать. Черные, у висков тронутые сединой волосы по моде зализаны назад. Джордино доходил ему до плеча. «Малый, — решил он, — выглядит так, будто родился, чтобы жить в мире яхт».

— Очень рад с вами познакомиться, мистер Джордино, — сказал Уилбэнкс, просияв симпатичным лицом.

— Спасибо, что согласились встретиться, — ответствовал Джордино, задрав голову.

— Проходите. Кофе не желаете? Сегодня утром сварил. Правда, цикорием все равно отдает.

— С удовольствием выпью.

Конструктор провел его в мастерскую. Пол был покрыт паркетом, одну стену занимали полки, плотно уставленные книгами по проектированию яхт и малых судов, другую — полки, заполненные моделями кораблей, к которым, надо полагать, Уилбэнкс имел прямое отношение. Посреди комнаты располагался кульман. Под венецианским окном, с выходом на порт, пристроился компьютер.

В обмен на чашку кофе Джордино вручил Уилбэнксу рисунки, сделанные вторым помощником капитана контейнеровоза «Рио-Гранде»:

— Надеюсь, вы наведете меня на изготовителя.

Уилбэнкс разглядывал рисунки, слегка наклонив голову к плечу, целую минуту.

— Яхта выглядит заурядно, — сказал он, потирая подбородок, — но лишь на первый взгляд. Не сомневаюсь, что тут не один, а два корпуса, посаженных на футуристический подводный обтекатель. Мне всегда хотелось создать нечто подобное. Жаль, что пока не сыскался заказчик, готовый отойти от привычных стандартов.

— Вы говорите так, будто речь идет о корабле для полета на Луну.

— Насчет полета на Луну не знаю, но в ней есть космические мотивы. Погодите, я все объясню. — Уилбэнкс сел за компьютерный стол, включил процессор. — У меня тут хранится один проект. Я его сочинил для души — все равно денег на реализацию замысла не видать как своих ушей.

На экране монитора возникли сначала обтекаемые контуры корабля, потом его внутреннее убранство. Джордино был поражен:

— И вы все это углядели в паре рисунков на скорую руку?!

— Сейчас проверим.

Уилбэнкс вывел абрис своей мечты на принтер и совместил рисунки с наброском Джорджа Гудзона. Изображения почти совпали.

— Фантастика, — пробормотал Джордино.

— До безумия завидно, что кому-то из коллег удалось сделать это первым, — сокрушенно произнес Уилбэнкс. — Я бы детишек своих продал за контракт на проектирование этой крошки.

— Каковы габаритные размеры и источник энергии?

— Моей модели или вашей?

— Той, что на рисунках.

— Думаю, длина около тридцати метров, ширина — чуть меньше десяти. Что касается силовых установок, то я бы предложил два турбодизеля «БЭД-98» — вкупе они способны выдавать более двух с половиной тысяч лошадиных сил. С таким двигателем яхта в спокойную погоду легко могла бы развивать скорость крейсера, а то и больше.

— Кто, по-вашему, производитель судна?

Уилбэнкс откинулся на спинку кресла и задумался.

— Тут требуются довольно-таки радикальные методы формовки фибергласа. На это способна фирма «Гластек боатс» в Сан-Диего и, пожалуй, «Хейнкельманн» в Киле.

— А как с японцами?

— Они в строительстве яхт ни бельмеса. В Гонконге есть несколько мелких верфей, но они по преимуществу строят из дерева. Большинство же тех, кто работает с фибергласом, придерживаются традиционных принципов.

— Значит, это либо «Гластек», либо «Хейнкельманн»?

— Да, именно им я предложил бы потягаться за осуществление моей мечты.

— Что вы скажете насчет конструктора?

— Могу вам назвать по меньшей мере десятка два тех, кто специализируется на радикальных проектах.

Джордино широко улыбнулся:

— Мне повезло сразу напасть на двадцать первого.

— Вы где остановились?

— В мотеле «Приморский».

— НУМА экономит на командировках?

— Во-во! Мой босс, адмирал Джеймс Сэндекер, с Шейлоком — друзья не разлей вода.

Уилбэнкс рассмеялся.

— Ладно, загляните ко мне в мастерскую утром, часиков в десять. Может, у меня для вас кое-что найдется.

— Весьма признателен вам за помощь.

Они расстались.

Джордино совершил длительную прогулку по берегу океана, вернулся в мотель, почитал на сон грядущий детектив и улегся спать.

Без малого в десять Джордино вошел в студию Уилбэнкса. Творец судов был занят изучением чертежей. Он потряс ими в воздухе и улыбнулся.

— Вчера, после того как вы ушли, — сказал он, — я подправил рисунки, которые вы мне оставили, и набросал чертежи в масштабе. Потом я их уменьшил и отправил по факсу в Сан-Диего и в Германию. Из-за разницы во времени «Хейнкельманн» откликнулся до того, как я пришел на работу. «Гластек» ответил на запрос минут за двадцать до того, как вы вошли.

— Им знакома лодка, о которой идет речь? — нетерпеливо спросил Джордино.

— Боюсь, в этом плане новости плохие, — невозмутимо произнес Уилбэнкс. — Ни та ни другая фирма вашу лодку не проектировала и не строила.

— Стало быть, мы не продвинулись ни на пядь.

— Не совсем так. Есть и хорошая новость: некий инженер из «Хейнкельманна» обследовал вашу яхту, когда она стояла на якоре в Монако месяцев девять назад. Он утверждает, что изготовила ее какая-то французская фирма, новая в отрасли, я о ней и понятия не имел. «Жюссеран марин» в Шербуре.

— Тогда можно ваши чертежи факсануть им! — воскликнул обрадованный Джордино.

— Бесполезно, — поморщился Уилбэнкс. — И вообще я тут сбоку припеку. Вам ведь на самом деле нужен не производитель, а владелец яхты.

— Не вижу причин отрицать это.

— Инженер «Хейнкельманна» был настолько любезен, что вдобавок сообщил имя владельца. И даже объяснил, что сам им заинтересовался, поскольку команда роскошного судна была больше похожа на банду головорезов, чем на великолепную обслугу.

— Головорезов?

— Инженер утверждает, что все они были увешаны оружием.

— Так кому принадлежит яхта?

— Богатой австралийке, дочке алмазного короля.

— Имя!

— Боудикка Дорсетт.

17

Питт летел в Оттаву. Джордино связался с ним через пилота и коротко поведал про загадочную яхту.

— Никаких сомнений? — спросил Питт.

— Только не у меня. Считай, сто пудов правды, что судно, удравшее с места происшествия, принадлежит семейству Дорсетт.

— Каша заваривается круче.

— Возможно, тебе будет небезынтересно узнать, что адмирал попросил ВМФ обследовать со спутника центральный и восточный пояса Тихого океана. Яхту засекли. Она сделала заход на Гавайи и продолжила путь к острову Кангит.

— Остров Кангит? Тогда у меня получится убить два камня одной птичкой.

— Что-то тебя с утра на расхожую патетику потянуло.

— Как выглядит яхта?

— Не похожа ни на одну посудину из тех, которые тебе до сего времени попадались. Сплошь космические мотивы.

— Буду держать ее в поле зрения, — пообещал Питт.

— Я понимаю, что впустую сотрясаю воздух, но, пожалуйста, будь осторожен.

Питт рассмеялся:

— Если потребуются деньги, дам телеграмму.

Он повесил трубку, исполненный благодарности судьбе, даровавшей ему такого заботливого друга, как Альберт Кассиус Джордино.

Приземлившись и взяв напрокат машину, Питт направился в столицу Канады. Морозило сильнее, чем в холодильнике. Снежное покрывало на земле радовало глаза зеленой вышивкой сосен. «Красивая страна, — подумал Питт, — только зимы чересчур суровые. Послать бы их куда подальше на север — и чтоб больше не возвращались».

Переехав по мосту реку Оттава, он оказался в городишке под названием Халл. Сориентировавшись по карте, он добрался до комплекса высотных зданий, где расположилось несколько правительственных ведомств. Ему предстояло отыскать Министерство охраны окружающей среды.

Охранник у ворот подсказал, какой дом нужен Питту. Дирк припарковал машину на министерской стоянке и вошел. Изучив в холле доску с перечнем учреждений, он поднялся на лифте.

Дежурная дама в возрасте выдавила любезную улыбку:

— Чем могу помочь?

— Моя фамилия Питт. У меня назначена встреча с Эдвардом Поузи.

— Минуточку. — Дама позвонила по телефону и известила начальника о визитере. Положив трубку, она кивнула: — Пожалуйста, пройдите по коридору до самого конца.

В конце коридора прямо у двери Питта встретила премиленькая рыжеволосая секретарша и провела в кабинет Поузи.

Приземистый бородатый человек в очках встал и, перегнувшись через стол, обменялся с Питтом рукопожатиями.

— Рад новой встрече с вами, Дирк. Когда мы виделись-то в последний раз?

— Одиннадцать лет назад, весной восемьдесят девятого.

— Да-да, проект «Жук-скакун». Мы познакомились на конференции, где вы делали доклад о своем открытии нефтяного месторождения возле острова Баффинова Земля.

— Эд, мне нужна помощь.

Поузи указал на кресло:

— Садитесь, садитесь. Чем конкретно могу помочь?

— Мне нужно от вас разрешение на обследование горнорудных работ, проводимых на острове Кангит.

— Вы имеете в виду предприятие Дорсетта?

Питт кивнул:

— У НУМА есть основания полагать, что тамошняя технология извлечения породы самым губительным образом сказывается на жизни моря вплоть до самойАнтарктики.

Поузи раздумчиво посмотрел на гостя:

— Это как-то связано с австралийским круизным лайнером?

— Возможно.

— Но вы что-то подозреваете?

— Мы — да.

— Министерство природных ресурсов — вот куда вам следует обратиться.

— Я так не считаю. Если в вашем государстве порядки примерно такие же, как и в моем, то потребуется постановление парламента, разрешающее проводить обследование на земле, законно арендуемой иностранной компанией. Но я сомневаюсь, что Артур Дорсетт допустит принятие такого постановления.

— Похоже, выхода нет, — заметил Поузи.

— Выход-то как раз есть, — улыбнулся Питт, — при условии, что вы поспособствуете.

Поузи поерзал в кресле:

— Я не имею права позволить вам вертеться вокруг предприятия Дорсетта без веских на то оснований. Никоим образом.

— Но может быть, вы пожелаете воспользоваться моими услугами для выяснения нерестовых привычек ноздреватого лосося?

— Период нереста почти закончился. И потом, я в жизни не слышал про ноздреватого лосося.

— Я тоже не слышал.

— Вам ни за что не удастся одурачить охрану шахты. Дорсетт берет на работу лучших из лучших. Бывших британских офицеров и ветеранов американских войск специального назначения.

— Я не намерен перелезать через ограду. Интересующие меня сведения я смогу получить с помощью приборов, ходя по бухточкам.

— На бирюзовом катере?

— На каяке неопределенного цвета. Местный колорит и все такое.

— Забудьте про каяк. Воды вокруг Кангита коварны. Волны идут прямо из океана.

— Вы говорите так, будто плавать там небезопасно.

— Если море с вами не разделается, — совершенно серьезно сказал Поузи, — то это сделают головорезы Дорсетта.

— Значит, я выберу лодку побольше и прихвачу гарпун потяжелее, — насмешливо ответил Питт.

— Почему вы не хотите попросту посетить предприятие в составе вполне законной группы канадских инженеров-экологов и поднять шум, обнаружив махинации любого сорта?

— Пустая трата времени. — Питт вздохнул. — Штейгер Дорсетта только прекратит работы до тех пор, пока мы не уберемся восвояси. Лучше обследовать шахту тогда, когда молодчики ни о чем не подозревают.

Поузи полюбовался облаками за окном.

— Ладно. Я устрою вам контракт с нашим министерством. Будете обследовать заросли бурых водорослей вокруг острова Кангит. Вам надлежит установить, нет ли ущерба для бурых водорослей от химикатов, попадающих в море через водостоки горнодобывающего предприятия. Как вам такое?

— Благодарю вас от всей души, — сидя, поклонился Питт. — Каков гонорар?

Поузи подхватил шутку:

— Извините, в бюджете на вас денег не выделено. Можете дать мне взятку в виде гамбургера в ближайшей забегаловке.

— Заметано.

— И еще одно. Вы собираетесь действовать в одиночку?

— А вы предлагаете батальон?

Поузи помрачнел:

— Настоятельно советую вам взять в проводники кого-нибудь из местных индейцев. Тогда вы и выглядеть будете как-то поофициальнее. Наше министерство тесно сотрудничает с племенами в борьбе за чистоту лесных угодий. Уполномоченный министерства и местный рыбак не вызовут подозрений у охранников Дорсетта.

— Подходящая кандидатура на примете есть?

— Мейсон Бродмур. Очень сообразительный малый. Я уже имел с ним дело в нескольких экологических проектах.

— Индеец по имени Мейсон Бродмур?

— Он из племени хайда, которое живет на островах Королевы Шарлотты. Большинство хайда приняли английские имена несколько поколений назад. Они прекрасные рыбаки и хорошо знают воды вокруг острова Кангит.

— Бродмур — рыбак?

— В общем-то, нет. Но человек он изобретательный.

— И что же он изобретает?

Поузи привел в порядок бумаги на столе, пристально посмотрел на Питта и сообщил:

— Мейсон Бродмур вырезает тотемные столбы.

18

Как обычно, ровно в семь часов утра Артур Дорсетт на персональном лифте поднялся на последний этаж небоскреба и устремился в свои роскошные апартаменты — словно бык на арену в Севилье.

Внешность Дорсетта поражала воображение. Проходя в дверной проем, он задевал плечищами о косяки и наклонял голову, чтобы не стукнуться о притолоку. Сильно волосатое тело бугрилось мускулатурой профессионального борца. Светло-рыжая жесткая шевелюра напоминала густые заросли ежевики. Энергичное выражение на загорелом лице подчеркивал здоровый румянец. Взгляд черных глаз, бивший из-под нависших бровей, был неистов. Громадные усы загибались к уголкам губ, которые постоянно извивались, как мурены, обнажая пожелтевшие зубы заядлого курильщика. Ходил магнат вперевалку, при этом плечи у него поднимались и опускались, будто коромысло парового двигателя.

Загар у Дорсетта был несмываемый — он появился от длительного пребывания на солнце, когда Артур работал в открытых шахтах, вдохновляя рабочих на трудовые подвиги. Магнат до сих пор мог наполнить ковш экскаватора пустой породой наравне с лучшими шахтерами. Мог, но давно уже этого не делал. Из него прямо-таки перли презрение и непомерное тщеславие. Артур Дорсетт был сам себе империей и не следовал никаким законам, кроме своих собственных.

В небоскребе, выстроенном за четыреста миллионов долларов без привлечения банковских кредитов, располагались конторы оптовых и розничных торговцев алмазами, ювелирные мастерские, шлифовальная фабрика, а также главный офис компании «Дорсетт консолидейтед». Это было известно в Сиднее всем. Но мало кто знал о личной жизни Артура Дорсетта.

Он вошел в обширную приемную, миновал четырех секретарш, не удостоив их ни малейшим вниманием, и открыл стальную дверь. Кабинет имел стены двухметровой толщины без окон: слишком уж многие из тех, кто сталкивался в бизнесе с Дорсеттом, желали нанять снайпера, чтобы отомстить магнату. Вдоль стен стояли остекленные витрины, где на черных бархатных подушечках лежали образцы продукции, выдаваемой на-гора алмазной империей. Кто-то подсчитал, что общая стоимость бриллиантов, хранившихся здесь, составляла полтора миллиарда долларов.

Дорсетт не нуждался ни в штангенциркуле, ни в специальных весах, ни в лупе, чтобы наслаждаться своим сокровищем. У него был взгляд настоящего профессионала. Устав от дел, он доставал из витрины какой-нибудь камень и подолгу любовался им. Особенно часто он выбирал лилово-розовый бриллиант класса «Д», безупречный по исполнению и обладающий удивительным блеском благодаря способности мощно преломлять и пламенно рассеивать свет. Этот камень, найденный китайским рабочим на острове в 1908 году, был самым крупным в личной коллекции Дорсетта. Первоначальный его вес равнялся 1130 каратам. После обработки вес уменьшился до 620 карат. Мастера придали алмазу форму розочки, наделив девяносто восьмью гранями. Если и существовал в мире бриллиант, порождающий мечты о любви и приключениях, то это был он, скромно именуемый Артуром «Роза Дорсетта». Он никогда не выставлялся на публике. Дорсетт хорошо знал: не меньше полусотни человек с великой радостью пойдут на любое преступление, лишь бы завладеть уникальной драгоценностью.

Он сел за стол — изделие чудовищных размеров из полированной окаменелой лавы с ящиками из красного дерева — и нажал кнопку, уведомляя заведующую канцелярией о том, что приступил к работе.

Генерал-секретарша немедленно сообщила по внутренней связи:

— Ваши дочери ожидают уже почти час.

Дорсетт откликнулся голосом, не уступающим в твердости выставленным в кабинете алмазам:

— Пусть милашечки войдут.

Он поудобнее устроился в кресле, как зритель перед началом спектакля. Ему неизменно доставляло удовольствие видеть, насколько разные у него дети — и по виду, и по характеру.

Боудикка вошла в кабинет с самоуверенностью тигрицы, ступившей на землю безоружных селян. Прекрасно сложенное, неподвластное ожирению тело было облачено в вязаный шерстяной жакет, надетый поверх подобранной в тон безрукавки, и полосатые коричневые брюки, заправленные в сапожки из телячьей кожи, предназначенные для верховой езды. Ростом Боудикка значительно превышала сестер, хотя и не дотягивала до отца. У него она переняла черные глаза, надменное выражение лица, внушающее благоговейный страх, и густые рыжеватые волосы, которые в свободном падении достигали бедер. Косметикой Боудикка совсем не пользовалась.

Дорсетт воспринимал старшую дочь как сына. С годами, основательно скрепив сердце, он примирился с тайным образом жизни амазонки, поскольку по-настоящему значимым для него было одно: Боудикка обладала не менее сильной волей, чем он.

Дейрдра в простом (правда, отличного покроя) багряном двубортном платье-пальто вплыла в кабинет. Писаная красавица, она прекрасно умела использовать очарованных ею людей к своей выгоде, но внешне — никаких претензий. Мускулистая сила легко перенесла ее через кабинет и опустила в кресло рядом с Боудиккой, севшей чуть раньше.

Мэйв появилась последней. Грациозная, как морская водоросль, она была одета в гладкую юбку и клетчатую рубаху на молнии поверх белой рубчатой водолазки. Длинные светлые волосы мягко сияли от дорогого шампуня, а смуглое лицо пылало от гнева. Она остановилась напротив отца между сестрами и выкрикнула прямо в глаза, таившие злокозненность и порочность:

— Отдай моих мальчиков!

Отец взял со стола трубку и выставил ее на манер пистолета.

— Сядь, девчонка!

— Нет! — крикнула Мэйв. — Ты украл моих сыновей, и я хочу, чтобы ты их вернул, не то, видит бог, я сдам тебя и этих послушных сучек полиции, но сначала обо всех вас расскажу журналистам.

Артур Дорсетт уставился на строптивицу, гадая, насколько далеко она способна зайти. Приняв решение, он нажал кнопку внутренней связи.

— Соедините меня, пожалуйста, с Джеком Фергюсоном, — сказал он секретарше и с улыбкой обратился к Мэйв: — Ты ведь помнишь Джека, не так ли?

— Это тот гориллоподобный садист, которого ты называешь смотрителем шахт. А он тут при чем?

— Я счел, что тебе следует знать. Он сейчас нянчится с близнецами.

Выражение гнева исчезло с лица Мэйв, на смену пришла тревога.

— Только не Фергюсон!

— Немного дисциплины не повредит растущим мальчикам.

Мэйв собралась что-то сказать, но ее опередил сигнал внутренней связи. Дорсетт взметнул руку, призывая к молчанию, и включил громкую связь у телефона.

— Алло, Джек?

Сквозь шум работающих агрегатов пробился голос Фергюсона:

— Я слушаю.

— Мальчики с вами?

— Да, сэр. Я научил их грузить пустую породу в вагонетку.

— Я бы попросил вас устроить какой-нибудь несчастный случай…

— Нет! — взвизгнула Мэйв. — Боже, им же всего по шесть лет! Не можешь же ты убить собственных внуков! — Она оглянулась на сестер, ожидая поддержки, и ужаснулась, увидев на их лицах выражение совершеннейшего равнодушия.

— Я этих ублюдков своими внуками не считаю! — проревел Дорсетт.

Мэйв овладел тошнотворный страх. Она поняла, что ввязалась в битву, которую ей в одиночку не выиграть. Ах, если бы поведать об этой беде Дирку Питту из НУМА! Он наверняка сумел бы помочь. Только до него — тысячи километров. Мэйв решила подчиниться воле отца, потянуть время до тех нор, пока не придумает, как спасти сыновей.

Она села в предназначенное для нее кресло.

— Что тебе от меня надо?

Успокоенный отец оборвал разговор с Фергюсоном. Злые морщины на лице обмякли.

— Мне следовало вышибить из тебя дурь, когда ты еще маленькой была.

— А ты и вышибал, папочка. Разве не помнишь? Много раз.

— Хватит сантиментов, — рыкнул Дорсетт. — Мне нужно, чтобы ты поработала в Национальном подводном и морском агентстве Соединенных Штатов. Если там подойдут слишком близко к ответу, почему масса живности погибла на море, ты обязана задержать их. Диверсия, убийство — все, что потребуется. Только попробуй меня надуть, и твои мерзкие детеныши сдохнут.

— Ты рехнутый, — выдохнула пораженная Мэйв. — Ты говоришь так, будто для тебя не имеет значения…

— Э нет, ошибаешься, сестричка, — перебила ее Боудикка. — Двадцать миллиардов долларов имеют очень большое значение.

— Какие двадцать миллиардов?

— Не бегала бы от нас, так знала бы, — фыркнула Дейрдра.

— Папочка собирается обрушить мировой рынок алмазов, — сообщила Боудикка с такой невозмутимостью, будто речь шла о покупке новых туфель.

Мэйв устремила взгляд на отца:

— Это невозможно. «Де Бирс» и другие фирмы не допустят резкого падения цен.

Дорсетт, казалось, раздулся от самодовольства.

— Несмотря на их наглую манипуляцию со спросом и предложением, в ближайшие тридцать дней крах рынка неизбежен. Его сметет вал камней по цене, доступной любому ребенку, который пожелает тряхнуть своей копилкой.

— Даже тебе не по силам командовать алмазным рынком.

— Вот тут, дочь, ты напрочь не права, — хитро улыбнулся магнат. — Бриллианты традиционно стоят дорого потому, что их добывают в мизерных количествах. Пользуясь мифом о редкости алмазов, «Де Бирс» взвинтила цены, скупив и законсервировав новые копи в Канаде, Бразилии, Австралии, Танзании. Когда русские открыли месторождения в Сибири и набили пятиэтажный склад тысячами тонн алмазов, готовясь наводнить ими рынок, «Де Бирс» почувствовала приближение краха. И тогда они договорились: «Де Бирс» предоставляет миллиардные займы новому государству, а оно возвращает долг алмазами, которые картель складывает в кубышку — к вящему интересу и производителей, и биржевиков. Не счесть шахт, которые «Де Бирс» скупила и тут же закрыла, дабы сбить предложение. Кимберлитовая трубка в штате Арканзас тому пример. Если бы ее разрабатывали, то она вошла бы в число крупнейших мировых поставщиков алмазов. А «Де Бирс», приобретя в собственность земельный участок, передала его Управлению парков и заповедников США!

— Похожие истории происходят по всему свету, — добавила Дейрдра. — Ты хорошо нас выучил, папа. Мы знаем о закулисных махинациях алмазного картеля.

— Я не знаю! — выпалила Мэйв Дорсетту. — Я никогда не вникала в ваши дела.

— Жаль, что ты была глуха к папиным лекциям, — произнесла Боудикка. — Внимательность пошла бы тебе только на пользу.

— Крах цен разметет в пыль и нашу компанию, — заявила Мэйв. — Ты этого не боишься?

— Я ничего не боюсь, — процедил Дорсетт сквозь зубы, стиснувшие пустую курительную трубку.

— Зачем тебе понадобилось тридцать дней?

Дорсетт расслабился, скрестил на груди ручищи.

— Через месяц в моем распоряжении будет запас камней на два миллиарда долларов. Дела в мировой экономике идут ни шатко ни валко, продажа алмазов в застое. Мы потратили на рекламу чудовищные суммы, но все они пошли прахом: число продаж не возросло. Если инстинкт меня не обманывает, рынок достигнет низшей точки через тридцать дней, прежде чем снова пойдет вверх. Я собираюсь начать атаку, пока он сидит на дне.

— Это по твоей вине случился мор на океане и побережье?

— С год назад мои инженеры создали принципиально новый тип экскаватора — в нем используется импульсный ультразвук высокой частоты. Очевидно, скальная плита под островом срезонировала и акустическое излучение направилось в окружающие воды. Явление хотя и редкое, но не исключительное. В результате произошло наложение излучений от других наших горных выработок: возле Сибири, в Чили, в Канаде. Многократно возросшая энергия, вероятно, повлияла на кого-то не лучшим образом.

— «Не лучшим образом»! — ахнула Мэйв. — Тебе что, совсем наплевать на окружающий мир? Сколько же еще должно умереть существ, прежде чем ты насытишься?

— Я остановлюсь не раньше, чем уничтожу рынок алмазов, — холодно уведомил ее Дорсетт и обратился к Боудикке: — Твоя яхта где?

— Я послала ее на остров Кангит, после того как высадилась в Гонолулу, чтобы лететь домой. Тамошний начальник службы безопасности сообщил мне, что у канадских «конников» какие-то подозрения. Они совершают облеты острова, ведут фотосъемку и задают вопросы окрестным жителям. С твоего позволения, я бы вернулась на яхту. Твои геофизики предсказывают очередное наложение излучений примерно в пятистах километрах к западу от Сиэтла. Я должна быть поблизости, чтобы помешать расследованию американской береговой охраны.

— Бери самолет компании и возвращайся как можно скорее.

— Вам известно место, на которое смерть обрушится в следующий раз? — отчаянно воскликнула Мэйв. — Вы должны предупредить суда держаться подальше от этого района.

— Мысль непрактичная, — возразила Боудикка. — С какой стати выдавать миру нашу тайну? И потом, папины ученые способны лишь приблизительно определить, где и когда ударят звуковые волны.

Мэйв широко раскрыла глаза:

— Как «приблизительно»? А почему тогда Дейрдра оказалась на «Снежной королеве» и устроила мне внеочередную экскурсию на Сеймур?

Боудикка рассмеялась:

— Ты это так себе представляешь?

— Так она сама мне сказала.

— Я солгала, чтобы не позволить тебе рассказать все сотрудникам НУМА, — подала голос Дейрдра. — Извини, сестричка, инженеры отца слегка просчитались со временем. Акустическая чума должна была поразить лайнер на три часа раньше.

— На три часа раньше… — пробормотала Мэйв, постепенно осознавая жуткую правду. — Я была бы на судне…

— И умерла бы вместе с остальными, — равнодушно подтвердила Дейрдра.

— И вам не было бы меня жалко?

Отец взглянул на нее, словно на пустую породу:

— Ты повернулась ко мне и сестрам спиной. Для нас ты просто не существовала. Да и сейчас ты мало чего стоишь.

19

Ярко-красный гидроплан, на фюзеляже которого большими белыми буквами было выведено «Грузовые перевозки „Чинук“», слегка покачивался на воде рядом с заправочным причалом возле частного аэропорта. Низкорослый шатен с неулыбчивым лицом, одетый в старомодный летный кожаный наряд, держал наконечник шланга, по которому в один из баков в крыльях гидроплана поступало горючее. Не прерывая работы, он изучающе посмотрел на беззаботно вышагивавшего по причалу мужчину с рюкзаком за спиной и большим черным чемоданом в руке. На мужчине были джинсы, лыжная жилетка на пуху и ковбойская шляпа. Когда незнакомец остановился около гидроплана и взглянул вверх, шатен кивнул на шляпу:

— Стетсон?

— Нет, сшита на заказ Манни Гамаджем из Остина, что в Техасе.

Незнакомец окинул взглядом самолет и решил, что его построили до 1970 года.

— Это ведь «Де Хэвиленд», так?

Летчик кивнул:

— «Де Хэвиленд» по прозвищу «Бобер» — один из лучших самолетов из всех спроектированных для полетов во всяких диких местах.

— Старичок, зато бодрячок.

— Построили в Канаде в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Поднимает с воды больше четырех тысяч килограммов на высоту сто метров. Заслужил титул рабочей лошадки Севера. Подобных машин до сих пор больше сотни летает.

— Нечасто теперь большие радиальные двигатели попадаются.

— Это вы приятель Эда Поузи? — резко спросил шатен.

— Я, — ответил Питт.

— Сегодня немного ветрено.

— Узлов двадцать, я полагаю.

— Вы когда-нибудь летали?

— Провел немного часов в воздухе.

— Малкольм Стоукс, пилот.

— Дирк Питт, турист.

— Как понимаю, вы собираетесь посетить бухту Черная Вода.

Питт кивнул:

— Эд Поузи сказал, что там я смогу найти резчика тотемов по имени Мейсон Бродмур.

— Я знаю Мейсона. Его деревня находится на нижнем конце острова Морсби.

— Лететь долго?

— Часа полтора через пролив Хекате. Доставлю как раз к обеду.

— Звучит заманчиво, — сказал Питт.

Стоукс указал на большой чемодан:

— У вас что там, тромбон?

— Гидрофон, прибор для замера подводного звука.

Не тратя больше слов, Стоукс надел заглушку на топливный бак и вернул шланг на стойку насоса, подававшего горючее. Питт тем временем погрузил свой скарб на борт гидроплана. Освободившись от причальных канатов и оттолкнув одной ногой самолет от причала, Стоукс забрался в кабину пилота.

— Не желаете ли прокатиться впереди? — спросил он.

Питт улыбнулся про себя: в багажном отсеке он никаких мест для пассажиров не увидел.

— Не возражаю.

Усевшись в кресло второго пилота, Питт пристегнулся. Стоукс завел и прогрел единственный большой радиальный двигатель и проверил приборы. Отливом самолет уже отнесло от причала метра на три. Убедившись, что путь свободен от других самолетов или судов, Стоукс подал ручку газа вперед и взлетел, развернув «Бобра» над островом Кэмпбелл и направившись на запад. Пока они набирали высоту, Питт вспоминал справку Хайрема Йегера.

В состав архипелага Королевы Шарлотты входят пять островов. Общая площадь — 10 282 квадратных километра. Население — 5890 человек, из них большинство индейцы хайда, которые вторглись на острова в восемнадцатом веке. Хайда быстро нашли применение красному кедру, в изобилии росшему здесь. Из его стволов они выдалбливали громадные каноэ, строили дома, вырезали тотемные столбы и всяческую утварь.

В настоящее время основу экономики региона составляют заготовка леса и рыболовство, а также добыча меди, угля и железной руды. В 1997 году изыскатели, работавшие по заказу «Дорсетт консолидейтед», нашли кимберлитовую трубку на острове Кангит, самом южном из островов Королевы Шарлотты. Уже после пробного бурения было найдено 98 алмазов в 52-килограммовом керне. Хотя остров Кангит являлся частью национального заповедника Южное Морсби, правительство позволило «Дорсетт консолидейтед» арендовать остров. Дорсетт наладил обширное производство по добыче драгоценных камней и полностью закрыл остров для посетителей и туристов. По подсчетам нью-йоркской брокерской фирмы «К. Дирго энд К°», островная шахта способна принести алмазов на два миллиарда долларов.

Стоукс прервал размышления Питта:

— Теперь, когда мы в стороне от надоедливых глаз и ушей, осмелюсь спросить: вы и есть тот Дирк Питт, который работает в Национальном подводном и морском агентстве?

— А у вас есть полномочия спрашивать?

Стоукс достал из нагрудного кармана кожанки футляр и распахнул его:

— Королевская канадская конная полиция, Центральное управление уголовного розыска.

— Стало быть, я имею дело с инспектором Стоуксом?

— Да, сэр, именно так.

— Что бы вы хотели увидеть: кредитные карточки, водительские нрава, удостоверение НУМА, карточку почетного донора?

— Просто ответьте на один вопрос.

— Задавайте.

— Что вам известно об «Императрице Ирландской»?

Питт усмехнулся.

— Это был трансатлантический лайнер, он утонул в тысяча девятьсот четырнадцатом году, столкнувшись с рудовозом в паре миль от городка Римуски. Смерть унесла более тысячи человек, многие из которых состояли в Армии спасения. Судно лежит на глубине около пятидесяти метров. НУМА обследовало его в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году.

— Похоже, вы действительно Дирк Питт.

— Зачем понадобились «конники»? — спросил Питт. — Поузи ни словом не обмолвился про уголовный розыск.

— Эда это не касается. Ваша просьба пошнырять вокруг Кангита попала ко мне на стол в соответствии с заведенным порядком. Я вхожу в группу из пяти человек, которая держит алмазные копи Дорсетта под наблюдением вот уже девять месяцев.

— Какова причина?

— Незаконная иммиграция. Мы подозреваем, что Дорсетт тайком перевозит на остров китайцев для работы на шахте.

— А почему китайцев? Почему он не нанимает местных, канадских граждан?

— Мы уверены, что Дорсетт покупает рабочих у преступного синдиката, а потом их рабски эксплуатирует, экономя на налогах, страховках от безработицы, пенсиях и профсоюзных отчислениях.

— Вы представляете канадские правоохранительные органы. Что мешает вам заявиться туда и проверить документы у рабочих?

— Дорсетт дал уйму взяток чиновникам и членам парламента, чтобы избежать такой неприятности. Каждый раз, когда мы собираемся провести проверку на месте, мы натыкаемся на целую батарею высокооплачиваемых адвокатов, которые выстреливают тоннами подзаконных актов. Без улик мы как без ног.

— У меня появилось ощущение, что меня используют втемную, — пробормотал Питт.

— Вы, мистер Питт, появились как нельзя вовремя. С точки зрения «конников», по крайней мере.

— Позвольте, я догадаюсь. Вы надеетесь, что я проникну туда, куда «конникам» дорога закрыта.

— Что ж, вы американец. Если вас схватят за вторжение на частную собственность, то самое худшее, что вас ждет, — выдворение. В нашем же случае это может вылиться в политический скандал. Извините, но мы не хотим потерять пенсии.

— Ну разумеется, — язвительно бросил Питт.

— Я буду очень рад, если вы передумаете, и с удовольствием выполню ваш приказ вернуться.

— Извините, но я не могу забыть, что в море и на побережье люди гибнут. Здесь я для того, чтобы выяснить, каким боком к этому причастна «Дорсетт консолидейтед».

— Меня известили о судах, пораженных акустической чумой, — сказал Стоукс. — Похоже, мы преследуем одного и того же зверя, но по разным причинам.

— Фокус в том, чтобы пригвоздить Дорсетта до того, как погибнет еще больше безвинных людей.

— Могу я поинтересоваться вашим планом охоты?

— Никаких сложностей, — ответил Питт. — Я рассчитываю попасть на шахту с помощью Мейсона Бродмура.

— Насколько я знаю Мейсона, он за ваше предложение двумя руками ухватится. С год назад его брат рыбачил около острова. Катер охраны «Дорсетт консолидейтед» приказал ему убираться вон. Он отказался: его род ловил рыбу в этих местах искони. Тогда Мейсона побили, и очень крепко, а карбас сожгли. Когда мы проводили расследование, охранники Дорсетта заявили, будто карбас взорвался и они спасли Бродмура.

— Его слово против двадцати.

— Их, положим, было всего восемь, но картинку вы нарисовали верно.

— Теперь ваш черед, — по-доброму улыбнулся Питт. — Что вам от меня нужно?

Стоукс указал в окно:

— Кангит. Они устроили посадочную полосу для приема людей и припасов. Я инсценирую перебои с мотором, и мы приземлимся. Пока я стану возиться под капотом двигателя, вы будете пичкать охранников байками об отчаянных приключениях под водой.

Питт глянул на Стоукса с сомнением:

— И чего вы надеетесь добиться, помимо резкой враждебности со стороны лиц, осуществляющих охрану предприятия Дорсетта?

— У меня есть веские причины для незапланированной посадки. Причина первая. Дать возможность камерам, встроенным в поплавки, произвести съемку.

— У меня почему-то сложилось впечатление, что они не переваривают незваных визитеров. Что заставляет вас предполагать, будто нас не поставят к стене сортира и не расстреляют?

— Причина вторая, — живо продолжил Стоукс. — Мое начальство надеется именно на такой случай. Тогда оно налетит сюда как саранча и позакрывает мерзавцев к чертям собачьим.

— Ну естественно.

— Причина третья. У нас есть тайный агент, работающий на шахте. Мне нужно взять у него донесение.

— Да мы прямо-таки полны побочными интрижками! — воскликнул Питт.

— А если серьезно, то прежде чем охранники Дорсетта предложат нам по сигарете и повязке на глаза, я раскрою свое инкогнито. Они не настолько глупы, чтобы пойти на риск вторжения армии служителей закона, рыщущей повсюду в поисках талантливейшего члена коллектива.

— Вы что, в самом деле уведомили начальство о нашей посадке?

Стоукс принял вид оскорбленного человека.

— А как же иначе! Наше исчезновение должно попасть в вечерние новости всех газет, радио и телевидения. Не волнуйтесь, Дорсетту противна сама мысль о дурной рекламе в прессе.

— Когда же в точности нам предстоит исполнить этот достойный восхищения замысел Королевской конной полиции?

Стоукс вновь указал на остров:

— Снижаемся минут через пять.

Питту ничего не оставалось, как поудобнее устроиться в кресле и начать любоваться заоконным пейзажем.

Горнодобывающее предприятие располагалось на холме вулканического происхождения. Через разверстое жерло кимберлитовой трубки гигантским мостом тянулись стальные брусья со множеством стальных тросов, поднимавших бадьи с голубоватой породой. Достигнув бруса, каждая бадья устремлялась к месту, где из кимберлита извлекались алмазы. Отходы, так называемые хвосты, сваливались поодаль. Разработка велась настолько интенсивно, что из отходов образовался огромный вал. Он окольцовывал холм и служил преградой для беглецов и непрошеных гостей. С внешним миром горнодобытчиков связывали аэродром и туннель, ведущий прямо к небольшой бухте, помеченной на карте Питта как Гавань Розы. Питт увидел, как от причала отходит пустая баржа. «Наверное, направляется на материк», — подумал он.

Между насыпью и холмом стояли сборные домики — жилища и конторы.

— Здоровенная язвочка, — сказал Питт и услышал в ответ:

— Вот из этой, как вы выразились, язвочки и течет гной.

Стоукс обеднил горючую смесь и держал четырехсотпятидесятисильный двигатель на голодном пайке до тех пор, пока мотор не стал давать перебои и глохнуть. В кабине немедленно прозвучал голос, призывающий держаться подальше «от нашей собственности».

Стоукс сообщил говорившему:

— У меня не подается топливо, вынужден воспользоваться вашей полосой для аварийной посадки. Извините за неудобства, но ничего не могу поделать, — и отключил радио.

— А что было бы, приземлись мы без уведомления? — поинтересовался Питт.

Стоукс, сосредоточенный на том, чтобы посадить самолет, двигатель которого кашлял и едва тянул, оставил вопрос без внимания. Он выпустил пару небольших колес впереди по центру двух крупных поплавков и прицелился на посадочную полосу. В самолет ударил порыв бокового ветра. «Конник» был умелым пилотом, но вряд ли асом. Посадка получилась весьма жесткой.

Едва гидроплан застыл возле ангара, как появились человек десять в касках на головах и с автоматами М-16 в руках. Тощий несимпатичный субъект лет тридцати залез на поплавок, открыл дверцу и бесцеремонно, держась за автоматический девятимиллиметровый пистолет, находящийся в кобуре на ремне, прошел к кабине.

— Это частное владение, вы не имеете права здесь находиться, — произнес он недружелюбным тоном.

Стоукс извинился и объяснил:

— Топливный фильтр забило. Второй раз за этот месяц. А все из-за этой дряни, которую нынче называют топливом.

— Как скоро вы управитесь с ремонтом?

— Минут двадцать потребуется, не больше.

— Пожалуйста, поторопитесь, — попросил Стоукса охранник и велел Питту: — Из самолета не выходить.

— А как насчет пописать? — осведомился Питт.

Охранник сначала пристально посмотрел на него, потом кивнул:

— Сортир в ангаре. Мой парень вас проводит.

— Вы даже не представляете, насколько я вам признателен, — выговорил Питт, демонстрируя легкую агонию.

Он выпрыгнул из самолета и понесся к ангару; по пятам за ним следовал охранник. Оказавшись внутри металлической конструкции, Питт обернулся, выжидая, когда охранник укажет ему на нужную дверь, хотя сразу ее распознал. Уловка потребовалась для того, чтобы кинуть взгляд на обитателей ангара.

«Гольфстрим-V» произвел на Питта сильное впечатление. В отличие от своего предшественника «Лирджета», в котором пассажирам и повернуться-то толком было негде, салон «Г-V» был просторен и высок настолько, что даже долговязый путешественник мог передвигаться по нему в полный рост. Способный развивать скорость 924 километра в час на высоте чуть менее 11 000 метров и имеющий дальность полета 6300 морских миль, самолет был оснащен парой турбовентиляторных реактивных двигателей, изготовленных на заводах «БМВ» и «Роллс-Ройс».

«Дорсетт на средствах транспорта не экономит, — подумал Питт, — игрушка стоит один миллион тридцать три доллара».

Прямо против главных ворот ангара, грозные и зловещие из-за иссиня-черной окраски, стояли два вертолета. Питт узнал творения «Макдоннелл-Дуглас», боевые машины, отличающиеся бесшумностью полетов и феноменальной высокой устойчивостью при вынужденном маневрировании. Под фюзеляжем у каждого вертолета приютились пулеметы 7,62-миллиметрового калибра. Кабины были обвешаны аппаратурой слежения. В задачу геликоптеров явно входила охота на похитителей алмазов и других злоумышленников.

Когда Питт оправился, охранник жестом велел ему зайти в дежурку. Питт недоуменно пожал плечами и повиновался.

В дежурке его встретил худой человечек, облаченный в изысканный деловой костюм, по виду и обхождению — настоящий иезуит. Оторвавшись от компьютерного монитора, он изучил Питта непроницаемыми, глубоко посаженными серыми глазами.

— Я Джон Мерчант, начальник охраны этой шахты, — сказал он с заметным австралийским акцентом. — Не соблаговолите ли вы предъявить что-либо, удостоверяющее вашу личность?

Питт молча вручил ему удостоверение НУМА и сел на стул около стола.

— Дирк Питт. — Мерчант прокатал имя во рту и повторил: — Дирк Питт. Это вы несколько лет назад нашли сокровища инков в Соноранской пустыне?

— Я был всего лишь участником экспедиции.

— Зачем вы прибыли на Кангит?

— Об этом лучше спросить пилота. Это он приземлил самолет на острове. Я всего лишь попутчик.

— Малкольм Стоукс является инспектором Королевской канадской конной полиции. А еще он служит в Центральном управлении уголовного розыска. — Мерчант повел рукой в сторону компьютера. — У меня на него полное досье. А вот вы вызываете вопросы.

— Вы весьма основательны, — сказал Питт. — Судя по вашим тесным связям с канадскими властями, вы, вероятно, уже знаете, что я здесь исследую воздействие химических загрязнений на местные коричневые водоросли и рыбное поголовье. Желаете взглянуть на документы?

— У меня имеются копии.

Питта подмывало поверить Мерчанту, однако он слишком хорошо знал Поузи и верил: тот умеет держать язык за зубами. «Значит, — решил он, — Мерчант врет. Старый гестаповский трюк: внушить жертве, что обвинитель знает про все на свете».

— Зачем же тогда выспрашивать?

— Чтобы выяснить, нет ли у вас привычки путаться в показаниях.

— Меня подозревают в каком-то ужасном преступлении?

— Мое дело — ловить алмазных воришек до того, как они успеют доставить камни в европейские и ближневосточные расчетные палаты. Поскольку вы заявились сюда без приглашения, я должен выяснить ваши мотивы.

Питт по отражению в стекле шкафа определил положение охранника — тот стоял сзади чуть правее с автоматом наперевес.

— Вы не можете всерьез считать меня алмазным контрабандистом, поскольку вам известно, кто я такой, и вы, как утверждаете, располагаете внушающими доверие документами о целях моего прибытия на острова Королевы Шарлотты. — Питт поднялся на ноги. — Беседа доставила мне удовольствие, но не вижу причин долее обременять вас своим присутствием.

— Сожалею, но вынужден вас временно задержать, — в тон ему ответил Мерчант.

— Права не имеете.

— Ошибаетесь. Вы нарушили неприкосновенность частного владения, да еще под фальшивым предлогом. Я имею полное право арестовать вас.

«Нехило, — подумал Питт. — Если он примется копать глубже и обнаружит мое знакомство с сестрами Дорсетт, то никакой ложью, даже самой изощренной, не объяснить, зачем я оказался здесь».

— Значит, вы меня передадите инспектору Стоуксу?

— Предпочитаю вручить вас его начальству, — едва ли не весело сообщил Мерчант. — Только прежде я основательнее расследую это дело.

У Питта не осталось сомнения в том, что его с острова живым не выпустят.

— Надеюсь, Стоукса вы не осмелитесь задержать?

— Он взлетит через секунду, как закончит ненужный ремонт. А вообще я с удовольствием наблюдаю за его примитивными попытками вести разведку.

— Не стоит даже упоминать о том, что он доложит о моем захвате.

— Разумеется, — сухо согласился Мерчант.

Раздался треск запускаемого двигателя самолета. Стоукса заставили взлететь без пассажира. «Если действовать, — сообразил Питт, — то в моем распоряжении не более тридцати секунд». Заметив на столе пепельницу с окурками, он вскинул руки вверх:

— Ладно, ваша взяла. Вы не против, если я закурю?

— Сделайте одолжение. — Мерчант подвинул пепельницу к Питту. — Я даже составлю вам компанию.

Питт, бросивший вредную привычку много лет назад, медленно потянулся к нагрудному карману рубашки. Сжав правую руку в кулак и обхватив его левой, он молниеносно ударил охранника правым локтем в живот. Страж с мучительным всхлипом сложился пополам.

Быстрота реакции Мерчанта была изумительной. Хорошо натренированным движением он выхватил из кобуры пистолет и снял с предохранителя. Но не успел ствол подняться над поверхностью стола, как в омерзительное лицо, прямо в нос, уперлось дуло автомата, отобранного у охранника.

Мерчант осторожно положил пистолет на стол и ядовито прошипел:

— Это вас до добра не доведет.

Питт схватил пистолет и бросил его в карман пиджака.

— Извините, отобедать у вас не смогу: очень не хочу опоздать на самолет.

Выбросив автомат в мусорный бак у ворот и поменяв бешеную прыть на легкую трусцу, он покинул ангар и миновал охранников. Те подозрительно глянули на него, но не пошевелились. Стоукс дал газ, и гидроплан двинулся по полосе. Питт прыгнул на поплавок, рванул на себя, одолевая сопротивление воздушной струи от пропеллера, дверцу и упал в грузовой отсек.

Стоукс при виде его оцепенел:

— Боже праведный! Откуда вы взялись?

— Из ада, — ответил Питт, с трудом переводя дыхание.

— Меня принудили взлететь без вас.

— Догадываюсь. А что случилось с вашим тайным агентом?

— Не явился. Охрана вокруг самолета была слишком плотной.

— Вас, видимо, не порадует известие о том, что шеф службы безопасности Дорсетта, плюгавый такой мерзавец по имени Джон Мерчант, раскусил вас.

— Значит, к чертям собачьим вся моя маскировка под пилота, летающего по диким местам, — пробурчал Стоукс, снова берясь за штурвал.

Питт сдвинул боковое стекло, высунулся под струю от пропеллера и посмотрел назад. Охранники метались на земле, как растревоженные муравьи. Потом он увидел кое-что, отчего у него заныл желудок.

— Похоже, я их раздразнил.

— Словами?

— Действием. — Питт задвинул боковое стекло. — Я врезал сопровождавшему меня охраннику и похитил личное оружие шефа службы безопасности.

— Понятно.

— Они преследуют нас на боевом вертолете.

— Плохо дело, — огорчился Стоукс. — Можем не дотянуть до причала.

— Они не рискнут сбить нас на глазах у свидетелей, — заявил Питт. — Где тут ближайшее обитаемое местечко?

— На острове Морсби, деревня Мейсона Бродмура. Это километрах в шестидесяти к северу отсюда. Если долетим первыми, то я сяду прямо посреди рыбачьей флотилии в бухте Черная Вода.

Питт, у которого кровь закипела в жилах, бросил на Стоукса пламенный взгляд:

— Ну так жми, браток!

20

Питт и Стоукс быстро убедились в том, что находятся в проигрышном положении. Наивно было мечтать спастись на гидроплане от головорезов на боевом вертолете. Тем не менее им удалось раньше врагов пересечь узкий пролив, разделяющий Кангит и Морсби.

— Где они? — спросил Стоукс, не отрывая взгляда от земли, поросшей кедром и сосной, прямо по курсу.

— С полкилометра позади и быстро приближаются, — доложил Питт.

— Если бы не вес и не сопротивление воздуха от поплавков, мы могли бы посоперничать с ними.

— Наивный. У тебя на этом антикварном изделии оружие какое-нибудь есть?

— Не положено.

— Формалист. Мог бы на всякий случай сунуть в поплавки по пистолету.

— В отличие от твоих копов мы не привыкли размахивать пушками по незначительному поводу.

Питт недоуменно воззрился на инспектора:

— А нынешнюю передрягу ты как квалифицируешь?

— Непредвиденное осложнение, — невозмутимо ответил Стоукс.

— Так ты еще и оптимист. Ладно, тогда, может, выкрутимся. Пару лет назад я сбил вертолет, запустив спасательный плотик ему меж лопастей.

Стоукс недоверчиво оглянулся на Питта:

— Прости, в багажном отсеке только два спасательных жилета.

Питт посмотрел в окно:

— Они обходят нас с правой стороны, чтобы расстрелять наверняка. По моему сигналу разом выпускай закрылки и убирай газ.

— Если я заглушу мотор на такой высоте, мы камнем полетим вниз.

— Упасть на верхушки деревьев лучше, чем получить пулю в башку и взорваться вместе с машиной.

— Такой расклад мне как-то в голову не пришел, — мрачно признался Стоукс.

Черный вертолет вышел на параллельный гидроплану курс и завис, словно ястреб, готовясь к атаке. Он был так близко, что Питт различил глумливое выражение на лицах пилотов.

— Все-таки странно, — сказал Стоукс, — никаких предупреждений по рации, никаких требований вернуться на шахту…

— Эти гады играют жестко. Наверняка они получили приказ от кого-то из шишек в «Дорсетт консолидейтед», иначе не стали бы посягать на жизнь «конника». Они ведь тебя сначала отпустили.

— Поверить не могу, что они рассчитывают, будто убийство инспектора сойдет с рук.

— Во всяком случае, чертовски ясно, что они собираются попробовать. — Питт открыл окно и высунул руку с пистолетом. — Давай!

Стоукс зажал штурвал между коленями и взялся одной рукой за рычаг закрылок, а другой — за ручку газа. Мысленно он дивился, с чего это вдруг доверился человеку, которого узнал всего два часа назад. Впрочем, ответ был очевиден. Мало кто из знакомых ему «конников» отличался таким самообладанием, как этот мнимый турист.

— Пошел! — заорал Питт и, приподнявшись, начал стрелять по черному хищнику.

Стоукс с силой опустил закрылки до отказа и рывком убрал газ. С отключенным двигателем и при встречном ветре, тащившем его назад, старый «Бобер» резко завис, словно вошел в облако из клея.

В тот же миг Стоукс услышал частое тарахтение пулемета и стук пуль по крылу гидроплана. «Какой, к чертям собачьим, это полет?! — подумал он, яростно пытаясь развернуть самолет. — Это ж все равно что полусреднему из школьной команды пробиться сквозь оборонительные порядки профессиональных футболистов из „Аризонских кардиналов“».

Вдруг стрельба прекратилась. Нос гидроплана ушел в пике. Стоукс, вновь толкнув ручкугаза, мало-мальски восстановил управление машиной и посмотрел в окно.

Вертолет уходил в сторону. Второй пилот завалился в кресле на бок, пластиковый фонарь кабины перед ним был разбит. Стоукс глянул на Питта и удивился: сплошное расстройство.

— Черт! — буркнул Питт, отвечая на его немой вопрос. — Промазал.

— Ты это о чем? Ты попал во второго пилота.

— А целился в блок вращения винта.

— Ты идеально угадал со временем. Как тебе удалось определить момент, когда начать стрелять?

— Пилот перестал лыбиться.

До деревни Бродмура еще оставалось тридцать километров.

— Они идут на второй заход, — сообщил Питт.

— Смысла нет прибегать к той же уловке.

Питт кивнул:

— Согласен. Пилот будет ждать этого. На этот раз налегай на штурвал и делай иммельман.

— Что такое «иммельман»?

Питт вылупился на него:

— А ты не знаешь? Боже праведный, сколько же у тебя летных часов?

— Двадцать один.

— Превосходно, — простонал Питт. — Делай полуоборот и дуй в противоположном направлении.

— Не уверен, что у меня это получится.

— У вас, у «конников», разве нет опытных летчиков, профессионалов?

— Ни одного, кто годился бы для этого задания, — сдержав раздражение, бросил Стоукс. — Полагаешь, что на сей раз удастся попасть в уязвимое место вертолета?

— Только если несказанно повезет. В обойме всего три патрона осталось.

Пилот вертолета наклонил машину, целя прямо в бок беспомощной жертве. Атака была мастерски задумана: у Стоукса почти не оставалось места для маневра.

— Ну! — заорал Питт. — Уходи в пике, чтобы скорости прибавить, а потом тяни вверх, заходи в петлю.

Стоукс из-за неопытности растерялся. Он только-только подбирался к верхней точке петли, готовясь сделать полубочку, когда в самолет-амфибию впились пули. Лобовое стекло разлетелось на тысячи осколков, пули замолотили по приборной доске. Пилот вертолета перенес огонь с кабины на фюзеляж и прошелся по нему очередью. Это была ошибка, которая позволила «Бобру» удержаться в воздухе. Пилоту следовало бы вдребезги разнести двигатель гидроплана.

Питт расстрелял последние патроны и бросился вперед и вниз, чтобы не стать мишенью.

Поразительно, но Стоукс завершил иммельман — чуть позднее, чем требовалось, естественно. Пилот разворачивал вертушку на сто восемьдесят градусов, воспользовавшись передышкой. «Бобер» припустил во все лопатки. Питт оглядел себя. Если не считать порезов на лице, ранений не было. Питт повернулся к Стоуксу:

— Ты в порядке?

Стоукс устремил на Питта невидящий взгляд и пробормотал:

— Похоже, не дожить мне до пенсии.

Он закашлялся, губы окрасились кровью, она потекла по подбородку и закапала на грудь. Стоукс подался вперед, обвис на ремнях и потерял сознание.

Питт взял в руки штурвал второго пилота и направил гидроплан к деревне Мейсона Бродмура. Резкий разворот покалеченной машины застал пилота вертолета врасплох. Он нажал на гашетку, но рой пуль пронзил лишь воздух за хвостом самолета.

Питт отер кровь, затекшую в левый глаз, и осмотрел хозяйство. Обшивка самолета походила на решето, однако системы управления и посадки были целы, большой двигатель хотя и натужно, но тянул.

«Так, и что теперь?» Первое, что пришло в голову Питту, — это протаранить вертолет. Как говаривали в старину, «прихвати его с собой». Поразмыслив, Питт отверг заманчивую идею. Боевой вертолет в воздухе куда проворнее гидроплана. «Это как мангуст и кобра, — подумал Питт. — Не было случая, чтобы шустрый зверек уступил в битве медлительной змее». Следовало найти другой способ уйти от верной смерти.

В полукилометре впереди и чуть справа показалась цепь скал. К ним вела лесная просека. Питт снизился и полетел над елями, сбивая крыльями хвою с верхних веток. Для стороннего наблюдателя его маневр выглядел как акт самоубийства. Именно так и решил пилот вертолета. Он последовал за гидропланом в надежде насладиться гибельным спектаклем.

Питт выжал ручку газа до упора и впился прищуренным взглядом в надвигающиеся скалы. Поток воздуха заставлял его держать голову склоненной набок. Впрочем, нет худа без добра: воздушная струя уносила прочь сочащуюся кровь и слезы.

Скалы неслись навстречу самолету, будто их кто-то подталкивал. Питт уже различал прожилки на серо-коричневых зазубренных валунах. Через мгновение старичку «Бобру» предстояло разбиться в лепешку, на радость Дорсетту и его присным.

— Вверх! — проорал Питт, выплевывая ветер как кляп.

Ему едва хватило времени на то, чтобы уйти от столкновения со скалами. Рассчитанным движением он дернул штурвал на себя. Нос гидроплана чуть задрался, и концы пропеллера перемахнули через гряду. Алюминиевые поплавки со скрежетом покинули фюзеляж. Поневоле похудев, «Бобер» взмыл в небо с грацией, достойной сокола, и полетел быстрее.

«А теперь, — подумал Питт о вертолетчике, — я покажу тебе иммельман». Он вывел самолет в полупетлю, в верхней точке перевернулся через крыло и лег на прямой курс.

— Пиши завещание, сосунок! — проорал он. — Перед тобой Красный Барон![215]

Пилот вертушки слишком поздно очнулся. Некуда было ему увернуться, негде спрятаться. Меньше всего он ожидал, что раздолбанный гидроплан пойдет в атаку. Пилот задергался, попробовал маневрировать, но тщетно. Питт упрямо шел на сближение. Направив нос вертолета на противника, пилот предпринял последнюю попытку расправиться с живучим «Бобром». Пулеметная очередь поразила большой радиальный двигатель гидроплана. Из-под обтекателя вырвалась струя масла и потекла на выхлопные трубы, отчего за самолетом потянулся шлейф густого дыма. Питт рукой заслонил глаза от брызг горячего масла, секущих по лицу.

Гидроплан врезался в вертолет чуть позади кабины. Боевую машину как взрывом разметало на части. Кабина с оглушенным пилотом начала быстрое беспорядочное падение. При ударе о землю она не вспыхнула ярким пламенем, как любят показывать в кино, а скучно превратилась в кучу искореженных деталей.

Гидроплан тоже пострадал. Обтекатель оторвался от двигателя и птицей-подранком упорхнул в древесную гущу. Двигатель замер. Питт отер ладонью лицо и поверх торчащих головок цилиндров увидел сплошной ковер кедровых макушек. Самолет завис. Правда, ручки управления по-прежнему действовали. Питт попытался мягко посадить гидроплан на сомкнутые кроны.

И это ему удалось бы, не задень он правым крылом о семидесятиметровый красный кедр. Самолет резко развернуло на девяносто градусов и швырнуло наземь. Левое крыло обняло другой высоченный кедр и оторвалось. Зеленые игольчатые ветви сомкнулись над красным самолетом, так что разглядеть его с воздуха стало невозможно. Прямо перед искалеченным гидропланом выросла ель полуметровой толщины. Втулка пропеллера прошила ствол насквозь. Подкошенное дерево упало на вздыбившийся самолет и отсекло ему хвостовую часть. Остатки гидроплана зарылись во влажную почву.

В течение нескольких минут место катастрофы было безмолвным, как кладбище. Питт сидел не шевелясь, постепенно приходя в себя от пережитого. Рассеянно посматривал он в дыру, бывшую некогда лобовым стеклом. Впервые заметив, что двигатель целиком отсутствует, он вяло подумал: «Куда же ты подевался?» Наконец сознание вернулось к нему полностью, и он посмотрел на Стоукса.

«Конник» зашелся в приступе кашля и, слабо тряхнув головой, непонимающе глянул на приборную доску, висевшую на сосновой ветке.

— Где мы?

— В лесу. Ты проспал самое интересное, — сообщил сквозь зубы Питт, поглаживая ушибленное плечо.

Питту незачем было корпеть восемь лет в медицинском институте, чтобы понять: Стоукс умрет, если не попадет в госпиталь. Он быстро расстегнул «молнии» на старом летном костюме «конника», разорвал рубашку и принялся искать рану. Нашел ее в районе сердца. Крови выступило так мало, что Питт едва не пропустил отверстие. «Это не от пули», — подумал Питт. Он осторожно ощупал рану и обнаружил острый кусочек металла. Озадаченный, он перевел взгляд на раму лобового стекла. Изувечена она была до неузнаваемости. Пуля высекла из нее кусок, и тот ударил в грудь Стоукса. Сантиметром ниже — и ему был бы конец.

Стоукс выплюнул кровавый сгусток в окно.

— Забавно: всегда думал, что получу пулю во время погони на шоссе или в темном переулке.

— Увы, счастье стороной обошло.

— Насколько плохи дела?

— У тебя металлический осколок в легком. Тебе больно?

— А ты как думаешь?

Питт с трудом поднялся и зашел Стоуксу за спину.

— Потерпи, сейчас я тебя вытащу отсюда.

За десять минут он выбил заклинившую дверцу, вынес Стоукса из кабины и бережно уложил на мягкую землю. Мужественный «конник» лишь однажды издал слабый стон. Обретя покой, он закрыл глаза.

Питт слегка шлепнул его:

— Не омрачай мне жизнь, приятель. Ты мне нужен, чтобы указать дорогу к деревне Мейсона Бродмура.

Стоукс приоткрыл глаза, дрожа ресницами.

— Вертолет Дорсетта, — проговорил он, мешая слова с кашлем. — Что стало с негодяями?

Питт ухмыльнулся:

— На барбекю пошли.

21

Нести Стоукса на спине было нельзя — это могло вызвать у него внутреннее кровотечение. Питт разыскал две лесины, обвязал их лямками для крепления грузов, обнаруженными среди обломков самолета, укрепил на лесинах брезент, найденный там же, и соорудил хомут. Привязав Стоукса к волокуше, Питт, как конь, потащил его через лес. Час сменялся часом, наступила ночь, а он упрямо пробирался на север, сверяясь по компасу, который вынул из приборной доски гидроплана. Он научился использовать части разбитого самолета, когда несколько лет назад потерпел крушение в Сахаре.

Примерно через каждые десять минут Питт спрашивал у Стоукса:

— Ты от меня не ушел?

— Пока нет, — отвечал слабый голос.

Завидев воду, Питт остановился.

— Передо мной какой-то поток, бегущий на запад.

— Это Волчий ручей. Перебирайся на ту сторону и держи путь на северо-запад.

— Далеко до деревни Бродмура?

— Два, может, три километра, — прохрипел Стоукс.

— Не молчи, говори со мной, слышишь?

— Ты настырный, как моя жена.

— А ты женат?

— Десять лет. Мощная женщина одарила меня пятью детьми.

Питт поправил хомут, врезавшийся ему в грудь, и перетащил Стоукса через ручей. Пройдя с километр по мелколесью, он набрел на звериную тропу. Едва заметная дорожка облегчила труды вдоволь намаявшегося Питта.

Дважды ему казалось, что тропинка пропала, но, продолжая двигаться взятым курсом, он снова выходил на нее. Хотя подмораживало, Питт истекал потом. Он не позволял себе передышки. Стоукс должен был выжить, чтобы встретиться с женой и пятью ребятишками, а потому нужно идти, идти, идти да еще разговаривать с беднягой.

Стоукс прошептал что-то. Питт, приостановившись, повернул голову:

— Хочешь, чтоб я остановился?

— Запах… Чувствуешь?

— Запах чего?

— Дыма.

Питт глубоко вдохнул и уловил горьковатый аромат. Надежда подбодрила его, и он энергичнее зашагал дальше. Вскоре до его слуха донесся визг бензопилы. Запах горящего дерева усилился.

Солнце встало, но серые тучи помешали ему разгуляться. Заморосило. Питт выбрался на опушку леса. Взору предстало селеньице из бревенчатых домиков, покрытых гофрированным железом. Из кирпичных труб струились дымки. Поднатужившись из последних сил, Питт приволок Стоукса в деревню. Женщина, развешивавшая белье на веревке, заметила Питта и, указывая на него, с криком обратилась к сельчанам. Толпа из десятка человек бросилась к Питту. Он, вконец вымотанный, упал на колени. Мужчина с длинными прямыми черными волосами и округлым лицом склонился над ним и обхватил за плечи.

— Теперь с вами все хорошо, — заботливо произнес он и подал знак трем товарищам: — Несите его в дом племени.

Питт взглянул на мужчину:

— Вы, случайно, не Мейсон Бродмур?

Угольно-черные глаза посмотрели на него с любопытством.

— Ну да, я и есть.

— Дружище, — сказал Питт, заваливаясь ноющим телом на мягкую землю, — до чего же я рад вас видеть.

Питта разбудил детский смешок. При всей усталости главный специалист по экстремальным ситуациям проспал лишь четыре часа. Открыв глаза, он посмотрел на девочку, широко улыбаясь. Та бросилась из комнаты и стала громко звать мать.

Он лежал на медвежьих шкурах в уютной комнате с печуркой, излучавшей волшебное тепло. Потягиваясь, он вспомнил, как Бродмур посреди глухой индейской деревеньки названивал по его спутниковому телефону, вызывая вертолет «скорой помощи» для отправки Стоукса в больницу на материк.

Потом Питт взял телефон и связался с полицейским отделением, где служил Стоукс. Стоило ему произнести имя раненого «конника», как его тут же соединили с инспектором Пендлтоном, и тот подробно расспросил Питта о событиях минувшего утра. Питт завершил беседу, объяснив Пендлтону, как добраться до места крушения гидроплана, и предложил направить туда несколько человек, чтобы извлечь фотокамеры из поплавков.

«Если уцелели при ударе», — добавил он.

«Скорая помощь» прилетела еще до того, как Питт доел рыбную похлебку, которую навязала ему жена Бродмура. Два санитара с врачом осмотрели Стоукса и заверили Питта, что у «конника» есть все шансы выздороветь. Только после того как самолет-амфибия поднялся в воздух, Питт воспользовался семейным ложем Бродмуров и уснул мертвым сном.

Жена Бродмура появилась из гостиной, игравшей одновременно роль кухни. Женщина, исполненная достоинства, полноватая, но подвижная, Ирма Бродмур окинула Питта кофейным взглядом и произнесла с улыбкой:

— Как себя чувствуете, мистер Питт? А я думала, вы не раньше чем завтра проснетесь.

Питт, убедившись, что на нем присутствуют брюки и рубашка, откинул одеяло и спустил босые ноги на пол.

— Извините, что выжил вас с мужем с постели.

Ирма закатилась звонким мелодичным смехом:

— Сейчас только-только за полдень перевалило. Мы так рано не ложимся в кровать.

— У меня нет слов выразить, как я признателен вам за гостеприимство.

— Вы, должно быть, проголодались. Миски рыбной похлебки мало для такого большого мужчины, как вы. Чего бы хотели отведать?

— Банки бобов более чем достаточно.

— Поедание консервированных бобов, сидя в тайге у костра, — это не для нас. Я приготовлю вам стейк из лосося. Надеюсь, лососина вам по нраву.

— И даже очень.

— Пока ждете, можете поговорить с Мейсоном. Он на дворе.

Питт натянул носки и сапоги, прошелся пальцами по волосам и обратил свое лицо к миру. Бродмура он нашел под открытым навесом. Индеец трудился над пятиметровым голым стволом красного кедра, лежавшим на четырех крепких козлах. Резчик орудовал деревянной колотушкой в виде колокола и полукруглым долотом, так называемым канавочником. Работа зашла не настолько далеко, чтобы Питт мог представить себе законченное произведение. Морды животных были едва-едва обозначены.

— Хорошо отдохнули? — приветствовал Бродмур Питта.

— Никогда не думал, что медвежьи шкуры такие мягкие.

Индеец улыбнулся:

— Только не проговоритесь никому, а то через год ни одного мишки в округе не останется.

— Эд Поузи сказал, что вы тотемные столбы вырезаете. Мне прежде не доводилось видеть, как это делается.

— Бродмуры — резчики в нескольких поколениях. Тотемные столбы появились потому, что у северозападных индейцев не было письменности. Семейные предания и легенды сохранялись в виде символов на стволах красного кедра.

— Столбы имеют еще и религиозный смысл?

— В какой-то степени. Им никогда не поклонялись, как образу Божьему на иконах, но почитали как духов-хранителей.

— А что за символы будут на этом столбе?

— На прошлой неделе умер мой дядя. Я хочу вырезать его личный герб — орла с медведем — и сделать, согласно традиции хайда, портрет усопшего. Во время поминок столб поставят в доме вдовы, в углу.

— Вы уважаемый мастер и, должно быть, завалены заказами на много месяцев вперед?

Бродмур скромно пожал плечами:

— Почти на два года.

— Вам известно, зачем я здесь?

Вместо ответа резчик отложил инструменты и знаком попросил Питта следовать за ним. Они вышли на берег бухты и остановились возле лодочного сарая. Бродмур открыл двери:

— Прошу.

В сарае Питт увидел подковообразный причал и пару небольших катеров, похожих на помесь скутера с мотоциклом.

— Увлекаетесь реактивными лыжами? — поинтересовался Питт.

Бродмур улыбнулся:

— Я считал, что теперь это называется водометом.

Высококлассные двухместные «Дуо-300» были ярко расписаны принятыми у хайда символическими изображениями животных.

— Вид у них такой, будто они летать способны.

— Они и летают. Я добавил двигателям по пятнадцать лошадиных сил, отчего скорость выросла до девяноста километров в час. Так, о Поузи. Он говорил, что вы намерены поплавать вокруг острова Кангит и сделать кое-какие замеры. Мне подумалось, что «водомет» мог бы сослужить вам хорошую службу в этой затее.

— Средство идеальное. К сожалению, мои гидрофоны сильно пострадали, когда мы со Стоуксом разбились. Теперь у меня один путь: самому пробраться на шахту.

— Что вы рассчитываете выяснить?

— Способ добычи алмазов.

Бродмур подобрал у кромки воды камешек и швырнул его далеко-далеко в зеленоватую воду.

— У компании есть небольшая эскадра сторожевых катеров, — сказал он после продолжительного молчания. — Моряки вооружены и известны тем, что нападают на рыбаков, осмелившихся подойти слишком близко к острову.

— Похоже, канадские государственные служащие не рассказали мне всего, о чем я должен бы знать, — сказал Питт и мысленно обругал Поузи.

— Как я полагаю, они считали, что раз вы действуете с их позволения, то охрана шахты вам вреда не причинит.

— Стоукс что-то говорил о поджоге карбаса вашего брата. Это сделали люди с Кангита?

Индеец обернулся:

— А он говорил вам, что они и дядю моего убили?

Питт медленно повел головой из стороны в сторону:

— Нет. Я вам сочувствую.

— Тело плавало в море за восемь километров от берега. Дядя привязал себя к двум пустым канистрам. Вода была холодная, и он умер от переохлаждения.

— Вы уверены, что это люди из охраны Дорсетта убили его?

— Уверен! — вспыхнул Бродмур, и взгляд его наполнился гневом.

— А как же закон?

Индеец покачал головой:

— Инспектор Стоукс был лишь символом полицейского расследования. После того как геологи нашли алмазы на Кангите, Артур Дорсетт всю свою власть, все свое богатство пустил на то, чтобы заполучить этот остров. И плевать он хотел, что индейцы хайда считают Кангит священной землей предков. Теперь всякий из моего народа, кто ступит на остров без разрешения охраны или примется ловить рыбу в четырехкилометровой зоне отчуждения, обвиняется в нарушении закона. Чуть что, появляются те самые «конники», которым правительство платит за то, чтобы они нас защищали.

— Теперь я понимаю, отчего начальник шахты действует так нагло.

— Мерчант. Его прозвали Живчик Джон, — выговорил Бродмур с выражением незамутненной ненависти на округлом лице. — Вам повезло, что удрали. Не то вы бы попросту исчезли. Многие пытались поискать алмазы на Кангите или вокруг него и пропали без вести.

— Вам выплатили компенсацию за остров?

— Мы годами ведем переговоры, стараясь хоть что-то выиграть, только адвокаты Дорсетта обманывают нас в судах.

— Неужели Дорсетт вертит канадскими властями как заблагорассудится?

— Экономика страны на соплях держится. Политики предпочитают не замечать коррупцию, если подворачивается случай и свой интерес соблюсти, и казну немного пополнить. — Индеец умолк и заглянул Питту в глаза, словно хотел прочесть в них что-то. — А в чем ваш интерес, мистер Питт? Хотите закрыть шахту?

Питт кивнул:

— Хочу. Я подозреваю, что ее агрегаты вызывают явление, повинное в массовой гибели людей и морских животных. Мне нужны доказательства.

Бродмур подумал.

— Хорошо, я проведу вас на территорию шахты.

— У вас жена и дети, — возразил Питт. — Нет никакого смысла рисковать нам обоим. Доставьте меня на остров, а там я что-нибудь придумаю.

— Не получится. Их система охраны — настоящее произведение искусства. Белка втайне не прошмыгнет — вон тушками вся насыпь покрыта. Горные разработки Дорсетта испохабили прекрасный уголок природы. И потом, там овчарки, натасканные в полиции, — они чуют лазутчика за сотню метров.

— Всегда можно воспользоваться туннелем.

— Одному вам ни за что через него не пройти.

— Все лучше, чем вашей жене стать очередной вдовой.

— Не станет, — терпеливо произнес Бродмур. — Наше племя снабжает шахтеров свежей рыбой. Раз в неделю я с соседями отправляюсь на Кангит сдавать улов. На причале мы грузим рыбу на тележки и везем ее через туннель к конторе главного повара. Тот кормит нас завтраком, расплачивается наличными и выпроваживает. У вас черные волосы. В робе рыбака вы вполне можете сойти за индейца, особенно если будете держать голову пониже. Охранников больше волнуют алмазы, чем рыба. Поскольку мы только доставляем и ничего не забираем, на нас мало обращают внимания.

— Разве на шахте нет работы для ваших людей?

Бродмур пожал плечами:

— Забыть про рыболовство и охоту — значит забыть о независимости. Деньги, которые мы получаем на шахте, идут на новую школу. В принципе нам деньги не нужны.

— Есть небольшое затруднение по имени Живчик Джон. Он успел запечатлеть в памяти мое лицо.

Бродмур беспечно махнул рукой:

— Не волнуйтесь. Мерчант бережет свои итальянские туфли и не ошивается по туннелям и кухням. А в такую погоду он вообще из дежурки носа не высовывает.

— Сомневаюсь, что поварята в курсе шахтной технологии, — сказал Питт. — У вас есть знакомые среди рабочих?

— На Кангите вкалывают сплошь китайцы, они не понимают по-английски. Вам следует поговорить со старым горным инженером, который страстно ненавидит «Дорсетт консолидейтед».

— Как это сделать?

— Он работает в ночную смену и обычно завтракает в то время, когда мы привозим рыбу. Я с ним беседовал несколько раз за чашкой кофе. Его возмущают условия труда на шахте. В последнюю нашу встречу он сообщил, что за минувший год под землей погибло более двадцати китайцев.

— Хорошо бы мне уединиться с ним минут на десять.

— Наверное, — согласился Бродмур. — Но учтите: гарантии, что он окажется в столовой, когда мы доставим улов, нет.

— Авось повезет, — раздумчиво молвил Питт. — Когда едем?

— Последние из рыбаков должны вернуться в деревню через несколько часов. Вечером мы обложим улов льдом и распределим по ящикам. Так что завтра на рассвете будьте готовы.

22

Шесть карбасов, раскрашенных ярко и припричудливо, вошли в Гавань Розы. Палубы были заставлены деревянными ящиками с рыбой, переложенной льдом. Дизельные двигатели издавали негромкие стреляющие звуки из выхлопных труб. Туман полз по воде, придавая ей серо-зеленый цвет. Из-за горизонта поднималось солнце, скорость ветра была не больше пяти узлов. Вода слабо колыхалась, пенясь от лодочных винтов.

Бродмур подошел к Питту — тот сидел на корме и притворялся, будто вырезает ритуальную маску.

— Пришло время действовать, мистер Питт.

Американцу так и не удалось уговорить индейца называть его Дирком.

Одет Питт был в желтые клеенчатые штаны на помочах и свитер, связанный Ирмой Бродмур. На голову он до самых густых темных бровей натянул шерстяную шапочку. Индейцы не ведают утренней щетины, и Дирк чисто выбрил лицо. Легко водя тупой стороной ножа по маске, он краешком глаза рассматривал пристань. Это был не какой-то там дощатый пирс, а самая настоящая причальная стенка на бетонных сваях, оснащенная рельсами для подъемного крана. К такой стенке могли пришвартовываться и океанские корабли.

У причала стояло несколько судов, и в их числе большая яхта с необычайно плавными обводами и покатой надстройкой. Ничего подобного Дирку не доводилось раньше видеть. Судя по двойному фибергласовому корпусу, комфортабельная яхта была способна нестись со скоростью более сорока пяти километров в час. «Похоже, именно это судно зарисовал второй помощник капитана», — подумал Питт и поискал взглядом на корме красавицы название и порт приписки. Поиски не увенчались успехом.

Безымянность яхты подтвердила подозрение Питта: преступники предпочитают действовать анонимно. Повинуясь разгоревшемуся интересу, он напрямую уставился на иллюминаторы с наглухо опущенными шторками. Решив, что экипаж и пассажиры в такую рань еще спят, он собрался перевести глаза на охранников, заполонивших причал, как вдруг увидел даму поразительной красоты в коротком, наглухо застегнутом халате. Высокая и крупная, как амазонка, она убрала с лица гриву длинных нечесаных темно-рыжих волос и обозрела окрестности. Заметив, что Питт на нее глазеет, она задержала взгляд. При других обстоятельствах Питт сдернул бы вязаную шапочку и отдал поклон. Но ему приходилось играть роль индейца, а потому, с застывшим лицом, он лишь слегка опустил и поднял голову в знак приветствия. Дама сразу отвернулась. К ней приблизился лакей в ливрее и подал чашку кофе на серебряном подносе. Дама взяла чашку и удалилась в каюту; прислужник исчез следом.

— Впечатлила? — спросил Бродмур, с улыбкой глядя на Питта, охваченного благоговейным восторгом.

— Вынужден признать: она не похожа ни на одну из виденных мною женщин.

— Боудикка Дорсетт, Артурова кровь. Она по нескольку раз в год неожиданно заявляется сюда на своей модерновой яхте.

«Это, значит, третья сестрица», — отметил про себя Питт и снова подивился, до какой степени Мэйв разнится с единоутробными родственницами.

— Амазонка требует большей производительности от рабов и пересчитывает найденные алмазы?

— Ни то ни другое, — ответил Бродмур. — Боудикка в компании возглавляет службу безопасности. Говорят, она мотается от шахты к шахте, выявляя слабые места систем и личного состава.

— Живчик Джон Мерчант теперь сна лишится, — усмехнулся Питт. — Во все тяжкие пустится, чтобы произвести на нее приятное впечатление.

— Придется нам быть поосторожнее, — согласился Бродмур и кивнул на причал: — Вы только полюбуйтесь! Шестеро остолопов. Обычно посылали двоих. Тот, у кого на шее медальон, отвечает за причал. Зовут Кратчер. Отпетый негодяй.

Питт быстро окинул взглядом стражу. Особенно он опасался парня, которого стукнул в дежурке Джона Мерчанта. По счастью, ни одного знакомого лица он не заметил.

Каждый охранник держал автомат на ремне через плечо и направлял ствол в индейцев-рыбаков. «Покрасоваться в основном и для острастки», — сообразил Питт. Охрана вовсе не желала палить в кого бы то ни было на глазах у любопытствующих моряков пришвартованных судов.

Кратчер, заносчивый малый лет двадцати шести — двадцати семи, подошел к краю причала, когда рулевой Бродмура двинул карбас вдоль свай. Бродмур бросил конец каната на пристань, и тот упал, обвив армейские ботинки охранника.

— Привет, приятель. Может, зачалишь нас? — сказал Бродмур.

Охранник брыкнул ногой и сбросил конец в лодку:

— Сам чалься.

«Значит, спецназовский выкормыш», — подумал Питт, подхватывая канат.

Он забрался по лесенке на причал, намеренно прошел впритирку к охраннику и начал крепить швартов на чугунной тумбе.

Кратчер тут же врезал Питту ботинком под зад, потом ухватил его за подтяжки и злобно встряхнул:

— Ну ты, рыбья вонючка, не забывайся!

Бродмур замер. Вот оно, испытание. Индейцы хайда — люди тихие, гневом воспламеняться несклонные. «Сейчас Питт вырвется и ударит подонка», — обреченно подумал Бродмур.

Только Питт огрызаться не стал. Он оправился, потер рукой вздувшийся желвак на ягодице, снял вязаную шапочку, обнажив черные волосы, природные кольца которых были тщательно распрямлены маслом, и пожал плечами:

— Маху дал. Прошу простить.

— Что-то морда твоя мне незнакома, — враждебно произнес Кратчер.

— Я уже двадцать раз сюда ходил, — тихо сказал Питт. — И тебя сколько раз видел. Тебя Кратчер зовут. Три ходки назад ты меня в живот ударил за то, что рыбу слишком медленно разгружал.

Охранник смерил Питта взглядом и издал короткий, шакалий смешок:

— Попадись мне еще раз, и я тебя так по заднице налажу, что ты через всю протоку полетишь.

Питт, изобразив смущение и раскаяние, спрыгнул на палубу карбаса Бродмура. Другие лодки флотилии пришвартовались, отыскав щели меж грузовых судов. Непристроенные карбасы встали позади причаленных и принялись разгружаться через соседей.

Питт передавал ящики с лососем рыбаку на причале. Индеец укладывал их на тележку, прицепленную среди прочих к небольшому восьмиколесному трактору. Ящики были тяжелые: бицепсы и спинные мышцы Питта вскоре протестующе заныли. Пришлось стиснуть зубы, дабы не обращать на себя внимание стражи и работать с лихостью прирожденного хайда.

Спустя два часа тележки были загружены. Четыре охранника и команды карбасов расселись на свободных местах, и маленький поезд двинулся к столовой шахты. У входа в туннель караван остановился. Стража загнала рыбаков в комендатуру и велела раздеться до исподнего. Одежда их была тщательно ощупана, а ее носители по отдельности просвечены рентгеновским аппаратом. Проверку прошли все рыбаки, кроме индейца, который забыл вынуть из сапога складной нож. Питт удивился: вместо того чтобы попросту отобрать холодное оружие, его вкупе с хозяином отослали в лодку. Затем путешествие к горной выработке продолжилось.

— А я думал, вас обыскивают, только когда вы уходите, — шепнул Питт.

— И когда приходим, и когда уходим, — тихо ответил Бродмур. — В первый раз для предупреждения, чтоб не вздумали воровать, второй — для наказания, если надумали. Так что не советую вам глотать алмаз на добрую память о копях Дорсетта.

Бетонный туннель, пронизывавший насыпь пустой породы, был высотой пять метров и в ширину десять метров — в нем вполне хватало простора для сновавших к погрузочному причалу и обратно больших грузовиков. Он тянулся почти на полкилометра и был хорошо освещен лампами дневного света. Заметив на стенах углубления, Питт спросил:

— А это что?

— Ответвления, нашпигованные разными приборами обнаружения.

— Охранники, вертолеты, системы слежения… Не слишком ли много для заурядного промышленного предприятия?

— Речь идет о пресечении не только воровства, но и побегов. Китайцы не должны попадать на материк. Таково условие сделки с продажными канадскими чиновниками.

Вынырнув из туннеля, трактор с тележками подъехал к складу, сооруженному из гофрированного железа, и остановился.

Мужчина в пальто, между распахнутыми полами которого был виден белый халат, открыл дверь склада и махнул рукой Бродмуру:

— Приветствую, Мейсон. Вовремя прибыли. У нас всего два ящика трески осталось.

— Мы вам столько рыбы наловили, что море почти опустело. — Обернувшись к Питту, Бродмур понизил голос и сообщил: — Дэйв Андерсон, главный повар. Приличный человек, но помешан на пиве.

— Надеюсь, в этот раз пересортицы не будет, — сказал Андерсон. — А то в прошлый раз вы лосося с камбалой смешали, отчего мое меню полетело к черту.

— Я вам лакомство привез. Пятьдесят кило филе лосося на стейки.

— Мейсон, вы просто чудо. Знаете, благодаря вам я не покупаю мороженую рыбу на материке, — широко улыбнулся повар. — Как уложите ящики, приходите в столовую. Вас и вашу компанию ждет завтрак. Чек я выпишу, как только взвешу товар.

Перенеся деревянные ящики в морозильник, рыбаки дружно протопали в теплую столовую. Пройдя по раздаточной цепочке, каждый получил на поднос яичницу с сосисками и пирог. Пока все подставляли стаканы к громадному кофейнику, Питт огляделся. Возле двери переговаривались четыре охранника, окутанные клубами сигаретного дыма. Без малого сотню столиков занимали китайцы. В смежном помещении сидели люди европейской наружности. «Инженеры и начальники», — определил Питт.

— Где здесь ваш рассерженный служащий? — спросил он Бродмура.

Индеец кивнул в сторону кухни:

— Там, у контейнеров с капустой.

Питт изумленно воззрился на него:

— Как это вам удалось устроить?

Бродмур хитро улыбнулся:

— Хайда умеют налаживать связь без всякой волоконной канители.

Бдительно кося глазом на болтавших охранников, Питт прошествовал на кухню. Повара и посудомойки не обратили на него ни малейшего внимания. Миновав плиты и раковины, Питт открыл заднюю дверь и попал на лестницу. От больших металлических контейнеров противно несло лежалыми овощами.

Питт потоптался на холоде, не очень-то представляя, чего ждет.

Наконец из-за контейнера появился высокий полный мужчина со свертком под мышкой. Одет он был в желтый комбинезон, брючины которого ниже колен были испачканы грязью. Мужчина был в пенопластовом шлеме с дыхательным фильтром.

Он знаком велел Питту переодеться. Когда Питт это сделал, он услышал голос инженера:

— Как я понимаю, вас интересует наш гадючник.

— Да. Меня зовут…

— Имена не имеют значения. У нас совсем немного времени, если вы собираетесь покинуть остров вместе с рыбацкой флотилией. Идемте.

23

Следом за таинственным инженером Питт пересек дорогу и вошел в современное, сложенное из готовых блоков сооружение, где в ряд выстроились лифты, доставлявшие рабочих к находившемуся далеко внизу руднику и оттуда на поверхность. Два лифта возили китайцев, один, поменьше, — служащих компании. Оборудованы лифты были самой современной техникой. Кабина двигалась плавно и бесшумно.

— Мы глубоко спускаемся? — спросил Питт.

— На пятьсот метров, — ответил инженер.

— А зачем респираторы?

— Для защиты от пемзовой пыли. Без респиратора в шахте легкие горят адским пламенем.

— Это единственная причина? — хитро спросил Питт.

— Нет, — признался инженер. — Не хочу, чтобы вы видели мое лицо. А так, если охрана что-то заподозрит, я смогу пройти тест на детекторе лжи, к которому наш шеф безопасности прибегает столь же часто, как врач — к анализам мочи.

— Живчик Джон Мерчант, — улыбнулся Питт.

— Вы знаете Джона?

— Встречались.

Лифт остановился, и двери разошлись в стороны. Инженер провел Питта на наблюдательную площадку, устроенную в пятидесяти метрах над обширным отделением выемки породы. Техника, работавшая на дне ямы, отличалась от той, какую можно встретить на других шахтах. Никаких вагонеток, никаких рельсов, никакого бурения, никаких взрывов, никаких громадин машин, убирающих пустую породу. Перед глазами Питта открывалось финансируемое, тщательно спроектированное и хорошо налаженное производство, управляемое компьютерами.

Инженер обратился к Питту:

— Мейсон не сказал, кто вы такой и кого представляете. И я этого знать не хочу. Он просто сказал, что вы пытаетесь найти источник звука, который убивает все живое.

— Это правда. Тысячи обитателей морей и побережий погибли при загадочных обстоятельствах.

— Вы полагаете, что звук исходит отсюда?

— У меня есть на то основания.

Инженер понимающе кивнул:

— Другие источники на Командорских островах, острове Пасхи и острове Гладиатор, не правда ли?

— Вы так считаете?

— Я это знаю. На всех алмазных копях, принадлежащих Дорсетту, применяется импульсная ультразвуковая техника. — Инженер указать на яму под площадкой. — Было время, когда мы бурили шурфы, стараясь выявить самые плотные залежи алмазов. Теперь не то. Ученые компании изобрели новый способ выемки руды, благодаря которому скорость процесса увеличилась в три раза, эффективность — в четыре.

Питт перегнулся через ограждение и посмотрел на котлован. Роботы загнали в голубую глину длинные стержни, возникла такая вибрация, что Питт содрогнулся. Он вопросительно взглянул на инженера.

— Голубая глина разрушается звуком неимоверно высокой частоты. — Инженер махнул рукой. — Видите вон то сооружение?

Питт кивнул.

— Это атомная электростанция. Требуется чудовищное количество энергии, при которой происходит разрушение кимберлита, чтобы добиться необходимых десяти-двадцати импульсов в секунду.

— Самая суть проблемы.

— Что вы имеете в виду?

— Звук, создаваемый вашей техникой, уходит в море. Когда он накладывается на энергетические импульсы, исходящие от других шахт Дорсетта, его мощность возрастает до убийственного уровня.

— В достаточной мере интересная теория, только одного в ней недостает.

— Чего именно?

— Сама по себе акустическая энергия не способна и сардинке повредить в трех километрах от острова. Мы используем частоты от шестидесяти до восьмидесяти килогерц — они поглощаются морской солью еще до того, как звук успевает убежать слишком далеко.

Питт внимательно посмотрел в зеленые глаза, пытаясь по ним определить, насколько искренен инженер.

— Откуда мне знать, что вы меня не водите за нос?

Разглядеть под шлемом мимику инженера Питт не мог, но по голосу почувствовал, что тот улыбается.

— Пойдемте. Я развею ваши сомнения.

Инженер вновь пригласил его зайти в лифт.

— Куда мы направляемся? — спросил Питт.

— В туннель под котлованом, там самое богатое месторождение.

Они прибыли в помещение, основательно укрепленное деревянными балками. У Питта завибрировали барабанные перепонки. Он непроизвольно сжал голову ладонями.

— Хорошо меня слышите? — раздался в шлеме голос инженера.

— Не очень, — пожаловался Питт. — Что-то жужжит.

— Известное дело.

— А что это?

— Потерпите. Сейчас все узнаете.

Вслед за инженером Питт добрался до нового забоя — этот был без деревянного крепежа. Округлые стенки казались отполированными.

— Существует такая лава, которая извергается струями. Одна струя летит вверх, другая течет вбок, — пояснил инженер. — Когда верхняя струя остывает, боковая продолжает ток, выбиваясь на поверхность окружным путем. По дороге она образует пустоты. Вот эти полости, ничем не заполненные, и подвержены резонансу, который вы ощущаете.

— А что будет, если я сниму шлем?

Инженер пожал плечами:

— Попробуйте, только результат вам не понравится.

Питт сдвинул шлем на затылок. Через полминуты он утратил ориентацию и вынужден был прислониться к стене, а еще через несколько секунд почувствовал позывы к рвоте. Инженер поправил шлем на голове Питта и ехидно спросил:

— Удовлетворены?

Питт перевел дух; головокружение и тошнота исчезли, только еще в ушах позванивало.

— Теперь у меня есть слабое представление, как умирают от акустической чумы.

Инженер повел его обратно, к лифту.

— Как-то я тоже очутился здесь без слуховой защиты. Голова потом целую неделю раскалывалась.

Пока лифт поднимался на поверхность, Питт полностью оценил значение увиденного. Теперь он все знал. Знал источник акустической чумы. Знал, каким образом она воздействует на живой организм. Знал, как остановить ее.

— Я понял. Пустые полости в лаве резонируют и посылают звуковые импульсы высокой частоты через скалу, прямо в море, вызывая невероятный всплеск энергии.

Инженер снял шлем, провел ладонью по редеющим седым волосам и вновь надел маску.

— Да, всплеск энергии, которой более чем достаточно для массового убийства.

— Почему вы рискнули своей работой, а может, и жизнью, показав мне это? — спросил Питт.

Инженер засунул руки в карманы комбинезона.

— Мне не нравится работать на людей, которым я не верю. Люди вроде Артура Дорсетта сеют беды и трагедии… Если вам с ним доведется встретиться, то вы это сразу почуете. Все его предприятия дурно пахнут. Несчастных китайцев хорошо кормят, но принуждают работать по восемнадцать часов в сутки. И ничего им не платят! За минувший год двадцать человек умерли от несчастных случаев, от усталости они не смогли увернуться от вагонеток. Скажите, зачем нужно дни напролет добывать алмазы, если по всему миру этих проклятущих камней с избытком? «Де Бирс», может, и такая же мерзкая, как «Дорсетт консолидейтед», но стоит ей отдать должное: она придерживает продукцию, чтобы цены оставались высокими, а Дорсетт только вредит рынку. Я бы свое годовое жалованье отдал, чтобы узнать, что у него на уме. Кто-то вроде вас, кому ведом весь ужас, что мы творим здесь, должен остановить Дорсетта, прежде чем он загубит еще сотню безвинных душ.

— Почему бы вам самому не забить тревогу?

— Сказать легче, чем сделать. Все мы подписали жесткие контракты. Нет соучастия — нет денег. Попробуй мы обратиться в суд, адвокаты Дорсетта такую дымовую завесу наведут — лазером не пробьешь. Ничуть не лучше и «конникам» жаловаться. Дорсетт прикинется агнцем Божьим и всех чертей на рога поднимет, чтобы обвинить нас в клевете. Пока же дело обстоит так: через три недели мы обязаны законсервировать шахту, после этого с нами расплатятся и отправят восвояси.

— А почему вы не сядете на судно и не уедете прямо сейчас?

— Главный управляющий попробовал именно так и поступить, — медленно выговорил инженер. — Если верить письму, которое мы от его жены получили, домой он пока не вернулся. Прошло полгода с его отъезда, а он все не вернулся.

— Суров ваш хозяин.

— Как и любой центральноамериканский наркобарон.

— Зачем закрывать шахту, если она еще дает алмазы?

— Понятия не имею. Дорсетт назначил дату. У него явно есть план, посвящать в который наемный персонал он не намерен.

— И Дорсетт не опасается, что кто-нибудь из вас расскажет о порядках, царящих здесь, как только вы получите вольную?

— Мы все повязаны круговой порукой. Заговорит один — все окажемся в тюрьме.

— А китайцы-рабочие?

Инженер помолчал.

— Думаю, их похоронят в шахте.

— Убьют?!

— Зная Дорсетта, могу сказать: он и глазом не моргнет, отдавая приказ своим лакеям-охранникам.

— Вы с ним встречались?

— Однажды.

— А с его дочерьми?

— Видел старшую. Ножницы для кастрации животных добрее.

— Боудикка, — слабо усмехнулся Питт.

— Сильная, как буйвол. Как-то у меня на глазах она одной левой оторвала от земли совсем не хилого мужика.

Больше вопросов Питт задать не успел: лифт остановился.

Инженер кивнулна наряд Питта:

— Ваше облачение принадлежит геологу, который слег с гриппом. Мне нужно вернуть одежду, пока пропажу не обнаружили и не стали выяснять, почему ее нет на месте.

— Здорово, — пробормотал Питт. — Наверное, я с респиратора бациллы гриппа подхватил.

Они прошли за капустный контейнер, и Питт переоделся.

— Ваши друзья индейцы уже вернулись к карбасам. — Инженер завернул в комбинезон шлем и сунул под мышку. — Видите вон тот фургон? Он перевозит служащих. Через десять минут он должен быть на пристани. Поприветствуйте водителя и попросите провезти вас через туннель.

Питт в сомнении нахмурился:

— Вы не думаете, что он станет расспрашивать, почему я не уехал со всеми хайда?

Пожилой инженер достал из кармана комбинезона блокнот с карандашом, черкнул несколько слов и вручил листок Питту:

— Отдайте ему записку. Она гарантирует вам безопасный проезд. Мне пора на работу возвращаться, не то мускулистые мальчики Живчика Джона поднимут тревогу.

Питт пожал ему руку:

— Я вам признателен за помощь. Вы ужасно рисковали, поверяя секреты «Дорсетт консолидейтед» совершенно незнакомому человеку.

— Если удастся уберечь от гибели ни в чем не повинных людей, любой риск оправдан.

— Счастливо вам.

— И вам того же. — Инженер пошел прочь и вдруг, вспомнив о чем-то, обернулся: — Еще одно, просто из любопытства. Я видел на днях, как вертолет Дорсетта с пушками погнался за каким-то гидропланом. Он так и не вернулся.

— Я знаю, — сказал Питт. — Он разбился по неосторожности пилота.

— Откуда вы знаете?

— Я сидел в гидроплане.

Инженер как-то странно взглянул на него:

— А Малкольм Стоукс?

Питт понял, что имеет дело как раз с тем тайным агентом, о котором говорил Стоукс.

— Металлический осколок в легком. Но он доживет до вожделенной пенсии.

— Я рад. Малкольм хороший человек. У него прекрасная семья.

— Жена и пятеро детей, — кивнул Питт. — Он сказал мне это, когда мы выбрались из-под обломков.

— Вы, значит, едва выскочив из огня, прыгнули в полымя?

— Не очень-то разумно с моей стороны, правда?

Судя по голосу, инженер улыбнулся:

— Как сказать.

Спустя пять минут после того, как инженер ушел, появился фургон. Питт помахал рукой водителю. Тот, одетый в форму охранника, притормозил и подозрительно посмотрел на него:

— А ты откуда взялся?

Питт протянул ему листок из блокнота и пожал плечами.

Водитель прочел записку и, скомкав, швырнул на пол.

— Ладно, залезай. Отвезу тебя до смотровой.

Питт уселся у него за спиной и, притворившись, будто поправляет сапоги, подобрал бумажный комок и прочитал:

Этот рыбак-хайда сидел в уборной, когда не знавшие о том друзья уехали и оставили его одного. Пожалуйста, доставьте его на причал до того, как рыбацкая артель отчалит.

К. Касслер,

главный штейгер

24

Дежурный врач, отвечавший за анатомический досмотр, зевал, заполняя проверочный бланк.

— Нет на тебе алмазов, большой мальчик, — произнес он, ставя точку.

— Да кому они нужны? — равнодушно откликнулся Питт. — Камнями сыт не будешь. Они проклятие белого человека. Индейцы не убивают друг друга из-за ерунды.

— Ты ведь опоздал, да? Люди твоего племени прошли здесь минут двадцать назад.

— Я уснул, — объяснил Питт, торопливо натягивая одежду.

Выскочив на причал, он что было сил припустил бегом, но метрах в пятидесяти от края причала замедлил бег, остановился, а потом и вовсе застыл как вкопанный. Рыбацкая флотилия хайда маячила в пяти километрах вверх по протоке. Питта охватило предчувствие беды.

Большой сухогруз заканчивал разгрузку на другой стороне причала. Питт прошмыгнул мимо больших ящиков, которые рабочие освобождали от строп. Его целью было попасть на сухогруз. Он уже взялся одной рукой за поручень и ступил на первую ступеньку трапа, как услышал спокойный голос:

— Стой где стоишь, рыбачок. Опоздал на свою лодку?

Питт медленно повернулся на сто восемьдесят градусов, и сердце у него забилось быстрее. Кратчер стоял, опершись спиной о ящик, и с садистским выражением на лице попыхивал сигарой. Рядом с Кратчером стоял, поводя нацеленным на Питта дулом автомата, охранник. Тот самый, которому Питт врезал в кабинете Мерчанта. Но это было только начало неприятностей. Из-за спины охранника вышел Живчик Джон — живое воплощение холодной властности.

— Так-так, мистер Питт, а вы человек упрямый, — сказал Мерчант.

— Я сразу его узнал, еще когда он в фургон вместе с индейцами садился, — сообщил охранник, оскалился по-волчьи и, шагнув вперед, ткнул стволом автомата Питту в живот. — Должок возвращаю. За то, что ударил меня, застав врасплох.

Питт сложился пополам от резкой боли, секунду спустя поднял глаза на расплывшегося в улыбке стража и выговорил сквозь стиснутые зубы:

— Дерьмо.

Охранник взмахнул автоматом, собираясь повторить удар.

— Довольно, успеешь наиграться, — сказал ему Мерчант и одарил Питта сочувственным взглядом. — Вы должны извинить Альмо. У него инстинктивное желание причинять боль людям, которым он не доверяет.

Питт справился с болью, однако выпрямляться в полный рост счел пока излишним. Ему требовалось время, чтобы найти выход из опасной ситуации. Прыгать в ледяную воду и тонуть под градом пуль из автомата Альмо охоты не было.

Мерчант ленивым движением достал сигарету из золотого портсигара, щелкнул такой же золотой зажигалкой и, пустив струйку дыма, произнес:

— После нашей внезапной разлуки я основательно покопался в ваших данных, мистер Питт. Сказать, что вы удовольствие для своих противников, — значит немного погрешить против истины. Во владения Дорсетта вы вторглись не для того, чтобы изучать рыбу и бурые водоросли. Вы здесь с иной целью, ибо на шахтах подобные объекты, насколько мне известно, не водятся. Смею надеяться, что вы подробно и внятно объясните нам причину вашего присутствия здесь. И пожалуйста, не надо театрального сопротивления.

Питт разогнулся.

— Жаль вас разочаровывать. У меня нет свободной минуты для вашего допроса с пристрастием.

Провести Мерчанта было нелегко. Он понимал, что Питт — это не какой-то там алмазный контрабандист. Легкая тревога обдала холодком затылок Мерчанта. Живчик не заметил в его глазах и проблеска страха. Ему стало любопытно, почему Питт держится столь самоуверенно.

— Позвольте поинтересоваться, куда вы так торопитесь?

Питт поднял взгляд на небо.

— Эскадрилья истребителей с авианосца «Нимиц», ощетинившись ракетами «воздух — земля», вот-вот должна просвистеть над нами.

— Жалкий бюрократишка из занюханного канадского министерства наделен властью отдавать приказы авианосцам? Не смешите меня.

— В отношении министра вы правы, — сказал Питт. — Но у меня другой босс. Адмирал Джеймс Сэндекер.

На долю секунду Питт решил, что Мерчант поверил ему. Тень сомнения прошлась по лицу начальника охраны. Потом Мерчант ухмыльнулся, шагнул вперед и сильно ударил Питта тыльной стороной ладони, затянутой в перчатку. Отшатнувшись, Питт почувствовал, как кровь брызнула из разбитых губ.

Мерчант брезгливо стер пятнышко крови с кожаной перчатки.

— Хватит сказок. Говорить будете только тогда, когда я потребую ответы на свои вопросы. — Он обернулся к Кратчеру с Альмо: — Доставьте его ко мне в кабинет. Мы там продолжим дискуссию.

Кратчер схватил Питта за руку и сильно дернул. Тот пушинкой слетел с трапа.

— Пшел, сволочь.

— Ни с места! — донесся резкий голос с палубы яхты.

Боудикка Дорсетт была в длинном шерстяном жакете, из-под которого белел ворот водолазки, и короткой складчатой юбке. На обтянутых белыми чулками ногах ладно сидели высокие сапожки для верховой езды. Закинув движением головы волосы за плечи, амазонка указала на сходни, тянувшиеся от причала к палубе яхты:

— Ведите нарушителя на борт.

Мерчант с Кратчером обменялись снисходительными взглядами, прежде чем тычками препроводить Питта на яхту. Альмо злобно тыкал стволом автомата ему пониже спины, заставляя пройти через тиковую дверь в кают-компанию.

Боудикка сидела на краю плиты из итальянского мрамора, служившей крышкой стола. Юбка дразняще открывала белоснежную ногу до половины бедра. От монументальной Боудикки веяло первобытной чувственностью. Заметив, что Питт разглядывает ее как патологоанатом, она насупила брови.

«Первоклассное представление, — подумал Питт. — Большинство мужиков сразу обалдели бы от вожделения и страха». Только Питт ей подыгрывать не собирался. Отвернувшись от ее несомненных прелестей, он занялся осмотром роскошной меблировки.

— Прелестно у вас тут, — бесстрастно заметил он.

— Закрой пасть перед мисс Дорсетт, — рявкнул Альмо, замахнувшись автоматом.

Питт волчком крутанулся на ногах, одним кулаком отбил надвигавшийся на него приклад, а другим сильно ударил охранника в живот прямо над пахом. Альмо застонал от боли и ярости, сложился пополам и уронил автомат.

Питт поднял оружие с толстого ковра раньше, чем окружающие успели что-либо сообразить, и спокойно протянул его остолбеневшему Мерчанту:

— Мне надоело на себе испытывать инстинктивные желания вашего кретина. Пожалуйста, держите его в рамках. — Затем обратился к Боудикке: — Как я понимаю, еще слишком рано, но я бы выпил чего-нибудь. У вас на борту найдется текила?

Боудикка, неожиданно проявив человеческое качество, посмотрела на Питта с любопытством и перевела взгляд на Мерчанта.

— Откуда он явился? — требовательно спросила она. — Кто этот человек?

— Он прорвался через нашу охрану, прикинувшись местным рыбаком.

— Что он здесь вынюхивает?

— Я как раз вел его к себе, чтобы добиться ответа на этот вопрос, когда вы приказали нам подняться на борт, — ответил Мерчант.

Боудикка встала и оказалась выше всех. Резко обратив на Питта взгляд холодных глаз, она спросила невероятно глубоким, волнующим голосом:

— Ваше имя, пожалуйста, и профессия.

— Его зовут… — угодливо поторопился Мерчант.

— Заткнись, — оборвала его Боудикка.

— Так вы, значит, Боудикка Дорсетт, — вкрадчиво, в тон ей сказал Питт. — Теперь я знаю вас всех.

На какое-то мгновение Боудикка смешалась.

— Всех?

— Прекрасных дочерей Артура Дорсетта, — пояснил Питт.

Хозяйка яхты вспыхнула, поняв, что с нею играют как с маленькой девочкой. Она сделала два шага вперед, положила руки на предплечья Питта и начала теснить его к стене. Черные глаза великанши при этом ничего не выражали. Прижав Питта к стене, она без малейшего напряга стала его поднимать.

Питт задергался, пытаясь вырваться из железной хватки. Он не верил рассказу Касслера о силе Боудикки, но теперь на собственной шкуре убедился в правоте инженера. Ноги уже едва касались ковра, руки, куда не поступала кровь, онемели. От унижения хотелось плакать.

Боудикка наконец разжала пальцы и отступила. Питт как мешок рухнул на ковер.

— А теперь, пока я вас за горло не взяла, выкладывайте, кто вы такой и зачем проникли на горное предприятие моей семьи.

Питт выждал с минуту, приходя в себя, и встал.

— Разве так следует обращаться с человеком, который спас ваших сестер от неминуемой смерти? — спросил он, глядя почти в упор на безжалостную женщину.

Ресницы Боудикки слегка дрогнули.

— Вы Дирк Питт?

— Да, меня зовут Дирк Питт, — отчеканил он. — Мои друзья и я спасли Мэйв, которая замерзала в пещере на острове Сеймур, и Дейрдру, которой грозило утонуть в Антарктике.

— Значит, вы из Национального подводного и морского агентства…

— Точно.

Питт прошел к бару, ломящемуся от напитков, и, взяв со стойки, обитой медью, тканевую салфетку, принялся промокать кровь на разбитой губе. Мерчант и Кратчер воззрились на него так, словно поставили не на ту лошадь.

— Врет, наверное, — уныло предположил Мерчант.

— Хотите, опишу их вам? — беспечно произнес Питт. — Мэйв… Впрочем, нет. Лучше взгляните на эту картину.

Он указал на портрет одетой в старинное длинное платье молодой светловолосой женщины, на шее которой красовался кулон с бриллиантом размером не меньше перепелиного яйца.

— И близко нет, — ухмыльнулась Боудикка. — К вашему сведению, это портрет нашей прапрапрабабушки.

— Тем паче, — с притворным равнодушием бросил Питт, не в силах оторвать глаз от копии Мэйв. — А у Дейрдры глаза карие, волосы рыжие, и вообще она похожа на топ-модель.

После продолжительной паузы Боудикка признала:

— К сожалению, он тот, за кого себя выдает.

— Но это не дает ему права присутствовать здесь, — возразил Мерчант.

— В предыдущую нашу встречу я вам объяснил, — сказал Питт, — что исследую воздействие химических загрязнений на местные коричневые водоросли и рыбное поголовье.

Мерчант кисло улыбнулся:

— Загрязнения — это хорошо, но очень далеко от правды.

Питт прикинул: Боудикка отнюдь не дурочка и знает о делах, творимых на шахте, гораздо больше, чем Живчик Джон. Минута-другая — и она сложит из разрозненных кусочков целую мозаику. Чтобы не выпускать ситуацию из рук, лучше поведать правду.

— Желаете исповеди — пожалуйста. Я тут из-за того, что импульсный ультразвук, с помощью которого вы добываете алмазы, вызывает сильнейший резонанс, покрывающий огромные расстояния под водой. При благоприятных условиях эти импульсы сливаются с теми, что исходят от других ваших горных предприятий в Тихом океане, и убивают все живое вокруг. Убежден, что для вас это не новость.

Если это и не было новостью для Боудикки, то известие о том, что Национальное подводное и морское агентство США в курсе тщательно скрываемой тайны, привело ее в шок.

— Забавно, — растерянно выговорила она. — Вам бы киносценарии писать.

— Я подумаю над вашим предложением, — сказал Питт.

В глубине бара на стеклянной полке, фоном которой служило золотистое зеркало, он отыскал бутылку текилы и налил себе немного в стакан. Нашел лимон и солонку. Разрезав лимон пополам, он лизнул кожу между большим и указательным пальцами, посыпал туда соль, залпом выпил текилу, слизнул соль и со смаком высосал половину лимона.

— Ну вот, теперь я готов прожить остаток дня.

Боудикка повернулась к Мерчанту и Кратчеру:

— Не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит, но этот человек опасен. Уведите его и делайте с ним все, что хотите. Я не хочу его больше видеть. Никогда.

Питт предпринял последнюю попытку одолеть великаншу:

— Китайскую джонку «Цы Си» помните? На ней плыл наш общий любимец Гаррет Конверс. Он бесследно исчез. Не хотите поделиться с Дэвидом Копперфильдом, как вам удалось это устроить?

Надменность Боудикки растаяла словно снег. Тогда Питт пустил в ход решающий аргумент:

— А вот фокус с индонезийским судном «Ментауэй» у вас не получился. Плохо сработали: взорвали сухогруз вместе со спасательной командой, которую послал американский контейнеровоз «Рио-Гранде». Мало того, американцы заметили вашу яхту, когда она на всех парах удирала с места события, и позже опознали.

Боудикка фыркнула:

— В высшей степени занимательная сказка. — В голосе прозвучало пренебрежение, однако оно резко контрастировало с паникой, отразившейся на лице. — Прямо поджилки дрожат от нетерпения узнать, чем же все кончится.

— Кончится? — Питт вздохнул. — Надо полагать, крахом «Дорсетт консолидейтед майнинг, лимитед».

Не нужно было это говорить. Просчитался умник, перегнул палку. Боудикка стиснула челюсти и вплотную придвинулась к Питту.

— Моего отца в ближайшие двадцать семь дней не остановить. Никаким судебным властям, никакому правительству. А потом мы сами, по собственной воле, закроем шахты.

— Почему бы не сделать это сейчас? Вы убережете от гибели тысячи жизней.

— Ни минутой раньше, чем мы будем готовы.

— Готовы к чему?

— Спросите у Мэйв.

— При чем тут Мэйв?

— Дейрдра говорит, что она очень подружилась с человеком по имени Дирк Питт.

— Но Мэйв в Австралии.

Боудикка покачала головой и осклабилась:

— Сестрица в Вашингтоне, в НУМА, шпионит в пользу отца. Ничто так не уберегает от беды, как надежный родственник во вражеском стане.

— Я недооценил ее, — резко бросил Питт. — Мне показалось, что борьба за чистоту окружающей среды — дело ее жизни.

— Вот она и борется за окружающую среду. Отец держит у себя ее близнецов в качестве залога.

— Не хотите ли сказать — в качестве заложников?

Туман стал рассеиваться. Питт начал осознавать, что Артур Дорсетт куда опаснее, чем ему представлялось. Кровожадный капиталист не гнушается эксплуатировать даже материнские чувства дочери.

Боудикка кивнула Джону Мерчанту:

— Забирайте.

— Прежде чем мы похороним его с остальными, — не скрывая радостного предвкушения, проговорил Кратчер, — он нам выложит все — даже то, чего не знает.

— Стало быть, меня будут пытать, — беззаботно сказал Питт, наливая себе еще текилы и отчаянно воображая десяток бесполезных способов спасения.

— Вы можете избежать пыток, — произнесла Боудикка, — если признаете, что руководству НУМА ничего не известно. Оно лишь подозревает, будто добывающие предприятия отца повинны в распространении смертоносных звуковых волн. Для подтверждения этих подозрений вас и прислали на Кангит. Примите мою благодарность, мистер Питт. Своим появлением на шахте вы показали, что здесь завелся предатель. Ведь дальше столовой вы уйти не могли. Откройте мистеру Мерчанту имя вашего осведомителя и умрете без лишних мучений.

«Крепко она меня припечатала», — сокрушенно подумал Питт.

— Непременно передайте Мэйв с Дейрдрой мои наилучшие пожелания.

— Я своих сестриц знаю: скорее всего, они и думать о вас забыли.

— Дейрдра — возможно, но не Мэйв. Совершенно очевидно, что она самая порядочная из вашего семейства.

Питта поразило пламя ненависти, полыхнувшее во взгляде Боудикки.

— Шлюха, отщепенка. Она никогда не была нам своей.

Питт широко улыбнулся, озорно, вызывающе:

— То-то и видно, что вы все чересчур добродетельны.

Боудикка совсем озверела от его зеленых насмешливых глаз.

— К тому времени, когда мы закроем шахту, Мэйв с ее выродками уже на свете не будет! — крикнула она и выскочила из каюты.

Зажав Питта с двух сторон (Альмо подстраховывал сзади), Мерчант и Кратчер сошли по сходням и повели узника по причалу к поджидавшему фургону. Рев дизелей портовых кранов заглушил тупые удары. Питт удивился, почему Кратчер споткнулся на ровном месте и упал, Мерчант просто осел, будто мешок с песком. Питт оглянулся на Альмо — тот неподвижно лежал на бетонной поверхности.

Не успел Питт сообразить, откуда счастье привалило, как услышал голос Мейсона Бродмура:

— Прыгай!

Питт удивился снова:

— Ты?!

— Живее! — ответил Бродмур и уронил тяжелый гаечный ключ.

Питт удивился в третий раз:

— Куда прыгать-то?

— В воду, недотепа!

Больше Питт в понуканиях не нуждался. Пять стремительных шагов — и он наравне с индейцем погрузился в жидкий холод.

— А теперь что? — спросил он Бродмура, когда оба вынырнули.

— Домой.

— На чем?

— На «водометах». — Индеец отфыркнул попавшую в нос воду. — Мы их припрятали под пирсом.

— Они были на лодке? А я и не заметил.

— Я соорудил потайной отсек, — разулыбался Бродмур. — Заранее не знаешь, когда понадобится добраться до города быстрее шерифа. — Он забрался в один из «Дуо-300». — Умеешь «водометом» управлять?

— Как самолетом. — Питт залез на другой катер.

Они нажали на стартеры и вылетели как из пушки из-под причала. Питт следовал за Бродмуром. Направив носы «водометов» на резкий разворот, они почти впритирку обогнули сухогруз, прикрываясь корабельным корпусом от охраны. Двигатели выдавали скорость без всяких усилий. Питт ни разу не оглянулся, хотя и ожидал, что шквал огня вот-вот вспенит воду вокруг него.

Он прекрасно помнил, как три дня назад совершал такой же неистовый побег с Кангита на Морсби. Тогда, с гидроплана, протока между островами виделась узкой полосой, зато теперь она казалась широченной рекой; деревья и скалистые холмы маячили на горизонте пятнышком.

Воду голубовато-зеленой пеленой бешено относило назад. Яркая расцветка орнаментов хайда на «водомете» блестела и сияла под солнцем.

Питт восхищался устойчивостью клинообразного корпуса «Дуо-300» и надежностью двигателя. Быстрый винт с изменяющимся модулем создавал невероятную тягу. То была воистину машина с мускулами. По прикидке Питта, он мчался со скоростью свыше ста километров в час.

Перепрыгнув через кильватерный след катера Бродмура, он поравнялся с индейцем.

— Нас бы враз укокошили, если бы нагнали! — прокричал он.

— Не о чем беспокоиться! — проорал Бродмур в ответ. — Мы их патрульные катера легко сделаем!

Питт, обернувшись, посмотрел на быстро удалявшийся Кангит и мысленно чертыхнулся. Над насыпью, окружавшей шахту, взмыл вертолет. Меньше чем через минуту он уже летел над протокой.

— А вот вертолет мы не сделаем, — громко уведомил Питт Бродмура.

В отличие от поникшего Питта Мейсон Бродмур сохранял полнейшее присутствие духа, лишь глаза у него разгорелись, как у мальчишки, ввязавшегося в гонку. Каждая черточка коричневого лица выражала охватившее индейца возбуждение. Привстав на ногах, он оглянулся на преследовавший их вертолет.

— У этих тупоголовых нет ни единого шанса, — широко улыбнулся он. — Держись за мной.

Они быстро нагоняли возвращавшуюся домой рыбацкую флотилию. Вдруг Бродмур сделал резкий поворот в сторону острова Морсби и обошел карбасы. Питт подумал, что Бродмур сошел с ума, правя прямо на зазубренные утесы, но решил целиком довериться резчику тотемов из племени хайда. Уткнувшись носом катера в петушиный хвост, расходившийся по воде от впереди идущего, он перестал обращать внимание на неумолимо приближающийся вертолет.

Единственное, что его волновало в данный момент, — это желание удержаться в седле. Он вцепился в ручки и покрепче уперся в подставки для ног. Рокот прибоя напоминал громыхание грома. Перед мысленным взором Питта мелькнула «Снежная королева», с механическим упорством идущая на скалы.

Бродмур обогнул большую скалу. Питт мгновенно подготовился к повороту и точно попал в кильватерный след. Оба взмыли на гребень громадной волны, шлепнулись во впадину и тут же поднялись на следующей волне.

Вертолет висел уже над ними, однако пилот не спешил их расстреливать — он в тупом восторге наблюдал, как двое на «водометах» летят навстречу верной гибели. Пораженный их ловкостью, он не сумел навести спаренные пулеметы и открыть огонь. Опасаясь за самого себя, он бросил машину в крутой вертикальный подъем и перемахнул прибрежные скалы. Круто развернувшись на обратный курс, он посмотрел вниз, однако беглецов не обнаружил.

Внутренний голос нашептывал Питту: «Меняй направление, может, и уцелеешь под пулеметным огнем», — но Питт стойко шел следом за индейцем.

Щель между утесами раскрылась перед ним внезапно. Бродмур метнулся в узкий просвет и пропал.

Питт ринулся за ним, уверенный, что окончания рулевых ручек заискрят от трения по скалам. Но этого не случилось. Питт очутился в глубоком гроте с высоким куполообразным потолком. Бродмур сбросил ход и плавно заскользил к небольшой каменистой площадке. Остановившись возле нее, он соскочил с катера, снял куртку и принялся набивать ее водорослями, которые волны занесли в грот. Питт мгновенно понял задумку, присоединился к индейцу и повторил его действия.

Когда набитые куртки приняли вид человеческих торсов, Питт и Бродмур швырнули их в воду у входа в грот. Волны побаюкали кукол и унесли за собой.

— Думаешь, удастся обмануть вертолетчика? — спросил Питт.

— Гарантирую. Стена утеса срезана косо, и с высоты вход сюда не разглядеть. — Бродмур поднял палец. — Слышишь, стрекочет? Даю ему минут десять, чтобы вернуться на шахту и доложить Живчику Джону о том, что задание выполнено.

Немного погодя стрекот вертушки затих. Индеец проверил горючее в баках и удовлетворенно кивнул:

— Если будем идти на половине скорости, то горючего вполне хватит, чтобы добраться до деревни.

— Предлагаю переждать, пока солнце не сядет, — сказал Питт. — Смысла нет выставлять на свет божий наши физиономии: вдруг пилота осенят подозрения. Ты сумеешь найти дорогу домой в темноте?

— Хоть с завязанными глазами и в смирительной рубашке, — заверил Бродмур. — Мы отправимся в полночь и к трем часам будем уже баиньки.

Следующие несколько минут, истомленные азартом бешеной гонки по протоке и близким дуновением смерти, они посидели молча, вслушиваясь в рокочущий шум волн за стенками грота. Потом Бродмур достал из бардачка на катере двухлитровую флягу в брезентовой обшивке. Вытащив пробку, он протянул ее Питту:

— Вино из бойзеновой ягоды — помеси малины с ежевикой. Сам делал.

Питт попробовал напиток.

— Ты хотел сказать, бренди из бойзеновой ягоды, да?

— Действительно, в голову шибает крепко, — улыбнулся Бродмур.

Когда Питт, хорошенько приложившись, вернул флягу, индеец спросил:

— Сумел отыскать на шахте то, что искал?

— Да, твой инженер вывел меня на источник нашей закавыки.

— Я рад. Тогда все это было не зря.

— Ты дорого заплатил за это. Больше тебе не продавать рыбу горнодобывающей компании.

— Все равно я себя погано чувствовал, пользуясь деньгами Дорсетта, — признался Бродмур, брезгливо поморщившись.

— В качестве утешения сообщаю: Боудикка Дорсетт заявила о намерении своего папочки через месяц закрыть эту шахту.

— Если это произойдет, мои соплеменники обрадуются. — Бродмур снова протянул ему флягу. — Давай выпьем за это.

Они сделали по большому глотку.

— Я перед тобой в неоплатном долгу, — тихо сказал Питт. — Ты здорово рисковал, помогая мне бежать.

— Мерчанту с Кратчером стоило раскроить черепушки, — засмеялся Бродмур. — Никогда прежде мне не было так хорошо. Это я должен тебя поблагодарить за предоставленное удовольствие.

Питт, подавшись вперед, пожал Бродмуру руку.

— Мне будет не хватать твоего веселого нрава.

— Домой собираешься?

— Да, в Вашингтон. Нужно передать собранные сведения.

— Ты отличный парень, дружище Питт. Если когда-нибудь тебе понадобится второй дом, можешь рассчитывать на мой.

— Кто знает, — тепло отозвался Питт, — может, и придет день, когда я подловлю тебя на этом обещании.

Они покинули грот далеко за полночь, чтобы не попасться патрульным катерам Дорсетта.

Бродмур повесил себе на спину фонарик.

Питт следовал за светящейся точкой, поражаясь той легкости, с какой индеец находит дорогу во мраке. Попутно, расслабленный вином из бойзеновой ягоды, он вспоминал Мэйв. Его возмущало, что родня принуждает ее шантажом к неблаговидным поступкам. А еще он вспомнил о другой женщине, о той, которую любил давным-давно. Женские образы сливались, и в конце концов Питту стало казаться, что он всю жизнь любит только одну женщину. Мэйв.

25

После полудня с северо-востока дул порывистый ветер. Время от времени он покрывал вершину метровой волны белым барашком и принес проливной дождь. Видимость упала до пяти километров. Вода пузырилась, словно на ее поверхности трепыхался косяк из миллиона сельдей. Для большинства моряков такая погода — гиблое дело. Зато для капитана Йена Брискоу, чьи молодые годы прошли на палубах судов, бороздивших Северное море, она была чем-то вроде недельного отпуска в старом отчем доме.

В отличие от младших офицеров, державшихся подальше от обдававших с ног до головы брызг, Брискоу стоял на открытой площадке мостика корабля, словно обновлял кровь в жилах, и вглядывался вперед по курсу, будто ожидал увидеть «Летучего голландца», не обнаруженного радаром. Капитан отметил, посмотрев на градусник, что температура стойко держится немного выше нуля. Он не чувствовал никаких неудобств, защищенный от дождя прорезиненной накидкой с капюшоном. Только капли, находившие брешь в его густой рыжей бороде, досаждали, скатываясь по шее.

Две недели эсминец британского Королевского флота «Бридлингтон» под командованием Брискоу участвовал в учениях совместно с судами Военно-морского флота Канады. Теперь корабль держал путь домой, в Англию, через Гонконг — место остановки для любого британского военного корабля, совершающего переход через Тихий океан. Хотя в 1997 году истек срок девяностодевятилетней аренды и колония британской короны была возвращена Китаю, для англичан стало делом национальной гордости время от времени демонстрировать новым хозяевам флаг с крестом святого Георгия, напоминая о том, кто основал финансовую Мекку в Азии.

На мостик выглянул второй помощник, лейтенант Сэмюэль Ангус:

— Сэр, не могли бы вы на некоторое время оторваться от противостояния стихиям и зайти в рубку?

— А почему бы вам не выйти сюда, мой мальчик? — пророкотал Брискоу, покрывая шум ветра. — Хлипкость. Вот в чем беда молодых. Вы не цените дурную погоду.

— Прошу вас, капитан, — взмолился Ангус. — Радар показывает, что к нам приближается воздушная цель.

Брискоу пересек площадку и вошел в рубку.

— Не вижу в этом ничего странного. Можно сказать, обычное дело. У нас над кораблем больше десятка воздушных целей летает.

— Это вертолет, сэр. Больше чем за две с половиной тысячи километров от суши. К тому же учтите, сэр, между нами и Гавайями нет никаких военных судов.

— Чертов олух попросту заблудился, — рыкнул Брискоу. — Свяжитесь с пилотом и спросите, не требуется ли ему помощь.

— Сэр, я позволил себе связаться с ним, — доложил Ангус. — Он говорит только по-русски.

— У нас есть кто-нибудь, способный его понять?

— Хирург лейтенант Рудольф. Он силен в русском.

— Вызовите его на мостик.

Спустя три минуты перед Брискоу, сидевшим в высоком капитанском кресле, всматриваясь в пелену дождя, вытянулся низкорослый блондин:

— Вы меня вызывали, капитан?

Брискоу коротко кивнул:

— Тут над нами русский вертолет болтается. Поговорите с ним по радио и выясните, зачем он над пустым морем рыщет в такую погоду.

Лейтенант Ангус достал наушники, подключенные к панели связи, и вручил их Рудольфу:

— Частота установлена. Можете говорить.

Рудольф надел наушники и заговорил в крохотный микрофон. Брискоу с Ангусом терпеливо ждали, пока он вел, как казалось, односторонний разговор. Наконец хирург повернулся к капитану:

— Этот человек не в себе, почти невменяем. Насколько я сумел разобрать, он с русской китобойной флотилии.[216]

— Тогда он просто выполняет свою работу.

Рудольф покачал головой:

— Он твердит как заведенный: «Все мертвы», — и хочет знать, если у нас на «Бридлингтоне» площадка, куда можно посадить вертолет. Если есть, он просит разрешения на посадку.

— Невозможно! — рыкнул Брискоу. — Сообщите ему, что Королевский флот не позволяет иностранным воздушным судам совершать посадку на корабли ее величества.

Рудольф повторил сообщение как раз тогда, когда стал слышен звук двигателей вертолета и сам он неожиданно появился из завесы дождя в полукилометре слева по носу на высоте не более двадцати метров над поверхностью моря.

— Он говорит так, словно того и гляди в истерику сорвется. Клянется, что, если только мы его не собьем, сядет к нам на борт.

— Черт! — Ругательство прямо-таки вырвалось из уст капитана. — Мне только и не хватало, чтоб какой-то террорист взорвал мой корабль.

— Вряд ли любого рода террористы будут находиться в этой части океана, — заметил Ангус.

— Да-да, и холодная война уже десять лет как кончилась. Все это я знаю.

— Насколько я понял, — сказал Рудольф, — пилот от страха с ума сходит. В его голосе я не уловил ни единой нотки угрозы.

Некоторое время Брискоу сидел молча, затем щелкнул тумблером внутрикорабельной связи:

— Радар, у вас ушки на макушке?

— Так точно, сэр, — донесся голос в ответ.

— Есть суда поблизости?

— Наблюдаю одно большое судно и четыре поменьше. Пеленг двести семьдесят два градуса, дистанция девяносто пять километров.

Брискоу отключился и щелкнул другим переключателем.

— Связь?

— Сэр?

— Попытайтесь связаться с флотилией русских китобойных судов в девяноста пяти километрах к западу от нас. Если нужен переводчик, обратитесь к корабельному врачу.

— Моего запаса из тридцати русских слов для начала хватит, — весело доложил офицер.

Брискоу взглянул на Рудольфа:

— Добро, передайте пилоту, что ему разрешено сесть на нашу посадочную площадку.

Рудольф передал, и все стали следить за тем, как вертолет, накренившись и сбрасывая обороты, заходит с правого борта, приближаясь к взлетно-посадочной площадке на корме.

Наметанный взгляд Брискоу отметил: пилот управляет вертолетом неуклюже, не учитывает порывистый ветер.

— Этот олух летает так, будто у него нервы ни к черту, — буркнул капитан и обернулся к Ангусу: — Сбавить скорость, почетному караулу приготовиться к встрече гостя. — Словно спохватившись, он добавил: — Если вертушка поцарапает мой корабль, взорву.

Ангус дружелюбно ухмыльнулся и за спиной капитана подмигнул Рудольфу. Подобное поведение отнюдь не свидетельствовало о расхлябанности команды. Весь экипаж до последнего матроса обожал Брискоу, сурового морского волка, который не спускал глаз со своих подчиненных и управлял кораблем без сучки и задоринки. Все они отлично знали, что в Королевском флоте не много сыщется капитанов, которые больше думают о службе, чем о продвижении в чинах.

Вертолет оказался уменьшенной копией Ка-32, состоящего на вооружении Российского военно-морского флота и используемого для транспортировки легких грузов, а также для воздушной разведки. Машина выглядела заезженной: из двигателя капало масло, краска на фюзеляже облупилась и выцвела.

Пятеро вооруженных моряков укрывались за бронированными переборками до тех пор, пока вертолет не завис над палубой. Пилот резко и слишком рано сбросил обороты двигателя. Машина рухнула на палубу, подскочила и наконец, шлепнувшись на колеса, замерла наподобие нашкодившей колли. Пилот заглушил двигатель, и лопасти винта постепенно прекратили вращение.

Пилот распахнул дверцу кабины и надолго уставился на громадный купол радара. Потом он перевел взгляд на приближающихся моряков. Те подождали, когда он спрыгнет на палубу, подхватили его под руки и препроводили в офицерскую кают-компанию.

В каюте присутствовали первый помощник Брискоу, командир корабля капитан второго ранга Роджер Эвондейл, лейтенанты Ангус и Рудольф. Корабельный хирург изучающе заглянул пилоту в глаза и прочел в сильно расширенных зрачках ужас, притуплённый крайней усталостью.

Брискоу кивнул Рудольфу:

— Спросите его, какого черта он решил, что может садиться на иностранный военный корабль, когда ему заблагорассудится.

— Можете заодно поинтересоваться, почему это он летал в одиночку, — добавил Эвондейл. — Вряд ли он сам по себе китов отыскивал.

Рудольф с пилотом вступили в скорострельный обмен фразами, продолжавшийся полных три минуты. Наконец врач сообщил капитану:

— Его зовут Федор Горемыкин. Он возглавляет разведывательный отряд при китобойной флотилии, приписанной к порту Николаевск-на-Амуре. По его словам, они со вторым пилотом и наблюдателем вели разведку для китобоев-охотников…

— Китобоев-охотников? — переспросил Ангус.

— Это быстроходные суда шестидесяти пяти метров в длину, у которых гарпуны снабжены фанатами, — пояснил Брискоу. — Убитых китов накачивают воздухом, ставят на них радиомаяки и уходят продолжать свои губительные шалости. Закончив охоту, матросы буксируют добычу к так называемой матке флотилии — судну, которое, в сущности, является фабрикой по переработке туш.

— Несколько лет назад в Одессе мы пили с капитаном китобойной «матки», — вспомнил Эвондейл. — Он пригласил меня на борт. Это судно — сущая громадина, около двухсот метров в длину, и классно оснащено, там есть даже лаборатории и госпиталь. Оно затаскивает лебедкой на наклонную платформу стотонного голубого кита, обдирает его, как мы банан от кожуры очищаем, и варит ворвань во вращающемся барабане, извлекает жир, а все остальное перемалывает в муку и расфасовывает. Весь процесс занимает от силы полчаса.

— Два века охота на китов была фактически войной на уничтожение, — пробормотал Ангус. — Удивительно, что осталось на кого охотиться.

— Давайте-ка послушаем, что рассказал пилот, — нетерпеливо потребовал Брискоу.

— Не найдя китового стада, — продолжил Рудольф, — он вернулся на базу и обнаружил, что весь экипаж «Александра Горчакова» — так называется база — мертв. Тогда он рванул к «охотнику», но и там сплошные трупы.

— А что со вторым пилотом и наблюдателем? — спросил Брискоу.

— Он говорит, что с перепугу оставил их на базе.

— И куда же он собирался лететь?

Рудольф задал вопрос русскому и немедленно услышал ответ.

— Куда подальше. Насколько горючего хватит.

— Что погубило его товарищей?

Переговорив с нилотом, Рудольф пожал плечами:

— Он не знает. Он видел только выражение муки на лицах, испачканных блевотиной.

— Фантастика, очень мягко говоря, — заметил Эвондейл.

— Если бы не его вид, а он похож на человека, сбежавшего от призраков, — сказал Брискоу, — я бы решил, что перед нами патологический врун.

Эвондейл взглянул на капитана:

— Так стоит ли ему верить на слово, сэр?

Брискоу подумал секунду-другую и кивнул:

— Прибавьте десять узлов и свяжитесь с командованием Тихоокеанского флота. Обрисуйте ситуацию и сообщите, что мы меняем курс для проведения расследования.

Прежде чем Эвондейл покинул кают-компанию, из динамика донесся голос:

— Капитан, это радар.

— Слушаю вас, радар, — отозвался Брискоу.

— Капитан, я про те суда, за которыми вы приказали наблюдать.

— Да, и что с ними?

— Такое дело, сэр: они не двигаются, но начинают исчезать с экрана.

— Ваша техника нормально работает?

— Так точно, сэр, техника в порядке.

Лицо Брискоу помрачнело.

— Объясните, что вы имеете в виду под словами «начинают исчезать».

— Это самое и имею в виду, сэр. На мой взгляд, суда идут ко дну.

Прибыв наместо, указанное русским пилотом, «Бридлингтон» не обнаружил ни единого судна. Брискоу распорядился приступить к поискам, и, походив туда-сюда, эсминец наткнулся на большое маслянистое пятно, среди которого плавало множество обломков и вещей. Пилот бросился к лееру и, тыча пальцем на воду, горестно закричал.

— Что он вопит? — спросил Рудольфа с боковой площадки мостика Эвондейл.

— Он говорит, что судно пропало, друзья пропали, второй пилот с наблюдателем тоже пропали.

— На что он показывает? — спросил Брискоу.

Рудольф посмотрел за борт:

— Там плавает спасательный жилет со штампом «Александр Горчаков».

— Вижу четыре тела на поверхности, — доложил Ангус, глядя в бинокль. — Рядом кружат плавники акул.

— Поднять тела на борт, — приказал Брискоу, — и выловить все обломки. Думаю, кому-то где-то все это понадобится.

Спаренные сорокамиллиметровые пушки открыли огонь по акулам. Эвондейл обратился к Ангусу:

— Спросите меня, и я отвечу, что творится какая-то чертовщина. А по-вашему, что происходит?

Ангус медленно растянул губы в улыбке:

— Такое впечатление, что киты наконец-то отомстили людям.

26

После почти двухмесячного перерыва Питт снова сидел в своем служебном кабинете и рассеянно поигрывал глубоководным тесаком, которым пользовался для вскрытия почты. Он ждал, что скажет сидевший напротив него адмирал Сэндекер.

Питт прибыл в Вашингтон рано утром в воскресенье и сразу же отправился в НУМА, где потратил шесть часов на составление подробного отчета о командировке на остров Кангит. Работа была скучной по сравнению с приключениями, пережитыми за последние дни. Питту предстояло уйти в тень, предоставив техникам и ученым заниматься акустической чумой.

Питт крутанулся в кресле и устремил взгляд на величаво текущий за окном Потомак, вызывавший в памяти испуганную до отчаяния Мэйв, стоящую на палубе «Полярного охотника». Теперь он понимал, что Дейрдра еще в Антарктике рассказала ей о похищении детей и бедная женщина бросилась за помощью к единственному человеку, которому верила, а он проигнорировал ее мольбу. Эта часть истории, не включенная в отчет, приводила Питта в ярость.

Сэндекер закончил чтение и положил отчет на стол.

— Замечательный образчик активных действий. Чудо, что тебя не убили.

— Мне помогали очень достойные люди, — сказал Питт совершенно серьезно.

— В этом деле ты дошел до самого упора. Приказываю вам с Джордино взять отпуск на десять дней. Отправляйтесь домой и отдохните среди его антиквариата.

— От меня вы возражений не услышите, — хмыкнул Питт, поглаживая кровоподтеки на предплечье.

— Судя по тому, с каким трудом тебе удалось уйти, семейство Дорсетт играет жестко.

— Кроме Мэйв, — тихо заметил Питт. — Она в семье изгой.

— Полагаю, тебе известно, что она работает в отделе биологии НУМА вместе с Роем ван Флитом…

— Над воздействием ультразвука на животный мир моря, — закончил Питт.

Сэндекер поизучал каждую черточку на обветренном, но моложавом лице Питта.

— Можем ли мы доверять ей? Не передает ли она секретные сведения отцу?

В зеленых глазах Дирка не промелькнуло и намека на сомнение.

— У Мэйв нет ничего общего с этим гадючником.

Почувствовав, что Питт не склонен обсуждать Мэйв, Сэндекер переключился на сестру.

— Боудикка объяснила, почему ее отец намерен через несколько недель закрыть шахты?

— Ни полслова.

Сэндекер вынул из кармана сигару.

— Поскольку горнорудные предприятия Дорсетта не находятся на территории США, мы не в состоянии предотвратить убийства.

— Стоит только прикрыть одну шахту, — сказал Питт, — и с акустической чумой будет покончено.

— Надеюсь, ты не предлагаешь атомную бомбардировку? Президент на это не пойдет.

— Неужели в международном правенет статьи о разбое на море? — воскликнул Питт.

Сэндекер покачал головой:

— Подходящей к данному случаю нет, чем и пользуется Дорсетт.

— А со странами, на территории которых находятся шахты, нельзя договориться?

— Остров Гладиатор расположен в нейтральных водах. Что касается России и Чили, то потребуется год, если не больше, чтобы убедить их расторгнуть соглашения о концессии. Пока Дорсетт оплачивает прихоти высших чиновников, его шахтам ничто не угрожает.

— А Канада? — возразил Питт. — Если дать «конникам» волю, они завтра же закроют шахту на Кангите, потому что Дорсетт использует труд незаконных иммигрантов.

— Так что же мешает им нагрянуть на шахту?

Питт промолчал, припомнив слова инспектора Стоукса про бюрократов и членов парламента в бумажнике у Дорсетта.

— Деньги делают деньги, — сокрушенно вздохнул Сэндекер. — Дорсетта невозможно свалить обычными методами. Этот человек — приводной ремень в механизме алчности.

— Адмирал, предаваться пораженческим настроениям — это на вас не похоже. Неужели вы готовы свернуть паруса?

Сэндекер зло прищурился:

— А кто говорит о поражении?

Питту нравилось подкалывать босса. Он ни на секунду не допускал, что Сэндекер собирается увильнуть от схватки.

— Что вы намерены предпринять?

— Если я не могу захватить частное владение или сбросить отряд спецназа на арендуемую землю, то у меня остается один-единственный путь.

— Какой?

— Обратиться к общественности. Завтра прямо с утра я созову пресс-конференцию и заклеймлю Артура Дорсетта как чудовище пострашнее царя гуннов Аттилы. Я обвиню его в массовых убийствах и приведу доказательства. Затем подниму бучу среди членов конгресса, они обратятся к Госдепартаменту, а тот, в свою очередь, потребует от правительств Канады, Чили и России закрыть вредоносные предприятия. Уверяю тебя, скоро мы насладимся фейерверком из черепков.

Питт, не скрывая симпатии, воззрился на Сэндекера. Адмирал на всех парусах летел к цели, посылая к чертям вражеские торпеды и житейские последствия.

— Вы бы и с дьяволом сцепились, брось он на вас косой взгляд.

— Прости, что выпустил пар. Ты не хуже меня понимаешь, что не будет никаких пресс-конференций: таблицы Йегера в качестве доказательств не пройдут. Кроме того, люди типа Артура Дорсетта способны к регенерации. Их невозможно просто уничтожить. Они порождение нашей государственной системы. — Сэндекер с показным старанием взялся раскуривать сигару. Внезапно отстранив зажигалку, он твердо произнес: — Не знаю, каким образом, но, клянусь Конституцией, я припру этого гада к стенке так, что у него все кости затрещат.

Отец снял для Мэйв старинный, но благоустроенный домик в Джорджтауне. Она жила там, беспрестанно думая о сыновьях, томящихся на острове Гладиатор. Хотелось примчаться туда и унести их подальше от беды. Только ничего Мэйв не могла предпринять. Не было у нее сил бороться с невероятно могущественным отцом. Кроме того, она не сомневалась: люди из службы безопасности компании «Дорсет консолидейтед» схватят ее, едва она приблизится к аэропорту или морскому причалу.

Рой ван Флит и его жена Робин взяли Мэйв под опеку. Как-то они позвали ее на вечеринку, устроенную главой фирмы по прокладке труб на подводных глубинах. Мэйв отказалась, сославшись на дурное настроение, но Робин заявила, что не желает ничего слушать и что она обязана доставить себе чуточку удовольствия. Она и понятия не имела, какие муки испытывает Мэйв.

— Там будет туча финансовых тузов и политиков, — прощебетала Робин. — Такое нельзя пропустить.

Сделав макияж и собрав волосы в тугой пучок на затылке, Мэйв надела шифоновое платье с завышенной талией, расшитой бисером вставкой на лифе и юбкой немного выше колен. В Сиднее она изрядно потратилась на него, решив, что это последний писк моды. Теперь у нее такой уверенности не было. Невесть с чего ей стало стыдно выставлять напоказ свои сильные стройные ноги.

«Впрочем, — подумала она, оглядывая себя в зеркало, — черт с ними. Кому я там нужна!»

На улице снег тонким слоем покрывал асфальт. Было холодно, но не морозно. Мэйв налила в широкий стакан водки, добавила кубик льда, накинула черное длинное пальто и, попивая, принялась ждать супругов ван Флит, обещавших отвезти ее на сходку знаменитостей.

Питт предъявил подаренное адмиралом приглашение и был допущен в загородный клуб. Пройдя через двери с резными изображениями известных игроков в гольф и оставив в гардеробной пальто, он вошел в бальный зал, обшитый панелями орехового дерева. Некий вашингтонский дизайнер превратил зал в лагуну. С потолка свисали бумажные рыбы, а от стен исходил мягкий переливчатый синевато-зеленоватый свет, создававший приятную иллюзию подводного мира.

Хозяин вечера бок о бок с женой и служащие его компании, выстроившись в цепочку, приветствовали гостей. Питт ловко увернулся от ритуальной беседы и направился в бар, где попросил текилы со льдом и лимоном. Опершись спиной о стойку бара, он лениво осмотрел присутствующих.

Людей собралось сотни две. Оркестр наигрывал попурри из музыки к кинофильмам. Питт узнал нескольких сенаторов — они заседали в комитетах, имеющих отношение к защите окружающей среды. Некоторые мужчины облачились в белые смокинги, большинство же были в темных костюмах и белых рубашках с галстуками-бабочками. Питт не принадлежал ни к той ни к другой группе. У него под традиционным смокингом проглядывал жилет, на котором красовалась тяжелая золотая цепь с карманными часами. Эти часы достались Питту от прадеда, служившего машинистом на железной дороге в Санта-Фе.

Женщины радовали взгляд элегантностью нарядов: длинными платьями и костюмами с короткими юбками и пиджаками — однотонными или расшитыми блестками.

Питт легко определил, где официальные пары, а где нет: супруги стояли рядом, словно старые друзья; любовники же не упускали случая коснуться друг друга.

На вечеринках Питт, как правило, подпирал мебель, сторонясь пустопорожней болтовни, пышно именуемой общением. Заскучав, он тихо удалялся домой. Но тут было другое дело. Сэндекер уведомил его, что на вечеринку придет Мэйв. Глаза Питта шарили по столикам и переполненной площадке для танцев.

«Либо она в последнюю минуту передумала, либо еще не приехала», — решил он. Питт никогда не стремился завоевать внимание какой-нибудь роскошной девицы, окруженной толпой поклонников, а потому выбрал обычную женщину среднего возраста. Дама сидела в одиночестве за столиком и была польщена, когда к ней подошел симпатичный незнакомец и пригласил танцевать. Питт давно выяснил, что среди женщин, которых мужчины обычно обходят стороной, тех, что теряются среди прирожденных красавиц, как раз и находятся самые умные и самые интересные. Эта вот оказалась чиновницей высокого ранга. Она служила по международному ведомству и не замедлила посвятить Питта во все политические сплетни. Потанцевал он и с двумя дамами, которых кое-кто причислил бы к дурнушкам: одна была личным секретарем хозяина бала, а другая — главным советником сенатора, председательствовавшего в Комитете по океанам. Исполнив приятный долг, Питт вернулся к бару выпить еще текилы.

И в этот момент в зал вошла Мэйв.

Питта окатила теплая волна чувственности. Присутствовавшие растворились в серой дымке, посередине зала осталась только Мэйв, окруженная золотистым сиянием.

Наваждение прошло, когда она миновала цепочку встречающих и вместе с ван Флитами остановилась, чтобы осмотреться в толпе гостей. Собранные в пучок длинные светлые волосы открывали изумительную шею. Короткое платье подчеркивало ноги идеальной формы. «Восхитительная женщина, — подумал Питт, поеживаясь от уколов страсти. — Другого слова для нее не подберешь. Грация антилопы и легкость ласточки».

— Смотрите, какая молоденькая милашка появилась, — тихонько произнес бармен, не сводя глаз с Мэйв.

— Целиком с вами согласен, — улыбнулся Питт.

Он увидел, как она с ван Флитами идет к столику, как усаживается в кресло, похожее на морскую раковину, как диктует официанту заказ. Но главное — он заметил, как к Мэйв потянулись мужчины: и молодые, и те, кто в деды ей годился, — все жаждали пригласить ее на танец. А она вежливо отказывалась от любого приглашения. Питт не без удовольствия понаблюдал, как мужчины расходятся восвояси, по-мальчишески обиженные отказом.

— А она разборчива, эта милашка, — прокомментировал бармен.

— Пора выпускать первый состав, — сказал Питт, когда ван Флиты отправились танцевать.

Он прямиком двинулся к столику Мэйв. По дороге случайно задел дородного сенатора от штата Невада. Он стал возмущаться, но Питт бросил на него такой свирепый взгляд, что бедняга осекся.

Скучающая Мэйв оглядывала танцплощадку, как вдруг краешком глаза уловила движение в свою сторону. Поначалу она не придала этому значения, решив, что очередной мужчина желает познакомиться с ней. В другое время и в другом месте такой успех ей бы, может, и польстил, но сейчас ее мысли были далеко, за двадцать тысяч километров от клуба. И лишь когда упрямец подошел к столику, уперся руками в голубую скатерть и наклонился к Мэйв, она его узнала и радостно заулыбалась.

— Ой, Дирк, а я думала, что больше никогда вас не увижу, — выдохнула она.

— Я хочу извиниться, что не попрощался с вами, перед тем как покинул «Полярного охотника».

Поведение Питта и удивило, и порадовало ее. Она-то полагала, что он не испытывает к ней никаких чувств. Теперь же вот все читалось в его зеленых глазах.

— Откуда вы могли знать, насколько были нужны мне? — прошептала она.

Обойдя столик, Питт сел рядом и очень серьезно сказал:

— Теперь я это знаю.

Мэйв отвернулась, избегая его взгляда.

— Вы даже не представляете, в какую беду я попала.

Питт взял руку Мэйв в свою. Впервые он коснулся ее не в официальной обстановке.

— Представляю. Боудикка мне все рассказала.

Самообладание изменило Мэйв.

— Вам? Боудикка? Да как такое возможно? — крикнула она.

Питт встал и заботливо поднял ее со стула:

— Давайте-ка потанцуем, попозже я вам обо всем расскажу.

И свершилось чудо, о котором Питт и не мечтал: он крепко обнял Мэйв, и она прильнула к нему, словно ища опоры. Закрыв на мгновение глаза, он вдохнул аромат ее духов. Запах его парфюма прошелся по ней, словно зыбь по горному озеру. Они танцевали щека к щеке под «Лунную реку» Генри Манчини.[217]

Тихо-тихо Мэйв стала напевать слова:

— «Лунная река, неоглядная ширина. День придет, и я одолею тебя». — Внезапно она напряглась и слегка отстранила Питта. — Вы знаете про моих сыновей?

— Как их зовут?

— Шон и Майкл.

— Ваш отец держит мальчиков в заложниках на острове Гладиатор, с тем чтобы вытягивать из вас сведения о любых озарениях НУМА по поводу массовых убийств на море.

В полном смятении Мэйв уставилась на него, но, прежде чем она успела задать следующий вопрос, Питт снова привлек ее к себе. Вскоре он почувствовал, как обмякло ее тело, и увидел, что по щекам побежали слезы.

— Мне так стыдно. Даже не знаю, куда глаза девать.

— Думайте только о том, что происходит сейчас, — нежно посоветовал он. — Все остальное образуется.

Утешенная, Мэйв снова принялась напевать:

— «Мы душой к одному концу радуги рвемся и к тому повороту несемся, за которым ждет счастья стихия меня: милый друг мой черничный, лунная река и я».

Музыка постепенно стихла. Мэйв откинулась, доверясь крепости его рук, обнимавших ее за талию, и улыбнулась:

— Это ты.

Он вздернул брови:

— Кто я?

— Милый друг мой черничный. Ты — повзрослевший Гекльберри Финн, который по-прежнему плывет на плоту по реке в поисках неведомо чего.

Они продолжали держать друг друга в объятиях и двигаться по танцплощадке, хотя оркестранты ушли на перерыв и другие пары разбрелись по столикам. Ни он, ни она не замечали удивленных взглядов, устремленных на них. На уме у Мэйв крутилось: «Я хочу уйти», — но язык выдал сокровенное:

— Я хочу тебя.

Услышав собственную речь, Мэйв обомлела: «Что я несу!» От стыда кровь прихлынула к шее и лицу, покрытая здоровым загаром кожа потемнела. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и не хотелось.

Дирк широко улыбнулся:

— Пожелай ван Флитам доброй ночи. Я выведу машину и буду ждать тебя у входа в клуб. Надеюсь, ты не замерзнешь.

Ван Флиты обменялись понимающими взглядами, когда Мэйв сказала, что уезжает с Питтом. С бешено колотящимся сердцем пересекла она бальный зал, взяла в гардеробной пальто и выскочила из дверей на крыльцо.

Питт стоял около красной машины и расплачивался со служителем клубной стоянки. Машина выглядела так, будто самое ее место на гоночном треке. Если не считать кресел, похожих на самолетные, обивки в салоне не было. Изогнутое ветровое стекло едва ли могло защитить от встречного воздушного потока. Бамперы отсутствовали, а передние колеса прикрывали крылья, которые, как показалось Мэйв, были как у мотоцикла. Запасное колесо крепилось с правой стороны корпуса между крылом и дверцей.

— Ты и в самом деле ездишь на этой штуковине? — спросила она у Питта, подошедшего к крыльцу.

— Да, — прозвучал горделивый ответ.

— И как она называется?

— «Аллард».

— Симпатичная старушка.

— Изготовлена в Англии в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, как минимум лет за двадцать пять до твоего рождения. Снабжена большими американскими V-образными двигателями. «Аллард» не знал равных себе среди спортивных машин, пока не появился двухместный «трехсотый» «мерседес».

Питт распахнул крохотную алюминиевую дверцу, и Мэйв скользнула в спартанский салон. Поневоле вытянув ноги почти параллельно полу, она заметила, что на приборной доске нет спидометра — имеются только приборы, сигнализирующие о работе двигателей, и тахометр.

— Она довезет нас туда, куда мы направляемся? — спросила Мэйв с легкой тревогой.

— Не с такими удобствами, зато быстрее звука, — рассмеялся Питт в ответ.

— У нее даже верха нет.

— Я никогда не езжу в дождь. — Питт протянул ей шелковый шарф. — Прикрой голову. На открытом ветру прилично поддувает. И не забудь ремнем пристегнуться. У дверцы со стороны пассажира есть гнусная привычка зевать при крутом левом повороте.

Питт уселся за руль, Мэйв завязывала под подбородком концы шарфа. Питт повернул ключ зажигания, выжал сцепление и включил первую передачу. Она ожидала услышать гневный рев выхлопов, жалобный визг шин. Ничего подобного. Машина легко и плавно, как катафалк, покатила прочь от крыльца.

— Как ты передаешь сведения из НУМА своему отцу? — спросил Питт обыденным тоном.

Мэйв, не ожидавшая столь резкого перехода к прозе жизни, помедлила, прежде чем ответить.

— Агент приходит ко мне домой под видом разносчика пиццы.

— Не блестяще, но разумно, — откликнулся Питт, разглядывая последнюю модель «кадиллака», припаркованного на обочине подъездной дорожки.

Миновав «кадиллак», он посмотрел в зеркало заднего вида и удовлетворенно кивнул:

— За тобой следят?

— Меня уверяли, что за мной пристально наблюдают, только я еще ни разу никого не замечала.

— Не очень-то ты наблюдательна. Вот сейчас за нами следует машина.

Мэйв крепко ухватила его за руку:

— Ты говорил, твоя машина быстро ездит. Давай оторвемся от них!

— Оторвемся от них? — усмехнулся Питт, повернул голову и увидел горящие от возбуждения глаза. — Нас преследует не что-нибудь, а «кадиллак» с двигателем в триста с чем-то лошадиных сил, который накручивает до двухсот шестидесяти километров в час. У моего «алларда» двигатель со спаренными четырехдиффузорными карбюраторами ничем не хуже.

— Ну и что? — опешила Мэйв.

— А то! Мой «аллард» на сорок лет старше этого «кадиллака». Он и сейчас шустрый мальчик, но больше двухсот десяти километров в час при попутном ветре не выдаст.

— Неужели нельзя отвязаться от них?

— Можно, только не уверен, что тебе это придется по вкусу.

Питт позволил машине одолеть крутой подъем и вжал педаль газа до упора. Разом пропав из виду, он воспользовался драгоценными пятью секундами преимущества перед водителем «кадиллака». Обретя силу, красная спортивная малютка во весь дух рванула по асфальту. Голые деревья за окном слились в беспросветное марево. Мэйв показалось, будто она камнем падает на дно колодца.

По прикидке Питта, он оторвался на полторы сотни метров от «кадиллака». Шпионы Дорсетта не раньше, чем одолеют подъем, поймут, что птичка улетела далеко вперед. Когда они спустятся, между машинами будет уже около трети километра. Впрочем, при возможностях «кадиллака» разрыв сократится до минимума за пять минут.

Они мчались теперь по фешенебельному району Виргинии, где было много коневодческих ферм. В поздний час дорога была практически пустая. Питт без помех обошел две попутные машины. «Кадиллак» маячил в зеркале заднего вида, но Питт расслабленно держал руль. Страха он не ощущал. Филеры не собирались убивать его или Мэйв — в их задачу входило лишь наблюдение за дочерью босса. Поэтому Питт просто, как в детстве, наслаждался игрой в «воры и полицейские»: один догоняет — другой убегает.

Оторвав взгляд от дороги, он посмотрел на Мэйв. Она вжалась в спинку сиденья и склонила набок голову. Глаза полузакрыты, губы полуоткрыты. Вид у нее был такой, словно она переживала оргазм от совокупления с воздухом, стремительно обтекавшим ветровое стекло. Она и вправду испытывала восторг, но не потому, что вихрь норовил снести ей полчерепа, а потому, что мужчина ее грез в момент опасности находился рядом.

Почувствовав взгляд Питта, Мэйв встрепенулась и посмотрела назад.

— Догоняют! — истошно выкрикнула она.

Питт зыркнул в зеркальце на капоте. Расстояние между «аллардом» и «кадиллаком» сократилось до ста метров. «А водила у них не рохля, — подумал Питт. — Все рефлексы, точь-в-точь как у меня, заточены».

Они подъезжали к жилому району. Питт мог бы улизнуть от «кадиллака», запетляв по переулкам, но жертвоприношение обывателя или собаки, вышедших прогуляться на сон грядущий, не входило в правила игры. «Что делать?»

От размышления над неразрешимым вопросом Питта избавил дорожный знак, предупреждавший о строительных работах на проселке, ведущем на запад. Этот участок, как было известно Питту, изобиловал крутыми поворотами. Тянулся он километров на пять по открытой местности и упирался в шоссе, которое шло к штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли.

Питт сбросил ногу с педали газа, ударил по тормозам и закрутил руль налево. «Аллард», визжа дымящимися шинами, развернулся посреди дороги и только что не прыгнул на проселок.

Питт прилип взглядом к асфальту. Древние неразборные фары не освещали дорогу так далеко, как модерновые галогенные светильники, так что приходилось полагаться на шестое чувство, готовясь к следующему повороту. Питт, проходя повороты, забывал про тормоза, бросал машину в управляемый занос, потом маневрировал и мчался по прямой до следующего поворота.

«Аллард» оказался в своей стихии. Тяжелый «кадиллак» жестко пружинил даже на обычной дороге, но подвеска у него не шла ни в какое сравнение с подвеской гоночной машины. Человек и машина слились в единое целое. Питт с исключительной остротой чуял равновесие «алларда» и славил его простоту и большой, ударного типа, мотор. Губы растягивались в усмешке, когда он бросал машину в повороты, управляя с дьявольским азартом, не касаясь тормозов, сбрасывая скорость только на узких, как шпилька, разворотах. Водитель «кадиллака» сражался, не жалея сил, однако быстро уступал, с каждым новым поворотом.

Впереди на барьере сверкнули желтые предупреждающие огни: рядом с дорогой тянулась траншея, в которой прокладывался трубопровод. Питт с облегчением увидел, что дорога и дальше идет — барьер перегораживал ее лишь наполовину. На сто метров впереди грунт был покрыт щебенкой, но Питт все равно оставил ногу на педали газа. Его радовала туча пыли за багажником машины и град камней, вылетавших из-под ее колес: естественная завеса мешала преследователям ориентироваться.

Через две минуты головокружительной гонки Мэйв сообщила:

— Я вижу свет фар.

— Это шоссе, — объяснил Питт. — Вот тут-то мы с ними и распрощаемся.

Перекресток был пуст. Питт, сжигая шины, резко свернул влево, в сторону от города.

— Ты же не туда поехал! — сквозь визг колес донесся крик Мэйв.

— Смотри и учись, — сказал Питт, быстро возвращая руль в прежнее положение.

Слегка тормознув, он спокойно направил «аллард» в разворот и поехал к столице.

— И что это все значит? — спросила Мэйв.

— Это называется «копченая селедка», — с охотой пояснил Питт. — Если эти псы так сообразительны, как я о них думаю, они поедут по следу моих шин в противоположную сторону.

Мэйв сжала его руку и приткнулась к плечу.

— Что же ты приготовил под конец?

— Теперь, изумив тебя виртуозностью вождения, я намерен потрясти своей страстью.

Она хитровато глянула на него:

— Уверен, что у меня со страху не пропало желание близости?

— Я залез к тебе в мозг и увидел, что все как раз наоборот.

Мэйв засмеялась:

— Так ты умеешь читать чужие мысли?

Питт состроил хитрую физиономию и изрек:

— У меня дар. В моих жилах течет цыганская кровь.

— Ты цыган?!

— Если верить семейным преданиям, мои предки, перебравшиеся в семнадцатом веке из Испании в Англию, были цыганами.

— Стало быть, ты способен предсказывать будущее?

— Да, но мои способности проявляются только в полнолуние.

Она взглянула на него недоверчиво, но наживку заглотнула.

— А что происходит в полнолуние?

Он обернулся к ней и сказал абсолютно серьезно:

— Именно тогда я выхожу из дома и ворую курочек.

27

Мэйв с опаской вглядывалась в чернильную тьму, пока Питт ехал по неосвещенной грунтовой дороге на окраине вашингтонского международного аэропорта. Вот они подъехали к заброшенному ангару. Беспокойство Мэйв возросло, и она непроизвольно съежилась в кресле. Питт остановил «аллард» под тусклым желтоватым фонарем на высоком столбе.

— Куда это ты меня привез? — требовательно спросила Мэйв.

Он изобразил изумление:

— Как куда? К себе домой, разумеется.

На лицо Мэйв легла тень чисто женской брезгливости.

— Ты живешь в этом сарае?

— То, что ты видишь, здание историческое, его выстроили в тысяча девятьсот тридцать шестом году для обслуживания одной из первых авиалиний Соединенных Штатов Америки.

Питт достал из кармана пальто пульт управления и набрал код. Спустя секунду поднялась дверь, открыв вход, как показалось Мэйв, в кромешно темную пещеру, полную всяких ужасов. Для пущего эффекта Питт выключил фары, въехал в дом и подал сигнал закрыть дверь. И остался сидеть в машине.

— Ну как тебе?

— Еще немного, и я начну звать на помощь, — призналась Мэйв.

— Извини.

Питт набрал другой код на пульте, и ангар озарился ярким светом люминесцентных ламп, грамотно установленных по всему арочному потолку.

Мэйв испытала восторг при виде бесценных образцов механического искусства и с неподдельным интересом принялась разглядывать сверкающую коллекцию. Она узнала пару «роллс-ройсов» и большой «даймлер» с откидным верхом, но ей незнакомы были американские «паккарды», «пиерс-эрроу», «стутцы», «корды» и европейские «испано-суиза», «бугатти», «изотта-фраскини», «талбот-лаго» и «делахэй».

С потолка свисали два самолета: старый трехмоторный «форд» и «Мессершмитт-262», истребитель времен Второй мировой войны. От этих боевых порядков дух захватывало. Единственным экспонатом, который казался здесь неуместным, был угловатый цоколь, поддерживавший подвесной мотор, прилаженный к старинной ванне чугунного литья.

— И все это твое? — восхищенно пролепетала она.

— А также будущей жены и детишек.

Мэйв кокетливо склонила голову набок:

— Почему ты до сих пор не обзавелся семьей? Не нашел подходящей женщины?

— Полагаю, это так.

— Несчастлив в любви?

— Родовое проклятие.

Мэйв указала на темно-синий «пиерс-эрроу» с трейлером:

— А живешь ты там?

Он рассмеялся:

— Мои апартаменты наверху. Можно подняться по железной винтовой лестнице, а если лень, то на грузовом лифте.

— Я лучше пешком, — тихо произнесла она.

Так же внимательно, как музей, Мэйв осмотрела и жилые комнаты. Особенно ее поразило служившее спинкой кровати громадное штурвальное колесо. В итоге Мэйв определила квартиру как берлогу закоренелого холостяка.

— Вот, значит, куда переселился Гекльберри Финн, покинув свой плавучий дом, — сказала она, сбрасывая с ног туфли и устраиваясь на кожаном диване в гостиной.

— Вообще-то я большую часть года провожу на воде. Эти комнаты видят меня куда реже, чем мне того хотелось бы. — Питт снял пиджак и развязал галстук-бабочку. — Выпьешь чего-нибудь?

— Коньячку было бы здорово.

— Подумать только, ведь я же увез тебя с вечеринки раньше, чем ты успела поесть. Позволь, я быстренько сварганю что-нибудь.

— Коньяка вполне-вполне достаточно. Наесться я и завтра смогу.

Питт налил Мэйв коньяку и присел рядом с ней на диван. Она желала Дирка до жути, хотела сжать его в объятиях, просто дотронуться до него, но в душе вдруг разыгралась буря. Могучей волной накатило чувство вины за то, что мальчики страдают в жестоких лапах Джека Фергюсона, а она ничего не предпринимает для их спасения. В груди образовалась глыба льда, а тело онемело. Перед глазами встали Шон и Майкл. Она не могла в их присутствии предаться чувственному наслаждению. От отчаяния Мэйв хотелось вопить. Она поставила рюмку с коньяком на столик возле дивана и разразилась безудержными рыданиями.

Питт крепко прижал ее к себе.

— Твои дети? — спросил он.

Она закивала, причитая:

— Прости, я не хотела тебя обманывать.

Странно, но женские переживания не были великой тайной для Питта, как для большинства мужчин. Он не приходил в замешательство, когда дело доходило до слез. Так называемые женские причуды он воспринимал скорее с состраданием, чем со злостью.

— Я понимаю, у матери забота о детях всегда стоит на первом месте, — сказал он ласково.

— Правда, ты не сердишься?

— Ну конечно.

— Ты удивительный человек, я таких еще не встречала.

Он поднялся с дивана и вернулся с коробкой бумажных салфеток.

— Извини, что не могу предложить носовой платок. У меня его попросту нет, только салфетки.

— Я тебя не разочаровала?

Питт улыбнулся. Мэйв утерла слезы и громко высморкалась.

— Правда в том, что ты меня не разочаровала. До конца по крайней мере.

Глаза ее вопрошающе раскрылись.

— Не понимаю.

— Мне нужна твоя помощь.

— В чем?

— Чтобы пробраться на остров Гладиатор.

Мэйв нервно всплеснула руками.

— Ты что собрался сделать? — с трудом выговорила она. — Хочешь рискнуть жизнью ради моих детей?

— И ради твоих детей тоже, — твердо выговорил Питт.

— Но… почему?

Его неудержимо потянуло сказать ей, как гибка она и как мила, как таит он глубоко в душе чувство глубокой привязанности к ней… Но Питт не мог позволить себе изъясняться как истомленный любовью юнец. Верный себе, он прибег к облегченному варианту:

— Почему? Потому что адмирал Сэндекер дал мне десять суток отпуска, а я ненавижу сидеть без дела.

На измученное лицо Мэйв вернулась улыбка, и она притянула Питта к себе:

— Какой же ты враль!

— Ну почему, — сказал он, прежде чем поцеловать ее, — почему все женщины видят меня насквозь, а?

ЧАСТЬ III АЛМАЗЫ… ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ

28

30 января 2000 года

Остров Гладиатор, Тасманово море

Дворец Дорсетта располагался в седловине острова, между двумя господствующими вулканами. Обращен он был к лагуне оживленным портом, обслуживающим добычу алмазов. Две шахты и в том и в другом вулканическом образовании непрерывно работали едва ли не с тех самых дней, когда Чарлз Дорсетт и Мэри Виклеман, поженившись, вернулись из Англии на остров. Кое-кто утверждает, что семейная империя тогда и зародилась, но более осведомленные стоят на том, что по-настоящему начало империи положила Бетси Флетчер, когда нашла необычные камешки и дала их детям поиграть.

Первоначальное жилье, сложенное из бревен и покрытое пальмовыми ветвями, было снесено при Ансоне Дорсетте. Он же спроектировал и построил большой дворец, который, пережив не одну переделку при последующих владельцах, и достался Артуру Дорсетту. Стиль дворца был выдержан в классическом духе: внутренний дворик, веранды и тридцать комнат, меблированных исключительно английским колониальным антиквариатом. Единственные приметы современности — большая спутниковая тарелка да плавательный бассейн в центре дворика.

Артур Дорсетт повесил трубку телефона, вышел из кабинета и направился к бассейну. Дейрдра в бикини, развалившись в шезлонге, впитывала гладкой кожей тропическое солнце.

— Напрасно ты выставляешь себя в таком виде перед моим управляющим, — мрачно сказал Дорсетт.

Дейрдра медленно приподняла голову:

— Ничего страшного. На мне бюстгальтер.

— И женщины еще удивляются, почему их насилуют!

— Неужели ты хочешь, чтобы я ходила здесь, одетая в какой-нибудь мешок? — фыркнула дочь.

— Я только что говорил с Вашингтоном, — в ярости выговорил Дорсетт. — Похоже, сестрица твоя пропала.

Пораженная, Дейрдра села и рукой прикрыла глаза от слепящих лучей солнца.

— Твой источник надежен? Я лично наняла лучших следаков, бывших агентов секретной службы, чтобы держать ее под наблюдением.

— Надежен. Твои следаки упустили ее после дикой гонки в пригороде.

— Мэйв не настолько сообразительна, чтобы провести профессиональных агентов.

— Судя по тому, что мне сообщили, ей есть кому помочь.

Дейрдра презрительно поджала губы:

— Позволь, я угадаю: Дирк Питт.

Дорсетт кивнул:

— Этот человек повсюду. Боудикка держала его в кулаке на шахте, так он у нее сквозь пальцы проскользнул.

— Я почуяла, что он опасен, еще в Антарктике. Он Мэйв спас и мне помешал убраться со «Снежной королевы» на твоем вертолете, после того как я направила лайнер на скалы. Когда он помчался разыскивать эту посудину, я думала, что мы навек избавимся от него. Так нет, уцелел. Кто мог представить, что он заявится на Кангит!

Дорсетт взмахом руки подозвал красивую девочку-китаянку, которая стояла у колонны, подпиравшей крышу веранды. Девочка была одета в длинное шелковое платье с высокими разрезами по бокам.

— Принеси джину, — приказал он. — И побольше. Я не люблю экономить на выпивке.

Дейрдра взметнула высокий пустой стакан:

— Еще один ром с сахаром, лимонным соком и льдом.

Девочка поспешила за напитками. Дейрдра приметила, каким взглядом провожает девочку отец, и закатила глаза:

— Ах, папочка, развлекаться с прислугой! Мир ждет большего от человека твоего состояния и положения.

— Есть нечто такое, что превыше классовых различий, — осадил дочь Дорсетт.

— Что будем с Мэйв делать? Она явно заручилась поддержкой Дирка Питта и его друзей из НУМА, чтобы освободить близнецов.

Дорсетт оторвал взгляд от удаляющейся китаянки.

— Как человек явно смекалистый, он быстро убедится, что попасть на Гладиатор гораздо труднее, чем на Кангит.

— Мэйв знает остров лучше любого из нас. Она покажет дорогу.

— Даже если им удастся высадиться на берег, ближе чем на двести метров они к дому не подойдут.

На губах Дейрдры заиграла дьявольская улыбка.

— Кажется, самое время подготовить теплую встречу.

— Никаких теплых встреч, дорогая. Только не здесь, не на острове Гладиатор.

— Подозреваю, у тебя имеется план получше.

Дорсетт кивнул:

— Мы завалим их на пути, как любят выражаться американцы, еще до того как они доберутся до наших берегов.

— Мой отец самый предусмотрительный человек в мире. — Дейрдра встала и обняла отца.

Она с детства любила его запах. Дорсетт пользовался одеколоном какой-то особой марки, который привозили из Германии. Крепкий мускусный запах напоминал Дейрдре о больших деньгах и принадлежности к привилегированному обществу.

Отец неохотно отстранился, сердясь на себя за разгоравшуюся страсть к собственной плоти и крови.

— Поручаю тебе координацию действий. Боудикка, как обычно, обеспечит быстроту исполнения.

Дейрдра лукаво улыбнулась:

— Ставлю на кон свою долю в «Дорсетт консолидейтед», тебе известно, где они находятся.

— Уверен, что не в Вашингтоне.

— А точнее?

— Раз Мэйв не видно в Джорджтауне, а нога Питта в последние два дня не переступала порог НУМА, то и сомневаться нечего, что они вместе направляются сюда за близнецами.

— Как по-твоему, где мне устроить им западню? — Глаза хищницы азартно блеснули. — В аэропорту или в Гонолулу, Окленде или Сиднее?

Он отрицательно покачал головой:

— Только не там. Вряд ли они воспользуются авиарейсами и гостиницами для туристов. Скорее всего, они полетят на реактивном самолете НУМА и приземлятся на его базе.

— Я и не знала, что у американцев есть постоянная база для океанографических исследований в Новой Зеландии или в Австралии.

— А ее и нет, — ответил Дорсетт. — Зато есть судно «Океанский удильщик», которое занимается исследованиями во впадине Баунти, западнее Новой Зеландии. Если я не ошибаюсь, Питт и Мэйв прибудут в Веллингтон и отправятся на судно НУМА, стоящее у городского причала, завтра примерно в это время.

Не скрывая восхищения, Дейрдра уставилась на отца:

— Ты все это по звездам вычислил?

Дорсетт снисходительно улыбнулся:

— У меня есть знакомец в НУМА, которому я очень хорошо плачу за регулярную информацию о любых находках драгоценных камней.

— Тогда наша стратегия такова: Боудикка со своей командой настигает исследовательское судно и делает так, что оно бесследно пропадает.

— Глупо, — отрезал Дорсетт. — Дирк Питт каким-то образом увязал зачистку пострадавших судов с Боудиккой и нашей яхтой. Стоит пустить на дно один из кораблей НУМА вместе с экипажем, как мы сразу попадем в обвиняемые. Нет, это дельце следует обтяпать поизящней.

— Двадцать четыре часа не такой большой срок для изящества.

— Отправляйся в путь после обеда. Джон Мерчант с охранниками будет ждать тебя в Веллингтоне на нашем складе.

— Я думала, Питт проломил Мерчанту череп на Кангите.

— Трещина всего с волосок. Вполне хватило, чтобы он обезумел от жажды мести. Он настоял, чтобы его включили в охотничью команду.

— А вы с Боудиккой что намерены предпринять? — спросила Дейрдра.

— Мы пойдем на яхте и прибудем в Веллингтон к полуночи. У нас десять часов, чтобы хорошенько подготовиться к операции.

— Это означает, что мы захватим их ясным днем?

— Чтоб они сгорели ясным пламенем. — Дорсетт так крепко схватил Дейрдру за плечи, что та поморщилась. — Я рассчитываю на тебя, дочь, ты все препятствия одолеешь.

— Зря ты понадеялся на Мэйв, — укорила Дейрдра. — Мог бы и догадаться, что она кинется спасать своих сосунков при первой же оказии.

— Сведения, которые она передала нам до того, как исчезнуть, весьма ценны, — поморщился Дорсетт, которому было нож острый признавать свои ошибки.

— Погибни Мэйв на Сеймуре, не было бы у нас сейчас всей этой заварухи.

— Ты забыла о Питте, — возразил Дорсетт. — Мэйв не имела понятия, что он сунется на Кангит. Это Питт забросил сеть. Однако какие бы сведения он ни выудил, нам они вреда не причинят.

У Дорсетта были все основания для подобного заявления. Шахты его находились на островах. Водная преграда и усиленная охрана не оставляли места для организованного протеста экологов. Журналисты на пушечный выстрел не подпускались к горным предприятиям. Адвокаты днями и ночами работали, отбивая малейшие попытки юридических нападок. Специалисты по связям с общественностью представляли акустическую чуму как выдумку конкурентов Дорсетта или как тайный эксперимент американской военщины.

— Через двадцать три дня мы закроем шахты, и буря, если ее поднимет адмирал Сэндекер, уляжется сама собой.

— Папочка, а тебе не кажется, что, закрыв шахты, мы фактически признаем свою вину? Ведь после этого гибель всякой живности на море и побережье прекратится. Не обрушится ли на нас лавина судебных исков?

— Не тревожься, дочь. Доказать, что наш способ добычи алмазов смертоносен, невозможно. Свидетелей мы уничтожим, а ученых… Пройдет всего три недели, и этим высоколобым нечего будет изучать. Мы вывезем с наших предприятий все до последней гайки, до последнего болтика. Акустическая чума, как упорно ее именуют, останется лишь в заголовках вчерашних газет.

Возвратилась девочка-китаянка с напитками на подносе. Подала и растаяла тенью под крышей.

— Вот еще что, — лениво произнесла Дейрдра. — Если мамаша близнецов нас предала, то как быть с ними?

— Мне они больше не нужны, как и их мамаша.

— Очень жаль, — обронила Дейрдра, катая ледяным стаканом по лбу.

Дорсетт залпом выпил джин, будто обычную воду, и посмотрел на дочь:

— Жаль? Кого именно? Мэйв? Близнецов?

— Ни ее, ни их.

— Тогда кого же?

Точеные черты Дейрдры исказила ядовитая усмешка.

— Миллионы баб, когда они обнаружат, что их бриллианты не стоят и стекляшек.

— Мы лишим романтики этот камень, — рассмеялся Дорсетт. — Уж это я тебе обещаю.

29

Адмирал Сэндекер с большой неохотой отпустил Питта в опасную экспедицию. Директор НУМА считал Артура Дорсетта алчным психопатом, убивающим без зазрения совести. Адмирал помог Питту и Джордино получить визы в Новую Зеландию, выделил самолет НУМА и предоставил в их распоряжение исследовательское судно. Взамен он потребовал единственное: не рисковать людьми. Питт пообещал, что «Океанский удильщик» будет держаться на почтительном расстоянии от Гладиатора. А что касается участников экспедиции, то про них Питт ничего не сказал: ведь они собирались рисковать собой, а не чужими жизнями. Задумка у него была такая: на подводном аппарате проскочить в лагуну, высадиться на берег, помочь Мэйв вызволить сыновей и вернуться на судно.

Самолет вел Джордино. В кресле пилота реактивного «Гольфстрима» он держался столь невозмутимо, будто нежился под пальмой на песчаном пляже.

Дружба Питта и Джордино началась в тот день, когда они, первоклассники, подрались из-за какого-то пустяка. В средней школе они вместе гоняли футбольный мяч: Джордино — блокирующий защитник, Питт — защитник. Потом они окончили Военно-воздушную академию и получили по полной программе в небе над Вьетнамом. Даже в личном плане они мало чем отличались друг от друга: оба были холостяками. Только Джордино менял любовниц как перчатки, а Питт предпочитал прочные связи.

Мэйв спала. Лицо ее выглядело усталым. За долгий перелет из Вашингтона в Веллингтон ей не удалось отрешиться от тяжелых мыслей. Питт тронул ее за плечо:

— Столица Новой Зеландии под крылом. Просыпайся.

Голубые глаза раскрылись.

— Я не сплю, — сонно пробормотала Мэйв.

— Как себя чувствуешь? — мягко спросил Питт.

Она отдала шутливый поклон:

— Всегда к вашим услугам, сэр.

Самолет развернулся и плавно пошел на посадку.

— Видишь нашу машину? — крикнул Ал через плечо Дирку.

Питт обозрел в окно летное поле. Бирюзового фургона не было.

— Должно быть, опаздывает, — сказал Питт. — Или мы рановато прибыли.

— На пятнадцать минут раньше положенного, если верить этому барахлу, — отозвался Джордино, постучав пальцем по приборной доске.

Распорядитель, сидевший в кузове грузовичка, подал сигнал следовать за ним на свободное место стоянки для начальства. Ал остановил «Гольфстрим» тогда, когда поравнялся крыло в крыло с соседними самолетами.

Питт открыл пассажирскую дверцу, спустил трап и покинул салон. Мэйв следом за ним выбралась на поле и сразу заходила взад-вперед, разминая затекшие ноги.

Джордино выключил двигатели, передал Питту сумки и запер самолет.

Неожиданно над аэропортом пронесся дождевой шквал. Только они нырнули под крыло самолета, как вновь из-за клубящейся массы белых облаков выглянуло солнце. Питт принял это за добрый знак. В течение последних десяти лет он трижды навещал Веллингтон, и всякий раз его встречала противная изморось.

Показался микроавтобус «тойота» с надписью «Перевозки по гавани» на боках. Он затормозил у начальственной стоянки. Водитель соскочил на землю и затрусил к «Гольфстриму».

— Кто тут Дирк Питт? — спросил парень, похожий на плакатного ковбоя.

— Я тут он, — представился Питт.

— Карл Марвин. Извините, что запоздал. У фургона на борту «Океанского удильщика» сдох аккумулятор. Пришлось позаимствовать транспортное средство в порту. Очень надеюсь, что вы не испытали неудобств.

— Совсем нет, — с кислым видом проговорил Ал. — Мы во время антракта наслаждались тайфуном.

Ехидный смысл фразы пролетел мимо сознания водителя.

— Долго ждете?

— Минут десять, — сказал Питт.

Марвин стронул «тойоту», как только они разместились.

— Наш причал рядом, заскучать не успеете, — радушно посулил он.

Питт с Мэйв сели вместе. Держась за руки, как школьники, они заговорили вполголоса. Джордино устроился перед ними, сразу за спиной водителя, и углубился в изучение аэрофотоснимков Гладиатора, которые адмирал Сэндекер одолжил в Пентагоне.

За окнами замелькали картины порта: складские помещения, портальные краны, пирсы с грузовыми судами, принадлежащими по большей части азиатским компаниям. Пассажиры не обращали никакого внимания на индустриальный пейзаж, зато водитель часто и остро посматривал на них в зеркальце заднего вида.

— «Океанский удильщик» за тем складом, — сообщил он, кивнув на лобовое стекло.

— Он готов к отплытию? — спросил Питт, не отрываясь от Мэйв.

— Экипаж ждет не дождется вашего прибытия.

Джордино задумчиво посмотрел на затылок водителя. Спросил:

— А у вас на судне какие обязанности?

— У меня? — переспросил водитель, не поворачивая головы. — Я фотограф-исследователь.

— Нравится вам плавать под командой капитана Демпси?

— Отличный господин. Очень заботится обученых и их работе.

Джордино глянул в зеркальце заднего вида и простодушно улыбнулся Марвину, встретившись с ним взглядом.

Капитана «Океанского удильщика» звали Джо Росс, и никаких фотографов-исследователей на корабле не могло быть.

Джордино склонился над коленями и достал из нагрудного кармана куртки накладную на авиационное топливо, выданную ему в Гонолулу, где «Гольфстрим» заправлялся перед вылетом в Веллингтон. Черканув пару слов на бумажке, он скатал ее в комок и перекинул Питту.

Дирк, уверенный, что это какая-нибудь шутка по поводу его с Мэйв отношений, небрежно развернул записку и прочел: «Малый — подстава».

Питт подался вперед и разыграл возмущение:

— Мне надоели твои остроты!

Джордино обернулся и тихо-тихо произнес:

— Я «купил» его. Он не знает имени своего капитана. И утверждает, будто он фотограф. Усек?

— Усек, — шепнул Питт.

— Этот тип везет нас прямо в преисподнюю, — сказал Джордино и кивнул на окно.

Они подъезжали к складу с крупной надписью над дверным проемом «Дорсетт консолидейтед».

Водитель загнал микроавтобус, и охранники немедленно закрыли складские двери.

— По зрелом размышлении вынужден признать, что нас сцапали, — сообщил Питт.

— И?..

Времени на продолжительное совещание не было.

— Сгружай ковбоя, — велел Питт.

Обратного отсчета Ал дожидаться не стал. Четыре стремительных шага — и он мертвой хваткой обхватил шею человека, назвавшего себя Карлом Марвином. Мгновенно разлучив обманщика с баранкой, он распахнул дверцу автобуса и избавился от лишнего груза.

Питт прыгнул на водительское место и вдавил педаль газа в покрытый ковриком пол. Не медля ни секунды, автобус ринулся вперед, на кучку вооруженных людей. Они прыснули в стороны, как взметенные ветром пожухлые листья. Два поддона, уставленные картонными коробками с электрической кухонной утварью из Японии, оказались прямо на пути машины. Питт и бровью не повел. Коробки, части тостеров, смесителей и кофеварок взлетели на воздух, будто шрапнель из разорвавшего снаряда гаубицы.

Питт припал к рулю и рванул прямо на дверь. От мощного удара створы снесло с крепежа, и «тойота» с ревом выскочила на пристань. Питт быстро-быстро закрутил баранку, уходя от столкновения с опорой высоченного подъемного крана.

Эта часть причала была пустынна. Никаких судов, пришвартованных под погрузку или разгрузку. У рабочих, ремонтировавших пирс, был обеденный перерыв. Они расположились тесным рядком на длинном деревянном ограждении, которое тянулось поперек подъездной дороги. Питт неистово загудел и завертел баранку, изо всех сил стараясь не ударить рабочих, которые замерли, увидев несущийся на них автобус. Машина обогнула ограждение, задев его задним бампером. Оно крутанулось, и рабочие посыпались на пирс как горох.

— Простите, ребята! — крикнул Питт в окошко, проносясь мимо.

Он ругал себя за то, что оказался таким растяпой и не расспросил водителя, прежде чем сесть в «тойоту». Теперь он понятия не имел, как попасть на шоссе, ведущее в город.

Длинный грузовик с прицепом перегородил дорогу. Питт заюлил, стараясь объехать громадную фуру. Но столкновения избежать не удалось, о чем известили звон разбитых стекол и визг покореженного металла. Автобус ударил по передку грузовика. Покалеченная с правой стороны «тойота» шарахнулась вбок и вышла из повиновения. Питт поворотом руля остановил занос и выправил ход. Только после этого он обратил внимание, что по треснувшему ветровому стеклу расплывается жидкость. От удара радиатор выбило с крепления и вырвало патрубки, соединявшие его с двигателем. Мало того! Правая шина взорвалась, и передняя подвеска выскочила из крепежа.

— И надо тебе биться обо все, что попадается на пути?! — раздраженно проворчал Джордино.

Он сидел на полу с неповрежденной стороны автобуса, заботливо обняв Мэйв.

— Неразумно с моей стороны, — согласился Питт. — Раненые есть?

— Ссадин с шишками вполне хватает, чтобы выиграть судебный иск за оскорбление действием, — браво подала голос Мэйв.

Джордино потер быстро разрастающуюся припухлость на голове и скорбно глянул на Мэйв:

— Папаша ваш — подлый дьявол. Прознал о нашем прибытии и устроил ловушку.

— Кто-то в НУМА, должно быть, у него на жалованье. — Питт метнул быстрый взгляд на Мэйв: — Не ты, надеюсь.

— Не я, — твердо выговорила Мэйв.

Джордино пробрался в конец автобуса и увидел, как два черных фургона огибают поврежденный грузовик.

— У нас на кончиках выхлопных труб гончие.

— Добрые или злые? — спросил Питт.

— Мне ненавистно быть глашатаем печальных новостей.

— И все-таки.

— У них на ошейниках написано «Дорсетт консолидейтед».

— Действительно, известие не из радостных. Придется тебя убить.

— Погоди. Может, я увижу копов. Мы по дороге столько дров наломали, что пора им появиться.

— Напрасно надеетесь, — подала голос Мэйв. — Папочка наверняка подкупил местную полицию.

Лишенный охлаждения двигатель быстро перегревался, из-под капота вырывались большие клубы пара. Разбитая машина почти не слушалась Питта. Передние колеса, оба вывернутые наружу, силились разъехаться в разные стороны. Внезапно перед автобусом показался узкий проход между складами. Полагаясь на счастливый жребий, Питт направил автобус в просвет. Жребий выпал неудачный. Они выехали на пустой пирс, с которого не было другого пути, кроме как пройденного.

— Конец охоте, — вздохнул Питт.

Джордино посмотрел в окно:

— Шавки это поняли. Они стоят и злорадствуют.

— Мэйв! — позвал Питт.

Она подошла к нему:

— Да?

— Ты на сколько можешь задержать дыхание?

— Не знаю, может, на минуту.

— Ал! Что они делают?

— Шагают к автобусу с отвратительными дубинами в руках.

— Хотят взять нас живыми, — рассудил Питт. — Значит, так, банда: усаживайтесь и держитесь крепко-крепко за сиденья.

— Ты что собираешься делать? — заволновалась Мэйв.

— Не я, а мы, любовь жизни моей. Мы собираемся поплавать. Ал, раствори все окна. Сейчас эта штука камнем полетит на дно.

— Надеюсь, вода теплая, — пробормотал Джордино, выдавливая стекла из рам. — Ненавижу холодную воду.

Обратившись к Мэйв, Питт посоветовал:

— Сделай несколько глубоких вдохов, чтобы набрать в кровь побольше кислорода. Когда мы ринемся вниз, выдохни и снова вдохни.

— Спорим, я под водой дальше тебя проплыву, — сказала она с отчаянной решимостью.

— Заметано, — восхищенно произнес он. — Прыгай в окно справа и греби под пирс, как только вода хлынет в автобус.

Питт достал из своей сумки нейлоновый пакет и запихнул его себе в штаны, отчего те невероятно раздулись спереди.

— Спасательный мешок? — удивилась Мэйв.

— О да, мешочек сладостей на крайний случай, — объяснил Питт. — Я никогда без него не выхожу из дома.

— Они уже почти рядом, — спокойно оповестил Джордино.

Питт натянул кожаную куртку, застегнул молнию до самого ворота и сжал баранку.

— Ладно, попробуем заработать у судей высокие оценки.

Он пробудил двигатель и переключил автоматическую коробку передач на малый ход. Разбитая машина дернулась вперед, шлепая обрывками правой шины, выпуская такие густые клубы пара, что Питт едва различал дорогу впереди. Он набирал скорость, готовясь к прыжку. Ограждения вдоль края пирса не было, тянулся только низкий деревянный брус, служивший бордюром для автомашин. Передние колеса приняли удар на себя. Ослабленная передняя подвеска отлетела, лишенное колес шасси рухнуло на нее, а задние шины, сжигая резину, закрутились, выталкивая остатки «тойоты» с пирса.

Последнее, что зафиксировал Питт до того, как ветровое стекло провалилось в кабину и через распахнутую дверь хлынула морская вода, было громкое шипение перегретого мотора.

Охранники Дорсетта подбежали к краю причала. Их взорам предстало множество булькающих пузырьков и огромное масляное пятно. Поднявшиеся от удара волны разошлись. Охранники тоже, благо из зеленой мути не вынырнула ни одна голова.

Питт рассудил: если причал способен принять крупнотоннажное судно, значит, здесь глубина воды по меньшей мере пятнадцать метров. Автобус затонул колесами вниз, ткнулся в донную грязь, подняв тучу ила. Оттолкнувшись от руля, Питт проплыл в салон, убедился, что Мэйв с Алом выбрались из машины, и последовал за ними. По мере того как он удалялся от «тойоты», вода становилась светлее и холоднее. Питт различил сваи под пирсом. «Видимость, — прикинул он, — где-то двадцать метров».

Впереди метрах в четырех он увидел Мэйв и Джордино — те сильно гребли, направляясь к сваям. Питт глянул вверх — над ним неясным рисунком маячили облака. Вдруг вода потемнела: Питт очутился под пирсом. На время он потерял своих спутников. Легкие заболели, требуя законной порции воздуха. Питт поплыл к поверхности под углом, работая одной рукой, а другой оберегая голову от соприкосновения с чем-нибудь твердым или острым. Вынырнул он посреди небольшого скопления мусора. Глубоко вздохнув, он крутанулся и увидел Мэйв с Джордино — они держались за сваю. Питт подплыл к ним.

Мэйв встретила его широкой улыбкой.

— Задавака, — шепнула она, опасаясь, что люди отца расслышат ее голос. — Признайся, что ты чуть не утонул, стараясь проплыть больше моего.

— Да, — улыбнулся Питт. — Жизнь во мне едва теплится.

— По-моему, никто нас не заметил, — тихо проговорил Джордино. — Я почти под причалом был, когда из илистой тучи выбрался.

Питт взмахнул рукой в сторону района причалов:

— Предлагаю найти безопасное местечко и выбраться на свет божий.

— Лучше залезть на борт ближайшего судна и попросить убежище, — возразил Джордино.

Мэйв взглянула на него с сомнением. Длинные светлые волосы плавали в воде у нее за спиной словно золотистые тростинки.

— Если охранники это заметят, то отец принудит экипаж судна выдать нас.

Джордино ответил:

— А вы не допускаете, что экипаж его не послушается? Ведь мы будем находиться под защитой местных властей.

Питт помотал головой, стряхивая капельки воды.

— Представь, что ты капитан корабля или начальник полиции порта. Кому ты поверил бы: трем полуутопшим крысам или самому Артуру Дорсетту?

— Наверное, ему, — вздохнул Джордино.

— Нам бы только добраться до пирса, возле которого стоит «Океанский удильщик».

— Именно там холуи отца нас и ждут, — заметила Мэйв.

— Люди Дорсетта не посмеют сунуться на борт судна, принадлежащего государственной организации, — уверил ее Питт.

— Утверждение абстрактное, — прошептал Джордино. — Кроме того, мы не имеем ни малейшего понятия, где стоит «Океанский удильщик».

Питт укоризненно взглянул на друга:

— Как же мне противно, когда ты мыслишь трезво!

— У «Удильщика» корпус бирюзовый, а надстройки белые, как у «Полярного охотника»? — спросила Мэйв.

— У всех судов НУМА раскраска одинаковая, — кивнул Джордино.

— Тогда я его видела. Он пришвартован к шестнадцатому причалу.

— Сдаюсь. В какой стороне отсюда шестнадцатый причал?

— Четвертый к северу от этого, — ответил Питт.

— Откуда тебе это известно?

— Метки на складах. Я заметил цифру «девятнадцать» до того, как выехал с двадцатого причала.

— Теперь, когда выяснилось, где мы находимся и куда предстоит плыть, давайте отправимся в путь, — предложил Джордино. — Если охранники не совсем мозги растеряли, то пошлют водолазов за нашими телами, чтобы доложить боссу о выполнении задания.

Экономя силы, они неспешно и ровно поплыли брассом среди леса свай. Прошел почти час, прежде чем они заметили бирюзовый корпус.

— Добрались! — радостно воскликнула Мэйв.

— Не надо заранее подсчитывать выигрыш, — урезонил ее Питт. — Причал, может, кишмя кишит качками твоего отца.

Корпус судна находился всего в двух метрах от свай. Питт плыл до тех пор, пока не оказался прямо под сходнями. Подтянувшись, он ухватился руками за крестовину, подпиравшую сваю, и вылез из воды. Забравшись по наклонному брусу на пирс, он медленно осмотрелся.

Около сходен никого не было, но у въезда на пирс стояла служба безопасности Дорсетта. Питт насчитал четверых охранников, растянувшихся цепочкой между контейнерами, и столько же автомашин.

Питт присел и проговорил:

— Наши друзья стерегут вход на пирс метрах в восьмидесяти отсюда; это слишком далеко, чтобы помешать нам попасть на борт.

— Годится, — ответил Джордино.

Питт вытянул Мэйв из воды, Ал выбрался сам, и они со всех ног припустили к «Океанскому удильщику».

Тишина и пустота на палубе насторожили Питта. Он оглянулся на охранников. Те не торопясь, вразвалочку двинулись к «Океанскому удильщику». Их совершенно не удивило внезапное воскрешение утопленников. «Что-то не так», — подумал Питт и удостоверился в этом, когда открылась дверь каюты и перед ним выросла до жути знакомая фигура.

— Как же приятно снова увидеть вас, мистер Питт! — расплылся в глумливой улыбке Джон Мерчант. — Вы ведь никогда не сдаетесь, да?

30

Сказать, что Питт испытал горькую досаду, — значит ничего не сказать. Он просто рухнул в отчаяние. Артур Дорсетт обвел его вокруг пальца как мальчишку. Магнат все просчитал: и куда Питт полетит, и где приземлится, и на чем поплывет. Он даже разработал запасной вариант поимки Питта — на случай, если основной даст осечку.

Теперь акустическую чуму не остановить, детей Мэйв не спасти, самому не уцелеть да еще и друга погубит. И половины из перечисленного хватило бы для того, чтобы завыть от безнадежности. Но кто мог вообразить, что у Дорсетта хватит наглости захватить судно, принадлежащее самой могущественной стране в мире?!

Питт искоса посмотрел на Джордино и удивился: Ал воспринял ужасное событие с привычной невозмутимостью. Он стоял, оглядывая Мерчанта так, будто мерку с него для гроба снимал. Питт перевел взгляд на Мэйв. Мужество покинуло ее. Голубые глаза сделались безрадостными, как у человека, знающего, что миру пришел конец. Она закрыла лицо ладонями и заплакала. Поведение друга пристыдило Питта, а горе подруги развязало язык.

— Что вы сделали с экипажем? — требовательно обратился Питт к Мерчанту.

— Тех пятерых, что остались на борту, мы убедили посидеть в трюме.

Питт вопросительно поднял брови:

— Пятерых?

— Да. Остальные веселятся в лучшей гостинице Веллингтона на вечере, который в их честь устроил мистер Дорсетт. Вы же знаете, как он уважает отважных исследователей морских глубин.

— Ловко, — холодно оценил Питт. — Кто из НУМА сообщил вам о нашем прибытии?

— Геолог какой-то — он постоянно осведомляет мистера Дорсетта о ваших проектах. Один из множества источников, снабжающих компанию доверительной информацией.

— Да у вас целая шпионская сеть.

— И очень хорошая. Мы следили за вами с той минуты, когда вы взлетели с аэродрома Лэнгли в Вашингтоне.

— Вы закуете нас в кандалы?

— Ни в коем случае. Моим людям приказано всего-навсего искалечить мисс Дорсетт, если вы с другом попробуете удрать. — Мерчант сверкнул зубами. — Так пожелала мисс Боудикка.

— Как мило с ее стороны! — съязвил Питт. — Готов побиться об заклад, она мучила кошек, когда была маленькой.

— У нее и на ваш счет есть интересные мысли, мистер Питт.

— Кстати, о мыслях. Как ваша голова?

— Благодарю, в порядке. Когда я вас буду бить, вы так сказать не сможете.

— Куда вы собираетесь нас переправить?

— Пока на яхту мистера Дорсетта. Он вскоре прибудет.

— Я полагал, что он безвылазно сидит на острове Гладиатор.

— Ради вас он сделал исключение. — Мерчант снял темные очки и тщательно протер линзы бархоткой. — Вам будет интересно познакомиться с ним.

— А мне кажется, он монах-отшельник, — вмешался в разговор Джордино. — Что его волнует, помимо пересчета алмазов?

На мгновение взгляд Мерчанта, обращенный на Джордино, полыхнул адским огнем.

— У всякого юмора, господин хороший, есть своя цена. Мисс Дорсетт может поведать вам, что ее отец лишен слабости к язвительным замечаниям. Завтра в это самое время у вас будет весьма и весьма мало поводов для шуток.

Артур Дорсетт оказался совершенно не таким, каким Питт представлял его себе. Ожидалось, что один из богатейших людей на свете, имеющий красавиц дочерей, сам, по крайней мере, благообразен. Человек же, которого он увидел в кают-компании яхты, уже известной по Кангиту, походил на тролля из скандинавского фольклора. Особенно поразили его зубы Дорсетта — пожелтевшие, выщербленные, они напоминали клавиши старого пианино. Такое убожество, по мнению Питта, следовало таить за плотно сомкнутыми губами. Однако рот магната был постоянно полуоткрыт. «Тролль жаждет крови», — подумал он.

Дорсетт сидел на краешке столешницы, поддерживаемой акульими плавниками. Слева от него стояла Боудикка в парусиновых брюках и рубашке, завязанной узлом на талии и наглухо застегнутой у ключиц. Справа размещалась в кресле, обитом шелком, Дейрдра в белой водолазке и юбке из шотландки.

Скрестив руки на груди, Дорсетт пустыми до черноты глазами избороздил Питта и Джордино. Он изучил их сверху донизу, от вихров на темени до шнурков на ботинках. Затем он перевел взгляд на Мерчанта, который стоял позади Мэйв, сунув руку за борт твидового спортивного пиджака, где в наплечной кобуре лежал автоматический пистолет.

— Отлично сработано, Джон!

— Вы все в точности предугадали, мистер Дорсетт, — просиял Мерчант. — Даже то, что они попытаются вплавь добраться до «Океанского удильщика».

— Были проблемы со службой охраны причалов?

— Переговоры и расчеты прошли гладко. Пятеро задержанных членов экипажа освобождены. Любой жалобе, направленной руководством НУМА, обеспечено полное равнодушие со стороны местных властей.

— Еще бы! — усмехнулся Дорсетт. — Эта страна в очень большом долгу перед нами за вклад в развитие ее экономики.

Мерчант угодливо закивал.

— Всех участников вскоре ждет щедрая премия, — объявил Дорсетт. — Можете идти.

Мерчант опасливо покосился на Питта и Джордино:

— За этими людьми нужен глаз да глаз. Не рекомендую оставаться с ними наедине.

Дорсетт нахмурил густые брови.

— Я не нуждаюсь в ваших советах, — презрительно бросил он.

— Мой долг — защищать вас и ваши интересы, — сказал Мерчант, снял руку с пистолета и застегнул пиджак. — Я отношусь к этому очень серьезно.

— Ценю ваше усердие. — Дорсетт, явно теряя терпение, выразительно потряс пальцами.

Как только Мерчант вышел, Мэйв набросилась на отца:

— Что с Шоном и Майклом? Не причинил им твой поганый Фергюсон вреда?

Питт подумал, что сейчас ей ответит Дорсетт, но вместо этого Боудикка шагнула вперед и влепила Мэйв пощечину. Удар оказался такой силы, что Мэйв пошатнулась. Питт подхватил ее, а Джордино загородил спиной.

Ал был вдвое ниже Боудикки. Он упер взгляд в пышную грудь великанши и изрек:

— Вот так приветствие!

Питт умел разбираться в выражениях лица своего друга. Джордино, похоже, о чем-то догадался насчет Дейрдры и теперь собирался выдать тайну троллева отродья. «Не надо», — хотел сказать Питт, но не успел. Лукаво улыбнувшись, Ал задрал голову и сказал:

— А я знаю.

— Что? — опешила Боудикка.

— У вас грудь волосатая. Поэтому вы застегнуты под горлышко.

Повисло минутное молчание. Потом прекрасные черты Боудикки исказились от ярости. Она занесла кулак над головой Джордино. Тот и не подумал отступить.

Кулак обрушился на черную кудрявую шевелюру с недюжинной силой. Джордино рухнул. Все уставились на него. Полежав немного, он поднялся, смачно выплюнул кровавый сгусток на дорогой ковер и широко улыбнулся:

— Значит, я прав.

Боудикка потерла ушибленный кулак. Безудержная ярость сменилась холодной враждебностью.

— Шут. Тебе бы в цирке выступать.

— Только вместе с вами, мадам, — немедленно откликнулся Джордино.

Питт испугался, что эта реплика вызовет новую вспышку гнева у великанши. Он хорошо помнил, на какой еще фокус способна Боудикка.

— Давай послушаем, что скажет мистер Дорсетт, — сказал он, положив руку на плечо Ала.

— Вы умнее своего приятеля, — заметил Дорсетт.

— Только когда нужно предотвратить убийство.

— Вот как? Значит, вы считаете нас убийцами?

— Учитывая, что на вашей совести гибель сотен людей, — безусловно, да.

Дорсетт равнодушно пожал плечами и, обогнув стол, уселся в кресло. Боудикка тут же встала около отца.

— Когда на прохожего падает кирпич, это называется не убийством, а роковой случайностью, — сказал Дорсетт.

— Вы называете случайностью акустическую чуму, вызванную вами?

Дорсетт поморщился:

— А, бросьте! Что значит несколько смертей, когда в третьем мире миллионы мрут ежедневно от голода, болезней и войн.

— Мама учила меня, что каждая жизнь есть дар Божий, — сказал Питт.

— Жизнь — это расхожий товар, и ничего больше, — с издевкой произнес Дорсетт. — Люди похожи на инструменты: ими пользуются, пока нужны, и выбрасывают, когда надобность отпадает. Мне жаль тех, кто вроде вас обременяет себя моралью и принципами. Вы обречены гоняться за миражом, за идеальным устройством мира, какового не было и никогда не будет.

Питт убрал руку с плеча Джордино и с удивлением произнес:

— У вас извращенная философия.

— До сих пор она служила мне превосходно.

— Что за причина заставляет вас совершать массовые убийства? Зачем добывать алмазы с помощью ультразвука?

— Обычный способ не позволяет настолько увеличить выработку, чтобы сбить цены на рынке. А я хочу сделать так, чтобы бриллианты стали доступны даже нищенке.

— Вас потянуло на благотворительность?

— Вообще-то алмаз — всего-навсего затвердевший углерод. Его единственная практическая ценность в том, что он — самое твердое вещество из известных человеку. Поэтому алмаз незаменим при обработке металла и бурении скальной породы. Между прочим, слово «алмаз» заимствовано из греческого. В переводе оно звучит как «неукротимый». Древние эллины, а позднее и римляне полагали, что алмаз защищает от врагов и диких зверей. Еще считалось, что с помощью алмаза можно выявить супружескую неверность. Нынешний ажиотаж вокруг бриллиантов — не более чем дань моде. По мне, хрусталь сверкает ничуть не хуже.

Дорсетт говорил ровным голосом, однако пульсирующая жилка на шее выдавала, насколько глубокие чувства вызывает в нем затронутая тема. Питт понял, что если Дорсетта не остановить, то лекция продлится до второго пришествия. Ждать так долго он не мог: его интересовала не история алмазов, а их добыча.

— Известно ли вам, — продолжал толковать Дорсетт, — что первое бриллиантовое обручальное кольцо было подарено эрцгерцогом Фердинандом Австрийским Марии Бургундской в тысяча четыреста семьдесят седьмом году, а верование, будто «вена любви» идет прямо от мозга к безымянному пальцу левой руки, связано с мифом, пришедшим к нам из Древнего Египта?

Питт воспользовался паузой, неизбежной после риторического вопроса, и сказал с нескрываемым презрением:

— Мне известно, что алмазы придерживаются на складах в Южной Африке, России и Австралии, с тем чтобы потребительский спрос на них оставался стабильно высоким. Еще мне известно, что картель, а по сути, монополия, управляемая «Де Бирс», диктует цены на рынке. Как же вам удастся осчастливить нищенку при подобных обстоятельствах?

— А я сокрушу «Де Бирс», — самодовольно скривился Дорсетт. — Я наводню рынок баснословно дешевыми алмазами, и картель разорится в пух и прах.

— Какая выгода господствовать на угнетенном рынке?

— Вы меня не поняли, мистер Питт. Я не намерен господствовать на рынке. Я собираюсь погубить его навсегда. — Дорсетт устремил взгляд поверх головы Питта, словно любуясь картиной ближайшего будущего.

— Неужели вы хотите перерезать горло самому себе, фигурально выражаясь?

Дорсетт наставил на Питта палец:

— Вот! Мне нужно, чтобы все думали именно так, даже мои ближайшие сподвижники. Правда же заключается в том, что я рассчитываю заработать целую кучу денег.

— Как? — вырвалось у Питта.

Дорсетт в сатанинской улыбке обнажил жуткие зубы:

— Помимо алмазов, есть другие драгоценные камни.

— Боже мой! — осенило Мэйв. — Ты собрался монополизировать рынок цветных камней.

Ее начало трясти — и от вымокшей одежды, и от охватившего ужаса. Питт снял сырую кожанку и накинул ей на плечи.

Дорсетт кивнул:

— Да, дочь. Все последние двадцать лет твой мудрый старик отец отправлял на склад добытые алмазы и потихоньку скупал доли в компаниях, добывающих цветные камни. Через сложные схемы дутых корпораций я теперь контролирую восемьдесят процентов рынка.

— Под цветными камнями, я полагаю, вы имеете в виду рубины и изумруды, — уточнил Питт.

— Так и есть, а еще сапфиры, топазы, турмалины и аметисты. Месторождения цаворита, красного берилла и красного изумруда становится найти все труднее и труднее, а мексиканского огненного опала и подавно. Есть цветные камни настолько редкие, что из них не делают ювелирные украшения, за ними охотятся коллекционеры.

— Почему же тогда цены на цветные драгоценные камни не идут ни в какое сравнение с ценами на бриллианты? — спросил Питт.

— А потому что картелю пока удается держать цвет в тени, — объяснил Дорсетт со страстью фанатика. — «Де Бирс» тратила бы бешеные деньги на энергичные исследования и анализ международных рынков. Миллионы уходят на рекламу бриллиантов, на придание им имиджа вечной ценности. Мужчинам и женщинам внушается, что настоящим проявлением любви является только подарок бриллиантовой безделушки. Я положу этому безобразию конец. — Дорсетт вскочил и заходил по каюте, для выразительности размахивая руками. — Сейчас добычу цветных драгоценных камней ведут тысячи горнозаводчиков. Конкурируя друг с другом, они сбивают цены. Нет никакой единой организации, занимающейся продвижением цветных камней на рынок. Одураченный потребитель пренебрегает истинной красотой. Я намерен все это переменить.

— Стало быть, вы делаете прыжок обеими ногами.

Дорсетт остановился.

— Да! Но в отличие от «Де Бирс» я буду обрабатывать цветные камни и торговать ими через «Дом Дорсетта». Сапфиры, изумруды и рубины помогут любой женщине почувствовать себя богиней. Еще знаменитый ювелир эпохи Возрождения Бенвенутто Челлини утверждал, что рубин с изумрудом блистательнее бриллиантов.

Замысел был ошеломляющий, и даже благородный Питт помедлил, прежде чем спросить:

— Женщины верят, что алмазы связаны с ухаживанием и любовью на всю жизнь. Вы действительно думаете, что способны переубедить их?

— Почему бы и нет? — удивился Дорсетт. — Идея бриллиантового обручального кольца утвердилась только в самом конце первого десятилетия девятнадцатого века. Всего-то и нужно — умелая пиар-кампания. У меня есть первоклассное рекламное агентство с отделениями в тридцати странах — оно готово приступить к делу одновременно с моей операцией по спуску картеля в унитаз. Даю вам слово: цветные камни станут престижнейшими украшениями, а бриллианты пойдут на их обрамление.

Питт обвел взглядом Боудикку, Дейрдру и Мэйв.

— Как и большинство мужчин, я плохой знаток потаенных мыслей и чувств женщин, только мне кажется, что доказать слабому полу, будто бриллиант для девушки не лучший дружок, чрезвычайно трудно.

Дорсетт громко рассмеялся:

— А при чем тут девушки? Главное — это мужчины. Именно они покупают драгоценности. Именно им не хватает фантазии поразить воображение любимых чем-то иным, нежели тугой кошелек. Взвинтите цены на цветные камни — и они их у вас купят.

— Это правда? — усомнился Питт. — То, что изумруд попадается в пятьдесят раз реже, чем сходный по размеру алмаз?

Дорсетт удовлетворенно кивнул:

— Месторождения изумруда иссякают, со временем добыча его прекратится вовсе, и тогда разрыв окажется больше. Красный изумруд, например, находят только в штате Юта, так что он встречается в миллион раз реже, чем алмаз.

— Монополизировать один рынок, развалив другой… Должно быть, на кону огромная прибыль.

— Не огромная — колоссальная, мой дорогой Питт. Просто несусветная. Речь идет о десятках миллиардов долларов.

Сумма ошеломила Питта.

— Представляю, во сколько вы увеличите цены на цветные камни…

— Не меньше чем в четыре раза. Конечно, это произойдет не за ночь, но постепенно, в течение нескольких лет, — обязательно.

Питт в упор посмотрел на размечтавшегося гиганта:

— Ваша воля. Если желаете, превращайтесь в царя Мидаса.[218] Делайте что угодно с ценами на алмазы. Но ради бога, прикройте ультразвуковую добычу на своих шахтах. Сделайте это прямо сейчас, пока не потеряна очередная жизнь.

Наступила тишина. Все взгляды устремились на Дорсетта в ожидании взрыва ярости. Дорсетт внимательно посмотрел на Питта и повернулся к Мэйв:

— Странного ты себе нашла хахаля. Он думает, что мною можно понукать. Придется его просветить. — Он возвратился к Питту: — Наступление на «Де Бирс» назначено на двадцать второе февраля, через двадцать один день. Чтобы все удалось, мне нужно буквально опустошить шахты. Без ультразвукового метода это невозможно. Если при осуществлении моего плана кучка людишек умрет, значит, так им на роду написано.

«Мания величия, отягченная полным отсутствием совести, — заключил Питт, невольно поеживаясь под огнем угольно-черных глаз. — Сколько же он совершил преступлений, добиваясь власти и богатства! А сколько еще совершит…» У него не осталось и крупицы сомнения в том, что Артур Дорсетт не только психически больной человек, но и серийный убийца.

— Вы поплатитесь за свои злодеяния, Дорсетт, — спокойно выговорил Питт, придав голосу холодную резкость. — Вы непременно поплатитесь за причиненные вами горе и страдания.

— Кто же ниспошлет мне кару? — осклабился Дорсетт. — Вы, может быть? Или ваш мистер Джордино? Я не верю ни в земное, ни в небесное правосудие. Но если оно даже и постигнет меня когда-нибудь, то вы, мистер Питт, этого все равно не увидите.

— Стрелять свидетелю в затылок и выбрасывать тело за борт — такова ваша политика?

— Стрелять? Нет, мы обойдемся без шума. А вот насчет того, как избавиться от трупа, я, пожалуй, с вами соглашусь. Хорошая идея, верно, Боудикка?

— Они будут умирать медленно и мучительно, — посулила дочь своего отца.

31

Турбодизели стихли до сдавленного дрожания. После тридцати часов безумной гонки яхта легла в дрейф и закачалась на ласковых волнах. Новая Зеландия давным-давно скрылась за кормой. На севере и западе посверкивала молния, гром глухо грохотал у горизонта. На юге и востоке туч не было, небо голубело.

Питт и Джордино провели ночь и половину следующего дня взаперти: их посадили в каптерку на корме, в двигательном отсеке. Места едва хватало, чтобы сидеть на палубе, упершись подбородком в коленки. Питт большую часть времени бодрствовал; ясность мысли у него обострилась при первых же звуках запущенных двигателей. Отбросив все мысли о стесненности положения, Джордино снял дверь с петель — и тут же обнаружил за ней четверых охранников, которые не замедлили ткнуть ему в живот дула автоматов. Потерпев поражение, Джордино быстренько улегся и уснул еще до того, как дверь повесили на место.

В том, что случилось, Питт винил себя одного. «Я должен был предвидеть развитие событий, — казнился он. — Я недооценил фанатичного желания Дорсетта держать Мэйв в когтях. Мы с Джордино оказались всего лишь пешками в чужой игре, и Дорсетт уничтожит нас как мелкую помеху на пути к несусветному богатству».

Внезапно Питта озадачило: отчего это их с Джордино до сих пор не убили? Не успел он сосредоточиться на данной мысли, как дверь скрипнула и на пороге каптерки возник хитро поглядывающий исподлобья Джон Мерчант. Питт машинально глянул на свои глубоководные часы. Было одиннадцать часов двадцать минут утра.

— Вам пора отправляться на корабль, — вежливо оповестил посланник смерти.

— Мы переходим на другое судно? — спросил Питт.

— В некотором роде.

— Надеюсь, обслуживание там будет лучше, чем здесь, — потянулся Джордино. — О нашем багаже вы, разумеется, позаботитесь?

Мерчант отмел слова Джордино, передернув плечами.

— Прошу вас поторопиться, господа. Мистер Дорсетт не любит, когда его заставляют ждать.

Их препроводили на кормовую палубу в окружении охранников, обвешанных самым разнообразным оружием. Когда они увидели Дорсетта, на палубу упали дождевые капли, принесенные легким ветром из наступавших туч.

«Святое семейство» сидело под навесом за столом, уставленным изысканными яствами в серебряной посуде. Ливрейные лакеи стояли за спиной Дорсетта, готовые наполнять бокалы и убирать использованные приборы и посуду.

Боудикка и Дейрдра, сидевшие справа и слева от отца, не оторвались от еды, когда Питт и Джордино оказались в их божественном присутствии. Питт поискал глазами Мэйв, но не нашел ее.

— Сожалею, что вы должны нас покинуть, — проговорил Дорсетт, прожевав кусок тоста, намазанного икрой. — Жаль, что вы не сможете остаться на второй завтрак.

— Вы разве не знаете, что нужно бойкотировать икру? — сказал Питт. — Браконьеры вот-вот полностью уничтожат осетров.

Дорсетт равнодушно пожал плечами:

— Ну, значит, она будет стоить на несколько долларов больше.

Питт посмотрел на пустынное море, которому приближающийся шторм уже начинал придавать жуткий вид.

— Нам сказали, что мы перейдем на борт другого корабля.

— Так оно и будет.

— Где же этот корабль?

— Болтается рядышком.

— Понимаю, — тихо сказал Питт. — И впрямь понимаю. Вы намерены пустить нас по воле волн.

Дорсетт провел салфеткой по рту с изяществом автослесаря, вытирающего ветошью замасленные руки.

— Прошу извинить, что предоставляю вам утлое суденышко без мотора, но это все, что я могу предложить.

— Прелестный штрих к портрету садиста. Вы наслаждаетесь мыслью о страданиях, которые нас ожидают.

Джордино глянул на два первоклассных катера, закрепленных на верхней палубе яхты:

— Мы ошарашены вашей щедростью.

— Напрасно иронизируете. Я даю вам шанс выжить. Могли бы и поблагодарить.

— Благодарим покорно за то, что бросаете нас в пасть шторма в той части океана, куда торговые суда не заходят. — Питт нахмурился. — Не соизволите снабдить нас ручкой и бумагой, чтобы мы оставили завещания?

— Перебьетесь. Прощайте, мистер Питт, мистер Джордино. Счастливого путешествия. — Дорсетт кивнул Джону Мерчанту: — Проводите этих свиней из НУМА к их корыту.

Мерчант указал на распахнутую дверь в ограждении:

— Прошу.

— Как? — удивился Джордино. — Без оркестра и букетов на память?

Питт подошел к краю палубы и глянул на воду. Рядом с яхтой прыгала на волнах убогая лодчонка три метра в длину и два в ширину. По бокам клинообразного корпуса крепились баллоны из неопрена. К лодке полагался подвесной мотор, но его сняли, о чем свидетельствовали торчащие провода. Но самое ужасное было другое: в углу лодки сутулилась Мэйв в кожанке Питта.

От гнева Питту не хватило выдержки. Схватив Мерчанта за ворот куртки с эмблемой яхты, он легко, словно соломенное чучело, отбросил его в сторону. Вихрем метнулся к обеденному столу и крикнул:

— А Мэйв-то зачем?!

Дорсетт раздвинул губы, изображая улыбку:

— Она носит имя своей прародительницы, у нее наследственная склонность страдать.

— Вы негодяй! — выдохнул Питт, кипя животной ненавистью. — Вы…

Большего произнести не удалось. Один из охранников с размаху саданул ему прикладом автомата прямо над почками.

Мучительная волна боли нахлынула на Питта, но незамутненная ярость удержала его на ногах. Он подался вперед, ухватил обеими руками скатерть, сильно дернул и взметнул ее в воздух. Бокалы, ножи, вилки, блюда и тарелки, наполненные деликатесами, с жутким грохотом разлетелись по всей палубе. Питт бросился через стол на Дорсетта с намерением удушить негодяя. Боудикка взмахнула руками, и Питт угодил Дорсетту в глаз. Раздался душераздирающий первобытный вопль. Питт почувствовал град ударов. Все кости затрещали, перед глазами ярко сверкнула бриллиантовая россыпь, и Питт провалился во тьму.

Питту казалось, что он лежит в пещере глубоко под землей. Вокруг была сплошная темень. Он попробовал приподняться, но не сумел и пальцем пошевелить. «Замурован», — явилась отчаянная мысль. Потом издалека забрезжил свет. Питт потянулся к нему, не желая отпускать в темные тучи, гонимые ветром по небу.

— Восславим Господа, Лазарь вернулся из мертвых, — глухо, словно из другого мира, сказал Джордино. — И как раз вовремя, дабы вновь умереть, судя по погоде.

Очнувшемуся от забытья Питту захотелось обратно в пещеру. Тело ныло от боли. Переломаны, казалось, были все кости, от черепа до стоп. Питт застонал. Мэйв прижала ладонь к щеке:

— Будет не так больно, если постараешься не двигаться.

Питт доверчиво взглянул на нее. Большие голубые глаза светились заботой и любовью. Словно по ее заклинанию, он почувствовал, как боль постепенно уходит.

— Ну, я, конечно же, сильно напортачил, да? — с трудом выговорил он.

Мэйв медленно повела головой из стороны в сторону, отчего длинные светлые волосы приятно щекотнули Питту щеки.

— Нет-нет, не думай так. Если бы не я, вы с Джордино тут не оказались бы.

— Ребятишки Мерчанта крепко над тобой поработали, прежде чем выбросили с яхты. Ты так выглядел, будто на тебе отрабатывали удары все боксеры лос-анджелесского клуба, — сказал Джордино.

Питту удалось сесть.

— Как Дорсетт?

— Думаю, теперь, с черной повязкой на глазу, он будет выглядеть настоящим пиратом. Останется только шрам дуэльный получить да крюк вместо руки приделать.

— Боудикка с Дейрдрой унесли его в каюту, — сказала Мэйв. — Если бы Мерчант понял, насколько серьезна рана у его босса, то, будь уверен, разрезал бы тебя на кусочки.

Сквозь распухшие веки Питт оглядел пустынное зловещее море.

— Яхта ушла?

— Испугалась шторма и удрала во все лопатки, — сообщил Джордино. — Впритирку прошла. Мы чуть не опрокинулись.

Питт перевел взгляд на Мэйв:

— Стало быть, они нас оставили на плаву вроде твоей прапрапрабабушки Бетси Флетчер.

Она удивленно глянула на него:

— А ты откуда про нее знаешь? Я тебе не рассказывала.

— Я всегда выясняю подноготную женщины, с которой собираюсь провести остаток жизни.

— И остаток этот будет коротенький, — сказал Джордино, безрадостно указывая на северо-запад. — Если только меня не подводят познания, полученные на уроках метеорологии в вечерней школе, мы торчим на пути того, что в здешних местах зовется тайфуном или циклоном — в зависимости от того, как близко мы к Индийскому океану.

Вида темных туч и проблесков молний, после которых грозно рокотал гром, вполне хватило Питту, чтобы у него сердце замерло от этих безбрежных морских просторов и усиливающихся порывов ветра. Зазор между жизнью и смертью сузился до толщины бумажного листка. Солнце давно скрылось, и море сделалось серым. Минуты отделяли утлое суденышко от того, чтобы оказаться в самой гуще вихря.

Питт решил времени зря не терять.

— Наша первоочередная задача — соорудить якорь, — сказал он Джордино и обратился к Мэйв: — Мне нужна кожанка.

Ни слова не говоря, она стянула куртку и протянула Питту. Джордино принялся шарить в небольшом рундуке под сиденьем. Вытащил он оттуда старую проржавевшую «кошку» и два нейлоновых троса длиной три и пять метров. Питт расстелил кожанку и сложил на нее всю обувь, «кошку», а также какие-то старые части мотора и несколько ржавых инструментов, которые Джордино выскреб из рундука. Потом он застегнул куртку на молнию, узлом стянул рукава и весь этот тюк привязал к короткому нейлоновому тросу. Сбросил грузило за борт, убедился, что оно ушло под воду, после чего закрепил второй конец троса на возвышавшемся посреди отсека кронштейне с бесполезными приборами для подвесного мотора.

— Ложитесь на дно лодки, — приказал Питт, обвязывая оставшийся трос вокруг центра кронштейна. — Потреплет нас изрядно. Обвяжите трос вокруг талии и оставьте свободный конец, чтобы привязать его к лодке, если перевернемся или вылетим в море.

Питт бросил последний взгляд поверх неопренового баллона на надвигающиеся от горизонта громадные валы. Море одновременно наводило ужас и поражало красотой. Стрелы молний вырывались из лилово-черных туч, гром походил на дробь тысячи барабанов. Буря обрушилась на них без всякой жалости. Всего десять минут прошло — и штормовой ветер забушевал вовсю, пошел дождь, обратившийся в такой беспросветный ливень, что не стало видно неба, а море вокруг вскипело пеной, будто суп на сильном пламени. Капли, подхваченные шквалом, завывавшим как тысяча предвещающих смерть привидений, жалили так нещадно, что вся кожа зудела.

Ветром срывало гребешки с трехметровых волн. Очень скоро волны поднялись до семи метров. Море удвоило бешеный натиск на хрупкую посудину и беспомощных пассажиров. Лодку то крутило, как волчок, то бросало по волнам, то затягивало в пучину. Небо и вода перемешались.

Удивительно, но якорь не оторвался. Он выполнил свою задачу: не дал разбушевавшейся стихии поглотить лодку и ее пассажиров. Серые волны окатывали людей и заливали днище лодки шипящей пеной. Троица давно вымокла до костей, но упрямо держала центр тяжести, наделяя посудину лишней долей устойчивости.

Во благо оказались малые размеры судна и неопреновые баллоны по бокам корпуса. И то и другое делало лодку плавучей, как пробка. «Если якорь удержит, — подумал Питт, — у нас определенно есть шанс на спасение». Однако следующие двадцать минут ему показались вечностью.

На лодку обрушивались нескончаемые валы воды, в которой задыхались и заходились в кашле три человека, пока посудину поплавком не выбрасывало на гребень следующей стеной идущей волны. Вычерпывать воду было незачем: заполнявшая отсек вода своей тяжестью удерживала их, чтобы они не перевернулись. Люди изо всех сил старались удержаться, чтобы их не смыло водой, а уже через секунду, когда лодку унесло в пучину, судорожно хватались за что попало, чтобы их не вышвырнуло ввоздух.

Питт с Джордино крепко сцепили руки над устроившейся меж ними Мэйв, упирались в борта ногами, для опоры. Если бы одного из них смыло за борт, то не оставалось бы возможности спастись. Ни единой живой душе не под силу выстоять в одиночку в бушующем море. Из-за ливня уже в нескольких метрах ничего нельзя было разглядеть, и очень скоро им стало попросту не на что смотреть.

Вспыхнули молнии, и Питт взглянул на Мэйв. Вид у нее был такой, словно она смирилась, что ее забросило в ад, где уготованы страшные муки от морской болезни. Питт терзался, что никак не мог утешить ее словами, ведь рев ветра не давал ничего расслышать. На чем свет стоит клял он Артура Дорсетта «Боже, — думал Питт, — вот ужас-то иметь отца с сестрицами, которые до того ее ненавидят, что крадут ее детей, а теперь вот и саму на смерть обрекли, только потому, что она мила и добра и не пожелала связывать себя с их преступными махинациями! Жуткая несправедливость! Нет, она не умрет. Во всяком случае, ни за что, пока сам я жив». Положив руку на плечо Мэйв, он с нежностью пожал его. Потом перевел взгляд на Джордино.

У того на лице застыло полное безразличие к невзгодам. И такая явная беззаботность в кромешном аду подбодрила Питта. «Чему быть, того не миновать», — было написано в глазах друга. Жизнестойкость этого человека не знала границ. Питт не сомневался: Ал раньше умрет, чем опустит руки, держащиеся за лодку и удерживающие Мэйв. Морю Джордино не поддастся никогда.

И, словно сознание обоих сработало одновременно, Джордино повернулся взглянуть, как обстоят дела у Питта. «Есть два вида мужиков, — подумал он. — Есть такие, что видят поджидающего их души черта и смертельно боятся его. А есть такие, что, по уши увязнув в безысходности, поглядывают на него как на спасение от мирских мучений. Питт ни тем ни другим не чета. Он способен прямо на черта смотреть да в глаз тому черту и плюнуть».

Питт и Джордино дружили вот уже тридцать лет. Тем не менее Ал не переставал удивляться стойкости Питта и любви ко всяким передрягам. Питт расцветал, стоило грянуть какой-нибудь беде. Вот и сейчас он не обращал внимания на сокрушительные удары волн. Разве так выглядит человек, ожидающий смерти, человек, смирившийся с тем, что против стихии не попрешь? Нет. Взгляд Питта, устремленный сквозь пелену дождя и пены, был до странности отрешен. Казалось, будто сидит он себе в любимом ангаре, а не посреди разбушевавшейся стихии. «Питт, — не раз приходило в голову Джордино, когда они работали глубоко под водой, — это человек, которому опасность — мать родная».

Темнота навалилась и ушла. Ночь мучений, которым, казалось, не будет конца, завершилась. Все трое окоченели от холода и насквозь вымокли. Озноб колол им тела тысячью стилетов. Рассвет избавил их от ужаса неизвестности: солнце пробивалось сквозь метущиеся тучи. Но жизнь людей по-прежнему висела на тоненькой ниточке, ибо свинцовое море не обещало ничего хорошего.

Воздух прогрелся, и будто соленое одеяло окутало странников. Дышать стало трудно. Трудно было понять, сколько прошло времени. Старенькие глубоководные часы Питта и более новые Джордино, специально для профессионалов подводников, выдерживали погружения до двухсот метров и продолжали ходить как ни в чем не бывало, зато соленая вода проникла в простенькие электронные часики Мэйв, и те вскоре остановились.

Едва море разбушевалось, Мэйв легла на дно лодки и принялась молиться, чтобы выжить и снова увидеть своих мальчиков; молилась, чтобы не умереть и оставить у них нежную память по себе, а не просто смутные воспоминания о матери, сгинувшей и нашедшей могилу в безжалостном море. Она мучилась, угадывая, что за судьба ждет близнецов в руках ее отца. Поначалу была напугана, как никогда в жизни, страх холодной снежной лавиной душил ее. Потом понемногу он стал уходить, когда сознание подсказывало: нет такой силы, чтобы разомкнуть руки мужчин, сцепленные у нее на спине и плечах. Их сила казалась сверхъестественной. Мэйв почувствовала, как в ней затеплилась надежда, что все-таки удастся выжить и увидеть новый рассвет.

У Питта такого радужного ожидания не было. Он-то хорошо понимал, что его и Джордино силы давно на исходе. Злейшие их враги — переохлаждение и усталость — подкрадывались незаметно. Что-то должно пересилить: либо их стойкость, либо буйство шторма. Силы в схватке были неравны, и полное изнеможение, казалось, уже близко. И все же Питт отказывался признавать тщету своих усилий. Он цеплялся за жизнь, напрягаясь, крепко держался, ожидая, когда очередная волна обрушится на лодку, понимая, что гибель приближается неумолимо.

32

Питт, Мэйв и Джордино не погибли.

К вечеру ветер утих, а вскоре присмирели и волны. Неведомо почему тайфун резко поменял направление и умчался на юго-восток, к Антарктике. Скорость ветра упала со ста пятидесяти километров до шестидесяти. Проливной дождь перешел в морось, а затем в туман. Откуда ни возьмись появилась чайка. Пока тьма снова не окутала море, она кружила над маленьким судном, протяжно стеная, будто бы поражаясь его небывалой плавучести.

Еще через час небо очистилось от туч и ветер стих так, что едва пошевелил бы парус. Казалось, что шторм был дурным сном, ворвавшимся ночью и исчезнувшим с приходом дня. Люди выиграли схватку со стихией. Одичалые волны и жестокие ветры не смогли утянуть их в пучину. То, что бурный шторм не уничтожил своей убийственной яростью, он вознаградил милосердием.

«Прямо мистика какая-то, — подумала Мэйв. — Если бы нам суждено было погибнуть, мы ни за что не пережили бы этот шторм. — И уверилась твердо: — Жизнь нам оставлена ради какой-то цели».

Не могли вымолвить ни слова три обессилевших и изможденных человека, тесно прижавшихся друг к другу в лодке. Убаюканные спокойствием, пришедшим на смену умчавшемуся урагану, измотанные люди чувствовали полное безразличие к обстоятельствам, в которых оказались, и крепко заснули.

Море покачивалось до следующего утра: наследие шторма, — потом угомонилось, и поверхность сделалась совсем гладкой. Туман рассеялся, видимость значительно улучшилась. Теперь море, казалось, хотело взять их измором.

Проснувшись, Питт попробовал сесть и застонал от боли. Морская болтанка разбередила раны, нанесенные охранниками Дорсетта. Жмурясь от слепящих бликов солнца на воде, Питт, стиснув зубы, сел. Теперь оставалось только ждать. Но чего? Корабля, идущего прямым курсом на лодку? Пустая надежда — в эти широты не заходят суда. Артур Дорсетт с умом выбрал место, где бросить их.

«Я убью его, — подумал Питт. — Если я выживу, то убью его. Он заслуживает смерти». Не забыл Питт и про Боудикку с Дейрдрой. «Они тоже поплатятся за то, как обошлись с Мэйв», — поклялся он.

— Штиль, — произнесла Мэйв, прильнув к Питту, и тот почувствовал, что она дрожит. — А у меня в голове по-прежнему бушует шторм.

Питт вытер затвердевшую на веках соль и порадовался, что опухоль немного спала. Он заглянул в чудные голубые глаза, сонные и усталые. Глаза в ответ засияли.

— Ты Венера, вышедшая из волн, — тихо сказал он.

Мэйв села и расправила слипшиеся от соли светлые волосы.

— Что-то не чувствую я себя Венерой, — улыбнулась она. — И уж точно выгляжу совсем не как она.

Она задрала свитер и осторожно тронула багровые рубцы вокруг талии, образовавшиеся от постоянного трения спасительной нейлоновой веревки.

Джордино открыл один глаз:

— Вы, двое, дайте человеку поспать, не то я вызову управляющего отелем и пожалуюсь.

— Мы собираемся в бассейне искупаться, а потом позавтракать на веранде, — сообщила Мэйв бравым голосом. — Может, с нами пойдете?

— Я лучше еду в номер закажу, — лениво протянул Джордино.

— Ну, раз все мы в таком славном настроении, — сказал Питт, — предлагаю заняться проблемой выживания.

— Каковы наши шансы на спасение? — поинтересовалась Мэйв.

— Нулевые, — признался Питт. — Твой отец скинул нас в самой пустынной части моря. Ставлю сто против одного, что адмирал Сэндекер понятия не имеет о том, что с нами случилось, иначе нас давно начали бы искать. Скорее всего, нашли бы. Если мы намерены достичь возраста, отпущенного Богом, то придется обойтись без посторонней помощи.

Первым делом Питт вытащил плавучий якорь и достал из кожанки обувь, инструменты и прочее. Джордино в это время тщательнейшим образом обыскал лодку.

— Нашел что-нибудь? — спросил Питт.

— Если ты надеешься на постройку самолета, то железок не хватит. Я обнаружил три гаечных ключа разных размеров, отвертку, насос, четыре свечи для мотора, болты и шайбы, пару тряпок, деревянное весло, нейлоновый чехол на лодку и штучку, которая развлечет нас во время долгого путешествия.

— Весло длинное?

— Чуть больше метра.

Питт пожевал губами:

— Едва-едва хватит, чтобы парус поднять.

— Точно. Зато его можно использовать как стойку для тента. Натянем на него лодочный чехол и будем наслаждаться тенью.

— Тент из чехла очень пригодится для сбора пресной воды, если снова дождь пойдет, — сказала Мэйв.

Питт взглянул на нее:

— На тебе есть что-нибудь, что можно с пользой пустить в дело?

Она покачала головой:

— Только одежда. Франкенштейниха швырнула меня на лодку даже без губной помады.

— Угадай, про кого это она говорит, — предложил Питту Джордино.

Питт счел предложение риторическим. Он вскрыл пакет, который засунул себе в брюки, перед тем как направить микроавтобус с причала в воду, достал швейцарский армейский нож, компас, коробок спичек, пакет первой медицинской помощи и маузер двадцать пятого калибра с запасной обоймой.

Мэйв уставилась на крохотный пистолет:

— Ты же мог пристрелить Джона Мерчанта с моим отцом.

— При такой армии охранников шансов уцелеть у меня было меньше, чем у Пикетта при Геттисберге.[219]

— А я-то думала — вот человек одаренный! — лукаво улыбнулась Мэйв. — Ты всегда носишь с собой сей набор для выживания?

— С тех пор, как стал бойскаутом.

— И в кого же ты намерен палить посреди этой пустыни?

— В кого? Только не в вас. Скажем, в птицу или рыбу.

— Ты способен выстрелить в беззащитное существо?

Питт взглянул на Мэйв:

— Только потому, что мне не нравится смерть от голода.

Пока Джордино накачивал баллоны-поплавки, Питт обследовал каждый квадратный сантиметр лодки, затем, свесившись за борт, ощупал днище. Никаких повреждений он не обнаружил. На вид судну было года четыре; скорее всего, оно служило разъездной шлюпкой, когда яхта вставала на якорь у острова, не оборудованного причалом. Питт с облегчением убедился, что лодка, хотя и потертая, находится в отличном состоянии. Единственный порок — нехватка подвесного мотора.

Питт решил загрузить друзей разной мелкой работой, дабы отвратить их мысли от еды и питья. Никаких иллюзий по поводу того, что им вскоре удастся выбраться на сушу или спастись как-то иначе, у него не было. «Главное — самому не пасть духом и им не дать», — подумал он.

Джордино соорудил навес для защиты от палящих лучей солнца, обернув нейлоновый чехол вокруг вертикально поставленного весла и привязав края к бортовым баллонам. Один край навеса он пустил так, чтобы во время дождя вода стекала в ящик, который Мэйв обнаружила под сиденьем.

Мэйв, как и положено женщине, навела порядок на лодке, отчего та стала почти уютной.

Питт распустил кусок нейлоновой веревки на части и связал из них длинную леску.

Единственным источником пищи в радиусе двух тысяч километров, если не больше, была рыба. Питт смастерил крючок из пряжки своего ремня и привязал его к одному концу лески, другой конец он привязал к середине гаечного ключа, чтобы вытаскивать добычу обеими руками. Оставалось сообразить, какой наживкой рыбу приманивать. Червя-мотыля, мушки, блесны или кусочка сыру не было. Питт соединил ладони на лбу, как козырек, защищаясь от солнечных бликов, и посмотрел за борт.

Люди, плывущие на судне, которое снабжено двигателями, с ревом выбрасывающими выхлопные газы и бешено взбивающими воду винтами, зачастую жалуются, что в открытом океане никаких признаков жизни не видно. Но для тех, кто дрейфует близко к поверхности воды, океан очень скоро становится миром, населенным самой разнообразной живностью, куда более многочисленной, чем обитатели суши.

Косяки рыбешек, похожих на сельдь, размером не больше мизинца сновали под днищем лодки. Неподалеку ходили помпано с длинным плавником по всему многоцветному переливающемуся телу. В стороне кружили две крупные скумбрии. А вот пожаловала и небольшая акула — рыба-молот.

— Что на наживку пустить собираешься? — деловито спросила Мэйв.

— Себя, — сказал Питт. — Самого себя использую как гастрономическую приманку для всяких рыбешек.

— Ты это про что?

— Смотри и учись.

С неприкрытым страхом Мэйв следила за тем, как Питт взял нож, закатал одну брючину, оттянул кожу на ляжке и спокойно отсек кусочек. Потом насадил его на самодельный крючок. Проделано это было настолько обыденно, что Джордино ничего не заметил, пока не обнаружил кровь на дне лодки.

— Что случилось? — поинтересовался он.

— У тебя отвертка с собой? — спросил Питт.

Джордино выставил инструмент напоказ:

— Хочешь, чтобы я тебе шарики-ролики подкрутил?

— Тут рядом ходит акула, — пояснил Питт. — Я сейчас подманю ее к лодке. А когда схвачу, бей ее промеж глаз. Нужно попасть прямо в мозг.

Мэйв содрогнулась от такого мерзкого замысла.

— Надеюсь, вы не потащите акулу в лодку?

— Прежде чем тащить, надо, чтобы клюнула, — усмехнулся Питт, отрывая от футболки полу и бинтуя ногу.

Мэйв на четвереньках перебралась на нос лодки, подальше от кровавой мужской затеи.

— Смотри только не подставь еще какую-нибудь часть тела вместо наживки, — предупредила она Питта.

Джордино опустился на колени возле товарища, а тот медленно погрузил леску в воду. Вокруг наживки сразу же засуетилась скумбрия, но Питт отогнал ее, подергав леску. Стайка крошечных рыб-чистильщиков прибыла на угощение. Этих отгонять не пришлось. Они бросились врассыпную, когда возле наживки появилась рыба-молот. Питт начал медленно тянуть леску.

Пока Питт подтягивал крючок с приманкой поближе к лодке, Джордино, держа отвертку наготове, всматривался в глубину. И вот пепельно-серая акула оказалась на расстоянии вытянутой руки. Спинной плавник вынырнул из воды, будто перископ подводной лодки. Отвертка, описав дугу, ударила в плоскую голову, когда та задела баллон-поплавок. Большинству мужчин ни за что бы не удалось пробить отверткой хрящеватый костяк акулы, но Джордино всадил ее по самую рукоятку.

Питт подхватил добычу рукой под брюхо за жабры и резко выпрямился, когда Джордино ударил вторично. Питт повалился спиной в лодку, обхватив руками, словно ребенка, полутораметровую рыбу-молот. Ухватившись за спинной плавник, он обвил ногами акулий хвост и навалился на рыбину.

Мэйв завизжала: отточенные треугольные зубы клацали всего в нескольких сантиметрах от ее ног.

Джордино всем весом придавил бьющееся морское чудище к днищу лодки, мигом до крови ободрав руки до локтей о шершавую, как наждак, кожу.

Даже тяжело раненная, хищница продолжала сопротивляться. Она то старалась их обмануть, затихала, то принималась буйствовать. Наконец, после десяти минут бесплодной борьбы, акула сдохла. Питт с Джордино скатились с нее и перевели дух. Жуткая схватка отозвалась в каждой ссадине, каждом ушибе, и Питту показалось, что у него болит все тело.

— Тебе придется ее разделать, — обратился он к Джордино, с трудом дыша. — Я ослаб, как котенок.

— Отдыхай, — махнул рукой Джордино, в голосе которого прозвучали терпение и теплое участие. — После того как тебя отделали на яхте, да еще после шторма, удивительно, что ты до сих пор не в коме.

Хотя лезвие швейцарского армейского ножа было острее бритвы, Джордино пришлось здорово поработать мускулами, вспарывал тугое акулье брюхо. Следуя указаниям Мэйв, профессионального морского зоолога, он извлек печень, разрезал желудок, в котором обнаружил несколько рыб, недавно проглоченных акулой, и отделил мясо от кожи.

— Печень надо съесть прямо сейчас, — посоветовала Мэйв. — Она быстро разлагается, а это самое питательное, что есть в акуле.

— А с остальным мясом что делать? — спросил Джордино, споласкивая нож и руки в воде. — На такой жаре ему и протухнуть недолго.

— В нашем распоряжении целый океан соли. Порежьте мясо на полосы и развесьте по лодке. Когда оно подсохнет, наскребем соли с навеса и натрем ею мясо для сохранности.

— Я, когда маленьким был, печенку ненавидел, — сказал Джордино, слегка зеленея лицом при печальном воспоминании. — Пожалуй, я не настолько голоден, чтобы есть эту гадость сырой.

— Заставь себя, — посоветовал Питт. — Принцип такой: держаться физически крепкими до последней возможности. Мы убедились, что способны прокормиться. Значит, проблема у нас сейчас одна: достать воды для питья.

Ночь принесла с собой удивительное спокойствие. Над морем повисла половинка луны, проложив серебристую дорожку к горизонту. Прохлада, такая обычная в южных широтах после захода солнца, немного умерила жажду. Волны равномерно бились о лодку, убаюкивая Мэйв и унося в мыслях в счастливые времена, когда она жила вместе со своими детьми. Джордино воображал, как вернется к себе в вашингтонский кондоминиум, усядется на диван, обнимет одной рукой прелестную женщину, а в другой зажмет запотевшую банку пива; как вытянет ноги, положив их на журнальный столик, и будет смотреть старый фильм по телевизору.

Питт продремал почти целый день. Поэтому, в отличие от друзей, взбодрился и решил заняться делом. Он внимательно посмотрел на звезды, пробуя определить местонахождение лодки. Еще сидя в каптерке, он, пользуясь стареньким компасом, выяснил, что яхта двигается на юго-запад. В заточении Дорсетт продержал их без малого тридцать часов. Яхта, по словам Джона Мерчанта, была способна покрывать сто двадцать километров в час. Перемножив скорость и время, Питт рассчитал, что их выбросили за борт примерно в трех тысячах шестистах километрах от Веллингтона. Получилось, что лодка дрейфует где-то в южной части Тасманова моря, между нижним побережьем Тасмании и Новой Зеландией.

Теперь предстояло решить новую загадку: куда их занесло штормом? Буря наваливалась с северо-запада. За сорок восемь часов она могла отправить их далеко-далеко на юго-восток. По опыту, обретенному во время экспедиций, Питт знал, что в этой части Индийского океана течения и ветры движутся чуть южнее юго-востока. Если их трепало где-то между сороковой и пятидесятой параллелями, то они должны были оказаться в самой пустынной части Тихого океана. До ближайшей земли — южной оконечности Южной Америки — по меньшей мере тринадцать тысяч километров.

Питт посмотрел на Южный Крест, пятизвездие, которое не увидеть с мест, расположенных выше тридцати градусов северной широты. Этот небесный крест указывал путешественникам дорогу через беспредельные водные просторы еще со времен ранних плаваний полинезийцев. Миллионы квадратных километров одиночества с редкими вкраплениями островков, являющихся вершинами вулканических гор…

Как ни прикидывайся сильным, как ни желай выжить, как ни надейся на удачу, все равно шансы ступить на твердую землю равны нулю.

33

Хайрем Йегер плыл в потаенных синих глубинах моря, вода неясным пятном проносилась мимо, будто он в реактивном самолете летел сквозь потемневшие облака. Он проносился над краями бездонных на вид расщелин, стремительно миновал целые поля обширных горных гряд, что вздымались от черных впадин до просвеченной солнцем поверхности воды. Морской пейзаж наводил ужас и зачаровывал одновременно. Ощущение было такое же, как при полете в космосе.

День был воскресный, и Хайрем работал на десятом этаже опустевшего здания НУМА. Девять часов не отрываясь смотрел он на экран монитора, и вот теперь, откинувшись, дал отдых усталым глазам. Все. Завершающие штрихи внесены в сложную программу, которую он создал, применяя алгоритмы образного синтеза, чтобы получить трехмерное изображение распространения звуковых волн в море. Сведенная воедино компьютером драма путешествия звука высокой частоты в водной среде заставила Йегера и всех его сотрудников целую неделю корпеть над вычислениями. Используя технику специального назначения и обширную базу данных переменных скорости звука по всему Тихому океану, они создали и отладили зримую модель, прослеживающую потоки звука до зон схождения, которым предстояло появиться где бы то ни было в Тихом океане.

Подводные виды мелькали в исключительно быстрой последовательности, создавая иллюзию движения на и возле настоящих трехмерных контурных картах перемещения со звуковой скоростью, которые вобрали в себя океанографические сведения, полученные за три десятка лет научных исследований. То был лучший образчик графических возможностей компьютера.

Хайрем внимательно следил за вереницей огоньков, начинавшихся с желтого, проходивших целый спектр оранжевого и завершавшихся густо-красным. Попеременно мигая, огоньки сообщали ему, насколько близко он подошел к точке, где звуковые потоки сойдутся. Отдельный цифровой индикатор высвечивал широту и долготу места. И уж совсем чудом, недоступным воображению Хайрема, было действующее изображение зоны схождения. С помощью программы он мог даже как бы взглянуть на нее с точки над поверхностью воды и показать все суда, шедшие установленными курсами, которым компьютер предрекал вхождение в опасный район и в убийственное время.

Замигал крайний справа от Йегера огонек — красный. Инженер отстучал на клавишах программу, приказывая компьютеру вывести изображение из-под воды и показать надводный вид точки схождения. Он ожидал увидеть пустое до горизонта пространство воды, однако на экране появилось нечто совершенно иное. Весь экран заполнило изображение горной местности, покрытой зеленой растительностью. Хайрем повторил последовательность команд, начиная с указания четырех точек в океане, обозначавших островные шахты «Дорсетт консолидейтед». Десять, двадцать раз он повторял сценарий, следуя за звуковыми потоками к конечному месту их встречи.

Наконец, твердо уверившись, что ошибки нет, Йегер устало откинулся на спинку кресла и покачал головой.

— Боже мой, — пробормотал он. — Боже мой!

Адмиралу Сэндекеру приходилось заставлять себя не работать по воскресеньям. Гипертрудоголик, он каждое утро пробегал по десять километров, а после обеда устраивал легкую разминку, избавляясь от избытка энергии. Уделяя сну четыре часа, он проводил долгие, забитые делами до отказа дни, от которых большинство людей сгорело бы очень рано. Давно разведенный, имевший дочь, которая с мужем и тремя детьми жила на другом конце света, в Гонконге, он вовсе не был одиноким. Пожилые одинокие женщины Вашингтона считали его самой завидной добычей, а потому адмирала заваливали приглашениями на обеды и вечеринки для сливок общества. Как ни радовало Сэндекера общение с дамами, любовью его и страстью было НУМА. Морское управление заменило семью. Оно было порождено им и развито в гигантское учреждение, вызывавшее зависть и уважение во всем мире.

По воскресеньям адмирал курсировал вдоль берегов реки Потомак на старом двустороннем вельботе, который купил, переплатив, у Военно-морского флота и перестроил. У небольшой, восьмиметровой, посудины была своя история. Сэндекер по документам восстановил ее биографию начиная с 1936 года, когда судно было построено на верфи в Портсмуте, штат Нью-Гэмпшир, а затем переправлено в Ньюпорт-Ньюс, штат Виргиния, и погружено на борт только что спущенного на воду авианосца «Интерпрайз». Все годы войны вельбот служил Быку Хэлси[220] личной посыльной шлюпкой. В 1958 году, когда «Интерпрайз» списали и пустили на металлолом, стареющий вельбот оставили догнивать в затоне для старья на задворках нью-йоркского дока. Там его и отыскал Сэндекер, чтобы любовно восстановить во всей красе. Теперь судно смотрелось так, будто только что покинуло портсмутскую верфь.

В это воскресенье адмирал, вслушиваясь в мягкое тарахтенье древнего четырехцилиндрового дизельного движка, перебирал в памяти события минувшей недели и планировал свои действия на неделю предстоящую. Больше всего его тревожили акустическая чума, алчность Артура Дорсетта, которая опустошала Тихий океан, и негаданное исчезновение Питта и Джордино. Сэндекера злило, что эти проблемы не удавалось разрешить.

Члены конгресса, к которым он обратился, отвергли его призыв пойти на самые решительные меры, чтобы остановить Артура Дорсетта. В скудоумии своем они посчитали, что нет достаточных свидетельств его причастности к случаям массовой гибели: ход рассуждений, который, безусловно, был щедро оплачен лоббистами «Дорсетт консолидейтед». «Деловой паритет, — подумал расстроенный Сэндекер. — Бюрократы никогда не начинают действовать, пока не становится слишком поздно». Оставался единственный выход: уговорить президента принять экстренные меры. Однако без поддержки двух (а лучше больше) видных членов конгресса это были пустые хлопоты.

Легкий снежок падал на реку и мгновенно таял. Вельбот Сэндекера в одиночестве скользил по реке. Дневные небеса льдисто голубели, дул свежий ветер. Сэндекер поднял воротник весьма поношенного бушлата, натянул черную вязаную шапочку на самые уши и направил вельбот к причалу на мэрилендском берегу. Подходя к стоянке, он увидел, как из четырехприводного джипа вылез человек и зашагал по причалу. Даже с расстояния в пятьсот метров адмирал по странной торопливой походке узнал Руди Ганна.

Развернув вельбот поперек течения, Сэндекер убрал обороты дизеля до едва отличимых от холостых. Приблизившись к причалу, он заметил, как печально выражение лица Ганна. Почувствовав холодок ужасного предчувствия, адмирал перебросил через левый борт резиновые кранцы, оберегавшие корпус от ударов о причал. Потом он бросил конец Ганну, который подтащил судно к стенке и пришвартовал нос и корму к кнехтам, болтами закрепленным на посеревшем дереве.

Адмирал достал из кладовки чехол на лодку, и Ганн помог ему укрыть вельбот. Сэндекер сошел на причал. Ганн, не отрывая взгляда от вельбота, произнес:

— Если когда-нибудь захотите продать судно, я буду первым в очереди с чековой книжкой наготове.

Сэндекер взглянул на него и понял, что у Ганна тяжко на душе.

— Ты же не затем сюда приехал, чтобы катером полюбоваться.

Ганн подошел к самому краю причала и уставился на мутную реку.

— Сообщение о Дирке и Але…

— Что там?

— Через десять часов после того, как яхта Дорсетта исчезла с наших спутниковых камер…

— Разведывательные спутники упустили их? — сердито перебил Сэндекер.

— Системы нашей военной разведки вовсе не обязаны рассматривать Южное полушарие как очаг враждебной деятельности, — едко заметил Ганн. — При наших нынешних бюджетах на орбитах нет спутников, способных фотографировать Землю в мельчайших подробностях.

— Мне следовало бы учесть это, — раздосадованно буркнул Сэндекер. — Продолжай.

— Агентство национальной безопасности перехватило телефонный разговор по спутниковой связи. Артур Дорсетт с борта своей яхты беседовал со смотрителем шахт на острове Гладиатор, неким Джоном Фергюсоном. В разговоре сообщалось, что Дирк, Ал и Мэйв Флетчер пущены по морю в маленькой беспомощной лодчонке гораздо южнее пятидесятой параллели, где Индийский океан сливается с Тасмановым морем. Точное местонахождение не указывалось. Далее Дорсетт уведомил, что возвращается на остров.

— Он вверг собственную дочь в ситуацию, грозящую ее жизни? — воскликнул Сэндекер, не веря собственным ушам. — Немыслимо! Ты уверен, что сообщение понято правильно?

— Никакой ошибки нет.

— Вот бесчувственный убийца! — возмутился адмирал. — Это означает, что их бросили у кромки «ревущих сороковых».[221] В тех широтах большую часть года дуют шквальные ветры.

— Дело обстоит еще хуже, — угрюмо заметил Ганн. — Дорсетт бросил их беспомощно дрейфовать прямо на пути тайфуна.

— Давно?

— На плаву они находятся… если находятся… уже больше сорока восьми часов.

Сэндекер покачал головой:

— Если они еще целы, то отыскать их будет невероятно трудно.

— Скорее даже невозможно, если принять во внимание тот факт, что ни у нашего военного флота, ни у австралийского нет кораблей или самолетов для ведения поисков.

— Ты веришь этому?

Ганн отрицательно повел головой:

— Ни на минуту.

— Каковы их шансы быть замеченными каким-нибудь проходящим судном?

— Они крайне далеко от любых судоходных путей. Если не считать редких транспортов с припасами для антарктической научно-исследовательской станции, то единственные, кто заглядывает в эти воды, — это китобои. По сути, море между Австралией и Антарктикой — гигантский пустырь. Вероятность того, что их там подберут, ничтожна.

Интуиция подсказывала адмиралу, что Руди Ганн духовно истомлен и готов сдаться. Играй они в одной футбольной команде, где тренером был бы Сэндекер, Питт ведущим защитником, а Джордино задиристым блокирующим полузащитником, Ганн оказался бы в высокой будке аналитика. Его необходимость чувствовалась во всем, он пребывал в постоянном воодушевлении — вот почему Сэндекер поразился, увидев его таким подавленным.

— Как я понимаю, ты не веришь, что они выживут.

— Это нереально на неуправляемом плотике, в окружении воющих ветров и вздымающихся волн, без еды и питьевой воды. Дирк с Алом не единожды уже выходили живыми из разных передряг, только боюсь, на сей раз войну им объявили силы природы.

— Я знаю Дирка, — произнес Сэндекер тоном, не допускающим возражений. — Он наплюет в глаза шторму и останется в живых, даже если ему придется веслом толкать этот плотик до самого Сан-Франциско. — Адмирал сунул руки глубоко в карманы старого бушлата. — Подними по тревоге все исследовательские корабли НУМА в радиусе пяти тысяч километров и направь их в этот район.

— Извините, адмирал, в данном случае помощь слишком малочисленна и бесполезна.

— Я на этом не остановлюсь. — Взгляд Сэндекера вспыхнул решимостью. — Я потребую организовать массированный поиск, а не то, Богом клянусь, я такое устрою ВМФ и ВВС, что они пожалеют о том, что когда-то были созданы.

Сэндекер ужинал с Ганном в своем любимом ресторане, тихом заведеньице на окраине Вашингтона. Когда в кармане запищал мобильник, Сэндекер не спеша запил вином проглоченный кусочек филе-миньона и ответил на вызов.

— Говорит Хайрем Йегер, адмирал. Извините за беспокойство.

— Не нужно извинений, Хайрем. Я и без того знаю, что ты не связался бы со мной в воскресенье, если бы не что-то срочное.

— Вам удобно сейчас приехать в центр данных?

— Слишком важно, чтобы изъясняться по телефону?

— Да, сэр. Новость не для посторонних ушей.

— Через полчаса мы с Руди Ганном будем у тебя. — Сэндекер сунул мобильный телефон в карман и вернулся к еде.

— Что-то стряслось? — спросил Ганн.

— Если я верно понял, Хайрем получил новые данные по звуковой чуме. Хочет доложить мне с глазу на глаз.

— Надеюсь, что новости хорошие.

— Судя по его тону, вряд ли, — трезво оценил Сэндекер. — Подозреваю, он обнаружил такое, что никто из нас и знать не хочет.

Йегер, развалясь в кресле и вытянув ноги, пристально вглядывался в изображение на огромных размеров видеомониторе компьютерного терминала. Вошедших Хайрем приветствовал сидя.

— Что у тебя тут есть для нас? — спросил адмирал, не тратя лишних слов.

Выпрямившись, Йегер показал на экран монитора:

— Я разработал метод определения мест схождения акустической энергии, испускаемой горными предприятиями Дорсетта.

— Отличная работа, Хайрем. — Ганн сел в кресло и воззрился на экран. — Ты уже определил, где произойдет следующее схождение?

Йегер кивнул:

— Определил, только сначала позвольте пояснить, что к чему. — Он ввел в компьютер несколько команд и откинулся на спинку кресла. — Скорость звука в морской воде различна и зависит от температуры моря и гидростатического давления на разных глубинах. Чем глубже и чем сильнее давит столб воды сверху, тем быстрее распространяется звук. Есть еще сотня переменных, о которых я умолчу, — они связаны с атмосферными условиями, временами года и так далее. Я лучше сразу перейду к выводам.

На экране возникло изображение карты Тихого океана с четырьмя зелеными линиями, исходившими из мест расположения шахт Дорсетта и пересекающимися у острова Сеймур.

— Я пошел от места, где акустическая чума дала о себе знать, к ее источнику. И выбрал тот орешек, что покрепче, — остров Сеймур, поскольку фактически удар пришелся на район вокруг оконечности Антарктического полуострова в море Уэдделла, являющегося частью Южной Атлантики, где, как выяснилось, звуковые потоки в глубине океана отражались гористой геологией морского дна. Тут нам, так сказать, повезло: условия не укладывались в нормальную модель. Выработав методику, я рассчитал местонахождение в более простом случае, я имею в виду гибель экипажа «Ментауэя».

— Это было неподалеку от острова Хауленд, почти в самом центре Тихого океана, — заметил Сэндекер.

— Куда легче вычислить, чем сеймурское схождение, — сказал Йегер, выстукивая на клавиатуре данные.

На экране появились синие линии, исходящие из Кангита, Гладиатора, острова Пасхи и Командорских островов и сходящиеся возле острова Хауленд. Йегер добавил четыре красные линии и пояснил:

— Пересечение в зоне схождения, где пропала русская рыболовецкая флотилия, к северо-востоку от Гавайев.

— Так где же ты обнаружил следующую зону схождения? — спросил Ганн.

— Если в предстоящие три дня условия не изменятся, то зона смерти окажется тут.

Линии, на этот раз желтые, прочертили карту и пересеклись в точке, отстоящей на девятьсот километров к югу от острова Пасхи.

— Опасность, что в этой части океана чума поразит проходящее судно, не очень велика, — рассудил Сэндекер. — Но для пущей осторожности я предложу всем судам обходить этот район стороной.

Ганн придвинулся поближе к экрану.

— Какова величина погрешности?

— Плюс-минус двенадцать километров, — ответил Йегер.

— А площадь опасного района?

— По нашему мнению, речь идет о круге с диаметром от сорока до девяноста километров, в зависимости от энергии звуковых потоков, уже прошедших большие расстояния.

— Численность морских животных, попавших в такой большой район, должно быть, огромна.

— За какое время до начала события ты можешь предупредить о нем? — осведомился Сэндекер.

— Дней за тридцать. Океанские атмосферные условия слишком переменчивы, чтобы давать более длительные прогнозы.

— Ты рассчитал другие места схождения помимо ближайшего?

— Да, оно произойдет через семнадцать дней. — Йегер бросил взгляд на прислоненный к компьютеру большой календарь с фотографией миленькой девчушки в облегающей юбчонке.

— Так скоро?!

Йегер, лицо которого застыло, будто скованное полярным холодом, взглянул на адмирала:

— Худшее я оставил под конец. — Пальцы Йегера забегали по клавишам. — Господа, я даю вам двадцать второе февраля и катастрофу потрясающих размеров.

К тому, что возникло на экране, они готовы не были. Перед глазами Сэндекера и Ганна развернулась картина немыслимого бедствия. В лихорадочном возбуждении все трое прилипли глазами к четырем фиолетовым линиям, которые перекрестились на экране.

— Ошибки быть не может? — спросил Ганн.

— Я больше тридцати раз проводил вычисления, — устало выговорил Йегер. — Старался отыскать недочет, просчет, какую-нибудь переменную, которая доказала бы, что я ошибаюсь. Только что бы я ни вытворял, с какого конца ни заходил, результат всегда получался тот же самый.

— Боже, нет, — прошептал Сэндекер. — Только не там…

— Если непредвиденные природные потрясения не изменят море и атмосферу, — тихо произнес Йегер, — зона схождения образуется примерно в пятнадцати километрах от города Гонолулу.

34

В отличие от своего предшественника этот президент принимал решения быстро и твердо, без всяких колебаний. Он отказывался от участия в консультативных совещаниях, тянувшихся бесконечно, но достигавших малого, а то и вовсе ничего, в особенности же не терпел он советников, которые бегали вокруг, стеная или восторгаясь по поводу данных последних президентских рейтингов. Обмены мнениями по поводу того, как выстроить оборону от критики со стороны прессы или общественности, не производили на него особого впечатления. Он стоял на том, чтобы добиться как можно большего в отведенные ему четыре года. Не сумеет — тогда, сколько красивых слов ни трать, как ни подслащивай пилюли обвинений, как ни перекладывай вину на конкурирующую партию, следующих выборов ему не выиграть. Партийные пиарщики волосы на себе рвали, умоляя его избрать себе более приемлемый имидж, но президент не обращал на них внимания и занимался делом государственного управления в интересах нации, не утруждая себя мыслями о том, на чьи мозоли он наступил, чьи пальцы отдавил.

Просьба Сэндекера о встрече с президентом не нарушила покоя руководителя аппарата Белого дома Уилбура Хаттона. Он давно уже равнодушно принимал такие просьбы от всякого, кто не был одним из партийных лидеров в конгрессе или вице-президентом. Даже члены собственного правительства президента с трудом добивались встречи с ним с глазу на глаз. Хаттон излишне ревностно исполнял свои обязанности главного привратника Овального кабинета.

И был он не из тех людей, кого легко запугать. Громадный и мускулистый, он походил на борца, выступающего в субботних схватках без правил. Его редеющие светлые волосы всегда были аккуратно подстрижены под ежик. Голова и лицо напоминали красное пасхальное яйцо, взгляд ясных голубых с поволокой глаз всегда был устремлен вперед и никогда не метался из стороны в сторону. Окончил он Университет штата Аризона, в Стэнфорде защитил докторскую по экономике и был известен разборчивостью в знакомствах и резкостью в разговоре со всяким не прошедшим школу «Лиги плюща».[222]

В отличие от многих аппаратчиков Белого дома Хаттон с большим уважением относился к сотрудникам Пентагона. Будучи призван в армию, он в качестве рядового совершил завидное количество геройских поступков во время войны в Заливе[223] и сохранил нежное отношение к военным. Людей в мундирах с крупными звездами на погонах встречал он с куда большим радушием, нежели политиков в темных костюмах.

— Джим, всегда рад вас видеть, — тепло приветствовал Уилбур Хаттон Сэндекера. — Ваша просьба повидаться с президентом, похоже, имеет под собой веские основания, но, боюсь, у него не найдется для вас свободной минуты. Напрасно вы не договорились о встрече заранее.

Сэндекер улыбнулся и принял серьезный вид:

— Моя задача слишком деликатна для объяснений по телефону, Уилл. Времени на то, чтобы пробиваться по обычным каналам, нет. Чем меньше народу об этой опасности знает, тем лучше.

Хаттон знаком указал адмиралу на кресло, а сам, поднявшись, закрыл дверь кабинета.

— Простите меня за бессердечие, только я эти байки про опасности слышу очень часто.

— А вот вам такая, какой вы еще не слышали. Через шестнадцать дней город Гонолулу и большая часть острова Оаху вымрет.

Взгляд Хаттона убежал куда-то в пустоту.

— Да будет вам, Джим! Что за страшилки!

— Ученые и аналитики у меня в НУМА разгадали тайну той напасти, что убивает людей и опустошает животный мир в Тихом океане. — Сэндекер раскрыл портфель и выложил на стол Хаттона папку. — Здесь отчет о том, что мы обнаружили. Мы зовем это акустической чумой, поскольку смерть несут звуковые потоки. Они идут из разных источников, распространяются в морской воде и сходятся воедино, убивая все живое в радиусе до девяноста километров.

Некоторое время Хаттон посидел молча, соображая, не тронулся ли адмирал умом. Решив, что Сэндекер не из тех, кто пробавляется чепухой, он раскрыл папку и стал вникать в содержание отчета. Адмирал сидел и терпеливо ждал. Наконец руководитель аппарата поднял голову:

— Ваши люди в этом уверены?

— Абсолютно, — сказал как отрезал Сэндекер.

— Ошибка всегда возможна.

— Никаких ошибок, — твердо заявил адмирал. — В лучшем случае схождение произойдет на безопасном расстоянии от острова, но это пять процентов из ста.

— Из нашего парламентского вертепа до меня дошли слухи, что вы обращались с этим к сенаторам Раймонду и Айбарре, но не смогли заручиться их поддержкой в вопросе о нанесении военного удара по владениям «Дорсетт консолидейтед».

— Мне не удалось убедить их в серьезности положения.

— И теперь вы пришли к президенту.

— Для спасения двух миллионов жизней я и к Господу Богу пойду на прием.

Хаттон в сомнении побарабанил карандашом по столу, кивнул и встал.

— Ждите здесь, — велел он и исчез за дверью, ведущей в Овальный кабинет.

Не было его добрых десять минут. Вновь появившись, Хаттон жестом пригласил Сэндекера пройти в кабинет:

— Прошу вас, Джим. Президент ждет вас.

Сэндекер бросил взгляд на Хаттона:

— Спасибо, Уилл. Я у вас в долгу.

Когда адмирал вошел в Овальный кабинет, президент любезно вышел из-за стола, служившего еще президенту Рузвельту, и пожал гостю руку:

— Рад видеть вас, адмирал Сэндекер.

— Признателен, что вы нашли для меня время, мистер президент.

— Уилл говорит, что у вас что-то срочное по поводу всех этих смертей на «Снежной королеве».

— И множества других.

— Расскажите президенту то, о чем вы сообщили мне, — сказал Хаттон, передавая на ознакомление отчет по акустической чуме.

Сэндекер, давая пояснения, бил из всех орудий. Он был напорист и убедителен, благо безусловно доверял суждениям и выводам сотрудников НУМА. Порой он умолкал, как бы подчеркивая сказанное, а в заключение потребовал остановить алмазодобычу Артура Дорсетта при помощи военной силы.

Президент внимательно выслушал речьСэндекера, прочитал доклад и поднял на адмирала взгляд:

— Вы, разумеется, понимаете, что я не имею права по собственной воле уничтожать чью бы то ни было личную собственность.

— И подвергать опасности жизнь ни в чем не повинных людей, — добавил Хаттон.

— Если мы сумеем остановить работы хотя бы на одной шахте «Дорсетт консолидейтед», — сказал Сэндекер, — то значительно ослабим поток акустической энергии и избавим от мучительной смерти почти два миллиона мужчин, женщин и детей, которые живут в самом Гонолулу и вокруг него.

— Согласитесь, адмирал, что акустическая энергия не та угроза, защиту от которой готово предоставить правительство. Для нас это нечто совершенно новое. Мне нужно время, чтобы мои советники из Национального научного совета изучили данные, представленные НУМА.

— Схождение произойдет через шестнадцать дней, — мрачно напомнил Сэндекер.

— Мы с вами снова вернемся к этому через четыре дня, — уверил его президент.

— Тогда у нас останется еще немало времени для выработки плана действий, — сказал Хаттон.

Президент протянул руку.

— Благодарю вас, адмирал, за то, что вы обратили мое внимание на это дело, — пустил он в ход официальный жаргон. — Обещаю, что подойду к вашему отчету самым серьезным образом.

— Благодарю, мистер президент, — слегка поклонился Сэндекер. — О большем я не смел и мечтать.

Провожая адмирала из приемной Овального кабинета, Хаттон ободряюще сказал:

— Не беспокойтесь, Джим. Я лично прослежу, чтобы ваше предупреждение прошло по всем каналам.

Взгляд Сэндекера гневно вспыхнул.

— Да, черт возьми, тщательно проследите, чтобы президент не спустил все это на тормозах, иначе в Гонолулу у него не останется ни единого избирателя.

35

Четыре дня без воды. Сильная жара и постоянная влажность обезвоживали организм. Питт не позволял своим товарищам застревать мыслью на пустынных морских просторах, способных кого угодно лишить последних физических сил и разума. Они едва с ума не сошли от монотонного плеска волн о борта лодки, пока не привыкли к нему. Питт был знаком со множеством отчетов о гибели кораблей и знал, как много моряков терпели крушение, совершенно обессилев. Он тормошил Мэйв и Джордино, убеждая их спать только ночью, а в светлое время дня находить для себя любые занятия.

Понукание помогало. Мэйв, например, изготовила нечто вроде трала, привязав нейлоновые нити к уголкам шелкового платка и бросив его за корму лодки. Платок, действуя как заправская мелкоячеистая сеть, собрал целую коллекцию планктона и микроскопической морской живности. После нескольких часов траления Мэйв разложила свой улов на крышке сиденья тремя аккуратными кучками, словно образцы морских салатов.

Джордино, пустив в ход швейцарский армейский нож, сделал засечки на крючке, изготовленном из острия ременной пряжки Питта. Он взял на себя ловлю рыбы. Мэйв, применяя на практике теоретические познания в биологии и зоологии, мастерски чистила и потрошила каждодневный улов. Большинство потерпевших крушение моряков попросту забрасывали крючки в море и сидели в ожидании удачи. Джордино перескочил через предварительное заманивание рыбы. Насадив на крючок привлекательные для рыб кусочки акульих внутренностей, он, словно ковбой, усмиряющий быка, неторопливо наматывал леску на локоть, подергивая на каждом метре, от чего приманка казалась живой. Первым поддался соблазну небольшой тунец. И десяти минут не прошло, как тушка гурмана распласталась на доске.

История потерпевших кораблекрушение полна сказаний о моряках, умерших от голода в окружении рыб просто из-за отсутствия элементарных навыков удильщика. Джордино был не из таких. Уловив хитрость рыбалки, он отточил свое умение до высокой науки, а потому тянул рыбу за рыбой с ловкостью заядлого рыбака. Будь в его распоряжении невод, он всего за несколько часов завалил бы уловом всю лодку. Морские обитатели, как свита, сопровождали изгнанников. Самые маленькие, переливчато раскрашенные рыбешки приплывали первыми, за ними подтягивались рыбы покрупнее, а те привлекали здоровенных акул, которые устраивали жуткие игрища, бухаясь с налету о лодку.

Грозные и грациозные одновременно, глубинные убийцы скользили взад-вперед возле лодки; треугольные плавники, словно мясницкие ножи, резали поверхность воды. Сопровождаемые прихлебателями из легендарных рыбок-лоцманов, акулы, проплывая под днищем, переворачивались на бок. Вознесясь на гребень волны, они окидывали возможные жертвы холодными, будто кубики льда, взглядами. Питт припомнил картину Уинслоу Хомера, репродукция которой висела у них в классе в начальной школе. Называлась она «Морская бездна». Изображен на ней был чернокожий, плывущий на потерявшем мачту баркасе в окружении косяка акул, а фоном служил надвигающийся смерч. Так Хомер представлял себе взаимоотношения человека и природы.

Следуя способу, завещанному поколениями терпевших кораблекрушение, они извлекали влагу, пережевывая сырую рыбу. Их меню пополнилось двумя летающими рыбами, которых они обнаружили ночью на дне лодки. Маслянистый вкус сырой рыбы не отличался изысканностью, зато уменьшал муки от голода и жажды. Желудки переставали ныть уже после нескольких кусочков.

Запасы жидкости в организме пополнялись кратковременными купаниями: один принимал морскую ванну, двое бдительно следили, нет ли поблизости акул. Лежание в мокрой одежде под навесом помогало бороться с обезвоживанием, равно как и с палящим солнцем. Помогало это и избавляться от соляной корки, которая быстро образовывалась на теле.

Стихии сделали работу Питта по управлению суденышком довольно простой. Дувшие с запада ветры толкали их на восток. Течение, помогая ветрам, несло в том же направлении. Для определения местонахождения Питт использовал алидаду, которую смастерил из лучинок, срезанных с весла.

Определять широту с помощью перекрещенных палочек мореходы умели с древности. Приставив к глазу конец продольной палочки, они размечали поперечину, передвигая ее взад-вперед, чтобы один ее конец точно ложился между солнцем и горизонтом. Угол широты замерялся потом по отметинам, выцарапанным на продольной палочке. Определив угол, мореход мог узнать широту, не обращаясь за справкой к печатным таблицам. Долгота (в случае Питта это значило понять, как далеко на восток их занесло) выяснялась по звездам. Ночное небо тогда превращалось в компас.

Координаты лодки Питт каждую ночь записывал на уголке нейлонового навеса — Мэйв под сиденьем нашла огрызок карандаша. К сожалению, Питт не слишком хорошо знал звезды и созвездия в этих широтах, поэтому вычисления были весьма и весьма приблизительными.

Легкое суденышко было чувствительно к порывам ветра и зачастую скользило по воде будто под парусом. Скорость лодки Питт определял с помощью своей кроссовки, привязанной к пятиметровой веревке. Бросив кроссовку в воду с носа лодки, он отсчитывал секунды, когда лодка опережала ботинок. Выяснилось, что западные ветры уносят их за час чуть меньше чем на три километра. Питт приладил к веслу нейлоновый чехол и увеличил скорость до пяти километров. Теперь лодка двигалась со скоростью пешехода.

— Вот так и несет нас судьба по морю жизни, — пробормотал Джордино, глядя на ухищрения Питта. — Может, сообразишь, как этой посудиной управлять?

— Ни слова больше, — остановил его Питт и, вооружившись отверткой, стал снимать петли с фибергласового сиденья, прикрывавшего рундук для хранения всякой всячины. Не прошло и минуты, как он уже держал в руках прямоугольную крышку, размерами и формой напоминавшую дверцу кухонного шкафа. — Всякое движение на пользу.

— И как ты намерен это употребить? — спросила Мэйв, уже привыкшая к неистощимой изобретательности любимого.

— Воспользуюсь петлями на оставшихся сиденьях, закреплю их на крышке и прикручу ее к транцу, на который подвешивался мотор, так чтобы крышка могла двигаться из стороны в сторону. Потом закреплю на верхней кромке две веревки — и получится руль, как на корабле или самолете. Вот это и называется преобразовывать мир, чтобы лучше жилось.

— Тебе это удалось, — с философским спокойствием выговорил Джордино. — Творческий подход к делу, несокрушимая логика, жизненная стойкость, сексуальная привлекательность — все при тебе.

Питт с улыбкой обернулся к Мэйв:

— В чем наш Ал велик, так это в театральности.

— Итак, великий мореплаватель, теперь, когда мы худо-бедно управляемы, куда направимся?

— А это уже даме решать, — сказал Питт. — Ей воды, в каких мы находимся, больше знакомы.

— Если идти прямо на север, — отозвалась Мэйв, — то можно добраться до Тасмании.

Питт покачал головой и указал на самодельный парус:

— Мы не приспособлены для хождения под парусом при боковом ветре. Из-за плоского днища нас будет сносить в пять раз дальше на восток, чем на север. Добраться до земли на южной оконечности Новой Зеландии — такая возможность есть, только очень отдаленная. Придется пойти на компромисс, направив парус чуть севернее востока — скажем, курсом в семьдесят пять градусов по моему надежному бойскаутскому компасу.

— Чем дальше на север, тем лучше, — сказала Мэйв, обхватив себя руками. — На таком дальнем юге ночи слишком холодные.

— А вы не знаете, есть ли по этому курсу земля? — обратился Джордино к Мэйв.

— Земли мало, — сказала Мэйв. — К югу от Новой Зеландии есть острова, но они далеко разбросаны. Мы легко можем пройти между ними и не заметить ни одного, особенно ночью.

— Возможно, они наша единственная надежда. — Питт, держа в руке компас, внимательно следил за стрелкой. — Ты помнишь, где примерно они находятся?

— Остров Стьюарт сразу под Южным островом. Потом идут острова Снэрс, острова Окленд, а еще на девятьсот километров южнее — Маккуори.

— Единственное, что звучит хоть как-то знакомо, — это остров Стьюарт, — задумчиво произнес Питт.

— Даже не затрудняй себя мыслями о Маккуори. — Мэйв непроизвольно поежилась. — Их единственные обитатели — пингвины, и там часто идет снег.

— Его, должно быть, приносят холодные течения из Антарктики.

— Промахнись мимо них — и дальше открытое море до самой Южной Америки, — безрадостно подытожил Джордино.

Питт, прикрыв ладонью глаза, оглядел небеса:

— Если холодные ночи нас не доконают, то без дождя мы будем обезвожены куда скорее, чем ступим на песчаный берег. Лучший выбор для нас — держать курс на южные острова. Можете считать, что тем самым мы раскладываем яйца по разным корзинам, уравнивая шансы.

— Тогда делаем бросок на Маккуори! — воскликнул Джордино.

— Они наша самая большая надежда, — согласился Питт.

С помощью смекалистого Джордино Питт установил парус так, чтобы двигаться курсом семьдесят пять градусов по магнитному компасу. Примитивный руль оказался послушным — они получили возможность держать курс шестьдесят градусов. Осознание того, что удалось хоть как-то побороть судьбу, всех приободрило. И вдруг Джордино сообщил:

— На нас надвигается шквал.

В западной части неба заклубились темные тучи и понеслись в их сторону с такой быстротой, будто какой-то великан начал раскатывать над пленниками моря ковер. Через несколько минут на лодку упали первые капли дождя. Потом капли участились, сделались тяжелее и многочисленнее, и наконец грянул ливень.

Питт спустил нейлоновый парус.

— Подержите немного парус наискось, спустив один конец за борт, — приказал он. — Пусть дождь смоет соль, а потом сверните его желобком, чтобы дождевая вода стекала в ящик для льда.

Пока лил дождь, они обратили лица к тучам и широко открыли рты, наслаждаясь драгоценной влагой, — так неоперившиеся птенцы требуют еды у крылатых родителей. Пересохшие глотки воспринимали запах и вкус пресной свежести как сладость меда. Ничего слаще попросту и быть не могло.

Целых двенадцать минут троица упивалась непроглядным потопом. Неопреновые поплавки барабанами рокотали под ударами дождевых капель. Вскоре вода заполнила ящик для льда и растеклась по дну лодки.

Дарующий жизнь шквал унесся так же быстро, как и налетел. Сняв одежду, каждый выжал мокрую ткань себе в рот.

— Как по-вашему, сколько мы набрали пресной воды? — спросила Мэйв.

— Литров десять — двенадцать, — предположил Джордино.

— Можем еще литра три прибавить, добавив морской воды, — посоветовал Питт.

Мэйв воззрилась на него:

— Беду накликать хочешь? Если пить солоноватую воду, то уж от жажды никогда не избавишься.

— В тропиках люди склонны без удержу глотать воду и все равно страдают от жажды. Организм потребляет куда больше жидкости, чем требуется. На самом деле, если человек потеет, ему нужна соль. Язык, конечно, восстает против горького вкуса морской воды, но поверь мне, если добавить в нее пресной, то и жажду утолишь, и от тошноты избавишься.

Перекусив сырой рыбой и запив ее дождевой водой, Мэйв вспомнила, что она женщина. Отыскав немного моторной смазки и добавив в нее рыбьего жира, Мэйв изготовила лосьон от загара. Назвав сие снадобье «Телесной броней», она провозгласила, что имеет фактор защиты кожи минус шесть. Всем был хорош лосьон, только не залечивал ссадины.

Днем подул резкий ветер, сделав лодку игрушкой нежданных волн. Плавучий якорь из напичканной тяжестями кожанки был брошен за борт, Питт спустил парус, чтобы его не унесло порывом ветра. Казалось, будто мчишься вниз по заснеженному склону горы на громадной автомобильной камере, которой невозможно управлять. Ветер с морем резвились до десяти часов следующего утра. Стоило морю успокоиться, как вновь появилась рыба. Казалось, морских обитателей взбесил вынужденный перерыв: они баламутили воду и бились головами о поплавки. А более прожорливые и задиристые устроили настоящую охоту за сородичами помельче. Почти час вода вокруг лодки была красной от крови: рыбы вели битву не на жизнь, а на смерть, и победителями в этой битве, как обычно, оказались акулы.

Мэйв, которую бесконечные хлопоты довели до изнеможения, уснула и увидела во сне своих детей. Джордино тоже предался сиесте, только в его снах царил ресторанный буфет, забитый всеми блюдами, каких только душа пожелает. Питту было не до сна. Отринув усталость и немощь, он занялся постановкой паруса и выравниванием курса. Устроившись поудобнее на корме, он, действуя рулем, направлял лодку на северо-восток и попутно обдумывал сложившееся положение. Мысли в который раз вернулись к Артуру Дорсетту. Питт хотел, чтобы бушевавший в душе гнев утих. Никому не позволено подвергать неописуемым ужасам безвинных людей. Дорсетт обязан понести наказание. Теперь это казалось Питту важным как никогда. Злобные лица Дорсетта и его дочерей, Дейрдры и Боудикки, стояли перед глазами.

В сознании Питта не было места для воспоминаний о страданиях, которые он с друзьями претерпел за минувшие пять дней. Он был одержим местью, причем беспощадной. Только смерть Дорсетта могла принести покой его душе.

И Питт наметил себе две цели в жизни: спасти сыновей Мэйв и покончить с безумным торговцем алмазами.

36

Восьмой день Питт вел утлое суденышко по безбрежному морскому простору. На закате штурманские обязанности принял Джордино. Питт с Мэйв поужинали, заев сырую рыбу вяленой. Полная луна встала над горизонтом громадным янтарным шаром, а после, уменьшившись и побелев, медленно поплыла над ними. Мэйв, сделав несколько глотков смеси морской и пресной воды, уютно устроилась в объятиях Питта и устремила взор на серебряную дорожку, которую раскатала по морю луна.

— «Два скитальца отправились мир посмотреть», — пропела Мэйв фразу из «Лунной реки» и перевела взгляд на Питта.

Жесткая линия подбородка, темные густые брови, зеленые глаза, чувственно светящиеся, красивый нос, увы, со следами переломов, морщинки вокруг глаз и насмешливый изгиб губ — мечта любой женщины, мужчина, с которым не страшно, сплав твердости и чувственности, притягивающий как магнит.

— Необыкновенный человек, — подумала Мэйв вслух.

Питт бросил на нее дразнящий взгляд:

— Это ты о ком?

— О тебе. Никогда не встречала людей, пребывающих в такой гармонии с жизнью.

Питт ухмыльнулся от удовольствия:

— Подобных слов я еще от женщин не слышал.

— А у тебя их было много? — с невольной ревностью спросила Мэйв.

— Кого?

— Женщин.

— Не очень. Мне всегда хотелось стать распутником вроде нашего Ала, только времени не находилось.

— Ты был женат?

— Нет, никогда.

— Помолвлен?

— Однажды. Давным-давно.

— И почему свадьба не состоялась?

— Невесту убили.

Мэйв почувствовала в словах Питта терпкий хмель воспоминаний и пожалела, что взялась расспрашивать. Ей хотелось быть для Питта единственной и неповторимой. Даже тень соперницы смущала ее. Тем не менее она мягко произнесла:

— Мне очень жаль.

— Саммер, — тихо продолжил Питт, будто не слыша Мэйв. — Ее звали Саммер. Глаза у нее были серые, а волосы — рыжие. Ты чем-то похожа на нее.

— Я польщена.

Он собрался спросить ее про сыновей, но передумал, испугавшись, что Мэйв сразу начнет плакать.

— А еще ты невероятно похожа на свою прапрапрабабушку, — сказал он.

Она удивилась:

— С чего ты решил, что я на нее похожа?

— Я видел портрет Бетси Флетчер на яхте.

— Надо будет как-нибудь рассказать тебе про Бетси, — произнесла Мэйв.

— Не трудись, — улыбнулся он. — У меня такое чувство, будто я ее знаю не хуже тебя. На редкость героическая женщина. Была арестована за мелкую кражу и сослана в исправительную колонию в Ботани-Бей. Помогла капитану, Задире Скагсу, подавить бунт на корабле. Ее мужем и твоим прапрапрадедом был Джесс Дорсетт, разбойник с большой дороги. Они-то и открыли на острове, ныне именуемом Гладиатор, алмазные залежи. У меня дома целое досье на Дорсеттов, от Бетси с Джессом и до твоего папаши-выродка и змеюг-сестриц.

Мэйв резко села и гневно сверкнула большими голубыми глазами:

— Ты, значит, вынюхивал про меня, крыса эдакая! Небось и в ЦРУ обращался?

Питт покачал головой:

— Если я и вынюхивал, то не про тебя, извини. А носом моим служил утонченный старый джентльмен весом больше ста килограммов, который был бы весьма возмущен, узнав, что ты причислила его к агентам ЦРУ.

— Не так-то ты много знаешь о моем семействе, как тебе кажется, — надменно заявила Мэйв. — Дорсетты были людьми скрытными.

— Вообще-то, — признался Питт, — из вашей семейной истории возбуждает мое любопытство только одно.

Мэйв кокетливо взглянула на него:

— Если не мое величество, то кто же?

— Страшилище, которое спасло твоих предков от белой акулы в лагуне.

Ответ удивил ее.

— Ты имеешь в виду Бэзила?

Теперь Питт растерялся:

— Кого?

— Бэзила. Только он не страшилище, а очень симпатичный морской змей. Я его видела.

Питт разразился смехом:

— Бэзил? Вы зовете его Бэзилом?

— Тебе было бы не до смеха, если б ты к нему в зубы попал, — съязвила она.

Питт покрутил головой:

— Поверить не могу, что говорю с образованным зоологом, который верит в морских змеев.

— Ну, для начала, «морской змей» — неверное определение. На самом деле Бэзил с земными тварями ничего общего не имеет.

— Туристы рассказывают дикие истории про чудовищ, живущих чуть не в каждом озере, от Лох-Несса в Шотландии до Шамплейна в Северной Америке. В океанах их вроде не замечали.

— А даже если и замечали, то не придавали большого значения. Войны, стихийные бедствия и массовые убийства вытесняли сообщения о сородичах Бэзила с первых полос на предпоследние, в рубрику «Курьезы».

— Ну, желтую прессу никакие войны не укротят. Она бы растрезвонила о чуде-юде.

— Морские змеи — стеснительные свободолюбивые создания. Они сторонятся кораблей, шум от которых распространяется под водой на километры. А вот китобои, ходившие на парусниках, часто сообщали, что видели их.

— Если они не плоды нашего воображения и не пресмыкающиеся, тогда к какому классу их отнести — к динозаврам?

— Ладно, господин Скептик, пеняй на себя, — сказала Мэйв серьезно, с ноткой вызывающей гордости в голосе. — Вот тебе лекция. Я пишу докторскую диссертацию по криптозоологии, науке о легендарных чудищах. К твоему сведению, зафиксировано четыреста шестьдесят семь случаев встречи с морскими змеями. Сообщения получены от непосредственных участников события. Заметь, не одного, а нескольких. То есть никакой игры воображения, вранья и передачи с чужих слов. Все случаи внесены в мой университетский компьютер и разбиты по категориям: обстоятельства встречи, в том числе состояние погоды и моря, место встречи, отличительные признаки особи: цвет, форма, размеры. Пользуясь методикой графических построений, я проследила эволюцию этих животных. Отвечаю на твой вопрос утвердительно. Да, наверное, морские змеи произошли от динозавров, так же как аллигаторы и крокодилы. Но это не плезиозавры — те не превышали шестнадцати метров в длину, а наш Бэзил куда больше.

— К твоему сожалению, наличие крокодилов и аллигаторов не убеждает меня в существовании морских змей.

— Тогда, может быть, тебя убедит их разнообразие. Существует шесть основных видов. Чаще всего на глаза людям попадалось животное с головой и челюстями как у крупной собаки, длинной шеей и горбом на спине. Следом идет существо, у которого лошадиная голова с гривой и глаза как блюдца, под нижней челюстью иногда бывает козлиная бородка.

— «Козлиная бородка»! — фыркнул Питт.

— Затем идет змей с туловищем как у угря. Четвертый вид напоминает гигантскую морскую выдру, а пятый отличается рядом громадных треугольных плавников на хребте. Одни особи перемещаются с помощью ласт, как тюлень или черепаха, другие — совершая волнообразные движения вверх и вниз. У одних имеется длиннющий хвост, у других — только коротенький выступ. Большинство змей шелковисто-гладкие. Окрас спины варьируется от желтовато-серого до коричневого и черного, брюхо обычно белое, общая длина тела — от двадцати до пятидесяти метров. Питается морской змей, похоже, рыбой, выходит на поверхность в тихую погоду, обитает во всех морях, за исключением приполярных.

— А твоим очевидцам не приходило в голову, что они наблюдают не мифическое животное, а гигантскую акулу, или слипшиеся водоросли, или дельфинов, плывущих шеренгой, или, наконец, просто-напросто большого кальмара?

— Мои свидетели, — резко возразила Мэйв, — старые морские волки, люди величайшей честности. Например, капитан Артур Ростон.

— Имя знакомое. Он был капитаном на «Карпатии», судне, которое спасало пассажиров «Титаника».

— Ростон видел это существо. По его мнению, оно испытывало сильную боль. Можно выдумать любого монстра, но зачем ему приписывать страдание?

— Очевидец способен искренне заблуждаться. До тех пор пока твой змей полностью или частично не попадет в руки ученых, сомнения в его существовании будут оставаться.

— Я не понимаю, почему ты отказываешь рептилиям, похожим на змей, в праве на жизнь. Океан — это тебе не аквариум. Мы не можем заглянуть в его сокровенные глубины и обозреть каждый уголок. Кто знает, сколько гигантских тварей, все еще неизвестных науке, кочует по морям!

— Я почти боюсь спрашивать, — произнес Питт, в глазах которого искрились смешинки. — А под какую категорию подпадает Бэзил?

— По моей классификации, Бэзил — это мегаугорь. У него тридцатиметровое цилиндрическое тело, оканчивающееся остроконечным хвостом. Морда у него длинная и заостренная, со множеством острых зубов. У него голубовато-белое брюхо и совершенно черные глаза величиной с десертную тарелку. Передвигается он, изгибаясь в горизонтальной плоскости. Иногда он поднимается на десяток метров над водой, а потом падает с жутким плеском.

— Расскажи, как ты его увидела?

— Мне лет десять было, — задумчиво начала Мэйв. — Мы с Дейрдрой по лагуне катались на маленьком катере, который нам мама дала. Вдруг у меня появилось странное чувство, будто за мной подсматривают. Даже холодок по спине пробежал. Дейрдра же вела себя как ни в чем не бывало. Я медленно оглянулась. Метрах в двадцати от нас из воды на высоте трех метров выступала голова и пялилась на нас сверкающими черными глазами.

— А шея была толстая?

— Метра два в диаметре. Отец говаривал, что она здоровая, как винная бочка.

— Он тоже видел Бэзила?

— Все семейство так или иначе видело морского змея. Почему-то это происходило всегда накануне чьей-то смерти.

— Давай рассказывай дальше.

— Чудище походило на дракона из страшного сна. Я оцепенела и потеряла дар речи. А Дейрдра ничего не заметила. Она смотрела прямо, по ходу катера, чтобы вовремя сказать мне сменить курс, когда покажутся рифы.

— Бэзил двинулся к тебе?

— Нет. Просто посмотрел и ушел под воду. Удовлетворил любопытство, так сказать.

— Значит, Дейрдра его не видела?

— Тогда — нет, зато позже — два раза, в разное время.

— Как повел себя отец, когда ты рассказала ему о том, что видела?

— Рассмеялся и сказал: «Вот и познакомились».

— А почему ты считаешь, что змей является вестником смерти?

— Так получается. Бэзила видела в лагуне команда погибшего рыболовецкого судна. Спустя несколько дней Бетси Флетчер скончалась. И бабушка Милдред умерла после его появления.

— Совпадение или рок?

Мэйв пожала плечами:

— Кто знает! Единственное, в чем я убеждена, — что мою маму убил отец.

— Так же, как дедушка Генри — Милдред?

Мэйв холодно взглянула на него:

— Тебе и про это доложили.

Питт развел руками:

— Что есть, то есть.

Мэйв устремила взгляд вдаль. Яркая луна высветила ее глаза, потемневшие, опечаленные.

— Последние три поколения Дорсеттов трудно отнести к образчикам добродетели.

— Твою маму звали Ирэн? — тихонько спросил Питт.

Мэйв молча кивнула.

— Она умерла довольно молодой.

— Да, ей не суждено было дожить до старости. У нее сердце разрывалось от того, как с ней обращался человек, которого она любила безрассудно. Как-то раз они с отцом гуляли по берегу. Мама поскользнулась, упала со скалы и разбилась о волны прибоя. — Нежное лицо Мэйв исказилось от ненависти. — Это он ее толкнул, — ледяным тоном произнесла она. — То, что отец подтолкнул ее к смерти, так же точно, как и то, что во Вселенной есть звезды.

Питт, крепко прижав ее к себе, почувствовал, что она дрожит.

— Расскажи мне о своих сестрах, — попросил он, меняя тему.

Ушла ненависть, черты лица Мэйв разгладились.

— Особо рассказывать нечего. Ни с одной из них я, в общем-то, не дружила. Дейрдра, та хитрюгой была. Если у меня оказывалось что-то, чего ей хотелось, она просто выкрадывала это и заявляла, будто владела им с самого начала. Из нас троих Дейрдра была отцовой любимицей. Думаю, он на нее большую часть отцовских чувств потратил потому, что они одного поля ягоды. Дейрдра живет в каком-то фантастическом, выдуманном мире. Она не способна сказать правду, даже когда врать вовсе незачем.

— Она была когда-нибудь замужем?

— Один раз. Вышла за профессионального футболиста, который считал, что проведет жизнь в свое удовольствие среди денежных мешков со своим набором игрушек. К несчастью для него, когда дело дошло до развода и он потребовал отступных, равных государственному бюджету Австралии, семейная яхта оказалась очень неустойчивой. Он упал за борт и бесследно канул в пучине волн.

— Да, гиблое это дело — принимать от Дорсеттов приглашение на морскую прогулку, — ядовито усмехнулся Питт.

— Мне страшно подумать обо всех тех людях, которые стояли у отца на пути и кого он уничтожил либо на самом деле, либо в своем воображении.

— А Боудикка?

— По-настоящему-то я ее никогда и не знала, — сдержанно заметила Мэйв. — Боудикка старше меня на одиннадцать лет. Вскоре после моего рождения папочка поместил ее в какой-то интернат для избранных — так, во всяком случае, мне всегда говорили. Мне уже почти десять лет было, когда мы с ней в первый раз встретились. На самом деле я про нее только то и знаю, что у нее страсть к смазливым молодым людям. Папочке это радости не доставляет, но он не противится ее желанию спать с кем ни попадя.

— Она сильная дама.

— Я однажды видела, как она папочку отделала, когда он в запойном раже ударил нашу маму.

— Странно, что всем им так смертельно не нравится единственный член семьи, такой нежный и славный.

— Папочку взбесило, что я удрала с острова. Злило его и то, что я на учебу в университете сама себе зарабатывала, не тянула из кошелька Дорсеттов. Потом он взбеленился, когда я отказалась сделать аборт. А как я могла решиться на операцию, если врач сказал, что у меня двойня? Последней точкой в наших с папулей спорах стал мой разрыв с парнем, от которого я забеременела. Семейство вычеркнуло меня из списка родственников. В отместку я официально поменяла родовую фамилию на ту, что носила прапрапрабабка, и зажила своей жизнью, радуясь свободе от людей, по сути чуждых мне.

Мэйв была душевно истерзана. Питт, уважая в ней стремление к самостоятельности, все же пожалел ее. Он заглянул в голубые простодушные глаза ребенка и мысленно поклялся перевернуть небо и землю, лишь бы любимая нашла счастье.

Он обозрел окружающее пространство и, к своему ужасу, увидел кипящий гребень приближающейся волны. Высоченный вал не имел, казалось, ни конца ни края. Леденящим холодом сковало затылок: Питт не сомневался, что за первым валом следуют такие же.

Предупредив криком Джордино, он рывком прижал Мэйв к днищу лодки. Вал наводнил лодку пеной и брызгами. Основной удар пришелся на носовую часть. Зад суденышка взметнулся, и лодка, развернувшись боком, рухнула в глубокую яму.

Вторая волна заслонила звезды и обрушилась с тяжестью грузового поезда. Лодка погрузилась в черное месиво. Осатаневшее море оставило Питту один-единственный шанс выжить, и он что было сил вцепился в сиденье. Оказаться за бортом значило там же и остаться. Навек.

Каким-то чудом суденышко выбралось на поверхность, но только для того, чтобы закрутиться в неистовом аду рассвирепевшей воды. Когда Питту почудилось, что пора прощаться с жизнью, лодка скользнула вниз по гладкому гребню и спокойно закачалась на мелких волнах. Буйные валы умчались прочь.

— Очередная четкая картинка морского нрава, — заметил, отфыркиваясь, Джордино. — Чем мы досадили морю, что оно так взъярилось?

Питт усадил Мэйв:

— С тобой все в порядке?

Мэйв несколько секунд откашливалась, потом судорожно вздохнула:

— Надеюсь… Скажите, бога ради, что это на нас навалилось?

— Полагаю, сейсмические волнения на морском дне. Порой сильной встряски не требуется, чтобы поднять целую вереницу норовистых волн.

Мэйв убрала с глаз мокрые прядки светлых волос.

— Спасибо еще лодка не опрокинулась и никто из нас за борт не вылетел.

— А как руль? — спросил Питт у Джордино.

— Еще висит. И мачта целехонька, но парус на клочки порвало.

— Запасы еды и питьевой воды тоже вполне сохранились, — радостно доложила Мэйв.

— Выходит, вышли из передряги без больших потерь, — сказал Джордино таким тоном, будто сам не совсем в это верил.

— Боюсь, что ненадолго, — трезво заметил Питт.

Мэйв оглядела суденышко:

— Не вижу ничего такого, что нельзя залатать.

— И я не вижу, — откликнулся Джордино, проверив поплавки.

— А вы под ноги себе взгляните, — посоветовал Питт.

В ярком лунном свете было хорошо видно, какое напряженное у него лицо. Взглянув туда, куда указывал палец, Мэйв и Джордино обомлели.

По всему днищу шла трещина.

37

Руди Ганн был не из тех, кого бросает в пот от страха или в дрожь от победы. В жизни он полагался только на свои умственные способности и на вкусовые привычки. Благодаря этому выглядел Ганн моложаво и подтянуто. Раз или два в неделю, когда, как сегодня, нападала охота, он во время обеденного перерыва садился на велосипед и катил рядом с Сэндекером, который трусил по беговой дорожке Потомак-парка. Пока один утрамбовывал асфальт, а другой крутил педали, обсуждались дела НУМА.

— Как долго можно продержаться в море без руля и ветрил? — спросил Сэндекер, поправляя на лбу ленту от пота.

— Стив Каллахен, яхтсмен, продержался семьдесят шесть дней. Его судно затонуло возле Канарских островов, и он пересел в надувную лодку, — ответил Ганн. — В Книге рекордов Гиннесса по части выживания в открытом море значится Пун Лим, английский моряк. Его судно было торпедировано во время Второй мировой войны в Южной Атлантике. Проплавал на плоту он сто тридцать три дня, пока его не подобрали бразильские рыбаки.

— И тот и другой сумели удержаться на плаву во время десятибалльного шторма?

Ганн отрицательно повел головой:

— Ни Каллахен, ни Пун Лим не попадали в шторм, хотя бы близкий по силе к тайфуну, который пронесся над Дирком, Алом и мисс Флетчер.

— Идет вторая неделя, как Дорсетт бросил их, — рубил фразу между вдохами Сэндекер. — Если они пережили шторм, то, наверное, умерли от жажды и голода.

— Питт — человек неистощимой изобретательности, а Джордино никогда не теряет присутствие духа, — безапелляционно заявил Ганн. — Я не удивлюсь, если они сейчас сибаритствуют в какой-нибудь хижине на манер Гогена.

Сэндекер сошел с дистанции, уступив дорогу женщине с малышом в коляске. Возобновив бег, адмирал пробурчал:

— Дирк всегда говорил: «Море не расстается со своими тайнами легко».

— Было бы куда легче их найти, если бы поисково-спасательные силы Австралии и Новой Зеландии присоединились к усилиям НУМА.

— У Артура Дорсетта длинные руки, — раздраженно бросил Сэндекер. — Я получил столько извинений и объяснений, почему они при всем желании и так далее, что мог бы из этих бумажек Китайскую стену сложить.

— Никто не спорит: власть у этого человека огромная. Взятки Дорсетта осели глубоко в карманах членов конгресса Соединенных Штатов и парламентов Европы и Японии. Диву даешься, какие знаменитости на него работают.

Лицо Сэндекера сделалось пунцовым — не от напряжения, а от бессилия. Сдерживать гнев и обиду не было сил. Адмирал остановился, согнулся, упершись руками в колени и уставившись в асфальт.

— Я, ни минуты не мешкая, закрыл бы НУМА за возможность своими руками взять Артура Дорсетта за глотку.

— Уверен, вы не один такой, — усмехнулся Ганн. — Тех, кто не верит ему, а то и ненавидит его, должно быть, тысячи. И все же они ни за что не предадут его.

— И немудрено! Если он не устраивает несчастных случаев со смертельным исходом для тех, кто стоит у него на пути, так покупает с потрохами, заваливая алмазами их ячейки хранения в каком-нибудь швейцарском банке.

— Алмазы — мощное средство убеждения.

— Ими ему никогда не повлиять на президента.

— Не повлиять, только президент вполне способен последовать дурному совету.

— Только, уверен, не тогда, когда на карту поставлены жизни более миллиона человек.

— По-прежнему ни гугу? — поинтересовался Ганн. — Президент обещал связаться с вами через четыре дня. Прошло шесть.

— Чрезвычайность ситуации не прошла мимо него…

Собеседники обернулись на звук сигнала, донесшегося из бирюзовой машины, остановившейся на улице напротив беговой дорожки. Нагнувшись к пассажирскому окошку, водитель прокричал:

— Звонок из Белого дома, адмирал!

Сэндекер обернулся к Ганну и слегка улыбнулся:

— У президента, должно быть, большие уши.

Он подошел к машине. Водитель протянул ему трубку.

— Уилл? — сказал Сэндекер.

— Приветствую, Джим. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

Сэндекер напрягся.

— Поясните, пожалуйста.

— Вникнув в дело должным образом, президент отложил любую операцию, связанную с акустической чумой.

— Но почему?! — воскликнул Сэндекер. — Он что, не понимает, чем грозит это решение?

— Эксперты Национального научного совета не согласились с вашей теорией. Их убедили отчеты о вскрытиях, проведенных врачами в Мельбурнском центре борьбы с болезнями. Австралийцы убедительно доказали, что пассажиров круизного лайнера поразила редкая форма бактерии, схожей с той, что вызывает «болезнь легионеров».

— Быть того не может! — взорвался Сэндекер.

— Я знаю только то, о чем меня уведомили, — признался Хаттон. — Австралийцы предполагают, что виновата зараженная вода в увлажнителях системы обогрева судна.

— Мне плевать на то, что говорят эти патологи. Президент сотворит глупость, если пропустит мое предостережение мимо ушей. Ради бога, Уилл, просите, умоляйте, что хотите делайте, но убедите президента воспользоваться своей властью и закрыть горные предприятия Дорсетта, пока не поздно.

— Простите, Джим. У президента руки связаны. Ни один из его советников по науке не счел ваши доводы достаточно серьезными, чтобы идти на риск международного скандала. И уж точно не в год выборов.

— Это же безумие! Если мои люди правы, то президент не добьется избрания даже на должность мойщика общественных туалетов.

— Это с вашей точки зрения, — холодно заметил Хаттон. — Могу лишь добавить, что Артур Дорсетт уже предложил открыть свои горные предприятия для международной группы проверки.

— Как скоро можно собрать группу?

— Такие вещи требуют времени. Две, может, три недели.

— К тому времени весь остров Оаху будет забит мертвыми телами.

— К счастью ли, к несчастью — все зависит от того, как поглядеть, — но в подобном убеждении вы в меньшинстве.

Сэндекер мрачно выдавил:

— Я понимаю: вы сделали все, что в ваших силах, Уилл, и признателен за это.

— Джим, прошу вас связаться со мной, если у вас появятся новые сведения относительно акустической чумы. Для вас мой телефон всегда свободен.

— Благодарю.

— Прощайте.

Сэндекер отдал трубку водителю и вернулся к Ганну:

— Нам дали по мозгам.

Ганн был потрясен:

— Президента не интересует то, что творится?

Сэндекер кивнул, признавая поражение.

— Дорсетт подкупил патологов. Они сфабриковали отчет, из которого следует, что причиной смерти пассажиров круизного лайнера явилось заражение отопительной системы.

— Нам нельзя сдаваться! — воскликнул Ганн, взбешенный неудачей. — Мы должны найти какое-то другое средство, чтобы остановить безумие Дорсетта.

— Когда подступают сомнения, — произнес Сэндекер, у которого во взгляде заполыхал огонь, — положись на того, кто толковее тебя. Есть один человек, у кого может быть ключ к разгадке.

Адмирал Сэндекер сделал первый удар по мячу на поле гольф-клуба «Верблюжий горб» в Райской долине Аризоны. Под безоблачным небом этого штата было два часа дня. Всего пять часов прошло со времени его разговора адмирала с Хаттоном. Приземлившись в аэропорту городка Скотсдейл, Сэндекер взял у приятеля, старого морского служаки, машину и отправился прямо на площадку для гольфа.

Маршрутов было два; адмирал играл на том, что называется «Индейский крюк». Он окинул взглядом зеленое поле, увидел в трехстах шестидесяти пяти метрах от себя лунку, сделал два пробных взмаха, сосредоточился на мяче и без видимых усилий нанес удар. Мяч отлично пролетел, чуть-чуть отклонившись вправо, подпрыгнул и покатился по свободному пространству, пока не остановился в ста девяноста метрах от лунки.

— Боевое начало, адмирал, — похвалил доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс. — Я допустил ошибку, уговорив вас на дружескую партию в гольф. Даже не подозревал, что старые морские волки всерьез относятся к такому спорту.

Обладатель длинной редкой седой бороды, скрывавшей рот и доходившей до груди, Эймс походил на старинного отшельника. Глаза его скрывались за голубоватыми двухфокусными очками.

— Старые морские волки делают много странного, — парировал Сэндекер.

Просить доктора Сэнфорда Эдгейта Эймса приехать в Вашингтон на важную беседу было все равно что молить Господа повелеть ветру жаркой пустыни растопить полярную ледяную шапку. Скорее всего, и тот и другой остались бы глухи к просьбам. Эймс с равной страстью ненавидел Нью-Йорк и Вашингтон и напрочь отказывался от поездок туда. Приглашения на банкет в его честь или церемонию вручения награды ни за что не выманили бы его из убежища на горе Верблюжий Горб в Аризоне.

Эймс Сэндекеру был нужен, и нужен срочно. Со сноровкой, что под стать ловле пуль на лету, он обратился к властелину звука, каковым Эймс слыл среди коллег-ученых, с просьбой о встрече. Эймс согласился, но при том непременном условии, что Сэндекер прихватит с собой набор клюшек для гольфа, поскольку все разговоры будут вестись во время проходов от одной лунки до другой.

Высокочтимый в среде ученых, Эймс был в своей области знаний тем же, чем Эйнштейн — в своей. Чудаковатый, блистательный, Эймс написал больше трех сотен научных статей почти по всем аспектам акустической океанографии. За сорок пять лет в науке он исследовал и оценил множество явлений, от использования подводных радаров и сонаров до акустического воспроизведения приповерхностной реверберации. Некогда советник министерства обороны, к слову которого прислушивались, он вынужден был уйти в отставку, после того как яростно выступил против шумовых испытаний океана, проводимых по всему миру для замеров глобального потепления. Его едкие нападки на планы Военно-морского флота провести ядерные испытания под водой только добавили враждебности в отношении Пентагона к ученому. Посланцы многих университетов долго пытались уговорить его начать работать с ними, но он отказал всем, предпочтя проводить исследования со штатом из четырех человек, которым платил из собственного кармана.

— Как вы отнесетесь к доллару за лунку, адмирал? Или вы привыкли к настоящим ставкам?

— Будь по-вашему, док, — согласился Сэндекер.

Эймс подошел к подготовленному для первого удара мячику, глянул вдаль, словно из ружья прицелился, и ударил. Ему было под семьдесят, однако, как отметил Сэндекер, прогиб и замах у него на мизерные сантиметры не дотягивали до тех, какими щеголяли мужчины много моложе и проворнее. Мяч улетел далеко и упал в песочную западню за двухсотметровой отметкой.

— Сколь скоро падение могущественных, — философски заметил Эймс.

Сэндекера, впрочем, провести было нелегко. Он понимал, что ему втирают очки. В вашингтонских кругах у Эймса быласлава задиристого мастера игры в гольф. И те, кто на себе испытал силу этого задиры, в один голос утверждали: не займись он гидроакустикой, непременно вступил бы в Ассоциацию профессиональных игроков в гольф и разъезжал по турнирам.

Усевшись в гольф-карт, они покатили к месту, куда улетели мячи. Сидевший за рулем Эймс спросил:

— Чем я могу вам помочь, адмирал?

— Вам известно об усилиях НУМА выявить источник и остановить то, что мы зовем акустической чумой? — отозвался Сэндекер.

— Слухи до меня доходили.

— И что вы думаете?

— Весьма надуманно.

— Национальный научный совет при президенте того же мнения, — усмехнулся Сэндекер.

— Не могу сказать, что ставлю им это в вину.

— Вы не верите в то, что звук способен пройти тысячи километров под водой, а потом выйти на поверхность и убить?

— Звуки, исходящие из четырех разных источников и встретившиеся в одном месте, несут смерть млекопитающим в радиусе слышимости? Я такую гипотезу развивать не посоветовал бы, если бы желал сохранить свой авторитет у коллег.

— Гипотеза, черти ее забери! — вспылил Сэндекер. — Смерть прибрала к рукам уже более четырех сотен человеческих жизней. Полковник Ли Хант, один из лучших в нашей стране патологов, исчерпывающе доказал, что причина смерти — мощные звуковые волны.

— Что-то мне не попадалось такое в отчетах о посмертных обследованиях из Австралии.

— Вы старый обманщик, док, — заулыбался Сэндекер. — Вы следили за тем, что происходило.

— Меня всегда интересовало все связанное с акустикой.

Вначале они доехали до мячика Сэндекера. Адмирал выбрал деревянную клюшку номер три и загнал мячик в песчаную западню метрах в двадцати от лунки.

— У вас, по-видимому, тоже пристрастие к песчаным западням, — небрежно бросил Эймс.

— И не только в гольфе, — признался Сэндекер.

Они остановились у мячика Эймса. Физик вытянул из чехла металлическую клюшку номер три. Похоже было, что игра для него — упражнение скорее умственное, нежели физическое. Он и пробных замахов не делал, да и перед ударом не раскачивался. Просто подошел к мячику и с маху ударил. Поднялась туча песка, мячик взлетел и приземлился в десятке метров от лунки.

Сэндекеру понадобилось еще две попытки, чтобы вызволить мячик из песка, а потом еще две, прежде чем его мячик закатился в лунку. Эймс за компанию тоже бил дважды. Когда они двинулись ко второй отметке, Сэндекер стал подробно рассказывать о том, что удалось выяснить и обнаружить. Следующие восемь лунок они прошли, ожесточенно споря, причем Эймс беспощадно засыпал Сэндекера вопросами и выдвигал неисчислимые доводы против акустического убийства.

Наконец Эймс мастерским ударом уложил мячик на расстоянии ручки клюшки от лунки. Сэндекер, не разобравшись в зеленом поле, запутался со своим мячиком в траве.

— Из вас, адмирал, получился бы вполне приличный игрок в гольф, если бы вы играли почаще.

— Пяти раз в год мне вполне хватает, — откликнулся Сэндекер. — У меня не возникает ощущения, будто я достигаю чего-то стоящего, гоняя маленький мячик по шесть часов кряду.

— Ну не знаю! Я свои самые творческие идеи разработал, расслабляясь на гольфе.

После того как Сэндекеру удалось-таки закатить мячик в лунку, они вернулись к карту. Эймс вынул из сумки-холодильника банку диет-колы и протянул адмиралу.

— Итак, чего же вы конкретно ждете от меня? — спросил он.

Сэндекер пристально посмотрел на него:

— Я и гроша ломаного не дам за то, что утверждают ученые, сидящие в башнях из слоновой кости. Там, в море, гибнут люди. Если я не остановлю Дорсетта, умрет еще больше людей, причем в таком количестве, что и думать не хочется. Вы лучший акустик в стране. Я надеюсь, вы поможете мне лечь на верный курс и покончить с массовым убийством.

— Я, выходит, для вас истина в последней инстанции. — Дружеский тон Эймса едва уловимо сменился на такой, какой вряд ли назовешь совершенно здравым, но в том, что он изменился, ошибиться было невозможно. — Вы хотите, чтобы я нашел для вас практическое решение вашей задачки.

— Нашей задачки, — мягко поправил его Сэндекер.

— Да, — тяжко вздохнул Эймс. — Теперь я это понимаю. — Он с любопытством уставился на банку. — Вы довольно точно описали меня, адмирал. Я старый обманщик. Я прикинул решение еще до того, как вы покинули пределы Вашингтона. Заметьте, оно очень далеко от совершенства. Шансы на успех мизерные, но это лучшее, на что я способен без серьезных исследований.

Сэндекер посмотрел на Эймса, стараясь скрыть подступившее волнение, в глазах его вновь разгорелось потухшее было пламя надежды. Обнадеженный, он спросил:

— Вы на самом деле придумали, как ликвидировать горные предприятия Дорсетта?

Эймс покачал головой:

— Любого вида вооруженная сила — это не моя епархия. Я говорю о способе нейтрализации акустического схождения.

— И как это можно сделать?

— Говоря попросту, энергия звуковой волны способна отражаться.

— Да, тут и доказывать ничего не надо, — кивнул Сэндекер.

— Поскольку вам известно, что четыре отдельных звуковых потока направятся к острову Оаху и что они сойдутся в определенное время, я так полагаю, ваши ученые способны безошибочно предсказать и точное место схождения.

— Мы его хорошо зафиксировали, это так.

— Вот вам и ответ.

— Только и всего? — Разгоревшаяся в душе Сэндекера надежда стала угасать. — Я, должно быть, что-то упустил.

Эймс пожал плечами:

— Бритва Оккама,[224] адмирал. Логические объекты нельзя множить без необходимости.

— Предпочитаю самый простой ответ на головоломку.

— Пожалуйста. Мой совет, если он чего-нибудь стоит, заключается в следующем. Пусть НУМА соорудит рефлектор под стать тарелке спутниковой системы слежения, погрузит его в море в точке схождения и отразит акустические волны.

Лицо Сэндекера не выразило никаких эмоций, но сердце приготовилось выскочить из груди. Ключ к разгадке оказался до смешного прост. Если смотреть правде в глаза, то осуществить этот замысел «звукового зайчика» будет не очень легко, но — вполне возможно.

— Если НУМА сможет соорудить и установить этот рефлектор вовремя, — спросил он Эймса, — куда следует направить звуковые волны?

По губам Эймса скользнула коварная улыбка.

— Выбор цели совершенно очевиден: в какую-нибудь необитаемую часть океана — скажем, в Южную Атлантику. Но поскольку энергия схождения медленно убывает при передаче на очень большие расстояния, не лучше ли направить ее к источнику?

— То есть к шахте на острове Гладиатор, — уточнил Сэндекер, еле сдерживая восторженные нотки в голосе.

Эймс кивнул:

— Выбор ничуть не хуже любого другого. После путешествия туда и обратно у звука не хватит мощности, чтобы убить людей. Зато нагнать страху Господнего и доставить поистине адскую головную боль он будет еще способен.

38

Вот и появился конец веревочки, с горечью подумал Питт. Настал предел человеческих возможностей. Итог героических усилий. Конец всему, что могло бы их ожидать в будущем: желаниям, любви и радостям. Вскоре они пойдут на прокорм рыбам, их жалкие останки канут в воду и упокоятся на морском дне. Мэйв никогда больше не увидит своих сыновей, Питт — родителей и многочисленных друзей в НУМА. Поминальную службу по Джордино посетит огромное количество скорбящих женщин, каждая из которых могла быть достойна звания королевы красоты.

Суденышко, до сей поры выносившее их из жуткого хаоса, буквально расходилось по швам. Трещина вдоль днища корпуса делалась все шире и шире. Поплавки пока удерживали лодку на плаву, но как только корпус распадется надвое, Питт, Джордино и Мэйв окажутся манной небесной для вездесущих акул.

Море было довольно спокойным. Высота волны не превышала метра.

Питт склонился над рулем, прислушиваясь к ставшим уже привычными чавкающим звукам, — это Джордино вычерпывал воду из лодки. Зеленые глаза Питта, больные и распухшие, шарили по горизонту. Солнечный шар поменял утренний золотисто-оранжевый цвет на слепяще-желтый. Надежде вопреки Питт смотрел и смотрел вперед, не покажется ли хотя бы намек на спасение. Нет. Ни корабля, ни самолета, ни островка. Только облачка, бредущие на юго-запад. Мир вокруг был так же безлюден, как равнины Марса.

После того как удалось наловить рыбы столько, что хватило бы для открытия ресторана морепродуктов, мысли о голоде терзать перестали. Запаса питьевой воды при бережном расходовании хватило бы по крайней мере дней на шесть-семь. А вот усталость и бессонница, порожденные непрестанным вычерпыванием воды, давали себя знать. Каждый час казался мукой. Не было у них ни ковша, ни бутылки, а потому приходилось пригоршнями вычерпывать просочившуюся воду. Наконец Питт соорудил некое подобие черпака из пары гаечных ключей и водонепроницаемого пакета. Но самодельный черпак вмещал не больше литра.

Поначалу они работали по четыре часа посменно, и Мэйв участвовала в этой гнетущей работе. Она отчаянно трудилась, преодолевая ломоту в суставах. Стойкости и мужества ей было не занимать. Но вскоре продолжительность работы пришлось распределить. Мэйв черпала три часа, ее сменял Питт, который выдерживал пять часов. Потом к делу приступал Джордино и вкалывал полные восемь часов.

Чем шире расходилось днище, тем больше поступало воды: она уже не сочилась, а била фонтанчиками. Море проникало в лодку быстрее, чем его выпроваживали вон.

«Черт бы побрал этого Артура Дорсетта! — про себя ругался Питт. — Черт бы побрал Боудикку с Дейрдрой в придачу!» Его удручала и бессмысленная казнь. Они с Мэйв ничем всерьез не угрожали фанатичным мечтаниям Дорсетта об очередной империи, у них не было сил остановить магната и даже попридержать. То, что их бросили на волю волн, являлось актом чистейшего садизма, и ничем больше.

Мэйв заворочалась и спросила сквозь сон:

— Моя очередь черпать?

— На ближайшие пять часов — нет, — с улыбкой солгал Питт. — Спи дальше.

Джордино на мгновение перестал черпать и взглянул на Питта. Сердце у Ала изнывало от ясного понимания того, что еще немного — и Мэйв будут рвать на куски и пожирать бездушные убийцы глубин. Опечаленный, он снова принялся за работу.

Одному только Богу было известно, на чем держался Джордино. Наверняка у него спина и руки вопили от усталости. Но стальная воля заглушала эти вопли. У Питта сил было больше, чем у большинства мужчин, однако рядом с Джордино он казался мальчиком, восхищающимся олимпийцем-штангистом. Когда у смертельно уставшего Питта черпак валился из рук, Джордино подхватывал пакет и принимался черпать, как будто готов был заниматься этим вечно. Питт был уверен: Джордино ни за что не смирится с поражением. Крепкий, коренастый итальянец и умрет-то, наверное, стоя, лишь бы досадить безногой старухе с косой.

Опасность обостряла ум Питта. В отчаянной попытке перехитрить судьбу он спустил парус, расстелил его по воде, а потом протащил под корпусом и привязал веревками к поплавкам. Нейлоновую простыню давлением воды прижало к днищу, и вода стала поступать в лодку раза в два медленнее. В лучшем случае эта мера могла даровать им несколько часов жизни сверх отпущенных морем. «Если только не выдастся полный штиль, — прикинул Питт, — то полное физическое истощение команды и развал лодки случатся вскоре после наступления темноты». Он глянул на хронометр — до захода солнца оставалось всего четыре с половиной часа.

Мягко поймав Джордино за руку, Питт отобрал у него черпак.

— Моя очередь, — твердо сказал он.

Джордино благодарно кивнул и привалился спиной к борту.

Питт принялся вычерпывать воду. Он работал до вечера, потеряв всякое представление о времени, не замечая движения нещадно палящего солнца. Он черпал, словно робот, не чувствуя боли в спине и руках. Он черпал и черпал, словно в наркотическом опьянении.

Проснувшаяся Мэйв села и уставилась на горизонт за спиной у Питта.

— Тебе не кажется, что эти пальмы очень красивы? — еле слышно прошептала она.

— Да, очень, — согласился Питт, натянуто улыбнувшись ей: он решил, что у нее начались галлюцинации. — Только стоять под ними нельзя. Кокос, сорвавшись, может убить.

— Я однажды была на Фиджи, — сказала Мэйв, тряхнув волосами, — и видела, как орех пробил ветровое стекло машины, оставленной под пальмой.

Питту показалось, что рядом с ним находится маленькая девочка, бесцельно блуждающая по лесу, отчаявшись отыскать дорогу домой. Он не нашел больше слов утешения. Его наполнили чувства сострадания и полной беспомощности.

— А тебе не кажется, что идти нужно немного правее? — поинтересовалась Мэйв.

— Правее?

Голос у нее был такой, будто она впала в транс.

— Ну да. Ты же не захочешь пропустить остров?

Питт разогнулся, медленно повернулся и прищурился. После шестнадцатидневных определений местоположения по солнцу и постоянного обзора сверкающей воды глаза у него так переутомились, что их приходилось периодически закрывать. Он бросил взгляд прямо по ходу лодки, но различил только сине-зеленые волны.

— Мы больше не можем управлять лодкой, — тихо объяснил он Мэйв. — Я же снял парус и приладил его под корпусом, чтобы воды набиралось поменьше.

— Ну пожалуйста, — взмолилась Мэйв. — Остров так близко. Разве нельзя высадиться и походить по сухой земле хотя бы минуту?

Она проговорила все это так спокойно и так здраво на своем австралийском наречии, что Питт почувствовал, как по спине пополз холодок. Он понял, что сознание Мэйв помутилось. Однако все еще не угасшая искра надежды на спасение заставила его опуститься на колени и ухватиться за борта для равновесия. В этот миг лодку вознесло на гребень очередной волны, и Питт ненадолго увидел линию горизонта.

Только не было там никакого острова и никаких пальм.

Питт обнял Мэйв за плечи. Он помнил ее такой сильной и воодушевленной. Теперь же она была такой слабой и удрученной, хотя лицо светилось, как никогда раньше. И тут он заметил, что Мэйв смотрит не на море, а в небо.

Над ними парила птица. Прикрыв ладонями глаза от солнечных бликов, Питт воззрился на крылатого пришельца, словно это был ангел. Размах крыльев около метра, оперение зеленое в коричневую крапинку, заостренный клюв крючком.

— Попугай, — прошептал удивленно Питт.

— Ты его тоже видишь, — возбужденно шепнула Мэйв. — Кеа, точно такой же, какой привел моих предков на остров Гладиатор.

Моряки, терпевшие крушение в южных морях, утверждали, что кеа указывают путь к гавани.

Джордино по-своему расценил явление попугая.

— Попросите Полли присоветовать хороший ресторан, — устало выговорил он. — Лучше такой, где в меню нет ни одного рыбного блюда.

Питт не поддержал юмора своего друга. Он пристально следил за благословенным кеа. Птица парила, словно отдыхала после долгого пути. Затем, явно обретя второе дыхание, она устремилась на юго-восток. Питт схватил компас и отметил направление птичьего полета, не упуская попугая из виду до тех пор, пока он не превратился в точку и не пропал.

Попугаи не водоплавающие, как чайки или буревестники, далеко в море не залетают. «А может, этот заблудился? — подумал Питт и сам себе возразил: — Вряд ли». Ведь кеа, привыкший запускать коготки во что-то твердое, даже не попытался сесть на лодку. А это означало, что он точно знал, где находится и куда летит. Его полет был осознанным. Возможно (только возможно!), попугай оказался на полпути от одного островка к другому. Питт не сомневался: с высоты кеа видел то, чего они из разваливающейся лодки видеть не могли.

Он на карачках пробрался к носу суденышка и встал на ноги.

Он уже слишком привык к облакам на горизонте, которые порождали иллюзию поднимающейся из моря земли. Слишком привык видеть беловатые комочки ваты, плывшие по самому краю моря, привык к их бесформенности и темно-серому цвету, порождавшему пустые надежды, когда они меняли форму и неслись себе дальше, гонимые ветром на запад.

На этот раз все было по-другому. Одно одинокое облако все время оставалось на горизонте, пока другие облачка проносились мимо него. Оно едва выступало из моря. Не было и никаких признаков растительности, не было самого облака. Его образовали пары, поднимающиеся от раскаленного солнцем песка, чтобы в более холодном слое воздуха превратиться в капельки влаги.

Питт подавил в себе возбуждение, а тем более восторг, когда понял, что остров находится от них на расстоянии добрых пяти часов плавания. Никакая молитва не поможет добраться до него, даже если снова водрузить парус на мачту, открыв воде доступ в лодку. Потом его разбитые надежды вновь стали срастаться в единое целое, когда он понял, что островок вовсе не верхушка подводной горы, рожденной миллионами лет вулканической деятельности земных недр, а низкая плоская скала, на которой росло несколько деревьев.

Деревья были видны отчетливо, и Питт понял, что островок находится гораздо ближе, чем ему показалось с первого взгляда. Земля лежала не больше чем в восьми-девяти километрах от лодки. Верхушки деревьев создавали впечатление, будто по горизонту растянулся ворсистый коврик.

Питт проверил: остров был точно по курсу кеа. Определив направление ветра и течения, он решил, что лодку должно пронести мимо северной оконечности острова. «Придется идти правым галсом на юго-восток — точь-в-точь как рисовалось Мэйв в ее воображении. Поразительно!» — подумал он.

— Маленькая леди выигрывает приз, — возвестил Питт. — Мы в пределах досягаемости земли.

Мэйв и Джордино с трудом поднялись, оперлись о Питта и обратили взгляды к далекой надежде на убежище.

— Это не мираж! — просиял улыбкой Джордино.

— Я же говорила тебе, что кеа приведет нас в безопасную гавань, — тихо прошептала Мэйв на ухо Питту.

Но он не спешил ликовать.

— Мы туда еще не добрались. Нам придется вернуть парус на место и вычерпывать воду как заведенным, если мы хотим высадиться на берег этого островка.

Джордино прикинул расстояние, отделявшее их от острова, и улыбка померкла.

— Нашему дому-вдали-от-дома этого не одолеть, — предсказал он. — Авто развалится на части, когда мы будем на полпути к отелю.

39

Парус подняли, и каждый кусок веревки пошел на то, чтобы скрепить треснувший корпус. Мэйв правила рулем, Джордино работал черпаком как сумасшедший, а Питт без устали выплескивал воду за борт голыми руками. Покореженная посудина повернула носом прямо на вожделенный островок. Как ни долго пришлось ждать, а вот оно наконец, зримое доказательство того, что навигаторские занятия Питта себя оправдали.

Неимоверная усталость, полное истощение тяжелым камнем свалились с Питта и Джордино. Они словно отрешились от собственной плоти, перешли в тот мир, где физические страдания ничего не значат. Напрочь отказавшись признать себя побежденными, они горели одним-единственным стремлением: одолеть брешь, отделявшую лодку от манящего берега.

Ветер, наполнив парус, подталкивал суденышко к одинокой полоске земли на горизонте. Увы, не знающее жалости море и не думало отпускать своих пленников. Течение, ударяясь о берег, раздваивалось и петлей огибало остров. Им грозило, полюбовавшись на спасительную сушу, снова затеряться в Тихом океане.

— Кажется, нас проносит мимо! — испуганно вскрикнула Мэйв.

Безостановочно выплескивая поступавшую в лодку воду, Питт смотрел вперед. Поначалу ему показалось, что остров один, но когда расстояние сократилось до двух километров, он разглядел: островков два. Клочки земли разделяла протока шириной метров сто.

По ряби на поверхности воды и по разлетавшейся пене Питт определил: попутный ветер сменил направление. Это обстоятельство пошло на пользу: лодка взяла курс прямо на острова. «Слава богу! — подумал Питт. — Похоже, и рифов нет, потому что вода в этой южной дали слишком холодная для коралловых полипов. Иначе нас непременно разодрало бы в клочья».

Раздались — сначала приглушенно, а потом все отчетливее — громоподобные раскаты. Остановив на мгновение работу, Питт и Джордино обменялись взглядами. Оба узнали эти звуки: так грохочет прибой, разбиваясь о прибрежные скалы. Попутный ветер обернулся смертельной опасностью, приближая их к роковому концу. Радостные чаяния скитальцев ступить на твердую землю затмил страх захлебнуться в бурлящих водах.

Перед глазами Питта предстала не тихая гавань, а пара зловещих скал, круто выступавших из моря, на которые со всех сторон яростно набрасывались грозные валы прибоя. То были не тропические атоллы с манящими пляжами из белого песка и туземцами, приветственно машущими руками. Ни на одном из островков не было признаков обитания: ни дымков, ни построек. Бесплодные, открытые всем ветрам и безжизненные, островки казались загадочной сторожевой заставой из застывшей в скалу лавы; единственной растительностью на них были немногочисленные низкорослые кустики, похожие на высокие травы без цветов, да странные на вид деревья.

Питт поверить не мог, что ему и в третий раз придется сражаться с неподатливым камнем и водой. На краткий миг мысли его унеслись к «Снежной королеве», спасенной в последнюю минуту, к бегству с Кангита вместе с Мейсоном Бродмуром. Тогда в обоих случаях в его руках была мощь техники, позволившей ему уцелеть. Теперь же он боролся за жизнь на протекавшем суденышке с парусом не больше одеяла.

Питт где-то читал, что опытный моряк, оказавшись в бурлящем море, в первую очередь думает о том, как сохранить устойчивость судна. Хороший моряк не позволяет кораблю черпать воду и тем ухудшать плавучесть. «Жаль, — подумал Питт, — что написавшего это, кто бы он ни был, сейчас нет рядом».

— Если только не увидишь кусочка берега, куда можно пристать, — прокричал Питт Мэйв, — правь на проход между островами!

Милое личико Мэйв, осунувшееся и опаленное солнцем, напряглось. Молча кивнув, она крепко ухватила шкоты руля и все остатки сил вложила в то, чтобы выполнить задачу.

С каждой минутой вид зубчатых стен, вздымавшихся над бесноватым прибоем, делался все более грозным. Воды протекало в лодку столько, что мурашки по телу бегали. Джордино, не обращая внимания на приближавшуюся кутерьму, делал все, чтобы лодка не пошла у них из-под ног на дно. Перестань он вычерпывать воду — и последствия окажутся самыми гибельными. Десять секунд бесперебойного доступа морской воды в треснувшую лодку — и они утонут в пятистах метрах от берега. Забарахтаются в воде, и если даже их не прикончат акулы, то прибой и скалы — наверняка. Он черпал и черпал, не прерываясь ни на миг, целиком вверив свою судьбу в руки Питта и Мэйв.

Питт следил за ритмом волн, то набегавших на каменистый склон, то отступавших. Прикидывая расстояние между пенистыми гребнями впереди и за кормой, он высчитывал скорость прибоя. Откат волны сократился примерно до девяти секунд, а двигалась она со скоростью около двадцати двух узлов. Зыбь набегала на изрезанный покатый берег и резко сбивала волны, откатываясь от широкой излучины. Питту сейчас не нужен был опытный капитан, чтобы понять: их парусные возможности чрезвычайно ограниченны, их вряд ли хватит на маневрирование, которое позволит проскочить в щель. И еще одно страшило его: откатные волны, метнувшись от берегов обоих островков, бурно сталкивались в протоке, превращая вход в нее в сущий водоворот.

Под коленями, прижатыми к днищу лодки, Питт чувствовал напор очередной волны и хорошо представлял себе ее массу по вибрации дребезжавшего фибергласа. Несчастная посудина угодила в ситуацию, на которую создатели ее никогда и не рассчитывали. Питт не посмел выбросить плавучий якорь, чего требовали едва ли не все учебники для моряков при проходе через бушующее море. Он считал, что им, лишенным мотора, лучше всего двигаться по волнам. А тяга якоря наверняка разломила бы лодку, поскольку волны толкали ее вперед с чудовищной силой.

Питт повернулся к Мэйв:

— Постарайся держать нос лодки вон на ту темно-синюю часть воды.

— Попробую! — браво ответила она.

Под ритмичный рев прибоя они увидели вздымавшиеся к небесам брызги. Лишенная всякого управления, лодка беспомощна: причуды неуемного моря бросали ее куда угодно. Волны сделались выше. При более близком рассмотрении щель между двумя островками показалась Питту коварной западней, безмолвной сиреной, влекущей их к вечному покою. Однако выбираться в открытое море и идти вокруг островов было слишком поздно. Жребий брошен, и возврата нет.

Островки и кипящий ведьмовской котел вдоль неприветливых берегов скрылись за верхушками волн. Порыв свежего ветра потащил лодку к протоке.

Чем ближе они подходили, тем больше бесились волны. Не меньше бесился и Питт, подсчитав, что гребни волн вздымаются метров на десять, перед тем как свернуться и ударить. Мэйв тщетно билась с рулем. Лодка полностью оказалась во власти бушующей воды.

— Держись! — закричал Питт.

Он быстренько глянул за корму, чтобы запомнить положение лодки. Он знал: у волны самая высокая скорость на пике подъема. Волны прибоя накатывались колонной тяжелых грузовиков. Лодка упала на подошву волны, но им повезло, потому как вал разбился, едва миновав их, и они тут же попали на следующую волну, которая потащила их с головокружительной скоростью. Буруны бились и метались во все стороны, ветер срывал с них гребешки. Лодка опустилась, и на нее обрушилась следующая восьмиметровая волна. Лодку не пробило, она не ушла носом в воду и даже не опрокинулась. Просто шлепнулась вниз, на подошву следующей волны, подняв фонтан брызг.

Люди словно попали в гидравлический насос или очутились в неисправном лифте. Полное погружение, по ощущениям, тянулось минуты, хотя занимало не больше нескольких секунд. Сквозь пелену воды Мэйв казалась Питту расплывшейся, как в кривом зеркале, однако лицо ее в нимбе разметавшихся волос оставалось поразительно спокойным.

Три волны, а может, и больше прокатились через них с убывающей силой, потом они выскочили из бурунов и оказались на тихой воде, ярко освещенной солнцем. Питт резко мотнул головой, выплюнул соленую воду. С черных кудрей во все стороны полетели сверкающие капельки.

— Худшее позади! — радостно возопил Питт. — Мы пробились в протоку!

Добравшийся до протоки прибой угомонился, его катящиеся волны стали не выше обычного дверного порога. Поразительно, но лодка все еще держалась на плаву — как-то выстояла в перемалывающей свирепости сокрушительных бурунов. Единственный видимый ущерб — сорванный парус и мачта из весла, которые плавали на веревках неподалеку.

Джордино не переставал черпать, хотя стоял по грудь в воде. Он отплевывался, отирал соль с ресниц и продолжал швырять воду за борт, словно ничего нельзя уже было отложить на завтра, потому как никакого завтра не предвидится.

Корпус окончательно треснул пополам и едва держался на нейлоновых постромках и скобах, соединявших поплавки. Джордино признал поражение, обнаружив, что сидит по горло в морской воде. Тяжко дыша, он огляделся с непонимающим видом и пробормотал:

— И что теперь?

Прежде чем ответить, Питт погрузил лицо в воду и посмотрел на дно протоки. Видимость была исключительной: он разглядел песок и камень всего в десяти метрах под ними. Стайки ярко окрашенных рыбешек сновали туда-сюда, не обращая внимания на людей.

— Акул нет, — не скрывая радости, известил Питт.

— Они обычно избегают прибоя, — пояснила Мэйв сквозь позывы кашля, держась обеими руками за кормовой поплавок.

Течение прибивало их к северному островку. Твердая почва находилась всего в тридцати метрах. Питт глянул на Мэйв и усмехнулся:

— Спорим, что ты сильная пловчиха.

— Ты разговариваешь с австралийкой, — холодно отозвалась она, а потом добавила: — Напомни мне как-нибудь, чтобы я тебе показала свои медали за победы в плавании баттерфляем и на спине.

— Ал вне игры. Сможешь отбуксировать его к берегу?

— Это самое малое, что я могу сделать для него.

Питт показал на берег — песчаного пляжа не было, зато скала полого спускалась к воде.

— Похоже, подходящее место для приземления.

— А ты не желаешь, чтобы я за тобой вернулась?

Он покачал головой:

— Я приберегу себя для более важного дела.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, курорта тут еще не построили. А потому нам нужны съестные припасы и прочее. Я отбуксирую лодку к причалу. Будем считать, что он-то тут есть.

Питт помог Джордино перевалиться через полузатонувший поплавок, Мэйв подхватила его под подбородок как профессиональная спасательница и повлекла к берегу. Питт увидел хитрую улыбку на лице Джордино и его же поднятый вверх большой палец правой руки. «Вот подлый чертенок! — подумал Питт. — Радуется даровой прогулке».

Связав обрывки в длинный нейлоновый трос, Питт один конец примотал к полузатонувшему суденышку, а второй обернул вокруг талии и поплыл к берегу. Тяжесть оказалась слишком велика. Приходилось несколько раз останавливаться и подтягивать к себе лодку. Ему помогало течение, которое сбоку подталкивало груз к берегу. Одолев таким образом метров двадцать, Питт наконец-то почувствовал под ногами твердое дно. Он так устал, что у него едва хватило сил выразить признательность Мэйв с Джордино, когда те вошли в воду и помогли затащить лодку на берег.

— Быстро ты очухался, — сказал он Джордино.

— Мои способности к восстановлению всегда удивляли врачей.

— По-моему, он нагло использовал меня, — притворно насупилась Мэйв.

— А я думал, вам понравилось меня обнимать, — притворно удивился Джордино.

Выбравшись на берег, Питт и Мэйв вынуждены были сесть. Двухнедельная болтанка плохо сказалась на их способности сохранять равновесие. Джордино крепко облапил ствол с густой листвой. Когда головокружение прошло, Питт встал и сделал несколько неуверенных шагов. Одеревеневшие ноги слушались плохо. Только проковыляв метров двадцать и вернувшись обратно, Питт почувствовал, что суставы вновь действуют как надо.

Оттащив лодку подальше от воды, они несколько часов отдыхали, а потом поужинали вяленой рыбой, запивая ее дождевой водой, которую нашли в скальных выбоинах. Подкрепившись, друзья пошли осматривать остров. Смотреть, по правде говоря, было почти не на что. Островок, как и его сосед через протоку, оказался сплошной грудой окаменевшей лавы. Будь вода совершенно прозрачной, они бы увидели, что островки — это вершины потухших вулканов.

Джордино шагами измерил остров от берега до берега и объявил, что их прибежище составляет в ширину сто тридцать метров. Высота над уровнем моря — не больше десяти метров. Островок имел форму капли, вытянутой с севера на юг и наветренным изгибом обращенной на запад. Длина от закругленной части до заостренной не превышала километра. Плато походило на крепость, отбивающую непрерывное нападение волн.

Джордино сообщил, что обнаружил остатки парусника. Все поспешили к месту находки. Судно лежало, завалившись на левый борт, половина корпуса и киль отсутствовали. «Красивый был когда-то корабль», — представил себе Питт. Надводная часть парусника была выкрашена в бледно-голубой цвет, а то, что ниже ватерлинии, — в оранжевый. Хотя мачты и снесло, рубка уцелела и хорошо сохранилась. Путешественники внимательно осмотрели ее, прежде чем заглянуть внутрь.

— Отличное мореходное суденышко, — заметил Питт, — длина метров двенадцать, хорошая постройка, корпус из тикового дерева.

— Бермудский двухмачтовый кеч, — сказала Мэйв, проводя рукой по обветшалой и выбеленной солнцем обшивке. — У нас в морской лаборатории на острове Санта-Крус у одного сотрудника был такой. Мы на нем, бывало, меж островов шныряли. По морю тот кеч ходил — одно удовольствие.

Джордино оценивающе глянул на корпусную краску и паклю, которой судно конопатили:

— Судя по состоянию, парусник покоится тут лет двадцать, а может, и тридцать.

— Надеюсь, — тихонько произнесла Мэйв, — тех, кто попал в это заброшенное местечко, спасли.

Питт обвел рукой водные просторы:

— Уверен: ни один моряк, будучи в здравом уме, не свернет с курса, чтобы посетить сей уголок.

У Мэйв вдруг засияли глаза, она даже пальцами прищелкнула, будто поймала то, что пряталось глубоко в памяти.

— Их называют Титьками.

Питт с Джордино переглянулись и прыснули.

— Я не ослышался? Вы и в самом деле произнесли «титьки»? — поинтересовался Джордино.

— Есть такое старинное австралийское сказание о паре островков, похожих на женские груди. Островки, как гласит легенда, исчезают и появляются на манер Бригадуна.[225]

— Мне противна роль разоблачителя мифов, — шутливо заметил Питт, — но вынужден тебя разочаровать: эта скальная груда за последний миллион лет никуда не исчезала.

— Кроме того, островки совсем не похожи на молочные железы, а уж мне довелось их перевидать дай бог каждому, — пробурчал Джордино.

Мэйв окинула мужчин недовольным взглядом:

— Я передаю только то, что слышала. Эта парочка островов расположена к югу от Тасманова моря.

С помощью Джордино Питт забрался на парусник и через люк проник в рубку.

— Ободрана дочиста, — доложил он. — Все, что не было закреплено болтами, снято. Посмотрите, нет ли названия на транце.

Мэйв обошла корму и увидела выцветшие буквы.

— «Танцующая Дороти», — с трудом прочитала она.

Питт вылез из рулевой рубки.

— Надо поискать то, что снято с парусника. Команда могла припрятать кое-какие вещички, которые нам пригодились бы.

Они за полчаса с небольшим обошли побережье каплевидного островка. Потом избороздили плато, разделившись и образовав цепочку, чтобы охватить территорию пошире. Мэйв первой заметила топор, вбитый в трухлявый ствол причудливо изогнутого дерева.

Джордино высвободил топор и поднес к глазам:

— Нужная вещь.

— Странное дерево, — сказал Питт, оглядывая ствол. — Интересно, как оно называется.

— Тасманский мирт, — пояснила Мэйв, — или ложная береза. Достигает в высоту шестидесяти метров. Тут нет песчаного грунта, чтобы удерживать корневую систему, потому окружающие деревья столь низкорослы. Прямо сборище уродливых карликов.

Спустя несколько минут Питт углядел в скалистой расселине наконечник медной остроги для ловли рыбы. В нескольких метрах от расселины оказалась бревенчатая хижина, рядом с ней торчала мачта. Сооружение имело около трех метров в ширину и четырех — в длину. Бревна были переплетены ветками. Неизвестный строитель возвел надежное жилище: оно простояло под напором стихий не одно десятилетие.

Возле хижины лежало целое богатство, хотя и ржавое: аккумулятор и останки радиотелефона, прибор для определения направления, радиоприемник для получения сигналов точного времени и сводок погоды для сверки с хронометром, куча пустых консервных банок, тиковая доска с подвесным мотором, разные мореходные приспособления, тарелки и столовые приборы, кастрюли со сковородками и газовая плита.

— Прежние жильцы оставили захламленный дворик, — сказал Джордино, опускаясь на колени, чтобы обследовать бензиновый генератор для зарядки судовых аккумуляторов, которые давали питание оборудованию, разбросанному возле хижины.

— Может, они все еще в доме, — тихо выговорила Мэйв.

Питт улыбнулся ей:

— Зачем гадать? Зайди и посмотри.

Она затрясла головой:

— Только не я. Входить в неизвестные места — это мужское дело.

«Женщины воистину существа загадочные, — подумал Питт. — Мэйв, которая столько ужасов и опасностей пережила за прошедшие несколько недель, не может заставить себя войти в хижину!» Он нагнулся, чтобы не удариться о притолоку, и шагнул в темноту.

40

Питт постоял минуту-другую зажмурившись, чтобы глаза привыкли к полумраку. Помещение освещалось через дверной проем и щели между бревнами. Воздух был тяжелый, пахло затхлостью и гнилым деревом.

Питт увидел скелет. Кости лежали на деревянной койке. По мощному черепу Питт определил, что останки принадлежали мужчине. Зубы выпали, судя по челюсти, от цинги.

Лохмотья шорт прикрывали кости таза, а палубные тапки на резиновой подошве — кости стоп. Скелет был тщательно обглодан разными букашками. Череп украшал клок рыжих волос. Кости рук лежали на грудной клетке. Под ними Питт обнаружил вахтенный журнал в кожаной обложке. Быстрый осмотр помещения показал, что владелец принялся хозяйствовать вполне рачительно, воспользовавшись имуществом со своего разбитого корабля. Паруса с «Танцующей Дороти» были расправлены по потолку, чтобы ветер и дождь не проникали сквозь переплет ветвей на крыше. На письменном столе лежали карты Британского адмиралтейства, стопка книг со схемами проводки судов, таблицами приливов и отливов, описаниями навигационных огней и радиосигналов и штурманский альманах. Рядом стояла полка, уставленная брошюрами и книгами, заполненными указаниями, как управлять судном с электронным оборудованием и на механической тяге. На маленьком столике возле койки в тонко выделанных корпусах из красного дерева хранились хронометр и секстант. Под столиком располагались компас со стрелкой и компас с вращающейся картушкой. К складному обеденному столику был приставлен штурвал, на рукоятке которого висели два бинокля.

Питт бережно извлек вахтенный журнал из-под костей и вышел из хижины.

— Что нашел? — спросила Мэйв, сгорая от любопытства.

— Позвольте, я угадаю, — сказал Джордино. — Огрома-а-адный сундук, набитый сокровищами пиратов.

Питт покачал головой:

— Не в этом плавании. А нашел я человека, который посадил «Танцующую Дороти» на скалы. Он так и не выбрался с этого острова.

— Он умер? — спросила Мэйв.

— Гораздо раньше, чем ты родилась.

Джордино заглянул в хижину:

— Хотел бы я знать, каким ветром его занесло в такую даль от проторенных путей.

Питт раскрыл журнал:

— Ответы должны быть тут.

Мэйв удивленно уставилась на страницы:

— Ты рассчитываешь разобрать, что там написано?

— Да. Журнал хорошо сохранился, а почерк очень разборчивый. — Питт присел на камень, пролистал несколько страничек. — Его звали Родни Йорк. Он был среди двенадцати яхтсменов, в одиночку пустившихся в кругосветное плавание. Старт был дан в Англии, в Портсмуте, спонсором гонок явилась какая-то лондонская газета. Первый приз — двадцать тысяч фунтов стерлингов. Йорк отправился из Портсмута двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот шестьдесят второго года.

— Бедняга пропал без вести на тридцать восемь лет, — грустно заключил Джордино.

— Шел девяносто седьмой день плавания, он прилег соснуть на несколько часов, и в это время «Танцующая Дороти» столкнулась… — Питт умолк и улыбнулся, бросив взгляд на Мэйв, — с тем, что он называл Невзгодами.

— Йорк, должно быть, не изучал австралийский фольклор, — сказал Джордино.

— Судя по записям, — продолжил Питт, — Родни показал хорошее время в южной части Индийского океана, после того как обогнул мыс Доброй Надежды. Затем он в «ревущих сороковых» вышел на прямой курс через Тихий океан к Южной Америке и Магелланову проливу. По его прикидкам, он лидировал в гонке, когда вышел из строя генератор и Йорк потерял связь с внешним миром.

— Это многое объясняет, — сказал Джордино, заглядывая в журнал через плечо Питта. — Посмотрел я на его генератор. Двухцилиндровый движок в плачевном состоянии. Йорк пытался починить его, но не сумел. Я попробую, только сомневаюсь, что у меня получится лучше.

Питт пожал плечами:

— А как бы хорошо было воспользоваться радио Йорка, чтобы позвать на помощь.

— Что он пишет, после того как оказался на необитаемом острове? — требовательно спросила Мэйв.

— Робинзоном Крузо он не был. Когда яхту ударило о скалы и разворотило, он потерял большую часть запасов продуктов. Когда позже кеч вынесло на берег после шторма, он спас немного консервов, но они скоро закончились. Попробовал рыбачить, но ловил столько, что едва-едва хватало, чтобы оставаться в живых, даже при том, что удалось отыскать каких-то скальных крабов и подбить пять-шесть птиц. В конце концов организм стал сдавать. На этом мерзком прыщике на океанской глади Йорк продержался сто тридцать шесть дней. Вот его последняя запись: «Больше не могу ни стоять, ни передвигаться. Слишком ослаб, чтоб хоть что-то делать, кроме как лежать тут и умирать. Как жаль, что не увидеть мне больше восхода солнца над заливом в моем родном Корнуолле. Этому уже не бывать. Если кто-то найдет этот журнал и письма, которые я написал жене и трем дочерям, пожалуйста, позаботьтесь, чтобы они их получили. Я прошу у них прощения за огромные душевные страдания, которые, знаю, причинил им. Моя неудача не столько из-за какого-то просчета, сколько оттого, что не повезло. Рука устала писать. Молюсь, как бы не сдаться слишком скоро».

— Зря он рассчитывал, что его скоро отыщут, — сказал Джордино. — А вообще-то в голове не укладывается, что он пролежал тут десятки лет и ни разу сюда не заглянули ни команда проходящего судна, ни научная экспедиция.

— Опасности оказаться во власти бурунов и неприветливых скал вполне достаточно, чтобы превозмочь всякое любопытство, хоть научное, хоть какое другое, — ответствовал Питт.

Мэйв заплакала:

— Бедные его жена и дети, должно быть, все эти годы гадали, где он, что с ним.

— В последний раз Йорк брал пеленг на маяк на юго-восточном мысе Тасмании. — Питт снова зашел в хижину и вернулся с адмиралтейской картой Тасманова моря. Расстелив ее на земле, внимательно поизучал, поднял голову и сказал: — Я понимаю, почему Йорк назвал эти скалы Невзгодами. Именно так они обозначены на карте адмиралтейства.

— И на сколько дальше нас занесло, чем ты рассчитывал? — спросил Джордино.

Питт достал циркуль-измеритель, который прихватил со стола в хижине, и замерил расстояние до того места, которое вычислил с помощью своей алидады.

— Я так полагаю, что километров на сто двадцать дальше к юго-западу.

— Не так уж и плохо, если учесть, что ты не знал, в каком точно месте Дорсетт выкинул нас со своей яхты.

— Да, — скромно признал Питт. — Это обнадеживает.

— Так где в точности мы находимся? — спросила Мэйв, утирая ладонями мокрые щеки.

Питт ткнул пальцем в крошечную черную точку посреди моря синевы:

— Вот тут, на этой песчинке, примерно в девятистахшестидесяти пяти километрах от города Инверкаргилл, что в Новой Зеландии.

— Кажется так близко, когда по карте смотришь, — тоскливо заметила Мэйв.

Джордино сорвал с запястья часы и принялся тереть их стеклом о рубашку.

— Не так уж и близко, когда подумаешь, что никто не удосужился заглянуть к бедняге Родни почти за сорок лет.

— Давайте поменяем точку зрения, — заразительно улыбнулся Питт. — Представьте, что вы скормили тридцать восемь долларов четвертаками игровым автоматам в Лас-Вегасе и ничего не выиграли. Закон средних чисел должен оправдать себя на следующих двух четвертаках.

— Дурное сравнение, — пробурчал Джордино.

— Это почему?

Джордино многозначительно указал взглядом в сторону хижины:

— Да потому, что нам нипочем не разжиться двумя четвертаками.

41

— В нашем распоряжении девять дней, — гласил Сэндекер, обводя взглядом небритых мужчин и поблекших женщин, сидевших вокруг стола в его укромном зале для совещаний.

То, что еще несколько дней назад было уютным и опрятным местом сбора ближайших сотрудников адмирала, ныне напоминало боевой штаб во время осады. Фото, морские карты, торопливо набросанные поясняющие рисунки как попало лепились на тиковые панели стен, бирюзовый ковер был усеян обрывками бумаги, а столешница из куска погибшего корабля заставлена чашками с кофе, завалена блокнотами, исписанными расчетами, загромождена батареей телефонов и громадной пепельницей с окурками адмиральских сигар. Сэндекер был единственным из присутствующих, кто позволял себе курить, но система очистки воздуха была поставлена на максимум, дабы уносить табачное зловоние.

— Время против нас, — сказал доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс. — Просто физически невозможно создать рефлекторную установку и успеть разместить ее до крайнего срока.

Гений акустики и его сподвижники находились в Аризоне, Сэндекер со своими сотрудниками — в федеральном округе Колумбия, но общались они так, словно их не разделяли тысячи километров. Перед спаянными рядами оптоволоконных и компьютерных чудес отступают часовые пояса и пространства.

— Обоснованный вывод, — согласился Сэндекер. — Если только мы не сумеем использовать существующий рефлектор.

Эймс снял голубоватые двухфокусные очки и поднял их на просвет, словно проверяя, не замутились ли стекла. Убедившись, что очки чистые, доктор снова водрузил их на нос.

— По моим расчетам, — заявил он, — нам потребуется параболический рефлектор размером с центральный круг футбольного поля, а то и больше, с воздушным зазором между поверхностями для отражения звуковой энергии. Просто представить себе не могу, кто изготовит это в такое короткое время.

Сэндекер взглянул через стол на усталого Руди Ганна, у которого от бессонницы за толстыми стеклами очков воспаленно краснели глаза.

— Руди, есть идеи?

— Я изучил все логические возможности, — отозвался Ганн. — Доктор Эймс прав: вопрос об изготовлении в требуемый срок рефлектора рассмотрению не подлежит. Наша единственная надежда — найти существующую установку и доставить ее на Гавайи.

— Ее придется разобрать, по частям доставить по морю, а потом снова собрать, — вмешался в разговор Хайрем Йегер, отрываясь от настольного компьютера, подключенного к базе данных на десятом этаже. — Ни один известный самолет не способен перебросить целиком столь громоздкий предмет по воздуху.

— Если рефлектор будет перевозиться из Соединенных Штатов, где, предположим, он отыщется, то переправлять его придется на морском судне.

— А где найти такое судно? — задал вопрос Ганн, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Нефтяной танкер или авианосец, — предложил Сэндекер.

Ганн ухватился за его слова:

— Взлетной палубы авианосца более чем достаточно для переброски рефлекторного щита, размеры которого обозначил доктор Эймс.

— Скорость нашего новейшего ядерного авианосца засекречена, но, судя по намекам из военного ведомства, он способен резать волны на пятидесяти узлах. Масса времени, чтобы совершить переход из Сан-Франциско в Гонолулу до крайнего срока.

— Семьдесят два часа, — уточнил Ганн.

Сэндекер глянул на настольный календарь с вычеркнутыми миновавшими днями:

— Значит, остается ровно пять дней на поиски рефлектора, доставку его в Сан-Франциско и установку в зоне схождения.

— Расписание жесткое, даже если бы рефлектор был под рукой, — раздумчиво произнес Эймс.

— А как глубоко его предстоит погрузить? — обратился Йегер к изображению Эймса.

Будто только этого и ждала, миловидная женщина лет двадцати пяти передала Эймсу карманный калькулятор. Тот отстукал несколько цифр, проверил результат и поднял взгляд:

— Принимая во внимание множество факторов, рефлектор следует установить на глубине сто семьдесят метров.

— Проблема номер один для нас — течение, — подал голос Ганн. — Кошмарным делом обернется попытка удержать рефлектор на одном месте достаточно долго, чтобы отразить удар звуковых волн.

— Усадите за решение этой проблемы наших лучших инженеров, — распорядился Сэндекер. — Им придется сконструировать такую систему погружения, которая стабильно удерживала бы рефлектор.

— Как мы можем быть уверены в том, что перефокусированные звуковые волны направятся прямиком к острову Гладиатор? — спросил Йегер Эймса.

Эймс бесстрастно покрутил концы усов, свисавших поверх бороды.

— Если факторы, влияющие на распространение акустической волны — такие, например, как засоленность и температура воды, — останутся неизменными, энергия должна вернуться к источнику по первоначальному пути.

Сэндекер обратился к Йегеру:

— Сколько народу на острове Гладиатор?

Йегер сверился с компьютером:

— Согласно космической фотосъемке, численность населения составляет шестьсот пятьдесят человек, большинство из которых — шахтеры.

— Рабы, вывезенные из Китая, — буркнул Ганн.

— Не покалечим ли мы все живое на острове? — спросил Сэндекер Эймса.

Доктору-акустику снова без промедления передали лист бумаги. Изучив его, Эймс поднял взгляд:

— Если наш анализ точен, то возвратная волна будет слабее атакующей на двадцать восемь процентов. Она не способна серьезно повредить ни человеку, ни животному.

— Какой, по-вашему, окажется физическая реакция?

— Головная боль, головокружение и легкая тошнота — вот и все недуги.

— Все это не имеет значения, если мы не успеваем вовремя доставить рефлектор на место, — напомнил Ганн, разглядывая карту на стене.

Сэндекер в задумчивости побарабанил пальцами по столу:

— Что возвращает нас к стартовой отметке.

Женщина средних лет, одетая в строгий синий костюм, мрачно посмотрела на адмирала. До того она лениво созерцала полотно на стене, то, что изображало знаменитый авианосец «Интерпрайз». Звали женщину Молли Фарадей, когда-то она работала аналитиком в Агентстве национальной безопасности, а потом, поддавшись уговорам Сэндекера, перешла в НУМА и стала координатором разведывательного подразделения. У Молли были мягкие каштановые волосы и карие глаза. Охарактеризовать ее можно было одним словом: класс.

— По-моему, я нашла решение проблемы, — ровным тихим голосом выговорила она.

Адмирал кивнул:

— Вам слово, Молли.

— Насколько мне известно, авианосец Военно-морских сил «Теодор Рузвельт» стоит в Перл-Харборе и дожидается починки лифта на взлетную палубу. После ремонта он отправится на соединение с Десятым флотом, базирующимся возле Индонезии.

Ганн с любопытством взглянул на Молли:

— Вы уверены?

Молли мило улыбнулась:

— Во всяком случае, так было вчера.

— Ход ваших мыслей я понял, — сказал Сэндекер. — Только зачем нам авианосец, если нет рефлектора?

— Насчет авианосца — это была побочная мысль, — пояснила Молли. — Прежде всего я вспомнила о командировке в Центр сбора спутниковой информации на гавайском острове Ланаи.

— Я и не знал, что на Ланаи есть такой центр, — сказал Йегер. — Мы с женой медовый месяц там провели — весь остров объездили, но не заметили никаких признаков наземной спутниковой станции.

— Сооружения и параболический отражатель находятся внутри потухшего вулкана Палаваи. Ни местных жителей, ни туристов к этому месту не подпускают.

— Помимо слежения за пролетающими спутниками, — спросил Эймс, — чем еще занимается станция?

— За пролетающими советскими спутниками, — подправила его Молли. — По счастью, у прежних советских военачальников был бзик: они направляли свои спутники-шпионы на военные базы на Гавайских островах после того, как те пролетали над основной территорией Штатов. Наша задача состояла в том, чтобы с помощью мощных микроволновых сигналов пробиться в их преобразователи информации и вывести из строя систему разведывательной фотографии. Насколько ЦРУ смогло выяснить, русские так и не сообразили, отчего их фотографии с разведывательных спутников все время получались смазанными. Примерно к тому времени, когда Советский Союз развалился, станция утратила свое значение и ее заменили новейшие приборы космической связи. Тогда гигантскую антенну станции стали использовать для ловли сигналов из дальнего космоса. Ныне, насколько я понимаю, устаревшая техника совсем пришла в негодность, хотя станция по-прежнему строго охраняется.

Йегер тут же перешел к сути дела:

— Насколько велик параболический рефлектор?

Молли, чтобы сосредоточиться, на некоторое время уткнулась лицом в ладони. Затем она опустила руки и сказала:

— Кажется, его диаметр равен восьмидесяти метрам.

— Площадь поверхности даже больше, чем требуется, — заметил из Аризоны Эймс.

— Как по-вашему, военные позволят нам позаимствовать рефлектор? — задал вопрос Сэндекер.

— Еще и приплатят, лишь бы избавиться, — посулила Молли.

— Придется разобрать его на части и перебросить на самолетах в Перл-Харбор, — сказал Эймс. — Если, конечно, вам удастся заполучить авианосец «Теодор Рузвельт» для транспортировки рефлектора в район схождения акустических волн.

Сэндекер обратился к Молли:

— Я испробую силу своего убеждения на министерстве, Военно-морском флоте, а вы попробуйте обольстить Агентство национальной безопасности.

— Возьмусь за это немедленно, — заверила Молли.

Лысеющий мужчина в очках без оправы, сидевший ближе к концу стола, поднял руку.

Сэндекер с улыбкой кивнул ему:

— Вы сегодня что-то очень смирный, Чарли. Должно быть, вынашиваете замечательную идею. Не пора ли родить?

Доктор Чарли Бейкуэлл, главный геолог НУМА, вынул кусок жвачки изо рта и аккуратно завернул в бумажку. Выбросив жвачку в мусорную корзину, он отдал поклон голографическому изображению доктора Эймса:

— Насколько я все это понимаю, доктор Эймс, сама по себе энергия звука не способна разрушать человеческие ткани, но, усиленная резонансом, образующимся в скальных пустотах, на которые воздействует акустическое шахтное оборудование, частота ее сокращается до того, что энергия переносится на громадные расстояния. Когда потоки ее совмещаются в одном океанском районе, звук обретает такую силу, что способен повредить ткани человека.

— В основном вы все правильно поняли, — подтвердил Эймс.

— Тогда у меня вопрос: не отразится ли возвратная энергия от острова Гладиатор?

Эймс кивнул:

— Совершенно верно. В том случае, если акустическая волна ударит в подводную часть острова, не выходя на поверхность, она рассеется в самых разных направлениях, что резко сократит возможность каких бы то ни было гибельных последствий.

— Меня интересует сам момент воздействия на остров, — продолжил диалог Бейкуэлл. — Я просмотрел материалы о геологических обследованиях Гладиатора, проведенных по заказу «Дорсетт консолидейтед майнинг» почти пятьдесят лет назад. Вулканы в противоположных концах острова не потухшие, а уснувшие. И спят они меньше семи сотен лет. Людей не было поблизости во время их последнего извержения — анализ застывшей лавы датирует его примерно серединой двенадцатого века. Последующие годы характеризовались чередованием периодов пассивности и слабых сейсмических возмущений.

— Чарли, вы к чему клоните? — спросил Сэндекер.

— Клоню я к следующему, адмирал. Если катастрофическая мощь акустической энергии ударит в основание острова Гладиатор, то это вполне может привести к сейсмической катастрофе.

— Извержение? — бросил Ганн.

В ответ Бейкуэлл кивнул.

— И каковы, по вашему мнению, шансы того, что это случится? — поинтересовался Сэндекер.

— Абсолютно точного способа предсказать любой уровень сейсмической или вулканической активности не существует, но я знаком с очень знающим вулканологом, который в таком раскладе поставит один свой против пяти ваших.

— Один шанс извержения из пяти, — произнес Эймс, обращаясь к Сэндекеру. — Боюсь, адмирал, что теория доктора Бейкуэлла ставит наш проект в категорию неприемлемо рискованных.

Сэндекер ни секунды не промедлил с ответом:

— Простите, доктор Эймс, но жизни миллиона, если не больше, жителей Гонолулу вкупе с десятками тысяч туристов и военного персонала, расположенного на базах вокруг Оаху, превосходят кучку шахтеров.

— Мы можем предупредить владельцев «Дорсетт консолидейтед», чтобы они эвакуировали людей с острова? — подал голос Йегер.

— Нужно попытаться, — решил Сэндекер. — Только, зная Артура Дорсетта, я уверен: он отмахнется от любого предостережения как от пустой угрозы.

— А если, предположим, отразить акустическую энергию куда-то еще? — предложил Бейкуэлл.

Лицо Эймса выразило сомнение.

— Если интенсивный поток сойдет с проторенного пути, то возникнет опасность, что он ударит по Иокогаме, Шанхаю, Маниле, Сиднею, Окленду или какому-либо еще многонаселенному приморскому городу.

В зале повисла тишина; все лица, в том числе и голографические, обратились к Сэндекеру. Адмирал отрешенно поиграл незажженной сигарой. Он задумался не о судьбе острова Гладиатор. Мысли его, одновременно омраченные печалью и воспламененные гневом, были о том, что Артур Дорсетт бросил в пасть бушующего моря его, адмирала, лучших друзей. В конце концов ненависть взяла верх над гуманностью.

Сэндекер поднял взгляд на изображение Сэнфорда Эймса:

— Рефлектор, доктор, нужно нацелить на остров Гладиатор. Если мы не остановим Дорсетта, причем в самое ближайшее время, его уже никто никогда не остановит.

42

Личный лифт Артура Дорсетта в ювелирном торговом центре был бесшумный. О движении кабины свидетельствовало только мелькание цифр над дверями. На сей раз кабина мягко остановилась на последнем этаже. Гейб Страузер вышел на площадку и направился в открытый дворик. Там его поджидал Артур Дорсетт.

Удовольствия от встречи с белой вороной алмазного мира Страузер не испытывал. Они знали друг друга с детства, а тесные связи между семействами Страузер и Дорсетт длились куда больше столетия. Это Артур отказался иметь дело с фирмой «Страузер и сыновья». Разрыв был далеко не мирным. Дорсетт холодно велел своим адвокатам уведомить Гейба Страузера, что надобность в услугах его предприятия отпала. Топор опустился не во время перепалки лицом к лицу, а в телефонном разговоре. Такое обращение сильно уязвило Страузера, и он затаил злобу.

Спасая почтенную старинную фирму от краха, Страузер присоединился к южноафриканскому картелю и в конце концов перевел свою штаб-квартиру из Сиднея в Нью-Йорк. Со временем он сумел стать членом совета директоров. Поскольку бизнесменам картеля вести дела в Соединенных Штатах не дозволяло тамошнее антимонопольное законодательство, действовали они под крышей фирмы «Страузер и сыновья», за что и отблагодарили Гейба респектабельным постом.

Страузер не приехал бы сюда, если бы совет директоров не запаниковал от слухов про намерение «Дорсетт консолидейтед майнинг» похоронить рынок алмазов. Для того чтобы предотвратить катастрофу, действовать приходилось решительно и быстро. Страузер оказался единственным участником картеля, близко знакомым с Дорсеттом, поэтому именно ему совет директоров поручил убедить ошалевшего магната не обрушивать цены.

Артур Дорсетт шагнул вперед и энергично потряс руку Страузеру:

— Давненько не виделись, Гейб, слишком давно.

— Благодарю за то, что согласился повидаться со мной, Артур. — Тон у Страузера был вежливый, если не считать слабой нотки отвращения. — Насколько помню, твои адвокаты приказали мне впредь никогда не обращаться к тебе.

Дорсетт равнодушно пожал плечами:

— Давно минувшие дела. Давай-ка забудем о том, что произошло, и поговорим о былых временах за обедом.

Он повел рукой в сторону стола, накрытого под деревом, огороженным пуленепробиваемым стеклом. Отсюда открывался изумительный вид на сиднейскую гавань.

Полная противоположность грубому, мужиковатому алмазному магнату, Страузер в свои шестьдесят с небольшим лет был поразительно привлекателен: густая шапка хорошо ухоженных, отливавших серебром волос, удлиненное лицо с высокими скулами и точеным носом, которому позавидовали бы большинство голливудских кинозвезд, здоровые ослепительно-белые зубы, подтянутая фигура, атлетическое тело и покрытая ровным загаром кожа. Ростом Гейб был всего на несколько сантиметров ниже громадины Дорсетта. Чуть приподняв подбородок, он смотрел на Дорсетта как кошка, готовая метнуться прочь от соседского пса.

На нем был превосходно сшитый костюм из тончайшей шерсти, строгий, но с неброской отделкой, с которым гармонировали дорогой шелковый галстук, итальянские туфли ручной работы, зеркально начищенные, и запонки с опалами. Он производил впечатление человека, не чуждого веяниям моды.

Дружелюбный прием немного смутил Гейба. Дорсетт, казалось, изображал персонажа из какой-то дурной пьесы. Страузер ждал безрадостного противоборства. И конечно же, не рассчитывал на хлебосольное радушие. Не успел он сесть за стол, как Дорсетт подал знак официанту. Тот извлек из серебряного ведерка со льдом бутылку шампанского и налил в бокал Страузера. Сам Дорсетт предпочел пиво, причем пил прямо из банки, что удивило Гейба.

— Когда это картельное дерьмо заявило, что шлет в Австралию своего представителя для переговоров, — сказал Дорсетт, — мне и в голову не пришло, что они тебя посылают.

— Директорам показалось, что я могу проникнуть в твои замыслы, основываясь на нашем былом сотрудничестве. Вот и попросили меня выяснить, с чего это в нашей среде пошли слухи, будто ты вот-вот станешь по дешевке сбывать камни, чтобы загнать рынок в угол. Причем не промышленные алмазы, а драгоценные камни высокого качества.

— Где ты такое слышал?

— Артур, ты стоишь во главе империи из тысяч людей. Утечки от недовольных служащих — это образ жизни.

— Прикажу своей службе безопасности начать расследование. Я не уживаюсь с предателями, тем более получающими от меня деньги.

— Если слухи верны, то рынок алмазов ожидает глубокий кризис, — продолжил Страузер. — Мне поручено сделать тебе весомое предложение, если ты придержишь камни.

— Гейб, недостатка в алмазах нет и никогда не было. Тебе известно, что вам меня не купить. Целая дюжина картелей не помешает мне продать мои камни.

— Ты ведешь себя глупо, Артур. Из-за отказа сотрудничать ты теряешь миллионы.

— А рассчитываю получить миллиарды, — многозначительно обронил Дорсетт.

— Значит, это правда? — спокойно поинтересовался Страузер. — Ты копил камни, чтобы при случае сорвать крупный куш?

Дорсетт взглянул на него и улыбнулся, обнажив желтые зубы:

— Разумеется, это правда. Все, за исключением крупного куша по-быстрому.

— Отдаю тебе должное, Артур, ты откровенен.

— Мне нечего скрывать, тем более сейчас.

— Ты не сможешь и дальше действовать как заблагорассудится, словно никакой системы не существует. В убытке окажутся все.

— Легко тебе и твоим приятелям по картелю говорить, когда вы монопольно держите в своих руках всю мировую добычу алмазов.

— Зачем будоражить рынок? — попробовал урезонить его Страузер. — К чему раз за разом резать друг другу глотки? Зачем вносить разлад в стабильный и процветающий бизнес?

Дорсетт остановил его жестом. Кивнул официанту, подававшему салат из омаров. Затем уставился прямо Страузеру в глаза:

— Я не по причуде действую. У меня на складах по всему миру скопилось больше сотни тонн алмазов, и еще десяток тонн готовятся к отправке, пока мы тут говорим. Потребуется еще несколько дней, чтобы обработать их и огранить. Я намерен продавать их через сеть магазинов «Дома Дорсетта» по десять долларов за карат. Когда я закончу, рынок обрушится и бриллианты утратят свою притягательность и как предмет роскоши, и как хранилище капитала.

Страузера будто оглушило. Раньше ему казалось, что рыночная стратегия Дорсетта состоит в том, чтобы временно сбросить цены и получить быструю прибыль. И вот теперь он понял чудовищность грандиозного замысла.

— Ты же пустишь по миру тысячи розничных и оптовых торговцев, в том числе и себя самого. Что, скажи на милость, можно выиграть, надев петлю на шею и прыгнув с табуретки?

Дорсетт положил вилку рядом с тарелкой, залпом допил пиво, знаком велел подать еще банку. И только потом ответил:

— Я сейчас сижу на том же стуле, на каком сотню лет картель сидел. У них под контролем восемьдесят процентов мирового рынка алмазов. А я контролирую восемьдесят процентов мирового рынка драгоценных самоцветов.

Страузер почувствовал легкое головокружение.

— Я и не знал, что у тебя так много копей цветных камней.

— И никто на всем свете пока этого не знает. Ты первый, не считая семьи. Дело было долгое и нудное, в нем участвовали десятки взаимосвязанных корпораций. Я выкупил все до единой крупные копи, добывающие самоцветы. После того как бриллианты обесценятся, я выведу на сцену цветные драгоценные камни. Я начну продавать их со скидкой, чтобы взвинтить спрос. Потом я постепенно подниму розничные цены, получу прибыль и развернусь.

— Ты всегда был рвачом и негодным актером, Артур. Но даже тебе не развалить того, что создавалось целое столетие.

— В отличие от картеля я не собираюсь давить конкуренцию на уровне розницы.

— Ты ведешь сражение, победить в котором никому не дано. Прежде чем ты обрушишь рынок алмазов, картель сломает тебя. Мы пустим в ход все международные финансовые и политические рычаги, какие только есть, чтобы остановить тебя.

— Против ветра дуешь, дружок, — добродушно отозвался Дорсетт. — Канули дни, когда покупатели пресмыкались в ваших помпезных и всесильных конторах в Лондоне и Йоханнесбурге. Канули дни, когда они сапоги вам лизали, лишь бы попасть в реестр постоянных покупателей. Больше никаких задворок, чтобы обойти вашу хорошо смазанную машину и приобрести необработанные камни. Никогда больше международная полиция и ваши наемные службы безопасности не станут симулировать борьбу с людьми, которых вы обозвали преступниками, потому что они дали втянуть себя в ваш искусственно созданный миф о контрабанде и наживе на том, что ваши мелкие сошки бесстыдно разрекламировали как великий и ужасный рынок бриллиантов. Больше никаких препон в создании громадного спроса. Вы оболванили правительства, заставив их принять законы, которые направляли торговые потоки бриллиантов в ваши — и только в ваши — карманы. Законы, которые запрещали мужчине или женщине на законном основании продать природный алмаз, найденный на садовом участке. Теперь наконец-то давняя иллюзия бриллиантов как ценности развеется: еще несколько дней — и ее объявят сгинувшей.

— Тебе не перебить нас ценой, — сказал Страузер, с трудом сохраняя спокойствие. — Нам ничего не стоит потратить сотни миллионов на рекламу и восхваление любви к бриллиантам.

— А ты не думаешь, что я это учел и к этому подготовился? — Дорсетт рассмеялся. — Я не меньше вашего вложу в бюджет собственной рекламной кампании, расписывающей хамелеоновы чары драгоценных самоцветов. Вы хлопочите о продаже одного-единственного камушка для обручального кольца, а я разверну широкое многоцветье; самоцветы изменят мир моды. Моя кампания пройдет под лозунгом «Расцвети свою любовь». Но и это еще половина дела, Гейб. Еще я намерен вбить в башку великой черни, насколько по-настоящему редки драгоценные самоцветы по сравнению с алмазами, которых пруд пруди. Увидишь, я сумею отвадить покупателей от бриллиантов.

Страузер вскочил на ноги и, швырнув салфетку на стол, выпалил:

— Твое сумасбродство угрожает благосостоянию многих людей. Долг честного человека — помешать тебе внести сумятицу в рынок.

— Не будь дураком, — осклабился Дорсетт. — Присоединяйся. Брось бриллианты, переходи на службу к драгоценным самоцветам. Шевели мозгами, Гейб. Цвет — вот волна, которая взметнет будущий рынок ювелирных изделий.

Страузер усилием воли сдержал гнев, рвущийся наружу.

— Моя семья торговала алмазами в десяти поколениях. Я жил и дышал бриллиантами. И не мне поворачиваться спиной к традициям. У тебя, Артур, грязные руки и скверная душа. Я лично буду бороться с тобой по всем статьям до тех пор, пока ты не перестанешь влиять на рынок.

— Поздно спохватился, — холодно произнес Дорсетт. — Стоит только драгоценным самоцветам завоевать рынок, как бриллиантовая мания исчезнет в одну ночь.

— Не исчезнет, если я встану на защиту.

— Ты что собираешься делать?

— Предупредить совет директоров о твоих намерениях. Пусть картель предпримет незамедлительные меры, чтобы сорвать твои планы.

Дорсетт мрачно посмотрел на Страузера:

— Не думаю, что это возможно.

Страузер не уловил смысла сказанного и повернулся, собираясь уйти.

— Раз ты не прислушиваешься к голосу разума, мне нечего больше сказать. Счастливо оставаться, Артур.

— Погоди, Гейб, у меня есть для тебя подарок.

— Мне от тебя ничего не нужно! — сердито вскричал Страузер.

— Ну это ты, мне кажется, оценишь, — жестко засмеялся Дорсетт. — А впрочем, если подумать, наверное, не оценишь. — Он взмахнул рукой: — Давай, Боудикка, давай.

Женщина-великан вдруг выросла за спиной Страузера и прижала обе его руки к бокам. Торговец бриллиантами попытался освободиться и затих, оцепенело уставившись на Дорсетта.

Тот глянул на Страузера и обезоруживающе развел руками:

— Ты пренебрег обедом, Гейб. Я не могу позволить тебе уйти голодным. А то еще подумаешь, что я негостеприимен.

— Ты безумец, если полагаешь, что можешь запугать меня.

— Я и не собираюсь тебя запугивать, — произнес Дорсетт с садистским наслаждением. — Я собираюсь насытить тебя.

По сигналу отца Боудикка запрокинула Страузеру голову и оттянула подбородок. Дорсетт поднялся и вставил большую пластиковую воронку между прекрасными белыми зубами. В глазах торговца бриллиантами появился ужас, и его охватило состояние шока. Боудикка крепче обхватила пленника и сказала, млея от жуткого предвкушения:

— Готово, папочка.

— Раз ты жил и дышал алмазами, мой старый друг, значит, сможешь и переварить их, — проговорил Дорсетт, поднял со стола соусницу и принялся сыпать мелкие бриллианты прямо в горло Страузера. Соусницу он держал правой рукой, а левой зажимал нос несчастному. Гейб засучил ногами, но тщетно. Боудикка держала его как питон.

Страузер начал судорожно глотать бриллианты, надеясь избежать удушения, но их было слишком много. Вскоре пелена смерти заволокла голубовато-зеленые, как у кошки, глаза. Сверкающие камушки застучали о пол.

43

Два дня на суше — и каждый почувствовал, будто восстал из мертвых. Площадку возле хижины Йорка очистили от мусора, каждая вещь подвергалась осмотру. Мэйв отказывалась входить в хижину даже после того, как останки Родни Йорка упокоились в лощинке, частично заполненной песком. Из старых парусов, найденных в хижине, Питт и Джордино соорудили укрытие, похожее на палатку, и принялись обустраивать повседневное бытие.

Для Джордино величайшим счастьем стал набор инструментов. Он рьяно занялся радио и генератором, но, провозившись часов шесть, убедился в тщетности своих усилий.

— Все поломалось или проржавело, — доложил он Питту. — После стольких лет бездействия аккумуляторы мертвее помета динозавров. А без генератора и радиотелефон, и прибор наведения, и радиоприемник бесполезны.

— А из того, что валяется вокруг, нельзя смастерить что-то их заменяющее? — спросил Питт.

Джордино покачал головой:

— Этот генератор не наладил бы сам главный инженер «Дженерал электрик», а даже если бы и смог, то все равно мотор, который должен его вращать, полетел ко всем чертям. Йорк, должно быть, не заметив, запускал его даже после того, как из него все масло вытекло. Пожег все подшипники и заклинил все поршни. Потребовалась бы целая автомастерская, чтобы вернуть его в рабочее состояние.

Питт же первым делом вырубил из боковой доски койки, ставшей смертным ложем для Родни Йорка, три небольших прямых бруска. Пустив в ход твердые обложки романов, стоявших на книжной полке, он изготовил лекала для будущей вещи. Перенес их на деревянные бруски и выстругал. Прочно зажав бруски меж коленей, выбрал стамеской и зашкурил углубления в дереве. Еще раз остругал бруски и прорезал в каждом по две горизонтальные щелки. Горючим из канистры, стоявшей возле подвесного мотора, он натер слегка изогнутые пластины, просверлил их и продел в дырочки нейлоновые тесемки.

— Прошу вас, леди и джентльмены, — сказал он, раздавая деревяшки. — Потрясающие солнцезащитные очки полковника Дирка Питта, изготовленные по рецепту, сорвавшемуся с губ умиравшего эскимоса, отправившегося на спине белого медведя через Северный Ледовитый океан к черту на кулички.

Мэйв приладила деревяшку на глаза и завязала тесемки на затылке.

— Однако умно: они и в самом деле защищают от солнца.

— Жутко сообразительны эти северные народы, — похвалил Джордино, глядя в прорези для глаз. — А ты не можешь сделать щелку чуть пошире? У меня такое чувство, будто я под дверью подсматриваю.

Питт, улыбнувшись, вручил Джордино швейцарский армейский нож:

— Можешь подогнать очки под свой личный вкус.

— Кстати о вкусе, — подала Мэйв голос от небольшого костерка, который разожгла спичками из набора выживания Питта. — Подходите и берите. Сегодня в меню жареная макрель со съедобными моллюсками, которые я нашла погребенными в песке чуть ниже линии прилива.

— Ну вот, только-только желудок стал привыкать к сырой рыбе, — шутливо вздохнул Джордино.

Мэйв выложила исходящую паром рыбу и моллюсков на тарелки Йорка.

— Завтра вечером, если в немногочисленных рядах островитян отыщется меткий стрелок, наш рацион пополнится какой-нибудь крылатой живностью.

Джордино тут же всполошился в притворном ужасе:

— Вы хотите, чтобы мы стреляли по беззащитным птичкам?

— Я насчитала по меньшей мере двадцать сидящих на скалах фрегатов, — сказала Мэйв, указывая на северный берег. — Если соорудить укрытие, они подойдут достаточно близко, чтобы попасть в них из хлопушки.

— Жаркое из дичи… На такое мой сморщенный желудок реагирует радостью. Я обеспечу нам завтрашний ужин или повешусь на ближайшем суку, — пообещал Питт.

— Ты не мог бы еще какой-нибудь фокус из своей шляпы вытащить, помимо очков? — спросила Мэйв.

Питт улегся на песок, запрокинув руки за голову.

— Хорошо, что ты заговорила об этом. После многотрудных дневных размышлений я пришел к выводу, что нам пора перебираться в более благоприятный для здоровья климат.

Мэйв бросила на него недоуменный взгляд:

— Опять по морям, по волнам? — Она обернулась к Джордино за поддержкой, но тот, взглядом дав ей понять, что наперед никогда ничего не узнаешь, продолжал обгладывать макрель. — В нашем распоряжении два сильно покалеченных судна, не способных переплыть плавательный бассейн. Что ты предлагаешь использовать для круиза в никуда?

— Судно, моя дорогая Флетчер, — важно выговорил Питт. — Из двух судов мы соорудим третье.

— Третье! — повторила она и рассмеялась.

Джордино, напротив, стал внимательным, серьезным.

— Считаешь, есть китайский шанс отремонтировать парусник Йорка?

— Нет. Корпус разворочен так, что его нашими хилыми силами не восстановить. Йорк был опытным моряком, и он явно не видел никакого способа вновь спустить свою яхту на воду. Зато мы можем пустить в ход верхнюю палубу.

— Зачем мудрить? — возразила Мэйв. — У нас больше припасов, чем у бедняги Родни. Опыта выживания — тоже. Наловим рыбы, дичи набьем и продержимся до тех пор, пока мимо не пройдет какой-нибудь корабль.

— В том-то и вся штука, — сказал Питт. — Нам никак не выжить на том, что мы сами сумеем поймать. Если судить по выпавшим зубам, он умер от цинги. Нехватка в еде витамина С и прочих ослабила его настолько, что он в конце концов и шевельнуться не смог. На такой стадии физического истощения до смерти просто рукой подать. Если когда-нибудь какие-нибудь моряки заметят остров и высадятся на берег, то они обнаружат четыре скелета. Я решительно настроен сделать все возможное, чтобы рвануть отсюда куда подальше.

— Дирк прав, — обратился Джордино к Мэйв. — Единственная наша возможность вновь увидеть огни большого города — это убраться с этого острова.

— Корабль построить? Из чего?

Мэйв встала, крепкая, стройная, и склонила голову набок, словно настороженная рысь. Питт залюбовался ею.

— Что-то из поплавков от нашего суденышка, что-то из надстроек яхты Йорка, добавим еще несколько бревен — и довольно скоро получим судно, способное на океанское плавание, — сказал он.

— Хотелось бы такое увидеть, — вздохнула Мэйв.

— Как пожелаешь, — беспечно ответил Питт и принялся рисовать на песке. — Идея в том, чтобы соединить поплавковые камеры нашего суденышка под палубной рубкой с яхты Йорка. Затем мы пускаем пару березовых стволов на фальшивые выносные корпуса для лучшей остойчивости и получаем тримаран.

— По-моему, вполне выполнимо, — кивнул Джордино.

— Нам понадобится парус площадью сто тридцать квадратных метров, — продолжил Питт. — Мачта и руль у нас есть.

Джордино указал на палатку:

— Старые паруса Йорка из дакрона потрескались и погнили, их покрывает сорокалетняя плесень. Первый же крепкий порыв ветра порвет их на куски.

— Я подумал об этом, — сказал Питт. — Полинезийские мореходы делают паруса из пальмовых листьев. Не думаю, что нам что-то помешает сплести из веток такие же. К тому же у нас полно свободного такелажа с кеча, для того чтобы сделать ванты и накрепко привязать выносные фальшаки к главному корпусу.

— И сколько времени уйдет на постройку тримарана? — спросила Мэйв, у которой сомнение переросло в заинтересованность.

— Я прикинул: можно сбить судно в три дня, если не считаться с усталостью.

— Так быстро?

— Сама постройка сложности не вызывает, и — спасибо Родни Йорку — у нас есть все инструменты, чтобы довести дело до конца.

— Мы и дальше пойдем на восток или направимся на северо-восток, к Инверкаргиллу? — спросил Джордино.

Питт покачал головой:

— Ни то ни другое. У нас есть навигационные приборы и адмиралтейские карты, я проложу вполне точный курс до острова Гладиатор.

Мэйв бросила на него растерянный взгляд.

— Это чистое безумие, — тихо выговорила она.

— Может быть, — согласился Питт, глядя на нее твердо и решительно. — Только я считаю, что мы обязаны завершить то, ради чего вообще тронулись в путь… спасти твоих ребят.

— По-моему, вполне здравые рассуждения, — постановил Джордино. — Мне хотелось бы провести матч-реванш с Кинг-Конгом, или как там еще твоя сестричка себя зовет в свободное от молотьбы кузовов на свалке металлолома время.

— Я и без того у вас в долгу. Но…

— Никаких «но», — заявил Питт. — Что касается нас, то это дело решенное. Мы строим кораблик-гермафродит, плывем на остров Гладиатор, забираем твоих ребят и скрываемся в ближайшем безопасном порту.

— «Скрываемся»! Ты что, ничего не понимаешь?! — Голос Мэйв прозвучал умоляюще, едва ли не безысходно. — Девяносто процентов Гладиатора окружено отвесными утесами, на которые невозможно взобраться. Единственное место для высадки — пляж, окаймляющий лагуну, но он строго охраняется. Никому не пройти рифы, не нарвавшись на пулю. Отец возвел такие оборонительные сооружения, что их не одолеть даже хорошо вооруженным штурмовым отрядам. Если вы попытаетесь это сделать, то наверняка погибнете.

— Пока тревожиться не о чем, — нежно успокоил ее Питт. — Нам с Алом случалось посещать и покидать острова с тем же изяществом, как дамские спальни. Главное — правильно выбрать время и место.

— И еще иметь умелые руки, — добавил Джордино.

— Патрульные катера отца засекут вас задолго до того, как вы до лагуны доберетесь.

Питт пожал плечами:

— Никаких забот. У меня есть свое средство, как увильнуть от гадких патрульных катеров, оно пока ни разу не подводило.

— И позволено мне будет узнать, что это за средство?

— Простое. Мы выскакиваем оттуда, где нас меньше всего ждут.

— Вы оба на солнце перегрелись. — Мэйв покачала головой, признавая свое поражение. — Уж не ждете ли вы, что папочка нас на чай пригласит?

Мэйв ясно понимала, что это она виновата в жутких страданиях, которые обрушились на Питта и Джордино. Она опустилась перед ними на колени и обняла их за шеи.

— Спасибо вам, — тихо произнесла Мэйв. — И за что мне только счастье выпало найти таких чудесных мужчин, как вы?

— Мы взяли за правило приходить на помощь девушкам в стесненных обстоятельствах. — Джордино заметил слезы, покатившиеся по щекам Мэйв, и, искренне смущенный, отвернулся.

Питт поцеловал Мэйв в лоб:

— Это не так уж и невозможно, как кажется. Верь мне.

— Как жаль, что я не встретила тебя раньше, — прошептала она прерывающимся голосом. Хотела было еще что-то сказать, но поднялась и быстро зашагала прочь.

Джордино с любопытством посмотрел на Питта:

— Можно тебя спросить кое о чем?

— О чем угодно.

— Не мог бы ты со мной поделиться, каким образом мы попадем на Гладиатор?

— Поднимемся с помощью воздушного змея и якоря-«кошки», которые я нашел среди имущества Йорка.

— А как обратно?

Питт бросил сухое полено в костер и проводил взглядом взметнувшиеся искры.

— А об этом, — выговорил он с феноменальным спокойствием, — я позабочусь, когда время придет.

44

Корабль они строили на плоском участке скалы, защищенном от ветра, в тридцати метрах от довольно спокойной протоки. Стапелем служили обтесанные стволы деревьев. Люди чувствовали себя более или менее бодро, а потому работали ночи напролет, когда было попрохладнее. Строительство в основном шло гладко, без особых задержек. Чем ближе к завершению работы, тем усерднее они трудились.

Мэйв целиком отдалась плетению парусов из покрытых листвой веток. Питт решил поставить две мачты — в центре сооружения и на корме. Несколько часов Мэйв потратила на отработку техники. Освоившись, она начала плести по квадратному метру за полчаса. А к третьему дню на такой же кусок у нее уходило уже двадцать минут. Плетенки оказались такими прочными, что Питт попросил ее изготовить третий парус, косой кливер, чтобы распустить перед грот-мачтой.

Действуя вместе, Питт и Джордино сняли с болтов и установили верхнюю палубную надстройку кеча над передней частью рулевой рубки. Эту укороченную часть кеча водрузили на поплавки со своего суденышка, из остатков которого сколотили главный корпус. Следующий шаг — водружение высокой алюминиевой мачты, которую пришлось укоротить с учетом небольших размеров корпуса и отсутствия глубокого киля. Поскольку к сделанным из неопрена поплавкам никак нельзя было приладить цепные пластины, ванты и опоры мачты подвели под корпус и скрепили парой винтовых стяжек. Когда все было закончено, гибридное судно приобрело вид парусника, посаженного на воздушную подушку.

Потом Питт перевесил руль кеча так, чтобы тот держался повыше в воде, и насадил его на длинный румпель, чтобы управлять тримараном было удобнее. Как только руль прочно занял положенное ему (как считал Питт) место, мастер на все руки накинулся на сорокалетний подвесной мотор: прочистил карбюратор и бензопровод и кропотливо перебрал магнето.

Джордино взялся за фальшкорпуса. Срубил и обтесал два крепких дерева, верхушки которых изгибались. Уложил бревна по обе стороны корпуса, повернув изогнутой частью вверх. Фальшаки привязал к поперечинам, что располагались возле кормы и прямо перед рубкой. Джордино был доволен собой: он налег на фальшаки плечом, попробовал свернуть их и заявил, что те прочны, устойчивы и никакой слабины не дают.

На рассвете, когда все собрались вокруг костра, спасавшего от утренней прохлады южных широт, Питт погрузился в изучение штурманских и чертежных карт Йорка. Днем он произвел замеры солнца секстантом, а позже, вечером, понаблюдал за звездами. С помощью морского альманаха и таблиц «Быстрый способ», которые сводили тригонометрические вычисления к простым подстановкам, он принялся определять местоположение островов Невзгоды, и наконец его цифры в точности совпали с широтой и долготой, указанными на карте.

— Намерен дать Гладиатору по носу? — спросила его Мэйв.

— Если не по носу, то по челюсти, — весело отозвался Питт. — Кстати, мне нужна подробная карта Гладиатора.

— Насколько подробная?

— Все строения, все тропинки и дороги.

— Я нарисую тебе карту, но за масштабы не ручаюсь, — сказала Мэйв.

Перестав жевать бедрышко фрегата, подстреленного Питтом из миниатюрного автоматического пистолета, Джордино поинтересовался:

— Ты расстояние прикинул?

— Ровно четыреста семьдесят восемь километров по прямой.

— Тогда получается, что это ближе, чем до Инверкаргилла.

— В том-то и вся прелесть.

— Сколько дней понадобится, чтобы добраться? — спросила Мэйв.

— Невозможно сказать, — ответил Питт. — Первая часть перехода будет самой трудной: придется идти против ветра, пока нас не подхватят благоприятные течения и восточные ветры, дующие со стороны Новой Зеландии. У нас нет киля, который врезался бы в воду, мешаясносу судна; тримараны печально известны своей неспособностью идти против ветра. Настоящее испытание придет после того, как мы выйдем в море. Без пробного плавания мы понятия не имеем о мореходных качествах нашего судна. Оно, возможно, вообще не пойдет против ветра, и кончится все это тем, что мы окажемся в Южной Америке.

— Мысль неутешительная, — пожаловалась Мэйв. — Стоит мне подумать о морской качке, как сразу появляется желание остаться на твердой земле и принять тот же конец, что и Родни Йорк.

День, остававшийся до спуска судна на воду, прошел в лихорадочной деятельности. В число последних приготовлений вошло изготовление воздушного змея. Питт аккуратно сложил его и упрятал в надстройке вместе со ста пятьюдесятью метрами легкого нейлонового троса, взятого с яхты Йорка. Потом на борт погрузили скудные запасы провизии вместе с навигационными приборами, картами и книгами. Радостные крики разнеслись над бесплодными скалами, когда подвесной мотор после сорокалетней спячки закашлял и зафыркал. Чтобы разбудить его, Питту понадобилось раз сорок дернуть за шнур стартера.

— У тебя получилось! — восторженно возвестила Мэйв.

Питт скромно развел руки в поклоне:

— Детская забава для того, кто восстанавливал древние и классические автомобили. Труднее всего пришлось с забитым бензопроводом и наглухо осмолившимся карбюратором.

— Отличная работа, дружище, — поздравил его Джордино. — Мотор нам здорово пригодится при подходе к Гладиатору.

— Нам повезло, что канистра оказалась герметичной и ее содержимое за все эти годы не испарилось. В общем-то, топливо почти в шеллак превратилось, так что придется строго приглядывать за топливным фильтром. Очень не хочется промывать карбюратор каждые полчаса.

— На сколько часов хода Йорк оставил нам топлива?

— На шесть часов, может, на семь.

Питт и Джордино установили мотор на кронштейне в кормовой части рубки, прямо перед румпелем поместили компас, приладили плетеные циновки к мачтам и испытали паруса на спуск и подъем. Потом все полюбовались на дело рук своих. Посудина смотрелась совсем неплохо, но даже при самом развитом воображении ее нельзя было назвать красавицей.

— Среди кораблей, бороздивших некогда семь морей, вряд ли нашлось бы что-нибудь столь же странное, как наша посудина, — сказал Питт.

— М-да, лощеной и элегантной ее не назовешь, — согласился Джордино.

— И к гонкам на Кубок Америки ее ни за что не допустили бы, — прибавил Питт.

— От вас, мужчин, ускользает ее внутренняя красота, — с видом знатока заявила Мэйв. — У нашей посудины должно быть имя. Нельзя, чтобы она осталась некрещеной. А что, если нам назвать ее «Никогда не кличь смерть»?

— Подходяще, — кивнул Питт, — только расходится с морскими суевериями. Чтобы сопутствовала удача, у посудины должно быть женское имя.

— А что, если «Дивная Мэйв»? — предложил Джордино.

— Ну не знаю, — сказал Питт. — Банально, но пикантно. Я — за.

Мэйв рассмеялась:

— Я польщена, но скромность диктует мне что-нибудь более подходящее — скажем, «Танцующая Дороти Вторая».

— Выходит, двое против одной, — подытожил Джордино и торжественно провозгласил: — Быть ей «Дивной Мэйв».

Смирившись, Мэйв отыскала среди старья Родни Йорка пустую бутылку из-под рома и наполнила ее морской водой.

— Нарекаю тебя «Дивной Мэйв», — произнесла она сквозь смех и разбила бутылку о бревно, привязанное к поплавкам. — И плавать тебе по морям с быстротой русалки.

— А теперь пришло время заняться физическими упражнениями, — объявил Питт и раздал веревки, прикрепленные к передней части среднего корпуса. Каждый обвязал конец вокруг талии, уперся ногами в камень и подался вперед. Понемногу, неохотно посудина заскользила по уложенным под ней стволам деревьев как по рельсам. Ослабленная нехваткой здоровой пищи и свалившимися на них невзгодами, троица тем не менее потащила посудину к воде.

Мэйв, как и следовало ожидать, тянула до тех пор, пока не упала на четвереньки с бешено колотящимся сердцем и хрипевшими от недостатка воздуха легкими. Питт и Джордино протащили тяжеленный груз еще с десяток метров и тоже рухнули на землю. Самодельное суденышко закачалось.

Прошло несколько минут. На море не замечалось никаких признаков волнения. Питт развязал петлю на поясе и швырнул конец на посудину.

— Я так полагаю, незачем откладывать неизбежное, — сказал он, забрался в рубку, свесил на шарнирах мотор и дернул за шнур стартера.

На этот раз мотор затарахтел со второй попытки.

— Эй вы, парочка, — обратился он к Мэйв и Джордино, — хватит у вас сил на то, чтобы спихнуть нашу роскошную яхту в море?

— Это после стольких-то трудов, от которых все мои гормоны ходуном ходят! — проворчал Джордино. — И что мне за это будет?

— Полный стакан джина с тоником за счет заведения! — крикнул в ответ Питт.

— Обещания, одни обещания. Это же садизм в худшем его проявлении, — пробурчал Джордино.

Обвив мускулистой рукой Мэйв за талию, он поднял ее на ноги и сказал:

— Толкайте, милая барышня, пришло время нежно проститься с этим каменным адом.

Вдвоем они крепко уперлись руками в корму и толкнули изо всех оставшихся сил. «Дивная Мэйв» тяжело плюхнулась в воду и почти сразу выровнялась. Теперь стало ясно, насколько предусмотрительно Питт завел подвесной мотор: он сразу же стал управлять посудиной, не давая течению увлечь ее в сторону. Быстро развернувшись, он направил судно обратно к низкой скале. Как только нос мягко коснулся голого камня, Джордино помог Мэйв перебраться на тримаран. Потом прыгнул сам и, как заправский гимнаст, опустился на ноги рядом с ней.

— На этом развлекательная часть нашей программы заканчивается, — объявил Питт, давая задний ход.

— Может, поднимем мои паруса? — предложила Мэйв.

— Пока рано. Обогнем на моторе подветренную сторону острова, где море поспокойнее, тогда и испытаем паруса на ветру.

Джордино и Мэйв присели немного отдохнуть. Питт вывел посудину из протоки на простор волн. Стоило им только выйти в открытое море, как появились акулы.

— Смотрите, — воскликнул Джордино, — наши друзья снова тут как тут! Бьюсь об заклад, они скучали без нашей компании.

Мэйв, перегнувшись за борт, вгляделась в длинные серые тени, двигавшиеся под водой, и сказала:

— Это новая группа попутчиков, серо-голубые акулы-мако. Очень злые.

— Это у них зубы в пасти с насечкой и скошены так, что только ортодонту в радость?

— Они самые.

— Ну чего они ко мне пристают? — застонал Джордино. — Я же никогда в ресторанах акул не заказывал.

Полчаса спустя Питт подал команду:

— Добро, давайте опробуем паруса и посмотрим, что за судно мы сварганили.

Джордино расправил плетеные паруса, которые Мэйв старательно увязала гармошкой, и ловко поднял грот — основной парус, а Мэйв подняла бизань. Паруса наполнились ветром, и Питт взялся за румпель, заставляя посудину двигаться курсом на северо-запад при свежем западном ветре.

Если бы какой-нибудь яхтсмен увидел «Дивную Мэйв», бороздящую морские просторы, он умер бы со смеху. Профессиональный судостроитель принялся бы насвистывать гимн клуба Микки-Мауса. Но последней смеялась бы чудная на вид парусная посудина. Ее фальшкорпуса погрузились в воду, обеспечивая остойчивость. Она поразительно слушалась руля и шла точно носом по курсу, не рыская в стороны. Конечно же, кое-что надо было подправить в снастях. Но поражало то, что посудина вела себя на море так, словно родилась в нем.

Питт бросил прощальный взгляд на острова Невзгоды. Потом посмотрел на журнал Родни Йорка и его письма, обернутые в кусок дакронового паруса. Он дал себе слово доставить прощальные слова Йорка его родственникам. Пусть соберут экспедицию и перевезут его прах домой, чтобы предать земле у залива любимого им Корнваллиса.

45

На окраине Парижа, на десятом этаже сплошь остекленного здания, сооруженного в форме пирамиды, за длинным-предлинным столом из эбенового дерева заседали четырнадцать мужчин. Безукоризненно одетые, обладающие громадной властью, невероятно богатые и малоулыбчивые, они обменялись рукопожатиями и незначительными фразами, прежде чем приступить к делу. Это были члены совета по торговле, известного в узком кругу как «Учреждение», — организации, взявшейся за создание единого глобального экономического правительства. Обычно они собирались три раза в год; сегодняшняя встреча была чрезвычайной.

Собравшиеся в зале мужчины представляли международные корпорации и высшие эшелоны государственной власти. Из всего совета, лишь один из директоров, представлявший южноафриканский картель, занимался исключительно продажей качественных бриллиантов. Бельгийский промышленник из Антверпена и индус-застройщик из Нью-Дели действовали как посредники «Учреждения», осуществлявшие мощный нелегальный поток промышленных алмазов в блок стран, где правили исламские фундаменталисты, стремившиеся создать свои собственные ядерные системы уничтожения. Миллионы этих небольших промышленных алмазов были поставлены блоку из-под полы для изготовления высокоточных приборов и оборудования, необходимых для создания таких систем. Алмазы побольше, подиковеннее и качеством повыше шли на финансирование волнений в Турции, Западной Европе, Латинской Америке и ряде стран Южной Азии или в любой иной горячей точке, где подрывные политические организации могли бы подыграть множеству иных интересов «Учреждения», в том числе и продаже оружия.

Все эти мужчины были известны средствам массовой информации, все были знаменитостями в избранных ими сферах деятельности, однако никого из них не связывали с принадлежностью к «Учреждению». Это было тайной, известной только мужам, собравшимся в зале, и их самым преданным сотрудникам. Они перелетали через океаны и континенты, ткали свои паутины во всякого рода странных местах, собирая дань и накапливая неслыханные прибыли.

Молча и внимательно слушали они сообщение председателя совета — миллиардера, возглавлявшего немецкую банковскую фирму, — о кризисе, угрожавшем рынку алмазов. Величественный лысый мужчина, он говорил неторопливо на отличном английском — языке, который понимали все собравшиеся независимо от национальности.

— Господа, Артур Дорсетт угрожает важнейшей сфере нашей деятельности. Если он выбросит больше сотни тонн алмазов на розничный рынок по нищенским ценам, как то, судя по донесениям нашей разведки, он готов сделать, данный сектор «Учреждения» рухнет полностью.

— И как скоро такое случится? — спросил шейх из богатой нефтью страны на Красном море.

— Из надежных источников мне известно, что восемьдесят процентов товара Дорсетт пустит в продажу через сеть своих магазинов менее чем через неделю, — ответил председатель.

— Сколько нам предстоит потерять? — задал вопрос японец, глава необъятной электронной империи.

— Для участников бизнеса — тринадцать миллиардов швейцарских франков.

— Боже праведный! — стукнул кулаком по столу француз, руководитель одного из крупнейших в мире домов женской моды. — И у этого австралийского неандертальца хватит сил устроить такое?

Председатель утвердительно кивнул:

— По всем сведениям, товара для задуманного ему хватит.

— Ни за что нельзя было позволять Дорсетту действовать вне картеля, — высказался американец, бывший государственный секретарь.

— Урон наносится, — согласился представитель алмазного картеля. — Мир драгоценностей, возможно, никогда уже не станет таким, каким мы его знаем.

— Что, у нас нет никакого способа скрутить Дорсетта до того, как он рассует свои камни по магазинам? — спросил его японский бизнесмен.

— Я направил к нему эмиссара с предложением выкупить все его запасы.

— Ответ получен?

— Пока нет.

— Вы кого отправили? — поинтересовался председатель.

— Гейба Страузера из фирмы «Страузер и сыновья», почтенного международного торговца алмазами.

— Надежный человек и умелый торговец, — заметил бельгиец из Антверпена. — Мы вместе с ним много сделок провернули. Если кто и может приструнить Дорсетта, так это Гейб Страузер.

Итальянец, владелец флота контейнерных судов, бесстрастно пожал плечами:

— Сколько мне помнится, в начале восьмидесятых продажа алмазов резко упала. Америка с Японией переживали жестокий спад, и спрос упал, вызвав затоваривание у поставщиков. В девяностых, когда экономика наладилась, цены снова подскочили. Неужели история повторится?

— Мне ваше замечание понятно, — признал председатель, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. — Только на сей раз потянуло ледяным ветром, и все, чье благосостояние зависит от алмазов, на нем окоченеют. Мы выяснили, что Дорсетт вложил больше ста миллионов долларов в рекламу по всему свету. Высокая стоимость бриллиантов скоро станет делом прошлого, поскольку публике вот-вот начнут промывать мозги соответствующим образом.

Француз тяжко вздохнул:

— Я знаю, что мои топ-модели смотрят на драгоценные побрякушки как на надежное вложение денег. Если бы не эти камушки, мне пришлось бы покупать им дорогие спортивные машины.

— Что кроется за странной стратегией Дорсетта? — подал голос генеральный директор крупной авиакомпании из Юго-Восточной Азии. — Он же не дурак?

— Глуп, как гиена, ждущая, что льва сморит сон, после того как сожрет половину добычи, — ответил немец-председатель. — Мои банковские агенты узнали, что Дорсетт купил процентов семьдесят — восемьдесят копей, добывающих драгоценные самоцветы.

По залу пронесся шумок — свидетельство того, что сообщение оценено по достоинству. Каждый из сидевших за столом сразу уловил суть замысла Артура Дорсетта.

— Чертовски просто, — пробормотал японский электронный магнат. — Он обесценивает бриллианты, чтобы взвинтить цены на рубины и изумруды.

Российский предприниматель, сколотивший состояние на том, что за гроши приобрел закрытые алюминиевые и медные рудники в Сибири и открыл их, используя западную технику, позволил себе усомниться.

— Для меня все это звучит так, будто… Как это у вас, на Западе, говорят?.. Дорсетт дерет с Петра, чтобы заплатить Павлу. Он что, в самом деле надеется получить такую прибыль от продажи самоцветов, что она с лихвой компенсирует убытки от обесценивания бриллиантов?

Председатель кивнул японцу, и тот ответил:

— По просьбе нашего председателя я дал задание своим финансовым аналитикам прогнать цифры через наши системы данных. Как бы то ни было удивительно, Артур Дорсетт вправе рассчитывать на прибыль от двадцати до двадцати четырех миллиардов американских долларов. Все зависит от состояния экономики.

— Боже праведный! — воскликнул британский медиамагнат. — Я даже представить себе не могу, что делать с прибылью в двадцать четыре миллиарда долларов!

Немец рассмеялся:

— Я бы пустил ее на покупку вашей недвижимости.

— Вы могли бы отправить меня паковать вещички на мою ферму в Девоншире за малую толику этой суммы, — парировал британец.

Слово взял представитель Соединенных Штатов. Бывший государственный секретарь и признанный глава одного из богатейших семейств Америки, он был отцом-основателем «Учреждения».

— Мы имеем представление о том, где находится товар Дорсетта в настоящее время?

— Поскольку он назначил крах рынка через несколько дней, — отозвался южноафриканец, — я думаю, необработанные камни находятся на пути к его магазинам.

Председатель перевел взгляд с итальянского барона морских перевозок на азиатского авиационного магната:

— Кто-либо из вас, господа, располагает сведениями о судоходных операциях Дорсетта?

— Я глубоко сомневаюсь, что он перевозит бриллианты по морю, — сказал итальянец. — Но даже если это и так, из порта на склад товар доставляется по суше.

— На месте Дорсетта я переправлял бы камни по воздуху, — согласился азиат, — чтобы набить алмазами каждый крупный город.

— Мы могли бы перехватить его самолеты, — предложил бельгийский промышленник. — Однако для этого нужно знать летное расписание. Невозможно прекратить все грузоперевозки.

Азиат отрицательно покачал головой:

— По-моему, перехват самолетов проблему не решит. Дорсетт наверняка зафрахтовал целый воздушный флот в Австралии. Боюсь, что мы запираем ворота уже после того, как корова убежала.

Председатель обратился к южноафриканцу, представлявшему алмазный картель:

— Складывается впечатление, что великой иллюзии приходит конец. Действительно, не веки же вечные обманываться насчет истинной ценности бриллиантов.

Южноафриканец, от которого можно было бы ждать проявления разочарования, напротив, улыбнулся:

— Нас списывали со счетов и раньше. Наш совет директоров считает это небольшой осечкой, не более того. Алмазы действительно на веки вечные, господа. Попомните мои слова: цена на качественные камни снова поднимется, когда блеск сапфиров, изумрудов и рубинов потускнеет. Картель выполнит свои обязательства перед «Учреждением» за счет других наших минеральных ресурсов.

Личный секретарь председателя вошел в зал и что-то тихо сказал шефу. Тот кивнул и обратил взгляд на южноафриканца:

— Мне сообщили, что ответ от вашего эмиссара для переговоров с Артуром Дорсеттом пришел в виде посылки.

— Странно, что Страузер не связался со мной напрямую.

— Я попросил принести посылку, — сказал председатель. — Полагаю, нам всем не терпится узнать, сопутствовал ли мистеру Страузеру успех в переговорах с Артуром Дорсеттом.

Через некоторое время секретарь возвратился, держа квадратную коробку, перевязанную красно-зеленой лентой. Председатель повел рукой в сторону южноафриканца. Секретарь подошел и поставил коробку на стол перед председателем алмазного картеля. К ленте была прикреплена открытка. Южноафриканец вскрыл конверт и прочел вслух:

Южноафриканец замолк и задумчиво уставился на коробку.

— Это совсем не похоже на Страузера. Он никогда не страдал легкомыслием.

— Не могу сказать, что он и в стихотворных шутихах силен, — фыркнул французский кутюрье.

— Не тяните, открывайте коробку, — бросил индус.

Развязав ленту и подняв крышку, южноафриканец заглянул в коробку. Лицо его побелело. Он вскочил на ноги так стремительно, что с грохотом опрокинулось высокое тяжелое кресло. Пошатываясь, он метнулся к окну и распахнул створки. Его стошнило.

Пораженные, все поспешили к месту, где он сидел, и заглянули в коробку. Некоторые тут же последовали примеру южноафриканца, у кого-то от ужаса свело лицо, кто-то, сам некогда жестоко расправлявшийся с конкурентами, отвернулся. В коробке лежала окровавленная голова Гейба Страузера с выпученными глазами и бриллиантами во рту.

— Похоже, переговоры Страузера успехом не увенчались, — с трудом произнес японец.

Через несколько минут, оправившись, председатель вызвал начальника службы безопасности «Учреждения» и велел убрать жуткую коробку. Потом он оглядел собравшихся, которые понемногу пришли в себя и расселись по местам.

— Прошу вас хранить увиденное в строжайшей тайне.

— А что делать с этим мясником Дорсеттом? — выпалил российский предприниматель, раскрасневшись от злости. — Его надо наказать.

— Согласен, — поддержал его индус. — Отмщение должно стать нашей первейшей обязанностью.

— Ошибочно действовать скоропалительно, — урезонил их председатель. — Неразумно привлекать к себе внимание, увлекшись местью. Один просчет в ликвидации Дорсетта — и вся наша деятельность станет достоянием гласности. Полагаю, будет лучше подобраться к Артуру Дорсетту с другой стороны.

— Что вы предлагаете?

— Подождать его выхода на сцену.

Председатель недовольно нахмурил брови:

— Не понимаю. Я полагал, что речь идет о переходе в наступление.

— Избавившись от алмазных запасов, Дорсетт полностью уничтожит свои резервные активы, — пояснил голландец. — Ему потребуется по меньшей мере год, чтобы поднять цены на драгоценные камни и получить прибыль. Мы тем временем полностью завладеем алмазным рынком, сохраним наши запасы и последуем примеру Дорсетта, прибрав к рукам всю оставшуюся добычу драгоценных самоцветов. Будем конкурировать с ним. Как сообщают мои промышленные шпионы, Дорсетт сосредоточился на драгоценностях, лучше известных широкой публике, и упустил из виду более редкие камни.

— Вы могли бы привести пример более редких камней?

— Александрит, зеленый гранат, цаворит и красный берилл — это из того, что сразу приходит на ум.

— Ваше мнение, господа? — спросил председатель.

Британский издатель подался вперед, крепко стиснув кулаки:

— Чертовски здравая мысль! Наш алмазный спец попал в точку, предложив способ обыграть Дорсетта в его же собственной игре, обратив себе на пользу временное падение цен на бриллианты.

— Значит, договорились? — Председатель расплылся в ехидной улыбке.

Четырнадцать поднятых рук и четырнадцать голосов подтвердили:

— Да.

ЧАСТЬ IV ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ РАЯ

46

16 февраля 2000 года

Гонолулу, Гавайи

Рыжеволосый сержант морской пехоты, одетый в выгоревшие шорты и расписную рубаху-гавайку, сидел и тянул из банки пиво, не отрываясь от телевизора. На экране мелькали кадры фильма, записанного на видеокассету. Сержант вальяжно раскинулся на софе, которую выпросил в роскошной гостинице гавайского острова Ланаи, когда в ней затеяли ремонт. Смотрел он «Дилижанс», эпический боевик с Джоном Уэйном в главной роли. На голове морпеха красовался шлем, купленный в Гонолулу в магазине электронной техники, навострившемся обращать виртуальную реальность в действительность. Подключив шлем к видеомагнитофону, он словно влез в телеэкран, смешался с актерами. Сержант «лежал» бок о бок с Джоном Уэйном на крыше дилижанса и «отстреливался» от преследующих индейцев, когда раздался громкий зуммер. Неохотно стащив с головы шлем, сержант оглядел четыре монитора системы охраны — на них были изображены стратегические подходы к засекреченному объекту, который он охранял. На третьем мониторе показалась машина, ехавшая по грунтовой дороге, тянувшейся через ананасовое поле до самых ворот объекта. Позднее утреннее солнце сверкало на переднем бампере, а за машиной поднималось облако пыли.

Всего несколько месяцев службы понадобилось сержанту, чтобы довести исполнение своих обязанностей до совершенства. За три минуты, которые машина катила по дороге, он переоделся в тщательно отглаженную форму и встал по стойке «смирно» у ворот, преграждавших путь через туннель в жерло давно потухшего вулкана.

Приглядевшись, он увидел, что подъехала штабная машина ВМФ. Подойдя к ней, заглянул в боковое окно:

— Это запретная зона. У вас есть разрешение на въезд?

Водитель в белоснежной матросской форме ткнул большим пальцем себе за спину:

— Все необходимые документы на проезд у капитана первого ранга Ганна.

Человек деятельный и деловой, Руди Ганн не стал терять драгоценное время на получение разрешения на разборку громадной тарелки-антенны внутри вулкана Палаваи на острове Ланаи. На распутывание бюрократического клубка, для того чтобы выйти на ведомство, в ведении которого находилась антенна, и на перепалку со службой, ответственной за эксплуатацию станции космической связи, потребовался бы месяц беспрестанных хождений. А потом понадобился бы следующий, совсем уж невозможный шаг — отыскать чиновника, который решился бы взять на себя ответственность за разрешение демонтировать тарелку и передать ее во временное пользование НУМА.

Ганн избавился от бесполезной волокиты просто: дал распоряжение печатному бюро НУМА изготовить поддельную, официально-внушительную на вид, накладную в трех экземплярах, дающую НУМА право на передислокацию антенны в другое место, на гавайский остров Оаху, для секретного проекта. Документ был заверен подписями нескольких рабочих-печатников, наделенных пышными фиктивными титулами. То, на что в обычных условиях ушел бы почти год, прежде чем последовал официальный отказ, заняло менее полутора часов, причем львиная доля времени ушла на подбор шрифтов.

Когда Ганн в форме капитана первого ранга Военно-морского флота подъехал к воротам у входа в туннель и предъявил разрешение на демонтаж и перемещение антенны, сержант, в чьем распоряжении находилась брошенная станция, стал помогать ему, как того требовал воинский долг. Помощь его стала еще более деятельной, когда он оценил роскошные формы Молли Фарадей, сидевшей рядом с Ганном на заднем сиденье. Если у него и мелькнула мысль вызвать вышестоящего офицера для официального распоряжения, то тут же улетучилась при виде колонны тяжелых грузовиков с кузовами-платформами и портального крана, следовавших по пятам за штабной машиной. «Распоряжение на операцию такого масштаба давалось, должно быть, на самом верху», — решил сержант.

— Здорово оказаться хоть в какой-то компании, — широко улыбнулся сержант. — Скука сильно заедает, пока я на дежурстве, не с кем словом перемолвиться.

— Вас тут много? — ласково спросила Молли, выглянув в заднее окошко.

— Всего трое, мэм, — по одному на восьмичасовую смену.

— А чем вы занимаетесь в свободное от дежурства время?

— На пляже валяемся по большей части, а то, если повезет, девчушек одиноких снимаем в гостиницах.

Молли рассмеялась:

— Вас часто отпускают с острова?

— Раз в тридцать дней. А потом, до возвращения на Ланаи, пятидневный отпуск в Гонолулу.

— А когда в последний раз посторонние наведывались на станцию?

Если сержант и понял, что его допрашивают, то виду не подал.

— Месяца четыре назад какой-то малый с ксивой Агентства национальной безопасности приезжал и шнырял тут. Меньше двадцати минут пробыл. После него — вы первые.

— Нам надо демонтировать антенну и вывезти ее отсюда ближе к вечеру, — сказал Ганн.

— Позвольте спросить, сэр, для чего ее разбирать будут?

— А если бы я вам сказал, что на металлолом?

— Ничуть не удивился бы, — ответил сержант. — Ее уже несколько лет никто не ремонтировал и не обслуживал. У старой тарелки такой вид, будто над ней все стихии поработали.

Ганна забавляло поведение морского пехотинца, обрадовавшегося возможности поговорить с незнакомцами.

— Сержант, вы позволите нам проехать и начать работу?

Он отдал честь и нажал кнопку автоматического открытия ворот. После того как штабная машина скрылась в туннеле, он махнул рукой водителям грузовиков и крана. Когда последняя машина скрылась в глубине вулкана, сержант закрыл ворота, зашел в дежурку, переоделся в шорты и рубаху и нажал вдавленную кнопку «пауза» на видеомагнитофоне. Приладив на голову шлем, он прокрутил пленку немного назад и вновь оказался рядом с Джоном Уэйном в умопомрачительном бегстве от индейцев.

— Пока все идет гладко, — сказал Ганн Молли.

— Как вам не стыдно было говорить этому милому молодцу, что антенна пойдет в утиль? — укорила она его.

— Я просто сказал «что, если».

— Если нас возьмут, то обвинят в подделке официальных документов, перекрашивании подержанной машины в цвета официального передвижного средства ВМФ и похищении государственной собственности… — Молли примолкла и, словно сама себе не веря, покачала головой. — Да нас повесят на памятнике Вашингтону.

— С удовольствием пойду на это ради спасения почти двух миллионов человек от ужасной смерти, — сказал Ганн без какого-либо раскаяния.

— А что будет после того, как мы отразим акустическую волну? — спросила Молли. — Возвратим антенну на место?

— Ни на что другое я и не согласился бы. — Ганн взглянул на нее, словно удивившись такому вопросу, а потом расцвел дьявольской улыбкой. — Если, конечно, мы не уроним антенну на дно моря.

А вот там, где действовал Сэндекер, все и на десятую долю не шло столь же гладко. Глава НУМА, положившись на старинную традицию взаимовыручки на военном флоте, попробовал убедить командные сферы одолжить ему на время авианосец «Теодор Рузвельт» с экипажем. На каком-то этапе просьбу президента страны и командующего Тихоокеанским флотом сунули под сукно.

Сэндекер мерил шахами кабинет адмирала Джона Овермейера в Перл-Харборе с яростью медведя, у которого забрали медвежонка и увезли в зоопарк.

— Черт побери, Джон! — возмущался Сэндекер. — Адмирал Бакстер из Комитета начальников штабов уверил меня, что дал добро на использование «Теодора Рузвельта» для установки акустического рефлектора, что дело это решенное. Теперь вы тут сидите и говорите, что мне авианосец не дадут.

Овермейер, не уступавший в упрямстве и решительности любому фермеру из Индианы, раздраженно всплеснул руками:

— Незачем винить меня, Джим. Могу показать вам полученные приказы.

— Кто их подписал?

— Адмирал Джордж Кассиди, начальник Сан-Францисского военно-морского района.

— Какое, к черту, имеет ко всему этому отношение жалкий кабинетный плут, распоряжающийся паромами?

— Кассиди не распоряжается паромами, — устало возразил Овермейер. — Он командует всеми вспомогательными силами на Тихом океане.

— Но вам-то он не указ, — резко ответил Сэндекер.

— Непосредственно — нет; только если он сочтет, что ему наступили на мозоль, выход в море транспорта с припасами и амуницией для всех моих кораблей отсюда и до Сингапура может оказаться без причины задержан.

— Не пудрите мне мозги, Джон. Кассиди и пальцем не посмеет шевельнуть, и вы, черт возьми, это отлично знаете. Да вся его карьера насмарку пойдет, если он только позволит себе быть невыдержанным.

— Думайте как хотите, — сказал Овермейер. — Только в данном случае это ничего не изменит. Я не могу дать вам «Теодор Рузвельт».

— Даже на жалкие семьдесят два часа?

— Даже на семьдесят две секунды.

Сэндекер внезапно перестал метаться по кабинету, уселся в кресло и пристально посмотрел Овермейеру прямо в глаза.

— Джон, будьте откровенны со мной. Кто вяжет мне руки?

Явно расстроенный, Овермейер не выдержал взгляда и отвернулся:

— Не мне об этом говорить.

— Туман начинает рассеиваться, — усмехнулся Сэндекер. — Понимает этот Джордж Кассиди, что он выступает в роли злодея?

— Нет, насколько мне известно, — честно признался Овермейер.

— Тогда кто в Пентагоне стеной встает против моей операции?

— Такого от меня вы не слышали.

— Мы вместе служили на «Айове». И знаете, что я ни разу не выдал тайны своих друзей.

— Я буду последним, кто не поверит вашему слову! — не колеблясь, воскликнул Овермейер. На этот раз он ответил на взгляд Сэндекера. — У меня точных сведений нет, но приятель из Военно-морского центра испытания оружия намекнул мне, что зачехлил вас сам президент — после того как какой-то безымянный кляузник из Пентагона скинул вашу просьбу об авианосце в Белый дом. Еще мой приятель предположил, что ученые, близкие к президенту, считают вашу теорию акустической чумы вилами по воде писанной.

— Неужто они не ведают, что люди и немыслимое число морских животных уже погибли от нее?

— Очевидно, нет.

Сэндекер обмяк в кресле и сделал глубокий выдох.

— Вот и получил я нож в спину от Уилбура Хаттона и президентского Национального научного совета.

— Простите, Джим, только из вашингтонских кругов слушок пошел, будто вы вроде фанатичного чудака. Вполне может статься, что президент намерен убрать вас из НУМА, чтобы посадить на ваше место кого-нибудь из своих политических дружков.

Сэндекеру показалось, будто над ним вознесся топор палача.

— Что с того? Моя карьера значения не имеет. Неужто мне ни до кого не достучаться? Неужто я не в силах убедить вас, адмирал, что через три дня вы и все моряки, которыми вы командуете на острове Оаху, умрете в страшных мучениях?

Овермейер взглянул на Сэндекера с великой скорбью. Тяжело поверить, что твой друг сошел с ума.

— Джим, честно говоря, вы меня пугаете. Я хочу верить вашему суждению, только кругом полно разумных людей, считающих, что у вашей акустической чумы столько же шансов приключиться, сколько и у конца света.

— Если вы не дадите мне «Теодор Рузвельт», — ровным голосом проговорил Сэндекер, — мир для вас перестанет существовать в субботу в восемь часов утра.

Овермейер мрачно покачал головой:

— Простите, Джим, у меня руки связаны. Верю я вашему предсказанию Судного дня или не верю, только вам чертовски хорошо известно, что я не могу ослушаться приказов, исходящих от верховного главнокомандующего.

— Раз вам не удается меня убедить, то, пожалуй, я лучше уйду. — Сэндекер поднялся с кресла, направился к двери, потом обернулся: — У вас здесь, в Перл, есть семья?

— Жена и две внучки в гостях.

— Дай бог мне ошибиться, только на вашем месте, друг мой, я бы отправил их с острова, пока есть время.

К полуночи гигантская тарелка была разобрана всего наполовину. Жерло вулкана было ярко освещено, слышался шум работающих генераторов, звяканье металла о металл и ругательства бригады монтажников. Работа шла в неистовом темпе. Служащие НУМА в поте лица сражались с ржавчиной за болтовым крепежом. Никто не помышлял ни о сне, ни о еде. Пили только кофе, черный, как море вокруг.

Как только небольшой участок антенны снимался с главной опоры, кран тут же подхватывал его и укладывал плашмя на платформу ожидающего грузовика. После того как пять участков опускались один на другой и увязывались, грузовик покидал жерло вулкана и устремлялся к порту Каумалапау на западном побережье, где детали антенны грузились на небольшое судно для отправки в Перл-Харбор.

Руди Ганн, голый по пояс, обливаясь потом от ночной духоты и влажности, руководил бригадой рабочих, отсоединявших основной сердечник антенны от ее основания. Он постоянно сверялся с чертежами антенны подобного типа. Чертежи достал Хайрем Йегер, взломав компьютерную систему компании, которая проектировала и изготавливала эти гигантские тарелки.

Молли, переодевшаяся в защитного цвета блузку и шорты, сидела в палатке и по телефону мгновенно решала любые проблемы, возникавшие в ходе разборки и транспортировки частей на погрузочный причал. Она вышла из палатки и протянула Ганну бутылку холодного пива:

— У вас такой вид, что вам не помешает промочить горло.

Ганн благодарно кивнул и приложил бутылку ко лбу.

— Пока мы здесь, я, должно быть, литров двадцать жидкости поглотил.

— Жаль, нет тут Питта и Джордино. — печально сказала Молли. — Я скучаю по ним.

Ганн рассеянно уставился в землю.

— Все мы по ним скучаем. Я знаю, что у адмирала сердце на части рвется.

Молли сменила тему:

— Как продвигаются дела?

Ганн кивнул в сторону наполовину разобранной антенны:

— Она все еще плохо поддается. Дело пошло немного быстрее, когда мы поняли, как к ней подступиться.

— Ужас, — заключила Молли, окинув задумчивым взглядом фронт работ, — если попытка спасти тысячи людей кончится провалом. А ведь вполне может быть.

— Не ставьте крест на Джиме Сэндекере, — предостерег ее Ганн. — Белый дом может помешать ему заполучить «Теодор Рузвельт», но готов поспорить с вами на ужин при свечах и с тихой музыкой, что он отыщет что-нибудь взамен.

— Принимается, — слегка улыбнулась Молли. — В такой паре я рада буду оказаться в проигрыше.

Он удивленно взглянул на нее:

— Прошу прощения?

— Оговорка по Фрейду. — Молли устало улыбнулась. — Я имела в виду «в таком пари».

В четыре утра Молли приняла вызов Сэндекера. В голосе его не было ни малейших признаков усталости.

— Когда вы рассчитываете закончить?

— Руди считает, что последнюю секцию мы отправим на борт «Ланикая»…

— Куда? — перебил Сэндекер.

— «Ланикай», небольшой грузовой каботажник, который я арендовала для отправки антенны в Перл-Харбор.

— Забудьте про Перл-Харбор. Как долго вы еще будете там?

— Часов пять, — ответила Молли.

— Время поджимает. Напомните Руди, что у нас в запасе осталось менее шестидесяти часов.

— Если не в Перл-Харбор, то куда, мы идем?

— Берите курс на залив Халауа на острове Молокаи, — ответил Сэндекер. — Я нашел другую платформу для установки рефлектора.

— Другой авианосец?

— Даже кое-что получше.

— До залива Халауа меньше ста километров через пролив. Как вам это удалось?

— Судьбу покоряют те, кто не ждет милостей от случая.

— Говорите загадками, адмирал, — попеняла ему заинтригованная Молли.

— Просто скажите Руди, чтоб сворачивался и отправлялся на Молокаи сегодня не позднее десяти утра.

Как только она отключила мобильный телефон, в палатку вошел Ганн.

— Снимаем последнюю секцию, — устало сообщил он. — И уходим отсюда.

— Адмирал звонил, — известила она Ганна. — Велел нам везти антенну в залив Халауа.

— На Молокаи? — спросил Ганн, прищурив глаза.

— Так было сказано, — резко ответила она.

— Как по-вашему, что за корабль он вытащил из своей шляпы?

— Хороший вопрос. Лично я понятия не имею.

— Лучше нам оказаться в победителях, — пробормотал Ганн, — а не то придется всю шарагу закрывать.

47

Луны не было, но в мерцании звезд, заполонивших небо, море отливало голубовато-зеленым фосфоресцирующим светом. Ветер переменился, задул с юга. Покрытый зелено-желтой листвой парус округлился, уподобившись татуированной женской груди, и «Дивная Мэйв» рысцой, одолевая волну за волной, как мул, бегущий в компании чистокровок, устремилась прямиком на северо-запад. Питт и представить себе не мог, что неказистая посудина способна так хорошо идти под парусом. При желании можно было закрыть глаза и представить себя на борту первоклассной яхты, лихо и беззаботно несущейся по морю.

Волны и облака теперь не казались путешественникам враждебными. Перестали они бояться и ночного холода, потому что «Дивная Мэйв» вышла в теплые воды. Море уже испытало их на прочность, и испытание это они выдержали триумфально. В награду за проявленное мужество погода просто благоволила к ним.

Есть люди, которым надоедает глазеть на воду с тропического пляжа или с борта круизного лайнера. Питт был не из их числа. Его беспокойная душа и прихотливые волны хорошо понимали друг друга; их дружба была нерушима при любых обстоятельствах.

У Мэйв и Джордино больше не возникало ощущения, будто они борются за выживание. Редкие прежде проблески радости, едва не уничтоженные стихией, становились все более частыми. Неиссякаемый оптимизм Питта, сила его характера помогли им выстоять в схватке с природой, где та показала все ужасы, на какие способна. Друзья ни разу не заметили у него и намека на гнетущее состояние, в какую бы переделку ни попадали. Как бы ни был Питт сосредоточен, ориентируясь по звездам или внимательно присматриваясь к поведению ветра, он всегда улыбался.

Осознание того, что влюблена по уши, далось Мэйв нелегко: ее независимый дух бунтовал. Зато, смирившись в конце концов с неизбежным, она отдалась своему чувству всем сердцем. Она постоянно ловила себя на том, что следит за каждым движением Питта, за выражением его лица, когда он отмечал их местонахождение на карте южных морей, доставшейся от Родни Йорка.

Тронув Питта за руку, она тихонько спросила:

— Мы где?

— Как только рассветет, я намечу наш курс и определю расстояние, отделяющее нас от Гладиатора.

— Может, тебе лучше отдохнуть? Ты и двух часов не спал с тех пор, как мы покинули Невзгоды.

— Обещаю надолго предаться благостному сну на последнем этапе нашего плавания, — сказал он, всматриваясь сквозь сумерки в картушку компаса.

— И этот тоже не спит, — указала она на Джордино, который беспрестанно проверял, все ли в порядке с фальшкорпусами и снастями, скреплявшими их посудину.

— Если попутный ветер продержится, а мои навигационные выкладки окажутся близкими к истине, мы увидим твой остров послезавтра рано утром.

Мэйв обратила глаза к бескрайней россыпи звезд:

— Как прекрасны сегодня небеса!

— Как женщина, которую я знаю, — произнес Питт, переводя взгляд с компаса на паруса, а потом на Мэйв. — Сияющее создание с невинными голубыми глазами и волосами, словно золотой дождь. Она чиста, разумна и создана для любви и жизни.

— В твоем описании она весьма притягательна.

— Это только поначалу. У нее отец — самый богатый человек во всей Солнечной системе.

Мэйв, прогнув спину, прижалась к Питту и ощутила его крепость. Коснулась губами смешливых морщинок вокруг глаз, сильного подбородка.

— Ты, должно быть, крепко врезался в нее.

— Врезался, а почему бы и нет? — медленно выговорил он. — Она единственная девчонка в этой части Тихого океана, которая вызывает у меня страстное, безумное желание.

— Так ведь это я — единственная девчонка в этой части Тихого океана.

Питт легко коснулся губами ее лба:

— Стало быть, это твой священный долг исполнить мои самые потаенные фантазии.

— Будь мы одни, я бы поймала тебя на слове, — страстно прошептала она. — Пока же придется тебе пострадать.

— Могу попросить Ала пойти прогуляться, — ухмыльнулся Питт.

Отпрянув, она рассмеялась:

— Он недалеко уйдет.

Душа Мэйв тайно упивалась радостью, оттого что между ними не стоит никакая другая женщина.

— Ты мужчина особенный, — прошептала она. — Такой, какого каждая женщина жаждет встретить.

— Не совсем так, — рассмеялся Питт. — Я редко кормился любовью из их прекрасных рук.

— Может, потому, что слыл у них недоступным?

— Я не был бы таким, если бы они играли с открытыми картами, — шутливо заметил он.

— Я не это имела в виду, — серьезно заговорила она. — Море — вот твоя возлюбленная. Я это на лице твоем вычитала, когда мы в шторм попали. Выходило так, как будто ты с морем не боролся, а соблазнял его. Ни одной женщине не потягаться с такой огромной любовью.

— Ты ведь тоже страстнопривязана к морю, — ласково сказал он, — и к его обитателям.

Мэйв глубоко вздохнула:

— Да, отрицать не могу: в нем вся моя жизнь.

Джордино прервал идиллию. Выбравшись из надстройки, он объявил, что из одного поплавка выходит воздух.

— Передайте насос, — велел он. — Если отыщу течь, постараюсь ее залатать.

— Как держится «Дивная Мэйв»? — спросил Питт.

— Как дама на танцевальном конкурсе, — ответил Джордино. — Проворна и податлива, все суставы послушны ритму.

— Пусть только доставит нас до острова, а потом я пожертвую ее Смитсоновскому музею — пусть наша посудина красуется там. Наверняка другой такой не будет.

— Попадем в еще один шторм, — уныло произнес Джордино, — и музей ее не дождется. — Он машинально обвел взглядом черный горизонт и вдруг вскрикнул: — Слева по борту огни!

Питт с Мэйв посмотрели в ту сторону, куда указывал рукой Джордино, и увидели зеленый правый бортовой огонь и белую россыпь огоньков по мачтам. Корабль проходил далеко от них, двигаясь на северо-восток.

— Корабль, — подтвердил Питт. — Километрах в пяти от нас.

— Он нас не заметит, — заволновалась Мэйв. — У нас же своих огней нет.

Джордино исчез в надстройке и быстро вернулся.

— Последняя сигнальная ракета Родни Йорка.

Питт бросил взгляд на Мэйв:

— Ты хочешь, чтобы тебя спасли?

Та потупилась и медленно покачала головой:

— Не мне принимать такое решение.

— Ал, твое слово? Обильная еда и чистая постель тебя не искушают?

Джордино расплылся в улыбке:

— Это не так заманчиво, как вторая битва с кланом Дорсеттов.

Питт обнял Мэйв за плечи:

— Я с ним.

— Два дня, — задумчиво пробормотала Мэйв. — Я поверить не могу, что и вправду снова увижу своих мальчишек.

Некоторое время Питт молчал, думая о неизвестности, которая ждет их впереди. Потом мягко сказал:

— Ты их увидишь и обнимешь. Я тебе обещаю.

Они не собирались отказываться от намеченной цели и перестали беспокоиться о собственных жизнях. Их настолько захватило желание добраться до острова Гладиатор, что они даже не стали провожать взглядом огни корабля.

48

Каботажный грузовичок «Ланикай» на всех парах вошел в залив Халауа около Молокаи. Все, кто был на судне, выстроились по борту и принялись сосредоточенно разглядывать стоявший на якоре корабль. Он, казалось, был спроектирован и построен армией инженеров-пьяниц, сварщиков-неумех и строителей нефтяных вышек из Оклахомы.

Над носом на балках каким-то впопыхах сотворенным довеском нависала обширная вертолетная площадка. Высокая надстройка мостика находилась в кормовой части и делала судно похожим на нефтеналивной танкер. Правда, на этом сходство и кончалось. Середину корпуса занимало чудовищное скопление всяких механизмов, весьма смахивающее на груду металлолома. Сущий лабиринт из стальных трапов, лесов, лесенок и труб окружал вышку, которая вздымалась словно ферма — из тех, что используют при запуске тяжелых ракет в космос. В сооружении на полубаке не было иллюминаторов, лишь впереди тянулся ряд окошек, похожих на бойницы. Краска на сооружении потускнела и облупилась, сквозь нее проступали потеки ржавчины. Корпус был выкрашен в цвет морской волны, надстройки — в белый. Механизмы, перекрашенные бесчисленное количество раз, имели неопределенный цвет.

— Все, теперь, увидев это чудо, я могу спокойно умереть! — воскликнул, обозрев судно, Руди Ганн.

— Как, хотела бы я знать, умудрился адмирал раздобыть «Гломар эксплорер»?![226] — воскликнула Молли.

— Даже не рискую гадать, — выдавил Ганн, у которого был вид маленького мальчика, впервые в жизни увидевшего самолет.

Капитан «Гуда» высунулся из приоткрытой двери рулевой рубки:

— Каперанга Ганна вызывает к межсудовому телефону адмирал Сэндекер.

Ганн поднял руку, давая понять, что вызов принят, и зашел в рубку. Взяв трубку, он услышал:

— Ты опоздал на целый час.

— Прошу прощения, адмирал. Демонтаж антенны оказался не из легких. Я приказал рабочим вести ремонт по ходу разборки, с тем чтобы избежать потом лишней суматохи во время сборки.

— Толковый ход, — одобрил Сэндекер. — Попроси вашего капитана встать на якорь рядом с нами. Мы сразу начнем переносить части антенны.

— То, что у меня перед глазами, и есть знаменитый «Гломар эксплорер» Хьюза?

— Он самый, но с некоторыми переделками, — ответил Сэндекер. — Спускай катер и отправляйся к нам на борт. Жду тебя в капитанской каюте. Захвати мисс Фарадей.

— Скоро будем.

Первоначально идея пришла в голову заместителю министра обороны Дэвиду Паккарду, ранее руководившему крупнейшей электронной корпорацией «Хьюлетт-Паккард». Он предложил на базе построенного Уиллардом Баскомом океанского глубоководно-исследовательского судна «Алькоа сипроуб» создать «Гломар эксплорер» как совместный проект ЦРУ, «Глобал марин инкорпорейтед» и Говарда Хьюза. Осуществить проект взялась зависимая от Паккарда компания, в конечном счете превратившаяся в «Сумма корпорейшн».

Строительство велось на верфях Честера (штат Пенсильвания) фирмой «Сан шипбилдинг энд драй док К°». Плавучая громадина сразу же оказалась окутана секретами, в том числе и с помощью сбивавшей с толку информации. На воду ее спустили осенью 1972 года, через сорок один месяц работ на стапелях, что явилось замечательным техническим достижением.

Потом «Гломар эксплорер» прославился, подняв русскую подводную лодку класса «гольф» с глубины пять километров в самом центре Тихого океана. Что бы ни писали об этом газеты, а лодка была поднята — колоссальное достижение для разведки, которая весьма и весьма обогатила свои познания о техническом оснащении и эксплуатационных качествах советских подлодок.

Короткое время славы минуло, и никто не знал, что делать с «Эксплорером» дальше, так что в итоге он оказался в руках правительства Соединенных Штатов и был включен в программу консервации боевых кораблей Военно-морского флота США. Корабль два десятка лет бездействовал, базируясь в заливе Суисун к северо-востоку от Сан-Франциско.

Когда Ганн и Молли поднялись на палубу исполинского корабля, у них было такое чувство, будто они оказались в самом центре машинного зала электростанции. Размеры и разнообразие механизмов, увиденных вблизи, просто поражали воображение. Зато не было заметно никаких признаков строгой секретности, окружавшей «Эксплорер» во время его первого выхода в море. Возле площадки подъемного трапа их встретил второй помощник капитана корабля.

— Никаких охранников? — спросила Молли.

Офицер улыбнулся, и они направились к трапу, который вел на палубу под ходовой рубкой, разъясняя по дороге:

— Поскольку операция эта коммерческая, и мы не выполняем секретное задание по похищению иностранных подводных лодок со дна моря, в особых мерах безопасности нет необходимости.

— А я думал, что «Эксплорер» законсервирован, — сказал Ганн.

— Так оно и было еще пять месяцев назад, — ответил офицер. — Потом нас арендовала компания «Дип абисс инжениринг» для добычи меди и марганца с глубин океана в двухстах километрах от Гавайских островов.

— Вы уже начали работы? — спросила Молли.

— Нет еще. Большая часть оборудования «Эксплорера» — старая рухлядь по сегодняшним меркам, так что по ходу дела приходится что-то основательно менять, особенно электронику. В данный момент барахлят основные двигатели. Скоро их отремонтируют, и мы отправимся в путь.

Ганн с Молли обменялись вопросительными взглядами. Будто настроенные на одну и ту же волну, они гадали, каким образом корабль, намертво застрявший в воде, сумеет доставить их туда, где они должны отразить акустическую чуму.

Помощник капитана открыл дверь в просторную элегантную кают-компанию:

— Эти покои были отведены для Говарда Хьюза на тот случай, если он когда-нибудь посетит корабль. Случай, который, насколько мне известно, так и не представился.

Сэндекер шагнул пришедшим навстречу:

— Исключительная работа! Поздравляю вас обоих. Как понимаю, разборка оказалась делом более сложным, чем мы предполагали.

— Коррозия — вот наш враг, — признался Ганн. — Соединения с энергетической системой задерживали нас на каждом шагу.

— Такой ругани я в жизни не слышала, — улыбнулась Молли. — Поверьте мне, в жерле вулкана мат стоял такой густой, что топор можно было вешать.

— Сгодится антенна для нашей цели? — спросил Сэндекер.

— Если море не станет слишком капризничать и не развалит ее по швам, — ответил Ганн, — она свое дело сделает.

Сэндекер обернулся и представил им низенького полного мужчину лет сорока с небольшим:

— Капитан Джеймс Квик, мои помощники Молли Фарадей и капитан первого ранга Ганн.

— Добро пожаловать на борт, — приветствовал Квик, пожимая руки. — Сколько еще людей отправится с вами?

— Считая нас с мисс Фарадей, в нашей команде тридцать один мужчина и пять женщин, — сообщил Ганн. — Надеюсь, наша численность трудностей не вызовет.

Квик вяло махнул рукой:

— Не тревожьтесь. У нас свободных кают больше, чем нужно, а провизии хватит месяца на два.

— Ваш второй помощник сказал, что у вас нелады с двигателями.

— Складывающаяся вышка, — сказал Сэндекер. — Капитан говорит, что время отплытия не определено.

— Значит, мы имеем случай спешки с ожиданием, — пробурчал Ганн.

— Совершенно непредвиденное препятствие, Руди, прошу прощения.

Квик надел фуражку и направился к двери:

— Пойду соберу своих крановщиков и прикажу им начать переносить антенну с вашего судна.

Ганн последовал за ним со словами:

— Я с вами, отправлюсь руководить работой с борта «Ланикая».

Как только они вышли, Молли подняла на Сэндекера взгляд, в котором проницательность мешалась с уважением:

— Как, скажите на милость, вам удалось уломать власти и заполучить «Гломар эксплорер»?

— А я обошел официальный Вашингтон и сделал «Дип абисс инжиниринг» предложение, от которого компания не смогла отказаться.

Молли воззрилась на него:

— Вы купили «Гломар эксплорер»?

— Я его зафрахтовал, — поправил адмирал. — Безумно дорого обошлось.

— В бюджет НУМА это уляжется?

— Обстоятельства требовали быстрого решения. Не торговаться же мне было, когда столько жизней под угрозой! Если мы окажемся правы насчет смертоносности акустического схождения, я вытрясу деньги из этого бесстыжего конгресса. К тому же, чтобы подстраховаться, я вбил в соглашение оплату по исполнении.

— Отыскать поблизости «Эксплорер», после того как ВМФ не дал «Теодор Рузвельт», — это все равно что на золотую жилу наткнуться.

— Чем удача дарит, то и отнимает. — Сэндекер медленно покачал головой. — «Эксплорер» потому на Молокаи оказался, что во время плавания из Калифорнии полетели подшипники гребного вала. Сможет ли корабль двинуться в путь и доставить нас на место, пока не будет поздно, — вопрос открытый.

Большие краны правого борта вскоре вынесли стрелы наружу, прямо над открытой грузовой палубой «Ланикая». Опустились крюки, закрепленные на стреловых тросах, подхватили секции антенны и перенесли их на борт «Гломар эксплорера», где их раскладывали на свободном месте в порядке очередности сборки.

Не прошло и двух часов, как с разгрузкой было покончено и все секции антенны оказались на борту «Эксплорера». Грузовичок-каботажник поднял якоря, дал прощальный гудок и направился к выходу из гавани: свою задачу в операции он выполнил.

Ганн с Молли прощально махали руками, пока «Ланикай», неспешно скользя по зеленой глади залива, не вышел в открытое море.

Команду НУМА распределили по каютам, и уставшие сотрудники с удовольствием накинулись на заслуженное угощение из щедрого камбуза «Эксплорера», прежде чем улечься спать в покоях, которые простаивали пустыми с тех времен, когда корабль выуживал советскую подлодку из тихоокеанских глубин. Молли, добровольно взявшая на себя роль хозяйки дома, обходила всех, проверяя, что никто не свалился в болезни или не поранился во время демонтажа антенны.

Ганн вернулся в апартаменты для высоких гостей, приготовленные для эксцентричного Говарда Хьюза. За небольшим ломберным столиком сидели Сэндекер, капитан Квик и еще один офицер, которого представили как Джейсона Тофта, старшего механика корабля.

— Хотите бренди? — предложил Квик.

— Да, благодарю вас.

Сэндекер полностью отдался курению сигары, изредка потягивая золотистую жидкость из своего бокала. Вид у него, впрочем, был далеко не беззаботный.

— Мистер Тофт только что уведомил меня, что корабль не сможет отправиться в путь, пока с материка не доставят какие-то важные запчасти.

Ганн понимал: в душе у адмирала буря клокочет, — это только на вид он холоден, будто лед в ведерке. Сэндекер перевел взгляд на Тофта:

— Когда ждете запчасти, стармех?

— Они уже летят из Лос-Анджелеса. Наш корабельный вертолет ждет на летном поле аэропорта Хило на большом острове Гавайи, чтобы доставить запчасти прямо на «Эксплорер».

— А что случилось-то?

— Подшипники гребного вала, — объяснил Тофт. — По какой-то непонятной причине — может, потому, что ЦРУ слишком усердно подгоняло постройку, — гребной вал не был сбалансирован как следует. Во время перехода из Сан-Франциско лопнул смазочный трубопровод и прекратился доступ масла к подшипникам вала. Трение, износ металла, излишняя нагрузка, зовите как угодно, только в ста милях от Молокаи вал левого борта заклинило намертво. Еле-еле успели дотащиться на правом валу, пока и его подшипники не погорели.

— Я уже раньше говорил вам, что мы действуем в условиях крайней нехватки времени.

— Адмирал, я полностью осознаю масштаб ваших трудностей. Мои ребята из машинного отделения будут вкалывать как сумасшедшие, чтобы корабль вышел в море, но они всего-навсего люди. Должен предупредить вас: подшипники вала — это лишь полдела. Двигатели не так-то много часов выработали. Корабль сделал только переход с Восточного побережья в центр Тихого океана, а оттуда — до Калифорнии, еще тогда, в семидесятых. Потом он простоял почти без присмотра двадцать лет и сейчас находится в жутко запущенном состоянии. Даже если мы наладим вращение одного вала, нет никакой гарантии, что, выйдя из бухты, корабль опять не выйдет из строя.

— У вас есть необходимые для ремонта инструменты? — насел на Тофта Сэндекер.

— Заглушки на кожухе вала сняли и подшипники извлекли. Замена должна пройти вполне гладко. К сожалению, левый вал починить можно только в сухом доке.

Ганн обратился к капитану Квику:

— Не понимаю, отчего ваша компания не занялась переоборудованием «Эксплорера» в местных доках, после того как корабль вышел из консервации в Сан-Франциско.

— Вините в том счетоводов, — пожал плечами Квик. — Мы со стармехом Тофтом настаивали на переоборудовании еще до отхода на Гавайи, только руководство и слышать ничего не хотело. В док нас поставили только для того, чтобы снять большую часть подъемной техники и установку для захвата предметов со дна. Что же касается обычной технической профилактики, то руководство посчитало это ненужной тратой денег и заявило, что все механические поломки можно устранить в море или по прибытии в Гонолулу, чего у нас явно не получилось. Мало того, нас еще и сократили. Первоначально экипаж насчитывал сто семьдесят два человека, у меня же на борту шестьдесят человек, в основном матросы, операторы и механики. Двенадцать человек из них — геологи, морские инженеры и электронщики.

— Прошу прощения, капитан, — склонил голову Ганн. — Сочувствую вашим трудностям.

— Как быстро вы сможете отправиться в путь? — задал Сэндекер вопрос Тофту, стараясь не показывать, насколько он сам вымотался за последние несколько недель.

— Через тридцать шесть часов, может, и больше.

В каюте повисла тишина, и все взгляды устремились на Сэндекера. Тот, не сводя глаз со старшего механика, отчеканил с безжалостностью серийного убийцы:

— Разъясняю вам еще раз. Мы обязаны установить щит в районе схождения акустических волн в течение ближайших тридцати пяти часов, иначе погибнет очень много людей. Это не бредни воспаленного ума и не сценарий для голливудского научно-фантастического боевика. Это жизнь. Я, к примеру, не желаю стоять и любоваться ковром из мертвых тел, причитая: «Ах, если б только я оказался понастойчивее, то, может, и предотвратил бы это!» Каких бы чудес вам это ни стоило, стармех, мы должны прибыть на место не позднее восьми ноль-ноль послезавтрашнего утра.

— Не стану обещать невозможного, — насупился в ответ Тофт. — Только если мы не уложимся в ваше расписание, то вовсе не из-за того, что мои механики не желают работать. — Он осушил свой бокал и вышел из каюты, громко хлопнув дверью.

— Боюсь, вы огорчили старшего механика, — заметил Сэндекеру Квик. — Как-то жестоко вешать на него вину, если у вас не получится, не находите?

Сэндекер задумчиво воззрился на закрывшуюся дверь:

— Ставки слишком высоки, капитан. Я на такое не рассчитывал и, уж конечно, в мыслях не имел возлагать бремя ответственности на плечи стармеха Тофта. Только нравится нам это или не нравится, но именно в его руках сейчас судьба всех обитателей острова Оаху.

В 15.30 следующего дня изможденный и угрюмый Тофт вошел в ходовую рубку и доложил Сэндекеру, Ганну и капитану Квику:

— Подшипники гребного вала по правому борту заменены. Готов дать кораблю ход, но могу обещать скорость всего пять узлов с небольшим запасом.

Сэндекер схватил руку Тофта:

— Благослови вас Бог, стармех, благослови вас Бог.

— Каково расстояние до района схождения? — спросил Квик.

— Восемьдесят морских миль, — без запинки ответил Ганн, мысленно уже более десятка раз проложивший туда курс.

— Только-только, значит, — вздохнул Квик. — При скорости пять узлов восемьдесят миль мы пройдем за шестнадцать часов, а стало быть, на месте окажемся за несколько минут до восьми ноль-ноль.

— Восемь ноль-ноль, — повторил Ганн едва ли не шепотом. — Именно это время Йегер предсказал для схождения.

— Только-только получается, — эхом отозвался Сэндекер, — зато стармех Тофт дал нам шанс побороться.

Лицо Ганна напряглось.

— Вы, надеюсь, понимаете, адмирал, что если мы дойдем до места и окажемся в зоне поражения, то всем нам грозит гибель.

Сэндекер, не меняя выражения лица, оглядел стоявших перед ним мужчин.

— Да, — тихо произнес он. — Весьма вероятно.

49

Вскоре после полуночи Питт в последний раз определил курс судна по звездам и в свете половинки луны сверился с картой. «Если мои вычисления точны хотя бы в пределах бейсбольного поля, — подумал он, — то через несколько часов мы увидим остров Гладиатор». Поставив на вахту Мэйв с Джордино и велев им зорко смотреть вперед, он позволил себе роскошь часок соснуть.

Ему показалось, что он только-только уснул, когда Мэйв тряхнула его за плечо.

— Ты со своей навигацией прямо в точку попал, — восторженно сказала она. — Остров виден.

— Отличная штурманская работа, дружище, — поздравил его Джордино. — Ты привел посудину в расчетное время.

— И своевременно, — рассмеялась Мэйв. — С парусов начали опадать увядшие листья.

Питт вгляделся в ночь, но увидел только отблески звезд и луны на море. Он уж было рот открыл сказать, что ничего не видит, как столб света метнулся на западе по горизонту, а следом за ним появилось ярко-красное сияние.

— На твоем острове есть маяк? — спросил он у Мэйв.

— Небольшой башенный маяк на кромке южного вулкана.

— По крайней мере, твое семейство что-то сделало в помощь морским навигаторам.

Мэйв засмеялась:

— Мысли о пропавших моряках не приходили в голову моему прадеду, когда он строил маяк. Цель его всегда состояла в одном: предупреждать суда, чтобы те держались подальше и не вздумали приставать к острову.

— Много ли кораблей терпели крушение у его берегов?

Она глянула на свои ладони, потом сцепила их.

— Когда я была маленькой, папочка часто рассказывал о кораблях, которые выбрасывало на скалы.

— А про уцелевшие он рассказывал?

Мэйв покачала головой:

— О попытках спасения разговоров не было никогда. Он всегда говорил, что всякий человек, ступивший на остров Гладиатор без приглашения, попадает на свидание с сатаной.

— В каком смысле?

— В том смысле, что покалеченных убивают, а здоровых отправляют работать на шахты, где они и находят свою смерть. Еще никому из пленников не удавалось бежать с Гладиатора, чтобы поведать миру об ужасах, творящихся там.

— Ты же убежала.

— И что толку? — печально сказала Мэйв. — Когда я попыталась описать положение наших шахтеров властям, они мне не поверили. Я думаю, папочка попросту купил их.

— А китайцы, работающие на шахтах сегодня? Сколько их уезжает с острова в целости и сохранности?

Лицо Мэйв омрачилось.

— Единицы. Большинство умирает от жуткого перегрева в нижней шахте.

— От жара? — Выражение любопытства появилось на лице Питта. — Откуда он там?

— Пар пробивается сквозь щели в скалах.

Джордино задумчиво глянул на Питта:

— Лучше местечка для создания профсоюза не придумаешь.

— Часа через три мы доберемся до берега, — сказал Питт. — Еще не поздно все поменять — обойти остров и двинуться в Австралию.

— Нас окружает неистовый, жестокий мир, — вздохнул Джордино. — Совершенно никудышный, не попадай мы время от времени в хорошую передрягу.

— Это говорит становой хребет Америки, — возгласил Питт с улыбкой и оценивающе глянул на луну. — Полагаю, света вполне хватает, чтобы делом заняться.

— Ты до сих пор не объяснил, каким образом мы попадем на берег не замеченными папочкиными охранниками, — сказала Мэйв.

— Сначала ты расскажи мне про скалы, окружающие Гладиатор.

Недоуменно взглянув на него, она пожала плечами:

— Особо рассказывать нечего. Скалы тянутся по всему побережью острова. С западной стороны о них бьются громадные волны. Восточная сторона потише, но все равно опасна.

— А есть на восточном берегу бухточка с песчаным берегом и расщелинами в скалах, годными для подъема?

— Насколько помню, две такие есть. В одну легко войти, но там берег крошечный. Другая поуже, зато песчаная полоса там шире. Если думаешь причалить в какой-нибудь из них, то напрасно. Там отвесные утесы высотой метров сто. Первоклассный скалолаз-профессионал, пользуясь самым совершенным оборудованием, и то не сможет взобраться на них посреди ночи.

— Покажешь дорогу к узкой бухточке с просторным пляжем? — спросил Питт.

— Ты что, не слышал, что я сказала? — вспыхнула Мэйв. — С тем же успехом можно на Эверест подниматься с одним ледорубом. К тому же там полно охранников. Они осматривают скалы каждый час.

— И ночью?

— Папочка не оставляет ни одной двери открытой для похитителей алмазов, — сказала она ему внушительно, как нерадивому школьнику.

— Сколько охранников в патруле?

— Двое, за смену они совершают полный круг по острову.

— Стоя на скале, можно увидеть берег?

— Только если встать на самый краешек. — Мэйв в удивлении подняла брови. — К чему все эти расспросы про черные ходы на остров? Попасть на него можно только с лагуны.

Питт заговорщицки подмигнул Джордино:

— Скажи, тело у этой женщины — само совершенство, а мозги оставляют желать лучшего.

— Не расстраивайся, — проговорил, зевая, Джордино. — Мозги у женщины не самое главное.

Питт оглядывал скалы, которые были свидетелями крушения многих судеб, скалы, которые, суля жизнь и свободу, даровали или смерть в бушующих волнах, или рабство на алмазных шахтах Дорсетта. Долгое время, пока скалы острова Гладиатор проступали из ночной тьмы, на палубе «Дивной Мэйв» царило молчание. Мэйв стояла к Питту спиной, чтобы как бдительный впередсмотрящий предупредить о прибрежных рифах. Джордино готовился по первому знаку Питта запустить мотор.

Природа всеми силами содействовала исполнению дерзкого замысла. Лунного света вполне хватало, чтобы с моря разглядеть круто вздымающиеся береговые скалы, зато со скал заметить «Дивную Мэйв» было невозможно. Море присмирело едва не до штиля, восточный ветер раздувал паруса. Питт развернул тримаран и пошел вдоль береговой линии.

Пока они не обогнули оконечность острова, и вулкан не укрыл маленькую посудину от стремительного луча, обшаривавшего море с башни маяка Гладиатора, Питт чувствовал себя как киношный узник старинной тюрьмы, который пытается перелезть через стену при свете шарящих вокруг прожекторов.

— Далеко до бухты? — тихо обратился он к Мэйв.

— Кажется, она по берегу в километре от маяка, — отозвалась она, не оборачиваясь.

После того как посудина, повернув, пошла на север, ход ее значительно замедлился, и Питту стало трудно выдерживать курс. Подняв руку, он дал знак Джордино: «Заводи». Сердце вначале замерло, а потом учащенно забилось: мотор не заводился. Джордино дернул за шнур стартера один, второй, третий… тридцатый раз, и все напрасно. Джордино помял уставшую руку и грозно обратился к древнему мотору:

— Если ты со следующего рывка не заведешься, я тебе так врежу, что покалечу все болты в картере.

Он крепко ухватился за ручку шнура и мощно дернул. Движок чихнул, выплюнул клубочек дыма и ровно затарахтел. Джордино отер пот с лица и радостно провозгласил, учащенно дыша:

— Еще одно подтверждение закона Джордино. Всякое механическое устройство таит страх перед отправкой в утиль.

Питт убрал паруса и достал из надстройки воздушного змея. Ловко уложил тонкий трос кольцами на палубе посудины. Привязал небольшой разлапистый якорь, найденный возле хижины Йорка, к тросу чуть пониже места крепления к змею. Сел и принялся ждать своего часа, в глубине души сознавая, что у него всего лишь один шанс на успех из стольких, что и не счесть.

— Лево руля, — скомандовала Мэйв, вытянув левую руку в сторону. — Метрах в пятидесяти прямо по курсу острый камень торчит.

— Есть лево руля, — повторил команду Джордино, притянул к себе румпель мотора и развернул посудину под двадцать градусов к линии берега.

Он не сводил настороженных глаз с белой воды, бурлившей вокруг черных скал, выступавших над поверхностью, пока те благополучно не остались за кормой.

— Мэйв, ничего еще не видно? — спросил Питт.

— Точно не разберу. Никогда прежде не приходилось отыскивать эту чертову бухту в кромешной тьме, — ответила Мэйв не без ехидства.

Питт внимательно следил за бурунами: те становились все круче и ближе друг к другу.

— Дно совсем рядом. Еще метров тридцать, и нам придется в море повернуть.

— Нет-нет! — взволнованно воскликнула Мэйв. — Кажется, я вижу просвет в скалах. Точно, вижу. Это бухта с самым большим пляжем.

— Далеко? — сухо спросил Питт.

— Метров шестьдесят — семьдесят.

Тут Питт тоже увидел. Между отвесными скалами, освещенными луной, темнела щель. Питт послюнявил и поднял палец, определяя направление ветра. Бриз ровно дул с востока.

— Ну еще десять минут, — молил он, затаив дыхание. — Мне всего-то и нужно десять минут. — Повернулся к Джордино: — Ал, сможешь держать нас на месте метрах в двадцати от входа?

— Не так-то просто на такой волне.

— Постарайся, дружище. — Питт обернулся к Мэйв: — Возьми румпель и держись прямо наперерез волнам.

Питт развернул воздушного змея. В расправленном положении он имел около двух с половиной метров в высоту. Держа его в руках, Питт с радостью почувствовал, как рвется змей ввысь при каждом порыве ветра. Он начал стравливать трос, позволяя ему уйти в предрассветное небо.

До Мэйв вдруг дошла вся гениальность безумного плана Питта.

— «Кошка»! — обрадовалась она. — Ты хочешь зацепиться за верхушку утеса и по тросу забраться на скалу.

— Замысел именно таков, — ответил Питт, не спуская глаз со смутного контура воздушного змея, едва различимого в лунном сумраке.

Мастерски работая ручкой газа и реверсом переднего и заднего хода, Джордино удерживал посудину на одном месте. Упершись взглядом в море, он не видел, что делает друг.

Питт молился, чтобы ветер был устойчивым, и получил больше, чем просил. Змей так и рвался из рук. Спустив рукав видавшей виды кожанки, Питт обернул им, как перчаткой, трос, чтобы руки не порезать. Змея тянуло так, что Питту едва не вывернуло руки. Питт стиснул зубы, стараясь подавить дурное предчувствие. Он опасался, что ветер переменится и змей разобьется о камни, что Джордино с Мэйв не удержат посудину на одном месте, что якорь не найдет, за что уцепиться, что появится патруль и расстреляет их в мгновение ока.

Питт бодрился, до конца вычерпывая свои душевные силы. В полутьме он не мог точно определить, поднялась ли «кошка» выше края утеса. Вдруг он почувствовал, как под рукав кожанки скользнул узел, завязанный на тросе. Это означало, что змей поднялся на сто метров. Питт стравил еще двадцать метров троса. Утратив сопротивление ветру, змей заметался из стороны в сторону и упал.

Огромное облегчение ощутил Питт не только в мыслях, но и во всем теле, когда, несколько раз потянув за трос, убедился, что тот не поддается. Крючья якоря с первой же попытки вцепились в камень.

— Ал, заводи тримаран в бухту. Путь наверх проложен.

Джордино только этого и ждал. Работа по удержанию посудины на месте под неослабевающим напором прибоя стала испытанием для его умения и ловкости. С удовольствием поставив реверс в положение «вперед», он поддал газу и повел «Дивную Мэйв» меж камней ко входу в бухточку.

Мэйв вернулась на бак, чтобы исполнять обязанности впередсмотрящего, и принялась указывать Джордино путь в чернильной воде, которая по мере их продвижения в бухту успокаивалась все больше.

— Вижу берег, — доложила Мэйв. — Мы как раз в полоску песка метров в пятнадцать упремся, если возьмем чуть левее.

Прошло несколько минут, и нос с фальшкорпусами уткнулся в мягкий песок. Питт взглянул на Мэйв. Утесы заслонили луну, и в тени он с трудом различил черты ее лица.

— Вот ты и дома, — сказал Питт.

Запрокинув голову, она смерила взглядом утесы и узкую полоску звездного неба.

— Нет, еще не дома.

Питт накинул кожанку на плечи Мэйв и крепко потянул за трос.

— Лучше нам не терять времени, пока патруль не пришел.

— Я должен идти первым, — сказал Джордино. — Я самый сильный.

— В этом никто не сомневается, — улыбнулся Питт. — В любом случае, думаю, на этот раз твоя очередь.

— Ах да! — припомнил Джордино. — Пришло время расплачиваться за то, что тогда, в Андах, террорист обрезал твою страховку, когда ты плавал в этой раковине среди камня, а я стоял и смотрел разинув рот, как беспомощный лежебока.

— И мне пришлось выбираться без всего, кроме пары отверток.

— Расскажи мне об этом еще разок, — съязвил Джордино. — Никогда не устану слушать эту байку.

— Пошел вперед, критикан, и смотри патруль не прозевай.

Коротко кивнув в ответ, Джордино ухватился за тонкий трос и сильно потянул его, убеждаясь в надежности.

— Эта ниточка вполне крепкая, чтобы выдержать мой вес?

Питт пожал плечами:

— Остается только уповать на это, так ведь?

Джордино одарил его безрадостным взглядом и начал подниматься по склону утеса. Он быстро исчез в непроглядной темноте, а Питт крепко держал трос, не давая ему болтаться.

— Отыщи парочку выступающих камней и привяжи посудину и за нос, и за корму, — велел Питт Мэйв. — Если дела обернутся к худшему, мы можем рассчитывать, что «Дивная Мэйв» вынесет нас отсюда.

Мэйв недоуменно взглянула на него:

— А как еще ты собирался уходить отсюда?

— Я малый ленивый. Где-то глубоко в душе я лелеял надежду украсть одну из яхт твоего отца, а может, и самолет.

— Ты за собой армию ведешь?

— Половина ее полков перед тобой.

Разговор умолк, и оба устремили глаза вверх, гадая, далеко ли ушел Джордино. О продвижении друга Питт мог судить только по дерганью троса.

Минут через тридцать Джордино остановился перевести дыхание. Руки у него ныли так, будто тысяча чертей истыкала их остриями вил. Поднимался он довольно быстро, если учитывать неровности скалы. Взобраться без троса было бы невозможно. Даже с нормальным снаряжением, одолевая в темноте за раз по метру, выбирая точку опору для пальцев ног, вбивая крюки и закрепляя в кольцах страховку, на восхождение потребовалось бы часов шесть.

Минута — не больше — на отдых, и снова они друг за другом принялись перехватывать трос. Устало, но по-прежнему мощно подтягивал он себя вверх, обходя выступы и экономя силы на уступах. Ладони у него стерлись в кровь от беспрестанного хватания и подъема по тросу, взятому с яхты Родни Йорка. В общем-то, нейлоновая веревка едва-едва его выдерживала. Зато она была легкой, в противном случае змей не вознес бы якорь на вершину.

Джордино приостановился, чтобы взглянуть вверх на теряющуюся в тени кромку вершины, очерченную звездами. «Метров пять, — прикинул он, — еще пять метров». Дышал он тяжело, болезненно всхлипывая, грудь и руки ныли от ушибов и царапин о невидный в темноте камень. Громадная его сила была на исходе. Последние метры Джордино взбирался, по сути, на одной только воле. Несокрушимый, крепкий и твердый как камень, по которому он взбирался, Джордино лез и лез, не помышляя больше об остановке. И наконец перед ним открылась земля. Еще один, последний, рывок через край — и он лег плашмя, прислушиваясь, как колотится сердце, как кузнечными мехами ходят легкие, с хрипом втягивая и выталкивая воздух.

Минуты три Джордино лежал недвижимо, радуясь, что мучения его закончились. Оглядевшись вокруг, он обнаружил, что лежит поперек дорожки. Поодаль, всего в нескольких шагах, маняще темнела стена из деревьев и кустарников. Не заметив ни огонька, ни какого-либо движения, Джордино прошел по тросу до «кошки» и увидел, что та прочно держится за вылезшие на поверхность камни.

Сумасбродная идея Питта сработала просто замечательно!

Удостоверившись, что «кошка» никуда не денется, Ал поднялся на ноги. Отвязал змея и припрятал его среди растений напротив дорожки, потом вернулся к краю утеса и два раза сильно потянул за трос.

Далеко внизу Питт повернулся к Мэйв:

— Твой черед.

— Не знаю, получится ли у меня, — волнуясь произнесла она. — Высота на меня страх нагоняет.

Питт сделал петлю, набросил ее Мэйв на плечи, опустил и крепко затянул на поясе.

— Держись крепко за трос и шагай по скале. Ал будет тянуть тебя сверху.

Питт трижды дернул трос. На Мэйв вслед за ощущением, будто ей талию обручем стиснуло, наваливалась усталость. Плотно зажмурив глаза, она мухой поползла по отвесной стене утеса.

А высоко наверху Джордино, у которого руки слишком онемели, чтобы подтягивать Мэйв, отыскал гладкую щель в камне, где трос не повредило бы и не растрепало на нейлоновые нити. Уложив в нее трос, он закинул его себе за плечи. Потом, нагнувшись вперед, зашагал через дорожку, волоча за собой Мэйв.

Через двенадцать минут она, со все так же плотно зажмуренными глазами, появилась на краю утеса.

— Добро пожаловать на вершину Маттерхорна,[227] — тепло приветствовал ее Джордино.

— Слава богу, все позади! — радостно простонала Мэйв, открыв глаза. — Не думаю, что смогу еще раз проделать такое.

Джордино высвободил Мэйв из петли.

— Постойте на страже, пока я Дирка втащу. Дорожка, что вдоль скал на север идет, просматривается довольно далеко, зато участок с юга скрыт за большой кучей камней метрах в пятидесяти.

— Я помню эти камни, — сказала Мэйв. — Они лежат по кругу, в центре — пустота. Когда-то мы с Дейрдрой играли там, изображая из себя королевскую знать. Эта куча называется Замок. Теперь на пустом месте устроен сторожевой пост.

— Надо поднять Дирка до того, как появится патруль, — сказал Джордино, аккуратно сбрасывая трос вниз.

У Питта было такое ощущение, что поднимается он по времени не больше, чем требуется для приготовления яичницы. Однако, когда до края утеса оставалось метров десять, подъем вдруг прекратился. Ни слова предупреждения, ни слова ободрения — одно молчание. Означать это могло лишь одно: приближается патруль. Не в силах увидеть то, что творится наверху, Питт прижался к утесу и затих.

Мэйв заметила огонек около Замка и предупредила Джордино. Тот быстро закрепил трос за ствол дерева, чтобы Питт не грохнулся на песчаный берег. Забросал лежащий кусок троса пылью и сухими листьями, но не успел спрятать якорь.

— А как же Дирк? — взволнованно прошептала Мэйв. — Он может не понять, что произошло, и окликнуть нас.

— Напротив, он затаится как мышонок, — уверенно заявил Джордино и не церемонясь потащил ее в кусты возле дорожки. — Сиди тут, и чтоб тебя не видно и не слышно было, пока охранники не пройдут.

Одинокий лучик света, не рыская по сторонам, становился все ярче, неумолимо приближаясь. Прошагав по караульной дорожке за прошедшие четыре месяца сотни раз, да так и не заметив странных следов, два стража, составлявшие патруль, вели себя небрежно и беззаботно. Вошедшее в привычку бездействие всегда порождает скуку и безразличие. Охранники будто по прошлому вышагивали: те же камни, те же изгибы дорожки, тот же отдаленный гул прибоя. Только этих ребят очень хорошо учили и им очень хорошо платили. Скука — да, но никак не вялость.

У Джордино сердце часто забилось, когда он увидел, что охранники осматривают каждый дюйм дорожки. Он не подозревал, что Дорсетт платит премию в двадцать пять тысяч долларов за отрубленную руку лазутчика и не интересуется, куда деваются прочие части тела.

Охранник остановился как раз напротив Мэйв и Джордино:

— Здрасьте!.. А это что за штука?

— Что ты там увидел? — спросил напарник.

— Похоже на «кошку» со шлюпки. — Стражник опустился на одно колено и разбросал торопливо набросанную маскировку. — Так-так, она привязана к тросу, который спускается по скале.

— Первая попытка проникнуть на остров со стороны утесов с тех пор, как три года назад мы поймали группу канадских контрабандистов, — сказал напарник и посветил фонариком по склону скалы.

Стражник вытащил нож и приготовился обрезать трос.

— Если голубчики собираются подняться сюда, то их ждет жестокое разочарование.

Мэйв затаила дыхание, когда Джордино вышел из кустов на дорожку:

— У вас что, голубчики, дел получше нет, чем бродить тут по ночам?

Стражник замер с поднятой рукой, в которой сжимал нож. Его напарник резко обернулся и наставил на Джордино ствол автомата:

— Замри где стоишь — или я стреляю.

Джордино послушно сделал так, как ему велели, только ноги напружинил, готовясь к броску. Страх и помутнение рассудка ощутил он, представив, как через несколько секунд Питт полетит к морю и рифам.

И вдруг автомат опустился.

— Что с тобой?! — спросил напарника охранник с ножом.

И сам остолбенел. Джордино оглянулся и увидел Мэйв. На лице ее не было и тени страха, гнев искажал ее черты.

— Уберите оружие! — приказала она.

Напарник стражника с фонариком осветил Мэйв.

— Мисс Дорсетт?

— Флетчер, — поправила она. — Мэйв Флетчер.

— Я… Нам сказали, что вы утонули.

— Я что, по-вашему, сейчас в море плаваю?

Мэйв не совсем четко представляла себе, как ее воспринимают охранники в оборванных до лохмотьев блузке и шортах. Зато в другом у нее сомнений не было: она вовсе не походила на дочь бриллиантового магната с миллиардным состоянием.

— Могу я узнать, что вы делаете здесь в такой ранний час? — спросил стражник с ножом вежливо, но твердо.

— Мы с моим другом решили прогуляться.

Охранника такой ответ не удовлетворил.

— Вы уж простите меня, — сказал он, подхватывая свободной рукой трос и собираясь его обрезать, — только что-то здесь очень не так.

Мэйв, подойдя вплотную, ударила стражника с автоматом по щеке. Столь ошарашивающее проявление превосходства поразило охранников, и они на какое-то время растерялись. Стремительный, как распрямившаяся стальная пружина, Джордино молниеносно бросился на стоявшего рядом стража, выбил у него из рук автомат и головой ударил прямо в живот. Стражник жутко скорчился и упал навзничь. Джордино, не удержавшись на ногах, свалился на поверженного противника.

В тот же миг Мэйв бросилась на второго охранника, но тот встретил ее сильным ударом тыльной стороны ладони по скуле и сбил с ног. Отбросив нож, страж схватился за автомат, указательный палец правой руки лег на спусковой крючок, а дуло уставилось в грудь Джордино.

Джордино понял: ему конец. Схватка с другим стражем не давала ему времени хоть как-то защититься. Он понимал: ему никак не добраться до стража, прежде чем он увидит, как автоматный ствол изрыгнет огонь. Он ничего не мог поделать, кроме как сжаться всем телом, ожидая удара пули.

Но не было ни выстрела, ни удара пули.

Не замеченная никем, из-за края утеса показалась сначала кисть, потом рука, которая ухватилась за автомат и рванула его из рук стража. Не успел тот вдохнуть, как полетел с утеса вниз. Его последний крик ужаса эхом отозвался в черной пустоте.

В луче упавшего на землю фонарика над краем утеса выросла голова Питта. Глаза моргали от яркого света, он слегка улыбался.

— Я так полагаю, именно это и называется пролететь, столкнувшись с враждебной точкой зрения.

50

Мэйв крепко обхватила Питта обеими руками:

— Ты явился как нельзя вовремя!

— А чего не стрелял из своей пукалки? — поинтересовался Джордино.

Питт достал из заднего кармана крохотный автоматический пистолет и будто взвесил его на ладони.

— После того как охранник с фонариком не заметил, как я прячусь в расселине, я выждал с минуту, а потом подобрался к краю утеса взглянуть, что происходит. Когда же увидел, что еще миг, и тебя пристрелят, времени выхватывать оружие и целиться уже не было. Пришлось, стало быть, пустить в ход вариант чуть похуже.

— И хорошо, что он так сделал, — сказала Мэйв, обращаясь к Джордино, — не то тебя тут уже не было бы.

Но итальянцу слезливость была чужда, и чувств своих он напоказ не выставлял.

— Как только случай представится, я вынесу за него мусор. — Он глянул на охранника, который лежал на земле в позе зародыша. Поднял автомат, проверилмагазин. — Отличное дополнение к нашему арсеналу.

— С этим что делать? — спросила Мэйв. — Сбросить с утеса?

— Никаких ужасов, — ответил Питт и непроизвольно глянул в обе стороны дорожки. — Нам он больше не навредит. Лучше засунем кляп ему в рот, свяжем и оставим, пока его свои не отыщут. Когда он с напарником не появится на сторожевом посту, наверняка розыски начнутся.

— Следующий патруль еще минут пятьдесят не покажется, — заметил Джордино, быстро вытягивая нейлоновый трос через край утеса на дорожку. — Времени хватит, чтобы уйти подальше.

Спустя несколько минут охранник с широко раскрытыми от ужаса глазами, в одном нижнем белье висел в воздухе в десяти метрах от края утеса, плотно, как кокон, обвязанный нейлоновым тросом, конец которого держал якорь-«кошка».

Следуя за Мэйв как за проводником, Питт и Джордино отправились по петляющей дорожке. Джордино вооружился миниатюрным автоматическим пистолетом, а Питт, одетый в форму охранника, нес автомат. Они уже не чувствовали себя ни загнанными, ни беспомощными, что было неразумно, как понимал Питт. Он знал: не меньше сотни человек охраняют шахты и побережье острова. И это не самое худшее. Главное — путь к «Дивной Мэйв» отрезан: придется искать другое транспортное средство, чтобы покинуть остров. Такой поворот событий Питт все время имел в виду, но запасной план отступления наметить не успел. «Впрочем, — подумал он, — эта забота не первоочередная. Сейчас нужно вызволить сыновей Мэйв из лап безумного дедушки».

Пройдя метров пятьсот, Мэйв указала на густые заросли кустарника.

— Остров мы пересечем тут, — уведомила она мужчин. — Дорога делает поворот метрах в тридцати отсюда. Если будем осторожны, нас не заметят с проезжающих машин, и мы вдоль дороги доберемся до основного жилого поселка служащих отца.

— Где мы находимся? — спросил Питт.

— Примерно на полпути к лагуне, и мы напротив нее.

— А вы как думаете, где держат ваших ребятишек? — задал вопрос Джордино.

— Хотела бы я знать, — сдержанно выговорила она. — Я-то прежде всего про дворец думаю, но отец вполне может держать Шона и Майкла в поселке охраны или, того хуже, на шахте, у Джека Фергюсона.

— Не очень это здорово шататься повсюду на манер туристов, отыскивающих дешевый ресторанчик, — сказал Питт.

— Я того же мнения, — кивнул Джордино. — По-хорошему, следует отыскать человека компетентного и выкрутить ему руки, чтобы четко ответил на наши вопросы.

Питт манерно оправил куртку, позаимствованную у охранника:

— Я знаю такого человека, только бы он на острове оказался.

Спустя двадцать минут они подошли к поселку, где размещались горные инженеры и сотрудники службы безопасности. Держась в тени кустов, обогнули лагерь для китайских рабочих. Яркий свет заливал бараки и открытое пространство, огороженное металлической сеткой, по которой шел электрический ток. Лагерь находился под пристальным наблюдением систем электронного слежения, а потому не нуждался в патрулировании.

Прошли еще сто метров. Мэйв остановилась и дала знак Питту и Джордино залечь под бугорком около развилки. Один конец бетонки вел через большие арочные ворота ко дворцу Дорсетта, а другой, спускаясь по склону холма, — к порту. Питт потратил лишнюю минуту, разглядывая внушительное судно, пришвартованное к причалу. Даже на таком большом расстоянии ошибиться было невозможно: яхта Дорсетта. Особенно порадовал Питта вертолет на верхней палубе.

— Есть на острове взлетно-посадочная полоса? — спросил он у Мэйв.

Она покачала головой:

— Папочка отказался от ее строительства, отдав предпочтение исключительно морскому транспорту. В Австралию и обратно его доставляют на вертолете. А тебе зачем?

— Процесс отказа от неподходящих решений. Наша улетная птичка сидит прямо на яхте, — сказал Питт.

— Ты умница, ты все это давно придумал.

— Просто на меня накатила волна вдохновения! — воскликнул Питт, а потом серьезно спросил: — Сколько человек охраняет яхту?

— Всего два. Те самые, что сидят за мониторами систем охраны причала.

— А команда?

— Как только яхта прибывает на остров, папочка требует, чтобы команда отправлялась на берег по своим домам.

Питт посмотрел на поселок обслуживающего персонала. В шахтах царила кипучая деятельность, а поселок будто вымер. Причал рядом с яхтой выглядел совершенно безлюдным в свете прожекторов, установленных на крыше пакгауза. Казалось, все три четверти населения острова спали в постелях, что, в общем-то, не так уж и необычно в четыре часа утра.

— Покажи, где дом начальника службы безопасности, — попросил Питт.

— Инженеры с шахт и слуги отца живут вон в тех домиках, что ближе к лагуне, — сообщила Мэйв. — Дом, что тебе нужен, расположен в юго-западном уголке квартала, где обитают стражи безопасности. Он выкрашен в серый цвет.

— Вижу. — Питт отер рукавом пот со лба. — Можно к нему как-то подобраться помимо дороги?

— За домом есть аллея.

— Тогда двигаем отсюда. У нас до света не так-то много времени осталось.

Они двинулись к дому, прячась в тени аккуратно подстриженных деревьев, посаженных по мощеным обочинам дороги. Высокие фонари тянулись через каждые пятьдесят метров, точно так же как в больших городах. Стояла тишина, если не считать тихого шуршания травы и опавших листьев у них под ногами.

Когда они пробрались в заросли кустов неподалеку от задней двери, Питт приложился губами к уху Мэйв:

— Ты в этом доме когда-нибудь была?

— Раз или два, в детстве. Папочка попросил меня записку отнести человеку, который некогда возглавлял службу безопасности, — ответила она, едва шевеля губами.

— Есть в доме система сигнализации для обнаружения непрошеных гостей?

Мэйв покачала головой:

— Вряд ли. Даже представить себе не могу, чтобы кто-то посмел без спросу забраться в логово шефа безопасности.

— Обслуга?

— Живет в другом квартале.

— Куда ведет дверь перед нами?

— Надеюсь, что в кухню с хорошим запасом продуктов, — проворчал Джордино. — Мне как-то не по нутру бегать в темноте на пустой желудок — на очень пустой желудок, смею добавить.

— Можешь произвести первое вскрытие холодильника, — разрешил Питт.

Он вышел из тени, скользнул к дому и заглянул в окно. Никого. Питт осторожно дотянулся до ручки и нажал на нее. С едва слышным щелчком язычок замка вышел из гнезда. Сделав глубокий вдох, Питт слегка приоткрыл дверь. Петли не издали ни звука. Питт распахнул дверь настежь и ступил в тускло освещенную прихожую, миновав которую очутился в маленькой кухне. Пройдя ее, он закрыл раздвижную дверь в коридор и включил свет. Увидев сигнал, Мэйв и Джордино тут же вошли в дом.

— О, благодарю тебя, Господи! — восторженно забубнил Джордино при виде великолепно обставленной кухни, над разделочным столом и плитой которой свисала весьма дорогая утварь, пригодившаяся бы любому классному шеф-повару.

— Теплый сухой воздух, — радостно прошептала Мэйв. — Я уже столько недель не дышала теплым сухим воздухом.

— Я прямо сейчас могу уговорить яичницу с ветчиной, — сказал Джордино.

— Прежде всего то, что прежде всего, — тихо осадил его Питт.

Вновь выключив свет, он отодвинул раздвижную дверь, взял автомат на изготовку и вышел в коридор. Склонив голову набок, прислушался и уловил только тихий шум вентилятора в обогревателе. Прижимаясь к стене, он прошел по коридору и поднялся по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, пробуя каждую ступеньку, не скрипнет ли.

На лестничной площадке Питт увидел две двери, стоящие по разные стороны. Он заглянул в правую. Это оказался кабинет, оборудованный компьютером, телефонами и каталожными ящиками. Стол содержался в безукоризненном порядке. Питт улыбнулся про себя: иного от обитателя дома он и не ожидал. Уже уверенный в себе, он направился к левой двери, распахнул ее ударом ноги и включил свет.

Красивая азиатка лет восемнадцати, не больше, с длинными черными шелковистыми волосами уставилась округлившимися от страха глазами на человека, вооруженного автоматом. Она раскрыла рот, чтобы позвать на помощь, но сумела издать лишь коротенький булькающий звук.

У лежавшего рядом с ней мужчины нервы были покрепче. Он лежал на боку, закрыв глаза, и даже не попытался повернуться и взглянуть на Питта. И если бы не слишком откровенное безразличие мужчины, Питт не сделал бы следующего движения. Он плавно нажал на курок и всадил одну за другой две пули в подушку. Автомат был снабжен пламегасителем, а потому выстрелы прозвучали приглушенно, как два хлопка в ладоши. Только тогда мужчина резко изогнулся, уселся в постели, рассматривая ладонь, из которой текла кровь.

Девушка завизжала, но мужчины не обращали на ее вопли внимания. Оба терпеливо дожидались, пока она, застыв от ужаса, не умолкнет.

— Доброе утро, шеф, — весело приветствовал Питт. — Прошу извинить за причиненные неудобства.

Джон Мерчант остановил взгляд на пришельце.

— Моя охрана слышала крики и уже направляется сюда, — спокойно выговорил он.

— Сомневаюсь. Зная вас, могу предположить, что женские вопли из вашего жилища доносятся каждую ночь и вряд ли кого-то удивят.

— Кто вы такой? Что вам надо?

— Как же забывчивы бывают люди!

Мерчант прищурился, и тут у него челюсть отвисла: узнал. На лице его униженность смешалась с неверием.

— Вы… Не может быть… Не может быть, чтоб это были вы… Дирк Питт!

Словно по зову, в комнату вошли Мэйв и Джордино. Не говоря ни слова, встали рядом с Питтом и воззрились на двух людей в постели как на киносцену.

— Да это просто кошмар какой-то, должно быть, — произнес Мерчант, задыхаясь.

— У вас и во снах кровотечения случаются? — спросил Питт.

Он сунул руку под подушку Мерчанта, извлек девятимиллиметровый автоматический пистолет и перебросил его Джордино. На миг ему показалось, что этот склизкий человечишка придет в себя и смирится со своим положением, но Мерчант все никак не мог оправиться от встречи с теми, кого считал покойниками.

— Я же своими глазами видел, как вы поплыли по волнам прямо навстречу шторму, — тупо лепетал Мерчант. — Как же могло случиться, что все вы выжили?

— Нас кит проглотил, — сказал Джордино, задергивая шторы на окнах. — А мы ему такое в желудке устроили, что он… Можете догадаться, что произошло дальше.

— Вы все с ума сошли. Сложите оружие. Вам ни за что не уйти с острова живыми.

Питт упер ствол автомата Мерчанту в лоб:

— От вас мне нужно услышать только одно: местонахождение сыновей мисс Флетчер. Где они?

Во взгляде Мерчанта сверкнула искра вызова.

— Ничего я вам не скажу!

— Тогда наверняка умрете, — холодно сообщил Питт.

— Странные слова в устах морского инженера и океанографа, человека, который возводит женщин и детей на пьедестал и которого почитают за его нерушимое слово и цельность натуры.

— Аплодирую вашей домашней заготовке.

— Вы не посмеете меня убить, — заявил Мерчант, справившись со своими чувствами. — Вы не профессиональный убийца и не садист.

Питт равнодушно пожал плечами:

— Осмелюсь заметить, что один из ваших охранников, тот, кого я полчаса назад сбросил со скалы, с вами не согласился бы.

Мерчант бесстрастно посмотрел на Питта, не зная, верить ему или не верить.

— Я не знаю, что сделал мистер Дорсетт со своими внуками.

Питт перевел ствол автомата с головы Мерчанта на его колено:

— Мэйв, считай до трех.

— Один, — начала она с таким спокойствием, будто кусочки сахара для чая отсчитывала, — два, три.

Питт нажал на спуск, и пуля разворотила коленную чашечку Мерчанта. Наложница вновь ударилась в вопли, но Джордино зажал ей ладонью рот:

— Пожалуйста, не могли бы вы вести себя потише? От вашего визга штукатурка трескается.

Мерчант же преобразился совершенно. Наполненный злобой человек вдруг переменился, поведение его свидетельствовало только о страдании и ужасе.

— Колено, вы разбили мне колено! — Он заскрежетал зубами.

Питт упер дуло в локоть Мерчанта.

— Я спешу. Если вы не хотите стать калекой, то предлагаю вам говорить чистую правду, в противном случае вам крайне трудно будет чистить зубы.

— Сыновья мисс Флетчер работают в шахте наравне с китайцами. И живут они в охраняемом лагере.

Питт обернулся к Мэйв:

— Судить тебе.

Мэйв заглянула Мерчанту в глаза, ее напряженное лицо отражало бурю чувств.

— Он лжет. Мальчики поручены Джеку Фергюсону, смотрителю моего отца. Он ни за что с них глаз не спустит.

— А этот где обитает? — спросил Джордино.

— Фергюсон живет в гостевом домике рядом с дворцом, чтобы являться к отцу по первому вызову.

Питт холодно улыбнулся Мерчанту:

— Извините, Джон, ответ неверный. Это будет стоить вам локтя.

— Нет, прошу вас, нет! — выкрикнул Мерчант сквозь стиснутые отболи зубы. — Ваша взяла. Близнецов держат дома у Фергюсона, когда они не работают в шахте.

Мэйв вплотную приблизилась к Мерчанту, терзаясь картинами страданий, которые испытывают ее сыновья. Не в силах сдержать себя, она резко ударила его несколько раз по лицу.

— Шестилетних мальчиков заставили работать в шахте! Что же вы за чудовища, что за садисты?!

Джордино ласково обхватил за талию Мэйв, разразившуюся рыданиями, и увлек ее на середину комнаты.

Лицо Питта выражало печаль и строгость. Он установил дуло в миллиметре от левого глаза Мерчанта:

— Еще один вопрос, дружище Джон. Где почивает пилот вертолета?

— У него сломана рука. Он лежит в больнице, — угрюмо ответил Мерчант. — Можете не надеяться заставить его вывезти вас с острова.

Питт и Джордино обменялись взглядами.

— Да кому он нужен, ваш пилот? — Оглядев комнату, он кивнул на стенной шкаф: — Мы их прямо здесь оставим.

— Вы собираетесь убить нас? — медленно выговорил Мерчант.

— Я бы скорее вонючих скунсов пристрелил, — подчеркнул Питт. — Но коль скоро вы об этом заговорили, скажу: вас с подружкой свяжут и запрут в гардеробе.

Страх Мерчанта выдал задергавшийся уголок рта.

— Мы там задохнемся.

— Могу прямо сейчас пристрелить вас обоих.

Мерчант больше ничего не говорил и никакого сопротивления не оказывал, пока его и девушку вязали простынями, порванными на полосы, и бесцеремонно заталкивали в гардероб. Джордино половину мебели придвинул к дверцам, чтобы пленники не выбрались наружу.

— Мы получили то, за чем пришли, — подытожил Питт. — Отправляемся к дому Фергюсона.

— Ты же говорил, что я могу совершить налет на холодильник, — возразил Джордино. — У меня в животе спазмы от голода.

— На это сейчас нет времени, — сказал Питт. — Позже попируешь.

Джордино грустно покрутил головой, засовывая за пояс девятимиллиметровый автоматический пистолет Мерчанта, и проворчал:

— Отчего у меня такое чувство, как будто вовсю действует заговор с целью лишить мое тело всех его соков?

51

Семь часов утра. Голубое небо, неограниченная видимость и море, по которому молчаливыми демонами катятся небольшие волны, устремляясь к невидимым берегам, где им предстоит разбиться вдребезги и умереть. Стоял обычный день, похожий на большинство других в тропических водах возле Гавайских островов, теплых, ощутимо влажных, с легким ветерком. Была суббота, день, когда пляжи Вайкики и наветренная сторона острова неспешно просыпались вместе с ранними птицами. Тысячи местных жителей и отпускников предвкушали купание в волнах прибоя, усмиренных прибрежными рифами, и солнечные ванны на нагретом задень песке. Умиротворенные люди и в мыслях не держали, что этот день может оказаться для них последним.

«Гломар эксплорер» всего на одном из винтов-близнецов, работавшем на полную мощь, упорно продвигался к месту смертоносного акустического схождения, ибо звуковые волны уже начали свой путь в море из четырех источников. Корабль опоздал бы на добрых полчаса, если бы старший механик Тофт буквально не выжал из своих молодцов все соки. Он клял и умолял двигатель, который и без того из кожуха вон лез, работая всего на одном валу, и вытягивал из него еще пол-узла скорости. Тофт дал слово, что корабль выполнит то, что ему предначертано судьбой, с запасом времени, и с божьей помощью держал свое слово.

Стоя в крыле мостика по правому борту, Сэндекер в бинокль следил за тем, как бирюзовый вертолет (точная копия находящихся на вооружении ВМФ США «морских ястребов», только без вооружения) зашел к кораблю с носа, сделал круг и сел на посадочную площадку. Из вертолета быстро вышли Эймс и Ганн и поспешили к надстройке на корме. Минуту спустя они уже стояли на мостике рядом с Сэндекером.

— Погружение прошло нормально? — взволнованно спросил адмирал.

Доктор Сэнфорд Эдгейт Эймс слегка улыбнулся:

— Четыре комплекта дистанционных звукоулавливающих приборов установлены под водой в заданных местах на расстоянии тридцати километров от зоны схождения.

— Мы их поставили точно на предполагаемых путях четырех акустических потоков, — добавил Ганн.

— Они готовы произвести замер окончательного приближения и мощности звука? — спросил Сэндекер.

Эймс кивнул:

— Данные телеметрии от подводных модемов будут передаваться плавающими передатчиками спутниковой связи на бортовой терминал обработки и анализа прямо сюда, на «Эксплорер». Система работает по принципу программы акустического обнаружения подводных лодок.

— Нам повезло, — сказал Ганн, — погода и течения работают на нас как по заказу. С учетом всего звуковые волны должны сойтись, как и предусматривалось.

— Время предупреждения?

— Под водой звук распространяется со средней скоростью полторы тысячи метров в секунду, — ответил Эймс. — По моим подсчетам, пройдет двадцать секунд, прежде чем звуковые волны, миновав модемы, ударят в тарелку-отражатель под кораблем.

— Двадцать секунд, — повторил Сэндекер. — Чертовски мало времени, чтобы подготовить себя к неизвестному.

— Поскольку никто из тех, кто мог бы поведать об истинной мощности схождения, не выжил, сделанные мною расчеты показывают, что продолжительность полного отражения звуковой волны в сторону острова Гладиатор составит примерно четыре с половиной минуты. Тот, кто на борту корабля не успеет добраться до убежища, наверняка погибнет ужасной смертью.

Сэндекер, повернувшись, указал на покрытые буйной зеленью горы Оаху, находившиеся всего в пятнадцати километрах:

— Люди на берегу почувствуют что-нибудь?

— Возможно, ощутят короткую, но сильную боль в голове, но никакого серьезного вреда им не будет.

Сэндекер окинул взглядом громадину механизмов, вознесшуюся к небесам в середине корабля. Мили кабелей и линий гидравлики тянулись по палубе от вышки и кранов. Бригады мужчин и женщин, сидящих и стоящих на платформах, поднятых в воздух наподобие тех, какими пользуются мойщики стекол небоскребов, работали, соединяя, казалось, нескончаемые детали огромнейшего щита рефлектора. Гигантская вышка держала основную раму щита, а окружавшие ее краны поднимали более мелкие нумерованные части к тем местам, где их следовало крепить. Благодаря Руди Ганну, заранее позаботившемуся об очистке и смазке прилегающих поверхностей, сборка шла быстро и гладко. Все работало как часы. Оставалось смонтировать всего две секции.

Адмирал обратил взор на тихоокеанскую жемчужину: легко различались цепочки гостиниц вдоль пляжей Вайкики, небоскреб компании «Алоха» в Гонолулу, домики, скрывающиеся в облаках, которые, кажется, всегда парят над горой Танталус, реактивные лайнеры, приземляющиеся в международном аэропорту, строения Перл-Харбора. Если операция не пройдет как запланировано, то прекрасный остров превратится в поле смерти.

Наконец Сэндекер посмотрел на человека, следившего за группами цифр в компьютеризированной навигационной системе корабля:

— Капитан Квик.

Капитан «Гломар эксплорера» поднял голову:

— Слушаю, адмирал.

— Сколько еще осталось?

Квик улыбнулся: со времени отплытия из залива Халауа адмирал всего в двадцатый раз задавал один и тот же вопрос.

— Менее пятисот метров и еще двадцать минут до того, как мы начнем располагать корабль в той точке, что соответствует числам, которые ваши люди ввели в Систему глобального местонахождения.

— Значит, на установку рефлектора нам останется всего сорок минут.

— Спасибо надо сказать стармеху Тофту и его механикам. Если бы не они, нам бы ни за что не добраться сюда в срок.

— Да, — согласно кивнул Сэндекер. — Ему мы многим обязаны.

Потянулись минуты ожидания. Все в ходовой рубке неотрывно смотрели на монитор Системы глобального местонахождения. Наконец на экране высветился ряд нулей, свидетельствуя о том, что корабль прибыл в расчетное место. Теперь требовалось удержать корабль в заданной точке. Капитан Квик с головой ушел в программирование координат для автоматизированной системы управления судном, которая следила за состоянием моря и погодными условиями и управляла тягловыми водометами на носу и корме. И вот «Гломар эксплорер» закачался на воде, не позволяя силам ветра и течения отклоняться больше чем на метр.

В дело вступили еще несколько систем, каждая из которых играла решающую роль в операции. Всех охватила лихорадка действия. Группы инженеров и техников, электронщиков и ученых работали слаженно, стремясь установить рефлектор точно на пути звуковых волн. Бригада НУМА, работавшая на платформах высоко над палубой, завершила последние работы и присоединила отражатель к спусковому крюку вышки.

Далеко внизу ожила одна из самых уникальных секций корабля. Она занимала среднюю треть корпуса, где на площади в тысяча триста шестьдесят семь квадратных метров создавался и заполнялся водой резервуар (на корабле его называли Лунным прудом) за счет отсеков главного корпуса, уходивших в специально сконструированные камеры в носовой и кормовой частях корабля. Подлинное сердце системы проведения работ на морском дне (и того, что стало операцией по вызволению русской подлодки), Лунный пруд был местом, куда сходилось все, откуда землесосный шланг опускался на тысячи метров за минералами, устилавшими океанское дно, и откуда предстояло спустить под воду громадную тарелку-отражатель.

Инженерные системы на борту «Гломар эксплорера» первоначально создавались для подъема тяжелых объектов с морского дна, а не для спуска более легких, зато и больших по размерам объектов. В спешном порядке для проведения сложной операции менялась рабочая методика. Мелкие затруднения преодолевались мгновенно. Каждый шаг согласовывался и исполнялся в точности. Оператор вышки подтягивал спускные тросы до тех пор, пока рефлектор не завис в воздухе. От бригады НУМА поступил надлежащий сигнал, означавший, что сборка рефлектора целиком завершена. После этого тарелку спустили по диагонали через прямоугольный Лунный пруд в море с зазором всего в несколько сантиметров. Едва-едва прошла. Погружение велось со скоростью десять метров в минуту. Полная установка на тросах, закрепивших тарелку под заданным углом и на заданной глубине для рикошета звуковых волн к острову Гладиатор, заняла четырнадцать минут.

Громкоговорители разнесли голос капитана Квика по всему кораблю:

— До схождения шесть минут десять секунд. Всему экипажу корабля отправиться к складскому отсеку машинного отделения в кормовой части корабля и разместиться в нем в соответствии с инструктажем. Сделать это немедленно. Повторяю: немедленно. Бегом, а не шагом.

И разом все заскользили вниз по трапам и лесам, как плотная группа бегунов-марафонцев, торопясь спуститься в двигательный и насосный отсеки. Двадцать членов экипажа, не жалея сил, сделали отсек звуконепроницаемым, пустив в ход любой кусок звукопоглощающего материала, какой только могли отыскать. Корабельными полотенцами, одеялами, простынями, матрасами, мягкими подушками со всех кресел и диванов, а также деревянными брусьями, какие только смогли раздобыть, покрыли они потолок, палубу и переборки склада, чтобы не дать проникнуть ни единому звуку.

Торопясь по трапам на нижние палубы, Сэндекер заметил Эймсу:

— Это самая мучительная часть нашей операции.

— Понимаю, о чем вы думаете, — отозвался Эймс, резво прыгая через ступеньку. — Волнение от желания узнать, не допустили ли мы малюсенький просчет, из-за которого оказались в неподходящем месте и в неподходящее время. Маета от незнания, все ли мы сделали так, чтобы пережить схождение. От неведомых факторов мозги пухнут.

Они дошли до кладовки машинного отделения, которая была выбрана для убежища на время схождения, потому что в ней была водонепроницаемая дверь и полностью отсутствовали воздуховоды. Два корабельных офицера, которым было поручено вести счет людям, встретили и разместили их, снабдили, как и остальных, звуконепроницаемыми наушниками.

— Адмирал Сэндекер, доктор Эймс, пожалуйста, наденьте глушилки и постарайтесь не переходить с места на место.

В углу отсека Сэндекер и Эймс заметили бригаду сотрудников НУМА и присоединились к ней, расположившись рядом с Руди Ганном и Молли Фарадей. Адмирал, Эймс и Ганн наушники не надели, чтобы переговариваться до тех пор, пока это не станет смертельно опасным.

Отсек быстро заполнялся при общем молчании. Поскольку ничего нельзя было услышать, никто не говорил. Капитан Квик стоял на каком-то ящике, так чтобы можно было видеть всех. Он поднял два пальца: объявлялась двухминутная готовность. Последи им в отсек вошел оператор вышки, которому добираться было дольше всех. Довольный тем, что все находящиеся на корабле явились, капитан приказал задраить дверь. Вход тут же обложили несколькими матрасами, чтобы заглушить любой звук, который мог бы просочиться в запертый отсек. Квик поднял один палец, и все напряглись. Народ стоял. Места присесть или прилечь не было.

Ганн вычислил, что в наглухо задраенном помещении воздуха для девяноста шести человек хватит на пятнадцать минут. Дышать уже становилось тяжело. Еще одна непосредственная опасность (по счастью, единственная) исходила от клаустрофобии, поднимавшей свою мерзкую голову. Меньше всего нужна им была безудержная истерия. Ганн ободряюще подмигнул Молли и принялся отсчитывать время. Остальные не сводили глаз с капитана корабля, словно он был дирижером симфонического оркестра.

Квик поднял обе руки, сжав пальцы в кулаки. Настал момент истины. Все зависело теперь от данных, которые анализировались компьютерной сетью Хайрема Йегера. Корабль стоял точно в установленном месте, рефлектор занимал положение, рассчитанное Йегером и перепроверенное доктором Эймсом и его сотрудниками. Вся операция до самой мельчайшей детали шла по задуманному. Теперь разве что внезапное и необычное изменение температуры моря или какая-то непредвиденная сейсмическая активность, которая существенно изменит течение в океане, могли накликать несчастье. О чудовищных последствиях неудачи никто из бригады НУМА даже не думал.

Пять секунд прошло, десять. Сэндекер начал ощущать покалывание в затылке: предвестие беды. И тут вдруг грозно акустические сенсоры, отдаленные на тридцать километров от корабля, стали регистрировать приближающиеся звуковые волны.

— Боже праведный! — воскликнул Эймс. — Сенсоры зашкаливает. Мощность куда выше, чем я рассчитал.

— Двадцать секунд, и отсчет! — выкрикнул Сэндекер. — Всем закрыть уши.

Первым признаком схождения было небольшое дрожание переборок, вторым — жужжание в ушах. Затем люди ощутили головокружение. Но никого не тошнило, никто не ударился в панику. Недомогание перенесли стойко. Сэндекер и Эймс уставились друг на друга: содеянное вызвало у них нервную дрожь.

Прошло пять долгих минут. Вибрация переборок, жужжание в ушах и головокружение исчезли.

Ганн сорвал с себя наушники, взмахнул руками и закричат капитану Квику:

— Дверь! Откройте дверь, пустите воздух!

Квик его понял. Матрасы были отброшены, дверь раздраена и широко распахнута. Воздух, проникший в отсек из машинного отделения, вонял горючим, но все обрадовались ему как озону. Не в силах сдержаться, люди, поняв, что жуткая опасность осталась позади, принялись кричать и смеяться, как болельщики, празднующие победу любимой футбольной команды. Потом неторопливо, соблюдая порядок, по одному, народ вышел из отсека.

У Сэндекера открылись нечеловеческие силы. Он в мгновение ока перелетел из машинного отделения в ходовую рубку и, схватив бинокль, метнулся на крыло мостика. Нетерпеливо навел резкость, глядя на остров, находившийся в пятнадцати километрах от корабля.

Автомобили как ни в чем не бывало катили по улицам, толпы искателей солнечного тепла беззаботно бродили по пляжам. Адмирал с облегчением перевел дух и в изнеможении привалился к ограждению.

— Полнейший триумф, адмирал, — сказал Эймс, появившийся на мостике. — Вы доказали, что лучшие ученые умы страны ошибались.

— Мне были дарованы ваш опыт и поддержка, док, — ответил Сэндекер. — Если бы не вы и не ваши блестящие молодые ученые, я бы ничего не добился.

Охваченные веселым возбуждением, Ганн и Молли бросились к Сэндекеру с объятиями, о чем в других обстоятельствах и помыслить не смогли бы.

— У вас получилось! — кричал Ганн. — Почти два миллиона жизней спасены! Благодаря вашей настойчивости!

— У нас получилось, — поправил его Сэндекер. — От начала до конца усилия были общими.

Выражение лица Ганна вдруг изменилось.

— Какая жалость, что с нами нет Дирка!

Адмирал грустно кивнул:

— Это его идея была искрой, от которой зажглась вся операция.

Эймс изучающе рассматривал комплект приборов, установленных им во время плавания с Молокая.

— Положение рефлектора выбрано идеально! — радостно сообщил он. — Акустическая энергия повернута вспять, в точности как и задумывалось.

— Где она теперь? — спросила Молли.

— Слившись с энергией от трех других островных горных предприятий, звуковые волны несутся к острову Гладиатор быстрее реактивного самолета. Их объединенная сила ударит в подводное основание острова примерно через девяносто семь минут.

— Дорого бы дал, чтобы взглянуть на его лицо.

— На чье? — простодушно спросил Эймс.

— На лицо Артура Дорсетта, — пояснила Молли. — Хотела бы я видеть, как его пиратский остров пустится отплясывать рок-н-ролл.

52

Двое мужчин и женщина притаились в зарослях кустов рядом с внушительным арочным проходом, который прорезал середину высокой стены из камней лавы, окружавшей все поместье Дорсетта. За аркой тянулся вымощенный кирпичом подъездной путь. Он огибал обширный, хорошо ухоженный газон и пролегал через высокий портик, выступающий из фасада здания для защиты людей, выходящих из машин или садящихся в них. Вся кирпичная дорожка и здание освещались яркими фонарями, продуманно расставленными по территории. Вход преграждали мощные железные ворота, словно попавшие сюда из какого-то средневекового замка. В арочном проходе почти пятиметровой толщины располагалась небольшая дежурка для охранников.

— Можно ли попасть в поместье еще как-нибудь? — тихонько спросил Питт у Мэйв.

— Арочные ворота — единственный вход и выход, — ответила она шепотом.

— Никаких сточных труб или овражков, проходящих под стеной?

— Уж поверь мне. Девчонкой я не раз хотела убежать от отца, но не смогла отыскать и малюсенькой дыры в заборе.

— Детекторы безопасности?

— Лазерные лучи по верху стены с инфракрасными датчиками на телесное тепло установлены над землей на разном расстоянии друг от друга. Появление любого существа размером больше кошки вызывает тревогу, сигнал которой подается в дежурку. Телекамеры автоматически приходят в движение и нацеливают объективы на непрошеного гостя.

— Сколько охранников?

— Ночью — двое, днем — четверо.

— Собак нет?

Она покачала головой:

— Отец ненавидит животных. Я так и не простила ему, что он затоптал птичку со сломанным крылом, которую я пыталась выходить.

— Старина Арт точно создал себе образ варвара и злодея, — подал голос Джордано. — Он еще людоедством не пробавляется?

— Он способен на все, в чем ты очень хорошо убедился, — сказала Мэйв.

Питт задумчиво оглядел ворота, стараясь обнаружить охрану. Но той, по-видимому, больше нравилось сидеть в дежурке и следить за системами безопасности. Наконец Питт поднялся на ноги, оправил форму и обратился к Джордино:

— Я собираюсь блефануть. Лежите тихо, пока я ворота не открою.

Повесив автомат через плечо, он достал из кармана швейцарский армейский нож. Отогнув маленькое лезвие, сделал небольшой порез на большом пальце, выдавил крови и размазал ее по лицу. Добравшись до ворот, Питт пал на колени, обеими руками вцепился в засов и принялся стонать, будто от боли:

— Помогите! Мне нужна помощь!

В двери показалось лицо, потом пропало. Секунды спустя оба охранника выскочили из дежурки и открыли ворота. Питт так и рухнул на протянутые руки.

— Что случилось? — спросил один охранник. — Кто это тебя?

— Шайка китайцев вырвалась из лагеря. Я шел по дороге с причала, а они на меня сзади наскочили. Кажется, двоих я прикончил, пока вырывался.

— Надо бы сообщить в главную службу безопасности, — заговорил другой охранник.

— Сначала помогите мне до дежурки добраться, — простонал Питт. — Они мне, кажется, черепушку проломили.

Охранники закинули руки Питта себе на плечи и поволокли в дежурку. Питт медленно подвигал руки до тех пор, пока шеи охранников не оказались в изгибах его локтей. В дверях дежурки он резко отклонился назад и мертвой хваткой зажал шеи охранников, вложив всю свою силу. Раздался глухой звук: охранники стукнулись головами. Потеряв сознание, они повалились на пол, предоставив Питту свободу действий по крайней мере на два часа.

Джордино и Мэйв быстро прошли в открытые ворота и присоединились к Питту. Джордино поднял охранников, словно соломенные чучела, и усадил их на стулья возле стола лицами к видеомониторам.

Быстро окинув взглядом систему безопасности, Питт отключил сигналы тревоги, а Джордино тем временем, пустив в ход форменные галстуки и ремни, привязал охранников к стульям. Питт обратился к Мэйв:

— Где Фергюсон обитает?

— За дворцом среди деревьев два гостевых домика. Он живет в одном из них.

— И, насколько я понимаю, ты не знаешь, в каком именно?

Мэйв пожала плечами:

— Я на острове впервые с тех пор, как убежала в Мельбурн. Если память не подводит, он живет в том, что ко дворцу поближе.

— Пора повторить нашу операцию вторжения, — сказал Питт.

И они двинулись по кирпичной дорожке ровным неспешным шагом. Подошли к домику, где, по мнению Мэйв, располагался Джек Фергюсон, смотритель шахт Дорсетта на острове Гладиатор.

Небо на востоке начало светлеть. Поиски детей Мэйв заняли слишком много времени. С рассветом присутствие посторонних на острове наверняка обнаружится. Нужно было действовать быстро, чтобы забрать ребят, достигнуть яхты и покинуть Гладиатор на личном вертолете Артура Дорсетта, прежде чем сумерки рассеются окончательно.

На этот раз не было никаких предосторожностей. Питт, подойдя к входной двери, пнул ее так, что дом содрогнулся. Быстро осмотревшись с помощью фонарика, взятого у охранников на утесе, он узнал все, что требовалось. Фергюсон жил в этом доме, точно. На столе лежала куча писем, адресованных ему, там же был и календарь с его пометками. В стенном шкафу Питт обнаружил тщательно отглаженные мужские брюки и пиджаки.

— Никого нет дома, — сказал он. — Джек Фергюсон смылся. Никаких сумок и чемоданов, а половина вешалок в гардеробе пусты.

— Он должен быть здесь! — смятенно воскликнула Мэйв.

— Судя по пометкам в календаре, Фергюсон сейчас обследует другие горные предприятия твоего отца.

Мэйв беспомощно обвела взглядом пустую комнату.

— Моих мальчиков нет. Мы сильно опоздали. О боже, мы пришли слишком поздно! Они мертвы.

Питт обнял ее одной рукой:

— Они такие же живые, как и мы с тобой.

— Но ведь Джон Мерчант…

В дверях вырос Джордино.

— Никогда не верь человеку с крысиными глазками.

— Нет никакого смысла терять здесь время, — сказал Питт, минуя Джордино. — Мальчишки во дворце и всегда были там, коли на то пошло.

— Ты же не мог знать, что Мерчант врал, — сказала Мэйв.

Питт улыбнулся:

— А-а, только Мерчант взял и соврал. Это ведь ты сказала, что мальчишки живут в гостевом домике Джека Фергюсона. Мерчант просто поддакнул тебе. Он решил, что мы лопухи и поверим этому. Что ж, может, мы и поверили, но только на одну секунду.

— Ты знал?

— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять очевидное: отец ни за что не причинил бы вреда твоим сыновьям. Можешь любое пари выиграть, если поставишь на то, что их заперли в твоей бывшей комнате и завалили игрушками, купленными заботливым дедушкой.

Мэйв вытаращила на него глаза:

— Думаешь, он не заставлял их работать в шахте?

— Конечно нет. Он давил на материнский инстинкт, заставляя тебя думать, будто детишки страдают, поскольку он способен ввергнуть их в страдания. Подлый мерзавец хотел, чтобы ты встретила смерть убежденной, будто он обратил близнецов в рабство, отдал их садисту смотрителю и заставил работать с утра до ночи. Вникни в факты. У Боудикки и Дейрдры детей нет, а значит, твои мальчики — единственные его наследники. Убрав тебя с дороги, он собирался воспитать их на свой лад.

Мэйв пронзила дрожь.

— Это что ж я за идиотка, а?

— Потрясное название для песни, — оценил Джордино. — Мне претит портить добрые вести, только, по-моему, народ зашебуршился. — Он махнул рукой в сторону дворца, в окнах которого загорелся яркий свет.

— Отец всегда встает до рассвета, — сказала Мэйв. — Он никогда не позволял нам с сестрами спать после восхода солнца.

— Чего бы я только не отдал, чтобы разделить с ним завтрак! — простонал Джордино.

— Что ты заладил одно и то же, будто эхо в пещере? — попенял ему Питт. — Лучше придумай, как во дворец тайно проникнуть.

— Все помещения дворца выходят на внутреннюю веранду, кроме одного. В папочкином кабинете есть боковая дверь, которая ведет к сквошному корту.

— Что такое сквошный корт? — заинтересовался Джордино.

— Корт, где играют в сквош, — разъяснил Питт и повернулся к Мэйв: — Где находится твоя бывшая спальня?

— В восточном крыле здания, вторая дверь справа. Это через сад мимо бассейна.

— Тогда так. Вы двое отправляетесь за мальчиками.

— А ты что станешь делать?

— Я попробую разорить твоего отца на разговоре по международной связи.

53

На борту «Гломар эксплорера» царила непринужденная и праздничная атмосфера. Собравшись в просторной кают-компании возле камбуза, бригада НУМА и экипаж корабля отмечали успешное отражение акустической чумы. Адмирал Сэндекер и доктор Эймс сидели напротив друг друга, потягивая шампанское, припасенное капитаном Квиком для особенных случаев.

Обсудив все как следует, они решили извлечь антенну-рефлектор из воды, снова разобрать ее и сохранить: вдруг разрушительная деятельность шахт «Дорсетт консолидейтед» не прекратится и понадобится предотвратить очередное акустическое схождение для спасения людских жизней. Тарелку отражателя подняли, корпус под Лунным прудом сдвинули, а воду из резервуара откачали за борт. Через час исторический корабль лег на обратный курс, к Молокаи.

Сэндекер рывком поднялся со стула, когда корабельный радист доложил, что адмирала для важного разговора вызывает главный геолог НУМА Чарли Бейкуэлл. Адмирал прошел в уголок кают-компании, где было потише, и достал из кармана телефон спутниковой связи:

— Слушаю, Чарли.

— Как я понимаю, вас следует поздравить. — Голос Бейкуэлла звучал поразительно четко.

— Едва успели. Корабль установили на месте и опустили рефлектор прямо перед самым схождением. Вы где сейчас?

— На вулканической обсерватории в Новой Зеландии. С помощью местных геофизиков я подготовил вам свежие данные. Самая последняя оценка воздействия энергии звукового потока на остров Гладиатор не очень-то радует.

— Они могут проиграть последствия на компьютере?

— С сожалением должен сказать, что предполагается встряска еще хуже той, какую я себе представлял поначалу, — ответил Бейкуэлл. — Два вулкана на острове… Я тут узнал, что их назвали горой Скагс и горой Виклеман в честь двух моряков, уцелевших после крушения «Гладиатора». Так вот, эти горы являются частью цепи взрывоопасных вулканов, охватывающей Тихий океан и известной как «Огненное кольцо». Вулканы находятся недалеко от тектонической плиты, похожей на ту, что образует разлом Сан-Андреас в Калифорнии. Движение этих плит порождает большую часть вулканической деятельности и землетрясений. Исследования показывают, что пик активности этих вулканов пришелся на тысяча двести двадцать пятый — тысяча двести семьдесят пятый годы, — тогда они извергались одновременно.

— Насколько я помню, вы говорили, что шансы их извержения под воздействием схождения — один к пяти.

— Посоветовавшись со специалистами здесь, в обсерватории Мармона, я изменил свое мнение. Теперь мне кажется, что извержение более чем вероятно.

— Поверить не могу, что у звуковых потоков, несущихся к острову, хватит силы вызвать вулканическое извержение, — засомневался Сэндекер.

— Не у них самих, — отозвался Бейкуэлл. — Мы вот упустили из виду, что шахты Дорсетта делают вулканы более восприимчивыми к внешним сотрясениям. Даже слабенькое сейсмическое волнение способно вызвать вулканическую деятельность гор Скагс и Виклеман, поскольку за годы добычи алмазов удалена большая часть коренных залежей, сдерживавших давление газа снизу. Короче, если Дорсетт не перестанет копать, то рано или поздно его шахтеры откупорят основной канал, дающий выход расплавленной лаве.

— Выход расплавленной лаве, — машинально повторил Сэндекер. — Боже правый, что же мы наделали? Погибнут сотни людей.

— Не спешите каяться в грехах, — остановил его Бейкуэлл. — Насколько мне известно, на Гладиаторе нет ни женщин, ни детей. Вы только что спасли несчетное количество семей на Оаху от верного уничтожения. Ваша операция должна повернуть Белый дом лицом к угрозе. Последуют санкции и судебные действияв отношении «Дорсетт консолидейтед», это я вам гарантирую. Без вашего вмешательства акустическая чума продолжала бы свирепствовать, и неизвестно, какой крупный портовый город оказался бы в зоне схождения в следующий раз.

— И все равно… Ведь мог же я так расположить отражатель, чтобы отклонить звуковые волны в сторону необитаемых участков суши, — медленно выговорил Сэндекер.

— И наблюдать, как они навалятся еще на один ничего не подозревающий рыболовецкий флот или круизный лайнер. Мы же все сошлись на том, что выбранный путь — самый безопасный. Успокойтесь, Джим, вам совершенно не за что клясть себя.

— Хотите сказать, мне ничего не остается, как ужиться с этим?

— Когда, по расчетам доктора Эймса, звуковая волна достигнет Гладиатора? — спросил Бейкуэлл, отвлекая Сэндекера от покаянных мыслей.

Адмирал взглянул на часы:

— Двадцать одна минута до удара.

— Еще есть время предупредить жителей острова, чтобы они покинули его.

— Мои сотрудники в Вашингтоне уже пытались сообщить руководству «Дорсетт консолидейтед» о возможной опасности, — сказал Сэндекер. — Однако по приказу Артура Дорсетта всякая связь Гладиатора с внешним миром оборвана.

— Такое впечатление, что Дорсетт хочет, чтобы что-то произошло.

— Он хочет обезопасить себя от любого вмешательства до назначенного им срока.

— Все-таки остается вероятность, что никакого извержения не произойдет. Энергия звукового потока может рассеяться до удара.

— Судя по подсчетам доктора Эймса, надежда на это мала, — сказал Сэндекер. — А сами-то вы какой сценарий считаете наихудшим?

— Скагс и Виклеман относятся к щитовым вулканам, со времени своей предыдущей активности они успели образовать довольно пологие склоны. Вулканы этого класса редко бывают взрывоопасными, не то что тлеющие конусные. Однако Скагс и Виклеман не совсем обычные щитовые вулканы. Их последнее извержение было весьма бурным. Спецы из здешней обсерватории предполагают взрывы в основаниях или на склонах.

— Сможет ли кто-то на острове пережить этот катаклизм? — спросил Сэндекер.

— Все зависит от того, куда потечет лава. Если на запад, в сторону обитаемой части острова, то все погибнут.

— А если на восток?

— Тогда шансов на спасение несколько больше, даже в том случае, если сильное землетрясение разрушит большинство, если не все дома на острове.

— Есть опасность, что извержение вызовет приливные волны?

— По нашей оценке, указаний, что сейсмическое возмущение окажется настолько сильным и вызовет чудовищные волны, нет, — объяснил Бейкуэлл. — Совершенно исключено подобие массовой гибели, вызванной извержением Кракатау в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. До берегов Тасмании, Австралии и Новой Зеландии доберутся волны не выше полутора метров.

— Уже плюс, — вздохнул Сэндекер.

— Я вам перезвоню, когда разузнаю побольше, — сказал Бейкуэлл. — Будем надеяться, что я сообщил вам худшее, а все остальные новости будут хорошими.

— Спасибо, Чарли. Я тоже на это надеюсь.

Сэндекер отключил телефон и в задумчивости постоял на месте. По лицу его не было заметно, что он удручен: веки не дергались, губы не дрожали, — но в душе у Сэндекера гнездился ужас. Он не заметил, как подошел Руди Ганн, и тот тронул его за плечо:

— Адмирал, вам еще один звонок. Из вашего кабинета в Вашингтоне.

Сэндекер вновь включил телефон:

— Это Сэндекер.

— Адмирал? — долетел знакомый голос его давней помощницы, секретаря Марты Шерман. Ее обычно сдержанный тон сменился на какой-то возбужденно-нервный. — Пожалуйста, подождите, я переключу на вас звонок.

— Это важно? — раздраженно спросил Сэндекер. — У меня нет охоты заниматься официальщиной.

— Уж поверьте мне, на этот звонок вы захотите ответить, — радостно возразила Марта. — Одну секунду, я переключаю.

Пауза, потом Сэндекер не выдержал:

— Алло. Кто это?

— Доброе утро из Мира антиподов, адмирал. С чего это вы роскошествуете в безделье возле голубых Гавайев?

Сэндекер был не робкого десятка, но теперь почувствовал, как палуба уходит у него из-под ног.

— Дирк, боже правый, это ты?

— То, что от меня осталось, — ответил Питт. — Со мной Ал и Мэйв Флетчер.

— Поверить не могу, что все вы живы, — выговорил Сэндекер, чувствуя, как по жилам у него волнами проходит электрический ток.

— Ал просит приберечь для него сигару.

— Как этот дьяволенок?

— Брюзжит, потому как я ему есть не даю.

— Когда мы узнали, что Артур Дорсетт бросил вас на волю волн прямо в пасть тайфуну, я метал громы и молнии, чтобы начать массовый поиск, да только длинная рука Дорсетта свела на нет все мои спасательные усилия. Расскажи, как вам удалось выжить.

— Долгая история, — сказал Питт. — Лучше вы мне расскажите последние новости про акустическую чуму.

— История еще более запутанная, чем ваша. Подробно расскажу при встрече. Где вы сейчас?

— Нам удалось добраться до острова Гладиатор. В данный момент я сижу в кабинете Артура Дорсетта. Чтобы поговорить с вами, я воспользовался его телефоном.

Сэндекер застыл, не веря услышанному.

— Этого не может быть, ты шутишь.

— Правда истинная. Мы намерены вызволить близнецов Мэйв и бежать через Тасманово море в Австралию.

Питт говорил это таким тоном, будто собирался купить буханку хлеба.

Жаркое волнение сменилось у Сэндекера холодным страхом, но то был унизительный страх беспомощности. Несколько секунд он слова не мог выговорить, пока в потрясенное сознание не проник вопрошающий голос Питта:

— Адмирал, вы еще на проводе?

— Питт, слушай меня! — торопливо и требовательно заговорил Сэндекер. — Вам угрожает чрезвычайная опасность! Быстро покиньте остров! Немедленно покиньте!

Повисла короткая пауза.

— Простите, сэр, я вас не понимаю…

— У меня нет времени объяснять, — перебил его Сэндекер. — Могу сказать одно: звуковой поток невероятной мощности ударит по острову Гладиатор меньше чем через двадцать минут. Удар вызовет сейсмический резонанс, который приведет к извержению вулканов. Если оно произойдет на западной стороне, в живых не останется никого. Ты и все остальные должны уходить морем, пока еще есть время. Разговор окончен. Действуйте.

Сэндекер выключил телефон, не в силах думать ни о чем, кроме того, что он фактически обрек на смерть лучшего друга.

54

Умопомрачительное известие поразило Питта как удар кинжала. Сквозь большое окно он посмотрел на яхту с вертолетом, стоявшую у причала в лагуне. Прикинул расстояние: чуть меньше километра. Им, обремененным двумя малолетними детьми, понадобится минут пятнадцать, чтобы добраться до причала. Если не найти средство передвижения, легковушку или грузовик, то времени успеть — только-только. Время для предосторожностей улетело, как его и не бывало. Джордино с Мэйв должны были уже найти Шона и Майкла. Если нет, то произошло нечто чудовищное.

Питт взглянул на гору Виклеман, пробежался взглядом по седловине острова и остановился на горе Скагс. Обе горы были такими мирными на вид. Глядя на пышную зелень деревьев по склонам, Питт с трудом представлял себе, что эти две возвышенности — грозные вулканы, спящие великаны, которые вот-вот начнут сеять смерть и разрушение.

Быстро, но без панической суеты он покинул высокое кожаное кресло Дорсетта и вышел из-за стола. И в тот же миг резко остановился, застыв в центре кабинета: двойные двери внутренних покоев дворца широко растворились, и вошел Артур Дорсетт.

Он нес чашку кофе, держа под мышкой папку с бумагами. На нем были мятые широкие брюки и когда-то белая, а ныне пожелтевшая сорочка с галстуком-бабочкой. Мысли его, казалось, витали где-то далеко. Заметив постороннего у себя в кабинете, Дорсетт поднял взгляд, в котором было больше любопытства, чем гнева. Увидев форму охранника, он уже открыл было рот, чтобы выяснить, какого черта стражнику здесь надо, но окаменел от удивления. Лицо превратилось в белую маску. Папка шлепнулась на пол, бумаги рассыпались веером. Кофе вылился на брюки и ковер.

— Ты же мертв! — выдохнул Дорсетт.

— Вы даже представить себе не можете, как я рад доказать вам обратное, — ответил Питт, с нескрываемым удовольствием разглядывая черную заплатку на глазу Дорсетта. — Впрочем, если разобраться, то вид у вас и впрямь такой, будто вы призрака увидели.

— Шторм… Вы ж никак не могли уцелеть в бушующем море. — Искорка самообладания зажглась в здоровом глазу Дорсетта и начала разгораться. — Как это вам удалось?

— Много здравых размышлений плюс мой швейцарский армейский нож, — бросил Питт и подумал: «Бог мой, а этот гад — гигант. Хорошо, что я вооружен».

— А Мэйв… Она умерла? — спросил Дорсетт, глядя на дуло автомата, нацеленное ему в грудь.

— Зная, насколько сильно это вас разозлит и огорчит, с радостью сообщаю, что она жива и здорова и в этот самый момент обнимается с сыновьями. — Питт ответил взглядом на взгляд: зеленые глаза сошлись с черным. — Скажите, Дорсетт, как вы оправдывали для себя убийство дочери? Неужто одинокая женщина, которая всего-то и пыталась стать самостоятельной личностью, хоть чем-то могла угрожать вашему благосостоянию? Или вам ее сыновья нужны были?

— Непреложная истина: империей после моей смерти должны управлять мои прямые потомки. Мэйв даже думать об этом не хотела.

— У меня для вас новость. Ваша империя вот-вот обрушится вам на голову.

Дорсетт не уловил смысла сказанного Питтом.

— Собираетесь меня убить?

Питт покачал головой:

— Я вам не палач. Вулканы острова скоро начнут извергаться. Подобающий конец для вас, Артур: быть поглощенным огненной лавой.

Дорсетт чуть улыбнулся, уже полностью освоившись:

— Что за белиберду вы несете?

— Слишком сложно объяснять, да я и сам не во все технические тонкости посвящен, но сведения получены от крупнейших авторитетов. Придется вам поверить мне на слово.

— Да вы, черт возьми, умом тронулись!

— О маловерный!

Огонь холодного гнева зажегся в черном как уголь глазу.

— Намерены стрелять, так стреляйте. Умру чисто и быстро.

Питт невозмутимо улыбнулся. Пока Мэйв с детьми и Джордино не появились, Артур Дорсетт нужен был ему живым.

— Простите, у меня времени в обрез. А ну-ка кругом и шагом марш наверх, к спальням.

— Мои внуки, вы не можете забрать у меня внуков, — пробормотал, как молитву, Дорсетт.

— Поправка: детей Мэйв.

— Вам ни за что не пройти через мою охрану.

— Те двое у въездных ворот, как бы это выразиться, выведены из строя.

— Тогда вам придется хладнокровно убить меня, а я готов поставить все, чем владею, на то, что для этого у вас кишка тонка.

— С чего это люди так упорно считают, будто мне претит вид крови? — Питт шевельнул пальцем на спусковом крючке автомата. — Двигайтесь, Артур, а не то я вам уши отстрелю.

— Стреляй, желтомордый! — выкрикнул Дорсетт. — Один глаз ты мне уже выбил.

— Вы что, так ничего и не поняли? — Питт при виде заносчивой бравады Дорсетта раскалился от гнева добела. Чуть приподняв дуло, он плавно спустил курок. Оружие приглушенно хлопнуло, и кусок левого уха Дорсетта отлетел на ковер. — А теперь марш к лестнице. Если хоть одно ваше движение мне придется не по нраву, получите пулю в хребет.

В зверином черном глазу не было и следа боли. Дорсетт угрожающе осклабился. У Питта мурашки по спине пробежали. Дорсетт медленно поднес руку к пораненному уху и повернулся к двери.

И в этот миг в кабинет вошла Боудикка, величественно прямая и великолепно сложенная, в облегающем тело шелковом платье чуть выше колен. Она не узнала Питта в форме охранника и не сразу поняла, что ее отец в опасности.

— Папочка, что случилось? Мне показалось, я слышала выстрел… — Тут она заметила, что сквозь пальцы отца сочится кровь. — Ты ранен?!

— У нас незваный гость, дочь, — произнес Дорсетт.

Как он и рассчитывал, на какое-то время Питт отвлекся на Боудикку. Амазонка бросилась к отцу взглянуть, насколько серьезна рана, и краем глаза увидела лицо мнимого охранника. И сразу же у нее глаза полезли на лоб: узнала.

— Нет… Нет, этого быть не может.

Воспользовавшись замешательством Питта, Дорсетт дико крутанулся и ударил по стволу автомата. Питт непроизвольно нажал на спуск. Раздалась очередь, пули впились в портрет Чарлза Дорсетта над каминной полкой. Питт, физически ослабленный, плохо державшийся на ногах от недосыпания, среагировал чуть-чуть медленнее, чем следовало бы. Напряжение и истощение последних трех недель дали себя знать. Автомат, вырвавшись у него из рук, пролетел через комнату и, разбив стекло, упал за окно.

Дорсетт разъяренным бегемотом навалился на Питта. Тот схватился с ним, стараясь удержаться на ногах. Но более тяжелый Дорсетт замельтешил кулачищами, как машина для забивки свай, целясь большими пальцами Питту в глаза. Дернув головой, Питт сохранил глаза в целости, но получил кулаком по голове чуть повыше уха. Звезды посыпались у него из глаз, накатила волна слабости. В отчаянии он упал на пол и повернулся на бок, спасаясь от града ударов. Когда же Дорсетт бросился на него, отскочил в сторону. Алмазный король в свое время многих голыми руками покалечил. Он провел юность на шахтах и гордился тем, что в драке никогда не прибегал ни к ножу, ни к пистолету. Тяжелое тело да могучая сила — вот и все, что ему требовалось, чтобы разделаться со всяким, кто осмеливался встать ему поперек дороги. Даже в том возрасте, когда большинство мужчин становятся дряблыми, Дорсетт остался крепким как гранит.

Питт тряхнул головой, чтобы четче видеть. Он чувствовал себя побитым боксером, прижимающимся к канату в ожидании спасительного гонга, и изо всех сил старался прийти в себя. Даже среди мастеров рукопашного боя не много нашлось бы таких, которые совладали бы с этой горой литых мускулов. Питту уже начало казаться, что сокрушить торговца алмазами можно только ружьем, с каким ходят на слонов. «Джордино бы сюда… У него, по крайности, есть девятимиллиметровый автоматический», — подумал Питт. Обежав вокруг стола, он приостановился и выдавил улыбку, которая отозвалась болью.

Питт давным-давно, после многих ресторанных потасовок, понял, что руки и ноги не могут тягаться со стульями, пивными кружками и прочими предметами, способными проломить голову. Он глянул вокруг в поисках подходящего оружия.

— И что теперь, старина? Станешь рвать меня гнилыми зубами?

Оскорбление возымело нужное действие. Бешено взревев, Дорсетт кинулся вперед, целясь ногой Питту в пах. Он опоздал на самую малость, его каблук лишь скользнул по бедру противника, зато сам он повалился на стол. Питт спокойно отступил на шаг, схватил металлическую настольную лампу, поднял ее и опустил с силой, подкрепленной яростью и ненавистью.

Дорсетт попытался поднятой рукой защититься от удара, но снова опоздал. Лампа обрушилась на его кисть, разбила ее и тут же ударила в плечо, с резким хрустом сломав ключицу. Гигант взревел раненым зверем и снова двинулся на Питта, черный от злобы, усиленной болью и дикостью. Он взмахнул рукой и неистово ударил, пытаясь попасть Питту в голову.

Питт увернулся и рубанул основанием лампы, как топором. Удар пришелся Дорсетту пониже колена и оказался так силен, что выбил лампу из рук Питта. Звякнув, она упала на ковер. И опять Дорсетт пошел на него, будто и не было у него никаких ран. На шее у него вздулись и буграми заходили вены, глаз заполыхал огнем, слюна потекла по углам хрипящего рта. Питту казалось, будто Дорсетт смеется, но нет, алмазный король просто обезумел. Бормоча что-то неразборчивое, он снова ринулся на Питта.

Но до жертвы добраться ему было не суждено: правая нога подвернулась, и он упал на спину. Удар основанием лампы разбил ему кость голени. На этот раз Питт действовал со стремительностью кошки. Он вскочил на стол, напружинился и прыгнул, сомкнув ступни.

Приземлился Питт на незащищенной шее Дорсетта. Злобное лицо, единственный сверкающий глаз, оскаленные желтые зубы от удара замерли. Громадная лапища хватанула воздух. Легкая судорога прошлась по рукам и ногам. Мучительный животный крик вырвался из горла, ужасающий булькающий звук — из разбитой глотки. Потом тело Дорсетта обмякло и зверский огонь в глазу померк.

Питт, как-то сумевший устоять на ногах, тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Он взглянул на Боудикку, которая странным образом шагу не сделала, чтобы помочь отцу. Сейчас она разглядывала распростершееся на ковре тело с захватывающим интересом. Словно домохозяйка, оказавшаяся свидетельницей транспортного происшествия со смертельным исходом.

— Вы убили его, — произнесла она наконец совершенно спокойно.

— Немногие заслуживали смерти больше, чем он, — выговорил Питт, массируя вздувающуюся на голове шишку.

Боудикка отвернулась от мертвого отца как от ненужной вещи.

— Благодарю вас, мистер Питт, за то, что вы преподнесли мне «Дорсетт консолидейтед майнинг» на серебряном блюдечке.

— Я тронут вашей скорбью.

Она широко улыбнулась:

— Вы мне одолжение сделали.

— Награбленное переходит к любящей дочери. А как же Мэйв и Дейрдра? Им каждой причитается по трети бизнеса.

— Дейрдра свою долю получит, — сухо бросила Боудикка. — Мэйв, если она жива, не достанется ничего. Папочка уже давно исключил ее из бизнеса.

— А близнецы?

Она пожала плечами:

— С маленькими мальчиками каждый день что-нибудь случается.

— Полагаю, вас переполняют чувства любящей тетушки.

Питт язвительно шутил, но на самом деле ему было не до шуток. Через несколько минут должно было произойти извержение вулканов. Ни времени, ни сил на борьбу с еще одним членом семейства Дорсетт у него не было. Он помнил, как Боудикка подняла его и шмякнула о переборку на яхте. У него бицепсы до сих пор ныли при воспоминании о ее хватке. По словам Сэндекера, сначала звуковая волна ударит по острову, затем последует извержение вулканов. Если ему суждено погибнуть, то почему бы и не подраться? Превратиться в котлету в женских руках, в общем-то, не так страшно, как заживо сгореть в расплавленной лаве. А как же Мэйв с мальчишками? Ему не верилось, что с ними приключилась беда, ведь рядом — Джордино. Их обязательно надо было предупредить о приближающейся катастрофе.

Глубоко в душе Питт понимал: Боудикке он не соперник. Единственное, что могло ему дать хоть какое-то преимущество, — это внезапность. Мысль только мелькнула у него в голове, а он уже рванул через всю комнату и ударил кулаком Боудикке в живот. Она хрюкнула от неожиданности и отпрянула на несколько шагов. Не успел Питт обрести равновесие, как она схватила его обеими руками за грудки и швырнула на книжный шкаф. Стекла в дверцах посыпались на пол.

Питт задохнулся, но устоял на ногах. Одолев боль во всем теле, он поймал Боудикку на апперкот. От такого удара любая женщина неделю бы без сознания валялась, Боудикка же лишь отерла тыльной стороной ладони кровь, струйкой брызнувшую изо рта, и жутко улыбнулась. Выставив кулаки, она двинулась на Питта как боксер. «Вряд ли подобающая поза для женщины», — успел подумать Питт.

Он шагнул вперед, уклонился от прямого удара правой и снова ударил противницу. Почувствовал, что попал в цель, расслабился и пропустил чудовищный удар в грудь. Питту показалось, что у него сердце расплющилось в лепешку. В голове не укладывалось, что женщина способна ударить так мощно. Он выбросил вперед кулак и попал ей в подбородок с такой силой, что, казалось, челюсть должна сломаться, Боудикка же, по-прежнему улыбаясь окровавленным ртом, наотмашь нанесла удар тыльной стороной ладони, от которого Питт отлетел к камину, мигом выпустив из легких весь запас воздуха. Он упал и некоторое время лежал, не чувствуя ни рук, ни ног, охваченный дикой болью. Как в тумане, он заставил себя встать на колени, потом поднялся на ноги и, шатаясь, шагнул вперед для последнего, решающего броска.

Боудикка, подскочив, безжалостно ударила Питта локтем в грудную клетку. Он услышал резкий хруст одного, а может, и двух сломанных ребер, почувствовал пронзительную боль в груди и упал на четвереньки. Тупо посмотрев на ковровый узор, он захотел остаться на полу навечно. Вытканный цветами ковер был прекрасен.

Отчаяние охватило Питта. Он понял, что больше у него ни на что нет сил. Он потянулся за каминной кочергой, но перед глазами все поплыло, и он распластался на ковре. Боудикка схватила его за ногу и с бешеной силой швырнула через всю комнату. Питт ударился об открытую дверь. Боудикка снова схватила его, на сей раз за воротник, приподняла и нанесла сильный удар в голову чуть повыше глаз. Питт повалился, балансируя на грани потери сознания, от жуткой боли, не чувствуя, как из ссадины над левым глазом течет кровь.

Боудикка играла с ним, как кошка с мышкой. Питт понял, что скоро ей надоест суета и она убьет его. Собрав силы, какие в себе и не подозревал, Питт поднялся на ноги. «Теперь-то уж, — подумал он, — точно в последний раз».

Боудикка стояла возле тела отца, ухмыляясь от предвкушения. На лице ее лежала печать полнейшего превосходства.

— Пора вам присоединиться к моему отцу, — сказала она.

В низком, льдистом голосе сквозила едва ли не нотка сожаления.

— Вам ведь противна эта мысль! — Голос Питта прозвучал хрипло.

И тут Питт увидел, как злоба увяла на лице Боудикки. Затем он почувствовал, как чья-то рука мягко отодвинула его в сторону.

В кабинет Дорсетта вошел Джордино.

Неприязненно взглянув на Боудикку, он заявил:

— Эта странная причуда природы — моя.

В этот момент появилась Мэйв, зажав в руках по ладошке двух белобрысых мальчишек. Перевела взгляд с залитого кровью лица Питта на Боудикку, потом на лежавшее на полу тело отца.

— Что случилось с папочкой?

— Его подвело больное горло, — пробормотал Питт.

— Извини, что я припозднился, — спокойно заговорил Джордино. — Пара слуг чересчур рьяно исполняла свои обязанности. Заперлась в комнате вместе с мальчишками. Пришлось повозиться, вышибая дверь. — Вместо объяснения, что сталось со слугами, он протянул Питту девятимиллиметровый автоматический пистолет, отобранный у Джона Мерчанта. — Если она победит, пристрели ее.

— С удовольствием, — отозвался Питт, в глазах у которого не было никакого сочувствия.

А во взгляде Боудикки пропало выражение превосходства. Она поняла, что предстоит драка не на жизнь, а на смерть, и собралась пустить в ход все грязные приемы уличного боя, которым научил ее отец. Она напружинилась по-волчьи, чтобы нанести один, но убийственный удар.

— Значит, и ты воскрес из мертвых, — прошипела она.

— Вы не покидали моих снов, — сказал Джордино, вытянул губы трубочкой и послал ей воздушный поцелуй.

— Жаль, что ты уцелел только затем, чтобы сдохнуть в моем доме…

Ошибка. Боудикка потратила лишних полсекунды на бесполезный разговор. Джордино подпрыгнул, как ковбой на родео, и, выпрямляя согнутые ноги, сильно ударил Боудикку в грудь. От болезненного удара великанша сложилась пополам, но невесть как сумела устоять и поймать кисти Джордино. Рывком она распластала итальянца на столе. Джордино оказался совершенно в беспомощном положении.

Злобная усмешка вновь заиграла на губах Боудикки. Она медленно начала выгибать кисти Джордино, явно намереваясь сломать их. То был ловкий ход. Она могла вывести Джордино из строя и, прикрываясь его телом, достать револьвер, который Артур Дорсетт держал заряженным в нижнем ящике стола.

Питт ожидал от друга сигнала стрелять. Едва сохраняя сознание, он с трудом держался на ногах. Мэйв прижимала к себе детей, чтобы они не видели жуткой сцены.

Джордино не шевелился, будто признавая поражение и не собираясь сопротивляться. У Боудикки от борьбы шелковое платье поползло с плеч, и Мэйв с ужасом увидела могучие мускулы сестры. Потом взгляд ее переместился на тело отца, распростертое на ковре. Не было в глазах ее печали, одно только потрясение от его неожиданной смерти.

Но вот потихоньку Джордино начал поднимать руки вверх. На лице Боудикки появилась растерянность. Потом настал черед неверия, и тело ее задрожало от напряжения: у нее не хватало сил одолеть неуемную тягу врага. И вот уже удержать нельзя никак — и она разом отпустила его руки, разжала хватку. И тут же потянулась к глазам Джордино, но тот, словно ожидая этого, отбил ее руки в сторону. Не успела Боудикка прийти в себя, как итальянец соскользнул со стола и свалился ей прямо на грудь, обхватив ногами ее тело и придавив руки к полу. Обездвиженная, Боудикка извивалась как бешеная, стараясь высвободиться. Отчаянно она пыталась дотянуться до ящика с пистолетом, но колени Джордино надежно припечатали ее руки к полу. Джордино напряг мышцы рук и ладонями обхватил ее горло.

— Каков отец, такова дочь, — рыкнул он. — Ступай за ним в ад.

С тошнотворной ясностью Боудикка поняла: не будет ни освобождения, ни пощады. Ее всю будто в кандалы заковали. Тело ее содрогалось от ужаса, когда мощные руки Джордино выжимали из нее последние признаки жизни. Она попыталась закричать, но издала лишь квакающий вскрик. Мертвая хватка так и не ослабилась, когда глаза ее вылезли из орбит, а тело посинело. Обычно радушное, озаренное веселой улыбкой лицо Джордино сделалось бесстрастным.

Мучительная драма тянулась недолго: тело Боудикки дернулось и застыло, силы покинули его, и оно обмякло. Не ослабляя хватку на ее горле, Джордино оторвал великаншу от пола и взвалил ее тело на столешницу.

С нескрываемым интересом потрясенная Мэйв смотрела, как Джордино сорвал шелковое платье с тела Боудикки. И тут она с криком отвернулась: от увиденного поднялась тошнота.

— Ты догадывался об этом, напарник, — выговорил Питт, мысленно силясь полностью постичь то, что предстало перед глазами.

Джордино едва заметно кивнул, глядя перед собой холодно и отрешенно:

— Понял в ту самую минуту, когда она врезала мне по кумполу на яхте.

— Надо уходить. Того и гляди, остров погибнет в дыму и пламени.

— Ты о чем? — спросил Джордино.

— Я тебе позже ситуацию обрисую. — Питт взглянул на Мэйв: — Что тут у вас из транспорта есть возле дома?

— В гараже сбоку от дворца стоит пара машин-малюток, на которых папочка ездит… ездил по шахтам.

Питт подхватил одного мальчика на руки:

— Тебя как звать?

Напуганный видом крови, стекающей по лицу Питта, малыш тихо произнес:

— Майкл. — И, указав пальцем на брата, которого уже держал Джордино, добавил: — А он Шон.

— Летал когда-нибудь на вертолете, Майкл?

— Нет, только все время хотел.

— Кто хочет, тот добьется, — рассмеялся Питт.

Выходя из кабинета, Мэйв оглянулась на отца и Боудикку. Отец и порожденное им чудовище лежали почти рядом. У Мэйв тошнота к горлу подступала при воспоминании об открытии, сделанном после стольких-то лет: Боудикка оказалась гермафродитом.

55

Они отыскали средства передвижения Дорсетта по острову — миниатюрные машинки «холден» австралийского производства — в примыкавшем к дворцу гараже. С ярко-желтых машин для облегчения посадки и высадки были сняты все дверцы. Питт от души поблагодарил покойного Артура Дорсетта за ключи, оставленные в замке зажигания одной из машин. Все быстро расселись: Питт и Джордино впереди, Мэйв — сзади.

Двигатель завелся, Питт поставил рычаг коробки скоростей на первую передачу. Нажал на педаль газа, отжимая сцепление, и машина рванула вперед.

Перед аркой Джордино выпрыгнул из машины и открыл ворота. Едва они успели выскочить на дорогу, как мимо них в другую сторону пронесся открытый вездеход, битком набитый сотрудниками службы безопасности.

Питт подумал: «Ну вот и случилось то, что должно было случиться. Кто-то, должно быть, поднял тревогу». Прикинув, что к чему, он сообразил, что это смена охраны проехала. Тех стражей, что сидели связанными с кляпами в дежурке, вскоре должны были освободить, и не только от дежурства.

— Всем махать руками и улыбаться, — распорядился Питт. — Делаем вид, будто мы одна большая счастливая семья.

Одетый в форму водитель вездехода притормозил и с любопытством посмотрел на пассажиров «холдена», кивнул и отдал честь, решив, что это гости семейства Дорсетт. Вездеход затормозил возле арочных ворот, а Питт, поддав «холдену» жару, понесся к причалу.

— Охрана купилась, — заметил Джордино.

Питт улыбнулся:

— Всего шестьдесят секунд уйдет у них на то, чтобы уразуметь, что охранники не просто соснули от скуки.

Он съехал с главной дороги, связывавшей две шахты, и направился к лагуне. Путь к причалу оказался свободен: между ними и яхтой не было ни легковушек, ни грузовиков. Питт не отрывался, чтобы посмотреть на часы, но он знал: до предсказанной Сэндекером катастрофы остается четыре-пять минут.

— За нами гонятся, — мрачно возвестила Мэйв.

Питту незачем было смотреть в зеркало заднего вида, незачем было напоминать, что их путь к свободе под угрозой, — служба безопасности быстро наладила погоню. Одна мысль билась у него в голове: успеют ли они с Джордино поднять вертолет в воздух до того, как охрана приблизится настолько, что сможет выстрелом сбить их.

Джордино указал на единственное препятствие на их пути — охранника у дежурки, наблюдавшего за их быстрым приближением:

— А с этим что?

Питт вернул другу автоматический пистолет Мерчанта со словами:

— Выстрели, если я не испугаю его до смерти.

— Если ты… что?

Ответа Джордино не получил. Питт выскочил на крепко сколоченный деревянный причал на скорости больше ста двадцати километров в час, вдавил в пол тормозную педаль и юзом пустил машину прямо на дежурку. Пораженный страж, не зная, куда деваться, на мгновение замер, а потом прыгнул в воду, спасаясь от удара машины.

— Чисто проделано! — восхищенно воскликнул Джордино, когда Питт выровнял «холден» и резко затормозил возле сходней, ведущих на яхту.

— Быстро! — крикнул Питт. — Ал, мчись к вертолету, убери стропы и заводи двигатель. Мэйв, хватай мальчишек и прячься в кают-компании. Там будет безопаснее, если охрана успеет приехать до того, как мы взлетим. Жди, пока не увидишь, как начнут вращаться лопасти вертолетного винта. И сразу беги к машине.

— Ты где будешь? — спросил Джордино, помогая Мэйв выносить детей из машины.

— Отдам швартовы, чтобы желающие покататься не попали на борт.

Питт основательно пропотел, снимая тяжелые канаты с кнехтов и перебрасывая через борт. Управившись, он бросил прощальный взгляд на дорогу к дворцу Дорсетта. Водитель вездехода проглядел то место, где «холден» свернул с главной дороги, и теперь гнал свою машину через грязное поле. Служба безопасности потеряла драгоценные секунды, прежде чем снова выбралась на дорогу, ведущую к лагуне. И тут, почти в тот самый миг, когда, чихнув, заработал двигатель вертолета, из яхты донесся звук выстрела.

Питт стрелой взлетел по сходням, обмирая от страха и кляня себя на чем свет стоит за то, что послал Мэйв с ребятишками в каюту, не проверив все как следует. Он потянулся за пистолетом, но вспомнил, что отдал его Джордино. Бегом пустился по палубе, бормоча: «Молю тебя, Господи!» Он распахнул дверь и вбежал в кают-компанию.

У него разум помутился, когда он услышал молящий голос Мэйв:

— Нет, Дейрдра, нет, прошу, не трогай их!

Жуткая сцена предстала глазам Питта. Мэйв, сидя на полу, спиной к книжному шкафу, судорожно прижимает к себе малышей, которые отчаянно ревут от страха. По ее блузке расплывается кроваво-красное пятно от маленькой пулевой ранки в животе возле пупка. Дейрдра стоит посреди каюты и целится в близнецов из небольшого автоматического пистолета. Одетая в дорогой наряд, который подчеркивает ее красоту, она холодно смотрит перед собой, плотно сжав губы.

— Стой! — крикнул Питт.

Дейрдра уставилась на него с выражением, от которого даже спирт обратился бы в лед. Когда она заговорила, в голосе ее явственно звучали нотки безумия.

— Я знала, что вы не погибли, — растянула она слова.

— Вы еще безумней своего злобного папаши и сестрицы-выродка, — холодно сказал Питт.

— Я знала, что вы вернетесь уничтожить мою семью.

Питт медленно двинулся вперед и загородил Мэйв с детишками.

— Зовите это крестовым походом для искоренения порока. В сравнении с Дорсеттами семейство Борджа кажется ангельским, — произнес он, стараясь выиграть время. — Я убил вашего отца. Об этом вы знаете?

Она медленно кивнула, однако беломраморная рука с пистолетом не дрогнула.

— Слуги, которых Мэйв и ваш приятель заперли в шкафу, знали, что я ночую на судне, и позвонили мне. Теперь и вы умрете, как мой отец, но не раньше, чем я расправлюсь с Мэйв.

Питт покачал головой и солгал:

— Мэйв уже мертва.

Дейрдра подалась в сторону, пытаясь разглядеть сестру.

— Значит, сможете полюбоваться, как я прикончу ее драгоценных близнецов.

— Нет! — раздался за спиной Питта вопль Мэйв. — Только не это!

Никакие уговоры на Дейрдру не действовали. Она обошла Питта, чтобы без помех пристрелить Мэйв и ее сыновей.

Нестерпимый гнев овладел Питтом, в клочки растерзав все соображения здравого смысла, и он бросился на Дейрдру. Действовал он быстро, видя дуло пистолета, наставленного ему в грудь; не обманывал себя мыслями, что у него получится. Расстояние между ними было слишком велико, чтобы вовремя покрыть его. С двух метров Дейрдра не могла промахнуться.

Питт едва почувствовал, как две пули вошли в него. У него хватало злобы, чтобы подавить любую боль. Он сбил Дейрдру с ног сокрушительным ударом, от которого нежные ее черты исказило гнусное страдальческое выражение. Спина у нее выгнулась, она отпрянула назад и, не удержавшись под напором навалившегося Питта, навзничь рухнула на кофейный столик. Раздался ужасный звук, словно сухая ветка сломалась: позвоночник Дейрдры не выдержал ноши.

Недоуменный дикий крик Дейрдры у Питта никакого сочувствия не вызвал. Голова ее откинулась назад, она не сводила с Питта карих глаз, все еще сохранявших выражение глубокой ненависти.

— Ты заплатишь… — в бессильной ярости простонала она, глядя на кровавые пятна на боку и на груди Питта. — Ты умрешь.

Рука ее все еще сжимала пистолет, и она попыталась навести его на Питта, но тело уже не слушалось команд, поступавших из мозга. Все чувства вдруг покинули ее.

— Может быть, — с трудом выговорил он, твердо глядя на нее с улыбкой, понимая, что позвоночник ее непоправимо поврежден. — Только это лучше, чем до конца жизни остаться паралитиком.

Он поковылял к Мэйв. Та, храбрясь, утешала мальчишек, плачущих от страха.

— Все хорошо, миленькие, — тихо приговаривала она. — Теперь все будет хорошо.

Питт опустился возле нее на колени и осмотрел рану. Крови вокруг было немного; аккуратная дырочка выглядела ничуть не хуже легкой резаной раны, нанесенной каким-то мелким предметом. Он не представлял, что пуля прошила двенадцатиперстную кишку Мэйв и застряла в диске между двумя позвонками. У Мэйв открылось внутреннее кровотечение, от смерти ее отделяли считаные минуты.

Питт почувствовал, как сердце его будто полетело в пропасть, наполненную льдом. Ему вдруг захотелось заплакать от безысходного горя, но только тяжкий стон вырвался из самых недр его души.

Дольше Джордино ждать не мог. Наступил рассвет, и небо над островом озарилось оранжевым сиянием восходящего солнца. Выпрыгнув из кабины вертолета на палубу, пригнувшись под вращающимися лопастями винта, Джордино увидел, как на причал влетел вездеход с сотрудниками службы безопасности. «Вот дьявольщина, что там у Питта с Мэйв стряслось? — подумал он. — Ведь Питт без надобности ни секунды не упустит». Канаты швартовов болтались в воде, яхту уже подхватил отлив, и она метров на тридцать отошла от причала.

Надо было поторапливаться. Служба безопасности не открывала огонь по вертолету или яхте только потому, что боялась причинить ущерб собственности Дорсетта.

Джордино был так поглощен наблюдением за преследователями, а мысли его были настолько заняты тем, что же так задержало его друзей, что он не заметил, как по всему острову отчаянно залаяли собаки, а птичьи стаи дружно поднялись в воздух. Не заметил он и странного жужжания в ушах, подрагивания палубы и возмущения воды за бортом яхты. Зато его удивило поведение охранников. Те забыли про погоню и начали тыкать пальцами в небо. Джордино перевел взгляд и увидел облачко серого дыма, которое появилось над горой Скагс. Джордино разглядел, как из туннельного прохода на склоне вулкана муравьями побежали люди. Замечалось и какое-то бурление внутри горы Виклеман. «Сбывается, — подумал Ал, — предупреждение Дирка: вскоре весь остров взорвется к чертовой матери».

Он ворвался в кают-компанию и застыл как вкопанный на пороге. Придя в себя, он издал мучительный полурык-полустон:

— Боже, что стряслось?

Питт, не отвечая, поднял на него взгляд:

— Извержение, оно уже началось?

— Похоже на то. Из гор дым идет.

— Значит, мы опоздали.

Джордино присел рядом с Питтом и осмотрел рану Мэйв:

— Плохо дело.

Мэйв посмотрела на него умоляющими глазами:

— Прошу вас, возьмите моих мальчиков, а меня оставьте.

Джордино резко мотнул головой:

— Этого я сделать не могу. Мы все вместе уйдем — или никто.

Питт потянулся и сжал руку Джордино:

— Времени нет. В любую секунду остров может взорваться. Мне тоже не добраться. Бери ребят и улетай отсюда, сейчас же улетай.

Ошеломленный, Джордино не поверил своим ушам. С него разом соскочили всякая беззаботность, весь саркастический запал. Широкие плечи поникли. Ничто в жизни не заставило бы его бросить на верную смерть друга, с которым он был неразлучен на протяжении тридцати лет.

— Нет, я не могу оставить никого из вас, — Джордино нагнулся, просунул руки под Мэйв, собираясь нести ее. Кивнул Питту: — За тобой я скоро вернусь.

Мэйв отпихивала его руки.

— Ты разве не видишь, что Питт прав? — еле слышно выговорила она.

Питт протянул Джордино вахтенный журнал Родни Йорка и письма.

— Позаботься, чтобы семья Йорка узнала о его судьбе, — сказал он с ледяным спокойствием. — А теперь, бога ради, забирай ребят и иди!

Терзаясь, Джордино тряхнул головой.

— Ты ведь ни за что не бросишь их, а?

Между тем губительные черные массы гигантским зонтом укрывали остров. Раздавались громовые раскаты, горы извергали тысячи тонн огнедышащей лавы.

Джордино чувствовал, как у него душа разрывается. Наконец он кивнул, повернул голову и посмотрел с пониманием.

— Добро, — сказал он и пошутил машинально: — Раз здесь я никому не нужен, я уйду.

Питт ухватил его за руку:

— Прощай, старина. Спасибо за все, что ты сделал для меня.

— Еще свидимся, — со слезами на глазах выдавил Джордино.

Горе состарило его моментально. Он хотел сказать что-то, но слова застряли в горле. Подхватив сыновей Мэйв, он вышел.

56

Чарлз Бейкуэлл и спецы из вулканической обсерватории не могли в точности предсказать развитие событий, после того как отраженная звуковая волна ударит в остров Гладиатор. Не было у них времени на изучение предшествующих явлений вроде ранних толчков, колебания грунтовых вод и изменений в поведении животных. Динамика оказалась хаотичной. Ученые были уверены только в том, что готовится крупное возмущение; топки, тлеющие глубоко в толще острова, вот-вот рванут огнем.

Порожденный энергией звуковой волны резонанс встряхнул ослабленное жерло вулкана и спровоцировал извержение. Бедствия следовали одно за другим. Поднявшись с чудовищной глубины, расплавленные камни хлынули сквозь вызванные тряской трещины. Приостанавливаясь только для того, чтобы поглотить более холодные окружающие камни, поток образовал подземный резервуар расплавленной массы, известный как магмовая жила, где нарастает чудовищное давление.

Вулканический газ нагнетается водяными испарениями, которые преобразуются в раскаленный пар и вздымают магму, выбрасывая ее на поверхность. Вода, переходя в газообразное состояние, мгновенно расширяется в объеме почти в тысячу раз, создавая астрономическую энергию, необходимую для вулканического извержения.

Выброс осколков камней и пепла столбом газа образует клуб дыма, обычно сопровождающий сильные извержения. Хотя в действительности во время извержения ничего не горит, сияние электрических разрядов, отражаясь от раскаленного камня в водяном паре, создает впечатление огня.

При первых же подземных толчках рабочие и бригадиры алмазных копей повалили из шахт через тоннельные выходы. Температура в копях росла с невероятной быстротой. Ни один из охранников даже не пытался остановить массовое бегство. В панике они сами бешеным аллюром вели людское стадо к морю, которое ошибочно считали прибежищем спасения. Те же, кто убежал к вершине седловины между двумя вулканами, сами того не ведая, сохранили больше шансов на выживание.

Островные вулканы-близнецы пробудились от векового бездействия, и ни один не желал уступать в неистовости другому. Гора Виклеман подала признаки жизни вначале трещинами, появившимися у основания, из которых фонтанами вырывались высокие струи магмы и устремлялись в небо. Трещины превратились в кратеры, и поднялась завеса огня. Огромное количество расплавленной лавы безжалостной рекой потекло вниз по склонам, расходясь веером и уничтожая все на своем пути.

Поднявшаяся из-за смены давления яростная буря раскачивала деревья и валила их на землю, где, подхваченные огненной рекой, они сгорали, а их обуглившиеся остатки несло к берегу. Деревья и растения, по которым не прошелся адский вал, стояли почерневшими мертвецами. Землю уже усыпали трупы павших с неба птиц, которые задохнулись в газах и клубах дыма.

Словно направляемый рукой Провидения, поток прожорливой массы прокатился по поселку охраны, зато обошел стороной лагерь, где содержались китайские рабочие, и тем сохранил жизнь тремстам шахтерам. Вселяющий ужас своими размерами, поток обладал лишь одним подкупающим свойством: двигался он не быстрее бегущего человека. Извергнувшийся из горы Виклеман поток магмы причинил огромный ущерб, хотя и отнял немного жизней.

Но тут пришла очередь горы Скагс.

Вулкан, названный в честь Задиры, исторг чудовищный рык, будто сто товарных составов разом загрохотали в туннеле. Из кратера вырвалось громадное облако пепла, намного больше, чем то, чтоизрыгнул Виклеман. Извиваясь и клубясь, оно поднялось в небо черной зловещей тучей. Грозное облако пепла оказалось лишь прологом к трагедии.

Западный склон Скагса не устоял под рвавшимся с глубины тысяч метров напором. Расплавленные камни белой массой вырвались на поверхность. От непомерного давления наверху западного склона образовалась рваная трещина, через которую поползло адово месиво грязи и пара, а потом грянул оглушительный взрыв, разбивший магму на миллион частиц.

Гигантским валом расплавленная лава устремилась по склону вниз. Огромное количество пышущей красным жаром магмы образовало бурлящую смесь раскаленных скальных осколков и горячего газа, которая поползла по почве наподобие жидкой патоки, только со скоростью больше ста шестидесяти километров в час. Обретя скорость, она с неумолчным ревом покатилась по склону вулкана, раздирая его боковину и бросая перед собой огненный смерч, воняющий серой.

В перегретом пару потока уцелеть было невозможно. Река ревущего огня и обжигающей массы подминала под себя все. Плавилось стекло, каменные здания сравнивались с землей, любое органическое тело моментально обращалось в пепел. Местность, по которой проходил этот бурлящий ужас, делалась просто неузнаваемой.

Но вот яростная магма достигла лагуны. Закипела вода, бешено забурлил пар. Некогда прекрасная лагуна быстро оказалась под жутким слоем серого пепла, грязи и измельченного мусора.

Остров, ставший игрушкой в руках мужчин и женщин, охваченных жадностью, остров, который, как считали многие, заслуживал гибели, был уничтожен.

Джордино успел улететь на безопасное расстояние от Гладиатора еще до того, как град раскаленных камней обрушился на причал и яхту. Оценить масштаб разрушений Джордино не мог: все скрылось в чудовищном облаке пепла, поднявшемся на три тысячи метров над островом.

Невероятное двойное извержение притягивало взгляд захватывающей дух красотой. Что-то в этой картине вызывало чувство нереальности происходящего. У Джордино возникло ощущение, будто он заглянул в преисподнюю.

Надежда загорелась в нем, когда он увидел, как яхта пришла в движение и устремилась через лагуну к протоке. Как ни тяжело был ранен Питт, а все же сумел привести яхту в движение, подумал он. Только вот как ни стремительно летело судно по воде, все же скорости ему не хватало, чтобы опередить газообразный клубок искрящегося пепла, который, сжигая все на своем пути, покатился по лагуне.

Всякая надежда вновь увидеть друга покинула Джордино. Он с нарастающим ужасом следил за неравной гонкой. Адское пламя катило по кильватерной струе яхты, быстро сокращая разрыв, и наконец настигло судно. Дальнейшее разглядеть с вертолета Джордино не смог.

Его терзала мучительная боль от сознания, что он остался в живых, а мать детей, которые жались друг к другу, пристегнутые вместе в кресле второго пилота, и друг, фактически брат, погибли в беспощадном пламени. Проклиная извержение, проклиная собственную беспомощность, Джордино отвел взгляд от страшного зрелища. Все краски сошли с его лица, вертолет он вел больше по наитию, нежели сознательно. Он знал: боль, засевшая в нем, не утихнет никогда. Бесшабашное его ухарство сгинуло вместе с островом Гладиатор. Они с Питтом прошли долгий путь, и всегда в час испытаний оставался один, который выручал другого. «Не тот Питт мужик, чтобы сгинуть», — бессчетное число раз говорил себе Джордино, когда казалось, что друг его уже в могиле. Питт был несокрушим.

Искра веры затеплилась в душе Джордино. Он взглянул на приборы: топлива полные баки. Сверившись с картой, прикрепленной к планке, свисавшей над приборной доской, он решил лететь на запад, к Тасмании, в Хобарт — самое близкое и самое удобное место для посадки. Как только близнецы Флетчер окажутся на попечении властей, он дозаправится и вернется на Гладиатор — хотя бы для того, чтобы отыскать тело Питта и доставить его родителям в Вашингтон.

Покидать Питта в беде он не собирался. Так он никогда в жизни не поступал и не собирался поступать. Странно, но стало как-то легче. Рассчитав полетное время до Хобарта и обратно на остров, Джордино заговорил с мальчиками — те уже перестали плакать и с восторгом смотрели из окна кабины на море внизу.

Позади вертолета остров превратился в смутный силуэт, по очертаниям похожий на тот, который предстал взорам Джесса Дорсетта и Бетси Флетчер сто сорок четыре года назад.

Убедившись, что Джордино с мальчиками благополучно улетел, Питт заставил себя подняться на ноги, намочил в раковине бара полотенце и обвязал им голову Мэйв. Потом он стал валить в кучу шторы, стулья и другие предметы мебели, возводя нечто вроде кургана, который вскоре совсем скрыл раненую женщину. Пытаясь хоть как-то защитить ее от накатывавшегося огня, он, шатаясь и оступаясь, добрался до рулевой рубки. Раны его были тяжелы. Одна пуля, прошив мышцу живота, продырявила толстую кишку и застряла в пояснице; другая отскочила от ребра, поразила легкое и вышла из спины. Изо всех сил стараясь не окунуться в черное, как ночной кошмар, пятно, застилавшее глаза, Питт оглядел приборы и рукоятки управления на приборной панели судна.

В отличие от вертолетных топливные приборы яхты показывали на «ноль». Команда Дорсетта не удосужилась заправиться топливом, не получив указания, что кто-то из членов семейства собирается отплыть. Отыскав нужные рычажки, Питт запустил большие турбодизельные двигатели. Едва те заурчали на холостых оборотах, как он подключил их к гребному приводу и до отказа двинул вперед рукоятку газа. Палуба у него под ногами содрогнулась, нос яхты поднялся из воды, а вода за кормой бурно вспенилась. Питт, вцепившись в ручной руль, направил судно к выходу в открытое море.

Горячий пепел сыпал сверху толстым слоем. Питт слышал, как трещит и рычит за спиной приближающийся ураган огня. Объятые язычками пламени камни градом падали, шипя, плюхались в воду, выпуская облачка пара, и скрывались в ней. Они непрестанно сыпались с небес, после того как чудовищный взрыв горы Скагс разметал их на огромное расстояние. Вал светопреставления пожрал причал и ринулся вдогонку за яхтой, разрезая воды лагуны, словно разъяренный зверь, вырвавшийся из самых огненных недр ада. И вот этот вал навис над яхтой вихрем крутящейся массы высотой двести метров прежде, чем Питту удалось выбраться из лагуны. Судно бросило вперед, словно оно получило ошеломляющий удар в корму. Радар и радиомачту сорвало и унесло прочь, а вместе с ними и спасательные шлюпки, ограждение и всю мебель с палубы. Пылающие камни посыпались на крышу надстройки и палубу, мигом превратив некогда прекрасную яхту в разбитую посудину.

Жар в рулевой рубке был палящий. Питту казалось, будто кто-то втирал ему в кожу горячую красную мазь. Дышать стало мучительно трудно, особенно ему, с поврежденным легким. Он то и дело молился, чтобы Мэйв была все еще жива в кают-компании. Хватая ртом воздух, в одежде, которая уже начинала дымиться, со спаленными волосами, Питт стоял за штурвалом, отчаянно стараясь вести яхту. Перегретый воздух проникал в легкие, пока каждый вдох не превратился в сущую муку. Рев огненной бури в ушах слился с громкими ударами сердца и пульсирующим шумом крови. Единственной опорой его сопротивлению пылающему натиску было ровное подрагивание двигателей, прочная конструкция судна.

Когда окна стали трескаться, а потом и лопаться, он подумал: теперь наверняка смерть. Все помыслы свои, каждый нервный импульс направил он на продвижение яхты вперед, как будто одна только сила его воли заставляла ее двигаться быстрее. И тут вдруг плотный слой огня уменьшился и ушел прочь: яхта вырвалась на морской простор. Грязная серая вода сменилась изумрудной, а небо над головой сделалось синим, как сапфир. Вал огня и кипящей грязи наконец-то обессилел. Питт вдыхал чистый солоноватый воздух огромными порциями, как пловец, насыщающий воздухом легкие перед тем, как нырнуть на глубину без акваланга. Он не знал, насколько серьезно ранен, да и не думал об этом. Изматывающую боль он переносил стойко.

И в этот момент взгляд Питта приковал к себе странный вид: впереди по правому борту из воды высунулась верхняя часть туловища исполинской морской твари. Она походила на гигантского угря. Пасть чудища слегка приоткрылась и обнажила острые как бритва зубы в виде закругленных клыков. «Если волнообразное тело выпрямить, — прикинул Питт, — оно вытянется метров на тридцать — сорок». В воде чудище передвигалось немногим медленнее яхты.

— Стало быть, Бэзил существует, — пробормотал Питт, и слова эти будто наждаком прошлись по опаленному горлу.

«И Бэзил, оказывается, хоть и морской змей, но что-то соображает», — подумал он. Громадный угорь покидал охваченное огнем место своего векового обитания. Одолев протоку, Бэзил нырнул в глубину и, взмахнув громадным хвостом, исчез. Питт кивком попрощался с ним и вновь обратился к панели. Навигационные приборы больше не действовали. Питт попытался подать сигнал бедствия и по радио, и по спутниковому телефону, но и то и другое бездействовало. Казалось, перестало работать все, кроме больших двигателей, которые по-прежнему несли яхту по волнам. Поставить судно на автоматический ход было невозможно, и Питт закрепил штурвал так, чтобы нос смотрел на запад, в сторону юго-восточного побережья Австралии, а ручку газа установил в положение чуть-чуть выше холостых оборотов, чтобы сэкономить ту малость топлива, что еще оставалась в баках. Спасательное судно, которое непременно направят в район катастрофы к острову Гладиатор, должно было заметить поврежденную яхту, остановить и обследовать ее.

Питт заставил свои непослушные ноги нести его обратно к Мэйв, в глубине души опасаясь, что она умерла. Сильно волнуясь, переступил он порог, отделявший кают-компанию от рулевой рубки. Кают-компания выглядела так, словно по ней прошлись громадной паяльной лампой. Толстая и прочная обшивка из фибергласа во многом сдержала напор жара, перекрыв ему путь в надстройки, но он ворвался туда через лопнувшие стекла в окнах. Удивительно, но горючая обивка диванов и стульев хоть и жутко покоробилась, но все же не воспламенилась. Питт бросил взгляд на Дейрдру. Ее когда-то великолепные волосы спеклись в почерневшую массу, остановившиеся глаза заволокла молочная пелена, кожа сделалась цвета вареного рака. Струйки дыма легким туманом поднимались от ее дорогостоящего наряда. Она походила на куклу, которую сунули на несколько секунд в топку, а потом вынули. Смерть спасла ее от мертвенной неподвижности.

Не думая ни о боли, ни о ранах, Питт разметал курган, который соорудил над Мэйв. «Она должна быть еще живой, — мысленно твердил он в отчаянии. — Должна дождаться меня, невзирая на боль, что снова потеряла детей». Он откинул последнюю подушку и с растущим страхом глянул вниз. Волна облегчения водопадом окатила его, когда Мэйв приподняла голову и улыбнулась.

— Мэйв, — прохрипел он, бросился к ней и заключил ее в объятия.

И только тогда разглядел большую лужу крови, скопившуюся возле нее и растекшуюся по настилу. Губы Мэйв коснулись его щеки.

— Твои брови, — прошептала она, слегка улыбаясь.

— Что с ними?

— Они все обгорели, да и волосы тоже.

— Не могу же я все время выглядеть красавцем.

— Для меня ты всегда и был таким. — Глаза ее увлажнились. — Мальчики мои спаслись?

Питт кивнул:

— Ал взлетел за несколько минут до того, как навалилась огненная буря. Думаю, они уже подлетают к безопасному берегу.

Лицо Мэйв словно лунным светом омыло. Она стала похожа на хрупкую фарфоровую куклу.

— Я тебе не успела сказать… Я люблю тебя.

— Я знаю, — выдавил он, одолевая удушливый комок в горле.

— А ты меня любишь хоть немножечко?

— Я люблю тебя всей душой.

С трудом подняв руку, Мэйв легко погладила его по обожженному лицу:

— Мой черничный друг, что ждет меня за любым поворотом. Крепче держи меня. Хочу умереть в твоих объятиях.

— Ты не умрешь, — сказал он, еле справляясь с волнением. — У нас с тобой впереди долгая-долгая жизнь. Мы будем вместе плавать по морям и заботиться о целой куче детишек.

— Двое сели на плот, чтобы мир посмотреть, — тихо прошептала она.

— В мире столько всего, на что стоит взглянуть, — подхватил Питт слова песни.

— Перевези меня, Дирк, через Лунную реку, перенеси меня через… — Казалось, ее охватывает радость.

Веки Мэйв дрогнули и закрылись. Тело обмякло, словно дивный цветок под мертвящим дыханием холода. Лицо сделалось безмятежным, как у мирно спящего младенца. Она уже перебралась и поджидала его на другом берегу.

— Нет! — взревел он, как раненый зверь, загнанный в ночи.

Сознание Питта помутилось. И он больше не гнал от себя надвигающийся со всех сторон черный мрак. Он отрешился от действительности и отдался объятиям темноты.

57

План Джордино быстро вернуться на остров Гладиатор почти с самого начала дал осечку. Связавшись по системе спутниковой связи с «Гломар эксплорером» и коротко доложив обо всем Сэндекеру, Джордино вышел на связь с воздушно-морскими спасательными службами Австралии и Новой Зеландии и стал первым, кто сообщил миру о катастрофе. Весь остаток пути его непрестанно донимали просьбами высокие правительственные чины и репортеры разных СМИ описать извержение вулканов и оценить нанесенный ущерб.

Диспетчер отправил Джордино на посадку в военную зону, расположенную в полукилометре от аэровокзала. Подлетая к месту посадки, он поразился, увидев на поле огромную толпу.

Как только он заглушил двигатель и открыл пассажирскую дверцу, все пошло своим чередом. На борт прибыли представители власти. Сотрудники иммиграционной службы оформили Джордино въезд в Австралию без паспорта, а социальной — забрали сыновей Мэйв, пообещав передать их на попечение отца, едва тот будет найден.

Когда Джордино, донельзя изнемогший, ступил на землю, на него накинулась целая армия журналистов. Ему совали микрофоны прямо под нос и целились в лицо телевизионными камерами. Всех интересовала судьба острова Гладиатор.

С улыбкой Джордино ответил всего на один вопрос. Он подтвердил, что первой жертвой ужасного бедствия стал Артур Дорсетт.

Наконец отвязавшись от журналистов и добравшись до службы безопасности аэропорта, Джордино позвонил консулу США и потребовал оплатить дозаправку вертолета. Консул неохотно согласился, предупредив, что полет должен иметь гуманитарную цель. Словно услышав это, директор австралийского агентства помощи при стихийных бедствиях попросил Джордино доставить на остров продовольствие и медикаменты. Джордино ничего не оставалось делать, как метаться вокруг вертолета, пока машину заправляли топливом, снимали пассажирские кресла, высвобождая место для многочисленных тюков, укладывали груз. Какой-то сотрудник агентства сжалился над ним и сунул ему пакет с бутербродами с сыром и несколько бутылок пива. Джордино от души поблагодарил доброго человека и лишь расположился перекусить, как подъехала легковушка, и водитель сообщил о прибытии Сэндекера. Итальянец уставился на водителя как на сумасшедшего: всего четыре часа назад Сэндекер находился на Гавайских островах.

Тем не менее вскоре над посадочной полосой показался сверхзвуковой двухместный истребитель ВМФ США. Джордино, торопливо уминая бутерброды, понаблюдал, как блестящий самолет, способный летать на высоких скоростях, приземляется и подруливает к вертолету. Когда Сэндекер в летном облачении выбрался на крыло, Джордино смахнул крошки с губ.

Адмирал заключил его в медвежьи объятия.

— Альберт, ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.

— Жаль, что вас мы приветствуем не в полном составе, — печально выговорил Джордино.

— Бесполезно стоять тут и утешать себя. — На усталом лице Сэндекера резко обозначились морщины. — Давай отыщем Дирка.

— Не хотите переодеться?

— В полете сброшу этот наряд из «Звездных войн». ВМФ получит его обратно, когда я загляну к ним, чтобы вернуть его.

Не прошло и пяти минут, как вертолет с двумя тоннами крайне необходимых припасов поднялся в воздух и полетел над Тасмановым морем к дымящимся развалинам острова Гладиатор.

Спасательные корабли австралийского и новозеландского военных флотов получили приказ немедленно следовать к острову, имея на борту медиков и все необходимое для оказания помощи. Все торговые суда в радиусе около четырехсот километров получили приказ изменить курс и оказать любую посильную помощь на месте катастрофы. Удивительно, но погибших оказалось значительно меньше, чем могло быть при столь масштабном бедствии. Большинство китайских рабочих уцелели потому, что огненный смерч и потоки лавы прошли мимо поселка. Выжила и половина служащих. Зато из восьмидесяти сотрудников сил безопасности Артура Дорсетта разыскать удалось всего семерых, и то сильно обгоревших. Проведенные позднее вскрытия установили, что люди погибли преимущественно из-за удушья.

К вечеру сила извержения вулканов существенно поубавилась. Кратеры по-прежнему извергали лаву, но растекалась она по земле уже ручейками. От самих вулканов остались разве что тени былого величия. Скагс превратился в широкую уродливую воронку, а Виклеман стал невысоким холмом. Слой пепла продолжал висеть в воздухе. Западная сторона острова выглядела так, будто по ней кто-то прошелся гигантской металлической щеткой, содрав почву до скального основания, на остальной части растительность была уничтожена полностью. Лагуна обратилась в болото, и по нему плавали осколки пемзы и всякий хлам. Горные предприятия «Дорсетт консолидейтед» напоминали руины древней цивилизации.

У Джордино на сердце похолодело, когда он не увидел в лагуне ни малейших признаков яхты. Причал сгорел и рухнул в воду, как и пакгаузы.

Сэндекер пребывал в ужасе от размеров катастрофы.

— Все по моей вине, все по моей вине, — твердил он как заведенный.

Джордино окинул адмирала понимающим взглядом:

— На каждого погибшего здесь приходится по десять тысяч человек, которые вам обязаны жизнью.

— И все равно… — мрачно откликнулся Сэндекер срывающимся голосом.

Джордино пролетел над спасательным кораблем, бросившим якорь в лагуне, и начал готовиться к приземлению. Потоки воздуха от винта подняли огромные клубы пепла. Джордино потерял обзор и завис над площадкой, расчищенной саперами австралийской армии, которые первыми высадились на парашютах в районе бедствия. Кое-как выровняв вертолет, он приземлился, сильно ударив машину о площадку. Когда лопасти винта замерли, он с облегчением перевел дух.

Майор австралийской армии, пропыленный с головы до ног, в сопровождении помощника подбежал к вертолету и открыл бортовую дверь. Заглянув в грузовой отсек, куда из кабины перебрался Сэндекер, он с улыбкой до ушей представился:

— Майор О'Тул. Рад вас приветствовать.

— Наша задача двойственная, майор, — сказал Сэндекер. — Помимо доставки припасов — розыск человека, которого в последний раз видели на яхте Дорсетта.

О'Тул беспомощно пожал плечами:

— Наверное, он утонул. Но понадобятся недели, чтобы очистить лагуну от мусора и начать поиски под водой.

— Мы надеялись, что судно успело выйти в открытое море.

— Вы связывались с вашим другом?

Сэндекер отрицательно покачал головой.

— Тогда, как мне ни жаль, пережить катастрофу ему, скорее всего, не удалось.

— Мне тоже жаль. — Сэндекер устремил взгляд вдаль и, казалось, позабыл про стоявшего у двери офицера. Потом он взял себя в руки. — Не могли бы вы оказать нам услугу и разгрузить вертолет?

— Поможем вам с удовольствием. Правда, большинство моих солдат разыскивают уцелевших островитян, но это не беда.

С помощью одного из офицеров О'Тула коробки с продуктами, водой и медикаментами были вынесены из грузового отсека и горкой сложены на площадке. Неудача и горе сделали свое дело: Джордино и Сэндекер ни словом не обмолвились, пока разгружали вертолет и снова усаживались в кабину.

Когда винт набрал обороты, появился О'Тул. Майор бегом припустил к вертолету, отчаянно размахивая руками. Джордино открыл боковое окошко и высунулся из кабины.

— Я подумал, вы должны знать! — прокричал О'Тул. — Мой радист только что получил сообщение со спасательного корабля. Матросы обнаружили поврежденное судно приблизительно в двадцати четырех километрах к северо-западу от острова.

Печаль мигом покинула Джордино.

— Они обследовали судно?

— Нет. Оно сильно покорежено. Капитан справедливо рассудил, что прежде всего следует доставить на остров группу врачей, а потом уже заниматься всем остальным.

— Спасибо, майор. — Джордино повернулся к Сэндекеру: — Слышали?

— Слышал, — нетерпеливо выпалил адмирал. — Что мы тут торчим? Поднимай эту штуку в воздух!

Подгонять Джордино было незачем. Минут через десять после взлета они отыскали яхту почти в том самом месте, о котором сообщил капитан спасательного корабля. Судно вяло покачивалось на пробегавших волнах. Держалось оно низко в воде с креном градусов в десять на левый борт. У надстроек был такой вид, будто их смела какая-то гигантская метла. Некогда гордый сапфировый корпус обгорел дочерна, на палубах толстым слоем лежал серый пепел. Яхта словно побывала в аду.

— Кажется, вертолетная площадка чистая, — заметил Сэндекер.

Джордино зашел на яхту с кормы и стал медленно, слегка наклонясь, снижаться. Ветер был слабый, но яхту качало и ее крен осложнял посадку.

Убрав газ, Джордино завис над яхтой под углом, соответствующим крену, и дожидался, когда судно поднимется на гребень волны. В точно выбранный момент вертолет замер на несколько секунд и опустился на перекошенную палубу. Джордино тут же нажал на тормоза, чтобы не дать машине сползти в море, и выключил двигатель. Посадка совершилась благополучно, и теперь прилетевших охватил страх перед тем, что они могут увидеть.

Джордино выскочил первым и сразу закрепил на палубе вертолетные стропы. Потратив некоторое время, чтобы дух перевести, они прошли по обугленной палубе и вошли в кают-компанию.

Один взгляд на две неподвижные фигуры в углу каюты — и Сэндекер скорбно покачал головой.

На мгновение он плотно зажмурил глаза, борясь с волной душевной муки. Увиденное им было столь чудовищно, что он пошевелиться не мог. Скорбь рвала ему сердце. В горестном удивлении недвижимо смотрел он в одну точку.

Питт обнимал Мэйв обеими руками. Одна сторона его лица превратилась в кровавую маску. Грудь и бок тоже были темно-красными от крови. Обуглившаяся одежда, сожженные брови и волосы, ожоги на лице и руках — все это говорило о том, что он умер в нечеловеческих страданиях.

А у Мэйв вид был такой, словно она заснула, так и не узнав, что сон ее окажется вечным. Восковой налет на прекрасных чертах напомнил Сэндекеру о чистой белой свече, о Спящей красавице, которую никаким поцелуем не пробудить.

Джордино опустился на колени возле Питта, отказываясь верить, что его друг мертв. Он нежно тронул Питта за плечо:

— Дирк! Скажи мне хоть что-нибудь, дружище.

Сэндекер попытался оттащить Джордино.

— Он мертв, — горестно прошептал адмирал.

И тут произошло настолько неожиданное, что оба мужчины замерли: глаза Питта медленно открылись. Он посмотрел прямо перед собой, ничего не понимая и никого не узнавая.

Губы его шевельнулись, и Сэндекер с Джордино услышали шепот:

— Господи, прости меня, я ее потерял.

ЧАСТЬ V ПЫЛЬ ОСЕДАЕТ

58

Напряжение, которое царило на предшествующей встрече в парижском зале заседаний, на этот раз совсем не ощущалось. Атмосфера была раскованной, почти веселой. Сильные мира сего, собравшиеся для обсуждения последних событий в своих странах и за рубежом, чувствовали себя превосходно.

Все четырнадцать кресел вокруг длинного стола из эбенового дерева были заняты. Председатель выждал, когда утихнет шум разговоров, и произнес:

— Господа, многое случилось со времени нашей последней встречи. Тогда угроза нависала над нашими международными алмазными предприятиями. Теперь благодаря капризу природы затея уничтожить наш алмазный рынок застряла в мертвой точке из-за безвременной кончины Артура Дорсетта.

— Вот и хорошо, что избавились от этой дурной чуши, — смеясь, подал голос генеральный директор алмазного картеля.

Он был в восторге оттого, что от жуткой угрозы неожиданно удалось избавиться без дорогостоящей борьбы.

— Верно! Правильно! — поддержал его хор голосов.

— Рад сообщить, — продолжил председатель, — что за последние несколько дней цены на алмазы резко поднялись, в то время как цены на драгоценные самоцветы существенно понизились.

Седовласый представитель одного из богатейших семейств Америки и бывший государственный секретарь спросил с другого конца стола:

— Что помешает директорам «Дорсетт консолидейтед» осуществить задуманное Артуром?

Бельгийский промышленник из Антверпена ответил ему, энергично жестикулируя:

— Артуром Дорсеттом владела мегаломания. Его мания величия не позволяла ему считаться с мнением остальных. Он управлял горными предприятиями и торговыми учреждениями без совета директоров. Артур был сам себе оркестр. Не верил никому. Если не считать нанимаемых время от времени советников, правил он «Дорсетт консолидейтед» в одиночку. Из управленцев же он выжимал все, на что они способны, а потом выбрасывал их на улицу.

Итальянец, владелец торгового флота, улыбнулся:

— Меня так и подмывает забраться на вулканы, которые стерли с лица земли Артура Дорсетта с его зловредной империей, и вылить в их кратеры по бутылке шампанского.

— Гавайцы именно так и умасливают вулкан Килауеа, — сказал американец.

— Тело его нашли? — поинтересовался японский электронный магнат.

Председатель покачал головой:

— Судя по сообщениям австралийских официальных кругов, ему не удалось выбраться из своего дворца, оказавшегося прямо на пути потока лавы. Его тело или то, что от него осталось, покоится под двадцатиметровым слоем вулканического пепла и застывшей лавы.

— Правда, что все три его дочери тоже погибли? — спросил итальянец.

— Одна погибла дома вместе с Артуром. Двух других нашли мертвыми на обгоревшей яхте. Очевидно, они пытались спастись от гибели. Должен добавить, что есть во всем этом деле налет тайны. Мои источники в австралийском правительстве утверждают, что одна из дочерей скончалась от огнестрельных ран.

— Убита?

— Говорят, что покончила с собой.

Глава японской электронной империи с поклоном обратился к директору алмазного картеля:

— Коль скоро Артура Дорсетта можно сбросить со счетов, не соблаговолите ли вы, сэр, обрисовать нам будущее вашего рынка?

Разодетый в пух и прах специалист по алмазам из Южной Африки ответил на поклон вежливой улыбкой:

— Будущее — как нельзя лучше. Русские, как выяснилось, и в малой степени не несли той угрозы, что предполагалась. Их попытки сделаться властелинами рынка ударили по ним самим. Продав большую часть своих запасов необработанных камней огранщикам в Тель-Авиве и Антверпене по заниженным ценам, но все же намного дороже, чем намеревался Артур Дорсетт, они оказались фактически в тупике.

— А что Австралия с Канадой?

— Алмазные пласты в Австралии не так мощны, как первоначально считалось, а в Канаде алмазная лихорадка почти сошла на нет. В настоящее время там не существует никаких планов строительства крупной шахты.

— Имеют ли значение для наших операций радикальные перемены в политической структуре Южной Африки?

— Мы тесно сотрудничаем с Нельсоном Манделой. С уверенностью могу сказать, что вскоре он введет новую систему налогообложения, которая самым благоприятным образом скажется на наших доходах.

Шейх, представлявший нефтяной картель, приподнялся над столом:

— Звучит все это обнадеживающе, только позволят ли вам ваши доходы содействовать осуществлению цели «Учреждения» по установлению единого мирового экономического порядка?

— Не беспокойтесь, — ответил южноафриканец. — Алмазный картель выполнит все свои обязательства. Спрос на бриллианты по всему миру постоянно растет, и в течение первого десятилетия нового столетия мы ожидаем резкий рост прибылей. Нет никакого сомнения в том, что мы вполне осилим нашу долю денежного бремени.

— Я благодарю господина из Южной Африки за столь доверительное сообщение, — сказал председатель.

— Так что же теперь ждет «Дорсетт консолидейтед»? — спросил шейх, умиротворенно опускаясь в кресло.

— Компания, — ответил председатель, — перейдет в руки внуков Дорсетта.

— Сколько им лет?

— Около семи, они близнецы.

— Такие маленькие?

— Я и не знал, что какая-то из его дочерей была замужем, — удивился индус-застройщик, магараджа недвижимости.

— А она и не была, — холодно сообщил председатель. — Мэйв Дорсетт родила вне брака. Отец малышей — выходец из семьи преуспевающих владельцев овцеводческих ферм. Мои источники сообщают, что он человек здравомыслящий и разумный. Он уже назначен опекуном и управляющим всеми имущественными активами.

Голландец через весь стол устремил взгляд на председателя:

— Кому поручено вершить корпоративные дела мальчиков?

— Его имя вам всем хорошо известно. — Председатель выдержал паузу и язвительно улыбнулся: — До совершеннолетия Шона и Майкла Флетчеров повседневная деятельность «Дорсетт консолидейтед» и ее дочерних отделений будет контролироваться семейством Страузер.

— Вот так воздаяние! — воскликнул пожилой американский государственный деятель.

— Каковы планы на тот случай, если алмазный рынок рухнет сам по себе? Не можем же мы вечно держать цены под контролем.

— Я отвечу на это, — вызвался южноафриканец. — Когда больше нельзя будет держать в кулаке цены на природные алмазы, мы переключимся на искусственные.

— Неужто подделки настолько хороши? — усомнился британский издатель.

— В последнее время химические лаборатории производят изумруды, рубины и сапфиры с теми же свойствами, что и камни, извлекаемые из земли. Искусственные камни настолько великолепны, что даже опытные гемологи порой принимают их за естественные. То же самое верно и в отношении создаваемых в лаборатории алмазов.

— Их можно продать, не попавшись на подделке? — поинтересовался председатель.

— Нет необходимости обманывать. Просто нужно убедить публику в том, что не природные, а искусственные алмазы — лучшее вложение средств. В принципе разница между этими камнями заключается только в сроках производства. На создание одних уходят миллионы лет, а другие штампуются за пятьдесят часов. Новая волна, если хотите.

В зале воцарилось молчание: члены совета по торговле прикидывали потенциальные выгоды. Спустя некоторое время председатель улыбнулся и кивнул:

— Складывается впечатление, господа, что, в какую бы сторону маятник ни качнулся, наши доходы ничуть не пострадают.

59

30 марта 2000 года

Вашингтон, федеральный округ Колумбия

По словам медсестер в хобартском госпитале, Питту несказанно повезло. После устранения перитонита, вспыхнувшего из-за пробитой толстой кишки, и удаления пули из поясничной кости, где та проделала маленькое дупло, он начал выздоравливать. Когда зарубцевалось легкое и стало легче дышать, он накинулся наеду, как изголодавшийся лесоруб.

Джордино и Сэндекер навещали Питта ежедневно до тех пор, пока врачи не убедили их, что смерть ему больше не грозит. Сей факт подтвердили многочисленные просьбы Питта, если не сказать требования, дать ему выпить что-нибудь не имеющее отношения ни к фруктовым сокам, ни к молоку.

Адмирал и Джордино отвезли Шона и Майкла в Мельбурн. Там их забрал отец, который прилетел из какого-то захолустья на похороны Мэйв. Видный мужчина с университетским дипломом животновода, он пообещал Сэндекеру и Джордино вырастить мальчиков в здоровом окружении. Хотя он и доверял деловой репутации фирмы «Страузер и сыновья», к которой перешло управление «Дорсетт консолидейтед», отец нанял лучших адвокатов следить за тем, чтобы интересы близнецов нив коем случае не пострадали.

Довольные тем, что малыши оказались в хороших руках и что Питт вскоре будет готов вернуться домой, адмирал и Джордино улетели в Вашингтон. Там Сэндекеру устроили триумфальную встречу как человеку, спасшему Гонолулу от гибели.

Все слухи о том, что президент намерен сместить адмирала с поста директора НУМА, улетучились. По столице пошли разговоры, что Сэндекер останется у руля своего любимого Национального подводного и морского агентства и после того, как нынешняя администрация покинет Белый дом.

60

Войдя в палату, врач застал Питта стоящим у окна и жадно всматривающимся в воды реки Дервент, протекавшей в самом центре Хобарта.

— Вам положено находиться в постели, — сказал врач, забавно коверкая слова на австралийский манер.

Питт хмуро поглядел на него:

— Меня поместили на матрас, на котором даже ленивец и пяти дней не проспал бы. Я свое отлежал. И теперь ухожу отсюда.

Врач, улыбнувшись украдкой, заметил:

— У вас и одежды-то нет. Тряпки, в которых вы были к нам доставлены, выбросили на помойку.

— Стало быть, я уйду отсюда в халате и больничных тапочках. Кстати, о халате. Я бы засунул эту хламиду в задницу тому, кто ее изобрел, да так, чтобы завязочки из ушей повыскакивали.

— Как я понимаю, спорить с вами — значит попусту тратить время, отпущенное на других пациентов. — Врач пожал плечами. — Чудо, что вы еще способны передвигаться. Мне до сих пор не доводилось видеть столько шрамов на человеческом теле. Идите, раз невтерпеж. Я попрошу сестру подыскать вам приличную одежду, не то вас арестуют как сбежавшего из дурдома.

Питт целую минуту потратил, изучая себя в зеркале, прежде чем поймать такси от госпиталя до аэропорта. Если бы он пробовался на роль в кино, где требовалось изобразить ходячего мертвеца, то режиссер утвердил бы его не задумываясь: свежий красный шрам поперек лба, отсутствующий взгляд, налитые кровью глаза, худое бледное лицо, походка как у девяностолетнего старика, страдающего артритом, кожа в пятнах от ожогов, бровей и в помине нет, вместо густых вьющихся черных волос коротенький «ежик».

На сей раз не было никакого реактивного лайнера НУМА. Питт летел обычным рейсом компании «Юнайтед эрлайнс». Когда он, сгибаясь от жуткой боли в боку, забирался в самолет и отыскивал свое место в салоне, окружающие с откровенным любопытством разглядывали его.

Бортпроводница — каштановые волосы подобраны волосок к волоску, зеленые, как у Питта, глаза полны сочувствия — предложила:

— Позвольте, я провожу вас, сэр.

— Да, будьте любезны, — поблагодарил он скорее от замешательства, нежели от признательности.

— Это вы мистер Питт? — спросила она, указав рукой на пустое кресло у иллюминатора.

— В данный момент уж лучше бы мне быть кем угодно другим, но… Да, я Питт.

— Вы везучий человек, — улыбнулась проводница.

— Больше десятка медсестер не переставали убеждать меня в этом.

— Нет, я в том смысле, что у вас есть друзья, которые очень о вас заботятся. Наш экипаж предупредили, что вы полетите с нами, и попросили устроить вас со всеми удобствами.

Как, черт возьми, Сэндекер узнал, что он сбежал из госпиталя, если он отправился прямиком в аэропорт и уже там купил билет до Вашингтона?

Забот проводнице он не доставил, проспав большую часть перелета и просыпаясь только для того, чтобы поесть, посмотреть кино с Клинтом Иствудом и выпить шампанского. Он даже не знал, что самолет прибыл в международный аэропорт имени Даллеса, пока его не разбудил шум от выпускаемых шасси.

Выйдя из автобуса, доставившего пассажиров от самолета к аэровокзалу, Питт слегка удивился и даже расстроился, что его никто не встречает. Если Сэндекер предупредил экипаж самолета, значит, он наверняка знал и время его прибытия. Даже Джордино не поджидал у бровки, когда Питт, с трудом передвигая ноги, шел к стоянке такси. «Наглядный пример: с глаз долой — из сердца вон», — подумал он и погрузился в уныние.

В восемь часов вечера Питт вышел из такси, набрал код на охранной системе своего ангара и шагнул через порог. Он включил свет, и тот привычно засверкал на зеркальных поверхностях хромированных деталей реликтовых машин.

Питт застыл в восхищении. Перед ним высился, едва не касаясь потолка, предмет, которого в ангаре раньше не было.

Некоторое время Питт рассматривал тотемный столб. Верхушку украшал великолепно вырезанный орел с распростертыми крыльями. Ниже, в убывающем порядке, расположились медведица-гризли с медвежонком, ворон, лягушка, волк, какое-то морское животное и голова человека, отдаленно напоминавшего Питта. Он прочел записку, пришпиленную к уху волка:

Прими, пожалуйста, этот памятный столб от людей племени хайда в знак признательности за твои усилия по удалению мрази со священной земли нашего острова. Шахту Дорсетта закрыли, и скоро животные с растениями вернутся в свой, по праву им принадлежащий, дом. Отныне ты почетный индеец племени хайда.

Твой друг

Мейсон Бродмур

Растроганный, Питт шмыгнул носом. Получить в дар рукотворное чудо, да еще и исполненное такого высокого смысла, — редкая честь. Он ощутил невыразимую благодарность Бродмуру и его племени за столь щедрое подношение.

Питт обошел тотемный столб и почувствовал, как защемило сердце. В проходе между классическими авто стояла «Дивная Мэйв».

Помятое, обветшалое и потрепанное, но все равно прекрасное создание будто терпеливо дожидалось Питта. Это было невероятно. «Как могла посудина перенестись через тысячи километров в Вашингтон? — подумал Питт. — Похоже, у меня бред». Он подошел поближе, протянул руку и коснулся носа корабля, сварганенного из остатков яхты и обломков лодки.

Как только он убедился, что находится в здравом уме, из-за пульмановского вагона, стоявшего вдоль стены ангара, из автомобилей и апартаментов наверху показались люди. Раздались крики «Сюрприз!», «Добро пожаловать домой!».

Джордино, хорошо помня о ранах друга, нежно обнял его. Адмирал Сэндекер, никогда не дававший чувствам волю, тепло потряс руку Питта и отвернулся, чтобы скрыть набежавшие слезы.

Были здесь и Руди Ганн, и Хайрем Йегер, и еще сорок человек из НУМА. Приехали поприветствовать его и родители. Отец, Джордж Питт, сенатор от Калифорнии, и мать, Барбара, были потрясены изможденным видом сына, но держались бодро. Джулиан Перлмуттер тоже был здесь — он распоряжался едой и напитками. Ставшая членом палаты представителей Лорен Смит, давняя и очень близкая подруга Перлмуттера, нежно поцеловала Питта и с грустью отметила, как потускнел его взгляд.

А Питт смотрел на «Дивную Мэйв», сослужившую такую верную службу.

— Как же ты ухитрился, а? — спросил он у Джордино.

Лицо итальянца расцвело торжествующей улыбкой.

— После того как мы с адмиралом доставили тебя на вертолете в госпиталь на Тасмании, я вернулся на остров с очередным грузом различных припасов для пострадавших. Быстренько заглянул за восточные утесы и обнаружил, что наш тримаран пережил извержение. Прихватил пару австралийских инженеров и спустил их в расщелину. Они прикрепили посудину к тросу с вертолета. Я поднял ее на вершину утеса, где мы разобрали корпус и фальшаки. Пришлось, конечно, повозиться, но части, которые нельзя было погрузить в вертолет, мы закрепили под фюзеляжем. Потом я снова улетел на Тасманию, где уговорил пилота грузового самолета, направлявшегося в Штаты, подбросить жуткий груз до дому. С помощью ребят из НУМА мы ее снова собрали, едва успели к твоему прибытию.

— Ты добрый друг, — искренне сказал Питт. — Мне с тобой в жизнь не расплатиться.

— Это я у тебя в долгу, — ответил преданный Джордино.

— Очень жалею, что не смог попасть в Мельбурн на похороны Мэйв.

— Мы с адмиралом были там вместе с мальчиками и их отцом. Как ты и просил, когда гроб опускали в землю, играли «Лунную реку».

— Кто держал речь?

— Адмирал произнес написанные тобой слова. Все плакали.

— А Родни Йорк?

— Мы послали вахтенный журнал и письма Йорка в Англию с оказией. Вдова Йорка по-прежнему живет у залива. Милая старушка, ей уже под восемьдесят. Я говорил с ней по телефону, после того как она получила посылку. Даже и не передать, как она была счастлива, узнав, как провел свои последние дни ее муж. Она со всей своей семьей собирается привезти останки Родни домой.

— Я рад, что она наконец-то узнала, как все произошло, — сказал Питт.

— Старушка просила поблагодарить тебя за заботу.

У Питта слезы было навернулись на глаза, но тут к нему подошел Перлмуттер и сунул в руку бокал с вином:

— Ты оценишь этот вкус, мой мальчик. Превосходный шардоне с виноградников Колорадо.

Сюрпризы закончились, и вечеринка вошла в обычное русло, затянувшись далеко за полночь. Друзья подходили и уходили, пока не заговорили Питта так, что он уже с трудом удерживался от того, чтобы не уснуть. Наконец мать Питта настояла, чтобы сын прилег отдохнуть. Гости, пожелав ему доброй ночи и скорейшего выздоровления, стали разъезжаться по домам.

— Не появляйся на работе, пока не придешь в себя и не окрепнешь, — велел Сэндекер. — НУМА пока поборется с мировым злом без тебя.

— Есть одно дело, которым я хотел бы заняться примерно через месяц, — признался Питт, и в глазах у него полыхнул сатанинский отблеск старого пиратского огня.

— Что за дело?

Питт улыбнулся:

— Снова оказаться на острове Гладиатор после того, как очистится вода в лагуне.

— Что ты собираешься отыскать?

— Его зовут Бэзил.

Сэндекер изумленно воззрился на него:

— Кто такой, черт возьми, Бэзил?

— Морской змей. Полагаю, после того как вода станет чистой, он вернется на место привычного обитания.

Адмирал положил руку Питту на плечо и наградил его взглядом, которым обычно смотрят на ребенка, когда тот утверждает, будто он призрак.

— Отдохни хорошенько, а потом мы поговорим об этом.

Сэндекер повернулся и ушел, качая на ходу головой и бормоча что-то про всяких морских чудищ. Подошла Лорен Смит и взяла Питтаза руку.

— Хочешь, я останусь? — спросила она тихо.

Питт поцеловал ее в лоб.

— Спасибо, только, думаю, мне лучше какое-то время побыть одному.

Сэндекер предложил Лорен подвезти ее домой, и она с радостью согласилась, поскольку на вечеринку по случаю возвращения Питта приехала на такси. Они сидели погруженные каждый в свои мысли, пока машина не проехала мост, за которым начинался город.

— Никогда не видела Дирка таким подавленным, — произнесла Лорен, храня задумчивое и печальное выражение на лице. — И не думала, что доживу до той поры, когда смогу такое сказать, но только огонь угас в его глазах.

— Он выправится, — уверил ее Сэндекер. — Пара недель отдыха, и он снова станет искриться жизнью.

— А вам не кажется, что он становится немного староват для роли отчаянного искателя приключений?

— Я не представляю себе его засевшим за стол. Он никогда не бросит бороздить моря и будет делать то, что ему по сердцу.

— Что движет им? — подивилась Лорен.

— Есть люди, которые рождаются не ведающими покоя, — философски заметил Сэндекер. — Для Дирка в каждом часе есть тайна, которую следует разгадать, в каждом дне — вызов, на который надо ответить.

Лорен взглянула на адмирала:

— Вы ведь завидуете ему, правда?

Сэндекер кивнул:

— Разумеется, да и вы тоже.

— Отчего это, как думаете?

— Ответ прост, — мудро рассудил Сэндекер. — В каждом из нас есть маленькая частичка Дирка Питта.

После того как все разъехались и Питт остался посреди своей коллекции механических чудес, каждое из которых так или иначе было связано с его прошлым, он доплелся до тримарана и забрался в рубку.

Первые лучи солнца скользнули по ржавеющей крыше старого самолетного ангара, служившего ему домом, а он по-прежнему сидел в рубке, погрузившись в воспоминания.

Клайв Касслер На грани потопа

«Flood Tide» 1998, перевод А. Дубова

Автор выражает глубокую признательность всем сотрудникам Службы иммиграции и натурализации, любезно предоставившим необходимую информацию и статистические данные по нелегальной иммиграции в Соединенные Штаты.

Автор благодарит специалистов Инженерного корпуса армии США за помощь в описании непредсказуемого характера течения рек Миссисипи и Атчафалайа, а также многих других людей, чья доброжелательная фантазия способствовала изобретению массы почти непреодолимых препятствий на пути главных героев книги — Дирка Питта и Ала Джордино

Пролог Реквием «Принцессе»

10 декабря 1948 года. Неизвестные воды

Волнение усиливалось буквально с каждым новым порывом ветра. Прохладная и спокойная поутру, стихия совершенно распоясалась к вечеру, подобно необузданному мистеру Хайду, в которого превращался несчастный доктор Джекил. Белые барашки с гребней высоченных валов срывало штормом с такой силой, что они на глазах обращались в мельчайшую взвесь. Низко нависшие черные тучи сливались с разбушевавшимися водами, то и дело изрыгая слепящие снежные заряды. Пассажирский лайнер «Принцесса Ван Ду» продолжал мужественно противостоять волнам, ежесекундно обрушивающим на его борта и палубу тонны ледяной воды. Ни экипаж судна, ни пассажиры еще не догадывались, что от катастрофы их отделяют считанные минуты.

Положение усугублялось еще и тем, что ветер дул одновременно с северо-востока и северо-запада. Скрещиваясь в одной точке почти под прямым углом, воздушные потоки создавали такой немыслимый круговорот, что волны высотой с трехэтажный дом, словно в кулак, зажимали корпус злосчастного лайнера сразу со всех сторон. Скорость ветра вскоре достигла сотни миль в час. К сильнейшей бортовой качке добавилась килевая. «Принцесса» то глубоко зарывалась носом, и тогда обнажались бешено вращающиеся под кормой огромные лопасти винтов, то вставала на дыбы, как норовистая лошадь. Крен доходил до тридцати градусов; стальные леера постоянно захлестывало, и по прогулочной палубе прокатывались бурлящие водные потоки. Старый лайнер по-прежнему стойко сносил натиск стихии, но было заметно, что с каждым разом ему все тяжелее выправиться после очередной атаки самого мощного шторма, в который ему когда-либо доводилось попадать.

Второй помощник Пу Ли, на чью долю выпало нести вахту, мгновенно промерз до костей и нырнул обратно в помещение рулевой рубки, сопя и ругаясь сквозь зубы. Все равно в этой дьявольской круговерти даже в бинокль ничего не разглядишь. Всю свою жизнь он ходил в сравнительно теплых водах, омывающих юго-восточную оконечность Азии, поэтому снежная буря в сочетании с жестоким штормом оказалась для него в новинку. Дрожа от холода, Пу сетовал на судьбу и несправедливость богов, почему-то решивших излить свой гнев на «Принцессу», проделавшую путь длиной едва ли не в половину экватора, в тот самый момент, когда до порта назначения оставалось не более двухсот миль. За последние шестнадцать часов лайнер не смог преодолеть и четверти этого расстояния.

За исключением капитана Ли Ханта и старшего механика, вся команда «Принцессы» состояла из чистокровных китайцев. Хант был опытным моряком. Отслужив двенадцать лет в Королевском флоте, он ушел в отставку в чине лейтенанта и еще восемнадцать лет бороздил моря и океаны на судах различных пароходных компаний. Первые три года старпомом, а последние пятнадцать — полноправным капитаном. Мальчишкой он рыбачил с отцом на побережье Северного моря, а едва достигнув совершеннолетия, покинул родной городок Бридлингтон на востоке Великобритании и нанялся матросом на сухогруз, уходивший в Южную Африку. Тридцать лет в море развеяли юношеские иллюзии и превратили его в сухощавого и довольно желчного пожилого джентльмена с поредевшей седеющей шевелюрой и потускневшим взором. И без того склонный к пессимизму, Хант в настоящий момент питал серьезные сомнения по поводу того, удастся ли его судну вырваться из смертоносных объятий шторма.

На то имелись и другие причины. Двое суток назад один из матросов обратил его внимание на разошедшийся стык между двумя склепанными листами внешней обшивки корпуса. Дыра образовалась в кормовой части чуть выше ватерлинии. Тогда Хант не принял никаких мер, но сегодня без колебаний отдал бы месячное жалованье, лишь бы взглянуть на нее хоть одним глазом. К несчастью, любая попытка наружного осмотра в сложившихся условиях была равносильна самоубийству. Между тем, учитывая колоссальные перегрузки, которым подвергалось судно под неумолимым натиском ветра и волн, даже такая безобидная на первый взгляд протечка могла оказаться той самой соломинкой, что переломила хребет верблюду. Старый морской волк нутром чуял, что «Принцессе» угрожает смертельная опасность, но сделать ничего уже не мог и с присущим морякам фатализмом покорился судьбе.

Капитан недовольно покосился на залепившие стекла рубки и мешающие обзору ошметки мокрого снега и, не поворачиваясь, обратился к вахтенному офицеру:

— Мистер Пу, что у нас с обледенением?

— Плохо, сэр. Лед быстро нарастает.

— Как вы считаете, насколько велик риск перевернуться?

Помощник отрицательно покачал головой.

— Пока нам ничего подобного не грозит, но, если к утру погода не изменится, обледенение может достигнуть критической величины.

Хант на минуту задумался, потом коротко кивнул рулевому.

— Курс прежний, Цзюнь. Старайтесь удерживать судно носом к волне.

— Так точно, сэр, — откликнулся коренастый, широкоплечий китаец, крепко сжимающий заскорузлыми ладонями медные рукоятки штурвала.

Мысли капитана вновь обратились к злополучному стыку с внешней стороны корпуса. Он не мог припомнить ни одного случая, когда «Принцесса Ван Ду» по всем правилам проходила технический осмотр в сухом доке. Как ни странно, больше никто из членов команды не разделял его беспокойства за проржавевшие переборки и постоянные протечки в трюме, из-за которых судовые помпы не останавливались ни на минуту на протяжении всего рейса. Он один отчетливо понимал, что именно изношенный корпус является ахиллесовой пятой «Принцессы». Среднестатистическое океанское судно считается морально устаревшим и выработавшим ресурс по истечении двадцати лет с момента спуска на воду. Но то статистика. А эту источенную коррозией коробку нещадно эксплуатировали уже почти тридцать пять лет. Казалось чудом, что она вообще держится на поверхности воды.

Построенный в 1913 году для «Сингапурской тихоокеанской линии», гордый красавец-лайнер сошел со стапелей верфи Харленда и Вольфа под нежным названием «Ланаи»[228]. Его водоизмещение составляло около одиннадцати тысяч тонн, длина — от прямого форштевня до напоминающей очертаниями бутылку шампанского кормы — четыреста девяносто семь футов, а ширина в центре шкафута[229] — шестьдесят футов. Бронзовые лопасти двух винтов вращали паровые машины совокупной мощностью в пять тысяч лошадиных сил. В свои лучшие годы «Ланаи» без особых усилий развивал вполне достойную скорость в семнадцать узлов. Вплоть до 1931 года лайнер курсировал между Сингапуром и Гонолулу, выполняя регулярные пассажирские рейсы, после чего был продан компании «Кантонские линии» и переименован в «Принцессу Ван Ду». Переоборудованный в грузопассажирское судно, он продолжал перевозить людей и всякого рода товары, только теперь уже между многочисленными портами Юго-Восточной Азии.

Во время Второй мировой войны австралийское правительство реквизировало крупнотоннажное судно, превратив его в военный транспорт. По окончании военных действий сильно пострадавшую от бомбежек и обстрелов японской авиации «Принцессу» вернули прежним хозяевам. До весны 1948 года отремонтированное на скорую руку судно моталось между Гонконгом и Шанхаем, после чего было окончательно списано и продано в Сингапур на металлолом.

Первоначально лайнер мог принять на борт пятьдесят пять пассажиров первого класса, восемьдесят пять — второго и триста семьдесят — третьего. Экипаж и обслуживающий персонал составляли еще сто девяносто человек. Но в свой последний рейс он отправился с командой всего в тридцать восемь человек.

Ханту временами казалось, что на борту этого крошечного кусочка тверди, окруженного со всех сторон разъяренной стихией, разыгрывается какая-то непонятная драма, у которой нет ни содержания, ни смысла, ни зрителей. В такие минуты ему становилось немного жаль старушку, израненную и сплошь усеянную боевыми шрамами, но все же не поддающуюся непрестанным усилиям шторма утащить ее на дно. «Принцесса» натужно скрипела и стенала всеми своими расшатавшимися и прохудившимися стыками, однако всякий раз упрямо выбиралась из-под очередной волны и храбро таранила форштевнем накатывающуюся следом. Умом капитан понимал, что судну давно пора на слом. Да и ему самому не мешало бы задуматься о покое. Быть может, именно поэтому он испытывал какое-то странное чувство единения с пароходом?

Одно утешало: за все время плавания такие же изношенные и одряхлевшие, как корпус, машины ни разу не дали сбоя.

* * *

В машинном отделении скрипы и стоны терзаемого металла ошущались с особенной остротой. Течь заметно усилилась, и в поднявшейся почти до уровня переходных решеток воде плавали крупные хлопья ржавчины. Под напором стихии одна за другой выскакивали заклепки, скрепляющие стальные листы обшивки. Некоторые из заклепок вышибало с такой силой, что они со свистом разлетались во все стороны наподобие картечи. Китайцы — смазчики и младший механик — взирали на происходящее с апатичной бесстрастностью. На судах, построенных до внедрения сварки, такое явление считалось в порядке вещей. И только один человек среди них испытывал настоящий ужас, глядя на расползающуюся на глазах обшивку.

Стармех Гэллахер по прозвищу Гонконг, пышноусый здоровяк-ирландец, чья неизменно кирпичного цвета физиономия свидетельствовала о тесной дружбе с крепкой выпивкой, повидал в своей жизни немало всякого и отличить нормальное судно от такого, что вот-вот пойдет ко дну, мог, что называется, невооруженным глазом. Усилием воли он заставил себя преодолеть приступ панического страха, выбросил из головы все второстепенное и принялся хладнокровно размышлять о том, как спасти свою шкуру в этой катавасии. И не только свою...

Осиротевший в одиннадцатилетнем возрасте, Йен Гэллахер без сожаления покинул опостылевшие трущобы Белфаста и ушел в море, начав свою карьеру с мальчика на побегушках, что, как правило, куда более соответствует действительности, чем излюбленный романтиками термин «юнга». Впрочем, юнгой он пробыл недолго. У смышленого подростка обнаружился врожденный талант к общению с судовыми машинами. Поработав какое-то время смазчиком, он очень скоро дослужился до третьего помощника чифа[230], а к двадцати семи годам, окончив соответствующие курсы, сам стал дипломированным механиком. Ходил он, главным образом, на мелких и средних каботажных судах, осуществляющих грузоперевозки между бесчисленными островами в южной части Тихого океана. Прозвище свое Гэллахер заработал после эпического побоища в каком-то портовом кабаке Гонконга, когда он в одиночку уложил восемь докеров-китайцев, вздумавших на свою голову поиздеваться над обладающим бычьей силой ирландцем. Летом сорок пятого Гэллахеру исполнилось тридцать, и тогда же он подписал контракт на должность старшего механика «Принцессы Ван Ду».

С побледневшим, но исполненным решимости лицом Гэллахер повернулся ко второму механику Чжу Вэню.

— Быстро дуй наверх, парень, и будь готов покинуть судно, как только капитан даст команду.

Китаец, чуть не проглотивший от неожиданности торчащий у него из уголка рта окурок, озабоченно уставился на начальника.

— Вы думаете, что мы тонем, сэр?

— Я знаю, что мы тонем, — безапелляционно отрезал Гэллахер. — Эта прогнившая посудина не продержится и часа!

— Могу я узнать, вы уже уведомили об этом капитана, сэр? — вежливо поинтересовался Чжу.

— Капитан сам должен понимать, что творится, — огрызнулся ирландец. — А если не понимает, пускай глаза разует. И уши заодно.

— А как же вы, сэр? — заколебался китаец.

— Дуй, тебе говорят! — рявкнул Гэллахер. — За меня не беспокойся, я здесь тоже не задержусь.

Чжу Вэнь аккуратно вытер руки куском ветоши, коротко кивнул и без дальнейших рассуждений полез по трапу, ведущему на верхние палубы.

— А вы что стоите? — набросился ирландец на смазчиков, застывших в нерешительности рядом с паровой машиной. — Вам особое приглашение требуется?

Те переглянулись и последовали за Чжу.

Гэллахер бросил последний взгляд на свои любимые лоснящиеся маслом, шипящие, плюющиеся паром механизмы, с тоской представив их на дне — холодными и безжизненными, окруженными стайками рыб. Внезапно он вздрогнул и напрягся, услышав долгий, скрежещущий звук, эхом прокатившийся под сводами машинного отделения. Механик хорошо знал, что он означает. Давала о себе знать годами копившаяся усталость металла — скрытый недуг, поражающий не только суда, но и летательные аппараты. Ее почти невозможно выявить, когда все идет нормально, но в экстремальных условиях она часто становится решающим фактором, разделяющим жизнь и смерть. С другой стороны, «Принцессе» и в молодости не приходилось испытывать таких невероятных перегрузок, как в свое последнее плавание. Достаточно сказать, что сила удара волны по ее корпусу достигала двадцати тысяч фунтов на квадратный дюйм.

Сердце стармеха на миг замерло, когда он увидел разошедшиеся на добрый фут два листа обшивки по левому борту. Разрыв на глазах увеличивался. Ирландец метнулся к переговорной трубе и вызвал мостик.

— Вахтенный слушает, — услышал он знакомый голос Пу Ли.

— Это Гэллахер. Капитана мне. Срочно!

— Что случилось, мистер Гэллахер? — осведомился Хант после короткой паузы.

— В машинном только что открылась крупная течь, растущая с каждым мгновением, сэр.

Капитана потрясло это сообщение. В глубине души он все же надеялся успеть достичь земли до того, как положение станет критическим.

— Серьезная течь, говорите? А что с помпами?

— Они и раньше не справлялись, а теперь и вовсе захлебываются.

— Благодарю вас, мистер Гэллахер. Вы сможете удержать машины на ходу, пока мы не окажемся в безопасности?

— Сколько, по-вашему, времени понадобится для этого, сэр?

— По моим прикидкам, где-нибудь через час мы выйдем в сравнительно спокойные воды.

— Исключен", сэр, — твердо ответил Гэллахер. — У нас осталось не более десяти минут.

— Еще раз спасибо, чиф, — тяжело уронил Хант. — Рекомендую вам убраться из машинного, пока еще есть время.

Капитан устало повернулся и выглянул в иллюминатор. Кормовая часть заметно погрузилась в воду, вследствие чего качка несколько уменьшилась. От его первоначального плана — дойти до ближайшего берега и выброситься — теперь, очевидно, придется отказаться. А чтобы выйти из зоны урагана и добраться до спокойной воды, необходимо повернуть право на борт и лечь на новый курс, что, в свою очередь, чревато не меньшими последствиями. «Принцесса» набрала слишком много воды. Стоит ей теперь стать бортом к волне в промежутке между двумя валами, и ее либо опрокинет, либо захлестнет и потащит на дно. Учитывая быстро нарастающее обледенение, судно в любом случае обречено.

Глаза Ханта на миг затуманились, и он мысленно вернулся назад — на два месяца и десять тысяч миль — в шанхайский портовый док на реке Янцзы, куда поместили «Принцессу», чтобы снять с бывшего лайнера все ценное, прежде чем отправить на переплавку в Сингапур. Особенно отчетливо вспомнилось ему неожиданное появление на причале роскошного «паккарда». Выбравшийся из него офицер в форме майора армии националистов сообщил капитану, что генерал Юй Кун желает побеседовать с ним и приглашает в машину.

* * *

— Прошу простить за столь внезапное вторжение, капитан, но я выполняю личную директиву генералиссимуса Чан Кайши. — Генерал Юй Кун, чье лицо и руки поразили Ханта какой-то неестественной белизной, выглядел необычайно важно и представительно в своем идеально сидящем, пошитом на заказ мундире. Кроме того, генерал был невероятно толст и один занимал добрых три четверти заднего сиденья, отчего Ханту пришлось притулиться на самом краешке, неудобно вжимаясь спиной в дверцу и боковое стекло. — Согласно данной директиве, — продолжал Юй, — вам и вашей команде предписывается подготовить судно к длительному плаванию и быть готовыми выйти в море, как только поступит соответствующий приказ.

— Должно быть, тут какая-то ошибка, сэр, — растерялся Хант. — О каком длительном плавании может идти речь, если «Принцессу» уже списали на металлолом? У меня на борту минимум команды, а провизии и топлива едва хватит, чтобы доползти до Сингапура.

— Забудьте о Сингапуре, — величественно отмахнулся генерал. — Припасы и горючее не проблема, а в усиление к экипажу прибудут двадцать отборных матросов. А когда основной груз будет поднят и размещен на борту... — Юй сделал паузу, чтобы вставить сигарету в длинный мундштук и прикурить, — что произойдет, по моим подсчетам, дней через десять, вы получите от меня дополнительные распоряжения.

— Извините, сэр, но я должен уведомить об этом руководство моей компании, — решительно заявил Хант.

— Можете не беспокоиться, капитан. Совет директоров «Кантонских линий» уже поставлен в известность о том, что «Принцесса Ван Ду» временно реквизирована правительством для выполнения специального рейса.

— И они согласились? — не поверил своим ушам Хант.

Генерал ухмыльнулся.

— Учитывая весьма и весьма солидную компенсацию — заметьте, золотом! — они были просто счастливы оказать генералиссимусу эту небольшую услугу.

— Ну хорошо, — сдался Хант, — а что потом? Я имею в виду, когда мы доставим ваш груз по назначению?

— Как только это произойдет, вы свободны и можете следовать в свой Сингапур.

— В таком случае позвольте узнать, куда именно направляется «Принцесса»?

— Не позволю! — строго отрезал Юй.

— И что за груз, тоже, наверное, не скажете? — догадался капитан.

— Не скажу. Порученная мне миссия носит совершенно секретный характер. Начиная с этой минуты вы и ваш экипаж лишаетесь права покидать борт и сходить на берег. Вам также запрещено общаться с родственниками или друзьями. Мои люди будут охранять судно днем и ночью для обеспечения полной безопасности.

— Понятно, — сказал Хант, хотя на самом деле ни черта он не понял, кроме того, что влип по самые уши. А еще ему очень не понравилось, как бегают поросячьи глазки генерала.

— Кстати, — добавил Юй, — пока мы тут с вами беседуем, мой адъютант, вероятно, уже позаботился о том, чтобы все средства связи на борту были либо сняты, либо уничтожены.

— Да как же можно выходить в море без радио?! — потрясенно воскликнул Хант. — В случае чего мы даже сигнал бедствия подать не сможем!

Юй безмятежно разглядывал инкрустированный серебром мундштук с тлеющей в нем сигаретой.

— Полагаю, никаких непредвиденных случайностей не произойдет, — усмехнулся он.

— По-моему, вы слишком оптимистично настроены, генерал, — нахмурился Хант. — «Принцесса» стара и во предела изношена. Она не в том состоянии, чтобы успешно противостоять штормам и океанской волне.

— Уверяю вас, капитан, важность этой миссии такова, что оправдывает любой риск. Кроме того, вы и ваш экипаж получите крупную награду золотом после ее успешного завершения. Генералиссимус Чан Кайши лично гарантирует, что вся сумма будет незамедлительно выплачена, как только судно прибудет в порт назначения.

Хант с тоской покосился сквозь лобовое стекло «паккарда» на бурый от ржавчины борт «Принцессы» и снова повернулся к собеседнику.

— Боюсь, сэр, что от золота мало проку, когда лежишь на дне морском, — вздохнул он.

— Ничего, капитан, — улыбнулся Юй, — в случае чего, как вы выразились, лежать будем рядом. Я отправляюсь с вами.

* * *

Запомнилась капитану лихорадочная активность, сопровождавшая подготовку «Принцессы» к отплытию. Судовые танки под завязку залили мазутом, а у кока чуть глаза на лоб не вылезли, когда подсобки и холодильники камбуза доверху набили продуктами высшего качества. А вскоре начал поступать основной груз, доставляемый к причалу нескончаемой вереницей крытых брезентом армейских грузовиков. О том, что таилось внутри больших деревянных ящиков, переносимых в трюм и на палубу с помощью двух портальных кранов, можно было только догадываться.

Спустя несколько дней погрузка застопорилась. Трюмы заполнились до отказа, а грузовики продолжали прибывать. Генерал Юй приказал выкинуть из пустующих пассажирских кают все лишнее и размещать ящики там. Когда и там не осталось свободного места, складировать стали в коридорах. К концу недели был задействован каждый кубический фут пустого пространства на «Принцессе», вплоть до верхней палубы. Содержимое последних грузовиков пришлось оставить на прогулочной палубе под открытым небом, предварительно закрепив и накрыв брезентом. И, наконец, в сопровождении вооруженных до зубов телохранителей прибыл на борт сам генерал, чей багаж состоял из десятка сундуков и трех дюжин ящиков марочных вин и коньяков.

«Ну и для чего, скажите на милость, нужна была вся эта секретность? — с горечью подумал Хант. — Сколько трудов и усилий положено ради того лишь, чтобы перед самым финишем уткнуться носом в грязь, да еще не по своей вине, а по капризу матушки-природы!» А ведь начало путешествия отнюдь не предвещало никаких неприятностей. Море было спокойным, а на запросы встречных судов «Принцесса» не отвечала по причине отсутствия на борту даже самой примитивной радиоаппаратуры.

Капитан бросил исполненный последней надежды взгляд на экран установленного перед самым отплытием из устья Янцзы радара, но тот оставался девственно чист — никаких судов в радиусе пятидесяти миль не наблюдалось. К тому же Юй позаботился о том, чтобы они даже SOS подать не могли...

Дверь в рубку неожиданно отворилась, и в проем бочком протиснулся тучный генерал. Его обычно мучнисто-белое лицо заметно позеленело; к губам он прижимал испачканный носовой платок.

— Что, морская болезнь замучила? — не без ехидства осведомился Хант.

— Проклятый шторм! — простонал Юй. — И когда только он кончится?!

— Понятия не имею. — Капитан пожал плечами. — Могу только сказать, что вы оказались неплохим пророком, генерал.

— О чем вы говорите? — изумился тот.

— О том, что на дне мы с вами будем лежать рядышком. Потерпите, ждать осталось недолго.

* * *

Гэллахер белкой взлетел по трапу и пустился бегом по коридору к своей каюте. Он отнюдь не паниковал: каждое его движение было строго выверенным, в глазах сквозила решимость и холодная целеустремленность. Ирландец точно знал, что собирается сделать. В течение всего плавания он держал каюту запертой. Но сейчас его больше не волновали такие мелочи, поэтому он не стал возиться с ключом, а попросту вышиб дверь мощным пинком.

Лежащая на койке молодая блондинка с длинными распущенными волосами подскочила от неожиданности и выронила иллюстрированный журнал. Примостившаяся у нее в ногах карликовая такса проснулась и разразилась возмущенным тявканьем. Гэллахер остановился на пороге, невольно залюбовавшись своей невестой. Соблазнительный шелковый пеньюар с глубоким вырезом выгодно подчеркивал безупречные формы ее стройного тела. Нежная бархатистая кожа, чуть вздернутый носик, слегка выдающиеся скулы и широко распахнутые очаровательные глаза цвета утреннего июльского неба заставили бы неровно забиться сердце любого истинного ценителя женской красоты. Для женщины она была довольно высока ростом, хотя доходила макушкой всего лишь до подбородка великану Гэллахеру. Узнав вошедшего, она успокоилась, грациозно опустила на коврик изящные босые ножки и села на краешке койки, вопросительно глядя на него.

Гэллахер шагнул к девушке, схватил за руку и рывком поставил на ноги.

— Собирайся, Катя, — сказал он, на секунду прижав ее к груди и тут же отстранившись. — Быстрее. Каждая секунда на счету.

— Что случилось? — растерянно спросила она. — Мы входим в порт?

— Нет, дорогая. Мы идем ко дну.

— Боже! — испуганно вскрикнула девушка.

Гэллахер тем временем уже рылся в шкафах и выворачивал на койку содержимое чемоданов, выхватывая из общей кучи один предмет одежды за другим и швыряя их к ногам Кати.

— Натягивай на себя все, что сможешь. Несколько свитеров, несколько пар брюк... Побольше носков — сначала свои, потом мои. Короче говоря, одевайся слоями, как луковичка. Что потоньше — вниз, что потолще — сверху. Только поскорее, умоляю тебя. Эта старая лохань может отдать концы в любую минуту.

Девушка открыла было рот, собираясь, очевидно, выразить протест, но ей хватило одного взгляда на мрачное, сосредоточенное лицо Гэллахера, продолжающего рыться в вещах, чтобы передумать. Больше не колеблясь, она скинула пеньюар и стала поспешно облачаться, как было приказано, начав, разумеется, с нижнего белья и проявив в этом деле незаурядную сноровку. Поверх своих брюк в обтяжку она ухитрилась натянуть еще две пары принадлежащих ирландцу. За ними последовали три блузы и пять шерстяных свитеров. Слава богу, ей было из чего выбирать. Отправляясь на недельное — как они тогда полагали — свидание с женихом, Катя прихватила с собой целый чемодан с тряпками, да и у самого Гэллахера за годы странствий накопился солидный гардероб. Шесть пар обычных и три пары шерстяных носков с трудом втиснулись в объемистые сапоги ирландца, напоследок накинувшего ей на плечи свой безразмерный бушлат.

Маленький песик в возбуждении носился у их ног, отрывисто тявкая и хлопая длинными ушами. Гэллахер подарил щенка Кате в приложение к обручальному кольцу с изумрудом в тот самый день, когда сделал предложение и получил благосклонное согласие. Шею собачки украшал шикарный красный ошейник лаковой кожи с болтающимся на нем брелоком в виде золотого дракона.

— Прекрати, Фриц! — рассердилась девушка, чуть не наступившая на своего любимца. — Ступай на койку. Лежать!

Екатерина Гарина потеряла отца в двенадцатилетнем возрасте и с тех пор воспитывалась в семье бабушки, эмигрировавшей в Шанхай после краха Белого движения на Дальнем Востоке. Решительная и самостоятельная, она сама нашла работу в местном филиале «Кантонских линий» и за короткий срок дослужилась от простого клерка до секретаря-референта директора. С Гэллахером она впервые встретилась в офисе компании, куда тот явился с докладом о техническом состоянии машин «Принцессы Ван Ду». Девушку с первого взгляда потянуло к этому жизнерадостному увальню. Возможно, ему не хватало образования и манер, но он остро напоминал ей отца-капитана, пропавшего без вести вместе со своим судном где-то в Океании. К тому же гигант-ирландец оказался таким пылким и нежным, что она отбросила все сомнения и без колебаний дала согласие стать его женой.

Они встречались почти каждый день и очень скоро стали любовниками, проводя бурные ночи, исполненные страсти и взаимного наслаждения, в просторной каюте Гэллахера. Они незаметно прокрадывались на судно под носом вахтенных и капитана, что придавало их отношениям дополнительную пикантность. Особенно возбуждающе нелегальное пребывание на борту действовало на Катю, воображающую себя в такие минуты героиней захватывающего любовного романа. Они могли бы спокойно встречаться в ее уютной квартирке в престижном районе Шанхая, но девушке куда больше нравилось заниматься любовью тайком, ежеминутно рискуя быть разоблаченной и с позором изгнанной. Что и привело в конечном счете к совершенно непредсказуемым последствиям.

Когда генерал Юй отдал свой драконовский приказ о полной изоляции судна и экипажа, нагнав в док целый взвод автоматчиков, перекрывших все входы и выходы, Катя оказалась в ловушке. Гэллахеру пришлось все рассказать капитану. Хант пришел в ярость, но все же согласился помочь. Однако на все просьбы отпустить девушку на берег генерал ответил категорическим отказом. На протяжении всего плавания Катя почти не покидала каюту, а если и выходила изредка на палубу подышать свежим воздухом, то только в сопровождении жениха. Долгие часы вахты Гэллахера она проводила взаперти, в обществе маленького Фрица, которого от нечего делать обучила нескольким забавным трюкам.

Ирландец между тем собрал все документы, деньги и ценности, сложил их в водонепроницаемый пакет и засунул себе за пазуху. Затем сорвал с вешалки запасной бушлат и повернулся к Кате.

— Ты готова?

Она подняла руки над головой и критическим взором окинула бесформенную массу одежды, делавшую ее чуть ли не вдвое толще, чем на самом деле.

— Милый, мне ни за что не застегнуть поверх всего этого спасательный жилет, — жалобно проговорила девушка. — А без него я камнем пойду ко дну. Ты же знаешь, я не умею плавать.

— Ну, на этот счет можешь не волноваться, — хмуро усмехнулся Гэллахер. — Я тебе не рассказывал, но наш лучший друг генерал Юй еще месяц назад распорядился выкинуть за борт все спасательные жилеты.

— А шлюпки?

— Шлюпки остались в Шанхае. А если бы они и были под рукой, при таком волнении их все равно не спустишь. Шарахнет разок волной и по борту размажет.

Она посмотрела на него долгим взглядом, в котором не было и тени страха.

— Ты хочешь сказать, что мы обречены, да? Даже если мы не утонем, то погибнем от холода?

Вместо ответа Гэллахер нахлобучил ей на голову непромокаемую зюйдвестку, привлек девушку к себе и мягко поцеловал в губы.

— Успокойся, дорогая, — произнес он ободряющим тоном. — Неужели ты никогда не слышала, что ирландцы не тонут? А знаешь почему? — добавил он с усмешкой. — Нет? Да потому что им суждено быть повешенными.

Схватив Катю за руку, Гэллахер без лишних слов потянул ее за собой из каюты и дальше по коридору, ведущему на верхнюю палубу.

Забытый в спешке Фриц, послушно выполнивший последний приказ хозяйки, растянулся на одеяле, закрыл глаза и задремал, пребывая в полной уверенности, что она скоро вернется и принесет ему что-нибудь вкусненькое.

* * *

Свободные от вахты члены экипажа занимались своими обычными повседневными делами. Одни спали, другие играли в домино или карты, третьи делились воспоминаниями о преувеличенно жутких штормах, в которых им довелось побывать. И никого не заботило, что судно в буквальном смысле разламывается на куски у них под ногами. Кок с помощником освобождали столы после ужина, разнося добавочные порции кофе засидевшимся матросам. Несмотря на ураган и жестокую качку, команда испытывала своеобразную эйфорию при одной мысли о том, что до порта и окончания рейса осталось всего несколько часов ходу. Хотя от них до сих пор скрывали название конечного пункта их рейса, все на борту с точностью до тридцати миль знали местонахождение «Принцессы».

Совсем другая атмосфера царила в рубке. Хант с остановившимся взором продолжал пялиться на корму, тускло освещенную редкой цепочкой бортовых огней и едва различимую в снежной пелене. Внезапно он вздрогнул и вышел из оцепенения, в ужасе глядя на ют[231], изгибающийся под неестественным углом по отношению к центральной части судна. Это странное явление сопровождалось перекрывающим вой бури визгливым скрежетом рвущегося металла. Капитан инстинктивно потянулся к кнопке сигнала общей тревоги, но Юй, следивший за каждым его движением, молниеносно перехватил руку в запястье.

— Я запрещаю покидать судно! — прохрипел он угрожающим шепотом.

Хант с отвращением окинул взглядом жирную фигуру китайца.

— Хотя бы умрите мужчиной, генерал, — сухо посоветовал он.

— Я не имею права умереть! Я дал священную клятву любой ценой доставить груз в порт назначения.

— Ничем не могу помочь. «Принцесса» разламывается пополам. Теперь уже ничто на свете не спасет ни вас, ни ваш драгоценный груз.

— Тогда вы обязаны хотя бы зафиксировать точное местонахождение судна, чтобы впоследствии его можно было поднять.

— Зафиксировать? Для кого? По вашей милости мы остались без шлюпок и даже без спасательных жилетов. Радио вы нас тоже лишили. Подать сигнал бедствия мы не можем. Вы слишком хорошо замели следы, генерал. Никто не знает, что мы находимся в этих водах, в том числе ваш обожаемый генералиссимус Чан Кайши. Единственное, о чем ему рано или поздно доложат, так это о том, что «Принцесса Ван Ду» бесследно исчезла где-то на пути протяженностью в десять тысяч миль. Вас обоих подвело маниакальное пристрастие к секретности, вот только расплачиваться за это придется вам одному.

— Нет! — в отчаянии выкрикнул Юй. — Этого не должно произойти!

Хотя обстановка отнюдь не располагала к веселью, Ханту сделалось по-настоящему смешно при виде перекошенной от ярости физиономии китайца, чьи заплывшие глазки уже не бегали, а излучали неподдельный ужас.

Генерал никак не мог заставить себя признать Неотвратимость конца. В бешенстве рванув на себя дверь рубки, он выскочил наружу и уставился на корму, уже изогнувшуюся под углом около десяти градусов. Только теперь, когда он увидел все собственными глазами, ему наконец стало ясно, что судно доживает свои последние минуты. Болтающуюся на честном слове корму волной отнесло влево, как автомобильный прицеп на крутом повороте. Юй застыл на месте, в оцепенении наблюдая, как очередная волна, предательски шарахнув наискосок в ахтерштевень, окончательно оторвала ее от парохода и понесла прочь, кружа и швыряя, словно бумажный кораблик. В следующее мгновение все огни на судне мигнули и погасли.

Из люков на палубу, покрытую снегом и льдом, посыпались полуодетые члены экипажа, на все лады проклиная генерала, лишившего их шлюпок и спасательных жилетов. Катастрофа произошла так быстро, что застала команду врасплох. Температура забортной воды не превышала тридцати четырех градусов по Фаренгейту[232], а воздуха — пяти градусов[233]. Люди в панике прыгали за борт, очертя голову и не вспоминая о том, что ледяная вода убивает вернее пули. Нетренированный организм способен сопротивляться переохлаждению всего несколько минут, но очень часто человек погибает сразу — от остановки сердца, вызванной шоком от слишком резкого перепада температур.

Отделившаяся корма затонула ровно через четыре минуты. От «Принцессы» осталась только носовая часть с уродливо притулившейся на самом краю разлома трубой и небольшой кучкой людей на остатках палубы, цепляющихся за что попало в тщетной попытке продлить жизнь хотя бы на несколько минут. Волна за волной перехлестывали через борта, смывая уцелевших одного за другим.

Вцепившись мертвой хваткой в руку Кати, Гэллахер буквально выволок ее наверх по трапу через аварийный люк близ рубки, за которой находился большой надувной плот, каким-то чудом избежавший расправы со стороны генерала и его подручных наряду со всеми остальными спасательными средствами. То ли не обратили внимания, то ли просто не знали, что это такое. К несказанному удивлению ирландца, на плоту не оказалось ни души. Вероятно, ни один из матросов или офицеров «Принцессы», охваченных смятением и паникой, так и не вспомнил — или не успел вспомнить — о его существовании. Скользя и спотыкаясь на обледеневшей палубе, Катя и Гэллахер добирались до заветной цели чуть ли не ползком. Ураганный ветер обжигал им лица, мокрый снег слепил глаза.

— Фриц! — внезапно воскликнула Катя. — Мой маленький Фриц! Мы забыли моего малыша в каюте.

— У нас нет времени, чтобы вернуться за ним, — отрывисто произнес Гэллахер.

— Но мы не можем его бросить! — возмутилась девушка.

Ирландец посмотрел в глаза любимой и с грустью произнес:

— Прости, я тоже виноват. Но уже слишком поздно. Жизнь щенка не стоит обеих наших, поверь.

Катя попыталась вырваться, но Гэллахер не позволил. Схватив девушку в охапку, он перевалил ее через высокий надувной бортик и строго проговорил:

— Садись на дно и держись крепче. И прекрати истерику, иначе врежу.

Катя впервые видела своего жениха, обычно нежного и предупредительного, в таком состоянии. Испуганно ойкнув, она прекратила дергаться и послушно вцепилась в опоясывающие борт плота по периметру крепления для рук. Гэллахер извлек из-за голенища сапога нож и принялся перепиливать толстые канаты, которыми плот был принайтован к платформе. Покончив с последним, он приподнялся на цыпочки и заглянул сквозь иллюминатор. Рубку тускло освещала пара аварийных лампочек. У штурвала, спокойный и сосредоточенный, стоял капитан Хант, готовый разделить участь своего последнего судна и команды.

Гэллахер забарабанил кулаком в стекло, пытаясь привлечь внимание Ханта, но тот даже не обернулся, только демонстративно засунул руки в карманы, всем своим видом показывая, что не намерен, подобно крысе, бежать с тонущего корабля. Прямой и строгий в белом капитанском кителе, он смотрел вперед широко раскрытыми глазами, и кто знает, какие дали и горизонты открывались ему там, за непроницаемой вьюжной завесой?

Ирландец с досадой стукнул кулаком в последний раз и отвернулся. Внезапно его внимание привлекла чья-то массивная фигура, вынырнувшая из темноты и снежной круговерти. Неизвестный оступался и падал, но тут же поднимался и снова продвигался вперед, тоненько подвывая от страха, как будто за ним гналась целая стая голодных баньши[234]. Наткнувшись на плот, он споткнулся и по инерции перевалился через бортик головой вперед. Гэллахер низко наклонился над ним и только тогда смог опознать в этом человеке с остановившимся и совершенно безумным взором еще вчера вальяжного и неприступного генерала Юя.

Видимо, человеческое присутствие благотворно подействовало на рассудок генерала. Не прошло и нескольких секунд, как взгляд его вновь сделался осмысленным и он с любопытством огляделся. Похоже, генерал оказался не такой уж сухопутной крысой, потому что, судя по загоревшимся у него в глазах огонькам, сразу понял, куда его занесло. Схватив Гэллахера за руку, он хрипло проговорил:

— Нам необходимо поскорее перерезать канаты. У меня есть нож. Сейчас...

Ирландец покачал головой.

— Не стоит беспокоиться, генерал, я уже позаботился об этом.

— А вы не боитесь, что плот затянет в воронку, когда судно пойдет ко дну?

— Не затянет. В такую погоду нас смоет и отнесет на целый кабельтов[235], прежде чем вы успеете крикнуть «мама!» Ложитесь на дно и держитесь крепче.

Юй молча кивнул и последовал совету Гэллахера. Тот тоже занял свое место рядом с Катей, полуобняв ее за плечи левой рукой.

Приглушенный гром, сопровождаемый сильнейшим толчком, прокатился по внутренним отсекам «Принцессы». Ледяная вода добралась наконец до машинного отделения, и котлы взорвались. Остававшаяся на плаву носовая часть судна вздрогнула и начала быстро уходить под воду. Форштевень взмыл вверх, обнажив обросшее ракушками и пучками водорослей днище. Стальные растяжки, поддерживающие дымовую трубу, полопались под ее тяжестью, и массивный цилиндр высотой с водонапорную башню с громким всплеском обрушился в пучину.

Набежавшая волна подхватила спасательный плот и, как предсказывал Гэллахер, сразу отнесла далеко в сторону от гибнущего судна. Последним, что увидел ирландец, была застывшая, как гранитная статуя, фигура капитана Ханта, обеими руками сжимающего медные рукоятки штурвала. Все произошло очень быстро, в течение нескольких секунд, хотя пассажирам плота они показались вечностью. Некоторое время до них еще доносились из мрака отчаянные крики о помощи, но вскоре стихли и они, оставив чудом спасшихся наедине с первозданным хаосом бури. Минуту или две Гэллахер и Катя завороженно следили за вздымающимся, словно исполинский коготь, форштевнем, но на больший срок запаса плавучести не хватило. Испустив последний жалобный вздох, «Принцесса Ван Ду» камнем пошла ко дну. Темная пучина поглотила ее вместе с остатками экипажа и покоившимся в трюмах таинственным грузом.

— Конец, — одними губами еле слышно прошептал Юй Кун, в безнадежном отчаянии вглядываясь в сомкнувшиеся над местом катастрофы воды. — Всему конец!

— Быстренько сдвигаемся поближе иприжимаемся друг к другу, — приказал Гэллахер. — Тепло надо беречь, а другого источника, кроме собственных тел, у нас нет и не предвидится. Если доживем до утра, появится неплохой шанс, что кто-нибудь нас заметит и выловит.

Беспросветная морозная ночь сомкнулась над спасательным плотиком, увлекаемым неведомо куда ураганным ветром и бушующими волнами.

* * *

К рассвету волнение несколько улеглось, хотя плот по-прежнему немилосердно швыряло с гребня на гребень, а видимость ограничивалась какой-нибудь сотней ярдов. Чернильный мрак ночи уступил место серенькому туманному утру. В сплошь затянутом низкими свинцовыми облаками небе не наблюдалось ни единого просвета. Немного похолодало, и мокрый снег сменился секущей ледяной крупкой. Ветер заметно стих, и теперь его скорость не превышала двадцати миль, да и высота волны упала почти втрое. Плот стойко выдержал все испытания минувшей ночи, но на нем не было ни комплекта аварийного снаряжения, ни неприкосновенного запаса воды и провизии. Оказавшимся на плоту в ожидании спасения людям приходилось рассчитывать только на ресурсы собственного организма и силу духа, чтобы выжить.

Катя и Гэллахер, предусмотрительно позаботившиеся о соответствующей экипировке, провели ночь сравнительно сносно, а вот генерал Юй, выскочивший на палубу в одном мундире, медленно, но верно превращался в сосульку. Кинжальные уколы ветра без труда пронизывали дорогую, но тонкую габардиновую ткань кителя и брюк с широкими лампасами, и даже солидные жировые прослойки не могли уберечь китайца от чувствительных укусов мороза. Волосы у него на голове заиндевели. Юй постоянно дрожал и клацал зубами. Не помог и теплый бушлат, одолженный генералу сжалившимся над ним сердобольным ирландцем. Даже Катя понимала, что доверенный Чан Кайши долго не протянет.

Плот вел себя выше всяких похвал. Казалось невозможным, что эта нелепая на первый взгляд конструкция способна сколько-нибудь долго противостоять совместной атаке ураганного ветра и гигантских водяных валов, однако всякий раз, стремглав скатываясь с гребня очередной волны почти под прямым углом, плот каким-то чудом успевал выправиться и начать неторопливо взбираться наверх по склону следующей. Он ни разу даже воды не зачерпнул, если не считать мелких брызг, заносимых на борт порывами ветра, с ожесточением срывающего шапки пены с набегающих волн.

Гэллахер каждый час вставал на колени и пристально обозревал горизонт с высоты, ловя момент, когда плот заносило на гребень, и ловко балансируя при этом, чтобы не вывалиться за борт. Но все его упражнения в эквилибристике ни к чему не привели: оказавшиеся столь негостеприимными для «Принцессы» и ее экипажа воды оставались такими же пустынными, как в ночь катастрофы. Ни гудка, ни огонька, ни хотя бы клочка паруса.

— Ни за что не поверю, что поблизости нет ни одного судна, — стуча зубами, проговорила Катя.

Гэллахер покачал головой.

— Прости, дорогая, но горизонт пуст, как свинарник бездомного сиротки, — произнес он, не сочтя нужным упомянуть при этом, что видимость сократилась до пятидесяти ярдов.

— Никогда не прощу себе, что забыла Фрица, — прошептала девушка одеревеневшими губами; покатившиеся из ее глаз слезы замерзали, не успевая скатиться с щек.

— Это я прошляпил, — утешал ее Гэллахер. — Надо было схватить его и сунуть за пазуху, да в спешке из головы вылетело.

— Фриц? — В замерзающем китайце на миг проснулось любопытство. — Кто это?

— Мой маленький песик, — пояснила Катя.

— Песик?! — Генерал рывком приподнялся и сел, в изумлении уставившись на нее. — Вы скорбите по какому-то паршивому песику, а что делать мне, по чьей вине утрачены душа и сердце моей родной страны? — Юй запнулся и натужно закашлялся, сотрясаясь всем телом; в глазах его сквозило безнадежное отчаяние. Он выглядел как человек, безвозвратно лишившийся всего, что составляло смысл его жизни. — Я нарушил клятву и не выполнил свой долг. Я должен умереть. Отныне мне нет места среди живых.

— Эй, не пори горячку, приятель, — посоветовал ирландец. — Коньки отбросить завсегда успеешь. — Мы обязательно прорвемся, нужно только потерпеть еще маленько.

Но Юй, похоже, уже не слушал, что ему говорят. Одного взгляда на его осунувшееся и за одну ночь постаревшее лицо было достаточно, чтобы убедиться в том, что он окончательно утратил волю к жизни. Некоторое время спустя Катя, почувствовав неладное, наклонилась, заглянула ему в глаза и в испуге отпрянула, встретив потухший и уже начавший стекленеть взор.

— Кажется... кажется, он умер, — пролепетала девушка. Гэллахер хладнокровно осмотрел тело и убедился, что она права.

— Укройся за ним от ветра, дорогая, — мягко сказал он, — а я спрячусь за тобой. Так нам обоим будет полегче.

Катя с опаской прижалась к мертвецу, но уже через минуту обнаружила, что соседство с ним не вызывает неприятных ощущений — возможно, благодаря ее собственному многослойному одеянию. К тому же после всех переживаний и испытаний — потери Фрица, гибели судна и людей, случившейся на ее глазах, и бессонной ночи, проведенной на пляшущем по волнам плотике, — все происходящее казалось ей чем-то нереальным, напоминающим кошмарный сон, который вот-вот закончится. Она вздохнула и еще глубже втиснулась в безветренное пространство между двумя мужчинами, один из которых был уже мертв.

В течение дня и следующей ночи волнение полностью прекратилось, а скорость ветра понизилась до вполне приемлемой, но минусовая температура по-прежнему оставалась основным фактором, влияющим на выживание. Ноги и руки Кати почти утратили чувствительность, и она все чаще проваливалась в какое-то обморочное состояние, сопровождаемое яркими, причудливыми видениями, возможно навеянными тем обстоятельством, что во рту у нее вот уже почти двое суток не было ни крошки. То ей мерещились ресторанные столы, ломящиеся от деликатесных блюд, то залитый солнцем песчаный пляж, пальмы и с азартным лаем носящийся вдоль линии прибоя Фриц, то давно умерший отец в белоснежном капитанском кителе. Он стоял в центре плота, смотрел прямо на нее и ободряюще улыбался. Отец говорил, что земля уже близко, что она обязательно спасется и будет жить долго и счастливо, после чего исчез так же внезапно, как появился.

— Который час? — сипло прошептала Катя, очнувшись.

— К вечеру близится, — сообщил Гэллахер. — Точнее сказать не могу: мои часы остановились еще на «Принцессе». Наверное, обо что-то стукнулся.

— Давно мы здесь?

— По моим прикидкам, после катастрофы прошло примерно тридцать восемь часов.

— Земля совсем рядом, — неожиданно громко и отчетливо произнесла девушка.

— С чего ты это взяла, солнышко? — удивился Гэллахер.

— Мне сказал отец.

— Отец, говоришь? Интересно...

Гэллахер изо всех сил старался, чтобы тревога за состояние рассудка Кати не отразилась у него на физиономии. Впрочем, это удалось ему без особого труда: ледяные кристаллики, густо усеявшие его пышные усы, ресницы и брови, делали ирландца похожим на какого-то арктического монстра из второразрядного фильма ужасов. Девушка мельком подумала, что и сама, наверное, выглядит не лучше, хотя у нее на лице растительности было не в пример меньше.

— Неужели ты ничего не видишь? Взгляни еще раз!

Похрустывая закоченевшими суставами, Гэллахер послушно высвободил руки, которыми прижимал к себе Катю, и поднялся на колени. Прищурив глаза, чтобы в них не попадал продолжающий падать снег, он медленно обозревал доступное его взору пространство. Ничего! Для очистки совести ирландец решил сделать еще одну попытку. Внезапно он вздрогнул и машинально попытался вскочить на ноги. Плот угрожающе закачался. Спохватившись, Гэллахер принял прежнюю позу и напряженно всмотрелся в туманную даль, где несколько секунд назад мелькнуло что-то темное. Нет, глаза его не обманули: то были огромные валуны, торчащие из воды близ берега, от которого плот отделяло не более пятидесяти ярдов. Сразу за прибрежной полосой начинался лес. Усыпанные снегом еловые лапы напоминали о доме и Рождестве. А на самой опушке ирландец с замиранием сердца узрел самую настоящую бревенчатую хижину. Она была наполовину завалена снегом и наверняка необитаема, и все же это зрелище придало ему сил и решимости.

Гэллахер, кряхтя, стащил с правой ноги сапог и принялся грести, используя его в качестве весла. Спустя несколько минут мышцы его разогрелись и уже не отзывались мучительной болью на каждое движение.

— Крепись, родная, еще немного! — бормотал он сквозь зубы.

Плот несло вдоль берега довольно быстрым течением, и Гэллахер изо всех сил старался вырваться из его цепких объятий.

Но это оказалось нелегкой задачей. Порой у него возникало ощущение, что он завяз в патоке — настолько ничтожным было продвижение вперед в сравнении с приложенными усилиями. Казалось, до заснеженных деревьев уже рукой подать, тогда как в действительности дистанция по-прежнему оставалась в пределах полусотни ярдов.

Гэллахер совсем выбился из сил. Даже его могучий организм не мог больше выдерживать такого темпа. Он уже готов был сдаться и прекратить грести, но в этот момент плот наткнулся на подводный камень и остановился. Ирландец посмотрел на берег и перевел взгляд на Катю. Девушка беспрерывно дрожала и находилась на грани беспамятства. Он понял, что долго она не выдержит.

Натянув сапог, служивший до этого веслом, Гэллахер глубоко вдохнул, перекинул ноги через бортик и плюхнулся в воду. Если он погрузится с головой, все пропало. Но небеса сжалились над влюбленными: вода не дошла ему даже до пояса.

— Мы сделали это, Катенька! — заорал он во всю глотку. — Ты слышишь, солнышко, мы на земле. Мы спасены!

— Слышу. Я рада, — прошептала девушка, слишком измученная и закоченевшая, чтобы проявить больше эмоций.

Гэллахер выволок плот на берег, покрытый крупной галькой, что отняло у него остаток сил, и рухнул рядом с ним лицом вниз, не в состоянии пошевелить даже пальцем. Он не знал, сколько времени провел в забытьи, но, как только очнулся и немного оклемался, первым делом бросился к Кате, с тревогой вглядываясь в ее посиневшее от холода личико, закрытые глаза и неподвижные ресницы, на которых стыли снежинки. Опасаясь худшего, он в отчаянии подхватил девушку и прижал к себе, осыпая поцелуями ее безжизненные щеки и губы. Что-то теплое пощекотало ему усы. Гэллахер замер. Опять то же самое. Только тогда он догадался, что ощущает ее дыхание. Катя жива! Чтобы окончательно убедиться, он нащупал ниточку пульса у нее на шее. Пульс оказался слабым, но регулярным. Здоровое, крепкое сердце любимой продолжало биться, разгоняя кровь по стынущим жилам. Успокаиваться, однако, было слишком рано. Смерть стояла на пороге и уже стучалась в дверь.

Гэллахер бросил взгляд на небо. Облака приобрели более светлую окраску, и между ними появились разрывы. Ветер почти утих, сменившись легким береговым бризом. Шторм кончился, но мороз крепчал, свидетельствуя о том, что ночь не за горами. Нельзя было терять ни минуты. Если он в ближайшие четверть часа не найдет способа согреть Катю, то потеряет ее навсегда.

Собрав все свои силы, Гэллахер подхватил девушку под мышки и с трудом перетащил ее через бортик. Повинуясь внезапно возникшему мстительному импульсу, он пинком столкнул плот с мертвым телом генерала Юя обратно в воду и несколько секунд наблюдал за тем, как течение вновь подхватило его и понесло, кружа, вдоль пустынного берега. Потом поднял Катю на руки, прижал к груди и понес, пошатываясь, к темнеющей в отдалении бревенчатой хижине.

* * *

Три дня спустя капитан лесовоза «Стивен Миллер» сообщил о странной находке. Во время рейса был замечен и выловлен спасательный плотик с мертвым телом на борту. Мертвец, предположительно китаец по национальности, промерз до костей и больше походил на ледяную статую, чем на человека. Никаких документов, идентифицирующих личность, при нем не нашли. Плот устаревшей модели имел маркировку, выполненную китайскими иероглифами. Сделанный несколькими днями позднее перевод определил название судна: «Принцесса Ван Ду».

Организованные местными властями поиски выявили несколько крупных деревянных обломков, сосредоточенных в одном квадрате, но собирать и исследовать их на предмет принадлежности не сочли нужным, тем более что обычно сопутствующее кораблекрушению масляное пятно на поверхности отсутствовало. К тому же не было зарегистрировано ни одного сигнала бедствия и ни одного пропавшего судна.

Загадка усугублялась еще и тем, что судно компании «Кантонские линии» под названием «Принцесса Ван Ду» затонуло около месяца назад во время шторма у берегов Чили. Сигнал бедствия принял радист военно-морской базы в Вальпараисо, но направленные в район катастрофы спасатели опоздали и обнаружили на воде лишь несколько пустых спасательных жилетов. Найденное на плоту тело похоронили, а о странном несоответствии вскоре забыли.

Часть первая Озеро-кладбище

1

14 апреля 2000 года. Тихий океан, в нескольких сотнях миль от береговой линии штата Вашингтон

Сознание возвращалось к Тай Линь медленно, очень медленно, словно всплывая из бездонной пропасти. Вся верхняя часть ее тела отзывалась нестерпимой болью на малейшее движение. Девушка издала тихий стон сквозь стиснутые зубы, лишь усилием воли удерживаясь от того, чтобы не закричать во весь голос. С трудом подняла руку, покрытую запекшейся кровью от многочисленных ссадин, и провела пальцами по лицу. Один глаз совсем закрылся; второй, не так сильно заплывший, превратился в узенькую щелочку. Нос оказался сломанным, и из ноздрей на верхнюю губу продолжала сочиться кровь. Все зубы, слава богу, остались на месте, а вот руки и плечи были сплошь в синяках, уже успевших приобрести фиолетово-черный оттенок.

Тай Линь поначалу не догадывалась, почему для допроса выбрали именно ее. Причина выяснилась позже, сразу перед тем, как ее подвергли жестокому избиению. В принципе, ничего необычного в этом не было: из общей массы нелегальных иммигрантов, ютившихся в темном трюме в невыносимой тесноте и антисанитарных условиях, и раньше вызывали и уводили наверх людей, которые уже не возвращались назад. Боль снова напомнила о себе. Мысли спутались, все поплыло перед глазами. Девушка чувствовала себя так скверно, что готова была приветствовать новый провал в спасительную пучину беспамятства.

Судно, на котором она отправилась из китайского порта Циндао, выглядело обычным пассажирским лайнером и называлось «Голубая звезда». Выкрашенное белой краской от труб до ватерлинии, со стороны оно производило довольно приятное впечатление. «Голубая звезда» относилась к разряду так называемых малых круизных судов — иначе говоря, на ее борту могли с комфортом путешествовать от ста до ста пятидесяти пассажиров первого и второго класса. Никто не подозревал, что на самом деле она перевозила за каждый свой транстихоокеанский рейс более тысячи двухсот нелегальных иммигрантов из Китая в Соединенные Штаты. Живой груз, как сельдь в бочки, набивали в трюмы, превращенные в некое подобие казарм, больше напоминающих тюремные камеры. Белоснежный корпус служил лишь фасадом, прикрывающим врата преисподней.

Поднимаясь на борт, Тай Линь и в кошмарном сне не могла бы вообразить, в каких нечеловеческих условиях будет проходить плавание. Ее и более тысячи таких же бедолаг, как она, кормили один раз в день, выдавая столь микроскопические порции, что их едва хватало, чтобы не протянуть ноги. Умывальники и душевые отсутствовали, а в пропахший хлоркой и нечистотами гальюн приходилось выстаивать огромную очередь. Несколько человек умерло — в основном старики и очень маленькие дети. Неразговорчивые типы в зеленых халатах уносили трупы. Куда они их девали потом, никто не знал. Тай Линь почти не сомневалась, что их попросту выбрасывали в море.

За день до прибытия в пункт назначения в трюм спустилась группа вооруженных охранников. Эти мордовороты, многие из которых обладали ярко выраженными садистскими наклонностями, скромно называли себя сопровождающими. В их обязанности входило поддерживать среди пассажиров спокойствие и порядок, что выражалось в зуботычинах и побоях правых и виноватых без разбора в случае возникновения какого-либо конфликта. Руководствуясь им одним понятными соображениями, охранники отобрали человек тридцать или сорок и повели наверх, как они выразились, «на дополнительное собеседование».

Когда дошел черед до Тай Линь, ее грубо втолкнули в тесную, полутемную каютку и приказали сесть на стул в центре помещения. Прямо перед ней находился стол, за которым расположились четверо сопровождающих. Затем начался допрос.

— Имя? — сухо осведомился главный, резко отличавшийся от прочих охранников не только безукоризненным деловым костюмом в серую полоску — все сопровождающие ходили в камуфляжной форме без знаков различия, — но и отмеченным печатью интеллекта довольно интересным лицом, тонким и матово-бледным, выражение которого, правда, ни о чем не говорило стороннему наблюдателю. Еще одно существенное отличие состояло в том, что допрашивающий был худощав, невысок и меньше всего напоминал гориллу, чего никак нельзя было сказать о его коллегах. Остальные трое охранников выполняли, очевидно, роль группы поддержки; их зверские физиономии должны были, по идее, производить на допрашиваемого устрашающее воздействие. Ничего нового — типичная тактика допроса в силовых структурах любой страны мира. Впечатление производит, но только на непосвященных.

— Меня зовут Тай Линь, — ответила девушка.

— Откуда ты родом?

— Я родилась в провинции Цзянсу.

— Ты там и жила?

— Только до двадцати лет, пока не получила диплом учительницы. Потом я переехала в Гуанчжоу и поступила на работу в среднюю школу.

Вопросы сыпались один за другим со скоростью пулеметной очереди, не давая ей времени толком сосредоточиться.

— Почему ты решила отправиться в Соединенные Штаты?

— Я знала, что риск велик и придется претерпеть немало трудностей, но перспектива обрести новые горизонты и зажить лучшей жизнью не давала мне покоя. Я долго обдумывала этот шаг, но в конце концов твердо решила оставить семью и уехать в Америку.

— Откуда ты взяла деньги на проезд?

— Я несколько лет откладывала из зарплаты, отказывая себе в самом необходимом, а недостающую сумму взяла в долг у отца и других родственников.

— Чем занимается твой отец?

— Он профессор, преподаватель химии в Пекинском университете.

— У тебя есть друзья или родственники в Соединенных Штатах?

— Никого, — покачала головой Тай.

Худощавый окинул ее долгим пристальным взглядом, затем внезапно выбросил вперед правую руку, тыча в девушку указательным пальцем, и грозно воскликнул:

— Ты все врешь! Ты мерзкая шпионка, подосланная нашими врагами, желающими помешать осуществлению нашей благородной миссии!

Обвинение оказалось столь нелепым и неожиданным, что Тай Линь не сразу опомнилась и только через несколько секунд собралась с мыслями.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — жалобно пролепетала она. — Я простая учительница. Почему вы называете меня шпионкой?

— Ты не похожа на китаянку.

— Неправда! — с жаром воскликнула Тай. — Мои родители — чистокровные ханьцы[236] и все бабушки и дедушки тоже.

— Тогда объясни, почему твой рост минимум на четыре дюйма выше среднестатистического для китайской женщины, а в лицевых характеристиках угадываются некоторые европейские черты?

— Да кто вы такой?! — разозлилась девушка. — По какому праву вы обижаете меня своими нелепыми подозрениями?

Допрашивающий снисходительно улыбнулся. Очевидно, его позабавила реакция Тай.

— Хотя тебя это не касается, меня зовут Вунь Ки, я исполняю обязанности старшего группы сопровождения. А теперь я жду ответа на мой последний вопрос.

Всем своим видом изображая смущение и страх, девушка сбивчиво объяснила, что в ее жилах действительно течет небольшая толика европейской крови, доставшаяся от прадедушки-голландца, некогда возглавлявшего протестантскую миссию и взявшего в жены местную деревенскую девушку.

— Никаких других европейских предков у меня нет, клянусь, — закончила она.

— Ты опять лжешь! — нахмурился инквизитор.

— Нет, вы должны мне верить, пожалуйста! Я говорю чистую правду.

— Ты знаешь английский язык?

— Очень плохо. Всего несколько слов и общеупотребительных фраз.

Вунь удовлетворенно кивнул и перешел к основной теме, ради которой, собственно, все и было затеяно.

— А известно ли тебе, Тай Линь, что ты не до конца расплатилась с нами за доставку в Штаты? — вкрадчиво спросил он. — Согласно нашим бухгалтерским книгам, с тебя причитается еще десять тысяч долларов.

Вскочив со стула, девушка в отчаянии выкрикнула:

— Но у меня нет больше денег!

Вунь равнодушно пожал плечами.

— Тогда мы будем вынуждены вернуть тебя обратно в Китай.

— Нет, умоляю, только не это! Мне отрезана дорога назад. — Она так плотно стиснула сплетенные вместе пальцы, что костяшки их побелели.

Старший сопровождающий понимающе переглянулся с остальными, за все это время не проронившими ни слова, и опять обратил взор на Тай Линь. Когда он снова заговорил, тон его голоса заметно изменился.

— Впрочем, мы не варвары. Есть способ разрешить это маленькое недоразумение. Все зависит лишь от твоей доброй воли.

— Я на все согласна, — поспешно выпалила Тай.

— Очень хорошо. Ты умная девушка и должна понимать: если мы высадим тебя на берег, долг придется отрабатывать. Поскольку ты почти не говоришь по-английски, найти работу самой тебе будет крайне затруднительно, не говоря уже о работе по специальности. Не имея в Америке ни родных, ни друзей, ты останешься без средств к существованию. Но мы готовы помочь. Мы возьмем на себя расходы на жилье и питание и обеспечим тебя работой на то время, пока ты не выплатишь задолженность, адаптируешься и сможешь жить дальше самостоятельно.

— Какую работу вы собираетесь мне предложить? — с опаской спросила Тай.

Вунь мерзко осклабился.

— Тебе придется ублажать мужчин за деньги, — ответил он с предельной откровенностью.

Так вот в чем таилась разгадка! Тай Линь и многим другим нелегальным иммигрантам, в первую очередь молодым и красивым девушкам, с самого начала была уготована судьба не американских граждан, пускай даже второго сорта, а самых настоящих рабов, бесправных и беззащитных. За стол и крышу над головой им придется торговать своим телом или мускульной силой, отрабатывая несуществующий долг и обогащая своих хозяев.

— Стать проституткой?! — в ужасе воскликнула девушка. — Нет, никогда! Лучше смерть, чем такой позор!

— Жаль, — равнодушно сказал Вунь. — Такая красотка, как ты, могла бы зарабатывать неплохие деньги.

Он лениво поднялся, обошел стол и остановился перед Тай, глядя на нее сверху вниз. Слащавая ухмылка на его лице сменилась злобной гримасой. Вунь неторопливо достал из внутреннего кармана пиджака короткую резиновую дубинку и принялся наотмашь лупить девушку по голове, по щекам, по плечам — без разбора. Она пыталась уклоняться, прикрывала лицо руками, но тщетно: удары сыпались один за другим. Ее мучитель угомонился, только изрядно вспотев. Склонившись над Тай, он грубо схватил девушку за подбородок и рывком вздернул, с нескрываемым удовольствием обозревая ее обезображенное лицо и вслушиваясь в жалобные стоны.

— Ну что, сучка, не передумала? — пролаял Вунь.

— Нет! — прошептала она разбитыми в кровь и быстро распухающими губами. — Можете меня убить, но я ни за что не выйду на панель.

— Ты сама напросилась, — холодно процедил Вунь и неуловимо быстрым движением хлестнул дубинкой ей по переносице. Что-то громко хрустнуло, и Тай зашлась в истошном крике от невыносимой боли. Все потемнело у нее перед глазами, она потеряла сознание и мешком повалилась со стула на грязный пол.

Вунь брезгливо пнул ее в бок, вернулся за стол, снял телефонную трубку и отдал короткий приказ:

— Убрать. Поместить вместе с группой, предназначенной для отправки на озеро Орион.

— Полагаешь, ее нельзя образумить? — лениво поинтересовался громила, сидящий на краю стола, — Чертовски симпатичная куколка, могла бы принести хорошую прибыль.

Вунь покосился на Тай Линь, лежащую в луже крови, натекшей из перебитого носа, и отрицательно покачал головой.

— Что-то мне не нравится в этой девке, — сказал он. — Ничего конкретного, но запашок какой-то есть. Как говорится, береженого бог бережет. Уж лучше перестраховаться, чем подвести нашего глубокоуважаемого хозяина, подвергнув риску провала его выдающийся замысел. К тому же она сама сказала, что скорее сдохнет, чем пойдет на панель. Вот пускай и отправляется на озеро.

* * *

Пожилая женщина, представившаяся бывшей медсестрой, заботливо смыла влажной тряпочкой следы крови с лица Тай Линь и продезинфицировала раны и ссадины чем-то едким и вонючим из маленькой аптечки. Закончив обработку, она занялась маленьким мальчиком, жалобно хнычущим на руках у матери. Тай с трудом разлепила менее пострадавший глаз и попыталась оценить обстановку, мужественно борясь с периодически подкатывающей тошнотой. Несмотря на боль, пронизывающую, казалось, каждую клеточку ее истерзанного тела, к ней полностью вернулась ясность мышления, а вслед за этим нахлынули воспоминания.

Ее звали вовсе не Тай Линь. В свидетельстве о рождении гражданки США, оформленном в Сан-Франциско, где она появилась на свет, новорожденная была записана под именем Джулии Мэри Ли. Ее родителями были американский финансовый аналитик, долгое время проработавший в Гонконге, и дочь директора одного из банков, которые он обслуживал. Джулия пошла в мать, унаследовав от отца лишь глаза цвета оперения дикого голубя, что легко скрывалось более темными контактными линзами. Иссиня-черные волосы, круглое скуластое лицо и другие характерные азиатские черты придавали ей облик типичной китаянки. Вунь угадал: она действительно солгала ему, потому что никогда не бывала в провинции Цзянсу и не служила учительницей в Гуанчжоу.

Джулия Мэри Ли служила специальным агентом Отдела международных расследований Службы иммиграции и натурализации США, и ее последним заданием стало внедрение под прикрытием в сеть доставки нелегальных иммигрантов из Китая в Америку. Выдав себя, согласно тщательно разработанной легенде, за Тай Линь, она заплатила за переправку на американскую землю представителю криминального синдиката, занимающегося этим незаконным бизнесом, эквивалентную тридцати тысячам долларов сумму в китайской валюте. Сделавшись в результате частицей живого груза на борту «Голубой звезды», она собрала за время плавания массу ценнейших данных о самом синдикате и методах его деятельности.

По первоначальному плану, высадившись на Западном побережье, агент Ли должна была при первой возможности связаться с одним из директоров филиалов Службы и передать добытую информацию. Тому, в свою очередь, предписывалось сразу по получении этих сведений предпринять необходимые шаги для задержания контрабандистов и ликвидации организованного ими канала нелегальной переброски людей в Северную Америку. Но теперь все пошло насмарку, и Джулии оставалось только гадать, удастся ли ей вообще выпутаться живой из этой передряги, в которую она угодила по собственной глупости.

Девушка сама не понимала, откуда взялись у нее душевные силы противостоять мучителям. Хотя она прошла суровый курс подготовки, прежде чем стать специальным агентом, но то, что с ней сотворили, не вписывалось ни в какие учебные планы. Теперь она отчетливо видела, что совершила роковую ошибку. Ей следовало покорно согласиться на предложение Вуня. Тогда ей, без сомнения, удалось бы либо сбежать, либо найти способ связаться со своими. А она почему-то вообразила, что добьется большего, разыгрывая оскорбленное целомудрие. Только сейчас ей стало окончательно ясно, как сильно она просчиталась. Кредо контрабандистов-работорговцев состояло в безжалостном пресечении в зародыше малейшей попытки к сопротивлению, о чем наглядно свидетельствовало состояние ее товарищей по несчастью, у многих из которых на лице и теле виднелись следы зверских побоев и пыток. Чем дольше размышляла Джулия о дальнейшей судьбе этих несчастных, запертых вместе с ней в душной и темной камере, тем сильнее крепла ее уверенность в том, что всех их ожидает весьма и весьма печальный конец.

2

Хозяин универсального магазинчика на въезде в крошечный городишко в девяноста милях от Сиэтла повернулся на звук открывшейся двери и окинул любопытным взглядом возникшего на пороге посетителя. Туристы и просто автолюбители редко посещали расположенный в стороне от магистральных шоссе Орион-Лейк. Дик Колберн знал всех и каждого не только в городе, но и в его окрестностях. Будучи неплохим физиономистом, он с ходу попытался определить, что привело незнакомца в малонаселенный горный район в южной части полуострова Олимпия. На туриста не похож, значит, скорее всего, приехал порыбачить на озере, славившемся на всю округу лососем и форелью, успешно размножающимися и вырастающими до выдающихся размеров под бдительным присмотром энтузиастов из местной природоохранной службы. Одежда вошедшего состояла из расстегнутой кожаной куртки, ирландского свитера ручной вязки и вельветовых джинсов. На голове шапка черных волос, слегка поседевших на висках. Пройдя в зал, незнакомец немигающим взором уставился на полки с товаром, в то время как Колберн с интересом наблюдал за ним исподтишка, как всегда, по привычке мысленно суммируя и анализируя его внешние данные.

Высокий, выше шести футов; когда входил, его макушку от притолоки отделяло не более трех дюймов. Загорелое лицо с выдубленной ветром и солнцем кожей говорило о том, что его обладатель большую часть времени проводит отнюдь не в стенах офиса. На щеках и подбородке щетина примерно двухдневной давности. Тело жилистое, в неплохой кондиции, хотя, возможно, излишне худощавое для такой мощной фигуры. Уверенно и спокойно взирающие на мир внимательные глаза цвета степной полыни. В общем и целом производил впечатление человека, много чего повидавшего на своем веку и привыкшего самостоятельно преодолевать трудности и препятствия. Одно лишь насторожило Колберна: окружавшая посетителя аура неимоверной усталости. Усталости не физической, а эмоциональной; как будто сама старуха с косой однажды похлопала его по плечу, но по какой-то причине отпустила, и с той поры жизнь стала ему не в радость. С другой стороны, нельзя было не отметить, что он мужественно пытается преодолеть кризис, о чем свидетельствовали упрямо сжатые губы и несокрушимая твердость взгляда.

Умело скрывая свою заинтересованность, хозяин магазинчика продолжил прерванное визитом потенциального покупателя занятие. Выставив на полку последние несколько банок консервов из опустевшей картонной коробки, он небрежно бросил через плечо:

— Добрый день, сэр. Чем могу служить?

— Да вот хочу прикупить кое-что из продуктов по мелочи, — охотно вступил в диалог посетитель. Размеры торгового зала не способствовали использованию тележек, поэтому он вооружился корзинкой, повесив ее на левую руку, и неторопливо двинулся вдоль стеллажей.

— Как рыбалка? — закинул пробный шар Колберн.

— Пока трудно сказать. — Незнакомец улыбнулся. — Еще не приступал.

— На южной оконечности озера есть неплохая ямка. Отличный клев. Советую попробовать.

— Спасибо, буду иметь в виду.

— Вы уже приобрели рыболовную лицензию?

— Нет, но готов держать пари, что вы именно тот человек, который избавит меня от дальнейших хлопот.

— Вы угадали, — рассмеялся Дик. — Сразу и оформим, чтоб не откладывать. Вы проживаете в штате Вашингтон?

— Нет, я приезжий.

Колберн вынул из ящика чистый бланк.

— Вот, держите. Заполняйте пока, а стоимость лицензии я припишу к вашим покупкам. — Ему показалось, что он различил в речи посетителя акцент уроженца Юго-Запада. — Яйца свежие, снесены вчера, прямо здесь, в городе. Еще рекомендую консервированную тушенку от Шеймуса О'Мейли, тоже местного производства. Ручаюсь, пальчики оближете. А копченый лосось и филе из лосятины на вкус таковы, что вообще язык проглотите.

Впервые за все время визита на губах покупателя появилась озорная усмешка.

— Что ж, сочетание лосося с лосятиной мне, пожалуй, нравится, а вот мистеру Шеймусу О'Мейли придется меня извинить. Консервов я уже наелся на всю оставшуюся жизнь.

Минут через пятнадцать корзинка наполнилась. Тяжело брякнув ее на прилавок рядом с антикварным кассовым аппаратом с медной ручкой, незнакомец принял выжидательную позу. Колберна несколько удивил набор выбранных им продуктов. Горожане, отправляясь на рыбалку, обычно закупали консервы, хот-доги, макароны, крупы и все такое прочее быстрого приготовления, а этот странный тип затарился главным образом овощами и фруктами.

— Надолго в наши края? — с напускным безразличием поинтересовался Дик.

— Думаю, на недельку или около того. Старый приятель любезно разрешил мне воспользоваться своей хижиной на берегу. Вы, вероятно, с ним знакомы, его имя Сэм Фоули.

— Ну конечно, я знаю Сэма. Лет двадцать уже, если не больше. Его хижина — последнее независимое частное владение в окрестностях озера Орион. Все остальное скупил проклятый китаеза, чтоб его черти взяли! — с отвращением выругался Колберн. — Хорошо еще, что Сэм не поддался на уговоры продать свой клочок земли, иначе нашим рыбачкам и лодку на воду спустить места бы не осталось.

— Так вот в чем дело, — медленно протянул покупатель. — А я еще удивлялся, когда проезжал мимо, почему все летние домики на побережье имеют такой заброшенный вид. Кстати, я там заметил очень странное сооружение на северном берегу, как раз напротив истока вытекающей из озера речушки. Вы не знаете, что это такое?

С ожесточением крутанув ручку кассы, Колберн ответил:

— Раньше на том месте стоял рыбоконсервный заводик, но компания обанкротилась, и его закрыли. Китаец приобрел корпуса и прилегающую территорию за гроши, потом снес все подчистую и построил там что-то вроде санатория или оздоровительного комплекса для богатеньких со всеми наворотами, включая поле для гольфа на девять лунок. А после начал прибирать к рукам всю недвижимость подряд в прибрежной зоне. Ваш друг оказался единственным, кто отверг посулы его агентов заплатить за участок двойную или даже тройную цену.

— Любопытно, — задумчиво покачал головой незнакомец. — Вы знаете, по дороге сюда у меня сложилось такое впечатление, что китайцы составляют чуть ли не половину населения вашего штата.

— И не говорите. — Колберн поморщился. — Когда коммунисты наложили свои грязные лапы на Гонконг, на Северо-Западное тихоокеанское побережье хлынула гигантская приливная волна из вынужденных и невынужденных эмигрантов оттуда. Это было похлеще нашествия саранчи. Между прочим, они уносили из Гонконга не только ноги, но и немалые денежки. Я слышал, что китайцам уже принадлежит добрая половина Сиэтла и почти весь Ванкувер. И это еще не самое худшее: они до сих пор продолжают прибывать прежними темпами. Если так пойдет и дальше, можно представить, как изменится состав населения лет так через пятьдесят. — Он в последний раз повернул ручку, и в окошечке кассы появилась надпись: «Итог». — С вас семьдесят девять долларов и тридцать пять центов.

Покупатель достал из заднего кармана джинсов бумажник, извлек стодолларовую купюру и протянул Дику. Тот начал отсчитывать сдачу.

— Кстати, раз уж об этом зашел разговор, — неожиданно спросил незнакомец, — вы не в курсе, чем занимается этот китаец, о котором вы мне рассказывали?

— Говорят, он богатый судовладелец из Гонконга. Миллиардер. — Колберн раскрыл большой пластиковый пакет и принялся перекладывать в него содержимое корзинки. — В глаза его никто ни разу не видел. Он изредка посещает свое оздоровительное заведение, но всегда объезжает наш город стороной. Служащие санатория здесь тоже не бывают. Иногда заглядывают перекусить водители трейлеров, доставляющие в комплекс различные грузы. А если честно признаться, не нравится мне эта лавочка. Да вы любого спросите, и он вам подтвердит, что странные дела там творятся, особенно по ночам. Рыбу они не ловят, днем на озере тишина, а вот с наступлением темноты начинается какая-то непонятная возня. Порой до самого рассвета слышно, как тарахтят мощные моторы и носятся по озеру катера, не зажигая опознавательных огней. Гарри Дэниелс, который любит поохотиться и часто остается ночевать в лесу, рассказывал, что неоднократно видел выплывающее на середину озера судно очень странной конструкции. Оно подолгу оставалось на одном месте, затем возвращалось обратно. Причем происходило это исключительно в безлунные ночи.

— Ну прямо настоящий триллер, — усмехнулся посетитель. — Ладно, я поехал. Спасибо за обслуживание и информацию.

— Пока вы обретаетесь по соседству, буду рад оказать любую услугу. Меня зовут Дик Колберн.

— Дирк Питт, — представился незнакомец, обнажив в широкой улыбке два ряда безупречно ровных и белых зубов.

— Вы ведь родом из Калифорнии, мистер Питт, я правильно угадал?

— Профессор Генри Хиггинс гордился бы таким учеником. — Питт снова улыбнулся. — Все верно, я родился и долгое время прожил в Южной Калифорнии. Правда, последние пятнадцать лет живу и работаю в Вашингтоне — в том, что находится на противоположном побережье Штатов.

Колберн сразу учуял перспективу выведать что-нибудь новенькое.

— Тогда вы, должно быть, государственный служащий, не так ли?

— Опять угадали. Национальное подводное и морское агентство, сокращенно НУМА. Только не подумайте, что посещение озера Орион как-то связано с моей профессиональной деятельностью. Я приехал сюда с единственной целью немного отдохнуть и расслабиться.

— Прошу извинить, если вмешиваюсь не в свое дело, — сочувственно заметил Колберн, — но отдых на лоне природы, судя по вашему виду, именно то, что вам сейчас необходимо.

— Что мне сейчас действительно не помешало бы, — немного смущенно улыбнулся Питт, — так это горячая ванна и хороший массаж.

— Советую обратиться к Синди Элдер, — мгновенно отреагировал Дик. — Она заведует баром в салуне «Подбитый глаз» и не прочь подработать. Массажистка высшего класса. В свое время обслуживала бейсбольную команду первой лиги.

— Учту ваш совет, — кивнул Питт, подхватив пакет и направляясь к двери. Уже стоя на пороге, он повернулся и вновь обратился к хозяину: — Простите за любопытство, мистер Колберн, но не подскажете ли вы мне имя этого таинственного китайца?

— Шэнь, — с готовностью сообщил Дик, недоумевая, на кой черт понадобились эти сведения случайному покупателю. — Шэнь Цинь, если быть совсем уж точным.

— А вы случайно не знаете, с какой целью он приобрел заброшенный консервный завод, да еще в такой глуши?

— Так я же уже говорил. И Норман Селби, городской агент по недвижимости, может подтвердить, что Шэнь с самого начала собирался построить на его месте эксклюзивный оздоровительный комплекс для избранных клиентов. — Колберн сделал паузу; лицо его выражало неприкрытое возмущение. — Эх, видели бы вы, что он сотворил с заводиком! Еще пара лет, и Архитектурная комиссия штата наверняка объявила бы его историческим памятником, не подлежащим сносу. А этот косоглазый нагнал сюда целый полк бульдозеров и прочей техники и срыл все корпуса до основания. И выстроил на их месте какой-то жуткий гибрид, что-то среднее между современным офисным зданием и буддистской пагодой. Смотреть противно, ей-богу!

— Конструкция и вправду довольно своеобразная, — согласился Питт. — А вот скажите, мистер Шэнь, будучи вашим добрым соседом, устраивает в своем заведении какие-нибудь светские мероприятия с приглашением наиболее влиятельных горожан? Или, быть может, позволяет им пользоваться своим полем для гольфа?

— Да вы с ума сошли! — Колберн ошарашенно уставился на собеседника. — Какие еще светские мероприятия, когда его охранники даже мэра и членов городского совета на милю к комплексу не подпускают. Вы не поверите, но этот поганец распорядился окружить все свои владения изгородью из колючей проволоки высотой десять футов! Иначе говоря, практически перекрыл всем местным жителям, не говоря уже о туристах, доступ к озеру, хотя само оно ему не принадлежит, являясь федеральной собственностью.

— И это сошло ему с рук? — усомнился Питт.

— Еще как сошло! Он попросту купил нескольких влиятельных политиков в Сенате и законодательном собрании штата и теперь творит что ему вздумается. Хотя по закону он обязан пропускать к озеру всех желающих, рогаток на пути к нему наставлено столько, что у любого, кто рискнет качать права, навсегда пропадает охота половить рыбку.

— Многих богатых людей обостренное чувство самосохранения заставляет поступать примерно таким же образом. — Питт намеренно равнодушно пожал плечами, хотя уже начал ощущать смутную тревогу; странное поведение нового хозяина окрестных земельных владений никак не вписывалось в обычные рамки. Колберн, похоже, разделял его мнение.

— Да какое там, к дьяволу, чувство самосохранения?! — горячо возразил он. — Говорю вам, этот Шэнь просто помешался на безопасности. Повсюду развешаны камеры наблюдения, а по лесу вдоль периметра день и ночь шастают вооруженные патрули. Если, не дай бог, заловят какого-нибудь рыбака или охотника, не то что нарушившего, а хотя бы приблизившегося к границе владений, обращаются с ним как с уголовным преступником.

— Веселые ребятишки, — поежился Питт. — Постараюсь на всякий случай от хижины Сэма далеко не отходить.

— Разумное решение, — одобрительно кивнул Дик. — Лишние неприятности никому не нужны.

— Всего доброго, мистер Колберн, еще увидимся. На днях загляну к вам снова.

— Конечно заходите, мистер Питт. Буду рад вас видеть. Удачной рыбалки.

Выйдя на улицу, Питт посмотрел на небо. До сумерек осталось ждать совсем недолго. Заходящее солнце уже касалось краешком багровеющего диска верхушек деревьев за магазином. Разместив покупки на заднем сиденье, он забрался за руль взятого напрокат в аэропорту Сиэтла джипа, повернулключ зажигания, переключил скорость и плавно нажал на акселератор. Пять минут спустя Питт свернул с асфальтированного шоссе на грунтовую дорогу, ведущую к загородному домику Сэма Фоули на берегу озера Орион.

Проехав по прямой около четверти мили, он очутился у развилки. Оба ответвления тянулись в разные стороны, опоясывая озеро по периметру и вновь смыкаясь на противоположном берегу близ высокого забора из железобетонных плит, ограждающего пресловутый оздоровительный комплекс загадочного мистера Шэня. Глядя на него с достаточно близкого расстояния, нельзя было не согласиться с убийственной характеристикой, выданной владельцем магазина. На месте скромного трудяги-заводика возвышалось нелепое сооружение, которое трудно было назвать иначе, чем жертвой архитектурного аборта. Складывалось впечатление, что первоначальный проект, предусматривающий возведение стандартного современного здания из стекла и бетона, в одночасье пересмотрели и увенчали почти завершенную трехэтажную коробку позолоченной черепичной крышей в стиле династии Мин периода пятнадцатого века, в точности скопированной с Дворца Высшей Гармонии, украшающего Запретный город в Пекине.

Будучи предупрежденным о маниакальной подозрительности владельца заведения и принятых по его приказу жестких мерах в отношении случайных нарушителей границы, Питт нисколько не сомневался в том, что, пока он будет наслаждаться покоем и одиночеством в этой глухомани, ни одно его движение не останется незамеченным. На развилке он повернул влево и проехал еще полмили, остановив машину перед потемневшей от времени деревянной лестницей в два десятка ступеней, полого уходящей вверх по склону к окруженной невысоким палисадом бревенчатой хижине. Окна фасада выходили прямо на озеро, и из них открывался замечательный вид. Внимание Питта привлекла пара оленей, мирно пасущихся на опушке леса, поэтому он не торопился выйти из джипа, с удовольствием любуясь грациозными животными.

Оставаясь за рулем, он с минуту прислушивался к своему организму. Раны затянулись, ожоги зажили, а истерзанные мышцы больше не отзывались мучительной болью на каждое неловкое движение. В общем, касательно физической фирмы, можно смело считать, что ему удалось полностью восстановиться за сравнительно короткий срок. Другое дело — душевное и эмоциональное состояние. Чтобы привести их в норму, потребуется значительно больше времени.

За последние пару недель, проведенных в основном на больничной койке, Питт потерял в весе больше десяти фунтов, но пока не испытывал потребности в наращивании мышечной массы до прежнего уровня. Его постоянно угнетало ощущение потери каких-то важных жизненных ориентиров, поэтому он чувствовал себя гораздо хуже и неувереннее, чем могло показаться по его внешнему виду. Лишь где-то в глубинах его существа таилась тлеющая искорка, заботливо раздуваемая врожденным стремлением еще и еще раз заглянуть в неведомое. Питт открыл замок присланным Сэмом по почте ключом и, войдя в дом, прошел на кухню. Положив пакет с продуктами на струганный деревянный стол, он выглянул в окошко, еще не подозревая о том, что через несколько минут все резко изменится.

Когда он только переступил порог, у Питта появилось тягостное ощущение какого-то несоответствия. Шестое чувство подсказывало, что за время его кратковременного отсутствия в доме побывали посторонние. Жизнь научила его доверять интуиции, и он решил проверить возникшие подозрения. Вывалив содержимое пакета в мойку, он пристальным взглядом окинул кухню, затем проверил столовую и спальню. Не обнаружив ничего необычного, вернулся в прихожую и распахнул дверь ванной комнаты, где почти сразу нашел подтверждение мелькнувшей на уровне подсознания догадке. Приехав на место пару часов назад, Питт распаковал чемодан и перенес в ванную свои туалетные принадлежности, аккуратно разложив их в ряд на подзеркальной полочке над раковиной умывальника. Все они — бритва, мыльница, зубная щетка и паста, крем для бритья, одеколон и расческа — находились на прежних местах. Все, кроме футляра для бритвы. Он точно помнил, что клал его на полку застежкой к себе, теперь же она смотрела в противоположную сторону.

Уверившись, что не ошибся, Питт еще раз прошелся по всему дому, на этот раз скрупулезно изучая каждый квадратный дюйм пола, стен и потолка. Закончив осмотр, он окончательно убедился, что незадолго до его возвращения неизвестные лица, которых, судя по некоторым признакам, было минимум двое, подвергли хижину тщательному обыску. Работали явно профессионалы, но они допустили непростительную ошибку: с самого начала определив для себя, что новый обитатель домика, скорее всего, друг хозяина, приехавший отдохнуть и порыбачить, — самый обыкновенный человек и уж точно не секретный агент или наемный убийца, — они в дальнейшем проявили небрежность в заметании следов своего пребывания. Пока Питт мотался за покупками и обратно, в их распоряжении имелось добрых три четверти часа — вполне достаточно для небольшой хижины из двух тесных комнатушек. Единственное, что не поддавалось разгадке, была причина, по которой кому-то понадобилось обыскивать дом и рыться в его личных вещах. Но чем дольше он об этом раздумывал, тем ярче и отчетливее вырисовывалась забрезжившая где-то на задворках мозга картинка.

Конечно, окажись на его месте какой-нибудь шпион или частный детектив, тот пришел бы к тем же выводам намного быстрее. Но Питт не был профессионалом сыска. Бывший пилот ВВС, он уже более десяти лет был директором департамента специальных проектов НУМА, и его основным занятием являлось устранение любых проблем и препятствий, возникающих на пути осуществления научно-исследовательских программ этой уважаемой организации. Расследование криминальной деятельности в его функции не входило, хотя, что греха таить, по жизни ему не раз приходилось сталкиваться с преступниками всех мастей и выводить их на чистую воду. С другой стороны, следует отдать должное и Дирку Питту: на полное оформление поначалу смутной и зияющей пробелами версии ему потребовалось не более шестидесяти секунд.

Путем логических умозаключений он пришел к выводу, что обыск как таковой не являлся главной целью визита непрошеных гостей. Их основная задача состояла в установке подслушивающих устройств и миниатюрных видеокамер. Вероятно, неожиданный приезд Питта в пустующую хижину кого-то весьма и весьма озадачил и насторожил. И этот кто-то, скорее всего, занимал пост начальника службы безопасности и охраны принадлежащего мистеру Шэню оздоровительного комплекса.

Поскольку подслушивающие жучки последнего поколения едва превышали размерами маковое зернышко, Питт не стал тратить времени на их поиски. Безнадежное занятие, если не иметь под рукой специальных приборов — сканеров. Впрочем, жучки его волновали мало — гостей он не ждал и разговаривать ни с кем не собирался, разве что с самим собой. Другое дело — телекамеры. Их следовало непременно засечь и каким-то образом нейтрализовать. Питт уселся на стул, развернул газету, сделал вид, что поглощен чтением, и принялся усиленно соображать, где именно должны были их разместить подручные китайского магната, чтобы иметь возможность постоянно регистрировать на своих мониторах слежения все его действия и передвижения. Прежде всего, он определил приоритет поиска. Пускай себе наблюдают за столовой и спальней, решил он, немного поразмыслив. А вот кухня с примыкающей к ней кладовкой и мастерской — самое подходящее место для устройства там командного пункта и штаба на все время ведения боевых действий против отчетливо замаячившего на горизонте неприятеля, первым на свою голову нанесшего ничем не спровоцированный удар.

Питт сложил газету, в которой так и не прочитал ни строчки, и небрежно бросил ее на кухонный стол. Затем подошел к мойке, неторопливо вымыл фрукты и сложил их в большую стеклянную вазу, которую тоже пришлось хорошенько отдраить. Овощи убрал в выдвижной деревянный ящик, а все остальное засунул в холодильник. Но за всеми этими невинными на первый взгляд занятиями он не забывал как бы невзначай, внимательно вглядываться в каждое отверстие, каждую щель, отдушину или трещину, где могла бы укрыться мини-камера. Искомый объект обнаружился в конце концов в маленькой дырочке, проделанной жуком-древоточцем в одном из бревен сруба. Присутствие камеры выдал мимолетный отблеск линзы, не ускользнувший от всегда обострявшегося в критических ситуациях восприятия Питта. Разыгрывая роль позирующего перед объективом актера, что, в сущности, почти соответствовало действительности, он критическим взором окинул покрытый толстым слоем пыли пол и накопившиеся по углам серые клочья паутины, брезгливо поморщился и решительно взялся за щетку с длинной деревянной ручкой. Закончив уборку, Питт перевернул ее рабочим концом вверх и аккуратно прислонил к стене как раз в том месте, где находилась телекамера.

Как всегда, ощущение опасности и близости невидимого врага добавило адреналина в кровь Питта и подстегнуло его к решительным действиям. Усталость, скованность и внутреннее напряжение как рукой сняло. Выйдя из хижины, он углубился шагов на тридцать в лес, достал из внутреннего кармана куртки спутниковую «моторолу» и набрал номер. Сигнал вызова, пройдя через сеть из шестидесяти шести орбитальных ретрансляторов, поступил на телефонный аппарат, подсоединенный к защищенной от прослушивания линии в штаб-квартире НУМА в Вашингтоне, округ Колумбия. Спустя четыре длинных гудка трубку сняли, и Питт услышал знакомый мужской голос с характерным акцентом уроженца Новой Англии.

— Хайрем Йегер слушает. Пожалуйста, покороче. Время — деньги.

— Твое время стоит не дороже дайма, прилипшего к жвачке на каблуке ботинка.

— Мне послышалось или я в самом деле подвергаюсь беспардонному оскорблению со стороны исключительно наглого типа в лице директора департамента специальных проектов?

— Вот именно, что подвергаешься, — заверил его Питт. — А будешь выступать, я тебя еще и не такому подвергну.

— Фу, какой ты пошлый! — парировал Йегер, в действительности здорово обеспокоенный неожиданным звонком старого друга, сильно пострадавшего во время внезапного извержения вулкана примерно месяц назад на одном из островов близ северных берегов Австралии и восстанавливающего сейчас здоровье где-то в лесной глуши на противоположном побережье страны. — Надеюсь, тебя съедят волки или разорвет медведь гризли.

— О своих беспримерных подвигах в северных лесах я поведаю как-нибудь в другой раз, а сейчас мне срочно нужна небольшая услуга.

— Давай выкладывай, а то у меня уже слюнки потекли от любопытства.

— Будь добр, накопай мне побольше информации на одного подозрительного китайца. Его имя Шэнь Цинь. По моим сведениям, он из Гонконга. Судовладелец, магнат и миллиардер. В тех краях, где я в настоящее время обретаюсь, ему принадлежит эксклюзивный оздоровительный комплекс на берегу озера Орион.

— Так вот куда тебя занесло, — понимающе протянул Йегер. — А мы тут гадали, с чего вдруг тебя потянуло на Северо-Запад? Ты же испарился, сообщив лишь, что собираешься погостить у старого друга, и не оставив более подробного адреса, чем окрестности Сиэтла, штат Вашингтон.

— Это я нарочно, чтобы шеф не доставал по всякому поводу и без.

— Очень тебя понимаю, — сочувственно произнес Хайрем, — только зря ты надеешься, что адмирал Сэндекер не вычислит твою берлогу. Если ему понадобится, он тебя и на Луне найдет.

Прецеденты были. Так чем, говоришь, заинтриговал тебя этот китаец?

— Ну ты же знаешь, меня всегда раздражает, когда соседи проявляют нездоровое любопытство и суют нос в мои личные дела.

— В таком случае почему бы тебе не встретиться с ним и не высказать свои претензии напрямую? Вполне возможно, возникшие подозрения выеденного яйца не стоят. Все разъяснится, тяпнете с ним по рюмочке, перекинетесь в картишки и расстанетесь добрыми друзьями.

— Это вряд ли. Местные жители утверждают, что к его владениям и на милю не подпустят. Везде колючая проволока и вооруженная охрана. Вдобавок я сильно сомневаюсь, что сам хозяин в данный момент дома. Если он действительно так богат, то у него наверняка куча резиденций по всему свету.

— Слушай, Дирк, нельзя ли поконкретнее? У тебя есть факты или все это игра твоего воспаленного воображения?

— Видишь ли, мой друг, — нравоучительно произнес Питт, — когда человек одержим манией секретности и принимает неслыханные меры безопасности для ее соблюдения, можно не сомневаться, что ему есть что скрывать.

— Сдается мне, старина, — хмыкнул Йегер, — что ты там совсем одурел от тоски под пологом девственного леса и потихоньку превращаешься в замшелый пень. Хочешь совет? Поиграй в гляделки с лосем минуток сорок пять. Клянусь, не пожалеешь! Бесподобное развлечение.

— Это ты напрасно, — обиделся Питт. — От безделья и скуки я никогда не завожусь.

— Ну-ну, не сердись. Еще пожелания будут? Давай, не стесняйся, пока я добрый.

— Ну, раз уж тебе вздумалось заняться благотворительностью, — усмехнулся Питт, — я тут приготовил небольшой списочек рождественских подарков. Постарайся отправить заказанное как можно быстрее, чтобы уже завтра утром я смог бы все получить.

— Валяй, диктуй, — милостиво разрешил Йегер. — Я включил запись, а потом сразу сделаю распечатку.

Питт перечислил все предметы снаряжения, которые ему требовались для осуществления задуманной операции, а в конце добавил:

— Да, вот еще что. Попробуй добыть в архивах департамента природных ресурсов данные последней батиметрической съемки озера Орион. В первую очередь меня интересуют глубины, рельеф дна и координаты затонувших судов.

— Нехилые у тебя запросы! — присвистнул компьютерный гений. — А тебе не кажется, ковбой, что для выписанного из больницы всего несколько дней назад ты проявляешь чрезмерную резвость?

— Заткнись, Хайрем, я в полном порядке. Сделай то, что прошу, а я тебе за это пришлю пять фунтов потрясающей копченой лососины.

— И почему только я уродился таким размазней? — вздохнул Йегер. — Ладно, уговорил. Сначала займусь подборкой игрушек для тебя, а потом порыскаю по официальным и прочим каналам в поисках сведений о твоем китайском приятеле. Надеюсь, скоро ты узнаешь о нем все, вплоть до клички любимой собачки, если таковая у него имеется.

Питт давно уже убедился на собственном опыте, что Хайрем Йегер с поистине лисьей пронырливостью способен залезть в любые банки данных, в том числе строго засекреченной, поэтому не сомневался в успехе.

— Давай, дружище, сыграй им на клавиатуре ноктюрн своими ловкими пальчиками. А как чего нароешь, сразу звони мне на спутниковый. Номер, надеюсь, не забыл?

* * *

Йегер повесил трубку, откинулся на спинку кресла и с полминуты задумчиво созерцал потолок в кабинете. В свои тридцать с приличным довеском лет он куда больше походил на уличного торговца хот-догами, чем на блестящего специалиста по компьютерному программированию. Длинные и уже подернувшиеся ранней сединой волосы, стянутые сзади в «конский хвост», и экстравагантный молодежный прикид придавали ему облик хиппи-перестарка. На самом же деле Хайрем Йегер возглавлял в НУМА отдел компьютерного обеспечения, в базе данных которого содержалось невообразимое количество информации, включающее практически все известные научные, исторические и теоретические данные по мировому океану.

Компьютерные владения Йегера занимали целиком десятый этаж здания НУМА. На создание всего этого хозяйства ушли годы. Но благодаря мудрой политике шефа, предоставившего ему полную свободу и неограниченное финансирование, в электронной библиотеке агентства ныне накопилось великое множество книг, статей, научных трудов, а также разрозненных фактов и сведений, доступных для изучения океанографами, океанологами, морскими инженерами, технологами и просто студентами профильных учебных заведений всего мира. Такая работа требовала колоссальной ответственности и самоотдачи, но Хайрем ни за какие деньги не променял бы ее на любую другую.

Он перевел взгляд на дисплей уникального компьютерного устройства, сконструированного им собственноручно.

— Ловкими пальчиками по клавиатуре, говоришь? — фыркнул он с ухмылкой. — Отстал, отстал ты от жизни, старина!

Суть реплики состояла в том, что разработанная Йегером модель не нуждалась ни в клавиатуре, ни в мониторах, а дисплеем ей служил небольшой подиум перед оператором, где в режиме виртуальной реальности возникала заданная им трехмерная картинка. Команды подавались голосом. Вот и сейчас, стоило Хайрему произнести несколько слов, как перед ним появилось голографическое изображение его собственной персоны, хотя и в несколько карикатурном виде.

— Ну что, Макс, готов отправиться в странствие? — спросил он своего компьютерного двойника.

— Всегда готов, — бесстрастно откликнулась голограмма.

— Задача следующая: собрать максимум информации о некоем Шэнь Цине, судовладельце из Гонконга.

— Исходные данные недостаточны для развернутого доклада, — ровным голосом сообщил Макс спустя несколько секунд.

— Сам знаю, — вздохнул Йегер, до сих пор испытывающий непривычное чувство раздвоенности в процессе общения со своей компьютерной копией. — Но ты уж постарайся, дружок. Погуляй по сетям, разнюхай все, что сумеешь, а когда исчерпаешь свои возможности, сделай резюме и распечатай.

— Задача ясна, — подтвердил Макс — Я пошел. Скоро вернусь.

Йегер снова откинулся на спинку кресла, с прищуром уставившись на опустевший подиум. В голове у него вертелось множество вопросов. Питт никогда не обращался к нему с подобными просьбами без веских оснований. Можно было не сомневаться, что и сейчас он обнаружил нечто из ряда вон выходящее. Питт вообще обладал поразительной способностью на каждом шагу наталкиваться на проблемы, казалось бы не имеющие к нему ни малейшего отношения. Неприятности сопровождали Дирка, как цыплята наседку. Более того, его притягивало к ним, как притягивает родное нерестилище идущего метать икру лосося. Хайрем от души надеялся, что старому другу удастся разгадать и эту загадку. Впрочем, ему всегда все удавалось, хотя далеко не всегда это обходилось малой кровью.

— Господи, в какое же дерьмо вляпался на сей раз этот неугомонный ублюдок? — раздраженно пробормотал Йегер в пространство.

3

Озеро Орион напоминало своими очертаниями готовую сорваться с ресниц слезинку. Из него вытекала небольшая речушка, берущая начало в нижней оконечности водоема. Не очень большое по плошали, озеро производило завораживающее впечатление на всякого увидевшего впервые эту серебристую жемчужину, обрамленную зеленым морем тянущихся на десятки миль вокруг вплоть до отрогов тающих в туманной дымке горных склонов массива Олимпия могучих лесов. Удивительной красоты цветы и сочная луговая трава в обилии произрастали на опушках и живописных лесных полянах. Питали же озеро кристально чистые горные ручьи, образованные таянием ледников в летнее время и сливающиеся в стремительные потоки, чьи зеленовато-голубые струи впадали в него сразу в нескольких местах. Кобальтовая синь небес, испещренная стремительными белыми мазками гонимых ветром облаков, отражалась в водной глади, как в гигантском зеркале.

Как и следовало ожидать, вытекающую из озера речку не мудрствуя лукаво именовали Орион-Ривер. Она ныряла в каньон протяженностью около шестнадцати миль, а на его противоположном конце благополучно вливалась в длинный узкий заливчик, похожий на норвежский фьорд, под названием Виноградный. Порожденный в незапамятные времена посетившим здешние края ледником, Виноградный, в свою очередь, впадал в Тихий океан. Когда консервный завод еще функционировал, по Орион-Ривер сновали туда и обратно мелкие грузовые суда, но с его закрытием на реке остались только рыбачьи лодки и прогулочные катера и моторки.

На следующий день после приезда, когда солнце уже клонилось к закату, Питт вышел на крыльцо и с наслаждением вдохнул чистейший, упоительный, пронизанный озоном после недавно прошедшего дождичка и пропитанный хвойным ароматом воздух. Тускнеющий диск дневного светила уже скрылся за горной грядой, и лишь последние его лучи пламенели багрянцем в редких просветах между остроконечными пиками. Фантастическое зрелище, какое лишь изредка удается увидеть в наш век урбанизации и повсеместного уничтожения последних оставшихся в неприкосновенности оазисов дикой природы. Омрачали взор лишь заброшенные хижины и летние домики вдоль берега, навсегда покинутые прежними владельцами.

Сбежав вниз по ступенькам, Питт вышел на берег и по мосткам добрался до пришвартованного к ним плавучего эллинга. Достал из кармана связку ключей, выбрал нужный, отомкнул амбарный замок и отодвинул массивный металлический засов, запирающий изъеденные временем и непогодой деревянные створки. Внутри было темно. Питт решил, что едва ли кому придет в голову устанавливать здесь следящую аппаратуру, и решительно распахнул двери настежь. В зависших над водой люльках, прикрепленных стальными тросами к электрическому подъемнику, он обнаружил десятифутовую парусную лодку с фибергласовым корпусом и моторный катер выпуска 1933 года с двухместной каютой, отделанной ценными породами дерева. Несмотря на солидный возраст, катерок выглядел так, будто только вчера сошел со стапеля. На козлах вдоль противоположных стен покоились два каяка и каноэ.

Питт шагнул к распределительному щитку и включил питание. Затем вернулся к подъемнику и нажал кнопку на пульте управления. Зажужжал моторчик, и стальной крюк, подцепленный к колыбели с лодкой, пришел в движение. Спустя несколько секунд фибергласовое днище парусника впервые за много месяцев мягко коснулось поверхности воды.

Питт отцепил крюк, подтянул лодку к помосту и закрепил швартов на чугунном кнехте. Достал из рундука туго свернутое полотнище паруса и складную алюминиевую мачту, которую тут же собрал. Осталось только вставить ее в степс и туго затянуть крепежными болтами. Но эту операцию он мог осуществить только после того, как выведет маленькое суденышко за пределы эллинга. Установка румпеля и прочие мелочи заняли около получаса.

Удостоверившись наконец, что все готово к «выходу в море», Питт вернулся в дом, прошел на кухню и распаковал одну из двух огромных картонных коробок, отправленных авиапочтой вчера вечером на его имя Хайремом Йегером и полученных Питтом сегодня утром в местном почтовом отделении. Усевшись за стол, он развернул ту самую батиметрическую карту озера Орион, что просил достать накануне. Глубина плавно увеличивалась от берегов до тридцати футов, затем выравнивалась, а в середине озера круто возрастала до отметки почти в четыреста футов. Многовато для ныряльщика без специального снаряжения и надводной команды сопровождения. Единственным судном на дне оказался старый рыбачий баркас, затонувший близ причала консервного завода на противоположном берегу. Среднегодовая температура воды не превышала сорок один градус по Фаренгейту[237]. Опять же слишком холодно для ныряния, зато идеально для рыбалки и лодочных прогулок.

Свернув и убрав карту, Питт устроил себе ранний ужин, состоящий из поджаренной на гриле сочной лосятины и овощного салата. Ужинал он на открытой веранде, откуда открывалась отличная панорама озера практически на всем его протяжении. Закончив трапезу, он откупорил бутылочку местного пива, сделал пару глотков, блаженно вздохнул и демонстративно похлопал ладонями набитое брюхо. Посидел еще пару минут, затем поднялся и вернулся на кухню, в центре которой на треножнике стоял раздвижной телескоп. Питт специально установил его подальше от окна, чтобы посторонние наблюдатели не смогли разглядеть прибор в сгущающихся сумерках. Он уселся на табурет и приник к окуляру, наведя телескоп на загадочную обитель таинственного Шэнь Циня. Многократное увеличение и высокая разрешающая способность качественной оптики позволили ему в деталях изучить двух игроков на поле для гольфа, без особого азарта гоняющих мячи по зеленому газону. Питт сразу понял, что это любители — на покорение одной лунки каждому требовалось не менее четырех ударов. Куда больший интерес вызывали коттеджи для гостей, живописно разбросанные под сенью деревьев небольшой рощицы за главным зданием. Судя по планировке, их пытались строить таким образом, чтобы свести к минимуму ущерб для окружающей среды. О том же свидетельствовали пышное разнотравье и выглядывающие из зелени яркие головки лесных цветов. Но и здесь Питта ожидало разочарование: кроме одинокой китаянки-горничной со стопкой постельного белья в руках, он не обнаружил никаких признаков обитания.

От парадного входа в центральный корпус к подъездной дорожке протянулась крытая легким тентом галерея — чтобы прибывающие гости, выходя из автомобиля, не дай бог не промокли в случае дождя. Широкие мраморные ступени и полированные двери из драгоценного палисандра высотой в три человеческих роста охраняли два здоровенных бронзовых льва. Питт немного изменил фокусировку, благодаря чему сумел разглядеть на дверных створках искусную резьбу, изображающую стоящих на задних лапах драконов. Сияющая позолотой крыша в виде пагоды являла собой разительное несоответствие нижней части здания из стекла и бетона. Это нелепое трехэтажное сооружение располагалось в центре обширного пустыря, свободного от какой-либо растительности, на расстоянии около сотни ярдов от береговой линии.

Опустив трубу телескопа чуть ниже, Питт принялся внимательно изучать причальный пирс — поднятое на сваях массивное железобетонное сооружение размером в половину футбольного поля, к которому были пришвартованы два судна. Первое — катамаран-буксир с соединяющей оба поплавка вместительной прямоугольной коробкой корпуса без единого иллюминатора, увенченной застекленной рулевой рубкой, — представляло собой довольно уродливую конструкцию, больше всего напоминающую плавучий гроб, чего никак нельзя было сказать о втором. Элегантная двухпалубная красавица яхта длиной более ста двадцати и шириной в тридцать футов заставила бы замереть от восторга сердце любого истинного моряка. Пара мощных двигателей и безукоризненные обводы корпуса делали ее настоящей «ценительницей морей». В водах маленького пресноводного озера этот шедевр кораблестроения выглядел чужеродным телом, лишь бескрайние океанские просторы были бы подходящей для нее средой существования. Наметанным глазом Питт без труда определил, что эта роскошная игрушка миллиардера появилась на свет на верфях Сингапура или Гонконга (скорее всего, последнего, учитывая происхождение хозяина). Еще он мельком подумал о том, что провести такое судно, несмотря на его небольшую осадку, по мелководной речке в озеро — исключительно трудная задача даже для опытного шкиперу. Зачем, интересно, понадобилось Шэню загонять яхту в эту глушь? Неужели он сам прибыл с визитом в свои американские владения?

Продолжая наблюдение, Питт едва не упустил момент, когда на буксире заработал дизель, выбрасывая в атмосферу светлые клочья отработанного топлива. Пару минут спустя появившийся на корме матрос отдал швартовы, и катамаран медленно отвалил от пирса, взяв курс на западную оконечность озера, дающую начало Орион-Ривер. Провожая его взглядом, Питт непроизвольно содрогнулся: целиком выкрашенный в черный цвет буксир определенно вызывал у него кладбищенские ассоциации.

Пытаясь отделаться от возникшего неприятного ощущения, он вновь перевел объектив телескопа на окрестности комплекса, но там по-прежнему не наблюдалось никакого оживления. Если не считать парочки игроков в гольф и снующей между коттеджами горничной, на территории не было видно ни одной живой души. Тогда Питт сосредоточился на поиске систем сигнализации и внешнего наблюдения, но и в этом не преуспел. Не то чтобы он сомневался в их наличии — просто они оказались слишком хорошо замаскированы, что лишний раз подтверждало его уверенность в профессионализме охранников. Странно только, что он до сих пор не заметил ни одного патруля. Или они изобрели способ оставаться невидимыми в процессе несения службы?

Питт внезапно насторожился, случайно поймав в поле зрения полускрытое зарослями бревенчатое строение непонятного назначения. Размерами и внешним видом оно походило на многочисленные хижины, разбросанные вдоль берега, отличаясь от них лишь отсутствием окон. Что это? Пакгауз? Амбар? Или... дот? Питт неторопливо прошелся объективом по всей береговой линии и засек еще три точно таких же сооружения, попутно отметив, что все они расположены в наиболее выгодных стратегически точках, откуда при необходимости можно подвергнуть перекрестному обстрелу любое плавсредство, появившееся на поверхности озера. Последнее, вначале принятое им за эллинг, обнаружилось в дальнем конце причала. Он разглядывал его несколько долгих минут, пытаясь отгадать, каким образом можно проникнуть внутрь этого странного сооружения без окошек и дверей и что скрывается за ее глухими стенами.

Очередной поворот телескопа наконец-то вознаградил терпение Питта. На крыше тщательно замаскированного среди молодых елочек микроавтобуса отчетливо виднелся краешек параболической антенны, а чуть дальше, в прогалине, он рассмотрел короткую — не более пятидесяти ярдов — бетонированную взлетную полосу, по соседству с которой, похоже, находился подземный ангар. Явно самолетный, потому что вертолету взлетная полоса ни к чему. Но какой же летательный аппарат способен взлететь после столь непродолжительного разбега? Мотодельтаплан? Да, пожалуй. Как Питт ни старался, другого объяснения в голову не приходило.

— Ловко устроились, — пробормотал он сквозь зубы.

Устроились действительно ловко. Вернувшись к микроавтобусу и еще раз осмотрев фургончик, но уже более детально, Питт опознал в нем аналог мобильных оперативных штабов, используемых Службой охраны президента для координации действий во время поездок главы государства по стране. Заодно прояснилось и назначение загадочных бревенчатых строений, в кажущемся беспорядке раскиданных в прибрежной зоне. Теперь он мог смело переходить ко второй фазе операции: вынудить противника проявиться.

Питт оторвался от окуляра, выпрямился и не на шутку задумался. Какого дьявола он вообще занимается этой ерундой? Быть может, Хайрем прав и его просто со скуки потянуло на подвиги? В конце концов, он пока ничего толком не знает о Шэнь Цине. Вполне возможно, все его подозрения не стоят и выеденного яйца, а сам китаец — замечательный человек, гуманист, филантроп и выдающаяся личность, достойная всяческого уважения. К тому же Питт не детектив, а морской инженер. И все же он не мог отрешиться от крепнущей уверенности в том, что Шэнь далеко не тот, за кого себя выдает. Да и не впервой ему вмешиваться в чужие дела, повинуясь внутреннему голосу. Как ни крути, а до сих пор интуиция его ни разу не подводила. Поразмышляв еще минуту, Питт принял окончательное решение продолжить начатое, и, словно в подтверждение правильности сделанного выбора, зазвенел звонок его спутникового телефона, номер которого знал только один человек на свете. Питт поспешно выскочил наружу и ответил на вызов только после того, как нырнул в заросли и удалился на почтительное расстояние от хижины.

— Хайрем?

— Твой мистер Шэнь, оказывается, та еще штучка, — без всяких предисловий зазвучал в трубке возбужденный голос Йегера.

— Что тебе удалось о нем узнать?

— Начнем с того, что он ведет себя как римский император. Огромная свита. Дворцы и виллы чуть ли не во всех странах мира. Роскошные яхты и еще более роскошные женщины. Целая армия охранников. Короче говоря, живое олицетворение фантастического успеха и богатства.

— Все это прекрасно, — прервал Хайрема Питт, — но внешняя сторона меня волнует существенно меньше, чем изнанка. Чем он занимается? Какие цели преследует? Какие методы использует?

Йегер замялся.

— Извини, старина, — сказал он после паузы, — но в этом плане вынужден тебя разочаровать. Чертовски мало достоверной информации. Макс куда только ни совался, но всякий раз...

— Постой, кто такой Макс?

— Макс — это мой лучший друг. Живет в моем компьютере.

— Серьезно? Ну ладно, продолжай.

— Так вот, всякий раз, когда Макс пытался проникнуть в базу данных, имеющую хотя бы косвенное отношение к Шэню и его империи, охранные системы всех столичных силовых структур немедленно становились на дыбы и начинали выяснять, по какому праву он лезет на запретную территорию. Очень похоже, что ты отнюдь не единственный, кто не прочь побольше разузнать о его делишках.

— Кажется, мы с тобой разворошили осиное гнездо, — задумчиво проговорил Питт. — Как ты думаешь, с чего бы это вдруг наше правительство так рьяно взялось охранять секреты иностранного подданного?

— Знаешь, у меня сложилось впечатление, что в отношении Шэня и контролируемых им структур на правительственном уровне проводится тайное расследование. Естественно, наши спецслужбы отнюдь не заинтересованы в том, чтобы кто-то посторонний совал нос в их закулисные махинации.

— Любопытный поворот. Отсюда следует, что мистер Шэнь вряд ли чист, как свежевыпавший снег, если его деятельность вызывает столь пристальное внимание.

— Верно, — согласился Йегер. — Но есть и другой вариант: те же самые спецслужбы не проверяют, а оберегают Шэня. А это значит, что его влияние распространяется на самые высокие сферы.

— Ты-то сам к какому варианту склоняешься?

— Ума не приложу, — признался Хайрем. — Пока мы с Максом не прорубим солидную дыру в задней стенке соответствующего хранилища информации, нам с тобой остается только гадать на кофейной гуще. Скажу лишь, что появление на горизонте этого типа никак не смахивает на второе пришествие Христа. Шэнь мотается по всему свету, как мигрирующий угорь, извлекая баснословные прибыли из массы абсолютно легальных на первый взгляд предприятий.

— Ты хочешь сказать, что не нашел и намека на его причастность к организованной преступности?

— Во всяком случае, на поверхности, — уточнил Йегер. — Между прочим, отнюдь не исключено, что он предпочитает действовать как независимый оператор.

— Что-то вроде реинкарнации Фу Манчу[238]? — саркастически хмыкнул Питт.

— Рассказал бы лучше, за что ты так на него взъелся?

— Его подручные обыскали хижину, где я остановился, и напихали «жучков» и «глазков» во все щели и дыры, — сухо сообщил Питт. — А я, как ты знаешь, терпеть не могу, когда кто-то роется в моем грязном бельишке.

— Есть один момент, — продолжил Йегер после короткой паузы, — который, возможно, покажется тебе не лишенным интереса.

— Слушаю, — насторожился Питт:

— Ваши даты рождения — твоя и Шэня — полностью совпадают. Оба родились в год Крысы по восточному календарю, под знаком Рака.

— И это все, на что способен лучший в мире специалист по компьютерам? — не без ехидства осведомился Питт.

— Еще раз извини, дружище, — удрученно вздохнул Хайрем, — но пока ничего лучшего предложить не могу. Только не унывай, еще не вечер. Уверен, мы с Максом обязательно отыщем лазейку. Жди моего звонка.

— А что мне еще остается делать? — в свою очередь вздохнул Питт.

— Чем собираешься заняться? — осторожно поинтересовался Йегер.

— Схожу на рыбалку. Говорят, на закате самый клев.

— Тогда почаще оглядывайся по сторонам и следи не только за поплавком, — посоветовал Хайрем, слишком хорошо знавший Питта, чтобы поверить в его благие намерения. — Иначе рискуешь в два счета оказаться на берегу той самой речки, где переправу обеспечивают в один конец.

— Раз ты так за меня волнуешься, обещаю вообще не смотреть на поплавок, — рассмеялся Питт.

Он отключил сигнал вызова и спрятал «моторолу» в развилке приметного дерева. Не очень-то надежное укрытие, но все лучше, чем держать спутниковый телефон в хижине, где его сразу обнаружат в случае повторного обыска.

Питт намеренно не стал делиться с Йегером своими ближайшими планами. Чем меньше тот знает, тем спокойнее будет ему самому. Затеянное им предприятие вполне могло закончиться арестом и судебным разбирательством, а если сильно не повезет, то и пулю схлопотать недолго. С другой стороны, разработка выглядела теоретически безупречно. Оставалось только надеяться, что Бог на стороне хороших парней и никаких непредвиденных препятствий на пути осуществления плана не возникнет. Лишь тягостное ощущение в низу живота напоминало о том, что в случае ошибки или неудачи тело его, скорее всего, никогда не будет найдено.

* * *

За пару часов до темноты Питт вышел из хижины и снова направился в эллинг. В руках он нес объемистый переносной морозильник и завернутое в тонкое одеяло чучело крупного лосося, прежде висевшее над камином в качестве свидетельства рыбацкой удачи хозяина дома. Войдя внутрь, он открыл морозильный ящик и достал оттуда миниатюрную субмарину. Эта уникальная модель, сконструированная в лабораториях «Бентос инкорпорейтед», представляла собой настоящий шедевр суперсовременных технологий в области подводных исследований. Длиной всего в двадцать пять и шириной в шесть дюймов, этот автономный подводный исследовательский аппарат был оснащен цифровой цветной видеокамерой высокого разрешения и мощными батареями, заряда которых с лихвой хватало на два часа работы электродвигателей.

Питт уложил субмарину-малютку на дно лодки рядом с удочкой, инструментами и снастями для установки мачты и подъема паруса. Затем распахнул внешние ворота, сел на кормовую банку, одной рукой взялся за румпель, а другой, ловко орудуя багром, вытянул лодку из ангара на чистую воду. Вставил нижний конец мачты в степс и затянул крепления. Еще несколько минут — и над его головой взметнулся ввысь косой треугольный парус, на белом полотнище которого выделялись крупные зеленые буквы СФ — Сэм Фоули.

Непосвященный наблюдатель, без сомнения, принял бы его за обычного бизнесмена средней руки, решившего провести на воде часы досуга. Небо оставалось ясным, но к вечеру в горах заметно холодает, поэтому Питт предусмотрительно утеплился, надев плотные шерстяные брюки и толстую шерстяную рубаху под свитер. На ноги натянул шерстяные носки и высокие рыбацкие сапоги. Теперь единственное его отличие от настоящих рыболовов состояло в том, что последние, отправляясь за лососем и форелью, предпочитали использовать моторки или катера. Но Питт знал, что делает, выбирая парус, под прикрытием которого куда легче одурачить соглядатаев.

Методично двигая румпелем из стороны в сторону — при этом рулевое перо действовало примерно так же, как хвостовой плавник большой рыбины, только с существенно меньшей эффективностью, — он отвел лодку на несколько десятков футов от причала и только тогда полностью развернул парус, ловя попутный ветер. Легкий бриз мягко толкнулся в натянувшееся полотнище, увлекая за собой маленькое суденышко. Питт без труда лавировал по ветру. Лодка набирала ход, бесшумно скользя по бирюзовой глади озера Орион и оставляя за кормой почти невесомые хлопья белой пены. Чтобы лишний раз не дразнить гусей, Питт взял курс на противоположный комплексу конец озера. Достигнув границы глубинной зоны, он развернул лодку, свернул парус, оставив небольшой кусочек для прикрытия, и лег в дрейф. От главного здания его отделяло около четверти мили. Якорный канат был слишком короток и не мог достать до дна, но Питт вытравил его целиком, чтобы тот, совокупно с якорем, создавал дополнительное сопротивление усилиям ветра отнести лодку к берегу.

С помощью все того же румпеля Дирк установил лодку таким образом, чтобы частично развернутый парус закрывал его от видеокамер наблюдения. Затем перегнулся через борт, погрузил в воду цилиндрическое ведерко с застекленным донцем и заглянул внутрь. Вода была настолько прозрачной, что он смог разглядеть косяк лосося, проплывающий мимо на глубине добрых пятнадцати ярдов. Убедившись в обитаемости здешних вод, Питт открыл металлическую коробку с рыболовными снастями. Она состояла из нескольких отделений. В одном — крючки, во втором — грузила, в третьем — поплавки, в четвертом — искусственная приманка. Отдельно — маленькая баночка с накопанными накануне вечером червями. Поколебавшись немного, он выбрал подходящие, на его взгляд, и потянулся за удочкой. Весь юмор заключался в том, что последний раз Питт держал в руках удилище лет тридцать назад, еще мальчишкой, в Южной Калифорнии, когда отец, сенатор Джордж Питт, брал его с собой на рыбалку. Вся рыба, пойманная Дирком за эти годы, была добыта в результате подводной охоты с гарпунным ружьем. С грехом пополам он все же ухитрился оснастить удочку необходимыми причиндалами и насадить на крючок толстого ночного выползка, после чего закинул удочку и принял позу напряженного ожидания.

Продолжая изображать азартного удильщика, Питт незаметно разматывал моток тонкого провода, к концу которого крепился подводный ретранслятор — небольшой приборчик, способный принимать и передавать электронные сигналы на глубине. Отмотав двадцать футов — достаточно, чтобы вывести ретранслятор из акустической тени лодки, — Питт закрепил провод. Другой такой же прибор находился в кормовой части автоматического подводного аппарата. Взаимодействуя с электронной начинкой последнего, оба транслятора обеспечивали дистанционное управление миниатюрной субмариной, а также прием, воспроизведение и запись любой информации, поступающей на объектив видеокамеры и акустические сенсоры.

Наступил самый ответственный момент. Питт осторожно достал со дна лодки хищно вытянутое тельце аппарата. На его счету накопилось порядка двухсот часов дистанционного управления различными роботизированными системами подводного наблюдения, но с автономной моделью он имел дело второй раз в жизни. Во рту слегка пересохло, когда он провожал взглядом уходящую под воду «игрушку», обошедшуюся НУМА и американским налогоплательщикам в два миллиона долларов. При ее разработке и создании применялись самые последние достижения в области миниатюризации, благодаря чему появилась реальная возможность проникать с ее помощью в прежде недоступные места, в том числе трюмы и другиевнутренние помещения затонувших кораблей, а также в подводные пещеры и узкие трещины.

Вынув из футляра ноутбук специальной конструкции с несоразмерно большим дисплеем и удостоверившись в бесперебойности акустической составляющей связи, Питт прошелся по меню и установил для видеокамеры режим «запись/трансляция». В иных условиях он ограничился бы только наблюдением, но в данном случае просто не имел возможности сконцентрироваться на нем одном. Поэтому Питт собирался лишь изредка отслеживать на мониторе маршрут подводного аппарата, одновременно воплощая в жизнь другие пункты задуманного плана. Все остальное он проанализирует позже, когда вернется домой.

Затаив дыхание, Дирк осторожно тронул джойстик на пульте управления. Аппарат мгновенно отреагировал на сигнал, нырнув на несколько футов. Телеметрия, акустика и контрольная система функционировали безупречно. Питт перевел джойстик в другую позицию, и робот-разведчик, обретя горизонтальное положение, устремился в заданном направлении со скоростью более четырех узлов — весьма впечатляющее достижение для такого малыша. Два винта, вращающиеся один по часовой стрелке, другой — против, обеспечивали идеальный баланс и не позволяли случайно выскочить на поверхность.

Не сводя глаз с владений Шэня, Питт привольно раскинулся на надувном виниловом сиденье, положив ноги на соседнее. Помимо прочего эти удобные подушки придавали лодке дополнительный запас плавучести — на тот случай, если она вдруг перевернется или ее захлестнет волной. Пульт управления он зажал между коленей. Управлять мини-субмариной оказалось ничуть не сложнее, чем радиоуправляемой детской машинкой или корабликом. Погрузив субмарину на тридцать футов, Питт направил ее в сторону ранее привлекшего его внимание глухого сруба, приткнувшегося к берегу у дальней оконечности бетонного пирса. Дирк не торопился и вел аппарат не по прямой, а зигзагом, рассчитывая заодно разведать подходы к этому загадочному сооружению, сильно смахивающему на эллинг, однако, скорее всего, не имеющему с последним ничего общего.

Со стороны могло показаться, что Питт занят какой-то увлекательной компьютерной игрой, хотя в действительности все было куда серьезнее. Он задался целью проверить на вшивость охранные системы комплекса. Для начала предстояло выявить наличие или отсутствие подводных сенсоров. Проведя «игрушку» несколько раз на расстоянии не более десяти футов от якобы эллинга на различных глубинах, Питт с удовлетворением убедился, что на подводную часть озера охранная сигнализация не распространяется. По всей видимости, при ее установке вероятность угрозы из-под воды попросту не учитывалась.

Впрочем, оставался еще один контрольный тест. Манипулируя пультом, Дирк медленно поднял аппарат на поверхность. Горбатая черная спинка миниатюрной субмарины вынырнула из воды в нескольких ярдах от объекта. Питт включил таймер, засекая время реагирования. К его немалому удивлению, прошло целых три минуты, прежде чем одна из стен прибрежного сруба, оказавшаяся фальшивой, откинулась и зависла на цепях в нескольких дюймах над землей, а из образовавшегося проема один за другим начали вылетать вооруженные перекинутыми через плечо пистолетами-пулеметами «штейр» охранники на мотоциклах, в которых Питт опознал китайский вариант японской модели «Судзуки — RM» — кроссового мотоцикла с объемом двигателя в двести пятьдесят кубических сантиметров. А несколько секунд спустя та же метаморфоза постигла «эллинг», исторгший из своих недр два быстроходных скутера. Тоже китайская копия японского оригинала «Кавасаки Джетскай». Оседлавшие их секьюрити быстро сориентировались и пустились в погоню за мини-субмариной, в то время как мотоциклисты на суше сноровисто рассредоточились вдоль берега, заняв тактически выгодные для обороны позиции.

От ветеранов спецподразделений, из которых, судя по всему, состоял контингент, Питт ожидал большего. Хотя, возможно, его разведоперация не показалась руководству охраны заслуживающей более решительных действий. Как бы то ни было подводную лодку следовало поскорее уводить. Учитывая прозрачность воды, Дирк не стал подавать команду на срочное погружение, а просто завел субмарину под днище пришвартованной к причалу яхты. Предосторожность оказалась излишней — двое на скутерах развели такую волну и пену, что не смогли бы ничего разглядеть даже на глубине нескольких футов. Питт обратил внимание, что ни один из них не имел при себе хотя бы простейшего водолазного снаряжения в виде маски и дыхательной трубки. Что лишний раз подтверждало его догадку о неготовности охраны к отражению атаки из-под воды. Ничего удивительного: самые крутые профессионалы нередко превращаются в беспомощных детей, угодив в незнакомую и непривычную среду.

Не обнаружив никаких признаков вторжения, мотоциклисты слезли со своих железных коней и столпились на берегу, с увлечением наблюдая за окончанием водного шоу, устроенного их коллегами. Сосчитав всех по головам, Питт пришел к выводу, что любая попытка штурма со стороны суши имеет шансы на успех лишь при поддержке многочисленного отряда сил быстрого реагирования, в то время как одинокий аквалангист запросто может подобраться к самому берегу, оставаясь незамеченным.

Когда все успокоилось и охранники на мотоциклах убрались восвояси, Питт положил мини-субмарину на обратный курс и извлек из одеяла прихваченное с собой чучело. Подтянув крючок с нетронутым выползком поближе к поверхности, он насадил на него под водой высохшую челюстную пластину давно почившей рыбины и взметнул удилище вверх, демонстрируя взорам всех заинтересованных лиц завидную добычу и одновременно изображая собственное ликование по этому поводу. Двое на водных мотоциклах пронеслись в каких-нибудь пятидесяти ярдах от его лодки, подозрительно косясь на одинокого рыболова. Питт приветственно помахал им рукой, почти не сомневаясь в том, что те не осмелятся прибегнуть к насильственным действиям средь бела дня. К тому же он находился на федеральной территории и не нарушал границ чужих владений. Для пущей убедительности он поднял мокрое чучело и потряс им над головой, восторженно выкрикивая во весь голос какую-то длинную фразу. За ревом моторов охранники, естественно, ни слова не разобрали. И слава богу, потому что в противном случае Питту пришлось бы долго объяснять, каким именно сексуальным надругательствам он намеревался подвергнуть их самих, а также их ближайших родственников противоположного пола.

Проделав на всякий пожарный еще один виток вокруг лодки, отчего та угрожающе закачалась на поднятой скутерами волне, и не заметив ничего подозрительного, охранники легли на обратный курс. Питт решил, что ему здесь тоже больше нечего делать, свернул удочку, поднял парус и направил свое суденышко в сторону хижины Сэма Фоули. Подводный робот послушно, как собачонка на поводке, следовал за ним в кильватере на глубине в тридцать футов. Питт завел лодку в ангар, закрыл ворота, выудил из воды субмарину и убрал ее обратно в морозильный ящик, предварительно вынув из видеокамеры кассету с пленкой и положив в карман.

* * *

Бросив взгляд на стену кухни и удостоверившись, что щетка надежно закрывает глазок телекамеры, Питт откупорил бутылочку «Мартин Рэй» и позволил себе немного расслабиться. Довольный собой, но по-прежнему внимательный и сосредоточенный, он держался настороже, на всякий случай положив на колени прикрытый салфеткой старый верный кольт сорок пятого калибра. Подарок отца на совершеннолетие, этот древний револьвер несчетное количество раз спасал ему жизнь, и куда бы ни заносила Питта судьба, он никогда с ним не расставался. Допив вино, он сварил себе кофе и с чашкой в руке прошел в гостиную, где вставил заснятую подводной камерой кассету в видеомагнитофон. Затем включил телевизор, усевшись вплотную к экрану, чтобы телекамера-шпион, которую он так и не сумел обнаружить, не смогла зафиксировать содержащуюся на пленке информацию.

Начиная просмотр записи, Питт едва ли рассчитывал обнаружить на дне что-либо заслуживающее внимания. Его больше интересовали подходы к причалу, плавучему доку и яхте, поэтому вначале он следил за происходящим на экране не слишком внимательно. Вот субмарина проходит мелководную прибрежную часть и зависает над границей темного глубинного провала в центре озера. Уверенно движется вперед, минуя мелкие скопления рыб, испуганно шарахающихся в разные стороны при виде механического монстра. В поле обзора мелькают обрывки водорослей, почерневшие и полусгнившие бревна топляка... Глубина продолжает расти. Тридцать пять футов... сорок... Питт непроизвольно улыбнулся, заметив на дне пару трехколесных детских велосипедов и проржавевший остов допотопного «форда». Внезапно он похолодел и напрягся, отказываясь верить собственным глазам.

Лица. Человеческие лица и тела, сваленные грудами и разбросанные поодиночке, частично затянутые придонным илом. О боже, да сколько же их тут?! Сотни и сотни трупов громоздились вдоль склона центральной впадины. Начинаясь на сорокафутовой отметке, это жуткое кладбище, казалось, протянулось в бесконечность, постепенно теряясь в глубинном мраке. У Питта возникло дикое ощущение, будто он смотрит со сцены на затемненный зрительный зал, где видны только первые ряды, освещенные огнями рампы, задние же неразличимы, и о присутствии там людей можно только догадываться. А самое страшное заключалось в том, что он никак не мог отделаться от навязчивой мысли: эти утопленники — не более чем видимая часть айсберга, лишь очень приблизительно позволяющая судить об его истинных размерах.

Гримаса гнева и омерзения исказила черты лица Питта, когда он разглядел в общей массе тела женщин и совсем еще маленьких детей. Большинство утопленников выглядели пожилыми людьми старше пятидесяти, хотя попадались и молодые парни, и мужчины и женщины в расцвете сил, и юные девушки — некоторые из них показались ему настоящими красавицами. Ледяные струи питающих озеро горных ручьев сыграли роль своеобразного консерванта, благодаря которому трупы великолепно сохранялись, не подвергаясь разложению и гниению. Трудно было без содрогания смотреть на эти смутно белеющие в полумраке лица, черты которых выражали невыразимую муку. Выпученные глаза, перекошенные в предсмертном вопле рты, скрюченные судорогой члены... Они чем-то напоминали скульптуры в музее восковых фигур — мертвые и в то же время практически неотличимые от живых оригиналов.

Когда субмарина прошла на расстоянии меньше ярда от группы вповалку лежащих тел, вероятнее всего при жизни связанных семейными узами, Питт смог наконец с точностью определить их расовую принадлежность. Характерный разрез глаз, лицевые характеристики и цвет кожи неопровержимо указывали на азиатское происхождение. У детей и взрослых одинаково связаны за спиной руки, рты залеплены широкой полосой клейкой ленты, а к ногам привязаны чугунные болванки.

Питт не сомневался в том, что все эти несчастные стали жертвами массового убийства. Никаких признаков ножевых или пулевых ранений. Их всех утопили — хладнокровно и безжалостно. Вопреки достаточно распространенному мнению, смерть от утопления далеко не так легка и безболезненна, и испытываемые при этом ощущения вполне допустимо сравнить со страданиями сжигаемого заживо на костре. С привязанным к ногам грузом человек стремительно уходит на глубину. Давление нарастает. Сначала у него лопаются барабанные перепонки, потом вода проникает в ноздри, вызывая мучительную головную боль, и поступает в легкие, заставляя альвеолы и бронхи корчиться, как на раскаленных углях. Но и это не все, потому что смерть наступает не сразу и жертва может оставаться в сознании еще несколько бесконечных минут, исполненных ужаса и отчаяния. Кричать бесполезно: вода заглушает звуки, но он все равно кричит, чтобы хоть криком заглушить последние мгновения мучительной агонии.

Озеро Орион навсегда утратило в глазах Питта образ курортного местечка, идеально приспособленного для рыбалки и водного туризма. Отныне оно превратилось для него в огромную братскую могилу.

4

Над центром города, раскинувшегося в трех тысячах миль восточнее, моросил мелкий дождичек. Длинный черный лимузин бесшумно скользил по мокрому асфальту. Тонированные стекла скрывали лица пассажиров, а сам автомобиль казался частью призрачной похоронной процессии.

Вашингтон — столица самого могущественного государства планеты — неизменно производит на новичков впечатление своеобразного имперского величия. Особенно заметно эта аура грандиозности и несокрушимой мощи ощущается с наступлением ночи, когда погружаются во мрак кабинеты офисов, умолкают дребезжавшие весь день телефоны, гаснут экраны компьютерных мониторов, пересыхают бурные потоки циркулирующих между правительственными учреждениями документов, а производящие их бюрократы отправляются отдыхать, продолжая обдумывать по дороге домой планы очередной кампании по сбору средств в фонд той или иной политической акции. Уличное движение сокращается до минимума, и город приобретает облик покинутого жителями древнего Вавилона или Персеполиса.

Двое мужчин в салоне черного лимузина не проронили ни слова, пока водитель, отделенный от них прозрачной перегородкой, выруливал на Пенсильвания-авеню. В растекающейся под колесами водяной пленке расплывчато отражались огни уличных фонарей. Адмирал Джеймс Сэндекер рассеянным взором смотрел в окно, глубоко погрузившись в собственные мысли. Облаченный в дорогой спортивный пиджак и слаксы, адмирал, несмотря на поздний час, выглядел свежим и бодрым. В тот момент, когда ему позвонил глава президентской администрации Мортон Лэрд, Сэндекер как раз принимая группу японских океанографов, прибывших с официальным визитом для обмена опытом. Адмирал распорядился накрыть фуршет в банкетном зале, расположенном по соседству с его кабинетом на верхнем этаже штаб-квартиры НУМА в Арлингтоне, штат Виргиния.

Невысокого роста, худощавый и жилистый, Сэндекер успешно боролся с подступающей старостью, регулярно совершая по утрам пятимильные пробежки и ежедневно занимаясь по два часа в тренажерном зале для сотрудников возглавляемого им Национального подводного и морского агентства. Благодаря чему находился в отличной форме и выглядел лет на десять моложе своих шестидесяти пяти. Встав у руля НУМА со дня его основания, адмирал уверенной рукой провел свое детище сквозь все бюрократические рогатки и препоны, в итоге превратив организацию в предмет черной зависти всех морских держав мира. Независимый в суждениях и политических привязанностях, острый на язык и готовый отбрить кого угодно, невзирая на чины и звания, Сэндекер сумел заставить считаться с собой даже самые сливки вашингтонского общества. Увенчанный за тридцать лет безупречной службы во флоте множеством регалий, он без колебаний принял предложение тогдашнего президента встать во главе НУМА, несмотря на то что Конгресс к тому моменту еще не выделил ни цента на финансирование проекта. За пятнадцать лет существования организации адмирал наступил на множество мозолей, приобрел массу врагов и упорно игнорировал завуалированные намеки подать в отставку и уступить свое место другому «в силу сложившейся политической конъюнктуры». Менялись президенты и администрации, но Сэндекер по-прежнему оставался на своем посту. Простой и открытый в общении, он обладал, пожалуй, единственным недостатком, если, конечно, считать недостатком некоторый избыток тщеславия в отношении собственной внешности. Огненно-рыжая шевелюра и щегольская бородка клинышком а-ля Ван Дейк время от времени подвергались подкраске с целью замаскировать пробивающуюся седину.

Его спутник, коммандер Руди Ганн, одетый в слегка помятый деловой костюм, съежился на сиденье, опустив плечи и энергично растирая руки. Апрельские ночи на берегах Потомака частенько бывают холодными, а включить отопление в салоне водитель почему-то не соизволил. Выпускник Военно-морской академии, Ганн долгое время служил на подводных лодках, прежде чем стал адъютантом и правой рукой адмирала Сэндекера. Когда тот ушел из флота, чтобы возглавить НУМА, коммандер последовал примеру шефа и был назначен исполнительным директором. Ганн нерешительно покосился на адмирала сквозь выпуклые стекла очков в старомодной оправе, перевел взгляд на светящийся циферблат своих наручных часов и только после этого позволил себе первым нарушить молчание.

— Неужели у вас до сих пор не появилось никаких догадок, сэр, за каким дьяволом понадобилось президенту вызывать нас обоих в час ночи? — спросил он глухим от усталости и несколько раздраженным голосом.

Сэндекер оторвался от созерцания пролетающих мимо фонарных столбов и повернул голову в сторону своего заместителя.

— Ни единой, — честно признался адмирал. — Но Мортон Лэрд говорил со мной таким тоном, что не стоило и пытаться возражать. Это не приглашение — это приказ. А приказы, как известно, не обсуждаются.

— Я вот уже полчаса ломаю голову, но не нахожу ни малейших признаков надвигающегося кризиса — как внешнего, так и внутреннего, — заметил Руди. — Во всяком случае, такого масштаба, что его разрешение требует чрезвычайных мер, включая экстренные совещания посреди ночи на высшем уровне.

— Я тоже, — вздохнул Сэндекер.

— Сам-то он вообще ложится когда-нибудь, — сердито проворчал Ганн, — или так и бодрствует все ночи напролет, оберегая покой нации?

— Если верить моим источникам в Белом доме, — усмехнулся адмирал, — президент тратит на сон всего три часа в сутки. В четыре утра ложится, а в семь уже снова на ногах. В отличие от троих его предшественников, с которыми у меня сложились дружеские отношения еще в бытность их конгрессменами и сенаторами, этот для меня, что называется, «темная лошадка». Опыта у него маловато. Два срока в кресле губернатора Оклахомы — это не тот политический багаж, который должен иметь за спиной руководитель такого масштаба для адекватного выполнения возложенных на него обязанностей. Не разбей несколько месяцев назад паралич прежнего верховного администратора, не видать бы ему Белого дома как своих ушей. Можно сказать, повезло — как Джонсону в шестьдесят третьем. Между прочим, за все это время он так и не удосужился со мной познакомиться.

— А разве вы не встречались с Дином Купером Уоллесом, когда он был еще только вице-президентом? — удивился Руди.

Сэндекер уныло покачал головой и добавил:

— По доходящим до меня слухам, Уоллес не считает деятельность НУМА приоритетной для интересов государства и неоднократно высказывался по этому поводу в приватных беседах. Причем в довольно энергичной форме.

— Проще говоря, он нас не любит, — подытожил Ганн.

— Вот именно, — кивнул адмирал.

Водитель лимузина снова повернул, проехал несколько десятков ярдов и уперся в шлагбаум, перегораживающий подъезд к северным воротам Белого дома.

— Прибыли, сэр, — сообщил он, выскочив из автомобиля и услужливо распахнув дверцу.

Вышедший из будки подтянутый молодой мужчина в форме Службы охраны президента проверил документы и сверил имена прибывших со списком приглашенных. После чего Сэндекера и Ганна провели в западное крыло и оставили в приемной. Секретарь, миловидная дама лет сорока, с каштановыми волосами, уложенными в строгую деловую прическу, встала из-за стола и приветливо улыбнулась вошедшим. На настольной табличке значилось: «Робин Карр».

— Адмирал Сэндекер, коммандер Ганн, — прощебетала она, — счастлива приветствовать вас обоих в Белом доме.

— Вы всегда так поздно задерживаетесь, леди? — буркнул адмирал.

— Мой рабочий ритм полностью совпадает с президентским, — не без гордости поведала мисс Карр.

— Нельзя ли в таком случае попросить чашечку кофе? — с надеждой в голосе осведомился Руди.

Улыбка на лице секретарши сразу потускнела.

— Прошу прощения, джентльмены, но на кофе у нас нет времени. — Она уселась на место, подняла телефонную трубку и коротко сообщила: — Адмирал прибыл.

Спустя десять секунд в приемной материализовался Мортон Лэрд, сменивший на своем посту Уилбера Хаттона, долгие годы бывшего правой рукой предыдущего президента, прикованного до конца дней к больничной койке с диагнозом «прогрессирующий паралич».

— Спасибо, что приехали, джентльмены, спасибо большое, — приговаривал он, суетливо пожимая руки, — президент с нетерпением ожидает встречи с вами.

Лэрд заслуженно считался типичным представителем старой политической школы и отличался ярко выраженным консерватизмом. Он был единственным высокопоставленным чиновником в Вашингтоне, кто до сих пор носил классическую тройку и золотые часы на цепочке в жилетном кармане. В отличие от большинства своих предшественников, выходцев из Лиги Плюща[239], Лэрд до назначения занимал скромную должность рядового профессора в Стэнфордском университете. Высокий, лысеющий, в старомодных очках без оправы, он близоруко щурился на окружающий мир из-под кустистых бровей влажно поблескивающими светло-карими глазами. Несмотря на довольно заурядную внешность, Лэрд обладал завидной способностью с первой встречи очаровать любого человека, благодаря чему сумел завоевать искреннее расположение практически всех, с кем ему доводилось сталкиваться.

— Прошу за мной, — пригласил он, направляясь к дверям, ведущим в Овальный кабинет.

Сэндекер и Ганн в недоумении остановились за порогом. Известное всему миру по фотографиям, фильмам и телерепортажам помещение, стены которого были немыми свидетелями тысяч кризисных ситуаций, скандалов, политических гроз и решений, затрагивающих судьбы миллиардов людей, оказалось пустым.

Мортон поспешил объясниться, предупреждая неизбежные вопросы.

— Прошу прощения, джентльмены, за эту маленькую мистификацию. Как видите, президента здесь нет. Он ждет вас в другом месте. Однако, прежде чем провести вас к нему, я вынужден потребовать от вас обоих дать слово чести сохранить в строжайшей тайне все, что откроется вашим глазам в ближайшие двадцать минут. Вы согласны на такое условие?

— Хотелось бы заметить, мистер Лэрд, — недовольно проворчал адмирал, — что за все время моего пребывания на государственной службе я был допущен к такому количеству секретов, что вы и представить себе не можете. Но если вы настаиваете, я даю слово и готов поручиться за коммандера Ганна.

— Вот и отлично, — с облегчением выдохнул Лэрд. — Вы уж извините, джентльмены, лично я всецело вам доверяю, но таковы правила, изменить которые не в силах ни я, ни даже сам президент. — Он подошел к стене и нажал замаскированную за панелью кнопку. Одна из секций отъехала в сторону, открыв ярко освещенную кабину лифта. — После вас, джентльмены.

Кабинка вмещала не более четырех пассажиров. На боковой стенке, отделанной полированным кедром, находился пульт управления всего с двумя кнопками: «вверх» и «вниз». Лэрд надавил нижнюю. Фальшивая секция бесшумно встала на прежнее место, одновременно с ней закрылись и створки лифта. Кабина пришла в движение. Скорость никак не воспринималась, но по сосущему ощущению в желудке адмирал понял, что движется она невероятно быстро. Не прошло и минуты, как мягкий толчок и остановка возвестили о том, что они прибыли.

— Похоже, президент назначил встречу в Оперативном зале, — пробормотал Сэндекер.

— А вы неплохо осведомлены, адмирал, — с уважением заметил Лэрд. — Или просто догадались?

— Да нет, какие догадки. Случалось бывать там пару-тройку раз в свое время, вот и все.

— Все равно вы весьма проницательны, хотя и не совсем. Этот лифт проходит меньше половины дистанции до соответствующего уровня.

Створки раздвинулись, и Лэрд первым вышел из кабины в освещенный люминесцентными лампами безукоризненной чистоты туннель, на полу и стенах которого самый придирчивый взор не обнаружил бы и пылинки. Рядом с гостеприимно распахнутой дверцей микроавтобуса гостей поджидал агент службы охраны. Обстановка салона автобуса напоминала офисный кабинет: мягкие кожаные кресла, подковообразный письменный стол, мини-бар с богатым выбором напитков на любой вкус и даже компактная туалетная кабинка в дальнем углу. Когда все расселись, агент-водитель поднес к губам микрофон и отрывисто произнес:

— Рыба-меч отплывает. — Затем переключил скорость и мягко тронул машину с места.

— Рыба-меч — это мое кодовое наименование для парней из охраны, — немного смущенно пояснил Лэрд.

— Работает на аккумуляторах? — поинтересовался Сэндекер, имея в виду абсолютно бесшумный характер движения.

— Совершенно верно. Это гораздо проще, удобнее и выгоднее. В противном случае нам пришлось бы устанавливать весьма сложную и дорогую систему вентиляции и очистки воздуха.

Сэндекер покосился на мелькнувшее за окном очередное ответвление от главного коридора, по которому мчался автобус.

— Сдается мне, — заметил он, — что под Вашингтоном скрыто куда больше всякого разного, чем представляется большинству налогоплательщиков.

— Система подземных коммуникаций представляет собой настоящий лабиринт шахт, туннелей, переходов, авто— и метротрасс общей протяженностью более тысячи миль. По понятным соображениям этот факт не афишируется. За исключением схем канализации, вентиляции, теплотрасс, электрических кабелей и очистных сооружений, все остальное засекречено и предназначено для служебного пользования. Между прочим, в дневные часы здесь довольно оживленное движение. Такие же микроавтобусы регулярно циркулируют между Белым домом, Капитолием, зданием Верховного суда, Госдепартаментом, штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли, Пентагоном и еще дюжиной правительственных учреждений и военных баз на территории города и в его окрестностях.

— Ну, прямо парижские катакомбы! — восхитился Ганн.

— Парижские катакомбы — не более чем жалкое подобие здешних, — не без гордости похвастался Лэрд. — Не желаете ли чего-нибудь выпить, джентльмены?

Адмирал отрицательно покачал головой.

— Я тоже воздержусь, — отказался Ганн и с любопытством спросил, обращаясь к начальнику: — А вы раньше знали об этом, сэр?

— Мистер Лэрд, должно быть, забыл, что я провел в Вашингтоне много лет, — усмехнулся Сэндекер. — И по этим подземным трассам немало миль накатал. Могу, кстати, добавить, что секретны они больше на бумаге, чем в действительности. Начнем с того, что большинство туннелей пролегает значительно ниже уровня грунтовых вод и для поддержания их в рабочем состоянии требуется целая армия эксплуатационников. Иначе тут за неделю все зальет и затянет илом. Кроме того, здесь давно обосновались всякого рода деклассированные элементы и другие темные личности: бродяги, нищие, бездомные, наркоманы, а также преступники, использующие подземелья для хранения краденых и контрабандных товаров. Проникают сюда, случается, и юные парочки в поисках романтического уединения, и легкомысленные молодые люди, ищущие острых ощущений, и даже опытные спелеологи, которых каждая неизведанная подземная пустота манит с не меньшей силой, чем альпинистов — непокоренная вершина.

— Да, такую массу непрошеных посетителей контролировать сложно, — согласился коммандер.

— Ничего сложного, — возразил Лэрд. — Все правительственные коммуникации охраняются специальными подразделениями Секретной службы и оснащены инфракрасными сенсорами и видеокамерами, информация с которых круглосуточно поступает на мониторы в центре слежения. Уверяю вас, проникновение посторонних на защищенные участки практически исключено.

— Надо же, как интересно. — Ганн покрутил головой. — Я и представить не мог, сколько здесь всего наворочено.

— Наш уважаемый гид упустил из виду еще одну местную достопримечательность, — вставил адмирал. — Я имею в виду каналы экстренной эвакуации.

Лэрд вздрогнул от неожиданности и чуть не поперхнулся водкой, которую только что нацедил себе в маленькую хрустальную рюмочку.

— Порой ваша информированность меня просто пугает, мистер Сэндекер, — сухо заметил он после паузы.

— Каналы экстренной эвакуации? — механически повторил Ганн.

— Вы позволите? — Адмирал иронически поднял бровь, в упор глядя на главу президентской администрации.

— Валяйте, чего уж там, — обреченно кивнул тот. — У меня такое ошушение, что государственные тайны с каждым годом становятся все более недолговечными.

— Думаю, эту штуку придумал парень, начитавшийся научной фантастики, — начал свои пояснения Сэндекер. — Общественность до сих пор считает, что в случае угрозы ядерного удара президент, члены правительства и высший генералитет должны эвакуироваться вертолетами в некий гипотетический командный пункт где-нибудь глубоко под землей или в горах. Абсолютно бредовая и изначально порочная идея! Какие к дьяволу вертолеты, если выпущенная с подлодки в Атлантике ракета долетает до нашего Восточного побережья в считанные минуты? Только и хватит, чтобы до сортира добежать!

— Совершенно верно, — согласился Лэрд. — Необходимо было найти другой способ.

— И его нашли, — продолжал адмирал. — Проложили сеть узких туннелей круглого сечения, оборудованных системой электромагнитного ускорения. Что-то вроде «русских горок» — принцип один и тот же. Герметичная капсула-цилиндр или целый состав таких капсул с президентом и другими высокопоставленными лицами с огромной скоростью уносится по каналу экстренной эвакуации за пределы столицы на авиабазу Эндрюс, где их ожидает готовый ко взлету стратегический бомбардировщик «В-2».

— Приятно слышать, что в этом аспекте я осведомлен несколько лучше вас, адмирал, — снисходительно улыбнулся Лэрд, не скрывая своего удовольствия.

— Что ж, поправьте меня, если я в чем-то ошибаюсь, — не стал спорить Сэндекер.

— Дело в том, коммандер, — объяснил Лэрд, — что в общественном сознании — в том числе сознании предполагаемого противника — авиабаза Эндрюс прочно связывается с прибытием и отлетом высших государственных деятелей всех стран, включая нашу, вследствие чего сама по себе является одной из главных мишеней. Эвакуированных действительно ожидает «В-2», переоборудованный в воздушный командный пункт, однако находится он совсем в другом месте — потайном подземном ангаре к югу от столицы, в Мэриленде.

— Я не сомневаюсь в ваших словах, сэр, — вежливо заметил Руди, — но звучит все это, согласитесь, несколько, скажем так... неправдоподобно.

Лэрд внушительно откашлялся и заговорил лекторским гоном, свысока взирая на коммандера, как профессор на нерадивого студента:

— Видите ли, молодой человек, если бы американцы имели хоть малейшее представление о том, какие закулисные дела и делишки ежедневно проворачиваются в Вашингтоне якобы «во имя и на благо народа», они все поголовно встали бы на уши. Я знаю, о чем говорю, — сам на них стою с тех самых пор, как впервые появился в коридорах власти.

Автобус замедлил ход и плавно остановился у арочного проема, в конце которого виднелась массивная стальная дверь, оснащенная двумя видеокамерами внешнего наблюдения. По телу Ганна пробежала короткая волна дрожи. На миг он почувствовал себя приговоренным к смерти преступником, которому осталось пройти всего несколько последних шагов до ожидающей его газовой камеры. Подавив волнение, он остался сидеть на своем месте. Водитель ловко выпрыгнул из кабины, обежал машину и распахнул переднюю дверь.

— Прошу прошения за навязчивость, сэр, — торопливо произнес коммандер, — но не разрешите ли вы задать еще один вопрос?

— Спрашивайте, — милостиво кивнул Лэрд.

— Хотелось бы знать, где именно мы встречаемся с президентом?

Глава администрации окинул Ганна долгим задумчивым взглядом, затем перевел его на Сэндекера.

— Что скажете, адмирал?

Тот пожал плечами.

— Должен признаться, что я и сам в затруднении. Могу только предполагать.

— Вообще-то это тоже засекреченная информация, — нехотя заговорил Лэрд, — но ваш послужной список и безукоризненная репутация, джентльмены, дают мне основания включить вас обоих в круг — весьма и весьма ограниченный, заметьте! — посвященных. — Он выдержал театральную паузу и закончил: — Конечный пункт нашего путешествия — Форт-Макнэйр. А конкретно — правительственный бункер, расположенный под зданием бывшего военного госпиталя, законсервированного по окончании Второй мировой войны.

— Но почему Форт-Макнэйр?! — недоуменно воскликнул Руди. — Не проще ли было принять нас прямо в Белом доме?

— В отличие от большинства его предшественников, президент Уоллес почти никогда не остается на ночь в своей официальной резиденции, — сообщил Лэрд таким будничным тоном, будто речь шла о погоде.

— Ничего не понимаю, — сконфуженно пробормотал Ганн.

— Все очень просто, коммандер. Мы живем в мире интриг, которые свели бы с ума самого Макиавелли. Лидеры враждебно настроенных по отношению к США государств и подпольных организаций типа «Хамас» или «Хезбалла» постоянно засылают на нашу территорию группы вооруженных террористов. Да и дома хватает всяких психов, одержимых навязчивой идеей любой ценой проникнуть в Белый дом и нанести максимальный ущерб как самому зданию, так и его обитателям. Многие, кстати, пробовали, а некоторые даже преуспели. Вспомните хотя бы того парня, протаранившего своим автомобилем ворота ограды, придурка, открывшего стрельбу из автомата со стороны Пенсильвания-авеню, или сумасшедшего пилота, посадившего свой самолет на лужайку у южного входа. Да что говорить, если обычный легкоатлет вполне в состоянии добросить с улицы камень до окон Овального кабинета! Увы, джентльмены, но Белый дом в наши дни превратился в слишком легко уязвимую мишень, по которой трудно промахнуться.

— Это точно, — подтвердил Сэндекер. — Между прочим, число предотвращенных службой безопасности еще в зародыше покушений, о которых так и не стало известно широкой публике, до сих пор является одной из самых строго охраняемых государственных тайн.

— Адмирал прав, — подхватил Лэрд. — К примеру, в одной из последних попыток, когда группа профессиональных террористов, вооруженных автоматами и гранатометами, готовила массированную атаку резиденции, всех удалось повязать без всякого шума, что называется, «тепленькими». — Лэрд допил водку и поставил рюмку на стол. — Теперь понятно, надеюсь, почему сам президент и члены его семьи избегают появляться в Белом доме, кроме как на официальных мероприятиях — приемах послов, званых обедах, пресс-конференциях и тому подобных?

Ганн не сразу переварил эту информацию, опрокидывающую с ног на голову все его представления об образе жизни главы государства, складывавшиеся еще с детских лет.

— Другими словами, — заговорил он упавшим голосом, — вы утверждаете, сэр, что нашей страной управляют не из Белого дома, а из какого-то другого места?

— И это место находится ровно в девяноста пяти футах над нашими головами, — без тени улыбки подтвердил Лэрд.

— И давно действует эта дымовая завеса? — поинтересовался Сэндекер.

— Со времен первого срока Клинтона, насколько мне известно, — любезно сообщил Лэрд.

Ганн с отвращением покосился на стальную дверь, мрачно поблескивающую в пронзительном свете люминесцентных ламп под сводом арки.

— Ну что ж, — произнес он со вздохом, — учитывая международную ситуацию и разгул терроризма во всем мире, такое решение, наверное, наиболее целесообразно, и все-таки...

— И все-таки, — закончил его мысль адмирал, — ужасно грустно сознавать, что это прославленное здание, веками служившее домом лидерам американской нации, отныне обречено на жалкую участь рекламного фасада для туристов, зевак и репортеров.

5

Вслед за Лэрдом Сэндекер и Ганн вышли из лифта в небольшую приемную и через дверь, у которой дежурил дюжий охранник с непроницаемой физиономией, проследовали в библиотеку. Вдоль всех четырех стен до самого потолка высились стеллажи с книгами. Дверь за вошедшими бесшумно захлопнулась. В центре помещения стоял президент Дин Купер Уоллес. Мельком скользнув взглядом по сопровождающим, он остановил его на адмирале, но сделал это с каким-то показным безразличием, словно желая продемонстрировать всем присутствующим, что видит главу НУМА впервые в жизни. Помимо президента в библиотеке находились еще трое мужчин. Одного из них Сэндекер знал, с двумя другими прежде не встречался. Держа в левой руке чашечку кофе, Уоллес терпеливо выслушал взаимные представления, которые взял на себя Лэрд:

— Мистер президент... Адмирал Джеймс Сэндекер... Коммандер Рудольф Ганн.

В отличие от моложавого адмирала Уоллес выглядел гораздо старше своих лет. Еще не перевалив за шестидесятилетний рубеж, он производил впечатление дряхлого старика, отягощенного болезнями и бременем прожитых лет. Поредевшие седые волосы, вздувшиеся на лбу вены и мешки под вечно красными и слезящимися глазами часто служили поводом для вдохновения карикатуристам, неизменно изображающим его в образе престарелого алкоголика, хотя в реальной жизни Уоллес почти никогда не позволял себе выпить что-либо крепче бокала светлого пива. Круглолицый и низколобый, с жидкими белесыми бровями и брюзгливо поджатыми губами, Дин Купер Уоллес отдаленно напоминал чем-то недовольного бульдога и был, по общему мнению, политиканом до мозга костей. Усевшись в кресло прежнего хозяина Белого дома, он не принял ни одного решения, пусть даже самого незначительного, не просчитав предварительно, какого процента голосов избирателей это может стоить ему на предстоящих выборах.

Уоллес никогда не входил в число уважаемых Сэндекером политических деятелей. Ни для кого в правительственных кругах не было секретом, что он ненавидит Вашингтон и лишь скрепя сердце выполняет социальные функции, неразрывно связанные с занимаемой им должностью. Отношения президента с Конгрессом походили на грызню впряженных в одну телегу льва и медведя, готовых сожрать друг друга при первой возможности. Не будучи интеллектуалом, Уоллес тем не менее благодаря хорошо развитой интуиции слыл мастером политического маневра. Сменив по воле случая на высшем государственном посту своего законно избранного предшественника, он пока еще чувствовал себя не совсем уверенно и потому поспешил привлечь в свою команду массу новых помощников и советников, разделяющих его инстинктивную неприязнь к потомственной политической аристократии и бюрократии и не испытывающих священного трепета и угрызений совести при нарушении десятилетиями складывавшихся традиций.

Продолжая удерживать в левой руке чашку, он протянул правую приблизившемуся Сэндекеру.

— Рад видеть вас у себя, адмирал, — произнес он неожиданно теплым тоном. — Наконец-то мы с вами познакомились.

Сэндекер непроизвольно моргнул. Его несказанно удивила ватная вялость президентского рукопожатия — непростительный недостаток любого кандидата на выборный пост, одна из основных функций которого заключается именно в пожимании рук электората в ходе предвыборной кампании. Быстро оправившись от удивления, адмирал коротко кивнул и в меру почтительно произнес:

— Я тоже очень рад нашей встрече, сэр. Искренне надеюсь, что она станет далеко не последней.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, адмирал. К сожалению, медицинские прогнозы по поводу состояния президента не внушают оптимизма. Боюсь, мне еще долго предстоит выполнять его обязанности.

— Уверен, что вы достойно продолжите взятый им курс, сэр.

Сэндекер тоже был неплохим политиком и отлично знал, в каких случаях уместно и даже необходимо польстить начальству — в интересах дела, конечно. Сам-то он ни в чьей благосклонности не нуждался, но судьба НУМА, над которым, по слухам, нависла угроза расформирования, волновала его куда больше, нежели собственное благополучие. Президент ничего не ответил, но видно было, что последняя реплика адмирала произвела на него благоприятное впечатление. Рассеянно кивнув Ганну, рукопожатия не удостоившемуся, Уоллес повернулся и зашагал в дальний конец зала, где у газового камина застыли в ожидании трое мужчин. Лэрд сразу засуетился, подхватил Сэндекера под руку и повлек следом. Руди едва заметно вздохнул и поплелся за ними.

— Позвольте представить, джентльмены... Адмирал Сэндекер... Коммандер Ганн... Комиссар Дункан Монро, глава Службы иммиграции и натурализации... Комиссар Питер Харпер — его заместитель по оперативной части... — Монро держался уверенно и независимо, в то время как Харпер явно чувствовал себя не в своей тарелке и жался к книжным полкам, словно пытаясь слиться с пестрыми корешками переплетов. — Адмирал Дэйл Фергюсон, командующий Береговой охраной...

— С Дэйлом мы старые друзья, — обрадованно заметил адмирал, крепко пожимая руку Фергюсону, улыбчивому здоровяку с выдубленной ветром и солнцем кожей.

— Сто лет не виделись с тобой, Джим! — пробасил тот, с чувством хлопнув Сэндекера по плечу, отчего тот слегка присел, но на ногах удержался.

— Как сам? Как служба? Как Салли с ребятишками? — забросал приятеля вопросами Сэндекер. — Так и не выбрался к вам в гости после той нашей совместной поездки по Индонезии.

— Сам пока еще скриплю помаленьку, как видишь, — рассмеялся Фергюсон. — Салли по-прежнему грудью стоит на защите своих обожаемых лесов, а оба спиногрыза успешно просиживают штаны в колледже за счет моего адмиральского жалованья, которого катастрофически не хватает.

Президент нетерпеливым жестом прервал их разговор и указал на круглый стол, приглашая садиться. Он же и открыл совещание, когда все заняли свои места.

— Приношу свои извинения, джентльмены, за то, что пришлось выдернуть вас из теплых постелей посреди ночи, но возникшая буквально у нас на пороге кризисная ситуация, о которой сообщил мне Дункан, требует безотлагательных решений и действий. Речь пойдет, как вы, наверное, догадались, о пресечении растущей в угрожающих масштабах нелегальной иммиграции, в особенности китайской. И я собрал всех вас здесь в столь поздний час, чтобы выработать реальную программу действий, способную в кратчайшие сроки прекратить это безобразие.

Сэндекер удивленно поднял брови.

— Прошу прощения, мистер президент. Я, безусловно, сознаю всю важность проблемы и готов оказать любуюпомощь для ее разрешения, но при чем здесь НУМА? Служба иммиграции и Береговая охрана — это понятно. Но какое отношение имеет приток нелегалов на нашу территорию к возглавляемому мною Агентству? Мы занимаемся морскими и подводными исследованиями, а гоняться за контрабандистами в наши задачи никак не входит.

— Беда в том, адмирал, — взял на себя ответ Монро, — что в настоящий момент мы отчаянно нуждаемся в помощи, — от кого бы она ни исходила. Последние сокращения бюджетных ассигнований привели к тому, что Служба иммиграции и натурализации больше не в состоянии достаточно эффективно справляться со своими обязанностями. Хотя Конгресс выделил нам дополнительные средства на охрану и патрулирование границ, но при этом не дал ни цента на расширение следственно-аналитического отдела. В распоряжении мистера Харпера находится всего тысяча восемьсот сотрудников, вынужденных заниматься выявлением каналов поступления нелегальных иммигрантов как у нас в стране, так и по всему миру. А у ФБР в одном лишь Нью-Йорке работают тысяча сто специальных агентов. В Вашингтоне только на центральную часть города, где сосредоточены правительственные учреждения, приходится тысяча двести полицейских. Образно выражаясь, у нас просто не хватает рук, чтобы успевать затыкать новые бреши в уже и так изрядно размытой плотине.

— Иначе говоря, — резюмировал Сэндекер, — патрульных у вас достаточно, но катастрофически не хватает детективов. Исполнителей задержать можно, а искать организаторов попросту некому.

— Очень точно сказано, — согласился Монро. — Мы ведем заранее проигранную войну. В частности, это касается границы с Мексикой, через которую ломятся все, кому не лень, даже чилийцы и аргентинцы. Разумеется, мы делаем все, что в наших силах, но остановить волну столь же невозможно, как вычерпать океан решетом. Контрабандная перевозка людей давно превратилась в многомиллиардный бизнес, соперничающий по доходности с торговлей наркотиками и оружием. По прогнозам наших аналитиков, в двадцать первом веке переброска из страны в страну нелегальных иммигрантов станет основным видом деятельности криминальных структур.

Харпер согласно наклонил голову.

— Хочу лишь добавить, — заговорил он, немного смущаясь, — что в последние годы резко обострилась проблема массовой иммиграции из Китайской Народной Республики. Контрабандисты действуют при полном попустительстве правительства и даже пользуются его негласной поддержкой. Китайские лидеры счастливы воспользоваться любой возможностью для сокращения населения. Есть сведения, что они разработали и приняли секретную программу, предусматривающую эмиграцию десятков миллионов своих подданных во все страны мира, прежде всего развитые, такие как Япония, США, Канада, государства Западной Европы и Южной Америки. Как ни странно, Африка тоже является одним из приоритетов — в последнее время отмечается повсеместное увеличение численности китайцев на всем континенте от Каира до Кейптауна. Занимающиеся перевозкой человеческой контрабанды преступные сообщества, — продолжал Харпер, — создали с этой целью разветвленную сеть каналов и организовали более сорока надежных пунктов доставки и инфильтрации нелегалов только в Центральной Америке, Африке и Восточной Европе. Они проложили сотни тайных маршрутов по земле, по воде и по воздуху, на которых их исключительно сложно засечь и перехватить.

— Особенно страдают русские, — добавил Монро. — Хлынувшие, как саранча, на бескрайние просторы Дальнего Востока и Сибири китайцы представляют собой серьезную угрозу их национальной безопасности. По данным ФСБ, Россия стоит на грани потери части своих дальневосточных владений, потому что китайцев там уже больше, чем коренного населения. Та же картина наблюдается и в Монголии.

— Монголию русские потеряли безвозвратно, — заметил президент. — Сами виноваты: нечего было выводить войска и сворачивать военные базы. А теперь на очереди Сибирь!

Вновь вступил Харпер — как актер на репетиции, читающий свою роль:

— Если России будет угрожать потеря тихоокеанских портов и богатых месторождениями золота и других полезных ископаемых регионов, президент России может пойти на отчаянный шаг и объявить Китаю войну. Тогда Соединенные Штаты столкнутся с мучительной дилеммой: кого из стратегических партнеров поддержать в данной ситуации.

— Меня больше волнует другое, — вмешался Монро, — Русские с их проблемами — дело серьезное, но это лишь макушка айсберга. Хотел бы обратить ваше внимание, джентльмены, что основную часть нелегальных иммигрантов составляют отнюдь не невежественные нищие крестьяне, загоняемые в трюмы под дулами автоматов. Большинство из них люди образованные, в расцвете сил и далеко не бедные. Многие обладают достаточными средствами для приобретения недвижимости и открытия собственного бизнеса в новой стране проживания. У китайцев особое мышление — рассчитанное на долгосрочную перспективу. Можно не сомневаться, что со временем такая политика приведет к колоссальным сдвигам в экономической, политической и социальной сферах. Учитывая стойкую приверженность китайцев за рубежом к своей культуре и фанатичный патриотизм по отношению к родной стране, подобное развитие событий, на мой взгляд, просто неизбежно.

— Если этот потоп вовремя не остановить, — поддакнул Лэрд, — страшно даже подумать, во что может превратиться вся западная цивилизация в ближайшие сто лет.

— Уж не хотите ли вы сказать, — нахмурился Сэндекер, — что в настоящее время в КНР осуществляется дьявольский план захвата власти над миром?

— Вы угодили в самую точку, адмирал. Они погрязли в этом по самые уши. Беда в том, что у них, в сущности, нет другого выхода. Население Китая приближается к полуторамиллиардной отметке, что составляет примерно двадцать два процента от обшей численности жителей земного шара, и каждый год увеличивается еще на двадцать с лишним миллионов, несмотря на крайне жесткие меры по ограничению рождаемости. В то же время территория КНР не превышает семи процентов всей суши, при этом для обитания пригодны лишь орошаемые земли в южных регионах страны. Все остальное — бесплодные пустыни и высокогорье, где проживают только кочевые племена. Подавляющее большинство китайцев хронически недоедают. Закон запрещает супругам иметь больше одного ребенка, и за его нарушение грозит длительное тюремное заключение, но в условиях нищенского существования, когда нет денег даже на контрацептивы, не говоря уже о медицинских услугах, они все равно плодятся как кролики. Немудрено, что в такой ситуации китайские бонзы видят в поощрении нелегальной иммиграции действенный и весьма прибыльный способ избавиться от излишков населения. Открывая зеленый свет контрабандистам и тайно поддерживая их на государственном уровне, они одним выстрелом убивают сразу двух зайцев: решают проблему перенаселения да еще зарабатывают на этом немалые деньги. Как уже было упомянуто, нелегальная переброска людей вполне сравнима по доходности с торговлей наркотиками и оружием.

Ганн бросил сочувственный взгляд на представителей Службы иммиграции, сидящих напротив него, и осторожно откашлялся, чтобы привлечь их внимание.

— Позвольте уточнить одну деталь, джентльмены, — заговорил он, как только взоры присутствующих обратились в его сторону. — Быть может, я чего-то не понимаю, но я всегда считал, что контрабанда — в любых ее вариантах — является прерогативой организованной преступности.

Монро кивком указал на своего заместителя.

— Питер у нас эксперт по международным криминальным группировкам, пусть он вас и просветит.

— Отчасти вы правы, коммандер Ганн, — начал Харпер, — но в данном случае мы имеем дело, если можно так выразиться, с двумя конкурирующими фирмами. Примерно тридцать процентов нелегальных китайских иммигрантов действительно поступает в США, Европу и другие регионы Запада при посредстве преступных сообществ, занимающихся помимо контрабанды традиционными видами криминальной деятельности: вымогательством, грабежами, проституцией, азартными играми, кражами автомобилей престижных марок и тому подобным. Но есть и другие, осуществляющие свой бизнес под прикрытием, а порой и при долевом участии государственных структур, что придает ему определенную респектабельность и позволяет проводить операции с невиданным размахом. В глазах многих потенциальных эмигрантов такого рода услуги выглядят практически легальными и обеспечивающими гарантированную безопасную доставку на новое место жительства, вследствие чего на их долю приходится порядка семидесяти процентов перевозок. Определенное количество иммигрантов пересекает границы воздушным путем, но такой метод требует наличия паспорта и значительных денежных затрат, поэтому основная масса клиентов предпочитает добираться до места морем. Цена существенно ниже, да и перевезти за один рейс можно гораздо больше народу, так что выгодно всем — и пассажирам, и контрабандистам.

— В былые времена, когда приток беженцев из Китая был несоизмеримо мал по сравнению с нынешним, — пустился в воспоминания адмирал Фергюсон, — их доставляли в трюмах дряхлых, полуразбитых тихоходных пароходиков. Нас тогда здорово побаивались, и контрабандисты редко решались приставать к берегу. Обычно они останавливались за границей трехмильной зоны и разгружались в темноте. Беднягам приходилось добираться до суши самостоятельно — на плотах и в дырявых шлюпках. А многим просто напяливали спасательные жилеты и выкидывали за борт. Сколько их потонуло, сколько унесло в открытое море, одному Богу известно. Современные контрабандисты, те похитрее будут. Оборудуют тайники в штабелях законного груза, набивают туда людей перед самым прибытием и спокойненько заходят в порт. Пройдут таможенный досмотр, а потом потихоньку избавляются от живого груза. Да и чего им бояться, когда все схвачено?!

— А что происходит с иммигрантами после того, как они высадятся на берег? — спросил Руди Ганн.

— На берегу всем заправляют местные китайские банды. Они обеспечивают и разгрузку, и доставку клиентов по нужному адресу. Правда, подход у них дифференцированный. Тех счастливчиков, у которых имеются уже проживающие в Штатах родственники или осталось достаточно денег, чтобы заплатить за услуги, развозят, куда надо, и умывают руки. Но таких сравнительно немного. Большинство же прибывает без гроша в кармане и не в состоянии оплатить «входной билет». Их ждет куда более суровая участь. Под угрозой выдачи властям несчастных неделями, а то и месяцами держат в мало приспособленных для жилья бараках и складских помещениях. Их морят голодом и обращаются как с рабами. Протестовать бесполезно, да и рискованно, а бежать почти никто не осмеливается, потому что тюремщики нарочно запугивают тем, что в случае поимки их сразу посадят лет на двадцать за одно только незаконное пересечение американской границы. Пытки, изнасилование, шантаж — обычное дело в этих бараках. Стандартные методы китайской мафии, применяемые с целью сломить волю и пожизненно закабалить несчастных. По окончании обработки происходит распределение. Работоспособных мужчин и женщин пожилого возраста отправляют в прачечные, нелегальные забегаловки, подпольные фабрики и другие заведения, где заставляют с утра до ночи выполнять самую тяжелую и грязную работу. Девушек и молодых женщин и мужчин так или иначе вовлекают в сферу криминального бизнеса. Первым приходится зарабатывать деньги на панели или в публичных домах, а последним — торговать наркотиками или заниматься каким-нибудь другим незаконным промыслом. Хозяева заключают с ними контракт, по которому те обязуются выплатить «долг» в течение определенного срока. Проценты дерут безбожные, так что даже если повезет, раньше чем лет через пять — восемь не рассчитаешься. Они вкалывают по четырнадцать часов в сутки семь дней в неделю, соглашаясь на любую работу и постоянно трясясь от страха из-за отсутствия подлинных документов, потому что почти у всех в кармане только поддельные. Власти предпочитают закрывать на это глаза: с одной стороны, мафия не скупится на взятки, с другой — нуждаются в дешевой рабочей силе. И до тех пор, пока такое положение вещей кардинально не изменится, нелегальная иммиграция будет процветать и шириться.

— Неужели нельзя придумать надежный и действенный способ раз и навсегда перекрыть кислород контрабандистам? — лениво осведомился Сэндекер, наливая себе в чашку кофе из серебряного кофейника.

— Вот и посоветуйте что-нибудь, — раздраженно огрызнулся Монро. — Лично я себе такого способа не представляю — разве что заблокировать все китайские порты силами нашего военного флота и подвергать досмотру каждое выходящее из них судно!

— Не горячитесь, джентльмены, умоляю вас, — поспешил вмешаться в дискуссию Лэрд. — Комиссар абсолютно прав: мы не можем предпринять никаких действий, идущих вразрез с международными соглашениями в области морских перевозок. У нас связаны руки. Разумеется, как любое суверенное государство, Соединенные Штаты имеют полное право принять жесткие меры по защите собственных границ, но на другие страны оно, увы, не распространяется.

— Тогда, может, имеет смысл выставить по всему побережью кордоны из солдат армии и Национальной гвардии, чтобы отразить вторжение? — не без сарказма предложил Сэндекер.

Президент повернул голову и бросил на него укоризненный взгляд.

— Боюсь, вы не совсем поняли, адмирал, о чем идет речь, — сказал он холодно. — Вторжение на нашу территорию имеет место, тут я с вами согласен, но вторжение мирное, не сопряженное с агрессией. Не могу же я в самом деле отдать приказ применять огнестрельное оружие и ракеты против гражданских лиц и судов под флагом дружественного нам государства.

— В таком случае, — не уступал Сэндекер, — что мешает провести совместную операцию силами армии, авиации и флота, чтобы обеспечить эффективную защиту наших границ? Если вы решитесь на такой шаг, появится шанс перекрыть заодно и каналы поступления наркотиков.

Уоллес пожал плечами.

— Подобная идея приходила мне в голову, — признался он, правда без особого энтузиазма. — Да и не только мне. Однако я не сторонник столь радикальных мер, во всяком случае, на данном этапе.

— Кроме того, борьба с нелегальной иммиграцией не входит в функции Пентагона, — тут же высунулся с поддержкой шефа Лэрд.

— Возможно, я что-то путаю, но мне с детства внушали, что главной и основной задачей наших вооруженных сил является обеспечение безопасности Соединенных Штатов. Мирное оно или не очень, но я продолжаю рассматривать это вторжение как противоправное нарушение наших государственных границ. И не вижу пока веских причин, по которым армия и морская пехота не могли бы оказать содействие пограничникам комиссара Монро, а корабли флота — Береговой охране адмирала Фергюсона. Разумеется, никто не собирается бомбить торговые суда, но авиация могла бы оказать существенную помощь в деле обнаружения потенциальных нарушителей на дальних подступах.

— Вы мыслите по-военному, адмирал, — довольно бесцеремонно перебил его президент, — мне же приходится учитывать еще и политический аспект.

— Если я правильно понял, — хмыкнул Сэндекер, — вы просто не хотите вводить жесткие санкции против китайцев, потому что они ежегодно импортируют наши товары и сельскохозяйственную продукцию на миллиарды долларов?

— Ну, раз уж вы затронули эту тему, адмирал, — вмешался Лэрд, — хотелось бы напомнить, что за минувшие несколько лет Китай выдвинулся на первое место в мире, обогнав даже Японию, по объемам скупки государственных казначейских обязательств США. И ссориться с ними отнюдь не в наших интересах. Ганн с тревогой отметил, как с трудом сдерживаемая ярость заливает краской обычно бесстрастную и непроницаемую физиономию Сэндекера. Те же чувства, по-видимому, испытывал и президент Уоллес, только реакция была несколько иной — лицо его страшно побледнело и превратилось в некое подобие гипсовой маски. Чтобы предотвратить взрыв, Руди счел необходимым срочно вмешаться.

— Прошу прощения, мистер президент, — заговорил он абсолютно нейтральным голосом, — но не могли бы вы кое-что прояснить. Адмирал Сэндекер и я прекрасно понимаем ваши трудности и искренне сочувствуем, но мы до сих пор в неведении, какую именно помощь может оказать НУМА в разрешении этих проблем?

— Если ты не против, Джим, я сейчас все расскажу, — пробасил адмирал Фергюсон.

— Валяй, — буркнул Сэндекер, все еще кипя от злости, но уже понемногу успокаиваясь.

— Ни для кого не секрет, что в Береговой охране хроническая нехватка кораблей и экипажей. Бьемся, бьемся, как рыба об лед, а толку никакого. Нет, я не жалуюсь, мы свое дело знаем и долг исполняем. Только за прошлый год захватили больше трех десятков судов контрабандистов и задержали порядка четырех тысяч иностранцев, пытавшихся нелегально проникнуть в страну. Но я не об этом. В моем распоряжении, как тебе известно, корабли сугубо целевого назначения — нашел, догнал, обстрелял, захватил и привел в порт. А у НУМА целая флотилия...

— Стоп, ни слова больше! — резко оборвал его Сэндекер. — Если кто-то всерьез рассчитывает, что я позволю использовать наши суда и научный персонал для погони и абордажа, ему следует срочно проконсультироваться у психиатра.

— Да постой ты, не кипятись, — добродушно прогудел Фергюсон. — Дай хотя бы договорить. Ни у кого и в мыслях нет вооружать твоих океанологов и гидрографов и бросать их в пекло. Как я уже сказал, НУМА располагает целой флотилией универсальных судов, каждое из которых, по сути, плавучая исследовательская лаборатория, оснащенная по последнему слову науки и техники. От вас нам нужна только информация, которую самим нам добыть весьма затруднительно. Нас интересуют в первую очередь подходящие для нелегальной высадки участки береговой линии — укромные заливчики, бухточки, гроты, малозаметные со стороны моря, — а также подходы к ним, в том числе подводные. Очень прошу тебя, Джим, задействовать для этого лучших твоих людей. И пусть они попытаются поставить себя на место контрабандистов. Пусть всякий раз, когда обнаружится подходящее местечко, ваш человек постарается ответить на вопрос: стал бы он сам высаживаться здесь или предпочел поискать что-нибудь получше.

— Кроме того, — добавил Монро, — цвета НУМА известны всему миру. На отливающее бирюзой судно контрабандисты не обратят внимания, даже если оно пройдет мимо на расстоянии кабельтова. А вашим сотрудникам, полагаю, не составит труда оперативно доложить в центр, если вдруг что-то покажется им подозрительным или хотя бы не совсем обычным. Не такая уж тяжкая забота держать ухо востро, а глазки пошире, тем более что на ваших научно-исследовательских программах это никак не отразится.

— Поймите меня правильно, адмирал, — устало произнес президент, — я вовсе не заставляю вас подстраивать основную деятельность НУМА под чужие ведомственные интересы, а всего лишь настоятельно рекомендую оказывать всемерное содействие комиссару Монро и адмиралу Фергюсону в их усилиях сократить до минимума проникновение нелегалов на территорию нашей страны.

— Если позволите, адмирал, — оживился Харпер, — я хотел бы немного конкретизировать задачу. Нас особенно интересуют два вопроса, которые ваша организация вполне способна прояснить.

— Я вас внимательно слушаю, комиссар, — насторожился Сэндекер.

— Скажите, имя Шэнь Цинь вам о чем-нибудь говорит?

— Конечно. Ему принадлежит целый флот, насчитывающий более сотни судов различного назначения: танкеры, сухогрузы, лесовозы, контейнеровозы, круизные лайнеры и много чего еще. Возглавляемая им корпорация «Шэнь Цинь маритайм лимитед» зарегистрирована в Гонконге. Однажды он обращался в наши архивы с запросом по поводу затонувшего много лет назад судна. Кроме того, насколько мне известно, Шэнь еще владеет несколькими судостроительными компаниями и собственными терминалами едва ли не во всех крупных портах мира. Я слышал также, что он отличается потрясающей деловой хваткой, необычайно хитер, проницателен и фантастически богат. Короче говоря, один из тех, про кого говорят: ему палец в рот не клади.

— Одну минутку, сэр, — встрепенулся Ганн, — уж не тот ли это китайский магнат, что затеял в устье Миссисипи в Луизиане строительство суперсовременного океанского терминала?

— Он самый, — проворчал Фергюсон, которого этот вопрос явно вывел из равновесия. — А знаете ли вы, где конкретно он его строит? Близ Морган-Сити, в низовьях Атчафалайи. На десятки миль вдоль берега сплошные болота, мелководье, банки и блуждающие мели. Прибавьте к этому тучи москитов и полчища аллигаторов — и вы поймете, насколько это гиблое место. Когда мы наводили справки, местные подрядчики в один голос утверждали, что только полностью лишенный здравого смысла человек мог сделать такой выбор. Честно признаться, я с ними согласен. Вбухивать сотни миллионов долларов в сооружение порта, отделенного от ближайшего крупного города почти сотней миль болот и бездорожья, это, на мой взгляд, действительно верх идиотизма.

— Как он называется? — полюбопытствовал Ганн.

— Порт? Сангари.

— Нет, вы как хотите, — покачал головой Сэндекер, — а я ни за что не поверю в отсутствие у Шэня здравого смысла. Раз уж ему вздумалось закапывать деньги в болото, значит, на то имелись веские основания.

— Вот мы и хотим узнать, чем он руководствовался, претворяя в жизнь заведомо безнадежный проект, — сказал Монро. — Кстати, это и есть один из тех вопросов, найти ответ на которые мы рассчитываем с вашей помощью.

— Хотите, чтобы я направил в Луизиану одно из судов НУМА с заданием побольше разузнать о строительстве и портовых сооружениях? — в упор спросил Сэндекер.

— Вы читаете мои мысли, адмирал, — кивнул Монро. — Мы подозреваем, что за мирным фасадом причалов и доков кроется немало такого, что кое-кому очень бы не хотелось выставлять на всеобщее обозрение. Особенно под водой.

Президент поднял голову и с усмешкой посмотрел на Сэндекера.

— Вы не можете отказаться, адмирал. Ни одно государственное ведомство не располагает такими технологиями для подводных исследований, какие имеются у вас.

Но Сэндекер решил еще немного поупираться — хотя бы для того, чтобы набить себе цену.

— Очень может быть, мистер президент, но я пока не усматриваю какой-либо связи между Шэнем и ввозом в страну китайских иммигрантов.

— По данным нашей разведки, переброска примерно половины нелегалов из Китая в Европу и Соединенные Штаты осуществляется судами компании «Шэнь Цинь маритайм лтд». И с каждым годом объем перевозок увеличивается.

— Выходит, остановив Шэня, мы тем самым вырвем у змеи ядовитые зубы?

— Как раз на это мы и надеемся, — кивнул Уоллес.

— Ясно. Тогда уж загадывайте сразу и вторую загадку, чтоб не мучиться, — вздохнул Сэндекер.

Президент бросил взгляд на Фергюсона.

— Второй вопрос также связан с Шэнем, — пояснил адмирал. — Точнее сказать, с одним из его приобретений. Бывший трансатлантический лайнер «Юнайтед Стейтс».

— Господи, да зачем ему эта ржавая коробка?! — изумился Ганн. — Он ведь лет тридцать уже как поставлен на прикол в Норфолке, штат Виргиния!

Монро покачал головой.

— Ваши сведения устарели, коммандер. Несколько лет назад его приобрел один турецкий миллионер-филантроп, собиравшийся переоборудовать судно и открыть там плавучий университет.

— Дохлый номер! — фыркнул Сэндекер. — Эта древняя лохань слишком велика. Переоборудование и эксплуатационные расходы влетят в такую копеечку, что на эти деньги можно будет построить десяток нормальных университетов.

— Вы делаете чересчур поспешные выводы, адмирал. — Впервые за все время совещания на губах Монро мелькнула улыбка. — Мы раскопали, что турок-миллионер — всего лишь подставное лицо, а купил «Юнайтед Стейтс» на самом деле наш китайский друг Шэнь. Лайнер отбуксировали из Норфолка через Атлантику в Средиземное море, а оттуда, минуя проливы, в Черное, в Николаев. У китайцев нет сухих доков, способных вместить судно таких размеров, поэтому Шэнь и заключил контракт на модернизацию и переоборудование его в современный круизный лайнер именно там.

— Полный бред! Он же потеряет на этом деле последнюю рубашку и наверняка об этом знает.

— Ничего подобного, — возразил Фергюсон. — Вполне возможно, что как раз на этом проекте он еще и наварит. Вы только представьте, сколько беженцев можно перевезти за один рейс на судне такой вместимости. А если предположить, что материковый Китай все-таки решится вернуть себе Тайвань, «Юнайтед Стейтс» вполне может сыграть в этой операции роль военного транспорта. Туда же при желании пару дивизий[240] запихать можно! Между прочим, есть сведения, пока, правда, неподтвержденные, что эта покупка и контракт финансировались из госбюджета КНР.

— В общем, дело ясное, что дело темное. — Сэндекер поморщился, осторожно массируя внезапно занывшие виски. — Ладно, джентльмены, не будем дальше тянуть кота за хвост. НУМА со всеми его ресурсами и возможностями к вашим услугам. Постараемся вас не подвести.

Президент Уоллес важно наклонил голову, всем своим видом показывая, что не ожидал другого ответа.

— Благодарю вас, адмирал, — сказал он. — Уверен, что мистер Монро и адмирал Фергюсон полностью со мной солидарны.

А мысли Ганна уже вертелись вокруг полученного задания. Он поднял голову и обратился одновременно к Монро и Харперу, сидящим напротив:

— Нет ли у вас случайно пары-тройки агентов, внедренных в организацию Шэня? Нам бы очень пригодилась любая информация.

Монро беспомощно развел руками.

— Увы, коммандер, в этом плане мы так же слепы, как и вы. Шэнь сумел создать практически непроницаемую систему безопасности. Он нанял для этого группу бывших агентов КГБ, и теперь даже ЦРУ бессильно что-либо разузнать. Все компьютеризировано, повсюду торчат видеокамеры и электронные сенсоры, за менеджерами высшего и среднего звена ведется тотальная слежка. Проще проникнуть в Форт-Нокс, чем просочиться сквозь расставленные им преграды и ловушки.

— На сегодняшний день мы потеряли двух специальных агентов, — уныло поведал Харпер, — пытавшихся под прикрытием устроиться на работу в «Шэнь Цинь маритайм лтд». Первого выловили из канала, второго нашли в припортовых трущобах с проломленным черепом. Полиция в обоих случаях не обнаружила никаких зацепок и прикрыла дело. Остается, правда, некоторая надежда на успех еще одного агента, которому было поручено разыграть роль желающего эмигрировать в Америку и попытаться попасть туда именно морским путем, но пока никаких сообщений от нее не поступаю. Мне больно говорить об этом, джентльмены, однако факты — вещь упрямая. Мы потерпели поражение и отступаем по всему фронту.

— Так ваш агент — женщина? — удивился Сэндекер.

— Одна из лучших наших сотрудниц, — подтвердил Харпер. — Она полукровка. Отец — американец, мать — китаянка из очень хорошей семьи, но девушка пошла в мать, так что внешность ее подозрений не вызовет. Дай бог, чтобы все у нее сложилось благополучно!

— Есть какие-нибудь соображения, когда и где ваш агент высадится на берег? — быстро спросил Ганн.

Харпер отрицательно покачал головой.

— Сами понимаете, мы не могли рисковать. Никаких контактов, пока она сама не объявится. Когда?... Думаю, на днях. А вот где — это уже лотерея. В любом месте, от Сан-Франциско до Анкориджа.

— Но вы уверены, что она жива? Вдруг ее раскололи и расправились таким же образом, как с теми двумя агентами?

Харпер долгое время молчал, опустив голову и глядя в одну точку. Когда он снова заговорил, голос его звучал безжизненно и глухо.

— Я ни в чем не уверен, мистер Ганн. Но я очень надеюсь, что этого не случилось.

— А если все-таки случилось?

Харпер снова принялся разглядывать полированную поверхность стола, потом тяжело вздохнул и ответил:

— Если в течение месяца она не свяжется по известным ей телефонным номерам с одним из наших филиалов на Тихоокеанском побережье, я выражу свои глубокие соболезнования ее родителям и пошлю другого агента с аналогичным заданием.

* * *

Совещание закончилось около четырех утра. Сэндекера и Ганна доставили обратно тем же путем, каким привезли. Сидя в салоне мчащегося по ночному городу лимузина, оба хранили молчание, погруженные в невеселые мысли. Первым, как и положено, прервал затянувшуюся паузу старший по званию.

— Похоже, он в полном дерьме, раз уж не нашел другого выхода из тупика, кроме как запросить помощи у НУМА, — не без ехидства заметил адмирал.

— Будь я на месте президента, непременно заручился бы еще поддержкой морской пехоты, нью-йоркской биржи и организации бойскаутов, — охотно откликнулся Руди.

— Ну и комедиант! — с отвращением фыркнул Сэндекер. — Неужели он всерьез думает, что такой старинный завсегдатай кулуаров Белого дома и Капитолия, как твой покорный слуга, не в курсе, что Шэнь Цинь начал прикармливать Уоллеса еще лет восемь назад, когда того избрали на первый срок губернатором Оклахомы.

Слова шефа явились для Ганна настоящим откровением.

— Но как же так? — растерянно пробормотал он. — Ведь президент сказал...

— Суть не в том, что он сказал, — раздраженно прервал его адмирал, — а в том, что он имел в виду. Естественно, он озабочен масштабами нелегальной иммиграции и хочет ее остановить. В то же время он очень не хочет портить отношения с Пекином, не говоря уже о самом Шэне. Мало кому известно, что именно через него поступают в президентский предвыборный фонд десятки миллионов долларов из Азии, львиная доля которых перечисляется на счета «Шэнь Цинь маритайм лтд» прямиком из китайской государственной казны. Классический образец коррупции на высшем уровне! Забавно, правда? Какие-то нищие косоглазые взяли и купили себе лидера самой богатой страны мира — как куколку в магазине игрушек! Еще как забавно. Только не смешно. Понял теперь, почему он так заартачился, когда я предложил силовой метод решения проблемы? И он не один такой — добрая половина чиновников его администрации занимается не столько своими прямыми обязанностями, сколько лоббированием интересов Пекина. Никогда еще американскую нацию не возглавлял человек, до такой степени позорящий своих соотечественников!

— Тогда я вообще ничего не понимаю. — Руди пожал плечами. — Зачем же тогда он так распинался перед нами? И что будет делать, если мы все-таки выведем Шэня на чистую воду и припрем к стенке?

— Не надейся, мой мальчик, этого никогда не произойдет. Против него не выдвинут никаких обвинений и не отдадут под суд, во всяком случае, на территории Соединенных Штатов.

— Мне почему-то кажется, сэр, — задумчиво произнес Ганн, — что вы тем не менее намерены выполнить поручение президента и довести дело до конца, невзирая на последствия.

— Догадливый ты парень, однако, — ухмыльнулся Сэндекер. — Напомни-ка мне лучше, болтается сейчас кто-нибудь из наших в Мексиканском заливе?

— "Голотурия", сэр. Научный персонал на борту занимается изучением коралловых рифов неподалеку от Юкатана.

— Как же, помню. — Адмирал на миг задумался, восстанавливая в памяти облик исследовательского судна. — Старушка изрядно потрудилась на НУМА на своем веку.

— Ветеран нашего флота, — подтвердил Ганн. — Это ее последняя экспедиция. Сразу по возвращении мы передаем «Голотурию» Лампакскому океанографическому университету.

— Университет подождет. Старое судно с кучкой морских биологов, занятых изучением всякой мелкой живности в прибрежных водах, — идеальное прикрытие для обследования портовых сооружений Сангари.

— И кого же вы собираетесь отправить на это задание, сэр? — как бы невзначай поинтересовался Руди.

Сэндекер окинул своего заместителя свирепым взглядом и прорычал:

— Нашего разлюбезного директора департамента специальных проектов, кого же еще?!

— Вы не находите, сэр, — нерешительно произнес Ганн, — что мы слишком много взваливаем на Дирка?

— Не нахожу! — сердито отрезал адмирал. — Или ты можешь предложить лучшую кандидатуру?

— Нет, конечно, но он всего неделю как выписался из больницы. Я виделся с ним несколько дней назад. Жуть, скажу я вам. Краше в гроб кладут. Ему необходимо время, чтобы восстановиться.

— Ерунда, — отмахнулся Сэндекер. — На Питте все в момент заживает, как на собаке. Небольшая встряска ему никак не повредит, наоборот, еще спасибо скажет. Давай-ка разыщи его и передай, чтобы немедленно возвращался.

— Хорошо, только я понятия не имею, где его искать. Вы же сами дали Дирку месяц отпуска, после чего он немедленно испарился, не оставив координат.

— Ты найдешь его в штате Вашингтон, на берегах озера Орион, куда он отправился якобы половить рыбку, в чем я лично сильно сомневаюсь. Питт с удочкой — зрелище не для слабонервных!

Ганн с подозрением покосился на шефа.

— А вы-то об этом откуда знаете, сэр?

— Хайрем Йегер на днях переслал Питту по его просьбе комплект водолазного снаряжения, — усмехнулся адмирал. — Думал, небось, я об этом не пронюхаю. Да только хрен он угадал. В моей конторе даже мышка не пискнет без того, чтобы я не узнал! — Внезапно он нахмурился и сокрушенно покачал головой. — Нет, вру. До сих пор не могу понять, как это Ал Джордино ухитряется воровать мои заказные никарагуанские сигары и нагло дымить ими в моем присутствии, но при этом оставлять содержимое сигарного ящика в неприкосновенности?

— А вы никогда не задумывались над тем, что он может получать их от вашего же поставщика?

— Ты меня что, совсем за дурака считаешь?! — рассердился Сэндекер. — Уж об этом-то я подумал в первую очередь. Только такой вариант не проходит. Сигары мне крутят жена и дочери старого приятеля, живущего в Манагуа. Крутят ровно столько, сколько я заказываю, и делают это не ради заработка, а потому что хорошо ко мне относятся. На чужих они работать ни за что не станут, да и Джордино о них знать ничего не может. Кстати, где сейчас Джордино?

— Загорает где-то на Гавайях. Он ведь как рассудил: раз Дирк в отпуске, все равно ему одному делать нечего. Вот и умотал на солнышке погреться.

— Ох уж мне эта «сладкая парочка»! — проворчал адмирал. — Поодиночке их еще можно терпеть, но, как только сойдутся вместе, жди неприятностей.

— Если я вас правильно понял, сэр, — резюмировал Ганн, — вы приказываете мне связаться с Алом и отправить его на озеро Орион с заданием срочно доставить Дирка в Вашингтон. Так?

— Так, — согласился адмирал. — Мыслишь ты в верном направлении. Если кто и сможет переупрямить Питта и заставить прервать отпуск, так это Джордино. Да и ты тоже отправляйся в качестве группы поддержки. Меня ведь он точно не послушает, даже если я ему сам позвоню. Вежливо обматерит и бросит трубку — вот и все дела.

— Вы абсолютно правы, сэр, — ухмыльнулся Руди. — Именно так он с вами и поступит!

6

Все прочие мысли в голове Джулии Ли затмевались одной — мыслью о бесславном фиаско, которым закончилась ее миссия. В глубине души она сознавала, что сама все испортила, отчего ей становилось вдвое тяжелее. Всего один неверный шаг, всего несколько слов — и все рухнуло. Осталось только гнетущее ощущение пустоты и затуманивающее рассудок отчаяние. А ведь ей так много удалось узнать об изнанке контрабандной перевозки людей! Собранных сведений было достаточно, чтобы упечь за решетку непосредственных исполнителей на борту «Голубой звезды», а от них, глядишь, ниточка потянется дальше — к организаторам и вдохновителям этого криминального промысла. Но все это произойдет лишь в" том случае, если она сумеет ускользнуть и добраться до телефона. А надежда на такой исход таяла с каждым часом.

Все ее тело невыносимо болело после садистского избиения. Она чувствовала себя униженной, оплеванной, втоптанной в грязь. Физические и моральные страдания усугублялись смертельной усталостью и голодом — Джулия вот уже сутки ничего не ела. Господи, и что ей взбрело в голову разыгрывать из себя целомудренную недотрогу?! Ну, поломалась бы немного для проформы, пожеманничала — и дала согласие. Она же в любом случае не собиралась задерживаться на берегу. Знания и навыки, приобретенные в процессе тренировок, входящих в курс обучения каждого специального агента, позволили бы ей без особого труда отыскать возможность сделать телефонный звонок по выученному наизусть номеру. Всего один звонок! А потом можно расслабиться и спокойно дожидаться прибытия опергруппы, которая арестует злодеев и освободит ее. Не начнут же, в конце концов, ее насиловать с первых минут после высадки! Но теперь поздно сожалеть об упущенных возможностях. И надо взглянуть правде в глаза: она слишком слаба и измучена, чтобы предпринять попытку к бегству. Даже стоять нормально не в состоянии — ноги как ватные, и коленки подгибаются.

Вследствие специфики своей работы Джулия старалась не обзаводиться близкими друзьями и избегала длительных связей. Мужчины в ее жизни приходили и уходили, не задерживаясь, — как перемены декораций в театральной постановке. Единственными по-настоящему дорогими для нее людьми были родители, и ей было очень грустно сознавать, что она никогда больше с ними не увидится. Страха Джулия не испытывала — все внутри уже перегорело, и она заранее примирилась с ожидающей ее участью, какой бы она ни оказалась.

Сотрясающая стальные переборки трюмного отсека вибрация прекратилась, и девушка поняла, что судовые машины застопорили ход. Судно остановилось, плавно покачиваясь на волнах. Спустя несколько минут до ее ушей донесся характерный лязг выпускаемой сквозь клюзы якорной цепи. Джулия догадалась, что «Голубая звезда» встала на якорь — скорее всего, где-то за пределами трехмильной зоны территориальных вод Соединенных Штатов.

Часы у нее отобрали во время допроса, поэтому время она могла определить только на глаз — где-то после полуночи. Девушка окинула беглым взглядом четыре с лишним десятка товарищей по несчастью, запертых вместе с ней в душном трюме после «собеседования». Никто уже не спал, все оживленно переговаривались, обсуждая, должно быть, какой райской жизнью заживут в Америке, до которой наконец-то добрались. Джулия на их месте вела бы себя, наверное, точно так же, если бы не знала, что всех их ожидает совсем другой конец. Они были обречены, хотя пока не подозревали об этом и радовались, как дети. Эти люди, среди которых было немало образованных и состоятельных, еще не понимали — или отказывались понимать! — что их подло обманули, беспардонно ограбили и обратили в рабство, и продолжали надеяться на лучшее.

Джулия нисколько не сомневалась, что большей части узников уготована та же судьба, что и ей самой, а тех, кому посчастливится выжить, ожидает такое кошмарное будущее, по сравнению с которым меркнут ужасы тюрем и концлагерей. Сердце ее сжалось при виде беззаботно играющих ребятишек из двух семейств, расположившихся в ближнем к ней углу. Неужели контрабандисты так безжалостны, что готовы расправиться даже с малыми детьми?

Пересадка иммигрантов с «Голубой звезды» на стайку рыболовных траулеров, пришвартовавшихся к борту лайнера под покровом темноты, заняла не более двух часов. Видно было, что операция отработана до мелочей и наверняка проводилась не в первый раз. Рыболовная флотилия также принадлежала «Шэнь Цинь маритайм лтд». Экипажи траулеров состояли из китайцев, уже имеющих американское гражданство и обладающих подлинными документами. Более того, все они вполне легально занимались рыболовецким промыслом, лишь время от времени отвлекаясь на сверхурочные ночные подработки вроде этой. Загруженные траулеры один за другим отваливали от «Голубой звезды» и устремлялись в заранее обговоренные точки рандеву в потайных бухточках и заводях, где беженцев ожидали автобусы и грузовики, осуществляющие последний этап их доставки на место.

Джулию вывели из трюма последней и под конвоем отвели на нижнюю палубу. Девушка еле передвигала ноги и шла очень медленно. В конце концов охранникам это надоело, они подхватили ее под мышки и грубо поволокли за собой. Вунь Ки стоял у сходней и повелительным жестом остановил конвойных, собиравшихся оттащить Джулию на пришвартованное к борту судно.

— Одну минутку, Тай Линь, — бросил он, затянувшись сигаретой. — У тебя было достаточно времени, чтобы поразмыслить над моим предложением. Ты не передумала?

— А если я соглашусь стать вашей рабыней, что тогда? — с трудом выговорила она распухшими губами.

Вунь окинул ее холодным взглядом и хищно ухмыльнулся.

— А ничего, крошка! Тот шанс ты уже упустила. Как говорится, поезд ушел.

— Тогда чего же вы от меня хотите?

— Сотрудничества. Хочу услышать от тебя имена твоих сообщников на борту «Голубой звезды».

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — из последних сил прошептала Джулия.

Вунь равнодушно пожал плечами, сунул руку в карман куртки и достал сложенный вчетверо листок бумаги. Медленно развернул и ткнул ей прямо в лицо.

— Прочитай это, стерва, — рявкнул он, — и сразу поймешь, о чем я говорю! Я с первого взгляда понял, что ты не та, за кого себя выдаешь.

— Сам читай, негодяй! — собрав остатки мужества, бросила девушка, примерно догадывающаяся о содержании текста.

— Как пожелаешь, куколка, как пожелаешь. — Вунь шагнул к подвешенному над сходнями фонарю, поднес листок к глазам и прищурился. — Вот, слушай. «Высланные вами по факсу посредством спутниковой связи фотопортрет и отпечатки пальцев проанализированы и идентифицированы. Выдающая себя за Тай Линь женщина в действительности является специальным агентом Службы иммиграции и натурализации по имени Джулия Мэри Ли. Способ нейтрализации оставляем на ваше усмотрение». Конец цитаты. Ну, что ты теперь скажешь?

Если до этой минуты Джулия еще питала какие-то призрачные надежды, теперь они окончательно рассеялись, как утренний туман. Должно быть, они сфотографировали ее и взяли отпечатки пальцев, пока она находилась без сознания после избиения во время допроса. Но каким образом банда китайских контрабандистов успела идентифицировать ее менее чем за сутки? Тут могло быть только два варианта: либо у них имеется доступ в секретные файлы ФБР, либо в недрах ее собственной службы завелсяпредатель. В любом случае это означает, что их организация гораздо шире и могущественнее, чем предполагали ее шефы, отправляя Джулию на задание. Жаль, что комиссар Расселл не узнает об утечке информации, но уж этому мерзкому типу она постарается не дать повода позлорадствовать.

— Меня зовут Тай Линь. Больше мне нечего сказать.

— Тогда и мне тоже. — Отвесив шутовской поклон, Вунь широким жестом указал на сходни и смутно белеющую в ночи палубу небольшого траулера. — Прошу! Прощайте, мисс Ли.

Охранники снова подхватили ее и потащили вниз. Уже стоя на палубе перевалочного судна, Джулия обернулась и посмотрела на Вуня. Тот рассмеялся и помахал ей рукой. Вот же ублюдок: В глазах девушки вспыхнула ненависть.

— Ты умрешь, Вунь Ки! — крикнула она, грозя ему кулаком. — Ты очень скоро умрешь, и смерть твоя не будет легкой!

Вунь докурил сигарету, выкинул окурок в воду и с усмешкой бросил:

— Вы ошибаетесь, мисс Ли. Это вы очень скоро умрете, и легкой смерти я вам не гарантирую.

7

Оставшийся до захода солнца час Питт провел за телескопом, разглядывая цитадель Шэня на противоположном берегу озера. Картинка не менялась. Все таже горничная, снующая со стопкой белья от коттеджа к коттеджу, да двое игроков в гольф, лениво катающих мячи по зеленому газону. Спустя некоторое время Дирк отметил две странности, заставившие его крепко задуматься. Во-первых, за все время наблюдений он не заметил ни одной машины, въехавшей на территорию комплекса или выехавшей оттуда. Во-вторых, ни один из охранников больше не появлялся. С трудом верилось, что такая уйма народу сутки напролет торчит в маленьких строениях без окон, где и втроем-то не развернешься.

Все еще находясь под впечатлением жутких кадров подводного кладбища, увиденных во время просмотра видеокассеты, Питт решил пока не сообщать о страшной находке ни своему начальству, ни местным органам власти. Сам факт, что Шэнь использует глубинную часть озера для захоронения своих жертв, сомнений не вызывал, но Питт хотел сначала выяснить, каким способом и с какой целью осуществляются эти массовые убийства, и только тогда передать дело в руки служителей закона.

Стало смеркаться. Питт оторвался от телескопа и занялся переправкой в эллинг основной составляющей полученной от Хайрема Йегера посылки. Это была большая картонная коробка, такая тяжелая и необхватная, что ему пришлось воспользоваться садовой тачкой. Открыв коробку, он извлек из нее портативный электрический компрессор, который сразу же включил в сеть и подсоединил к двум баллонам объемом восемьдесят кубических футов каждый. Работающий компрессор производил не больше шума, чем автомобильный двигатель на холостом ходу.

Вернувшись в хижину, Питт некоторое время наблюдал с крыльца за угасающим закатом, а когда совсем стемнело, прошел на кухню, приготовил себе легкий ужин и уселся у телевизора смотреть новости Си-эн-эн. Ровно в десять разобрал постель, разделся догола и потушил свет. Некоторый элемент риска в последующих его действиях присутствовал, но он справедливо рассудил, что поставленные в хижине видеокамеры почти наверняка не действуют в инфракрасном диапазоне. Стоимость подобных устройств в несколько раз выше обычных, а его вряд ли сочли достаточно важной персоной, чтобы пойти на такие расходы. Бесшумно ступая босыми ногами, Питт выскользнул из хижины, спустился к берегу и вплавь добрался до эллинга.

Вода оказалась жутко холодной, но он настолько сосредоточился на предстоящей операции, что почти не заметил этого. Оказавшись внутри, Питт насухо вытерся большим махровым полотенцем и натянул трико из нейлона и полиэстера. Компрессор автоматически отключился, как только давление в баллонах достигло заданной нормы, и теперь они были готовы к использованию. Проверив крепления, Питт облачился в стандартный темно-серый гидрокостюм «викинг» из неопрена, надел перчатки и обулся в резиновые сапоги с ребристыми подошвами. За ними последовали компенсатор плавучести военного образца и универсальная консоль с компасом, таймером, манометром и глубиномером.

Питт намеренно выбрал «сухой» гидрокостюм, поскольку сохраняющаяся внутри прослойка воздуха обеспечивала ему лучшую теплоизоляцию в холодной воде. Но та же прослойка затрудняет погружение, поэтому аквалангисты дополнительно надевают тяжелый пояс из свинцовых пластин. Питт щелкнул застежкой пояса, пристегнул к правой икре ножны с острым как бритва массивным десантным ножом и проверил подводный фонарь на капюшоне. Последним предметом экипировки стала перекинутая через плечо широкая портупея-патронташ с кобурой. В кобуре находился пистолет, стреляющий посредством сжатого воздуха короткими дротиками с зазубренным жалом, а в патронташе — двадцать зарядов.

Питт торопился. Этой ночью ему предстояло не только проплыть солидную дистанцию, но и как можно больше разведать и разузнать. Присев на край мостков, он надел ласты, выгнулся вперед, чтобы не зацепиться баллонами, и плюхнулся в воду. Вытравил из гидрокостюма излишки воздуха и приготовился к погружению. Питт был неплохим пловцом и расстояние до противоположного берега преодолел бы играючи, но зачем понапрасну расходовать силы и воздух, если гораздо проще прибегнуть к помощи техники? Будучи прагматиком, он так и поступил. Сняв с мостков портативный скутер «стингрей», работающий на аккумуляторах, Питт перевел в крайнюю позицию переключатель скоростей, ухватился за ручки, с удовольствием ощущая вибрацию заработавшего двигателя, и уже через несколько секунд стремительно уносился прочь от эллинга.

Несмотря на безлунную ночь, он не испытывал никаких трудностей с ориентацией. Комплекс Шэня сиял огнями, как рождественская елка. Не очень понятно, правда, ради чего им вздумалось устраивать такую иллюминацию? Для обычных мер безопасности, пожалуй, чересчур. Да и на причале темно. На всякий случай Питт сдвинул маску на затылок и откинул назад капюшон с фонарем, чтобы какой-нибудь сверхбдительный охранник не заметил на воде подозрительный отблеск.

Сейчас ему следовало соблюдать особую осторожность. Даже если камеры слежения комплекса работают в нормальном режиме, охрана наверняка оснащена инфракрасной аппаратурой. Можно не сомневаться, что поверхность озера и прибрежную полосу обшаривает не одна пара глаз, приникших к окулярам приборов ночного видения. Вдруг кому вздумается побраконьерствовать в лесу или сеть поставить под покровом темноты. Впрочем, Питт пока не очень опасался, что его обнаружат. Слишком далеко. Другое дело, когда он вплотную приблизится к цели.

Многие наивно полагают, что черный цвет является самым подходящим для ночной маскировки. Это не совсем так, потому что даже самая глухая ночь никогда не бывает абсолютно темной. Всегда найдется какой-нибудь источник света — луна, звезды, те же светляки, наконец. К тому же человек в черном достаточно заметно выделяется на фоне более светлых объектов — травы, деревьев, стен домов. Поэтому идеальный вариант, обеспечивающий почти стопроцентную невидимость, — темно-серая окраска. Именно этими соображениями руководствовался Питт, когда диктовал по телефону Хайрему Йегеру список необходимого ему снаряжения.

Едва заметные клочья пены от винтов «стингрея», увлекающего Питта вперед со скоростью более трех узлов, служили единственным свидетельством его присутствия. Ему хватило пяти минут, чтобы достичь середины озера. Вернув маску и капюшон в первоначальное положение, он вставил в рот загубник дыхательной трубки и опустил лицо в воду. А еще четыре минуты спустя, подобравшись к причалу на расстояние около сотни ярдов, заглушил двигатель и осмотрелся. Буксир-катамаран до сих пор не вернулся, но красавица-яхта с потушенными огнями по-прежнему покачивалась у пирса.

Дальше торчать на поверхности было опасно. Питт сменил дыхательную трубку на загубник акваланга, включил подачу воздуха, направил нос «стингрея» вертикально вниз и ушел на глубину. Когда до дна осталось футов десять, он снова выключил скутер и отрегулировал компенсатор таким образом, чтобы обеспечить себе нейтральную плавучесть на этой глубине. Несколько раз сглотнул, чтобы выровнять давление на барабанные перепонки, перевел регулятор хода на самый малый и медленно поплыл вдоль причала. Лучи фонарей и прожекторов на берегу пронизывали толщу воды насквозь до дна, но самый зоркий глаз не смог бы заметить пловца: — отраженный озерной гладью свет слепил глаза и не позволял ничего различить даже на глубине нескольких футов.

Продолжая двигаться с малой скоростью, Питт проплыл под килем яхты, попутно отметив про себя, что ее днище еще не успело обрасти ракушками и прочей дрянью. Из чего следовало, что она либо недавно сошла со стапеля, либо проходила профилактический ремонт в сухом доке. Не обнаружив больше ничего интересного, если не считать небольшой стайки какой-то мелкой рыбешки, пугливо шарахнувшейся от него в сторону, он осторожно приблизился к тому самому пакгаузу, похожему на эллинг, из которого днем по тревоге выскочили двое охранников на водных мотоциклах. Пульс Питта заметно участился. Если сейчас его засекут, шансы оторваться от преследователей минимальны. Маломощный «стингрей» не сможет составить никакой конкуренции плавсредствам патрульных, легко развивающим скорость до тридцати миль в час. Вздумай он уйти на глубину, достаточно бросить вдогонку парочку гранат — и ему крышка. А захотят взять живым — нет ничего проще: стоит только дождаться, пока не иссякнет запас воздуха в баллонах акваланга.

Поднырнув под пакгауз, Питт не мог больше рассчитывать на отраженный свет, служивший ему до этой минуты надежной защитой. Если внутри сидят охранники, его непременно заметят. Можно, конечно, попробовать прикрыться косяком рыбы, но в окрестностях, как назло, ничего подобного не наблюдалось.

Зависнув в нерешительности, Питт начал подумывать о том, не напрасно ли он вообще ввязался в это дело. Любой другой человек на его месте, обладающий хотя бы крупицей здравого смысла, давно бы вернулся назад и вызвал полицию. Беда была в том, что в критических ситуациях, подобных этой, весь его здравый смысл куда-то улетучивался.

Питт не испытывал страха, но и соваться очертя голову под автоматные дула тоже как-то не очень хотелось. Перед глазами вдруг всплыли искаженные немой мукой лица утопленников с залепленными пластырем ртами, и он понял, что никогда себе не простит, если отступит в решающий момент, не выяснив до конца, как и почему закончили эти несчастные свой жизненный путь на дне затерянного в горах озера. Другого шанса не будет. Питт расстегнул кобуру, достал работающий на сжатом воздухе пистолет, проверил заряд, задержал дыхание, чтобы пузырьки выдыхаемого воздуха не выдали его раньше времени, и поднырнул под угол сруба, ритмично работая ластами. Завис в двух футах от поверхности и с замиранием сердца огляделся.

Ф-фу-у, отлегло! В эллинге было пусто. Пусто и темно. Он с трудом разглядел два водных мотоцикла, пришвартованных к мосткам у противоположной стены. Вынырнул, включил фонарь и повел вокруг узким световым лучом, задержав его на несколько секунд на тускло поблескивающих фибергласовых корпусах скутеров. Но как же все-таки попадают сюда охранники? Чтобы проверить мелькнувшую в голове догадку, Питт подплыл к мосткам и забрался на них, оставив «стингрей», обладающий собственной плавучестью, в воде. Приблизился к дальней стенке и для пробы постучал по ней кулаком, услышав в ответ гулкое эхо пустоты. Так и есть, деревянная панель, закамуфлированная под бревенчатый сруб! А вот и дверь — самая обыкновенная дверь на металлических петлях с тривиальной дверной ручкой. Он осторожно нажал ручку, держа пистолет наготове, и потянул дверь на себя. Та послушно отворилась. Питт заглянул в проем, подсвечивая себе фонариком, и обнаружил начинающийся сразу от порога наклонный бетонированный спуск, полого уходящий вниз в сторону берега.

Похоже, его ночная вылазка вступает в завершающую фазу. Он прикрыл дверь и на минуту задумался, просчитывая в уме свои дальнейшие действия. Затем решительно скинул с плеч баллоны, снял с себя остальное водолазное снаряжение, кроме фонарика и оружия, и засунул все это хозяйство под сиденье одного из скутеров. «Стингрей» доставать из воды не стал — пускай так и болтается до его возвращения. Сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, зажмурился, снова открыл дверь и вошел в туннель.

Неслышно ступая по бетонному полу рубчатыми резиновыми подошвами своих сапог, Питт спускался вниз по наклонной плоскости, подобно зловещему ночному призраку. До призрака он, конечно, не дотягивал, но воображать себя неуязвимым посланцем потусторонних сил было гораздо приятнее, чем простым смертным из плоти и крови, которого в любой момент может скосить автоматная очередь из-за угла. Аппарель вскоре закончилась, приведя его в горизонтальный проход, освещенный люминесцентными лампами, но такой узкий, что широкие плечи Питта задевали стены, и ему приходилось протискиваться бочком. Мысленно прокляв чересчур экономных подрядчиков, не задумавшихся о том, что белые американцы все-таки будут покрупнее китайцев, Питт прикинул направление и пришел к логически обоснованному выводу, что ведет этот чертов лаз, по всей видимости, в подвальные помещения главного здания оздоровительного комплекса. Понятно теперь, почему охранники так замешкались, реагируя на сигнал тревоги, когда сенсорные датчики засекли мини-субмарину рядом с пакгаузом. Чтобы добраться до своих мотоциклов, им пришлось преодолеть бегом около двухсот ярдов — пусть и не по пересеченной местности, но уж точно не по гаревой дорожке.

Дирк то и дело шарил взглядом по стенам и потолку, опасаясь попасть в поле зрения видеокамер, но здесь их, по счастью, не было. В конце прохода обнаружилась точно такая же аппарель, что и в начале, ведущая в широкий арочный проем с высоким сводом, от которого брал начало длинный коридор с дверями по обе стороны. Первая же дверь на его пути оказалась приоткрытой, и он без колебаний рискнул воспользоваться предоставившейся возможностью прояснить ситуацию. Сквозь щель виднелась кровать, на которой безмятежно храпел какой-то человек в черной трикотажной шапочке с наушниками. Остальная обстановка комнаты состояла из открытого платяного шкафа, небольшого серванта с выдвижными ящиками, тумбочки и включенного торшера. Навесной стеллаж над кроватью содержал внушительную коллекцию разнообразного оружия: винтовку с оптическим прицелом, два автомата и четыре автоматических пистолета крупного калибра. Питт понял, что ненароком угодил прямо в осиное гнездо — очевидно, здесь находились жилые помещения охранников низшего и среднего звена.

Из соседней комнаты доносились громкие голоса и тянуло сладковато-приторным ароматом курящихся благовоний. Питт бесшумно подкрался к двери, опустился на живот и ухитрился краем глаза заглянуть в зазор между дверью и нижним косяком. Четверо мужчин типичной азиатской внешности, рассевшись вокруг стола, азартно играли в домино, сопровождая каждый ход бурными комментариями на незнакомом Питту языке. Классический китайский мандарин[241] воспринимался им на слух примерно так же, как магнитофонная запись, запущенная с утроенной скоростью.

Дальнейшее обследование оказалось бесплодным. Лишь кое-где из-за дверей слышалось немелодичное гнусавое треньканье, которое китайцы называют музыкой. Питт решил, что насмотрелся достаточно и пора делать ноги, пока на него кто-нибудь не наткнулся и не задал вполне обоснованный вопрос: что вынюхивает этот белый верзила в китайском общежитии и каким ветром его сюда занесло? Хотя, судя по их поведению, подручные Шэня проявляли куда больше рвения в преследовании нарушителей за пределами комплекса, нежели в его стенах. Что несколько успокаивало и внушало определенный оптимизм. Пройдя остаток коридора ускоренным шагом, в конце него Питт наткнулся на то, что искал, — железную лестницу, спирально уходящую вверх.

Немного поколебавшись, он ступил на первую ступеньку, но все обошлось: сирены не взвыли, огни не замигали, вооруженные охранники не сбежались. Поднимаясь по лестнице, Питт миновал два пролета, обрывающихся в никуда. Оба этажа над подвалом оказались пустыми скорлупками, где ничего не было, кроме голых стен и железобетонных перекрытий, а полы в изобилии устилала цементная крошка. То ли так было изначально задумано, то ли подрядчик не поладил с заказчиком и увел строителей до завершения работ. Питт не стал забивать себе голову и поднялся на последнюю площадку, где уперся в закрытую стальную дверь, такую же тяжелую и массивную, как в банковском хранилище. В недоумении остановившись перед ней, он с минуту тупо разглядывал девственно чистую поверхность. Ни кнопочной клавиатуры, ни наборного диска, ни хотя бы замочной скважины. Ничего, кроме все той же стандартной дверной ручки. Питта прошиб холодный пот, и перспектива вновь окунуться в ледяные воды озера Орион и вплавь вернуться в уютную хижину вдруг показалась ему необычайно привлекательной. С другой стороны, отступать в тот момент, когда ему удалось пробраться в самое сердце неприятельской цитадели, было по меньшей мере глупо.

Питт глубоко вздохнул, медленно отжал ручку вниз и потянул на себя. Дверь подалась неожиданно легко, и он замер в испуге. Снова ничего не произошло. Переждав несколько мгновений. Питт опять взялся за ручку, решив для себя, что только заглянет одним глазком на третий этаж — и сразу назад. Как только зазор между дверью и косяком расширился достаточно, чтобы просунуть голову, он прижался к стене, бросил быстрый взгляд в проем и в изумлении отпрянул. За стальной дверью оказалась другая — забранная решеткой с толстыми железными прутьями. Питт невольно оказался как бы в шкуре вора-домушника, забравшегося в богатый дом за золотом и драгоценностями и внезапно обнаружившего, что попал в тюрьму.

А в том, что это именно тюрьма, а вовсе не архитектурный каприз эксцентричного миллиардера, сомневаться не приходилось. Питт однажды побывал с экскурсией в Алькатрасе, и сейчас его поразило удивительное сходство одного из тюремных блоков этого малопочтенного заведения с планировкой третьего этажа главного корпуса комплекса Шэня. Питта будто обухом по голове шарахнули, отчего все у него в мозгах внезапно прояснилось и встало на свои места. Внешнее великолепие, ухоженные лужайки, поле для гольфа и прочие атрибуты эксклюзивного места отдыха — не более чем декорация, скрывающая за фальшивым блеском самые настоящие застенки. Горничная, день за днем разносящая одно и то же белье по пустым коробкам коттеджей, игроки в гольф, разыгрывающие до смерти надоевшую им партию, — всего лишь подставные фигуры, марионетки, чья единственная задача — придать достоверность легенде. Вот уж действительно «санаторий для избранных»! И многочисленная охрана набрана вовсе не для того, чтобы оберегать покой уважаемых гостей. Им приказано стеречь заключенных и не допускать утечки информации. Если истинное назначение комплекса станет достоянием широкой общественности, поднимется такая буря негодования, что Шэню несдобровать!

Все пространство вдоль стен занимали ряды камер в два яруса, образуя в центре подобие огромной клетки, внутри которой сидели за столом двое охранников в камуфляжной форме без знаков различия, внимательно наблюдая за изображением на многочисленных мониторах, установленных по четыре в ряд на дугообразной подвеске. Верхний ярус камер опоясывала по периметру вымощенная стальными плитами дорожка, огражденная с внутренней стороны сплошной металлической сеткой. В двери каждой камеры на уровне груди было прорезано маленькое квадратное отверстие — так называемая «кормушка», — сквозь которое могла пройти разве что миска небольшого диаметра или кружка. Футом выше темнело круглое отверстие глазка. Кормушки открывались только во время раздачи пищи, а в глазок в любую секунду мог заглянуть надзиратель и наказать заключенного, если тот нарушил правила. Самому отчаянному рецидивисту пришлось бы долго ломать себе голову, изобретая способ удрать отсюда.

Питт насчитал в общей сложности порядка сотни камер в обоих ярусах, но сколько людей заперто в каждой из них и в чем они провинились перед Шэнем, можно было только догадываться. Впрочем, если сопоставить увиденное с заснятой подводным роботом пленкой, нетрудно было прийти к однозначному выводу: это не просто камеры, а камеры смертников.

Избыток адреналина в крови вызвал повышенное потоотделение. Струйки соленого пота, стекая со лба, заливали глаза и мешали сосредоточиться. Одно было ясно как божий день: он слишком долго испытывал судьбу, а она, как известно, такого отношения не прощает. Пора сматывать удочки и убираться отсюда. Приняв окончательное решение, Питт очень медленно затворил стальную дверь, повернулся к лестнице и вдруг замер. Шаги! Кто-то поднимался снизу.

Их оказалось двое — по всей вероятности, смена дежурных за пультом наблюдения. Они беззаботно топали по железным ступеням, о чем-то переговариваясь и уж точно не подозревая о присутствии постороннего. При этом они, как все нормальные люди, не ожидающие подвоха и преодолевающие крутой подъем, смотрели только себе под ноги. Все их оружие составляли пистолеты в застегнутых кобурах. Единственным преимуществом Питта мог стать фактор внезапности, и он его использовал на всю катушку. Бесшумно спустившись на половину пролета и держась обеими руками за перила, он дождался появления идущего впереди охранника, затем резко оттолкнулся, выбросил ноги вперед и нанес ему сильнейший удар в грудь. Глухо хрюкнув, китаец повалился на напарника, сбил его с ног, и оба покатились по лестнице, пересчитывая ступеньки.

Привыкшие к безропотному повиновению забитых и запуганных соотечественников, охранники испытали настоящий шок, подвергшись нападению со стороны какого-то здоровенного психа в странном обтягивающем одеянии, сильно смахивающего на киношных ниндзя. Беспорядочно кувыркаясь в сплетении рук и ног, незадачливые секьюрити достигли предпоследней лестничной площадки и с грохотом врезались в ограждение. Но не успел клубок распасться, как сверху навалилась чья-то огромная туша и окончательно вышибла из них дух. Замыкающий охранник шмякнулся башкой о стойку перил и отключился. Первый пострадал меньше, поэтому, хотя й не сразу, все-таки сообразил, что происходит, и потянулся к кобуре. Питт мог легко пристрелить обоих из пневматического пистолета, вогнав им в горло зазубренные дротики, но он не любил понапрасну проливать кровь, поэтому предпочел применить свое оружие в качестве дубинки. Получив удар в висок стальной рукоятью, не в меру шустрый китаец впал в беспамятство и мирно растянулся рядом с напарником.

Питт отволок их по очереди на пустующий второй этаж и спрятал в какой-то каморке. Затем раздел пленных, порвал на узкие ленты их камуфляжные куртки, связал обоих по рукам и ногам и засунул им в глотки кляп. Если его догадка верна и эти двое направлялись на смену караула, минут через пять-десять их обязательно хватятся. А когда найдут связанными, тут такое поднимется... Черт бы побрал этих придурков, подвернувшихся на его пути в самый неподходящий момент! Не дай бог, Шэнь или начальник охраны, замещающий хозяина в его отсутствие, решат замести следы и разом отделаться от заключенных в камерах. А в том, что над узниками нависла вполне реальная угроза, Питт нисколечко не сомневался. Трупы на дне озера служили неопровержимым доказательством того, что эти нелюди не остановятся ни перед чем, включая массовое убийство.

Питт проскользнул по коридору с помещениями для охраны с ловкостью Дон-Жуана, покидающего спальню любовницы. Несмотря на все его опасения, капризная фортуна продолжала ему покровительствовать. Он благополучно достиг прохода, ведущего в пакгауз, и вскоре вновь оказался внутри эллинга. Отсчет времени шел уже на секунды. Питт на мгновение задумался, не позаимствовать ли ему один из водных мотоциклов, но тут же отказался от этой идеи — слишком шумно и театрально. Куда надежней прибегнуть к старому, испытанному способу. Раз уж охранники не сумели визуально засечь на поверхности мини-субмарину при свете дня, то куда им разглядеть темной ночью не превышающий его размерами «стингрей» на глубине тридцати футов!

Быстро пристегнув баллоны и остальное снаряжение, Питт прыгнул в воду, взялся за рукоятки своего скутера и под вертикальным углом ушел на глубину. Не успел он преодолеть и сотни ярдов, как до его ушей донесся рокот мощного двигателя. Звук в воде распространяется быстрее, чем в воздухе, поэтому создавалось впечатление, что судно находится гораздо ближе, чем на самом деле. Прикинув направление, Питт определил, что шум мотора приближается со стороны истока вытекающей из озера речки. Развернув нос «стингрея», он поднялся на поверхность и огляделся. Минуту спустя в поле его зрения возникло темное пятно, в котором он опознал двойной корпус буксира-катамарана, еще днем отвалившего от причала и ушедшего вниз по течению реки.

Питту стало интересно, с чем тот пожаловал, и он решил ненадолго задержаться. Катамаран между тем остановился на минутку на границе света и тени, после чего все огни на берегу погасли — видимо, кто-то вырубил главный рубильник, — а затем проследовал к причалу, где началась какая-то подозрительная возня. Было слишком темно, чтобы разглядеть происходящее в подробностях, но Питт и на слух понял, что на пирс выгружают очередную партию несчастных, которых ожидает заключение в камерах тюремно-оздоровительного комплекса. Вскоре разгрузка закончилась, и он уже собирался продолжить свой путь, но буксир неожиданно вновь отошел от причала и взял курс на середину озера. Заинтригованный, Питт последовал за ним.

Если только по чудесному совпадению в экипаже буксира не найдется большой любитель морковки, благодаря чему, говорят, сильно обостряется ночное зрение, шансы заметить с борта катамарана голову Дирка в темно-сером капюшоне на фоне черной воды минимальны. Внезапно гул двигателей смолк, и буксир, пройдя по инерции еще с десяток ярдов, остановился. Ни души на палубе, ни огонька на борту. По-хорошему, Питту следовало не обращать на него внимания и поскорее возвращаться, благо в аккумуляторах «стингрея» оставалось достаточно энергии, чтобы спокойно добраться до хижины. Он и так уже увидел и узнал намного больше, чем рассчитывал, и теперь главной его задачей было как можно скорее поставить об этом в известность правоохранительные службы. К тому же он замерз, страшно устал и мечтал только об одном — посидеть часок в мягком кресле у горящего камина со стаканчиком текилы и завалиться спать. Но вместо того чтобы прислушаться ко внутреннему голосу, настоятельно советовавшему избрать именно такой способ действий, Питт, по своему обыкновению, пошел другим путем. Непроницаемо-черный корпус буксира, чуть заметно покачивающегося на легкой озерной волне, неудержимо притягивал его взор, одновременно пробуждая жгучее любопытство. Какой-то дьявольской жутью веяло от этой зловещей громады, вызывающей невольные ассоциации с мифической ладьей перевозчика душ умерших Харона. Питт вздохнул, покрепче ухватился за рукоятки «стингрея» и направил нос скутера под двойные поплавки катамарана.

8

Сорок восемь мужчин, женщин и детей набилось в прямоугольную коробку корпуса черного буксира так плотно, что не осталось ни дюйма свободного места, чтобы усадить малышей и престарелых. Все стояли, тесно прижимаясь друг к другу, истекая потом и судорожно хватая раскрытыми ртами спертый воздух, пропитанный испарениями давно не мытых тел. Единственным источником вентиляции служило крошечное решетчатое отверстие в потолке. Несколько человек уже лишились чувств, но продолжали стоять, стиснутые телами соседей. Об их состоянии можно было догадаться только по безжизненно упавшим на грудь головам и обмякшим членам. Внутри надстройки царила какая-то жуткая, неестественная тишина. Запертые в ней люди, казалось, смирились с уготованной им участью и впали в апатию — аналогичную реакцию многие исследователи отмечали у узников нацистских концлагерей, приговоренных к отправке в газовые камеры.

Джулия всю дорогу простояла, прижимаясь спиной к холодной стальной переборке, отчего ей было немного легче, чем остальным, переносить жару и духоту в помещении. Она напряженно вслушивалась в плеск воды за бортом и равномерный глу машин катамарана, безуспешно пытаясь угадать, куда их везут. Часа полтора назад морская качка прекратилась, и девушка пришла к выводу, что буксир вошел в реку или судоходный канал. Джулия почти не сомневалась, что находится дома, на территории Соединенных Штатов. Несмотря на слабость и боль во всем теле, она не потеряла присутствия духа и намеревалась использовать любой шанс, чтобы выбраться на свободу. Слишком многое зависело от того, выживет она или нет. Если она сумеет передать по назначению добытую информацию о контрабандных перевозках людей, тысячи невинных останутся в живых и еще десятки тысяч смогут вырваться из рабства и кабальной зависимости от криминальных структур.

В рулевой рубке наверху двое из четверых охранников, составлявших экипаж буксира, начали отмерять и отрезать одинаковые куски от большого мотка толстой бельевой веревки, в то время как старший, он же шкипер, стоя у штурвала, осторожно вел буксир вверх по течению реки к озеру Орион. Усеявшие ясное ночное небо звезды давали слишком мало света, поэтому шкипер не сводил глаз с экрана радара. Спустя некоторое время он обернулся к подчиненным и предупредил, что катамаран миновал исток реки и вошел в озеро. Достигнув границы освещенной огнями комплекса акватории, старший остановил двигатели, снял трубку судового телефона и произнес несколько слов по-китайски. Не успел он вернуть ее обратно на рычаг, как все окна главного здания, фонари и прожектора на крыше и на берегу разом погасли. Озеро Орион погрузилось во мрак. Вновь запустив машины на самый малый, рулевой обошел яхту и мастерски пришвартовал катамаран впритирку с пирсом. Двое охранников спрыгнули на причал и закрепили швартовы на чугунных кнехтах. По неизвестной причине шкипер не стал окончательно заглушать дизели, оставив их работать на холостом ходу.

В течение последовавших трех или четырех минут заключенные в надстройке продолжали хранить молчание. Хотя в голове у каждого теснились десятки вопросов, все были слишком подавлены и напуганы, чтобы высказать свои мысли вслух. Неожиданно боковая дверь распахнулась, в отсек ворвался порыв ветра, напоенного ночной свежестью и влагой. Задыхающимся в невероятной тесноте людям он показался благодатным дуновением самих Небес. Затем в проеме показалась мощная фигура охранника, и все очарование разом улетучилось.

— Всем, кого я сейчас назову, — громко провозгласил он, значительно откашлявшись, — по одному выходить на причал и строиться.

Поначалу оказавшимся во главе списка приходилось долго протискиваться сквозь плотные ряды соплеменников, но, по мере того как надстройка пустела, процесс ускорялся. Все больше народу скапливалось на пирсе, в то время как еще не покинувшие буксир получали возможность расслабиться и немного размять затекшие от долгого стояния ноги. Львиную долю высаженных на берег составляли так называемые контрактники — выходцы из беднейших слоев населения, у которых не было за душой ни гроша, не говоря уже о тех немыслимых суммах, которые требовал за переправку в другую страну преступный синдикат, занимающийся контрабандными перевозками людей. Эти несчастные попали на борт «Голубой звезды», подписав кабальный договор и не подозревая о том, что по сути добровольно продались в пожизненное рабство тому же синдикату, чьи представители в Америке, действуя по давно отработанной схеме, после соответствующей обработки включали «живой товар» в сферу своей криминальной деятельности.

Вскоре в надстройке остались только Джулия, небольшое семейство из отца и матери с парой рахитичных малолетних детишек и еще восемь пожилых мужчин и женщин, пребывающих в различных стадиях истощения и изнеможения. Девушка пришла к неутешительному выводу, что все они представляют собой отработанный материал. Из них уже вытянули все имевшиеся деньги, отобрали пожитки и ценности, если таковые имелись, а использовать в дальнейшем в качестве черновой рабочей силы сочли нецелесообразным — вследствие возраста и неадекватного физического состояния.

Словно в подтверждение худших ее опасений, дверь захлопнулась, разом отрезая их от мира живых. Вновь зарокотали дизели, и буксир пришел в движение, набирая ход. На этот раз путешествие оказалось коротким. Не прошло и нескольких минут, как гул машин стих, и катамаран остановился. Дверь опять открылась, и в кабину вошли четверо охранников. Ни слова не говоря, они принялись бесцеремонно хватать оцепеневших от ужаса людей и вязать их по рукам и ногам прочными веревками, которые принесли с собой. Каждому связанному заклеивали рот широким пластырем и привязывали к лодыжкам массивный железный брус. Семейная пара попыталась защитить детей, но их быстро успокоили несколькими ударами по голове и по печени.

Джулия поняла, что сейчас их попросту перетопят, как беспомощных котят. Мозг ее лихорадочно заработал, перебирая варианты побега. Внезапно сорвавшись с места, она в несколько прыжков достигла двери, но ее отчаянная попытка броситься в воду и вплавь добраться до берега, была с самого начала обречена на провал. Отзывающиеся мучительной болью на каждое движение мышцы и общая слабость от недостатка пищи и перенесенных побоев заметно сказались на ее реакции и физических возможностях. Вместо стремительного броска у нее получился какой-то лягушачий скок, моментально пресеченный ближайшим к выходу охранником, элементарно подставившим ей ножку. Девушка упала, с размаху ударилась лбом об металлическую палубу и на миг потеряла сознание. Очнулась она уже в цепких объятиях экзекуторов. Джулия храбро отбивалась, кусалась и царапалась, но что может сделать одна хрупкая молодая женщина против четверых здоровых мужчин, разозленных вдобавок ее ожесточенным сопротивлением? Схлопотав полдюжины хлестких пощечин и пару ощутимых ударов в живот, она лишилась последних сил и безропотно позволила связать себя, после чего ей, как и всем остальным, залепили рот и подвесили к ногам тяжелую железяку.

Глаза Джулии расширились от невыносимого ужаса, когда один из палачей открыл люк в центре надстройки, а двое других, подхватив под мышки ближайшего обреченного, отволокли его к краю и спихнули вниз головой в зияющее мраком отверстие.

* * *

Питт перевел на ноль регулятор скорости и неподвижно завис между двумя корпусами катамарана на глубине десяти футов. Он уже намеревался всплыть и обследовать нижнюю часть буксира, когда прямо у него над головой внезапно открылось освещенное изнутри квадратное отверстие, а спустя несколько мгновений в воду с громким всплеском шлепнулось что-то тяжелое. Вздрогнув от неожиданности, он проводил оцепеневшим взглядом медленно уходящее на глубину человеческое тело со связанными руками и ногами и пришел в себя только после того, как за ним последовали еще два или три. Да что ж это такое творится, помилуй Господи?!

Следует отдать должное реакции Питта. Стряхнув оцепенение, он начал действовать с молниеносной быстротой. Выпустив рукоятки и выхватив нож, он энергично заработал ластами и устремился вдогонку. Поравнявшись с первым, Питт торопливо рассек путы, одним движением сорвал с губ полоску пластыря, жестом указал направление и мощным толчком направил несостоявшегося утопленника в сторону поверхности. Затем проделал ту же операцию со следующим. К несчастью, Питт был один и явно не успевал освободить от веревок и груза всех, от кого подручные Шэня продолжали избавляться, безжалостно выкидывая в воду сквозь люк в надстройке буксира. Некоторые из «обработанных» им уже не проявляли признаков жизни, но он все равно выталкивал их наверх в слабой надежде, что они все же очнутся, глотнув свежего воздуха. Особенно запомнилась ему маленькая девочка лет восьми с четко выраженными китайскими чертами лица. Вначале она уставилась на него круглыми от страха глазами, но когда он разрезал веревки и подтолкнул малышку вверх, она сразу все поняла и даже сохранила достаточно самообладания, чтобы поблагодарить его подобием улыбки. Питт мысленно пожелал ей благополучно преодолеть толщу воды и вынырнуть на поверхность.

Безнадежно проигрывая в схватке со временем, он приходил во все большую ярость, достигшую предела, когда рядом с ним показалось тщедушное тельце мальчика лет трех-четырех с закрытыми глазами. Питт проделал с ним ставшую уже привычной операцию, проклиная в душе потерявших человеческий облик монстров, способных сотворить такое с маленьким ребенком. В последний момент, однако, он передумал, обхватил мальчика одной рукой, в несколько взмахов ластами добрался до поверхности, убедился, что спасенный дышит, а когда малыш открыл глаза, вложил в его ручонки рукоятки «стингрея», приложив при этом палец к губам, чтобы тот не вздумал кричать и плакать. Как ни странно, ребенок моментально сообразил, что от него требуется, быстро закивал и мертвой хваткой вцепился в обтянутые резиной ручки скутера. Убедившись, что с ним все в порядке, Питт снова нырнул, одновременно включив подводный фонарь. Узконаправленный луч выхватил из темноты лениво опускающуюся на дно изящную фигурку, по всей видимости сброшенную с буксира последней, потому что катамарана уже не было. Закончив свое черное дело, палачи, как у них принято, поспешили убраться с места преступления. Догнав тело на глубине двадцати футов, Питт обнаружил, что перед ним молодая женщина.

* * *

Ожидая своей очереди. Джулия методично вентилировала легкие, а когда ее столкнули в люк, успела сделать глубокий вдох. Она изо всех сил старалась освободиться от стягивающих руки за спиной веревок, но охранники хорошо знали свое дело, и девушка лишь разодрала в кровь запястья. Боль в ушах усиливалась по мере погружения, и ей пришлось пожертвовать частью запаса воздуха, сделав пару коротких выдохов через нос, чтобы выровнять давление. Она прекрасно понимала, что жить ей осталось минуту-другую, не больше, но все равно мужественно решила бороться до конца.

Неожиданно чья-то мускулистая рука обвилась вокруг ее талии, а в следующее мгновение лодыжки избавились от увлекающей ко дну тяжести. Затем она почувствовала, что руки и ноги свободны и какая-то неодолимая сила стремительно выталкивает ее в обратном направлении. Едва голова Джулии показалась на поверхности, кто-то сорвал с ее губ клейкую ленту пластыря, и прямо перед ней возникло смутно белеющее во мраке лицо, обтянутое темным капюшоном гидрокостюма с горящим на макушке фонариком.

— Вы понимаете по-английски? — шепотом спросил мужчина.

— Да! — выдохнула девушка.

— Плавать хорошо умеете?

Она безмолвно кивнула.

— Отлично! На пару мы сможем спасти больше людей. Надо собрать их вместе и помочь доплыть до берега. В одиночку мне со всеми не справиться. Передайте им, пусть ориентируются на свет фонарика и плывут за мной.

Питт оставил девушку и занялся малышом, послушно сжимающим рукоятки «стингрея». Он взвалил его на спину и жестом приказал обнять себя за шею. Затем перевел регулятор скорости на малый и принялся описывать круги, выискивая выживших — в первую очередь ту маленькую девочку, одарившую его благодарной улыбкой. Бедняжка барахталась из последних сил и уже начала пускать пузыри, но он подоспел вовремя и подхватил ее, избавив тем самым от повторного погружения в пучину.

* * *

Двое охранников остались в надстройке, чтобы навести порядок, проветрить помещение и закрыть люк, а остальные поднялись наверх, в рулевую рубку.

— Дело сделано, — доложил один из них шкиперу. — Группа полностью ликвидирована.

Капитан молча кивнул и нажал на стартер. Два винта с шумом врезались в воду, взбивая пышные шапки пены, и катамаран, набирая ход, двинулся к берегу. Но не успел он приблизиться к причалу на сотню ярдов, как в рубке раздался телефонный звонок.

— Дэнь Чжу?

— Дэнь Чжу слушает, — отозвался шкипер.

— Это Хань Лу, начальник охраны. Почему нарушаете инструкцию?

— Ничего мы не нарушали! Все было, как всегда. Нежелательные элементы ликвидированы и покоятся на дне, а мы возвращаемся.

— Нет, вы нарушили, — настаивал Хань. — Почему не соблюдаете светомаскировку?

Дэнь в недоумении вышел из рубки, тщательно осмотрел буксир, снова поднял трубку и раздраженно проворчал:

— Ты, должно быть, слопал за ужином слишком много цыплят под острым сычуаньским соусом, и теперь твой желудок заставляет твои глаза видеть то, чего нет. На моем судне не горит ни единого огонька!

— А что же тогда светится ближе к середине озера в восточной стороне от нашего берега? — ехидно осведомился начальник охраны.

Дэнь Чжу командовал буксиром и отвечал за доставку отсеянных на борту контрабандистского судна иммигрантов в горные владения Шэня, а также за уничтожение тех из них, от кого было решено избавиться. Формально он не подчинялся начальнику охраны и тюремных надзирателей Хань Лу, занимая на иерархической лестнице организации примерно одинаковую с ним ступеньку. Оба были безжалостными убийцами, обоих обуревали честолюбивые помыслы и желание любой ценой выслужиться перед хозяином. Поэтому нет ничего удивительного в том, что негласное соревнование между ними привело в итоге ко взаимной неприязни и стремлению под любым предлогом досадить сопернику.

Коренастый, низенький, плотного телосложения Хань Лу слыл любителем вкусно поесть и сладко поспать, отчего изрядно располнел и сильно напоминал пузатый пивной бочонок. Если бы не упрямо выдающаяся вперед нижняя челюсть, зверский оскал и свирепый взгляд налитых кровью глаз, его можно было принять за безобидного увальня и добропорядочного отца многочисленного семейства. Между тем подчиненные боялись его как огня. В гневе Хань был страшен и мог, не задумываясь, пристрелить любого, вызвавшего его неудовольствие. Дэнь Чжу, худощавый, подтянутый и крайне редко проявлявший на людях свои эмоции, был его полной противоположностью. Он откровенно презирал коллегу за несдержанный характер и некомпетентность иникогда не упускал случая ткнуть того носом в дерьмо. На сей раз, однако, он вынужден был признать, что Хань прав, а носом в дерьмо ткнули его самого. Снова выскочив на палубу, Дэнь действительно заметил ярдах в двухстах к востоку слабый огонек, медленно дрейфующий по направлению к противоположному берегу.

— Ну и чего ты расшумелся? — спросил он, возобновив переговоры с Ханем, но уже не столь агрессивным тоном. — Скорее всего, кому-то из местных вздумалось на ночь глядя сетку закинуть. Ничего особенного.

— Согласно инструкции, ты обязан в этом убедиться, — злорадно напомнил начальник охраны. — Это твоя прямая обязанность!

— Хорошо, сейчас проверю, — со вздохом согласился шкипер.

— Если заметишь что-нибудь подозрительное, — не преминул добавить Хань, — немедленно свяжись со мной, и я прикажу включить все прожектора.

— Понял, — буркнул Дэнь, бросил трубку и быстро завертел штурвал, разворачивая катамаран на обратный курс. Он устал, зверски проголодался и кипел от злости на формалиста Ханя, по чьей милости ему придется теперь лишние полчаса мерзнуть на мостике. Чтобы не страдать в одиночку, он наклонился над забранным решеткой световым люком кабины и рявкнул:

— Эй, бездельники, быстро наверх! Встать на носу и смотреть в оба. Прямо по ходу какой-то подозрительный огонек.

— Как вы думаете, шкипер, что это может быть? — робко спросил самый младший из охранников.

— Откуда мне знать, — равнодушно пожал плечами Дэнь. — Наверное, какой-нибудь любитель ночной рыбалки. Уж сколько мы их шугали, а им никак не надоест. Ну ничего, этому парню мы точно всю охоту отобьем, я вам ручаюсь!

— А вдруг это не рыбак? — не отставал юнец. — Вдруг это шпион?

Дэнь Чжу повернул голову и жутко осклабился.

— В таком случае, — процедил он, — мы его самого отошлем кормить рыбок. За компанию с теми, кого уже отправили.

* * *

Завидев возвращающийся катамаран, уверенно приближающийся к кучке обессилевших людей, барахтающихся в холодной воде горного озера, Питт окончательно уверился в том, что их засекли. С бака буксира, представляющего собой огражденную леером небольшую площадку, сваренную из листовой стали и выдвинутую на несколько футов вперед над водой, доносились возбужденные голоса матросов, по всей вероятности докладывающих начальству об увиденном. Не приходилось сомневаться и в том, что причиной возвращения неприятельского судна был его собственный подводный фонарик, который он, скрепя сердце, оставил включенным, чтобы не лишить единственного ориентира плывущих следом за ним людей. Он не имел права его зажигать, но и потушить тоже не мог. Питт все поставил на одну карту — и проиграл. Оставался, правда, еще один шанс...

Он осторожно ссадил с плеч маленького мальчика и знаком показал ему ухватиться за одну из рукояток скутера. Плывущей рядом девочке велел держаться за другую и поручил присмотреть за обоими детьми молодой женщине, которую он спас последней. Та уверенно рассекала воду, одновременно успевая и подбодрить, и оказать помощь в критический момент держащимся справа и слева от нее пожилым китайцам и китаянкам. Освободив обе руки, Питт выключил фонарь, развернулся лицом к неумолимо надвигающейся на беглецов темной громаде буксира и поплыл навстречу. Когда расстояние между ними сократилось до трех футов, один из стоящих на носу наблюдателей наклонился над поручнями, заметил пловца и издал предостерегающий возглас.

Но Питт был начеку. Прежде чем второй успел среагировать на предупреждение и схватиться за оружие, выпущенный из пневматического пистолета дротик с зазубренным наконечником глубоко вонзился ему в шею. Мгновение спустя та же участь постигла и его напарника. На этот раз Питт не испытывал колебаний, разя наповал. Эти двое были среди тех, кто недрогнувшей рукой только что отправил на мучительную смерть почти полтора десятка мужчин, женщин и детей. Такие люди — если только их можно называть людьми, — по его глубокому убеждению, не имели права ни на снисхождение, ни на предупреждение. Они сами поставили себя вне закона и безусловно заслуживали казни без суда и следствия.

Оба охранника, не издав ни звука, замертво повалились навзничь, а Питт перезарядил пистолет и перевернулся на спину, держа оружие наготове и напряженно вглядываясь в проплывающее мимо судно. К его величайшему изумлению, буксир отвернул влево, обошел по окружности группу сбившихся вместе беглецов, решивших, должно быть, что настал их последний час, и начал быстро удаляться в направлении комплекса. Питт с трудом верил собственным глазам. Что бы это значило? Допустим, шкипер мог и не заметить потери двух бойцов на носу, но зачем же тогда он вообще возвращался? Впрочем, долго гадать на эту тему не приходилось. Питт не сомневался, что подручные Шэня в самое ближайшее время опомнятся и постараются исправить допущенную ошибку, ну а пока в его распоряжении есть пять-семь минут выигрыша во времени, которыми следует распорядиться с максимальной эффективностью.

Вернувшись к своим подопечным и заняв прежнее место во главе группы, Питт только успел подумать, что погруженный во мрак комплекс дает им дополнительный шанс на спасение, как противоположная сторона озера вновь озарилась праздничной иллюминацией. Лучи прожекторов беспорядочно зашарили по воде, выхватывая из мрака то бревно, то пустую пластиковую бутылку, то облезлый детский мячик. Еще минута, и они нащупают горстку людей, из последних сил пытающихся доплыть до спасительного берега. Если их сейчас засекут, они обречены.

Один из ластов Питта ткнулся во что-то мягкое и податливое, а в следующую секунду то же самое случилось с его коленом. Песок и прибрежный ил! Ура! Они спасены! Но он тут же напомнил себе, что радоваться рано. Сначала надо вывести людей на сушу, укрыть в безопасном месте и оказать необходимую помощь. В лесу прятаться бесполезно — поднятые по тревоге охранники, наверняка хорошо изучившие местность, без труда выследят и выловят беглецов. Значит, действовать надлежит быстро, но осмотрительно. И неплохо бы еще придумать какую-нибудь военную хитрость. Но это позже, а пока Питт занялся главной на данный момент проблемой — спасением утопающих. Отыскав отставших, он заставлял их ухватить себя за ноги, по двое буксировал на мелководье, откуда те могли уже самостоятельно добрести до берега, и тут же возвращался за следующей парой. Большинство спасенных настолько выбились из сил, что сразу падали у самой воды, не в состоянии даже ползти дальше.

Доставив на место очередную партию — последнюю, по его расчетам, — Питт чуть не столкнулся с выходящей из воды девушкой. Одной рукой она тащила за собой маленькую девочку, другой поддерживала шатающуюся от усталости пожилую женщину.

— Быстрее на берег, — поторопил он ее. — Вы мне нужны. Хватайте детей, поднимайте остальных и уводите в лес. Прикажите всем лечь на землю и по возможности замаскироваться листвой и ветками.

— А вы... где будете вы? — спросила она с тревогой в голосе.

Питт обернулся, заслышав приближающийся шум двигателей. Чертов буксир, так и не дойдя до причала, снова возвращался. Не желая выказывать свою озабоченность таким поворотом, он весело подмигнул девушке, напряженно ожидающей ответа.

— А я буду героически прикрывать отход. Как Гораций на мосту, помните?

И прежде чем Джулия собралась с мыслями, широкоплечий незнакомец в темно-сером гидрокостюме, избавивший их всех от ужасной смерти, отвернулся от нее, бросился в воду и исчез во мраке.

* * *

Дэнь Чжу так перепугался, что чуть не обделался со страху. Целиком сосредоточившись на управлении катамараном, он совсем забыл об отправленных им на бак наблюдателях и, как следствие, пропустил момент их гибели. Обнаружив трупы уже на подходе к пирсу, шкипер запаниковал. Он никак не мог позволить себе вернуться на базу с докладом о необъяснимой потере сразу двух бойцов, павших от руки неизвестного противника, оставшегося при этом не только безнаказанным, но и незамеченным. Дэнь прекрасно знал, что хозяин подобных ошибок не прощает, а провинившегося ожидает такое наказание, что лучше сразу пустить себе пулю в лоб.

У него теперь оставался только один выход: любой ценой отыскать убийцу, захватить его живым или мертвым — предпочтительно мертвым, чтобы не сболтнул лишнего! — и представить в качестве доказательства своей невиновности. Можно даже и повышение получить, если расписать все как следует. А двое оставшихся в живых охранников подтвердят его рассказ — куда им деваться, коли шкура дорога! Приняв решение, Дэнь начал срочно претворять его в жизнь. Первым делом он связался с Ханем и попросил снова включить освещение и прочесать поверхность озера прожекторами. На вопросы начальника охраны отвечать не стал, сославшись на то, что сам пока до конца не разобрался, и повесил трубку. Одного из двоих уцелевших членов экипажа направил на корму, другого на нос, приказав обоим залечь и снять оружие с предохранителей. Когда лучи мощных прожекторов суматошно заметались над водной гладью, Дэнь почти сразу засек несколько человек, выбирающихся из воды на восточный берег озера. Прильнув глазами к окулярам бинокля, он с ужасом опознал в них тех самых иммигрантов, которых его подчиненные полчаса назад отправили в последнее путешествие. Но как они сумели избавиться от груза и выплыть? Дэнь моментально пришел к выводу, что тут не обошлось без постороннего вмешательства. Кто-то наверняка пришел к ним на помощь. И вероятнее всего, группа специально обученных боевых пловцов, возможно даже, пресловутых «морских котиков» — элитного подразделения боевых пловцов США.

Мысли Дэнь Чжу завертелись с удвоенной скоростью. Беглецов необходимо срочно перехватить и вернуть. Если хоть один из них доберется до властей, всему конец. Господин наверняка разгневается и распорядится утопить всех виновных, предварительно подвергнув их жестоким пыткам. Еще раз внимательно осмотрев прибрежную полосу, шкипер насчитал около дюжины мужчин, женщин и детей — кто пошатываясь, кто на четвереньках, кто ползком, — пытающихся добраться до леса. Подгоняемый страхом за собственную шкуру, он приказал себе временно забыть и не думать о гипотетических диверсантах, дал полный ход и направил буксир к берегу.

— Вон они, вон они, видишь?! — заорал Дэнь, обращаясь к залегшему на баке бойцу. — Стреляй скорее, пока за деревьями не попрятались!

Охранник послушно вскинул автомат, но открыть огонь не успел. Внезапно он дико вскрикнул и забился, словно в эпилептическом припадке. Оружие выпало из ослабевших рук и свалилось в воду. По всему его телу пробежала длинная судорога. Последним усилием умирающий перевалился на спину и замер, уставившись в звездное небо над головой остановившимися глазами. Точнее говоря, одним правым глазом — потому что из левого торчало древко короткой стрелы. Остолбеневший от неожиданности Дэнь лишь мельком успел заметить какую-то темную фигуру, на миг вынырнувшую перед буксиром и тут же снова скрывшуюся под водой.

* * *

У катамарана с его двумя корпусами масса преимуществ по сравнению с обычным судном, однако способность противостоять абордажу в их число, к сожалению, не входит. Скажем, на борт буксира стандартной конструкции даже опытный скалолаз вряд ли вскарабкается, не имея под рукой специальных приспособлений, в то время как соединяющая поплавки катамарана платформа возвышается над поверхностью всего на каких-то пятнадцать — двадцать дюймов, и на нее очень легко забраться любому пловцу.

Набрав с помощью «стингрея» довольно приличную скорость, Питт наполовину выскочил из воды перед самым носом буксира. Действуя больше по наитию, чем по расчету, он выпустил скутер и вцепился левой рукой в передний край платформы. Во встречном движении скорости при столкновении, как известно, суммируются, поэтому рывок оказался настолько сильным, что ему чуть не вывернуло кисть из сустава. Тем не менее он все-таки удержался и даже ухитрился всадить дротик прямо в глаз охраннику на баке, прежде чем тот успел начать стрельбу по людям на опушке леса.

Катамаран на полном ходу несся прямо на берег, от которого его отделяло уже не более тридцати ярдов. Питт не стал рисковать, разжал пальцы, соскользнул в воду между поплавками и сразу нырнул, чтобы не попасть под винты. Как только буксир прошел над ним, он снова вынырнул, лег на спину, перезарядил пистолет и поплыл следом. Катамаран тем временем вылетел на прибрежную полосу и врезался в песок. Что-то громко хрустнуло, машины пару раз чихнули и заглохли. При этом скорчившийся на корме охранник умудрился занять столь неудачную позицию, что его по инерции развернуло и с размаху шмякнуло головой о стальную дверцу надстройки. Такого удара шейные позвонки не выдержали. Экипаж буксира-эшафота прекратил свое существование. В живых остался только шкипер Дэнь Чжу.

Сорвав с ног ласты и на бегу отстегнув баллоны и тяжелый пояс, Питт в несколько прыжков преодолел мелководный участок и вскочил на кормовой край платформы. Ему хватило одного взгляда на вывернутую под неестественным углом голову охранника, продолжающего сжимать сведенными судорогой пальцами ставший уже бесполезным автомат, чтобы убедиться в его смерти. Питт прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Он поднялся по трапу, осторожно подкрался к рулевой рубке и рывком распахнул дверь. Рядом с ней, скрючившись в позе эмбриона и обхватив себя руками за грудь, лежал китаец средних лет в камуфляжной форме. Услышав чьи-то шаги, он пошевелился и издал слабый стон. Очевидно, он стоял за штурвалом и с такой силой налетел грудью на рулевое колесо при столкновении с берегом, что сломал одно или несколько ребер.

Усилием воли Питт подавил мимолетный приступ сострадания, строго напомнив себе, что этот человек — профессиональный убийца, а с такими всегда следует держаться начеку. И уже в следующее мгновение убедился в собственной правоте, потому что под сплетенными на груди руками китайца скрывался карманный пистолетик двадцать второго калибра. Сухой щелчок выстрела и короткий посвист дротика разделили буквально микросекунды. Малокалиберная пуля прошила навылет мякоть левого бедра Питта, а зазубренное жало вонзилось в переносицу Дэнь Чжу.

Окинув дырку в ноге критическим взором, Питт пришел к выводу, что серьезной опасности ранение не представляет. Больно, конечно, да и кровь течет, но в общем и целом — ничего страшного. Он спустился на платформу по носовому трапу, спрыгнул на землю и зашагал к опушке, временами морщась от боли. Своих подопечных он разыскал довольно быстро. Те углубились в лес всего на десяток ярдов и нашли убежище в зарослях кустарника.

— Где та леди, которая говорит по-английски? — сразу перешел к делу Питт, не успев еще отдышаться.

— Я здесь! — поспешно откликнулась Джулия, вскочила на ноги и приблизилась к нему.

— Все в сборе? — задал он следующий вопрос и затаил дыхание, страшась услышать ответ.

— Троих не хватает, — с горечью сообщила девушка.

— Проклятье! — выругался Питт. — А я так надеялся, что успел освободить всю ораву!

— Вы-то как раз успели, — мягко возразила Джулия. — Просто у них не хватило сил доплыть до берега.

— Какая жалость!

— Не казните себя, прошу вас. Вы и так совершили чудо, когда спасли нас.

— Как они себя чувствуют? Идти смогут?

— Думаю, да, — с некоторым сомнением в голосе ответила девушка.

— Тогда поднимайте всех и ведите налево вдоль берега. К воде не подходите, держитесь опушки. Ярдов через триста наткнетесь на хижину. Спрячьтесь поблизости и ждите меня, но внутрь не заходите. Повторяю: внутрь ни в коем случае не заходить! Я постараюсь не задерживаться.

— Куда вы собрались? — испугалась Джулия.

— К несчастью, мы имеем дело с крайне недоверчивой публикой. Очень скоро они забеспокоятся, куда это запропастился их драгоценный буксир, и начнут метать икру. К примеру, прочешут лес на этой стороне озера. Поэтому я и задумал осуществить одну маленькую диверсию, которая, с одной стороны, отвлечет внимание от беглецов, а с другой — позволит хотя бы частично расплатиться с негодяями за все причиненные вам страдания.

Темнота не позволила Питту заметить, как изменилась в лице собеседница, услышав о его намерении устроить «маленькую диверсию», зато он отчетливо уловил дрожь в ее голосе.

— Будьте осторожны, умоляю вас, мистер?...

— Питт. Меня зовут Дирк Питт.

— А меня Джулия Ли.

Он хотел было добавить что-то еще на прощание, но потом передумал, махнул рукой, отвернулся и быстрым шагом направился в сторону выбросившегося на берег катамарана. Не успел Питт подняться в рубку, как зазвонил телефон. Он поднял трубку, выслушал длинную очередь трескучих китайских фраз, дождался паузы, промычал в ответ что-то нечленораздельное, нажал на рычаг и спокойно положил трубку рядом с гнездом. Затем занялся панелью управления, подсвечивая себе фонариком на капюшоне. Сначала движок не хотел заводиться, но с третьей или четвертой попытки Питту все-таки удалось переупрямить непослушный дизель. Теперь предстояло самое сложное: спихнуть застрявший катамаран обратно в воду. Перейдя на реверс и дав полный газ, Питт принялся быстро вращать штурвал то по часовой стрелке, то против, обеспечивая таким способом более обширное пространство для зацепки винтам буксира. Мучительно долго, дюйм за дюймом, выбирался катамаран из песчано-илистого плена, надсадно завывая машинами. И вот, наконец, последний рывок. Корпус задрожал от вибрации, и буксир задним ходом стремительно вылетел на чистую воду, как выпущенный из пращи камень. Питт переключил реверс, развернул судно и помчался на предельной скорости к противоположному берегу, взяв курс на любимую игрушку Шэня, пришвартованную к причалу и выглядевшую необыкновенно элегантно на фоне бесчисленных огней, озаряющих комплекс.

Заклинив штурвал с помощью ножа, Питт убавил ход, выскочил из рубки и спустился в машинное отделение — небольшой отсек над кормовой оконечностью правого поплавка. Не имея в запасе достаточно времени, чтобы изготовить зажигательную бомбу по всем правилам, он решил обойтись подручными средствами. Отвернул пробку топливного бака, связал жгутом протирочную ветошь и опустил в отверстие. Когда жгут пропитался горючим, он вытянул его обратно. Один конец оставил в баке, а другой уложил на палубе колечком, внутрь которого щедро плеснул еще дизельного топлива. Результат не совсем удовлетворил Питта, но ничего лучшего, учитывая ограниченные возможности, он придумать не смог. Вернувшись в рубку, он порылся в шкафчиках и ящиках и довольно быстро обнаружил искомое: ракетницу и коробку с зарядами для нее. Затем освободил штурвал, выдернув нож и убрав его в ножны, а заряженную ракетницу положил рядом с собой на полочку. От причала его отделяло не более двухсот ярдов.

Столкновение с берегом дорого обошлось поплавкам катамарана. В обоих появились трещины, сквозь которые проникала вода. Отбрасываемая по инерции назад, она постепенно накапливалась в кормовой части, отчего нос буксира все больше задирался вверх, а корма, наоборот, проседала. Питт снова дал полный газ, доведя скорость катамарана до двадцати узлов. Штурвал от вибрации заходил ходуном, вырываясь у него из рук, но корпус яхты стремительно вырастал перед глазами, закрывая собой уже почти весь обзор.

Семьдесят ярдов... шестьдесят... пятьдесят... пора! Питт пулей выскочил из рубки, белкой слетел по трапу на корму, навел ствол ракетницы на залитый соляркой запальный конец импровизированного фитиля на пороге машинного отделения и нажал на спуск. Положившись на свой глазомер, он не стал дожидаться результата, а сразу прыгнул за борт. На скорости в двадцать узлов[242] подобные трюки чрезвычайно опасны, но Питту повезло: он отделался легким испугом, лишившись только компенсатора плавучести, который с него попросту сорвало при вхождении в воду.

Спустя ровно четыре секунды катамаран с оглушительным треском вломился в борт яхты, круша обшивку и сминая внутренние переборки, а в следующее мгновение раздался мощный взрыв, и оба судна окутал ослепительно яркий оранжевый шар диаметром в добрую сотню футов. Сыгравший роль брандера буксир разметало обломками на несколько сотен ярдов в окружности, а на яхте вспыхнул пожар, в считанные секунды охвативший белоснежную красавицу от киля до клотиков. Длинные языки пламени выбивались изо всех люков и иллюминаторов. В образовавшуюся при столкновении пробоину бурным потоком хлынула вода. Продолжая пылать, как факел, обреченное судно на глазах оседало, погружаясь все глубже и глубже в холодные воды озера Орион.

Плывущий на спине Питт в этот момент как раз огибал корму, не в силах отвести глаз от завораживающего зрелища. Противоборство двух непримиримых стихий — огня и воды, — как и следовало ожидать, закончилось победой последней. С громким шипением окутавшись клубами пара, яхта в последний раз вздрогнула и камнем пошла на дно. Над поверхностью осталась торчать только антенна судового радара.

Ранее Питт уже успел убедиться, что охрана комплекса реагирует на сигнал тревоги с немалой задержкой, чем и собирался воспользоваться в своих интересах. Поднырнув под эллинг с водными мотоциклами, крышу которого тоже охватило пламя, перекинувшееся с яхты, он забрался на мостки, распахнул дверь и прислушался. Судя по отдаленному топоту, донесшемуся до его ушей, охранники уже спешили сюда по узкому проходу, соединяющему пакгауз с казармой. Дверь не запиралась, поэтому он не без сожаления снова прибегнул к помощи ножа, вогнав его таким образом, чтобы заблокировать язычок замка. Надолго такая уловка преследователей не задержит, но секунд тридцать выиграть позволит.

Огонь быстро распространялся, проникнув внутрь сразу в нескольких местах. Становилось жарко. Оседлав ближайший водный мотоцикл, Питт включил стартер и повернул ручку подачи газа. Движок завелся с полоборота. Выдернув на всякий случай провода зажигания второго скутера, Питт пригнулся и дал полный газ. Взревев раненым зверем, мотоцикл рванулся вперед. Раскрашенную под бревенчатый сруб хлипкую деревянную панель разнесло в щепки. В заблокированную ножом дверь начали ломиться, но птичка уже улетела. Наслаждаясь скоростью и разбойничьим посвистом ветра в ушах, Питт стремительно несся по водной глади, ощущая себя в эти упоительные мгновения одновременно игроком, сорвавшим банк в Монте-Карло, чемпионом олимпийских игр и обладателем главного выигрыша в Национальной лотерее. Забылись и отошли на второй план такие мелочи, как кровоточащая рана в бедре, дикая усталость и ломота во всем теле. Он был на вершине — и не хотел спускаться на грешную землю!

Лишь заведя трофейный водный мотоцикл в камышовые заросли близ хижины, Питт в полной мере осознал, какую жуткую кашу он заварил собственными руками, и с замиранием сердца понял, что самое худшее еще впереди.

9

Хань Лу сидел за монитором в напичканном электроникой салоне микроавтобуса, скопированного один к одному с машин сопровождения и координации, применяемых Службой охраны президента США. Ханю совсем не нравилась наблюдаемая картинка — по той простой причине, что он ничего не понимал в странных маневрах буксира и необъяснимых действиях шкипера Дэня, с которым никак не мог связаться. Но окончательно потерял он дар речи, когда катамаран, зачем-то приставший к восточному берегу и задержавшийся там почти на четверть часа, внезапно развернулся, помчался к причалу и на полном ходу протаранил яхту хозяина. Господин Шэнь только недавно стал ее владельцем и очень гордился новым приобретением.

Взрывной волной едва не опрокинуло микроавтобус и временно вывело из строя всю сенсорную систему наблюдения. Хань поспешно выскочил из салона и бросился к месту катастрофы, на бегу прикидывая, как бы отвертеться от ответственности. А в том, что отвечать придется по полной программе, сомневаться не приходилось. Много лет преданно и верно служа господину Шэню, Хань Лу неплохо изучил характер хозяина и прекрасно понимал, что головы полетят обязательно. Значит, надо придумать какой-нибудь хитрый ход, чтобы сохранить на плечах хотя бы свою. Самая подходящая фигура на роль козла отпущения — безусловно Дэнь Чжу. Вопрос в том, жив ли он, а если жив, то что скажет в свое оправдание?

Собственную прямолинейность и ограниченность мышления Хань с успехом компенсировал змеиным коварством, лисьей хитростью и безжалостностью африканской гиены, благодаря чему и занимал столь высокий пост в структуре организации. Он ни на секунду не допускал, что Дэнь сознательно пошел на таран. Хань всегда недолюбливал шкипера, инстинктивно чуя в нем сильного конкурента, и при каждом удобном случае старался очернить в глазах хозяина, но представить его в роли камикадзе — это уже перебор! Куда более реальной представлялась следующая версия: Дэнь и его подручные элементарно налакались рисовой водки, на обратном пути не справились с управлением и врезались в яхту. Просто и убедительно. И подтверждается, кстати, тем фактом, что во время последнего сеанса связи Дэнь на все вопросы отвечал бессмысленным мычанием, а потом и вовсе бросил трубку. Ханю в тот момент и в голову не могло прийти, что во всех этих несчастьях виноват вовсе не Дэнь Чжу, а совсем другой человек.

Проводив прощальным взглядом затонувшую за считанные секунды великолепную яхту, Хань Лу услышал за спиной чьи-то быстрые шаги, обернулся и безошибочно опознал в подбежавших к нему бойцах одну из пар водителей водных мотоциклов, посменно патрулирующих акваторию озера. Преодолев бегом почти четыреста ярдов в общей сложности, оба задыхались, беззвучно раскрывая рты и не в состоянии выговорить ни слова. Хань окинул их свирепым взглядом и рявкнул:

— Юй Вэнь, Сань Ли, что я вижу? Почему вы здесь, а не на озере? Или вы слишком крепко спали и не слышали сигнала тревоги?

— Мы не виноваты, господин Хань! — немного отдышавшись, воскликнул старший двойки Сань Ли. — Мы поднялись по тревоге, но, когда добежали до эллинга, дверь почему-то не открывалась. Мы вышибли ее, но было уже поздно — внутри все горело, и нам пришлось вернуться в туннель.

— Да что вы такое несете, бездельники?! — взревел Хань. — Как она могла не открыться, если я лично распорядился, чтобы на нее не ставили ни замков, ни запоров?

— Клянусь, господин, все так и было! — подтвердил Юй Вэнь. — Мы вдвоем дергали за ручку, но она не поддавалась. Быть может, ее заклинило взрывом?

— Глупости... — нахмурился начальник охраны, но в этот момент зазвонил его мобильный телефон. Он выхватил из кармана трубку и поднес к уху. — Хань Лу. В чем дело?

— Слушай внимательно, Лу, — раздался спокойный, уверенный голос его заместителя Чжун Куня. — Те двое, что должны были сменить наблюдателей в тюремном блоке, но куда-то запропастились...

— Нашли голубчиков?! — обрадовался Хань. — Ну, я им пропишу. По первое число! Будут знать, как опаздывать.

— Да погоди ты, дай договорить. — Чжун досадливо поморщился, сидя в своем кабинете и мрачно поглядывая на пару вытянувшихся по стойке смирно секьюрити. — Найти-то их нашли, да только не там, где ты думаешь. Оба валялись связанными по рукам и ногам в каком-то закутке на втором этаже. Они сейчас у меня. Рожи все в синяках, на теле живого места нет, а самое главное — ни черта не помнят! Твердят в один голос, что на них напал какой-то великан в черном и сразу вырубил.

— Это что же получается? — изумился Хань. — Выходит, кто-то чужой просочился через охраняемый периметр, пробрался через казармы и проник в тюремный блок? Но этого не может быть!

— Другого объяснения я не вижу. — Чжун вздохнул. — Судя по всему, мы имеем дело с высококлассным профессионалом.

— Срочно прочесать окрестности комплекса! — приказал Хань.

— Я уже распорядился.

Начальник охраны убрал трубку в карман и задумался. До него только сейчас дошло, что между нападением на смену дежурных и якобы случайной гибелью обоих судов может существовать прямая связь. Еще не подозревая о спасении Питтом приговоренных к смерти «нежелательных элементов», он тем не менее отказывался верить, что все случившееся — дело рук федеральных агентов. В американских правоохранительных органах такие методы не приветствовались, да и хозяин уверял, что у него все схвачено и беспокоиться не о чем. Еще немного поразмыслив, Хань окончательно отбросил эту версию. Ни один федеральный агент не пойдет на хладнокровное убийство пяти членов экипажа буксира или преднамеренное и бессмысленное уничтожение частной собственности стоимостью в миллионы долларов. Если бы власти подозревали об истинном назначении комплекса, они бы поступили проще: направили сюда полдюжины десантных вертолетов с ротой спецназа и всех повязали. Следовательно, ни о какой диверсионной группе речи не идет, а все подрывные действия спланированы и осуществлены одним человеком, в крайнем случае, двумя.

Если это профессионалы, то на кого они работают? На конкурентов? Но криминальные структуры никогда не пойдут на открытый конфликт с господином Шэнем, которого поддерживает само правительство КНР. К тому же с ними заключен взаимовыгодный договор о разделе сфер влияния. Синдикаты занимаются Европой, а организация — обеими Америками.

Задумчиво созерцая догорающие на пирсе обломки, Хань вдруг вспомнил о приехавшем накануне туристе. В хижину, где он остановился, специалисты по электронике засадили несколько жучков, но наблюдение пока не выявило ничего подозрительного, если не считать случайно закрытого объектом глазка видеокамеры на кухне. В остальном он вел себя нормально, а днем отправился на рыбалку и даже что-то поймал. Сань Ли, помнится докладывал, что здоровенная рыбина, только какая-то дохлая. А вдруг он все-таки не тот, за кого себя выдает? Ханю очень не хотелось рассматривать такой вариант, но другого подозреваемого в радиусе сотни миль не было.

Довольный уже тем, что ему удалось логическим методом исключить наихудший сценарий развития событий, Хань Лу перевел дух и снова достал мобильник.

— Чжун Кунь слушает.

— Скажи-ка мне, Кунь, за последние пару часов на дороге ничего подозрительного не наблюдалось?

— Ничего. Ни одной машины не проехало.

— Самолеты, вертолеты, лодки?

— Небо чистое, озеро тоже, но в окрестностях взятой под наблюдение хижины зарегистрировано передвижение. Последние данные по объекту: ровно в двадцать два ноль ноль погасил свет и лег спать. Там стоят простые камеры, так что он, вполне возможно, не смог заснуть и, не зажигая света, просто вышел прогуляться и подышать свежим воздухом.

— Возможно, — согласился Хань, — только тебе не кажется, что слишком уж много набирается случайных совпадений? Случайно камеру из строя вывел, случайно по лесу решил прогуляться — голышом, между прочим, а ночью здесь прохладно... Может, он и яхту хозяина случайно взорвал? — Не дождавшись ответа, Хань отдал приказ: — Два десятка лучших бойцов срочно в хижину! Взять живым и сразу ко мне. Я должен точно выяснить, кто он такой.

— На подготовку понадобится время, — предупредил Чжун. — Он может ускользнуть.

— Свяжись с патрулями в лесу. Пусть кто-нибудь скрытно подберется к его автомобилю и выведет из строя.

— А если он ни при чем? — засомневался Чжун. — Не хотелось бы отвечать на вопросы местной полиции.

— Ну, это уже моя забота, — усмехнулся Хань. — Только я печенкой чую, что он враг нашему уважаемому господину, который, кстати, платит нам с тобой очень неплохие денежки.

— Тогда, может, его лучше сразу пристрелить?

— Если не будет другого выхода. Пусть сначала расскажет, кто за ним стоит, а пристрелить всегда успеется. И чтоб никаких проколов, сразу предупреждаю! Сам знаешь, как страшен в гневе наш господин.

* * *

— Это вы, мистер Питт? — шепотом окликнула Джулия.

— Я, кто же еще?! — буркнул Питт, присев на ствол поваленного бурей дерева и ожесточенно стаскивая с себя гидрокостюм. — Как они, в порядке?

— Я бы не сказала. — Девушка покачала головой. — Они промокли, продрогли до костей, ужасно проголодались и срочно нуждаются в сухой одежде и медицинской помощи.

— Я тоже, — признался Питт, машинально коснувшись пальцами сквозной раны в бедре.

— Но почему бы нам всем не пойти в вашу хижину? Там хотя бы тепло и наверняка найдется какая-то еда.

— Туда вам нельзя. — Заметив недоуменный взгляд Джулии, Питт пояснил: — Ваши друзья по ту сторону успели подсуетиться и всюду понатыкали мне жучков. Вас всех считают мертвыми, но если засекут, через десять минут сюда заявится целая армия вооруженных до зубов головорезов. Да и холодильник мой почти пуст. Лучше мы сделаем так: я отведу вас в эллинг, а сам наведаюсь в хижину и принесу все, что сумею наскрести из провизии, а заодно прихвачу одеяла и какую-нибудь одежонку.

— Но с чего им вдруг вздумалось ставить у вас в доме следящую аппаратуру? — удивленно спросила девушка.

— Должно быть, моя физиономия кому-то не внушает доверия, — пожал плечами Питт.

Джулия была уверена, что за уклончивым ответом кроется гораздо больше, чем он счел нужным поведать ей, но прочесть что-либо по выражению его лица в кромешной тьме не представлялось возможным. Поэтому она не стала допытываться дальше, а спросила напрямик:

— Кто вы, мистер Питт?

— Я? Да никто. Обыкновенный человек, простой инженер. Приехал на недельку в отпуск, чтобы развеяться и порыбачить, вот и все.

— Может, вы и простой инженер, — тихо заговорила Джулия, уставившись на противоположный берег, где на пирсе догорали обломки взорвавшегося буксира, — но человек уж точно не обыкновенный. То, что вы сегодня совершили, простому смертному не по зубам. Вы что-то скрываете? Но почему?

— Между прочим, вы тоже что-то скрываете, мисс Ли! — Смущенный ее проницательностью, Питт сам перешел в нападение. — Иначе как объяснить, что умная и предприимчивая молодая женщина, владеющая безупречным английским, оказалась выброшенной в озеро с грузом на ногах в компании дюжины нелегальных китайских иммигрантов?

— С чего вы взяли, что они нелегалы?

— Если я ошибаюсь, тогда они поистине гениальные актеры, — ухмыльнулся Питт.

— Конечно же вы угадали, — согласилась Джулия. — Мне кажется, вас вообще очень трудно обмануть. А что касается меня, то от вас мне скрывать нечего. Документы предъявить не могу, но я специальный агент Службы иммиграции и натурализации. Работала под прикрытием, но меня вычислили и отправили сюда в числе других обреченных. Остальное вы знаете. Добавлю лишь, что буду вам бесконечно благодарна; если вы поможете мне добраться до ближайшего телефона.

— Никогда не мог отказать хорошенькой женщине! — театрально вздохнул Питт, поднимаясь на ноги. Сделав несколько шагов, он запустил руку в развилку какого-то дерева, а вернувшись, с галантным поклоном подал Джулии свой спутниковый телефон. — Прошу вас, мисс Ли. Надеюсь, вы собираетесь звонить не своему адвокату?

— Нет, своему начальнику. — Девушка так растерялась от неожиданности, что даже не отреагировала на шутку.

— Я так и думал, — кивнул Питт. — Только у меня есть одна просьба. Когда доложите начальству все, что известно вам, добавьте немного и от меня. Во-первых, за фасадом курорта для избранных скрывается самая настоящая тюрьма. Сколько всего заключенных в камерах, я не знаю, но никак не меньше сотни. Зачем Шэню это понадобилось, тоже ума не приложу. Во-вторых, сообщите, что на дне озера Орион покоятся тысячи мертвых тел, утопленных тем же зверским способом, каким пытались разделаться с вами. За что и по чьему приказу их утопили, можно только догадываться, но сдается мне, что за всеми этими убийствами стоит некий Шэнь Цинь, богатый судовладелец из Гонконга. Не забудьте упомянуть это имя. В третьих, предупредите, чтобы поторопились. Комплекс охраняет куча народу; это профессиональные убийцы, которые не моргнув глазом расправятся со всеми свидетелями, чтобы замести следы. Ну и последнее. Попросите своего шефа связаться со штаб-квартирой НУМА в Вашингтоне и передать адмиралу Джеймсу Сэндекеру, что блудный директор департамента специальных проектов очень соскучился по дому и просит выслать за ним такси.

По мере того как Питт излагал свои «во-первых», «во-вторых» и так далее, глаза Джулии становились все круглее и круглее от изумления, пока не превратились в два миниатюрных блюдца.

— Вы меня просто поражаете, Дирк Питт! — потрясенно проговорила она. — Подумать только, директор департамента НУМА! В жизни бы не догадалась. Интересно, с каких это пор морских биологов и океанологов обучают на диверсантов и поджигателей?

— С сегодняшнего дня, — бросил Питт, направляясь к хижине. — Кстати, я не ученый, а инженер. Да вы звоните, не стесняйтесь. Только поскорей. Внутренний голос мне подсказывает, что гости вот-вот нагрянут.

* * *

Десять минут спустя Питт вернулся, нагруженный небольшим пакетом с продуктами, ворохом старых шмоток Сэма Фоули и десятком одеял. Сам он тоже успел переодеться, натянув джинсы, футболку и теплый свитер. Находясь в хижине, он не слышал, как несколько пуль, выпущенных из пистолета с глушителем, пробили радиатор и бензобак его машины, но проходя мимо нее, заметил растекающуюся под колесами лужу и сразу догадался, что произошло.

— Первый вариант бегства отпадает, — сообщил он Джулии, сразу занявшейся раздачей еды и теплых вещей дрожащим от холода китайцам.

— Что вы имеете в виду? — не поняла девушка.

— Только то, что кто-то из ваших друзей основательно продырявил мою тачку. Теперь она и сотни ярдов не проедет.

— Почему вы называете этих мерзавцев моими друзьями?! — возмутилась Джулия. — Очень прошу вас больше этого не делать!

— Да это я так, фигурально выражаясь, — смутился Питт. — Больше не буду, клянусь!

— Что ж, поверю на слово. Только я не понимаю, с чего вы всполошились? Не пройдет и часа, как окрестности озера будут кишеть агентами ФБР и моего ведомства. Мой шеф обещал, что вышлет помощь немедленно!

— Увы, мисс Ли, час — это слишком долго, — покачал головой Питт. — Люди Шэня прибудут гораздо раньше. Они вывели из строя мою машину, чтобы не дать мне улизнуть и выиграть время. Пешком нам не пробиться — все дороги наверняка уже перекрыты. Очень может быть, что они уже и к хижине подбираются.

— Уйти пешком в любом случае не получится, — предупредила Джулия. — Люди обессилены и с трудом держатся на ногах.

Нужно придумать какой-то другой способ доставки их в безопасное место. У вас, случайно, на этот счет никаких соображений не возникает?

— Господи, ну почему всегда я должен обо всем думать и обо всех заботиться?! — притворно рассердился Питт.

— Потому что больше некому, — справедливо заметила девушка.

— Типичная женская логика, — вздохнул Питт. — И возразить-то нечего! А позвольте узнать, мисс Ли, как бы вы отнеслись к романтическому путешествию?

— Романтическому путешествию?! — поразилась Джулия. — О чем вы говорите? Вы что, с ума сошли?

— Не совсем, — уклончиво ответил Питт. — Но согласитесь, разве в такую чудесную, ясную ночь что-нибудь может сравниться по романтичности с лодочной прогулкой под звездами?

* * *

Они явились по душу Питта незадолго до рассвета. Бесшумно подкрались к хижине и окружили ее со всех сторон, следуя заранее разработанному плану. Руководил захватом сам Чжун Кунь, шепотом координируя действия своих бойцов с помощью радиотелефона. Чжун собаку съел на подобных операциях еще в те времена, когда служил младшим лейтенантом китайской госбезопасности и участвовал в рейдах по вылавливанию диссидентов. Но в этот раз он ощущал какую-то смутную тревогу. Что-то здесь было не так. Начать хотя бы с того, что над крыльцом горела лампочка, свет которой мешал работе приборов ночного видения, а из освещенных окон доносилась громкая западная музыка.

Команда из двадцати отборных охранников блокировала хижину одновременно со стороны леса и со стороны дороги вскоре после того, как один из ночных патрульных доложил, что приказ выполнен и машина подозреваемого уже самостоятельно не тронется с места. Никто не смог бы проскользнуть незамеченным сквозь расставленные кордоны, а это означало, что объект наверняка находится внутри. Ему просто больше некуда было деться. И все-таки Чжун никак не мог отделаться от навязчивой мысли, что он не учел чего-то очень важного при разработке плана операции.

Опыт подсказывал ему, что освещенные подходы к дому — в данном случае крыльцо и входная дверь — предвещают засаду. С другой стороны, бьющий изо всех окон свет и оглушительная музыка никак не укладывались в рамки привычных стереотипов, поэтому Чжун пребывал в нерешительности и медлил с отдачей приказа о штурме. Одно было ясно: застать объект врасплох не получится. Если он начеку, через дверь соваться бесполезно — даже до крыльца добежать не успеют. В окна ломиться тоже опасно: человеческая фигура в освещенном оконном проеме — практически идеальная мишень. Чжун уже в третий раз обходил хижину по периметру, но до сих пор не принял окончательного решения. Объект сидел за столом на кухне и что-то читал. Или делал вид, что читает. Он был в очках и бейсболке с длинным козырьком и так низко склонился над книгой, что разглядеть его лицо даже в бинокль с двенадцатикратным увеличением Чжун не сумел. Заставив себя сосредоточиться, он попытался суммировать свои наблюдения. Свет во всех окнах — раз. Музыка — два. Лампочка над крыльцом — три. Половина четвертого утра, а объект полностью одет и читает книгу — четыре. Чжун скептически прищурился и покачал головой. Нет уж, очертя голову он туда точно не сунется. Пусть другие думают что угодно, но тут определенно пахнет подставой!

Чтобы проверить возникшую догадку, он подозвал к себе одного из подчиненных — молодого бойца, вооруженного снайперской винтовкой.

— Видишь того типа на кухне? — тихо спросил Чжун.

— Вижу.

— В голову ему попадешь отсюда?

Снайпер пренебрежительно усмехнулся. С такого расстояния не то что из винтовки, из пистолета не промахнешься. Он даже оптический прицел не счел нужным устанавливать — просто взял цель на мушку и покосился на командира. Тот молча кивнул, и стрелок плавно нажал на спуск. Послышался негромкий хлопок, сопровождаемый легким звяканьем пробитого насквозь оконного стекла, но фигура за столом даже не пошевелилась.

— Мазила! — раздраженно фыркнул Чжун.

— Ничего подобного, господин! — обиделся снайпер. — Я точно в него попал!

— Ладно, попробуй еще разок.

Стрелок пожал плечами и произвел повторный выстрел, также не оказавший никакого воздействия на любителя ночного чтения.

— Либо он уже мертв, либо привязан к стулу, — уверенно заявил снайпер. — Взгляните сами, господин, я угодил ему прямо в лоб.

Чжун поднес к глазам бинокль и отчетливо разглядел над переносицей объекта аккуратную круглую дырочку, из которой почему-то не вытекло ни капли крови.

— Дьявол! — в сердцах выругался он и возвысил голос, уже не заботясь о соблюдении тишины и секретности: — Все на штурм! Вперед!

Люди в черном материализовались из тени, один за другим запрыгивая на крыльцо, и ворвались в дверь, оказавшуюся незапертой. Они мгновенно разбежались по всем комнатам с автоматами наперевес, готовые открыть огонь при малейшей попытке к сопротивлению. Чжун Кунь, следуя по пятам за передовой группой, сразу бросился на кухню, предоставив остальным обыскивать дом.

— До чего же хитрая тварь! — пробормотал он себе под нос, брезгливо скинув со стула довольно искусно изготовленную куклу. Очки и бейсболка слетели при падении, обнажив слепленный из мокрой газетной бумаги шар, разрисованный спереди под человеческое лицо.

— Хижина пуста, господин, — доложил закончивший обыск командир отделения. — Никаких следов объекта.

Чжун сухо кивнул. Иного результата он и не ожидал. Достав радиотелефон, он связался с Ханем, схватившим трубку после первого же гудка.

— Докладывай! — нетерпеливо приказал начальник охраны.

— Он удрал, — лаконично произнес Чжун.

Последовала растянувшаяся почти на полминуты пауза, в течение которой Хань переваривал полученное сообщение.

— Как такое могло случиться? — раздраженно спросил он. — Я позволил тебе взять лучших бойцов, а ты все равно его упустил. Отвечай!

— Даже крыса не проскочила бы мимо расставленных мною постов, — оправдывался Чжун. — Я уверен, объект прячется где-то поблизости. Дай мне еще немного времени, и я его возьму.

— И где же ты намереваешься его искать, хотел бы я знать? — ехидно осведомился Хань Лу. — В хижине его нет, в лесу, как ты говоришь, даже крыса, не прошмыгнет. Может, у него крылышки выросли?

Взгляд стоявшего у окна Чжуна скользнул по эллингу, который в этот момент обыскивали посланные им охранники.

— Искать буду на воде, — твердо заявил он. — Объект где-то там, больше ему некуда деться!

Еще раз пнув напоследок валяющуюся на полу куклу, Чжун выскочил из хижины и бегом устремился к эллингу. Бесцеремонно расталкивая своих людей, он приблизился к краю платформы. Так. Каноэ и оба каяка на местах, парусная лодка в своей колыбели, а где же... Чжун похолодел, лоб его покрылся испариной. Только сейчас он осознал, какую допустил непростительную ошибку, какой грандиозный промах совершил, сосредоточив все усилия в одном направлении и полностью упустив из виду другое.

Старый катер «крискрафт», стоявший в эллинге полутора сутками ранее, когда Чжун лично производил осмотр хижины и ее окрестностей, бесследно исчез.

* * *

В двух милях к западу от осиротевшего эллинга разыгрывалось действо, не оставившее бы равнодушным ни одного истинного ценителя и знатока раритетов довоенной эпохи. Несущийся вниз по реке катер являл собой шедевр дизайнерской мысли судостроителей тридцатых годов. Ласкающие глаз обводы корпуса, отделанная ценными породами дерева просторная двухместная каюта и «родной» крайслеровский движок мощностью в сто двадцать пять лошадиных сил, работающий как часы, несмотря на свой приближающийся к семидесятилетнему рубежу возраст, заставили бы неровно забиться сердце любого коллекционера технического антиквариата. На борту катера находилось одиннадцать пассажиров — девять взрослых и двое детей, — но перегрузка почти не сказывалась ни на его осадке, ни на ходовых качествах. Вздымая за кормой расходящуюся под углом волну и оставляя вскипающий белой пеной кильватерный след, он неудержимо мчался сквозь ночь с достойной зависти скоростью почти в тридцать узлов. Питт сидел за штурвалом в комфортабельном кресле с четырехлетним китайчонком на коленях, держа курс на залив Виноградный, куда впадала вытекающая из озера Орион речка.

Вкратце разъяснив Джулии свой замысел, Питт вернулся к расстрелянной машине, сцедил остатки горючего в канистру и перелил их в топливный бак катера. Зная о том, что тот оставался на приколе минимум несколько месяцев, Питт проверил свечи в двигателе и заменил аккумулятор на снятый с автомобиля. С помощью девушки, взявшей на себя обязанности переводчицы, проинструктировал мужчин, снабженных веслами от каяков и каноэ, как правильно грести, производя при этом минимум шума. Несмотря на усталость и отсутствие опыта, те на удивлен не быстро усвоили урок.

Неожиданно он хлопнул себя по лбу, издав огорченный возглас, и ринулся к выходу.

— Куда вы?! — вырвалось у Джулии.

— Я сейчас вернусь, — крикнул Питт через плечо. — Чуть не забыл захватить моего лучшего друга!

Он возвратился ровно через минуту с какой-то штуковиной в руках, завернутой в полотенце.

— Это и есть ваш лучший друг? — спросила девушка, с подозрением покосившись на сверток.

— Он самый, — кивнул Питт. — Никогда не выхожу без него из дому.

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, он занялся размещением пассажиров и гребцов в каюте и на палубе катера. Женщины и дети спустились в каюту, где сразу стало ужасно тесно, а мужчины по команде Питта принялись выгребать на чистую воду. Им предстояло преодолеть на веслах отрезок примерно в четверть мили, отделяющий эллинг от истока Орион-Ривер. Китайцы выдохлись где-то на середине дистанции, и вторую половину пути Питту пришлось грести практически в одиночку. Но вот наконец берега озера стали сужаться, и вскоре подхваченный быстрым течением «крискрафт» начал спускаться вниз по реке по направлению к океану. Отложив ставшее ненужным весло, Питт пересел к штурвалу и с облегчением развалился в мягком кресле, переводя дух и давая отдохнуть одеревеневшим мышцам. Удалившись на безопаснее, по его расчетам; расстояние от озера, Питт рискнул включить мотор. До сих пор им везло: никто пока не заметил ни исчезновения катера, ни дерзкого побега из-под носа у преследователей. Но сейчас беглецам предстояло самое серьезное испытание.

Затаив дыхание и мысленно перечислив по именам всех известных ему святых, Питт нажал кнопку стартера. Массивный восьмицилиндровый двигатель раскручивался довольно долго, но, как только застывшая смазка немного подтаяла, процесс пошел веселее. Убедившись, что все нормально, Питт оставил движок разогреваться на холостом ходу. Неожиданно чьи-то маленькие ручонки крепко вцепились ему в коленку. Скосив глаза, он увидел доверчиво прильнувшего к его ноге малыша, которого он спас предпоследним, заставив, за неимением спасательного круга, ухватиться за рукоятки «стингрея». Питт погладил ребенка по головке, подхватил под мышки и усадил себе на колени. Затем обернулся и навел на покинутую хижину бинокль ночного видения, присланный Хайремом Йегером в числе прочего снаряжения. На фоне освещенных окон отчетливо вырисовывались выбегающие из лесу крошечные фигурки. Питт злорадно ухмыльнулся и прибавил газу.

Первые лучи восходящего солнца заиграли оранжевыми бликами на горных вершинах восточной гряды. Питт повернулся к Джулии, сидящей в соседнем кресле и прижимающей к груди восьмилетнюю девочку, свернувшуюся калачиком и мирно дремлющую у нее на плече. Он впервые видел так близко и при свете дня лицо девушки, на котором, как в зеркале, отразились перенесенные страдания, и в очередной раз поразился ее мужеству, стойкости и силе духа. Никакие синяки и кровоподтеки не могли скрыть классически правильные черты, одухотворенные той самой внутренней красотой, перед которой меркнет самая привлекательная внешность. Питт почувствовал, как в нем закипает дикая злость на подонков, осмелившихся поднять руку на такое совершенство.

— Здорово же вас обработали эти уроды, мисс Ли! — сказал он сочувственно.

— В зеркало я пока не смотрелась, — натянуто улыбнулась Джулия, — но сильно подозреваю, что еще недельки две, если не больше, мне не стоит показываться на публике.

— Не знаю, как обстоят дела с наградами в вашем ведомстве, но я бы на месте ваших начальников не поскупился на медаль самого высшего достоинства!

— Ничего подобного мне, увы, не светит. — Девушка снова улыбнулась. — Максимум, на что я могу рассчитывать, — это благодарность с записью в личном деле.

— В нашей лавочке те же порядки, — сокрушенно вздохнул Питт и внезапно встрепенулся, заслышав характерный шум воды прямо по ходу. — Быстро предупредите всех, чтобы держались покрепче! — повелительно бросил он. — Впереди перекат.

— А что будет, когда мы доберемся до устья? — полюбопытствовала Джулия, перебросившись несколькими словами с пассажирами в каюте и вернувшись на место.

— Рассуждаем логически, — усмехнулся Питт, — в любом географическом пункте, в названии которого присутствует слово «виноградный», непременно найдутся виноградники. А поскольку их должен кто-то обрабатывать, люди тоже сыщутся. И чем больше, тем лучше. Едва ли головорезы Шэня рискнут атаковать нас на глазах у сотен очевидцев.

— Быть может, имеет смысл позвонить еще разок и предупредить, чтобы нас искали на реке? — предложила девушка.

— Разумно, — согласился Питт, одной рукой протягивая ей телефон, а другой выдвигая до отказа рычажок подачи газа. — Совсем ни к чему им тратить время и отвлекать людей на бесполезные поиски.

— А что сообщают ваши коллеги из НУМА? — повысила голос Джулия, пытаясь перекричать рев мотора, работающего на предельных оборотах.

— Обещали, что будут ждать в Виноградном заливе и заберут меня, как только мы там появимся. Пока не знаю, что за мной пришлют — вертолет или гидросамолет.

— Воздушный транспорт НУМА окрашен в желтый цвет? — неожиданно спросила девушка.

— Нет, в бирюзовый. А почему вы спрашиваете? — насторожился Питт.

— Да вы сами взгляните. — Джулия обернулась и указана на желтый небольшой самолет за кормой, летящий на высоте около пятидесяти футов и быстро догоняющий катер. — Если это не ваши друзья, остается предположить, что это наши враги.

10

Питт окинул оценивающим взглядом настигающий их самолетик, мысленно прикидывая шансы сторон в предстоящей схватке. Теперь он точно знал, для какого летательного аппарата предназначались укороченная взлетная полоса и замаскированный подземный ангар в угодьях Шэня. Преследующий «крискрафт» двухместный самолет представляла собой открытый сверхлегкий высокоплан с трехколесным шасси и фюзеляжем из алюминиевых трубок, расчаленных тонкой стальной проволокой. Пятидесятисильный поршневой моторчик позволял развивать скорость порядка ста двадцати миль в час. Пассажир сидел за пилотом и чуть выше него, благодаря чему имел одинаковый с ним обзор.

Сам налетавший не одну тысячу часов, Питт не мог не оценить виртуозное мастерство пилота, уверенно удерживающего самолетик над серединой реки на предельно малой высоте, несмотря на постоянное воздействие вихревых воздушных потоков, образующихся в узком каньоне, как в аэродинамической трубе. Нетрудно было догадаться, что именно является целью преследователей. А уж когда сидящий в пассажирском кресле человек с ярко выраженной азиатской внешностью достал автомат и прицелился, у Питта и Джулии исчезли последние сомнения.

— Прикажите им лечь и прикрыть головы, — крикнул Питт.

Джулия передала распоряжение пассажирам в каюте, но выполнить его из-за тесноты удалось немногим. Остальные просто расселись по койкам, наклонив головы к коленям и сплетя руки на затылке.

— Боже мой! — вдруг воскликнула девушка, бросив взгляд за корму. — Там еще два таких же самолета в полумиле за первым!

— Лучше бы вы мне об этом не говорили, — процедил сквозь зубы Питт, склонившись над штурвалом и мысленно заклиная «крискрафт» еще немного поднажать. — Похоже, они готовы на все и за ценой не постоят, лишь бы обрубить все концы.

Ведущий ультралайт пронесся так низко над катером, что в спины сидящим у штурвала ударила тугая воздушная волна от винта. К удивлению Питта, первый заход на цель не сопровождался автоматным огнем — во всяком случае, выстрелов он не слышал. Вероятно, стрелок пока только примеривался, но уже следующая атака наверняка окажется более результативной. Словно прочитав его мысли, пилот резко увел машину вверх и лег на разворот.

* * *

Надежно пристегнутый крест-накрест ремнями безопасности к спинке пассажирского сиденья самолета Чжун Кунь со злорадным удовлетворением вглядывался в удирающий вниз по реке «крискрафт». Поднеся вплотную к губам телефонную трубку, он прокричал, перекрывая шум мотора:

— Вижу катер!

— Вы его уже атаковали? — осведомился Хань Лу.

— Пока нет. Пилот ведущей машины докладывает, что объект на борту не один. Какие будут распоряжения?

— Какие еще распоряжения? — рассердился начальник охраны. — Ликвидируйте их, и дело с концом! Я с самого начала подозревал, что их двое.

— Но их не двое! — возразил Чжун. — Там человек десять, и среди них маленькие дети.

— Должно быть, объект, спускаясь по реке, обнаружил где-нибудь на берегу компанию туристов и взял их в заложники, — высказал предположение Хань Лу. — Вот же подлая бестия!

Чжун навел на катер бинокль и некоторое время разглядывав пассажиров, после чего возобновил диалог с начальством.

— Не хочется огорчать тебя, Лу, — сказал он, — но боюсь, что у нас возникла непредвиденная проблема.

— У меня уже башка трещит от непредвиденных проблем! — проворчал Хань. — Ну, что там еще у тебя стряслось?

— Я пока не уверен, но мне кажется, что на катере одни китайцы. Уж не наши ли это иммигранты?

— Не может быть! Все наши либо за решеткой, либо на дне.

— Я мог и ошибиться, — примирительным тоном произнес Чжун. — До катера еще далековато, чтобы судить наверняка.

— Ну так подлети поближе и выясни, китайцы это или кто-то еще, — предложил Хань.

— Не вижу смысла, — равнодушно ответил Чжун. — Какая разница, если вместе с объектом, уничтожившим любимую яхту господина и проникшим в тайну тюремного блока, так или иначе придется ликвидировать и всех его спутников, независимо от их национальности.

— Что ж, резонно, — признал Хань. — Не зря тебя прозвали Умником! Ладно, действуй по своему усмотрению, но помни: все должно быть проделано чисто. Мы не имеем права подвести нашего господина.

— Можно начинать? — спокойно спросил Чжун.

— А там никого поблизости нет? — вдруг забеспокоился Хань. — Сам понимаешь, свидетели нам ни к чему.

— На реке ни одного суденышка, по берегам тоже пусто, — доложил Чжун.

— Тогда давай, да поскорее. Если промедлишь, и они доберутся до устья, все пропало!

— Понял тебя, Лу. До связи.

* * *

— Почему он не стал стрелять? — в недоумении спросила Джулия, щуря глаза от нестерпимого блеска солнечных лучей, отражаемых водной гладью.

— Трудно сказать, — пожал плечами Питт. — Возможно, просто не успел сориентироваться. Только мне думается, причина в другом. Они ведь до сих пор считали, что имеют дело с одиночкой в моем лице, а тут целый Ноев ковчег. Вот и не решились открыть огонь, пока не проконсультируются с начальством.

— Далеко еще до залива?

— Миль двенадцать-тринадцать.

— Не лучше ли нам тогда пристать к берегу и спрятаться в лесу или в скалах?

— Это неразумно, — покачал головой Питт. — Ультралайт может сесть даже на крошечный пятачок. Вшестером они без труда выследят нас и перестреляют. Наш единственный шанс — оставаться на реке и улепетывать во все лопатки. Пусть пока гадают, где я подцепил столько пассажиров. А вам, мисс Ли, настоятельно рекомендую держать голову пониже: распухшие губы и синяки под вашими очаровательными глазками сразу вас выдадут.

Старый надежный «крискрафт» успел пройти еще пару миль, прежде чем головная машина преследователей, до этого державшаяся на довольно большой высоте, спикировала, устремляясь в атаку.

— Все, игры кончились, — спокойно заметил Питт. — Больше нас щадить не будут. Вы хорошо стреляете из револьвера, мисс Ли?

— В тире на тренировках я выбивала больше очков, чем многие из моих коллег-мужчин, — без тени хвастовства ответила Джулия.

— Из сорок пятого приходилось раньше стрелять? — осведомился Питт, развернув полотенце, в котором оказался внушительных размеров памятный кольт.

— Нет, ни разу, — честно призналась девушка. — У нас для обучения агентов обычно используют автоматическое оружие меньшего калибра. Для меня, например, привычнее всего «Беретта-40».

— Ничего, привыкнете и к этому, — успокоил ее Питт. — Вот вам запасные патроны. Советую только одиночными и ни в коем случае не пытаться попасть в мотор или бензобак — слишком маленькие мишени. Цельте либо в пилота, либо в стрелка. Убьете первого — самолет разобьется, второго — улетит домой. В любом случае одним меньше. Все понятно?

Джулия молча кивнула, взвесила на ладони револьвер, примериваясь к непривычному оружию, сняла кольт с предохранителя и взвела курок.

— Они уже близко, — предупредила она Питта.

— Очень хорошо, — хладнокровно кивнул тот. — Теперь слушайте меня внимательно. Пилот станет заходить на цель сбоку, чтобы облегчить задачу стрелку. Вы же должны будете сказать мне, с какой стороны, чтобы я успел сманеврировать и выполнить зигзаг.

Джулия выслушала инструктаж, снова кивнула, крепко обхватила обеими руками увесистую рукоятку револьвера, взяла на мушку фигуру пилота быстро снижающегося самолета и приготовилась открыть огонь. Ни тени страха не отразилось на ее лице, выражающем лишь сосредоточенность и упрямую решимость бороться до конца.

— Слева! — выкрикнула она, и в ту же секунду сидящий за штурвалом Питт заложил крутой вираж, направив нос катера влево, чтобы тот в момент атаки оказался не в стороне от самолета, а прямо под ним. Уловка сработала, и выпущенная стрелком автоматная очередь длинной строчкой прошлась по воде в добрых трех футах от правого борта. Дробный треск автоматных выстрелов слился воедино с гулким уханьем старого кольта.

Питт проводил взглядом пронесшийся над головой ультралайт. Судя по тому, что тот сразу же свечкой устремился ввысь, лег на крыло и начал разворачиваться для следующего захода, оба члена экипажа остались в добром здравии и не получили ни царапины.

— Все ваши пули ушли «в молоко», мисс Ли. — Питт укоризненно покачал головой.

— Не понимаю, как я могла промахнуться?! — воскликнула она, чуть не плача от огорчения. — Я же наводила мушку точно на цель!

Питт неожиданно рассмеялся.

— Я вижу, вы никогда не охотились на уток. Когда стреляешь по быстро движущейся цели, следует учитывать фактор скорости и наводить ствол с небольшим упреждением. Ясно?

Джулия смущенно кивнула.

— Я ведь действительно никогда не охотилась, — призналась она, сноровисто перезаряжая опустевшие ячейки барабана кольта. — Не могу заставить себя стрелять по беззащитным живым существам. Спасибо за науку, мистер Питт. Постараюсь учесть ваш совет.

«Еще один типичный образчик женской логики, — с досадой подумал Питт. — На зверушек и птичек у нее, видите ли, рука не поднимается, а кому-нибудь черепушку разнести из крупнокалиберного револьвера — плевое дело!» Вслух он, разумеется, этого не сказал, но на всякий случай уточнил:

— При заходе на цель они сбрасывают скорость до ста миль. Упреждение в этом случае составит около десяти футов.

— Благодарю вас, мистер Питт, — серьезно кивнула девушка. — В следующий раз надеюсь не ошибиться.

Преследователи не заставили себя долго ждать. Пилот ведущего самолета, набрав высоту, начал описывать круги над катером, дожидаясь подходящего момента для новой атаки, в то время как два других в бой пока не вступали, держась в некотором отдалении. Шум моторов многократным эхом отражался от скалистых стен каньона, разносясь на мили вдоль течения реки. С высоты птичьего полета открывался великолепный вид на поросшие хвойным лесом склоны, зеленеющие луга в низинах и голубую ленту реки на дне глубокой теснины. И разыгрывающаяся на фоне всего этого великолепия природы смертельная схватка смотрелась как кощунственное попирание всех писаных и неписаных законов, как вызов, брошенный самим Небесам. Даже рукотворная хищная птица с желтым оперением казалась уникальным мексиканским огненным опалом на необъятном бархате сапфировой синевы. Питт оглянулся, на глаз прикидывая дистанцию, и мельком подумал, что в столь живописном месте и умереть не страшно. Ничем не хуже Неаполя[243]!

На этот раз пилот решил испробовать лобовую атаку, и Питт мог самостоятельно следить за его маневрами, не нуждаясь в услугах наблюдателя. Он понимал, что на ту же уловку преследователи больше не купятся, поэтому следовало срочно вспомнить или изобрести что-нибудь новенькое. Не отклоняясь от встречного курса до последнего, Питт ощущал себя в эти мгновения селедкой, вздумавшей подразнить акулу.

Джулия вскинула револьвер, опираясь для устойчивости прицела на лобовое стекло. Она водила стволом из стороны в сторону, неотрывно сопровождая каждое движение самолета, бросаемого пилотом то вправо, то влево, чтобы не повторить свою ошибку. Сидящий за штурвалом китаец в свое время считался одним из самых многообещающих молодых военных летчиков НОАК, но пристрастие к спиртному и кое-какие нетрадиционные наклонности поставили крест на его дальнейшей карьере. Он был уволен в отставку в звании капитана и наверняка спился бы, не подбери его вовремя один из вербовщиков организации Шэня. Пилот знал свое дело и предпринял новый заход, вплотную прижимаясь к прибрежным скалам, чтобы катер уже не смог поднырнуть под самолет, как в первый раз. Да и осторожность не помешает — две пулевых пробоины в плоскости наглядно доказывали, что добыча имеет острые зубки и способна огрызаться в ответ.

Питт не мог прижаться к берегу, где было слишком мелко, и продолжал держаться стремнины, отчетливо понимая, что сейчас уже никак не удастся избежать попаданий. Вся надежда на Джулию, и дай бог, чтобы она не промахнулась. Но даже если повезет и она с первого выстрела уложит пилота или стрелка, ситуация вряд ли заметно изменится к лучшему. Два оставшихся самолета продолжат охоту, где все шансы на их стороне, и добьют ускользающую дичь.

Все эти размышления мигом вылетели у Дирка из головы, когда речную гладь прямо по ходу катера зарябило от вонзающихся в воду пуль. Стрелок выбрал верный прицел, и можно было не сомневаться, что следующая очередь пройдет уже по палубе. В отчаянной попытке спасти положение Питт резко вывернул штурвал вправо. Стрелок разгадал его маневр и сделал соответствующую поправку, но чуть-чуть поторопился и снова промахнулся. Не дожидаясь, пока он исправит ошибку, Питт закрутил штурвал в обратную сторону. «Крискрафт», опасно накренившись на левый борт в крутом вираже, вновь ушел из-под обстрела. Разъяренный неудачей автоматчик, уже не заботясь о прицеле, открыл беспорядочную пальбу. И тут же, словно дождавшись отмашки стартера, загрохотал кольт в руках Джулии.

Сейчас или никогда! Скользнув безразличным взглядом по прошитой автоматной очередью деревянной панели фальшборта — попал все-таки, паразит! — Питт обеими руками ухватился за рычаг газа и изо всех сил потянул на себя. Не привыкший к столь грубому обращению древний движок протестующе взвыл, стрелку тахометра зашкалило за красную черту, но зубцы шестеренок в коробке передач все же провернулись с противным скрежетом, и катер так резко остановился, словно ткнулся носом в невидимую преграду. Остановка длилась лишь краткое мгновение. «Крискрафт», натужно содрогаясь всем корпусом, вновь начал набирать скорость, но уже задним ходом. Несколько пуль пробили ветровое стекло, никого, по счастью, не задев, а затем свинцовый дождь переместился далеко за корму, уже не причиняя вреда. И эта атака закончилась безрезультатно! Джулия выпустила вдогонку уходящему самолету последний шестой патрон из барабана кольта и опустила руки.

Питт оглянулся, и сердце его дрогнуло от радости. Желтый ультралайт вышел из-под контроля. Простреленный мотор захлебывался в надсадном визге, а от винта в разные стороны разлетались обломки. Пилот лихорадочно пытался выровнять машину, но тщетно, — ее беспорядочно мотало в воздухе, как марионетку в руках нализавшегося кукловода. Потеряв скорость, самолет внезапно клюнул носом, завалился в неуправляемый штопор и врезался в воду, взметнув большущий фонтан брызг.

— Отличная стрельба! — похвалил девушку Питт. — Сам Буффало Билл гордился бы такой ученицей.

— Всего лишь один удачный выстрел, — скромно потупилась Джулия, не собираясь признаваться, что на самом деле целилась в пилота, а в двигатель попала случайно.

— Не важно, — отмахнулся Питт. — Главное, вы преподали им наглядный урок. Теперь они станут осторожнее и очертя голову лезть на рожон не рискнут. Скорее всего, будут обстреливать нас с дальней дистанции, что не так опасно. Лишь бы у них в закромах не завалялось снайперской винтовки!

— Далеко еще до устья?

— Мили четыре. Или пять.

Они обменялись взглядами. Питт выглядел сравнительно свежим и сохранил еще немало сил, в то время как полуживая от голода, усталости и недосыпа Джулия сильно напоминала ходячий скелет. Она уже дошла до предела физических и моральных сил, окончательно истощив последние резервные запасы организма. Отвернувшись и зачем-то засунув указательный палец в одну из пулевых пробоин в лобовом стекле, она обреченно прошептала:

— Мы не дойдем, да?

— Конечно же дойдем! — убежденно возразил Питт, в глубине души отнюдь не питающий особых иллюзий на благополучный исход. — Еще каких-нибудь пятнадцать минут — и мы в безопасности: Выше нос, мисс Ли. Я не для того вас спасал, чтобы отдать на растерзание. Мы им еще покажем!

Джулия недоверчиво покосилась на него и печально покачала головой.

— Если нас начнут обстреливать с дистанции свыше сотни ярдов, мне в них ни за что не попасть. Им-то проще: катер куда больше самолета, да и людей на борту слишком много.

— Я уверен, что вы справитесь. — Фраза за милю отдавала казенщиной, и Питт это чувствовал, но ничего другого на ум не приходило; к тому же в тот момент он был вынужден сосредоточить внимание на лавировании между огромными каменными глыбами, торчащими со дна реки подобно воротам на трассе горнолыжного слалома. — Мы уже совсем близко. Осталось продержаться всего десять минут.

— А вдруг они нападут на нас одновременно? Что мне тогда делать? — спросила девушка.

— Можете не сомневаться, что они так и поступят, — заверил Питт. — А делать вы будете то же самое, что делали в тире, тренируясь в стрельбе по двум движущимся мишеням. Два выстрела по одной, два — по другой и снова по первой. Ничего сложного. Даже если промажете, ответный огонь заставит их поневоле держаться на расстоянии. Издали в нас попасть намного труднее, да и я постараюсь вести катер таким образом, что им в жизни не угадать, куда я поверну в следующую секунду.

* * *

Питт правильно вычислил ход мыслей руководившего операцией преследования Чжун Куня. Будучи очевидцем гибели ведущего самолета и его экипажа, он незамедлительно отдал приказ оставшимся пилотам набрать высоту и атаковать с дальней дистанции, после чего поспешил снова связаться с начальником охраны комплекса.

— Мы потеряли один ультралайт и двоих верных людей, — доложил Чжун.

— Как? — лаконично спросил Хань Лу.

— С катера открыли ответный огонь.

— Ты обязан был предвидеть это, Кунь! — недовольно проворчал Хань. — Профессиональные диверсанты, как правило, никогда не расстаются с оружием. У него что, «стингер» в арсенале оказался?

— Мне стыдно говорить об этом, Лу, но наш самолет сбила женщина. Разворотила ему мотор выстрелом из револьвера.

— Женщина! — Гневный рык Ханя чуть не порвал мембрану микрофона. — Мы оба потеряли лицо, Чжун Кунь! Ты и я! Приказываю любой ценой выполнить задачу и сделать это прямо сейчас. Выполнять!

— Слушаюсь!

— С нетерпением ожидаю твоего доклада об успешном окончании операции.

— Надеюсь очень скоро обрадовать тебя, Лу, — уверенно заявил Чжун, к которому уже вернулось привычное самообладание. — Победа или смерть! Третьего не дано.

На протяжении трех последующих миль отчаянной гонки вниз по реке действия преследователей полностью укладывались в предсказанные Питтом рамки. Оба самолета хаотично кружили над катером на довольно большой высоте, методично поливая его автоматным огнем. Редкие ответные выстрелы Джулии не достигали цели, но и стрелки никак не могли взять верный прицел. Убедившись наконец в бесплодности такого метода, они вновь изменили тактику. Отдалившись на расстояние в пару сотен ярдов, две желтые машины легли на параллельный курс, а затем начали плавно расходиться и снижаться, чтобы атаковать «крискрафт» одновременно с двух сторон. Очень рискованный маневр, обещавший, однако, при удачном стечении обстоятельств быстрый успех.

Патронов осталось совсем мало, и Джулия старалась расходовать их как можно экономней, да и стреляла больше для острастки, чем в реальной надежде поразить цель. Питт вертел штурвал, как заведенный, заставляя катер рыскать от берега к берегу по замысловатой траектории, напоминающей след пьяной гусеницы. Справа и слева по борту вода то и дело вскипала от автоматных очередей. То же самое происходило прямо по ходу. Что творилось за кормой, Питт видеть не мог, но догадывался. Внезапно он похолодел и затаил дыхание, услышав за спиной стаккато раскатившейся по палубе частой дроби. Крышку люка моторного отсека наискосок прорезало шальной очередью, но двигатель продолжал работать в прежнем режиме, уверенно выдавая требуемые от него обороты. Питт с облегчением перевел дух, но тут же снова напрягся, бросив взгляд на приборную панель. Давление масла быстро падало. Очевидно, одной из пуль перебило маслопровод. Питт с ужасом представил, в какое бешенство придет Сэм Фоули, когда увидит, во что превратился его драгоценный «крискрафт», и мысленно содрогнулся. Нет, лучше уж иметь дело с китайскими боевиками!

Еще две мили до устья. Всего две! Из пробитого люка потянуло горелым маслом. Обороты двигателя начали падать. Питт очень хорошо понимал, что происходит внутри кожуха мотора. Он словно воочию видел, как раскаляются и увеличиваются в объеме в отсутствие смазки шарики в подшипниках, отчего те с каждым мгновением вращаются все медленнее и медленнее. Еще немного, и мотор окончательно сгорит, а катер потеряет ход и станет легкой добычей настигающих его стервятников.

Питт с досады вмазал изо всех сил кулаком по штурвалу и оглянулся. А вот и они — легки на помине. Да еще летят, сволочи, крыло в крыло, как на параде! И ведь совсем низко летят, не боятся — видимо, вконец приперло. Оно и понятно: последняя возможность у них разделаться с беглецами. До залива рукой подать, а там народ, там свидетели, там уже не постреляешь. Ну, Джулия, давай, девочка, сотвори чудо! На тебя вся надежда.

Словно услышав его безмолвный призыв, девушка вскинула револьвер, выстрелила, почти не целясь, по заходящему слева желтому ультралайту, и чудо свершилось. Пилот нелепо взмахнул руками и навалился грудью на штурвал. Крупнокалиберная пуля вошла ему прямо в сердце. Потерявший управление самолет завалился набок, чиркнул крылом по воде, изменил направление и врезался в скалы.

Но поздравлять Джулию с феноменально удачным выстрелом было пока рановато. Положение беглецов по-прежнему оставалось угрожающим, а когда она выпустила последний патрон, стало и вовсе критическим. Пилот последнего самолета, сначала шарахнувшийся с перепугу в сторону, заметил, что ответный огонь прекратился, а из палубного люка выбивается черный дым, и осмелел. Заложив предельно допустимый вираж, он быстро развернулся и пошел на новый заход на бреющем полете в каких-нибудь пяти футах над водой.

Скорость катера снизилась до десяти миль в час и продолжала падать. Гонка на выживание, несмотря на героические усилия Питта и Джулии, казалось, близилась к трагическому финалу. Питт поднял голову, встретился взглядом со стрелком на пассажирском сиденье и в бессильной ярости вскинул кулак с оттопыренным вверх средним пальцем. Тот снисходительно усмехнулся в ответ, снял солнечные очки в модной оправе, подчеркнуто неторопливо сложил их, засунул в карман, помахал на прощание рукой и поднял автомат.

Питт, словно подброшенный пружиной, сорвался с места, схватил в охапку Джулию и детишек и вместе с ними повалился на палубу, прикрывая их сверху своим телом. Одно лишь омрачало ему последние мгновения перед смертью — мысль о том, что его застрелят в спину.

11

Старуха с косой и на сей раз обошла Питта стороной. То ли у бабули возникло неотложное дело в другом месте, то ли просто побрезговала руки марать. Как бы то ни было, Дирк испытывал к ней искреннюю благодарность и претензий предъявлять не собирался. Ни сейчас, ни в обозримом будущем. Предназначенные оборвать его жизнь пули так и остались в рожке, а вместо сухого треска автоматной очереди до ушей Питта донесся нарастающий рокочущий гул лопастей вертолетного винта. Прежде чем он успел сообразить, что происходит, над покалеченным катером, отбрасывая огромную тень, зависла бирюзовая винтокрылая машина, на фюзеляже которой красовалась начертанная большими буквами до боли знакомая аббревиатура НУМА. Поспешно вскочив, Питт впился в нее взглядом, попутно отметив с чувством глубокого удовлетворения, что пилот желтого ультралайта оказался достаточно сообразительным, чтобы прекратить преследование. Впрочем, шансов уйти у него было немного: его суперлегкий летательный аппарат значительно уступал в скорости и маневренности вертолету Агентства.

— Господи, только не это! — простонала Джулия, тяжело поднимаясь на четвереньки.

— Не бойтесь, это свои! — восторженно заорал Питт, с трудом удерживаясь, чтобы не пуститься в пляс — Мы спасены!

Он моментально опознал в появившемся вертолете «эксплорер», за штурвалом которого сам налетал немало часов. Эта надежная и пользующаяся заслуженной репутацией двухмоторная машина с удлиненным сигарообразным хвостом со сдвоенными вертикальными стабилизаторами могла развить скорость порядка ста семидесяти миль в час и широко применялась для геологоразведочных и поисковых работ.

— Откуда он взялся?

— Это как раз то самое такси, что я заказывал, — ухмыльнулся Питт, мысленно поклявшись не забыть упомянуть пилота в своем завещании.

Все пассажиры высыпали на палубу и облепили фальшборт, возбужденно наблюдая за перипетиями разыгрывающейся над их головами воздушной схватки и с невесть откуда взявшимся азартом обмениваясь оживленными комментариями. Сквозь остекление кабины можно было в подробностях разглядеть две мужские фигуры внутри. В кресле второго пилота сидел коротышка в перевернутой козырьком назад бейсболке и очках в роговой оправе, а в соседнем комфортно расположился за штурвалом на редкость широкоплечий и плотный жгучий брюнет в экзотической соломенной шляпе, живописной гавайской рубахе и с огромной сигарой в зубах.

Торжествующая улыбка на лице Чжуна уступила место выражению полной растерянности и животного страха. Он сразу понял, что с новым противником, столь эффектно появившимся на сцене в кульминационный момент, шутки плохи. Между тем катер, хотя и снизивший ход до минимума, неуклонно приближался к устью и находился уже в пределах видимости от места впадения в залив Орион-Ривер. С высоты Чжун хорошо видел целую флотилию рыбачьих лодок, выходящих или уже вышедших в море на промысел. Вдоль побережья тянулись утопающие в зелени коттеджи, а на пирсе толпился народ. Последний шанс поквитаться с виновником переполоха, учиненного во владениях господина Шэня, улетучился навсегда. Оценив ситуацию, Чжун вынужден был скрепя сердце приказать пилоту прекратить атаку и срочно уходить. Тот так поспешно выполнил распоряжение начальника и заложил такой немыслимый вираж, что самолет развернуло почти под прямым углом, а сам Чжун повис на ремнях и чуть не выронил автомат.

Но сидящий за штурвалом вертолета тоже был не лыком шит и не только досконально изучил все подобные трюки, но и имел в запасе пару-тройку новинок, способных ошарашить любого противника. В неумолимом блеске черных глаз читалась холодная решимость и ни малейшего намека на милосердие. Легко повторив маневр ультралайта, он уравнял скорости, уверенно оседлал его сверху, пропоров посадочными лыжами обтягивающую плоскости тонкую ткань, и тут же снова взмыл в небо.

Пилот и стрелок в ужасе застыли на своих местах. Их машина еще несколько томительных мгновений судорожно цеплялась за воздух, но пробоины в крыльях оказались слишком велики. Самолет швырнуло в неуправляемый штопор, и он врезался в берег, сложившись, как карточный домик, в жалкую кучку алюминиевого лома и обрывков желтой материи. Взрыва не было — лишь небольшое облачко пыли взметнулось над обломками, но и оно быстро рассеялось.

Свершив акт мести, бирюзовый вертолет вернулся и снова завис над катером. Пилот и пассажир высунулись из кабины, приветственно размахивая руками. Джулия помахала в ответ и послала обоим по воздушному поцелую.

— Жаль, что не знаю их имен, — с чувством сказала она. — Этим людям мы все обязаны жизнью!

— Рад, что могу просветить вас, мисс Ли, — усмехнулся Питт. — Очкарика в бейсболке задом наперед зовут Руди Ганн, а кучерявого пижона с сигарой — Ал Джордино.

— Ваши знакомые?

— Друзья, — поправил Питт. — Очень старые друзья.

* * *

Отчаянно чихающий и кашляющий крайслеровский движок совсем немного не дотянул до пристани и окончательно сдох в каких-нибудь полутора сотнях ярдов от пирса, сразу за которым начиналась главная улица Виноградного, прорезающая поселок по диагонали от устья Орион-Ривер до океанского побережья. Молодой парнишка на дряхлой моторке любезно отбуксировал выдохшийся «крискрафт» с еще более выдохшимися пассажирами на борту к причалу, где их уже ожидали двое мужчин и женщина. По внешнему виду трое встречающих ничем не отличались от обычных туристов, но Джулия наметанным глазом моментально определила в них агентов Службы иммиграции и натурализации.

— Ваши знакомые? — спросил, в свою очередь, Питт, окинув взглядом трио на пристани.

Джулия отрицательно покачала головой и добавила:

— Никого не знаю, но почти уверена, что один из них либо директор регионального филиала, либо его заместитель.

Питт подхватил на руки не отходящего от него китайчонка и скорчил ему смешную рожицу. Малыш счастливо засмеялся и тоже принялся гримасничать.

— Что теперь ожидает наших подопечных? — как бы невзначай поинтересовался он, усаживая ребенка себе на плечи.

— Они же нелегалы, — вздохнула девушка. — Закон предписывает выслать их обратно на родину.

— А вам не кажется, — нехорошо прищурился Питт, — что после всего, что они пережили, отправлять их назад в высшей степени безнравственно?

— Полностью с вами согласна, — снова вздохнула Джулия, — но мое мнение мало кого интересует. Разумеется, я приложу к сопроводительным бумагам подробный рапорт и свои рекомендации с просьбой позволить им остаться, но окончательное решение от меня уже не зависит. Его будут принимать другие.

— Вот же бюрократы хреновы! — брезгливо поморщился Питт. — Не могу поверить, что вы, мисс Ли, рисковали жизнью ради спасения этих несчастных и собственноручно сбили два самолета из древнего кольта только ради того, чтобы затем безропотно вверить их дальнейшую судьбу в руки каких-то бумажных крыс, в жизни не нюхавших пороха! Уж вам ли не знать, что ожидает их в Китае. Люди Шэня позаботятся о том, чтобы они бесследно исчезли. Кроме того, вам наверняка известно неписаное правило: если однажды кого-то спас, потом до конца жизни несешь за него ответственность. Так что вам не удастся умыть руки и сделать вид, что их будущее вам безразлично.

— А я и не собираюсь! — вспыхнула от обиды девушка, смерив его таким презрительно-холодным взглядом, каким могла бы осадить светская красавица неотесанного деревенского мужлана, отпустившего ей сомнительный комплимент. — Умывать руки, я имею в виду. Бюрократическая машина работает медленно.

С одной стороны, это минус, но с другой — позволяет выиграть время. Как вы справедливо заметили, в Китае их ждет верная смерть без суда и следствия. А в подобных случаях — по нашим же законам! — принято предоставлять политическое убежище. Я не защищаю бюрократов и не слишком высокого мнения об американских законах, но уверяю вас, мистер Питт, не все из них так уж плохи, как вы думаете. И я обещаю вам сделать все, что в моих силах, чтобы эти беженцы получили реальную возможность стать гражданами Соединенных Штатов.

— Ловлю вас на слове, мисс Ли, — тихо произнес Питт.

— Можете не сомневаться! — горячо заверила его Джулия.

— А я и не сомневаюсь. Но если возникнут осложнения, обязательно свяжитесь со мной через справочную НУМА. Я обладаю некоторым влиянием в Сенате и могу посодействовать принятию положительного решения соответствующей комиссией.

Девушка окинула его недоверчивым взглядом.

— Откуда, интересно, у простого морского инженера такие связи?

— Все очень просто, — усмехнулся Питт. — Мой отец вот уже много лет бессменно представляет Калифорнию в Сенате Соединенных Штатов.

— В таком случае, — признала Джулия, на которую сообщение Питта произвело немалое впечатление, — ваша помощь действительно может оказаться полезной. Впрочем, будем надеяться, что она не понадобится. Все же хочется верить, что среди чиновников встречаются не только тупоголовые чурбаны, но и порядочные люди.

Юноша на моторке отцепил буксирный трос, и израненный катер, пройдя по инерции последние несколько ярдов, мягко ткнулся правым бортом в причальные кранцы. Лица китайских иммигрантов на борту расцвели радостными улыбками. Они былисчастливы уже оттого, что их больше не топят, в них никто не стреляет и они вот-вот ступят на землю Америки, куда так беззаветно стремились попасть. Все прочие соображения — как их примут, куда повезут и где разместят, — в этот волнительный момент отступили на второй план. Питт высадил мальчика и девочку первыми, а затем галантно помог сойти на берег их родителям.

К Джулии сразу направился высокий мужчина средних лет с жизнерадостной физиономией и искрящимися добродушным весельем глазами. Положив руки на плечи девушки, он бросил сочувственный взгляд на ее обезображенное синяками лицо и с энтузиазмом воскликнул:

— Вы и представить себе не можете, как мы рады видеть вас целой и... — тут он запнулся, но быстро нашелся: — почти невредимой, мисс Ли! И как благодарны за переданную вами информацию. Между прочим, разрешите представиться: я Джордж Симмонз, заместитель директора по оперативной работе.

— А уж я как рада! — широко улыбнулась Джулия и сразу пожалела об этом, непроизвольно скривившись от боли в разбитых губах.

— Джек Фаррар, директор нашего филиала, — продолжал Симмонз, — был бы счастлив сам встретить вас и выразить свою признательность, но он принял решение лично возглавить операцию по зачистке логова контрабандистов на озере Орион.

— Операция уже началась?

— Эскадрилья военных вертолетов выбросила десант спецназа в указанный вами район, — Симмонз посмотрел на часы, — ровно восемнадцать минут назад. По последним сообщениям, десантники уже захватили главное здание и прилегающие к нему строения.

— Что с заключенными в камерах?

— Все живы, но многие нуждаются в медицинской помощи.

— А охрана?

— Сложили оружие, не оказав сопротивления. К сожалению, их главному удалось скрыться. Но участок плотно оцеплен по всему периметру, так что мы надеемся в скором времени задержать и его.

Джулия нашла глазами Питта, провожающего на берег пожилую китаянку — последнюю из находившихся на борту катера иммигрантов, — подхватила собеседника под локоть и подвела к нему.

— Мистер Симмонз, позвольте представить вам Дирка Питта, сотрудника НУМА, — церемонно проговорила девушка. — Это ему все мы обязаны успешным завершением операции против контрабандистов. Не говоря уже о том, что он спас жизни десяти человек, включая мою.

— Рад знакомству, мистер Питт, — сказал Симмонз, крепко пожимая протянутую руку. — Уверен, у нас с вами найдется о чем поговорить. Мисс Ли торопилась и не смогла сообщить по телефону все подробности, но даже если судить по тем крохам информации, что имеются в моем распоряжении, совершенное вами трудно назвать иначе чем подлинным героизмом.

— В таких случаях принято отвечать, что я всего лишь случайно оказался в нужном месте в нужный момент, — усмехнулся Питт.

— А вот мне почему-то кажется, что вы сделали гораздо больше, чем случайный прохожий на вашем месте, — рассмеялся Симмонз. — Не надо скромничать, мистер Питт, вы самый настоящий герой! Кстати, представьте пожалуйста письменный рапорт с подробным описанием всех ваших действий с момента прибытия на озеро Орион. Не хотелось бы вас затруднять, — смущенно развел он руками, — но порядок есть порядок.

Питт понимающе кивнул и жестом указал на группу китайцев, сопровождаемых к микроавтобусу у причала спутниками Симмонза.

— Эти люди прошли через тяжелейшие испытания и не раз бывали на волосок от смерти. Очень надеюсь, что в дальнейшем с ними будут обращаться по-человечески.

— Заверяю вас, мистер Питт, что лично прослежу за их отправкой и размещением и позабочусь о том, чтобы им обеспечили все условия.

— Благодарю вас, мистер Симмонз.

Они снова обменялись рукопожатием, затем Симмонз обратился к девушке:

— Мне право же неловко обращаться к вам с такой просьбой, мисс Ли, но мой босс очень надеется на вашу помощь в качестве переводчицы. Разумеется, если вы чувствуете себя неважно...

— Нет-нет, я в порядке, — поспешно перебила его Джулия. — Спать, правда, хочется, но еще два-три часа как-нибудь перетерплю. — Она повернулась к Питту и тихо сказала: — Вот мы и расстаемся с вами, Дирк Питт. Прощайте.

— Думаю, мы еще не раз увидимся, — усмехнулся он. — Как вам понравилась наша романтическая прогулка по реке?

— Ну, романтической ее назвать трудно, — улыбнулась в ответ девушка, — скорее захватывающей, но вспоминать о ней я точно буду всю оставшуюся жизнь!

— Значит, и обо мне не забудете, — обрадовался Питт. — Обещаю на следующем нашем свидании проявить себя более галантным кавалером.

— Вы возвращаетесь в Вашингтон?

— Пока что я официально числюсь в отпуске, но сильно подозреваю, что мои нахальные дружки — Ал и Руди — заявились сюда именно для того, чтобы прервать его самым бесцеремонным образом. А вы куда отправитесь, Джулия? На новое задание? Или получите повышение и засядете в офисе?

Сердце девушки учащенно забилось — он впервые назвал ее по имени! Она почувствовала, что краснеет, и торопливо ответила:

— Полечу в Сан-Франциско, в свою контору. И буду ждать распоряжений начальства.

Питт неожиданно привлек ее к себе, обнял и поцеловал в лоб.

— В следующий раз, когда мы встретимся, — прошептал он, нежно проведя кончиками пальцев по ее распухшим, покрытым запекшейся кровью губам, — я обязательно поцелую тебя по-настоящему.

Прижимаясь щекой к его груди, Джулия также шепотом спросила:

— А ты хорошо целуешься?

— Спрашиваешь! Еще когда я учился в школе, девчонки со всей округи с утра выстраивались в очередь, чтобы получить от меня поцелуй.

— Тогда можешь считать, что я заняла ее первой, — лукаво улыбнулась девушка.

А потом она уехала. Уехала с Симмонзом, предупредительно распахнувшим перед ней заднюю дверцу своей служебной машины с шофером. Питт проводил ее ностальгическим взглядом и побрел назад, к пришвартованному «крискрафту». Внезапно он вздрогнул и обернулся. По главной улице к пристани бежали Ганн и Джордино, вопя во всю глотку и размахивая руками, как сумасшедшие.

Они сопровождали катер до тех пор, пока не убедились, что находящимся на его борту ничто больше не угрожает, после чего развернули вертолет и принялись подыскивать свободный пятачок для посадки. Руди уговаривал Ала сесть на пустыре за поселком, где как раз приземлялась одна из машин, задействованных в операции, но оттуда до причала пришлось бы топать пешком целую милю, и Джордино с возмущением отверг это предложение. Кончилось тем, что он с ювелирной точностью приткнул «эксплорер» на автостоянку среди припаркованных автомобилей, чем вызвал справедливый гнев присматривающего за ней помощника шерифа. Тот кричал, размахивал пистолетом и угрожал им арестом, но Ал быстро утихомирил ретивого стража порядка, навешав ему лапши на уши, что они, дескать, представители голливудской кинокомпании, подыскивающие подходящий антураж для съемок нового фильма ужасов, и Виноградный для этого самое идеальное место. А услыхав о том, что на главные роли намечены Кевин Костнер и Джулия Робертс, помощник шерифа окончательно размяк и даже предложил подкинуть друзей до пристани на своем джипе.

Рост никогда не унывающего итальянца составлял всего пять футов и четыре дюйма, лишь немногим превосходя ширину его необъятных плеч. Он сразу облапил Питта по-медвежьи и от души потискал, отпустив лишь после того, как тот взмолился о пощаде. Затем отступил на пару шагов, окинул друга критическим взглядом и нахмурился.

— Знаешь, Дирк, ты прямо как дите малое, ей-богу! — строго сказал он. — Стоит тебя на минутку оставить без присмотра, как ты обязательно вляпаешься в какое-нибудь дерьмо.

— Ничего не поделаешь, безусловный рефлекс, — ухмыльнулся Питт.

Ганн проявил куда большую сдержанность — похлопал его по плечу и просто сказал:

— Рад снова увидеться с тобой, старина.

— Я тоже по тебе соскучился, Руди, — признался Питт, украдкой массируя ноющие после объятий Джордино ребра.

— Ты нам лучше скажи, что за гангстеры гнались за твоей посудиной на желтом самолетике? — бесцеремонно вклинился в диалог итальянец.

— Контрабандисты, — пояснил Питт. — Они занимаются нелегальным ввозом людей в нашу страну.

Джордино покосился на пулевые пробоины в фальшборте, люке моторного отсека и лобовом стекле «крискрафта».

— Вот же паразиты, такую вещь загубили! А ты куда смотрел? Почему не уберег? — неожиданно набросился он на Питта.

Тот еще раньше успел оценить ущерб, нанесенный катеру, и даже заглянуть в движок, который безнадежно заклинило. Сокрушенно вздохнув и пожав плечами, он виновато потупился и чуть слышно промямлил:

— Вы уж простите меня, ребята, я бы уберег, но руки были заняты. А вы вовремя подоспели, молодцы! Да еще какие заботливые. Запоздай вы хоть на пару секунд, и нашему дорогому шефу, адмиралу Сэндекеру, пришлось бы долго мучиться, сочиняя мой некролог.

Несколько мгновений друзья сдерживались, а потом дружно расхохотались.

— Когда мы пролетали над хижиной Сэма Фоули, — отсмеявшись, вновь заговорил итальянец, — вокруг нее шлялась целая орава подозрительных парней в костюмчиках ниндзя. Я, конечно, сразу почуял неладное, врубил полный газ и рванул вслед за тобой вниз по реке. Подлетаю поближе, и что же я вижу: какие-то косоглазые недоноски всерьез намыливаются напичкать свинцом твою задницу. Ну все, думаю, плакали мои сто баксов! Да так сильно переволновался, что случайно уронил свою вертушку им на головы. Кто ж знал, что они с перепугу в землю врежутся? Я тут ни при чем, они сами виноваты!

— Какие еще сто баксов? — прищурился Питт.

— Что значит, «какие»? — возмутился Джордино. — Те самые, что ты мне еще в январе проспорил! Неужто забыл?

— Да нет, вроде припоминаю что-то подобное... — Питт напряженно задумался и вдруг просиял: — Точно, было такое дело. Только не в январе, а в феврале. Проспорил, правда, не я, а ты и не сто баксов, а триста, но это уже мелочи. Главное, память не подвела!

— Черт бы тебя побрал вместе с твоей памятью! — беззлобно проворчал ничуть не смутившийся итальянец. — Опять не выгорело.

— Да ты не переживай, никто тебя упрекать не собирается, — утешил его Питт. — Всем известно, что ты с детства страдаешь повышенной возбудимостью с почти стопроцентным коэффициентом полезного действия. Как только начинаешь волноваться, так сразу либо от смерти кого-то спасаешь, либо избавляешь общество от какого-нибудь бандита или убийцы. А сегодня вообще сам себя перещеголял — одним махом сохранил жизнь почти дюжине невинных и отправил в преисподнюю парочку профессиональных убийц. По-моему, вполне достойный для занесения в Книгу Гиннесса рекорд. Тебе есть чем гордиться, мой друг, а нам с Руди есть кем гордиться. Между прочим, Ал, каким ветром тебя занесло в этот суровый северный край? Насколько я знаю, тебе сейчас положено загорать на гавайском пляже, не так ли? А тебе, Руди, — повернулся он к Ганну, — корпеть над отчетами в своем вашингтонском офисе. Что случилось, друзья?

— Все началось с того, — начал объяснять Руди, — что нас с адмиралом вызвал посреди ночи сам президент и поручил выполнить одно в высшей степени деликатное и ответственное задание. Боссу оно ужасно не нравится, да и мне тоже, но приказ есть приказ. А поскольку других кадров нашего уровня в его распоряжении не имеется, адмирал принял решение прервать ваш заслуженный отдых, а меня отправил в Сиэтл, где я должен был сначала встретить Ала, а затем слетать вместе с ним за тобой в Орион-Лейк. Вчера вечером мы одолжили вертушку в местном отделении НУМА в Бремертоне и собирались с утра отправиться за тобой, но после того, как босс сообщил нам, что происходит и где тебя искать, мы мигом подхватились и поднялись в воздух. Ал так торопился, что пересек полуостров Олимпия всего за сорок минут!

— Ты хочешь сказать, что наш старый морской волчара отправил за тысячи миль двух своих ценнейших сотрудников лишь ради того, чтобы испортить законный отпуск третьему? — поразился Питт. — Не проще ли было снять трубку?

Ганн иронически усмехнулся.

— Представь, я сказал ему примерно то же самое. Знаешь, что он мне ответил? Что не желает на старости лет выслушивать по телефону непечатные выражения из твоих уст.

— Да уж, старик неплохо меня изучил за столько лет, — нехотя признал Питт.

— Ты неважно выглядишь, — заметил Руди. — Если хочешь, я попробую уговорить босса дать тебе еще несколько дней на восстановление.

— Разумная мысль, — одобрил итальянец. — Ты сейчас до жути похож на крысу после двенадцатираундовой схватки с кошкой.

— Продлить отпуск? Да ни за что! — Питт поежился. — Предпочитаю поставить на нем окончательный крест и навсегда выбросить из памяти. Не дай бог снова пережить что-нибудь подобное!

— Тебе решать, — пожал плечами Ганн. — Вертолет рядом. Ты сам дойти сможешь или тачку поискать?

— Да уж как-нибудь доковыляю, — огрызнулся Питт, — только сначала мне нужно тут кое-что уладить. Во-первых, найти приличного механика, чтобы тот подлатал «крискрафт» Сэма и перебрал движок, во-вторых, нанести визит врачу, чтобы он заштопал мне дырку в ноге. А в-третьих, я так жрать хочу, что слопал бы даже сырого ежа! Пока не позавтракаю, с места не сдвинусь.

— Так он еще и ранен! — возмущенно закричал Ганн.

— Так он еще и голоден! — в унисон с Руди завопил Ал.

— Это не смертельно, — отмахнулся Питт, — но гангрену подцепить не хотелось бы.

Друзья переглянулись, и Джордино немедленно начал распоряжаться:

— Ты, Руди, ступай за коновалом, я займусь катером, а ты, болезный, пока отдыхай. Потом мы все вместе поищем какую-нибудь забегаловку и отдадим должное местной кухне. Я слышал, что крабы под майонезом здесь выше всяких похвал.

— Одну минутку, парни, — остановил их Питт. — Я еще не слышал, что за задание дал президент адмиралу и с какого боку замешаны в нем мы?

— Тебе и Алу поручено произвести подводную рекогносцировку портовых сооружений Сангари — нового океанского терминала, недавно построенного в окрестностях Морган-Сити, штат Луизиана.

— Ну и какие же подозрения вызывает у президента этот самый порт?

— Начать хотя бы с того, что построили его на болоте, далеко в стороне от автомобильных трасс. Но самое главное заключается в том, что все работы велись на денежки одного богатого предпринимателя, тайно возглавляющего крупнейшую в мире организацию по контрабандной переброске в Америку нелегальных китайских иммигрантов.

— Спаси и помилуй мя, Господи, недостойного раба твоего! — взмолился Питт, устремив очи горе и набожно сложив вместе ладони. — Ты не мог бы повторить это еще разок? — с надеждой в голосе обратился он к Руди. — Возможно, я не так тебя понял?

— Ты чего, белены объелся?! — изумленно вылупил на него глаза Джордино.

— Нет. Зато досыта нахлебался проблем китайских иммигрантов, которыми мне пришлось вплотную заниматься на протяжении последних двенадцати часов.

— Нет, вы только полюбуйтесь на этого тихоню, — восхищенно покрутил головой итальянец. — На ходу подметки рвет. Мы еще ни сном ни духом, а он уже в курсе!

Питт смерил друга ледяным взглядом.

— Если я правильно понял, в Вашингтоне подозревают, что Сангари используется как перевалочная база при транспортировке нелегалов в глубь страны?

— В том числе, — поправил Ганн. — Масштабы сооружения слишком велики только для этой функции, поэтому вам и надлежит выяснить, с какой еще целью вздумалось инвестору вкладывать сотни миллионов долларов в заведомо убыточный проект?

— А кто инвестор?

— Гонконгская компания «Шэнь Цинь маритайм лтд».

Питт не упал в обморок и даже глазом не моргнул, но лицо его покрылось смертельной бледностью — как у человека, пропустившего сильнейший удар в солнечное сплетение или неожиданно заставшего жену в объятиях многорукого монстра из фильма ужасов. Он с такой силой вцепился в руку Ганна, что ногти его глубоко впились в кожу.

— Ты сказал Шэнь Цинь?!

— Ну да, — подтвердил Руди, с огорчением разглядывая отметины на запястье и усиленно соображая, как объяснить их появление супруге. — Он владеет огромным флотом и управляет гигантской империей, легальная деятельность которой представляет собой лишь вершину айсберга. По некоторым данным, занимает четвертое место в списке богатейших людей мира. А в чем дело? Судя по твоей позеленевшей физиономии, его имя вызывает у тебя не слишком приятные ассоциации?

— Хоть мы и не встречались, — мрачно усмехнулся Питт, — думаю, не погрешу против истины, если скажу, что этот господин ненавидит меня всеми фибрами своей азиатской души.

— Он не шутит, — констатировал Джордино, бросив внимательный взгляд на друга.

— Чем же мог обыкновенный парень вроде тебя, — недоуменно поднял бровь Руди, — так насолить человеку, у которого денег больше, чем в «Нью-Йорк-Сити бэнк», чтобы заслужить его ненависть?

— Все очень просто, — злорадно ухмыльнулся Питт. — Я спалил его любимую яхту.

* * *

Хань Лу так и не дождался от Чжун Куня победного рапорта об уничтожении катера с беглецами на борту и после неоднократных безуспешных попыток связаться с ним пришел к неутешительному выводу, что его заместитель и пятеро боевиков, отправленные в погоню, скорее всего, мертвы. А это означало, что проклятый диверсант, прикончивший массу его людей и причинивший неисчислимый ущерб, в очередной раз ускользнул от справедливого возмездия.

Хань сидел в одиночестве в напичканном электроникой салоне микроавтобуса, пытаясь проанализировать ситуацию и принять хоть какое-то конструктивное решение. Устремив в пространство отсутствующий взгляд черных глаз, он лихорадочно размышлял, как ему выпутаться из обрушившихся на его голову неприятностей с минимальными потерями и — в первую очередь! — избежать ответственности перед хозяином. Снова и снова перебирал он в памяти калейдоскоп стремительных событий, произошедших за последние несколько часов. Чжун докладывал, что видел на катере около дюжины китайцев. Откуда они взялись? Ясно, что не из тюремного блока — те все на месте и сбежать не могли. Внезапно Хань похолодел и покрылся липким потом, припомнив странные маневры катамарана. Неужели шкипер оказался столь безответственным идиотом, что позволил приговоренным к смерти на дне озера бежать? Да, пожалуй, это единственное разумное объяснение. Но из него однозначно следует, что устроивший побег и погрузивший их на катер человек — правительственный агент!

Хань машинально скользнул взглядом по мониторам внешнего видео наблюдения и, словно в подтверждение собственных умозаключений, с ужасом узрел на одном из них два больших армейских вертолета, заходивших на посадку прямо на автостоянку перед входом в главное здание. Экран другого демонстрировал несколько бронемашин, на полной скорости прорвавших заграждение на подъездных путях. Из бронемашин посыпались вооруженные люди в десантной экипировке. Часть из них сразу бросились в парадное, остальные рассыпались по окрестностям, окружая комплекс со всех сторон. И все это молча, без единого выстрела и обычных в подобных случаях требований сложить оружие и выходить с поднятыми руками. Заранее предупрежденные об опасности расправы с заключенными, десантники ворвались в казармы и тюремный блок на третьем этаже, прежде чем охранники успели сообразить, что происходит. Быстро убедившиеся в численном превосходстве атакующих и бессмысленности сопротивления, застигнутые врасплох секьюрити сдавались в плен поодиночке и группами, покорно позволяя себя обезоружить и сковать наручниками.

Приказав себе выбросить из головы масштабы катастрофы, Хань Лу целиком сосредоточился на том, чтобы до конца выполнить свой долг перед господином. Склонившись над пультом управления, он набрал известный ему одному код и ввел его в систему спутниковой связи. Спустя несколько секунд нейтральный мужской голос ответил:

— "Лотос-два" слушает.

— Докладывает «Бамбук-шесть», — устало проговорил в микрофон Хань Лу. — Операция «Орион» скомпрометирована.

— Повторите еще раз, «Бамбук-шесть», — потребовал «Лотос-2» после короткой паузы.

— Повторяю: операция «Орион» скомпрометирована и в настоящий момент близка к окончательному срыву вследствие непредвиденных действий американских правительственных структур.

— Вы сообщили нам плохую новость, «Бамбук-шесть», — с оттенком укоризны в голосе прокомментировал «Лотос-2».

— Искренне сожалею, что приходится сворачивать дело до завершения подготовки к развертыванию операции «Ибервиль».

— Надеюсь, вверенный вашему попечению контингент ликвидирован и не сможет дать показаний?

— К сожалению, нас застали врасплох и выполнить данный пункт инструкции не представилось возможности.

— Господин председатель будет сильно разочарован, услышав о вашем недосмотре.

— Вина целиком лежит на мне, — мужественно признался Хань. — Я склоняю голову и смиренно ожидаю решения господина, каким бы оно ни было.

— Вы можете покинуть пределы комплекса?

— Боюсь, уже слишком поздно, — ответил Хань.

— Вы отдаете себе отчет, «Бамбук-шесть», что ваш арест американскими властями недопустим? То же самое относится к вашему заместителю и некоторым другим. Мы не можем позволить себе утечку информации.

— Мой заместитель мертв, — мрачно сообщил Хань. — Шкипер буксира и его подчиненные, непосредственно занимавшиеся ликвидацией, также погибли. Все остальные — простые наемники, не знающие даже имени нашего господина.

— В таком случае, — неумолимо констатировал «Лотос-2», — вы последнее оставшееся в цепи звено. Надеюсь, мне не надо напоминать, как вам следует поступить?

— Я потерял лицо в глазах господина и готов заплатить самую высокую цену за допущенные ошибки.

— Тогда это наш последний разговор, «Бамбук-шесть».

— Я с честью выполню свой долг, — заверил Хань Лу.

— Нисколько не сомневаюсь, — холодно ответил «Лотос-2». — Прощайте, «Бамбук-шесь».

— Прощайте, «Лотос-два».

Хань еще раньше приметил на экранах мониторов группу десантников, бегущих к замаскированному в зарослях ельника микроавтобусу. А когда по запертой на замок дверце забарабанили приклады, он достал из ящика стола маленький никелированный револьвер, вложил ствол себе в рот, закрыл глаза и нажал на спуск. Первым ворвавшийся внутрь с оружием наперевес федеральный агент вздрогнул и отшатнулся: в замкнутом пространстве салона револьверный выстрел прозвучал столь же оглушительно, как разрыв гранаты. Тело начальника охраны изогнулось в предсмертной судороге, лицом он навалился на пульт, а выскользнувший из разжавшихся пальцев револьвер со стуком упал на пол.

Часть вторая Последний из могикан

12

20 апреля 2000 года. Гонконг, Китайская Народная Республика

Даже самый пристрастный наблюдатель не нашел бы в облике господина Шэня ничего, изобличающего в нем человеконенавистника и убийцу, на совести которого тысячи невинно загубленных жизней, не говоря уже о таких одиозных атрибутах, как ядовитые клыки, раздвоенный язык и неподвижные глаза с вертикально суженными зрачками. Сидя за столом в своих многоуровневых апартаментах, целиком занимающих пятидесятый этаж офисного небоскреба «Шэнь Цинь маритайм лтд», он производил впечатление самого заурядного бизнесмена, как две капли воды похожего на великое множество прочих представителей деловых кругов, которых в Гонконге на квадратный метр приходится едва ли не больше, чем в любом другом городе мира. Подобно многим массовым убийцам в истории человечества, он обладал незапоминающейся внешностью и ничем не выделялся в толпе прохожих.

Высокого для уроженца Азии роста в пять футов одиннадцать дюймов, Шэнь весил двести десять фунтов и выглядел довольно упитанным, благодаря завидному аппетиту и неизменному пристрастию к деликатесам китайской кухни. Коротко подстриженные жесткие черные волосы топорщились аккуратным ежиком на удлиненном, как у европейца, черепе, обрамляя столь же узкое и вытянутое лицо, в чертах которого проскальзывало что-то лисье. Дополняли портрет тонкие губы, растянутые в перманентной улыбке, и длинные гибкие руки с холеными пальцами. Но самым запоминающимся в облике Шэня были глаза цвета зеленого нефрита с черными зрачками такой бездонной глубины и интенсивности, что у многих деловых партнеров и просто знакомых магната в его присутствии возникало тягостное ощущение, будто он не только видит всех насквозь, но и способен прочесть в чужом мозгу последние биржевые котировки. Но мало кто подозревал, что за благообразной внешностью и проницательным взглядом скрывается глубоко порочная и абсолютно беспринципная натура с садистскими наклонностями — алчная, жестокая и безжалостная. Рано осиротев, Шэнь в детстве попрошайничал в портовых кварталах Гонконга, где обнаружил и сумел развить в себе редкостный талант столь искусно разводить людей на деньги, что его жертвы большей частью так и оставались в неведении, что их элементарно кинули. В десятилетнем возрасте он скопил достаточно, чтобы приобрести сампан, на котором принялся перевозить людей и грузы, с успехом используя свой дар для того, чтобы убедить клиентов и торговцев довериться сопливому мальчишке.

Через два года он владел уже десятком сампанов, а на пороге восемнадцатилетия продал свою процветающую лодочную флотилию и вложил все деньги в покупку старенького грузового парохода, совершавшего каботажные рейсы между различными портами Юго-Восточного побережья Азии. Эта ржавая галоша и положила начало будущей транснациональной корпорации. Следующее десятилетие сопровождалось бурным развитием основанной им «Шэнь Цинь маритайм лтд» при молчаливом попустительстве конкурентов. Те же, кто осмеливался бросить ему вызов, неожиданно сталкивались с серьезными проблемами: то принадлежащие им суда пропадали без вести вместе с экипажами, то стихийно возникающие забастовки докеров заставляли их нести большие убытки. Кончалось обычно тем, что обескураженные судовладельцы старались поскорее избавиться от не приносящей больше прибыли собственности. Покупателем в подобных случаях становилась, как правило, зарегистрированная в Йокогаме компания, занимающаяся скупкой и утилизацией отплававших свой век судов. Немногие знали, что за японским фасадом прячется дочернее предприятие все той же «Шэнь Цинь маритайм лтд».

В отличие от других крупных гонконгских судовладельцев, усиленно стремившихся к интеграции в западный бизнес, Шэнь с самого начала сделал ставку на сотрудничество с правительственными кругами КНР и не прогадал. Используя различные методы, от шантажа до прямого подкупа, он заручился поддержкой ряда высокопоставленных чиновников, занимающих ключевые посты в пекинских министерствах и ведомствах. Шэнь действовал в этом направлении, с присушим ему размахом и дальним прицелом на неотвратимо приближающуюся дату передачи британцами Китаю контроля над Гонконгом. Самым выдающимся достижением в этой области стало заключение закулисной сделки с Цзянь Инем, главой Министерства госбезопасности КНР — самого, пожалуй, влиятельного и могущественного ведомства, под эгидой которого претворялось в жизнь множество строго засекреченных проектов и программ: от экономического шпионажа в странах Запада до ослабления демографического давления путем нелегальной иммиграции части населения в те же страны. В обмен на содействие в осуществлении последней Шэнь Цинь получил право регистрации своих судов под китайским флагом на исключительно льготных условиях и негласную финансовую и политическую поддержку на государственном уровне.

Партнерские отношения с правительством Китая обернулись колоссальными прибылями. Контрабандная транспортировка беженцев в сочетании с легальными перевозками экспортируемых китайских товаров и сырья пролились на империю Шэня золотым дождем в сотни миллионов долларов. Но еще более крупные суммы оседали на закодированных депозитных счетах самого магната в швейцарских, французских, американских и других крупнейших банках мира. Всего за несколько лет он сосредоточил в своих руках такое богатство, которого с лихвой хватило бы на безбедную жизнь не одной сотне поколений его потомков.

Другой на его месте, быть может, остановился и ушел на покой, но Шэнь с маниакальной одержимостью продолжал хапать, прибирая к рукам все больше денег и власти. Став единоличным владельцем самого крупного в мире частного торгово-пассажирского флота и осуществив, казалось бы, заветную мечту нищего детства, он на какое-то время заскучал и частично отошел от дел, доверив управление легальной частью своего бизнеса наемным менеджерам. Но кипучая, деятельная натура и бурный, взрывной темперамент не позволили ему долго оставаться в стороне. И он нашел новое применение своим деловым и организаторским способностям, с головой окунувшись в незаконные операции. Эта рискованная деятельность привлекала еще и тем, что добавляла адреналина в кровь и позволяла свободно проявиться тем чертам характера, которые он прежде вынужден был тщательно скрывать. Опасность и азарт, всегда сопряженные с криминалом, притягивали Шэня столь же неудержимо, как фаната могула[244] — нагромождение препятствий на заснеженном склоне. Его деловые партнеры в китайском правительстве пребывали в счастливом неведении касательно источников побочного заработка Шэня, занимавшегося помимо перевозок живого товара еще и контрабандой наркотиков и оружия. Эти никем не учтенные доходы позволяли ему вкладывать дополнительные средства в строительство его любимого детища — терминала Сангари в Луизиане — и финансировать кое-какие теневые проекты меньшего масштаба, в истинное назначение которых не были полностью посвящены даже самые приближенные. Шэнь прекрасно понимал, что затеял чрезвычайно опасную игру, в которой выступает в роли мышки, дергающей за усы спящего кота. И когда тот проснется, мышке не поздоровится. Но кот пока что продолжал сыто дремать, мурлыча во сне, а мышка получала в награду за риск дополнительные порции адреналина и моральное удовлетворение.

Если бы Шэнь Цинь задумал вдруг совершить неслыханную глупость и проконсультироваться у психиатра, тому, наверное, не составило бы труда выделить в характере пациента две основополагающие черты: маниакальный эгоцентризм и безграничный оптимизм. Достигнув заоблачных высот успеха, Шэнь пребывал в твердой уверенности, что день расплаты никогда не наступит. Только не для него! Даже если вскроются какие-то из совершенных им преступлений, его все равно не смогут привлечь к ответственности — хотя бы потому, что он слишком богат и влиятелен, чтобы предстать перед судом. Зря, что ли, он платил огромные взятки политическим лидерам и высокопоставленным членам правительств половины стран мира? В одних только Соединенных Штатах интересы Шэня защищали и лоббировали более сотни высших чиновников в Сенате, Конгрессе, Пентагоне и других ключевых министерствах и ведомствах. Стоит ли удивляться, что при такой мощной закулисной поддержке он ощущал себя абсолютно неуязвимым? Тем не менее, будучи человеком осторожным и подозрительным, Шэнь на всякий случай содержал дополнительно небольшую армию профессиональных телохранителей и наемных убийц, завербованных в основном из числа бывших сотрудников спецслужб Китая, Франции, России, Израиля и США.

Голос секретарши в интеркоме заставил встрепенуться погруженного в раздумья хозяина кабинета.

— К вам гость, господин. Он поднимается в офис на вашем персональном лифте.

Шэнь Цинь вышел из-за огромного письменного стола розового дерева на резных ножках в виде тигров и проследовал к лифту. Интерьер и обстановка кабинета магната были скопированы с капитанской каюты большого парусного корабля начала девятнадцатого столетия. Массивные дубовые бимсы поддерживали обшитые тиковыми панелями боковые переборки и такой же потолок со световым люком по центру. С одной стороны периметра размешались герметично закрытые аквариумы, в которых вместо рыбок плыли по синим пластиковым волнам модели судов «Шэнь Цинь маритайм лтд», а с другой — застекленные шкафы с уникальной коллекцией старинных водолазных скафандров со всеми атрибутами, включая башмаки со свинцовыми подошвами и надраенные медные шлемы с толстыми воздушными шлангами. Встав перед лифтом, Шэнь дождался остановки кабины и с поклоном приветствовал вышедшего из нее низкорослого китайца лет пятидесяти с густой седой шевелюрой, пухлыми щеками и глазами навыкате. Шагнув навстречу хозяину, гость расплылся в улыбке и тепло пожал протянутую руку.

— Чрезвычайно рад новой встрече с вами, уважаемый Шэнь Цинь, — церемонно произнес он.

— Ваш визит для меня всегда огромная честь, достопочтенный Цзянь Инь, — в тон ему ответил магнат, — хотя, признаться, я никак не рассчитывал увидеться с вами так рано. Если мне не изменяет память, мы договаривались встретиться в четверг на будущей неделе, не так ли?

— Все так, мой дорогой друг, я действительно явился без предупреждения, за что нижайше прошу меня извинить. Дело в том, что совершенно неожиданно возникла чрезвычайно деликатная проблема, которую нам с вами необходимо срочно обсудить с глазу на глаз.

— Я всегда получаю редкостное удовлетворение от беседы с вами, мой старый друг, — заметил Шэнь. — Присаживайтесь, прошу вас. Выпьете чаю?

— С огромным удовольствием, особенно если угостите тем же сортом, что и в прошлый раз!

Шэнь отдал секретарше распоряжение и присел за низенький чайный столик напротив гостя.

— Так в чем же заключается деликатная проблема, заставившая столь занятого человека, как вы, достопочтенный Цзянь Инь, бросить все дела и вылететь из Пекина в Гонконг более чем за неделю до назначенного срока?

— Проблема в том, — заявил министр госбезопасности КНР, в упор глядя на собеседника, — что в Пекине серьезно озабочены и встревожены широкой оглаской, которую получили недавние события в окрестностях озера Орион. — Он замолчал на несколько секунд и после паузы многозначительно добавил: — Более того, некоторые товарищи из высшего руководства склонны возложить вину за случившееся именно на вас, дорогой друг!

— Я ни в чем не виноват, — небрежно отмахнулся Шэнь. — Меня там не было, и проконтролировать ситуацию я при всем желании не мог.

— По моим сведениям, — как бы между прочим заметил Цзянь, — содержавшиеся на территории принадлежащего вам комплекса нелегалы были освобождены в ходе операции, организованной Службой иммиграции и натурализации США.

— Ваши сведения абсолютно верны, — охотно признал Шэнь. — Добавлю лишь, что операция была молниеносной и совершенно непредвиденной, в результате чего мои лучшие люди погибли или оказались под арестом.

— Но как такое вообще могло произойти? — продолжал гнуть свое Цзянь. — Не могу поверить, что столь дальновидный человек, как вы, уважаемый Шэнь, не предусмотрел заранее подобного развития ситуации и не принял меры. Почему ваши агенты в Вашингтоне не предупредили вас вовремя?

— Все не так просто, достопочтенный Цзянь, — покачал головой хозяин. — Мне только вчера доложили, что операция по захвату перевалочной базы на озере Орион заранее не планировалась; более того, в штаб-квартире Службы иммиграции и натурализации даже не подозревали о ее существовании. Все произошло спонтанно, а сам рейд был проведен сотрудниками местного филиала под руководством его директора, очевидно получившего срочное донесение от одного из своих агентов, каким-то образом сумевшего проникнуть за завесу тайны. Поэтому у моих людей в их аппарате просто не было времени сообщить — они сами узнали о случившемся только постфактум.

— И вы так спокойно об этом говорите?! — поразился Цзянь. — Вся ваша сеть в Северной Америке под угрозой. Правительственные агенты уже вытянули ключевое звено в цепи, которая рано или поздно приведет к вам!

— Не стоит так волноваться по этому поводу, достопочтенный Цзянь Инь, — хладнокровно возразил Шэнь. — Да, следствие ведется, но у американцев нет на руках прямых доказательств, позволяющих связать мое имя с незаконной контрабандой людей в США. А подозревать они могут что угодно и сколько угодно — мне от этого ни горячо ни холодно. Хотелось бы напомнить, кстати, что все остальные мои перевалочные базы на побережье остались в неприкосновенности и без труда справятся с дополнительным контингентом, ранее проходившим через Орион-Лейк.

— Председатель Люань Линь и мои коллеги в Госсовете несомненно будут счастливы услышать, что вы по-прежнему держите все под контролем, уважаемый Шэнь, — сухо сказал Цзянь, — однако у меня все же остаются некоторые сомнения, которые я надеюсь рассеять с вашей любезной помощью, дорогой друг. Боюсь, вы недооцениваете противника: американцы настойчивы и изобретательны — стоит им нащупать хотя бы одну маленькую трещинку, и они не успокоятся, пока не развалят всю стену.

— Вы боитесь? — усмехнулся Шэнь.

— Я озабочен, — поправил министр. — Слишком многое поставлено на карту, чтобы позволить и далее осуществлять единоличное руководство претворением в жизнь принятой на закрытом заседании Госсовета Программы по снижению демографического давления человеку, более заинтересованному в собственных прибылях, нежели в соблюдении стратегических интересов Коммунистической партии и народа Китая.

— И что же вы предлагаете?

Цзянь Инь окинул собеседника долгим взглядом и твердо заявил:

— Я намерен рекомендовать Председателю Люань Линю отстранить вас от дальнейшего участия в Программе и заменить другим липом — более лояльным и поддающимся контролю партийных и государственных органов нашей страны.

— А что станется с контрактом на исключительное право перевозок экспортной продукции и пассажиров судами моей компании?

— Контракт будет аннулирован.

Цзянь не сводил глаз с лица собеседника, ожидая увидеть всплеск эмоций в широком диапазоне — от изумления до вспышки ярости, — и был неприятно разочарован, когда тот всего лишь равнодушно пожал плечами и небрежно бросил:

— Вы всерьез полагаете, достопочтенный Цзянь, что меня так легко заменить?

— Незаменимых людей нет, как говаривал когда-то Сталин, — усмехнулся министр. — Мы уже нашли подходящую кандидатуру.

— Я его знаю?

— Без сомнения. Это Тинь Цянь, председатель правления «Китайских Тихоокеанских линий» и ваш главный конкурент, если не ошибаюсь. Мы провели с ним предварительные переговоры, и господин Тинь любезно согласился принять наше предложение.

— Тинь Цянь? — Брови Шэня сдвинулись вверх ровно на миллиметр. — Не смешите меня! Девяносто процентов его флотилии — насквозь проржавевшие корыта, годные разве что на металлолом.

— Вы слишком поспешны в суждениях, уважаемый Шэнь. Возглавляемая господином Тинем компания уже сейчас имеет в своем распоряжении не один десяток вполне добротных судов, а в недалеком будущем получит возможность значительно увеличить их число путем приобретения и строительства новых. — В словах Цзяня содержался завуалированный намек на финансовую поддержку преемника Шэня китайским правительством и Министерством госбезопасности. — Так что я лично в данном аспекте никаких проблем не усматриваю.

— Вы отказываете мне в способности анализировать, достопочтенный Цзянь! — Шэнь не на шутку рассердился, хотя на его бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул, а голос звучал так же ровно, как и начале разговора. — Я прекрасно вижу, что вы задумали. Потеря базы на озере Орион — всего лишь удобный предлог, чтобы отделаться от неудобного партнера, поменяв его на более щедрого. Сколько вы собираетесь содрать с Тиня? Половину прибылей? Или две трети? Запомните достопочтенный, непомерная алчность никого еще до добра не доводила!

— Вам ли пенять на чужую алчность, уважаемый Шэнь! — рассмеялся собеседник. — Уверен, на моем месте вы поступили бы точно так же.

— А как вы намерены обойтись с моим новым терминалом в Луизиане? — после короткой паузы осведомился магнат. — Тоже отберете?

— Вы, несомненно, получите полную компенсацию за вашу долю инвестиций в проект Сангари.

— Несомненно, — хмыкнул Шэнь, отлично понимающий, что не получит ни цента. — А сам порт, разумеется, перейдет в руки господина Тиня и ваши, не так ли?

— На ближайшем заседании Госсовета в Пекине я собираюсь отстаивать именно такое решение, — подтвердил Цзянь.

— А позвольте узнать, достопочтенный, обсуждали ли вы с кем-нибудь еще мое грядущее отстранение от дел и мою замену на другое лицо? — Шэнь прищурился.

— Только с Тинь Цянем, — откровенно признался министр. — Я решил, что с оглаской торопиться не следует.

В кабинет бесшумно вошла секретарша. Двигаясь с неповторимой грацией танцовщицы с острова Бали — каковой она в действительности и была, пока не попалась на глаза Шэню, предложившему ей перейти к нему на службу, — девушка склонилась над столиком и поставила на него поднос с двумя фарфоровыми чайниками и чайными чашками изумительной старинной работы. В числе дюжины других очаровательных молодых женщин, подобранных лично хозяином, она прошла сложнейший и весьма изнурительный курс обучения под его персональным присмотром и удостоилась чести войти в ближайший круг доверенных лиц господина. Шэнь вообще доверял женщинам больше, чем мужчинам, но неукоснительно придерживался неписаного правила: никогда не заводить служебных романов. Любовниц он и без того имел в избытке — три из них в настоящий момент жили в его апартаментах, — в этих же юных красавиц было так много вложено, что использовать их не по назначению Шэнь считал непростительной глупостью.

— В зеленом чайнике ваш особый черный чай, господин, нежным голоском сообщила секретарша, — а в голубом — с жасмином.

— С жасмином! — негодующе фыркнул Цзянь. — Удивляюсь, как вы можете пить какую-то бурду, отдающую женскими духами, имея возможность наслаждаться вашим несравненным особым?!

— А я люблю разнообразие, — улыбнулся Шэнь, собственноручно наливая гостю изысканный напиток. Откинувшись на спинку кресла и держа чашку в руке, он снисходительно наблюдал за Цзянем, жадно присосавшимся к своей и осушившим ее в рекордно короткий срок. Как только чашка опустела, хозяин вновь наполнилее из зеленого чайника и возобновил прерванную беседу: — Надеюсь, вы в курсе, достопочтенный, что компания Тиня не располагает судами необходимого тоннажа и уровня комфортабельности для перевозки пассажиров?

— Ничего страшного, — отмахнулся министр. — На первое время можно взять в аренду несколько круизных лайнеров, а потом появятся деньги на покупку и строительство своих. Давайте уж смотреть правде в глаза, уважаемый Шэнь. За годы нашего сотрудничества вы заработали столько денег, что банкротство вам в любом случае не грозит. С вашими связями вам не составит труда переориентировать «Шэнь Цинь маритайм лтд» на западные рынки. Вы опытный и умелый предприниматель, так что сумеете обойтись и без содействия Китайской Народной Республики.

— Орлу не подняться к солнцу на крыльях ласточки, — философски заметил Шэнь.

Цзянь допил чай, с сожалением поставил на столик пустую чашку и поднялся на ноги.

— Сожалею, но я вынужден покинуть вас, уважаемый Шэнь. Меня ждет самолет.

— Я очень хорошо понимаю, достопочтенный Цзянь, — сухо сказал Шэнь, — почему вы так торопитесь вернуться в Пекин, где вас наверняка ожидают неотложные дела и ответственные решения. Смею надеяться, они окажутся хорошо продуманными и не приведут к нежелательным последствиям.

Цзянь Инь сделал вид, что не заметил ни пренебрежительного тона, ни лишь слегка завуалированной угрозы в последней фразе магната. Не проронив больше ни слова, он коротко кивнул и направился к лифту. Едва за ним сомкнулись створки кабины, Шэнь вернулся за письменный стол и бросил в микрофон интеркома:

— Сю, пригласи ко мне Павла Гавровича. Срочно!

Пять минут спустя в кабинет вошел высокий худощавый мужчина средних лет с типично славянской наружностью. Подойдя к столу, он почтительно склонил голову и вопросительно посмотрел на господина. Тот, в свою очередь, окинул внимательным оценивающим взглядом главного ликвидатора его наемной армии, в свое время считавшегося одним из самых опасных и безжалостных полевых агентов российского ГРУ. Профессиональный убийца, в совершенстве владеющий всеми видами боевых искусств, Павел Гаврович без колебаний расстался со своей довольно высокой, но скудно оплачиваемой должностью в Министерстве обороны России, польстившись на заоблачное жалованье в твердой валюте, предложенное ему вербовщиком организации Шэня. На принятие решения теперь уже бывшему гэрэушнику понадобилось меньше минуты.

— Добрый день, уважаемый господин Павел, — ласково заговорил Шэнь, не поднимаясь, однако, из-за стола и не предлагая руки; в личных контактах с подчиненными он неизменно соблюдал дистанцию, чтобы те всегда помнили, кто в доме хозяин. — Рад видеть вас в добром здравии. У меня для вас имеется небольшое поручение. В последние месяцы мне сильно докучает один из моих конкурентов. Его имя Тинь Цянь. Позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы с ним произошел несчастный случай.

Гаврович молча кивнул, повернулся на каблуках и строевым шагом направился к ожидающему лифту, так и не произнеся ни единого слова за все время аудиенции.

* * *

На следующее утро Шэнь Цинь, плотно позавтракав, занялся просмотром свежих газет — как местных, так и иностранных — и был приятно удивлен, обнаружив в гонконгском «Джорнэл» сразу две привлекшие его внимание заметки. В первой сообщалось:

«Известный предприниматель и судовладелец, председатель правления и исполнительный директор корпорации „КТЛ“ Тинь Цянь и его супруга погибли накануне вечером в результате дорожно-транспортного происшествия. В лимузин, на котором они возвращались домой из Мандарин-отеля после ужина с друзьями, врезался большегрузный трейлер, перевозивший крупногабаритное электрооборудование. Шофер лимузина, получивший тяжелые травмы, был доставлен в больницу, где скончался, не приходя в сознание. Водитель грузовика с места происшествия скрылся и в настоящее время усиленно разыскивается полицией».

Вторая заметка гласила:

«В Пекине официально объявлено о безвременной кончине министра госбезопасности КНР Цзянь Иня, последовавшей в результате острого сердечного приступа, случившегося на борту самолета, которым он возвращался в столицу. Наблюдавшие за здоровьем министра на протяжении многих лет медики утверждают, что тот никогда не жаловался на сердце, и теряются в догадках. Сразу после посадки тело было направлено в правительственную клинику для вскрытия и медицинской экспертизы. Наиболее вероятным преемником Цзяня считается его первый заместитель Чжоу Ли».

«Ах, какая жалость! — позволил себе мысленно позлорадствовать над покойником Шэнь. — Он так любил мой особый сорт чая и с такой жадностью его поглощал, забывая о том, что в его годы следует соблюдать умеренность. Вот и доигрался! Не забыть бы еще напомнить Сю отправить от моего имени телеграмму с соболезнованиями Председателю Люаню, созвониться с Чжоу Ли и пригласить на обед в будущий четверг. Не зря же я его подкармливал столько лет, да и человек он разумный и не станет зарываться, как эта пучеглазая образина, чтоб его черти в пекле сожрали!»

Отложив газеты и допив кофейный напиток — он пил чай только в присутствии посторонних, а наедине с собой предпочитал сваренный по новоорлеанскому рецепту американский вариант кофе с цикорием, — Шэнь блаженно расслабился и закрыл глаза. Из полудремотного состояния его вывела приглушенная мелодичная трель звонка, предупреждающего о том, что секретарша стоит за дверью столовой и ожидает разрешения войти. Ткнув пальцем в кнопку, снимающую блокировку, Шэнь обернулся и с улыбкой приветствовал девушку:

— Доброе утро, милая. Чем порадуешь меня сегодня?

— Вот информация, только что полученная от вашего агента в ФБР, господин, — прощебетала Цунь Сю, протягивая ему кожаную папку. — Я больше не нужна?

— Постой, не уходи, — задержал ее Шэнь. — Хочу выслушать и твое мнение относительно упоминаемой в этом досье персоны:

Он раскрыл папку. Довольно толстую пачку принтерных распечаток предваряла большая цветная фотография мужчины лет сорока на фоне шикарного раритетного «кадиллака». Высокий, широкоплечий, в слаксах и футболке, с кривой ухмылкой на бронзовом от загара лице. Он смотрел прямо в объектив фотокамеры прищуренными смеющимися глазами цвета полыни. Явно нуждающаяся в расческе буйная шевелюра волнистых черных волос а-ля Тарзан пикантно гармонировала с тонкой талией и узкими бедрами. Сноска под снимком дополнительно сообщала, что рост сфотографированного составляет шесть футов три дюйма, а вес — сто восемьдесят пять фунтов. Бугрящиеся мощными бицепсами руки, покрытые мелкими шрамами, могли бы принадлежать деревенскому кузнецу, в то время как загрубевшие мозолистые кисти, присущие скорее мастеру восточных единоборств, в сочетании с длинными элегантными пальцами пианиста вообще вызывали полное недоумение касательно профессиональной принадлежности объекта.

— Взгляни на это фото, моя лисичка[245], — поманил к себе поближе секретаршу Шэнь, — и постарайся проявить все свое женское чутье, которым, я знаю, ты обладаешь. Попытайся проникнуть в тайники души этого человека и поведай мне, что тебе открылось.

Цунь Сю послушно склонилась над плечом господина и сосредоточенно впилась взглядом в снимок, сконцентрировав все внимание на глазах мужчины на фотографии. Некоторое время спустя она выпрямилась и начала излагать свои впечатления, устремив в пространство затуманившийся взор:

— Он не очень красив, но необычайно привлекателен. В нем силен природный магнетизм. Он склонен к авантюризму, и его постоянно влекут неразгаданные тайны, особенно те, что кроются на дне морском. Отсутствие колец на его пальцах свидетельствует о том, что его не привлекают супружеские узы, хотя женщин неудержимо тянет к нему, как бабочек на горящую свечу. Они не чувствуют сексуальной угрозы с его стороны, он же испытывает искреннее удовольствие в дружеском общении с ними. В нем ощущается доброта, врожденная деликатность и нежность. Он внушает полное доверие. Все внешние признаки указывают на безупречного любовника. Он сентиментален, консервативен в своих пристрастиях, знаток старины и, очень вероятно, склонен к коллекционированию антиквариата. Вся жизнь его посвящена преодолению трудностей, но не ради личной выгоды, а исключительно для того, чтобы в очередной раз бросить вызов неизведанному. Этот человек может смириться с поражением, но лишь в том случае, если он проиграл достойному и превосходящему его противнику. Глаза его подернуты невидимым льдом, что означает моральную готовность хладнокровно убить врага или любой ценой спасти друга. Мне думается, господин, что он родился намного позже назначенного ему срока. Семнадцатый или восемнадцатый век — эпоха галантных кавалеров и блистательных дам, пик расцвета корсарства и флибустьерства — был бы идеальной средой для полного развития всех генетически заложенных в нем качеств.

— Иначе говоря, моя дорогая Сю, ты воображаешь его кем-то вроде рыцаря без страха и упрека типа Дон Кихота или сэра Галахада? — исподлобья покосился на девушку Шэнь.

— Да, господин, — бестрепетно встретила его взор Цунь Сю. — Я уверена, что ему самое место на палубе корабля капитана Блада или в компании мушкетеров в окрестностях монастыря Дешо. Не сомневаюсь также, что он героически проявил бы себя в рядах крестоносцев и снискал достойные лавры в качестве шерифа на Диком Западе. Он готов защищать близких ценой собственной жизни, но к врагам беспощаден. Этот человек чрезвычайно опасен для вас, мой господин!

— Благодарю тебя, Сю, ты очень мне помогла. Теперь можешь идти.

— Всегда счастлива услужить господину, — поклонилась девушка и выпорхнула из комнаты.

Шэнь отложил фотографию и углубился в чтение. Его несколько позабавило полное совпадение даты рождения объекта с его собственной, потому что во всем остальном они были, что называется, диаметральными противоположностями. Единственный сын сенатора от Калифорнии Джорджа Питта и Барбары Питт, в девичестве Найт. После колледжа в Ньюпорте поступил в Академию ВВС в Колорадо, которую закончил тридцать пятым в своем выпуске. Неплохо, но не очень впечатляет. В период учебы занимался американским футболом и легкой атлетикой, завоевав несколько спортивных наград. Успел повоевать во Вьетнаме, где не раз отличался в воздушных поединках с «МиГами»[246]. Дослужился до майора, после чего перевелся в Национальное подводное и морское агентство. В настоящее время имеет звание подполковника.

Сю угадала: объект действительно занимался собиранием технического антиквариата, разместив коллекцию старых автомобилей и летательных аппаратов в заброшенном ангаре на задворках Вашингтонского национального аэропорта. И сам обосновался там же, оборудовав квартирку над своими сокровищами, многие из которых он отреставрировал собственными руками. Послужной список его достижений за время работы в НУМА под началом бессменного руководителя Агентства адмирала Джеймса Сэндекера — от подъема «Титаника» и находки Александрийской библиотеки до остановки «красной волны», угрожающей всему живому на Земле, — читался похлеще любого приключенческого романа. Ряд других возглавляемых им специальных проектов способствовал сохранению множества человеческих жизней, неисчислимых материальных ценностей и привел к существенным прорывам в самых разных отраслях знания — от археологии до экологии и новейших технологий. Одно лишь перечисление всех его подвигов занимало внушительную стопку в два десятка распечатанных на принтере листов.

Агент Шэня счел необходимым также приложить к досье перечень имен людей, которых Питт предположительно собственноручно убил. Некоторые буквально потрясли магната — носившие их в свое время занимали высокие посты и обладали огромным богатством и влиянием, будучи при этом преступниками международного масштаба. Цунь Сю и здесь не ошиблась, определив в нем опаснейшего врага. Примерно через час Шэнь отложил папку и вновь взял в руки фотографию, напряженно вглядываясь в фигуру и черты лица человека рядом со старым «кадиллаком» и пытаясь угадать, какие побудительные мотивы скрываются за его действиями и поступками. Одно не вызывало сомнений — очень скоро пути их обязательно пересекутся.

— Итак, мистер Дирк Питт, — заговорил магнат, обращаясь к мужчине на снимке как к живому собеседнику, — это вам я обязан потерей перевалочной базы на озере Орион. Ума не приложу, что заставило вас, рискуя жизнью, уничтожить принадлежащую мне собственность, в том числе новенькую яхту, которой я даже не успел насладиться, но я это непременно выясню. Вы, несомненно, обладаете достойными уважения качествами, и в других обстоятельствах я счел бы за честь числить вас среди моих друзей, но вы зашли слишком далеко, бросив мне вызов. На этом ваша карьера закончена, а досье закрыто — последней записью в нем станет некролог, посвященный вашей безвременной кончине.

13

По поступившему из Вашингтона приказу специального агента Джулию Мэри Ли посадили в Сиэтле на самолет и отправили в Сан-Франциско, где поместили в госпиталь. Прикрепленная к пациентке медсестра непроизвольно ахнула, когда та разделась для предварительного осмотра в кабинете врача-травматолога. Все тело девушки сплошь покрывали иссиня-черные кровоподтеки, перемежающиеся темно-багровыми ссадинами. Жалостливый взгляд той же сестрички на ее распухшее лицо и сломанную переносицу напомнил Джулии о принятом накануне решении минимум две недели не подходить к зеркалу.

— Вы в курсе, мисс Ли, что у вас сломаны три ребра? — осведомился доктор — жизнерадостный толстячок с абсолютно лысым черепом и коротко подстриженной седеющей бородкой.

— Я догадывалась, — кивнула она. — Каждый визит в дамскую комнату, когда приходится садиться и вставать, сопровождается острой болью в грудной клетке. Вы собираетесь наложить гипс?

— Ну что вы, моя дорогая! — рассмеялся врач. — Корсеты и гипсовые повязки ушли в прошлое вместе с пиявками и кровопусканием. Теперь мы просто совмещаем сломанные концы и оставляем срастаться самостоятельно. В ближайшие несколько недель постарайтесь воздерживаться от резких движений, но уже через пару суток боль значительно утихнет, и вы перестанете испытывать серьезный дискомфорт.

— А что вы скажете, доктор, по поводу других повреждений? Ущерб поправим?

— Ну, сломанный нос не проблема — минутное дело под местной анестезией, — а синяки и шишки сами рассосутся так быстро, что вы и заметить не успеете. Ручаюсь, не пройдет и месяца, как вас провозгласят королевой красоты всего нашего богоугодного заведения.

— Ваши пациентки, должно быть, обожают вас, доктор, — не удержалась от комплимента Джулия. — Ваш оптимизм буквально окрыляет.

— Вот только моя супруга почему-то придерживается иного мнения, — усмехнулся травматолог, ласково похлопав ее по руке. — Если хотите, мисс Ли, можете отправиться домой уже послезавтра. Кстати, тут по вашу душу прибыли двое крупных шишек из столицы. Если не ошибаюсь, сейчас они как раз поднимаются на лифте и вот-вот появятся здесь. В старых фильмах лечащий врач всегда предупреждает посетителей долго не задерживаться и не утомлять пациента, но в вашем случае я никаких препятствий не вижу. Напротив, по моему убеждению, скорейшее включение в рабочий процесс заметно способствует заживлению ран. Только не переусердствуйте, прошу вас.

— Постараюсь, — улыбнулась девушка. — И спасибо вам за все.

— Не стоит благодарности. У меня ночное дежурство, так что я еще успею вам надоесть.

— Мне остаться, доктор? — спросила медсестра.

Тот покачал головой, окинув внимательным взглядом двух консервативно одетых мужчин официальной наружности с черными кейсами.

— Полагаю, джентльмены предпочтут побеседовать с мисс Ли наедине.

— Вы совершенно правы, доктор, — подтвердил Артур Расселл, непосредственный начальник Джулии и директор филиала в Сан-Франциско. Среднего роста, с ранней сединой на висках, он находился в неплохой физической форме благодаря регулярным занятиям на домашних тренажерах. Тепло улыбнувшись девушке, он сочувственно покосился на ее лицо и тут же перевел взгляд на спутника — пожилого светловолосого мужчину в очках без оправы, в чьих серых глазах не читалось и намека на симпатию, а надутая, непроницаемая физиономия вызывала ассоциацию со страховым агентом, пытающимся всучить клиенту липовый полис — Позволь представить, девочка моя, комиссара Питера Харпера, прилетевшего из Вашингтона специально для встречи с тобой.

— Рада знакомству с вами, сэр, — приподнялась на подушках Джулия, незаметно морщась от боли в ребрах. — Ваши подвиги на посту начальника следственно-аналитического отдела Службы стали чем-то вроде легенды для рядовых сотрудников.

— Польщен комплиментом, — сухо усмехнулся Харпер, пожав протянутую руку девушки и мысленно отметив неожиданную силу ответного пожатия хрупких женских пальчиков. — Разрешите от имени комиссара Монро выразить вам благодарность и передать, что руководство гордится вашим мужеством.

«Ну прямо цитата из речи в честь юбилея!», — невольно мелькнуло в голове у Джулии, хотя вслух она, разумеется, произнесла совсем другое:

— Большое спасибо за столь высокую оценку моей скромной персоны, сэр, — в тон комиссару заговорила девушка, — но я не могу не отметить куда более впечатляющих заслуг одного человека, благодаря решительности и предприимчивости которого мы с вами сегодня встретились.

— Я знаю, кого вы имеете в виду, мисс Ли, — кивнул Харпер, — но к нему мы вернемся позже. А сейчас мне хотелось бы услышать от вас подробный устный доклад о вашем задании, начиная с момента внедрения в систему контрабандных перевозок.

— Пойми, девочка, — вмешался Расселл, — никто не собирается запрягать тебя раньше времени. Ты можешь не торопиться с письменным отчетом до полного выздоровления, но в интересах дела нам необходимо хотя бы на словах узнать как можно больше о самих контрабандистах и их методах.

— С того момента, когда я под именем Тай Линь уплатила за проезд и села на лайнер «Голубая звезда»? — уточнила Джулия.

— Лучше начать с вашего проникновения в Китай, — поправил Харпер, включив принесенный диктофон. — Любая информация в нашем деле может оказаться полезной.

Девушка покосилась на комиссара и начала свой рассказ.

— Я прилетела в Пекин в составе группы канадских туристов. Во время экскурсии незаметно оторвалась от них. Благодаря знанию языка и китайской внешности мне не составило труда смешаться с толпой прохожих на улице. Сменив одежду на более подходящую, я остановилась в дешевой гостинице и принялась наводить справки по поводу эмиграции из Китая. Дело оказалось неожиданно простым: в пекинских газетах полно объявлений, открыто предлагающих доставку в любую страну мира на исключительно выгодных условиях. Я позвонила по номеру, указанному в одном из них, и связалась с агентом фирмы «Янцзы — международные перевозки», занимающей, по странному совпадению, часть третьего этажа в офисном здании «Шэнь Цинь маритайм лтд». В оплату за услуги с меня запросили сумму, эквивалентную тридцати тысячам долларов США. Когда я попыталась торговаться, мне без обиняков заявили: плати или проваливай! Я заплатила...

Повествование девушки с каждой минутой обрастало все более драматическими подробностями. За белоснежными бортами роскошного круизного лайнера скрывалась плавучая тюрьма, лишенная элементарных удобств. Джулия поведала о скудной кормежке, грубости сопровождающих, невозможности умыться или почистить зубы. Голос ее впервые дрогнул, когда речь зашла о допросах и пытках, которым подверглась она сама. Стараясь сдерживать эмоции, она в деталях отписывала все фазы контрабандной операции, особенно на завершающей стадии, когда часть иммигрантов, обреченных на участь рабов или смерть, отделили от остальных и отправили на озеро Орион. Девушка с профессиональной точностью восстанавливала в памяти имена, портретные характеристики и манеру поведения всех контрабандистов, с которыми ей довелось непосредственно общаться на протяжении рейса.

Заключительная часть доклада касалась последних минут ее пребывания на борту буксира-катамарана в обществе дюжины китайских иммигрантов, которых собирались хладнокровно утопить, обобрав до нитки и сочтя бесполезными для дальнейшей эксплуатации. Перед мысленным взором девушки вновь возникли искаженные ужасом и отчаянием лица несчастных стариков и детей с залепленными пластырем ртами и привязанными к их ногам тяжелыми железными болванками, вспомнилась томительная безысходность финальных мгновений перед толчком в пучину, опять заломило в ушах от нарастающего давления воды на барабанные перепонки... А затем из кошмарных воспоминаний выплыло вдруг мужественное лицо спасителя, успевшего вовремя перерезать веревки и избавить их всех от мучительной гибели на дне озера. Не скупясь на восторженные похвалы в его адрес, Джулия скрупулезно перечислила самоотверженные усилия незнакомца по организации бегства освобожденных пленников и доставке их в безопасное место под обстрелом с воздуха. Взрыв буксира и яхты в качестве отвлекающего маневра и стремительный спуск вниз по реке на старом катере выглядели в ее изложении сюжетом авантюрного романа, а героический жест человека из НУМА, заслонившего в кульминационный миг гонки преследования своим телом ее и маленьких детей, — эпическим подвигом, достойным персонажа древних сказаний.

Джулия рассказала начальству все, кроме одного: каким образом Дирк Питт сумел оказаться под катамараном в тот самый момент, когда экипаж начал избавляться от живого груза; не смогла она также объяснить, зачем ему вздумалось в одиночку проникнуть в тюремный блок комплекса? Да и само его появление на сцене представлялось девушке следствием невероятной цепочки совпадений. Когда она упомянула в заключительных фразах рапорта имя незнакомца, Харпер почему-то вздрогнул и в замешательстве уставился на нее.

— Дирк Питт, вы сказали? — переспросил комиссар. — Директор департамента специальных проектов НУМА?

Девушка молча кивнула, а Расселл счел необходимым кое-что уточнить:

— Питт очень помог нам, предупредив через Джулию о заключенных в камерах. Благодаря собранной им информации, коллегам из Сиэтла удалось в ходе операции нейтрализовать охрану и освободить всех без исключения узников, не потеряв ни одного человека. Думаю, не погрешу против истины, сообщив вам, комиссар, что только своевременные действия и исключительное личное мужество этого человека позволили сохранить жизнь агенту Ли, прекратить массовые убийства нелегальных иммигрантов в водах озера Орион и разгромить важную перевалочную базу контрабандистов на территории нашей страны.

— Я уважаю ваше мнение, комиссар Расселл, — недовольно буркнул Харпер, — и не имею оснований не доверять рапорту мисс Ли, но все вышеизложенное подозрительно смахивает на волшебную сказку. Простой морской инженер, служащий в мирной научно-исследовательской организации и не являющийся специально обученным диверсантом, вдруг материализуется ночью под водой, как чертик из табакерки, в одиночку расправляется с пятеркой профессиональных убийц на борту буксира, уничтожает катамаран и яхту у причала, а затем вывозит кучку детей и престарелых на древнем катере, успешно отстреливаясь от преследующих его самолетов. На мой взгляд, совершенно невероятная история. Вы согласны со мной, агент Ли?

— На все сто процентов, комиссар, — пожала плечами Джулия. — Вот только каждое слово в ней — истина, и никуда от этого не денешься.

— Комиссар Монро и я встречались несколько дней назад с адмиралом Сэндекером на совещании у президента и заручились поддержкой НУМА в наших усилиях по борьбе с контрабандной доставкой людей судами принадлежащих Шэню компаний. Но я и представить не мог, что один из сотрудников Агентства так скоро окажется в самой гуще событий.

— Думаю, вы ошибаетесь, сэр, — возразила Джулия. — У нас не было времени выяснять подробности, но я почти уверена, что мистер Питт действовал спонтанно и без ведома и санкции своего руководства.

Вопросы продолжали сыпаться на нее, как из прохудившегося мешка. Когда в диктофоне сменилась четвертая кассета, девушка уже изнемогала от усталости. Она честно выполнила свой долг и молила небо лишь об одном — чтобы ее оставили в покое и дали поспать. Не мешало бы еще позвонить родителям, но встречу с ними Джулия решила отложить до лучших времен, когда рассосутся синяки на лице и подживут другие травмы. С трудом удерживая глаза открытыми, она на миг задумалась о том, как поступил бы Дирк на ее месте? Скорее всего, постарался бы обратить случившееся в шутку и преуменьшить свои заслуги в благополучном исходе дела. Как странно: они знакомы лишь несколько часов, а ей кажется, что целую вечность!

— Полагаю, комиссар, мы уже достаточно утомили агента Ли, — с беспокойством заметил Расселл, давно обративший внимание на неестественную бледность и слипающиеся веки девушки.

— Да, пора закругляться, — спохватился Харпер, выключая диктофон. — Прекрасный отчет! Еще раз поздравляю вас, мисс Ли. Ваша отвага и преданность долгу позволили нам ликвидировать важнейшую ячейку в контрабандистской сети.

— Скоро они восстановят ее где-нибудь в другом месте, — пробормотала Джулия, с усилием подавив зевок.

— Боюсь, вы правы, — мрачно кивнул Расселл. — К сожалению, мы не располагаем достаточными уликами, чтобы арестовать ее организатора и вдохновителя Шэнь Циня и предать его справедливому международному суду.

Усталость девушки как рукой сняло.

— О чем вы говорите, сэр?! — возмущенно воскликнула она. — Как это, не хватает улик? А мой доклад? А свидетельские показания освобожденных узников и арестованных охранников? А тысячи тел на дне озера? Неужели этого мало?!

— Увы, — вздохнул Харпер. — Мы все проверили. Лайнер «Голубая звезда» официально принадлежит южнокорейской компании. Посредническое агентство «Янцзы», хотя и снимает помещение в принадлежащем Шэню небоскребе, формально является независимой фирмой. А комплекс на берегу озера Орион зарегистрирован в Ванкувере как собственность холдинга «Наньчан инвестментс». Обычная система выстраивания цепочки подставных офшорных фирм-однодневок, чтобы максимально затруднить или вообще сделать невозможным выход на истинного владельца. Практика порочная и грязная, согласен, но законом не запрещена. Адвокаты Шэня легко развалят дело против него в любом суде мира.

Джулия покосилась тоскливым взглядом в окно больничной палаты. В просвете между двумя соседними зданиями виднелась уныло-серая зловещая громада Алькатраса — некогда самой известной и страшной из американских тюрем, ныне превращенной в музей.

— Выходит, все понапрасну? — с горечью прошептала она. — Неисчислимые страдания и гибель невинных, подвиг Питта, жертвенные усилия наших коллег, мои собственные муки, наконец, — они ничего не изменили? А Шэнь Цинь просто посмеется над нашими стараниями и будет продолжать в том же духе?

— Напротив! — энергично заверил Харпер. — Добытая вами информация бесценна, и жертвы принесены недаром! Любое важное дело начинается с малого. Рано или поздно мы обязательно выведем на чистую воду Шэня и ему подобных, и они понесут заслуженное наказание.

— Я согласен с комиссаром, — добавил Расселл. — Будем считать, что мы провели успешную разведку боем, но главное сражение впереди, и его еще только предстоит выиграть. Не огорчайся так, Джулия. С твоей помощью мы отсекли одно из щупальцев спрута и приобрели массу сведений о методах его деятельности. Больше мы не станем пробираться на ощупь по темным задворкам, как слепые котята, а сможем в дальнейшем вести расследование с открытыми глазами.

Харпер подхватил свой кейс и направился к двери, бросив на прощание:

— Всего доброго, мисс Ли. Отдыхайте и поправляйтесь.

Расселл ободряюще похлопал ее по плечу, наклонился и шепнул на ухо:

— С удовольствием предоставил бы тебе длительный отпуск, милая, но начальство требует отправить тебя в Вашингтон, как только разрешат врачи.

— Могу я попросить об одной услуге? — громко произнесла Джулия; оба посетителя остановились у выхода и разом повернулись к ней.

— Слушаем вас, агент Ли, — настороженно кивнул Харпер.

— Прошу вашего разрешения приступить к выполнению служебных обязанностей через неделю. Прошу также не отстранять меня от дальнейшего участия в расследовании криминальной деятельности организации Шэня.

Оба комиссара переглянулись и заулыбались.

— Об этом не может быть и речи, девочка, — весело подмигнул ей Расселл. — Как ты думаешь, почему они так срочно требуют откомандировать тебя в столицу? Да потому, что ни один из агентов Службы иммиграции и натурализации не завяз в этом деле так глубоко, как ты!

Оставшись в одиночестве, Джулия на миг задумалась, потом решительно сняла телефонную трубку и набрала номер междугородной справочной. Выяснив у оператора телефон штаб-квартиры НУМА, она позвонила туда и попросила связать ее с Дирком Питтом. Секретарша последнего любезно сообщила, что шеф все еще числится в отпуске и на рабочем месте не появлялся. Разочарованно повесив трубку, девушка уткнулась лицом в подушку, чувствуя, что неудержимо краснеет. «Что я делаю? — в отчаянии подумала она, сгорая от стыда. — Веду себя как последняя шлюха, навязываясь человеку, которого едва знаю! Ну почему из всех мужчин на свете именно Питт непрошеным гостем ворвался в мою жизнь и, похоже, прочно застрял там, как заноза под ногтем?»

14

Питт и Джордино так и не добрались до Вашингтона. Отведя одолженный вертолет обратно в Бремертон, они с удивлением обнаружили на посадочной площадке встречающего их адмирала Сэндекера. Любой другой начальник такого же ранга предпочел бы ожидать появления подчиненных в уютном кресле офиса с чашкой горячего кофе, но глава НУМА всю жизнь отличался своеобразным характером, неизменно отказываясь шагать в ногу с большинством. Вот и сейчас он упрямо торчал под моросящим дождем, прикрывая лицо ладонью от водяной капели, разбрасываемой вращающимися лопастями. Едва дождавшись полной остановки винта, адмирал бросился к дверце кабины, из которой первым выбрался Ганн, а за ним Джордино.

— Где шлялись, бездельники? — недовольно буркнул Сэндекер. — Битый час тут сижу!

— Вы нас не предупреждали, сэр, — резонно заметил Руди. — Когда мы в последний раз говорили по телефону, вы ничего не сказали о том, что собираетесь покинуть Вашингтон.

— Передумал я, ну и что с того? — огрызнулся адмирал. — Где Питт? Или вы его по дороге потеряли? — с подозрением осведомился он, оглядывая пустые передние сиденья.

— Дрых, как сурок, всю дорогу сюда, босс, — озабоченно сообщил Джордино без обычной иронии. — Не нравится мне что-то его состояние. Когда он только уезжал в отпуск, на него смотреть было больно, а там еще и пулю в задницу ухитрился словить.

— Пулю? — помрачнел Сэндекер. — Почему сразу мне не доложили?! Рана серьезная?

— Да нет, сквозная. Аккурат в правую половинку навылет. Врач в Виноградном сделал перевязку и настаивал на госпитализации, но вы же знаете Дирка — он только рассмеялся и потребовал отвести в ближайший бар, уверяя нас с Руди, что пара рюмок текилы мигом поставят его на ноги.

— Ну и как, хватило? Пары рюмок, я имею в виду? — цинично уточнил адмирал.

Джордино замялся.

— Кажется, их было четыре, — неохотно признался он. — Или пять. А вот и он, полюбуйтесь, босс! — обрадованно воскликнул итальянец, обернувшись и тыча пальцем в выползающего из грузового отсека Питта.

Сэндекер вскинул голову, и сердце его екнуло. В исхудавшем и обросшем бродяге, одетом в какие-то лохмотья, с трудом угадывался прежний Питт. Казалось, он всю последнюю неделю блуждал по лесу, питаясь одними ягодами и сосновыми шишками. Щеки впали, под глазами мешки, волосы спутались, лицо осунулось. Но на загорелой физиономии все та же широченная улыбка размером с придорожный рекламный щит, а прямой взгляд зеленых глаз по-прежнему ясен и полон юношеского задора и юмора.

— Боже мой, какие люди! — театрально изумился он, увидев адмирала. — Наш уважаемый босс собственной персоной. Вот уж кого не ожидал встретить в этом захолустье!

Сэндекер едва удерживался от смеха, однако счел необходимым в воспитательных целях скорчить свирепую гримасу и заговорить своим «командирским» голосом:

— А я-то думал, некоторые из присутствующих обрадуются визиту вежливости начальства, избавившего кое-кого от необходимости совершить крюк в пять тысяч миль с гаком.

— Из чего следует, что в конторе мы пока не нужны? — догадался Питт.

— Да уж как-нибудь обойдусь без ваших нахальных рож, — проворчал адмирал. — Вы с Алом вылетаете в Манилу.

— В Манилу? — растерянно повторил Питт. — Но это же на Филиппинах!

— А Филиппины — в Тихом океане, — ехидно напомнил Сэндекер, — и на моей памяти ни разу оттуда не исчезали.

— Когда лететь-то, босс? — лениво поинтересовался Джордино.

— Ваш самолет отправляется через час.

— Через час?! — хором воскликнули друзья и переглянулись.

— Я заказал вам билеты на коммерческий транстихоокеанский рейс из Сиэтла, и вы должны быть на борту, хотите вы этого или нет. Аэропорт на противоположном берегу залива — вертолетом вы доберетесь за пять минут. А Руди потом приведет его назад.

— Чем мы будем заниматься в Маниле, сэр? — деловым тоном осведомился Питт.

— Сейчас мы проведем короткое обсуждение, и я все расскажу, — хмыкнул адмирал. — Минут сорок у нас еще есть. Только пошли отсюда, мне этот дождик вконец осточертел!

Почти насильно влив в Питта две чашки обжигающего кофе и проигнорировав Джордино, философски пожавшего плечами и обслужившего себя самостоятельно, Сэндекер открыл совещание, в котором принял участие и Руди Ганн. Все четверо собрались в просторном, но уютном помещении у аквариума, за прозрачными стенками которого плавала, копошилась и зарывалась в песок разнообразная морская живность, обитающая в северных водах Тихого океана и добытая за годы исследований биологами и другими специалистами лаборатории НУМА в Бремертоне. Для начала адмирал вкратце поведал друзьям о ночном "вызове к президенту и полученном задании оказать всемерное содействие Службе иммиграции и натурализации.

— Человек, чью криминальную деятельность на озере Орион ты, Дирк, столь решительно пресек, — продолжал Сэндекер, — возглавляет крупнейшую преступную организацию, занимающуюся контрабандной перевозкой людей чуть ли не во все страны мира, но преимущественно в Америку. Не побоюсь назвать порядок цифр: количество китайских нелегальных иммигрантов, доставленных за последние годы только в США, исчисляется миллионами! Наибольшая опасность заключается в том, что Шэнь Цинь пользуется негласной поддержкой правительства Китая, в том числе финансовой. Лидеры КНР готовы любой ценой избавиться от излишков стремительно растущего населения, а попутно решить и ряд других задач: от усиления своего влияния в крупнейших мировых державах до элементарного пополнения казны. Если не остановить Шэнь Циня, такая политика всего через несколько десятилетий может в корне изменить всю структуру западной цивилизации, что приведет к непредсказуемым последствиям, вплоть до потери политической и экономической независимости некоторыми из суверенных государств.

— Разве у властей мало доказательств против него? — удивился Питт. — Одних мертвецов на дне озера с лихвой хватит, чтобы арестовать его и вздернуть по приговору суда!

— К несчастью, джентльмены, — вздохнул адмирал, — арест и приговор не одно и то же. Шэнь Цинь расставил на подходах к собственной драгоценной персоне столько рогаток и барьеров, что пробиться сквозь них не легче, чем струйке воды просочиться сквозь скалу. Комиссар Дункан Монро рассказал мне, что лучшие его следователи, как ни бились, не сумели обнаружить прямых улик, связывающих Шэня с массовыми убийствами на озере Орион.

— Похоже, его крепость неприступна, — уныло покачал головой Руди.

— Неприступных крепостей не бывает! — отрезал Питт. — У любого человека найдется своя ахиллесова пята.

— Ну и как же нам зацепить ублюдка? — спросил Джордино, почему-то покосившись при этом на шефа.

Сэндекер дал частичный ответ на вопрос итальянца, охарактеризовав оба приоритетных объекта расследования — порт Сангари в устье Миссисипи и купленный Шэнем через подставное лицо трансатлантический лайнер «Юнайтед Стейтс», — на которые президент и руководители Службы иммиграции и натурализации рекомендовали обратить самое пристальное внимание.

— Руди останется здесь, — сказал в заключение адмирал, — и займется подводной разведкой акватории терминала в Луизиане, а Дирк и Ал отправятся на розыски лайнера.

— И где же вы прикажете нам искать «Юнайтед Стейтс»? — скептически осведомился Питт.

— Задача не так сложна, как кажется на первый взгляд, — успокоил его Сэндекер. — Три дня назад лайнер покинул Николаев, где проходил капитальный ремонт и переоборудование, миновал Босфор и Дарданеллы и вышел в Средиземное море, а в настоящий момент, согласно данным спутниковой разведки, приближается к Суэцкому каналу.

— Завидная резвость для пятидесятилетней кобылки! — присвистнул Джордино.

— Ну не скажи, — возразил Питт, уставившись в потолок и что-то припоминая. — Старушка и сейчас даст фору лучшим из современных судов круизного класса. Однажды она на целых десять часов обогнала «Куин Мэри», пересекая Атлантику, а в свой первый рейс между Ливерпулем и Нью-Йорком установила рекорд скорости, до сих пор не побитый, развивая в среднем тридцать пять узлов!

— Впечатляет, — согласился Ганн, сделав в уме быстрый подсчет. — Тридцать пять морских миль в час — это сорок одна сухопутная, что примерно вдвое выше средней скорости автомобиля в столице, не говоря уже о Нью-Йорке.

— Таких мощных машин не стояло ни на одном гражданском судне, — подтвердил адмирал. — Ни до, ни после «Юнайтед Стейтс».

— Но как же Шэню удалось заполучить лайнер? — поинтересовался Питт. — Насколько мне известно, наше морское министерство соглашалось продать его только при условии, что он будет продолжать плавать под американским флагом?

— Это условие он легко обошел. Сначала «Юнайтед Стейтс» приобрела американская компания, а через некоторое время, формально выполнив требования прежнего владельца, спокойно перепродала судно представителю дружественной США нации — в данном случае турецкому бизнесмену. Слишком поздно выяснилось, что за спиной турка скрывался не кто иной, как Шэнь.

— Но зачем же все-таки ему понадобилась эта древняя галоша? — продолжал недоумевать Питт.

— По неподтвержденным сведениям, — ответил Руди, — он провернул эту сделку, предварительно договорившись с высшим командованием НОАК. Они оплачивают часть расходов, а Шэнь по сходной цене получает в свое распоряжение быстроходное судно, способное за один рейс перевезти больше нелегалов, чем половина всего его флота. Есть, правда, одна загвоздка: китайские генералы могут в любой момент временно конфисковать лайнер в своих целях — скажем, для осуществления десанта на Тайвань. Но решатся ли они на открытый захват острова — это дело темное и вилами по воде писаное, так что Шэнь в любом варианте не внакладе — судно-то ему все равно потом вернут.

— Ну вот, так я и знал! — нравоучительно заметил Джордино. — Какие-то узкоглазые сразу почуяли свою выгоду и зашевелились — не то что наши толстозадые вояки в Пентагоне. Что им помешало во время войны в Заливе поступить точно так же и за какие-то пять суток перебросить в Саудовскую Аравию целую дивизию морской пехоты буквально за гроши?

Сэндекер задумчиво погладил свою бородку клинышком и на выпад итальянца откликнулся только после небольшой паузы:

— Конечно, подобная операция обошлась бы значительно дешевле, — признал он, — но в современных войнах решающее значение имеют все-таки быстрота и внезапность первого удара. Воздушный десант — наиболее эффективное средство. Суда лучше использовать для подвоза продовольствия, техники и боеприпасов. В любом случае, эпоха трансатлантических гигантов безвозвратно ушла в прошлое, а «Юнайтед Стейтс» — всего лишь последний из могикан.

— Я так и не понял, сэр, чего вы хотите от нас с Алом? — в упор спросил начавший терять терпение Питт. — Если президента слишком сильно беспокоит подключение «Юнайтед Стейтс» к контрабандному бизнесу Шэня, почему бы ему не отдать секретный приказ командиру патрульной субмарины в Индийском океане всадить на выходе из Суэца парочку торпед в брюхо лайнера?

— Ну да, конечно, разбежался один такой! — язвительно фыркнул адмирал. — А ты не задумался о том, что тогда у китайцев появится идеальный предлог, чтобы проделать то же самое с одним из наших круизных судов с парой сотен пассажиров на борту? Нет, это не метод. Найдутся и другие — не столь чреватые и куда более практичные — способы подрезать Шэню крылышки.

— Например? — немедленно встрял итальянец.

— Ответы на вопросы! — рявкнул разгневанный Сэндекер. — Ответы, которые я приказываю найти именно вам троим, прежде чем снова свяжусь с руководством Службы иммиграции и натурализации!

— Но мы не шпионы и не детективы, сэр, — развел руками Питт, ничуть не тронутый вспышкой ярости босса. — Допустим, нашли мы ваш лайнер. Что дальше? Подняться на борт, заплатить за проезд, поселиться в апартаментах для новобрачных и до конца рейса донимать дурацкими вопросами капитана и экипаж?

— Я понимаю, что задание не вызывает у вас особого энтузиазма, — несколько сбавил тон адмирал, хорошо знающий по опыту, что этих людей можно только убедить, но нельзя заставить, — однако вынужден повторить, что необходимая нам информация жизненно важна для защиты национальных интересов нашей родины. Страна на грани потопа, и мы обязаны сделать все возможное, чтобы предотвратить катастрофу. Мразь вроде Шэня в открытую возрождает в Америке рабовладельческий строй, не гнушаясь нацистскими методами. — Он укоризненно посмотрелна Питта. — И тебе, Дирк, известно об этом лучше других. Ты ведь своими глазами видел, на что они способны!

— Видел, — мрачно кивнул Питт. — Кошмар!

— Неужели правительство не в состоянии вмешаться и помочь жертвам контрабандистов освободиться от кабальной зависимости? — задал вопрос Руди.

— Каким образом? — прищурился Сэндекер. — Во-первых, все они проникли на территорию США незаконно. Во-вторых, большая часть из них сразу после пересечения границы уходит в подполье и попросту растворяется в общей массе своих соотечественников.

— Можно организовать специальные следственные группы, поручив им розыск исчезнувших и борьбу с криминальными структурами, удерживающими их в рабстве, — предложил Ганн.

— Ты же сам слышал на совещании у президента, что в распоряжении комиссара Харпера, начальника следственного департамента Службы иммиграции и натурализации, меньше двух тысяч агентов, — напомнил адмирал. — Они и так не справляются, хотя только за минувший год сумели задержать почти триста тысяч нелегалов. А если на них еще и эту обузу взвалить, число сотрудников придется удвоить, а то и утроить!

— Сколько же тогда всего нелегальных иммигрантов ежегодно проникает в Штаты? — изумился приведенным цифрам Питт.

— Точно никто не знает, — вздохнул Сэндекер, — но, по оценкам некоторых аналитиков, только из Китая, Мексики и Центральной Америки поступает порядка двух миллионов человек.

Питт встретился взглядом с пучеглазой камбалой, равнодушно взирающей на него со дна аквариума, и со злостью стукнул кулаком по столу.

— Кто-нибудь в состоянии дать аргументированный ответ, к чему это ведет и чем может закончиться? — раздраженно спросил он.

— По данным последней переписи, — сообщил адмирал, — население США составляет примерно четверть миллиарда; учитывая прогрессирующий рост рождаемости вследствие притока китайцев и латиноамериканцев, традиционно тяготеющих к большим семьям, к середине двадцать первого столетия демографы прогнозируют его увеличение до трехсот шестидесяти миллионов.

— Сто с лишним миллионов за какие-то полвека! — в притворном ужасе перекрестился Джордино. — Очень надеюсь, что к тому времени боженька уже приберет к себе любимого сыночка моей мамочки, привыкшего к широким просторам!

— Трудно даже представить ожидающие страну перемены, — задумчиво произнес Ганн.

— История учит, что все великие империи либо клонились к закату и рушились в результате коррупции и падения нравов внутри государства, — заметил Сэндекер, — либо радикально изменялись, в процессе ассимиляции покоренных и добровольно присоединившихся народов.

Джордино откровенно скучал. Его мало волновало, что случится на свете через пятьдесят лет. В отличие от друзей, он не видел смысла в копании в прошлом и привык жить настоящим. Руди Ганн, погрузившийся в абстрактные теоретические выкладки, рассеянно пялился в пространство, пытаясь осмыслить последствия перенаселения, с которыми придется столкнуться уже следующему поколению американцев. Питт тоже надолго замолчал, о чем-то усиленно размышляя, потом сухо резюмировал:

— На мой взгляд, джентльмены, дело сводится к тому, что президент в своей неизреченной мудрости вообразил нас всех юными героями, исполненными патриотического пыла и готовыми затыкать дырки в плотине не только пальцами, но и другими частями тела.

Итальянец аккуратно снял обертку с огромной сигары, неторопливо прикурил ее от зажигалки, с удовольствием выпустил несколько колец ароматного дыма и невинным голосом спросил:

— Надеюсь, вода окажется не слишком холодной, а то как бы простатит не заработать?

Адмирал побагровел и чуть не задохнулся от ярости, увидав в зубах Джордино родную сестрицу своих драгоценных никарагуанских сигар, изготовляемых по специальному заказу и ежемесячно присылаемых ему прямо из Манагуа. Сэндекер вот уже несколько лет терялся в догадках, каким образом этот наглец ухитряется таскать их из его личного сейфа, но ни разу не сумел уличить итальянца в воровстве, поскольку при пересчете неизменно обнаруживалось, что адмиральские сигары все до одной на месте. С трудом удерживаясь от нестерпимого желания вырвать ее изо рта Ала и воткнуть обратно тлеющим концом, глава НУМА сердито откашлялся и снова заговорил:

— Перейдем к делу, джентльмены. По прибытии в международный аэропорт Манилы вас должен встретить человек по имени Джон Смит.

— Очень оригинально! — пробормотал Джордино. — Всю жизнь мечтал наконец-то познакомиться с парнем, чье имя постоянно соседствует с моим в регистрационной книге каждого отеля, где мне случалось останавливаться.

Постороннему человеку, окажись он вдруг в обществе четверых мужчин, составляющих высший эшелон руководства НУМА, могло показаться, что те относятся друг к другу не только без должного уважения, но порой и с открытой враждебностью. На самом деле все обстояло совершенно иначе. Питт, Джордино и Ганн безгранично доверяли Сэндекеру, восхищались своим боссом и питали к нему искреннюю любовь, сравнимую разве что с сыновней. Каждый из них без колебаний отдал бы жизнь за адмирала и не однажды рисковал ею, защищая его и своих ближайших друзей. А бесконечные взаимные препирательства и розыгрыши служили лишь внешним фоном, успешно скрывающим их истинные чувства. Слишком независимые и самостоятельные по натуре, чтобы безропотно и без обсуждения подчиняться приказам, они всякий раз с удовольствием затевали никогда не надоедающую им шуточную пикировку, позволяющую и критику в глаза начальству высказать, и юмором блеснуть. Сам же Сэндекер, формально считаясь режиссером, всегда внимательно прислушивался к репликам своих ведущих актеров и с готовностью поддерживал любую исходящую от них разумную инициативу, нередко меняя на ходу собственные домашние заготовки.

— Итак, мы высаживаемся в Маниле и ожидаем появления на сцене Джона Смита в исполнении Шона Коннери, — охотно подхватил и развил Питт реплику итальянца. — Это весь ваш план, сэр, или только вводная его часть?

— Смит проводит вас в док, — невозмутимо продолжал инструктаж адмирал, — где вы подниметесь на борт старого каботажного судна. Сразу предупреждаю, что за невзрачной внешностью скрывается в высшей степени необычная начинка. Впрочем, в этом вы и сами скоро убедитесь. Исследовательская мини-подлодка НУМА «Си дог-два» уже доставлена и погружена. Вам предстоит выйти на ней в море, найти «Юнайтед Стейтс» и произвести детальную фото— и видеосъемку подводной части лайнера ниже ватерлинии. Все ясно или повторить?

— Час от часу не легче! — возмутился Питт. — Детальную съемку, говорите? Между прочим, у него эта самая подводная часть площадью в три футбольных поля, если не больше. За пару суток как раз управимся, если только подручные Шэня не догадаются налепить сенсоров ниже ватерлинии. — Он обернулся к Джордино. — Ну и как тебе задачка, Ал?

— Да проще простого, — лениво отмахнулся итальянец недокуренной сигарой. — Все равно что соску у младенца отобрать. Я вот другого не понимаю: как мы на субмарине-малютке, дающей не больше четырех узлов, угонимся за махиной, развивающей все тридцать пять?

Сэндекер окинул Джордино жалостливым взглядом, каким обычно дарят дебилов, олигофренов и круглых сироток, и раздельно произнес:

— Съемку будете производить в порту, когда «Юнайтед Стейтс» бросит якорь.

— В каком именно? — насторожился Питт.

— Агент ЦРУ в Николаеве сообщил, что лайнер направляется в Гонконг, откуда после окончательной отделки салонов и пассажирских кают отправится в свое первое после долгого перерыва круизное плавание к берегам Америки. С заходом во все крупнейшие порты.

— ЦРУ тоже задействовано?

— А как же?! Президент обязал все силовые ведомства помогать Службе иммиграции и натурализации в расследовании.

— А этот загадочный каботажник с двойным дном кому принадлежит?

— Знаю, о чем ты думаешь, — усмехнулся Сэндекер. — Успокойся, это частное судно и к разведке отношения не имеет. Прямого, во всяком случае. Большего я вам пока открыть не могу.

Джордино выдохнул большое облако табачного дыма, на миг заслонившее пеструю стайку рыбок за аквариумным стеклом, и небрежно заметил:

— Между Филиппинами и Гонконгом около тысячи миль. Старые посудины обычно плетутся со скоростью восемь-девять узлов, из чего следует, что тащиться нам туда суток пять, не меньше. Или не следует?

— Смею вас заверить, джентльмены, — снова усмехнулся адмирал, — что в Гонконг вы прибудете сразу вслед за «Юнайтед Стейтс» и не позднее, чем через тридцать шесть часов после выхода из Манилы.

— Хотелось бы верить в подобное чудо, — скептически поднял брови итальянец. — Лично я на своем веку таких шустрых каботажников еще не встречал.

15

Ровно в одиннадцать вечера по местному времени Питт и Джордино спустились по трапу «Боинга-747», доставившего их в Манилу прямым коммерческим рейсом из Сиэтла. Пройдя таможенный контроль, друзья очутились в главном зале ожидания международного аэропорта имени Ниноя Акино, где перед выходом толпились встречающие с плакатиками в руках или на груди с именами прибывающих пассажиров. На одном из них красовалась надпись большими буквами: «ДЖОН СМИТ».

Возможно, мистер Смит когда-то боролся или поднимал штангу на олимпийских играх в тяжелом весе, но с годами обрюзг и потерял форму, отрастив взамен огромное пивное брюхо, почти на фут выпирающее над потертым ремешком засаленных джинсов. Кирпичного цвета харю — иначе не скажешь! — усеивали многочисленные рубцы и шрамы, а здоровенный шнобель столько раз ломали и плющили в кабацких драках, что его совсем перекосило на левую сторону. Трехдневная щетина покрывала толстые, как у хомяка, щеки и квадратный подбородок. Непропорционально крошечные глазки отливали нездоровой краснотой — то ли от недосыпа, то ли с перепою; грязные черные волосы топорщились на макушке облысевшим ежиком; редкие неровные зубы пожелтели от никотина. Только мощные бицепсы на татуированных ручищах размером со свиные окорока внушали определенное уважение к этому явно опустившемуся типу. Довершали картину промасленная рабочая куртка и драная футболка с давно вылинявшим логотипом неизвестной фирмы.

— Ущипни меня, друг, — шепотом взмолился Джордино. — Или я сплю, или перед нами Черная Борода[247] собственной персоной!

Не обращая внимания на причитания итальянца, Питт приблизился к громиле и учтиво осведомился:

— Вы случайно не нас встречаете? Меня зовут Дирк Питт, а это мой напарник, Ал Джордино.

— Вас, кого ж еще, — осклабился Смит. — Топайте за мной, парни, кэп уже заждался.

Весь багаж друзей состоял из пары легких спортивных сумок со сменой белья и туалетными принадлежностями, приобретенными еще в Сиэтле, поэтому в аэропорту их больше ничто не задерживало. Смит вывел их из здания воздушного терминала на забитую машинами парковку и остановился у потрепанной «тойоты». Микроавтобус выглядел таким разбитым и обшарпанным, будто всю жизнь гробился на горных гималайских трассах. Половина боковых стекол отсутствовала, вместо них окна закрывали кое-как приклеенные изолентой листы фанеры. Красили его в последний раз, наверное, еще на заводе-изготовителе; с крыльев хлопьями сыпалась ржавчина. Но Питт с первого взгляда заметил на колесах совершенно новую резину от американского внедорожника и с нарастающим интересом вслушался в равномерное урчание мощного двигателя, заработавшего сразу после легкого поворота ключа зажигания.

Смит сел за руль, а пассажиры разместились на потертых и дырявых сиденьях салона. Питт незаметно ткнул итальянца локтем под ребра и намеренно повысил голос, чтобы водитель смог расслышать его слова за шумом мотора.

— Скажите, мистер Джордино, это правда, что вас считают чрезвычайно наблюдательным человеком?

— Истинная правда, — с готовностью подтвердил итальянец, мгновенно разгадавший замысел напарника и охотно включившийся в игру. — Ничто не может ускользнуть от моего проницательного взгляда. Но и вы не скромничайте, мистер Питт. Я слышал, что ваш взор, как рентгеновские лучи, способен проникать в самую суть вещей! Быть может, вы не откажетесь наглядно продемонстрировать ваш несравненный талант?

— Не откажусь.

— В таком случае позвольте узнать, что вы думаете об экипаже, в котором мы с вами имеем сомнительную честь находиться?

— Ну почему же сомнительную, мистер Джордино? — возразил Питт. — Он только с виду такой безобразный, что самый распоследний бродяга побрезгует его угонять. Но если заглянуть в суть вещей, как вы предлагаете, нельзя не обратить внимания на новенькие покрышки за пару тысяч зелененьких и далеко не старенький форсированный движок лошадок в четыреста. К чему бы это, как вы полагаете?

— Целиком с вами согласен, мистер Питт. Ваши наблюдения полностью совпадают с моими. И я уверен, что за всем этим кроется какая-то таинственная и романтическая история. Вроде Золушкиной.

— А теперь ваша очередь, мистер, Джордино, проявить свой дар. Что скажете о нашем жизнерадостном толстяке-водителе?

— Драчун, пьяница, чревоугодник, неряха, мошенник и попрошайка, — все больше увлекаясь, бойко отрапортовал итальянец. — Брюхо, правда, меня немного смущает. Косое оно какое-то, ненатуральное.

— Быть может, мистер Смит привязал к животу подушечку, желая повыгоднее подчеркнуть в глазах прекрасных дам свою выдающуюся фигуру? Вам не приходила в голову такая версия?

— Точно! — просиял Джордино. — И как я сразу не догадался?! Да еще эти шрамы на физиономии и свернутый нос... Не многовато ли украшений для одной персоны?

— Думаете, тут поработал гример? — невинным голосом осведомился Питт.

— Ладно, хорош издеваться, парни! — хмуро проворчал Смит, но итальянец уже завелся и останавливаться на достигнутом не собирался.

— Безусловно, но далеко не профессионал, — кивнул Джордино. — На голове, разумеется, парик, обработанный бесцветной губной помадой...

— Разумеется! — буркнул водитель, начиная звереть.

— А татуировки, надо полагать, нанесены от руки обыкновенными чернилами, — невозмутимо закончил итальянец.

— Снимаю шляпу перед вашей наблюдательностью, мистер Джордино, — покачал головой Питт, — но по последнему пункту позвольте с вами не согласиться. За десять шагов заметно, что татуировки нанесены тушью и не от руки, а по трафарету.

— Вынужден признать свою ошибку, мистер Питт, вы абсолютно правы!

— Заткнитесь, умники, — окончательно рассвирепел Смит, — не то я сейчас кое-кого безо всякого грима так разукрашу!

— Как скажете, — кротко согласился Питт, и друзья послушно заткнулись, достаточно повеселившись по поводу изъянов в маскировке сопровождающего. Да и раздражать его уязвленное самолюбие понапрасну не стоило — адмирал вряд ли позволил бы своим лучшим сотрудникам связываться с сомнительной личностью.

Они хранили молчание, пока микроавтобус не въехал на пирс. Лихо лавируя между портальными кранами, штабелями ящиков и грудами металлолома, водитель остановил «тойоту» у края причала, к которому была пришвартована четырехместная шлюпка с подвесным мотором. Выйдя из машины, он жестом указал на трап. Питт и Джордино переглянулись и без возражений последовали за ним. Смит уселся на кормовую банку, отвязал швартов и завел мотор. Шлюпка отвалила от причала и направилась к небольшому судну, стоящему на якоре примерно в полумиле от пирса. По соседству с ним перемигивались скопища разноцветных огней, обозначающих места стоянки других судов, ожидающих своей очереди на разгрузку или погрузку. Небо было ясным и усыпанным тысячами ярких звезд, а по всей периферии необъятной Манильской бухты мерцали одинокие светлячки фонарей рыбачьих лодок, выходящих на ночной промысел.

По мере приближения к цели контуры корпуса судна вырисовывались все более отчетливо, и Питт с некоторым удивлением отметил, что перед ними вовсе не заурядный торговец-бродяга, как можно было предположить со слов адмирала. Открытые трюмы и отсутствие палубных надстроек в районе шкафута выдавали в нем лесовоз, более характерный для Западного побережья Америки, чем для экваториальных вод Азии. Специфическим назначением судна определялись и некоторые отличия в дизайне и планировке служебных помещений. Каюты экипажа, к примеру, размещались не на баке, как обычно, а в кормовой части, прямо над машинным отделением. Там же находилась рулевая рубка, за которой торчала длинная стальная мачта; вторая такая же мачта возвышалась над форштевнем. Питт на глаз прикинул габариты: водоизмещение от четырех до пяти тысяч тонн, длина около трехсот футов, ширина — сорок пять. Не гигант и не карлик, но миллиона три кубических футов древесины загрузить может. Если, конечно, найдется заказчик. Времена таких лесовозов давно прошли, и большинство собратьев этого реликта минувшей эпохи доживали свой век, ржавея на корабельных кладбищах или на морском дне, уступив место более экономически выгодным буксирным или самоходным баржам.

— Как называется? — поинтересовался он у Смита.

— "Орегон".

— В свое время, должно быть, перевез немало дровишек, — заметил Питт.

Смит смерил его подозрительным взглядом, смачно сплюнул и пожал плечами.

— Может быть. Не пойму только, откуда об этом известно городскому красавчику вроде тебя?

— В молодости мой отец подрабатывал на обучение в колледже, нанимаясь в перерывы между семестрами на такой же лесовоз, курсировавший между Сан-Диего и Портлендом. К защите диплома он успел совершить десять рейсов. Фотография того судна до сих пор висит на стене у него в офисе.

Выражение лица все еще дующегося на пассажиров Смита заметно смягчилось.

— "Орегон" четверть века ходил от Ванкувера до Сан-Франциско, — сообщил он и мрачно добавил: — Пока не списали на металлолом.

— Сколько ему лет?

— Да уж постарше нас с вами будет, — фыркнул рулевой, разворачивая шлюпку параллельно борту, некогда темно-апельсинового цвета, а ныне грязно-серому от ржавчины; трапа не обнаружилось, вместо него с фальшборта свисал шторм-трап, слабо освещенный навигационными огнями. — Ты первый, красавчик, — жестом указал наверх Смит.

Ловко цепляясь за перекладины, Питт начал быстро взбираться на борт. Джордино, громко сопя, полез следом. Где-то на полпути Дирк незаметно провел пальцами по поверхности корпуса, оказавшейся неожиданно гладкой на ощупь и не оставившей ни единого пятнышка на подушечках. На палубе беспорядочно громоздились штабеля бревен, какие-то ящики и контейнеры, закрепленные столь небрежно, словно ими занималась банда пьяных шимпанзе. Любой человек, хоть немного смыслящий в морском деле, сразу пришел бы к неутешительному выводу, что экипажу все «до лампочки». Да и не было наверху никого из команды, а единственным признаком жизни стали звуки радио, доносившиеся из кормового кубрика. Прислушавшись, Питт узнал мелодию Штрауса, хотя, на его взгляд, в такой обстановке куда уместнее был бы похоронный марш. Он огляделся, высматривая «Си дог-2».

— А где наша субмарина?

— В том большом контейнере на баке, — махнул рукой Смит.

— Как нам найти капитана?

Вместо ответа тот нагнулся и с усилием приподнял и сдвинул в сторону покрытый заклепками стальной лист, ничем не отличающийся от соседних, открыв уходящий вниз металлический трап.

— Вам туда.

— На всех судах мира капитанская каюта размещается прямо под рулевой рубкой или в непосредственной близости от нее, — заметил Питт, не проявляя особого желания нырять в эту темную дыру.

— Давай, красавчик, не дрейфь! — ухмыльнулся Смит.

— Неужто наш адмирал все-таки дал промашку? — пробормотал сквозь зубы итальянец, инстинктивно повернувшись спиной к напарнику и пригнувшись в боевой стойке.

Неторопливо и хладнокровно, как на тренировке, Питт одним движением расстегнул молнию бокового отделения спортивной сумки и извлек оттуда свой старый кольт сорок пятого калибра. Прежде чем Смит успел сообразить, что происходит, ствол револьвера больно уперся ему в подбородок.

— Ты уж извини, приятель, что не упомянул об этом раньше, но последний раз я разнес черепушку одному парню, который тоже называл меня красавчиком.

— Музейная вещица, — похвалил Смит, ничуть не изменившись в лице. — И в отличном состоянии. Только будь добр, направь ее в какую-нибудь другую сторону. Ты же не хочешь нарваться на неприятности, правда?

— Если кто и нарывается на неприятности, то уж точно не я, — покачал головой Питт.

— Оглянись, и ты увидишь, как сильно заблуждаешься, — посоветовал проводник.

Древнейшая уловка в истории человечества, но Питту нечего было терять, и он огляделся. Пустынная прежде палуба внезапно ожила. Из тени выступили молчаливые люди с автоматами в руках. Их было шестеро. И все такие же здоровые и неряшливо одетые, как Смит. Питт и бровью не повел, только вдавил дуло револьвера еще на четверть дюйма под нижнюю челюсть последнего и ласково осведомился:

— Хочешь сказать, что тебя устроит такой расклад: твоя жизнь в обмен на мою?

— Плюс жизнь твоего напарника, — с ехидной усмешкой напомнил Смит. — Если верить тому, что мне о тебе известно, такой расклад в первую очередь не устроит тебя!

— И что же тебе обо мне известно?

— Сначала убери пушку, тогда и поговорим.

— Я и так тебя отлично слышу, — невозмутимо парировал Питт.

— Расслабьтесь, парни! — гаркнул Смит. — Представление окончено. Пора наконец проявить гостеприимство и оказать нашим друзьям должное уважение.

К вящему изумлению гостей из НУМА, члены экипажа «Орегона» тут же опустили оружие и дружно расхохотались.

— Так тебе и надо, шкипер! — давясь от смеха, бросил один из них. — Сам нас пугал, что припрутся какие-то столичные неженки, которых придется поить молоком из соски и кормить отварной капусткой.

— А пива у вас на борту разве не держат? — невинно спросил итальянец, включаясь в игру.

— Дюжину сортов на любой вкус, — пообещал матрос, от души хлопнув его по плечу. — Приятно все-таки иметь дело с пассажирами, которые не только языком болтать умеют.

Питт опустил револьвер, поставил его на предохранитель и задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— У меня такое ощущение, что нас обоих слегка поимели.

— Не обижайтесь на нас, ладно? — миролюбиво сказал Смит. — В таком бизнесе, как наш, ошибаться нельзя. — Он повернулся к подчиненным и возвысил голос: — По местам стоять, с якоря сниматься! Курс на Гонконг.

— Адмирал Сэндекер упоминал, что ваше судно в высшей степени необычно, — заметил Питт, аккуратно убирая кольт на прежнее место, — но ни словом не обмолвился о команде.

— Думаю, нам нет смысла и дальше ломать комедию, — согласно кивнул Смит. — Пойдемте вниз, я все вам покажу и объясню. — Он первым нырнул в открытый палубный люк; Питт и Джордино спустились вслед за ним и очутились в устланном коврами просторном салоне, обшитом ореховыми панелями. Смит распахнул одну из боковых дверей и отступил в сторону. — Располагайтесь, джентльмены. Распакуйте вещички, примите душ, а потом заходите познакомиться с капитаном. Его каюта четвертая от кормы по левому борту.

Питт вошел внутрь и включил свет. Размеры и обстановка каюты меньше всего напоминали тесный матросский кубрик древнего каботажника. Такого великолепия друзьям не доводилось встречать и на самых роскошных круизных судах. Не хватало только раздвижной панели, ведущей на обзорную палубу. Вместо нее в переборке слепо таращилось закрашенное черной краской отверстие иллюминатора, забранное, правда, симпатичными шторками.

— А где же бар с напитками и ваза с фруктами? — обиженно надулся итальянец.

Питт окинул их новые владения восхищенным взглядом.

— Не ной, напарничек, — усмехнулся он, — подумай лучше, где нам с тобой раздобыть смокинги, отправляясь на прием к капитану?

Лязг выбираемой якорной цепи и мерный приглушенный рокот судовых двигателей возвестили о том, что «Орегон» покидает Манильскую бухту и отправляется в Гонконг. Четверть часа спустя освеженные душем друзья уже стучались в дверь капитанской каюты.

— Войдите, — послышался изнутри уверенный мужской голос.

Если отведенная им каюта соответствовала классу «люкс», то эту трудно было назвать иначе как королевскими апартаментами. Нечто подобное Питт видел лишь однажды — на выставке дизайна в Беверли-Хиллз. Мебель антикварная и безумно дорогая, но подобрана с редкостным вкусом. Переборки из ценных пород дерева отделаны резным орнаментом или искусно задрапированы. Ворс цельного персидского ковра такой толщины, что нога утопает в нем по щиколотку. На стенах несколько полотен маслом в старинных позолоченных рамах. Питт подошел к ближайшему и с трудом удержался от возгласа удивления. Картина изображала морской пейзаж. На переднем плане маленький шлюп со сломанными мачтами, на палубе которого безжизненно распростерся чернокожий мужчина, а вокруг барражирует стая акул.

— Если не ошибаюсь, это «Гольфстрим» Гомера Уинслоу, — заметил Питт. — Только я всегда считал, что она висит в одном из музеев Нью-Йорка.

— Это всего лишь копия, хотя и очень неплохая, мистер Питт, — любезно пояснил, поднимаясь из-за большого письменного стола красного дерева, высокий светловолосый и голубоглазый мужчина лет сорока пяти. — Здесь только копии, потому что ни одна страховая компания, учитывая мой род занятий, не согласится застраховать оригинал. — Он протянул руку, продемонстрировав длинные холеные пальцы и покрытые бесцветным лаком ногти. — Разрешите представиться. Председатель Хуан Родригес Кабрильо.

— Председатель? В смысле «председатель правления»?

— Вы не ошиблись, — улыбнулся капитан. — Мы предпочитаем называть себя корпорацией. Наш «Орегон» соответственно считается корпоративной собственностью, а все члены экипажа входят в совет директоров.

— Как интересно! — загорелся Джордино. — Нет, не рассказывайте, я сам попробую угадать. Президент компании, вероятно, ваш старший помощник?

— Нет, старший механик. — Кабрильо покачал головой. — А старпом — всего лишь исполнительный вице-президент.

— Если память мне не изменяет, — прищурился Питт, — ваш полный тезка в начале шестнадцатого века открыл Калифорнию. Случайно не родственник?

— Вряд ли, — рассмеялся капитан, — хотя отец до конца дней своих утверждал обратное. Мои дед с бабкой переселились из Мексики в тридцать первом году. Пересекли границу пешком, а пять лет спустя получили американское гражданство. Когда появился на свет ваш покорный слуга, они настояли, чтобы меня назвали в честь знаменитого соотечественника.

— По-моему, мы с вами уже где то встречались, — сказал Питт.

— Ага, в аэропорту, — поддакнул Джордино.

— Ваша маскировка под портового пьяницу выглядела весьма впечатляюще, сеньор председатель Кабрильо, он же мистер Смит, — поздравил капитана Питт.

— Боюсь, я был несколько небрежен, — принужденно улыбнулся тот. — Хотя вы первые, кто сумел проникнуть под мою личину.

Парик, татуировки, шрамы и сломанный нос бесследно исчезли, а под накладным брюхом обнаружились тонкая талия и узкие бедра. Цвет глаз тоже изменился — очевидно, благодаря контактным линзам.

— Не огорчайтесь, вы были на высоте, — успокоил его Питт. — Я заподозрил неладное только после того, как увидел новую резину на колесах вашего драндулета.

— Да уж, на резину грим не наложишь, — кивнул Кабрильо.

— Быть может, вы нам все-таки расскажете, что все это означает?

— Присаживайтесь, джентльмены, — гостеприимным жестом указал хозяин на обитую тисненой кожей софу. — Хотите вина? — спросил он, открывая створки бара.

— Благодарю вас, с удовольствием, — сказал Питт.

— А мне бы лучше пивка, — откликнулся Джордино.

Кабрильо разлил напитки и протянул итальянцу большую глиняную кружку.

— Рекомендую попробовать. Пиво местное, «Сан-Мигель», но очень неплохое. А это калифорнийское шардонне из Александр-Вэлли, — сообщил он, передавая бокал Питту.

— У вас отменный вкус, сеньор председатель, — поздравил хозяина Дирк, пригубив вино. — Надеюсь, он распространяется не только на ваши винные погреба, но и на кухню тоже?

— Своего шеф-повара — называть его коком язык не поворачивается! — я сманил из одного эксклюзивного ресторанчика в Брюсселе, — усмехнулся Кабрильо. — Могу также сразу добавить, что в случае гастрита или язвы на почве переедания либо других нежелательных последствий к вашим услугам оснащенный по последнему слову медицинской техники лазарет и великолепный врач-хирург, освоивший на досуге и специальность дантиста.

— Так чем же занимаетесь вы и ваша команда, сеньор Кабрильо? — возобновил разговор Питт. — И на кого работаете, если не секрет?

— На борту «Орегона» установлены новейшие приборы и уникальное оборудование для сбора разведывательной информации и проведения тайных операций, — ни секунды не колеблясь, сообщил капитан. — Мы способны забраться туда, куда нет доступа военным кораблям. Мы можем заходить в различные порты и доставлять любой секретный груз, не вызывая подозрений. А работаем на любую силовую структуру правительства Соединенных Штатов, которой в тот или иной момент требуются наши услуги.

— То есть ЦРУ вы не подчиняетесь? — уточнил Питт.

— Мы никому не подчиняемся, — улыбнулся Кабрильо. — Хотя в состав экипажа входит несколько бывших разведчиков, большая его часть — отставные морские офицеры различного профиля. Все универсалы и профессионалы элитного уровня.

— А под чьим флагом ходите?

— Под иранским. Согласитесь, неплохо придумано: едва ли кто заподозрит иранское судно в связях с США.

— Иначе говоря, вы наемники, не так ли?

— Не буду утверждать, что в восторге от этого термина, — слегка поморщился Кабрильо, — но мы действительно занимаемся своим делом ради заработка. Хочу лишь заметить, что все нелегальные операции проводятся «Орегоном» и его командой исключительно в интересах нашей страны и чувство патриотизма играет далеко не последнюю роль в мотивации моих людей. А если при этом еще и платят хорошие деньги... — Он развел руками и выразительно подмигнул.

— А кто владелец «Орегона»? — поинтересовался Джордино.

— Мы все акционеры. Конечно, у кого-то акций больше, у кого-то меньше, но совокупный капитал каждого члена экипажа составляет минимум пять миллионов долларов.

— Насколько я понимаю, Федеральная налоговая служба об этом не догадывается? — насмешливо поднял бровь Питт.

— Существует секретный правительственный фонд для финансирования подобного рода операций, — пояснил капитан. — Платежи проводятся через сеть зарубежных банков, которые недоступны контролю аудиторов.

— Ловко устроились, — одобрительно кивнул Питт.

— Не забывайте о риске, — покачал головой капитан. — «Орегон» — наше третье судно. Оба предыдущих погибли в результате ответных действий противника. Кроме того, за тринадцать лет существования корпорации мы потеряли только убитыми более двадцати человек.

— Утечка информации?

— Нет, наше прикрытие вполне надежно. Были другие обстоятельства, — туманно ответил Кабрильо, не вдаваясь в подробности.

— Кто же вас нанял на этот раз?

— Между нами говоря, заказ поступил прямо из Белого дома, — ухмыльнулся шкипер.

— Да уж, выше не прыгнешь. — Итальянец поежился.

Питт в упор посмотрел на собеседника.

— Вы уверены, сеньор председатель, что сможете подобраться достаточно близко к «Юнайтед Стейтс»? Нам предстоит обследовать пару акров днища, а емкость аккумуляторов «Си дог-2» весьма ограниченна. Если вы бросите якорь в миле от объекта, мы истратим половину энергии только на то, чтобы дойти до него и вернуться обратно.

— Я подброшу вас на такую дистанцию, — с самоуверенным видом пообещал Кабрильо, — что вы сможете с палубы «Орегона» запускать воздушных змеев над трубами лайнера. — Он наполнил опустевшие бокалы и поднял свой. — За успешное окончание нашей миссии, джентльмены!

16

Питт вышел на верхнюю палубу. Сигнальные огни фок-мачты покачивались над головой на фоне мерцающей спирали Млечного Пути. Опираясь на леера фальшборта, он провожал взглядом темнеющую громаду острова Коррехидор, охраняющего, как бессменный часовой, выход из Манильской бухты. Среди редких проблесков света на территории острова выделялись пульсирующие красным огни прожекторов на вершине трансляционной башни. Трудно было представить, сколько крови и смерти изведали в военные годы эти ощетинившиеся скалами каменистые берега. Количество американцев, сложивших здесь головы в сорок втором, и японцев, погибших в сорок пятом, исчислялось тысячами. А вот и рыбацкая деревушка близ обветшалого пирса, с которого разбитый генерал Дуглас Макартур ступил на палубу торпедного катера коммандера Бакли, чтобы эвакуироваться в Австралию и с триумфом вернуться назад через три года.

Уловив запах сигарного дыма, Питт повернул голову и узнал в приблизившемся к нему мужчине лет пятидесяти Макса Хенли, представленного ему ранее за ужином в качестве вице-президента корпорации «Орегон», отвечающего за оперативное и информационное обеспечение. Выйдя в море, Хенли, как и все остальные члены экипажа и совета директоров, несколько расслабился и сменил маскирующие обноски на удобный полуспортивный костюм, вполне приличествующий полю для гольфа какого-нибудь фешенебельного загородного клуба. Сейчас он был в легких кроссовках, белых шортах и рубашке «сафари» с короткими рукавами. Выгоревшие на солнце редкие светлые волосы, зачесанные назад, внимательные карие глаза и мясистый нос картошкой вкупе с подтянутой, мускулистой фигурой вызывали ассоциацию с удачливым бизнесменом, удалившимся от дел, чтобы пожить в свое удовольствие.

— Никогда не подумаешь, — заметил Хенли, сделав глоток кофе из чашки, которую держал в руке, — что эта кучка скал — самый настоящий сгусток истории. Я всегда поднимаюсь на палубу, когда мы проходим мимо острова.

— Сейчас тут тишина, — охотно поддержал разговор Питт.

— Мой отец погиб на Коррехидоре в сорок втором. Он служил наводчиком артиллерийского орудия. Прямое попадание японской бомбы во время авианалета на Манильский рейд.

— Вместе с ним отдали жизнь еще много отличных парней.

— Это верно, — согласился Хенли и посмотрел прямо в глаза собеседнику. — Я буду непосредственно заниматься спуском и подъемом вашей субмарины, мистер Питт. Поэтому хотелось бы заранее выяснить, нет ли у вас каких-либо замечаний или пожеланий? Мои помощники неплохо разбираются в электронике и подводном снаряжении, так что подумайте, пока есть время.

— Есть одно пожелание, — сказал Питт после небольшой паузы.

— Слушаю вас?

— Не могли бы вы быстренько перекрасить «Си дог-2»? Бирюзовые цвета НУМА будут слишком заметны на мелководье.

— В какой цвет? — лаконично осведомился Хэнли.

— Думаю, лучше всего подойдет темно-зеленый. Чтобы сливался с водой в гавани.

— На рассвете велю своим ребятам заняться покраской, — пообещал Хенли; повернувшись, он прислонился спиной к поручням, задумчиво глядя на клубы дыма, вырывающиеся из черной трубы лесовоза. — А вам не кажется, что было бы проще использовать для операции какую-нибудь роботизированную систему с дистанционным управлением? Я слышал, у вашей конторы такие штучки имеются.

— Да, такие игрушки в нас есть, — с улыбкой подтвердил Питт, — но в данном случае они не годятся. Площадь обследуемой поверхности слишком велика, чтобы доверить съемку машине. Человеческий глаз способен уловить много больше, чем объектив видеокамеры. Да и подводные манипуляторы «Си дог-2» могут оказаться полезными.

Хенли достал старинные карманные часы на цепочке, прикрепленной к поясу, откинул крышку и озабоченно покачал головой.

— Пора заняться делом, — пояснил он. — Мы уже вышли в открытое море, и теперь моя обязанность ввести новую программу в навигационную систему и машинный контроль, чтобы увеличить скорость до предела.

— Но мы и так даем узлов десять, куда же больше? — удивился Питт.

— Это только для отвода глаз, — ухмыльнулся Хенли. — На виду у посторонних — в порту или при встрече в море с другими судами — «Орегон» всегда выглядит старой посудиной, пыхтя-щей из последних сил, чтобы выжать эти самые десять узлов. На самом же деле в машинном — два новейших турбодизеля, способных развить все сорок!

— Даже при полной загрузке и максимальной осадке, как сейчас? — усомнился Питт.

Хенли окинул пренебрежительным взглядом загромождающий палубу груз и махнул рукой.

— Камуфляж, мой друг, пустышка, — снисходительно пояснил он. — В контейнерах и ящиках воздух, а внутри штабелей древесины голая арматура. Осадку же обеспечивают специальные балластные цистерны, как на подводной лодке. Стоит их продуть сжатым воздухом, как «Орегон» поднимется на добрых шесть футов и помчится по волнам в четыре раза быстрее, чем предусматривалось при его закладке на верфи.

— Волк в овечьей шкуре?

— И с очень острыми зубками! — не удержался от похвальбы Хенли. — Поинтересуйтесь у председателя Кабрильо — он вам с удовольствием покажет, как и чем при случае может огрызнуться наш мирный барашек.

— Обязательно поинтересуюсь.

— Доброй ночи, мистер Питт.

— Доброй ночи, мистер Хенли.

Минут через десять Питт почувствовал ощутимое усиление вибрации палубы под ногами. Одновременно резко возросли обороты машин, а кильватерная струя за кормой из расходящихся под углом белопенных лучей превратилась в кипящее варево. Ахтерштевень осел на целый ярд, форштевень на столько же вздыбился над водой, обтекающей борта в стремительных завихрениях, подобно опилкам и стружкам под взмахами гигантской метлы. Бесконечная морская гладь искрилась тысячами отраженных звезд, и лишь где-то далеко на горизонте затаилась редкая цепочка грозовых облаков. Классическая ночная панорама Южно-Китайского моря — достойный сюжет для живописной почтовой открытки.

* * *

Менее чем через двое суток «Орегон» достиг Гонконга и на закате второго дня бросил якорь в дальней оконечности гавани. Совершенный в рекордный срок переход лишь дважды сопровождался встречей с другими судами. Заранее предупрежденный оператором радара об их появлении, капитан Кабрильо приказывал сбросить скорость, а на палубу поднималась «шутовская команда» — переодетая в лохмотья и срочно загримированная группа членов экипажа. Они располагались на баке и равнодушно пялились на встречное судно. По неписаной морской традиции матросы и офицеры встречающихся в море гражданских судов стараются не проявлять эмоций по отношению друг к другу. К пассажирам это не относится, но все остальные, как правило, ограничиваются ленивым взмахом руки или вообще обходятся без каких-либо жестов. Когда же незнакомое судно удалялось на безопасное расстояние, Кабрильо отдавал распоряжение вновь продуть балластные танки и прибавить обороты.

Ближе к полудню второго после выхода из Манилы дня плавания Питт и Джордино получили приглашение капитана совершить обзорную экскурсию по «Орегону», на самом деле оказавшемуся в высшей степени необыкновенным судном. Верхняя палуба, заваленная пустотелыми штабелями, бутафорская рулевая рубка, матросский кубрик и каюты офицеров на юте, где никто не жил, намеренно содержались в ужасающем беспорядке, чтобы отвести глаза портовым и таможенным чиновникам, поднимающимся на борт для досмотра. Сложнее обстояло дело с маскировкой машинного отделения. Чиф, он же президент корпорации, наотрез отказался захламлять подведомственные ему отсеки, но изобретательный Хенли нашел выход. В ведущем к сердцу судна длинном извилистом коридорчике было темно, грязно и ужасающе воняло гнилой капустой. А перед входом маслянисто поблескивала при свете единственной лампочки огромная лужа мазута. До лужи редко кто добирался — обычно хватало одного взгляда в открытый люк, из которого несло помоями, чтобы отбить охоту у самого ревностного служаки. Никто и представить не мог, что за этим неприглядным фасадом скрывается ярко освещенное помещение, сравнимое по чистоте и стерильности с реанимационной палатой или операционной крупной больницы.

В действительности каюты экипажа и оснащенная суперсовременным электронным оборудованием настоящая рубка размещались в нижней части трюма под грузовыми отсеками. Но истинную гордость «Орегона» составляло его вооружение. Подобно закамуфлированным во времена мировых войн под безобидные транспортные или рыболовные суда германским, британским и русским рейдерам, за фальшивыми бортами которых скрывался внушительный арсенал корабельных орудий, зениток, пулеметов и торпедных аппаратов, скромный лесовоз таил за ржавой обшивкой корпуса несколько пусковых установок, оснащенных противокорабельными и зенитными ракетами, и немало чего еще в том же духе. Ничего подобного друзья никогда не видели, а Питт почти не сомневался, что другого такого судна, представляющего собой столь же безупречный образчик для обмана зрения, как цилиндр циркового фокусника, попросту не существует в природе.

Завершив экскурсию, Питт и Джордино отправились на камбуз, где отдали дань обеду, приготовленному и поданному самим шеф-поваром — очаровательной дамой средних лет по имени Мари дю Гар. Эта симпатичная бельгийка обладала таким послужным списком, что любой ресторатор или владелец отеля от Токио до Марселя не пожалел бы последней рубашки, лишь бы заполучить такого шефа в свое заведение. В состав экипажа «Орегона» Мари попала по вполне прозаической причине: галантный Кабрильо сделал ей предложение, от которого она не смогла отказаться. Благодаря более чем щедрой оплате своих профессиональных услуг и выгодным вложениям капитала, практичная мадам дю Гар рассчитывала уже через пару рейсов открыть собственный ресторан французской кухни в деловой части Манхэттена.

Предложенное ею меню поражало воображение. Джордино, с его давно атрофированными вкусовыми рецепторами, ограничился boeuf a la mode — тушеным мясом в желе с печеным картофелем-пай — и пивом; Питт же дал волю разыгравшейся фантазии гурмана и заказал свое любимое ris de veau ou cervelles au beurrenoir — поджелудочную железу теленка в темном масляном соусе с гарниром из шляпок молодых шампиньонов, запеченных с крабовым мясом и отварными артишоками под голландским соусом. По совету шефа он выбрал к горячему блюду великолепное сухое «Феррари-Карано Сиена» урожая 1992 года, разлитое в графстве Сонома в Южной Калифорнии. Ничего более вкусного Питт давно не едал — во всяком случае, на борту судна в море.

Выпив по чашечке «эспрессо», друзья направились в рулевую рубку — бутафорскую, а не настоящую, которой больше подошло бы название «центр управления полетами», — где их ожидал капитан Кабрильо. Подниматься пришлось по скользкому трапу, заляпанному потеками машинного масла и ржавчины. Наверху их взорам открылась не менее безрадостная картина. Мусор под ногами, облупившаяся краска, испещренный подпалинами от окурков письменный стол, древнее навигационное оборудование, половина которого не функционировала... Лишь надраенные, согласно нерушимой морской традиции, медные детали нактоуза[248] да рукоятки штурвала и машинного телеграфа сияли нестерпимым блеском в свете шестидесятиваттных лампочек за грязными плафонами на потолке.

Кабрильо стоял на крыле мостика с трубкой в зубах, наблюдая за тем, как «Орегон» входит в канал Вест-Ламма, ведущий в гавань Гонконга. Оживленное движение снующих туда и обратно судов требовало особой внимательности. Чтобы не выделяться из общей массы, капитан приказал снизить ход до самого малого и пригласить на борт лоцмана. Наполнив забортной водой балластные цистерны еще в двадцати милях от порта, «Орегон» почти ничем не отличался от десятков столь же великовозрастных сухогрузов, морских буксиров и угольщиков, входящих в гавань или покидающих ее акваторию. Рубиновые огни антенн телебашни на вершине горы Виктория равномерно мигали, предупреждая пилотов о необходимости соблюдать режим высоты. Праздничная иллюминация знаменитого плавучего дворца-ресторана «Джумбо» отражалась сотнями разноцветных светлячков в водах бухты Абердин.

Если находившиеся в рубке члены экипажа и осознавали степень риска, связанную с заходом в самое логово противника, их бесстрастные лица ничем не отражали владеющие ими чувства. Судя по репликам собравшихся вокруг стола, в данный момент их статус куда более соответствовал членам совета директоров солидной компании, нежели безродным морским бродягам, как можно было предположить по их одежде. Весь разговор вертелся вокруг биржевых котировок на азиатских финансовых рынках. Казалось, игра на повышение или понижение акций занимает этих людей гораздо сильнее, чем предстоящая акция против «Юнайтед Стейтс».

Кабрильо заметил присоединившихся к компании Питта и Джордино и подошел к ним.

— Мои источники в Гонконге сообщают, что лайнер несколько часов назад бросил якорь в доке терминала, принадлежащего «Шэнь Цинь маритайм лтд». Это к северо-востоку от Цзюлуна, в бухте Куай Чжун. Нужные чиновники уже получили взятку, и нам разрешено встать на стоянку в пятистах ярдах от него.

— Почти полмили в оба конца, — быстро подсчитал Питт, и лицо его омрачилось.

— На какой срок хватает аккумуляторов вашей субмарины? — спросил капитан.

— На четырнадцать часов, — ответил Джордино и добавил, подумав: — В режиме экономии.

— А если мы отбуксируем вас поближе на катере? В подводном положении, разумеется?

— Было бы неплохо, — одобрительно кивнул Питт. — Такой вариант позволит нам выиграть лишний час для осмотра. Только я сразу предупреждаю: «Си дог-2» — дама солидная. Обычной моторке с ней не справиться.

— Не волнуйтесь, — заверил его Кабрильо, — в нашем распоряжении на берегу имеется такая мощная техника, что вам и не снилось.

— Тогда и спрашивать не стану, — махнул рукой Питт. — Нисколько не сомневаюсь, что вам вполне по силам выиграть «Золотой кубок» в гонках на скорость.

— Вы и так уже узнали достаточно, чтобы написать книгу о корпорации «Орегон», — усмехнулся капитан, следя одним глазом за приближающимся лоцманским катером.

Тот лихо развернулся и впритирку пришвартовался к правому борту судна. Движок катера не успел еще умолкнуть, а юркий китаец уже взбирался по сброшенному с лесовоза шторм-трапу. Легко сориентировавшись на палубе, лоцман быстро нашел дорогу в рубку. Кабрильо обменялся с ним рукопожатием и приказал рулевому уступить место за штурвалом.

Питт вышел на мостик, чтобы полюбоваться раскинувшейся перед ним панорамой крупнейшего торгово-финансового центра Юго-Восточной Азии, в то время как «Орегон», ведомый уверенной рукой лоцмана, неторопливо пробирался к назначенному ему месту стоянки. Тянущиеся вдоль набережной бухты Виктория небоскребы издали напоминали лес опутанных гирляндами огней рождественских елок. С 1997 года, когда британское правительство передало бразды правления китайцам, город внешне почти не изменился, как не изменилась и жизнь большинства его обитателей. Покинули Гонконг, опасаясь коммунистов, лишь наиболее зажиточные горожане и крупнейшие корпорации, перебравшиеся главным образом на Западное побережье США. Джордино присоединился к напарнику, и оба, стоя бок о бок, молча наблюдали, как приближается, вырастая на глазах, невообразимо огромный стальной монстр, некогда составлявший красу и гордость американского гражданского флота.

Во время перелета в Манилу друзья внимательно изучили переданное адмиралом подробное досье на бывший трансатлантический лайнер. Детище инженерной мысли величайшего судостроителя двадцатого века Уильяма Френсиса Гиббса, «Юнайтед Стейтс» начали строить в 1950 году на верфях Ньюпорта. Автор проекта Гиббс прославился в своей области ничуть не меньше, чем архитектурный гений и его современник Фрэнк Ллойд Райт в своей. И ему удалось осуществить главную мечту своей жизни — создать самое прекрасное и быстроходное пассажирское судно в истории. Творение его рук и разума впоследствии было признано высочайшим достижением эпохи и долгое время оставалось одним из культовых символов Америки наряду со статуей Свободы и небоскребом Эмпайр-стейт-билдинг.

Разрабатывая конструкцию «Юнайтед Стейтс», Гиббс уделял особое внимание уменьшению собственного веса судна и обеспечению пожарной безопасности. Своей цели он сумел достичь, заменяя где только возможно сталь и железо алюминием. Из этого легкого металла или его сплавов были изготовлены не только 1 200 000 заклепок, а также корпуса и весла спасательных шлюпок, но и такие далекие, казалось бы, от судостроительной практики вещи, как высокие детские стульчики, плечики для одежды, трубы и краны в ванных комнатах и даже рамы украшавших пассажирские салоны картин. Единственными деревянными предметами, допущенными на борт лайнера, были концертный рояль «Стейнвей», покрытый специальным защитным лаком, и здоровенная колода для рубки мяса. В итоге Гиббс смог уменьшить предварительную расчетную массу судна на целых две с половиной тысячи тонн, что позволило придать ему небывалую остойчивость и маневренность.

Имея водоизмещение в 53 329 регистровых тонн, длину в 990 и ширину в 101 фут, «Юнайтед Стейтс» несколько уступал по этим параметрам «Куин Мэри» и «Куин Элизабет» — двум прославленным «королевам» знаменитой «Кунард Лайн». Первая превосходила американский лайнер грузоподъемностью на 30 000 тонн; вторая была на 41 фут длиннее. Внутренняя отделка английских трансатлантиков в стиле барокко с широким использованием украшенных резьбой и орнаментом деревянных панелей конечно же сильно отличалась пышной вычурностью от строгих функциональных интерьеров «Юнайтед Стейтс», однако скорость, надежность и комфортабельность «американца» в глазах знатоков заметно перевешивали показную роскошь обеих конкуренток. 694 просторные каюты с воздушным кондиционированием обеспечивали клиентам максимум удобств. Девятнадцать лифтов непрерывно курсировали между палубами. Помимо обычных коммерческих магазинчиков, торгующих буквально всем, от дешевых сувениров до мехов и драгоценностей, к услугам пассажиров имелись три библиотеки, два кинозала, театр и собственная церковь.

Но главным достоинством лайнера, по настоянию военных, державшимся в секрете несколько лет, пока сведения не просочились в печать, была его фантастическая скорость. Проект Гиббса предусматривал возможность переоборудования «Юнайтед Стейтс» в сжатые сроки — от двух до трех недель — в военно-транспортное судно, способное за один рейс перевезти порядка 14 000 солдат. Перегретый пар из восьми циклопических котлов приводил в движение четыре сверхмощные турбины фирмы «Вестингауз», каждая из которых давала 60 000 лошадиных сил и вращала один из четырех гигантских винтов, что позволяло развить неслыханную скорость в пятьдесят узлов[249]. Еще одним ценным преимуществом лайнера перед собратьями была его сравнительно небольшая осадка, благодаря которой он легко проходил недоступный для большинства из них Панамский канал. Выйдя из Нью-Йорка, он мог пересечь Тихий океан, добраться до Сингапура и вернуться обратно без дозаправки топливом. В 1952 году «Юнайтед Стейтс» завоевал престижную «Голубую ленту Атлантики», установив рекорд скорости. Перекрыть это достижение никому с тех пор так и не удалось.

Но минуло каких-то десять лет, и гордость Америки превратилась в анахронизм. Бурное развитие пассажирской авиации положило конец царствованию гигантов. «Юнайтед Стейтс» некоторое время еще держался на плаву, однако к 1969 году число желающих пересечь Атлантику морским путем заметно сократилось, а убытки настолько возросли, что лайнер не смог далее конкурировать с воздушным транспортом и был поставлен на прикол в Норфолке, штат Виргиния. А тридцать лет спустя очутился в Китае.

Одолжив у кого-то бинокль, Питт принялся рассматривать «Юнайтед Стейтс». Внешний облик лайнера после реконструкции в Николаеве практически не изменился. Тот же черный корпус с белоснежной надстройкой и две высоченные дымовые трубы в трехцветную — красно-бело-голубую — полоску. На расстоянии он смотрелся столь же впечатляюще, как в тот день, когда впервые вышел в море. Питта несколько удивили ярко освещенные палубы и лихорадочная активность на борту. Складывалось впечатление, будто Шэнь приказал начать отделочные работы сразу по прибытии судна в порт и вести их днем и ночью, не заботясь о секретности. Словно опровергая его догадку, все огни, кроме навигационных, внезапно погасли, а беготня прекратилась.

Лоцман что-то сказал Кабрильо, тот коротко кивнул и перевел рукоятку машинного телеграфа в положение «Стоп машина». Китаец и не подозревал, что телеграф давно не работает, а команды шкипер подает в спрятанный за лацканом кителя микрофон. Двигатели умолкли, но лесовоз продолжал по инерции медленно продвигаться вперед. Пришлось отработать малый назад, после чего «Орегон» окончательно остановился, и Кабрильо приказал отдать якорь. Подписав необходимые бумаги и попрощавшись с лоцманом, капитан дождался, пока тот вернется на свой катер и отвалит от борта, затем подозвал к себе Питта и Джордино.

— Ну вот мы и прибыли, джентльмены, — сказал он с улыбкой. — Предлагаю спуститься ко мне и обсудить завтрашнюю программу.

— Зачем же ждать целые сутки? — удивился итальянец.

— Дело в том, что сейчас на борт косяком повалят всякие официальные представители, — объяснил Кабрильо, — поэтому не стоит делать резких движений и возбуждать у них подозрения. А лайнер ваш никуда не денется. Завтра на закате и начнем благословясь.

— Минуточку, — вмешался Питт. — Похоже, между нами возникло досадное недопонимание.

— В чем проблема? — нахмурился шкипер.

— Мы не сможем вести съемку ночью; субмарина не оснащена инфракрасным оборудованием.

— А если с подсветкой?

— Дохлый номер. В темной воде даже лампочка карманного фонарика видна за кабельтов. Нас обнаружат не позднее чем через десять секунд.

— Ну, под килем, положим, не обнаружат, — поправил напарника Джордино, — а вот если обследовать борта ниже ватерлинии, тогда шансов никаких.

— Но ведь днем вам будет ничуть не легче, — заметил Кабрильо. — Вода здесь мутная, да еще корпус тень отбрасывает.

— Все правильно, — согласился Питт, — без подсветки нам и днем не обойтись. Но солнце над головами наблюдателей, отражаясь в воде, не позволит им заметить ее на глубине.

— Вот теперь я уяснил ваш замысел, джентльмены, — понимающе кивнул Кабрильо. — Авторы авантюрных романов утверждают, что по ночам темнее всего перед рассветом. Решено, мы отбуксируем вас на расстояние плевка от «Юнайтед Стейтс» за час до восхода, а дальше уже ваши заботы.

— Это нас вполне устраивает, — обрадовался Питт.

— Разрешите задать детский вопросик, сеньор председатель? — попросил итальянец.

— Валяйте.

— Если на борту «Орегона» нет груза, как вы объясняете властям цель захода в порт вашего судна?

— Хороший вопрос, мистер Джордино, и далеко не детский, — ухмыльнулся Кабрильо. — Вы уже в курсе, что контейнеры и штабеля древесины, которые вы видите на палубе и в грузовых трюмах, — всего лишь декорация, пустышки для прикрытия. Однако, когда мы встанем под разгрузку, которой займется мой агент, документы будут оформлены на реальный товар. Затем всю эту бутафорию доставят на склад, также являющийся собственностью корпорации, поменяют маркировку и через денек-другой при посредстве того же агента погрузят обратно.

Все законно, комар носа не подточит. В глазах китайцев «Орегон» чист: груз сдал, груз принял — и свободен.

— Ваши нестандартные методы не перестают меня удивлять! — восхищенно покрутил головой Питт.

— Ну, моих заслуг здесь немного, — рассмеялся капитан. — На девяносто процентов мы обязаны успехом компьютерному таланту Хенли. От всех остальных в порту требуются лишь минимальные актерские способности.

Питт протянул ему бинокль.

— Хотелось бы услышать ваше профессиональное мнение, сеньор Кабрильо, — сказал он. — Вам не кажется странным, что Шэнь Цинь распорядился форсировать подготовку «Юнайтед Стейтс» к новому выходу в море, причем в открытую — ведь в гавани полно судов и тысяч пар любопытных глаз? Сейчас они вроде бы унялись, но еще пять минут назад лайнер сиял огнями и походил на разворошенный муравейник.

— Да, подозрительно, — согласился капитан. Он опустил бинокль и ожесточенно запыхтел трубкой, затем снова приставил окуляры к глазам и после долгой паузы добавил: — Но еще подозрительнее выглядит то обстоятельство, что в данный момент он больше напоминает темный склеп с пустыми гробами.

— Есть какие-нибудь соображения по этому поводу? — подал голос Джордино.

Кабрильо пожал плечами.

— Даже не знаю, что сказать. Либо Шэнь чувствует себя здесь в полной безопасности, либо наши хваленые спецслужбы в чем-то лопухнулись.

— Тогда не стоит и гадать, — решил Питт. — Надеюсь, после нашего завтрашнего рейда все прояснится. Если он собирается использовать «Юнайтед Стейтс» для перевозки нелегальных беженцев, должен существовать какой-то хитроумный способ переправки их на берег под носом таможенных и иммиграционных служб. Мне думается, что где-то ниже ватерлинии находится потайной шлюз, через который нелегалов можно либо непосредственно высадить на сушу, либо перегрузить на подводную лодку.

Кабрильо выбил пепел из трубки, постучав ею о леера, и проводил задумчивым взглядом планирующие в воду тлеющие искорки. Затем вновь обратил взор на былую славу американских трансатлантических линий.

— Если что-то пойдет не по плану, — заговорил он, тяжело роняя слова, — а такое может случиться, потому что нельзя все предусмотреть заранее — и вас поймают, вы представляете себе, какой будет реакция китайских властей на акт шпионажа, совершенный в их территориальных водах?

— Сначала нас будут долго бить бамбуковыми палками и зверски пытать, а потом поставят к стенке, — заученно отбарабанил итальянец. — Я где-то читал, что китайцы всегда обходятся со шпионами таким образом.

— Примерно так с вами и поступят, — мрачно кивнул шкипер. — Более того, ни одна сволочь в нашем Госдепе и других правительственных структурах пальцем не шевельнет, чтобы вас вытащить.

— Мы с Алом предупреждены о возможных последствиях, — сказал Питт. — А кто предупрежден, тот, как известно, вооружен. Меня больше беспокоит ваше положение, сеньор председатель. Вы рискуете не только своей жизнью, но и жизнями всей команды, не говоря уже о судне. Знаете, я не стал бы вас осуждать, прикажи вы сейчас выкинуть за борт нас обоих вместе с нашей субмариной и поскорее отвалить отсюда куда-нибудь навстречу солнцу.

— О чем вы говорите?! — притворно изумился Кабрильо. — Бросить вас и потерять колоссальный гонорар, обещанный нам за содействие в выполнении вашего задания? Да никогда в жизни! На мой взгляд, риск куда меньше, чем при ограблении банка.

— Полагаю, речь идет о семизначной цифре? — осведомился Питт.

— Добавьте еще нолик и не ошибетесь, — ухмыльнулся капитан, подразумевая сумму, превышающую десять миллионов долларов.

Джордино завистливо вздохнул и бросил на напарника укоризненный взгляд.

— Если вспомнить те жалкие гроши, которые нам платят на государственной службе, — заметил он, — поневоле задумаешься, правильной ли дорогой идем мы с тобою, товарищ?

17

Под покровом предрассветной темноты «Си дог-2» с обоими акванавтами внутри извлекли с помощью носовой лебедки из контейнера, перенесли через борт и плавно опустили на воду. Спустившийся вместе с ней боцман отцепил крюк, убедился, что с мини-подлодкой все в порядке, и прикрепил к ее носу брошенный с притаившегося в тени «Орегона» баркаса буксировочный трос, после чего был благополучно поднят обратно на палубу лесовоза. Джордино высунулся из открытого люка, расположенного в трех футах над поверхностью, и огляделся.

Питт тем временем заканчивал проверку приборов и снаряжения.

— Мы готовы, ждем только вас, — послышался с баркаса приглушенный голос Макса Хенли.

— Сейчас мы погрузимся на десять футов, — предупредил итальянец. — Как только достигнем расчетной глубины, можете начинать буксировку.

— Понял вас, — лаконично ответил оператор.

Джордино задраил люк и развалился в откидном штурманском кресле рядом с напарником. «Си дог-2» сохранила форму и некоторые другие характеристики своей предшественницы, но заметно превосходила ее по всем прочим параметрам. Толстая двадцатифутовая сигара восьми футов в диаметре весила 3200 фунтов и на поверхности выглядела довольно неуклюже, что не мешало ей нырять и разворачиваться на глубине с легкостью и изяществом дельфина. Короткие крылышки-стабилизаторы с вертикально изогнутыми подвижными концами напоминали хвостовое оперение самолета и выполняли аналогичные функции. На раздвоенной кормовой части находились водометные движители. Управлять субмариной смог бы за пять минут научиться даже семилетний ребенок. Один джойстик контролировал погружение и подъем, другой — скорость и маневренность. Всего за несколько минут «Си дог-2» могла нырнуть на глубину в две тысячи футов и столь же стремительно подняться на поверхность. Прозрачная носовая часть мини-подлодки обеспечивала экипажу самый широкий обзор, что выгодно отличало ее от более ранних моделей, оборудованных лишь крошечными иллюминаторами.

Видимость в мутной от грязи и ила воде оказалась близкой к нулевой. Непрозрачная пелена, словно саваном, окутала погружающуюся субмарину. Буксир на расстоянии в десять футов казался расплывчатой чернильной кляксой. Глухой рокот заработавшего мотора фирмы «Родек» мощностью в полторы тысячи лошадиных сил проник сквозь толщу воды и отозвался приливом адреналина в крови Питта и Джордино. Подобно дизельному локомотиву, тянущему за собой состав из полусотни груженых вагонов, баркас набирал ход медленно, но уверенно, с каждой секундой увеличивая скорость, пока она не достигла восьми узлов. Находящиеся в субмарине не знали, что для этого хватило всего трети мощности изготовленного по индивидуальному заказу двигателя.

За четыре с небольшим минуты, затраченные на доставку «Си дог-2» на «дистанцию плевка», как обещал Кабрильо, Питт успел задействовать в бортовом компьютере программу, обеспечивающую автоматический контроль давления, уровня кислорода и глубины, а Джордино включил манипулятор и немного размялся, прогнав механическую руку через ряд стандартных тестов.

— Антенну выпустил? — спросил Питт.

Джордино утвердительно кивнул. В близком к горизонтальному положении, в котором находились акванавты, сделать это по всем правилам было довольно затруднительно, поэтому он просто коснулся подбородком груди и вновь откинулся затылком на подголовник.

— Я вытравил ее на всю катушку, на шестьдесят футов. Сразу, как только мы начали погружение. Поплавок тащится за нами.

— Как же ты его замаскировал на этот раз? — полюбопытствовал Питт.

— Непревзойденный Альберт Джордино в своем репертуаре, — напыжился итальянец. — Нипочем не догадаешься: я упрятал конец антенны в выпотрошенную дыню!

— А дыню ты, конечно же, спер прямо из-под носа обожаемой мною Мари?!

— Ничего подобного! — оскорбился Джордино. — Всего лишь позаимствовал. К тому же она до того переспела, что мадам шеф-повар сама собиралась ее выкинуть.

— Вердикт присяжных будет вынесен позднее, — ухмыльнулся Питт и заговорил в микрофон: — Сеньор председатель, вы меня слышите?

— Слышу вас так, будто мы и не расставались, — незамедлительно отозвался Кабрильо, принявший решение лично возглавить операцию. Как и пятеро его подчиненных на борту баркаса, он изображал местного рыбака.

— Когда мы достигнем цели, я сброшу антенну, чтобы мы могли контактировать и после того, как вы вернетесь на «Орегон». Нижний конец с грузилом сыграет роль якоря.

— Какова досягаемость вашего передатчика? — озабоченно спросил капитан.

— Под водой — полторы тысячи ярдов.

— Вас понял. Приготовьтесь, мы как раз за кормой. Ближе чем на полсотни ярдов подходить не буду, слишком опасно.

— Наблюдателей не засекли?

— На борту «Юнайтед Стейтс» ни души, как будто все в одночасье вымерли, но лучше не рисковать.

— Мы готовы.

Кабрильо сдержал слово и выдал даже немного сверх обещанного. Он снизил скорость, пока буксировочный трос не дал слабину, и прошел почти впритирку с кормой лайнера. Первые лучи восходящего солнца не успели осветить перевалившегося через борт баркаса аквалангиста, устремившегося к субмарине.

— Вижу пловца, — сообщил Джордино.

— Подтверждаю, — вторил ему Питт.

Ныряльщик отцепил лодку и жестом показал, что они свободны.

— Фаза два завершена, — проговорил Питт.

— Отлично! Теперь право на борт на сорок градусов, — скомандовал Кабрильо. — До объекта восемьдесят футов.

Джордино с опаской покосился на возникшую в поле зрения черную громаду корпуса. Казалось, это она движется, приближается и нависает над миниатюрным подводным суденышком, угрожая раздавить и сплющить его, как пластилиновый шарик. Пробивающиеся сквозь толщу воды солнечные лучи окаймляли уходящее в бесконечность днище, подобно нимбу над головой святого.

— Объект зафиксирован, — доложил итальянец.

— Тогда до встречи и желаю удачи, — откликнулся сеньор председатель. — Рандеву в четыре тридцать. Мой человек будет ждать вас на дне у якоря антенны.

— Спасибо вам за все, Хуан, — тепло произнес Питт, впервые назвав Кабрильо по имени. — Без вас и вашей выдающейся команды мы никогда не сумели бы подобраться так близко к цели.

— Вы тоже отличные ребята! — не остался в долгу капитан. — Всегда к вашим услугам, друзья.

Джордино нажал кнопку сброса коммуникационной антенны, и утяжеленный нижний конец гибкого изолированного провода мягко зарылся в придонный ил. Затем окинул взглядом находившуюся в пределах видимости часть корпуса лайнера от киля до ватерлинии.

— Сдается мне, что он слишком высоко сидит в воде, — заметил итальянец. — Не подскажешь, какая у него осадка без груза?

— Точно не помню, — наморщил лоб Питт. — По-моему, где-то в районе сорока футов.

— А сейчас, по моим прикидкам, минимум на пять футов меньше.

Следуя указанным Кабрильо курсом, Питт увеличил глубину погружения. Друзья сотни раз принимали участие в подводных исследованиях, вместе трудились над реализацией различных программ НУМА и умели управляться с любыми глубоководными аппаратами, начиная от жесткого водолазного скафандра и заканчивая батискафом последнего поколения. В случае необходимости каждый мог заменить партнера, но, когда они работали вдвоем, Питт неизменно выполнял обязанности пилота, а Джордино выступал в роли штурмана и бортинженера.

Чуть подав вперед ручку управления, Питт на самом малом ходу поднырнул под киль лайнера и задержался у двух гигантских винтов по правому борту, бронзовые лопасти которых чем-то напоминали хвостовые плавники чудовищной рыбы. Видимость понемногу улучшалась; вода хоть и оставалась по-прежнему грязной, но заметно посветлела и приобрела тусклую зеленоватую окраску.

С борта субмарины дно гавани просматривалось смутно, как в тумане, но и отсюда можно было разглядеть груды десятилетиями копившегося там мусора, наполовину затянутого илом. Проплывая над проржавевшей решеткой палубного люка, под которой нашло себе пристанище семейство кальмаров, Питт решил задержаться и мягко опустил «Си дог-2» по соседству, взметнув при этом, облачко непрозрачной взвеси, вновь сократившей обзор до минимума. Мир вокруг съежился до размеров скорлупки. Десятки тысяч тонн металла над головами разведчиков незримо давили на психику и заставляли их чувствовать себя очень неуютно.

— Давай-ка отдохнем несколько минут и пораскинем мозгами, — предложил Питт.

— Мне тут вспомнился старый детский прикол, — неожиданно усмехнулся итальянец. — Быстро отвечай: что сделала золотая рыбка, заглянув в зад «Куин Мэри»?

— Покраснела, — автоматически выпалил Питт и тут же скорчил недовольную гримасу. — Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие! Ты в еще что-нибудь из детского садика вспомнил, когда мы с тобой рядом на горшках сидели и травили всякую чушь.

Джордино и ухом не повел.

— Правильно, — кивнул он. — А теперь вернемся к нашим баранам. Как ты думаешь, подручные Шэня позаботились о том, чтобы закинуть вокруг «Юнайтед Стейтс» пару дюжин удочек с наживкой в виде электронных сенсоров?

— Откуда мне знать? — пожат плечами Питт. — Пока ничего похожего не видно.

— Не видно, потому что еще слишком темно, — многозначительно заметил итальянец, — Ты улавливаешь ход моих мыслей?

— Твои мысли до того примитивны, что я их за милю улавливаю, — огрызнулся Питт. — Ты хочешь сказать, что сейчас самое время заняться обследованием килевой части.

— А когда совсем развиднеется, можно будет перейти к бортам, — невозмутимо закончил итальянец.

— Оригинальностью твой план не блещет, но на безрыбье сойдет, — нехотя согласился Питт.

— Тогда поехали, пока кислород не кончился.

Питт снова привел субмарину в движение, пока она не зависла в четырех футах под килем лайнера, после чего повел ее черепашьим шагом по направлению к носовой части, ежесекундно сверяясь с приборами, чтобы не отклоняться от прямой.

Джордино тем временем напряженно вглядывался в каждую шероховатость, каждое подозрительное пятнышко на днище, выискивая тот самый гипотетический шлюз, о существовании которого пока можно было только догадываться. Луч миниатюрного прожектора скользил по поверхности корпуса параллельно объективу видеокамеры, фиксирующей все детали на пленку для последующего анализа. Спустя несколько минут Питт настолько приноровился, что перестал поглядывать на глубиномер и в дальнейшем корректировал курс чисто визуально.

Солнце поднималось все выше, раздвигая пределы видимости. Вскоре совсем посветлело, и Джордино рискнул выключить подсветку. Антикоррозийное покрытие корпуса, прежде казавшееся черным, приобрело бурый оттенок и отчетливо просматривалось невооруженным глазом. «Си дог-2» понемногу сносило в сторону океана волной начинающегося утреннего отлива, вследствие чего Питту пришлось несколько раз прибегнуть к помощи рулевого управления. Следующие несколько часов субмарина неутомимо сновала взад-вперед от кормы до носа и обратно, как газонокосилка, обрабатывающая поле для гольфа. Большую часть этого времени друзья провели в молчании, лишь изредка обмениваясь короткими репликами. Каждый занимался своим делом и старался не отвлекаться. Неожиданно в наушниках послышался голос Кабрильо:

— Добрый день, джентльмены. Не желаете ли похвастаться своими достижениями?

— Достижений пока кот наплакал, — проворчал Питт. — Еще один челночный рейс, и с килевой частью покончено. Будем сканировать борта.

— Надеюсь, новая шкурка вашей собачки поможет вам остаться незамеченными.

— Да, Макс и его команда неплохо поработали, — согласился Питт. — Получилось, правда, чуть темнее, чем я рассчитывал, но вода такая мутная, что и так сойдет.

— Между прочим, на борту «Юнайтед Стейтс» по-прежнему никакого движения, — сообщил шкипер «Орегона».

— Вот и хорошо, хотя не очень понятно.

— В вашем распоряжении осталось два часа восемнадцать минут, — напомнил Кабрильо. — Жду вас к обеду. Постарайтесь не опаздывать.

— Можете не сомневаться, — заверил его Питт. — Мы тут задерживаться не собираемся. К тому же воспоминания о кулинарных чудесах, творимых ручками мадам дю Гар, — это единственное, что скрашивает нам одиночество и тоску по дому.

— Тогда до встречи. Конец связи.

Питт покосился на напарника:

— Что у нас с кислородом?

— Пока терпимо, — ответил Джордино. — С энергией тоже все нормально, хотя аккумуляторы потихоньку начинают садиться.

Они завершили последний прогон, и Питт вывел мини-подлодку к верхней границе дуги килевого закругления, откуда борт поднимался уже почти отвесно до самой ватерлинии. Опять потянулись сливающиеся в часы томительные минуты детального осмотра, и опять друзьям не удалось обнаружить ничего из ряда вон выходящего. Отлив сменился приливом, нагнавшим в бухту свежую морскую воду, отчего границы обзора раздвинулись до тридцати футов. Обогнув форштевень по левому борту, Питт повел субмарину вдоль правого сквозь узкий зазор между ним и стенкой причала, держась в десяти футах от поверхности.

— Сколько осталось времени? — бросил он, не удосужившись взглянуть на собственные часы.

— Пятьдесят семь минут до рандеву с баркасом, — доложил Джордино.

— Мне все больше кажется, что мы с тобой ловим в темной комнате черную кошку, которой там нет, — хмуро проворчал Питт. — Если Шэнь собирается возить на этой коробке нелегалов, он придумал какой-то другой способ их высадки на берег. Мы до сих пор не нашли никаких признаков подводного шлюза.

— Что-то я сомневаюсь, — возразил итальянец. — Сюда запросто можно запихать тысяч двадцать косоглазых. Такую ораву мимо таможенников никак не проведешь.

— В любом случае нам тут больше делать нечего. Предлагаю закругляться и двигать домой.

— С удовольствием, — согласился Джордино, — только, боюсь, придется немного задержаться.

— С чего бы это? — насторожился Питт.

— У нас гости, — лаконично ответил итальянец.

Из зеленого полумрака за кормой внезапно возникли три зловещие фигуры в черных гидрокостюмах. Они приближались с пугающей скоростью, подобно стервятникам, слетающимся на добычу.

— Как думаешь, большой штраф с нас слупят за нарушение правил движения в акватории порта?

— Точно не знаю, — откликнулся итальянец, — но почти уверен, что проколом в правах они не ограничатся.

Аквалангисты разделились. Один продолжал двигаться по прямой, двое других начали заходить с флангов.

— Странно, почему они не засекли нас раньше — мы ведь уже битый час шныряем близ ватерлинии, — задумчиво добавил Ал.

— Быть может, кто-то перегнулся через борт, чтобы поделиться трапезой с морским дьяволом, и углядел в пучине противное зеленое чудовище, — предположил Питт.

— Едва ли, — покачал головой Джордино. — У меня такое ощущение, что они следили за нами с самого начала. А как почуяли, что мы вот-вот слиняем, приняли меры.

— Серьезные ребятишки. Интересно, чем они нас встретят?

— На цветы и шампанское я бы не рассчитывал.

— Какое у них оружие?

— Смахивает на подводные ружья Мосби.

Ружья Мосби стреляли дротиками с разрывной боеголовкой и справедливо считались самым опасным ручным оружием в подводных схватках. Одного попадания было достаточно, чтобы вывести из строя любого противника. Впрочем, Питт сомневался, что даже разрывные заряды способны повредить корпус «Си дог-2», выдерживающий чудовищное давление.

— Не так страшно, — небрежно заметил он. — В худшем случае нам слегка поцарапают краску.

— Не хвались заранее, — предостерег его итальянец. — Если они засадят парочку горячих в водометы, нам крышка. Заметь, как слаженно они работают. Наверняка держат связь между собой, а может, и с кем-то еще.

— Плевать, мы от них убежим, — уверенно заявил Питт, увеличив скорость до максимума. — Наша малышка даст фору любому аквалангисту.

— Что такое «не везет» и как с ним бороться? — пробормотал себе под нос Джордино, больше озабоченный, чем испуганный, когда прямо по ходу показалась еще одна группа пловцов. Этих было уже семеро, и они никуда не спешили: развернувшись в линию по фронту и неподвижно зависнув над винтами по правому борту лайнера, охотники поджидали добычу, угодившую в ловушку, из которой, казалось, нет выхода. — Похоже, богиня удачи от нас отвернулась.

Питт включил рацию и связался с «Орегоном».

— "Си дог-2" вызывает базу. У нас проблемы, — сообщил он. — Десять боевых единиц противника с подводным оружием.

— Понял вас, «Си дог-2», — мгновенно оценил ситуацию Кабрильо. — Держитесь, помощь идет. Постарайтесь оторваться от них. На связь больше не выходите.

— Ничего не выйдет, — мрачно проговорил Питт. — Их слишком много. Пока мы будем играть в пятнашки с одними, другие могут подобраться вплотную и обездвижить субмарину. Если только... — он запнулся и замолчал, пораженный внезапно возникшей в голове идеей.

— Если что? — насторожился шкипер.

Питт не ответил — он уже действовал. Крепко сжав оба джойстика, он заставил мини-подлодку совершить стремительный нырок и выровнял ее в каком-то футе от дна, после чего повел прежним курсом, слегка рыская по сторонам, чтобы увеличить площадь обследуемой поверхности. Десять секунд спустя поиски увенчались успехом, и «Си дог-2» зависла над той самой ржавой решеткой, которую он заприметил в самом начале операции.

— Сможешь поднять эту штуковину манипулятором? — обратился Питт к напарнику.

— Поднять-то можно, — протянул итальянец, — только я не знаю, как глубоко она завязла.

— А ты попробуй.

Джордино молча кивнул и положил руки на пульт. Приводящие в действие механическую руку шарики работали по принципу компьютерной «мышки», только без клавиш. Попеременно вращая их подушечками пальцев, итальянец вытянул манипулятор, согнул его в «локте», зацепил трехпалой «кистью» решетку и сжал в стальном захвате.

— Есть! — объявил он. — Теперь помогай мне вытаскивать ее из болота.

Питт дал полный ход, щедро черпая остатки энергии из истощенных аккумуляторов, и развернул нос субмарины под близким к вертикальному углом. От тройки преследующих аквалангистов ее отделяло не больше двадцати футов; семерка за кормой лайнера активности по-прежнему не проявляла. В течение нескольких томительных мгновений ничего не происходило, потом последовал короткий рывок, и решетка начала медленно выползать из вязкого плена. Стайка кальмаров разлетелась в разные стороны, и тут же над их бывшим жилищем взметнулось большое бурое облако илистой взвеси.

— Разверни ее в горизонтальное положение, — приказал Питт, — и прикрой водометы.

— Ячейки слишком крупные, — посетовал Джордино. — Могут и сквозь них попасть.

— Только в том случае, если найдут, куда целиться, — усмехнулся Питт, сбрасывая ход и прижимаясь ко дну таким образом, чтобы струи водометов еще раз прошлись по заиленной поверхности. — Пускай теперь почтеннейшая публика попробует угадать, под каким наперстком прячется шарик!

— Ну, ты виртуоз! — восхитился итальянец. — Буквально из ничего соорудить за минуту бронированный щит и устроить дымовую завесу — это высший класс. Снимаю шляпу, командир! А теперь давай поскорее уносить ноги.

Питт в понуканиях не нуждался. Снова увеличив скорость, он повел «Си дог-2» на прорыв, держа ее в нескольких дюймах от дна и оставляя за кормой расширяющийся шлейф непроницаемой для глаз коричневой пелены. Отсутствие видимости мешало не только противнику, но и ему самому, однако у Питта имелось неоспоримое преимущество: приборы и пеленгатор настроенный на маячок антенны, по которым он и ориентировался. Пройдя с десяток ярдов, субмарина внезапно вздрогнула от резкого толчка.

— Что это было? — осведомился он, не отрывая глаз от панели. — В нас попали?

— Скорее наоборот, — ухмыльнулся Джордино. — Вот что бывает, когда регулировщик сдуру кидается на проезжую часть. Одному из них отрезало голову правым крылом. Какая трагическая случайность!

— И едва ли последняя, — согласно кивнул Питт. — Если им вздумается открыть огонь, они запросто могут перестрелять...

Он прикусил язык, не успев закончить: взрыв в кормовой части потряс «Си дог-2» и заставил ее вильнуть в сторону. За первым последовали еще два подряд. Скорость подлодки упала на треть.

— Говорил я тебе, что ячейки слишком широкие, вот и накликал беду на наши головы, — будничным тоном заметил итальянец. — Палили-то они наугад, но повезло им, а не нам.

— Правый водомет вышел из строя, — сообщил Питт, бросив взгляд на приборы.

Джордино осторожно прикоснулся указательным пальцем к сетке мелких трещинок, образовавшихся в прозрачном колпаке кабины прямо у него над головой.

— И лобовое стекло нам попортили, поганцы, — огорченно констатировал он.

— Куда третий угодил, не заметил? — отрывисто спросил Питт.

— Так сразу не скажешь, но я сильно подозреваю, что вертикальный стабилизатор правого крыла больше ничего не стабилизирует.

— Мне тоже так показалось, — кивнул Питт. — Что-то нашу собачку налево тянет. Течки у нее, случайно, не наблюдается?

Окруженные илистым облаком, друзья не могли знать, что число атакующих сократилось до шести. Помимо потерявшего голову при столкновении с подлодкой неудачника, еще трое пали жертвой своих же коллег. Как и предсказывал Питт, они открыли беспорядочную стрельбу по невидимой субмарине и ухлопали друг друга. Не обращая внимания на потери, боевые пловцы Шэня продолжали обстрел, разряжая и перезаряжая свое оружие с максимально возможной быстротой. Одного из них задело бортом подлодки, он мгновенно среагировал, развернулся и выстрелил в упор с дистанции в несколько дюймов.

— Еще одно попадание, — уныло доложил итальянец, оглянувшись. — Прямо в батарею залепили, сволочи.

— Похоже, эти долбаные ружья оказались мощнее, чем я предполагал, — поморщился Питт.

Очередной разрывной снаряд угодил в стык между кормовой частью корпуса и прозрачной полусферой рубки. Даже Джордино невольно вздрогнул, когда из образовавшейся пробоины хлестнула тугая струя забортной воды.

— Кто мне лапшу на уши вешал, что эти дыроколы нам всего лишь краску поцарапают? — сердито проворчал он, оправившись от неожиданности. — Нет, ты только глянь, какую скважину пробурили!

— Напряжение падает, — хладнокровно произнес Питт. — Наверное, закоротило пробитый аккумулятор. Сбрасывай заслонку, она нас только тормозит.

Итальянец проворно разжал «пальцы» манипулятора, и освободившаяся решетка нашла себе новое место упокоения, отстоящее от прежнего всего на полсотни ярдов.

— Спи спокойно, старушка, ты славно нам послужила, — напутствовал ее Джордино добрым словом, успев мельком заметить в нескольких местах разбитые и изогнутые разрывами прутья, проржавевшие до такой степени, что под бурым слоем коррозии почти не осталось металла.

Питт бросил взгляд на экран монитора.

— До антенны и точки рандеву двести футов, — сообщил он. — Терять нам нечего, так что попытаюсь проскочить между винтами лайнера.

— Канонада вроде закончилась, — заметил итальянец минуту спустя. — Хотел бы я знать, чем сейчас занимаются обиженные блюстители порядка? С трудом верится, что они до сих пор мыкаются в тумане, как слепые котята. Может, прибавишь ходу?

— Нечего прибавлять, — вздохнул Питт. — Скорость упала до одного узла, и мощность почти на нуле.

Джордино невесело усмехнулся.

— Тогда нам остается уповать только на то, что головорезы Шэня действительно нас потеряли и прекратили погоню.

— Скоро узнаем, — хмуро пообещал Питт. — Я сейчас выведу субмарину на чистую воду, а ты смотри в оба и держи меня в курсе.

— Если они додумались поступить так же, — предупредил итальянец, — я предпочел бы иметь дело с роем разъяренных ос.

Вырвавшись из мутного облака, Питт прищурил глаза, напряженно вглядываясь в темно-зеленую толщу. Где же антенна и обещанное Кабрильо подкрепление? Футах в семидесяти прямо по ходу замаячило что-то массивное, постепенно обретая размытые, но легко узнаваемые очертания. Сердце Питта дрогнуло от радости: это было днище баркаса, покачивающегося на волнах чуть ли не под самой кормой «Юнайтед Стейтс».

— Нет, ну до чего же настырные твари! — в сердцах воскликнул Джордино. — Всего пятеро осталось, а вцепились нам в хвост почище клещей.

Вся эйфория Питта моментально улетучилась. Оглянувшись, он увидел, что пятерка аквалангистов с ружьями наперевес заходит с тыла, готовясь к решающей атаке.

— Хитрые бестии! — процедил он сквозь зубы. — Должно быть, оставили одного наблюдателя, а тот вызвал остальных, как только мы высунулись на свет божий.

Удачный выстрел разнес вдребезги второй стабилизатор, а следующий дротик скользнул по прозрачному колпаку и рикошетом ушел вверх. Питт каким-то чудом еще удерживал субмарину на курсе, но та уже еле ползла. Краем глаза он успелзаметить мелькнувшую справа черную фигуру и с горечью понял, что это конец. Если Кабрильо прямо сейчас не вмешается, у них не хватит энергии даже для того, чтобы подняться на поверхность.

— А счастье было так близко... — со вздохом пробормотан итальянец, неприязненно покосившись на не подающий признаков жизни баркас с «Орегона», до которого, казалось, уже рукой подать.

Внезапно серия близких разрывов вбаламутила воду и потрясла корпус подлодки. Ее подхватило и закружило в водовороте, швыряя сразу во всех направлениях, будто шар в лототроне. Питт и Джордино вертелись, как белки в колесе с двойной восьмеркой. Если бы не ремни безопасности, не миновать обоим множественных переломов и контузий. И все же им повезло значительно больше, чем боевым пловцам Шэня, чьи тела превратились в желе под воздействием сброшенных с катера гранат. Кабрильо и его команда, на которых друзья уже перестали надеяться, четко рассчитали момент удара и нанесли его с убийственной точностью и кучностью. Все пятеро аквалангистов погибли мгновенно, в то время как Питт и Джордино, надежно защищенные прочной оболочкой субмарины, отделались синяками и легким испугом. Не успев толком прийти в себя после этой безумной карусели, Питт едва расслышал сквозь звон в ушах показавшийся ему райской музыкой голос шкипера «Орегона»:

— Эй, парни, вы там не заснули случайно? Как себя чувствуете?

— В общем-то неплохо, только мочевой пузырь беспокоит, — откликнулся Питт.

— А что с противниками?

— Сейчас они ужасно похожи на медуз-ниндзя, — подключился к диалогу итальянец. — Ваше прицельное бомбометание не оставило в них ни одной целой косточки.

— Будьте осторожны, сеньор председатель, — предупредил Питт. — Если они напали на нас под водой, никто не помешает Шэню организовать такую же атаку на поверхности.

— Вы удивительно проницательны, мой друг, — хмыкнул Кабрильо. — А мы тут как раз гадаем, откуда взялся на горизонте патрульный катер и зачем он спешит сюда на всех парах? Но это наши заботы, не берите в голову. Сидите смирно и не дергайтесь. Как только мы разберемся с гостями, к вам спустится человек и прицепит трос.

— Сидите смирно и не дергайтесь! — очень похоже передразнил шкипера возмущенный до глубины души Джордино. — Можно подумать, мы тут на аттракционах в аквапарке развлекаемся! Батарея на нуле, кислород кончается, водичка уже под ногами плещется... Да что он вообще о себе возомнил, кабальеро чокнутый?!

— Побереги дыхание, напарничек, — добродушно посоветовал Питт. — Хуан за нас головой отвечает, потому и не хочет впутывать в заварушку. Знаю, почему ты злишься: тебя ведь хлебом не корми, дай только пострелять из чего-нибудь сильно убойного. И нечего тут оскорбленную невинность корчить, я же видел, как у тебя ручонки чесались, когда мы с тобой пусковые установки на «Орегоне» осматривали.

Расслабившись в кресле пилота, Питт закрыл глаза и мысленно представил, как опрокидывается кормой вверх и уходит под воду военный корабль под китайским флагом, пораженный метким залпом выпущенных с безобидного лесовоза противокорабельных ракет.

У него тоже чесались руки.

* * *

События наверху разворачивались по куда более прозаическому сценарию — без драматических сцен и пиротехнических эффектов.

— Похоже, они настроены весьма решительно, — заметил Кабрильо, обращаясь к стоящему рядом Эдди Цзиню, бывшему резиденту ЦРУ в Пекине, двадцать лет прожившему там на нелегальном положении, прежде чем вернуться в Штаты и уйти на заслуженный отдых; в настоящее время Эдди занимал пост вице-президента по международным связям корпорации «Орегон». Капитан снова приник к окуляру подзорной трубы, рассматривая быстро приближающееся патрульное судно, обводами и водоизмещением напоминающее аналогичные корабли Береговой охраны США, — Мы прокололись, когда они засекли субмарину, но привязать к ней нас они смогут, только поднявшись на борт и произведя досмотр.

— Сколько человек на катере? — спросил Цзинь.

— Вижу пятерых. Все с автоматами, кроме рулевого.

— Больше ничего?

— Да нет, вроде бы. Они же не на войну собрались, а просто рыбачий баркас проверить. И вряд ли рассчитывают нарваться на неприятности. Скорее всего, будут действовать по стандартной процедуре: трое перейдут к нам, остальные останутся страховать. — Кабрильо опустил трубу и повернулся к Эдди. — Скажи Питу Джеймсу и Бобу Мидоузу, чтобы потихоньку свалили за борт, а то нас тут многовато. Они хорошие пловцы, пусть пока поторчат в воде и не высовываются. А когда подойдет патруль, им следует пронырнуть под днищем и затаиться между бортами. Если мой план сработает, оставшиеся на катере отреагируют инстинктивно — как на оброненную монетку. Мы возьмем их без шума и без единого выстрела. И поменьше возни — вокруг и на берегу полно нежелательных свидетелей.

Джеймс и Мидоуз заползли под брезент, незаметно соскользнули в воду с противоположного борта и спрятались за ним, ожидая сигнала. Остальные члены команды заняли на палубе заранее обговоренные позиции. Кто-то делал вид, что дремлет на солнышке, кто-то забросил удочку.

Охранники Шэня в новеньких камуфляжках и с такими же новенькими автоматами через плечо вызывали невольные ассоциации с опереточными боевиками, так же как и их командир — средних лет китаец с надменной, непроницаемой физиономией.

— Всем оставаться на местах! — рявкнул он. — Приготовиться к досмотру.

— Да кто вы такие? — выкрикнул в ответ Цзинь. — Что вам надо?

— Служба безопасности порта, — сухо пояснил старший. — Нам приказано осмотреть вашу лодку.

— Вы не имеете права! — возмутился Эдди. — И вы не из портового патруля, я там всех знаю. Убирайтесь прочь!

— Даю вам тридцать секунд, потом открываю огонь, — ледяным тоном предупредил командир катера.

— Стрелять в бедных рыбаков?! — поразился Цзинь. — Да вы с ума сошли! — Он обернулся к остальным и пожал плечами. — Думаю, нам лучше подчиниться, не то эти психи и впрямь палить начнут. Ладно, обыскивайте, — вновь повернулся он к старшему охраннику, — но учтите, я сегодня же подам на вас жалобу портовым властям!

Кабрильо развалился на кормовой банке. Широкополая соломенная шляпа заслоняла его лицо, скрывая европейские черты. Неуловимым движением фокусника он швырнул в воду несколько мелких монет — сигнал Питту и Бобу перебираться на другую сторону. Одновременно его правая рука как бы невзначай легла на сектор подачи газа. В тот самый момент, когда командир катера и двое его подручных оторвались в прыжке от палубы, шкипер отжал рычаг до отказа и тут же вернул в прежнее положение.

Даже столь мимолетного импульса мощнейшего мотора оказалось достаточно, чтобы увеличить фута на два зазор между баркасом и патрульным судном. Далее события развивались почти как в немой комедии двадцатых годов. Трое охранников, не рассчитав усилий, дружно плюхнулись в воду, а их оставшиеся на борту коллеги, позабыв об оружии, бросились на колени и потянулись к барахтающемуся начальнику, чтобы поскорее выручить того из унизительного положения. Планируя этот эпизод, Кабрильо как раз и рассчитывал на особую психологию китайцев, с младенчества впитывающих с молоком матери дух рабской покорности и преклонения перед вышестоящими. Они просто не могли поступить иначе — сработал безусловный рефлекс, заложенный на генетическом уровне. Но вместо того чтобы вытащить командира, оба охранника сами присоединились к нему. Две пары мускулистых рук, внезапно ухвативших их за шеи, с легкостью стащили потерявших бдительность боевиков в воду. Остальное было уже делом техники. Джеймс и Мидоуз, действуя быстро и слаженно, подныривали под охранников, хватали их за ноги и протаскивали под днищем баркаса к противоположному борту, где их ожидал исключительно теплый прием в виде усыпляющего удара по макушке большой деревянной колотушкой, с помощью которой китайские рыбаки глушат крупную рыбу. Обездвиженных пленников сноровисто связывали и запихивали в провонявший рыбой тесный трюм.

Кабрильо окинул взглядом причал и нависающую над баркасом корму «Юнайтед Стейтс». Пара-тройка докеров, вроде бы заинтересовавшихся поначалу непонятной возней на борту, вернулись к выполнению своих обязанностей, не проявляя никакого ажиотажа. Отчасти это объяснялось тем, что высокая рубка катера прикрывала баркас со стороны берега, а с других судов, находившихся поблизости, трудно было разглядеть что-либо конкретное на таком расстоянии. С точки зрения постороннего наблюдателя, ничего особенного не произошло. Мало ли зачем понадобилось патрульным швартоваться к рыбачьему суденышку? Может, им рыбки захотелось или выпить на халяву...

Пит и Боб вскарабкались на борт, выслушали приказ шкипера и вместе с Эдди быстренько освободили от формы командира катера и парочку его подчиненных. Несколько минут спустя все трое вновь появились на палубе.

— По-моему, мне идет. И сидит как влитая! — похвастался Цзинь, демонстрируя окружающим обтягивающую его жилистую фигуру камуфляжку начальника патруля.

— А мне досталась размера на четыре меньше, — пожаловался здоровяк Мидоуз.

— Ты на меня посмотри, — ухмыльнулся Джеймс, у которого рукава куртки едва доходили до локтей.

— Ничего, перебьетесь, вы не на подиуме, — бросил Кабрильо, подводя баркас вплотную к катеру. — Живо перебирайтесь. Эдди, ты становись за штурвал, а вы двое ступайте на бак. Да, автоматы не забудьте. Можете пока перекурить, а когда мы возьмем подлодку на буксир, следуйте за нами, как будто сопровождаете задержанный баркас в отстойник. Уберемся подальше от дока Шэня и до темноты будем курсировать по гавани. Потом бросим катер и все вместе вернемся на «Орегон».

— А с крысами в трюме что делать будем? — равнодушно поинтересовался Цзинь.

Шкипер на миг задумался и вдруг расплылся в ехидной улыбке.

— Представляю их рожи, когда они очнутся на необитаемом островке в открытом море!

* * *

Недостаток кислорода и течь в борту субмарины вынудили Кабрильо несколько изменить первоначальный план. «Си дог-2» пришлось буксировать в надводном положении с открытым люком. Патрульный катер держался рядом, будто приклеенный, закрывая подлодку от посторонних глаз; Питт и Джордино продолжали оставаться внутри и лишь с наступлением сумерек смогли покинуть свой пост. Итальянцу было проще — он моментально уснул и проснулся только после того, как субмарину подняли на борт «Орегона». Питт же все это время терзался догадками, пытаясь определить, где они допустили ошибку и почему службе безопасности Шэня удалось так легко их засечь.

Кабрильо лично помог им выбраться из опостылевшей подлодки, за что друзья были ему крайне благодарны. Они бы, конечно, и сами вылезли, но затекшие за шестнадцать часов вынужденного пребывания в одной позе мускулы отзывались возмущенным протестом на каждое лишнее движение.

— Прошу прошения за причиненные вам неудобства, джентльмены, — извинился шкипер, протягивая руку Питту, — но мы, к сожалению, столкнулись с небольшими затруднениями...

— Которые вам удалось разрешить самым блестящим образом, — подхватил тот. — Большое спасибо, Хуан, вы подоспели как раз вовремя. Мы обязаны вам жизнью.

— Вы тоже неплохо поработали, друзья, — улыбнулся Кабрильо. — Если мне не изменяет память, половина плохих парней на вашем счету.

— Но если бы вы не сообразили атаковать их гранатами, вторая половина нас точно бы прикончила, — возразил Питт.

— А-а, ерунда, — отмахнулся капитан. — Сочтемся лаврами как-нибудь в другой раз. Расскажите лучше, что вы обнаружили?

Питт устало покачал головой.

— Ничего. Полный голяк. От киля до ватерлинии корпус чист, как манжеты английского лорда. Никаких следов сварки либо другой механической обработки. Ни люков, ни потайных шлюзов там нет. Вообще ни единой царапинки, хотя это как раз объяснимо: в Николаеве его покрыли свежей антикоррозийной краской, потому он и выглядит как новенький. Если Шэнь намеревается перевозить нелегальных иммигрантов на «Юнайтед Стейтс», значит, он изобрел какой-то другой способ доставки их на берег, минуя таможню и Службу иммиграции и натурализации. Подводный вариант отпадает на сто процентов.

— Ну и что же теперь? Трубить отбой?

— Да нет, пока рановато. — Питт в упор посмотрел на Кабрильо и твердо произнес: — Мы должны проникнуть на лайнер. Можете нам помочь?

Шкипер надолго задумался, потом неохотно кивнул.

— Технически это осуществимо, но задумайтесь на минутку вот над чем. Исчезновение экипажа патрульного катера обнаружится очень скоро — часа через два-три, не позже. Начальник службы безопасности Шэня далеко не дурак и наверняка свяжет пропажу с появлением «Орегона» в непосредственной близости к доку. Полагаю, он уже сейчас усиленно гадает, куда запропастились десять боевых пловцов и пятерка охранников. Когда же он наконец сложит два и два и оповестит хозяина, тот непременно натравит на нас китайский военный флот. А если задействуют авиацию, то с ней нам не совладать. Если нас настигнут в пределах территориальных вод, «Орегону» крышка.

— Но вы тоже неплохо вооружены, — напомнил Джордино.

Кабрильо поджал губы.

— С одиночным самолетом мы бы, конечно, справились, но против боевых кораблей или эскадрильи штурмовиков бессильны. Я вижу только один разумный выход: немедленно поднимать якорь и уходить в открытое море.

— Что ж, приступайте, — пожал плечами Питт. — Насколько я понял, принимать в расчет наше мнение вы не собираетесь не так ли?

— Этого я не говорил, — усмехнулся потомок конкистадоров и покосился на Эдди Цзиня, успевшего переодеться в сухое. — Ну что, старина, не желаешь еще разок напялить пятнистую одежку и устроить нашим друзьям маленькую ночную экскурсию?

— Всю жизнь мечтал побродить по закоулкам большого трансатлантического лайнера, не платя за билет, — осклабился бывший резидент.

— Вот и договорились, — сухо подытожил шкипер и обратился к Питту, глядя ему прямо в глаза: — Ступайте, мой друг. Найдите что ищете и поскорее возвращайтесь. Иначе никому из нас не придется нянчить внуков.

18

— Вам не кажется, что мы слегка переигрываем? — осведомился Питт час спустя.

Сидящий за рулем справа от него Эдди Цзинь недоуменно пожал плечами.

— С какой стати? Кому придет в голову заподозрить шпионов в прибывших с парадного входа на «роллс-ройсе» джентльменах?

— Любому придурку, не страдающему от глаукомы или катаракты, — не преминул ввернуть привольно раскинувшийся на заднем сиденье Джордино.

Сам страстный коллекционер антикварных автомобилей, Питт не мог не отметить классические обводы кузова лимузина и роскошь внутренней отделки салона.

— Ваш председатель правления поистине поразительный человек. Никак не могу привыкнуть к его сюрпризам.

— Да уж, таких аферистов даже в ЦК КПК днем с огнем не сыщешь, — согласился Эдди, — Он договорился об аренде со старшим швейцаром лучшего пятизвездочного отеля Гонконга. Обычно они используют его для доставки из аэропорта кинозвезд и прочих знаменитостей первой величины.

«Роллс-ройс» модели «Серебряный рассвет» выпуска 1955 года, чуть слышно шурша покрышками, притормозил у ворот частного дока компании «Шэнь Цинь маритайм лтд». Двое охранников зачарованно уставились на удивительной красоты творение лучших британских дизайнеров, выполненное в популярном в первой половине пятидесятых стиле «лезвие бритвы». Передние крылья грациозно изгибались под дверцами, плавно переходя в задние, выгодно оттеняющие пологое стекло заднего обзора и возвышенное багажное отделение. Последний элемент, получивший название «французский изгиб», был впоследствии позаимствован и лег в основу конструкции кузова большинства моделей «кадиллака» восьмидесятых годов.

Цзинь сунул в нос охранникам отобранное у командира патрульного катера удостоверение и сразу же убрал его. Хотя фотография на документе в точности соответствовала физиономии искусно загримированного Эдди, он не хотел привлекать к своей особе слишком пристального внимания.

— Я Хань Ванцзю, старший офицер службы безопасности, — представился он на безупречном пекинском диалекте.

Первый охранник щелкнул каблуками и отдал честь, однако второй, оказавшийся более подозрительным, успел заглянуть внутрь салона, где увидел двоих мужчин явно европейской наружности в строгих деловых костюмах в мелкую полоску.

— Прошу прощения, господин Хань, но с вами еще двое. Я обязан узнать, кто они такие?

— Ты хороший солдат, — хищно усмехнулся Эдди, — но можешь не беспокоиться. Эти господа, Карл Малер и Эрих Гроссе, представители германской судостроительной компании «Фосс&Хайберт», прибыли по поручению нашего уважаемого хозяина, чтобы осмотреть турбины океанского лайнера и дать экспертное заключение об их состоянии.

— Но я не вижу их имен в списке допущенных, — растерянно проговорил охранник, сверившись с какими-то бумагами.

— Естественно! — презрительно фыркнул Эдди. — Повторяю для дураков: они прибыли сюда по просьбе нашего уважаемого хозяина Шэнь Циня, а мне доверено сопровождать их и оказывать всяческое содействие. Если тебе этого мало, сам ему позвони. Могу дать номер персонального телефона господина, только, боюсь, ему не очень понравится...

— Нет-нет, что вы, господин Хань! — в ужасе вскричал побледневший секьюрити. — Вашего присутствия более чем достаточно. Я уверен, что все в порядке. Проезжайте.

— Никому не сообщать, ни с кем не связываться, — строго предупредил Цзинь. — Господам экспертам поручено выполнить исключительно секретное задание, и знать об их присутствии на борту никто не должен. Ты хорошо меня понял, солдат?

Охранник подобострастно закивал, бросился в будку и привел в действие открывающий ворота механизм. «Роллс-ройс» проехал внутрь и неторопливо покатил к причалу по широкой бетонированной дороге, минуя ряды складов и каких-то контор. Очевидно, здесь же располагалась и судоверфь, потому что по левую сторону виднелись остовы недостроенных судов с зависшими над ними стрелами кранов. Найти «Юнайтед Стейтс» труда не составило: дымовые трубы лайнера на десятки ярдов возвышались над всеми портовыми сооружениями. Лимузин бесшумно остановился у сходней, ведущих на нижнюю палубу. Всех троих с первого взгляда поразило и насторожило полное отсутствие людей на пирсе и судовых палубах. Ни матросов, ни докеров, ни часовых у трапа — как будто все они в одночасье вымерли или попрыгали в воду.

— Обратите внимание, — тихо произнес Питт, — на шлюпбалках ни одной спасательной шлюпки.

— Действительно странно, — кивнул Джордино, — внимательно разглядывая тянущиеся из труб дымки. Не будь я уверен в обратном, сказал бы, что лайнер разводит пары и готовится выйти в море.

— С пассажирами и без шлюпок? Невозможно! — покачал головой Эдди Цзинь.

— Интрига закручивается, — пробормотал итальянец.

— Да, такого мы точно не ожидали увидеть, — согласился Питт.

Эдди вышел из машины и распахнул заднюю дверцу.

— Выметайтесь, джентльмены. Я дальше не пойду. С этого момента вы действуете самостоятельно. Удачи. Жду вас ровно через полчаса.

— Полчаса?! — взвился Джордино. — Шутить изволите?

— За тридцать минут мы и одной палубы осмотреть не успеем, — поддержал напарника Питт. — Это же целый плавучий город!

— Ничем не могу помочь. Приказ председателя Кабрильо. Чем скорее мы ретируемся, тем больше шансов, что наш маскарад не откроется.

Друзья разочарованно вылезли из салона, поднялись по сходням и нырнули в открытый люк, приведший их в некое подобие приемной — вероятнее всего, офис судового казначея[250]. Голые стены и отсутствие мебели вновь кольнули сердца разведчиков нехорошим предчувствием.

— Я не забыл упомянуть, что не умею разговаривать с немецким акцентом? — нарушил гробовую тишину Джордино.

— Ты же итальянец, верно? — покосился на него Питт.

— Мои предки были итальянцами, — обиженно возразил Джордино. — А я американец!

— Какая разница? Если кто встретится, в чем я сильно сомневаюсь, лопочи что-нибудь и побольше жестикулируй.

— А ты как собираешься разыгрывать фрица? — полюбопытствовал Джордино.

— Очень просто. Кивать и отвечать «ja-ja» на все вопросы.

— Жалко, времени у нас в обрез. Может, разделимся, чтобы охватить побольше территории?

— Согласен. Я пробегусь по пассажирским палубам, а ты пошарь в машинном отделении. Заодно загляни на камбуз, он по соседству.

— На камбуз-то зачем? — удивился итальянец.

Питт снисходительно улыбнулся.

— Затем, мой друг, что кухня — это визитная карточка дома.

Не вдаваясь в дальнейшие подробности, он повернулся и начал быстро подниматься по спиралевидному металлическому трапу на нижнюю пассажирскую палубу, где размещались огромный салон-ресторан, несколько коктейль-баров, кинотеатр и множество сувенирных магазинчиков.

Первым на очереди оказался ресторан. Вместо забранных мозаичным стеклом дверей на входе его встретила зияющая пустота. Стены и высокий арочный свод салона сохранили первоначальную спартанскую отделку пятидесятых, но ничто, кроме них, не напоминало о назначении зала. Та же картина ожидала Питта и во всех остальных помещениях, куда он заглядывал. В кинозале на триста пятьдесят два места не осталось ни одного кресла. Исчезло даже ковровое покрытие с эстрадной площадки перед экраном, равно как и сам экран. Бары и дансинг-холлы, где в свое время произносили тосты и кружились в танце всемирно известные кинозвезды, бизнесмены и политики, превратились в опустевшие скорлупки. Из витрин торговых киосков вынули не только стекла, но и ажурные алюминиевые полки.

Не обращая больше внимания на бесконечную череду пассажирских кают, за незапертыми дверями которых не сохранилось никаких следов прежней обстановки, Питт бегом добрался до кормы, где находились жилые отсеки для офицерского состава, оказавшиеся также пустыми. Первую обнадеживающую находку ему удалось сделать в рулевой рубке, под завязку набитой функционирующей в автоматическом режиме электронной аппаратурой. Здесь он задержался, чтобы бегло осмотреть все эти чудеса компьютерной техники, и пришел к неутешительному выводу, что такой высокой степени автоматического контроля не достигнуто даже на новейших судах НУМА. Единственным элементом оригинального оборудования был массивный штурвал с надраенными медными рукоятками.

Питт бросил взгляд на часы. В его распоряжении оставалось всего десять минут. За предыдущие двадцать ему не встретилось ни одного человека. Неужели на всем гигантском судне никого нет? Питта не покидало гнетущее ощущение, что всех людей специально удалили с борта лайнера. Но зачем? Чтобы устроить ловушку? Отогнав тревожные мысли, он спустился на палубу «люкс», на которой, согласно плану, размещались VIP-апарта-менты. Но и там было демонтировано все, что возможно, включая водопроводные краны и унитазы в туалетных комнатах. Но более всего озадачило Питта полное отсутствие мусора. Каюты и палубы выглядели безупречно чистыми — как будто их тщательно пропылесосили не далее как час назад. Когда он вернулся в приемную казначея, напарник уже дожидался его там.

— Что нарыл? — буркнул Питт вместо приветствия.

— Чертовски мало, — признался Джордино. — Нижние палубы и трюмы пусты, зато в машинном все один к одному, как было в тот день, когда о борт этой посудины разбили бутылку «Вдовы Клико». Оборудование в идеальном состоянии. Турбины под парами, хоть сейчас отваливай.

— Ты не догадался заглянуть в багажное отделение и носовые трюмы, куда на время вояжа загоняют автомобили пассажиров, не желающих расставаться со своими любимцами?

— Догадался, представь себе! — ухмыльнулся итальянец. — Ответ негативный в обоих случаях. То же самое в матросском кубрике. Тихо и жутко, как ночью на кладбище. А ты чем порадуешь?

— Картинка совпадает. Ты никого не встретил?

— В том-то и дело! Ни души. Даже в машинном, хотя там все работает. А ты кого-нибудь видел?

— Не только не видел, но и не слышал!

Внезапно палуба у них под ногами задрожала — это ожили и пришли в движение могучие турбины «Юнайтед Стейтс». Питт и Джордино, переглянувшись, мгновенно ссыпались по сходням и ринулись к поджидающему их «роллс-ройсу». Эдди Цзинь открыл заднюю дверцу.

— Как экскурсия, джентльмены? Понравилась?

— Ты зря отказался, приятель, — мечтательно закатил глаза итальянец. — Какая жратва, какая выпивка! А девочки — просто закачаешься!

Питт кивком указал на невесть откуда взявшихся портовых рабочих, хлопочущих вокруг сходней, соединяющих палубу лайнера с пирсом. Портальные краны одну за другой подцепляли массивные платформы и укладывали в штабель прямо на причале.

— Вовремя мы убрались, — заметил он. — Ты угадал, судно и в самом деле отваливает.

— Как же так? — растерянно пробормотал Джордино. — Ни одного матроса, ни одного пассажира...

— Давайте обсудим ваши проблемы позже, — предложил Эдди, бесцеремонно втолкнув итальянца в салон. — Пора сматываться.

Он рысью обежал лимузин, запрыгнул на место водителя и сразу дал полный газ. Тот же охранник, низко кланяясь, беспрепятственно выпустил «роллс-ройс», удостоившись в ответ надменного кивка «господина Ханя». В двух милях от ворот дока постоянно поглядывающий в боковое зеркальце Эдди свернул на проселочную дорогу и вскоре притормозил у школьного стадиона, на котором в столь поздний час никого уже не было. На футбольном поле стоял легкий серебристо-пурпурный вертолет. Лопасти его винта медленно вращались.

— Мы возвращаемся на «Орегон» воздушным путем? — удивился Питт.

— Обстановка быстро меняется, и председатель принял решение покинуть рейд немедленно, пока не начался фейерверк, — пояснил Цзинь. — В настоящий момент «Орегон» уже миновал Вест-Ламма и вышел в открытое море. Прошу в вертолет, джентльмены.

— Вертушку сеньор Кабрильо раздобыл тем же методом, что и лимузин? — спросил итальянец.

— Приятель одного из его друзей владеет авиакомпанией, обслуживающей чартерные рейсы, — любезно ответил Эдди.

— И в рекламе, я вижу, не нуждается, — произнес Питт, тщетно пытающийся обнаружить хотя бы эмблему фирмы на корпусе винтокрылой машины без опознавательных знаков.

Цзинь расплылся в широкой улыбке.

— В клиентах он недостатка не испытывает, но все они, по странному совпадению, предпочитают путешествовать инкогнито.

— Ничего удивительного, если они похожи на нас, — усмехнулся Джордино.

Молодой человек в роскошной ливрее подскочил к «роллс-ройсу» и распахнул обе дверцы с правой стороны. Эдди поблагодарил парня и сунул ему в карман пухлый конверт. Затем направился к вертолету, жестом пригласив спутников следовать за ним. Не успели они застегнуть ремни безопасности, как пилот уже поднял геликоптер в воздух и повел в сторону моря, держась на высоте двадцати футов и так ловко лавируя в лабиринте проводов и опор высоковольтных линий, словно выполнял подобные полеты каждый день в качестве утренней разминки. Выбравшись на оперативный простор, он на бреющем полете пронесся над трубами большого танкера и взял курс на юг, увеличив высоту до тридцати ярдов.

Питт оглянулся, с ностальгическим сожалением провожая взглядом окутанную легкой дымкой бывшую жемчужину Британской Короны. Он не задумываясь отдал бы месячное жалованье, чтобы снова, как много лет назад, пройтись по извилистым улочкам, вдохнуть экзотические ароматы городского базара, порыться в развалах товаров на прилавках бесчисленных лавчонок, где продавалось буквально все, от дешевого чая до мебели изумительной ручной работы, пообедать на открытой веранде ресторана «Пенинсула-отеля», вкушая самые изысканные блюда китайской кухни, запивая их элитным шампанским и наслаждаясь видом на гавань и обществом очаровательной женщины...

Голубая мечта разлетелась вдребезги и осыпалась мелкими осколками, когда сидящий рядом Джордино тяжело вздохнул и жалобно простонал:

— Эх, чего бы я только не отдал сейчас за кружку холодного пива и пакет чипсов!

* * *

Ночь уже уверенно вступила в свои права, когда вертолет нагнал «Орегон» и опустился на решетку люка носового трюма. Председатель Кабрильо встретил друзей в кают-компании и без долгих разговоров протянул Питту бокал ледяного вина, а Джордино — кружку холодного пива.

— У вас был трудный денек, джентльмены, — сказал он сочувственным тоном, — поэтому наша дорогая Мари приготовила вам на ужин нечто особенное.

Питт с облегчением скинул позаимствованный из капитанского гардероба пиджак и ослабил узел галстука.

— Трудный и на редкость бесполезный, — проворчал он, одним глотком осушив предложенный бокал.

— Хотите сказать, что и на борту «Юнайтед Стейтс» не нашлось никаких зацепок? — недоуменно приподнял брови шкипер.

— Зацепки-то есть, да только прицепить их некуда, — уныло покачал головой Питт. — Начнем с того, что весь лайнер начисто выпотрошен, как мумия фараона. В рабочем состоянии только рулевая рубка и машинное отделение. В обеих точках тонны электроники, включенной в автоматическом режиме, и ни одного оператора.

— Но судно уже покинуло док. Должна же на нем находиться хоть какая-то команда.

— Вовсе не обязательно, — возразил Питт. — Лично я убежден, что на борту никого нет, а управляется лайнер посредством автоматики дистанционно.

— Хочу добавить, — вмешался итальянец, — что на камбузе я не нашел ни крошки еды, а также холодильников, электроплит.

посуды и столовых приборов. Если кто надумает совершить круиз на «Юнайтед Стейтс», я ему не завидую — загнется с голоду, не дотянув до ближайшего порта.

— Ни одно судно не может отправиться в рейс, не имея на борту смены механиков и операторов! — уверенно заявил Кабрильо.

— А я слышал, что ВМС США уже несколько лет проводят испытания кораблей без экипажа, — заметил Джордино.

— Допустим, — не стал спорить шкипер. — Допустим даже, что такое огромное судно, как «Юнайтед Стейтс», способно пересечь Тихий океан самостоятельно. Но при проходе через Панамский канал необходимо присутствие на борту капитана — хотя бы для того, чтобы принять на борт лоцмана и заплатить положенную пошлину.

— Капитана и команду можно доставить на борт заблаговременно — по воздуху или... — Питт внезапно осекся и уставился на Кабрильо. — А с чего вы взяли, сеньор председатель, что лайнер пройдет Панамским каналом?

— У корпорации имеются надежные источники информации в местных деловых кругах, — загадочно усмехнулся шкипер.

— Приятно слышать, что у вас есть свой человек в компании Шэня, — буркнул Джордино. — Службе иммиграции и натурализации повезло меньше. Жаль только, ваш информатор не удосужился загодя сообщить, что лайнер представляет собой всего лишь очень большой выеденный орех. Это избавило бы нас всех от массы хлопот и неприятностей.

— К сожалению, у нас нет информатора в самой «Шэнь Цинь маритайм лтд», — признался Кабрильо. — Хотя я дорого бы дал, чтобы заполучить такого человека. Все очень просто: мы узнали о маршруте, позвонив в турагентство компании. График движения гражданских судов не является коммерческой тайной.

— И куда же направляется «Юнайтед Стейтс»? — поинтересовался Питт.

— В Сангари.

Питт долгое время разглядывал свой бокал, затем медленно произнес:

— Не вижу смысла, хоть убейте! Зачем Шэню отправлять за тысячи миль дистанционно управляемое судно без экипажа и пассажиров в болота Луизианы, где он построил заведомо убыточный терминал? Что ему там делать?

Джордино прикончил кружку с пивом, оторвал кусок тортильи, обмакнул в жгучий соус и запихнул себе в рот.

— Он запросто может направить его куда угодно, и сделать это в любой момент, — заметил итальянец, жуя лепешку и жмурясь от наслаждения.

— Может, — согласился Питт, — но лайнер таких размеров нигде не спрячешь. Спутники слежения сразу засекут изменение маршрута.

— А вдруг Шэнь замыслил начинить «Юнайтед Стейтс» взрывчаткой и разнести на мелкие кусочки что-нибудь крупное? — предположил Кабрильо. — Тот же Панамский канал, к примеру?

— Только не Панамский канал! — решительно возразил Питт. — И не портовый терминал. Он не такой дурак, чтобы самому себе перерезать глотку. Благосостояние Шэня целиком зависит от его флота. Если судам компании перекроют доступ в европейские и американские порты, она попросту обанкротится. Нет, друзья, он задумал что-то другое. Что-то не менее грязное, подлое и масштабное, но что именно, мы пока можем только гадать.

19

Старенький лесовоз уверенно разрезал невысокую волну, чуть заметно переваливаясь с носа на корму и обратно. Полная луна сияла так ярко, что при ее свете можно было спокойно читать газету. Идиллическое, но, увы, обманчивое зрелище. Капитан приказал не включать полную скорость, пока судно не выйдет за пределы китайских территориальных вод, поэтому оно неспешно тащилось по спокойному морю, развивая всего восемь узлов. Легкий ночной бриз приятно холодил кожу, донося с камбуза пьянящий аромат свежевыпеченного хлеба. Обычных морских бродяг этот соблазнительный запах давно бы заставил забыть обо всем на свете и подтянуться поближе, но команду «Орегона» составляли люди иной закваски. Питт и Джордино находились в рубке управления, надежно упрятанной в недрах носового трюма. Не имея никаких конкретных обязанностей, друзья с любопытством наблюдали за слаженными действиями группы техников-операторов во главе с Кабрильо.

— Они не торопятся, — сообщила системный аналитик Линда Росс, сидящая перед монитором, на экране которого только что появилось развернутое трехмерное изображение военного корабля. Линда справедливо считалась столь же ценным приобретением корпорации, как и Мари дю Гар. Председатель откопал ее на борту ракетного крейсера ВМС США, где она исполняла обязанности оператора ракетной установки. Подобно многим другим, мисс Росс легко поддалась на уговоры галантного кавалера, предложившего к тому же такие заработки, на которые она не могла рассчитывать, даже дослужившись до адмиральского чина. Во время учений, на которых присутствовал Кабрильо, мисс Росс умудрилась поразить все заданные цели с первого попадания, чем и вызвала повышенный интерес с его стороны. — Скорость крейсерская, тридцать четыре узла. Войдут в зону досягаемости примерно через полчаса.

— Характеристики корабля противника? — хладнокровно спросил шкипер.

— Компьютерный анализ выдает аналогию с фрегатом проекта «ноль пятьдесят два» постройки середины девяностых. Водоизмещение четыре тысячи двести тонн. Две газовые турбины совокупной мощностью в пятьдесят пять тысяч лошадиных сил, на кормовой площадке два вертолета типа «Харбин». Численность экипажа — двести тридцать человек, сорок из них — офицеры.

— Вооружение?

— Восемь противокорабельных ракет и зенитная ракетная установка.

— Будь я на месте его командира, — задумчиво проговорил Кабрильо, — точна пожалел бы дорогую ракету на ржавую посудину вроде нашего «Орегона». Чем еще они могут нас порадовать?

— На носу два спаренных скорострельных орудия калибра сто миллиметров. Кроме того, восемь тридцатисемимиллиметровых автоматов — по четыре с каждого борта, пара трехтрубных торпедных и дюжина противолодочных реактивных бомбометов с глубинными бомбами.

Шкипер вытер пот со лба носовым платком.

— Весьма впечатляюще — и не только по китайским стандартам, — заметил он.

— Откуда здесь вообще взялся фрегат? — спросил Питт.

— Нам просто не повезло, — пояснил Кабрильо. — Он спокойно патрулировал свой квадрат, а когда поднялась тревога и портовые власти Гонконга уведомили флот, оказалось, что фрегат находится ближе всех к предполагаемому нарушителю. Я специально вывел «Орегон» из гавани одновременно с австралийским сухогрузом и боливийским рудовозом, чтобы сбить с толку их радары. Только тех двоих патрульные катера Береговой охраны уже успели задержать, обыскать и отпустить восвояси, ну а нам, как на грех, придется теперь иметь дело с крупным зверем.

— Да-а, видимо, длинная у Шэня рука, если он так свободно распоряжается военными кораблями одной из самых могущественных держав мира, — вздохнул Питт. — Я бы не отказался иметь хоть малую толику такого же влияния в нашем Конгрессе!

— Разве обыскивать гражданские суда в открытом море не противоречит международному праву? — поинтересовался Джордино.

— Так оно и было до девяносто шестого года, когда Генеральная Ассамблея ООН приняла внесенную Пекином поправку о расширении границы территориальных вод до двухсотмильной зоны.

— Иначе говоря, мы все еще находимся в пределах юрисдикции китайских властей, — мрачно подытожил Питт.

— Ровно на сто сорок миль ближе, чем полезно для нашего здоровья, — уточнил Кабрильо.

— У вас есть собственные ракеты, сеньор председатель. Почему бы вам самим не потопить этот чертов фрегат, пока он не подобрался на дистанцию пушечного выстрела? — предложил Питт.

— Все не так просто, друзья, — покачал головой шкипер. — Наши «гарпуны» недостаточно сильны. Если бы речь шла о патрульном катере или корвете, я бы не колеблясь пустил его ко дну. Но вывести из строя первым же залпом корабль крейсерского класса, обладающий достаточной огневой мощью, чтобы потопить целую эскадру, практически нереально. Сейчас все преимущества на стороне противника. Мы можем рассчитывать на успех только при близком контакте, да и то если очень повезет.

Питт окинул его внимательным взглядом и задал вопрос напрямую:

— А нельзя ли вообще избежать драки, сеньор председатель? Быть может, удастся обмануть абордажную команду в процессе досмотра? Как ни крути, у вас отличная маскировка.

— С военными моряками этот номер не пройдет. Нашей маскировки хватит ровно на две минуты. И не забывайте, мистер Питт, что в глазах китайцев все мы шпионы и, как таковые, подлежим ликвидации на месте. Подумайте также о том, что станется с нашим судном. Заполучив «Орегон» со всеми имеющимися на борту техническими наворотами, они наверняка используют его для тех же целей, только уже против нашей страны. Нет, сюда их допускать никак нельзя, это исключено. Я сам взорву судно со всей командой, если возникнет прямая угроза его захвата противником.

— В таком случае, — пожал плечами Питт, — внезапность — наш единственный козырь. У вас есть какой-нибудь план?

— Есть, хотя мне он не слишком нравится, — ответил капитан. — Подчиниться их требованиям, лечь в дрейф, а когда они приблизятся на расстояние выстрела, начать первыми. Линда подавит их пусковые установки, а Макс Хенли засадит в нос и корму обе наши торпеды. Беда в том, что у этого фрегата слишком большое водоизмещение и невероятная живучесть. Пока он будет тонуть, его «сотки» и «тридцатисемимиллиметровки» успеют превратить «Орегон» в груду металлолома и перебить добрую половину экипажа. Но другого выхода я не вижу, — продолжал Кабрильо. — Наш главный шанс в том, что в глазах командира корабля мы не представляем серьезной угрозы. Безусловно, он подстрахуется, отдав приказ навести на нас все стволы, но неизбежно расслабится, когда увидит, что мы не оказываем сопротивления, а его морские пехотинцы поднимаются на палубу. Вот тут-то мы и нанесем свой удар.

— В ваших устах предстоящая схватка выглядит не опасней, чем игра в снежки, — проворчал Джордино.

— Какая игра? — не понял Кабрильо.

— Прошу прощения, сеньор председатель, — поспешил вмешаться Питт. — У моего напарника весьма своеобразное чувство юмора, и проявляется оно, как правило, когда он чем-то недоволен.

— Оба вы хороши, — рассердился шкипер. — Спокойные, как слоны в зоопарке! Вас хоть что-нибудь способно вывести из себя?

— Всего лишь защитная реакция организма на стрессовую ситуацию, — миролюбиво пояснил Питт. — Да и с чего нам, собственно, волноваться? В вашей команде сплошь опытные профессионалы, а мы с Алом не более чем беспомощные пассажиры, можно сказать, бесполезный балласт.

— Нет, ребята, закосить под балласт у вас никак не получится, — ухмыльнулся Кабрильо. — Не пройдет и тридцати минут, как всем на борту, включая женщин, придется взяться за оружие.

Питт встал за спиной Линды Росс, изучающе глядя на экран монитора.

— Нельзя ли поподробнее, сеньор председатель? — попросил он после небольшой паузы. — Я имею в виду превентивный удар с нашей стороны?

— Пожалуйста, — пожал плечами Кабрильо. — Как я уже говорил, подпускаем их поближе, стопорим машины и ложимся в дрейф. Часть экипажа в карнавальных костюмах демонстрирует возмущение актом произвола, остальные пока не высовываются. Командир фрегата спускает катер и отправляет абордажную команду. В этот момент, чтобы усыпить его бдительность и окончательно заморочить голову, мы убираем иранский флаг и поднимаем китайский.

— У вас и такой имеется? — удивился итальянец.

— На борту «Орегона» есть морские флаги всех государств, обладающих собственным флотом, — снисходительно улыбнулся шкипер.

— А дальше что? — нетерпеливо перебил его Питт.

— Дальше задействуем весь свой арсенал и уповаем на небеса, чтобы у противника после этого не осталось ничего существенного для адекватного ответа.

— План, конечно, рискованный, — заметил Хенли, сидящий рядом с мисс Росс за соседним монитором, — но все же лучше, чем дуэль на дальней дистанции, которую нам не выиграть.

Кабрильо продолжал излагать свой замысел подобно тренеру футбольной команды, расставляющему игроков по местам и терпеливо растолковывающему каждому его конкретное задание. Казалось, он предусмотрел все возможные варианты, не оставив на волю случая ни единой мелочи. Все присутствующие слушали шкипера предельно внимательно и без эмоций. Ни тени страха или сомнения на спокойных мужских и женских лицах — как будто их ожидала не смертельная битва, а загородная поездка на уик-энд.

— Вопросы есть? — спросил Кабрильо, закончив инструктаж. — Вопросов нет, — заключил он, выдержав паузу. — Тогда все по местам, и да пребудет с нами удача. Если выберемся из этой переделки живыми, коллеги, обещаю закатить такую грандиозную пирушку, какой наш «Орегон»отродясь не видывал.

Питт поднял руку.

— Вы сказали, сеньор председатель, что вам понадобятся все, кто умеет обращаться с оружием. Чем прикажете заняться нам с Алом?

Шкипер одобрительно кивнул.

— Я ждал, что вы предложите свои услуги, и был уверен, что не ошибусь. Вы оба уже показали, чего стоите, и доказали, что драться умеете. Ступайте в оружейную кладовую и подберите себе что-нибудь повнушительней сорок пятого кольта — не в обиду будь сказано, мистер Питт. И не забудьте бронежилеты. Потом отправляйтесь в костюмерную, подыщите подходящие шмотки и присоединяйтесь к палубному шоу. Ваша основная задача — предотвратить проникновение абордажной команды на борт судна. К сожалению, много людей в вашу группу я выделить не смогу, так что вам придется защищаться не числом, а умением. Но на вашей стороне внезапность, да и бойцов противника едва ли окажется больше дюжины. Когда отразите атаку — а я очень на это рассчитываю! — действуйте по своему усмотрению. Тушите пожары, перевязывайте раненых, ведите ответный огонь... Короче говоря, сами сообразите.

— Так ли уж необходимо первыми начинать обстрел абордажной команды? — усомнилась мисс Росс.

— Имейте в виду, леди, — смерил ее ледяным взглядом Кабрильо, — что в глазах китайцев все находящиеся на борту «Орегона» уже покойники. Они наверняка догадываются о нашей причастности к подводному обследованию корпуса «Юнайтед Стейтс» и заранее списали нас в расход. Кому-то так или иначе придется послужить кормом для рыб еще до рассвета, но лучше, если это будем не мы.

Питт впился глазами в лицо председателя, выискивая на нем хоть какие-то признаки колебания или сожаления о принятом решении, но оно оставалось таким же бесстрастным, как обычно.

— А вас не беспокоит, сеньор Кабрильо, что вы, возможно, допускаете ошибку? — вкрадчиво спросил он. — Вдруг у них самые мирные намерения, а мы им вместо привета торпеду в бок и автоматную очередь в зубы?

Шкипер вытянул трубку из нагрудного кармана, машинально постучал ею по краю стола и дал ответ только после довольно долгого раздумья:

— Признаться, друзья, я и сам малость сомневаюсь, не погорячились ли мы. Можно, конечно, врубить наши двигатели на полную мощность и оторваться от погони. Узлов десять форы мы этому фрегату точно дадим. С другой стороны, если мы так поступим, то окончательно раскроем свои карты, и против нас вышлют авиацию. А от штурмовиков нам не уйти. — Он тяжело вздохнул и добавил: — Ладно, посмотрим, как они себя поведут. Только чует мое сердце, что без драки не обойтись.

* * *

Серым призраком по черной глади моря, посеребренной лунными лучами, неслышно скользил грозный и могучий фрегат. Как касатка, злобная и голодная, в погоне за беспечным ламантином, преследовал он под китайским флагом гражданское беспомощное судно. Щетинились, как иглы дикобраза, пучки антенн, орудийной стволы были расчехлены. Красавец и уродец одновременно, он походил повадками и статью на помесь гиены с крокодилом — фантазии болезненной гибрид.

Али Казим, вице-президент корпорации «Орегон» по коммуникациям, он же радист, негромко произнес в микрофон:

— Капитан, нам приказано остановиться и лечь в дрейф.

Кабрильо, перебравшийся на мостик, опустил инфракрасный бинокль и коротко спросил:

— На каком языке?

— На английском.

— Наивная попытка заставить нас раскрыться! — усмехнулся шкипер и приказал: — Отвечай им по-арабски.

Пятнадцать секунд спустя обескураженный Али доложил:

— Они раскусили наш трюк, капитан, и повторили то же самое на фарси. Очевидно, у них на борту есть переводчики.

— Ничего страшного. Побазарь с ними сколько получится. Не стоит сразу соглашаться на все их требования. Спроси, по какому праву они пытаются остановить «Орегон» в международных водах?

Кабрильо хладнокровно раскурил трубку и бросил взгляд на палубу, где расположились пятеро бойцов антиабордажной команды, в которую вошли Питт и Джордино.

— Они не стали со мной разговаривать, — снова зазвучал голос радиста. — Предупредили, что потопят, если мы немедленно не застопорим машины.

— Они включили глушилки на тот случай, если мы вздумаем подать сигнал бедствия?

— Не то слово, кэп! В эфире настоящая буря. Ни один наш сигнал на дальнюю дистанцию не дойдет до получателя в первоначальном виде. Они забили буквально все диапазоны!

— А какого-нибудь военного корабля дружественной державы в окрестностях случайно не наблюдается? Американская атомная подлодка пришлась бы сейчас как нельзя более кстати.

— Вынуждена вас разочаровать, капитан, — ответила со своего поста в центральной рубке Линда Росс — Единственное судно в радиусе ста миль от нас — японский транспорт с грузом автомобилей.

— Ладно, черт с ним, не очень-то и хотелось, — махнул рукой шкипер. — Ты меня слышишь, Али? Передай, что мы подчиняемся их возмутительным требованиям, но оставляем за собой право подать протест во Всемирную торговую организацию и Международный морской комитет.

Теперь ему оставалось только ждать и наблюдать за вынырнувшим из мрака фрегатом. Кабрильо знал, что не только он один держит сейчас в перекрестье рамки прицела морского бинокля китайский корабль. На него были наведены также два «гарпуна», спрятанных в середине корпуса, обе торпеды в подводных торпедных аппаратах и стволы спаренных тридцатимиллиметровых «эрликонов», производящих до семисот выстрелов в минуту.

Шкипер мог по праву гордиться своей командой, завершившей все предварительные приготовления задолго до назначенного срока. Если кто-то из них и испытывал робость, неуверенность, страх или сомнения, это никак не отражалось на их действиях. Сосредоточенные лица мужчин и женщин выражали лишь твердую решимость и угрюмое удовлетворение довольно-таки призрачной перспективой одержать верх над противником, десятикратно превосходящим «Орегон» огневой мощью и численностью экипажа. Они были готовы сражаться до конца, каким бы он ни оказался. Они сами отрезали себе все пути к отступлению, но отнюдь не собирались следовать евангельским принципам и подставлять другую щеку. Они рассчитывали ударить первыми — и ударить от всей души!

Фрегат замедлил ход и остановился. От лесовоза его отделяло не более двухсот ярдов. Кабрильо без труда разглядел в бинокль большие белые цифры на носу корабля. Связавшись с мисс Росс, он попросил:

— Линда, девочка моя, проверь, пожалуйста, по регистру китайский фрегат с бортовым номером сто шестнадцать. Повторяю: номер сто шестнадцать.

Шкипер дожидался ответа, одновременно наблюдая за спуском шлюпки с военного корабля. Погрузка абордажной команды прошла без сучка и задоринки и заняла не более десяти минут. Десантный катер отвалил от борта и направился к «Орегону». Кабрильо вновь перевел бинокль на корабль противника и довольно усмехнулся. Действительность превзошла все его ожидания: в сторону лесовоза были направлены только спаренные стволы носового орудия; расчеты ракетных установок и тридцатисемимиллиметровых автоматов даже не потрудились занять свои места согласно боевому расписанию.

— Я нашла его, капитан, — послышался взволнованный голос Линды Росс — Номер сто шестнадцать называется «Чандэ». Считается одним из новейших и лучших кораблей китайского военного флота. Командует им капитан третьего ранга Тинь Ю. Если желаете, могу выдать его биографию.

— Спасибо, Линда, не стоит беспокоиться, хотя всегда полезно знать не только имя врага. Приготовься, сейчас начнется.

— Мои птенчики давно готовы вылететь из гнезда, жду только вашей команды, председатель.

Джордино сбросил за борт веревочный трап и отошел в сторонку, с любопытством наблюдая, как тяжело карабкаются по нему обвешанные оружием китайские морпехи. Вели они себя спокойно и самоуверенно — как бойскауты в ухоженном пригородном лесочке, где отродясь не видывали ни волков, ни медведей.

— Дьявол! — выругался сквозь зубы Кабрильо, также следивший за высадкой абордажной команды.

Их оказалось вдвое больше, чем он предполагал, и вооружены они были до зубов. Такого поворота шкипер никак не ожидал и теперь проклинал себя за беспечность: в палубную команду следовало выделить минимум человек десять: пятерых было явно недостаточно, чтобы противостоять подавляющему превосходству противника в живой силе. Взор его скользнул по основной боевой тройке, занявшей позицию слева от трапа под прикрытием грузового контейнера. Пит Джеймс и Боб Мидоуз, штатные ныряльщики и исполнительные директора корпорации, служили в свое время в «морских котиках» — элитном подразделении морской пехоты США, а бывший разведчик Эдди Цзинь свободно владел всеми видами восточных единоборств. Кабрильо снова перевел взгляд на палубу и едва не задохнулся от ярости. Питт и Джордино, на которых он так надеялся, медленно отступали от трапа под дулами автоматов, высоко подняв руки над головой и даже не пытаясь оказать сопротивление. Это означало полный провал задуманного им и так тщательно разработанного плана. Троих оставшихся китайцы попросту сметут или задавят массой. Не пройдет и пяти минут, как абордажная команда рассредоточится по всему судну и овладеет им.

— Трусливые ублюдки! — взревел он раненым бизоном, потрясая кулаками в бессильном гневе. — Подлые предатели!

* * *

— Сколько? — не поворачивая головы, бросил Питт, когда последний китаец из абордажной команды ступил на палубу лесовоза.

— Двадцать плюс офицер, — ответил Джордино. — Четыре к одному не в нашу пользу. Шкипер слегка не рассчитал. Не ожидал от него такой подлянки.

— Я тоже, — буркнул Питт.

Друзья стояли бок о бок с поднятыми руками, обливаясь потом в просторных зимних куртках до колен с непомерно длинными рукавами, напяленных только для того, чтобы скрыть под ними прихваченные в оружейной стволы. Смиренно потупив головы и всем своим видом выражая покорность, они шаг за шагом пятились назад и вправо, освобождая место для продолжающих прибывать на палубу морских пехотинцев. Оба пловца и Эдди Цзинь в похожих нарядах расположились чуть поодаль с левой стороны, также демонстрируя полное отсутствие враждебных намерений. Усыпленные легкостью высадки и внешним безразличием команды, китайцы расслабились и опустили стволы автоматов, впрочем не выпуская их из рук.

Брезгливо покосившись на застывшую в нескольких ярдах троицу, высокий молодой лейтенант в щегольском черном мундире в сопровождении коренастого старшины с широченными плечами и физиономией дебильного орангутанга приблизился к Питту и Джордино и с чудовищным акцентом пролаял по-английски:

— Где капитан? Я хочу видеть вашего капитана.

Питт изобразил приветливую улыбку, с нескрываемым интересом разглядывая обоих, и вежливо произнес:

— Здорово, парни. Кто из вас Арни, а кто Денни[251]?

— Что? Кто? — на миг растерялся лейтенант, но тут же вновь овладел собой и принял надменный вид. — Требую немедленно отвести меня к капитану. Иначе прикажу расстрелять на месте!

Питт мастерски изобразил смертельный испуг, заодно отступив еще на пару шагов. Трясясь всем телом, он энергично мотнул головой в сторону мостика и повысил голос:

— Вам нужен капитан? Так бы сразу и сказали. Вон ваш капитан, а меня нечего стращать. Я простой матрос и ничего не знаю. Все вопросы к нему!

Указав на Кабрильо, Питт тем самым отвлек внимание противника от группы на палубе и переключил его на другой объект. Двадцать пар раскосых глаз инстинктивно устремились ввысь; двадцать вороненых стволов автоматически нацелились на продолжавшего изрыгать проклятия шкипера, лишь в самый последний момент догадавшегося, что задумали двое из НУМА, которых он столь поспешно обвинил в трусости и измене.

Подавившись последним ругательством, Кабрильо вцепился в поручни и подался вперед, завороженно глядя на развернувшееся внизу кровавое побоище. Питт и Джордино разом распахнули свои куртки, продемонстрировав каждый дополнительную пару рук, крепко сжимающих десантные автоматы с пламягасителями и удлиненными рожками. Выпущенные ими длинные очереди в мгновение ока скосили более трети застигнутых врасплох морпехов. Первыми погибли командир и сержант, затем та же участь постигла еще шестерых бойцов. Убийственное соотношение четыре к одному за считанные мгновения сократилось почти вдвое.

Оставшиеся в живых, не ожидавшие ничего подобного от деморализованной команды ржавого лесовоза, на долю секунды замешкались, и этого оказалось достаточно, чтобы в бой вступили Пит, Боб и Эдди, непредусмотрительно оставленные в тылу. Они быстро опустошили магазины своих автоматов, уложив еще пятерых китайцев. Среди восьми уцелевших не осталось ни одного, не получившего ранение той или иной степени тяжести, но они были профессионалами и быстро опомнились, открыв ответный огонь. Эдди Цзинь словил пулю в ногу и теперь стрелял с колена одиночными, прячась за углом контейнера. Мидоуз с простреленным плечом перехватил автомат за ствол здоровой рукой, взмахнул им над головой и с диким ревом ринулся врукопашную. У китайцев тоже кончились патроны, но противник не оставил им времени на смену рожков.

Питт и Джордино, отшвырнув бесполезное оружие, принялись крушить носы и челюсти направо и налево. Особенно усердствовал итальянец, чьи соперники не превышали его ростом, но значительно уступали ему в силе и тяжести удара. До слуха охваченного азартом боя Питта, словно сквозь вату, донеслась отрывистая команда Кабрильо:

— Огонь!

Мгновение спустя разошлись в стороны маскировочные створки ракетных установок и две противокорабельные ракеты устремились к цели, зловеще воя и изрыгая пламя. В ту же секунду обе торпеды выскользнули из торпедных аппаратов и понеслись в сторону «Чандэ», оставляя за кормой бурунный след. Следом судорожно затряслись сдвоенные стволы скорострельных пушек, осыпая палубу и надстройки китайского корабля увесистым свинцовым градом. Никто не жал на кнопку «пуск» и на гашетки — все команды подавались с центрального пульта, за которым сидели Линда Росс и Макс Хенли.

В подобных ситуациях компьютер всегда точнее и надежнее человека, хотя, разумеется, тоже нуждается в контроле с его стороны. Не зря председатель Кабрильо всю свою сознательную жизнь следовал провозглашенному более полувека назад русским вождем грузинского происхождения принципу: «Кадры решают все». Линда и Макс были непревзойденными виртуозами в своем деле, и составленные ими программы автоматического наведения сработали на все сто процентов.

Первая ракета с «Орегона» пробила обшивку корпуса фрегата в нескольких футах от основания единственной дымовой трубы и разорвалась в машинном отделении, мгновенно обесточив корабль и лишив его хода. Вторая с убийственной точностью поразила радиорубку, парализовав связь с берегом и штабом флота. Более медлительные торпеды слегка запоздали, но и они угодили именно туда, куда им было положено. Два высоченных водяных столба взметнулись над палубой «Чандэ» на расстоянии полусотни футов друг от друга. Силой двойного взрыва корабль чуть не выбросило из воды. Вернувшись в прежнее положение, он начал быстро крениться на правый борт, ежесекундно забирая тонны морской воды, свободно поступающей сквозь огромные рваные пробоины, превосходящие диаметром трубу стратегического нефтепровода.

* * *

Командующий фрегатом «Чандэ» капитан третьего ранга Тинь Ю слыл человеком осторожным и предусмотрительным. Но и он купился на уловку, придуманную шкипером «Орегона» и блестяще разыгранную участниками «палубного шоу». Наблюдая в бинокль за высадкой абордажной команды, проходящей без малейших признаков сопротивления со стороны экипажа дряхлого лесовоза, давно отплававшего все сроки и годного только на металлолом, капитан позволил себе расслабиться и успокоиться. Его, правда, несколько озадачила неожиданная смена флага: вместо трехцветного иранского на флагштоке появилось красное полотнище с пятью золотыми звездами — точно такое же полоскалось над кормой его собственного корабля. На всякий случай Тинь снова поднял бинокль и буквально оцепенел от изумления и неожиданности, не веря своим глазам. Казавшийся безобидным и беспомощным, лесовоз внезапно озарился яркими вспышками, а ночной мрак прорезали огненные трассы. В следующее мгновение корпус фрегата содрогнулся от полудюжины сильных взрывов. Свет на мостике мигнул и погас. Оправившись от шока, Тинь Ю приказал включить аварийное освещение, но не успел он произнести последнее слово, как один за другим последовали еще два взрыва, куда более мощных, чем предыдущие. С трудом удержавшись на ногах, капитан в отчаянии огляделся и с замиранием сердца понял, что его любимому «Чандэ», ради командования которым он не погнушался написать донос на близкого друга, также претендовавшего на этот пост, нанесен смертельный удар. Палуба начала ощутимо крениться на правый борт. Из трубы и кормового люка, ведущего в машинное отделение, вырвались длинные языки пламени, перемежающиеся клубами черного дыма. Это означало, что все находившиеся внизу люди сгорели заживо.

— Огонь! — истерически завопил капитан. — Убейте этих двуличных псов!

* * *

— Перезарядить установки и торпедные аппараты! — рявкнул в микрофон Кабрильо. — И шевелитесь, если не...

Грохот орудийных выстрелов оборвал его речь. Скорострельные пушки «Чандэ» выпустили по обидчику первую порцию ответных гостинцев. Промахнуться с такого расстояния китайцы не могли, и залп точно накрыл цель. Один из снарядов начисто срезал грот-мачту, другой разнес вдребезги верхнюю часть ахтерштевня, частично повредив рулевое управление. В нескольких местах от раскаленных осколков воспламенился древесный мусор. Ущерб серьезный, но пока терпимый.

Заговорили до сих пор молчавшие зенитные автоматы фрегата, поливая свинцом борта и палубу лесовоза. Кабрильо непроизвольно пригнул голову и тут же услышал в наушниках голос Линды Росс.

— Ненавижу сообщать плохие новости, капитан, но система наведения ракетных установок выведена из строя огнем противника.

— А торпеды?

— Будут готовы к запуску через две минуты.

— Передайте заряжающим, пусть постараются управиться за одну! Макс, ты меня слышишь?

— Слышу тебя, Хуан, — флегматично откликнулся Хенли.

— Что в машинном?

— Пару труб пробило, но с ними мои ребята сами управятся.

— Срочно заводи машины и жми на полный. Надо рвать когти, пока эти чертовы китаезы не разорвали нас в клочья!

— Будет сделано.

Шкипер только сейчас заметил, что больше не слышит уверенного чмоканья «эрликонов». Повернув голову, он в немом отчаянии уставился на спаренную установку, ранее прятавшуюся внутри пустого контейнера, стенки которого одним нажатием клавиши откидывались на все четыре стороны, как лепестки придуманного кубистами цветка. Стволы по-прежнему были нацелены на вражеский корабль, но от перебитого шальной пулей кабеля, по которому проходил сигнал с пульта, осталась лишь тонкая жилка. Кабрильо точно знал, что лишившийся возможности отвечать на огонь огнем «Орегон» обречен на гибель. От орудий «Чандэ» его не спасут ни уже заработавшие двигатели, ни отвага и самоотверженность команды.

Вспомнив о команде, капитан перевел взгляд на палубу. Все свободное пространство у трапа устилали неподвижные окровавленные тела. В продолжавшейся менее двух минут схватке полегли все — и защитники, и нападающие. Кабрильо горестно вздохнул да так и замер с открытым ртом, позабыв выдохнуть. От груды убитых и раненых внезапно отделилась чья-то фигура, тяжело поднялась на ноги и побрела, пошатываясь, к умолкнувшим «эрликонам».

* * *

Бронежилеты не уберегли Джеймса и Мидоуза от новых ранений, пришедшихся в ноги и не позволивших им продолжить драку. Поверженные бойцы кое-как отползли в сторону и укрылись за контейнером, после чего благополучно отключились. Прислонившийся спиной к фальшборту Эдди Цзинь с простреленной в двух местах правой рукой, морщась от боли, оторвал левой кусок подкладки своей куртки и заткнул импровизированным тампоном сочащиеся кровью отверстия. Джордино валялся чуть поодаль в близком к коматозному состоянии. Итальянца ни одна пуля не задела — его съездил по макушке прикладом последний из остававшихся в вертикальном положении китайцев. Что самое обидное, произошло это в тот момент, когда железный кулак Джордино вонзился в мягкое подбрюшье противника с такой силой, что чуть не перебил тому позвоночник. Щуплый морпех скончался на месте от болевого шока, а итальянец, у которого все поплыло перед глазами, сделал по инерции еще неколько шагов и ничком повалился на палубу.

Питту тоже здорово досталось, и он на несколько секунд вырубился, но быстро пришел в себя и первым делом удостоверился, что его друг и напарник жив и должен в скором времени очухаться самостоятельно. Затем скинул стесняющую движения куртку, в рукава которой были засунуты туго свернутые и обвязанные проволокой куски поролона с набитыми ватой резиновыми перчатками на концах, и с трудом поднялся на ноги. В голове уже прояснилось, и он сразу оценил круто изменившуюся обстановку. Стрельба продолжалась, только теперь она велась со стороны противника, а «Орегону» нечем было ответить. Питт выругался и потащился к молчащим «скорострелкам», одной рукой держась за задницу, снова прошитую навылет и снова китайской пулей — всего дюймом выше первой дырки, полученной на озере Орион и до сих пор заклеенной пластырем, — а другой сжимая автомат с полным магазином, позаимствованный у убитого старшины, не успевшего сделать ни одного выстрела.

С высоты капитанского мостика Хуан Кабрильо в немом изумлении сопровождал взглядом мощную фигуру Питта, шагающего в полный рост, не обращая внимания на град снарядов, изрыгаемый пулеметами «Чандэ». Смертоносный свинцовый шквал обращал в щепки деревянные ящики и бревна в принайтовленных к палубе штабелях; осколки то и дело со свистом проносились мимо в дюймах от виска. Уцелеть при таком интенсивном обстреле практически невозможно, но Питт, словно заговоренный, уверенно продвигался к цели и достиг ее, не получив ни единой царапины. Укрывшись за броневым щитком установки, он повернулся к мостику в профиль, и Кабрильо невольно вздрогнул. Никогда прежде ему не доводилось наблюдать такую сатанинскую ярость, свирепую решимость и полное пренебрежение к смерти на человеческом лице.

Вскинув автомат, Питт короткой очередью отстрелил остатки кабеля, удерживающего стволы пулеметов в фиксированном положении, и ухватился за рукоятки наведения, правая из которых совмещалась с гашеткой. Стрелять из «эрликонов» обычным способом изначально не планировалось, но шкипер на всякий случай приказал установить и механизм ручного управления. Сегодня его предусмотрительность оказалась поистине пророческой. Подобно отправленному в нокдаун боксеру, бодро вскакивающему с пола ринга при счете «девять», «Орегон» внезапно ожил и вновь начал отвечать на удары соперника.

— Куда ты бьешь, идиот?! — в отчаянии завопил Кабрильо, когда первые очереди «эрликонов» прошлись по броне орудийной башни «Чандэ», но приникший к прицельной рамке Питт не мог, разумеется, расслышать ни слова.

Капитан разгневался не без оснований. В том критическом положении, в котором сейчас находилось судно, наиболее логичным и разумным со стороны стрелка было бы постараться подавить малокалиберную артиллерию противника. Питт же вместо этого сосредоточил весь огонь на пушках, защищенных от обстрела толстыми листами легированной стали. Впрочем, Кабрильо быстро разгадал безумный замысел стрелка, но легче ему от этого не стало. В условиях морского боя даже в полный штиль самый лучший в мире снайпер едва ли может рассчитывать на удачу, пытаясь поразить цель диаметром в сто миллиметров. Шкипер, однако, не учел в своих рассуждениях того обстоятельства, что при общей скорострельности «эрликонов» в тысяча четыреста выстрелов в минуту теория вероятности работает в данном случае на руку Питту. Сразу три пули подряд вошли в жерло одного из орудий фрегата и ударили в боеголовку находящегося в казеннике снаряда за микросекунду до его вылета из ствола.

Последствия оказались ужасающими. Взрывом сорвало переднюю броневую плиту башни и разнесло в клочья орудийный расчет. И тут же, словно в унисон, еще две торпеды с «Орегона» вонзились в правый борт «Чандэ»; причем одна из них вошла в уже имеющуюся пробоину и сдетонировала в недрах трюма, разворотив днище ниже ватерлинии. Гигантский столб огня и водяных брызг взметнулся над обреченным кораблем, на несколько секунд скрыв его от глаз наблюдателей. «Чандэ» затонул ровно три минуты спустя — ушел на дно молча, без единого выстрела, окутанный клубами черного дыма, смешивающегося с ночным мраком и заслоняющего звезды.

Отброшенный взрывной волной лесовоз тут же потащило назад и едва не затянуло в воронку огромного водоворота, образовавшегося на месте гибели китайского корабля. Затем море успокоилось, и только крупная мертвая зыбь — как после подводного землетрясения — напоминала о скоротечной схватке, закончившейся смертью сотен матросов и офицеров проигравшей стороны. Но и победители не обошлись без жертв. Пока Питт лупил из спаренных стволов по орудийной башне, несколько очередей прошлись по мостику «Орегона», превратив его в кучу битого стекла и изорванного металла. В результате Кабрильо так и не увидел сладостный миг победы. Шальной осколок под острым углом ударил ему в спину, по счастью защищенную бронежилетом. Нелепо взмахнув руками, отброшенный толчком шкипер влетел в рубку и повалился ничком, успев лишь обнять обеими руками основание нактоуза. Еще один продырявил ногу ниже колена, но Хуан не почувствовал боли. Уже проваливаясь в забытье, капитан, словно сквозь вату, услышал отдаленный взрыв. Тугая волна горячего воздуха прокатилась по его лицу и закрытым векам, а потом наступила тишина.

Питт с трудом разжал сведенные на рукоятках пальцы, сполз с сиденья стрелка и побрел обратно к трапу. Отыскав очнувшегося итальянца, он помог ему подняться на ноги. Джордино, пошатнувшись, непроизвольно ухватился за напарника немного пониже талии и тут же отдернул обагрившуюся кровью руку.

— Да у тебя никак снова протечка в трюме? — осведомился он, критически оглядывая испачканную ладонь и пострадавшую часть тела друга.

— Прости, забыл вовремя пальцем заткнуть, — ухмыльнулся Питт. — Сам виноват — предупреждать надо, когда за зад хватаешь.

Удостоверившись, что полученная рана не угрожает жизни напарника, итальянец жестом указал на потерявшего сознание Цзиня и раненых пловцов.

— Надо помочь парням, — сказал он, сокрушенно покачав головой. — В отличие от нас с тобой, их здорово потрепало.

Питт согласно кивнул и бросил взгляд на изуродованный мостик. Там никого не было видно.

— Займись ими сам, старина, пока врач не объявится, а я пойду поищу шкипера. Будем надеяться, сеньор председатель еще жив.

Ведущий на мостик трап представлял собой месиво перекрученного железа, и Питту пришлось вспомнить приобретенные в свое время навыки скалолазания, чтобы забраться наверх. В рубке было темно и тихо, как в кладбищенском склепе. Лишь мерный рокот дизелей и шорох воды за кормой идущего полным ходом лесовоза нарушали безмолвие ночи. Осторожно ступая по стеклянному крошеву, Питт вошел внутрь.

Поскольку «Орегон» управлялся автоматически и все команды подавались с центрального пульта, надежно упрятанного в носовом трюме, Кабрильо не нуждался ни в рулевом, ни в штурмане и руководил боевыми действиями в одиночку. Пребывая на грани беспамятства, он скорее почувствовал, чем услыхал приближающиеся шаги. Усилием воли он заставил себя открыть глаза и попытался сесть. Первое ему удалось, второе нет — раненая нога отказывалась повиноваться. Кто-то опустился на колени рядом с ним, и смутно знакомый голос сочувственно произнес:

— Здорово вас зацепило, сеньор Кабрильо. Потерпите немного, сейчас я наложу жгут. — Оторвав рукав от своей рубашки, Питт быстро перевязал ногу выше колена, вставил в узел какую-то железяку и с помощью этого импровизированного турникета туго перетянул, чтобы остановить кровотечение. — Готово! Все остальное, надеюсь, в порядке?

Капитан поднес к глазам левую руку, с удивлением разглядывая зажатый в кулаке обломок трубки.

— Вот же ублюдки косоглазые! — в сердцах выругался он. — Раскололи, гады, лучшую из моей коллекции!

— Скажите спасибо, что они не раскололи вам черепушку, — усмехнулся Питт.

— Как вы сумели добраться до пулеметов? — прошептал шкипер. — Я был уверен, что вы не дойдете.

— А я вообще везунчик. Хотя, если честно признаться, бронированная кольчуга, которую вы заставили меня напялить, тоже сыграла свою роль.

— Где «Чандэ»?

— Полагаю, в данный момент наш бывший противник обустраивает себе удобную постельку в толще ила на дне Южно-Китайского моря.

— Кто-нибудь выжил?

— Увы, без понятия, — вздохнул Питт, разведя руками. — Мистер Хенли уже раскрутил машину на полную катушку и вряд ли согласится повернуть назад в надежде выдавить дюжину-другую полудохлых китайцев. Это же не осетрина...

— "Орегон" сильно пострадал? — спохватился Кабрильо, вспомнив наконец о своих капитанских обязанностях.

— Выглядит он так, будто с ним всласть наигрался детеныш Годзиллы, — сообщил Питт, — но судно на ходу, и это главное. А все прочее легко исправят за пару недель в ремонтном доке.

— Потери?

— Пятеро раненых, включая вас, сеньор председатель. Что с остальными, пока не знаю, но они во время боя находились в укрытии.

— Значит, все живы! — с облегчением выдохнул капитан. — Живы благодаря вашему героизму и вашей смекалке, мистер Питт, за что позвольте выразить вам мою бесконечную признательность. — Борясь с подступающей слабостью, он все же нашел в себе силы договорить до конца: — Вы обманули не только китайцев из абордажной команды, но и такого прожженного мошенника, как ваш покорный слуга. В противном случае, боюсь, мы с вами сейчас бы не разговаривали.

— Вы преувеличиваете мои заслуги, Хуан, — покачал головой Питт. — Не забывайте, что вместе со мной дрались еще четверо отчаянных парней.

— Я помню. Но только вы сумели добежать под градом пуль до «эрликонов» и переломить ход сражения.

Еще раз осмотрев жгут и убедившись в отсутствии кровотечения, Питт устало поднялся на ноги и привалился спиной к переборке.

— Знаете, сеньор председатель, — сказал он задумчиво, — я где-то читал, что в горячке боя люди нередко совершают такие поступки, на которые никогда бы не решились в нормальном состоянии.

— Возможно, — упрямо прошептал Кабрильо из последних сил. — Тем не менее именно вы спасли мое судно и мою команду.

Питт насмешливо прищурился:

— Могу ли я в таком случае надеяться, что совет директоров корпорации «Орегон» на следующем заседании примет решение выписать мне крупные премиальные?

Шкипер попытался что-то ответить, едва шевеля посиневшими от сильной кровопотери губами, но не смог выговорить ни слова и потерял сознание. Секунду спустя в рубку ввалился Джордино в сопровождении врача и пары матросов с носилками.

— Как он? — шепотом спросил итальянец, кивком указав на распростертое тело.

— Хреново, — мрачно отозвался Питт. — Кость перебита начисто, и нога висит буквально на лоскутке. Но если судовой хирург такой же профессионал, как все остальные члены экипажа, держу пари, что он сумеет присобачить ее на место.

Джордино покосился на кровавое пятно, расплывшееся на седалище напарника, и ехидно предложил:

— Хочешь, я тебе там мишень намалюю? Или сразу две?

— Не стоит беспокоиться, — осклабился Питт. — В следующий раз они и так не промахнутся.

20

Мало кому из посещающих бывшую британскую колонию туристов и бизнесменов известно о существовании почти двух с половиной сотен мелких островов, окружающих самый большой из них, Сянган, он же Гонконг, и полуостров Цзюлун, известный также под названием Коулун, где проживает примерно девяносто пять процентов горожан. Многие из них просто необитаемы, а остальные могут похвастаться лишь убогими рыбацкими деревушками, редкими фермами да живописными развалинами древних храмов. Впрочем, случаются и исключения.

В четырех милях к юго-западу от бухты Отражения лежит крошечный островок Тьянань, отделенный узким проливом от полуострова Стенли. Этот некогда каменистый и бесплодный клочок суши меньше мили в поперечнике служит фундаментом воздвигнутому в центре острова на высоте двухсот футов над уровнем моря грандиозному сооружению, олицетворяющему, по замыслу хозяина, вершину богатства и власти, но являющемуся по сути всего лишь монументальным свидетельством его беспредельного эгоизма и тщеславия.

В 1789 году на острове открыли храм, посвященный одному из «бессмертных» — основателей даосизма. В 1949 году храм был закрыт и заброшен, а в 1990-м его приобрел Шэнь Цинь, одержимый навязчивой идеей построить на этом месте не имеющий себе равных во всем Китае дворец, красоте и роскоши которого могли бы позавидовать самые могущественные императоры Поднебесной.

За высокими стенами и строго охраняемыми воротами поместья раскинулись великолепные сады с редчайшими экзотическими деревьями и цветами, за которыми ухаживали десятки садовников. Лучшие дизайнеры мира и тысячи искусных китайских ремесленников трудились над перестройкой некогда захудалого монастыря в не имеющий аналогов музейный комплекс, основу экспозиции которого составила огромная коллекция произведений искусства и культурно-исторических ценностей, собранная Шэнем за тридцать лет. Примечательно, что ни один из экспонатов не был датирован позднее 1644-го — года смерти последнего из императоров династии Мин. Магнат не жалел денег на подкуп чиновников от культуры, лишь бы заполучить в свое владение очередной шедевр.

Агенты Шэня не пропускали в Европе и Америке ни одного аукциона, где выставлялись на торги древние китайские раритеты. Владельцы частных коллекций и директора музеев чаще всего не могли устоять перед натиском напористого миллиардера, предлагавшего бешеные деньги или более чем выгодный обмен за имеющиеся в их собраниях произведения китайского искусства. Он отдавался своей страсти с такой фанатичной увлеченностью, что немногочисленные друзья и близкие деловые партнеры магната порой начинали сомневаться в его здравомыслии. Если же кто-то из коллекционеров наотрез отказывался расстаться с принадлежащей ему вещью, Шэнь не гнушался прибегать к услугам наемных грабителей. Кончилось тем, что во всем мире, за исключением нескольких стран с авторитарным режимом правления, не осталось практически ничего, что могло бы серьезно заинтересовать гонконгского судовладельца. Прошло еще несколько лет, и экспозиция музея на острове Тьянань разрослась до такой степени, что для новых поступлений больше не находилось места. Когда Гонконг перешел под юрисдикцию КНР, Шэнь приказал перевезти самые ценные шедевры, в том числе все краденые, в Сингапур, освободив тем самым часть музейных площадей и обезопасив ядро своей коллекции от маловероятной, но все же возможной конфискации по решению какого-нибудь высокопоставленного бюрократа из коммунистического руководства Китая.

В отличие от многих других сверхбогачей Шэнь никогда не останавливался на достигнутом. Хотя его состояние давно перевалило за три миллиарда долларов, он по-прежнему, как в нищие детские годы, немедленно пускал в оборот каждый заработанный цент, продолжая с маниакальной настойчивостью расширять свою империю и пополнять уникальное собрание предметов древней китайской культуры и произведений искусства.

Купив обветшалые храмовые постройки, он первым делом распорядился построить причал и проложить широкую асфальтированную дорогу от него до монастыря, чтобы обеспечить бесперебойную транспортировку строительных материалов и других грузов, доставляемых морем. Работы велись такими ударными темпами, что не прошло и пяти лет, как Шэнь смог наконец поздравить себя с осуществлением заветной мечты: комплекс на острове Тьянань вышел на одно из первых мест в мире среди частных собраний, уступая, быть может, только дворцу-музею Херста в Сан-Симеоне, штат Калифорния.

Резиденция самого магната разместилась в отреставрированном и капитально перестроенном монастыре, а большая часть экспозиции — в прилегающих к центральному трех малых храмах. Толстый слой доставленного целым караваном барж насыпного чернозема позволил разбить не только экзотические сады, но и ухоженные газоны, на которых оборудовали два теннисных корта и укороченное — на девять лунок — поле для гольфа. Пятидесятиметровый бассейн с подогревом давал возможность хозяину и его гостям вволю поплавать в любое время года. Из других достопримечательностей можно также упомянуть отделанные в старинном китайском стиле бильярдную, библиотеку, бары и курительные комнаты, бани и сауны, банкетный зал на сотню персон и многое другое в том же духе, обустроенное и выдержанное на уровне высочайших мировых стандартов. Дождавшись завершения строительства, на церемонии открытия Шэнь в присутствии избранных приглашенных торжественно посвятил свой музейный комплекс Тянь Хоу, богине — покровительнице мореплавателей.

Помимо страсти к коллекционированию, он был одержим еще и стремлением к совершенству. Каждый раз, навещая свои владения, Шэнь строгим хозяйским глазом выискивал малейшие недостатки и требовал немедленно их устранить. В голову ему частенько приходили свежие идеи по улучшению планировки перестройке той или иной музейной секции или смене экспозиции. Все эти переделки требовали колоссальных дополнительных расходов, но магнат не считал деньги, когда речь шла об удовлетворении его эстетических наклонностей. Четырнадцать тысяч экспонатов служили предметом ревнивой зависти администраторов крупнейших музеев и частных коллекционеров всего мира, и к их владельцу постоянно обращались с весьма заманчивыми предложениями, однако Шэнь только покупал, но никогда не продавал. С высоты птичьего полета комплекс чем-то напоминал растянутую паутину, в центре которой затаился хищный паук, не подпускающий чужих и ревностно оберегающий тайны своего хозяина.

За пять лет существования Дома Тянь Хоу его посетило множество гостей, среди которых встречались особы королевской крови, диктаторы, президенты и премьер-министры, финансисты и кинозвезды, всемирно известные художники и литераторы, и никому из них не приходило в голову отказаться от персонального приглашения владельца, фактически означавшего признание причастности получившего его к верхушке мировой элиты. Прибывающих в Гонконг воздушным путем доставляли на остров прямо из аэропорта вертолетом, а высших китайских партийных и военных руководителей, с которыми у Шэня были особые отношения, привозил двухсотфутовый паром, построенный по его собственному проекту на принадлежащей ему же верфи. По прибытии посетителей встречали вышколенные слуги, заботливо провожающие их в предназначенные ему или ей апартаменты. В течение всего времени пребывания приглашенных обслуживали специально выделенные в распоряжение каждого камердинеры, горничные, официанты и повара, готовые выполнить любое пожелание.

В дальнейшем гостям предоставляли полную свободу действий. Одни бродили по музейным залам, восхищаясь выставленными шедеврами, другие проводили время в бассейне или на спортивных площадках, третьи продолжали заниматься делами в библиотеке, оснащенной новейшей компьютерной техникой, позволяющей моментально узнавать самые свежие новости и связываться с агентами, партнерами по бизнесу, биржевыми маклерами, а также родными и близкими, где бы те ни находились.

Единственным официальным мероприятием считался ужин. Ближе к вечеру гости начинали подтягиваться в просторный холл, превращенный фантазией дизайнеров в райский сад, где желающие могли пройтись по тропинкам под сенью пышной тропической зелени, полюбоваться миниатюрными водопадами и декоративными прудами, в которых лениво плескались тучные золотые карпы, насладиться пьянящими запахами джунглей, создаваемыми скрытыми в потолке ароматизаторами, или просто посидеть с коктейлем в руке под шелковыми зонтиками, расписанными в старинном китайском стиле.

Ровно в семь часов распахивались массивные ворота и собравшихся приглашали в банкетный зал. Прежде на его месте располагалось главное святилище храма, но времена меняются... Джентльмены во фраках и смокингах и дамы в вечерних платьях чинно усаживались за кувертами с именными табличками в богато изукрашенные искусной резьбой удобные кожаные кресла с ножками и подлокотниками в виде драконьих лап. Сервировка каждого места варьировалась в зависимости от национальной принадлежности и вкуса гостя. Европейцы и американцы пользовались, как правило, привычными столовыми приборами, а уроженцы Азии предпочитали кушать палочками. Шэнь с самого начала отказался от стандартного длинного обеденного стола, во главе которого сидит хозяин дома, и заказал круглый «ооновский», чтобы никто не чувствовал себя обойденным. Сидящих по внешнему периметру гостей обслуживали симпатичные молодые китаянки в облегающих шелковых платьях с длинным разрезом от щиколоток до бедер. С подносами в руках, они вереницей тянулись из кухни сквозь узкий проход и сразу разбегались пестрой стайкой по внутреннему кругу с очередной переменой блюд. Практичный Шэнь справедливо полагал такой способ подачи куда более удобным и быстрым, чем традиционный вариант обноса, когда официанту приходится далеко наклоняться и изгибаться всем телом над плечом клиента.

Сам хозяин появлялся только после того, как все остальные занимали свои места. В банкетный зал он спускался на персональном лифте в роскошном шелковом облачении знатного мандарина. Его собственное кресло на несколько дюймов возвышалось над другими и представляло собой миниатюрную копию императорского трона. Да и вел он себя во время трапезы как самый настоящий владыка Поднебесной, перед величием которого тускнеют и блекнут любые чины и титулы:

Впрочем, гости не обижались. Присутствие владельца поместья и его своеобразные манеры придавали особуюпикантность подобным сборищам, превращая обыкновенный, хотя и весьма изысканный ужин в некое подобие пышного средневекового пиршества. Но на этом программа не заканчивалась. После ужина Шэнь приглашал всех желающих на просмотр самых последних художественных фильмов, зачастую еще не вышедших на широкий экран. Эксклюзивные копии обходились ему в кругленькие суммы, равно как и услуги большой группы синхронных переводчиков, владеющих всеми наиболее распространенными языками. По окончании сеанса зрители имели возможность пропустить еще по рюмочке на сон грядущий и обменяться впечатлениями, но ровно в полночь хозяин неизменно прощался и удалялся в свой кабинет — обычно в компании одного или нескольких деловых партнеров, с которыми он желал обсудить наедине какие-нибудь финансовые проекты или заключить сделку.

Но в ту ночь, о которой сейчас пойдет речь, собеседником Шэня оказался не бизнесмен, а семидесятилетний ученый Куань Чжу — самый почитаемый в современном Китае историк. Достопочтенный Куань неплохо сохранился и выглядел лет на десять моложе своего истинного возраста. Приятное, почти без морщин, улыбчивое лицо несколько портили маленькие карие глазки под тяжелыми набрякшими веками, отчего складывалось невольное впечатление, будто он смотрит на окружающих исподлобья. Хозяин жестом указал гостю на мягкое кресло, приглашая садиться, и собственноручно налил персиковый ликер в крохотную фарфоровую чашечку эпохи династии Мин. Дождавшись, пока тот пригубит изысканный напиток, Шэнь заговорил первым:

— Большое спасибо, уважаемый Куань, за то что вы откликнулись на мою просьбу приехать, — церемонно произнес магнат.

— Это я должен благодарить вас, дорогой Шэнь, за предоставленную мне возможность вновь посетить ваш великолепный музей и порадовать взор созерцанием украшающих его бесценных сокровищ, — возразил ученый, ничуть не кривя душой.

— Вы заслуженно считаетесь крупнейшим в мире авторитетом по древнекитайской культуре, и я пригласил вас, чтобы проконсультироваться по поводу одной весьма занимающей меня проблемы, — сразу перешел к делу хозяин.

— Я вас внимательно слушаю, — благосклонно наклонил голову историк. — Чем могу служить?

— Могу я рассчитывать на ваше содействие в проведении кое-каких архивных изысканий?

— Безусловно. Что вас интересует?

— Вы ведь уже не раз осматривали собранные в Доме Тянь Хоу экспонаты, не так ли? И наверняка приглядывались к некоторым из них более пристально, чем к другим?

— Разумеется, — согласился Куань. — Признаться, я до сих пор поражаюсь, как вам удалось собрать в одном месте столько уникальных исторических памятников, многие из которых долгое время считались безвозвратно утраченными. Взять хотя бы бронзовые курительницы эпохи династии Чжоу[252], инкрустированные золотом и драгоценными камнями, или великолепную колесницу с упряжкой из четырех коней и колесничим, отлитыми из бронзы в натуральную величину...

— Бросьте, профессор, — поморщился Шэнь, — неужели вы еще не поняли, что это всего лишь копии — жалкие подделки, способные ввести в заблуждение только дилетантов, но не таких выдающихся специалистов, как вы.

— Для меня ваши слова подобны удару грома, — растерянно пробормотал Куань после довольно длительной паузы. — Они... они выглядят столь совершенными... Должно быть, именно это и сбило меня с толку.

— Работа неплохая, согласен, но любая экспертиза сразу выявит фальшивки.

— Тем не менее создавшие их ничуть не уступают мастерам древности, жившим и трудившимся тысячелетия назад. Учитывая существующий спрос на рынке, вы могли бы зарабатывать огромные деньги только на копиях.

— Мог бы, но меня это не интересует, — тяжело уронил Шэнь. — Пусть даже копия стоит миллионы, но бесценен один лишь оригинал. А мне нужны именно оригиналы. Поэтому я очень рад, достопочтенный Куань, что вы соблаговолили сегодня принять мое предложение. Я прошу вас составить возможно более полный список музейных и исторических ценностей, значившихся в каталогах до тысяча девятьсот сорок восьмого года и бесследно исчезнувших после этой даты.

Слово было сказано. Куань Чжу некоторое время пристально разглядывал собеседника, чуть заметно пожевывая губами и явно что-то прикидывая в уме.

— Поручение не из простых, уважаемый Шэнь, — произнес он уклончиво, — и выполнить его обойдется недешево.

— Я заплачу сколько потребуется, дорогой профессор, — хищно усмехнулся магнат. — И можете не стесняться в расходах.

— Ну что ж, в таком случае... — Куань на миг задумался, затем уверенно закончил: — Необходимый вам перечень будет готов к концу этой недели. Желаете, чтобы я передал его вам здесь или в вашем гонконгском офисе?

Шэнь с сомнением посмотрел на историка и покачал головой.

— При всем моем уважении к вам, профессор, указанный вами срок представляется мне нереальным. Вы уверены, что сумеете так быстро управиться?

Куань загадочно улыбнулся.

— Дело в том, уважаемый Шэнь, — пояснил он, — что все предварительные изыскания по интересующей вас теме уже проведены. Мною. Да-да, не удивляйтесь, — поспешил он добавить, заметив недоумение на лице собеседника. — Я почти четверть века занимаюсь проблемой утраченных шедевров. Просто так, ради любопытства. Для меня это нечто вроде хобби. Все данные находятся в моем персональном компьютере, но мне понадобится несколько дней, чтобы их систематизировать и распечатать. Вы получите список бесплатно.

— Это, конечно, очень любезно с вашей стороны, достопочтенный Куань, — нахмурился магнат, — но я не из тех людей, которые гоняются за благотворительностью. Назовите сумму. Любую.

— Нет, денег я от вас не приму, — отказался ученый, — но у меня имеется одно условие...

— Согласен на любые условия! — тут же отреагировал Шэнь.

— Я прошу вас дать слово, что вы приложите все усилия, чтобы отыскать пропавшие сокровища и вернуть их тому, кому они принадлежат, — китайскому народу.

— Клянусь, что не пожалею ничего, чтобы найти утраченное народное достояние и распорядиться им должным образом, — торжественно произнес хозяин. — Знаете, профессор, а ведь мы с вами в некотором роде коллеги. Я тоже посвятил поискам довольно много времени, хотя, конечно, гораздо меньше вашего. К сожалению, раскопать удалось на удивление мало.

— Неужели никаких следов?! — всплеснул руками историк.

— Единственная ниточка, за которую удалось зацепиться моим агентам, — это таинственное исчезновение судна под названием «Принцесса Ван Ду».

— Что вы говорите? — встрепенулся Куань. — Я отлично помню «Принцессу» и даже совершил на ней вместе с родителями путешествие в Сингапур. Я тогда был еще ребенком. Красивое судно. Если не ошибаюсь, оно принадлежало «Кантонским линиям». Кстати, несколько лет назад меня просили навести о нем справки. Но какое отношение имеет «Принцесса» к пропавшим шедеврам?

— Судите сами, — усмехнулся Шэнь. — Вскоре после того, как по приказу Чан Кайши самые ценные произведения искусства и предметы культурного и исторического наследия наших предков были безжалостно изъяты из музеев и частных собраний, «Принцесса Ван Ду» вышла из шанхайского порта и ушла в море в неизвестном направлении. Живых свидетелей разыскать не удалось, что само по себе довольно странно. Настораживает и тот факт, что очень многие из тех, кто мог бы пролить какой-то свет, закончили жизнь при весьма загадочных обстоятельствах, а от некоторых даже могил не осталось. По всей видимости, генералиссимусу очень не хотелось, чтобы пришедшие к власти коммунисты докопались до его секретов.

— Вы думаете, Чан Кайши приказал вывезти сокровища на «Принцессе Ван Ду»?

— Слишком много в этой истории совпадений, дорогой профессор, чтобы предполагать иное, — подтвердил Шэнь.

— Что ж, такая версия несколько проясняет ситуацию, но не дает нам ничего конкретного, — вздохнул Куань. — По моим данным, «Принцесса» пропала без вести во время перехода из Шанхая в Сингапур, куда была продана на металлолом.

— Мои агенты сумели проследить путь судна до берегов Чили, где оно затонуло во время шторма, успев перед этим подать сигнал бедствия, что было документально зафиксировано.

— Да вы отлично поработали, уважаемый Шэнь, с чем вас и поздравляю! — обрадовался историк. — Теперь вам и карты в руки. Осталось только найти затонувшую «Принцессу» и поднять ее груз. Полагаю, для человека с вашими возможностями такая задача вполне разрешима.

— Легче сказать, чем сделать, — покачал головой хозяин. — Для этого необходимо прочесать примерно четыреста квадратных миль морского дна. Проще отыскать иголку в стоге сена, как выражаются американцы.

— Все равно надо искать, — твердо заявил Куань. — Я прекрасно понимаю ваши трудности, но речь идет о национальном достоянии, ради спасения которого можно пойти на любые жертвы.

— Полностью разделяю вашу точку зрения, — кивнул магнат. — Скажу больше: в том районе уже полгода работает исследовательское судно, отправленное по моему распоряжению. К сожалению, похвастаться пока нечем. Обнаружено множество затонувших судов, но ни одно из них не соответствует параметрам «Принцессы Ван Ду».

— Умоляю вас не прекращать поисков! — воскликнул историк. — Если вы сумеете вернуть в Китай наследие предков, имя ваше прославится в веках, уважаемый Шэнь, и будет с благоговением произноситься потомками наряду с именами Лаоцзы и Конфуция.

— Я и не собираюсь, — пожал плечами хозяин, — но у американцев есть еще одна полезная поговорка: никогда не клади все яйца в одну корзину. Интуиция подсказывает мне, что не все так просто с этой «Принцессой». Поэтому у меня будет к вам дополнительная просьба, профессор. Постарайтесь узнать пункт назначения вышедшего из Шанхая судна. Это исключительно важно. Я щедро заплачу за любую информацию, пусть даже обрывочную и неполную.

— Вы настоящий патриот, уважаемый Шэнь, — с чувством произнес ученый.

— Не стоит преувеличивать, достопочтенный Куань, — отмахнулся магнат. — Я уже взял от жизни все, что возможно, и добился этого собственными руками. Мне плевать, объявят меня на родине национальным героем или нет. Посмертная слава меня тоже не волнует. Но я не хочу умереть, не выполнив до конца свое предназначение, которое вижу именно в том, чтобы разыскать утраченные шедевры. И я не остановлюсь ни перед чем, чтобы добиться своей цели.

Наивный Куань Чжу расстался с гостеприимным хозяином в полной уверенности, что тот исполнит свое обещание и вернет украденные у народа исторические и художественные ценности обратно в музеи, из которых они были изъяты по распоряжению ненавистного диктатора. Старый ученый не догадывался, что Шэнь отнюдь не собирался расставаться даже с малой толикой добытых сокровищ, не говоря уже о том, чтобы возвращать их коммунистам, которых глубоко презирал и втайне ненавидел, хотя и вел с ними дела. В случае удачи затеянного им предприятия всем шедеврам суждено было занять место в тайном сингапурском хранилище, где наслаждаться их созерцанием не сможет ни один человек, кроме него самого.

* * *

Шэнь Цинь валялся в постели, просматривая биржевые сводки и доклады менеджеров, управляющих созданной им империей, когда зазвонил телефон на туалетном столике рядом с кроватью. В отличие от большинства неженатых мужчин, он предпочитал спать в одиночестве. Не потому, что не любил женщин, — сексом он занимался много и часто, но только тогда, когда у него возникало желание. Достаточно было снять трубку телефона, чтобы пригласить к себе одну из «штатных» наложниц, входивших в состав его персональной свиты. Истинной его страстью были финансы и бизнес, а всякие там вздохи, ухаживания, серенады под балконом и прочую романтическую дребедень Шэнь считал баловством и пустой тратой времени. Точно так же относился он к курению и выпивке. Железная самодисциплина, выработанная еще в раннем детстве, позволяла ему без труда удерживаться от соблазнов, сведших в могилу и разоривших многих достойных людей.

— Слушаю?

— Вы просили докладывать в любое время дня и ночи, господин, — зазвучал в трубке серебристый голосок секретарши Цунь Сю.

— Вот и докладывай, — буркнул Шэнь, слегка раздраженный неурочным звонком. — Что там у нас с «Юнайтед Стейтс»?

— Лайнер покинул док в девятнадцать ноль-ноль по местному времени. Все автоматизированные системы функционируют нормально. Если не попадет в сильный шторм, прибудет в точку рандеву у берегов Панамы в рекордный срок.

— Команда готова?

— Да, господин. Экипаж проведет судно через Панамский канал и будет снят в Карибском море. До Сангари оно пойдет снова в автоматическом режиме.

— Какие сведения о шпионах в доке?

— Ничего нового, господин. Начальник службы безопасности уверен, что операцию проводили профессионалы, задействовавшие мини-субмарину.

— Что с боевыми пловцами?

— Все тела обнаружены и подняты. Выживших нет. Медэк-сперты утверждают, что большинство аквалангистов погибло от контузии при мощном подводном взрыве. Патрульный катер найден покинутым неподалеку от причала портовой администрации. Команда исчезла.

— Тот иранский лесовоз, что стоял рядом с «Юнайтед Стейтс», досмотрели?

— Точных сведений пока нет, господин. «Орегон» вышел в море раньше, чем поднялась тревога. Наш источник в штабе ВМС сообщает, что фрегат «Чандэ» под командованием капитана третьего ранга Тинь Ю, отправленный на перехват по вашей просьбе, догнал его в пределах двухсотмильной зоны. На приказ остановиться и лечь в дрейф лесовоз отреагировал положительно. Капитан Тинь доложил в штаб, что высылает абордажную команду, после чего связь с «Чандэ» прервалась и до сих пор не восстановлена.

— До сих пор?! — поразился Шэнь.

— Да, господин.

— Интересно, интересно... — задумчиво протянул, магнат. — Быть может, абордажная команда обнаружила на борту нечто такое, что потребовало со стороны командира фрегата решительных действий, вплоть до ликвидации нежелательных свидетелей? Как ты думаешь?

— Скорее всего, господин, — согласилась девушка. — Такой вариант развития событий вполне объясняет затянувшееся радиомолчание.

— Еще что-нибудь есть?

— Ваши агенты допросили охранников, стоявших на посту у главных ворот. Они сначала запирались, но потом признались что примерно за полчаса до выхода «Юнайтед Стейтс» пропустили на территорию дока трех мужчин, один из которых представился капитаном службы безопасности, а двое других — экспертами какой-то немецкой фирмы. Прибыли они на «роллс-ройсе». Цель визита — осмотр машин лайнера. Все трое вернулись сразу после отплытия судна и отбыли в неизвестном направлении. Дальнейшее расследование установило, что никаких экспертов никто не приглашал, лимузин принадлежит местному отелю, а предъявленное удостоверение числится за пропавшим без вести командиром патрульного катера.

— Ну и бардак! — в сердцах выругался Шэнь. — Пусть продолжают копать дальше. Мне нужны ответы. Я должен точно знать, кто за мной шпионит и кто несет ответственность за гибель и исчезновение моих людей. Прикажи от моего имени, чтобы привлекли лучших агентов.

— Поручить это Павлу Гавровичу, господин? — спросила Сю.

Шэнь на секунду задумался.

— Нет, Гавровича не трогай. У него свое задание — убрать Дирка Питта. Где он сейчас обретается?

— Последний раз Питта засекли в Маниле.

— В Маниле?! — взорвался магнат. — Филиппины в двух часах лету от Гонконга! Почему мне не доложили?

— Сообщение от Гавровича поступило всего час назад, господин. Он проследил путь Питта и его напарника Альберта Джордино от аэровокзала до порта, где оба поднялись на борт какого-то старого судна под иранским флагом.

— Уж не того ли самого, что бросило якорь по соседству с «Юнайтед Стейтс»? — ядовито осведомился Шэнь.

— Положительная идентификация затруднительна, — невозмутимо ответила девушка, — но вероятность случайного совпадения, по мнению экспертов, близка к нулевой.

— Выходит, этот ублюдок опять сунул нос в мои дела! — разозлился Шэнь. — Директор департамента специальных проектов НУМА наверняка умеет обращаться с мини-субмариной, но при чем тут адмирал Сэндекер? Его ведомство занимается сугубо мирными исследованиями.

— Точно установлено, что Питт действительно отправился на озеро Орион, чтобы отдохнуть и восстановить силы после тяжелой травмы, полученной месяц назад, и двухнедельного пребывания в госпитале. Все последующие события, приведшие к ликвидации перевалочной базы, признаны аналитиками цепочкой досадных случайностей. Однако те же аналитики указывают на высокую вероятность привлечения ресурсов НУМА к операциям Службы иммиграции и натурализации и Береговой охраны по пресечению нелегальной иммиграции в США.

— Что ж, очень может быть, — задумчиво проговорил Шэнь, медленно остывая. — Но я этого мерзавца все равно не прошу, уж больно он мне насолил! И вот еще что, — добавил он после паузы. — Пожалуй, ты права. Отзови Гавровича, пускай займется расследованием здесь. Даю ему все полномочия и неограниченный кредит.

— А как же Питт, господин?

— Питт никуда не денется. Павел прикончит его позже, когда он вернется.

— Куда вернется, господин? В Манилу?

— При чем тут Манила?! — снова начал закипать магнат. — Какого черта ему там делать, в Маниле? Когда в Вашингтон вернется, понятно, дура?!

— Вы уверены, что он отправится именно в Вашингтон, господин? — спокойно спросила Сю, пропустив оскорбление мимо ушей.

— Конечно уверен, глупая ты курица! А знаешь почему? Да потому, что я, в отличие от тебя, изучал Питта не по фото, а по собранному на него в ФБР досье. Его прошлое известно мне в мельчайших подробностях — от пеленок до его появления на озере Орион. И я точно знаю, что он вернется домой при первой возможности. Он всегда туда возвращается.

Цунь Сю на другом конце провода вздрогнула и непроизвольно поежилась, интуитивно догадавшись, что задумал сотворить ее хозяин с человеком, к которому лично она ненависти не испытывала. Скорее наоборот...

— Вы имеете в виду старый самолетный ангар, в котором Питт живет вместе с коллекцией антикварных автомобилей? — уточнила она.

— Ты меня правильно поняла, моя лисичка, — прошипел Шэнь. — Представляю, каким будет его пробуждение, когда весь этот драгоценный хлам взорвется посреди ночи и запылает синим пламенем! Хотел бы я оказаться в это время где-нибудь поблизости, чтобы собственными глазами увидеть, как он горит и корчится вместе со своими игрушками! — Он на миг замолчал, пораженный внезапной идеей, и расплылся в довольной улыбке. — Кстати, не вижу причин, почему бы мне так и не сделать. Что скажешь, Сю?

— Ваш календарь уже расписан, и раньше следующей недели вы никак не сможете выбраться в Вашингтон, господин, — напомнила секретарша. — Послезавтра совет директоров, а в воскресенье вы летите в Пекин на встречу с министром госбезопасности.

— Все отменить, — решительно заявил магнат. — Завтра я отправляюсь в Штаты. Созвонись с нашими друзьями в Конгрессе и предупреди о моем приезде. И свяжись с президентом, нам нужно поговорить. Не нравится мне их возня вокруг луизианского терминала. Пора кое-кому немного укоротить ручонки. — Губы его растянулись в зловещей усмешке. — Кроме того, я просто обязан лично присутствовать на месте в тот исторический момент, когда Сангари в одночасье превратится из жалкого захолустья в крупнейший американский порт!

21

Восходящее солнце озарило своими первыми лучами ржавый лесовоз, несущийся по глади пустынных волн с невообразимой для столь дряхлой развалины скоростью, превышающей тридцать узлов. С продутыми балластными танками осадка «Орегона» уменьшилась на добрых шесть футов. Высоко задрав нос и осев на корму, он напоминал чудовищный глиссер, стремительно скачущий с гребня на гребень, подобно плоскому камешку, запущенному умелой рукой. Во время ночного аврала команда полностью очистила верхнюю палубу от обломков и замаскировала брезентом наиболее бросающиеся в глаза следы обстрела. Судовой хирург трудился до самого рассвета, извлекая пули и зашивая раны пострадавших бойцов. Погиб всего один человек, да и то по дурацкой случайности: шальной осколок от попавшего в ахтерштевень снаряда пронзил переборку машинного отделения и угодил прямо в висок оказавшемуся рядом с ней механику. Состояние раненых особых опасений не вызывало. Врачу удалось также заштопать полдюжины выживших китайских морпехов. Трупы остальных, включая лейтенанта и старшину, без лишних церемоний выкинули за борт.

Весь женский контингент экипажа добровольно взвалил на себя обязанности сестер милосердия. Мари дю Гар ассистировала хирургу, остальные ухаживали за помещенными в лазарет. Питту в этом плане повезло меньше других. Учитывая деликатный характер его ранения, он мог бы рассчитывать на особое внимание и сочувствие со стороны какой-нибудь хрупкой и очаровательной особы противоположного пола, но судьба-индейка, как всегда, сыграла с ним злую шутку. В сиделки Питту досталась Моника Крэбтри — величественная дама гренадерского роста и под центнер весом. В глаза ее называли Хозяйкой, а за глаза — Боцманшей. На судне она исполняла обязанности квартирмейстера, а в корпорации занимала высокий пост координатора по материальному обеспечению. Закончив перевязку, она с медвежьей игривостью шлепнула пациента по обнаженной оконечности спины и проворковала густым басом:

— Вот и все, дружочек, можешь надевать штаны. Кстати, у тебя очень симпатичная задница.

— Хотел бы я знать, — жалобно простонал Питт, натягивая шорты, — почему все женщины так фамильярно со мной обращаются?

— Да потому, что они с первого взгляда распознают под внешней суровостью ранимую душу и мягкое сердце сентиментального слюнтяя, — рассмеялась Моника.

— Вы что, умеете читать по ладони? — с подозрением уставился на нее Питт. — Или по ягодицам?

— Нет, дружочек, этого я не умею, — ухмыльнулась Боцманша, — зато бесподобно гадаю на картах. Если заглянешь ко мне сегодня вечерком, так уж и быть, раскину для тебя колоду таро. Ничего не утаю, дорогой, все, что было и что, будет, расскажу.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз, — с содроганием отклонил предложение Питт, скорее согласившийся бы окунуться с головой в сточную канаву. — Боюсь, леди, что от ваших предсказаний у меня может приключиться расстройство желудка.

* * *

Заметно прихрамывая, Питт доковылял по коридору до капитанской каюты. Как и положено руководителю компании, председатель Кабрильо с возмущением отказался от лазаретной койки и потребовал себе отдельную палату. Не обращая внимания на подсоединенную капельницу, он привольно раскинулся на своей огромной кровати с резной спинкой под высоким шелковым балдахином, с трубкой в зубах и списком повреждений, полученных «Орегоном» в ходе ночного сражения, в свободной руке. Несмотря на утрату ноги, которую пришлось-таки ампутировать, вопреки оптимистичным прогнозам Питта, выглядел шкипер вполне адекватно и казался довольным жизнью. Обмотанная толстым слоем бинтов культя покоилась на горке подложенных под нее подушек.

— Доброе утро, — поздоровался Питт. — Очень жаль, что ничего не вышло. А я так надеялся, что ваш эскулап совершит чудо и пришьет ее обратно!

— Он бы пришил, — хладнокровно усмехнулся капитан, — и даже предлагал, да только чертова пуля раздробила слишком большой кусок кости, и я сам отказался. Уж лучше протез, чем одна нога на полфута короче другой. Слава богу, что ниже колена. Как вам такая картинка: Хуан Кабрильо на дубовой ноге в роли Джона Сильвера?

— Знаете, сеньор председатель, — с сомнением покачал головой Питт, — в моем воображении вы как-то не очень вписываетесь в образ кровожадного пирата, ковыляющего по палубе на деревяшке с тесаком за поясом и костылем под мышкой.

— Ну почему же? — возразил шкипер. — В конце концов, то, чем я занимаюсь, по-другому и не назовешь.

— У меня на сей счет несколько иное мнение, но навязывать его вам я не собираюсь, — улыбнулся Питт. — Да и в сочувствии вы, как я погляжу, тоже не нуждаетесь.

— В чем я сейчас нуждаюсь, — проворчал Кабрильо, — так это в бутылочке «Божоле», чтобы восстановить потерю крови.

Питт осторожно, чтобы не потревожить рану, примостился бочком в кресло у кровати.

— Я слышал, вы приказали мистеру Хенли обогнуть Филиппины стороной?

— Приказал, — кивнул капитан. — Когда китайцы узнают, что мы потопили один из их лучших кораблей вместе с экипажем, они ни перед чем не остановятся, чтобы отомстить. Пойдут на все мыслимые и немыслимые дипломатические уловки и даже на прямое нарушение морского права, если решат, что это сойдет им с рук. Манила, во всяком случае, для «Орегона» закрыта. Не успеем мы бросить там якорь, как судно арестуют, а экипаж посадят в тюрьму.

— Куда же мы тогда направляемся?

— На остров Гуам. На американской территории мы будем в безопасности.

— Может, я не ко времени, — вновь заговорил Питт после паузы, — но позвольте выразить вам мои искренние сожаления по поводу ущерба, нанесенного вашему судну и экипажу по моей вине. Если бы я тогда не настоял на задержке выхода «Орегона» в море, чтобы проникнуть на «Юнайтед Стейтс»...

— По вашей вине?! — резко вскинулся шкипер, не дав ему закончить фразу. — Чушь! Вы слишком много на себя берете, мой друг. Между прочим, наши услуги оплачивает не Дирк Питт и даже не НУМА, а правительство США, заключившее контракт со мною и моими людьми на выполнение конкретного задания. Поэтому вся ответственность за принятые решения и их последствия лежит только на мне, и делить ее с кем бы то ни было, а тем паче переваливать на чужие плечи, я не намерен.

— Я понимаю, — смутился Питт, — но люди-то пострадали.

— Они знали, на что идут! — отрезал Кабрильо. — Более того, именно благодаря вашей последней вылазке каждому из них обеспечена солидная прибавка к обещанному гонорару.

— Как это? — удивился Питт.

— А вот так! Согласно контракту, в случае успеха миссии мы получаем бонус. Осмотр подводной части судна закончился безрезультатно, тогда как ваш повторный визит на объект позволил получить стратегически важную информацию, которая, несомненно, будет по достоинству оценена аналитиками соответствующих спецслужб.

— Но мы же не выяснили ничего конкретного, помимо того, что купленный Шэнем и освобожденный по его распоряжению от всей прежней начинки лайнер своим ходом направляется в принадлежащий ему же порт на американской территории.

— На мой взгляд, этого более чем достаточно, чтобы посчитать операцию удавшейся. В конце концов, отсутствие информации — тоже информация, — напомнил шкипер.

— Да что от нее толку, если мы так и не выяснили мотивов?! — с горечью воскликнул Питт.

— Интуиция мне подсказывает, — улыбнулся Кабрильо, — что, вернувшись домой, вы найдете ответ.

— А у меня, наоборот, нехорошее предчувствие, что ни хрена мы не узнаем, пока Шэнь не выложит на стол свой последний, решающий козырь.

Капитан выбил пепел из потухшей трубки в пепельницу. Нездоровая бледность и синева под глазами свидетельствовали о том, что затянувшийся разговор порядком его утомил.

— По крайней мере, Панамскому каналу катастрофа не угрожает, — констатировал он, откинувшись на подушку и устало смежив веки. — Другое дело, если бы вы обнаружили на лайнере набитые взрывчаткой трюмы...

— Нечто подобное однажды проделали союзники во время рейда на Сен-Назер в сорок четвертом, — заметил Питт. — Только тогда они заминировали списанный миноносец.

— Точно, — согласился Кабрильо. — Я даже его название помню — «Кэмпбеллтаун». Он протаранил сухой док, где нацисты собирались ремонтировать поврежденный «Тирпиц». Пока они бегали и суетились вокруг, сработал часовой механизм спрятанной в трюме многотонной бомбы. Погибло больше сотни зевак, а от дока осталось одно воспоминание.

— У Шэня другие масштабы, — усмехнулся Питт. — Чтобы разнести «Юнайтед Стейтс», понадобится целый эшелон тринитротолуола. Боюсь, правда, что после такого взрыва на милю вокруг не останется ничего живого.

— От него можно ожидать любой пакости. Как вы думаете, по зубам ему раздобыть атомную бомбу?

— Допустим, у него имеется в загашнике ядерный заряд, — принялся рассуждать вслух Питт. — Только применять атомное оружие для стрельбы по воробьям, во-первых, глупо, а во-вторых, накладно. Для бомбы, способной уничтожить город с миллионным населением, и цель требуется соответствующая. Но что он выиграет, сровняв с землей Сан-Франциско, Чикаго или Нью-Йорк? И какой смысл использовать в качестве средства доставки крупнейший в мире лайнер, обошедшийся Шэню в десятки миллионов долларов, когда ту же задачу можно решить куда проще и дешевле? Он ведь не религиозный фанатик и не террорист, а бизнесмен до мозга костей, преследующий исключительно собственную выгоду. Беда в том, что он хитер, коварен и удивительно изобретателен. Каков бы ни был его замысел, держу пари, что мы с вами и за тысячу лет не докопаемся до его сути.

— Вы правы, — со вздохом признал шкипер. — Шэню совсем не с руки разрушать города и уничтожать сотни тысяч людей, не говоря уже о том, что связать с ним взорванный лайнер не составит труда.

— А если...

— Что? — насторожился Кабрильо.

— Предположим, взрывчатка на «Юнайтед Стейтс» все-таки заложена, но в таком малом количестве, что мы с Алом просто ее не заметили в процессе осмотра судна.

— Почему в малом?

— Потому что достаточно нескольких десятков сравнительно небольших зарядов, размещенных в узловых точках корпуса, чтобы при их одновременном взрыве у лайнера отвалилось нише и он тут же затонул.

— Весьма перспективная версия. По-моему, вам стоит заняться ей вплотную.

— Я тоже так думаю. Кстати говоря, она косвенно подтверждается еще и тем, что мой напарник обнаружил задраенными все люки, ведущие в нижние трюмы.

— Тогда вам не хватает только гадалки, чтобы узнать, в каком месте Шэнь намеревается затопить «Юнайтед Стейтс», — чуть слышно пробормотал Кабрильо; глаза его закрылись, и он провалился в забытье.

Питт раскрыл рот, собираясь что-то ответить, но вовремя заметил, что собеседник потерял сознание. Поднявшись, он на цыпочках вышел из каюты и тихонько прикрыл за собой дверь.

* * *

Три дня спустя, приняв на борт портового лоцмана, «Орегон» вошел в гавань Гуама и пришвартовался у коммерческого терминала. Если не считать срезанной почти у основания снарядом грот-мачты, судно выглядело точно таким же, как на выходе из Манилы. На причале его поджидали несколько машин «скорой помощи», чтобы доставить раненых в госпиталь базирующейся на острове американской военной базы. Первыми увезли китайских морских пехотинцев, затем настала очередь пострадавших членов экипажа лесовоза. Питт и Джордино вежливо оттеснили санитаров и сами снесли на берег носилки с Хуаном Кабрильо.

— Мне даже как-то неудобно, — пожаловался шкипер. — Такое ощущение, будто я калиф багдадский!

— Счет за дополнительный кайф будет выслан вам по почте, — загробным голосом пообещал итальянец.

Прежде чем загрузить носилки в микроавтобус, друзья бережно опустили их на бетон пирса. Встав на колени, Питт заглянул в глаза капитану.

— Прощайте, сеньор председатель, — произнес он с чувством. — И знайте, что я горжусь знакомством с таким замечательным человеком, как вы.

— Я тоже очень рад, что судьба, пусть ненадолго, свела меня с вами, Дирк. Если вам когда-нибудь наскучит пахать за гроши в НУМА и вы станете подыскивать другое местечко, присылайте ваше резюме. Обещаю поддержать вашу кандидатуру на совете директоров. Работая в нашей корпорации, вы сможете посетить самые экзотические порты всех семи морей, значительно укрепить здоровье, благодаря постоянному пребыванию на свежем воздухе, и обеспечить себе достойную старость.

— Или безымянную могилку на дне, — усмехнулся Питт. — Да и насчет здоровья что-то сомневаюсь. Сдается мне, морские прогулки на вашей посудине чреваты внезапными прострелами в самых неподходящих частях организма. Хотя, если честно, я буду скучать по вашему «Орегону».

— Я тоже, — тяжело вздохнул Кабрильо.

— Ну, вам-то долго скучать не придется. Через недельку поправитесь и вернетесь обратно.

Шкипер покачал головой.

— Уже не вернусь. Это был последний рейс «Орегона». Нам придется подыскивать новое судно.

— Почему? — удивился Питт. — С ним вроде бы все в порядке. Подлатать немного — и будет как новенький.

— Может, у вас пепельницы переполнились? — участливо спросил Джордино. — Или мыши в торпедных аппаратах завелись?

— "Орегон" засветился, — пояснил Кабрильо. — Теперь он «скомпрометирован», если пользоваться жаргоном профессиональных разведчиков. Китайцам о немуже известно, а это значит, что не пройдет и недели, как соответствующая информация поступит в базы данных спецслужб всего мира. Он исчерпал свой потенциал в качестве судна-прикрытия, почему я и говорю, что теперь придется перебираться на другое.

— То есть вы не сворачиваете деятельность корпорации, если я вас правильно понял? — уточнил Питт.

— Ни в коем случае! Благодарное правительство уже предложило нам оборудовать новую плавбазу самым современным снаряжением, тяжелым вооружением и более мощными двигателями в кредит на исключительно льготных условиях. Думаю, за парочку рейсов мы с долгами рассчитаемся. Все акционеры приняли единогласное решение продолжать операции.

— Желаю удачи, — сказал Питт, пожимая на прощание руку шкиперу. — Быть может, нам еще доведется когда-нибудь снова поработать вместе.

— Мир тесен, так что будем надеяться, — улыбнулся тот.

Джордино жестом фокусника выудил откуда-то одну из своих знаменитых сигар и засунул ее в нагрудный кармашек рубашки Кабрильо.

— Рекомендую попробовать на досуге, сеньор председатель. Не бог весть что, но воняет куда приятней того богомерзкого зелья, которым вы набиваете вашу трубку.

Распрощавшись с капитаном, друзья долго провожали взглядом удаляющуюся санитарную машину. Осторожное покашливание за спиной заставило обоих резко обернуться. Седоволосый и седобородый мужчина лет шестидесяти в цветастой рубашке навыпуск, белых шортах и сандалиях на босу ногу вежливо поклонился и спросил:

— Мистер Питт и мистер Джордино, если не ошибаюсь?

— Допустим, — неприветливо буркнул Питт, быстро переглянувшись с напарником. — А вы кто такой?

Седой молча предъявил удостоверение и жетон.

— Вас срочно требуют в Вашингтон, — сообщил он. — Мне приказано обеспечить вашу доставку на военный аэродром. Самолет уже заправлен и ждет.

— А не староваты вы, дедушка, для рыцаря плаща и кинжала? — проворчал Джордино, изучавший документы с особым пристрастием. — В вашем возрасте пора бы уже внуков воспитывать.

— Старый конь борозды не испортит, — усмехнулся агент. — А что касается возраста, тут тоже свои преимущества имеются. Там, где на старикашку внимания не обратят, молодым, вроде вас, могут и башку оторвать.

— На чем поедем? — спросил Питт.

Старик повел глазами в направлении малолитражной «тойоты» далеко не последнего года выпуска, размалеванной в кричащих тонах под местное такси.

— Экипаж ждет, джентльмены.

— Неужели ЦРУ так сильно урезали бюджет, что ничего поприличней не нашлось? — возмутился итальянец. — В эту консервную банку я даже не втиснусь!

— Чем богаты, тем и рады, — философски пожал плечами встречающий. — Не нравится — топайте пешком.

Вопреки пессимизму Джордино, салон «тойоты» оказался достаточно просторным, да и движок на ней стоял раза в два помощнее родного. Не прошло и двадцати минут, как они уже сидели на каких-то ящиках в грузовом отсеке военно-транспортного самолета, выруливающего на взлетную полосу. Выглянув в иллюминатор, Питт помахал рукой «дедушке», внимательно наблюдающему за разбегом самолета, а когда тот взлетел, переключился на обозрение панорамы Гуама с высоты птичьего полета. Мало кто из американцев знает, как красив этот гористый остров вулканического происхождения с его пышной тропической растительностью, живописными водопадами и тянущимися на долгие мили великолепными пляжами под сенью многочисленных кокосовых пальм. А шустрые японцы уже давно облюбовали этот райский уголок у себя под боком и в сезон отпусков устремляются сюда целыми семьями, оккупируя все свободные номера в гостиницах и с утра до вечера загорая на мягком белом песочке.

Когда Гуам скрылся за горизонтом, а Джордино, по своему обыкновению, отключился и захрапел, Питт снова вернулся к проблеме «Юнайтед Стейтс», не дававшей ему покоя последние несколько суток. Он нисколько не сомневался, что отправленный к берегам Америки лайнер являет собой какую-то страшную угрозу его родной стране, предотвратить и устранить которую способен лишь один человек на всей планете. Вот только рассчитывать на добрую волю Шэня не приходится — людей такого склада может остановить или удержать от исполнения намеченного плана разве что скоропостижная кончина.

Мир вообще устроен несправедливо. Честный политик или порядочный бизнесмен — птица куда более редкая, чем белая ворона. Зато жуликов, мерзавцев и прочей швали пруд пруди. Душегубов тоже хватает: всяких там мафиози, наемных киллеров, серийных убийц, террористов. У кого-то десяток трупов на счету, у кого-то — сотни. Но эти в большинстве своем в одиночку орудуют или небольшой группой. А если в твоем распоряжении неограниченные ресурсы и армия головорезов, тут столько народу положить можно, что самому бесноватому фюреру мало не покажется. А ведь Шэнь не какой-нибудь генерал, скрепя сердце посылающий на верную смерть полк ради вывода из окружения корпуса или бросающий в прорыв последние резервы, чтобы развить наступление. У генералов хоть угрызения совести изредка случаются, а у таких, как Шэнь, сосредоточивших в своих руках огромные богатства и возомнивших себя над законом и вне его досягаемости, само это понятие в лексиконе отсутствует. Тысячи мертвых тел на дне озера Орион — прямое тому доказательство. Этому подонку ничего не стоит снять трубку и отдать приказ о ликвидации очередной партии стариков, женщин и детей, после чего выпить бокал шампанского и с аппетитом пообедать.

Питт плохо представлял, каким образом он может воспрепятствовать осуществлению кровожадных замыслов Шэня, но мысленно поклялся, что помешает ему любой ценой — пусть даже для этого потребуется пристрелить гада в присутствии десятков свидетелей. Слишком далеко тот зашел, чтобы отступить. Придумать бы еще, как к нему на расстояние выстрела подобраться, когда день и ночь его окружают многочисленные охранники... Так и не додумавшись ни до чего вразумительного, Питт пришел к выводу, что окончательно свихнется, если сей же момент не займется чем-либо более полезным для психики, нежели навязчивые фантазии на неприятную тему. С завистью покосившись на дрыхнущего без задних ног напарника, он прилег рядышком, закрыл глаза и постарался последовать его примеру. До Вашингтона оставалось еще часов десять лету — вполне достаточно, чтобы с помощью здорового сна вернуть на место поехавшую крышу.

Часть третья Канал в никуда

22

23 апреля 2000 года. Река Атчафалайя, Луизиана

Каждая из величайших рек мира, если рассматривать их по отдельности, обладает присущими только ей одной особенностями и своеобразием. Разливающийся под сенью пирамид Нил окутан романтической дымкой седой древностей. Само название Амазонка напоминает о бесчисленных авантюристах всех времен и народов, продирающихся сквозь джунгли в погоне за сокровищами исчезнувших цивилизаций. Янцзы олицетворяет своим плавным, неспешным течением загадочную душу Востока, прочно ассоциируясь с мутно-желтыми от ила водами, по которым скользят разукрашенные драконами джонки и сампаны. Но ни одна из них не возбуждает воображение до такой степени, как Миссисипи, воспетая и прославленная поколениями американских поэтов и прозаиков от Генри Лонгфелло и Вашингтона Ирвинга до Уолта Уитмена и Марка Твена.

Благодаря классическим произведениям последнего и трудам военных историков, эпоха колесных пароходов, приветствующих протяжными гудками каждое встречное судно, будь то дымящий буксир или простой плот, на котором катались Том Сойер и Гек Финн, а также сравнительно недавние кровопролитные сражения Гражданской войны между мониторами северян и броненосными плавбатареями конфедератов, воочию предстают перед мысленным взором и кажутся такими знакомыми и близкими, будто все это происходило только вчера.

Индейцы почтительно называли Миссисипи Отец-рекой. Это самая большая и полноводная река Северной Америки длиной три тысячи семьсот восемьдесят километров. На своем пути от болотистых низин в окрестностях Великих озер до Мексиканского залива она вбирает множество притоков, самый крупный из которых, Миссури, почти на две сотни километров превосходит ее по протяженности.

Изменчивая и непостоянная, как ртуть, в своем беге к океану Миссисипи упорно выискивает путь наименьшего сопротивления. За последние пять тысяч лет русло ее то и дело менялось, что связывается геологами с колебаниями уровня моря от окончания последнего ледникового периода до наших дней. В те времена она протекала почти на сорок миль западнее и вошла в современные рамки лишь за семьсот лет до Рождества Христова. Миссисипи до сих пор непредсказуема и в любой момент может взбрыкнуть, проложив себе новую дорожку в стороне от предыдущей. Достаточно сказать, что добрая половина плодородных почв Луизианы состоит из отложений ила и глинозема, намытых за тысячи миль к северу, в предгорьях Монтаны и Миннесоты.

— Река сегодня выглядит на редкость спокойной, — заметил сидящий в штурманском кресле на возвышении мужчина, выглянув в иллюминатор рулевой рубки.

Склонившийся над пультом управления Люка Жиро, шкипер научно-исследовательского судна Инженерного корпуса армии США «Джордж Б. Ларсон», рассеянно кивнул в ответ. Он занимался ответственным делом: прокладывал курс по извилистому фарватеру нижнего течения реки, не обращая внимания на тучныестада крупного рогатого скота, мирно пасущиеся на заливных лугах Южной Луизианы — последнего форпоста бывшей Французской Акадии[253]. Капитану давно приелись идиллические картинки сельского захолустья: крытые рубероидом хижины на сваях, старые пикапчики, припаркованные, за неимением гаражей, под раскидистыми кронами деревьев, убогие баптистские церквушки с облупившейся на деревянных стенах краской, заброшенные деревенские кладбища с ушедшими глубоко в землю замшелыми плитами надгробий и бесконечные поля маиса и бобовых культур. Редкие продуктовые и хозяйственные магазинчики по обочинам узких шоссейных дорог зачастую совмещали в одном здании бензоколонку и автомастерскую и соседствовали с автомобильными кладбищами.

Генерал-майор Фрэнк Монтень взирал на раскинувшиеся вдоль затянутых легкой дымкой утреннего тумана берегов угодья с несколько большим интересом, хотя ему уже не раз случалось бывать в здешних краях. Через год генералу предстояло разменять шестой десяток, но выглядел он лет на пять моложе. В одежде он придерживался консервативных вкусов и предпочитал носить штатское, надевая форму только на официальные мероприятия. Несмотря на ранний час, на нем был элегантный светло-серый костюм-тройка и рубашка в бледно-голубую полоску. Из жилетного кармашка выглядывала толстая золотая цепочка, прикрепленная к старинным карманным часам-луковице. Из-под залихватски сдвинутой набекрень широкополой шляпы виднелись стального цвета волосы. Сросшиеся на переносице густые брови высокой двойной дугой обрамляли слегка выпученные голубовато-серые глаза. Резная ореховая трость с рукоятью в виде изготовившейся к прыжку лягушки — неизменная спутница Монтеня — лежала у него на коленях.

Генерал хорошо изучил необузданный и своенравный характер Миссисипи. Временами он ненавидел эту проклятую реку, представлявшуюся ему чем-то вроде мирно дремлющего до поры допотопного монстра. Но если он проснется или хотя бы пошевелится, жди беды! Тогда разливается на мили вокруг вышедшая из берегов вода, подмывая стремительным течением толстые пласты чернозема и увлекая прочь все подряд: дома, деревья, машины, посевы, скот и людей. Благодаря неусыпному контролю со стороны Инженерного корпуса, сильные наводнения в бассейне Миссисипи происходят гораздо реже и не имеют столь катастрофических последствий, как в былые годы. К сожалению, даже самые современные технологии не всегда позволяют обуздать разбушевавшуюся стихию. Разливы по-прежнему случаются, унося порой десятки человеческих жизней и причиняя неисчислимые убытки.

В обязанности воглавляющего Комитет по Миссисипи генерала Монтеня входили ежегодные инспекционные поездки по реке. Как правило, в них его сопровождали высокопоставленные военные и гражданские чиновники. Инспекционный тур предусматривал многочисленные остановки в каждом крупном населенном пункте на пути следования. Встречи с представителями местных властей, докладывающих председателю и членам Комитета о поведении реки за отчетный период, неизменно заканчивались обильным застольем и никакой реальной пользы не приносили.

Генеральская свита подобные мероприятия обожала — поди плохо прокатиться на халяву пару тысяч миль на судне, оборудованном не хуже круизного лайнера! — а сам Монтень недолюбливал. Он предпочитал нагрянуть внезапно на каком-нибудь неприметном катере или буксире и лично осмотреть все гидротехнические сооружения на том или ином участке, чтобы воочию, а не на бумаге, убедиться в их готовности к следующему половодью. Наметанным глазом он без труда находил малейшие недостатки в облицовке набережных и пристаней, в состоянии дамб, плотин, портовых сооружений, размещении навигационных знаков вдоль фарватера и выявлял еще тысячи мелких нарушений. Каждая из подобных мелочей сама по себе не несла сколько-нибудь ощутимой угрозы, но, взятые в совокупности, они могли в один прекрасный день привести к трагическим последствиям.

Любознательный, читатель вправе задать напрашивающийся вопрос: при чем здесь Инженерный корпус армии США, и почему столь ответственная задача борьбы с разливами возложена на плечи военных? Ответ прост: все дело в традиции. В 1812 году строившие полосу укреплений против британского экспедиционного корпуса американские саперы впервые столкнулись с необходимостью предотвращения размыва берегов Миссисипи. Когда угроза вторжения англичан миновала, накопленный опыт было решено сохранить, приумножить и применить для защиты гражданского населения от наводнений. В те времена инженеров выпускало только одно учебное заведение в стране — Военная академия в Уэст-Пойнте. Вот так и получилось, что все гидростроение на территории США изначально оказалось под эгидой армии. С тех пор утекло немало воды. В наше время на одного армейского специалиста в этой области приходится почти полторы сотни гражданских, но традиция сохранилась, и во главе данного направления по-прежнему стоит один из высших офицеров Инженерного корпуса.

Фрэнк Монтень, записанный родителями в метрике под именем Франсуа, появился на свет в небольшом сельском приходе Плакемин под Новым Орлеаном. Жила семья в плавучем доме, построенном собственными руками отцом — простым рыбаком, занимавшимся ловлей лангустов. Монополизировав со временем всю добычу этого деликатесного морского продукта в регионе и поставляя его непосредственно в лучшие рыбные рестораны города, он до глубокой старости вел аскетический образ жизни, копил деньги и сошел в могилу миллионером, как и подобает истинному потомку гугенотов, известных своей расчетливостью и умеренностью в быту.

Говорить по-французски юный Франсуа выучился намного раньше, чем по-английски; позднее сокурсники в военном училище дали ему прозвище Попурри — за то, что он частенько мешал в разговоре слова обоих языков, ставших для него родными. Успев повоевать во Вьетнаме командиром взвода саперного батальона, Монтень сумел сделать стремительную карьеру — во многом благодаря нескольким инженерным дипломам, полученным в свободное от службы время. Его последним академическим достижением стала докторская степень по гидрологии. Украсив в сорок пять лет свои погоны генеральскими звездами, Монтень одновременно получил новое назначение. Ему поручили надзор за большей частью бассейна Миссисипи — от устья до места слияния ее с Миссури. Новоиспеченный генерал оказался идеальной кандидатурой для этой должности. Сам родившийся на реке, он знал и любил ее почти так же страстно и преданно, как свою ненаглядную женушку, младшую сестру лучшего друга босоногого детства, и своих трех дочерей-погодков. В то же время, как уже упоминалось выше, в глубине души Фрэнк Монтень боялся реки и не доверял ее буйному и непредсказуемому нраву, грозящему в любой момент обернуться катастрофой невиданного масштаба. Иногда ему даже снились кошмары, в которых Миссисипи выходила из берегов и разливалась в низовьях, затопляя миллионы акров плодородных земель, а затем, вместо того чтобы вернуться в прежнее русло, прокладывала себе другую дорогу к Мексиканскому заливу, попутно смывая целые городские кварталы в Батон-Руж и Новом Орлеане.

Еще до рассвета «Джордж Б. Ларсон», названный так в честь геройски погибшего много лет назад офицера Инженерного корпуса, вошел в цепь шлюзов, сооруженных для контроля разливов реки и выравнивания уровней Миссисипи и Атчафалайи, чтобы устранить угрозу устремления первой в русло последней. Эти гидротехнические сооружения по сути представляют собой гигантские дамбы, оборудованные системами экстренного сброса воды. Они начинаются пятьюдесятью милями выше Батон-Руж в районе Старой излучины, где за сто семьдесят лет до описываемых событий Ред-Ривер сливалась с Миссисипи. В 1831 году капитан Генри Шрив построил канал, связавший горловину излучины, в результате чего Ред-Ривер изменила свое русло, а Атчафалайя, бывшая прежде лишь одним из незначительных рукавов дельты, стала намного полноводнее. От истока до Мексиканского залива ее отделяет ныне всего сто сорок две мили, в то время как Миссисипи — целых триста пятнадцать. Поэтому Отец-реку влечет к младшей дочурке с той же неудержимой силой, как пение сирен — моряков античности.

Как только ворота последнего понижающего шлюза закрылись за кормой, Монтень вышел на палубу, чтобы полюбоваться процессом. Это потрясающее зрелище, даже если наблюдаешь за ним далеко не впервые. Стены гигантского железобетонного колодца начинают вдруг неторопливо вздыматься ввысь, а само судно с той же скоростью уносится вниз, словно на невидимом лифте. Атчафалайя протекает на пятнадцать футов ниже Миссисипи, и весь переход занимает порядка десяти минут. Помахав рукой смотрителю, генерал проводил взглядом удаляющийся шлюз. Нижние западные ворота уже захлопнулись, и внутрь вновь устремились потоки воды, поднимая ее на прежний уровень. «Джордж Б. Ларсон», набирая ход, двинулся вниз по реке в сторону Морган-Сити и выхода в Мексиканский залив.

— Когда вы рассчитываете прибыть в точку рандеву с исследовательским судном НУМА? — спросил Монтень у Жиро.

— Часам к пятнадцати, — без колебаний ответил шкипер. — Плюс-минус пять минут.

— Смахивает на лесопильное сырье, — заметил генерал, кивком указывая на пыхтящий буксир, тянущий за собой караван груженных бревнами барж.

— Должно быть, в Мелвилл идут, — задумчиво проговорил Жиро. — Я слышал, там какое-то большое строительство разворачивается.

Шкипер, с его выдающимся орлиным носом и напомаженными черными усами, лихо закрученными на кончиках, здорово напоминал Портоса из знаменитого романа Дюма. Подобно своему пассажиру, он родился и вырос в здешних краях, однако, в отличие от него, никогда их не покидал. Крупный мужчина с выдающимся животом, в котором редко когда плескалось меньше полугаллона местного пива, он был остер на язык и обладал весьма своеобразным чувством юмора, о чем было хорошо известно его коллегам и портовым чиновникам на протяжении всей реки. Заметив внимательный взгляд Монтеня, направленный на новенькую моторку с набившейся в нее четверкой ржущих юнцов, только что подрезавших его собственное судно и явно намеревающихся проделать то же самое с караваном, шкипер презрительно фыркнул и проворчал:

— Вот же глупые засранцы! Если у них сейчас заглохнет движок, никакой буксир не успеет затормозить или отвернуть вовремя. Инерция барж слишком велика: их просто размажет по воде, как кусок плавленого сыра.

— В их возрасте, помнится, я тоже устраивал нечто подобное, — мечтательно произнес генерал, предварительно убедившись, что с подростками ничего не случилось — их моторка обогнула нос буксира всего в нескольких ярдах от него и понеслась дальше. — У моего отца была старая восемнадцатифутовая алюминиевая лодка с подвесным двадцатипятисильным моторчиком. Когда он отправлялся на ловлю, я тайком выводил ее из сарая и гонял до посинения. Однажды папаша застукал меня за этим занятием и выдрал так, что до сих пор в одном месте чешется. Но я, как видите, все еще жив.

— И поделом! — убежденно сказал Жиро. — Вы уж меня извините за откровенность, генерал, только я вам прямо скажу: в таком случае вы в детстве были еще тупее, чем эти придурки.

Монтень нисколько не обиделся на шкипера за нарушение субординации. Тот много лет водил вверх и вниз по реке самые разные суда и чего только не насмотрелся за минувшие годы. Посадки на мель, разливы топлива, столкновения, пожары — все это не раз случалось на его памяти и научило соблюдать предельную осторожность и не ослаблять внимания даже на самых спокойных и безопасных участках. Подобно многим лоцманам и капитанам, на горьком опыте познавшим эту прописную истину, Жиро твердо усвоил, что Миссисипи ошибок и безалаберности не прощает.

— Как вы думаете, Люка, — снова заговорил после паузы генерал, — может так произойти, что в один прекрасный день Миссисипи прорвет все заслоны и хлынет в русло Атчафалайи?

— Любому дураку понятно, — ответил шкипер, — что для этого достаточно всего одного крупного разлива. Такое может случиться через год, через десять или даже двадцать лет, но в конце концов обязательно произойдет. Тогда река уйдет из Нового Орлеана, а половина его жителей останется без работы.

— Инженерный корпус прилагает все усилия, чтобы предотвратить подобный поворот событий, — с ноткой обиды в голосе возразил Монтень и добавил: — И не без успеха, как мне кажется.

— Человек не может слишком долго насиловать природу, — философски пожал плечами Жиро. — Рано или поздно она начинает мстить. Надеюсь когда-нибудь увидеть это своими глазами.

— Почему? — удивился генерал. — Неужели вам будет приятно наблюдать за катастрофой такого непостижимого масштаба? Снесенные наводнением города, затопленные посевы, тысячи погибших и пропавших без вести. Бр-р-р...

— Не в том дело, — уклончиво ответил шкипер, и взор его затуманился. — Уже сегодня через шлюзы и этот канал проходит весь сброс Ред-Ривер и Атчафалайи. Сами подумайте, какая колоссальная река образуется, когда к ним присоединится еще и Миссисипи! Это будет такое зрелище, какого не видывали со времен Всемирного потопа!

— Да уж, зрелище будет не для слабонервных, — задумчиво протянул Монтень. — Только я вам честно скажу: не хотел бы я дожить до него!

23

Проходя мимо Морган-Сити около трех часов пополудни, Люка Жиро снизил скорость до четверти максимальной. Миновав затем пересечение с Прибрежным каналом и портовые сооружения Сангари, «Джордж Б. Ларсон» вышел в низовья Атчафалайи и остановился в бухте Нежной примерно в шести милях от Мексиканского залива рядом с видавшим виды судном под названием «Голотурия», окрашенным в характерные бирюзовые цвета НУМА. Шкипер на глаз определил возраст старушки лет в двадцать пять — более чем критический для научной рабочей лошадки.

Свежий юго-западный ветерок около пятнадцати миль в час навел довольно приличную рябь в обычно спокойных, как зеркало, водах бухты. Приказав вахтенному выбросить кранцы, Жиро уверенной рукой подвел свое судно к борту «Голотурии». Последовал легкий толчок, и они на короткий промежуток времени сошлись вплотную — более чем достаточно, чтобы единственный пассажир «Джорджа Б. Ларсона» успел перебраться на судно НУМА.

Стоя у иллюминатора, Руди Ганн снял очки и критически прищурился, осматривая линзы. Не обнаружив на них ни единого пятнышка, он снова нацепил очки и принялся изучать трехмерное голографическое изображение построенного Шэнь Цинем порта. Основой голограммы послужили более сорока аэрофотоснимков, сделанных с малой высоты принадлежащим НУМА вертолетом, а проектировалась она на горизонтальную поверхность с помощью установленного под потолком лазера.

Возведенный на насыпном грунте и раскинувшийся по обоим болотистым берегам в низовьях Атчафалайи, Сангари справедливо оценивался специалистами как самый экономичный и технически оснащенный портовый терминал в мире. Занимая площадь более двух тысяч акров и протянувшись почти на милю, он мог принимать большегрузные суда любого тоннажа. Целая флотилия землечерпалок потрудилась над расчисткой дна акватории и увеличением ее глубины до стандартных тридцати двух футов. Складские помещения общей площадью более миллиона квадратных футов, два зерновых элеватора с автоматизированной системой разгрузки и нефтехранилища объемом в шестьсот тысяч баррелей соседствовали с тремя грузовыми причалами, способными одновременно обслужить два десятка больших контейнеровозов, и сухими доками, оборудованными для профилактического осмотра и ремонта судов всех классов, исключая только нефтеналивные супертанкеры грузоподъемностью более ста тысяч тонн.

Основным элементом, отличающим Сангари от других портов, является его архитектура. Вы не найдете на его территории привычных уныло-серых железобетонных коробок. Все сооружения выполнены в форме пирамид, покрытых золотистыми листами гальванизированного металла. На восходе и закате солнечные лучи, отражаясь под разными углами, производят особенно сильное впечатление на пилотов и пассажиров пролетающего мимо авиатранспорта. А в самый ясный и солнечный день яркий блеск пирамидальных корпусов можно разглядеть даже с судов, проходящих по Мексиканскому заливу в полусотне миль от берега.

Легкий стук в дверь оторвал Руди от его занятия. Обогнув длинный стол, за которым обычно проходили научные конференции и зачитывались доклады входящих в экипаж «Голотурии» исследователей, он распахнул дверь и приветствовал стоящего на пороге Фрэнка Монтеня:

— Добрый день, генерал. Спасибо, что так быстро откликнулись на мое приглашение. Я Руди Ганн.

— Рад знакомству, коммандер Ганн, — с истинно французским шармом поклонился Монтень. — Я тоже с нетерпением ожидал встречи с вами. Во время беседы с большими шишками из Белого дома и Службы иммиграции и натурализации я был просто счастлив узнать, что у меня есть единомышленники, разделяющие мою уверенность в прямой и непосредственной угрозе со стороны Шэнь Циня.

— В нашем клубе уже немало народу, — усмехнулся Руди. — Считайте себя принятым. Присаживайтесь, прошу вас.

Они вместе прошли к экрану с голографическим изображением Сангари. Монтень опустился в предложенное кресло и склонился над столом, опираясь на трость и внимательно вглядываясь в картинку.

— Я вижу, в НУМА уже вовсю используют голографическую технику для всесторонней оценки объекта, — заметил он, не отрывая глаз от экрана.

— Я слышал, что в Инженерном корпусе начали применять ее даже раньше нас, — комплиментом на комплимент ответил Ганн.

— Исключительно удобная и наглядная штука, — откликнулся генерал. — Особенно в тех случаях, когда требуется выбить дополнительные ассигнования в Конгрессе. Только в нашей методике мы добавляем еще и компьютерную мультипликацию. Незаменимая вещь для демонстрации политикам предполагаемых ужасов грядущего наводнения.

— Что вы думаете о Сангари, сэр? — перешел к делу Ганн.

Монтень ответил не сразу, продолжая рассматривать голограмму.

— Знаете, коммандер, — заговорил он наконец, — у меня такое впечатление, будто в центре пустыни Гоби высадились пришельцы из космоса и построили там город, предназначенный только для них одних. Ничего более бесполезного и претенциозного я еще не встречал. У нас, французов, есть старая пословица: «Хоть с иголочки одет, да нигде привета нет».

— Иначе говоря, смысла в строительстве Сангари вы не находите? — уточнил Ганн.

— Абсолютно никакого. От порта в здешних болотах толку не больше, чем от пятого колеса в телеге.

— А вам не кажется странным, сэр, что Шэню удалось без особых усилий собрать все необходимые визы и разрешения для осуществления столь грандиозного проекта, не сулящего в обозримом будущем ничего, кроме колоссальных убытков?

— Он представил в законодательное собрание штата Луизиана достаточно внятный перспективный план развития региона. Конгрессмены, естественно, уцепились за него всеми конечностями: что может быть для политика приятнее проекта, обеспечивающего повышение уровня занятости, поступление в казну солидных отчислений в виде налогов и не требующего при этом ни цента государственных вложений? Дареному коню в зубы не смотрят — эта истина стара как мир. Вот они и проголосовали «за», тем более что Инженерный корпус тоже не возражал. Проведенная нашими специалистами экспертиза показала, что предстоящее строительство ни в коей мере не скажется на современном состоянии русла Атчафалайи. Что и требовалось доказать! Экологи, как всегда, немного побуянили — в связи с неизбежным осушением части заболоченных земель, — да и кое-кто из моих подчиненных возражал, указывая на возможные микроизменения в самой дельте реки, но их, как водится, никто не услышал, хотя все до единого прекрасно понимали, что проект был обречен на провал еще до того, как появился на свет в виде чертежей и компьютерных распечаток.

— Понимали, но все-таки одобрили, — усмехнулся Ганн.

— А куда им было деваться? — пожал плечами Монтень. — Шэня и в Вашингтоне поддержали: сам президент Уоллес вмешался. Думаю, что поступил он так по чисто политическим соображениям, не желая портить отношения с китайцами накануне подписания новых торговых соглашений с КНР. А когда их представители включили в проект договора строительство Сангари в качестве непременного условия его подписания, Конгресс тоже сломался. Ходили слухи, будто в те дни лоббисты принадлежащей Шэню компании «Шэнь Цинь маритайм лтд» раздали взяток на умопомрачительные суммы. Очень похоже на правду, хотя лично мне ничего не предлагали.

Ганн отвернулся к иллюминатору и в задумчивости уставился на настоящий терминал, сияющий позолотой пирамидальных крыш в каких-нибудь двух милях от места стоянки «Голотурии». На всей территории порта он заметил лишь два судна, сиротливо чернеющих у самого дальнего причала.

— Позвольте внести ясность, генерал, — заговорил он, снова поворачиваясь к собеседнику. — Шэнь Цинь не тот человек, кто поставит на темную лошадку, не имея точной информации. Я и мои друзья считаем, что он убежден в будущем выигрыше, иначе никогда не стал бы вкладывать свыше миллиарда долларов в заведомо безнадежное предприятие.

— Хотел бы я знать, что за этим кроется? — проворчал Монтень. — Может, вы меня просветите, коммандер?

— Сангари имеет доступ к Южно-Тихоокеанской железной дороге и федеральной автостраде, — вкрадчиво заметил Ганн. — Вам это ни о чем не говорит?

— Не совсем так, — возразил генерал. — В перспективе — может быть, но в настоящий момент такой доступ — полная фикция. Шэнь наотрез отказался строить подъездные пути к обеим трассам, мотивируя свое нежелание тем, что и так уже немало сделал для развития экономики штата. Он настаивает, чтобы этим занялись местные или федеральные власти. Однако в связи с предстоящими выборами и общим сокращением бюджетных ассигнований конгрессмены и чиновники Луизианы колеблются, боясь принять непопулярное решение.

Сообщение Монтеня по-настоящему удивило Руди.

— Вы хотите сказать, сэр, что Сангари по сей день практически отрезан от цивилизации? — запинаясь, произнес он, не веря собственным ушам. — Но это же полное безумие!

— Тем не менее! — фыркнул генерал. — Да вы сами взгляните: на голограмме все как на ладони. Где вы здесь видите шоссе или железнодорожные рельсы? Единственное реальное средство — пролегающий в нескольких милях к северу от порта Прибрежный канал. Но он слишком узок и годится разве что для прогулочных катеров и мелких самоходных барж.

Ганн внимательно изучил картинку и убедился, что иного пути сообщения с внешним миром действительно не существует. На десятки миль вокруг Сангари простирались сплошные болота.

— Это безумие! — повторил он. — Не могу представить, как ему удалось завершить столь грандиозное строительство без доставки необходимых материалов сухопутным путем?

— Мне точно известно, что никаких материалов и оборудования Шэнь в США не заказывал, — сказал Монтень. — Буквально все было доставлено морем судами принадлежащей ему же компании. Цемент, металл, древесина, краны, электроника, а также инженеры, техники, мастера и простые рабочие — все привезено прямиком из Китая. В сооружении порта не участвовало ни одного американца, европейца или японца. Здесь они брали только грунт для засыпки болот, самостоятельно добывая его в карьере, вырытом милях в шестидесяти выше по течению Атчафалайи.

— Неужели они не могли найти местечко поближе?! — поразился Руди.

— Вы не один такой, — усмехнулся генерал. — Многие до сих пор удивляются, зачем Шэню понадобилось вывозить баржами миллионы кубических ярдов грунта, в результате чего в болотистой дельте Атчафалайи появился канал, ведущий в никуда.

— Сплошные загадки, черт бы их побрал! — не сдержался Ганн. — Но это все мелочи. Главное в том, что мы до сих пор не выяснили, каким образом Шэнь собирается заставить Сангари приносить доход?

— Понятия не имею, — пожал плечами Монтень. — Даже если он сдастся и сам построит подъездные пути к портовым причалам, все равно в Сангари никто, кроме самих китайцев, не пожалует. Уже имеющиеся в низовьях Миссисипи терминалы намного удобнее и связаны к тому же со всей транспортной инфраструктурой, включая крупные железнодорожные узлы и аэропорты. Ни один судовладелец, находясь в здравом уме, никогда не променяет на Сангари порты в Батон-Руж и Новом Орлеане.

— А если Шэнь станет доставлять прибывающие грузы караванами барж вверх по течению Атчафалайи и Ред-Ривер? — предположил Руди.

— Все равно невыгодно, — ответил генерал. — Дело в том, что Атчафалайя относится к разряду ограниченно судоходных рек. Она не столь полноводна, как Миссисипи, поэтому в жаркий сезон сильно пересыхает и навигация по ней закрывается. Да и вообще она мелковата — тяжелые баржи по ней просто не пройдут. А Миссисипи открыта для судоходства круглый год. Один буксир с машиной мощностью порядка десяти тысяч лошадиных сил свободно может тащить за собой до полусотни грузовых судов крупного тоннажа. Никогда не видели? Такой караван растягивается почти на треть мили! Между прочим, перевозка речным путем обходится примерно в десять раз дешевле, чем по железной дороге. Об этом еще Марк Твен писал в своей книге «Жизнь на Миссисипи». Но существует и другое препятствие. Атчафалайя крайне непредсказуема и очень коварна. За маской внешнего спокойствия и доброжелательности зачастую кроется злобный оскал кровожадного зверя. Она подстерегает добычу, как голодный аллигатор, затаившийся в тине и высунувший наружу только ноздри и глаза. Нет, коммандер, использовать Атчафалайю или Прибрежный канал в качестве постоянной транспортной артерии Шэню при всем желании не удастся, если только он не вложит еще миллиарды в их расширение, расчистку и углубление фарватера.

— В Белом доме и Службе иммиграции и натурализации подозревают, что он затеял строительство Сангари с целью заполучить надежную и укрытую от посторонних глаз базу для доставки нелегальных иммигрантов, оружия и наркотиков из Китая. Что вы об этом думаете, генерал? — поинтересовался Руди.

— Не вижу логики. Какой смысл тратить деньги на порт, способный принимать ежедневно миллионы тонн грузов, только для того, чтобы доставлять туда сравнительно небольшие партии беженцев? Оружие и наркотики — товар, конечно, прибыльный, но чрезвычайно опасный. Один прокол — и Сангари просто закроют, а владельца посадят.

— Но перевозка нелегалов тоже очень выгодна, — не сдавался Ганн. — Тысяча иммигрантов заплатит за доставку в Штаты по тридцать тысяч зелененьких с носа. Это немалые деньги.

— Хорошо, — не стал спорить Монтень. — Допустим, вы правы и приведенные вами цифры верны. Допустим также, что главное назначение Сангари — служить перевалочной базой для желающих покинуть историческую родину и обрести новую. Учитывая его возможности, я готов согласиться и с тем, что Шэню по силам перевозить ежегодно от пятисот тысяч до миллиона нелегальных иммигрантов. А теперь ответьте мне на один вопрос: куда он денет такое количество своих соотечественников, большая часть которых не знает ни слова по-английски? Уже сейчас сотрудники Службы иммиграции и натурализации и таможенники чуть ли не под микроскопом обследуют каждый закоулок в трюмах и служебных помещениях прибывающих в Сангари судов. Каждая уходящая отсюда баржа досматривается и проверяется по нескольку раз. Куда он их денет, я вас спрашиваю? Не в болоте же их топить!

— Не исключено, — серьезно кивнул Руди. — Прецеденты такого рода уже имели место. Но я о другом. Совершенно с вами согласен, генерал, что для приема и окончательной доставки на место большой массы нелегалов необходимо иметь соответствующие каналы. Руководство Службы иммиграции и натурализации и лично президент Уоллес обратились к нам — я имею в виду НУМА — с просьбой помочь в их выявлении. Пока что основная и единственная рабочая версия состоит в том, что поступающих в Сангари иммигрантов намереваются перевозить в другие регионы страны на подводных лодках.

Монтень скептически покачал головой.

— На подводных лодках? Возможно, конечно, но верится с трудом.

— Субмарины необходимой вместимости и грузоподъемности существуют, — возразил Ганн, — поэтому мы не имеем права отбрасывать и такой вариант.

— Простите за грубость, коммандер, да только у самого Сатаны нет ни единого шанса добраться отсюда до верховий Атчафалайи на подлодке! — раздраженно буркнул генерал. — От здешних блуждающих мелей, изгибов и ложных проток на глазах седеют и сходят с ума бывалые лоцманы. И это на поверхности, при свете дня! Готов поставить будущую пенсию против пластинки жвачки, что не родился еще подводник, способный провести свою субмарину против течения вверх по Атчафалайе хотя бы до ближайшего крупного населенного пункта.

— А вы не допускаете, генерал, что инженеры Шэня могли проложить под прикрытием строительных работ на поверхности вполне доступный и проходимый для субмарины подводный канал или даже целую сеть каналов?

Монтень отрицательно покачал головой.

— Не могу представить, как подобный объем работ мог ускользнуть от внимания целой армии инспекторов Корпуса, наблюдавших за строительством Сангари с момента закладки и вплоть до его завершения. Они изучили каждый квадратный дюйм портовых сооружений и скрупулезно проверили все чертежи. Нанятые Шэнем подрядчики проявляли исключительную любезность и оказывали им всемерное содействие. Любое критическое замечание воспринималось строителями как глас Божий, а требование заменить или переделать что-либо незамедлительно исполнялось. Я сам неоднократно посещал Сангари и вот что вам скажу: если Шэнь все же умудрился обмануть моих парней, которых я считаю лучшими специалистами во всей Америке от Аляски до Флориды, и прорыть подводный туннель у них под носом, я первым подам за него свой голос, вздумай он выставить свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов!

— Не желаете чашку чаю со льдом, сэр? — предложил Руди, доставая из холодильника запотевший стеклянный кувшин.

— Я бы предпочел стаканчик бурбона, — отказался генерал. — У вас там, случайно, бутылочки не завалялось?

Ганн ухмыльнулся.

— Вообще-то наш шеф, адмирал Сэндекер, ввел категорический запрет на употребление спиртного на всех судах НУМА, но в честь прибытия столь высокого гостя, полагаю, можно слегка отступить от правил. Виски «Джек Дэниеле» с черной этикеткой вас устроит?

Монтень сразу оживился, глазки его заблестели.

— Вы воистину святой человек, коммандер! — с чувством воскликнул он, потирая ладони в предвкушении скорой выпивки. — Вы утешаете страждущих и утоляете жаждущих!

Ганн извлек заветную бутылочку, пронесенную на борт контрабандой, и щедрой рукой плеснул густую, маслянистую жидкость в подставленный высокий бокал.

— Льда подбросить? — осведомился он, наливая себе охлажденный чай; Руди отдавал предпочтение этому напитку перед всеми остальными, будучи абсолютно равнодушен к спиртному.

— Никогда! — энергично замотал головой генерал. Он поднял бокал, откровенно любуясь игрой света в темном янтаре его содержимого, с удовольствием вдохнул неповторимый аромат, сделал небольшой глоток и блаженно зажмурился, как налакавшийся валерьянки кот. — На совещании в Вашингтоне меня проинформировали, что вы готовитесь провести подводное обследование акватории порта, — сообщил он после паузы. — Готов оказать любое необходимое содействие.

— Мы собираемся сначала направить туда «Бентос три» — автономное подводное исследовательское судно, — пояснил Ганн. — Это автоматическая субмарина с дистанционным управлением, снабженная видеокамерой для подводных съемок. Запуск на рассвете. Если она обнаружит что-нибудь подозрительное, пошлем аквалангистов.

— Вода мутная, слишком много ила, — заметил Монтень, снова поднося к губам бокал. — Боюсь, вы мало что сумеете разглядеть.

— Камера цифровая, высокого разрешения, — возразил Руди. — В пределах двадцати футов дает отличные результаты даже в условиях повышенной заиленности. Меня больше заботит, как бы не нарваться на подводный патруль боевых пловцов из числа охранников Шэня.

— Если меры безопасности по охране подводных подступов к Сангари столь же строги, как на поверхности, можете выбросить эту угрозу из головы, коммандер, — рассмеялся генерал. — Здесь секьюрити так мало, что их практически не замечаешь. Да и что им тут стеречь, если администрация порта ничего не скрывает? Единственная преграда — десяти футовый забор из проволочной сетки, через который без труда перелезет даже ребенок. Ворота постоянно открыты, поста на них не держат. На вертолетную площадку спокойно может сесть любой желающий. Сюда свободно заходят различные местные суда, в том числе рыболовецкие сейнеры и траулеры. Служащие всех принимают без расспросов и из кожи вон лезут, чтобы угодить клиентам. Экскурсии тоже случаются — так охрана и туристов не прогоняет.

— Настораживает меня почему-то такая открытость, — покачал головой Руди.

— Да, с образом Шэня как-то не вяжется, — согласно кивнул Монтень.

— По закону, — продолжал Ганн, — на территории порта должны находиться офисы таможенной и иммиграционной служб.

— Есть и такие, — усмехнулся генерал, — только я не завидую тем парням, которые в них сидят. Удивляюсь, как они там до сих пор от скуки не передохли.

— Проклятье! — снова сорвался Руди. — Хоть бы одну маленькую зацепочку раскопать, хоть за кончик ниточки ухватиться. Я душу дьяволу готов заложить, что Шэнь построил Сангари с преступными намерениями!

— Будь я на его месте, — заметил Монтень, — ни за что не стал бы придерживаться столь вызывающего архитектурного стиля. Все эти дурацкие золоченые пирамиды мозолят глаза, как реклама казино в Лас-Вегасе.

— Да, пожалуй, — согласился Ганн. — А больше вам ничего не кажется странным или не совсем соответствующим предполагаемому назначению порта?

Генерал надолго задумался, а потом вдруг просиял:

— Вспомнил, коммандер! Есть тут одна деталь, которая в свое время вызвала изрядное недоумение у моих инспекторов.

— Какая деталь? — сразу навострил уши Руди.

— Вы не гидростроитель, поэтому не обратили внимания, хотя любой эксперт сразу ее заметит, — снисходительно улыбнулся Монтень. — Дело в том, что все причальные сооружения Сангари возвышаются над водой футов на тридцать выше общепринятых стандартов. Как правило, трап с палубы большого судна или корабля опускают на пирс. Здесь же все наоборот: трап приходится опускать с пирса на палубу.

— Возможно, такая особенность всего лишь служит страховкой против гигантских приливных волн типа цунами или катастрофических паводков, случающихся раз в столетие?

— Само собой, — кивнул генерал, — но в данном случае они явно переусердствовали. Подъем воды до такого уровня во время разливов Миссисипи действительно был зафиксирован несколько раз за последние двести пятьдесят лет, но Атчафалайя не Миссисипи, на ней никогда ничего подобного не случалось.

— Шэнь Цинь не из тех, кто доверяется стихиям, — заметил Ганн.

— Но и денег на ветер, насколько мне известно, выкидывать понапрасну не будет, — парировал Монтень. — Хотя факты, следует признать, говорят об обратном. Посмотрите туда, — махнул он рукой в сторону Сангари. — Два судна на весь порт, рассчитанный на прием сотни! Разве уважающий себя предприниматель станет вести дела подобным образом?

— Не станет, — уныло согласился Руди.

Генерал допил виски, смачно крякнул и поднялся на ноги.

— Мне пора возвращаться, коммандер. Скоро совсем стемнеет. Думаю, дотянуть до Морган-Сити мы еще успеем, а с утречка пораньше отправимся в Новый Орлеан.

— Большое спасибо за консультацию, сэр, — сказал Ганн, тепло пожимая протянутую на прощанье руку. — Счастливого пути. Заглядывайте как-нибудь еще, буду рад снова видеть вас на борту.

— Ловлю на слове, — рассмеялся Монтень. — Никогда не забываю, где можно пропустить на дармовщинку стаканчик-другой отличного виски, так что можете не сомневаться, мы еще не раз с вами встретимся. Желаю удачи в расследовании. Если потребуется помощь Инженерного корпуса, звоните прямо мне на мобильный. Так быстрее и проще.

— Еще раз спасибо, сэр, обязательно позвоню.

«Джордж Б. Ларсон» с вернувшимся на борт генералом давно растаял в сгущающихся сумерках, а Руди Ганн по-прежнему стоял у стола, уставившись на голографическое изображение Сангари с таким сосредоточенным вниманием, словно надеялся отыскать где-нибудь в глубине картинки ответы на не дающие ему покоя вопросы.

* * *

— Если тебя беспокоит слишком докучливое внимание со стороны службы безопасности порта, мы можем перебраться ближе к середине, — предложил Фрэнк Стюарт, капитан «Голотурии». — Постройки и земля под ними могут принадлежать Шэню, но речной фарватер от побережья до Морган-Сити по морским законам свободен для прохождения и стоянки любых гражданских судов.

Стюарт был моряком старой закваски и до сих пор предпочитал замерять высоту солнца над горизонтом с помощью секстанта, а широту и долготу определять по таблицам, хотя мог спокойно узнавать местонахождение своего судна с точностью до нескольких ярдов, нажав пару клавиш на компьютере, связанном с системой геофизического позиционирования. Высокий, подтянутый, с глубоко посаженными васильковыми глазами и коротко подстриженной седеющей шевелюрой, он всю жизнь посвятил морю и на старости лет так и остался холостяком.

Руди Ганн стоял рядом со шкипером, с интересом разглядывая сквозь иллюминаторы рулевой рубки кажущийся вымершим Сангари.

— Не говори глупостей, старина, — рассмеялся он, похлопав Стюарта по плечу. — Если мы бросим якорь посреди реки, то привлечем к себе еще больше внимания, чем бородавка, внезапно появившаяся на носу кинозвезды в момент церемонии вручения «Оскара». Генерал Монтень рассказывал, что местные служащие дружелюбны и с готовностью принимают гостей. Так что не стоит нам ломиться в открытую дверь. Мы поступим как вполне добропорядочные граждане: свяжемся с администрацией, уведомим, что у нас забарахлил движок, и попросим выделить на пару деньков свободное местечко в доке для мелкого ремонта. По-моему, идеальное прикрытие, как ты считаешь?

Капитан молча кивнул и, не теряя времени, позвонил диспетчеру порта по своему мобильному, давно вытеснившему прежние средства связи, куда более громоздкие и менее удобные для пользователя.

— Исследовательское судно НУМА «Голотурия» вызывает Сангари, — сухо произнес он в трубку. — Капитан Фрэнк Стюарт на связи. Нуждаемся в текущем ремонте. Неполадки с рулевым управлением. Найдется у вас место в доке?

Диспетчер, представившийся как мистер Генри Пэнь, отнесся к нежданным клиентам с чисто восточной любезностью и откровенно поведал, что свободных мест у них больше, чем мух в открытой банке с вареньем.

— Я сейчас отправлю лоцмана, капитан, — пообещал он, — который отведет вас в семнадцатый док. Если нужны механики, только скажите — пришлем хоть целую бригаду.

— Спасибо за предложение, мистер Пэнь, — поблагодарил Стюарт, — но мы постараемся обойтись своими силами.

— А вы вообще чем занимаетесь, парни? Каких-нибудь редких рыбок ловите? — полюбопытствовал диспетчер, похоже отчаянно соскучившийся по живому человеческому общению.

— Нет, изучаем течения Мексиканского залива, — ответил шкипер. — Вчера наткнулись на банку, не отмеченную в лоции, и повредили рулевое перо. Оно действует, но временами заклинивает.

— Надеюсь, вы быстро исправите поломку, капитан. Но если что-то понадобится или возникнут проблемы, сразу звоните мне. Буду счастлив оказать любую помощь.

— Непременно. Еще раз спасибо, мистер Пэнь. Жду лоцмана. Конец связи.

— Генерал оказался прав, — с облегчением выдохнул Руди. — С безопасностью у них полный ажур!

* * *

После короткого ночного ливня палуба «Голотурии» влажно поблескивала в лучах восходящего солнца. Капитан Стюарт отрядил пару матросов в подвешенную за кормой люльку, приказав им делать вид, будто они возятся с поврежденным рулем. Впрочем, всем на борту, включая самого шкипера, принятые меры предосторожности очень скоро начали казаться совершенно ненужными и лишней тратой времени. Причалы, доки и башенные краны выглядели атрибутами давно забытой за ненадобностью театральной декорации, не оживляемой даже присутствием статистов. Оба китайских транспорта, замеченные Руди Ганном накануне, еще ночью снялись с якоря и покинули порт. После их ухода весь Сангари остался в безраздельном распоряжении «Голотурии» и ее экипажа.

Внутри центральной секции исследовательского судна размешалось не совсем обычное сооружение, прозванное некоторыми остряками «приемной Нептуна». Официально же оно называлось шлюзовой камерой открытого типа. «Приемная» представляла собой прямоугольный колодец размером три на восемь ярдов, герметично закрывающийся сверху и снизу раздвижными створками наподобие лифтовых. По сигналу с пульта управления створки раздвигались, и с нижнего конца колодца, совмещенного с днищем, начинала подниматься забортная вода. Когда давление водяного столба уравнивалось с давлением воздуха в верхней части камеры, подъем прекращался. В результате прямо в трюме возникал небольшой бассейн, посредством которого даже при сильном волнении можно было беспрепятственно выпустить в море аквалангистов, водолазов или мини-подлодку.

Убаюканная кладбищенской тишиной и безлюдностью Сангари, команда плотно позавтракала, после чего все свободные от вахты члены экипажа собрались в шлюзовой камере и столпились вокруг бассейна, чтобы присутствовать при спуске «Бентоса», уже зависшего на тросах в нескольких футах от поверхности воды. Это автономное устройство намного превосходило размерами уже знакомого читателю подводного робота, сыгравший решающую роль в событиях на озере Орион, однако почти не отличалось от него внешне. Развивающий под водой скорость до пяти узлов «Бентос» был оснащен цифровой видеокамерой с оптикой высокого разрешения, работающей как в обычном, так и инфракрасном режиме. Вчисле прочих приборов следует также отметить цифровую фотокамеру и точнейший эхалот, автоматически предотвращающий столкновение с грунтом и другими объектами и позволяющий выявлять даже самые мелкие трещины в прибрежных скалах или, скажем, размер отверстий в решетке, запирающей подводный туннель. Аквалангист в гидрокостюме, натянутом исключительно для защиты от медуз, лениво плескался в бассейне в ожидании начала операции.

Фрэнк Стюарт заглянул из шлюзовой в операторскую, где сидел за пультом Руди Ганн, перед которым светились два экрана: компьютерного монитора и обзорный — напрямую соединенный с видеокамерой «Бентоса».

— Мы готовы, Руди, — сообщил шкипер.

— Приступайте! — махнул рукой начальник экспедиции.

Натянутые тросы ослабли и провисли, когда сигарообразное тело мини-субмарины погрузилось в мутную речную воду. Нырнувший следом аквалангист разъединил захваты, уцепился за торчащую из стенки колодца металлическую скобу и быстро вскарабкался наверх. Стюарт вернулся в операторскую и сел рядом с Ганном в соседнее кресло. На экране пока ничего интересного не происходило: «Бентос» не успел еще выйти из шлюза, его оптика фиксировала только стальные стенки колодца.

— Тебе не кажется, что все это здорово смахивает на Шекспира?

— "Много шума из ничего", — кивнул Руди. — Согласен, старина, но приказ о подводной разведке в акватории Сангари поступил из Белого дома. Сам понимаешь, адмирал не мог отказаться.

— Неужели там сидят идиоты, всерьез предполагающие, что Шэнь задумал выгружать живых людей со своих транспортов через подводный туннель?

— Дураков на свете много, — рассмеялся Ганн. — Должно быть, какой-то шишке в администрации эта идея показалась привлекательной. Потому мы здесь и торчим.

— Кофе будешь? — спросил Стюарт, вызывая камбуз по интеркому.

— Не откажусь.

Помощник кока принес поднос с двумя кофейными чашками и полным кофейником. Прошло три часа. Кофейник давно опустел, по застывшей на дне чашек гуще ползали мухи, все любопытствующие разбрелись по своим делам, а Ганн и Стюарт продолжали топтаться на месте. Фигурально выражаясь, разумеется, потому что «Бентос» послушно сновал по акватории от причала к причалу, исправно передавая на монитор полученное изображение. Картинка, к сожалению, оставалась неизменной: частокол стальных свай, глубоко вбитых в илистое дно и служащих, в свою очередь, опорами для железобетонных платформ пирсов и доков. И ни малейшего намека на туннель или хотя бы отверстие, достаточно широкое, чтобы сквозь него мог протиснуться человек. Ближе к полудню Ганн оторвался от экрана и повернулся к напарнику.

— Полдела сделано. Западную сторону мы обследовали полностью. — Руди снял очки и принялся с ожесточением тереть тыльной стороной ладони покрасневшие, слезящиеся глаза. — Никогда не думал, что пялиться несколько часов подряд на металлический забор так утомительно, — пожаловался он.

— Ты ничего не заметил? — на всякий случай уточнил педантичный шкипер.

— Даже крысиной норки! — с чувством ответил Ганн.

— Я тоже. Есть предложение: давай перекусим, пару часиков отдохнем, потом перегоним «Бентос» через реку к восточной стенке и пройдемся вдоль нее. Если повезет, к ужину как раз закончим.

— Нет, расслабляться не будем, старина, — решительно отказался Руди. — Начнем прямо сейчас. Будет спокойнее на душе, если к вечеру мы уже уберемся отсюда.

— Съешь хотя бы сэндвич, — посоветовал Стюарт. — Ты ужасно выглядишь.

— Ничего, потерплю. Поехали.

Он набрал на клавиатуре пульта команду, заставившую мини-субмарину изменить направление и взять курс на противоположный берег, после чего откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Через десять минут «Бентос» подал сигнал, что цель достигнута. Ганн вновь развернул аппарат под прямым углом, и поиск возобновился. Еще десять минут спустя зазвонил его мобильный телефон.

— Возьми трубку, Фрэнк, — бросил он капитану.

Стюарт взял телефон и поднес к уху.

— Это Дирк Питт, — сообщил он, протягивая трубку Ганну.

— Питт?! — удивился тот, хватая мобильник. — Дирк, это ты, бродяга?

— Привет, Руди, — раздался знакомый голос. — Я звоню из самолета. Если не ошибаюсь, сейчас он как раз пролетает над Невадой.

— Как ваши успехи с «Юнайтед Стейтс»?

— Один наш новый знакомый пытался меня утешить, что отсутствие результата — тоже результат, — проворчал Питт. — Я ему не поверил, но разубеждать не стал. Больных и раненых врачи огорчать не рекомендуют. Во избежание.

— Вы что, опять в переделку попали, хулиганы?! — встревожился Ганн. — Вы целы?

— Да так, потрепало маленько, — признался Питт. — Но это все ерунда, царапины. Плохо, что мы ничего не нашли. На днище и бортах лайнера нет ни люков, ни следов недавних сварочных работ. Только сплошной слой краски. А у вас как дела?

— Если в ближайшие четыре часа ничего не откопаем, придется утешаться тем же, что посоветовал твой знакомый.

— Кто у тебя под водой? Я их знаю?

— Никого. Мы отправили «Бентос».

— Тогда следи за ним в оба. У Шэня в подводной охране служат такие ушлые ребятишки, что из-под носа кита уведут, а ты и не заметишь.

Ганн помедлил с ответом, не совсем понимая, что имеет в виду Дирк, и уже открыл рот, собираясь уточнить, но в этот момент Питт заговорил снова:

— Извини, Руди, тут нас пилоты на ланч пригласили, так что я побежал. Звякну тебе еще раз из Вашингтона. Ал передает привет тебе и Фрэнку. Пока.

— Как там Дирк с Алом? — осведомился Стюарт, когда Ганн положил на стол умолкшую трубку. — Золотые парни! Лет пять с ними не виделся. Тогда они, помнится, разыскивали затонувший где-то в районе Тьерра-дель-Фуэго круизный лайнер «Леди Фламборо».

— Привет тебе передают, старина, — улыбнулся Ганн и добавил: — Знаешь, Дирк мне сейчас сказал одну вещь, только я никак не соображу, шутка это или предупреждение.

— Предупреждение? — встрепенулся шкипер. — А что именно он сказал?

— Что в службе безопасности Шэня есть подразделение подводной охраны и что они могут попытаться украсть наш «Бентос», — нехотя повторил Руди слова друга, чувствуя себя при этом полным идиотом.

— Подводные охранники? — саркастически хмыкнул Стюарт. — Хотел бы я на них взглянуть!

Ганн не ответил. Глаза его внезапно расширились, и он вскочил на ноги, возбужденно тыча пальцем в экран.

— Боже! Смотри! Смотри!

Капитан бросил взгляд на монитор и окаменел.

Чье-то лицо, частично закрытое маской, заполнило почти весь экран. В следующее мгновение аквалангист сорвал маску, открыв взорам пораженных наблюдателей издевательски ухмыляющуюся физиономию типичного азиата, и помахал рукой перед камерой. Затем изображение пропало, и по экрану пошли сплошные серые полосы. Ганн лихорадочно забегал пальцами по клавиатуре, раз за разом подавая «Бентосу» команду на срочное возвращение, но так и не дождался подтверждающего сигнала.

Автономное подводное исследовательское судно, обошедшееся американским налогоплательщикам в полтора миллиона долларов, сгинуло без следа.

24

Смутное ощущение опасности и какого-то несоответствия возникло у Питта в то самое мгновение, когда водитель служебного джипа НУМА остановил машину. Словно невидимый сигнал тревоги вспыхнул где-то на задворках мозга, заставив волосы на шее зашевелиться и встать дыбом. Странно, но за всю дорогу от базы Эндрюс, где приземлился транспортник, до своего дома в старом ангаре на задворках Вашингтонского национального аэропорта он не испытывал ничего подобного. Уже стемнело, и он попытался расслабиться, но ничего не получилось — мысли его постоянно возвращались к событиям недавнего прошлого, начиная с неудавшегося отпуска на берегу озера Орион и заканчивая потоплением китайского фрегата.

Непонятно только, почему сведения о массовом захоронении на дне озера до сих пор не просочились в средства массовой информации.

Со стороны древний самолетный ангар, где Питт обосновался вместе со своей коллекцией антикварных автомобилей и других технических раритетов, выглядел заброшенным и необитаемым. Построенный в 1937-м — в тот год пропала без вести отважная покорительница воздуха Амелия Эрхарт, — он вскоре после войны был закрыт за ненадобностью и много лет потихоньку ржавел, зарастая крапивой и бурьяном. Его уже собирались снести, но в последний момент вмешался Питт, вступив в героическую борьбу с чиновниками Федерального агентства по вопросам авиации за сохранение ангара в качестве исторического памятника. Добившись соответствующего решения, он купил старую развалину и прилегающий к нему акр территории и занялся перестройкой интерьера в комбинацию жилого помещения и музейного зала.

Дед Питта, владелец подрядно-строительной фирмы в Южной Калифорнии, оставил внуку немалое состояние, которое тот предпочел вложить не в приобретение акций и других ценных бумаг, а в коллекционирование старинных автомобилей и аэропланов. За двадцать лет его коллекция превратилась в уникальное собрание, среди экспонатов встречались экземпляры, не имеющие аналогов ни в одном из музеев мира. Снаружи он ничего менять не стал, и его новое жилище по-прежнему утопало в зарослях, пугая редких прохожих пятнами ржавчины и облупившейся краски.

Вход в ангар, к которому вела узкая грунтовая дорога, освещался всего одной слабенькой лампочкой, укрепленной на фонарном столбе. Питт повернул голову и, не выходя из автомобиля, присмотрелся к верхушке столба. Красный огонек — индикатор скрытой видеокамеры наблюдения — не горел, что вернее всякой сирены предупреждало о постороннем вмешательстве в электронную систему безопасности, установленную по просьбе Питта его давним приятелем из Агентства Национальной Безопасности, считавшимся одним из лучших специалистов в этой области.

Проникнуть за пределы охраняемого периметра, не потревожив или выведя из строя электронные датчики, мог только профессионал высочайшего уровня. Питт обвел взглядом окрестности и ярдах в пятидесяти справа от ворот заметил замаскированный в гуще крапивы темный микроавтобус, присутствие которого выдал мимолетный отблеск городских огней по ту сторону Потомака на лакированном покрытии крыши кузова. Теперь у него не осталось и тени сомнения в том, что кто-то спрятался внутри и с нетерпением дожидается появления хозяина, дабы приветствовать его должным образом. К сожалению цветы и шампанское в списке сюрпризов стояли на последнем месте.

— Как тебя зовут, парень, — повернулся он к водителю.

— Сэм Гринберг, сэр.

— Мобильник имеется?

— Да, сэр.

— Свяжись с адмиралом Сэндекером и сообщи, что ко мне в особняк проникли непрошеные гости. Пусть немедленно высылает спецгруппу.

Гринбергу было не больше двадцати лет. Он учился на океанолога в столичном университете, подрабатывая вечерами в гараже НУМА в рамках программы содействия студентам профильных учебных заведений, осуществляемой по предложению адмирала. В соответствии с той же программой многие молодые люди проходили летнюю практику, принимая участие в многочисленных экспедициях и научно-исследовательских проектах Агентства.

— Быть может, проще вызвать полицию, сэр? — предложил Сэм.

Питт отрицательно покачал головой, попутно отметив, что парень не промах: сразу прокачал ситуацию да и ведет себя адекватно — голос спокойный, ручонки не дрожат.

— Нет, копам это не по зубам, да и не в их компетенции. Звони сразу, как только отъедешь от ангара. Адмирал знает, что делать.

— Вы пойдете туда один? — впервые забеспокоился Гринберг, когда пассажир вышел из машины, открыл багажник и вытащил оттуда свою спортивную сумку.

— Хороший хозяин всегда должен лично принимать и развлекать дорогих гостей, — хищно усмехнулся Дирк. — Делай, как сказано, малыш, а за меня не беспокойся.

Едва задние огни джипа растаяли в ночном мраке, Питт незаметно расстегнул молнию сумки, извлек свой старый кольт и уже собирался засунуть револьвер за пояс, как вдруг вспомнил, что забыл перезарядить оружие после памятного боя на Орион-Ривер, когда Джулия Ли сбила из него два ультралайта, отправленных в погоню за беглецами позднее покончившим с собой начальником охраны комплекса Шэня. Выругавшись сквозь зубы, Дирк застыл в нерешительности, лихорадочно соображая, как ему поступить. Быстро перебрав в уме возможные варианты, он принял самый рискованный: войти в ангар как ни в чем не бывало и попытаться добраться до одного из коллекционных автомобилей, в салоне которого в изящном ореховом потайном шкафчике для зонтиков у него хранилось помповое ружье с запасом патронов.

Достав из кармана пульт дистанционного управления, Питт просвистел несколько первых тактов «Янки Дудль»[254]. Этот звуковой опознавательный сигнал отключал систему защиты и отпирал замок неприметной боковой двери, выглядевшей снаружи такой ржавой и вросшей в землю, будто ее не открывали с сорок пятого года. Зеленый огонек на пульте трижды мигнул, хотя должен был сделать это четыре раза. Ошибка индикатора означала, что кто-то взломал код доступа и проник в систему, но это только подтверждало уже переросшее в уверенность подозрение о присутствии в ангаре посторонних. Питт закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, шагнул вперед и толкнул дверь. Не успела та полностью распахнуться, как он молниеносно метнулся вперед и в сторону, зацепив в прыжке выключатель за косяком, пружинисто упал на вытянутые руки и тут же перекатился вправо.

Пол, стены и арочный свод потолка были выкрашены белой краской, выгодно подчеркивающей многоцветное разнообразие собранных под крышей ангара экспонатов. Эффект от внезапно вспыхнувшего света, излучаемого мощными софитами, купленными Питтом по случаю на распродаже имущества обанкротившейся голливудской кинофирмы, был потрясающим, на что он и рассчитывал. Кто бы ни ожидал его, прячась в темноте, резкая смена освещения должна была неминуемо ослепить пришельцев хотя бы на долю секунды и дать Питту шанс добраться до третьего в ряду автомобилей «дюзенберга» 1929 года выпуска, в котором он спрятал помповик.

Уловка сработала, но не до конца. Реакция киллеров оказалась практически мгновенной: он еще не успел коснуться пола, как дверной проем пересекли автоматные очереди. Пламягасители на их оружии меняли характер стрельбы таким образом, что выстрелов даже в закрытом помещении почти не было не только слышно, но и видно, однако Питт все же сумел засечь по крайней мере две точки, из которых она велась. Прижимаясь к стене, он вытянул руку и снова коснулся выключателя, предусмотрительно установленного на высоте пары футов над полом. Ангар опять погрузился во мрак, а Питт перевалился на живот и по-пластунски заполз под первый в линии «стуц» 1932 года. Затем перебрался под следующий — «Корд Л-29», выпущенный годом раньше соседа, — мысленно благословляя автомобильных дизайнеров прошлого за высокие рамы и большие колеса созданных ими моделей. Добравшись до «дюзенберга» в целости и сохранности, он рывком перевалился через открытый борт на заднее сиденье, одновременно потянув на себя ручку скрытого в спинке водительского кресла шкафчика. Питт действовал на ощупь, но это нисколько не помешало ему вытащить из тайника одиннадцатизарядный «Бульдог-Азерма» двенадцатого калибра с автоматической экстракцией гильз. Это мощное, компактное оружие с укороченным прикладом и пламягасителем было одним из четырех себе подобных, припрятанных им в различных местах на всякий непредвиденный случай.

В ангаре было темно, как в заброшенной угольной шахте, но Питт не сомневался, что посланные по его душу наемные убийцы снабжены приборами ночного видения и инфракрасными прицелами. Прислушиваясь к посвисту пуль и на глаз оценивая их траекторию, он пришел к выводу, что киллеров, скорее всего, двое. Один на полу, другой десятью ярдами выше — на лестничной площадке второго этажа. Кто бы ни стоял за покушением на него, он обо всем позаботился, в том числе о дублировании функций — на тот случай, если одному из стрелков не повезет.

Убийцы не стали рисковать, перемещаясь ближе к двери, хотя отлично знали, что Питт внутри и прячется где-то среди автомобилей. Очевидно, неожиданный маневр жертвы насторожил их и побудил в дальнейшем действовать с оглядкой. Питт тоже не собирался светиться дальше. Приоткрыв обе боковые дверцы, он залег на заднем сиденье «дюзенберга», напряженно вглядываясь и вслушиваясь в темноту и терпеливо ожидая следующего шага киллеров.

Он постарался отрегулировать и сделать бесшумным дыхание, но все равно не слышал ни звука, кроме биения собственного сердца. Питт не ощущал страха или безнадежности ситуации. Нельзя сказать, что он совсем не боялся, испытываемые им чувства были скорее сродни эмоциям вышедшего на крупную дичь охотника. Неприятно, конечно, когда тебя в любой момент могут поймать на мушку два профессиональных снайпера, но он находился дома и мог вслепую обойти весь ангар, ни на что не наткнувшись, тогда как убийцы попали сюда впервые и вряд ли успели как следует освоиться в непривычной обстановке. Не так-то просто найти и поразить цель в темноте да еще в окружении более чем трех десятков старинных автомобилей и аэропланов. Преимущество внезапности они утратили еще до того, как Питт вошел в ангар, в то время как у него появился дополнительный козырь: не уступающее по мощности их автоматическим винтовкам оружие, о котором киллеры пока не догадывались. В сущности, он занимал куда более выгодное положение, чем киллеры. Тем поневоле придется перейти к активным действиям, если они хотят выполнить задание. Ему же достаточно просто затаиться в салоне машины и спокойно дожидаться, пока они проявят себя.

Чтобы скоротать время, Питт начал прикидывать, кому он обязан непредусмотренным визитом. По всему выходило, что из здравствующих ныне злодеев, которым он когда-либо переходил дорогу, самые серьезные основания желать его смерти имеются у Шэнь Циня. Китайцы вообще мстительны, а воротила такого масштаба просто не имел права оставить безнаказанным какого-то жалкого инженеришку, посмевшего бросить ему вызов. Иначе он рисковал «потерять лицо», что для человека Востока порой хуже смерти. Японские самураи в подобных случаях предпочитали харакири.

Положив ружье на грудь, Питт приставил к ушам ладони лодочкой для обострения слуха, но в ангаре по-прежнему царила могильная тишина. Впрочем, это еще ни о чем не говорило: ступая босиком или в носках по цементному полу, тоже можно передвигаться бесшумно, если внимательно следить, куда ставишь ногу. Питт, правда, склонялся к мысли, что киллеры последовали его примеру и избрали выжидательную тактику. Можно было попробовать запустить наудачу монетку и посмотреть, что из этого получится, но, поразмыслив немного, он решил не высовываться. Слишком старый и известный трюк, чтобы поймать на него профессионалов.

Секунды тянулись с медлительностью ползущей улитки. Прошло всего три минуты с начала боевых действий, но Питту они показались часами. Время как будто сгустилось в клейкую массу наподобие патоки, сковывая рефлексы и подавляя волю к сопротивлению. Рубиновое пятнышко от луча лазерного прицела скользнуло по капоту «дюзенберга», задержалось на ветровом стекле и метнулось дальше. Похоже, киллеры в нерешительности и раздумывают, куда подевалась добыча. Не ускользнула ли мышка из норки через запасной выход, пока кошка караулила парадное? Питт понятия не имел, как быстро удастся адмиралу Сэндекеру мобилизовать и направить в аэропорт группу спецназа, но готов был дожидаться хоть до рассвета, лишь бы не упустить наемников.

Постепенно в голове начал формироваться план. Все автомобили в ангаре стояли без аккумуляторов, чтобы случайное замыкание не привело к возгоранию. Все, кроме «дюзенберга», который Питт намеревался использовать в качестве личного средства передвижения сразу по возвращении из отпуска. Перед отъездом на озеро Орион он договорился с главным механиком гаража НУМА, большим поклонником его коллекции, что тот заглянет на досуге в ангар и поставит на антикварный лимузин свежезаряженный аккумулятор. Они были знакомы много лет, и Питт без колебаний доверил сослуживцу запасной пульт и ключи от машины. Случайное совпадение, благодаря которому у него на руках появилась еще одна козырная карта. Теперь он мог в любой момент включить мощные передние фары «дюзенберга» и осветить большую часть нижнего этажа.

С опаской косясь на скачущие вокруг лазерные «зайчики», Питт аккуратно перебрался на переднее сиденье и принял горизонтальное положение. Еще раз просчитав в уме последовательность своих будущих действий, он начал медленно вращать баранку, разворачивая передние колеса таким образом, чтобы фары оказались направлены в дальний угол, в сторону винтовой лестницы и площадки, где, по его расчетам, залег один из снайперов. Затем осторожно поднял голову, высунул ствол помповика между лобовым стеклом и боковой дверцей, прицелился и повернул выключатель.

Два ярких луча противотуманных фар прорезали темноту с двух сторон, выхватив из мрака человеческую фигуру в костюме ниндзя и маске с прорезями для глаз. В руках киллер держал десантный пистолет-пулемет, ствол которого был направлен прямо на Питта. Но выстрелить из него он не успел. Инстинктивно вскинув руку, чтобы заслонить глаза ладонью от внезапной вспышки света, снайпер отдал инициативу противнику. Питт дважды нажал на спусковой крючок и сразу выключил фары. Глухой звук от грузно шмякнувшегося на цементный пол с тридцатифутовой высоты тела прозвучал в его ушах райской музыкой. Заранее рассчитав, что напарник убитого будет искать его под колесами «дюзенберга», Питт не стал выбираться из машины. Вместо этого он снова растянулся на переднем сиденье, прикрываясь капотом и приборной доской.

Правильно вычислив наиболее вероятный вариант развития событий после гибели одного из убийц, Питт так и не дождался реакции со стороны второго. Не дождался по той простой причине, что другой киллер в это время обследовал пульмановский вагон — один из наиболее ценных экспонатов коллекции. В 1912 — 1914 годах этот вагон входил в состав экспресса «Манхэттен лимитед», курсировавшего между Нью-Йорком и Квебеком. Питт заполучил его, обнаружив в скрытой обвалом пещере. Старший группы ликвидаторов, осторожно пробираясь из одного купе в другое в поисках хозяина, даже не подозревал о потере напарника. Лишь уловив краем глаза вспышку и услышав грохот потрясших тонкие стены ангара выстрелов, он понял, что случилось неладное, и поспешил выскочить обратно на платформу.

Обследование вагона оказалось тактической ошибкой. Питта он не нашел, о судьбе подручного мог только догадываться, а сам объект, осуществив свою маленькую диверсию, снова растворился в темноте. По сути, игроки вернулись на исходные позиции, с той лишь разницей, что атакующая сторона вынуждена была пожертвовать фигуру. Киллер залег за массивным корпусом крайнего в ряду «даймлера» и принялся обозревать окрестности в бинокуляры ночного видения, соединенные с инфракрасным объективом на лбу, придающим ему облик мифического циклопа. Стоило включить прибор, как мрак волшебным образом рассеивался, и внутренность ангара, озаренная призрачным зеленоватым свечением, представала как на ладони. В двадцати футах от платформы убийца заметил скрюченное тело напарника, вокруг головы которого расплывалась большая темная лужа, и с трудом удержался от проклятий. Этот проклятый американец поймал их на элементарную уловку! Он был вооружен и наверняка знал, что его ожидает, когда проник в ангар. Сколько ему твердили, что Питт — исключительно опасный тип, а он, старый дурак, пропустил предупреждение мимо ушей и теперь расплачивается за недооценку противника. Ну ничего, сейчас он ему покажет, что такое школа ГРУ!

Чтобы удержать и развить выигранную инициативу, Питту было жизненно необходимо первым сделать следующий ход в партии. И чем быстрее, тем лучше, пока оставшийся в живых киллер не опомнился и не засек его убежище. В сложившейся ситуации скорость являлась решающим фактором. Отбросив все предосторожности, Дирк быстро пополз к выходу, укрываясь за колесами экспонатов. Достигнув двери, он толчком распахнул ее, едва успев увернуться от шквала пуль, застучавших по дереву. Извернувшись, Питт ужом заскользил вдоль стены ангара в обратном направлении, пока не добрался до цели. На этот раз его приютил просторный «Мерседес-Бенц 540-К» тридцать девятого года.

Скорчившись между передними колесами, Дирк торопливо ощупал левое предплечье. К счастью, пуля угодила в мякоть, прошив руку навылет. Маневр, конечно, отчаянный и крайне рискованный, да и дырка новая совсем ни к чему, но хитрость сработала. Имей снайпер в своем распоряжении хоть несколько секунд на размышление, он вряд ли решился бы на столь необдуманный поступок. Но киллер пребывал в полной уверенности, что Питт покинул ангар, и ринулся в погоню, очертя голову и уже не заботясь о маскировке.

Сначала Дирк услышал шорох быстрых шагов — кто-то почти бегом перемещался в прорезиненной обуви по бетонному покрытию, — а в следующее мгновение высокая фигура с ног до головы в черном отчетливо обрисовалась в дверном проеме на фоне тусклого свечения единственной электрической лампочки на фонарном столбе перед входом. На войне, как в любви, все средства хороши. Бесшумно вскочив на ноги и вскинув помповое ружье, Питт тщательно прицелился и нажал на спуск. Пуля двенадцатого калибра угодила под правую лопатку наемного убийцы, разворотив ему на выходе грудную клетку.

Взмахнув над головой руками, тот выронил автомат, но каким-то чудом удержался в вертикальном положении, очень медленно повернулся, сорвал с лица прибор ночного видения и изумленно уставился на спокойно приближающегося к нему американца с помповиком в руках. В широко распахнутых глазах отражалась одновременно масса эмоций — от осознания совершенной им непоправимой ошибки до предчувствия близкой смерти. Питта поразил и до глубины души потряс этот взгляд, в котором не было ни страха, ни сожаления, но была невыразимая горечь профессионала, потерпевшего поражение от дилетанта. И еще там сквозила столь неукротимая ненависть, что это доминирующее чувство давало ему силы бороться с самой смертью. Раскрыв рот в волчьем оскале окрашенных хлынувшей горлом кровью зубов, он вытянул руки и шагнул к победителю в тщетной попытке дотянуться напоследок до его горла, вцепиться мертвой хваткой и утащить с собой в могилу.

Питт не стал тратить на киллера еще одну пулю. Использовать ружье в качестве дубинки тоже побрезговал. Он провел простую подсечку, и этого оказалось достаточно, чтобы тот навзничь грохнулся на холодный цемент и испустил дух. Питт подобрал его необычайно компактный автомат, не сразу сообразив, что это китайское оружие, — столько там оказалось ультрасовременных наворотов, включая съемный приклад из армированного пластика, встроенный электрооптический прицел, магазин на полсотни патронов, ствол из телескопически складываемых элементов, которые, будучи выдвинуты полностью, придавали оружию баллистику винтовки. Ничего подобного он еще ни разу в руках не держал. Поистине оружие двадцать первого века!

Полюбовавшись трофейным чудом техники, Питт включил свет и вернулся в ангар. Ранение и перипетии неравной схватки почти не отразились на его душевном состоянии. Пройдя вдоль выстроенных в линию автомобилей, он остановился под лестницей и окинул взглядом тело убитого первым киллера. Тот был безусловно мертв, хотя точным оказался только один из двух произведенных по нему выстрелов. Пуля попала в голову и снесла макушку. Зрелище не из приятных, особенно если вспоминать о нем за обедом.

Еле передвигая ноги от навалившейся усталости, Питт поднялся наверх и вошел в свои апартаменты. Звонить в полицию и «скорую помощь» не имело смысла — он не сомневался, что через несколько минут здесь будет не продохнуть от представителей правопорядка. Сполоснув в мойке высокий бокал, он с силой встряхнул его, чтобы избавиться от прилипших к стенкам и донцу капель воды, наполнил до половины текилой из бутылки с серебристой этикеткой «Дон Хулио», добавил ломтик лимона, насыпал доверху колотого льда, привольно развалился на софе и поднес бокал к губам, испытывая при этом ничуть не меньшее блаженство, чем умирающий от жажды бедуин, случайно наткнувшийся на оазис в пустыне.

Кавалерия и морская пехота во главе с адмиралом Сэндекером прибыли на выручку ровно через пять минут, но даже за столь короткий срок Питт успел высосать целых две дозы любимого напитка и смешать третью. С бокалом в руке он спустился по винтовой лестнице и поздоровался с боссом, за спиной которого толпились десятка два плечистых парней в камуфляже, а совсем уж на заднем плане — полдюжины озадаченных полицейских. За воротами ангара было светло, как днем, от включенных фар доброго десятка машин.

— Добрый вечер, адмирал. Счастлив приветствовать вас в моей скромной конуре. Хотите текилы?

Сэндекер буркнул что-то нечленораздельное и кивком указал на утопающий в луже крови труп под лестницей.

— Что ж ты его так неаккуратно, сынок? Дерьма хоть и не жалко, а подтирать-то самому придется, — пожурил адмирал вроде бы шутливым тоном, в котором, однако, явственно ощущалась тревога.

Питт пожал плечами и с усмешкой заметил:

— Наемные убийцы необходимы человечеству в той же степени, что и раковые опухоли.

— Да ты же ранен! — спохватился Сэндекер, заметив кровь на предплечье Питта.

— Пустяки. Обойдусь домашней аптечкой.

— Как скажешь, — с сомнением протянул адмирал. — Тогда пошли наверх. Думаю, нам есть о чем поговорить. — Расположившись в кресле напротив Питта, Сэндекер раскурил сигару и сразу перешел к делу: — А теперь выкладывай все как на духу. Откуда они взялись и чего хотели?

— Прикончить меня хотели, чего ж еще?! — огрызнулся Питт. — Откуда они, не знаю, но примерно догадываюсь.

— Просто чудо, что ты остался в живых!

— Повезло. Я вовремя заметил, что кто-то ковырялся в охранной системе ангара, и был готов к любым неожиданностям.

— Зачем ты вообще полез на рожон?! — неожиданно рассердился адмирал. — Неужели не мог дождаться моего прибытия?

— В том-то и дело, — вздохнул Питт. — У меня выбора не было. Я мог, конечно, приказать шоферу развернуть машину и дать по газам, но чего бы я этим достиг? Киллеры бы элементарно смылись и подстерегли меня где-нибудь в другом месте. А если бы у них оказался гранатомет или «стингер»? Нет, мальчишкой я рисковать не имел права.

— А в крапиве почему не спрятался? — заинтересовался Сэндекер.

— Бесполезно. У них приборы ночного видения. Меня в момент бы засекли и положили на месте. Бежать тоже бессмысленно. Местность открытая, на милю вокруг просматривается Я бы и полусотни ярдов не преодолел.

— И тогда ты, разумеется, поступил согласно своему излюбленному принципу, — язвительно фыркнул адмирал.

— Разумеется, — кивнул Питт. — Только он вовсе не мой. Точнее говоря, не только мой. Разве не вы нам всю жизнь твердили, босс, что лучшая защита — это нападение?

Сэндекер внимательно посмотрел на собеседника. Адмирал прекрасно знал, что Питт ничего не делает без веской причины, и был уверен, что он чего-то недоговаривает.

— У тебя входная дверь как решето, — буркнул Сэндекер. — Если нет на примете приличного плотника, могу порекомендовать.

* * *

Они снова спустились в ангар, где все шло своим чередом. Спецназовцы заняли снаружи круговую оборону, рассредоточившись по периметру, а вокруг убитых хлопотали полицейские фотографы и эксперты. Один из детективов в Штатском, но в бронежилете под расстегнутым пиджаком и со «смит-вессоном» в плечевой кобуре, приблизился к адмиралу, держа в руке черную маску с прорезями, снятую с головы лежащего на пороге трупа.

— Боюсь, что с идентификацией этих парней могут возникнуть сложности, — сообщил он. — Судя по некоторым признакам, они не американцы.

— Позволь представить тебе, Дирк, комиссара Питера Харпера, начальника оперативного отдела Службы иммиграции и натурализации, — сказал Сэндекер. — Знакомься, Питер, это Дирк Питт, наш директор департамента специальных проектов.

— Рад встрече, мистер Питт, — кивнул Харпер, пожимая протянутую руку. — Много о вас слышал. Похоже, ваше возвращение домой обернулось сюрпризом.

— От подобных сюрпризов легко может случиться несварение желудка, — отшутился Питт, еще не решив для себя, как относиться к новому знакомому. С одной стороны, вроде бы боевой мужик, да и должность соответствующая, а с другой — больше смахивает на профессора математики, чем на непримиримого борца с нелегальной иммиграцией. — Кстати, там микроавтобус в зарослях спрятан...

— Мы его уже проверили, — поспешно сказал Харпер. — Машина арендована в одном из местных агентств. Фамилия, разумеется, вымышленная.

— Кто, по-твоему, за этим стоит? — задал прямой вопрос адмирал.

— Имя Шэнь Цинь первым приходит на ум, — усмехнулся Питт. — Я слышал, что он беспощаден к врагам и неразборчив в средствах. Стыдно признаться, но я ему здорово насолил.

— Самая вероятная кандидатура, — согласился Сэндекер.

— Вряд ли он обрадуется, узнав о неудачном покушении и гибели обоих киллеров, — добавил Харпер.

Адмирал внезапно прищурился, лукаво посмотрел на Питта и перевел взгляд на комиссара.

— Как ты думаешь, Питер, — невинным голосом спросил он, — не обрадуется ли наш китайский друг вдвойне, услышав известие о столь прискорбном фиаско и не менее прискорбной потере из уст самого виновника?

Харпер широко ухмыльнулся, а Питт недоуменно покачал головой.

— Не понимаю, куда вы клоните, джентльмены, — сухо сказал он, — но сразу предупреждаю, что в Гонконг не полечу. Я там теперь персона нон грата.

Адмирал и комиссар весело переглянулись.

— Успокойся, Дирк, — улыбнулся Сэндекер. — Лететь никуда не нужно, достаточно проехать несколько кварталов. Шэнь сам прилетел в Вашингтон, чтобы дать на лапу кому надо и побыстрее замять скандал вокруг случившегося на озере Орион. Между прочим, сегодня ночью он устраивает большой прием в своей столичной резиденции. В числе приглашенных полсотни сенаторов и конгрессменов и добрая треть высших чиновников президентской администрации. Если поторопишься, как раз успеешь к началу. У тебя смокинг имеется?

— Надеюсь, вы шутите? — растерянно пробормотал Питт.

— Напрасно надеешься! — отрезал адмирал. — Быстро в душ и одеваться.

— Джеймс дело говорит, молодой человек, — поддержал Сэндекера Харпер. — Вам просто необходимо встретиться с Шэнем лицом к лицу.

— Зачем?! — искренне изумился Питт. — Чтобы он смог лично описать мою внешность следующей команде ликвидаторов?

— Нет, — покачал головой Харпер и тяжело вздохнул. Вся его веселость куда-то улетучилась и говорил он совершенно серьезно. — Мы должны показать этому зажравшемуся толстосуму, возомнившему себя вершителем судеб, что ни власть, ни богатство, ни купленные политики не дают ему права распоряжаться в нашей стране, как в собственном поместье. Что есть еще в нашем обществе честные люди и реальные силы, с которыми ему никогда не совладать. Пора поставить на место этого беспринципного выскочку. Шэнь тоже уязвим, и ничто человеческое ему не чуждо. Вряд ли он уже в курсе, что вам удалось выжить. Пока что он уверен в обратном. Поэтому ваше появление на приеме вызовет у него шок и наверняка выведет из себя. А когда человек плохо собой владеет, он неизбежно допускает ошибки. Вот тут-то мы и постараемся его подловить.

— Так вы хотите, — догадался Питт, — чтобы я проверил его на вшивость?

— Вот именно, — снова расплылся в ухмылке комиссар. — Вы очень сообразительный молодой человек. В наши дни это большая редкость.

— Но вы отдаете себе отчет, что ваше предложение автоматически исключает мое дальнейшее участие в расследовании противозаконной деятельности Шэня? — на всякий случай уточнил Питт.

— Как-нибудь обойдемся без сопливых, — отмахнулся адмирал. — Твоя задача — сыграть роль отвлекающего фактора. Наподобие красной тряпки, которой размахивают перед носом быка, чтобы заставить того забыть обо всем и броситься прямиком на шпагу матадора. Чем сильнее ты разозлишь Шэня, чем больше усилий он сконцентрирует на том, чтобы от тебя избавиться, тем легче будет агентам ухватить его за жабры и вывести на чистую воду.

— Красная тряпка, говорите? Отвлекающий фактор? — нахмурился Питт. — А вот мне почему-то кажется, что вы, джентльмены, вовсе не корриду затеяли, а тривиальную ловлю на живца!

— Как розу ни называй... — пожал плечами Харпер.

Питт сделал вид, что все еще сердится, но в глубине души уже решил, что согласится нанести визит вежливости своему злейшему врагу. Тем более что предложенная начальством схема его порядком заинтриговала. Да, риск велик, но его обязательно будут страховать, да и сам он за себя постоять вполне способен. Тут Питт вспомнил штабеля утопленников на дне озера Орион, и пальцы его непроизвольно сжались в кулаки.

— Ладно, черт с ним, двум смертям не бывать, — буркнул он. — Куда ехать-то?

Харпер облегченно вздохнул, а Сэндекер и бровью не повел, заранее зная, чем закончится торг. Питт на его памяти еще ни разу не уклонился от брошенного ему вызова. Однажды поставив перед собой цель, он делал все возможное и невозможное, чтобы достичь ее, невзирая на препятствия и угрозу собственной жизни. Некоторые люди настолько заняты собой и равнодушны к окружающим, что проникнуть в побудительные мотивы их поступков зачастую затруднительно даже с помощью квалифицированных психологов и психиатров. Другие общительны и открыты — что называется, душа нараспашку. Питт принадлежал к третьей категории, самой редкой и непостижимой. Адмирал знал и понимал его лучше всех на свете, за исключением, быть может, Ала Джордино. Он отчетливо различал в одном человеке двух Дирков Питтов. Первый — весельчак, балагур и рубаха-парень, любимей женщин, надежный товарищ, всегда готовый хорошо выпить и с толком закусить. Другой — холодный и безжалостный, как зимний шторм, не ведающий ни сомнений, ни преград. В комбинации этих противоположностей крылась разгадка не раз поражавшей Сэндекера гениальной интуиции Питта, благодаря которой тому неизменно удавалось принять единственно верное решение и благополучно выпутаться из самой, казалось бы, безнадежной ситуации.

Питер Харпер, с его ограниченным мышлением и убогой фантазией, даже представить себе не мог, с кем он имеет дело. Он видел перед собой обыкновенного морского инженера, десять минут назад непонятным образом уложившего двух профессиональных киллеров и только что давшего добровольное согласие принять участие в сопряженной с риском операции против Шэня. На большее у комиссара просто не хватило бы воображения.

— Так вы нам поможете? — переспросил он.

— Я готов встретиться с Шэнем, — кивнул Питт, — только хотелось бы знать, как я попаду к нему на прием без приглашения?

— Это не проблема, — заверил его Харпер. — У одного из наших специальных агентов неплохие связи в типографии, специализирующейся на печатании визитных карточек, театральных программок, ресторанных меню, приглашений и прочей мишуры. Вот, держите, у меня есть. Пропуск на два лица.

— Вы были так уверены, что я соглашусь? — не без иронии осведомился Питт. — А если я передумаю?

— Вовсе нет, — испугался Харпер, — но Джеймс... то есть, адмирал Сэндекер сказал, что вы никогда не отказываетесь от бесплатной выпивки и угощения.

Питт мрачно покосился на с трудом сдерживающего смех адмирала и проворчал:

— Только в тех случаях, когда мне не предлагают китайскую кухню!

Комиссар сделал вид, что не расслышал последней фразы, и продолжал:

— Чтобы ваше появление в резиденции Шэня выглядело более натурально, я взял на себя смелость подобрать вам пару. Очень привлекательная молодая леди и одновременно одна из самых опытных наших сотрудниц. Если возникнут какие-то неприятности, можете смело на нее положиться.

— Вот только няньки мне и не хватает! — присвистнул Питт. — Позвольте чисто детский вопрос, мистер Харпер. Эта ваша опытная сотрудница хотя бы стрелять умеет? Или, может быть, владеет рукопашным боем?

Комиссар значительно откашлялся и с обиженным видом произнес:

— У нее черный пояс по карате-до. А что касается стрельбы, то именно она спасла вашу задницу на Орион-Ривер, сбив из револьвера два самолета, преследующих ваш катер.

— Джулия Ли! — просиял Питт.

— Она самая, — хитро подмигнул Харпер.

Питт широко ухмыльнулся и подмигнул в ответ.

— Уверен, что с такой спутницей скучать мне не придется, — заявил он. — Благодарю вас, комиссар, вы сделали правильный выбор!

25

Питт сверился с адресом на бумажке, которую всучил ему Питер Харпер, и постучал в дверь. Ждать пришлось недолго, Джулия открыла сама. Она стояла на пороге, ослепительно прекрасная в белом шелковом вечернем платье с открытыми плечами и спиной, изумительно подчеркивающем все изгибы и округлости ее безупречного тела. Волосы цвета воронова крыла были туго зачесаны назад и уложены в изящную высокую прическу в традиционном китайском стиле. Завершали наряд тонкий золотой браслет на левом запястье, скромное золотое ожерелье и шитые золотом туфельки. Узнав гостя, она в смятении отступила назад, глаза ее удивленно расширились.

— Дирк? — прошептала она непослушными губами. — Дирк Питт?!

— Брата-близнеца у меня отродясь не было, — усмехнулся тот, буквально пожирая девушку голодным взглядом.

Оправившись от первого смущения, вызванного неожиданным появлением Питта, разодетого как на королевскую аудиенцию, Джулия без стеснения бросилась ему на шею, едва не столкнув при этом со ступенек, крепко обняла и жадно поцеловала в губы. Теперь настал его черед округлять глаза — на подобный прием он никак не рассчитывал.

— Помнится, это я обещал проявить инициативу при нашей следующей встрече, — отдышавшись, напомнил Питт. — Или ты всех незнакомых кавалеров так приветствуешь?

Джулия потупилась. Щеки ее зарделись легким румянцем.

— Я... я сама не знаю, что на меня нашло, — пролепетала она, избегая встречаться с ним взглядом. — Я не знала, кто придет, и когдаувидела тебя... Питер Харпер сказал только, что на прием к Шэню меня будет сопровождать высокий симпатичный брюнет.

— Этот грязный пройдоха уверял, что это ты назначена мне в сопровождение! — возмутился Питт. — Ему бы театральным продюсером работать. Могу представить, как он сейчас пускает слюни в предвкушении реакции Шэня на появление среди гостей сразу двух его злейших врагов, виновных в срыве операции на озере Орион.

— Надеюсь, ты не разочарован, что именно я досталась тебе в спутницы? — не без кокетства поинтересовалась девушка. — Под слоем косметики я все еще выгляжу настоящим страшилищем.

Питт ласково взял ее за подбородок, приподнял голову и заглянул в распахнутые настежь голубовато-серые, цвета утреннего тумана глаза. Хотелось сказать ей что-то особенное, глубоко личное, а вместо этого с языка сорвалась очередная пошловатая острота:

— Ничуть не более, чем человек, откопавший алмазные россыпи в собственном саду.

— Надо же, — притворно удивилась Джулия, — он еще и комплименты дамам делать умеет!

— Ты не поверишь, дорогая, скольких я соблазнил, благодаря этому врожденному дару!

— Врунишка, — тихо прошептала Джулия, снова прижавшись к его груди со счастливой улыбкой на губах.

— Ну все, хватит, пора двигаться, — мягко сказал Питт, нечеловеческим усилием воли заставив себя высвободиться из ее объятий. — Иначе мы опоздаем, и нам ничего не достанется.

На минутку заскочив в свою комнату, чтобы забрать сумочку и плащ, Джулия вернулась на крыльцо и захлопнула за собой дверь. Питт галантно подхватил ее под руку и подвел к припаркованному на обочине проезжей части антикварному автомобилю с откидным верхом. При виде этого реликта минувшей эпохи на огромных колесах с хромированными дисками и белого цвета покрышками у девушки перехватило дыхание от восторга.

— Матерь Божья! — потрясенно воскликнула она. — Откуда взялось такое чудо? Что это за машина, Дирк?

— Отвечаю по порядку, — ухмыльнулся Питт. — Таких чудес в моей коллекции еще три десятка. Этот монстр — «дюзенберг» выпуска двадцать девятого года. А прикатил я на нем за тобой по той простой причине, что мы все-таки приглашены на светский раут к одному из богатейших людей в мире и никак не можем позволить себе ударить в грязь лицом.

— Никогда не ездила в таком роскошном автомобиле, — призналась Джулия, усаживаясь на обтянутое нежной лайкой сиденье. — И даже название такое — «дюзенберг» — впервые слышу.

Питт захлопнул дверцу с ее стороны, обошел капот, протянувшийся, казалось, на полквартала, уселся в водительское кресло и включил зажигание.

— "Дюзенберг" модели «Джей», — пустился он в объяснения, плавно трогая с места, — выпускался в США с двадцать восьмого по тридцать шестой год и по сей день почитается знатоками как один из величайших шедевров американского автомобилестроения. Всего было изготовлено менее пятисот экземпляров. Заводские в них только рама и двигатель, все остальное производилось по индивидуальным заказам. Стоили эти машины, конечно, недешево — порядка двадцати тысяч долларов. Учитывая, что самая массовая модель тех времен — «Форд Т» — обходился всего в четыре сотни, можешь, как говорится, почувствовать разницу. Особой популярностью «дюзенберг» пользовался у голливудских знаменитостей и считался в киношной среде чем-то вроде символа успеха и престижа. Если ты на «дюзи», значит, сумел ухватить за хвост синюю птицу счастья.

— Он великолепен! — искренне сказала девушка, откровенно любуясь обтекаемыми линиями корпуса лимузина. — Скорость большая?

— На нем стоит восьмицилиндровый мотор объемом в четыреста двадцать кубических дюймов и мощностью двести шестьдесят пять лошадиных сил, что почти вчетверо превышает тогдашнюю среднюю мощность двигателя. У меня он без нагнетателя — их начали ставить позже, — но в процессе реставрации я внес в конструкцию некоторые усовершенствования, так что за сто сорок миль в час ручаюсь.

— Надеюсь, ты не собираешься демонстрировать его возможности прямо сейчас? — испугалась Джулия.

— Ни в коем случае. Видишь, я даже верх поднял, хотя сам предпочитаю ездить с открытым. Ночью прохладно, да и прическу твою стоит поберечь.

— Женщины ценят заботливых мужчин.

— Всегда рад услужить, дорогая.

Только сейчас девушка обратила внимание на маленькую круглую дырочку с расходящимися от нее лучиками мелких трещин в верхнем левом углу лобового стекла.

— Если не ошибаюсь, это пулевое отверстие, — заметила она, вопросительно посмотрев на спутника.

— Сувенир на память от парочки чересчур назойливых прихвостней Шэня, — пояснил Питт.

— Он прислал к тебе киллеров! — в ужасе прошептала Джулия, завороженно глядя на след от пули. — Когда это случилось?

— Примерно час назад, — неохотно признался Питт. — Они забрались ко мне домой и дожидались моего приезда.

— Что произошло?

— Они повели себя невежливо, и я отправил их туда, откуда они явились.

Питт не произнес больше ни слова, целиком сосредоточившись на управлении огромным автомобилем, рассчитанным на простор скоростных магистралей и плохо вписывающимся в тесноту и толкотню узких городских улиц. Джулия поняла, что больше никакой информации из него не вытянет, и откинулась на спинку кресла, с удовольствием ловя на себе восхищенные взгляды водителей и пассажиров встречного транспорта.

Выехав за пределы округа Колумбия и миновав Висконсин-авеню, Питт свернул на неприметную улочку, засаженную вековыми деревьями, и вскоре остановил машину перед массивными железными воротами, украшенными изображением сплетенных в схватке драконов. Двое охранников-китайцев в вычурных национальных костюмах с длинными мечами за спиной несколько секунд оторопело пялились на невиданный автореликт, прежде чем вспомнили о возложенных на них обязанностях и распахнули ворота. При этом, правда, они не забыли потребовать предъявить приглашение, которое Питт небрежно протянул старшему, не выходя из машины. Тот сверился со списком, почтительно поклонился и пропустил гостей. Проехав около сотни ярдов по подъездной аллее, «дюзенберг» затормозил неподалеку от входа в резиденцию, сияющую разноцветными огнями изнутри и снаружи, как футбольный стадион во время финального матча.

— Следует отдать должное твоему шефу, — заметил Питт. — Он нам не только приглашение сумел добыть, но и умудрился каким-то образом включить наши имена в список гостей.

Выражением лица Джулия напоминала маленькую девочку, впервые увидевшую увешанную игрушками и гирляндами рождественскую елку.

— Я ни разу еще не бывала на настоящей столичной политической тусовке и ужасно боюсь, — прошептала она на ухо спутнику. — Ты мне подскажешь, если я что-то не так сделаю?

— Не волнуйся, малышка! — рассмеялся Питт. — Представь, что ты в театре и прогуливаешься в антракте по фойе. Разглядываешь туалеты встречных дам и их кавалеров, раскланиваешься со знакомыми, беседуешь с друзьями, останавливаешься у барной стойки выпить коктейль... Все эти так называемые большие шишки, в сущности, самые обыкновенные люди; у каждого из них имеется собственный шкурный интерес, ради которого он сюда и заявился. Кому-то надо продать, кому-то купить, кому-то пробить, кому-то разузнать, кому-то сообщить, кому-то, наконец, просто засветиться на публике, чтобы лишний раз напомнить о своем существовании. Кроме того, тебе вообще нечего бояться. Ты так прекрасна, что тебе простят любую выходку. Даже если ты случайно наступишь на любимую собачку Первой леди или опрокинешь бокал с шампанским на новые брюки ее супруга.

Джулия прыснула.

— Ты так говоришь, будто сам чуть ли не каждый день бываешь на подобных сборищах.

— Ну-у, каждый не каждый, — напыжился Питт, — но вообще-то мне частенько случается вращаться в высшем обществе.

Джулия не выдержала и расхохоталась.

— Ты опять меня разыгрываешь, да? — проговорила она сквозь смех.

— Немножко, — смущенно улыбнулся Питт, — хотя и не совсем. Помнишь, я тебе рассказывал в Виноградной бухте, что мой отец — сенатор от Калифорнии? Так вот, во времена моей бурной молодости папуля весьма благосклонно относился к просьбам взять меня с собой, если его куда-то приглашали. Тогда он еще не распрощался с мечтой сделать сына своим политическим преемником. Я-то, понятное дело, помышлял совсем о другой карьере, но отца разочаровывать не спешил. У меня была голубая мечта: охмурить и затащить в постель какую-нибудь даму-конгрессмена посимпатичней.

— Ну и как? — с любопытством спросила Джулия. — Удалось?

— Только однажды, — вздохнул Питт. — Я был ужасно разочарован.

Длинный черный автомобиль остановился рядом с ними. Из салона вышли несколько китайцев в одинаковых черных вечерних костюмах и направились к парадному, то и дело оглядываясь на «дюзенберг». Появившиеся наконец парковочные служители, ко всему, казалось бы, привычные, и те разинули рты, с благоговением взирая на него, как на невиданного зверя. Выходя из машины, Питт обратил внимание на одного из мужчин, только что покинувших стоянку. Тот задержался у крыльца и обернулся, бросив на него и Джулию долгий, внимательный взгляд. Затем быстро взбежал по лестнице и скрылся в дверях. У Питта засосало под ложечкой от тягостного предчувствия.

— Надеюсь, у меня не пересохнет во рту, — шепотом сказала Джулия, когда они рука об руку поднимались по ступеням. — Ужасно хочется плюнуть в рожу этому ублюдку!

— Лучше расскажи Шэню при встрече, как тебе понравилось путешествие из Китая в Америку в вонючем трюме принадлежащего ему судна, — посоветовал Питт. — А заодно пожалуйся, что за это с тебя содрали гораздо больше, чем за каюту в первом классе. Чем черт не шутит, вдруг он тебе компенсацию предложит?

Глаза девушки сверкнули огнем.

— Убила бы гада! — прошипела она.

— Не забывайся, дорогая, ты здесь на задании, — напомнил Питт. — И состоишь, между прочим, на государственной службе.

— Ты тоже.

— Я сам по себе, — усмехнулся Питт. — Как киплинговский кот.

— Как ты можешь так цинично обо всем рассуждать?! — разозлилась Джулия. — Будет чудом, если мы уберемся отсюда живыми.

— Пока мы в толпе, с нами ничего не случится, — возразил Питт. — Неприятности начнутся позже, когда мы покинем пределы резиденции.

— Об этом не беспокойся, — уверенно заявила девушка. — Питер подготовил группу специальных агентов, которые будут сопровождать и охранять нас на всем пути следования.

— Как с ними связаться, если гостеприимство Шэня окажется чересчур навязчивым?

— У меня в сумочке рация, закамуфлированная под мобильник. Мы будем поддерживать постоянную связь с группой прикрытия.

Питт скептически покосился на крошечный ридикюль.

— Оружия нет?

— Оружия нет. Кроме пилки для ногтей. Да и зачем мне оружие, — лукаво улыбнулась Джулия, — если со мной рядом такой мужчина, как ты? Я видела, на что ты способен, и уверена, что ты сумеешь меня защитить.

— Ты даже не представляешь, как сильно заблуждаешься, — проворчал Питт. — Лучше бы ты прихватила пистолет.

Сразу от фойе начиналась длинная анфилада залов, уставленных и увешанных антиквариатом и шедеврами древнего китайского искусства. В центре первого возвышалась семифутовая бронзовая курительница, инкрустированная золотом. Из чаши поднимались к потолку клубы дыма от сжигаемых благовоний, распространяясь затем по всему помещению. Питт обошел вокруг курительницы, всматриваясь в вязь барельефов по окружности чаши и уделяя особенно пристальное внимание золотой инкрустации.

— Красиво, правда? — дернула его за рукав спутница.

— Работа изумительная, — согласился Питт.

— У моего отца есть уменьшенная копия, — с гордостью сказала Джулия. — Только, конечно, не такая древняя.

— У меня от этого дыма голова кружится.

— А у меня нет! — засмеялась девушка. — Я с детства привыкла.

Питт снова подхватил ее под руку, и они пошли дальше. В банкетном зале толпились приглашенные. Зрелище собравшихся в одном месте сливок столичного общества напомнило Питту сцену пиршества римской знати из исторического фильма Сесиля Де Милля. В глазах рябило от множества молодых, красивых женщин в платьях «от кутюр», увешанных драгоценностями, и сопровождающих их сенаторов, конгрессменов, адвокатов, лоббистов, профсоюзных деятелей, дипломатов и просто аристократов денежного мешка в смокингах и вечерних костюмах. Тяжелые драпировки из шелка и бархата были подобраны столь искусно, что совершенно скрадывали шум сотен голосов наперебой разговаривающих между собой гостей.

По прикидкам Питта, убранство только этого зала обошлось хозяину дома никак не дешевле двадцати миллионов долларов. Стены, потолок и мебель красного дерева покрывала затейливая резьба. На невероятных размеров персидский ковер на полу две дюжины мастериц потратили десять лет жизни. Голубые с золотом переливы рисунка создавали стойкое ощущение, будто шагаешь прямо по океанским волнам навстречу заходящему солнцу; впечатление усиливал густой, длинный ворс, в котором ноги утопали по самые щиколотки. Портьерам позавидовали бы даже обитатели Букингемского дворца в Лондоне, а на диваны, стулья и в кресла боязно было присесть — такой музейной стариной веяло от каждого предмета.

За опоясывающей зал буфетной стойкой стояли наготове два десятка китайцев-барменов и столько же официантов. Горы омаров, креветок, лангустов и других морских деликатесов составляли дневной улов целой рыболовной флотилии. Из напитков предлагались лучшие сорта французского шампанского и марочные вина более чем полувековой выдержки. На эстрадной площадке в углу струнный оркестр наигрывал мелодии из популярных фильмов. Хотя родители Джулии считались весьма состоятельными людьми, ей ни разу в жизни не доводилось встречать столь ошеломляющей роскоши. Немного опомнившись и собравшись с мыслями, она сказала:

— Теперь я понимаю, что имел в виду мой босс, уверяя меня, будто приглашение в резиденцию Шэня котируется в вашингтонских политических кругах гораздо выше, чем прием в Белом доме.

— Лично я предпочитаю французское посольство, — покачал головой Питт. — Там поскромнее, зато элегантно и со вкусом.

— Может быть, но я все равно чувствую себя Золушкой на чужом балу. Кругом такие платья и драгоценности, о которых я могу только мечтать.

— Напрасно, моя дорогая, — улыбнулся Питт. — Ты вовсе не Золушка, а самая настоящая принцесса. В одном твоем мизинце больше класса, чем во всех этих шлюхах, с ног до головы обвешанных бриллиантами и изумрудами. Посмотри лучше, какими голодными глазами пожирают тебя их кавалеры!

Комплимент вызвал легкий румянец на щеках Джулии. Окинув толпу беглым взглядом, она убедилась, что Питт отнюдь не преувеличил, и покраснела еще сильнее. Внимание девушки привлекли несколько молоденьких и очень красивых китаянок в традиционных длинных шелковых платьях в обтяжку в обществе мужчин явно европейской наружности.

— Не ожидала встретить здесь столько своих соотечественниц, — заметила она.

— Не обращай внимания, это девицы из эскорт-группы.

— Кто? — не поняла Джулия.

— Те же шлюхи, но уровнем повыше. Что-то вроде гейш, только в китайском варианте. Шэнь сам подбирает девушек для особо деликатных заданий. Они проходят специальный курс обучения и используются для сексуальной обработки нужных людей, которых слишком сложно или вообще невозможно подкупить обычным способом. Сейчас они просто развлекают тех гостей, кто прибыл без пары, что тоже входит в круг их обязанностей.

— Век живи, век учись, — пробормотала Джулия. — Я и не подозревала, что в искусстве политического лоббирования может быть столько нюансов.

— Но до чего же симпатичные цыпочки! — мечтательно закатил глаза Питт. — Не будь со мной рядом еще более экзотической спутницы, затмевающей их буквально по всем параметрам, честное слово, я мог бы не устоять. Ты только представь... — Острый локоток «экзотической спутницы» больно врезался ему под ребра, заставив прикусить язык. — Ой!

— Как же, станут они суетиться ради такой мелюзги! — презрительно фыркнула Джулия и мстительно напомнила: — У тебя нет ничего, что нужно Шэню, кроме твоей никчемной жизни. Кстати, не пора ли дать ему знать о нашем присутствии?

Питт немедленно изобразил благородное негодование.

— Ты в своем уме?! — возмущенно воскликнул он. — Думаешь, после этого нам позволят вкусить дивных яств и насладиться изысканным букетом «Шато-Лафит» тысяча девятьсот тринадцатого года разлива? Да ни за что на свете! Нет, милая, раз уж мы сюда попали, давай соблюдать протокол. Сначала шампанское, потом закуски, а после пары рюмочек выдержанного коньяка и чашечки кофе можно будет и хозяину нервишки пощекотать. Да-да, именно в такой последовательности и никак иначе.

— Ты самый наглый, беспринципный и циничный тип из всех, кого я знаю! — задохнулась от негодования девушка. — Ты... ты самый настоящий маньяк!

— Ты забыла упомянуть эпитеты «галантный» и «обворожительный», — безмятежно парировал Питт. — Что же касается слова «маньяк», то мне больше импонирует термин «одержимый».

— Не представляю себе женщину, способную выдержать в твоем обществе хотя бы двадцать четыре часа!

— А я представляю! — рассмеялся Питт, многозначительно посмотрев на Джулию; та не выдержала и присоединилась к нему. — Все, дорогая, у меня от разговоров горло пересохло, — твердо заявил он, решительно направляясь к бару и увлекая за собой девушку. — Пора его промочить.

Ловко лавируя в толпе, они протиснулись к барной стойке, где услужливый китаец наполнил их бокалы шампанским, затем набрали в тарелочки всякой еды. Питта при этом крайне удивило, что среди горячих закусок на выбор оказалось большое блюдо с жаренными в тесте ломтиками мяса морского ушка, моллюска, находящегося на грани исчезновения. Заметив пустующий столик у камина размером с домну, он поспешил отвести туда Джулию. Она уже достаточно освоилась, чтобы наблюдать за гостями, не привлекая к себе лишнего внимания. Усадив ее в кресло, Питт — не пропадать же добру! — положил в рот светло-коричневый шарик, внутри которого таилась сочная плоть добытого браконьерским способом занесенного в Красную книгу моллюска. Начиненное специями мясо буквально таяло во рту. Джулия тоже что-то поклевала, после чего возобновила прерванный разговор.

— Я вижу здесь довольно много китайцев, но не могу определить, кто из них Шэнь, — пожаловалась она. — Питер забыл снабдить меня его описанием.

— Для специального агента, — снисходительно улыбнулся Питт в перерыве между глотком шампанского и креветочным салатом, — ты на редкость ненаблюдательна.

— Вот и подскажи, раз ты такой умный! — огрызнулась девушка. — Ты же его, знаешь.

— Ничего подобного, — отказался Питт. — Даже фотографии ни разу не видел. Но если ты обратишь внимание на бамбуковый занавес в дальней стене, у которого неотступно торчит верзила с двумя мечами в доспехах воина императорской гвардии, то без труда догадаешься, где притаился паук-кровосос. Оттуда Шэню хорошо видно, что происходит в зале, и он имеет возможность без помех переговорить с любым из гостей, незаметно пригласив его в свое убежище.

— Тогда идем к нему и покончим с этим! — потребовала Джулия, порываясь встать из-за стола.

— Эй, не так быстро, — удержал ее за руку Питт. — Я еще не успел выпить рюмочку коньяку!

— Ты чудовище!

— Не все женщины разделяют твое мнение обо мне, дорогая, — кротко возразил Питт.

Подскочивший официант убрал опустевшие бокалы и тарелки, а Питт совершил еще одно путешествие к бару и через минуту вернулся, неся в руках две тяжелые хрустальные стопки, в которых плескалась янтарная жидкость. Пригубив «Арманьяк» пятидесятилетней выдержки, он закрыл глаза, впитывая языком и небом терпкий аромат и божественный вкус королевского напитка. Судя по разлившемуся на его лице блаженству, коньяк полностью оправдал все ожидания. Вторично поднося стопку к губам, Питт поймал в стекле отражение приближающегося к их столику китайца средних лет в черном смокинге, расшитом золотыми драконами.

— Добрый вечер, — произнес незнакомец, церемонно наклонив голову. — Надеюсь, вам здесь понравилось. Позвольте представиться. Я хозяин этого дома. Мое имя Шэнь Цинь.

Джулия замерла, пожирая глазами круглую улыбающуюся физиономию архизлодея и не находя в его облике ни единой черточки из тех, которыми она мысленно наделяла вдохновителя и организатора массовых убийств на озере Орион. Перед ней стоял вовсе не злобный карлик-садист, а в меру упитанный и довольно высокий для китайца мужчина приятной наружности, безукоризненно одетый и столь же безукоризненно вежливый. Только очень внимательный наблюдатель смог бы распознать под безобидной внешностью холодную властность человека, привыкшего к безоговорочному повиновению.

— Все хорошо, спасибо, — механически ответила она, усилием воли заставляя себя держаться в рамках. — У вас чудесный дом, мистер Шэнь.

— Мисс Джулия Ли, — взял на себя инициативу Питт, поспешно поднявшись из-за стола, чтобы оказаться на одном уровне с противником. — Кстати, недавно вернулась из Китая, совершив морское путешествие на лайнере «Голубая звезда». Если не ошибаюсь, это судно принадлежит вам, мистер Шэнь?

— Возможно, — равнодушно ответил китаец. — У меня много судов. Могу я узнать ваше уважаемое имя, сэр? — осведомился он после короткой паузы.

— Питт. Дирк Питт.

Вот и все. Мосты сожжены, Рубикон перейден, дорога назад отрезана. Вопреки ожиданиям, Шэнь и глазом не моргнул, проявив незаурядную выдержку, вызвавшую невольное восхищение Питта. Улыбка по-прежнему оставалась словно приклеенной к его губам, и только в глубине зрачков что-то неуловимо сдвинулось, изменив взгляд с нейтрально-доброжелательного на настороженно-колючий. Они смотрели друг на друга в упор, и никто не хотел уступать первым. Питт прекрасно понимал, что делает глупость, затеяв игру в «гляделки», победа в которой не могла принести ему ничего, кроме морального удовлетворения, поэтому решил изменить тактику. Он перевел глаза чуть выше — сначала на переносицу, потом на брови, лоб и волосы. Задержав взор на шевелюре оппонента, Питт мастерски изобразил удивление и позволил себе мимолетную усмешку.

Уловка сработала. Панцирь невозмутимости Шэня оказался не таким уж непробиваемым. Инстинктивно поправив волосы, он раздраженно спросил:

— Вы находите что-то забавное в моей прическе, мистер Питт?

— Напротив, мистер Шэнь, — заверил его Питт. — Я восхищен мастерством вашего парикмахера и был бы счастлив при случае воспользоваться его услугами.

— Ее, — поправил хозяин. — Это моя соотечественница, весьма искусная мастерица. Я могу назвать ее имя, но вам оно ничего не скажет. Кроме того, она состоит у меня в штате и посторонних не обслуживает.

— Жаль, — искренне огорчился Питт. — Прямо беда с этими парикмахерами. Последний раз меня стриг какой-то сумасшедший венгр-эмигрант, у которого к тому же дрожали руки.

— Вынужден признать, что фото в вашем досье далеко не в полной мере отражает все достоинства оригинала, — сухо заметил Шэнь, быстро оправившись от замешательства.

— Поэтому я никогда не любил сниматься.

— Вы не откажетесь присоединиться ко мне на пару слов, мистер Питт?

— С удовольствием, но только вместе с мисс Ли.

Шэнь едва заметно поморщился.

— Не думаю, что наш разговор заинтересует столь очаровательную молодую особу.

Питт понял, что Шэнь не осведомлен относительно истинной роли Джулии в разгроме базы на озере Орион и ее имя для него не ассоциируется с угрозой.

— Как раз наоборот, — возразил он. — Мисс Ли работает в оперативном отделе Службы иммиграции и натурализации и горит желанием познакомиться с вами поближе. Как я уже упоминал, недавно она совершила морское путешествие на одном из ваших лайнеров, оставившее у нее незабываемые впечатления. Грязный трюм без умывальников — слабая замена каюте первого класса, но это еще цветочки по сравнению с оздоровительными процедурами, практикуемыми сотрудниками вашего комплекса на озере Орион. Одно холодное купание чего стоит! Вам ведь случалось бывать в Орион-Лейк, мистер Шэнь? Это тоже в штате Вашингтон, только на Западном побережье. Глаза магната вспыхнули на миг адским пламенем, но огонь угас, не успев разгореться, и Шэнь снова нацепил непроницаемую личину мраморной статуи. Голос его звучал ровно и бесстрастно.

— Прошу вас обоих следовать за мной. — С этими словами он повернулся и неторопливо двинулся по направлению к комнате за бамбуковым пологом, ни секунды не сомневаясь, что Питт и Джулия сделают так, как он сказал.

— Вот и настал момент истины, — вздохнул Питт, помогая Джулии встать. — А я так и не успел допить свой коньяк.

— Притворщик! — прошипела она. — Ты с самого начала знал, что он сам нас найдет.

— Догадывался, — безропотно признал Питт. — Не обладая гипертрофированной любознательностью, до таких высот не добраться. Хоть и не мною сказано, но верно: владеющий информацией владеет миром.

Протиснувшись сквозь густеющую толпу — гости продолжали прибывать, несмотря на поздний час, — они приблизились к рослому охраннику, стоящему на страже у алькова. Тот молча отступил в сторону и позволил им пройти внутрь. Очутившись за бамбуковым пологом, Питт с любопытством осмотрелся. Интерьер средних размеров комнаты разительно отличался от пышного великолепия банкетного зала, а если что и поражало глаз, так это почти спартанская простота и скупость обстановки. Из мебели в комнате находились только узкий диванчик, два кресла и письменный стол с единственным телефонным аппаратом на девственно чистой поверхности. Жестом указав гостям на диван, Шэнь уселся за стол.

— Прежде чем мы приступим, позвольте вопрос, мистер Шэнь, — первым заговорил Питт. — Бронзовая курительница, что стоит в начале галереи, создана, если не ошибаюсь, во времена династии Ляо[255]?

— Вы правы, — кивнул Шэнь после небольшой заминки. — Признаться, не ожидал встретить в вашем лице, мистер Питт, знатока традиционного китайского искусства.

— Полагаю, вы в курсе, что это подделка?

— Вы необыкновенно наблюдательны, мистер Питт, — согласился магнат, — хотя я не стал бы называть подделкой безупречно выполненную копию. К сожалению, оригинал бесследно исчез в 1948 году в самом конце гражданской войны, когда Народно-освободительная армия Китая во главе с Мао Цзэдуном громила в море остатки разбитого воинства предателя и ренегата Чан Кайши.

— А где настоящая курительница? Все еще в Китае?

— Вряд ли. Скорее всего, она оказалась среди других культурно-исторических ценностей, похищенных по приказу диктатора из музеев и частных коллекций и вывезенных за пределы страны на борту судна, впоследствии пропавшего без вести.

— Координаты гибели судна, разумеется, неизвестны?

— Разумеется. В этой истории вообще немало таинственного. Я уже много лет пытаюсь проникнуть в эту тайну. Найти исчезнувшее судно и спасти его груз — мечта всей моей жизни.

— На моей практике, — небрежно заметил Питт, — подобные находки, как правило, случались не раньше, чем искомый объект дозреет до того, чтобы быть найденным.

— Все это очень поэтично, — сухо произнес Шэнь, бросив взгляд на часы, — но у меня мало времени, и я должен вернуться к гостям. В вашем распоряжении три минуты, после чего я вызову охрану, и вас выпроводят на улицу. Итак, чем обязан вашему визиту?

— По-моему, это очевидно, — пожал плечами Питт. — Мисс Ли и я хотели собственными глазами взглянуть на человека, которого собираемся отправить на виселицу.

— Я уважаю прямоту и откровенность в противниках, мистер Питт, — покачал головой магнат, — но в данном случае вы возложили на свои плечи непосильную задачу. Болтаться на виселице придется вам, а не мне. На войне как на войне.

— О какой войне идет речь, если не секрет? — спокойно спросил Питт.

— О войне между КНР и США за мировое экономическое господство. О войне, в которой победившая сторона приобретет неслыханное богатство и могущество и сможет в дальнейшем диктовать свою волю всему остальному миру.

— Ну, так далеко мои амбиции не распространяются, — усмехнулся Питт. — Зато ваши, как я понимаю, границ не имеют.

— Вы угадали. В этом и есть основное различие не только между вами и мною, но и между вашими и моими соотечественниками. Подобно подавляющему большинству американцев, вы не имеете ни цели в жизни, ни решимости достичь ее любой ценой.

— Вам мало того богатства и власти, что вы уже сосредоточили в своих руках? — удивился Питт. — Не дают покоя лавры Билла Гейтса? Или Чингисхана?

— Вы считаете меня обыкновенным стяжателем? — в свою очередь, удивился Шэнь. — Я полагал, вы более проницательны.

— Ничто из увиденного в вашем доме пока не разубеждает меня в обратном.

— История свидетельствует, что амбициозность — неотъемлемое качество всех великих людей, когда-либо добивавшихся неограниченной власти. Не верьте общепринятому мнению, будто люди делятся на злых и добрых, хороших и плохих, умных и глупых. Это сказочка, придуманная для дураков. На самом деле человечество разделяется на две очень неравные группы: тех, кто хочет делать и делает, и тех, кто ничего делать не хочет. Или не может. Творцы и реалисты — вот истинная движущая сила прогресса, в то время как идеалисты, романтики и беспочвенные фантазеры — не более чем бесполезный балласт.

— Так чего же вы все-таки добиваетесь? — заинтересованно спросил Питт. — Помимо красивого надгробья с соответствующей эпитафией?

— Моя цель — помочь моей родине превратиться в самое могущественное государство за всю историю человечества, — несколько напыщенно произнес Шэнь.

— И заработать на этом еще десяток-другой миллиардов долларов, — понятливо кивнул Питт. — Ну, хорошо, а что дальше? Должен же быть какой-то предел.

— Предела нет! — изрек магнат.

— Боюсь, вам придется изрядно попотеть, прежде чем Китай перегонит Соединенные Штаты. — Питт сочувственно покачал головой.

— Это всего лишь дело времени, — с апломбом заявил Шэнь. — И ждать осталось недолго, смею вас уверить. Ваша страна загнивает и умирает, только номинально сохраняя статус мировой державы, тогда как моя находится на подъеме. Мы уже превзошли США по объему валового национального продукта и оттеснили Японию на второе место по сумме торгового оборота. Ваше правительство слабо и беспомощно, хотя и обладает ядерным арсеналом. Очень скоро мы вернем Тайвань и установим экономический контроль над другими странами Южно-Азиатского региона, а ваши лидеры и пикнуть не посмеют, вот увидите!

— Ну и что с того? — равнодушно пожал плечами Питт — Все равно вам до нашего уровня жизни еще лет сто тянуться если не дольше.

— Китайцы — народ терпеливый, — улыбнулся магнат, — да и время на нашей стороне. Мы атакуем Америку не только извне, но и изнутри, постепенно подтачивая устои вашего общества, — причем, заметьте, при полном попустительстве и даже содействии ваших же властей и сограждан! — пока оно само собой не развалится и рухнет как карточный домик. Но даже если этого не произойдет, в ближайшие полвека Соединенные Штаты так или иначе обречены на поражение в международной экономической гонке. Вы уже проигрываете объединившейся Европе, а когда к ней присоединится Китай, с вами вообще перестанут считаться.

Нетрудно было догадаться, куда клонит Шэнь, рассуждая о подрыве изнутри.

— Ну а вы, конечно, будете всячески этому способствовать, переправляя сюда с каждым годом все больше и больше нелегальных иммигрантов, не так ли? — язвительно осведомился Питт.

Шэнь перевел взгляд на Джулию.

— Статистики вашей организации, мисс Ли, оценивают общее количество легальных и нелегальных китайских иммигрантов, ежегодно прибывающих в США и Канаду, приблизительно в миллион человек. Так вот, моя милая, можете передать своему начальству, что они глубоко заблуждаются! — сообщил он с неприкрытым злорадством. — Реальная цифра превышает два миллиона, в чем есть и моя скромная заслуга. Пока вы удваивали и утраивали численность патрулей на вашей южной границе, мои суда беспрепятственно доставляли морем в десятки раз больше людей, чем когда-либо проникало в Штаты сухопутным путем. Я верю, что настанет день — а настанет он гораздо раньше, чем выдумаете, — когда большая часть вашего Западного побережья, Аляска и канадские провинции станут китайскими территориями. И не в результате аннексии либо каких-то других насильственных действий — избави бог! — а путем всенародного референдума. Ну а там, глядишь, и до Атлантики дотянемся.

Питт воспринял подобный прогноз как бред сумасшедшего, о чем и не преминул сообщить собеседнику в доступной форме:

— Вам не кажется, что вы противоречите сами себе, мистер Шэнь? — спросил он вкрадчивым голосом. — Только что вы причисляли себя к творцам и реалистам и смешивали с грязью идеалистов и фантазеров, а на деле оказывается, что фантазия у вас богатейшая, но с реальной действительностью ничего общего не имеет.

— Вы напрасно иронизируете, мистер Питт, — укоризненно покачал головой магнат, — Вспомните, как менялись границы европейских государств в течение двух тысячелетий после Рождества Христова. Миграции варварских племен привели к распаду и гибели Римской империи. Все те же миграции способствовали возникновению на ее развалинах новых государственных образований, обреченных, в свою очередь, пасть или быть поглощенными под натиском очередной волны мигрантов. Да что далеко ходить, возьмите хотя бы двадцатый век. Где Германская империя, Российская, Австро-Венгрия? В Европе почти не осталось монархий, а скоро исчезнут и границы!

— Любопытная теория, — проворчал задетый за живое Питт, — но чтобы осуществить ее на практике, вам придется сначала нейтрализовать американский народ.

— А зачем? Вы и так проспали все девяностые и продолжаете закрывать глаза на происходящее вокруг. А когда проснетесь — если вообще проснетесь, — поезд уже уйдет.

Питт впервые не нашелся с ответом. Он сидел и молчал, насупившись и лихорадочно анализируя невеселую картинку, нарисованную Шэнем. Рассудок и здравый смысл не находили изъянов в логических построениях собеседника, но душа и сердце упрямо отказывались признать реальность столь мрачной и безнадежной перспективы. Тяжело поднявшись с дивана, он кивнул Джулии и заговорил, намеренно повысив голос и повернувшись спиной к хозяину дома:

— Тебе не кажется, дорогая, что мы уже достаточно наслушались всякой бредятины из уст этого расфуфыренного индюка? Гитлер, помнится, тоже ловил кайф от своих речей и был убежден в собственной непогрешимости. Кончил, правда, плохо, но это я так, к слову. Эта ублюдочная архитектура и сусальный декор, насквозь провонявшие ладаном, меня окончательно достали. Пошли скорей отсюда на свежий воздух, а то я чувствую, что меня вот-вот стошнит.

С грохотом отшвырнув стул, Шэнь вскочил на ноги.

— Да как ты смеешь оскорблять меня?! — вскричал он, задыхаясь от ярости. — Ты, ничтожество!

Питт шагнул к столу, наклонился вперед, приблизив почти вплотную свое лицо к побагровевшей физиономии магната, и негромко, но очень внятно произнес:

— Заткнись, Цицерон доморощенный. Уж лучше дерьмо жрать, чем выслушивать твои философские потуги, футуролог недоделанный. Хрен тебе в глотку, а не Америку, мразь косоглазая! — Высказавшись, он вернулся к дивану и взял девушку за руку. — Пойдем, малышка, нам здесь больше нечего ловить. — Но Джулия пребывала в полном трансе и даже не пошевелилась. Питту пришлось силой поднимать ее и тащить за собой. На пороге он обернулся, коротко поклонился и сказал: — Благодарю за прекрасный вечер, мистер Шэнь. Ваши шампанское и коньяк превосходны, а горячие закуски доставили мне истинное наслаждение. Особенно морское ушко в тесте.

Магнат уже успел частично овладеть собой, и лицо его снова превратилось в непроницаемую маску. Владеющие им эмоции выдавали только глаза, полыхающие ледяным огнем ненависти.

— Вы первый, кто осмелился говорить со мной в таком тоне, мистер Питт, — процедил он сквозь зубы. — Но дурной пример заразителен, поэтому я вынужден позаботиться о том, чтобы этого больше не случилось. Прощайте, мистер Питт. Прощайте, мисс Ли.

— Жаль мне вас, мистер Шэнь, — вздохнул Питт. — Вы ведь только внешне такой крутой и неуязвимый. А копнешь поглубже, там все тот же сопливый мальчишка из портовых трущоб, которому посчастливилось разбогатеть и который до сих пор не устает восхищаться самим собой по этому поводу.

Судя по тому, как снова напрягся магнат, укол Питта угодил точно в цель. Когда Шэнь заговорил, голос его напоминал скрип снега под ногами.

— Явившись сюда, вы совершили роковую ошибку.

— То же самое я собирался сказать тем двум кретинам, которых вы послали сегодня, чтобы меня прикончить, — усмехнулся Питт. — К несчастью, они не пожелали меня выслушать и сразу открыли пальбу. За что и поплатились.

— Повезло. Но в следующий раз удача может вам изменить.

— Хочу внести ясность в наши будущие взаимоотношения, мистер Шэнь. Я не из тех, кто подставляет другую щеку, однажды получив по морде. Мне как-то больше импонирует принцип «око за око». Ставлю вас в известность, что я нанял бригаду профессиональных киллеров, чтобы они избавились от вас тем же способом, каким вы намеревались отделаться от меня.

Не дожидаясь реакции ошарашенного хозяина на свое заявление, естественно вымышленное от первого до последнего слова, Питт подхватил Джулию под руку и потащил к выходу. Снова очутившись в толпе веселящихся гостей, девушка раскрыла сумочку и уткнулась в нее, делая вид, что ищет косметику, сама же тем временем переключила на передачу миниатюрную рацию и тихо произнесла:

— Здесь Леди-Дракон. Всем приготовиться. Мы выходим.

— Леди-Дракон? — недоуменно повторил Питт. — Ни фига себе кодовое имечко! Боевиков насмотрелась, что ли?

Миндалевидные глаза цвета оперения дикой голубки взглянули на него с такой укоризной, будто он только что сморозил несусветную глупость.

— А мне нравится, — с вызовом сказала Джулия.

* * *

Если посланные Шэнем вдогонку за «дюзенбергом» киллеры и намеревались расстрелять его на первом же перекрестке, то появление двух микроавтобусов сопровождения, сразу на выезде из резиденции пристроившихся в хвост антикварному шедевру, заставило их срочно пересмотреть свои планы.

— Надеюсь, они нас не потеряют, — буркнул Питт, выруливая на Висконсин-авеню.

— Можешь не сомневаться, Питер Харпер обо всем позаботился, — заверила его Джулия, — Для охраны своих сотрудников он всегда привлекает профессионалов со стороны. В этих микроавтобусах находятся спецагенты эксклюзивной частной охранной фирмы настолько высокого уровня, что их довольно часто используют в качестве тайных телохранителей первых лиц государства.

— Очень жаль, — сокрушенно покачал головой Питт.

— Почему? — растерянно спросила девушка.

— Потому что под бдительным присмотром этих волкодавов я не имею морального права тебя компрометировать.

— Компрометировать? — удивилась Джулия. — Меня? Каким образом?

— Очень просто. Например, пригласить тебя в мою берлогу, чтобы угостить на сон грядущий стаканчиком текилы и чашечкой кофе.

— А ты уверен, что сумеешь ограничиться только текилой и кофе? — лукаво осведомилась Джулия.

Питт убрал правую руку с баранки и ласково похлопал ее по голой коленке.

— Женщины до сих пор остаются для меня загадкой, но я всерьез рассчитываю, что ты в состоянии хотя бы на время забыть о своем статусе правительственного агента.

Вместо ответа она придвинулась поближе и прижалась к нему, уткнувшись лицом под мышку и с наслаждением вдыхая едва уловимый мужской запах, смешанный с запахом дорогой кожи.

— Мои служебные обязанности закончились, как только мы с тобой покинули дом этого подонка, — решительно заявила Джулия. — Теперь я свободна как ветер и могу распоряжаться собой как мне вздумается. Обожаю текилу, хотя ни разу не пробовала.

— Как мы избавимся от эскорта?

— Никак. Придется потерпеть.

— Как ты думаешь, они сильно рассердятся, если я изменю маршрут?

— Не знаю, — улыбнулась девушка. — Но ты ведь все равно изменишь.

Питт переключил скорость и лихо развернулся на пустынной трассе, предварительно просигналив фарами о своем намерении Водители обоих микроавтобусов, чуть замешкавшись, повторили маневр, и кавалькада двинулась в обратном направлении.

— Надеюсь, они не станут стрелять нам по колесам, — озабоченно сказал Питт, прибавляя скорость. — Заменить их обойдется в кругленькую сумму.

— Скажи, а ты правда нанял киллеров, чтобы убить Шэня, или просто лапшу ему на уши вешал?

— Конечно же, вешал! — осклабился Питт. — Но он, похоже, поверил, потому что привык судить о других по своим меркам. Пускай теперь нервничает, ночей не спит, к каждому шороху прислушивается.

— Представляю, каково ему будет в роли жертвы! — рассмеялась Джулия. — Но я так и не поняла, зачем мы возвращаемся?

— Мне кажется, я нащупал уязвимое место Шэня. Его ахиллесову пяту, извини за банальность. Хотя его личная жизнь окружена неприступной на первый взгляд стеной, маленькая брешь в ней все-таки просматривается. Если очень постараться, можно ее расширить, а потом нанести удар.

Джулия зябко поежилась и поглубже запахнулась в плащ.

— Если я правильно поняла, в ходе беседы с ним ты услышал и взял на заметку что-то такое, на что я не обратила внимания или пропустила мимо ушей?

— Совершенно верно. «Мечта всей моей жизни», — именно так он выразился.

— Речь шла вроде бы о каких-то культурных ценностях, вывезенных из Китая по приказу Чан Кайши. — Джулия наморщила лоб, припоминая этот эпизод.

— Их я и имел в виду, — подтвердил Питт.

— Но у него и так самая большая в мире коллекция произведений древнего китайского искусства. Зачем ему тратить время и деньги на поиски затонувшего судна? Не вижу смысла.

— А я вижу, потому что сам такой. Затерянные на дне морей и океанов сокровища веками будоражат воображение людей, порой делая их одержимыми и готовыми на любые жертвы радиподводного клада. Вот и Шэнь тоже одержим заветной мечтой отыскать и поднять пропавшие раритеты, и он в лепешку расшибется, чтобы осуществить ее. Пойми, он не может обрести ни счастья, ни покоя, пока не заменит на оригиналы копии из своей коллекции. Да-да, не удивляйся, большинство экспонатов, которыми мы с тобой сегодня любовались, — искусные подделки, тайно изготовленные по его заказу по снимкам и описаниям подлинных шедевров. Лишь обладание тем, чего нет больше ни у кого на свете, по-настоящему тешит его непомерное самолюбие. Мне случалось встречать людей такого же склада, и я уверен, что Шэнь не пожалеет тридцати лет жизни, чтобы найти судно и заполучить сокровища в свое единоличное владение.

— Но как можно разыскать на дне морском более полувека назад и неизвестно где затонувший корабль? — удивилась Джулия. — Я, например, даже представить себе не могу, с чего начать.

— А начнем мы с того, — загадочно улыбнулся Питт, — что постучимся в одну дверь примерно в шести кварталах отсюда.

26

Питт осторожно втиснул громоздкий «дюзенберг» в узкий проезд между двумя кирпичными домами, до самой крыши увитыми плющом, и остановил машину у фасада длинного приземистого строения, в котором когда-то размещался каретный двор.

— И кто же в домике живет? — поинтересовалась Джулия.

— Чрезвычайно оригинальный тип, — туманно ответил Питт и жестом указал на массивный бронзовый дверной молоток с набалдашником в форме парусника. — Постучи в дверку, девочка, если успеешь.

— Что значит «если успеешь»? — насторожилась Джулия, боязливо отдернув руку, — Тут какой-то подвох?

— Да не бойся, не укусит. Возьми его!

Но не успела девушка прикоснуться к рукоятке, как дверь распахнулась и на пороге, заслонив собою весь дверной проем, появился необыкновенно тучный мужчина в темно-красной пижаме. Тихо ахнув, Джулия отшатнулась, едва не сбив с ног стоявшего за ее спиной спутника. Питт расхохотался.

— Он всегда успевает, — сообщил он громким шепотом.

— Что успевает? — подозрительно нахмурился толстяк.

— Открыть дверь раньше, чем в нее постучатся.

— А-а, вот ты о чем, — пренебрежительно отмахнулся хозяин. — Я же не виноват, что звонок всегда предупреждает меня, если кто-то подъезжает к дому.

— Привет, Джулиан, — протянул руку Питт. — Прошу прощения за поздний визит.

— Не болтай глупостей! — обиженно пробасил мужчина, весивший, должно быть, не меньше четырехсот фунтов. — Ты прекрасно знаешь, что в этом доме тебе рады в любое время дня и ночи. Я вижу, ты не один, мой мальчик. Скорее представь меня своей очаровательной даме. Ужасно не терпится поцеловать ей ручку. Или щечку, — добавил он с надеждой в голосе.

— Это Джулия, — улыбнулся Питт. — Джулия Ли. А этого разжиревшего гурмана и любителя коллекционных вин зовут Джулиан Перлмуттер. Помимо прочих достоинств, он является обладателем самой полной в мире библиотеки по истории кораблекрушений.

Джулиан с достоинством поклонился — насколько позволил ему объемистый живот, с удовольствием поцеловал девушке руку, а потом чмокнул ее и в подставленную щеку, что привело его в исключительно радужное настроение.

— Друзья Дирка — мои друзья! — объявил он во всеуслышание и отступил назад, размашистым жестом приглашая гостей пройти внутрь. — Заходите, не стесняйтесь, нечего на пороге стоять. Я как раз собирался откупорить бутылочку сорокалетнего португальского портвейна. Надеюсь, мои дорогие, вы не откажетесь распить ее вместе со мной?

У Джулии глаза разбежались при виде тысяч и тысяч томов, заполнявших каждый квадратный дюйм свободного пространства. Большая часть книг размещалась на высоких, под потолок, стеллажах, остальные лежали в стопках и связках где придется — на антресолях, лестницах, балкончиках, на кухне, в гостиной, спальне, прихожей и даже в ванной. Меж книжных штабелей пролегали узкие проходы, по которым хозяин имел возможность пробраться из одного крыла дома в другое, правда, довольно извилистым маршрутом.

За пятьдесят лет Джулиан Перлмуттер превратил свою библиотеку в крупнейшее в мире собрание рукописных и печатных трудов по истории покорения человеком морей и океанов планеты от Ноева ковчега до наших дней. Ни один государственный морской архив не обладал и половиной информации, собранной под крышей бывшего каретного двора, в котором всего лишь сто лет тому назад соседствовали друг с другом разукрашенные прогулочные кареты, легкие фаэтоны и кабриолеты, извозчичьи коляски и ломовые подводы. Если Перлмуттеру не удавалось приобрести какое-то редкое издание или бортовой журнал, он снимал копию. Коллеги наперебой умоляли его продублировать библиотеку в электронном виде, опасаясь пожара или другого стихийного бедствия, но Джулиан упорно отказывался, предпочитая иметь дело с рукотворными страницами и переплетами, пахнущими кожей и пылью веков. При этом он с готовностью откликался на просьбы других исследователей и предоставлял необходимые им сведения, не требуя никакой платы. За долгие годы знакомства на памяти Питта не было ни одного случая, чтобы старина Перлмуттер кому-нибудь отказал.

Колоссальные книжные россыпи поражали воображение, но еще более внушительное зрелище представлял собой сам владелец всего этого неисчислимого богатства. Сибарит, обжора и любитель выпить, он не привык отказывать себе ни в чем, что касалось удовлетворения его аппетита и гурманских наклонностей. Трудно сказать, в какой мере отразилась многолетняя невоздержанность в еде и питье на его здоровье, но совсем расплывшаяся к старости круглая физиономия библиофила, в центре которой лиловой сливой торчал огромный мясистый нос, приобрела перманентную кирпичную окраску. Впрочем, этот сравнительно небольшой недостаток с лихвой компенсировался пышной седой гривой вьющихся волос и густой окладистой бородой. По-мушкетерски закрученные усы окаймляли полные, чувственные губы, а из-под кустистых бровей с озорным молодым задором пронзительно смотрели на мир глаза цвета глубокой небесной синевы. Несмотря на солидный вес и объем, в могучем теле Перлмуттера не нашлось бы и капли лишнего жира. Своим излучающим непоколебимый оптимизм обликом он чем-то напоминал деревянные скульптуры Торвальдсена[256]. Многие считали его гораздо моложе, чем было на самом деле, хотя Джулиан Перлмуттер еще год назад перешел семидесятилетний рубеж, что никак не мешало ему по-прежнему наслаждаться жизнью.

Близкий друг сенатора Джорджа Питта, Перлмуттер знал Дирка с пеленок и относился к нему примерно так же, как бездетный дядюшка к любимому племяннику. Обеденный стол в гостиной заменяла отреставрированная и до блеска отлакированная крышка палубного люка парусного судна начала XIX века, а из мадерных рюмок[257] синего венецианского стекла когда-то пили пассажиры первого класса итальянского круизного лайнера «Андреа Дориа». Каждую украшало миниатюрное изображение судна, выполненное эмалью, что вызвало законное недоумение Джулии.

— Я всегда считала, что «Андреа Дориа» давным-давно затонул, — заметила она. — Или я ошибаюсь?

— Нет, мисс Ли, — успокоил ее Перлмуттер, наливая вино в изумительной красоты рюмку на высокой восьмигранной ножке, — лайнер по-прежнему покоится на дне морском, а это, так сказать, трофейное имущество. Лет пять назад Дирк обследовал его останки и прихватил в сервизной ящик с рюмками, которые, зная мою слабость, любезно презентовал мне. Как вам мой портвейн?

Джулии польстило, что такой признанный знаток интересуется ее мнением, и постаралась его не разочаровать. Сделав небольшой глоток, она изобразила на лице райское наслаждение и энергично закивала.

— Вино восхитительное, мистер Перлмуттер.

— Очень хорошо! — заулыбался толстяк. — Я так и знал, что вам понравится. А тебя я даже не спрашиваю, — сердито покосился он на Питта. — Мне твои плебейские вкусы давно известны!

Тот сделал вид, что смертельно оскорблен замечанием хозяина и немедленно парировал выпад:

— Да ты сам не отличишь хороший портвейн от дешевого пойла, даже если утопить тебя в бочке! А я, между прочим, вырос среди виноградников и в винах разбираюсь получше некоторых, которым только бы глотку залить.

— Господи, и зачем я только открыл дверь и впустил в мой дом это чудовище?! — простонал Перлмуттер, скорчив страдальческую гримасу.

— Вы всегда так препираетесь? — невинно осведомилась Джулия, легко догадавшись, что ее просто разыгрывают.

— Нет, только при встрече, — рассмеялся Питт.

— Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, молодые люди? — спросил хозяин, незаметно подмигнув девушке. — Не думаю, что у вас вдруг возникло непреодолимое желание послушать старческое брюзжание убежденного холостяка.

— Ты прав, старина, — кивнул Питт. — Мы заехали, чтобы навести справки о судьбе одного судна, пропавшего без вести в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Есть сведения, что на его борту находились культурно-исторические ценности, изъятые по распоряжению Чан Кайши из китайских музеев незадолго до его бегства на Тайвань. Тебе о нем что-нибудь известно?

Порывшись с минуту по сусекам своей энциклопедической памяти, Перлмуттер утвердительно кивнул.

— Вспомнил я эту историю, — сказал он. — «Принцесса Ван Ду», бывший пассажирский лайнер «Ланаи». В моем архиве имеются неподтвержденные данные о том, что судно с таким названием потерпело кораблекрушение у берегов Южной Америки. Сведений об экипаже никаких.

— А о грузе?

— Ходили слухи, что «Принцесса» перевозила большую партию антиквариата, но ни одного конкретного факта в подтверждение этой версии я не знаю.

— А сам ты как считаешь? — не отставал Питт.

— Еще одна загадка моря, — вздохнул Джулиан. — Могу только добавить к сказанному, что для своего времени «Ланаи» был первоклассным судном. Потом его купили новые хозяева, переименовали в «Принцессу Ван Ду», много лет нещадно эксплуатировали, а через три года после войны продали на металлолом.

— Как же тогда оно очутилось у берегов Южной Америки?

Перлмуттер пожал плечами.

— Черт его знает. Я же сказал: загадка моря.

— Извини, Джулиан, — покачал головой Питт, — но тут мы с тобой расходимся во мнениях. Загадки, как правило, загадывают люди, а суда не тонут без причины, да еще в пяти тысячах миль от того места, где они должны находиться.

— Давай не будем спорить, — предложил Перлмуттер. — Я сейчас раскопаю одну книжицу, и мы вместе посмотрим, что там есть на «Принцессу». По-моему, она у меня где-то под пианино. — Кряхтя, он сполз с возликовавшего стула и скрылся за штабелями. Минуты через две Питт и Джулия услышали из соседней комнаты радостный возглас: — Вот она, нашел!

— Здесь же миллион книг! Откуда он знает, где искать? — изумилась девушка.

— Ты недооцениваешь Джулиана, — ухмыльнулся Питт. — Он может не только перечислить наизусть все книги своей библиотеки с указанием точного названия и автора, но и сказать, на какой полке или в какой стопке находится каждая из них в данный момент.

Не успел он договорить, как Перлмуттер снова появился в гостиной, держа в руках толстенный том в кожаном переплете с золотым тиснением на корешке: «История судовых линий Юго-Восточной Азии».

— Это единственное официальное издание, в котором упоминается «Принцесса Ван Ду» и приводится ее послужной список, — сообщил Джулиан, после чего положил книгу на стол, безошибочно раскрыл в нужном месте и принялся читать вслух, сопровождая отдельные выдержки собственными комментариями: — Судно было заложено и спущено на воду в Белфасте в тысяча девятьсот тринадцатом году по заказу «Сингапурских тихоокеанских пароходных линий». Подрядчик: судостроительная фирма «Харленд и Вольф». Первоначальное название — «Ланаи». Водоизмещение — около одиннадцати тысяч тонн, длина — четыреста девяносто семь футов, ширина — шестьдесят футов. Вы только взгляните, какой красавец! — Он продемонстрировал слушателям фотографию белоснежного лайнера на фоне живописного берега. Судя по отклонению вырывающихся из единственной трубы клубов дыма и белому бурунному следу за кормой, в момент съемки судно шло полным ходом. — Идем дальше. Пассажирских мест пятьсот десять, из них пятьдесят пять в первом классе. Максимальная скорость — семнадцать узлов. Первый рейс в декабре тринадцатого по маршруту Саутгемптон — Сингапур. По тысяча девятьсот тридцать первый год включительно совершал регулярные пассажирские рейсы между Сингапуром и Гонолулу.

— Я бы тоже не отказалась прокатиться на нем на Гавайи — мечтательно закатила глаза Джулия.

— Восемьдесят лет назад такое путешествие любому доставило бы удовольствие, — согласился Питт. — Не то что в наши дни. Все дерганые, все куда-то спешат... А когда «Ланаи» сменил название на «Принцессу Ван Ду»? — обратился он к Перлмуттеру.

— В конце тридцать первого, после того как лайнер приобрела компания «Кантонские линии». Его переименовали и переоборудовали в грузопассажирское судно. В довоенные годы «Принцесса» ходила в основном по Южно-Китайскому морю, а потом ее реквизировали австралийцы и использовали для транспортировки войск и боеприпасов. В тысяча девятьсот сорок втором году при разгрузке на Новой Гвинее подверглась атаке японской авиации. Получила серьезные повреждения, но сумела добраться до Сиднея своим ходом. Да и вообще боевые заслуги «Принцессы» заслуживают всяческого уважения. За период с тысяча девятьсот сорокового года по тысяча девятьсот сорок пятый доставила и вывезла из зоны военных действий свыше восьмидесяти тысяч человек. Не раз попадала под бомбежку и обстрел, дважды уворачивалась от вражеских торпед.

— Пять лет в кишащих крейсерами и субмаринами микадо водах — это не фунт изюма, — сочувственно заметил Питт. — Просто чудо, что ее не потопили.

— По окончании войны, — продолжал Перлмуттер, — «Принцессу Ван Ду» вернули прежним хозяевам. Она проскрипела еще три года, занимаясь рейсами от Шанхая до Гонконга, а осенью сорок восьмого года была окончательно списана и продана на слом в Сингапур.

— На слом! — с нажимом повторил Питт. — А теперь попробуй объяснить мне, каким ветром ее занесло в Южную Америку?

— Судя по тем обрывкам информации, которые мне удалось собрать, достоверно известно, что она вышла из Шанхая, но в Сингапур так и не попала. Дальнейшая судьба «Принцессы» окутана мраком. Есть только один просвет, но он нам мало что дает. Оператор чилийской военно-морской базы в Вальпараисо принял во время дежурства сигнал бедствия с попавшего в жестокий шторм судна под названием «Принцесса Ван Ду», о чем имеется соответствующая запись в регистрационном журнале. Судовой радист успел сообщить, что они находятся в двухстах милях к западу, в трюме полно воды, а машины вышли из строя, после чего передача прервалась и больше не возобновлялась. Все попытки оператора вновь связаться с гибнущим судном оказались безуспешными. Отправленные на поиски военные корабли ничего не обнаружили.

— А вдруг это была не та «Принцесса Ван Ду»? — предположила Джулия.

Перлмуттер отрицательно покачал головой.

— В Международном регистре значится только одно судно с таким названием, я проверял. С другой стороны, отнюдь не исключено, что кто-то намеренно послал сигнал бедствия под чужим именем, чтобы запутать следы и скрыть местонахождение настоящей «Принцессы».

— Ты не выяснил, откуда пошли слухи о сокровищах на ее борту? — спросил Питт.

Историк развел руками.

— Слухами, как известно, земля полнится, но достоверных источников не выявлено. Вероятнее всего, проговорился кто-то из докеров или солдат-националистов, принимавших участие в операции. Любопытная деталь. Часть этих солдат позднее попала в плен к коммунистам, и один из них рассказал на допросе, что своими глазами видел бронзовую лошадь в натуральную величину, оказавшуюся в случайно разбившемся при погрузке деревянном контейнере.

— Откуда вы столько знаете? — поразилась Джулия.

Перлмуттер самодовольно усмехнулся.

— Об этом мне любезно сообщил мой пекинский коллега. Информация стекается сюда со всего мира. Мои корреспонденты знают, что я даю самую высокую цену за редкие книги, бортжурналы, сведения о кораблекрушениях и сопутствующих им обстоятельствах, и всегда рады услужить богатому американскому дядюшке. Собственно говоря, историей «Принцессы Ван Ду» и пропавших ценностей я заинтересовался с подачи того самого китайского коллеги, от которого узнал вышеупомянутые подробности. Он тоже занимается историческими исследованиями и считается крупнейшим авторитетом у себя на родине. Его имя Куань Чжу. Мы сотрудничаем и обмениваемся информацией уже много лет.

— Не слишком ли много народу охотится за этими сокровищами? — Питт слегка прищурился. — Слушай, Джулиан, а твой Куань имеет представление о том, что именно погрузили на «Принцессу»? Есть у него какой-нибудь каталог или хотя бы приблизительный список?

— Насчет каталога он мне ничего не сказал, только упомянул, что незадолго до поражения Чан Кайши, следуя примеру нацистов, поступивших точно так же в покоренной Европе, в буквальном смысле слова разграбил национальные музеи и частные собрания, насильственно конфисковав все мало-мальски ценное. К сожалению, учет и контроль в довоенном Китае были поставлены из рук вон плохо, если не сказать больше, поэтому на многие из пропавших экспонатов не существовало никакой документации. Пришедшим к власти коммунистам осталось только констатировать, что практически все древнее культурное наследие бесследно исчезло. И сегодня китайские музейные экспозиции могут похвастаться лишь тем, что было обнаружено или найдено при раскопках уже после сорок девятого года.

— И ничего из пропавшего до сих пор не объявилось?

— Не думаю, иначе Куань обязательно поставил бы меня в известность.

Питт прикончил остатки портвейна в своей рюмке и задумался, рассеянно крутя ее между пальцами.

— Что ж, подведем итог, — нарушил он наконец затянувшееся молчание. — Судя по имеющимся в нашем распоряжении данным, можно с высокой степенью вероятности предположить, что сокровища по сей день лежат где-то на дне моря. Это обнадеживает.

— Ничего не понимаю, — беспомощно посмотрела на него Джулия. — Почему обнадеживает? И какое отношение имеют все сокровища мира к пресечению преступной деятельности Шэнь Циня и широкомасштабной нелегальной иммиграции китайцев в США?

Питт взял ее за руку и ласково пожал.

— Сейчас я все тебе объясню, девочка моя. Служба иммиграции и натурализации, ФБР, ЦРУ и прочие задействованные против Шэня силовые структуры ведут наступление на его империю с фронта и флангов, натыкаясь при этом на глубоко эшелонированную оборону и терпя поражение за поражением. Отсюда следует, что тактика лобовых атак себя исчерпала и обречена на провал — Шэнь заранее подготовился к подобному развитию событий и чувствует себя неуязвимым. Но его слабое место — одержимость поиском утраченных древностей — открывает возможность для НУМА зайти с тыла и нанести удар там, где он его не ожидает. Мне и Джулиану придется изрядно попотеть, чтобы выиграть гонку, но нам не привыкать. Вдвоем мы составляем исключительно мощную команду, с которой никакому Шэню не совладать, несмотря на все его миллиарды и наемную армию головорезов. Теперь ты понимаешь, что я задумал? — обратился он к Джулии. — Правильно, умница! Мы должны опередить Шэня и первыми найти пропавшую «Принцессу» и ее груз.

27

Они покинули гостеприимное жилище Джулиана Перлмуттера далеко за полночь. Развернувшись во дворе, Питт вывел «дюзенберг» на параллельную улицу, но, не доехав до перекрестка, замедлил ход, не торопясь влиться в изрядно поредевший поток автомобилей. Оба микроавтобуса со спецагентами, ранее припаркованные у обочины на выезде из тупика, куда-то исчезли.

— Похоже, наши ангелы-хранители упорхнули, — заметил он, придавив ногой тормоз.

— Странно, — забеспокоилась Джулия. — Не могу представить, что могло заставить их так поступить.

— Возможно, мы их утомили, и они решили заехать в ближайший спортбар расслабиться и посмотреть баскетбольный матч.

— Не смешно! — нахмурилась девушка.

— Как ты относишься к дежа вю? — с обманчивым спокойствием осведомился Питт и, не дожидаясь ответа, сунул руку в накладной карман на дверце, достал свой сорок пятый, который наконец-то перезарядил, и вручил его Джулии. — Надеюсь, ты не разучилась стрелять с тех пор, как мы удирали от воздушных бандитов Шэня вниз по Орион-Ривер?

— По-моему, ты преувеличиваешь степень опасности, — запротестовала она, озираясь по сторонам. — Я не вижу ничего подозрительного.

— Лучше перебдеть, — возразил Питт. — Печенкой чувствую, что это подстава. Держи револьвер на взводе и будь готова открыть стрельбу при малейшей угрозе.

— Послушай, я абсолютно уверена, что отсутствие телохранителей вызвано каким-то недоразумением.

— А я уверен, что у Шэня денег больше, чем у Питера Харпера и всей твоей Службы. И сильно подозреваю, что вашим хваленым «профессионалам со стороны» кое-кто заплатил двойной гонорар, чтобы они не путались под ногами и разбежались по домам.

Джулия, побледнев, выхватила из сумочки рацию и заговорила в микрофон:

— Леди-Дракон вызывает Тень. Сообщите ваши координаты. Прием. — Она повторила вызов четыре раза подряд, но не услышала в ответ ничего, кроме слабого потрескивания статического электричества.

— Попробуй вызвать с помощью этой штуки своего шефа, — цинично посоветовал Питт. — Вдруг он еще не спит.

— Ничего не выйдет, у нее радиус действия всего две мили.

— Тогда нам следует... — Он запнулся на середине фразы, потому что в этот момент из-за угла вынырнули два знакомых микроавтобуса, свернули в тупик и резко затормозили перед «дюзенбергом», частично перекрыв выезд справа и слева. Теперь в промежуток между ними можно было протиснуться, только рискуя ободрать краску на крыльях. Фары у них не горели, а тонированные стекла не позволяли толком разглядеть, кто находится в кабине.

— Ну вот, а ты волновался, — с облегчением рассмеялась Джулия и снова поднесла к губам рацию. — Тень, говорит Леди-Дракон. Почему оставили позицию?

На этот раз ответ последовал незамедлительно:

— Извините за самодеятельность, Леди-Дракон. Мы отлучились всего на несколько минут. Решили на всякий случай объехать квартал. Ничего подозрительного не обнаружено. Если вы закончили свои дела, для удобства сопровождения прошу сообщить конечный пункт вашего назначения.

— Вранье! — уверенно заявил Питт, одновременно прикидывая на глаз расстояние между машинами охраны и наблюдая за уличным движением. — Профессионалы отправили бы на патрулирование только один экипаж, оставив другой на месте. Это азбука. Ты же сама агент и должна знать, что к чему.

— Питер никогда не стал бы нанимать ненадежных людей, — твердо сказала девушка. — А его купить невозможно.

— Есть и другие методы воздействия, помимо подкупа, — проворчал Питт, остро ощущая исходящую от микроавтобусов угрозу. — Нас продали, точно тебе говорю! Ставлю дайм против доллара, что в них сейчас сидят не те агенты, которых пригласил Харпер, а охранники Шэня.

Убежденность, сквозившая в его голосе, передалась Джулии, и девушка заколебалась.

— Возможно, ты прав, — неуверенно сказала она. — Что мне им ответить?

— Передай, что мы едем ко мне домой, в Вашингтонский национальный аэропорт.

— Ты действительно там живешь? — не поверила Джулия.

— Уже двадцать лет. В бывшем ангаре на окраине.

Пока заинтригованная Джулия инструктировала старшего группы, Питт, порывшись под сиденьем, извлек мобильный телефон и передал его девушке.

— Звони Харперу, — приказал он. — Обрисуй ситуацию и скажи, что мы направляемся к Мемориалу Линкольна. Можешь добавить, что я постараюсь потянуть время, пока он готовит перехват, но будет лучше, если он поторопится.

Джулия набрала номер, дождалась ответа секретаря, представилась и попросила соединить ее с шефом. После долгой паузы Харпер снял трубку. Питт угадал: ночной звонок поднял его с постели. Доложив о странном поведении охраны и коротко переговорив с ним, девушка выключила телефон и повернулась к спутнику.

— Помощь на подходе, — сообщила она, заметно повеселев. — Питер просил передать тебе, что очень сожалеет. Что ему следовало более внимательно отнестись к операции прикрытия, учитывая случившееся сегодня вечером в твоем ангаре. Между прочим, ты мне так и не рассказал, что там произошло?

— Потом расскажу. Он усвоил, что надо перекрыть все подъезды к Мемориалу Линкольна?

— Да. Питер обещал, что сразу после нашего разговора свяжется с копами. Только я никак не пойму, зачем нам куда-то ехать? Не проще ли вызвать подмогу прямо сюда?

— Ты в своем уме? Если я проторчу на этом перекрестке еще минуту, кося под дурачка и делая вид, будто дожидаюсь просвета в потоке транспорта, они поймут, что мы их раскусили, и расстреляют на месте. Сейчас мы выберемся на Массачусетс-авеню и двинемся к центру города. Там движение погуще, и мы будем в безопасности — вряд ли они решатся открыть пальбу в присутствии стольких свидетелей. Куда проще разделаться с нами в окрестностях аэродрома, где выстрелов никто не услышит.

— Но мы можем набрать «девятьсот одиннадцать» и попросить направить сюда ближайшие патрульные машины, — не уступала Джулия.

— А как ты объяснишь свою просьбу диспетчеру? — насмешливо спросил Питт. — Расскажешь ему байку о том, что оранжевый «дюзенберг» двадцать девятого года преследуют два микроавтобуса, битком набитые киллерами? Ты сама бы в такое поверила?

— Думаю, не поверила бы, — смущенно признала девушка.

— И правильно думаешь. Пускай Харпер сам этим занимается. Он комиссар, ему с полицией легче найти общий язык. Ну ладно, хватит трепаться, поехали.

Улучив подходящий момент, Питт переключил скорость, тронул «дюзенберг» с места, с ювелирной точностью проскользнул в промежуток между машинами охраны и повернул налево. Водители микроавтобусов не сумели сразу последовать за ним. Им пришлось сначала развернуться, а потом еще некоторое время выжидать, пропуская встречный транспорт, прежде чем вырулить на дальнюю полосу. В результате Питт успел опередить преследователей более чем на сотню ярдов. Проехав два квартала, он свернул на Массачусетс-авеню и увеличил скорость, виртуозно лавируя в потоке машин и без стеснения идя на обгон.

Джулия покосилась на спидометр. Стрелка уже зашкалила за семьдесят миль в час и, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом.

— Почему в твоем автомобиле нет ремней безопасности? — спросила она.

— Семьдесят лет назад они не пользовались популярностью, — сухо ответил Питт.

— Зачем ты так быстро едешь?

— Не знаю лучшего способа привлечь к себе внимание, чем превысить скорость в центре города, управляя автомобилем весом в четыре тонны.

— Тогда будем надеяться, что у него исправные тормоза, — обреченно вздохнула девушка и откинулась на спинку пассажирского кресла, покорившись неизбежности.

— Тормоза отличные, — откликнулся Питт, — только не такие чувствительные, как в современных моделях. Но если как следует надавить, встанет как вкопанный!

Держа в руках врученный ей кольт, Джулия пока не спешила следовать указаниям Дирка и даже курок не взвела. Мысль о том, что из него, возможно, придется отстреливаться от наемных убийц в самом центре столицы, казалась ей дикой и несуразной. Кроме того, она до сих пор не могла поверить, что не единожды проверенные телохранители оказались предателями.

— Нет, у меня определенно дежа вю! — простонал Питт, огибая Маунт-Вернон-сквер на таком крутом вираже, что покрышки протестующе завизжали, а народ на площади начал оборачиваться. — Ты не поверишь, но в этом году мне уже вторично приходится петлять по вашингтонским улицам на коллекционном антикварном автомобиле в обществе прекрасной женщины, улепетывая от плохих парней, возжаждавших положить конец моей многообещающей карьере.

— Выходит, ты и раньше попадал в подобные переделки?

— Неоднократно. Но в прошлый раз я сидел за рулем спортивной полугоночной модели, которая втрое легче и вдвое быстрее этого мастодонта.

«Дюзенберг» оранжевым сполохом пронесся по Нью-Джерси-авеню, вывернул на Первую улицу, наддал еще и помчался по прямой в направлении Капитолия. Непрерывные басовитые гудки клаксона заставляли попадавшиеся на пути машины испуганно шарахаться в стороны. Питт вцепился в баранку мертвой хваткой — стоило ему хоть на мгновение потерять контроль, и неуправляемую махину могло на скорости вынести на тротуар, где даже в столь поздний час было полно пешеходов.

Микроавтобусы не отставали. Верткие и быстрые, они уверенно настигали неповоротливого автоклассика, повиснув у него на хвосте, как преследующие лисицу гончие. На автостраде Питт смог бы потягаться с ними на равных и даже дать фору, но в городских условиях преимущество было не на его стороне. Он на ходу переключил скорость со второй на третью. Коробка передач возмущенно взвыла, но могучий двигатель послушно отреагировал, увеличив обороты. По счастью, поток машин впереди заметно поредел, позволив Питту выжать акселератор до отказа. Оставив за спиной здание Капитолия и памятник Гарфильду, он выскочил на Мэриленд-авеню за несколько кварталов до Музея воздухоплавания и космонавтики.

Очевидно, терпение киллеров иссякло, потому что сквозь рев мотора послышался характерный треск автоматной очереди, и боковое зеркальце на глазах Питта разлетелось вдребезги. Стрелок тут же скорректировал прицел, и следующая пришлась уже в заднее ветровое стекло, рассыпавшееся мелкими осколками по сиденьям и крышке багажника. Питт поспешно сполз футом ниже; левой рукой он продолжал крутить баранку, а правой ухватил Джулию за плечо, стянул ее вниз и бесцеремонно втиснул в промежуток между бардачком и креслом пассажира.

— Вот и дождались! — процедил он сквозь зубы. — Вводная часть закончена, приступаем к прениям сторон. Начинай отстреливаться, а я постараюсь поменьше вилять, чтобы не сбивать тебе прицел. Только осторожно: выстрел — и сразу спряталась.

— Я не смогу стрелять, — решительно отказалась Джулия. — Вокруг полно людей и машин. Ни за что себе не прощу, если случайно попаду в невинного ребенка!

Вместо ответа Питт вывернул руль, одновременно нажав на тормоза. Заднюю часть «дюзенберга» занесло и развернуло перпендикулярно трассе. Не дожидаясь полной остановки, Питт снова нажал на газ. Огромные колеса без труда перевалили через высокий бордюр, и автомобиль тяжело выкатился на ухоженную травку парковой зоны, окружающей Капитолийский холм, — любимого места отдыха жителей столицы. Семнадцатидюймовые покрышки глубоко врезались в мягкую почву, оставляя за собой темные полосы вывороченного дерна.

Джулия среагировала как любая нормальная американка, которую с раннего детства воспитывали в духе трепетного отношения к природе.

— По газонам ездить нельзя! — возмущенно завопила она. — Это запрещено!

— Ничего, я уплачу штраф, — успокоил ее Питт и с усмешкой добавил: — Если останемся в живых.

Его хитроумный маневр оказался полной неожиданностью для преследователей и возымел именно тот эффект, на который он рассчитывал. Водитель первого микроавтобуса в точности повторил все действия Питта, но, когда попытался вслед за ним форсировать ограждение, это привело лишь к тому, что у него лопнули все четыре колеса. Резина конца девяностых не выдержала конкуренции с продукцией тридцатых годов.

Водитель второго сумел сделать правильные выводы и преодолел препятствие без ущерба. При этом он потерял довольно много времени, зато находившиеся в вышедшей из строя машине наемники получили возможность перебраться к нему в салон. Погоня возобновилась. Под изумленными взорами сотен поклонников джаза, расходившихся после только что закончившегося концерта сводного оркестра Корпуса морской пехоты на открытом воздухе, петляя по аллеям и лужайкам, неслись на бешеной скорости два автомобиля: впереди оранжевый монстр, будто вынырнувший из гангстерских фильмов о временах «сухого закона», а за ним, как приклеенный, черный микроавтобус «форд». Невиданное зрелище словно завораживало толпы очевидцев. Повинуясь неодолимому стадному инстинкту, все больше и больше людей внезапно меняли маршрут, устремляясь кто бегом, кто шагом вслед за обеими машинами, неуклонно приближающимися к зданию Национальной галереи искусства. Никто из зевак не понимал, что происходит, но каждый был исполнен решимости досмотреть до конца и дождаться развязки.

Промелькнул по правую руку и скрылся из виду архитектурный комплекс галереи, остался позади Музей воздухоплавания и космонавтики, а «дюзенберг» все продолжал мчаться по траве, на полной скорости перепрыгивая через бордюры пересекающих зеленый массив трасс. Седьмую улицу он проскочил на красный сигнал светофора, вызвав панику и столпотворение на перекрестке, но оторваться по-прежнему не получалось. Следовало отдать должное уровню подготовки подручных Шэня: за баранкой микроавтобуса сидел настоящий виртуоз. Питту до сих пор удавалось не подпускать его на ближнюю дистанцию лишь благодаря ценной конструктивной особенности своего автомобиля: в отличие от современных моделей, на высокой скорости многотонный красавец слушался руля гораздо охотнее, чем на малой или средней. Более того, на полном газу у водителя возникало устойчивое ощущение стабильности и безопасности; достаточно было едва заметного поворота руля, чтобы блестящий колосс мгновенно изменил направление". Пересекая Четырнадцатую улицу, Питт с облегчением перевел дух — та была пустынна и безлюдна по обе стороны от развязки. Необходимо было выяснить, далеко ли погоня, но обернуться он не мог, а все зеркала заднего обзора сильно пострадали от предыдущего обстрела.

— Глянь, пожалуйста, где там наш эскорт? — попросил он Джулию. — Только сильно не высовывайся, а то еще зацепят ненароком.

Девушка осторожно заползла на подушку сиденья и выставила голову над спинкой на уровне глаз, крепко сжимая в правой руке снятый с предохранителя кольт со взведенным курком.

— Они, должно быть, немного отстали на том перекрестке, — сообщила девушка, — но уже догоняют. В кабине двое. Лица расплываются, но я их вижу.

— Вот и залепи им по маслине в лоб, — предложил Питт.

— Я же сказала, что не стану стрелять в городе! — рассердилась Джулия. — На улицах полно прохожих, и я не могу рисковать.

— Ладно, не рискуй, — покладисто согласился Питт. — Но если появится шанс выстрелить наверняка, настоятельно рекомендую его не упустить.

Высунувшиеся из окошек салона микроавтобуса киллеры снова открыли огонь. Пули гулко забарабанили по багажнику. Питт вильнул в сторону, и следующие две очереди прошли мимо.

— А вот они, как видишь, не разделяют твоих предрассудков, — с упреком заметил он, выкручивая баранку в обратном направлении и уповая на провидение, чтобы не въехать в бок случайно подвернувшемуся на пути автомобилю.

Минуя Пятнадцатую улицу, он едва избежал столкновения сначала с фургоном, развозящим утренние газеты, а затем с длинным черным «Фордом Краун-Виктория» — эта модель почти вытеснила прежние правительственные лимузины, — мельком задумавшись, кто из VIP-персон может находиться в салоне. Немного утешало то обстоятельство, что микроавтобус преследователей вынужден был притормозить, переваливая через бордюр, и снова отстал.

Прямо по ходу показалась гранитно-мраморная громада памятника Вашингтону. Питт на вираже обогнул залитый светом прожекторов обелиск и погнал дальше. Сразу за пьедесталом начинался небольшой подъем. Мокрая от росы трава под колесами затрудняла управление «дюзенбергом», и Джулия не могла как следует прицелиться, чтобы вести огонь на поражение. Впереди уже замаячил конечный пункт — Мемориал Линкольна на окраине парковой зоны.

На Семнадцатой улице им повезло. В веренице машин образовался небольшой просвет, и Питт благополучно перебрался на противоположную сторону, не подвергая опасности чужие автомобили. Сумасшедшая гонка по центральным магистралям столицы и парковым газонам почему-то пока не привлекла внимания патрульных. Несмотря на вопиющее нарушение чуть ли не всех существующих правил дорожного движения, он до сих пор не слышал воя полицейских сирен и не видел поблизости ни одного проблескового маячка. Странно, очень странно! Случись ему проделать то же самое в любое другое время, Питт не сомневался, что его задержали бы моментально, не позволив проехать и сотни ярдов.

Выиграв короткую передышку, он быстро преодолел дистанцию между Садами Конституции и длинным узким прудом, за которым открывалась величественная панорама беломраморного Мемориала Линкольна, словно парящего в воздухе над широкой серебристой лентой Потомака. Рискнув бросить взгляд через плечо, Питт с замиранием сердца увидел все тот же ненавистный микроавтобус, подобравшийся так близко, что в свете его фар можно было свободно прочесть мелкий газетный шрифт. Старина «дюзенберг», невзирая на все экстраординарные качества и мастерство водителя, был обречен на поражение; так могучий слон с его острыми бивнями и исполинской силой неизбежно проигрывает охотнику на джипе, вооруженному крупнокалиберным ружьем. Его загнали в угол, и пространства для маневра почти не осталось. Если он попытается свернуть направо и выскочить на Конститьюшн-авеню, противник легко перекроет этот путь к отступлению. По левую руку тянулась сияющая тысячами отраженных огней узкая полоска декоративного пруда. Непреодолимое препятствие или?...

Грубо столкнув Джулию с сиденья, Питт торопливо приказал:

— Держись крепче и дыши глубже! Сейчас здесь будет ужасно мокро.

— Что ты собираешься делать? — забеспокоилась девушка.

— Покататься на лодке, — ухмыльнулся Питт.

— Да ты не просто псих, но еще и маньяк! — возмутилась Джулия.

— По-моему, отличное сочетание, — буркнул Дирк, целиком сосредоточившись на предстоящем ему и его автомобилю испытании. Глаза его заблестели, как у ястреба, приготовившегося вонзить когти в затаившегося в траве кролика, но на осунувшемся лице не отразилось абсолютно никаких эмоций. Смотревшем на него снизу вверх девушке он казался в эти мгновения отчаянным серфингистом, оседлавшим накатывающую на берег волну высотой с трехэтажный дом. Зрачки ее испуганно расширились, когда Питт резко повернул руль влево и направил машину в воду, едва не зацепив на вираже одно из столетних деревьев, с интервалом ровно в двадцать два фута живой изгородью опоясывающих периметр пруда. Скользя по газону и вырывая крупные ошметки дерна, задние колеса «дюзенберга» нашли наконец точку опоры, на скорости почти семьдесят миль в час четырехтонный автомобиль гигантской оранжевой лягушкой сиганул через невысокий парапет ограждения — и безмятежно-спокойное зеркало водоема разбилось и взметнулось ввысь тысячами сверкающих осколков.

Пруд забурлил, окатывая бока и бамперы автоветерана внезапно изменившими направление водопадами. Соприкосновение с поверхностью основательно встряхнуло «дюзенберг», но уже в следующее мгновение огромные колеса с «тракторными» покрышками зацепились за бетонированное покрытие, и он покатил вперед, отфыркиваясь и уверенно разрезая волну, как преследующий самку кит.

Захлестнув капот, вода хлынула в салон сквозь разбитое ветровое стекло. Питт и Джулия мгновенно промокли до нитки. Последней пришлось особенно туго. Не зная в точности намерений спутника, она не успела приготовиться к погружению и принялась отчаянно барахтаться, когда ее накрыло с головой. Питт же был слишком занят и не мог ей помочь. Вода не воздух, и ему приходилось прилагать максимум усилий, чтобы преодолевать сопротивление более плотной среды и удерживать машину под контролем. Подобные ощущения испытывает пловец, борющийся с прибоем, чтобы войти в воду. Он пытается поднырнуть под набегающую волну, а та, в свою очередь, стремится вышвырнуть его обратно на берег.

Слава богу, на дне пруда не было ни ила, ни водорослей — парковые служащие ежегодно очищали водоем от всякой дряни, скапливающейся в нем как в силу естественных причин, так и вследствие безответственности некоторых посетителей, без зазрения совести бросающих в воду бутылки, банки и прочий мусор. Высота ограждения составляла около восьми дюймов, благодаря чему «дюзенберг» и сумел беспрепятственно преодолеть этот барьер. Близ берега было совсем мелко, но дальше глубина увеличивалась, достигая в середине пруда двух с половиной футов.

Мертвой хваткой вцепившись в баранку, Питт молил небеса только об одном: чтобы не заглох двигатель. Коробке передач и карбюратору вода не угрожала — они располагались выше предельного уровня затопления, — а вот свечи и аккумулятор могли запросто выйти из строя.

Ширина Отражающего пруда составляет сто шестьдесят футов, и форсирование этой водной преграды на обыкновенном автомобиле с первого взгляда кажется совершенно безнадежным предприятием. Но назвать «дюзенберг» обыкновенным едва ли повернулся бы язык у самого закоренелого скептика. Мужественно напрягая все свои двести шестьдесят пять лошадиных сил и восемь цилиндров, он совершил невозможное. Подобно танку-амфибии, оранжевый лимузин уверенно прополз по дну водоема и уже начал выбираться на противоположный берег, когда вода вокруг буквально вскипела сотнями мелких фонтанчиков.

— Вот же упрямые ублюдки! — сквозь зубы выругался Питт, сжимая рулевое колесо с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.

Охотники, ошеломленные непредсказуемым поведением, казалось бы, уже затравленной и загнанной в угол добычи, не сумели вовремя сориентироваться и потеряли почти минуту, пытаясь сообразить, как им действовать дальше. Придя наконец к согласию, они высыпали из микроавтобуса и открыли беспорядочный огонь по «дюзенбергу», которому осталось преодолеть не более десяти футов. Прекрасно понимая, что другого шанса им не представится, они продолжали стрелять, не обращая внимания на приближающиеся со всех сторон завывания полицейских сирен. Синие проблесковыемаячки показались одновременно на Двадцать третьей улице и Конститьюшн-авеню, охватывая с флангов Мемориал Линкольна и Отражающий пруд. Наемники Шэня слишком поздно осознали, что попали в ловушку. Они могли бы вырваться из окружения, последовав за Питтом, но водитель «форда» сразу отмел такой вариант, как неосуществимый. Микроавтобус с его низкой посадкой и стандартными колесами не проехал бы и десяти ярдов даже на сравнительно небольшой глубине. Оставалась единственная надежда: прорвать кольцо патрульных машин, прежде чем оно окончательно сомкнется. Не тратя времени на совещания, киллеры прекратили огонь и поспешно попрыгали обратно в салон. «Форд», визжа покрышками, развернулся на сто восемьдесят градусов и помчался, набирая скорость, в обратном направлении.

«Дюзенберг» тем временем начал карабкаться вверх по полого поднимающемуся бетонному покрытию. Торопливо прикинув в уме соотношение высоты парапета с диаметром передних колес, Питт переключил скорость на первую и уменьшил газ. Шестеренки провернулись с надсадным скрежетом, но все-таки заняли свои места в нужной позиции. За два ярда до ограждения Питт снова придавил до отказа педаль акселератора, и автомобиль рванулся вперед, сопровождаемый отчаянным мысленным посылом хозяина: «Давай, старина, не подведи! Сделай это!»

И «старина» не подвел. Громко заурчав, «дюзенберг» высоко вздыбил капот и передние колеса, на мгновение завис днищем над стенкой парапета и тяжело рухнул на землю всей своей многотонной массой. Со стороны это выглядело так, будто какой-то доисторический монстр выбирается из морской пучины, чтобы сожрать прикованную к скале на берегу царевну, и вдруг обнаруживает, что сила тяжести на суше слишком велика даже для его невероятно мощных мускулов. Стоило «дюзенбергу» оказаться в привычной атмосфере, как его мотор, до сих пор не дававший сбоев, болезненно задрожал, зачихал, застучал и почти перестал реагировать на команды, уподобившись окончательно выдохшемуся ретриверу, проплывшему целую милю с подстреленной хозяином уткой в зубах. Угрожая вот-вот заглохнуть, он кое-как протащил лимузин еще сотню ярдов, после чего отдышался, образумился и снова вошел в рабочий режим. Вентилятор вкупе с разогретым радиатором высушили подмокшие свечи, и четыре забарахливших было цилиндра один за другим вернулись к жизни.

Сотрясаемая мелкой дрожью, мокрая и несчастная Джулия, отплевываясь, из последних сил заползла на сиденье и бросила взгляд назад. Микроавтобус с наемниками, преследуемый вереницей полицейских машин, во все лопатки улепетывал в сторону памятника Вашингтону. Убедившись, что опасность миновала, она выжала воду из подола своего вечернего платья и пригладила ладонью висящие сосульками волосы в заранее обреченной попытке навести марафет. А когда поняла, что все ее усилия тщетны, повела себя так, как всегда или почти всегда ведут себя особы слабого пола в аналогичной ситуации, повинуясь безусловному рефлексу, который почему-то принято называть женской логикой. Иначе говоря, принялась искать козла отпущения, чтобы обвинить его во всех своих злоключениях. Поскольку никого больше рядом не нашлось, вся накопившаяся злость целиком вылилась на голову Питта. Когда Джулия повернулась к нему, глаза ее горели первобытной яростью, как у разъяренной пантеры.

— По твоей милости я насквозь промокла и наверняка схвачу воспаление легких! Моя одежда безнадежно испорчена, теперь ее только на помойку выбросить. Прическа выглядит как ерш для чистки сортира! — Задохнувшись от негодования, она на несколько секунд замолчала, и выражение ее лица немного смягчилось. — Ты авантюрист и гнусный обманщик, Дирк Питт! — продолжала Джулия, но уже без прежнего азарта. — Не будь я обязана тебе жизнью, непременно потребовала бы возмещения убытков и морального ущерба. Или хотя бы новое платье, — добавила она жалобным голосом.

Питт уже съехал с газона на твердый асфальт и выбрался на Индепенденс-авеню. Впереди показался Мемориальный мост через Потомак, за которым начиналась прямая магистраль, ведущая к аэропорту и его любимому ангару.

— Насчет платья подумаю, — улыбнулся он. — И если ты будешь хорошей девочкой, отвезу к себе домой, где ты сможешь обсушиться, принять душ и выпить чашечку кофе.

— А если я буду плохой девочкой? — промурлыкала Джулия. — Что тогда?

Питт расхохотался. Отчасти от облегчения — как ни крути, а сегодня ему уже дважды удалось ускользнуть из объятий старухи с косой, — но главным образом, отдавая должное комизму ситуации. Купание в пруду превратило Джулию из ослепительной красавицы в жалкого, взъерошенного котенка, однако она продолжала кокетничать как ни в чем не бывало, одновременно стараясь, без особого, впрочем, успеха, прикрыть некоторые части тела, рельефно обрисовывающиеся под мокрым и сделавшимся совершенно прозрачным платьем.

— Продолжай в том же духе, — поощрительно усмехнулся Питт, — и тогда мы, возможно, как-нибудь обойдемся без кофе.

28

Солнечный свет уже пробивался сквозь жалюзи, когда Джулия выплыла наконец из дремотного тумана, чувствуя во всем теле необыкновенную легкость. Это было на редкость приятное ощущение, навеянное, без сомнения, бурными перипетиями минувшей ночи, особенно ее финальной части, завершившейся перед самым рассветом. Она открыла глаза, привела в порядок отрывочные, разрозненные воспоминания и принялась внимательно изучать окружающую обстановку. Большая двухспальная кровать, в которой она проснулась в гордом одиночестве, стояла в центре просторной комнаты, напоминающей капитанскую каюту парусного корабля конца позапрошлого века. Вся мебель и другие предметы обихода — от антикварных кресел, столиков и бюро до холодного оружия и старинных навигационных приборов на стенах и полках — словно сошли с иллюстраций к морским романам Фенимора Купера, Роберта Стивенсона, Рафаэля Сабатини и Сесила Скотта Форестера.

Подобно большинству женщин, Джулия питала повышенный интерес к сравнительно небольшой по численности группе лиц противоположного пола, гордо именующих себя убежденными холостяками. Разделяя распространенное мнение, что характер одинокого мужчины вернее всего определяется бытовыми условиями, в которых тот существует, она никогда не упускала случая проверить это на практике. Предыдущий опыт общения с подобными экземплярами выработал в ней стойкое убеждение в их социальной неполноценности и некоторой инфантильности. Холостяки в ее представлении делились на две основные категории: неряхи и аккуратисты. Первые ненавидят мыть посуду, подметать полы и вытирать пыль. Уборка постели для них столь же чуждое и экзотическое занятие, как производство козьего сыра. В спальнях и кухнях их жилищ постоянно заводится всякая мелкая живность. Вокруг новеньких стиральных машин с ни разу не раскрытой инструкцией по эксплуатации скапливаются горы плесневеющего грязного белья. В холодильниках они держат только яйца и пиво, предпочитая питаться в кафе и ресторанах.

Вторые являют собой полную противоположность первым. Стерильность мест их обитания может привести в восхищение специалиста по обеззараживанию окружающее среды. Пыль, грязь, пятна, хлебные крошки и следы зубной пасты в раковине умывальника выявляются и ликвидируются с энергией и энтузиазмом, достойными лучшего применения. Каждый предмет мебели, каждая тарелка, чашка, ложка или вилка имеют свое, раз и навсегда закрепленное за ними место. Самый дотошный санитарный инспектор не найдет, к чему придраться на кухне аккуратиста. Уходя, они всегда гасят свет и выключают электроприборы, а возвращаясь домой, тщательно вытирают ноги перед дверью.

Беглый осмотр спальни вызвал у Джулии некоторое замешательство, потому что объект не поддавался привычной классификации. Немного поразмыслив, она пришла к парадоксальному выводу, что в Питте непостижимым образом сочетаются наиболее привлекательные отличительные особенности как первой, так и второй категории. Все окружающие ее вещи создавали уютное ощущение прочности и надежности, но в то же время несли отпечаток чисто мужской небрежности и безалаберности. Не самые приятные, по большому счету, черты характера, но именно они почему-то обладают особой притягательностью в женских глазах. Мысль о других женщинах в жизни Питта вызвала у Джулии мимолетную вспышку ревности, но она быстро успокоилась: судя по обстановке, дамы здесь если и бывали, то надолго не задерживались, что внушало определенный оптимизм.

Отбросив одеяло, она выбралась из постели и голышом прошлепала в соседнюю комнату, оказавшуюся гостиной. Вдоль двух стен тянулись застекленные стеллажи, на которых размещались модели затонувших судов, обнаруженных, обследованных и поднятых с морского дна при участии Питта и его коллег из НУМА. На третьей висели четыре полотна кисти Ричарда Де Россе, американского художника-мариниста XIX века, изображающие старинные колесные пароходы в открытом море, в гостиной явственно ощущался тот же теплый домашний уют что и в спальне, не имеющий ничего общего с претенциозно утонченной бездушностью атмосферы, создаваемой современными дизайнерами.

Движимая ненасытным женским любопытством, Джулия завершила обход, вернулась в спальню, уселась, скрестив босые ноги, на кровать и крепко задумалась. Кое-что из увиденного поразило ее, кое-что вызвало недоумение, кое-что опечалило. Теперь она намного отчетливее представляла себе истинную сущность человека, с которым столкнула ее судьба. Его очевидный консерватизм в пристрастиях и вкусах вовсе не был напускным, как ей показалось вначале, а уходил корнями в прошлое, которому принадлежал сам Дирк Питт. Подтверждение своей догадке Джулия находила практически во всем, что находилось в ангаре, служившем ему домом: коллекции антикварных автомобилей, мебели, картинах, посуде, столовых приборах и даже в таких мелочах, как тяжелые медные пробки, обнаруженные ею в ванной комнате и кухонной мойке.

Немые свидетели минувших эпох, снятые с потерпевших кораблекрушение судов, приобретенные на аукционах и распродажах, найденные при раскопках или добытые иным способом, вещи ревниво оберегали личную жизнь хозяина, создавая вокруг него непроницаемый для посторонних барьер. Он обожал женщин, преклонялся перед их красотой и обаянием, мог совершить подвиг или пойти на безумный риск, лишь бы добиться благосклонности очередной избранницы. Они неизменно отвечали ему взаимностью, тонко различая незримую грань между фальшью и искренним чувством, но ни одна из них так и не услышала из его уст предложения руки и сердца. Резюмируя вкратце итоги анализа, следовало признать и принять как непреложный тот факт, что Питт и брачные узы — понятия несовместимые, набраться терпения и ждать. Чего? Там видно будет.

Ее платье и нижнее белье, выстиранные и выглаженные, висели на плечиках в открытом платяном шкафу. Из кухни доносился аппетитный аромат свежесваренного кофе, но сам хозяин отсутствовал. Есть хотелось зверски, но девушка решила сначала привести себя в порядок и только потом отправляться на поиски. Завернув в ванную, она показала язык своему отражению в зеркале, мимоходом подумав, сколько женщин смотрелось в него до нее и сколько их будет после, но эту тему она уже исчерпала и твердо решила больше к ней не возвращаться. На подносе около умывальника Джулия нашла все необходимое для утреннего женского туалета: новую зубную щетку в упаковке, гель, шампуни, набор косметики, щетки, расчески и гребни для волос. Забравшись в объемистую медную лохань неизвестного назначения, служившую Питту в качестве ванны, она приняла душ, вытерлась большим махровым полотенцем, высушила волосы феном и наскоро причесалась. Потом вернулась в спальню, оделась, заглянула на кухню, налила себе кофе в большую фарфоровую чашку и вышла на лестничную площадку.

Дирк в рабочем комбинезоне занимался важным делом: менял искрошенное автоматными очередями лобовое стекло «дюзенберга». Чтобы не отрывать его, Джулия не стала сразу возвещать о своем появлении, решив сначала полюбоваться собранными внизу техническими раритетами. Ночью ей не удалось как следует рассмотреть коллекцию Питта, и теперь она собиралась наверстать упущенное.

Плохо разбираясь в автомобильной классике, она не сумела опознать ни одной из выстроившихся стройными рядами антикварных моделей, но сами автомобили поражали воображение своими элегантными обводами, хромированными дисками колес и радужным разноцветьем окраски. Ближе к лестнице Джулия обнаружила экспозицию несколько иного плана. Большой пульмановский вагон стоял на рельсах, проложенных вдоль возвышенной бетонной платформы, а рядом с ним замерли два самолета. Специалист без труда определил бы в них «Форд-три-мотор», прозванный авиаторами своей эпохи «Жестяным гусем», и «Мессершмитт-262», первый в мире реактивный истребитель, получивший боевое крещение в 1944 году. Дальше шли совсем уж непонятные экспонаты: эмалированная ванна с подвесным лодочным мотором и странная комбинация парусной шлюпки с надувным резиновым «тузиком», причем парус на мачте был сплетен из широких пальмовых листьев.

— Доброе утро! — крикнула сверху девушка, завершив обозрение.

Питт выпрямился, вскинул голову и одарил ее роскошной белозубой улыбкой.

— Наконец-то проснулась, лентяйка! Забыла старую пословицу: «Кто рано встает, тому бог подает»?

— Я бы с удовольствием провалялась в постели весь день, — призналась Джулия, сладко потягиваясь.

— Мечтать не вредно, — понимающе усмехнулся Питт. — Я бы тоже не прочь, да только сегодня ничего не выйдет. Пока ты пребывала в объятиях Морфея, ускользнув из моих, позвонил адмирал Сэндекер и предупредил, что нас с тобой непременно желают видеть на закрытом совещании по поводу вчерашних приключений. Твой босс там тоже будет. Так что поторапливайся, на сборы нам дали всего час.

— Куда поедем?

— В твою контору.

— Ясно, — вздохнула девушка. — Слушай, что ты сделал с моим платьем? Оно выглядит как новенькое!

— Учись, пока я жив, — ухмыльнулся Питт. — На самом деле все очень просто. Когда ты отключилась, я замочил его в холодной воде, потом слегка прополоскал и повесил сушиться. А утром прогладил через тонкое хлопчатобумажное полотенце, и все пятна исчезли. Как корова языком слизнула. Можешь убедиться.

— Я уже убедилась. Спасибо. Ты потрясающий парень, Дирк! Внимательный, заботливый и на редкость изобретательный. Я таких раньше не встречала.

— И никогда больше не встретишь, — заверил ее Питт.

— Скажи, ты всех девушек, которым случилось заночевать под твоей крышей, балуешь таким образом? — съязвила Джулия.

— Только капризных экзотических бырышень китайского происхождения, — не моргнув глазом, парировал Дирк.

— Хочешь, я приготовлю завтрак? — мгновенно изменила тактику Джулия, интуитивно почувствовав, что в полемике на эту скользкую тему с ним лучше не тягаться.

— Звучит заманчиво. Давай займись, а я тут еще немного поковыряюсь. Продукты в холодильнике и в подвесном шкафчике справа. Полагаюсь на твой вкус. Кофе я уже сварил.

— Кофе замечательный! — похвалила девушка, демонстрируя чашку, которую держала в руке. — Мне ужасно жаль, что твоя чудесная машина так сильно пострадала.

— Ерунда, — отмахнулся Питт. — Капитальный ремонт не потребуется, я все исправлю сам.

— Но в ней так много пробоин, что просто жуть!

— Скажи спасибо, что не в нас с тобой, — усмехнулся Питт. — Слава богу, у него прочный кузов! Любую из нынешних консервных банок головорезы Шэня прошили бы насквозь первой очередью.

— Кстати, о головорезах...

— На сей счет можешь не волноваться, — перебил ее Питт. — Снаружи столько охранников, что хватит для завоевания какой-нибудь из стран «третьего мира».

— Ой, мне так неудобно, — заволновалась Джулия.

Питт окинул ее внимательным взглядом, и от него не ускользнул внезапно вспыхнувший на девичьих щеках румянец.

— С чего бы это вдруг? — поинтересовался он невинным голосом.

— Ты что, не понимаешь?! — рассердилась Джулия. — Теперь мои сослуживцы и начальство будут знать, где я провела ночь. Думаешь, приятно, когда на тебя все оглядываются и перешептываются за спиной?

— Не бери в голову, — ухмыльнулся Питт. — Если кто спросит, я с чистой совестью отвечу, что всю ночь обрабатывал передок моей ненаглядной, а вот с задком пришлось повременить — шпаклевка кончилась.

— Нахал! — надулась Джулия.

— Я имею в виду машину, — поспешно уточнил Питт.

— Вот так-то лучше, — благосклонно кивнула девушка и неторопливо удалилась на кухню.

Даже кратковременное общение с Дирком взбодрило ее намного эффективнее, чем электромассаж или два часа занятий в тренажерном зале. Она готовила завтрак, что-то весело напевая и уже окончательно смирившись с тем, что в ее жизни впервые появился мужчина, о котором она раньше могла только мечтать.

* * *

Кроме них в салоне бронированного лимузина находились двое вооруженных телохранителей. Заскочив по дороге в коттедж, принадлежащий университетской подруге, у которой она остановилась, Джулия переоделась в более приличествующий правительственному агенту наряд. Штаб-квартира Службы иммиграции и натурализации размещалась в бежевом семиэтажном здании на Первой Северо-Западной улице. Из подземного гаража в цоколе Питт и Джулия поднялись на лифте в Оперативный отдел, где их встретил секретарь Харпера и проводил в конференц-зал.

За длинным полированным столом сидели шестеро: адмирал Сэндекер, глава Службы иммиграции и натурализации комиссар Дункан Монро, его заместитель Питер Харпер, директор департамента ЦРУ Уилбер Хилл, помощник директора ФБР Чарлз Дэвис и Ал Джордино. Все встали, приветствуя новоприбывших, а сонный итальянец даже не соизволил оторвать свою задницу от стула; равнодушно кивнув напарнику, но оживился при виде Джулии, расплылся в широченной улыбке и послал ей воздушный поцелуй. Представив собравшихся, Монро обратился к Питту:

— Если меня правильно информировали, — сказал он таким тоном, что слова его можно было истолковать двояким образом, — вам и мисс Ли минувшей ночью скучать не пришлось.

— Вы совершенно правы, сэр, — ядовито заметила Джулия, выглядевшая олицетворением чистоты и целомудрия в простой белой блузке и строгой темно-синей юбке чуть выше колен. — Мы изрядно позабавились, уворачиваясь от обстрела на скорости в семьдесят миль.

Питт смерил Харпера тяжелым взглядом и произнес:

— Ваша небрежность в подборе охраны могла нам дорого обойтись, комиссар. В следующий раз рекомендую более тщательно проверять кандидатуры на предмет коррумпированности.

— Я не снимаю с себя вины, мистер Питт, — вздохнул Харпер, — но и вы делаете чересчур поспешные выводы. Обстоятельства сложились так, что ситуация вышла из-под контроля.

— Хотелось бы узнать, какие именно обстоятельства? — холодно осведомился Питт, попутно отметив про себя, что комиссар держится уверенно и вовсе не выглядит мальчиком для битья.

— Четверо агентов, нанятых Питером для вашей охраны, были найдены убитыми сегодня утром, — сообщил Чарлз Дэвис, высокий пожилой джентльмен с глазами голодного сенбернара, узревшего бак с пищевыми отходами на заднем дворе ресторана.

— Боже! — ужаснулась Джулия. — Как это случилось?

— По всей видимости, они целиком сосредоточились на наблюдении за резиденцией мистера Перлмуттера, а в момент нападения растерялись и не успели среагировать на угрозу.

— Что лишь свидетельствует о недостаточном уровне их профессиональной подготовки, — подчеркнул Питт. — Поймите меня правильно, джентльмены: я сожалею о гибели этих парней, но ответственность за их смерть косвенным образом ложится на плечи мистера Харпера, которому следовало проявить больше требовательности и провести подробный инструктаж. Люди Шэня тоже профессионалы.

Монро смущенно откашлялся.

— Мы уже начали расследование, мистер Питт, в том числе служебное. Можете не сомневаться, что все виновные будут строго наказаны. Хочу только добавить одну маленькую деталь: в нашем распоряжении имеются факты, позволяющие предположить, что преступники застигли охранников врасплох, потому что были переодеты в полицейскую форму. Вероятно, они подъехали на патрульной машине и представились офицерами полиции.

— А свидетели у вас есть?

— Всего один, но его показания не вызывают сомнения, — ответил Дэвис из ФБР. — Жилец близлежащего дома готов подтвердить под присягой, что видел полицейскую машину с мигалкой, подъехавшую к припаркованным у обочины микроавтобусам. Машина остановилась, и из нее вышли четверо копов. Что было дальше, свидетель не заметил, но не прошло и минуты, как все три автомобиля сорвались с места и скрылись за поворотом.

— Они расправились с телохранителями, застрелив их из пистолетов с глушителями, сели за руль и спокойно уехали, — пояснил Харпер. — Затем избавились от трупов, спрятав их в мусорные контейнеры, быстренько переоделись и вернулись на место.

— Кстати, о трупах, — перебил комиссара Питт. — Вам удалось идентифицировать тех двоих, которых я уложил в ангаре?

Харпер бросил умоляющий взгляд на Дэвиса, но тот лишь отрицательно покачал головой и беспомощно развел руками.

— Мне крайне неприятно сообщать вам об этом, но оба тела пропали из морга, прежде чем направленная туда специальная группа медэкспертов успела произвести вскрытие, — поведал комиссар печальным голосом.

— Да как вы могли допустить такое? — взвился адмирал Сэндекер. — Что за преступная безответственность?!

— По факту исчезновения трупов тоже, наверное, уже начато служебное расследование? — не удержался от ехидного вопроса Джордино.

— Безусловно, — спокойно подтвердил Дэвис — Пока нам удалось выяснить, что тела похитили вскоре после того, как их доставили в морг. Но нет худа без добра. Один из санитаров, перегружая труп с каталки, решил на всякий случай проверить пульс. При этом кисть руки мертвеца оказалась прижатой к мраморной поверхности стола, оставив три отчетливых отпечатка пальцев. Наши русские коллеги любезно помогли нам установить личность киллера. Им оказался некий Павел Гаврович, бывший сотрудник ГРУ, несколько лет назад возглавлявший спецподразделение ликвидаторов. На его персональном счету минимум двадцать две жертвы. Могу только поздравить мистера Питта. До сих пор не верится, что простой морской инженер сумел одержать победу в схватке с матерым киллером столь высокого уровня.

— Гаврович допустил роковую для профессионала ошибку, — заметил Питт, — заранее посчитав жертву заведомым дилетантом. На этом я его и поймал.

— Лично я нахожу возмутительным тот факт, что Шэнь Цинь ведет себя на территории нашей страны как ему вздумается, выставляя при этом на посмешище уважаемые правительственные организации, — продолжая гнуть свое адмирал.

— А вы ни разу не задумывались, джентльмены, — поднял голову Питт, поочередно обводя взглядом лица присутствующих, — что Шэнь никогда бы не посмел действовать так нагло и вызывающе, если бы те самые «уважаемые» государственные службы не снабжали его информацией и не прикрывали в случае необходимости?

Впервые с начала совещания взял слово Уилбер Хилл из ЦРУ, худощавый блондин с тонкой полоской усиков над верхней губой и широко расставленными водянистыми голубыми глазами.

— Вы угодили в самую точку, мистер Питт. Возможно, на меня из-за этого спустят всех собак, но я все-таки скажу: в распоряжении моего департамента имеется оперативная информация, не подкрепленная, к сожалению, неоспоримыми доказательствами, позволяющая с очень высокой степенью вероятности предположить, что влияние и связи Шэня распространяются не только на Госдепартамент и Министерство юстиции, но и на Белый дом.

— Тоже мне секрет Полишинеля, — презрительно скривил губы Дэвис — Да будет вам известно, мистер Хилл, что в ближайшее время состоится совместное заседание Комитета по коррупции Палаты представителей и Комиссии по прокурорскому надзору Министерства юстиции по поводу десятков миллионов долларов, поступивших в предвыборный фонд будущей президентской кампании от правительства КНР при прямом посредничестве «Шэнь Цинь маритайм лтд».

— Любопытно, любопытно, — покачал головой Сэндекер. — Когда мы встречались с Уоллесом, он весь пылал благородным негодованием и с пеной у рта уверял, что китайцы — это величайшая угроза национальной безопасности со времен Гражданской войны, и требовал принять меры. А теперь выясняется, что одной рукой он грозит кулаком, а другую запустил в бумажник Шэня.

— Моральный облик политика — штука обманчивая, — глубокомысленно вставил Джордино.

— Как бы то ни было, — вмешался Монро, — критика этических принципов отдельных политиков не входит в функции нашей конторы. Перед нами поставлена конкретная задача: перекрыть бурный поток нелегально проникающих в нашу страну китайских иммигрантов, многие из которых расстаются с жизнью или попадают в рабскую зависимость от криминальных сообществ, также контролируемых «Шэнь Цинь маритайм лтд».

— Дункан верно говорит, — поддержал начальника Харпер. — Мы обязаны ловить и не пускать нелегалов, а коррупцией и криминалом пускай занимаются те, кому по должности положено.

— ФБР уже три года ведет активные действия по расследованию преступной деятельности Шэня на территории Соединенных Штатов! — обиделся Дэвис.

— Мы тоже работаем в этом направлении, — добавил Хилл, — хотя наши агенты, в силу известной специфики[258], заняты сбором информации о деятельности Шэня и принадлежащих ему компаний главным образом в зарубежных странах.

— Если у него такая мощная поддержка в наших правительственных кругах, — заметил Питт, — все ваши усилия, джентльмены, не стоят и выеденного яйца.

— Мы и без вас знаем, что все козыри на руках у Шэня! — раздраженно огрызнулся Монро. — Только делать все равно что-то надо, иначе он совсем распояшется.

До поры молчавшая Джулия решительно подалась вперед и ринулась в бой. Все сидящие за столом, как по команде, повернули головы в ее сторону и поразились внезапной метаморфозе, превратившей скромную молодую женщину в рассерженную дикую кошку.

— Вы вообще для чего здесь собрались, джентльмены? — вкрадчиво осведомилась она. — Чтобы переливать из пустого в порожнее? Вы все как будто зациклились на контрабандной стороне криминальной активности Шэня, не вспоминая — или не желая вспоминать! — о том, что он является одним из самых массовых убийц в истории, вдохновителем и организатором подлинного геноцида в отношении своих же соотечественников. Его безграничная алчность уже привела к гибели тысяч невинных жертв, в основном стариков, женщин и детей, только на озере Орион, где я сама чудом избежала смерти. А сколько еще у него перевалочных баз, о которых никто не знает? Сколько еще безымянных братских могил надо найти, прежде чем вы перестанете трепать языком и начнете действовать? — С трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на крик, то и дело смахивая наворачивающиеся на глаза слезы, Джулия продолжала: — Не пора ли признать очевидное, джентльмены? Шэнь Цинь так же виновен в преступлениях против человечества, как казненные в Нюрнберге нацистские бонзы, и заслуживает той же участи. И нечего сваливать друг на друга, рассуждая о том, кому что положено! Мы все вместе должны положить конец геноциду и сделать это как можно быстрее.

За столом воцарилось продолжительное молчание. Мужчины, посрамленные ее гневной отповедью, стыдливо прятали глаза, не решаясь даже взглянуть на разрыдавшуюся от избытка эмоций Джулию. Первым взял себя в руки комиссар Монро. Осторожно кашлянув, он заговорил отеческим тоном, обращаясь к девушке:

— Мы все прекрасно понимаем и разделяем ваши чувства, мисс Ли, но не имеем права забывать о законах, которые обязаны соблюдать. Я обещаю вам, что мы приложим максимум усилий, чтобы остановить Шэня, и не успокоимся, пока не разгромим созданную им преступную организацию, а его самого арестуем и отдадим под суд.

— Целиком поддерживаю, — одобрительно кивнул Дэвис. — Полагаю, мистер Хилл тоже не будет возражать.

— Боюсь, что этого мало, джентльмены, — неожиданно произнес Питт.

— Вы сомневаетесь в нашей решительности? — удивился Монро.

— Нет. Я сомневаюсь в ваших методах. На мой взгляд, они не соответствуют поставленной задаче.

— Сие от нас, увы, не зависит, мистер Питт, — пожал плечами Дэвис — Все мы государственные служащие и должны руководствоваться существующими правилами.

Лицо Питта потемнело, глаза сузились и сделались колючими и холодными, как кристаллики льда.

— Я своими глазами видел сотни и тысячи тел на дне озера Орион. Я видел тюремные камеры, в которых томились невинные люди, обреченные на смерть или пожизненное рабство. Всего несколько часов назад убили четверых молодых парней, которые...

— Я понял, куда вы клоните, мистер Питт, — поспешно перебил его Дэвис, — но у нас нет прямых доказательств причастности Шэня ко всем этим преступлениям. Есть только косвенные улики, но их недостаточно, чтобы выдвинуть обвинение, не говоря уже о судебном разбирательстве.

— Он чрезвычайно осторожен и невероятно хитер, — добавил Харпер. — Непосредственные исполнители получают приказы через цепочку посредников, поэтому сам Шэнь практически неуязвим для правосудия.

— До сих пор он только смеялся над всеми вашими потугами, — напомнил Питт. — Думаете, что-то изменилось? Или вы всерьез полагаете, что он совершит ошибку, которая позволит вам прижать его к ногтю?

— Все преступники рано или поздно допускают ошибки, — с апломбом заявил Дэвис — В расследовании участвуют сотни опытных агентов. Они обложили Шэня со всех сторон, как медведя в берлоге, и я уверен, что ему недолго осталось гулять на свободе. Стоит кому-то из них найти хоть малейшую зацепку, как мы его сразу же арестуем, предадим суду и отправим на электрический стул.

— Между прочим, он иностранный подданный, — вмешался Сэндекер. — Попробуйте арестовать его в США, и вы столкнетесь с такой бурей протестов со стороны китайских властей, что не поздоровится ни президенту, ни Госдепартаменту. Добавьте к этому бойкот наших товаров, торговые санкции, задержки и аресты американских судов в китайских портах, и вы поймете, что они пойдут буквально на все, лишь бы вызволить своего любимчика.

— Лично мне представляется, мистер Дэвис, — лениво протянул Джордино, — что наиболее реальный и простой способ избавиться от Шэня — это подослать к нему пару-тройку профессиональных снайперов, которые наверняка найдутся в вашем ведомстве. Как и в вашем, мистер Хилл, — добавил он, покосившись на разведчика.

— Вопреки распространенному мнению, ЦРУ не занимается заказными убийствами, — нервно парировал тот.

— ФБР тоже, — холодно произнес Дэвис.

— Только не надо строить из себя беззащитных овечек, джентльмены, — устало поморщился Питт. — Вы просто боитесь за собственные кресла. А если бы вчера наемники Шэня оказались более удачливыми или более меткими и мы с мисс Ли сейчас валялись бы в городском морге, а не беседовали тут с вами? Не надо, я сам отвечу. Вы точно так же сидели бы за этим столом, рассуждая с умным видом, что вам по-прежнему не хватает улик, чтобы арестовать человека, отдавшего приказ о нашем убийстве!

— К сожалению, у нас связаны руки, — вздохнул Монро. — Иногда мне кажется, что легче посадить в тюрьму президента Соединенных Штатов, чем этого изворотливого мерзавца!

— Шэнь Цинь не остановится, пока не разделается с нами, — тихо сказала Джулия. — Он лично угрожал Дирку, когда мы разговаривали с ним во время приема.

— А я ему напомнил старую пословицу: «С волками жить — по-волчьи выть», — ухмыльнулся Питт, — и предупредил, что последовал его примеру и тоже нанял бригаду киллеров. Кажется, это его проняло.

— Вы... вы сказали об этом в лицо Шэню? — недоверчиво уставился на него Харпер. — Да как вы осмелились?

— Не вижу ничего особенного, — пожал плечами Питт. — При всем его богатстве и влиянии он такой же человек, как все присутствующие. И мне, к примеру, приятно сознавать, что отныне ему придется постоянно оглядываться и посылать охранников с миноискателями даже в собственный сортир, прежде чем зайти туда самому.

— Вы ведь шутите, правда? — растерялся Монро. — Надеюсь, в действительности вы не собираетесь сделать ничего такого?

— Еще как собираюсь, комиссар, — безмятежным тоном заверил его Питт. — Как говаривал один из героев старика О. Генри: «Боливар не выдержит двоих». Только учтите: в следующий раз я намерен выстрелить первым.

Монро, похоже, всерьез забеспокоился. Скользнув взглядом по встревоженным лицам Дэвиса и Хилла, комиссар остановил его на сосредоточенной «покерной» физиономии Сэндекера.

— Прошу прощения, адмирал, — сказал он сухо, — но я собрал это совещание в надежде заручиться сотрудничеством мистера Питта при проведении разработанной нами операции. Теперь же выясняется, что у него основательно расшатаны нервы. Поскольку мистер Питт подчиняется непосредственно вам, настоятельно рекомендую отправить его в отпуск для поправки здоровья. На побережье Мэйна[259] я знаю чудесное курортное местечко, а Питер, не сомневаюсь, позаботится об охране.

— Джулию вы тоже отправите в отпуск? — недобро прищурился Питт. — Позвольте напомнить, что и она под прицелом.

— Мисс Ли является действующим агентом Службы иммиграции и натурализации, — официальным тоном произнес Харпер, — и продолжит работу над расследованием. За каждым ее движением будет следить группа надежных телохранителей, так что я гарантирую ее безопасность.

— А вы что скажете, сэр? — спросил Питт, в упор глядя на Сэндекера.

Задумчиво потеребив свою рыжую бороденку а-ля Ван Дейк, адмирал безнадежно развел руками. При этом только Дирк и Ал успели заметить и оценить хищный волчий блеск, вспыхнувший на миг в глубине его зрачков.

— Мне кажется, что в сложившейся ситуации надежное убежище и небольшой отдых, — проговорил он бесцветным голосом, — будут для тебя наилучшим выходом. До тех пор, разумеется, пока мы все вместе не покончим с криминальной деятельностью мистера Шэня.

— Тогда мне не остается ничего другого, кроме как принять ваше предложение, сэр, — притворно вздохнул Питт. — Мэйн — не самое плохое место на свете. Надеюсь, там будет море, белые пароходы, много девушек в бикини и совсем не будет акул.

Сэндекера ни на секунду не обманула показная уступчивость Дирка, который предпочел бы застрелиться, чем уподобиться с позором выставленному из класса школьнику.

— Вот и договорились, — удовлетворенно кивнул глава НУМА и неожиданно рассмеялся.

— Не понимаю, что здесь смешного, адмирал? — раздраженно вскинулся Монро.

— Прошу прощения, комиссар, случайно вырвалось, — кротко извинился Сэндекер. — Вправе ли я считать в таком случае, что Служба иммиграции и натурализации, ФБР и ЦРУ больше не нуждаются в услугах нашего Агентства?

— Вы правильно меня поняли, адмирал, — согласно наклонил голову Монро. — После допущенных вашими людьми проколов при обследовании подводных сооружений в Гонконге и Сангари и безответственных заявлений я не считаю целесообразным в дальнейшем привлекать к делу ресурсы НУМА.

Вызывающе оскорбительные слова, против ожидания, не вызвали никакой видимой реакции со стороны сотрудников столь пренебрежительно отвергнутого ведомства. Только Сэндекер, возмущенный до глубины души, непроизвольно сжал пальцы в кулаки, но усилием воли все же удержался от не менее резкого выпада в адрес бывшего союзника. Питт и Джордино поднялись из-за стола одновременно. Адмирал, чуть помешкав, последовал их примеру. Ободряюще подмигнув шефу, Питт смерил оставшихся сидеть чиновников презрительным взглядом.

— Не смеем больше навязываться, джентльмены, — произнес он ледяным тоном. — Счастливо оставаться — Склонившись над плечом потрясенной неожиданным поворотом событий девушки, Питт завладел ее ручкой и галантно поцеловал. — Тебе никогда не случалось наблюдать розовый закат над морем Кортеса, стоя у кромки прибоя на золотом пляже Масатлана, дорогая? — прошептал он ей на ухо.

Джулия беспомощно оглянулась на окружающих ее мужчин.

— Я и в Мексике-то ни разу не бывала, — призналась она, краснея.

— Ничего, у нас с тобой все еще впереди, — уверенно пообещал Питт, повернулся и неторопливо направился к выходу, сопровождаемый Сэндекером и Джордино.

* * *

В отличие от большинства глав правительственных департаментов и учреждений, обожающих разъезжать по столице в роскошных лимузинах с ливрейными шоферами, адмирал Сэндекер предпочитал сам садиться за руль бирюзового джипа с эмблемой НУМА. Покинув здание, он выехал из города по восточной набережной Потомака, через несколько миль свернул с шоссе и остановился на небольшой парковке, примыкающей к лодочному эллингу. Захлопнув дверцу, адмирал провел вышедших из автомобиля пассажиров по ветхим деревянным подмосткам к старому вельботу, во время войны на Тихом океане служившему адмиральской шлюпкой знаменитому «Буйволу» Хелси. Случайно обнаружив эту полусгнившую реликвию былых морских баталий, Сэндекер любовно отреставрировал вельбот, который выглядел теперь точно так же, как шестьдесят лет назад. Четырехцилиндровый дизель завелся с полуоборота. Пока Питт и Джордино отдавали концы, адмирал уселся за штурвал и минуту спустя вывел шлюпку на середину реки.

— Я подумал, что нам с вами, друзья, не помешает поговорить по душам в спокойной обстановке, прежде чем вернуться на службу, — так пояснил он свое решение. — Можете считать вашего босса перестраховщиком или старым маразматиком, но в последнее время у меня слишком часто возникает идиосинкразия к подобным беседам даже в моем служебном кабинете.

— Ничего удивительного, — усмехнулся Питт. — Особенно если учесть тот факт, что Шэнь Цинь уже скупил на корню половину столичных бюрократов.

— Точно, — кивнул итальянец. — У этого отвратительного типа щупальцев больше, чем у дюжины осьминогов, сросшихся при рождении.

— Даже русские шпионы в период «холодной войны» не предлагали таких бешеных денег за наши военные тайны, — пожаловался адмирал. — А Шэнь готов не моргнув глазом выложить миллионы за полезного человечка или нужную информацию.

— Конечно, имея за спиной поддержку правительства страны с полуторамиллиардным населением, можно позволить себе не стесняться в расходах, — поддержал начальника Питт.

Джордино присел на широкую банку рядом с Сэндекером.

— Не расскажете ли нам, босс, что за муха вас сегодня укусила? — вкрадчиво поинтересовался итальянец.

— Муха? Какая муха?

— Я слишком долго терпел ваши замашки, босс, — ухмыльнулся Джордино, — чтобы не знать с точностью до мимолетной гримасы, как сильно вы не любите, когда кто-нибудь издевается над вами или вашими подчиненными. Держу пари, что прямо сейчас в котелке ваших иезуитских мозгов кипит и булькает что-то очень горяченькое и острое.

— А я готов поставить свою будущую пенсию, до которой, весьма возможно, так и не доживу, против ржавой булавки, — согласился Питт, — что мы с шефом мыслим примерно в одном ключе. Иначе говоря, все здесь присутствующие решительно возражают против совершенно беспардонного, ничем не вызванного и крайне необъективного устранения НУМА от важной и благородной миссии, которая заключается в том, чтобы повязать Шэня и вздернуть на ближайшем суку.

Сэндекер заложил крутой вираж, чтобы разойтись с поднимающейся вверх по реке парусной яхтой, и скривил губы в ядовитой усмешке.

— Видимо, вы недостаточно долго терпели мои замашки, мистер Джордино, потому что забыли, чего я еще не люблю столь же сильно, — ехидно заметил он. — Всего перечислять не стану, скажу только, что не терплю, когда подчиненные воруют мои сигары и когда они же пытаются перещеголять начальство в иезуитской изощренности.

— Значит, я правильно догадался, — подвел итог Питт. — Ключ лежит на дне Сангари, не так ли?

— Все верно, сынок, — благосклонно кивнул адмирал. — Потому я и приказал Руди Ганну не уводить «Голотурию», а оставить ее пока в устье Атчафалайи, в нескольких милях от терминала. А вы, два невоспитанных переростка, отправитесь туда самолетом и будете дожидаться появления «Юнайтед Стейтс».

— Где сейчас находится лайнер? — спросил Джордино.

— Если верить последним спутниковым наблюдениям, милях в двухстах от побережья Коста-Рики.

— Тогда он прибудет в Сангари примерно через трое суток, — быстро подсчитал в уме Питт.

— Кстати, вторая твоя догадка тоже оказалась верной, — похвалил его Сэндекер. — У берегов Центральной Америки лайнер ожидала сменная команда, чтобы провести его Панамским каналом.

— Экипаж остался на борту?

— Нет, они покинули «Юнайтед Стейтс» тем же способом. В настоящий момент судно следует в Луизиану самостоятельно.

— Судно-робот, — задумчиво пробормотал Джордино. — Черт побери, с трудом верится, что стальная коробка таких колоссальных размеров способна путешествовать по морям и океанам, не имея на борту ни единого человека.

— Разработки по созданию автоматического корабля ведутся флотскими инженерами лет десять, если не больше, — сообщил адмирал. — Уже созданы не нуждающиеся в людях ракетоносцы, способные нести на борту до пяти сотен управляемых ракет и осуществлять запуск по команде с судна или самолета, находящегося на расстоянии нескольких тысяч миль. Не за горами появление других военных кораблей различных типов и бомбардировочной авиации, основанных на тех же принципах.

— Не знаю, что задумал Шэнь в отношении «Юнайтед Стейтс», — проворчал итальянец, — но ракетных установок там нет. Мы с Дирком облазили весь лайнер и ничего подобного не видели.

— Я читал ваш рапорт, — кивнул Сэндекер. — Позволю только заметить, что вы не обнаружили также никаких признаков его возможного применения для доставки нелегальных иммигрантов.

— Верно, — согласился Питт. — Но и мне разрешите напомнить, что наш противник, при всей его изобретательности, в первую очередь бизнесмен и отнюдь не склонен к беспочвенным фантазиям. Я убежден, что за внешнейзагадочностью истинного назначения лайнера кроется вполне логическое обоснование. Просто мы до него еще не додумались.

Адмирал прибавил газу, и вельбот послушно увеличил скорость.

— Допустим, — проворчал Сэндекер, — только все твои рассуждения ни на йоту не приблизили нас к разгадке. Мы топчемся на том самом месте, что и две недели назад!

— Ну почему же? — возразил Питт. — А как вам моя версия, что Шэнь собирается затопить «Юнайтед Стейтс» где-нибудь на мелководье?

— Где? — прищурился Сэндекер. — Да и зачем тогда вкладывать миллионы в его реконструкцию и переоснащение?

— Пока мне нечего ответить, сэр, — вздохнул Питт.

— Вот когда будет, тогда и вернемся к нашему разговору, — отрезал адмирал. — А сейчас готовьтесь вылететь в Морган-Сити. Я распоряжусь насчет самолета и свяжусь с Руди Ганном, чтобы предупредить о вашем прибытии.

— Поскольку НУМА теперь отлучили от расследования, как далеко мы можем позволить себе зайти в наших действиях? — осведомился Джордино.

— Делайте что хотите, только не позволяйте себя угрохать, — раздраженно буркнул Сэндекер. — Всю ответственность я беру на себя. Монро и Харпер наверняка очень скоро пронюхают, что мы отнюдь не поджали хвосты, как набедокурившие щенки, которых ткнули носом в их собственное дерьмо. Но с ними я как-нибудь разберусь сам и прикрою вас в любом случае, как бы ни обернулось дело.

— Зачем вы ввязываетесь, адмирал? — в упор спросил Питт. — Стоит ли рисковать карьерой и репутацией НУМА ради того, чтобы прищучить Шэня?

— Можно подумать, у меня есть выбор?! — не без горечи усмехнулся Сэндекер. — Еще когда ты прикинулся невинной овечкой на совещании и согласился на предложение Монро, я сразу понял, что вы задумали. И не пытайтесь уверить меня в обратном! Я вас знаю, как облупленных, и нисколько не сомневаюсь, что вы собрались тихо смыться «на фронт» за моей спиной. Так что я всего лишь склоняюсь перед неизбежным, идя у вас на поводу, сорвиголовы!

— Насколько мне известно, наш босс еще никогда и ни перед чем не склонялся, — небрежно заметил Питт. — И ни на чьем поводу отродясь не ходил. А ты что думаешь по этому поводу, Ал?

— Чует мое сердце, что он опять лукавит, — сокрушенно вздохнул итальянец.

Глаза адмирала вспыхнули гневом, впрочем довольно быстро улегшимся.

— Что ж, эти трусливые ублюдки достали и меня тоже, — признал он с неохотой. — Поэтому я очень рассчитываю на вашу помощь, парни, и ничего не пожалею, чтобы дать вам шанс добраться до Шэня раньше, чем это сделают наши разжиревшие силовые крысы!

— Задачка не из легких, сэр, — предупредил Питт. — Конкуренция может оказаться суровой.

— Возможно, — не стал спорить Сэндекер. — Но наиболее уверенно Шэнь чувствует себя в морской стихии, а уж в этом-то мы ему точно не уступаем!

* * *

Сразу по окончании совещания комиссар Харпер сопроводил Джулию в свой кабинет и пригласил садиться, предварительно плотно закрыв дверь.

— У меня для вас имеется чрезвычайно важное задание, мисс Ли, — начал он, — но я сразу предупреждаю, что вы вольны отказаться. Вам столько довелось пережить за последнее время...

— Обойдемся без нежностей, сэр, — поморщилась Джулия. — Введите меня в курс, а потом и будем решать.

Раскрыв папку с досье, переданную ей Харпером, она обнаружила на первой странице фотографию молодой китаянки примерно своего возраста. Если бы не маленький шрам на подбородке, ее можно было принять за родную сестру Джулии.

— Ее зовут Чжу Ванлинь, — пояснил комиссар. — Она родилась в деревне в провинции Цзянсу и сбежала из дому, когда родители вознамерились выдать ее замуж за старика, годившегося ей в дедушки. Устроившись судомойкой в один из портовых ресторанов Циндао, девушка постепенно доросла до шеф-повара, а два года назад нанялась старшим коком на контейнеровоз «Сунь Линь», принадлежащий «Шэнь Цинь маритайм лтд».

Джулия полистала досье, выяснив по ходу дела, что поступило оно из ЦРУ. Харпер не мешал ей знакомиться с материалом, он откинулся на спинку кресла, молча наблюдая за девушкой. Закончив, та подняла голову и посмотрела на шефа.

— Сходство поразительное, — заметила Джулия, захлопнув папку. — Рост и вес сходятся, да и в возрасте разница составляет всего четыре месяца. Если я правильно понимаю, сэр, задание заключается в том, чтобы я заняла ее место, не так ли?

— Вы угадали, мисс Ли, — кивнул комиссар.

— Тут могут возникнуть проблемы, — покачала головой девушка. — Если вы помните, на борту «Голубой звезды» меня расшифровали и вычислили — благодаря агенту Шэня то ли в ФБР, то ли в нашем ведомстве.

— Я знаю. Мистер Дэвис занимается предателем. Его личность уже установлена, и за ним ведется непрерывное наблюдение.

— Но мне от этого не легче, сэр, — возразила Джулия. — Меня тут же раскроют, особенно если путешествие будет долгим.

— Все не так страшно, мисс Ли, — улыбнулся Харпер. — В шкуре Чжу Ванлинь вам придется пробыть от силы четыре-пять часов. Достаточно, чтобы определить, где именно прячут нелегальных иммигрантов на борту контейнеровоза и не вызвать при этом подозрений.

— А вы уверены, сэр, что они там есть? — с сомнением спросила девушка.

— Агент ЦРУ в Циндао передал, что своими глазами видел более сотни человек с ручной кладью, под покровом ночи высаженных из автобусов на территории дока, где швартовался «Сунь Линь». Два часа спустя контейнеровоз вышел в море, а пассажиры загадочным образом исчезли.

— И вы полагаете, что их разместили в трюме?

— Скорее всего. «Сунь Линь» — большое судно, места там хватает. Кроме того, порт его назначения — Сангари в Луизиане.

— Если меня снова поймают, — честно предупредила Джулия, — церемониться уже не станут — сразу отправят на корм акулам!

— Риск не так уж велик, — заверил ее комиссар. — Вы будете не одна и под постоянным прикрытием. Корабль Береговой охраны будет сопровождать контейнеровоз на расстоянии не более мили. В случае необходимости вы сможете связаться с ним по рации и вызвать подмогу. Главная ваша задача — выяснить, каким способом производится высадка живого груза на американскую землю.

Когда впереди начинала маячить опасность, Джулия становилась не менее бесстрашной, чем большинство ее коллег-мужчин. Хлынувший в кровь адреналин только заставил сильнее забиться отважное девичье сердечко.

— Есть только одна загвоздка, сэр, — произнесла она нерешительно.

— Какая?

— Дело в том, — со стыдом призналась девушка, — что родители хоть и научили меня неплохо готовить, но мне еще ни разу не приходилось обслуживать целую судовую команду.

29

Выровняв небольшой гидроплан, Питт сделал несколько кругов на высоте сотни футов. Над головой простиралось бездонное голубое небо, усеянное, будто попкорном, мелкими кудряшками облаков, а под крылом торчали стрелы портальных кранов, занятых разгрузкой одинокого контейнеровоза, пришвартованного к пустынному пирсу. Баржа с дымящим за ее кормой буксиром притулилась к противоположному борту судна.

— Прямо как на рождественской распродаже в конце января, — ядовито заметил Джордино, расположившийся рядом с напарником в кресле второго пилота.

— Одно грузовое судно на весь терминал, рассчитанный на прием целой флотилии, — согласно кивнул Питт, — едва ли украсит бухгалтерский баланс «Шэнь Цинь маритайм лтд». А что ты скажешь о барже?

— Смахивает на аврал, — пожал плечами итальянец. — По-моему, они сбрасывают в нее пластиковые мешки с мусором.

— Что-то охранников не видать.

— Да чем им тут заниматься, посреди болот? Разве что аллигаторов пострелять. Я слышал, в здешних местах на них до сих пор охотятся.

— Есть такое дело, — подтвердил Питт. — Между прочим, процветающий промысел. Из их шкур делают обувь, бумажники и дамские сумочки, а мясо молодых особей считается деликатесом. Если так и дальше пойдет, придется заносить аллигаторов в Красную книгу.

— Смотри-ка, — перебил его Джордино, — толкач с мусорной баржей, кажется, собираются отваливать. Сделай еще пару кружочков, когда они выйдут на чистую воду.

— Буксир, а не толкач, — машинально поправил Питт.

— Ничего подобного! — горячо возразил итальянец. — Раз он толкает ее в задницу, значит, толкач.

— Но ты же не называешь буксир толкачом, когда он тянет за собой караван барж, верно?

— Когда тянет — нет, а когда толкает, называю! — торжествующе заключил Джордино.

— Тогда рекомендую внести соответствующее предложение на ежегодном съезде работников речного транспорта, — ядовито посоветовал Питт. — Возможно, получишь в награду бесплатный билет на автомобильный паром.

— Мне и так их выдают каждый раз, когда я заливаю в бак десять галлонов бензина.

— Иду на разворот, — предупредил Питт, заложив двухместный гидросамолет в пологий вираж; снова выровняв машину, он провел ее на высоте нескольких десятков футов над угольно-черным буксирным судном со срезанным под прямым углом носом, пристроившимся сразу за кормовой частью баржи. Из рулевой рубки выскочил какой-то человек и яростно замахал руками, отгоняя прочь назойливый самолетик, барражирующий, по его мнению, слишком низко над внушительной надстройкой высотой с пятиэтажное здание. Пролетая над ним, Джордино успел уловить на редкость неприязненное выражение на лице шкипера, у которого невесть откуда взявшийся непрошеный гость вызвал, очевидно, определенные подозрения.

— По-моему, у него паранойя, — заметил итальянец.

— Может, стоит запросить его, как долететь до Ирландии, чтобы не беспокоился? — предложил Питт, заходя на второй круг. Миниатюрный «скайфокс» был спроектирован как тренировочная машина для пилотов реактивной авиации, а позднее был приобретен руководством НУМА и переоборудован в гидроплан. Надежность, легкость в управлении и высокая скорость, развиваемая двумя реактивными двигателями, позволяли использовать его для доставки служащих Агентства в недоступные для обычных самолетов отдаленные регионы, где и работали, главным образом, многочисленные исследовательские экспедиции НУМА.

На этот раз Питт рискнул снизиться до тридцати футов. Летающая лодка с ревом пронеслась над косой дымовой трубой и рулевой рубкой. При этом от внимательного взора Джордино не укрылись две подозрительные личности, безуспешно пытавшиеся спрятаться в груде мешков с мусором, беспорядочно сваленных на палубе баржи.

— Засек пару головорезов с автоматами, — безмятежно доложил он напарнику. — Крепкие ребятишки. Хотели прикинуться бытовыми отходами, но у них плохо получилось. Они наверняка затевают что-то нехорошее.

— Тогда нам здесь делать нечего, — решил Питт. — Все, что нужно, мы уже увидели, а большего нам не покажут. Пора навестить Руди и «Голотурию».

Он лег на обратный курс, и «скайфокс» понесся над водой вниз по течению Атчафалайи. Вскоре показалась бухта Нежная, а затем и исследовательское судно, стоящее на якоре близ берега. Вздымая за собой пенный вихрь брызг, поплавки гидросамолета слаженно врезались в ровную гладь заводи. Питт подвел машину почти вплотную к борту «Голотурии» и заглушил двигатели.

Джордино откинул фонарь кабины и приветственно помахал ожидающим у фальшборта Руди Ганну и капитану судна-лаборатории Фрэнку Стюарту. Последний обернулся и отдал какое-то распоряжение. В ту же секунду стрела судового крана пришла в движение и зависла над самолетом. Итальянец выбрался на фюзеляж и закрепил тросы в крепежных кольцах на крыльях и хвостовом оперении. По сигналу шкипера заработал подъемный механизм, гидроплан медленно поднялся в воздух, переместился на кормовую вертолетную площадку и плавно опустился рядом с геликоптером «Голотурии». Питт и Джордино спрыгнули на палубу и обменялись рукопожатиями с руководством экспедиции.

— Мы следили в бинокли, как вы кружились над Сангари, — сообщил Стюарт, — Спустись вы, парни, чуть пониже, хозяева охотно предоставили бы напрокат видеокамеру и устроили туристическую экскурсию.

— Заметили что-нибудь интересное? — осведомился Ганн.

— Странно, что ты об этом спросил, — откликнулся итальянец, — но у меня такое впечатление, будто в самый последний момент нам действительно удалось углядеть нечто любопытное и отнюдь не предназначавшееся для посторонних глаз.

— Тогда вам повезло больше нашего, — сумрачно проворчал шкипер.

Питт ненадолго отвлекся от беседы, зачарованно наблюдая за большим белым пеликаном, парящим над бухтой. Вот он сложил крылья, камнем упал в воду и через несколько секунд вынырнул, держа в клюве какую-то мелкую рыбешку.

— Адмирал утверждал, что аквалангисты из охраны Шэня утащили «Бентос» у вас из-под носа, прежде чем аппарат завершил обследование подводных сооружений порта, — сказал Дирк, подключаясь к разговору. — Но еще он говорил, что вплоть до похищения вы так и не обнаружили ничего похожего на подводный туннель или шлюз, через который можно перебазировать нелегалов с борта пришвартовавшегося судна. Я правильно излагаю, друзья?

— Ни одной щелочки крупнее крысиной норки, — подтвердил Руди. — Мы с Фрэнком склоняемся к мысли, что подобный вариант следует окончательно отбросить.

— Жаль, что мы не прислушались к твоему совету, — раздраженно произнес Стюарт. — Нас откровенно поимели, причем с таким неприкрытым цинизмом, с каким я в жизни не сталкивался! Теперь мне стыдно смотреть в глаза команде, а НУМА лишилась очень дорогого снаряжения, которое нам вряд ли вернут, даже если хорошенько попросить и сказать волшебное слово.

— Короче говоря, — хмуро подытожил Руди, — мы ничего не добились и сидим по уши в дерьме. За последние сорок восемь часов мне осточертело созерцать пустые доки и голые пирсы.

— Гляди веселее, Руди! — Питт похлопал его по плечу. Пока вы тут предавались унынию и самобичеванию, живой груз как раз прибыл и в настоящий момент находится на пути к перевалочной базе.

Ганн, не веря своим ушам, впился взглядом в лицо друга. Убедившись, что тот не шутит, он схватил его за рукав и грозно потребовал:

— Быстро колись, Дирк, иначе я сейчас с ума сойду! Что вы видели? Рассказывай!

— Баржу и буксир, несколько минут назад отвалившие от борта разгружающегося в порту контейнеровоза. Ничего необычного, но Ал заметил на палубе баржи двоих вооруженных людей. Когда мы пролетали над ними, оба попытались укрыться под мешками с мусором.

— Не вижу тут никакого криминала, — пожал плечами Стюарт. — Что странного, если двое охранников сопровождают ценный груз? Стандартная практика в любом крупном порту мира.

— В том-то и дело, — рассмеялся Питт, — что на барже только отходы, скопившиеся за весь рейс на борту контейнеровоза. Нет, Фрэнк, те двое охраняют действительно ценный груз — живой товар в виде минимум сотни нелегальных иммигрантов!

— Откуда ты знаешь?! — не выдержал Ганн.

— Догадался, — усмехнулся Питт, ощущая себя чуть ли не библейским пророком, наставляющим на путь истинный толпу разинувших рот слушателей. — Я рассуждал, используя метод исключения. В настоящее время не существует других путей сообщения с Сангари, кроме морского и речного. Океанские суда доставляют в порт очередную партию нелегалов. Сделать это достаточно легко. Куда сложнее переправить их в глубь страны. Собранные вами разведданные убедительно доказывают, что никаких тайных подводных каналов, туннелей или шлюзов не существует. Отсюда следует, что в перевалочные пункты китайские иммигранты доставляются баржами, уходящими вверх по реке.

— Это невозможно! — убежденно возразил Стюарт, не затратив ни секунды на размышление. — Агенты Службы иммиграции и натурализации и таможенники поднимаются на борт в момент швартовки и досматривают каждое входящее судно самым тщательным образом. Все содержимое трюмов, складированное после разгрузки в пакгаузах терминала, снова обыскивается. В том числе мешки и контейнеры с мусором и отходами, — добавил он, многозначительно покосившись на Питта. — Вот и скажи мне теперь, какой такой способ сумел изобрести Шэнь, чтобы обмануть федералов?

— Все очень просто, — самоуверенно заявил Питт. — Я почти уверен, что перед входом в порт всех иммигрантов пересаживают на подводное судно, которое затем пристраивается под днище той же баржи с мусором. Все это происходит под носом федеральных агентов, которые занимаются своим делом и ничего подозрительного, естественно, не находят. Затем подлодка под прикрытием баржи отправляется вверх по Атчафалайе и высаживает пассажиров на перевалочной базе где-то в глуши местных болот. Баржа тем временем разгружается где-то на местной свалке и отправляется в обратный рейс. Уже пустая субмарина дожидается ее в точке рандеву, снова прячется под ней и возвращается в порт.

Потрясенный Руди напоминал слепца, внезапно прозревшего после прослушанной проповеди; по растерянной физиономии Фрэнка видно было, что гипотеза Дирка и на него произвела впечатление.

— И все это ты вычислил, увидев с высоты птичьего полета загружаемую мусором посудину?! — воскликнул Ганн, недоверчиво взирая на Питта.

— Пока это только теория, — скромно возразил тот, — однако следует признать, что довольно стройная и логически безупречная.

— Кстати говоря, — вмешался Стюарт, — мы легко можем проверить, насколько она верна.

— Так чего ж мы тогда тут рассуждаем? — спохватился Руди. — Сейчас спустим шлюпку и последуем за баржей. А Дирк с Алом будут вести разведку и прикрывать нас с воздуха.

— Более идиотского плана не придумаешь, даже если очень постараться, — бесцеремонно оборвал его Джордино. — Мы уже и так привлекли внимание противника, полетав над баржей, а если опять попадемся им на глаза, это их окончательно насторожит. Предлагаю временно залечь на дно и не высовываться.

— Ал прав, — поддержал напарника Питт. — Контрабандисты — стреляные воробушки, на мякине таких не проведешь. Их служба безопасности наверняка предусмотрела и такой вариант развития событий. К тому же у них в Вашингтоне кругом свои люди, так что я не удивлюсь, если начальник охраны Сангари уже располагает полным досье на всех членов экипажа «Голотурии». Поэтому торопиться не стоит, а разведку проводить следует предельно внимательно и осмотрительно.

— Быть может, имеет смысл связаться со штаб-квартирой Службы иммиграции и натурализации и сообщить о последних событиях? — предложил Стюарт.

Питт отрицательно покачал головой.

— Лучше повременить, пока у нас в руках не окажутся реальные факты.

— У Дирка вышел небольшой конфликт с их начальством, — осклабился итальянец, — вот они и решили перекрыть нам кислород. А если по-простому, дали пинка под зад и отправили отдыхать. Да только не на тех напали, козлы мохнорогие!

Ганн понимающе усмехнулся.

— Я знаю. Адмирал мне уже поведал о ваших разногласиях. Поскольку вы так и не объявились в уютном курортном городке на Мэйне в коттедже под усиленной охраной, с сегодняшнего дня оба считаетесь в самоволке. Со всеми вытекающими, — многозначительно добавил он.

— А в федеральный розыск нас еще не объявили? — язвительно осведомился итальянец. — Я бы не прочь узнать, в какую сумму оценило мою голову родное правительство?

— Мне-то что делать? — нетерпеливо встрял Стюарт.

— "Голотурия", во всяком случае, останется на месте, — улыбнулся Питт. — После того как аквалангисты Шэня сперли ваш «Бентос», она, что называется, засвечена, — щегольнул он услышанным из уст председателя Кабрильо шпионским термином. — Продолжайте наблюдение за Сангари отсюда, но ближе не суйтесь.

— Может, лучше тогда вообще увести ее из устья Атчафалайи обратно в Мексиканский залив? — угрюмо спросил Стюарт.

— Не думаю, — покачал головой Питт. — Держу пари, они больше не принимают нас всерьез и думают, что их схема переправки беженцев через Сангари безукоризненна, неуязвима и недоступна чужому уму. А сам Шэнь вообще мнит себя непогрешимым и бесконечно умным, а всех американцев считает тупыми баранами. Вот пускай и дальше так считает, ну а наша задача состоит в том, чтобы убедить его в обратном. Поэтому вы занимайтесь повседневными делами, а мы с Алом отправимся тем временем вверх по реке и проведем небольшую диверсионно-разведывательную операцию. Главная цель, разумеется, это перевалочный пункт. Если мы найдем его сами, но обезвредить позволим агентам Службы иммиграции и натурализации, все заинтересованные стороны останутся довольны, а реноме НУМА поднимется на небывалую высоту. Вопросы есть?

— Если ты верно разгадал метод контрабандистов, полдела, считай, уже сделано, — одобрительно кивнул Стюарт.

— Меня твой план тоже устраивает, — согласился Руди. — С чего начнем?

— С операции прикрытия, разумеется. Мы с Алом сейчас двинем в Морган-Сити, пошляемся среди местных, зафрахтуем какой-нибудь катерок или моторку и тронемся в путь.

— Тогда вам, скорее всего, понадобится еще и проводник, — заметил Стюарт. — В устье Атчафалайи тысячи проток, заводей, бухточек, мелей и мелких островков, среди которых сам черт ногу сломит. Без хорошо знающего реку лоцмана вы рискуете заблудиться и понапрасну потерять время.

— Разумно, — кивнул Джордино. — Лично мне как-то не светит затеряться в болотах и пропасть без вести, повторив судьбу Амелии Эрхарт.

— Уж тебе-то такая участь точно не грозит, — засмеялся Стюарт.

— Никаких проводников! — решительно заявил Питт. — Нечего впутывать посторонних в наши разборки. Обойдемся картами и данными аэрофотосъемки. Кроме того, будем держать с вами постоянный контакт по мобильному телефону. Ты должен сразу сообщить нам, Фрэнк, как только уйдет следующая «баржа с мусором», — на тот случай, если мы не отыщем следов этой.

— Не помешает также держать нас в курсе касательно перемещения «Юнайтед Стейтс», — добавил итальянец. — Ужасно хочется посмотреть, как лайнер будет швартоваться в Сангари.

Ганн и Стюарт обменялись смущенными взглядами.

— "Юнайтед Стейтс" направляется не сюда, — пояснил Руди.

Зеленые глаза Питта заметно сузились, плечи напряглись.

— Адмирал Сэндекер ничего не говорил об изменении места назначения лайнера. Откуда у вас эти сведения?

— Из вчерашней местной газеты, — ответил Стюарт. — Раз в день мы посылаем в Морган-Сити катер за фруктами и всякой мелочью, ну и прессу, конечно, прихватываем, чтобы не отстать от жизни. Я думал, вы в курсе. Эти новости уже вторые сутки не сходят со всех луизианских теле— и радиоканалов.

— Какие новости? Говори! — потребовал Питт.

— "Юнайтед Стейтс" не станет заходить в Сангари, а сразу отправится вверх по Миссисипи в Новый Орлеан, где лайнер собираются переоборудовать в крупнейший в мире плавучий отель с казино и ресторанами.

Питт и Джордино выглядели такими удрученными, как будто разом потеряли все свои сбережения в результате мошеннической банковской аферы.

— Тебе не кажется, приятель, — криво усмехнулся итальянец, — что нас с тобой опять водят за нос, как бычков на веревочке?

— Кажется, — холодно процедил Питт, и глаза его зловеще блеснули. — Только не зря умные люди говорят: «Сколько веревочке ни виться...»

30

В тот же день, вскоре после полудня, катер Береговой охраны «Ястребенок», уверенно разрезающий низкую волну близ побережья Мексиканского залива, неожиданно замедлил ход, повинуясь поступившему в машинное отделение приказу командира корабля Дуэйна Льюиса. Сам Льюис в тот момент находился на мостике, рассматривая в бинокль большой контейнеровоз под китайским флагом, идущий полным ходом примерно в миле к югу от катера. Спокойный и сосредоточенный, в сдвинутой немного на затылок фуражке с золотым крабом, из-под которой выбивалась волнистая шевелюра песочного цвета, капитан еще несколько мгновений вглядывался в чужое судно, потом опустил бинокль и с улыбкой повернулся к стоящей рядом с ним молодой женщине в форме Береговой охраны.

— А вот и ваш волк в овечьей шкуре, мисс Ли, — сказал он басом. — Выглядит вполне безобидно.

Джулия окинула неприязненным взглядом приближающееся судно и покачала головой.

— Не более чем благопристойный фасад, сэр, прикрывающий вонючие трюмы, где в невыносимых условиях томятся сотни несчастных, обездоленных людей.

На ее лице не было косметики, если не считать наложенного гримерами искусственного шрама на подбородке. Великолепные длинные волосы цвета воронова крыла пришлось коротко обрезать под мужскую прическу. Голову девушки прикрывала форменная бейсболка с вытянутым козырьком. Получив задание от комиссара Харпера, она вначале колебалась и даже хотела отказаться, но ненависть к Шэнь Циню и его бессердечным подручным, неугасимым пламенем сжигавшая ее душу, в конце концов одержала верх. Неистребимая уверенность Джулии в себе и собственных силах также помогла принять решение, да и близость группы поддержки внушала определенный оптимизм.

Льюис отвернулся и снова поднес к глазам бинокль, на этот раз направив взор в сторону пологого берега, обильно поросшего зеленью. До устья Атчафалайи оставалось не более трех миль. За исключением нескольких рыбачьих лодок, занятых ловлей креветок, других судов на протяжении всей этой дистанции не наблюдалось. Капитан жестом подозвал офицера, торчащего чуть поодаль на крыле мостика.

— Лейтенант Стоу, свяжитесь с китайцами и передайте приказ лечь в дрейф и приготовиться к досмотру.

— Так точно, сэр! — бодро гаркнул молодой человек и устремился в радиорубку; высокий, загорелый блондин, Джефферсон Стоу больше походил на инструктора по теннису, чем на военного моряка.

«Ястребенок» начал разворот и через некоторое время лег на параллельный курс относительно контейнеровоза, на борту которого уже можно было прочесть название: «Сунь Линь». Над кормой развевалось большое красное полотнище с пятью золотыми звездами — одной большой и четырьмя маленькими. Все палубы были заставлены контейнерами, но капитан наметанным глазом сразу определил недогруз: судно сидело в воде заметно выше ватерлинии.

— Что они ответили? — Льюис повысил голос, чтобы быть услышанным в радиорубке.

— Шпарят по-китайски, сэр, — откликнулся лейтенант.

— Я могу перевести, — предложила Джулия.

— Не стоит утруждаться, мисс Ли, — усмехнулся командир корабля. — Обычная уловка. Иностранцы часто прикидываются дурачками, делая вид, что не понимают ни слова. Особенно азиаты, не в обиду будь сказано. Хотя на самом деле большинство китайских офицеров говорят по-английски лучше нас с вами. — Отдав короткую команду по интеркому, Льюис замер в ожидании, следя за разворачивающимся в сторону китайского судна стволом семидесятишестимиллиметрового скорострельного орудия. — А теперь снова свяжись с их шкипером, Джефферсон, — крикнул он, — и передай ему на старом добром английском, чтобы немедленно застопорил машины, иначе я снесу его в море вместе с мостиком.

Спустя минуту Стоу вернулся из радиорубки. На его мальчишеской физиономии расплывалась широченная, до ушей, улыбка.

— Сработало, сэр, — доложил он. — Сразу английский вспомнили, как нашу пушку увидели. Сейчас остановятся.

Словно в подтверждение его слов, белопенный кильватерный след за кормой контейнеровоза начал тускнеть и сокращаться в размерах, пока совсем не слился с поверхностью воды. Льюис сочувственно посмотрел на девушку.

— Ну, вот и ваша очередь подошла, — проговорил он со вздохом. — Готовы, мисс Ли?

Джулия молча кивнула.

— Рацию проверили?

Девушка непроизвольно наклонила голову, бросив взгляд на то место, где под бюстгальтером в ложбинке между грудей был приклеен скотчем миниатюрный двусторонний радиопередатчик.

— Работает нормально, — коротко сказала она.

Почти таким же рефлекторным движением она сжала ноги вместе, чтобы лишний раз ощутить выпуклую тяжесть крошечного автоматического пистолетика двадцать пятого калибра[260], примотанного с внутренней стороны правого бедра, и малого десантного ножа с выкидным лезвием фирмы «Смит и Вессон». Короткое лезвие было настолько острым и прочным, что могло при необходимости прорезать листовое железо. Нож она спрятала на бицепсе левой руки.

— Ни в коем случае не выключайте передатчик, — продолжал напутствовать Джулию капитан. — Мы будем слушать и записывать каждое слово и следить за обстановкой вплоть до того момента, когда вы сможете подать условный сигнал об окончании миссии и готовности к эвакуации. Пока — тьфу-тьфу! — все идет по плану, но если после подмены кто-нибудь заподозрит, что вы не настоящий кок, тут же зовите на помощь. Мы будем поблизости и примчимся на всех парах. В воздухе будет постоянно находиться патрульный вертолет с группой десантников. Если не окажется другого выхода, прыгайте в воду и ничего не бойтесь. Ручаюсь, что дольше пяти минут купаться вам не придется.

— Ужасно благодарна вам за помощь в подготовке, капитан, — с чувством сказала Джулия и добавила после паузы, кивнув в сторону расположившегося на палубе пожилого офицера с густыми моржовыми усами и глубоко посаженными серыми глазами: — И мистеру Кокрейну тоже. Из него получился бы замечательный театральный режиссер; не представляю, как у него хватило терпения на все наши совместные репетиции!

— Как только не обзывали Микки Кокрейна за все годы нашей совместной службы, — рассмеялся Льюис, — но вы, мисс Ли, всех перещеголяли. Никому больше не говорите об этом, умоляю вас, иначе к нашему деду[261] наверняка прилипнет прозвище Режиссер.

— Наверное, я доставила вам массу хлопот, — продолжала девушка.

— Даже не заикайтесь об этом, мисс Ли! — замахал руками капитан. — Команда болеет за вас всей душой. Адмирал Фергюсон строго-настрого приказал позаботиться о вашей безопасности, чего бы это ни стоило, но мы и без приказа готовы за вас и в огонь и в воду. Задание у вас, конечно, такое, что не позавидуешь, но будьте уверены, мои парни костьми лягут, чтобы вызволить вас из беды.

Джулия смущенно отвернулась, пряча от него навернувшиеся на глаза слезы.

— Спасибо вам, — с трудом проговорила она внезапно осипшим голосом. — Спасибо вам всем, друзья!

Стоу подал знак палубным матросам начинать спуск шлюпки. Досмотровая команда выстроилась у трапа. Льюис сверху незаметно перекрестил спину спускающейся с мостика девушки и крикнул ей вслед:

— Удачи вам, милая, и да благословит вас Господь!

* * *

Ли Юньчэня, капитана большого контейнеровоза «Сунь Линь», принадлежащего компании «Шэнь Цинь маритайм лтд», ничуть не встревожило появление катера Береговой охраны США и поступившая с него команда лечь в дрейф и приготовиться к досмотру. Еще до выхода в море из головного офиса компании поступило предупреждение, в котором указывалось, что Служба иммиграции и натурализации, Береговая охрана и другие силовые структуры значительно ужесточили меры по пресечению ввоза на американскую территорию нелегальных беженцев из Китая. Шкипер чувствовал себя в полной безопасности. Самая тщательная проверка не сможет обнаружить потайной контейнер, расположенный под килем его судна, в котором находится более трехсот китайцев-иммигрантов. Несмотря на ужасающую скученность и антисанитарию, он не потерял за все время плавания ни одного человека и рассчитывал по возвращении на родину получить за это солидную премию, как уже не раз случалось в недавнем прошлом. Для Ли Юньчэня это был шестой по счету рейс, когда он успешно сочетал перевозку легального груза с контрабандой живого товара, и уже заработанных денег с избытком хватило на прекрасный особняк в престижном районе Пекина.

Капитан следил за приближающимся военным кораблем с непроницаемым выражением лица; маленькие раскосые глазки неподвижными черными бусинами спокойно и равнодушно взирали на происходящее. Ли давно перевалило за сорок, голову посеребрила ранняя седина, но тонкие изящные усики по-прежнему оставались иссиня-черными, а среди тридцати двух белоснежных зубов не нашлось бы ни одного искусственного. С борта катера спустили шлюпку, в которую загрузилось около дюжины вооруженных военных моряков. Шкипер кивком подозвал своего старшего помощника.

— Ступай к трапу и принимай гостей, — приказал Ли. — Если не ошибаюсь, их десять человек во главе с офицером. Исполняй все, что они потребуют, показывай все, что они захотят.

Отпустив старпома, капитан позволил себе выпить чашечку чаю. Поудобнее расположился в кресле, сделал первый глоток горячего ароматного напитка и, жмурясь от удовольствия, принялся наблюдать с высоты мостика за происходящим внизу.

* * *

Лейтенант Стоу поднялся на мостик, представился шкиперу, отказался от чая и занялся штудированием судовых документов. Остальные члены возглавляемой им команды постепенно разбрелись по судну — каждый в соответствии с возложенными на него обязанностями. Четверо пошли по каютам экипажа, трое спустились в трюм, а остальные принялись за осмотр служебных помещений. Китайцы почти не обращали на них внимания, позволяя заглядывать куда им вздумается и делать все, что им заблагорассудится. Бегло осмотрев кают-компанию, где хлопотали, накрывая столы к обеду, двое мужчин в белых фартуках и поварских колпаках, последние трое проследовали на камбуз.

Руководитель группы в белом халате санитарного врача, накинутом поверх мундира, он же старший механик Микки Кокрейн, знаками предложил находящимся в подсобке китайцам присоединиться к своим коллегам в кают-компании и на пару с помощником приступил к проверке холодильников, кладовок и других помещений, в которых хранились пищевые продукты. А Джулия, похожая в военной форме на юного гардемарина, с бешено колотящимся сердцем пустилась на поиски.

Чжу Ванлинь она обнаружила в глубине камбуза. Одетая в легкую белую курточку и просторные белые бриджи, китаянка стояла у плиты и деревянным черпаком помешивала кипящее в большом котле варево. Судя по запаху, это были креветки. Предупрежденная капитаном о необходимости оказывать американцам всяческое содействие, девушка подняла голову и приветствовала Джулию кивком и неожиданно дружелюбной улыбкой, после чего вновь склонилась над котлом и продолжила прерванное занятие.

Она даже не почувствовала укола, когда миниатюрная игла зажатого в кулаке американки шприца вонзилась ей в ягодицу. Не прошло и нескольких секунд, как глаза Чжу Ванлинь затуманились, а сама она ощутила вдруг непомерную слабость. Ноги ее подкосились, и девушка мягко осела на палубу. Двенадцать часов спустя, когда она очнулась от забытья на борту «Ястребенка», первой ее мыслью было, не переварились ли креветки.

Благодаря интенсивным предварительным тренировкам, процесс переодевания завершился в рекордный срок, отняв у Джулии не более полутора минут. Еще тридцать секунд ушло на то, чтобы подрезать волосы китаянки и напялить ей на голову бейсболку с надписью «Ястребенок».

Дальнейшее было делом техники. Кокрейн и его ассистент подхватили под мышки лежащую у плиты Чжу и вынесли на себе в соседнее помещение, низко надвинув ей на лоб козырек бейсболки, чтобы затруднить возможное опознание. Обернувшись на выходе, стармех подмигнул Джулии, послал ей воздушный поцелуй и негромко произнес:

— Устрой им хороший спектакль, девочка. А когда вернешься, цветы и шампанское за мной.

Джулия благодарно кивнула в ответ и, взяв в руки черпак, отважно приступила к выполнению своих новых обязанностей.

* * *

— Кажется, с одним из ваших людей произошел несчастный случай? — вежливо осведомился Ли Юньчэнь, пристально наблюдая за тем, как коренастый крепыш в белом халате ловко спускается по трапу, без особых усилий удерживая на плечах безвольно обмякшее тело. — Надеюсь, ничего серьезного?

— Все в порядке, капитан, — откликнулся Джефферсон Стоу. — Парень сдуру врезался головой в какую-то трубу. Легкая контузия, не более того.

— Есть какие-нибудь претензии ко мне и моему судну?

— Нет, все чисто, мистер Ли. Можете продолжать плавание.

— Всегда счастлив оказать содействие американским властям, — церемонно наклонил голову шкипер.

— Ваш порт назначения — Сангари, не так ли? — уточнил Стоу.

— Так, во всяком случае, написано в сопроводительных документах, с которыми вы, господин лейтенант, имели возможность детально ознакомиться, — дипломатично уклонился от прямого ответа Ли Юньчэнь.

— Можете следовать дальше, как только мы отвалим, — козырнул Стоу и, не удержавшись от прощальной колкости, добавил: — Согласно сопроводительным документам.

Через двадцать минут после отбытия американцев к борту пришвартовался прибывший из Сангари лоцманский катер. Шкипер встретил лоцмана с тем же напускным равнодушием, что и лейтенанта Стоу; он был местным и мог донести властям, если заметит что-нибудь подозрительное. Встав к штурвалу, француз-полукровка уверенно повел контейнеровоз по углубленному руслу к докам терминала. Минуя бухту Нежную, Ли Юньчэнь из чистого любопытства навел бинокль на бирюзовое судно, стоящее на якоре в стороне от фарватера. Ему не раз доводилось встречать аббревиатуру НУМА, начертанную большими буквами на бортах аналогичных судов в далеких морях и океанах. Он даже знал, как она расшифровывается, но никак не ожидал увидеть ее здесь, в болотистом устье пресноводной реки.

Шаря взглядом по палубе исследовательского судна, шкипер неожиданно наткнулся на высокого, черноволосого мужчину, занятого тем же, что и он сам. Глаза китайца удивленно расширились. Но поразил Ли не сам факт наблюдения за его судном, а совсем другое обстоятельство.

Бинокль американца был направлен не на палубу или надстройки контейнеровоза, а на кильватерный след за его кормой.

31

Джулии пришлось немало потрудиться, расшифровывая начертанные корявыми иероглифами раскладки и меню. Хотя на ханьском разговаривает почти все население Китая, существуют три основных варианта языка. Мать Джулии выучила дочь говорить и писать на наиболее распространенном — так называемом пекинском диалекте. Но Чжу Ванлинь родилась на северо-востоке, в провинции Цзянсу, где в основном используется другой диалект — нанкинский. К счастью, между ними гораздо больше сходства, чем различий, и девушка сумела с честью преодолеть это препятствие.

На всякий случай она старалась держаться подальше от чужих глаз, почти не поднимала голову, а в общении ограничивалась минимумом слов. Впрочем, все ее предосторожности были напрасными. Оба ее помощника, совмещавшие также обязанности стюардов и судомоек, хорошо знали свое дело и обращались к Джулии крайне редко. Да и вообще оказались молчаливыми парнями, отнюдь не склонными сплетничать или заигрывать с ней, как и все остальные члены экипажа. Однажды ей показалось, что занятый на хлеборезке помощник как-то странно на нее посмотрел, но когда Джулия строго прикрикнула на него и приказала приглядеть за фритюрницей, мгновенно прекратил пялиться и рысцой побежал исполнять.

Включенные на полную мощность электроплиты и стоящие на конфорках многочисленные котлы, кастрюли, лотки и сковородки превращали камбуз в парную баню. Пот стекал с девушки ручьями в буквальном смысле этого слова. Она пила воду стакан за стаканом и мысленно возблагодарила небо, когда тот же помощник проявил инициативу и сам зажарил цыплят и сделал салат из побегов молодого бамбука. Но и Джулия сумела блеснуть своими кулинарными талантами: она приготовила великолепную свиную поджарку и два вида гарнира — лапшу по-пекински и рис с отварными креветками, обжаренными в кипящем масле.

Капитан Ли Юньчэнь заглянул на камбуз всего один раз, да и то ненадолго. Прихватил свежеиспеченный слоеный пирожок с кунжутной начинкой, выпил чашку чаю и тут же ушел — «Сунь Линь» уже пришвартовался к пирсу в Сангари, и шкиперу следовало быть на мостике в ожидании наплыва таможенных, иммиграционных, санитарных и прочих чиновников. Когда Джулия наливала ему чай, капитан смотрел на нее в упор, но ни на лице его, ни в глазах не мелькнуло и тени подозрения. Он сотни раз видел Чжу Ванлинь в окошке раздаточной, он знал, что там должна стоять Чжу Ванлинь, а потому пребывал в полной уверенности, что видит именно ее, и никого другого.

Затем она вместе с командой выстроилась в очередь, чтобы предъявить паспорт и ответить на вопросы представителя Службы иммиграции и натурализации. Обычно эта процедура занимала минимум времени: документы экипажа хранились у капитана и проверялись всем скопом, в то время как их владельцы занимались своими делами и не отвлекались на пустые формальности. Но в связи с пристальным вниманием, с некоторых пор проявляемым федеральными властями к судам «Шэнь Цинь маритайм лтд», теперь требовалось личное присутствие каждого. Когда подошел ее черед, чиновник мельком проглядел паспорт Чжу Ванлинь, найденный Джулией в каюте последней, даже не подняв при этом голову, чтобы сверить фото с оригиналом. Ее коллега проявил высокий профессионализм, поступив с ней таким образом. Даже мимолетный взгляд на ее лицо мог выдать их обоих старшему помощнику, очень внимательно наблюдавшему за происходящим.

Вскоре после отбытия проверяющих команда отправилась на ужин. Камбуз располагался как раз между кают-компанией, где питалось начальство, и столовой для экипажа, что было очень удобно в чисто функциональном плане и позволяло затрачивать минимум времени на обслуживание. Офицеров кормила, естественно, сама Джулия, а матросов — двое ее помощников. Ей не терпелось побродить по судну, но до окончания вечерней трапезы об этом не могло быть и речи. Не стоило лишний раз возбуждать подозрения.

За все время ужина она не проронила ни слова, отделываясь редкими улыбками в тех случаях, когда кто-нибудь делал ей комплимент по поводу понравившегося блюда и просил добавки Девушка настолько вошла в роль, что сама ощущала себя Чжу Ванлинь, и это чувство слияния каким-то непостижимым образом передавалось окружающим. Никто не замечал неизбежных отличий в манере держаться, двигаться, разговаривать, улыбаться или поправлять прическу; словно какая-то пелена застилала глаза офицерам и матросам, многие из которых уже два года плавали вместе с Чжу.

Крутясь между камбузом и кают-компанией, бегая от плиты до окошка раздачии обратно, Джулия механически перебирала в уме последовательность этапов порученного ей задания. До сих пор все шло без сучка и задоринки, но главная проблема по-прежнему оставалась неразрешенной. Если где-то на борту контейнеровоза спрятано больше сотни нелегальных пассажиров, напрашивается вопрос: кто и как обеспечивает их питанием? Судя по записям, оставшимся от настоящей Чжу Ванлинь, ей приходилось готовить только на тридцать человек. Такое несоответствие можно было истолковать двояко: либо еда для беженцев готовится на каком-то другом камбузе, что выглядело абсолютно нелогичным, либо Харпер и ЦРУ ошибаются, никаких иммигрантов на «Сунь Линь» нет и никогда не было. Существовала, правда, ничтожная вероятность того, что агент в Циндао перепутал название судна, но в подобный непрофессионализм Джулия попросту отказывалась поверить.

Уединившись в каптерке и сделав вид, что составляет меню на завтра, она пролистала журнал и сверилась с пухлой пачкой накладных. Документы подтверждали, что запас провизии, погруженный на борт в китайском порту, примерно соответствовал месячным потребностям экипажа численностью в тридцать — тридцать пять человек, но никак не более того. Склонившись над бумагами, Джулия краем глаза подсматривала за своими подручными, занятыми уборкой остатков ужина, протиранием столов и мытьем грязной посуды.

Захлопнув журнал и всем своим видом изображая озабоченность, она покинула камбуз, быстро прошла через опустевшую кают-компанию и вышла в коридор. Ни один из помощников не обратил на ее уход ни малейшего внимания. Поднявшись по трапу, девушка очутилась на верхней палубе, выше которой находились только капитанский мостик и рулевая рубка. Отсюда открывалась широкая панорама всего терминала и просторного дока, в котором пришвартовался «Сунь Линь». Портальные краны на берегу уже приступили к разгрузке, цепляя один за другим массивные контейнеры и перенося их на пирс.

Протяжный гудок со стороны акватории порта заставил ее переключить внимание на противоположный борт, к которому подошла баржа, подталкиваемая сзади большим черным буксиром, команда которого состояла из одних китайцев. Двое с буксира поднялись на контейнеровоз и принялись перекидывать на баржу через грузовой люк огромную груду пластиковых мешков с отходами и прочим мусором, накопившимися за время плавания. Погрузка проходила под неусыпным контролем агента департамента ФБР по борьбе с наркотиками, тщательно проверявшего содержимое каждого мешка, прежде чем дать добро грузчикам.

Пару минут Джулия внимательно следила за этой операцией, но не усмотрела в ней ничего необычного. Судно обыскали уже несколько раз. Сначала моряки Береговой охраны, затем таможенники, сотрудники ее собственного ведомства, агенты ФБР из департамента по борьбе с наркотиками, представители санитарной службы, но ни один из них не обнаружил на борту ничего противозаконного. Содержимое всех контейнеров состояло из потребительских товаров: одежды, обуви, детских игрушек, электронных игр и приставок, радиоприемников и телевизоров; все произведено в КНР руками фантастически дешевой рабочей силы — к большому неудовольствию американских трудящихся, ежегодно теряющих из-за этого десятки тысяч рабочих мест.

Вернувшись на камбуз, Джулия наполнила корзинку слоеными пирожками со сладкой начинкой из кунжутного семени и орехов, которые, она знала, особенно уважал капитан Ли Юньчэнь, повесила ее на руку и пустилась в обход нижних палуб. Большая часть команды работала наверху, а те немногие, что оставались в трюмах и машинном отделении, были только рады видеть приветливую девушку, угощавшую их вкусными слойками. В машинном она не задержалась — ни один уважающий себя чиф никогда не позволит размешать пассажиров рядом со своими драгоценными дизелями. А вот в топливном отсеке ей пришлось пережить довольно неприятный момент. Она шла туда по длинному пустому коридору, когда из-за спины вдруг вынырнул какой-то мрачный тип в промасленной робе и грубо спросил, какого дьявола ей здесь понадобилось? Джулия на мгновение запаниковала, но сумела взять себя в руки и с вежливой улыбкой сообщила, что у капитана сегодня день рождения, и по такому случаю он приказал угостить весь экипаж своими любимыми пирожками. Механик, у которого не было причин сомневаться в правдивости слов судового кока, вполне удовлетворился таким объяснением и с благодарностью принял предложенные слойки.

Обойдя все помещения на нижних палубах и в трюмах, где можно было разместить хотя бы два десятка нелегальных пассажиров, и не обнаружив никаких следов их пребывания, девушка вновь поднялась наверх, нашла укромное местечко на палубе, облокотилась на леера и сделала вид, будто любуется панорамой. Убедившись, что в пределах слышимости никого нет, она вставила в ухо миниатюрный приемник, наклонила голову и заговорила в микрофон прикрепленного под лифчиком радиопередатчика:

— Сожалею, но судно выглядит чистым. Я обыскала все палубы и трюм. Пустышка. Документация на камбузе свидетельствует о том, что запасы провианта рассчитаны только на команду.

Капитан Льюис на мостике «Ястребенка» ответил без промедления, как будто ни на секунду не расставался с рацией:

— Вы в безопасности?

— Да. Меня приняли безоговорочно.

— Хотите эвакуироваться?

— Пока нет. Хотелось бы немного задержаться.

— Пожалуйста, держите меня в курсе и будьте осторожны.

Последние слова Льюса утонули в грохоте двигателей проплывающего над доком десантного вертолета. Джулия с трудом удержалась от порыва помахать ему вслед. Было приятно сознавать, что сидящие внутри боевой машины парни в любой момент готовы, подобно ангелам-хранителям, прийти к ней на выручку.

Она испытывала одновременно облегчение — ведь задание можно было считать выполненным — и разочарование — поскольку так и не решила поставленную задачу. Судя по всему, Шэнь Циню снова удалось перехитрить федералов. Наиболее оптимальным выходом в ее положении было бы незаметно смыться с контейнеровоза или просто открыться тому же агенту ФБР, что контролировал погрузку мусора, и попросить помощи. Но Джулия никогда не искала легких путей; к тому же ей по-прежнему не давали покоя оставшиеся без ответа вопросы. Она интуитивно чувствовала, что разгадка где-то близко, и была исполнена решимости найти ее во что бы то ни стало.

Переместившись на корму, девушка спустилась на нижнюю палубу, приходившуюся почти вровень с баржей, уже наполовину заваленной черными пластиковыми мешками. С минуту она стояла у фальшборта, изучая баржу и буксир, уже приготовившиеся отвалить от борта «Сунь Линь». Два винта буксира пока работали на холостом ходу, взбивая воду за кормой в хлопья грязно-белой пены.

Джулию терзали противоречия. С одной стороны, она была абсолютно уверена, что на самом контейнеровозе нет и, скорее всего, никогда не было нелегальных иммигрантов. С другой стороны, сообщение агента ЦРУ из Циндао выглядело не менее достоверным и убедительным. Не приходилось сомневаться и в изощренной хитрости Шэня и его ближайших помощников. По всей вероятности, им удалось придумать и осуществить такой способ транспортировки беженцев, который до сих пор не смогли раскусить все американские федеральные службы вместе взятые.

Джулия закусила губу и напрягла извилины. Баржа?... Буксир?... С виду все нормально, но к чему такая спешка с выгрузкой мусора? Проклятье, уже отваливают! Как бы то ни было, а это единственная зацепка, которая у нее осталась. И решать надо сейчас! Джулия была не из тех, кто легко смиряется с поражением, не говоря уже о том, что душу ей по-прежнему жгло чувство ненависти и неудовлетворенной мести. Бросив быстрый взгляд вверх, она отметила, что грузовой люк закрыт, а матросы с буксира уже спускаются по трапу на свое судно. Оглядевшись вокруг и убедившись, что палуба пуста, Джулия вновь обратила взор на буксир. Так, оба грузчика спрыгнули на палубу и скрылись внутри. Шкипер с помощником стоят на мостике, еще один матрос торчит на носу, но все трое смотрят вперед.

Кормовая часть буксира поравнялась с наблюдательной позицией девушки. Взгляд ее упал на большую канатную бухту, сложенную на юте сразу за дымовой трубой. Прикинув на глаз, что высота составляет около десяти футов, Джулия решительно перелезла через леера. Снова вызывать Льюиса и докладывать о принятом решении не было времени, да и не привыкла она с кем-то советоваться в подобных случаях. Тщательно примерившись, она разжала руки, сильно оттолкнулась ногами и прыгнула.

* * *

Прыжок Джулии не остался незамеченным, но наблюдал за ним, по счастью, не кто-то из экипажа буксира или контейнеровоза, а Дирк Питт собственной персоной. Он уже битый час торчал на мостике «Голотурии» под палящим солнцем, не отводя мощного бинокля от пирса, к которому был пришвартован «Сунь Линь». По известным причинам его в первую очередь интересовали баржа, в которую сбрасывали мусор, упакованный во вместительные пластиковые мешки, и лениво дымящий за ее кормой буксир — судя по всему, те же самые, что привлекли его внимание сегодня утром. Когда последняя упаковка тяжело брякнулась на гору себе подобных и грузовой люк закрылся, Питт уже собирался переключиться на причал, где на глазах вырастали штабеля контейнеров, но в этот момент он заметил на средней палубе пришвартованного судна одинокую фигурку. Человек перебрался через фальшборт, пригнулся и спрыгнул на корму проходящего мимо буксира.

— Что за черт! — непроизвольно воскликнул Питт.

Стоявший у него за спиной Руди Ганн насторожился.

— Что ты там увидел? — спросил он с жадным любопытством.

— Какой-то псих секунду назад сиганул с палубы на отходящий буксир. Футов десять-двенадцать, не меньше.

— Возможно, дезертир? — предположил Руди.

— Судя по белому колпаку на голове, это судовой кок, — бросил Питт, не поворачивая головы и не спуская глаз с кормовой части буксира.

— Надеюсь, он не пострадал?

— Вряд ли. Он угодил прямо в сложенные за трубой канаты.

— Странно, — покачал головой Ганн, — но никак не приближает нас к цели. Ты заметил хоть какие-то признаки перемещения подводного судна под днище баржи?

— Ничего конкретного, — вынужден был признать Питт. — Но не будем спешить с выводами, дружище. У меня предчувствие, что в ближайшие сорок восемь часов все может измениться самым кардинальным образом.

32

Небольшой глиссер с «Голотурии» на полном ходу пересек Прибрежный канал, но на подходе к Морган-Сити сбросил скорость. От приливов и наводнений город защищают восьмифутовая бетонная набережная и гигантский волнорез высотой в двадцать футов, развернутый острием в сторону Мексиканского залива. Берега Атчафалайи в районе Морган-Сити соединяют железнодорожный и два автомобильных моста. Ночью они представляют собой непередаваемое зрелище: огни зажженных фар и освещенные окна вагонов перемещаются в обе стороны с калейдоскопической быстротой, подобно разноцветным бусинам в проворных женских руках. Свет фонарей и зданий вдоль набережной отражается в речной воде причудливым витражом, время от времени дробящимся на радужные осколки винтами проходящих судов. Насчитывающий пятнадцать тысяч жителей, Морган-Сити является самым крупным населенным пунктом в приходе[262] святой Марии. Располагается он по обоим берегам Атчафалайи в южной оконечности бухты Бервик. Сразу за городом русло реки значительно расширяется, образуя к востоку некое подобие пеликаньего клюва с раздувшимся от рыбы мешком.

Близость к Мексиканскому заливу делает Морган-Сити особенно уязвимым к таким проявлениям стихии, как ураганы и гигантские приливные волны, но горожане привыкли и редко обращают тревожные взоры на юг, выискивая на горизонте зловещие черные тучи. Они говорят, что везде свои заморочки: в Калифорнии — землетрясения, в Канзасе — торнадо, в Монтане — снежные бури, и искренне считают, что им еще повезло.

Население здесь урбанизировано в несколько большей степени, чем в других провинциальных городишках Южной Луизианы. Городской порт обслуживает довольно крупную флотилию рыболовецких судов, дюжину нефтяных компаний средней руки, судостроительную верфь и еще с десяток предприятий, что не мешает Морган-Сити сохранять неповторимый колорит «речных» городов Миссисипи, Миссури и Огайо, где до сих пор принято обращать строящиеся здания фасадом к воде.

К пристани тянулась вереница рыбачьих лодок. Некоторые из них, остроносые и узкие, выделялись высокими бортами и далеко выдвинутым вперед кокпитом. Мачты смешены от центра ближе к корме, крепления для сетей также расположены в кормовой части. Лодки такой конструкции приспособлены для промысла на больших глубинах. Есть еще плоскодонки для мелководья, имеющие более привычные для глаза очертания, но самое интересное, что оба типа используются преимущественно при ловле креветок. А вот устричные люгеры, в силу специфичности объекта промысла, редко выходят в открытое море и прекрасно обходятся без мачт. Один из таких люгеров прошел совсем рядом с глиссером. Борта его осели чуть ли не вровень с поверхностью воды, а на палубе громоздилась гора свежих устричных раковин высотой в шесть или семь футов.

— Где вас высадить? — спросил сидевший за штурвалом Руди Ганн.

— Полагаю, ближайший портовый салун — самое подходящее местечко для наших целей, — рассудительно произнес Питт.

Джордино похлопал Руди по плечу и указал пальцем на ряд деревянных построек, тянущихся вдоль набережной на целый квартал. На фасаде одной из них подмигивала неоновыми буквами завлекательная надпись:

"РЫБАЧЬЯ ПРИСТАНЬ ЧАРЛИ

СВЕЖАЯ РЫБА И ВЫПИВКА КРУГЛОСУТОЧНО"

— По-моему, как раз то, что нам нужно, — сказал он, возбужденно потирая руки.

— Судя по запаху, в пакгауз по соседству местные рыбаки свозят весь свой улов, — заметил Питт. — Значит, нам сюда. Пожалуй, именно здесь у нас наилучшие шансы разузнать, не замечал ли кто чего-нибудь необычного выше по течению.

Ганн убавил ход до минимума и в конце концов втиснул глиссер в узкую щелку между двумя рыболовными траулерами, заглушив мотор у подножия деревянной лестницы.

— Удачи, друзья, — с улыбкой крикнул он вслед Питту и Джордино, без оглядки устремившимся к заветной вывеске. — Не забывайте нас, пишите письма!

— Не плачь, созвонимся! — бросил через плечо Питт, перескакивая сразу через две ступеньки.

Руди проводил их тревожным взглядом, тяжело вздохнул, вывел глиссер на чистую воду и пустился в обратный путь.

Почти стопроцентная влажность и ночная духота только усиливали едкий рыбный запах, который источали, казалось, даже бетонные плиты набережной. Итальянец не преминул обратить внимание напарника еще на одну гору устричных раковин, только на сей раз пустых, возвышающуюся чуть ли не вровень с крышей ночного заведения Чарли.

— Пара бутылочек пивка и дюжина свежевыловленных устриц — вот чего мне не хватает до полного счастья, — во всеуслышание объявил итальянец.

— Держу пари, что гамбо[263] здесь тоже готовят на мировом уровне, — вторил ему Питт.

Войдя в двери салуна, они словно шагнули в прошлое. Древний кондиционер давно проиграл битву с табачным дымом и запахом ядреного мужского пота. До блеска отполированные подошвами тяжелых рыбачьих сапог половицы были испещрены тысячами шрамов от сигарных и сигаретных окурков. Аналогичные следы варварского обращения несли на себе массивнее столы, столешницы которых служили когда-то палубными люками. Колченогие стулья выглядели ветеранами бесчисленных кабацких драк. Стены покрывали металлические рекламные таблички полувековой давности, в буквальном смысле изрешеченные пулями. Зато полки за барной стойкой гордо демонстрировали более сотни марок спиртного — от вин и ликеров местного розлива до редких европейских и азиатских брендов. Сама стойка была сколочена из палубных досок списанного рыбачьего судна, и ее не помешало бы как следует проконопатить.

Посетители в этот поздний час представляли собой пеструю смесь из вернувшихся с лова рыбаков, портовых докеров, рабочих судоверфи и свободных от вахты нефтяников, обслуживающих скважины и бурильные установки на шельфе Мексиканского залива. Суровые, неразговорчивые парни с выдубленными солнцем и ветром лицами. Французская речь звучала за столиками почти так же часто, как и английская; удивляться нечему: потомки французов, более двухсот лет назад колонизировавших Луизиану, до сих пор составляли в здешних краях большинство населения. Под одним из пустующих столов безмятежно дрыхли два здоровенных пса неизвестной породы. Человек тридцать плотно оккупировали стойку; все мужчины, ни одной женщины. Похоже, официанток здесь тоже не жаловали: весь обслуживающий персонал состоял исключительно из представителей сильного пола. Царивший за стойкой бармен не особо утруждал себя тонкостями сервиса. Если вы заказывали пиво, стаканов не полагалось — бутылка или банка в зубы, а дальше разбирайтесь сами. Напитки подороже скрепя сердце разливались в разномастные стеклянные емкости, многие с трещинами и выщербленными краями. Закуски и горячие блюда разносил официант с физиономией и фигурой бывшего боксера в супертяжелой весовой категории.

— Ну и как тебе здесь нравится? — шепотом спросил Питт, задержавшись на пороге и с нескрываемым любопытством обозревая интерьер.

— Теперь я точно знаю, куда уползают подыхать состарившиеся тараканы, — невозмутимо прокомментировал итальянец.

— Не забывай улыбаться и говорить «сэр» всякий раз, когда кто-нибудь из завсегдатаев вздумает спросить у тебя, который час, — предупредил Питт.

— Да уж, в таком заведении лучше не нарываться, — поежился Джордино. — А попробуешь вякнуть, вообще до утра не доживешь.

— Хорошо еще, что мы с тобой догадались одеться попроще, — сказал Питт, озабоченно оглядывая замасленные рабочие комбинезоны, которые удалось отыскать в боцманской каптерке совместными усилиями всего экипажа «Голотурии». — Хотя, боюсь, это не поможет — нас все равно опознают по запаху.

— Я так и знал, что совершаю большую ошибку, когда принимал ванну в прошлом месяце, — сокрушенно вздохнул итальянец.

Питт приглашающим жестом указал на свободный столик. — Ну что, давай поужинаем?

— Давай, — согласился Джордино без особого энтузиазма, однако за стол уселся первым, значительно опередив напарника.

Просидев минут двадцать в ожидании, итальянец широко зевнул и намеренно громко произнес:

— Как ты думаешь, Дирк, у нашего официанта близорукость, или просто глаза косят не в ту сторону?

— Тише, он тебя слышит, — с ухмылкой одернул его Питт и развел руки в притворном удивлении: — Надо же, а вот и он, легок на помине!

Вся одежда приблизившегося к столику подавальщика — явно не дотягивающего до благородного титула официанта, хотя, пожалуй, более уместным было бы называть его гарсоном, учитывая французские корни аборигенов, — состояла из линялых голубых джинсов и грязной футболки с изображением длиннорогого быка, съезжающего на лыжах по коричневому склону. Надпись под картинкой гласила:

«Если бы Господь пожелал, чтобы техасцы катались на лыжах, Он сотворил бы коровье дерьмо белым».

— Желаете чего-нибудь перекусить? — спросил он неожиданно тонким и визгливым голосом.

— Как насчет пивка и дюжины устриц? — осторожно осведомился Джордино.

— Без проблем, — флегматично ответил официант-гарсон. — Вам то же самое, мистер? — покосился он на Питта.

— Нет, мне, пожалуйста, порцию вашего изумительного гамбо.

— Первый раз слышу, чтобы наш гамбо называли изумительным, — хрюкнул громила, — но на вкус он действительно неплох. Выпивку заказывать будете?

— Текила есть? — с надеждой в голосе поинтересовался Питт.

— А как же! — обиделся разносчик-подавальщик. — Среди местных рыбачков полно латиносов, для них и держим. А вообще-то ее редко заказывают.

— Тогда двойную текилу со льдом и ломтиком лайма. Тяжеловес отошел от столика и грузно зашагал на кухню, но на полпути обернулся, смерил их взглядом и многозначительно пообещал:

— Я скоро вернусь!

— Надеюсь, он не возомнил себя Арнольдом Шварценеггером, — пробормотал итальянец, — и не вздумает крушить кулаками стены и наши бедные головы.

— Расслабься, — посоветовал Питт. — Наслаждайся обстановкой, впитывай местный колорит, вдыхай неповторимую атмосферу...

— Кстати, об атмосфере, — перебил его Джордино. — Раз уж здесь так накурено, полагаю, я не очень ее испорчу, если добавлю толику собственного дымка. — С этими словами он извлек откуда-то одну из своих знаменитых сигар и не спеша начал ее раскуривать.

Питт между тем пристально разглядывал публику, подыскивая подходящего кандидата, из которого можно было бы выудить полезную информацию. Полдюжины бурильщиков, оккупировавших единственный бильярдный стол в дальнем углу зала, он отмел сразу. Рабочие с судоверфи могли кое-что знать, но по их угрюмым рожам легко читалось, как они отнесутся к навязчивым расспросам подозрительных незнакомцев. Самой многообещающей категорией выглядели рыбаки. Человек двадцать, сдвинув несколько столов, пили пиво и играли в покер. Они шумели, ругались, горланили матросские песни, но за рамки в общем-то не выходили. Особое внимание Питта привлек старик лет шестидесяти пяти, державшийся особняком в их шумном сборище. Он сидел рядом с картежниками и внимательно наблюдал за игрой, но сам в ней участия не принимал. На столе перед ним стояла почти нетронутая бутылка пива. Типичный одиночка — таким было первое впечатление, однако, приглядевшись поближе, Питт понял, что ошибается. Добродушный юмор в зеленовато-голубых глазах с хитринкой и живой интерес к окружающим выдавали в нем скорее психолога-любителя, ведущего активный образ жизни, но никак не ушедшего на покой бывшего рыбака, продолжающего по привычке проводить вечера в питейном заведении. Седые волосы, борода и пышные усы аккуратно подстрижены; одежда простая, но чистая и опрятная.

Официант-подавальщик принес спиртное. О существовании и назначении подносов он, по всей видимости, не догадывался, потому что бутылки с пивом нес в одной руке, а стакан, в котором плескалась неопределенного цвета жидкость — в другой. Питт с сомнением посмотрел на него и спросил:

— Не подскажете, какой марки ваша текила?

— Кажется, «Панчо Вилья».

— Если не ошибаюсь, «Панчо Вилья» разливают в пластиковые бутылки.

Экс-боксер наморщил лоб и сложил губы бантиком, изображая усиленную работу мысли. Затем лицо его озарилось, и он смачно причмокнул.

— Точно, мистер! Старина Чарли при мне наливал этот стакан из пластиковой бутылки. Да вы не бойтесь, отрава высший класс. Разок хлебнете, и все заботы как рукой снимет.

— Как раз это меня и беспокоит, — признался Питт. Когда гарсон-разносчик отошел, Джордино не удержался и прыснул в кулак.

— Ты что, уже пробовал это пойло? — с трудом выговорил он, давясь от смеха.

— Было дело, — неохотно кивнул Питт. — Купил как-то в одной мексиканской забегаловке за доллар шестьдесят семь.

— Пить-то его можно? Или сразу все заботы побоку, как наш благодетель посулил?

Питт поднял стакан, посмотрел на просвет, перекрестился и одним махом вылил в глотку половину содержимого. Замер на секунду, прислушиваясь к ощущениям, и облегченно выдохнул.

— Ну и как?

— Лучшая панацея от морской болезни, — объявил Питт, зажевав пробу сиротливо тощим ломтиком лайма и выплюнув пару косточек.

«Благодетель» вернулся с кухни, держа в одной руке тарелку с устрицами, а в другой — большую металлическую миску с супом. Брякнул их на стол и выжидающе уставился на клиентов. После короткого совещания они заказали на горячее дежурное блюдо: жареный палтус и джамбалайю[264]. Устрицы оказались такими огромными, что Джордино пришлось резать их на кусочки, как бифштекс, прежде чем отправить в рот, а одной порцией гамбо можно было насытить голодного льва. Блюдо с жареной рыбой бывший тяжеловес тащил в обеих руках, спотыкаясь и обливаясь потом, но палтус оказался таким вкусным, что друзья сами не заметили, как от него осталась только кучка обглоданных позвонков. Попутно они приняли на грудь еще по одной дозе спиртного, после чего блаженно откинулись на спинки стульев и ослабили поясные ремни — Питт на одну дырочку, а Джордино на целых две.

С аппетитом поглощая ужин, Питт не забывал и о цели их появления в этом притоне. Он весь вечер продолжал наблюдать за необычным стариком, постепенно проникаясь к нему все большей симпатией. Подозвав официанта-гарсона, он тихонько спросил:

— Не знаете, чем занимается тот старый джентльмен за карточным столом? Мы с ним раньше встречались, но убей меня бог, если я помню, где и при каких обстоятельствах.

Колыхнув животом, здоровяк медленно повернулся в указанную сторону. Поросячьи глазки на заплывшей жиром физиономии остановились на игроках в покер.

— А-а, этот. Как же, знаю. Он владеет траулерной флотилией. Ловит крабов и креветок. Еще разводит палтуса в садках на собственной ферме. С виду не скажешь, но денег у него уйма.

— А лодку напрокат у него можно взять?

— Откуда я знаю? Сами у него и спрашивайте.

Питт переглянулся с напарником.

— Ну вот что, Ал, — сказал он, — ты займись баром и постарайся узнать, куда сбрасывают мусорные мешки с прибывающих в Сангари судов.

— А ты что будешь делать?

— А я попробую выяснить, не проводилось ли где-нибудь выше по течению работ по углублению дна.

Итальянец молча поднялся со стула и направился к барной стойке. Несколько минут спустя оттуда уже доносился его оживленный говорок, сопровождаемый утробным ржанием слушателей. Когда Джордино начинал травить байки из собственной биографии, устоять перед его обаянием не мог никто, за исключением глухонемых старцев и грудных младенцев. Питт тоже сполз с сиденья, подошел к сдвинутым столам и остановился за спиной старика, оказавшегося, как выяснилось из разговора с разносчиком-подавальщиком, местным магнатом. Постояв немного, он тронул его за плечо и мягко произнес:

— Прошу прощения, сэр, не могли бы вы уделить мне несколько минут для приватной беседы?

Седобородый джентльмен окинул Питта цепким, проницательным взглядом, на миг задумался и утвердительно кивнул. Пересев за столик собеседника и отхлебнув глоток пива из заказанной им бутылки, старик деликатно откашлялся и спросил:

— Итак, мистер?...

— Питт.

— Очень хорошо, мистер Питт. Итак, чем могу быть вам полезен? Кстати, вы ведь не из здешних мест, не так ли?

— Верно. Я из Вашингтона. Работаю в Национальном подводном и морском агентстве.

— Слыхал. Солидная фирма. Прибыли к нам с экспедицией?

— Нет, у нас другая задача. Мы оказываем содействие Службе иммиграции и натурализации по пресечению контрабандного ввоза на территорию США беженцев из Китая.

Старик вытянул из кармана бушлата окурок сигары и неторопливо раскурил.

— Что от меня требуется?

— Нам хотелось бы арендовать лодку или небольшой катер, чтобы осмотреть одно местечко в верховьях, где находится что-то вроде карьера...

— Вы имеете в виду канал, прорытый «Шэнь Цинь маритайм лтд» под предлогом выемки грунта для строительства Сангари? — уточнил собеседник.

— Он самый.

— Должен вас разочаровать. Смотреть там не на что. Просто на месте Призрачного затона образовался канал, который местные жители тоже называют Призрачным.

— Не многовато ли землицы они выгребли, вам не кажется сэр?

Старик энергично кивнул.

— Угодили в самую точку, мистер Питт. Об этом мало кто знает, но они продолжали копать и после завершения всех насыпных работ в Сангари. А землю вывозили баржами в Мексиканский залив и топили подальше от берега.

— А есть там поблизости какой-нибудь населенный пункт?

— Стоял там раньше городишко под названием Колзас. Аккурат на перешейке между Призрачным затоном и нижним течением Миссисипи. Но его больше не существует.

— Не существует? — насторожился Питт. — Почему?

— Долгая история. Сначала китайцы пообещали городским властям построить пристань, углубить русло, наладить сообщение и переброску грузов из Миссисипи в Атчафалайю. Те, понятное дело, развесили уши и дали разрешение на производство работ. А кончилось все тем, что косоглазые втихаря скупили всю недвижимость в Колзасе. Платили не скупясь — в три-четыре раза выше рыночной цены. А когда жители поразъехались кто куда, взяли да снесли все жилые дома бульдозерами. Осталось только с полдюжины муниципальных зданий да несколько десятков халуп на окраинах, но там давно никто не живет. Города нет, горожан тоже нет, есть только никому не нужный канал, который никуда не ведет.

— Но для чего все это? — искренне удивился Питт. — Зачем скупать целый город, а потом пускать его под нож бульдозера? Зачем рыть канал именно там, хотя грунт для насыпи можно было взять гораздо ближе — болот вокруг Сангари хватает? Зачем?

— Эх, сынок, — вздохнул ветеран, — куча народу из тех, кто кормится рекой, да и я в том числе, не поскупились бы на добрую выпивку, чтобы получить ответ на твои вопросы. Между прочим, мои хорошие знакомые, лет тридцать промышлявшие в Призрачном затоне, больше не ловят там рыбу. Китайцы перегородили канал цепями, выставили охрану и никого не пускают. Ни рыбаков, ни охотников.

— А сами они каналом пользуются?

— Если вы подразумеваете, могут ли они переправлять по нему нелегальных иммигрантов, забудьте об этом, мистер Питт, — покачал головой старик. — Все суда из Сангари — преимущественно буксиры с баржами, — отправляющиеся вверх по Атчафалайе, сразу за Морган-Сити поворачивают на северо-запад, в затон Тиче, и миль через десять швартуются к пристани заброшенного сахарного завода. Агенты «Шэнь Цинь маритайм лтд» купили его одновременно с началом строительства терминала. Китайцы обновили пристань и реставрировали старую заводскую железную дорогу.

— А куда ведет эта ветка? — поинтересовался Питт.

— К Южной Тихоокеанской железнодорожной магистрали.

Наведенная Шэнем и его подручными муть постепенно начинала выпадать в осадок. Несколько мгновений Питт сосредоточенно молчал, вперившись в пустоту невидящим взглядом и пытаясь соединить вместе разбегающиеся элементы головоломки. Перед его мысленным взором отчетливо всплыл кильватерный след за кормой китайского контейнеровоза, за которым он наблюдал в бинокль восемь часов назад. Он еще тогда обратил внимание на какое-то несоответствие, но только сейчас понял, что оно означает. «Сунь Линь» при полной загрузке сидел в воде слишком высоко, что могло объясняться либо конструктивными особенностями корпуса, либо наличием дополнительной водоизмещающей емкости под килем судна — скорее всего, той самой гипотетической подводной лодки, версию о существовании которой он высказал накануне Руди Ганну и Фрэнку Стюарту.

— Мне необходимо подобраться как можно ближе к этой пристани, — решительно заявил Питт. — Только так, чтобы не вызвать ненужных подозрений. Как вы считаете, сэр, рыбачья лодка сгодится? Вы поможете нам найти подходящее суденышко?

На этот раз надолго замолчал старый рыбак. Наконец, бросив быстрый взгляд на Питта, он улыбнулся и едва заметно кивнул.

— Мы сделаем еще лучше, сынок. Что вам нужно, так это шэнтибот[265].

— Шэнтибот? — недоуменно переспросил Питт.

— Ну да. Некоторые еще называют их речными кемпингами. Это примерно то же самое, что дом на колесах, который цепляют к машине и едут куда захотят. Раньше многие пользовались таким штуками и даже жили в них постоянно, но в наши дни люди предпочитают твердую землю.

— Ну почему же, — возразил Питт. — Сейчас, по-моему, как раз наблюдается повышенный спрос на плавучие дома. Туристы от них в восторге.

— Разница лишь в том, — поправил его собеседник, — что плавучие дома в современном варианте нуждаются в достаточно мощном буксире, а шэнтибот автономен. Вам повезло, друг мой: у меня есть вполне пригодная для обитания хибара, оснащенная надежным движком. Можете располагать ею до тех пор, пока не решите свои задачи. Учитывая то обстоятельство, что вы действуете на благо отчизны, я не возьму с вас ни цента. Единственная просьба: постарайтесь вернуть ее, по возможности, в целом виде.

— Сдается мне, что нам сделали предложение, от которого невозможно отказаться, — заметил Джордино, покинувший барную стойку и вот уже пару минут торчавший за спиной напарника, беззастенчиво прислушиваясь к разговору.

— Благодарю вас, сэр, — с чувством произнес Питт. — Вы даже не представляете, как здорово нас выручили!

— Всегда рад помочь хорошим людям, — отмахнулся старик. — А теперь слушайте внимательно. Мой шэнтибот вы найдете в миле отсюда вверх по течению на левом берегу. Там находятся эллинг и пристань, принадлежащие моему давнему приятелю Дугласу Уилеру. Еще он держит небольшой универсам, так что все припасы, надеюсь, вы закупите в его лавочке. Я ему позвоню и попрошу, чтобы заправил баки топливом под завязку. Если кто начнет приставать с расспросами, ссылайтесь на меня. Можете смело говорить, что вы друзья Байю Кида[266] — под этим прозвищем меня знают в здешних краях. Все, кроме бармена, который до сих пор называет меня тем именем, которым наделили меня при крещении родители.

— А ваш движок вытянет против течения? — озабоченно спросил Питт.

— Полагаю, вы будете приятно удивлены, — загадочно усмехнулся Байю Кид.

— Мы вернем ваш шэнтибот в целости и сохранности, — заверил его Питт, исключительно довольный тем, что их проблема разрешилась столь радикальным и неожиданным образом. — Можете не сомневаться.

Джордино обошел стол и протянул руку старому джентльмену.

— Огромное спасибо вам, сэр, — сказал он без тени обычно свойственной ему иронии. — Очень может быть, что ваше великодушное предложение поможет спасти или в корне изменить жизни тысяч и тысяч совершенно незнакомых вам людей.

— Всегда рад помочь хорошим людям, — повторил седобородый ветеран. — Желаю удачи вам, ребятишки. Контрабанда живых людей — это грязные деньги. Постарайтесь положить этому конец.

Он проводил задумчивым взглядом исчезнувших в ночи Питта и Джордино, в несколько глотков прикончил стоявшую перед ним бутылку пива и тяжело вздохнул. Только сейчас он почувствовал, как сильно устал.

* * *

— Узнал что-нибудь существенное от выпивох у барной стойки? — поинтересовался Питт, пробираясь бок о бок с напарником по неосвещенным закоулкам к центральной улице Морган-Сити.

— Местные «Шэнь Цинь маритайм лтд» не жалуют, — сообщил итальянец. — Сетуют на дискриминацию. Китаезы наотрез отказываются привлекать местную рабочую силу и пользоваться услугами городских транспортных компаний. Все перевозки осуществляются китайскими буксирами и баржами с китайскими же экипажами, которые проживают на территории порта и в городе не появляются. В народных массах назревает подспудное недовольство, грозящее вылиться в насильственные действия, если Шэнь Цинь не прекратит столь презрительным образом игнорировать интересы населения прихода святой Марии.

— Сильно сомневаюсь, что Шэнь когда-либо штудировал исторические хроники о крестьянских бунтах, — усмехнулся Питт.

— Короче, философ, — одернул его Джордино. — Какие у нас планы на ближайшее будущее?

— Найти крышу над головой для начала. А на рассвете заводим плавучую хибару Байю Кида и отправляемся взглянуть, куда ведет канал в никуда, который Шэнь зачем-то приказал прорыть.

— А как же сахарный завод и примыкающая к нему пристань? — растерялся итальянец. — Я так понял, что именно там контрабандисты выгружают живой товар. Неужели ты не сгораешь от любопытства поскорее узнать, как они это делают?

— Сгораю. Но не настолько, чтобы забыть обо всех остальных аспектах проблемы. Пока не горит, имеет смысл проверить и другие возможные варианты.

— Для работы под водой нам понадобится снаряжение, — напомнил Джордино.

— Знаю. Как только определимся, я свяжусь с Руди, и нам доставят все необходимое.

— Вернемся к пристани и сахарному заводу, — не отставал итальянец. — Если мы своими глазами убедимся в существовании там перевалочной базы для дальнейшей переброски нелегалов в глубь Соединенных Штатов, что тогда?

— Тогда мы вызовем морскую пехоту в лице Монро, Харпера и компания, но только после того, как предоставим адмиралу Сэндекеру возможность проинформировать конкурирующую фирму, что вся заслуга в обнаружении вышеупомянутого логова контрабандистов принадлежит исключительно сотрудникам НУМА, коих они столь недальновидно вздумали отправить в комфортабельную психушку на Мэйне.

— Если мне не изменяет память, это называется «поэтическое правосудие», — завистливо вздохнул Джордино. — Эх, мне бы твое воображение!

— Ладно, хватит лирики, переходим к суровой прозе, — подвел итог Питт.

— Против прозы я ничего не имею, — пожал плечами итальянец, — но прилагательное вызывает у меня нехорошие ассоциации. Суровая нитка, суровая учительница, суровая действительность, суровый сержант...

— Хорош балагурить, — оборвал его Питт, — поймай-ка лучше такси.

Стоя на перекрестке, Джордино оглянулся через плечо на ночное кафе, из которого они вывалились десять минут назад.

— Слушай, Дирк, а тебе не показалось, что мы с тем дедком уже когда-то встречались?

— Еще как показалось, да только никак не прикину где и когда.

— А ты заметил, что он так и не сказал, как его зовут?

—  — Заметил. Но в следующий раз, если суждено будет встретиться, непременно поинтересуюсь.

* * *

Старина Чарли, у которого выпала небольшая передышка, повысил голос, окликая пожилого клиента, сумрачно нахохлившегося над пустой пивной бутылкой:

— Эй, Клайв, еще пивка примешь?

— Почему бы и нет, — равнодушно пожал плечами Клайв Касслер. — Одной больше, одной меньше — все равно бессонница.

33

— Да-а, это далеко не Хилтон, — разочарованно протянул Джордино, окинув критическим взором шэнтибот, любезно одолженный старым джентльменом из заведения Чарли. — Больше смахивает на курятник где-нибудь на ферме в Северной Дакоте.

— В тесноте, да не в обиде, — отозвался Питт, расплачиваясь с таксистом. — Лишь бы функционировал, а что вид неприглядный, так это нам даже на руку.

Присоединившись к напарнику, он тоже принялся изучать сомнительное сооружение, привязанное к расхлябанным деревянным мосткам на потемневших от времени сваях. Рядом лениво покачивались на зеленой речной волне несколько легких алюминиевых лодок с подвесными моторами.

— Я уже давно вышел из бойскаутского возраста, — продолжал ныть итальянец, выгружая из багажника такси легкое водолазное снаряжение. — Я привык к кондиционерам и центральному отоплению. Как ты думаешь, на этой посудине есть хотя бы водопровод и электричество?

— Тебе не нужен водопровод. А если приспичит, можешь искупаться в реке.

— А как насчет сортира?

— Напряги свое воображение, — с усмешкой посоветовал Питт.

Джордино внезапно изменился в лице и чуть не выронил из рук баллон для акваланга.

— Радар! — воскликнул он потрясенно, указывая на дискообразное блюдце над крышей. — Будь я проклят, если это не радар!

Корпус плавучей хижины, широкий и плоский, представлял собой самоходную баржу в миниатюре. Черная краска по бортам местами облупилась и пестрела сотнями царапин и ссадин от бесчисленных соприкосновений со сваями и другими препятствиями, но днище оказалось чистым и свободным от водорослей и ракушек. Жилое помещение напоминало автомобильный гараж — параллелепипед из листового железа высотой в семь футов и длиной около десяти. Боковые стены домика, выкрашенные полинявшей голубой краской, приходились почти вровень с бортами лодки. Перед входом под навесом размещалась небольшая огороженная веранда с двумя шезлонгами и пластмассовым столиком. Рулевая рубка и капитанский мостик располагались на крыше; там же притулилась прикрытая сверху брезентом двухместная байдарка-скиф с привязанными к уключинам веслами. Из кормовой части крыши торчала узкая дымовая труба с конусообразным металлическим венцом, предохраняющим от дождя.

Джордино сокрушенно покачал головой.

— Честно говоря, я предпочел бы спать на автобусном сиденье, — откровенно заявил он. — Знаешь, Дирк, в следующий раз, когда я начну хаять свой номер в мотеле, дай мне, пожалуйста, пинка.

— Прекрати скулить, неженка! — рассердился Питт. — Не бог весть что, конечно, но не забывай, что эти апартаменты достались нам бесплатно. Ступай лучше движок проверь да и вещички заодно прихвати. А я заскочу в лавку мистера Уилера и куплю что-нибудь пожрать в дорогу.

— Жду не дождусь, чтобы взглянуть на это чудо машиностроения, — огрызнулся итальянец. — Десять к одному, что с его помощью можно и крем взбивать.

Питт прошелся по мосткам до пристани, рядом с которой далеко уходил в воду довольно просторный эллинг. У ворот какой-то мужчина в заляпанном краской комбинезоне задумчиво водил кистью по борту деревянной лодки, водруженной на козлы из сваренных крест-накрест и вкопанных в землю рельсов. За эллингом возвышалось похожее на амбар бревенчатое строение с высоким деревянным крыльцом, над которым красовалась жестяная вывеска с надписью:

"ПРИСТАНЬ УИЛЕРА

УНИВЕРСАЛЬНЫЙ МАГАЗИН"

По периметру здания тянулась узкая веранда на сваях. Выкрашенные зеленой краской стены приятно гармонировали с яичного цвета ставнями и оконными рамами. Войдя внутрь, Питт поразился неимоверному количеству и разнообразию товаров, сосредоточенных на сравнительно небольшой площади. Дальний конец торгового зала занимали лодочные моторы, запчасти к ним и всякие технические и хозяйственные мелочи; рыболовное и охотничье снаряжение разместилось в передней секции, а в центре у стены зазывно светился огромный застекленный морозильный шкаф, полки которого ломились от пива, прохладительных напитков и молочных продуктов.

Прихватив на входе ручную корзинку, Питт прошелся вдоль стеллажей и набрал в итогестолько съестного, что его должно было хватить минимум на неделю. Типичный недостаток многих холостяков: они, как сороки, хватают подряд все, что приглянулось, а потом не знают, куда это девать. Чаще всего они просто выбрасывают просроченный продукт, чтобы в свой следующий поход по магазинам повторить ту же ошибку. Водрузив неподъемную корзину на прилавок рядом с кассой, Питт представился дородному хозяину, занятому расстановкой консервных банок на витрине.

— Доброе утро, мистер Уилер. Меня зовут Дирк Питт. Байю Кид разрешил нам с приятелем взять на пару дней его шэнтибот.

Уилер провел пальцем по густым черным усам и протянул руку, которую Питт с удовольствием пожал.

— Рад знакомству, мистер Питт. Я ждал вас. Кид позвонил вчера вечером и предупредил, что вы должны объявиться утром. Баки я заправил, аккумулятор зарядил, масло поменял, так что можете отправляться в любое время.

— Большое спасибо, мистер Уилер. Постараемся вернуться как можно быстрее.

— Не стоит благодарности, это моя работа. Слышал, вы интересуетесь каналом, который эти чертовы китаезы рыли, рыли, да так и забросили?

— Быстро же в ваших краях распространяются слухи, — восхитился Питт.

— Карты устья Атчафалайи у вас имеются?

— Я как раз рассчитывал приобрести комплект у вас.

Толстяк повернулся и проследовал к подвесному шкафчику, оказавшемуся битком набитым топографическими и навигационными картами и лоциями Миссисипи, Ред-Ривер, Миссури и других крупных рек Юго-Востока США. Порывшись в шкафу, Уилер отобрал несколько экземпляров и развернул прямо на прилавке.

— Вот здесь помечены глубины, — пояснил он, тыча пальцем в одну из карт, — а остальные составлены на основе топографической и аэрофотосъемки бассейна Атчафалайи. Канала ни на одной из них нет — он появился не так давно, — есть только Призрачный затон, но вам этого будет достаточно, чтобы сориентироваться.

— Вы очень нам помогли, мистер Уилер. Еще раз большое спасибо, — искренне поблагодарил его Питт.

— Вы уже в курсе, наверное, что косоглазые перекрыли канал и никого туда не пускают?

— Может, вы подскажете обходной путь? — Питт лукаво прищурился.

— Даже два! — Хозяин понимающе подмигнул, взял карандаш и принялся рисовать на карте какие-то загогулины. — Вы сможете подобраться к месту либо по затону Хукера, либо по затону Мортимера — оба тянутся параллельно, но с разных сторон и впадают в канал примерно в восьми милях от основного русла реки. Лично я рекомендую первый — шэнтибот там точно пройдет, а насчет второго не уверен.

— Войдя в затон Хукера, мы случайно не нарушим границу владений «Шэнь Цинь маритайм лтд»?

Уилер отрицательно покачал головой.

— Нет, их собственность распространяется только на сотню ярдов прибрежной полосы.

— А что будет, если нас поймают в пределах этой зоны?

— Местные рыбаки и охотники иногда попадают к ним в лапы, но до сих пор никто сильно не пострадал. Там рыскают вооруженные автоматами патрули на катерах и водных мотоциклах. Их слышно издалека, и всегда можно успеть спрятаться. Но если попался, лучше не сопротивляться и не раздражать их. За пределы выставят в любом случае, но могут и морду набить.

— Да-а, служба безопасности у них на высоте, — задумчиво протянул Питт.

— Только днем, — возразил Уилер. — По ночам они мотаться не любят. Опасно это. Болота, мели, коряги подводные, да и аллигаторов кругом полно. В ближайшие две ночи луна будет в последней четверти, и вы запросто сможете незаметно туда пробраться, высмотреть, что вам нужно, и тихонько смыться, прежде чем они заподозрят неладное.

— Скажите, мистер Уилер, никто из ваших знакомых, побывавших в окрестностях канала, не рассказывал о чем-нибудь необычном или непонятном?

— Плели всякое, но ничего конкретного. Наши парни второй год ломают головы, за каким дьяволом им вообще понадобилось держать вооруженную охрану на протоке через болота?

— Баржи или другие суда по каналу курсируют?

— Там даже каноэ не проскочит, — ответил Уилер — Цепи закреплены намертво, их только автогеном или взрывчаткой снять можно.

— Вы сказали «Призрачный затон»?

— Ну да. Отличное было местечко, пока там все не раскопали, — ностальгически вздохнул толстяк. — Олени, дичь, аллигаторы, — одним словом, охотничий рай. А какая там была рыбалка! Палтус, полосатая зубатка, щука, лещи по три-четыре фунта... Теперь все это накрылось медным тазом, а до того, что осталось, уже не дотянуться.

— Не спешите горевать, мистер Уилер, — обнадежил его Питт. — Если мы с приятелем раздобудем необходимую информацию, не исключено, что скоро вы опять сможете там беспрепятственно порыбачить.

Пока он укладывал продукты в большие бумажные пакеты с ручками, хозяин магазина нацарапал на полях карты несколько цифр.

— Нарветесь на неприятности, звоните намой мобильный, — сказал он, протягивая ее Питту. — А я уж позабочусь о том, чтобы вытащить вас как можно скорей. Ребята давно на них зуб точат. Если что, вся округа подымется.

Подхватив пакеты и еще раз поблагодарив Уилера, Питт вышел из магазина, с грустью размышляя о том, что в наши дни только в глубинке можно встретить таких бескорыстно отзывчивых людей, всегда готовых подставить плечо и прийти на помощь — и не из корысти, а по широте души и велению сердца. Сойдя с мостков на палубу плавучей хижины, он нос к носу столкнулся с напарником, вышедшим из домика на веранду, физиономия Джордино выражала откровенную растерянность.

— Попробуй угадать, что я там нашел, — возбужденно заговорил он. — До сих пор не верится, ей-богу!

— Неужели внутри еще хуже, чем ты ожидал? — сочувственно спросил Питт.

— Да нет, там полный порядок, — отмахнулся итальянец, — Обстановка спартанская, но уютно и чистенько. Дело совсем в другом... Нет, ничего я тебе не скажу. Лучше послушаю, что скажешь ты, когда своими глазами увидишь движок и нашего пассажира.

— Какого еще пассажира? — удивился Питт.

Джордино молча сорвал с двери приколотую кнопками бумажку и протянул ему. Питт развернул записку и прочел следующие строки:

"Уважаемые мистер Питт и мистер Джордино. После того как мы с вами расстались, мне пришло в голову, что сойти за местных рыбаков вам будет проще, имея на борту Ромберга. Его присутствие создаст дополнительный антураж, который поможет вам избежать подозрений. Он неприхотлив в еде и с удовольствием слопает любую рыбешку, которой вы его угостите.

Удачи, друзья.

Ваш Байю Кид".

— Кто такой Ромберг? — Питт оторопело уставился на напарника.

Вместо ответа Джордино широко распахнул дверь и указал на здоровенного черного пса породы бладхаунд. Тот неподвижно развалился посреди комнаты на спине, задрав вверх все четыре лапы и вывалив на пол из раскрытой пасти длинный красный язык.

— Он что, дохлый? — испугался Питт.

— Черт его знает, — пожал плечами итальянец, — вроде дышит, но пока ты отсутствовал, ни разу не пошевелился и даже глазом не моргнул.

— А что ты там говорил насчет движка?

— Идем, покажу. Как я уже сказал, ты должен увидеть это своими глазами.

Он приглашающим жестом поманил за собой Питта и первым пересек помещение, служившее одновременно прихожей, гостиной, столовой, спальней и кухней. Сортир, кстати говоря, тоже имелся — в виде отгороженного ширмой унитаза; водопровод, правда, отсутствовал, поэтому воду в сливной бачок приходилось заливать вручную, из ведра. В дальнем конце комнаты обнаружился люк в полу. Джордино поднял крышку и отошел в сторону. Спустившись вниз в крошечное машинное отделение, Питт включил свет и в немом изумлении уставился на восьмицилиндровый «Форд V-8» объемом в четыреста двадцать, семь кубических дюймов с двумя карбюраторами.

— Ну и как тебе наш дедок? — послышался сверху насмешливый голос итальянца. — Кто бы мог подумать, что под столь невзрачной шкурой прячутся четыре сотни лошадок?!

— Накинь еще пару дюжин — и не ошибешься, — отозвался Питт восхищенно любуясь антикварным мотором, находящимся, несмотря на солидный возраст, в идеальном состоянии. — А я-то, кретин, еще пытал его, потянет ли он против течения! Старик, наверное, до сих пор надо мной смеется.

— Я так думаю, — заметил Джордино, — миль двадцать пять при необходимости он запросто разовьет.

— Будем надеяться, такой нужды не возникнет. Мы ведь с тобой никуда не торопимся, а всего лишь наслаждаемся жизнью и рыбалкой на лоне природы, правильно?

— Правильно, правильно, — буркнул итальянец. — Ты мне лучше скажи, далеко ли до канала?

— Точно не знаю. Судя по карте, миль шестьдесят, не меньше.

— До заката доберемся, — уверенно сказал Джордино. — А если поднажать, можно и пораньше успеть.

— Не стоит, — усмехнулся Питт. — Спешить нам некуда. До темноты туда лучше не соваться. Давай заводи, а я отдам концы и выложу продукты.

Итальянец в понуканиях не нуждался. У него руки чесались опробовать «форд» и ощутить всем своим существом дремлющую до поры под холодным кожухом мощь. Включив стартер и склонив голову на плечо, он с наслаждением прислушивался к угрожающему рыку пробуждающегося зверя. Чтобы продлить удовольствие, он позволил двигателю поработать немного на холостом ходу и вздрогнул от удивления, уловив в уверенном рокоте басистые обертоны повышенных оборотов. Найти на старой речной посудине двигатель такой мощности само по себе граничило с чудом; так он еще, оказывается, не простой, а с секретом — форсированный!

— Прости меня, старина, — прошептал Джордино, взирая на него сияющими от счастья глазами. — Я тебя недооценил. В тебе не четыреста лошадок, а все шестьсот!

Прекрасно зная, что азартный итальянец не успокоится, пока не выжмет из «форда» все, на что тот способен, Питт поспешил распихать купленную провизию по полкам, чтобы не подбирать потом с пола. Задумавшись на мгновение, засунул для пущей сохранности две упаковки яиц в выдвижной ящик стола, облегченно вздохнул, перешагнул через не подающего признаков жизни Ромберга, вышел на веранду и привольно развалился в шезлонге, ухватившись, на всякий пожарный, за металлический поручень.

Джордино весь дрожал от возбуждения, с нетерпением ожидая, пока река не очистится от снующих по ней моторок. Чтобы скоротать время, он развернул карту с промерами глубины, приобретенную у Дугласа Уилера, и принялся изучать ее, то и дело отрываясь и поглядывая вперед. Но вот, наконец, настал долгожданный момент. Постепенно увеличивая обороты, итальянец довел газ до предела. Встав на дыбы, как норовистый жеребец, шэнтибот утробно взревел и понесся по водной глади с поражающей воображение скоростью в тридцать пять миль в час! Встречным потоком воздуха Питта втиснуло в спинку шезлонга с такой силой, что у него перехватило дыхание, а на глаза навернулись слезы.

Вздымая за кормой фонтан брызг трехфутовой высоты, шэнтибот менее чем за пять минут преодолел двухмильный отрезок и сбросил скорость только после того, как Джордино заметил прямо по ходу две рыбачьи лодчонки. Свое он уже получил, а тревожить без крайней необходимости заросли водяного гиацинта, обильно цветущего по всей ширине Атчафалайи, не имело никакого смысла. Водяной гиацинт — довольно симпатичное на вид растение — не без оснований считается подлинным бичом рек и озер Луизианы, размножаясь с пугающей быстротой и сплошь покрывая поверхность водоемов. На плаву он удерживается благодаря воздушным пузырькам, пронизывающим мясистые стебли. Выдернутые из воды бледно-розовые цветы необычайно красивы, но запашок издают такой, что дадут сто очков вперед фабрике по производству минеральных удобрений.

Питт зашел в домик, забрал топографические карты низовий Атчафалайи, разложил на столике на веранде и углубился в их детальное изучение, уделяя особенно пристальное внимание многочисленным протокам, заводям, затонам и озерцам в интересующем их районе. Сравнивать изгибы реки по ходу маршрута с нанесенными на карту оказалось неожиданно увлекательным занятием. Да и просто приятно было посидеть на свежем воздухе, любуясь живописным пейзажем и наслаждаясь непередаваемым чувством раскрепощенности и безграничной свободы, часто возникающим во время путешествия по воде. Растительность вдоль берегов менялась с калейдоскопической быстротой от мили к миле. Кипарисовые леса, окаймленные ивами и прибрежным тальником, сменялись густыми зарослями ягодных кустарников и дикого винограда, а те, в свою очередь, уступали место тростнику и осоке на сильно заболоченных участках. По болотам бродили голенастые цапли, время от времени вонзая в тину длинные клювы и выхватывая оттуда лягушек и прочую мелкую живность.

Для охотника или рыбака, пустившегося в поход с ночевкой, основной задачей было найти клочок твердой земли, чтобы разбить палатку. Здесь даже деревья росли в жидкой грязи, не говоря уже о кустарнике и травянистых растениях. Трудно было представить, что вода поступает в эти заболоченные угодья из таких отдаленных северных штатов, как Миннесота и Северная Дакота, и даже из озер Онтарио и Манитоба у канадской границы. Еще труднее было заставить себя сжиться с тем фактом, что сотни городов и тысячи ферм существуют и процветают лишь благодаря разветвленной системе гидротехнических и ирригационных сооружений, распространяющейся далеко за пределы Луизианы.

Денек выдался прохладным, но погожим. Умеренный бриз нагонял небольшую волну. Время и пространство, казалось, растянулись в бесконечность, на необозримых просторах которой затерялось маленькое суденышко с двумя авантюристами на борту. Усилием воли Питт стряхнул подступающую дремоту и заставил себя вернуться к насущным проблемам. Идиллический круиз по реке — это прекрасно, однако не следует забывать, что закончиться он может трагически. Следовало заранее спланировать предстоящее вторжение в зону канала под покровом ночной темноты и предусмотреть все возможные варианты развития событий, чтобы не допустить роковой ошибки в самый неподходящий момент.

За несколько минут до полудня, прихватив бутылку пива и пару сэндвичей с салями, Питт поднялся на крышу, где сидел в крошечной рулевой рубке проголодавшийся Джордино. Он предложил напарнику сменить его за штурвалом, но итальянец категорически отказался. Ал испытывал такое огромное удовольствие, что не согласился бы уступить свое место за все сокровища мира. Питт его прекрасно понимал, поэтому не стал настаивать и вернулся на веранду.

Хотя время словно затормозило свой бег, он постарался использовать оставшиеся до заката часы с максимальной отдачей. Закончил штудировать карты и занялся проверкой и подгонкой водолазного снаряжения, в том числе мини-подлодки — робота, успешно доказавшего свою высокую эффективность в эпопее на озере Орион. Последним предметом экипировки были две пары очков ночного видения. Вынув их из коробки, Питт положил очки на подушки старенькой, потертой софы рядом с баллонами для акваланга.

Ровно в пять часов пополудни он вышел из домика, остановился у ведущего на крышу трапа, задрал голову и окликнул Джордино:

— Эй, Ал, ты там еще не заснул? До устья Призрачного осталось полмили. Проскочишь его, не снижая хода, а еще через полмили заворачивай направо. Там должен быть небольшой затон, идущий параллельно каналу.

— Как он называется?

— Затон Хукера. Пройдешь по нему шесть миль до заброшенной пристани рядом с иссякшей нефтяной скважиной. Она отмечена на карте. Там остановимся, поужинаем и будем дожидаться темноты.

Джордино увеличил скорость и легко обошел караван барж, который тянул за собой пузатый пыхтящий буксир. Шкипер приветствовал шэнтибот протяжным гудком, полагая, видимо, что на борту сам хозяин. Вернувшийся в шезлонг Питт помахал рукой в ответ. На подходах к устью Призрачного канала он не отрывал от глаз бинокля, внимательно изучая и запоминая малейшие изгибы береговой линии. Сам канал представлял собой геометрически правильную выемку шириной в четверть мили, уходящую строго под прямым углом в глубь левобережной зоны. Вход в канал перегораживал частокол бетонных свай, соединенных толстенной, со следами ржавчины цепью. На сваях и по берегам были понатыканы квадратные предупреждающие щиты с одинаковым текстом большими красными буквами на белом фоне:

"СОБСТВЕННОСТЬ «ШЭНЬ ЦИНЬ МАРИТАЙМ ЛТД»

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

НАРУШИТЕЛЕЙ ОЖИДАЕТ СТРОГОЕ НАКАЗАНИЕ

БЕЗОПАСНОСТЬ НЕ ГАРАНТИРУЕТСЯ"

Питт мрачно усмехнулся. Стоит ли удивляться тому, что местные люто ненавидят компанию Шэня и все с ней связанное?

Вряд ли здешний шериф станет лезть вон из кожи, гоняясь по лесам и болотам за рыбаками и охотниками, с которыми вместе вырос и которых знает с пеленок, даже если об этом попросит его сам магнат.

Сорок минут спустя Джордино сбросил обороты и на малом ходу аккуратно подвел шэнтибот к пустынному пирсу на правом берегу затона Хукера примерно в шести милях от основного русла Атчафалайи. По торцу платформы, покоящейся на массивных железобетонных быках, тянулась небрежно намалеванная черной краской надпись:

"НЕФТЯНАЯ КОМПАНИЯ «ЧЕРОКИ»

БАТОН-РУЖ, ЛУИЗИАНА"

Подтянув плавучую хижину вплотную к причалу с помощью багра, Питт накинул петлю швартова на чугунный кнехт и перебросил на берег легкие деревянные сходни.

— Радар показывает, что с юго-востока приближается какой-то объект, — крикнул Джордино.

— Со стороны Призрачного канала? — уточнил Питт.

— Да. И на высокой скорости. Узлов двадцать, не меньше.

— Быстро же они нас засекли! — Питт покачал головой и принялся действовать. Он выволок на палубу небольшую сеть с грузилами, найденную в углу веранды, и обратился к напарнику: — Слезай оттуда, Ал, пора начинать шоу. Хватай за шкирку Ромберга и тащи сюда. Можешь заодно прихватить пару бутылок пива.

— Хочешь наловить рыбки на ужин? — осведомился итальянец, с подозрением покосившись на сеть. — Я вообще-то не против, только чистить будешь сам.

— Да не нужна мне никакая рыба, — огрызнулся Питт. — Нам, главное, впечатление произвести, что мы те, за кого себя выдаем. И поторапливайся, они уже совсем рядом.

Где-то на расстоянии мили в океане зелени блеснула и пропала серебристая точка. Минуту спустя она вновь появилась в поле зрения, но уже гораздо ближе.

— Как думаешь, что это такое? — поинтересовался Джордино. — Вертолет или ультралайт, как тогда на озере?

— Вряд ли, — покачал головой Питт. — Слишком низко идет. Должно быть, какое-то судно на воздушной подушке.

— А мы с тобой, часом, не вторглись в чужие владения?

— Если верить карте, до пограничной зоны еще ярдов триста. Думаю, они просто решили нанести нам светский визит.

— Какой сценарий разыгрываем?

— Я изображаю рыбака, ты исполняешь роль сочувствующей публики, ну а Ромберг пускай играет Ромберга.

— Ну вот, я опять, как всегда, в пролете! — обиделся Джордино. — Мне, как чистокровному итальянцу, претит выдавать себя за француза-полукровку, да еще отдуваться при этом за весь зрительный зал.

— Хлебни пивка и закуси салями, — посоветовал Питт. — Сразу легче станет.

Разбуженная псина проявила незаурядные актерские способности — не столько, правда, из любви к театру, сколько понуждаемая физиологической потребностью. Лениво прошествовав на бак, Ромберг задрал заднюю лапу и пустил в воду мощную струю, после чего немедленно ожил, азартно загавкал и пустился в погоню за кроликом, имевшим неосторожность высунуть ушастую голову из прибрежной травы.

— Дезертир! Не видать тебе «Оскара»! — крикнул ему вслед Джордино, но пес уже скрылся в зарослях. Пожав плечами, итальянец плюхнулся в шезлонг, снял рубашку, обнажив волосатый торс, скинул ботинки, стащил носки и с наслаждением вытянул босые ноги в закатанных до колен грязных парусиновых штанах. Затем сделал несколько глотков пива и блаженно зажмурился.

Питт на переднем плане усиленно делал вид, будто возится с сетью. Верный кольт, заряженный и на взводе, он спрятал в корзинке под кучей старого тряпья. Джордино, обожающий шумовые эффекты, предпочел иметь под рукой более мощное вооружение и перед вылетом из Вашингтона упросил напарника захватить с собой какую-нибудь крупнокалиберную игрушку из его арсенала в ангаре. Одиннадцатизарядное помповое ружье «Азерма-Бульдог» — то самое, из которого Питт уложил Гавровича, — укрытое под сброшенной рубашкой, лежало на палубе по правую руку итальянца.

Уже можно было невооруженным глазом рассмотреть китайское патрульное судно. Воздушная подушка, нагнетаемая расположенным в горизонтальной плоскости винтом, вращаемым автономным двигателем, позволяла ему с одинаковой легкостью передвигаться по воде и по суше, не обращая внимания на такие мелкие препятствия, как заросли тростника или кустарника. Корабль приводился в движение двумя мощными авиамоторами, установленными на корме, а управление осуществлялось с помощью системы рычагов, мало чем отличающейся от тренажеров для начинающих пилотов.

— Скоростная штучка, — заметил Питт, не сводя глаз с аппарата, оставляющего в кильватере широкую полосу полегшего тростника и темной воды. — На ровном участке может выдать все пятьдесят миль. Длина двадцать футов. Кабина небольшая, но человек шесть поместится.

— Ровно полдюжины, — подтвердил Джордино, сосчитав толпящихся на носу китайцев, обвешанных автоматическим оружием. — Только ни один из них почему-то не улыбается.

На причал выскочил Ромберг, с разбегу перепрыгнул на палубу и энергично встряхнулся, обрызгав Джордино с ног до головы. Итальянец вскочил, ругаясь, но Питт жестом приказал ему вернуться на место и ласково почесал пса за ухом.

— Молодчина, Ромберг, хорошая собачка, — приговаривал он, поглаживая мокрую шерсть. — Сам Шекспир не сумел бы столь эффектно обставить твой выход на сцену.

Патрульное судно остановилось в десяти футах от плавучей хижины. Двигатели продолжали работать на малом ходу, удерживая его на месте. На всех охранниках была уже знакомая по предыдущим встречам униформа. Они действительно не улыбались: их раскосые глаза и скуластые физиономии выглядели на редкость серьезными, если не сказать большего. В любом случае не приходилось сомневаться, что шутить с ними чревато крупными неприятностями.

— Чем вы тут занимаетесь? — отрывисто спросил на безупречном английском средних лет китаец с худым лицом аскета и горящими черными глазами, нездоровый блеск которых выдавал болезненное пристрастие их обладателя к насилию в отношении как себе подобных, так и братьев наших меньших. Голодный взгляд, брошенный на Ромберга, свидетельствовал также об определенных кулинарных пристрастиях. Судя по нашивкам и фуражке с кокардой, он был старшим на борту амфибии.

— Развлекаемся, — буркнул Питт. — Рыбку ловим, пиво пьем. Вам-то что за дело?

— Это частная собственность «Шэнь Цинь маритайм лтд», — холодно произнес командир. — Здесь запрещено останавливаться.

— А мне доподлинно известно, — прищурился Питт, — что затон Хукера и земля вокруг принадлежат нефтяной компании «Чероки».

На самом деле он этого не знал, но уловка сработала: китаец о чем-то переговорил с подчиненными, потом снова повернулся к Питту и объявил:

— Мы должны подняться на борт и осмотреть ваше судно.

Питт напрягся, рука его непроизвольно потянулась к корзинке с кольтом. В отличие от напарника, итальянец сразу раскусил, что старший патруля элементарно блефует, и среагировал незамедлительно.

— Никакого такого права не имеете! — возмущенно завопил он. — Только попробуйте, только суньтесь, пикнуть не успеете, как здесь объявится шериф со своими помощниками! Лучше проваливайте подобру-поздорову, пока мы подмогу не вызвали.

— У вас есть на борту радио или мобильный телефон? — насторожился командир, окидывая цепким взглядом испещренную царапинами краску на бортах плавучей хижины и непритязательное одеяние ее обитателей.

— Ракетница у нас есть, вот чего, — проворчал итальянец. — Щас как пульну пару красных в небо, шериф живо примчится. Он мне свояк, а ему — братишка троюродный, — кивнул он на Питта.

Глаза китайца сузились до тонких щелочек.

— Я нахожу ваше заявление неправдоподобным, — сообщил он после короткого раздумья. — Мы поднимаемся на борт.

— Демонстрация маниакального игнорирования интеллектуально безупречного концептуального выражения статус-кво одной из конфликтующих сторон ни к чему хорошему не приведет, — предупредил Питт, скорбно покачав головой.

— Что? — очумело вытаращился на него китаец. — Что вы сказали?

— Ничего! — отрезал Питт. — Катитесь отседова и оставьте нас в покое.

Снова посовещавшись с командой, старший вытянул руку, указывая пальцем на Питта, и официальным тоном произнес:

— Предупреждаю вас в первый и последний раз. Нарушать границы владений «Шэнь Цинь маритайм лтд» строго запрещается. Вся ответственность за последствия падет на голову самих нарушителей.

— Да кому они на хрен сдались, ваши долбаные владения?! — презрительно фыркнул Джордино. — Затон раскопали, дичь распугали, рыбу поморили... Одни лягушки остались, только их вы сами жрите, а мы как-нибудь обойдемся!

Надменно отвернувшись и игнорируя разразившегося яростным лаем Ромберга, китаец отдал приказ рулевому. Первые крупные капля дождя упали на палубу и крышу плавучей хижины. Амфибия, наращивая обороты, развернулась на месте и двинулась в обратном направлении. Минуту спустя ее корма скрылась за сплошной завесой хлынувшего как из ведра ливня. Джордино задрал ноги выше головы, подставив под тугие дождевые струи пятки.

— Будем считать, что представление прошло удачно и закончилось заслуженной бурей оваций, — прокомментировал он столкновение с китайским патрулем, едва не завершившееся кровопролитием. — Я только одного не усек, какого дьявола ты вздумал умничать? Ладно косоглазый, так ведь и я тоже не врубился, чего ты там наплел насчет концептуально предвзятых интеллектуалов!

Питт весело расхохотался.

— Но ты же не будешь отрицать, что именно это мое высказывание сбило его с толку и заставило отказаться от насильственных действий? В конце концов, сила была на их стороне. Они могли спокойно пристрелить нас и пустить шэнтибот ко дну. Хватило бы пары автоматных очередей.

— Ты мог нас выдать! — обвиняющим тоном заявил итальянец.

— Готов признать, что действовал на грани фола, — не стал отрицать Питт, — но у меня не было другого выхода. Ты обратил внимание на видеокамеру на крыше кубрика? Нет? А я обратил. Не пройдет и нескольких часов, как видеозапись с нашими физиономиями будет передана через спутник в штаб-квартиру Шэня для последующей идентификации. Жаль, конечно, что мы не увидим его рожу, когда ему доложат о появлении небезызвестных сотрудников НУМА в опасной близости от строго засекреченного и охраняемого объекта, но тут уж ничего не попишешь.

— Ты хочешь сказать, что они вернутся? — медленно проговорил Джордино.

— И очень скоро! — заверил его Питт. — Так что давай сматывать удочки и рвать когти, пока не поздно.

— Ромберг не даст нас в обиду, — пошутил итальянец.

Питт осмотрелся по сторонам в поисках пса, заглянул в открытую дверь и обнаружил его спящим на полу в прежней кататонической позе.

— Боюсь, что в таком состоянии он даже себя защитить не способен, — сухо констатировал он.

34

Ливень быстро прошел, и небо опять очистилось. Не дожидаясь, пока верхний краешек солнечного диска окончательно погрузится в болота на западном берегу Атчафалайи, Питт и Джордино снова пустились в путь. Пройдя около мили на юго-восток по затону Хукера, они свернули в малозаметную протоку и завели шэнтибот в некое подобие пещеры, образовавшейся между корнями прилепившегося к берегу развесистого дерева толщиной в пару обхватов. В таком естественном укрытии его невозможно было зафиксировать радаром, а чтобы совсем подстраховаться, друзья замаскировали свою плавучую хижину ветками и охапками листьев и водорослей. Ромберг все это время бессовестно дрых и соизволил ожить только после того, как Джордино помахал у него перед носом фунтовой зубаткой. Сначала он предложил ему сырой гамбургер, но от мясного пес с негодованием отказался. Зато рыбину слопал в один присест, пуская обильные слюни и урча от удовольствия.

Завесив окна и дверь плотными одеялами, Питт включил свет и разложил на столе топографическую карту местности. Взяв в руку карандаш вместо указки, он принялся излагать выработанный им план ночной вылазки.

— Если охранники Шэня остались верны своим стандартным методам, — начал он, ведя острием карандаша по карте, — можно с высокой степенью уверенности предположить, что их командный пункт располагается где-то здесь, в середине канала. Так им проще и быстрее реагировать на проникновение местных жителей в запретную зону.

— Это я и без твоей подсказки уяснил, — перебил его итальянец. — Ты мне лучше скажи, что конкретно мы с тобой ищем?

— Что-нибудь неординарное, — пожал плечами Питт. — Напряги воображение, у тебя оно, в отличие от моего, богатое.

— Братскую могилу, вроде той, что ты обнаружил на дне озера? — не отставал Джордино.

— Не приведи Господь! — перекрестился Питт. — С другой стороны, если Шэнь доставляет нелегалов в Штаты через Сангари, где-нибудь поблизости должно быть и кладбище для забракованного, так сказать, материала. Здешние болота — идеальное место для тайного захоронения. Но Дуглас Уилер утверждает — и я не вижу оснований не доверять ему, — что суда из Сангари в канал не заходят.

— Для чего же тогда Шэню понадобилась канава длиной в восемнадцать миль?

— Вот здесь-то и зарыта собака, — вздохнул Питт. — Для всех насыпных работ в Сангари с лихвой хватило бы двух, а зачем было копать еще шестнадцать, знает пока только он один.

— С чего начнем? — спросил итальянец.

— Сейчас распакуем байдарку — ее им будет сложнее засечь, — загрузим снаряжение, на веслах дойдем до места слияния затона Хукера с каналом и постараемся достичь Колзаса. Хорошо бы, конечно, отыскать что-нибудь интересное, но к рассвету нам в любом случае необходимо вернуться сюда и увести шэнтибот в Атчафалайю.

— А как ты собираешься обмануть их системы слежения?

— Я рассчитываю, что они по-прежнему применяют ту же технику, что и на озере Орион. Лучи лазерных детекторов поймают бредущего по болоту охотника или закидывающего сеть рыбака за пять миль, в то время как низко сидящая в воде байдарка, крадущаяся вплотную к берегу, пройдет под лучом и останется незамеченной. Грести придется в лежачем положении, но другого выбора у нас нет.

Выслушав напарника, Джордино надолго задумался. По его надутой физиономии видно было, что далеко не все в предложенном плане вызывает у него одобрение. Наконец он пошевелился, тяжко вздохнул и с тоской уставился на свои ладони, представляя, видимо, во что они превратятся после многочасовой ночной гребли.

— Ладно, уговорил, — махнул он рукой и неожиданно ухмыльнулся. — Мамочка всегда считала меня неженкой, но я докажу, что она ошибалась, даже если сотру ручонки до кровавых мозолей!

* * *

Дуглас Уилер не ошибся, сделав прогноз на убывающую луну в последней четверти. Оставив сытого и впавшего в ступор Ромберга стеречь шэнтибот, друзья сели на весла и вывели скиф на чистую воду. В лучах света от ущербного месяца они легко находили дорогу: все изгибы береговой линии было видно как на ладони. Узкая и остроносая, с благородными обводами, байдарка быстро и бесшумно рассекала темную воду без особых усилий со стороны гребцов. В те редкие минуты, когда луну закрывали облака, ориентироваться помогали очки ночного видения.

Затон постепенно сужался, пока не превратился в узенькую протоку шириной в каких-нибудь пять футов. В отличие от более цивилизованных мест, жизнь на болотах пробуждается с наступлением темноты. Эскадрильи москитов, барражирующие над водой в поисках полнокровной жертвы, наполняли воздух неумолчным гудением. По счастью, их острые хоботки не могли проткнуть плотный неопрен гидрокостюмов, а лица и руки Питт и Джордино предусмотрительно намазали репеллентом. Тысячеголосый хор лягушек выводил нескончаемые рулады, то усиливаясь до немыслимого крешендо, то неожиданно умолкая, словно по мановению дирижерской палочки невидимого маэстро. В траве и зарослях бриллиантовой звездной россыпью мерцали мириады светлячков. Это было феерическое зрелище и незабываемый концерт, но у наших героев, к сожалению, имелись неотложные дела, не позволяющие отвлекаться на красоты природы.

Путь от стоянки до Призрачного канала занял около полутора часов. Командный пункт службы безопасности Шэня сиял огнями, как стадион во время футбольного матча. Установленные по периметру участка площадью примерно в два акра прожектора со всех сторон освещали старый особняк в колониальном стиле, некогда принадлежавший какому-нибудь плантатору. Дом окружали толстые кряжистые дубы с раскидистыми кронами. От крыльца к воде полого тянулась заросшая сорняками лужайка. Ветхое трехэтажное строение до боли напоминало знакомые с детства кадры из «Унесенных ветром», демонстрирующие разоренные войной усадьбы, куда возвращались уцелевшие в лихую годину хозяева.

В атмосфере явственно ощущался характерный запах китайской стряпни. За освещенными незанавешенными окнами виднелись снующие по комнатам фигуры в знакомой униформе. С нижнего этажа доносились режущие слух европейца визгливые звуки, которые уроженцы Поднебесной упорно именуют музыкой. Под этот немыслимый аккомпанемент завывал в упоении женский голос — столь пронзительно и душераздирающе, словно у певицы прямо на эстраде случились трудные роды. В окна гостиной на втором этаже можно было разглядеть нагромождение электронной аппаратуры и нескольких операторов, сидящих за мониторами. Единственное отличие от базы на озере Орион состояло в том, что окрестности командного пункта не патрулировались — охранники целиком полагались на лазерные детекторы и не опасались атаки извне. Амфибия на воздушной подушке стояла у самого берега, пришвартованная к импровизированному плавучему причалу, сооруженному из грубо сколоченного деревянного настила и привязанных к нему пустых железных бочек из-под солярки. На борту никого не было.

— Греби вдоль берега, — прошептал Питт. — Очень плавно и очень тихо. Представь, что ты аллигатор.

Джордино молча кивнул и погрузил лопасть весла в воду таким замедленным движением, какое случается наблюдать только при демонстрации съемки рапидом. Невидимый и бесшумный, как ночной призрак, скиф проскользнул мимо командной базы, прячась в тени освещенного лучами прожекторов берега. Лишь отдалившись на сотню ярдов от причала, друзья позволили себе остановиться и передохнуть. Все эти предосторожности диктовались суровой необходимостью. Стоило кому-то из них опрометчиво поднять голову или слишком высоко взмахнуть веслом — и миссию можно было считать проваленной. Они же, в случае обнаружения, не имели возможности даже защищаться — оружие было решено не брать, чтобы не перегружать легкую байдарку, и без того угрожающе низко сидевшую в воде.

— Судя по тому, что мы с тобой увидели, — снова заговорил Питт, — система безопасности в зоне канала в точности повторяет структуру на озере Орион. Только здесь охранники обленились и слишком полагаются на электронику. Рутина всегда засасывает и расслабляет. Держу пари, что они и за мониторами следят вполглаза.

— Ну, не скажи, — возразил итальянец. — Днем они нас в момент засекли, мы и опомниться не успели.

— Не путай скиф с пятнадцатифутовой плавучей хижиной. Такую махину любой радар за десять миль поймает. Там, на озере, нас зафиксировали бы еще до того, как мы спустили байдарку на воду. А здесь, как видишь, мы благополучно прошмыгнули у них под носом. Нет, что ни говори, а с бдительностью дела у них обстоят не лучшим образом.

— Все это подозрительно смахивает на Рождество, — проворчал Джордино. — Подарков под елкой нам, правда, не оставили, но спасибо и на том, что не задержали на светофоре.

— Поехали дальше, — предложил Питт. — Здесь ловить нечего, а нам до рассвета предстоит еще покрыть не одну милю. Ночью нам ничего не грозит, если вести себя осторожно, но как только взойдет солнце, мы с тобой превратимся в сидящих уток.

Отойдя на безопасное расстояние, они стали грести более энергично, ориентируясь по лунной дорожке, серебряной стрелой пролегшей по фарватеру канала. До конца его оставалось пройти около семи миль; дистанция казалась невообразимо огромной, а цель недостижимой, как мираж в пустыне. Стальные мускулы Джордино заставляли скиф мчаться вперед с достойной олимпийских заездов скоростью. Питт, несмотря на все свои старания, никак не мог угнаться за напарником — на три его взмаха веслом приходилось четыре-пять мощных гребков итальянца. Напоенный влагой и отдающий болотной тиной воздух затруднял дыхание; под неопреном гидрокостюмов оба обливались потом, но не решались разоблачиться. По темному небу, озаренному тусклым сиянием умирающей луны, стремительно неслись еще более темные облака, а где-то в отдалении, почти у горизонта, подмигивали разноцветными габаритными огнями вереницы автомобилей на мосту через Атчафалайю.

Канал разрезал Колзас, превратившийся по прихоти Шэня в город-призрак, на две половины. Городские кварталы располагались, в основном, на возвышенном клочке суши, подковообразно вклинившемся в заболоченные земли. Пустые глазницы окон и магазинных витрин служили скорбным напоминанием о покинувших Колзас жителях, которым уже не суждено вернуться в родные места. Между редкими уцелевшими зданиями тянулись груды обломков и щебня — жалкие останки снесенных бульдозерами домов. Старая гостиница в стиле барокко соседствовала с современной бензоколонкой и автомастерской. Ближе к окраине высилась городская церковь, отделенная от прилегающего к ней кладбища ажурной металлической оградой. Могильные надгробья сиротливо чернели в ночи крестами и гранитными плитами со стершимися от времени эпитафиями. Печальная картина, наглядно иллюстрирующая тщетность и бессмысленность человеческого бытия.

Выбравшись за пределы мертвого города, Питт и Джордино продолжили путь. Еще полчаса усердной гребли, и они достигли цели. Канал заканчивался тупиком, упирающимся в насыпную дамбу, по которой пролегало автомобильное шоссе. В центре тупика, облицованного бетонными плитами, прямо из воды поднимался выложенный из красного кирпича арочный проем, забранный массивной стальной дверью.

— Хотел бы я знать, что они хранят в этом бункере, — пробормотал Джордино.

— Что бы это ни было, просто так до него не доберешься, — заметил Питт. — Такую дверь часа полтора автогеном резать надо. — Заметив электрический кабель, тянущийся от арки и уходящий в мутную воду канала, и обратив на него внимание итальянца, он снял очки и махнул рукой в сторону дамбы. — Давай пристанем к берегу и поднимемся на дорогу. Хочу посмотреть, что на той стороне.

Джордино окинул препятствие критическим взором и согласно кивнул. Они совместными усилиями вытащили байдарку на берег. Склон насыпи был не слишком крутым, и друзья забрались наверх без особого труда. Тугой волной воздуха от прогрохотавшего мимо большегрузного трейлера их едва не сбросило обратно. Пропустив еще несколько машин, друзья перебежали дорогу и замерли, пораженные открывшейся перед ними панорамой густонаселенной местности. Скоростная магистраль, на обочине которой они очутились, напоминала флюоресцирующую змейку, разлегшуюся вдоль границы обширного водного пространства. Издав долгий, протяжный гудок, из темноты вынырнул громадный буксир размером с семиэтажный дом, тащивший за собой караван из двух десятков барж, растянувшийся на четверть мили. На противоположном берегу сиял морем огней крупный город, окруженный по периферии сразу несколькими нефтеперерабатывающими предприятиями, о чем свидетельствовали специфические очертания дымящих труб и гигантские нефтеналивные цистерны.

— Будь я проклят, если это не Миссисипи, — в изумлении покачал головой Питт. — А город напротив — наверняка Батон-Руж. Так вот куда привел нас прорытый по приказу Шэня канал! Но почему сюда? Что же он все-таки затевает, прохвост?!

— Кто знает, какие мерзопакостные замыслы он вынашивает? — вздохнул итальянец. — Может, Шэнь просто хотел поручить доступ к федеральной трассе?

— Не сходится, — возразил Питт. — Дамба слишком узкая, здесь терминал для перегрузки с барж на автотранспорт никак не построишь. Нет, он руководствовался какими-то другими соображениями. — Он надолго задумался и после паузы медленно проговорил: — Автострада на этом участке прямая, как стрела. У тебя по этому поводу никаких догадок не возникает?

— Ну и что с того? — недоуменно уставился на него Джордино. — Чем дорога прямее, тем она удобнее. Или ты намекаешь, что шоссе тоже Шэнь построил?

— Нет конечно, — рассмеялся Питт, — но вот тебе еще одна подсказка. Именно здесь Миссисипи образует излучину, вплотную примыкающую к шоссе. Что это? Случайное совпадение или коварный умысел?

— Насчет совпадения ничего не скажу, — проворчал итальянец, — но и злого умысла пока не усматриваю.

— А я как раз начинаю усматривать, — понизил голос Питт. — И все больше склоняюсь к мысли, что совпадением здесь не пахнет. Только ты меня пока ни о чем не спрашивай, я должен еще обдумать кое-какие детали.

Джордино пожал плечами. Не то чтобы он не доверял интуиции напарника, просто его мозги были устроены по-другому и настроены на решение чисто практических и насущных проблем. Он посмотрел на часы, воспользовавшись светом фар проехавшей машины, и решительно объявил:

— Если мы собираемся закончить работу до восхода солнца, пора сворачиваться и отправляться назад. Да побыстрее.

Заключительная часть намеченного плана состояла в обследовании подводной части канала с помощью мини-субмарины. Снова стащив в воду скиф, друзья извлекли мини-подлодку из упаковки и запустили в воду. Итальянец сел на весла, а Питт занялся наладкой дистанционного управления. Ловко манипулируя джойстиком, он вывел подводный робот на расчетную глубину, и аппарат завис в пяти футах над толстым слоем ила, покрывающим дно. Затем включил видеокамеру с подсветкой, и оба суденышка пустились вобратный путь. Одно — под водой, другое — чуть позади и на поверхности. Питт не рискнул придать подлодке максимальное ускорение и повел ее на малом ходу. Мутная от взвеси ила и глины вода ограничивала пределы разрешающей способности камеры шестью футами, и существовала немалая опасность столкновения с каким-нибудь подводным препятствием, прежде чем оператор успеет отвернуть.

Перед ними протянулась узкая полоска водного пространства, длиной в восемнадцать миль, которую необходимо было преодолеть до утра. Джордино греб с неутомимостью паровой машины, ни разу не сбившись с ритма. Байдарка скользила по воде ровно и без рывков, что облегчало задачу Питта по управлению мини-субмариной и удержанию ее на заданной дистанции. Час за часом текли с монотонной размеренностью, но ни вокруг, ни на экране монитора по-прежнему не происходило ничего достойного внимания. Ситуация оживилась, лишь когда они преодолели почти половину расстояния и достигли заброшенной плантации, где разместился командный пункт охранников.

Несмотря на поздний час, старый дом светился всеми окнами, за которыми угадывалась лихорадочная активность. Группа вооруженных до зубов китайцев рысцой пересекла лужайку перед парадным входом и сгрудилась у плавучего причала, рядом с которым покачивалась привязанная амфибия на воздушной подушке. Укрывшись в тени зарослей на противоположном берегу, Питт и Джордино следили за ними с нескрываемым любопытством. Им очень хотелось понять, что за экстраординарное событие могло разворошить посреди ночи весь этот муравейник. Китайцы между тем снова засуетились и принялись перетаскивать на палубу патрульного судна ящики с оружием и боеприпасами. Двое, пыхтя от напряжения, с трудом перенесли на борт какую-то длинную и тяжелую штуку, сильно смахивающую на секцию водопроводной трубы довольно солидного диаметра.

— Похоже, они собираются поохотиться на медведя гризли. — Итальянец тихонько присвистнул сквозь зубы. — Если не ошибаюсь, это пусковая установка ракеты!

— Не ошибаешься, — заверил его Питт. — Только травить они намерены не медведя, а нас с тобой. Я сильно подозреваю, что шеф местной службы безопасности уже успел переправить видеозапись с нашими рожами в Гонконг и получить взамен от начальства инструкцию любой ценой изничтожить подлых американских шпионов.

— Одной ракеты достаточно, чтобы разнести в клочья шэнтибот и всех, кто находится на борту, — задумчиво заметил Джордино.

— С нашей стороны будет вопиющей безответственностью позволить им нанести ущерб собственности Байю Кида, — заявил Питт. — Если помнишь, на нас лежит обязательство вернуть ее владельцу в целости и сохранности. Кроме того, мы не можем допустить, чтобы пострадал Ромберг, который уж точно ни в чем не виноват. Хотя и замешан, — добавил он с усмешкой. — В любом случае мы пожизненно попадем в черный список Общества защиты животных, если не воспрепятствуем этим гнусным собакоедам преждевременно отправить честного пса в его собачий рай.

— Два безоружных бонвивана против орды обвешанных автоматами варваров, — пробормотал Джордино. — Я бы поставил на варваров. А ты?

Питт вместо ответа надвинул на лоб маску, пристегнул к щиколотке ножны и навьючил на спину баллон акваланга.

— А я хочу уравнять шансы и должен успеть пересечь канал до того, как они отвалят, — произнес он отрывисто. — Уводи скиф и жди моего возвращения в сотне ярдов ниже плантации.

— Кажется, я догадываюсь, зачем ты прихватил ножик! — просиял итальянец. — Я в детстве был страшным хулиганом и обожал прокалывать шины, пока мамочка случайно не застукала меня за этим занятием. С тех пор я только изредка позволяю себе такое удовольствие, потому что всякий раз, когда вонзаю нож в покрышку, — ей-богу, не вру! — начинает ныть поротая сто лет назад задница!

— Тогда ты должен знать, что надутые автомобильные камеры быстро тонут, если проделать в них достаточно дырок.

— Может, я тогда сам им резину порежу? — с надеждой в голосе предложил Джордино. — Ты и с подводным роботом лучше меня управишься...

— Не подлизывайся! — отрезал Питт. — О роботе забудь; я перевел его на холостой ход — пускай торчит у причала. Посмотрим потом в записи, что за мусор накопился у них на свалке под берегом.

Бесшумно перевалившись за борт, Питт скрылся из виду. Он задержал дыхание и проплыл под водой более двадцати футов, прежде чем вставить в рот загубник и начать дышать воздухом из баллона. Затем, установив нулевую плавучесть, быстро сориентировался и широкими, размашистыми гребками поплыл поперек канала к освещенному лучами прожекторов причалу. Бурая от ила вода была теплой, как в ванне, и довольно противной на вкус. Энергично двигая руками и ластами, он продвигался вперед с максимальной скоростью, которую позволяли развить уставшие мышцы.

Опытный пловец чувствует характер воды с бессознательной безошибочностью животного, инстинктивно угадывающего близость дождя или затаившегося в засаде хищника. Дружелюбно и ласково охватывающая тело упругими объятиями, мутная вода канала не вызывала у Питта неприятного ощущения тревоги и таящейся в глубине угрозы, как это было на озере Орион. Единственная опасность заключалась в том, что его продвижение могли заметить с берега, но целиком поглощенные подготовкой амфибии к ночной охоте китайцы не обращали внимания на цепочку воздушных пузырьков, отмечающих на поверхности траекторию движения аквалангиста.

По мере приближения к цели под водой становилось все светлее. Поднырнув под плоское днище патрульного судна, Питт завис неподвижно и прислушался. С палубы и деревянного настила причала доносились звуки шагов и металлический лязг, но двигатели пока молчали, из чего он заключил, что в его распоряжении имеется по крайней мере минута, чтобы сорвать планы противника.

Затаившись на дне байдарки, Джордино напряженно следил за происходящим на другом берегу. Успеет или не успеет Питт доплыть до амфибии, прежде чем та отвалит от плавучей пристани? Судорожно сжимая кулаки и шепча одними губами что-то неразборчивое, он проклинал себя за то, что не приложил больших усилий на обратном пути. Появись они здесь на полчаса раньше, все могло сложиться по-иному. С другой стороны, кто мог предположить, что охранникам Шэня приспичит затевать охотничью экспедицию в три часа ночи? Наконец, махнув рукой и положившись на удачу, итальянец прекратил терзаться понапрасну и снова взял в руки весло. Прижимая скиф впритирку к берегу, он начал потихоньку выгребать из опасной зоны.

Размяв одеревеневшие мускулы и сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Питт приблизился к поверхности и осторожно высунул голову из воды под широкой доской сходней, перекинутых с причала на палубу патрульного судна. Ему не давала покоя дурацкая мысль, что он рискует жизнью ради какого-то бестолкового пса, еще щенком укушенного мухой цеце и с тех пор страдающего от сонной болезни.

Настала пора переходить к более конструктивным действиям. Питт сдвинул маску на лоб и осмотрелся. Основание амфибии напоминало перевернутый надувной спасательный плот. Четыре туго надутые цилиндрические секции из плотной вулканизированной резины с металлическими муфтами на стыках, опоясанные вдобавок по всему периметру складчатой резиновой «юбкой», образовывали над водой изолированную зону, в которую под огромным давлением нагнетался воздух винтом установленного в центре палубы двигателя, благодаря чему и создавался эффект воздушной подушки.

Рука Питта потянулась к щиколотке. Еще несколько секунд, и острая сталь вонзится в резину и начнет безжалостно кромсать податливый материал, лишая амфибию ее главного преимущества. Но сладостный миг торжества миновал безвозвратно, так и не наступив. Сначала взревели кормовые двигатели, а затем чьи-то руки подхватили и убрали сходни — да так проворно, что Питт едва успел поднырнуть под бахрому «юбки». Тем временем пришли в движение и дюралевые лопасти поддерживающего винта. Скорость вращения увеличивалась на глазах, давление нарастало.

Застигнутый врасплох Питт, не имея ни секунды в запасе, чтобы хоть пару раз взмахнуть ножом, решился на отчаянный шаг. Выплюнув загубник, он одним движением сорвал с плеч баллон, примерился и метнул его в периферийный сегмент серебристого круга, в который превратились вращающиеся над головой лопасти. Придя в соприкосновение с легированным сплавом корпуса баллона, они не выдержали и разлетелись вдребезги. Питт этого не видел — он сразу ушел под воду, отлично сознавая, что грозит ему в результате удачного броска.

А посмотреть было на что! Тысячи металлических осколков разметало во все стороны, как при разрыве шрапнели. Большая часть из них ушла в воду — либо по прямой, либо рикошетом от палубного настила, зато остальные превратили в лохмотья резиновую «юбку» и буквально изрешетили все четыре надувные секции, лопнувшие с таким грохотом, будто амфибия напоролась на подводную мину. Но и этим дело не закончилось. Пробитый обломком лопасти баллон отшвырнуло к топливным бакам. Закачанные в него под давлением в три тысячи фунтов на квадратный дюйм восемьдесят кубических футов воздуха устремились в образовавшееся отверстие и разнесли баллон на мелкие кусочки. Топливные баки, словно не желая оставаться в стороне от всеобщего разгула, взорвались следом. Третий взрыв оказался самым мощным и имел катастрофические и непредсказуемые последствия. Амфибия в мгновение ока окуталась пламенем, затем вспыхнул причал. Последним загорелся дом. Несколько пылающих обломков закинуло взрывной волной на крышу, и трухлявая древесина тут же занялась.

Джордино наблюдал за невероятной чередой событий, разворачивающихся с калейдоскопической быстротой, округлившимися от ужаса и изумления глазами. Патрульное судно, только что мирно стоявшее у причала, внезапно выпрыгнуло из воды на несколько футов, а мгновение спустя вспыхнуло и развалилось на множество охваченных огнем фрагментов. Разбросанные взрывом человеческие тела закружились в воздухе, как пьяные воздушные акробаты. Земля содрогнулась; шквал раскаленного воздуха пронесся над гладью канала, больно ударив по ушам и незащищенному лицу итальянца и едва не опрокинув байдарку. В бывшем плантаторском доме выбило все стекла, а на крыше сразу в нескольких местах показались языки пламени. Часть горящего дизельного топлива выплеснулась на воду и доски причала, что только усугубило масштабы бедствия. Огненный шар, в который превратилась амфибия, с громким шипением плюхнулся обратно в воду, окутался облаком пара и затонул. На месте катастрофы остались пылающий причал, чадящие потеки разлившегося бензина и разгорающийся в доме пожар.

Охваченный нарастающим беспокойством за судьбу друга, Джордино послал к чертям предосторожности, вывел скиф на чистую воду и налег на весла. Он греб с таким остервенением, как будто от этого зависела его жизнь. В какой-то степени так оно и было, потому что жизнь без Питта не укладывалась в рамки сознания коротышки-итальянца. Достигнув границы охваченной огнем зоны, он закинул за плечи баллон акваланга, вставил в рот загубник и одним движением перевалился через борт в черную воду канала, озаренную огнями прожекторов и сполохами близкого пламени.

Погрузившись на несколько футов, Джордино словно очутился в другом мире. Пронизанная тусклым светом толща вызывала ощущение призрачной нереальности и внушала смутную тревогу. Приблизившись к причалу, итальянец ушел на дно и принялся рыться среди останков патрульного судна, то и дело натыкаясь на изуродованные, обгоревшие трупы в лохмотьях камуфляжа. Не обнаружив Питта на палубе, он предпринял еще одну попытку. Сорвав часть резиновой бахромы, клочьями свисающей вдоль борта, Джордино нырнул в образовавшуюся щель, слепо шаря перед собой руками в кромешной темноте. Пальцы его коснулись безжизненной человеческой плоти. Действуя на уровне инстинкта, он схватил тело за кисть и повлек за собой, работая одними ластами. Вытащив его на свет, итальянец лишь невероятным усилием воли сумел подавить подкатившую к горлу тошноту. На утопленника было страшно смотреть. Всю одежду с него сорвало взрывом. Ноги оторваны ниже коленей, живот вспорот, вместо лица кровавая маска в струпьях ожогов, из которой невидяще таращится единственный черный глаз. Черный глаз! Испустив вздох облегчения, итальянец брезгливо оттолкнул труп и вернулся к обломкам.

Отлично понимая, насколько невелик шанс уцелеть при взрыве такой невероятной силы, Джордино с упорством отчаяния продолжал разыскивать Питта или его тело, напряженно всматриваясь в темноту. Господи, ну где же он?! Подступающая усталость туманила голову, мешая мыслить рационально. Мышцы болезненно ныли, руки и ноги почти не слушались. Он уже готов был сдаться и прекратить бессмысленные поиски, но в этот момент чья-то живая рука, вынырнув из окружающей мути, цепко ухватила его за лодыжку. В первое мгновение итальянец запаниковал, но тут же расслабился, когда вслед за рукой из темноты показалась знакомая ухмыляющаяся физиономия.

Питту тоже изрядно досталось. Из носа обильно текла кровь, в прорехах изодранного гидрокостюма белело голое тело, от маски остался один ремешок, но Дирк был жив, а все остальное уже не имело значения. Приблизив лицо к маске напарника, он беззвучно пошевелил губами, несколько раз энергично ткнул рукой вверх в понятном любому аквалангисту жесте, отпустил лодыжку итальянца и устремился к поверхности. Вынырнули они практически одновременно. Джордино обхватил Питта за плечи, стиснул и прижал к себе в медвежьем объятии.

— Живой, черт тебя подери! — выдохнул он с облегчением.

— Живой, черт меня подери! — согласно осклабился Питт.

— Глазам своим не верю! Как тебе удалось выкрутиться на этот раз?

— Сам удивляюсь. Наверное, просто повезло. Когда они завели моторы, я потерял голову и сгоряча зашвырнул свой баллончик в лопасти винта. Слава богу, у меня хватило соображения нырнуть при этом поглубже и отвалить в сторонку. Я успел отплыть футов на восемь-девять, прежде чем рвануло, что меня и спасло. Слой воды ослабил убойную силу осколков, к тому же меня отбросило в прибрежный ил, который смягчил толчок. Слегка контузило, правда, в ушах до сих пор звенит — чудо, что барабанные перепонки уцелели! — но в остальном, как видишь, полный порядок. Ну и ощущение такое, как будто меня десять раундов подряд колошматили в четыре руки, как боксерскую грушу. Сознание я потерял всего на несколько секунд и быстро очнулся, но некоторое время ничего не соображал. Забыл даже, что во рту у меня, кроме собственного языка, ничего не осталось. Засосал по привычке загубник, а мне в глотку вместо воздуха хлынула вонючая жижа. Это меня отрезвило, хотя потом пришлось долго отплевываться. Ох и гадость, скажу я тебе, болотная луизианская водичка! Хорошо еще лягушку или пиявку не проглотил. Дальше рассказывать особенно нечего. Всплыл я на поверхность, прикинулся бревном и дрейфовал помаленьку, пока не заметил поблизости пузырьки от твоего акваланга.

— Честно говоря, я уж и надеяться перестал, — признался итальянец.

— Я тоже думал, что не выживу, — кивнул Питт, осторожно ощупав переносицу и проведя кончиком языка по рассеченной верхней губе. — Особенно, когда меня садануло по морде чем-то тяжелым. — На лице его вдруг появилось озабоченное выражение. — Слушай, а ведь у меня нос сломан. Надо же, впервые в жизни! Вот не было печали. Придется теперь пластическую операцию делать. Ну ничего, они мне за это еще заплатят!

Джордино непроизвольно покосился на охваченный пламенем дом и сочувственно поцокал языком.

— Давно хотел спросить тебя, старина, — начал он, на всякий случай отплыв подальше от напарника, — ответь мне на такой вопрос: способность в одночасье превращаться в ходячее стихийное бедствие передалась тебе по отцовской или материнской линии?

— Кто его знает? — ничуть не обидевшись, пожал плечами Питт. — О пироманьяках в роду семейные хроники умалчивают, а о моих европейских предках вообще никаких сведений нет.

Из всего многочисленного гарнизона китайского базы в живых, похоже, осталось всего трое. Из застигнутых стремительно разгоревшимся пожаром в стенах дома охранников только одному удалось выбежать из парадного. Покатавшись по мокрой от росы траве, он сумел затушить пылающую одежду и сейчас тихо стонал, уткнувшись лицом в землю. От местами еще тлеющей униформы струился легкий дымок. Второй извивался в конвульсиях рядом с причалом, широко раскрыв рот в беззвучном вопле и прижав к ушам ладони, из-под которых сочилась кровь. Очевидно, от взрыва у него лопнули барабанные перепонки. Третий с виду не пострадал, но явно пребывал в шоковом состоянии: он неподвижно стоял у края воды, бессмысленно пялясь на догорающие обломки амфибии. Еще четыре трупа плавали неподалеку от берега. Больше никого в пределах видимости не наблюдалось.

Питт в несколько гребков добрался до кромки, вскарабкался на откос и поднялся на ноги. Застывший в ступоре охранник, завидев возникшую непонятно откуда зловещую черную фигуру, частично пришел в себя и инстинктивно потянулся за пистолетом. Не найдя на поясе кобуры, сорванной ударной волной, он по-заячьи взвизгнул, развернулся и пустился наутек, но споткнулся и упал ничком, не пробежав и нескольких шагов. Пинок под ребра заставил китайца перевалиться на спину. Он в страхе зажмурился, но вынужден был открыть глаза, когда кто-то грубо схватил его за волосы и рывком вздернул в сидячее положение. Привидение в черном склонилось над ним и внятно произнесло разбитыми в кровь губами:

— Ты говоришь по-английски, придурок?

— Да, господин, — севшим от ужаса голосом пролепетал охранник. — Я учить американский словарь.

— Очень хорошо. Передай своему боссу, Шэнь Циню, что Дирк Питт интересуется, ходит ли он до сих пор в сортир в сопровождении телохранителей? Усек? Повтори!

Сбиваясь и путаясь в порядке слов, до смерти перепуганный китаец сумел, наконец, после нескольких безуспешных попыток, достаточно сносно воспроизвести требуемую фразу:

— Дирк Питт желать узнать, как уважаемый господин Шэнь ходить туалет — один или при свой телохранитель?

— Ладно, сойдет, образина ты косоглазая. — Питт добродушно похлопал его по плечу. — И мой тебе совет: запишись на курсы английского. Твой «американский словарь» оставляет желать лучшего.

Повернувшись спиной к охраннику, провожающему его совершенно безумным взглядом, Питт неторопливо побрел к скифу, который вездесущий итальянец успел подогнать к берегу.

35

Джулия обрадовалась наступлению темноты, как не радовалась, наверное, первому в жизни рождественскому подарку. Прячась в тени и неслышно ступая по палубе босыми ногами, она незаметно пробралась на нос буксира и, улучив момент, перепрыгнула на корму баржи, где тут же укрылась в груде пластиковых мешков с мусором. Серебристый свет взошедшей над горизонтом луны в последней четверти заливал палубу мертвенно-бледным сиянием. Он не позволял ей чувствовать себя в безопасности даже ночью, но в то же время помогал ориентироваться и держать в поле зрения немногочисленную команду буксира. Сверившись с Полярной звездой, девушка определила, что вскоре после выхода из Сангари буксир повернул на северо-запад.

Живописный ландшафт местности на возвышенном северном берегу затона Тиче разительно отличался от унылой панорамы главного русла Атчафалайи. Колышущаяся на ветру высокая трава зеленым морем окружала кряжистые дубы и статные кипарисы. Гибкие ивы склоняли ветви до самой воды и трепетно шелестели листвой, словно оплакивая кого-то в неизбывной печали. Дубовые и кипарисовые рощи, подобно черным и белым клеткам на шахматной доске, периодически чередовались с распаханными и засеянными полями, окружающими фермерские усадьбы. На огороженных пастбищах мирно жевали траву многочисленные стада крупного и мелкого рогатого скота. Пока не стемнело, Джулия несколько раз слышала знакомое пение лугового жаворонка, напомнившее о детстве и деревенском доме бабушки. Ей почему-то взгрустнулось, и в голову сразу полезли непрошеные мысли о будущем, о возможном замужестве, детях, карьере... Она прекрасно понимала, что не за горами тот день, когда ее снимут с оперативной работы и на всю оставшуюся до пенсии жизнь посадят в офисное кресло перебирать входящие и исходящие. Тоже необходимая работа, кто спорит, но уж больно тоскливая! Отдавала себе Джулия отчет и в том, что за несанкционированные действия начальство по головке не погладит, даже если ее дерзкая попытка самостоятельно выйти на логово контрабандистов увенчается успехом.

По правому борту показалась пристань, за которой раскинулся небольшой городок. Мысленно представив карту, девушка вспомнила его название — Паттерсон. Вдоль пирса тянулись ряды пакгаузов, а у причала выстроились длинной цепочкой разнообразные рыболовецкие суда — от новеньких сейнеров и траулеров до дряхлых лодок с облупившейся краской на бортах. Сразу за городом показался разводной мост. В ответ на долгий, протяжный гудок буксира раздался такой же гудок, поданный смотрителем, и пролеты моста начали медленно расходиться, открывая проход.

В нескольких милях выше Паттерсона буксир начал сбавлять ход и смешаться к южному берегу. Выглянув в просвет между мешками, Джулия увидела длинное кирпичное строение без окон, окруженное полудюжиной таких же коробок, только поменьше. Внизу, у воды, притулился довольно широкий пирс на бетонных сваях. Весь комплекс окружал металлический забор с протянутой поверху в три ряда колючей проволокой. Пространство между причалом и складами освещалось десятком прожекторов, размещенных по периметру и на крыше центрального здания. Пристань выглядела заброшенной и необитаемой, но немного погодя из дежурки у запертых ворот, подслеповато щурясь, вышел охранник в стандартном камуфляже и уставился на приближающийся тандем. По быстро меняющимся отблескам на стеклах единственного окна караульного помещения нетрудно было догадаться, что внутри находится включенный телевизор.

Сердце Джулии учащенно забилось, когда она заметила ряды шпал и две узкие рельсовые полосы, выходящие из дальнего торца главного пакгауза. Наличие железной дороги косвенно подтверждало ее предположение, что именно здесь размещается перевалочная база для дальнейшей переброски нелегальных иммигрантов в глубь страны. Сюда их привозят, здесь же сортируют и принимают решение, кого отпустить, кого обратить в рабство, а от кого и вовсе избавиться. Схема знакомая, хорошо отработанная и, как она убедилась на собственном опыте, в высшей степени эффективная.

Двое из команды буксира перебрались на баржу, чтобы пришвартовать ее к пирсу. При их появлении Джулия поглубже зарылась в мусор, но матросы сделали свое дело и сразу вернулись обратно. Примечательно, что во время швартовки не было произнесено ни одного слова. Охранник за воротами тоже хранил молчание и не двигался с места. Предупредив гудком о своих намерениях проходивший мимо небольшой креветочный траулер, шкипер буксира дал задний ход, одновременно разворачивая судно кормой к фарватеру. Завершив разворот, он перевел рукоять машинного телеграфа на «полный вперед». Буксир лег на обратный курс и стал быстро удаляться от пристани. Джулия осталась одна.

Проводив взглядом буксир, охранник вернулся в дежурку и закрыл за собой дверь. Еще минут двадцать ничего не происходило, и это начинало нервировать отважную девушку. Источником ее тревоги служили вовсе не ночной мрак и зловещая тишина, воцарившаяся вокруг причала, — больше всего она боялась, что совершила ошибку, поддавшись мимолетному порыву, и поставила, образно выражаясь, не на ту лошадку. Из караульной будки доносились звуки разухабистого рока, над головой высилась гора набитых отходами черных пластиковых мешков, а на пирсе и у складов, залитых светом прожекторов, по-прежнему никто не показывался.

Перебравшись на буксир, Джулия сразу связалась с «Ястребенком» и поставила в известность о своей инициативе капитана Льюиса. Как и следовало ожидать, тот отнюдь не пришел в восторг от опрометчивого поступка подопечной, за безопасность которой он отвечал головой. Однако, будучи профессионалом, капитан не стал заострять внимание на недопустимости подобных действий и постарался выжать максимум возможного из неблагоприятной ситуации. Он приказал спустить катер с вооруженной до зубов командой под началом лейтенанта Стоу и поручил ему незаметно сопровождать буксир и баржу, держась в некотором отдалении и не выдавая своего присутствия. Такой же приказ получил командир вертолета. Джулия несколько раз слышала шум его винтов и замечала навигационные огни.

Она не питала иллюзий касательно своей дальнейшей судьбы, если охранники Шэня обнаружат ее прячущейся на барже, поэтому присутствие поблизости надежных союзников, всегда готовых протянуть руку помощи, придавало ей сил и уверенности. Девушка давно избавилась от наряда кока, запихнув штанишки, курточку и колпак в один из мусорных мешков и оставшись в защитного цвета шортах и блузке. Не то чтобы они ей мешали или вызывали какое-то отторжение — нет, просто они были белыми и могли ее выдать.

Когда истекло полчаса тревожного ожидания, Джулия снова взялась за рацию и вызвала Джефферсона Стоу.

— Докладывает агент Ли. Буксир ушел. Баржа пришвартована у пристани на южном берегу. Вокруг никого, за исключением охранника в дежурке. Смотрит телевизор.

Лейтенант незамедлительно откликнулся на вызов.

— Вижу буксир, — подтвердил он ее сообщение. — Приближается полным ходом. Должны разминуться с ним в ближайшие две или три минуты. Прошу доложить ситуацию подробнее.

— Нечего докладывать, лейтенант, — вздохнула Джулия. — На причале и на территории ни души. Только один караульный, но и он не показывается. Судя по звукам, смотрит рок-концерт.

— Вы намекаете, что мы тянем пустышку? — забеспокоился Стоу.

— Не исключено, — неохотно призналась девушка. — Но судить пока рано, мне нужно еще немного времени для сбора информации.

— Хорошо, только поторапливайтесь, — предупредил лейтенант. — Наш командир не отличается безграничным терпением, да и У вертолета горючего осталось всего на час. И это только половина плохих новостей.

— Тогда выкладывайте вторую половину.

— Мне очень неприятно высказывать претензии даме, — сообщил Стоу, — но по вашей милости, мисс Ли, я и мои подчиненные остались без ужина.

— Вы шутите?! — ужаснулась Джулия.

— Какие шутки, когда в животе бурчит! — рассмеялся лейтенант — Голодный моряк Береговой охраны — это, доложу я вам, существо злобное, агрессивное и в высшей степени непредсказуемое.

— Надеюсь, вы не покинете меня в беде, променяв на миску чечевичной похлебки? — с нарочитой тревогой в голосе осведомилась Джулия.

— Можете не сомневаться, — заверил ее Стоу. — В крайнем случае перебьем аппетит жвачкой. Меня другое беспокоит. Что, если они просто оставили баржу на ночь на стоянке, а с утра опять куда-нибудь потащат?

— Не думаю, — возразила девушка. — Я забыла упомянуть, что от центрального пакгауза проложена однопутная железная дорога. На мой взгляд, идеальное место для выгрузки и последующей переправки в глубь страны большой партии нелегальных иммигрантов.

— Я попрошу капитана Льюиса связаться с железнодорожной компанией и выяснить расписание товарных составов, проходящих мимо бывшего сахарного завода, — предложил лейтенант. — А пока заведу катер в какую-нибудь неприметную заводь и буду ждать новых сообщений от вас... — Голос его неожиданно дрогнул и прервался. — Мисс Ли? Вы меня слышите? — снова заговорил он после паузы.

— Да. Что-то случилось?

— Пока нет, но я тут углядел на берегу покривившуюся жестяную табличку. Хотите знать, что на ней написано?

— Конечно! Я вас очень внимательно слушаю.

— "Феликс Бартоломью. Сахароперерабатывающее предприятие. Основано в 1883 году". Мы сейчас находимся примерно в сотне ярдов от комплекса. Должен вам сказать, что признаков жизни он подает немногим больше, чем окаменевшее яйцо динозавра.

— Зачем же тогда нужны прожектора и охрана?

— Понятия не имею, — честно ответил Стоу.

— Минутку! — внезапно воскликнула Джулия. — Кажется, я что-то слышу.

Она замолчала, напряженно вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Лейтенант деликатно воздержался от вопросов, но по-прежнему оставался на связи. Настороживший девушку звук — лязг металла о металл — повторился. Сначала ей показалось, что он доносится со стороны складских помещений на берегу, но теперь стало ясно, что исходит он из-под воды где-то совсем рядом с баржой. Лихорадочно отшвыривая с дороги мешки с мусором, Джулия проделала проход к днищу судна и приникла ухом к холодному металлу.

Ее усилия были вознаграждены неясным гулом человеческих голосов внизу. Слов она разобрать не могла, но повелительный тон и уровень звучания сильно напоминали командные окрики. Вернувшись на прежнее место и убедившись, что охранник в дежурке все еще поглощен зрелищем на экране, Джулия перегнулась через поручни и долгое время всматривалась в темную воду за бортом. Не обнаружив ничего подозрительного, девушка снова вышла на связь с катером.

— Лейтенант Стоу? — тихо произнесла она в микрофон.

— Я здесь.

— Вы не видите ничего необычного в воде рядом с баржой?

— Слишком далеко. Но вас вижу.

Джулия автоматически повернула голову, но так и не сумела разглядеть в темноте катер, очевидно укрывшийся в прибрежных зарослях.

— А я вас нет, — сказала она.

— Ничего удивительного. Я смотрю на вас в бинокль ночного видения. Не подумайте, что подглядываю, — это для вашего же блага. В случае чего я всегда успею вас предупредить.

Теплая волна благодарности залила лицо девушки мимолетным румянцем. Какой же все-таки отличный парень этот Джефферсон Стоу! В другом месте и в другое время их отношения могли бы перерасти в нечто большее, но с некоторых пор всех мужчин, когда-либо окружавших Джулию, заслонил и полностью вытеснил образ Дирка Питта. Впервые в жизни она чувствовала себя околдованной, и ее свободолюбивый дух инстинктивно противился этой угнетающей зависимости. Пока она еще не решила, как вести себя в этой щекотливой ситуации, да и времени заниматься самокопанием у нее не было.

— У меня есть основания предполагать, что под килем баржи находится подводное судно с людьми на борту, — доложила она официальным тоном.

— Какие основания? — насторожился Стоу.

— Я слышала голоса, доносящиеся из-под воды. Теперь понятно, каким образом Шэню удается обманывать корабли Береговой охраны и федеральных инспекторов в Сангари.

— Мне бы очень хотелось поверить в вашу версию, мисс Ли, — скептически заметил лейтенант, — но допустить, что крупную партию нелегалов доставили в луизианскую глушь через два океана на субмарине, при всем моем уважении к вам не могу, хоть убейте. Мне это представляется чем-то из области научной фантастики.

— Я слышала их почти так же отчетливо, как слышу вас, — парировала Джулия. — И готова поставить на кон карьеру в доказательство своей правоты!

— Ваши намерения, агент Ли? — Тон голоса Стоу резко изменился: дружелюбие уступило место сухой официальности.

— Я собираюсь проникнуть на склад и провести обыск.

— Сильно сомневаюсь в разумности такого шага. Не лучше ли дождаться утра?

— Утром может быть слишком поздно. Иммигрантов погрузят в вагоны и увезут, а мы останемся ни с чем.

— Мисс Ли, — холодно произнес лейтенант, — я настоятельно рекомендую вам не ввязываться в авантюру. Если хотите, я подведу катер к барже и сниму вас.

Зайдя так далеко, Джулия не испытывала ни малейшего желания отступать в тот момент, когда цель уже обозначилась.

— Благодарю вас, лейтенант Стоу, но я остаюсь при своем мнении. Если я найду то, что надеюсь найти, придет ваша очередь действовать. А до тех пор прошу мне не мешать.

— Позвольте напомнить вам, мисс Ли, — предпринял еще одну попытку отговорить ее Стоу, — что мы все-таки Береговая охрана, а не спецназ Министерства юстиции. Мой вам совет: подождать до рассвета, разыскать приходского судью, получить у него ордер на обыск и направить сюда местного шерифа. В конце концов, это их юрисдикция, мы же формально не имеем права на активные действия. Уверен, ваше начальство согласилось бы с моими доводами.

Но Джулия пропустила слова лейтенанта мимо ушей и продолжала гнуть свое:

— Попросите, пожалуйста, капитана Льюиса уведомить моего шефа Питера Харпера в Вашингтоне и предупредить начальника филиала Службы иммиграции и натурализации в Новом Орлеане. Спокойной ночи, мистер Стоу. Когда все закончится, приглашаю вас на ленч. Конец связи.

Лейтенант несколько раз пытался вызвать Джулию, но та отключила рацию. Приставив к глазам бинокль и кипя от бессильной ярости, он в немом отчаянии следил за маленькой девичьей фигуркой. Спрыгнув на причал, девушка, пригибаясь, в несколько прыжков преодолела расстояние от пирса до забора, метнулась вправо и скрылась из виду за толстым замшелым дубом, чья развесистая крона возвышалась над тройным рядом натянутой по периметру колючей проволоки.

* * *

Укрывшись в окружающем дуб подлеске, Джулия прижалась к земле и несколько минут внимательно изучала территорию комплекса за оградой. Сквозь двери и редкие окна, больше похожие на амбразуры, не пробивалось ни одного луча света. Пакгаузы выглядели заброшенными и необитаемыми. Она напряженно вслушивалась в тишину, но до ушей ее доносилось лишь неумолчное стрекотание цикад — верный признак приближающегося лета. Легкий ночной бриз совсем стих, и окрестности пристани окутала тяжелая, душная пелена пропитанного сырыми болотными испарениями воздуха. Крупные соленые капли пота выступили на лбу девушки. Сливаясь воедино, они скатывались в глаза, разъедая слизистую и затрудняя наблюдение.

Трехэтажное центральное здание комплекса было сложено из красного кирпича и имело в длину около сотни ярдов. Возводившие его строители тяготели, должно быть, к готическому стилю, и оно отдаленно напоминало феодальный замок какого-нибудь рыцаря эпохи Ричарда Львиное Сердце и Войны Белой и Алой розы. Крышу по углам венчали зубчатые башенки, соединенные между собой низким парапетом с бойницами. В башнях когда-то размещались кабинеты заводского начальства, ну а рабочие, как водится, надрывались внизу, в духоте и полумраке, при почти полном отсутствии вентиляции. Кладка выглядела еще достаточно крепкой и надежной, но и она мало-помалу начинала крошиться и рассыпаться под воздействием облепивших стены мхов и ползучих растений. Кое-где в ней зияли отверстия от выпавших кирпичей. Никто не удосужился их убрать, они так и остались валяться на земле немыми свидетелями запустения и упадка некогда процветающего предприятия, обеспечивавшего работой сотни безвестных тружеников.

Закончив рекогносцировку, Джулия двинулась дальше. Прячась в зарослях, она бесшумной тенью кралась вдоль забора, пока не наткнулась на железнодорожное полотно. Проложенные под наглухо запертыми железными воротами в ограде рельсы начинались где-то внутри пакгауза, торцевую часть которого закрывали такие же массивные створки, только деревянные. Справа от ворот виднелась асфальтированная площадка, на которой был припаркован одинокий крытый грузовик армейского типа. От площадки к дальней стороне периметра тянулась подъездная дорожка, выложенная бетонными плитами. Склонившись над рельсами, девушка внимательно осмотрела их поверхность и даже провела по ним для верности кончиками пальцев. На гладком на ощупь металле практически отсутствовали следы ржавчины, что служило более чем убедительным подтверждением версии о вывозе нелегалов по железной дороге.

Она продолжила обход периметра и вскоре наткнулась на сточную трубу диаметром около двух футов. Проходящая под забором труба выходила в заросшую травой канаву, тянущуюся параллельно фасаду главного здания. Быстро оглядевшись по сторонам и не заметив никаких признаков слежки, Джулия нырнула в трубу ногами вперед — чтобы было удобнее выбираться, если та вдруг закончится тупиком.

Нельзя сказать, что она чувствовала себя в полной безопасности. Наличие на территории единственного охранника наводило на мысль о том, что бывший сахарный заводик может и не иметь отношения к контрабандным операциям «Шэнь Цинь маритайм лтд». С другой стороны, все это внешнее убожество могло оказаться ловкой маскировкой, призванной отвести глаза посторонним от истинного назначения комплекса. Будучи профессионалом, Джулия вполне допускала, что каждое ее движение записывается на пленку посредством видеокамер наблюдения, работающих в инфракрасном диапазоне, но она слишком далеко зашла в своем расследовании, чтобы свернуть на полпути.

Широкоплечий мужчина вряд ли смог бы протиснуться в узкое отверстие сточной трубы, в то время как Джулия, с ее хрупким телосложением, проделала этот маневр с легкостью и не без изящества. Проворно перебирая руками и ногами, она безостановочно продвигалась по чернильно-темному лазу. Миновав изгиб трубы, девушка с облегчением увидела впереди отблеск лунного света, отраженного поверхностью воды. Еще несколько усилий, и она очутилась в неглубоком бетонированном рву, проложенном вдоль стены пакгауза, по всей видимости, для сбора дождевой воды. Дно его покрывал слой маслянисто-черной и дурно пахнущей жижи толщиной в несколько дюймов.

Пригнувшись и не высовываясь, Джулия посмотрела направо, потом налево. Ее вторжение на территорию комплекса не сопровождалось ни воем сирен, ни лаем собак, ни пляшущими лучами прожекторов, и она пришла к выводу, что осталась незамеченной. Выбравшись из канавы и прижимаясь спиной к замшелой кладке, девушка начала мелкими приставными шажками пробираться вдоль фасада, тревожно озираясь и выискивая способ для проникновения внутрь. Рельсы и правая сторона здания были ярко освещены, поэтому она двинулась в противоположном направлении, где отбрасываемая высокими кипарисами тень сулила хоть какое-то прикрытие. Ей приходилось внимательно следить за каждым шагом, чтобы не споткнуться об обломки кирпичей и крупную цементную крошку, в изобилии попадающиеся под ногами.

Дорогу Джулии преградили кусты, вплотную прилегающие к стене склада. Обходить их или продираться сквозь заросли она не рискнула и решила проползти под ними. Неожиданно ее рука нащупала плоскую выщербленную поверхность около фута шириной, а затем ушла в пустоту. Девушка подползла поближе, прищурила глаза и увидела уходящие вниз ступени, усеянные сухими ветками, листьями и прочим хламом. Осторожно ступая, она спустилась по лестнице, в конце которой обнаружилась дубовая дверь, запертая на огромный навесной замок. В былые времена она устояла бы и перед тараном, но в условиях жаркого, влажного климата железо особенно сильно подвержено коррозии, и петли настолько проржавели и истончились, что со стороны Джулии хватило одного толчка плечом, чтобы сорвать их. Дверь со скрипом приоткрылась, и девушка неслышно проскользнула в образовавшуюся щель.

В подвале было темно и сыро. Прямо от входа начинался узкий коридор, в дальнем конце которого откуда-то пробивался слабый луч света. Пол покрывали лужи, а стены загромождала поломанная старомодная мебель, сохранившаяся, должно быть, еще с тех времен, когда сахарный завод работал на полную мощность. Соблюдая предельную внимательность и стараясь не наступать в лужи, чтобы не хлюпало под ногами, Джулия медленно пробиралась среди колченогих столов и стульев. Преодолев пятьдесят или шестьдесят футов, она свернула за угол и очутилась перед дверью, в верхней части которой тускло светился затянутый паутиной и грязный до полной непрозрачности застекленный квадратик со стороной в шесть дюймов. Затаив дыхание, девушка взялась за дверную рукоятку и осторожно надавила. Та неожиданно легко подалась, и дверь отворилась так бесшумно, словно ее петли смазывали не далее как вчера.

Томимая тягостным предчувствием, Джулия на несколько секунд заколебалась, но все же собрала волю в кулак и вошла. За дверью оказалось стандартное офисное помещение, обставленное тяжеловесной дубовой мебелью, популярной в начале двадцатого столетия. Но поразила ее и заставила в испуге отступить на шаг и прижаться к двери вовсе не обстановка, включающая несколько современных компьютеров, большой телевизор и кондиционер, а царившая в комнате невероятная чистота. На темной полированной поверхности столешниц, шкафов и полок не было ни пылинки. Сердце девушки екнуло и стремительно покатилось в пятки. Она поняла, что угодила в ловушку.

Позади звонко щелкнул замок, а в следующее мгновение из-за ширмы, перегораживающей дальний конец офиса, выступили трое мужчин в строгих деловых костюмах и с кейсами в руках, как будто заявившиеся сюда прямо с заседания совета директоров какой-нибудь солидной фирмы. Не успела Джулия опомниться и включить рацию на груди, как ей грубо заломили руки за спиной и заклеили рот скотчем. Один из китайцев шагнул вперед, схватил ее за волосы и приблизил лицо девушки почти вплотную к своей злорадно ухмыляющейся физиономии.

— Вы исключительно упрямая молодая леди, Тай Линь, — с издевкой произнес Вунь Ки, бывший «главный сопровождающий» на борту «Голубой звезды». — Или, раз уж мы на американской земле, мне следует называть вас вашим настоящим именем, мисс Джулия Ли? Как бы то ни было, крошка, ты даже не представляешь, до чего я счастлив снова с тобой встретиться!

Джефферсон Стоу тоскливо покосился на кучку освещенных строений на берегу, поднес к губам микрофон и в двадцатый или тридцатый раз произнес навязшую в зубах фразу:

— Мисс Ли! Если вы слышите меня, отзовитесь!

Когда Джулия отключила связь, первым порывом молодого моряка было подвести катер к причалу и высадить вооруженный десант, но он так и не смог заставить себя пойти на поводу у собственных эмоций, не будучи полностью убежденным в том, что ей действительно угрожает реальная опасность. Имелись у него и другие соображения, не последним из которых был риск нарваться на засаду при штурме комплекса и потерять людей. Как часто поступают в таких случаях младшие офицеры со времен Александра Македонского и Юлия Цезаря до наших дней, лейтенант, по зрелом размышлении, счел за благо переложить всюответственность на плечи старшего по званию. Вызвав капитана Льюиса, он коротко доложил обстановку:

— "Ястребенок", на связи лейтенант Стоу. Возникла непредвиденная ситуация.

— Слушаю вас, лейтенант, — раздался в наушниках спокойный голос командира корабля.

— Мы потеряли контакт с мисс Ли, сэр.

Новость, очевидно, выбила Льюиса из колеи, потому что он надолго замолчал и возобновил диалог только через четверть минуты:

— Приказываю оставаться на месте, продолжать вести наблюдение и ничего не предпринимать без моей команды. Я с вами еще свяжусь.

Окинув сумрачным взглядом озаренный светом прожекторов и по-прежнему безлюдный комплекс, Стоу отвернулся и чуть слышно пробормотал:

— Прости меня, милая, и да поможет тебе Господь, если ты попала в переплет, потому что я помочь ничем не могу.

36

Питт и Джордино не торопились, покидая пепелище, оставшееся на месте сгоревшего командного пункта. Вряд ли кто из застигнутых врасплох пожаром операторов сохранил достаточно присутствия духа, чтобы сообщить о случившемся в гонконгскую штаб-квартиру «Шэнь Цинь маритайм лтд», так что опасаться преследования или каких-то других агрессивных действий со стороны подручных магната в ближайшие несколько часов не приходилось. Друзья снова пустились в путь как ни в чем не бывало — итальянец на веслах, а Питт за пультом подводного робота, продолжающего подводную съемку необследованной части канала. Оба привыкли доводить начатую работу до конца, и никакие помехи и препятствия не могли им в этом помешать.

Они дошли до Атчафалайи, выловили из воды мини-подлодку, вернулись в затон Хукера и благополучно достигли спрятанной в зарослях плавучей хижины, когда небо на востоке уже разалелось. Ромберг на минутку приоткрыл глаза, приветствуя их прибытие, после чего опять погрузился в свою собачью нирвану. Убрав водолазное снаряжение и мини-подлодку в кубрик и привязав скиф на прежнее место, они завели мотор и вывели шэнтибот на чистую воду. Солнечный диск еще не успел подняться над горизонтом, когда плавучая хижина покинула гостеприимный затон и выбралась на стремнину.

— Куда теперь? — повысил голос Джордино, наполовину высунувшись из рулевой рубки.

— Завод Бартоломью, — крикнул в ответ Питт.

Не задавая больше вопросов, итальянец вывернул штурвал влево, и шэнтибот устремился вниз по течению. На этот раз Джордино не удалось врубить на полную фордовский движок, потому что встречных судов, несмотря на ранний час, попадалось неожиданно много. Казалось, на реке собрались со всех низовий ловцы креветок, устриц, палтуса и зубатки, выбравшие именно это утро, чтобы выйти на промысел. Один за другим величаво проплывали мимо длинные караваны барж, влекомые закопченными трудягами-буксирами. Фарватер очистился лишь на подходе к затону Тиче, что позволило наконец итальянцу прибавить обороты и довести скорость до двадцати пяти миль в час.

Питт уединился в домике, просматривая видеозапись придонной части канала на всем протяжении — от дамбы, отделяющей его от Миссисипи, до точки слияния с Атчафалайей. Вызывающее уныние и непрестанную зевоту кино в грязно-бурых тонах продолжалось более шести часов, в течение которых на экране не происходило ничего существенного. Один сплошной ил, над поверхностью которого изредка проплывала стайка рыб или речная черепаха. Один раз, правда, в объектив камеры попал аллигатор, но очень маленький, меньше фута длиной, — должно быть, детеныш, недавно вылупившийся из яйца. В общем, информация нулевая, однако Питт остался доволен хотя бы тем, что на всем протяжении канала не обнаружилось ни одиночных тел, ни массовых захоронений, как на озере Орион. Ключом к разгадке был сам канал, и он знал ответ, но не мог пока ни с кем поделиться этим знанием, не имея веских доказательств. Порой он сам начинал сомневаться в собственной версии — настолько фантастической и неправдоподобной казалась она со стороны.

Выключив монитор, Питт устало развалился на софе. Он с удовольствием поспал бы пару часиков, но это было бы несправедливо по отношению к напарнику, да и сделать сегодня предстояло еще немало. Приготовив завтрак, он выставил на стол нехитрую снедь: яичницу с ветчиной, пакет апельсинового сока и полный кофейник. Пока Джордино с аппетитом уплетал все подряд, Питт стоял за штурвалом. В нескольких милях от Морган-Сити он повернул на юго-запад, чтобы срезать угол и сократить дистанцию, миновал бухту Бервик и по каналу, проложенному от Воскового озера, вывел шэнтибот в затон Тиче сразу за Паттерсоном — всего в двух милях от заброшенного сахарного завода. Там он передал управление насытившемуся итальянцу и уселся в шезлонг. Получивший свою утреннюю порцию зубатки Ромберг впервые изменил позу и свернулся калачиком у его ног.

Они добрались до места на удивление быстро. Время еще только приближалось к полудню, когда слева по борту показались пристань и с полдюжины приземистых кирпичных построек, обнесенных металлическим забором. Питт поднес к глазам бинокль, пристально разглядывая комплекс и длинный причал, тянущийся параллельно облицованному бетонными плитами южному берегу затона. По губам его скользнула довольная усмешка: баржа с мусором оказалась именно там, где он и рассчитывал ее найти. Гора пластиковых мешков по-прежнему высилась над бортами, и разгружать их, похоже, никто пока не собирался. Окликнув Джордино и попросив его сбавить обороты, Питт указал на пристань.

— Вот это место, Ал, — произнес он нормальным голосом, когда оглушительный рев мотора сменился ровным ворчанием. — И баржа вроде бы та же самая, что мы видели в Сангари.

Итальянец приставил к правому глазу старинную медную подзорную трубу, найденную им в рубке среди прочего антикварного хлама, и прищурился, обозревая окрестности.

— Точно, это она! — отозвался Джордино. — Вот только грузчиков нигде не видать. Сдается мне, что ликвидация мусора не входит в число приоритетов портового начальства, чего никак не скажешь по той поспешности, с которой его перегружали в баржу.

— Причал совсем новенький, — заметил Питт. — Не то что эти кирпичные коробки, которым давно за сотню перевалило. Глянь-ка в свою трубу — там у ворот дежурка притулилась. В ней кто-нибудь есть?

— Вижу спину охранника в камуфляже, — сообщил после паузы итальянец. — Сидит, зараза, уткнувшись в телевизор, и пивко посасывает. Я тоже хочу!

— Пошарь еще по территории. Не напороться бы на засаду, нас ведь всего двое.

— Знаешь, Дирк, — объявил Джордино, оторвавшись наконец от окуляра, — мне в жизни довелось посетить немало кладбищ, но ни одно из них не внушало такой безысходной тоски, как эта богом забытая дыра! Если кто и прячется внутри, сильно сомневаюсь, что до них успели дойти слухи о наших хулиганских проделках в зоне канала. А ты что, хочешь высадиться на берег?

— Думаю, сначала имеет смысл нырнуть и осмотреть днище баржи, — покачал головой Питт. — Пожалуй, я этим прямо сейчас и займусь. Своего акваланга я лишился, использовав его в качестве детонатора, так что придется позаимствовать твой. Теперь слушай меня. Как только я уйду под воду, сделай вид, что у тебя барахлит движок, заворачивай к пристани и постарайся запудрить мозги охраннику. У тебя это неплохо получается.

— Будет сделано, босс! — Итальянец блеснул белозубой улыбкой, — Мы с Ромбергом такое представление отчебучим, что сам Стивен Спилберг от зависти почернеет, а все голливудские продюсеры начнут осаждать нас телефонными звонками и предлагать миллионные контракты.

— Ты губы-то сильно не раскатывай, — проворчал Питт. — Внешность у вас обоих хоть и колоритная, но заставить эту обленившуюся псину что-нибудь изобразить не под силу самому упорному дрессировщику.

Джордино уменьшил подачу топлива почти до нулевой отметки и принялся включать и выключать зажигание. Мотор протестующе захрипел, закашлял и начал захлебываться, что от него и требовалось. Питт тем временем нацепил единственный уцелевший баллон, надел маску, вставил в рот загубник и спиной вперед завалился за борт. Бросив взгляд на равномерно показывающиеся на поверхности пузырьки воздуха и убедившись, что с напарником все в порядке, итальянец вывернул штурвал влево и направил шэнтибот к причалу.

Прикрыв глаза от солнца козырьком ладони, Ал обошел баржу и мастерски подвел плавучую хижину впритирку к бетонной платформе пирса, одновременно продолжая наблюдать за пузырьками, отмечающими путь аквалангиста под водой. Он отследил цепочку до самого борта баржи, после чего пузырьки исчезли и больше не появлялись. Очевидно, Питт поднырнул под днище и занялся осмотром подводной части судна. Удовлетворенно кивнув, Джордино заглушил двигатель, спустился на палубу, перекинул на причал сходни, вразвалочку сошел на берег, присел на корточки над чугунным кнехтом и начал сосредоточенно наматывать на него швартов, конец которого держал в руках.

Выбежавший из караульного помещения сторож отворил ворота, выскочил на пирс и замер как вкопанный, со страхом взирая на преградившего ему дорогу Ромберга, хотя последний демонстрировал самые дружеские намерения и приветливо вилял хвостом. Впрочем, трудно винить человека в некоторой озабоченности, когда на него скалит острые, как у акулы, зубы здоровенный черный кобель весом в добрую сотню фунтов.

— Немедленно покиньте пристань! — набросился он на итальянца, едва оправившись от шока, вызванного неожиданным появлением на сцене Ромберга. — Это частное владение, и хозяева не разрешают швартоваться здесь посторонним. — Азиатская внешность охранника контрастировала с довольно чистым американским выговором, свойственным коренным жителям Западного побережья. По всей видимости, он принадлежал ко второму или даже третьему поколению китайских иммигрантов. Помимо камуфляжа и солдатских ботинок с высокой шнуровкой на нем были пояс с кобурой, бейсболка с длинным козырьком и массивные солнцезащитные очки, похожие на те, что носили пилоты времен Второй мировой войны. Ростом он дюйма на четыре превосходил Джордино, но заметно уступал ему в объеме бицепсов и плотности телосложения.

— Ну чего ты расшумелся, приятель? — примирительно заговорил Джордино, разведя руками. — Не видишь, что ли, движок у меня засорился. Дай мне двадцать минут, я прочищу карбюратор и тут же смоюсь.

Но охранник оказался несговорчивым. Оттолкнув итальянца, он опустился на колени у кнехта, схватился за швартовочный канат и принялся развязывать узел, ожесточенно приговаривая сквозь зубы:

— Проваливай сейчас же, деревенщина, не то я тебя сейчас в воду скину!

Джордино решил, что пора переходить к более активным действиям. Перехватив запястье китайца и стиснув его своими железными пальцами, он угрожающе навис над коленопреклоненным охранником и рявкнул ему прямо в ухо:

— Сам ты деревенщина неотесанная! И не смей разговаривать со мной в таком тоне. Тебе не поздоровится, когда господин Шэнь Цинь узнает, как ты обошелся с его личным представителем!

Морщась от боли, сторож попытался выдернуть зажатую руку. Потерпев неудачу, он вскочил на ноги и повернулся лицом к итальянцу.

— Что ты делаешь, придурок?! — завопил он, выпучив глаза. — Больно же! Какой еще, к дьяволу, Шэнь Цинь? Не знаю я никакого Шэня. Я на службе у «Баттерфилд фрахт корпорейшн»!

Реакция охранника — вполне искренняя, судя по возмущенной физиономии, — порядком удивила Джордино. Непроизвольно покосившись на баржу, под которой скрылся Питт, он уже начал подумывать, не совершили ли они большую ошибку. Но идти на попятную было рановато, сначала предстояло кое-что выяснить.

— И для чего же, интересно, они тебя наняли? — спросил он издевательским тоном. — С такой рожей, как у тебя, хорошо ворон отпугивать, да только посевов поблизости я что-то не замечаю. Или тебе бабки платят за то, что ты круглосуточно в ящик пялишься?

Сбитый с толку сторож принял благоразумное решение не хвататься за пистолет, а попытаться избавиться от свалившегося ему на голову психа путем мирных переговоров.

— Да отпусти ты меня бога ради, — взмолился он жалобным голосом. — У меня рука уже онемела. А что до моей рожи, так ты лучше на себя в зеркало полюбуйся! И наняли меня не поле стеречь, а эти развалины. Компания складирует там списанную офисную мебель и устаревшее оборудование. Два раза в год все это барахло вывозится в Батон-Руж на распродажу. Ну а меня со сменщиками приставили охранять склады от вандалов и поджигателей. Местная молодежь совсем распоясалась: день и ночь по реке шастают на своих моторках и творят все, что им спьяну на ум взбредет.

Джордино не стал спорить и послушно разжал пальцы. Китаец с облегчением потряс кистью и принялся бережно массировать пострадавшее запястье. Но если он посчитал конфликт на этом исчерпанным, его ожидало серьезное разочарование. Итальянец, циничный от природы и умудренный богатым жизненным опытом, не поверил ни одному его слову. Сперва у него действительно возникли сомнения, но предложенная сторожем версия не выдерживала никакой критики, и изначальные подозрения разгорелись с новой силой. Теперь он окончательно уверился в том, что охранник намеренно лжет, и за мирным фасадом бывшего владения давно почившего Феликса Бартоломью кроется нечто такое, чего новым хозяевам очень не хотелось бы выставлять на всеобщее обозрение.

— Ладно, приятель, ты уж на меня не серчай, — дружески хлопнул он по плечу слегка опешившего от такой фамильярности сторожа, — Мы с тобой оба погорячились, так что давай мириться. Как ты считаешь, бутылочка виски «Джек Дэниелс» с черной этикеткой компенсирует тебе моральный ущерб и угрызения совести, если я с полчасика покопаюсь в моторе? Разумеется, под твоим бдительным присмотром, — поспешно добавил итальянец, заметив краем глаза недовольную гримасу на лице охранника. — А потом вместе ее и раздавим. У меня и закусь классная есть — рыбка копченая.

— Я не пью, а на службе тем более, — угрюмо буркнул китаец, с ненавистью глядя на Джордино, продолжающего разыгрывать из себя недалекого деревенского парня.

— Слушай, ну чего ты кочевряжишься? — обиделся итальянец. — Если боишься, что начальство вдруг нагрянет, так это ты зря. Оно сейчас за сто миль отсюда штаны в кабинете протирает и в нашу глушь точно не сунется. Ты пойми, чудик, я же в безвыходном положении. Не могу я на воде движок починять. Неудобно, качает сильно, да и наскочить какая-нибудь сволочь может запросто. Правильно ты про пацанов сказал: зальют шары и носятся как угорелые!

— Это твои проблемы, — сухо заметил охранник.

— Хорошо, — горестно вздохнул Джордино. — Две бутылки «Джека Дэниелса».

Узкие глаза китайца алчно блеснули.

— Четыре бутылки! — потребовал он.

— Три! — попробовал поторговаться итальянец.

— Четыре или убирайся! — отрезал сторож.

— У меня только три осталось, — покачав головой Джордино. — Хочешь, я тебе рыбки вместо четвертой отвалю? Сам коптил. Жирная, вкусная, пальчики оближешь!

— Ладно, договорились, — нехотя проворчал охранник. — У тебя рыба-то хоть крупная или мелочь одна?

— Крупная, крупная, — заверил его итальянец. — Говорю же, для себя коптил. Меньше фунта ни одна не потянет. Пошли со мной, сам выберешь, — указал он приглашающим жестом на распахнутую настежь дверь кубрика. — Я тебе там все в пакет сложу и заодно инструменты прихвачу.

— А он не укусит? — осведомился китаец, опасливо покосившись на разлегшегося у сходней Ромберга.

— Только в том случае, если засунешь ему руку в пасть и наступишь на хвост, — рассмеялся Джордино.

Убаюканный посулами итальянца, охранник аккуратно переступил через пса и поднялся на борт плавучей хижины, мысленно представляя, как здорово погудит на халяву в ближайшие выходные. Больше он ни о чем не успел подумать и пришел в себя только четыре часа спустя. Тяжелый, как кузнечный молот, кулак следовавшего за ним по пятам Джордино с силой врезался в основание шейных позвонков китайца и отправил его в глубокий нокаут.

Уложив бесчувственное тело на софу, предприимчивый итальянец сноровисто раздел до трусов и связал по рукам и ногам доверчивого азиата, напялил на себя камуфляжку, которую так и не смог застегнуть на все пуговицы, надвинул поглубже на глаза бейсболку, опоясался ремнем с кобурой и неторопливо спустился по сходням обратно на причал. Сделав вид, что запирает ворота, он секунд десять возился с замком, а затем направился в дежурку, так и оставив его висеть на одной петле. Затворил за собой дверь и уселся перед включенным телевизором. Происходящее на экране мало волновало Джордино, и следующие полчаса он провел, незаметно обозревая окрестности в поисках скрытых камер наблюдения.

Перед тем как приступить к обследованию, Питт погрузился на дно и был немало удивлен, обнаружив, что глубина у причала составляет около тридцати футов — более чем достаточно для швартовки крупного океанского судна, но явный перебор для обычной плоскодонной баржи. Минимальная толщина придонного слоя ила и некоторые другие признаки позволяли с уверенностью предположить, что в этом месте сравнительно недавно проводились работы по углублению речного ложа.

Взмахнув ластами, он начал подниматься вверх. Широкое днище быстро увеличивалось в размерах, заслоняя солнце и перекрывая обзор. Тень от баржи заметно уменьшала пределы видимости, и без того ограниченной в мутно-зеленой воде, насыщенной водорослями и частицами ила. В результате Питт чуть не врезался головой в огромную металлическую сигару, подвешенную под килем.

Успев затормозить в последний момент, он медленно поплыл вдоль загадочного объекта. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы установить его несомненное сходство с корпусом дизельной субмарины производства тридцатых или сороковых годов. Торпедные аппараты, рубка и другие выступающие части отсутствовали, а крепился он к днищу баржи посредством системы механических захватов, цепляющихся за приваренные к верхней части подводного контейнера рельсы. Просто, как все гениальное! В условиях нейтральной плавучести достаточно нескольких аквалангистов, чтобы вывести его из-под киля судна, вставшего под разгрузку в Сангари и переместить под пришвартовавшуюся к борту мусорную баржу. Масса в данном случае, как в космической невесомости, решающего значения не имеет — учитывать приходится только силу инерции.

Диаметр «прицепа» составлял около пятнадцати футов, длина — более девяноста. Произведя в уме несложный подсчет, Питт пришел к выводу, что внутри него можно разместить от двухсот до четырехсот пассажиров — в зависимости от того, насколько либеральны взгляды контрабандистов на скученность и санитарные условия.

Обогнув контейнер, Питт двинулся в обратном направлении параллельно бетонной стенке причала. Не прошло и минуты, как он наткнулся на то, что искал, — вход в подводный туннель, достаточно широкий, чтобы пропустить одновременно двух человек. Проникнуть в забранное водонепроницаемой переборкой отверстие он так и не смог — по всей видимости, там стоял кодовый электронный замок — и хотел уже вернуться обратно, но в этот момент внимание его привлек наглухо задраенный круглый железный люк, расположенный футом ниже. Из крышки люка торчали три рычага с побуревшими от коррозии рукоятками. Наличие второго туннеля привело Питта в полное недоумение. Что это? Канализационная труба? Тогда почему она перекрыта? Загадка разрешилась, когда он вплотную приблизился к люку и прочел выбитую на металлической поверхности надпись:

"ЛЕНТОЧНЫЙ ТРАНСПОРТЕР Т-ЗМ

КОМПАНИЯ «АКАДИЯ»

НОВЫЙ ОРЛЕАН, ЛУИЗИАНА"

Так вот в чем дело! Транспортер использовали для погрузки мешков с сахаром на баржи, подавая их на пристань прямо из цеха. Чудо техники по тем временам. Потом, когда завод обанкротился, пристань ушла под воду в результате повышения уровня воды после строительства очередного шлюза. Это случилось сразу после войны. А еще полвека спустя пришли китайцы углубили дно, надстроили причал на пять футов и проложили новый туннель, чтобы беспрепятственно принимать нелегальных иммигрантов под водой, не рискуя попасться на глаза посторонним. А старый по какой-то причине не стали демонтировать, а просто замуровали в бетон и оставили в прежнем виде.

Рычаги заметно проржавели. Последний раз люк открывали, должно быть, лет восемьдесят назад. К счастью, в речной воде значительно меньше солей, чем в морской, и под поверхностным слоем ржавчины обнаружилась достаточно солидная основа. Питт ухватился за ближайшую рукоятку обеими руками, уперся ногами в бетонную стену пирса и изо всех сил потянул вниз.

Рукоятка сдвинулась на целый дюйм уже с первой попытки. Это обнадеживало, и он удвоил усилия. Второй заход дал ему выигрыш еще в три дюйма. Дальше дело пошло легче. Отвернув запорный механизм до отказа, Питт перешел к следующему рычагу, с которым справился еще быстрее. Зато с последним пришлось повозиться — затвор сопротивлялся с упорством ирландца, у которого отнимают недопитую бутылку виски. Тяжело дыша, Питт позволил себе минуту отдыха и только потом взялся за саму крышку. Та тоже очень не хотела открываться и сдалась лишь после долгой, ожесточенной и вконец измотавшей его борьбы. Заглянув внутрь и не увидев там ничего, кроме загустевшей темноты, Питт обогнул шэнтибот, вынырнул на поверхность у противоположного причалу борта, осторожно высунул из воды голову и тихо позвал:

— Ал, ты где?

Ответа не последовало. Один только Ромберг, услышав человеческий голос, лениво приблизился к ограждению, понюхал мокрые волосы пловца и разочарованно фыркнул. Питт легонько шлепнул его по морде и сказал:

— Нет, старина, ты мне не нужен. Где мой напарник?

Пес виновато завилял хвостом, лег грудью и передними лапами на палубу и принялся энергично скрести задними по деревянному покрытию, как будто надеясь выкопать в нем ямку.

Джордино торчал в караулке, ерзая, как на иголках и поминутно оглядываясь на шэнтибот. Необычное поведение Ромберга, только что валявшегося на веранде в своей излюбленной позе, насторожило итальянца и пробудило в нем врожденное любопытство. Выйдя за ворота, он остановился у сходней и окликнул собаку:

— Эй, приятель, ты кого там учуял? Крысу?

— Нет, меня! — загробным голосом откликнулся Питт.

— Слава богу! — облегченно выдохнул Джордино, узрев в нескольких дюймах над палубой знакомую физиономию. — А я уж, грешным делом, подумал, что у Ромберга дар речи прорезался.

— Ты где камуфляжку и пистолет спер, клептоман? — поинтересовался Питт, снова спрятавшись за бортом плавучей хижины.

— Не спер, а позаимствовал, — невозмутимо поправил его итальянец. — Здешний охранник, с которым мы быстро скорешились, немного переутомился и прилег отдохнуть. А ваш покорный слуга, как добрый самаритянин, счел своим долгом сменить его. Но тут возникла проблема. Я долго колебался, прежде чем решился немного подраздеть парня, но не мог же я, согласись, заступить на стратегически важный пост без униформы и оружия. Да оно и к лучшему: в такую жару спать голеньким куда приятнее, чем в одежде.

— Я даже отсюда вижу, что она на три размера меньше твоего, — усмехнулся Питт.

Стараясь поменьше шевелить губами и почесывая двухдневную щетину на щеках, чтобы скрыть от возможного наблюдения движение лицевых мускулов, Джордино заговорил в пространство:

— До того как отправиться на боковую и расстаться с амуницией, охранник поведал мне немало интересного. Начнем с того, что это место, по его словам, принадлежит вовсе не «Шэнь Цинь маритайм лтд», а какой-то «Баттерфилд фрахт корпорейшн». Сам он, правда, типичный китаеза, но я готов поручиться, что в школу он ходил где-нибудь в Сан-Франциско или Лос-Анджелесе. Здесь он, похоже, не врет, хотя дальше полезла такая лапша, что у меня чуть уши не отвалились. Про старую мебель плести начал, про распродажу в Батон-Руже...

— Все вранье! — уверенно заявил Питт. — Эта «Баттерфилд фрахт», скорее всего, фирма прикрытия, принадлежащая Шэню через подставных лиц. Сторож действительно может этого не знать, но все остальное — полная лажа. Я нашел под баржей здоровенную субмарину, а в стенке причала — подводный туннель. Держу пари, что сейчас в этих кирпичных коробках на берегу полно нелегалов. Человек триста-четыреста, по моим прикидкам. Если только их не успели вывезти еще до нашего появления, — добавил он после паузы.

— Хочешь сказать, что мы наконец-то докопались до жилы? — обрадовался итальянец.

— Сначала я должен увидеть их своими глазами, — уклонился от прямого ответа Питт.

— Каким образом? — удивился Джордино. — Сойдешь на берег и постучишься в дверь?

— Рядом с туннелем я обнаружил люк старого ленточного транспортера, с помощью которого раньше переправляли на пристань мешки с сахаром, — пояснил Питт. — Там все заржавело, но мне удалось его открыть. Попробую им воспользоваться. Скорее всего, он ведет в подвал главного здания.

— С тобой все ясно, — ухмыльнулся итальянец. — Ладно, удачи, напарник! Только очень тебя прошу: смотри в оба и поскорее возвращайся. Меня могут раскусить в любую минуту, и тогда придется отвечать на весьма щекотливые вопросы. Например, есть ли у меня лицензия на ношение оружия и куда я смотрел, приобретая штаны и куртку, которые на мне не сходятся.

— Ты засек видеокамеру? — заволновался Питт.

— Целых три. И сильно подозреваю, что это далеко не все.

— Ты не мог бы незаметно передать мне мой любимый кольт? — попросил Питт. — Не хотелось бы соваться в осиное гнездо с голыми руками.

— Сейчас попробую. — Джордино поднялся по сходням на палубу, как бы невзначай зацепив при этом ногой корзинку с тряпьем, под которым лежал револьвер. Корзинка опрокинулась, и итальянец ловко отфутболил оружие к борту, за которым укрывался Питт. — Держи! Нет, чуть правее. Есть!

Высунувшаяся из воды кисть слепо зашарила по доскам и сомкнулась наконец на ребристой рукояти кольта.

— Ты настоящий друг, старина! — с чувством произнес Питт. — И я готов набить морду всякому, кто посмеет утверждать обратное.

— Если услышу выстрелы, мы с Ромбергом тут же бросимся навыручку, — пообещал Джордино. — Но ты все-таки постарайся не нарываться. Шесть пуль в барабане против автоматного рожка — это даже хуже, чем паршивая двойка против четырех тузов. С таким раскладом только блефовать и остается.

— На пару с Ромбергом вы наверняка обратите в бегство целую армию, — рассмеялся Питт. — Представляю себе это зрелище! Но будем надеяться, что до драки дело не дойдет. Я только одним глазком гляну, и тут же обратно. Если все пройдет нормально, сразу отваливаем и вызываем морскую пехоту. Мы люди не жадные, можем и поделиться лаврами.

Легкий всплеск за бортом свидетельствовал о том, что он отправился осуществлять свой рискованный замысел. А итальянец, тяжело вздохнув, повернулся и побрел назад в караульное помещение. Там он расстегнул снятую с охранника кобуру, достал из нее внушительных размеров «Магнум-357», повертел в руках, засунул обратно, сел перед телевизором и приготовился к терпеливому ожиданию.

* * *

Спрятав кольт в водонепроницаемый пластиковый мешок на поясе гидрокостюма, Питт ушел под воду и вскоре вновь приблизился к открытому люку. Движущуюся ленту давно демонтировали — вероятно, при ликвидации предприятия, — иначе он вообще не сумел бы туда пролезть. И все равно туннель оказался слишком узок для такого крупного мужчины, как Дирк, и продвигаться по нему приходилось ползком и очень медленно. Баллон со сжатым воздухом на спине тоже не добавлял комфорта. Единственный источник света остался позади, да и тот был почти полностью перекрыт его собственным телом. Впрочем, даже такого слабого освещения пока хватало, чтобы избегать препятствий в виде проржавевших стояков, к которым когда-то крепились валики транспортера.

Подземный коридор уходил в глубь возвышенного берега, поднимаясь под едва ощутимым уклоном, пока наконец не сравнялся с уровнем воды в затоне. С облегчением выбравшись на сухое место, Питт скинул мешавший баллон, снял маску и пополз дальше гораздо быстрее и увереннее, чем в начале пути. Теперь его больше беспокоило, как бы не нарваться на ядовитую змею, которые часто находят себе убежище в заброшенных шахтах, высохших колодцах и темных сырых туннелях. Не имея пространства для маневра, он мог избавиться от опасной соседки, либо пристрелив ее, либо размозжив голову рукояткой револьвера. В первом случае он рисковал привлечь внимание охраны, во втором — заработать смертельно ядовитый укус. Ни тот, ни другой вариант Питта, естественно, не устраивал. Сильнее всего, однако, тревожила его неотступная мысль о том, что в конце туннеля его ожидает такой же люк, как в стене пирса, только задраенный снаружи. Тогда придется выползать обратно ногами вперед — развернуться в столь узком проходе смог бы разве что пятилетний ребенок. Но игра стоила свеч, и он готов был рискнуть даже при минимальных шансах на выигрыш.

Запретив себе вспоминать о стертых в кровь ладонях и подушечках пальцев, Питт упорно продвигался к намеченной цели. Будь на его месте другой человек — более впечатлительный или обладающий богатым воображением, — ему могли бы померещиться в темноте какие-нибудь жуткие твари или злобные монстры, но Дирк, никогда не питавший склонности к извращенным фантазиям, замечал вокруг себя только остатки креплений, выступающих из холодного, сочащегося влагой бетона.

Коридор начал постепенно расширяться, и вскоре Питт получил возможность встать на четвереньки. Впереди замаячил тусклый свет. Еще десяток ярдов, и он вывалился из прохода на дно вместительного бункера, стены которого уходили ввысь раструбом огромной четырехугольной воронки и терялись во мраке. В стене напротив зияло полукруглое отверстие около четырех футов в поперечнике. Сквозь него пробивался свет и доносились неясные голоса. Проем располагался на высоте около семи футов. Питт, пошатываясь от усталости, поднялся на ноги, заткнул револьвер за пояс, подтянулся на руках и заглянул через край.

В ноздри ему ударила ужасающая смесь запахов гнили, плесени и давно не мытых человеческих тел. Гул голосов слышался теперь намного отчетливее, но говорили не по-английски. С внешней стороны проема вплотную к нему примыкала наклонная эстакада высотой примерно в двенадцать футов, а внизу находилось довольно большое подвальное помещение без окон, освещенное единственной электрической лампочкой под потолком.

Сидя, стоя и лежа прямо на цементном полу или прислонившись к никогда не ведавшим знакомства со штукатуркой кирпичным стенам, теснились плечом к плечу более трехсот мужчин, женщин и детей китайской национальности. Грязные, истощенные, утратившие человеческий облик и ко всему безучастные, они поразительно походили на узников нацистского концлагеря перед отправкой в газовую камеру. На изможденных лицах лежал отпечаток неимоверной усталости и покорности судьбе. Охранников Питт не заметил, да и нужды в них не было — выход из подвала, где раньше размещался то ли цех по переработке, то ли склад готовой продукции, надежно преграждала тяжелая дубовая дверь.

Сердце американца сжималось от жалости при виде этой толпы обездоленных, заранее обреченных на смерть или рабское существование алчными мерзавцами, готовыми ради наживы преступить все людские законы и небесные заповеди. Скрежет ключа в замочной скважине заставил его повернуть голову в сторону двери. Она со скрипом отворилась, и охранник в камуфляжной форме — точно такой же, какая была на стороже у причала, — грубо втолкнул в помещение мужчину средних лет со связанными за спиной руками. Тот споткнулся на ступенях и упал ничком, больно ударившись лицом и грудью. По ушам резанул пронзительный женский крик. Молодая миловидная китаянка с расширенными от ужаса глазами метнулась к упавшему — вероятно, мужу или брату, — но сопровождавший ее второй секьюрити, не позволив даже переступить порог, заломил ей руку и куда-то потащил. Дверь с глухим стуком захлопнулась. Мужчина с перепачканным кровью из разбитого носа лицом кое-как поднялся, бросился к двери и с отчаянием приговоренного принялся пинать ее ногами, что-то выкрикивая по-китайски, — должно быть, умоляя надсмотрщиков не разлучать его с женщиной.

Позабыв о собственной безопасности, Питт подтянулся на руках, выбрался на эстакаду, перемахнул через ограждение и спрыгнул в подвал. Он приземлился на крошечный пятачок свободного пространства, разделяющий двух женщин. Те испуганно шарахнулись в стороны, натыкаясь на соседей и заставляя их, в свою очередь, потесниться. По морю спрессованных человеческих тел прошла легкая рябь, как от брошенного в воду камешка. Десятки пар глаз с любопытством уставились на странного пришельца, но никто не осмелился выразить протест, остановить его или задать вопрос. Судя по реакции, их так запугали, что теперь они боялись даже рот открыть без крайней необходимости.

Но Питт пока не собирался извиняться или кому-то что-то объяснять. Бесцеремонно расталкивая узников, он протиснулся к выходу, одним взмахом ножа перерезал веревки, стягивающие руки несчастного, мягко отстранил его и прижался ухом к двери. Уловив обрывок фразы — очевидно, охранники еще не ушли и о чем-то разговаривали, — он тут же выпрямился, вытащил кольт и начал выстукивать морзянку. Тире, четыре точки, два тире — общепринятый позывной международных авантюристов всех мастей, обозначающий дружеские намерения. Дерзкие действия Питта уже со второй попытки увенчались успехом. Секьюрити, равнодушно игнорировавших стук и мольбы разлученного с женой супруга, заинтриговала сменившая их рваная барабанная дробь, в которой угадывалось что-то знакомое.

Снова провернулся ключ в замочной скважине, и дверь отворилась, только на этот раз за нею стоял Питт. Охранник с дубинкой в руке ворвался в камеру, схватил за грудки бедного мужа и принялся трясти, как спелую грушу. В дверном проеме показался второй надсмотрщик, еще не успевший отвести женщину в другое место. Рывком вздернув ей руки за спиной, он заставил пленницу опуститься на колени и злобно прорычал по-английски:

— Переведи этому тупому ублюдку, что он не получит назад своей благоверной, пока не заплатит еще десять тысяч зеленых. Больше я повторять не намерен!

Питт сделал шаг вперед и с размаху нанес рукояткой револьвера сильнейший удар в висок первому секьюрити. Тот медленно разжал руки, выпустил жертву и, не издав ни звука, повалился на ступеньки. Не дожидаясь, пока его напарник опомнится, Питт выступил из-за двери и навел ствол кольта прямо ему в лоб.

— Не хотелось бы вмешиваться в посторонние дела, милейший, — заговорил Дирк скучным голосом, — но в данном случае налицо неоспоримый факт незаконного отчуждения не принадлежащей вам собственности, чего я никак не вправе допустить.

Охранник с отвалившейся челюстью и выпученными глазами безмолвно выслушал монолог невесть откуда взявшегося странного типа в черном гидрокостюме, но не очень понял, о чем тот толкует.

— Да кто ты такой?! — заорал он, немного очухавшись от первого потрясения.

— Полномочный представитель ваших пленников, официально назначенный для надзора за соблюдением их прав и интересов, — сообщил Питт с вежливой улыбкой на губах. — Отпусти девушку, урод! — рявкнул он, мгновенно сменив тон.

Но секьюрити оказался не из пугливых. Отпрянув назад, он неуловимым кошачьим движением перехватил горло пленницы «на ключ» и приказным тоном потребовал:

— Брось пушку, или я сломаю ей шею!

Питт с сожалением вздохнул, шагнул к несговорчивому охраннику и приставил дуло револьвера к его левому глазу.

— Только попробуй, — пригрозил он, — и я превращу в желе твои глазные яблоки. Будешь до конца дней своих ходить в черных очках и с палочкой. Как тебе нравится такая перспектива?

Китаец сразу сообразил, что оказался в заведомо проигрышной ситуации, но сдаваться пока не собирался. Он окинул быстрым взглядом пустынный коридор и медленно ослабил захват, одновременно потянувшись свободной рукой к кобуре. Его неуклюжий маневр не мог, разумеется, ускользнуть от внимания Питта, не упускавшего из виду ни одного движения противника.

— Весьма неосмотрительный шаг, приятель, — пробормотал он, оскалив зубы в волчьей усмешке и с силой ткнув стволом в глаз секьюрити. Тот истошно завопил, выпустил девушку и схватился обеими руками за пострадавшую глазницу.

— Я ничего не вижу! — стонал он, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, как спятивший маятник. — Ты вышиб мне глаз, ублюдок!

— Ни хрена с твоим глазом не случилось, — с сожалением проворчал Питт, пинком вталкивая его в подвал; освободившейся пленнице персонального приглашения не потребовалось: она первой ринулась в камеру и повисла на шее мужа, захлебываясь от рыданий и осыпая поцелуями его окровавленное лицо. — Походишь недельку с синяком, потом рассосется.

Прикрыв дверь, Питт проворно отобрал у охранников два увесистых «магнума» и тщательно обыскал обоих. Тот, которого он саданул по башке, оказался также счастливым обладателем засунутого сзади за пояс автоматического пистолета тридцать второго калибра, второй — десантного ножа, спрятанного за голенищем. Прикинув на глаз размеры их униформ, он остановил свой выбор на камуфляжке второго. Уступая Питту в росте почти на голову, он практически соответствовал по всем прочим параметрам. Утративший всю волю к сопротивлению, временно одноглазый безропотно разделся и позволил связать себе руки за спиной своим же ремнем. Быстро переодевшись, Питт обратился к безмолвно взирающей на происходящее толпе:

— Кто-нибудь из вас говорит по-английски?

Люди зашевелились, и через некоторое время к нему протиснулись двое: пожилой мужчина с длинной белой бородой и симпатичная женщина лет тридцати пяти.

— Мы с отцом хорошо знаем английский, — сказала она. — Мы сами преподавали его в Пекинском университете.

— Вот и отлично, — обрадовался Питт, жестом указывая на охранников. — Переведите всем, что эту парочку нужно хорошенько связать, заткнуть им рты и спрятать где-нибудь в самом дальнем углу. Вы меня поняли?

Отец и дочь согласно кивнули.

— Поняли и все сделаем, как вы сказали, — заверил старик.

— И это тоже запихните подальше, — добавил Питт, пнув ногой свой гидрокостюм. — Теперь перейдем к более насущным проблемам. Если не ошибаюсь, дело обстоит следующим образом: всех вас привезли сюда, загнали в подвал, держат впроголодь и плохо обращаются, пытаясь выбить дополнительные деньги за доставку в Соединенные Штаты, помимо тех, что вы уже заплатили. Я ничего не упустил?

— Вы совершенно правы, господин, — подтвердила женщина. — Мы отдали все свои сбережения «Шэнь Цинь маритайм лтд» в надежде на лучшую жизнь, но были подло обмануты. Нам обещали отдельные каюты, но везли сюда в жутких условиях, в тесноте и вони, почти без пищи и воды. Слава богам, никто не умер, но многие больны и сильно истощены. И это еще не самое страшное. Вскоре после того, как нас привели в подвал и заперли, пришел какой-то человек и объявил, что отныне все мы принадлежим американской триаде Дракона. Что те из нас, у кого остались деньги, могут откупиться и получить свободу, а остальные попадут в пожизненное рабство или будут убиты.

— Скажите им, пусть потерпят еще немного. Помощь уже на подходе.

Вряд ли его последние слова могли кого-нибудь заметно одушевить, но ничего более конкретного Питт этим людям предложить пока не мог. Оглядев свое новое одеяние, он не удержался от смеха. Из-под коротких штанин выглядывали носки и еще около дюйма голых щиколоток, а рукава куртки едва дотягивали до запястий. Рассовав по карманам конфискованное оружие и заткнув за пояс верный кольт, Питт застегнулся на все пуговицы и направился к двери. Уже стоя на пороге, он обернулся и вскинул над головой сжатый кулак в знак ободрения остающимся. Несмотря на дистрофичный вид, китайцы оказались довольно шустрыми и понятливыми: пока он общался с переводчиками, они туго спеленали обоих охранников, затолкали им в рот какие-то грязные тряпки и уволокли в темноту. Одобрительно кивнув, Питт выскользнул из подвала и запер за собой дверь.

Слева коридор заканчивался средних размеров залом, до потолка забитым сломанной мебелью и явно устаревшим офисным оборудованием. Соваться туда не имело смысла, и Питт повернул направо. Дойдя до конца и поднявшись по лестнице на первый этаж, он очутился в начале длинного прохода, по обе стороны которого тянулись позеленевшие от времени огромные медные чаны для варки сиропа из тростника. Пройдя цех насквозь, Питт снова свернул направо и попал на площадку узкой винтовой лестницы с ребристыми железными ступеньками. Отсюда открывался прекрасный вид на возвышенную платформу длиной около сотни ярдов и проложенные вдоль нее рельсы. Ближний конец колеи упирался в сложенный из бетонных блоков тупик, а дальний уходил в распахнутые настежь деревянные ворота. На небольшой асфальтированной площадке рядом с воротами стояли бок о бок два длинных белых лимузина, похожие друг на друга, как однояйцевые близнецы. Их водители о чем-то беседовали, но прекратили разговор, чтобы поглазеть на приближающийся тепловоз с тремя крытыми вагонами для перевозки скота, окрашенными в бело-голубые цвета железнодорожной компании «Южная Луизиана».

Предупредив о своем прибытии долгим гудком, состав плавно вкатился под своды терминала и остановился футах в двадцати от начала платформы. Выскочившие откуда-то двое охранников поспешно закрыли ворота и заложили их толстым дубовым брусом, служившим вместо засова. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы догадаться, к чему такие меры предосторожности и для кого предназначены эти вагоны. Одновременно на платформу высыпали более дюжины вооруженных китайцев в камуфляже и выстроились в цепочку вдоль состава. Питт понял, что до погрузки иммигрантов остались считанные минуты. Не пройдет и получаса, как их увезут, а вместе с ними уплывут и столь необходимые всем федеральным службам доказательства причастности «Шэнь Цинь маритайм лтд» к контрабанде людей и торговле «живым товаром». Усевшись на ступеньку, он обхватил голову руками и крепко задумался.

Между тем на платформу выгнали первую партию заключенных, и Питт с содроганием сердца узнал среди них отца и дочь — преподавателей английского из Пекина, которые такпомогли ему в подвале. Как только телячий вагон набивался под завязку, его запирали и переходили к следующему. Погрузка уже заканчивалась, а он по-прежнему пребывал в раздумьях и пока не пришел к однозначному решению.

Что же делать? Как предотвратить отправку трех сотен нелегалов неизвестно куда? Можно, конечно, на короткое время сорвать погрузку, затеяв стрельбу по охране, но чего он этим добьется? Даже если ему посчастливится, благодаря внезапности нападения, вывести из строя половину секьюрити, оставшиеся, придя в себя, быстренько изрешетят стрелка-одиночку автоматными очередями, и дальше все снова пойдет по расписанию, только уже без него. Вот если бы придумать способ задержать состав хотя бы на несколько часов...

Питт достал весь свой арсенал и разложил на ступеньках. Два «Магнума-357», его собственный кольт и карманный пистолет. Ножи не в счет. В общей сложности двадцать четыре патрона. Выщелкнув патрон из барабана трофейного револьвера, он внимательно осмотрел его и разочарованно покачал головой. Безоболочковые свинцовые пули со смещенным центром тяжести обладают колоссальной убойной силой: вонзаясь в тело человека или животного, они превращают в жуткое месиво кости и ткани и оставляют за собой выходное отверстие в десятки раз больше входного. Жертва, как правило, либо сразу погибает от болевого шока, либо быстро истекает кровью. Производство и применение таких пуль строжайше запрещено рядом международных соглашений, но преступникам и террористам плевать на конвенции.

Питт со вздохом вернул пулю на место. Для претворения в жизнь задуманного им плана она не очень годилась, но при удачном попадании тоже могла привести к желаемому результату. Однако всерьез он мог рассчитывать только на родной кольт, заряженный стандартными патронами с двенадцатиграммовыми пулями, имеющими гораздо более высокую начальную скорость и проникающую способность благодаря «рубашке» из железоникелевого сплава. Но хватит ли ему столь ограниченного запаса, чтобы вывести из строя дизель или электрогенератор локомотива?

Питт снова вздохнул, встал на колени, взялся обеими руками за рукоятку кольта, тщательно прицелился и открыл огонь.

37

Джулия не имела даже отдаленного представления о том, сколько времени она провела без сознания. Последним, что она запомнила, было лицо склонившейся над ней с заполненным какой-то розовой жидкостью шприцем в руках изумительно красивой женщины в красном шелковом платье в обтяжку с длинными разрезами вдоль бедер. Перед этим с нее сорвали блузку и бюстгальтер, стащили шорты, бесцеремонно обыскали, отобрали рацию, пистолет и нож, надели наручники и швырнули на кушетку. А дальше — полный провал.

Очнувшись, Джулия сразу почувствовала нестерпимо острое жжение во всем теле — как будто вместо крови по ее жилам циркулировал расплавленный металл. Закусив губу, чтобы не закричать, она с трудом разлепила налитые свинцовой тяжестью веки. В голове немного прояснилось, и она обнаружила, что ее запястья и лодыжки закованы в наручники, соединенные между собой толстой железной цепью, опоясывающей талию и пропущенной сквозь пробой засова в верхней части массивных деревянных ворот. Туго натянутая цепь не позволяла ногам девушки касаться пола, и от вывернутых плечевых суставов и кистей разливалась тягучая волна боли. Судя по обстановке, она находилась в каком-то полуподвальном помещении. Свет в него проникал через забранное решеткой маленькое окошко в дальней стене, расположенное под самым потолком. Здесь было темно и сыро, но насыщенная влагой атмосфера холодила кожу, несколько умеряя жалящую ярость жидкого огня, терзающего кровеносные сосуды Джулии. Еще одним открытием стало почти полное отсутствие одежды. За исключением узкой кружевной полоски трусиков, на ее теле не осталось ни единого клочка ткани.

Внезапно вспыхнувший яркий свет заставил Джулию на мгновение зажмуриться. Когда она снова открыла глаза, то увидела прямо перед собой настольный светильник под старомодным абажуром, а рядом с ним сидящую по-турецки в большом кожаном кресле ту самую женщину, делавшую ей укол. На губах ее играла змеиная усмешка, от которой Джулию бросило в дрожь. Безупречно правильные черты лица несли отпечаток евроазиатского происхождения. Стройную мускулистую фигуру с высокой грудью и тонкой талией нисколько не портили даже широкие плечи и сравнительно узкие бедра. Великолепные черные волосы ниспадали на спину волнистым каскадом. Профессионально наложенный макияж и покрытые бесцветным лаком необычайно длинные ногти придавали внешности полукровки дополнительную пикантность и какой-то особенный, присущий только ей одной шарм. Но более всего потряс и поразил Джулию пристальный взгляд ее разноцветных глаз — черного и светлосерого. Удивительное сочетание, производящее прямо-таки гипнотический эффект. Такое крайне редко встречающееся генетическое отклонение врачи-окулисты называют гетерохромией.

— Привет, — небрежно бросила женщина. — Добро пожаловать обратно в реальность.

— Кто вы такая? — прошептала Джулия непослушными губами.

— Меня зовут Чинь Мэй. Я работаю на триаду Дракона.

— Не на Шэнь Циня? — удивилась девушка.

— Нет, — односложно ответила Чинь.

— Чем вы меня накачали? — возмущенно спросила Джулия. — Наркотиками? Зачем? Я и так никуда бы не делась. Это называется неспортивное поведение!

— А когда вы вкалывали снотворное Чжу Ванлинь, это было спортивное поведение? — насмешливо прищурилась полукровка. — Где она, кстати?

— Понятия не имею, — огрызнулась Джулия. — Но точно знаю, что с ней обошлись намного гуманней, чем со мной.

Чинь Мэй прикурила длинную тонкую сигарету от изящной золотой зажигалки и выпустила струйку дыма прямо в лицо пленнице.

— О гуманизме мы с вами побеседуем как-нибудь в другой раз, — сказала она, — а пока давайте продолжим наш прерванный разговор.

— Какой разговор? — растерялась девушка. — Я что-то не припомню... Мы раньше вроде бы никогда не встречались...

— Конечно, не помните, — хищно усмехнулась полукровка. — Новейшая сыворотка правды, разработанная в секретных лабораториях русских спецслужб. Один укол низводит интеллект допрашиваемого на уровень пятилетнего ребенка и обращает кровь в соляную кислоту. Фигурально выражаясь, разумеется, но ощущение такое, будто по венам течет вулканическая лава. Да что я вам рассказываю? — спохватилась она. — Вы ведь и сейчас должны испытывать нечто подобное, хотя прошло уже несколько часов и интенсивность реакции значительно снизилась. Так вот, комбинация безотказная, смею вас уверить! Клиент ничего не соображает от дикой боли, ему кажется, что он поджаривается изнутри на медленном огне, да еще вдобавок лишен возможности логически мыслить. В таком состоянии даже хваленый Джеймс Бонд не смог бы отказаться от ответов на самые интимные вопросы. Между прочим, раздевала и обыскивала вас я — это так, к сведению, чтобы вы не чувствовали себя жертвой мужского шовинизма. Вы ловко припрятали свой арсенал — большинству мужчин и в голову бы не пришло искать пистолет в трусиках, а нож — под мышкой. Но я, будучи женщиной, не постеснялась заглянуть и туда. С рацией, правда, вы прокололись: она нашлась именно там, где я и рассчитывала.

— Вы не китаянка, — медленно проговорила Джулия; это был не вопрос, а утверждение.

— Я американка, — любезно сообщила Чинь. — Китаянкой была моя мать, а отцом — британский матрос. Я родилась в портовых кварталах Сан-Франциско.

В этот момент в помещение вошел Вунь Ки в сопровождении еще одного мужчины, лицевые характеристики которого также выдавали смешение белой и желтой расы. Они остановились перед подвешенной на цепи Джулией, пожирая ее обнаженное тело похотливыми взорами. Худое и бледное лицо Вуня резко контрастировало с покрытой густым слоем загара физиономией спутника.

— Отлично сработано, дорогая Мэй, — обратился Вунь к женщине, потирая руки; его маленькие глазки маслянисто поблескивали. — Ты вытянула из этой наглой сучки массу полезнейшей информации. Сведения о том, что мисс Ли работает в тесном контакте с Береговой охраной, позволили нам не только засечь их корабль, который прячется в прибрежных зарослях неподалеку от пристани, но и подготовиться к визиту непрошеных гостей. Пока они колеблются и выжидают, но рано или поздно обязательно нагрянут. Вот только клетку найдут уже опустевшей и, как всегда, будут крайне разочарованы.

— Еще пятнадцать минут, и во всем комплексе не останется ни одного человека, кроме тупоголового придурка в будке у причала, который все равно ничего не знает, — подтвердил вошедший вместе с Вунем мужчина, не отрывая от пленницы пристального взгляда черных и пустых, как у стервятника, глаз с колючими льдинками зрачков. Его длинные черные волосы, перевязанные сзади в «конский хвост» красной шелковой ленточкой, доходили до лопаток. Отмеченное печатью всех существующих пороков лицо выдавало в нем прожигателя жизни, неисправимого бабника и завсегдатая казино Лас-Вегаса. Туго натянутая кожа, испещренная множеством едва заметных шрамиков под скулами и подбородком, свидетельствовала о неоднократных косметических подтяжках. Несмотря на внешнюю моложавость и ухищрения пластических хирургов, с первого взгляда было понятно, что полувековой рубеж для него давно пройденный этап. И скрыть этот печальный факт не могли ни ослепительная фарфоровая улыбка, ни супермодные тряпки в стиле голливудского плейбоя. Подойдя вплотную к Джулии, он сладострастно провел рукой по ее груди, затем грубо схватил за волосы и задрал ей голову. — Меня зовут Джек Лу, куколка! — прошипел он. — Отныне ты принадлежишь мне.

— Я никому не принадлежу! — запальчиво выкрикнула Джулия, морщась от боли.

— Ты ошибаешься, крошка, — ласково поправил ее Вунь Ки — Тебя ведь, считай, уже не существует. Господин Шэнь распорядился отправить тебя на тот свет незамедлительно, но мистер Лу сделал мне предложение, от которого нельзя было отказаться, и я приказал отсрочить приведение приговора в исполнение. Хотя не стану скрывать, что получил за это кругленькую сумму.

— Выходит, ты меня продал? — изумилась девушка. — Продал этой молодящейся обезьяне?! Да ты больной, Вунь, тебе лечиться надо!

— Ничего подобного! — убежденно возразил китаец; как показалось Джулии, даже с некоторой обидой в голосе. — Всего лишь обычная сделка между давними деловыми партнерами. Товар есть товар, а спрос всегда порождает предложение. «Шэнь Цинь маритайм лтд» экспортирует, триада Дракона, в которой мистер Лу занимает очень высокое положение, импортирует. И не так уж важно, что составляет предмет экспорта-импорта — обувь и детские игрушки или оружие, наркотики и люди. «Драконы» с удовольствием покупают все, что мы ввозим в Америку, а они в свою очередь поставляют нам дорогие автомобили, яхты, деликатесы, марочные вина, высокие технологии, кредитные карточки, фальшивые доллары, чистые бланки документов и многое, многое другое.

— Все краденое! — презрительно фыркнула Джулия.

— Ну и что? — равнодушно пожал плечами гангстер. — Зато все довольны, все в плюсе, а континентальным коммунистическим бонзам вдвойне приятно кататься на западных «кадиллаках», «мерседесах» и гоночных яхтах, зная о том, что они экспроприированы у подлых империалистов. — Он неожиданно, без всякого предупреждения, дернул девушку за волосы с такой силой, что она вскрикнула, и злобно пролаял ей прямо в ухо: — Это тебе за «молодящуюся обезьяну», шлюшка! Жаль, у меня сейчас времени нет, не то я научил бы тебя быть вежливой со своим хозяином. — С этими словами Лу без стеснения запустил руку ей в трусики, со знанием дела ощупал тугие ягодицы и расплылся в плотоядной ухмылке. — Товарец что надо, а ты продешевил, Вунь, — подмигнул он нервно облизывающему пересохшие губы партнеру. — Ну ничего, до Нового Орлеанадорога неблизкая, а в моем лимузине достаточно места, чтобы преподать этой непокорной девке пару запоминающихся уроков. Ставлю пятьсот баксов, что сумею за время пути обучить ее хорошим манерам. — Открыв замок переданным ему Чинь Мэй ключом бандит освободил Джулию от цепей, но не от наручников, подтолкнул к двери и бросил ей вслед: — Мы поиграем с тобой в школу, деточка. Ты будешь ученицей, а я учителем. Моя указка вся дрожит от нетерпения — так ей хочется поскорее приступить к занятиям!

— Вы за это заплатите! — не оборачиваясь, пригрозила девушка, прекрасно понимая, что слова ее — пустой звук. — Я федеральный агент Правительства Соединенных Штатов. Если вы меня убьете, мои коллеги не успокоятся, пока не отправят вас на электрический стул. — Ею овладел внезапный приступ головокружения, руки и ноги свело судорогой, колени подогнулись, и, если бы не подоспевший подхватить ее Джек Лу, Джулия могла сильно разбиться, ударившись о цементный пол. Слабость мгновенно улетучилась, едва она вновь почувствовала прикосновение потных от вожделения ладоней гангстера к своей обнаженной груди. — Убери свои грязные лапы, подонок! — закричала она, вырвавшись из его объятий; щеки ее пылали от стыда, но в глазах читалась мрачная решимость отстаивать свою честь и достоинство до конца, каким бы он ни был. — И побереги свою указку, педагог недоделанный, а то как бы не сломалась ненароком!

Вунь Ки от души расхохотался.

— А ведь я тебя предупреждал, Джек, что эта стерва — та еще штучка, — проговорил он, захлебываясь от смеха. — Лично я предпочел бы переспать с дикой кошкой, но ты ведь не привык прислушиваться к добрым советам. А ты, дурочка, лучше попридержи свой поганый язык, — обратился он к Джулии, прижавшейся спиной к двери. — Никто тебя не выручит, и никто за тебя не заступится. Между прочим, ты сама виновата. Надо же такому случиться: два десятка лучших агентов господина Шэня усердно ищут мисс Ли и ее любовника Питта по всей стране, а она сама к нам пожаловала! Вот ты скажи, за каким дьяволом ты сюда полезла? Нет, мне просто любопытно, чисто по-человечески.

— Я совершила ошибку, — нехотя признала Джулия.

Вунь согласно кивнул.

— Вот именно! — наставительно произнес он, подняв вверх указательный палец. — Безрассудство и импульсивность — не самые подходящие качества для федерального агента. Голова на то и дана че...

Замолчав на полуслове, китаец настороженно прислушался. Откуда-то из глубины здания доносились приглушенные звуки, подозрительно напоминающие выстрелы. Он вопросительно посмотрел на Джека Лу, тот пожал плечами и выхватил из кармана трубку мобильного телефона.

— Что там за перестрелка? — рявкнул он. — Кто атакует? Федералы?

— Никак нет, мистер Лу, — ответил начальник службы безопасности, сидящий перед мониторами видеокамер слежения. — Все подходы чисты, никто на нас не нападает, а огонь одиночными выстрелами ведется со стороны винтовой лестницы в начале грузовой платформы. Похоже, там засел какой-то псих-одиночка. С нашей стороны потерь нет, контингент успел рассредоточиться по укрытиям, а он все палит и палит, непонятно в кого. Жду ваших указаний.

— Потерь нет, говоришь? — уточнил гангстер.

— Так точно, — бодро заверил его старший охранник. — Сейчас мы постараемся его выкурить.

— Действуй! — приказал Лу. — Только оставайся на связи и держи меня в курсе. — Не успело прозвучать последнее слово, как стрельба прекратилась. — Что случилось? — обеспокоенно спросил он, снова прижав к уху мобильник.

— Кажется, мои парни его подстрелили, — доложил секьюрити. — Я отправлю двоих посмотреть, что с ним случилось.

— Хотел бы я знать, кто он такой? — пробормотал Вунь Ки, задумчиво теребя нижнюю губу.

— Скоро узнаем, — проворчал бандит; шагнув к двери, он ловко подхватил Джулию, без видимых усилий — как обыкновенную подушку, — взвалил ее на плечо и обернулся к Вуню: — Счастливо оставаться, старина. Мы провернули неплохое дельце, но я настоятельно рекомендую тебе подыскать новую базу. Эти развалины безнадежно засвечены.

— Сам знаю, — безмятежно ответил китаец. — Будь спокоен: не пройдет и трех дней, как мы введем в действие один из законсервированных до времени комплексов, и у федералов опять прибавится хлопот. «Шэнь Цинь маритайм лтд» им не по зубам! — добавил он с самодовольной усмешкой. — Я тебя позже извещу, куда присылать людей.

Вунь Ки покинул подвал первым. За ним следовал Джек Лу с закованной в наручники девушкой, перекинутой через левое плечо, а замыкала процессию гибкая и изящная Чинь Мэй, похожая на королеву в изгнании. Но не успели они преодолеть и половины длинного коридора, как мобильник гангстера разразился заливистой трелью.

— Ну, что там у вас опять? — недовольно буркнул он в микрофон.

— От нашего агента-наблюдателя в приходе святой Марии только что поступило срочное сообщение. У входа в затон Тиче замечена целая флотилия кораблей Береговой охраны. Другой агент докладывает, что минуту назад над Морган-Сити в нашем направлении прошли два десантных вертолета с опознавательными знаками ВВС США.

— Сколько им сюда добираться? — отрывисто спросил Лу.

— Минут двенадцать — пятнадцать, босс. Вертушкам, я имею в виду, — уточнил начальник охраны. — А кораблям — тем около часа потребуется.

— Приказываю начать экстренную эвакуацию, — моментально отреагировал бандит. — План тебе известен, можешь приступать.

— Так точно, босс, приступаю, — откликнулся секьюрити и отключил связь.

— Нам хватит трех минут, чтобы разместиться в лимузинах и убраться отсюда, — заметил Лу, перекладывая Джулию с левого плеча на правое.

— Вполне достаточно, чтобы удалиться на безопасное расстояние, — согласился Вунь.

Они свернули к выходу на галерею, расположенную над платформой, но не успели сделать и нескольких шагов, как до их ушей донеслись возмущенные голоса и крики. Затем шум прекратился, и наступила зловещая тишина. Вунь Ки замер как вкопанный, словно наткнувшись на невидимое препятствие, и настороженно прислушался. Он не сразу сообразил, чем вызвано беспричинно нахлынувшее предчувствие неминуемой катастрофы, а когда понял, что произошло, все внутри него похолодело, оборвалось и покатилось в бездонную пропасть. Дизель локомотива, который должен был работать на холостом ходу, почему-то молчал.

Смертельно побледнев, китаец сорвался с места и бегом устремился к галерее. Он уже примерно догадывался, что увидит, и открывшаяся взору картина лишь подтвердила его худшие опасения. Тепловоз не подавал признаков жизни, если не считать голубоватого дымка, тянущегося из дюжины пулевых пробоин в панелях дизеля и кожухе электрогенератора. Над ними склонились машинист и двое его помощников. Лица их выражали озабоченность и недоумение. Охранники-"драконы", первыми почуявшие, что пахнет жареным, спешно грузились в крытый фургон, припаркованный на стоянке за воротами. На глазах у потрясенного Вуня последний из них неуклюже перевалился через задний борт и скрылся в глубине кузова. Водитель, не дожидаясь команды, дал полный газ, и грузовик, стремительно набирая скорость, выкатился за ограду.

— Крысы паршивые! — досадливо плюнул им вслед Джек Лу, больше недовольный тем, что его опередили.

В конце концов, секьюрити всего лишь исполнили им же отданный приказ о срочной эвакуации. Впрочем, он быстро утешился, увидев на стоянке свой лимузин и спокойно сидящего за рулем водителя. Водитель второго автомобиля; принадлежащего Вунь Ки, в отличие от коллеги, демонстрировал нездоровый ажиотаж: едва завидев на галерее своего босса, он выскочил из машины, что-то взволнованно выкрикивая и размахивая руками.

Джек появился на свет в Лос-Анджелесе. Мать его, чистокровная ирландка из богатой семьи, без памяти влюбилась в молодого китайца, эмигрировавшего в Штаты во времена бума, наступившего после окончания Великой депрессии. Чтобы выйти замуж за любимого, ей пришлось сбежать из дому и укрыться в китайском квартале. Но счастье оказалось недолговечным. Она умерла при родах, подарив мужу сына и наследника и не подозревая о том, что ее суженый не простой докер, а полномочный представитель организованной преступной группировки, называющей себя триадой Дракона и делающей тогда первые шаги по проникновению на Североамериканский континент. Единственный сын и всеобщий баловень, Джек Лу вырос в богатстве и роскоши. Любое его желание незамедлительно исполнялось. Хитрый и порочный от природы, он вполне сознательно уговорил отца приобщить его к делам синдиката, а после его смерти занял место папаши и стал одним из самых влиятельных главарей мафиозных структур Западного побережья.

Считая себя американцем по праву рождения, Лу-младший свысока относился к чистокровным китайцам, а хлынувших в США вскоре после войны иммигрантов вообще не считал за людей, хотя именно они стали со временем главным источником дохода как для него самого, так и возглавляемого им преступного сообщества. Будучи непомерно высокого мнения о своих деловых способностях, он презирал не только выскочку Вуня, но и его хозяина. Правда, последнего втайне побаивался, но не слишком, чувствуя за собой поддержку организации, владевшей совокупным капиталом, намного превосходящим активы созданной Шэнем империи. И когда Джек обратил наконец внимание на обездвиженный локомотив и уразумел, хотя и с большим запозданием, что три сотни пар рабочих рук, запертые в телячьих вагонах, и контрабандный груз оружия и героина стоимостью в тридцать миллионов долларов вот-вот уплывут у него из-под носа и попадут в лапы Службы иммиграции и натурализации и таможенников, он, недолго думая, вознамерился умыть руки и свалить вину за убытки на партнера. С детства привыкнув действовать нахрапом, недальновидный гангстер и в мыслях не допускал, что поступает крайне неосмотрительно и рискует собственной головой, бросая вызов Шэню.

— Должен тебе сказать, мой друг, — толкнул он в бок застывшего с окаменевшим лицом Вуня, — что все это мне чрезвычайно не нравится. — Товар я не получил и вряд ли теперь получу, поскольку очень скоро здесь будет не продохнуть от федеральных агентов. Поэтому ставлю тебя в известность, что вынужден отказаться от сделки и возлагаю всю ответственность за ее срыв на мистера Шэнь Циня.

— Да что ты такое говоришь? — пораженно уставился на него сразу вышедший из оцепенения китаец. — Что ты несешь? Какая ответственность?

— Ну, если ты еще не понял, могу объяснить попроще, — пожал плечами Джек. — Триада Дракона не станет платить за этот груз, — кивнул он на застрявший у платформы состав. Нет товара — нет и денег. Се ля ви, как говорят французы.

— Ты не можешь так поступить! — горячо возразил Вунь. — Товар доставлен полностью и в срок, согласно договоренности. Здесь твоя территория, и за безопасность отвечаешь тоже ты. Ни мой господин, ни я сам не виноваты в том, что ты не смог ее обеспечить. Тебе просто жаль расставаться с деньгами, но с господином Шэнем такой номер не пройдет.

— Подумаешь! — презрительно сплюнул Лу. — Без содействия триады Дракона ему нечего делать в Соединенных Штатах. Без нас он беспомощен и бессилен, как слепой котенок. В его же интересах принять убытки на свой счет и не выступать.

— Господин Шэнь Цинь обладает намного большим могуществом, чем ты можешь себе представить, — попытался предостеречь бессовестного партнера Вунь. — Ты допускаешь серьезную ошибку, недооценивая его возможности. А ошибок он не прощает!

— Передай своему боссу, — ухмыльнулся бандит, — что Джек Лу его не боится. «Драконы» легко найдут себе других партнеров, ему же разрыв с нами обойдется слишком дорого. Я уверен, что мистер Шэнь достаточно мудр, чтобы принять правильное решение. Для него такая потеря — пустяк, не заслуживающий внимания; уже через неделю он с лихвой окупит все убытки.

Вунь Ки хорошо изучил характер своего господина и отлично знал, что грозит лично ему за допущенный промах. Убедившись, что взывать к здравому смыслу заупрямившегося сообщника бесполезно, он изменил тактику и попытался воздействовать на него с другой стороны. Это был удар ниже пояса — в буквальном смысле слова, — но китаец не видел другого способа обезопасить собственную шкуру.

— Если я правильно тебя понял, Джек, — заговорил он вкрадчивым голосом, — ты аннулируешь сделку в одностороннем порядке, так?

— Так, — подтвердил Лу.

— В таком случае, — вздохнул Вунь с притворной грустью, — я обязан потребовать возвращения мисс Ли, которая также является частью товара.

Лицо гангстера потемнело от ярости. Еще никто и никогда не осмеливался разговаривать с ним в таком тоне и выдвигать столь немыслимые требования. Он мог, конечно, просто послать нахала куда подальше, но элементарная логика подсказывала, что отказ повлечет за собой непредсказуемые последствия. Пройдоха Вунь исключительно ловко обратил против него его же аргументы! С сожалением покосившись на округлую попку и стройные ножки девушки, свисающие с его плеча, Джек натянуто рассмеялся и повернулся к китайцу.

— Ты абсолютно прав, старина, девка твоя. Жаль, конечно, что я так и не успел с ней покувыркаться, но дело есть дело. Ты, кажется, упоминал, что мистер Шэнь страстно желает ее смерти?

Вунь кивнул.

— Нам приказали расстрелять ее сразу после допроса. Если бы не ты...

Лу легко поднял Джулию над головой на вытянутых руках и бросил взгляд вниз.

— До рельсов футов тридцать, не меньше, — прикинул он вслух, многозначительно посмотрев на китайца. — Если я своими руками приведу приговор в исполнение, как ты думаешь, это послужит некоторым утешением мистеру Шэню за причиненный ему финансовый ущерб?

Вунь окинул задумчивым взором тянущиеся вдоль платформы рельсы и шпалы, засыпанные крупным гравием, и согласно наклонил голову.

— Полагаю, господин Шэнь может посчитать подобный дружеский жест достаточной компенсацией за понесенные убытки, хотя лично я ничего не гарантирую. Только давай побыстрее, мы и так уже непозволительно долго задерживаемся в этой дыре.

Джек напрягся, примериваясь, а Вунь Ки и Чинь Мэй отступили назад, затаив дыхание и с садистским вожделением ожидая развязки. Джулия пронзительно закричала. Никто из них не заметил бесшумно спустившегося по лестнице и остановившегося за их спинами высокого мужчину в униформе охранника.

— Весьма сожалею, но вынужден прервать вашу светскую беседу, леди и джентльмены, — вежливо произнес Питт, приставив дуло револьвера к затылку гангстера. — Заранее предупреждаю, что вышибу мозги всякому, кто вздумает хотя бы почесать нос.

Неожиданное появление на сцене нового персонажа произвело на всех присутствующих различное впечатление. Джек Лу вздрогнул и побледнел, но не двинулся с места. Ему еще ни разу не угрожали прострелить голову, зато сам он в свое время разнес вдребезги не один череп и очень хорошо представлял, как это выглядит со стороны. Чинь Мэй в ужасе отпрянула и прижалась спиной к перилам, глядя на незнакомца расширенными от страха глазами. Один только Вунь Ки проявил хладнокровие. Заложив руки за голову, он медленно повернулся и посмотрел на Питта с нескрываемым любопытством.

— А вы, собственно, кто такой? — спокойно осведомился китаец. — И откуда взялись?

Пропустив заданный вопрос мимо ушей, Питт обратился к Джеку.

— Сейчас же отпусти даму и сними с нее наручники! — Чтобы придать дополнительный вес своему требованию, он больно ткнул стволом в ямочку между шейными позвонками и основанием черепа бандита. — Считаю до трех!

— Не стреляйте! — испуганно вскрикнул Лу. — Пожалуйста, не надо стрелять, я все сделаю!

Он осторожно опустил девушку, с опаской косясь на незнакомца с кольтом в руке, затем вытащил из кармана ключ и разомкнул замки наручников. Освободившись от оков, Джулия из последних сил улыбнулась Питту и села прямо на пол, не в состоянии держаться на ногах. Ему хватило одного взгляда на ее окровавленные запястья и лодыжки, чтобы прийти в холодную ярость. Перехватив револьвер за ствол, он размахнулся и с такой силой врезал рукояткой по виску гангстера, что злополучного «дракона» отбросило к винтовой лестнице. Бесчувственное тело на мгновение зацепилось за край площадки, но не удержалось и покатилось вниз, с грохотом пересчитывая ступени. Питт проводил его сумрачным взглядом и вновь повернулся к Джулии.

— Дирк... слава богу... ты пришел! — сбивчиво шептала она, жадно вглядываясь в бесконечно дорогие и такие близкие глаза цвета морской волны. — Как... как ты меня нашел?

Питту больше всего на свете хотелось стиснуть ее в объятиях и осыпать тысячей поцелуев ее губы и измученное, бледное лицо без единой кровинки, но он не имел права оставлять без внимания двух других участников разыгрывающегося действа. В напряженной фигуре мужчины угадывалась смертельная угроза, как от свернувшейся кольцами и изготовившейся к броску кобры. Да и Чинь Мэй, чей босс и покровитель валялся сейчас у подножия лестницы — судя по его позе, со сломанной шеей, — терять тоже было нечего. Она смотрела на Дирка с такой всепоглощающей ненавистью, какой ему никогда не доводилось видеть в глазах женщины. Мысленно взяв на заметку, что за ней стоит приглядывать, Питт навел револьвер на китайца и соизволил наконец удовлетворить законное любопытство последнего:

— Кто я, не имеет значения, — сухо сказал он. — Будем считать, что я просто проходил мимо и зашел на огонек.

— Но вас зовут Дирк, не так ли? — не отставал Вунь. — А полное имя, случайно, не Дирк Питт?

— Грех отказываться от честного имени, которым меня окрестили родители, — усмехнулся Питт. — Однако любезность за любезность. Теперь ваша очередь.

— Мое имя Вунь Ки, а леди справа от вас зовут Чинь Мэй. Могу я узнать, как вы собираетесь поступить с нами?

— Вунь Ки, Вунь Ки, — наморщил лоб Питт. — Что-то знакомое. И где же я его раньше слышал?

Джулия, немного оправившись, на коленях подползла к нему и обняла сзади за талию, чтобы не стеснять движений любимого, если тому вдруг придется отстреливаться. Указав обвиняющим жестом на китайца, она заговорила с неожиданной страстью в голосе:

— Вунь — доверенное лицо самого Шэня. Не верь ни одному его слову, Дирк. Это он решает, кому из иммигрантов жить, а кому умереть. Он пытал меня на борту «Голубой звезды» и обрек на мучительную смерть в водах озера Орион!

— Да вы, оказывается, на редкость разносторонняя личность, мистер Вунь, — покачал головой Питт, с брезгливым интересом всматриваясь в покрывшееся мертвенной бледностью и крупными каплями пота лицо палача. — Мне уже не раз приходилось наталкиваться на следы вашей преступной деятельности. Весьма впечатляюще. Пожалуй, потянет на Нюрнбергский трибунал, как ты считаешь, дорогая?

Страх и ненависть в глазах Чинь Мэй сменились внезапно вспыхнувшей надеждой, когда из прохода, ступая на цыпочках, показался коренастый мужчина в камуфляжной форме с револьвером в руке. Забыв об осторожности, она непроизвольно подалась вперед. По выражению ее лица Питт догадался, что происходит у него за спиной, и тут же развернулся навстречу опасности, одновременно оттолкнув свободной левой рукой Джулию подальше от линии огня. Вунь Ки в отчаянном броске метнулся вперед. Сильнейший толчок сбил Питта с ног, и он растянулся на полу, больно ударившись подбородком и выронив при падении кольт. Китаец моментально оседлал его и вцепился в горло.

— Убей его! Убей! — восторженно завопила Чинь, вскочив на ноги.

— Всегда рад услужить даме, — галантно поклонился охранник и вскинул свой «магнум».

Из ствола револьвера вырвалась длинная вспышка пламени; гром выстрела гулким эхом раскатился под сводами терминала. Глаза Вуня двумя окровавленными шариками вылетели из орбит, когда мягкая свинцовая пуля со смещенным центром тяжести, угодив в переносицу, разворотила ему мозги. Щуплое тело китайца подбросило в воздух и швырнуло на железные перила. Перевалившись через ограждение, оно рухнуло на кромку платформы и повисло над рельсами вниз головой.

Джордино неторопливо подошел к поручням, окинул критическим взором дело рук своих и обернулся к успевшему обрести вертикальное положение напарнику.

— Будем надеяться, что он этого заслуживал, — бесстрастно произнес итальянец.

— Еще как! — заверил его Питт, с огорчением потирая разбитую в кровь левую скулу. — Подоспел ты, конечно, вовремя, но где тебя так долго носило? И почему я не вижу Ромберга?

— Будьте вы прокляты! — завизжала Чинь Мэй и бросилась к Питту с явным намерением выцарапать ему глаза, но сделать успела всего один шаг.

Преградившая ей путь Джулия, развернувшись в стремительном пируэте, высоко выбросила вперед правую ногу и в лучших традициях классического карате-до нанесла сокрушительный удар пяткой в зубы разъяренной «драконессе». Кровь из расплющенных губ брызнула на алый шелк платья. Чинь отбросило на пару футов, и она с силой врезалась спиной в ограждение, но каким-то чудом сумела устоять.

— Это тебе за сыворотку правды! — прошипела девушка, и тут же, не давая ей опомниться, с хирургической точностью вонзила кулак в солнечное сплетение полукровки. Та рухнула как подкошенная и скорчилась на полу в позе зародыша, прижав руки к животу и задыхаясь от недостатка воздуха. — А это — за то, что выставила голой перед мужиками и смеялась, когда они меня лапали!

— Если я когда-нибудь начну раздражать тебя, солнышко, — с усмешкой заметил Питт, — не забудь напомнить мне об этом эпизоде, и я сразу стану белым и пушистым, как домашний кролик.

— Классная комбинация! — восхищенно причмокнул Джордино. — Я такое только в кино видел. Брюс Ли, случайно, не ваш родственник, леди-карате?

Джулия зарделась и смущенно прижалась к Питту.

— Господи, как хорошо, что мы снова вместе, — прошептала она, глядя на него снизу вверх сияющими от счастья глазами. — Жаль только, не удалось застукать их с поличным при транспортировке нелегалов в глубь страны. Теперь они опять отопрутся. Кстати, ты не в курсе, когда их вывезли?

Питт ласково погладил девушку по голове и нежно поцеловал ее сухие, потрескавшиеся губы.

— Не отопрутся! — уверенно заявил он. — Как, по-твоему, для чего сюда нагнали столько вагонов?

Джулия впервые обратила внимание на состав, притулившийся в дальнем конце платформы. До появления Питта все ее зрительное восприятие ограничивалось созерцанием туго обтянутой узкими молодежными брючками задницы Джека Лу, а последние события развивались с такой стремительностью, что у нее не было ни секунды передышки, чтобы просто посмотреть вниз.

— Ты хочешь сказать?... — У нее вдруг пересохло в горле, а язык перестал слушаться.

— Вот именно, — пришел на выручку Питт. — В этом поезде более трехсот китайских иммигрантов, многие из которых нуждаются в срочной медицинской помощи и усиленном питании.

— Боже мой! — потрясенно покачала головой девушка. — Подумать только, все это время они были здесь, а я их в упор не видела!

— Расскажи лучше, каким ветром тебя сюда занесло? — попросил Питт.

— Я получила задание подменить женщину-кока на борту контейнеровоза «Сунь Линь», — пояснила Джулия, — а потом незаметно перебралась на мусорную баржу.

— Так это тебя я видел в белых бриджах и поварском колпаке?! — в свою очередь изумился Питт. — А ты знаешь, что плыла сюда вместе с ними? Только ты сверху, а они — снизу? Шэнь придумал гениальный ход. Беженцев сажают в списанную субмарину, ее цепляют под килем грузового судна и доставляют в Сангари. А оттуда с помощью баржи переправляют на эту базу.

— Я догадывалась. Слышала голоса. Сообщила группе прикрытия. Но мне не поверили и приказали ничего не предпринимать. Тогда я разозлилась, отключила связь и решила действовать самостоятельно. Вот и влипла, как последняя дурочка, — закончила она с грустью. — Ой, да что ж мы стоим?! Надо скорее их освободить, пока поезд не ушел! — воскликнула Джулия, поспешно отстранившись от Питта.

— Можешь не торопиться, — усмехнулся тот. — Даже Муссолини не удалось бы заставить этот поезд отправиться в срок[267].

Прибывшие на двух военных вертолетах агенты Службы иммиграции и натурализации и морские пехотинцы Береговой охраны застали неугомонную троицу за довольно странным занятием. Питт и Джордино таскали откуда-то длинные деревянные скамейки, а Джулия строго следила за тем, чтобы места в первую очередь занимали дети и престарелые.

38

Президент Дин Купер Уоллес вышел из-за своего стола в Овальном кабинете Белого дома, протянул руку вошедшему гостю и сердечно произнес:

— Рад снова приветствовать вас, мой дорогой Шэнь Цинь.

Посетитель, заключив кисть хозяина в обе свои, несколько раз потряс ее и с чувством ответил:

— Вы оказали мне великую честь, господин президент, выкроив время в вашем напряженном графике, чтобы принять меня, за что позвольте выразить вам мою глубочайшую благодарность.

— Ерунда, — отмахнулся Уоллес — Я у вас в неоплатном долгу, и для вас двери моего дома открыты в любое время дня и ночи.

— Я вам еще нужен, сэр? — чопорно спросил Мортон Лэрд, сопровождавший китайца из приемной в кабинет президента.

— Да, Мортон, останьтесь, пожалуйста. Думаю, вам следует присутствовать на нашей беседе.

Жестом указав гостю на небольшой диванчик, Уоллес уселся на точно такой же напротив. На инкрустированном перламутром кофейном столике между ними стоял серебряный поднос с дымящимся кофейником, блюдом с канапе и тарталетками и вазочкой с печеньем. Предложив Шэню кофе и получив вежливый отказ, президент перешел к делу.

— Прошу вас, уважаемый Шэнь, передать искреннюю благодарность премьеру Госсовета Кунь By и другим членам его кабинета за их более чем щедрый вклад в мою избирательную кампанию. Прошу также заверить их от моего имени, что я и в дальнейшем намерен прилагать все усилия для достижения еще более тесного и взаимовыгодного сотрудничества наших стран и народов.

— Премьер Кунь, без сомнения, будет счастлив, услышав ваши слова, господин президент, из моих недостойных уст, — церемонно склонил голову магнат.

Мортон Лэрд мысленно усмехнулся. Он расположился в кресле чуть поодаль и в разговор пока не вмешивался, но от его обостренного внимания не ускользнула двусмысленность, прозвучавшая в последней фразе Шэня. Главе президентской администрации было хорошо известно, какой огромный закулисный политический вес у себя на родине набрал за последнее время гонконгский судовладелец. На финансовую иглу его персональных субсидий давно подсели не только большинство министров и других высших военных и гражданских чинов, но, по слухам, даже Председатель КНР Люань Линь и премьер Госсовета Кунь By. И, конечно же, они выслушают из его уст все, что угодно, и будут только кивать и поддакивать, даже если тот сморозит очевидную глупость.

— Итак, чем я могу быть вам полезен, дорогой Шэнь? — осведомился Уоллес, окончательно переводя беседу в чисто деловое русло.

— Я хотел бы обсудить с вами один довольно щекотливый вопрос, господин президент, — сразу взял быка за рога китайский магнат. — Как вам, должно быть, известно, некоторые члены Конгресса в открытую называют мою страну рабовладельческим государством, в котором повсеместно нарушаются так называемые права человека. И даже собираются внести на рассмотрение Палаты представителей законопроект, отменяющий для Китая режим наибольшего благоприятствования в торговле. Премьер Кунь всерьез опасается, что им удастся собрать достаточно голосов, чтобы его провести.

— Вам не о чем волноваться, — улыбнулся Уоллес — Я незамедлительно наложу президентское вето на любой законодательный акт Конгресса, ставящий препоны на пути всемерного развития и расширения торговых отношений между нашими странами. Я уже неоднократно заявлял публично и готов повторить перед любой аудиторией, что взаимовыгодная торговля и культурный обмен — лучший и наиболее действенный способ решения вопроса о правах человека.

— Могу ли я в таком случае дать от вашего имени премьеру Кунь By гарантию в том, что вы никогда не допустите, чтобы такой законопроект вступил в силу, даже если он получит одобрение большинства в Палате представителей и Сенате? — вкрадчиво осведомился Шэнь.

— Можете, — твердо заявил президент, правда, чуть замешкавшись с ответом.

Лэрд нахмурился. Ему очень не понравилась формулировка вопроса, по сути вынудившая Уоллеса дать честное слово главе другого государства. Разумеется, в наше сложное время никто не верит честному слову политиков — слишком часто те нарушали его в уходящем столетии, — но нельзя отрицать и тот факт, что ни один политик ни за что не возьмет на себя конкретных обязательств, если существует хоть малейшая возможность этого избежать. Между тем диалог американца с китайцем начинал все больше походить на беззастенчивое выкручивание рук со стороны последнего. Уоллес, видимо, тоже это почувствовал. Тон его сделался заметно суше, и он перестал называть Шэня «дорогим», ограничившись нейтральным «уважаемый».

— Теперь позвольте обратить ваше благосклонное внимание господин президент, — снова заговорил Шэнь, подобно опытному полководцу, торопясь развить успех после удачного первого прорыва, — на небольшую проблему, возникшую всего несколько месяцев тому назад и затрагивающую лично меня и моих деловых партнеров. Речь пойдет о неслыханной дискриминации, которой подвергаются в американских водах суда «Шэнь Цинь маритайм лтд». Сначала их задерживают и досматривают моряки Береговой охраны, затем, уже в порту, обыскивают по очереди сотрудники Службы иммиграции и натурализации, таможенники, пожарные, санитарные инспектора и бог весть кто еще. Причем досматривают и обыскивают столь тщательно только суда принадлежащих мне компаний, в то время как ко всем прочим проявляют завидную снисходительность. Все это отнимает массу времени, нервирует команду, затягивает погрузку и разгрузку и приводит к солидным финансовым потерям. Очень хотелось бы как можно скорее прекратить подобное безобразие.

— Я понимаю вашу озабоченность, уважаемый Шэнь, — сказал президент, едва заметно поморщившись, — но и вы постарайтесь войти в мое положение. Согласно данным, представленным аналитиками Службы иммиграции и натурализации, в настоящее время в США нелегально проживает свыше шести миллионов ваших соотечественников. А оперативники утверждают, что двадцать пять — тридцатьпроцентов от их числа прибыли в Америку именно на ваших судах, и у меня нет оснований ставить под сомнение приведенные цифры. Между прочим, вы сами виноваты в ужесточении иммиграционного и таможенного режима. Мне стоило колоссальных усилий замять скандал, чуть не разразившийся вокруг событий на озере Орион. Откровенно говоря, мне следовало бы прямо сейчас отдать приказ о вашем аресте по подозрению в причастности к массовым убийствам людей.

Мортон Лэрд с интересом ожидал, как отреагирует хитроумный китаец на чудовищные обвинения, брошенные ему в лицо человеком, считающимся самым могущественным политическим деятелем планеты, и не очень удивился, когда Шэнь спокойно выслушал собеседника, не дрогнув ни единой жилкой, и мгновенно перешел в контрнаступление, как только тот выдохся и умолк.

— Я знаю, господин президент, что по вашим законам вы имеете полное право поступить со мной так, как сочтете нужным. Но не стоит забывать и о том, что в прессу может просочиться весьма деликатная информация, проливающая свет на ваши тайные и очень тесные связи с правительством Китайской Народной Республики при посредничестве «Шэнь Цинь маритайм лтд».

— Вы что же, угрожаете шантажом президенту Соединенных Штатов Америки?! — грозно нахмурил брови Уоллес — По-моему, вы забываетесь, мистер Шэнь!

Проницательный Лэрд не преминул отметить, что его босс серьезно обеспокоен и далеко не так уверен в себе, как пытается показать. Но и Шэнь понял, что перегнул палку, и тут же пошел на попятную.

— Нижайше прошу простить вашего покорного слугу, господин президент, если что-то в моем безобидном высказывании показалось вам оскорбительным, — залебезил он, расплывшись в угодливой улыбке. — Уверяю вас, у меня и в мыслях не было ничего подобного. Вы меня просто неправильно поняли. Я всего лишь хотел подчеркнуть, что необдуманные поступки часто приводят к непредсказуемым последствиям.

— Предупреждаю, что не потерплю больше массовых убийств, и покрывать убийц тоже не стану! — многозначительно произнес Уоллес, постепенно успокаиваясь.

— Клянусь всеми богами моего народа, я не имею к ним никакого отношения! — Глаза китайца лучились детской невинностью, а голос звучал так искренне, что даже скептичный Лэрд, прекрасно осведомленный о том, что из всех богов на свете Шэнь поклоняется одному Маммоне[268], на мгновение поверил ему. — Опытные детективы из частного сыскного агентства провели независимое расследование и пришли к выводу, что в упомянутых вами убийствах замешаны криминальные структуры, орудующие на Западном побережье. Если господин президент пожелает, я могу показать представленный ими доклад.

— В том докладе, который представили мне, содержатся несколько иные выводы, — не без ехидства заметил Уоллес.

— Со всей ответственностью обещаю вам, господин президент, — торжественно произнес Шэнь, — что случившееся на озере Орион никогда больше не повторится.

— А взамен вы, конечно, попросите, чтобы ваши суда оставили в покое, не так ли? — иронически усмехнулся Уоллес.

— Я был бы весьма признателен, — кивнул магнат.

Президент бросил быстрый взгляд на Лэрда. Тот вопросительно приподнял бровь.

— Слушай, Мортон, тут вот какое дело, — смущенно заговорил Уоллес, запинаясь чуть ли не на каждом слове. — Мне как-то несподручно... Позвони сам адмиралу Фергюсону и Дункану Монро и передай им от моего имени, что суда «Шэнь Цинь маритайм лтд» должны в дальнейшем подвергаться обычной процедуре досмотра.

Столь возмутительное проявление слабости со стороны президента, равнозначное безоговорочной капитуляции, так сильно поразило видавшего виды Лэрда, что он впервые за свою политическую карьеру потерял дар речи и не нашелся с ответом.

— От всей души благодарю вас, господин президент! — обрадовался Шэнь, явно не ожидавший такой легкой победы. — Проявляя столь пристальное внимание к нашим проблемам и добрую волю к их разрешению, вы оказываете величайшую услугу не только мне, но и всем служащим возглавляемой мною компании — от палубного матроса и младшего клерка до капитана и члена совета директоров. Примите мои уверения в их безграничном уважении и преданности.

— Нет, уважаемый Шэнь, — так легко вы от меня не отделаетесь, — покачал головой Уоллес — Теперь ваш черед отдуваться. Передайте премьеру Куню, что я выражаю серьезную озабоченность по поводу повсеместно применяемого на производстве фактически рабского труда наемных рабочих. Если он намерен и впредь поддерживать со мной дружеские отношения, я настоятельно рекомендую в срочном порядке, пересмотреть тарифные сетки и начать наконец выплачивать трудящимся достойную зарплату. Права человека необходимо соблюдать, нравится нам это или не нравится. В противном случае я буду вынужден наложить эмбарго на экспорт в Китай фосфатных удобрений.

Мортон Лэрд мысленно зааплодировал. Наконец-то Дин показал этому вконец обнаглевшему нуворишу, что он не мальчик для битья, а многоопытный, дальновидный и сильный политик, стоящий во главе самой богатой и могущественной державы в мире. Техасская горнорудная компания, добывающая фосфаты на сравнительно скромную сумму, ненамного превышающую миллиард долларов в год, служила практически единственным поставщиком этого сырьевого компонента для всех китайских заводов по производству пластмасс и синтетического волокна, объединенных в гигантскую химическую корпорацию со штаб-квартирой в Шанхае. Народная Республика, в свою очередь, ежегодно экспортировала тканей, одежды, обуви, детских игрушек, радиоприемников, телевизоров и сопутствующих товаров на пятьдесят миллиардов. Таким образом, прекращение поставок фосфатного сырья — казалось бы, булавочный укол, — на самом деле ставило под удар весь экспортный сектор китайской экономики. Никакие торговые санкции не смогли бы нанести ей больший ущерб. Мортон по праву мог гордиться своим учеником: ни с кем не советуясь, тот самостоятельно нащупал ахиллесову пяту стратегического партнера и недвусмысленно дал понять, у кого на руках все старшие козыри.

В темных глазах Шэня впервые за весь вечер мелькнула растерянность.

— Я обязательно передам ваш совет господину премьеру Кунь Ву, — чуть слышно пробормотал он.

— Надеюсь, — коротко бросил Уоллес, поднимаясь с дивана, что означало окончание аудиенции.

Шэнь поспешно вскочил и поклонился хозяину.

— Огромное спасибо, господин президент, за то, что вы уделили мне так много вашего драгоценного времени, — рассыпался он в цветистых благодарностях. — Невозможно передать, как я рад, что еще раз удостоился высокой чести лицезреть ваши благородные черты и внимать вашим мудрым речам.

— Всего доброго, мистер Шэнь, — устало кивнул Уоллес — Извините, у меня еще очень много дел. — С этими словами он отвернулся от гостя, уселся за письменный стол и уткнулся в какие-то бумаги.

— Я провожу вас, мистер Шэнь, — произнес Лэрд нейтральным тоном, предупредительно распахнув дверь перед магнатом и умело маскируя за дипломатической любезностью свое истинное отношение к нему.

Несколько минут спустя он вернулся в Овальный кабинет. Президент трудился над внушительной кипой документов, требующих его подписи. Заслышав шаги, он проворчал, не поднимая головы:

— Садись, Мортон. По твоей кислой роже я уже догадался, что ты далеко не в восторге от моего выступления.

— Не то слово, сэр! Как вы вообще можете разговаривать с этим убийцей? Меня, например, коробит от него, а вы так спокойно общаетесь, с готовностью соглашаетесь на все его безумные требования...

— Ну да, ну да, скажи еще, что я перед ним пресмыкаюсь, и будешь прав! — Уоллес со злостью стукнул кулаком по столу. — Только не забывай, что со времен постройки Белого дома стены этого кабинета повидали немало исчадий ада, а кое-кто из них даже сиживал в президентском кресле. Сам знаешь, в политике нет хороших и плохих, есть только противники и союзники. Без поддержки Шэня и китайского правительства я вряд ли могу рассчитывать сохранить свой пост. А долг платежом красен, вот и приходится, как ни противно, плясать под их дудку.

— Эх, Дин! — печально вздохнул Лэрд. — Неужели ты до сих пор не понял, что тебя элементарно поимели, как деревенского лоха, спьяну завалившегося в притон для геев? Ты убедил себя, беря у них деньги, что поступаешь так в силу высшей целесообразности, и сам не заметил, как угодил в такую яму, из которой уже не в силах выбраться. А ведь она может легко обернуться могилой. И не только политической.

— Что бы ты ни говорил, Мортон, — возразил он, — мы все-таки имеем дело со страной с огромной территорией и населением под полтора миллиарда. Это необъятный рынок для американских товаров. Согласен, на моей совести много грехов, но совершал я их, руководствуясь, в первую очередь, интересами страны.

— Ты опять сам себя обманываешь, мой мальчик, — покачал головой Лэрд. — Никакие государственные интересы не могут оправдать твоей преступной — да-да, преступной, и не смотри на меня так! — снисходительности к проникновению китайцев буквально во все сферы нашей политики и экономики. В последнем совместном докладе ЦРУ — ФБР поименно указано более сотни китайских агентов только в правительственных организациях — от НАСА до Пентагона. А некоторые даже занимают ключевые посты на высоком уровне в Конгрессе и министерствах торговли и внутренних дел. А теперь ответь, хоть один из них арестован? Осужден? Выслан из страны?

— Прекрати, Мортон! — взмолился президент. — Да, я сознательно не дал хода этому рапорту, потому что не усматриваю в деятельности этих людей непосредственной угрозы национальной безопасности. Прошли те времена, когда китайцы фанатично охотились за нашими военными тайнами и ядерными технологиями. Сейчас они присмирели.

— Присмирели? — недоверчиво прищурился Лэрд. — А может, поумнели? Разведчики всего мира давно сменили приоритеты в пользу политического и экономического шпионажа, и тут наши китайские друзья, смею тебя уверить, на первых ролях. Сегодня они оказывают колоссальное влияние на нашу торговую политику и трудятся день и ночь, как муравьи, чтобы расширить его и обернуть к собственной выгоде. Они уже перегнали Японию по объему товарооборота с нами, а некоторые эксперты прогнозируют, что Китай может реально — и значительно! — перегнать США по совокупному валовому продукту еще до истечения твоего второго президентского срока, если, конечно, тебе удастся так долго усидеть в этом офисе.

— Не вижу в этом ничего страшного, — пожал плечами Уоллес — Даже если они перегонят нас по ВВП, на душу населения у них все равно будет приходиться в пять-шесть раз меньше, чем в Штатах или Европе.

— Не тешь себя иллюзиями, Дин, — предостерег Лэрд. — Пора бы уже проснуться и взглянуть на вещи трезво и непредвзято. Профицит бюджета в сорок пять миллиардов позволяет китайцам инвестировать огромные деньги не только в их растущую, как на дрожжах, экономику и модернизацию армии, но и в такую прибыльную сферу, как международная контрабанда.

— Да что за муха тебя укусила, Мортон?! — рассердился президент. — Раньше ты никогда не говорил со мной в таком тоне. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, чем это может кончиться?

Лэрд молча поднялся, приблизился к столу и встал перед ним, выпрямившись во весь свой немалый рост. Глаза его, влажные и печальные, как у несправедливо обиженного пса, с немым укором смотрели в упор на хозяина Белого дома — бывшего студента, бывшего единомышленника, бывшего соратника, бывшего друга, все-таки переступившего ту черту, из-за которой нет возврата. И вытаскивать его оттуда Мортон Лэрд больше не собирался. Он слишком устал, незаметно и ненавязчиво исправляя промахи Уоллеса на его пути к президентскому креслу — так искусно, что тот часто не догадывался, кому обязан очередным успехом. Но время намеков и полунамеков кончилось. Пришла пора для откровенности.

— Полностью отдаю, сэр, — ответил он подчеркнуто официально, как бы давая понять, что дружеская беседа далее неуместна. — И пока я еще занимаю пост главы вашей администрации, я считаю своим долгом открыто высказать все наболевшее по поводу проводимой вами политики. Сегодня я окончательно убедился, что вы, сэр, предали и продали свою страну в угоду сиюминутным и конъюнктурным политическим соображениям. Вы должны помнить, как настойчиво я возражал против вашего решения вновь предоставить КНР статус наибольшего благоприятствования, ну а я прекрасно помню, как вы сетовали — наедине со мной! — что подписание такого документа сводит на нет многолетние усилия международных организаций, борющихся за соблюдение прав человека в коммунистическом Китае.

— Мое решение позволило значительно увеличить количество рабочих мест здесь! — Уоллес тоже поднялся из-за стола. На лбу его выступила испарина, мясистое лицо побагровело от гнева.

— И значительно увеличить ваш рейтинг, — спокойно парировал Лэрд. — Но снижение безработицы — тоже фикция, и вы это знаете. Статистика — вещь упрямая. За последние пятнадцать лет потеряли работу более восьмисот тысяч коренных американцев, вытесненных со своих рабочих мест китайскими иммигрантами — в том числе иммигрантами нелегальными, которым можно платить гроши и заставлять пахать по шестнадцать часов в день, не опасаясь, что они побегут жаловаться в профсоюз.

— Вы играете с огнем, Мортон! — угрожающе процедил сквозь зубы президент. — Я больше не желаю выслушивать ваши голословные бредни. Я не сделал ничего такого, что не пошло бы на пользу и во благо американского народа.

Бывший университетский профессор политологии неторопливо снял очки, достал носовой платок, аккуратно протер линзы, промокнул тем же платком уголки глаз и вытер лоб. Вернул очки и платок на прежнее место и укоризненно покачал головой.

— Я слишком хорошо изучил вас, мистер президент, чтобы не уловить разницу между тем, когда вы говорите правду и когда ее искажаете. Сознательно или бессознательно — это уже не так важно.

— Вы смеете обвинять меня во лжи?! — взорвался Уоллес.

— Смею, — невозмутимо подтвердил Лэрд. — Но вы не только лжец, но еще и изменник родины. Можете продолжать в том же духе, а с меня хватит. Мое прошение об отставке ляжет на ваш стол в течение часа. Прощайте, мистер президент. Не думаю, что мы с вами еще увидимся. Я покидаю столицу и в ближайшие несколько лет возвращаться в Вашингтон не намерен. Не хочу оказаться поблизости, когда проклюнутся отложенные и насиженные вами яйца.

С этими словами Мортон Лэрд повернулся и в последний раз в своей жизни переступил порог Овального кабинета. Он сдержал обещание и вскоре уехал из Вашингтона вместе с женой. Хорошо зная злопамятный характер своего бывшего босса, отставной глава президентской администрации предусмотрительно не стал никого оповещать о своем отъезде. Просто в один прекрасный день его загородный дом опустел, а хозяева скрылись в неизвестном направлении. Ходили слухи, что Лэрд перебрался в Австралию, купил себе необитаемый островок близ Большого барьерного рифа, построил на нем бунгало и засел за мемуары.

* * *

Цунь Сю, личная секретарша Шэнь Циня, сидела за компьютером в салоне огромного бронированного автобуса, служившего магнату мобильной штаб-квартирой, когда передняя дверь бесшумно раздвинулась, и в проеме показалась знакомая фигура-Девушка с первого взгляда поняла, что последняя встреча с президентом США прошла не так гладко, как предыдущие. Ни слова не говоря, Шэнь плюхнулся в свое кресло за большим письменным столом, загроможденным телефонами, факсами и прочей офисной техникой, и уставился в пространство сумрачным взором. Цунь знала, что в таком состоянии господина беспокоить опасно, поэтому выждала несколько минут, прежде чем положить перед ним полдюжины шифровок, полученных за время его отсутствия. Над разработкой личного кода Шэня трудились лучшие шифровальщики мира, и расколоть его пока не удалось ни ЦРУ, ни ФБР, ни британской МИ-6, ни российским ГРУ и ФСБ, ни израильскому Моссаду. Пропустив первый листок через сканер шифровального устройства, он уже через несколько секунд получил читаемый текст.

Мельком пробежав сообщение и не найдя в нем ничего интересного, магнат скомкал бумажку, бросил ее в корзину и засунул в сканер следующую. Покончив с шифровками, он обратился к секретарше:

— Куань звонил?

— Да, господин. Он по-прежнему пытается установить точное место кораблекрушения «Принцессы Ван Ду», но пока безуспешно. Говорит, у него что-то не сходится.

— Если кто и сможет найти ее, так это старина Куань Чжу, — уверенно заявил Шэнь. — Пусть продолжает копать. Свяжется снова, передай от меня, что я на него очень надеюсь. Еще что-нибудь есть?

— Сделка по приобретению четырех украинских танкеров завершена. Экипажи для них укомплектованы и уже вылетели в Николаев. Ожидается, что они приведут танкеры в Гонконг для ремонта и переоборудования в середине следующего месяца.

— А как идут дела с постройкой нашего нового круизного лайнера?

— Судостроители обещают закончить отделку через четыре месяца. Рекламный отдел готов развернуть широкомасштабную кампанию по представлению публике «Вечерней звезды» как самого большого, шикарного и комфортабельного круизного судна современности.

— Что с «Юнайтед Стейтс»?

— Три часа назад лайнер вошел в устье Миссисипи и сейчас движется вверх по течению к Новому Орлеану. Эта операция развивается строго по плану.

Шэнь сразу почуял неладное, четко уловив в интонации девушки ударение на слове «эта».

— А какая не по плану? Что-то случилось в Сангари? — мгновенно среагировал он.

— Нет, в Сангари все спокойно, господин, — пролепетана Цунь Сю, отводя глаза.

Магнат понял, что новости действительно из ряда вон, раз даже его бесстрашная секретарша боится их сообщить.

— Говори! — потребовал он. — Не заставляй меня ждать.

— Федеральные агенты провели рейд на вашу перевалочную базу в Луизиане и захватили почти три с половиной сотни нелегальных иммигрантов, которых не успели вывезти, а также груз оружия и героина.

— Что с нашими людьми?

— Вунь Ки застрелен, Джек Лу, глава триады Дракона, сломал себе шею, а его личная секретарша и официальная любовница Чинь Мэй арестована.

Шэнь заметно повеселел.

— Ну, если это все, невелика потеря, — усмехнулся он. — Джек Лу мне никогда не нравился. Наглый, недалекий, самовлюбленный и глубоко порочный тип, больше думавший о шлюхах, выпивке и картах, чем о делах. Знаешь, девочка, а ведь его смерть мне даже на руку. Теперь у «драконов» появится другой лидер, с которым придется заключать новое соглашение. Если убедить его, что в рейде и потере товара виноват бывший главарь, — а так оно, скорее всего, и было...

— Тогда вы сможете выторговать у него дополнительные уступки, — подхватила Цунь.

— Умница! — Магнат расплылся в довольной улыбке. — Ты всегда понимаешь меня с полуслова. И что бы я без тебя делал? Базу тоже не жалко — завтра, когда Сангари обретет статус крупнейшего и важнейшего портового терминала Мексиканского залива, она все равно станет абсолютно бесполезной. Жаль, правда, что Джек не успел расплатиться за груз и живой товар, но это мелочь — я так или иначе обязательно получу должок с его преемника. Видишь, все к лучшему, а ты боялась!

— Извините, господин, но есть еще новости, которые вам точно не понравятся, — собрав всю свою отвагу в кулак, прошептала секретарша.

— Выкладывай, — нахмурился Шэнь.

— Я не смею, — смутилась Цунь Сю, отчего-то залившись краской. — Может быть, мой господин сам прочтет...

Господин окинул девушку недоуменным взглядом, пожал плечами, нетерпеливо выхватил у нее из рук рапорт начальника службы безопасности Сангари и углубился в чтение. По мере того как прояснялась загадочная история тотального уничтожения командного поста на Призрачном канале, лицо магната все больше мрачнело, а глаза наливались кровью. Дойдя до предпоследней страницы и ознакомившись с посланием Питта, переданным в путаном изложении единственного уцелевшего охранника, он пришел в бешенство, швырнул донесение на пол и принялся топтать его ногами. Цунь Сю, никогда раньше не видевшая хозяина в таком исступлении, испуганно забилась в угол и загородилась стулом, чтобы не попасть под горячую руку.

Выпустив пар, Шэнь вернулся на место, немного отдышался и кивнул секретарше.

— Вылезай, не трону. Ты читала?

Девушка снова зарделась и молча кивнула.

— Нет, ну каков наглец! Интересуется, хожу ли я до сих пор в сортир с охраной? С ума сойти! Другой бы на его месте давно сбежал и спрятался где-нибудь в сибирской тайге или бразильских джунглях, а этому проходимцу Питту, похоже, доставляет удовольствие вставлять мне палки в колеса да еще и издеваться при каждом удобном случае. Ох, попадись он мне в руки!...

— Такой негодяй заслуживает, чтобы ему вызвали клещами его поганый язык! — изображая искреннее сочувствие, вторила хозяину Цунь Сю, еще полчаса назад хохотавшая до слез над сообщением из Сангари. Пассаж про сортир так ей понравился, что она перечитала его трижды. Больше всего поразило девушку, как точно вычислил Питт маниакальную подозрительность господина и его неотступную боязнь пасть жертвой наемных убийц. С недавних пор все туалеты в вашингтонской резиденции гонконгского судовладельца трижды в день проверялись саперами с миноискателями.

— Сначала его нужно поймать, — проворчал Шэнь. — Знаешь, у меня в разное время было много врагов — бандиты, рэкетиры, конкуренты, — да и сейчас тоже хватает, но ни один из них не доставил мне столько хлопот, как этот паршивый инженеришка из НУМА. Он предприимчив, изворотлив, удачлив, не без чувства юмора, хотя от него попахивает казармой, однако, если ты спросишь, считаю ли я его достойным противником, ответ будет отрицательным. Борьба с равным тебе по силам оппонентом доставляет ничуть не меньшее наслаждение, чем коллекционное вино или черная икра. Питт же в лучшем случае тянет на сравнение разве что с американским гамбургером — таким же грубым, пресным и примитивным.

— Если бы он знал, как плохо кончили все те, кто посмел бросить вызов моему господину, то, наверное, умер бы от страха, — наивно предположила Цунь.

— Что ты болтаешь, глупая девчонка?! — поморщился Шэнь. — Такие от страха не умирают. Такие умирают только от пули, да и то не всегда. До того живучие, что одного контрольного выстрела мало: им два надо, а еще лучше — три. Но я прикончу его, чего бы мне это ни стоило! По его милости я потерял уйму людей и лишился двух опорных пунктов, не говоря уже о финансовых убытках. А еще меня очень беспокоит, почему он в Луизиане? Мои агенты в правительственных кругах сообщили, что НУМА больше не участвует в программе по пресечению нелегальной иммиграции. Хотел бы я знать, что он затевает?

— Быть может, он объявил вендетту моему господину? — высказала догадку девушка.

— Вряд ли, — усмехнулся магнат. — Питт — идеалист, поборник справедливости, рыцарь без страха и упрека. И в этом его главная слабость. Он не способен нанести удар ниже пояса, на чем и погорит рано или поздно. Он не в состоянии понять, что власть в сочетании с большими деньгами — всегда беспроигрышная комбинация, и такую карту никакими моральными принципами не побьешь. — Шэнь наклонился вперед и ласково похлопал Цунь Сю по коленке. — Не бойся Питта, моя маленькая певунья. Он обязательно умрет. И очень скоро.

Часть четвертая Отец-Река

39

29 апреля 2000 года, нижнее течение Миссисипи

В двадцати милях южнее точки, в которой Миссисипи разделяется на три крупных рукава, образующих обширную дельту и порознь впадающих в Мексиканский залив, на кормовую вертолетную площадку бывшего суперлайнера «Юнайтед Стейтс» опустились с коротким интервалом две большие винтокрылые машины. Высыпавшие из них люди тут же принялись выгружать на палубу снаряжение и припасы. Разгрузка заняла около четверти часа, и все это время ведомое автоматическими системами судно продолжало двигаться с запрограммированной скоростью в двадцать пять узлов. Освобожденные от груза и пассажиров вертолеты взмыли в воздух, развернулись и взяли курс на Сангари.

Несколько десятков отборных головорезов во главе с бывшим полковником спецназа НОАК быстро рассредоточились по заранее обговоренным позициям. Полдюжины технических специалистов, включенных в состав десанта, заняли места в машинном отделении и рубке, отключили автоматику и перешли на ручное управление. Одетые в гражданское, все эти люди внешне почти не отличались от обычных моряков, если не считать внушительного арсенала автоматического оружия, которым каждый из них был обвешан с ног до головы. Впрочем, оружие они пока не афишировали, хотя его с лихвой хватило бы, чтобы развязать — и выиграть! — небольшую войну. Помимо сухих пайков на двое суток, в доставленных вертолетами ящиках находились взрывчатка, крупнокалиберные пулеметы, гранатометы и переносные зенитные ракетные комплексы. Не доходя до развилки нескольких миль, судно замедлило ход, чтобы принять на борт лоцмана, прибывшего ради такого случая аж из Нового Орлеана.

Лоцман, грузный лысеющий мужчина лет пятидесяти с выдающимся «пивным» животом и в красной головной повязке, натужно отдуваясь и поминутно отирая лоб рукавом, поднялся по трапу, вошел в рубку и протянул руку Ли Юньчэню, еще вчера командовавшему контейнеровозом «Сунь Линь».

— Здорово, шкипер, — пробасил он, стиснув хрупкую, изящную кисть капитана в своей мокрой от пота медвежьей лапище. — Меня звать Сэм Бун, и это я вытащил счастливый билетик, когда мы с ребятами разыгрывали промеж себя, кому достанется честь провести в Новый Орлеан этого монстра.

Ли с усилием выдернул руку, брезгливо вытер влажную ладонь белоснежным носовым платком и, не удосужившись представиться, надменно произнес:

— Мы не нуждаемся в ваших услугах, мистер Бун. Мой старший помощник прекрасно справится без вашей помощи, — добавил он, указав кивком на худощавого, низкорослого китайца, стоящего за штурвалом.

Американец окинул недоверчивым взглядом узкие плечи и мальчишеское тело рулевого и снова повернулся к шкиперу.

— Да вы что, разыгрывать меня вздумали? Это ж Миссисипи, а не Хухэ[269] какое! Нет, так не пойдет, я...

— Достаточно, мистер Бун, — оборвал лоцмана Ли Юньчэнь. — Еще раз повторяю: мы отлично обойдемся без вас. Уведите его.

Двое плотных, коренастых парней с накачанными мускулами тут же подскочили к Сэму, заученно и слаженно подхватили его под локти и повлекли к выходу.

— Эй, стойте! Что вы делаете?! — заорал ошарашенный Сэм, отчаянно вырываясь из рук конвоиров. — Вы нарушаете закон, отказываясь от услуг лоцмана и подвергая его насилию! — Расправив могучие плечи, он оттолкнул наконец повисших на нем охранников и вновь предстал перед капитаном. — Я двадцать пять лет провожу суда по дельте и знаю ее, как свои пять пальцев. Поверьте моему опыту, без местного лоцмана вам не пройти и мили. Это только со стороны легким кажется, а на деле — ох как непросто!

— Увести! — повторил Ли Юньчэнь, бесстрастно выслушав пылкую речь Буна. — Заприте его в боцманской каптерке, а если будет сопротивляться, стукните чем-нибудь по голове.

На этот раз охранники не церемонились. Грубо заломив Сэму руки за спиной, они выволокли его из рубки и потащили к трапу.

— Ты рехнулся, шкипер! — донесся до ушей капитана удаляющийся голос лоцмана. — Если ты завязнешь, всем буксирам Миссисипи не стащить с мели такую махину!

— Скажи честно, Лин Минь, может такое случиться? — обратился Ли к рулевому, когда крики Буна затихли где-то внизу. — Ты ведь не посадишь нас на мель, правда?

Поджатые губы миниатюрного китайца изогнулись в мимолетной усмешке.

— На компьютерном тренажере я проводил это судно вверх по реке более двухсот раз, — сообщил он без тени хвастовства в голосе. — Трехмерная виртуальная реальность. Я изучил маршрут до мельчайших подробностей и ручаюсь головой, что знаю его лучше, чем этот краснорожий толстяк.

— А на мель садиться часто приходилось? — на всякий случай решил уточнить капитан.

— Дважды. В первой и второй попытке, — лаконично ответил рулевой.

В кошачьих цвета темного янтаря глазах Ли Юньчэня блеснул огонек гордости за подчиненного, добившегося столь фантастического результата.

— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул капитан. — Только не превышай скорость. Пускай на нас смотрят, но навлекать на себя лишние подозрения в ближайшие несколько часов не стоит.

Ли Юньчэнь сменил мостик контейнеровоза «Сунь Линь» на рулевую рубку «Юнайтед Стейтс» по личному распоряжению господина Шэня, удостоившего его накануне краткого разговора по телефону, и чрезвычайно гордился оказанной ему честью. На самом деле магнат руководствовался в своем решении главным образом меркантильными соображениям. Переброска Ли и части экипажа «Сунь Линь» из Сангари на борт «Юнайтед Стейтс» обошлась существенно дешевле и отняла гораздо меньше времени, чем доставка соответствующего контингента из Гонконга воздушным путем. В распоряжении Шэня имелись более опытные и искусные моряки, но капитанов своих круизных лайнеров он ценил все-таки выше, чем капитана рядового контейнеровоза, и не стал бы сильно огорчаться, если с ним вдруг произойдет несчастный случай. К тому же от Ли Юньчэня не требовалось ничего особенного, кроме исполнения чисто представительских функций. На него возлагались обязанности принимать федеральных иммиграционных и таможенных инспекторов, подписывать необходимые бумаги и вести светские беседы с представителями местных властей. А все остальное время ему предписывалось стоять на мостике и махать рукой толпам луизианцев, собирающимся на берегу, чтобы поглазеть на прохождение легендарного лайнера. Иными словами, играть роль свадебного генерала, от которого никто не ждет большего проявления героизма, чем выпитая с гостями лишняя рюмка.

Реализация главной задачи возлагалась на команду, насчитывающую в общей сложности около сорока человек. Помимо двух дюжин боевиков в нее входили подрывники, операторы-электронщики, механики, а также несколько судовых инженеров и техников. В случае необходимости последние могли устранить возникшие неполадки и даже произвести аварийный ремонт.

Ли Юньчэнь старался не задумываться об опасностях и риске для жизни, сопряженных с заданием, на выполнение которого Шэнь Цинь отвел двадцать четыре часа. План эвакуации в финальной стадии операции, с которым любезно ознакомил капитана начальник службы безопасности Сангари, показался ему безукоризненным. Те же транспортные вертолеты, которые доставили их на «Юнайтед Стейтс», снимут Ли и команду, как только лайнер окажется в условленной точке, а подрывники приведут в действие заложенные заряды. Если доверенная ему миссия завершится успешно, в Китай он вернется миллионером — в этом господин Шэнь заверил капитана персонально.

Казалось бы, все предусмотрено, но Ли Юньчэнь все же ощущал какое-то смутное беспокойство, хотя причину его затруднился бы объяснить. Не то чтобы он не доверял виртуозному мастерству Лин Миня, но до Нового Орлеана предстояло пройти еще девяносто пять миль по реке, изобилующей неожиданными поворотами, подводными банками и блуждающими мелями. На пути лайнера лежало несколько автомобильных и железнодорожных мостов, а движение встречных судов оказалось столь плотным и интенсивным, что приходилось постоянно включать сирену и смотреть в оба, чтобы избежать случайного столкновения. Глубина судоходного фарватера достигала сорока футов, а ширина — более тысячи, но не следовало забывать, что никогда прежде в Миссисипи не заходило судно таких невероятных размеров, как «Юнайтед Стейтс». Кроме того, сорокафутовый максимум ограничивался сравнительно узкой полосой, отклонение от которой сулило крупные неприятности.

Начиная от Венеции — последнего города на западном берегу, непосредственно граничащего с федеральной автомагистралью, — тысячи зрителей усеивали обе стороны трассы прохождения почти с такой же густотой, как на гонках «Формулы-1». Ради такого уникального и незабываемого зрелища даже школьников и студентов освободили от занятий. Одни хранили благоговейное молчание, потрясенные циклопическими размерами и невероятной мощью стального левиафана, другие восторженно кричали и размахивали платочками и звездно-полосатыми флагами, третьи запускали ракеты и петарды, а некоторые от души развлекались, паля в воздух из ружей и револьверов. Сотни мелких судов, катеров и простых моторок тянулись в кильватере лайнера, подобно стайке мелких рыбешек, сопровождающих акулу в надежде урвать крохи от ее добычи. Эскортировали «Юнайтед Стейтс» два больших катера Береговой охраны, экипажи которых, вооружившись мощными мегафонами, бдительно следили, чтобы вся эта мелюзга держалась на почтительном расстоянии от гигантских винтов лайнера. Еще два возглавляли процессию, предупреждая встречный транспорт и заставляя идущие с верховий караваны прижиматься ближе к берегу. Не обошлось и без забавных инцидентов. Какой-то местный рыболов-любитель, скорее всего даже не знавший о предстоящем событии, мирно сидел на бережку у самой воды, закинув удочки, когда его с ног до головы окатило высокой волной от расходящейся кильватерной струи. Промокший до нитки удильщик еще долго потрясал кулаками и выкрикивал ругательства вслед удаляющемуся лайнеру под дружный хохот зевак, предусмотрительно занявших более безопасную позицию.

На исходе апреля и в начале мая таяние снегов в северных горах еще продолжается, благодаря чему уровень воды в Миссисипи держится выше ординара. Ли Юньчэнь был благодарен природе за этот подарок, облегчающий вверенному ему судну свободу маневра и придающий дополнительные шансы на успех всему предприятию. Подтянув ремешок висящего на груди бинокля и поправив капитанскую фуражку с золотым крабом, он вышел из рубки на правое крыло мостика. Минуя нактоуз, он не удостоил стрелку компаса даже мимолетного взгляда. Да и зачем ему было утруждаться и забивать себе голову, если штурвал в надежных руках, а фарватер расчищен благодаря любезности командования Береговой охраны? За Новым Орлеаном ситуация в корне изменится, и те же катера, что сейчас прокладывают путь, начнут чинить всевозможные препятствия, но до этого еще далеко, а пока можно и расслабиться.

Взглянув на небо, Ли с удовольствием отметил, что даже погода благоприятствует ему в этот знаменательный день. Нигде ни облачка, видимость отличная, тепло, но не жарко, и легкий бриз приятно обвевает кожу. Шкипер знал, что даже сравнительно умеренный боковой ветер скоростью в каких-то двадцать миль в час способен, учитывая колоссальную парусность корпуса лайнера, вызвать серьезные осложнения, особенно на крутых поворотах. Приветливое весеннее солнышко, отражаясь в воде, придавало ей удивительно чистый и праздничный изумрудный оттенок, с которым почти сливались обозначающие левую границу фарватера зеленые бакены, в то время как правую окаймляла редкая цепочка красных.

Вспомнив о своих обязанностях, Ли Юньчэнь помахал рукой облепившим берега людям, за спинами которых раскинулось море припаркованных как попало автомобилей всех марок и конфигураций — от крошечных японских микролитражек до многоосных большегрузных трейлеров. С крыла капитанского мостика, парящего над водой на высоте девятиэтажного здания, открывалась живописная панорама уходящих за горизонт полей и заливных лугов, перемежаемых лесополосами и огороженными пастбищами. Сознание Ли как бы раздвоилось: он ощущал себя одновременно артистом, играющим главную роль, и зрителем в зале, наблюдающим за ним на сцене. Сразу подумалось, сколько же народу соберется на набережных Нового Орлеана, если их с такой помпой встречают почти за сто миль до места назначения? Затем шкипер вспомнил, какой неожиданный сюрприз ожидает сотни миллионов ненавистных янки, и губы его искривились в злорадной усмешке.

40

Руди Ганн ждал их у причала. Глаза его, увеличенные линзами очков, отливали красным, как у кролика-альбиноса, — он двое суток спал урывками, опасаясь пропустить выход на связь. Прибарахлиться, однако, где-то успел и на пристань явился в шортах цвета хаки и белой футболке с надписью «Приход св. Марии. Непревзойденное южное гостеприимство» на спине. Сдав шэнтибот с рук на руки Дугласу Уилеру и щедро расплатившись с ним за израсходованное горючее, Питт и Джордино перегрузили снаряжение в глиссер с «Голотурии» и тепло попрощались с Ромбергом. До отвала нажравшийся сырой рыбы пес снисходительно позволил потрепать себе загривок, почесать за ушами и пожать все четыре лапы, после чего перевалился на спину, принял излюбленную позу, издал блаженное «вууф» и отключился.

Развалившись рядом с Руди на переднем сиденье, итальянец непринужденно осведомился:

— Как там на «Голотурии» — банкетные столы в честь победителей уже накрыты? А то у меня яйца и сандвичи уже в печенках застряли. Слопать бы сейчас пару бифштексов с жареной картошечкой, залить пивком — и на боковую. Сразу предупреждаю: ежели кто вздумает разбудить меня до завтрашнего полудня, я буду брыкаться и даже кусаться!

— Целиком присоединяюсь к предыдущему оратору, — сладко зевнув, откликнулся Питт, расположившийся сзади.

— Я вам очень сочувствую, парни, — разочаровал их Ганн, — но из горячего могу предложить только термос с диетическим кофе с цикорием. «Голотурия» и банкет откладываются. Ночью прилетел адмирал, а с ним Питер Харпер. Вас обоих с нетерпением ожидают на борту корабля Береговой охраны «Ястребенок».

— Кажется, я видел эту посудину стоявшей на якоре в полумиле выше Сангари, — наморщив лоб, припомнил Питт.

— Сейчас он находится в Морган-Сити, на рейде Береговой охраны, — сообщил Руди.

— Перекрестный допрос с пристрастием вместо обеда — это форменное издевательство! — возмутился Джордино. — Я вообще не понимаю, какого черта им от нас надо, если они сами выкинули нас на обочину? Нет, ребята, я так не играю. Клянусь, что рта не раскрою, пока мне не сунут в него кусок мяса! Желательно с кровью, — добавил он, мечтательно причмокнув губами.

— Если я передам твои слова нашему боссу, — усмехнулся Ганн, — он заставит меня скармливать тебе по грануле «Чаппи» за каждый правильный ответ на заданный вопрос. Но если вы прикинетесь паиньками и будете вести себя чинно и благородно, обещаю по окончании выездной сессии сводить вас на камбуз. Командир «Ястребенка» Дуэйн Льюис учился со мной на одном курсе и не откажется, я надеюсь, распорядиться, чтобы вас накормили до отвала.

— Хорошо, я буду паинькой, — покорно согласился итальянец, почему-то отводя глаза в сторону.

Питт и Ганн переглянулись.

— Ты ему веришь, Дирк? — с сомнением покачал головой Руди.

— Скорее я поверю доктору Геббельсу, — осклабился Питт.

* * *

Питер Харпер, адмирал Сэндекер, капитан Льюис и Джулия Ли встретили их в кают-компании «Ястребенка». На совещании присутствовали также генерал-майор Монтень из Инженерного корпуса и капитан «Голотурии» Фрэнк Стюарт. Льюис на правах хозяина первым делом поинтересовался, не желают ли гости чего-нибудь выпить или перекусить, но Ганн опередил радостно встрепенувшегося Джордино и поспешил заверить командира, что они успели по дороге попить кофе с бутербродами и ничего не хотят. Надувшийся итальянец украдкой показал Руди кулак за спиной и этим пока ограничился.

Питт пожал руки всем присутствующим, коснулся губами щеки Джулии и шепнул ей на ухо:

— Привет, малышка, давно не виделись.

— Ну да, целых два часа! — рассмеялась девушка.

— Для меня — целая вечность! — убежденно заявил Питт, одарив ее своей неотразимой улыбкой.

— Прекрати сейчас же! — рассердилась Джулия и бесцеремонно оттолкнула навязчивого кавалера.

Питт смущенно покрутил головой и тут же пристроился на соседний стул. Адмирал многозначительно откашлялся.

— Предлагаю приступить к работе, леди и джентльмены, — произнес он сухим, ворчливым тоном. — У нас впереди еще масса дел.

— А для начала, — подхватил Харпер, — позвольте мне от имени комиссара Монро принести извинения нашим героям. — Он поднялся с места, обошел стол и еще раз потряс руку Питту и Джордино — уже как бы в знак официального признания их заслуг. — Хочу также, — продолжал начальник оперативного отдела Службы иммиграции и натурализации, — выразить мою персональную признательность НУМА и представляющим здесь эту организацию джентльменам за неоценимую помощь. Хвала небесам, что вам достало мужества и прозорливости проигнорировать недальновидное — и это еще мягко сказано! — решение высшего руководства отстранить вас от дальнейшего расследования. Если бы не ваши самоотверженные и своевременные действия, высадившийся на пристани Бартоломью вооруженный десант обнаружил бы на территории бывшего сахарного завода пустые цеха и обезображенный труп ныне здравствующего федерального агента. — В трескотне высокопарных фраз Джулия не сразу уловила, кто этот «ныне здравствующий», а когда до нее дошло, густо покраснела. — Жаль, конечно, что не удалось заполучить живым Вунь Ки. Он многое мог бы рассказать.

— Я и хотел сначала прострелить ему коленную чашечку или отстрелить кое-что повыше, — вставил Джордино, — да только целиться было неудобно. Он так вцепился Дирку в горло, что тот, бедняга, аж хрипеть начал. Вот и пришлось палить навскидку. Но лично мне его не жалко. Исключительно мерзкий тип!

— Полностью с вами согласен, — кивнул Харпер, — и далек от мысли в чем-то вас обвинять, но факт остается фактом: гибель Вуня лишила нас единственного связующего звена, ведущего непосредственно к Шэнь Циню.

— Разве нельзя обойтись без его показаний? — искренне удивился Льюис — По-моему, у нас на руках и без того более чем достаточно улик, чтобы трижды повесить Шэня на ближайшем дереве. Баржа и прикрепленный к ее днищу подводный контейнер в наших руках, ее маршрут от Сангари до пристани Бартоломью отслежен и документально подтвержден, рапорты агента Ли и моих подчиненных, принимавших участие в операции, написаны и приобщены к делу. Три с половиной сотни нелегалов задержаны и охотноподтвердят, что обращались за содействием в «Шэнь Цинь маритайм лтд», были доставлены из Китая судном, принадлежащим этой компании, и имели дело только с ее сотрудниками. Чего еще вам не хватает?

— Прямых доказательств того, что приказы исходят именно от Шэня.

Сэндекер, похоже, был удивлен ничуть не меньше, чем командир корабля.

— Я не слишком разбираюсь в юриспруденции, — заметил он, — но даже на мой непросвещенный взгляд, фактов и улик довольно, чтобы выдвинуть против него обвинение по дюжине статей Уголовного кодекса.

— Беда в том, — горестно вздохнул Харпер, — что мы можем арестовать Шэня, выдвинуть против него обвинение и передать дело в суд, но не можем быть уверенными в приговоре. Построенный на одних косвенных уликах процесс грозит затянуться на долгие годы. У Шэня хватит денег, чтобы нанять армию лучших юристов в стране и внести любой залог. За него горой встанет правительство КНР — одной из самых могущественных мировых держав, а здесь, в Вашингтоне, поддержат влиятельные военные, конгрессмены, сенаторы и даже Белый дом. Мне больно и неприятно говорить об этом, но его политические связи в нашей стране настолько обширны и прочны, что у него есть все шансы добиться оправдания. Поэтому мы не можем позволить себе обратиться в суд, пока не получим стопроцентных доказательств, которые не вызовут и тени сомнения даже у самых прожженных юридических крючкотворов.

— Если разразится громкий скандал, пекинские покровители Шэня могут от него и отвернуться, — высказал предположение Фрэнк Стюарт.

— Не думаю, — покачал головой комиссар. — Слишком многие в Пекине и Вашингтоне зависят от Шэня, и они ни перед чем не остановятся, чтобы его выгородить. Хотя бы по той простой причине, что сами останутся у разбитого корыта, если его все-таки осудят.

— Тогда почему бы вам, на основании уже имеющихся в вашем распоряжении фактов, — впервые подал голос генерал Монтень, — не закрыть Сангари и не запретить доступ в американские воды судам «Шэнь Цинь маритайм лтд»? Если нельзя отправить его на электрический стул, то можно, по крайней мере, больно ударить по карману.

— Формально мы имеем право выдвинуть такое требование, — согласился комиссар, — но я очень сомневаюсь, что оно будет выполнено. Поймите меня правильно, генерал, даже если Дункан Монро своей властью распорядится завернуть хотя бы одно судно Шэня, президент элементарно отстранит его от должности и отменит приказ. Вы спросите почему? Охотно отвечу. Китай ежегодно поставляет в США и вывозит отсюда товаров на десятки миллиардов долларов, и львиная доля в их грузообороте принадлежит «Шэнь Цинь маритайм лтд». Вы думаете в Пекине будут спокойно сидеть и смотреть, как золотая река у них на глазах превращается в пересыхающий ручеек? Нет, они поднимут шум на весь мир и нажмут на все рычаги, чтобы вернуть статус-кво. Я уже не говорю о том, что такой шаг в любом случае — всего лишь полумера. Что помешает Шэню объявить, например, свою компанию банкротом и тут же возродить ее под другим названием? Или обвинить в самодеятельности одного или двух капитанов, свалив на них все свои грехи? — Харпер вдруг замолчал и принялся осторожно массировать виски. Потом достал из кармана пузырек с таблетками, вытряс пару штук на ладонь и привычным движением закинул в рот, — Если отсечь спруту щупальце или даже все щупальца, рано или поздно он отрастит новые, — продолжил он после паузы. — Убить его можно, только поразив в самое сердце. Разумеется, мы учтем ваше предложение, генерал, но мне думается, что подобные действия с нашей стороны только обострят ситуацию, но не дадут реального результата. Руководство Службы иммиграции и натурализации по-прежнему считает, что нам следует набраться терпения, сосредоточиться на пресечении контрабандных перевозок людей и ждать, пока Шэнь не совершит роковую ошибку.

Стук в дверь прервал продолжительную речь комиссара. Появившийся на пороге лейтенант Стоу молча вручил Льюису листок бумаги и так же безмолвно удалился. Тот пробежал текст и поднял глаза на сидящего напротив шкипера «Голотурии».

— Телефонограмма от вашего старшего помощника, капитан. Вы ведь просили держать вас в курсе относительно продвижения лайнера «Юнайтед Стейтс»?

— Это не ко мне, — отказался Стюарт, кивнув на Питта. — Дирк давал задание операторам вести мониторинг.

Льюис передал бумагу Питту.

— Прошу прощения, что прочел ее раньше адресата, — смущенно улыбнулся капитан, — но в ней всего лишь сообщается, что лайнер уже прошел около ста миль вверх по реке, миновал последний железнодорожный мост и приближается к центральной набережной Нового Орлеана, где будет поставлен на прикол и переоборудован в плавучий отель и казино.

— Ничего страшного, — отмахнулся Питт. — Вот вам, кстати, еще один загадочный проект Шэня — абсолютно бесперспективный и заведомо убыточный.

— Зато вполне достойный Книги рекордов Гиннесса, — заметил Фрэнк Монтень. — Благополучно провести судно таких размеров по нижнему течению Отца-реки еще труднее, чем вставить иглу в соломинку, ни разу не задев ее изнутри.

— Я очень рад, что вы сегодня с нами, генерал, — сказал Питт. — У меня накопилось несколько животрепещущих вопросов, на которые только вы, как общепризнанный эксперт по Миссисипи, можете дать авторитетный и объективный ответ.

— С удовольствием отвечу, если смогу, — благосклонно наклонил голову Монтень, явно польщенный комплиментом, прозвучавшим из уст человека-легенды, о котором он столько слышал, но впервые увидел всего двадцать минут назад. — Итак, что вас интересует?

— Некоторое время назад у меня возникла теория, исчерпывающе объясняющая, почему Шэнь построил Сангари именно здесь, рядом с Морган-Сити. Возможно, моя гипотеза покажется вам безумной, но я убежден, что он намерен разрушить часть перемычки, отделяющей Миссисипи от Атчафалайи. Тогда воды первой хлынут в русло второй, уровень обеих рек сравняется, Новый Орлеан и Батон-Руж останутся не у дел, а Сангари обретет первостепенный статус, как самый крупный и наиболее доступный порт на всем побережье Мексиканского залива. Как вам нравится моя версия, генерал?

Будет преувеличением сказать, что все присутствующие в кают-компании восприняли слова Питта как неуместную шутку, однако серьезно отнеслись к ним только Джордино, Джулия... и Фрэнк Монтень. Последний улыбался и довольно кивал, как университетский профессор, озадачивший любимого студента сложным вопросом и получивший от него верный ответ.

— Если вы сошли с ума, мистер Питт, — ответил генерал, — считайте и меня членом клуба. Можете не верить, но та же идея пришла мне в голову еще полгода назад и с тех пор не дает покоя.

— Направить воды Миссисипи в другое русло технически, наверное, осуществимо, — осторожно заметил Льюис, — но лично мне подобный проект представляется слишком грандиозным и далеким от реальности.

— У Шэня другие представления о реальности, капитан, — напомнил Джордино. — И мы уже не раз имели несчастье в этом убедиться. Его извращенный мозг способен и не на такие дьявольские задумки.

— Единственное рациональное объяснение, которое я услышал за последний месяц, — поддержал подчиненного адмирал Сэндекер. — Странно, что никто не сделал столь очевидных выводов еще до начала строительства терминала.

Глаза всех присутствующих сошлись на Монтене, когда Питер Харпер задал напрашивающийся вопрос:

— Положа руку на сердце, генерал, скажите, может он это сделать?

— Инженерный корпус вот уже полтора столетия борется с природой, чтобы предотвратить тот самый катаклизм, о котором идет речь, — издалека начал Монтень. — И всех нас — я имею в виду тех, на кого возложены обязанности неусыпно следить за малейшими отклонениями в состоянии реки, — часто преследуют ночные кошмары и видения наяву величайшего со времен первооткрывателей Миссисипи наводнения в ее низовьях. Если Отец-река все-таки сольется со своей младшей дочкой — к чему стремится веками, — Атчафалайа превратится в главное русло, а сама Миссисипи обмелеет и утратит судоходный статус на всем своем протяжении от северных границ Луизианы до Мексиканского залива. Такое уже неоднократно происходило в древности и наверняка произойдет снова. Мы не можем помешать реке проложить новый путь к морю, если ей вздумается повернуть на запад, можем только отсрочить это событие, чем и занимаемся последние сто пятьдесят лет.

— Если я вас правильно понял, вы утверждаете, что изменения русла Миссисипи случаются с предсказуемой периодичностью? Случались в прошлом, я хотел сказать, — уточнил Стюарт.

— Я не стал бы выражаться столь категорично, капитан, — улыбнулся Монтень. — Предсказуемость и Миссисипи — понятия несовместимые, поэтому предвидеть нечто подобное с точностью до года или даже десятилетия при современном уровне развития науки мы не в состоянии, но периодичность, как вы верно подметили, имеет место. За последние шесть тысячелетий Миссисипи путешествовала по всей территории нынешней Луизианы и меняла коренное русло семь раз. Если бы не вмешательство человека, точнее говоря, армейских инженеров, вполне возможно, название Атчафалайа давно бы уже исчезло с географических карт, а Новый Орлеан так и остался бы захудалым городишкой, влачащим жалкое существование на худосочном отростке главного русла.

— Позапрошлой ночью мы обследовали на всем протяжении прорытый по приказу Шэня канал, который местные называют Призрачным, — опять подключился Питт. — Канал упирается в дамбу, по которой проходит автомобильная дорога. — К противоположной стороне дамбы почти вплотную примыкает излучина Миссисипи. Каких следует ожидать последствий, если перемычка будет уничтожена, и воды реки хлынут в канал?

— Катастрофических — другого слова не подберешь, — ответил Монтень. — Под напором водяной массы в сотни миллионов тонн в сравнительно узком русле канала возникнет гигантская волна высотой порядка тридцати футов и устремится, сметая все на своем пути, в долину Атчафалайи. Зальет более трех миллионов акров плодородных земель, на которых проживают примерно двести тысяч человек. Водяная стена обрушится в первую очередь на прибрежные города, что приведет к неисчислимым жертвам среди населения. Погибнут сотни тысяч домашних и диких животных, исчезнут устричные садки и креветочные отмели. Вторжение огромного количества пресной воды резко понизит уровень солености, в результате чего начнут вымирать аллигаторы и некоторые виды промысловых рыб.

— Не слишком ли мрачную картину вы рисуете, генерал? — буркнул Харпер, бросив на докладчика укоризненный взгляд.

— Это, если можно так выразиться, только биологическая сторона катаклизма, — невозмутимо продолжал Монтень, не обращая внимания на обидный намек в некомпетентности. — Теперь перейдем к экономической. Если Миссисипи перережет автомагистраль и железную дорогу, соединяющие Южную Луизиану с северными штатами, вся транспортная система региона в одночасье рухнет. Выход из строя электростанций и высоковольтных линий приведет к прекращению электроснабжения на территории в десятки тысяч квадратных миль. Морган-Сити, в котором мы с вами сейчас находимся, целиком затопит и снесет в море. Газопроводы федерального уровня окажутся под водой, и все Восточное побережье США от Флориды до Коннектикута и Род-Айленда сядет на скудный энергетический паек. Таковы вкратце последствия, ожидающие низовья Атчафалайи.

— А что станется с низовьями Миссисипи? — не удержался итальянец. — Им, как я понял, наводнение не угрожает.

— Терпение, мистер Джордино, — снисходительно улыбнулся генерал, — я как раз и собирался перейти к рассмотрению вопроса в затронутом вами аспекте. Начнем с того, что Миссисипи катастрофически обмелеет и обратится в узкую, грязную речушку. Батон-Руж ожидает судьба города-призрака, поскольку весь гигантский индустриальный комплекс, сосредоточенный вокруг него и включающий стратегические нефтеперегонные и нефтехимические заводы, зерновые элеваторы и еще сотни предприятий меньшего масштаба, просто не сможет нормально функционировать в изменившихся условиях. Очень скоро население начнет испытывать недостаток питьевой воды и продуктов питания. Если раньше наносимый с верховий ил смывался в море стремительным течением реки, то теперь он будет оседать в низовьях и со временем превратит долину Миссисипи в бесплодное, пустынное болото. Но хуже всего придется жителям Нового Орлеана. Их любимый город постигнет незавидная участь некогда процветавших Вавилона, Ангкор-Тхома, Ахетатона и Пуэбло-Бонито. Океанские суда уже не смогут подниматься вверх по реке, и их владельцам не останется другого выхода, кроме как пользоваться услугами портовых сооружений Сангари. В заключение могу добавить, что все вышеизложенное — отнюдь не плод моей буйной фантазии, а выдержки из данных компьютерного анализа, проведенного по моей просьбе еще три месяца назад и прогнозирующего общий объем экономического ущерба в размере не менее полутора триллионов долларов.

Собравшиеся за столом заметно приуныли, ошеломленные и подавленные астрономической величиной названной суммы, сопоставимой разве что с совокупным годовым бюджетом Соединенных Штатов, и только неисправимый итальянец остался верен себе.

— Если купить на все эти деньги пива и вылить его в пересохшее русло, Миссисипи снова станет полноводной, — глубокомысленно изрек он в пространство.

Питт расхохотался, Джулия прыснула, а остальные заулыбались. Незамысловатая шутка разрядила тягостную атмосферу и вызвала всеобщее оживление.

— Раз уж речь зашла о выпивке, — воспользовался случаем генерал, с надеждой посмотрев на Льюиса, — не найдется ли у вас на борту бутылочки горячительного, а то в горле пересохло, как после лекции в университете.

— Мне очень жаль, генерал, — покачал головой капитан, — но на кораблях Береговой охраны потребление алкоголя категорически запрещено.

— Спасибо за информацию, учту на будущее, — разочарованно проворчал Монтень, но его тут же отвлек Питт, обратившись с дополнительным вопросом:

— Если вас не затруднит, нельзя ли уточнить наиболее существенные отличия нового русла от старого, сэр?

— Нет ничего проще, — кивнул генерал. — В настоящий момент мы контролируем водосброс с помощью распределительной системы шлюзов, расположенной в сорока пяти милях выше Батон-Ружа. Ее основная задача состоит в том, чтобы обеспечить поступление в Атчафалайю тридцати процентов водного потока, а остальные семьдесят процентов оставить в русле Миссисипи. Если же обе реки сольются, все сто процентов водной массы устремятся к морю по кратчайшему пути, при этом скорость течения возрастет минимум вдвое, а вся прибрежная зона окажется под водой.

— Можно ли будет перекрыть промоину в дамбе, если это произойдет? — спросил Стюарт.

Монтень задумался.

— Думаю, можно, если заблаговременно подтянуть технику и людей к месту предполагаемого прорыва, — ответил он после паузы. — У Инженерного корпуса большой опыт и немало наработок в ликвидации подобных аварий, хотя и не в таких масштабах. Если же мы не подоспеем вовремя, неуправляемая стихия разрушит перемычку на всей ее протяженности и бороться с ней станет безнадежным делом.

— Сколько времени будет в вашем распоряжении, когда случится прорыв?

— Затрудняюсь ответить, — пожал плечами Монтень. — Это зависит от размеров промоины, уровня воды в Миссисипи, силы и направления ветра и некоторых других факторов. Навскидку могу лишь предположить, что от двух часов до двух суток.

— Если Шэнь прикажет затопить несколько десятков большегрузных барж по всей ширине фарватера чуть ниже точки прорыва, это ускорит процесс размыва перемычки? — вставил наводящий вопрос Джордино.

Генерал снова задумался, потом отрицательно покачал головой.

— Даже если затопленный караван протянется от берега до берега, — пояснил он, — что само по себе вряд ли осуществимо в чисто техническом плане, лежащие на тридцати— или сорокафутовой глубине плоскодонные баржи не составят сколько-нибудь заметного препятствия для нормального прохождения основного водного потока. Теоретически это возможно, но с практической точки зрения — абсолютно бессмысленно.

— Тогда почему бы вам, генерал, пока не поздно, не отдать распоряжение о переброске тяжелой техники и обслуживающего персонала в зону предполагаемого прорыва, чтобы встретить врага, так сказать, во всеоружии? — не без ехидства осведомился Сэндекер. — Или у вас полномочий не хватает?

— Полномочий хватает, — ничуть не обидевшись, ответил Монтень, — и я отдал бы такой приказ без колебаний, будь я на сто процентов уверен, что прорыва следует ожидать в ближайшее время и в указанном месте. Но знаете ли вы, во сколько обходится налогоплательщикам всего один час простоя шагающего экскаватора? Или скрепера? А ведь их потребуются десятки! У меня связаны руки, как и у комиссара Харпера. Не обладая неопровержимыми доказательствами, я не имею права что-либо предпринять, основываясь лишь на косвенных фактах.

— Не кажется ли вам, леди и джентльмены, — насмешливо бросил Питт, — что, рассуждая подобным образом, мы рискуем оказаться в положении фермера, запирающего дверь хлева уже после того, как из него увели корову?

— Дирк прав, — внушительно произнес адмирал. — Профилактика преступлений в конечном счете обходится гораздо дешевле ликвидации их последствий. Может, все же рискнете, генерал?

— Я могу связаться с шерифом прихода и объяснить ситуацию, — предложил Харпер. — Думаю, он согласится выслать вооруженную группу для охраны дамбы и автомобильной дороги.

— Разумно, — согласился Монтень. — Ну что ж, попробую и я выйти за рамки. Мой сокурсник по Уэст-Пойнту генерал Оскар Олсон командует Национальной гвардией в Луизиане и не откажет мне, надеюсь, в персональной просьбе отправить в помощь шерифу свой контингент.

— Пусть те и другие прихватят саперов, — посоветовал Питт. — Скорее всего, взрывчатка заложена в туннельном бункере под дамбой в конце канала.

— И сварщиков тоже, — добавил Джордино. — Там стальная дверь, как у банковского сейфа. Без автогена им ее не открыть. Да, еще пусть поищут боковые туннели. Скорее всего, заряд не один. Шэнь кровно заинтересован в том, чтобы проделать дыру как можно шире, и его инженеры наверняка произвели соответствующие расчеты.

— Какие же вы все-таки молодцы, ребята! — расчувствовался Сэндекер. — Кажется, благодаря вам у нас впервые появился реальный шанс прищемить яйца этому подонку.

— Узнать бы еще, на какое время назначен фейерверк, — вздохнул итальянец.

Снова возникший в дверях кают-компании лейтенант Стоу подал командиру вторую телефонограмму. Льюис быстро пробежал глазами сообщение и с помрачневшим лицом протянул листок Питту, но тот жестом отстранился и произнес:

— Если это адресовано мне, капитан, прошу огласить. Думаю, всем будет интересно послушать.

Льюис кивнул и прочел вслух текст следующего содержания:

«Мистеру Дирку Питту, директору департамента специальных проектов НУМА, находящемуся на борту корабля Береговой охраны „Ястребенок“. Настоящим сообщаю, что бывший пассажирский лайнер „Юнайтед Стейтс“ не остановился в Новом Орлеане, а проследовал дальше вверх по реке, не снижая скорости и не отвечая на радиозапросы, в направлении на Батон-Руж. Старший помощник капитана научно-исследовательского судна „Голотурия“ Джордж Хинкли».

— Вот и последний кусочек головоломки встал на свое место! — во всеуслышание объявил Джордино.

— Ну и как, по-вашему, это следует понимать? — вопросительно посмотрел на него комиссар Харпер.

Питт с иронической усмешкой покосился на напарника, но промолчал, предоставив тому выпутываться самостоятельно.

— Да так и понимать, что правильно я толковал про затопленные поперек фарватера баржи, — снизошел до объяснений итальянец. — Только сразу не допер, что незачем ему пускать на дно целый караван, когда под рукой имеется посудина почти в тысячу футов длиной и осадкой под тридцать. Если развернуть ее по диагонали носом к течению, а кормой к перемычке, она перекроет собой почти все русло, и львиная доля воды хлынет прямо в прорыв. Элементарно, Ватсон!

— Действительно элементарно, — пробормотал Монтень. — Необыкновенно простое и изящное техническое решение невероятно сложной проблемы. Но это означает, что мы не сможем восстановить перемычку, даже если успеем доставить туда технику и операторов. Дамбу размоет в считанные минуты. Боюсь, коллеги, уже никто и ничто в мире не в состоянии помешать осуществлению кровожадного плана Шэня и спасти от безвременной гибели долину Атчафалайи и тысячи ни" в чем не повинных людей.

— Вы лучше нас знакомы с Миссисипи, генерал, — тронул его за локоть Сэндекер. — Как вы думаете, сколько времени потребуется «Юнайтед Стейтс», чтобы дойти до места назначения?

— Батон-Руж отделяет от Нового Орлеана около сотни миль, — принялся рассуждать вслух Монтень. — Участок довольно сложный, извилистый, берега вязкие и мелководные. На поворотах придется снижать скорость до минимума, но в промежутках можно и прибавить. К сожалению, я не помню в точности ходовых характеристик лайнера...

— С пустыми трюмами и минимальной осадкой он легко может выжать все пятьдесят[270] узлов, — пришел ему на помощь Питт.

— И горе тем встречным судам, которые не успеют вовремя убраться с его пути, — мрачно добавил Джордино. — Их либо разрежет пополам форштевнем, либо опрокинет кильватерной струей. С таким мастодонтом шутки плохи: раздавит и не заметит!

— В таком случае, адмирал, я могу с достаточной степенью вероятности сообщить вам, а также всем присутствующим, — упавшим голосом сказал Монтень, — что до катаклизма осталось чуть больше трех часов. Четыре — крайний срок. Хотелось бы, конечно, надеяться, что «Юнайтед Стейтс» где-нибудь застрянет — сто миль все-таки, — но всерьез на такое везение рассчитывать не стоит.

— Тогда мы обязаны, не теряя ни минуты, предупредить власти, чтобы те объявили всеобщую тревогу и начали экстренную эвакуацию населения в низовьях Атчафалайи, — внес предложение капитан Льюис.

— Сейчас девятнадцать тридцать, — констатировал Сэндекер, бросив взгляд на часы. — До половины одиннадцатого мы должны найти способ предотвратить величайшую в истории нашей страны катастрофу, перед которой померкнут пожар в Чикаго и землетрясение в Сан-Франциско. Если мы не сделаем этого, погибнут тысячи людей, чьи тела никогда не обретут последнего упокоения. Их смоет в Мексиканский залив, где они станут добычей акул. За работу, джентльмены!

* * *

На этом совещание закончилось. Все потянулись к выходу, а Питт с Джулией задержались, чтобы хоть пару минут побыть наедине. Как только дверь захлопнулась, девушка бросилась в объятия любимого и жадно поцеловала его в губы.

— Ну почему нам все время приходится расставаться, не успев даже толком поговорить? — жалобно спросила она.

— Я тоже думаю, что пора отказаться от этой вредной привычки. — Питт ласково погладил ее по голове. — Ты куда сейчас?

— В Вашингтон. Ужасно не хочется улетать, но комиссар Монро приказал мне возглавить следственно-оперативную группу по делу Шэня, и я не смогла выпросить у Питера Харпера ни дня отсрочки.

— Вот видишь, как высоко тебя начальство ценит, — усмехнулся Питт. — Если так дальше пойдет, скоро у него в заместителях ходить будешь. Другая бы на твоем месте от радости прыгала...

— Да пошли они все! Индюки надутые! — с неожиданной злостью выпалила Джулия. — Ничего мне от них не нужно, нужно только, чтобы ты живым вернулся! Возвращайся скорее, милый. Пожалуйста, — прошептала она и спрятала лицо у него на груди, чтобы скрыть набежавшие слезы.

— Ты тоже веди себя поосторожней, — напомнил Питт. — В следующий раз меня может и не оказаться поблизости. К подруге больше не суйся, поживи в ангаре до моего возвращения. Там ты будешь под охраной и в безопасности.

Джулия подняла к нему заплаканное лицо, и в глазах ее неожиданно мелькнула лукавая смешинка.

— А ты позволишь мне покататься на твоем «дюзенберге» — робко спросила она с надеждой в голосе.

Питт весело расхохотался.

— Да ты хоть раз в жизни садилась за руль машины с ручным переключением скоростей?

— Нет, на всех моих стояли автоматические коробки передач, — неохотно призналась девушка.

— Тогда советую повременить. Вот вернусь и сам займусь твоим обучением. А потом мы с тобой вдвоем оседлаем «дюзенберг» и отправимся на загородный пикник. Я знаю замечательное местечко на берегу Потомака в каких-то пятнадцати милях от столицы, где нам никто не помешает... наговориться вволю.

— Звучит заманчиво, — улыбнулась она сквозь слезы.

— Но только в том случае, если ты будешь хорошей девочкой, — спохватился Питт.

— А если я буду плохой? — хитро прищурилась Джулия.

— Тогда... тогда обойдемся без разговоров, — объявил Питт и запечатал ей губы долгим поцелуем.

41

Пронизанный нездоровой желтизной вечерний туман, нависший рваными клочьями над темной водой, приглушал звуки и скрадывал контуры, поэтому бродившие по илистому мелководью в поисках пищи белые и серые длинноногие цапли казались призрачным видением на фоне потускневшей с наступлением сумерек яркой зелени прибрежной растительности. Голенастые птицы с длинными изогнутыми клювами, которыми так удобно вылавливать из тины лягушек и другую мелкую живность, всполошились первыми, чутко уловив приближение чего-то очень большого, страшного и глубоко чуждого их привычному мирку. Вначале по воде прокатилась мелкая рябь, похожая на гусиную кожу, затем послышался отдаленный рокот. Он с каждым мгновением усиливался и наращивал децибелы, пока не перерос в оглушительный рев какого-то допотопного зверя, заставивший перепуганных пернатых сняться с места и взмыть в воздух.

Немногочисленные очевидцы, прогуливающиеся вдоль берега после сытного ужина, останавливались, заслышав странный звук, и в тревоге обращали свои взоры к реке, по которой неслась, заслоняя собой бортовые огни редких судов, еще находившихся на плаву в этот поздний час, чудовищная тень. А вслед за тенью материализовался и ее невообразимо огромный хозяин, отдаленно напоминающий в сто крат увеличенного кашалота. Высокий форштевень рассекал воду с необыкновенной для судна таких габаритов легкостью. Хотя четыре гигантских бронзовых винта за кормой создавали лишь треть максимальной тяги, пока «левиафан» огибал встретившуюся на пути излучину, образованная ими кильватерная струя, достигая берегов, сохраняла достаточно мощи, чтобы перевернуть привязанную лодчонку или окатить с ног до головы зазевавшегося рыболова. Миновав сложный участок и снова выйдя на прямой отрезок дистанции, монстр быстро набрал ход и устремился вперед с невероятной скоростью, заметно превышающей сорок узлов.

Судно окутывал мрак. Светились лишь красные кормовые огни, зеленые носовые и одинокий рефлектор на обрубке когда-то высокой фок-мачты. Бортовые иллюминаторы слепо щурились потухшими глазницами, надстройки затаились во тьме, и только на самом верху за стеклами рулевой рубки горел свет и изредка мелькали силуэты чьих-то фигур. Других признаков жизни не наблюдалось. На судне не было ни флага, ни вымпела, и установить его национальную принадлежность позволяли разве что рельефно выступающие на носу и корме буквы, складывающиеся в два слова: «Юнайтед Стейтс».

Вынырнув из полосы тумана, бывший круизный лайнер словно пробудился от спячки. Ожили пустынные палубы, по ним забегали люди. Они трудились, как муравьи, устанавливая на заранее выбранных позициях крупнокалиберные пулеметы и переносные ракетно-зенитные комплексы, предназначенные для отражения ожидающейся атаки американских сил быстрого реагирования. Среди боевиков-китайцев не нашлось бы ни одного иностранного наемника или террориста-любителя. Все они в свое время служили в элитных спецподразделениях НОАК и при подготовке к этому заданию прошли специальный курс интенсивных тренировок и психологической обработки. Профессионалы до мозга костей, хладнокровные, безжалостные, наученные убивать тысячами различных способов и выживать в условиях, с жизнью не совместимых, они без колебаний предпочли бы самоубийство плену. Впрочем, мало кто из них допускал возможность поражения. Все мыслимые и немыслимые варианты дальнейшего развития ситуации столько раз отрабатывались на компьютерных тренажерах, что они считали себя готовыми к любой неожиданности. План выглядел безупречным, к тому же в случае его успешного выполнения каждого из боевиков ожидали щедрые наградные и оплаченный месячный отпуск на любом из фешенебельных мировых курортов по выбору. А если повезет, им вообще не придется вступать в бой — хозяин обещал прислать вертолеты и эвакуировать всех, как только взорвутся вмонтированные по периметру днища заряды и судно осядет на дно в условленном месте.

Капитан Ли Юньчэнь не зря предвкушал изумление и разочарование, охватившие и повергшие в шоковое состояние сотни тысяч горожан, покинувших свои дома и запрудивших набережные и прилегающие к ним улицы Нового Орлеана, чтобы приветствовать прибытие легендарного лайнера, но так и не насладившихся обещанным зрелищем. Неожиданно разминувшись с «Натчез-IX» — точной копией одноименных колесных пароходов, бороздивших Миссисипи в первой половине девятнадцатого столетия, — высланным ему навстречу, лайнер резко увеличил ход и вскоре оказался за городской чертой, попутно расплющив в лепешку подвернувшийся под форштевень прогулочный катер.

Ли хохотал до слез, наблюдая за его барахтающимися в воде пассажирами, как за несколько минут до этого корчился от смеха, глядя в бинокль на вытянувшиеся лица губернатора штата, мэра города, чиновников и прочих сливок общества, собравшихся на трибуне, воздвигнутой рядом с местом предполагаемой будущей стоянки «Юнайтед Стейтс», когда вышеупомянутое судно, наращивая скорость, пронеслось мимо, не удостоив высокое начальство даже прощального гудка.

На протяжении первых тридцати миль за Новым Орлеаном лайнер сопровождали многочисленные яхты, моторки, речные трамвайчики и даже рыбачьи лодки, а также катер Береговой охраны, а по параллельным реке автомобильным трассам мчались, завывая сиренами, вереницы патрульных машин. Вертолеты новостных каналов кружили над судном, непрерывно снимая и передавая в эфир драматическую картину разворачивающихся событий. Никто ничего толком не знал и не понимал, в то время как капитан «Юнайтед Стейтс» Ли Юньчэнь упорно игнорировал все запросы и приказы остановить судно или хотя бы дать объяснение происходящему. На прямых участках реки лайнер сразу увеличивал скорость, и длинный шлейф увязавшихся за ним судов постепенно истончился и растаял. Последним отстал корабль Береговой охраны, слабому движку которого оказалось не под силу конкурировать с десятками тысяч лошадей, упрятанных в чреве машинного отделения «Юнайтед Стейтс», а вслед за ним, истратив горючее, убрались и вертолеты.

Между Новым Орлеаном и Батон-Ружем русло Миссисипи сужается с тысячи до пятисот футов, но капитана Ли больше беспокоило совсем другое. Хотя ширина лайнера составляла сто один фут, от берегов его борта отделяло по двести футов чистой воды — большая разница в сравнении с тем же Панамским каналом. Да и глубина в середине фарватера оставалась неизменной: сорок футов — из них минимум десять под килем. Главная причина тревоги состояла в том, что до Батон-Ружа предстояло пройти под полудюжиной мостов, и именно это обстоятельство вызывало у него серьезные опасения. Поздняя весна в этом году привела к задержке таяния горных и северных снегов, и уровень воды в Миссисипи все еще оставался существенно выше среднеапрельского уровня.

Первые два моста под развязкой у Кресент-Сити «Юнайтед Стейтс» миновал впритирку. Следующий — мост Хьюи П. Лонга — едва не стал роковым. Передняя дымовая труба лайнера чиркнула по фермам верхнего пролета, но устояла и даже не получила видимых повреждений. Мосты в Лулинге и Грамерси оказались детской игрушкой — судно прошло под ними с солидным запасом в десять-двенадцать футов. Последний мост — Саншайн-бридж в Дональдсвилле — судно также преодолело без сучка и задоринки, и теперь перед ним не осталось видимых препятствий на всем протяжении заключительного отрезка дистанции вплоть до Призрачного канала.

Тягостные мысли и предчувствия, одолевавшие Ли Юньчэня, начали потихоньку блекнуть и отступать. «Юнайтед Стейтс» вышел на финишную прямую. Погода по-прежнему благоприятствовала: на небе ни облачка, видимость великолепная, сила ветра в допустимых пределах. Лин Минь вел судно уверенно, с филигранной точностью вписываясь в самые крутые повороты и вызывая невольное восхищение капитана. Новый Орлеан остался далеко за кормой, а недотепы-американцы, должно быть, до сих пор гадают и не могут разобраться, что же случилось. Вряд ли они успеют опомниться и сообразить, что к чему, за оставшиеся до назначенного срока полтора часа. Но даже если тупые янки поймут наконец, что им угрожает, и поднимут по тревоге всю свою армию, авиацию и флот — все равно им не хватит времени, чтобы принять действенные контрмеры. Остановить лайнер на заключительном этапе могла бы только ракета с ядерной боеголовкой, но Ли был уверен, что рыжие варвары никогда не решатся использовать оружие массового уничтожения в одном из самых густонаселенных регионов страны.

Заметно повеселев, капитан развалился в кресле и принялся строить грандиозные планы на будущее. Задание господина Шэня можно считать практически выполненным. Остались пустяки: развернуться у перемычки, отделяющей реку от Призрачного канала, под углом к течению и въехать носом и кормой в прибрежный ил. Ли Юньчэнь нисколько не сомневался, что старательный Лин Минь шутя справится с этой задачей. Ну а ему самому останется лишь доиграть до конца приятную роль зрителя, облеченного полномочиями критика, и спокойно дождаться эвакуации. Как только погрузка личного состава на вертолеты закончится, взрывники приведут в действие детонаторы зарядов, заложенных в трюме и установленных на дамбе. Речная вода устремится в большую дыру во взорванной перемычке, а погрузившийся на дно реки корпус лайнера надежно перегородит русло по диагонали и направит весь поток в образовавшуюся промоину.

Капитан посмотрел на часы и улыбнулся. Осталось пятьдесят минут. Накинем еще сорок на перелет до Сангари, где его ждет готовый к немедленному выходу в море «Сунь Линь». К рассвету он будет уже далеко за пределами двухсотмильной пограничной зоны и сможет плевать с высоты капитанского мостика на Береговую охрану, иммиграционную службу и таможню вместе взятые.

На выходе из очередного поворота судно неожиданно содрогнулось и замедлило ход, словно споткнувшись о невидимое препятствие. Ли Юньчэнь в тревоге вскочил и вопросительно уставился на рулевого. На лбу Лин Миня выступили мелкие бисеринки пота, стиснутые губы чуть подрагивали, глаза сузились до щелочек, но он не проронил ни слова, продолжая крепко сжимать штурвал обеими руками. Несколько секунд спустя дрожь прекратилась, «Юнайтед Стейтс» миновал поворот и вновь увеличил ход. Облегченно вздохнув, Ли вернулся в свое кресло, так и не узнав, что же задел киль лайнера — подводную мель или затонувшее в середине фарватера судно?

Как ни странно, этот эпизод лишь добавил ему уверенности в благополучном исходе. Капитан хорошо знал, что дно Миссисипи покрывает толстый слой ила, но разве может какой-то вонючий ил послужить препятствием сверхпрочному форштевню и могучим паровым турбинам совокупной мощностью почти в четверть миллиона лошадиных сил, развивающим невероятную скорость? Еще сутки назад Ли Юньчэнь и помыслить не мог, что ему доведется когда-нибудь — пусть недолго! — командовать столь потрясающим судном, рядом с которым его новенький контейнеровоз показался бы жалким, уродливым карликом. Покосившись на свое отражение в стекле бокового иллюминатора рубки, капитан с удовлетворением отметил, что лицо его выглядит спокойным и уверенным, без малейших признаков волнения или стресса. За стеклом промелькнул большой деревянный дом на самом берегу, над ярко освещенным крыльцом которого развевалось полотнище флага Конфедерации южных штатов. Такие флаги часто можно встретить в жилищах потомков солдат разбитой армии южан, которые по сей день отказываются признать победу Севера и поражение Юга в Гражданской войне. Ли мысленно усмехнулся. Скоро, очень скоро это полузабытое знамя будет реять не над величавой полноводной рекой, а над мутным ручейком, в который она превратится.

В рубке стояла непривычная тишина. Никто не требовал от капитана распоряжений по изменению курса или скорости судна, никто не приставал с хозяйственными вопросами, никто не обращался по личному делу. Управление лайнером целиком контролировал Лин Минь, боевики и технический персонал действовали автономно и тоже не нуждались в его советах, а все необходимые сведения о состоянии и продвижении «Юнайтед Стейтс» капитан мог получить, бросив взгляд на экран одного из многочисленных мониторов, непосредственно связанных со всеми системами жизнеобеспечения судна. Самый большой из них демонстрировал трехмерное виртуальное изображение положения лайнера относительно ложа реки. Данные поступали с дюжины инфракрасных видеокамер в носовой части, суммировались и обрабатывались компьютером, а затем передавались на экран. Любые отклонения моментально фиксировались, что позволяло стоящему у штурвала незамедлительно провести необходимую коррекцию. С помощью всей этой электронной техники управлять судном ночью было ничуть не сложнее, чем при свете дня.

Лин Минь повернул голову и ровным, бесстрастным голосом доложил:

— Господин капитан, возникло небольшое затруднение. Мы нагоняем караван из десяти груженных зерном барж. Прошу вашего содействия.

Ли Юньчэнь знал, что от него требуется в подобных случаях, также предусмотренных подробной инструкцией, которую он выучил наизусть. Схватив трубку радиотелефона, он заговорил в микрофон властным, не терпящим возражений тоном:

— Вызываю мостик буксира на подходе к пристани Сент-Джеймс. Мы в полумиле за вашей кормой и нагоним караван, по нашим расчетам, где-то в районе Кэнтрелл-Рич. Требую немедленно освободить фарватер и прижаться к берегу. Ширина моего судна более ста футов, так что рекомендую не мешкать.

Вызов остался безответным, но когда «Юнайтед Стейтс» миновал излучину и снова вышел на оперативный простор, Ли, не отрывавший от глаз бинокля ночного видения, увидел прямо по ходу бортовые огни барж каравана и медленно — слишком медленно! — отворачивающий к левому берегу буксир. Очевидно, шкипер еще не слышал последних новостей из Нового Орлеана и даже в кошмарном сне представить не мог, что к нему на скорости в полсотни миль приближается стальное чудовище невообразимых размеров.

— Они не успеют, — хладнокровно констатировал Лин.

— Ты можешь убавить ход? — спросил капитан.

— Могу, но впереди еще несколько поворотов. Если мы не обгоним их на этой прямой, дальше придется тащиться в хвосте каравана. Мы потеряем уйму времени и не успеем в срок добраться до места назначения.

— Значит, придется сейчас, — принял решение Ли и снова поднес к губам микрофон.

— Вызываю буксир! — рявкнул он. — Последнее предупреждение. Требую сию минуту отвернуть к берегу, иначе буду вынужден вас протаранить.

— Да кто ты такой?! — послышался в трубке разгневанный мужской голос — Ты чего о себе возомнил, придурок? Сам и отворачивай, куда хочешь, если неймется!

— Не хочешь слушать добрых советов, тогда хотя бы оглянись... придурок! — ледяным тоном произнес Ли Юньчэнь.

Последовала короткая пауза, потом тот же голос сдавленно выговорил:

— Господи Иисусе, да откуда ж ты такой нарисовался?! — и сорвался на истерический вопль: — Машинное!!!

Результат оказался вполне ожидаемым: буксир прибавил ходу и караван начал быстро смещаться в сторону берега. Замыкающая баржа вильнула кормой под самым носом «левиафана», но столкновения удалось избежать. Однако несговорчивость и замедленная реакция шкипера привели к тому, что сорок тысяч тонн речной воды, вытесненные корпусом лайнера и набравшие колоссальную кинетическую энергию под воздействием его винтов, вращаемых могучими турбинами в шестьдесят тысяч лошадиных сил каждая, обрушились на злополучный караван и вынесли буксир и все десять следовавших за ним груженых барж на пологий песчаный берег, где тем пришлось проторчать почти двое суток. К счастью, никто не пострадал.

Дружно посмеявшись над тупыми янки, капитан и его старший помощник вернулись к исполнению своих обязанностей: Лин Минь по-прежнему не отходил от штурвала, а Ли Юньчэнь позволил себе выпить чашечку чаю.

— Еще двенадцать миль, и мы на месте, — сообщил рулевой. — Минут двадцать, максимум — двадцать пять.

Капитан довольно кивнул и сделал первый глоток ароматного напитка, который всегда заваривал сам по семейному рецепту, передававшемуся от отца к сыну на протяжении многих поколений. Китайцы свято чтут традиции предков, и Ли Юньчэнь не был исключением. Но насладиться до конца ему так и не удалось: распахнувший дверь рубки наблюдатель, до того безвылазно торчавший с биноклем на правом крыле мостика, с ходу объявил:

— Тревога, господин капитан! С севера быстро приближаются вертолеты. Тип уточнить пока не могу, вижу только бортовые огни и слышу шум винтов.

В этот миг Ли остро пожалел об отсутствии на борту обзорного радиолокатора, но его установке воспротивился сам господин Шэнь — зная о том, что «Юнайтед Стейтс» отправляется в свой последний рейс, он решил сэкономить на дорогостоящем оборудовании.

— Сколько их? — спросил он отрывисто.

— Я насчитал только два. Идут на бреющем прямо над водой, — добавил вахтенный, приставив к глазам бинокль.

Собственно говоря, причин паниковать пока не было. Вертушки могли принадлежать кому угодно — тем же телевизионным компаниям, например. Но пусть даже это полицейские машины. Что они смогут сделать? Объявить ему тысячу первое последнее предупреждение? Смешно! Ли вышел намостик, зябко поежился, запахнул расстегнутый китель — к ночи заметно похолодало, — встал рядом с наблюдателем и навел свой бинокль на быстро увеличивающиеся в размерах серые туши геликоптеров. С полминуты он напряженно вглядывался в ночной мрак, пытаясь опознать тип вертолетов, но окончательно убедился в их военном назначении, лишь когда обе боевые машины вплотную приблизились к лайнеру.

В то же мгновение на берегу по правому борту вспыхнули десятки прожекторов, обратив ночь в день и залив ослепительным светом водное пространство протяженностью около полумили. Капитан инстинктивно прикрыл глаза рукой, однако успел заметить на шоссе за цепочкой прожекторов танковую колонну. Танки не двигались, но их орудийные башни были развернуты, и все стволы наведены на изгибающийся дугой участок реки, при прохождении которого лайнеру неизбежно придется значительно уменьшить скорость. Ли Юньчэня несколько удивило отсутствие ракетных установок. Слабо разбираясь в современной военной технике, он не знал, что на вооружении Национальной гвардии США состоят в основном танки «М1А1» со стопяти-миллиметровыми пушками — достаточно надежные и боеспособные, но порядком устаревшие. Впрочем, даже обстрел из танковых орудий грозил «Юнайтед Стейтс» крупными неприятностями.

Ведущий вертолет модели «Сикорский Н-76 Игл» облетел судно по левому борту и завис над кормой, а ведомый снизился до уровня рулевой рубки и направил на нее прожекторный луч. Вслед за этим загремел, перекрывая гул лопастей, усиленный мощными динамиками голос:

— Приказываю немедленно лечь в дрейф! Повторяю, застопорить машины!

Неожиданное появление на сцене боевых вертолетов и танков повергло Ли Юньчэня в шок. Изменчивая фортуна отвернула от него свое лицо в тот самый момент, когда желанная цель уже замаячила на горизонте, и от ее достижения капитана отделяли считанные минуты. Проклятые американцы каким-то непостижимым образом узнали об истинном назначении лайнера и приняли меры. Капитан не сомневался, что тут не обошлось без предательства, поскольку сами они ни за что бы не догадались. Что же делать? Подчиниться? Или...

— Немедленно остановитесь! — снова послышался голос из репродукторов. — В случае неповиновения я прикажу высадить вооруженный десант и все находящиеся на борту будут арестованы по обвинению в саботаже и терроризме.

Ли продолжал раздумывать, торопливо взвешивая шансы за и против. Сначала ему померещилось, что бронированных машин на шоссе видимо-невидимо, но при более внимательном подсчете их оказалось всего девять. А что такое девять танков против стального гиганта длиной почти в четверть мили? Без ракет, одним артиллерийским огнем им его не потопить, а десяток-другой пробоин в борту на ходовые качества не повлияет. В машинное отделение они не попадут, оно расположено ниже ватерлинии. Капитан бросил взгляд на часы. Всего пятнадцать минут ходу до Призрачного канала! Рискнуть или все-таки сдаться? Но в глубине души он уже знал, что не отступит. Капитулировать сейчас — значит навсегда потерять лицо. Честь дороже жизни, и Ли Юньчэнь принял окончательное решение продолжать операцию и во что бы то ни стало довести ее до конца.

В отличие от капитана, склонного к философским размышлениям на досуге, полковник Чжао Фынь, некогда командовавший батальоном спецназа НОАК, никаких колебаний не испытывал. Ему было приказано уничтожить противника, и он неукоснительно выполнил приказ, отдав распоряжение открыть огонь по вертолетам. Расчет ближайшего к командиру переносного зенитно-ракетного комплекса тут же выпустил ракету «СА-7»[271], одну из большой партии таких же, приобретенных агентами Шэня при расформировании одной из российских частей в Забайкальском военном округе. Шэнь вообще предпочитая покупать русское оружие. И не только из-за его дешевизны по сравнению с европейскими и американскими аналогами, но и потому, что оно было надежным, безотказным и достаточно простым в обращении.

Ракета, снаряженная инфракрасной головкой самонаведения, шипя и оставляя за собой белесую струю раскаленных газов, устремилась к цели, находящейся от нее в каких-то ста ярдах. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Реактивный снаряд угодил в заднюю часть фюзеляжа и разорвался, начисто отрубив рулевой винт. Пилот попытался дотянуть до берега, но смертельно раненная машина рухнула в воду и быстро затонула. Правда, обошлось без жертв: оба пилота и десять десантников успели вовремя открыть дверцы и один за другим вынырнули на поверхность. Экипажу второго геликоптера повезло меньше. Следующая ракета пробила обшивку и взорвалась в салоне. Вертолет разнесло на куски; его пылающие обломки и обугленные тела спецназовцев, попавшие под кильватерную струю, расшвыряло в разные стороны. Пилоты каким-то чудом уцелели. Взрывной волной их контузило и вышибло из кабины, но автоматически надувшиеся при соприкосновении с водой спасательные жилеты не дали им утонуть.

За грохотом разрывов никто на борту лайнера не услышал слабый стрекочущий звук в поднебесье и не заметил два черных параплана, повисших над водой и медленно снижающихся навстречу приближающемуся судну. Расправившись с вертолетами, боевики перенесли все свое внимание на ощетинившиеся стволами орудий танки на берегу. Пушки пока молчали; очевидно, командир колонны намеренно выжидал, подпуская лайнер поближе, чтобы сразу начать стрельбу прямой наводкой.

Воодушевленный первым успехом, Ли Юньчэнь отбросил все сомнения, связался с машинным отделением и коротко приказал:

— Полный вперед!

42

За десять минут до вышеописанных событий Питт и Джордино поднялись в воздух, стартовав со двора местной приходской школы, расположенной в квартале от реки. Застегнув шлемы и подтянув ремни, они закрепили за плечами увесистые плоские ранцы и прицепили их карабинами к стропам аккуратно разложенных на траве парашютов-крыльев. Затем включили ранцевые двигатели мощностью в три лошадиные силы каждый. Эти компактные моторчики почти не отличались габаритами от устанавливаемых на газонокосилках и бензопилах и приводили в действие винты с широкими, как у вентилятора, лопастями. Чтобы предотвратить случайное попадание между ними одной из полусотни парашютных строп, винт защищала мелкоячеистая сетка из стальной проволоки. Выхлопные патрубки специальной конструкции глушили шум мотора, сводя его до ровного жужжания, едва различимого человеческим ухом на расстоянии в сотню шагов. Питт и Джордино переглянулись и ринулись бегом по полого спускающемуся откосу. Уже через несколько шагов потянувшиеся следом парашюты наполнились воздухом, и друзья один за другим взмыли над землей.

Помимо бронежилетов и защитных шлемов, все их боевое снаряжение ограничивалось помповым ружьем «Азерма-Бульдог» двенадцатого калибра из арсенала в ангаре, в которое успел влюбиться питавший пристрастие к подобным игрушкам итальянец, и старым кольтом Питта. Никто не запрещал им прихватить с собой хоть по гранатомету, но каждый лишний фунт груза затруднял управление парапланом и снижал эффективность и без того маломощного двигателя. К тому же в их задачу не входило изображать Рэмбо и палить направо и налево из всех видов оружия. Они должны были тихо и незаметно опуститься на палубу, пробраться в рубку и перехватить управление «Юнайтед Стейтс». А обязанность прикрывать их и вести перестрелку с боевиками возлагалась на два десятка десантников, которых предполагалось высадить с геликоптеров одновременно на носу и корме.

Но человек предполагает, а Бог — или, может, дьявол? — располагает. Уже находясь в воздухе, Питт и Джордино стали свидетелями хладнокровного расстрела обоих вертолетов. Однако отступать от намеченного плана было уже поздно, и друзья, не сговариваясь, решили следовать ему до конца, с той лишь разницей, что теперь они могли полагаться только на собственные силы.

Менее чем через час после окончания совещания в кают-компании «Ястребенка» Питт и Джордино встретились с генералом Оскаром Олсоном, старым другом и однокашником Фрэнка Монтеня. Он принял их в штаб-квартире Национальной гвардии Луизианы в Батон-Руже, столице штата. Генерал терпеливо выслушал аргументы обоих, сводящиеся, в основном, к тому, что только они, как морские инженеры, хорошо знакомые с расположением палуб и служебных помещений лайнера и обладающие достаточными познаниями в судовождении, способны быстро добраться до рулевой рубки, взять на себя управление и остановить судно, пока оно не достигло Призрачного канала. Выслушал и с ходу отмел, строго-настрого запретив им участвовать в операции.

— Теперь это чисто армейское шоу, джентльмены, — безапелляционно заявил Олсон, по привычке барабаня костяшками пальцев правой руки по раскрытой ладони левой. Несмотря на приближающееся шестидесятилетие, выглядел он моложаво и подтянуто, держался с достоинством и с первого взгляда внушал доверие своим неистребимым оптимизмом и открытым, доброжелательным взглядом внимательных светло-карих глаз. Ростом генерал не уступал Питту, но некогда узкая талия его заметно подернулась жирком, что свойственно многим стареющим мужчинам, проводящим в кабинетах и офисах больше времени, чем на свежем воздухе. — Судя по тому, что рассказали мне вы и генерал Монтень, без кровопролития там вряд ли обойдется, а я не имею права подвергать опасности жизни гражданских лиц в ходе боевых действий. А вашу, мистер Питт, тем паче. Как я посмотрю потом в глаза вашему отцу, сенатору Питту, если вас вдруг ненароком ухлопают? Да и не нуждаюсь я, по большому счету, в вашей помощи. Если мои люди не справятся с управлением и не смогут затормозить лайнер, я просто прикажу им повернуть к берегу и посадить его на мель.

— Это ваш единственный план, сэр? — не без иронии осведомился Питт. — Другого нет?

— А как еще прикажете поступить с судном размером с Эмпайр-стейт-билдинг? — удивился Олсон.

— Вы упускаете из виду одно очень важное обстоятельство, генерал, — пояснил Питт. — Длина «Юнайтед Стейтс» значительно превышает ширину Миссисипи почти на всем протяжении реки от Нового Орлеана до Батон-Ружа. Если за штурвал встанет случайный человек, слабо разбирающийся в автоматизированных системах управления, лайнер легко может выйти из-под контроля и развернуться поперек русла таким образом, что закупорит его наглухо, как затычка в сливе раковины умывальника. Вы понимаете, чем это грозит? Движение речного транспорта в низовьях будет парализовано на недели, если не месяцы, не говоря уже о том, что Миссисипи выйдет из берегов и разольется по окрестностям, обтекая образовавшуюся запруду.

Последний довод Питта заставил Олсона крепко задуматься.

— Черт с вами, уговорили! — объявил он наконец свое решение, звучно хлопнув ладонью по крышке письменного стола. — Только учтите, джентльмены, на борт я вас пущу не раньше, чем туда высадится воздушный десант. Пойдете, так сказать, вторым эшелоном, вслед за вертолетами. Раз уж вы такие специалисты, как утверждаете, вам и карты в руки. Вставайте к штурвалу, жмите на кнопки, словом, делайте что хотите, только остановите этого монстра, пока он в самом деле не застрял.

— Если не возражаете, сэр, — невозмутимо продолжил Питт, не проявляя ни малейших признаков торжества по поводу одержанной победы, — мы с Алом сами позаботимся о том, чтобы попасть на борт «Юнайтед Стейтс». О средствах доставки можете не беспокоиться.

До Олсона не сразу дошел смысл предложения Питта. Да он уже и не вслушивался в слова собеседника, посчитав разговор законченным и воспарив своими генеральскими мыслями в заоблачные высоты стратегии и тактики. Очень может быть, что привиделась ему в тот момент вторая звезда на погонах или еще что-нибудь приятное в том же роде: например, торжественный прием в его честь в Белом доме, вспышки блицев фоторепортеров, портреты на первых полосах ведущих газет, телевизионные интервью... Да мало ли о чем может мечтать старый служака в шаге от отставки по возрасту, в которую ох как не хочется уходить! Сообразив наконец, о чем тот толкует, генерал нахмурился, окинул инженера из НУМА подозрительным взглядом и внушительно произнес:

— Предупреждаю вас, мистер Питт, что не потерплю никакой самодеятельности. Операцией командую я, и вы будете исполнять мои приказы, нравится вам это или нет!

— Можно вопрос, сэр? — встрепенулся итальянец.

— Валяйте, — снисходительно кивнул Олсон.

— Допустим на минутку, сэр, что ваши десантники не сумеют овладеть судном. Что тогда?

— В качестве подкрепления я приказал направить к театру возможных боевых действий шесть танков, усилив их парой самоходных гаубиц и одним самоходным минометом. По моим данным, они вот-вот должны выдвинуться на позиции. Полагаю, их огневой мощи будет достаточно, чтобы превратить пароход в груду металлолома.

Питт скептически приподнял бровь, но от комментариев воздержался.

— Если это все, джентльмены, я вас больше не задерживаю, — поднялся из-за стола генерал.

Друзья поняли намек с полуслова и послушно попятились к двери.

* * *

— Опять облажались герои спецназа! — с досадой буркнул Питт, подтягивая стропы и увеличивая угол планирования.

— И место их планам на дне унитаза, — моментально сымпровизировал Джордино, парящий позади и чуть правее напарника. — Вот и верь после этого генеральским обещаниям!

Между тем им было далеко не до шуток. Потеря обоих десантных вертолетов не только лишала их ожидаемого прикрытия, но и угрожала поставить меж двух огней. По словам Олсона, в случае неудачи с высадкой в бой должны вступить танки и самоходные орудия, а пережидать артобстрел на открытой палубе — отнюдь не самое полезное для здоровья занятие. Если добавить к этому постоянный риск нарваться на боевиков Шэня, станет понятно, что ничего хорошего от затеянной ими же самими авантюры ни Питт, ни Джордино не ожидали. В то же время ни тому, ни другому даже в голову не пришло, что никто их не осудит, если они откажутся от своей безумной попытки, повернут к берегу и присоединятся к танкистам на шоссе.

Основная сложность посадки на палубу «Юнайтед Стейтс» заключалась в том, что скорость лайнера вдвое превосходила куда более скромные возможности парапланов. Садиться на встречном ходу было безумием, поэтому в их распоряжении оставался единственный вариант: дождаться, когда судно сбросит обороты, минуя изгиб реки, на котором расположились ожидающие того же национальные гвардейцы, пристроиться к нему сзади и бесшумно спланировать на кормовую вертолетную площадку.

Питту не раз случалось прыгать с парашютом ночью, но ничего похожего он никогда прежде не испытывал. Огни прожекторов на берегу давали достаточно света, чтобы ориентироваться в пространстве и удерживать высоту, но его все равно не покидало неприятное ощущение падения в какую-то непроглядную бездну. Лайнер приближался. Его циклопические трубы, изрыгающие клубы черного дыма, напоминали разверстые пасти многоглавого дракона. Питт знал, что в их распоряжении всего одна попытка — другой не будет! — поэтому он, как ведущий, не мог позволить себе ошибиться в расчетах. В данном случае он отвечал не только за себя, но и за напарника, потому что тот будет неотступно следовать за другом, прикрывая ему спину и повторяя за ним каждый маневр, и разделит его участь, если Питт допустит фатальный промах.

— Ал, ты меня слышишь? — произнес он в микрофон вмонтированной в шлем рации.

— Так точно, начальник, — бодро отозвался итальянец.

— А судно видишь?

— Еще как! Ощущение такое, будто идешь по рельсам в туннеле, а навстречу тебе прет курьерский поезд.

— На повороте лайнер замедлит ход. Обходим его сбоку и садимся на корму. Помни: у нас всего один заход. Потом он снова увеличит скорость, и нам его уже не догнать.

— Надеюсь, буфет у них еще работает, — проворчал Джордино, у которого после завтрака и маковой росинки во рту не было.

— Я тоже, — невольно усмехнулся Питт. — А теперь шутки в сторону, и слушай меня. Заходить на цель будем вдоль левого берега, пока люди Шэня целиком поглощены танками на правом. Слева они никакого подвоха не ожидают, так что у нас есть шанс проскочить незамеченными. Садиться лучше всего за задней трубой на вертолетную площадку. Труба большая, она нас прикроет. Только ты смотри не отставай.

— Не отстану, не надейся, — хмыкнул итальянец. — Разве можно тебя одного пускать в приличное общество? Ты, главное, когда приземлишься, не забудь в сторонку подвинуться, чтобы освободить мне место, а то ведь я не постесняюсь, прямо на шею сяду.

Джордино без колебаний последовал бы за Питтом в самые мрачные закоулки преисподней, всецело доверяя его суждению и интуиции. Они действовали настолько слаженно, работая в паре и без слов понимая друг друга, что порой казалось: между ними существует телепатическая связь. Вот и сейчас, уточнив последние детали, оба умолкли и сосредоточились. С этой минуты и до посадки ни один из них не проронит ни звука — да и о чем говорить, когда все уже сказано?

Сместившись к западному берегу, друзья выключили двигатели и приготовились. Одновременно подтянув левые стропы, они начали разворот по наклонной дуге в обратном направлении — с таким расчетом, чтобы в момент прохождения судна зависнуть над его левым бортом на уровне середины передней трубы. Черные полотнища парапланов придавали им сходство с крылатыми ящерами мезозоя, выбирающими удобный момент для атаки на убегающую добычу, хотя для заключительной стадии маневра больше подошло бы, наверное, сравнение с бродягами, вскакивающими на заднюю площадку замедлившего ход товарняка.

Расчеты и надежды Питта полностью оправдались. Никто не встретил их автоматными очередями в упор на подлете, да и сами они не заметили на левой стороне раскинувшейся под ними палубы ни одного человека. Расправившись с вертолетами, боевики не ждали больше атаки с воздуха и переместились на правый борт, где заняли позиции и приникли к прицелам в ожидании начала артиллерийского обстрела. Чжао Фынь и его команда не боялись танков. Им не раз приходилось иметь с ними дело, и они хорошо знали, куда надо целиться из гранатомета, чтобы бронированная машина вспыхнула после первого же попадания.

Как только в поле его зрения возник неохватный цилиндр последней дымовой трубы лайнера, Питт вывернул вправо и тут же обеими руками потянул на себя передние стропы. Купол послушно сложился, и Дирк устремился вниз под углом в сорок пять градусов. Пружинисто приземлившись на ноги и окончательно погасив парашют, Питт поспешно отступил в сторону, памятуя напутственный наказ напарника. Ал не заставил себя долго ждать. Не прошло и трех секунд, как Джордино в классическом стиле опустился почти в ту же самую точку, что и Дирк. Оскалив белые зубы в победной улыбке, итальянец с облегчением скинул ранец и проворно скатал купол, после чего подмигнул Питту и спросил громким шепотом:

— Почему я не вижу цветов и шампанского?

— Скажи спасибо, что кости целы, — прошептал в ответ Питт. — Лично я больше всего боялся заработать третью дырку в заднице. Слава богу, на этот раз обошлось.

Укрывшись в тени трубы, Питт установил на своей рации новую частоту и вызвал Руди Ганна, отправившегося вместе с шерифом и группой военных саперов обследовать забранный стальной дверью бункер в восточной оконечности Призрачного канала.

— Руди, это Дирк. Как меня слышишь?

Не успел он дождаться ответа, как прямо над ухом оглушительно прогремел выстрел из помпового ружья, слившийся с дробным треском автоматной очереди. Подскочив от неожиданности, Питт обернулся. Джордино, опустившись на одно колено, медленно поводил стволом помпового ружья из стороны в сторону, как будто выискивая на юте невидимую цель.

— Аборигены подозрительны и недружелюбны, — сообщил итальянец в ответ на вопросительный взгляд напарника. — Должно быть, один из них заметил тень от наших парашютов и сунулся проверить. На свою голову, — добавил он будничным тоном.

— Руди, ответь. Ответь мне, Руди, — вернулся к прерванному занятию Питт. — Да отвечай же, черт тебя побери!

— Да слышу я, слышу, чего кипятишься? — громко и отчетливо прозвучал в наушниках шлемофона голос Ганна. — Вы уже на борту?

Последние слова Руди сопровождались еще двумя выстрелами, произведенными Джордино.

— Здесь становится жарко, — спокойно заметил тот. — По-моему, нам пора сваливать.

— Да, мы на месте, — крикнул в микрофон Питт. — Пока все в порядке.

— Я слышу стрельбу или у меня в ушах звенит? — неожиданно раздался в наушниках знакомый ворчливый тенорок адмирала Сэндекера.

— Ничего страшного, босс, — поспешно ответил Питт. — Это Ал развлекается. Решил досрочно отпраздновать Четвертое июля. Вы обезвредили заряды под дамбой?

— У меня плохие новости, сынок, — с сожалением проговорил адмирал. — Саперы открыли стальную дверь и проникли внутрь, но ничего не нашли.

— Повторите еще раз, сэр, — попросил Питт, отказываясь верить собственным ушам.

— Там нет взрывчатки, Дирк. Там вообще ничего нет. Только очень большой и абсолютно пустой подвал. И если Шэнь все-таки намерен взорвать перемычку, он собирается сделать это в каком-нибудь другом месте.

43

На участке автострады, проходящей по насыпной дамбе, в которую упирался Призрачный канал, было светло, как днем. Помимо передвижных прожекторов и проблесковых маячков дюжины патрульных машин место действия освещали мощные фары восьми армейских грузовиков под камуфляжными тентами. По распоряжению шерифа шоссе по обе стороны перекрыли кордонами на отрезке протяженностью около мили.

Лица небольшой группы руководителей операции, собравшихся кучкой у головного грузовика, выражали недоумение и озабоченность. Адмирал Сэндекер, Руди Ганн, генерал Олсон и Луи Маршан, шериф прихода Ибервиль, походили на людей, блуждающих по лабиринту, откуда нет выхода. Олсон, уязвленный до глубины души бесславной потерей десантных вертолетов, бывших предметом его особой гордости, перестал корчить из себя утонченного джентльмена и без стеснения, по-солдатски высказывал все, что он думает по этому поводу:

— Дурацкие бредни! — орал он, брызгая слюной и потрясая кулаками. — Я с самого начала подозревал, что судно захвачено бандой международных террористов. Вот из этого и надо было исходить, а не тратить время и силы на поиски мифической взрывчатки!

— Боюсь, что вынужден согласиться с генералом, — вставил Маршан, стройный, подтянутый и сравнительно молодой человек в безукоризненно облегающей его спортивную фигуру полицейской форме; внешний вид его разительно отличался от растиражированного в сотнях фильмов киношного образа увальня-шерифа с выпирающим из-под распахнутой рубашки животом, кирпичного цвета физиономией, лиловым носом хронического алкоголика и тягучим южным произношением. Мысли свои он выражал грамотно и лаконично на безупречно правильном литературном английском. — Версия о слиянии Миссисипи и Атчафалайи посредством разрушения перемычки между ними выглядит, на мой взгляд, неправдоподобной и, что называется, «притянутой за уши». Я тоже склонен полагать, что террористы, захватившие «Юнайтед Стейтс», преследуют какую-то иную цель.

— Только не надо передергивать, джентльмены, прошу вас! — сердито вскинулся Сэндекер. — Никакие они не террористы! То есть террористы, конечно, но не в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это понятие. Мы точно знаем, кто за ними стоит и какие цели преследует. И судно они не захватывали, а спокойно высадились на борт по приказу хозяина, чтобы поставить последнюю точку в осуществлении его грандиозного замысла превратить Сангари в важнейший портовый терминал всего Юго-Восточного побережья.

— Ваша теория, сэр, поразительно напоминает сценарий фантастического фильма об угрожающей человечеству глобальной катастрофе, — вежливо заметил шериф. — А мы тут живем в захолустье и больше привыкли полагаться на реальные факты. Перед нами бункер, в котором нет ничего, кроме голых стен. Это факт. Все прочее — не сочтите за обиду, адмирал, — не более чем пустые домыслы.

— Хотел бы я посмотреть, как вы запоете, когда пустые домыслы обернутся самым большим кошмаром в вашей жизни, шериф! — не удержался от шпильки в адрес оппонента Сэндекер. — Скажите лучше, как обстоят дела с эвакуацией населения в низовьях Атчафалайи?

— Во всех населенных пунктах объявлена тревога. Полицейские и армейские патрули объезжают отдаленные фермы и предупреждают владельцев об угрозе наводнения. Всем рекомендуется срочно покинуть жилища и перебраться на возвышенное место. Не беспокойтесь, сэр, мы делаем все, что в наших силах, чтобы свести к минимуму возможные человеческие потери.

— Вам ни за что не успеть оповестить в срок всех жителей долины, — покачал головой адмирал. — Когда эта дамба взлетит на воздух — в чем я лично не сомневаюсь, хотя, как и вы, могу только гадать, где именно произойдет взрыв, — всем моргам отсюда до техасской границы придется перейти на круглосуточный график работы.

— Даже если ваши умозаключения верны, сэр, — парировал Маршан, — у нас все равно нет времени на поиски заложенной неизвестно где бомбы. Если «Юнайтед Стейтс» не удастся остановить, лайнер появится здесь уже через полчаса.

— Раньше, шериф, гораздо раньше, — поправил его адмирал. — По моим подсчетам, ждать осталось не больше пятнадцати минут.

— Скорее до второго пришествия! — вмешался генерал Олсон. — Вы напрасно сомневаетесь в моих национальных гвардейцах, джентльмены. Отличные парни, как на подбор. Ими командует полковник Боб Тернер, ветеран войны в Заливе. Я убежден, что он не пропустит сюда лайнер. Танки и самоходные орудия вот-вот откроют по нему огонь прямой наводкой. Я специально переключил свою рацию на громкую связь, чтобы все вы услышали доклад Боба об успешном завершении операции. Сообщение от него должно поступить с минуты на минуту.

— Танки! — презрительно фыркнул Сэндекер. — Танки против «Юнайтед Стейтс» — что пчелиный рой против медведя-гризли. Лайнер проскочит сектор обстрела за каких-то три-четыре минуты. Сколько там у вас орудий в общей сложности? Девять? Как военный моряк с немалым боевым опытом ответственно заявляю, что за столь короткий промежуток времени это судно не потопить и десяти таким батареям!

— Но я приказал заменить все снаряды в танковых боекомплектах на бронебойные, — продолжал настаивать на своем Олсон. — Им хватит и трех минут, чтобы проделать в корпусе лайнера столько дыр, что он пойдет ко дну, не протянув и мили.

— Вы заблуждаетесь, генерал, — холодно возразил Сэндекер. — «Юнайтед Стейтс» — гражданское судно, и борта его не защищены бронеплитами, как у боевых кораблей, а все надстройки сделаны из алюминиевых сплавов. Ваши бронебойные снаряды прошьют их насквозь, не причинив серьезных повреждений. Осколочные и зажигательные были бы в данном случае намного эффективней.

— А стоит ли вообще ломать копья, джентльмены, по этому поводу? — примирительным тоном заговорил Маршан, обращаясь одновременно к обоим спорщикам. — Мост через Миссисипи за Батон-Ружем в свое время специально построили так низко над водой, чтобы не пропускать в верховья океанские суда. «Юнайтед Стейтс» придется либо остановиться, либо врезаться в него на полном ходу.

— Я вижу, вы все еще не до конца понимаете, с кем мы имеем дело, шериф, — с горечью произнес адмирал. — Мост! Ха! Неужели вы всерьез допускаете, что Шэнь Цинь мог не знать или забыть о его существовании? Вы верно подметили, что лайнеру под ним не проскочить, но совершенно упустили из виду, что судно массой в сорок тысяч тонн пройдет сквозь него с той же легкостью, с какой разъяренный слон проламывается сквозь стены тростниковой хижины.

— Думаю, вы все ошибаетесь, джентльмены, — неожиданно заговорил не проронивший до этого ни слова Руди Ганн. — И вы тоже, босс — Он покосился на Сэндекера. — «Юнайтед Стейтс» не дойдет до Батон-Ружа и не станет разрушать мост, потому что остановится здесь. А дальше все произойдет по уже известному вам сценарию: лайнер перегородит собой русло реки и ляжет на дно одновременно со взрывом перемычки в том самом месте, на котором мы с вами сейчас стоим.

— Ну вот, опять завели свою волынку, — недовольно скривился генерал Олсон. — А где же взрывчатка? Взрывчатка где, я вас спрашиваю?!

— Обратите внимание на размеры полости под дамбой. Если «Юнайтед Стейтс» просто протаранит перемычку с той стороны, желаемый эффект будет достигнут безо всякого взрыва.

— Логично, но не выдерживает критики с позиций здравого смысла, — после некоторого раздумья высказался адмирал. — Разрушив дамбу, лайнер сам же и заткнет пробоину своим корпусом.

Не успел он закончить фразу, как горизонт на юге озарился частыми вспышками, сопровождаемыми отдаленными громовыми, раскатами. Поскольку грозы не было в помине, собравшиеся на шоссе без труда догадались, что видят отсветы пламени, изрыгаемого пушечными стволами вместе со снарядами, и слышат приглушенный расстоянием в несколько миль грохот артиллерийской канонады. Молодые солдатики, ни разу в жизни не побывавшие под обстрелом, с жадным любопытством вглядывались и вслушивались в сполохи и отзвуки разыгравшегося сражения. Глаза генерала Олсона сразу замаслились и заблестели от удовольствия, как у досыта наевшегося сметаны кота.

— Точно по расписанию, — торжествующе объявил он, бросив взгляд на часы. — Скоро вы все убедитесь, что такое стрельба прямой наводкой с ближней дистанции!

Из кузова штабного вездехода выпрыгнул пожилой сержант. Рысью подбежал к начальству, старательно вытянулся в струнку перед командующим, щелкнул каблуками и лихо козырнул.

— Разрешите доложить, сэр?! — рявкнул он во всю глотку, дождался генеральского кивка и четко отбарабанил хорошо поставленным «командирским» голосом: — С северного кордона поступило сообщение, что два большегрузных трейлера прорвали оцепление, разнесли заграждение и на полной скорости направляются в нашу сторону, сэр!

Взоры присутствующих непроизвольно обратились на север. По автостраде с пугающей быстротой приближались два огромных грузовика с длинными цельнометаллическими прицепами. До смычки дамбы с Призрачным каналом им оставалось преодолеть менее полумили. Несколько полицейских машин, включив сирены и мигалки, мчались за ними вслед. Одна из них, обогнав головной грузовик, начала замедлять скорость и разворачиваться поперек дороги, пытаясь заставить его остановиться, но водитель трейлера только прибавил газу и с ходу протаранил ее. От сильнейшего толчка в задний бампер патрульный автомобиль пошел юзом, съехал с обочины и закувыркался вниз по склону насыпи.

— Подонок! Убийца! — в ярости воскликнул Маршан. — За это я засажу тебя на полную катушку!

Один только адмирал Сэндекер успел осознать нависшую над всеми угрозу.

— Очистите дорогу! — закричал он во весь голос, схватив за рукав генерала Олсона. — Прикажите своим людям немедленно убраться с дороги!

В отличие от полицейских и военных, Руди Ганн в пояснениях не нуждался. Он тоже с первого взгляда понял, что сейчас произойдет, и присоединился к своему непосредственному начальнику.

— Бегите прочь! Скорее! — завопил он визгливым фальцетом. — В грузовиках взрывчатка!

Все эти крики, требования и предупреждения повергли генерала в состояние ступора. Мозг его, скованный рамками уставных взаимоотношений и непомерным самолюбием, отказывался воспринимать советы, не говоря уже о приказах, из уст посторонних, тем более штатских. Поэтому первой его мыслью было, что оба они — Сэндекер и Ганн — попросту спятили. А вот Маршан, молодой, сообразительный, инициативный и достаточно гибкий, чтобы четко различать, когда проще слепо следовать букве закона или воле начальства, а когда разумнее действовать сообразно обстоятельствам, не растерялся и оказался на высоте. Жестом подозвав ближайших помощников, шериф коротко проинструктировал их, и уже через несколько секунд первая полицейская машина сорвалась с места и помчалась на юг. Одновременно, получив соответствующий приказ по радио, развернулись и отбыли в обратном направлении патрульные автомобили, преследовавшие грузовики. Олсон в конце концов вышел из оцепенения и тоже принялся распоряжаться. Солдаты и саперы поспешно попрыгали в кузова, и восьмерка армейских грузовиков последовала, хотя и с некоторым отставанием, за кавалькадой легковушек. Замыкал колонну новенький открытый джип Маршана с эмблемой шерифа на боковых дверцах, в котором разместились также адмирал и его заместитель. Не прошло и минуты, как насыпь опустела. На шоссе остались лишь забытые в спешке прожектора, по-прежнему заливающие ярким светом участок дороги и зияющий темный провал в подножии дамбы.

Маршан, Сэндекер и Ганн, забравшись с коленями на сиденья и обернувшись назад, завороженно следили за приближением трейлеров. За вертикально скошенными кабинами высотой с двухэтажный дом отливали серебристым металликом восемнадцатиосные коробки фургонов без опознавательных надписей на бортах. Длина каждого из них составляла около тридцати ярдов, а грузоподъемность достигала сорока тонн. За лобовым стеклом ведущего грузовика виднелась только макушка головы водителя, съежившегося в кресле и приникшего грудью к баранке, чтобы не стать легкой добычей снайпера. В суматохе подготовки операции о снайперах как-то не позаботились, но шофер-китаец за рулем могучего «уайта» знать об этом не мог. Вот и берегся на всякий случай, хотя при необходимости не колеблясь пожертвовал бы жизнью.

Цель появления грузовиков на дамбе окончательно прояснилась, когда они практически одновременно затормозили и развернулись поперек трассы, перегородив ее от обочины до обочины. Почти в то же мгновение откуда-то из-за деревьев вынырнул вертолет. Пилот с ювелирной точностью посадил винтокрылую машину между трейлерами, а покинувшие кабины водители без задержки перебрались в кабину. Вертолет снова поднялся в воздух, развернулся над лесом и начал быстро удаляться в западном направлении.

— Может быть, имеет смысл вернуть саперов и попытаться обезвредить заряды? — предложил шериф.

— Уже не успеют, — отрицательно покачал головой Ганн, — «Юнайтед Стейтс» будет здесь минут через десять-двенадцать, а задние двери трейлеров наверняка заварены, и резать их автогеном придется не меньше часа.

— Десять минут — это не так уж и мало, — возразил Сэндекер. — Можно не сомневаться, что взрыв произойдет не раньше, чем лайнер встанет на предназначенное ему место. В противном случае Миссисипи успеет достаточно обмелеть, прежде чем он доберется до цели. И тогда «Юнайтед Стейтс» просто застрянет в середине фарватера за несколько миль отсюда. Но меня сейчас больше интересует другое. Ясно, что в грузовиках заложены радиоуправляемые заряды; вопрос в том, кто подаст сигнал? Логично предположить, что оператор находится на борту лайнера: на месте, как говорится, виднее. Но есть также определенный шанс, что взорвать перемычку поручено одному из водителей или пилоту того вертолета, на котором они улетели. Вы можете связаться с генералом Олсоном, шериф? — обратился он к Маршану.

— Сейчас попробую.

Луи поднес к губам микрофон рации и несколько раз повторил вызов, прежде чем добился ответа:

— Капрал Уэлч слушает.

— Шериф Маршан вызывает генерала Олсона. Срочно.

— Понял вас, шериф. Соединяю с командующим.

После короткой паузы из динамика громкой связи послышался раздраженный голос генерала:

— Ну, что там у вас стряслось, Луи? Только покороче, пожалуйста, не занимайте линию — я с минуты на минуту ожидаю сообщения полковника Тернера.

— С вами хочет поговорить адмирал, сэр. Надеюсь, он вас надолго не задержит.

Сэндекер перегнулся через спинку сиденья и выхватил у Маршана микрофон.

— Сколько у вас боевых машин в воздухе, генерал? — спросил он не терпящим отлагательств тоном.

— А почему вы этим интересуетесь? — удивился Олсон.

— У меня есть основания предполагать, что радиосигнал на взрыватели в грузовиках, оставленных на дамбе, поступит с борта вертолета, который только что улетел, забрав обоих водителей. Курс вест-зюйд-вест. Если его перехватить и сбить в ближайшие десять минут, вполне возможно, что взрыв и разрушение перемычки удастся предотвратить.

Олсон долго не отвечал, а когда снова заговорил, голос его заметно потускнел и звучал безжизненно и устало.

— Мне очень жаль, адмирал, но у меня с самого начала не было другой авиации, кроме пары десантных вертолетов. А теперь и тех не осталось, — добавил он с тоской.

— Тогда попытайтесь вызвать истребители с ближайшей военно-воздушной базы.

— Попытаюсь, — покорно согласился генерал. — Но гарантировать ничего не могу. Пока они там раскачаются, пока согласуют с начальством...

— Можете не объяснять, я все понимаю, — вздохнул Сэндекер.

— Да вы не беспокойтесь, адмирал, мои танкисты костьми лягут, но обязательно остановят этих уродов!

Глава НУМА пропустил оптимистичные прогнозы генерала мимо ушей, да и в голосе самого командующего как-то не ощущалось прежней уверенности в успехе. Бедняге Олсону еще только предстояло узнать, что события в районе боевых действий приняли неожиданный оборот и разворачиваются отнюдь не в одностороннем порядке, согласно утвержденному им сценарию, а совсем даже наоборот. Не подозревал он и о том, что последние слова его окажутся пророческими — правда, к сожалению, только та часть фразы, где было «лягут костьми». После пары орудийных залпов прямой наводкой, не причинивших судну серьезных повреждений, если не считать дюжины сквозных пробоин выше ватерлинии, на позиции национальных гвардейцев обрушился сокрушительный шквал ответного огня из всех имевшихся в распоряжении боевиков видов оружия.

Сэндекер вернул микрофон шерифу, откинулся на спинку заднего сиденья и сумрачно нахохлился, как продрогший воробей. Когда же он снова заговорил, обращаясь к примолкшему рядом Руди Ганну, речь адмирала была исполнена едкой горечи пополам с безнадежным отчаянием.

— Этот ублюдок Шэнь Цинь снова обвел нас всех вокруг пальца, и самое обидное заключается в том, что мы ничего не можем поделать. Остается только стиснуть зубы и молча смотреть, как гибнут тысячами ни в чем не повинные люди.

— А я вот все думаю, как там у Дирка с Алом дела? — признался Руди. — Им сейчас, наверное, вдвойне туго приходится — и от китайцев надо прятаться, и от своих беречься.

— Спаси и сохрани их, Господи! — с редкой для него набожностью устремил очи горе Сэндекер. — Спаси и сохрани всех, кому не жить, если «Юнайтед Стейтс» прорвется к перемычке!

44

«Юнайтед Стейтс» стоически и безропотно сносил кинжальные уколы ударов бронебойных снарядов, со сверхзвуковой скоростью вылетающих из жерл башенных орудий шести танков, содрогаясь после каждого попадания, но не снижая скорости и не отклоняясь от курса. Все снаряды ложились точно в цель — да и кто бы промахнулся, стреляя по такой огромной мишени со смешной дистанции в двести футов? В дымовых трубах и корпусе судна выше ватерлинии на уровне верхних палуб, где в былые времена размещались кинотеатры и танцзалы, библиотека и коктейль-бары, появились первые рваные пробоины. Однако, как и предсказывал адмирал Сэндекер, бронебойные снаряды оказались малоэффективными. Они с легкостью, как листы картона, пронизывали тонкую сталь правого борта, переборки из алюминиевых сплавов и столь же тонкий левый борт, а зарывались в землю на противоположном берегу реки среди ивняка и зарослей зеленеющего кустарника.

Расчету самоходного миномета, ведущему навесной огонь по надстройкам лайнера, пока тоже нечем было похвастаться. Выпущенные мины, уносясь в поднебесье, возвращались оттуда отвесно падающими метеоритами. Оставляя наверху на входе уродливые кратеры, они пробивали подчас по нескольку палуб кряду, но до трюмов не доставали, и все заканчивалось безобидной вспышкой в безлюдном запустении одной из нижних палуб.

Куда более ощутимый ущерб наносили стопятидесятипятимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды двух самоходных гаубиц. Их чувствительные взрыватели срабатывали при малейшем контакте с металлом, разбрасывая во все стороны тысячи осколков. Один такой снаряд угодил в центр шкафута и разнес вдребезги парадную лестницу главного салона. Другой окончательно добил укороченную вандалами ради лишнего центнера цветного металла фок-мачту, с корнем вывернув ее и зашвырнув в воду вместе с прожектором. Но и гаубицы были бессильны дотянуться своими огненными плевками до бесперебойно функционирующего сердца судна — его машинного отделения и могучих турбин.

«Юнайтед Стейтс» безропотно выдержал и второй залп, как выдержал бы, наверное, третий и четвертый, не вмешайся в этот однобокий процесс китайские легионеры, относившиеся к христианским заповедям в высшей степени наплевательски и предпочитавшие лупить по чужим щекам, но ни в коем случае не подставлять свои. Зарядив переносные зенитно-ракетные комплексы и вскинув на плечи трубы, боевики быстро разобрали цели, обменявшись понятными им одним знаками и жестами, приготовились и замерли в ожидании команды.

Ответный удар, нанесенный защитниками лайнера, оказался гораздо более сокрушительным и результативным, чем беглый огонь прямой-наводкой танков и самоходок. Хотя ракеты «СА-7» изначально предназначались для поражения воздушных целей, они неплохо сработали и против танков. Одна из них врезалась в башню головной машины. Броню не пробила, но сильно покорежила ствол орудия, выведя его из строя. При разрыве ракеты осколками смертельно ранило молодого лейтенанта, командира взвода, на свою беду по пояс высунувшегося из верхнего люка, чтобы лучше корректировать огонь. Бедняге и в голову не приходило, что беззащитное гражданское судно способно огрызнуться в ответ на методичный расстрел — да еще как огрызнуться! Другая ракета пробила борт самоходного миномета, уложив насмерть двоих и покалечив троих. Всю установку в считанные секунды охватило пламя, а оставшиеся в живых артиллеристы сломя голову бросились врассыпную, не дожидаясь, пока начнут рваться оставшиеся мины.

Полковник Роберт Тернер, осуществляющий общееруководство операцией из своего мобильного командного модуля, первоначально отнесся к порученному ему заданию как к детской прогулке, не идущей ни в какое сравнение не только с реальными боевыми действиями, но и с теми декоративно-показательными учениями, которые проводятся командованием Национальной гвардии главным образом для того, чтобы выслужиться перед Пентагоном и доказать президенту нужность и полезность собственного существования. Ему и в кошмарном сне не могло привидеться, что древний лайнер, спущенный на воду еще до рождения полковника, начнет вдруг отстреливаться. Ошеломленный и сбитый с толку точностью и кучностью ответного огня, Тернер не смог придумать ничего лучшего, кроме как вызвать своего командующего и «порадовать» его сообщением о той мясорубке, в которую тот их всех отправил, не позаботясь поставить в известность о потенциальных возможностях противника.

— В нас стреляют, генерал! — срывающимся голосом закричал в микрофон рации полковник, как только Олсон вышел на связь. — Мы несем потери в технике и живой силе. Только что прямым попаданием выведен из строя самоходный миномет.

— Какие огневые средства использует противник? — спросил генерал, довольно быстро сориентировавшись в обстановке.

— Насколько я успел понять, сэр, они бьют по нашей позиции из переносных ракетно-зенитных комплексов. Броню их ракеты, слава богу, не пробивают — танки им, похоже, не по зубам, — но среди личного состава уже есть убитые и раненые. — И тут же, словно в насмешку, прямо на глазах Тернера в двадцати шагах от модуля разорвалась еще одна ракета, перебив гусеницу стоявшего рядом танка. К чести танкистов, экипаж не покинул машину и продолжал стрельбу по лайнеру, не обращая внимания на повреждение.

— Что с судном, полковник? Докладывайте! — потребовал Олсон. — В первую очередь я хочу знать, какова эффективность вашего огня?

— В корпусе и надстройках отчетливо просматриваются многочисленные пробоины и разрушения, но у меня такое ощущение, сэр, как будто мы стреляем по слону утиной дробью. По-моему, мы напрасно теряем время и подвергаем неоправданному риску жизни людей.

— Что за пораженческие настроения, полковник?! — разозлился командующий. — Отставить! Приказываю усилить огонь и не успокаиваться, пока «Юнайтед Стейтс» не будет остановлен. Выполняйте!

Боб Тернер бросил тоскливый взгляд на зловещую громаду лайнера, продолжающего подниматься вверх по реке с целенаправленным упорством оголодавшего медведя, взбирающегося по стволу дерева к заветному дуплу с медом, стоически игнорируя укусы осаждающих его пчел. Неожиданно он встрепенулся и даже протер глаза для верности. Что это? Нет, ему не померещилось: частые вспышки ответных залпов, с удручающей регулярностью озарявшие правый борт «Юнайтед Стейтс», по непонятной причине сначала поредели и утратили ритмичность и темп, а затем и вовсе прекратились. Лишь много позже Тернеру удалось узнать, что спасли его воинство от полного разгрома два отчаянных смельчака, с риском для жизни пробравшиеся на судно и в самый критический момент уничтожившие боевиков, ведущих наиболее интенсивный обстрел позиций Национальной гвардии.

* * *

Перемещаясь по-пластунски, на животах, чтобы избежать града осколков от рвущихся снарядов и не попасться на глаза китайцам, уже осведомленным о присутствии на борту посторонних и открывшим на них охоту, Питт и Джордино ползком обогнули подножие задней дымовой трубы и осторожно приблизились к ограждению. Отсюда открывался отличный обзор шлюпочной палубы. Внизу, чуть левее от их наблюдательного пункта расположились двое китайцев в стандартных камуфляжках без знаков различия. Укрывшись за одной из сиротливо торчащих по периметру пустых шлюпбалок и с достойным уважения хладнокровием игнорируя посвист осколков, легионеры Шэня целиком сосредоточились на ведении огня. Действовали они слаженно и без задержки, посылая ракету за ракетой в расставленные вдоль берега танки. Еще один такой же расчет обнаружился в тридцати футах правее.

— Мне не нравится, что какие-то косоглазые убивают наших парней! — категорически высказался итальянец во весь голос, уже не заботясь о соблюдении режима молчания.

За громыханием канонады даже Питт, находившийся от него в двух шагах, не всегда мог расслышать слова напарника.

— Мне тоже! — крикнул он в ответ, отползая вправо. — Снимешь двоих слева, остальные мои.

Джордино тщательно прицелился и дважды нажал спусковой крючок. Не издав ни звука, оба боевика рухнули на палубу. С запозданием в долю секунды та же участь постигла вторую пару. Их тела с простреленными головами почти одновременно сложились, как тряпичные куклы, и мягко осели на заряженную, но так и не успевшую выпустить последнюю ракету трубу. Потеря главной ударной силы значительно ослабила совокупную мощь ответного огня. Теперь в распоряжении легионеров остались только два пулемета и ручное автоматическое оружие. Не в состоянии больше нанести урон технике, они некоторое время еще постреливали по фигуркам национальных гвардейцев, изредка мелькавшим в просветах между приземистыми коробками танков, а потом и вовсе прекратили это бесполезное занятие.

Вернувшись обратно, Питт ухватил итальянца за локоть и прокричал ему в ухо:

— Пора пробиваться на мостик, если...

Голос его оборвался, когда уплотнившаяся до консистенции литой резины кегельного шара обжигающе горячая волна сжатого воздуха с силой ударила ему в грудь и отшвырнула назад. Разорвавшийся уровнем ниже в одной из офицерских кают гаубичный осколочно-фугасный снаряд проделал в перекрытии верхней палубы огромную дыру с зазубренными краями, сквозь которую фонтаном выплеснулись наружу искореженные обломки облицовочных панелей и стеклянное крошево. Питт с размаху врезался спиной в вентиляционное отверстие у основания трубы. Позвоночник пронзило острой болью, в глазах потемнело, и он на миг отключился, а когда очнулся, то с удивлением обнаружил, что еще жив и вроде бы даже не ранен, если не считать сильного головокружения и разбитой в кровь нижней губы.

— Черт бы побрал всех военных! — выругался Дирк в сердцах, сознавая в то же время, что артиллеристы всего лишь исполняют свой долг и ни в чем не виноваты. Усиленно поморгав, чтобы разогнать туман и оранжево-лимонные круги перед глазами, Питт поднял голову и увидел распростертого поперек его ног Джордино. Потянувшись к не подающему признаков жизни напарнику, он потряс его за плечо, с беспокойством вопрошая: — Ал, что с тобой? Ты живой?

Итальянец медленно разлепил веки, приоткрыл правый глаз и уставился в ночное небо. Затем проделал ту же операцию с левым и простонал умирающим голосом:

— Лучше бы я умер. Ощущение такое, будто сквозь мое тело пророс баобаб.

Пока оба контуженных приходили в себя, очередная серия разрывов потрясла «Юнайтед Стейтс». Танкисты учли низкую эффективность предыдущих залпов и понизили прицел, сосредоточив огонь на уровне ватерлинии, где корпус судна усиливали дополнительные стальные плиты обшивки. Результат не замедлил сказаться. Теперь бронебойные снаряды, встречая на своем пути препятствие, сопоставимое по толщине с танковой броней, больше не пробивали навылет оба борта, а стали взрываться, как и было изначально задумано, в недрах трюма. Расчеты гаубиц продолжали обстреливать надстройки, и в этот раз капризная фортуна оказалась на стороне хороших парней. Удачно направленный снаряд угодил в основание капитанского мостика и развалил его надвое. Впечатление было такое, словно по нему пришелся удар топора в руках невидимого гиганта. Вся стройная, функционально гармоничная структура командного поста в мгновение ока превратилась в безобразное нагромождение изогнутых и переплетенных опорных стоек и балок, уродливо торчащих из груды металлолома и битого стекла. Казалось бы, все кончено, но очень скоро выяснилось, что даже поражение центральной нервной системы не вынудило лайнер ни на румб отклониться от курса. Упрямо пробиваясь сквозь адское пекло, несокрушимая громада «Юнайтед Стейтс» уже вплотную приблизилась к верхней границе простреливаемого сектора. Танкисты и артиллеристы Национальной гвардии делали свое дело с невозмутимым спокойствием ветеранов, хотя лишь считанные единицы среди них имели опыт действий в условиях настоящего боя. Эти молодые парни продолжали методично посылать в ускользающего противника снаряд за снарядом, словно задавшись целью доказать своим согражданам, как далеки те от истины, презрительно называя национальных гвардейцев «вояками по выходным»[272]. И все же, несмотря на их отчаянные усилия, объект уходил, убегал, отрывался, как отрывается от преследующих его китобоев раненый кит, унося с собой застрявшие в шкуре гарпуны.

Считаные ярды отделяли «Юнайтед Стейтс» от спасительного выхода из зоны поражения, когда национальные гвардейцы произвели — уже вдогонку, по удаляющейся корме — свой последний залп. Пять танков и две гаубицы дружно рявкнули в унисон, озарив ночной мрак ослепительной вспышкой. Семь оглушительных взрывов заставили вздрогнуть и закачаться истерзанный и изуродованный непрерывным обстрелом корпус, но ни один столб огня не вырвался наружу из искалеченных внутренностей судна. Уильям Френсис Гиббс, конструктор и создатель последнего из суперлайнеров, безусловно огорчился бы, окажись он свидетелем выпавшего на долю его любимого детища тяжкого испытания, но наверняка остался бы доволен проявленной им невероятной живучестью. Гениальный судостроитель не зря так ратовал более полувека назад за противопожарную безопасность, устранив из конструкции все легковоспламеняющиеся компоненты. Любое другое судно на месте лайнера — та же «Куин Мэри» или легендарный «Титаник» — давно превратилось бы в пылающий костер, в то время как в трюмах и межпалубных пространствах «Юнайтед Стейтс» до сих пор не возникло ни одного сколько-нибудь серьезного очага возгорания. Полковник Тернер проводил беспомощным взглядом вышедшее наконец из-под обстрела и начинающее наращивать скорость судно, тяжело вздохнул и потянулся к рации, чтобы отдать приказ о прекращении огня и проинформировать генерала Олсона о невыполнении поставленной им задачи.

* * *

Три человеческие фигуры, бесшумно и без предупреждения вынырнув из темноты, ринулись к Питту и Джордино, все еще остававшимся в горизонтальном положении. Выпущенная на бегу автоматная очередь прошлась дробным стаккато по металлической переборке в нескольких дюймах над их головами. Итальянец среагировал на появление боевиков первым. Резво вскочив, он навскидку выстрелил из помпового ружья в ближайшего противника, одновременно с ним нажавшего на спусковой крючок своего «Калашникова» китайского производства. Азиата с развороченной грудью отбросило на леера ограждения, а Джордино вскрикнул и пошатнулся, но не упал, мужественно превозмогая боль в простреленной навылет выше колена ноге. В следующее мгновение оба уцелевших легионера обрушились на них, и две пары непримиримых соперников сошлись в беспощадной рукопашной схватке. Дуло автомата вонзилось под ребра Питту, но он успел за миллисекунду до выстрела отвести ствол, и очередь прошла стороной, едва не зацепив бедро. Противника отдачей повело назад, что позволило Питту извернуться и нанести тому удар по голове рукояткой кольта. Китаец истошно заорал, выпустил из рук автомат и схватился за темя, однако на ногах устоял. Пришлось врезать ему еще дважды, прежде чем раскосые глаза боевика закатились, колени подогнулись и он замертво повалился на палубу. С оппонентом итальянца все произошло с точностью до наоборот, с тем лишь исключением, что последний нажал на спусковой крючок помпового оружия, воткнувшегося в солнечное сплетение набежавшего головореза, на миг раньше, чем тот успел открыть огонь из своего «Калашникова», чувствительно врезавшегося в пах Джордино. Разлетевшаяся внутри брюшной полости картечь обратила в кровавое месиво кишки, печень и почки, вызвав обширный болевой шок, умертвивший незадачливого легионера еще до того, как его тело с глухим стуком шмякнулось о палубу. Истративший остаток сил итальянец смертельно побледнел, выронил ружье из ослабевших пальцев и медленно сполз по стеночке. Из раны струилась кровь, левая нога ниже колена онемела и потеряла чувствительность. Питт присел на корточки рядом с напарником.

— Сильно тебя зацепило? — спросил он с нескрываемой тревогой в голосе. — Держись, старина, сейчас перевяжу.

— Сам перевяжу, — прохрипел Джордино, оттолкнув руку Дирка, потянувшегося к пропитанной кровью штанине. — Этот ублюдок, кажется, перебил мне кость, так что я тебе больше не помощник. Обо мне не беспокойся, как-нибудь выживу, а ты дуй на мостик и останови судно, пока не поздно. — Губы Ала раздвинулись в вымученной улыбке, скорее напоминающей болезненную гримасу. — В конце концов, ради этого мы с тобой сюда и явились.

Питт знал, что коротышка-итальянец прав на все сто. Отпущенное им время неумолимо истекало. «Юнайтед Стейтс» осталось пройти до перемычки около трех миль, а это означало, что в распоряжении Дирка не более пяти минут. Сунув в руки напарнику свою аптечку, он вскочил и огромными полупрыжками помчался к рулевой рубке по усеянной осколками палубе, игнорируя опасность быть подстреленным кем-то из оставшихся в живых боевиков. Пробившись сквозь завалы и обрывки перебитых кабелей, Питт взбежал по ведущему на мостик трапу и резко затормозил, пораженный и шокированный открывшимся его взору зрелищем.

В изуродованной до неузнаваемости рубке не осталось ни одной целой переборки, но каким-то чудом уцелевшая консоль пульта управления все еще функционировала в окружении россыпей битого стекла и искореженного металла. Тело капитана Ли Юньчэня, наполовину засыпанное обломками, неподвижно скорчилось рядом с иссеченным осколками перевернутым пластиковым креслом. Широко раскрытые глаза на искаженном агонией лице невидяще уставились в звездное небо. Не обнаружив на трупе пятен крови и видимых повреждений, Питт пришел к заключению, что причиной летального исхода явилась контузия, вызванная близким разрывом снаряда. Второй мертвец стоял за штурвалом, сжимая медные рукоятки сведенными предсмертной судорогой пальцами. «Всадник без головы», — вспомнилось Питту название прочитанной в детстве книжки при виде обезглавленного туловища рулевого, продолжающего нести посмертную вахту.

Бросив взгляд в иллюминатор переднего обзора, от которого остался лишь голый прямоугольный каркас, Питт с беспокойством отметил, что до перемычки, отделяющей Миссисипи от Призрачного канала, остается пройти меньше мили. Откуда-то снизу доносился топот ног по палубе. Остатки поредевшего воинства спешили собраться на корме, откуда их должен был эвакуировать уже появившийся над горизонтом вертолет. Второй геликоптер начальник службы безопасности Сангари решил не посылать, памятуя о регулярно повторяющемся наказе господина всемерно соблюдать режим строжайшей экономии. Забирать снаряжение и частично израсходованные боеприпасы планом операции не предусматривалось, а сорок человек без груза как-нибудь втиснутся и в одну машину. Громоздкие зенитно-ракетные комплексы и тяжелые пулеметы боевики выбросили за борт, сохранив лишь личное оружие. Стрельба давно прекратилась, и только мерный гул судовых турбин нарушал безмятежное спокойствие окутанной ночной тишиной реки.

Пальцы Питта лихорадочно забегали по клавишам пульта в попытке застопорить машины и остановить лайнер, но корабль больше не реагировал на поступающие из рулевой рубки команды. После того как мостик был практически уничтожен гаубичным снарядом, управление судном переключилось на дублирующую систему в машинном отделении. Механик-оператор, прежде чем покинуть свой пост у мониторов, нажатием нужной клавиши в заранее рассчитанный момент ввел в действие программу, обеспечивающую автоматический режим разворота судна поперек русла. То была аварийная программа, рассчитанная как раз на тот случай, если лайнер будет атакован. Основной вариант предусматривал произвести все подготовительные маневры спокойно и без спешки, убедиться, что развернутое судно зафиксировано должным образом, и только после этого покинуть его и подать радиосигнал на взрыватели уже с борта вертолета. Запасной же возлагал завершение операции на датчики, которые должны были, зарегистрировав контакт форштевня и ахтерштевня «Юнайтед Стейтс» с правым и левым берегами соответственно, привести в действие детонаторы мин, установленных по периметру в нижнем трюме. Одновременный взрыв шестидесяти одинаковых зарядов пластита — самого мощного взрывчатого вещества двадцатого столетия — должен был, в свою очередь, как бы отстрелить днище лайнера, открыв тем самым доступ забортной воде во все без исключения изолированные водонепроницаемыми переборками отсеки. Десятки тысяч тонн мутной миссисипской водички неудержимым потоком хлынут в беззащитные трюмы, минимум вдвое увеличив и без того внушительную собственную массу судна. И тогда уже никакая сила в мире не сдвинет с места «Юнайтед Стейтс», глубоко зарывшийся в рыхлый слой придонного ила и перегноя толщиной в несколько футов.

За пятьсот ярдов до цели нос лайнера начал неуловимо смещаться к правому берегу. Питт со злостью стукнул кулаком по бесполезной клавиатуре и обреченно уставился в пространство, машинально отсчитывая в уме оставшиеся до катастрофы секунды. И тут его осенило — как не раз уже случалось в критические минуты, когда жизнь самого Питта или близких ему людей висела на волоске. С детства привыкший безоговорочно доверяться интуиции, он бросился к штурвалу и, позабыв о брезгливости, принялся отдирать вцепившиеся в него мертвой хваткой по локоть обагренные кровью руки покойного Лин Миня. Подметки башмаков Питта из толстой микропористой резины то и дело оскальзывались в кровавой луже, натекшей из перерезанных шейных артерий, но он уже не обращал внимания на такие мелочи, побуждаемый одним лишь всепоглощающим стремлением успеть осуществить родившийся в гениальной вспышке прозрения замысел.

Отшвырнув наконец в сторону хилое, почти невесомое тельце рулевого, Питт ухватился за неприятно липнущие к ладоням рукоятки и торопливо закрутил штурвал влево. Тот поддавался неохотно, и ему приходилось налегать на него всем телом, чтобы вращать в нужную сторону. Триста ярдов... двести пятьдесят... Ни вспухший над дамбой огненный шар, в мгновение ока поглотивший перегородившие шоссе трейлеры и разросшийся до умопомрачительных размеров, ни циклопической мощи гром взрыва, словно кувалдой ударивший по барабанным перепонкам, не отвлекли его внимания, полностью сконцентрированного на выполнении главной задачи. «Успеть!... Успеть!... Успеть!» — отстукивал в голове невидимый метроном. Успеть до того, как отвалится опоясанное пластитом днище и перестанет подчиняться рулю разом отяжелевшее судно.

* * *

Привалившись спиной к окрашенной белой огнестойкой краской металлической переборке у основания задней дымовой трубы лайнера, Джордино пребывал в довольно-таки оптимистичном настроении и грезил, прикрыв глаза, о большом бифштексе с кровью, обложенном подрумяненными ломтиками картофеля и колечками жареного лука. Туго перетянутая толстым слоем бинтов нога по-прежнему не слушалась, но боль почти отступила, сменившись вполне терпимым жжением и покалыванием где-то в области колена. Ал уже начал подумывать, что ошибся в диагнозе и кость не задета, когда мимо него, грохоча каблуками по палубе, пробежали трое китайцев в пятнистой камуфляжной форме, а следом за ними еще с полдюжины. На трупы коллег они даже не взглянули, да и на него внимания не обратили, видимо посчитав тоже мертвым. Заинтригованный Джордино, выждав немного, открыл глаза и повернул голову в направлении удаляющихся боевиков. Топот смолк, а через несколько секунд чуткие уши итальянца уловили характерный шум вращающихся лопастей вертолетного винта. Звук приближался, быстро нарастая до оглушительного крещендо, и вдруг оборвался на высшей ноте, когда стремительной тенью вынырнувший из мрака черный транспортный геликоптер завис на мгновение над кормовой вертолетной площадкой и опустился на то же место, куда десять минут назад приземлились на своих парапланах Питт и Джордино. Не дожидаясь, пока колеса машины коснутся палубы, легионеры Шэня вцепились в ручку раздвижной панели грузового отсека, совместными усилиями отодвинули ее до отказа и один за другим начали забираться внутрь.

Проверив магазин помповика и насчитав в нем всего семь патронов, итальянец недовольно покачал головой, перевалился на живот и дотянулся до «Калашникова», валяющегося рядом с мертвым китайцем, которому Питт размозжил череп. Отщелкнув магазин, оказавшийся на три четверти полным, Ал вставил его обратно и одобрительно хмыкнул. Затем, морщась от боли и закусив губу, чтобы ненароком не застонать, подполз к ограждению, отжался на руках, подобрал здоровую ногу и оперся на правое колено, перенеся на него основную тяжесть тела, а перебинтованную левую осторожно подтянул и поставил на всю ступню с таким расчетом, чтобы максимально ослабить давление на рану. В качестве дополнительной опоры Джордино обхватил рукой леерную стойку, прижавшись к ней левым боком и ощущая под мышкой холодящее прикосновение металла. Положив трофейный автомат справа от себя, он вскинул ружье, приставил к плечу укороченное ложе приклада, прицелился и замер в ожидании.

Погрузка заканчивалась, но застывшая, как мраморное изваяние, коленопреклоненная фигура итальянца оставалась недвижимой, словно и в самом деле обратилась в бесчувственный камень. Ни тени эмоций не отражалось в его немигающем взоре, ни одна жилка не пульсировала на окаменевшем лице. Без малого три десятка китайцев, оккупировавшие вместительное чрево грузового вертолета, наперебой смеялись, пожимали друг другу руки и по-детски радовались успешному завершению задания, мысленно предвкушая заслуженный отдых и фантастически щедрые отпускные, обещанные господином. Казалось бы, люди как люди, ничего особенного, но пылающему холодной рассудочной ненавистью Джордино они представлялись кем-то вроде злобных пришельцев из космоса, непрошеными гостями, высадившимися на чужую планету, чтобы убивать, грабить, жечь и насиловать. Когда-то, наверное, они были нормальными людьми, однако, взяв в руки оружие и забыв о морали, давно утратили человеческий облик и превратились в кровожадных хищников, не заслуживающих ни снисхождения, ни пощады. Он не имел права оставить их безнаказанными. В понимании Джордино, позволив убийцам беспрепятственно уйти, он сам совершил бы тяжкий грех, обрекая на смерть от их рук множество невинных людей в будущем. Даже случайное напоминание о тысячах жертв, замученных по приказу Шэнь Циня его не ведающими жалости и сострадания подручными, приводило итальянца в такое неистовство, что он напрочь забывал о Женевской конвенции, презумпции невиновности и других правах человека, которыми так любят прикрываться закоренелые преступники и защищающие их бессовестные адвокаты.

— Ну погодите, твари, — прошептал он одними губами. — Собакам — собачья смерть!

Как только последний боевик поднялся на борт и задвинул за собой люк, пилот поднял машину в воздух, одновременно разворачивая ее на восток. Перегруженный геликоптер на несколько томительных секунд завис над палубой, и в этот момент внезапно оживший Джордино открыл беглый огонь по газотурбинному двигателю. Набитые картечью разрывные патроны двенадцатого калибра рвали в клочья обшивку, но вертолет продолжал подниматься и уже начал смещаться и уходить, заваливаясь в вираже, в сторону западного берега.

Магазин опустел. Автоматически выбросив последнюю стреляную гильзу, помповик замолчал. Отбросив бесполезное ружье, итальянец схватил трофейный автомат и навел луч лазерного прицела на удаляющийся геликоптер. Тоненькая струйка дыма начала выбиваться из-под обшивки двигателя, однако никаких других признаков серьезной неполадки Джордино не заметил. Переведя «Калашникова» на стрельбу очередями, он придавил спуск указательным пальцем, и автомат послушно затрясся в его руках, выплевывая свинец и пламя вдогонку набирающей скорость вертушке. Расстреляв за несколько секунд весь рожок, итальянец приник к окуляру ночного прицела, провожая взглядом отливающую зеленью и желтизной в инфракрасном диапазоне машину, уже миновавшую береговую линию и продолжающую полет на сравнительно небольшой высоте, едва не задевая колесами шасси макушки деревьев.

Сердце его дрогнуло, на миг замерло и забилось с удвоенной частотой, когда первые языки пламени вырвались из фюзеляжа, неопровержимо свидетельствуя о том, что по крайней мере одна из выпущенных им пуль поразила жизненно важный узел. Сам налетавший не одну сотню часов за штурвалом стальных стрекоз всевозможных типов, Джордино отчетливо представлял, что сейчас творится над лесом. Побледневший пилот, трясясь от страха, пытается набрать высоту и выровнять теряющую управление машину, но пожар разгорается, двигатель начинает стучать и глохнуть, и вертолет, задрав хвост, окончательно выходит из-под контроля и срывается в глубокое пике. Лопасти разлетаются вдребезги, задев толстый ствол векового дуба, и лишившийся опоры в воздухе корпус, ломая сучья, камнем врезается в землю. Кабина сминается в гармошку, оба пилота мертвы, уцелевшие в грузовом отсеке тщетно пытаются открыть дверь, но ее перекосило, и намертво заклинило от удара, и все их старания напрасны. Унявшийся было огонь вспыхивает с новой силой, все ближе подбираясь к топливным бакам. Рев пламени заглушает крики и стоны раненых, и вот наконец апофеоз: мощный взрыв сотрясает почву, разбрасывая во все стороны пылающие обломки и обгоревшие до неузнаваемости тела.

Скривившись от боли в растревоженной ране, итальянец выронил автомат, отпустил стойку ограждения и неуклюже, но довольно мягко завалился на правый бок, не отрывая глаз от маленького квадратика ночного неба, в котором исчез из виду подбитый его метким огнем вертолет. Мысленно смоделировав воображаемую картину его гибели вместе с экипажем и пассажирами, теперь он с нетерпением ожидал подтверждения своих догадок в реальном режиме времени и воспринял как должное взметнувшийся над лесом огненный смерч, сопровождаемый гулким раскатом сильнейшего взрыва. С нескрываемым удовольствием созерцая это приятное зрелище, Джордино вдруг нахмурился и огорченно пробормотал себе под нос:

— Черт, кажется, я все-таки облажался! Лес-то не виноват. У кого бы спросить телефончик пожарной охраны?

45

Взрыв почти ста тысяч фунтов тринитротолуола хотя и не дотягивает до тактического ядерного, но вполне сопоставим с ним по мощности и разрушительным последствиям, в чем пришлось на собственном опыте убедиться людям шерифа и национальным гвардейцам, достигшим южного кордона оцепления и высыпавшим из машин по команде начальства. Они едва успели рассредоточиться и залечь за колесами грузовиков и патрульных автомобилей, когда небо над дамбой озарилось чудовищной вспышкой ярче тысячи солнц. Почва в радиусе полумили от эпицентра вздыбилась и задрожала, как при сильном землетрясении. Те, кому не хватило ума вовремя зажмуриться или прикрыть глаза руками, временно ослепли и надолго вышли из строя. Вслед за световой, с интервалом в несколько секунд, на позицию обрушились звуковая и ударная волны. Над уничтоженной перемычкой бушевал огненный смерч, втягивая, как в воронку, сотни тонн грунта, гравия, расплавленного гудрона и металла, бетонной крошки и воды. Пылающий шар циклопических размеров устремился ввысь, одновременно раздаваясь вширь и быстро формируя то самое грибовидное облако, хорошо знакомое каждому по картинкам в школьных учебниках гражданской обороны и десяткам фантастических фильмов о третьей мировой войне.

Адмирал Сэндекер, Руди Ганн и шериф Маршан скорчились на обочине под прикрытием джипа, уткнувшись лицами в щебень и зажав уши ладонями, чтобы уберечь зрение и слух. В наэлектризованном, как после сильнейшей грозы, воздухе ощутимо пахло озоном. Лишь когда все стихло и град горящих обломков и других твердых фрагментов, разбросанных взрывом на огромное расстояние, перестал сыпаться сверху дробно стуча по крышам машин и асфальту шоссе, они рискнули покинуть убежище. Сэндекер, пошатываясь, как пьяный, с трудом поднялся на ноги и повернулся на север, щуря глаза и пытаясь визуально оценить масштаб катастрофы. Руди и шериф присоединились к нему с секундным запозданием. Маршан брезгливо отряхнул свой щегольской мундир, вполголоса выругался по-французски и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.

Открывшееся их взорам зрелище затмевало кошмары апокалипсиса. Достигшая верхней границы тропосферы шляпка адского гриба почти перестала светиться и уже потеряла четкие очертания, расплываясь на небосводе гигантской черной кляксой, затмевающей звезды. Пыль над эпицентром постепенно оседала в огромный зияющий кратер диаметром около сотни ярдов. От дамбы и двух трейлеров осталось одно воспоминание. Эхо взрыва еще не успело замолкнуть в ушах горстки солдат и полицейских, когда на смену ему пришел глухой, нарастающий рокот, сопровождаемый громким шипением и гулким уханьем. Никому из присутствующих не нужно было объяснять, что означают эти зловещие звуки. Воды Миссисипи, хлынувшие в провал, с чавканьем всасывались в подземные пустоты и вскипали, обращаясь в пар, при соприкосновении с оплавленными и раскаленными до двух тысяч градусов дном и стенами кратера. С каждой секундой набирающая мощь и размах волна-цунами, ворочая и расталкивая массивные железобетонные плиты и размывая остатки насыпи, с бешеным ревом ринулась в новое рукотворное русло — Призрачный канал, проложенный по приказу Шэнь Циня.

Миллионы галлонов изливались сквозь прорванную перемычку, обрушиваясь вниз неудержимым водопадом. На глазах у потрясенных очевидцев разбушевавшаяся стихия наглядно демонстрировала действие физического закона сообщающихся сосудов. Искусственно поддерживаемая на протяжении многих десятилетий разность уровней Миссисипи и Атчафалайи сыграла злую шутку с потомками строителей первого шлюза, в очередной раз доказав самонадеянным людям, как опасно и недальновидно насиловать природу в своих сиюминутных интересах. И дело тут даже не в чьем-то злом умысле — рано или поздно то же самое все равно бы произошло естественным путем, — а в общечеловеческой тенденции только брать и брать у своей родной матери, ничего не давая взамен.

Лишь ночные лягушки и жабы да с полдюжины аллигаторов воочию увидели несущуюся вниз по каналу водяную стену почти в тридцать футов высотой. В отличие от штормовых океанских волн, за пенистым гребнем этой не было ни провала, ни ложбинки — одна сплошная бурлящая плоскость, разливающаяся все шире и шире по заболоченным берегам.

Первыми жертвами потопа стали четверо пассажиров прогулочного катера, подхваченного течением и ввергнутого в водоворот, образовавшийся на месте взорванной перемычки. Отправляясь на романтическую вечернюю прогулку по Миссисипи, две влюбленные парочки из Батон-Ружа даже не догадывались, что она станет последней в их жизни. Следующим в очереди оказался покинутый жителями Колзас. Сотни тысяч тонн воды захлестнули мертвые городские кварталы, с одинаковой легкостью смывая и унося прочь разрушенные бульдозерами дома и уцелевшие здания, бензоколонку, старую церковь, гостиницу, гранитные и мраморные надгробья и даже человеческие останки в вывороченных из-под могильных плит полусгнивших гробах. Меньше восемнадцати миль отделяли этот бурный поток, несущий смерть и неисчислимые разрушения, от густонаселенной долины Атчафалайи.

Десятки пар глаз свидетелей катаклизма, оказавшихся по воле судьбы в этот поздний час на перекрытом шоссе, проходящем вдоль западного берега Отца-реки, не могли оторваться от фантастического зрелища. Увидеть нечто подобное за всю историю цивилизации доводилось немногим; еще меньше насчитывается тех, кто выжил и смог донести свои впечатления до современников и будущих поколений. Оно притягивало и завораживало, оно буквально гипнотизировало людей, обращая их лица в застывшие маски, а тела — в неподвижные изваяния. Ганн оказался единственным, кто сумел самостоятельно выйти из оцепенения, хотя для этого ему пришлось приложить значительное волевое усилие. Мысль о друзьях по-прежнему не давала ему покоя, что и заставило его в конце концов отвести взгляд и оглянуться в сторону реки.

— Лайнер! — возбужденно закричал Руди, дернув за рукав стоящего рядом адмирала. — Лайнер идет!

Теперь уже все собравшиеся, как по команде, повернули головы и обратили взоры на вынырнувшую из темноты и почти поравнявшуюся с тем местом, где они находились, непостижимо огромную махину «Юнайтед Стейтс». Пока судно проходило мимо, казалось, ему не будет конца. Даже ночной мрак не мог полностью скрыть ужасающих повреждений, полученных в результате массированного обстрела, которому подвергся лайнер, выглядевший так, будто его сначала пропустили через мясорубку, а потом кое-как слепили в прежнем виде. Палубы и надстройки от носа до кормы напоминали руины Ковентри. Цилиндрические колонны дымовых труб и борта выше ватерлинии зияли множеством пробоин, мостик и рулевая рубка лежали в развалинах, вся электропроводка висела клочьями, бортовые огни давно погасли, и только могучие турбины, надежно укрытые в глубине стального чрева, продолжали все так же уверенно и безотказно, не снижая оборотов, вращать исполинские винты, придающие судну невероятную для такой массы скорость.

Сэндекер, Ганн, Маршан и присоединившийся к ним генерал Олсон, провожая тоскливыми взглядами уходящий лайнер, неудержимо рвущийся к цели, утратили последнюю надежду на благополучный исход. До взорванной перемычки ему осталось пройти каких-то две сотни ярдов. Вот сейчас он развернется и перегородит русло по диагонали, направив в прорыв уже не жалкие десять процентов, а практически весь сток Миссисипи. И тогда никакие усилия гидростроителей — как гражданских, так и военных из Инженерного корпуса — не смогут восстановить разрушенную дамбу. Много лет служивший на благо людям, «Юнайтед Стейтс», повинуясь злой воле нового владельца, последний свой рейс заканчивал в качестве средства массового уничтожения. И все-таки, несмотря на бесчисленные раны и жуткие разрушения, невзирая на его смертоносное назначение, лайнер по-прежнему вызывал восхищение и поражал воображение своими потрясающими размерами, величественной статью и титанической мощью. И можно было не сомневаться, что ни один из тех, кто видел той памятной ночью столь драматично закончившийся финишный рывок легендарного судна, не забудет этого до своего последнего часа.

Поверхность реки вокруг лайнера неожиданно вспучилась, и по всему периметру корпуса ударили ввысь мощные гейзеры, окутав на миг «Юнайтед Стейтс» сплошной завесой из водяных струй.

— Матерь божья! — пробормотал упавшим голосом Олсон. — Они взорвали трюмы. Сейчас он затонет!

* * *

«Юнайтед Стейтс» медленно разворачивался в направлении берега. Но не восточного, как предусматривалось программой, а западного. Форштевень лайнера начал смещаться в сторону водопада, с угрожающим ревом низвергающегося в Призрачный канал сквозь прорыв в разрушенной дамбе.

Питт стоял за штурвалом, выкрученным до отказа. Больше он сделать ничего не мог — только ждать и надеяться, что не опоздал с маневром и подсказанный ему интуицией выход окажется спасительным. Компьютерная программа, запущенная оператором дублирующей системы в машинном отделении за минуту до сигнала к общей эвакуации, привела в действие механизм автоматического разворота, но не заблокировала ручное управление судном. В противном случае штурвал превратился бы в бесполезную железку, которую сколько ни крути, все бесполезно. Когда командный пульт в рубке не сработал, Питт, естественно, решил, что руль тоже не действует, и только в последний момент догадался проверить, так ли это. Истекали последние секунды, потому он и стал так поспешно и бесцеремонно оттаскивать от штурвала обезглавленного рулевого, чтобы занять его место. В результате физическая сила Питта вступила в противоборство с автоматикой, побуждающей лайнер к повороту в противоположную сторону. Электроника не выдержала первой. Нарвавшись на неожиданное неповиновение, программа дважды зафиксировала сбой в исполнении команд, а на третий попросту отключилась. Питт в тот момент даже не удивился, отчего это вдруг штурвал, только что проворачивавшийся чуть ли не с зубовным скрежетом, сделался таким послушным и податливым, и лишь много позже, просматривая материалы экспертизы, понял, что же тогда произошло на самом деле.

Сердце его дрогнуло и радостно забилось, когда нос лайнера — сначала едва уловимо и страшно медленно, а затем все быстрее и быстрее — начал смещаться влево. Со стороны могло показаться, что сам «Юнайтед Стейтс» взбунтовался против преступных замыслов своего нового хозяина, обрекшего былую славу и гордость Америки на незавидную участь навеки прослыть самым массовым в истории судном-убийцей. Моряки верят, что у кораблей тоже есть душа, и можно только догадываться, что творилось на душе у последнего из могикан давно минувшей эпохи, надолго пережившего своих собратьев, когда он преодолевал финишный отрезок дистанции. Как быть? Смириться с позорной смертью? Или, наперекор судьбе, восстать и погибнуть героем?

Как бы то ни было, судно покорилось наконец воле своего последнего капитана и на полном ходу устремилось к прорыву в дамбе на западном берегу. И в то же самое мгновение сработали детонаторы трюмных зарядов. Шестьдесят одновременно забивших фонтанов взметнулись над бортами на высоту девятиэтажного дома, образовав вокруг обреченного лайнера некое подобие водяного саркофага, удивительно похожего на мавзолей Тадж-Махал. Днище «Юнайтед Стейтс» отсекло начисто, словно взмахом исполинского скальпеля. Тысячи тонн забортной воды хлынули в обнажившиеся трюмы и машинное отделение. Турбины захлебнулись и заглохли.

Судно резко сбавило скорость и стало быстро погружаться, но все еще продолжало двигаться по инерции. Миновав точку прорыва, оно преодолело еще футов двести и окончательно остановилось, уткнувшись форштевнем в вязкий ил левобережья. Однако кормовая часть лайнера, оставшаяся на быстрине, пока не коснулась дна и сохранила остатки плавучести. Под колоссальным давлением воды, рвущейся к бреши в перемычке, она начала быстро смещаться влево, пока тоже не увязла. Последние кубометры воздуха, еще сохранявшиеся в чреве судна, с шумом вырвались наружу, как последний вздох умирающего, и «Юнайтед Стейтс» удобно и прочно улегся в мягкое илистое ложе Миссисипи, обретя последнее пристанище, а заодно залепив своим тысячефутовым корпусом, словно пластырем, зияющую рану во взорванной дамбе.

Могучий поток, только что изливавшийся вниз бушующим водопадом, мгновенно иссяк, превратившись в безобидный журчащий ручеек. А тридцатифутовая водяная стена, уже преодолевшая почти треть длины Призрачного канала, не получая больше подпитки, начала постепенно оседать, растекаться, замедляться и терять энергию. Когда же волна наконец докатилась до Атчафалайи и Морган-Сити, высотой она не превышала трех футов и не только не вызвала сколько-нибудь серьезных последствий, но и вообще осталась не замеченной подавляющим большинством горожан.

Питт повис на штурвале, уронив на него голову и крепко вцепившись в рукоятки, чтобы не упасть. Ноги подгибались, мускулы мучительно ныли, из десятков мелких порезов и царапин сочилась кровь. В голове была пустота. На него вдруг навалилась такая невыносимая усталость, что он не мог заставить себя пошевельнуть даже пальцем. Не успев толком оправиться и восстановиться после тяжелой травмы, полученной у берегов Австралии, он тут же ввязался в новую авантюру, и организм взбунтовался. Питт чувствовал себя измочаленным и выжатым до нитки, как бегун-марафонец, истративший на финиш последние крохи сил.

Прошло несколько минут, прежде чем он снова начал воспринимать окружающую действительность и с удивлением обнаружил, что судно никуда больше не движется, а стоит неподвижно у самого берега. Вспомнив о раненом Джордино, Питт невероятным усилием воли заставил себя оторваться от штурвального колеса и повернуться к выходу. Ноги отказывались подчиняться, и ему приходилось хвататься за что попало, чтобы доковылять до трапа, где он лицом к лицу столкнулся с напарником, за неимением костыля опирающимся на ствол все того же трофейного «Калашникова», из которого сбил геликоптер.

— За такую швартовку недолго и прав лишиться! — с притворным возмущением заявил итальянец. — Меня так тряхнуло, что чуть вторую ногу не сломал.

— Дай мне часок попрактиковаться, и я исправлюсь, — вымученно улыбнувшись, прошептал Питт и потерял сознание.

* * *

На шоссе царило всеобщее ликование. Вставший на пути потопа «Юнайтед Стейтс» настолько плотно перегородил своим корпусом пробоину в разрушенной перемычке, что поступление воды из Миссисипи в Призрачный канал практически прекратилось. Какие-то жалкие струйки еще просачивались по краям, но всем уже было ясно, что угроза катастрофического наводнения миновала. Один только адмирал Сэндекер держался особняком и почему-то не радовался. Отойдя в сторонку от шумной толпы, он стоял на обочине, с тоскливой печалью взирая на погрузившиеся почти до ватерлинии в прибрежный ил безжизненные и изуродованные останки некогда гордого и прекрасного судна. Кто-то подошел к адмиралу сзади и встал рядом.

— Смерть корабля — всегда трагедия для моряка, — тихо сказал Сэндекер, не поворачивая головы. — Даже если это не твой корабль.

— Он ушел достойно и погиб с честью. О нем еще долго будут помнить, — попытался утешить его Руди Ганн.

— Наверное, — вздохнул адмирал. — И все-таки чертовски жаль, что теперь его уже наверняка отправят на переплавку.

— Да, пожалуй, — согласился Руди. — После всего, что с ним сотворили, реставрировать лайнер в первозданном виде обойдется дороже, чем построить новый.

— Слава богу, что Дирк и Ал все же сумели предотвратить беду.

— Честь и хвала имза это. Боюсь, правда, что очень многие из тех, кого они сегодня спасли, так никогда и не узнают, кому обязаны жизнью, — с грустью проговорил Ганн.

Между тем с юга и севера по рассеченной взрывом автостраде уже двинулись колонны грузовиков и тяжелой техники, сформированные и направленные к прорыву по распоряжению генерала Фрэнка Монтеня. Со стороны Батон-Ружа потянулись караваны барж, нагруженных бутовым камнем и щебнем. Саперный батальон Инженерного корпуса высадился на шоссе, и опытные гидростроители, ветераны многолетней борьбы с рекой и ее буйным характером, незамедлительно приступили к восстановительным работам. А люди и снаряжение продолжали прибывать и прибывать, стягиваясь со всех низовий от Виксберга до Нового Орлеана. Благодаря удачной позиции, занятой осевшим на дно лайнером, инженеры рассчитывали закончить ремонт дамбы в кратчайшие сроки и вновь открыть движение по поврежденной дороге.

Человек опять не позволил Отцу-реке проложить себе новое русло. Но то был лишь очередной эпизод в его противостоянии с водной стихией — не первый и далеко не последний. Война еще не закончилась, и одному Богу известно, каким будет ее исход.

Часть пятая Пекинский человек

46

30 апреля 2000. Вашингтон, округ Колумбия

Среди прочих представителей дипломатического корпуса, аккредитованных в столице США, посол Китайской Народной Республики Цянь Мянь выделялся необыкновенной тучностью. Его растянутые в перманентной улыбке губы почти не разжимались, и мало кто мог похвастаться тем, что видел зубы господина посла, за исключением его личного стоматолога. Лунообразное лицо в обрамлении коротко подстриженных аккуратным ежиком черных волос и вальяжная дородная фигура с первого взгляда вызывали ассоциацию со знаменитой статуей умиротворенного Будды, сидящего в позе лотоса со сложенными на выпуклом животике руками. В отличие от некоторых своих предшественников, Цянь никогда не выражал публично ортодоксальных коммунистических идей, ограничиваясь нейтральной светской болтовней, чем снискал уважение и расположение как своих коллег-дипломатов, так и американской политической элиты. Общительный, отзывчивый, неизменно щедрый и хлебосольный, он быстро обзавелся в Вашингтоне множеством влиятельных друзей и вращался в кулуарах Капитолия и Белого дома с непринужденностью Чеширского Кота.

Предпочитая западный стиль деловых отношений, посол договорился встретиться с Шэнь Цинем по просьбе последнего не в своей резиденции, а в изолированном кабинете лучшего вашингтонского китайского ресторана. Гурман и чревоугодник. Цянь любил совмещать приятное с полезным и частенько обедал здесь в обществе «нужных» людей — главным образом, правительственных чиновников и сотрудников президентской администрации. Он тепло приветствовал прибывшего магната и усадил за уже накрытый столик, ломящийся от изысканных деликатесов. Даже наедине с соотечественником посол не перешел на китайский и с самого начала повел беседу на безупречном английском.

— Счастлив снова видеть вас, мой дорогой друг, — первым заговорил Цянь. — Прослышав, что вы опять посетили Вашингтон, я с нетерпением ждал встречи с вами, но не смел беспокоить своим навязчивым вниманием вашу уважаемую особу, зная о том, как много у вас неотложных дел.

— Приношу мои глубочайшие извинения, дорогой Цянь Мянь, — в тон собеседнику откликнулся Шэнь, — за то, что не нанес вам визит сразу по приезде. К сожалению, как вы справедливо заметили, накопилось столько запутанных и трудноразрешимых проблем, что мне не удалось выкроить ни одной свободной минутки. Как вам, возможно, уже известно, сегодня утром я получил сообщение, что мой проект по переброске вод Миссисипи в новое русло, проходящее через Сангари, потерпел крах.

— Я в курсе ваших затруднений, уважаемый Шэнь Цинь, и вполне разделяю вашу скорбь по поводу досадного фиаско столь многообещающего предприятия, — кивнул посол, продолжая улыбаться своей дурацкой, словно приклеенной, улыбочкой; магнатом внезапно овладело страстное желание заехать ему кулаком по зубам, чтобы раз и навсегда стереть ее с лица собеседника. — С сожалением вынужден уведомить вас, что Председатель Люань Линь крайне недоволен. Контрабандные операции с участием судов принадлежащей вам компании с некоторых пор стали привлекать излишне пристальное внимание, что вызывает законные опасения относительно дальнейшего развития долгосрочной программы инфильтрации Североамериканского континента и служит источником постоянной головной боли для очень многих в Пекине.

— Вы знали о моих планах, уважаемый Цянь, — возразил гонконгский судовладелец, — и безоговорочно их одобряли — точно так же, как одобряли и поддерживали их Председатель Люань Линь и премьер Кунь By. Я сделал все, что в человеческих силах, чтобы претворить их в жизнь. Меня не в чем обвинить. Я предусмотрел все возможные и невозможные варианты противодействия со стороны федеральных силовых структур, но я не мог предотвратить вмешательства в последний момент каких-то сумасшедших фанатиков из НУМА.

— НУМА — отнюдь не силовая структура, — вежливо напомнил посол.

— Знаю, но это их сотрудники сначала сорвали с таким трудом налаженную деятельность базы на озере Орион, затем уничтожили мой опорный пункт на Призрачном канале и, наконец, не позволили «Юнайтед Стейтс» поставить заключительную точку в гениальном — иначе не назовешь! — плане превращения Сангари в крупнейший порт и оплот китайского влияния на всем Юго-Восточном побережье Америки. Этих людей всего двое, и мне известны их имена.

— Мне они тоже известны, как и многое другое, о чем вы изволили умолчать, уважаемый Шэнь, — спокойно парировал Цянь Мянь. — Ваши наемники неоднократно пытались убить директора департамента специальных проектов НУМА и его подружку, агента Службы иммиграции и натурализации. Вы совершили серьезную ошибку, открыв на них охоту и не поставив меня в известность. Это в Китае еще можно без всякого шума убрать человека, но мы с вами не дома, а в Штатах не принято, как здесь выражаются, «беспредельничать» и «наезжать» на американских граждан. Мне поручено передать вам, уважаемый Шэнь, что еще одно покушение на жизнь вышеупомянутых лиц будет расценено как безответственное поведение с вашей стороны и повлечет за собой самые серьезные последствия.

— Мы давно знакомы, уважаемый Цянь, и вам ли не знать, что я всегда действовал и буду действовать на благо Поднебесной! — упрямо насупился Шэнь.

— А также «Шэнь Цинь маритайм лтд», — невозмутимо заметил посол. — Мы в самом деле слишком давно знаем друг друга, поэтому обойдемся без околичностей. До сих пор правящие в нашей стране круги сквозь пальцы смотрели на ваши... скажем так, не совсем стандартные методы обогащения, но лишь потому, что вы одновременно обогащали как государство, так и их самих. Но вы зашли слишком далеко и, что называется, разворошили осиное гнездо.

Магнат насторожился и в упор посмотрел на собеседника.

— Я бы тоже предпочел обойтись без околичностей, уважаемый Цянь, — заговорил он, тяжело роняя слова. — Следует ли мне расценивать ваш упрек как выражение персонального мнения Председателя Люаня?

— Председатель Люань просил меня выразить вам свои сожаления по поводу постигшей вас неудачи, — уклончиво ответил дипломат. — Вместе с тем мне поручено довести до вашего сведения, что вы должны свернуть деятельность возглавляемой вами «Шэнь Цинь маритайм лтд» в Соединенных Штатах, а также прекратить и временно законсервировать все связи и контакты с вашими агентами в правительственных кругах.

— О чем вы говорите?! — пораженно воскликнул Шэнь. — Поступить так — значит положить конец всем контрабандным перевозкам людей, предусмотренным той самой программой инфильтрации, о которой вы упоминали!

— Думаю, вы заблуждаетесь, уважаемый Шэнь. Государственная «Морская транспортная компания» готова прийти на смену вашей и взять на себя обслуживание всего товарооборота между КНР и США, осуществляемого морским путем. В том числе контрабандные операции.

— Но «МТК» значительно уступает «Шэнь Цинь маритайм лтд» как по общему тоннажу флота, так и по эффективности! — горячо запротестовал магнат. — Ей не справиться с такими объемами перевозок!

— На первых порах будет трудновато, согласен, — не стал возражать Цянь, — но со временем все наладится. Тем более, уже принято решение предоставить МТК льготный заем в пятьсот миллионов долларов на модернизацию старых и закупку новых судов. Смиритесь, уважаемый Шэнь, — посоветовал он, — и не надо хорохориться. Сейчас это не в ваших интересах. Конгресс только что потребовал широкомасштабного расследования событий на озере Орион и в низовьях Миссисипи, а в Министерстве юстиции готовятся выдвинуть против вас обвинение по ряду уголовных статей. Вам еще повезло, что Председатель Люань, памятуя о ваших былых заслугах перед партией и народом, категорически отказался выдать вас американским спецслужбам. Некоторые средства массовой информации уже трактуют взрыв дамбы и рейд «Юнайтед Стейтс» как террористический акт и называют ваше имя. К сожалению, погибли люди — гражданские лица и военнослужащие, — так что скандала теперь точно не избежать.

Мелодичный звонок возвестил о прибытии официанта, вкатившего в кабинет тележку, уставленную еще дымящимися судками, кастрюльками, горшочками, сковородками и соусниками, от которых исходили будоражащие аппетит и воображение ароматы мясной подливы, жареной рыбы, фаршированных помидоров, острых соусов и восточных специй. Бесшумно и быстро он разложил горячее по тарелочкам, расставил блюда и испарился.

— Чтобы не терять времени зря, я взял на себя смелость сделать заказ заранее, — пояснил Цянь Мянь. — Надеюсь, вы на меня не в обиде?

— Ну что вы, прекрасный выбор! — поспешил успокоить его Шэнь. — Обожаю томатный суп с яйцом и тушеные грудки молодых голубей с овощами. Кстати, откуда вам об этом известно?

— Ваши кулинарные пристрастия давно не секрет в определенных кругах, дорогой друг, — усмехнулся посол. — Я очень рад, что вам понравилось.

— Да, суп просто великолепен, — подтвердил магнат, с удовольствием поглощая густую, насыщенную пряностями бордового цвета жидкость с помощью традиционной фарфоровой ложечки с длинным витым черенком. — Меня никогда не осудят! — с апломбом заявил он, опустошив миску. — В Вашингтоне у меня масса могущественных покровителей. Более тридцати сенаторов и конгрессменов обязаны мне своим положением и благосостоянием. Сам президент Уоллес, чью избирательную кампанию мы финансировали, считает меня своим личным другом!

— Да-да, конечно, уважаемый Шэнь, — несколько рассеянно откликнулся Цянь, ловко подцепив палочками и отправив в рот изрядную порцию лапши с морскими гребешками под имбирным соусом. — К несчастью, все ваше влияние осталось в прошлом, и теперь те же люди, которым вы когда-то оказывали благодеяния, не только отвернутся от вас, но и присоединятся к вашим преследователям, дабы обелить себя от подозрений в коррумпированности. Американцы могут простить многое, но только не гибель своих сограждан по вине иностранцев, да еще на своей же собственной территории. До меня дошли слухи, что в Белом доме готовится официальное заявление, в котором президент Уоллес открещивается от близких контактов с вами и каких бы то ни было финансовых связей с «Шэнь Цинь маритайм лтд». Своими неудачными действиями вы сами поставили себя меж двух огней. На вас косо смотрят в Пекине и больше не хотят признавать в Вашингтоне.

— Неужели в Пекине так быстро забыли, кому они обязаны установлением и значительным усилением в последние годы самых тесных торгово-экономических и политических связей между КНР и США? — с горечью проговорил магнат. — Ведь это я покупал конгрессменов, сенаторов и президентов, и это я добивался от них наиболее выгодных условий для нашей страны!

— Никто не отрицает вашего поистине выдающегося вклада в развитие взаимоотношений Китая и Америки, — благожелательно улыбаясь, произнес посол. — Однако с вашей стороны, уважаемый Шэнь, были допущены ошибки. Вольно или невольно — сейчас уже не имеет значения. Важно, что они привели к непоправимым последствиям. Поэтому вы должны незамедлительно покинуть Соединенные Штаты и никогда больше не ступать на американскую землю. Впрочем, никогда — это, пожалуй, чересчур длительный срок, но в ближайшие пять-шесть лет вам точно не стоит напоминать федеральным властям о своем существовании. Переключайтесь на Европу и Южную Америку, продолжайте расширять наше присутствие в Африке и Австралии. Правительство КНР по-прежнему будет оказывать вам негласное содействие, так что вы не пропадете, мой друг, а только преумножите ваши и без того неисчислимые богатства.

— А как же Сангари? — с тревогой спросил Шэнь, машинально, уже безо всякого аппетита, ковыряясь палочками в голубиных грудках, политых острым соусом и обложенных овощным рагу. — Что будет с моим терминалом?

— Сожалею, — пожал плечами Цянь Мянь, — но Сангари и другие ваши предприятия в Штатах придется списать в убытки.

Вы не так уж сильно пострадаете, мой друг. Насколько мне известно, львиную долю инвестиций в проект составляют деньги американских бизнесменов и поступления из госбюджета КНР. Что же касается потери ваших личных вложений, я не сомневаюсь, что вы покроете их максимум за полгода. Ущерб, безусловно, значительный, но вряд ли он способен пошатнуть устои вашей империи.

— Дело даже не в ущербе, — поморщился миллиардер. — Ужасно обидно так вот просто взять и отказаться от дела всей твоей жизни!

— Если не откажетесь, вас элементарно посадят в тюрьму и отдадут под суд, — предупредил посол и многозначительно добавил после паузы: — Очень советую не упрямиться, иначе все может обернуться еще хуже.

— Вы хотите сказать, — нахмурился Шэнь, — что Председатель Люань Линь умоет руки и отречется от меня или даже отдаст приказ о моей ликвидации, если я не разорву все свои американские связи?

— Не моргнув глазом, — заверил его Цянь. — В том случае, разумеется, если сочтет, что такой шаг необходим для соблюдения высших государственных интересов.

— Вы уверены, что сохранить Сангари никак нельзя?

Посол покачал головой:

— Абсолютно. Ваш план перевода стока Миссисипи в Атчафалайю был, безусловно, гениальным, но чересчур комплексным и громоздким. Куда проще было бы построить нечто подобное на Западном побережье.

— Конкурировать с Сан-Диего, Сан-Франциско, Лос-Анджелесом и Портлендом практически бесполезно, — возразил судовладелец. — Кроме того, план получил горячее одобрение Цзянь Иня. Мы вместе его обсуждали и пришли к единогласному мнению, что нашей стране жизненно необходимо иметь свой порт именно на Юго-Восточном побережье США, откуда гораздо удобнее переправлять нелегальных иммигрантов и товары китайского производства в южные и центральные штаты.

— К сожалению, министр госбезопасности Цзянь Инь скоропостижно скончался и вряд ли сможет теперь выступить в вашу поддержку, — заметил Цянь, окинув собеседника быстрым взглядом. — Если мне не изменяет память, он как раз возвращался из Гонконга, когда в самолете ему неожиданно стало плохо — сердце. Медицинская помощь подоспела слишком поздно, и спасти его не удалось.

— Тяжелая утрата для всех, кто его знал, — лицемерно вздохнул Шэнь. — Мне так его не хватает.

— Как бы то ни было, — продолжал посол, благоразумно решив не заострять вопрос о довольно загадочной кончине министра, никогда не страдавшего сердечными заболеваниями, — в настоящее время принята новая директива, согласно которой приоритетным направлением отныне считается Запад США. Мне дано задание прозондировать почву и начать конфиденциальные переговоры о покупке нескольких второстепенных терминалов на тихоокеанском побережье в дополнение к уже приобретенным ранее бывшим военно-морским базам в Сан-Диего и Сиэтле.

— Что за новая директива? — встрепенулся магнат.

Прежде чем дать ответ, Цянь выудил из глиняного горшочка кусочек тушеного мяса под соусом карри, с наслаждением прожевал и запил глотком выдержанного красного вина китайского производства, большой запас которого в бутылках и бочках хранился в винном погребе ресторана.

— Она получила название «Проект Пасифика» и была одобрена на заседании Госсовета. Внес проект на рассмотрение лично Председатель Люань Линь.

— "Проект Пасифика"? — растерянно пробормотал Шэнь. — Впервые слышу. Что это?

— Учитывая ваши затруднительные обстоятельства и испорченные отношения с американцами, — тонко усмехнулся посол, — было решено пока не вмешивать вас в его подготовку и осуществление.

— Но вы можете хотя бы намекнуть о целях и задачах проекта, — не на шутку обиделся миллиардер, — или наши лидеры больше не считают меня достойным доверия?

— Что вы, что вы, уважаемый Шэнь! — в притворном испуге воскликнул дипломат. — Вам по-прежнему безгранично доверяют и очень рассчитывают на ваш бесценный опыт и выдающиеся деловые способности. Вы обязательно примете в нем участие, но не сейчас, а немного погодя, когда шумиха уляжется. А пока охотно поясню вам существо дела. «Проект Пасифика» является, по сути, логическим продолжением уже известной вам программы инфильтрации и должен способствовать распаду нынешних Соединенных Штатов Америки на три независимых государства.

Лицо магната выражало полное недоумение. Выдержав паузу, но не дождавшись продолжения, он покачал головой и скептическим тоном сказал:

— Не обижайтесь за прямоту, уважаемый Цянь, но мне подобная перспектива представляется бредовой фантазией, навеянной лисьими чарами!

— Вовсе не фантазия, мой дорогой друг, — уверенно парировал посол, — а самая что ни на есть реальность! Мы с вами едва ли, но наши дети и внуки, обещаю вам, будут жить в Пасифике. Если ежегодный приток китайских иммигрантов в США и Канаду останется хотя бы на достигнутом уровне, аналитики-демографы предсказывают, что уже через сорок-пятьдесят лет на Западном побережье появится новая страна, протянувшаяся от Аляски до Сан-Франциско.

— Сто сорок лет назад американцы развязали братоубийственную войну, чтобы предотвратить отделение южных штатов, — напомнил Шэнь. — Почему бы им снова не сделать то же самое ради сохранения единства нации?

— Только не в том случае, если Восток и Центр будут испытывать непрестанное давление сразу с двух сторон. Те же аналитики прогнозируют образование Иберии — испано-язычного государства, объединяющего Калифорнию, Аризону, Нью-Мексико и Техас, — на год-другой раньше Пасифики, где большую часть населения будут составлять наши соотечественники.

— Что бы там ни плели ваши географы-демографы, — сердито буркнул магнат, — я по-прежнему не представляю себе Соединенные Штаты расчлененными натрое. Ни через пятьдесят лет, ни через сто пятьдесят!

— Напрасно, напрасно, уважаемый Шэнь, — мягко пожурил собеседника дипломат. — Вспомните, как менялись границы в Европе только в минувшем столетии. Соединенные Штаты обречены на распад — точно так же, как были обречены Древний Рим и сменившая его Священная Римская империя. Главная же привлекательность проекта состоит в том, что в результате его осуществления Китай получит возможность контролировать экономику и активно влиять на политику всех стран Тихоокеанского региона, включая Японию и Австралию.

— Пожалуй, что-то в этом есть, — несколько смягчил тон миллиардер, вспомнив, как сам приводил аналогичные аргументы в споре с Питтом, хотя в тот момент не очень-то в них верил и высказывал исключительно с целью оказать психологическое давление на противника. — Как патриот и истинный сын Поднебесной, я безусловно приветствую любые начинания, обещающие столь заманчивые перспективы, и готов, со своей стороны, приложить все усилия, дабы способствовать их реализации.

— Вам обязательно представится такая возможность, мой друг, — пообещал посол, — но сейчас вам надлежит как можно скорее покинуть эту страну. Желательно до полуночи. Мои источники в Министерстве юстиции сообщают, что ваш арест намечен на десять утра. Думаю, очень скоро вас начнут вплотную «пасти», если уже не начали.

— Что они намерены мне инкриминировать? — спросил Шэнь, заметно расстроенный последними словами Цянь Мяня; он никак не ожидал, что американская Фемида способна на такую прыть. — Убийство?

— Нет, пока только умышленное нанесение ущерба федеральной собственности, — любезно сообщил дипломат. — Но вы не обольщайтесь, это всего лишь предлог. Позднее они предъявят вам обвинение в массовых казнях на озере Орион, а также в контрабанде людей, оружия и наркотиков в особо крупных размерах, осуществляемой под вашим руководством.

— Представляю, как будут злорадствовать пресса и телевидение! — криво усмехнулся Шэнь. — Стервятники! Такой поживы у них со времен Уотергейта не было.

— И не заблуждайтесь, — наставительным тоном добавил посол. — Вонь поднимется неимоверная! Но если вы тихо исчезнете и укроетесь в Гонконге или на вашем острове Тьянань, откуда вам не составит труда управлять бизнесом в обычном режиме, думаю, мы сумеем выдержать разразившуюся бурю. Конгресс и Белый дом почти наверняка не пожелают омрачать межгосударственных отношений из-за противозаконных деяний частного лица. Разумеется, наши руководители будут с пеной у рта отрицать свою причастность к вашим операциям и постараются свалить всю вину на алчных тайваньских мятежников. В информационном агентстве Синьхуа уже приступили к разработке соответствующих материалов, подтверждающих их непосредственное участие в контрабандных перевозках. Что, между прочим, не так уж далеко от истины. У тайваньцев тоже рыльце в пуху — не мне вам рассказывать!

— Так я могу твердо рассчитывать, что меня не бросят на съедение псам? — на всякий случай уточнил опальный миллиардер.

— Не сомневайтесь, уважаемый Шэнь, мы приложим максимум усилий, чтобы вас защитить. Даже если Госдеп и Министерство юстиции потребуют вашей выдачи, будьте спокойны, этого не произойдет никогда. Выдать на растерзание проклятым империалистам такого человека, как вы, было бы той самой ошибкой, которая хуже преступления. Уверен, ваши уникальные таланты, неограниченные возможности и богатейший опыт еще не раз пригодятся нашей стране в грядущие годы. Поверьте, я высказываю не только собственное мнение, но выступаю от имени всех наших соотечественников, когда говорю, что вы нужны нам, дорогой Шэнь Цинь, что мы верим вам и никому вас не отдадим!

— Постараюсь оправдать оказанную мне высокую честь, уважаемый Цянь, — церемонно поклонился магнат. — Засим позвольте с вами попрощаться. Как вы справедливо заметили, у меня осталось совсем мало времени на сборы.

— Прощайте, мой друг, — благожелательно кивнул посол. — До встречи на родине. Кстати, как вам понравились блинчики с начинкой из протертых фиников?

— Передайте шеф-повару, чтобы в следующий раз добавлял в тесто не кукурузный крахмал, а рисовый. Думаю, вы сразу оцените разницу.

* * *

Пролетая над южной границей дельты Миссисипи, «Боинг-737» лег на крыло и развернулся на запад. Внизу простирались унылые заболоченные земли прихода Плакемин, но уже через несколько минут впереди показались зеленовато-бурые воды главного русла Отца-реки и россыпь незатейливых домиков на берегу под поэтичным названием Миртовая Роща. Повинуясь приказу господина, пилот-китаец значительно отклонился от прямого курса на Гонконг, чтобы хозяин смог в последний раз взглянуть на Сангари и попрощаться с любимым детищем.

Сидя у иллюминатора в комфортабельном кресле роскошно отделанного салона собственного самолета, Шэнь Цинь с ностальгической грустью взирал на отливающие золотом пакгаузы и административные здания порта. Как и было задумано, позолоченные гальваническим методом металлические листы покрытия пирамидальных куполов отражали солнечные лучи на огромное расстояние. С моря их можно было заметить за десятки миль, ну а с борта находящегося в воздухе летательного аппарата было невозможно не заметить и за сотню. Именно на такой эффект рассчитывал магнат, давая четкие инструкции архитекторам и подрядчикам, осуществлявшим строительство.

Он тщетно пытался не думать и не вспоминать о потере Сангари, внушая себе, что это не более чем неудачный инвестиционный проект, который разумнее всего списать в убыток и поскорее о нем забыть. Однако забыть не получалось. Так много личного было в него вложено и столько радужных планов связано с этим монументальным сооружением, что в душе неотступно щемило, а сердце болезненно сжималось. Он, Шэнь Цинь, построил лучший в мире суперсовременный океанский терминал, обеспечивающий максимально эффективное обслуживание и способный принимать и отправлять ежедневно сотни крупнотоннажных судов; построил в глуши луизианских болот, затратив немыслимые средства на ирригацию, насыпку грунта и углубление русла Атчафалайи, чтобы обеспечить доступ океанским лайнерам и танкерам. А что теперь? Все насмарку? Он с тоской покосился на пустые причалы и неподвижно застывшие башенные краны. Ни одного судна! Нет, все правильно, так и должно быть: он сам еще вчера распорядился переориентировать все находящиеся в море суда «Шэнь Цинь маритайм лтд» с Сангари на мексиканский порт Тампико — да только легче от этого почему-то не становилось.

Он снял телефонную трубку и приказал пилоту сделать круг над терминалом. Тот послушно заложил пологий вираж, накренив машину на правое крыло, чтобы господину было удобнее наслаждаться панорамой внизу. Прижавшись лицом к стеклу иллюминатора, Шэнь смотрел на обратившийся в порт-призрак Сангари — смотрел и не мог оторваться. Мысли беспорядочно путались, и он уже не видел затуманившимся взором ни пустынных пирсов, ни унылого безлюдья в доках и вокруг нарядных коттеджей для обслуживающего персонала. В мозгу что-то щелкнуло, и Шэнь вдруг осознал с пронзительной ясностью, что угнетает его на самом деле не печальная участь, уготованная Сангари, и даже не миллиардные убытки, а сам факт сокрушительного поражения, нанесенного ему каким-то жалким инженеришкой и его дебильным приятелем-макаронником, да еще в тот момент, когда до победы оставался даже не шаг — полшага, четверть или вообще осьмушка! Шэнь не привык проигрывать. Он и не мог привыкнуть, потому что всегда выигрывал. А теперь вот проиграл и не знает, как с этим смириться. И что делать, тоже не знает.

— Вы обязательно вернетесь, господин! — послышался за спиной нежный и мелодичный, как перезвон серебряных колокольчиков, голосок Цунь Сю, личной секретарши, от которой у него не было секретов.

Разозлившись и в то же время обрадовавшись, что его оторвали от тягостных раздумий, Шэнь резко обернулся и окинул девушку свирепым взглядом.

— Мне бы твою уверенность! — проворчал он, нахмурив брови. — Боюсь, слишком долго ждать придется. Мне теперь в американские владения дорога заказана: сразу арестуют и упекут за решетку.

— Ничто не вечно под луной, мой господин, — рассудительно заметила Цунь. — В Америке президенты и правительства меняются каждые четыре года. Политики приходят и уходят, как мигрирующие лемминги. Те, что придут на смену нынешним, уже не будут помнить ни вашего имени, ни ваших поступков. Время стирает воспоминания и сглаживает острые углы. Я уверена, что скоро вы и сами в этом убедитесь.

— Спасибо тебе на добром слове, девочка, — растроганно поблагодарил Шэнь. — Ты всегда умела утешить меня в трудную минуту.

— Если господин даст на то согласие, можно не увольнять часть обслуживающего персонала, — предложила секретарша. — Пускай поддерживают чистоту и присматривают за порядком.

— Да, ты совершенно права! — энергично кивнул магнат. — Пусть пройдет десять или даже двадцать лет, но я хочу, чтобы к моему возвращению Сангари остался точно таким же, как я вижу его сегодня.

— Мне как-то не по себе, господин, — немного поколебавшись, призналась девушка. — Я тревожусь за вас.

— Почему? — насторожился Шэнь.

— Я не слишком доверяю людям в Пекине. Многие из них ненавидят вас, потому что завидуют черной завистью. Я очень боюсь, что кое-кто из этих людей может воспользоваться постигшей моего господина неудачей, чтобы возвыситься самому.

— Воспользоваться, чтобы возвыситься? — иронически усмехнулся Шэнь. — И как ты это себе представляешь? Очернить меня в глазах руководства, добиться решения о моей ликвидации и прибрать под шумок к рукам оставшиеся без хозяина активы?

Цунь Сю покраснела и потупилась, не смея больше смотреть ему в глаза.

— Умоляю господина простить его недостойную служанку за неподобающие мысли и речи, — чуть слышно пролепетала она.

— Это я должен просить прощения, — возразил миллиардер, покинув кресло и подойдя к ней вплотную. — Я огорчил тебя, моя нежная ласточка, но ты не должна так расстраиваться. Да, у меня много врагов, и они точат зубы на мое богатство, но со мной им не справиться, клянусь! Если мне удастся осуществить задуманное, народ Китая получит от меня такой подарок, что имя мое встанет в один ряд с именами величайших благодетелей человечества, а память о содеянном мною не изгладится и за тысячелетия. — Шэнь незаметно завладел ее ручкой с изящными и хрупкими, как старинный фарфор, пальчиками и повлек за собой к ширме, за которой скрывалась застеленная кровать. — Идем, моя несравненная утешительница, — прошептал он ей на ухо, обдавая щеку горячим дыханием, — помоги мне забыть обо всем плохом, что со мной случилось.

47

Сразу после неожиданного ночного визита Дирка и его очаровательной подруги Джулиан Перлмуттер засучил рукава, препоясал чресла и принялся за работу. Подобно чистокровной гончей, однажды почуяв добычу, он преследовал ее до тех пор, пока не загонял или убеждался, что та безвозвратно ускользнула. Когда дело касалось розыска пропавшего без вести корабля, его охватывал неудержимый охотничий азарт. Ни одна ниточка, ни один слух, ни один намек не ускользали от обострившегося внимания напавшего на след старого чревоугодника. Он проверял и перепроверял каждую версию, какой бы фантастической она ни казалась, исследовал чуть ли не под микроскопом каждый крошечный и малозначительный фактик и готов был ради этого сдвинуть горы и просеять их сквозь мелкое сито. Не настоящие, разумеется, а горы книг по интересующей его теме, которые предстояло сначала подобрать, а затем основательно проштудировать, дабы отделить зерна от плевел.

Впрочем, будем объективны: удача далеко не всегда сопутствовала Перлмуттеру — по той простой причине, что многие суда исчезали бесследно, не оставляя для будущих исследователей ни малейшей зацепки, позволяющей пролить свет на постигшую их участь. Пучина поглощала их вместе с экипажами, и некому было поведать родным и близким, на какой широте и долготе плещут холодные волны над братской могилой их отцов, мужей и братьев. Знало о том одно лишь море, но оно не болтливо и умеет хранить свои тайны.

Таинственное исчезновение «Принцессы Ван Ду» казалось на первый взгляд как раз таким вот тупиковым случаем: пункт назначения неизвестен, дата и место кораблекрушения весьма сомнительны, а выживших свидетелей нет. Но Джулиан Перлмуттер не привык отступать, да и богатый опыт морского историка, копившийся десятилетиями, подсказывал ему, что отчаиваться рано. Для начала он перелопатил свое собственное весьма обширное собрание, затем расширил зону поиска, отправив ряд запросов в государственные морские архивы зарубежных стран.

Чем безнадежнее выглядела перспектива, тем усерднее копал Перлмуттер, просиживая за заваленным книгами столом дни и ночи с короткими перерывами на еду и сон. Постепенно у него образовалось довольно объемистое досье на «Принцессу», где содержались самые разнообразные сведения о судне за всю историю его существования, начиная со спуска на воду и заканчивая копией записи в вахтенном журнале, сделанной радистом чилийской военно-морской базы в Вальпараисо. Связавшись с Белфастом, историк получил чертежи бывшего круизного лайнера «Ланаи» вместе с подробной спецификацией, а также перечень оборудования и снаряжения, имевшегося на борту во время первого выхода судна в море. Он скрупулезно изучил схемы палуб и внутренних помещений и мог бы теперь с закрытыми глазами безошибочно отыскать любую каюту или служебный отсек. Любопытный обрывок информации о мореходных качествах «Принцессы» удалось выудить из старых судовых журналов. Выяснилось, что она всегда отличалась повышенной остойчивостью, благодаря чему неоднократно выходила победительницей в схватках с самыми жестокими штормами и тайфунами. Чтобы сэкономить время и облегчить свой труд, Перлмуттер ангажировал группу коллег в Великобритании и Юго-Восточной Азии, поручив им перерыть тамошние архивы в поисках интересующих его данных.

Китайский историк Куань Чжу мог бы, наверное, во многом помочь Джулиану, но тот не решился обратиться к старому другу и многолетнему корреспонденту, подозревая его в связях с Шэнь Цинем. Зато обзвонил всех своих тайваньских друзей и знакомых, озадачив их просьбой отыскать и расспросить уцелевших соратников Чан Кайши, могущих пролить свет на судьбу пропавших сокровищ.

Ранние утренние часы, когда нормальные люди еще сладко спят, Перлмуттер проводил за компьютерным монитором размером с домашний кинотеатр, выводя на экран и анализируя поступившую за минувшие сутки информацию. При этом он чаще всего обращался для сравнения и проверки ее достоверности к одной из шести сохранившихся фотографий «Принцессы Ван Ду». Она была на редкость красивым судном и радовала глаз своими обводами и какой-то особенной, почти воздушной легкостью конструкции. Возможно, такое впечатление складывалось из-за того, что основные надстройки лайнера были сосредоточены ближе к корме и отличались сравнительно небольшими размерами относительно всего корпуса. Манипулируя мышкой, Джулиан увеличил цветное изображение на экране, выделив участок с флагштоком и развевающимся на нем белым полотнищем с эмблемой «Кантонских линий» — сидящим золотым львом с поднятой вверх левой передней лапой. Обилие на верхних палубах лебедок, талей и других погрузочных механизмов свидетельствовало о том, что трюмы «Принцессы» обладали изрядной вместимостью и судно свободно могло перевозить помимо пассажиров не одну сотню тонн груза.

Кроме уже упомянутых, в распоряжении Перлмуттера имелось также несколько фотоснимков судна-близнеца «Принцессы», спущенного на воду годом позже на той же верфи. По странному стечению обстоятельств оно называлось «Принцесса Тай Юнь» и принадлежало все тем же «Кантонским линиям». Да и вообще в судьбе обеих «Принцесс» просматривалось довольно много общего — их даже списали практически одновременно. Судя по архивным данным, которые удалось добыть историку, младшая сестричка пошла на слом первой и тоже вроде бы отправилась в Сингапур из Шанхая, только на шесть месяцев раньше старшей. Примечательно, однако, что никаких сведений о ее прибытии в порт назначения не сохранилось.

Все это наводило на определенные размышления. Не выключая монитора, Джулиан откинулся на спинку жалобно скрипнувшего под ним кресла, смежил веки и надолго задумался. Прежде всего необходимо было найти внятный ответ на вопрос: почему для погрузки национального достояния великой страны выбрали не нормальное судно, а давно выработавший ресурс проржавевший старый лайнер, да еще к тому же списанный на металлолом? Отправлять такую дряхлую развалину с бесценным грузом в трюмах в открытое море было в высшей степени неразумно и нелогично. Стоп! Нелогично? Или наоборот? Но сколько он ни раздумывал, выискивая логику в странном решении покойного генералиссимуса, разгадка упрямо ускользала от него. Тяжело вздохнув, Перлмуттер решил вернуться к этой проблеме после завтрака — обильная трапеза обычно способствовала прояснению мозгов.

Вызывал недоумение и выбор маршрута. Зачем понадобилось посылать «Принцессу» к берегам Южной Америки, когда под боком Тайвань, на котором, собственно, и обосновался изгнанный с материка Чан Кайши и которым впоследствии правил много лет? Да и вообще непонятно, что делал бывший лайнер так далеко в стороне от судоходных трасс в двухстах милях западнее Чили и шестистах южнее тропика Козерога?

Предположим, диктатор намеревался передать культурные и исторические ценности на сохранение в какой-нибудь из европейских музеев. Допустимо? Вполне! Но и в таком варианте просматривается очевидная неувязка. Идти в Европу через Тихий океан и Атлантику, огибая мыс Горн, известный также как мыс Бурь, намного дольше и опаснее, чем следовать давно проторенной дорожкой мимо Кейптауна и мыса Доброй Надежды. К тому же существует прямой путь через Панамский канал. Зачем же все-таки «Принцессу» занесло так далеко к югу? Неужели генералиссимус поручил спрятать сокровища в какой-нибудь тайной пещере, затерянной в Андах? Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

Будучи человеком прагматичным и методичным, Перлмуттер, так ни до чего и не додумавшись, вернулся на исходную позицию и снова принялся за изучение старых фотографий. При этом снимки «Принцесс»-близняшек совершенно случайно оказались рядом. Чтобы проверить смутно забрезжившую в голове догадку, историк, не сходя с места, набрал номер знакомого сотрудника морского архива Панамы, поднял беднягу с постели, угрозами и посулами вынудил срочно одеться, отправиться на службу и поднять все регистрационные данные по судам, проходившим Панамским каналом в период с 28 ноября по 5 декабря 1948 года. Дожидаясь ответного звонка, Джулиан достал и разложил перед собой список матросов и офицеров экипажа «Принцессы Ван Ду», отправившихся на ней в свой последний рейс.

За исключением капитана Ли Ханта и старшего механика Йена Гэллахера, все остальные имена принадлежали китайцам.

В такие минуты Перлмуттер ощущал себя игроком в казино, покрывающим фишками все номера на зеленом поле рулетки. Выиграть невозможно, но и проиграть тоже — при любом раскладе останешься при своих. Казалось бы, никакого смысла в подобной тактике нет, но Джулиан руководствовался другой арифметикой, разбрасывая ставки на заведомые пустышки. Мудрый и терпеливый, он свято верил, что рано или поздно одна из них обязательно сыграет, и тогда на него прольется золотой дождь удачи. Набрав еще один телефонный номер, он около минуты дожидался ответа. Сонный мужской голос раздраженно проворчал:

— Кому не спится в ночь глухую? Слушаю!

— Привет, Хайрем, Джулиан Перлмуттер беспокоит.

— Кто?! Джулиан, ты в своем уме? — взорвался Хайрем Йегер. — Ты хоть знаешь, который час?

— Четыре часа утра, — невозмутимо ответил историк. — Я занимаюсь кое-какими исследованиями по поручению Дирка Питта, и мне нужна твоя помощь.

— Для Дирка я в лепешку расшибусь, но ты уверен, что не сможешь потерпеть часиков до девяти? — жалобно простонал Йегер. — Ужасно хочется спать!

— Дирк предупредил, что дело срочное и не терпит отлагательства, — сухо сказал Перлмуттер.

— Ладно, черт с тобой, выкладывай! — сдался компьютерный гений.

Джулиан с облегчением перевел дух. Хайрем мог и заартачиться, но он согласился, а это означало, что результат не заставит себя долго ждать.

— Возьми карандаш и бумагу. Я сейчас продиктую тебе пару имен.

— И что я должен с ними сделать? — подавив зевок, промычал Йегер. — Высечь над изголовьем?

— Да хоть над унитазом, — усмехнулся Перлмуттер. — Носна-чала ты должен сверить их с базами данных федеральной налоговой службы и службы социального страхования. Архивы НУМА тоже просмотри. Те, кого мы разыскиваем, бывшие моряки и могут отыскаться в ваших файлах. Если обнаружишь совпадение, сразу звони мне.

— Ну и запросики у тебя, однако! — присвистнул Йегер. — Может, мне заодно и в файлах ФБР пошуровать? Или ЦРУ?

— Если не затруднит, — безмятежно откликнулся историк. — А еще постарайся, пожалуйста, выяснить, не заходило ли в какой-нибудь американский порт судно под названием «Принцесса Ван Ду» между двадцать восьмым ноября и пятым декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года.

— Кто владелец?

— Компания «Кантонские линии». Порт приписки — Шанхай.

— Усек. Как только приеду на службу, первым делом займусь твоей проблемой, — пообещал Йегер, снова зевнув.

— Нет, так не пойдет, — решительно возразил Перлмуттер. — Ты отправишься туда прямо сейчас. Я же сказал, что дело срочное.

— Но ты точно работаешь по поручению Дирка? — засомневался Хайрем.

— Слово бойскаута! — торжественно поклялся историк.

— Могу я хотя бы спросить, что происходит? — взмолился Йегер.

— Можешь, — кротко ответил Джулиан и повесил трубку.

* * *

Капитан Ли Хант оказался личностью довольно известной. Опознавательная программа меньше чем через минуту выдала его послужной список вместе со ссылками на многочисленные архивные документы, в которых упоминалось имя старого морского волка. Уволившись с военной службы, отставной офицер Королевского флота больше двадцати лет провел в южных морях, командуя различными судами. Заметка в старой газете сообщала о героическом поведении шкипера Ханта и экипажа его парохода, снявших во время сильного шторма осенью 1936 года восемьдесят человек пассажиров и команды с терпящего бедствие пакетбота. Последнее сообщение датировалось 1948 годом. Несколько строчек в гонконгском «Морском вестнике» лаконично информировали читателей о том, что «Принцесса Ван Ду», отправленная из Шанхая в Сингапур на слом своим ходом под командованием капитана Ли Ханта, пропала без вести, не дойдя до места назначения. Никаких других сведений о нем после этой даты нигде не обнаружилось.

Биография стармеха Гэллахера оказалась куда более колоритной. Стенограмма судебного заседания, в ходе которого он давал показания по поводу гибели судна, на котором служил механиком, у берегов Австралии, близ Дарвина, вызвала у Йегера гомерический смех. «Гонконг» Гэллахер, не стесняясь в выражениях, с чисто ирландской непосредственностью клял сослуживцев на все корки, обвинив шкипера и команду в халатности и некомпетентности и заявив, в частности, что с момента выхода в море ниразу не видел никого из них трезвым. Но и его имя после сорок восьмого исчезло из всех источников и больше нигде не упоминалось.

Для очистки совести Хайрем ввел в свой суперкомпьютер дополнительную программу поиска, охватывающую всех когда-либо зарегистрированных дипломированных навигаторов и технических специалистов, имевших отношение к морскому делу. Не ожидая скорого ответа, вследствие гигантских размеров исследуемого информационного массива, он отлучился на полчасика в кафетерий и плотно позавтракал. А вернувшись, занялся разработкой двух планируемых НУМА проектов по геологической разведке морского дна. И только закончив, соизволил наконец посмотреть, что ему выдала машина.

Йегер завороженно вглядывался в экран, отказываясь верить собственным глазам. Заранее смирившись с отрицательным результатом, мозг его некоторое время просто не воспринимал положительный итог, хотя до него можно было дотянуться рукой и даже потрогать светящиеся на мониторе буквы и цифры. Забыв обо всем, Хайрем с головой окунулся в работу, запуская все новые и новые программы в самых неожиданных направлениях. Спустя несколько часов он испустил боевой клич апачей, вышедших на тропу войны, и откинулся на спинку кресла, чрезвычайно довольный собой. Затем потянулся к телефону, взял трубку и набрал номер.

— Джулиан Перлмуттер слушает, — ответил знакомый голос.

— Хайрем Йегер докладывает, — очень похоже передразнил его программист.

— Вот и докладывай, не тяни! — буркнул историк. — Нашел что-нибудь интересное?

— По капитану Ханту нет ничего, что могло бы тебе пригодиться.

— А по стармеху?

— Ты сидишь или стоишь? — спросил Йегер, уклонившись от ответа.

— Ты к чему это клонишь? — с подозрением в голосе осведомился Перлмуттер.

— Нет, ты сначала скажи! — не отставал Хайрем.

— Ну, допустим, сижу. Дальше что?

— Тогда слушай и внимай. Йен Фитцджералд Гэллахер по прозвищу «Гонконг» не утонул вместе с «Принцессой Ван Ду».

— Что? Что ты сказал?! Повтори! — завибрировал в мембране трубки взволнованный бас собеседника.

— А в тысяча девятьсот пятидесятом году получил американское гражданство, — невозмутимо продолжал Йегер, от души наслаждаясь произведенным впечатлением.

— Невероятно! Проверь еще раз, должно быть, это какой-то другой Гэллахер.

— Тот самый, можешь не сомневаться, — заверил Хайрем. — Передо мной на экране копия его инженерного диплома, заверенная в Морском департаменте Министерства транспорта США вскоре после получения им гражданства. После этого Гэллахер двадцать семь лет прослужил главным механиком «Пароходных линий Ингрема» в Нью-Йорке. В тысяча девятьсот сорок девятом году вступил в законный брак с Екатериной Гариной. Имеет пятерых детей.

— Ты... ты хочешь сказать... что он... жив? — едва выговорил дрожащими губами Перлмуттер.

— Пенсию он во всяком случае получает исправно, — усмехнулся Йегер.

— Не могу поверить, что он оказался единственным из всей команды «Принцессы», кому удалось выжить, — признался историк.

— Да, как-то не сходится, — согласился программист. — Но мы же не знаем, где Гэллахер находился в момент гибели судна. Он мог уволиться перед самым выходом, дезертировать, упасть за борт — да мало ли что. Думаю, скоро он сам все расскажет. Ты мне лучше вот что скажи: тебя еще интересует, заходила ли «Принцесса Ван Ду» в американские порты в указанные тобой сроки?

— Конечно! Кстати, проверь за компанию по тем же параметрам еще одно судно «Кантонских линий». Оно называется «Принцесса Тай Юнь».

— Проверю. А ты мне объяснишь, наконец, к чему такая спешка и что все это значит?

— Извини, Хайрем, это долгая история. Я тебе потом все растолкую, а сейчас не могу, времени нет. Звони.

* * *

Положив трубку, Джулиан Перлмуттер позволил себе немного расслабиться. Сегодня фортуна ему улыбнулась. Головоломка, над которой он бился столько времени, начинала понемногу связываться в довольно-таки стройную цепочку логических умозаключений, подкрепленных вдобавок теперь уже неоспоримыми фактами. Многих звеньев, правда, пока не хватало, но он не сомневался, что очень скоро отыщет их и вставит на место. С этой мыслью он закрыл глаза и задремал.

Разбудила его звонкая трель телефонного звонка. Она прозвучала еще четырежды, прежде чем Перлмуттер окончательно проснулся и сориентировался во времени и пространстве. Поспешно схватив трубку, он приложил ее к уху и услышал далекий голос панамского архивариуса:

— Привет, Джулиан, это Хуан Меркадо из Панамы.

— Спасибо, что позвонил, Хуан! Откопал что-нибудь для меня?

— К сожалению, о «Принцессе Ван Ду» никаких сведений в регистрационных журналах не имеется.

— Жаль, очень жаль, — расстроился историк. — А я так надеялся услышать от тебя, что она все-таки проходила Панамским каналом поздней осенью сорок восьмого!

— Погоди горевать, пессимист! — загадочно хмыкнул Меркадо. — Проглядывая записи за указанный период, я наткнулся на любопытное совпадение. Первого декабря отмечено прохождение другого судна «Кантонских линий» с очень похожим названием — «Принцесса Тай Юнь». Тебе это ни о чем не говорит?

Едва не раздавив в возбуждении ни в чем не повинную пластмассовую трубку и понизив голос, чтобы не спугнуть удачу, Перлмуттер с замиранием сердца задал один-единственный вопрос, ответ на который мог либо до конца прояснить загадку, либо окончательно все запутать:

— В каком направлении пересекла перешеек «Принцесса»?

— С запада на восток, — без запинки сообщил архивариус. — Из Тихого океана в Карибское море.

Перлмуттер на некоторое время умолк, собираясь с мыслями. Итак, свершилось! В цепочке появилось последнее связующее звено, и теперь уже не имело решающего значения, найдутся или нет недостающие элементы.

— Что с тобой, Джулиан? — вывел его из транса встревоженный голос Меркадо. — Почему замолчал? Ты как себя чувствуешь?

— Все в порядке, Хуан! — счастливо рассмеялся Перлмуттер. — Сегодня ты оказал мне огромную услугу, и я перед тобой в неоплатном долгу.

— Очень рад, что сумел помочь, — отозвался архивариус. — Надеюсь, ты не откажешься выполнить одну маленькую встречную просьбу?

— Проси, чего хочешь, дорогой друг!

— Ловлю на слове, — предупредил латиноамериканец. — Умоляю тебя, Джулиан, если я и в самом деле тебе дорог и ты не желаешь моей безвременной кончины, никогда больше не звони мне после полуночи!

— О чем это ты?! — изумился Перлмуттер. — Какая кончина? Что ты несешь?

— Понимаешь, старина, — несколько сконфуженно пояснил Меркадо, — моя вторая жена моложе меня на пятнадцать лет, и у нее чисто креольский темперамент. Стоит ей проснуться посреди ночи, как она тут же будит меня и заставляет заниматься любовью. И это помимо обязательных утренних и вечерних сеансов! Прости, Джулиан, но трехразового секса в моем возрасте уже не выдержать.

48

Вернувшись в свой любимый ангар, Питт был приятно удивлен, обнаружив в апартаментах наверху обосновавшуюся там Джулию. Высвободившись из его пылких объятий, девушка упорхнула на кухню и через минуту вынесла высокий запотевший бокал с «Маргаритой». Питт не преминул отметить, что коктейль она смешала со знанием дела — без сиропа и с цельными кубиками, а не колотым в мелкое крошево льдом, как принято в большинстве баров и ресторанов.

— Знай я о том, что ты меня ждешь, не стал бы заезжать на службу, а сразу отправился домой, — прошептал он ей на ухо и поцеловал в губы. — Спасибо за угощение. Вижу, ты все-таки воспользовалась моим советом.

— Во всем Вашингтоне не нашлось для меня более удобного и безопасного места, — кокетливо улыбнулась Джулия; в голубой кожаной мини-юбочке и полупрозрачном топе телесного цвета на тоненьких бретельках она походила на старшеклассницу, впервые улизнувшую из дома на дискотеку.

— Я уже заметил, — усмехнулся Питт, с удовольствием посасывая через соломинку ледяной напиток. — Куда ни плюнь, везде охрана.

— В Службы иммиграции и натурализации обо мне заботятся. Я ведь теперь старший агент.

— Поздравляю. Надеюсь, они окажутся более бдительными, чем предыдущие.

— Ты прилетел один? — поинтересовалась девушка.

— Да. Ал остался в Луизиане, лежит весь загипсованный в городском госпитале Батон-Ружа. Кость задета довольно сильно, но врачи уверяют, что скоро поправится. Адмирал и Руди улетели раньше меня — их сам президент вызвал для срочного доклада.

— Питер Харпер мне уже все уши прожужжал о ваших героических подвигах на Миссисипи, — улыбнулась Джулия. — Говорил, что вы предотвратили национальную катастрофу и гибель тысяч людей, что вы... Короче, много чего говорил, только я никак не могу понять, почему пресса и все телеканалы взахлеб рассказывают о банде террористов, захвативших лайнер и взорвавших дамбу, о дуэли «Юнайтед Стейтс» с доблестными танкистами Национальной гвардии, о восстановительных работах на перемычке, но не упоминают при этом ни тебя, ни Ала? Вся страна стоит на ушах, какие-то занюханные вояки распинаются с экранов о своих выдающихся заслугах, а главные действующие лица остаются в тени. На мой взгляд, это по меньшей мере несправедливо!

— Скромность украшает героев, — рассмеялся Питт. — Не расстраивайся, девочка, мы сами попросили, чтобы нас не трогали. Дешевая реклама нам ни к чему, а славой, как говорится, на том свете сочтемся. — Он вдруг оживился и завертел головой, принюхиваясь. — А чем это у нас так вкусно пахнет?

— Готовлю праздничный ужин, — гордо сообщила девушка. — Лучшие блюда китайской кухни по семейным рецептам. Увидишь, чему меня мамочка научила.

— У меня уже слюнки текут. По какому поводу торжество?

— Незадолго до твоего появления звонил Джулиан Перлмуттер и сообщил, что они с Хайремом Йегером нашли ключ к разгадке таинственного исчезновения того судна с сокровищами, за которыми охотится Шэнь Цинь. Старый книжный червь хотел с тобой встретиться, и я пригласила его приехать сюда, соблазнив своими кулинарными талантами, потому что мне тоже ужасно любопытно. Ты только не сердись, пожалуйста, — виновато потупилась Джулия, — но я еще позвала Питера Харпера, адмирала Сэндекера и Руди Ганна.

— Ты все сделала правильно, солнышко, — одобрительно кивнул Питт. — Думаю, им будет небезынтересно послушать, что там раскопал старина Джулиан. Надеюсь, ради такого случая они найдут возможность оторваться от дел на часок-другой.

— Если не найдут, нам с тобой потом две недели доедать придется! — испугалась Джулия. — Я столько наготовила...

— Ты у меня молодец, — похвалил ее Питт, снова стиснув в объятиях. — Даже и не припомню, когда меня так встречали!

— Фу-у! — неожиданно отстранилась от него девушка, наморщив носик. — Ну-ка признавайся, когда мылся в последний раз?

— Э-э... сейчас посчитаю, — сконфуженно пробормотал Питт. — Три... нет, четыре... С неделю где-то, — подвел он итог упавшим голосом. — Понимаешь, мы с Алом все больше по болотам мотались, а там душа днем с огнем не сыскать. Искупались, правда, пару раз в реке, но там водичка мутная, так что это не в счет.

— Бедный ты мой! — сочувственно проговорила Джулия, ласково погладив его по щеке, покрытой колючей щетиной. — Ладно, ступай в ванную и приведи себя в порядок. Только не задерживайся, уже через час гости начнут съезжаться.

* * *

— Прием, достойный королевских особ! — провозгласил Джулиан Перлмуттер, окинув взглядом знатока блюда с деликатесными закусками, в изобилии выставленные на всеобщее обозрение и занимающие каждый квадратный дюйм свободного пространства на столе и буфетной стойке в столовой Питта.

— Выглядит восхитительно, — вслед за историком высказался адмирал Сэндекер.

— А пахнет еще лучше, — подхватил Руди Ганн.

— Моя мамочка передала мне все свои кулинарные секреты, — похвасталась Джулия, разрумянившаяся от комплиментов. — А отец, несколько лет проработавший в Париже, научил меня устраивать фуршеты и оформлять блюда во французском стиле. — К ужину она сменила наряд и предстала перед гостями в облегающем вечернем платье из ярко-красной ткани с большим вырезом на спине; единственная женщина в компании пятерых мужчин в темных костюмах, она выделялась среди них, как экзотическая орхидея в окружении скромных астр.

— Надеюсь, мисс Ли, вам не придет в голову покинуть Службу и открыть свой ресторан, — пошутил Питер Харпер.

— Избави бог! — ужаснулась девушка. — Моя двоюродная сестра из Сан-Франциско однажды попробовала, и ее пример до сих пор у меня перед глазами. Бизнес доходный, спору нет, но вкалывать приходится без выходных по четырнадцать часов в сутки в жаре и духоте. Она промаялась три года, потом продала свое заведение, занялась ресторанным дизайном и теперь горя не ведает. Я птица вольная, мне такая обуза ни к чему!

Обступив огромный обеденный стол из мореного дуба, когда-то стоявший в капитанской каюте британского фрегата, потопленного испанской эскадрой у берегов Вест-Индии, приглашенные воздали должное угощению, не забывая при этом благодарить хозяйку. Восторженные отзывы сыпались на Джулию со всех сторон. Особенно усердствовал Перлмуттер, чьи похвалы были ей приятны вдвойне, потому что сопровождались тонкими комментариями и сравнительными характеристиками гастрономических пристрастий различных этнических групп во всех частях света. В то же время историк намеренно воздерживался и даже уклонялся от обсуждения собственных находок, предпочитая пока прислушиваться к разговорам соседей, касавшимся, главным образом, недавних событий в Луизиане.

Все собравшиеся дружно сошлись во мнении, что отправлять «Юнайтед Стейтс» на слом недостойно великой нации. Кто-то предложил выступить с инициативой о создании общественного фонда для реставрации знаменитого лайнера, который еще вполне способен послужить людям — хотя бы в качестве плавучего отеля, как было задумано властями Нового Орлеана. Харпер сообщил последние новости по делу Шэня. Несмотря на сопротивление некоторых политических деятелей, в том числе самого президента, против него было выдвинуто официальное обвинение в уголовных преступлениях различной степени тяжести, включая похищение людей и убийство первой степени. В аппарате государственного секретаря готовился запрос в правительство КНР с требованием выдачи Шэнь Циня американскому правосудию, хотя почти никто не сомневался в том, что Люань Линь и Кунь By скорее согласятся снести Великую Китайскую стену.

На десерт Джулия предложила печеные яблоки в сиропе и дынный мусс, а после ужина, загрузив в холодильник остатки пиршества и завалив мойку горой грязной посуды, сварила кофе и принесла поднос с кофейником и чашками в гостиную. Мужчины расположились за низким журнальным столиком красного дерева на причудливо изогнутых резных ножках — еще одним трофеем, поднятым со дна, только не морского, а речного. В начале шестидесятых годов девятнадцатого века, еще до начала Гражданской войны, он украшал курительный салон парохода «Южная Каролина», затонувшего в низовьях Миссури от взрыва котлов во время гонок с судном конкурирующей компании.

Поставив поднос, девушка присоединилась к мужскому обществу и приготовилась слушать. Адмирал достал и раскурил одну из своих знаменитых сигар, а Питт разлил по рюмкам сорокалетний портвейн, презентованный Перлмуттером.

— Славно покушали, — погладил себя по животу Сэндекер и обратился к историку: — Ну что ж, Джулиан, выкладывайте, что за великое открытие вам удалось совершить? Мы все сгораем от нетерпения.

— Я тоже не прочь узнать, каким боком оно касается проблем Службы иммиграции и натурализации? — поддержал его Харпер.

— Если с помощью Джулиана мы отыщем место кораблекрушения пропавшего без вести в конце тысяча девятьсот сорок восьмого года судна под названием «Принцесса Ван Ду», — веско произнес Питт, разглядывая на просвет содержимое своей рюмки, — эта находка может коренным образом изменить к лучшему характер отношений между КНР и США на ближайшие десятилетия.

— Прошу прощения, но мне такой исход представляется маловероятным, — скептически заметил Харпер. — В настоящий момент общественность настроена против китайцев. Такое ощущение, что возвращаются времена «холодной войны». В Лос-Анджелесе и Сиэтле отмечены отдельные случаи погромов принадлежащих выходцам из Китая магазинов и закусочных. В Новом Орлеане разгневанная толпа чуть не линчевала владельца китайской прачечной — полиции с большим трудом удалось его отбить.

Питт загадочно усмехнулся.

— Не торопитесь с выводами, комиссар, — посоветовал он. — Сначала выслушайте Джулиана.

Перлмуттер, предусмотрительно занявший самое большое кресло, открыл плоский коричневый кейс, вытащил из него пухлую канцелярскую папку со старомодными завязками и положил перед собой на стол.

— Немного предыстории, леди и джентльмены, — заговорил он, внушительно откашлявшись. — Не все из присутствующих в курсе, поэтому я позволю себе предварительно ознакомить вас с некоторыми обстоятельствами, имевшими место более полувека тому назад. — Раскрыв папку, историк извлек из нее несколько сколотых вместе листов. — Начнем с того, что версия о выходе из Шанхая осенью сорок восьмого года судна под названием «Принцесса Ван Ду» с грузом культурно-исторических ценностей на борту, базировавшаяся до недавнего времени исключительно на слухах, теперь получила формальное подтверждение.

— Неужто свидетель отыскался? — удивился адмирал.

— И вот его показания, — кивнул Перлмуттер, демонстрируя вынутые из папки страницы. — Моему коллеге в Тайбее посчастливилось разыскать некоего Вэй Юя, бывшего полковника армии националистов, служившего под началом Чан Кайши и вместе с ним сражавшегося с коммунистами, а потом бежавшего на Тайвань, тогда еще называвшийся Формозой. Сейчас ему девяносто два, но память у старика по-прежнему остра, как бритвенное лезвие. Он охотно поведал о своем участии в изъятии из музеев и частных собраний исторических и культурных реликвий, картин, скульптур, старинного фарфора и других произведений искусства в ходе широкомасштабной операции, проведенной по распоряжению генералиссимуса. Специальные команды рыскали по стране и прибирали к рукам все, что только возможно. Прикрываясь приказом, они экспроприировали у богатых не только художественные ценности, но и золото, ювелирные изделия, деньги и даже мебель. То был откровенный грабеж, но пикнуть никто не смел — за малейшее сопротивление расстреливали на месте. По словам Вэя, все конфискованное паковалось в деревянные ящики и контейнеры и доставлялось военными грузовиками в шанхайский порт, где перегружалось на борт старого, предназначенного на слом судна. Руководил погрузкой генерал Юй Кун, тоже, кстати, пропавший без вести одновременно с «Принцессой», из чего можно сделать вывод, что он отправился на ней в качестве сопровождающего груз доверенного лица диктатора.

— Примерно то же самое в ходе Второй мировой войны творили в оккупированной Европе нацисты, — заметил Сэндекер. — Но те хоть собственную страну не грабили!

— Конфиската набралось столько, — продолжал Перлмуттер, — что не все поместилось в трюмы. Тогда генерал Юй приказал разломать переборки и складывать ящики в каюты и проходы. Но и этого оказалось недостаточно. Около тысячи контейнеров — главным образом с крупногабаритными скульптурами — пришлось принайтовать на открытых палубах. Второго ноября тысяча девятьсот сорок восьмого года «Принцесса Ван Ду» вышла в море, и с тех пор ее никто больше не видел.

— И куда же она подевалась? Растворилась в воздухе? — недоверчиво хмыкнул Харпер.

— Как полуночный призрак, — безмятежно подтвердил историк.

— Одну минутку, Джулиан, не могли бы вы чуточку подробнее рассказать нам об этих самых «культурно-исторических ценностях», — попросил Руди Ганн. — Вам известно, хотя бы в общих чертах, что именно находилось в трюмах «Принцессы»?

— Хороший вопрос, — улыбнулся Перлмуттер. — Сильно сомневаюсь, что полный список вывезенных раритетов когда-либо существовал. Коммунисты перешли в наступление, эвакуация происходила в спешке, так что в те дни националистам было не до составления каталогов. Могу лишь сказать, что среди них находились такие уникальные древности, как бронзовое оружие, скульптуры и вазы эпохи династии Шан-Инь, правившей в Поднебесной с шестнадцатого по одиннадцатый век до нашей эры. Уже в те далекие времена китайские мастера славились искусной резьбой по камню, мрамору, нефриту, моржовой и слоновой кости. Следует также упомянуть исторические и художественные памятники династии Чжоу — это период с одиннадцатого по седьмой век до Рождества Христова, — среди которых особого внимания заслуживают деревянные таблицы с рукописным наследием самого Кунцзы, известного на Западе под именем Конфуция. Шесть столетий, когда китайским троном владели императоры династии Хань, подарили миру бронзовые скульптуры людей и животных, бронзовые курительницы, инкрустированные золотом, рубинами и сапфирами, колесницы с возничими и лошадьми, отлитыми в натуральную величину, изумительной красоты блюда, покрытые лаком, секрет которого ныне утерян. Но и это далеко не все! — повысил голос историк, незаметно для себя увлекшийся собственной лекцией. — Добавьте к вышеперечисленному живописные шедевры художников и ювелирные изделия золотых дел мастеров, творивших во времена правления династий Тан, Сун, Юань, а также драгоценный фарфор последней доманьчжурской династии Мин, и вы поймете, чего лишился китайский народ — да что там, все человечество! — когда все эти бесценные сокровища оказались утраченными.

— Тебя послушать, так выходит, будто все эти китайские безделушки дороже золота инков и рукописей из Александрийской библиотеки, найденных в свое время Дирком — не без твоего, кстати, участия, — ревниво проворчал адмирал, попыхивая сигарой.

— Как тут сравнивать? — пожал плечами Перлмуттер, основательно приложившись к рюмке. — Что, по-твоему, дороже, котел алмазов или ящик изумрудов? Эйфелева башня ценнее статуи Свободы или наоборот? Когда речь идет о национальном достоянии, стоимостные критерии теряют смысл. Можно, конечно, продать их с аукциона и выручить десятки или даже сотни миллиардов долларов, но как олицетворение культуры народа, его духовное самовыражение, историческое наследие давно минувших эпох они не имеют цены.

— Сотни миллиардов! — потрясенно прошептала Джулия. — С ума сойти!

— Погодите, я еще не закончил, — ухмыльнулся историк, явно довольный произведенным на публику впечатлением. — Переходим к основному пункту, гвоздю, так сказать, программы. Что, по-вашему, друзья, считают своим величайшим национальным достоянием сами китайцы? — Не дождавшись ответа, Перлмуттер обвел торжествующим взглядом недоуменные лица сидящих за столом слушателей и таинственно понизил голос — Нечто, в миллион раз более редкое, чем рубины и сапфиры, вазы династии Мин или полотна Рембрандта. Вы все еще не догадываетесь? Ладно, сам скажу. Кости Пекинского человека!

Сэндекер чуть не поперхнулся.

— Матерь Божья! — выдохнул он вместе с сигарным дымом. — Неужели Чан Кайши даже это осмелился погрузить на «Принцессу Ван Ду»?!

— Увы, — вздохнул Перлмуттер. — Вэй Юй поклялся, что лично сопровождал четверых солдат, внесших в капитанскую каюту два больших сундука с останками за несколько часов до отплытия.

— Отец как-то рассказывал мне о Пекинском человеке, чей скелет был найден во время археологических раскопок, — припомнила Джулия, — Наверное, вы правы, Джулиан. Я хоть и полукровка, но отлично представляю, с каким благоговением относились мои соотечественники к этим костям, почитая их выше императорских гробниц и даже могил собственных предков.

Адмирал вскочил с места и взволнованно заходил по комнате.

— Загадочное исчезновение останков до сих пор считается одной из величайших нераскрытых тайн двадцатого столетия, — заявил он, остановившись перед Перлмуттером. — И если ваш тайбейский полковник не врет, вся эта история предстает в совершенно ином свете!

— Вам она тоже известна, босс? — с уважением посмотрел на него Руди Ганн.

— Еще бы! В свое время, будучи слушателем Военно-морской академии, я написал курсовую на эту тему. И до сегодняшнего дня не сомневался, что кости необъяснимым образом пропали из хранилища еще в сорок первом и бесследно исчезли. А теперь вдруг оказывается, что семь лет спустя они снова объявились, но лишь для того, чтобы пойти ко дну вместе с «Принцессой Ван Ду».

— Кто-нибудь мне объяснит, откуда они вообще взялись и что собой представляют? — громко спросил Харпер, без стеснения демонстрируя свое полное невежество в антропологии.

Сэндекер и Перлмуттер переглянулись. Историк развел руками.

— Ты писал, тебе и отдуваться, — ехидно заметил Джулиан, — а я пока горло промочу.

— Череп Sinanthropus pekinensis, — с оттенком благоговения в голосе произнес латинское название адмирал, — более известного, как Пекинский человек, был найден в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Руководил раскопками, проводившимися под эгидой «Фонда Рокфеллера», канадский ученый-антрополог, доктор Дэвидсон Блэк. Он же и классифицировал находку, определив методом сравнительного анализа, что останки принадлежат прямоходящему гоминоиду, примитивному человекоподобному существу, обитавшему на нынешней территории Китая сотни тысяч лет тому назад. Раскопки велись еще несколько лет, и результаты их произвели настоящую сенсацию в научном мире. В песчаниковых холмах, пронизанных древними пещерами, было найдено несколько тысяч обработанных камней, служивших орудиями труда, и следы очагов, свидетельствующие о том, что первобытные люди уже тогда покорили огонь и научились использовать его для приготовления пищи. В общей сложности Блэк выкопал за десять лет частично сохранившиеся скелеты более сорока особей, взрослых и детей, собрав в результате крупнейшую в мире коллекцию гоминоидных окаменелостей.

— Яванский и Пекинский человек случайно не родственники? — поинтересовалась Джулия.

— Не исключено, — кивнул Сэндекер. — Проведенный в тысяча девятьсот тридцать девятом году сравнительный анализ останков синантропа и яванского дриопитека, обнаруженного тремя десятилетиями ранее в Индонезии, выявил несомненное сходство, но и очень существенные различия. Яванский человек, судя по некоторым признакам, существовал в куда более ранний период, обитал преимущественно на деревьях, не знал огня и использовал не столь совершенные орудия труда. Иначе говоря, находился на значительно низшем уровне относительно Пекинского.

— Насколько мне известно, до войны еще не умели определять точный возраст археологических древностей, — заметил Харпер. — Вы можете хотя бы приблизительно датировать найденные кости, адмирал?

— В том-то и дело, что приблизительно! — невесело усмехнулся Сэндекер. — Я бы даже сказал: очень приблизительно. Где-нибудь от семисот тысяч до миллиона лет[273]. А вот вам, кстати, любопытная информация к размышлению. Последние находки палеоантропологов позволяют предположить, что homo erectus — человек прямоходящий, — считающийся самым ранним предком современного homo sapiens — человека разумного, — появился в Африке более двух миллионов лет назад и оттуда распространился сначала в Азию, а затем в Европу. Китайские же ученые мечтают доказать, что миграция происходила в обратном направлении — из Азии в Африку. Таким образом, возвращение пропавших окаменелостей может прояснить животрепещущий вопрос: где же все-таки находится колыбель человеческой цивилизации?

— Как же они пропали? — несколько запоздало спросила Джулия.

— О, это самая настоящая детективная история, мисс Ли! — оживился адмирал. — Начнем по порядку. Итак, в начале декабря сорок первого войска японской армии приближались к Пекину. Руководство Пекинского международного медицинского института, где хранились и изучались останки первобытных людей, найденных доктором Блэком, приняло решение эвакуировать их в безопасное место. На Востоке уже тогда отчетливо понимали — в отличие от наших с вами соотечественников, — что война между Японией и США неизбежна и начнется очень скоро. Перл-Харбор доказал, что опасались они не напрасно. Проконсультировавшись с американцами, работавшими в институте, а также с сотрудниками нашего посольства в Пекине, китайцы решили переправить уникальную коллекцию в Штаты. После долгих переговоров посол США согласился организовать отправку костей на американском судне в сопровождении подразделения морской пехоты.

— На военном транспорте? — уточнил Ганн.

— Нет, на пассажирском лайнере «Президент Гаррисон», готовящемся к выходу в море в Тяньцзине — крупном порту примерно в ста милях от столицы. Два несгораемых ящика под охраной морпехов вывезли из Пекина на поезде, но до места назначения состав не добрался. Железная дорога оказалась перерезанной передовыми частями наступающей японской армии, и доблестные воины микадо остановили и тривиально ограбили поезд и пассажиров. Случилось это, заметьте, утром восьмого декабря — спустя сутки с небольшим после бомбардировки Перл-Харбора. Морские пехотинцы об этом еще не знали, сопротивления не оказывали, полагаясь на свой дипломатический статус, и были неприятно разочарованы, когда их разоружили и под конвоем отправили в лагерь для военнопленных, где они и просидели до конца войны. Что сталось с контейнерами, они не знали, но предполагали, что далекие от науки солдаты, не обнаружив в них ничего ценного, попросту вывалили древние кости в кювет.

— И что же, больше ничего так и не выяснили? — задал вопрос Харпер.

— После войны эта история породила массу слухов, в том числе абсолютно фантастических и совершенно нелепых, — усмехнулся адмирал. — Выжившие в плену и вернувшиеся домой морпехи, атакованные репортерами, изгалялись на все лады, выдумывая одну версию хлеще другой. Кто-то утверждал, что в последний момент группа парашютистов-коммандос в черных масках высадились на крышу вагона и увезла контейнеры на захваченном у японцев грузовике. Другие уверяли, что в них были кости из анатомического театра, и все это было затеяно, чтобы ввести японцев в заблуждение и сбить со следа, а настоящие тайно вывезли в Штаты кружным путем, и теперь они хранятся в подвалах вашингтонского Музея естествознания. Третьи доказывали, что контейнеры утонули вместе с наскочившим на мину японским плавучим госпиталем, на самом деле перевозившим оружие и боеприпасы. Четвертые клялись, что сами закапывали их на задворках посольства, только не помнят за давностью, в каком углу. Пятые... Нет, не хочу вас больше утомлять, скажу только, что ни одна из версий не подтвердилась.

Исчезновение останков Пекинского человека по-прежнему остается загадкой. А теперь к ней прибавилась еще одна: каким образом они попали в руки Чан Кайши и где хранились на протяжении семи лет, прежде чем оказались в капитанской каюте бывшего круизного лайнера?

— Прямо дух захватывает! — призналась Джулия. — Только к чему нам все это, если мы не знаем, как найти «Принцессу Ван Ду»?

— А и то верно, — неожиданно поддержал ее Питт. — Молодец, девочка, зришь сразу в корень! Хватит нас байками кормить. Давай, Джулиан, колись, где «Принцесса»?

— Да вы же сами меня все время отвлекаете! — обиделся Перлмуттер.

— Потому что любознательные, — улыбнулся Дирк. — Откуда же еще черпать полезную информацию, если не из кладезя твоей необъятной эрудиции?

— Подлиза! — проворчал историк, но видно было, что слова Питта польстили его самолюбию. — Так уж и быть, слушайте дальше. Двадцать восьмого ноября дежурный оператор чилийской военно-морской базы в Вальпараисо принял сигнал бедствия. Бортрадист «Принцессы Ван Ду» сообщил, что приблизительно в двухстах милях от берега судно попало в сильный шторм, в машинном отделении пожар, в трюме течи, и помпы не успевают откачивать воду. Больше он на связь не выходил, а отправленные на поиски патрульные военные корабли вернулись ни с чем. Прочесав предполагаемый район местонахождения терпящего бедствие судна, они нашли несколько плавающих в море пустых спасательных жилетов, но не обнаружили ни самой «Принцессы», ни членов ее экипажа.

Руди Ганн уныло покачал головой.

— Слишком туманно и расплывчато, чтобы рассчитывать на успех, — высказал он свое мнение. — Отсутствие точных координат расширяет зону поиска до пары тысяч квадратных миль. Даже при наличии самой современной гидролокационной и магнитометрической аппаратуры на обследование такой большой акватории уйдут долгие месяцы, если не годы.

Питт допил вино и снова наполнил рюмки из пузатой бутылки темного стекла с датой «1962» на потускневшей от времени этикетке. Сразу вспомнились Карибский кризис, случившееся годом позже убийство Кеннеди и начало войны во Вьетнаме. Со вздохом поставив ее на поднос, он поднял глаза на Перлмуттера.

— Ты выяснил, куда направлялась «Принцесса»?

— Вэй Юй этого не знал, — ответил историк. — Чан Кайши унес тайну с собой в могилу. Я склонен полагать, что покойный генералиссимус посвятил в свои планы одного генерала Юй Куна, а тот, в свою очередь, должен был, по идее, открыться капитану Ханту. Но не сразу, а на завершающем этапе плавания. Команда же до самого конца оставалась в полном неведении. — Порывшись в папке, он достал несколько пожелтевших фотоснимков и раскинул их веером на столе. — Вот, полюбуйтесь, какой была «Принцесса» в пору своей молодости.

— Красавица, ничего не скажешь! — восхищенно заметил Сэндекер, любуясь стремительными обводами корпуса. — И резвушка — сразу видать.

Питт взял одну фотографию, другую, третью, снова схватил отложенную было первую и довольно долго рассматривал все три, сравнивая их между собой и почему-то хмуря брови. Затем, ни слова ни говоря, вышел из-за стола, достал из ящичка секретера складную лупу, вернулся на место и опять склонился над снимками, внимательно изучая их сквозь увеличительное стекло.

— Послушай, Джулиан, что за чертовщина? — обратился он к историку, оторвавшись, наконец, от своего занятия, — Что ты нам подсунул?

— И чем же ты недоволен? — хитро прищурился Перлмуттер.

— Готов поклясться, что на этих фото, — ткнул пальцем Питт сначала в цветную «Принцессу», потом в черно-белую, — два разных судна!

— И ты абсолютно прав! — расплылся в довольной улыбке историк. — На первом «Принцесса Ван Ду», а на втором — ее младшая сестрица «Принцесса Тай Юнь».

— А ты, как всегда, припрятал туза в рукаве, старый лис! — усмехнулся Питт. — Я же тебя насквозь вижу. Быстро признавайся, что ты от нас утаил?

— Пока это только версия, — покачал головой Перлмуттер, — к сожалению, не подкрепленная конкретными доказательствами, и я не хотел бы...

— Для начала сойдет и версия, — нетерпеливо перебил его адмирал. — Мы слушаем тебя, Джулиан!

Опять раскрылась канцелярская папка, и на стол легли новые документы.

— Я подозреваю, что сигнал бедствия, принятый радистом в Вальпараисо, — снова заговорил историк, — был послан агентами Чан Кайши либо с суши, либо с рыболовного судна близ берега. Что же касается «Принцессы», то она в тот момент находилась за тысячи миль от Чили, сменив по ходу плавания свое имя на имя родной сестры и обернувшись «Принцессой Тай Юнь», на самом деле списанной в металлолом еще весной того же года.

— Смена названия? — задумчиво пробормотал Сэндекер. — Что ж, ловкий ход и многое объясняет. Ты у нас прямо как Ниро Вульф.

— Я тут ни при чем, — скромно отказался Перлмуттер. — Благодарить надо моего Панамского коллегу Хуана Меркадо. Это он заметил странное совпадение: «Принцесса Тай Юнь» прошла Панамским каналом через три дня после того, как «Принцесса Ван Ду» послала в эфир сигнал бедствия и странным образом испарилась.

— Ты сумел проследить ее путь после Панамы? — спросил Питт.

— С помощью Хайрема Йегера, — утвердительно кивнул историк. — Потрясающий молодой человек! Он заставил потрудиться свой не менее потрясающий суперкомпьютер, тот проверил, не заходила ли «Принцесса» в какой-нибудь из американских портов на Атлантическом побережье, и довольно быстро наткнулся на золотой самородок в огромной массе пустой породы. Хотите — верьте, хотите — нет, но седьмого декабря тысяча девятьсот сорок восьмого года было зарегистрировано прохождение «Принцессы Тай Юнь» по каналу Уэлланда.

— Но канал Уэлланда соединяет пресноводные озера Эри и Онтарио! — воскликнул адмирал. — Какого черта ей там понадобилось?

— Именно так, мой дорогой Джим! — согласился Перлмуттер, сияя как отполированный медный шар.

— Бог мой, что же это получается? — растерянно пробормотал Ганн. — Выходит, «Принцесса Ван Ду» покоилась все это время не в океанской пучине, а на дне одного из Великих озер?!

— Мне бы и в голову не пришло, — буркнул Сэндекер.

— Провести судно таких размеров по реке Святого Лаврентия — уже подвиг, — заметил Питт.

— Но почему все-таки Великие озера? — продолжал недоумевать Руди. — Если Чан Кайши намеревался передать бесценный груз Соединенным Штатам для сохранения на период существования коммунистического режима, зачем делать крюк в тысячи миль? Куда проще было бы отправить его в Лос-Анджелес или Сан-Франциско.

— Полковник Вэй, как я уже говорил, не знал точного места назначения «Принцессы», но припомнил, что генералиссимус посылал в начале сорок восьмого тайных эмиссаров в Америку. Переговоры проходили в обстановке строжайшей секретности. По словам Вэй Юя, посланцам Чан Кайши пришлось согласиться на требования чиновников Госдепа, с которыми они обсуждали условия передачи.

— Разумно, — одобрительно произнес Питт. — Порты Западного побережья слишком открыты и многолюдны. Докеры в момент бы раскусили, что они разгружают, и через несколько дней тайна стала бы всеобщим достоянием. Другое дело Чикаго, Детройт или Кливленд — крупнейшие города в самом сердце страны. Новые лидеры Китая ни за что бы не догадались, что национальное достояние Поднебесной спрятано именно там.

— На мой взгляд, для такой цели вполне сгодилась бы какая-нибудь из наших военных баз в Тихом океане, — заметил Харпер. — И не пришлось бы тогда тащиться через полмира, рискуя угодить в шторм и пойти ко дну вместе со всеми этими сокровищами.

— Логично, но неосуществимо, — возразил Сэндекер. — Для этого понадобился бы прямой приказ из Белого дома, а Трумэну в те дни и так приходилось отбиваться от требований коммунистических правительств Венгрии и Румынии вернуть фамильные королевские драгоценности, найденные в селяных копях в Австрии солдатами американских оккупационных войск вскоре после войны и переданные на хранение в Вашингтон.

— Нет, джентльмены, зря вы так, — сказал Питт примирительным тоном. — На самом деле все очень четко продумано. Я почти не сомневаюсь, что в конце сорок восьмого доки Сан-Франциско и других крупных портов на Западе кишели агентами Мао, поджидающими прибытия «Принцессы», чтобы тут же донести об этом своему начальству. Никому и присниться не могло, что высматривать ее надо не под Золотыми воротами, а в терминалах Великих озер.

— Знать бы еще, в котором из них и на каком озере? — проворчал Сэндекер.

Все вопросительно посмотрели на Перлмуттера.

— Я пока тоже не в курсе, — признался историк, — зато знаю имя человека, который, я думаю, поможет нам прояснить все сомнения.

— И этот человек владеет информацией, которой не обладаешь ты? — недоверчиво хмыкнул Питт.

— Совершенно верно.

— Ты с ним уже связался? — спросил адмирал.

— Еще нет. Полагаю, кое-кто из присутствующих сделает это вместо и лучше меня.

— Вы считаете, что источник надежен, Джулиан? — робко осведомилась Джулия.

— Более чем, — уверенно заявил Перлмуттер. — Что может быть надежнее свидетельства очевидца?

Слова его произвели на собравшихся эффект разорвавшейся бомбы. Первым сформулировал напрашивающийся вопрос Питт:

— Ты хочешь сказать, что он видел, как пошла ко дну «Принцесса Ван Ду»?

— Не только видел, но и сам на ней находился в последние минуты перед гибелью судна, — поправил историк. — Йен Фитцджералд Гэллахер по прозвищу Гонконг, старший механик «Принцессы» и единственный из выживших в кораблекрушении, наверняка сможет сообщить нам, как, когда и где это произошло. Чудом спасшийся Гэллахер не вернулся в Китай, а остался в Штатах, принял со временем американское гражданство, женился, народил кучу детей, много лет прослужил главным механиком в нью-йоркской частной пароходной компании и благополучно вышел на пенсию.

— Неужели он еще жив?! — изумленно выдохнул Питт.

— Тот же самый вопрос я задал Хайрему Йегеру, — снисходительно улыбнулся Перлмуттер. — Хайрем опять обратился к своему всемогущему компьютеру, и умная машина тут же выдала адресочек. Семейная чета Гэллахеров ныне проживает в небольшом городке Манитовок, штат Висконсин, на берегу озера Мичиган. У меня даже имеется его телефонный номер. Уж если он не даст вам точные координаты, больше рассчитывать не на кого.

Питт встал, обошел стол и тепло потряс руку историку.

— Ты проделал фантастическую работу, Джулиан, — с чувством сказал он. — Мне остается только принести поздравления и выразить огромную благодарность.

— Давайте выпьем по этому поводу, — предложил историк потянувшись к бутылке сорокалетнего портвейна.

— Вопрос к вам, Питер, — повернулся Питт к Харперу. — Может ли Шэнь Цинь вернуться в Соединенные Штаты?

— На его месте только полный псих может решиться на такой шаг, — откровенно высказался представитель Службы иммиграции и натурализации.

— Предположим, он спятил, — настаивал Питт. — Что произойдет?

Харпер пожал плечами.

— Как только он ступит на американскую землю, его арестуют, посадят в федеральную тюрьму и будут судить по обвинению в нарушении более сорока статей Уголовного кодекса, включая массовое убийство.

Питт бросил взгляд на Перлмуттера.

— Джулиан, ты как-то упоминал в разговоре одного своего китайского коллегу, также разыскивающего «Принцессу Ван Ду»...

— Да-да, его зовут Куань Чжу, — подхватил историк. — Это оченьавторитетный и всемирно известный ученый, автор десятков научных трудов о культурном наследии различных императорских династий древнего Китая. Я не стал с ним консультироваться, потому что ты предупредил о его возможных связях с Шэнем.

— Ты правильно поступил. Когда я скажу, ты ознакомишь его со всеми твоими находками, но ни в коем случае не упоминая имени Йена Гэллахера.

— Ничего не понимаю! — удивилась Джулия. — Для чего ты хочешь передать всю информацию в руки Шэня, зная о том, что он сам охотится за сокровищами?

— Все очень просто. Службе иммиграции и натурализации, ФБР, ЦРУ и Министерству юстиции нужен Шэнь Цинь. А Шэню нужно содержимое трюмов «Принцессы», лежащей на дне одного из Великих озер.

— Кажется, я понимаю, куда вы клоните, — медленно произнес Харпер. — Вы полагаете, Шэнь настолько одержим, что готов рискнуть всем и тайно проникнуть в США, чтобы лично присутствовать при подъеме сокровищ?

— Самому-то зачем соваться на рожон? — удивился Ганн. — С тем же успехом он мог бы руководить операцией из своего офиса в Гонконге.

— В том-то и дело, что он слишком долго мечтал об этих сокровищах и гонялся за ними, чтобы доверить осуществление финальной стадии кому-либо другому, — пояснил Питт. — Между прочим, я проверил международный регистр и обнаружил, что «Шэнь Цинь маритайм лтд» владеет поисково-спасательным судном, оборудованным по последнему слову науки и техники. Как только Шэню станет известно место гибели «Принцессы Ван Ду», он пошлет его туда, а сам поднимется на борт на канадской территории, когда судно будет спускаться к Великим озерам по реке Святого Лаврентия.

— А ты не боишься, что он найдет «Принцессу» первым? — засомневалась Джулия.

— Не волнуйся, дорогая, мы ему не позволим, — рассмеялся Питт. — Джулиан будет молчать, пока мы сами этого не сделаем.

— Найти судно — это лишь половина дела, — заметил Сэндекер. — А подъем груза может занять несколько месяцев. Кроме того, у нас нет полной уверенности в том, что Гэллахер укажет его точное местонахождение. Ведь он мог покинуть борт задолго до кораблекрушения и не видеть, как и где затонула «Принцесса».

— Адмирал прав, — поддержал босса Руди. — Если Гэллахер знал, почему он сам не занялся подъемом ценностей?

— Да, тут может получиться неувязка, — неохотно признал Питт. — Достоверно известно, что ни он сам, ни другие охотники за подводными кладами «Принцессу Ван Ду» не находили. В противном случае об этом было бы известно Джулиану, да и артефакты обязательно объявились бы на черном рынке произведений искусства.

Сэндекер стряхнул пепел с наполовину выкуренной сигары и в упор посмотрел на Питта.

— Когда ты сможешь вылететь в Манитовок, мой мальчик?

— Завтра утром. Надеюсь, со стороны Службы иммиграции и натурализации возражений не последует?

Адмирал покосился на Харпера и весело подмигнул.

— Полагаю, Служба иммиграции и натурализации позволит НУМА взять дело в свои руки — до тех пор, во всяком случае, пока мистер Шэнь не ступит на американскую почву.

— Полностью с вами согласен, Джим, — важно кивнул комиссар и бросил проницательный взгляд на Джулию. — Вам полагается длительный отпуск, мисс Ли, но вы, я думаю, не откажетесь сочетать приятное с полезным и некоторое время послужить посредником в координации действий между нашими уважаемыми организациями?

— Не откажусь, — чопорно наклонила голову девушка, с трудом удерживаясь, чтобы на радостях не пуститься в пляс.

— Что за человек этот Йен Гэллахер? — обратился Питт к Перлмуттеру. — Тебе о нем что-нибудь известно, помимо официальных данных?

— В молодости он немало покуролесил, — усмехнулся историк. — Прозвище Гонконг, если верить скудным биографическим сведениям, сохранившимся в архивах, Гэллахер заработал, уложив десяток китайцев-докеров в драке, случившейся в одном из портовых кабаков.

— Иначе говоря, отнюдь не маменькин сынок? — уточнил Питт.

— Насколько я знаю, он круглый сирота, — хмыкнул Перлмуттер.

49

Небо пасмурно хмурилось, тяжелые грозовые облака низко нависали над горизонтом, но дождь еще не начался, когда Питт и Джулия свернули с магистрали на укатанную грунтовую дорогу, петляющую среди фруктовых садов, в изобилии разбитых вдоль берега озера Мичиган. Где-то через пару миль яблони и груши сменились березками и соснами, под сенью которых тут и там притаились нарядные и уютные коттеджи. Питт начал присматриваться к фамилиям на почтовых ящиках и вскоре обнаружил искомую. «ГЭЛЛАХЕР» было написано на борту модели парохода с широкой прорезью для писем и газет вдоль ватерлинии. Это оригинальное сооружение крепилось к двум врытым в землю столбикам звеньями настоящей якорной цепи.

— Кажется, приехали, — сказал Питт, сворачивая с дороги на поросшую молодой травкой тенистую аллею, ведущую к живописному двухэтажному домику, сложенному из сосновых бревен.

Вылетев из Вашингтона утренним рейсом и приземлившись в Грин-Бее на западном берегу озера Мичиган, они арендовали машину в турагентстве и тридцать пять миль до Манитовока, довольно оживленного речного порта, плюс еще десять от города до резиденции Гэллахеров преодолели на колесах. Перлмуттер хотел предварительно позвонить и предупредить бывшего механика об их визите, но адмирал отсоветовал, справедливо заметив, что еще неизвестно, как тот воспримет такую новость. Если ему, допустим, неприятно вспоминать о «Принцессе Ван Ду», легко может случиться так, что Гэллахера попросту не окажется дома.

Фасад бревенчатого особняка выходил в сосновый бор, а задняя сторона смотрела окнами на озеро. Высокий фундамент, сложенный из скрепленных цементным раствором необработанных обломков прибрежных скал, вызывал ощущение какой-то патриархальной надежности и прочности. Покрывающая остроконечную крышу листовая медь от времени подернулась патиной и отливала тусклой зеленью. Рамы высоких окон с наличниками, деревянные ставни и потемневшие ошкуренные бревна сруба были выкрашены светло-коричневой краской, благодаря чему дом идеально вписывался в пейзаж и казался неотъемлемой составной частью окружающего его сосняка.

Питт затормозил на лужайке перед домом рядом с длинным гаражным тентом, под которым стояли новенький джип «Гранд Чероки» и прицеп с восемнадцатифутовым прогулочным катером с мощным подвесным мотором. Выйдя из машины и выпустив Джулию, Дирк поднялся на деревянное крыльцо и трижды постучал подвешенным на стальной цепочке у косяка дверным молотком.

Изнутри послышалось заливистое собачье тявканье, затем дверь отворилась, и на пороге появилась высокая пожилая женщина с седыми волосами, уложенными короной. Несколько отяжелевшая, но до сих пор прекрасная фигура, пронзительно-голубые глаза и еще свежее, почти не тронутое морщинами лицо могли бы сделать честь иной сорокалетней даме. Джулия с первого взгляда определила, что в молодости хозяйка была редкостной красавицей, да и сейчас выглядела великолепно, хотя ей никак не могло быть меньше семидесяти. Из-под ног у нее, свирепо взлаивая, выглядывали две карликовые гладкошерстые таксы удивительно красивого золотисто-темного окраса. Шикнув на собачек, чтобы те замолчали, женщина внимательно оглядела гостей и приветливо поздоровалась:

— Добрый день, молодые люди. Чем могу вам помочь?

— Добрый день, мэм. Меня зовут Дирк Питт, а это Джулия Ли. Мы разыскиваем мистера Йена Гэллахера.

— Считайте, что вы его нашли, — улыбнулась хозяйка. — Я миссис Гэллахер. Проходите, не стесняйтесь.

Пропустив спутницу вперед, Питт следом за ней вошел в просторную прихожую. Оба таксеныша ретировались в глубь дома и заняли оборонительную позицию у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Джулия с нарастающим удивлением оглядывалась по сторонам. Заранее предполагая встретить в провинциальном захолустье домашнюю обстановку в раннеамериканском стиле с вкраплением каких-нибудь семейных реликвий, она никак не ожидала увидеть в комнатах обширную и со вкусом подобранную коллекцию старинной резной китайской мебели и антиквариата. Стены украшали вышитые черным шелком иероглифические надписи, по углам стояли покрытые глазурью старинные вазы, на полках и стеллажах красовались фарфоровые статуэтки и посуда. Отдельно стоящий застекленный шкафчик демонстрировал порядка тридцати нефритовых миниатюр. Паркетный пол покрывали ковры с восточным орнаментом.

— Бог ты мой! — восхищенно выдохнула девушка. — Какое чудо! Я как будто снова очутилась в родительском доме в Сан-Франциско.

Неожиданно перейдя на безупречный мандарин, пожилая леди обратилась к Джулии:

— Я так и подумала, милая, что вам здесь понравится.

— Неужели все это оригиналы, мэм? — с любопытством спросила девушка на том же диалекте.

— Зовите меня Катей, — попросила хозяйка. — Меня все так зовут. Это сокращение от Екатерины. — Она широким жестом обвела гостиную и с некоторым смущением призналась: — К сожалению, мы не можем похвастаться чем-то действительно ценным, да и собирать все, что вы видите, начали с мужем только после свадьбы. Но за пятьдесят лет накопилось немало красивых вещиц, которые сейчас стоят довольно дорого. Нет, я вовсе не к тому, что мы собираемся их продавать, просто я с детских лет жила и воспитывалась в Китае и очень люблю культуру этой великой страны. Мы и с Йеном там познакомились. — Проводив гостей в столовую, Катя снова заговорила по-английски: — Присаживайтесь, прошу вас. Хотите чаю?

— Спасибо, с удовольствием, — с энтузиазмом кивнула Джулия.

Питт подошел к камину и принялся изучать вясящую над сложенным из нетесаных камней очагом картину с изображением длинного белоснежного парохода с высокой дымовой трубой. Не оборачиваясь, он бросил через плечо:

— "Принцесса Ван Ду", если не ошибаюсь?

Миссис Гэллахер сдавленно охнула и прижала руки к груди.

— Йен всегда говорил, что рано или поздно кто-нибудь обязательно придет, — тихо сказала она после долгой паузы.

— И кого же он имел в виду? — уточнил Питт.

— Кого-то из федеральных структур, я думаю, — пожала плечами хозяйка.

— Ваш муж — весьма проницательный человек, — улыбнулся Питт. — Мисс Ли и я в самом деле представляем правительство. Я работаю в Национальном подводном и морском агентстве, а Джулия старший агент Службы иммиграции и натурализации.

В глазах женщины отразился испуг.

— И вы явились сюда, чтобы после стольких лет выдворить нас из страны? — проговорила она с тоской в голосе.

Питт и Джулия в недоумении переглянулись.

— С чего вы это взяли, миссис Гэллахер? — удивленно спросил Питт. — Да и за что вас депортировать? Насколько мне известно, ваш муж получил официальное гражданство еще в начале пятидесятых.

— За нелегальное проникновение в страну, за что же еще? — в свою очередь удивилась Катя. — Разве это не уголовное преступление?

— Не бойтесь, миссис Гэллахер, никто никуда вас не вышлет, — поспешила успокоить ее Джулия. — Мы приехали к вам совсем по другому делу.

— Правда? — с надеждой посмотрела на нее хозяйка, — Честно признаться, мы тогда малость смухлевали с документами...

— Вы ничего не говорили, а я ничего не слышала, договорились? — весело рассмеялась девушка.

Питт окинул Катю задумчивым взглядом:

— Прошу прощения, миссис Гэллахер, но из ваших слов следует, что вы оказались в Штатах одновременно с вашим будущим мужем? Я правильно вас понял?

— Конечно же одновременно, — кивнула она на картину. — Мы были с ним вместе на «Принцессе Ван Ду».

— И вы тоже были свидетельницей ее гибели? — недоверчиво прищурился Питт.

— Это долгая история.

— А мы никуда не торопимся и с удовольствием вас выслушаем.

— Тогда посидите немножко, а я пока заварю чай. — Она с улыбкой повернулась к Джулии: — Уверена, юная леди, что вы сумеете оценить его должным образом. Я каждый год заказываю в Шанхае ящик чаю того же сорта и у тех же поставщиков, к которым привыкла еще шестьдесят лет назад.

Разливая по фарфоровым чашкам темно-зеленый напиток с изумительно тонким ароматом, Катя начала свое повествование о событиях более чем полувековой давности. Рассказала о первой встрече с Гонконгом Гэллахером, о завязавшемся романе и сделанном им предложении, о роковом стечении обстоятельств, закончившемся ее домашним арестом в каюте стармеха, а затем перешла к описанию последних дней стоянки «Принцессы» в шанхайском порту.

— Ящики грузили день и ночь, — вспоминала она. — Грузили солдаты, в страшной спешке. Судно окружили автоматчики, никого не впускали и не выпускали. Распоряжался всем толстый китайский генерал, которого звали, кажется, Юй Куном.

— Нам известно это имя, — кивнул Питт. — Генерал Юй пользовался абсолютным доверием Чан Кайши и отвечал за тайную погрузку и отправку украденных у китайского народа культурно-исторических ценностей.

— Он прямо-таки помешался на секретности, этот наглый толстяк! — возмущенно подтвердила Катя. — Когда он появился на борту «Принцессы Ван Ду» в сопровождении целого взвода головорезов, судно превратилось в самую настоящую тюрьму. Йен и капитан умоляли его разрешить мне и моему маленькому Фрицу сойти на берег, но генерал наотрез отказал. И я целый месяц просидела взаперти в каюте жениха, только по ночам отваживаясь выйти на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Потом «Принцесса» угодила в страшный шторм и начала тонуть. Йен предвидел, что она не выдержит, и заранее приготовился к худшему. Он заставил меня напялить сотню одежек, силком вытащил на палубу и посадил в надувной спасательный плот. Потом к нам присоединился генерал Юй, а когда судно стало уходить под воду, плот подхватило волной и отнесло в сторону.

— Весьма любопытная деталь, — пробормотал Питт. — Так вы говорите, что Юй покинул тонущую «Принцессу» вместе с вами?

— Ну да. Только он был очень легко одет и к утру замерз насмерть. Там было ужасно холодно, и плот швыряло с волны на волну высотой с трехэтажный дом. Мы выжили чудом.

— Вас и вашего жениха подобрало какое-то судно?

— Нет, плот прибило к берегу. Я потеряла сознание от переохлаждения, но Йен меня спас. На руках отнес к опушке леса, взломал дверь заколоченной на зиму хижины, развел огонь, растер меня снегом и вернул к жизни. Мы нашли там запас консервов и круп, несколько дней отлеживались и приходили в себя, а потом пешком добрались до железнодорожной станции и уехали в Нью-Йорк. У Йена там нашелся кузен, который приютил нас в своем доме и помог на первых порах, пока мы не нашли работу и не встали на ноги. Возвращаться в захваченный коммунистами Китай было безумием, и мы решили остаться в Соединенных Штатах, а год спустя поженились. Пришлось, правда, дать кое-кому на лапу, чтобы выправить необходимые бумаги, но об этом, пожалуй, действительно лучше не распространяться. Йен снова ушел в море, а я ждала его на берегу, вела хозяйство, растила детей, потихоньку старела... Знаете, мы прожили много лет на Лонг-Айленде в Нью-Йорке, но каждый год проводили отпуск на Великих озерах. Мы буквально влюбились в эти замечательные места и сумели передать свою любовь детям. А когда Йен вышел на пенсию, построили этот дом и перебрались сюда. Вы ведь видели наш катер? Мы с мужем часто ходим на нем по озеру, ловим рыбу, ночуем прямо в лесу, в палатках. Одним словом, наслаждаемся природой. Кому-то, возможно, такая жизнь покажется скучной, но нам нравится.

— Счастливые вы люди! — с легким оттенком зависти вздохнула Джулия.

Катя тем временем извлекла откуда-то толстый семейный альбом и с гордостью продемонстрировала гостям несколько глянцевых цветных и пожелтевших черно-белых фотографий. На первых были запечатлены дети и внуки, каждый год на Рождество собирающиеся шумной толпой под крышей родительского дома, а на двух последних молодой Йен Гэллахер на причале какого-то восточного порта у сходней грузового парохода и ослепительной красоты стройная блондинка с маленькой таксой на руках. Прежде чем передать ее Джулии, миссис Гэллахер промокнула носовым платочком уголки глаз.

— Не могу без слез смотреть на этот снимок, — с грустью призналась она. — Мы с Йеном покидали каюту в такой спешке, что забыли захватить моего любимца Фрица, и бедняжка утонул вместе с судном.

Джулия покосилась на двух маленьких собачек, расположившихся у ног хозяйки и время от времени умильно поглядывающих на нее блестящими черными глазками.

— Я вижу, не только это фото напоминает вам о нем, но и кое-кто еще, — с улыбкой сказала она. — Можно считать, дух его возродился в ваших новых любимцах.

— Вы не против, если я пока побеседую с вашим супругом, миссис Гэллахер? — вежливо осведомился Питт.

— Конечно, конечно, — спохватилась Катя. — Ступайте на кухню, пройдите через заднюю дверь и спуститесь к воде. Йен там рыбу ловит на причале.

* * *

Питт вышел на задворки и спустился по пологому откосу к деревянным мосткам на сваях, футов на тридцать вдающимся в озерную гладь. Йен Гонконг Гэллахер с удилищем в руках уютно устроился в старом плетеном кресле-качалке. Надвинутая на глаза потрепанная войлочная шляпа с широкими полями и расслабленная поза свидетельствовали о том, что хозяин дома решил немного подремать на свежем воздухе. Услышав шаги за спиной, он встрепенулся и позвал:

— Кто там? Ты, Катенька?

— Нет, мистер Гэллахер, — разочаровал его Питт. — Ваша очаровательная супруга осталась в доме, но любезно объяснила мне, где вас найти.

Сидящий повернул голову, сдвинул шляпу на затылок, окинул незнакомца цепким быстрым взглядом, но тут же отвернулся и вновь уставился на неподвижный поплавок.

— Клюет? — участливо поинтересовался Питт.

Вместо ответа старик наклонился и вытянул из воды кукан с нанизанными на него шестью довольно крупными рыбинами.

— Перед дождем они завсегда наживку хватают так, будто сто лет голодали, — пояснил он с легким ирландским акцентом.

— На что ловите, если не секрет?

— Чего я только не перепробовал, но куриная печенка и навозные червяки ни с чем не сравнятся, — охотно поведал оживившийся рыболов, разворачиваясь вместе с креслом в сторону собеседника. — Вы меня, вижу, знаете, молодой человек, а вот я вас что-то не припоминаю. Чем обязан?

— Мое имя Дирк Питт. Я работаю в НУМА.

— НУМА? Слыхал я о вашей конторе, — кивнул ирландец. — Проводите на озере какие-нибудь исследования?

— Я специально прилетел из Вашингтона, чтобы поговорить с вами, сэр, об обстоятельствах гибели «Принцессы Ван Ду», — лаконично сообщил Питт.

Гонконг Гэллахер воспринял его слова с редким спокойствием и даже глазом не моргнул, проявив достойную зависти выдержку, хотя был наверняка шокирован. Он же первым нарушил затянувшееся молчание.

— Я полвека ждал, когда ко мне придут и станут расспрашивать о «Принцессе», — признался он, тяжело вздохнув. — Повторите, пожалуйста, еще разочек, как называется ваша организация, мистер Питт?

— Национальное подводное и морское агентство.

— Ну да, все сходится, — задумчиво пробормотал старик. — Как же вы меня отследили? Ведь столько лет прошло...

— В наши дни от компьютеров нигде не спрячешься, мистер Гэллахер.

Подойдя поближе, Питт получил возможность более подробно рассмотреть внешность бывшего стармеха. Гэллахер оказался довольно крупным и неплохо сохранившимся мужчиной, ни ростом, ни весом не уступающим ему самому. Львиная грива седых волос и пышные, заботливо ухоженные усы обрамляли мужественное и гладкое, почти без морщин, лицо, совсем не типичное для старого морского волка. Хотя, с другой стороны, служба механика проходит в основном в недрах трюма, в пропитанной испарениями мазута и машинного масла атмосфере, так что удивляться тут особо нечему. Красный мясистый нос с лиловатыми прожилками кровеносных сосудов выдавал свойственное ирландцам пристрастие к горячительным напиткам, однако мощная фигура и бугрящиеся мышцами руки и торс говорили о том, что даже неумеренное потребление алкоголя не смогло оказать на его организм разрушительного воздействия. Да и выглядел он лет на пятнадцать моложе своего истинного возраста. Если бы Питт не знал, что этим летом ему исполнится ровно восемьдесят пять лет, он ни за что не дал бы Гэллахеру и семидесяти.

Поплавок неожиданно дрогнул и стремительно ушел под воду. Ирландец среагировал мгновенно: тут же подсек добычу и несколько секунд спустя вытащил бьющегося на крючке трехфунтового радужного лосося.

— Сейчас в озере разводят все больше форель и семгу, — пожаловался он Питту, — но я еще застал времена, когда не редкостью было выудить здоровенную щуку или судака фунтов на десять-двенадцать.

— Я разговаривал с вашей женой, — возобновил диалог Питт, когда пойманная рыбина присоединилась к своим собратьям на кукане. — Она рассказала мне, как вы покинули тонущее судно на спасательном плоту и чудом добрались до берега.

— Провидение тогда оказалось на нашей стороне, — согласился Гэллахер. — Еще немного, и моя Катя разделила бы участь того жирного генерала, по милости которого мы и попали вместе с «Принцессой» в Америку вместо Сингапура.

— О смерти генерала Юй Куна она мне тоже поведала.

— Этот мешок дерьма получил по заслугам! — хищно усмехнулся ирландец. — Вы должны знать, какую роль он играл во всей этой истории, иначе бы вас здесь сейчас не было.

— Да, нам известно, что он принимал непосредственное участие в конфискации исторических реликвий и бесценных произведений искусства из музеев и частных коллекций, а впоследствии получил от Чан Кайши приказ организовать погрузку и переправку в Соединенные Штаты награбленных сокровищ.

— Примерно так я и думал, — подтвердил Гэллахер. — Но сама природа не позволила им осуществить эти планы. Вы в курсе, кстати, что вскоре после выхода в море Юй приказал закрасить и заменить имя Ван Ду на Тай Юнь?

— Мы догадались об этом, когда выяснили, что судно под таким названием миновало Панамский канал первого декабря сорок восьмого года. Чтобы замести следы, агенты генералиссимуса уничтожали свидетелей и пускались на хитроумные уловки. Послали, например, ложный сигнал бедствия у берегов Чили и выкинули в море дюжину спасательных жилетов, чтобы создать видимость кораблекрушения «Принцессы Ван Ду», в то время как она под чужим именем уже вышла в Атлантику. Единственное, чего мы до сих пор не знаем, это конечный пункт назначения и точное место ее гибели. И очень надеемся, что вы поможете прояснить ситуацию, мистер Гэллахер.

— "Принцесса" направлялась в Чикаго, — сказал ирландец. — После Панамы генерал вынужден был открыться капитану Ханту, ну а кэп по секрету поделился со мной. Откуда узнали остальные, одному богу известно, но весь экипаж только об этом и шушукался, можете мне поверить. Шкипер еще говорил, что в этом деле замешаны какие-то высокие чины из Госдепа, с которыми якобы договаривался Чан Кайши, но утверждать этого с определенностью я не могу, и о том, куда собирались поместить груз после прибытия в порт, мне тоже ничего не известно. До цели оставалось пройти совсем чуть-чуть, миль сто пятьдесят, не больше, когда погода вдруг резко испортилась, и с севера налетел тот чертов шторм. Я избороздил все моря и океаны, но понятия не имел, что на Великих озерах случаются бури столь ужасающей силы. Я видел собственными глазами, как выворачивало наизнанку просоленных парней, никогда не знавших морской болезни.

— Статистика утверждает, — заметил Питт, — что на дне Великих озер насчитывается свыше пятидесяти пяти тысяч останков кораблекрушений, причем именно Мичиган является бесспорным лидером, погубив больше судов и матросских душ, чем все остальные озера, вместе взятые.

— И волны здесь поганые и жутко коварные, — добавил Гэллахер. — Они достигают тридцати футов в высоту, движутся гораздо быстрее океанских и налетают не с какой-то одной стороны, а сразу со всех одновременно. Я повидал муссоны в Индийском, тайфуны в Тихом и ураганы в Атлантике, но ни разу не сталкивался ни с чем страшнее и опаснее зимней бури на Великих озерах. Как раз такая и разыгралась в ту ночь, когда затонула «Принцесса».

— На озере и маневрировать в шторм гораздо сложнее, — заметил Питт.

— Точно. В море можно лечь в дрейф и отдаться на волю ветра и волн, пока стихия не уляжется, а здесь такой номер не проходит. — Ударившись в воспоминания, ирландец окончательно разговорился и поведал терпеливо внимающему слушателю о событиях более чем полувековой давности в таких мельчайших подробностях, что тот только диву давался, как они могли сохраниться в памяти рассказчика. — Я ведь человек верующий и не мог отказать генералу в помощи, — признался ветеран, повествуя о заключительной стадии эпопеи. — Даже одолжил ему свой бушлат, хотя меня так и подмывало выбросить этого жирного паразита за борт. Да только впрок он ему все одно не пошел — ночь кое-как промаялся, а к утру совсем окоченел и скопытился. Когда нас прибило к берегу, я вынес Катеньку на руках, а плот с мертвяком столкнул обратно в воду. Его подхватило течением и унесло. Так и не знаю до сих пор, что с ним сталось. А мы укрылись в пустой хижине на опушке леса, развели огонь, нашли какие-то консервы, макароны, рис... Так вот и выжили.

— Но вы все еще не сказали, сэр, в каком из озер произошла трагедия? — напомнил Питт. — И не дали ответа на вопрос, известны ли вам хотя бы приблизительные координаты места кораблекрушения?

Гэллахер загадочно ухмыльнулся, грузно поднялся на ноги, подошел к краю мостков и театральным жестом указал на восток.

— Вон там и погибла «Принцесса Ван Ду», — произнес он рокочущим басом.

Питт сначала решил, что старый моряк имеет в виду одно из трех расположенных восточнее озер Гурон, Эри и Онтарио, но уже в следующее мгновение до него дошло.

— Вы хотите сказать, что она затонула прямо здесь, в озере Мичиган?! — воскликнул он дрожащим от волнения голосом.

— О чем я и толкую, — невозмутимо подтвердил ирландец. — Отсюда до того места миль двадцать пять, только надо взять чуток южнее.

Питт не верил своим ушам. Всего двадцать пять миль до «Принцессы» и бесценных сокровищ в ее трюмах! Это было такое невероятное везение, что голова шла кругом.

— Наверное, вас с Катей вынесло на берег где-то поблизости? — предположил он.

— Не просто поблизости, — широко осклабился Гэллахер, — а прямо здесь, где я сейчас стою! Мы много лет пытались купить этот участок — из чисто сентиментальных побуждений, но прежние хозяева упорно отказывались продать. Только после их смерти нам удалось уговорить наследников расстаться с ним. Пришлось снести оказавшуюся спасительной для Кати старую летнюю хижину — она вконец обветшала, — а на ее месте построить дом, в котором мы и обосновались. Мы ведь как рассуждали: раз уж небо даровало нам в молодости спасение и второй шанс, будет справедливо и подобающе провести остаток дней там, где мы, можно сказать, родились заново.

— А вам никогда не приходило в голову, сэр, самому попытать счастья и заняться подъемом груза «Принцессы Ван Ду»? — не удержался Питт от вопроса, со вчерашнего дня не дававшего ему покоя. — В конце концов, вы единственный человек на свете, знающий точные координаты ее крушения. Ваша жена не в счет — не думаю, что она разбирается в навигации и морском деле хотя бы в той степени, чтобы отличить гюйс от галса.

— Это вы верно подметили, мистер Питт, — рассмеялся старик. — Катенька обожает свои фарфоровые безделушки, может часами рассуждать о поэзии, философии, часто поминает каких-то русских гениев прошлого века, о которых я и не слыхивал — она ведь сама русская, из эмигрантов, — но в технике и мореплавании ни бум-бум, хотя всю жизнь прожила с моряком. А вам я вот что отвечу. Конечно, приходило. Я далеко не моралист, грехов на моей совести накопилось порядочно, случалось и убивать в свое время, когда выхода другого не было, да и разбогатеть хотелось, как любому нормальному человеку. А тут такой шанс: протяни руку — и ты миллионер.

— Скорее, миллиардер! — поправил Питт.

— Какая разница? — пожал плечами ирландец. — Коммунисты до сих пор правят Китаем. Они сразу потребовали бы вернуть им все ценности, мне же, в лучшем случае, пришлось бы довольствоваться гвоздями от ящиков, в которые они были упакованы.

— Но вы имели право оформить на себя заявку о находке, — возразил Питт, — и получить отступные с тех же китайцев. Даже ничтожный процент от стоимости груза сделал бы вас очень богатым человеком.

— Мы с Катей и об этом думали, — кивнул Гэллахер. — Но на поживу такого рода всегда слетаются стаи стервятников со всех сторон, так что китайцы, скорее всего, оказались бы даже не первыми в очереди. Стоит поднять со дна хоть одну антикварную вещицу, как к ней тут же потянутся загребущие лапы налоговиков и прочих бюрократов всех уровней, от городского до федерального. Мне пришлось бы отстаивать свои права в судах и проводить там больше времени, чем на работах по подъему сокровищ. А ненасытные адвокаты вытягивали бы из меня больше денег, чем удалось заработать.

— Возможно, вы правы, сэр, — не мог не признать Питт горькой справедливости слов ветерана.

— Да не «возможно», а прав на все сто! — презрительно фыркнул ирландец. — В молодости я сам грешил охотой за подводными кладами и пришел к неутешительному выводу, что это не окупается. Никогда. Как сделаешь перспективную находку, сразу приходится отбиваться не только от правительственных чиновников, но и от шакалов всякого рода, которые так и норовят добраться до трюма первыми и увести добычу прямо из-под носа. Порой и до перестрелок доходило, да вам, наверное, и самому немало таких случаев известно. Короче говоря, мистер Питт, понял я, что главное мое богатство, которого у меня не отнять ни пиратам, ни бюрократам, — это Катенька и дети. А что до «Принцессы», пускай себе лежит, где лежала. Рано или поздно найдутся порядочные люди, которые поднимут груз и обратят его на общее благо. А мне чужого не надо. Да и потом вы же сами сказали, что там национальное достояние, принадлежащее великому народу. И кто я такой, чтобы распоряжаться им по своему усмотрению? Я запретил себе думать и даже вспоминать о тех сокровищах и, как видите, не прогадал. Мы с Катей счастливы, у нас дружная семья, уже есть внуки, а там, глядишь, дождемся и правнуков... Нет, мистер Питт, я уверен, что поступил правильно!

— Немногие на вашем месте рассуждали бы подобным образом, сэр, — заметил Питт, с уважением глядя на состарившегося моряка, неожиданно проявившего столько здравого смысла и житейской логики ради сохранения семьи и душевного спокойствия и устоявшего перед почти непреодолимым соблазном в одночасье сделаться богачом.

— Доживешь до моих лет, сынок, — усмехнулся ирландец, — тогда и поймешь, что в жизни есть масса вещей, куда более важных, чем собственные океанские яхты и персональные «боинги».

— Знаете, мистер Гэллахер, — искренне признался Питт, — сегодня вы преподали мне весьма поучительный урок. А еще хочу сказать, что я вам по-хорошему завидую и полностью разделяю ваши взгляды.

* * *

В дом они вернулись вдвоем. Йен остался на кухне чистить рыбу, а Катя настояла, чтобы Дирк и Джулия дождались обеда. Она и переночевать предлагала, но Питт с сожалением отклонил приглашение хозяйки. Он хотел до темноты порыскать по Манитовоку, чтобы подобрать подходящее место для размещения штаб-квартиры экспедиции, которой предстояло разыскать «Принцессу Ван Ду» и заняться подъемом со дна озера содержимого ее трюмов. Да и с адмиралом не мешало бы связаться и порадовать старика хорошими новостями. За обедом Джулия и миссис Гэллахер оживленно щебетали на мандарине о чем-то своем, женском, а мужчины попивали домашний яблочный сидр и травили друг другу всякие морские байки.

— Что вы можете сказать о капитане Ханте? — поинтересовался Питт, когда трапеза уже подходила к концу.

— Моряк божьей милостью! — стукнул кулаком по столу слегка захмелевший ирландец. — Таких шкиперов больше нет. Он ведь и сейчас там, за штурвалом, — кивнул он в сторону озера. — Пошел на дно вместе со своим судном, хотя мог спастись. Я его звал, стучал в иллюминатор, но он даже головы не повернул. Говорят, в холодной пресной воде предметы сохраняются лучше, чем в соленой?

— Совершенно верно, — подтвердил Питт. — Не так давно со дна озера Мичиган подняли автомобиль, более семидесяти лет простоявший на палубе затонувшего парома. Можете мне не верить, но кожа на сиденьях даже не потрескалась, в баке плескался бензин, шины оказались надутыми, а движок — без пятнышка ржавчины. Когда машину подсушили и сменили аккумулятор, она завелась с полуоборота и своим ходом доехала до Детройта, где ее поместили в музей автомобильной славы.

— Значит, груз «Принцессы» тоже не должен сильно пострадать?

— Во всяком случае, бронзовые скульптуры и фарфор.

— Да-а, неплохо было бы глянуть хоть одним глазком на все эти сокровища, разбросанные по дну озера, — мечтательно вздохнул Гэллахер. — Только стар я уже, чтоб самому под воду нырять. Да и не вынесу я такого зрелища. Как вспомню мою «Принцессу», пополам разломившуюся, аж сердце кровью обливается!

— Уж лучше так, чем быть разрезанной на металл в Сингапуре, — попытался утешить расчувствовавшегося собеседника Питт. — Она боролась до конца и погибла достойно.

— Это правда, — согласился ирландец. — Служила старушка честно и безотказно, и не ее вина, что так получилось.

50

После обеда Питт и Джулия тепло распрощались с хозяевами и вернулись в Манитовок, где зарегистрировались в мотеле, взяв один номер на двоих. Пока Джулия распаковывала вещи, Питт позвонил Сэндекеру и подробно рассказал боссу о результатах встречи с четой Гэллахеров.

— Ты хочешь сказать, — не смог скрыть изумления адмирал, — что «Принцесса Ван Ду» полсотни лет проторчала буквально у него под носом, а старый ирландский пройдоха никому и словечком не обмолвился?!

— Мы недооценили эту парочку, сэр. Они не такие, как все. Они не одержимы, как Шэнь, неодолимой жаждой стяжательства. Им не нужны роскошные дворцы и двухсотфутовые яхты. Они любят жизнь, любят друг друга, любят своих детей и внуков, и этого им достаточно, чтобы оставаться счастливыми, довольствуясь скромным достатком. Понимаете, сэр, они сумели сохранить в себе главный стержень — ту незримую основу, что делает человека человеком. В наши дни это большая редкость, и тем приятнее мне было познакомиться с такими цельными и принципиальными людьми. Они ведь и мне открылись только потому, что поняли и поверили. Старики полвека ждали, когда объявится тот, кто обратит их тайну на общее благо. И за это их не осуждать, а благодарить надо!

— Я лично позабочусь и прослежу, чтобы Гэллахеры получили причитающуюся за находку премию, — заверил Сэндекер.

— Вполне с вами согласен, сэр, они заслужили вознаграждение, только очень сомневаюсь, что они его примут. Как я уже говорил, не те люди.

— Невероятно! — пробормотал адмирал. — Знаешь, сынок, эти твои Гэллахеры, пожалуй, вернули мне давно утраченную веру в человечество. Я обязательно должен их увидеть!

— Думаю, у вас будет возможность свести с ними знакомство, — усмехнулся Питт. — До их лесного домика всего десять миль от нашей будущей базы. Я тут присмотрел один пустующий склад, где можно будет с комфортом развернуть снаряжение и разместиться самим. Теперь дело за вами. Необходимо срочно прислать сюда поисково-спасательное судно. Без него мы как без рук.

— Плохо же ты думаешь о начальстве! — хмыкнул Сэндекер. — Пока ты там лясы точил и сидр попивал, я обо всем позаботился. Руди Ганн уже договорился об аренде оборудованной для подводного поиска посудины под названием «Ныряльщик». Сейчас этот корабль стоит на приколе в Макино-Сити, но команда предупреждена, и судно готово отправиться в путь по первому сигналу. Через сутки оно придет в Манитовок, и можете приступать. Только очень тебя прошу ни в коем случае не афишировать цель экспедиции, да и вообще постарайся привлекать поменьше внимания. Стоит кому-нибудь пронюхать о сокровищах, от репортеров и конкурентов отбоя не будет. В тот же день об этом станет известно Шэню, и вся операция пойдет насмарку.

— С подводными кладами всегда одна и та же история, — уныло согласился Питт. — Любители легкой наживы слетаются на малейший слушок, как мухи на патоку. Но я что-нибудь придумаю, босс. У вас все?

— Нет, я приготовил тебе еще один сюрприз, сынок, — сообщил адмирал. — Думаю, «Ныряльщику» потребуется на разведку дня три-четыре, а к тому времени в озеро Мичиган прибудет из Мэйна краса и гордость НУМА «Ретривер». Я приказал снять его с текущего проекта и направить в твое распоряжение.

— Огромное спасибо, сэр! — обрадовался Питт. — Действительно королевский подарок. Не знаю другого судна, столь идеально приспособленного для глубоководных работ в полном объеме. С помощью «Ретривера» мы сможем минимум вдвое сократить сроки подъема на поверхность груза «Принцессы».

— Ищи ее, Дирк, ищи и найди! — с нажимом произнес Сэндекер. — Я очень на тебя надеюсь, сынок.

— Постойте, сэр, как же так? — спохватился Питт. — Вы ведь только сейчас узнали от меня об итоге встречи с Гэллахерами, а «Ретривер», оказывается, уже в пути?

— У адмиралов тоже иногда случаются проблески интуиции, — ехидно хохотнул Сэндекер. — Не ты один такой умный!

— Да-а-а, — восхищенно протянул Питт. — Вам палец в рот не клади, это уж точно!

— По плечо1 оттяпаю и не поморщусь! — ухмыльнулся адмирал. — Ну, пока, сынок, удачи тебе. Держи меня в курсе. Найдешь «Принцессу», звякни — может, я и сам загляну на денек, тряхну стариной и вспомню молодость.

* * *

Остаток дня Питт в сопровождении Джулии слонялся по городу, беседуя с местными ныряльщиками, а вечером, вернувшись в гостиницу, до полуночи просидел над лоциями и картами озерного дна в приблизительно очерченном Гэллахером квадрате. А утром, едва рассвело, они отправились в порт, чтобы встретить «Ныряльщик» и познакомиться с его экипажем.

Поисковое судно оказалось совсем маленьким и внешне походило на обыкновенный прогулочный катер, что вполне устраивало Питта, не забывшего вчерашний наказ шефа не привлекать внимания. Двадцатипятифутовый «Ныряльщик» с тесным кубриком на четыре койки в два яруса приводился в движение подвесным мотором «Ямаха» мощностью в двести пятьдесят лошадиных сил, и на этом, собственно, все сходство заканчивалось. Оборудование и электронная начинка, скрытые в недрах стандартного фибергласового корпуса, могли вызвать завистливое слюноотделение у капитана самого престижного пассажирского лайнера. Дифференциальная глобальная система позиционирования, совмещенная с компьютером последнего поколения и морским магнитометром «Джиометрикс-866», позволяла ему в любое время дня и ночи определять свои координаты с точностью до нескольких ярдов. А новейшему трехмерному гидролокатору предстояло сыграть решающую роль в предстоящих изысканиях — принимаемый им акустический сигнал преображался на экране монитора в трехмерное изображение. Для непосредственного изучения обследуемого подводного объекта в распоряжении экипажа имелась также полуавтономная — управляемая посредством подводного кабеля — мини-субмарина «Бентос-2», оснащенная цифровыми видео— и фотокамерами. Модель слегка устаревшая, но надежная и простая в обращении.

Команда «Ныряльщика» состояла из двух человек: Ральфа Уилбенкса, жизнерадостного здоровяка с выразительными темно-карими глазами и щеточкой колючих усов, недавно справившего сорокалетие, и его постоянного напарника Уэса Холла, общительного симпатичного парня лет тридцати, как две капли воды похожего на Мела Гибсона. Обменявшись приветствиями с новыми членами экипажа, Уилбенкс и Холл проводили их в кубрик и предложили располагаться на свободных койках. Холл при этом галантно уступил даме нижнее место, быстренько перекинув свои шмотки на пустующую верхнюю полку над ложем партнера.

— Признаться, мы вас так рано не ожидали, — заметил Уилбенкс, когда все четверо снова вышли на палубу.

— Ранней пташке — жирный червяк, — отшутился Питт. — Как дошли из Макино-Сити?

— Как по маслу, — флегматично ответил Холл. — Ни ветерка, ни волны.

В речи обоих ощущался легкий южный акцент. Питт сразу проникся симпатией к этой паре, с первого взгляда определив в них настоящих профессионалов, влюбленных в свою работу. Им же явно приглянулась Джулия, уверенно спрыгнувшая с пирса на нос катера с ловкостью и грацией молодой рыси. Одобрительно кивнув при виде ее экипировки, состоящей из голубеньких джинсов в обтяжку, толстого свитера, непромокаемой нейлоновой ветровки и бейсболки с длинным козырьком, Ральф, на правах старшего, обратился к Питту:

— Посудина у нас надежная, но с удобствами туговато — даже гальюна нет. Надеюсь, леди не страдает морской болезнью? — осведомился он, понизив голос, но девушка все равно услышала и весело отозвалась:

— Можете не волноваться, мистер Уилбенкс, у меня железный желудок и прекрасный вестибулярный аппарат!

Питт окинул взглядом открывающиеся прямо из гавани безграничные водные просторы и повернулся к шкиперу:

— Слабый береговой бриз, волна фут-два, не больше, облачность — десять процентов. По-моему, условия близки к идеальным. Думаю, можно отваливать.

Холл, повинуясь кивку напарника, перебрался на причал и начал распутывать швартов, обвязанный вокруг чугунного кнехта. Неожиданно он выпрямился и приложил ладонь козырьком к глазам, всматриваясь в коренастую фигуру мужчины у ворот, одной рукой сжимающего пару костылей, а другой энергично машущего экипажу катера.

— Он что, тоже с вами? — удивленно спросил Уэс, обернувшись к Питту и Джулии.

Джордино тем временем успел доковылять до «Ныряльщика». Левую ногу итальянца от колена до паха облегала гипсовая повязка, но передвигался он довольно резво, управляясь с костылями с небрежной уверенностью профессионального инвалида. Одарив Холла и Уилбенкса своей неотразимой улыбкой, он укоризненно посмотрел на Питта и Джулию и возмущенно заявил:

— Чума, чума на оба ваших дома, погрязшие в пороке нечестивцы! Хотели скрытно, под покровом ночи, от верного соратника слинять? Оставили несчастного томиться под бдительным присмотром коновалов, чтоб славою с увечным не делиться? Да толькопросчитались, ренегаты! Сбежал я от сиделок и уколов и к подвигам по-прежнему готов.

— Долго сочинял? — насмешливо прищурился Питт, на самом деле от души радуясь, что они снова вместе.

— Ей-богу, вот прямо сейчас муза нашептала! — не моргнув глазом, поклялся Джордино. — Занимаюсь тут, понимаешь, черт знает чем, а во мне, может, второй Шекспир погибает!

Ральф и Уэс, перемигнувшись, подхватили калеку вместе с костылями, перенесли на борт и водрузили на надувной резиновый матрас. Джулия тут же захлопотала, устраивая его поудобней, и даже угостила стаканчиком горячего кофе из прихваченного в дорогу термоса.

— Как же ты все-таки ухитрился сбежать из госпиталя, Ал? — с любопытством спросила она, когда рядом никого не было.

— Для этого мне пришлось сделать предложение руки и сердца сестре-хозяйке, страшной как смертный грех, — таинственным шепотом поведал ей на ухо итальянец. — Она вывезла меня в тележке для белья, завалив сверху грязными простынями. Но охранник на выходе заподозрил неладное, и тогда она стукнула его по голове кислородным баллоном, а потом...

— Ты лжец и обманщик! — рассмеялась девушка. — Такой же, как Дирк. За что я вас обоих и люблю.

— Приятно слышать, — расплылся в довольной улыбке Джордино. — Только я вовсе не обманщик, а фантазер. Ну не мог же я тебе сказать, что просто вызвал такси и поехал в аэропорт, правда? Это же так скучно!

— Может, не стоило тебе так рано отказываться от больничного режима?

— Стоило! — убежденно ответил итальянец. — Ненавижу больницы. Слишком много народу в них умирает.

— Больше никого не ожидается? — на всякий случай осведомился Уилбенкс.

— Все в сборе, отставших нет! — бодро отрапортовал Джордино.

— Ну, тогда поехали, — ухмыльнулся Ральф, включая зажигание.

* * *

Выведя судно из гавани, Уилбенкс дал полный газ. «Ныряльщик» задрал нос и понесся, слегка подпрыгивая на невысокой озерной волне, со скоростью под тридцать миль в час. Джулия и Ал с комфортом расположились на корме, наслаждаясь великолепным весенним утром и любуясь живописной панорамой и кудрявыми барашками на небосводе, игриво скачущими навстречу восходящему солнцу. Питт вручил Ральфу обработанные накануне вечером карту и схему с отмеченным крестиком примерным местонахождением «Принцессы Ван Ду». Чтобы не промахнуться и наверняка накрыть цель, он определил зоной поиска квадрат со стороной в пять миль. Уилбенкс ввел координаты в компьютер и немного скорректировал курс катера. А Холл обложился фотографиями и планами затонувшего судна и не отходил от мониторов.

Прошло совсем немного времени, когда Ральф убавил скорость, поднял голову и во всеуслышание объявил:

— Внимание, леди и джентльмены! Через восемьсот метров входим в зону и начинаем прочесывание. — Он пользовался метрической системой, потому что так были градуированы все приборы на борту.

Питт помог ему спустить за борт на длинных кабелях датчики гидролокатора и магнитометра, затем оба вернулись в кокпит и присоединились к Холлу. На главном мониторе высветилась сетка, разбивающая квадрат поиска на параллельные полосы, каждая из которых по ширине приблизительно соответствовала пределам досягаемости тянущихся за кормой сенсорных устройств. «Ныряльщику» предстояло таким образом, подобно челноку, курсировать по нему взад-вперед до тех пор, пока не обнаружится искомый объект или не будет охвачена вся площадь обследуемой зоны.

— Четыреста метров, — лаконично произнес шкипер.

— У меня такое ощущение, будто я попала в приключенческий роман, — призналась Джулия, пристроившись за спиной любимого и положив руки ему на плечи.

— Очень скоро тебе захочется из него сбежать, — усмехнулся Питт. — Челночное прочесывание — самая тоскливая процедура в процессе подводного поиска. Представь, что ты газонокосилка и подстригаешь газон, которому не видно конца. Так можно мотаться неделями и не найти ничего более интересного, чем старая автомобильная покрышка.

Холл тем временем занялся настройкой гидролокатора. Информация с датчиков поступала на экран цифрового дисплея высокого разрешения, совмещенного с термальным принтером, регистрирующим донный рельеф посредством двухсот пятидесяти шести оттенков серого цвета.

— Триста метров, — продолжал отсчет Уилбенкс.

— Какова ширина полосы? — поинтересовался Питт.

— Поскольку длина объекта составляет порядка пятисот футов, я установил диапазон захвата на уровне трехсот метров, — пояснил Уэс, бросив взгляд на дисплей, уже начавший выдавать картинку. — Дно пока выглядит ровным, без аномалий. Поскольку мы находимся в пресноводной акватории, думаю, никаких проблем с фиксацией такой крупногабаритной цели не возникнет.

— Скорость?

— Озеро спокойное, так что мы вполне можем позволить себе десяток миль в час без ущерба для качества.

— А мне можно посмотреть? — попросила Джулия.

— Прошу вас, леди, — гостеприимным жестом указал на монитор Холл и слегка подвинулся, освобождая для нее место.

Девушка с трудом протиснулась к нему в уголок и с любопытством уставилась на экран дисплея.

— Поразительно! — восторженно воскликнула она, понаблюдав несколько секунд. — Видны даже маленькие ямочки в песке.

— Да, разрешение неплохое, — снисходительно согласился Уэс, — но изображение на экране отличается от реального примерно в той же степени, как третья ксерокопия от оригинала.

Питт и Холл обменялись понимающими усмешками. Будучи профессионалами, оба отлично знали, какой притягательной силой обладает для новичков и дилетантов разворачивающаяся у них перед глазами панорама морского или речного дна. Та же Джулия, если ей позволить, может теперь часами не отрываться от экрана в надежде раньше всех узреть на дисплее останки поглощенной пучиной «Принцессы».

— Начинаем прохождение первой контрольной полосы, — сообщил Уилбенкс.

— Есть захват, — откликнулся Холл.

— Глубина? — бросил Питт.

Ральф покосился на глубиномер справа от штурвала.

— Сто тридцать метров.

Джордино, не хуже других знающий, что такое челночное прочесывание, привольно расположился на своем матрасе, пристроил загипсованную ногу на леерах фальшборта и крикнул с кормы:

— Эй, парни, у меня сиеста! Не забудьте разбудить, когда появятся русалки.

Потянулись томительные часы ожидания. На скорости десять миль в час «Ныряльщик» неторопливо переползал с полосы на полосу, планомерно и неутомимо обрабатывая свой газон. На дисплее магнитометра тянулась ровная линия магнитограммы, изредка прерываемая пиковыми всплесками малой амплитуды, фиксирующими металлические предметы небольших размеров. Монитор гидролокатора тоже выдавал довольно однообразную картину: ровное песчаное дно с незначительными перепадами глубин. Никто, разумеется, не рассчитывал наткнуться в двадцати пяти милях от берега на свалку отходов человеческой жизнедеятельности, однако унылая безликость бесплодной подводной равнины угнетающе действовала на психику и мешала должным образом концентрировать внимание.

— Хуже чем в пустыне Мохаве! — пожаловалась Джулия, протирая кулачком слезящиеся, покрасневшие глаза. — Там хоть кактусы худосочные попадаются, а здесь один только песок, даже рыбок не видно.

— Зато здесь прохладно и полно воды, — ухмыльнулся Холл.

— Девятая контрольная полоса пройдена, заходим на десятую, — бесстрастно объявил Уилбенкс.

Джулия посмотрела на часы.

— Время обеденное, джентльмены, — заметила она, повысив голос — Кто-нибудь желает перекусить, или я одна такая ненормальная?

— Я тоже ненормальный, — первым откликнулся Джордино, моментально вышедший из спячки, как только речь зашла о еде. — Со вчерашнего вечера голодаю, аж все кишки слиплись! Джулия, радость моя, не дай погибнуть израненному герою, злобными происками врагов лишенному необходимых калорий, — взмолился он жалобным голосом.

— Нет, вы только взгляните на этого бессовестного проныру! — восхищенно покрутил головой Питт. — Когда Ал дрыхнет, хоть из пушки пали — все равно не проснется. У него под ухом мотор ревет, до кабины двенадцать футов, но стоило упомянуть о жратве, и он тут как тут. Ставлю десять к одному, сейчас сам заявится.

И точно! Не прошло и пятнадцати секунд, как в проеме открытого люка показалась ухмыляющаяся физиономия итальянца.

— Чем кормят? — осведомился он, азартно принюхиваясь.

Джулия присела на койку, поставила на колени прихваченную с собой корзинку и принялась выкладывать ее содержимое на откидной столик.

— Котлетки свекольные, котлетки морковные, редька тертая под диетическим майонезом, натуральное яблочное пюре без сахара на десерт и холодный чай на травах, — огласила она перечень основных блюд. — Могу также предложить желающим сэндвичи с ломтиками авокадо и вялеными бананами. Что вы на меня так смотрите? — удивилась девушка, обратив внимание на странное выражение лиц окружающих ее мужчин. — Полностью сбалансированное вегетарианское меню. Весьма способствует улучшению пищеварения и перистальтики желудка.

С момента выхода «Ныряльщика» из гавани Манитовока прошло уже около шести часов. Четверо здоровых мужиков, нагулявших волчий аппетит на свежем воздухе, готовы были слопать что угодно, лишь бы это было мясом или хотя бы отдаленно на него походило. Но то, что им предлагали, было в миллион раз хуже, чем вручную стирать обгаженные детские пеленки или чистить выгребную яму. Трое из присутствующих были джентльменами и считали себя таковыми, поэтому вынуждены были воздержаться от критических высказываний в адрес дамы, худо-бедно, но все-таки проявившей о них заботу. Джордино тоже был джентльменом, но таковым себя не считал. Он считал себя плебеем и пролетарием — во всяком случае, на людях, — а потому не постеснялся выдать все, что он думает по поводу травоядной диеты.

— Сэндвичи с ломтиками авокадо и вялеными бананами?! — повторил он с нескрываемым отвращением, — Скорее я прыгну за борт и вплавь доберусь до ближайшего «Макдональдса», чем прикоснусь...

— Крупный пик на дисплее магнитометра! — возбужденно закричал Питт.

Мгновенно забыв о голоде, все бросились по местам.

— Я ничего не вижу, — озабоченно проговорил Холл.

— Сенсоры гидролокатора расположены дальше за кормой, чем датчики магнитометра. Скоро и на вашем экране проявится.

Джулия прилипла к монитору бок о бок с Уэсом, с нетерпением ожидая, когда же появится картинка. Но вот на границе дисплея обозначились сначала размытые, а потом все более четкие и контрастные контуры какого-то массивного объекта, постепенно заполнившего собой весь экран.

— Судно! Это «Принцесса»! — ликующе завопила девушка.

— Судно, да не то, — с сожалением охладил ее пыл Питт. — Присмотрись повнимательней, это всего лишь старый парусник, а вовсе не пароход.

— Смотрите, как хорошо сохранился, — заметил Уилбенкс, бросив взгляд на монитор через плечо напарника. — Бушприт, палубные люки, иллюминаторы — все на месте и в отличном состоянии. Приличная посудина — футов сто пятьдесят.

— Только мачты куда-то подевались, — добавил Холл.

— Вероятно, их снесло тем же штормом, который потопил судно, — предположил Питт.

— Как вы думаете, команда спаслась? — с надеждой в голосе обратилась к ним Джулия.

— Вряд ли, — огорчил девушку Ральф. — Повреждений почти не видно. Думаю, его захлестнуло волной, и оно сразу пошло ко дну.

Возбуждение постепенно улеглось, и процесс поиска вернулся в прежнее русло. Ветер изменил направление с северного на западное, а потом и вовсе утих. Прошедший неподалеку рудовоз поднял небольшую волну, и «Ныряльщик» несколько раз качнуло, но вскоре озеро опять успокоилось. Ровно в четыре часа Уилбенкс обернулся к Питту.

— Часика через два начнет смеркаться, — предупредил он. — Вы босс, вам и решать, но я бы на вашем месте не дожидался темноты. Завтра с утра продолжим — все равно тут работы еще дня на два, не меньше.

Но Питт рассудил иначе.

— Весной бури на озере случаются редко, но чем черт не шутит? Предлагаю, пока погода благоприятствует, поработать до упора. Приборам ночь не помеха, а мы люди привычные, как-нибудь перебьемся.

— Коси, коса, пока роса? — усмехнулся Холл. — Что ж, резонно. Ладно, поехали дальше.

Они возобновили прочесывание с неослабевающим энтузиазмом и к сумеркам закончили обработку первой половины квадрата. Питт еще утром приказал начать поиск с центральной полосы и постепенно смещаться к югу; теперь «Ныряльщику» предстояло вернуться на две с половиной мили и проделать то же самое, только уже в северном направлении. Осталось сделать еще пятнадцать заходов.

Потускневший солнечный диск на три четверти провалился за грань горизонта, когда магнитограмма выдала такой могучий пик, что сердце Питта вздрогнуло от радостного предчувствия.

— Внимание всем! — предупредил он коллег. — Поймал гигантский всплеск. Следите в оба — где-то под нами целая гора железа!

— Вижу! — воскликнула Джулия.

— Похоже на крупное металлическое судно, — невозмутимо подтвердил Холл.

— Насколько крупное? — уточнил Уилбенкс.

— Пока не могу сказать, оно еще только на краешке.

— Какое огромное! — благоговейно прошептала девушка минуту спустя.

— Это «Принцесса»! — еще через минуту уверенно объявил Питт с победной улыбкой игрока, сорвавшего джек-пот сразу во всех казино Лас-Вегаса. Бросив взгляд на карту с отметкой Гэллахера, он быстро прикинул, что старый моряк ошибся всего на пару миль — на редкость точное совпадение, учитывая все обстоятельства.

— Она разломилась пополам, — констатировал Холл. — Носовую часть отделяет от кормовой более ста пятидесяти метров, и промежуток между ними густо засыпан какими-то обломками. Вы уверены, что это искомый объект, мистер Питт?

— Больше, чем когда-либо! Мой источник упоминал, что незадолго до кораблекрушения набежавшей волной оторвало корму.

— А если это все-таки не она? — усомнилась Джулия.

Питт пожал плечами.

— Носовая часть сидит вертикально, название наверняка сохранилось... Сейчас спустим мини-субмарину и все выясним. Или вы предпочитаете дождаться утра? — обернулся он к Ральфу.

— Раз уж мы здесь, не вижу смысла откладывать. Чем черт не шутит, вдруг завтра и в самом деле буря разразится? — рассмеялся Уилбенкс — Нам не привыкать ночью вкалывать, верно я говорю, Уэс? — добавил он, подмигнув напарнику.

Поскольку возражений со стороны Холла не последовало, Ральф выключил движок, помог ему втащить на борт болтающиеся под килем сенсорные датчики и вместе с ним занялся подготовкой к спуску «Бентоса». Подводное устройство весило всего семьдесят пять фунтов, и вдвоем они легко справились со своей задачей. Подключив его к монитору и проверив пульт управления, Холл осторожно столкнул в воду сигарообразное стальное тело, а Уилбенкс принялся разматывать катушку изолированного кабеля толщиной всего в полмиллиметра, но способного выдержать нагрузку в несколько центнеров.

Спуск «Бентоса» на глубину в четыреста тридцать футов занял около трех минут. В свете миниатюрных прожекторов субмарины песчаное дно озера, подернутое тонким слоем ила, выглядело грязно-серой тестообразной массой. Манипулируя пультом, Холл заставил аппарат двигаться по кругу. Неожиданно объектив видеокамеры выхватил из мрака какую-то решетчатую металлическую структуру, торчащую из песка наподобие гигантского щупальца подводного монстра.

— Это еще что за чертовщина? — пробормотал Уилбенкс, напряженно вглядываясь в экран.

— Подведите аппарат поближе, Уэс, — попросил Питт. — Кажется, я знаю, что это такое, — объявил он немного погодя. — Стрела грузового крана, установленного на баке «Принцессы». На фотографии он хорошо виден. Очевидно, толчок от соприкосновения с дном был таким сильным, что ее сорвало с креплений и отбросило в сторону.

Медленно продвигаясь вдоль глубоко зарывшейся под собственной тяжестью в рыхлый донный грунт стрелы, «Бентос» уперся наконец в борт самого судна, уходящий вверх под отрицательным углом. Пришлось отвести его назад, прежде чем начать поднимать выше. Достигнув фальшборта, Холл направил аппарат в сторону форштевня, и вскоре на экране монитора возникла огромная "П" выведенная белой краской на черном сурике. Он отвел субмарину еще на несколько футов, и название высветилось целиком. Над короткой связкой китайских иероглифов отчетливо выделялись латинские буквы: «Принцесса Тай Юнь».

— Эврика! — заорал, как сумасшедший, Джордино и бросился на шею Питту, позабыв о своих костылях. — Мы нашли ее, Дирк! Нашли!

— "Принцесса", — зачарованно, словно в трансе, прошептала Джулия. — Такая холодная, одинокая, всеми покинутая. Наверное, она тоже сейчас радуется, что люди вернулись к ней...

— Вам вроде бы нужно было судно под названием «Принцесса Ван Ду»? — озадаченно почесал в затылке Уилбенкс.

— Все в порядке, Ральф, это она и есть, — рассмеялся Питт, хлопнув его по плечу, — Но это длинная история, я ее вам, парни, как-нибудь в другой раз расскажу. — Он повернулся к Холлу и приказал: — Теперь начинайте двигать аппарат в обратном направлении, только отведите подальше от борта, чтобы трос не зацепился.

Тот молча кивнул и снова взялся за пульт. Мощные галогенные рефлекторы, установленные на мини-подлодке, пронизывали толщу темной воды почти на пятьдесят футов, обеспечивая обеим камерам с инфракрасными объективами более чем приемлемые условия для качественной съемки. Разворачивающаяся на экране монитора картина позволяла сделать обнадеживающий вывод, что полвека подводного плена почти не изменили внешний облик «Принцессы Ван Ду». Ледяная пресная вода и сравнительно большая глубина надежно предохранили ее корпус от коррозии и обрастания ракушками и водорослями. Даже краска под тончайшей оболочкой микроорганической слизи почти не потускнела. Да и само судно отнюдь не выглядело безнадежной развалиной и напоминало скорее заброшенный, неухоженный и много лет назад покинутый прежними обитателями дом, в котором завелись привидения.

Привычно орудуя джойстиком, Холл заставил «Бентос» приблизиться к мостику и обогнуть по периметру рулевую рубку. Сквозь разбитый боковой иллюминатор виднелись ручка машинного телеграфа, навсегда застывшая на указателе: «ПОЛНЫЙ ВПЕРЕД» и повисший на штурвале скрюченный человеческий костяк в белом капитанском кителе с золотыми шевронами на обшлагах. Питт догадался, что видит бренные останки Ли Ханта — мужественного человека и настоящего моряка, так и не покинувшего свой пост и разделившего участь судна и команды. Стайка мелких серебристых рыбешек, вспугнутая ярким светом, бросилась врассыпную. Субмарина двинулась дальше, продолжая смещаться в направлении кормы. Пустые шлюпбалки на шлюпочной палубе красноречиво свидетельствовали о разыгравшейся в декабре сорок восьмого трагедии, когда штормовые волны одного за другим смывали и увлекали в пучину членов экипажа «Принцессы», по прихоти генерала Юй Куна, приказавшего выбросить в море шлюпки и пробковые жилеты, лишенных даже призрачного шанса на спасение. Скелетов больше не встречалось, зато по всей палубе громоздились большие деревянные контейнеры, обвязанные толстыми пеньковыми канатами и стальными тросами. Дымовая труба отсутствовала, на ее месте зияло оскаленной пастью огромное круглое отверстие с искореженными обрывками крепежных кронштейнов по краям. Впрочем, пропажа быстро обнаружилась: слегка помятый цилиндр размером с водонапорную башню мирно покоился между носовой частью и отделившейся кормой в окружении разномастных ящиков, вывалившихся из трюма, когда «Принцесса» разламывалась надвое.

— Чего бы я только не дала, чтобы хоть одним глазком увидеть, что в них находится, — мечтательно вздохнула Джулия.

— Не спеши отчаиваться, — посоветовал Питт, не отрывая глаз от экрана. — Может, попадется какой-нибудь разбитый, тогда и посмотришь.

По всему периметру разлома зазубренными клыками торчали изогнутые клочья рваного металла — словно какой-то обезумевший исполин в припадке ярости разодрал злосчастное судно на две половинки и раскидал их в разные стороны. Достался ему, правда, всего лишь каркас, дважды очищенный от всего лишнего — сначала при подготовке к отправке на «судобойню» в Сингапур, а затем по распоряжению генерала Юя, которому не хватало места для размещения груза. В результате около акра озерного дна оказалось засыпано не всяким ненужным хламом, как этого можно было ожидать, окажись на месте «Принцессы» другое судно, а бесценными произведениями искусства, обладать которыми сочли бы за честь крупнейшие музеи мира. Предсказание Питта довольно скоро сбылось: объектив видеокамеры подводного аппарата поймал в беспорядочной груде завала что-то необычное. По мере приближения мини-подлодки к объекту, все яснее вырисовывались легко узнаваемые очертания конной статуи, возвышающейся в полный рост среди рассыпавшихся от удара деревянных стенок контейнера.

— Господи, что это?! — изумился даже видавший виды Уилбенкс; остальные же были настолько потрясены, что не могли выговорить ни слова.

— Имею честь сообщить, леди и джентльмены, — несколько высокопарно произнес Питт после небольшой паузы, — что перед вами бронзовый памятник одному из императоров династии Хань, отлитый в натуральную величину.

— Сколько же ему лет? — спросил Холл.

— Я не эксперт, но рискну предположить, что около двух тысячелетий, — ответил Питт.

Искусство древнего скульптора поражало воображение. Слегка повернутая в сторону голова лошади с раздувающимися ноздрями смотрела в камеру живыми агатовыми глазами; фигура всадника на ее спине подавляла зрителей царственным достоинством и высокомерным величием.

— Ради этого стоило... — Голос Джулии внезапно пресекся, и она смущенно отвернулась.

— Теперь посмотрим, что с кормой, и можно закругляться, — подвел черту Питт.

— Мне кабеля не хватит, — предупредил Уэс. — Надо подойти поближе.

Уилбенкс завел мотор, прикинул по компьютеру дистанцию и медленно подвел «Ныряльщик» к отделившейся кормовой части «Принцессы Ван Ду». Холл возобновил осмотр. Корма сохранилась даже лучше, чем передняя половина, если не считать самого разлома, выглядевшего не менее удручающе. Массивные лопасти бронзовых винтов оказались целыми и лишь слегка погнулись, как и рулевое перо. В лучах прожекторов можно было свободно прочесть название судна и порт приписки — Шанхай.

Они не заметили, как наступила и миновала полночь. Целиком поглощенные работой, первые люди, увидевшие своими глазами «Принцессу Ван Ду» через пятьдесят два года после ее загадочного исчезновения, словно выключились из привычного бега времени. Они снимали на видео и фотографировали останки судна и его драгоценный груз со всех сторон и во всех ракурсах, хорошо понимая, что каждый кадр в дальнейшем поможет облегчить и ускорить выполнение основной задачи — подъема найденных ценностей на поверхность.

Они еще долго не отрывались от экрана — даже после того, как Ральф смотал кабель, а Уэс выловил из воды «Бентос» и уложил его на место. Им не хотелось покидать место кораблекрушения и снова оставлять в одиночестве так долго ждавшую их «Принцессу», но надо было возвращаться и готовиться к новым свершениям. Скоро здесь опять появятся люди, старое судно бережно освободят от его бесценного груза, а заодно и от груза прошлого. Тогда оно сможет наконец обрести покой, и его не станут больше тревожить ни мучительные воспоминания, ни тени давно обратившихся в прах древних властителей, чьи сокровища столько лет хранили его ржавеющие трюмы.

История «Принцессы Ван Ду» приближалась к концу, но еще не закончилась. И никто не догадывался, какую неожиданную развязку приготовила ей судьба.

51

Знаменитый китайский историк Куань Чжу сидел за письменным столом на возвышении в центре просторного офиса, изучая материалы, поступающие со всего света от целой армии агентов, нанятых Шэнь Цинем. Группа исследователей под началом Куаня оккупировала половину этажа в небоскребе компании «Шэнь Цинь маритайм лтд». На расходы хозяин не скупился: любой запрос, любое требование, любая просьба удовлетворялись в кратчайшие сроки. Но, несмотря на все усилия и огромные затраты, достопочтенный ученый по-прежнему не знал, где искать бесследно исчезнувшую «Принцессу Ван Ду».

Пока Куань Чжу и его команда корпели над архивными документами, выискивая следы неуловимого лайнера, поисково-спасательное судно, принадлежащее компании Шэня, продолжало бесплодное прочесывание огромной акватории в две тысячи квадратных миль у чилийских берегов. «Нефритовый всадник» был оснащен самым современным оборудованием и располагал новейшими технологиями для ведения глубоководных исследований и работ. В активе его экипажа накопилось уже немало впечатляющих достижений, последним из которых стала находка в Южно-Китайском море джонки с грузом фарфора времен династии Мин.

Напрягая уставшие глаза, Куань вчитывался в список произведений искусства, когда-то находившихся в частном собрании богатого пекинского торговца и пропавших все в том же роковом сорок восьмом году. Хозяин коллекции не пожелал расстаться с ней добровольно и был расстрелян гоминьдановцами в саду собственного дома. Историку удалось разыскать его наследников, у которых сохранился неплохой каталог с иллюстрациями. Голос помощника в динамике селектора оторвал Куаня от созерцания черно-белого изображения великолепного медного кувшина для вина эпохи династии Ляо.

— Звонок из Соединенных Штатов, профессор, — доложил молодой ассистент. — Мистер Джулиан Перлмуттер почтительно испрашивает дозволения переговорить с вами.

Ученый мысленно расхохотался. Легче было представить себе волка, «почтительно испрашивающего дозволения» задрать ягненка, нежели Перлмуттера в роли подобострастного просителя. Впрочем, что взять с дурака-ассистента, никогда не встречавшего не то что Джулиана-Громовержца, но и живого американца видевшего только по телевизору?

— Соедини! — коротко бросил Куань Чжу в микрофон.

— Здорово, Куань, старый затворник! Как ты там, все еще скрипишь? — раздался в комнате донесенный через два континента жизнерадостный голос Перлмуттера.

— Джулиан, друг мой! Очень рад твоему звонку, хотя, признаться, несколько удивлен.

— Ты еще больше удивишься, когда услышишь, что я тебе сейчас расскажу!

— Я всегда с уважением относился к твоим архивным исследованиям, дорогой Джулиан, — осторожно сказал Куань, — но я слабо разбираюсь в морском деле и вряд ли смогу...

— Да нет, это как раз по твоей части, — бесцеремонно перебил его американец. — Помнишь, ты наводил справки по поводу пропавшего без вести судна и обращался ко мне? Оно называлось «Принцесса Ван Ду». Тебя все еще интересует, куда оно подевалось?

У китайского ученого перехватило дыхание, и сердце тревожно екнуло от страшного подозрения.

— Ты... ты тоже разыскиваешь «Принцессу»? — запинаясь, с трудом выговорил он.

— Я?! Да на кой черт она мне сдалась? — фыркнул Джулиан. — Просто так получилось, что в процессе поиска совсем другого судна — затонувшего много лет назад в одном из Великих озер парома, — я случайно наткнулся на любопытный документ, проливающий свет на ее исчезновение. Это записки давно умершего ирландца, в свое время служившего старшим механиком как раз на «Принцессе Ван Ду». Я сразу вспомнил твой запрос и подумал, что тебе они могут оказаться полезными.

— Неужели ты нашел свидетельство очевидца? — прошептал дрожащим голосом Куань Чжу, боясь поверить, что ему наконец-то улыбнулась удача.

— Похоже на то. Его имя Йен Гэллахер по прозвищу Гонконг.

— Да-да, мне знакомо это имя, у меня на него целое досье, — подтвердил Куань. — И что же ты узнал из его дневника?

— Ему чудом удалось спастись с застигнутой жестоким штормом и потерпевшей крушение «Принцессы» и добраться до берега. Судя по записям Гэллахера, других выживших, скорее всего, не было. В Китай он, по понятным причинам, возвращаться не захотел и затерялся где-то в Штатах.

— Но где же «Принцесса Ван Ду»?! — уже не в состоянии сдерживаться возопил Куань. — Оставил этот счастливчик Гэллахер в записках координаты того места, где она затонула, или хотя бы приблизительное описание местности на чилийском берегу, куда его вынесло?

— Возьми себя в руки, старина, и приготовься к сюрпризу, посоветовал Джулиан. — Хочешь — верь, хочешь — пошли меня по матушке, но твоя «Принцесса» отдала концы вовсе не в Южном полушарии, а в Северном, и ныне почивает даже не в морской пучине, а на дне озера Мичиган.

— Не может быть! — растерянно воскликнул профессор. — А как же сигнал бедствия, принятый радистом базы в Вальпараисо?

— Клянусь, дружище, это чистая правда. Я никогда не стал бы тебя обманывать! — мастерски изобразил обиду Перлмуттер. — Сигнал бедствия послали агенты Чан Кайши, а «Принцесса Ван Ду», изменив название на «Принцессу Тай Юнь» — свою точную копию, спущенную со стапелей годом позже, — в это время уже миновала Панамский канал и находилась в Атлантике. Спустившись по реке Святого Лаврентия, она вошла в систему Великих озер, но в самом конце пути попала в страшную бурю и утонула, не дойдя до Чикаго — конечного пункта назначения — каких-нибудь полутора сотен миль.

— Невероятно, — пробормотал китаец. — Прости, Джулиан, но ты уверен в надежности источника?

— Если хочешь, могу переслать тебе дневник по факсу, — сухо предложил Перлмуттер.

— Нет-нет, что ты, ни в коем случае, — испугался Куань, сообразив, что перегибает палку и собеседник может всерьез рассердиться и бросить трубку. — Я нисколько не сомневаюсь в твоих словах, но мало ли что может взбрести в голову ирландцу после солидной дозы горячительных напитков.

— На этот счет можешь быть спокоен, — уверил ученого Джулиан. — В записках приведены такие подробности, каких с пьяных глаз ни за что не придумаешь.

— Тогда скажи мне, дорогой друг, — осмелился наконец Куань задать самый животрепещущий вопрос, — говорится ли в дневнике Гэллахера что-нибудь о характере груза «Принцессы Ван Ду»?

— Только одно короткое упоминание, — ответил Перлмуттер. — Руководивший погрузкой генерал Юй Кун сообщил экипажу, что в деревянных ящиках на борту «Принцессы» находятся мебель и личные вещи самого генералиссимуса и высших военных и гражданских чинов гоминьдановской администрации. Звучит вполне правдоподобно, если учесть, что Чан Кайши и его сторонники собирались бежать на Тайвань.

Теплая волна облегчения прокатилась по всему телу профессора. Великая тайна, слава богам, не стала достоянием алчных западных капиталистов!

— В таком случае мне остается только констатировать, что слухи об исторических реликвиях и других культурных ценностях, якобы находившихся в трюмах «Принцессы Ван Ду», сильно преувеличены, — с деланым разочарованием произнес Куань Чжу, однако от чуткого слуха его американского коллеги не ускользнули торжествующие нотки в голосе старого ученого.

— Я тоже думаю, что ничего интересного там нет, — поддакнул Перлмуттер. — Тряпки и мебель давно сгнили, а золото и драгоценности, если и были в тех ящиках, то вряд ли в достаточном количестве, чтобы привлечь внимание охотников за подводными кладами.

— Ты больше никому не рассказывал о своем открытии, дорогой Джулиан? — как бы невзначай осведомился китаец.

— Да мне и рассказывать некому. Ты единственный, кто когда-либо интересовался судьбой этой дряхлой посудины.

— Буду тебе очень признателен, мой старый друг, если в ближайшие несколько месяцев ты не станешь посвящать в эти подробности посторонних лиц. Пусть это пока останется между нами.

— Нет проблем, старина! — с готовностью согласился американец. — Я буду нем как рыба, если это доставит тебе удовольствие.

— Большое спасибо, Джулиан, — искренне поблагодарил Куань. — Извини за навязчивость, но у меня к тебе еще одна просьба. Хотелось бы все-таки своими глазами взглянуть на дневник этого Гэллахера. Надеюсь, тебя не затруднит сделать для меня копию? Только не отсылай ее по факсу, я придумал кое-что получше. Сейчас в Вашингтоне находится один молодой сотрудник моей кафедры. Я свяжусь с ним, а он зайдет к тебе и заберет. Договорились?

— Нет проблем, — повторил Перлмуттер. — Всегда готов помочь хорошему человеку.

— Ты мне и вправду очень помог, Джулиан. Хоть и выяснилось, что на «Принцессе Ван Ду» не было и нет никаких сокровищ, ее загадка долгие годы не давала мне спокойно спать, и теперь я счастлив, что она наконец-то разрешилась.

— Уж мне-то можешь не рассказывать, сам сколько раз бывал в таком же положении! — сочувственно заметил Перлмуттер. — Прицепится какая-нибудь хитрая задачка и зудит, зудит, как комар над ухом. Так, пока ее не расколешь, и сон не идет, и кусок в горло не лезет!

— Еще раз спасибо, дорогой друг!

— И тебе всего доброго, старина Куань Чжу. Пока.

По окончании беседы китайский ученый долго еще не мог опомниться от буквально свалившегося ему на голову везения. Столько лет он бился над постоянно ускользающей из рук разгадкой таинственного исчезновения проклятого судна, как вдруг все разрешилось само собой в результате пятиминутного телефонного разговора. Однако, по зрелом размышлении, он решил не информировать о нем Шэнь Циня. До тех пор, во всяком случае, пока сам не изучит во всех подробностях дневниковые записи Йена Гэллахера — буйного рыжеволосого ирландца по прозвищу Гонконг.

Несмотря на почтенный возраст, могучий интеллект и выдающиеся научные заслуги, Куань Чжу оставался в душе наивным ребенком и свято верил, что уважаемый Шэнь искренне разделяет его патриотические взгляды. Не сомневался он и в том, что теперь наверняка доживет до того счастливого дня, когда исторические реликвии, памятники культуры и уникальные произведения искусства, составляющие национальное достояние Китая, вновь займут свои места в залах музеев, откуда были похищены более полувека назад. Старый профессор полностью доверял господину Шэню и не стал ему звонить лишь по той причине, что опасался лишний раз огорчить столь замечательного человека, если сообщенные Перлмуттером сведения по той или иной причине окажутся недостоверными. Но как только он убедится в их аутентичности, благодетель узнает радостную новость первым.

* * *

— Превосходный спектакль, Джулиан! — выразил свое одобрение адмирал Сэндекер, как только телефонная трубка легла на рычаг. — Из тебя вышел бы бесподобный агент по продаже подержанных автомобилей.

— Или кандидат в президенты, — пробормотал Джордино, но его никто не услышал.

— Не знаю, как вы, а я себя чувствую полным дерьмом! — с отвращением проворчал Перлмуттер. — Так бессовестно лгать на старости лет — и кому?! Мы с Куанем сто лет знакомы, всегда уважали друг друга... Как я теперь посмотрю в глаза этому чудесному старику, до седин сохранившему детскую чистоту души и наивную способность видеть в людях только хорошее?

— Не передергивай, Джулиан! — погрозил ему пальцем Питт. — Твой чудесный старик с душой невинного сиротки только что врал тебе, как сивый мерин. Да ты и сам знаешь, что врал! Ему не хуже нас известно, что на «Принцессу» грузили вовсе не меха и тряпки генеральских шлюх и не мебель из загородных дворцов ближайших приспешников Чан Кайши, а музейные ценности и национальные реликвии. То-то он так обрадовался, когда ты ему наплел про «личные вещи». Или взять эпизод с дневником Гэллахера. Почему он настоял, чтобы ты передал копию его курьеру? Да потому что факс можно перехватить, а это ни ему, ни Шэню совершенно ни к чему.

Он, поди, уже вовсю ему названивает — хочет поскорей порадовать, дабы не оскудела рука дающего.

Перлмуттер покачал головой.

— Ты не совсем прав, Дирк. Куань Чжу — человек на редкость принципиальный, абсолютный бессребреник и настоящий ученый в высшем понимании этого слова. Не знаю, чем запудрил ему мозги Шэнь, но готов поставить свой винный погреб против упаковки пива, что он искренне верит в благие намерения своего покровителя. Лично мне кажется, что Шэнь дал моему китайскому коллеге клятвенное обещание вернуть все найденное китайскому народу. Просто не представляю, чем еще он мог бы соблазнить Куаня. Во всяком случае, не деньгами и уж точно не угрозами — жены и детей у него нет, а смертью в его возрасте уже не запугаешь. Что же касается твоего последнего утверждения, то с ним я тоже не согласен. Пока Куань Чжу не получит дневник и не изучит его от корки до корки, он никому ничего не скажет. Между прочим, джентльмены, — обвел он собравшихся вопросительным взглядом, — кому из вас принадлежит авторство этого опуса?

Руди Ганн смущенно кашлянул.

— Вообще-то мне, — признался он. — А что, по-моему, неплохо получилось. Я там даже приписку сделал в конце другим почерком, что Гэллахер скончался в девяносто втором. Так что никому теперь не придет в голову разыскивать его и Катю.

Адмирал бросил испытующий взгляд на главу департамента специальных проектов НУМА.

— Ты уверен, что успеешь поднять весь груз до появления «Нефритового всадника»? — озабоченно спросил он.

— С одним «Ретривером», боюсь, не управимся, — покачал головой Питт.

— Можете не волноваться, — успокоил обоих Ганн. — Я зафрахтовал еще парочку вспомогательных судов. Одно из Монреаля, принадлежит частной фирме, а другое — военное, с базы ВМС в Портленде. Они уже на подходе.

— Операцию необходимо завершить как можно быстрее, но ни в коем случае нельзя допустить утечки информации до окончания работ, — внушительно произнес Сэндекер. — Никто не должен узнать о сокровищах раньше времени, включая мое собственное начальство и Белый дом.

— И куда же вы собираетесь их упрятать, пока все не закончится? — поинтересовался Перлмуттер.

— Дирк арендовал пустующий склад в Манитовоке. Он стоит на отшибе у самого берега, огорожен и имеет собственный причал. Сначала будем складировать там, а как только поднимем все ценности и объявим о находке, передадим на попечение авторитетных музеев. Пускай ковыряются, описывают, фотографируют, реставрируют, охают, ахают и пускают слюни. А сами отойдем в сторонку и станем наблюдать за грызней пекинских и вашингтонских бюрократов. Вот будет потеха!

— А как же Шэнь Цинь? — рискнул копнуть поглубже Джулиан. — Что будет, когда он заявится на озеро Мичиган со своим «Нефритовым всадником»?

— Пускай заявляется, — с дьявольской усмешкой на губах бросил Питт. — Его ожидает незабываемая встреча.

52

«Ретривер» с Питтом, Джордино, Джулией и Ганном на борту первым прибыл на место гибели «Принцессы Ван Ду». Четыре часа спустя подтянулось канадское вспомогательное судно «Гудзонов залив», арендованное у частной монреальской фирмы «Бездна». Оно представляло собой довольно оригинальную комбинацию из плавучей платформы, оснащенной мощными подъемными механизмами, и бывшего океанского буксира. Благодаря ясной погоде и полному безветрию экипажи обоих судов незамедлительно приступили к работе.

Все подводные операции осуществлялись силами небольшой флотилии двухместных мини-субмарин с манипуляторами. Подлодки действовали в тесном контакте с водолазами, спускавшимися под воду в полужестких скафандрах из прозрачного фибергласса и легкого магниевого сплава, снабженных винтовыми движителями. Воздух в них подавался с поверхности через гибкие гофрированные шланги. Наличие такой пуповины заметно ограничивало маневренность, зато позволяло ныряльщикам не тратить время на декомпрессию и значительно увеличивало срок пребывания на глубине.

Подъем артефактов с самого начала происходил бесперебойно и в фантастически быстром темпе. Уже через несколько часов на палубе «Ретривера» и обширной грузовой платформе «Гудзонова залива» выстроились первые штабеля ящиков с сокровищами, отвоеванными у пучины. А когда ближе к вечеру к ним присоединился военно-морской спасатель «Дин Хоуз», прибывший своим ходом из Портленда, содержимое трюмов «Принцессы» стало перекочевывать со дна на поверхность со скоростью конвейерной ленты заводов Форда в Детройте. Военные моряки внесли ценный вклад в общую копилку. Их корабль, всего два года назад спущенный на воду, специально предназначался для спасательных работ на больших глубинах и подъема крупногабаритных грузов. Несколько таких спасателей, работая вместе, могли сдвинуть с грунта и даже поднять на поверхность атомный подводный крейсер.

Последнее обстоятельство натолкнуло Питта на замечательную идею. На следующий день из Манитовока доставили огромную открытую баржу с приваренными к ее бортам балластными цистернами. Затем ее затопили, и баржа опустилась на дно в нескольких десятках футов от останков «Принцессы Ван Ду». После этого отпала необходимость вытягивать каждый контейнер по отдельности. Водолазы внизу цепляли их к тросам подъемных кранов, а операторы, сверяясь с экранами мониторов, на которые поступала непрерывная информация от подводных видеокамер, переносили на баржу. Когда она наполнилась, в балластные танки закачали воздух, и баржа спокойно всплыла вместе с грузом. Дежурный буксир тем временем приволок еще одну ей на смену, а груженую подцепил и отвел в Манитовок, где ее поджидала сборная команда морских археологов НУМА. Ящики вскрывались, содержимое извлекалось, фотографировалось, описывалось и отправлялось на полку. Опустевшую баржу отправили обратно, а через несколько часов уже разгружали следующую.

Благодаря этой в общем-то нехитрой, но исключительно полезной идее, к концу второго рабочего дня на дне озера и верхних палубах «Принцессы» не осталось ни одного контейнера. Теперь предстояло извлечь ценности из трюмов и межпалубного пространства, но сначала до них необходимо было как-то добраться. На третьи сутки за дело взялись сварщики. Современные аппараты для подводной сварки способны резать металл с потрясающей скоростью. Как только открывался доступ в очередной отсек, туда немедленно заныривали юркие мини-подлодки, подхватывали клешнями своих манипуляторов ящик за ящиком и шустро выволакивали их на открытое место. Водолазы цепляли груз к тросам подъемных кранов, и дальше все продолжалось по накатаннойсхеме.

Общее руководство и контроль осуществлялись из рубки «Ретривера». За мониторами, изредка отлучаясь перекусить или поспать пару часиков, дежурили Питт и Руди Ганн. Все остальные участники работали в две смены по двенадцать часов, они же трудились бессменно — других специалистов того же уровня, способных с ювелирной точностью координировать подводную операцию такого невиданного масштаба, в НУМА попросту не было.

Питт, не задумываясь, отдал бы свою правую руку за возможность оказаться на месте одного из водолазов, серебристыми полупрозрачными рыбками деловито снующих с палубы на палубу и из трюма в трюм, но официальный статус начальника проекта невидимыми цепями приковывал его к поверхности и мягкому креслу за пультом. Зато Джордино, будучи инвалидом и свободным художником, плевать хотел на любой статус и от души наслаждался, сидя под прозрачным колпаком кабины изящной «Сапфо-IV». В его послужном списке насчитывалось более семисот часов, проведенных за штурвалом глубоководных аппаратов различных типов, и это занятие нравилось коротышке-итальянцу даже больше, чем воздушное пилотирование. Сегодня он собирался проникнуть в самые дальние закоулки трюма «Принцессы» — после того как сварщики прорежут отверстия в преграждающих путь переборках.

Завистливо вздохнув, Питт повернул голову на звук шагов и с удивлением увидел на пороге рубки Руди Ганна.

— Какого черта, Руди?! — рявкнул он сердитым голосом. — И часу не прошло, а ты опять здесь. Ты же вроде поспать собирался?

— Не спится что-то, — виновато улыбнулся маленький инженер. — Что там у нас творится?

— Ничего особенного, — пожал плечами Питт. — Минут через десять отправим наверх еще одну баржу, потом начнем загружать следующую. Происшествий никаких. Ты бы лучше кофейку прихватил на камбузе, раз уж все равно приперся. А то у меня кончился.

— Ладно, сбегаю чуть попозже, — отозвался Ганн, усаживаясь в свое кресло и скользя взглядом по экранам дюжины мониторов, подвешенных над пультом в два ряда на дугообразной консоли. — Слушай, это же просто поразительно! Сколько мы их уже подняли, а все конца краю не видно.

— Ничего удивительного, — буркнул Питт. — Гэллахер говорил, что «Принцесса» была страшно перегружена. Потому и не выдержала, когда в шторм попала.

— Как, по-твоему, когда все остальное выгребем?

— Что по дну было разбросано, все подобрали, корму тоже полностью очистили, а вот с носовой частью придется еще повозиться, — подумав, ответил Питт. — С палуб-то мы все сняли, а до трюмов только начали добираться. Да и водолазам с их заплечными шлангами сложно туда проникать. Вся надежда на сварщиков, но они не успевают. Еще бы с полдюжины, тогда, глядишь, денька за два — два с половиной управились бы.

— Я поговорю с адмиралом, — пообещал Руди. — А что слышно о конкурентах?

— О Шэне пока ничего, а «Нефритовый всадник» уже дышит в спину. По последним разведданным, ползет ужом по реке Святого Лаврентия и уже миновал Квебек.

— Шустрый ужонок! — хмыкнул Ганн. — Суток через трое и сюда доползет.

— Да уж, времени они не теряют. Адмирал сообщил, что ровно через час после того, как курьер передал твое сочинение Куаню, «Нефритовый всадник» прекратил елозить у чилийского побережья и на всех парах рванул на север.

— Значит, нам надо поторапливаться, — задумчиво произнес Ганн. — Если мы не опередим Шэня, все пропало.

— Слава богу, у него не хватило сообразительности заслать сюда своих агентов, иначе все пропало бы гораздо раньше.

— Но командир катера Береговой охраны, патрулирующего зону работ, предупредил бы нас о появлении любого подозрительного судна, — не слишком уверенно возразил Руди.

— Судна — может быть, но что им стоит нанять самолет или вертолет? — Питт устало махнул рукой. — Да что говорить, если слухи уже распространяются. Ал перед сменой заглянул ко мне и рассказал, что до «Ретривера» сумел дозвониться репортер какой-то местной газетенки и с ходу начал выспрашивать, что мы тут делаем и что ищем. Хорошо, он сам взял трубку и отшил нахала.

— И что же он ему сказал? — заинтересовался Ганн.

— Ну, ты же знаешь Ала! — усмехнулся Питт. — Наплел любознательному писаке, что мы бурим скважины на дне озера в поисках окаменевших яиц динозавров юрского периода.

— И тот купился? — недоверчиво вскинул бровь Руди.

— Трудно сказать. Но очень обрадовался, когда Ал пригласил его на будущий уик-энд и пообещал продемонстрировать находки.

— На будущий уик-энд? — недоуменно повторил Ганн. — Через неделю? Но ведь нас здесь уже не будет!

— Вот именно! — расхохотался Питт.

— Это еще полбеды, — вздохнул Руди. — Охотников за динозаврами можно не опасаться. Но если, не дай бог, о сокровищах проведают охотники за подводными кладами, вот тогда нам всем туго придется.

— Налетят, как саранча! — согласно кивнул Питт. — Знаю я эту публику. Открыто сунуться побоятся, конечно, но нервишки потреплют. А то и урвут что-нибудь по мелочи под шумок.

В рубку без стука ворвалась сияющая Джулия с подносом в руках.

— Завтрак, мальчики! — весело объявила она с порога. — Такое чудесное утро сегодня, а вы все тут киснете!

— С чего это ты вдруг такая радостная? — подозрительно покосился на нее Питт. — Наследство получила? Или в лотерею выиграла?

— Лучше! — засмеялась девушка. — Я только что разговаривала с Питером Харпером. В три часа ночи Шэнь Цинь под видом члена экипажа японского авиалайнера прилетел в Квебек.

Агенты канадской Королевской конной полиции проследили его до набережной, где он сел в ожидавшую моторную лодку, а затем поднялся на борт «Нефритового всадника».

— Аллилуйя! — обрадовался Ганн. — Выходит, он все-таки заглотнул наживку!

— Вместе с грузилом и поплавком! — подтвердила Джулия; насвистывая что-то бравурное, она водрузила поднос на столик и жестом фокусника сдернула белоснежную льняную салфетку, под которой обнаружились две яичницы с ветчиной, розетка со сливочным маслом, нарезанный ломтиками грейпфрут, тосты, чашки с блюдцами и объемистый кофейник.

— Отличная новость, — заметил Питт, потирая руки и придвигаясь к столу вместе с креслом. — А Харпер не сказал, когда он намеревается арестовать Шэня?

— Через полчаса начнется закрытое совещание высшего руководства Службы иммиграции и натурализации по этому поводу, — сообщила девушка, — но Питер опасается, что выработанный ими план может наткнуться на противодействие Госдепа или Белого дома.

— Я тоже этого опасаюсь, — мрачно проворчал Питт. Руди промолчал, но по его потускневшей физиономии нетрудно было догадаться, что он солидарен с коллегой.

— И комиссар Монро считает, что Шэнь обязательно попытается использовать свои политические связи, если почувствует угрозу ареста, — добавила Джулия.

— А почему бы вам не задержать его прямо сейчас? — предложил Ганн. — Пока он чувствует себя в безопасности на борту собственного судна?

— Нельзя, — с сожалением покачала головой девушка. — Канадская граница проходит по первым трем Великим озерам на пути «Нефритового всадника» — Эри, Онтарио и Гурон — и пока он формально не пересек рубежей сопредельного государства, мы не имеем права его тронуть. Другое дело — озеро Мичиган. Оно целиком лежит на территории Соединенных Штатов, и как только судно появится в его водах, тут мы Шэня и сцапаем.

Питт доел яичницу и вгрызся в сочную мякоть грейпфрута.

— Хотел бы я посмотреть на его рожу, когда он обнаружит, что трюмы «Принцессы» пусты, как выеденное яйцо!

— Ой, совсем забыла! — спохватилась Джулия. — Питер раскопал, что Шэнь, оказывается, уже оформил через одну из своих подставных фирм заявку на судно и его груз как на федеральном уровне, так и в Верховном суде штата Висконсин. Я в таких вещах плохо разбираюсь, так что вы меня просветите, насколько это серьезно?

— Это очень серьезно, девочка моя, — с грустью произнес Питт, откинувшись на спинку кресла и потягивая кофе маленькими глоточками. — Но я уже ничему не удивляюсь. Этот хитрожопый подонок, похоже, снова нас обставил!

Джулия испуганно ахнула и побледнела. Ганну стало ее жалко, и он пустился в объяснения.

— Понимаешь, если простой смертный, вроде нас с Дирком, попытается оформить такую заявку легальным способом, в любом суде его поднимут на смех и выставят на улицу. А если он вздумает действовать нелегально, все его находки по закону, будут принадлежать государству.

— Когда кто-нибудь находит клад умопомрачительной стоимости, — философски заметил Питт, ковыряясь в зубах пластмассовой зубочисткой, — ему кажется, что все его проблемы позади. Так вот, он ошибается. В девяноста девяти случаях из ста они только начинаются.

— Целиком присоединяюсь, — подтвердил Руди. — Ни разу еще не слышал об удачливом искателе сокровищ, чьи права на находку не были бы оспорены в суде либо правительством, что случается чаще всего, либо конкурентами, либо внезапно объявившимися наследниками.

— Что же это получается? — возмутилась девушка. — Хотя Шэнь изгой и вынужден скрываться от американского правосудия, у него по-прежнему остается достаточно влияния, чтобы диктовать этому самому правосудию свою волю? А как же нам тогда с детства внушали, будто американский суд — самый независимый, демократичный, неподкупный, гуманный и справедливый суд в мире?!

— Ты сама-то чего не ешь? — лениво поинтересовался Питт.

— Не хочу, я на камбузе перекусила.

— Ну тогда хоть кофейку попей. Глядишь, в мозгах чуть-чуть прояснится. Ты бы еще спросила, за что наш новый президент так сильно любит китайцев? Уж наверное, не за их красивые узкие глазки!

Вошедший в рубку вахтенный офицер прервал нравоучительную беседу, обратившись к Питту:

— Прошу прощения, сэр, баржа только что всплыла. Вы предупреждали, что хотите осмотреть груз перед отправкой.

— Да-да, благодарю вас, уже бегу, — кивнул Питт. — Остаешься за старшего, — бросил он Ганну. — В случае чего я буду в своей каюте. Надо поспать, а то уже ничего не соображаю, да и глаза слипаются.

— Приятных сновидений, — рассеянно откликнулся Руди, снова прилипший к экранам мониторов.

Джулия покинула командный пост вместе с Дирком. Они остались на мостике, но перешли на правое крыло, под которым покачивалась на низкой озерной волне поднявшаяся с глубины в четыреста тридцать футов баржа. Все ее объемистые бункеры были до отказа набиты деревянными ящиками разнообразной конфигурации, стоимость содержимого которых с трудом поддавалась даже самой приблизительной оценке. В отдельном отсеке, заботливо обитом толстым слоем поролона, разместились произведения искусства и памятники давно минувших эпох, извлеченные водолазами из поврежденной или совсем разбитой тары. Среди них было довольно много музыкальных инструментов — в основном колокольчики различных размеров, вырезанные из камня или отлитые из меди, а также бронзовые гонги и барабаны. В центре бункера возвышался массивный бронзовый треножник-жаровня, с заслонки которого скалила зубы рельефная тигриная морда. А вокруг жаровни выстроились, как на парад, статуэтки и статуи мужчин, женщин, детей и животных из нефрита, мрамора, красной меди, бронзы, серебра и даже золота.

— Ой, смотри, — дернула Питта за рукав Джулия. — Это же тот самый император на коне, которого мы первым увидели!

Вновь узревший солнечный свет после полувекового заточения безымянный властитель все так же сурово и надменно взирал пустыми глазницами на жалких пигмеев, посмевших потревожить его покой и уединение, в то время как конь под царственным седалищем вполне дружелюбно косил на соседей блестящими от влаги агатовыми бусинами глаз.

— Господи, какая красота! — опять расчувствовалась девушка, но тут же оживилась и пристала к спутнику с очередным вопросом: — Дирк, ты можешь мне объяснить, почему за пятьдесят с лишним лет деревянные ящики не сгнили и так здорово сохранились?

— Юй Кун был предусмотрительным человеком, — улыбнулся Питт. — Во-первых, он приказал делать контейнеры с двойными стенками и внутренней обивкой из водонепроницаемого материала — в данном случае пропитанной маслом парусины, а во-вторых, распорядился сколачивать их исключительно из тикового дерева, которое почти не поддается гниению, а в воде только крепчает и приобретает свойства мореного дуба. Генерал об этом знал и, по всей видимости, распорядился пустить на тару весь запас ценной древесины, реквизированный в столярных мастерских шанхайского порта, хотя вряд ли мог тогда предположить, что его рачительность поможет сохранить бесценный груз на протяжении стольких лет.

Джулия приложила ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от нестерпимого блеска солнечных лучей, отражаемых поверхностью воды.

— Жаль только, что он не смог сделать их полностью водонепроницаемыми. Часть предметов — лаковая роспись, бумажные свитки, картины, деревянные скульптуры — могут оказаться необратимо испорченными.

— Специалисты разберутся, — успокоил девушку Питт. — За полвека реставрационные технологии шагнули далеко вперед, так что будем надеяться, им удастся восстановить утраченное. В холодной пресной воде процесс распада происходит в десятки раз медленнее, чем в морской. Выше голову, детка, мы в любом случае победили!

К барже подошел буксир, временно перекрыв обозрение своим корпусом, а из радиорубки высунулся радист и окликнул Джулию:

— Мисс Ли, на ваше имя получена радиограмма из Вашингтона.

— Наверное, от Питера, — высказала предположение девушка, поспешно выхватив из рук молодого человека протянутый лист бумаги и впившись глазами в текст. Читала она его так долго, что Дирк забеспокоился. А когда Джулия подняла голову и повернулась к нему, он ужаснулся произошедшей с ней перемене. Глаза ее, только что светившиеся радостью и счастьем, потухли, лицо осунулось и побледнело. — Боже мой, — прошептала она дрожащими губами. — Какие же они все-таки продажные твари!

— Что такое, милая? — бросился к ней Питт. — Плохие новости?

— Хуже некуда! — Джулия прижалась к его груди и разрыдалась; дав волю слезам, она немного успокоилась, взяла себя в руки и вкратце пересказала содержание радиограммы. — Операция по задержанию Шэнь Циня отменяется. Комиссар Монро получил приказ из Белого дома. Нам запрещается чинить ему какие-либо препятствия, допрашивать, расспрашивать и даже косо на него смотреть. Но и это еще не все! — Девушка снова всхлипнула. — Ты не поверишь, но президент распорядился также обеспечить ему свободный доступ к затонувшей «Принцессе Ван Ду» и не мешать подъему ценностей, которые должны быть переданы Шэню как полномочному представителю китайского правительства.

— Но это же полный бред! — возмутился Питт. — Мало того, что Уоллес не разрешает арестовать массового убийцу, так он еще приказывает отпустить его с миром и сокровищами! Должно быть, наш пока еще не совсем президент окончательно спятил, если позволяет себе выкидывать такие фортели. Кстати, Харпер не сообщает, в какой форме поступил приказ — устной или письменной?

— Он позвонил... А разве это так важно? — растерялась Джулия.

— Слава богу! — облегченно выдохнул Питт. — Тогда еще не все потеряно.

— Что не потеряно?! — рассердилась девушка. — Какая нам разница, если ни Монро, ни Питер не посмеют его не выполнить?

— Разница большая, — ухмыльнулся Питт. — Я бы даже сказал — огромная! Примерно такая же, как между «казнить» и «помиловать».

— Ничего не понимаю!

— А тут и понимать нечего! — снова осклабился Питт. — Не такой уж он, оказывается, тупой, чтобы подписывать смертный приговор самому себе. Опять не дошло? Ладно, тогда слушай внимательно и мотай на ус. Подписанный документ означает полный крах политической карьеры Уоллеса. В руках его политических противников бумажка превратится в грозное оружие, и тогда наш и. о. не наберет и пяти процентов голосов разгневанных избирателей. А от устного распоряжения всегда можно отбрехаться: меня, дескать, неправильно поняли, все извратили, но я уже разобрался, и виновные понесут строгое наказание. Теперь усекла, куда я клоню? Президент в руках Шэня, поэтому он не может ни в чем ему отказать. Но и мосты за собой сжигать опасается. По сути, он развязывает нам руки, давая понять, что не очень огорчится, если избавится с нашей помощью от неудобного человека.

— Дирк, милый, — жалобно простонала Джулия, — наверное, я полная дура, но по-прежнему не могу сообразить, что ты имеешь в виду? Давай по порядку. Руководство Службы иммиграции и натурализации получило приказ президента? Получило! Монро обязан его выполнить? Обязан! Нам к Шэню даже приближаться запрещено, а ты утверждаешь, будто у нас развязаны руки. Где же логика?

— Дискутировать с женщиной о логике — занятие безнадежное и неблагодарное, — рассмеялся Питт, — поэтому я не стану зря тратить время, а лучше помогу тебе правильно расставить акценты. Это ведь не нам приказано и запрещено, а вам! Вот и выполняйте в меру своего разумения, никто не возражает. — Питт на секунду прервался, а когда снова заговорил, голос его звучал уже по-иному: в нем ощущалась набатная мощь и скрытая до поры угроза. — А в адрес НУМА, заметь, никаких распоряжений и предписаний не поступало. И говоря о том, что у нас развязаны руки, я имел в виду нас четверых: Ала, Руди, адмирала и себя.

— А как же я? — обиделась Джулия.

— Ну, если президент в разговоре с комиссаром Монро не упоминал твоего имени, ты тоже можешь присоединиться, — великодушно разрешил Питт.

— Ты опять что-то задумал, да? — мгновенно загорелась девушка. — А мне расскажешь? Ну пожалуйста!

— Погоди, — отстранил ее Питт, шагнув навстречу чрезвычайно возбужденному Ганну, стремглав выскочившему из рубки. — Что случилось, Руди?

— Ал передает, что нашел их! — восторженно выкрикнул тот и пустился в пляс, не в силах сдержать эмоций. — Я велел ему сразу подниматься, но он спрашивает, как ему с ними обращаться?

— Бережно! — рявкнул Питт. — Бережно и осторожно, как с любимой бабушкой. Или дедушкой, — добавил он после секундной паузы. — Скажи ему, пусть не торопится и поднимается очень медленно. И освободи один из кранов, чтобы поднять «Сапфо», как только она покажется на поверхности.

— С кем это «с ними»? — обиженно пискнула Джулия, очень недовольная тем, что на нее никто не обращает внимания, но вопрос ее канул в пустоту: Ганн куда-то исчез, а вредный Дирк уже сбегал по трапу, прыгая сразу через две ступеньки. И только в самом низу задержался на мгновение, задрал голову и крикнул:

— С костями Пекинского человека, глупышка!

Известие о находке распространилось среди экипажей всех судов флотилии со стремительностью лесного пожара. Все поголовно высыпали на палубы и облепили леера фальшбортов, устремив взоры на воду и затаив дыхание. И вот, наконец, пришел тот звездный час, которого тщетно дожидались два поколения палеоантропологов. Бирюзовая каплевидная «Сапфо-IV» вынырнула из глубины и закачалась на волнах в центре равностороннего треугольника, образованного бортами «Ретривера», «Дина Хоуза» и «Гудзонова залива». Двое аквалангистов, ожидавшие в воде, вскарабкались на подножки и подцепили субмарину к крючьям подъемного крана. Но всеобщее внимание было приковано даже не к ней и не к ее экипажу в составе Джордино и Уэса Холла, а к зажатой в клешнях суставчатых манипуляторов мелкоячеистой стальной сетке, внутри которой смутно просматривались два продолговатых сундука, отдаленно напоминающие гробы. Оператор крана очень осторожно выдернул мини-подлодку из воды, плавно перенес на корму «Ретривера» и аккуратно опустил в пустующее гнездо.

Толпа моментально обступила подлодку, но судовой археолог Патриция О'Коннелл, очень полная блондинка средних лет, не терпящим возражений тоном потребовала освободить место для ценного груза. Народ неохотно расступился, и несколько добровольных помощников под бдительным присмотром строгой дамы ослабили горловину сетки и извлекли из нее оба контейнера. Пока мисс О'Коннелл хлопотала над ними, Джордино отодвинул колпак и высунулся наружу. Питт, протиснувшись сквозь тройную цепь окружения, хлопнул его по плечу и первым делом спросил:

— Как ты их нашел?

— Покумекал над планами «Принцессы» и наметил оптимальный маршрут к капитанской каюте. Сварщикам пришлось прорезать всего пару переборок. За час управились.

— Молодец, поздравляю! А это точно они?

— Других там не было, — пожал плечами итальянец. — А каюта точно та.

— Ладно, сейчас раберемся, что это за сундучки, — бросил через плечо Питт, присев на корточки рядом с дамой-археологом, как раз собиравшейся открыть первый контейнер.

Деревянная крышка разбухла, и отодрать ее удалось только с помощью стамески. Когда она наконец откинулась, Пэт О'Коннелл сразу наклонилась над сундуком, и ее необъятная кормовая часть наглухо перекрыла обзор всем остальным. Питт сунулся справа, сунулся слева, потом не выдержал и повысил голос:

— Пэт, отойди, добром тебя прошу! Посмотрела, дай другим посмотреть.

— Не отойду! — сварливо огрызнулась ученая дама. — Кто из нас археолог? Вот и не лезь!

— Скажи хотя бы, что ты там видишь? — Питт сменил тон на просительный, быстро смекнув, что сдвинуть ее с места можно только бульдозером и лучше договориться по-хорошему.

— Что вижу? Пока вижу несгораемый ящик с выбитыми на дверце буквами U.S.M.C.[274].

— Тогда все сходится. Адмирал рассказывал, что кости поместили в два несгораемых ящика и отправили из Пекина в Тяньцзинь под охраной морских пехотинцев. Ну и что ты стоишь? Открывай!

— Не имею права! — решительно возразила Пэт. — По инструкции положено вскрывать только в лабораторных условиях.

— Открывай! — приказал Питт. — Плевать я хотел на инструкцию! Посмотри на этих парней вокруг. Они день и ночь вкалывали как проклятые и имеют полное право взглянуть на результат своего труда. Мы ждем.

Окинув сумрачным взором толпу и убедившись, что Питт ее не обманывает, Патриция порылась в инструментах и вставила в замочную скважину какую-то изогнутую железку, подозрительно похожую на отмычку. Стандартный замок стандартного армейского канцелярского сейфа сдался с первой попытки. Она открыла дверцу и отступила в сторону.

Несгораемый шкаф был снизу доверху заполнен плоскими металлическими коробками длиной и шириной в два с половиной фута и высотой около десяти дюймов. Позволив всем желающим вдоволь насмотреться на них, Пэт медленно и очень осторожно вытянула верхнюю и поставила ее на палубу. Отмычка больше не понадобилась, так как никаких замков на коробке не имелось, а закрывалась она очень плотно прилегающей крышкой, изолированной изнутри и по краям толстым слоем мягкой резины. Снять крышку удалось лишь совместными усилиями двух добровольцев. При этом выяснилось, что за все пятьдесят два года в коробку не проникло ни капли воды, а ее содержимое состоит из пары дюжин объектов продолговатой и овальной формы, завернутых по отдельности в несколько слоев металлической фольги. Выбрав самый крупный, мисс О'Коннелл неторопливо сняла обертку, под которой обнаружилась похожая на толстостенную глиняную восточную пиалу желтовато-коричневая полусфера с неровно обработанными краями. Подняв ее высоко над головой, Патриция дождалась тишины и торжественно произнесла слегка дрожащим от волнения голосом:

— Перед вами, уважаемые коллеги, верхняя часть черепа Пекинского человека.

53

Капитан «Нефритового всадника» Янь Чень поступил на службу в «Шэнь Цинь маритайм лтд» двадцать лет назад. Высокий, худощавый, неизменно подтянутый, коротко подстриженный и гладко выбритый, он отличался немногословием и редким умением выжимать из своего судна и команды максимум возможного при минимальных затратах. Подчиненные его за это недолюбливали, но уважали за твердость и профессионализм, а начальство ценило и не скупилось на поощрения. Нацепив дежурную улыбку, Янь повернулся лицом к хозяину и широким жестом указал на монитор.

— А вот и ваша «Принцесса Ван Ду», уважаемый господин Шэнь Цинь.

— Никак не могу поверить, что наконец-то вижу ее после стольких лет бесплодных поисков! — признался магнат, не сводя глаз с картинки на экране, транслируемой видеокамерой подводного аппарата, проплывающего над останками затонувшего судна.

— Нам крупно повезло, что она здесь, на глубине всего четырехсот с небольшим футов, а не в чилийских водах, где средняя глубина составляет порядка десяти тысяч, — заметил Янь.

Шэнь неожиданно нахмурился.

— Постойте-ка, капитан, здесь только половина судна, а где же вторая?

— Немного дальше, сейчас вы ее увидите. Не стоит удивляться, господин, зимние шторма на Великих озерах невероятно сильны, и такое происходит довольно часто. «Принцесса» разломилась всего на две части, но бывали случаи, когда судно разметывало бурей буквально в клочья.

Долгие часы предварительного поиска стоили гонконгскому судовладельцу немалого количества нервных клеток, которые, как известно, не восстанавливаются. Он безостановочно мерил шагами ограниченное пространство рулевой рубки, сгорая от нетерпения, хотя никаких эмоций на его неизменно бесстрастном лице не сумел бы обнаружить самый опытный наблюдатель. Шэнь не выносил неопределенности и ненавидел ждать, а если при этом оказывался еще и не в состоянии как-то повлиять на события и изменить ситуацию, каждая минута вынужденного бездействия оборачивалась для него настоящей пыткой.

«Нефритовый всадник» мало походил на другие суда аналогичного назначения. Его белоснежная надстройка, ажурным кружевом возвышающаяся над сдвоенными поплавками корпусами, скорее вызывала ассоциацию с круизной океанской яхтой, и только массивный подъемный кран в форме буквы "А" на корме выпадал из общей картины, внося некоторый дисбаланс в гармоничную стройность конструкции в целом. Длина катамарана составляла триста двадцать пять футов, его сверхмощные двигатели развивали огромную скорость, а высокотехнологичное оборудование и электроника последнего поколения позволяли решать самые сложные задачи. Шэнь по праву мог гордиться своим детищем, задуманным и построенным по его собственному проекту для осуществления величайшей мечты всей его жизни: отыскать «Принцессу Ван Ду» и присоединить к своей коллекции содержимое ее трюмов.

«Нефритовый всадник» прибыл на место рано утром. Шэнь поднялся на мостик, обозрел горизонт и с удовлетворением отметил, что других судов поблизости не видно, если не считать старого рудовоза, удаляющегося в сторону Чикаго, и еще одной посудины не совсем понятного назначения, медленно движущейся параллельным курсом милях в трех южнее. Заглянув в рубку, он приказал начать челночное прочесывание квадрата, определенного на основании фрагментарных сведений и намеков, содержавшихся в тексте дневниковых записей, переданных Джулианом Перлмуттером своему другу и коллеге Куань Чжу.

Сам того не подозревая, Янь Чень пошел по пути, уже пройденному неделей раньше Питтом и его друзьями на борту «Ныряльщика», с той лишь разницей, что он начал обследование с северной половины квадрата, а не с южной, что позволило ему сэкономить несколько часов и избавить господина Шэня от дополнительных треволнений. Шел третий час поиска, когда сначала магнитометр, а затем и гидролокатор зафиксировали на дне озера затонувшее судно, хотя и разломившееся на две части, но по всем параметрам соответствующее описанию «Принцессы Ван Ду». Чтобы прояснить обстановку, капитан приказал спустить за борт автономный подводный аппарат, и вскоре на мониторы пошла конкретная видеоинформация.

Шэнь Цинь вот уже битый час не отрывался от экрана, но картинка на нем почему-то не радовала магната, а заставляла все чаще мрачнеть и хмуриться. Окончательно потеряв терпение, он подозвал шкипера и потребовал объяснений.

— Это судно не может быть «Принцессой Ван Ду»! — произнес он вполголоса, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Где груз, я вас спрашиваю?! Я не вижу на палубах ни одного ящика, хотя источник утверждает, что на них не оставалось ни единого клочка свободного пространства.

— Я сам ничего не понимаю, господин, — виновато склонил голову Янь Чень. — Мне это тоже показалось странным. Это и кое-что еще. Обратите, пожалуйста, внимание на стальные листы обшивки, валяющиеся на дне рядом с корпусом. При столкновении с дном могли отвалиться несколько штук, но не несколько десятков. Если это не результат взрыва, остается предположить, что их вырезали автогеном.

Капитан многозначительно умолк, однако Шэнь все еще не желал смириться с поражением.

— Это судно не может быть «Принцессой Ван Ду»! — упрямо повторил он.

Янь пожал плечами и кивнул оператору:

— Подведи аппарат к корме.

Через несколько минут на экране возникла взятая крупным планом и отчетливо видная надпись: «Принцесса Тай Юнь», а под ней другая — Шанхай.

Шэнь Цинь смертельно побледнел, в глазах у него помутилось, ноги подкосились, и он рухнул бы на пол, не догадайся шкипер вовремя подставить кресло. Около минуты магнат просидел, уставясь на монитор остановившимся, бессмысленным взглядом, но постепенно очухался и прошептал слабым голосом:

— Да, это она, но куда подевался мой груз?

— По всей видимости, вас кто-то опередил, мой господин, — в меру почтительно, но в то же время твердо произнес капитан.

— Этого никак не может быть! — заявил Шэнь, взяв себя в руки и усилием воли преодолев минутную слабость. — Я полностью контролирую черный рынок китайского антиквариата и на сто процентов уверен, что до вчерашнего дня там не всплывала ни одна из вещей, находившихся на «Принцессе».

— Прикажете приготовить вашу субмарину, господин? — невозмутимо осведомился Янь Чень.

— Да. И побыстрее. Я должен увидеть это собственными глазами.

Мини-подлодка «Морской лотос» была построена во Франции по проекту, разработанному лучшими инженерами «Шэнь Цинь маритайм лтд», и выгодно отличалась от других подводных судов того же класса грузоподъемностью и комфортабельностью. Миллиардер без особых усилий освоил азы управления и со временем научился находить в этом занятии все новые и новые прелести. Он часто выходил в море в одиночку, и, если выявлял у своей любимицы какие-то недостатки, добивался их скорейшего устранения. Субмарина-дублер называлась «Морской жасмин» и была точной копией первой. На всякий случай Шэнь распорядился подготовить и ее тоже, но на воду не спускать.

Час спустя «Морской лотос» выкатили из бокса на кормовую площадку под краном и подцепили мини-подлодку к тросам. Второй пилот стоял у открытого прозрачного колпака, почтительно ожидая, пока господин займет свое место. Но тот жестом приказал ему убираться, а на вопросительный взгляд шкипера раздраженно буркнул:

— Я поведу ее в один.

— Стоит ли так рисковать, господин? — с едва заметной укоризной возразил Янь Чень. — Вы плохо знаете эти воды.

— Зато хорошо знаю мою малышку. И решения не изменю, как бы вы меня ни уговаривали, капитан. Я слишком долго мечтал об этих сокровищах, украденных у моего народа, и хочу первым увидеть их воочию.

Шкипер пожал плечами и промолчал. Больше он вообще не проронил ни слова, только проводил взглядом хозяина, забравшегося внутрь и задвинувшего над головой колпак, и махнул рукой, подавая знак оператору крана. Длинная стрела, подхватив субмарину, вынесла ее далеко за корму и опустила на воду. Двое матросов в спасательных жилетах отцепили крючья и вплавь вернулись на борт. Проверив системы жизнеобеспечения, Шэнь включил автопилот и дал команду на погружение. Четыреста тридцать футов он считал детской глубиной и был отчасти прав — корпус маленького суденышка мог выдержать чудовищное давление воды на глубинах до двадцати пяти тысяч футов[275].

— "Морской лотос" свободен, господин, — послышался в наушниках голос Янь Ченя. — Можете начинать погружение.

— Балластные цистерны заполняются, — автоматически отозвался магнат.

Янь был опытным моряком, привык ответственно относиться к своим обязанностям и не считал себя вправе слепо подчиняться любому капризу хозяина. Повернувшись ко второму помощнику, стоявшему на мостике рядом с ним, он понизил голос, чтобы Шэнь его не услышал, и тихо сказал:

— Как только «Лотос» скроется, выкатывай «Жасмин», цепляй к стреле и скажи экипажу, чтобы далеко не отходили. Господин сегодня не в духе, и помощь может понадобиться в любой момент.

— Неужели все так серьезно, господин капитан? — не смог скрыть удивления молодой офицер, не присутствовавший в рубке, когда Шэнь испытал самое большое разочарование за всю свою жизнь.

— Трудно сказать, — уклончиво ответил шкипер. — Только лучше все-таки подстраховаться. Сам знаешь, что с нами сделают, если господин попадет в беду по нашему недосмотру.

Субмарина ушла под воду и начала неторопливый спуск к останкам многострадальной «Принцессы». Шэнь Цинь сидел неподвижно, всматриваясь тяжелым взглядом в быстро темнеющую среду за тонкой оболочкой прозрачного купола. Он не стал включать прожекторов, даже когда снаружи воцарилась ночь и на поверхности пластика отчетливо проявилось его отражение. Зрачки его глаз отливали ледяной пустотой, плотно сжатые губы изогнулись в застывшей гримасе отчаяния. Какой-то час назад он стоял на вершине — счастливый и гордый, упивающийся своим всемогуществом. Но злая судьба одним мимолетным щелчком сбросила его обратно к подножию, и теперь он вынужден, как злосчастный Сизиф, вновь вкатывать в гору свой неподъемный камень. Всегда неприступный и несокрушимый, как гранитный утес, Шэнь Цинь впервые в жизни, если не считать горьких сиротских лет раннего детства, испытывал растерянность, сомнения и неуверенность в собственных силах. Рассудком он понимал, что все кончено, но другую часть сознания или подсознания все еще подстегивала какая-то слепая вера в чудо, и Шэнь в сотый или тысячный раз принимался уверять сам себя, что это ошибка, недоразумение, досадная нестыковка, но скоро все разъяснится, и сокровища непременно окажутся там, где им надлежит быть. Никто не мог опередить его. Боги никогда бы этого не допустили.

Спуск занял около десяти минут, но магнату они показались часами. Он нехотя прикоснулся пальцем к клавише пульта и включил наружное освещение, а заодно и обогреватель — температура воды в придонном слое редко поднималась выше двух-трех градусов от точки замерзания. Эхолот показывал, что дно приближается. Пожалуй, слишком быстро. Магнат нажал третью клавишу, добавив воздуха в балластные цистерны, и скорость погружения послушно замедлилась. На глубинах свыше тысячи футов наружное давление не позволило бы ему проделать этот маневр — пришлось бы сбрасывать часть свинцового балласта, подвешенного под килем субмарины.

Лучи прожекторов высветили грязно-серую поверхность озерного ложа, затянутую полупрозрачной и тонкой, в несколько миллиметров толщиной, пленкой илистой слизи. Шэнь перевел регулятор плавучести в нейтральное положение, и «Морской лотос» завис в пяти футах от дна. Затем включил электродвигатели и направил подводное судно по широкой дуге, намереваясь обогнуть зону кораблекрушения по всему периметру и осмотреться. Но сначала следовало связаться с рулевой рубкой.

— Я на месте, — сообщил он. — Оператор, оцените мое положение относительно затонувшего судна.

На связь вышел сам капитан. Его спокойный, уверенный голос благотворно подействовал на расшатавшиеся нервы магната — впрочем, вполне возможно, что шкипер этого и добивался.

— Гидролокатор показывает, господин, что вы находитесь в сорока ярдах западнее правого борта носовой части «Принцессы».

Пульс Шэнь Циня участился, но дыхание осталось ровным. Сориентировавшись, он подвел «Лотос» к форштевню, поднял до уровня фальшборта и двинулся дальше. Где-то на грани света и тьмы молчаливыми громадами высились грузовые стрелы. Пришлось убавить скорость, чтобы не задеть их стальные каркасы. Минуту спустя субмарина миновала опасный участок и зависла над открытым люком носового трюма. Шэнь развернул «Лотос» в вертикальное положение носом вниз, приблизился, осторожно маневрируя рулями, к центру зияющего квадратного отверстия, задействовал все освещение, включая резервное и аварийное, и прищурился, напряженно вглядываясь в темноту.

Но сколько ни шарили лучи прожекторов во мраке уходящего в недра судна провала, им так и не удалось нащупать ничего существенного, кроме голых переборок и какого-то мелкого мусора в самом низу. Трюм был пуст. Сокровища исчезли.

Прошла минута, другая, третья, а Шэнь Цинь никак не мог заставить себя пошевелиться. Ему казалось, что все его члены скованы неодолимым холодом космического пространства, а окутанный черной пеленой отчаяния мозг неудержимо отделяется от тела и устремляется в бездонную пропасть — вслед за уже провалившимся туда национальным достоянием одной пятой населения земного шара.

Внезапно он вздрогнул и вышел из оцепенения. Из глубин трюма навстречу субмарине медленно поднималась какая-то темная, бесформенная масса. Сначала он подумал, что это осьминог или спрут, но тут же вспомнил, что в пресной воде они не водятся. Сразу два световых луча скрестились на жутко отвратительной медузоподобной твари, неотвратимо приближающейся к «Морскому лотосу».

* * *

Стоя на мостике, капитан Янь Чень с нарастающим беспокойством наблюдал за странными маневрами замеченного им еще утром исследовательского судна. Полдня оно маячило в пределах видимости, не приближаясь и не отдаляясь, а тут вдруг развернулось на девяносто градусов и поперло полным ходом прямо на «Нефритового всадника». Но самое страшное заключалось в том, что за его кормой показался хищный вытянутый корпус большого катера Береговой охраны, вплоть до этой минуты укрывавшегося за высоким бортом изыскателя. Пристроившись к нему в кильватер, военный корабль лег на тот же курс. Поднеся к глазам бинокль, Янь с тревогой отметил, что носовое орудие расчехлено и вокруг него суетятся матросы.

54

Парализованный невыразимым ужасом, Шэнь Цинь, смертельно побледнев и трясясь всем телом, вжался в спинку кресла и зажмурился, чтобы не видеть чудовищное создание, должно быть явившееся из глубин преисподней по его грешную душу. Все его хваленое самообладание в считанные мгновения рассыпалось в прах. Руки его дрожали, ноги не слушались, со лба и по спине обильно струился пот. Троекратный стук по куполу кабины вывел его из транса и заставил открыть глаза. Черно-желтый монстр нависал уже над колпаком субмарины, а из огромного прозрачного шара зверски скалилась кривляющаяся и смутно напоминающая кого-то совершенно разбойничья физиономия.

— Питт!! — прошипел магнат, приподнимаясь в кресле и разом позабыв о только что пережитом кошмаре.

— Он самый, — небрежно отозвался Дирк, облаченный в скафандр, внешне напоминающий старинный водолазный колокол. — Я вас прекрасно слышу, мистер Шэнь, а как насчет обратной связи?

Страх и ненависть перекосили лицо китайца злобной гримасой. Вены на лбу вздулись, пальцы скрючились, глаза пылали яростью. Звукоподводная связь доносила до ушей магната всю иронию.

— Я тоже тебя слышу, проклятый ублюдок! — выкрикнул Шэнь, которого уже не волновало, откуда здесь взялся Питт и что он затевает; его интересовал только один вопрос, словно сам собой сорвавшийся с его побелевших губ: — Где сокровища?!

— Какие такие сокровища? — прикинулся деревенским дурачком Питт, чему немало способствовала сферическая поверхность шлема, искажающая черты лица наподобие кривого зеркала. — Нетути здеся никаких сокровищ, господин хороший.

— Сейчас же отвечай, мерзкий паяц! — прогремел магнат, в бессильном гневе обрушив сжатый кулак на прозрачную перегородку, пробить которую мог бы только бронебойный снаряд. — Куда ты подевал исторические и культурные ценности, принадлежащие моему народу?

— Да вы, оказывается, еще и лицемер, мистер Шэнь! — изобразил удивление Питт. — Как припекло, сразу о народе вспомнили? Да вы не переживайте, народное достояние в надежном месте. Я его только перепрятал, чтобы всякие шакалы вроде вас не смогли наложить на него свои загребущие лапы.

— Как? — просто спросил магнат; злость его уже прошла, и к нему вернулось привычное самообладание.

Питт интуитивно почувствовал, что оппонент временно исчерпал заряд эмоций и разговор переходит в нормальное русло, поэтому сменил тон и дал обстоятельный и откровенный ответ:

— Пришлось повозиться, конечно, но свет не без добрых людей, да и удача сопутствовала. Воспоминания очевидца помогли отыскать место гибели «Принцессы», и тогда я возглавил проект по поднятию ценностей из ее трюмов, в котором приняли участие НУМА, Береговая охрана и ВМС США. Совместными усилиями мы управились всего за неделю, после чего мой агент сплавил информацию вашему прикормленному историку Куань Чжу. Я знал, что вы обязательно появитесь, и ждал вас. Вы одержимы этими сокровищами, мистер Шэнь, и в этом ваша слабость. Все помыслы и намерения одержимого человека читаются так же легко, как открытая книга. Вы проиграли, и теперь настал час расплаты. Вернувшись в Штаты, вы потеряли свой последний шанс дожить до старости. К сожалению, морально-этические принципы в наше время не в цене, и вы наверняка рассчитывали, что ваши деньги и влияние в политических кругах помогут вам выпутаться и на этот раз. Но вы просчитались. Вы умрете, мистер Шэнь Цинь. Умрете очень скоро. И пусть ваши предсмертные муки напомнят-вам в последние мгновения вашей жизни о тех бесчисленных жертвах вашей алчности и жестокости, которых вы обрекли на смерть.

— Ваши умозрительные построения, мистер Питт, столь же любопытны, сколь и забавны, — язвительно бросил магнат; его охватило какое-то тягостное предчувствие неминуемой беды, но он изо всех сил старался не показывать виду, что ему не по себе. — И кто же, позвольте узнать, возьмет на себя смелость стать моим палачом?

— Я, разумеется, — пожал плечами Питт. — Зря я, что ли, вторые сутки торчу в этой дыре, дожидаясь вас?

— Вы закончили? — издевательским тоном осведомился Шэнь. — Или намерены дожидаться, пока я не помру со смеху?

Китаец знал, чтожизнь его висит на волоске, но пока не догадывался, какой способ придумал Питт для приведения приговора в исполнение. Деловитая уверенность палача-добровольца действовала ему на нервы, но в то же время помогала собраться. Заработавший инстинкт самосохранения заставил мозг напрячься в поисках спасительного выхода. Сейчас, во всяком случае, непосредственной угрозы он не видел. Да и его собственное положение выглядело предпочтительнее, чем положение противника. Водолазный скафандр Питта хоть и позволял ему довольно долго находиться под водой, но не был автономным и соединялся с судном-маткой кабелями и шлангами, что значительно ограничивало его маневренность и пределы досягаемости. «Морской лотос» обладал значительно большими ресурсами. Вспомнив о суточном запасе воздуха, мощных двигателях, развивающих под водой скорость до десяти узлов, и кое-каких хитроумных устройствах, Шэнь почти успокоился и решил еще немного поиграть в кошки-мышки.

— По-моему, вы блефуете, мистер Питт, — перешел в контратаку магнат. — Сдается мне, что ваш скафандр слабоват против моей субмарины. Так что это еще вопрос, кому из нас двоих предстоит умереть сегодня.

— Я готов рискнуть, — невозмутимо произнес Питт.

— Кстати, а где же ваше судно? — как бы между делом поинтересовался Шэнь, только сейчас сообразивший, что шланги и кабели за спиной Питта почему-то отсутствуют, а наверху никого нет, кроме «Нефритового всадника».

— Мне оно не нужно, — безмятежно сообщил Питт. — Я добирался сюда от берега пешком.

— У вас бесподобный юмор, мистер Питт, — сухо заметил миллиардер. — Очень жаль, что никто больше не услышит ваших острот. — Продолжая разговаривать, он незаметно подвигал руки все ближе и ближе к рычагам управления внешними манипуляторами субмарины. — Вы почему-то считаете, что держите меня за горло. Но мне достаточно нажать кнопку, сбросить балласт, и уже через минуту я буду на поверхности, а еще через три — на борту «Нефритового всадника». Могу также связаться с капитаном и попросить его выслать мне на подмогу вторую мини-подлодку с экипажем из двух человек.

— Нехорошо, мистер Шэнь, — укоризненно покачал головой Питт. — Что за неспортивное поведение — два медведя-гризли против одного ленивца?!

— Вас это смущает? Пять минут назад вы выглядели куда более уверенным.

Питт поднял руку, затянутую в гибкую пластиковую перчатку, и продемонстрировал зажатую в ней маленькую коробочку.

— А вас не смущает, мистер Шэнь, — парировал он, — что связь с вашим судном отсутствует уже десять минут?

— Что это?

— Глушилка. Надежно забивает помехами всю звукоподводную связь в радиусе пятисот футов.

Отсутствие связи было серьезной помехой, но Шэня это не смутило. Все равно он не собирался вызывать подмогу, рассчитывая разделаться с противником собственными силами.

— Слишком долго вы безнаказанно вмешивались в мои дела, мистер Питт, — произнес он ледяным тоном, сомкнув пальцы сначала левой, а затем и правой руки на рычагах манипуляторов. — Я не желаю больше тратить на вас свое драгоценное время. А сокровища я все равно получу. Ваш же президент и отдаст! Прощайте, мистер Питт!

Питт знал, что сейчас произойдет. Он выставил перед собой манипуляторы скафандра, прикрывая шлем, и включил оба моторчика на поясе за мгновение до того, как Шэнь привел в действие обе суставчатые механические руки «Морского лотоса» и бросил субмарину вперед. Со стороны казалось, что у Дирка нет ни одного шанса на победу. Мощные клешни манипуляторов подлодки свободно резали листовую сталь и перекусывали полудюймовые стальные тросы. Гибкий пластик скафандра был для них все равно что бумага. Достаточно проделать в нем крошечное отверстие, и давление воды убьет Питта раньше, чем он успеет сказать «мама». Да и подлодка Шэня развивала куда большую скорость, чем маломощные моторы водолазного костюма, поэтому спастись бегством Питт тоже не мог.

Его так и подмывало броситься вперед и попытаться разбить колпак кабины, но здравый смысл подсказывал, что он не успеет преодолеть и четверти дистанции. Да и заранее разработанный план отнюдь не предусматривал наступательных действий. Впрочем, оборонительных он тоже не предусматривал. Вся тактика Питта сводилась к тому, чтобы раздразнить соперника, вывести его из себя, вынудить первым начать атаку и заманить в ловушку. Подавив в зародыше безрассудный порыв, он продолжал отступление.

«Морской Лотос» неумолимо наседал на жалкую человеческую фигурку в черно-желтом скафандре, грозно размахивая своими крабьими конечностями и оттесняя его все дальше и дальше. Подхватив, не глядя, обрезок трубы, оказавшийся там, где он его положил, Питт принялся размахивать железякой, отбиваясь от манипуляторов. Шэнь презрительно расхохотался, одним движением ухватил ее клешней и отбросил в сторону. Спина водолаза уперлась во что-то твердое и неподатливое. Фальшборт. Конец. Финиш. С торжествующей усмешкой на губах китайский миллиардер взметнул вверх обе стальные руки субмарины, развел их в стороны и начал медленно опускать, одновременно сводя их вместе с явным намерением сомкнуть клешни на горле выдохшегося и абсолютно беззащитного противника.

Увлекшись преследованием и уже предвкушая сладкий миг возмездия, Шэнь не заметил вынырнувшую из темноты и коршуном спикировавшую на «Морской лотос» бирюзовую тень. Джордино идеально рассчитал свой маневр. Зависнув на миг над колпаком кабины, он нажал на кнопку и тут же, заложив крутой вираж, снова скрылся во мраке. Из захвата под днищем «Сапфо-IV» выскользнул безобидный с виду трехдюймовый шарик с присоской, моментально приросшей к прозрачному пластику.

Несколько секунд спустя раздался слабый щелчок, совсем не похожий на взрыв или выстрел, приведший, однако, к весьма серьезным и необратимым последствиям. Уловив посторонний звук за спиной, Шэнь обернулся и окаменел от ужаса. Вся задняя часть купола кабины покрылась сеткой мельчайших трещин, сквозь которые уже начала просачиваться вода. Сверхпрочный пластик колпака устоял перед давлением и не разрушился целиком, но вода продолжала проникать сквозь расширяющиеся трещины и уже не сочилась, а вовсю хлестала, быстро заливая кабину. Оцепеневший от неожиданного поворота событий Шэнь не сразу сообразил, что произошло, а когда понял и потянулся к кнопке аварийного сброса балласта, было уже поздно. Освободившийся от груза, но успевший набрать слишком большое количество воды, «Морской лотос» ненадолго всплыл над палубой «Принцессы», но уже через несколько секунд опустился обратно.

Забыв обо всем и корчась по горло в воде, охваченный паникой Шэнь совсем обезумел и попытался открыть колпак, но автоматическая система блокировки — так называемая «зашита от дурака» — не позволила ему совершить этот самоубийственный поступок. Питт пробрался между безжизненно повисшими манипуляторами и приблизился к субмарине. Слой воздуха под куполом сократился уже до нескольких дюймов, но кабина все еще оставалась освещенной изнутри. Шэнь почти прекратил сопротивление и вяло барахтался, то уходя вниз с головой, то снова всплывая под купол, жадно хватая остатки воздуха открытым ртом и издавая какие-то булькающие горловые звуки. Перед мысленным взором Питта вновь предстали скрюченные предсмертной судорогой тела тысяч невинных жертв, нашедших свое последнее пристанище на дне озера Орион. Ожесточив свое сердце, он заставил себя досмотреть до конца, а когда наконец отвернулся от неприглядного зрелища, чуть не столкнулся с зависшей у него за спиной «Сапфо-IV».

— Долго же ты ковырялся! — сердито набросился он на ухмыляющегося напарника. — Шэнь меня чуть не прикончил. Я уж за борт сигануть собирался, когда ты подоспел.

— Дирк, дружище, честное слово, я не виноват! Ей-богу, вы так здорово дрались, что я обо всем позабыл и не мог оторваться, — оправдывался итальянец без тени раскаяния в смеющихся глазах. — А когда ты трубой начал отмахиваться, я вообще обалдел.

— В следующий раз ты будешь отмахиваться, — проворчал, остывая, Питт. — Ладно, давай сворачиваться.

— Что с Шэнем?

Питт покосился на субмарину. Тело магната опустилось за кресло, и видна была только его левая нога, зацепившаяся за подлокотник.

— Готов.

Галогенные светильники в полностью залитой водой кабине в последний раз мигнули и погасли.

— Как у тебя с воздухом? — озабоченно спросил Джордино.

— Минут на двадцать хватит.

— Тогда пора сваливать. Стой спокойно, сейчас я тебя подцеплю за шкирку и отбуксирую на поверхность.

— Подожди минутку, — попросил Питт. — Мне еще нужно заглянуть в одно место.

Он включил двигатели, и скафандр послушно повлек его вдоль верхней палубы. У рулевой рубки Питт притормозил и сверился с запаянной в пластик схемой внутренних помещений «Принцессы», которую сам же и прикрепил час назад к двери.

Уточнив маршрут, он нырнул в открытый люк, ведущий на нижний уровень, где находились каюты офицеров экипажа. Отсчитав третью после капитанской, он проплыл над сорванной с петель дверью и проник внутрь. Долго он там не задержался — только забрал кое-что с отлично сохранившейся кровати, бережно уложил в резиновый мешочек и привязал его к поясу.

— Тебя только за смертью посылать! — буркнул итальянец. — Цепляйся скорей, не то отправишься вслед за Шэнем.

— Уже цепляюсь, — кротко ответил Питт.

Когда «Сапфо-IV» вынырнула на поверхность и была поднята на палубу «Ретривера», воздуха в баллонах скафандра оставалось всего на три минуты.

С палубы открывался замечательный вид на озеро и пришвартованный к поплавкам «Нефритового всадника» катер Береговой охраны. Люди в форме расхаживали по китайскому судну, производя детальный досмотр, а командир катера, уединившись в рулевой рубке с капитаном Янь Ченем, в нескольких недвусмысленных фразах обрисоваk тому ситуацию и вручил предписание немедленно покинуть территориальные воды Соединенных Штатов.

Скинув надоевший скафандр, Питт поднялся на мостик. Минуту спустя сзади неслышно подошла Джулия.

— Я беспокоилась за тебя, — тихо сказала она, прижавшись к его спине и положив руки на плечи.

— Напрасно. Ал и Руди еще никогда меня не подводили.

— Шэнь мертв? — спросила она, заранее зная ответ.

Питт повернулся, привлек ее к себе, крепко обнял и прижал к груди.

— Забудь о нем, как о дурном сне, и никогда больше не вспоминай, — прошептал он ей на ухо.

— Когда станет известно, что это твоя работа, кое-кто из высокопоставленных правительственных чиновников может попытаться создать тебе кучу проблем, — предостерегающе проговорила девушка.

— Высокопоставленные правительственные чиновники всю жизнь пытаются создать мне кучу проблем, — ухмыльнулся Питт, — но я, как видишь, все еще жив, а многие из тех, кто пытались, служат теперь истопниками в ведомстве Вельзевула.

Эпилог Фриц

55

75 мая 2000 года. Вашингтон, округ Колумбия

Президент Дин Купер Уоллес привык засиживаться допоздна в своем кабинете в секретной резиденции Форт-Макнэйр, не задумываясь о том, что такой режим работы не вызывает восторга ни у сотрудников его администрации, ни у высокопоставленных правительственных чиновников, зачастую вызываемых на совещание или «на ковер» посреди ночи. Свысока относясь ко всем, кого он считал ниже себя, — а считал он таковыми всех, кроме себя, — Уоллес даже не соизволил встать из-за стола, когда в кабинет вошли выдернутые из постелей в три часа утра Дункан Монро, Питер Харпер и адмирал Сэндекер, сопровождаемые новым главой администрации Гарольдом Пекорелли. Сесть он им, кстати говоря, тоже не предложил.

Президент чувствовал себя глубоко несчастным и несправедливо обиженным.

СМИ на все голоса обвиняли его в преступных связях с Шэнь Цинем и продолжали вскрывать все новые обстоятельства и подробности трагических событий на озере Орион и в Луизиане. Китайские лидеры подложили своему американскому коллеге огромную свинью, публично открестившись от Шэья и отрицая даже шапочное знакомство с гонконгским магнатом. Сам же глава «Шэнь Цинь маритайм лтд» пропал без вести, и даже его самые приближенные и доверенные сотрудники терялись в догадках, куда он мог подеваться. «Нефритовый всадник» еще не вернулся в Китай, а его капитан, и без того молчаливый, наотрез отказывался от каких-либо комментариев. Янь Ченю меньше всего на свете хотелось оказаться тем человеком, который поведает миру о безвременной кончине Шэнь Циня на дне озера Мичиган при весьма загадочных обстоятельствах.

В то же время Уоллесу доставляло немалое удовольствие выступать перед прессой и телекамерами в роли спасителя национального достояния китайского народа. Как только новость о находке распространилась, Пекин прислал представительную делегацию для ведения переговоров о возвращении вновь обретенных сокровищ их законному владельцу. Газеты, журналы, телевидение не уставали восхищаться невероятным количеством потрясающих шедевров и наперебой публиковали снимки и вели репортажи из музеев, которым они были переданы на временное хранение. А второе пришествие считавшихся навеки утраченными останков Пекинского человека произвело необыкновенную сенсацию в научном мире.

Проконсультировавшись в узком кругу приближенных и получив совет не вмешиваться, президент не без злорадства наблюдал со стороны за беспрецедентной совместной операцией ФБР и Службы иммиграции и натурализации, в ходе которой были арестованы свыше трехсот лидеров и активных членов китайских триад и освобождены десятки тысяч нелегальных иммигрантов, влачивших рабское существование в ужасающих условиях. Теперь их ждала депортация на родину. Приток беженцев из Китая, хотя и не иссяк совсем, сократился все же до более или менее приемлемых масштабов, так же как контрабандные перевозки оружия и наркотиков.

Те же ближайшие соратники посоветовали Уоллесу соглашаться с тем, что были допущены некоторые ошибки, но ни в коем случае не брать ответственность за них на себя. А если все-таки уличат и докажут, ссылаться на то, что хотел, как лучше, и действовал в интересах нации.

Окинув вошедших сумрачным взором, президент начал с разноса.

— Вы вышли за рамки ваших служебных полномочий, комиссар, — обрушился он на Монро, избрав его первой и основной мишенью для критики. — И при этом не поставили в известность о ваших намерениях ни меня, ни других чиновников моей администрации.

— Прошу прощения, мистер президент, — не моргнув глазом, выдержал удар глава Службы иммиграции и натурализации, — но я не могу признать справедливыми ваши обвинения. Я всегда действовал в строгом соответствии с уставом и задачами возглавляемой мною структуры и честно выполнял свой долг.

— Китай — это необъятный рынок, там самая благодатная почва для инвестиций и развития американской экономики, — заявил Уоллес — Я столько трудился, чтобы наладить дружеские отношения с КНР, а теперь по вашей милости они безнадежно испорчены! Будущее Соединенных Штатов зависит от всемерного углубления и укрепления международных связей — в том числе и не в последнюю очередь с Китаем. И мы все обязаны содействовать этому.

— Надеюсь, не ценой увеличения числа нелегальных иммигрантов, ежегодно прибывающих в нашу страну, мистер президент? — иронически усмехнулся Сэндекер.

— Вы хорошие профессионалы, джентльмены, но ни черта не смыслите в международной политике! — холодно процедил Уоллес — Ваше дело, Монро, — следить за соблюдением всех иммиграционных процедур. А ваше, адмирал, — заниматься морскими и подводными исследованиями. И никому из вас не дозволено терять голову и лезть на рожон, вмешиваясь в не касающиеся вас проблемы.

Сэндекер выслушал президента, пожал плечами и с невозмутимым спокойствием уронил на ковер заранее заготовленную бомбочку с уже дымящимся фитилем.

— Готов признать, сэр, — заговорил он абсолютно бесстрастным голосом, — что ученые и инженеры НУМА не имеют привычки своими руками казнить объявленных в розыск международных преступников, однако...

— Что?! — поперхнулся Уоллес — Что вы сказали?

Невинно вскинув брови, Сэндекер изобразил растерянность и смущенно пробормотал:

— Извините, сэр, я полагал, что вы в курсе...

— В курсе чего? — грозно повысил голос президент.

— Того досадного инцидента, в результате которого Шэнь Цинь расстался с жизнью.

— Шэнь мертв?! — потрясенно выдохнул Уоллес.

— Увы, мистер президент, — скорбно наклонил голову адмирал. — Вероятно, он внезапно был крайне огорчен чем-то, иначе трудно объяснить приступ временного помешательства, охватившего его на глубине четырехсот футов на палубе «Принцессы Ван Ду», затонувшей в озере Мичиган более полувека тому назад с грузом произведений искусства и других культурных ценностей из китайских музеев. Шэнь Цинь совершенно неожиданно набросился на директора департамента специальных проектов НУМА, возглавлявшего работы по подъему национального достояния китайского народа, и попытался лишить его жизни. Мой сотрудник вынужден был защищаться, и случилось так, что он сам убил несчастного безумца.

— Да вы хоть представляете, что вы наделали? — тоскливо проговорил Уоллес упавшим голосом.

— Вам его жаль? — удивился адмирал. — Шэнь — чудовище, кровожадный убийца, на его совести тысячи невинных жертв! Уж если кто и заслужил смерть, так это он! Могу только добавить, что горжусь тем, что это сделал один из моих людей!

Прежде чем президент успел собраться с мыслями и что-либо возразить, в поддержку Сэндекера высказался Питер Харпер.

— Прошу прощения, джентльмены, — начал он, внушительно откашлявшись, — но я сегодня получил важное сообщение, переданное агентом ЦРУ из Пекина. Ему удалось выяснить, что высшие китайские лидеры уже давно планировали ликвидировать Шэня, чтобы захватить его компанию «Шэнь Цинь мари-тайм лтд» и слить с государственной МТК. Объединенная компания будет по-прежнему заниматься нелегальными перевозками людей и контрабанды, но без организаторских способностей и деловой хватки покойного им никогда не достичь того же уровня и объема. Так что, как видите, смерть Шэня нам только на руку.

— Но вы не должны также забывать, джентльмены, — дипломатично напомнил Пекорелли, — что президенту Соединенных Штатов иногда приходится принимать непопулярные решения и жесткие меры для защиты государственных интересов.

Сэндекер смерил его откровенно презрительным взглядом и сухо сказал:

— Не притворяйтесь, Гарольд, вам это не идет. Вы не хуже меня знаете, что Шэнь всегда выступал посредником между Белым домом и Пекином, умело пользуясь этим для расширения и процветания своего криминального бизнеса.

— Боюсь, что вас неправильно информировали, адмирал, — с апломбом возразил Пекорелли, после чего сразу умолк и незаметно стушевался.

Сэндекер только фыркнул и напрямую обратился к Уоллесу:

— Знаете, сэр, вместо того чтобы таскать нас с Дунканом и Питером в Форт-Макнэйр всякий раз, когда вам захочется надрать наши задницы, я бы на вашем месте наградил высшими государственными орденами всех причастных к избавлению Соединенных Штатов от величайшей угрозы национальной безопасности со времен Гражданской войны и возвращению человечеству величайшего в истории собрания культурных и исторических ценностей, когда-либо поднятых из пучины. Если не ошибаюсь, вы уже наварили на них неплохой политический капиталец.

— И наварите еще больший, мистер президент, — присоединился к адмиралу Монро, — если пообещаете передать сокровища Китаю. После этого они вас на руках будут готовы носить.

— Да-да, замечательное достижение, — невпопад высказался Уоллес, вынул из кармана носовой платок и вытер внезапно вспотевший лоб и верхнюю губу, на которой тоже выступили крупные капли пота. — Но попробуйте взглянуть на ситуацию моими глазами, джентльмены. Моей подписи ожидают порядка сотни торговых соглашений с китайскими фирмами и государственными предприятиями общей стоимостью в миллиарды долларов, которые обеспечат американским трудящимся сотни тысяч новых рабочих мест.

— А есть ли смысл американским налогоплательщикам вкладывать свои деньги в превращение Китая в сверхдержаву? — язвительно бросил Харпер.

Монро до такой степени еще не осмелел и поспешил перевести разговор на другую тему.

— Как бы то ни было, мистер президент, — заметил он, — вы не можете отрицать, что вопрос о расширении полномочий Службы иммиграции и натурализации давно назрел и даже, я бы сказал, перезрел. У нас лежат без движения замечательные проекты пресечения в корне нелегального проникновения через мексиканскую границу, расширения сотрудничества с таможней и Береговой охраной... Есть и другие, и все они ждут вашего одобрения. Сегодня в Штатах шесть миллионов нелегалов. Вы только вдумайтесь в эту цифру. Но если не перекрыть бурный поток китайцев, через три года она может удвоиться!

— Может, проще всех их амнистировать и не дергаться? — проворчал Уоллес.

— Сейчас — может быть, но подумайте о наших детях и внуках, мистер президент! — горячо возразил Монро. — К две тысячи пятидесятому году население США достигнет трехсот шестидесяти миллионов, а еще через пятьдесят лет увеличится до миллиарда. Что ждет наших потомков? Если не принять меры сегодня, завтра им негде будет жить. Все оккупируют китайцы.

— Но рост населения происходит во всем мире, — парировал Уоллес, — и сдержать его нечем, кроме войн и эпидемий. Лично я думаю, пока мы можем сами себя прокормить, в панику ударяться нельзя.

— Вы знакомы, сэр, с прогнозами ведущих аналитиков ЦРУ в области демографии и геополитики? — задал неожиданный вопрос адмирал.

— Уточните, пожалуйста, какие именно прогнозы вы имеете в виду? — насторожился почуявший подвох Уоллес.

— Те самые, — усмехнулся Сэндекер, — в которых предсказывается распад США минимум на три независимых государства, но не через тысячу лет и даже не через сто, а через сорок или пятьдесят.

— Чушь! — высокомерно отрезал Уоллес.

— Китайцы отхватят себе почти все Западное побережье от Аляски до Фриско, — невозмутимо продолжал адмирал, — латиносы заберут себе Техас и часть южных штатов, ну а нам, потомкам колонистов с «Мэйфлауэра» останется Север, Восток и Центр.

— Это происходит уже сегодня, на наших глазах, — добавил Харпер. — В Британской Колумбии выходцев из Азии уже больше, чем коренных американцев.

— Все равно я не могу представить себе распад США, что бы там ни говорили аналитики, — поморщился Уоллес — Мне кажется, вы преувеличиваете опасность, джентльмены.

— Нации и цивилизации тоже не вечны, мистер президент, — с грустью произнес Сэндекер. — Они старятся и умирают — совсем как люди, только медленнее и потому незаметнее.

Пекорелли осторожно кашлянул, чтобы привлечь внимание босса, и напомнил:

— Мистер президент, через пять минут у вас назначена важная встреча.

Уоллес развел руками.

— Ничего не поделаешь, служба такая, — произнес он с видимым облегчением. — Жаль, что не удалось довести дискуссию до конца, но вынужден констатировать, джентльмены, что вы меня не убедили. Более того, поскольку вы явно не одобряете проводимой моей администрацией политики, я не вижу иного выхода, кроме как потребовать вашей отставки.

Глаза Сэндекера сделались колючими и жесткими. Он весь подобрался, как леопард перед прыжком, и твердо заявил, глядя в упор на президента:

— Моей отставки вы не дождетесь, сэр. А если уволите, я вылью на Белый дом столько грязи, что всей вашей президентской рати не разгрести ее до следующих выборов.

— Моей тоже, — буркнул Монро. — Не для того я столько лет подбирал и воспитывал кадры, чтобы какой-нибудь тупоголовый чинуша, усевшись в мое кресло, за полгода развалил всю Службу! Хотите драки? Будет вам драка! Мне тоже кое-что известно о том, что творится в кулуарах Белого дома.

Вопреки ожиданиям слова и угрозы обоих не только не разозлили Уоллеса, но и как будто бы даже вызвали его одобрение и заставили переосмыслить свой устоявшийся подход к людям. Перед ним стояли не какие-то пустозвоны, дрожащие за свои теплые кресла, а настоящие патриоты, готовые положить жизнь не ради денег или карьеры, а во имя принципов и идеалов, поступиться которыми было для них столь же невозможно, как пролезть в игольное ушко пресловутому верблюду. А может, и не об этом подумалось президенту, а о том, что совсем ни к чему ему затевать дрязги с такими людьми накануне выборов, а то ведь и в самом деле столько помоев ему на голову выплеснут, что потом до гроба не отмоешься. Как бы то ни было, Дин Купер Уоллес совершенно неожиданно широко улыбнулся и заговорил примирительным тоном:

— У нас свободная страна, джентльмены. Вы вольны высказывать свое недовольство в глаза президенту, но и президенту нельзя отказывать в праве на собственное мнение. Будем считать, что мы все погорячились. Я отзываю назад требование вашей отставки. Оставайтесь на своих постах, продолжайте руководить вашими ведомствами, но прошу вас все-таки не забывать, что иногда не мешает и с главой государства посоветоваться. Однако считаю своим долгом предупредить вас всех и каждого по отдельности, что если вы еще раз скомпрометируете меня в политическом плане, вылетите на улицу с таким треском, что чертям в аду тошно станет. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

— Абсолютно, — кивнул Сэндекер.

— Можете не сомневаться, мистер президент, — заверил Монро.

— Тогда все свободны. Покривлю душой, если скажу, что получил большое удовольствие от общения с вами, но политическим лидерам иногда полезно выслушивать горькую правду, в том числе о себе. Так что в любом случае благодарю вас, джентльмены.

Все потянулись к выходу, один только Сэндекер задержался в дверях и обернулся к Уоллесу.

— Могу я задать вам один вопрос, мистер президент?

— Слушаю вас, адмирал.

— Когда вы намерены передать китайцам их национальные реликвии, поднятые нами со дна озера Мичиган?

— Как только выжму из них последние капли политической смазки, — ухмыльнулся Уоллес — Но они не получат ни одной статуэтки, пока вся экспозиция, которую мы планируем выставить в Национальной галерее искусства в следующем месяце, не пройдет триумфальным маршем по крупнейшим городам Соединенных Штатов.

— Благодарю вас, сэр. Весьма грамотный и дальновидный шаг с вашей стороны.

— Вот видите, — расплылся в улыбке довольный комплиментом президент, — не такой уж я монстр и людоед, как обо мне думают!

56

— Как приятно снова видеть вас в нашем доме, молодые люди! — искренне обрадовалась Катя Гэллахер, открыв дверь и увидев на крыльце Питта и Джулию. — Заходите, присаживайтесь, сейчас я вас чайком угощу. А если хотите, можете пока с Йеном пообщаться. Он на веранде сидит, газету читает.

— Мы к вам ненадолго, — с порога извинилась Джулия, — в полдень наш самолет улетает.

— И то ладно, — улыбнулась Катя, — значит, не успею вам надоесть своей болтовней.

Питт прошел в дом вслед за женщинами, держа под мышкой небольшую картонную коробку, перевязанную шпагатом. Пройдя через кухню, они вышли на веранду, с которой открывался великолепный вид на озеро. Узнав гостей, бывший стармех отложил газету и поднялся им навстречу.

— Дирк, Джулия, как хорошо, что вы снова к нам заглянули!

— Пошла за чаем, — сообщила Катя и убежала на кухню.

Питт с утра предпочел бы чашечку кофе, но промолчал.

— Я так понимаю, — с прищуром взглянул на него ирландец, — что вы не ради прогулки снова в нашу глухомань заявились? Хотите рассказать старику, чем закончился поиск сокровищ или по какому другому делу приехали?

— И то и другое, — загадочно усмехнулся Питт.

— Ну, тогда присаживайтесь, — гостеприимным жестом указал Гэллахер на легкий пластиковый стол и несколько таких же стульев. — Как говорится, в ногах правды нет.

Усевшись за стол, Питт поставил картонку на пол у своих ног. Катя принесла чай, бутерброды и большую вазу домашнего печенья. А потом они еще долго сидели все вместе. Дирк и Джулия наперебой рассказывали о поисках сокровищ, а Гэллахеры жадно ловили каждое слово, и глаза у них горели, как у маленьких детей, слушающих волшебную сказку. О Шэнь Цине и связанных с его именем событиях гости благоразумно умолчали, иначе им пришлось бы пропустить рейс, а вот о находке костей Пекинского человека поведали во всех подробностях.

— Я помню эту историю, — задумчиво сказала Катя. — В Китае его до сих пор почитают как самого первого из пращуров.

— А нам-то из этих сокровищ хоть что-нибудь перепадет? — с интересом спросил Йен, которого мало волновали чужие кости, которым к тому же миллион лет. — Американцам, я имею в виду? — уточнил он на всякий случай, чтобы гости плохого не подумали.

— Вряд ли, — покачал головой Питт. — Я слышал, что президент решил вернуть китайцам все, без исключения. Но не раньше, чем их увидят все желающие здесь. Планируется устроить что-то вроде огромной передвижной выставки, которая посетит все большие города нашей страны. И вы тоже сможете их увидеть, если захотите. Останки Пекинского человека, кстати говоря, уже на пути в Пекин, на свою историческую родину.

— А что, Йен? — загорелась Катя. — Давай съездим в Чикаго, когда туда привезут экспозицию. Уж Чикаго-то она точно не минует. Представляешь, будем ходить, смотреть и думать про себя, что все это могло бы принадлежать нам!

— Да ну тебя, — досадливо отмахнулся ирландец. — У нас с тобой и так весь дом забит всяким китайским хламом. Хоть самим музей открывай!

— Молчи, несчастный! — грозно насупила брови Катя, но глаза ее смеялись. — Ты обожаешь этот хлам ничуть не меньше меня, так что сиди и молчи себе в тряпочку. А в Чикаго я тебя обязательно вытащу! Вы уж простите моего Йена, — повернулась она к гостям. — Каким был в молодости хулиганом, таким и остался. Горбатого могила исправит.

— Ой, мы уже опаздываем, — спохватилась Джулия, бросив взгляд на часы. — Спасибо за угощение, а нам пора.

— Погоди минутку, — остановил ее Питт. Нагнувшись, он поднял картонку и протянул ее Кате. — Это вам, миссис Гэллахер. На память о «Принцессе Ван Ду».

— Что это? — удивилась Катя. — Если вы специально для меня прихватили что-нибудь из тех ящиков, ни за что не возьму, так и знайте! Не хочу на старости лет с краденым связываться.

— Нет-нет, миссис Гэллахер, — поспешил заверить ее Питт. — Это принадлежит лично вам и не имеет никакого отношения к музейным раритетам.

Недоуменно хмурясь, Катя развязала бечевку и открыла коробку.

— Что это? — повторила она. — Я вижу здесь скелет какого-то мелкого... — Глаза ее остановились на маленьком золотом медальоне, прикрепленном к когда-то ярко-красному, но давно выцветшему кожаному ошейнику. — Матерь божья пресвятая Богородица! — прошептала она непослушными губами. — Да это же мой Фриц!

— Вот он и вернулся к тебе, дорогая, — пробасил Гэллахер. — Поздновато, правда, но лучше поздно, чем никогда.

Катя порывисто обняла Питта и поцеловала в лоб.

— Спасибо вам, спасибо огромное! — растроганно прошептала она. — Вы даже не представляете, какую огромную тяжесть сняли с моей души!

Йен накрыл коробку крышкой и поставил на подоконник.

— Мы похороним Фрица за домом, — сказал он. — Рядом с его сородичами. Мы никогда не заводили собак других пород, только такс.

* * *

— Какая чудесная пара, — с завистью вздохнула Джулия, оглянувшись сквозь заднее стекло на машущих им вслед Гэллахеров.

— Наверное, это здорово — прожить до глубокой старости бок о бок с человеком, которого ты любишь, — задумчиво проговорил Питт.

— Вот уж не думала, что ты способен на сентименты! — удивилась девушка.

— У каждого свой скелет в шкафу, — отшутился Дирк.

— Не хочу возвращаться в Вашингтон! — неожиданно заявила Джулия, когда они уже подъезжали к аэропорту.

— А чего хочешь?

— Ехать и ехать, куда глаза глядят. И не останавливаться.

— Так в чем же дело? Поехали.

— Ты серьезно? У меня служба, у тебя тоже. Начальство требует бросить все и написать подробный рапорт. Да что я рассказываю, у тебя, наверное, та же история. Только и радости, что по выходным видимся.

Питт усмехнулся, залез во внутренний карман куртки, вытянул оттуда два конверта и протянул спутнице.

— Совсем забыл тебя предупредить, — сказал он преувеличенно небрежным тоном, — что мы не летим в Вашингтон.

— А куда летим? — растерялась девушка.

— Здесь два билета до Мехико. А оттуда махнем в Масатлан.

— Ты меня опять разыгрываешь, да? — с замиранием сердца спросила Джулия, отчаянно надеясь услышать отрицательный ответ.

— Я уломал адмирала и твоего шефа, — признался Питт. — Но ничего тебе не сказал, потому что хотел сделать сюрприз. Вот это первая половина, — помахал он конвертами. — А теперь спроси меня, сколько дней я сумел выцарапать у этой парочки бездушных стариканов.

— Сколько?

— Две недели!

— Сейчас я упаду в обморок, — честно предупредила Джулия, но не упала, а только спросила: — И чем же мы будем там заниматься?

— Валяться на белом песочке под горячим южным солнышком, смотреть на белые пароходы, пить ледяные коктейли и любоваться закатами над морем Кортеса. А если ты будешь хорошей девочкой, я подарю тебе бикини.

— А если плохой? — лукаво прищурилась девушка.

— Тогда обоснуемся на нудистском пляже.

— Звучит заманчиво! — рассмеялась Джулия.

— Я знал, что тебе понравится, — ухмыльнулся Питт.

Я приношу огромную благодарность майору в отставке Джо Андржиевскому за его консультации в отношении сил специального назначения.

Благодарю также Эрика Дрекслера и Кристин Петерсон, ведущих специалистов в области нано-технологии, за их советы, а еще Джона Стивенса, проведшего меня через лабиринты шахт Пандоры. То же самое относится к полковнику Говарду А. Бьюкнеру, Дональду Киру, Грэму Хенкоку, Чарлзу Хэпгуду и Платону, чьи книги и версии были бесценными для меня. Ну и, конечно. Полу Моллару за то, что тот позволил мне воспользоваться его невероятным “кораблем снегов”.

АТЛАНТИДА
ПРОЛОГ СТОЛКНОВЕНИЕ

Год 7120-й до н.э.

Там, где сейчас Гудзонов залив, Канада

Комета прилетела издалека. Похожая на туманность, она образовалась одновременно с внешними планетами Солнечной системы более четырех с половиной миллиардов лет назад из необъятного облака льда и камней, пыли и межзвездного газа. Рассеянные частицы смерзлись в твердое тело в милю диаметром, и тело это беззвучно устремилось сквозь пустоту космического пространства по неимоверно растянутой эллиптической околосолнечной орбите, дальняя экстремальная точка которой находилась на полпути к ближайшим звездам. Тысячелетия уходили на каждый виток вокруг Солнца.

Ядро кометы представляло собой конгломерат замерзшей воды, окиси углерода, метана и россыпи неправильной формы металлических осколков. Чем-то оно походило на грязный снежок, наугад запущенный сквозь пространство рукой Создателя. Но всякий раз, когда комета огибала Солнце и вновь направлялась к точке своего афелия – точке ее орбиты, наиболее удаленной от Солнца и лежащей далеко за пределами Солнечной системы, – излучение светила реагировало с ядром, вызывая удивительные метаморфозы. Гадкий утенок постепенно превращался в прекрасного лебедя.

Ядро поглощало тепловое, радиационное и ультрафиолетовое излучение Солнца и под этим воздействием меняло форму. Вначале образовалась длинная запятая, которая со временем превратилась в огромный с синим отливом сверкающий шлейф, веерным полукружьем следующий за ядром и растянувшийся на девяносто миллионов миль. Этот павлиний хвост в свою очередь подвергся изменениям, вырастив по бокам два белоснежных отростка протяженностью более миллиона миль, напоминающих рыбьи плавники.

С каждым новым витком вокруг Солнца комета теряла часть составляющего ядро льда. Если бы она просуществовала еще двести миллионов лет, то потеряла бы весь лед и в конечном итоге распалась на облако пыли и мелкие метеориты. Но ее ожидала иная судьба. Ей больше не суждено было ни выйти за границы Солнечной системы, ни даже завершить очередной виток вокруг Солнца. Воля Творца или законы физики предопределили для прекрасной странницы не долгий позорный распад в равнодушной пустоте космоса, а куда более яркий и впечатляющий конец. На последнем этапе своего существования комета прошла всего в девятистах тысячах миль от Юпитера и под влиянием силы притяжения гиганта легла на гибельный курс, неумолимо ведущий ее к столкновению с третьей планетой, которую ее обитатели называли Землей.

Вторжение кометы в верхние слои земной атмосферы под углом в сорок пять градусов и с возросшей под воздействием гравитационного поля до ста тридцати миль в секунду скоростью сопровождалось ослепительно яркой вспышкой. Ее твердая составляющая весом в четыре миллиарда тонн и объемом в несколько кубических миль моментально раскалилась добела и начала распадаться на фрагменты. А еще через несколько секунд обреченная комета, превратившись в гигантский огненный шар, врезалась в поверхность Земли. Непосредственным результатом мгновенного высвобождения колоссальной кинетической энергии явилось возникновение в земной коре огромной полости размером с Гавайский архипелаг. Ядро полностью испарилось, сместив исполинские объемы воды и почвы.

Земля содрогнулась в двенадцатибалльном землетрясении. Взметнулись ввысь миллиарды тонн обращенной в пар воды, смешанной с илом и частицами грунта. В атмосферную дыру, образовавшуюся над точкой столкновения, ударил огненный фонтан из раскаленных обломков коренных пород, достигший высот стратосферы и извергнувший на суборбитальные траектории растерзанные земные недра, которым в скором времени предстояло вернуться на землю смертоносным метеоритным дождем. Леса по всей планете гибли в огненных бурях. Пробудились вулканы, спавшие тысячи лет, покрывая морями жидкой лавы глубиной в тысячу и более футов миллионы квадратных миль. От выброшенных в атмосферу пепла, сажи и пыли, разнесенных бушующими штормами по самым дальним уголкам, почти на год померкло солнце и упала ниже нуля температура на поверхности погрузившейся во тьму планеты.

Сразу после падения кометы с невероятной быстротой последовали глобальные климатические изменения. Тридцатисорокаградусная жара, установившаяся над полюсами, вызвала стремительное таяние обширных ледяных полей в северных морях и ледниковых массивов Южного континента. А в результате сменившего ее резкого похолодания всего за сутки вымерли почти все животные, обитавшие в тропическом и умеренном поясах. Огромные волосатые мамонты обращались в ледяные статуи в разгар лета вместе с цветами, травой и зеленью, которые так и не успели переварить их желудки. Деревья замерзали на корню с листьями и плодами, словно в стационарном промышленном морозильнике. Четыре дня с померкших небес падал дождь из рыбы, выброшенной в верхние слои атмосферы вместе с миллиардами тонн морской воды.

Цунами невообразимой высоты обрушились на сушу, заливая прибрежные равнины, проникая на сотни миль в глубь континентов, все сметая на своем пути и оставляя в низменных местах горы мусора и пласты донных отложений. Лишь достигнув подножия горных хребтов и разбившись о скалы, титанические волны умерили свою ярость и нехотя отхлынули назад, обнажая при отступлении необратимые изменения рельефа. Реки текли вспять, на месте степных ковылей появлялись моря, а огромные озера превращались в бесплодные пустыни. Казалось, цепь последствий катаклизма не будет иметь конца.

Ударная волна, возникшая при взрыве мощностью в миллионы водородных бомб, пронизала земную кору вплоть до центрального ядра. С тяжелым рокотом, перерастающим в несмолкающий громовой гул, закачались горы, словно деревья на ветру, щедро сбрасывая со склонов камнепады и лавины, вздыбились пустыни и прерии. Обширные пласты земной коры стремительно смещались подобно аккуратно снятой хирургическим скальпелем и приложенной обратно на место апельсиновой кожуре. Казалось, неразрывное сцепление между ними внезапно исчезло и они заскользили в разные стороны, словно подталкиваемые незримой рукой разыгравшегося великана.

Целые континенты перемещались на огромные расстояния. Невысокие холмы в одночасье вырастали до заоблачных горных вершин. Дно Тихого океана вздымалось чудовищными землетрясениями, увлекающими в бездну острова и архипелаги и выносящими на поверхность новые клочки суши им на смену. Антарктида, находившаяся в те времена на западе от нынешнего побережья Чили, переместилась на две тысячи миль к югу и быстро покрылась постоянно растущей коркой льда. Огромное ледяное поле, сковывавшее воды Индийского океана у западных берегов Австралии, оказалось в умеренной зоне и растаяло. То же самое случилось с ледяным покровом Северного полюса, прежде лежавшего на территории современной Канады, а сам полюс сместился в открытое море и вскоре опять нарастил себе утерянную ледяную шапку.

Разрушения продолжались, не щадя никого и ничего. Вода и суша корчились в нескончаемых судорогах, порождая катаклизм за катаклизмом, и невозможно было представить, что эта дьявольская свистопляска когда-нибудь прекратится. Спонтанное таяние морских ледяных полей и континентальных ледников, внезапно оказавшихся в экваториальной зоне и тропиках, вызвало подъем уровня моря на четыреста футов. Океан снова перешел в наступление, затопляя уже опустошенные гигантскими приливными волнами земли. За один день исчез перешеек, соединявший Великобританию с Европой. Она превратилась в остров, а на границе Азии и Африки, где простиралась необъятная пустыня, возник огромный залив, позднее названный Персидским. Нил, величаво струивший свои воды по широкой плодородной долине к великому океану, омывающему Черный континент с запада, повернул на девяносто градусов и устремился на север, где на месте разлома геологических платформ появилось Средиземное море. Так завершился последний великий ледниковый период, оказавшийся много короче предыдущих и закончившийся едва ли не в мгновение ока – если считать по геологическиммеркам.

Внезапное насильственное изменение очертаний береговой линии Мирового океана и направления господствующих течений привело к смещению полюсов и нарушению баланса вращения нашей планеты. Земная ось на некоторое время отклонилась на целых два градуса. Моря и океаны, состоящие из аморфной жидкости, вошли в новый режим функционирования за каких-то три оборота Земли. А куда более инертные континентальные массивы не смогли приспособиться столь же быстро, и разрушительные землетрясения продолжали терзать многострадальную сушу еще многие месяцы.

Жестокие шторма, сопровождаемые пылевыми бурями, свирепствовали над землей, разрывая в клочья и обращая в прах все, что еще уцелело, и так продолжалось восемнадцать лет, пока полюса не перестали колебаться, а ось вращения планеты не вернулась в первоначальное положение. С течением времени уровень моря стабилизировался, бушующие ураганы утратили прежнюю ярость, и обозначились природно-климатические зоны, соответствующие изменившимся реалиям. Постепенно эти изменения закрепились. Возросла продолжительность дней и ночей, а количество суток в году, наоборот, уменьшилось. Не избежал потрясений и магнитный полюс Земли, сдвинувшись на сотню миль к северо-западу.

Десятки, если не сотни тысяч видов животных и рыб были уничтожены в первые же часы после катастрофы. В обеих Америках вымерли одногорбый верблюд, мамонт, лошадь ледникового периода и гигантский ленивец. Не стало саблезубого тигра и огромных птиц с двадцатифутовым размахом крыльев, и еще множества других зверей и пернатых, чей вес превышал сотню фунтов. Почти все они сгорели в лесных и степных пожарах или задохнулись в дыму и вулканических газах.

Не избегла апокалипсиса и наземная флора. Растения, чудом уцелевшие в мировом пожаре, сгинули чуть позже от нехватки солнечного света. Та же участь постигла большую часть морских водорослей. В общей сложности Земля лишилась более восьмидесяти пяти процентов своей биомассы, уничтоженной наводнениями, огнем, бурями, лавинами, отравленной атмосферой и последовавшим за всем этим голодом.

Сообщества людей, многие из которых достигли высочайшего уровня развития, совокупно с другими культурами, также стоявшими на пороге золотого века, были стерты с лица планеты в первые страшные сутки. Миллионы людей погибли ужасной смертью. Ни малейшего следа не сохранилось от процветающих цивилизаций, а жалкой горстке уцелевших остались лишь смутные воспоминания о прошлом. Словно крышка гроба необратимо захлопнулась над стремительно прогрессирующим человечеством, преодолевшим всего за десять тысяч лет путь от живших первобытными общинами кроманьонцев до царей, архитекторов, строителей, художников и воинов. Морские глубины стали братской могилой для сотен уникальных древних культур и бренных останков создавших их людей. Сохранились лишь единичные образцы и фрагменты случайно уцелевших предметов. В считанные часы бесследно исчезли огромные города, и целые нации прекратили свое существование. Невиданный по масштабам катаклизм не оставил камня на камне от достижений безжалостно остановленной на пике развития человеческой цивилизации.

Подавляющее большинство из ничтожной горстки переживших апокалипсис людей жили высоко в горах, где было проще найти убежище от разыгравшихся стихий в глубоких пещерах и защищенных от бурь долинах. В отличие от основной массы людей, достигших в своем развитии бронзового века и предпочитавших селиться по плодородным низменным берегам рек и морей, горцы все еще пребывали на уровне первобытнообщинного строя, оставаясь кочевниками, охотниками и собирателями. Однако выжить посчастливилось именно им, тогда как все их неизмеримо дальше шагнувшие по пути прогресса собратья канули в Лету. Представьте на миг, что из человеческой истории вычеркнуты Леонардо да Винчи, Пикассо, Эйнштейн и все прочие гении и творцы минувших эпох, а нашей планетой безраздельно владеют кочевые племена невежественных варваров, и вы поймете всю глубину свершившейся трагедии. Нечто подобное, кстати, уже случалось после падения Римской империи, сопровождавшегося долгими столетиями средневекового мрака, косности и застоя. Но это произошло много позже и затронуло в основном только Европу, в то время как злополучная комета в один миг уничтожила почти все население и ввергла в первобытное состояние жалкие остатки выживших в катастрофе. Темные века неолита сгустились над гробницами высокоразвитой культуры исчезнувших цивилизаций и потекли неспешно, растянувшись более чем на два миллениума. Медленно, очень медленно выбиралось человечество из этой тьмы, ценой бесчисленных жертв и тяжких трудов начав насаждать первые ростки грядущей цивилизации в Месопотамии и Египте.

Лишь единицы из числа образованных, мыслящих и одаренных творческим талантом представителей населявших равнины и побережья народов сумели добраться до высокогорных регионов и выжить. Понимая, что все достижения их культуры безвозвратно погибли, они сознательно посвятили остаток своей жизни и жизнь своих потомков возведению таинственных сооружений из обработанных каменных глыб, многие из которых до сих пор поражают воображение своими циклопическими размерами и остаются загадкой для исследователей. Эти мегалиты и дольмены довольно часто встречаются в Европе и Азии, а также на островах Тихого океана и низменных равнинах обеих Америк. Хочется верить, что на протяжении столетий люди вершили свой добровольный труд в память о вселенской катастрофе, так безжалостно оборвавшей ставший почти мифическим еще при их жизни золотой век, и как предупреждение грядущим поколениям. Но минула еще тысяча лет, и наследники былых творцов, строителей и инженеров постепенно утратили память предков, ассимилировались с кочевыми племенами, и древняя раса, некогда создавшая общество высочайшей культуры, окончательно прекратила свое существование.

И спустя сотни лет после катастрофы люди страшились спускаться с гор и селиться в равнинной и прибрежной местности. Обладавшие техническими и инженерными познаниями народы строителей и мореплавателей исчезли с лица земли, принадлежавшие им секреты кораблестроения и навигации ушли вместе с ними, и лишь смутные намеки на былое величие сохранились в отголосках полузабытых легенд и изустных преданий. Оставалось только ждать и надеяться, что когда-нибудь в отдаленном будущем люди снова обретут утраченные навыки; владевших же ими предков почитали как богов.

Трудно представить, что все это опустошение, крушение цивилизации и гибель людей были вызваны куском загрязненного космического льда размером с провинциальный городишко где-нибудь в штате Айова. Слишком уж безжалостно и жестоко обошлась с Землей врезавшаяся в нее комета. Последний раз подобное потрясение планета пережила шестьдесят пять миллионов лет назад – тогда вымерли динозавры. И тысячелетия спустя после этой ужасной катастрофы люди продолжали считать кометы предвестницами грядущих бедствий. Появление в ночном небе хвостатых странниц служило объяснением любых напастей – войны и чумы, мора и глада.

Библейская легенда о Всемирном потопе и множество аналогичных преданий и мифов в фольклоре разных стран восходят к этой трагедии, постигшей нашу планету более девяти тысяч лет назад. Ее отголоски слышны в легендах ольмеков, ацтеков и майя (их древние цивилизации пали под натиском алчных конкистадоров), страшных сказках о затопившей землю Большой воде, передающихся из поколения в поколение у всех индейских племен Соединенных Штатов и Канады; и даже мифы таких, казалось бы, несхожих народов, как китайцы и полинезийцы, африканские аборигены и арабы, сходятся в одном – упоминании о катаклизме, почти поголовно истребившем их предков.

Но среди великого множества мифов, легенд, преданий и апокрифов особое место занимает загадочная история, поведанная нам великим Платоном. С тех пор сменилось не одно тысячелетие, а она по-прежнему будоражит воображение и порождает жгучее любопытство и желание во что бы то ни стало раскрыть тайну. Тайну исчезнувшего континента. Тайну Атлантиды.

КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК

30 сентября 1858 года.

Бухта Стефенсона, Антарктида

Роксана Мендер знала: остановиться означает погибнуть. Она была близка к полному изнеможению и заставляла себя двигаться только волевым усилием. И дело было не в температуре намного ниже нуля, а в ледяных клыках снежного шквала, с легкостью проникающих под одежду и впивающихся в кожу. Смертоносное дремотное оцепенение постепенно обволакивало сознание, лишая способности сопротивляться. Роксана шла медленно, одной ногой нащупывая дорогу, а затем подтягивая к ней вторую, но все равно то и дело спотыкалась на неровностях ледяного поля. Дыхание ее давно сделалось частым и прерывистым, как у альпиниста, пробивающегося к вершине гималайского восьмитысячника без кислородной маски.

На зрение рассчитывать не приходилось: ветер с бешеной злобой швырял пригоршни ледяной крупы в лицо, защищенное, помимо капюшона меховой парки, еще и толстым шерстяным шарфом. Хотя Роксана позволяла себе выглянуть, прищурившись, в крошечную щелку между его слоями не чаще раза в минуту, глаза ее покраснели и слезились. Особенная досада разобрала миссис Мендер, когда, взглянув вверх, она увидела над головой чистое голубое небо и ослепительно яркое солнце. Роксана знала, конечно, что подобное явление в Антарктике не редкость, но легче ей от этого не стало.

Роксане еще повезло: будь на ней европейская одежда, холод сковал бы ее тело в считанные минуты. К счастью, у нее было эскимосское снаряжение, приобретенное мужем во время одной из предыдущих китобойных экспедиций. Под паркой ее одеяние состояло из длинной рубахи и штанов до колен, а ноги плотно облегали мягкие сапожки мехом внутрь, которые полагалось натягивать наподобие чулок. Сама же парка оставалась свободной, что помогало циркуляции тепла и препятствовало скоплению влаги под одеждой. На парку пошли шкуры белых полярных волков, а штаны и рубаху сшили из оленьих шкур.

Роксану сейчас больше всего заботило, как бы не сломать ногу или руку в этой круговерти и избежать обморожения, если удастся выбраться из переделки живой и невредимой. За тело она не волновалась, а вот за лицо беспокоилась. Стоило ей почувствовать малейшие признаки онемения кожи щек или носа, как она тут же принималась энергично растирать пораженное место, чтобы восстановить циркуляцию крови. Этому правилу Роксана следовала неукоснительно – особенно после того, как обморозились забывшие об осторожности шестеро членов экипажа. Двое из них потеряли пальцы на ногах, а один лишился ушей.

Благодарение богу, порывы ветра начали слабеть, шквал утратил первоначальную свирепость, да и идти сразу стало намного легче, чем за тот час, когда она брела наугад, полностью утратив ориентацию. Зловещий вой вьюги в ушах затих, сменившись бодрым похрустыванием фирна под ногами. Когда немного прояснилось, Роксана обнаружила, что стоит у подножия холма высотой около пятнадцати футов. Как и все остальные торосы, он образовался при сжатии и нагромождении паковых ледяных полей, но, в отличие от других, выглядел более пологим и доступным. Опустившись на четвереньки, Роксана поползла вверх по гладкому склону, то и дело соскальзывая вниз и теряя по два фута из каждых трех преодоленных.

Этот штурм отнял у нее последние силы. Сама не зная и не помня, как ей удалось добраться до вершины, полумертвая от усталости Роксана растянулась ничком на гребне. Сердце ее бешено колотилось, тело налилось свинцовой тяжестью, и она никак не могла отдышаться. Она понятия не имела, сколько провалялась на льду, прежде чем пульс пришел в норму, а дыхание восстановилось, но радовалась уже тому, что хотя бы глаза отдыхают от ветра пополам с ледяной крупой. Немного придя в себя, Роксана в который раз прокляла себя за несусветную глупость, из-за которой и попала в такое дурацкое положение. Без часов она совершенно потеряла ориентацию во времени и даже не представляла, как долго отсутствовала на борту “Паловерде” – китобоя, которым командовал ее муж.

Почти полгода назад, когда судно затерло льдами, Роксана, чтобы разогнать скуку, стала совершать ежедневные прогулки, предусмотрительно держась в виду корабля. Матросы тоже за ней присматривали, так что неприятностей никто не ожидал. Вот и сегодня с утра небеса синели бездонной и прозрачной, как хрусталь, лазурью, и Роксана беззаботно устремилась на очередную экскурсию. Но стоило ей отойти от “Паловерде” на несколько сот футов, как налетел ветер, по льду закрутилась поземка, корпус и мачты китобоя в считанные мгновения скрыла непроглядная белая пелена, и миссис Мендер с ужасом обнаружила, что заблудилась и не знает, куда идти.

Большинство китобоев придерживаются вековой традиции не брать в промысловые рейсы женщин. Однако далеко не все их жены покорно соглашались сидеть дома в одиночестве по три-четыре года, пока муж в плавании. Роксану Мендер тоже не прельщала перспектива коротать тысячи тоскливых часов в разлуке с любимым. Она была сильной, выносливой и целеустремленной женщиной, хотя и миниатюрной – едва пяти футов ростом и меньше сотни фунтов весом. Живые карие глаза, привлекательная внешность, веселый и неприхотливый нрав снискали жене капитана всеобщую симпатию. Миссис Мендер легко переносила тяготы и скуку затяжных рейсов и никогда не жаловалась на морскую болезнь. В своей крошечной каютке она родила сына, которого назвала Сэмюэлом, да и сейчас была на третьем месяце беременности, хотя пока еще не поставила мужа в известность об ожидающемся прибавлении семейства. С командой она моментально нашла общий язык, нескольких матросов научила читать, безотказно писала письма женам и родственникам членов экипажа и с готовностью брала на себя обязанности сестры милосердия, если на борту появлялись больные или раненые.

“Паловерде” входил в состав китобойной флотилии, вышедшей на промысел из Сан-Франциско. Это было крепкое и надежное судно, сконструированное специально для охоты на китов в полярных водах. При длине сто тридцать два фута, ширине тридцать футов и осадке семнадцать футов “Паловерде” имел водоизмещение около трехсот тридцати тонн. Размеры его позволяли свободно принять в трюм большое количество китового жира и с достаточным комфортом разместить на борту многочисленный экипаж охотников и матросов на протяжении всего промыслового рейса, длящегося порой до трех лет. Киль, шпангоуты и бимсы изготовили из корабельных сосен, срубленных в горах Сьерра-Невады, а трехдюймовой толщины обшивку из того же материала дополнительно скрепили деревянными нагелями – толстыми дубовыми гвоздями.

Оснасткой судно напоминало трехмачтовый барк и радовало глаз моряка строгими, стремительными и одновременно изящными обводами. Обстановка и переборки кают и матросского кубрика были сделаны на заказ из вашингтонской ели. Особенно тщательно была отделана каюта капитана – главным образом, по настоянию его супруги, твердо решившей сопровождать мужа в длительных плаваниях. Созвучно названию судна, носовой фигурой служил резной барельеф, украшающий верхнюю часть бушприта и изображающий паловерде-кряжистое дерево, обильно произрастающее на юго-западе Североамериканского континента. Само же название опоясывало корму огромными позолоченными буквами, над которыми распростер крылья гигантский калифорнийский кондор, вырезанный в натуральную величину.

В отличие от коллег, командующих другими судами флотилии, Бредфорд Мендер направился не в исхоженные вдоль и поперек воды Берингова моря, а повел “Паловерде” на юг. Антарктические моря редко посещаются отважными китобоями Новой Англии, так что капитан не без оснований рассчитывал на неплохую добычу в этих нетронутых охотничьих угодьях.

Расчеты Мендера оправдались. Вскоре после пересечения Южного полярного круга удалось загарпунить шесть крупных китов, после чего “Паловерде” начал курсировать вдоль побережья Антарктиды. Море было свободно ото льдов, хотя судну зачастую приходилось сутками лавировать в лабиринте айсбергов. Но в последнюю неделю марта – первого месяца антарктической осени – море вдруг стало с невероятной быстротой замерзать и покрываться льдом, вскоре достигшим толщины в четыре фута. “Паловерде” еще мог бы успеть прорваться в открытые воды, но внезапно переменившийся ветер перерос в ревущий шторм, отбросивший судно обратно к берегу. Путь к спасению был отрезан, и экипажу во главе с капитаном осталось лишь наблюдать в бессильном отчаянии, как смыкаются вокруг судна превосходящие его по размеру льдины, словно загоняя в ловушку, из которой нет выхода.

Ветер неумолимо гнал к берегу как будто стиснутый в кулаке исполина “Паловерде”. Еще свободные от льдин участки воды замерзали буквально на глазах. Ценой героических усилий всего экипажа удалось поставить якоря на глубине шести морских саженей и на расстоянии менее двух миль от берега. Но уже через несколько часов корпус оказался зажат, как в тисках, меж двух ледяных полей, которые становились все толще, а вскоре и последние полыньи скрылись под белым саваном. “Паловерде” окончательно и бесповоротно затерло во льдах, и людям на борту не оставалось другого выхода, кроме как готовиться к вынужденной зимовке. А антарктическая зима между тем неуклонно приближалась: дни становились короче, ночи длиннее. Весеннего потепления, сулящего надежду выбраться в открытое море, предстояло дожидаться еще добрых семь месяцев.

Первым делом убрали, просушили, свернули и спрятали паруса. Затем подсчитали и распределили запасы провизии таким образом, чтобы растянуть их на всю долгую полярную зиму. Никто, правда, не знал, когда именно ждать начала весеннего таяния льдов, так что проведенная инвентаризация во многом была условной. Зато заброшенные в проруби тонкие лини с крючками принесли результат сверх ожидаемого, и вскоре в устроенный прямо на палубе ледник загрузили первые центнеры радующих ассортиментом рыбьих тушек. Альтернативным источником питания могли бы стать пингвины, бродившие по берегу, казалось, миллионными стаями; к сожалению, приготовленные из пингвиньего мяса блюда, несмотря на все старания кока, были отвратительны на вкус и стойко сохраняли неистребимый рыбный запах.

Из угрожающих зимовщикам опасностей главными были жуткие холода и возможные неожиданные подвижки ледовых полей. Первая проблема оказалась вполне решаемой: благодаря успешной охоте в трюме скопилось более сотни баррелей китового жира; этих запасов горючего с лихвой хватало для обогрева и приготовления пиши в течение самых студеных месяцев.

Окружающие судно льды пока не давали повода для беспокойства, однако Мендер их внешней неподвижности не доверял, по опыту зная, что рано или поздно паковый лед непременно начнет тороситься. Если это произойдет в непосредственной близости от “Паловерде”, бимсы, шпангоуты и – трехдюймовую обшивку корпуса сплющит и разнесет в щепки с той же легкостью, как если бы они были сделаны из картона. Не радовала капитана и мысль о том, что с потерей судна его жена и ребенок будут обречены влачить полуголодное существование на этом негостеприимном берегу в надежде на появление какого-нибудь корабля, прекрасно сознавая при этом, что вероятность такого события в лучшем случае составляет один шанс из тысячи.

Еще одной причиной капитанских забот была угроза цинги. У семерых членов экипажа уже появились первые признаки этой страшной болезни. Хорошо хоть насекомые и крысы, в отличие от людей, так и не смогли приспособиться и с наступлением сильных холодов поголовно вымерли. Немало хлопот доставляла Мендеру борьба с унынием и апатией, поразившими многих членов экипажа китобоя. Долгие ночи Антарктики, опостылевшая монотонность ежедневной рутины, мороз и леденящий ветер навевали на людей тоску и лишали воли к жизни и смысла существования. С мрачными настроениями капитан управлялся по своему разумению, заставляя подчиненных трудиться до изнеможения и изобретая бесполезные подчас задания – лишь бы не давать расслабиться их умам и мышцам.

А по вечерам Мендер усаживался за письменный стол у себя в каюте и в который уже раз принимался просчитывать их шансы на выживание. Но сколько ни прикидывал он возможные варианты, результат в конечном итоге получался отнюдь не утешительным. По всему выходило, что вероятность убраться отсюда с наступлением весны целыми и невредимыми практически равнялась нулю.

Снежный шквал прекратился также внезапно, как налетел. В голубом небе снова засияло солнце. Щуря глаза, чтобы уберечь их от нестерпимого блеска льдов, Роксана вдруг заметила собственную тень под ногами и обрадовалась, как будто встретила дорогого друга. На миг она даже забыла об окружающей ее бескрайней ледяной пустыне, но быстро опомнилась, обвела взглядом горизонт и с упавшим сердцем обнаружила, что “Паловерде” находится в целых полутора милях от нее. Кажущийся угольно-черным на фоне ослепительно белых полей корпус был наполовину скрыт торосами, но на гафеле грот-мачты лениво колыхалось под слабым дыханием бриза большое полотнище американского флага. Миссис Мендер сразу догадалась, что его подняли по распоряжению встревоженного ее долгим отсутствием супруга в качестве маяка. С трудом верилось, что ее так далеко занесло. Еще не до конца пришедшей в себя Роксане почему-то казалось, что она все это время блуждала по кругу, оставаясь в сравнительной близости от судна.

Приглядевшись повнимательней, она заметила на поверхности ледового поля движущиеся врассыпную крошечные точки и поняла, что это люди, вышедшие на ее поиски. Она уже собиралась выпрямиться во весь рост и замахать руками, чтобы привлечь их внимание, как вдруг увидела нечто совершенно неожиданное: чужие корабельные мачты в узком треугольном просвете между двумя смерзшимися торосами у самой береговой линии.

Три мачты со свернутыми на реях парусами, бушприт, высокий ют, такелаж – все выглядело целым и непострадавшим. Поскольку ветер практически стих, Роксана с облегчением освободила лицо и глаза от шарфа и тут же определила, что кромка ледяного покрова приходится чуть ли не вровень с бортами неизвестного судна. Отец миссис Мендер служил помощником и капитаном на чайных клиперах, ходивших в Китай, и она еще девчонкой научилась безошибочно разбираться в конструкции, парусном снаряжении и назначении тысяч кораблей, ежегодно заходящих в бостонскую гавань. Но такую оснастку, как у этого буквально закованного в лед судна, она видела лишь однажды – да и то на картине, висевшей в гостиной дома ее деда.

Корабль-призрак был стар, очень стар. Закругленная кормовая надстройка с несколькими ярусами галерей возвышалась надо льдом, безразлично пялясь на залитое солнцем пространство тусклыми глазницами иллюминаторов. Узкий корпус с глубокой осадкой был добрых ста сорока футов длиной и не меньше тридцати пяти шириной в области шкафута. Как будто брат-близнец того трехмачтового красавца, что был изображен на старом полотне. Это был восьмисоттонный британский “индиамэн” – торгово-транспортное судно Ост-Индской компании конца восемнадцатого столетия.

С трудом оторвавшись от этого удивительного зрелища, Роксана замахала над головой шарфом, одновременно подпрыгивая на месте. Кто-то из спасательной команды заметил ее телодвижения и обратил на них внимание остальных. Люди быстро собрались вместе и со всех ног устремились к ней. Капитан бежал первым, далеко обогнав основную группу. Не прошло и двадцати минут, как с полдюжины бородатых мужчин обступили Роксану со всех сторон, шумно выражая свой восторг по поводу ее благополучного избавления. С несвойственной ему эмоциональностью Мендер по-медвежьи сгреб жену в объятия и осыпал ее лицо и губы страстными поцелуями. Обычно суровый и сдержанный морской волк плакал от счастья, не стесняясь слез, замерзающих у него на щеках, не успевая скатиться в снег.

– Благодарю тебя, Господи! – бессвязно восклицал он. – Рокси! Моя Рокси! Я уж думал, тебя больше нет. Воистину чудо, что ты осталась жива!

Бредфорду Мендеру недавно исполнилось тридцать шесть лет, из которых последние восемь он командовал разными китобойными судами. Этот выход на морской промысел, закончившийся вынужденной зимовкой во льдах Антарктиды, стал десятым в его карьере. Стойкий, находчивый, бесстрашный и предприимчивый уроженец Новой Англии, Мендер был крупным, представительным мужчиной шести футов ростом и весом почти в двести двадцать пять фунтов. У капитана “Паловерде” были проницательные глаза цвета морской лазури, иссиня-черные и жесткие, как у индейца, волосы и пышная, окладистая борода от ушей до подбородка. Суровый и требовательный, он всегда обращался справедливо с охотниками и матросами, а если и возникал конфликт с кем-либо из членов экипажа, старался разрешить его разумно и честно. Превосходный китобой и мореплаватель, Мендер отличался также и редкостной деловой хваткой – он был не только капитаном судна, но и его владельцем.

– Как хорошо, что ты настоял, милый, чтобы я всегда выходила в эскимосской одежде, которую ты мне подарил, – прошептала Роксана, прижимаясь к груди мужа. – Если бы не она, я давно превратилась бы в ледышку!

– Вы слышали, парни? – обратился капитан к ухмыляющимся матросам. – Давайте-ка побыстрее доставим миссис Мендер на борт и зальем в нее побольше горячего супа и еще кое-чего горячительного. Мне жена нужна, а не ледышка!

– Нет-нет, подождите! – спохватилась Роксана, вспомнив о своей находке. – Вон там, видите? Чужое судно в промежутке между двумя торосами.

Все, как по команде, повернулись в ту сторону, куда указывала ее рука.

– Это “индиамэн”, английский торговый транспорт. Я узнала его по картине, которая висит в доме моего деда в Бостоне. Похоже, команда его покинула.

Мендер, прищурившись, уставился на призрачно-белые под толстым слоем снега и инея мачты, вздымающиеся из своей ледовой гробницы подобно костлявым рукам скелета.

– А ведь ты права, Рокси, – задумчиво кивнул он. – Полагаю, этому купцу лет сто или около того. Конец прошлого века, если не середина. Таких уже очень давно не строят.

– Я бы предложил его обследовать, капитан, – высказался первый помощник “Паловерде” Натан Биглоу. – Там может оказаться провизия, которая поможет нам дотянуть до весны.

– Той провизии уже лет восемьдесят, а то и больше, – с сомнением покачал головой Мендер.

– Да что ей сделается на холоде?! – вмешалась Роксана. Бредфорд с нежностью посмотрел на нее:

– Хоть и туго тебе пришлось, дорогая женушка, а головка твоя по-прежнему работает отменно. Ну что ж, наведаемся в гости к Джону Булю. А ты ступай греться. Кто-нибудь из парней проводит тебя на “Паловерде”.

– Ну уж нет, дорогой муженек! – в тон ему решительно отказалась Роксана; от перспективы очутиться на борту таинственного судна кровь быстрее забурлила в жилах, на щеках заиграл румянец, усталости как не бывало. – Я его первой заметила и ни за что не соглашусь остаться на бобах!

Не успел Мендер возразить, как она решительно плюхнулась задом в снег, лихо съехала вниз по пологому склону тороса на лед, вскочила на ноги, быстро отряхнулась и бодрым шагом направилась в сторону вмерзшего в лед “индиамэна”.

Мендер обменялся взглядами с командой, пожал плечами и философски заметил:

– Самое бесполезное дело на свете – спорить с женщиной, которой овладело любопытство.

– Покинутое экипажем судно... – пробормотал Биглоу. – Очень жаль, что его так сильно зажало, – мы могли бы отвести его домой и потребовать премию за спасение.

– Слишком уж древняя посудина, – откликнулся Мендер. – Вряд ли за нее много отвалят.

– Эй, мужчины, вы что, так и собираетесь прохлаждаться и заниматься болтовней? – насмешливо крикнула снизу обернувшаяся к ним Роксана. – Давайте быстрее за мной, пока снова не заштормило.

Льдины громоздились у самого фальшборта затертого судна, что значительно облегчало доступ. Перебравшись с планшира через орудийные порты на верхнюю палубу, Роксана, ее муж и остальные моряки очутились на покрытом тонкой ледяной коркой квартердеке.

Мендер огляделся вокруг и в недоумении покачал головой:

– Просто удивительно, как это его не расплющило льдами за столько лет?!

– Вот уж не думал, что когда-нибудь ступлю на палубу британского “индиамэна”! – потрясение прошептал один из матросов с восторженным блеском в глазах. – Тем более такого, который спустили на воду, когда мой дед еще не родился.

– Солидное водоизмещение, – неторопливо заговорил Мендер. – Тонн девятьсот, на мой взгляд. И размеры приличные: сто пятьдесят футов в длину, сорок в ширину.

Построенный и оснащенный на верфях Темзы, “индиамэн” – рабочая лошадка британского торгового флота восемнадцатого столетия – был своего рода гибридом между крупнотоннажным транспортным судном и военным кораблем. В основном он предназначался для перевозки грузов, но в те далекие времена пиратов и каперов Ост-Индская компания вооружала свои суда двадцатью восемью восемнадцатифунтовыми пушками. Вдобавок помимо объемистых трюмов на них имелись и пассажирские каюты, предназначенные, как правило, для доставки из Англии в Индию и обратно высокопоставленных служащих самой компании, а также военных и правительственных чиновников высшего ранга. Рангоут, такелаж и все остальное на борту, окутанное, словно защитной пленкой, тонким полупрозрачным слоем льда, было в полной сохранности, как будто в ожидании исчезнувшего экипажа. Безмолвно застывшие у закрытых портов массивные стволы тяжелых орудий, надежно принайтованные к шлюпбалкам спасательные шлюпки, тщательно задраенные люки...

И в то же время ощущалась в этом безукоризненном порядке какая-то необъяснимая жуть, навязчиво внушающая мысль о незримом присутствии неких потусторонних сил. Сбившимися в кучку людьми внезапно овладел беспричинный страх – как будто где-то внизу, под ногами, в глубине самого дальнего трюма затаилась в ожидании новых жертв какая-то дьявольская тварь. Моряки – народ суеверный, и кроме Роксаны, охваченной прямо-таки юношеским энтузиазмом, среди них не нашлось никого, кто не испытывал бы в тот момент мрачных предчувствий. Все подавленно молчали.

– Странно, – проронил наконец Биглоу. – Все выглядит так, будто экипаж покинул судно раньше, чем его затерло во льдах.

– Едва ли, – возразил Мендер. – Сам посуди: спасательные шлюпки все на местах.

– Ну тогда одному богу известно, что мы обнаружим на нижних палубах, – уныло покачал головой помощник.

– Так пошли и посмотрим! – задорно предложила Роксана.

– Без тебя, моя дорогая. Думаю, тебе лучше остаться здесь. Миссис Мендер смерила мужа испепеляющим взглядом и упрямо вздернула подбородок:

– А я отказываюсь торчать тут одна на палубе! Вдруг мне привидение явится?!

– Если здесь и водятся привидения, мэм, – с невольной улыбкой заметил Биглоу, – то исключительно в замороженном виде.

Мендер начал распоряжаться:

– Разделимся на две поисковые группы. Мистер Биглоу, возьмите трех человек и обследуйте кубрики и трюмы. А мы пока осмотрим кормовые каюты пассажиров и офицеров.

– Так точно, сэр! – по-военному козырнул помощник.

Возле ведущей в кормовую часть двери образовалась небольшая гора из льда и снега, поэтому Мендер, Роксана и двое матросов поднялись на гакаборт, рассчитывая проникнуть внутрь через световой люк. Мужчины совместными усилиями оторвали примерзшую крышку и отвалили ее в сторону. Внизу царил мрак. Капитан первым начал спускаться по трапу, Роксана следом за ним. Преодолев с дюжину ступенек, они очутились в темном коридоре. Миссис Мендер, чтобы не потеряться, ухватилась за хлястик на бушлате мужа. Ее обычно бледное лицо в предвкушении удивительных открытий разрумянилось от возбуждения. Бедняжка и не подозревала, какой замороженный кошмар предстанет перед ее глазами через несколько минут.

На заиндевевшем коврике у двери в капитанскую каюту свернулась клубком крупная немецкая овчарка. Роксане показалось сначала, что собака спит. Но Мендер ткнул ее в бок носком сапога и по звуку сразу определил, что перед ними насквозь промерзший труп.

– Все равно что окаменела, – проворчал он. – Твердая как скала.

– Бедная собачка, – с грустью прошептала Роксана. Мендер в нерешительности остановился перед закрытой дверью.

– Даже подумать страшно, что мы можем там найти, – честно признался он.

– Да нет там ничего, сэр, – заметно нервничая, отозвался один из матросов. – Я думаю, они наверняка оставили судно и подались на север, вдоль побережья.

Роксана с сомнением покачала головой:

– Что-то не верится. Не могу представить, чтобы такого красивого пса бросили подыхать в одиночестве.

Мужчины выбили дверь в капитанскую каюту и замерли на пороге. Красивая молодая женщина в пышном наряде, модном во второй половине восемнадцатого столетия, сидела в кожаном кресле, обратив взгляд полных неизбывной печали темных глаз на дитя в колыбели. Очевидно, она так и замерзла здесь, скорбя об утрате своего ребенка. На коленях у женщины лежала раскрытая на псалмах Библия.

У нечаянных зрителей этой трагической картины перехватило горло, а на глаза сами собой навернулись слезы. Исследовательский азарт Роксаны мигом испарился, сменившись душевной болью. Люди стояли молча, боясь неосторожным словом нарушить тишину склепа, в который превратилась каюта. Их присутствие выдавали только клубы пара от дыхания, расплывающиеся вокруг туманным облачком.

Мендер повернулся и прошел в смежное помещение, где обнаружил мертвого мужчину – по всей видимости, капитана судна и супруга найденной в соседней каюте дамы. Мертвец сидел за письменным столом, откинувшись на спинку кресла. Рыжие волосы покрыты льдом и инеем, лицо белее мела. В правой руке, покоящейся на подлокотнике, зажато гусиное перо. На столе исписанный аккуратным почерком лист бумаги. Мендер смахнул с него иней и прочел:

26 августа 1779 года

Уже пять месяцев мы заперты в этом богом проклятом месте, после того как шторм унес нас далеко к югу от нашего курса. Продовольствие кончилось. Уже десять дней никто ничего не ел. Почти все пассажиры и члены команды мертвы. Наша маленькая дочурка умерла вчера, моя бедная жена скончалась час назад. Просьба к тому, кто найдет наши тела, при первой возможности известить директоров торговой компании “Скайлар Крофт Трейдинг” в Ливерпуле о нашей судьбе. Конец уже близок; скоро и я воссоединюсь с моими любимыми женой и дочерью.

Ли Хант, капитан “Мадраса”

Рядом на столе лежал бортовой журнал “Мадраса” в кожаном переплете. Мендер аккуратно отделил от деревянной столешницы примерзшую заднюю обложку, сунул тяжелую книгу под бушлат, на цыпочках вышел из каюты и бесшумно прикрыл за собой дверь.

– Что там? – спросила Роксана.

– Тело капитана.

– Боже, как все это ужасно!

– Боюсь, дорогая, это еще только цветочки.

Слова его, увы, оказались пророческими. Разделившись попарно, они двинулись дальше от каюты к каюте. Самые роскошные пассажирские апартаменты размещались в кормовой надстройке под полуютом, образуя настоящий дворец с галереями, залами и множеством помещений разной величины. По правилам Компании, пассажиры оплачивали только проезд в пустой каюте, которую должны были меблировать сами – в зависимости от вкуса и толщины кошелька. Диваны, кровати, кресла и прочие предметы обстановки крепились к палубе на случай сильного волнения на море. Богатые клиенты часто прихватывали с собой секретеры, книжные шкафы и даже музыкальные инструменты, в том числе пианино и арфы.

Всего в этой части судна китобои с “Паловерде” нашли около тридцати тел в самых разных позах. Одни умерли сидя, другие в постели, третьи просто лежа на палубе – вытянувшись во весь рост или свернувшись клубком. Причем все до единого выглядели так, как будто отошли не в мир иной, а всего лишь заснули.

Особенно действовал на Роксану вид тех мертвецов, чьи глаза оставались открытыми. Выделяющаяся на фоне матовой белизны лиц цветовая гамма радужных оболочек вызывала жуткое ощущение. Ее буквально передернуло, когда один из матросов случайно задел волосы мертвой женщины, и те с сухим треском обломились, как пучок тонкого хвороста.

Но самое кошмарное зрелище ожидало их в кают-компании. Расположенный под штурманской рубкой и капитанской каютой огромный зал, отделкой и обстановкой не уступающий бальному, сейчас больше походил на морг после крушения поезда. На полу, на диванах, в креслах лежали десятки мертвецов, в основном мужчины, многие в форме старших офицеров британской армии. Примерно та же картина наблюдалась в находящемся палубой ниже отделении для пассажиров третьего класса. Только здесь замерзшие трупы несчастных мирно покачивались в подвесных койках, натянутых над грудами запасных снастей и сундуками с багажом.

Лица почти всех умерших на борту “Мадраса” выражали спокойствие и умиротворение. Не было заметно ни малейших признаков хаоса или насилия. Все на своих местах, все вещи и товары аккуратно уложены и закреплены. Если бы не предсмертная записка капитана Ханта, можно было подумать, что время для этих людей просто остановилось, и они расстались с жизнью так же естественно, как ходили или дышали. Зрелище, представшее Мендерам и их спутникам, не было ни отвратительным, ни ужасающим и воспринималось, скорее, как результат несчастного случая, хотя и огромного масштаба. Эти люди погибли семьдесят девять лет назад, и мир забыл об их существовании. Даже среди тех, кто думал о них, поминал и оплакивал, почти никого уже не осталось на свете.

– Одного я не могу понять, – призналась Роксана. – Как же все-таки они умерли?

– Обыкновенно, – пожал плечами Бредфорд. – Кто-то от голода, остальные от холода.

– Но они же могли ловить рыбу в проруби, как мы, стрелять пингвинов, на худой конец, и обогреваться, сжигая какие-то деревянные детали оснастки и обшивки.

– В посмертной записке капитана Ханта говорится, что “Мадрас” отнесло штормом далеко к югу от первоначального курса. Я предполагаю, что их затерло льдами значительно дальше от берега, чем нас, и капитан, рассчитывая рано или поздно снова выбраться на открытую воду и следуя общепринятым в практике мореплавания того времени правилам, запретил разжигать огонь на борту во избежание пожара. А потом кончилась провизия, и люди слишком ослабели, чтобы предпринять какие-либо активные действия.

– И они умерли один за другим...

– Да. А когда пришла весна и лед растаял, судно не вынесло в Тихий океан, а противными ветрами прижало к берегу, где оно с тех пор и покоится.

– Думаю, вы правы, капитан, – согласился первый помощник Биглоу, присоединившийся к супругам после обследования носовой части. – Судя по их одежде, бедняги никак не рассчитывали на зимовку в полярных водах. Все носильные вещи предназначены исключительно для тропиков. Очевидно, “Мадрас” шел из Индии в Англию.

– Какая страшная трагедия, – вздохнула Роксана. – И некому было прийти на помощь этим несчастным!

– Кроме Провидения, – чуть слышно пробормотал себе под нос Мендер, а вслух спросил, обернувшись к Биглоу: – Что обнаружили в трюме?

– Ни золота, ни серебра я не нашел, сэр. В основном чай и китайский фарфор в прочных деревянных ящиках. Немного шелка в кипах, ротанг разных видов, пряности и камфорное дерево. Ах да, еще я наткнулся на запертую кладовую прямо под каютой капитана. Кто-то хорошо постарался: дверь окована тяжелыми цепями и замок неподъемный.

– Вы ее осмотрели? – быстро спросил Мендер.

– Нет, сэр. Я прикинул, что при осмотре полагалось бы ваше присутствие. Мои парни сейчас как раз трудятся над цепями.

– А вдруг там сокровища? – с замиранием в голосе проговорила Роксана, и на ее щеках снова заалел румянец.

– Скоро узнаем, дорогая, – улыбнулся Мендер, – Мистер Биглоу, будьте любезны проводить нас.

Ведомые первым помощником, они спустились по трапу палубой ниже. Напротив кладовой темнела махина восемнадцатифунтового орудия, уткнувшегося жерлом в обледеневшие створки порта. Двое матросов из экипажа “Паловерде” сбивали тяжелый замок, соединявший прикрученные к двери массивными болтами цепи. С помощью кувалды и зубила, найденных в плотницкой, они вгрызались в толстенную дужку замка, пока та не поддалась их усилиям. Сбив несколькими ударами лед с примерзшего засова, они отодвинули его и распахнули дверь.

Тусклый свет проникал в кладовую через крошечный иллюминатор на уровне фальшборта. От переборки до переборки громоздились деревянные ящики, сундуки, большие плетеные корзины и короба, причем настолько разнокалиберные, что определить хотя бы приблизительно характер их содержимого по внешнему виду не представлялось возможным. Мендер подошел к самому большому контейнеру и не без усилий приподнял тяжелую крышку.

– Сдается мне, все это хозяйство никогда не входило в опись товаров, погруженных на борт в Индии, – заметил он вполголоса. – Такое впечатление, будто сколачивали и загружали эти короба и ящики наспех, уже по ходу рейса, после чего капитан счел необходимым поместить их под замок.

– Бредфорд, ну сколько можно?! – взмолилась Роксана, сгорающая от любопытства. – Открывайте скорее, не то я сейчас взорвусь!

Матросы остались снаружи, а Мендер с Биглоу принялись один за другим вскрывать ящики и исследовать их содержимое. Никто не замечал жгучего холода. Всех согревало лихорадочное предвкушение находки бесценных сокровищ – золота и драгоценностей. Но стоило Мендеру извлечь по нескольку образцов из разных контейнеров, как все надежды в одночасье стать миллионерами рассыпались в прах.

– Медная, – разочарованно констатировал он, передавая изящно отлитую урну жене, которая тут же поднесла ее к иллюминатору, чтобы получше рассмотреть. – Правда, красивая, ничего не скажешь. Должно быть, греческая или римская, хотя в антиквариате я не очень-то разбираюсь.

Биглоу тоже достал с полдюжины предметов. В основном это были медные и керамические скульптурные изображения странного вида животных с бусинами черного опала вместо глаз.

– Они прекрасны! – восторженно прошептала Роксана, откровенно любуясь безупречными линиями статуэток и отливок. – В жизни не видела ничего подобного. Просто сказка какая-то.

– Да, необычные фигурки, – согласился Мендер.

– Как вы думаете, сэр, они чего-нибудь стоят? –спросил Биглоу.

– Для коллекционера или музея – может быть, – подумав немного, ответил Мендер. – Но я серьезно сомневаюсь, чтобы мы на них разбогатели. – Он вдруг замолчал, нагнулся и вынул из стоящего чуть в стороне от остальных короба абсолютно черный человеческий череп в натуральную величину. – Господи, а это еще что такое?!

– Да, жутковатая вещичка, – проворчал Биглоу.

– Как будто сам Сатана его вырезал! – дрожащим голосом пробормотал один из матросов, перекрестившись на всякий случай.

Роксана, никогда не бывшая суеверной, хладнокровно отобрала череп у мужа и с нескрываемым интересом заглянула в пустые глазницы.

– Похоже на черное стекло. Гладенький, ни единой шероховатости. Ой, смотрите, у него в зубах голова дракона!

– Думаю, это скорее вулканический обсидиан, – заметил Мендер, – но я не представляю, как можно вырезать из...

Его прервал громкий треск. Снаружи что-то натужно заскрежетало, и пробивавшийся сквозь иллюминатор дневной свет померк. Остававшийся на верхней палубе матрос вихрем слетел по трапу и бросился к ним, крича на бегу:

– Сэр, надо уходить! Там лед трескается, и вода выступает целыми озерами. Если не поторопимся, можем застрять тут навсегда!

Мендер не стал терять времени на расспросы.

– Возвращаемся на “Паловерде”! Живо!

Роксана обернула череп шарфом и сунула под мышку.

– Сейчас не до сувениров! – прикрикнул на жену Мендер, но та хладнокровно пропустила его слова мимо ушей и только крепче обхватила удивительную находку.

Мужчины, пропустив Роксану вперед и бесцеремонно подталкивая сзади, торопливо поднялись на верхнюю палубу и спрыгнули на лед. Вокруг творилось что-то невообразимое: неподвижное и устойчивое всего пару часов назад ледовое поле на глазах вспучивалось и расходилось широкими трещинами. Трещины моментально превращались в полыньи – фонтаном бьющая снизу морская вода захлестывала льдину, разливаясь вокруг бурлящими потоками. Никто и представить себе не мог, что лед способен таять с такой невероятной быстротой.

Мужчины и Роксана, обходя громоздящиеся льдины, местами образующие заломы высотой до сорока футов, и очертя голову перепрыгивая через еще не успевшие разойтись трещины, неслись так. будто за ними гонятся целые полчища демонов преисподней. Их бегство сопровождалось пушечным грохотом ломающихся и торосящихся льдов. Отход был изматывающе тяжел: даже на ровной поверхности ноги вязли на каждом шагу в шестидюймовой толщины снежном одеяле.

Снова поднялся ветер, только сейчас он был влажным и теплым – впервые за много месяцев, истекших с того рокового дня, когда “Паловерде” угодил в ледовый плен. Преодолев полторы мили, они едва не падали от изнеможения. Но до их ушей уже доносились подбадривающие голоса оставшихся на борту китобоя, и они из последних сил продолжали движение. Какая-то сотня ярдов отделяла беглецов от спасения, когда перед ними возникло новое, казалось бы, непреодолимое препятствие. Тонкая, почти незаметная трещина внезапно разошлась футов на двадцать и продолжала стремительно расширяться, увеличиваясь на фут за каждые тридцать секунд.

Мигом оценив затруднительное положение, в котором оказались капитан и его спутники, второй помощник “Паловерде” Эйса Найт приказал матросам спустить за борт китобойную шлюпку. Ее волоком потащили по льду к трещине, которая достигла уже почти тридцати футов. Люди были охвачены единым порывом выручить товарищей любой ценой. К тому моменту, когда им удалось наконец дотащить шлюпку до края трещины, Мендеры, Биглоу и пятеро матросов уже стояли по колено в заливающей лед воде.

Вельбот быстро столкнули в ледяную воду и в несколько мощных гребков подогнали к противоположному “берегу” – к вящему облегчению тех, кого отделяли от неминуемой гибели считанные минуты. Роксану погрузили первой, а ее муж, как и положено капитану, перебрался в шлюпку последним.

– Мы в неоплатном долгу перед вами, мистер Найт, – сказал Мендер, с чувством пожимая руку второго помощника. – Ваши решительные действия спасли нам жизнь. Особенно я благодарен вам за спасение жены.

– И ребенка, – добавила Роксана, высунув голову из одеяла, в которое завернули ее двое дюжих гребцов. Мендер в недоумении посмотрел на жену:

– Но наш сын на борту, и ему ничто не угрожало.

– Я не о Сэмюэле, – с трудом выговорила она, стуча зубами.

Капитан уставился на нее в упор:

– Уж не хочешь ли ты сказать, женщина, что снова в тягости?

– Третий месяц пошел, – смиренно потупившись, призналась Роксана.

Мендер был потрясен:

– И ты отправилась на берег в шторм, зная об этом?!

– Когда я уходила, никаким штормом и не пахло, – с улыбкой возразила Роксана.

– Подскажи, Господи, ну что мне с ней делать? – тяжко вздохнул капитан.

– Если желаете избавиться от миссис Мендер, сэр, – шутливо предложил Биглоу, – буду счастлив оказать вам услугу.

Мендер, хоть и продрог до костей, от души расхохотался и обнял жену, чуть не задушив в объятиях.

– Не искушайте меня, мистер Биглоу. Ох не искушайте!

Через полчаса переодевшаяся в сухое Роксана сидела на камбузе “Паловерде” и грелась у чугунной печки. А экипаж во главе с капитаном не теряя ни минуты занялся авральной подготовкой судна к отплытию. Свернутые паруса спешно извлекали из трюма и крепили на реи. И вот загремели в клюзах якорные цепи, гордо развернулись полотнища марселей, и сам Мендер встал за штурвал, твердой рукой выводя “Паловерде” по многочисленным протокам в обход массивных айсбергов в открытое море.

С честью выдержав вынужденное полугодовое пребывание у этих негостеприимных берегов и не потеряв ни единого человека, отважные китобои вырвались из ледового плена и направились домой, не преминув попутно пополнить бочки в трюме еще тысячью семьюстами баррелей ворвани и спермацета.

Обсидиановый череп – единственный трофей, который Роксана успела прихватить с “Мадраса”, – занял почетное место на каминной полке дома Мендеров в Сан-Франциско. Бредфорд Мендер должным образом списался с новыми владельцами компании “Скайлар Крофт Трейдинг”, сменившей к тому времени и название тоже, и отослал им бортовой журнал, указав координаты места на берегу моря Беллинсгаузена, где было найдено злополучное судно.

Увы, “Мадрасу”, этому таинственному и зловещему реликту прошлого с мертвецами на борту, суждено было еще очень и очень долго оставаться закованным во льдах. В 1862 году из Ливерпуля отправили экспедицию из двух кораблей с заданием снять груз с “Мадраса”, но ни один из них не вернулся. Оба пропали без вести в бескрайних ледяных просторах Антарктики.

Пройдет еще сто сорок четыре года, прежде чем на палубы бывшего “индиамэна” снова ступит нога человека.

Часть первая БЛИЖЕ К АДУ НЕ БЫВАЕТ

1 22 марта 2001 года Пандора, штат Колорадо

Гаснущие звезды в утреннем небе кажутся нарисованными на заднике театральной сцены, если смотреть на них с высоты в девять тысяч футов над уровнем моря. Но, когда Луис Маркес вышел на порог своего маленького деревянного домика, самый призрачный вид был у луны. Такого неестественного апельсинового ореола вокруг нее Луис никогда раньше не видел. Несколько секунд он разглядывал это странное явление и только потом направился через двор к своей машине – пикапу “Шевроле Шайенн” 1973 года выпуска.

В темноте натянув рабочий комбинезон, Луис выскользнул из дому тише мыши, чтобы не разбудить жену и дочек. Лайза накануне вечером предлагала встать вместе с мужем, чтобы приготовить ему завтрак и сандвичи на ланч, но он твердо заявил, что в четыре часа утра ковыряться на кухне, не зажигая света, может только душевнобольной.

В быту Маркесы никогда не стремились к роскоши и умели довольствоваться малым. Глава семейства собственными руками отремонтировал и перепланировал обветшавший коттеджик, построенный еще в 1882 году. Дети ходили в школу в ближайший городок Теллурид, а все, что Луис и Лайза не могли купить в магазинах этого быстро завоевывающего популярность горнолыжного курорта, приобреталось в ежемесячных поездках в Монтроз, расположенный в шестидесяти семи милях к северу.

Привычный утренний ритуал Луиса считался незавершенным до тех пор, пока он не насладится чашечкой кофе, одновременно разглядывая сверху окрестности Пандоры, ныне превратившейся в город-призрак. В потустороннем свете луны несколько десятков сохранившихся здании казались кладбищенскими надгробьями.

Когда в 1874 году в этих местах обнаружили золотоносные породы и волны старателей хлынули в долину Сан-Мигель, здесь возник город, которому дали название Пандора – в честь легендарной древнегреческой красотки с сундуком, полным даров весьма сомнительного свойства. Бостонские банки, скупив большую часть индивидуальных заявок, профинансировали разработку шахты и строительство крупной обогатительной фабрики в двух милях от еще более знаменитого шахтерского городка Теллурида.

Шахту назвали “Парадиз”, а Пандора вскоре получила официальный статус города с населением в двести человек и собственным почтовым отделением. Вдоль главной улицы тянулись аккуратно выкрашенные коттеджи с тщательно подстриженными и огороженными побеленным штакетником газонами. Хотя Пандора располагалась в высокогорной долине, откуда можно было выбраться только через узкое ущелье, между городом и остальным миром была налажена оживленная связь. Дорога к Теллуриду поддерживалась в идеальном состоянии, а “Южная железнодорожная компания Рио-Гранде” провела по дну каньона ветку-одноколейку, чтобы доставлять на шахту пассажиров и грузы и вывозить добытое золото в Денвер.

Кое-кто, однако, утверждал, что на шахте лежит проклятие. Добытое за несколько десятков лет эксплуатации золото на сумму более пятидесяти миллионов долларов было щедро оплачено жизнями и здоровьем шахтеров. Всего в сырых и плохо вентилируемых штольнях и забоях погибло двадцать восемь человек, причем четырнадцать из них в одной катастрофе, а еще около сотни изувечило на всю жизнь при просадках и обвалах.

Старожилы, покинувшие город и осевшие в Теллуриде, клялись, что в шахте до сих пор можно услышать шаги и жалобные стоны призрака одного из погибших. Подземные выработки тянулись на десятки миль, сетью крупноячеистых сот пронизывая крутые склоны величественного пика, вздымающегося в нежную лазурь колорадских небес на высоту почти 13 000 футов.

К 1931 году разработка истощившейся золотоносной породы сделалась нерентабельной. Шахта “Парадиз” закрылась и шестьдесят пять лет оставалась лишь воспоминанием и медленно затягивающимся шрамом, уродующим живописный ландшафт. Только в 1996 году забытые стволы и галереи снова услышали топот сапог и звон кирки.

Маркес перевел взгляд на горные вершины. Неделю назад закончилась четыре дня свирепствовавшая буря, и толщина покрова и без того заснеженных склонов возросла еще на четыре фута. С весенним потеплением снег стал рыхлым, как картофельное пюре. Приближался сезон лавин. Горнолыжников предупреждали об опасности и рекомендовали ни в коем случае не отклоняться в сторону от проложенных маршрутов и лыжных трасс. Впрочем, дому Маркеса и его семье ничто не угрожало – со дня основания Пандору еще никогда не накрывал снежный оползень, – а вот сам он сильно рисковал всякий раз, когда взбирался зимой на своем пикапчике по узкому обледеневшему серпантину и допоздна работал в одной из самых глубоких и отдаленных штолен заброшенной шахты. С каждым днем становилось все теплее, и сход лавины мог произойти в любое время.

За все проведенные в горах годы Маркес только однажды видел лавину. И это зрелище до конца жизни не изгладится из его памяти. Колоссальных размеров снежный ком с огромной скоростью скатывался по склону, окруженный искрящимся облаком, сметая с рокочущим громом на своем пути скалы и деревья.

Допив кофе, Луис нахлобучил видавшую виды защитную каску, сел за руль своего внедорожника и запустил двигатель. Дав ему пару минут прогреться, тронулся с места и осторожно повел машину по узкой немощеной дороге, ведущей к шахте. После недавней бури протекторы его автомобиля оставляли в снегу глубокие колеи, и Луис очень внимательно следил за дорогой, которая вскоре начала круто изгибаться вверх по спирали. Через пару минут с внешней стороны дороги показался обрыв, отвесно уходящий вниз на несколько сот футов. Если на этом отрезке серпантина занесет, спасателям долго потом придется выскребать по кусочкам искореженный труп из груды расплющенного железа.

Местные, не стесняясь, намекали, что у Маркеса проблемы с головой, а все из-за того, что он зачем-то приобрел права на старую шахту “Парадиз”. За глаза же, собираясь в салуне попить пивка, откровенно называли его старым маразматиком. “Ведь все золото, которое стоило извлекать из породы, добыто уже много лет назад!” – говорили они, в недоумении пожимая плечами. И ни одна живая душа на свете, кроме Лайзы и председателя правления скромного коммерческого банка в Теллуриде, не догадывалась о том, что Маркес благодаря этой покупке станет богатым человеком. Прибыль от шахты он расчетливо инвестировал в местную недвижимость, и когда начался горнолыжный бум, состояние его достигло почти двух миллионов долларов.

Золото Луиса не интересовало. Последние десять лет он занимался исключительно камнями. В Монтане, Неваде и Колорадо он рыскал по заброшенным золотым и серебряным рудникам, выискивая часто сопутствующие драгоценным металлам редкие минералы, ценимые ювелирами. В одном из штреков шахты “Парадиз” он наткнулся на мощную жилу розоватых кристаллов, пренебрежительно принятых старыми горняками за пустую породу. Наметанный глаз Маркеса сразу опознал в них родохрозит, очень красивый полудрагоценный камень, в природных условиях имеющий окраску от бледно-розовой до темно-вишневой.

Месторождения родохрозита встречаются во всех частях света, но довольно редки. Ювелирной обработке подвергаются, как правило, только мелкие экземпляры, а крупные природные кристаллы чистой воды весом от восемнадцати карат пользуются бешеным спросом среди коллекционеров. Камни, добытые в шахте “Парадиз”, отвечали самым строгим требованиям знатоков и ценителей. Маркес мог бы давно уйти на покой и провести остаток жизни в блаженном ничегонеделании, но решил повременить еще немного, пока не выработает жилу до конца.

Остановив свой старый потрепанный пикап у массивной и порядком проржавевшей железной двери, запертой аж на четыре навесных замка, Маркес вышел из кабины, достал ключи, каждый размером в мужскую ладонь, открыл замки и снял цепи. Двумя руками потянул на себя тяжелую створку. Лучи лунного света проникли в проем, вырвав из мрака наклонно уходящую вниз площадку и пару рельсов.

Войдя внутрь, Луис запустил движок, приводящий в действие большой переносной генератор, и повернул тумблер на распределительном щите. Ствол шахты внезапно озарился длинной гирляндой электрических лампочек, протянутой на сотни ярдов в глубь галереи. На рельсах Маркеса ждала вагонетка, привязанная тросом к лебедке. Вагонетку делали на века, и единственным признаком ее истинного возраста был бурый налет ржавчины на бортах.

Маркес влез в вагонетку и нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Лебедка зажужжала, стравливая трос, и вагонетка покатила по рельсам вниз, движимая одной лишь силой тяжести. Спуск под землю – занятие не для слабонервных или страдающих клаустрофобией. Толщина шахтного ствола едва превышала ширину вагонетки. Бревенчатые крепи, похожие на дверные рамы с толстенными стойками и перекладинами, располагались через каждые несколько футов, страхуя кровлю от обвала. Часть бревен прогнила, но большинство оставалось прочными и надежными, как и в тот день, когда их поставили здесь давно ушедшие горняки. Вагонетка быстро преодолела крутой спуск и остановилась на отметке 1200 футов глубины. Здесь было неуютно и сыро от постоянно сочащейся с кровли и убегающей журчащими струйками в темноту воды.

Прихватив рюкзак и пакет с ланчем, Маркес вылез из вагонетки и пошел к вертикальному стволу, ведущему к нижним отметкам шахты “Парадиз” до уровня 2200 футов. Начинавшиеся оттуда галереи и квершлаги веером расходились в разные стороны, пронизывая гранитную толщу, как спицы колеса. Если верить старым записям и картам подземных выработок, общая протяженность туннелей под Пандорой и вокруг нее превышала сто миль.

Луис бросил камешек в зияющую пустоту. Звук всплеска дошел до него через две секунды.

Вскоре после закрытия шахты и остановки насосов нижние уровни затопило. Постепенно уровень воды установился футов на пятнадцать ниже отметки 1200, где Маркес разрабатывал жилу родохрозита. Но во время таяния снегов и дождливых сезонов вода быстро поднималась, и Луис уже предвидел, что через несколько недель она достигнет верха старой шахты и главных штолен. И пока вода не схлынет до прежнего уровня, добычу придется приостановить.

Поэтому Маркес заранее настроился извлечь за оставшееся время столько драгоценных кристаллов, сколько успеет. К сожалению, использование современной техники в столь деликатной операции исключалось, и приходилось полагаться только на собственные руки, кирку и тачку, чтобы подвозить к вагонетке отбитые куски породы с вкраплениями друз родохрозита.

Шагая по туннелю, он то и дело обходил старые ржавеющие вагонетки и отбойные молотки, брошенные покинувшими выработку шахтерами после закрытия “Парадиза”. Сбыть ставшее ненужным оборудование владельцам было некуда, так как ближайшие шахты прекратили добычу примерно в то же время, и потому все это железо побросали прямо там, где последний раз им пользовались.

Пройдя семьдесят пять ярдов, Луис уперся в узкую расщелину, в которую с трудом мог протиснуться. Двадцатью футами дальше начиналась его заветная жила. Подвешенная на проволоке лампочка перегорела, и Маркес заменил ее на новую. Потом взял в руки кирку, примерился и начал вырубать из неподатливого гранита вкрапления кристаллов, чем-то напоминающих изюминки в сдобной булочке.

Намахавшись до второго пота, он решил немного передохнуть и тут же вспомнил об опасно нависшем над лазом в расщелину каменном козырьке. Козырек с виду казался прочным, но Маркес не хотел рисковать. Если тот все-таки сорвется во время работы, то ему из этой мышеловки нипочем не выбраться. Долбить его киркой было бы слишком долго и утомительно, так что оставалось только взорвать. С помощью переносного пневматического бура он просверлил в камне отверстие, засунул туда заряд динамита и подсоединил провода к ручному детонатору. Выйдя из расщелины и зайдя за поворот штольни, он нажал плунжер. Глухой удар потряс стены, эхом прокатившись по переходам; сразу вслед за ним послышался характерный шум обвала, и все вокруг заволокло облаком пыли.

Выждав несколько минут, пока не осядет пыль, Маркес, осторожно ступая, вернулся к месту взрыва. Козырька больше не существовало – он превратился в бесформенную каменную груду, частично перегородившую вход в расщелину. Подкатив поближе тачку, Маркес занялся уборкой, вывозя и выбрасывая обломки чуть дальше по ходу. Очистив проход, он поднял голову и бросил взгляд вверх, чтобы окончательно удостовериться в устранении угрозы обвала.

И с удивлением уставился в черный проем с неровными краями, непонятным образом появившийся в арке кровли прямо над жилой. Чтобы получше его рассмотреть, он направил в отверстие луч закрепленного на каске шахтерского фонаря. Внутри высветилось довольно объемистое пространство подозрительно правильной формы. Снедаемый внезапно вспыхнувшим любопытством, Маркес пробежался по штольне и где-то через полсотни ярдов увидел в куче брошенного оборудования то, что искал: ржавый покореженный пролет железного трапа длиной около шести футов. Вернувшись в расщелину, он приставил импровизированную лестницу к стене, взобрался наверх и стал расширять отверстие, осторожно вынимая шатающиеся камни, пока не увеличил его настолько, чтобы можно было пролезть. Затем поднялся на предпоследнюю ступеньку, просунулся в дыру до пояса и осмотрелся по сторонам, разгоняя тьму фонарем на козырьке каски.

Взору его открылось удивительное зрелище: вырубленная в гранитной скале комната, представляющая собой практически идеальный куб со стороной примерно в пятнадцать футов. Безупречно ровные и гладкие стены покрывали аккуратно вырезанные странные письмена. Луис готов был поклясться, что эти знаки оставлены кем угодно, только не горняками минувшего столетия. Но тут луч фонаря упал на каменный пьедестал в центре зала и осветил водруженный на него предмет.

Маркес вздрогнул от неожиданности и чуть не упал с лестницы. Пустые глазницы абсолютно черного черепа смотрели, казалось, прямо на него.

2

Двухмоторный самолет компании “Юнайтед Эйрлайнз” лихо обогнул на вираже парочку пухлых облаков и начал снижение к короткой посадочной полосе, расположенной чуть ли не на самом краю обрывистого берега реки Сан-Мигель. Хотя пилот давно потерял счет взлетам и посадкам в аэропорт} Теллурида, ему всякий раз приходилось заставлять себя сосредоточиться на управлении самолетом, не отвлекаясь на открывающуюся с высоты живописную панораму снежных пиков горного хребта Сан-Хуан. От безмятежной красоты остроконечных вершин и крутых склонов, облаченных в мантию вечных снегов под бездонным лазурным небом, неизменно захватывало дух.

Самолет нырнул в долину, и по обе стороны от него величественно воздвиглись горы. До них было так близко, что пассажирам казалось, будто кончики крыльев вот-вот сбреют парочку эспенов, сиротливо дрожащих кронами на покрытых проплешинами осыпей склонах. Машину и в самом деле тряхнуло, но лишь оттого, что пилот выпустил шасси. А в следуюшую минуту колеса коснулись посадочной полосы и мягко зашуршали по бетону.

В самолете было всего восемнадцать пассажиров, и высадка прошла быстро. Патриция О’Коннелл вышла последней. По совету друзей, уже летавших этим маршрутом, она специально попросила билет на место в хвосте, чтобы любоваться фантастическим горным ландшафтом, а не плоскостью самолета в иллюминаторе.

На высоте 9000 футов недостаток кислорода в разреженном воздухе ощущался заметно, но с лихвой компенсировался его невероятной чистотой и свежестью. По дороге от трапа до здания аэровокзала Пэт дышала полной грудью и никак не могла надышаться. У входа навстречу ей шагнул невысокий коренастый крепыш с бритой головой и пышной темно-каштановой бородой.

– Доктор О’Коннелл?

– Можете называть меня просто Пэт, – ответила она. – А вы доктор Эмброз?

– Можете называть меня просто Том, – подхватывая ее тон, улыбнулся встречающий. – Как долетели?

– Чудесно. Немножко поболтало над горами, но вид сверху заставляет забыть о любых неудобствах.

– Теллурид – прекрасное место, – задумчиво произнес Том. – Иногда мне хочется плюнуть на все, обосноваться в горах и провести здесь остаток жизни.

Внешне доктор Томас Эмброз мало подходил под стереотип серьезного ученого, но он считался одним из самых уважаемых антропологов в мире. Заслуженный профессор Аризонского университета, выдающийся исследователь и аналитик, чьи скрупулезные отчеты о раскопках, проведенных под его руководством, служили общепризнанным эталоном. Пэт знала, что Эмброзу под шестьдесят, но выглядел он лет на десять моложе. Никто бы не подумал, что у него за плечами более тридцати лет поисков следов древнего человека и доисторических культур в юго-западных регионах Северной Америки.

– Доктор Кидд говорил со мной по телефону, почти сплошь загадками. И при этом таинственно намекал на какое-то грандиозное открытие. Но ничего конкретного так и не сказал, – пожаловалась Патриция, бросив вопросительный взгляд на собеседника.

– Я тоже не скажу, – засмеялся Эмброз. – Лучше наберитесь терпения, и скоро все увидите сами.

– А как вы оказались в этом замешаны, если не секрет?

– Просто оказался в нужном месте в нужное время. Приехал покататься на лыжах с подругой, думал на недельку расслабиться, а тут вдруг позвонил коллега из университета Колорадо и спросил, не взгляну ли я на находку одного старого горняка. После беглого осмотра на месте я сразу понял, что это выходит за пределы моей компетенции.

– Странно слышать подобное признание из уст человека с вашей репутацией.

– К сожалению, мои скромные познания не включают эпиграфику. Так что следующий выход ваш. Единственный специалист по расшифровке древних надписей, с которым я знаком лично, это доктор Джерри Кидд из Стэнфорда. Сам он приехать не смог, но очень настойчиво рекомендовал пригласить вместо него именно вас.

Эмброз повернулся к открывшемуся люку багажного транспортера, по ту сторону которого регистраторши, они же по совместительству грузчицы и носильщицы, принялись споро швырять чемоданы и сумки в наклонный металлический желоб.

– Моя вон та, зеленая, – подсказала Пэт, радуясь втихомолку, что есть кому тащить ее пятидесятифунтовую сумку, битком набитую справочниками.

Эмброз подхватил сумку, удивленно хмыкнул, но от комментариев воздержался и безропотно поволок ее к джипу “Чероки”, припаркованному на стоянке возле здания аэровокзала. Прежде чем сесть в машину, Патриция задержалась на минутку, чтобы еще раз полюбоваться живописной панорамой смешанных сосново-эспеновых лесов, сплошь покрывающих склоны Маунт-Уилсон и Саншайн-пик на противоположной стороне долины. Эмброз воспользовался моментом, чтобы украдкой рассмотреть спутницу. Огненно-рыжие волосы Пэт свободно ниспадали до талии, выгодно оттеняя большие светло-зеленые, как степная полынь, глаза. Она стояла в непринужденной позе, перенеся вес на правую ногу и чуть вывернув внутрь левое колено, чем-то напоминая изваянную гениальным мастером скульптуру. Развитые мышцы плеч и рук в сочетании с женственной фигурой свидетельствовали о долгих часах, проведенных на тренажере и в гимнастическом зале. Всего на четыре дюйма недотягивая до шести футов, она почти на голову была выше коротышки Эмброза, да и весила, похоже, добрых сто тридцать пять фунтов. Не то чтобы красавица или просто хорошенькая, но Пэт с первого взгляда пробуждала в мужчинах симпатию и интерес. Не стал исключением и доктор Томас Эмброз, живо представивший ее в куда более соблазнительном наряде, чем потертые джинсы и мужская кожаная безрукавка.

Доктор Кидд в беседе по телефону утверждал, что никто не сумеет расшифровать древние надписи лучше Патриции О’Коннелл. Он переслал по факсу список ее научных работ и достижений, который произвел на Эмброза весьма благоприятное впечатление. Тридцать пять лет, докторская степень по древним языкам от колледжа св. Эндрю в Шотландии, профессорская кафедра в университете штата Пенсильвания с преподаванием вводного курса сравнительной лингвистики, автор трех книг о наскальных надписях, расшифрованных ею в разных частях света. Была замужем за юристом, сейчас разведена и воспитывает четырнадцатилетнюю дочь. Убежденный диффузионист: придерживается теории, что культуры плавно переходят одна в другую, а не возникают самостоятельно на пустом месте. Твердо верит, что древние мореплаватели достигли берегов Америки за много сотен лет до Колумба.

– Я подыскал вам в городе приличную гостиницу с полупансионом, – сообщил Эмброз. – Если хотите освежиться и отдохнуть с дороги, могу вас туда забросить на часок.

– Нет, спасибо, – улыбнулась в ответ Пэт. – Если не возражаете, я бы предпочла отправиться прямо на место.

Эмброз кивнул, достал из кармана сотовый телефон и набрал номер.

– Я предупрежу Луиса Маркеса – это владелец шахты, который сделал открытие, что мы выезжаем.

Центральную часть Теллурида они проехали молча. Пэт рассматривала горнолыжные трассы на склонах Маунт-Вилледж, с интересом наблюдая, как лыжники азартно начинают их штурмовать сразу за городской окраиной. Появились старые бревенчатые здания, сохранившиеся с прошлого столетия. Их заботливо отреставрировали, только вместо бесчисленных салунов там теперь размещались обычные магазины.

Эмброз прервал молчание, указывая на дом слева:

– Вот тут Буч Кессиди ограбил свой первый банк.

– Должно быть, у Теллурида богатая история?

– Так оно и есть. Вот здесь, прямо перед “Шеридан-отелем”, Уильям Дженнингс Брайан произнес свою знаменитую речь о “кресте из золота”. А немного дальше, в Сауз-Форк-Вэлли, построили первую в мире электростанцию переменного тока для шахт. Оборудование станции изготовлено по чертежам самого Николы Теслы.

Джип выбрался за пределы Теллурида, улицы которого пестрели шумными группками лыжников и туристов, и въехал в каньон, откуда начиналась мощеная дорога, ведущая к Пандоре. Пэт не могла отвести взор от отвесных гранитных утесов, обступивших старый шахтерский городок; от первозданной красоты “Фаты невесты” – знаменитого каскада, по уступам которого струился пока еще тоненький ручеек талой воды.

Эмброз свернул на боковую дорогу. Справа показалась кучка полуразвалившихся строений и припаркованные рядом на обочине фургон и джип одинакового бирюзового цвета. Двое мужчин в гидрокостюмах выгружали какое-то оборудование, показавшееся Пэт снаряжением аквалангистов.

– Интересно, что понадобилось подводникам в высокогорной долине Колорадо? – высказала она вслух свое удивление.

– Мне тоже стало любопытно, так я вчера подъехал и спросил у них напрямик, – признался Эмброз. – Эти парни из НУМА – Национального универсального морского агентства.

– Далековато отсюда до моря.

– Они мне сказали, что исследуют сложную систему древних водных путей, по которым когда-то стекала вода с западного склона гор Сан-Хуан. Там целый лабиринт пещер, соединяющийся со старыми шахтными выработками.

Через полмили они проехали заброшенную обогатительную фабрику, где на берегу реки Сан-Мигель рядом со входом в шахту стоял большой грузовик с трейлером. На борту трейлера красовалась надпись: “Подземные исследования Инк.”, а пониже, мелкими буквами, адрес корпорации: город Финикс, штат Аризона.

– Еще одна группа ученых, – пояснил Эмброз, хотя Пэт его ни о чем не спрашивала. – Геофизики. Шастают по старым выработкам с электронными детекторами в поисках золотых жил, пропущенных горняками прошлых лет.

– Думаете, что-нибудь найдут?

– Сомневаюсь. Эти горы обследованы и перекопаны вдоль и поперек.

Проехав еще немного, Эмброз свернул к живописному деревянному домику и припарковался рядом со старым пикапом “шевроле”. Маркес и его жена Лайза, предупрежденные о прибытии гостей, вышли навстречу. Эмброз представил им Патрицию.

– Вы живете среди такой красоты, что поневоле позавидуешь, – заметила она.

– Как ни грустно в этом признаваться, – вздохнула Лайза, – через год так привыкаешь, что перестаешь замечать красоты природы.

– Все равно не могу поверить, что кто-то может оставаться к ним равнодушным!

– Может, выпьете чего-нибудь? Кофе, пива?

– Нет, спасибо, – отказалась Пэт. – Я бы хотела как можно скорее осмотреть вашу находку.

– Нет ничего проще, – сказал Маркес. – Впереди пять часов светлого времени. Более чем достаточно, чтобы показать вам ту камеру и вернуться до темноты.

– Поспеете как раз к ужину, – согласно кивнула Лайза. – Надеюсь, вы ничего не имеете против бифштекса из лосятины?

– Звучит заманчиво, – ответила Пэт, внезапно ощутив легкое урчание в желудке.

Луис с сомнением покосился на свой старый автомобиль.

– Думаю, док, поездка будет более комфортабельной, если мы отправимся в вашем джипе, а то я никак не соберусь поменять рессоры на своей развалюхе.

Через пятнадцать минут все трое разместились в вагонетке и начали спуск в недра “Парадиза”. На Пэт, впервые оказавшуюся так глубоко под землей, он произвел неизгладимое впечатление.

– Мне кажется, или действительно становится теплее? – обернулась она за подтверждением к Маркесу... – Вообще говоря, – пояснил тот, – температура повышается в среднем на три градуса Цельсия на каждые сто футов глубины. На нижних уровнях, которые теперь затоплены, жара доходила до сорока.

Вагонетка остановилась. Маркес вылез, покопался в большом деревянном ящике с инструментами, вытащил две шахтерские каски и протянул ученым.

– Для защиты от камнепада? – поинтересовалась Пэт. Маркес рассмеялся:

– И для этого тоже, но в основном для того, чтобы вы не разбили себе лоб о крепежные бревна.

Тусклые лампочки, закрепленные на стойках крепи, неровно мигали над головами пробирающихся по штольне людей. Луис шагал впереди. Если кто-нибудь начинал говорить, слова гулким эхом разносились по туннелю, отражаясь от каменных стен. Пэт то и дело спотыкалась о шпалы старой ржавой одноколейки, но каким-то чудом ухитрилась ни разу не упасть. Собираясь и одеваясь сегодня утром перед вылетом в Теллурид, она еще не догадывалась, насколько мудрым окажется спонтанное решение обуться в туристские ботинки. Ей казалось, что они тащатся уже целый час, хотя на самом деле весь путь до входа в расщелину занял не больше десяти минут. Вслед за проводником они протиснулись в узкий лаз. У приставленного к стене железного лестничного пролета Маркес остановился и жестом указал вверх, на озаренный изнутри электрическим светом проем.

– После вашего вчерашнего визита я провел туда свет, доктор Эмброз. Стены гладкие, отражают не хуже рефлекторов, так что с изучением надписей у вас затруднений не возникнет. – С этими словами он отступил в сторону и помог Пэт подняться по лестнице.

Не зная заранее, чего ждать, она была ошеломлена и потрясена. Только теперь она поняла, что чувствовал Говард Картер, первым увидевший гробницу Тутанхамона. Взгляд ее сразу словно магнитом притянуло к черному черепу. На цыпочках, затаив дыхание, она благоговейно приблизилась к пьедесталу, не отрывая глаз от светящейся матовым блеском отполированной поверхности сокровища.

– Уникальная вещь! Вы согласны со мной, доктор? – не скрывая восхищения, обратилась Пэт к присоединившемуся к ней Тому Эмброзу.

– Да, работа исключительная, – согласился тот. – Между прочим, обратите внимание на материал. Вулканический обсидиан, если не ошибаюсь.

– Я видела череп, найденный в Белизе и вырезанный древними майя из цельного кристалла горного хрусталя, но тот по сравнению с этим не более чем грубая ремесленная поделка.

– Я слышал, что хрустальный череп излучает световую ауру, и от него исходят странные звуки.

– Должно быть, он, когда я его обследовала, впал в летаргический сон, – улыбнулась Пэт. – Я глазела на него, он глазел на меня, но никаких необычных проявлений активности я не заметила.

– Не могу себе представить, сколько лет или даже поколений ушло, чтобы без лазерной техники и других современных инструментов сотворить и отшлифовать такой сложный предмет из столь хрупкого материала. А какая колоссальная ответственность на плечах мастера: подумайте, одно неверное касание резца – и все вдребезги!

– Полировка безупречная, ни единой шероховатости, – отметила Пэт, осторожно проведя пальцами по поверхности черепа. – Просто чудо, вы не находите?

Эмброз жестом обвел камеру:

– Весь этот зал – чудо! Чтобы только нанести на стены и потолок все эти письмена, полудюжине искусных резчиков по камню понадобилась бы целая жизнь. Так ведь еще и стены надо было предварительно отполировать. Да и выдолбить помещение таких размеров в сплошном граните меньше чем за несколько лет невозможно. Я тут вчера сделал кое-какие замеры. Четыре стены, пол и потолок представляют собой идеальный куб. Если где-то и есть отклонения, они не превышают долей миллиметра. И совершенно непонятно, каким путем покинули его создатели? Прямо как в классическом старом детективе: тело убитого в запертой изнутри комнате без окон, дымохода и вентиляции.

– А как же отверстие в полу? – удивилась Пэт.

– Случайно образовалось при взрыве мини-заряда динамита. Наш друг Луис Маркес трудится над добычей полудрагоценных камней и решил немного обезопасить подходы к жиле.

– Тогда я вообще не понимаю, как им удалось проделать подобный трюк.

Эмброз показал на потолок:

– Единственная зацепка, которую я нашел, – микроскопический зазор по всему периметру потолка. Рискну предположить, что строители этой камеры сначала вырубили ее в скале, а потом накрыли сверху точно пригнанным по размерам каменным блоком.

– С какой целью?

Эмброз развел руками и усмехнулся:

– Это уже не в моей компетенции. Ответы вам придется искать самой – для того вы сюда и прилетели.

Пэт достала из поясной сумочки блокнот, кисточку и лупу. Подойдя к стене, она смахнула кисточкой пыль веков и принялась изучать очищенный фрагмент под увеличительным стеклом. Несколько секунд она внимательно рассматривала странные знаки, потом перевела взгляд на потолок. Лицо ее выражало полное недоумение.

– С потолком, думается, я разобралась: это карта звездного неба, – уверенно заявила Пэт, повернувшись к спутнику. – А вот символы на стенах... – Она замялась, подыскивая слова, потом махнула рукой и выпалила: – Боюсь, это всего-навсего фальшивка, оставленная горняками, пробившими штольню.

– Что заставляет вас так думать? – насторожился Эмброз.

– Они не имеют аналогов ни с одной древней письменностью.

– А расшифровать хоть что-нибудь вы можете?

– Пока могу только сказать, что это не пиктографическое письмо, типа иероглифов, и не логографическое, где каждый символ соответствует отдельному слову. Больше всего эти знаки напоминают алфавит.

– Иначе говоря, вы склонны считать их буквами, каждая из которых выражает гласный или согласный звук? – уточнил Эмброз.

Пэт утвердительно кивнула:

– Совершенно верно. Только я никак не могу решить, с чем мы имеем дело: с зашифрованным посланием потомкам горняков-остряков или все-таки с оригинальной доисторической системой письменности.

Эмброз внимательно посмотрел на нее:

– Не могли бы вы все же пояснить подробнее, почему подозреваете здесь чей-то розыгрыш?

– Я ведь уже сказала, что эти письмена не имеют ни малейшего сходства ни с одним из известных науке памятников письменной речи за все века человеческой истории.

– А чуть позже высказали прямо противоположную точку зрения: что они могут оказаться оригинальной системой письменных знаков.

Пэт протянула Эмброзу лупу:

– Не будем спорить, лучше взгляните сами. Все символы отличаются удивительной простотой и, я бы сказала, законченной лаконичностью линий. Использование геометрических форм в сочетании с отрезками прямых – самый эффективный метод алфавитной конструкции. Вот почему мне не верится в их принадлежность какой-нибудь древней культуре.

– Но расшифровать их все-таки реально? Тогда мы точно определим, розыгрыш это или неизвестный науке текст.

– Узнаю, когда сниму кальки и прогоню их через университетский компьютер. Среди древних надписей крайне редко встречаются тексты со столь однозначной, четкой и ярко выраженной структурой. Это большой плюс при составлении программы дешифровки. Беда в другом: не имея в своем распоряжении аналогичных образцов, мне не от чего оттолкнуться. А компьютер может нащупать какой-то перспективный путь исключительно методом проб и ошибок. И одному богу известно, сколько на это уйдет времени.

– Эй, как вы там? – крикнул снизу Маркес.

– Думаю, на сегодня мы почти закончили, – отозвалась Пэт. – Кстати, у вас в городе найдется магазин канцтоваров?

– Даже два.

– Отлично. Мне понадобится несколько больших рулонов кальки и прозрачный скотч, чтобы склеить их в широкие полосы, которые я могла бы при... – Пэт осеклась на полуслове, настороженно прислушиваясь: откуда-то из глубины штольни донесся отдаленный рокот, и пол камеры ощутимо дрогнул под ногами.

– Что это было? Землетрясение? – с тревогой в голосе спросила она.

– Вряд ли, – ответил Маркес. – Скорее всего, лавина где-то неподалеку сошла. Вы с доктором Эмброзом занимайтесь своим делом, а я поднимусь и посмотрю.

Снова тряхнуло, на этот раз сильнее.

– Может быть, нам стоит пойти с вами? – опасливо предложила Пэт.

– Крепь в штольне старая, многие бревна подгнили, – с сомнением покачал головой Луис. – От сотрясения породы кровля может рухнуть. Спокойнее будет, если вы подождете здесь.

– Только недолго, ладно? А то у меня, кажется, начинается приступ клаустрофобии.

– Через десять минут вернусь, – заверил Маркес. Когда шаги его стихли за поворотом, Пэт обратилась к Эмброзу:

– Хотелось бы выслушать ваше мнение о черепе. Как вы считаете, это работа древняя или современная?

Антрополог уставился на череп задумчивым взглядом.

– Определить, сделан он вручную или с помощью современных технических средств, без лабораторного анализа я не рискну. Но в одном уверен на все сто: этот зал вырубили не иштеры. Такая трудоемкая и требующая колоссальных временных затрат работа не могла остаться незамеченной даже сто лет назад. Между тем Маркес гарантирует, что в старых записях и картах шахты “Парадиз” нет никаких указаний на вертикальный ствол, пробитый на этом конкретном участке. Отсюда следует, что подземная камера появилась здесь до 1850 года.

– Или намного позже. Эмброз пожал плечами:

– Все работы на шахте прекратились в 1931 году. Конечно, посторонним не составляет труда проникнуть внутрь, но вручную вырубить и вывезти такое количество породы невозможно, а использование мощного горнопроходческого оборудования неизбежно привлекло бы внимание местного населения. Я дорожу своей репутацией и предпочитаю не рисковать ею без крайней необходимости, но сейчас готов авторитетно заявить, что, по моему мнению, этим надписям и черепу больше тысячи лет. И не удивлюсь, если намного больше.

– Может, древние индейцы постарались? – неуверенно предположила Пэт.

– Исключено, – покачал головой Эмброз. – Коренные жители Америки возвели в прошлом немало сооружений из камня; некоторые из них до сих пор поражают воображение своими масштабами и циклопическими размерами, однако такой поистине ювелирной точности, как здесь, больше нигде не зафиксировано. Полагаю, сотворить нечто подобное им было просто не по плечу. И не забывайте о надписях! Насколько мне известно, индейцы обходилисьбез письменности.

– Да, пожалуй, здесь мы столкнулись со следами цивилизации несравненно более высокого творческого и интеллектуального уровня, – со вздохом согласилась Пэт, машинально проводя кончиками пальцев по высеченным на граните символам.

В ожидании возвращения Маркеса она занялась перерисовыванием настенных знаков в блокнот. Доктор Эмброз стоял рядом, молча наблюдая за ее уверенной работой. Закончив копирование, Пэт сосчитала отличающиеся друг от друга символы. Их оказалось всего сорок два, что подтверждало ее первоначальную гипотезу об алфавитной структуре надписей. Потом измерила глубину резьбы и расстояние между строками и знаками. Но чем дольше вглядывалась она в компактные группы символов, определенно представляющие собой слова и предложения, тем сильнее возрастали ее раздражение и неуверенность. В форме, расположении и структуре надписей угадывалась ускользающая от нее логика, но разрешить загадку мог наверное, только точный перевод. Пэт уже почти закончила фотосъемку испещренных письменами стен и стилизованной карты звездного неба на потолке, когда в отверстии в полу показалась голова Маркеса.

– Похоже, мы тут на какое-то время застряли, – объявил он, забираясь внутрь. – Вход в шахту завален лавиной.

– О господи! – тихо ахнула Пэт.

– Причин для паники нет, уверяю вас, – широко улыбнулся Луис, хотя обоим ученым показалось, что улыбка у него несколько вымученная, а голос звучит неестественно бодро. – Моя жена знает, что делать в таких случаях. Она сразу поймет, что с нами стряслось, и вызовет помощь. Из города приедут спасатели и откопают нас.

– И долго нам придется здесь торчать? – ворчливо поинтересовался Эмброз.

– Трудно сказать. Зависит от того, сколько снегу навалило на дверь. Может быть, несколько часов. Может быть, целый день. Но работать они будут без перерыва, пока полностью не разберут завал. В этом можете не сомневаться.

Пэт с облегчением вздохнула.

– Ладно, подождем, раз такое дело. Слава богу, освещение работает. Думаю, мы с доктором Эмброзом успеем за время вынужденного заключения зарисовать хотя бы часть текста.

Не успела она закончить фразу, как пол и стены камеры сотряслись от мощного толчка, сопровождаемого накатывающимся откуда-то с самых глубинных уровней и постоянно нарастающим громовым рокотом. Затем до их ушей донесся противный хруст сминаемых бревен и тяжкий гул камнепада, эхом прокатившийся по штольне. Тугая волна уплотнившегося воздуха вихрем вонзилась в расщелину и с ревом ворвалась в проем, расшвыряв и сбив с ног всех, кто находился внутри.

Свет мигнул и погас.

3

Потревоженные недра горы еще долгое время отзывались недовольным ворчанием, но вот наконец затих последний отзвук катаклизма, сменившись оглушительной тишиной. Невидимая в кромешном мраке пыль заклубилась в туннеле, просочилась в расщелину и, будто подхваченная чьем-то невидимой рукой, оккупировала камеру. Заскрипела на зубах мельчайшая минеральная взвесь; кто-то удушливо закашлялся. Эмброз первым сумел выдавить нечто членораздельное и осмысленное:

– Кто мне скажет, что тут такое стряслось?

– Обвал, – сипло отозвался Маркес. – Наверное, кровля в штольне обрушилась.

– Пэт! – позвал Эмброз, шаря руками в темноте. – Вы не ранены?

– Нет, – прохрипела она в промежутке между приступами кашля. – Слегка ударилась спиной и пыли наглоталась, а так все в порядке.

Антрополог нащупал ее руку и помог встать.

– Возьмите мой платок и закройте рот и нос. Пэт последовала совету и некоторое время просто дышала, наслаждаясь очищенным от пыли воздухом.

– Мне показалось, будто земля под ногами вздыбилась, – пожаловалась она, когда пыль немного осела.

– А с чего это вдруг такой обвал неожиданный? – обратился Эмброз к невидимому в темноте Маркесу.

– Точно не скажу, но сдается мне, кто-то здесь взрывчаткой побаловался.

– Разве кровля не могла обвалиться из-за вызванного лавиной сотрясения?

– Богом клянусь, это был динамит! Мне ли не знать, когда я сам уж лет сорок им пользуюсь. Динамитную шашку я за десять миль по звуку определяю. Только я всегда применяю маломощные заряды с кумулятивным эффектом – как раз для того, чтобы взрывной волной ничего ненароком не обрушило. А сейчас шарахнуло так, что аж вся гора завибрировала. Прямо под нами, между прочим! И не одну палочку взорвали, а килограммов десять.

– Я думал, шахта давно заброшена, – удивился Эмброз. – Откуда здесь взрывники?

– Она и заброшена. Много лет здесь бывали только мы с женой.

– Но как же тогда...

– Не как, а зачем, – поправил антрополога Маркес. – Ох, прошу прощения, доктор, – извинился он, в поисках слетевшей с головы каски случайно зацепив его за ногу.

– Вы хотите сказать, что кто-то намеренно взорвал динамит на нижнем уровне, чтобы вызвать обвал?! – воскликнула пораженная Пэт.

– И я не я буду, если не выясню, кто и зачем, если мы отсюда выберемся, – угрюмо проворчал Луис; он нашарил наконец свою каску, нахлобучил ее на голову и включил фонарь. – Вот так-то лучше.

Слабенькая лампочка не столько давала свет, сколько обозначала его присутствие. Оседающая пыль походила на предутренний туман, зловеще клубящийся над кромкой воды. Казалось, все трое преждевременно поседели, а их лица и одежда приобрели грязновато-серый оттенок окружающего гранита.

– Что-то не нравится мне интонация, с которой вы произнесли слово “если”, мистер Маркес, – заметила Патриция.

– Тут все зависит от расклада, леди. Смотря с какой стороны от расщелины осела штольня. Если дальше по ходу – ничего страшного. А вот если кровля обрушилась между нами и входом, у нас крупные проблемы. Схожу-ка я гляну, чтоб не гадать понапрасну.

Пэт не успела и слова вымолвить, как Луис выскользнул в отверстие, оставив их с Эмброзом в непроглядной темноте. Оба молчали, окруженные удушливым саваном мрака и пыли, борясь изо всех душевных сил с овладевающими ими ужасом, отчаянием и паникой. Маркес вернулся через пять минут, показавшихся им годами. Понять что-либо по выражению его лица они не могли, поскольку луч фонаря на каске бил прямо в глаза, но и по голосу нетрудно было догадаться, что старуха с косой бродит совсем рядом.

– Боюсь, новости у меня паршивые, – начал Луис, помолчав немного. – Выход перекрыт. Обвал произошел недалеко отсюда. По моим прикидкам, длина завала добрых тридцать ярдов, если не больше. Чтобы его расчистить, спасателям потребуются дни, а то и недели.

Эмброз изучающе посмотрел на горняка, стараясь понять, осталась ли еще надежда выпутаться живыми из этой передряги. Не обнаружив ничего утешительного, он спросил в упор:

– Но вы все-таки полагаете, нас вытащат раньше, чем мы умрем от голода?

– Не в том дело, – ответил Маркес, безуспешно пытаясь скрыть тревожные нотки в голосе. – Вряд ли мы с вами успеем даже проголодаться по-настоящему. Беда в другом: в штольне полно воды. Уже поднялась на три фута, и уровень продолжает повышаться.

Только теперь Пэт заметила, что комбинезон Маркеса промок выше колен.

– Выходит, мы не только заперты в этой дыре, но и обречены утонуть, как крысы?!

– Этого я не говорил! – отрезал Луис. – Есть шанс, и довольно большой, что вода схлынет через боковые штреки раньше, чем доберется до нас.

– Но уверенности в этом нет? – уточнил Эмброз.

– Через несколько часов будем знать точно, – ушел от прямого ответа Маркес.

Пэт побледнела. Учащенное дыхание судорожно вырывалось сквозь полуоткрытые губы, казавшиеся обескровленными, как у вампира, из-за осевшей на них пыли. Холодные тиски страха все сильнее сжимали ее сердце, а снизу все громче и ближе доносилось зловещее журчание. Она встретилась взглядом с антропологом, в чьих глазах тоже метался ужас.

– Хотела бы я знать, – прошептала чуть слышно Пэт, – захлебнуться и утонуть под землей – это очень мучительная смерть?

Минуты казались годами, два часа растянулись на столетие. Неуклонно поднимающаяся вода достигла нижнего края проема, хлынула внутрь и заплескалась под ногами. Парализованная отчаянием Пэт встала на цыпочки и прижалась спиной к стене, тщетно пытаясь выиграть хоть несколько лишних секунд у беспощадно надвигающегося прилива. Губы ее беззвучно шевелились в безотчетной молитве Создателю с просьбой ниспослать чудо и остановить воду, прежде чем уровень подъема достигнет плеч.

Сознание отказывалось воспринимать кошмарную перспективу безвременной гибели в кромешном мраке подземелья на глубине более тысячи футов. Всплыли в памяти газетные заметки об аквалангистах, заблудившихся в лабиринте подводных пещер. Найденные тела отличались одной характерной особенностью: подушечки пальцев у них были стерты до кости в предсмертных усилиях проникнуть сквозь каменную толщу.

Мужчины угрюмо молчали, также погруженные в невеселые мысли. Маркес никак не мог поверить, что кто-то всерьез хотел их убить. Не находя ни смысла, ни мотива в подобном покушении, он мысленно представлял, в какую бездну скорби и горя повергнет его смерть всю семью. Слава богу, хоть нуждаться им не придется!

Пэт тоже думала о семье, точнее говоря, о дочери, остро ощущая глубокую безысходность и чувство вины перед девочкой. Какая жалость, какая жестокая несправедливость, что ей не доведется увидеть, как ее единственный ребенок подрастает и расцветает, постепенно превращаясь в женщину. И как ужасно, что ей суждено погибнуть в этой мышеловке под толщей скал, где тело ее, скорее всего, никогда не найдут. Хотелось плакать, да что там плакать – голосить навзрыд! – но слез почему-то не было.

Когда вода дошла до колен, все разговоры прекратились. Но подъем продолжался, и вскоре она заплескалась на уровне бедер. Вода была обжигающе холодной; соприкасаясь с кожей, она будто вонзалась в нее тысячами раскаленных иголок. Ноги Пэт начали неметь, она вся дрожала, зубы неудержимо выбивали крупную дробь. Доктор Эмброз, распознав грозные признаки гипотермии, привлек ее к себе и обнял, плотно прижавшись всем телом. В этом великодушном жесте не было ни намека на секс – лишь доброта, сострадание и забота о ближнем, – и Пэт восприняла его с благодарностью. От ровного горячего дыхания коротышки-антрополога, уткнувшегося лицом ей в ключицу, стало чуточку теплее, но она все равно не могла смотреть без ужаса на отвратительную черную рябь, завивающуюся воронками и отливающую мерзким маслянистым блеском в луче шахтерского фонаря на каске Маркеса.

Пэт внезапно встрепенулась. Ей на миг показалось, что в проеме, давно скрывшемся под слоем черной воды толщиной около трех футов, происходит что-то необычное.

– Погасите фонарь, пожалуйста, – тихо попросила она Маркеса.

– Что?

– Погасите фонарь. По-моему, внизу кто-то есть.

Мужчины, не сговариваясь, решили, что от холода и страха у нее начались галлюцинации, но Луис не стал спорить, а согласно кивнул, поднял руку и нащупал выключатель. Камера погрузилась во мрак.

– Вы можете сказать, что увидели? – спросил после паузы Эмброз.

– Свечение. Правда, очень слабое.

– Я ничего не вижу, – с сомнением покачал головой Маркес

– Да как же не видите?! – нетерпеливо воскликнула Патриция. – Смотрите, вот оно!

Луис и Том, напрягая зрение, уставились в воду, но ее поверхность оставалась такой же непроницаемо-черной, как и минуту назад.

– Но я же видела! Богом клянусь, что видела свет в расщелине!

Эмброз снова обнял ее и по-отечески ласково погладил по голове.

– Успокойтесь, Пэт, мы здесь одни, – мягко произнес он. – Вам просто померещилось.

Патриция с силой оттолкнула опешившего антрополога и закричала во весь голос, чуть не плача от негодования и обиды

– Мне никогда ничего не мерещится, а вот вы – слепые кутята! Неужели и сейчас не видите?

Маркес, озаренный внезапной догадкой, погрузил лицо в воду и открыл глаза и тоже увидел, как со стороны штольни становясь ярче с каждым мгновением, приближается светящаяся полусфера диаметром в несколько футов. Резко выдернув голову, он заговорил глухим голосом, стуча зубами от страха:

– Там действительно кто-то есть... Но человек не может бродить по затопленным туннелям... Я знаю, это призрак! – выкрикнул он в исступлении, дрожа всем телом. – Тот самый, что поселился в шахте почти сто лет назад!

От бессвязной речи Луиса повеяло такой жутью, что Пэт и Эмброз лишились последних крох физических и моральных сил. Сбившись в кучку, все трое как завороженные следили за приближением тускло светящегося облачка. Маркес снова включил фонарь, направив луч на окруженный призрачным ореолом поднимающийся из глубин черный клубок.

Неожиданно из мрака вынырнула обычная человеческая рука, вынула загубник и сдвинула маску на лоб. В свете шахтерской лампы сверкнули озорным блеском живые зеленые глаза, губы приоткрылись в улыбке, обнажив два ряда идеально ровных и ослепительно белых зубов.

– Похоже, леди и джентльмены, – дружеским тоном заговорил незнакомец, – я подоспел как раз в тот самый пресловутый критический момент.

4

В первое мгновение Пэт подумала, что истерзанное отчаянием и парализующим холодом сознание играет с ней в дурацкие игры. Эмброз с Маркесом, ошеломленные не меньше, тупо уставились, разинув рты, на улыбающуюся физиономию аквалангиста. Но не прошло и минуты, как потрясение сменилось облегчением. Каждый радовался, что они больше не одни, – ведь появление незнакомца сулило возобновление контакта с внешним миром. Липкий, сосущий страх постепенно уступил место пробудившейся надежде.

– Господи, да откуда вы взялись?! – первым не выдержал Маркес.

– Из соседней шахты “Буканьер”, – любезно сообщил пришелец; луч его фонаря неторопливо пробежался по стенам и надолго задержался на обсидиановом черепе. – Что здесь такое? Мавзолей?

– Нет, – покачала головой Пэт. – Загадка.

– Кажется, я вас узнаю! – просияй антрополог – Вы ведь из НУМА, не так ли?

– Ваше лицо мне тоже знакомо, доктор Эмброз. К сожалению, не могу сказать, что рад вас здесь видеть. – Незнакомец повернулся к горняку. – Вы, как я понимаю, Луис Маркес, владелец этой шахты? Я обещал вашей жене доставить вас домой к ужину. А эта прекрасная леди наверняка доктор О’Коннелл, – произнес он, лукаво подмигнув ошарашенной Патриции.

– Меня-то вы откуда знаете?

– Со слов миссис Маркес. Она очень подробно вас описала.

– Но как вы сюда попали? – не отставала Пэт.

– Благодаря все той же миссис Маркес, вовремя забившей тревогу и оповестившей власти Теллурида. Узнав от шерифа, что вход в шахту завален снежной лавиной, наша команда пловцов решила добраться до вас по галереям, соединяющим шахты “Буканьер” и “Парадиз”. Мы успели пройти всего несколько сот ярдов, как вдруг ощутили сильнейший толчок. Когда вода начала быстро подниматься, заливая обе шахты, мы поняли, что пробиться к вам можно только с аквалангом.

– И вы сумели доплыть сюда от шахты “Буканьер”, не заблудившись? – недоверчиво прищурился Маркес. – Это же почти полмили!

– Вообще-то большую часть пути я проделал пешком, – признался незнакомец. – Нырять пришлось только в самом конце. К сожалению, уровень оказался выше, чем я ожидал. Я буксировал на тросике водонепроницаемый мешок с едой и медикаментами, но его оторвало и унесло, когда меня шваркнуло течением о старую буровую установку.

– Вы не ранены? – озабоченно спросила Пэт.

– Ерунда. Пара синяков, правда, на таком месте, которое мне не хотелось бы называть, а тем более показывать в присутствии дамы.

– Просто чудо, что в этом лабиринте, где сам черт ногу сломит, вы сумели выйти на нас с такой точностью, – как бы невзначай заметил Маркес, видимо не до конца отбросивший сомнения.

В ответ человек из НУМА продемонстрировал миниатюрный монитор, экран которого светился призрачно-зеленым светом.

– Подводный микрокомпьютер, в программу которого заложены данные о стволах, штольнях и штреках всех шахт, расположенных в районе каньона Теллурид. Достаточно задать координаты искомой точки, и он сам выведет вас в нужное место. Но мне все равно пришлось попыхтеть: подходы квашен штольне перекрыло обвалом, и я был вынужден искать обходной путь уровнем ниже и заходить с другой стороны. Проплывая мимо расщелины, я заметил в воде отблеск вашего фонаря и поспешил на выручку.

– Выходит, наверху не знают об обвале? – уточнил Маркес.

– Вот тут вы ошибаетесь, – возразил аквалангист. – Мои ребята позвонили шерифу, как только поняли, что случилось.

Мучнисто-бледное лицо Эмброза отнюдь не отражало оптимистического настроения спутников.

– Насколько мне известно, – медленно заговорил он, – подводные работы обычно проводятся вдвоем. А где ваш напарник? Незнакомец едва заметно покачал головой:

– Я один. У нас имелось только два заряженных баллона, и я счел слишком рискованным пробиваться сюда вдвоем.

– Тогда вы зря потратили время и силы. Я не вижу, чем вы можете нам помочь.

– Что ж, постараюсь преподнести вам сюрприз, – с веселой усмешкой пообещал аквалангист. – Приятный, разумеется.

– В ваших спаренных баллонах не хватит воздуха, чтобы провести нас всех наверх сквозь лабиринт заполненных водой туннелей. А сплавать за подмогой вы попросту не успеете – не позднее чем через час мы все умрем от переохлаждения.

– Вы очень проницательны, доктор. Я могу дотянуть до шахты “Буканьер” двоих из вас, но только двоих!

– Тогда первой вы должны взять с собой даму.

Человек из НУМА иронически улыбнулся:

– Очень благородно с вашей стороны, мой друг, но мы тут не шлюпки на “Титанике” распределяем.

– Прошу вас! – взмолился Маркес. – Вода прибывает. Спасите хотя бы доктора О’Коннелл.

– Ну, если вы настаиваете... – с каким-то неестественным безразличием пожал плечами незнакомец и взял Пэт за руку. – Ныряли когда-нибудь с аквалангом?

Та покачала головой.

Он по очереди высветил фонарем мужчин:

– А вы?

– Какая разница? – мрачно огрызнулся Эмброз.

– Значит, есть, раз спрашиваю.

– Я квалифицированный ныряльщик со стажем, – нехотя процедил антрополог.

– Я так и думал. Вы?

Луис виновато развел руками:

– Я и плавать-то толком не умею.

Аквалангист повернулся к Пэт, тщательно упаковывающей в пластиковый пакет блокнот и фотоаппарат:

– Вы поплывете рядом со мной, и мы будем дышать по очереди, передавая друг другу загубник. Я делаю вдох и передаю вам. Вы делаете вдох и возвращаете. Как только мы нырнем, хватайтесь за мой пояс и держитесь.

Обернувшись к Маркесу и Эмброзу, он сказал:

– Джентльмены, мне жаль вас разочаровывать, но если вы всерьез полагали, что я позволю вам здесь загнуться, то сильно ошибались. Я вернусь за вами через пятнадцать минут.

– Постарайтесь пораньше. – Осунувшееся лицо Луиса Маркеса выглядело таким же серым, как гранитные стены подземной камеры. – Через двадцать минут нас накроет с головой.

– В этом прискорбном случае рекомендую встать на цыпочки, – сухо посоветовал на прощание человек из НУМА, подхватил Пэт под руку и вместе с ней погрузился в непроницаемо-черную толщу воды.

Скользя лучом закрепленного на лбу фонаря по стенкам штольни, ныряльщик поминутно сверялся с курсом, высвечивающимся на экране монитора микрокомпьютера. Вода плескалась уже под самой кровлей, но волны и стремительное течение, доставившие ему столько хлопот по пути сюда, больше не беспокоили. Перепончатые ласты размеренно и мощно колыхались вверх-вниз, придавая его движению дополнительную скорость. Время от времени он оглядывался назад. Его спутница, крепко зажмурившись, мертвой хваткой вцепилась в пояс с грузом. Она не открывала глаз даже в те моменты, когда загубник переходил из рук в руки.

Решение положиться на простую полуобзорную маску ныряльщика и стандартный облегченный акваланг системы “Водолей” вместо привычной тяжелой экипировки с полным обзором было верным. Налегке оказалось куда проще преодолеть полмили разветвленных подземных переходов от шахты “Буканьер” до шахты “Парадиз”, тем более что многие из них частично забило камнями и бревнами. Попадались и сухие галереи, еще не затопленные поднимающейся водой; по одним можно было пройти пешком, по другим приходилось передвигаться ползком из-за многочисленных осыпей. Пробираться по рельсам и шпалам сквозь каменные завалы, таща на себе громоздкие баллоны, компенсатор плавучести, манометры, нож и пояс со свинцовыми грузами, – задача не из легких даже для очень выносливого человека. Хорошо еще, что он мог не обращать внимания на близкую к нулевой температуру воды, – гидрокостюм “Викинг” отлично сохранял тепло. Он и выбрал его за надежную гидроизоляцию, а также за эластичность, не сковывающую движений при ходьбе.

Свет от фонаря, конусообразно рассеиваясь в сильно замутненной воде, проникал в ее толщу не далее чем на десяток футов. Чтобы не ошибиться в определении пройденного расстояния, аквалангисту приходилось попутно считать стойки крепи. Наконец впереди замаячил долгожданный поворот к вертикальному стволу, ведущему на верхний уровень. Внутри колодца было темно и жутко, будто в брюхе какого-нибудь доисторического монстра, но подъем, к счастью, не отнял много времени. Уже через минуту-другую они с Пэт вынырнули на поверхность. Пловец из НУМА направил луч вверх, пронизывая угольно-черную пустоту над головами. Сорока футами выше проходила горизонтальная галерея следующего уровня “Парадиза”.

Патриция убрала с лица слипшиеся сосульками волосы и впервые за все время подводного путешествия открыла слегка расширенные от испуга и непривычных ощущений глаза. Ее спутник не преминул при этом отметить, что они почти такого же оливкового оттенка, как у него.

– Добрались! – выдохнула она, откашливаясь и отплевываясь. – Вы знали об этом стволе?

– Без этой драгоценной штуковины нипочем бы не нашел, – рассмеялся он, бережно поглаживая экранчик монитора. Затем помог Пэт ухватиться обеими руками за скользкую перекладину ржавого железного трапа в полутора футах над поверхностью воды и спросил: – Сами взобраться сумеете?

– Птицей взлечу, если понадобится! – заверила Пэт и тоже засмеялась, от души радуясь своему счастливому избавлению от ужасной смерти и появлению пусть пока призрачного, но все-таки шанса дожить до старости.

– Когда начнете подниматься по трапу, – напутствовал ее аквалангист, – руками держитесь за стойки, а ноги старайтесь ставить по краям ступенек. Они старые и могли проржаветь насквозь. Так что будьте поосторожнее, если не хотите снова искупаться.

– Ничего, справлюсь. Ни за что не позволю себе все испортить, особенно после того, как вы меня дотащили сюда, можно сказать, на собственном горбу.

Он протянул ей туристскую газовую зажигалку.

– Вот, возьмите. Как подниметесь, сразу разведите костер. Сухого дерева там навалом, долго искать не придется. Вы слишком долго пробыли в холодной воде, да и остальным согреться не помешает, когда они к вам присоединятся.

Аквалангист опустил маску на лицо и приготовился нырнуть обратно, но рука Пэт внезапно сжалась на его запястье. Ее вдруг неудержимо потянуло хотя бы еще раз заглянуть на прощание в эти зеленые глаза с веселыми чертиками, пляшущими в глубине зрачков.

– Вы уверены, что спасете их? – спросила она, не находя других слов.

Он кивнул и ободряюще улыбнулся.

– Я их вытащу. Не волнуйтесь, время еще есть.

– Постойте, вы ведь даже не назвали вашего имени!

– Меня зовут Дирк Питт, – ответил незнакомец, вставил в рот загубник и с легким плеском исчез в темной воде.

Вода поднялась уже до уровня плеч, но двое пленников полузатопленной подземной камеры больше не испытывали панического страха перед замкнутым пространством и внутренне примирились с судьбой, уготованной каждому из них в этом персональном аду. Маркес приготовился бороться до последнего дыхания, а Эмброз избрал другой путь. Он настраивал себя, чтобы разом покончить с жизнью, собираясь нырнуть сквозь расщелину в туннель и плыть, пока хватит воздуха в легких.

– Вернется он, как считаете, док? – с трудом выговорил Маркес.

– Сомнительно что-то. Думаю, не успеет. Решил, наверное, что поступит гуманно, дав нам ложную надежду.

– Странно. А мне показалось, ему можно довериться.

– Похоже, вы не ошиблись, Луис! – неожиданно воскликнул Эмброз, первым заметив в глубине приближающуюся светлую точку.

– Слава богу! – выдохнул Маркес, когда вслед за лучом фонаря, беспорядочно заплясавшим на потолке и стенах, на поверхность вынырнула голова в маске. – Вы все-таки вернулись!

– А вы что, сомневались?! – деланно изумился Питт.

– Где Пэт? – отрывисто спросил Эмброз, глядя ему прямо в глаза.

– В безопасности, – столь же лаконично ответил аквалангист. – Я оставил ее в сухом шахтном стволе ярдах в восьмидесяти отсюда.

– Знаю, – прокашлялся Луис. – Он ведет на один из верхних горизонтов “Парадиза”.

Наметанным взглядом определив у горняка очевидные признаки гипотермии: неразборчивую речь, сонливость, помутнение сознания, Питт решил отбуксировать его первым. У Эмброза наблюдались те же симптомы, однако антрополог, сам опытный ныряльщик, все же находился в сравнительно лучшей форме. Но следовало поторапливаться, потому что жизнь буквально на глазах уходила из тел обоих, уже не первый час зажатых в тисках леденящего холода.

– Мистер Маркес, ваша очередь.

– Я могу запаниковать и потерять сознание под водой, – честно предупредил тот, с непроизвольно вырвавшимся стоном шагнув к спасателю.

Питт взял его за плечо и крепко стиснул:

– Держитесь. И попробуйте представить, что плещетесь в теплой водичке где-нибудь у берегов Уайкики-Бич.

– Удачи, – пожелал Эмброз.

Питт усмехнулся и хлопнул его по плечу:

– Смотрите никуда не уходите. У меня нет времени играть с вами в прятки.

– Не сойти мне с этого места, если уйду! – поклялся антрополог, ухитрившись при этом изобразить ответную улыбку. Дирк кивнул Маркесу:

– Вперед, мой друг, и вспоминайте о гавайских пляжах.

Переход прошел гладко. Питт напрягал все силы, чтобы поскорее добраться до колодца, отлично понимая, как необходимо Маркесу поскорее согреться и обсушиться. А иначе тот не только сознание потерять может, но и вообще отдаст концы у него на руках. Для человека, толком не умеющего плавать, Луис, против ожидания, держался выше всяких похвал. Вдохнув из загубника воздух, он тут же передавал его обратно, не задерживаясь ни на мгновение.

В колодце Питт помог Маркесу преодолеть первые несколько ступенек лестницы, бесцеремонно подталкивая сзади, пока тот целиком не выбрался из воды.

– Сможете подняться сами?

– Обязан, – прохрипел Луис, стуча зубами от холода. – Вот теперь я точно не сдамся!

Оставив его наедине с лестницей, Питт вернулся за Эмброзом. От долгого пребывания в холодной воде тот заметно позеленел и сделался похож на утопленника. Температура его тела упала до тридцати трех градусов. Еще пять минут, и спасать было бы некого, да и вода добралась уже почти до потолка и плескалась всего несколькими дюймами ниже. Питт не стад тратить времени на разговоры, а просто сунул антропологу загубник в рот и потащил его за собой в расщелину, а оттуда в штольню.

Через пятнадцать минут все трое спасенных сгрудились вокруг костерка, который Пэт сумела разжечь из собранных в соседнем штреке щепок. Питт, порыскав по окрестностям, приволок несколько трухлявых бревен, вывалившихся из крепи и сухих, как пробка. Очень скоро штольня превратилась в пылающее горнило, а горе-исследователи затопленного подземного тайника, едва не ставшего для них братской могилой, начали потихоньку оттаивать. Маркес снова стал похож на человека, а Пэт окончательно оправилась и принялась энергично растирать закоченевшие ноги антрополога.

Пока спасенные блаженствовали, наслаждаясь теплом. Питт возился с компьютером, выискивая подходящий маршрут, который вывел бы их из шахты на поверхность. Горные склоны, окружающие долину Теллурида, были изъедены старыми выработками, как дерево термитами. Шахтные стволы, квершлаги, штреки и штольни общей протяженностью более 360 миль пронизывали близлежащие горы до такой степени, что казалось странным, как это они до сих пор не сложились и не рухнули подобно карточному домику. Позволив своим подопечным отдыхать и греться в течение часа, сразу по окончании этого срока Питт ненавязчиво напомнил, что домой они пока еще не вернулись:

– Если мы хотим снова увидеть небо и солнце, пора подниматься и пробиваться к выходу, друзья мои.

– А к чему такая спешка? – пожал плечами Маркес. – Нам достаточно пройти по штольне до вертикального ствола над выходом и пересидеть там несколько часов. Спасатели раскопают снег, вода схлынет, а мы спустимся и выйдем наружу, не замочив ног.

– План замечательный, однако, увы, невыполнимый, – покачал головой Питт. – Ненавижу сообщать плохие новости, но на спасателей рассчитывать нечего. Подходы к шахте завалены слоем снега толщиной в двадцать футов. Дорога узкая и тоже частично забита. При таком раскладе спасатели не сочли возможным подтянуть тяжелое оборудование. Вдобавок большую часть бригады срочно отозвали на другие участки в связи с потеплением и резким увеличением опасности схода лавин. Так что ковыряются они там сейчас вручную, и можно только гадать, сколько дней или недель у них уйдет, чтобы докопаться до цели.

Луис, без труда представивший, что творится наверху, опустил голову и мрачно уставился в огонь; плечи его поникли.

– Как будто всё на свете ополчилось против нас, – с горечью произнес он вполголоса.

– У нас есть огонь, дрова и море воды, – подвела итог Пэт. – Хоть она и грязная, но от жажды не умрем. Ну а без еды, думаю, сможем протянуть, сколько понадобится.

Эмброз едва заметно улыбнулся:

– По статистике, голодная смерть наступает в интервале от шестидесяти до семидесяти суток воздержания от пищи.

– Чем торчать тут два месяца на вынужденной диете, не лучше ли двинуться в путь, пока мы все не обратились в ходячие скелеты, – предложил Питт.

Маркес уныло покачал головой:

– О чем вы говорите, мистер Питт, когда вам отлично известно, что единственный маршрут, соединяющий шахту “Буканьер” с “Парадизом”, затоплен. Мы никак не сможем выбраться тем путем, которым прошли вы.

– Без аквалангов, – уточнил Эмброз.

– Верно, – согласился Питт. – Но если верить моей компьютеризованной дорожной карте, существует еще порядка двух дюжин сухих штолен и стволов, ведущих на поверхность. Причем, заметьте, с этого уровня!

– Компьютер у вас что надо, – откликнулся Маркес, – да только информация в нем, боюсь, сильно устарела. За последние девяносто лет все выходы, о которых идет речь, наверняка обвалились.

– А на мой взгляд, – вмешался антрополог, – надо просто пойти и проверить каждый из них. Все лучше, чем киснуть здесь месяц или два, плотоядно поглядывая друг на друга.

– Согласна, – заявила Пэт. – Хотя на сегодня я уже досыта наелась ваших штреков и штолен, мысль о двухмесячном голодании вдохновляет меня еще меньше.

Ее слова словно подстегнули Питта. Он вскочил на ноги, приблизился к краю колодца и посмотрел вниз. Луч его фонаря отразился от матово-черной поверхности воды, до которой уже можно было дотянуться рукой, опустившись на колени.

– Все, друзья, конец дискуссии! – сухо объявил он, обернувшись к сидящим у костра. – Выбор сделан за нас. Минут через двадцать здесь станет ужасно мокро и сыро, так что рекомендую не задерживаться.

Маркес подошел к нему и тоже заглянул в ствол.

– С ума сойти, – пробормотал он. – Столько лет живу в этих краях, но впервые вижу, чтобы вода поднялась до такого высокого уровня. Видать, накрылась моя добыча самоцветов. Жаль, жаль, редкостная была жила...

– Должно быть, землетрясением разрушило перемычку, и какой-то подземный водный поток прорвался в шахту, – высказал догадку Питт.

– Каким еще землетрясением?! – изумленно воззрился на него Маркес. – Вы разве не поняли, что это был динамит?

– Вы хотите сказать, что обвал и затопление вызваны взрывом? – в свою очередь удивился Питт. – А вы уверены?

– На все сто! – Он покосился на Питта и добавил: – Готов биться об заклад на свою заявку, что в шахте побывали посторонние.

Питт в задумчивости уставился на отливающую зловещим маслянистым блеском поверхность воды, плещущейся уже почти у самых ног.

– В таком случае, – медленно заговорил он после паузы, – нам остается только констатировать как непреложный факт, что эти посторонние почему-то очень не хотели выпустить вас троих отсюда живыми.

5

– Пойдете первым, – приказал Питт Маркесу. – Будете освещать дорогу вашей лампой, пока батареи не сядут. Потом воспользуемся моим фонарем.

– Тяжелее всего будет подниматься по вертикальным стволам, – предупредил горняк. – Пока что нам везло, но аварийные трапы имеются далеко не везде. В основном в них для подъема и спуска применялись клети.

– Когда столкнемся с этой проблемой, тогда и будем ее решать, – отмахнулся Питт.

Ровно в пять часов пополудни они тронулись в путь, держа курс на запад по компасу Питта. Гидрокостюм, перчатки и башмаки со стальными каблуками придавали последнему довольно экзотический вид. Он оставил при себе только компьютер, компас, подводный фонарь и нож, закрепленный на голени правой ноги. Остальное снаряжение пришлось бросить у гаснущего костра.

В штольне почти не было мусора, и первые сто ярдов дались легко. Маркес возглавлял группу, за ним шли Пэт и Эмброз, а Питт замыкал шествие. Между рельсами и стенкой выработки вполне хватало места, чтобы идти нормально, не спотыкаясь о стыки и не семеня по шпалам. Миновали один шахтный ствол, за ним другой – нигде не было и намека на какие-либо средства подъема на следующий уровень, – а потом дорога вывела их к просторной галерее, откуда, как на сказочном перекрестке, расходились в разных направлениях сразу три штольни.

Маркес сосредоточился:

– Если память мне не изменяет, нам налево.

Питт сверился с компьютером и согласно кивнул:

– Точно в яблочко! Ярдов через пятьдесят они уперлись в завал. Каменная осыпь показалась сравнительно небольшой, и мужчины решили попытаться ее разобрать. Затратив час времени и пролив не одну кварту пота, они проделали лаз, сквозь который смогли протиснуться. Далее туннель вывел еще к одному вертикальному стволу. Питт посветил вверх. Ощущение было такое, будто он заглянул в бездонную яму, только перевернутую вверх ногами. До верхнего края луч не достал, но ствол выглядел многообещающе. Внутри сохранилась уходящая вверх аварийная лестница и даже стальные тросы, по которым когда-то ходили клети.

– Внушает оптимизм, – заметил Питт.

– Если только лестница не сгнила, – сухо бросил Эмброз; он взялся обеими руками за стойки и несколько раз с силой встряхнул их. Лестница завибрировала, словно тетива лука, сверху из темноты посыпались хлопья ржавчины, древесная труха, мелкие камешки, но ничего более существенного. Антрополог удовлетворенно кивнул: – Вроде прочная. К сожалению, те времена, когда я мог влезть наверх по скользкому тросу на одних руках, давно прошли.

– Я пойду первым, – сказал Питт, закрепляя лямку фонаря на запястье левой руки.

– “Всего труднее первый шаг”? – чуть заметно улыбнувшись, процитировала Патриция.

Питт заглянул ей в глаза, но прочел в них лишь неподдельную заботу о его безопасности.

– Меня больше беспокоит последний, – усмехнулся он в ответ.

Поднявшись на несколько ступеней, он остановился, недовольный тем, как раскачивается лестница. Потом полез дальше, не отрывая взгляда от болтающихся на расстоянии вытянутой руки тросов подъемника. Если под ногами обломится, он должен успеть хотя бы ухватиться за трос. Питт поднимался осторожно – ступенька за ступенькой, – сначала пробуя каждую на прочность и лишь потом перенося на нее всю тяжесть тела. Будь он один, он мог бы двигаться гораздо быстрее, но сейчас главным было убедиться, что идущим следом ничего не угрожает.

Футах в пятидесяти над головами напряженно следящих за его движением спутников Питт снова сделал остановку и посветил вверх. Лестница обрывалась в шести футах над головой, и от ее конца до края верхней штольни оставалось еще добрых двенадцать футов. Поднявшись на пару ступенек, Питт подтянул к себе один из тросов. Сплетенный из стальных жил и толщиной в пять восьмых дюйма, он представлял собой практически идеальную опору для рук и ног. Перебравшись с лестницы на трос и ловко подтягиваясь на руках, Питт полез дальше, пока не поднялся фута на четыре выше края колодца. Там он начал раскачиваться, с каждым разом увеличивая амплитуду, а затем мягко спрыгнул на каменный пол штольни.

– Как дела? – послышался снизу голос Маркеса.

– Верхний пролет отсутствует, но я смогу вас вытащить. Посылайте доктора О’Коннелл.

Пэт начала подъем, ориентируясь на свет фонаря Питта. Сверху доносился ожесточенный стук камня по металлу. Она терялась в догадках, но, когда добралась до последней ступени, прямо над ее головой покачивалось бревно с двумя вбитыми в него железными скобами.

– Хватайтесь обеими руками и держитесь, – крикнул Питт.

Она беспрекословно подчинилась и через несколько секунд вновь ощутила под ногами земную твердь. Вскоре к ним присоединились Маркес и Эмброз. Питт направил луч в туннель и убедился, что завалов в пределах досягаемости не наблюдается. Тогда он выключил фонарь, экономя батарейки, и повернулся к остальным:

– Порядок следования прежний. Прошу вас, мистер Маркес.

– Я спускался в эту штольню года три назад, – заметил тот. – Если не ошибаюсь, она выведет нас в центральную галерею шахты “Парадиз”.

– Но там нам нечего делать – ведь вход в нее завален лавиной, – забеспокоился Эмброз.

– А мы туда и не пойдем, мы пойдем в обход, – рассеянно отозвался Питт, напряженно вглядываясь в экранчик монитора своего компьютера. – Если свернуть в ближайший квершлаг, то через сто пятьдесят ярдов мы выйдем на пересечение с боковой выработкой соседней шахты “Северная звезда”.

– А что такое квершлаг? – спросила Пэт.

– Проход, открывающий доступ к так называемым перпендикулярным жилам, то есть расходящимся под прямыми углами от основной. Квершлаги используются также для вентиляции и сообщения между близлежащими выработками, – пояснил Маркес и с сомнением в голосе заметил, глядя в упор на Питта: – Что-то не припоминаю я здесь никакого квершлага. Нет, вы только не подумайте, что я вам не доверяю, но если он когда-то и существовал, то сейчас наверняка замурован.

– Тогда повнимательней приглядывайтесь к левой стенке штольни, – посоветовал Питт.

Маркес молча кивнул и первым двинулся в темный зев туннеля, подсвечивая под ноги своей шахтерской лампой. Остальные потянулись следом. Пэт казалось, что прошла уже целая вечность, но тут идущий перед ней Луис внезапно остановился, подозвал Питта и попросил посветить на стену его более сильным фонарем.

– Похоже, мы нашли именно то, что искали, – сказал он, указывая на отчетливые очертания узкого арочного проема, заложенного старой кладкой из необработанного камня.

Мужчины сразу же принялись выламывать камни и расчищать проход. Через несколько минут в кладке образовалась большая дыра. Питт наполовину просунулся в лаз, посветил фонариком и сообщил сразу повеселевшим спутникам, что путь свободен. Затем на всякий случай сверился с компасом.

– Направление верное, друзья. Что ж, пойдем дальше. Нет-нет, только после вас, мистер Маркес.

Квершлаг оказался заметно уже штольни. Идти пришлось по шпалам, отчего продвижение сразу замедлилось и отнимало значительно больше сил. Битый час тащились они по рельсам при свете слабенькой шахтерской лампы, спотыкаясь чуть ли не на каждом шагу. Давно угас вспыхнувший было энтузиазм. Бесконечная ходьба выматывала людей, отнимая последние крохи физических и моральных сил.

Еще один завал, через который не удалось пробиться, заставил Питта вновь прибегнуть к помощи компьютера в поисках обходного пути, отнявшего у них более двух часов, показавшихся веками. Самым тяжким и утомительным был подъем по шахтному стволу, пронизывающему целых три горизонта и заканчивающемуся в просторном подземном зале, большую часть которого занимали проржавевшие останки парового подъемника. Огибая остов отслужившего свой срок монстра, люди с уважением разглядывали циклопических размеров цилиндры и огромные катушки со все еще намотанными на них милями стального троса.

Начало сказываться напряжение последних часов. Первым стал сдавать Маркес. Для своего возраста он находился в хорошей форме, но не был готов к таким физическим и эмоциональным нагрузкам. А вот Эмброз, в отличие от него, выглядел свежим и полным сил, как будто все это время прогуливался в парке. Да и вообще вел себя на удивление спокойно и невозмутимо для кабинетного ученого. Единственным развлечением на протяжении всех их скитаний в недрах горы служили лишь регулярно изрыгаемые Питтом приглушенные проклятия. С его ростом в шесть футов и три дюйма одолженная ему не столь высокой Пэт каска то и дело с грохотом врезалась в горизонтальные бревна крепи.

Питт шел замыкающим и не видел лиц спутников, но уже успел понять в процессе общения, что каждый из них достаточно упрям, чтобы продолжать идти вперед, стиснув зубы, и слишком горд, чтобы первым предложить сделать привал. И хотя сам пока не нуждался в отдыхе, искусно изобразил прерывистое дыхание и голосом умирающего, чтобы остальные поверили, взмолился:

– Я сейчас испущу дух! Может, отдохнем минутку?

– Я не против, – отозвался Маркес, втихомолку радуясь, что предложение исходит от кого-то другого.

Эмброз прислонился к стене и нарочито равнодушным тоном заявил:

– Я бы предпочел обойтись без остановок, пока не выберемся отсюда.

– Хоть мы с вами и коллеги, Том, но я вас не поддержу, так и знайте! – вознегодовала Пэт. – У меня сейчас ноги отвалятся от этих чертовых шпал!

Лишь когда все трое облегченно растянулись на тех же опостылевших шпалах, они обратили внимание на оставшегося стоять в небрежно расслабленной позе Питта и догадались, что он их провел. Но никто не возмутился. Каждый был счастлив передохнуть несколько минут и помассировать ноющие отусталости ноги.

– Кто-нибудь может мне сказать, долго нам еще топать? – жалобно спросила Пэт.

Питт в сотый, наверное, раз проконсультировался с компьютером.

– Абсолютной гарантии не даю, но если без помех поднимемся еще на два уровня и не напоремся на очередной завал, то где-нибудь за час выползем.

– И где же вы рассчитываете выползти? – полюбопытствовал Маркес.

– По всей видимости, где-то в пределах самого Теллурида.

– Ясно. На старой заявке О’Рейли, значит. Тот ствол, помнится, начали пробивать аккурат в том месте, где сейчас проходит канатная дорога, ведущая к горнолыжным трассам Маунт-Вилледж. Боюсь, у нас будет проблема.

– Как, еще одна?

– Отель “Нью-Шеридан” с рестораном на первом этаже построен прямо над входом в шахту.

Питт усмехнулся:

– Вот и прекрасно. Приглашаю всех на ужин.

Движение возобновилось. Минуты две шли в молчании, каждый думал о своем. Тишину нарушали лишь человеческое дыхание и неумолчный звон капели с сочащейся влагой кровли. Короткий привал развеял уныние и вселил надежду, а мысль о том, что выход совсем близко, заставила отступить накопившуюся усталость.

Питт всегда подозревал, что у женщин слух острее, чем у мужчин, – еще с тех времен, когда знакомые девушки, заходя к нему в гости, неизменно жаловались, что телевизор орет слишком громко. Его подозрения подтвердились, когда Пэт вдруг сказала:

– Кажется, я слышу мотоцикл.

– “Харлей-Дэвидсон” или “Хонда”? – тут же среагировал Маркес, от души рассмеявшись впервые за день.

– Нет, я серьезно! – обиделась Пэт. – Честное слово, очень похоже на мотоцикл.

Питт тоже уловил что-то необычное. Повернувшись в направлении звука, он приложил к ушам ладони раструбом и прислушался. Спустя несколько секунд его обострившийся слух четко выделил из прочих характерный звук выхлопа мощного мотоцикла-внедорожника.

– Скажите, мистер Маркес, местные байкеры часто катаются по заброшенным штольням? – нахмурившись, обратился он к горняку.

Тот отрицательно покачал головой:

– Никогда. Тут в момент заблудишься в лабиринте или свалишься в ствол глубиной тысячу футов. Кроме того, от шума моторов запросто может обрушиться сгнившая крепь и образоваться завал. Нет, мистер Питт, во всем Теллуриде не сыщешь такого идиота, который рискнул бы лихачить под землей.

– Откуда же тогда они взялись? – спросила Пэт, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Из какой-нибудь другой шахты, откуда еще?! Хотя одному господу известно, каким образом они сподобились очутиться в той же штольне, что и мы.

– Забавное совпадение, вы не находите, друзья? – вполголоса произнес Питт, всматриваясь в глубь туннеля. Почему-то ему было не по себе, хотя он сам толком не знал, что именно так на него повлияло. Он стоял неподвижно как статуя, не шевеля ни единым мускулом и чутко прислушиваясь к треску мотора, становившемуся все громче. В лабиринте старой шахты этот звук воспринимался как нечто чуждое и неуместное, вроде пресловутого слона в посудной лавке. Питт терпеливо ждал и дождался: в дальнем конце штольни мелькнула и тут же пропала короткая световая вспышка.

Пока оставалось неясным, направляется сюда один мотоциклист или несколько. Но при любом раскладе следовало рассматривать их как потенциальную угрозу. Лучше проявить излишнюю бдительность, чем потом локти кусать. Звучит вроде бы банально, но осторожный от природы Питт предпочитал придерживаться старых принципов, что не раз спасало ему жизнь.

План действий созрел мгновенно: он повернулся и, бесшумно ступая, двинулся в обход Эмброза и Маркеса. Последние, целиком поглощенные приближающимся шумом мотора и светом фар, не обратили внимания на аквалангиста, тихо прошмыгнувшего вдоль стены в том направлении, откуда должны были вот-вот появиться непрошеные гости. Только Пэт успела заметить, как Питт тенью нырнул в узкую нишу между двумя стояками крепи и растворился в темноте.

Байкеров оказалось трое. Их машины были оснащены мощными галогенными фарами, с невыносимой яркостью бьющими прямо в глаза. Ослепленные люди отворачивались, прикрываясь ладонями. Мотоциклисты остановились в нескольких ярдах, но движков глушить не стали, а только переключили их на холостой ход. Двое неторопливо спешились и направились в сторону Патриции, Эмброза и Маркеса, а третий остался в седле своего железного коня. В свете фар, затянутые в черную кожу и в блестящих шлемах, они казались пришельцами из космоса. Подойдя вплотную, они подняли защитные щитки и застыли на месте.

– Господи, до чего же мы рады вас видеть! – восторженно воскликнула Пэт.

– Вам бы пораньше объявиться, когда мы действительно нуждались в помощи, – проворчал вечно недовольный Эмброз. – Но лучше поздно, чем никогда.

– Примите мои поздравления, леди и джентльмены, – коротко кивнул мотоциклист, стоящий справа; голос его звучал низко и угрожающе. – Вы проявили необыкновенную прыть. Еще час назад мы были уверены, что вы утонули в святилище эменитов.

– Эменитов? – озадаченно переспросила Пэт.

– А вы вообще-то откуда, ребята? – вмешался Маркес.

– Вам ни к чему это знать, – сухо ответил байкер, чем-то напоминавший в этот момент школьного учителя, услышавшего от надоедливого ученика очередной щекотливый вопрос.

– Так вы знали, что мы отрезаны обвалом и вода в камере поднимается?

– Да, – холодно подтвердил мотоциклист.

– И ничего не сделали? – Маркес, казалось, не мог поверить собственным ушам. – Не попытались нас спасти или привести помощь?

– Нет.

“На редкость разговорчивый тип”, – подумал Питт. Если раньше его томило лишь смутное подозрение, то теперь оно переросло в твердую уверенность, что эти парни отнюдь не местные удальцы, отправляющиеся по выходным на поиски приключений, а вооруженные до зубов киллеры-профессионалы. И живыми они их отсюда не выпустят, хотя причины столь радикальной акции в отношении пожилого горняка и двух безобидных ученых по-прежнему оставались загадкой. Надо постараться на полную катушку использовать внезапность – единственное преимущество, имевшееся на стороне Питта. Он беззвучно вытянул нож из ножен и крепко стиснул ребристую рукоять. Другого оружия он с собой не прихватил, значит, придется обойтись тем, что имеется. Дирк сделал с полдюжины глубоких вдохов и выдохов, вентилируя легкие, несколько раз с силой сжал и разжал пальцы и пригнулся, изготовившись к броску. Все, пора действовать. Теперь или никогда!

– Мы чуть не захлебнулись и едва успели выбраться, – возмущенно заявила Пэт, гадая про себя, что же задумал Питт, если только тот вообще что-нибудь задумал. Мелькнула непрошеная мысль: уж не струсил ли он и не прячется ли от опасности?

– Мы знаем. Таков был наш план.

– План? Какой план?

– Вы трое должны были погибнуть. – Роковые слова, а в особенности абсолютно безразличный тон ответа потрясли их так сильно, что заставили на время онеметь. – К сожалению, мы недооценили вашу стойкость, изобретательность и волю к жизни, позволившие вам преодолеть завалы и спастись от наводнения. Но это уже не имеет значения. Вы всего лишь отодвинули неизбежное.

– Динамит... – пробормотал Маркес. – Тоже ваша работа?

– Тоже наша, – без тени смущения признал байкер.

Пэт смотрела на него расширенными от страха глазами лани, застигнутой светом фар приближающегося грузовика. Она поняла, что незнакомцы не догадываются о присутствии Питта, и потому вела себя так, будто его здесь нет и никогда не было. А Луис и Том вообще думали, что он где-то у них за спиной и тоже молчит, как и они, оцепенев от неожиданности и ужаса.

– Но для чего вам наша смерть? – снова заговорила Пэт дрожащим голосом. – Какой смысл убивать совершенно незнакомых людей?

– Вы видели череп и видели надписи.

– Ну и что с того?! – прорычал Маркес, обуреваемый гневом и страхом.

– Мы не можем позволить, чтобы сведения о вашем открытии вышли за пределы этой шахты.

– Но мы не сделали ничего плохого, – возразил Эмброз, сохраняя поразительное спокойствие. – Мы просто ученые, исследующие исторические памятники прошлого. Мы не ищем сокровища, нас интересуют исключительно археологические находки. Лишать жизни только за это, на мой взгляд, – полнейшее безумие.

Мотоциклист пожал плечами:

– К несчастью, вы оказались замешаны в такие дела, от которых вам следовало держаться подальше.

– Но как вы вообще узнали, что мы туда отправились? – спросил Маркес.

– Нам сообщили. Большего я вам сказать не могу.

– Кто сообщил? Всего пять человек знали, где мы находимся.

– Хорош трепаться, – буркнул второй байкер. – Время поджимает. Кончим их здесь или доведем до ближайшего ствола?

– Полнейшее безумие, – повторил Эмброз, опять-таки не проявляя при этом решительно никаких эмоций.

Питт бесшумно выскользнул из ниши. Звук его шагов заглушали ровное стрекотание мотоциклетных движков и периодические глухие выбросы отработанных газов из выхлопных труб. Стремительный бросок, и он оказался за спиной оставшегося в седле байкера. Тот с интересом прислушивался к разговору главаря с будущими жертвами.

Питту не раз приходилось убивать людей, но он не мог заставить себя всадить нож в спину человеку, каким бы гадом тот ни был. Неуловимо быстрым движением перехватив нож рукояткой вперед, он нанес бандиту сильнейший удар в основание шейных позвонков. Таким ударом можно убить, но Питт хотел только вырубить противника и в последнее мгновение слегка притормозил. Мотоциклист обмяк и мешком повалился в объятия аквалангиста, не успев издать ни крика, ни стона. Присев на корточки, Питт обхватил руками бесчувственное тело, мгновение подержал на весу и мягко опустил вместе с мотоциклом на рельсы. Двигатель продолжал тихо тарахтеть на холостом ходу.

Быстро отстегнув нагрудник, Дирк нащупал кобуру под мышкой и вытащил из нее новенький “Пара-Орднанс 10+1” – автоматический пистолет сорок пятого калибра. Направил ствол в спину стоящего справа главаря и взвел курок. Стрелять из “П-10” ему прежде не приходилось, но увесистая прикладистость оружия к руке во многом напоминала его старый верный кольт того же калибра, оставшийся, к сожалению, в бардачке принадлежащего НУМА джипа, в котором Питт приехал в Колорадо из Вашингтона.

Галогенные фары ярко освещали обоих киллеров, не подозревающих о присутствии подкрадывающегося сзади аквалангиста в черном гидрокостюме. Но, когда дистанция сократилась до нескольких футов, Питт неосторожно пересек световой луч от фар лежащей на рельсах третьей машины, и его тут же заметил Эмброз.

– Как вы там очутились?! – выпалил антрополог, изумленно выпучив глаза и указывая на него пальцем.

Послав коротышке мысленное проклятие, Питт тщательно прицелился и положил палец на спусковой крючок.

– К кому это ты обращаешься? – насторожился главарь, однако оборачиваться не стал, явно подозревая какой-то подвох со стороны профессора.

– Всего лишь ко мне, – скромно признался Питт.

Убийцы показали себя суперпрофессионалами и отреагировали одновременно и слаженно, как одно целое. Ни намека на удивление, ни малейшего колебания или неуверенности, никаких попыток выиграть время переговорами. Отработанным до синхронности движением оба моментально выхватили свои “П-10” и развернулись. В оловянных глазах киллеров читалась холодная неумолимость.

Питт не собирался корчить из себя киногероя и изображать знакомую всем по многочисленным боевикам позу: полицейский стоит на полусогнутых лицом к преступнику и держит ствол обеими руками на уровне собственного носа. Он предпочитал куда более практичную классическую стойку: тело повернуто боком, глаза смотрят поверх плеча, оружие в вытянутой руке. Такая позиция значительно уменьшает площадь поражения со стороны противника и увеличивает точность прицеливания. В легендах о Диком Западе слишком много вранья и игры на публику. Питт знал, что на самом деле доживали до седин не воспетые Голливудом ковбои с их умением мгновенно выхватить из кобуры шестизарядный кольт, а те стрелки, что точно поражали цель и не торопились нажать на спуск, пока не поймали ее на мушку.

Первая выпущенная им пуля угодила в шею лидера банды. Легкое, едва уловимое смещение ствола влево, и второй выстрел поразил его сообщника в грудь мгновением раньше, чем дуло его пистолета оказалось направлено на Питта. С трудом верилось, что два человека могут действовать так быстро и согласованно. Будь у них в запасе хотя бы десятая доля секунды, сейчас поперек рельсов на полу штольни валялся бы труп Питта с простреленной головой.

Под низкими сводами забоя выстрелы прозвучали оглушительной артиллерийской канонадой, раскатившись гулким эхом по всей штольне. Секунд десять, а может, и двадцать, – хотя присутствующим они все равно показались часами, – Пэт, Эмброз и Маркес, словно не веря своим глазам, оторопело таращились на мертвые тела. Но постепенно в их оцепеневший от ужаса мозг пришло осознание случившегося, и у них снова зародилась робкая надежда выпутаться из этого кошмара живыми.

– Что тут... что вы с ними сделали? – первой обрела дар речи Пэт, подняв на Питта полный страха и мучительной неуверенности взгляд. – Вы... вы их застрелили?

– Уж лучше я их, чем они вас, – бодро ответил тот, обнимая ее за плечи. – И не переживайте так за эту мразь, доктор О’Коннелл. Если хотите, считайте происшедшее дурным сном, который уже закончился. Или вот-вот закончится, – добавил он после короткой паузы.

Маркес переступил через рельсы и склонился над мертвыми киллерами:

– Кто эти люди?

– Над этой загадкой пускай ломает голову полиция, – ответил Эмброз и повернулся к Питту: – Разрешите в знак искренней благодарности пожать вам руку, мистер... – Он вдруг запнулся и ошарашенно посмотрел на аквалангиста. – Господи помилуй! А ведь я даже не знаю имени того, кто спас мне... спас всем нам жизнь!

– Дирк Питт, – наклонив голову, представился человек из НУМА.

– Я перед вами в неоплатном долгу, мистер Питт, – церемонно поклонился в ответ антрополог, в чьем голосе только очень чуткий слух сумел бы уловить намек на нечто иное, чем просто благодарность.

– И я тоже! – с чувством хлопнул Питта по спине Маркес.

– Как вы думаете, через какую шахту они проникли сюда? – спросил его Питт. Горняк на миг задумался:

– Скорее всего, через “Парадиз”.

– Получается, они сознательно отрезали себе путь к отступлению, когда взорвали заряд, вызвавший сход лавины, – удивился Эмброз.

Питт утвердительно кивнул:

– Именно так. Они знали, что смогут выбраться на поверхность другим путем. А вот со вторым взрывом допустили промашку, заложив слишком мощный заряд. Вряд ли эти парни рассчитывали на такой эффект. Мне почему-то кажется, что все эти многочисленные завалы и стремительный прорыв подземных вод на верхние горизонты отнюдь не входили в их планы.

– Сходится, – кивнул Маркес. – Поскольку они находились по другую сторону отрезавшего нас завала, то располагали достаточным запасом времени, чтобы, опережая наводнение, спокойно подняться на мотоциклах по наклонному стволу и выбраться на поверхность через заранее намеченный боковой выход. А когда оказалось, что его тоже завалило, принялись раскатывать по верхним горизонтам в поисках другого пути...

– А потом, проплутав несколько часов, вышли прямо на нас, – закончил Эмброз.

– Им было проще, чем нам, – заметил Питт. – Они сразу поднялись по главной штольне “Парадиза” на этот уровень, в то время как мы совсем выдохлись, корячась в вертикальных стволах.

– А я сперва решил, что они нас специально искали, – буркнул Маркес.

Питт промолчал, не желая вступать в ненужные споры, но сам придерживался усредненной версии: целенаправленно искать их начали лишь после того, как они выбрались на верхние уровни, а кружившие по ним киллеры обнаружили свежие следы и пустились в погоню.

– Бред какой-то шизоидный, – пробормотала Пэт, завороженно глядя на распростертые тела лжебайкеров. – Хотела бы я знать, что он имел в виду, когда сказал: “Вы оказались замешаны в такие дела, от которых вам следовало держаться подальше”?

Питт философски пожал плечами:

– Что толку гадать понапрасну? Меня больше интересует: кто их послал? А вообще-то я простой инженер-механик, который промок насквозь и замерз как собака, и сейчас меня на самом деле всерьез волнует только один вопрос: где бы раздобыть отбивную на ребрышках по-колорадски, средне-прожаренную и потолще, и стаканчик текилы.

– Для простого инженера вы прямо-таки виртуозно управляетесь с пистолетом, – с подковыркой заметил Эмброз.

– Чтобы застрелить человека сзади, виртуозность не требуется, – цинично парировал Питт.

– А с этим что делать будем? – спросил Маркес, указывая на оглушенного Питтом третьего бандита.

– Веревок у нас нет, так что снимем с него сапоги. Босиком по штольне он далеко не уйдет.

– Хотите оставить его здесь?

– Не вижу смысла тащить с собой бесчувственное тело. Приложил я его изрядно, так что, когда сюда заявятся шериф или его помощники, этот парень, скорее всего, еще будет валяться в отключке. Кстати, кто-нибудь из вас умеет ездить на мотоцикле?

– В молодости я лет десять гонял на “Харлее”, – ностальгически вздохнув, ответил Маркес.

– А у меня до сих пор старенькая “Хонда-Суперспорт” в гараже стоит, – похвасталась Пэт. – Папино наследство, между прочим.

– Управляетесь с ней?

– Пока училась в колледже, постоянно каталась. Да и сейчас иногда выезжаю по выходным. Питт посмотрел на нее с уважением:

– Так вы у нас, выходит, “амазонка в кожаных штанах” – так, кажется, называют женщин в седле мотоцикла?

– Примерно так, – кивнула Патриция.

– А вы, док? – повернулся Питт к Эмброзу.

– В жизни не садился на эти дурацкие тарахтелки. А почему вы спрашиваете?

– Да потому, что в нашем распоряжении три отличных внедорожных “Судзуки Суперкросс”, и почему бы не воспользоваться ими, чтобы сократить дорогу домой.

Маркес ухмыльнулся, сверкнув зубами:

– Я за!

– Лучше уж я подожду, пока появится шериф, – поморщился антрополог. – Поезжайте одни. И побыстрее возвращайтесь – мне совсем не улыбается торчать тут в обществе двух мертвых киллеров и одного живого хотя бы минутой дольше сверх необходимого.

– Ну а мне не улыбается оставлять вас наедине с этим живым, док. Ручаюсь, на заднем сиденье за моей спиной вам будет гораздо комфортней.

Но Эмброз оставался непреклонен.

– По-моему, эта дурацкая машина вовсе не приспособлена для перевозки пассажиров, и будь я проклят, если на нее сяду! К тому же я слишком дорожу своими мозгами, чтобы смазывать ими ржавые рельсы, вылетев из седла, а такое легко может произойти, потому что ехать вам придется по шпалам.

– Что ж, будь по-вашему, – уступил наконец Питт упрямому антропологу.

Наклонившись, он вынул пистолеты из рук мертвецов. Его не терзали угрызения совести: эти двое были профессиональными убийцами, хладнокровными и беспощадными, в то время как он применил оружие исключительно в порядке самозащиты. Не спусти он курок первым; лишились бы жизни трое ни в чем не повинных людей, не говоря уже о нем самом, чего Питт отнюдь не собирался допустить ни при каких обстоятельствах.

Один пистолет он протянул коротышке и кивнул в сторону лежащего без сознания киллера:

– Старайтесь не подходить к этому типу ближе, чем на двадцать футов, и не спускайте с него глаз. Даже если он только моргнет, сразу берите на мушку. Свой фонарь я тоже оставляю вам. Батареек должно хватить до прихода шерифа.

– Вряд ли я смогу выстрелить в другое человеческое существо, – с сомнением покачал головой Эмброз, но жесткие стальные нотки в голосе антрополога заставляли предположить обратное.

– Напрасно, док, вы считаете этих тварей людьми. Это хладнокровные палачи, которые походя перережут горло женщине или ребенку, а потом спокойно пойдут есть мороженое или смотреть кино. Ладно, не буду вас больше уговаривать. Не хотите стрелять, не надо, но вот вам мой совет: если этот тип хотя бы дернется, сразу успокойте его булыжником по башке. – Напутствовав таким образом несговорчивого профессора, Питт сунул за пояс невостребованный пистолет и шагнул к ближайшему “судзуки”.

На ознакомление с системой управления все еще тарахтящих на холостом ходу мотоциклов байкерам-ветеранам потребовалось меньше минуты. Помахав на прощание Эмброзу, Питт стартовал первым, Пэт и Маркес, с небольшим интервалом, тронулись вслед за ним. Между рельсами и стенкой штольни машина не помещалась – мешали рукоятки руля, – так что пришлось держаться строго по центру узкоколейки. От немилосердной тряски жесткая подвеска “судзуки” не спасала, поэтому езда по шпалам не доставляла, мягко говоря, ни малейшего удовольствия. Пэт, к примеру, в первые минуты движения испытывала ощущение, будто ее засунули в барабан стиральной машины. Но со временем, методом проб и ошибок, Питту удалось определить скоростной режим, при котором вибрация становилась минимальной. Оптимальный вариант оказался равен примерно двадцати пяти милям в час – черепашья скорость для асфальтового шоссе, но сопряженная с риском для жизни в условиях узкой штольни.

Многократно усиленное акустикой шахты стаккато выхлопов отдавалось в ушах грохотом хард-рока. Мечущиеся лучи фар высвечивали то шпалы и рельсы, то бревна кровли. Из-за этого Питт чуть не врезался в вагонетку, передняя часть которой уходила в боковой квершлаг, а задняя наполовину перегораживала путь. Преодолев пологий подъем по наклонному стволу, мотоциклисты попали на верхний уровень шахты, обозначенной в компьютерной карте как “Ситизен”. Остановившись на пересечении двух штолен, Питт сверился с монитором.

– Мы не заблудились? – встревоженно спросила Пэт; чтобы перекрыть шум выхлопов, ей пришлось кричать.

– Все в порядке, – крикнул в ответ Питт. – Еще двести ярдов влево, и мы окажемся в старой штольне, которая, как утверждал мистер Маркес, начинается под рестораном отеля “Нью-Шеридан”.

– Вход в заявку О’Рейли застроили больше ста лет назад, – предупредил Маркес. – Там нам никак не выбраться.

– За погляд денег не берут, – отшутился Питт. – Вот мы и поглядим.

Отпустив сцепление и переключив скорость, он лихо рванул с места, но уже через несколько минут пришлось резко тормозить. Рельсы обрывались, упершись в кирпичную стену, наглухо перекрывшую выход. Прислонив мотоцикл к крепежному бревну, Питт внимательно осмотрел кладку при свете фар.

– Я же говорил, что надо искать другой путь, – с укором сказал подъехавший Маркес, не торопясь вылезти из седла и не глуша мотор. – Эта стена – часть фундамента гостиницы.

Питт пропустил его слова мимо ушей, как будто мысленно находился где-то за тысячи миль отсюда. Медленно, как во сне, он вытянул руку и осторожно провел пальцами по старой кладке из красного обожженного кирпича. Не прервал он своего занятия, даже когда подкатила Пэт и ядовитым тоном, за которым, однако, угадывалась смертельная усталость, потребовала объяснений:

– Ну и куда теперь прикажете податься?

– Туда, – бросил Питт, по-прежнему не оборачиваясь и жестом указывая на кирпичную стену. – А вас, друзья, я бы попросил освободить подъездной путь.

Пэт с Маркесом послушно перетащили обе машины через рельсы, прислонили их к стене штольни и выжидательно уставились на Питта. До них еще не дошло. Не дошло и минуту спустя, когда тот, закончив осмотр, оседлал свой “судзуки”, дал газ, взметнув на развороте щебень из-под заднего колеса, и поехал назад, в глубь штольни. Потом они услышали, как Питт несется обратно, набирая скорость, и увидели бешено пляшущий на бревнах крепи и плахах шпал луч от фары его мотоцикла.

Маркес на взгляд определил, что Питт разогнался почти до тридцати миль в час, и похолодел от страха: “Безумец! Что он делает?! Ведь он же сейчас в лепешку...” Но в десяти ярдах от стены Питт вытянул ноги, уперся в рельсы и привстал, как на стременах, выпуская из-под себя рвущийся вперед мотоцикл. Откинувшись назад всем телом, чтобы погасить инерцию, он скользил по рельсам еще футов двадцать, каким-то чудом удерживая равновесие. Наконец одна нога сорвалась, но Питт был к этому готов. Вовремя сгруппировавшись и свернувшись клубком, он мячиком покатился по шпалам.

Освобожденный “судзуки” все еще сохранял вертикальное положение, но уже начал угрожающе крениться набок, когда переднее колесо соприкоснулось с кирпичной кладкой. По ушам полоснул визг рвущегося металла, взметнулась клубами бурая пыль, а массивный внедорожник, с легкостью проломив растрескавшийся от времени тонкий кирпичный слой, с лязгом и грохотом обрушился внутрь.

Пэт опомнилась первой и бросилась к Питту, который тоже врезался в кладку, едва не последовав за своим мотоциклом. Она почти не сомневалась, что он погиб, но аквалангист вдруг приоткрыл один глаз и весело подмигнул ей. Из рассеченной скулы обильно струилась кровь, смешиваясь с запорошившей лицо кирпичной пылью, что ничуть не мешало Питту скалить зубы в широкой, до ушей, торжествующей ухмылке:

– Пускай теперь Ивел Найвел попробует повторить мой трюк!

– Слава богу! – воскликнула Пэт. – Я уж думала, вы себе все кости переломали.

– Да нет, вроде целы, – успокоил ее Питт, тем не менее с трудом поднимаясь на ноги и морщась от боли. – Разве что погнулись маленько.

– Видал я психов, но такого первый раз в жизни встречаю, – проворчал Маркес, неодобрительно качая головой.

– Может быть, – тут же откликнулся Питт, – но ведь сработало! И даже лучше, чем я рассчитывал.

Осторожно массируя ушибленное левое плечо, он кивком указал на пробитую в кирпичной стене дыру. Боль в ребрах и выбитой ключице временно вывела его из строя, так что Маркесу пришлось в одиночку выламывать кирпичи, расширяя пролом. Отшвырнув в сторону последний обломок кладки, он заглянул внутрь, подсвечивая себе лампой. Процесс обозрения затянулся секунд на тридцать, после чего горняк вновь обратил к терпеливо ожидающим спутникам свою заметно помрачневшую физиономию и с невыразимой скорбью в голосе объявил:

– Кажется, мы здорово влипли.

– А что такое? – удивилась Пэт. – Там нет выхода?

– Выход-то есть, – тяжело вздохнул Маркес, – да только влетит он нам в такие бабки, что страшно становится!

– Бабки? – Питт, прихрамывая, доковылял к дыре и засунул в нее голову. – О нет, только не это! – простонал он.

– Да что там такое?! – взмолилась Пэт, сгорая от любопытства.

– Мотоцикл, – уныло ответил Питт. – Он угодил прямо в винный погреб ресторана и разнес вдребезги сотни полторы бутылок марочного вина, которое сейчас стекает в канализацию.

6

Шериф Джеймс Иген-младший руководил спасательными работами на шахте “Парадиз” и не поверил своим ушам, когда дежурный по участку сообщил, что Луис Маркес арестован полицией Теллурида в отеле “Нью-Шеридан” по обвинению в незаконном проникновении со взломом. Такое как-то даже в голове не укладывалось. Да и откуда он мог объявиться в городе, если жена Маркеса утверждала, что ее муж и двое ученых отправились в шахту задолго до схода лавины и сейчас находятся там? Теряясь в догадках и терзаясь сомнениями, Иген оставил командование на бригадира спасателей, сел в машину и поехал в гостиницу.

Чего он никак не ожидал увидеть на месте происшествия, так это искореженный мотоцикл, застрявший среди ящиков с разбитыми бутылками и непонятно каким образом попавший в винный подвал. Удивление шерифа заметно возросло, когда он обнаружил в конференц-зале отеля, куда временно поместили задержанных, хорошо известного ему Луиса Маркеса в компании двух незнакомцев, мужчины и женщины. Все трое выглядели так, будто выбрались из сточной канавы, – мокрые, грязные, оборванные. На запястьях подозреваемых наручники, у дверей бдительная охрана в лице двоих помощников шерифа. Один из них кивком указал на второго мужчину, почему-то одетого в черный гидрокостюм:

– Вот у этого целый арсенал нашли, шеф!

– Предъявите изъятое оружие, – официальным тоном скомандовал Иген.

Помощник с готовностью продемонстрировал три автоматических “Пара-Орднанс” сорок пятого калибра.

Бегло осмотрев пистолеты, шериф переключился на Маркеса:

– Как, черт побери, ты умудрился выбраться из шахты и очутиться здесь? Спасатели роют, как кроты, жена вся изнервничалась, а он хулиганит! Ты что, Луис, старина, сквозь стены просачиваться научился?

– Кончай подкалывать, Джимми! – огрызнулся Маркес. – Прогуляйся-ка лучше по штольне со своими ребятами. Ярдов через двести свернете направо в старый квершлаг. Там найдешь парочку жмуриков и профессора Томаса Эмброза. Профессор настоящий, из университета, только вот из какого – не упомню. Он третьего киллера сторожит.

На лице шерифа Игена отразился вполне естественный скептицизм, грозящий в любой момент перерасти в нечто большее. Он сел, откинулся вместе со стулом, балансируя на задних ножках, и вытянул из кармана рубашки блокнот с авторучкой.

– Давай-ка лучше по порядку, дружище.

Все еще на что-то надеясь, Маркес поведал о завале и затоплении, весьма своевременном появлении Питта, спасении из таинственной пещеры, столкновении с трио наемных убийц и вынужденном несанкционированном проникновении в винный погреб отеля. Поначалу рассказ горняка изобиловал подробностями, но вскоре он ощутил явное недоверие со стороны Игена и заторопился, перескакивая с одного на другое и с тоской сознавая, как неубедительно и фантастично звучит излагаемая им версия. Окончательно пав духом, Маркес принялся умолять Игена поспешить на помощь Эмброзу:

– Черт тебя побери. Джим, не будь упрямым ослом! Неужели так трудно оторвать задницу от стула и сходить посмотреть?! Клянусь, я говорю чистую правду!

Иген знал Маркеса давно и глубоко уважал за честность и порядочность, но сейчас тот городил такое, что поверить без доказательств он просто не мог.

– Хорошо, теперь давайте подытожим, что мы имеем, – задумчиво произнес шериф, вертя в руках авторучку. – Черный череп из обсидиана, непонятные настенные надписи в пещере, вырезанной неизвестно кем в толще скал, наемные киллеры, разъезжающие на мотоциклах по заброшенным выработкам, два трупа... Между прочим, если последний пункт не плод твоей фантазии, вы трое подпадаете под подозрение в убийстве.

– Я готова подтвердить под присягой все, что сообщил вам мистер Маркес, – впервые с начала допроса заговорила Пэт. – Почему вы ему не верите?

– Минутку, мэм. Ваше имя и род занятий, пожалуйста?

– Патриция О’Коннелл, доктор лингвистики, – устало ответила она. – Работаю в университете штата Пенсильвания.

– И по какой причине вы оказались в шахте?

– Я занимаюсь древними языками. Меня пригласили в Теллурид, чтобы расшифровать загадочные надписи, обнаруженные мистером Маркесом.

Несколько секунд Иген в упор смотрел на нее холодным изучающим взглядом профессионального полицейского. Любопытная особа. И вроде бы не дурнушка – особенно если ее приодеть, причесать и подкрасить. Но поверить в ее докторскую степень по древним языкам – это, пожалуй, перебор... Сидящая перед ним женщина с мокрыми сосульками спутанных волос и перемазанной физиономией сейчас больше всего походила на бездомную побирушку.

– Что ж, допустим, – неторопливо произнес шериф, – но пока в моем распоряжении всего два неоспоримых факта: разбитый мотоцикл, возможно, краденый, и разгромленный винный погреб этого отеля.

– Перестань пороть чушь, Джим, – взмолился Маркес. – Надо выручать доктора Эмброза!

– Я пошлю своих людей в шахту не раньше, чем уверюсь в истинности ваших показаний! – отрезал Иген.

Джеймс Иген занимал должность шерифа графства Сан-Мигель восьмой год и всегда работал в полном согласии и взаимопонимании с силами правопорядка в Теллуриде. Убийства на его территории случались крайне редко. Из правонарушений чаще всего приходилось сталкиваться с вождением в пьяном виде, мелким воровством, хулиганством, бытовыми преступлениями. Проблема наркотиков возникала только летом, когда Теллурид наводняли толпы молодых людей, приезжающих на традиционные фестивали кантри или джаза. Местные жители Игена уважали и ценили. К службе он относился серьезно, но слыл своим в доску компанейским парнем, всегда готовым пропустить кружку пива в одной из местных забегаловок и посмеяться над незамысловатыми шутками завсегдатаев. Не отличаясь ни высоким ростом, ни мощным телосложением, он мастерски владел лицевыми мускулами: когда Иген находился при исполнении, обычно хватало одного взгляда из-под строго насупленных бровей, чтобы поставить на место самого буйного нарушителя общественного порядка.

– Могу я попросить вас о небольшом одолжении, шериф? – обратился к нему третий задержанный – высокий мужчина с усталым, помятым лицом в изодранном гидрокостюме. Вид у него был такой, будто его протащили сквозь лопасти водяного насоса.

По первому впечатлению Иген определил возраст подозреваемого лет в сорок пять, однако, присмотревшись повнимательней, понял, что тот на добрых пять лет моложе, а старит его резкость словно топором вырубленных черт лица и выдубленная ветром и солнцем бронзовая от загара кожа. “Рост шесть футов и три дюйма, вес сто восемьдесят пять фунтов, волосы черные и волнистые, с небольшой проседью на висках. – По въевшейся в кровь за годы службы в полиции привычке, шериф автоматически фиксировал приметы предполагаемого преступника. – Брови темные, густые, глаза зеленые; нос прямой и узкий, губы четко очерчены, уголки губ чуть приподняты, создавая впечатление непроизвольной усмешки”. Вроде бы ничего особенного, но Игену его поведение показалось не совсем обычным для арестованного. Причем заинтриговало шерифа не столько его видимое безразличие к происходящему – многие преступники, попав в руки закона, впадают в апатию, – сколько ироничная, независимая и как бы отстраненная манера держаться. Попытка применения излюбленной Игеном тактики устрашить, деморализовать и подавить волю допрашиваемого вдребезги разбилась о глыбу несокрушимого спокойствия, демонстрируемого человеком по ту сторону стола.

– Смотря о каком, – хмуро пробурчал Иген. первым отведя взгляд и уткнувшись в блокнот. – Ваше имя?

– Дирк Питт.

– И чем же вы занимаетесь, мистер Питт?

– Государственный служащий. Возглавляю отдел специальных проектов НУМА.

– Как вы попали в шахту?

– Да просто проезжал мимо и подумал, что было бы занятно побродить по старым выработкам, золотишко поискать...

Иген начал медленно закипать, отчетливо сознавая, что преимущество в этом диалоге отнюдь не на его стороне.

– Ваши остроты неуместны, мистер Питт, и в дальнейшем попрошу обойтись без них! Итак, я вас слушаю.

– Если я дам вам номер телефона, вы не откажете мне в любезности позвонить по нему? – утонченно вежливо, без тени враждебности, осведомился Питт.

– Желаете поговорить со своим адвокатом? Что ж, это ваше право. – Нет-нет, я ни с кем разговаривать не собираюсь, вы меня неправильно поняли. Я всего лишь предлагаю вам воспользоваться самым быстрым способом для удостоверения моей личности и занимаемой должности. Один звонок – что может быть проще?

Иген на секунду задумался, потом передал через стол блокнот и ручку.

– Ладно, давайте номер.

Питт написал что-то в блокноте и вернул его шерифу.

– Это междугородний звонок. Можете позвонить за счет вызываемого, если хотите.

– Сами оплатите в отеле, – принужденно улыбнулся Иген.

– Вы будете говорить с адмиралом Джеймсом Сэндекером, – предупредил Питт. – Это номер его персонального телефона. Назовите ему мое имя и введите в курс дела.

Иген подошел к аппарату на соседнем столе, запросил выход на межгород, набрал номер и заговорил в трубку после короткой паузы:

– Адмирал Сэндекер? Добрый вечер, сэр. Вас беспокоит шериф Джеймс Иген из графства Сан-Мигель, штат Колорадо. Мы задержали человека, который утверждает, что работает у вас. Его имя Дирк Питт.

Иген выслушал короткий вопрос абонента на другом конце провода, кивнул и кратко обрисовал ситуацию, упомянув, между прочим, что Питта, по всей видимости, придется взять пол арест по обвинению в преступном проникновении второй степени, воровстве и вандализме. Сразу после этого сообщения шериф вдруг замолчал, увял лицом и в течение последующих десяти минут стоял, вытянувшись по стойке “смирно”, как будто разговаривал если не с самим Господом, то, по крайней мере, с его заместителем. Несколько раз он покорно повторил: “Так точно, сэр! Будет исполнено, сэр”, а когда повесил трубку, мешком повалился на стул, вытер рукавом мундира пот со лба и обалдело уставился на Питта.

– Ну и босс у вас, мистер Питт. Сущий дракон!

– Да, иногда он производит такое впечатление, – рассмеялся Дирк.

– Он рассказал о вас поразительные вещи.

– А ущерб возместить не предложил?

Иген ухмыльнулся:

– Сказал, что вычтет из вашей зарплаты.

– А что еще сказал этот ваш адмирал? – не выдержала снедаемая любопытством Пэт.

– Да много чего, – поежился Иген. – А в частности, адмирал Сэндекер произнес любопытнейшую фразу. Цитирую – “Слушай меня, сынок. Ты можешь безоговорочно верить каждому слову мистера Питта, даже если он вдруг заявит, что в Гражданской войне победил не Север, а Юг”.

Питт и Маркес в сопровождении Игена и одного из его помощников пробрались в штольню сквозь пролом в стене винного погреба. Миновали брошенные мотоциклы, торчащую из бокового туннеля старую вагонетку и поспешно двинулись дальше.

В узкой трубе туннеля расстояние скрадывалось темнотой, и даже Питт затруднился бы точно определить, сколько они уже прошли. По грубым прикидкам, от того места, где остались доктор Эмброз и пленный киллер, подвал отеля отделяло примерно три четверти мили. Через каждые несколько сот футов Питт выключал фонарик, одолженный у помощника шерифа, и вглядывался в темноту – не мелькнет ли где проблеск света. Когда, по его расчетам, они достигли цели, Питт остановился и посветил в глубь штольни, насколько доставал луч фонарика.

Потом щелкнул выключателем. Впереди царил лишь кромешный мрак.

– По-моему, мы пришли, – повернулся он к Маркесу.

– Не может быть, – усомнился тот. – Доктор Эмброз наверняка дал бы о себе знать, увидев свет и услышав наши голоса. Позвал бы или фонарем посигналил...

– Что-то здесь не так. – Питт направил луч на углубление в стене туннеля. – А вот и ниша, где я прятался, когда мотоциклисты подъехали.

– Почему стоим? – осведомился подошедший Иген.

– Звучит, конечно, по-идиотски, – ответил Питт, – но они исчезли.

– А вы уверены, что они вам не померещились?

– Чертовщина какая-то, – пробормотал Маркес. – Богом клянусь, Джим, место правильное! Вон там валялись два дохлых киллера, чуть поодаль, на рельсах – третий в отключке, а доктора Эмброза мы оставили прямо здесь, где стоим.

Питт, не обращая внимания на шерифа, опустился на колени. Очень медленно обвел лучом фонарика полукруг, изучая каждый дюйм пола и рельсов.

– Что это вы... – начал было Маркес, но Питт резко вскинул руку, призывая спутников к молчанию. Он хотел доказать Игену, что тот имеет дело не с лунатиками, а с нормальными людьми. Даже если Эмброз куда-то пропал вместе с одним живым и двумя мертвыми киллерами, то должны остаться хотя бы следы их пребывания. Питт собирался подобрать стреляные гильзы и продемонстрировать их Игену, но ничего похожего на латунные цилиндрики не обнаружил. И вдруг волосы у него на голове зашевелились. Ползая на коленях по щебенке, он каким-то шестым чувством уловил смертельную опасность, исходящую от почти незаметной проволочки, протянутой вдоль стены всего в полутора футах от него, – такой тонкой, что она даже тени не давала. Пройдясь лучом по проволоке, Питт обнаружил засунутый между бревнами кровли и стояка черный брезентовый сверток.

– Скажите, шериф, – приглушенным голосом спросил Питт, – вы, случайно, не проходили курс обучения по обезвреживанию бомб?

– Я сам преподаю этот предмет – еще в армии стал классным специалистом по разминированию, – не без гордости ответил Иген и тут же озадаченно поднял брови. – А в чем дело?

– У меня такое ощущение, что нас собирались отправить в мир иной, причем по частям. – Он навел фонарь на проволоку, тянущуюся от пола к кровле туннеля. – Если не ошибаюсь, нам приготовили мину-ловушку.

Шериф медленно приблизился, опустился на колени рядом с Питтом и с расстояния в несколько дюймов впился глазами в смертоносный проводок. Затем поднял голову, увидел сверток, осторожно поднялся на ноги и тщательно обследовал его со всех сторон. Когда он снова повернулся к Питту и заговорил, в голосе полицейского сквозило нескрываемое уважение:

– Вы несомненно правы, мистер Питт. Похоже, кто-то вас очень не любит.

– И вас тоже, шериф. Они наверняка знали, что мы вернемся за доктором Эмброзом вместе с вами и вашими людьми.

– Но где же профессор? – растерянно спросил Маркес. – Куда он мог подеваться?

– Могу предложить парочку версий, – отозвался Питт. – Первая: киллер пришел в сознание, каким-то способом обманул бдительность доктора Эмброза, убил его и сбросил тело в ближайший шахтный ствол. Потом поставил мину и удрал по другой штольне, ведущей наружу.

– Вам бы сказки сочинять, – буркнул Иген.

– Во всяком случае, эта версия объясняет присутствие мины-ловушки.

– Откуда мне знать, что ее поставили не вы?

– У меня нет мотива.

– Отстань ты от него, Джим! – с досадой сплюнул Маркес. – Мистер Питт последние пять часов все время находился у меня на глазах. А сейчас всем нам жизнь спас. Если б даже эта штука нас сразу не прикончила, так обвалом точно бы всех похоронило!

– Мы пока не знаем точно, есть ли в этом свертке взрывчатка, – упрямо насупился Иген.

– Тогда дерните за веревочку и увидите, что там откроется, – усмехнулся Питт. – Только я не собираюсь торчать поблизости, чтобы разделить вашу участь. – Он легко вскочил на ноги и прогулочным шагом направился в сторону отеля.

– Одну минутку, мистер Питт! Я с вами еще не закончил.

Питт остановился и обернулся.

– У вас есть другой план, шериф?

– Есть. Хочу вытащить этот узелок и обезвредить взрывное устройство. Если, конечно, оно там есть.

– Я бы на вашем месте этого не делал, – покачал головой Питт. – Этовам не кустарная бомба, которую какой-нибудь начинающий террорист смастерил у себя на заднем дворе. Готов биться об заклад на свое ближайшее месячное жалованье, что эта изготовлена специалистом-экспертом и взорвется при малейшем прикосновении.

Иген заколебался; видимо, аргументация Питта произвела на него впечатление.

– Если у вас есть идея получше, я готов ее выслушать.

– В паре сотен ярдов отсюда стоит на рельсах старая вагонетка. Подтолкнем ее, раскатим немного и пускай едет. Зацепит за проволоку и взорвет мину.

– Кровля рухнет, – предупредил Маркес. – Штольню засыплет навсегда.

Питт пожал плечами:

– Вряд ли мы обездолим следующие поколения, лишив их удовольствия прогуляться именно по ней. Не думаю, что за последние семьдесят лет здесь побывал кто-то еще, кроме нас.

– Не лишено смысла, – согласился наконец Иген. – Да и заряженную бомбу нельзя оставлять – не дай бог, забредет кто случайно!

Минут через пятнадцать Питт, Иген, Маркес и помощник шерифа, пыхтя и обливаясь потом, выкатили вагонетку на стартовую позицию. Сначала тяжеленные железные колеса натужно скрипели, не желая проворачиваться, но, когда застывшая смазка осей слегка разогрелась и проникла в роликовые подшипники, дело пошло веселее. До заминированного участка оставалось около пятидесяти ярдов. Дальше дорога шла под уклон.

– Конечная остановка, – объявил Питт. – Хороший толчок – и она милю проедет.

– Если в ближайший ствол не свалится, – добавил Маркес.

Все четверо дружно уперлись в задник, разгоняя вагонетку, пока та не набрала скорость и не начала двигаться вперед самостоятельно. Пробежав по инерции еще пару шагов, они остановились, чтобы перевести дух. Только лучи их фонариков сопровождали последний рейс с каждым мгновением все быстрее движущегося железного монстра. Вскоре вагонетка скрылась за поворотом, а минуту спустя штольню потряс оглушительный взрыв. Ударная волна едва не сбила людей с ног. Затем до них донесся многократно усиленный эхом грохот оседающих каменных глыб из расколотой кровли, и все вокруг окуталось плотным облаком пыли.

Еще отдавались в ушах отзвуки взрыва и метались, отражаясь от гранитных стен шахты, раскаты эха, когда Маркес, схватив шерифа за руку, торжествующе рявкнул во весь голос.

– Ну что, убедился теперь, кто был прав, формалист недоделанный?!

– Вы так торопились доказать свою правоту, – сухо парировал Иген, – что забыли об одной существенной детали.

– О какой же? – бросил на него быстрый взгляд Питт.

– О профессоре Эмброзе. Вдруг он еще жив и остался за этим завалом? А если даже мертв, тело его теперь нипочем не достать.

– Эмброза там нет. Ни живого, ни мертвого.

– Вы так уверены? – прищурился шериф. – Любопытно, любопытно... Кстати, вы так и не удосужились ознакомить нас с вашей версией номер два: уж не с ней ли, случайно, связано ваше заявление?

– Угадали, – подтвердил Питт. – Доктор Эмброз не убит, не покалечен и на данный момент пребывает в безопасности и полном здравии.

– А как же третий киллер? По-вашему выходит, он так вот просто взял и отпустил профессора? – недоверчиво покрутил головой Маркес.

– Вот именно. Не станет же он убивать собственного босса.

– Босса?!

Питт улыбнулся и утвердительно кивнул:

– Конечно. А если вы еще не поняли, объясняю более популярно: доктор Эмброз и отнюдь не святая троица псевдобайкеров – одна шайка-лейка.

7

– Извините, что опоздала к ужину, – сказала Пэт, переступая порог дома Маркесов, – но мне позарез была нужна горячая ванна. А пока я в ней отмокала, так разнежилась, что совершенно потеряла счет времени.

Лайза Маркес рассмеялась и обняла гостью.

– Никто никуда не опоздал. Вы даже не представляете, как я рада вас видеть!

Она отступила на шаг, пропуская Пэт в холл. Лицо миссис Маркес озарилось радостью, когда она увидела идущего следом Питта. Порывисто бросившись ему на шею, она расцеловала его в обе щеки:

– Ах, мистер Питт! Как мне отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали, вернув моего Луиса живым и здоровым?!

– Моей заслуги в этом нет, – возразил Питт, демонстрируя свою фирменную улыбку. – Я всего лишь спасал собственную шкуру. Ну и его за компанию.

– Вы просто скромничаете!

Пэт не поверила своим глазам, когда Питт потупился в неподдельном смущении, но все равно не удержалась, добавив:

– Между прочим, мистер Питт спас сегодня не только вашего мужа, дорогая Лайза.

– Луис держит язык за зубами и почти ничего мне не рассказал, – пожаловалась миссис Маркес, – За ужином надеюсь услышать от вас все подробности. – В модном брючном костюмчике Лайза имела весьма элегантный вид и казалась помолодевшей лет на десять. – Позвольте я повешу ваши куртки.

– Я чую запах жареной лосятины, или мне мерещится? – повел носом Питт, разряжая неловкую ситуацию.

– Луис в гараже, возится со своей коптильней, – ответила Лайза. – Во дворе слишком холодно, так что я накрыла стол в солярии на задней веранде. Муж установил обогреватели, и там тепло и уютно. Будете проходить через кухню, прихватите себе пива.

Питт взял из холодильника бутылку “Пасифико” и отправился в гараж к Маркесу. Тот колдовал над пятидесятигаллонной бочкой, из которой соорудил коптильню.

– Пахнет роскошно, – облизнулся Питт. – А почему вы не пользуетесь угольным мангалом?

– При горячем копчении мясо, птица и рыба приобретают совершенно неповторимый вкус, не говоря уж об аромате, – куда лучше, чем если их просто зажарить, – пояснил Маркес. – Этого лося я подстрелил в прошлом сезоне. В Монтрозе его разделали и заморозили. Лайза приготовила свой фирменный соус, так что скоро вы сами оцените, какая вкуснятина получится.

Минут через десять все сидели за массивным столом из цельных сосновых бревен – еще один шедевр, вышедший из искусных рук Маркеса, – любуясь звездным небом за стеклянным куполом веранды и наслаждаясь вкуснейшими бифштексами под великолепным соусом. Тушенный в сметане шпинат, запеченный под майонезом картофель и большая ваза салата составили отличную компанию копченой лосятине. Перед ужином Луис украдкой попросил Пэт и Дирка не особо распространяться об их приключениях, не желая расстраивать жену. Она и без того достаточно переволновалась, пока не получила известие, что ее муж выбрался из шахты целым и невредимым. Поэтому застольная беседа велась в шутливых тонах, об опасностях и риске для жизни упоминалось вскользь, а о киллерах на мотоциклах гости вообще умолчали. Отсутствие Эмброза объяснили тем, что он встретил друзей и потому не смог прийти на ужин.

Короче говоря, в изложении Питта и умело подыгрывающей ему Патриции события последних часов, едва не закончившиеся кровавой развязкой, приобрели характер увеселительной прогулки. Лайзу их откровенное вранье, конечно, не обмануло, но она сделала вид, что верит каждому слову. После ужина Пэт помогла ей убрать со стола и вернулась, оставив миссис Маркес хлопотать у плиты, мыть посуду, кормить маленьких дочек, готовить кофе и следить за доходящим в духовке пирогом со сладкой начинкой из тертой моркови.

Питт, извинившись, поднялся из-за стола, прошел в дом, но вместо туалета проследовал на кухню, где в течение нескольких минут что-то терпеливо втолковывал Лайзе, после чего вновь присоединился к Пэт и Луису.

Воспользовавшись тем, что жена далеко и не слышит, слегка осоловевший от выпитого пива Маркес в упор посмотрел на Питта и заявил:

– Хоть режьте меня, хоть ешьте, но не могу я поверить в вашу теорию насчет профессора. Думаю, его все же убили вскоре после нашего ухода.

– Пожалуй, я соглашусь с Луисом, – энергично кивнула Пэт. – Доктор Эмброз – уважаемый ученый, известнейший археолог, и просто смешно подозревать такого человека в связях с гангстерами.

– Вы когда-нибудь раньше видели Эмброза? – поинтересовался Питт.

Пэт покачала головой:

– Нет, но я знакома с его научными трудами и слышала, что у него безупречная репутация.

– Но лично никогда с ним не встречались?

– Нет.

– Тогда откуда вы знаете, что человек, представившийся вам под именем Томаса Эмброза, не самозванец?

– Постойте, постойте, давайте сначала кое-что уточним, – вмешался Маркес. – Допустим, он действительно самозванец и заодно с этими моторизованными психами. Но ведь он все время находился рядом и утонул бы вместе с нами в подземной камере, не явись вы на выручку в последний момент. Хотелось бы знать, как вы объясните этот факт? Не самоубийца же он в конце концов!

– Верно, – поддержала Луиса Пэт. – Раз его тоже пытались убрать, значит, он с ними не связан.

– Его коллеги перестарались. – В голосе Питта звучала холодная уверенность. – Они, безусловно, специалисты в закладке мин, но не знают специфики горного дела, в отличие, скажем, от вас, мистер Маркес. Они заложили слишком мощный заряд. Вместо того чтобы вызвать локальный обвал и перекрыть одну-единственную штольню, взрыв затронул скальное ложе подземной реки, и ее воды хлынули в нижние уровни шахты. Ошибка в расчетах, сломавшая их планы. Ствол и камера с черепом оказались затоплены, прежде чем они успели на мотоциклах объехать завал и спасти своего шефа.

Маркес задумался, устремив взор на окружающие Теллурид горы. Остроконечные силуэты пиков четко выделялись на фоне усыпанного мириадами звезд ночного неба.

– А зачем им вообще понадобилось что-то взрывать, устраивать обвал, на мотоциклах по шахте носиться? Пристрелили бы нас прямо в пещере, да и дело с концом. Чего они добивались-то, никак в толк не возьму?

– Безупречного убийства. Они собирались прикончить вас двоих, размозжив вам головы и засыпав ваши тела обломками породы из завала. Рано или поздно спасатели откопали бы ваши останки – скорее поздно, чем рано, – и списали бы все на несчастный случай в шахте.

– Но зачем нас убивать? С какой целью? – возмутилась Пэт.

– Потому что вы представляете собой угрозу.

– Мы с Луисом? Угрозу? – Пэт непонимающе уставилась на Питта. – Да кому мы можем угрожать?

– Хорошо финансируемой и хорошо организованной группе лиц, не желающих, чтобы ваше открытие сделалось достоянием гласности.

– Но зачем кому-то пускаться на такие крайности лишь для того, чтобы скрыть от общественности обычную археологическую находку, пусть даже очень значительную? – жалобно спросила совершенно сбитая с толку Патриция.

Питт развел руками:

– Здесь мои предположения кончаются. Но я готов поставить все до последнего цента, что случившееся с нами сегодня – отнюдь не единичный эпизод. Чутье меня редко подводит, а оно подсказывает, что были и другие открытия такого же масштаба, о которых уже никто не поведает ни городу, ни миру по причине безвременной и скоропостижной смерти участников и свидетелей. Последовавшей, разумеется, в результате естественных причин типа несчастного случая.

– Любопытная гипотеза, – задумчиво произнесла Пэт. – Мне, правда, припоминается всего одна археологическая экспедиция, закончившаяся гибелью всех, кто в ней участвовал. Возглавлял ее доктор Джеффри Таффет из университета штата Аризона. Он и несколько его студентов погибли при исследовании пещеры на северном склоне горы Ласкар в Чили.

– И отчего же они погибли? – первым спросил Маркес.

– Их нашли замерзшими, – ответила Пэт. – Что очень удивило обнаруживших тела спасателей. Погода стояла чудесная: ни бурь, ни лавин, ни прочих катаклизмов, да и температура не опускалась больше чем на пару градусов ниже нуля. Проведенное расследование не выявило ни одной объективной причины столь сильного переохлаждения.

– Пещера представляла какой-нибудь археологический интерес? – уточнил Питт.

– Никто до сих пор ничего толком не знает. Ее нашли двое альпинистов-любителей из Нью-Йорка, оба преуспевающие юристы по налоговому праву. Они наткнулись на вход в пещеру, когда спускались с вершины, и перед своей гибелью успели устно описать древние статуэтки, скульптуры и другие предметы, обнаруженные внутри и аккуратно расставленные вдоль стен.

Питт пристально посмотрел на нее:

– Выходит, они тоже умерли?

– Их частный самолет разбился при взлете в аэропорту-Сантьяго.

– Завеса тайны сгущается, вы не находите?

– Но спасатели и последующие экспедиции ничего в этой пещере не нашли, – продолжала Пэт. – Либо юристам приснились их находки...

– ... либо кто-то их оттуда убрал, – закончил за нее Питт. – Интересно, черного черепа эти парни там, случайно, не видели? – подал голос Маркес.

– Теперь уже никто не скажет, – грустно покачала головой Пэт.

– Кстати, доктор О’Коннелл, вам-то удалось сохранить ваши записи? – встрепенулся Луис.

–Страницы блокнота промокли, но я их высушила феном, и они вполне читаемы. Но если у вас имеются вопросы относительно содержания надписей, то задавать их пока рановато. Эти знаки разительно отличаются от всех форм письменности, с которыми мне доводилось сталкиваться.

– Я привык считать, что письменным символам свойственно передаваться от одной культуры к другой, и это свойство одинаково характерно как для древних цивилизаций, так и для более поздних, – как бы вскользь заметил Питт. – Разве это не означает, что у них должно быть и схожее начертание?

– Не обязательно. Известно немало памятников древней письменности, не имеющих аналогов ни с какими другими. И если я утверждаю, что настенные символы в найденной мистером Маркесом пещере уникальны, поверьте, я знаю, о чем говорю.

– А нельзя предположить, что это чей-то розыгрыш?

– Не могу сказать, пока не изучу их поглубже.

– Тогда уж поверьте и мне на слово, – с нажимом произнес Маркес. – До меня там давно – очень давно! – никто не бывал. И на стенах ни единой царапинки.

Пэт нервно отбросила упавшую на лицо прядь волос.

– Но ведь кто-то же ее построил. Знать бы еще, зачем?

– И когда, – добавил Питт. – Я уверен, существует какая-то связь между этой пещерой и киллерами.

Порыв ветра прошумел по каньону, стекла солярия задребезжали. Пэт зябко поежилась:

– Что-то стало холодать... Пойду-ка я курточку свою накину.

Маркес покосился на дверь, ведущую в дом:

– Куда это Лайза запропастилась с кофе и пирогом...

Не успел он договорить, как Питт, отшвырнув стул, метнулся к нему и одним толчком отправил под стол. Затем схватил за руку Пэт, рывком швырнул ее на пол и сам навалился сверху, прикрыв своим телом. Всего лишь намек на движение в тени за домом заставил сработать годами отточенное чувство опасности. А в следующее мгновение ночную тишину разорвали два выстрела, произведенные с таким коротким интервалом, что практически слились в один.

Пэт, больно ударившаяся при падении, начала задыхаться под тяжестью тела Питта и смогла перевести дыхание, лишь когда тот откатился в сторону и резко вскочил на ноги. Из темноты за углом дома послышался чей-то уверенный голос:

– Я его взял! Отбой!

Питт помог даме подняться и заботливо усадил на стул, потом выдернул из-под стола Маркеса.

– Там вроде бы стреляли... и кричал кто-то... – лепетал, машинально отряхиваясь, ошеломленный горняк.

– Только без паники, – успокоил его Питт. – Тот, что кричал, на нашей стороне. И уже поймал того, который стрелял.

– А Лайза, дети?

– Сидят в ванной, где им ничего не грозит. – Питт удержал за руку дернувшегося было к двери Маркеса и добавил, силой заставив его опуститься на стул: – Не волнуйтесь, все уже позади.

– В ванне? А почему...

– Потому что я приказал им там спрятаться.

Из окружавшего дом чахлого горного подлеска материализовался квадратного телосложения крепыш в белом полярном комбинезоне с откинутым капюшоном. Не прилагая видимых усилий, он волок по снегу за ногу чье-то бесчувственное тело в облегающем черном трико – излюбленном наряде киношных ниндзя. Лицо пленника закрывала маска из лыжной шапочки с прорезями для глаз.

– Проблемы? – лаконично осведомился Питт, шагнув навстречу незнакомцу.

– Никаких, – весело ответил тот, блеснув белозубой улыбкой и задорно тряхнув пышной шапкой вьющихся черных волос над подвижной смуглой физиономией, черты которой безоговорочно выдавали его южноевропейское происхождение. – Как слепого щенка скрутил. К дому, правда, он подобрался весьма квалифицированно, но сам угодить в засаду никак не ожидал.

– Недооценка намеченной жертвы – самый большой просчет, который только может допустить профессиональный убийца, – нравоучительным тоном произнес Питт. подняв вверх указательный палец.

Пэт с лицом белее мела в ужасе уставилась на него.

– Так вы все это предвидели?! – прошептала она, пораженная внезапной догадкой.

– Естественно, – без тени смущения признался Питт. – Эти киллеры – фанатики... вернее сказать, были фанатиками. Не суть важно, чем они руководствовались, стремясь убрать каждого, кто побывал в таинственной пещере, но было нетрудно догадаться, что лично я переместился в первую строку их списка, когда свалился из ниоткуда и сунул гаечный ключ в хорошо смазанный механизм их плана. К тому же они боялись, что я вернусь и заберу черный череп, а Пэт расшифрует надписи. Когда мы спаслись из штольни, вот этот тип, – кивнул он на пленника, – следил за нами, ожидая удобного случая. Поскольку они уже приложили немалые усилия, чтобы скрыть существование пещеры, устраняя всех свидетелей, даже деревенский дурачок догадался бы, что на этом они не остановятся и очень постараются никого из нас живым из Теллурида не выпустить. Ну я и решил опередить их, забросив наживку. Как видите, клюнуло – вот она, рыбка, на берегу трепыхается.

– А мы все, выходит, вроде живца у вас на крючке?! – взвился разъяренный Маркес. – Нас же тут запросто перестрелять могли или перерезать, как курей!

– Выгодней рисковать, когда у тебя на руках все козыри, чем ждать, пока противник сам выберет момент для атаки.

– Не разумней ли было передать дело в руки шерифа Игена? В конце концов это его работа.

– Пока мы тут наслаждались замечательной стряпней вашей супруги, шериф как раз готовился к задержанию второго киллера в пансионе, где остановилась доктор О’Коннелл.

– Киллер в моем номере? – замирающим голосом прошептала Пэт. – А я в ванне чуть было не заснула...

– Успокойтесь, он проник туда после того, как мы с вами уехали к Маркесам.

– Но он же мог войти раньше и убить меня!

– Это вряд ли, – усмехнулся Питт, ободряюще сжав ее руку. – Вам практически ничто не угрожало. Обратили внимание, сколько народу толпилось в холле и бродило по этажам? Шериф собрал небольшую толпу из внештатных сотрудников, которые шатались по коридорам, пили кофе в столовой, одним словом, прикидывались постояльцами. Наемный убийца не станет убирать жертву, когда вокруг полно свидетелей, без крайней необходимости. Как только стало известно, что мы с вами ужинаем у Маркесов, киллеры разделились. Один двинул следом, питая надежду не только испортить нам трапезу, но и сделать ее последней в нашей жизни, а второй остался в гостинице, намереваясь обшарить ваши апартаменты и завладеть фотоаппаратом и блокнотом.

– А это что еще за птица? – бесцеремонно указал Маркес пальцем на незнакомца. – Что-то не припоминаю я такого в нашем полицейском управлении.

Питт повернулся и положил руку на плечо крепыша, только что обезвредившего убийцу.

– Позвольте представить вам моего лучшего и испытаннейшего друга Альберта Джиордино, одного из самых опытных сотрудников НУМА и моего бессменного заместителя.

Луис и Пэт моментально умолкли, в упор уставившись на новое действующее лицо с жадным любопытством микробиологов, изучающих под микроскопом новый вид инфузории. Джиордино отпустил ногу пленного, шагнул вперед и пожат им руки.

– Счастлив познакомиться. Рад, что смог быть вам полезным.

– В кого хоть попало-то? – небрежно поинтересовался Питт.

Джиордино закатил глаза:

– Слушай, у этого типа такая реакция! Мама миа, да ты просто не поверишь!

– Поверю, поверю, – успокоил его Питт.

– Прямо телепат какой-то! Представляешь, пальнул в меня, гад, в тот же самый момент, когда я спустил курок. – Джиордино не без гордости продемонстрировал небольшую прореху на штанине комбинезона. – Только его пуля поцарапала мне кожу, а моя – пробила ему правое легкое.

– Повезло.

– А вот и не угадал! – счастливо рассмеялся итальянец. – Просто я успел прицелиться, а он нет.

– Он жив?

– Жив, зараза. Но в ближайшее время марафон бегать точно не сможет.

Питт наклонился и сдернул маску с головы киллера.

Пэт ахнула в ужасе – вполне понятном, учитывая обстоятельства. Она все еще не могла до конца поверить в реальность происходящего с ней, начиная с момента посадки самолета в теллуридском аэропорту.

– Господи! Да это же доктор Эмброз! – воскликнула она, непроизвольно отшатнувшись.

– Вот тут вы ошибаетесь, – мягко поправил ее Питт. – Этот негодяй не имеет ничего общего с уважаемым профессором антропологии Томасом Эмброзом. Как я вам уже говорил, настоящий доктор Эмброз скорее всего мертв. А самозванцу, я думаю, не случайно поручили убрать вас, меня и Луиса, потому что только он знает нас всех в лицо.

Жестокая истина его слов буквально потрясла Пэт. Она опустилась на колени, заглянула в открытые глаза киллера и тихо спросила:

– Зачем вы убили доктора Эмброза?

В глазах киллера не отразилось ни единого проблеска эмоций. Да и держался он, надо признать, мужественно. Лишь пузырящаяся на губах и тонкой струйкой сочащаяся из уголков рта кровь – верный признак поражения легкого – выдавала тяжесть его ранения.

– Не убили, а устранили, – прошептал самозванец. – Он представлял собой угрозу и должен был умереть. Так же, как и все вы.

– Смотрите-ка, у него еще хватает наглости оправдывать свои преступления! – заметил Питт с ледяным холодком в голосе.

– Я не оправдываюсь. Исполнение долга по отношению к Новому уделу не требует оправданий.

– Что такое Новый удел?

– Четвертая империя, но вы не увидите ее рождения, потому что не доживете. – Голос убийцы звучат ровно и обыденно, без ненависти, пафоса или высокомерия, как будто он просто констатировал некий непреложный факт.

– А пещера, черный череп – что они означают?

– Послание из прошлого. – На лице киллера впервые появился намек на улыбку. – И величайшую в мире тайну. Вам ее все равно никогда не разгадать, а большего вы от меня не узнаете.

– Ничего, посидишь в тюряге за убийство, глядишь, язычок-то и развяжется.

Лже-Эмброз едва заметно покачал головой:

– Вряд ли я успею предстать перед судом.

– Не бойся, поправишься. Сдохнуть мы тебе не позволим!

– Вы снова ошибаетесь. У вас не будет возможности даже допросить меня. Прощайте. Я ухожу, ни о чем не сожалея и утешаясь уверенностью, что и вы очень скоро последуете за мной, мистер Питт. – И прежде чем тот успел вмешаться, киллер быстрым движением поднес руку ко рту и зажал зубами какую-то капсулу. – Цианистый калий, леди и джентльмены. Столь же действенный, как и тот, что пятьдесят пять лет назад принял рейхсмаршал Герман Геринг, подавший нам великий пример! – воскликнул он и с хрустом раскусил капсулу.

Питт не мог позволить убийце Тома Эмброза оставить за собой последнее слово и, пока тот еще не успел отойти в мир иной, быстро опустился на снег и крикнул ему прямо в ухо:

– Подыхай, жалкий слизняк! Нам и так уже давно все известно о твоей дебильной Четвертой империи! – То была наглая ложь, но Питту она доставила злобное удовлетворение.

Безмерное удивление отразилось на миг в выкатившихся из орбит глазах умирающего, а в следующий момент они потухли и начали медленно стекленеть.

– Он мертв? – прошептала Пэт.

– Как египетская мумия, – холодно отозвался Питт.

– Туда ему и дорога, – безразлично пожал плечами Джиордино. – Стыд и позор, что нельзя скормить его труп стервятникам.

– Вы знали, – тихо сказала Пэт, не сводя глаз с Питта. – Вы все знали еще тогда. И поэтому не дали ему пистолет.

– И слава богу! Он бы нас всех в спину перестрелял, – облегченно вздохнул Маркес. – Но как вы догадались?

– Просто сопоставил факты. Мне он сразу показался слишком расчетливым и хладнокровным. Потом еще кое-что подметил... Короче говоря, липовый доктор Эмброз вел себя не адекватно ситуации и мало походил на человека, чья жизнь подвергается смертельной опасности.

Из окна кухни послышалась телефонная трель. Маркес прошел в дом, снял трубку, поговорил с минуту и вернулся к остальным.

– Это шериф Иген. Двое его помощников получили серьезные ранения в ходе возникшей в пансионе перестрелки. Неизвестный, пытавшийся проникнуть в номер Пэт, был вооружен и первым начал стрелять. Шериф приказал открыть огонь на поражение, в результате чего преступник был смертельно ранен и скончался, не сказав ни слова.

Пэт бросила задумчивый взгляд на тело мнимого доктора Эмброза:

– Кто это сказал, что мертвые не болтают?

– Нам уже можно выйти? – громким театральным шепотом осведомилась Лайза Маркес, высунув голову за дверь; увидев труп на снегу, она слабо ойкнула и спряталась обратно.

– Можно, можно, – ответил Питт, распахнув дверь и галантно подхватив даму под ручку. Луис обнял жену за плечи:

– Как там девочки?

– Спят, как суслики.

– Обвал навсегда отрезал доступ к жиле, – сокрушенно покачал головой Маркес. – Миновали, похоже, мои старательские деньки.

– Только не надейся, что меня это огорчит, – ответила Лайза, расплываясь в широкой улыбке. – У тебя и так куча денег, Луис Маркес! Пора бы уже сменить стиль жизни.

– Не только пора, но и настоятельно необходимо, – поддержал ее Питт. Со стороны дороги послышался приближающийся вой сирен полицейских машин и “скорой помощи”. – Пока мы не узнаем, кто эти люди и каковы их цели, – добавил он, скользнув недобрым, колючим взглядом по телу мертвого киллера, – вам и вашей семье следует исчезнуть из Теллурида.

Лайза мечтательно посмотрела на мужа:

– Помнишь тот маленький отель в пальмовой роще, на пляже в Кабо-Сан-Лукасе, который мы присмотрели в прошлом году и даже собирались купить?

Он кивнул:

– Думаю, сейчас самое время.

Патриция тронула Питта за руку, тот с улыбкой повернулся к ней.

– А мне где спрятаться? – негромко, но очень серьезно спросила она. – Я не могу бросить научную карьеру. Слишком много сил и труда потрачено, чтобы стать тем, кто я есть.

– Если вы вернетесь к своим студентам и лабораторным исследованиям, я не дам за вашу жизнь и двух центов. По крайней мере, до тех пор, пока мы точно не определим, кому перешли дорогу.

– Мы? – удивилась Пэт. – Но я лингвист, специалист по древним языкам, а вы инженер и занимаетесь подводными работами. Гоняться за убийцами – это не наш профиль.

– Вы правы, – согласился Питт. – Дальше расследованием займутся компетентные органы. Но ваш опыт в расшифровке древних текстов может оказаться бесценным для решения этой загадки.

– Вы полагаете, это еще не конец?

Питт медленно покачал головой:

– Мы имеем дело с разветвленным заговором в духе Макиавелли или законспирированным подпольем – называйте, как хотите, – причем интересы и амбиции этих людей далеко выходят за рамки простого убийства. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять: находка в пещере настенных надписей и черного черепа может повлечь за собой куда более глубокие последствия, чем мы можем себе представить.

Когда прибывший на место происшествия шериф Иген приступил к официальному допросу Джиордино, Питт снова вышел во двор. Глубоко вдохнув чистый морозный воздух, он поднял глаза и уставился в небо, где огромным блистающим ковром раскинулся во всю ширь Млечный Путь. Отсюда, с высоты в десять тысяч футов, пылающие на черном бархате ночи звезды казались неисчерпаемой россыпью дивных самоцветов.

Но Питт не замечал ни сияния звезд, ни очарования ночи, ни монументального величия окружающих гор. Он смотрел на них невидящим взглядом, мысленно проклиная все на свете: чудеса природы, свою беспомощность, неизвестных убийц и даже самого себя, тыкающегося, как слепой щенок, по углам и ничего не понимающего в стремительно закручивающемся водовороте событий. Что такое Новый удел? Кто эти люди со своей безумной идеей создания Четвертой империи? Ответы терялись в безмолвии ночи, дразня кажущейся близостью и ускользая в последний момент. В одном Питт не сомневался: те, кто это затеял, обязательно ответят за все. А уж он приложит руку, чтобы заставить их расплатиться. И расплатиться по-крупному!

Поклявшись отомстить, Питт почувствовал себя значительно лучше. Застилавшая взор багровая пелена безудержного гнева постепенно спала, сменившись холодной решимостью и вернувшейся уверенностью в собственных силах. В прояснившемся мозгу начала формироваться свежая мысль. Он не стал ускорять процесс, позволив ей самостоятельно развиться и созреть, пока не понял, что должен сделать в первую очередь.

Утром он вернется в шахту и заберет из пещеры черный обсидиановый череп.

8

Поскольку проникнуть в шахту обычным путем было невозможно из-за завала, группа, состоящая из Питта, Джиордино, Игена, Маркеса и двух помощников шерифа, воспользовалась маршрутом от шахты “Буканьер”, которым Дирк уже проходил накануне. С помощью компьютерной карты они быстро добрались до затопленного шахтного ствола, от которого отходили штольни, ведущие в шахту “Парадиз”. Стоя на краю и глядя в колодец, где лениво колыхалась черная, в масляных разводах вода, Питт размышлял, так ли уж разумно туда лезть. Со вчерашнего дня затопило еще два горизонта. За ночь, правда, напор снизу заметно ослабел, и уровень стабилизировался.

Когда Питт объявил о своем решении, шериф Иген посчитал его сумасшедшим. Патриция О’Коннелл и чета Маркесов единодушно согласились с его мнением. Воздержался один Джиордино, да и то лишь потому, что вызвался идти в паре с шефом – для подстраховки, как он выразился.

Подводное снаряжение Питт подобрал идентичное вчерашнему, за исключением гидрокостюма. Приобретенный накануне опыт подсказывал, что водонепроницаемая модель больше подходит для применения в условиях затопленной шахты. Стандартный гидрокостюм удобнее для передвижения по суше, зато герметичный вариант лучше защитит тело от холода подземных вод. Для начальной стадии путешествия Питт надел обычную одежду, теплую и удобную, собираясь переодеться непосредственно перед погружением.

Луис Маркес привлек троих соседей-горняков в качестве рабочей силы для переноски снаряжения, в том числе веревочных лестниц. Что касается шерифа, то его участие в экспедиции, строго говоря, было излишним, но Джеймс Иген настоял на своем, считая неизбежной будущую спасательную операцию, для руководства которой не видел иной кандидатуры, помимо своей.

Питт и Джиордино быстро разделись до трусов, натянули вместо нижнего белья облегающие трико из нейлона и полиэстера и влезли в гидрокостюмы “Викинг”, снабженные всеми атрибутами легководолазного скафандра – шлемами, перчатками и сапогами с рифлеными металлическими подошвами. Подогнав и проверив снаряжение, Питт взглянул на напарника. Коротышка-итальянец держался спокойно и невозмутимо, как будто ему предстояло не погружение на сотни футов в кромешном мраке, а всего лишь нырок в плавательный бассейн для очистки засорившегося стока.

– Я пойду первым с компьютерной картой, а ты следи за соблюдением графика остановок для декомпрессии.

Ал поднес к глазам дисплей декомпрессионного датчика, закрепленного на запястье левой руки, и озабоченно покачал головой:

– Учитывая высоту в десять тысяч футов над уровнем моря, будет сложновато рассчитать необходимые поправки для стандартного тридцатиминутного погружения на глубину в сто десять футов. И все же склонен полагать, что смогу тебя вернуть в этот сад камней без глубинного опьянения, эмболии и судорог. В конце концов, где я еще отыщу другого такого босса?

– Можешь рассчитывать на мою вечную благодарность. Питт натянул шлем со встроенной системой подводной связи.

– Как слышимость? – спросил он в микрофон.

– Как будто ты у меня в башке торчишь! – скривился Джиордино. – Убавь громкость, пока я не оглох.

Они принесли с собой десять заряженных баллонов, но для погружения каждый из ныряльщиков взял по паре основных, закрепленных на спине, и по одному резервному баллону, втиснутому между ними. Оставшиеся четыре Маркес и его коллеги спустили на заранее просчитанные Алом глубины, где предстояло делать остановки для декомпрессии. Оружия брать не стали, ограничившись ножами.

– Ну что, двинули? – предложил Питт.

– Только после вас, шеф, – подвинулся в сторонку Джиордино.

Питт включил фонарь и направил луч на гладкую поверхность воды. Затем резко оттолкнулся от края колодца и прыгнул ногами вперед. Пролетев пять футов по воздуху, он гулко врезался в толщу воды, взметнув фонтан брызг. Секунду спустя второй всплеск возвестил о том, что к нему присоединился Джиордино. Питт жестом подал сигнал “за мной”, сделал полуоборот и пошел вниз, усиленно работая ластами.

Они погружались все глубже и глубже; лучи фонарей рассекали черную воду, натыкаясь лишь на холодные и твердые каменные стены. Оба ныряльщика двигались размеренно и неторопливо, через каждые несколько ярдов стравливая воздух, чтобы уравновесить нарастающее давление воды. В водной среде вестибулярный аппарат расстраивается, поэтому ощущения аквалангиста, опускающегося по вертикальному стволу и плывущего в горизонтальной трубе, ничем не отличаются. Но вот наконец высветился проход в галерею нижнего уровня выплыли из мрака тусклые полосы рельсов, опрокинутая вагонетка, разбросанные вокруг проржавевшие обломки металлических конструкций и прочий мусор. Вызванная прогремевшим накануне взрывом турбулентность давно прекратилась, муть осела, вода сделалась спокойной и прозрачной, и пределы видимости увеличились до пятнадцати ярдов. Питт бросил взгляд на глубиномер – стрелка показывала сто восемьдесят шесть футов – и подождал, пока Джиордино поравняется с ним.

– Далеко еще? – спросил тот.

– Где-то ярдов тридцать, – ответил Питт, указывая рукой направление. – Вход сразу за ближайшим поворотом штольни.

Взмахнув ластами, он устремился вперед. Свет его фонаря выхватывал из темноты то бревна крепи, то толстые плиты шпал. Джиордино плыл следом, держась строго над рельсами. Внезапно Питт вскинул руку и резко затормозил.

– Гаси фонарь! – прошипел он таким тоном, что напарник немедленно подчинился; штольня вновь погрузилась в казалось бы непроглядную тьму, но впечатление было обманчивым: через несколько секунд, когда глаза Ала привыкли к темноте, он увидел прямо по ходу тусклое свечение явно искусственного происхождения.

– Кажется, нас опередили браконьеры, – заметил итальянец.

– И почему только эти типы появляются всякий раз, стоит мне только высморкаться?! – трагически простонал Питт.

В пещере обнаружились двое аквалангистов, с необыкновенным усердием и целеустремленностью фотографирующих надписи на стенах. Два мощных софита на треногах освещали затопленную пещеру не хуже голливудского павильона. Питт следил за действиями операторов через проем в полу, прячась в тени, чтобы те ненароком не заметили отражения света от стекла его шлема.

Их профессионализм в подборе снаряжения восхищал. Они воспользовались автономными дыхательными аппаратами, поглощающими пузырьки выдыхаемого воздуха, с единственной целью не допустить их появления перед объективами камер, что могло бы повлиять на качество снимков. В результате Питту пришлось тщательно следить, чтобы его собственные пузырьки не проникали внутрь.

– Аккуратно работают, твари, ничего не скажешь, – глухо процедил он сквозь зубы, с трудом сдерживая ярость. – Что бы ни означали эти письмена, содержащаяся в них информация, видимо, настолько важна, что ради нее они готовы не только убивать, но и умирать!

– Скажи спасибо, что у наших систем связи разные частоты, иначе они могли бы подслушать наш разговор.

– А вдруг они уже настроились на нас, но не подают виду, чтобы заманить в ловушку?

Губы Джиордино раздвинулись в хищной усмешке:

– Уж не намерен ли ты разочаровать этих милых людей, тихонько улизнув, пока они не спохватились?

– С каких это пор мы с тобой так сильно поумнели, чтобы вовремя смыться?

– Что-то я такого не припоминаю в нашей с тобой биографии.

Тесные узы, связывающие Дирка Питта и Ала Джиордино с первого класса начальной школы, за долгие годы их дружбы не только не ослабели, но многократно усилились. Какой бы смехотворный или безумный проект ни порождала безудержная фантазия Питта, Джиордино воспринимал его безоговорочно и приступал к совместному воплощению без тени сомнений и угрызений совести. Каждый не раз спасал другому жизнь; они так притерлись, что понимали друг друга с полунамека, – порой казалось, будто оба владеют умением читать мысли напарника, особенно в критических ситуациях. Они много лет работали в одной связке, и никому из начальства никогда не приходило в голову их разлучить. В НУМА и далеко за его пределами об их невероятных приключениях ходили легенды.

– Вдвоем мы туда одновременно не пролезем, это уж точно, – вздохнул Питт, оценивающе смерив взглядом узкий проем. – А все потому, что ты такой толстый! – добавил он обвиняющим тоном.

– Я не толстый, я плотный! – возмущенно парировал итальянец, после чего сразу успокоился и предложил: – Давай заплывем внутрь по очереди и выпустим им кишки. Тоже по очереди. Только чур я первый!

– Будь они на нашем месте, – произнес Питт так тихо, что Джиордино едва его расслышал, – то именно так бы с нами и поступили. Но здравый смысл подсказывает мне, что живыми они принесут нам значительно больше дивидендов.

– Живыми?! Ха! Легче сказать, чем сделать!

Питт приблизился к отверстию и очень осторожно, чтобы, не дай бог, не выдать себя, заглянул в пещеру. Аквалангисты-фотографы были целиком поглощены работой и вроде бы ни на что больше не обращали внимания.

– Мне почему-то кажется, что у нас все-таки есть шанс взять их живьем, – задумчиво произнес он, понаблюдав с минуту за чужаками.

– Только не оставляй меня томиться в неведении, о мудрейший, – попросил Джиордино, сняв перчатки и усиленно разминая пальцы.

– Ты заметил – у них ножи закреплены ниже колен? Густые черные брови итальянца вопросительно поползли вверх.

– Ну и что? А наши, по-твоему, где висят? Впрочем, за тебя я не поручусь, ты еще в детстве слыл большим проказником.

– Уж чья бы корова мычала, – ностальгически усмехнулся Питт. – И при чем тут наши ножи? Ведь это не на нас собираются коварно напасть сзади двое отчаянных, оголтелых и ужасно шаловливых проказников.

Водолазы в пещере закончили фотографирование надписей и рисунков. Один принялся загружать камеры в большой кофр, а другой начал закладывать заряды взрывчатки по углам пещеры, что было на руку Питту и Джиордино. Как только первый, волоча за собой сумку, выбрался из отверстия, Джиордино выдернул у него изо рта загубник и перерезал шланг подачи воздуха. Одновременно он сдавил локтем горло противника, чем привел его в абсолютно беспомощное состояние.

– Мой готов, – булькнул Джиордино.

Питт не стал затрудняться с ответом. Придав телу ускорение мощным толчком ластов, он ворвался в пещеру и сбоку атаковал ничего не подозревающего водолаза, который как раз прилаживал таймер к взрывчатке. Повторяя действия Джиордино, он выдернул загубник противника и сдавил его горло мертвым захватом. Но уже в следующее мгновение понял, что избрал неверную тактику: его оппонент оказался исполинского роста и чудовищных габаритов. Питту хватило секунды на осознание, что он заглотил кусок больше, чем в силах прожевать. Чужак обладал навыками профессионального борца и соответствующими мускулами. Не имея доступа к кислороду, он не поник беспомощно, а начал метаться по пещере, как припадочный. Питт оказался в положении лисы, которая сдуру вспрыгнула на спину раненого медведя и держится изо всех сил, спасая свою жизнь.

Грубая животная сила противника попросту ужасала. Две здоровенные клешни протянулись к голове Питта, и тому несколько томительных мгновений казалось, что его череп вот-вот разлетится на тысячу кусков. Жутко разозлившись, Питт выплюнул загубник, сумел извернуться и изо всех сил вцепился зубами в руку гиганта. Кровавое облачко замутило воду. Сжимавшие голову Питта руки отдернулись, лицо за стеклом маски перекосилось. Воспользовавшись замешательством противника, Питт резким движением сорвал с него маску. Верзила судорожно отпрянул назад. Баллоны Питта клацнули по стене, от удара пресеклось дыхание, но он не ослабил захват даже на долю дюйма. Свободной рукой он надавил на запястье, охватывающее горло противника, и усилил нажим.

Питт не видел лица соперника. Тот мотался, как отряхивающийся ньюфаундленд, и пытался поймать загубник, но шланг был завернут вокруг руки Питта. Тогда чужак отчаянным движением согнулся пополам, чтобы достать нож, привязанный к правой икре, но Питт ожидал этого и приготовился. Как только великан потянулся вниз, Питт отпустил руку, сжимавшую горло противника, и пальцем ткнул в открытый глаз.

Эффект оказался ожидаемым: гориллоподобный гигант одеревенел, зажав глаз рукой, но при этом вслепую поймал руку Питта и стал медленно, беспощадно выворачивать назад средний и указательный пальцы. Боль молнией пронзила суставы. Пытка, когда ломают пальцы, не похожа ни на какую другую. Невыносимая – слишком слабое слово. В глазах Питта засверкали искры. Еще микросекунда – и он бы отпустил противника, лишь бы избавиться от муки, но вдруг ощутил, что давление ослабло. Боль осталась, но почему-то начала уменьшаться. Питт перевел взгляд на оператора и увидел, что великан начал заглатывать воду открытым ртом. Движения его сделались судорожными и беспорядочными. Первая фаза помутнения сознания. Лицо тонущего вдруг исказилось паническим страхом. Когда верзила обмяк, Питт подождал еще несколько секунд, а потом вставил ему в рот загубник.

– Ты там не уснул? – просунулся в отверстие Джиордино.

– Как обычно, немного не повезло с раскладом, – прохрипел Питт, пытаясь перевести дыхание. Сердце билось, как поршень в цилиндре. – На дороге всегда становлюсь не в тотряд, в банке – в самую медленную очередь, в драке нарываюсь на самого здоровенного в мире типа. А как там твой?

– Я его завернул туже шелковичного кокона в электрический провод, на котором здесь висело освещение. – Джиордино глянул на неподвижное тело на полу пещеры и вытаращил глаза под маской. – А тренеры Национальной футбольной лиги уже знают об этом парне?

– Если бы знали, давно бы за него перегрызлись, – сказал Питт, постепенно успокаивая пульс и дыхание. – Забери у них ножи и другое оружие, если найдется. Потом поищи еще провода и свяжи этого громилу, пока он не очухался и не начал тут стены крушить. Маски не надевай, нечего им по сторонам глазеть.

Джиордино связал гиганта по рукам и ногам и не слишком вежливо вытолкнул в дыру в полу. Потом снял по одному грузу с пояса каждого из водолазов, придав их телам нейтральную плавучесть, чтобы легче было буксировать пленников по штольне. Ножи он у них тоже отобрал. У того, что поменьше, обнаружился пистолет, стреляющий зазубренными стрелками, выталкиваемыми сжатым воздухом из полого цилиндра.

Пока Джиордино занимался трофеями, Питт снял с пояса большую нейлоновую сеть и открыл металлическую застежку. Пустые глазницы черного черепа молчаливо и жутко уставились на него. На миг мелькнула мысль: не лежит ли на нем какое-нибудь кошмарное проклятие и не замешаны ли здесь потусторонние силы?

Но практическая сторона дела быстро возобладала над мистической. Питт, будучи в душе мечтателем и романтиком, не верил в мифы и сильно сомневался в существовании загробной жизни. Если предмет, понятие или ощущение нельзя увидеть, пощупать или пережить, для Питта они не существовали. И не для того он забрался сейчас на глубину в сто восемьдесят футов, чтобы плюнуть на этот череп. Тот служил важнейшим звеном в целой цепи тайн, поэтому Питт твердо решил передать находку в руки людей, которые ее как следует изучат и докопаются до сути происходящего.

– Извини, старина, – сказал он тихо, чтобы не услышал Джиордино, – но пришла тебе пора снова увидеть свет божий.

Очень осторожно сняв череп с пьедестала, Питт положил его в сумку. На этой глубине он казался легким, но Питт прикинул, что на суше череп будет весить добрых сорок фунтов. Окинув последним взглядом пещеру, надписи на стенах, все еще горящие юпитеры, поваленные во время борьбы, он головой вперед выплыл в отверстие, держа череп перед собой и стараясь не задеть о камни. Ал уже вытащил обоих водолазов в штольню. Верзила пришел в себя и отчаянно бился, пытаясь освободиться от витков провода, туго стягивающего лодыжки и заведенные за спину руки.

– Помочь? – предложил Питт.

– Сам управлюсь. Ты тащи череп и кофр с камерами, а я все остальное.

– Тогда ты двигай первым. Так мне будет виднее, если твой подопечный начнет распутываться.

Джиордино протянул ему пистолет-цилиндр с торчащей из дула зазубренной стрелой.

– Стреляй прямо в кадык, если он хоть пальцем шевельнет.

– Как бы нам на декомпрессионных остановках промашки не дать. На четверых может не хватить воздуха. Джиордино небрежно отмахнулся:

– На войне как на войне. Что-то я сегодня не в настроении жертвовать собой ради ближнего.

Возвращение затянулось. Итальянцу оказалось удобнее идти по шпалам, волоча за собой водолазов с их дыхательными аппаратами, чем плыть. Драгоценный воздух в баллонах расходовался с угрожающей быстротой. Питт то и дело озабоченно посматривал на манометр, стрелка которого опустилась до отметки всего в триста фунтов. Из-за непредвиденной схватки в пещере они с напарником уже истратили вдвое больше воздуха, чем рассчитывали.

Взмахнув ластами, Питт подплыл к связанным пленникам, чтобы проверить показания их манометров. У тех давление составляло по семьсот фунтов. Очевидно, решил Питт, они нашли более короткий путь к пещере. Казалось, прошло не меньше года, прежде чем Питт и Джиордино наконец достигли ствола и поднялись до уровня первой декомпрессионной остановки. Там их ждало два полных баллона, спущенных Игеном и Маркесом точно на ту глубину, которую заранее рассчитал итальянец.

Не отводя глаз от декомпрессионного датчика, Джиордино прислушивался к монотонному голосу напарника, через равномерные интервалы времени считывающего показания манометра каждого баллона. Лишь когда давление вышло за пределы безопасной зоны, аквалангисты отсоединили их и подключили новые. Пленники воинственности не проявляли: до них дошло, что любая попытка сопротивления сейчас означает верную гибель. И все же Питт ни на секунду не терял бдительности. Он хорошо понимал, что эти двое сравнимы с гранатами с выдернутой чекой и готовы взорваться при первой возможности, стоит только ослабить хватку.

Время еле ползло – как будто завязло в клее. Когда опустели баллоны у пленников, Питт и Джиордино стали делиться с ними воздухом, дыша по очереди. Выждав положенное время, они поднялись к следующей декомпрессионной остановке, где снова пришлось надолго задержаться. Из второй пары резервных баллонов вытекали последние остатки воздуха, когда Джиордино подал наконец сигнал к всплытию, с облегчением объявив:

– Пикник окончен, господа, пора домой, домой, домой!

Питт первым поднялся по веревочной лестнице, заботливо придерживаемой Маркесом. Добравшись до края колодца, он передал шерифу сначала свои баллоны, а затем трофеи: череп и кофр с камерами. И только после этого ухватился за протянутую руку Игена и с его помощью выбрался на твердую землю. Перевернулся на спину, сорвал шлем и с минуту лежал неподвижно, с наслаждением вдыхая холодный сырой воздух шахты.

– С возвращением, – поздравил шериф. – Отчего так долго? Мы ждали вас минут двадцать назад.

– Да вот, задержались немного. Раздобыли еще двух клиентов для вашей каталажки.

Джиордино вынырнул, вскарабкался по трапу и тут же опустился на четвереньки, с натугой вытягивая в штольню пленника с меньшими габаритами.

– Со вторым мне в одиночку не справиться, – снимая шлем и отдуваясь, пожаловался итальянец. – Весит вдвое больше меня, паразит. Настоящий слон!

Через три минуты Иген приступил к предварительному допросу, но задержанные упорно молчали, ограничиваясь угрюмыми взглядами. Питт наклонился и резким движением сдернул с маленького резиновый водолазный капюшон.

– Да это же наш старый приятель, байкер! – картинно удивился Дирк. – Как шейка, не болит?

Связанный киллер вскинул голову и плюнул, едва не попав Питту в лицо Зубы псевдобайкера были оскалены, как у бешеного пса, глаза пылали ненавистью и лютой злобой.

– Ух ты, какие мы крутые! Еще один фанат Четвертой империи, угадал? Вот о ней и помечтаешь, пока будешь гнить в тюрьме.

Шериф опустил руку на плечо Питта:

– Боюсь, мне придется их отпустить. Питт непонимающе посмотрел на шерифа; в глазах его недобро сверкнул зеленый огонь.

– Черта с два!

– Я не имею права их арестовать, не располагая конкретными фактами нарушения закона, – беспомощно развел руками Иген.

– У меня найдется, в чем их обвинить! – неожиданно раздался холодный, уверенный голос Луиса Маркеса.

– В чем же?

– В нарушении границ частного владения, – принялся перечислять тот, загибая пальцы, – в проникновении на территорию чужой старательской заявки, в злонамеренном уничтожении чужого имущества... кстати, добавим сюда же заодно и его присвоение.

– И что же они украли? – озадаченно спросил Иген.

– Мою осветительную систему! – возмущенно воскликнул Маркес, указывая на провода, которыми были связаны водолазы. – Все это они сперли в моей шахте!

Повеселевший Питт дружески ткнул служителя закона локтем в бок:

– А еще, шериф, я присовокупил бы к списку покушение на убийство. Полагаю, будет правильным упрятать их за решетку – по крайней мере до тех пор, пока предварительное следствие не определит, кто они такие и с какими намерениями явились в Теллурид.

– Ну же, не ерепенься, Джим! – поддержал Питта Маркес. – Ты вполне можешь подержать их под замком хотя бы для того, чтобы допросить и выяснить личность.

– Не думаю, что эти типы окажутся слишком разговорчивыми.

– Полностью присоединяюсь, – заметил Джиордино, пытаясь привести в порядок свою буйную шевелюру маленькой карманной расческой. – Они совсем не похожи на мирных туристов.

– Вы же сами понимаете, мистер Иген, что происходящее здесь далеко выходит за пределы графства Сан-Мигель и вашей компетенции, – предупреждающе произнес Питт. снимая гидрокостюм и натягивая обычную одежду. – А подстраховаться никогда не вредно.

Иген задумался.

– Ладно, я отправлю рапорт в Бюро расследований штата Колорадо...

Шериф не успел договорить. Все разом повернули головы в сторону выхода из штольни. Оттуда, из-за поворота, выбежал человек, что-то крича и размахивая руками, как будто за ним гналась стая дьяволов. Через несколько секунд перед ними предстал один из помощников Игена. Он согнулся чуть ли не пополам, задыхаясь и ловя воздух открытым ртом. Видно было, что пробежка сюда от винного погреба ресторана далась бедняге нелегко.

– Что стряслось, Чарли? Да не тяни, выкладывай! – прикрикнул на него Иген.

– Тела... – Чарли все никак не мог перевести дыхание. – Тела в морге!

Шериф взял его за плечи и коротко встряхнул.

– Что там с телами?

– Их нет!

– Что значит нет?!

– Коронер уверяет, что они исчезли. Что кто-то выкрал их из морга.

В наступившей тишине Питт смерил Игена долгим, сочувственным взглядом и негромко сказал:

– На вашем месте, шериф, я бы отправил копии рапорта в ФБР и департамент юстиции. Потому что нам с вами даже приблизительно не представить истинные масштабы этого дела.

Часть вторая ПО СЛЕДАМ ДРЕВНИХ

9 27 марта 2001 года Залив Окума, Антарктида

Капитан Дэниел Гилспи стоял на просторном застекленном мостике “Полярной бури”, рассматривая сквозь хроматические линзы бинокля нагромождения льда, теснящиеся вокруг корпуса восьмитысячетонного исследовательского ледокола. Длинный, тощий, легковозбудимый, капитан разглядывал ледяные поля, мысленно прокладывая курс для наиболее удобного и безопасного прохода. В море Росса осенний лед устанавливается рано. Кое-где он уже достиг толщины двух футов, а торосы местами возвышались и до трех.

Палуба содрогалась под ногами всякий раз, когда огромный закругленный форштевень наезжал и наваливался всей своей массой на поверхность, круша льдину на куски величиной с крышку концертного рояля. Ледяные глыбы натужно стонали, со скрипом сцарапывая краску с броневых плит корпуса. Проходя под килем, они попадали в мясорубку двенадцатифутовых винтовых лопастей ледокола и превращались в ледяное крошево, беспорядочно бултыхающееся в кильватерной струе за кормой. Этот процесс продолжался, пока судно не удалилось на несколько миль от берега, где лед был тоньше и толщина его нарастала медленнее.

“Полярная буря” по своей конструкции была одновременно ледоколом и исследовательским судном. По всем мореходным стандартам она порядочно устарела, так как была спущена на воду двадцать лет назад, в 1981 году. Кроме того, она считалась “малышкой” по сравнению со специализированными ледокольными судами. “Полярная буря” имела водоизмещение всего в восемь тысяч тонн, длина ее составляла сто сорок пять футов, а ширина – двадцать семь футов. На ней находилось оборудование для проведения океанографических, метеорологических, биологических и гляциологических исследовании, и она легко могла форсировать ледовые поля до трех футов толщиной. Эви Тан, поднявшаяся на борт в Монтевидео, куда ледокол заходил по пути в Антарктиду, сидела в кресле и что-то писала у себя в блокноте. Писатель-популяризатор и фотограф, Эви приняла участие в экспедиции, чтобы написать цикл статей для национального научного журнала. Миниатюрная брюнетка, родившаяся и выросшая на Филиппинах, Эви Тан по праву гордилась своими длинными, шелковистыми, иссиня-черными волосами и такими же жгуче-черными бархатными глазами. Проследив за капитаном, наблюдающим за льдинами, журналистка, чуть поколебавшись, все-таки решилась задать ему вопрос:

– Вы планируете высадить группу ученых на лед, сэр?

Гилспи опустил бинокль и кивнул:

– Это обычная процедура. Иногда за антарктический день гляциологи по нескольку раз берут пробы льда и морской воды, а также снимают показания аппаратуры, которые потом обрабатываются в лабораториях судна. Отсюда частые остановки на нашем пути.

– Они ищут что-нибудь конкретное?

– Джоэл Роджерс, научный руководитель экспедиции, мог бы объяснить это лучше меня. Главная цель – оценить последствия текущего потепления, от которого сокращается площадь льда вокруг континента.

– И что же, она действительно сокращается? – заинтересовалась Эви.

– Во время антарктической осени – это период с марта по май – океан начинает замерзать и покрывается льдом. Ледяные поля расходятся от суши и образуют воротник, площадью в два раза больше Австралии. Но сейчас морские льды отступают и уже не столь обширны и мощны, как когда-то. Просто зимы уже не такие холодные, как в пятидесятые и шестидесятые годы. Из-за глобального потепления, кстати, нарушается цепочка биологических связей между обитателями антарктических морей.

– Начиная с одноклеточных водорослей, которые живут подо льдом, не так ли? – понимающе кивнула Эви.

– Вы неплохо подготовились, – улыбнулся Гилспи. – Нет водорослей, значит, нечем питаться крилю – это такой мелкий рачок вроде креветки. А уж крилем кормятся буквально все рыбы и звери в этих водах – от пингвинов до китов и ластоногих.

– Ластоногие? Это тюлени, кажется?

– В том числе.

Эви окинула задумчивым взглядом, залив Окума, отделяющий большой шельфовый ледник Росса от полуострова Эдуарда VII.

– А как называется тот горный хребет на юге?

– Горы Рокфеллера, – любезно сообщил капитан. – Ближайшая к нам – пик Фрейзиера, а самая отдаленная – пик Нильсена.

– Красивые, – похвалила журналистка, любуясь сверкающими на солнце снежными вершинами. – Могу я попросить у вас бинокль, сэр?

– Конечно.

Эви навела бинокль на группу разнотипных строений, расположенных вокруг массивного сооружения, напоминающего водонапорную башню. Поселок раскинулся на берегу бухты в южной части залива Окума. За постройками виднелась взлетная полоса, а прямо у берега темнел бетонный пирс, длинным волноломом уходящий в глубь гавани и практически отрезающий ее от моря. У причала стояло большое грузовое судно, из трюмов которого с помощью высокого башенного крана выгружали какие-то контейнеры.

– Что это за исследовательская станция там, у подножия пика Фрейзиера, сэр?

Гилспи прищурился и посмотрел в ту сторону, куда указывала собеседница.

– Нет, это вовсе не станция, а комбинат, построенный международной горнодобывающей компанией из Аргентины. Извлекают из морской воды ценные металлы и минералы.

Эви опустила бинокль и удивленно взглянула на капитана:

– Из морской воды? Я всегда думала, что это нерентабельно.

Гилспи покачал головой:

– Вы отстали от жизни. Боб Марис, наш геолог, рассказывал, что они разработали уникальный процесс, позволяющий с выгодой добывать из моря золото, платину и многое другое.

– Странно, что я об этом не слышала.

– У них все работы жутко засекречены. Вот подойдем поближе, сами убедитесь. Даже на пару миль не подпустят. Из бухты сразу выскакивают катера охраны и открывают предупредительный огонь. Боб говорил, что это делается с помощью новой науки, которая называется нанотехнология.

– Не понимаю, зачем тогда забираться в такую даль? Гораздо проще построить комбинат на побережье той же Аргентины; близ портового города, где и теплее, и транспортировка дешевле.

– Дело в том, как объяснил мне тот же Марис, что при замерзании морской воды растворенные в ней соли концентрируются и уходят в глубину. Процесс извлечения дает больший эффект, когда соли... – Капитан прервал свою речь и бесцеремонно выхватил бинокль из рук дамы. – Прошу прощения, мисс Тан, но у нас тут айсберг прямо по носу.

Айсберг нависал над ледяным полем подобно одинокому плато, накрытому белоснежным одеялом. Сияющая под лучистым солнцем и ярко-голубым небом гора казалась девственно-чистой, еще не оскверненной ни человеком, ни животным, ни растительностью. “Полярная буря” приближалась к айсбергу с запада, и Гилспи приказал рулевому задать автопилоту обходной курс вокруг ближайшей оконечности ледяного исполина. Пальцы рулевого уверенно забегали по клавишам управления на широкой консоли, и ледокол послушно повернул на семьдесят пять градусов влево, в то время как включенный эхолот автоматически фиксировал, не окажется ли на заданном курсе подводных выступов айсберга. В расчеты прочности корпуса судна было заложено и прямое столкновение со сплошной массой льда, но Гилспи не видел смысла лишний раз подвергать нагрузке броневые плиты обшивки.

Он обогнул препятствие почти за триста ярдов – дистанция безопасная, но достаточно короткая, чтобы команда и ученые могли с близкого расстояния рассмотреть ледяные утесы и пропасти, которыми была изрыта поверхность айсберга. То было редкостное и удивительное зрелище. Но вот причудливый лабиринт скал, уступов, козырьков и обрывов прошел мимо правого борта и сместился назад, за корму, когда ледокол, закончив маневр, вернулся на прежний курс.

Внезапно впереди, прямо по ходу, появился прежде скрытый за айсбергом неизвестный корабль, в котором Гилспи с удивлением и ужасом опознал подводную лодку. С ужасом потому, что субмарина шла перпендикулярным курсом, подставляя свой беззащитный правый борт под сокрушительный Удар форштевня ледокола, который неминуемо должен был перерезать ее пополам и в считанные минуты отправить на дно морское.

Рулевой среагировал раньше, чем капитан успел отдать приказ. Он мгновенно оценил ситуацию, скорость субмарины и немедленно дал “полный назад” левому двигателю. Весьма своевременный и разумный маневр, который мог бы в свое время спасти “Титаник”. Вместо реверса обоих двигателей в тщетной попытке погасить инерцию судна правый продолжал работать на средних оборотах. Один винт толкал “Полярную бурю” вперед, другой тащил назад, а в результате судно развернулось куда быстрее и резче, чем при простом перекладывании руля. Люди на мостике застыли, напряженно следя, как бронированный форштевень медленно смещается от корпуса подлодки в сторону ее кильватерной струи. Не оставалось времени ни на предупреждение экипажу, ни на переговоры с чужим кораблем. Гилспи просто врубил сирену и крикнул в интерком, чтобы каждый хватался, за что сможет. На мостике воцарилась атмосфера тревожного ожидания.

– Ну давай, крошка! – взмолился рулевой. – Вертись, вертись!

Эви несколько мгновений тупо созерцала происходящее, пока сама собой не включилась деловая и профессиональная сторона сознания. Выхватив из футляра фотоаппарат, она бросила быстрый взгляд на его настройки и начала лихорадочно отщелкивать снимок за снимком. В видоискатель было хорошо видно, что ни на палубе подлодки, ни в рубке нет ни души. Мисс Тан прекратила съемку, чтобы навести объектив на резкость, но в этот момент субмарина нырнула носом под ближайшее ледяное поле, начиная экстренное погружение.

Сближение продолжалось. Гилспи не сомневался, что соприкосновение закончится трагически для подлодки – каким бы прочным ни оказался ее корпус, он не мог противостоять столкновению с ледоколом. Но отчаянный рывок подводного судна вкупе с быстрой реакцией рулевого “Бури” и ее способностью разворачиваться чуть ли не на одном месте предопределили разницу между потенциальной опасностью и реальной катастрофой.

Гилспи выскочил на правое крыло мостика и перегнулся через поручни, всматриваясь в забортную воду. Субмарина едва успела проскочить: нос ледокола прошел над ее кормой, разминувшись с винтами и рулем не более чем на ширину обеденного стола. Капитан никак не мог поверить, что угроза столкновения миновала, и потому не сразу обратил внимание, что странная подлодка исчезла, оставив лишь легкую рябь да несколько воронкообразных завихрений на поверхности ледяной воды.

– Ф-фу! Чуть-чуть не врезались! – выдохнул рулевой, вытирая пот со лба.

– Что здесь делает подлодка? – произнесла Эви слабым голосом, опуская камеру. – Откуда она и чья?

– Опознавательных знаков я не заметил, – сказал рулевой. – Но ни на один из знакомых мне типов субмарин не походит.

На мостик, запыхавшись, взбежал старший помощник Джейк Буши.

– Что случилось, сэр?

– Чуть не столкнулись с подводной лодкой.

– Атомная подводная лодка здесь, в заливе Маргерит?! Вы, должно быть, шутите, сэр?

– Какие могут быть шутки? – возмутилась журналистка. – Между прочим, я ее засняла.

– И это не атомная подлодка, мистер Буши, – добавил Гилспи.

– Так точно, сэр, судя по виду, модель устаревшая, – согласился с ним рулевой; он покосился на свои руки и с удивлением отметил, что те до сих пор дрожат.

– Вот что, мистер Буши, примите-ка пока командование, – распорядился капитан. – Держите курс на ледяную гряду в миле справа по ходу. Там же и ученых высадим. Я у себя в каюте.

И старпом, и Эви Тан обратили внимание на весьма необычное и как будто озадаченное выражение лица капитана. Оба с недоумением провожали его взглядами, когда он спускался по трапу на верхнюю палубу. Открыв дверь своей каюты, Гилспи вошел и аккуратно прикрыл ее за собой. Его хобби, как у многих прирожденных моряков, была история мореплавания. Вдоль переборок его каюты тянулись полки, уставленные книгами и справочниками по морскому делу. Пробежав глазами по корешкам, он без колебаний вытянул из длинного ряда увесистый том в кожаном переплете – регистровый справочник, изданный лет сорок назад.

Расположившись в удобном кожаном кресле, капитан открыл книгу, нашел нужный раздел и принялся перелистывать страницы, пока не наткнулся на застрявшую в памяти фотографию. На снимке – один к одному! – красовалось изображение точно такого же подводного корабля, как едва не столкнувшийся с “Полярной бурей” несколько минут назад. Загадочная субмарина была запечатлена в надводном положении на живописном фоне скалистого берега. Сопроводительная надпись гласила:

“Единственная известная фотография “U-2015”, одной из двух подводных лодок типа “Электро-XXI” в составе ВМФ Германии во время Второй мировой войны. Быстроходный корабль, способный неопределенно долго оставаться под водой и преодолеть без всплытия для дозаправки расстояние в половину земного экватора”.

Далее в пояснении говорилось, что “U-2015” ушла в свой последний рейс из Дании накануне освобождения этой страны войсками союзников и бесследно растворилась где-то на просторах Атлантики, а спустя некоторое время была официально занесена в реестр пропавших без вести кораблей.

Гилспи с трудом верил собственным глазам. Случившееся казалось невозможным, фантастическим, но факты свидетельствовали об обратном. Неизвестным подводным судном без опознавательных знаков, которое “Полярная буря” чуть не отправила на дно, оказалась субмарина военного флота страны, потерпевшей поражение в войне, закончившейся пятьдесят шесть лет назад.

10

После долгих телефонных переговоров с участием возглавлявшего НУМА адмирала Сэндекера и Фрэнсиса Рэгсдейла, недавно назначенного директором ФБР, было решено, что Питта, Джиордино и доктора О’Коннелл доставят в Вашингтон, чтобы ввести в курс дела правительственную комиссию по расследованию загадочных событий в шахте “Парадиз”. Домой к Пэт отправились сотрудники ФБР, чтобы отвезти ее дочь в безопасное место в пригороде Вашингтона, где им предстояло вскоре увидеться. Кроме того, правительственные агенты прибыли в Теллурид и забрали Луиса и Лайзу Маркесов вместе с дочерьми. Их доставили на Гавайи и временно поместили в секретном убежище.

Окруженные плотным защитным кольцом полицейского эскорта – прощальная любезность со стороны шерифа Игена, – Питт, Джиордино и Патриция взошли по трапу в самолет НУМА и отправились в столицу. Когда “Сессна” взлетела над снежными пиками Сан-Хуана и взяла курс на северо-запад, Пэт повернулась и взяла Питта за руку.

– Вы уверены, что моей дочери ничего не грозит?

Тот улыбнулся и успокаивающе сжал ее пальцы.

– В десятый раз повторяю: девочка находится в умелых руках ФБР. Через несколько часов вы с ней обниметесь.

– Не могу себе представить, что всю оставшуюся жизнь на нас будут охотиться, как на диких зверей!

– Ну, этого можно не опасаться, – заверил ее Питт. – Как только банда психов из Четвертой империи будет выловлена, арестована и осуждена, мы все сможем вернуться к нормальной жизни.

Пэт покосилась на Джиордино, безмятежно захрапевшего еще раньше, чем колеса шасси оторвались от взлетной полосы:

– Ваш друг, как я погляжу, времени зря не теряет.

– Ал способен заснуть где угодно, когда угодно и на чем угодно. Как кот. – Питт неожиданно поднес ее руку к губам и коснулся пальцев легким поцелуем. – Вам тоже не мешает поспать. Вы же с ног валитесь.

То было первое проявление нежности с его стороны с момента их встречи, но Пэт подсознательно была к этому готова, хотя и виду не подала, какое удовольствие доставил ей своим ни к чему, казалось бы, не обязывающим порывом Питт.

– Слишком много всякого крутится в голове, чтобы заснуть. – Она вытащила из сумки блокнот. – Займусь-ка я лучше анализом символов, пока летим.

– В заднем салоне имеется компьютер, если он вам может пригодиться, – предложил Питт.

– А сканер там есть, чтобы перенести мои рисунки на диск?

– Прибамбасов полный комплект.

Лицо Пэт на глазах преобразилось: усталость будто волной смыло, глаза загорелись.

– Ой как здорово! Жаль только, что мои пленки в воде испортились.

Питт сунул руку в карман джинсов, достал пластиковый пакетик и царственным жестом бросил ей на колени.

– Полный набор снимков вашей пещеры.

Пэт трясущимися руками открыла пакет и поразилась, обнаружив внутри целых шесть кассет обратимой фотопленки.

– Каким чудом вы сумели их добыть?

– Военный трофей. Конфисковано у приверженцев Четвертой империи, – пояснил он. – Мы с Алом были вынуждены прервать проводимую ими в пещере съемку. Но они уже заканчивали, когда мы нагрянули, так что, я думаю, успели заснять весь текст. Когда прилетим, первым делом отдам эти пленки в лабораторию НУМА на проявку.

– Ох, спасибо вам огромное! – воскликнула Пэт и на радостях чмокнула его в небритую щеку. – Я ведь успела зарисовать лишь малую часть надписей. – И тут же устремилась в задний салон к вожделенному сканеру, мгновенно забыв о существовании Питта, как будто тот был всего лишь случайным встречным на улице.

Питт с трудом вытянул ноющее тело из уютного кресла, доковылял до камбуза, открыл холодильник и достал банку чего-то безалкогольного. К его огромному сожалению, личным распоряжением адмирала Сэндекера строго-настрого запрещалось наличие алкогольных напитков на борту всех, без исключения, подводных, надводных и воздушных судов, принадлежащих НУМА.

На обратном пути он задержался у деревянного ящика, надежно привязанного к пустому сиденью. Питт не выпускал из виду черный обсидиановый череп и ни на миг не расставался с ним после того, как вынес из пещеры эту драгоценность. Вот и сейчас он мысленно представил взгляд пустых черных глазниц, устремленный на него из-под досок контейнера. Присев в кресло напротив, он вытащил свой спутниковый телефон и нажал кнопку набора заранее зафиксированного в памяти номера. Вызов был принят одним из семидесяти спутников связи, который ретранслировал его через другой спутник на землю, где сигнал попал уже в обычную телефонную сеть.

Рассеянно глядя в иллюминатор на проплывающие облака, Питт ждал. Он знал, что человек на том конце провода редко снимает трубку раньше седьмого или восьмого звонка. Только на десятом кто-то недовольно буркнул рокочущим басом:

– Слушаю.

– Джулиан?

– Дирк! – бухнул Джулиан Перлмуттер, узнав Питта по голосу. – Знай я, что это ты, снял бы трубку раньше.

– Нарушив все свои традиции? Что-то не верится.

Питт без труда представил себе четырехсотфунтовую тушу Перлмуттера в неизменной шелковой клетчатой пижаме и в окружении горных хребтов книг по маринистике, занимающих почти все свободное пространство в здании бывшего депо, Которое он сделал своим домом. Превосходный рассказчик, турман, знаток вин и признанный авторитет в области истории мореходства, владелец уникальной библиотеки, включающей не только десятки тысяч редчайших изданий, но и частных писем, газетных вырезок и чертежей любого когда-либо построенного корабля, Перлмуттер был ходячей энциклопедией буквально во всем, что затрагивает взаимоотношения человека с морем.

– Ты откуда звонишь, мой мальчик?

– Я сейчас на высоте тридцати пяти тысяч футов над Скалистыми горами.

– Не мог потерпеть до Вашингтона?

– Есть одна исследовательская работенка, которую хотелось бы раскрутить на все обороты как можно скорее.

– Чем могу быть полезен?

Питт коротко описал таинственную пещеру и надписи на стенах. Джулиан внимательно выслушал рассказ, время от времени задавая уточняющие вопросы. Когда Питт закончил, Перлмуттер спросил деловым тоном:

– Что конкретно от меня требуется?

– У тебя ведь имеются материалы по доколумбовым контактам с Америкой?

– Целая комната. Факты и теоретические исследования по всем мореплавателям, посещавшим Северную, Южную и Центральную Америку задолго до Колумба.

– Может, припомнишь тогда какие-нибудь данные или хотя бы легенды о древних мореплавателях, заходивших в глубь материка и строивших подземные камеры в виде идеального куба и полностью изолированные? Причем строивших с единственной целью – оставить послание отдаленным потомкам? В письменной истории что-нибудь подобное упоминается?

– Навскидку ничего не могу вспомнить. Есть масса разрозненных сведений о торговле между народами Америки и мореходами из Европы и Азии. Считается, что на нашем континенте те вели интенсивную добычу меди и олова для выплавки бронзы. А было это пять тысяч лет назад.

– Где? – спросил Питт.

– Миннесота, Мичиган, Висконсин.

– Насколько достоверны факты?

– Мне лично достаточно, – ответил Перлмуттер. – Найдены следы древних разработок свинца в Кентукки, змеевика в Пенсильвании, слюды в Калифорнии. Копи эти действовали за много столетий до Рождества Христова. Потом неизвестные рудокопы таинственным образом исчезли – кстати, за очень короткий период времени, оставив инструменты и другие предметы, свидетельствующие об их присутствии. Такое ощущение, будто их всех разом что-то спугнуло. Нельзя также не упомянуть о высеченных из камня скульптурах, жертвенных алтарях и дольменах. Дольмены, если ты не в курсе, – это огромные каменные плиты доисторического происхождения, установленные в виде перекрытия на двух или более вертикальных столбах.

– Индейцы не могли их создать?

– Североамериканские индейцы доколумбовой эпохи вообще очень редко занимались обработкой камня. Если что-нибудь подобное от них и осталось, то в единичных экземплярах, а то и вовсе ничего. Между прочим, горные инженеры, изучив древние выработки, пришли к выводу, что было добыто и вывезено более семи миллионов фунтов меди. Никто не верит, что это дело рук индейцев: все медные изделия в виде примитивных побрякушек, найденные археологами почти за сотню лет планомерных раскопок, весят в совокупности не более нескольких сот фунтов. К тому же общеизвестно, что древние индейцы практически не знали металла.

– Иначе говоря, никаких сведений о подземных камерах с таинственными надписями в твоей базе данных нет?

Перлмуттер замолчал и ответил только после долгой паузы:

– Если и есть, я о них ничего не знаю. От тех доисторических времен почти не сохранилось даже черепков, не говоря уже о письменных источниках или наскальных надписях. Хорошо, если наберется с дюжину логографов и пиктограмм, да и то большей частью нечитаемых. Мы можем только строить гипотезы об их происхождении: то ли это египтяне, то ли финикийцы, то ли скандинавы, то ли вообще представители еще более ранних культур. На юго-западе обнаружили остатки якобы кельтских копей, а в окрестностях Таксона в Аризоне в начале века вроде бы откопали какие-то римские древности. Но никто почему-то не спешит признавать эти открытия за непреложный факт. Ты же знаешь, археологи такой народ – не очень любят высовываться за границы общепринятых теорий, особенно когда речь заходит о доколумбовых связях. А уж в диффузию просто отказываются верить.

– Под диффузией ты подразумеваешь постепенный переход одной культуры в другую в результате тесного контакта между ними?

– Именно.

– Но ведь существует столько свидетельств!

– Я же говорю: археологи – народ упертый, – вздохнул Перлмуттер. – Мне иногда кажется, что все они родом из Миссури: им мало услышать, надо еще увидеть, потрогать и на зуб попробовать. А поскольку доисторические американские племена применяли колесо только в детских игрушках и не знали гончарного круга, у археологов-консерваторов имеется по меньшей мере два железобетонных аргумента против сторонников диффузионной теории.

– Ну, тому может быть много причин, – возразил Питт. – До появления Кортеса и испанцев в обеих Америках не использовали ни лошадей, ни быков. Даже мне известно, что идея обычной тачки путешествовала от Китая до Европы шестьсот лет.

– Что я могу сказать? – снова вздохнул Перлмуттер. – Я всего лишь жалкий дилетант, помешанный на морской истории. Да и не по возрасту мне строчить статейки и трактаты и с пеной у рта доказывать профессионалам, что они ни хрена не смыслят в своем деле. Опять же, – добавил он уныло, – я и сам, честно говоря, слабовато разбираюсь во всех их склоках по поводу противоречивых теорий.

– Тогда пообещай мне пошарить в своей библиотеке на предмет любого упоминания о находках подземных помещений с нерасшифрованными настенными надписями в тех точках, которые четыре тысячи лет назад считались медвежьими углами.

– Сделаю, что смогу.

– Спасибо, старина! О большем просить не смею.

Старого друга семьи, который качал его в детстве на коленях и рассказывал захватывающие истории о пиратах и прочих морских приключениях, Питт знал как облупленного и ничуть не удивился, когда тот насторожился, услышав его последнюю реплику.

– Дирк, дружочек, а не нашлось ли, случайно, в этой камере или пещере чего-то такого, о чем ты мне забыл сообщить? – елейно-вкрадчивым тоном поинтересовался Перлмуттер

– Да так, один предмет не совсем обычный, – как бы нехотя ответил Питт.

– И ты посмел от меня это скрыть, негодяй! – ударил ему в ухо разгневанный бас. – Какой? Говори сейчас же, не то трубку брошу!

Питт довольно ухмыльнулся и преувеличенно обиженным голосом произнес:

– Ну чего раскричался? Всего лишь человеческий череп в натуральную величину, вырезанный из цельного куска черного обсидиана.

Перлмуттер несколько секунд переваривал информацию, потом осторожно спросил:

– А известно ли тебе, что он означает?

– Увы, ничего путного в голову не приходит, – признался Питт. – Могу только сказать, что без современного оборудования и лазерного инструмента вырезавшие и отполировавшие череп до зеркального блеска древние могли создать его лишь в течение нескольких поколений.

– Ты совершенно прав. Обсидиан очень хрупок – ведь это вулканическое стекло, образующееся при быстром охлаждении жидкой лавы. Много тысяч лет человек делал из осколков ножи и наконечники для стрел и копий, но изготовить из обсидиана такой предмет, как человеческий череп, не разбив и не повредив заготовку на протяжении столетий, – самый настоящий подвиг!

– Жаль, что ты его не видишь, Джулиан.

– А мне и не нужно. Я прекрасно представляю, как он выглядит.

Питт почуял подвох. Перлмуттер славился тем, что любил поиграть с потенциальной жертвой, как кошка с мышью, прежде чем морально добить ее своим интеллектуальным превосходством. Но выбора у Питта не было: в конце концов, он по собственной воле угодил в западню.

– Такую красоту надо видеть собственными глазами.

– Знаешь, я ведь тоже забыл тебе кое-что сообщить, мой мальчик, – невинным голосом проворковал в трубку Перлмуттер. – Видишь ли, мне известно, где находится второй такой череп.

11

“Сессна” коснулась колесами восточной полосы аэродрома базы ВВС Эндрюс и покатилась к ангарам, которые авиаторы сдавали в аренду различным правительственным ведомствам. Здания, занимаемые НУМА, располагались в северо-восточной части базы. Самолет уже поджидал микроавтобус с двумя охранниками, которым предстояло отвезти Джиордино домой, в Александрию, штат Виргиния, а Пэт – в безопасное место, где ее ждала дочь. Питт бережно вынес из самолета деревянный ящик с обсидиановым черепом и поставил на землю, но садиться в машину почему-то не спешил.

– Вы разве не с нами? – удивилась Пэт.

– Нет, за мной кое-кто должен заехать. Пэт бросила на него пронизывающий взгляд:

– Подружка? Он рассмеялся:

– А если я скажу, что мой крестный, вы мне поверите?

– Вряд ли, – саркастически усмехнулась Пэт. – Когда я вас снова увижу?

Он поцеловал ее в лоб:

– Раньше, чем вы думаете.

Питт захлопнул дверцу и проводил взглядом микроавтобус, резво рванувший в направлении главных ворот базы. Потом сел на землю, привалился спиной к колесу шасси и постарался расслабиться. Оба пилота уже куда-то испарились, и он остался один. Весна в Вашингтоне радовала жителей столицы сухой, ясной и не по сезону теплой погодой. Ждать Питту пришлось не больше десяти минут: мягко прошуршали по бетону покрышки, и у трапа остановился вместительный лимузин, элегантно сочетающий в своей окраске два цвета – зеленый и серебристый.

“Роллс-ройс” модели “Серебряный рассвет” – одна из самых дорогих и комфортабельных машин за всю историю автомобилестроения. В 1955 году фирмой по производству кузовов “Хупер и компания” на стандартное шасси был установлен кузов ручной работы, радующий глаз истинного ценителя своими плавными классическими обводами от радиатора до заднего бампера. Шестицилиндровый двигатель объемом двести шестьдесят три кубических дюйма разгонял машину до скорости восемьдесят семь миль в час. При этом сторонний наблюдатель не слышал ни единого звука, кроме шороха шин по асфальту.

Хьюго Малхоленд, бессменный персональный водитель Джулиана Перлмуттера, степенно вышел из машины и протянул руку.

– Рад снова видеть вас, мистер Питт, – буркнул он без всякого намека на сердечность.

Питт улыбнулся в ответ и пожал руку шофера, ничуть не обидевшись на холодный прием. Хьюго он знал уже больше двадцати лет. Тот не только выполнял водительские обязанности, но служил Перлмуттеру еще и секретарем, помощником, охранником и нянькой в одном лице. Будучи в душе человеком мягким и добросердечным, он обладал ценной особенностью, прославившей в свое время великого Бастера Китона: абсолютно непроницаемой физиономией, на которой крайне редко отражались какие-либо эмоции. Забрав у Питта саквояж, шофер положил его в багажник и шагнул назад, предоставляя пассажиру возможность самому установить получше деревянный ящик. Затем захлопнул крышку, открыл заднюю дверцу и отступил в сторону.

Питт пригнул голову и с трудом втиснулся на заднее сиденье, более чем на две трети оккупированное мощным телом Перлмуттера.

– Джулиан, ты выглядишь как огурчик!

– Скорее уж как бочка с огурцами. – Перлмуттер ухватил Питта за уши, притянул к себе и смачно расцеловал в обе щеки. Из-под куцей детской панамки у него на голове выбивался жиденький венчик седых волос. На кирпичного цвета лице выделялись ясные небесно-голубые глаза и нос картошкой. – Сколько же мы с тобой не виделись? Пожалуй, с тех самых пор, как та симпатичная китаянка из Службы натурализации и иммиграции угощала нас обедом у тебя в ангаре.

– Примерно год прошел. Ее зовут Джулия Мэри Ли.

– А что с ней сталось?

– Я слышал, она получила назначение в Гонконг.

– Они у тебя никогда надолго не задерживаются?

– Увы, я не из тех парней, которых девушки ведут домой знакомиться с мамой после первого же свидания.

– Чушь! Счастлива будет та девица, которой удастся тебя захомутать. Если, конечно, перестанешь мотаться по свету, – добавил Перлмуттер после некоторого размышления.

– Пахнет снедью, или у меня галлюцинации? – сменил тему Питт.

– Ты когда ел последний раз? – подозрительно покосился на него Джулиан.

– Кофе вместо завтрака и какая-то безалкогольная бурда вместо ланча – вот и вся моя еда.

Перлмуттер укоризненно покачал головой, поднял с пола корзину для пикников и водрузил на свои мощные колени. Потом вынул из-за спинки переднего сиденья пару расписанных под орех подносов.

– Я тут припас кое-что перекусить в дорогу. До Фредериксберга путь не близкий.

– Мы едем туда? – осведомился Питт, у которого при виде набитой деликатесами корзинки сразу потекли слюнки.

Перлмуттер кивнул и достал бутылку “Вдовы Клико” – “Понсарден-брют” с желтой этикеткой.

– Годится?

– Мое любимое! – с чувством воскликнул Питт.

За воротами базы Малхоленд свернул налево и выехал на Окружное шоссе, тянущееся вдоль берега Потомака. Добравшись до Спрингфилда, он повернул на юг. Перлмуттер тем временем сноровисто сервировал подносы серебром и фарфором, затем начал выкладывать на блюда и тарелки разнообразные закуски: блинчики с грибной и мясной начинкой, жаренные в сухарях устрицы, паштеты, сыры, а на десерт – груши, сваренные в красном вине.

– Ты перещеголял Лукулла! – восторженно выдохнул Питт. – Признаться, мне нечасто случается так изысканно питаться.

– А мне часто, – довольно хохотнул Перлмуттер, похлопав себя по толстому животу. – В этом-то и заключается главная разница между нами, мой юный друг.

Роскошный пикник завершился двумя чашечками эспрессо из небольшого термоса.

– Без коньяка?! – полушутя удивился Питт.

– Человеку в моем возрасте вредно пить крепкие напитки с утра.Я потом весь день сплю.

– Так где находится второй обсидиановый череп, о котором ты говорил?

– Мы как раз туда и направляемся.

– Я так и подумал. Фредериксберг, стало быть...

– Он принадлежит одной симпатичной пожилой леди по имени Кристин Мендер-Хастед. Череп нашла ее прабабушка во время вынужденной зимовки, когда китобойное судно, которым командовал ее муж, затерло льдами у берегов Антарктиды. Захватывающая история, между прочим. Согласно семейному преданию, Роксана Мендер однажды попала в снежный заряд и заблудилась. Матросы во главе с капитаном отправились на выручку. При этом помимо терпящей бедствие миссис Мендер обнаружили по соседству буквально вросший в лед старый английский парусник Ост-Индской компании. Люди поднялись на борт, где нашли множество мертвых пассажиров и членов экипажа, которые либо замерзли, либо умерли от голода. А в цейхгаузе наткнулись на целый склад весьма необычных предметов искусственного происхождения, в числе которых был черный обсидиановый череп. К сожалению, все эти сокровища так и остались в кладовой, потому что лед начал ломаться и им пришлось срочно спасаться бегством.

– Но череп они все-таки утащили?

Перлмуттер кивнул:

– Да. Роксана сама вынесла его и сохранила до возвращения домой. С тех пор он передается по наследству как семейная реликвия.

Питт с полминуты лениво созерцал зеленеющие пологие холмы Виргинии за окном, затем снова повернулся к собеседнику:

– Допустим, черепа идентичны. Но ведь они все равно нам не скажут, кто и зачем их создал.

– Я не для того договорился о встрече с миссис Мендер-Хастед, чтобы сравнивать черепа.

– А для чего?

– Я уже десять лет пытаюсь купить переписку Мендеров, относящуюся к тому времени, когда капитан Мендер охотился на китов. В том числе бортовые журналы судов, на которых он ходил. Но жемчужина коллекции, за которую я прямо сейчас отдал бы все свои оставшиеся зубы, это судовой журнал найденного во льдах “индиамэна”.

– Что, тоже фамильная реликвия? – спросил Питт, ощущая всевозрастающее любопытство.

– Насколько я понимаю, Бредфорд Мендер прихватил его при осмотре капитанской каюты, хотя полной уверенности у меня нет.

– Выходит, ты затеял эту поездку, рассчитывая подстрелить сразу двух зайцев?

Перлмуттер с хитрецой прищурился:

– Ты угадал. Я очень надеюсь, что уважаемая миссис Мендер-Хастед, увидев твой череп, поддастся наконец на мои уговоры и уступит мне свой. Вместе с семейным архивом.

– Тебе не бывает стыдно, когда ты смотришься в зеркало?

– Бывает, еще как бывает! – рассмеялся Перлмуттер. – Но скоро проходит.

– А в журнале есть какие-нибудь сведения о том, откуда взялся череп?

Перлмуттер развел руками:

– Мне так и не удалось выяснить. Миссис Мендер-Хастед хранит его под замком и никому не показывает.

Вскоре Джулиан закрыл глаза и задремал, слегка посапывая носом, а Питт погрузился в размышления, вертевшиеся в основном вокруг главного вопроса: сколько же еще обсидиановых черепов таится по всему миру в толще скал?

Ни разу не превысив разрешенной скорости, “роллс-ройс” домчал их до Фредериксберга за каких-то полтора часа. Не доезжая до окраины города, Малхоленд свернул на круговую аллею, ведущую к большому дому в колониальном стиле, выстроенному на одном из живописных холмов над рекой Раппаханнок. От дома открывался вид на долину, где в одном из самых кровопролитных сражений Гражданской войны погибли когда-то за один день двенадцать с половиной тысяч солдат армии северян. Само здание, возведенное в 1848 году, служило куда более приятным и изящным напоминанием о прошлом.

– Вот и приехали, – удовлетворенно пробурчал Перлмуттер, с трудом протискивая свои обширные телеса сквозь правую заднюю дверцу, предупредительно распахнутую Малхолендом.

Питт обошел машину сзади, поднял крышку багажника и вытащил ящик с черепом.

– Хотел бы я знать, что за прием нас ожидает, – проговорил он, поднявшись по ступеням и дернув за шнурок звонка.

Кристин Мендер-Хастед на первый взгляд казалась образцом бабушки. Живая, седовласая, с приветливой улыбкой, ангельским лицом и несколько расплывшейся фигурой, она поспевала всюду почти с той же быстротой, с какой взгляд ее искрящихся юмором карих глаз замечал любой непорядок.

Перлмуттера хозяйка дома приветствовала крепким мужским рукопожатием, а вот представленному им Питту всего лишь кивнула.

– Проходите, прошу вас, джентльмены, – любезно пригласила гостей миссис Мендер-Хастед. – Я вас давно поджидаю. Вы позволите угостить вас чаем?

Выслушав заверения в полном согласии, она провела их в библиотеку с высоким потолком и обшитыми панелями из мореного дуба стенами, где предложила располагаться в старинных кожаных креслах – столь же необъятных по размеру, как седалище Перлмуттера. Как только молоденькая девица, оказавшаяся соседкой и приходящей помощницей по хозяйству, подала чай и быстро упорхнула, хозяйка сразу взяла быка за рога, обратившись к Перлмуттеру с легкой укоризной в голосе:

– Джулиан, дорогой, я вам утром уже говорила по телефону и готова повторить еще раз, что пока не собираюсь расставаться с фамильными архивами.

– А я пока не собираюсь отказываться от надежды когда-нибудь все же уговорить вас, дорогая Кристин, – рассмеялся Перлмуттер, – но Дирка я сюда привез совсем по другой причине. – Он повернулся к Питту. – Ты не находишь, мой мальчик, что самое время познакомить миссис Мендер-Хастед с содержимым твоего ящика?

– Можете называть меня просто Кристин, молодой человек. Мою двойную фамилию довольно трудно прожевать за один присест.

– Вы всегда жили в Виргинии, Кристин? – поинтересовался Питт, поддерживая разговор и одновременно возясь с тугими защелками контейнера с черепом из шахты “Парадиз”.

– Нет, я калифорнийка уже в шестом поколении. Большинство моих родственников до сих пор живут в Сан-Франциско и его окрестностях. Просто мне посчастливилось выйти замуж за человека родом из Виргинии. Между прочим, мой покойный супруг служил специальным советником при трех президентах США, – с гордостью добавила миссис Мендер-Хастед.

Питт вдруг осекся и замолчал, не сводя глаз с черного обсидианового черепа на каминной полке, озаренного отблесками пляшущего под ним пламени. Потом медленно, будто в трансе, откинул крышку, вынул из ящика свой череп, так же замедленно встал, подошел к камину и поставил рядом.

– Боже мой! – ахнула Кристин. – Мне и не снилось, что существует еще один такой же.

– Мне тоже, – рассеянно отозвался Питт, отступив на пару шагов и сравнивая критическим взглядом оба черепа. – Что ж, насколько я могу судить невооруженным глазом, мы имеем дело с абсолютно идентичными экземплярами. Даже размеры совпадают. Как будто их в одной форме отливали!

– Может, вы хоть теперь расскажете нам, Кристин, – вкрадчиво произнес Перлмуттер, держа чашку в руке, – какую страшную легенду унаследовали от прадеда и прабабки вместе с этим черепом?

Миссис Мендер-Хастед слабо всплеснула руками и устало заговорила с мученическим выражением лица школьной учительницы, в сотый раз объясняющей урок непонятливым ученикам:

– Вам не хуже меня известно, Джулиан, что череп был найден на вмерзшем в лед судне Ост-Индской компании. “Мадрас” вышел из Бомбея в Ливерпуль, имея на борту тридцать семь пассажиров, сорок человек экипажа и различный груз, в том числе чай, шелк, пряности и фарфор. Мои прадед и прабабка нашли череп в цейхгаузе вместе с другими древностями.

– Разумеется, известно, – бесцеремонно ухмыльнулся Перлмуттер, в упор глядя на Кристин, чьи щеки отчего-то вдруг слегка зарумянились. – Меня ведь другое интересует: известно ли вам, каким образом все эти предметы попали на “Мадрас”?

– Я знаю только, что череп и другие находки в Бомбее на борт не грузили. Их нашли, когда судно бросило якорь у необитаемого острова, чтобы пополнить запасы воды. Подробности были в судовом журнале.

Питт похолодел, опасаясь худшего, но все же спросил:

– Вы сказали, были в журнале?

– Бредфорд Мендер его не сохранил, – потупив голову, чуть слышно произнесла Кристин. – В своем предсмертном письме капитан “Мадраса” просил, чтобы журнал передали владельцам судна. Мой прадед, естественно, отослал его с курьером в Ливерпуль.

Питт почувствовал себя так, будто с размаху налетел на стену в конце тупика. Но надо было выяснить все до конца.

– А вы не знаете, как отреагировали на сообщение капитана Мендера владельцы “Мадраса”? – глухо спросил он, почти ни на что уже не надеясь и не замечая иронического блеска в глазах Джулиана, с довольным видом потягивающего чаек.

– У компании оказались новые хозяева, купившие ее задолго до того, как прадедушка отправил журнал в Англию, – объяснила Кристин. – Они снарядили на поиски “Мадраса” экспедицию из двух кораблей, но оба пропали без вести со всем экипажем.

– Значит, след и здесь обрывается! – обескураженно констатировал Питт.

Миссис Мендер-Хастед внезапно подняла голову и посмотрела на него долгим, изучающим взглядом. Затем удовлетворенно кивнула и ровным голосом произнесла:

– Этого я не говорила.

Боясь поверить своим ушам, Питт уставился на сидящую напротив пожилую женщину, тщетно пытаясь прочесть что-нибудь в ее глазах. Перлмуттер ехидно хихикнул.

– Но как же тогда... – растерянно пробормотал Питт.

– Моя прабабушка была неглупой и предусмотрительной женщиной, – перебила его вновь обретшая прежнюю уверенность Кристин. – Прежде чем переслать журнал в Англию, она сняла точную копию, переписав его от руки.

На Питта ее слова подействовали так, словно солнце вдруг выглянуло из-за туч после долгой непогоды.

– Можно... можно ее посмотреть?

Кристин ответила не сразу. Она подошла к судовому бюро красного дерева, когда-то украшавшему каюту капитана, и с минуту вглядывалась в висящее над ним старинное полотно, как будто спрашивая совета у изображенных на нем людей. На переднем плане в таком же кресле, как те, в которых расположились Питт и Перлмуттер, сидел, положив ногу на ногу и скрестив руки на груди, крупный кряжистый мужчина с окладистой бородой, закрывающей почти все лицо. Если бы не борода, его можно было бы назвать красавцем. За спиной мужчины, положив руку ему на плечо, стояла женщина. Миниатюрная, хрупкая, с удивительно яркими и живыми карими глазами. Оба персонажа на двойном портрете были одеты по моде конца девятнадцатого века.

– Капитан Бредфорд Мендер и его жена Роксана, – задумчиво произнесла Кристин, словно уйдя мыслями в прошлое. Потом отвернулась от картины и перевела взгляд на Перлмуттера.

– Можете радоваться, Джулиан, вы все же добились своего. Только не думайте, что вам удалось меня перехитрить. Просто я сегодня поняла, что настало время. Слишком долго я из сентиментальности хранила их документы и письма. Пускай теперь о моих предках вспоминают другие люди, которые смогут прочесть их историю, понять ее и что-то из нее извлечь. Собрание ваше, по той цене, которую вы назначили.

Перлмуттер вскочил так легко и стремительно, как будто весил не четыреста фунтов, а раз в пять меньше. Бросившись к Кристин, он буквально выхватил ее из кресла и закружил в вальсе.

– Тысяча благодарностей, моя дорогая леди! Клянусь, ни один клочок бумаги не пропадет. Все это будет должным образом сохранено в архивах для будущих историков.

Кристин, высвободившись из объятий толстяка, подошла к Питту, по-прежнему стоящему у каминной полки.

– А для вас, мистер Питт, у меня есть подарок. Вручаю вам этот обсидиановый череп. Теперь, когда у вас их пара, что вы намерены с ними делать?

– Прежде чем они отправятся в музей древней истории, их изучат в лаборатории, чтобы выяснить, нельзя ли их датировать и отнести к какой-нибудь древней цивилизации.

Миссис Мендер-Хастед с грустью посмотрела на уже не принадлежащий ей череп.

– Ох, как же не хочется мне с ним расставаться! – вздохнула она. – Хоть и знаю, что отдаю его в надежные руки, и с ним будут обращаться должным образом. Знаете, люди всегда видели в нем что-то недоброе, пугающее, считали вестником бед и несчастий. Но с тех пор как Роксана принесла его с тающей льдины на судно своего мужа, семье Мендеров он не принес ничего, кроме богатства и процветания.

На обратном пути в Вашингтон Питт прочел записи из журнала, переписанные изящным почерком Роксаны Мендер в толстую тетрадь в кожаном переплете. Несмотря на плавный ход “роллс-ройса”, время от времени приходилось отрываться от чтения и смотреть в окно, чтобы не укачало.

– Накопал что-нибудь интересное? – спросил Перлмуттер уже в самом конце пути, когда Малхоленд выехал на мост Джорджа Мейсона через Потомак.

Питт поднял глаза:

– Не то слово! Теперь мы знаем не только точные координаты острова, где останавливался “Мадрас” и был найден череп, но и многое, многое другое.

12

“Роллс-ройс” остановился у старого самолетного ангара, который Питт называл домом. Ангар одиноко притулился на пустующей оконечности Вашингтонского международного аэропорта. Полуразрушенное с виду сооружение, построенное в далеком 1936 году, выглядело заброшенным и никому не нужным. Вокруг ржавеющих стен из гофрированного железа раскинулись буйные заросли крапивы и репейника, окна закрывали набитые крест-накрест толстые доски.

Но стоило Хьюго вылезти из машины, как тут же неведомо откуда материализовались двое в камуфляже с автоматами на изготовку. Один из них шагнул к открытой дверце, другой остался стоять, держа Малхоленда на мушке, а палец на спусковом крючке. Первый сунул голову в салон и угрожающим тоном рявкнул, поводя стволом “М-16” от одного пассажира на заднем сиденье к другому:

– Если среди вас нет человека по имени Дирк Питт...

– Это я, – перебил его Питт. – В чем дело?

– Документы! – потребовал охранник приказным тоном, но уже мягче.

Питт достал свое удостоверение НУМА. Секьюрити внимательно изучил его, пристально вгляделся в лицо предъявителя, сравнивая фото с оригиналом, после чего убрал оружие и отступил в сторону. Губы его растянулись в подобии улыбки, больше напоминающей оскал голодного тигра, у которого прямо из-под носа увели законную добычу.

– Прошу прощения за неудобства, сэр, но нам приказано оберегать вас и вашу собственность любой ценой.

Судя по экипировке и высокому профессионализму действий, эти ребята представляли одну малоизвестную правительственную охранную структуру. Питт слышал, что ее агентов специально готовят для защиты высокопоставленных правительственных чиновников, жизни которых угрожает опасность, при соблюдении полной конфиденциальности и близкой к идеальной маскировке.

– Благодарю за заботу и усердие.

– Последний вопрос, сэр: кто эти двое джентльменов?

– Мои хорошие друзья.

Агент протянул Питту маленькую пластиковую коробочку.

– Устройство для экстренного вызова, сэр. Пожалуйста, всегда держите при себе, пока находитесь в вашей резиденции. При малейшем намеке на опасность нажмите кнопку. Мы явимся через двадцать секунд.

Секьюрити так и не назвал своего имени, а Питт не стал спрашивать.

Малхоленд открыл багажник. Питт вытащил свою дорожную сумку. И в этот момент заметил, что охранники исчезли. Он внимательно оглядел окрестности ангара и обширную пустошь, тянущуюся вплоть до центральной взлетной полосы аэродрома. Нигде ни души. Поневоле напрашивался единственный логический вывод, что те провалились сквозь землю. В глубине души Питт подозревал, что именно так и произошло. Искусству маскировки в их конторе обучали в первую очередь.

– Мы с Хьюго заскочим по дороге в НУМА и забросим твои обсидиановые головы, – сказал Перлмуттер.

Ясно было, что имелось в виду под словом “мы”, поэтому Питт снисходительно усмехнулся и положил руку на плечо Малхоленду:

– Только не надо ничего забрасывать, договорились? Обращайтесь с ними очень осторожно и бережно, как с младенцем. Подниметесь на шестой этаж в лабораторию и отдадите лично в руки начальнику. Его зовут Гарри Мэтьюз.

Губы шофера едва заметно дрогнули, что у любого другого человека означало бы улыбку до ушей.

– Постараюсь не бросать и не ронять, мистер Питт, – пообещал он.

– Вот и отлично. Счастливо, Джулиан. И огромное спасибо.

– Не за что, мой мальчик. Заглядывай на обед, как только выдастся свободный часок.

Лимузин развернулся и покатил к воротам аэропорта, взметая за собой пыльный шлейф. Питт проводил его взглядом, потом поднял глаза на облезлый фонарный столб с замаскированной под сучок миниатюрной камерой наблюдения. Быть может, видеотехника подскажет, откуда появлялись и куда исчезали охранники?

Достав небольшой пульт дистанционного управления, Питт отключил охранную систему ангара и потянул на себя железную дверь, которую, если судить по толстому слою ржавчины, не открывали со времен Второй мировой. Закинув на плечо дорожную сумку, он вошел внутрь. В ангаре царил кромешный мрак. Ни единый луч света не проникал снаружи. Помимо прочего помещение было свето– и пыленепроницаемым. Питт закрыл дверь и щелкнул выключателем. Ангар залило морем света с радужными переливами.

Вдоль стены ангара, на полу, покрытом глянцево-белым эпоксидным лаком, выстроились в ряд пятьдесят антикварных и классических автомобилей, выкрашенных чуть ли не во все мыслимые цвета. Другую часть экспозиции составляли тоже средства передвижения, но несколько иного плана. Среди них особенно выделялись “Ме-263”, один из первых в мире реактивных истребителей, собранный на предприятиях Мессершмитта в Германии в конце Второй мировой войны, и трехмоторный самолет компании “Форд” начала тридцатых годов с метким прозвищем “Жестяной гусь”. По соседству, на бетонированном возвышении с вмонтированными в него рельсами красовался пульмановский вагон первого класса. Неизменное внимание гостей хозяина привлекали также невесть как затесавшиеся сюда чугунная эмалированная ванна с подвесным мотором и надувной плот с самодельной каютой и мачтой для паруса. Все это собрание сторожил тотемный столб индейского племени хайда.

Питт остановился, оглядел свою разношерстную коллекцию и гирляндами свисающие со сводчатого потолка этикетки марочных вин из разных стран, включая такие экзотические, как Бирма. Убедившись, что все на месте, он поднялся по железной винтовой лестнице на второй этаж, в свою берлогу.

Она напоминала морской музей. Модели кораблей в бутылках, штурвальные колеса и картуши компасов, судовые колокола, бронзовые водолазные шлемы и многое другое занимало львиную долю площади. Собственно жилым помещениям: гостиной, кабинету, единственной спальне с ванной комнатой и кухне-столовой было отведено не более тысячи ста квадратных футов[276], весьма скромная квартирка даже по вашингтонским меркам.

Хотя Питт до безумия устал, он все же заставил себя распаковать сумку, разделся догола, бросил грязные шмотки в бачок в чулане, где стояла стиральная машина и сушильный агрегат, потом отправился в ванную и долго расслаблялся под обжигающе горячим душем, лежа на спине с задранными на кафельную стенку ногами. Но едва он вознамерился достойно завершить начатое и взял в руки бокал, наполненный льдом и текилой “Хуан Хулио” с серебряной этикеткой, как судовой колокол возвестил о появлении посетителя у дверей ангара. Питт бросил взгляд на монитор контролирующей вход видеокамеры и узнал в госте заместителя директора НУМА Руди Ганна. Нажав кнопку на пульте, он бросил в микрофон:

– Привет, Руди. Заходи, я наверху.

Ганн взбежал по лестнице и вошел в апартаменты Питта. В неприметном лысеющем мужчине ниже среднего роста, близоруко взирающем на мир из-за стекол сильных очков в роговой оправе, вряд ли кто сумел бы с первого взгляда распознать поистине незаурядную личность. Коммандер ВМФ США в отставке, закончивший Военно-морскую академию первым в своем выпуске, Ганн среди сотрудников НУМА пользовался уважением и огромным авторитетом за интеллект и блестящие организаторские способности.

– Слушай, Дирк, что там у тебя во дворе за парни в камуфляже и с автоматами? Они меня чуть до смерти не затерроризировали, пока не убедились, что я твой друг и сослуживец.

– Идея адмирала Сэндекера.

– Я слышал, что он привлек людей из какого-то жутко законспирированного охранного агентства, но понятия не имел, что они умеют появляться прямо из-под земли, как черти из преисподней. Только запаха серы не хватает.

– Умелые ребята, – согласился Питт.

– Мне дали почитать досье о событиях в Теллуриде. Знатная заварушка. Ходят слухи, что твоя жизнь не стоит и двух центов.

Питт принес из кухни бокал чая со льдом. Руди не пил ничего алкогольного, кроме пива, да и то крайне редко.

– Только не для этих хмырей из Четвертой империи. Я сильно подозреваю, что они не остановятся перед любыми расходами, лишь бы загнать меня в могилу.

– И в связи с твоим бедственным положением, – продолжал Ганн, воспользовавшись паузой, чтобы одним глотком ополовинить стакан с чаем, – я позволил себе задействовать кое-какие дружеские связи. В частности, встретился и побеседовал с парочкой старых приятелей из ЦРУ...

– Не понимаю, чем может заинтересовать ЦРУ отечественный криминал[277]?

– У них есть подозрение, что киллеры, с которыми ты столкнулся в шахте “Парадиз”, могут входить в международный преступный синдикат.

– Террористы?

Ганн покачал головой:

– Ни религиозных, ни политических целей они не преследуют, хотя и фанатики. Но чего именно добиваются, выяснить пока не удается. Еще никто не сумел к ним внедриться – ни оперативники ЦРУ, ни агенты Интерпола. Многие иностранные разведки тоже знают о существовании организации, однако этим вся информация и исчерпывается. Откуда они взялись, где обосновались и кто их контролирует – тайна за семью печатями. Их киллеры объявляются словно из-под земли – как было в Теллуриде, – ликвидируют намеченные жертвы и исчезают.

– Не в курсе, какие-нибудь еще делишки, помимо убийств, за ними числятся?

– Тоже никто не знает. Питт прищурился:

– Преступный синдикат, не имеющий мотивов для преступления, так, что ли?

Ганн пожал плечами:

– Я понимаю, это звучит по-идиотски. Но пока что ни у кого нет ни малейшей зацепки.

– А как же те два мерзавца из Теллурида, которых мы с Алом повязали? Разве нельзя их допросить?

Руди удивленно поднял брови:

– Так ты еще не слышал?

– О чем не слышал?

– Шериф Джеймс Иген из Теллурида, штат Колорадо, позвонил нашему адмиралу около часа назад. Арестованные мертвы.

– Проклятие! – раздраженно чертыхнулся Питт. – Говорил же дураку, чтоб обыскал их как следует! Опять капсулы с цианидом, если я правильно понял?

– Увы, все гораздо банальнее. По сообщению Игена, в камеру каким-то образом сумели пронести бомбу. Заключенных разнесло в клочья вместе с помощником шерифа, который их сторожил.

– Вот же твари! – снова выругался Питт. – Ну ни во что человеческую жизнь не ставят!

– Вот и мы пришли к тому же выводу.

– Это ты о чем?

– Адмирал решил поручить тебе возглавить глубоководный геологический проект. Посреди Тихого океана на глубине в десять тысяч футов ты будешь в сравнительной безопасности от дальнейших попыток ликвидации.

Питт лукаво усмехнулся:

– А если я возьму и откажусь?

– Он знал, что ты откажешься, – усмехнулся в ответ Руди. – Кроме того, твоя роль слишком важна, чтобы отсылать тебя в захолустье. Так уж вышло, что ты единственный надежный свидетель, который тесно контактировал с членами группировки и сумел при этом выжить. С тобой прямо-таки жаждут побеседовать некоторые весьма высокопоставленные лица, принимающие участие в расследовании. Завтра к восьми утра, – протянул он Питту клочок бумаги, – прибудешь по этому адресу. Заезжай прямо в открытый гараж и жди дальнейших инструкций.

– Джеймс Бонд и Джек Райан тоже подтянутся?

– Очень смешно! – скривился Ганн; допив чай, он вышел на балкон, откуда знаменитая коллекция Питта смотрелась в наиболее выгодном ракурсе. – Кстати, Дирк, у меня тут одна любопытная мыслишка мелькнула.

– Излагай.

– Ты ведь упоминал в отчете, что убийцы называли себя приверженцами некой Четвертой империи?

– Только один из них, – уточнил Питт.

– А тебе известно, что Адольф и прочие высшие наци из его окружения именовали Германию не иначе как Третьим рейхом?

– Слыхал. Благодарение богу, старые нацисты уже вымерли. И их Третий рейх издох вместе с ними.

– Ты по-немецки вообще-то говоришь? – поинтересовался Руди.

Питт помотал головой:

– Ни словечка, кроме “да”, “нет” и “до свидания”.

– Понятно. Темный ты все-таки человек. Так вот, могу просветить на будущее. “Рейх” в переводе с немецкого означает не что иное, как “империя”. Теперь смекаешь, куда я клоню?

Питт встрепенулся:

– Хочешь сказать, это шайка неонацистов?!

Ганн не успел ответить. В уши обоим ударила мощная звуковая волна – как будто совсем рядом включил форсаж реактивный истребитель, – и сразу же послышался скрежет раздираемого металла. Продолговатый сгусток оранжевого пламени стрелой пронесся по ангару и исчез в дальней стене. Спустя две секунды где-то поблизости прогрохотал сильный взрыв. Площадка балкона с литой чугунной решеткой ощутимо дрогнула под ногами. С металлической крыши хлопьями посыпалась ржавчина вперемешку с пылью, тусклым налетом оседая на сияющих краской и хромом автомобилях. Последний отзвук взрыва эхом прокатился под высоким сводом ангара, и воцарилась жуткая тишина.

Питт первым обрел дар речи.

– Грязные ублюдки! – прошипел он.

– Что это было? – с трудом выдавил потрясенный Ганн.

– Сволочи! Чтоб их черти взяли! – Питт все никак не мог успокоиться и на вопрос коллеги ответил лишь после того, как отвел душу: – Они выпустили в мой ангар ракету. Нас только потому не разнесло в клочья, что она не взорвалась. Стенки слишком тонкие, да еще проржавели, вот боеголовка и прошила их насквозь на входе и выходе, не напоровшись ни на что более существенное. А то бы сработал детонатор – и нам крышка.

Распахнулась входная дверь, вбежавшие охранники остановились у подножия лестницы.

– Вас не ранило, сэр? – озабоченно спросил один из них.

– Ерунда, тряхнуло слегка, – отмахнулся Питт. – Откуда она взялась?

– Ручной ракетомет, сэр. Запуск был произведен с вертолета, – сообщил агент. – Приносим извинения за то, что так близко его подпустили. Нас обманули опознавательные знаки местной телекомпании на бортах. Огонь мы по нему открыли и даже сбили, но слишком поздно. Машина упала в реку и взорвалась.

– Отличная работа, – искренне похвалил Питт.

– Похоже, ваши “доброжелатели” не жалеют расходов?

– Очевидно, у них много лишних денег.

Охранник повернулся к напарнику:

– Придется нам увеличить периметр, – заметил он задумчиво, мельком оглядел ангар и снова обратился к Питту: – Какие повреждения, сэр?

– Только вот эти две дыры, через которые можно воздушных змеев запускать.

– Мы немедленно распорядимся о ремонте. Еще что-нибудь?

– Да! – сказал Питт, чуть помедлив с ответом; грязно-серый покров на стеклах, крышах и капотах любимых автомобилей, каждый из которых был отреставрирован им собственными руками, приводил его в бешенство. – Пусть пришлют сюда бригаду уборщиков. И как можно скорее!

– Может, тебе все-таки стоит подумать насчет того проекта в Тихом океане? – осторожно запустил пробный шар Руди, но Питт уже так завелся, что пропустил его слова мимо ушей.

– Четвертый рейх, Четвертая империя... Плевать я хотел, как они себя называют, только я тебе скажу одно: сегодня эти ребята совершили очень серьезную ошибку!

– Правда? – Ганн с каким-то отстраненным любопытством, будто чужие, разглядывал свои трясущиеся руки. – И какую же?

Взгляд Питта был прикован к зияющим рваным дырам в стенах ангара – единственного места в мире, которое он мог назвать своим домом, – и в его зеленых глазах разгорался дьявольский огонь неумолимой ненависти и решимости идти до конца. Даже Руди, бывший его близким другом и уже не раз наблюдавший подобную метаморфозу, невольно содрогнулся.

– Я пришел к выводу, что плохие парни уже достаточно повеселились за мой счет, – криво усмехнувшись, ответил Питт. – Теперь моя очередь.

13

Перед сном Питт просмотрел кассеты из камер внешнего наблюдения и разгадал секрет безупречной маскировки группы охраны. Ребята действительно отлично подготовились к работе. Изучив чертежи подземной системы дренажа аэропорта, они обнаружили большую трубу восьми футов в диаметре, по которой от взлетных полос, рулежных дорожек и терминалов отводилась дождевая и талая вода. Эта труба проходила в девяноста футах от ангара Питта. Возле технического люка, надежно скрытого в высокой траве, охранники оборудовали великолепно закамуфлированный наблюдательный пост. Уважающий профессионализм во всем, Питт подумывал даже выйти и угостить их кофе с бутербродами, но по зрелом размышлении отказался от неуместного порыва. С его стороны было бы верхом идиотизма демаскировать свое же прикрытие.

Он только успел одеться и быстро позавтракать, когда подъехал грузовик с материалами для ремонта. За грузовиком следовал неприметный микроавтобус. Из него высыпала стайка женщин в рабочих комбинезонах. Охранники своего присутствия не обнаружили, но Питт знал, что они держат площадку перед ангаром под неусыпным наблюдением. Из первого грузовика выбрался пожилой мужчина и подошел к Питту.

– Мистер Питт?

– Он самый.

– Мы постараемся вас не затруднять и не задерживать. Просто войдем, устраним повреждения, все приберем и немедленно удалимся.

Питт с нарастающим восхищением наблюдал за разгрузкой: в кузове фургона оказались сложенные аккуратной стопкой старые ржавые листы гофрированного железа – точь-в-точь такие же, как те, из которых был собран ангар.

– Где вы их откопали? – не удержался он от вопроса, поймав за рукав пробегавшего мимо бригадира.

– Вы не поверите, сэр, как дотошно ведется правительственный учет старых строительных материалов, – ухмыльнулся тот. – Мы всего час назад сняли все это хозяйство с крыши одного старого склада на окраине Вашингтона.

– Черт побери, наше правительство работает куда лучше, чем я думал!

Оставив ремонтников и уборщиц заниматься своим делом, Питт собирался уже сесть за руль принадлежащего НУМА служебного джипа “Чероки”, как вдруг на дороге показался черный “Стингрей-Корвет”. Лихо развернувшись на пятачке, машина скрипнула тормозами впритирку к джипу. Из окна высунулась голова Джиордино:

– Подбросить?

Питт рысцой обежал “Корвет” сзади, влез внутрь, закинул ногу на ногу и поерзал на сиденье, устраиваясь поудобней.

– Ты мне вроде не говорил, что собираешься заехать.

– Мне приказали прибыть туда же, куда и тебе, ровно в восемь утра. Ну я и подумал, что мы вполне можем прокатиться вместе.

– Вот и умница, – благосклонно потрепал его по щеке Питт. – Обещаю больше не обращать внимания на те гадости, что о тебе говорят.

С Висконсин-авеню Джиордино свернул в тихую улочку на территории Гловер-парка близ Морской обсерватории. Вдоль проезжей части на расстоянии не более квартала тянулись столетние ильмы. Если не считать одинокого здания, скрытого за высокой живой изгородью, никаких признаков человеческого присутствия не наблюдалось. Ни припаркованных машин, ни прохожих на тротуарах.

– Ты уверен, что мы попали, куда надо? – хмуро спросил Ал.

Питт пожал плечами и указал на табличку с названием:

– Улица та. Дом на ней всего один. Значит, все правильно. Ищи открытый гараж.

Джиордино объехал здание с торца по круговой подъездной дорожке, но сворачивать к парадному не стал, а проследовал дальше, к черному ходу, где и обнаружился стоящий несколько на отшибе гараж. Пока он заводил машину внутрь, Питт с интересом рассматривал трехэтажный кирпичный особняк, построенный, судя по стилю, вскоре после Гражданской войны и, безусловно, принадлежащий кому-то весьма богатому и влиятельному. Дом и прилегающая к нему территория выглядели безупречно ухоженными, но все окна были наглухо зашторены, как будто живущие здесь люди куда-то надолго уехали.

Разбросанные садовые инструменты, притулившаяся в углу старая газонокосилка и сломанная скамейка, к которым лет двадцать никто не прикасался, придавали интерьеру гаража вид заброшенности и неухоженности. Джиордино выключил мотор и повернулся к Питту:

– Что дальше?

Словно в ответ на его вопрос двери автоматически закрылись. Через несколько секунд автомобиль начал медленно опускаться вместе с полом. Если не считать чуть слышного жужжания, спуск проходил бесшумно. Питт попытался оценить скорость и глубину погружения, но свет внезапно погас. Опустившись, по его прикидкам, футов на сто, лифт мягко остановился. Снова вспыхнули огни, осветив приличного размера подземную стоянку, где уже было припарковано еще с дюжину автомобилей. Джиордино поставил “Корвет” на свободное место между бирюзовым джипом “Чероки” с маркировкой НУМА и роскошным “крайслером”. Друзья, разумеется, с первого взгляда опознали джип, принадлежащий адмиралу Сэндекеру. Это он в свое время настоял на оснащении автомобильного парка НУМА исключительно полноприводными внедорожниками, чтобы его сотрудники имели возможность добраться, куда нужно, даже в самую плохую погоду.

У единственной металлической двери стоял на часах морской пехотинец.

– Как думаешь, не сопрут мою тачку? – озабоченно спросил Джиордино. – Или стоит все-таки запереть?

– У меня такое предчувствие, – с глубокомысленным видом покачал головой Питт, – что никуда она отсюда не денется.

Выйдя из машины, они подошли к часовому с тремя сержантскими нашивками на рукаве. Сержант отдал честь и коротко кивнул:

– Дирк Питт и Альберт Джиордино, насколько я понимаю? Добро пожаловать. Все уже собрались и ждут только вас.

– Что, и документы предъявлять не надо? – изумился итальянец.

Часовой широко улыбнулся:

– Мне показывали ваши фотографии. Такую парочку ни с кем не спутаешь. Да и друг от друга отличить легче, чем Джо Пески от Клинта Иствуда. Проходите. – Он нажал кнопку, и дверь скользнула в сторону, открывая путь в короткий коридор, заканчивающийся еще одной металлической дверью. – Когда дойдете до конца, остановитесь и подождите, пока оператор за монитором видеокамеры наблюдения не удостоверит ваши личности.

– Неужели он не доверяет вам? – с сочувствием спросил Джиордино.

Улыбку с лица часового словно ветром сдуло.

– Безопасность, – сухо сказал он.

– Вечно они перебарщивают с этой безопасностью, – вздохнул Ал. – Сняли бы лучше для совещания пару кабинок в “Тако Белл”.

– Все чиновники помешаны на секретности, – нравоучительно заметил Питт.

– Знаю. Но там я хоть энчиладу себе заказал бы.

За внутренней дверью открылся широкий зал с покрытым ковролином полом и тщательно задрапированными стенами, поглощающими звук. Центральную часть зала занимал двадцатифутовый овальный стол, на дальней стене висел большой экран. Освещение достаточно яркое, но не утешительное для глаз. За столом уже сидели несколько мужчин и одна женщина. Никто из них не встал, когда вошли Питт и Джиордино.

– Опаздываете, джентльмены!

Замечание сделал адмирал Джеймс Сэндекер, директор НУМА. Невысокий, сухощавый, со спортивной фигурой и замечательно сохранившейся огненно-рыжей шевелюрой; умное, подвижное лицо украшали бородка клинышком а-ля Ван Дейк и пронзительные голубые глаза, от взгляда которых, казалось, ничто не могло ускользнуть. Хитрый и ловкий, искушенный и мудрый, он чем-то напоминал матерого леопарда, дремлющего в развилке дерева, поглядывая на мир одним глазом, и твердо знающего, что рано или поздно обед сам его найдет. Обладая крутым, вспыльчивым характером и явно выраженными диктаторскими замашками, Сэндекер управлял НУМА железной рукой, но в случае каких-либо конфликтов горой стоял за своих подчиненных. Указав на соседа слева, адмирал представил его вошедшим как Кена Хелма, специального агента ФБР.

Седой мужчина в деловом костюме с уверенным взглядом внимательных карих глаз поверх очков привстал со стула и протянул руку:

– Мистер Питт, мистер Джиордино, рад познакомиться. Наслышан, наслышан о ваших подвигах...

“Скажи уж лучше, что как следует проштудировал наши досье”, – подумал Питт, автоматически отвечая на рукопожатие.

Сэндекер повернулся к соседу справа:

– Рон Литтл из ЦРУ. Забыл, что там у него за должность, но название какое-то чересчур мудреное. Впрочем, это вам и ни к чему.

Питт почему-то решил, что должность называется “заместитель директора”, но скромно промолчал.

Разведчик походил на обыкновенного чиновника средней руки и средних лет с усталым, изборожденным морщинами лицом и поредевшими волосами. Глаза темно-карие, грустные и влажные, как у колли. Вставать он не стал и ограничился кивком:

– Добрый день, джентльмены.

– С остальными вы знакомы. – Сэндекер жестом обвел стол и с видимым облегчением уселся на место.

Руди Ганн что-то увлеченно записывал в блокнот и даже головы не поднял. Питт шагнул вперед и положил руку на плечо Патриции О’Коннелл.

– Раньше, чем вы думали, – тихо сказал он.

– Обожаю мужчин, выполняющих свои обещания. – Она похлопала его по руке, не обращая внимания на неодобрительные взгляды некоторых из собравшихся. – Садитесь со мной, Дирк. А то здесь столько начальства, что мне одной страшно.

– Заверяю вас, доктор О’Коннелл, – несколько обиженным тоном откликнулся адмирал, – что ни один волос не упадет с вашей прекрасной головки!

Питт придвинул ближайший стул и уселся рядом, с Пэт, а Джиордино примостился возле Руди Ганна.

– Мы с Алом ничего существенного не пропустили? – осведомился Питт.

– Доктор О’Коннелл проинформировала нас о черепе и подземной пещере, – ответил Сэндекер, – а Кен Хелм как раз собирался доложить результаты судебно-медицинской экспертизы тел, доставленных из Теллурида.

– К сожалению, выяснить удалось немного, – неторопливо заговорил Хелм. – Идентифицировать трупы по зубам оказалось затруднительным, но предварительные исследования позволяют предположить, что зубы им лечили в Южной Америке.

Питт с сомнением посмотрел на федерального агента:

– Неужели ваши сотрудники умеют различать работу дантистов из разных стран мира?

– Хороший судебно-медицинский эксперт, специализирующийся на стоматологии, нередко способен назвать даже город, где ставили пломбы.

– Выходит, это были иностранцы, – подвел черту Джиордино.

– То-то мне их английский показался несколько необычным! – встрепенулся Питт.

Хелм бросил на него острый взгляд поверх очков: – Что именно вас насторожило?

– Слишком правильный язык, без американского акцента. Хотя двое из них, судя по носовому выговору, уроженцы Новой Англии.

Литтл что-то черкнул в своем желтом блокноте.

– Мистер Питт, коммандер Ганн сообщил нам, что убийцы, с которыми вы столкнулись в Теллуриде, признали себя членами некой организации под названием Четвертая империя. Я правильно излагаю?

– Да. И еще они называли ее Новым уделом.

– Вы тоже считаете, что Четвертая империя может быть наследницей Третьего рейха?

– Вполне возможно.

Джиордино вытянул из нагрудного кармана гигантскую сигару и принялся демонстративно перекатывать ее из одного уголка рта в другой, не прикуривая, чтобы не раздражать собравшихся, среди которых могли оказаться не выносящие табачного дыма. Сэндекер бросил на него убийственный взгляд, мгновенно опознав по желтой этикетке экземпляр из нежно лелеемых и ревниво оберегаемых персональных запасов.

– Я парень простой и малость туповат, наверное, – начал Ал с покаянным видом; скромность была напускной: Академию ВВС Джиордино окончил третьим в своем выпуске, – поэтому до меня не доходит, каким образом преступная организация, имеющая на содержании армию элитных киллеров, может годами действовать свободно и безнаказанно, оставаясь при этом загадкой для лучших спецслужб мира? Насколько я понимаю, никто до сих пор не знает, кто они такие и чего добиваются?

– Я первым готов признать, что мы в полном недоумении, – откровенно заявил Хелм. – Вы сами знаете, что безмотивные преступления труднее всего поддаются расследованию.

Литтл согласно кивнул:

– И свидетелей они не оставляют. До событий в Теллуриде ни один из тех, кто входил с ними в контакт, не доживал до встречи со следователем.

– Теперь же, благодаря Дирку и доктору О’Коннелл, у нас появилась зацепка, – оптимистически заметил Руди Ганн.

– Обугленные зубы? Слабоватая зацепочка, на мой взгляд, – проворчал Сэндекер.

– Верно, – согласился Хелм, – но ведь у нас имеется и кое-что другое. Надеюсь, присутствующие не забыли о найденной в шахте “Парадиз” пещере, с которой, собственно, все и началось? Уж если кто-то сознательно идет на такие крайности, как массовое убийство ни в чем не повинных людей, лишь бы не позволить ученым изучить надписи, и не отступает даже перед самоубийством ради сохранения тайны, значит, на это имеются весьма серьезные причины.

– Полагаю, мы узнаем о них только после расшифровки, – задумчиво произнес Питт. – Иначе я просто не вижу смысла в приложении столь огромных усилий к сокрытию находки.

– Да еще и закончившихся полным провалом, – подхватил Ганн. – Они потеряли шесть профессиональных киллеров, а череп и фотографии надписей все равно попали в наши руки!

– Странно, что обыкновенная археологическая находка обходится во столько жизней, – заметил адмирал.

– И вовсе не обыкновенная! – вскинулась Пэт. – Если пещера не грандиозный блеф, задуманный и осуществленный старыми горняками, она может оказаться находкой столетия.

– Вам удалось расшифровать символы? – спросил Питт.

– Уже после беглого анализа своих записей могу с уверенностью заявить, что они представляют собой алфавит. Иначе говоря, каждый соответствует одиночному звуку. В английском алфавите, к примеру, используется двадцать шесть символов, а тот, с помощью которогосделаны надписи на стенах в подземной камере, содержит сорок два знака. Причем десять из них – цифры, которые мне удалось сравнительно легко перевести в известную всем десятичную систему счисления. Кто бы ни были эти люди, они знали число ноль и для вычислений использовали столько же символов, сколько наши современники. Большего сказать не могу, пока не заложу все данные в компьютер и не проведу комплексное исследование.

– На мой взгляд, леди, вы и так сделали потрясающе много за исключительно короткий срок, – не удержался от комплимента Хелм. – Кстати, как вы оцениваете дальнейшие перспективы, доктор О’Коннелл?

– Уверена, что мы сможем прочитать надписи. В отличие от все еще не разгаданных до конца сложных логосиллабических систем письменности древних египтян, китайцев или критян эта прямо-таки уникальна по своей лаконичности и простоте.

– Как вы полагаете, найденный в пещере череп может стать ключом к расшифровке? – спросил Ганн. Пэт покачала головой:

– Пока остается только гадать. Возможно, у него ритуальное назначение, как у хрустальных аналогов из Мексики или с Тибета. Некоторые исследователи – сразу замечу, не профессиональные археологи – считают, что тринадцать хрустальных черепов, размещенных в определенном порядке, могут преобразовывать в голографические изображения любые возмущения окружающей среды.

– Вы в это верите? – серьезно спросил Литтл. Пэт рассмеялась:

– Ну нет, для этого я слишком прагматична. В теории подобного рода я уверую лишь в том случае, если мне представят вещественные доказательства.

– И все же, доктор О’Коннелл, – не отставал разведчик, – вы не думаете, что обсидиановый череп...

– Черепа, – поправил его Питт. Пэт удивленно покосилась на него:

– С каких это пор их стало больше одного?

– Со вчерашнего дня. Благодаря моему доброму другу Джулиану Перлмуттеру я обзавелся вторым экземпляром. Сэндекер устремил на Питта пристальный взгляд:

– И где он теперь?

– Вместе с черепом из Теллурида передан в химлабораторию НУМА для анализа. Изделия из обсидиана обычными методами датировать невозможно, но инструментальное исследование может кое-что прояснить относительно его создателей.

– Откуда взялся другой череп? – вмешалась Пэт, сгорая от любопытства.

Не вдаваясь в детали, Питт кратко описал находку черепа на борту вмерзшего в лед “Мадраса”, а затем рассказал о встрече с Кристин Мендер-Хастед и ее неожиданном подарке, сопровождавшем согласие старой дамы на предложение Перлмуттера купить фамильный архив.

– Где его нашли? Где люди с “Мадраса” обнаружили череп? – посыпались вопросы со всех сторон.

Питт откровенно наслаждался моментом, но сделал вид, что затрудняется с ответом, чтобы помучить Пэт и остальных, но потом все-таки сжалился и заговорил:

– Согласно бортовому журналу, “Мадрас” направлялся из Бомбея в Ливерпуль, но в пути был застигнут ураганом...

– Циклоном, – снисходительным тоном поправил его Сэндекер. – Ураганы случаются в Атлантике и восточной части Тихого океана. В западной же бывают тайфуны, а в Индийском океане – циклоны.

– Поправку принимаю, – вздохнул Питт; адмирал никогда не упускал случая блеснуть неистощимым запасом познаний в морском деле. – Итак, продолжим. “Мадрас” угодил в жестокий шторм, продолжавшийся две недели кряду. Судно получило повреждения и отклонилось от курса далеко к югу. Когда стихия успокоилась, оказалось, что часть бочек с пресной водой разбита и ее запасов до конца рейса не хватит. Капитан, сверившись с картами, решил зайти на один из островов необитаемого архипелага в Индийском океане. Эта горстка безжизненных скал ныне принадлежит Франции под названием островов Крозе. “Мадрас” бросил якорь возле острова св. Павла, выгодно отличающегося от других изрезанной береговой линией и высокой горой вулканического происхождения в центре. Пока матросы чинили бочки и наполняли их из горного ручья, одному из пассажиров вздумалось немного поохотиться (бывший полковник британских колониальных войск возвращался в метрополию с женой и двумя дочерьми после десяти лет службы в Индии). Всю фауну острова составляли моржи и пингвины, но полковник по невежеству вообразил, что в горах непременно найдутся какие-нибудь четвероногие. Поднявшись почти на тысячу футов, охотничья экспедиция наткнулась на тропу, вымощенную истертыми каменными плитами. Тропа вывела их к отверстию в скале в форме правильной арки. Войдя внутрь, охотники очутились в туннеле, уходящем в глубь земли.

– С тех пор кто-нибудь еще исследовал эту пещеру? – поинтересовался Ганн.

– Не исключено. Хайрем Йегер кое-что выяснил по моей просьбе. Остров по сей день необитаем, но в 1978 году австралийцы поставили там автоматическую метеостанцию, управляемую со спутника. Если метеорологи и нашли что-то необычное в недрах горы, они об этом скромно умолчали. Все их отчеты касаются только погоды.

– И что же было потом? – не выдержал Литтл, до того заинтригованный, что буквально лег грудью на стол, лишь бы не пропустить ни слова из рассказа Питта.

– Полковник отправил одного из охотников обратно на судно за фонарями. Оказалось, что туннель имеет искусственное происхождение и уходит наклонно вниз футов на сто. Он заканчивался небольшим залом, также вырубленным в толще скальной породы и уставленным десятками статуй, скульптурных изображений и других предметов из камня и меди необычного вида и, безусловно, очень древних. В судовом журнале упоминаются также непонятные надписи на стенах и потолке подземной камеры.

– Они ничего не зарисовали? – с надеждой спросила Пэт.

– Увы. Есть только схема маршрута от места стоянки к пещере.

– А находки? – поинтересовался Сэндекер.

– Они остались на борту “индиамэна”, – объяснил Питт. – Роксана Мендер, жена капитана китобойного судна, первой обнаружившая “Мадрас”, рассказывает о них в своем дневнике. Один из предметов походил на медную урну. Остальные, по ее словам, изображали каких-то невиданных зверей. Согласно морскому праву, капитан “Паловерде” намеревался снять с “Мадраса” все ценности, но тут началась подвижка льда, и им пришлось спасаться бегством. Миссис Мендер успела прихватить только обсидиановый череп.

– Еще одна таинственная пещера, полная сокровищ древнего искусства, – вздохнула Пэт, глядя в пространство. – Сколько же еще разбросано их по всему миру?

Сэндекер метнул неприязненный взгляд на Джиордино, продолжавшего невозмутимо жевать сигару, с видимым усилием взял себя в руки и попытался подвести итог совещания:

– Позвольте поблагодарить мистера Питта и доктора О’Коннелл за помощь в деле разрешения возникшей проблемы и предложить кое-какие конкретные мероприятия для ее окончательного закрытия. – Адмирал отвел наконец глаза от невинной физиономии итальянца и посмотрел на Ганна. – Руди, твоя первоочередная задача – снарядить и как можно скорее отправить две экспедиции. Одну на поиски “Мадраса” в Антарктике, другую – на остров св. Павла для детального осмотра находящегося там подземного хранилища. Даю тебе карт-бланш. Можешь распоряжаться всеми нашими научно-исследовательскими судами в прилегающих к указанным районам акваториях. – Адмиральский перст продолжил поступательное движение. – Дирк, ты возглавишь антарктическую группу, а вы, мистер Джиордино, возьмете на себя остров св. Павла.

Расслабленно откинувшийся на спинку стула итальянец даже не шелохнулся, только томно прошелестел:

– Руди, дружище, надеюсь, ты не позволишь нашим кровожадным приятелям добраться туда раньше меня?

– На месте узнаешь, – парировал Ганн с непроницаемой физиономией.

– А я тем временем, – подхватил Хелм, – направлю лучших агентов на розыск по всем Соединенным Штатам следов организации, нанимавшей киллеров.

– Должен предупредить вас, адмирал, – заговорил Литтл, – что для ЦРУ это задание не является приоритетным. Но я сделаю все, что от меня зависит. Мои люди займутся международными преступными синдикатами за пределами США и попробуют разнюхать, кто из них финансировал или проводил археологические исследования. Свидетельства ваших сотрудников, указывающие на неонацистский орден, могут оказаться весьма ценными.

Сэндекер смущенно откашлялся:

– Ну а теперь, джентльмены, обратимся к последней по очереди, но отнюдь не по значению – к прекрасной даме, волею судьбы оказавшейся в наших рядах.

Пэт невольно зарделась, хотя ничего личного в словах адмирала не было – рыцарское отношение к женщине было неотъемлемой частью его воспитания и мировоззрения. Взоры всех присутствующих скрестились на ней, отчего она покраснела еще сильнее.

– Весьма польщена столь высокой оценкой моих способностей, адмирал Сэндекер, – скромно потупилась Пэт. – Разрешите заверить, что постараюсь закончить расшифровку надписей в кратчайший срок.

– Конфискованные у киллеров пленки, должно быть, уже проявлены, – заметил Ганн.

– Тогда мне нужно рабочее место, – оживилась Патриция и тут же увяла: – Послушайте, ведь здесь я никто и ничего не знаю! Может быть, стоит вернуться в университет и начать гонять программу анализа на своем компьютере. Вы мне только охрану обеспечьте.

Сэндекер улыбнулся:

– Успокоитесь, доктор О’Коннелл В трех наших ведомствах – моем, Рона и Кена – лучшее в мире оборудование с лучшим в мире обслуживающим персоналом. Выбор за вами

– Позвольте внести предложение, сэр, – вмешался Питт, не дожидаясь разрешения и даже не пытаясь скрыть заинтересованность. – Поскольку НУМА продолжает заниматься этими пещерами и их содержимым, для доктора О’Коннелл имеет прямой смысл работать с Хайремом Йегером в нашей компьютерной лаборатории.

Сэндекер впился глазами в бесстрастное лицо Питта, стараясь угадать коварный замысел за внешне невинными фразами, но, не узрев ничего, пожал плечами и недовольно буркнул:

– Что скажете, доктор?

– Думаю, мистер Питт прав. Работая в контакте с НУМА, мне будет проще держать связь с экспедициями.

– Как вам будет угодно. В таком случае Йегер и Макс поступают в ваше полное распоряжение.

– Макс?

– Последняя игрушка Йегера, – пояснил Питт. – Компьютерная система с искусственным интеллектом и голографическим изображением.

Пэт мысленно досчитала до десяти и обреченно вздохнула:

– Я уверена, что любая техническая помощь, пусть даже экзотическая, придется очень кстати.

– Да стоит ли вообще так волноваться, друзья? – очнулся Ал, благодушно взирая на окружающих. – Держу пари, что эти надписи, если они действительно древние, окажутся всего лишь книгой рецептов.

– Рецептов чего? – ошарашенно воззрился на него Хелм.

– Блюд из козлятины, – кротко пояснил Джиордино. – Вы только представьте себе: тысяча и один способ приготовления парного козьего мяса!

14

– Простите, что отвлекаю, но вы, случайно, не Хайрем Йегер?

Преисполненная энтузиазма, Пэт отважно преодолела огромный компьютерный лабиринт, занимающий весь десятый этаж здания НУМА. Компьютерщики Пенсильванского университета с благоговением упоминали Центр океанографических исследований Морского агентства. Она слышала также, что база данных Центра содержит самый большой объем информации в изучаемой области, когда-либо собранный под одной крышей.

Неопределенного возраста тип с немыслимой прической, сидящий перед подковообразной консолью, сдернул с носа очки в старомодной оправе и раздраженно обернулся к женщине, бесцеремонно вторгшейся в его святая святых.

– Ну я, – сердито буркнул он, но тут же лицо его прояснилось. – Постойте, а вы, наверное, доктор О’Коннелл? Адмирал предупреждал, что вы должны заглянуть ко мне сегодня утром.

Внешность обладателя мозга, приводящего в действие всю эту сложнейшую систему оборудования по сбору и анализу данных, совершенно не соответствовала ожиданиям Пэт. Она представляла себе Йегера чем-то средним между Гейтсом, Винером и Эйнштейном, а перед ней предстали: потертый джинсовый костюм поверх белой футболки; ковбойские сапоги, пережившие, судя по виду, не одну сотню родео, длинные темные волосы, завязанные хвостом на затылке. А вот лицо совсем мальчишеское, чисто выбритое, с тонким носом и серыми глазами.

Пэт удивилась бы куда сильнее, узнай она, что ее новый знакомый живет в престижном районе Мэриленда, женат на модной художнице-анималистке и имеет двух дочерей подросткового возраста, учащихся в дорогой частной школе. Единственным хобби Йегера было коллекционирование и реставрация старых, давно вышедших из употребления моделей компьютеров.

– Надеюсь, я не оторвала вас от чего-то важного? – сказала Пэт, отдавая дань вежливости.

– Вообще-то вас должны были встретить у лифта и проводить ко мне.

Патриция слегка смутилась:

– Ну, я просто бродила вокруг, пока не увидела кого-то, не очень похожего на Дилберта.

Йегер, сам большой любитель комиксов Скотта Адамса, заразительно расхохотался:

– Спасибо за комплимент. Приношу свои искренние извинения за то, что вам так долго пришлось бродить в одиночестве.

– Мне не привыкать. И позвольте, в свою очередь, поблагодарить вас за вынужденную экскурсию. Ваша империя данных действительно потрясающа, а компьютеры не идут ни в какое сравнение с аппаратурой, на которой я привыкла работать в университете.

– Чашечку кофе?

– Нет, спасибо. Я бы предпочла сразу приступить к делу.

– Как вам будет угодно.

– Вы уже получили фотографии, снятые в пещере?

– Да, вчера вечером прислали из лаборатории. Я задержался допоздна, чтобы отсканировать их и ввести в Макса.

– Дирк мне про него такого наговорил! Хочется посмотреть на это чудо в действии.

Йегер подтянул к себе соседнее кресло, но Пэт сесть не предложил.

– Если вы обойдете консоль и встанете вон на ту платформу, я вам покажу, как работает Макс.

Пэт подошла к платформе и встала на середину, глядя на Йегера. На ее глазах компьютерный волшебник словно расплылся, а потом и вовсе исчез, а ее окружило нечто вроде туманного облачка. Постепенно проявились стены вокруг, пол под ногами, и Пэт вдруг обнаружила себя стоящей в центре той самой пещеры. Ей пришлось сделать усилие, чтобы убедить себя, что это всего лишь копия, голографическая иллюзия, хотя выглядела она абсолютно реальной – вплоть до цепочек символов, воссозданных с удивительной четкостью.

– Фантастика! – в восторге прошептала Патриция.

– Все надписи и их последовательность внесены в память системы. У нас, правда, имеется монитор с экраном, как в провинциальном кинотеатре, но я подумал, что вам будет удобнее рассматривать их под изначальным углом зрения.

– Да, безусловно, – с благодарностью подхватила Пэт. – Возможность охватить весь текст одним взглядом исключительно важна. Огромное спасибо вам, мистер Йегер. И Максу тоже!

– Можете называть меня Хайрем, – донесся до нее голос из-за стен иллюзорной пещеры. – А теперь идите сюда, я вас познакомлю. Потом начнем работать.

Пэт чуть было не выпалила: “Как же я выйду?” – настолько реальной казалась голографическая копия пещеры, – но быстро преодолела замешательство, храбро шагнула сквозь призрачную стену и подошла к сидящему за консолью Йегеру.

– Макс, дружок, – проговорил тот куда-то в пространство, – познакомься с доктором Патрицией О’Коннелл.

– Очень приятно, – послышался в ответ негромкий женский голос.

Пэт подозрительно покосилась на компьютерщика:

– Макс – это женщина?!

– Первый вариант говорил моим собственным голосом. Но потом я стал вносить поправки в программу и обнаружил, что женские модуляции нравятся мне больше мужских.

– Она реагирует на обращение? Йегер улыбнулся:

– Конечно. Макс это не просто компьютер, а система искусственного интеллекта. Кнопок никаких нажимать не надо. Просто беседуйте с ней, как с обычным человеком.

Пэт огляделась:

– А где же микрофон?

– Микрофонов здесь целых шесть штук, но они миниатюрные, поэтому их не видно. Вы можете разговаривать откуда угодно, только не отходите от меня дальше чем на двадцать футов.

Пэт вопросительно подняла голову:

– Макс?

На большом мониторе рядом с платформой появилось женское лицо. Живое, обрамленное сияющим ореолом каштановых волос, оно смотрело прямо на нее широко раскрытыми карими с топазовым оттенком глазами. Губы женщины на экране раздвинулись в приветливой улыбке, открывая ровные белые зубы. На ней было платье с глубоким декольте, открывавшем безукоризненные плечи и верхнюю часть груди.

– Здравствуйте, доктор О’Коннелл. Очень рада нашему знакомству.

– Зовите меня Пэт, – автоматически откликнулась та, взглядом включая сюда и Хайрема Йегера.

– С этой минуты так и буду называть.

– Как она прекрасна! – заметила Патриция, откровенно любуясь изображением на экране.

– Вы сегодня щедры на комплименты, Пэт, – усмехнулся Йегер. – Между прочим, прототип зовут Элси, и она моя жена.

– И как вам работается вместе? Супружеских споров не возникает? – шутливо спросила Патриция.

– Как правило. Но, если я порой забываюсь, она становится такой же вредной и упрямой, как оригинал.

– Ладно, хватит лирики, пора приниматься за дела, – пробормотала Пэт и подняла глаза на монитор. – Макс, ты уже проанализировала тексты с отсканированных накануне снимков?

– Да, – совсем по-человечески кивнула женская головка на экране.

– Можешь ли ты дешифровать какие-либо символы и перевести их в английский алфавит?

– Я только начала разбираться, но кое в чем успела продвинуться. Знаки на потолке пещеры, очевидно, являются картой звездного неба.

– Подробнее, пожалуйста, – приказал Йегер.

– На фотографиях отчетливо прослеживается довольно искусно разработанная система координат, с помощью которой в астрономии определяются позиции небесных тел на небосводе. Хочу также отметить, что отображенное на карте расположение видимых на небосводе звезд не совсем совпадает с современными астрономическими данными.

– Ты имеешь в виду изменения положения небесных светил из-за отклонений земной оси?

– Да, в астрономии эти явления называются прецессией и нутацией, – пояснила Макс. – Поскольку Земля, благодаря вращению и возникающим при этом центробежным силам, сплюснута у полюсов и слегка раздута в области экваториального пояса наподобие тыквы, именно там наиболее заметно сказывается тяготение Солнца и Луны, что вызывает некоторые колебания земной оси. Аналогичное явление наблюдается при вращении волчка. Оно называется прецессией. Расчеты показывают, что земная ось описывает полный конус за двадцать пять тысяч восемьсот лет. Нутацией же называется слабое, но нерегулярное движение, отклоняющее небесный полюс от круга прецессии на десять угловых секунд каждые 18,6 года.

– Я где-то читала, – вставила Пэт, – что в не столь уж отдаленном будущем Полярная звезда утратит свое назначение главного северного ориентира.

– Совершенно верно, – согласилась Макс. – Полярная звезда сместится в сторону, и другая займет ее место над Северным полюсом. Это произойдет через триста сорок пять лет. За сто лет до Рождества Христова точка весеннего равноденствия... извините, вы знакомы с этим термином?

– Насколько я помню из курса астрономии, – ответила Пэт, – точка весеннего равноденствия находится там, где Солнце пересекает небесный экватор с юга на север в момент весеннего равноденствия. Это точка отсчета углового расстояния от экватора.

– Очень хорошо, – похвалила ее Макс. – Ни один университетский профессор, желающий убаюкать свою аудиторию, не смог бы выразиться лучше. Словом, до Рождества Христова точка весеннего равноденствия лежала в созвездии Овна, а сейчас в результате прецессии находится в созвездии Рыб и медленно смещается в сторону Водолея.

– Если я правильно понимаю, ты хочешь сказать, – с воодушевлением подхватила Пэт, – что символы на потолке изображают координаты звезд в прошлом?!

– Правильно понимаешь, – бесстрастно подтвердила Макс.

– Но располагали ли древние необходимыми знаниями, чтобы построить достаточно точную проекцию?

– У меня есть все основания утверждать, что люди, вырезавшие карту звездного неба на потолке пещеры, на голову превосходили астрономов, живших всего несколько сот лет назад. Они совершенно справедливо считали, что Млечный Путь относительно неподвижен, а вращаются Солнце, Луна и планеты. Кроме того, на карте показаны орбиты всех планет Солнечной системы, включая Плутон, который открыли лишь в прошлом столетии. Далее, авторам карты было известно, что Бетельгейзе, Сириус и Процион остаются на постоянных позициях, в то время как остальные созвездия едва заметно смещаются. Можно еще многое добавить, но одно неоспоримо: во всем, что касается астрономии, эти древние ребята знали толк, вы уж мне поверьте!

Пэт бросила взгляд на Йегера:

– Вы понимаете, что это значит? Если Макс сумеет расшифровать эту систему звездных координат и провести сравнительный анализ ее с современными астрономическими данными, мы сможем с высокой степенью точности датировать период строительства пещеры!

– Она постарается.

– Я частично разобралась в их системе нумерации и могу поделиться, – предложила Пэт. – Тебе это поможет, Макс?

– Не стоило беспокоиться, я уже сама ее проанализировала. Она гениальна в своей простоте. Жду не дождусь, когда смогу запустить коготки своих байтов в те надписи, где содержатся слова.

– Макс?

– Слушаю, Хайрем?

– Сосредоточься на расшифровке звездных символов и отложи на время работу над алфавитными текстами.

– Ты хочешь, чтобы я произвела сравнительный анализ древней и современной звездных карт? – уточнила Макс.

– Да. Сделай все, что сможешь, и чем скорее, тем лучше.

– До пяти вечера подождешь? К тому времени я рассчитываю подобрать к ним ключ.

– Приступай, – коротко ответил Йегер.

– Макс просит всего несколько часов на работу, которая отняла бы у меня месяцы, если не годы? – недоверчиво переспросила Пэт.

– Не стоит ее недооценивать. – Йегер развернулся на вращающемся стуле и отхлебнул глоток давно остывшего кофе. – Я провел лучшие годы своей жизни, собирая и программируя Макс буквально по крупицам. Подобной компьютерной системы нет больше нигде в мире, хотя это отнюдь не означает, что она морально не устареет уже через декаду. Но, если говорить о настоящем, очень мало такого, чего она сделать не в состоянии. Главное же в том, что она не только уникальна, но и принадлежит сердцем и душой мне и НУМА.

– А патенты? Ведь вы государственный служащий и обязаны передать права правительству.

– Адмирал Сэндекер – это вам не какой-нибудь бездушный чинуша-буквоед. У нас с ним устный контракт: он доверяет мне, а я ему. Пятьдесят процентов патентных отчислений и гонораров за пользование накопленной нами базой данных идет НУМА, пятьдесят – мне.

– Повезло вам с начальством, – не без зависти вздохнула Патриция. – Любой другой на его месте выписал бы вам солидную премию, вручил золотые часы в подарок, дружески похлопал по спине, произнес тост в вашу честь на торжественном банкете, но вот денежки ваши точно бы зажал.

– А мне вообще повезло с сослуживцами, – очень серьезно ответил Йегер. – Адмирал, Руди Ганн, Ал Джиордино, Дирк Питт – я горжусь дружбой с этими людьми.

– Вы давно с ними знакомы?

– Скоро уже пятнадцать лет. Мы с ними не один пуд соли съели и не одну загадку океана разгадали.

– Послушайте, Хайрем, а не заняться ли нам, чтобы скоротать ожидание, пока Макс не закончит, анализом настенных текстов? Вдруг до чего-нибудь полезного додумаемся...

– Почему бы и нет? – пожал плечами Йегер.

– Вы можете вернуть голографическое изображение камеры?

– Ну это нам раз плюнуть, – весело отозвался компьютерщик, вводя команду с клавиатуры; мгновение спустя вокруг платформы снова появились внутренние стены пещеры.

– Чтобы расшифровать неизвестное алфавитное письмо, – лекторским тоном начала Пэт, – прежде всего необходимо отделить гласные от согласных. Поскольку я не усматриваю признаков того, что эти знаки символизируют идеи или предметы, будем предполагать, что они представляют собой отдельные буквы и обозначают звуки.

– А ученым известно происхождение самого первого алфавита? – полюбопытствовал Йегер.

– Сохранилось очень мало вещественных доказательств, но большинство эпиграфистов считают, что его изобрели в древних Ханаане и Финикии где-то между тысяча семисотым и тысяча пятисотым годами до новой эры. Он называется северо-шемитским. Разумеется, ведущие специалисты до сих пор спорят друг с другом по этому поводу, хотя все в общем-то сходятся в двух вещах: во-первых, честь создания алфавитного письма принадлежит одной из ранних средиземноморских культур, а во-вторых, базой для него послужила античная геометрическая символика. Много позже его восприняли и существенно улучшили греки; те буквенные знаки, которыми мы сегодня пользуемся, во многом родственны древнегреческому алфавиту. Дальнейшему прогрессу он обязан этрускам, но более всего – римлянам. Последние, развивая письменную латынь, не стеснялись широко прибегать к заимствованиям, однако в результате мы с вами как раз и имеем те двадцать шесть букв классического латинского алфавита, к которым привыкли с детства.

– Спасибо, – кротко кивнул Хайрем. – С чего начнем?

– Практически с нуля, – вздохнула Пэт, сверяясь со своими записями. – Мне не известно ни одной древней системы письма, у которой символы соответствовали бы найденным в пещере. Абсолютно никакой взаимосвязи, что само по себе крайне необычно. Просматривается лишь очень отдаленное сходство с огамическим алфавитом древних кельтов, но больше у меня ни единой зацепки.

– Ох, чуть не забыл! – спохватился Йегер, протягивая Пэт небольшой цилиндрический пульт с миниатюрной камерой на конце. – Макс уже закодировала все символы. Если с моей стороны потребуется помощь в каких-либо расчетах, просто направьте камеру на тот знак или строку в тексте, которые вас заинтересовали, и я тут же приступлю к созданию программы дешифровки.

– Звучит заманчиво, – облизнулась Пэт, дрожа от возбуждения, как старая боевая лошадь, услышавшая звуки военных горнов. – Давайте первым делом составим каталог различных символов и посчитаем, сколько раз и в каких сочетаниях каждый из них встречается. Потом попытаемся выделить на этой базе наиболее употребительные слова.

– Вроде союзов и артиклей? – догадался Хайрем.

– Вроде, хотя, как правило, в древних надписях очень редко попадаются слова, которые сегодня мы воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Но в первую очередь хотелось бы все-таки попробовать отделить гласные от согласных.

Они трудились весь день без перерыва. В полдень Йегер отправил посыльного в кафетерий НУМА за сандвичами и чем-нибудь безалкогольным. Пэт к тому времени уже начала злиться и злилась все сильнее с каждым уходящим часом. Символы выглядели до идиотизма простыми, но расшифровке упорно не поддавались. К пяти вечера результат оставался так же близок к нулю, как и в начале работы.

– Ну почему систему нумерации оказалось так легко расколоть, а с алфавитом столько возни?! – выплеснула она наружу накопившееся раздражение, с силой ударив себя кулаком по колену.

– Не отложить ли нам до завтра? – предложил Йегер.

– Я еще не устала.

– Я тоже, – парировал Хайрем. – Но с утра у нас будет свежий взгляд. Не знаю, как у вас, а у меня лучшие решения частенько рождаются во сне. К тому же Макс не нуждается в отдыхе. Я поручу ей потрудиться ночью над вашими текстами и готов поспорить, что к нашему приходу у нее обязательно появятся какие-нибудь идеи насчет перевода.

– Ну что ж, в таком случае не возражаю, – скрепя сердце, согласилась Пэт.

– Тогда я вызову Макс и спрошу, как там у нее дела со звездами.

На этот раз Йегер не прикоснулся к клавиатуре, а просто нажал кнопку связи на пульте и позвал:

– Макс, ты где, прекрасное создание? Возникшее на экране монитора женское лицо выражало нескрываемое неодобрение.

– Вы что так долго копаетесь?! – возмущенно напустилась она на Хайрема и остолбеневшую от неожиданности доктора О’Коннелл. – Нельзя было раньше со мной связаться? Я уже битых два часа от безделья маюсь!

– Прости, Макс, и не шуми так, пожалуйста, – сказал Йегер примирительным тоном, не выражая, однако, глубокого сожаления. – Мы были заняты.

– Погоди, так ведь всего несколько часов прошло, – наивно удивилась Пэт. – Неужели ты добилась прорыва за такой короткий срок?

– Какой там, к черту, прорыв! – огрызнулась Макс. – Я добилась того, что могу дать вам точный ответ на поставленный вопрос. И могла, кстати, сделать это еще два часа назад, – добавила она не без яда в голосе.

– Больше ты от меня извинений не дождешься, – предупредил Йегер. – А теперь докладывай. Начни с алгоритма решения.

– Ты не думал, надеюсь, дорогой, что я сама буду рассчитывать параметры движения звезд? – капризно надув губы, осведомилась Макс.

– Я твоей свободы действий, кажется, не ограничивал, – осторожно заметил Хайрем.

– Да и с чего мне напрягать собственные микросхемы, когда я всегда могу перевалить черновую работу на другие компьютеры? – продолжала она, как будто в чем-то оправдываясь.

– Макс, крошка, об этом позже. Прошу тебя, расскажи нам, что ты нашла?

– Ладно. Прежде всего, определение расположения небесных тел требует сложных геометрических расчетов. Не стану затруднять вас скучными подробностями. Моя задача состояла в том, чтобы определить место, где были измерены координаты, выгравированные на камнях пещеры. Я установила точку наблюдения с точностью до нескольких миль, а также те звезды, по которым астрономы древних рассчитывали отклонения за многолетний период. Выяснила, что три звезды в поясе созвездия Ориона подверглись смещению, а положение Сириуса осталось фиксированным. С этими данными я влезла в астрометрический компьютер Национального научного центра.

– Как тебе не стыдно, Макс! – покачал головой Йегер. – Ты можешь меня сильно подставить, если будешь незаконно шарить по чужим сетям.

– Компьютер в ННЦ ко мне вроде бы неравнодушен. Он обещал стереть мой запрос.

– Надеюсь, ему можно верить, – с сомнением хмыкнул Йегер, чья суровость была чистой воды притворством; он сам сотни раз взламывал чужие компьютерные программы в поисках засекреченных данных, знать о которых ему не полагалось.

– Астрометрия, – невозмутимо продолжала Макс, – это, если вы не в курсе, один из старейших разделов астрономии, и занимается определением движения звезд. Пока понятно?

– Давай дальше, – поторопила ее Пэт.

– Тот компьютерный паренек в ННЦ, конечно, куда слабее меня, но задачка для него элементарна, и я его уболтала рассчитать время изменения положений Сириуса и Ориона на момент строительства той камеры в сравнении с их теперешними небесными координатами.

– Так ты датировала пещеру?! – с ликованием воскликнула Пэт и затаила дыхание в ожидании ответа.

– Датировала.

– И это не подделка? – будничным голосом осведомился Йегер.

– Нет, разве что ваши предполагаемые шутники-горняки не были заодно и первоклассными астрономами.

– Макс, ради бога, не томи! – взмолилась Пэт. – Когда построили пещеру и вырезали надписи на стенах?

– Только должна предупредить, что дам оценку с точностью плюс-минус сто лет.

– Ну, если она старше ста лет, значит, это наверняка не розыгрыш.

– А “как вам понравится другая цифра... – Макс как будто нарочно выдержала томительную паузу, прежде чем закончить: – Например, девять тысяч лет?

– Что?!

– Я всего лишь хочу сказать, что вышеупомянутую пещеру вырезали в скальной толще гор Колорадо приблизительно в семь тысяч сотом году до нашей эры.

15

Джиордино поднял “Белл-Боинг-609” в темно-синее небо Кейптауна ровно в четыре часа утра. Направленные под прямым углом винты самолета придавали ему свойства геликоптера и позволяли осуществлять вертикальный взлет и посадку при наличии даже самого крохотного пятачка свободного и относительно ровного пространства. Достигнув высоты в пятьсот футов, итальянец перевел лопасти в вертикальное положение и продолжил полет.

Самолет мог поднять девять пассажиров, но сейчас в салоне было пусто, если не считать привязанной к стойкам кресел охапки походного снаряжения. Джиордино зафрахтовал его в Кейптауне, поскольку ближайшее исследовательское судно НУМА отделяло сейчас от островов Крозе свыше тысячи миль.

Вертолету на две тысячи четыреста миль пути туда и обратно потребовалось бы не меньше четырех дозаправок, а обычному самолету, не нуждающемуся в дополнительном топливе, на вулканическом острове просто негде было приземлиться. “Белл-Боинг-609” мог сесть всюду, где может сесть вертолет, и обойтись без дозаправки. Выбор Джиордино выглядел идеальным. Даже учитывая возможные капризы переменчивых ветров, полет должен был занять не более четырех часов в один конец. Но все равно необходимо было тщательно следить за расходом горючего. Несмотря на дополнительные емкости в крыльях самолета, резервный запас полетного времени на возвращение в Кейптаун не превышал полутора часов. Резерв, безусловно, минимальный, но Джиордино не привык уклоняться от рискованных игр.

Через тридцать минут, достигнув высоты двенадцать тысяч футов над Индийским океаном и взяв курс на юго-восток, он перевел расход топлива на самый экономичный крейсерский режим. Индикатор скорости подрагивал на отметке трехсот миль в час, чуть зашкаливая в большую сторону. Включив автопилот, Ал повернулся к щуплому очкарику, занимающему кресло второго пилота:

– Если ты уже пожалел, что ввязался в эту сумасшедшую авантюру, считаю своим долгом сообщить, что передумывать поздно.

Руди Ганн кисло усмехнулся:

– Все это ерунда по сравнению с тем штормом, который обрушится на мою бедную голову, когда адмирал обнаружит, что его первый заместитель не сидит за столом в своем кабинете, а куда-то смылся.

– Надеюсь, ты придумал достаточно убедительный предлог, чтобы исчезнуть аж на шесть дней?

– Своим подчиненным я сказал, что лечу на Балтику проследить за работами по подъему затонувших кораблей, которые НУМА ведет совместно с датскими археологами.

– Первый раз слышу о таком проекте. Ты его, часом, не из пальца высосал?

– Можешь не сомневаться. Целая флотилия драккаров викингов, на которые напоролся сетью какой-то рыбак. Джиордино передал Ганну стопку штурманских карт:

– Держи. Можешь пока заняться прокладкой курса.

– А какого размера этот остров св. Павла?

– Примерно две с половиной квадратных мили. Ганн внимательно посмотрел на Джиордино.

– От всей души надеюсь, – очень спокойно сказал он, – что мы не идем по стопам Амелии Эрхарт и Фреда Нунана[278].

Полет продолжался уже три часа. Расход горючего пока не превышал нормы – пилоту удалось поймать попутный ветер, дующий со скоростью в пять узлов. Но затем машина вошла в густую облачность, и поверхность океана скрылась под крылом, заслоненная тяжелыми, мрачными тучами, несущими дождевые шквалы и турбулентность. Пришлось срочно набирать высоту, чтобы выбраться в спокойные воздушные слои под голубым небом. Снова засияло солнце, и только далеко внизу, подобно штормовому морю, угрожающе клубились изредка озаряемые вспышками молний грозовые облака.

Джиордино обладал потрясающей способностью засыпать где угодно. Ему ничего не стоило отключиться минут на десять, мгновенно проснуться, бросить взгляд на приборы, скорректировать курс, если возникала такая необходимость, и тут же задремать снова. Это повторялось столько раз, что Ганн сбился со счета.

На самом деле экипажу нечего было опасаться – проскочить остров св. Павла им не удалось бы при всем желании. На борту находилась новейшая Глобальная навигационная система (ГНС), посредством спутниковой связи автоматически вычисляющая точные координаты самолета в каждый данный момент. Информация поступала в бортовой компьютер, и Ганну достаточно было нажать клавишу, чтобы определить скорость, время и расстояние до места назначения.

В отличие от Джиордино, ему не спалось. Итальянец не зря считал его мнительным и не стеснялся заявлять об этом в глаза. Даже лежа под пальмой на пляже где-нибудь на Таити, Ганн не мог до конца расслабиться. Его вечно снедало беспокойство и тревожили нехорошие предчувствия. Вот и сейчас он постоянно дергался, ежеминутно глядя на часы и уточняя координаты самолета, а в промежутках прилежно изучая аэрофотоснимки острова. Когда Джиордино в очередной раз продрал глаза и бегло осмотрел приборную панель, Руди похлопал его по руке:

– Хватит дрыхнуть, лежебока. Пора начинать снижение. До острова осталось всего сорок миль.

Ал плеснул себе в лицо водой из фляги и чуть подал штурвал вперед. Самолет медленно пошел вниз и снова вошел в облачный слой. Тут же началась болтанка. Машина то и дело проваливалась в воздушные ямы. Видимость сократилась до нуля, и только показания альтиметра, который раскручивался сейчас против часовой стрелки, давали представление о положении “Боинга”. На высоте пять тысяч футов белесый туман за стеклами иллюминаторов начал редеть, самолет вынырнул из-за облаков, и впервые за последние три часа показался океан.

– Отличная работа, Руди! – похвалил штурмана Джиордино. – До острова отсюда миль пять, отклонение всего два градуса вправо. Ты вывел нас на цель практически безошибочно.

– Целых два градуса! – нахмурился Ганн. – На обратном пути придется считать получше.

Болтанка больше не беспокоила, вибрация крыльев и корпуса прекратилась. Джиордино уменьшил подачу топлива, и рев двигателей сменился приглушенным гудением. Дождь кончился, но струйки все еще стекали по стеклу кабины. Пилот включил “дворники” и направил машину, вновь превратившуюся в вертолет, поверх высокого скального барьера, защищающего сушу от непрестанных атак океанских волн.

– Ты уже подобрал местечко, где можно притулиться? – спросил Джиордино, с сомнением озирая островок, почти целиком состоящий из единственной горы, вздымающейся гигантским конусом, казалось, прямо из моря.

Остров св. Павла являл собой удручающее зрелище. Ни полоски песчаного пляжа, ни луга, ни поляны. Куда ни кинь взор, повсюду громоздились только скалы и каменистые осыпи с крутыми обрывистыми склонами.

Ганн, держа лупу перед глазами, лихорадочно рассматривал одну фотографию за другой:

– Ты уж прости, Ал, но я осмотрел тут каждый дюйм и пришел к неутешительному выводу, что впервые сталкиваюсь с таким бесперспективным земельным участком. Это просто огромная груда камней, где сможет выжить разве что компания по добыче щебня.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что мы перлись в такую даль только для того, чтобы сразу развернуться и полететь обратно?!

– Постой, постой, – испугался Ганн, – я вовсе не говорил, что приземлиться некуда. Есть ровный участок у подножия горы на западной стороне – скальная полка размером футов пятьдесят на сто.

Джиордино мастерски изобразил благородное негодование:

– Слушай, чудовище, даже в киношных боевиках не сажают вертолеты на склон горы!

Вместо ответа Ганн ткнул пальцем в стекло, указывая куда-то вниз:

– Сам посмотри. Вон там, чуть левее водопада. И не так уж плохо выглядит – честно говоря, я ожидал худшего.

С точки зрения итальянца, его напарник несколько преувеличил размеры единственного подходящего для посадки места на западном склоне потухшего вулкана. Из пилотской кабины пятачок казался не больше кузова самосвала. Профессиональным взглядом пилота Ал в мгновение ока оценил все достоинства и недостатки посадочной площадки и выработал план действий. Его руки и ноги словно прилипли к штурвалу и педалям управления рулями высоты. Как всегда в такие минуты, он слился с машиной, превратившись в единое целое. Ювелирно корректируя скорость и угол спуска едва заметными движениями, Джиордино повел самолет на посадку почти впритирку со склоном горы, мысленно благодаря Небо за встречный ветер, хотя тот и не превышал четырех узлов. Скальный уступ шириной не более пятнадцати ярдов был усеян камнями, но, по счастью, не настолько крупными, чтобы повредить колеса шасси.

Оторвав одну руку от штурвала, Ал принялся осторожно манипулировать наклоном винтов, пока наконец машина не зависла прямо над серединой площадки. Видно было, как внизу под напором мощных воздушных струй от лопастей винтов разлетаются во все стороны мелкие камешки и пыль. Наступил самый ответственный момент. Сажать самолет Джиордино пришлось, что называется, “задним чутьем”; он опускал тяжелую махину “Боинга” дюйм за дюймом, одним глазом косясь на приближающуюся землю, другим поглядывая на отвесные скалы, уходящие ввысь не далее чем в десяти футах от кончика правого крыла. Наконец колеса с легким стуком коснулись каменистой поверхности, самолет замер на миг и грузно осел, подобно усаживающейся на полную кладку яиц толстой гусыне. Итальянец перевел дух, вытер пот со лба, затем убрал газ и выключил двигатели.

– Ф-фу-у, ну и посадочка! – с облегчением выдохнул он и тут же с озабоченным видом пощупал рукой между ног: – Нет, вроде сухо, а у тебя?

Совиное лицо Руди сморщилось в ухмылке:

– Неужели ты сомневался?

– С моей стороны скалы сильно способствовали. А что с твоей?

Во время приземления Ганн, как и Джиордино, не отрывал глаз от склона и только сейчас удосужился выглянуть в иллюминатор. В каких-нибудь четырех футах от левой дверцы кабины уступ круто обрывался почти на восемьсот футов вниз. Конец крыла завис далеко над пропастью. Улыбка на губах Руди разом увяла, а вновь обратившееся к пилоту лицо покрылось синюшной бледностью, как у утопленника.

– Да, тут не так просторно, как мне показалось сначала, – признался он слегка дрожащим голосом. Джиордино отстегнул ремни:

– Ты уже продумал маршрут к пещере? Ганн разложил аэрофотоснимки на приборной панели и показал на узкое ущелье, ведущее вверх от берега.

– Только этим путем охотники могли пройти в глубь острова и забраться на гору. Судя по записям в судовом журнале, о которых упоминал Дирк, полковник и его люди наткнулисьна мощеную дорогу где-то на половине пути к вершине. Мы сели примерно на той же высоте.

– И в какой стороне отсюда эта щель?

– В южной. И сразу отвечаю на второй вопрос: мы на западном склоне горы. Если повезет, и мы набредем на ту же древнюю тропу, идти придется не больше трех четвертей мили.

– Слава богу, что островок маленький, – буркнул Джиордино. – А на твоих фотографиях этой дороги не видно?

– Даже признаков не заметно.

Они отвязали снаряжение и надели рюкзаки. Заморосил дождь, периодически усиливаясь до ливня, так что пришлось поверх одежды и обуви надеть водонепроницаемые накидки и бахилы. Собравшись, Ганн и Джиордино открыли пассажирскую дверь и выбрались наружу. Полка заканчивалась отвесным обрывом, а далеко внизу хмуро пенился серой волной Индийский океан. Самолет из предосторожности привязали к нескольким крупным валунам.

Низко нависшее грозовое небо придавало острову еще более пустынный и мрачный вид. Ганн прищурился, вглядываясь в окрестности сквозь дождевую завесу, затем пропустил напарника вперед, жестом указав тому направление, и оба двинулись в путь по диагонали поперек склона, стараясь держаться поближе к утесам и крупным камням, где почва была ровнее и тверже.

Они перелезали через уступы и перепрыгивали через небольшие трещины, сознательно выбирая такой маршрут, чтобы поменьше пользоваться альпинистским снаряжением, поскольку в искусстве скалолазания ни один из них не мог похвастаться профессиональными навыками. Широко шагающий впереди Джиордино чем-то напоминал танк; его мощное, бугрящееся узлами мышц тело, казалось, не знало усталости. Торопливо семенящий за ним Ганн тоже не испытывал особых трудностей. Тщедушный с виду, но жилистый и обладающий стальными мускулами, он находился в прекрасной форме. А то и дело догонять не сбавляющего темп итальянца вынуждало беднягу Руди только то обстоятельство, что через каждые двадцать ярдов ему приходилось задерживаться, чтобы протереть стекла очков. Преодолев примерно половину расстояния до цели вдоль западного склона, Джиордино внезапно остановился:

– Если ты определился правильно, мощеная тропа должна проходить где-то совсем рядом – чуть выше или чуть ниже нас.

Ганн присел на камень, прислонясь спиной к гладкому лавовому уступу, и всмотрелся в покоробившуюся от влаги и загнувшуюся по краям фотокопию.

– Исходя из того, что на выходе из ущелья полковник избрал наиболее удобный путь, маршрут охотничьей группы с “Мадраса” пролегал футах в ста под нами.

Джиордино пригнулся, положив руки на полусогнутые колени, и напряженно уставился куда-то вниз. На несколько секунд он застыл в этой позе, как будто в трансе, потом вдруг резко выпрямился, повернулся и в упор посмотрел на спутника:

– Быстро признавайся, как тебе это удалось, Копперфилд недоделанный?!

– Что удалось?! – несказанно удивился Руди.

– В тридцати футах под нами тянется узкая дорожка, выложенная чем-то вроде садовой плитки. Ты что, раньше здесь бывал?

Вытянув голову на цыплячьей шее, Ганн заглянул за край уступа, на котором они находились. И сразу увидел дорогу или скорее даже тропу фута четыре шириной, вымощенную плоскими каменными плитами с сильно выветренной поверхностью. Тропа тянулась в обе стороны, хотя значительную ее часть покрывали оползни. Из щелей между плитами пробивалась странного вида поросль: у растений были головки, как у латука, но они стелились по земле.

– Надо полагать, британский полковник описывал именно эту дорогу.

– А что это за штуковина там растет? – спросил Джиордино.

– Кергеленская капуста. Содержит едкое масло, но в вареном виде вполне съедобна.

– Теперь понятно, почему тропу не видно с воздуха. Она вся заросла капустой.

– Боюсь, ты как всегда прав, – удрученно склонил голову Руди.

– А откуда она вообще взялась на этом богом забытом острове?

– Возможно, семена занесло ветром или они попали сюда с птичьим пометом.

– И в какую же сторону нам теперь идти?

Ганн бросил взгляд направо, потом налево, и принялся рассуждать вслух:

– Очевидно, охотники могли выйти на эту дорогу, только выбравшись из каньона, который находится ниже и справа от нас. И они наверняка пошли в гору. Снова спускаться не имело смысла, да и тропа там, должно быть, разрушена эрозией и оползнями. Полагаю, нам не стоит начинать поиск от вершины горы и терять время, поскольку пещера, скорее всего, где-то неподалеку и выше по склону. Короче, идем влево и вверх.

Они осторожно спустились с уступа и вскоре добрались до аккуратно уложенных плит. Ровная дорога под ногами заметно подняла настроение, чего никак нельзя было сказать об оползнях. Они дважды преграждали им путь, каждый не меньше тридцати ярдов в ширину. Перебирались через них медленно, следя за каждым движением. Осколки вулканических пород были острыми как бритва. Один неверный шаг, и человек кубарем покатится вниз по склону, набирая скорость, пока не разобьется об утесы у подножия горы или не упадет в море.

Преодолев последний завал, Ганн и Джиордино присели передохнуть. Итальянец оторвал миниатюрный кочан кергеленской капусты и швырнул вниз, лениво наблюдая, как тот подпрыгивает на камнях, описывая замысловатые траектории. За обрывом он пропал, и Джиордино уже не увидел, как кочан плюхнулся в воду со скоростью пушечного ядра. Заметно похолодало, да и дождь усилился. Ветер крепчал, безжалостно хлеща лица людей тугими дождевыми струями. Хотя обоих защищали непромокаемые накидки, вода все равно находила лазейки, просачиваясь за воротник и затекая под одежду.

Ганн передал напарнику термос с кофе, успевшим остыть до комнатной температуры, и по-братски разделил пачку галет. Больше в меню походного ланча ничего не значилось. Состояние путников после трапезы пока еще нельзя было назвать угнетенным, но эта стадия приближалась с пугающей быстротой.

– Дьявол! Задницей чувствую, что мы где-то рядом! – выругался сквозь зубы Ганн, обозревая окрестности в бинокль. – Видишь вон ту скалу? Дальше за ней уже ни хрена не просматривается.

Джиордино с интересом оглядел торчащий из склона под небольшим углом корявый каменный палец.

– Будем надеяться, что пещера окажется прямо под ним. Не хотелось бы мне заночевать тут под открытым небом.

– Не волнуйся, в этих широтах до темноты еще целых двенадцать часов ждать, – усмехнулся Руди.

– Знаешь, мне тут одна мысль в голову ударила...

– Какая?

– На две тысячи миль вокруг, кроме нас с тобой, нет ни одной человеческой души.

– Очень воодушевляюще, – скривился Ганн.

– А представь, что мы покалечимся и не сможем взлететь? Я уж не говорю о том, что при таком ветре я просто не решусь поднять машину в воздух.

– Подумаешь! – отмахнулся Руди, доставая из кармана спутниковый телефон. – Звякнем Сэндекеру, а он пришлет кого-нибудь на выручку. Всего и хлопот-то – номер набрать.

– А жрать все это время что прикажешь? Капусту? Нет уж, ищи дураков в другом месте.

Ганн со вздохом покачал головой. Ну что за неисправимый нытик! И все же лучшего спутника, чем Ал Джиордино, ни в этой, ни в еще более сложной ситуации он бы себе не пожелал. Единственное, что по-настоящему пугало обоих, – возможность потерпеть неудачу.

– Вот доберемся до пещеры, – повысил он голос, чтобы перекричать шум ветра, – тогда и от бури укроемся, и обсушиться сможем.

Джиордино в уговорах не нуждался.

– Так какого черта мы здесь сидим? – ехидно осведомился он, бодро вскакивая на ноги. – Пошли скорее, а то я уже ощущаю себя шваброй в ведре с грязной водой.

Не оглядываясь на напарника, он направился к скале, нависающей над древней тропой ярдах в пятидесяти выше по склону. Подъем сделался заметно круче, к тому же дорога оказалась частично разрушенной, и приходилось предельно внимательно следить, куда ставишь ногу. К счастью, сразу за скалой открылся арочный свод, безусловно сложенный человеческими руками. Размеры, правда, не впечатляли: всего шесть футов в высоту и четыре в ширину – точь-в-точь как ведущая к пещере тропа. Отверстие входа зловеще зияло угольно-черной пустотой.

– А полковник молодец, ни словечка не приврал, – бросил Ганн.

– Один из нас, по идее, должен бы закричать “Эврика!” – заметил Джиордино, очень довольный, что можно наконец укрыться от дождя и ветра, и выжидающе уставился на спутника.

– Можешь орать сам, если есть желание, а я лучше горло поберегу, – пожал плечами Руди. – Не хватало еще ангину подцепить. Между прочим, мне до смерти надоела эта мокрая шкура. Сейчас я ее скину вместе с рюкзаком и пойду дальше налегке.

– Полностью с тобой согласен, – откликнулся повеселевший итальянец.

Несколько минут спустя, бросив рюкзаки у входа и разложив сушиться свои непромокаемые накидки, друзья прикончили остатки кофе, достали фонари и отважно углубились под сень подземных сводов. Мастерство древних строителей поражало: стены туннеля на всем протяжении не имели ни единой шероховатости, как будто были не вырублены, а выплавлены в базальтовом монолите. Чем-то загадочным и чуждым веяло из глубины, и это жутковатое впечатление усугублялось кромешным мраком и заунывным воем ветра в подземных пустотах.

Снедаемые любопытством пополам с настороженностью, они следовали за лучами своих фонарей, безуспешно гадая, что за находки ожидают их на пути. Туннель внезапно оборвался, расширившись до размеров квадратной камеры. Джиордино напрягся и слегка прищурился, когда свет фонаря выхватил из темноты сначала кости стопы и берцовые, затем таща и грудной клетки с позвоночным столбом, заканчивающимся черепом с остатками рыжих волос. Скелет частично прикрывали изъеденные плесенью клочки одежды.

– Хотел бы я знать, откуда взялся здесь этот бедолага? – растерянно произнес Ганн.

Джиордино обвел помещение фонарем, высветив небольшой очаг, какие-то инструменты и грубо сколоченную мебель. Все предметы обстановки были изготовлены вручную из дерева и обломков вулканических пород. В противоположном углу виднелась охапка полуистлевших тюленьих шкур и куча обглоданных костей.

– Судя по покрою остатков одежды, я бы сказал, что это простой матрос. Одному богу известно, сколько он проторчал на этом клочке земли, пока не умер.

– Странно, что полковник о нем не упомянул.

– Ничего странного. “Мадрас” занесло сюда в 1779 году в результате шторма. Можно сказать, чисто случайно, поскольку остров лежит далеко в стороне от обычных путей парусных судов того времени. А этот парень оказался здесь позже. Скорее всего, его выбросило на берег после кораблекрушения, потому что сведений о посещении острова другими судами в течение последующих лет пятидесяти, а то и ста, не имеется.

– Кошмар какой! Как представишь себе, что сидишь здесь на мокрой куче камней совсем один, голодный, холодный, утративший всякую надежду на спасение, и ждешь смерти, – так аж мурашки по спине ползут.

– А что ты скажешь об очаге, мой сентиментальный друг? – не без иронии осведомился Джиордино. – Зачем он его выкопал и чем топил, если на всем острове нет ни единого деревца, и только кое-где попадаются чахлые кустики?

– Наверное, собирал сухие ветки или плавник вдоль берега... – Ганн вдруг умолк, опустился на колени и начал ожесточенно копаться в золе, пока не выудил обгоревшие остатки игрушечной колесницы. Особенно сильно пострадала впряженная в нее пара лошадей. – Вандал проклятый! – выругался он, сильно помрачнев. – Сжег все древности, содержавшие хоть крупицу дерева! – Луч его фонаря упал на лицо Джиордино, расплывшееся в широкой улыбке. – Ну и что тут смешного?

– Да я просто подумал, сколько же этой мерзкой капусты пришлось слопать бедняге, прежде чем помереть?

– А откуда ты знаешь, какова она на вкус, если сам ни разу не пробовал? – огрызнулся Руди. – Вдруг это деликатес?

Джиордино повел фонарем по стенам, испещренным такими же письменами, как найденные в пещере под Теллуридом. В центре камеры возвышался черный обсидиановый пьедестал, на котором раньше покоился череп, прихваченный британским полковником. Неожиданно луч скользнул по каменистой осыпи, почти до середины завалившей дальнюю стену.

– Так, – оживился экс-коммандер, – а что у нас, интересно, за этой кучкой?

– Стена, не видишь, что ли?

– Может быть, но я так не думаю, – покачал головой Ганн с непонятной уверенностью в голосе.

Джиордино много лет назад научился доверять могучему интеллекту “малыша” Руди и никогда не отмахиваться от его интуитивных прозрений, порой граничащих с гениальностью.

– Полагаешь, по ту сторону мы найдем продолжение галереи?

– Полагаю.

– Дьявол! – прошипел Джиордино. – Неужели наши друзья из Теллурида нас опередили?!

– С чего ты взял? – удивился Ганн. Итальянец направил фонарь на осыпь:

– Их почерк. Они обожают устраивать подземные завалы. Как правило, с помощью взрывчатки.

– Вряд ли это они. Кровля обрушилась давно, очень давно, если судить по количеству пыли, скопившейся между обломками. Готов поспорить на свою рождественскую премию, что обвал случился даже раньше, чем сюда попали люди с “Мадраса” или вот этот несчастный. Просто все они были ленивы и нелюбопытны, поэтому ни у кого из них не возникло желания прокопаться внутрь и посмотреть, что же там на другой стороне. – Ганн ползком вскарабкался на вершину осыпи и посветил фонарем на прилегающие к стене камни. – По-моему, все выглядит самым естественным образом. Типичная просадка. И не слишком серьезная. Думаю, мы с тобой в два счета проделаем лаз в этой груде.

– Помилосердствуй, Руди! – притворно взмолился Джиордино. – Мой организм не в состоянии выработать столько тестостерона!

– Заткнись и копай!

Вскоре выяснилось, что Ганн, как всегда, оказался прав. Обвал тянулся всего на несколько ярдов и вполне поддавался расчистке. Джиордино, несмотря на непрерывное ворчание, пахал как вол. Будучи намного сильнее напарника, он неутомимо ворочал и отваливал в сторону тяжелые камни, в то время как следующий за ним по пятам Руди подбирал и отшвыривал обломки поменьше. Неудержимая целеустремленность сквозила в движениях итальянца, когда он играючи, как пробковые, отбрасывал со своего пути сорокафунтовые куски породы. Не прошло и часа, как в завале появился узкий проход, сквозь который мог протиснуться не только щуплый Руди, но и Ал с его квадратным телосложением. Ганн, как более маленький и легкий, полез первым. Дополз до конца прохода, остановился и посветил фонарем.

– Нашел что-нибудь интересное? – крикнул изнывающий от любопытства итальянец, не видящий пока ничего, кроме ребристых подошв туристских ботинок спутника.

– Короткий коридор. Ведет в другую камеру. До нее футов двадцать, – лаконично доложил Руди.

Извиваясь ужом, он выбрался из лаза, встал, отряхнулся и принялся выламывать камни из выходного отверстия, чтобы широкоплечему Джиордино легче было вылезти. Очутившись по ту сторону завала, друзья на секунду задержались – направленные в следующую камеру лучи обоих фонарей давали какие-то уж очень странные отражения.

– Правильно я сделал, что тебя послушался, – бросил Джиордино, шагнув вперед.

– Еще бы! У меня интуиция. Между прочим, ставлю десять баксов, что нас никто не опередил.

– Принимаю. Хотя бы для того, чтобы поддержать свое реноме скептика.

С нарастающим волнением и предчувствием удивительных открытий они вошли во вторую камеру и осветили фонарями пол и стены. Надписи здесь отсутствовали, но от представшего их взорам зрелища у обоих перехватило дыхание. Друзья застыли в благоговейном восторге. Прямо перед ними расположились в вырезанных в скале каменных креслах два десятка мумифицированных фигур. Еще две мумии сидели на возвышении напротив входа в камеру, в то время как остальные размещались по обе стороны вдоль стен.

– Куда это мы попали? – шепотом спросил Джиордино; суеверному, как все его соотечественники, итальянцу уже мерещились прячущиеся по темным углам призраки.

– Смахивает на усыпальницу, – ответил Ганн. – И очень древнюю, если судить по облачению ее обитателей.

Мумии сохранились великолепно, вплоть до уложенных в изящные прически черных волос, черт лица и мельчайших фрагментов одежды. Каменные кресла сидящих на возвышении покрывала искусная резьба, изображающая разнообразных морских животных. Наряды этих людей выглядели более пышными и богатыми, чем у прочих, а лбы наподобие диадем украшали медные обручи с затейливым орнаментом, выложенным драгоценными камнями, в которых Ганн опознал черные и бирюзовые опалы. Высокие конические колпаки на головах служили дополнительным свидетельством привилегированного прижизненного положения этих фигур. Одеяния состояли из длинных туник, расшитых от воротника до подола перламутром в сочетании с полированными обсидиановыми и медными дисками, а обуты они были в кожаные сапожки, доходящие до середины икр.

Две мумии на постаменте безусловно превосходили рангом всех остальных и принадлежали мужчине и женщине. Хотя волосы у обитателей пещеры имели одинаковую длину, а какие-либо ярко выраженные половые признаки отсутствовали, простая логика позволяла с легкостью отличить представителей сильного пола от слабого. Во-первых, мужские фигуры были заметно крупнее женских, а во-вторых, у мужчин сильнее выдавалась нижняя челюсть и надбровные дуги. Примечательно, что обручи-диадемы, венчающие головы пары на возвышении, были абсолютно идентичными. Возможно, это означало, что их носители обладали равной властью. Если условно назвать этих двоих королем и королевой, то все мужские мумии сидели по правую руку от короля, а все женские – по левую руку от королевы. Одежды “придворных” копировали облачение центральных фигур, но заметно уступали ему в изяществе отделки и обилии украшений.

Вдоль одной из стен выстроились в ряд копья с отполированными древками и обсидиановыми наконечниками. В ногах каждой мумии помещались медные миска и чашка с ложкой. В посуде и ложках имелись отверстия с продетыми длинными кожаными ремешками, позволяющими носить их на шее или через плечо. Поневоле возникало абсурдное предположение, будто эти люди при жизни не расставались с кухонной утварью и всюду таскали ее с собой. Рядом с каменными креслами стояли глиняные кувшины, расписанные, сложным геометрическим орнаментом, и большие медные урны, наполненные иссохшими останками листьев и цветочных лепестков, когда-то благоухавших, услаждая обоняние мертвецов в склепе, но давно утративших свой аромат. Сработанные вручную редкостными мастерами, кувшины и урны были настоящими произведениями искусства. Но больше всего восхитила знавшего в этом толк Ганна искусная работа бальзамировщиков, намного превзошедших таких признанных специалистов, как древние египтяне.

– Признаков насильственной смерти не наблюдается, – заметил он, закончив скрупулезное обследование мумифицированных тел. – Выглядят так, будто умерли во сне. Вот только с трудом верится, что все они собрались здесь только для того, чтобы совместно отойти в мир иной

– Да, непохоже, – согласился Джиордино. – Кто-то ведь должен был позаботиться о мертвецах – ну хотя бы по креслам их рассадить.

– Это точно, – подтвердил Ганн, жестом обводя камеру. – Кстати, обрати внимание на позы. Пусть в мелочах, но все они чем-то отличаются. У кого-то руки на коленях, у других на подлокотниках кресел. Царь с царицей – или кем там они были по жизни – вообще сидят, опираясь щекой на раскрытую ладонь, как “Мыслитель” Родена. Хотел бы я знать, о чем они думают?

– Кончай балаганить, – буркнул Джиордино.

– Неужели ты не ощущаешь себя кем-то вроде Говарда Картера в тот миг, когда он впервые ступил на порог гробницы Тутанхамона?

– Говарду повезло. Он нашел кое-что, чего не нашли мы.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты оглядись вокруг. Ни золота, ни серебра. Если эти мумии и в родстве с Тути, то они явно бедные родственники. Похоже, самым ценным металлом у них считалась медь.

– Неплохо бы узнать, когда именно обрели они вечный покой? – задумчиво произнес Ганн.

– Ты бы лучше спросил, почему? – проворчал итальянец. – Вот достану сейчас из рюкзака фотоаппарат, отщелкаем этих покойничков – и по домам. Длительное пребывание в вонючих склепах отрицательно действует на мой деликатный желудок.

В течение последующих пяти часов Джиордино снял на пленку каждый квадратный дюйм усыпальницы, а Ганн наговорил на портативный диктофон свои комментарии к каждому кадру и сделал в блокноте подробную опись всего найденного в пещере. При этом они ни к чему не прикасались и не потревожили ни одного предмета. Возможно, группа профессиональных археологов проделала бы более квалифицированную работу, но Ал и Руди совсем неплохо справились и в качестве любителей. А разрешать исторические загадки и выяснять, чьи это мумии, будут другие.

Они закончили уже под вечер. Выбравшись через частично разобранный завал в первую камеру, оккупированную скелетом мертвого моряка, Ганн вдруг заметил, что напарник отстал.

Обернувшись, он увидел, что итальянец закладывает дыру камнями, перекрывая проход.

– Это еще зачем? – удивился Руди. Джиордино на миг оторвался от работы:

– Не желаю снабжать бесплатным входным билетом тех, кто придет после нас. И ежели кому захочется пролезть в гробницу, пускай сначала разгребет эту кучу ручонками, как мы.

На обратном пути к самолету они показали отличный результат в спортивной ходьбе. Правда, к тому времени дождь и ветер заметно поутихли, да и дорога, кроме последних пятидесяти ярдов, шла под уклон. Ганн и Джиордино как раз форсировали узкий козырек на ближних подходах к посадочной площадке, когда отсыревшие сумерки полыхнули вдруг ослепительной оранжевой вспышкой в форме огненного шара. Взрыв прозвучал на удивление тихо – вроде петарды, хлопнувшей в жестяной банке. Пламя тоже улеглось в считанные секунды, оставив столб черного дыма, возносящийся по спирали к свинцовым облакам.

На глазах у беспомощно застывших людей их машина лопнула, как перезрелая дыня, сброшенная с крыши на тротуар. Взвились в воздух обломки, а искореженный, закопченный остов самолета, перевалившись через край площадки, тяжело рухнул вниз и закувыркался по склону, оставляя на своем пути россыпь металлолома. Ударившись напоследок о прибрежные скалы, останки “Боинга” нелепо подпрыгнули вверх и беззвучно нырнули в волны прибоя.

Давно затих скрежет раздираемого камнями металла, а Ганн с Джиордино все еще стояли, как прикованные, утратив дар речи и тупо созерцая опустевший уступ. Случившееся потрясло обоих до глубины души, но восприняли они его по-разному: Ганн выглядел подавленным и ошарашенным, в то время как Джиордино буквально трясло от ярости; лицо его побелело, пальцы сжались в кулаки.

– Ничего не понимаю. Этого просто не может быть, – с трудом выдавил наконец Руди. – Близ острова нет ни одного судна, приземлиться тоже некуда, и все же кто-то подложил в самолет бомбу и остался незамеченным. Чудеса да и только!

– Никаких чудес! – ледяным тоном отрезал итальянец. – Машину заминировали еще до нашего отлета из Кейптауна. И установили таймер таким образом, чтобы взрыв произошел на обратном пути.

Ганн остолбенело уставился на напарника:

– Получается, те часы, что мы провели в склепе...

– ...спасли нам жизнь. Кто бы ни были эти киллеры, они наверняка не рассчитывали, что мы найдем гробницу и надолго задержимся, поэтому и рвануло на четыре часа раньше, чем нужно.

– Все равно не верю, что кто-то еще побывал в пещере после людей с “Мадраса”, не считая того несчастного матроса.

– Я тоже так думаю. Наши теллуридские друзья не станут миндальничать. Они бы ее просто уничтожили. Все гораздо проще. Где-то произошла утечка информации. Не сомневаюсь, что наш маршрут уже отслежен, а это означает, что прибытие экскурсантов на остров св. Павла можно ожидать с минуты на минуту.

Ганн сосредоточился, осмысливая новые обстоятельства.

– Прежде всего, мы должны известить адмирала о наших трудностях, – высказался он после долгой паузы.

– Разумно. Только воспользуйся шифром, – предостерег Джиордино. – Эти ребята свое дело знают. Ставлю десять против одного, что у них имеются средства для прослушки спутниковых телефонов. Пусть лучше думают, что мы кормим рыбок на дне Индийского океана.

Руди достал мобильник и начал было набирать номер, когда в голову ему пришла еще одна мысль:

– А что мы будем делать, если киллеры доберутся сюда раньше спасательной партии?

– Для начала попрактикуемся в метании камней. Другого оружия у нас все равно нет.

Ганн окинул хмурым взглядом унылый каменистый ландшафт:

– Ладно, уговорил. – Он обреченно махнул рукой и добавил: – Одно утешение: можно не беспокоиться, что боеприпасы кончатся.

16

“Полярная буря” с экипажем и учеными на борту обогнула Землю Грейама и вошла в море Уэдделла, когда поступила радиограмма от Сэндекера с приказом капитану Гилспи временно свернуть экспедицию. Ему предписывалось немедленно изменить курс и следовать полным ходом к берегу Принца Улафа, где встать на рейд в виду японской станции “Сева” и ждать дальнейших распоряжений. Гилспи поговорил со стармехом и его командой, и ребята совершили маленькое чудо, выжав из машины ледокола скорость в двадцать узлов, что на одиннадцать процентов превышало максимально возможную, указанную в спецификациях двадцать два года назад при спуске судна на воду.

Благодаря усилиям трудяг из машинного отделения “Полярная буря” достигла нужной точки, опередив график на восемь часов, к вящему удовлетворению капитана. Глубина не позволяла бросить якорь, поэтому Гилспи приказал лечь в дрейф у наружного края ледяного поля, после чего известил Сэндекера о прибытии и запросил инструкции.

Ответ был краток: “Готовьтесь принять на борт пассажира”.

Нежданная передышка дала людям возможность вплотную заняться незавершенными делами. Ученые анализировали и заносили в компьютеры новые данные; экипаж производил мелкий ремонт и покраску судового оборудования, Таинственный пассажир не заставил себя долго ждать.

Утром на пятый день после выхода из моря Уэдделла Гилспи, стоя на мостике, рассматривал в бинокль прибрежное ледяное поле. Внезапно из утреннего тумана вынырнул вертолет, уверенно направляющийся прямо к “Полярной буре”. Капитан тут же отдал распоряжение второму помощнику встретить машину на кормовой посадочной площадке.

Вертолет на несколько секунд завис над палубой и начал медленно снижаться. Из открытой грузовой дверцы выпрыгнул высокий мужчина с чемоданчиком в руке и дорожной сумкой через плечо. Он что-то сказал помощнику, потом обернулся и помахал пилоту. Лопасти ускорили вращение, винтокрылая машина взмыла вверх и легла на обратный курс. Дирк Питт легко взбежал на мостик и протянул руку капитану:

– Привет, Дэн! Рад тебя видеть.

– Дирк! Откуда ты взялся?

– Меня доставили на самолете ВВС из Пунта-Аренас в Магеллановом проливе до здешней японской станции, где есть взлетная полоса. Ну а японцы не отказали в любезности подбросить меня сюда на своем вертолете.

– А за каким дьяволом тебя вообще занесло в Антарктику?

– Да надо провернуть одну деликатную работенку неподалеку отсюда.

– Так я и знал, что адмирал спрятал туза в рукаве. Такой секретности напустил – даже не сказал мне, что это ты прилетаешь.

– К сожалению, у него есть на то причины. – Питт положил чемоданчик на штурманский стол, открыл его и передал Гилспи листок бумаги с координатами. – Вот твой пункт назначения.

Капитан прочитал две строчки цифр и перевел взгляд на карту.

– Залив Стефенсона, значит, – произнес он задумчиво. – Действительно неподалеку, на берегу Кемпа, немного не доходя до островов Хобса. Ничего интересного. Едва ли не самый унылый и пустынный земельный участок на всем побережье. И что же мы рассчитываем там отыскать?

– Старый парусник.

– Подо льдом?!

– Нет, – усмехнулся Питт. – Во льду.

Залив Стефенсона оказался еще более унылым и пустынным, чем предсказывал Гилспи. Впечатление усугублялось затянутым угольно-черными тучами небом и тяжелой зыбью морских волн, лениво вздымающих на своих гребнях толстенные пласты отколовшихся от берегового припая льдин. Студеный ветер угрем пробирался под одежду, словно иглами вонзаясь в самые уязвимые места, и Питт уже начал подумывать, а хватит ли у него физических сил преодолеть несколько миль, отделяющих кромку ледяного поля от берега. Но стоило представить, как он взойдет на палубу судна, на которую с 1858 года не ступала нога человека, в кровь поступала такая порция адреналина, что все сомнения разом рассеивались.

Но реально ли рассчитывать, что спустя почти полтора столетия “индиамэн” все еще остается там, где его нашла Роксана Мендер? А если его давно раздавило льдами или унесло в море и навеки похоронило на дне?

Гилспи стоял на крыле мостика, напряженно разглядывая в бинокль расходящийся буквой “V” кильватерный след ледокола.

– Китов высматриваешь? – небрежно поинтересовался Питт.

– Нет, субмарины, – в тон ему ответил капитан. Питт принял слова Гилспи за шутку и продолжил разговор в том же духе:

– В этих водах волки редко ходят стаями.

– Мне и одного более чем достаточно, – бросил капитан, не отрываясь от бинокля. – А зовут его, точнее ее, – “U-2015”. Вот уже десять дней сидит у нас на хвосте после того, как мы ее чуть не протаранили.

Питт потряс головой, все еще сомневаясь, не ослышался ли он:

– Ты это серьезно?

– Более чем. – Гилспи опустил бинокль и рассказал Питту о первой встрече с загадочной подводной лодкой. – Я узнал ее по старой фотографии в одной из книг своей библиотеки. Сомнений у меня нет – это действительно “U-2015”. И не спрашивай, как она уцелела за все эти годы и почему следует по пятам за моим судном. Ответов я все равно не знаю, знаю только, что она где-то рядом.

Питт работал бок о бок с капитаном Гилспи по крайней мере в четырех проектах и искренне считал его исключительно надежным человеком и компетентным специалистом. Собственно говоря, других капитанов судов научно-исследовательского флота НУМА просто не держали, но Дэн Гилспи даже среди них выделялся своим хладнокровием, здравомыслием и высочайшим профессионализмом. Трезвый, решительный, без единого пятнышка в послужном списке; одно его присутствие на палубе служило залогом того, что ни с судном, ни с командой ничего серьезного не случится. А уж склонностью сочинять байки Дэн точно никогда не грешил.

– Кто бы поверил, что после стольких лет... – начал Питт и тут же осекся, сам не зная толком, что именно пытается высказать.

– Не обязательно быть телепатом, чтобы прочесть твои мысли, – грустно усмехнулся Гилспи. – Ты сейчас наверняка прикидываешь: а не созрел ли старина Дэн для смирительной рубашки? Могу успокоить: не созрел. А заодно представить кое-какие доказательства в подтверждение своих слов. Мисс Эви Тан, журналистка, которая пишет цикл репортажей о нашей экспедиции, успела сфотографировать субмарину, когда мы чуть не столкнулись с ней.

– А сейчас ты можешь назвать какие-либо признаки ее присутствия? – быстро спросил Питт. – Перископ или шнорхель?

– Последнее время они осторожничают и на поверхности не показываются, – мрачно покачал головой Гилспи.

– Откуда же ты тогда знаешь, что она здесь?

– Один из наших ученых изучает речь китов и дельфинов. Мы раскинули сеть глубоководных микрофонов на четверть мили за кормой, а потом выключили двигатели и легли в дрейф. “U-2015” все же не современная атомная подлодка, которую никакой акустик не засечет, так что шум ее дизелей слышен так же отчетливо, как волчий вой.

– Остроумное решение, – одобрил Питт, – только я бы на твоем месте запустил метеозонд с подвешенным магнитометром.

– Тоже неплохая идея, – рассмеялся Гилспи. – Мы придумали еще несколько вариантов пеленгации, однако все они сопряжены с техническими сложностями и довольно трудоемки. Но теперь, когда ты с нами, я очень надеюсь, что многое вскоре разъяснится.

В голове у Питта внезапно вспыхнул и запульсировал тревожный сигнал такой интенсивности, что поневоле вспомнился Стивен Кинг. Поначалу мысль о связи между убийцами Четвертой империи и старой субмариной времен Второй мировой показалась ему чистой воды абсурдом. С другой стороны, во всей безумной круговерти совершенно невероятных событий, в центре которой он очутился, тоже вроде бы не усматривалось ни крупицы здравого смысла.

– Вот что, Дэн, – отрывисто заговорил Питт. – Немедленно извести адмирала и добавь, что нам может срочно понадобиться поддержка.

– Может, подергаем за усы эту подводную тварь? – предложил Гилспи. – Сдвоим след и поиграем в кошки-мышки? Питт с сожалением покачал головой:

– Боюсь, друг мой, что гоняться за призраками прошлого пока не время. Наша первоочередная задача – найти “Мадрас”.

– Ты имеешь в виду тот парусник?

Питт кивнул:

– Торгово-транспортное судно Ост-Индской компании, пропавшее в 1779 году.

– И ты всерьез надеешься, что он до сих пор торчит во льдах где-то на этом побережье? – с сомнением в голосе протянул Гилспи.

– Надеюсь, – коротко ответил Питт.

– Что же такого ценного для НУМА может найтись на борту “индиамэна” восемнадцатого столетия?

– Ответы на древние загадки.

Капитан “Полярной бури” не стал выяснять подробности, хотя его и разбирало вполне законное любопытство. Но если старина Дирк не посчитал нужным открыть большего, значит, у него есть на то веские основания. Питту Гилспи доверял безоговорочно, поэтому решил заниматься только своими капитанскими делами и безропотно выполнять приказы начальства – до тех пор, разумеется, пока это не угрожает безопасности вверенного ему судна и экипажа.

– Как близко к берегу я должен подогнать ледокол? Питт достал из кармана листок бумаги:

– Идеальный вариант, если ты выведешь “Полярную бурю” вот в эту точку.

Гилспи прочел цифры координат и надолго задумался.

– Давненько не ходил я по счислению, но для тебя постараюсь сделать все, что смогу.

– Давай постарайся, а то совсем разбаловались. Привыкли ко всяким инерциальным системам, вроде Лорана и спутниковой навигации. Скоро, того гляди, такой приборчик изобретут, который будет указывать, где находится ближайший рулон туалетной бумаги и сколько до него дюймов.

– Могу я спросить, откуда ты взял эти координаты?

– Из судового журнала “Паловерде”, китобоя из Сан-Франциско, команда которого обнаружила вмерзший в лед “Мадрас”. Правда, случилось это давным-давно, и я не могу поручиться за их точность.

– Я бы поручился, – со вздохом признался Гилспи. – Более того, готов поспорить, что шкипер китобоя запросто вывел бы свое судно на десятицентовую монетку. Ну а мне придется поднатужиться, чтобы хоть в четвертак угодить.

“Полярная буря” развернулась форштевнем в сторону береговой линии и начала проламываться сквозь лед, как громила-нападающий через линию защитников. Первая миля далась без особых трудов – толщина ледяного поля не превышала одного фута, но по мере приближения к берегу быстро нарастала, достигая местами трех-четырех футов. Приходилось останавливаться, сдавать назад и опять с ходу врезаться стальным тараном в неподатливую твердь. После каждого такого удара льды неохотно расходились, образуя узкую трещину футов пятидесяти длиной. Потом снова смыкались, мешая продвижению судна. Процедура повторялась раз за разом, но каждый пройденный ярд требовал огромных усилий.

Гилспи за ледорубкой не наблюдал, будучи занят более важным делом: он сидел во вращающемся кресле, не отрываясь от экрана эхолота, непрерывно посылающего сигналы ко дну моря. Отраженные от грунта волны возвращались, и на мониторе автоматически высвечивалось расстояние в футах от киля до дна. Эти воды никто еще не исследовал, и глубины на навигационных картах отсутствовали.

Питт стоял чуть поодаль, глядя в позаимствованный у капитана бинокль, снабженный светофильтрами, чтобы солнечные лучи, отражаясь от ледяной поверхности, не слепили глаза. Торосы у самого берега громоздились на двести футов в высоту, постепенно переходя в обширное плато. Он уделял особое внимание основанию ледовой стены, пытаясь обнаружить какие-нибудь следы “Мадраса”. Но никаких утешительных признаков вроде торчащей изо льда кормы или хотя бы кончиков мачт над торосами не просматривалось.

– Мистер Питт?

Обернувшись на голос, Дирк очутился лицом к лицу с невысоким, но плотным и кряжистым мужчиной лет сорока. Мощное телосложение резко контрастировало с розовой и невинной, как у херувима, физиономией, искрящимися добродушным лукавством зелеными глазами и широким ртом, растянувшимся в приветливой улыбке. Протянутая” рука незнакомца оказалась маленькой, изящной и нежной, как у девушки или ребенка, поэтому железная крепость рукопожатия стала неожиданностью для Питта.

– К вашим услугам, – коротко наклонил он голову и поинтересовался в свою очередь: – С кем имею честь?

– Эд Нортроп, гляциолог и начальник научной части экспедиции. Много слышал о вас, но не имел удовольствия лицезреть, так сказать, живьем.

– Рад познакомиться, доктор Нортроп. Я тоже кое-что о вас слышал. От адмирала Сэндекера.

– Сильно сомневаюсь, что адмирал сыпал комплиментами в мой адрес, – криво усмехнулся ученый.

– По правде говоря, он так и не простил вам того случая в Беринговом море, когда вы набили его унты колотым льдом.

– Ну до чего же злопамятный тип! – восхитился Нортроп. – Каюсь, было такое дело. Пятнадцать лет прошло, а у Джима до сих пор на меня зуб!

– Давно вы занимаетесь полярными исследованиями?

– Да уж лет восемнадцать мотаюсь между Арктикой и Антарктикой, изучая морские льды. Кстати, я ведь не просто так к вам подошел. Предлагаю свою кандидатуру на роль напарника в вашей вылазке на материк.

– Не сочтите меня неблагодарным, доктор, но я предпочел бы отправиться один.

Нортроп рассеянно кивнул и сложил обе ручки на изрядно выпирающем животике:

– Понимаю вашу позицию, но рискну предположить, что вам отнюдь не помешает иметь под рукой специалиста, умеющего “читать лед”. К тому же я гораздо выносливее, чем кажусь с виду.

– У вас сильная аргументация, доктор, – одобрительно кивнул Питт. – Хорошо, я подумаю.

– Глубина понижается, – объявил Гилспи и рявкнул в микрофон: – Стоп машина! Все, приехали, – добавил он, переведя взгляд на Питта. – Те самые широта и долгота, что ты заказывал.

– Спасибо, Дэн, отличная работа. Это координаты места, где “Паловерде” угодил в ледовый плен антарктической зимой 1858 года.

Нортроп выглянул в иллюминатор мостика. За бортом ледокола во все стороны до горизонта простиралась бескрайняя ледяная пустыня.

– До берега осталось всего две мили. Небольшая разминка на свежем воздухе пойдет нам только на пользу. Заодно и аппетит нагуляем.

– А парочки снегоходов на борту случайно не завалялось?

– К сожалению, нашей научной программой не предусмотрено удаляться от судна далее чем на сотню ярдов. Вот начальство и решило не перегружать смету подобными излишествами.

– И какая же температура, по вашему мнению, соответствует понятию “свежий воздух”?

– Градусов двадцать – двадцать пять ниже нуля по Цельсию. Относительно теплая погода для здешних мест.

– Щедрая у вас душа, доктор, – усмехнулся Питт. – Но и ждать я тоже не могу.

– Считайте, что вам еще повезло. Сейчас осень. Весной тут значительно холоднее.

– Я вообще-то предпочитаю тропики. Теплые пассаты, ласковое солнышко и красивые девушки-азиатки в саронгах, грациозно танцующие под звуки тамтамов на закате дня.

Взгляд его внезапно упал на красивую девушку азиатской наружности, направляющуюся к нему грациозной походкой.

– Да вы прямо настоящий поэт, – заметила она, блеснув ослепительной белозубой улыбкой.

– Таким уж я уродился, – скромно потупившись, признался Питт.

– Мне сказали, что вы тот самый Дирк Питт. Я не ошибаюсь?

– Надеюсь, что нет, – усмехнулся тот, демонстрируя столь же безупречную работу дантиста. – А вы, очевидно, Эви Тан. Дэн упоминал, что вы делаете серию репортажей об экспедиции.

– Я прочла целую кучу материалов о ваших... исследованиях, мистер Питт. Могу я рассчитывать на интервью? Когда вы вернетесь из вашей вылазки на берег, разумеется?

Питт автоматически бросил укоризненный взгляд на Гилспи, но капитан только покачал головой и развел руками:

– Клянусь, никому ни слова не говорил!

– С удовольствием побеседую с вами, мисс Тан, как только освобожусь, – сказал Питт, – но предупреждаю заранее: суть нашего проекта не для печати.

– Неужели НУМА работает на военных? – невинным голосом спросила она.

Реакция Питта на столь неуклюжую попытку зондажа была мгновенной:

– Никакого отношения к Министерству обороны, равно как к золотому грузу испанских галеонов или поискам снежного человека, мое задание не имеет. На самом деле оно настолько обыденное, что едва ли заинтересует уважающего себя журналиста. – Он обернулся к капитану: – Похоже, Дэн, мы все же сбросили с хвоста ту субмарину у кромки припая.

– Либо сбросили, – пожал тот плечами, – либо она следует за нами подо льдом.

– Все готово, сэр, – почтительно обратился к Питту первый помощник Буши.

– Уже иду.

Матросы спустили трап и перенесли на лед трое саней. На одних стоял покрытый брезентом ящик с инструментами для резки льда. Двое других пустовали, не считая вороха веревок и канатов для крепления возможных находок. Питт спрыгнул в пушистый снег, погрузившись на целый фут, и бросил вопросительный взгляд на Гилспи, подталкивающего к сходням здоровенного парня, габаритами и телосложением напоминающего кодьякского медведя.

– Дирк, старина, по зрелом размышлении я решил отправить с вами моего третьего помощника. Его зовут Аира Кокс.

– Здорово, ребята, – прогудел Кокс в пышную бороду, доходящую ему до груди. Утробный бас третьего помощника рокочуще доносился откуда-то пониже ватерлинии его исполинского корпуса. Протягивать руку он не стал, вероятно наученный горьким опытом. Огромные лапищи великана, могущие поспорить размерами с моржовыми ластами, были упакованы в меховые рукавицы впору разве что самому Атланту.

– Еще один доброволец? –скептически хмыкнул Питт.

– Нет, командированный, – парировал Гилспи. – Не могу же я отпустить одного из ценнейших сотрудников адмирала в рискованную прогулку по неисследованному ледяному полю без страховки. Ты на моем месте тоже, наверное, не решился бы взять на себя такую ответственность. А так я спокоен: даже если нарветесь на белого медведя, Кокс его заломает. – Белые медведи в Антарктике не водятся.

Гилспи смерил Питта взглядом и хитро прищурился:

– А вдруг?

Дирк прекратил прения, сознавая в глубине души, что каждый из спутников может спасти ему жизнь, если дело обернется к худшему.

Когда в Антарктику приходит осень, в морях вокруг континента бушуют шторма, но, когда наступает зима и воцаряется холод, вода сгущается в маслянистую шугу. Потом она сплавляется в так называемые блины, которые растут и сливаются, образуя в конце концов ледяные поля, покрытые снегом. Поскольку в этом году ледостав начался раньше обычного, Питт, Нортроп и Кокс без особых приключений продвигались вперед. по неровной, но достаточно прочной поверхности. Несколько раз пришлось обходить препятствия в виде торосов и пары айсбергов, прибитых к берегу и вмерзших в ледяной припай. На взгляд Питта, местность вокруг чем-то напоминала неубранную постель, небрежно задрапированную белым покрывалом.

Пушистый снег всего в фут глубиной почти не затруднял движение и позволял сохранять приличный темп. Возглавлял трио Нортроп, наметанным глазом обозревая пространство впереди в поисках скрытых трещин. Он шел налегке, чтобы не отвлекаться на груз и все свое внимание сосредоточить на состоянии льда. Питт, запряженный в сани, не отставал от Нортропа, бодро скользя по снегу на подбитых мехом коротких охотничьих лыжах, прихваченных на отцовском ранчо в Брекенридже, штат Колорадо. Кокс в снегоступах замыкал процессию, без усилий, как детские салазки, волоча за собой связку из двух саней.

Погода, порадовавшая в начале дня слепящим солнцем и безоблачным небом, стала потихоньку хмуриться. На горизонте заклубились какие-то подозрительные тучи, голубые небеса посерели, солнце превратилось в тусклый бледно-оранжевый шар. Пошел небольшой снег, видимость заметно понизилась. Питт старался не обращать внимания на ухудшение погоды и не думать о стылой зеленой воде под ногами, от которой его отделяла лишь тонкая корка льда. Все свое внимание он сосредоточил на отвесной ледяной стене, буквально на глазах вырастающей над загнутыми носками лыж. Далеко впереди чернели свободные от снега и льдов зазубрины гор Хансена, но нигде, куда ни кинь взор, не было видно ничего похожего на темный силуэт вмерзшего в лед парусника. В этом пустынном уголке белого безмолвия, еще не отравленного присутствием человека, Питт с особой остротой ощущал себя вандалом-захватчиком, незванно вторгшимся в сотворенное самой природой заповедное царство.

Спустя час с небольшим они пересекли заснеженную равнину и добрались до основания ледового плато. Гилспи следил в бинокль за каждым их шагом, благо бирюзовые комбинезоны НУМА отчетливо выделялись на сверкающей белизне снежного покрова. В который уж раз капитан запросил метеосводку Пока все шло нормально: умеренный снегопад при практически полном безветрии, но Гилспи понимал, что погода может перемениться в любую секунду. Неизвестным фактором, как всегда, оставался ветер. Налетевший без малейшего предупреждения шквал мог в считанные мгновения обратить мирный снежный ландшафт в скрытое непроницаемой вьюжной мглой преддверие ледяного ада. Капитан тяжело вздохнул, снял трубку судового спутникового телефона, набрал номер, и его немедленно соединили с Сэндекером.

– Они на берегу, сэр. Начинают поиск объекта.

– Спасибо, Дэн, – ответил адмирал. – Как только вернутся, сразу доложишь мне.

– Не вешайте трубку, сэр. Есть кое-что еще, о чем вам следует знать. Боюсь, у нас тут сложилась довольно деликатная и совершенно непонятная ситуация...

В нескольких сжатых фразах Гилспи изложил Сэндекеру историю с подводной лодкой. Когда он закончил, возникла ожидаемая пауза – адмиралу требовалось время, чтобы переварить услышанное. Только секунд через тридцать капитан снова услышал сухой, повелительный голос директора НУМА:

– Соблюдать осторожность. Самим ничего не предпринимать. Я лично займусь вашей проблемой.

Гилспи положил трубку, подошел к широкому иллюминатору мостика и опять впился глазами в окуляры бинокля.

– И все ради каких-то древних обломков, – раздраженно пробормотал он себе под нос. – Что ж, будем надеяться, они того стоят.

А Питт на берегу боролся с разочарованием. Он отлично понимал: найти что бы то ни было по прошествии столь долгого времени ничуть не проще, чем иголку в стоге сена. Невозможно рассчитать или угадать, сколько еще льда намерзло вокруг судна за сто пятьдесят лет. Могло и целиком похоронить, да так глубоко, что и с бульдозером не докопаешься. Приняв “Полярную бурю” за базисную точку, Питт разметил двухмильную зону у подножия плато на квадраты. Затем они разошлись в разные стороны, оставив в качестве ориентира сани с поклажей. У каждого имелся ручной прибор спутникового позиционирования размером с сигаретную пачку, с помощью которого они в любой момент могли определить свое точное местонахождение. Питт пошел налево, размашисто и быстро скользя на лыжах по плотному фирну, слежавшемуся у основания стены торосов, а Кокс и Нортроп двинулись направо. Все трое заранее договорились вернуться в точку старта, если на расстоянии мили от нее не обнаружится ничего интересного.

Питт, заметно опередив спутников, возвратился к саням первым. Пристально разглядывая каждый квадратный фут поверхности по пути туда и обратно, он, к собственной досаде, не нашел ни малейших признаков “Мадраса”. Минут через тридцать притопал на снегоступах запыхавшийся гляциолог и тяжело опустился прямо в снег, прислонившись спиной к гладкой поверхности ледяного выступа. Блаженно вытянув ноги, он некоторое время молчал и просто отдыхал. Немного переведя дух, ученый виновато взглянул на Питта сквозь затемненные стекла очков и развел руками.

– Мне очень жаль, Дирк, но в этой груде льда не нашлось ничего похожего на старое трехмачтовое судно.

– Я тоже пустой, – признался Питт.

– Не берусь утверждать наверняка, пока не исследую пробы в лаборатории, но возможен и такой вариант, что часть ледяного поля в какой-то момент отломилась, и судно унесло в море.

Из кармана бирюзовой куртки на гагачьем пуху послышался приглушенный голос Гилспи. Питт выхватил портативную рацию:

– Слушаю, Дэн.

– Похоже, надвигается серьезная буря, – озабоченным тоном сообщил капитан. – Вам лучше вернуться на борт, и как можно быстрее.

– Не возражаю. Сейчас выходим. До скорого.

Питт сунул рацию в карман и автоматически перевел взгляд направо, но на всей протяженности ледяного поля вплоть до самого горизонта не было видно ни одной живой души.

– Ты где Кокса потерял? – повернулся он к гляциологу. Удивление и растерянность на лице Нортропа сменились тревогой. Он рывком вскочил на ноги.

– Ничего не понимаю! Мы шли вместе, потом Кокс нашел какую-то трещину в стене и полез в нее. Я не стал задерживаться, думал, он только взглянет и меня догонит.

– Пойду-ка я тоже взгляну. Далеко до этой трещины?

Питт тронулся направо, ориентируясь по следам на снегу; две цепочки вели в одну сторону и только одна – в другую. Ветер быстро крепчал, взметая ввысь мельчайшие ледяные крупицы, зависающие в воздухе полупрозрачной вуалью. Вскоре солнце полностью скрылось за белесой пеленой, и температура резко упала. Можно было только поражаться отчаянной храбрости Роксаны Мендер, каким-то чудом сумевшей уцелеть в смертоносных объятиях снежной бури. Над головой Питта нависали ледяные глыбы, грозя в любую секунду сорваться и обрушиться на него всей своей тяжестью. Перекрывая нарастающий шум ветра, до ушей его донесся чей-то приглушенный крик. Питт остановился и прислушался, напряженно всматриваясь в туманный барьер и словно пытаясь просверлить его взглядом.

– Мистер Питт, скорее сюда!

Сначала он ничего не увидел и, только прищурив глаза, сумел разглядеть на фоне холодной белизны торосов расплывчатое бирюзовое пятно. На миг вынырнули из снежно-ледяной взвеси контуры узкой трещины, уродливым черным шрамом расколовшей стену от самого основания, и призывно машущая рука. Питт с силой оттолкнулся палками и устремился на зов Кокса, ощущая себя Рональдом Колменом из “Потерянного горизонта”, пробивающимся сквозь гималайскую вьюгу к ведущему в сказочную страну Шангри-Ла туннелю. И так же, как знаменитый киногерой, попал вдруг из самой гущи колючей белой круговерти в тихое, сухое местечко, полностью защищенное от ветра.

Повиснув на палках, Питт оглядел ледяную пещеру шириной около восьми футов, стены которой уходили вверх под острым углом, сходясь в одну линию на высоте двадцати футов. Пепельно-серая полутьма у входа дальше становилась почти непроглядной, скрадывая противоположный конец разлома. Эту мрачную атмосферу в черно-белых тонах несколько оживляли лишь цвета НУМА на комбинезоне Кокса.

– Ты чего тут застрял?! – напустился на отставшего спутника Питт. – Не видишь, что снаружи творится? Капитан передал штормовое предупреждение и приказал немедленно возвращаться на судно.

Кокс сдвинул на лоб солнцезащитные очки и как-то очень странно посмотрел на Питта:

– Вы собираетесь уходить? Отсюда? – с нескрываемым изумлением спросил третий помощник.

– Здесь, конечно, очень мило и уютно, но мы не можем себе позволить понапрасну терять время.

– А я – то думал, что мы ищем старый парусник.

– Я тоже так думал, – сухо отозвался Питт. Кокс поднял руку в перчатке и ткнул вверх указательным пальцем:

– Уж не этот ли?

Питт вскинул голову. Футом ниже остроконечного свода пещеры изо льда выступал резной фрагмент деревянной кормы с сильно облупившейся позолотой.

17

Питт на лыжах сгонял за Нортропом, и вдвоем они приволокли в пещеру все трое саней. Затем сообщил Гилспи о находке и заверил его, что в таком отличном укрытии им не страшна никакая буря. Кокс немедленно распаковал ящик с инструментами для резки льда, вооружился пудовым молотом и зубилом и азартно атаковал ледяной панцирь, вырубая ступени к корпусу погребенного судна. Когда Роксана Мендер и ее муж поднимались на борт “Мадраса”, верхняя палуба оставалась еще свободной ото льда, но за истекшие полтора столетия ледяной покров укрыл судно целиком, от киля до клотиков мачт.

– Поражает, что оно вообще сохранилось, – заметил Нор-троп. – Давление льда на корпус за столько лет давно должно было размолоть все в труху.

– Из чего следует, – парировал Питт, – что гляциологам тоже свойственно ошибаться.

– Нет, я серьезно. Подобный феномен достоин дополнительного изучения. Размеры и высота плато свидетельствуют о том, что прибрежные торосы столетиями только нарастали, не подвергаясь разломам. Крайне необычный случай. И наверняка существует некий природный фактор, благодаря которому они не сползают в сторону моря в сезон таяния, а остаются на месте.

Питт повернулся к Коксу, успевшему вырубить ряд ступеней к торчащему изо льда кормовому выступу.

– Как дела, Аира?

– Обшивка насквозь промерзла и сделалась такой же хрупкой, как стеклянный глаз моей бабушки. Еще час, и я прорублю дыру, в которую можно будет пролезть.

– Только простукайте предварительно доски, – посоветовал Питт. – Нарветесь на шпангоут, неделю провозитесь.

– Я знаком с конструкцией парусных судов, сэр, – холодно ответил Кокс, всем своим видом демонстрируя незаслуженную обиду.

– Прошу прощения, – кротко извинился Питт. – Если проделаете отверстие за сорок минут, от имени капитана Гилспи гарантирую почетную нашивку с присвоением звания лучшего ледоруба и дровосека “Полярной бури”.

Третий помощник Аира Кокс всегда трудно сходился с людьми, и количество его друзей в составе экипажа ледокола исчислялось единицами. Первоначально Питт произвел на него впечатление самодовольного чинуши из штаб-квартиры НУМА, но последние несколько часов, проведенные с ним бок о бок, изменили мнение Кокса к лучшему. Он понял, что руководитель отдела спецпроектов не только серьезный профессионал, но еще и свой парень с неплохим чувством юмора. Питт определенно начинал ему нравиться. Кокс с удвоенным усердием вгрызся в лед, высекая тучу осколков каждым взмахом молота.

Ровно через тридцать четыре минуты он спустился по ступенькам и торжественно объявил:

– Путь свободен, джентльмены. Питт поклонился:

– Благодарю вас, Аира. Уверен, что генерал Ли тоже бы вами гордился.

Кокс с ухмылкой отвесил ответный поклон:

– Я всегда говорил: не выбрасывайте конфедератские денежки. Кто знает, вдруг южане снова поднимутся?

– Запросто, – усмехнулся Питт. – Особенно если все они похожи на вас.

Он первым вскарабкался по вырубленным Коксом ступеням и нырнул в проход ногами вперед. Сапоги коснулись палубы в четырех футах под отверстием. Оглядевшись, Питт сообразил, что угодил на кормовой камбуз.

– Что там? – дрожащим от возбуждения голосом крикнул снизу Нортроп.

– Обледеневшая плита камбуза, – ответил Питт, выглянув в дыру. – Давайте сюда, только фонари не забудьте.

Минуту спустя Кокс и Нортроп, прихватив галогенные фонари в алюминиевых футлярах, присоединились к нему. Яркие лучи превратили полумрак помещения в солнечный день. Если не считать слоя сажи на дымоходе над большой чугунной плитой, камбуз выглядел так, будто никогда не использовался по назначению. Питт открыл печную заслонку, но в топке не оказалось даже золы.

– И на полках пусто, – заметил Кокс. – Такое ощущение, что они слопали все – от банок и жестянок до бумаги и столовых приборов.

– Ну, бумагу еще куда ни шло, – пробормотал Нортроп, явно ощущая себя не в своей тарелке.

– Давайте-ка держаться вместе, парни, – предложил Питт. – Если один из нас не заметит что-то важное, другие не пропустят.

– Мы что ищем-то, мистер Питт? – напрямик спросил Кокс.

– Кладовую в кормовом трюме под капитанской каютой.

– Это должно быть где-то двумя палубами ниже, – почесал в затылке третий помощник, мысленно прикидывая расположение судовых помещений.

– Думаю, на этом камбузе готовили пищу для офицеров и пассажиров. Значит, капитанская каюта неподалеку. Надо найти трап на нижние палубы.

Дверь камбуза вывела их в просторный обеденный салон. Длинный стол в центре зала, стулья и всю остальную мебель покрывал дюймовый слой льда и инея. В свете галогенных ламп все вокруг засверкало и заискрилось, как хрустальная люстра. В середине стола тоскливо застыл чайный сервиз, которым никто не пользовался вот уже двести с лишним лет

– Ни одного трупа, – с видимым облегчением вздохнул Нортроп.

– Большинство умерло в своих каютах, – сказал Питт. – Скорее всего, от комбинированного воздействия холода, голода и цинги.

– Куда дальше? – вмешался Кокс. Питт остановил луч фонаря на двери в противоположном конце салона.

– Для начала выйдем отсюда и поищем проход на нижнюю палубу. Он должен находиться где-то рядом.

– Вы так хорошо ориентируетесь на судне, построенном больше двух веков назад?

– У меня было время ознакомиться с чертежами и внутренней планировкой торговых судов Ост-Индской компании. Я впервые вижу “индиамэн” в натуре, но расположение всех закоулков выучил наизусть.

Они спускались по обледеневшему трапу, скользя на каждой ступеньке и с трудом удерживаясь на ногах. Добравшись до нижней палубы, Питт уверенно повел спутников на корму, не обращая внимания на старинные бронзовые пушки, выглядевшие почти такими же новенькими, как в тот день, когда их выкатывали из ворот литейной. А вот и та самая кладовая, оставленная открытой Мендерами и матросами с “Паловерде”, вынужденными спасаться бегством из-за неожиданной подвижки ледяного поля. Кровь в жилах Питта заструилась вдвое быстрее обычного, пульс резко участился. Он первым вошел внутрь и осветил помещение фонарем.

От палубы до подволоки, как в 1858 году, штабелями громоздились короба и ящики. Несколько контейнеров с сорванными крышками стояли у входа. Там же валялась медная урна, упомянутая в дневнике миссис Мендер.

Питт нагнулся и начал осторожно доставать предмет за предметом из уже вскрытых ящиков, аккуратно расставляя их да полу каптерки. Вскоре перед ним выстроилась целая коллекция статуэток, изображающих не только обычных домашних и диких животных вроде кошек, собак, быков или львов, но и каких-то неведомых зверушек, напоминающих иллюстрации к волшебным сказкам. Некоторые были отлиты из меди, но большинство – из бронзы. Попадались и человеческие фигурки, с преобладанием женских; все в длинных платьях с плиссированными юбками, из-под которых выглядывали странного вида башмачки с оригинальной отделкой. Тщательно заплетенные в косички волосы доходили до талии; груди и прочие выпуклости женского тела были нормальной полноты, без свойственных многим примитивным скульптурам искусственных преувеличений.

Дно ящиков, подобно фишкам на столах казино, покрывали толстым слоем медные диски около пяти дюймов в диаметре и в полдюйма толщиной. На ребре по периметру окружности выгравированы шестьдесят символов, полностью тождественные найденным в Теллуриде, а с обеих сторон – стилизованные изображения мужчины и женщины. У мужчины на голове высокий остроконечный колпак, за плечами просторный плащ, на груди металлическая кираса, а на бедрах короткая юбочка, похожая на шотландский килт. Он запечатлен верхом на единороге, с занесенным над головой широким мечом и явным намерением снести башку чудовищному ящеру с жуткой пастью, полной острейших зубов.

Единственное отличие в облачении женской фигуры на аверсе диска состояло лишь в большем количестве и разнообразии украшений в виде браслетов и бус, изготовленных из материала, напоминающего перламутр. Она также восседала верхом на скакуне с торчащим посреди лба длинным рогом, но в руке вместо меча держала копье и собиралась пронзить им зверя, в котором Питт с удивлением узнал саблезубого тигра, вымершего тысячи лет назад.

Мысли его на миг затуманились в попытке перенестись в другое место и в другое время; пальцы стиснули диск в тщетном усилии войти в контакт с его создателями. Увы, умение заглядывать в прошлое не входило в число экстрасенсорных способностей Питта. Рациональный и приземленный организм легко настраивался на здесь и сейчас, но невидимая стена, отделяющая прошлое от настоящего, оставалась для него непроницаемой.

Вопрос Кокса, заданный с характерным южным акцентом, вывел его из задумчивости:

– Что будем делать со всем этим хозяйством, сэр? Сами начнем грузить на сани или подмогу с ледокола вызовем?

– Сами справимся, – принял решение Питт и повернулся к напарникам. – Я забиваю крышки, а вы перетаскиваете ящики на камбуз и пока складываете там. Потом обвяжем их веревками и спустим на лед через дыру в корме.

– Двадцать четыре места грузовой клади, – быстро подсчитал Нортроп, затем подошел к штабелю и попытался приподнять один из коробов. При этом бледная физиономия гляциолога претерпела ряд изменений цветовой гаммы – от легкого румянца до кирпичного багрянца, – глаза же выпучились и полезли на лоб, как у гигантской жабы.

Кокс, мгновенно оценив ситуацию, выхватил ящик из рук ученого и без усилий, будто ребенка, водрузил себе на плечо.

– Тяжелую работу оставьте мне, – прогудел он покровительственным басом, – а вы, док, лучше помогите мистеру Питту.

– Бесконечно благодарен вам, Аира! – с чувством произнес Нортроп, избавленный от непосильной ноши весом в добрых полцентнера.

Благодаря Коксу, взявшему на себя основную физическую нагрузку, они сумели уложиться в предельно сжатый срок. Великан-помощник с неутомимостью робота сновал между кладовой и камбузом. Питт только успевал обвязывать доставляемые, как по конвейеру, ящики и спускать вниз, где Нортроп устанавливал их на подогнанные сани из расчета по восемь штук на каждые. Как только погрузка завершилась, Питт приблизился к выходу из пещеры и вызвал по рации “Полярную бурю”.

– Привет, Дэн! – весело крикнул он в трубку, узнав Гилспи по голосу. – У нас тут снаружи такая метель, что ни зги не видно. А у тебя?

– Наш метеоролог обещает, что через несколько часов буря стихнет.

– А еще у нас все трое саней под завязку загружены ценнейшими вещами, – сообщил Питт.

– Помощь нужна?

– Учитывая, что на каждого приходится примерно по восемьсот фунтов, любая помощь будет горячо приветствоваться.

– Тогда ждите, пока погода не переменится, – сказал Гилспи. – Я лично поведу спасательную партию.

– Не уверен, что твое присутствие здесь так уж необходимо, – неодобрительно хмыкнул Питт. – Оставался бы ты лучше на борту.

– Дирк, старина, ты в своем уме?! Остаться на борту и упустить шанс прошвырнуться по палубам настоящего парусника восемнадцатого столетия? Да я за весь коньяк Франции от такого не откажусь!

– Ну, как знаешь. Тогда я представлю тебя капитану.

– Ты видел капитана? – с любопытством спросил Гилспи.

– Пока нет, но, если Роксана Мендер не преувеличила, он должен быть по-прежнему свеж как огурчик.

Капитан Ли Хант сидел за тем же столом и в том же кресле, в котором умер в 1779 году. Ничто не изменилось с тех пор, если не считать чуть заметной прямоугольной выемки в слое льда и инея на том месте, где лежал судовой журнал. Питт с грустью окинул взглядом колыбель и застывшую в кресле напротив миссис Хант, чья двухвековая скорбь наконец-то скрылась под ледяной маской. А в бесформенной груде смерзшихся белых кристалликов у двери каюты лишь с большим трудом можно было опознать верного пса.

Питт и его спутники прошлись по каютам, то и дело выхватывая из мрака лучами своих фонарей тела давно умерших пассажиров. Их покрывали нарядно искрящиеся ледяными блестками саваны, под которыми едва угадывались контуры человеческих фигур. Питт попытался представить себе последние минуты этих людей, но трагедия их гибели была столь ужасной и всеобъемлющей, что сама мысль о ней показалась ему невыносимой. Тягостное зрелище восковых фигур, навеки застывших под оболочкой льда, таким гнетом давило на психику, что невозможно было представить их живыми, дышащими, ведущими повседневную жизнь и еще не подозревающими о том, какая страшная судьба уготована им всем в одном из самых далеких и труднодоступных уголков мира. Выражения некоторых лиц, гротескно искаженных наросшей ледяной коркой, вообще не поддавались описанию. О чем думали они, лишенные всякой надежды на спасение, в последние мгновения перед смертью?

– Какой кошмар! – потрясение прошептал Нортроп. – И в то же время какая изумительная удача!

– Удача?! – удивленно взглянул на него Питт.

– Конечно. Находка такого огромного количества идеально сохранившихся человеческих тел, в буквальном смысле замороженных во времени, – самое настоящее чудо. Вы только подумайте, какой гигантский потенциал откроется для криогенных исследований! А в будущем не исключено даже, что удастся вернуть их к жизни!

Слова Нортропа оглушили Питта похлеще удара обухом по голове. Неужели науке и такое когда-нибудь станет доступно, и в один прекрасный день ледяные статуи мертвых пассажиров и матросов “Мадраса” оживут и вновь заговорят?

– Тогда и вы подумайте, – заговорил он после паузы, потребовавшейся ему, чтобы собраться с мыслями, – какой здоровенный кусок истории придется переписать заново, если начнут делиться воспоминаниями воскрешенные через двести лет после смерти.

Гляциолог примирительно вскинул руки:

– Давайте лучше не будем вдаваться в подробности. Мы с вами все равно до этого не доживем.

– Давайте не будем, – согласился Питт. – И все же хотелось бы мне хоть на минутку оказаться рядом и посмотреть на реакцию этих бедолаг, когда они увидят и поймут, во что превратилась их родная планета, начиная с 1779 года.

Часа через четыре штормовые облака ушли за горизонт, а еще через час улегся и ветер. Кокс выбрался из пещеры и начал размахивать, как флагом, желтым брезентовым чехлом. Около дюжины крошечных человечков, ползущих по льду муравьиной цепочкой, заметив сигнал, изменили направление движения в сторону пещеры и увеличили темп. В общей сложности Питт насчитал десять бирюзовых комбинезонов. Когда группа спасателей приблизилась, он увидел, что во главе ее упругой походкой вышагивает сам капитан Гилспи, а в замыкающей процессию маленькой фигурке безошибочно опознал журналистку Эви Тан.

Тридцать минут спустя Гилспи обнял Питта и с улыбкой сказал:

– А погода-то разгулялась. Как раз для экскурсий...

– Добро пожаловать в антарктический музей морских древностей, – подхватил тот, пропуская капитана в расщелину и жестом собственника указывая на корпус “Мадраса”. – Только не поскользнись, когда будешь подниматься по лестнице, вырубленной, кстати, твоим замечательным помощником. Между прочим, я обещал Аире от твоего имени звание лучшего ледосека и корморуба Южного полушария.

Пока Питт и Гилспи в сопровождении Эви, отщелкавшей между делом как минимум десяток кассет пленки, обходили “Мадрас”, Кокс и Нортроп вместе с прибывшими на подмогу членами экипажа “Полярной бури” впряглись в сани с находками и потащили их на ледокол.

Питт был приятно удивлен, когда Эви, закончив съемку, расстегнула парку, без стеснения задрала толстый свитер и приклеила скотчем отснятые пленки к нижнему белью. Поймав его взгляд, она улыбнулась:

– Лучшая защита от мороза.

Джейк Буши, первый помощник, вызвал Гилспи по рации. Капитан выслушал сообщение и со злостью запихнул переговорное устройство в карман. По выражению его лица Питт без слов догадался, что настроение капитана резко испортилось.

– Нам нужно срочно возвращаться на борт.

– Еще один шторм надвигается? – испугалась Эви. Гилспи мотнул головой:

– Хуже. Проклятая подлодка только что всплыла меньше чем в полумиле от “Полярной бури”.

18

Уже на подходах к ледоколу они смогли хорошо рассмотреть отчетливо вырисовывающийся на фоне глянцево-белой поверхности льда черный китообразный силуэт субмарины. А приблизившись, разглядели группу офицеров, неподвижно застывших у лееров рубки, и орудийный расчет, хлопочущий у расчехленной пушки. От “Полярной бури” подлодку отделяло всего около четверти мили.

Гилспи чертыхнулся и вызвал по рации первого помощника:

– Буши!

– Слушаю, сэр.

– Немедленно задраить все люки и переборки, а экипажу и ученым надеть спасательные жилеты.

– Так точно, сэр, – ответил Буши. – Включаю автоматику. Сейчас оповещу экипаж и научную группу по громкой связи.

– Чуяло мое сердце, что не доведет нас до добра этот проклятый корабль-призрак, – пробурчал себе под нос Гилспи. – Его невезучесть, похоже, заразительна.

– Что ж, возблагодарим судьбу хотя бы за мелкие подачки, – философски пожал плечами Питт. – По ледовому полю торпеду не пустишь.

– Верно, но у них еще и палубная пушка имеется.

Тревожный рев сирены, извещающий об аварийном закрытии переборок, оглушительной какофонией разорвал тишину, разнесясь на мили вокруг в морозном воздухе. Питт и его спутники, напрягая последние силы, спешили к ледоколу. Полозья тяжелых саней глубоко проседали в снег, оставляя за собой широкий след и облегчая задачу подталкивающим их сзади людям. У спущенных сходней толпились матросы и офицеры “Полярной бури”, азартно размахивающие руками и призывающие поторопиться.

Капитан снова соединился с помощником:

– Скажи мне, Буши, подлодка так и не пыталась выйти с нами на связь?

– Никак нет, сэр. Прикажете запросить ее еще разок? Гилспи на секунду задумался:

– Нет, пока не стоит. Но не спускайте с нее глаз и сообщайте мне о любом подозрительном маневре с ее стороны.

– Ты пробовал с ней связаться, когда шел сюда? – спросил Питт.

– Да, пару раз пытался, но на мой запрос назвать себя ответа не последовало, – ответил капитан, не сводя глаз со зловещей субмарины.

– А как отреагировал адмирал, когда ты ему доложил?

– Приказал не рыпаться и сказал, что сам этим займется.

– Это хорошо. Обещание адмирала надежно, как банковский сейф. – Питт замолчал, о чем-то размышляя, потом снова заговорил: – Вот что, Дэн, вызови Джейка и прикажи ему отбить радиограмму на подлодку. Пусть предупредит, что вы установили сейсмоактивированные взрывные устройства точно в том месте, где сейчас находится субмарина.

– И чего ты надеешься добиться с помощью такого беспардонного вранья?

– Выиграть время. Не берусь гадать, что задумал Сэндекер, но это ему точно не помешает.

– На субмарине наверняка слушают наши радиопереговоры.

– Я на это и рассчитываю, – улыбнулся Питт.

– Если у них на вооружении те же методы, что у немецких подводников во время Второй мировой, скорее всего, они в состоянии заглушить нашу спутниковую связь.

– На это я тоже рассчитываю.

До ледокола осталось пройти еще с полмили. Гилспи снова вызвал Буши по рации.

– Джейк, слушай меня внимательно... – начал капитан и дал подробные инструкции своему первому помощнику, не сомневаясь, что на подлодке слышат каждое его слово.

Буши не выказал ни малейшего удивления и без колебаний подтвердил готовность выполнить довольно странный приказ старшего по званию:

– Так точно, сэр. Я немедленно свяжусь с подводным судном и передам предупреждение.

– Умница у тебя помощник, – одобрительно заметил Питт.

– Других не держим, – согласно кивнул Гилспи.

– Ладно, будем считать, что десять минут мы отыграли. Потом придется придумать какую-нибудь другую наживку и надеяться, что командир субмарины на нее клюнет.

– Давай-ка лучше шагу прибавим, – предложил капитан и рявкнул на подчиненных: – А ну повеселее, парни! За мной, и в темпе!

Питт чуть отстал и вскоре поравнялся с Эви Тан. Девушка еле передвигала ноги от усталости и тяжело дышала.

– Не желаете перевесить аппаратуру на мою шею? – осведомился Питт. – Она все-таки покрепче вашей будет.

Мисс Тан “решительно покачала головой:

– Фоторепортеры, как улитки, все свое таскают сами. Да вы не беспокойтесь, я в порядке. Ступайте вперед, я догоню.

– Не хотелось бы показаться невежливым, – вмешался Гилспи, – но мне необходимо попасть на мостик как можно быстрее.

– Давай, Дэн, двигай, – напутствовал его Питт. – Увидимся на борту.

Капитан пустился бегом во всю прыть и вскоре значительно оторвался от основной группы. Питт еще в пещере пытался предложить Эви свои лыжи, но та возмущенно отказалась, а сейчас, чуть поломавшись для виду, все же позволила вдеть ее ноги в крепления. Питт передал ей лыжные палки и тихо сказал:

– Вы идите, а я хочу взглянуть на эту субмарину поближе.

Расставшись с Эви и прячась за торосами, он пересек ледяное поле по диагонали и через несколько минут очутился ярдах в пятидесяти за кормой ледокола. С этой позиции таинственная подлодка была видна как на ладони. Около палубного орудия возились комендоры, за комингсом рубки виднелись фигуры офицеров. Против ожиданий, на них была не нацистская форма подводников, а обычные цельнокроеные утепленные комбинезоны, хотя и черного цвета. Выйдя из укрытия, Питт встал так, чтобы его видели с субмарины, и переключил рацию на передачу:

– Обращаюсь к командиру подлодки “U-2015”. Меня зовут Дирк Питт. Я нахожусь за кормой “Полярной бури”. – Выдержав паузу, чтобы его слова оценили должным образом, он продолжил: – И я точно знаю, кто вы. Если вы меня поняли, перехожу на прием.

Через несколько секунд треск атмосферных помех сменился довольно приятным и вполне дружелюбным голосом:

– Слушаю вас, мистер Питт. С вами говорит командир подводной лодки “U-2015”. Чем могу быть полезен?

– Я назвал вам свое имя, капитан. Могу я рассчитывать на ответную любезность?

– Мое имя вам знать ни к чему.

– Что ж, другого ответа я и не ожидал, – спокойно ответил Питт, – это вполне вписывается в общую картину. Ваши коллеги из Нового удела – или правильнее будет сказать Четвертой империи? – прямо-таки помешаны на секретности. Но вам не о чем беспокоиться: обещаю ни словом не обмолвиться о вашей подпольной банде киллеров при условии, что вы незамедлительно загрузитесь обратно в свою доисторическую консервную банку и уберетесь восвояси.

Это был выстрел наудачу, основанный на чистой воды догадках, но затянувшееся молчание подсказало Питту, что слова его задели какую-то весьма чувствительную струнку. Прошла целая минута, прежде чем рация снова ожила:

– Итак, вы и есть тот самый вездесущий Дирк Питт?

– Тот самый, – подтвердил Питт, мысленно радуясь нечаянной удаче, позволившей ему проделать хотя бы частичную брешь в обороне противника. – Вот только не подозревал, что моя слава разносится по свету с такой поразительной быстротой.

– Вы тоже не теряли времени зря, добираясь из Колорадо в Антарктику.

– Я мог бы прибыть и раньше, но нужно было сначала отделаться от трупов ваших приятелей.

– По-моему, вы намеренно испытываете мое терпение, мистер Питт.

Диалог стремительно превращался в бессмысленную пикировку, но Питт продолжал подначивать командира подлодки, чтобы выиграть еще немного времени.

– Нисколько. Всего лишь пытаюсь выяснить, какого черта вы околачиваетесь в антарктических водах, навязчиво преследуя безоружное исследовательское судно, когда вам положено крейсировать в Северной Атлантике и торпедировать беззащитные грузовые транспорты?

– Мы прекратили военные действия в апреле 1945 года, – сухо ответил подводник.

Питту очень не нравился спаренный пулемет на турели в передней части рубки, многозначительно развернутый в его сторону. Он кожей чувствовал, что истекают последние мгновения перед тем, как эти недобитые наци попытаются потопить “Полярную бурю” и уничтожить всех, кто находится на борту ледокола.

– А когда вы запустили проект “Четвертый рейх”? – спросил он невинным голосом. – Уже в мае или несколько позже?

– Я не вижу смысла продолжать наш разговор, мистер Питт, – бесстрастно и ровно, как диктор, сообщающий о погоде на завтра в Шайенне, штат Вайоминг, заявил капитан субмарины. – Всего вам доброго.

Питт не нуждался в дополнительных пояснениях, чтобы догадаться, что сейчас произойдет. Он нырнул за торос в тот самый миг, когда пулеметный расчет открыл огонь. Пули зажужжали в воздухе, со зловещим шипением вонзаясь в лед. Забившись в углубление у основания тороса и не смея даже пошевелиться, он сейчас клял себя за то, что надел форменный арктический комбинезон НУМА. Лазурь с бирюзой на белом льду превращали его в идеальную мишень.

Из укрытия Питту была хорошо видна кормовая надстройка “Полярной бури”. До нее, казалось, рукой подать – так близко и в то же время так недостижимо далеко. Пулеметчики пристрелялись, и очереди стали ложиться совсем рядом. Отчаянно извиваясь, подобно выползающей из старой шкуры змее, он ухитрился стянуть с себя комбинезон, оставшись в шерстяном свитере и шерстяных штанах. Слишком тяжелые и неудобные для бега сапоги тоже скинул. Град пуль временно прекратился – должно быть, стрелок выглядывал, задело ли Питта его огнем.

Припорошив голову снегом, чтобы замаскировать свои черные волосы, он осторожно выглянул из-за края тороса. Один пулеметчик выжидающе замер у турели, другой пристально рассматривал в бинокль убежище Питта. Потянулись томительные секунды ожидания. Наконец командир расчета отвернулся и махнул рукой в сторону ледокола. Второй номер послушно развернул спаренные стволы.

Питт глубоко вдохнул и бросился бежать, петляя из стороны в сторону почти с той же непостижимой скоростью и непредсказуемостью, как много лет назад, когда он играл нападающим за команду Академии ВВС. Жаль только страховать его отчаянный прорыв было сегодня некому – Джиордино от бессменного партнера и напарника отделяло несколько тысяч миль. Лед рвал в клочья носки и ранил ноги, но Питт не обращал внимания на боль и многочисленные порезы.

Он сумел оторваться ярдов на тридцать, прежде чем на подлодке спохватились и снова открыли огонь. Но стрелок не успел скорректировать прицел, и первая очередь прошила снег за спиной беглеца, а потом было уже поздно – Питт нырнул за ахтерштевень “Полярной бури” за секунду до того, как пули свинцовым градом застучали по кормовой обшивке, бессильно расплющиваясь о броневую сталь и лишь отколупывая от нее микроскопические ошметки сурика.

Оказавшись вне досягаемости пулемета субмарины, Питт сбавил скорость и перевел дух. Сходни уже убрали, судно по приказу Гилспи начало разворот на 180 градусов в направлении открытого моря, но с борта все еще свисал веревочный трап. Питт в несколько прыжков поравнялся с ним, ухватился за нижнюю перекладину и полез наверх, стараясь не смотреть, как громоздятся внизу под ногами отбрасываемые форштевнем ледокола остроконечные обломки льдин. Как только голова и плечи Питта показались над планширом, Кокс одной рукой подхватил его за шкирку, могучим рывком перенес через фальшборт и аккуратно опустил на палубу.

– С возвращением, сэр, – широко ухмыляясь, приветствовал он спасенного.

– Спасибо, Аира, век не забуду, – благодарно выдохнул Питт.

– Капитан просил вас подняться на мостик. Питт кивнул и зашлепал по палубе к трапу.

– Мистер Питт!

– Да? – обернулся тот.

Кокс кивком указал на кровавые следы на палубе.

– Может, вам стоит сначала показаться врачу?

– Как только все закончится, первым делом запишусь к нему на прием, – пообещал Питт, оглядев критическим взором свои израненные ноги.

Гилспи, стоя на правом крыле мостика, рассматривал субмарину в бинокль. Черный лоснящийся корпус по-прежнему торчал горбом среди льдов на месте всплытия. Услыхав шаги за спиной, капитан резко обернулся.

– Да-а, парень, крепко тебя приложило! – присвистнул он.

– Сам виноват. Позволил себе парочку бестактных замечаний по ходу переговоров.

– Я слышал ваш обмен любезностями.

– Командир лодки не пытался с тобой связаться?

Гилспи коротко мотнул головой:

– Ни звука. Рация молчит.

– Что, совсем не работает?

– Совсем. Как мы и подозревали, они заглушили нашу спутниковую связь.

Питт бросил неприязненный взгляд на подлодку:

– Хотел бы я знать, какие у них намерения?

– На месте бошей я бы дождался, пока “Полярная буря” развернется и направится в открытое море. Тогда они получат возможность беспрепятственно обстреливать наш правый борт.

– Если ты прав, – мрачно заметил Питт, – пальба начнется с минуты на минуту.

Прогноз его, по всей видимости, совпал с планами командира субмарины, потому что из дула носового орудия внезапно вырвался сгусток огня и дыма, и почти сразу же за кормой ледокола раздался мощный взрыв.

– Недолет, – флегматично констатировал Буши, стоящий перед пультом управления.

Эви Тан, испуганно прижавшись к ведущей на мостик двери, жалобно спросила:

– Это они в нас стреляют? Но почему?!

– Живо вниз! – в ярости взревел Гилспи и рявкнул в микрофон громкой связи: – Всем членам экипажа, кроме вахтенных, а также всем научным сотрудникам немедленно надеть спасательные пояса и разместиться в каютах по левому борту!

Упрямая журналистка все-таки отщелкала с полдюжины кадров, прежде чем подчинилась приказу и спустилась в сравнительно безопасную часть судна. Тем временем второй выпущенный снаряд угодил в вертолетную площадку и разнес ее в дымящиеся щепки. Третий, с воем прорезав морозный воздух, пробил трубу и взорвался внутри. Гигантский стальной цилиндр с оглушительным хлопком раскрылся, как разрубленный топором алюминиевый бидон. “Полярная буря” содрогнулась, чуть замедлила ход, но тут же снова принялась таранить лед с прежней энергией.

– Вошли в проложенный канал, сэр, – доложил Кокс.

– Все равно пройдет куча времени, прежде чем мы уберемся из зоны обстрела, – уныло покачал головой Питт. – И даже тогда не решим всех проблем: они могут в любой момент погрузиться, последовать за нами и всадить торпеду в бок уже в открытом море.

Снова ожил пулемет. Длинная очередь прошлась по полубаку, скользнула по шкафуту и буквально вспорола кормовую надстройку. Стекла иллюминаторов мостика разлетелись брызгами. Крупнокалиберные пули жужжали роем разъяренных ос, корежа и разрывая все, что возвышалось хотя бы на три фута над фальшбортом. Питт, Гилспи и Кокс автоматически повадились на падубу, а вот Буши на секунду замешкался и пострадал – одна пуля вонзилась ему в плечо, другая раздробила челюсть.

Опять лениво прогрохотала пушка, извергнув из жерла очередной смертоносный гостинец. Снаряд разорвался за мостиком, в салоне кают-компании. От вызванного взрывом сотрясения корпус “Полярной бури” завибрировал, а всех, кто находился на мостике, расшвыряло в разные стороны, как тряпичных кукол. Гилспи и Кокс врезались в штурманский стол, раненый Буши, уже потерявший сознание от болевого шока, закатился под разбитую консоль пульта управления, а Питта ударной волной вообще вынесло с мостика на левое крыло.

Очумело покрутив головой, он заставил себя подняться, не обращая внимания на ушибы и порезы от осколков выбитых стекол. В ноздри лез едкий дым, в ушах стоял звон, начисто перекрывавший доступ всем прочим звукам. Пошатываясь, он вернулся в рубку и опустился на колени рядом с капитаном. Гилспи не повезло: он сильно ударился грудью о край стола, сломав три или четыре ребра. Из ушей и носа сочилась кровь, на правой штанине быстро расплывалось темное пятно. В еще открытых, но уже начинающих стекленеть глазах застыло отчаяние.

– Мой ледокол! – прохрипел он из последних сил. – Эти сволочи сейчас разнесут мою “Полярную бурю” в щепки!

– Молчи и не двигайся! – приказал Питт. – У тебя могут быть внутренние повреждения.

– Эй, что там у вас за чертовщина? – донесся из чудом уцелевшего динамика интеркома голос старшего механика, едва различимый за лязгом и грохотом агрегатов машинного отделения.

Питт схватил трубку судового телефона:

– Ледокол подвергся неспровоцированному нападению со стороны неизвестного подводного судна. Капитан Гилспи ранен. Постарайтесь выжать изходовой части все возможное – необходимо срочно выйти из-под обстрела, пока нас не превратили в груду металлолома.

– Но у нас серьезные повреждения, сэр. И есть раненые!

– У вас их будет гораздо больше, – рявкнул Питт, – если вы сию же минуту не дадите полный вперед!

– Джейк, – простонал Гилспи. – Где Джейк?

Старпом, истекая кровью, лежал без сознания; над ним, ошалело крутя головой, возвышался Кокс.

– Вышел из строя, – лаконично ответил Питт. – Кто у тебя второй помощник?

– Джо Бэском, но он сошел на берег в Монтевидео и вернулся в Штаты – у него жена вот-вот должна родить. Позови Кокса.

Питт жестом подозвал третьего помощника:

– Иди сюда, Аира, капитан зовет.

– Разворот завершен полностью? – спросил Гилспи. Кокс кивнул:

– Так точно, сэр. Направляемся к выходу из ледяного поля, курс ноль-пять-ноль.

Питт, словно загипнотизированный, не отрывал взгляда от субмарины в томительном ожидании следующего выстрела из носового орудия. И тот не заставил себя ждать. Снаряд превратил в щепки баркас – самую большую спасательную шлюпку, рассчитанную на шестьдесят человек. Взрывная волна встряхнула судно, заставив его судорожно накрениться на левый борт. Помимо баркаса сильно пострадала переборка между шлюпочной палубой и камбузом, которую буквально разнесло вдребезги. Вихрь дыма и огня взметнулся ввысь вместе с обломками, хищные языки пламени принялись с жадностью лизать планшир и шлюпбалки. Пожар быстро распространялся: вскоре загорелась уже вся шлюпочная палуба правого борта.

Никто на мостике не успел еще толком среагировать, как из жерла пушки вылетел очередной снаряд, с истеричным визгом устремившийся к изувеченному ледоколу. На сей раз попадание пришлось в носовую часть. Взрывом чуть не оторвало бушприт; разорванные звенья якорной цепи тяжеловесно закружились в воздухе, как спицы в колесе. Но несмотря на все разрушения, “Полярная буря” упорно продолжала двигаться вперед.

Расстояние между судном и подлодкой неуклонно росло, лишая прежней эффективности пулеметные очереди. Видимо, на субмарине тоже это заметили и прекратили огонь. И все же разрыв увеличивался недостаточно быстро. Как только командир подлодки понял, что у ледокола появился шанс уйти от обстрела, он приказал орудийному расчету ускорить темп стрельбы. Теперь выстрелы производились через каждые пятнадцать секунд, но из-за спешки процент попаданий заметно снизился. Несколько снарядов упало в море, а один, выпущенный с большим перелетом, все-таки натворил дел, срезав как бритвой радарную установку и радиомачту.

Атака на ледокол последовала с такой ошеломляющей внезапностью, что Гилспи не успел даже и подумать о том, чтобы сдаться, сохранив тем самым жизнь пассажиров и экипажа. Хотя Питт, наверняка зная, что любые переговоры о капитуляции ни к чему не приведут, все равно не позволил бы ему выкинуть белый флаг. Слуги Четвертой империи не имели привычки оставлять в живых свидетелей своих грязных делишек. Их устраивал только летальный вариант развития событий, предусматривающий полное и окончательное захоронение всех находящихся на борту “Полярной бури” в стальном саркофаге корпуса под тысячефутовой толщей ледяной воды.

По мере приближения “Полярной бури” к краю ледового поля толщина льда уменьшалась, и раненый ледокол без труда продавливал его корпусом, взбивая лопастями винтов перемешанную с ледяным крошевом обломков воду за кормой в соленый молочно-белый коктейль. Питт мысленно прикинул, нельзя ли развернуть судно в сторону подлодки и попытаться протаранить ее форштевнем, но вынужден был отказаться от этого соблазнительного плана. Во-первых, дистанция слишком велика, а во-вторых, противник легко избежит столкновения, просто уйдя под воду, но предварительно выпустив по беззащитной “Полярной буре” столько снарядов, сколько успеет.

Разбитый баркас превратился в груду обломков, с покореженных шлюпбалок сиротливо свисали обгорелые остатки бушприта и кормовой части. Рваные дыры пробоин зловеще сочились едким, вонючим дымом, но ледокол по-прежнему сохранял ход – по крайней мере, до тех пор, пока не случится прямого попадания в машинное отделение. Палубу мостика усеивали осколки битого стекла и детали навигационных приборов, местами расцвеченные рубиновыми блестками запекшейся крови.

– Еще четверть мили, и мы выйдем из-под обстрела! – крикнул Питт, перекрывая грохот неумолкающей канонады.

– Так держать, – приказал Гилспи, морщась от боли. Капитан кое-как ухитрился принять сидячее положение, привалившись спиной к ножке штурманского стола.

– Вся электроника вышла из строя, сэр, – доложил Кокс. – Руль заклинило, восстановить контроль пока не получается. Боюсь, как бы нас не повело по кругу, назад к этой чертовой субмарине.

– Потери есть?

– Насколько мне известно, ученые все живы, да и из экипажа мало кто пострадал, – ответил Питт. – Каюты и отсеки По левому борту, где они находились во время боя, почти не получили повреждений.

– Ничего себе бой! – буркнул Кокс, облизывая кровоточащую губу. – Они по нам из пушки садят, а нам даже снежка слепить не из чего.

Небо снова раскололось вспышкой. Бронебойная болванка пробила корпус, насквозь прошила машинное отделение, разрывая на своем пути электрические кабели и топливные трубопроводы, и уже на излете с гулким грохотом врезалась в противоположный борт. В машинном никого не задело, но повреждения оказались крайне серьезными: циклопические дизели сначала снизили обороты, а потом и вовсе остановились.

– Последним попаданием выведена из строя система подачи горючего, – минуту спустя доложил по интеркому стармех. – Все люди целы, но ход потерян полностью.

– Восстановить сможете?

– Смогу.

– Сколько вам нужно времени?

– Часа два-три, не меньше.

Кокс безнадежно махнул рукой и повернулся к Питту.

– Ну все, теперь нам точно конец!

– Да, похоже, – озабоченно кивнул тот. – Теперь они могут спокойно, не торопясь, как на полигоне, расстреливать нас прямой наводкой, пока от “Полярной бури” не останется только дырка во льду. Знаешь, Дэн, на твоем месте я бы отдал приказ покинуть судно. Быть может, кому-то посчастливится добраться до материка и продержаться в той ледовой пещере, пока не подоспеет помощь.

Гилспи смахнул со щеки струйку крови и сумрачно склонил голову в знак согласия:

– Аира, подай-ка мне судовой телефон.

Питт, подавленный горечью поражения, вышел на крыло мостика, выглядевшее таким помятым, будто побывало под прессом для списанных автомобилей. Посмотрел на корму, где на флагштоке все так же непокорно реяли на ветру звезды и полосы по соседству с бирюзовым вымпелом НУМА. Затем снова перевел взгляд на подводную лодку, автоматически засек дульную вспышку палубного орудия и тут же услышал пронзительный вой выпущенного снаряда, пролетевшего аккурат между радарной мачтой и распластанной одним из предыдущих попаданий трубой. В сотне ярдов за форштевнем глухо прогремел взрыв, взметнувший вверх фонтан воды, смешанной с осколками льда. Опять перелет, но Питт знал, что это всего лишь кратковременная отсрочка.

И вдруг сердце у него в груди екнуло и затрепетало, с воспаленных губ сорвался вздох облегчения – далеко за кормой субмарины мелькнула яркая вспышка, прямо из-подо льда вырвалась крошечная черная сигара и устремилась ввысь, оставляя за собой белесый реактивный след. Достигнув зенита, боевая ракета класса “земля – земля” круто изменила траекторию и начала стремительно падать, подобно завидевшему добычу соколу, прямо на обреченную субмарину. А в следующее мгновение на месте торчащей нелепым горбом посреди колотых льдин “U-2015” полыхнул невообразимой интенсивности сгусток пламени, причудливо переливающегося всеми оттенками спектра от оранжевого до лилового, и столбом вонзился в пасмурное небо, постепенно расширяясь в верхней части в шляпку чудовищной величины гриба. Корпус подлодки разломился пополам, корма и нос вздыбились над водой параллельно друг другу, а в промежутке между ними бушевал огненный смерч. Клубы дыма и пара на несколько секунд окутали непроницаемым облаком останки гибнущей субмарины, а когда туман рассеялся, в полынье уже ничего не осталось, кроме маслянистых разводов на черной поверхности воды. “U-2015” совершила последнее погружение за всю свою более чем полувековую историю.

Все произошло так быстро, что Питт не сразу поверил своим глазам.

– Это что же, она вот так просто взяла и утонула? – растерянно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Воцарившееся на мостике оцепенелое молчание прервал уверенный мужской голос, донесшийся из динамика интеркома:

– “Полярная буря”, слышите меня?

Питт схватил рацию:

– Слышу вас, добрый самарянин!

– Говорит капитан Ивен Каннингхем, командир атомной подводной лодки ВМФ США “Таксон”. Прошу прощения, что не смогли подойти к вам пораньше.

– Лучше поздно, чем никогда, – рассмеялся Питт. – А если без шуток, вы очень вовремя подоспели, капитан! Кстати, не одолжите нам свою ремонтную бригаду? Судно сильно пострадало.

– Воды в трюме много?

– Нет, с этим все в порядке, но в надводной части масса повреждений да и в машинном тоже полный разгром.

– Готовьтесь принять на борт наших людей. Мы пришвартуемся через двадцать минут.

– Отлично. Ждем с нетерпением, икрой и шампанским.

– Откуда они взялись? – спросил ошеломленный Кокс.

– Подарок от адмирала Сэндекера, – пояснил Питт. – Старик, должно быть, звякнул начштаба флота и слегка на него надавил. У него это здорово получается.

– Теперь... когда лодка больше не глушит… нашу спутниковую связь, – с трудом произнося слова, заговорил Гилспи, – думаю, тебе стоит... связаться с адмиралом... и доложить о повреждениях и потерях.

Кокс тем временем занялся Буши, начавшим подавать признаки жизни.

– Обязательно свяжусь и доложу, – заверил Питт капитана. – А ты отдыхай пока и не бери в голову. Все уже позади, мы тебя сейчас в лазарет доставим, там врачи подлатают, и будешь как новенький.

– Что с Джейком? – Болезненно морщась, Гилспи повернул голову в сторону своего старшего помощника.

– Не волнуйся, выживет. Ранение, конечно, серьезное, но недельки за две его поставят на ноги. Между прочим, самый тяжелый случай – твой. Все остальные отделались царапинами и легкой контузией.

– Благодарение богу хотя бы за это, – мужественно улыбнулся капитан.

Набирая номер штаб-квартиры НУМА в Вашингтоне, Питт вспомнил о Джиордино, отправленном, по его искреннему убеждению, в увеселительную прогулку на остров св. Павла, и с завистью представил себе напарника сидящим в кейптаунском ресторанчике рядом с соблазнительной красоткой в открытом платье и потягивающим марочное южно-африканское винцо.

– Везет же некоторым! – сквозь зубы проворчал Питт, с отвращением окидывая взглядом искореженный скелет мостика, зияющие проемы иллюминаторов и груды битого стекла. – Он там на солнышке греется, а я тут чуть концы не отдал и замерз до полусмерти!

19

– И почему только все самое лучшее вечно достается Дирку? – обиженно ворчал себе под нос Джиордино. – Готов на что угодно поспорить, что этот везунчик дрыхнет сейчас в тепле и уюте в шикарной каюте, а под боком у него какая-нибудь сногсшибательная девица с докторской степенью по гидробиологии!

Теплолюбивый итальянец промок и продрог до костей под косыми струями дождя пополам со снегом, пока тащился по крутому склону к пещере с тощим пучком веточек, которые они с Ганном сумели нарезать с сухих кустов, обшарив в поисках топлива почти весь склон.

– Не ной! – огрызнулся Руди. – Вот сейчас подсушим маленько дровишки, разведем костер и тоже согреемся.

Он шел первым, бережно прижимая к груди охапку хвороста. Войдя под своды пещеры, он с облегчением уронил ношу на каменный пол, уселся рядом, привалился спиной к стене и вытянул гудящие от усталости ноги.

– Ни хрена мы этим дерьмом не согреемся, только дымом прокоптимся, – буркнул Джиордино, скидывая плащ-палатку и вытирая мокрую от затекшей за шиворот воды шею.

Ганн протянул напарнику чашку уже совершенно холодного кофе из термоса и половинку галеты.

– Последняя трапеза, – торжественно провозгласил он.

– Сэндекер говорил что-нибудь конкретное на предмет того, когда нас отсюда заберут?

– Сказал только, что помощь выслана.

Ал посмотрел на часы.

– Четыре часа тут кукуем. Было бы неплохо успеть вернуться в Кейптаун, пока все пабы не закрылись.

– Скорее всего, у адмирала не нашлось под рукой второй птички с вертикальным взлетом, иначе за нами давно бы уже прилетели.

Джиордино вдруг встрепенулся, наклонил голову и замер, прислушиваясь. Затем, крадучись, двинулся к выходу из пещеры. Густо валивший мокрый снег сменился моросящим дождиком, затянутое тучами небо начало потихоньку проясняться, и впервые за последние несколько часов открылся вид на океан.

Сначала черная точка в просвете облаков показалась ему мушиным пятнышком на мутном стекле, но пятнышко быстро росло, на глазах приобретая характерные очертания вертолета. Еще миля – и он безошибочно опознал в нем модель “Макдоннел Дуглас Эксплорер” с двойным стабилизатором и без хвостового винта.

– К нам гости, – объявил Джиордино. – С северо-запада к “Острову приближается вертолет. Идет с большой скоростью и держится низко над водой. Похоже, вооружен ракетами класса “воздух – земля”.

Ганн присоединился к итальянцу, бросил взгляд на геликоптер и с сомнением покачал головой:

– Вертолету не хватит дальности, чтобы добраться сюда из Кейптауна. Остается предположить, что он стартовал с какого-то судна.

– И опознавательных знаков не видно. Скверный знак, ты не находишь?

– В арсенале ВВС ЮАР машин такого типа нет, – уверенно сказал Руди.

– Мне почему-то кажется, что он везет нам отнюдь не рождественские подарки, – глубокомысленно заметил Джиордино. – Слушай, может нам просто сюрприз сделать хотят? Иначе давно бы вызвали по рации и предупредили.

Пилот не был лихачом и заходил на посадку очень осторожно. Завис на безопасной высоте над утесами, не менее трех минут изучал площадку, где еще недавно стоял взорвавшийся самолет и только потом начал медленно снижаться, умело балансируя в воздушных потоках. Но вот полозья мягко коснулись каменистого фунта, лопасти винта замедлили вращение и наконец остановились.

И сразу наступила необыкновенная тишина. Ветер окончательно стих, и горные склоны погрузились в безмолвие. После короткой паузы массивная дверь кабины распахнулась, и из чрева вертолета один за другим выпрыгнули шестеро мужчин в черных комбинезонах, с ног до головы обвешанные оружием и боеприпасами, которых с лихвой хватило бы для успешного вторжения в какое-нибудь карликовое государство.

– Удивительно подходящее снаряжение для спасательной партии! – одобрительно цокнул языком Джиордино.

Не обращая внимания на ехидные комментарии спутника, Ганн набрал вашингтонский номер адмирала и, как только Сэндекер ответил, кратко доложил:

– К нам прибыли вооруженные до зубов гости на черном вертолете без опознавательных знаков.

– Ну и денек! – тяжело вздохнул директор НУМА. – Только тем и занят сегодня, что выручаю из беды всяких придурков. Сначала Питт вляпался, а теперь еще и вы в передрягу угодили. – За язвительным тоном адмирала таилась нешуточная тревога, которую ему так и не удалось скрыть. – Вот что, Руди, скажи мне, как долго вы сможете играть с ними в прятки?

– Минут двадцать, от силы тридцать.

– Ракетоносный фрегат ВМФ США полным ходом движется к острову св. Павла. Как только вертолет противника окажется в пределах досягаемости, я попрошу капитана разнести его в клочья.

– И когда же наступит сей долгожданный момент, сэр? – вежливо поинтересовался Ганн.

После тяжелой, продолжительной паузы адмирал неохотно выдавил:

– Часа через два. Может, даже немного раньше.

– Я уверен, сэр, что вы сделали все от вас зависящее, и мы оба очень вам благодарны, – заверил Ганн; он прекрасно понимал, что адмирал хоть и крепкий орешек, но сейчас даже его скорлупа могла дать трещину. – Вы только не волнуйтесь, сэр. Можете не сомневаться, в понедельник мы с Алом непременно заявимся в свои кабинеты и приступим к выполнению служебных обязанностей.

– Не явитесь – уволю! – мрачно пошутил Сэндекер.

– До свидания, сэр.

– До свидания, Руди. Храни вас Бог. И передай Алу, что с меня сигара.

– Передам.

– Сколько? – спросил Джиордино, догадавшись по лицу напарника, что ожидать следует худшего.

– Два часа.

– Паршиво, – хмыкнул итальянец. – Кто б еще объяснил, откуда эти мерзавцы узнали, где мы находимся?

– Вопрос на миллион долларов. Всего пятерым из следственной группы точно известно, где пассажиры “Мадраса” нашли черный череп.

– Начинаю подозревать, что на содержании Четвертой империи кроме армии наемных убийц находится еще и армия осведомителей, – со злостью буркнул Джиордино.

Поисковая партия разделилась. Трое вооруженных людей разошлись на пятьдесят ярдов друг от друга и стали прочесывать склон горы поперек. Остальные трое двинулись в противоположном направлении. Не вызывало сомнений, что подобная тактика рано или поздно приведет их ко входу в туннель.

– Ну, часок-то они провозятся, – пробормотал Ганн. – Да и старую дорогу не так просто разглядеть под зарослями капусты.

– А пять минут не хочешь? – проворчал Джиордино, кивком указывая на поднявшийся в воздух вертолет. – Сверху пилот быстро выведет своих дружков прямо к нашему порогу.

– Как ты считаешь, имеет смысл вступить в переговоры? Итальянец отрицательно покачал головой:

– Если эти парни из той же шайки, с которой мы с Дирком схлестнулись в Теллуриде, проще будет договориться со стаей голодных тигров-людоедов.

– Двое безоружных против шестерки охотников-профессионалов, снаряженных как на медведя-гризли... Неплохо бы уравнять шансы.

– У тебя есть план? – вкрадчиво спросил Джиордино.

– Спрашиваешь! Конечно, у меня есть план!

Ал заинтересованно посмотрел на коротышку Руди, очень похожего в этот момент на зануду-преподавателя из захолустного колледжа.

– Надеюсь, достаточно жестокий, коварный и подлый? Ганн утвердительно закивал. В глазах у него плясали чертики:

– Более чем. Плюс кое-что сверх того.

Вертолет облетел четыре раза вокруг горы, прежде чем пилот обнаружил древнюю дорогу, ведущую к пещере. Сообщив об этом поисковым партиям, одна из которых к тому времени находилась далеко на противоположном склоне, он завис над мощеной тропой в качестве ориентира. Первые трое выбрались на дорогу и гуськом начали подниматься вверх, сохраняя между собой интервал не менее чем в двадцать ярдов. Классическое построение разведгруппы: лидер контролирует местность прямо по ходу, следующий наблюдает за верхней частью склона, замыкающий – за нижней. Вертолет тем временем направился в сторону второй тройки, чтобы провести их к тропе кратчайшим путем.

Преодолев оползни и обогнув утес перед входом в пещеру, старший из черных комбинезонов остановился у зияющего в скале отверстия, обернулся к спутникам и крикнул по-английски:

– Дошел до пещеры. Вхожу.

– Осторожнее, Первый, там может быть засада, – предупредил следующий за ним боевик.

– Не думаю, что у них есть оружие, иначе они давно бы его применили.

С этими словами лидер группы скрылся в туннеле. Немного погодя за ним последовал второй. Замыкающий, потерявший спутников из виду, как раз приближался к утесу, когда над нагромождением камней за его спиной бесшумно выросла человеческая фигура. Целиком сосредоточившись на подходах к пещере, третий киллер не услышал шороха осыпающейся щебенки сзади и так и не узнал, чем его шарахнуло. Руди Ганн метнул обломок базальта с такой силой и меткостью, что тот насквозь пробил череп боевика, рухнувшего наземь, не издав ни звука.

Не прошло и минуты, как тело убитого исчезло под грудой камней. Быстро оглядевшись и убедившись, что вертолет все еще кружит за горой, Ганн крадущимся шагом пустился вокруг скальной преграды. Только теперь он шел на охоту не с голыми руками, а с солидным арсеналом, состоящим из десантной винтовки, девятимиллиметрового автоматического пистолета, штык-ножа и набитого патронами подсумка. На плечах его болтался слишком большой по размеру бронежилет, а на шее висела рация покойника. Коварный план Руди начал претворяться в жизнь.

Старший группы киллеров медленно продвигался по туннелю, держась настороже и освещая себе путь зажатым под мышкой фонарем. Дойдя до входа в первую камеру, плотно прижался к стене, чуть пригнувшись в боевой стойке и держа оружие наготове. Но все было спокойно, и он немного расслабился. Огляделся по сторонам, осветив фонарем пол и стены. Не нашел ничего подозрительного, кроме скелета моряка в полусгнивших лохмотьях и вороха тюленьих шкур в углу, окончательно успокоился, опустил винтовку и заговорил в закрепленный на вороте микрофон:

– Первый на связи. В туннеле и в пещере никого, если не считать костей какого-то матросика, очевидно высаженного на этот остров в незапамятные времена. Как меня слышите?

– Слышу тебя, Первый, – отозвался голос пилота под аккомпанемент рева вертолетных двигателей. – Ты уверен, что там не прячутся агенты НУМА?

– Можешь мне поверить, их тут и близко нет.

– Хорошо. Четвертый, Пятый и Шестой уже на подходе, а я пока обследую обрывы со стороны моря.

Первый отключил рацию – и это было последним осознанным действием в его жизни. Джиордино, как чертик из табакерки, выскочил из-под груды тюленьих шкур и вогнал прямо в глотку киллеру обсидиановый наконечник древнего копья. Придушенно закашлявшись, тот издал какой-то странный, булькающий звук и уже мертвый тяжело осел на каменный пол пещеры. Итальянец ловко выхватил винтовку из ослабевших рук, быстро оттащил тело подальше, снял с него рацию на ремешке и через голову надел на себя. После этого скатал свою плащ-палатку в шар и прижал ее к дулу.

– Ты что там нашел, Первый? – послышалось из туннеля.

– Всего лишь древний скелет, – крикнул в ответ Джиордино, прикрыв рот ладонью и отвернувшись к дальней стене, чтобы как можно сильнее исказить свой голос.

– Больше ничего? – Второй, похоже, что-то заподозрил и не слишком торопился войти в пещеру.

– Нет. – Джиордино решил рискнуть и предложил: – Слышишь, Второй, если не веришь, заходи и посмотри сам.

Осторожно и неуверенно, словно принюхивающийся к незнакомому запаху зверь, боевик переступил через порог камеры. Итальянец одним движением направил луч фонаря в лицо противнику и тут же навскидку выстрелил Пуля вошла Второму между глаз, а накидка заглушила грохот выстрела. Сразу вслед за ним, еще не зная, с чем предстоит столкнуться, в пещеру с винтовкой наперевес ворвался Руди.

– Теперь нас двое против четверых, – приветствовал его Джиордино, донельзя довольный собой.

– Погоди радоваться, – поморщился Ганн. – Как только вертолет вернется, мы окажемся в ловушке.

– Если уж Второй купился на мое выступление в роли Первого, то и остальные купятся, – самоуверенно заявил Ал. – Вот увидишь, когда я снова разыграю зазывалу и заманю их внутрь!

Боевики второй группы, в отличие от первой, оказались далеко не так доверчивы, как оптимистически рассчитывал Джиордино. Они приближались к пещере не менее настороженно, чем почтовый инспектор, осматривающий подозрительную посылку, в которой может таиться бомба. Даже под охраной повисшего над головами вертолета киллеры предпочитали не рисковать и продвигались строго по одному короткими перебежками, постоянно прикрывая друг друга, пока не подобрались к самому входу в туннель, где выжидающе залегли среди камней. Объяснялась такая тактика в основном тем, что Джиордино не выходил в эфир и не отвечал на вызовы, чтобы не выдать себя.

Пока боевики медлили у входа, друзья раздели один из трупов, чей размер и ширина плеч примерно соответствовали габаритам итальянца. Натянув черный комбинезон, у которого рукава оказались длиннее на два дюйма, а штанины – на все четыре, Джиордино закатал первые, подвернул вторые, закинул винтовку на плечо, нахально вышел наружу и заговорил в микрофон, старательно имитируя голос убитого вожака.

– Четвертый, вы что там копаетесь? – буркнул он, не поднимая глаз на вертолет. – Ведете себя, как старые бабы! Я же сказал, что здесь пусто, не считая давно сгнивших останков какого-то морячка, которого то ли забыли на этом острове, то ли нарочно оставили.

– По-моему, у тебя голос изменился, Первый. А вы как считаете, ребята?

Джиордино понял, что одурачить их не удалось, но решил не сдаваться и довести игру до конца.

– Простыл слегка. Ничего удивительного в такую мерзкую погоду.

– У тебя от простуды и рост на полфута убавился?

– Давай, прикалывайся дальше, если больше заняться нечем, – огрызнулся итальянец. – А я тут под дождем торчать не собираюсь. И вам не советую.

Он повернулся и вошел обратно в пещеру, будучи твердо уверен, что не получит пулю в спину. Сомнения сомнениями, но киллеры должны сначала убедиться, что не стреляют в своего.

– Почуяли-таки подвох, волкодавы чертовы, – огорчился Ганн. – Я слышал по рации, как ты с ними базарил.

– Значит, переходим к плану номер два, – подвел итог Джиордино. – Кстати, в чем он состоит?

– Выбираемся через завал в следующий туннель, ждем подходящего момента и нападаем.

– Если повезет, уложим одного, максимум двоих, – скептически покрутил головой итальянец.

– И то хлеб. По крайней мере шансы уравняем, – жизнерадостно парировал Руди.

У них оставалось в лучшем случае несколько минут в запасе, поэтому друзья с лихорадочной быстротой принялись разбирать завал. Несмотря на сырость и холод, пот лился с них градом. Они едва успели протащить сквозь узкий лаз два трупа, свои рюкзаки, пролезть сами и заложить отверстие камнями, как Четвертый прыжком влетел в камеру, перекатился по полу и занял позицию для стрельбы лежа. Следом ворвался Пятый и застыл у входа, прижимаясь к стене. По стенам заметались лучи фонарей, неотступно сопровождаемые винтовочными стволами.

– Говорил я тебе, что все вместе они сюда ни за что не сунутся, – прошептал Джиордино на ухо напарнику, – так оно и вышло: Шестого в резерве оставили.

– Никого нет, – удивленно произнес Четвертый. – Пещера пуста.

– Не может быть, – послышался голос пилота. – Я лично видел первую тройку на подходе к гроту всего пятнадцать минут назад.

– Четвертый прав, – подтвердил пятый. – Первый, Второй и Третий исчезли.

Они разговаривали вполголоса, но Ганн и Джиордино слышали у себя в наушниках каждое слово. Боевики по-прежнему держались настороже и готовы были открыть огонь в ответ на любое движение, но все-таки чуточку расслабились, убедившись своими глазами, что спрятаться здесь абсолютно негде.

– Целься в стоящего, – тихо сказал Джиордино. – На них бронежилеты, так что постарайся попасть в голову. Другой мой. Лежачих не бьют, но я без предрассудков.

Просунув стволы в крошечные отверстия размером не более полутора дюймов, специально оставленные между камнями для обзора, Руди с Алом бестрепетно навели оружие на людей, которые явились сюда с единственной целью – убить их самих. Два выстрела грянули в унисон; под сводами подземелья прокатилось громовое эхо. Лежавший Четвертый только чуть дернулся, а его стоявший на выходе напарник нелепо взмахнул руками, выронив винтовку, судорожно всхлипнул, сложился пополам и мешком повалился на пол.

Джиордино отодвинул в сторону несколько обломков, выставил в отверстие фонарь и внимательно пригляделся к телам убитых. Затем, повернувшись к Ганну, без слов чиркнул рукой поперек горла. Тот понимающе кивнул и отключил свою рацию.

– Пока придется посидеть здесь, – вполголоса заметил итальянец, но не успел развить свою мысль, будучи прерван возмущенным пилотом вертолета:

– Что у вас там стряслось?! Кто стрелял?

Не считая больше нужным маскироваться, Джиордино небрежно бросил в ответ:

– Да так, ерунда, пару кроликов подстрелили.

– Кроликов? – недоуменно переспросил пилот. – Каких еще, к черту, кроликов?!

– Не слушай его, это подстава! – врезался в переговоры глухой от ярости голос Шестого. – Эти гады из НУМА перебили всех наших парней.

– Их я и подразумевал, когда говорил о кроликах, – пояснил Джиордино, сознательно добавляя к накопившемуся счету еще и смертельное оскорбление.

– Ну все, теперь вам точно крышка! – уверенно пообещал пилот.

– Как говаривали гангстеры копам в старых фильмах: приходите и возьмите нас, если сможете.

– Вот еще! Стану я сам руки марать, – рассмеялся пилот.

– Ложись! – прошипел итальянец, прижимая напарника к насыпи. – Сейчас грохнет!

Вертолет грациозно завис напротив входа в пещеру и выпустил ракету. Начиненный взрывчаткой цилиндр с гулким уханьем сорвался с направляющих на фюзеляже, нырнул в туннель, врезался в стену и взорвался. Джиордино с Ганном тряхнуло так, будто на них концертный рояль уронили с десятого этажа. Каменная крошка прошлась по камере смертоносной шрапнелью, разрывая в клочья все, что находилось внутри. Дым и газы, перемешанные с пылью, с ураганной силой закружились в тесном пространстве, пока не нашли выхода через туннель. Все горючие предметы в камере мгновенно вспыхнули.

Поскольку основная часть энергии взрыва ушла наружу вместе с дымом и пылью, своды подземелья уцелели и не обрушились, хотя кое-где слегка потрескались. Но ударная волна и в ослабленном виде едва не вышибла дух из Джиордино и Ганна. К счастью, они вовремя среагировали: защитились от пыли и едких газов, закрыв лица руками комбинезонов, и успели заползти в гробницу.

– Только бы... только бы им не взбрело в голову запустить в нас второй ракетой! – надрывно кашляя, прохрипел Руди. – Одно хорошо: тогда уж точно не придется докладывать об этом адмиралу.

У Ала так звенело в ушах, что он едва разбирал слова напарника.

– У меня предчувствие, что они ограничатся одной, – давясь и отплевываясь, выдохнул он в ответ, а чуть придя в себя, начал энергично расширять лаз в завале.

Выбравшись из внутренней камеры, они собрали дополнительное оружие, оставшееся на телах незадачливых убийц. Теперь их арсенал увеличился до пяти винтовок и такого же количества автоматических пистолетов. Из-за пыли приходилось работать на ощупь. Джиордино вслепую связал вместе три винтовки шнуром от своего рюкзака, проделал ту же операцию с тремя пистолетами, затем пропустил свободный конец шнура сквозь скобы, одновременно захлестнув петлей спусковые крючки.

– Вряд ли они ожидают, что мы сейчас вылетим из пещеры, паля на ходу во все стороны, – сказал он. – Ты уберешь Шестого, а я попытаюсь свалить вертолет.

Ганн аккуратно протер рукавом запыленные стекла очков и согласно кивнул.

– Только я пойду первым. Если не сниму Шестого, ты и выстрелить по вертолету не успеешь.

Джиордино заколебался. Самоотверженное предложение Руди граничило с самоубийством, но возражать было уже поздно: Ганн поднял оружие наперевес и скрылся в клубящемся облаке. Ничего не видя перед собой, он споткнулся, растянулся во весь рост, больно ударился коленкой и локтем, но тут же поднялся на ноги и снова бросился вперед. Приближаясь к выходу, замдиректора НУМА больше всего опасался, что его разрежет пополам очередью, как только он выскочит из туннеля. Однако Шестой, наверное, и думать не мог, что там остался хоть кто-нибудь живой после попадания ракеты, и утратил бдительность.

Положение Ганна затруднялось еще и тем, что он почти ничего не видел и к тому же не знал, где находится Шестой. У него закоптились стекла очков, глаза слезились, и он еле различил неясный силуэт в черном в десяти ярдах справа от входа. Ганн нажал на курок и дал очередь. Пули прочертили линию рядом с фигурой Шестого, даже не оцарапав его. Киллер повалился на землю, одновременно произведя пяток выстрелов. Два прошли мимо, но одна пуля ударила в ногу, а две попали в бронежилет и опрокинули Руди на спину. Внезапно из задымленного входа в пещеру выскочил Джиордино и огнем строенных стволов почти отделил голову Шестого от тела. Не теряя ни секунды, он задрал стволы вверх и открыл огонь по брюху вертолета, паля в цельнометаллическую обшивку со скоростью трех тысяч пуль в минуту.

Пилот растерялся, видя внизу троих в одинаковых черных комбинезонах, и не сразу начал действовать. Когда он наконец догадался пустить в ход пулемет, смонтированный под носом вертолета, Джиордино уже успел всадить в незащищенное брюхо вертолета невероятное количество пуль. Подобно швейной машинке, подшивающей подол фартука, автоматические винтовки ровной строчкой огня пропороли борт фюзеляжа и брызнули в кабину сквозь ветровое стекло. Потом кончились патроны, и все стихло.

Вертолет на мгновение завис, потом резко дернулся, теряя управление, врезался в склон горы на триста ярдов ниже пещеры и вспыхнул. Ал отшвырнул связку автоматов и подбежал к Ганну, который сидел, морщась и зажимая раненую ногу.

– Не двигайся! – приказал он.

– Да пустяки, царапина, – процедил Ганн сквозь стиснутые зубы.

– Царапина, мать твою! Тебе же берцовую кость перебило! Сложный перелом, черт бы тебя побрал!

Ганн поднял глаза на Джиордино и заставил себя улыбнуться.

– Вынужден отметить, что твоя манера ухаживать за ранеными оставляет желать лучшего.

Но итальянец проигнорировал показной героизм Ганна. Вытащив из сапога шнурок, он наложил временный жгут выше колена.

– Можешь продержаться с минутку?

– Должен. Хотя бы для того, чтобы не истечь кровью, – пробормотал Руди.

Джиордино сбегал в туннель, в дымящуюся камеру, и из-за завала вытащил свой рюкзак с аптечкой. Вернулся и начал быстро и профессионально обрабатывать рану, дезинфицируя края и предпринимая все возможное, чтобы остановить кровь.

– А вот косточки я совмещать не стану, – сказал Джиордино. – Лучше пусть это сделает нормальный доктор в Кейптауне.

Не желая беспокоить раненого, он устроил его поудобнее, накрыв от дождя пластиковым пакетом из рюкзака. Потом позвонил адмиралу, доложил о ситуации и попросил прислать помощь побыстрее. Закончив разговор с Сэндекером, Джиордино сунул телефон в карман и уставился на вертолет, догоравший внизу на склоне.

– Бред, – тихо, сквозь зубы пробормотал он. – Полный бред. Столько убийств и смертей, и чего ради?

Он мог только надеяться, что рано или поздно узнает это. Лучше рано.

20

– Глубина сто шестьдесят футов, – сказал Аира Кокс, глядя на зловещую полынью, ставшую могилой для уничтоженной ракетой субмарины. – Вам непременно нужно соваться в эту дыру, сэр?

– Даже совместными усилиями обеих команд ремонт мостика и машинного отделения займет никак не меньше нескольких часов, – возразил Питт. – А раз уж так совпало, что на борту имеется комплект полярного глубоководного снаряжения, я не считаю себя вправе упустить шанс заглянуть во внутренности нашей железной рыбки.

– И что же вы рассчитываете там найти? – не удержалась Эви Тан, присоединившаяся к стоящей на льду небольшой группе.

– Бортовой журнал, документы, рапорты, да и вообще любые бумаги – они могут пролить свет на командира и последний порт приписки.

– Нацистская Германия сорок пятого года, – с ухмылкой, но без тени юмора предположил Кокс.

Питт уселся прямо на лед, натягивая ласты.

– Предположим, – бросил он в ответ, – но где же тогда, черт возьми, она скрывалась последние пятьдесят шесть лет?

Кокс пожал плечами и занялся проверкой системы подводной связи.

– Как слышите меня, сэр?

– Полегче, полегче, – поморщился Питт. – У меня сейчас барабанные перепонки лопнут.

– А сейчас?

– Лучше, – вновь послышался голос Питта, транслируемый через динамик, установленный в разбитой на краю полыньи палатке.

– И все же не следовало бы вам отправляться в одиночку, сэр.

– Напарник только будет путаться у меня под ногами. К тому же за моим поясом не меньше двух десятков погружений в полярных водах. Поверьте, Аира, я не новичок.

В палатке, где было тепло от генератора-обогревателя, Питт надел гидрокостюм с внутренней и внешней системой трубок, согревающих тело. На голову надел шлем, адаптированный к радиосвязи. Для удобства передвижения он решил погружаться с баллонами, а не со шлангом от надводной системы жизнеобеспечения. Быстрая проверка подводного фонаря – и он был готов.

– Удачи! – изо всех сил крикнула Эви, чтобы ее голос дошел до Питта через стекло шлема и слои гидроизоляции, одновременно щелкая объективом направо и налево. – Кстати, Дирк, может, я вас все-таки уговорю прихватить с собой камеру для подводной съемки?

Питт упрямо мотнул головой, а из динамика послышался его голос:

– Вряд ли у меня найдется время на подобные игрушки.

Махнув рукой на прощание, он соскользнул в темную, неподвижную воду. С силой оттолкнулся от кромки льда, взмахнул ластами и беззвучно ушел вертикально вниз. На глубине в десять футов задержался, выпустил из гидрокостюма воздух и подождал, чтобы проверить, работает ли система обогрева. Будучи человеком предусмотрительным, Питт перенес это ценное качество и на практику подводных погружений, благодаря чему крайне редко попадал в неприятные ситуации.

Под ледяным полем толщиной чуть больше трех футов лежал совершенно другой мир. Питт глядел изнутри на внутреннюю поверхность льда как на кору неведомой планеты в глубине Галактики. Залитая рассеянным светом, профильтрованным сквозь лед, неровная плоскость превратилась в перевернутый ландшафт сине-зеленых гор и долин, закрытых облаками планктона, где кормилась несметная армия криля. Питт остановился подрегулировать поток горячей воды, потом посмотрел вниз, в зеленую пустоту, переходящую в черноту глубин.

Она манила, и он нырнул ей навстречу.

Перед ним словно отдернулся туманный занавес, открывая сцену всеобщего разрушения и гибели. На дне не было ни стаек разноцветных рыбок, ни зарослей кораллов, да и вообще ничего живого. Питт завис, включил фонарь на шлеме и направил луч на останки субмарины, чтобы получше сориентироваться, а заодно уравнять давление.

Обломки раскидало на довольно большой площади. Особенно пострадала центральная часть корпуса в районе рубки. Саму же надстройку сорвало и отбросило далеко в сторону. Она торчала из придонного ила, возвышаясь уродливой силосной башней над раскиданными окрест кусками рваного металла. От кормы вообще остались одни винты и зияющий зев машинного отделения. А вот носовая часть, хотя и порядком покореженная, выглядела совсем неплохо и даже сохранила горизонтальное положение. Питта поразила толщина ила в месте катастрофы – процентов двадцать обломков уже обволокло придонными осадками.

– Я внизу, – лаконично сообщил он Коксу. – Объект сильно разрушен. Попытаюсь проникнуть внутрь.

– Поосторожнее там, сэр, – донесся до него озабоченный голос третьего помощника. – Держитесь подальше от заостренных краев. Одна дырка в костюме – и охнуть не успеете, как замерзнете. Даже наверх подняться времени не хватит.

– Какая вдохновляющая мысль! – насмешливо фыркнул Питт, на что Аира только укоризненно вздохнул.

Питт не стал пытаться пробраться внутрь с наскоку, а потратил почти десять минут драгоценного времени на детальное обследование корпуса подлодки и усеивающих ил вокруг него обломков. Поразившая ее ракета была рассчитана на гораздо более крупные цели, поэтому останки субмарины мало напоминали некогда могучий и грозный корабль. Трубы, клапаны, смятые стальные листы обшивки валялись вокруг, будто разбросанные рукой великана. Питт скользил над фрагментами разорванных в клочья тел, подобно ангелу смерти, осеняющему своим крылом взорванный террористами автобус.

Взмахнув ластами, чтобы преодолеть сопротивление течения, он проник наконец внутрь полурасплющенного корпуса сквозь огромное отверстие, образовавшееся на месте сорванной взрывом рубки. И сразу же луч фонаря выхватил из мрака два трупа, зацепившиеся за пульт управления. Подавив усилием воли позыв к рвоте, Питт заставил себя тщательно обыскать обоих мертвецов. Казалось невероятным, чтобы у членов экипажа погибшей субмарины не нашлось в карманах ничего личного, но Питт, к своему глубочайшему разочарованию, не обнаружил не только бумажников с документами или пластиковых карт, но даже самых невинных семейных фотографий.

– Восемь минут, сэр, – напомнил о себе Кокс. – У вас осталось восемь минут до начала подъема.

– Понял вас, спасибо. – Обычно подобные предупреждения исходили от Джиордино, но в отсутствие последнего Питт испытывал искреннюю благодарность к гиганту-южанину, чья заботливость позволяла ему лишний раз не смотреть на часы, экономя тем самым драгоценные секунды.

Углубившись в дебри темного корпуса и освещая фонарем переплетения искореженной стали и труб, он добрался до узкого коридора и стал осматривать каюты. Все они были пусты. Порывшись в ящиках и шкафах, Питт никаких документов не нашел. Проверил, сколько воздуха осталось в баллонах, и начал готовиться к всплытию. Времени на необходимые декомпрессионные остановки оставалось в обрез. По пути заглянул в офицерскую кают-компанию, сильно пострадавшую от вмятины в корпусе. Привинченные к палубе столы и стулья, а также другая мебель превратились в груду бесполезных обломков.

– Четыре минуты, сэр.

– Четыре минуты, – повторил Питт.

Время уходило, но он не мог покинуть подлодку, не посетив капитанскую каюту. Очутившись в тесном отсеке со спартанской обстановкой, он принялся лихорадочно искать письма, рапорты, хотя бы просто какие-нибудь записи. Ничего. Ни клочка бумаги, не говоря уже о бортовом журнале. Складывалось впечатление, будто погибший корабль и его мертвый экипаж были фантомом, галлюцинацией. Питт ничуть не удивился бы, если бы они сейчас вдруг задрожали и исчезли, как мираж в пустыне.

– Две минуты! – Голос Кокса прозвучал резче, чем в последний раз.

– Все, уже иду.

И тут Питт почувствовал у себя на плече чью-то руку. Он застыл на месте; ровно бившееся сердце вдруг застучало, как колеса курьерского поезда. Рука не пыталась схватить его за горло – она просто неподвижнолежала между плечом и шеей. Глубокое потрясение вызывает страх, парализующий, неподконтрольный ужас, уносящий в безумие. Любой человек при этом цепенеет, как под наркозом, и теряет способность трезво рассуждать. Любой, но только не Питт.

Несмотря на шок, мозг его работал на удивление ясно и четко. Питт был слишком прагматичен и недоверчив, чтобы поверить в призраков и злых духов, а другой водолаз здесь появиться просто не мог. Страх растаял, как иней под лучами солнца. Ощущение неизвестности вернулось на уровень осознания. Стараясь не делать резких движений, Питт начал медленно поворачиваться, затем осторожно переложил фонарь в левую руку, а правой вынул из ножен водолазный нож. Крепко сжав перчаткой ребристую рукоять, он заставил себя бестрепетно взглянуть в лицо невидимому противнику. Представшее взору запомнилось ему до могилы.

21

Красивая женщина, или, скорее, то, что было некогда красивой женщиной, смотрела на него расширенными, невидящими голубыми глазами. Рука, коснувшаяся его плеча, была вытянута вперед, как будто маня к себе. На мертвой был стандартный черный комбинезон Четвертой империи, но настолько изодранный в клочья, словно по нему прошлась лапа гигантской кошки. Из прорех выглядывали окровавленные клочья плоти, одна рука ниже локтя просто отсутствовала. На погонах имелись какие-то знаки различия, но Питт не смог их опознать.

Лицо женщины выглядело умиротворенно-безмятежным и мертвенно-белым от долгого пребывания в холодной воде. Вокруг головы нимбом расплывалась буйная масса светлых волос. Широкие скулы, чуть вздернутый нос и серо-голубые глаза, уставившиеся в зеленые глаза Питта на расстоянии не больше фута. Он хотел было оттолкнуть от себя труп, но тут в голову пришла свежая мысль, и он понял, что следует делать.

Он быстро обшарил карманы комбинезона, ничуть не удивившись отсутствию каких-либо предметов, указывающих на личность владелицы. Потом размотал с пояса катушку тонкого троса и обвязал обутую в сапог ногу мертвого тела. После чего выплыл из широкой трещины в корпусе и начал подъем к тускло светящейся над головой полынье.

Проделав все декомпрессионные остановки, Питт всплыл точно в центре промоины и подплыл к краю, где его ожидали Кокс и еще несколько человек. Рядом суетилась Эви Тан, с энтузиазмом снимая, как Питта с его громоздким водолазным снаряжением вытаскивают из воды на лед сразу несколько сильных мужских рук.

– Нашли, что искали, сэр? – осведомился южанин.

– К сожалению, ничего такого, что можно было бы положить в банк, – ответил Питт, когда с него сняли шлем. Он передал Коксу конец уходящего в воду троса. – Позвольте спросить, что на том конце, сэр?

– Один человек из экипажа подводной лодки.

Эви напряженно вглядывалась в неясный силуэт, поднимающийся из темных глубин, и слабо ахнула, побледнев под цвет ледяного поля, когда на поверхность выплыла изуродованная фигура с разметавшимися вокруг головы белокурыми волосами.

– О боже! Это же женщина!

Она была так потрясена, что даже забыла отщелкнуть кадр, пока неизвестную заворачивали в пластик и грузили на сани.

Питта уже успели освободить от баллонов, и он тоже провожал взглядом сани с завернутым телом.

– Если не ошибаюсь, она была офицером, – заметил он. – Быть может, даже командиром.

– Какая жалость, – с нарочитой скорбью отозвался Кокс. – Весьма привлекательная леди.

– И все же даже в мертвой, – печально покачала головой Эви, – в ней, несомненно, чувствуется какая-то утонченность. Если я хоть в чем-нибудь разбираюсь, убеждена: это была выдающаяся женщина.

– Вполне возможно, – согласился Питт, – но что она делала на подводной лодке, которой полагалось погибнуть еще лет пятьдесят назад? Я очень надеюсь, что удастся идентифицировать тело. Это будет полезный кусочек в мозаике.

– Я буду следить за этой историей до самого конца, – решительно заявила Эви.

Питт стащил ласты и натянул меховые унты.

– Вы только сначала утрясите это с флотом и адмиралом Сэндекером, – посоветовал он. – Кто знает, может быть, им не захочется огласки?

Эви попыталась что-то возразить, но Питт уже шагал к ледоколу по следам полозьев саней.

Питт принял душ, поблаженствовав в пару, побрился и теперь отдыхал с бокалом эксклюзивного ликера “Агаверо-де-Текила”, который приобрел в Мексике. И только приведя мысли в должный порядок, позвонил Сэндекеру в Вашингтон.

– Тело, говоришь? – протянул Сэндекер, выслушав доклад Питта о событиях, происшедших после атаки субмарины на ледокол. – Женщина – офицер на подводной лодке?

– Так точно, сэр. При первой же возможности я постараюсь отослать труп в федеральные органы для обследования и опознания.

– Нелегкая задача, если она не американка.

– Уверен, ее историю можно будет проследить.

– Находки с “Мадраса” при атаке не пострадали? – спросил адмирал.

– Все цело и невредимо.

– Вообще говоря, вам там сильно повезло, что хоть живы остались.

– Едва-едва остались, адмирал, – честно признался Питт. – Не покажись на горизонте капитан Каннингхем со своим “Таксоном”, на дне лежала бы не подлодка, а ледокол.

– Йегер проверил “U-2015” по своим файлам. Это подлодка-загадка. Известно, что она пропала близ берегов Дании в начале апреля 1945 года. Однако некоторые историки полагают, что она вышла из войны невредимой и была затоплена своим экипажем в реке Ла-Плата между Аргентиной и Уругваем, неподалеку от того места, где был взорван немецкий тяжелый крейсер “Граф Шпее”. Но никаких конкретных доказательств нет.

– Значит, ее судьба так и осталась невыясненной?

– Увы, – вздохнул Сэндекер. – Достоверно известно только одно – она была построена в ноябре сорок четвертого, вышла в море, но в боях не участвовала.

– И как же ее использовал немецкий военный флот?

– Поскольку она была построена и оборудована по последнему слову техники, считалось, что она превосходит все субмарины, которые имелись тогда на вооружении у любого государства. Обводы корпуса, мощные аккумуляторы позволяли ей обогнать любой надводный корабль. Она могла буквально месяцами обходиться без всплытия и проходить под водой огромные расстояния. По тем немногим сведениям, которые Йегер сумел выкопать из немецких военных документов, она должна была участвовать в операции под кодовым названием “Новая судьба”.

– Ого, это уже что-то знакомое! – пробормотал Питт себе под нос.

– Это был совместный проект нацистской верхушки и правительства Аргентины – вывезти несметные богатства, награбленные нацистами за время войны. Другие субмарины выходили на боевое дежурство топить корабли союзников, а “U-2015” курсировала между Германией и Аргентиной, перевозя на миллионы долларов золотые и серебряные слитки, платину, бриллианты и предметы искусства, похищенные из лучших коллекций Европы. Вместе с грузом сокровищ перевозили высших партийных бонз с семьями, и все это выгружали в глубокой тайне в отдаленном порту на побережье Патагонии.

– И так, пока не кончилась война?

– Да, до самого конца войны, – подтвердил Сэндекер. – Высказывалось предположение, что операция “Новая судьба” – детище Мартина Бормана. Может, он и был сумасшедшим обожателем Гитлера, но у него хватило ума понять, что Третий рейх терпит поражение. И он поставил себе целью вывезти в дружественную страну главарей нацистов и как можно больше ценностей раньше, чем союзники переправятся через Ла-Манш. Самым его дерзким планом было переправить Гитлера в секретное убежище в Андах, но из этого ничего не получилось, поскольку Гитлер настоял, что должен умереть в Берлине.

– И “U-2015” – единственная подлодка, которая переправляла в Южную Америку пассажиров и груз?

– Нет, существовало не менее двенадцати других. Судьба их известна. Некоторые были уничтожены союзниками, другие затоплены собственным экипажем или сдались нейтральным странам.

– А известно что-нибудь о том, что стало с пассажирами и деньгами?

– Ничего. Матрос с одной подлодки, давший интервью спустя много лет, вскоре бесследно исчез; он описывал тяжелые деревянные ящики, которые перегружали на грузовики у пустынного причала. Пассажиры, одетые в штатское, вели себя так, будто были важными людьми в партии нацистов, и их на берегу ждали шикарные автомобили. Что случилось с ними и с сокровищами, никто точно не знает.

– Аргентина – настоящая теплица для старых наци. Трудно подыскать лучшее место для вербовки сторонников нового мирового порядка, построенного на пепле старого.

– Ну, дожить до наших дней могла лишь горстка. И сейчас всем тем, кто мог занимать важные посты в партии или в армии, уже перевалило за девяносто.

– Загадка не проясняется, – заметил Питт. – Зачем кучке престарелых нацистов восстанавливать “U-2015” и посылать ее топить исследовательское судно?

– По тем же причинам, по которым пытались убить тебя в Теллуриде, а Ала с Руди на острове св. Павла.

– Черт, как же я раньше о них не спросил?! – пристыжено воскликнул Питт. – Что там у них стряслось? Нашли пещеру с антиквариатом?

– Нашли. Но едва не погибли, когда их самолет взорвался. Кто-то его заминировал еще в Южной Африке. А дальше, насколько можно судить, с какого-то торгового судна поднялся вертолет с шестью вооруженными киллерами на борту, которым предстояло убить всех нежелательных посетителей острова и прибрать к рукам все, что осталось после пассажиров “Мадраса”. Ал и Руди перебили их всех и вертолет тоже сбили. Но Ганн получил пулю в ногу и сложный перелом голени. Он, конечно, поправится, но в гипсе будет ходить еще долго.

– Так они все еще на острове?

– Только Ал. Руди эвакуировали около часа назад – вертолетом доставили на британский ракетный крейсер, идущий из Австралии в Саутгемптон. Скоро он будет в Кейптауне, где его прооперируют.

– Шесть киллеров и вертолет! – восхищенно покрутил головой Питт. – Хотелось бы послушать, что расскажут ребята.

– Наверняка что-нибудь захватывающее. Они же отправились на остров безоружными.

– У этой Четвертой империи разведка поставлена просто потрясающе, – задумчиво произнес Питт. – До того как подлодка начала палить по “Полярной буре”, я немножко поболтал с ее капитаном. А когда назвался, он спросил, как это я так быстро попал в Антарктику из Колорадо. Мне больно об этом говорить, адмирал, но склонен думать, что информатор сидит где-то поблизости от вашего кабинета в НУМА.

– Я это непременно выясню, – пообещал Сэндекер, с трудом контролируя гнев, который вызывала в нем одна только мысль о предателе. – А пока что отправлю доктора О’Коннелл на остров св. Павла, чтобы она осмотрела на месте камеру и находки Ала и Руди. Тебе я обеспечу транспорт – двинешь туда же и лично проследишь за ее безопасностью, а также изъятием и перевозкой экспонатов в Штаты.

– А французы возражать не будут? Разве остров принадлежит не им?

– А чего не знаешь, то и не огорчает, – буркнул адмирал.

– И когда же я вернусь обратно в мир цивилизации?

– К концу этой недели будешь спать уже в своей постели. Еще вопросы имеются?

– Пэт и Хайрем как-нибудь продвинулись в расшифровке надписей?

– Раскололи систему нумерации. Компьютерный анализ положения звезд на потолке пещеры подтвердил, что надписи сделаны девять тысяч лет назад.

Питт сначала подумал, что ослышался:

– Вы сказали девять тысяч, сэр? – Хайрем датирует строительство пещеры 7100 годом до новой эры.

Питта такое известие заметно ошеломило.

– Иначе говоря, вы утверждаете, что за четыре тысячи лет до шумеров и египтян уже существовала развитая цивилизация?

– Я древнюю историю не открывал со школьных времен, – проворчал Сэндекер, – но припоминаю, что меня чему-то в этом роде учили.

– Археологи от восторга полопаются, переписывая тома исследований о доисторических культурах.

– Йегер и доктор О’Коннелл продвинулись и в расшифровке алфавитных надписей. Вроде бы речь идет о некой катастрофе мирового масштаба.

– Древняя цивилизация, стертая с лица земли глобальным катаклизмом? Если бы я не знал вас лучше, адмирал, я бы подумал, что вы говорите об Атлантиде.

Сэндекер ответил не сразу. Питт готов был поклясться, что слышит, как поскрипывают за восемь тысяч миль шестеренки в адмиральской голове. Наконец снова послышался его странно вздрагивающий голос:

– Атлантида, говоришь? – медленно произнес Сэндекер. – Как это ни удивительно, но ты можешь оказаться гораздо ближе к истине, чем думаешь.

Часть третья КОВЧЕГ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ВЕКА

22 4 апреля 2001 года Буэнос-Айрес, Аргентина

Певцы и музыканты оценивают главные оперные театры мира по акустике – качеству звука, который доносится от сцены к ложам и выше – к галерке. Для любителей оперы театры различаются скорее по изяществу и пышности интерьера. Некоторые известны вычурностью, другие славятся богатством, третьи – особой изобретательностью отделки. Но ни один не сравнится по величественности с Колумбовой оперой на авениде Девятого июля в Буэнос-Айресе.

Строительство театра началось в 1890 году, и расходов на него не жалели. Закончилось оно в 1908 году, и новое здание заняло целый квартал. Его огромная сцена помнила танец Павловой и Нижинского. Здесь дирижировал Тосканини, этот зал слышал голоса всех великих певцов от Энрико Карузо до Марии Каллас.

Невероятно сложные бронзовые украшения на барьерах, ярусы с рядами бархатных кресел, шитый золотом занавес, потолок, расписанный мастерами живописи. В вечера премьер вся элита Буэнос-Айреса шествует по итальянскому мрамору вестибюля под стеклянным куполом, поднимаясь по устланной ковром лестнице к роскошным ложам.

За минуту до начала увертюры к “Коронации Поппеи” Монтеверди были заняты все места, кроме одной ложи справа от сцены. Она все еще пустовала.

Но за несколько секунд до того, как стал гаснуть свет, в пустующей ложе появился мужчина в сопровождении четырех женщин. Все пятеро удобно устроились в бархатных креслах. Невидимые за занавесями, на страже застыли двое телохранителей во фраках. Каждая пара глаз, каждый бинокль в зале автоматически повернулись в сторону вошедших.

Женщины были потрясающе красивы именно той классической красотой, которая так редко встречается в жизни. Почти одинаковые светлые волосы вились золотыми кудрями, ниспадая чуть ниже обнаженных плеч. Красавицы держались с царственной неприступностью, сложив на коленях тонкие, изящные руки и глядя в оркестровую яму одинаковыми серо-голубыми глазами. Тонкие черты лица, высокие скулы и бронзовый загар, который можно приобрести, только катаясь на лыжах в Андах или принимая солнечные ванны на яхте в Баия-Бланка. Каждой из них на вид можно было дать не больше двадцати пяти, но на самом деле каждая была на десять лет старше. Легко угадывалось, что они сестры, и действительно, то были четыре из шести близняшек. Одежда не настолько скрывала пропорции тела, чтобы нельзя было понять, что все они стройны и поддерживают эту стройность постоянными упражнениями.

Длинные переливающиеся шелковые платья с оторочкой из черно-бурой лисы отличались лишь цветом. Сидящие полукругом женщины сияли как желтый, синий, зеленый и красный сапфиры. На каждой сверкала целая россыпь драгоценностей – ожерелья, кольца, браслеты, серьги. Необыкновенно чувственные и возбуждающие, они в то же время казались эфирными созданиями. С трудом верилось, что все они не только давно уже были замужем, но и произвели на свет по пятеро детей. Эти дамы неизменно присутствовали на открытии оперных сезонов, как на семейных праздниках. Они грациозно раскланивались со знакомыми, с улыбкой поглядывая на мужчину, занимавшего центральное положение в их ложе. Он же сидел прямо как жердь, с надменным видом игнорируя окружающих. У него был тот же цвет волос и глаз, что и у его сестер, но на этом сходство заканчивалось. На свой лад он был не менее красив, чем его ослепительные спутницы, но красотой мужской и суровой. Тонкая талия и узкие бедра поддерживали тело с плечами лесоруба и руками борца-тяжеловеса. Лицо квадратное, словно высеченное из мрамора, на подбородке ямка или, скорее, вмятина, нос прямой, а на голове – густая копна светлых волос, в которые любая женщина с удовольствием запустила бы свои коготки. Высокий и стройный – шести футов и шести дюймов ростом – он подобно башне нависал над сестрами с их пятью футами и десятью дюймами.

Когда он поворачивался и заговаривал с сестрами, на его лице появлялась дружелюбная белозубая улыбка, но его выдавали глаза, в которых не было ни капли тепла. Глаза пантеры, затаившейся в ожидании добычи в зарослях высокой травы.

Карл Вольф – директор-распорядитель колоссальной семейной финансовой империи, простирающейся от Китая и Индии через Западную Европу до Аляски и от Канады до мыса Горн, – был человеком очень богатым и влиятельным. Только его личное состояние оценивалось в сотни миллиардов долларов. Гигантский конгломерат компаний, принимающих участие в самых разных научных и технических программах, был известен в деловом мире как “Дестини Энтерпрайзес Лимитед”. В отличие от своих сестер Карл был холост.

Вольф и члены его семьи могли стать украшением высшего общества новой Аргентины. Карл был человеком современным, уверенным в себе, процветающим, но и он, и вся его семья вели жизнь очень скромную, особенно учитывая их огромное состояние. В семейном клане Вольфов, насчитывающем более двухсот человек, принято было держаться в тени, редко появляясь в фешенебельных ресторанах или на светских приемах. Женщин семьи Вольф почти никогда не видели в эксклюзивных магазинах и бутиках Буэнос-Айреса. Если не считать Карла, который всячески демонстрировал открытость, другие члены семейства держались замкнуто и неприметно. С чужими они практически не общались.

Еще никому, включая мировых знаменитостей и высших правительственных чиновников, не удавалось проникнуть сквозь этот своеобразный защитный панцирь. Мужчины, которых брали себе в мужья женщины Вольфов, появлялись как будто из ниоткуда и не имели прошлого. Вопреки обычаям, они брали фамилию семьи. Все, от новорожденных до новобрачных, будь то мужчины или женщины, носили фамилию Вольф. Это был уникальный клан, многочисленный и сплоченный. Об этом многим было известно, и, когда Карл и его сестры появлялись на открытии сезона в опере, это всегда давало пищу слухам.

Увертюра тем временем закончилась, занавес открылся, и публика неохотно повернулась от ложи к сцене.

Мария Вольф, сидевшая слева от Карла, наклонилась к нему и прошептала:

– Ну зачем, зачем ты подвергаешь нас этому ужасному испытанию?

Вольф с деланной улыбкой повернулся к сестре и прошипел:

– Затем, моя дорогая, что, если мы не будем иногда появляться на людях, правительство и публика начнут считать нас обществом заговорщиков, вынашивающих некие тайные планы. Лучше уж время от времени показываться в обществе, чтобы нас не принимали за посланцев каких-нибудь инопланетян, закулисно управляющих всей страной.

– Все равно надо было дождаться, пока Хайди не вернется из Антарктики.

– Ты права, – прошептала Гели, сидевшая справа от Вольфа. – Она единственная среди нас, кому нравится это ужасающе унылое зрелище.

Карл снисходительно потрепал сестру по руке:

– Ну, это я ей организую на следующей неделе, когда состоится премьера “Травиаты”.

Они уже привыкли не обращать внимания на пристальные взгляды публики, разрывающейся между интересом к загадочному семейству Вольфов и происходящим на сцене. Когда подняли занавес в третьем акте, в ложу вошел один из охранников и что-то прошептал Вольфу на ухо. Тот застыл в кресле, улыбка его погасла, лицо помрачнело.

– Вот что, дорогие сестрички, тут возникло срочное дело. Я должен уйти. Вы останетесь. Я заказал отдельный кабинет в “Плаза-Гриль” для ужина после спектакля. Начинайте без меня, я подъеду попозже.

Все четыре сестры разом отвернулись от сцены и посмотрели на брата с нескрываемой тревогой.

– Не мог бы ты все же объяснить, что случилось? – тихо спросила Гели.

– Да, нам тоже хотелось бы знать, – добавила Мария.

– Как только я все выясню, вы и узнаете, – пообещал он. – А пока наслаждайтесь представлением

Вольф поднялся и поспешно вышел из ложи, сопровождаемый одним из телохранителей. Другой остался охранять двери ложи снаружи. У бокового входа магната ожидал лимузин “Мерседес-Бенц-600” выпуска 1969 года, вот уже более сорока лет сохраняющий репутацию одного из самых роскошных и надежных автомобилей в мире. Улицы были забиты транспортом, но в Аргентине по-другому и не бывает. С позднего вечера до раннего утра на улицах Буэнос-Айреса постоянные пробки. Водитель направил длинный “мерседес” в район Ре-колета, расположенный вокруг роскошных парков Плаза-Франсия и Плаза-Интенденте-Альвеар. Реколета считается ответом Буэнос-Айреса на Мичиган-авеню в Чикаго и Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Вдоль трехполосных бульваров здесь размещаются рестораны, дорогие отели и дворцы частных резиденций.

Машина миновала обновленное кладбище Реколеты с его узкими мощеными дорожками между семью тысячами украшенных фресками и статуями мавзолеев, за обитателями которых надзирают ряды каменных ангелов. В том, что принадлежит семье Дуарте, покоится Ева Перон. Иностранцы обычно умиляются эпитафией над дверями склепа, где написано: “Не плачь обо мне, Аргентина! Я остаюсь с тобой”.

Шофер въехал в ворота сада мимо привлекающей взгляд ажурной кованой решетки, свернул на подъездной круг и остановился перед парадным входом большого особняка девятнадцатого столетия с колоннадой и увитыми плющом стенами, где до Второй мировой войны находилось посольство Германии. Через четыре года после окончания войны немецкое правительство перевело свое представительство в фешенебельный район Палермо-Чико. С тех пор дворец служил главным офисом корпорации “Дестини Энтерпрайзес Лимитед”.

Вольф вышел из машины и вошел в высокую дверь. Интерьер дома трудно было назвать роскошным. Мраморные полы и колонны, дорогие панели стен, мозаичный потолок напоминали о славном прошлом, но скудная меблировка и еще более скудная отделка свидетельствовали о строжайшей экономии. Наверх вела белая мраморная лестница, но Вольф вошел в замаскированный лифт. Кабина беззвучно поднялась, доставив его в большой конференц-зал, где собрались в ожидании Карла десять членов семьи Вольф – четыре женщины и шестеро мужчин разместились за тридцатифутовым столом тикового дерева. При появлении директора-распорядителя все встали. Как самый способный и предприимчивый из членов семьи, он в возрасте тридцати восьми лет получил пост главного руководителя семейной империи.

– Простите за опоздание, братья и сестры, но я прибыл, как только получил весть о трагедии. – Подойдя к седовласому человеку лет пятидесяти на вид, он порывисто обнял его.

– Это правда, отец, что “U-2015” погибла и Хайди вместе с ней?

Макс Вольф печально кивнул:

– Никаких сомнений. Твоя сестра вместе с Эриком, сыном Курта, и всем экипажем лежит на дне океана в Антарктике.

– Как, и Эрик тоже? – поразился Карл. – В опере мне не сказали, что он погиб. Я даже не знал, что он на борту. Это достоверные сведения?

– Наши службы перехватили переговоры высокопоставленного сотрудника НУМА с вашингтонским офисом, – подтвердил с противоположного конца стола Бруно Вольф, высокий мужчина, который вполне мог бы сойти за близнеца Карла, если бы его лицо не искажала гримаса ярости. – Проводя наш план устранения всех, кто имел касательство к эменитским древностям, подлодка открыла огонь по исследовательскому ледоколу НУМА. Но тут неизвестно откуда появилась американская атомная субмарина. Одной выпущенной ею ракеты хватило, чтобы уничтожить “U-2015” и всех людей на борту. Об уцелевших не сообщалось.

– Ужасная потеря. – Карл печально и сурово покачал головой. – Сразу двое членов семьи и прославленная “U-2015”. Та самая, что после войны перевезла наших дедов и ядро нашей империи из Германии.

– Мы не забудем о той бесценной службе, которую она несла многие годы, – добавил Отто Вольф, один из восьми врачей в семье. – Нам ее будет остро не хватать.

Люди за столом притихли. Они еще никогда в жизни не испытывали горечи поражения. Сорок пять лет, со дня основания, “Дестини Энтерпрайзес Лимитед” шла от успеха к успеху. Каждый проект, каждая операция планировались детально и тщательно. Никогда не возникало никаких чрезвычайных обстоятельств, которые не были бы учтены заранее. Все проблемы были ожидаемы, и для них предусматривалось соответствующее решение. Небрежность или некомпетентность попросту не имели права на существование. Семья Вольф пользовалась неограниченной властью – вплоть до нынешнего дня. И для них было крайне тяжело, почти невозможно, признать появление противника, им неподконтрольного.

Карл тяжело опустился в кресло во главе стола:

– Каковы потери среди членов семьи и наемного персонала за последние две недели?

Бруно Вольф, шурин Карла, открыл папку и просмотрел столбик цифр.

– Семь агентов в Колорадо, семь на острове св. Павла, в том числе наш кузен Фриц, который руководил операцией из вертолета, сорок семь человек на “U-2015”, среди которых Хайди и Эрик.

– Больше шестидесяти наших лучших людей и трое родственников менее чем за десять дней! – взорвалась Эльза Вольф, жена Бруно. – Да как вообще можно было такое допустить?!

– Тем более если вспомнить, что виной тому кучка университетских океанографов, которые мало чем отличаются от бескостных медуз! – гневно выпалил Отто.

Карл устало потер глаза:

– Должен напомнить тебе, дорогой Отто, что эти бескостные медузы убили дюжину наших опытнейших агентов, не считая еще двоих, которых мы были вынуждены ликвидировать сами, чтобы те не заговорили.

– Океанологи и морские инженеры – это, конечно, не профессиональные киллеры, – заметила успевшая овладеть собой Эльза. – Наш тайный агент, работающий под крышей НУМА, прислал мне личные дела тех, на чьих руках кровь наших сотрудников в Колорадо и на острове св. Павла. Это не обычные люди. Отчеты об их приключениях читаются как фантастический роман. – Она пустила по рукам стопку фотографий. – На первом снимке вы видите лицо адмирала Джеймса Сэндекера, генерального директора НУМА. Среди политической элиты Соединенных Штатов он пользуется глубоким уважением. Имея после вьетнамской войны завидный послужной список, он создал это управление по личному указанию президента и с тех пор им бессменно руководит. Его вес в Конгрессе Соединенных Штатов колоссален.

– Я его однажды встречал на конференции океанологов в Марселе, – припомнил Карл. – Да, такого противника не следует недооценивать.

– На следующей фотографии Рудольф Ганн, заместитель директора НУМА.

– А с виду хиляк и замухрышка, – заметил Феликс Вольф, главный юрист корпорации. – Такому и муху прихлопнуть силенок недостанет.

– А ему и ни к чему самому уметь убивать, – возразила Эльза. – Насколько нам удалось выяснить, это он придумал дьявольский план, стоивший нам семерых людей на острове св. Павла. Выпускник Академии ВМФ Соединенных Штатов. Сделал блестящую карьеру во флоте, а потом перешел в НУМА и стал правой рукой адмирала Сэндекера.

Бруно пристально всмотрелся в третью фотографию:

– А вот у этого типа вид такой, будто он может вырвать монету у тебя из брюха и ею же с тобой расплатиться.

– Альберт Джиордино, заместитель директора отдела специальных проектов НУМА, – пояснила Эльза. – Выпускник Американской академии ВВС. Бруно прав, Джиордино – клиент очень крутой. Послужной список его в НУМА заслуживает особого внимания. Папка с проектами, которыми он руководил, очень приличной толщины. Известно также, что он умеет убивать, и по той скудной информации, которая у нас есть, в гибели нашей группы на острове св. Павла повинны Ганн и он.

– И последняя фотография? – слегка поторопил Эльзу Отто.

– Этого зовут Дирк Питт. В океанографических кругах личность легендарная. Директор отдела специальных проектов НУМА, имеет репутацию человека эпохи Возрождения, рыцаря без страха и упрека. Не женат, коллекционирует классические автомобили. Тоже выпускник Академии ВВС, награжден несколькими медалями за героизм во время войны во Вьетнаме. Читать о его успехах не слишком приятно. Это он провалил нашу операцию в Колорадо. Он также был в Антарктиде, когда американская лодка потопила нашу “U-2015”.

– Очень жаль, – сказал Отто, не пытаясь скрыть гнева и по очереди оглядывая всех сидящих за столом. – Я предупреждал, что ошибкой было использовать ее вместо современного надводного корабля.

– Всего лишь неудачная попытка с нашей стороны сбить е толку противника, – примирительным тоном возразил Карл Вольф. – Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.

Бруно в ярости стукнул кулаком по столу.

– Мы обязаны отомстить этим людям! Они должны погибнуть.

– Ты лично отдал приказ убрать Питта, не согласовав ни с кем из нас, – резко парировал Карл. – Стоит напомнить, что попытка провалилась. Нам нужно действовать по плану, и я не хочу, чтобы наши силы отвлекались на мелочную месть.

– Ничего мелочного я в ней не вижу! – прямо возразил Бруно. – Эти четверо прямо виновны в смерти наших братьев и сестры, и это не должно остаться безнаказанным.

Карл смерил Бруно ледяным взглядом:

– А тебе ни разу не приходило в голову, милый братец, что, когда проект “Новый удел” будет доведен до решающего этапа, все они так или иначе погибнут ужасной смертью?

– Карл прав, – поддержала его Эльза. – Мы не имеем права отвлекаться от нашей истинной цели, как бы трагично это ни было для семьи.

– Вопрос закрыт, – твердо подытожил Карл. – Мы делаем то, что должны делать, а наше персональное горе будем считать частью цены.

– Кстати, теперь, когда хранилища в Колорадо и на острове св. Павла раскрыты посторонними, – добавил Отто, – не вижу, чего мы достигнем, продолжая тратить время, деньги и жизни, чтобы скрыть существование наших далеких предков.

– Согласен, – поддержал его Бруно. – Раз уж надписи попали в руки американского правительства, нам следует держаться в тени, пока они не расшифруют послание и не разгласят предупреждение эменитов о катастрофе по международным средствам массовой информации, избавив нас от необходимости делать это самим.

Карл опустил глаза, задумчиво разглядывая зеркальную поверхность стола.

– Наша самая серьезная проблема, – выдавил он наконец, – состоит в том, что история может выйти наружу слишком рано, до того, как стартует проект “Новый удел”, и тогда дезинформация приведет прямо к нашей двери.

– Тогда надо замутить воду раньше, чем ученые разгадают нашу уловку.

– По милости этих прилипал из НУМА весь мир может обрушиться на нас уже через две недели, – скривился Бруно и поднял глаза на Карла. – Брат, скажи, существует ли возможность, чтобы наши люди в Валгалле ускорили процесс подготовки и ужесточили график?

– Хм-м... Если я разъясню им причины срочности и опасность, которая нам грозит, думаю, они смогут сдвинуть дату запуска на десятый день от сегодняшнего.

– Десять дней! – мечтательно произнесла Криста. – Всего десять дней, и старый мир будет разрушен, а Четвертая империя восстанет из его пепла.

Карл торжественно кивнул:

– Если все пойдет согласно планам, которые наша семья тщательно разрабатывала с 1945 года, мы полностью изменим судьбу человечества на ближайшие десять тысяч лет.

23

Переброшенный вертолетом на ледовую станцию и пересекший наискосок западный угол Индийского океана до Кейптауна, Питт снова встретился с Пэт О’Коннелл, прилетевшей из Вашингтона. В компании с ней был доктор Бредфорд Хэтфилд, патологоанатом и археолог, специалист по изучению древних мумий. Все вместе они вылетели на остров св. Павла на самолете с вертикальным взлетом. Их встретила ледяная дробь дождевых капель, спущенных с цепи злобными тучами и подхваченных холодным бризом, бьющим в лицо. Кроме того, их встречали еще и “морские котики” – элитная группа подводных бойцов ВМФ Соединенных Штатов. Это были сильные, спокойные и очень уравновешенные парни, одетые в камуфляжную форму под цвет вулканической почвы острова.

– Добро пожаловать на затерянный акр Ада, – приветствовал гостей крупный широкоплечий мужчина, улыбаясь вполне доброжелательно. На плече у него прикладом вверх висело какое-то оружие, похожее на комбинацию автомата, ракетомета, снайперской винтовки и помповика двенадцатого калибра. – Лейтенант Майлз Джейкобс. Ваш проводник на этом острове.

– Вижу, адмирал Сэндекер полностью застраховался от возможного возвращения террористов, – заметил Питт, пожимая руку Джейкобса.

– Может, он и ушел из флота, – пожал плечами Джейкобс, – но его слово в верхних эшелонах по-прежнему значит очень много. Задачу защищать вас, сотрудников НУМА, мне ставил лично секретарь командующего.

Без долгих разговоров Джейкобс и четверо его людей – двое впереди, двое сзади – отвели Питта и его спутников на склон горы, где древняя дорога вела к пещере. Пэт уже наполовину промокла под накидкой, и ей не терпелось попасть в сухое место. Когда группа подошла к пещере, из-под арки выполз Джиордино. Вид у него был усталый, но при этом итальянец светился самодовольством, как капитан футбольной команды, выигравшей мировое первенство.

Пэт слегка удивилась, что такие суровые мужчины приветствуют друг друга объятиями и похлопываниями по спине. Столько было чувства в этих глазах, что Пэт могла бы поклясться: в них стояли слезы.

– Рад видеть тебя живым, дружище! – искренне признался Питт.

– И я рад, что ты снова уцелел, – ответил Джиордино, широко улыбаясь. – Слыхал я, ты снежками подводную лодку обстреливал.

Питт расхохотался:

– Сильно преувеличенные слухи, старина. Мы могли только грозить кулаками лобзываться, пока флот не прибыл на помощь.

– Доктор О’Коннелл! – Джиордино галантно поклонился и поцеловал руку в перчатке. – Только такая женщина, как вы, может осветить своим присутствием эту богом забытую дыру.

Пэт с улыбкой сделала реверанс:

– Я чрезвычайно горжусь, сэр, столь высокой оценкой моих скромных достоинств.

Питт повернулся и представил археолога.

– Альберт Джиордино, доктор Бред Хэтфилд. Бред приехал изучать ваши мумии.

– Мне говорили, что вы с Ганном нашли археологическое Эльдорадо, – встрепенулся Хэтфилд.

Он был высок и тощ, со светло-карими глазами, худым удлиненным лицом и негромким голосом. Во время разговора он сутулился и близоруко вглядывался в собеседника через большие роговые очки, вышедшие из моды еще в двадцатых годах.

– Заходите внутрь, от дождя подальше, заодно сами все и увидите.

Джиордино повел гостей по туннелю в первую камеру. Еще за пятьдесят футов в нос ударила ошеломляющая вонь от дыма и горелого мяса. “Котики” установили здесь генератор и вывели шланг от выхлопной трубы наружу, чтобы дым не шел в пещеру. От генератора питалась гирлянда ламп.

Никто не ожидал такого впечатляющего зрелища опустошения. Почерневшие стены покрылись густым слоем сажи. Немногие предметы, лежавшие на полу перед взрывом, буквально испарились.

– Что тут стряслось? – спросил удивленный Питт.

– Вертолетчик, который привез группу киллеров, решил, что стоит повеселиться, запустив сюда ракету, – объяснил Джиордино, спокойно и небрежно, будто рассказывал, как надо чистить яблоко.

– И вы с Руди находились здесь в тот момент?! – не поверил Питт. – Как же вы уцелели?

– Да уж, конечно, – усмехнулся Джиордино. – Здесь бы даже ты не уцелел. Видишь ту осыпь? Там ход, который ведет в соседнюю пещеру. Нас защитили камни старого обвала. Правда, после этого мы с Руди довольно долго почти ничего не слышали, да и в легкие набилось порядочно пыли, зато выжили.

– И все-таки чудо, что вас не поджарило, как вот этих парней, – с чувством сказал Питт, глядя на обугленные останки.

– “Котики” хотят здесь все прибрать и отвезти тела в Штаты для опознания.

– Господи, ужас-то какой! – вздохнула побледневшая Пэт, но профессиональный интерес взял верх. Она огляделась и принялась водить пальцами по остаткам надписей. Потом с неожиданной грустью отвернулась от потрескавшихся и осыпающихся стен.

– Они все уничтожили, подонки, – произнесла она безжизненным шепотом. – Стерли все. Ничего не осталось, что можно было бы разобрать.

– Да ничего страшного, – безразлично бросил Джиордино. – Во внутренней камере все без царапинки. Мумии малость запылились, но в остальном остались точно такими же, как тес когда-то сюда посадили.

– Посадили? – переспросил Хэтфилд. – Разве мумии не Лежат горизонтально в саркофагах?

– Нет, сидят себе ровненько в каменных креслах, как на Чаепитии.

– Но хотя бы тканью обернуты?

– Опять не угадали, док. Восседают, будто на заседании Конгресса, разнаряженные в платья, шляпы и сандалии.

Хэтфилд недоверчиво покачал головой:

– Я обследовал многие древние захоронения, где тела лежали туго спеленутые в гробах в зародышевых позах, в глиняных горшках, липом вниз или навзничь, даже в стоячем положении. Но никогда не слышал, чтобы мумии сидели, да еще без гробниц.

– Ну не переживайте вы так. Я туда свет провел, сейчас сами на все полюбуетесь.

За те часы, что Джиордино ожидал прибытия Питта и Пэт О’Коннелл, он уговорил “котиков” помочь ему расчистить завал, вынести камни наружу и спустить с горы. Туннель во внутренний склеп теперь был открыт, и можно было пройти спокойно, не перебираясь через груды обломков. Софиты заливали камеру светом ярче солнечного, и мумии в их экзотических одеяниях можно было рассмотреть во всех подробностях.

Хэтфилд протиснулся вперед и начал разглядывать первую мумию практически нос к носу. Он походил на человека, заблудившегося в раю. Открыв большой кожаный складной чемодан, ученый достал металлический обруч с лампой и увеличительным стеклом перед глазами, как у отоларинголога. Нацепив обруч на голову, включил лампу и подкрутил линзы, а потом осторожно смахнул пыль с ресниц мумии мягкой кисточкой. Остальные, затаив дыхание, взирали на священнодействие, ожидая приговора. Наконец он повернулся, снял обруч и заговорил. Слова его звучали торжественно, как проповедь в церкви.

– За все долгие годы, что я изучаю древние захоронения, – произнес он благоговейно, – я никогда не встречал так хорошо сохранившиеся тела. Даже глазные яблоки уцелели настолько, что можно различить цвет глаз.

– Так, может, они здесь всего сотню лет сидят, а то и меньше? – предположил Джиордино.

– Исключено. Ткань этих мантий, стиль сандалий, стрижка и прическа, одежда – все это абсолютно не похоже на что-либо из того, что мне довелось увидеть. И ни на что известное из письменных источников. Каков бы ни был метод бальзамирования, техника эта на порядок выше той, которую применяли для сохранения египетских мумий. Египтяне потрошили тела, вынимали внутренние органы, удаляли мозг через ноздри. Эти же тела не изуродованы ни снаружи, ни внутри. Как будто бальзамировщики их и не трогали вообще.

– Надписи, которые мы нашли в горах Колорадо, имеют возраст в девять тысяч лет, – тихо сказала Патриция. – Как, по-вашему, эти люди и предметы – той же эпохи?

– Без детального анализа я ничего конкретного сказать не могу, – уклончиво ответил Хэтфилд. – Точное время мне неизвестно. Но я готов поручиться, что эти мумии принадлежат культуре, совершенно неизвестной историкам.

– Они, должно быть, были потрясающие мореходы, если нашли этот остров и смогли его использовать как склеп для своих правителей, – заметил Питт.

– А зачем? – спросил Джиордино. – Почему бы им не хоронить мертвых где-нибудь в более удобном месте на побережье континента?

– Возможно, они просто не хотели, чтобы захоронение нашли, – отозвалась Пэт.

Питт задумчиво оглядел полукольцо мумий:

– Не уверен. Думаю, они все же рассчитывали, что в конце: концов гробница будет найдена. Они оставили послания в других подземных камерах за тысячи миль отсюда. Насколько я понимаю, вы с Хайремом Йегером установили, что надписи в Колорадо – это не просто моления богам, правящим царством мертвых?

– Несомненно. Но нам еще предстоит большая работа по расшифровке всех символов и их значения. Судя по тому немногому, что мы смогли расшифровать, эти надписи не носят погребального характера, скорее, это некое предупреждение о катастрофе, грозящей Земле в неопределенном будущем.

– Чьем будущем? – осведомился Джиордино. – Может быть, за последние девять тысяч лет она уже произошла?

– Никаких временных ориентиров мы пока не нашли, – с сожалением призналась Пэт. – Хайрем и Макс все еще работают над этим. – Она подошла к стене и смахнула пыль с рисунков на камне. Внезапно глаза ее вспыхнули энтузиазмом подлинного исследователя. – Боже мой! Да ведь эти надписи совсем не того стиля, что найденные в Колорадо! Это же иероглифическое письмо, где каждый символ изображает человека или животное!

Вскоре вся команда занялась соскребанием накопившейся за тысячелетия пыли и грязи с полированной поверхности скальной стены. Начав с четырех углов камеры, они постепенно продвигались к середине, пока под ярким светом софитов настенные иероглифы не предстали в самых четких подробностях

– И что же эти знаки изображают? – спросил Джиордино, ни к кому конкретно не обращаясь

– Определенно морской порт, – уверенно ответила Пэт. – Вот смотрите, здесь флот кораблей, как парусных, так и гребных, а сама гавань защищена волноломом с высокими башенками по краям. Очевидно, что-то вроде маяков.

– Да, похоже, – согласился Хэтфилд. – А здесь какие-то строения близ причалов, где пришвартовано несколько судов.

– И на них, кажется, идет погрузка и разгрузка, – подхватила Патриция, рассматривая рисунки через мощную лупу, с которой никогда не расставалась. – Заметьте, человеческие фигуры вырезаны с мельчайшими подробностями и на них такие же одежды, как на этих мумиях. А вот с этого корабля выгружают стадо каких-то странных животных.

Джиордино придвинулся поближе к Пэт и прищурился.

– Мама миа! – присвистнул он. – Да это же единороги! С виду совсем как лошади, только из макушки одиндлинный рог торчит.

– Фантазия резчика, – скептически буркнул Хэтфилд. – Такая же, как статуи несуществующих греческих богов.

– А откуда нам знать? – возразил ему Питт. – Может быть, девять тысяч лет назад единороги существовали, а потом вымерли вместе с волосатыми носорогами, мамонтами и саблезубыми тиграми?

– Ага, и еще заодно с Горгонами Медузами, у которых змеи вместо волос, и циклопами с единственным глазом во лбу.

– Горгулий и драконов не забудьте, – без тени улыбки встрял Джиордино.

– Пока не будут найдены кости или окаменелости, подтверждающие их существование, – воинственно заявил Хэтфилд, – я отказываюсь верить в существование всяких мифических тварей!

Питт не стал продолжать беспредметный спор. Его внимание привлек большой занавес из звериных шкур, прикрывающий стену за рядом мумий. Он аккуратно обогнул каменные кресла, очень осторожно приподнял край занавеса и заглянул под него. На лице его появилось загадочное выражение.

– Осторожнее! – предупреждающе вскрикнул Хэтфилд. – Они очень непрочные и могут рассыпаться в прах от малейшего прикосновения.

Питт, не обращая внимания на протест ученого, ухватил занавес обеими руками и поднял его над головой.

– Не смейте ничего трогать! – завопил Хэтфилд. – Это же бесценные реликвии. С ними надо обращаться очень деликатно, пока их не пропитают консервирующим составом.

– Смею предположить, то, что под ними, еще бесценнее, – бесстрастно отозвался Питт и кивком подозвал Джиордино: – А ну-ка, Ал, возьми парочку этих копий и давай поднимем на них занавеску.

Хэтфилд с побагровевшим лицом попробовал остановить Джиордино, но с тем же успехом он мог бы попытаться остановить бульдозер. Итальянец небрежно, как муху, отмахнул его в сторону, даже не взглянув на разъяренного археолога, ухватил два древних копья, упер их остриями в пол пещеры и тупыми концами поддел занавес. Питт тем временем направил два софита на обнажившееся пространство.

Пэт затаила дыхание, вглядываясь в четыре большие окружности на полированной стене. В каждой из них заключались какие-то непонятные чертежи.

– Очень странные символы, – сказала она после минутного изучения. – Что-то напоминают, только не пойму, что именно?

– Может, географические карты? – подсказал Джиордино.

– Карты чего?

У Питта на губах заиграла улыбка.

– Всего лишь Земли в четырех разных проекциях. Хэтфилд воззрился сквозь очки на чертежи, перегнувшись через плечо Пэт.

– Ерунда! – заявил он. – Эти рисунки не имеют ничего общего с земной географией. Они очень подробны, но больше напоминают какую-то воображаемую планету.

– Это потому, что мы не в силах представить себе очертания континентов и океанов за девять тысяч лет до нас.

– Вынуждена согласиться с доктором Хэтфилдом, – сказала Пэт. – Даже если это карты, то на них только цепочки чего-то вроде островов, больших и малых, с изрезанным побережьем, и какие-то волнистые знаки, возможно изображающие моря.

– Похоже на бабочку, расстрелянную из зенитки на фоне клякс Роршаха, – хмыкнул Джиордино.

– Всем минус пятьдесят баллов из-за неумения применять серое вещество, – покачал головой Питт. – Я был уверен, что уж кто-кто, а вы эту головоломку решите сразу.

– Так что же здесь видите вы? – жадно спросила Пэт.

– Четыре проекции Земного шара, наблюдаемого с антарктического континента девять тысяч лет назад.

– Шутки в сторону, – согласно кивнул итальянец. – Ты прав, как всегда, черт побери!

Пэт отступила на шаг назад, чтобы охватить взглядом всю картину.

– Да, пожалуй, теперь я вижу не только острова, но и материки. Но они расположены совсем на других местах. Как будто всю планету перекосило.

– Но где же Антарктида? – удивился Хэтфилд. – Что-то я ее не нахожу.

– Она у вас прямо перед глазами.

– Откуда такая уверенность? – недоверчиво прищурилась Пэт.

– Мне тоже было бы интересно знать, каким образом вы пришли к этому заключению? – поддержал ее Хэтфилд. Питт повернулся к Патриции:

– В вашей походной сумке найдется кусочек мела, чтобы выделить надписи на стенах?

– Мел – это вчерашний день, – улыбнулась она. – Теперь используется порошок талька.

– Хорошо, давайте его сюда. И несколько бумажных салфеток. Уж они-то точно найдутся у любой женщины.

Пэт запустила руку в карман и выдала Питту пачку салфеток. Потом покопалась в сумке, перебирая блокноты, фотопринадлежности и инструменты, пока не наткнулась на коробочку с тальком.

Питт тем временем полил салфетку водой из фляжки и смочил рисунки на стене, чтобы тальк плотнее пристал к вырезанным в камне линиям. Когда Пэт передала ему порошок, он стал посыпать им гладкую поверхность вокруг древнего изображения. Примерно через три минуты Питт отступил назад, откровенно любуясь своей работой, и торжественно провозгласил:

– Леди и джентльмены, я дарю вам Антарктиду!

Трое зрителей напряженно всматривались в неровную корку белого талькового покрытия, но Питт несколькими взмахами руки стер лишнее, и открылся вытравленный в камне рисунок. Теперь в нем усматривалось явное сходство с контурами континента южного полюса.

– Так что же это означает? – возмутилась сбитая с толку Пэт.

– А это всего лишь означает, – объяснил Питт, жестом указывая на мумии, сидящие на тронах, – что эти древние люди ходили по Антарктиде за тысячи лет до современного человека. Они исследовали ее побережье и нанесли на карту, когда материк еще не был покрыт снегом и льдом.

– Чушь! – возмущенно фыркнул Хэтфилд. – Научно доказано, что вся территория континента, не считая трех процентов поверхности, уже миллионы лет покрыта слоем льда!

Питт несколько секунд молчал. Он смотрел на мумифицированные фигуры, как на живых, переводил взгляд с одного лица на другое, как будто пытаясь обменяться с ними какой-то мыслью. И, наконец, протянул руку к древним безмолвным мертвецам.

– Ответ, – сказал он с непоколебимой убежденностью, – придет от них.

24

После ланча Хайрем Йегер вернулся к своему компьютеру. В руках он нес большую картонку со щенком бассет-хаунда, которого он вытащил из городского приюта для бездомных животных за несколько часов до того, как беднягу должны были усыпить. Его прежний пес, золотистый ретривер, умер от старости, и Йегер всенародно поклялся, что другой собаки больше не заведет, но дочери-подростки так ныли, выпрашивая новую собачку и грозя даже забросить школу, если ее не купят, что у него просто не было выбора. Хайрем мог утешаться лишь тем, что он не первый отец, которого дети уломали принести домой животное.

Вообще-то он думал взять ретривера, но стоило ему заглянуть в грустные глаза бассета, увидеть его неуклюжее тело, короткие толстые лапы и волочащиеся по земле уши, и он попался на крючок. Расстелив вокруг стола газеты, Йегер позволил щенку свободно по ним бродить, но пес решил, что удобнее всего лежать в открытой коробке на подстилке и смотреть на хозяина. И оказалось, что почти невозможно оторвать взгляд от этих влажных печальных глаз.

Однако Йегер усилием воли все-таки заставил себя переключиться на работу и вызвал Макс. Она появилась на мониторе и набычилась:

– Ты просто жулик и проходимец, Хайрем! Тебе обязательно было заставлять меня ждать так долго?

Вместо ответа тот опустил руки вниз и поднял щенка, представляя его на обозрение компьютерной богини.

– Ты уж прости, что задержался; всего лишь съездил кое-куда и прихватил для дочек вот эту псинку.

Лицо Макс сразу смягчилось.

– Прощаю. Очень симпатичный щенок. Девчонки будут в восторге.

– Как там у тебя с расшифровкой?

– Я в общем-то уже выяснила значение символов, но придется еще какое-то время поработать, преобразуя их в понятия, которые можно перевести на английский.

– И много накопала?

– Много! – не без гордости ответила Макс.

– Тогда докладывай.

– Около семитысячного года до новой эры мир перенес глобальный катаклизм.

– Есть предположения, как это было?

– Да, это было зашифровано на карте небесной сферы на потолке пещеры в Колорадо. Я еще не до конца перевела весь рассказ, но вроде бы речь идет о том, что сразу две кометы прилетели с дальней периферии солнечной системы и устроили весь этот переполох.

– Ты уверена, что это были не астероиды? Я хоть и не астроном, но впервые слышу, чтобы две кометы двигались по параллельным орбитам.

– На небесной карте четко показаны два небесных тела с длинными хвостами, идущие бок о бок на столкновение с Землей.

Йегер опустил щенка в коробку, погладил и задумчиво произнес:

– Две кометы столкнулись с Землей в одно и то же время. Если они были достаточно крупными, то должны были вызвать колоссальное потрясение.

– Извини, Хайрем, я ненамеренно ввела тебя в заблуждение, – сказала Макс. – С Землей столкнулась только одна комета. Другая обогнула Солнце и исчезла в глубинах космоса.

– На звездной карте указано, куда упала комета?

Макс покачала головой.

– Точно нет, однако, судя по описанию, место столкновения где-то в Канаде. Скорее всего, в районе Гудзонова залива.

– Макс, ты прелесть, и я тобой горжусь. – Йегер снова поднял щенка, положил на колени, и тот немедленно заснул. – Ты просто классный детектив!

– Раскрытие преступлений, совершенных обычными людьми, – для меня детская игра! – заносчиво парировала Макс.

– Итак, мы имеем падение кометы в некой канадской провинции году этак в 7000 до новой эры, отчего произошел Всемирный потоп и прочие неприятности. Я тебя правильно понял?

– Это только отправная точка. Сама же история начинается значительно позже – описанием народа и цивилизации, существовавшей до катаклизма, и их последующей судьбы. Погибли почти все. Жалкая горстка уцелевших была слишком слаба, чтобы заново отстроить империю, поэтому свое божественное предначертание эти люди усмотрели в том, чтобы странствовать по свету, обучать примитивные племена, сохранившиеся в дальних уголках Земли, и строить монументы-хранилища, предупреждающие о грядущем катаклизме.

– Но почему они ожидали угрозы из космоса?

– Насколько я могу понять, они были отличными астрономами и предвидели возвращение второй кометы, которая довершит картину полного разрушения, сотворенного первой.

Йегер почти лишился дара речи:

– Послушай, Макс, если я правильно понимаю, ты утверждаешь, что действительно существовала цивилизация, которая называлась Атлантидой?

– Этого я не говорила! – раздраженно огрызнулась Макс. – И пока даже не определила, как называли себя эти Древние люди. Знаю только, что расшифрованные сведения лишь отдаленно напоминают легенду, дошедшую к нам от Платона, знаменитого греческого философа. В его записи разговора, который произошел за двести лет до него между его предком, греческим государственным деятелем Солоном, и египетским жрецом, содержится первое письменное упоминание о стране, называемой Атлантида.

– Ну, эта легенда, положим, известна любому школьнику, – заметил Йегер, чьи мысли неслись кувырком от открывающихся перспектив. – Жрец говорит о континенте, размером больше Австралии и располагавшемся к западу от Геркулесовых столбов несколько тысяч лет назад. Научно доказано, что такого континента не было. По крайней мере, между Западной Африкой и Карибами. Сейчас принято считать, что легенда основана на землетрясении и наводнении, вызванных извержением вулкана Санторин, которые погубили великую микенскую цивилизацию на Крите. Лично мне представляется, что Платон всего лишь создал одно из первых в истории произведений в жанре научной фантастики.

– Так ты считаешь, что данное Платоном описание Атлантиды в диалогах “Критий” и “Тимей” – это выдумка?

– Не совсем описание, Макс, – поправил Йегер. – Платон ведь рассказывает о ней в форме диалога – жанр, весьма популярный в древней Греции. Повествование как бы не связано с автором, но представляется читателю двумя или более рассказчиками, один из которых задает вопросы другим. И я действительно верю, что Платон выдумал Атлантиду да еще и злорадствовал при этом, предвкушая, как следующие поколения проглотят наживку, напишут на эту тему тысячи книг и будут вести бесконечные споры.

– Какой же ты упрямый тип, Хайрем, – поморщилась Макс. – Ты ведь и в предсказания известного экстрасенса Эдгара Кейса не веришь?

Йегер медленно покачал головой:

– Кейс утверждал, что видел падение и возрождение Атлантиды в Карибском море. Но если бы в этом регионе некогда существовала развитая цивилизация, остались бы следы на сотнях островов. Пока же не найдено никаких признаков столь древней культуры хотя бы в виде черепков.

– А прямоугольные блоки, которые образуют подводную дорогу близ Бимини?

– Всего лишь геологическая аномалия, какие встречаются и в других морях.

– А каменные колонны на дне моря у побережья Ямайки?

– Уже доказано, что это бочки сухого цемента с затонувшего корабля, окаменевшие в воде. Дерево сгнило, цемент остался. Макс, смотри в лицо фактам. Атлантида – это миф.

– Ты старый, упрямый тупица, Хайрем! Тебе это уже говорили?

– Я утверждаю только то, что есть на самом деле. И не собираюсь принимать на веру древнюю цивилизацию, которой

– Писатели-фантасты приписывают ракетные корабли и автоматические мусоропроводы.

– Ну да, как же, он у нас еще и скептик! – не преминула вставить Макс с неподражаемой иронией. – Вот в этом как раз и вся загвоздка. Атлантида, о которой мы говорим, – отнюдь не один огромный город, населенный Леонардо да Винчи и Эдисонами и окруженный каналами, как описывал ее Платон. Из того, что я выяснила, выходит, что этот древний народ был конгломератом малых наций-мореплавателей, которые обошли весь Земной шар и нанесли его на карту за четыре тысячи лет до того, как египтяне стали строить пирамиды. Они покорили океан. Умели использовать течения и накопили астрономические и математические знания первоклассных навигаторов. Создали цепь портовых городов на побережьях и построили торговую империю, добывая и перевозя руды, которые сами же превращали в металл – в отличие от других современных им народов, проживавших выше и дальше от моря, ведших кочевую жизнь, а потому переживших катастрофу. А мореплаватели, их суда и прибрежные поселения были уничтожены гигантскими приливными волнами и сгинули без следа. И все, что осталось от их портов и гаваней, лежит сейчас глубоко под водой и занесено слоем ила в сотни футов толщиной.

– Ты что, со вчерашнего вечера успела так много расшифровать и сопоставить? – спросил Йегер, не скрывая удивления.

– Я не лежачий камень, – менторским тоном сказала. Макс, – И могу добавить, что не сидела, сложа микросхемы.

– Макси, ты гений!

– Ну, знаешь, это уже преувеличение. В конце концов, это же ты меня создал.

– Ты мне такое порассказала. Да-а, тут есть над чем мозгами пораскинуть.

– Мой тебе совет, Хайрем: поезжай домой. Своди жену с дочками в кино. Отоспись как следует, пока я тут буду искрить Микрочипами. Пивка попей. Можешь и рюмочку пропустить.

А когда утром придешь свеженький, я тебе действительно выдам такую информацию, от которой у тебя волосы дыбом встанут.

25

Когда Пэт сфотографировала карты полушарий из погребальной камеры и закончила их подробное описание, ее вместе с Джиордино доставили на самолете в Кейптаун. Там они навестили Руди Ганна, поправляющегося после операции. Во время бурной радостной встречи Ганн уговорил Ала вывезти его на самолете из Южной Африки. Тот охотно согласился выкрасть коллегу из больницы и с умелой помощью Пэт доставил упрямого коротышку, минуя врачей и сестер, через цокольный этаж госпиталя прямо к лимузину с эмблемой НУМА. Оттуда они помчались в аэропорт, где пассажиров уже поджидал личный самолет адмирала Сэндекера, готовый отвезти их в Вашингтон.

Питт остался на острове с доктором Хэтфилдом и “котиками”. Они тщательно паковали находки и следили за их доставкой на исследовательское судно НУМА, прибывшее к тому времени к острову св. Павла. Археолог хлопотал над мумиями, подобно няньке, бережно заворачивая их в одеяла и укладывая в деревянные ящики, в которых им предстояло доехать до его лаборатории в Стенфордском университете. Там их начнут изучать всерьез.

Когда в вертолет погрузили последнюю партию найденных, Хэтфилд улетел вместе с ней на корабль. Питт проводил геликоптер взглядом, повернулся и пожал руку лейтенанту Джейкобсу.

– Спасибо за помощь, лейтенант, и поблагодарите от моего имени ваших людей. Без вас мы ни за что бы не справились.

– Нам не часто поручают возиться со старыми мумиями, – усмехнулся Джейкобс. – Скукота. Мне иногда даже хотелось, чтобы снова появились террористы и попытались их у нас украсть.

– Ну, знаете, лейтенант, я бы не назвал их террористами в строгом смысле этого слова.

– Убийца есть убийца, как его ни назови, – хмыкнул Джейкобс.

– Вы возвращаетесь в Штаты?

– Да. У нас приказ доставить трупы нападавших, с которыми так здорово разобрались ваши друзья, в мемориальный госпиталь Уолтера Рида, округ Колумбия, чтобы там их исследовали и идентифицировали, если это возможно.

– Удачи вам, – от души пожелал Питт. Джейкобс коротким жестом отдал честь:

– Спасибо, сэр. Быть может, еще доведется встретиться.

– Если да, то лучше бы где-нибудь на пляже на Таити.

Сквозь вечную морось над островом Питт смотрел, как флотский самолет с вертикальным взлетом завис над пятачком и как “котики” резво грузятся на борт. Через минуту самолет скрылся в низких облаках. Питт проводил его взглядом. Теперь на острове остался только он один.

Обойдя опустевший склеп, он в последний раз посмотрел на карты полушарий, вырезанные в дальней стене. Софиты уже убрали, и Питт подсвечивал себе фонарем.

Какие древние картографы вырезали эти невероятно точные карты Земли столько тысячелетий назад? Как они могли знать контуры Антарктиды, если она скрыта под толстым ледовым одеялом? Может быть, несколько тысяч лет назад климат на полярном континенте был теплее? И даже годился для жизни?

Картина свободной ото льда Антарктиды была не единственным несоответствием. Питт об этом не упоминал, но его заинтересовало расположение других континентов, в частности Австралии. Они находились совсем не там, где им полагалось. Он заметил также, что обе Америки, Европа и Азия сдвинуты почти на две тысячи миль к северу. Почему же древние, так точно рассчитавшие очертания берегов, сдвинули континенты настолько далеко от тех мест, где им следовало быть? Это озадачивало.

Древние мореходы по своим научным знаниям далеко превосходили тех, кто пришел им на смену. Какое же послание хотели они передать через вечно бурное море времени? Что вырезали на этой стене – послание надежды или предостережение о грядущих бедах?

Поток мыслей Питта был прерван шумом лопастей и рокотом мотора. Вертолет вернулся и готов был отвезти Питта на корабль. С некоторой неохотой он отвлекся от своих мыслей, выключил фонарь и вышел из темной опустевшей пещеры.

Не тратя времени на ожидание правительственного транспорта, Питт за свой счет вылетел из Кейптауна в Йоханнесбург, а оттуда Южно-африканскими авиалиниями в Вашингтон. Почти весь полет он проспал, только вышел пройтись и размять ноги на Канарах, где самолет садился на дозаправку. Когда он вышел из терминала аэропорта Даллеса, время близилось к полуночи, поэтому он был приятно удивлен, увидев у тротуара “форд” – кабриолет 1936 года с опущенным верхом.

Машина была из его коллекции, но казалось, что она перенеслась сюда из Калифорнии пятидесятых годов. Ее корпус и радиатор, выкрашенные в темно-бордовый “металлик”, лаково сияли в огнях аэропорта.

Автомобиль и сам по себе привлекал взгляды прохожих, но женщина, сидевшая за рулем, выглядела ничуть не менее привлекательно. Длинные соломенного цвета волосы прикрывал от ветра цветной шарф. Высокие подчеркнутые скулы фотомодели, полные губы, короткий прямой нос и завораживающие фиалковые глаза делали ее мечтой любого ценителя женской красоты. На ней был просторный альпаковый свитер цвета осенних листьев и твидовые темно-зеленые слаксы. На плечи был накинут короткий темно-зеленый плащ.

Член Палаты представителей от штата Колорадо Лорен Смит просияла неотразимой улыбкой:

– Не припомнишь, Дирк, сколько раз я встречала тебя словами: “С возвращением, моряк”?

– Раз восемь, как минимум, если мне не изменяет память, – усмехнулся Питт, от души радуясь, что его давняя романтическая любовь сумела-таки выкроить время из своего напряженного расписания и подобрать его в аэропорту на его же машине.

Закинув сумку на заднее сиденье, Питт уселся рядом с Лорен, склонился к ней и с нежностью приник к ее губам. Когда же он наконец разжал объятия, та судорожно перевела дыхание:

– Эй, поаккуратнее, любовничек, меня судьба Клинтона как-то не привлекает!

– А она тебе и не грозит, – парировал Питт. – Публика даже приветствует романы женщин-политиков.

– Это тебе так только кажется, – сказала Лорен, перебрасывая рычаг зажигания на рулевой колонке и нажимая кнопку стартера. Двигатель завелся с полуоборота и чуть слышно заурчал. – Куда прикажешь отвезти, в твой ангар?

– Да нет, мне бы надо заскочить в НУМА хоть на минутку, глянуть, что пришло по электронной почте на мой компьютер, и узнать, как обстоят дела у Хайрема Йегера по той проблеме, над которой мы сейчас работаем.

– Слушай, да ты просто уникум! Наверное, ты единственный человек во всей стране, у кого нет дома персонального компа.

– А я и не хочу, чтобы он там был, – вполне серьезно ответил Питт. – У меня слишком много работы, чтобы тратить свободное время на странствия по Интернету и ответы на дурацкие запросы.

Лорен отъехала от тротуара и направила “форд” на широкую автостраду, ведущую к городу. Питт сидел молча, весь во власти каких-то своих мыслей, когда впереди показался памятник Вашингтону, подсвеченный снизу прожекторами. Лорен достаточно хорошо знала Дирка, чтобы не мешать ему уноситься в эмпиреи. Через несколько минут он все равно возвращался на землю.

– Что нового в Конгрессе? – вышел он наконец из состояния задумчивости.

– А тебе не все равно? – отмахнулась она.

– Так скучно?

– Дебаты по бюджету – штука тоскливая и крайне нудная. – Тут Лорен понизила голос: – Я слышала, Руди Ганн серьезно ранен?

– Серьезно, но один хирург в ЮАР, большой специалист по восстановлению костей, отлично с ним поработал. С полгодика Руди, конечно, похромает, но руководить проектами НУМА вполне сможет, даже сидя за столом.

– Ал вскользь упоминал, что тебе тоже здорово досталось в Антарктике.

– Куда меньше, чем им с Руди на островке, по сравнению с которым Алькатрас покажется ботаническим садом. – В голове у него внезапно возникла идея. Он повернулся к Лорен и спросил: – Ты ведь, кажется, входишь в Комитет по международным торговым отношениям?

– Есть такое дело.

– А знаешь какие-нибудь крупные международные корпорации в Аргентине?

– Ну, так сразу не припомнишь. Летала я туда пару раз, встречалась с их министром финансов и министром торговли, но исключительно на официальном уровне. А что именно тебя интересует?

– Никогда не слышала об организации с названием типа “Новый удел Инкорпорейтед” или “Четвертая империя Лимитед”?

Лорен надолго задумалась:

– Однажды меня познакомили с директором-распорядителем “Дестини Энтерпрайзес Лимитед” – мы тогда прибыли в Буэнос-Айрес с торговой миссией. “Дестини” переводится как “судьба”, “предназначение”, “удел”, не так ли? Если не ошибаюсь, его звали Карл Вольф.

– И давно это было? – быстро спросил Питт.

– Года четыре назад.

– Хорошая у тебя память на имена.

– Карл Вольф – мужчина красивый, стильный, с потрясающим обаянием. Таких мужиков женщины не забывают.

– Какого же черта ты тогда продолжаешь водиться со мной?

Она взглянула на него с поддразнивающей улыбкой:

– А еще женщин тянет к мужчинам приземленным, грубым и хищным.

– Грубый и хищный – это точно про меня!

Питт обнял ее за плечи и слегка прикусил зубами мочку уха. Лорен с деланным возмущением отстранилась:

– Прекрати, грубый хищник, я же за рулем!

Он нежно погладил ее колено и откинулся на сиденье. Глядя на звезды, весело подмигивающие сквозь ветви деревьев, уже начинающих выпускать молодые листочки, Питт вертел в уме услышанное имя. Карл Вольф. Типично германское. Надо будет поближе приглядеться к этой самой “Дестини Энтерпрайзес”, пусть даже эта версия окажется тупиковой.

Лорен вела машину профессионально плавно и ровно, ловко расходясь с немногочисленными автомобилями, которые попадались на шоссе в ночное время. Потом свернула на дорожку, ведущую к подземной парковке здания НУМА. Из будки вышел охранник, узнал Питта и махнул рукой, пропуская и не сводя восхищенного взгляда с коллекционного “форда”. На главном уровне стояло всего три машины. Лорен остановилась рядом с лифтами и выключила фары и двигатель.

– Мне пойти с тобой? – спросила она.

– Да нет, не стоит, я долго не задержусь, – ответил Питт, выходя из салона.

Поднявшись на лифте в центральный вестибюль, он вынужден был отметиться у охранника возле стойки, окруженной телемониторами, на которых просматривались все уголки здания.

– Внеурочная работа, сэр? – сочувственно осведомился секьюрити.

– Да я всего на пару минут, – ответил Питт, подавляя зевок.

Перед тем как подняться к себе в кабинет, Питт по наитию решил заскочить на десятый этаж. Интуиция не подвела: Хайрем Йегер все еще жег полночные огни. Когда Питт вторгся в его владения, Хайрем поднял на него красные от недосыпания глаза, а из своего кибернетического континуума ему приветственно улыбнулась Макс.

– Дирк, старина! – обрадовался Йегер, поднимаясь со стула. Руки его заметно подрагивали. – Никак не ожидал, что ты объявишься здесь посреди ночи!

– Да вот решил посмотреть, как вы с доктором О’Коннелл разгребаете пыль веков, – добродушно отозвался Питт.

– Терпеть не могу избитые метафоры, – поморщилась Макс.

– Ну и держи язык за зубами! – рявкнул Йегер с притворным раздражением, после чего снова обратился к Питту: – Я оставил доклад о наших последних достижениях на столе у адмирала сегодня в десять вечера.

– Вот и отлично! Я его прихвачу, а завтра с утра верну.

– Можешь не торопиться. У него встреча с директором Национального агентства по океанографии и атмосферным исследованиям, так что они минимум до полудня протреплются.

– Между прочим, тебе сейчас полагается быть дома с женой и дочками, – укоризненно покачал головой Питт.

– Мы тут задержались допоздна с доктором О’Коннелл, – покаянно ответил Йегер, протирая кулаками глаза. – Вы с ней разминулись буквально на минуту.

– Она что же, сразу после перелета бросилась работать и даже не отдохнула? – изумился Питт.

– Замечательная женщина! Не будь я женат, бросил бы сердце к ее ногам.

– Ну, тебе всегда нравились женщины-ученые.

– Точно. Я и сейчас готов повторить, что мозги выше красоты.

– Ты не хочешь мне что-нибудь рассказать до того, как я погружусь в твой доклад? – спросил Питт.

– Могу поведать потрясающую историю, – задумчиво произнес Йегер.

– Полностью согласна, – поддержала его Макс.

– А ты не встревай, это конфиденциальный разговор, – сухо сказал Йегер, отключая компьютер. Он выпрямился и потянулся. – Так вот, мы получили совершенно невероятные данные о древней цивилизации мореходов, обитавших на Земле задолго до возникновения современной письменной истории. Почти все они погибли при столкновении кометы с нашим шариком больше девяти тысяч лет назад. Гигантские волны залили портовые города, которые эти удивительно башковитые ребята понастроили чуть ли не по всему свету. Они жили и умерли в незапамятном веке и другом мире – совсем не таком, каков он сейчас.

– Когда я последний раз разговаривал с адмиралом, он не стал априори отметать гипотезу о существовании Атлантиды, – заметил Питт.

– Это его личное мнение, но затонувший континент в середине Атлантики в картинку не вписывается, – покачал головой Йегер. – Однако у меня нет сомнений в том, что некогда существовал союз прибрежных государств, чьи мореплаватели обследовали все моря и составили карты всех континентов. – Он устало посмотрел на Питта. – Снимки, сделанные Пэт с надписей в погребальной камере и с картографических проекций, сейчас в фотолаборатории. С утра мне их выдадут, чтобы ввести в компьютер. Тогда, возможно, мы узнаем намного больше.

Питт задумчиво произнес, как будто рассуждая про себя:

– Между прочим, на древних картах расположение континентов заметно не совпадает с современным. Масса абсолютно необъяснимых смещений.

Йегер тоже задумался, моргая воспаленными глазами.

– Знаешь, мне начинает казаться, что случилось нечто еще более катастрофическое, чем просто столкновение с кометой. Я просмотрел геологические данные, накопившиеся в наших архивах за последние десять лет, и обнаружил ряд любопытных фактов. Последний ледниковый период закончился неожиданно быстро, и тут же последовала резкая флуктуация уровня моря. Сейчас он на триста футов выше, чем был девять тысяч лет назад.

– Иначе говоря, все прибрежные постройки атлантов, если даже от них что-то осталось, находятся сейчас глубоко под водой?

– Не говоря уже о придонном слое ила.

– А они действительно называли себя атлантами? – спросил Питт.

– Вряд ли они вообще знали это слово, – ответил Йегер. – Атлантида – слово греческого происхождения и означает “дочь Атланта”. Лишь благодаря Платону оно сохранилось в веках и стало известно всему миру. Сегодня каждый, кто умеет читать, и многие из тех, кто не умеет, знают об Атлантиде. В наше время этим словом называют что ни попадя – курорты, технологические и финансовые компании, сети магазинов, спортивные общества и кучу всяких товаров, в том числе вина и продукты. О пропавшем континенте написаны тысячи книг и статей и снято множество фильмов и телепрограмм. Но до сих пор всерьез верили в версию Платона лишь те, кто верил также в НЛО, снежного человека и Санта-Клауса.

Уже подойдя к двери, Питт неожиданно обернулся:

– Интересно, что скажут люди, когда узнают, что древняя цивилизация на самом деле существовала?

Йегер усмехнулся:

– Полагаю очень многие торжествующе воскликнут: “А что я вам говорил!”

Выйдя из лифта на верхнем этаже, где располагались офисы высшего руководства НУМА, Питт сразу обратил внимание, что лампы в коридоре, ведущем к кабинету адмирала, горят вполнакала. Еще более странным показалось ему, что они вообще включены, но для того могли быть самые разные причины. В конце коридора Питт толкнул дверь, ведущую в приемную и личный конференц-зал адмирала. Проходя мимо стола Джулии Вулф, бессменной секретарши Сэндекера, он отчетливо различил резкий запах цветущих апельсинов.

Остановившись в дверях, он нашарил выключатель, но свет включить не успел, потому что в тот же миг кто-то выскочил из темноты, бросился на Питта и с силой боднул его головой в живот. Не ожидая нападения, тот слишком поздно напряг мышцы. В последний момент он успел откачнуться назад и остался на ногах, но согнулся пополам от удара под ложечку. Превозмогая боль, он попытался схватить противника, но его руку с легкостью отбили в сторону, и непрошеный гость стремительно помчался по коридору за его спиной.

Пытаясь вдохнуть и прижимая руку к солнечному сплетению, Питт нашарил наконец выключатель и зажег свет. Одного взгляда на стол Сэндекера хватило, чтобы понять, что искал ночной взломщик. Будучи фанатичным аккуратистом, адмирал тщательно следил за порядком на своем рабочем столе и каждый вечер перед отъездом в свои апартаменты в отеле “Уотергейт” все документы, ручки и прочее убирал в ящики. Сейчас стол тоже был девственно чист, а это означало, что доклад Йегера о древних мореходах пропал.

Живот будто завязало тугим узлом, но Питт все же заставил себя преодолеть коридор и бросился к лифтам. Тот, что увозил вора, ехал вниз, второй стоял этажом ниже. Питт в бешенстве стукнул кулаком по кнопке вызова и принялся ждать, одновременно массируя мышцы и делая глубокие вдохи, чтобы восстановить дыхание. Двери лифта открылись. Питт прыгнул внутрь и нажал кнопку цокольного этажа, где находилась парковка. Лифт пошел вниз быстро и без остановок, за что оставалось только мысленно возблагодарить фирму “Отис”[279].

Он выскочил раньше, чем двери полностью раскрылись, и ринулся к своему “форду”, успев заметить скрывающуюся за воротами пару хвостовых огней. Распахнув дверцу водителя, Питт отпихнул Лорен в сторону и врубил зажигание.

– Где горит? – вопросительно посмотрела на него она.

– Ты разглядела мужчину, который только что отъехал? – отрывисто спросил Питт, выжимая сцепление.

– Конечно, дорогой. Только не мужчину, а женщину. Очень красивая, в дорогом меховом манто поверх кожаного брючного костюма.

Лорен всегда отличалась редкой наблюдательностью и никогда не упускала из виду подобные детали. Двигатель “форда” взвыл, шины с душераздирающим визгом прочертили две резиновых полосы на бетонном полу. У распахнутых ворот с погнутыми створками стоял охранник, растерянно пялясь вдаль.

– Куда они поехали? – рявкнул Питт, притормозив рядом с ним.

– Вылетели, как черти, я даже опомниться не успел, – виновато потупился секьюрити. – Свернули на юг. Полицию вызывать, сэр?

– Вызывать, разиня! – снова рявкнул Питт и дал полный газ, бросая “форд” в указанном направлении. – Что за машина у этой дамочки? – резко обратился он к Лорен.

– Черный “Крайслер 300М” с двигателем три с половиной литра мощностью двести пятьдесят три лошадиных силы. Разгон от нуля до пятидесяти миль в час за восемь секунд.

– Ты знаешь его параметры? – удивился Питт.

– Разве ты не помнишь? У меня самой та же модель.

– Прости, в суматохе как-то запамятовал.

– А какова мощность твоего антикварного чуда? – крикнула Лорен, перекрывая рев мотора.

– Порядка двухсот двадцати пяти, – ответил Питт, выворачивая машину на шоссе с такой скоростью, что ее занесло на все четыре колеса.

– Тогда у них преимущество.

– Ничего, у меня вес почти на тысячу фунтов меньше, – спокойно сказал Питт, переключая скорости. – У нашей воровки может быть выше предельная скорость и устойчивость на поворотах, зато я куда быстрее разгоняюсь.

Модернизированный движок утробно рычал, набирая обороты. Стрелка спидометра подбиралась к девяноста пяти, когда Питт переключился на коробку скоростей “Коламбиа” – мысленно поблагодарив себя за то, что в свое время успел оснастить ею свою машину, – и включил повышающую передачу. Обороты немедленно упали, рев стих, а стрелка скакнула за отметку сто миль в час.

В будний день в час ночи движение не слишком интенсивное. Вскоре Питт засек черный “крайслер” в лучах придорожных фонарей и начал его догонять. Водитель гнал “крайслер” всего миль на двадцать в час быстрее разрешенной в это время скорости, но стремительная машина еще и близко не подошла к своему пределу. Причем гнал по свободной правой полосе, явно стараясь скорее избежать контакта с полицией, чем опасаясь преследования.

Когда расстояние между “фордом” и “крайслером” сократилось до трехсот ярдов, Питт стал сбавлять скорость, полагая, что преследуемая его не видит, и желая и дальше оставаться незамеченным. Но тут “крайслер” круто вывернул на мост Френсиса Скотта Кея, перелетел Потомак, вильнул влево, затем вправо, в сторону жилых кварталов Джорджтауна, и с протестующим визгом шин резко завернул за угол.

– По-моему, она тебя поимела, – заметила Лорен, дрожа от холодного ветра, огибающего лобовое стекло.

– Она не дура! – буркнул Питт, злясь, что проигрывает преследование. Крепко сжав старомодную баранку в форме луковицы, он вывернул руль до упора, посылая “форд” в девяностоградусный поворот. – Не стала убегать по прямой, а прячется за каждый угол, надеясь рано или поздно оторваться настолько, чтобы мы не увидели, куда она повернет.

В этой игре в кошки-мышки “крайслер” уходил вперед на поворотах, а старый “форд” набирал потерянные ярды на прямых участках за счет более быстрого разгона. Семь кварталов остались позади, а дистанция между машинами по-прежнему не менялась.

– Вот уж действительно новый поворот, – мрачно усмехнулся Питт, продолжая ожесточенно крутить рулевое колесо.

– В каком смысле?

Он покосился на Лорен:

– В том, что впервые в жизни, насколько я помню, преследуют не меня, а наоборот.

– Так можно всю ночь гоняться, – сказала она недовольно, сжимая дверную ручку, как будто готовилась выброситься в случае аварии.

– Или пока у кого-то из нас бензин не кончится, – парировал Питт, круто заворачивая в очередной переулок.

– Мы этот квартал вроде бы уже объезжали?

– Объезжали, – подтвердил Питт.

Но предсказание Лорен не оправдалось. Уже на следующем повороте внезапно вспыхнули стоп-сигналы идущего впереди “крайслера”, и черный монстр резко затормозил перед входом в кирпичный особняк, один из многих в этом тихом, утопающем в зелени квартале. Питт тоже нажал на тормоз. Машина пошла юзом, но он сумел справиться с управлением, остановив “форд” бок о бокс “крайслером” в каких-то нескольких дюймах от боковой дверцы как раз в тот момент, когда его водительница скрылась в дверях парадного подъезда.

– Слава богу, что она прекратила играть в догонялки, – заметила Лорен, указывая на облака пара из перегретого радиатора, клубящиеся над капотом. – Мы бы долго не протянули.

– Не стала бы она так поступать ни с того ни с сего, – с сомнением покачал головой Питт, разглядывая темные окна особняка. – Боюсь, тут какая-то ловушка.

– И что будем делать, шериф? – спросила Лорен. – Командуем отход?

Питт бросил на нее хитрый взгляд:

– Ни в коем случае! Сейчас ты просто подойдешь и позвонишь в дверь.

Лицо ее казалось призрачным в свете уличного фонаря.

– Черта с два!

– Я почему-то так и думал, что ты откажешься. Ладно, придется самому подсуетиться. – Питт открыл дверцу и вышел из автомобиля. – Вот мой спутниковый телефон, держи. Если через десять минут не вернусь, вызывай полицию и извести Сэндекера. А если услышишь малейший шум или заметишь какое-то движение – немедленно уезжай. Ясно?

– А почему просто не позвонить в полицию и не сообщить о взломе?

– Потому что я хочу оказаться там первым.

– У тебя хоть оружие есть?

Губы Питта разошлись в широченной ухмылке.

– Да слыханное ли дело – возить оружие в восстановленном антикварном автомобиле? – Он открыл бардачок и вытащил увесистый фонарик. – Этого вполне достаточно. – Наклонившись к Лорен, он поцеловал ее и слился с окружающей дом темнотой.

Фонарь он пока включать не стал. Хватило рассеянного света от городских огней и уличного фонаря, чтобы найти проход по узкому мощеному бордюрчику к заднему фасаду дома, выглядевшего таинственным и безмолвным, словно замок с привидениями. Особняк окружал ухоженный дворик, увитые плющом высокие кирпичные стены отделяли его от соседних зданий. Там тоже было темно – обитатели их спали в блаженном неведении.

Питт на девяносто девять процентов не сомневался, что в доме имеется система сигнализации, но, поскольку своры кровожадных сторожевых псов поблизости не наблюдалось, он и не пытался прятаться, а, наоборот, надеялся, что воровка и ее сообщники покажутся сами. Подойдя к двери черного входа, он с удивлением обнаружил, что она открыта. И запоздало сообразил, что птичка влетела в переднюю дверь, а вылетела через заднюю. Проклиная себя за беспечность, Питт со всех ног бросился к гаражу, выходившему в переулок.

Внезапно ночную тишину разорвал рев двигателя мощного мотоцикла. Рванув на себя дверь гаража, Питт вломился внутрь. Выездные ворота были уже распахнуты. В седле громоздилась человеческая фигура в черной меховой накидке и кожаных штанах. Водитель уже завел мотор и собирался выжать сцепление и дать газ, но в этот момент Питт коршуном обрушился на него, обхватив руками за шею.

Лорен не ошиблась: тело противника оказалось слишком легким и мягким для мужчины. Оба рухнули на пол, при этом Питт оказался сверху. Мотоцикл повалился набок и заелозил по бетонному полу, визжа задней шиной. Он описал полный круг, пока не сработал предохранительный выключатель, вырубивший двигатель. Продолжая двигаться по инерции, тяжелая машина налетела на сплетенные в схватке тела. Переднее колесо ударило женщину в лоб, а рукоятки руля, будто бычьи рога, вонзились Питту в бедро. Кости, по счастью, остались целы, но здоровенные синяки были обеспечены.

Превозмогая боль, он поднялся на колени и поискал глазами оброненный перед броском фонарь. Подполз к нему, поднял и направил луч на неподвижное тело рядом с мотоциклом. Взору его предстала изящная женская головка в обрамлении длинных светлых волос. Питт перевернул ее на спину и осветил лицо.

Над бровью наливалась огромная шишка, но черты лица были ясно различимы. Женщину здорово оглушило, она была без сознания, но жива. Питта ее облик потряс настолько, что он едва не выронил фонарь из руки, никогда прежде не дрожавшей вплоть до этого момента.

Медициной доказано, что кровь не может похолодеть – разве что ввести в кровеносную систему ледяную воду. Тем не менее Питт почувствовал, что его сердце гонит жидкость на пару градусов ниже точки замерзания. Голова внезапно закружилась, он покачнулся на коленях, все поплыло у него перед глазами, и сама атмосфера в гараже как будто сгустилась до жидкой консистенции, усугубляя овладевший им ужас. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда, но лицо лежащей перед ним в обмороке женщины было знакомо ему до мельчайших подробностей.

Глядя на него широко раскрытыми невидящими глазами, на него в упор смотрела та самая женщина, что “похлопала” его по плечу в корпусе затопленной подлодки.

26

Адмирал Сэндекер, в отличие от многих высших чиновников или корпоративных боссов, на совещания всегда приходил первым. Он предпочитал заранее разобраться со всеми предварительнымиданными, чтобы потом работа шла максимально эффективно. Такой стиль он выработал еще во времена пребывания на командных должностях в Военно-морском флоте.

Хотя в его распоряжении имелся большой конференц-зал для приема почетных гостей, ученых и правительственных чиновников, совещаться в узком кругу он предпочитал в небольшой комнате рядом со своим кабинетом. Эта комната была для него как бы укрытием внутри укрытия, ее обстановка действовала на него успокаивающе и стимулировала умственную активность. На бирюзовом ковре стоял двенадцатифутовый стол для заседаний, вокруг – плюшевые кресла. Стол был сделан из фрагмента корпуса шхуны девятнадцатого века, когда-то затонувшей в глубоких водах озера Эри. Настенные панели красного дерева украшали картины на темы исторических морских сражений.

Сэндекер правил НУМА твердой рукой, слывя чем-то вроде просвещенного диктатора. Он мог учинить жестокий персональный разнос любому из подчиненных, но, если его сотрудники попадали в передрягу, не останавливался ни перед чем, чтобы выручить их из беды. Когда-то его лично выбрал президент США, чтобы с нуля организовать Морское агентство. И Сэндекер создал организацию с широчайшим охватом деятельности, со штатом в две тысячи сотрудников, которые прозондировали каждый пик и каждую впадину на дне морском. НУМА весьма уважали во всем научном мире, и редко когда бюджетные запросы Агентства отклонялись Конгрессом.

Адмирал, фанат физических упражнений, поддерживал в рабочем состоянии свое шестидесятидвухлетнее тело, не обремененное ни граммом лишнего жира. Невысокого роста – всего на несколько дюймов выше пяти футов, – поджарый, подтянутый, с огненно-рыжей шевелюрой и остроконечной бородкой, он взирал на мир пронзительными карими глазками, от которых, казалось, ничто не могло укрыться Выпивал адмирал редко, в основном на парадных банкетах в Вашингтоне, и единственным его серьезным пороком было пристрастие к хорошим сигарам, большим и ароматным, табак для которых специально для него собирало и сворачивало в строгом соответствии с его запросами одно маленькое семейное предприятие в Доминиканской Республике. Гостям адмирал своих сигар никогда не предлагал и потому бесился до невозможности, когда видел, как Джиордино курит точно такую же сигару. При этом он ни разу так и не смог обнаружить ни малейшей убыли в своих личных запасах.

Сэндекер сидел во главе стола и встал, когда вошли Питт и Патриция О’Коннелл. Выйдя вперед, он приветствовал Питта как сына, пожимая ему руку и одновременно стискивая плечо.

– Я так рад тебя видеть, Дирк.

– Блудному сыну тоже приятно вернуться в отчий дом, – сверкнув улыбкой, ответил Питт; адмирал и в самом деле стал для него вторым отцом, и они были очень друг к другу привязаны.

Сэндекер повернулся к Пэт:

– Доброе утро, доктор О’Коннелл. Садитесь пожалуйста. Не терпится узнать, что там вы с Хайремом для меня накопали?

Почти сразу следом за Питтом подошли Йегер и Джиордино в компании с доктором Джоном Стивенсом, известным историком и автором книг по изучению и идентификации предметов древних культур. Стивенс принадлежал к университетской богеме и выглядел соответственно – вплоть до футболки под спортивной шерстяной курткой, из кармана которой торчала пенковая трубка. У него была манера склонять голову набок подобно малиновке, когда она прислушивается к шороху червячка под слоем дерна. Стивенс принес с собой пластиковый ящик для льда, который поставил пока на пол рядом со своим креслом.

Сэндекер водрузил перед собой спиленную гильзу от восьмидюймового снаряда, служившую ему пепельницей, и закурил сигару. При этом он так свирепо посмотрел на Джиордино, что тот решил на этот раз не дразнить начальство и прикинулся невинной овечкой.

Питт обратил внимание, что у Йегера и Пэт лица ужасно усталые и какие-то чрезмерно напряженные.

Адмирал открыл обсуждение вопросом, все ли ознакомились с докладом Пэт и Йегера. Все молча кивнули, кроме Джиордино, который счел необходимым высказать свое мнение:

– В общем занимательное чтиво, – сказал он, – но сильно уступает Азимову и Брэдбери.

Йегер бросил на итальянца укоризненный взгляд:

– Могу тебя заверить, это не фантастика!

– Вы узнали, как называлась эта раса? – спросил Питт. – Или будем пока условно именовать их цивилизацию Атлантидой?

Пэт раскрыла папку, вытащила оттуда листок с распечаткой и близоруко всмотрелась в текст.

– Насколько мне удалось расшифровать и перевести на английский, они называли свою лигу морских городов-государств Эменесом, а себя – эменитами.

– Эменес, – медленно повторил Питт. – Похоже на греческое слово.

– Я откопала массу слов, которые вполне могут служить корнями многих более поздних греческих и египетских терминов.

Сэндекер махнул зажженной сигарой в сторону историка:

– Доктор Стивенс, я полагаю, вы закончили исследование обсидиановых черепов?

– Закончил. – Стивенс наклонился, открыл переносной морозильник, достал оттуда череп и осторожно поставил его на большую шелковую подушку, лежащую перед ним на столе. Глянцевый обсидиан заблестел под светом ламп. – Воистину потрясающая работа, – благоговейно произнес ученый. – Ремесленники-эмениты выточили это из сплошной глыбы обсидиана – невероятно чистой, без всяких вкраплений, что само по себе большая редкость. В течение ста или даже больше лет череп полировали вручную, используя, как я думаю, обсидиановую пыль.

– А почему не резцы из закаленного металла с деревянными молоточками? – спросил Джиордино. Стивенс покачал головой:

– Инструменты вообще не использовались. Я не нашел никаких следов царапин или выбоин. Обсидиан хотя и крайне тверд, но при этом весьма хрупок. Стоит чуть соскользнуть резцу или чуть изменить угол его приложения – и весь череп разлетелся бы вдребезги. Нет, это выглядело примерно так, как если бы мраморный бюст нежно полировали пальчиками пастой для автомобилей.

– А сколько времени потребуется, чтобы повторить ту же работу, используя современные инструменты? Стивенс едва заметно усмехнулся:

– Полагаю, практически невозможно изготовить точную копию, даже применив достижения новейшей технологии. Чем дольше я его изучаю, тем больше убеждаюсь, что подобного просто не может существовать в природе.

– Нет ли каких-нибудь следов в основании, позволяющих предположить его происхождение? – поинтересовался Сэндекер.

– Следов нет. Но, если позволите, я сейчас покажу вам нечто по-настоящему удивительное. – С необычайной осторожностью он медленно, вращательным движением снял верхнюю часть черепа. Потом столь же аккуратно вынул из образовавшейся полости безупречной формы шар. Двумя руками, как святыню, Стивенс осторожно положил шар на приготовленную мягкую подставку. – Не могу себе даже представить, какого искусства потребовала такая работа, – восхищенно произнес он. – Я только под сильной лупой смог разглядеть микронной толщины щелку, опоясывающую череп по окружности. Невооруженным глазом ее увидеть невозможно.

– Просто невероятно! – выдохнула Пэт.

– А что за рисунок на этом шаре? – спросил Питт.

– На нем выгравирована карта мира. Если хотите посмотреть поближе, у меня есть лупа.

Он протянул Питту лупу с очень толстым стеклом, и Питт впился взглядом в сеть разбегающихся линий, вырезанных на поверхности обсидианового шарика размером с бейсбольный мяч. Спустя минуту он осторожно передвинул шар по столу к Сэндекеру и протянул ему лупу.

Пока адмирал рассматривал миниатюрный глобус, Стивенс продолжал:

– Проведя сравнительный анализ фотографий, сделанных в подземной камере в Колорадо и в пещере на острове ее Павла, я обнаружил абсолютное тождество найденных там карт с изображением земной поверхности на этом обсидиановом шаре.

– И что же это значит? – поднял голову Сэндекер.

– Если обратить внимание на взаимное расположение континентов и крупных островов вроде Гренландии и Мадагаскара, нетрудно заметить, что оно не соответствует географии современного мира.

– Я тоже заметил эти различия, – согласился Питт.

– И что это доказывает, скажите на милость? – прищурился Джиордино, очевидно возложивший на себя сегодня роль адвоката дьявола. – Кроме того, что карта примитивная и приблизительная?

– Примитивная? Да. Приблизительная? Быть может, по современным стандартам. Но я убежденный сторонник точки зрения, что эти древние люди обошли все моря Земного шара и нанесли на карты тысячи миль побережья. Если внимательно присмотреться к картинке на обсидиановом глобусе, можно различить Австралию, Японию и даже систему Великих озер в Северной Америке. И все это сделали люди, жившие более девяти тысяч лет назад!

– В отличие от атлантов, описываемых Платоном, которые жили на изолированном острове или континенте, – поддержал историка Питт, – эмениты занимались всемирной торговлей. Они добирались туда, куда так и не смогли добраться представители позднейших цивилизаций. Их не сдерживали традиции или страх перед неведомыми морями. В надписях подробно описаны морские пути и разветвленная торгово-промышленная сеть, охватывающая практически все моря и континенты. Из Европы и Африки они ходили через Атлантику в Америку. Их поселения и шахты были разбросаны повсюду: от реки св. Лаврентия до Мичигана, где они добывали медь, и от Боливии до Британских островов, где находились оловянные копи. У них была развитая металлургия, позволявшая выплавлять бронзу – то есть поднять человечество от уровня каменного века на качественно высшую ступень.

Сэндекер перегнулся через стол:

– Но тогда они наверняка добывали также серебро и золото?

– Как ни странно, эмениты не считали золото или серебро ценными металлами и для орнаментов и прочих поделок предпочитали медь Но они разыскивали по всему миру месторождения бирюзы и черного опала, которые использовались в ювелирном деле. И, разумеется, обсидиана, считавшегося у них священным. Кстати, обсидиан до сих пор используется в хирургии для операций на открытом сердце, поскольку у него более острый край, который меньше травмирует ткани “чем сталь.

– На тех мумиях, что мы нашли, куча побрякушек из меди, бирюзы и опалов, – подтвердил Джиордино.

– Что лишь доказывает степень проникновения эменитов в самые отдаленные уголки планеты, – добавила Пэт. – Бирюза такой богатой и глубокой окраски, экземпляры которой я видела среди украшений на мумиях, встречается только в пустынных регионах Юго-Запада.

– А черный опал? – спросил Сэндекер.

– Исключительно в Австралии.

– В любом случае, – продолжал вслух рассуждать Питт, – не вызывает сомнений, что эмениты превосходно знали мореходное дело и уже тысячи лет назад умели строить корабли, способные пересечь океан.

– Это также объясняет, почему их поселения тяготели к побережьям и удобным гаваням, – подхватила Пэт. – А сделанные в склепе фотографии позволяют заключить, что в истории найдется немного культур, получивших столь широкое распространение. Их портовые города располагались в таких удаленных друг от друга уголках земного шара, как Мексика, Перу, Индия, Китай, Япония и Египет. Они имели также несколько портов в Индийском океане и на тихоокеанских островах.

– Заключения доктора О’Коннелл подтверждаются моими результатами по изучению шара-глобуса из черепа, – добавил Стивенс.

– Выходит, культура эменитов существовала не только в Средиземноморье, как более поздние цивилизации шумеров, египтян, греков и римлян? – уточнил адмирал.

Историк отрицательно покачал головой:

– В эпоху эменитов Средиземное море не соединялось с океаном, да и самого моря, как такового, не существовало. Девять тысяч лет назад на его месте простирались плодородные долины и обширная система озер, питавшихся европейскими реками с севера и Нилом с юга. Они сливались друг с другом и отделялись от Атлантики Гибралтарским перешейком. Небезынтересно также отметить, что Северное море было сухой равниной, Британские острова соединялись с материком, а Балтийское море представляло собой широкую горную долину, расположенную намного выше уровня океана. На месте пустынь Гоби и Сахары росли пышные тропические леса и тянулись бескрайние саванны, где пастись огромные стала жвачных животных. Увы, мир, в котором жили древние, совсем не похож на наш.

– Так что же все-таки случилось с этими эменитами? – спросил Сэндекер. – Почему до сих пор никто не обнаружил следов их существования?

– Их цивилизация полностью погибла при столкновении Земли с кометой в семь тысяч сотом году до новой эры. Оно вызвало разрушения планетарного масштаба. Именно тогда был уничтожен Гибралтарский перешеек, и Средиземное море стало частью мирового океана. Берега затопило, их очертания навеки изменились. Морской народ, его культура, его города – все это бесследно исчезло за меньший промежуток времени, чем нужен дождевой капле, чтобы долететь до земли.

– И все это вы прочли в расшифрованных надписях?

– И не только это, сэр, – серьезно ответил Йегер. – Страдания и ужас описаны там в живых подробностях. Удар кометы был сокрушительным, смертоносным и невообразимым по своим масштабам и последствиям. В тексте послания эменитов сказано, что горы тряслись, как ивы в бурю. Бушевали землетрясения, которые по современной шкале невозможно оценить. Вулканы извергались с мощью тысяч водородных бомб, и небо заволокло слоем пепла в мили толщиной. В морях десятифутовым одеялом плавала пемза. Реки лавы почти полностью покрыли район, который сейчас мы называем Северо-Западом тихоокеанского побережья. Ураганные ветра раздували пожары, и за облаками дыма не было видно солнца. По всей планете прокатились цунами высотой около трех миль. Исчезали целые острова, навеки скрываясь под водой. Почти все люди и животные, кроме морских и рыб, были стерты с лица Земли за какие-нибудь двадцать четыре часа.

Джиордино заложил руки за голову и поднял глаза к потолку, пытаясь мысленно представить себе подобные разрушения.

– Похоже, – заговорил он наконец, – столкновение с кометой объясняет внезапное исчезновение саблезубых тигров, шерстистых носорогов, мускусных быков, исполинских бизонов с десятифутовыми рогами, мамонтов и мохнатых лошадок, что когда-то бродили по просторам Северной Америки. И моментальное окаменение промысловых моллюсков, медуз, устриц, морских звезд – помните, мы их находили слоями в осадочных породах? Эти явления всегда интриговали ученых. Быть может, теперь их наконец-то свяжут с падением кометы?

Сэндекер окинул Джиордино одобрительным взглядом. Коротышка-итальянец обладал блестящим аналитическим умом, который, правда, старался скрывать под маской язвительности и цинизма.

Стивенс вытащил из кармана трубку и стал вертеть ее в руках.

– Научной общественности хорошо известно, что массовое вымирание животных весом более ста фунтов произошло одновременно с окончанием последнего ледникового периода, а это примерно соответствует времени столкновения с кометой. В вечной мерзлоте Сибири находят полностью сохранившиеся туши мамонтов с непереваренной пищей в желудке, а это означает, что они погибли внезапно, в считанные минуты, как будто их заморозили в промышленном морозильнике. То же самое с травами и деревьями – их останки находят замерзшими в период вегетации и цветения.

Никто из присутствующих за столом не мог в полной мере представить себе весь ужас случившегося девять тысяч лет назад. Масштабы катастрофы были настолько грандиозными, что это вообще выходило за рамки человеческого воображения.

– Я, конечно, не геофизик, – продолжал Стивенс, – но не могу поверить, что падение кометы, пусть даже очень большой, способно вызвать такие страшные разрушения в таких гигантских масштабах. Это непостижимо.

– Шестьдесят пять миллионов лет назад встреча Земли с кометой или астероидом погубила динозавров, – напомнил Джиордино.

– Значит, то была гигантская комета, – пожал плечами Сэндекер.

– Кометы, – лекторским тоном сообщил Йегер, – это отнюдь не астероиды или метеориты, имеющие монолитную структуру. Они состоят из льда, замерзших газов и камней.

Пэт, не заглядывая в свои заметки, продолжила излагать содержание надписей:

– Большинство из уцелевших в катаклизме людей жили в горах и на плоскогорьях, занимаясь земледелием и охотой. Им удалось избежать последствий ужасной катастрофы, укрывшись в пещерах и других подземных пустотах, и выжить, влача жалкое существование, благодаря сохранившимся скудным остаткам флоры и фауны, которые смогли приспособиться к этим неблагоприятным условиям. Многие погибли от голода или задохнулись в отравивших атмосферу газовых вулканических выбросах. Из эменитов уцелела лишь малая горстка, те, кого столкновение с кометой и последующие гигантские цунами застигли высоко над уровнем моря.

– Частично эта история дошла до нас в виде преданий о потопе, – пояснил Стивенс. – Она была записана на шумерских табличках в Месопотамии примерно пять тысяч лет назад: легенда о Гильгамеше и потопе еще древнее библейской притчи о Ное и его ковчеге. Наскальные записи майя, клинопись вавилонских жрецов, легенды, существующие у всех народов мира, в том числе у индейцев Северной Америки, – все они рассказывают о великом потопе. Так что в истинности самого события сомневаться почти не приходится.

– А теперь, – добавил Йегер, – благодаря эменитам мы знаем и примерную дату – семь тысяч сотый год до нашей эры.

– История нас учит, – заметил Стивенс, – что чем более развита цивилизация, тем легче она погибает, ничего или почти ничего после себя не оставив. Девяносто девять процентов знаний предков оказалось навсегда утрачено для нас вследствие природных катастроф или варварской деятельности самого человека.

Питт согласно кивнул:

– Золотой век мореплавания за семь тысяч лет до Христа – и только наскальные надписи остались. Какая жалость, что мы ничего больше не унаследовали от древних!

Сэндекер задумчиво пустил в потолок клуб голубого дыма:

– Искренне надеюсь, что нас с вами подобная судьба минует.

Снова заговорила Пэт, продолжая рассказ:

– Остатки народа эменитов образовали узкую касту жрецов и посвятили себя обучению людей каменного века искусствам, и письменности, а также умению строить здания и корабли, способные плавать по морям. Они хотели предупредить будущие поколения о новой грядущей катастрофе, но тем, кто родился позже и не видел ужасных последствий падения кометы, слишком трудно было свыкнуться с мыслью, что такое вообще может произойти. Эмениты поняли, что горькая истина вскоре будет затеряна в тумане времени, сохранившись в искаженном виде лишь в десятке-другом мифов и легенд. И потому они попытались передать свое знание потомкам, построив каменные монументы, которые переживут века, и на этих камнях вырезали свое послание о прошлом и будущем.

Созданный ими мегалитический культ распространится по всему миру и просуществовал почти четыре тысячи лет. Но время и стихии разъели надписи и стерли предупреждения. Когда вымерли последние эмениты, настала эпоха невежества и варварства, длившаяся до тех пор, пока не появились шумерская и египетская культуры, постепенно построившие новые цивилизации – не без помощи крупиц знаний из отдаленного прошлого. – Пэт рассеянно постучала карандашом по столу и продолжила: – Из того немногого, что я знаю о мегалитах, можно заключить, что позднейшие культуры, забыв первоначальные намерения эменитов, использовали их в качестве храмов, гробниц, обсерваторий и в конце концов построили еще тысячи собственных аналогичных сооружений

– Сопоставляя существующие данные о мегалитах, – перебил ее Йегер, – можно заметить, что архитектура эменитов имела существенные отличия Они возводили здания по большей части круглой формы из треугольных каменных блоков, соединяющихся между собой подобно элементам мозаики, что делало их постройки устойчивыми к любым подвижкам почвы, даже очень сильным.

Стивенс вложил шар обратно в гнездо черепа и неторопливо заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:

– Благодаря открытиям мистера Йегера и доктора О’Коннелл можно считать доказанным, что отдельные элементы эменитской культуры и их древнего наследия пережили века и были частично усвоены египтянами, шумерами, китайцами и ольмеками, которые были предшественниками майя, а также индийцами и американскими индейцами. Финикийцы же более любой другой цивилизации переняли у них эстафету мореплавания. Эти открытия также объясняют, почему многие божества почти всех последующих цивилизаций имеют морское происхождение и почему боги Америки пришли с востока, а боги ранних европейских культур – с запада.

Сэндекер несколько секунд наблюдал, как дым от его сигары восходит спиралью к потолку, потом энергично кивнул

– Любопытное наблюдение, доктор. Ваша версия позволяет ответить на многие из тех вопросов о наших далеких предках, которые сотни лет ставили ученых в тупик.

Питт обратился к Патриции:

– Так что же в конце концов случилось с последними из эменитов?

– Опечаленные тем, что их предостережения не доходят. и никто не воспринимает их всерьез, эмениты построили в разных частях света в труднодоступных местах подземные камеры, найти и открыть которые предстояло лишь спустя несколько тысяч лет будущим цивилизациям, обладающим достаточными знаниями, чтобы понять предупреждение и избежать грозящей опасности.

– И каково же конкретно это предупреждение? – в упор посмотрел на нее адмирал.

– Дата возвращения второй кометы к земной орбите и почти неизбежного столкновения.

Стивенс поднял указательный палец, как бы подчеркивая особую важность своих слов:

– Постоянная тема любой мифологии: катастрофа, сопровождаемая потопом, непременно должна повториться.

– Не слишком радостная мысль, – заметил Джиордино.

– Но почему они были так уверены, что Землю посетит еще одна комета-убийца? – спросил Сэндекер.

– В тексте послания с мельчайшими подробностями описаны именно две кометы, причем появившиеся одновременно, – ответил Йегер. – Одна столкнулась с Землей, другая пролетела мимо и ушла в космос, на новый виток орбиты.

– и вы полагаете, что эмениты могли с высокой степенью точности предсказать дату возвращения второй кометы и определить, что та обязательно врежется в наш шарик?

Пэт молча кивнула.

– Эмениты, – взял на себя объяснение Йегер, – великолепно знали не только море, но и небо. Они измеряли движения звезд с изумительной точностью. И делали это без мощных телескопов.

– Допустим, вторая комета действительно вернется, – недоверчиво покрутил головой Джиордино. – Но с чего они взяли, что она непременно свалится нам на головы, а не разминется с Землей, как в первый раз, и опять уйдет в глубины космического пространства? Неужели их астрономия и математика были настолько развиты, что они могли рассчитать положение Земли на орбите и точное время за девять тысяч лет до второго Столкновения?

– Могли и рассчитали, – уверенно ответила Пэт. – С помощью компьютера мы сравнили древние звездные карты из Пещеры с современными и оценили вычисленные эменитами звездные координаты нашей планеты на настоящий момент. Данные предсказания совпадают с фактическими с точностью до часа. Вспомните, что те же египтяне придумали двойной календарь, куда более сложный, чем наш. Астрономы майя определили продолжительность года в 365,2420 дня. Современные расчеты с применением атомных часов дают цифру 365,2423 дня. Кроме того, они рассчитали невероятно точный календарь на основе взаимовлияния Венеры, Марса, Юпитера и Сатурна. Вавилоняне насчитывали в астрономическом году триста шестьдесят пять дней, шесть часов и одиннадцать минут. Ошиблись всего на две секунды! – Пэт сделала паузу для пущего эффекта и продолжала: – А у эменитов расчет времени оборота Земли вокруг Солнца произведен с погрешностью в две десятые секунды! Их календарь был основан на солнечном затмении, которое происходило в один и тот же день года в одном и том же зодиакальном квадранте через каждый 521 год. Их карта звездного неба, рассчитанная по наблюдениям, сделанным девять тысяч лет назад, абсолютно точна.

– Как я понимаю, нас всех сейчас волнует один вопрос, – подытожил Сэндекер. – Когда, по предсказанию эменитов, вернется комета?

Пэт с Йегером хмуро переглянулись. Йегер заговорил первым:

– Мы провели компьютерный поиск по археоастрономическим файлам и документам из архивов нескольких университетов и установили, что эмениты – отнюдь не единственные среди древних астрономов, предсказывавших второй судный день. Майя, египтяне, китайцы и еще несколько дохристианских цивилизаций тоже определяли дату конца света. А самое тревожное заключается в том, что все их предсказания отличаются меньше чем на год.

– А это не может быть совпадением, связанным с взаимопроникновением культур?

Йегер с сомнением покачал головой:

– Может быть, изначально они и копировали то, что досталось им в наследство от эменитов, но есть признаки, что их собственные наблюдения за звездами лишь подтверждают время столкновения, предсказанное древними.

– Как по-вашему, чья дата наиболее точна? – спросил Питт, обращаясь к обоим.

– Скорее всего, уцелевших эменитов, поскольку они присутствовали при самой катастрофе. Они предсказывают не только год, но и точный день.

– Какой? – заинтересованно подался вперед Сэндекер.

Пэт вжалась, поглубже в кресло, как будто пытаясь уйти от реальности. Йегер замялся, оглядывая по очереди всех сидящих за столом, и потом запинающимся голосом произнес:

– По расчетам эменитов, точная дата возврата кометы и столкновения с Землей – 20 мая 2001 года.

Питт озадаченно сдвинул брови:

– Но ведь 2001 год уже идет!

Йегер с несчастным видом принялся массировать пальцами виски.

– Я в курсе, – чуть слышно прошептал он. Сэндекер тяжело поднялся со своего кресла и устремил гневный взгляд на сникшего компьютерщика.

– То есть ты хочешь сказать, что до конца света остается меньше двух месяцев?

Йегер обреченно кивнул:

– Да, сэр. Именно это я и хочу сказать.

27

Вернувшегося после совещания к себе в кабинет Питта восторженно приветствовала его секретарша Зерри Почински – красавица с ослепительной улыбкой и обладательница такого тела, которому позавидовали бы даже стриптизерши Лас-Вегаса. Светло-каштановые волосы буйной волной ниспадали ей на плечи, а на мир Зерри взирала парой пленительных широко раскрытых карих глаз. Она была незамужней, жила одна с котом по имени Мергатройд и романы заводила очень редко. Питт был более чем неравнодушен к Зерри, но строго-настрого запретил себе сближаться с ней. Как бы часто ни воображал он ее в своих объятиях, у него имелись железные правила насчет общения с сослуживцами противоположного пола. Слишком часто он бывал свидетелем того, как служебные романы заканчиваются катастрофой.

– Звонил спецагент ФБР Кеннет Хелм и просил вас перезвонить, – сообщила мисс Почински, подавая Питту розовый клочок бумаги с записанным номером. – У вас снова неприятности с вашим правительством?

Он улыбнулся в ответ и наклонился над письменным столом и над самой Зерри, пока расстояние между их носами не сократилось до одного дюйма.

– У меня с моим правительством всегда неприятности. – таинственным шепотом признался он, с удовольствием вдыхая аромат ее духов.

В глазах секретарши заплясали веселые чертики.

– Неужели я когда-нибудь дождусь, что вы сгребете меня в охапку и увезете на Таити?

Питт поспешно отодвинулся на безопасное расстояние, поскольку запах ее “шанели” начал вызывать в нем совершенно излишние чувства.

– А почему бы вам не найти симпатичного, надежного, домовитого мужчину, выйти за него замуж и прекратить сексуальные посягательства на старого, бездомного и никому не нужного бродягу?

– Потому что с надежными и домовитыми невыносимо скучно.

– И какой дурак сказал, что все женщины обожают вить гнездышко? – вздохнул Питт.

Он оторвался от стола Зерри и прошел в свой кабинет, который выглядел как грузовой автопарк после торнадо. Каждый квадратный дюйм помещения, включая ковер, был завален книгами, бумагами, морскими картами и фотографиями. Питт когда-то обставил свой кабинет купленной на аукционе антикварной мебелью с шикарного пассажирского лайнера “Президент Кливленд”, но теперь всю эту роскошь довольно сложно было разглядеть под слоем всяческого нужного и ненужного хлама. Усевшись за стол, Питт нашарил телефон под папкой с отчетами экспедиций НУМА в поисках затонувших кораблей, снял трубку и набрал номер Хелма.

– Слушаю? – отозвался раздраженный мужской голос.

– Мистер Хелм? Доброе утро. Дирк Питт. Вы просили перезвонить.

– Спасибо за звонок, мистер Питт. Я подумал, вам, наверное, будет интересно узнать, что Бюро идентифицировало тело, привезенное вами из Антарктики, а также ту женщину, которую вы задержали этой ночью.

– Быстрая работа!

– Заслуга нашего нового отдела компьютеризованной идентификации фотографий, – объяснил Хелм. – Они просканировали все газеты, журналы, телепередачи, водительские права, снимки с камер охранных систем, паспорта и полицейские протоколы, до которых сумели дотянуться. У них самая большая база данных в мире – сотни миллионов снимков крупным планом. Благодаря ей и другим нашим базам, содержащим отпечатки пальцев и структуру ДНК, мы теперь в состоянии опознать практически любое тело или живого человека, скрывающегося под чужим именем. Обеих женщин раскололи за двадцать минут.

– И что же вы узнали?

– Имя трупа с подводной лодки – Хайди Вольф. Задержанная вами сегодня ночью – Эльза Вольф.

– Понятно, выходит, они действительно близнецы.

– Нет, на самом деле они двоюродные сестры. Но вот что – действительно неожиданно и заслуживает особого внимания – обе они принадлежат к весьма состоятельной и могущественной семье и занимают высокие должности в одной и той же гигантской международной корпорации.

Питт отсутствующим взглядом уставился в окно, не замечая ни Потомака, ни здания Капитолия на заднем плане.

– А они, случайно, не родственницы Карла Вольфа, директора-распорядителя аргентинской компании “Дестини Энтерпрайзес”? – спросил он после паузы.

Хелм тоже замолчал на несколько секунд, потом сказал:

– Похоже, вы на шаг или на два опережаете меня, мистер Питт.

– Дирк.

– Кен. Ну что ж, Дирк, вы попали в самую точку. Хайди – родная сестра Карла. Эльза – кузина. А “Дестини Энтерпрайзес” – семейная бизнес-империя со штаб-квартирой в Буэнос-Айресе. По оценке “Форбса”, общий ресурс семьи – примерно двести десять миллиардов долларов.

– Живут же люди!

– А мне вот пришлось жениться на дочери каменщика.

– Одного я не понимаю, – сказал Питт, – для чего такой богатой даме опускаться до мелкого взлома?

– Когда узнаете ответ, сообщите мне. Я тоже не прочь понять.

– А где сейчас Эльза? – спросил Питт.

– Под охраной в частной клинике, принадлежащей Бюро.

– Могу я с ней поговорить?

– Со стороны Бюро я возражений не предвижу, но надо утрясти с лечащим врачом. Его зовут Аарон Белл. Я позвоню и согласую ваш визит.

– Она в здравом уме?

– Она в сознании. Но вы ее здорово по головке приложили! Чуть посильнее – и пришлось бы трепанацию черепа делать.

– Эй, это не я, это ее мотоцикл!

– Без разницы, – отмахнулся Хелм, не скрывая усмешки в голосе. – Все равно из нее ни словечка не выжмешь. Один из наших лучших следователей уже с ней беседовал. Крутая баба. По сравнению с ней даже устрица покажется оратором.

– Она в курсе, что ее кузина погибла?

– В курсе. И знает также, что останки Хайди находятся в морге клиники.

– На это наверняка будет интересно посмотреть, – задумчиво произнес Питт.

– На что именно?

– На выражение лица Эльзы, когда я ей скажу, что это я вытащил тело Хайди со дна океана и отправил в Вашингтон.

Повесив трубку, Питт почти сразу покинул здание НУМА и поехал в клинику, отличающуюся от прочих отсутствием вывески. Это закрытое медицинское учреждение использовали только ФБР и некоторые другие ведомства, связанные с национальной безопасностью. Оставив свой “форд” на парковке рядом со зданием, он вошел через парадный подъезд. Охранники на входе попросили предъявить документы и после короткой консультации по телефону пропустили внутрь. Администратор проводил его в кабинет доктора Белла.

Питт несколько раз встречался с доктором – не по поводу лечения, а во время общественных благотворительных мероприятий по сбору средств для фонда борьбы с раком, директорами которого были его отец, сенатор Джордж Питт, и доктор Белл. Аарону Беллу давно перевалило за шестьдесят. Типичный гипертоник, с кирпичного цвета лицом и колоссальным избыточным весом, он работал в состоянии непрерывного стресса, выкуривал за день две пачки сигарет и выпивал двадцать чашек кофе. Его отношение к жизни исчерпывающе выражалось его же собственной фразой: “Гони на всю катушку, и в могилу сойдешь довольный”.

Белл неуклюже выкарабкался из-за стола, словно поднявшийся на задние лапы медведь.

– Дирк! – прогудел он гулким басом. – Страшно рад тебя видеть. Как там сенатор?

– Собирается баллотироваться на новый срок.

– Вот живчик! Никак не успокоится – совсем как я. Садись. Ты по поводу той женщины, что ночью доставили?

– Кен Хелм звонил?

– Естественно. Иначе тебя бы даже на порог не пустили.

– На первый взгляд ваша клиника не так уж усиленно охраняется.

– А ты попробуй косо посмотреть в камеру наблюдения, – усмехнулся Белл. – Увидишь, что с тобой будет.

– У вашей пациентки не зафиксированы необратимые повреждения мозга?

Белл энергично замотал головой:

– Через месяц-другой восстановится на сто процентов. Невероятная конституция. Она устроена совсем не так, как большинство из тех, кто обычно сюда попадает.

– Да, она очень соблазнительна.

– Я вовсе не имею в виду внешность. Эта женщина – замечательный образчик физического здоровья и совершенства. Что в полной мере относится и к ее сестре-близнецу, тело которой ты привез из Антарктики.

– ФБР утверждает, что они двоюродные.

– И тем не менее полное генетическое совпадение. Я бы даже сказал, чересчур полное.

– То есть?

– Я присутствовал на вскрытии, потом взял результаты, сравнил их с физическими характеристиками дамы, которая лежит сейчас в палате дальше по коридору, и не поверил своим глазам. Уверяю тебя, здесь кроется нечто большее, чем обычное семейное сходство.

– Хелм говорил, что тело Хайди тоже находится в клинике?

– Да, в подвале, в прозекторской нашего морга.

– А могут ли члены одной семьи с одинаковыми генами, особенно двоюродные, иметь зеркальное сходство?

– Такое иногда случается, но крайне редко, – ответил Белл.

– Говорят, что для каждого человека где-то в мире найдется двойник.

– Помоги, господи, тому бедолаге, который похож на меня! – хохотнул Белл.

– Так какой же отсюда вывод? – вернулся к теме Питт.

– Не могу доказать этого без долгих исследований и тестов, да и вообще версия моя в чем-то граничит с ересью, но я готов ручаться своей репутацией, что обе молодые леди, как живая, так и мертвая, имеют искусственное происхождение.

Питт ошалело уставился на доктора:

– Вы полагаете, что они андроиды?!

– Ой, только не смеши меня! – поморщился Белл.

– Клонирование?

– И рядом не стояло.

– Что же тогда?

– Я считаю, что сестры Вольф представляют собой результат воздействия генной инженерии.

– Разве это возможно? – недоверчиво спросил Питт доктора. – Что-то я не слышал о существовании технологий такого уровня.

– В мире полно лабораторий и ученых, работающих над улучшением человеческой природы с помощью генной инженерии, однако, как ты справедливо заметил, дальше опытов на мышах никто пока не продвинулся. С другой стороны, отнюдь не исключено, что кто-то уже добился прорыва, но держит свои достижения в секрете. Одно могу сказать наверняка: если Эльза не разделит судьбу Хайди, не попадет под грузовик и не погибнет от руки ревнивого любовника, то вполне сможет выпить бокал шампанского на своем стодвадцатилетнем юбилее.

– Сомневаюсь, что захотел бы прожить так долго, – задумчиво произнес Питт.

– Я тоже, – рассмеялся Белл. – И уж во всяком случае не в этой обрюзгшей оболочке!

– Могу я сейчас повидаться с Эльзой?

Белл поднялся и жестом пригласил Питта следовать за собой. С момента появления в клинике Питт встретил только двух людей, не считая секъюрити в холле: администратора и самого Белла. Все вокруг казалось до невозможности чистым, стерильным и безжизненным.

Белл подошел к двери в палату, которую никто не охранял, вставил в щель электронную карту и нажал ручку. На стандартной больничной койке сидела женщина, неотрывно глядя в окно, закрытое полупрозрачной занавеской и забранное тяжелой решеткой. Питт впервые увидел Эльзу при свете дня и был поражен ее невероятным сходством с покойной кузиной. Та же грива светлых волос, те же серо-голубые глаза, та же фигура. Трудно было поверить, что они всего лишь двоюродные сестры.

– Мисс Вольф, – объявил Белл жизнерадостным тоном, – я привел к вам посетителя. – Он кивнул Питту: – Оставляю вас вдвоем. Постарайся не слишком долго.

Доктор не сказал, как его вызвать, если возникнут проблемы, а Питт не стал спрашивать. Он не видел телекамер, но твердо знал, что все происходящее в палате, каждое слово или жест отслеживаются и записываются.

Как только Белл вышел, Питт пододвинул к кровати стул и сел. Почти минуту он молчал, в упор глядя прямо в глаза, которые, казалось, смотрят сквозь него на литографию пейзажа Большого каньона, висящую на противоположной стене. Выдержав паузу, он заговорил:

– Меня зовут Дирк Питт. Не знаю, говорит ли мое имя что-либо вам, но командир “U-2015”, с которым мы разговаривали в Антарктике, на него среагировал.

Зрачки Эльзы Вольф чуть заметно сузились, но она не произнесла ни слова.

– Это я нырял к затонувшей подлодке, – продолжал Питт, – и вытащил тело вашей кузины Хайди. Как вы считаете, следует мне оставить его в здешнем морге или отправить Карлу в Буэнос-Айрес, чтобы ее похоронили на семейном кладбище Вольфов? – Питт шел по тонкому льду, но вполне резонно – было предположить, что семейное кладбище у Вольфов все-таки имеется.

На этот раз сработало. Когда до Эльзы дошел смысл произнесенных слов, в глазах ее впервые появилось осмысленное выражение, губы искривились в злобной гримасе, и она вскочила с постели, дрожа от ярости.

– Вы! – выдохнула она с такой злобой, словно ядом плюнула. – Это вы убили наших людей в Колорадо!

– А доктор Белл ошибся. Язык у вас все-таки есть.

– И вы же присутствовали, когда потопили нашу субмарину! Почему? – спросила она, как будто в самом деле недоумевая и пытаясь разобраться.

– Мои действия в Колорадо – чистейшей воды самозащита. А на “Полярной буре” я действительно присутствовал, когда ваша лодка пошла ко дну, но это уже не моих рук дело. Если уж вам надо кого-то обвинить, можете предъявить претензии ВМС США. Кстати, если бы не их своевременное вмешательство, ваша кузина и ее банда пиратов потопили бы безобидное исследовательское судно и погубили сотню невинных людей. Так что не просите меня оплакивать Хайди и экипаж субмарины. Я лично считаю, что они получили по заслугам.

– Что вы сделали с ее телом?

– Оно здесь, в морозильнике, – ответил Питт. – Между прочим, мне сказали, что вы обе, образно выражаясь, отростки одного и того же стебля.

– Мы генетически чисты, – надменно заявила Эльза. – В отличие от прочих людей.

– И как же это у вас получилось?

– Потребовалось три поколения селекции и опытов. У моего поколения – физически безупречные тела и умственные способности на уровне гениальности. Кроме того, исключительно высокий творческий потенциал.

– Неужели? – насмешливо прищурился Питт. – А мне всегда внушали, что от кровосмешения получаются дебилы и дегенераты.

Эльза Вольф смерила Питта долгим взглядом и холодно улыбнулась:

– Ваши оскорбления меня не трогают. В скором времени и вы, и прочие ущербные индивиды, топчущие нашу землю, прекратите свое бессмысленное существование.

– Ну да, конечно, возвращается сестра-близняшка той кометы, что уничтожила эменитов девять тысяч лет назад. Она столкнется с Землей и истребит человечество. Все это мне уже давно известно, ничего нового тут нет, – проговорил он нарочито безразличным тоном.

Питт неотрывно смотрел на нее, чтобы не пропустить реакцию, и все же чуть было не проглядел мелькнувший на краткий миг в ее глазах торжествующий блеск. Излучаемая Эльзой эманация зла казалась почти осязаемой. Питта это обеспокоило. У него возникло тревожное ощущение, что она хранит тайну куда более зловещую, чем он мог бы даже отдаленно себе представить.

– И сколько же времени ушло у ваших специалистов на расшифровку? – небрежно спросила она.

– Дней пять-шесть.

Эльза снисходительно усмехнулась:

– Наши справились за три.

Питт не сомневался, что она лжет, и не собирался прекращать словесную дуэль.

– И какими же празднествами намерена семья Вольф встретить судный день?

Эльза медленно покачала головой:

– У нас нет времени на подобные глупости. Все наши труды были направлены исключительно на выживание.

– Так вы действительно уверены, что через пару месяцев Земля столкнется с кометой?

– Расчеты эменитов в астрономии и небесной механике необыкновенно точны. – Впервые с начала разговора она на миг отвела глаза от лица собеседника, да и в голосе не звучало прежней убежденности, что заставило Питта засомневаться в искренности ее слов.

– Да, мне тоже так говорили, – согласился он, лихорадочно обдумывая дальнейшую тактику.

– Мы установили... контакт с лучшими астрономами Европы и Америки, которые подтвердили предсказание эменитов. Все они согласны, что возвратная орбита кометы была определена в пространстве и времени с потрясающей точностью.

– И ваша семейка безжалостных клонов припрятала и тайно хранила эту информацию вместо того,чтобы предупредить человечество! – со злостью бросил Питт. – А ваши агенты, которые устанавливали контакт, не позволили астрономам говорить. Очевидно, такого слова, как человеколюбие, в словаре Вольфов не имеется.

– Зачем же поднимать панику на весь мир? – пренебрежительно усмехнулась Эльза. – Какая от этого в конечном счете польза? Пусть лучше люди умрут в неведении, без предварительных душевных мук и терзаний.

– Ах, какой гуманизм!

– Жизнь принадлежит тем, кто к ней лучше приспособлен и умеет планирован.

– А что же станется с Вольфами-сверхчеловеками? Что предохранит вас от гибели вместе с остальным человеческим мусором?

– Наша семья наверняка выживет и в волнах потопа, и в пламени пожаров, – убежденно сказала она. – Мы больше пятидесяти лет претворяем в жизнь наш план спасения и полностью подготовились к катастрофе и ее последствиям.

– Пятьдесят лет! – присвистнул Питт. – Так это тогда вы нашли пещеру с эменитскими надписями, где говорилось об их почти полном истреблении после падения первой кометы?

– Да, – подтвердила Эльза.

– И сколько всего таких пещер?

– Эмениты упоминают о шести.

– А сколько нашла ваша семья?

– Одну.

– И мы две. Значит, остается еще три.

– Одно хранилище, оставленное на Гавайях, было уничтожено извержением вулкана. Оно навеки погребено под миллионами тонн лавы и более недоступно. Другая камера находилась в горах Тибета и также погибла после землетрясения восьмисотого года новой эры. Не найдена только одна. Вероятнее всего, искать ее следует где-то на склонах горы Ласкар в Чили.

– Если она до сих пор не найдена, зачем вы убили группу студентов, исследовавших пещеры на этой горе? – спросил Питт, тщательно подбирая слова.

Эльза метнула на него полный ненависти взгляд, но промолчала.

– Ладно, тогда скажите, где находится то эменитское хранилище, которое вы нашли первым?

Она посмотрела на него чуть ли не с жалостью, как смотрят на безнадежно больного человека.

– Самые первые эменитские надписи и предметы мы нашли в храме одного из их портовых городов. И не нужно больше ничего спрашивать, потому что я уже сказала все, что хотела, мистер Питт. Могу только добавить, что рекомендую вам попрощаться с друзьями и близкими. Потому что очень скоро все, что останется от ваших разорванных в клочья тел, будет носиться по волнам моря, которого раньше не существовало.

С этими словами Эльза Вольф закрыла глаза и отключилась от Питта и окружающего мира столь же эффективно, как если бы ушла в глубокую заморозку.

28

Когда Питт покидал клинику, день уже клонился к вечеру, и он решил не возвращаться в НУМА, а сразу отправиться домой. Попал, как назло, в час пик и медленно полз в потоке машин, пока в конце концов не добрался до съезда с моста Рокамбо на Вашингтон-Мемориал-Парквей. Дальше дело пошло веселей, и он уже подъезжал по служебной дорожке аэропорта к своему ангару, когда запищал спутниковый телефон.

– Да?

– Привет, милый! – раздался в трубке чарующий голос депутата Конгресса Лорен Смит.

– Всегда рад слышать моего любимого народного представителя.

– Что ты делаешь сегодня вечером?

– Собирался зажарить омлет с копченым лососем, принять душ и посмотреть телевизор, – ответил Питт, проезжая мимо охранника, который завистливым взглядом проводил его коллекционный “форд”.

– До чего скучная жизнь у холостяков, – притворно вздохнула она.

– По барам я перестал шляться сразу после совершеннолетия.

– Ну да, как же, расскажи кому-нибудь другому. – Она отвлеклась, отвечая на какой-то вопрос одного из своих помощников. – Извини. Тут избиратель позвонил и пожаловался на выбоины на дороге перед своим домом.

– Скучная жизнь у конгрессменов, – отплатил ей Питт той же монетой.

– А за хамство ты меня повезешь сегодня ужинать в “Сен-Сир”.

– Хороший у тебя вкус, крошка. Это мне обойдется в месячную зарплату. А по какому случаю гуляем?

– Передо мной на столе лежит досье на “Дестини Энтерпрайзес” в кирпич толщиной, и обойдется оно тебе ровно в то, что я сказала.

– Тебе никогда не говорили, что ты занимаешься не своим делом?

– Я продавала душу за прохождение законов куда чаще, чем любая шлюха продавала свое тело клиенту.

Питт остановил машину возле дверей ангара и нажал кнопку на дистанционном пульте.

– Надеюсь, ты заказала столик? В “Сен-Сир”, насколько я помню, с улицы не пускают.

– Я однажды оказала услугу тамошнему шеф-повару. Можешь мне поверить, у нас будут лучшие места во всем заведении. Подъезжай за мной домой в половине восьмого.

– А скидку на выпивку твой знакомый мне устроить не сможет?

– Очень остроумно! – фыркнула Лорен. – До встречи.

У Питта не было настроения завязывать галстук, и к дому Лорен в Александрии он подкатил в серых слаксах, темно-синей спортивной куртке и шафрановом свитере с высоким воротом. Лорен заметила его машину с балкона четвертого этажа, помахала рукой и быстро спустилась вниз. Она выглядела ослепительно в черной кружевной блузке с бисером, плиссированных спереди брюках “палаццо” и манто из искусственного меха до колен. При ней был черный кожаный кейс, удачно гармонировавший с нарядом. Шляпку она надевать не стала, потому что еще с балкона увидела поднятый верх “форда” и могла не беспокоиться, что ветер растреплет волосы.

Питт вышел из машины и галантно распахнул перед Лорен дверцу.

– Приятно видеть, что не перевелись еще на свете джентльмены, – сказала она, кокетливо улыбнувшись.

– Старая школа. – Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

До ресторана пришлось добираться каких-то две мили. Служитель на парковке засветился, как свечка в хеллоуинской тыкве, заметив подъезжающий “форд” 1936 года. А от практически бесшумного выхлопа машины по спине у него пробежала сладострастная дрожь.

Он выписал квитанцию, сел за руль, но отъехать не успел, потому что Питт сунул голову в окно и посмотрел на приборную доску.

– Что-нибудь не так, сэр? – нервно спросил служитель.

– Да нет, ничего. Просто проверил счетчик пробега, – усмехнулся Питт, понимающе глядя на молодого человека.

Мечта прокатиться на шикарной тачке, пока хозяин ужинает, умерла, едва успев родиться. Печально повесив голову и что-то бормоча себе под нос, парнишка медленно въехал на стоянку и припарковал “форд” рядом с “бентли”.

Ужин в “Сен-Сире” оставлял незабываемое впечатление. Ресторан был расположен в кирпичном доме восемнадцатого века, а его шеф-повар и совладелец попал в Вашингтон из Парижа через Канны, где его “открыли” двое богатых вашингтонских промышленников, имевших вкус к хорошей еде и хорошему вину. Они субсидировали открытие ресторана, выделив шеф-повару пятьдесят процентов пая. В отделке главного зала преобладали темно-синие и золотые тона, декор и мебель были выдержаны в марокканском стиле. Всего двенадцать столиков, которые обслуживали шесть официантов и четверо подносчиков. Что Питту больше всего нравилось в “Сен-Сире” – это акустика. Тяжелые шторы и мили ткани на стенах глушили все звуки до минимума – не то что в других ресторанах, где порой не слышно соседа по столу, а всеобщий шум и гвалт портит все удовольствие от изысканной еды.

Метрдотель усадил их за столик на двоих в уединенной нише в стороне от главного зала.

– Шампанское или вино? – поинтересовался Питт.

– Зачем спрашивать? – удивилась Лорен. – Ты же знаешь, что хорошее каберне приводит меня в расслабленное состояние.

Питт заказал бутылку “Мартин Рей Каберне Совиньон” и устроился поудобнее в кожаном кресле.

– Пока ждем заказа, может, расскажешь мне вкратце, что ты такого интересного накопала по “Дестини Энтерпрайзес”? Лорен надула губы:

– У-у, противный! Я-то надеялась, ты меня сначала хотя бы накормишь.

– Ну до чего же продажный народ эти политики! – вздохнул Питт.

Она наклонилась, открыла кейс и достала несколько папок.

– “Дестини Энтерпрайзес” не принадлежит к числу корпораций, злоупотребляющих связями с общественностью и рекламными кампаниями. Ее акции никогда не поступали в продажу, и она полностью находится во владении семьи Вольф на протяжении трех поколений. Они не издают и тем более не распространяют финансовые или годовые балансовые отчеты. Разумеется, они никогда бы не смогли работать с такой степенью закрытости ни в Европе, ни в Азии, ни в США, но они имеют колоссальное влияние на правительство Аргентины. Это началось еще при Пероне после Второй мировой войны.

Питт успел прочесть несколько страниц первого досье, когда принесли вино. Официант налил ему чуть-чуть в бокал, Питт посмотрел бокал на свет, понюхал, пригубил, вдумчиво раскатал по языку и нёбу терпкую, ароматную жидкость, чтобы прочувствовать букет, и лишь потом проглотил. Поднял глаза на официанта и улыбнулся:

– Меня всегда восхищала утонченность и одновременно твердость духа этого вина.

– Прекрасный выбор, сэр, – одобрил официант. – Немногие из наших посетителей вообще знают эту марку.

Питт позволил себе еще глоток вина перед тем, как вернуться к папке.

– Тут написано, что “Дестини Энтерпрайзес” возникла в 1947 году словно из ниоткуда.

Лорен рассеянно разглядывала темно-красную жидкость в своем бокале.

– Я наняла агента для просмотра аргентинской прессы того периода. Фамилия Вольф в разделах, посвященных бизнесу, нигде не упоминается. Мой агент сумел обнаружить только туманные слухи и намеки, что будто бы корпорация создана высшими нацистскими заправилами, удравшими из Германии перед капитуляцией.

– Адмирал Сэндекер рассказывал о массовом вывозе нацистских бонз и награбленных сокровищ на подлодках в Аргентину перед самым крахом Третьего рейха. Руководил операцией Мартин Борман.

– Разве он не был убит при попытке скрыться во время битвы за Берлин?

– Почему-то мне не верится, что останки, тем более найденные столько лет спустя, принадлежали ему.

– Где-то я читала, что самая большая загадка прошлой войны – это бесследное исчезновение германской казны. Не нашли ни одного слитка золота, ни одной рейхсмарки. Могло так случиться, что Борман остался жив и вывез все ликвидные активы страны в Южную Америку?

– Он первый в списке подозреваемых, – ответил Питт, перебирая листы в папках. Ничего особо интересного он там не нашел – в основном просто газетные вырезки, сообщавшие об операциях “Дестини Энтерпрайзес”, слишком масштабных, чтобы их можно было сохранить в тайне. Наиболее подробный анализ содержался в докладе ЦРУ. В нем перечислялись проекты и операции, в которых участвовала “Дестини Энтерпрайзес”, но деталей почти не было.

– У них исключительно широкое поле деятельности, – заметил Питт. – Вложения в масштабные горнопромышленные проекты по добыче драгоценностей, золота, платины и редких минералов. По производству программного обеспечения они занимают второе место в мире, не так уж много уступая “Майкрософту”. Инвестируют огромные деньги в нефтедобычу, а по разработкам в области нанотехнологии занимают ведущие позиции в мире.

– Нанотехнология? А что это такое? – спросила Лорен.

Питт не успел ответить – к столику подошел официант, чтобы принять заказ.

– Что-нибудь привлекло твое воображение, дорогая? – осведомился Питт.

– Доверяю твоему вкусу. Закажи для меня сам.

Питт не стал даже пытаться выговаривать названия блюд по-французски, как они обозначались в меню, а воспользовался простой и родной английской речью:

– На закуску ваш фирменный паштет с трюфелями и суп “виши”. А горячее – для дамы кролик в белом винном соусе, ну а мне – сладкое мясо[280]в темном масляном соусе.

– Как ты можешь есть эту гадость? – скривилась Лорен.

– А я с детства люблю хорошо приготовленное сладкое мясо, – ответил Питт. – Так на чем мы остановились? Ах да, нанотехнология. Я тоже знаю о ней очень немного. Это прорыв, абсолютно новая научно-техническая отрасль, позволяющая произвольно менять расположение атомов в исходных материалах и создавать конструкции, практически невозможные и даже немыслимые в природных условиях. По мере развития нанотехнология обещает возможность корректировки человеческого организма на молекулярном уровне и революцию в промышленности. Можно будет производить все, что угодно, причем дешево и высококачественно. Будут созданы невероятно миниатюрные машины, умеющие сами себя воспроизводить, и они будут запрограммированы на создание новых видов топлива, лекарств, металлов и строительных материалов, которые обычными средствами создать невозможно. Появятся сверхмощные компьютеры объемом порядка одного кубического микрона. Нанотехнология – это ворота в будущее.

– Я даже представить себе не могу, каким образом можно добиться подобных чудес.

– Насколько мне удалось понять, основной целью является создание так называемого ассемблера, или сборщика – субмикроскопического робота с манипуляторами, управляемыми компьютером. Предполагается, что ассемблеры будут “собирать” уже достаточно крупные объекты с заранее заданными параметрами на атомарном уровне, и делаться это будет путем контролируемых химических реакций, молекула за молекулой. Эти сборщики могут быть также настроены на самовоспроизведение. Теоретически им можно задать программу изготовить набор клюшек для гольфа из металлов и материалов, которые еще только предстоит изобрести, собрать телевизор любой заданной формы и размера и даже автомобиль или самолет вместе с новым горючим, на котором они будут работать.

– Смахивает на научную фантастику.

– Тем не менее нанотехнология – это уже сегодня реальность, а в ближайшие тридцать лет ожидается прямо-таки ошеломляющий прогресс.

– Что ж, это во многом проясняет материалы в той папке, где речь идет об антарктическом проекте “Дестини Энтерпрайзес”, – сказала Лорен. – Она под номером 5-А.

– Да, вижу, – кивнул Питт. – Крупное предприятие по добыче минералов из морской воды. Судя по всему, они стали первыми, кому удалось сделать такую добычу рентабельной.

– Кажется, инженеры и ученые компании разработали молекулярное устройство, способное выделять из морской воды металлы, например золото.

– И программа, как я понимаю, оказалась успешной?

– Весьма, – подтвердила Лорен. – Согласно записям в бухгалтерских книгах одного швейцарского банка, тайно добытым ЦРУ – мне пришлось поклясться на тысяче библий, что сведения останутся конфиденциальными, – запасы золота “Дестини Энтерпрайзес” в депозитариях Швейцарии немногим уступают золотому запасу США в форте Нокс.

– Им следует вести себя очень аккуратно на рынке, иначе цены на золото полетят кувырком.

– Согласно моим источникам, “Дестини Энтерпрайзес” пока что не продала ни одной унции.

– Тогда на кой черт им переправлять в Европу такие колоссальные объемы?

Лорен пожала плечами:

– Понятия не имею.

– Подозреваю, они все-таки продают свое золотишко, но только тайно и небольшими партиями, чтобы не уронить цены. В конце концов, если открыто выставить на торги сотни тонн золота, цены резко покатятся вниз и вся прибыль уйдет коту под хвост.

Официант принес паштет с трюфелями. Лорен отщипнула деликатес вилкой, отправила в рот, и на лице ее появилось выражение блаженства.

– Восхитительно!

– Да, неплохо, – согласился Питт.

Они молча занялись паштетом и не произнесли ни слова, пока не доели последний кусочек.

– У ЦРУ имеется масса данных по всем послевоенным неонацистским движениям, – возобновила беседу Лорен, – но нет никаких свидетельств о причастности к какому-либо из них “Дестини Энтерпрайзес” или семьи Вольф.

– С другой стороны, как следует из этих публикаций, – Питт приподнял стопку сшитых ксерокопий, – общеизвестно, что награбленное нацистами в Австрии, Бельгии, Норвегии, Франции, Нидерландах плюс золото и финансовые активы убитых евреев было переправлено на подводных лодках в Южную Америку, главным образом в Аргентину.

Лорен кивнула:

– Почти все золото и другие ценности были конвертированы в твердую валюту и размещены в ряде крупнейших банков.

– И держатель этих фондов...

– Кто же еще? “Дестини Энтерпрайзес” – как выяснилось вскоре после ее образования в 1947 году. Но вот что странно: в первые годы существования компании в правлении нет ни одного Вольфа.

– Вероятно, они захватили контроль над корпорацией позже, – предположил Питт. – Хотел бы я знать, как удалось этой семейке отодвинуть от власти старых, авторитетных наци, сбежавших из Германии в 1945?

– Хороший вопрос, – согласилась Лорен. – За пятьдесят четыре года империя “Дестини Энтерпрайзес” разрослась настолько, что ее влияние на мировые банки и правительства сделалось просто невероятным. Аргентина в буквальном смысле слова принадлежит им. У одного моего помощника есть информатор, который клянется, что очень приличные деньги оттуда поступают даже в избирательные фонды членов нашего собственного Конгресса. Возможно, именно по этой причине за минувшие полвека ни одно правительственное расследование деятельности “Дестини Энтерпрайзес” так и не состоялось.

– Их щупальца тянутся в карманы наших уважаемых сенаторов и членов Палаты представителей, порой добираясь даже – о ужас! – до служащих президентской администрации и сотрудников Белого дома! – скорчив рожу, прогнусавил Питт.

Лорен вскинула руки:

– Нечего так на меня смотреть! Я от “Дестини Энтерпрайзес” на свои избирательные кампании еще ни разу и цента не взяла.

Питт с хитрецой прищурился:

– Неужели?

Она пнула его ногой под столом:

– Прекрати подначивать! Ты отлично знаешь, что я никогда не продавалась. И вообще, я один из самых уважаемых членов Конгресса!

– Из самых симпатичных – согласен, а что до остального... Очевидно, твои высокочтимые коллеги просто не знают тебя так же хорошо, как знаю я.

– Не смешно!

На столе появились тарелки с холодным супом “виши”, и Лорен с Питтом занялись смакованием изысканного блюда, время от времени пропуская по глоточку каберне. Вино довольно скоро живительным огнем пошло по жилам и слегка ударило в голову, а внимательный официант следил за тем, чтобы их бокалы ни на минуту не оставались пустыми.

– У меня такое ощущение, будто нацисты пытаются сейчас экономическими средствами достичь того, чего не смогли добиться массовыми убийствами, разрушениями и войнами, – заметила Лорен.

– Мировое господство как самоцель – это вчерашний день, – не согласился Питт. – Нынешние китайские лидеры, возможно, еще лелеют подобные планы, но по мере того как быстрое экономическое развитие будет превращать их страну в сверхдержаву, эти иллюзии неизбежно рассеются. Начав войну и даже выиграв ее, они все равно потеряют больше, чем приобретут. Да и вообще после крушения коммунистической России стало ясно, что главные войны грядущего будут экономическими. Те же Вольфы наверняка отлично понимают, что власть экономическая ведет в конце концов к власти политической. У них достаточно средств, чтобы купить что угодно и кого угодно. Вопрос только в том, к чему они стремятся?

– Ты что-нибудь узнал от той женщины, которую задержал вчера?

– Кое-что узнал. Конец света уже на носу, и все человечество – за исключением семьи Вольф, разумеется, – будет стерто с лица земли и погибнет в волнах второго Всемирного потопа, вызванного падением гигантской кометы.

– И ты в это веришь?

– А ты разве веришь? Тысячи пророков тысячи раз предсказывали конец света, и ничего страшнее обыкновенного дождичка при этом не происходило. Но я теряюсь в догадках, для чего такой застарелый трюк понадобился Вольфам? Они, конечно, негодяи и убийцы, но уж точно не дураки.

– А на чем они основывают свои утверждения?

– На предсказании очень древнего народа, называвшего себя эменитами.

– Ты шутишь! – воскликнула Лорен. – Такие влиятельные и деловые люди, как Вольфы, верят в бредовые пророчества расы, вымершей тысячи лет назад?

– Именно эти “бредовые пророчества” содержатся в надписях, найденных нами в Индийском океане и в Колорадо.

– При встрече со мной адмирал Сэндекер кратко упомянул о вашем открытии, но в подробности не вдавался. А ты мне вообще ничего не рассказывал, противный!

Питт виновато развел руками:

– Извини, просто случая не было.

– Так что ты порекомендуешь? Написать завещание и привести в порядок дела?

– Да нет, погоди немного. Приготовиться ко встрече с Создателем ты всегда успеешь, но сначала мы все-таки проконсультируемся с астрономами, которые следят за астероидами и кометами.

Суповые тарелки унесли и поставили на стол горячее. В исполнении шеф-повара и кролик, и сладкое мясо выглядели произведениями искусства. Любуясь видом блюд, Питт и Лорен предвкушали райское наслаждение и не были разочарованы.

– Как ты потрясающе удачно выбрал, – произнесла Лорен с набитым ртом. – Невероятно вкусный кролик.

Питт жевал с экстатическим выражением на лице.

– Когда мне подают сладкое мясо, приготовленное настоящим мастером, я слышу небесную музыку. А соус просто шедевр!

– Попробуй моего кролика, – предложила Лорен, протягивая ему тарелку.

– А хочешь моего сладкого мяса? – спросил Питт.

– Ну нет, спасибо, – сморщила нос Лорен. – Я внутренних органов не ем.

К счастью, порции были не так велики, как в ресторанах попроще, и у Питта с Лорен еще оставалось место в желудках, когда настала очередь десерта. Питт заказал вареные персики в малиновом пюре. Позже, за кофе с коньяком “Реми Мартен”, разговор возобновился.

– Чем больше я узнаю о Вольфах, тем сильнее поражаюсь их действиям, – пожаловался Питт. – Зачем накапливать гигантское состояние, если знаешь, что твоя финансовая империя развеется в дым после падения кометы?

Лорен покрутила в руке рюмку с коньяком, любуясь золотистыми искорками от пламени свечи внутри янтарной жидкости.

– Значит, они уверены, что переживут катастрофу.

– Эльза Вольф как раз об этом и говорила. И еще один из наемных убийц в Колорадо, – сказал Питт. – Вот только как они собираются уцелеть в катаклизме мирового масштаба?

– Ты папку номер восемнадцать смотрел?

Питт ответил не сразу – сначала пошарил в бумагах, нашел папку, открыл и начал читать. Минуты через две-три он поднял глаза и спросил:

– Это проверенные сведения? Лорен кивнула:

– Целый флот Ноевых ковчегов.

– Четыре судна циклопических размеров, – медленно произнес Питт. – Первое – пассажирский суперлайнер, фактически плавучий город, шесть тысяч футов в длину и тысяча пятьсот футов в ширину, тридцатидвухэтажный, водоизмещением в три с половиной миллиона тонн. – Он оторвался от папки и нахмурил брови. – Оригинально, но вряд ли практично.

– Ты дочитай до конца, – посоветовала Лорен. – Дальше еще хлеще.

– На этом гиганте размещается большой госпиталь, школы, центры развлечений и многое другое, построенное по самым современным инженерным технологиям. Аэропорт с широкой посадочной полосой на верхней палубе может принимать и обслуживать небольшую флотилию самолетов и вертолетов, жилые помещения и офисы примут пять тысяч человек пассажиров и команды... – Питт недоверчиво прищурился: – Такого размера судно способно вместить не меньше пятидесяти тысяч человек.

– На самом деле вдвое больше. Ты посмотри данные по трем другим.

Питт стал читать дальше:

– Так, те же исполинские габариты. Второй – грузовое и вспомогательное судно, где разместятся фабрики и оборудование. В трюмах огромное количество наземных механизмов и строительных материалов. Третье – настоящий зоопарк...

– Видишь? – перебила его Лорен. – Действительно настоящий ковчег!

– Последнее судно – супертанкер, рассчитанный на перевозку невероятного количества нефти, газа и прочих видов горючего. – Питт закрыл папку и посмотрел на Лорен: – Я слышал, что такие монстры существовали в проекте, но понятия не имел, что они претворены в жизнь. Не говоря уж о том, что построила их “Дестини Энтерпрайзес”.

– Корпуса изготавливались по секциям и перевозились на секретную верфь, построенную компанией в изолированном заливе на южной оконечности Чили. Там их собирали, устанавливали надстройки и оборудование, потом заканчивали отделку. Согласно оценкам экспертов, для пассажиров и экипажей создана замкнутая система жизнеобеспечения, и запасов у них хватит не менее чем на двадцать лет.

– Неужели никто из посторонних не посещал эту верфь? А журналисты? Самые большие суда в истории человечества – это же мировая сенсация!

– Все сказано в докладе ЦРУ по этой верфи, – объяснила Лорен. – Зона строительства плотно перекрыта и охраняется целой армией секьюрити. Никаких посторонних. Рабочие и их семьи живут в небольшом городке на берегу и никогда не покидают верфь. С побережья доступ к территории защищен Андами, а с моря залив прикрывает сотня гористых островков и два полуострова. Единственный способ доступа – морем или по воздуху.

– Анализ ЦРУ показался мне слишком беглым и поверхностным. Насколько я понимаю, глубокого и всестороннего изучения данного проекта “Дестини Энтерпрайзес” не проводилось?

Лорен допила коньяк:

– Агент, который меня информировал, сообщил, что глубокого изучения не проводилось, поскольку Управление не усмотрело в этом проекте угрозы безопасности или интересам США.

Питт с минуту помолчал, устремив в пространство отсутствующий взгляд, потом снова заговорил:

– Несколько лет назад мы с Джиордино обследовали один такой фьорд на юге Чили, когда искали угнанный террористами лайнер. Угонщики спрятали судно рядом с ледником. Насколько я помню географическую структуру в тех краях, между островами к северу от Магелланова пролива нет достаточно широких и глубоких проходов для таких исполинских судов.

– Так, может, они и не собираются выводить их в океан, – предположила Лорен. – А построили свои ковчеги только ради того, чтобы пересидеть в них грядущую катастрофу.

– Как это ни фантастично звучит, – медленно произнес Питт, пытаясь свыкнуться с такой невероятной мыслью, – но ты, похоже, близка к истине. Вольфы поставили миллиарды на то, что конец света все-таки наступит.

Питт замолчал, и Лорен поняла, что он снова ушел в себя. Встав из-за стола, она отправилась в дамскую комнату, предоставив Питту время осмыслить прочитанное и сказанное. Хотя в это трудно было поверить, а еще тяжелее принять, но постепенно ему становилось ясно, для чего последние поколения семьи Вольф подвергались генной инженерии.

Старых нацистов, сбежавших из Германии, давно уже не было на свете, но они оставили после себя расу сверхлюдей – достаточно сильных и напористых, чтобы пережить грядущий катаклизм, подчинить себе остатки старого мира и построить новый, но уже по своим, арийским, стандартам.

29

Серые гранитные утесы горного хребта вздымались ввысь гигантскими тенями, теряясь в ночном небе. Внизу, в лучах ущербной луны блистал и переливался серебристо-голубой ледник. Над западными склонами Южных Анд возвышался в снежной мантии пик Сьерра-Мураллон. Над его остроконечной вершиной мерцало тысячами звезд безоблачное небо. Западный склон горы полого спускался к океану, перемежаясь глубокими ущельями и пропастями, на дне которых лежали вечные льды, образовавшиеся в незапамятные времена. Стояла ясная, морозная ночь. Меж обрывистых стен ущелья, как летучая мышь на охоте, петлял маленький самолетик.

В южное полушарие пришла осень, и первый снег кое-где уже запорошил вершины. Высокие хвойные деревья нестройной толпой взбегали вверх по изрезанным склонам, останавливаясь у границы скал, где начинался голый камень, тянущийся вплоть до зазубренных пиков, отливающих серебром в лунном свете. Других – рукотворных – источников света не наблюдалось, в какую сторону ни кинь взгляд. Питт на миг представил, как величественно красиво здесь днем, но в десять часов вечера крутые обрывы и каменистые склоны выглядели темными и угрожающими.

Самолет “Моллер-М400 Скайкар” ненамного превосходил размерами джип “Чероки”, но был устойчив в полете не хуже своих более крупных собратьев. На нем можно было пролететь между домами над городской улицей, и он легко умещался в обычном двухместном гараже. Аэродинамические обводы и конической формы носа делали его похожим на нечто среднее между автомобилем будущего в концепции “Дженерал Моторс” и ракетным истребителем из “Звездных войн”. Четыре вертикально-горизонтальных двигателя несли по два противоположно вращающихся винта, позволяющих “скайкару” взлетать вертикально, как вертолет, и двигаться горизонтально, как обычный самолет, с крейсерской скоростью триста миль в час и потолком высоты в тридцать тысяч футов. Даже при выходе из строя двух двигателей можно было нормально приземлиться без неудобств для пассажиров. А в случае катастрофического отказа всех четырех раскрывались два планирующих парашюта, доставляющих “скайкар” со всем содержимым на землю в целости и сохранности.

Сенсоры и дублирующие системы страховали от любых сбоев механики и электроники. Четыре бортовых компьютера постоянно следили за состоянием всех узлов и автоматически вели машину по заранее указанному маршруту с помощью спутников глобальной навигационной системы, помогая преодолевать горы и реки и лавировать в ущельях и каньонах. До предела автоматизированная система управления делала присутствие пилота почти ненужным.

Питт редко выглядывал в иллюминатор. У него не возникало желания разглядывать тень самолета, бегущую в свете луны по неровному каменному дну долины, скользя по деревьям и исчезая в провалах, особенно в тех случаях, когда тень и машина практически сливались воедино. Маршрут полета проще было отслеживать на топографическом дисплее виртуальной реальности, пока автоматический штурман вел “скайкар” к месту назначения. На турбулентность воздуха тут же реагировали подкрылки двигателей, управляемые системой автоматической стабилизации.

Но сидеть сложа руки, пока самолет без малейшей помощи со стороны человека прорезал ночь и лавировал в горах, Питту тоже не слишком нравилось. А вот Джиордино, если и переживал, что компьютер вдруг засбоит и не сумеет разминуться с горой, никак этого не показывал. Он безмятежно читал какой-то приключенческий роман, в то время как Питт в очередной раз принимался изучать по штурманской карте глубины фьорда, ведущего к верфи Вольфов.

Потолок “скайкара” вполне позволял пролететь на безопасной высоте над всеми вершинами, но как раз этого они и стремились избежать. Их миссия была тайной, поэтому мощные двигатели и компьютеры вели самолетик к месту назначения предельно скрытно, пряча его от радаров и лазерных систем обнаружения.

Оба пассажира истекали потом в изолирующих гидрокостюмах поверх теплого белья, но никто из них не жаловался. Одевшись для погружения перед полетом, они экономили драгоценное время после приземления.

Питт ввел с клавиатуры код и бросил взгляд на ряд цифр, высветившихся на дисплее:

– Прошли уже двести двенадцать миль с момента взлета с корабля от Пунта-Энтрада близ Санта-Крус.

– И сколько еще пилить? – спросил Джиордино, не отрываясь от своего романа.

– Чуть меньше пятидесяти миль. Через пятнадцать минут сядем в горах рядом с логовом Вольфов.

Точное место приземления было введено в компьютер с фотографии, сделанной спутником-шпионом.

– Тогда я успею добить последнюю главу.

– Что ж там такого интересного, что ты оторваться не можешь?

– А вот как раз сейчас начинается место, где герой будет спасать прекрасную героиню, которую собираются изнасиловать террористы.

– Откуда-то мне знаком этот поворот сюжета, – рассеянно заметил Питт, глядя на дисплей виртуальной реальности, показывающий лежащую внизу местность с помощью мощного прибора ночного видения, размещенного в носу самолета. Зрелище фантастическое – как будто оказался внутри машины для игры в пинбол. Накатывал и вихрем уносился прочь один горный пейзаж за другим. В небольшом квадратике в углу красными и оранжевыми цифрами высвечивались скорость, высота, запас топлива и расстояние до места назначения. Питт вспомнил, что такая же система была установлена в кабине самолета, на котором они искали в чилийском фьорде угнанный террористами лайнер, только в тот раз они работали за полторы сотни миль отсюда.

Он выглянул в иллюминатор. Внизу тускло блестел ледник, а это означало, что самая сложная часть горного маршрута уже позади. Лунный свет играл на гладкой поверхности, изрезанной кривыми трещинами. Ледник постепенно расширялся, спускаясь к заливу, где таял и сливался с морем.

Горы остались позади, и на горизонте за ледником замерцали далекие огни. Питт знал, что это не звезды, – слишком низко они висели над землей. Знал он также, что в прозрачном горном воздухе они кажутся ближе, чем на самом деле. Постепенно на фоне беспросветного мрака начали проявляться и другие скопления огней. Еще пять минут полета, и они сделались четкими и различимыми, вырывая из темноты силуэты четырех чудовищных судов, светящихся в ночи подобно городам.

– Вижу цель, – ровным голосом сообщил Питт.

– Вот же черт! – выругался итальянец. – Как раз в тот момент, когда у меня начинается самое интересное.

– Успокойся, минут десять у тебя еще есть. Кроме того, я уже знаю, чем там все закончится.

– Правда, знаешь? – вопросительно поднял на него глаза Джиордино.

Питт кивнул с самым серьезным видом:

– Главный злодей – дворецкий.

Итальянец скептически скривился и вернулся к своему триллеру.

Будто обладая собственным мозгом – тем более что так оно и было, – “скайкар”, вместо того чтобы держать курс на верфь и четыре гигантских судна у причала, свернул на юго-запад. Питт не отрываясь, пожирал взглядом уходящее вправо скопище огней.

– Дочитал! – вздохнул Джиордино, перевернув последнюю страницу. – Между прочим, ты все наврал. Десять тысяч человек прикончил никакой не дворецкий, а сумасшедший профессор. – Он уставился сквозь стекло кабины на море огней. – Слушай, Дирк, ты уверен, что они нас не засекут на таком расстоянии?

– Вряд ли. “Моллер-М400” настолько мал, что его самые навороченные военные радары не видят.

– Надеюсь, ты прав, – сказал Джиордино, от души потянувшись. – Я человек скромный и ненавижу пышные приемы. Питт посветил фонариком на карту.

– На данном этапе компьютер предлагает нам два варианта дальнейших действий: либо плыть две мили под водой, либо топать пешком четыре мили по леднику.

– По леднику да еще в темноте – нет, меня это не прельщает, – поежился итальянец. – А вдруг сынок матушки Джиордино свалится в трещину, и его хладный труп найдут только через десять тысяч лет?

– Что-то я с трудом представляю тебя под стеклом в музее на глазах у тысяч зрителей.

– Не вижу ничего плохого в том, чтобы стать шоу-звездой из прошлого, – гордо возразил Джиордино.

– А ты подумал о том, что тебя выставят на всеобщее обозрение в голом виде? Что ни говори, но тебя все-таки трудно назвать типичным образцом мужчины начала двадцать первого столетия.

– Могу с тобой поспорить, что никому из них ни в чем не уступлю!

Разговор прервался – скорость самолета упала, и он начал терять высоту. Питт решил выбрать подводный путь подхода, ввел программу в компьютер и дал ему команду сесть возле берега – место для посадки выбрали в ЦРУ по спутниковым фотографиям. Через несколько минут система подкрылков перенаправила выход тяги вниз, и самолет остановился, зависнув в тридцати футах над землей. В иллюминатор не было видно ни зги, но благодаря дисплею Питт знал, что они висят над узкой расщелиной. Машина медленно опустилась вниз и мягко коснулась колесами шасси каменистого фунта. Еще несколько секунд – и двигатели умолкли, а все электронные системы отключились. Штурманское табло показывало, что посадка произошла с отклонением всего в четыре дюйма от намеченной точки.

– В жизни не чувствовал себя таким бесполезным! – признался Питт.

– Да, эта штука умеет дать понять человеку, кто здесь лишний, – согласился Джиордино, выглядывая наружу. – Черт, темно, как у негра в заднице! Где мы находимся?

– В расщелине, примерно в пятидесяти ярдах от берега фьорда.

Питт открыл замок фонаря кабины, поднял его и спрыгнул на твердую землю. Ночную тишину нарушал лишь доносящийся с верфи шум круглосуточно работающих машин. Питт вернулся в кабину, откинул заднее сиденье и начал передавать Джиордино водолазное снаряжение: баллоны с воздухом, компенсаторы плавучести, пояса с грузом, ласты и маски. Итальянец выкладывал их попарно параллельными рядами. Потом они натянули сапоги и шлемы, надели компенсаторы и навесили друг другу на спину спаренные баллоны. У обоих имелись нагрудные сумки с пистолетами, фонарями и прочей необходимой мелочью, а у Питта еще и его верный спутниковый телефон системы “Глобалстар”. Последними они извлекли из самолета два водометных скутера “Торпедо-2000” с двойными корпусами, соединенными параллельно, походящих на спаренные ракетные установки. Скорость передвижения таких скутеров под водой составляет четыре с половиной мили в час при часовом запасе хода.

На левую руку Питт пристегнул маленький компьютер, такой же, какой был у него в шахте “Парадиз”, и включил связь со спутниками ГНС. Потом ввел код, переводящий данные на миниатюрный монитор, сообщающий точное местоположение Питта по отношению к верфи и ведущему к ней узкому каналу фьорда.

Джиордино приладил поверх маски прибор ночного видения и включил его. Ландшафт внезапно материализовался у него перед глазами, слегка размытый, но достаточно четкий, чтобы разглядеть под ногами камешки размером в полдюйма. Потом он повернулся к Питту:

– Пора?

Тот кивнул:

– Ты видишь дорогу, поэтому по суше веди ты, а в воде поведу я.

Джиордино кивнул в ответ, не сказав ни слова. Пока они не проникнут за периферийную линию охраны верфи, говорить было в сущности не о чем. И Питту вовсе не требовались телепатические способности, чтобы знать, что его напарник думает о том же, о чем и он сам. Мысленно оба перенеслись сейчас на шесть тысяч миль и двадцать часов в прошлое, в кабинет адмирала Сэндекера, обсуждая безумный план, который мог родиться и созреть только в воспаленном мозгу шизофреника.

– В системе обеспечения безопасности были допущены серьезные просчеты, – мрачно констатировал адмирал. – Доктор О’Коннелл пропала.

– Я думал, она находится под круглосуточным наблюдением, – заметил Питт, давая себе зарок по-свойски поговорить с Кеном Хелмом.

– На данный момент известно лишь, что она повезла свою дочь в кафе-мороженое. Охранники остались рядом с кафе в машине, а доктор О’Коннелл с девочкой вошли внутрь. Вот только обратно они уже не вышли. Здесь есть одна странность, которую я не понимаю. Желание ребенка поесть мороженого было спонтанным. Не представляю, каким образом об этом могло стать известно похитителям?

– То есть Вольфам! – со злостью ударил кулаком по столу Питт. – Ну почему мы все время недооцениваем этих людей?!

– Боюсь, продолжение вам понравится еще меньше, – хмуро сказал Сэндекер.

Питт с тягостным предчувствием посмотрел на адмирала:

– Попробую угадать. Эльза Вольф исчезла из клиники вместе с телом своей кузины Хайди.

Сэндекер смущенно опустил голову, стирая пальцем невидимое пятнышко с полированной поверхности стола.

– Поверьте мне, джентльмены, надо быть настоящим волшебником, чтобы проделать такое, – сказал Кен Хелм. – Система охраны клиники оборудована по последнему слову техники.

– И ваши камеры наблюдения не зафиксировали ее бегство? – раздраженно спросил Питт. – Сомневаюсь, чтобы Эльза вышла через парадный вход с телом сестры через плечо.

Хелм виновато вздохнул:

– Камеры в порядке, мониторы все время находились под наблюдением. Я в полном недоумении – так же как наши лучшие эксперты! – потому что никаких следов прорыва не обнаружено даже после тщательной и комплексной проверки всех охранных систем.

– Значит, эти люди умеют проникать сквозь стены или просачиваться в щели, – предположил Джиордино, сидевший напротив Сэндекера. – Либо придумали пилюлю невидимости.

– Ни то, ни другое, ни третье, – с досадой сказал Питт. – Просто они искуснее и изобретательнее нас!

– Единственная зацепка, которая у нас имеется, – вновь заговорил Хелм, – хотя процентов на пятьдесят это догадки, – сообщение из Балтимора. По данным диспетчерской службы, самолет корпорации “Дестини Энтерпрайзес” взлетел сегодня утром с пригородного аэродрома и взял курс на юг.

– В Аргентину, – уточнил Питт.

– А куда ж еще им ее везти? – согласился Джиордино. – Вряд ли они станут держать ее в Штатах, где службы розыска им не подконтрольны.

Рон Литтл из ЦРУ негромко кашлянул, привлекая внимание:

– Вопрос в другом – зачем вообще понадобилось ее похищать? Одно время нас заставили думать, что они хотят устранить мистера Питта, мистера Джиордино и доктора О’Коннелл как свидетелей открытия эменитской пещеры в Колорадо. Но теперь об этом послании древних знает слишком много людей, и сохранять секретность больше не имеет смысла.

– Единственная правдоподобная версия, которая приходит мне в голову, – им нужна ее экспертиза, – предположил Хелм.

– Когда я спросил Эльзу Вольф, сколько пещер оставили амениты, она ответила, что всего шесть, – задумчиво произнес Питт. – Мы нашли две, они нашли одну. Из трех оставшихся две были уничтожены природными катаклизмами. Эльза говорила, что последняя пещера находится где-то в перуанских Андах, но где именно, точно не известно. Держу пари, что, несмотря на все свои достижения в области программного обеспечения, компьютерные специалисты “Дестини Энтерпрайзес” так и не смогли расшифровать инструкцию, описывающую, как найти оставшуюся камеру.

– И потому похитили доктора О’Коннелл в расчете на то, что она этот шифр разгадает, – заключил Сэндекер.

– Похоже на правду, – согласно кивнул Хелм.

Джиордино подался вперед, чуть не ложась грудью на стол, и горячо заговорил.

– Я знаком с Пэт совсем недолго, но сильно сомневаюсь, что она пойдет им навстречу! У нее нетот характер!

Литтл невесело усмехнулся:

– Не забывайте, что у них в руках четырнадцатилетняя дочь доктора О’Коннелл. Вольфам достаточно пригрозить, что с девочкой сделают что-нибудь нехорошее.

– Она будет сотрудничать, – с мрачным видом согласился Хелм. – У нее нет другого выхода.

– Что ж, тогда нам двоим придется нанести визит в это волчье логово[281]и забрать обеих, – просто сказал Питт. Литтл посмотрел на него с некоторым сомнением:

– Но откуда нам знать, где их держат?

– Уверен, что на своей верфи в Чили. Эти Вольфы настолько сдвинулись на теме конца света, что вся семья наверняка уже перебралась на суда в ожидании потопа.

– Я могу раздобыть для вас спутниковые фотографии верфи, – предложил Литтл. – Но должен сразу предупредить: по мнению наших аналитиков, тамошняя система охраны заранее обрекает на неудачу всякую попытку проникнуть туда по воздуху, по суше или по воде.

– Значит, мы пройдем под водой.

– Можете нарваться на подводные сенсоры.

– Думаю, мы найдем способ решить эту проблему.

– Я не могу на это согласиться, – твердо заявил Сэндекер. – Подобные эскапады не входят в компетенцию НУМА. Этим должны заниматься спецназ или “котики”.

– Найти и выручить Пэт О’Коннелл и ее дочь – только часть нашего плана, – объяснил Питт. – Необходимо также выяснить суть судостроительной деятельности “Дестини Энтерпрайзес”. И для выполнения этой задачи никто лучше нас с Алом не подготовлен. Меньше года назад мы вдвоем на мини-субмарине проникли в акваторию одной частной верфи в Гонконге и обнаружили там угнанный лайнер “Соединенные Штаты”. Должна же быть какая-то система в безумном проекте семейства Вольфов, вкладывающего миллиарды долларов в суда, которым не суждено выйти в море.

– ФБР ничем не сможет вам помочь, – с сожалением сказал Хелм. – Это за полмира от нашей территории. Литтл нервно пошевелил пальцами:

– Боюсь, что и у нашего Управления связаны руки во всем, кроме предоставления информации. Госдепартамент поднимет жуткий вой, если вскроется хотя бы косвенная причастность ЦРУ к этому делу.

Питт с улыбкой посмотрел на Сэндекера:

– Похоже, сэр, вам не оставляют выбора.

Но адмирал по-прежнему хмурился. Поразмыслив минуту, он отрывисто спросил:

– Ты уверен, что существует крайняя необходимость проводить против Вольфов столь рискованную разведывательную операцию?

– Уверен! – твердо сказал Питт. – И еще я уверен, хотя не могу сказать почему, что за витриной их деятельности маячит куда более зловещий замысел, осуществление которого может повлечь за собой самые страшные и непредсказуемые последствия.

Узкая извилистая расщелина ярдов через пятьдесят вывела их к воде. К западу берег повышался и уходил в море, образуя полуостров; с востока побережье пробороздили каналы, оставленные растаявшими ледниковыми языками. Яркие огни верфи Вольфов и четырех плавучих города отражались в темной воде на северной оконечности фьорда.

Джиордино остановился и жестом приказал Питту оставаться в тени большой скалы. Параллельно противоположным сторонам залива неторопливо двигались два патрульных катера, обшаривая берега и поверхность воды лучами мощных прожекторов. Джиордино внимательно рассматривал ближайший катер через прибор ночного видения.

– Ты у нас эксперт по катерам, – подал голос Питт. – Узнаешь их?

– Тридцативосьмифутовая модель производства “Двичак Индастриз”, – без труда ответил итальянец. – Обычно применяются для сбора разлившейся нефти, но эти вооружены до зубов и явно предназначены для других целей. Хорошая, прочная, надежная посудина. Не особо скоростная, не более восемнадцати узлов, но движок у нее в триста лошадей, так что в случае необходимости может даже буксировать тяжелые баржи Применение в качестве патрульного корабля – нечто новое в практике.

– Тип оружия можешь определить?

– Спаренные крупнокалиберные пулеметы на носу и корме, – ответил Джиордино. – Больше пока ничего сказать не могу.

– Скорость?

– Тащатся на четырех узлах, не спеша выглядывая потенциальных нарушителей.

– Достаточно медленно, чтобы наши “Торпедо-2000” могли за ними угнаться.

– Какую пакость ты опять задумал?

– Подождем под водой, пока они повернут обратно к верфи, – ответил Питт. – Когда они будут проходить над нами, пристроимся в кильватерную струю. Шум винтов прикроет нас от их гидроакустики.

– Звучит разумно, – одобрил итальянец.

Пока патрульные катера продолжали неспешно удаляться в южном направлении, Питт и Джиордино в последний раз проверили снаряжение, натянули на головы резиновые шапочки-капюшоны гидрокостюмов, а на руки – четвертьдюймовые неопреновые перчатки. Затем закрепили поверх сапог ласты. Маски-шлемы, защищавшие их лица и снабженные устройством подводной связи “Акваком”, были полностью герметичны и позволяли свободно переговариваться между собой. И напоследок привязались друг к другу пристегнутым к поясам тонким линем – чтобы не потерять напарника в угольной черноте воды.

Вытравив лишний воздух из костюма, Джиордино поднял вверх большой палец, сигнализируя о полной готовности. Питт ответил тем же и первым вошел в воду. Дно у берега было каменистым и скользким от водорослей. В тяжелом снаряжении приходилось ступать осторожно, чтобы не потерять равновесие. Они медленно удалялись от берега, пока вода не поднялась до пояса, потом пустились вплавь. Дно резко уходило вниз. Питт погрузился на десять футов, остановился и вытравил из своего костюма остатки воздуха. Дышал он неглубоко и размеренно, постепенно ускоряя погружение, пока давлением воды не обжало костюм до нужной кондиции. Тогда он добавил внутрь немного воздуха для достижения нейтральной плавучести, чтобы можно было неподвижно висеть на глубине.

Отплыв ярдов на пятьдесят от берега, Питт вынырнул на поверхность и посмотрел на юг. Катера как раз достигли крайней точки маршрута и поворачивали обратно.

– Эскорт направляется к нам, – сказал Питт в микрофон. – Надеюсь, ты был прав насчет четырех узлов. Больше наши водометы дать вряд ли смогут.

Голова Джиордино вынырнула рядом с Питтом.

– Это на пределе, но думаю все же, что мы от них не отстанем. Лишь бы только у них не оказалось инфракрасных подводных телекамер.

– Ширина залива почти полмили – такую зону телекамерами не перекроешь. – Питт оглянулся на озаренную морем огней северную оконечность фьорда. – При круглосуточной работе в три смены Вольфам небось приходится платить работникам бешеные деньги.

– С чего ты решил, что они потерпят у себя профсоюзы?

– Как ты думаешь, какая осадка у этих катеров?

– Около двух футов, но лучше держаться подальше от винтов. Уж больно здоровые, не меньше ярда в диаметре.

Патрульные катера приближались. Прикинув их курс, Питт и Джиордино сместились на десять ярдов и успели погрузиться на двенадцать футов, прежде чем луч прожектора скользнул над тем местом, где только что торчали их головы. Под водой рокот мотора и шум винтов слышались в несколько раз громче, чем на поверхности. Питт и Джиордино перевернулись на спину и замерли в ожидании, наблюдая за отблесками прожекторных лучей, танцующих над ледяной водой.

Но вот наверху показалось черное днище катера и здоровенный винт за кормой, взбивающий вихри пены и пузырей. В тот же миг оба аквалангиста дали полную скорость своим скутерам, ухватились за рукоятки и ловко пристроились в кильватерную струю.

При четырех узлах эффект отталкивания от винта совсем не тот, что при максимальных восемнадцати. Во всяком случае, на такой скорости им не составляло труда держать устойчивый курс за кормой катера, да и швыряло и мотало вполне терпимо. Хуже всего было то, что скрадывалось ощущение направления. К счастью, Питт мог ориентироваться на яркий кормовой огонь катера и точно держался вслед за ним. Он крепко сжимал рукояти водомета, умело направляя его закругленный, как торпеда, нос в нужном направлении и не давая ему рыскать в бурной воде.

Они сопровождали катер долгих две мили на глубине шести футов, безжалостно заставляя двигатели своих водометов функционировать на пределе возможного, лишь бы только удержать темп и не оторваться от “лидера”. Батареи быстро садились. Оставалось только надеяться, что в них хватит заряда на обратный путь к расщелине и “скайкару”. Но над этим будет время поломать голову после, а сейчас их больше волновало, как бы остаться незамеченными на такой небольшой глубине в ярко освещенной акватории верфи. Хотя кильватерная струя служила достаточно надежным прикрытием, да и черные гидрокостюмы сливались с черной водой, какой-нибудь востроглазый наблюдатель на катере или на берегу мог обратить внимание на подозрительный проблеск. Но пока все было тихо. Питт правильно вычислил психологию патрульных: они смотрят туда, куда светят прожектора, – прямо по ходу.

– Ты меня нормально слышишь? – спросил Питт через встроенный в маску “Акваком”.

– Каждое слово.

– Мой монитор показывает, что мы прошли почти две мили. Скоро катер начнет разворот на следующий круг. Как только почувствуем, что струя уходит вправо или влево, ныряем на безопасную глубину и выжидаем несколько минут. Потом всплываем, чтобы определиться визуально.

– Понятно, – ответил Джиордино таким будничным голосом, как будто ждал на остановке автобус, который вот-вот должен появиться из-за угла.

Меньше чем через три минуты патрульный катер начал разворот. Питт и Джиордино вовремя засекли изменение направления кильватерной струи, нырнули на двадцать футов и зависли в воде, пока шум винтов и отблески прожекторов не удалились настолько, что перестали представлять какую-либо угрозу. Только тогда медленно и осторожно Питт и Джиордино начали всплытие, не очень хорошо представляя, в какой именно точке акватории верфи они находятся.

Две головы в масках показались над водой, две пары глаз быстро обшарили поверхность во всех направлениях. Оказалось, что они всего в семидесяти пяти ярдах от первого из четырех огромных причалов, уходящих от берега больше чем на милю. К причалу был пришвартован колоссальных размеров плавучий город; три его брата-близнеца стояли параллельно ему у других причалов. Сияя тысячами огней под ночным небом, они представляли собой фантастическое зрелище. Находящимся в воде Питту и Джиордино габариты ближайшего суперсудна показались необъятными. Невозможно было поверить, что такая невообразимая масса не только не тонет, но способна на собственной тяге пересекать моря и океаны.

– Неужто это правда? – пробормотал потрясенный итальянец.

– Мне на язык просится слово “циклопический”, – почему-то шепотом ответил Питт.

– Ладно, с чего начнем?

– Суда-ковчеги пока оставим в покое. Надо найти укромное местечко, где можно оставить снаряжение, а потом отправимся на охоту в контору верфи.

– Ты думаешь, Пэт держат там?

– Не знаю, но для начала административное здание сойдет не хуже любого другого.

– Можем добраться до берега под настилом, – предложил Джиордино, указывая на плещущуюся между свай гигантского причала темную воду. – Вон там, справа, какие-то навесы и свет не горит. Спрячемся где-нибудь и переоденемся в рабочую одежду.

Рабочая одежда представляла собой стандартные оранжевые комбинезоны, чем-то напоминающие робы заключенных в американских тюрьмах. Изготовили их специально для этой операции, используя в качестве образца увеличенные фотоснимки работников верфи, сделанные спутником-шпионом и переданные адмиралу Сэндекеру вместе с подробными картами и фотоанализом большинства зданий.

Пловцы неторопливо продвигались вдоль многочисленных трубопроводов и кабелей, проложенных под настилом от берега до конца причала. Видимость увеличилась до ста футов – тысячи ярких огней освещали все вокруг, как на бульварах Лас-Вегаса.

Питт плыл впереди, Джиордино справа от него и чуть сзади. Усеянное гладкой галькой дно постепенно стало подниматься, и вскоре им пришлось пробираться чуть ли не ползком, перебирая руками. Достигнув берега, они заметили неподалеку от свай причала ступени, поднимающиеся к бетонной набережной. Единственный фонарь, едва заметный в море огней верфи, тускло озарял лестницу и фасад нескольких одноэтажных строений. Внимательно изучивший спутниковые фотографии Питт вспомнил, что в этих бараках находятся инструментальные кладовые. Мощности фонаря не хватало, и боковые стены складов терялись во мраке.

– Что скажешь? – спросил Джиордино.

– Да вроде пусто, – пожал плечами Питт. – С другой стороны, черт его знает, кто там прячется в темноте?

Не успел он закончить фразу, как Джиордино, обозревающий окрестности в свой прибор ночного видения, уловил какое-то движение вдоль стены ближайшего склада. Он с силой сжал плечо Питта в знак предупреждения – на набережной показался охранник в камуфляжной форме и с автоматом через плечо. Он остановился под фонарем, вытянул шею и посмотрел вниз, особенно внимательно приглядываясь к основанию лестницы. Питт и Джиордино замерли, скрытые в тени свай и наполовину погруженные в воду.

Как Питт в общем-то и ожидал, охранник вышел на набережную просто от скуки, а вовсе не потому, что так уж ревностно относился к своим служебным обязанностям. Он ни разу еще не встречал ни одного подозрительного типа, пытающегося проникнуть на верфь, и ни разу не слышал о подобных случаях. Никакому грабителю, вору или хулигану и в голову бы не пришло вторгаться на промышленное предприятие, расположенное за сотни миль от ближайшего города и отделенное от цивилизации непроходимыми горными отрогами и ледниками. Вскоре охранник зевнул, повернулся и неторопливо зашагал обратно в темноту по направлению к складским помещениям.

Не успел он скрыться из виду, как Питт и Джиордино очутились на берегу, держа ласты в руках, а водометы под мышкой, бесшумно взбежали по ступеням и поспешили убраться подальше от предательского света фонаря. Дверь в ближайший барак оказалась незаперта, и они с облегчением ввалились внутрь.

– Наконец-то дома! – блаженно вздохнул Джиордино.

Питт нашел какой-то холст и завесил им единственное окно, тщательно подоткнув во все щели. После этого включил фонарь и посветил вокруг. Склад был забит разнообразным судовым оборудованием: контейнеры с бронзовыми и хромированными гайками, болтами и винтами, полки с тщательно уложенными бухтами троса и мотками кабеля, ящики с галлонными банками морской краски – и все это было разложено в идеальном порядке и снабжено этикетками.

– Я смотрю, у этих парней пунктик насчет аккуратности.

– Что ты хочешь – немецкое наследие.

Друзья быстро скинули глубоководное снаряжение и гидрокостюмы. Тут же извлекли из нагрудных сумок оранжевые комбинезоны и натянули поверх теплого белья. Сапоги сменили на кроссовки.

– Знаешь, я вот что подумал... – нерешительно начал Джиордино.

– О чем?

– Вдруг здесь у всего персонала имеются какие-то опознавательные бейджики на униформе, а со спутника их не заметили? Тогда мы влипли.

– Это еще не худшая из наших трудностей. – А что может быть хуже?

– Мы ведь в Южной Америке, Ал, дружище, – мягко сказал Питт, – а по-испански не сможем даже спросить, где здесь сортир.

– Ты других с собой не равняй! – обиделся итальянец. – Может, я и не очень бегло по-испански шпарю, но вполне достаточно, чтобы сошло с рук. У них же тут наверняка не только испанцы работают.

– Вот и отлично. Разговаривать будешь ты, а я стану изображать глухонемого.

Как только Джиордино, изучив фотокопию плана верфи, рассчитал оптимальный маршрут к административному зданию, Питт набрал номер на спутниковом телефоне.

Атмосфера в апартаментах Сэндекера в Уотергейте сгустилась до предела от дурных предчувствий. В электрокамине пылал огонь – ровно и спокойно, создавая уют, хотя и не согревал. Вокруг низкого столика со стеклянным верхом расположились на диванах три человека. На столе стоял поднос с кофейными чашками и наполовину опустевшим кофейни – “ом. Адмирал Сэндекер и Рон Литтл слушали старика с белоснежной сединой, которому перевалило далеко за восемьдесят, разинув рты, как дети, потому что рассказывал он такое, чего никому и никогда еще не рассказывал.

Адмирал Кристиан Хоцафель был во время Второй мировой войны офицером военно-морских сил Германии – Кригсмарине – и имел не одну награду. Он служил капитаном на нескольких подводных лодках с июня сорок второго по июль сорок пятого, когда официально сдался вместе со своим кораблем и всем экипажем в мексиканском порту Веракрус. После войны Хоцафелъ приобрел у правительства Соединенных Штатов торговое судно класса “Либерти” в рамках плана Маршалла и за последующие сорок лет создал весьма успешное предприятие, после чего продал свой пай и ушел на покой. К тому времени торговый флот “Хоцафель Марине” насчитывал тридцать семь судов. Хоцафель без труда получил американское гражданство и сейчас проживал близ Сиэтла, штат Вашингтон, в собственном имении на острове Уайдби, где держал двухсотфутовую парусную бригантину, на которой обошел с женой вокруг света.

– Итак, вы утверждаете, – уточнил на всякий случай Литтл, – что русские не находили обгорелых останков Гитлера и Евы Браун рядом с подземным берлинским бункером?

– Совершенно верно, – подтвердил Хоцафель. – Дело в том, что никаких обгорелых останков просто не было. Тела Адольфа Гитлера и Евы Браун сжигались в течение пяти часов. На это ушли галлоны газойля и бензина, слитые из подбитых близ Рейхсканцелярии танков и машин. Тела сложили возле бункера в воронку от советского снаряда. Огонь поддерживался до тех пор, пока не остался только пепел и микроскопические осколки костей. Преданные офицеры СС поместили пепел и кости в бронзовый контейнер. Ничего не оставили. Каждая крупица пепла и каждый фрагмент кости были тщательно собраны и уложены. Потом те же эсэсовцы бросили в воронку сильно обгоревшие трупы безымянных мужчины и женщины, погибших во время налета. Туда же положили и труп Блонди, любимой овчарки фюрера – на ней испытали капсулы цианида, которые потом приняли Гитлер и Ева Браун. Воронку забросали землей и заровняли.

Сэндекер не отводил глаз от лица Хоцафеля:

– Именно эти тела и нашли русские?

Бывший командир подлодки кивнул:

– Позже было объявлено, что зубная карта из картотеки личного дантиста фюрера полностью подтверждает идентичность обнаруженных тел с Гитлером и Евой Браун, но сами-то они знали правду. Пятьдесят лет русские упорно держались за эту фальшивку, поскольку Сталин и другие советские лидеры считали, что Гитлер сбежал в Испанию или Аргентину.

– Что стало с прахом? – спросил Литтл.

– Среди пожаров и разрывов советских снарядов, когда русские уже приближались к центру города, около бункера приземлился легкий самолет. Как только он развернулся на взлет, подбежавшие к нему эсэсовцы погрузили на борт бронзовый контейнер. Пилот, не теряя ни секунды, дал полный газ, взлетел и тут же скрылся в дыму над городом. Он дозаправился в Дании и перелетел через Северное море в норвежский порт Берген, где приземлился и передал бронзовый контейнер капитану Эдмунду Мауэру, который перенес его на борт своей субмарины “U-621”. Множество других контейнеров и ящиков с нацистскими реликвиями и похищенными в музеях Европы произведениями искусства погрузили на другую подлодку – “U-2015” под командованием капитана Рудольфа Харгера.

– И все это, если не ошибаюсь, делалось в рамках операции под кодовым названием “Новый удел”, разработанной Мартином Борманом, не так ли? – вопросительно взглянул на собеседника Сэндекер.

Хоцафель с уважением посмотрел на адмирала:

– Вы хорошо информированы, сэр.

– Выходит, Священное копье и Флаг крови перевезли в Аргентину на борту “U-2015”? – уточнил Сэндекер.

– Вы знаете о копье? – удивился Хоцафель.

– Я писал по нему курсовую работу в Аннаполисе, – пояснил Сэндекер. – По легенде, кузнец Тубал Каин, прямой потомок Каина, сына Адама, выковал Священное копье из железного метеорита, ниспосланного Богом. Оно досталось Саулу, а потом переходило по наследству к Давиду, Соломону и другим царям Иудеи. В конце концов оно попало в руки Юлия Цезаря, который подарил копье центуриону, спасшему ему жизнь во время Галльской войны. Именно потомок центуриона стоял в оцеплении на Голгофе, надзирая за распятием Христа. По иудейским законам, распятые преступники должны быть провозглашены мертвыми до захода солнца, чтобы не осквернять наступающую субботу. И этим копьем центурион пронзил бок уже мертвого Иисуса; его кровь излилась на копье. А само Священное копье, как его стали называть, досталось Карлу Великому и наследовалось каждым императором Священной Римской империи, пока не попало в руки Габсбургов.

– Тогда вам должна быть известна и легенда о силе копья, – сказал Хоцафель. – Та самая, которая подвигла Гитлера завладеть им.

– Считалось, что владеющий Священным копьем держит в своих руках судьбы мира, – закончил Сэндекер. – Вот почему Гитлер вывез его из Австрии и держал у себя до последнего дня. Он воображал, что оно подарит ему власть над миром.

– А что с Флагом крови? – спросил Литтл. – Об этой реликвии я ничего не слышал.

– В 1923 году Гитлер предпринял в Мюнхене попытку государственного переворота, – продолжил Хоцафель. – Она провалилась. Армейские части расстреляли толпу, несколько человек погибло. Гитлер тогда сбежал, но впоследствии предстал перед судом и был приговорен к девяти месяцам тюрьмы, где и написал “Майн кампф”. Попытка переворота вошла в историю под названием Мюнхенский или Пивной путч. Один из путчистов нес нацистский флаг со свастикой. Он был убит, и его кровь залила флаг. Естественно, убитого тут же объявили героем-мучеником, отдавшим жизнь во имя идей национал-социализма, а окровавленное полотнище сделалось символом нацистского движения.

– Итак, все сокровища нацистов были вывезены из Германии, и никто никогда больше их не видел, – произнес Литтл, размышляя вслух. – Во всяком случае, в старых архивах ЦРУ зафиксировано, что после капитуляции Германии не было обнаружено и следов Копья.

– А вашей подлодкой, – сказал Сэндекер ровным голосом, – была “U-699”.

– Да, я был ее капитаном, – подтвердил Хоцафель. – Вскоре после того как некоторые высшие военные и партийные чины были приняты на борт вместе с прахом Гитлера, я вышел из Бергена в кильватере “U-2015”. До сих пор обстоятельства смерти и исчезновения Гитлера оставались загадкой, и сейчас я рассказываю вам все это лишь по настоянию мистера Литтла, и еще потому, что он сообщил мне о вероятности вселенской катастрофы, если последняя посылка верна, мое клятвенное обещание хранить молчание утрачивает всякий смысл.

– Ну, я бы пока не спешил оплакивать мир, – возразил Сэндекер. – А вот что мы действительно хотели бы знать, так это почему семья Вольф тратит астрономические суммы на огромные суда-ковчеги? То ли в фанатической уверенности, что катаклизм уничтожит Землю и все живое на ней, то ли у них имеются какие-то иные, пока скрытые от нас мотивы.

– Любопытная семейка эти Вольфы, – задумчиво покачал головой Хоцафель. – Полковник Ульрих Вольф был одним из самых доверенных людей фюрера. Он бдительно отслеживал, чтобы неуклонно выполнялись все до единого его приказы и просто капризы, пусть даже нелепые и неразумные. Он был также командиром элитной группы нацистов-эсэсовцев, специально отобранных и призванных любыми способами защищать чистоту рядов и верность идеалам национал-социализма. Они называли себя стражами. Почти все они погибли в последние дни войны – все, кроме полковника Вольфа и еще троих. Сам же он со всей семьей – женой, четырьмя сыновьями и тремя дочерьми, двумя братьями, тремя сестрами и их семьями – уплыл на “U-2015”. Мой старый товарищ по флоту, который до сих пор жив, рассказывал мне по секрету, что Вольф, последний из оставшихся стражей, создал нечто вроде современного рыцарского ордена под названием “Новый удел”.

– Так оно и есть. Они действуют под эгидой гигантской промышленной корпорации “Дестини Энтерпрайзес”, раскинувшей свои щупальца по всему миру.

Старый морской волк улыбнулся:

– Значит, они все-таки променяли мундир и пропаганду на деловые костюмы и отчеты о прибылях и убытках.

– И нацистами себя больше не называют, а кредо свое модернизировали, – добавил Литтл.

– А еще они создали расу сверхлюдей, – проворчал Сэндекер. – Благодаря генной инженерии в новом поколении Вольфов все не только похожи друг на друга внешне, но у них еще одинаковые анатомические и психологические параметры. У каждого граничащий с гениальностью интеллект и потрясающая иммунная система, обеспечивающая им очень долгую жизнь.

Хоцафель внезапно резко выпрямился, и в глазах его мелькнул ужас.

– Генной инженерии? О господи! На моей лодке перевозили герметично закрытый контейнер, в котором поддерживалась очень низкая температура. – Он с трудом перевел дыхание. – В нем содержались образцы спермы и тканей Гитлера, взятые за неделю до самоубийства.

Сэндекер и Литтл напряженно переглянулись:

– Вы считаете возможным, что сперма и клеточная ткань Гитлера послужили основой появления нового поколения Вольфов? – спросил Литтл.

– Я не знаю, – ответил Хоцафель, нервно сгибая и разгибая пальцы. – Но подозреваю, что такое более чем вероятно. Полковник Вольф и тот монстр из Освенцима, которого прозвали ангелом смерти – доктор Йозеф Менгелс, – вполне могли попытаться оплодотворить женщин Вольфов спермой Гитлера.

– Боже, какая мерзость! – передернулся Литтл. – Всякое довелось повидать, но это уже ни в какие рамки не укладывается!

Внезапно разговор прервал приглушенный писк зуммера. Сэндекер поспешно нажал кнопку громкоговорителя на своем телефонном аппарате:

– Есть кто-нибудь дома? – весело поинтересовался знакомый голос Питта.

– Слушаю вас, – сухо ответил Сэндекер.

– Вас беспокоит “Пизанская пицца”. Вы заказывали?

– Да.

– Вам пиццу с салями или с ветчиной?

– Лучше с салями.

– Ставим ваш заказ в духовку. Как только наш посыльный выедет, мы перезвоним. Спасибо, что обратились в “Пизанскую пиццу”.

Звонивший отключился, пошли короткие гудки.

Сэндекер провел рукой по лицу. Когда он поднял глаза, они были печальны и серьезны.

– Они уже на верфи.

– Помоги им бог, – тихо пробормотал Литтл.

– Я что-то не понял, – сказал Хоцафель. – Это какой-то шифр?

– Разговоры по спутниковому телефону тоже можно перехватить, имея соответствующую аппаратуру.

– Это имеет какое-то отношение к Вольфам?

– Знаете, адмирал, – медленно произнес Сэндекер, – полагаю, пора вам услышать нашу половину этой истории.

30

Не успели Питт и Джиордино выйти со склада, как из-за угла их окликнули по-испански.

Джиордино хладнокровно буркнул что-то невразумительное, сопровождая слова какими-то непонятными жестами.

Охранник, явно удовлетворенный ответом, возобновил свой маршрут вокруг складских бараков, а друзья, выждав минуту, направились к дороге, ведущей к центру верфи.

– Что он спросил, и что ты ответил? – дернул за рукав напарника Питт.

– Он попросил сигарету, а я сказал, что не курю.

– И он ничего не заподозрил?

– Как видишь.

– Значит, у тебя с испанским лучше, чем я думал. Где ты его выучил?

– В основном когда торговался с разносчиками на пляже в Мацатлане, – скромно признался Джиордино. – А когда заканчивал школу, научился кое-каким фразам у одной девчонки-пуэрториканки, которая приходила к нам убираться.

– А еще чему ты у нее научился? – хмыкнул Питт.

– Это к делу не относится, – не моргнув глазом парировал итальянец.

– И вот еще что, Ал, с этого момента разговоры по-английски отменяются. Общаемся, только если будем находиться вне пределов слышимости от местных работяг.

– Принято. Кстати, из чистого любопытства интересуюсь: ты какую пушку с собой прихватил?

– Мой старый верный кольт, – с гордостью похлопал себя по поясу Питт. – Эй, что тебе не нравится?

– Сколько мы с тобой знакомы, ты постоянно таскаешь с собой эту окаменелость. Не пора ли сменить твою антикварную игрушку на что-нибудь более современное и убойное?

– Ну нет, он мне вроде старого друга, а друзьями не бросаются! И шкуру мою спасал столько раз, что и не сосчитать. – Питт кивком указал на едва заметную выпуклость на комбинезоне Джиордино. – А ты?

– Один из “Пара-Орднанс 10+1”, что мы отобрали у тех хануриков в Колорадо.

– У тебя неплохой вкус, – одобрил выбор напарника Питт.

– И к тому же совершенно бесплатно, – улыбнулся коротышка, потом мотнул головой в направлении скопления зданий, сосредоточенных в центральной части территории верфи. – Которое из них нам нужно?

Питт сверился с монитором своего компьютерного гида, выведя на него план верфи. Потом поднял глаза на дорогу, петляющую между причалами и огромными складами-ангарами из гофрированного металла, и указал на двадцатиэтажное здание в доброй миле впереди.

– Вон то высокое, справа.

– Никогда не видел такого огромного судостроительного комплекса, – заметил Джиордино, окидывая взглядом окрестности. – Куда там всяким Япониям и Гонконгам!

Внезапно они остановились и уставились на ближайшее суперсудно – так попавшая в город деревенщина пялится на впервые в жизни увиденный небоскреб. Но такого они действительно еще никогда не видели. Натужно ревя двигателями, заходил на посадку реактивный самолет. Вот он снизился, выпустил шасси и коснулся колесами длинной посадочной полосы на верхней палубе колосса. Машина прокатилась примерно до середины палубы, остановилась и заглушила двигатели. Последние отзвуки эхом отразились от воды и близлежащих горных склонов. Зрелище было ошеломляющим и далеко превосходило самые изощренные голливудские спецэффекты.

– Ни одна верфь в мире не способна построить такое огромное судно! – убежденно сказал Питт, восторженно обозревая пришвартованное к причалу исполинское сооружение.

Если бы не сугубо морские очертания носа и кормы, оно бы мало чем походило на судно. Скорее, на современный небоскреб, уложенный набок. Все надстройки были из армированного и тонированного стекла, обладающего прочностью низколегированной стали. За стеклом виднелись парки с деревьями, цветущими среди садов камней. А вот внешние прогулочные палубы или галереи отсутствовали. Все было полностью скрыто как бы “под колпаком”.

Корму судна он оглядел с особым вниманием отнюдь не из праздного любопытства. Начинаясь от ватерлинии, веером расходились в стороны два десятка пирсообразных выступов длиной в двести футов каждый. Над ними нависала высокая крыша на пятидесятифутовых скульптурных колоннах в греческом стиле. Пирсы служили прикрытием для винтов корабля и одновременно причалами для флотилий катеров, судов на подводных крыльях и гидропланов. У основания каждого из пирсов имелась широкая лестница и ряд лифтов из армированного стекла, ведущих на верхние палубы. Невероятно, но гигантское судно было само по себе городом-портом, имея собственную крытую гавань, способную на ходу принимать и обслуживать малые и средние суда.

Тысячи рабочих кишели на причалах и открытых палубах. Работа по оснащению и загрузке ковчега казалась со стороны беспорядочной суетой. Башенные краны ездили вдоль причалов по рельсам и опускали в разверстые люки огромные контейнеры. Зрелище было настолько грандиозным, что с трудом воспринималось как реальность. Как-то даже не верилось, что эти плавучие города изначально не рассчитаны на самостоятельный выход из фьорда в открытое море. Их главная задача – пережить первый натиск гигантских цунами, которые уже затем, при откате, вынесут их в океан.

Прятаться уже не было возможности – причалы заливал яркий свет – да и смысла не имело. Питт и Джиордино не спеша шли по широкой дороге, совершенно не таясь и приветственно помахивая случайным встречным охранникам, у которых не вызывали ни малейших подозрений. Питт быстро подметил, что рабочие в основном передвигаются по верфи и судовым палубам на электрокарах, и начал высматривать, где бы разжиться такой машиной. Вскоре он заметил несколько штук, припаркованных возле большого склада.

Питт направился к ним, Джиордино следом, все еще не в силах оторвать глаз от величественных судов-ковчегов.

– Тут пешком далековато, – бросил Питт. – Пожалуй, я не прочь прокатиться.

Судя по обстановке, здесь, как при коммунизме, все было общим, и любой рабочий, в случае нужды, мог воспользоваться первым попавшимся свободным аккумуляторным электрокаром. С полдюжины таких машин стояло у большого зарядного устройства, от которого к разъемам под передним сиденьем тянулись провода. Питт вытащил вилку из первого в ряду. Забросив прихваченные для маскировки из кладовой мотки провода и банки с краской в кузов, Питт и Джиордино залезли на сиденье. Питт включил движок и покатил вперед с таким видом, как будто уже не первый год разъезжает тут каждый день.

Электрокар миновал длинную цепь складов и остановился перед высоким административным зданием. От дороги, идущей вдоль берега, начинался въезд на следующий причал. К нему был пришвартован второй из левиафанов, имевший куда более суровый и прагматичный облик, чем его пассажирский собрат. Этот построили для перевозки сельскохозяйственного груза. На борт целыми трейлерами свозили различные образцы деревьев и кустарников. Сотни цилиндрических контейнеров с надписью “Семена” штабелями высились на причале, ожидая погрузки. Длинные колонны сельскохозяйственных машин, грузовиков, тракторов различного размера, комбайнов, плугов и прочих механизмов гнали в пещеры трюмов.

– Похоже, Вольфы собираются начать строительство нового мира сразу в капитальных масштабах, – заметил Питт, все еще пытаясь постигнуть истинный размах этих приготовлений.

– Держу пари, что на третьем окажется каждой твари по паре, – предположил итальянец.

– Я не буду спорить, – согласился Питт. – Надеюсь только, у них хватило ума оставить на берегу мух, комаров и ядовитых змей.

Джиордино открыл было рот для подходящего ответа, передумал и выпрыгнул из электрокара, который Питт припарковал возле ступеней, ведущих в современное офисное здание со стеклянными стенами. Прихватив кабель и банки с краской, Питт и Джиордино вошли внутрь и подошли к длинной стойке, за которой сидели двое охранников. Джиордино улыбнулся как можно приветливее и что-то сказал одному из них по-испански.

Охранник небрежно кивнул и ткнул пальцем через плечо в сторону лифтов.

– А этому ты что скормил? – поинтересовался Питт, оглянувшись и заметив, как один из охранников что-то оживленно говорит в телефонную трубку.

– Я сказал, что один из Вольфов приказал нам починить внутреннюю проводку в стене пентхауза на десятом этаже, а потом заштукатурить и закрасить стену. Он даже не спросил ничего.

Питт оглядел кабину лифта в поисках телекамеры, но не нашел ни одной. “Как будто здесь никто не боится подрывных действий, – подумал Питт. – Или они знают, что мы здесь, и поставили капкан?”

Ему было свойственно напускное бесстрашие, и он привык делать вид, что ему все нипочем, но здравый смысл подсказывал, что Вольфы, сумевшие построить такой комплекс на диком и пустынном берегу в труднодоступной местности, небрежностью не страдают. Кроме того, интуиция подсказывала, что охранники в холле поджидали именно их.

– Настало время для оригинальных решений, – сказал он вполголоса.

Джиордино искоса посмотрел на него:

– План “Си”?

– Да. Мы остановимся на пятом этаже, чтобы сбить с толку охранников, если те за нами следят. Но останемся внутри и направим лифт в пентхауз, а сами тем временем вылезем через крышу и поедем на ней.

– Совсем неплохо, – одобрил итальянец, нажимая кнопку пятого этажа.

– О’кей, – кивнул Питт. – А теперь подставляй плечи, я полезу на крышу.

При этих словах он не сдвинулся с места. Телекамер Питт не заметил, но был на сто процентов уверен, что подслушивающие устройства в кабине есть. Сохраняя неподвижность, он подмигнул Джиордино.

Тот мгновенно все понял и выхватил свой “П-10”.

– Черт, ну и тяжелый же ты! – очень натурально прохрипел итальянец.

– Руку давай, я тебя сейчас вытащу, – в тон ему выдал Питт, имитируя тяжелое дыхание и сжимая в правой руке свой сорок пятый кольт. Они встали по обе стороны двери и вжались в углы.

Створки раздвинулись, и трое охранников в одинаковых черных комбинезонах и шерстяных шапочках ринулись внутрь с пистолетами наготове. Глаза всех троих были устремлены на открытый люк в потолке кабины. Питт вытянул ногу и подцепил подножкой замыкающего. Тот споткнулся и повалился на первых двух, сбил их с ног, и все трое оказались на полу, барахтаясь в переплетении рук и ног. Питт тут же нажал кнопку первого этажа, подождал, пока лифт опустится на несколько футов, и ткнул пальцем красную кнопку аварийной остановки. Лифт застрял между этажами. Джиордино тем временем уверенной рукой оглушил двух охранников рукояткой пистолета, приставил ствол ко лбу третьего и рявкнул по-испански:

– Бросай оружие, иначе пристрелю!

Охранник был стойким парнем и настоящим профессионалом – как те наемники, с которыми им пришлось столкнуться в шахтах Пандоры. Питт напрягся, почувствовав, что он может попытаться выстрелить первым, но тот прочел холодную решимость в глазах Питта и распознал смертельную угрозу. Понимая, что стоит ему не так моргнуть, и пуля в лоб обеспечена, он поступил мудро и бросил оружие на пол – такой же “П-10”, как у Джиордино.

– Все равно вы, клоуны недоделанные, никуда отсюда не денетесь! – скривившись, бросил он по-английски.

– Так-так, интересно, – деланно удивился Питт. – Ты только посмотри, Ал, кто к нам пожаловал. Еще один наемный бандит вроде наших покойных приятелей в Колорадо. Наверное, Карл Вольф платит вам хорошие денежки за то, чтобы вы ради него убивали и умирали.

– Не твое собачье дело, – огрызнулся наемник. – Умирать придется тебе.

– Да что вы все заладили одно и то же?! – Питт направил свой кольт в глаз бандита. – Доктор О’Коннелл и ее дочь – где их держат? – Питт не пытался имитировать треск погремушки на хвосте гремучей змеи, но впечатление производил именно такое. – Говори, или я спущу курок. Ну, быстро, где они?!

Питт был человек крутой, но не садист. Однако его перекошенное лицо и горящие злобой глаза могли сбить с толку любого и. вполне убедили охранника в том, что перед ним псих, который с радостью вышибет ему мозги.

– Их... их держат на одном из судов.

– На каком?

– Не знаю. Богом клянусь, не знаю!

– Он врет, – сказал Джиордино голосом холодным и скользким, как замерзшее масло.

– Правду! – зловещим тоном потребовал Питт. – Говори правду, иначе твои глазные яблоки сейчас размажутся по той стенке.

Он оттянул курок револьвера и приставил дуло сбоку к левому глазу охранника с таким расчетом, чтобы пуля прошила и правый тоже.

Нельзя сказать, чтобы угроза так уж напугала наемника, по-прежнему смотревшего на Питта с ненавистью и вызовом, но он, видимо, решил все-таки не рисковать и нехотя пробурчал:

– “Ульрих Вольф”. Их держат на “Ульрихе Вольфе”.

– Это который?

– У первого причала. Плавучий город, который должен увезти людей Четвертой империи в море после катаклизма.

– Такую махину и за два года не обыщешь, – не отступал Питт. – Говори точнее или ослепнешь. Быстро!

– Уровень шесть, секция “К”. Больше я ничего не знаю.

– Опять врет! – с отвращением сплюнул Джиордино. – Ты стреляй, только погоди, пока я отвернусь. Не могу смотреть, как кровь заливает стены.

– Тогда убей меня и покончим на этом! – зарычал охранник.

– И где только Вольфы берут таких вот непримиримых киллеров?

– Тебе-то какое дело?

– Ты американец. И наняли тебя не на улице. Ты служил в армии, в элитном подразделении, если не ошибаюсь. Но твоя преданность семье Вольф выходит за грань разумного. Почему?

– Отдать жизнь за Четвертую империю – великая честь. Пусть я умру, но умру с твердой уверенностью – как и все мы, – что моя жена и дети будут на борту “Ульриха Вольфа”, когда мир рухнет.

– Так вот в чем твой страховой полис!

– Надо же, у него еще и семья есть, как у нормальных людей! – удивился Джиордино. – А я думал, такие, как он, сворачиваются в клубок, откладывают яйца и меняют кожу.

– Что толку от миллиарда долларов в банке, когда исчезнет все население мира?

– Терпеть не могу пессимистов. – С этими словами Джиордино с размаху треснул охранника рукояткой в основание шейных позвонков, отправив его без сознания на пол к неподвижным телам его товарищей. И почти тут же зазвучали сирены тревоги по всему зданию. – А это, похоже, по наши души воют. Придется прорываться с боем.

– Стиль и утонченность, – задумчиво произнес Питт, с виду ничуть не обеспокоенный поднявшейся тревогой. – Стиль и утонченность, что бы ни произошло.

Через шесть минут лифт остановился на уровне вестибюля, и двери открылись. Почти две дюжины секьюрити – кто стоя, кто на одном колене, – полукольцом окруживших кабину, вскинули автоматы и прицелились.

Два человека в черных комбинезонах охраны и натянутых почти до самых глаз шапочках задрали руки вверх, наклонив головы, и завопили по-английски и по-испански:

– Не стреляйте, свои! Мы убили двух нарушителей!

Они выволокли за ноги два тела в оранжевых комбинезонах и бесцеремонно швырнули их на мраморный пол вестибюля.

– Там еще двое их сообщников! – возбужденно выпалил Джиордино. – Они забаррикадировались на десятом этаже.

– Где Макс? – начальственным тоном спросил один из охранников.

Питт, прикрывая лицо рукой и делая вид, что вытирает пот, обернулся и ткнул пальцем вверх.

– Пришлось его оставить, он был ранен в схватке. Посылайте за врачом.

Отлично выдрессированные секьюрити тут же разбились на две группы – одни набились в лифт, другие бросились к пожарной лестнице. Питт и Джиордино склонились над лежащими без сознания охранниками, которых вытащили из лифта, имитируя детальное обследование и выжидая, пока не представится возможность беспрепятственно покинуть здание.

– Не могуповерить, что у нас получилось! – с облегчением выдохнул Джиордино, когда они снова загрузились в электрокар и помчались к причалу, где стоял “Ульрих Вольф”.

– К нашему счастью, все они так зациклились на ловле нарушителей, что им даже не пришло в голову посмотреть на наши рожи.

– У меня форма слишком длинная и тесная, – пожаловался итальянец. – А у тебя?

– Слишком короткая и свободная, но заезжать к портному нет времени, – буркнул Питт, сворачивая электрокар к первому причалу и объезжая нависший над ним башенный кран, катящий по рельсам. Он до отказа вдавил педаль акселератора, но у электрокара предел скорости составляет всего двенадцать миль в час, отчего продвижение казалось мучительно медленным.

Они ехали вдоль борта величественного плавучего города, объезжая зоны погрузочных работ. На причале копошились рои рабочих, многие в электрокарах, другие на велосипедах, а некоторые сновали вокруг на роликовых коньках. Питту то и дело приходилось давить на тормоз, чтобы избежать столкновения с беспечно пересекающими ему дорогу рабочими, занятыми своими делами. Мощные погрузчики также не обращали на него внимания и то и дело подрезали, въезжая по широченным пандусам к огромным зияющим люкам трюмов. В конце концов Питт плюнул на правила движения и погнал вперед, лихо, на скорости огибая препятствия и не обращая внимания на несущиеся вслед сердитые возгласы и угрожающе поднятые кулаки.

Если бы не форма, снятая с охранников в лифте, их бы наверняка остановили и отмутузили за такую езду. Подметив возможность подняться на борт, не карабкаясь по длинным трапам, Питт резко вывернул руль вправо на пандус, где в тот момент не было погрузчиков, и через главную палубу въехал по следующему пандусу в нутро плавучего города, куда поступали грузы. В просторном грузовом депо, откуда во все стороны расходились коридоры, ведущие в нижние трюмы корабля, Питт заметил человека в желтом комбинезоне, который вроде бы распоряжался погрузкой припасов и оборудования. Быстро проинструктировав Джиордино, что надо спросить по-испански, он остановил кар.

– Срочно! Неотложное дело на шестом уровне, секция “К”, – крикнул Джиордино. – Как туда быстрее проехать?

Бригадир, увидев черную форму охранников, удивленно спросил:

– Вы что, сами не знаете?

– Нас только вчера перевели из береговой охраны, – объяснил Джиордино. – Мы пока еще плохо ориентируемся на “Ульрихе Вольфе”.

Тот наконец сообразил, что перед ним сотрудники службы безопасности, спешащие по срочному делу, и махнул рукой в сторону коридора:

– Поезжайте вперед до первого перекрестка. Второй лифт справа. Оставите там кар и подниметесь на четвертую палубу. Сразу на выходе окажетесь на станции трамвая восьмой линии. На трамвае доберетесь до секции “К”. Дальше пойдете по коридору в направлении шкафута до офиса службы контроля, а уж там спросите, если сами не знаете, какая вам нужна резиденция.

– Та, в которой живет американская специалистка с дочерью.

– Понятия не имею. Спросите начальника секции или кого-нибудь из ваших коллег.

– Спасибо, – бросил Джиордино через плечо, а Питт направил электрокар в указанную сторону.

– А летать не так уж плохо, как сказал один тип, пикируя на тротуар с верхнего этажа Эмпайр-Стейт-Билдинга, – глубокомысленно изрек Джиордино и добавил: – Кстати, снимаю шляпу. Сменить наши оранжевые балахоны на черную форму охранников – это была гениальная идея!

– Не смог придумать ничего лучшего, чтобы выбраться оттуда, – поскромничал Питт.

– Как ты думаешь, сколько времени у нас в запасе, пока нам не перережут все пути отхода?

– Если ты отключил того охранника как следует, он не скоро очнется. В ближайшие десять минут они смогут выяснить только одно: что мы направились прямо к “Ульриху Вольфу” и поднялись на борт. Они же не знают, ни кто мы, ни что нам нужно.

Следуя указаниям бригадира, они бросили электрокар у лифта. В лифте, рассчитанном на тяжелые грузы, было просторно. Вместе с рабочими, тащившими контейнер с консервами, Питт и Джиордино вышли на шестом уровне рядом с платформой у трамвайных рельсов, опоясывающих всю палубу. Нетерпеливо прождав минут шесть, они увидели приближающийся электрический трамвай, состоящий из пяти вагонов, светло-желтых снаружи и гиацинтово-фиолетовых внутри. Двери с тихим шипением разъехались, и оказалось, что рассчитанный на сорок пассажиров вагон наполовину заполнен рабочими в комбинезонах всех цветов радуги. Джиордино, будто его тянуло магнитом, сел рядом с изумительно красивой женщиной в сером с голубым отливом комбинезоне. Даже рабочая одежда удивительно гармонировала с ее платиново-белыми волосами и синими глазами. Питт напрягся, узнав неизменный облик семьи Вольфов.

Она поглядела на них и улыбнулась.

– Вы, наверное, американцы? – спросила она по-английски с едва заметным испанским акцентом.

– А как вы узнали? – заинтересовался Питт.

– Почти вся наша охрана набрана из американских военных, – пояснила она.

– А ваша фамилия, мэм, я полагаю, Вольф? – почтительно, как и подобает в общении с представительницей правящей династии, высказал предположение Питт.

Она искренне рассмеялась:

– Для посторонних мы все наверняка на одно лицо.

– Ваше сходство друг с другом действительно поражает.

– Как ваше имя? – спросила она тоном человека, который имеет право задавать любые вопросы.

– Меня зовут Дирк Питт, – ответил он нагло (даже глупо, как сам подумал), глядя девушке прямо в глаза и ожидая реакции. Но ее не последовало. – А моего низкорослого приятеля зовут Ал Капоне.

– Роза Вольф, – представилась она.

– Для нас большая честь, мисс Вольф, участвовать в великом предприятии вашей семьи. “Ульрих Вольф” – это шедевр. Нас с другом завербовали из морской пехоты США всего две недели назад. Это действительно привилегия – служить семье, претворившей в жизнь столь грандиозный замысел.

– Это все мой кузен Карл, – гордо сообщила Роза, явно польщенная похвалой Питта. – Он собрал лучших инженеров-судостроителей со всего света, и они построили наши суда-ковчеги от первой кальки и до последней заклепки. В отличие от прогулочных лайнеров и супертанкеров, наши не имеют единого корпуса, а состоят из девятисот водонепроницаемых отсеков каждый. Если волна пробьет и затопит даже сотню секций любого из них, он осядет всего на десять дюймов.

– Потрясающе! – воскликнул Джиордино, изображая восхищение. – А какой у них источник энергии?

– Девять десятитысячесильных дизелей, разгоняющих судно до двадцати пяти узлов.

– Город с населением в пятьдесят тысяч человек, способный обойти вокруг света! – притворно поразился Питт. – Это кажется невероятным!

– Ну что вы, мистер Питт, какие пятьдесят тысяч? Вас неправильно информировали. В урочный час на борту будут находиться двести двадцать пять тысяч человек. Остальные суда возьмут на борт еще пятьдесят тысяч, что составит в совокупности двести семьдесят пять тысяч человек, отобранных, обученных и способных воссоздать Четвертую империю на обломках прогнившей демократии.

Питт с удовольствием продолжил бы обсуждение, но подавил это желание и выглянул в окно. За окном вдоль трамвайной линии протянулся ландшафтный парк площадью не менее двадцати акров. Питт не уставал поражаться масштабам проекта. Велосипедные и пешеходные дорожки вились среди деревьев и прудов, где плавали лебеди, гуси и утки.

Роза заметила, что его привлекла эта пасторальная сцена:

– Это один из десятков парков, зон отдыха и развлечений; они занимают площадь в пятьсот акров. А спортивные зады, бассейны и клубы здоровья вы видели? Питт покачал головой:

– У нас было мало времени.

– Вы женаты, дети у вас есть?

Вспомнив свой разговор с охранником, Питт кивнул:

– Мальчик и девочка.

– Мы набрали лучших педагогов со всего мира для преподавания в наших учебных заведениях – от детского сада до университетских курсов и аспирантуры.

– Приятно слышать.

– Вы с женой сможете посещать театры, образовательные семинары, библиотеки и картинные галереи. У нас есть и музеи для великих древностей, доставшихся нам от далеких предков; их будут изучать в течение всего периода ожидания, пока природные условия не вернутся в нормальное состояние.

– Далеких предков? – переспросил Питт, притворяясь невеждой.

– Основателей антарктической цивилизации, эменитов. Это была необыкновенно развитая и деятельная раса, погибшая девять тысяч лет назад при столкновении кометы с Землей.

– А как вы думаете, мисс Вольф, сколько времени пройдет до того момента, когда можно будет снова начать работать на суше?

– По расчетам наших экспертов, потребуется от пяти до десяти лет, прежде чем мы вернемся и установим новый порядок.

– Но как же просуществуют весь этот срок двести семьдесят пять тысяч человек?

– Не забывайте о вспомогательных судах, – напомнила Роза чуточку хвастливым тоном. – Флот полностью самодостаточен. Палубы “Карла Вольфа” – это пятьдесят тысяч акров пахотной земли, уже засеянной, разбитой на огороды и фруктовые сады. На “Отто Вольфе” содержатся десятки тысяч голов скота для забоя и на племя. Последний ковчег – “Герман Вольф” – выполняет исключительно грузовые функции. В его трюмах оборудование и машины для строительства новых городов, дорог, электростанций и ферм, когда мы снова сойдем на берег.

Джиордино легонько пихнул напарника локтем, одновременно указывая на цифровое табло над дверью:

– Секция “К”, выходим.

– Счастлив был с вами познакомиться, мисс Вольф, – галантно произнес Питт. – Надеюсь, вы упомянете мое имя при встрече с вашим кузеном Карлом.

Она вопросительно подняла на него глаза, потом слабо кивнула:

– Уверена, что мы с вами еще встретимся, мистер Питт.

Трамвай остановился, и Питт с Джиордино вышли. С платформы они вошли в центральный секционный зал, откуда, как спицы в колесе, во всех направлениях расходились коридоры.

– Теперь куда? – спросил итальянец.

– Двигаем по направлению к шкафуту и по указателям ищем секцию “К”, – ответил Питт, сворачивая в соответствующий коридор. – А от офиса службы безопасности будем держаться подальше, как от чумы.

Шагая по бесконечному коридору, они миновали множество пронумерованных дверей. Некоторые были открыты, там шла меблировка помещений. За дверями скрывались просторные многокомнатные квартиры – под стать самым роскошным кондоминиумам. Питт теперь понимал, почему их называли резиденциями. Согласно плану, их обитателям предстояло жить с максимальным комфортом все время долгого ожидания.

Между дверями резиденций через каждые тридцать футов висели картины. Джиордино задержался возле одной из них, несколько секунд рассматривал яркий пейзаж, потом подошел поближе и, прищурившись, прочел подпись художника.

– Нет, это никак не может быть Ван-Гог, – скептически покачал он головой. – Наверняка подделка или копия.

– Наверняка подлинник! – убежденно возразил Питт. – Эти картины определенно похищены нацистами из музеев и частных коллекций жертв холокоста.

– Как благородно с их стороны – сохранить сокровища, которые им не принадлежали!

– Вольфы собираются перенести все эти шедевры в землю обетованную.

Но почему все-таки Вольфы так уверены, что вторая комета столкнется с Землей? Питт не находил ответа. Разве не может комета опять пройти мимо, как девять тысяч лет назад? Ответов пока не находилось, но Питт решил найти ответ, если им с Джиордино удастся вызволить Пэт с дочерью и уйти с верфи живыми.

Пройдя, по оценкам Джиордино, около четверти мили, они подошли к большой двери с табличкой: “Служба безопасности. Секция “К”. Поспешно проскользнув мимо, они попали в просторный холл со столами, креслами и диванами перед большим электрическим камином. За стойкой под большим полотном с изображением Ноева ковчега сидели двое – мужчина и женщина в зеленых комбинезонах.

– У кого-то наверху пунктик насчет цветов униформы, – пробормотал себе под нос итальянец.

– Спроси их, где держат американскую эпиграфистку, – подсказал Питт.

– Откуда мне знать, как по-испански “эпиграфистка”?

– Сделай вид, что знаешь.

Джиордино скорчил мученическую гримасу, воздел очи горе, потом решительно подошел к стойке и остановился перед женщиной, решив, видимо, что с ней будет проще договориться.

– Нам приказано перевести доктора О’Коннелл и ее дочь в другое помещение, – сказал он вполголоса, стараясь скрыть американский акцент.

Женщина, довольно привлекательная, несмотря на некоторую мужеподобность, с бледным лицом и уложенными в пучок на затылке волосами, подняла на него глаза, опознала форму службы безопасности и сразу подтянулась и посерьезнела.

– Странно. Почему меня не известили, что ее переводят?

– Мы сами об этом узнали только десять минут назад.

– Я должна запросить подтверждение, – официальным тоном заявила женщина.

– Разумеется. Но можно сделать проще: сейчас сюда подойдет мой начальник и, если вы подождете несколько минут, выясните все прямо у него.

Женщина кивнула:

– Хорошо, я так и сделаю.

– А вы пока покажите нам резиденцию, где их держат. Мы подготовим мать и дочь к переводу.

– А вы разве не знаете? – с нарастающим подозрением спросила дежурная.

– Откуда? – очень натурально удивился Джиордино. – Она же в ведении начальника вашей секции. А мы с напарником простые исполнители, поэтому к вам и обращаемся. Теперь скажите, где они находятся, и мы все вместе подождем, пока не подойдет мой босс с соответствующими полномочиями, если вам так будет спокойнее.

Дежурная уступила:

– Доктора О’Коннелл с дочерью вы найдете под замком в резиденции К-37. Но ключ я вам дать не могу, пока не увижу подписанный ордер.

– А нам пока там и делать нечего, – сказал Джиордино, равнодушно пожимая плечами. – Мы подождем снаружи.

Он мотнул головой Питту и направился в ту сторону, откуда они пришли. Удалившись за пределы слышимости, итальянец прошептал:

– Ее держат в резиденции К-37. Мы проходили тридцатые номера по дороге от лифта.

– Ты не спросил, резиденция охраняется?

– Раз я в форме, мне положено знать, охраняется она или нет.

– Надо бы поторопиться, – заметил Питт. – Они, должно быть, уже у нас на хвосте.

Дойдя до резиденции К-37, они обнаружили там охранника. Джиордино подошел вплотную и небрежно бросил:

– Можешь пойти проветриться, приятель, смена пришла.

Охранник, здоровенный детина, на добрый фут выше итальянца, недоуменно посмотрел на него сверху вниз.

– Мне вообще-то по графику еще два часа стоять.

– Ну так радуйся, что нас прислали раньше.

– Что-то я твоего лица не припомню, – без тени дружелюбия буркнул охранник.

– Я твою рожу тоже впервые вижу, – не остался в долгу Джиордино и повернулся, всем своим видом показывая, что собирается уходить. – Не хочешь сменяться, ну и черт с тобой. Мы с напарником лучше в столовой пару часиков посидим, пивка попьем. А ты стой, стой.

Охранник, сообразив, какого дал маху, немедленно сменил пластинку:

– Да нет, парни, вы меня не так поняли! Я совсем не против поспать лишние два часа, – скороговоркой выпалил он и без дальнейших проволочек рысью бросился к лифтам.

– Впечатляющее представление, – одобрительно сказал Питт.

– А у меня вообще врожденный дар убеждения, – ухмыльнулся Джиордино.

Как только “сменившийся” охранник вошел в кабину лифта, Питт с размаху двинул ногой в дверь рядом с замком и вышиб ее с первого удара. Они ворвались в комнату едва ли не раньше, чем дверь успела полностью распахнуться. Девочка-подросток в синем комбинезоне стояла в дверях кухни и пила молоко. С испугу она уронила стакан, и на ковре расплылось большое белое пятно. Из спальни выбежала Пэт, тоже в синем комбинезоне; ее распущенные рыжие волосы разлетелись веером. Застыв в прихожей как вкопанная, она таращилась на Питта и Джиордино, раскрыв рот, но не в состоянии произнести ни слова.

Питт схватил ее за руку, а Джиордино сгреб девочку.

– Целоваться и обниматься будем потом, – быстро сказал он. – Нам нужно успеть на самолет.

– И откуда вы взялись, такие красивые? – выговорила наконец Пэт, вновь обретя дар речи, но по-прежнему ничего не понимая и с трудом веря собственным глазам.

– Не уверен, красивый ли я, не говоря уже об Але, – проворчал Питт, перехватывая ее за талию и вытаскивая сквозь выбитую дверь.

– Подождите! – она, вывернулась из его рук, метнулась в комнату и тут же вернулась, прижимая к груди кейс.

Время тайных перемещений миновало – если только оно вообще где-то существовало, кроме как в воображении Питта и Джиордино. Все четверо опрометью ринулись по коридору, игнорируя занятых отделкой рабочих. На них косились, как на психов, но никто не попытался задержать или хотя бы окликнуть.

Если тревога уже поднята – а в этом Питт почти не сомневался, – перспектива попасть в лапы к Вольфам только подстегивала его и придавала решимости. Выбраться с судна, добежать до причала, забрать снаряжение и преодолеть две мили в холодной воде – это только половина проблемы. Хотя плыть на водометах намного быстрее, чем без них, Пэт с дочерью могут погибнуть от переохлаждения, не добравшись до расщелины и “скайкара”.

И тут они услышали, как по всей территории верфи надсадно завыли сирены.

Но пока удача их не покинула. Одна из лифтовых кабин стояла на шестом уровне с открытыми дверями. Трое грузчиков в красных комбинезонах, пыхтя, вытаскивали оттуда мебель. Не говоря ни слова, Питт и Джиордино бесцеремонно вышвырнули работяг в холл, запихнули Пэт с дочерью внутрь и отправили лифт вниз.

Немного переведя дыхание, Питт улыбнулся дочери Пэт – хорошенькой юной девушке с блестящими волосами цвета топаза и широко распахнутыми синими глазами.

– Как тебя зовут, крошка?

– Миган, – прошептала она, непроизвольно сжавшись.

– Так вот, Миган, сделай глубокий вдох и расслабься, – мягко сказал он. – Меня зовут Дирк Питт, а этого мелкого грубияна и моего друга – Ал Джиордино. И мы собираемся доставить тебя и твою маму домой в целости и сохранности.

Его слова произвели благотворное воздействие: выражение страха на лице девочки сменилось обычной озабоченностью. Она явно поверила, и Питт второй раз за сегодняшний вечер сужасом подумал, что их может ждать внизу, когда откроются дверцы лифта. Имея за спиной двух женщин, нечего было и думать о применении оружия. Но опасения его оказались беспочвенными. На грузовом уровне их не поджидала армия охранников с наведенными стволами.

– Боюсь, что мы заблудились, – сказал Питт, хмуро оглядывая расходящийся веером лабиринт коридоров.

– Надо было вовремя дорожную карту приобрести, – натужно усмехнулся Джиордино.

Взгляд Питта упал на тележку для гольфа, припаркованную возле двери с надписью “Пультовая”. Лицо его прояснилось.

– Вот наше спасение! – воскликнул он, прыгая на переднее сиденье и нажимая на стартер.

Все загрузились в тележку, и Питт вдавил акселератор в пол едва ли не раньше, чем они успели разместиться. Он наудачу выбрал путь через трамвайные рельсы и попал в широченный грузовой коридор, выходящий на причальный пандус.

И угодил в самую гущу армии охранников, которой так опасался.

Охранники выпрыгивали из грузовиков, рассыпались по причалу с оружием на изготовку и скапливались около погрузочных пандусов. Их было сотни четыре, не считая минимум тысячи дежурных секьюрити на самом “Ульрихе Вольфе”. Быстро оценив ситуацию, Питт крикнул:

– Держитесь! Возвращаемся к лифту.

Он резко затормозил, круто развернулся и помчался обратно по грузовому коридору.

Джиордино, оглянувшись, увидел одни только черные комбинезоны, кишащие, как муравьи, вдоль всего причала.

– Терпеть не могу, когда планы срываются, – проговорил он с отвращением.

– Нам не уйти... – Пэт запнулась, прижала к себе дочь и упавшим голосом поправилась: – Сейчас не уйти. Питт бросил взгляд на напарника:

– Как там в той старой военной песенке? Что-то вроде: если надо – повторим.

– Хоть я и родился после Второй мировой, – ухмыльнулся итальянец, – но, кажется, догадываюсь, к чему ты клонишь.

Быстро подкатив к лифту, Питт не стал останавливаться. Двери кабины все еще оставались открытыми, и он лихо ввел тележку внутрь. Нажав кнопку шестого уровня, он вытащил кольт и жестом велел Джиордино сделать то же самое. Когда двери открылись, их встретили все те же грузчики, которых они выбросили из кабины не далее как пять минут назад. Злые и раздраженные, они обступили мужчину в желтом комбинезоне, по всей видимости, бригадира, что-то возмущенно крича и размахивая руками. Увидев Питта и Джиордино, вылетевших из лифта на тележке, подобно спущенным со сворки голодным волкодавам, все четверо на миг застыли, а потом разом взметнули руки вверх.

– Все в лифт! – коротко приказал Питт.

Они продолжали стоять, тупо моргая, пока Джиордино не повторил то же самое по-испански.

Сценка, сымпровизированная в лифте офисного здания, повторилась. Спустя шесть минут Питт и Джиордино в сопровождении Пэт и ее дочери направились своей дорогой, оставив в кабине лифта четырех стянутых изолентой грузчиков в одном белье. Как только лифт остановился на грузовом уровне, Питт вывел тележку на палубу, вылез и вернулся обратно. Послав кабину наверх, он заклинил управление, успев выскочить раньше, чем закрылись двери. Снова сел за руль и по указателям выехал к трамвайным рельсам. Трое пассажиров были одеты в красные комбинезоны судовых такелажников, а сам он – в желтую форму десятника.

На перекрестке рядом с остановкой трамвая их встретил патруль охранников. Один из них шагнул вперед, загораживая дорогу, и поднял руку. Питт не спеша затормозил и вопросительно посмотрел на секьюрити.

Похоже, известие о том, что Пэт с дочерью освобождены из заточения, еще не успело распространиться, охранник никак не отреагировал на двух женщин в робах грузчиков. Для него это было привычное зрелище – множество женщин работало на автопогрузчиках и тягачах. Пэт стиснула руку дочери в знак предупреждения: не говорить и не шевелиться. И незаметно отвернула лицо Миган в сторону от охранника, чтобы тот не разглядел ее нежного возраста. Питт справедливо рассудил, что надетый на нем желтый комбинезон дает определенные привилегии, и принял решение держаться независимо и надменно. Уважительное обращение и подобострастный взгляд патрульного подтвердили правильность его выбора.

– Что тут происходит? – спросил Джиордино. Постоянная практика творит чудеса – его испанский совершенствовался буквально на глазах.

– Двое посторонних в форме охранников проникли на верфь и предположительно – на борт “Ульриха Вольфа”.

– Посторонних? Но почему их не задержали на верфи? Нас уверяли, что там и муха не пролетит незамеченной!

– Не могу знать, – ответил охранник. – Мне известно только, что они убили четверых наших людей и скрылись.

– Четверо погибших! – скорбно покачал головой Джиордино. – Вот беда-то какая. От души надеюсь, что вы поймаете этих мерзавцев. Так, ребята? – повернулся он к остальным и подмигнул.

Питт важно кивнул.

– Нам приказано проверять всех, кто собирается подняться на борт или покинуть судно, – вспомнил наконец о своих обязанностях охранник. – Я обязан проверить ваши удостоверения.

– Мы что, похожи на нарушителей в форме службы безопасности?! – возмущенно взвился Джиордино.

– Не очень, – улыбнулся патрульный.

– Тогда пропустите нас немедленно! – Дружелюбный тон итальянца внезапно сделался холодным и официальным. – Мы заняты размещением чрезвычайно важного груза, и у нас сроки, в которые трудно будет уложиться, если вы и дальше станете нас задерживать. Между прочим, сам Карл Вольф пожелал лично руководить этой работой.

Против таких аргументов охранник возражать не посмел. Явно перетрусив, он опустил автомат и отступил в сторону.

– Простите, что задержал вас, – пролепетал он и махнул рукой: – Проезжайте!

Питт, не понявший ни слова из их диалога, нажал на акселератор лишь после того, как Джиордино больно заехал ему локтем под ребра. Решив, что разумнее всего вести себя, как обычные рабочие с верфи, едущие по делу, Питт направился к следующей трамвайной остановке на умеренной скорости, усилием воли подавляя естественное стремление дать полный газ. Держа руль левой рукой, правой он выудил из-за пазухи спутниковый телефон.

Не успел еще отзвучать до конца первый звонок, как Сэндекер ткнул пальцем кнопку громкоговорителя:

– Да?

– Это снова “Пизанская пицца”. Ваш заказ уже в пути.

– Вы найдете дом?

– Да, но не знаю, успеем ли мы до того, как пицца остынет.

– Надеюсь, вы поторопитесь, – сказал адмирал, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал ровно и не выдавал волнения. – Тут все жутко проголодались.

– Движение на улицах очень интенсивное. Но мы постараемся.

– Я оставлю свет в окне в качестве ориентира. – Сэндекер положил трубку и перевел усталый взгляд на Хоцафеля. – Извините меня за этот дурацкий разговор, адмирал.

– Я все прекрасно понимаю, адмирал, – вежливо наклонил голову старый немец.

– Как там у них? – нетерпеливо спросил Литтл.

– Не очень, – хмуро ответил Сэндекер. – Они забрали доктора О’Коннелл и ее дочь, но, очевидно, страшно рискуют, пытаясь покинуть верфь. – “Движение интенсивное” означает, что их преследует служба безопасности Вольфов.

Литтл посмотрел прямо в глаза Сэндекеру:

– И как вы оцениваете их шансы выбраться оттуда?

– Шансы? – На осунувшемся лице адмирала отразилась душевная мука. Казалось, за этот час он постарел на десять лет. – Нет у них никаких шансов.

31

Трамвай медленно отошел от станции, разъезжаясь со встречным и набирая ход. Хотя скорость его составляла почти тридцать миль в час, Питту казалось, что он еле ползет, и временами возникало неудержимое желание выскочить и подтолкнуть. Одна за другой сменялись станции, обозначенные буквами алфавита, и на каждой они ждали, затаив дыхание, что в вагон ворвутся охранники и арестуют их. Когда трамвай миновал станцию “W”, у Питта впервые пробудилась надежда, но на станции “X” везение кончилось.

Шестеро в черной форме вошли в последний вагон и стали проверять идентификационные браслеты – Питт только сейчас заметил на запястьях окружающих эти своеобразные удостоверения личности и мысленно выругал себя последними словами за то, что не догадался снять браслеты с грузчиков. И еще он обратил внимание, что они подолгу задерживаются около людей в красных и желтых комбинезонах.

– Сюда подбираются, – безразличным тоном констатировал Джиордино, когда охранники перешли во второй вагон трамвая.

– Спокойно, – сказал Питт, – по одному переходим в первый вагон.

Не проронив больше ни слова, итальянец вышел первым, за ним Миган, потом Пэт. Последним прошел Питт.

– Успеем доехать до следующей станции, пока они там копаются, – сказал Джиордино. – Но успеем впритык.

– Сомневаюсь, чтобы нам позволили вот так просто выйти, – мрачно усмехнулся Питт. – Скорее всего, нас там уже ждут.

Он встал, прошел в голову вагона и заглянул в окно двери, ведущей в кабину водителя. Сквозь тонированное стекло виднелся пульт с мигающими лампочками, кнопками и тумблерами, но сама кабина была пуста. Трамвай управлялся автоматически. Питт попробовал открыть дверь и нисколько не удивился тому, что она заперта.

Внимательно рассмотрев символы на панели управления, Питт обратил особенное внимание на один из них. Достав кольт, он перехватил его за ствол и рукоятью с одного удара расколотил стекло вдребезги. Не обращая внимания на удивленные взгляды пассажиров, Питт просунул руку внутрь, открыл замок и повернул первый из пяти переключателей, управляющих сцепкой вагонов. После чего перезагрузил компьютер, регулирующий скорость.

Четыре задних вагона отцепились и начали отставать. Хотя каждый вагон имел собственную тягу, установленная компьютером скорость была меньше, чем у ведущего. Охранники, конечно, уже сообщили по рации о случившемся, но сами могли только сжимать кулаки в бессильной ярости, беспомощно глядя, как быстро увеличивается разрыв между головным и остальными вагонами состава.

Спустя четыре минуты вагон, где находились Питт и его спутники, на головокружительной скорости проскочил станцию “У”, к вящей досаде охранников и пассажиров, ожидавших его на платформе. В животе у Питта словно образовался тугой холодный комок; во рту пересохло, как будто его набили сеном. Он играл в отчаянную игру, где ставкой была жизнь, а карты крапленые и заранее подтасованные в пользу его противников. Оглянувшись назад, Питт перехватил взгляд Пэт. Одной рукой она обнимала за плечи Миган, в другой сжимала кейс. Ее мертвенно-бледное лицо выражало какую-то безнадежную грусть и отрешенность. У Питта сжалось сердце. Он подошел к ней и ласково взъерошил ее роскошные рыжие волосы.

– Мы обязательно выберемся! – заявил он уверенным тоном. – Старина Дирк пронесет вас над горами и водами. Пэт подняла глаза и слабо улыбнулась:

– Гарантируете?

– Железно! – заверил Питт, внезапно ощутив прилив сил, подъем духа и внутреннюю убежденность в том, что все закончится, как надо.

Он вернулся в кабину и полминуты спустя увидел, что вагон приближается к крытой гавани в корме. Рельсы впереди начали изгибаться. Очевидно, там находилась конечная станция “Z”, где трамваю предстояло сделать разворот и отправиться в обратный путь. Нетрудно было догадаться, что охранники уже оккупировали всю платформу и готовы разнести их в клочья всей мощью своего оружия.

– Я сейчас заторможу вагон до десяти миль в час, – сказал Питт. – По моей команде прыгаем. Вдоль обочины рельсового пути растет высокая трава, значит, посадка должна выйти мягкой. Постарайтесь свернуться в клубок и прокатиться вперед после удара о землю. И поосторожнее – нам сейчас только сломанных конечностей не хватает.

Джиордино обнял Миган за плечи:

– Прыгнем вместе, малышка. Ручаюсь, что при приземлении у тебя будет отличная жировая подушка. – Итальянец, как всегда, несколько преувеличил – в его мускулистом, тренированном теле не было ни грамма жира.

Питт повернул рукоятку, и вагон резко замедлил ход. В тот момент, когда красные цифры на спидометре показали десять миль в час, Питт гаркнул:

– Всем покинуть помещение!

Но сам задержался на несколько секунд. Убедившись, что остальные спрыгнули, он быстро ввел в компьютер новые параметры – шестьдесят миль в час – и опрометью ринулся прочь из кабины вагона, уже начавшего набирать скорость. Ударившись ногами о землю, Питт покатился кубарем, как пушечное ядро, и влетел в клумбу декоративных деревьев бонсай, ломая перекрученные ветки и вдавливая их в землю своим весом. Шатаясь, он поднялся на ноги. В левом колене остро кольнуло, но идти было можно.

Тут же подскочил Джиордино и бережно подхватил друга под руку, помогая удержать равновесие. Питт с облегчением отметил, что лица Пэт и Миган не искажены гримасой боли. Трамвай скрылся за поворотом, а лестница, ведущая к первому пирсу, начиналась всего в пятидесяти футах от беглецов. И ни одного охранника!

– Куда теперь? – спросила Пэт, понемногу приходя в себя.

– Боюсь, чтобы успеть на самолет, – сказал Питт, – придется сначала прокатиться на катере.

Он поймал Пэт за руку и потащил за собой, а Джиордино проделал то же самое с Миган. Вперед по рельсам, потом по лестнице, ведущей на пирс... Но перед тем как ступить на первый пролет, Питт обернулся. Как он и подозревал, трамвайная остановка секции “Z”, расположенная ярдах в двухстах от спуска в гавань, кишела охранниками. Среди них произошло замешательство, когда трамвай на бешеной скорости пролетел мимо платформы и пустился в обратный путь вдоль левого борта судна. Охранники, будучи в полной уверенности, что гонимая дичь все еще в вагоне, бросились за ним, а их начальник дал по рации команду отключить подачу энергии.

Питт прикинул, что им понадобится минут семь, чтобы догнать и остановить вагон и убедиться, что там никого нет. Если он и его спутники к тому моменту все еще будут оставаться на борту, пленение станет закономерным итогом их собственной нерасторопности.

Никто из рабочих на пирсе не обратил внимания на четверку беглецов, спокойно спустившихся вниз по ступеням. Между первым и вторым пирсами были пришвартованы три моторных катера, небольшая парусная яхта, еще одно судно, в котором Питт опознал моторную яхту “Гранд-Бэнкс”, и моторная лодка.

– Забираем большую яхту, – отрывисто бросил Питт, идя по причалу прогулочным шагом.

– Насколько я понимаю, наше водолазное снаряжение придется подарить Вольфам, – с сожалением в голосе произнес Джиордино.

– Пэт и Миган в холодной воде долго не протянут. Придется испытать наши шансы в надводном плавании.

– На моторке было бы быстрее, – заметил итальянец.

– Верно, – согласился Питт, – но патрульных наверняка насторожит скоростная лодка, уносящаяся прочь от верфи. А спокойно крейсирующая по фьорду прогулочная яхта вряд ли привлечет внимание.

Питт приблизился к сходням. Матрос в синем комбинезоне окатывал палубу из шланга.

– Отличная посудина, – приветливо улыбаясь, сказал Питт.

Матрос, не знавший ни слова по-английски, выпрямился, опустил шланг и непонимающе уставился на него.

Питт легко взбежал по сходням на борт.

– Я говорю, отличная посудина, – повторил он, бесцеремонно распахнув дверь каюты.

Матрос бросился за ним, размахивая руками и шумно протестуя по-испански против подобного вторжения, но, как только они оба скрылись из поля зрения рабочих на пирсе, Питт выбросил вперед кулак и одним ударом в челюсть нокаутировал беднягу. Потом высунул голову из каюты и весело объявил:

– Ал, отдавай концы. Дамы, прошу на борт.

Пару секунд Питт потратил на ознакомление с приборами на пульте управления. Затем решительно повернул ключ зажигания и нажал сдвоенную кнопку стартера. Внизу, в машинном отделении, провернулись два мощных дизеля, горючая смесь в камере сгорания сжалась и вспыхнула, визгливой скороговоркой заговорили двигатели. Питт открыл иллюминатор по правому борту и выглянул наружу. Джиордино уже отдал носовой и кормовой концы и взбирался на палубу.

Питт дал задний ход и начал очень медленно отводить яхту от причала. Проплывая мимо двух рабочих, устанавливающих ограждение вдоль пирса, он помахал рукой, те помахали в ответ. “Насколько проще выбираться крадучись, обходным путем, – подумал Питт, – чем прорываться с боем в лобовой атаке, как бык из загона!”

Яхта миновала конец пирса и оказалась на открытой воде. Прямо над ней нависала необъятная корма исполинского судна. Питт переключил рычаг хода на “Вперед” и повел яхту вдоль корпуса “Ульриха Вольфа”. Чтобы покинуть акваторию верфи и выйти во фьорд, необходимо было полностью обогнуть плавучий титан. Питт чуть приоткрыл дроссели, доведя ход до восьми узлов, – он надеялся, что такая скорость подозрений не вызовет. Пока все шло как по маслу. Не было слышно ни свистков, ни криков, ни сирен и не видно шарящих по темной воде прожекторов.

На этой скорости потребовалось пятнадцать минут, чтобы пройти всю длину суперлайнера и начать наконец удаляться, от залитых ярким светом зданий и сооружений верфи. Эти пятнадцать томительных минут показались Питту пятнадцатью годами. А ведь они сделали только первый шаг! Оставались еще патрульные катера, чьи команды уже сейчас, возможно, получили предупреждение об угоне яхты четверкой нарушителей.

Но выбора у них не было, им оставалось только сидеть в каюте, не высовываясь и созерцая проплывающий мимо чудовищный борт. Все знаменитые лайнеры всех эпох – “Титаник”, “Лузитания”, “Куин Мэри”, “Куин Элизабет” и “Нормандия” – с легкостью разместились бы один за другим вдоль корпуса “Ульриха Вольфа”, и еще осталось бы много свободного места.

– А я бы сейчас от гамбургера не отказался, – мечтательно протянул Джиордино, чтобы снять напряжение.

– Я тоже! – подхватила Миган. – Они нас кормили какой-то отвратительной питательной смесью.

Пэт улыбнулась, но лицо ее осталось напряженным.

– Потерпи немного, детка, и получишь свой гамбургер. Питт отвернулся от штурвала:

– С вами плохо обращались?

– Да нет, сильно не обижали, – ответила Пэт. – Но никогда еще мной не командовало столько противных и самодовольных личностей. Меня заставляли работать по двадцать часов в сутки.

– Расшифровывать эменитские надписи из другой пещеры?

– Да. Только они не из пещеры. Они были найдены в Антарктиде, в заброшенном городе эменитов.

Питт взглянул на нее с внезапно вспыхнувшим любопытством:

– В Антарктиде? Вы не шутите?

Она серьезно кивнула:

– Заброшенный город под ледяным колпаком. Нацисты случайно обнаружили его перед самой войной.

– Эльза Вольф говорила мне, будто бы они нашли свидетельства тому, что эмениты построили всего шесть таких хранилищ.

– Чего не знаю, того не знаю, – пожала плечами Пэт. – Но у меня создалось впечатление, что они используют этот затерянный во льдах город для какой-то цели. Какой именно, я так и не выяснила.

– А вы узнали что-нибудь новое из тех надписей, которые вас заставляли расшифровывать?

Разговорившись, Пэт перестала выглядеть грустной и отчаявшейся.

– Я только-только начала в них разбираться, когда вы с Алом ворвались в дверь. Между прочим, мне показалось, их больше интересовало то, что мы расшифровали из текстов, найденных в пещерах Колорадо и острова св. Павла. Похоже, Вольфам зачем-то до зарезу нужно заполучить те фрагменты предупреждения эменитов, где описываются последствия катаклизма.

– Так вот в чем загвоздка! – присвистнул Питт. – Все надписи, найденные в подледном городе, сделаны до катастрофы, и данных о ней самой у них не имеется. – Питт вдруг запнулся и кивнул на ее кейс: – Они здесь?

Она торжествующе похлопала ладонью по плоскому чемоданчику:

– Детальные фотографии антарктической пещеры эменитов. Не могла я позволить себе их бросить! Питт с восхищением посмотрел на нее:

– Знаете, таких женщин, как вы, в наше время уже не делают.

Питт мог бы еще многое сказать, но в этот момент его внимание отвлекла идущая наперерез ярдах в ста впереди моторная лодка. С виду это был обычный рабочий баркас. Он развернулся и прошел по левому борту параллельным курсом, следуя в противоположном направлении. Экипаж баркаса занимался своими делами и не обратил ни малейшего внимания на встречное судно.

Испытывая некоторое облегчение от того, что яхта уже приближалась к передней секции “Ульриха Вольфа” и никаких признаков погони пока не наблюдалось, Питт спросил:

– Так вы говорите, их интересуют конкретные последствия катаклизма?

– И очень сильно. Впрочем, это меня не удивляет. Естественно, их должна интересовать любая крупица информации, которая может способствовать их выживанию.

– А вот я по-прежнему никак не могу понять, откуда у Вольфов такая непоколебимая уверенность в том, что комета непременно столкнется с Землей, причем именно в срок, предсказанный девять тысяч лет назад?

Пэт медленно покачала головой:

– На этот вопрос у меня нет ответа.

Все еще ползя на восьми узлах, Питт плавно повернул штурвал, направив яхту по широкой дуге мимо носа “Ульриха Вольфа” и оконечности причала, где толпились рабочие и охранники, проверяющие идентификационные браслеты уже не только у мужчин и женщин в красных и желтых комбинезонах, но и у всех остальных. Идущая навстречу небольшая моторная лодка с потушенными бортовыми огнями внезапно развернулась на сто восемьдесят градусов и пристроилась в кильватер к яхте. У Питта заныло сердце от нехорошего предчувствия. Закрепив свой компьютерный гид на раме ветрового стекла, он бегло сверился с его показаниями.

Три мили оставалось до южной оконечности фьорда; три мили до расщелины, где ждет “скайкар”; три мили по темной воде на яхте, ничем не защищенной от прожекторов, автоматов и тяжелых пулеметов. Все их вооружение составляет один пистолет и один револьвер. А патрульные катера наверняка уже предупреждены об угнанной яхте. Единственным утешением служило то, что патрульные катера находятся сейчас в противоположном конце залива; это давало Питту и его друзьям еще несколько минут выигрыша во времени. Утешение, правда, крайне слабое. Имея преимущество в скорости и двигаясь встречным курсом, патрульные катера запросто перехватят яхту раньше, чем они успеют добраться до расщелины.

– Ал! – позвал Питт.

– Здесь, капитан! – гаркнул Джиордино.

– Раздобудь несколько бутылок. Наверняка на борту отыщется хотя бы с полдюжины подходящих емкостей. Залей в них все, что найдешь легковоспламеняющегося. Дизельное топливо не годится, поищи бензин или растворитель.

– Коктейль Молотова! – В глазах Джиордино заплясали озорные чертики. – Какая прелесть! Я с детского сада им не баловался.

Два шага – и он скрылся в люке, ведущем в машинное отделение.

Питт бросил взгляд через плечо на моторную лодку; она набрала ход и выходила на параллельный курс с явным намерением притереться к яхте борт в борт. В свете огней верфи и “Ульриха Вольфа” было видно, что на ней всего два человека: один у руля, другой на корме с автоматом в руках. Тот, что стоял у штурвала, недвусмысленным жестом показал себе на ухо. Питт понял и включил рацию, оставив ее на той частоте, на которую она была настроена.

Из динамика послышался мужской голос с начальственными интонациями, чего-то требующий по-испански. Питт без труда догадался, что ему приказывают заглушить движок и лечь в дрейф. Свободной рукой он схватил микрофон и ответил:

– Не говорю по-испански.

– Стой, стой! – крикнул тот же голос.

– Всем вниз и лечь на пол, – скомандовал Питт женщинам. Они молча повиновались и поспешно спустились в каюту.

Питт замедлил ход и встал в дверях рубки, предварительно засунув за, пояс кольт со взведенным курком. Вооруженный автоматом тип на корме моторной лодки подобрался, собираясь перепрыгнуть на яхту.

Питт еще убавил скорость, сохраняя все же небольшой ход и маневрируя таким образом, чтобы охранник мог перелезть через планшир только в непосредственнойблизости от мостика. Надо было все очень точно рассчитать – и время, и расстояние. А потом ждать – терпеливо и безропотно, как охотник в засаде.

И в тот самый момент, когда охранник наконец перепрыгнул на яхту, Питт резким движением двинул оба дросселя до упора и тут же вернул их в прежнее положение. Яхта рванулась вперед раненой птицей, но почти сразу вновь замедлила ход. Неожиданный рывок заставил охранника потерять равновесие, и он плюхнулся плашмя на узкую палубу левого борта.

Двигаясь с изяществом балетного танцора, Питт одним плавным движением выскользнул из рубки, приложил растянувшегося охранника каблуком по шее, нагнулся и выхватил из его ослабевших рук автомат – “Бушмейстер М17С”, – после чего для верности врезал еще разок прикладом по тому же месту. Наведя ствол на второго охранника, стоявшего за рулем, Питт дал по нему очередь, но промахнулся. Рулевой упал на колени, резко вывернул штурвал и врубил полный газ, уходя в сторону от яхты. Натужно ревя мотором, лодка умчалась прочь, вздымая облака брызг и оставляя за собой бурно пенящуюся струю. Не особенно интересуясь дальнейшей судьбой моторки, Питт вернулся в рубку и подал дроссели вперед до отказа. Корма яхты зарылась в воду, нос задрался под углом чуть ли не в сорок пять градусов, и она стремглав понеслась по темной воде со скоростью почти в пятнадцать узлов.

Теперь все внимание Питта сосредоточилось на патрульных катерах, которые уже сделали разворот и на полной скорости следовали обратным курсом. Лучи их прожекторов целенаправленно шарили над водой, все ближе подбираясь к яхте беглецов. Не вызывало сомнений, что охранник на моторной лодке уже доложил по рации об имевшем место инциденте. Ведущий катер на полмили обогнал ведомого. Питт, поглядывая в ветровое стекло, пытался вычислить, где именно он перехватит яхту, но был уверен только в одном – это произойдет гораздо раньше, чем яхта доберется до расщелины. А последующие шесть или семь минут определят для них разницу между жизнью и смертью. К этому моменту яхта уже покинула акваторию верфи, и до цели оставалось меньше двух миль.

Моторка между тем возобновила преследование, благоразумно держась ярдах в двухстах позади яхты. Оставшийся в одиночестве охранник от стрельбы пока воздерживался – то ли был занят управлением, то ли боялся зацепить своего напарника.

Джиордино вернулся в кабину, неся в охапке четыре большие бутыли, наполненные растворителем для смывания масла. Горлышки бутылок были обвязаны обрывками ветоши. Он осторожно уложил свою ношу на диванную подушку и потер огромный синяк на лбу.

– Как это тебя угораздило? – сочувственно спросил Питт.

– Просто один мои знакомый обожает лихачить, хотя водить не умеет. Меня мотало по всему машинному отделению, а на одном крутом повороте приложило башкой о трубу... – Тут Джиордино заметил бесчувственное тело охранника, лежащее поперек двери. – Приношу свои искренние извинения. Ты, оказывается, принимал гостей.

– К сожалению, этот тип явился без пригласительного билета.

Итальянец встал рядом с Питтом, глядя в ветровое стекло на быстро приближающийся катер.

– Эти ребята ни в воздух, ни в воду стрелять не будут. Они вооружены до зубов и будут счастливы отправить нас на дно под любым предлогом.

– Не уверен, – покачал головой Питт. – Им все еще нужна Пэт для расшифровки надписей. Они могут пытать ее и издеваться над Миган, но убивать пока не станут. А вот мы с тобой – верные кандидаты в покойники. Впрочем, я собираюсь преподнести им небольшой сюрприз. Если мы сумеем заманить их поближе, есть шанс порадовать девочку праздничным костром.

Джиордино пытливо заглянул в глаза Питту, но не заметил там горечи неизбежного поражения. Напротив, он узрел в них лишь расчетливую решимость и легкий блеск азарта.

– Вот интересно, как бы оценил нашу переделку Джон Пол Джонс[282]?

Питт задумчиво кивнул:

– Ладно, перейдем к делу. Ты займешься иллюминацией, так что отдай мне пока свою стрелялку. Заляжешь на дальней стороне мостика и затаишься. Действовать начнешь, как только услышишь выстрелы.

– Чьи?

Питт бросил на него сумрачный взгляд:

– А какая, в сущности, разница?

Джиордино передал ему “П-10”, не задавая больше вопросов, а Питт надавил на дроссели в бесплодной попытке выжать из двигателей еще несколько оборотов. Яхта и без того отдавала все, что могла, вот только построили ее для проток, а не для гонок.

У командира приближающегося к яхте патрульного катера не было никаких серьезных опасений, как не было оснований полагать, что беглецы на борту попытаются оказать сопротивление его команде из отборных киллеров, вооруженных двумя крупнокалиберными пулеметами и ручным автоматическим оружием. Он рассматривал яхту в бинокль ночного видения и видел только одного человека за штурвалом на мостике, а потому допустил классическую ошибку агрессоров – недооценил противника. Лучи носового и кормового прожекторов скрестились на яхте, озарив ее палубу и надстройки ослепительно ярким светом.

Белая стена пены, вырастающая от носа патрульного катера, опала почти до ватерлинии. Сбросив ход, он медленно продвигался вдоль борта яхты в каких-нибудь двадцати футах от нее. Питт, ослепленный ярким светом, прищурился и все же сумел разглядеть расстановку сил на катере. По одному стрелку за каждым пулеметом, спаренные стволы которых были направлены прямо на него и на мостик. Еще трое, не прячась, стояли плечом к плечу на палубе за рубкой, вооруженные все теми же “бушмейстерами”. Питт не видел Джиордино, затаившегося за кабиной, но знал, что его друг уже держит наготове спичку или зажигалку, чтобы поджечь фитили бутылок. Преимущество врагов выглядело подавляющим, но даже в этот щекочущий нервы миг Питт не испытывал чувства безнадежности и не собирался сдаваться без боя.

У него не было жгучего желания убивать – пусть даже эти матерые киллеры, глядящие на него сейчас через прорези прицелов, тысячу раз заслужили смертный приговор. Он и тех наемников в Колорадо убивать не хотел. Но с другой стороны, если их захватят, за жизнь Джиордино и его собственную никто не даст и двух центов. Командир патрульного катера поднес ко рту мегафон.

Питт догадался, что ему предлагают остановиться под угрозой открыть огонь в случае неповиновения. Он помахал рукой и несколько раз кивнул, а сам еще раз оценил расстояние ДО расщелины – теперь меньше полумили – и до второго катера. По его прикидкам выходило, что минут пять-шесть до его подхода в запасе имеется. Кольт и “П-10” он еще раньше заткнул сзади за пояс, трофейный “бушмейстер” лежал на полу под ногами. В последний раз проверив оружие, Питт передвинул дроссели на холостой ход, но передачу не выключил, так что яхта по-прежнему продолжала двигаться вперед, хотя и очень медленно.

Остановившись в дверях кабины, но не выходя на палубу, он поднял руки, расставил ноги и стоял в слепящем свете прожекторов, подслеповато моргая и всем своим видом демонстрируя покорность. К своему ограниченному запасу испанских слов Питт прибегать не стал и крикнул по-английски:

– Что вам нужно?

– Не оказывать сопротивления! – рявкнул командир тоже по-английски, но с чудовищным акцентом. Расстояние сократилось настолько, что мегафон уже не требовался. – Я посылаю людей к вам на борт.

– Да уж какое там сопротивление?! – с горечью усмехнулся Питт. – У меня, в отличие от вас, пулеметов не имеется.

– Прикажите всем подняться на палубу. Питт, не опуская рук, повернулся и сделал вид, что разговаривает с кем-то внизу.

– Они боятся, что вы их застрелите.

– Но мы вовсе не собираемся ни в кого стрелять! – с ухмылкой заявил командир катера.

– Тогда отверните, пожалуйста, прожектор, – попросил Питт. – Вы меня слепите и пугаете женщин.

– Стоять на месте и не двигаться! – со злостью выкрикнул командир.

Патрульный катер сбросил ход до самого малого и повернул к яхте. За несколько футов до нее двое охранников отложили автоматы и начали вывешивать кранцы вдоль борта. Этого момента Питт и дожидался. Пулеметчики тоже расслабились. Не усматривая никаких признаков опасности, один из них даже закурил сигарету. Да и остальные, включая командира, тоже оставили настороженность, не замечая и тени угрозы и самодовольно полагая, что ситуация полностью под контролем.

Собственно говоря, именно на такую реакцию Питт и надеялся. Хладнокровно и четко, точно рассчитанным движением он опустил руки, завел их за спину, выхватил из-за пояса пистолет и револьвер, навел “П-10” на стрелка за носовым пулеметом, а ствол кольта направил в грудь пулеметчика на корме. Промахнуться с расстояния в пятнадцать футов он не мог. Пулеметчик на носу рухнул на колени с пулей в плече, а тот, что на корме, нелепо взмахнул руками, пошатнулся и упал в воду.

Почти в то же мгновение взметнулись в воздух бутылки с горючей смесью с подожженными запалами и метеоритным дождем посыпались на палубу патрульного катера. Рев взметнувшегося в ночное небо пламени заглушил звон бьющегося стекла. Огненная жидкость растекалась во все стороны, в считанные секунды превратив катер в гигантский погребальный костер. Кормовая часть и рубка скрылись за огненной стеной, а вскоре и из бортовых иллюминаторов начали вырываться длинные языки пламени. Сообразив, что еще немного и они сгорят заживо, команда без промедления попрыгала в воду, и даже раненый пулеметчик неуклюже перевалился через борт, спасаясь от огненной гибели. Лишь командир, на котором уже занялась одежда, задержался на несколько секунд, не обращая внимания на бушующий вокруг океан огня, смерил Питта полным злобы и ненависти взглядом, погрозил кулаком и только после этого последовал за своим экипажем.

“Вот же настырный малый!” – подумал Питт.

Он не стал терять ни секунды. Бросившись к приборной доске, перекинул дроссели на “полный вперед” и снова направил яхту к устью расщелины. Включил автопилот и только тогда позволил себе обернуться и посмотреть на горящее патрульное судно. В том месте, где находился катер, бушевала огненная стихия. Рвался в небо, извиваясь и закручиваясь, черный дым, застилающий звезды. А еще через секунду взорвались топливные танки, фейерверком разбросав во все стороны пылающие обломки. Катер начал уходить в воду кормой вперед с оглушительным шипением, вызванным соприкосновением горящей солярки с ледяной водой. Издав напоследок громкий, укоризненный вздох, словно живое существо, он скрылся из виду.

Джиордино обошел рубку и остановился в дверях, глядя на догорающие обломки и разлившееся на поверхности огромное масляное пятно.

– А ты неплохо стреляешь, – заметил он.

– А ты неплохо бросаешь, – в тон ему ответил Питт.

Итальянец прикинул на глаз дистанцию до второго катера, на полном ходу рвущегося к ним с противоположной стороны фьорда, потом перевел взгляд на приближающийся берег.

– Кажется, успеваем, – сказал он наконец, объективно оценив ситуацию. – Но едва-едва.

– Два раза на одну и ту же уловку они не клюнут. Скорее всего, будут держаться на безопасном расстоянии и попытаются лишить нас хода, расстреляв двигатели.

– Внизу Пэт и Миган, – напомнил Джиордино.

– Тащи их наверх, – приказал Питт, не отрывая глаз от монитора компьютера-гида. Он слегка скорректировал курс, довернув яхту еще на пять градусов к юго-западу. Осталось четыреста ярдов, и расстояние до берега быстро сокращалось. – Скажи им, пусть приготовятся покинуть судно, как только мы ткнемся в берег.

– Ты собираешься выброситься на камни на полном ходу?

– У нас нет времени чалиться к скалам и сходить на берег по трапу под звуки духового оркестра и дождь конфетти.

– Ладно, пошел за девочками, – вздохнул итальянец и нырнул в каюту.

Командир второго патрульного катера вел его прямо на яхту, еще не догадываясь о намерении Питта выброситься на берег. Лучи прожекторов захватили “Гранд-Бэнкс” и уже не выпускали из своих цепких лап – так театральный осветитель неотступно сопровождает порхающего по сцене танцора. Яхта и катер быстро сближались, идя под углом друг к другу. Командир катера наконец-то понял, что задумали беглецы, изменил курс и пошел наперерез, чтобы не дать им подойти к берегу. Питт, заметно уступая в скорости противнику, вынужден был констатировать, что в этой гонке у него нет шансов на победу, и все же продолжал стоять у штурвала, полный решимости одолеть все препятствия. Да, битва будет неравной, но он безжалостно гнал прочь любые мысли о возможном поражении.

И в этот момент командир катера совершил тактическую ошибку, предоставив противнику непредвиденную возможность изменить ход поединка в свою пользу. Питт мгновенно просчитал ситуацию, схватился за рычаг передачи и перевел на реверс. Корпус яхты завибрировал от напряжения. Маленькое суденышко резко сбросило ход и остановилось, взбивая винтами водовороты пены. Потом медленно двинулось назад, расталкивая волны плоским кормовым транцем, подобно бульдозеру.

Появился Джиордино в сопровождении Миган и Пэт и с нескрываемым интересом уставился на патрульный катер, рвущийся наперерез яхте, идущей задним ходом.

– Так, только не говори ничего, сам догадаюсь. У тебя созрел очередной коварный план.

– И вовсе не коварный, просто отчаянный.

– Ты собираешься их протаранить, верно? – невозмутимо уточнил итальянец.

– Если правильно разыграем свои карты, – быстро заговорил Питт, – то мы им точно нос расквасим. А сейчас – всем лечь. Постарайтесь укрыться за чем-нибудь массивным и металлическим, потому что очень скоро пойдет дождик.

Времени на дальнейшие инструкции уже не оставалось. Командир второго патрульного катера, не разгадав смысла обратного движения цели, изменил курс так, чтобы пройти в десяти футах от носа яхты, застопорить двигатели и расстрелять ее в упор. Он уже поднял руку, собираясь дать пулеметчикам сигнал открыть огонь.

Два события произошли одновременно: Питт снова перебросил рычаг передачи на “полный вперед”, а стволы спаренных пулеметов катера изрыгнули первые струи свинцового ливня. Винты яхты врылись в воду и бросили судно вперед, а кабину рубки окатило градом пуль. Стекла иллюминаторов разлетелись на тысячи осколков. Питт укрылся под приборной доской, держа штурвал снизу одной рукой и не замечая в горячке, что тыльную сторону ладони вспороло летящим стеклом. Боли он не ощущал и обратил внимание на рану, только когда несколько капель крови попало ему в глаза. А пулеметчики между тем методично разносили вдребезги верхнюю часть рубки, нарочно беря прицел выше, чтобы деморализовать и лишить воли к сопротивлению тех, кто лежал на палубе. Внутри рубки царил подлинный бедлам – девятимиллиметровые пули сметали все на своем пути, превращая в мелкое крошево дерево, пластик и металл.

Командир патрульного катера совсем сбросил скорость и остановился, чтобы доставить своим пулеметчикам удовольствие всласть пострелять в упор по неподвижной мишени, играя тем самым на руку Питту, который не преминул воспользоваться удачным моментом. Откровенно радуясь своей удаче и предвкушая скорое повышение по службе, командир катера слишком поздно разгадал замысел Питта, и, когда яхта вдруг рванулась вперед на полных оборотах, он уже не успел отвернуть.

Раздался скрежет рвущегося фибергласа и дерева. Нос яхты прорезал правый борт корпуса катера и перебил киль. Катер накренился на левый борт, люди покатились по палубе, хватаясь кто за что сможет, чтобы не оказаться за бортом. Огонь прекратился.

Питт поднялся на ноги, перебросил рычаг в реверс и подал яхту назад из пробоины в борту катера. Туда тут же хлынула бурлящая, клокочущая вода. Катер выправился, снова встав на ровный киль, но продолжалось это всего несколько секунд. Вода хлынула на палубу, и патрульное судно исчезло в волнах. Все еще горящие прожектора освещали его спуск ко дну фьорда, а экипаж барахтался в ледяной воде, отчаянно стараясь удержаться на поверхности.

– Ал, – будничным тоном обратился к напарнику Питт, – сходи проверь, пожалуйста, носовой отсек.

Джиордино исчез в люке и тут же вынырнул обратно.

– Набираем воду, как большая губка. Еще пять минут – и присоединимся к нашим друзьям с катера. Даже быстрее, если ты не остановишь и не положишь в дрейф эту лохань.

– А кто сказал, что мы пойдем вперед?

Питт не сводил глаз с монитора миникомпа. До берега и устья расщелины оставалось всего пятьдесят ярдов, но для быстро погружающейся яхты даже эта короткая дистанция представляла непреодолимое препятствие. Попытка двинуться вперед только увеличила бы объем воды, проникающий сквозь разбитую носовую обшивку. Как всегда бывало в критических обстоятельствах, мозг Питта заработал с предельной четкостью, с молниеносной быстротой оценивая все возможные варианты, а мысли приобрели кристальную прозрачность и ясность. Решение пришло само собой. Он дал реверс, пустив яхту задним ходом, отчего корма погрузилась, а нос приподнялся. Временно разобравшись с проблемой течи, он обратился к своей команде:

– Все на палубу и приготовьтесь. Удар о скалы будет чувствительным.

– На палубу? Зачем? – недоуменно переспросила Пэт.

– Так надо! – отрезал Питт – В том случае, если эта посудина перевернется, когда врежемся в берег, вам лучше находиться наверху, чтобы успеть спрыгнуть в воду.

Джиордино, хоть и не сразу, удалось вывести женщин наружу и усадить на палубу спиной к рубке таким образом, чтобы они могли держаться за планшир. Сам он сел посередине, обхватив обеих за талию своими сильными и по-обезьяньи длинными руками. Пэт сжалась в комочек, дрожа от страха, а вот Миган, наоборот, несколько успокоилась, глядя на невозмутимое лицо Джиордино. В конце концов эти двое – коротышка с черной курчавой шевелюрой и тот, высокий, что стоит у штурвала, – смогли вытащить их отсюда и обещали доставить домой. За то короткое, но насыщенное событиями время, которое она провела в их обществе, Миган успела убедиться, что Питт и Джиордино слов на ветер не бросают. И потому свято верила, что они непременно выполнят свое обещание.

Яхта погружалась все глубже. Хоть и не прежними темпами, но вода продолжала поступать сквозь носовую пробоину ниже ватерлинии. До берега и устья расщелины оставалось уже совсем немного. Вот обрисовались в полумраке зловещие силуэты прибрежных камней, очерченных белой пеной двухфутового прибоя, – полоса препятствий, которую Питту с напарником пришлось преодолеть в самом начале своего заплыва. Питт пытался лавировать, обходя самые большие из валунов, но тяжело осевшая яхта уже почти не слушалась руля.

Один из винтов с металлическим звоном задел о камень, и его срезало напрочь. Двигатель взвыл, идя вразнос. Еще несколько камней проскрежетало по борту, потом яхта налетела на что-то массивное, прошла по инерции еще несколько футов, содрогаясь всем корпусом, и остановилась – теперь уже навсегда. Торчащий из воды остроконечный обломок скалы в щепы раскрошил податливое дерево кормового транца, проникнув глубоко внутрь обреченного судна. И сразу же, будто прорвало плотину, в образовавшуюся пробоину хлынула вода. Кормовая часть резко пошла вниз, ударилась о дно и раскололась пополам от киля до юта, как перезрелый орех. Деревянный корпус яхты с треском и грохотом начал разламываться на куски, но вскоре все стихло, и полуразбитое судно прочно засело на камнях всего в нескольких футах от скалистого берега.

Питт прихватил свой компьютер-гид и выскочил из рубки.

– Конечная остановка, все на выход! – объявил он и улыбнулся Миган, ловко подхватив девочку под мышки. – Прошу прощения, юная леди, но мы не успели подать трап.

Перебравшись через планшир, Питт фута на четыре погрузился в холодную воду, но как-то ухитрился удержать Миган от соприкосновения с ней. Не оглядываясь, но спиной ощущая, что Пэт и Джиордино следуют за ним, он побрел к берегу, осторожно ступая по скользким камням, чтобы не потерять равновесия.

Выйдя из воды, он сразу опустил девочку на землю и сверился с компьютером, чтобы убедиться в том, что они выбрались на сушу именно там, где нужно. Компьютер бесстрастно подтвердил, что ошибки не допущено, – от “скайкара” их отделяло всего несколько десятков шагов.

– Господи, да вы же ранены! – воскликнула Пэт, заметив в свете звезд и заходящей ущербной луны темную струйку крови, стекающую с его руки. – У вас серьезный порез.

– Это меня осколком стекла зацепило, когда с катера палить начали, – сказал Питт, машинально слизнув несколько капель крови.

Пэт запустила руку под комбинезон, сорвала с себя бюстгальтер и ловко наложила жгут на запястье, чтобы остановить кровотечение.

– Да-а, – протянул Питт, критическим взором оглядывая пострадавшую руку, – чем меня только не перевязывали, но чтобы женским лифчиком – такого еще не бывало!

– В данных обстоятельствах, – сухо ответила Пэт, стягивая в тугой узел концы бюстгальтера, – это лучшее, что я могу для вас сделать.

– Да я разве против? – удивился Пит; он быстро обнял ее и повернулся к Джиордино. – Все в сборе? Тогда вперед. Нам нужно успеть на самолет.

Ожидание следующего сеанса связи с Питтом и Джиордино показалось Сэндекеру и Литтлу бесконечным. Адмирал курил сигару за сигарой, окутывая потолок клубами сизого дыма. Тягостную обстановку несколько скрашивали воспоминания адмирала Кристиана Хоцафеля. Глава НУМА и замдиректора ЦРУ сидели как зачарованные, слушая его рассказы о событиях, которым он был свидетелем, но вынужден был молчать на протяжении последних пятидесяти шести лет.

– Так вы говорите, адмирал, – сказал Сэндекер, – что нацисты еще за несколько лет до войны посылали исследовательскую экспедицию в Антарктику?

– Совершенно верно. Адольф Гитлер был личностью гораздо более сложной, чем привыкли считать. Я не могу сказать, что его вдохновляло, но он был очень увлечен Антарктидой-главным образом, имея в виду заселить ее и использовать как гигантский военный объект. Он считал, что, если удастся осуществить этот грандиозный проект, германский флот и Люфтваффе смогут контролировать все морское и воздушное пространство к югу от тропика Козерога. Капитан Альфред Ричер возглавлял большую экспедицию, перед которой стояла задача комплексного исследования всего континента. Для доставки экспедиции на место и в качестве временной базы переоборудовали “Швабенланд” – один из первых германских авианосцев, который использовался для дозаправки морской авиации в Атлантике в тридцатых годах. Он вышел из Гамбурга в декабре 1938 года. Для прикрытия пустили слух, что специалисты на его борту собираются изучить вопрос о целесообразности китобойного промысла в антарктических водах. Достигнув места назначения в середине зимы, Ричер начал с аэрофотосъемки. Взлетавшие с палубы “Швабенланда” самолеты, оснащенные новейшими и лучшими на тот момент немецкими фотокамерами, обследовали двести пятьдесят тысяч квадратных километров территории и сделали более одиннадцати тысяч фотоснимков.

– Доходили до меня слухи об этой экспедиции, – задумчиво произнес Сэндекер, – но конкретные факты до сих пор не были известны.

– Ричер вернулся в Антарктиду через год во главе еще более многочисленной и намного лучше оснащенной экспедиции. На этот раз самолеты поставили на лыжи, чтобы они могли садиться на лед. Вторая экспедиция исследовала триста пятьдесят тысяч квадратных километров, ее участники высадились на Южном полюсе и провозгласили все обследованные территории собственностью Рейха, обозначив границы владений флагами со свастикой, установленными с интервалом в тридцать километров.

– А что-нибудь необычное им удалось обнаружить? – спросил Литтл.

– Не то что необычное, а прямо-таки из ряда вон выходящее, – усмехнулся Хоцафель. – Аэрофотосъемка и визуальные наблюдения с воздуха зафиксировали ряд свободных ото льда зон, множество пресноводных озер, покрытых слоем льда всего в четыре фута толщиной, пустоты и отдушины, из которых вырывались клубы пара и рядом с которыми наблюдались несомненные признаки растительности. При анализе фотографий были также обнаружены странные прямые линии, “сильно напоминающие дороги подо льдом.

Сэндекер выпрямился и в упор посмотрел на бывшего командира подлодки.

– Иными словами, нацистские ученые нашли в Антарктиде следы древней цивилизации?

Хоцафель кивнул:

– Исследовательские группы добрались на аэросанях до указанного района и обнаружили колоссальных размеров ледяные пещеры естественного происхождения. При их осмотре были найдены прекрасно сохранившиеся строения и предметы древней культуры, совершенно неизвестной современной науке. Это открытие натолкнуло нацистскую верхушку на идею построить в Антарктиде большую военную базу, надежно прикрытую от обнаружения с воздуха куполами ледяных пещер. На ее создание были брошены все материально-технические и интеллектуальные ресурсы, имевшиеся в распоряжении Третьего рейха. Существование этой базы на протяжении всей войны оставалось одним из самых тщательно охраняемых секретов.

– Насколько мне известно, – заметил Литтл, – разведорганы союзников не придавали значения слухам об антарктической базе немцев, усматривая в них не более чем пропагандистский трюк с дальним прицелом.

Хоцафель криво усмехнулся:

– На это и было рассчитано. Правда, однажды адмирал Дениц чуть не проговорился. Выступая перед командирами подводных лодок, он заявил: “Немецкий подводный флот гордится тем, что построил для фюрера на краю земли несокрушимую твердыню, новый Шангри-Ла”. К счастью для нас, никто тогда не обратил внимания на эту фразу. Те субмарины, которыми я командовал, никогда не посылались в Антарктику, так что лишь в самом конце войны, приняв командование “U-699”, я узнал об этой секретной базе под кодовым названием “Новый Берлин”.

– Но как же ее сумели построить, сохранив в тайне такой грандиозный проект? – спросил Сэндекер.

– С началом войны по личному приказу фюрера в южные моря были направлены два рейдера с инструкцией топить все без исключения суда враждебной Германии принадлежности, чтобы союзники не получили никакой информации о производимых работах. В конечном итоге англичане потопили оба рейдера, но до того момента они успели захватить и уничтожить целый флот союзных судов, включая множество рыболовецких и китобойных, промышлявших в этом регионе. Одновременно нацисты подготовили армаду большегрузных транспортов, замаскированных под торговые суда союзников, и флотилию подводных лодок, предназначенных не для ведения военных действий, а опять же для перевозки грузов. Вот они-то и доставляли людей, оборудование и припасы к антарктическим берегам, где были найдены останки древней цивилизации, могущей, по мнению некоторых ученых, оказаться той самой легендарной Атлантидой.

– Но для чего все-таки им понадобилось строить базу на древних руинах? – недоуменно спросил Литтл. – И какой военной цели она служила, находясь так далеко от основного театра военных действий?

– Сам по себе покинутый древний город стратегического значения не имел. Другое дело – гигантская ледяная пещера, обнаруженная под тем же ледовым куполом, что и город. Протяженность пещеры двадцать пять миль, а заканчивается она геотермальным озером площадью в сто десять квадратных миль. Там высадили многочисленную группу ученых, инженеров, строителей, представителей всех родов войск – сухопутных, авиации и флота – ну и, конечно, соответствующий контингент СС для поддержания режима безопасности и надзора за ходом работ. Туда же завезли целую армию рабочих – в основном пленных русских из Сибири, привычных к холодному климату.

– И что потом случилось с этими русскими пленными, когда база была построена?

Хоцафель помрачнел:

– Нацисты не могли подвергать опасности раскрытия самый охраняемый секрет Германии. Рабочие либо погибли от непосильного труда, либо были ликвидированы.

Сэндекер проводил хмурым взглядом уходящую к потолку спираль дыма:

– Выходит, там подо льдом лежат тысячи безымянных и всеми забытых русских?

– Для нацистов человеческая жизнь ничего не стоила, – с грустью сказал Хоцафель. – Ради строительства крепости-убежища, откуда возродится Четвертый рейх, они готовы были пойти на любые жертвы.

– Четвертый рейх, Четвертая империя, Новый удел – с отвращением произнес Сэндекер. – Последний бастион нацистов в их очередной попытке завоевать мировое господство. Когда ж они наконец уймутся?

– Немцы – народ упрямый, – вздохнул Хоцафель.

– Вы эту базу видели? – спросил Литтл. Старый адмирал кивнул:

– После выхода из Бергена капитан Харгер на “U-2015” и я на “U-699”, ни разу не всплыв на поверхность, пересекли Атлантику и пришли в одну укромную бухточку, затерявшуюся среди тысяч других на пустынном побережье Патагонии.

– Где выгрузили пассажиров и карго, – подхватил Сэндекер.

– Вы знакомы с этой операцией?

– Только в общих чертах.

– Тогда я должен сообщить, что в тот раз все было несколько иначе. Мы высадили только пассажиров и выгрузили контейнер со спермой и клеточной тканью фюрера. А шедевры искусства, золото и прочие ценности, равно как и священные реликвии нацистов, остались на борту. Мы же с капитаном Харгером ушли к базе в Антарктиде. После встречи с кораблем-заправщиком мы продолжили путь и прибыли к месту назначения в начале июня 1945 года. Это чудо немецкой инженерно-технической мысли поразило меня с первого взгляда. Прибывший с берега лоцман встал за штурвал “U-2015”, a мы пошли у нее в кильватере, всплыв внутри огромной полости, совершенно незаметной с моря на расстоянии в четверть мили. Мы пришвартовались к ледяному пирсу, способному одновременно принять несколько больших транспортных судов и подлодок. Нам с капитаном Харгером указали место швартовки рядом с военным транспортом, откуда как раз выгружали самолет в разобранном виде...

– Так они еще и самолеты с этой базы запускали? – перебил Литтл.

– Это было последнее слово немецкой авиационной промышленности. Реактивный бомбардировщик “Юнкерс-287”, переоборудованный в транспортник, снабженный лыжами и специально приспособленный для полярных условий. Заключенные вырезали во льду большой ангар и тяжелыми строительными машинами выровняли взлетно-посадочную полосу в милю длиной. За пять лет целые ледяные горы выпотрошили и построили настоящий город, в котором проживало пять тысяч человек, включая пленных русских.

– Разве тепло, выделяемое таким количеством людей, машин и механизмов не вызывало усиленное таяние льда? – спросил Литтл.

– Немецкие химики разработали специальное покрытие для ледяных стен, предотвращающее таяние. Температура внутри полости поддерживалась на уровне двадцати одного градуса по Цельсию.

– А для каких целей собирались использовать базу после войны? – поинтересовался Сэндекер.

– Насколько я понимаю, замысел состоял в том, чтобы остатки нацистской элиты, обосновавшись на территории базы, скрытно прибирали к рукам экономику Южной Америки, скупая большие латифундии и крупнейшие предприятия. Они также инвестировали колоссальные суммы в новую Германию и страны Азии, используя вывезенный золотой запас, выручку от продажи кое-каких трофейных сокровищ и поддельные доллары, отпечатанные с подлинных матриц Казначейства США. Каким образом они попали к ним в руки, я точно не знаю, но ходили слухи, что люди Канариса перехватили их у похитившего матрицы советского агента. Короче говоря, финансы для зарождающегося Четвертого рейха проблемы не составляли.

– И сколько времени вы провели на этой базе? – спросил Литтл.

– Два месяца. Потом отвел свою лодку с экипажем в устье Ла-Платы и сдался местным властям. Капитан аргентинского флота поднялся на борт и приказал мне следовать на военно-морскую базу Мар-де-ла-Плата. Тогда же я отдал свой последний приказ, а потом сдал командованию базы опустевшую подлодку.

– И когда это произошло?

– Спустя три месяца и три недели после окончания войны.

– Что было потом?

– Меня и мой экипаж интернировали и держали под замком до прибытия агентов английских и американских спецслужб. Допросы продолжались шесть недель, после чего нас отпустили и разрешили вернуться домой.

– Насколько я понимаю, ни вы, ни ваши люди ни о чем не проговорились?

Хоцафель улыбнулся:

– За три недели пути от Антарктиды до Аргентины у нас было достаточно времени, чтобы отрепетировать и согласовать будущие показания. Быть может, звучит несколько мелодраматично, но ни один из нас не раскололся, и следователи ничего не узнали. Они были очень недоверчивы, да и кто на их месте вел бы себя по-другому? Немецкий военный корабль бесследно исчезает, где-то прячется почти четыре месяца и потом вдруг снова объявляется невесть откуда. При этом его командир утверждает, что все радиосообщения о капитуляции Германии считал уловкой союзников и провокацией, направленной на то, чтобы он выдал свое местоположение. Не слишком правдоподобная версия, но опровергнуть ее они не смогли, как ни старались. – Он помолчал, глядя на искусственное пламя в камине. – “U-699” передали военному флоту Соединенных Штатов и отбуксировали на базу в Норфолке, где разобрали до последнего винтика и сдали в металлолом.

– А что сталось с “U-2015”? – попытался прощупать его Сэндекер.

– Об этом мне не известно. Я о ней никогда больше ничего не слышал и Харгера больше никогда не видел.

– Тогда вам, наверное, будет небезынтересно узнать, – удовлетворенно кивнул Сэндекер, – что она была потоплена в Антарктике американской атомной подлодкой всего несколько дней назад.

Хоцафель прищурился:

– До меня доходили слухи о какой-то немецкой подлодке класса “U”, неоднократно замеченной в южных полярных водах, но я не придавал им значения.

– Поскольку многие из наиболее совершенных германских субмарин все еще числятся пропавшими без вести, – заметил Литтл, – мы подозреваем, что целая флотилия их была зарезервирована нацистской верхушкой для тайных послевоенных перевозок, которые продолжались годами.

– Вынужден признать, что такое весьма вероятно.

Сэндекер открыл рот, собираясь что-то добавить, но тут снова зазвонил телефон. Он включил спикер и стиснул зубы, одновременно стремясь поскорее услышать новости и страшась того, что они могут оказаться скверными.

– Да?

– Это опять я, сэр. Звоню так, на всякий случай, – послышался голос Питта. – Пицца уже у ваших дверей, а посыльный возвращается обратно, мужественно борясь с напряженным уличным движением.

– Спасибо, что позвонили, – сказал Сэндекер. Облегчения в его голосе не ощущалось.

– Надеюсь, вы снова обратитесь к нам, когда захочется пиццы.

– Предпочитаю пирожки, – буркнул Сэндекер и повесил трубку. – Ну что ж, джентльмены, могу сообщить, что они добрались до самолета и поднялись в воздух.

– Так они, можно считать, уже дома! – вскочил с места сразу оживившийся Литтл.

Сэндекер отрицательно покачал головой:

– Упоминание Питтом напряженного уличного движения означает, что их атакуют самолеты или вертолеты охраны. Боюсь, они удрали от акул и угодили прямо в стаю барракуд.

Управляемый автоматикой “скайкар” поднялся в ночное небо, скользнул над черными водами фьорда, медленно набирая высоту, и поплыл над стекающими с горных склонов языками ледников. Но если кто-то из находящихся на борту считал, что опасность миновала и впереди их ждет лишь мирный перелет до Пунта-Энтрада, где бросило якорь принадлежащее НУМА авианосное судно, он сильно ошибался.

С палубы “Ульриха Вольфа” взлетели четыре боевых вертолета и пустились на перехват “скайкара”. Хватило бы и одного, но Вольфы отправили в погоню всю авиацию сил безопасности, чтобы наверняка не упустить беглецов. Пилоты вертолетов не мудрили, не рыскали по сторонам, а шли напролом на максимальной скорости, держась бок о бок, чтобы успеть перехватить “скайкар” раньше, чем тот скроется в горах.

На обратном пути кресло пилота занял Джиордино, Питт следил за приборами, а женщины теснились на заднем сиденье. Как и в предыдущем полете, у пилота было мало работы, разве что дать полный газ. Все остальное делал компьютер. Сидевший рядом Питт с хмурым видом отслеживал на экране радара вертолеты преследования.

– Похоже, они выслали против нас всю свою банду, – заметил Питт, разглядывая четыре светящиеся точки на периферии экрана, тянущиеся к виртуальному силуэту “скайкара”, как железо к магниту.

– Как ты считаешь, в горах мы от них оторвемся? – спросил Джиордино.

– Если повезет, – подумав, ответил Питт. – Их единственная надежда – попытаться сбить нас, пока мы не вышли за пределы досягаемости их пушек. А потом мы от них просто сбежим. Если не ошибаюсь, у них скорость миль на тридцать ниже нашей.

Джиордино выглянул в иллюминатор кабины:

– Ледник прошли, уходим в горы. Когда начнем петлять в каньонах, им будет тяжеловато целиться.

– Слушайте, вам разве не надо управлять этой штукой, вместо того чтобы трепаться бог знает о чем? – обеспокоенно спросила Пэт, с тревогой глядя на обступившие самолет со всех сторон крутые горные склоны.

– Тут и без нас найдется кому управлять, – рассмеялся Питт и участливо спросил: – Как вы себя чувствуете?

– Как на роликовой доске! – восторженно ответила Миган. Но Пэт острее ощущала опасность и энтузиазма дочери не разделяла.

– Спасибо за внимание, но лучше зажмурюсь и не буду смотреть, пока все не закончится, – сказала она и закрыла глаза.

– Скоро начнется болтанка, да и повороты в ущельях на такой скорости тоже удовольствие ниже среднего, но вы не волнуйтесь, – сказал Питт. – Самолетом управляет компьютер, да не один, а целых четыре.

– Как это мило с их стороны! – хмыкнула Пэт, не открывая глаз.

– Плохие парни вылезают из-за гор, – объявил Джиордино, напряженно разглядывая сквозь иллюминатор мечущиеся по неровным зазубринам хребта лучи вертолетных прожекторов.

Пилоты атакующих машин проявили здравый смысл, не пытаясь гоняться за юрким “скайкаром” по извилистым каньонам и долинам, изрезавшим горные склоны. Они быстро сообразили, что их единственный шанс – поразить его сверху. Синхронно набрав высоту, они открыли массированный огонь. Светящиеся трассы двадцатимиллиметровых снарядов прорезали ночной мрак перед самым носом удирающего самолетика.

Питт моментально принял решение и локтем толкнул напарника.

– Переходи на ручное! – отрывисто приказал он. – Зависни в воздухе, потом сдай назад.

Джиордино повиновался и выполнил маневр с молниеносной быстротой – Питт еще даже договорить не успел. Отключив компьютер от управления, он дал реверс, и машина остановилась так резко, что людей с силой прижало к ремням безопасности. А самолет уже пятился назад.

– Если попытаемся пробиться напрямую, – начал объяснять свой замысел Питт, – нас в клочья разнесут.

– Но перенацелить огонь на нас – дело нескольких секунд, – возразил итальянец.

– В том-то и смысл. Я ставлю на то, что они сейчас отвернут и начнут стрелять с упреждением нам за корму в надежде, что мы сами влетим под их очереди. А мы рванем вперед и заставим Их опять менять прицел – тот же трюк, что мы проделали с патрульным катером. Если выгорит, выиграем время, чтобы укрыться за горой, прежде чем они снова сосредоточат на нас огонь.

Вертолеты тем временем сломали строй, но уже через несколько мгновений перегруппировались и вновь открыли бешеную пальбу по “скайкару”. Начало нового обстрела послужило Джиордино сигналом вновь изменить направление и послать машину вверх по ущелью. План Питта сработал, хотя несколько томительных мгновений висел на волоске, но секунды, потраченные на движение реверсом, дали вертолетам возможность сократить дистанцию. На этот раз они не стали терять время на постановку заградительного огня, а просто обрушили всю свою огневую мощь вслед быстро улепетывающему самолету.

Снаряды вспороли вертикальные лопасти хвостового оперения. Выстрелами оторвало шасси. Верхняя часть фонаря внезапно разлетелась вдребезги, и ее унесло в темноту, а в кабину ворвался тугой и холодный встречный ветер. Оставалось утешаться тем, что хотя бы двигатели пока не пострадали. Лишенный возможности лавировать – зазор между стенами ущелья и плоскостями “скайкара” составлял не более пятидесяти футов – Джиордино пытался уворачиваться от обстрела, резко кидая машину то вверх, то вниз.

Пролетающие мимо снаряды терзали отвесные утесы, выбивая гейзеры каменных обломков. Джиордино стремительно мчался вверх по каньону, петляя, как кот, удирающий от собачьей своры. Еще двести ярдов, еще сотня – и он бросил Самолет в крутой вираж, огибая выступающий каменистый гребень, надежно перекрывший путь снарядам.

Когда вертолеты “Дестини Энтерпрайзес” перевалили через гребень, “скайкар” уже исчез в темном лабиринте гор.

Часть четвертая ГОРОД ПОДО ЛЬДОМ

32 10 апреля 2001 года Буэнос-Айрес, Аргентина

На асфальтированном кругу возле английского посольства в Буэнос-Айресе широкой дугой выстроились лимузины самых престижных марок. Из длинных черных машин выпархивали дамы в вечерних платьях, степенно выходили мужчины во фраках, устремляясь через высокие бронзовые двери в холл, где их встречали посол Великобритании в Аргентине Чарлз Лексингтон и его супруга Марта – высокая спокойная женщина с коротким каре светлых волос. Отмечалось главное событие года – восшествие принца Чарлза на престол, оставленный наконец его матерью, королевой Елизаветой.

Здесь собралась элита аргентинского общества. Президент, лидеры Национального конгресса, мэр города, финансовые и промышленные магнаты и самые популярные знаменитости шоу-бизнеса. Приглашенных встречали музыкой оркестра, одетого в костюмы восемнадцатого столетия, разнообразием изысканных закусок, приготовленных лучшими поварами Англии, специально привезенными в Аргентину по случаю этого события.

Появление Карла Вольфа, привычно сопровождаемого традиционной свитой сестер, привлекло, как всегда, особое внимание. Глаза всех присутствующих тут же обратились к нему. Персональный телохранитель старался держаться в тени, но неизменно оказывался рядом с хозяином и его сестрами. Соблюдая семейную традицию, представительницы прекраснойполовины клана Вольфов были одеты в платья одинакового фасона, но разных цветов. Обменявшись приветствиями с британским послом, они величаво проплыли в зал, вызывая восхищенные взгляды мужчин и завистливые – большинства присутствующих женщин.

Карла сопровождали Гели, Мария и Люси, явившиеся с мужьями, а также Эльза, только что вернувшаяся из Америки. Пока сестры с супругами танцевали под попурри из мелодий Коула Портера, Карл отвел Эльзу к буфету, прихватив по пути бокал шампанского с подноса одетого в раззолоченную ливрею официанта. Положив себе на тарелки понемногу каждого из экзотических блюд, брат и сестра перешли в библиотеку, где отыскали свободный столик с двумя стульями рядом с книжными полками во всю стену.

Эльза подцепила на вилку кусочек сыра и поднесла ко рту, но рука ее внезапно замерла на полпути, а на лице отразилось невероятное изумление. От Карла не ускользнула ее реакция, но он даже не обернулся, хладнокровно ожидая объяснения. И оно не замедлило явиться в облике высокого, по-спортивному подтянутого мужчины с легкой проседью на висках в сопровождении очень красивой женщины с огненно-рыжими волосами, свободно ниспадающими почти до талии. Мужчина был во фраке и темно-бордовом парчовом жилете, из кармашка которого свисала золотая часовая цепочка. Черный жакет из шелка и бархата поверх облегающего черного шелкового платья до щиколоток с разрезами по бокам выгодно, подчеркивал великолепную фигуру женщины. Изящную шею украшало бриллиантовое колье.

Приблизившись к Вольфам, они остановились.

– Добрый вечер, Эльза, безмерно рад снова с вами увидеться, – любезно приветствовал ее Питт и повернулся к Карлу, прежде чем она успела собраться с мыслями для достойного ответа. – А вы, должно быть, тот самый печально знаменитый Карл Вольф, о котором я столько слышал? – Он обернулся кПэт и взял ее под локоток. – Позвольте представить вам доктора О’Коннелл.

Пронзительностью взгляда, устремленного на Питта, Вольф напоминал резчика алмазов, порой месяцами изучающего камень, прежде чем сделать первый скол. Хотя Карл вроде бы не узнал ее спутника, по спине у Пэт пробежал холодок. Миллиардер был высок, строен, широкоплеч и потрясающе красив, но глаза его смотрели на окружающих холодно и равнодушно, а временами в них мелькала скрытая угроза, Он производил впечатление цивилизованного дикаря, скрывающего под маской светскости первобытную свирепость и необузданную жестокость. Если он и был осведомлен, кто такая Пэт, то ничем этого не обнаружил, услышав ее имя. Да и вообще никак ее не воспринял, даже не привстал из вежливости.

– Хотя мы ни разу не встречались, – продолжал Питт все тем же свободным и дружелюбным тоном, – у меня такое ощущение, будто я вас очень хорошо знаю.

– А вот я понятия не имею, кто вы такой, – буркнул Вольф на безупречном английском с едва заметным тевтонским акцентом.

– Меня зовут Дирк Питт.

Всего одно краткое мгновение магнат непонимающе смотрел на навязчивого собеседника, затем глаза его вспыхнули острейшей ненавистью.

– Так вы Дирк Питт?! – В голосе Карла скрывалось столько льда, что хватило бы, наверное, на обслуживание сегодняшнего приема.

– Собственной персоной. – Питт чарующе улыбнулся Эльзе. – А вас, мисс Вольф, кажется, удивляет мое присутствие здесь? Вы так поспешно покинули Вашингтон, что нам так и не представилось случая поболтать еще разок.

– Откуда вас только черти принесли?! – грубо огрызнулась она.

– С “Ульриха Вольфа”, – вежливо ответил Питт. – После экскурсии по вашему ковчегу мы с Пэт очутились в Буэнос-Айресе и решили, что неплохо было бы заскочить поздороваться и выразить восхищение проделанной вами работой.

Будь у Эльзы вместо глаз лазеры, Питт обуглился бы на месте.

– Вы играете с огнем, мистер Питт. Мы можем убить вас в любой момент, – процедил Карл.

– Вы уже не раз пытались, да только ни черта не получилось, – небрежно ответил Питт. – И я бы не советовал вам предпринимать новых попыток – тем более в британском посольстве и при всем честном народе.

– Когда вы выйдете на улицу, мистер Питт, то окажетесь в моей стране, а не в своей.

– Не слишком удачная идея, Карл. И вряд ли она понравится морским пехотинцам США, которые сопровождают нас по распоряжению американского посла Джона Хорна.

Гориллообразный телохранитель Вольфа угрожающе заворчал и шагнул к Питту, но откуда ни возьмись вдруг вынырнул Джиордино и преградил ему путь. Охранник, весивший на добрых полсотни фунтов больше итальянца и ростом выше на целый фут, смерил его взглядом и презрительно фыркнул:

– И с чего это ты, недоносок, вздумал тут свою крутизну демонстрировать?

Джиордино снисходительно улыбнулся:

– А как тебе понравится, если я скажу, что несколько часов назад прикончил с полдюжины твоих коллег и наверняка таких же мерзавцев, как ты?

– Он не шутит, – сухо прокомментировал Питт.

Было довольно занятно наблюдать за реакцией сбитого с толку секьюрити, поставленного перед дилеммой, слишком сложной для его куриных мозгов. Он явно не знал, что ему делать – то ли разбушеваться, то ли отступить. Проблему решил за него Карл Вольф, повелительным жестом отослав охранника прочь.

– Мои комплименты вам всем за успешно проведенную операцию на борту “Ульриха Вольфа” и блестяще осуществленную эвакуацию. Вынужден признать, что моя служба безопасности проявила вопиющую некомпетентность.

– Ну что вы, это вовсе не так, – великодушно возразил Питт. – Ваши парни отлично знают свое дело. Просто нам очень повезло.

– Из полученных мной донесений следует, что везение здесь ни при чем.

Последняя фраза в устах Карла Вольфа прозвучала настолько близко к похвале, насколько вообще можно было от него ожидать. Неторопливо поднявшись со стула, миллиардер оказался лицом к лицу с Питтом. Превосходя его в росте на пару дюймов, он смотрел на эту зеленоглазую занозу в боку “Дестини Энтерпрайзес” сверху вниз, испытывая при этом какое-то странное, болезненное удовольствие. Тяжелый взгляд серо-голубых глаз пылал холодной яростью, но Питт с легкостью его выдержал, будучи куда более заинтересованным в детальном изучении своего врага, нежели в выигрыше детской игры в гляделки.

– Вы совершаете достойную сожаления ошибку, мистер Питт, выступая против меня. К этому моменту вы, несомненно, должны быть осведомлены, что я твердо решил использовать все находящиеся в моем распоряжении средства, чтобы мир вновь стал таким же незапятнанно чистым, как девять тысяч лет назад.

– А вы не находите, что применяете довольно своеобразные и весьма сомнительные средства для достижения этой в общем-то благородной цели?

– Зачем вы пришли сюда?

– По вине вашей семьи, – не стал скрывать Питт, – я испытал множество неудобств, и мне очень захотелось встретиться с человеком, возжелавшим стать повелителем Вселенной.

– Ну вот мы и встретились. Что дальше?

– Мне представляется, что вы сделали максимальную ставку на некое явление, которое может и не произойти. Как вы можете быть так уверены, что спутница кометы, уничтожившей эменитов, через месяц вернется и столкнется с Землей? Откуда вы знаете, что она не пролетит мимо, как в прошлый раз?

Вольф оценивающе взглянул на Питта и растянул губы в волчьей ухмылке. Деятели такого масштаба, обладающие несметным богатством и практически неограниченной властью, нечасто встречаются с людьми, не только не робеющими в их почти божественном присутствии, но и бесстрашно бросающими правду им в глаза.

– Грядущий катаклизм – научно установленный и доказанный факт. Мир в том виде, в каком его знает каждый живущий на нашей планете, прекратит свое существование. За исключением членов моей семьи, все присутствующие в этом здании, включая и вас, мистер Питт, погибнут. – Он чуть подался вперед, зловеще улыбаясь. – Вы, кажется, упомянули месячный срок? Боюсь огорчить вас, но ожидаемое событие может произойти гораздо раньше, чем вы полагаете. Мы приняли решение несколько изменить расписание. Конец света начнется... ровно через четыре дня и десять часов, считая от этой минуты.

Питту с огромным трудом удалось не подать виду, как сильно потряс его иезуитский прогноз Вольфа. Меньше пяти дней! Но разве можно увеличить скорость кометы, находящейся за миллиарды миль от Земли?

А Пэт и не пыталась скрыть своего возмущения:

– Да как вы можете так себя вести?! – негодующе воскликнула она. – Зачем вы столько лет старались сохранить тайну? Почему не предупредили все население Земли, чтобы люди приготовились? Неужели у вас и ваших драгоценных сестер совсем нет совести? Неужели вас, как любого нормального человека, не ужасает смерть миллиардов живых существ – детей, стариков, женщин? В таком случае вы ничуть не лучше ваших предков, истребивших миллионы ни в чем не...

– Как ты смеешь, мразь, оскорблять моего брата?! – разъяренной кошкой зашипела Эльза, вскочив со стула.

Питт обнял Пэт за талию, лицо его исказилось от ярости.

– Не стоит тратить слов на этих стервятников, – сказал он успокаивающим тоном. – На них способен подействовать только один аргумент – пуля в лоб!

Обстановка быстро накалялась, но Питт не смог удержаться, чтобы не подогреть ее еще чуток. Повернувшись к Эльзе, он мило улыбнулся и сказал:

– Держу пари, мисс Вольф, что спать с вами или вашими сестрами – все равно что с ледяными статуями.

Эльза размахнулась дать ему пощечину, но Пэт шагнула вперед и перехватила ее руку. Немка отшатнулась, потрясенная тем, что кто-то, кроме членов семьи, посмел прикоснуться к ней и дать отпор. На мгновение Питту и Вольфу показалось, что женщины сейчас сцепятся в драке, шипя и царапаясь, как дикие кошки, но тут Пэт непринужденно улыбнулась и повернулась к Джиордино:

– Мне скучно. Почему никто из джентльменов не пригласит меня танцевать?

Питт решил, что имеет смысл еще тут поторчать и выудить из Вольфов дополнительную информацию, пока их внимание Направлено на его персону. Он слегка наклонил голову и сделал широкий жест в сторону итальянца.

– Уступаю тебе первенство.

– С величайшим удовольствием.

Джиордино подхватил Пэт под руку и повел танцевать под мелодию песни Коула Портера “Ночь и день”. А Питт снова обратился к Карлу Вольфу:

– Ускорить события – сильный ход с вашей стороны. Но как вы это сделаете?

– Ах мистер Питт, мистер Питт, – рассмеялся Вольф, – до чего ж вы любопытны! И все-таки разрешите мне сохранить при себе мои маленькие секреты.

Питт попробовал зайти с другой стороны:

– Позвольте выразить восхищение вашими судами-ковчегами, мистер Вольф. Настоящий шедевр современной инженерно-технической мысли. Только “Свобода”, плавучий город, построенный Норманом Никсоном из “Инженерных решений”, может сравниться с ними по масштабу.

– Вы правы. – Вольф, не желая того, был польщен и заинтригован. – И я добровольно признаю, что многое из реализованного в “Ульрихе Вольфе” заимствовано из проекта Никсона.

– И вы действительно полагаете, что их вынесет в открытое море при откате гигантской приливной волны?

– Мои инженеры заверили меня в точности своих расчетов.

– А вдруг они все же ошиблись?

По кислой физиономии Вольфа сразу стало понятно, что подобный вариант он отказывается рассматривать даже гипотетически.

– Катаклизм должен произойти именно в тот срок, который я назвал, и наши суда должны его выдержать! – заявил он с нажимом в голосе.

– Сомневаюсь, чтобы зрелище опустошенной и обезлюдевшей Земли могло доставить кому-то удовольствие.

– Вот в этом и заключается разница между нами, мистер Питт. Для вас это конец, для меня – блистательное начало. А сейчас – всего хорошего. У меня еще много дел.

Карл Вольф поднялся и вышел. Стайка сестер устремилась следом за ним.

Питту отчаянно хотелось убедить себя в том, что Вольф – обыкновенный психопат, страдающий манией величия, но настойчивая, целенаправленная активность этого человека и его семьи на протяжении многих лет никак не укладывалась в рамки подобного диагноза. Питт стоял в раздумье, обуреваемый невеселыми мыслями. Ни один здравомыслящий бизнесмен, не говоря уже о человеке столь выдающихся интеллектуальных способностей, как Карл Вольф, стоящий во главе финансово-промышленной империи стоимостью в сотни миллиардов долларов, не стал бы рисковать всем ради осуществления совершенно невероятного, фантастического плана. И раз уж Вольфы с таким остервенением стремятся претворить его в жизнь, значит, за этим кроется какой-то продуманный план. Вот только в чем он состоит и какой дьявольский замысел таится за всей этой болтовней о столкновении Земли с кометой? Если верить словам Карла Вольфа, Питту осталось всего четыре дня и десять часов, чтобы найти ответ. Но почему он сам объявил об изменениях в расписании и столь любезно назвал точный срок? Такое впечатление, “будто ему наплевать, что кто-то посторонний, да еще к тому же его смертельный враг, получил информацию, которую по всем писаным и неписаным законам конспирации следовало держать в строжайшем секрете. Может быть, он думает, что это не имеет значения, что никто уже не успеет ему помешать? Или существует какая-то другая причина?

Питт повернулся и вышел из библиотеки. Подойдя к бару, он заказал себе “аньехо” – чистую текилу из голубой агавы со льдом. К нему подошел американский посол Хорн, светловолосый, голубоглазый, невысокого роста, но плотный и энергичный, чем-то напоминающий парящего над лесом ястреба, более заинтересованного в защите своих владений, чем в тривиальной заботе о пропитании.

– Ну и как вы поладили с Карлом Вольфом? – полюбопытствовал посол.

– Нам с ним трудновато найти общий язык, – усмехнулся Питт. – Он возомнил себя Господом Богом, а я так и не научился преклонять колена, не говоря уж о том, чтобы лизать чью-то задницу.

– Странный он человек, – задумчиво покачал головой Хорн. – Я не знаю никого, кто сумел с ним сблизиться. И абсолютно не понимаю, с чего вдруг он так фанатично уверовал в бредовую теорию о конце света. Я разговаривал с коллегами здесь и в Вашингтоне, и все они в один голос уверяют, что никаких признаков возможности подобного события не наблюдается – во всяком случае, на данный момент.

– А что еще вам известно о Карле Вольфе?

– Не слишком много, да и то в основном из сводок ЦРУ. Его дед был высокопоставленным наци и сбежал из Германии в конце войны. Он приехал сюда вместе с семьей и кучкой престарелых партийных бонз НСДАП и привез с собой большую группу лучших ученых и инженеров Германии. Обосновавшись в Аргентине, он меньше чем за два года создал огромный финансово-промышленный конгломерат, скупив сотни крупных ранчо и ферм, банков и корпораций, фабрик и заводов. Консолидировав свою финансовую мощь, этот конгломерат начал создавать транснациональные филиалы во всех отраслях промышленности – от химии до электроники. По слухам, основой первоначального капитала послужили ценности, изъятые из германского казначейства и конфискованные у евреев, погибших в концлагерях. Но вне зависимости от источника, чтобы добиться столь многого за столь короткий срок, Вольф-старший должен был иметь в своем распоряжении колоссальные ресурсы.

– Вы можете что-нибудь рассказать о его семье?

Хорн сделал паузу, чтобы заказать себе мартини.

– Главным образом, слухи и сплетни. Когда речь заходит о Вольфах, мои аргентинские друзья понижают голос. Говорят, что ангел смерти Освенцима – доктор Менгеле – до конца жизни был тесно связан с Вольфами. Кстати, он утонул несколько лет назад при не выясненных до конца обстоятельствах. А слухи, должен признаться, довольно необычные. Будто бы Менгеле, продолжая свои генетические эксперименты, поработал над первым поколением Вольфов, чтобы те смогли произвести на свет отпрысков с высоким интеллектом и исключительными физическими данными. Эти детишки, в свою очередь, дали потомство, обладающее еще более выдающимися качествами. Отчасти это выражается в необычайном сходстве Карла с его братьями и сестрами, причем не только родными, но и двоюродными. Ходит еще один слушок, но уж больно дикий и неправдоподобный. Якобы из Берлина в последние часы войны вывезли контейнер со спермой Адольфа Гитлера, которой Менгеле впоследствии оплодотворил женщин семьи Вольф.

– И вы в это верите? – насторожился Питт.

– Не хочу верить, – уточнил Хорн, пригубив бокал. – Но майор Стив Миллер, офицер службы безопасности нашего посольства, провел сравнительный компьютерный анализ фотографий Гитлера и нескольких представителей семейства Вольфов. Противно об этом говорить, однако, если не считать цвета глаз и волос, в лицевой структуре усматривается ярко выраженное сходство.

Питт выпрямился и протянул руку.

– Господин посол, я не могу передать, как благодарен вам за ваше приглашение и защиту. Отправиться в Буэнос-Айрес – это был авантюрный план, но вы не пожалели времени и усилий, чтобы помочь мне встретиться с Карлом Вольфом.

Хорн тепло пожал руку Питта:

– Нам крупно повезло, что Вольфы вообще появились на приеме. И не надо благодарностей – это я должен вас благодарить! Честно признаться, я получил огромное удовольствие, наблюдая за тем, как вы послали этого надменного типа ко всем чертям. К сожалению, я дипломат и не могу позволить себе подобную роскошь.

– Вольф сказал, что изменил график и теперь до Армагеддона остается всего четыре дня. Если он не блефует, вся его гадючья семейка вскорости покинет страну, чтобы занять свои резиденции на суперлайнере “Ульрих Вольф”.

– В самом деле? Это очень странно, – сказал Хорн. – У меня имеются достоверные сведения о том, что послезавтра Карл планирует инспекционную поездку по своим обогатительным предприятиям в Антарктиде.

Глаза Питта сузились:

– Он почти не оставляет себе запаса времени.

– Этот их проект с самого начала окутывала завеса таинственности. Насколько мне известно, ЦРУ так и не удалось внедрить туда своего человека.

Питт понимающе усмехнулся:

– Я смотрю, вы очень даже неплохо осведомлены в делах разведки, господин посол.

Хорн невозмутимо пожал плечами:

– Всегда полезно держать руку на пульсе.

Питт помешал соломинкой содержимое своего бокала, задумчиво глядя на вращающиеся кубики льда. Что же такое необыкновенно важное должно произойти в Антарктике, если Вольф собирается туда, несмотря на заранее объявленную дату Армагеддона? Еще пять минут назад Питт пребывал в твердой. уверенности, что новоявленный фюрер Четвертой империи отправится к своему флоту готовиться к великому событию, а тот зачем-то намылился на полярный континент. Туда и обратно – два дня. Не сходится...

33

На следующий день двадцать семь из двухсот членов семьи Вольф, основные руководители “Дестини Энтерпрайзес” и главные архитекторы Четвертой империи, собрались на заседании правления корпорации. Собрание проходило в огромном зале с обшитыми тиковыми панелями стенами и сорокафутовым столом для совещаний, тоже из тикового дерева. Над камином висел огромный портрет Ульриха Вольфа. Патриарх в черном эсэсовском мундире при всех орденах стоял навытяжку, будто аршин проглотил, вскинув голову, по-бульдожьи выпятив челюсть и устремив взор куда-то за горизонт. Двенадцать женщин и пятнадцать мужчин терпеливо ждали, потягивая маленькими глотками из хрустальных бокалов портвейн пятидесятилетней выдержки. Ровно в десять часов из кабинета председателя вышел Карл Вольф и занял место во главе стола. Несколько мгновений он оглядывал лица расположившихся по обе стороны от него братьев, сестер, кузенов и кузин. По левую руку от председателя сидел его отец Макс Вольф, по правую – Бруно Вольф. Губы Карла тронула едва заметная улыбка, выдающая хорошее настроение.

– Перед тем как начать наше последнее заседание в этом зале “Дестини Энтерпрайзес” и нашем любимом городе Буэнос-Айресе, я бы хотел выразить свое восхищение тем, как много вы и ваши любимые сумели сотворить за столь короткое время. Каждый член семьи Вольф сделал намного больше, чем от него ожидали, и мы вправе гордиться тем, что ни один из нас не подвел, не дрогнул и не смалодушничал.

– Да здравствуют Вольфы! – воскликнул Бруно, и все сидящие за столом с энтузиазмом поддержали его победный клич, разразившись бурными аплодисментами.

– Без мудрого руководства моего сына, – объявил Макс Вольф, – великий крестовый поход, начатый вашими дедами, так и остался бы незавершенным. Карл, мой мальчик, я искренне горжусь твоим блестящим вкладом в строительство грядущего нового мир и радуюсь, что вы, моя семья, в чьих жилах течет кровь великого фюрера, стоите на грани претворения в жизнь мечты о Четвертом рейхе!

Аплодисменты загремели громче. Постороннему глазу могло показаться, что все собравшиеся, за исключением Макса Вольфа, – клоны. Одни и те же черты лица, одинаковое телосложение, глаза и волосы – как будто зал заседаний превратился в комнату зеркал.

Карл перевел взгляд на Бруно:

– Те, кто отсутствуют здесь, уже на борту “Ульриха Вольфа”?

Бруно кивнул:

– Все члены семьи с удобствами размещены в отведенных им резиденциях.

– Припасы и оборудование?

Вильгельм Вольф поднял руку и доложил:

– Запасы провизии доставлены и погружены на все четыре судна. Весь персонал уже на борту, пропавших и выбывших нет. Все элементы оборудования и электронных систем проверены и перепроверены и функционируют на сто процентов. Ничто не упущено из виду и не оставлено на волю случая. На случай любых аварийных ситуаций предусмотрены и подготовлены запасные варианты. Ковчеги полностью готовы и способны выдержать самые мощные приливные волны, согласно данным компьютерного моделирования. Нам осталось только подняться на борт “Ульриха Вольфа” и дождаться возрождения Земли.

– Ну что ж, в добрый путь. – Карл обвел взглядом аудиторию. – Вам придется отправиться без меня, я прилечу позже. Крайне важно, чтобы окончательные приготовления на нашем предприятии на берегу залива Окума прошли под моим непосредственным надзором.

– Смотри не опоздай, – улыбнулась Эльза. – А не то нам придется отплыть без тебя. Карл рассмеялся:

– Не волнуйся, сестренка! Я не собираюсь опаздывать на пароход.

Роза подняла руку:

– Эта сбежавшая американка успела расшифровать надписи эменитов?

Председательствующий покачал головой:

– Увы, нет. Хуже того, она забрала с собой все предоставленные нами материалы.

– Наши агенты никак не смогут добыть эту информацию? – нахмурился Бруно.

– Вряд ли. Женщина находится в американском посольстве, и ее усиленно охраняют днем и ночью. Мы могли бы разработать план и организовать операцию по ее повторному Захвату, но на это уже не остается времени. Сроки поджимают.

Попросил слова Альберт Вольф, семейный палеолог, эксперт по древним природным зонам и их взаимосвязи с флорой и фауной.

– Несомненно, было бы весьма полезно ознакомиться со свидетельствами тех, кто своими глазами наблюдал за последствиями катаклизма, но я полагаю, что наши компьютерные модели дают нам более чем исчерпывающее представление о том, чего следует ожидать.

– Когда суда-ковчеги вынесет в открытый океан, – заговорила Эльза, – нашей первой и главной заботой должна стать защита внутренних помещений от любых нежелательных выбросов в виде пепла, вулканических газов и дыма.

– Не о чем волноваться, кузина, – ответил ей Бернхардт Вольф, инженерный гений семьи. – Внутренние помещения судов полностью герметизируются за несколько секунд, после чего автоматически включится комплексная система фильтрации. Все ее элементы протестированы и показали стопроцентную эффективность. Пригодную для дыхания чистую атмосферу можно будет поддерживать сколь угодно долго.

– Мы уже приняли решение, в какой части света будем высаживаться, когда это станет безопасным? – спросила Мария Вольф.

– Мы пока еще накапливаем данные и просчитываем модели, – ответил Альберт. – Кроме того, невозможно предугадать, как именно в результате катаклизма и воздействия гигантских приливных волн изменится береговая линия континентов. Полагаю, решение этого вопроса следует отложить на будущее, когда ситуация стабилизируется и появятся дополнительные данные для анализа.

Карл поглядел на родственников, сидящих вдоль стола:

– Многое будет зависеть и от того, насколько изменятся сами материки. Европу может затопить до Урала, на месте Сахары может образоваться море, а Канада и Соединенные Штаты покрыться льдом. Наша главная задача – пережить первые удары стихии и терпеливо ждать, прежде чем выбрать место для столицы нового мирового порядка.

– Мы рассмотрели несколько предварительных вариантов, – сказал Вильгельм. – В первую очередь, это крупные портовые города, вроде Сан-Франциско, где размеры гавани позволяют разместить наши суда. Предпочтительно также высадиться в местности, подходящей для земледелия; кроме того, наша столица должна быть основана не на периферии, а ближе к экватору, что облегчит распространение нашей власти на весь новый мир. Ну и, естественно, очень многое будет зависеть от масштабов катастрофы.

– А есть какие-нибудь прогнозы на предмет того, как долго нам придется оставаться на борту, пока не появится возможность сойти на берег? – спросила Герда Вольф, педагог по образованию; в ее ведении находилась вся школьная система флота.

Альберт с нежностью посмотрел на нее и улыбнулся:

– Ни секундой дольше необходимого, сестренка. Ясно, что пройдут годы, но сейчас предсказать точно, когда мы вновь начнем завоевание суши, не представляется возможным.

– А те люди, которые выживут в высокогорных регионах? – спросила Мария. – Что мы с ними будем делать?

– Выживет небольшая горстка, – ответил Бруно. – Тех, кого мы найдем и отловим, поселим в резервациях и пусть ковыряются, как сумеют.

– Мы не будем им помогать?

Бруно отрицательно покачал головой:

– Мы не можем позволить себе растранжиривать наши запасы, пока наш народ не получит возможность кормиться от земли.

– Рано или поздно человечество, кроме тех, кому суждено основать Четвертый рейх, должно вымереть, – твердо заявил Макс Вольф. – Путь эволюции – это выживание наиболее приспособленных. Фюрер предсказал, что раса господ будет когда-нибудь править миром. Раса господ – это мы!

– Давайте уж будем честными хотя бы среди своих, дядюшка, – возразил Феликс Вольф. – Мы вовсе не фанатики национал-социализма. НСДАП умерла вместе с нашими дедами. Наше поколение, конечно, благодарно Адольфу Гитлеру, но лишь за его прозорливость в предвидении будущего. Мы не поклоняемся свастике и не орем “хайль!” перед его портретами. Мы созданы, чтобы избавить мир от преступности, коррупции и болезней, вывести человечество на более высокий уровень и построить новое общество, свободное от грехов старого. Благодаря нашим улучшенным генам возникнет новая раса – могучая, жизнеспособная и не запятнанная пороками и преступлениями минувших веков.

– Хорошо сказано! – одобрительно кивнул Отто Вольф, до поры молчавший. – Феликс очень четко сформулировал наши устремления и будущие цели. И теперь нам остается только довести наше великое дело до триумфального завершения.

За столом воцарилась мертвая тишина. Карл Вольф встал, “скрестил руки на груди и медленно произнес:

– Хотел бы я знать, каким станет окружающий нас мир несколько лет спустя? Мне даже чуточку жаль, что тем, кто уйдет, не суждено постигнуть его грядущего величия.

34

Небольшой закрытый грузовой фургон белого цвета без логотипа фирмы и рекламы на бортах миновал терминал городского аэропорта Буэнос-Айреса и остановился под навесом технического ангара. Аэропорт обслуживал самолеты аргентинских авиакомпаний, летающие также в Парагвай, Уругвай и Чили. Никто из рабочих не обратил внимание на частный самолет с бирюзовой надписью “НУМА” на фюзеляже, который приземлился и зарулил в ангар, где ждал грузовик.

Из пассажирской двери самолета на нагретый полуденным солнцем бетон сошли по трапу трое мужчин и женщина. Казалось, они направляются к конторке смотрителя ангара, но в последний момент все четверо круто свернули в сторону и зашагали к фургону. До него оставалось пройти каких-нибудь тридцать футов, когда задние дверцы кузова распахнулись, и оттуда выпрыгнули четверо морских пехотинцев США в полной боевой выкладке. Сержант помог забраться в грузовик члену Конгресса Лорен Смит, адмиралу Сэндекеру, Хайрему Йегеру и пожилому лысоватому мужчине в строгом черном костюме, затем закрыл за ними двери, оставшись со своими подчиненными охранять фургон снаружи.

Внутри грузовика был оборудован офис и командный пункт. Этот фургон, один из пятидесяти, построенных для американских посольств по специальному заказу, предназначался на тот случай, если сотрудникам посольства придется укрываться от нападения террористов, подобного тому, которое привело к захвату заложников в Иране в 1979 году.

Питт шагнул вперед и тепло обнял Лорен Смит, вошедшую первой.

– Привет, моя красавица! Вот уж никак не ожидал тебя здесь увидеть.

Зрелище обнимающихся и целующихся Питта и Лорен вызвало у Пэт О’Коннелл ощутимый укол ревности. Депутат Конгресса от штата Колорадо оказалась куда красивее, чем она предполагала.

– Адмирал попросил меня слетать вместе с ним в Аргентину. Поскольку срочных голосований сейчас не предвидится, я согласилась, хотя задержусь здесь всего на несколько часов.

– Жаль, – искренне огорчился Питт. – Могли бы прогуляться с тобой по Буэнос-Айресу. Чудный город! Масса злачных местечек.

– Да, думаю, мне бы он тоже понравился, – проговорила Лорен с внезапной хрипотцой в голосе; взгляд ее упал на Джиордино. – Здравствуй, Ал, рада видеть тебя живым и здоровым.

Коротышка привстал на цыпочки и смачно чмокнул Лорен в щеку.

– Я тоже счастлив видеть мое правительство за работой, – объявил он во всеуслышание.

В грузовик влез Сэндекер, за ним Йегер, следом незнакомец. Сэндекер едва кивнул Питту и Джиордино и сразу подошел к Пэт О’Коннелл.

– Вы себе представить не можете, как я рад снова пожать вам руку, доктор О’Коннелл.

– А вы себе представить не можете, как я рада, что нахожусь здесь, а не на борту, “Ульриха Вольфа”, – сказала она, целуя его в лоб, отчего адмирал заметно сконфузился. – Мы с дочерью у вас в неоплатном долгу за то, что вы послали нам на выручку Дирка и Ала.

– Между прочим, я и не собирался их посылать, – сухо ответил Сэндекер. – Они сами напросились.

Йегер поздоровался со старыми друзьями и Пэт. Потом Сэндекер представил доктора Тимоти Френда.

– Тим – мой старый школьный приятель. Помогал мне решать задачи по алгебре. Когда я поступил в Морскую академию, он поступил в школу горных инженеров в Колорадо и получил диплом геофизика. Но этого ему показалось мало, и он защитил докторскую диссертацию по астрономии в Стэнфорде, став впоследствии одним из самых авторитетных и уважаемых в стране астрономов и директором правительственной лаборатории компьютерного моделирования и стратегического планирования. Тим – гений и волшебник новейшей техники визуализации.

Основание поблескивающей лысины Френда опоясывал венчик седых волос, похожий на косяк серебряных рыбок, резвящихся вокруг кораллового купола. Ему приходилось задирать голову, чтобы разговаривать с обеими женщинами. Одному Джиордино с его пятью футами четырьмя дюймами он мог глядеть прямо в глаза. Тушуясь и стараясь уйти в тень в Обществе друзей, он оживлялся и даже забывался иногда, выступая перед студентами, директорами корпораций и высокопоставленными правительственными чиновниками. Казалось, что только в такие моменты он находится в своей стихии.

– Мы прибыли сюда по настоятельной просьбе мисс Смит, – начал Сэндекер без всяких предисловий. – Она со своими помощниками в Конгрессе провела расследование по “Дестини Энтерпрайзес” и нашла кое-что интересное.

– То, что мы выяснили за последние два дня, не столько интересно, сколько тревожно, – вмешалась Лорен. – Очень скрытно, в атмосфере строжайшей секретности, семья Вольф и “Дестини Энтерпрайзес” продали все принадлежащие им заводы, акции национальных и транснациональных корпораций, финансовые холдинги, облигации, векселя, недвижимость и даже мебель в своей резиденции, вплоть до последней табуретки. Закрыты все банковские счета, ликвидированы все активы, большие и малые. Миллиарды долларов конвертированы в золотые слитки, которые тайно переправлены...

– В грузовые трюмы их флотилии, – закончил за нее Питт.

– Обрублены все концы, уничтожены все документы – как будто семейный клан Вольфов численностью в двести человек вообще никогда не существовал на свете.

– Эти люди не глупцы, – убежденно заявил Питт. – Я считаю их не способными на неразумные поступки. Так упадет комета или не упадет?

– Вот ради разъяснения этого вопроса я и прихватил Тима с собой, – буркнул Сэндекер.

Френд разложил на столике несколько папок. Взяв первую, он пролистал ее и начал:

– Прежде чем я отвечу на ваш вопрос, мистер Питт, позвольте мне сперва произвести небольшой экскурс в прошлое, чтобы вы поняли, к чему готовятся Вольфы. Я думаю, лучше всего начать с удара кометы о Землю примерно в семитысячном году до новой эры. К счастью, такого рода явления случаются крайне редко. Хотя на Землю каждый день падают метеориты – это фрагментарные частицы астероидов, как правило, не крупнее кулака и сгорают в атмосфере, не успевая достичь поверхности. Но примерно раз в столетие на Землю падает метеорит диаметром футов в сто пятьдесят, вроде того, что оставил гигантский кратер в Аризоне, или Тунгусского метеорита, который взорвался в Сибири в 1908 году, не долетев до земли. А раз в миллион лет с Землей сталкивается астероид диаметром от полумили – тогда сила взрыва эквивалентна одновременной детонации всех ядерных боеприпасов в арсеналах владеющих атомным оружием держав. Более двух тысяч таких потенциальных супербомб ежегодно пересекают земную орбиту.

– Веселая картинка, – присвистнул Питт.

– Не берите в голову, – улыбнулся Френд. – Шансов погибнуть при падении астероида у вас примерно один из двадцати тысяч. Разумеется, когда-нибудь наше везение кончится – это всего лишь вопрос времени, – но вот когда именно, никто не знает.

Питт налил себе кофе:

– Насколько я понимаю, вы имеете в виду столкновение с небесным телом очень большой массы?

– Естественно, – энергично закивал Френд. – Раз в сто миллионов лет на Землю падает гигантская комета или астероид – вроде того, что шестьдесят пять миллионов лет назад врезался в полуостров Юкатан и послужил причиной гибели динозавров. По расчетам астрономов, этот небесный объект достигал шести миль в диаметре и оставил кратер шириной в сто двадцать миль. – Френд снова начал копаться в своих бумагах. – Но он был поменьше того, что столкнулся с Землей девять тысяч лет назад. Наша компьютерная имитация показывает, что тот был диаметром около десяти миль и упал в Гудзонов залив. В результате цепной реакции исчезли почти девяносто девять процентов растительной и животной жизни планеты, то есть на двадцать процентов больше, чем вызвало падение астероида, истребившее динозавров шестьюдесятью пятью миллионами лет ранее.

Лорен с внезапно вспыхнувшим интересом обратилась к Френду:

– Скажите, доктор, почему вы употребили термин “цепная реакция” в характеристике катастроф подобного типа?

– Возьмите предмет десяти миль диаметром и весом несколько миллиардов тонн, запустите его сквозь вакуум в большой мягкий шар на скорости сто тридцать миль в секунду, и вы получите такой взрыв, какой и представить себе невозможно. Земля, должно быть, гудела колоколом, вибрируя от этого удара в подбрюшье всеми своими фибрами. С помощью компьютерной имитации и техники визуализации, настолько сложной, что объяснять пришлось бы часа два, мы установили, что комета, двигаясь по наклонной траектории, упала в юго-восточной части Гудзонова залива и выбила кратер диаметром Двести тридцать миль, более чем вдвое превосходящий по размеру остров Гавайи. Вся масса воды в заливе попросту испарилась, а осколки распавшейся кометы углубились в земную поверхность на расстояние до двух миль. Сделанные из космоса снимки демонстрируют правильную полусферу там, где береговая линия соприкасается с границей кратера.

– Откуда известно, что то была комета, а не астероид или метеорит? – спросил Йегер.

– Астероид – небольшое небесное тело или так называемая малая планета, обращающаяся вокруг Солнца во внутренней части Солнечной системы. Некоторые из них богаты углеродом, другие содержат железо, кремний и прочие элементы. Метеориты же по большей части являются мелкими фрагментами астероидов, разбившихся при столкновениях друг с другом. Самый большой из найденных метеоритов весит семьдесят тонн. Кометы – это совершенно иное по структуре образование. Их иногда называют грязными космическими снежками, потому что ядра комет как бы слеплены из льда, замерзших газов, каменной пыли и прочего мелкого мусора. Обычно они движутся по очень вытянутым орбитам, достигая границ Солнечной системы, а порой и выходя за ее пределы. Когда комета приближается к Солнцу, с ее поверхности начинает испаряться лед, образуя вытянутый конусообразный хвост. Принято считать, что кометы состоят из материала, оставшегося после формирования планет. Анализируя микроскопические осколки, добытые со дна Гудзонова залива и его окрестностей, геофизики идентифицировали их как частицы кометы, столкнувшейся с Землей девять тысяч лет назад, в то время как характерных для астероидов минералов и металлов обнаружено не было.

– Итак, произошло столкновение с кометой, – резюмировал Сэндекер. – Что было дальше?

– Колоссальных размеров грибовидный смерч, вобравший в себя миллионы тонн расплавленных пород, пара, пыли и обломков, вознесся далеко за пределы атмосферы. Остывая и разлетаясь во все стороны, они огненным метеоритным дождем обрушились на Землю, вызвав опустошительные лесные пожары. Проснувшиеся от сотрясения вулканы извергли из земных недр огромные количества серы, перегретого азота и флюоридов, а также моря лавы и вулканического пепла. Озоновый слой был сметен, и небеса почернели, преградив доступ солнечным лучам. Над поверхностью планеты гуляли ветры ураганной силы. Окутавшая Землю завеса из дыма, пыли и пепла держалась не менее четырнадцати месяцев. Уже одно это должно было погубить почти всю жизнь на Земле и прервать пищевые цепочки.

– Господи, какой ужас! – прошептала Лорен. Френд криво усмехнулся:

– К несчастью, мисс Смит, это лишь увертюра. Поскольку Гудзонов залив открывается в Атлантический океан, низменные побережья материков захлестнули огромные волны высотой до семи-восьми миль. Флориду полностью затопило вместе с большинством островов мирового океана. Гигантские цунами проникли на сотни миль в глубину территории Европы и Африки. Большинство их было сосредоточено вблизи побережий Австралии, поселения аборигенов которых погибли в первые же минуты катастрофы. Юго-Восточная Азия ушла под воду. Колоссальное количество морских организмов вынесло на сушу далеко за береговую линию, где они погибли, когда волны схлынули, образовав своими останками целый геологический пласт. Триллионы тонн придонного ила и прочей дряни на долгие месяцы замутили воду, что изменило химический состав океанов и привело к исчезновению множества видов рыб и морских животных.

Земная кора, разбуженная столкновением, корчилась в землетрясениях, силу которых смешно было бы измерять по шкале Рихтера. На глазах менялся рельеф: на месте гор возникали равнины, а там, где была пустыня, разливались моря. Непрерывно извергались вулканы по всему земному шару – как действующие, так и те, что дремали тысячелетиями, не подавая признаков активности. Потоки расплавленной лавы, достигающие местами мили в толщину, широким фронтом растекались по участкам суши, не пострадавшим от приливных волн, довершая процесс разрушения и уничтожая все живое на своем пути. Если представить себе гипотетического астронавта, отправившегося на Марс незадолго до катаклизма и вернувшегося два года спустя, он не узнал бы своего мира и не застал в живых никого из тех, кого знал и любил. Не говоря уже о том, что он вообще мог оказаться последним человеком на Земле.

Питт бросил на астронома острый взгляд:

– Страшноватую картинку вы нам тут нарисовали, доктор Френд.

– Поверьте, мистер Питт, в действительности все было еще страшнее. Когда отступили воды потопа, на суше осталось множество гладких обкатанных валунов всех форм и размеров. Их находят порой за десятки и сотни миль от морских побережий, и геологи до сих пор ломают головы, пытаясь объяснить их происхождение. То же самое относится к толстому геологическому пласту отложений, где окаменевшие стволы деревьев соседствуют со скелетами наземных животных и останками разнообразных морских организмов. Особенно наглядно это проявляется в отложениях, найденных в вечной мерзлоте, где они прекрасно сохранились до наших дней. Полагаю, все эти факты подтверждают истинность легенд о Всемирном потопе, которые неизменно присутствуют в тех или иных вариациях в мифологии почти всех народов Земли.

Огромные массы воды затопили низменные участки суши и образовали озера. В мгновение ока исчез перешеек, отделявший Атлантический океан от долин и рек обширной низменности, соединяющей Европу с Африкой. Устремившиеся в провал океанские волны образовали Средиземное море. Старые ледники таяли и возникали новые. В зонах умеренного и континентального климата, где раньше зимой бушевали метели и стояли трескучие морозы, выросли тропические леса. А на месте бывших джунглей появились пустыни Гоби, Сахара и Мохаве. Мелководные континентальные шельфы ушли на дно. Магнитные полюса поменяли направление. Существовавшие на тот момент цивилизации погибли под пятисотфутовым слоем воды. Прошло не меньше двадцати лет, прежде чем обстановка на Земле стабилизировалась. Горстка уцелевших людей влачила такое жалкое существование, что с трудом представляешь, как они смогли выжить, размножиться и стать нашими предками.

Пэт поставила чашку:

– Примитивные племена того времени не имелиписьменности, их численность в результате катастрофы уменьшилась в сотни раз, поэтому никаких сведений о них на протяжении последующих нескольких тысячелетий просто нет. Если не считать текстов эменитов, также частично утраченных, память о катаклизме сохранилась лишь в изустных преданиях. И только когда египтяне, шумеры и индийцы вновь изобрели письменность, начали появляться другие источники, рассказывающие о Всемирном потопе.

– Кто знает, – с горечью произнес Питт, – сколько процветающих городов с великолепными дворцами, полными сокровищ, лежат ныне глубоко под водой, покрытые толстым слоем придонного ила? По скупым свидетельствам эменитов едва ли возможно воссоздать во всем блеске картину исчезнувшей древней цивилизации.

Френд замолчал, давая слушателям время зримо представить себе случившуюся катастрофу и ее последствия. Переводя взгляд с одного лица на другое, он видел на них потрясение и ужас. И только в глазах Питта светилась какая-то сосредоточенная мысль, как будто он размышлял о чем-то совсем постороннем и далеком от обсуждаемой темы.

– Так вот что нас ждет в случае повторения катаклизма, – мрачно произнес Сэндекер.

Френд с грустью покачал головой:

– Я еще не сказал о худшем, Джим. Дело в том, что в последние несколько лет ученым стало известно о чудовищных подвижках земной коры под влиянием как внешних воздействий, так и внутренних процессов в мантии и литосфере. Теперь мы можем с уверенностью утверждать, что столкновение с большой кометой или астероидом способно вызвать подобное смещение. Чарлз Хэпгуд еще в начале прошлого века выдвинул любопытную теорию. Поскольку земная кора, толщина которой колеблется от двадцати до сорока миль, в буквальном смысле слова плавает на поверхности расплавленного ядра, этот тонкий слой имеет тенденцию время от времени приходить в движение вокруг оси ядра. Свидетельством подвижности литосферы служит так называемый дрейф континентов. Африка и Евразия, к примеру, ежегодно сближаются с Америкой на несколько сантиметров. Но время от времени движение резко ускоряется. Такие явления называются активными смещениями земной коры, и последствия их бывают катастрофическими, вплоть до коренных изменений климата и рельефа. Сначала коллеги-ученые подняли Хэпгуда с его теорией на смех, но потом с ней ознакомился Альберт Эйнштейн и безоговорочно поддержал Хэпгуда.

– Чем-то напоминает тефлоновую оболочку вокруг камеры футбольного мяча, – заметил Йегер.

– Принцип примерно тот же, – согласился Френд. – Наша компьютерная модель позволяет с большой степенью уверенности предположить, что столкновение вызвало достаточно мощные глубинные процессы, и началась активная подвижка пластов земной коры. В результате одни континенты и острова сместились ближе к экватору, а другие, наоборот, от него удалились. Одним из последствий этого смещения стало изменение положения северного и южного полюсов, оказавшихся в зонах более теплого климата. Триллионы тонн льда в полярных шапках растаяли, и уровень мирового океана поднялся почти на четыреста футов.

В конечном итоге весь мир преобразился. Северный полюс, находившийся прежде в центре Канады, переместился в Северный Ледовитый океан. За очень короткий срок сдвинулась к северу и Сибирь, что подтверждается находками в вечной мерзлоте плодовых деревьев в цвету и мамонтов с непереваренной пищей в желудке. Поскольку Северная Америка и Европа резко сместились к югу, последний ледниковый период закончился практически мгновенно по геологическим меркам, хотя мог бы продолжаться еще тысячи лет. Антарктида также передвинулась на юг почти на две тысячи миль от своего прежнего места между Южной Америкой и Африкой.

– А земная орбита не изменилась? – спросил Йегер.

– Нет, орбита осталась прежней, как и земная ось. Экватор сегодня находится там же, где и находился. Смена времен года также сохранилась. Преобразилось только лицо планеты.

– Ваша лекция многое объясняет, доктор, – сказал Питт. – Тот факт, к примеру, что Антарктида на эменитских картах не имеет ледовой шапки.

– И существование города подо льдом, который нашли немцы, – добавила Пэт. – Очевидно, до сдвига там были вполне приемлемые для обитания климатические условия.

– Я не очень понял насчет оси вращения Земли, док, – вмешался Джиордино. – Разве она не должна была сместиться в результате катаклизма вместе с полюсами?

Френд покачал головой.

– Наклон земной оси в двадцать три и пять десятых градуса остался прежним. И местоположение экватора тоже. Сдвинулась только кора вокруг расплавленного ядра Земли.

Слово взял Сэндекер:

– Если не трудно, Тим, давай на минуту вернемся к началу разговора, а то ты ведь так и не ответил на вопрос Дирка. Соответствуют ли действительности предсказание эменитов и расчеты семьи Вольф по поводу скорого появления сестры-близнеца первой кометы?

– Можно мне еще кофе? – попросил Френд.

– Разумеется, доктор, – засуетилась Лорен, наливая ему полную чашку.

Френд отпил несколько глотков и поставил чашку на стол.

– Прежде чем дать ответ, адмирал, я бы хотел вкратце описать новейшую систему предупреждения об астероидных и кометных атаках. Она вошла в строй в прошлом году. В различных точках земного шара установлены наблюдательные комплексы, оснащенные телескопами и специальными приборами, разработанными и сконструированными для одной-единственной цели: засекать на дальних подступах к земной орбите астероиды и кометы, несущие потенциальную угрозу для нашей планеты. Астрономы, работающие в этой системе, уже обнаружили более сорока небесных тел, траектории движения которых проходят в неприятной близости от Земли. Слава богу, произведенные в каждом конкретном случае расчеты показали, что они должны разминуться с ней на достаточно безопасном расстоянии.

– А не может быть такого, что астрономы-наблюдатели уже знают о приближении второй кометы, – в тревоге спросила Лорен, – и не дают предупреждения, чтобы не создавать панику?

– Нет! – категорически ответил Френд. – Хотя существует договоренность, что они имеют право держать сведения о возможных столкновениях в секрете в течение сорока восьми часов, пока компьютерное моделирование не подтвердит или не отвергнет такую возможность. Но по истечении этого срока выявленные факты должны быть обнародованы.

– То есть вы хотите сказать... – начал Йегер.

– ... что сейчас никакой опасности нет.

– Повторите еще раз, пожалуйста, – попросил Питт.

– Вероятность повторения катастрофы, подобной случившейся девять тысяч лет назад, – вновь заговорил Френд, четко и раздельно произнося каждое слово, – составляет не более одной миллионной. Комета, столкнувшаяся с Землей, и та, что пролетела мимо, вовсе не были близнецами. Это разные небесные тела, обращавшиеся по разным орбитам. Просто так получилось, что обе пересекли орбиту Земли почти одновременно. Чисто случайное совпадение, не более того.

– Но когда все же должна вернуться вторая комета? – настороженно спросил Питт. Френд на секунду задумался:

– Согласно нашим расчетам, она пролетит в восьмистах тысячах миль от нас примерно через десять тысяч лет.

35

В тесном помещении передвижного офиса воцарилось ошеломленное молчание. Люди, собравшиеся вокруг стола, просто не успели определиться, как реагировать на столь неожиданное заявление такого авторитетного специалиста, как доктор Френд. Питт негромко выругался сквозь зубы и внимательно посмотрел в глаза ученому, словно пытаясь прочесть в них неуверенность или сомнение. Но увидел прямой, слегка надменный взгляд астронома.

– Вторая комета... – начал Питт.

– Давно известна ученым, – перебил его Френд, – и носит название комета Болдуина – по имени астронома-любителя, который ее открыл.

– Но вы уверены, что комета Болдуина и та, прохождение которой зафиксировали эмениты, – одно и то же небесное тело?

– На сто процентов, – кивнул Френд. – Расчеты подтверждают, что именно ее орбита девять тысяч лет назад совпала с орбитой кометы, вызвавшей катастрофу

Питт поглядел на Сэндекера и Пэт, потом снова перевел взгляд на ученого:

– Ошибка исключается?

Френд пожал плечами:

– Погрешность в расчетах составляет не более двухсот лет Единственный другой крупный объект, вошедший в атмосферу Земли в обозримом прошлом, – это Тунгусский метеорит, поваливший лес в Сибири на площади восемьсот квадратных миль. Кстати, современные астрономические исследования позволяют предположить, что на самом деле произошло не столкновение, а пролет по касательной, хотя и на предельно близком расстоянии от поверхности.

– Наверняка все эти данные известны Вольфам, – сказала Лорен в полном недоумении. – Какой же им тогда смысл ликвидировать все семейные активы и тратить миллиарды долларов на строительство судов, на борту которых они собираются укрыться от последствий катаклизма, если они точно знают, что никакой катастрофы не будет.

– Да, очень странное поведение с их стороны, – согласился Сэндекер. – Может быть, эта семейка – просто шайка безумцев и шизофреников.

– Тогда уж берите шире, сэр, – заметил Джиордино, – и присовокупите к ним еще двести семьдесят тысяч человек, работающих на Вольфов и забронировавших себе места в ковчегах для путешествия в никуда.

– Нет, адмирал, – решительно заявила Лорен, – на мой взгляд, их действия вполне рациональны и ничем не напоминают бессмысленную возню пациентов желтого дома.

– Вот именно, – поддержал ее Питт. – Мы с Алом провели достаточно времени на верфи и на борту “Ульриха Вольфа”, чтобы убедиться в фанатической вере всех окружающих – от высших руководителей до последнего грузчика – в неизбежность будущего потопа.

– И у меня сложилось такое же впечатление, – добавила Пэт. – Во всех разговорах, которые мне довелось слышать, о грядущей катастрофе упоминалось как о непреложном факте. Ни у кого не возникало ни малейших сомнений в том, что в назначенный срок старый мир будет сметен катаклизмом и на его обломках избранные представители высшей расы построят новую цивилизацию, лишенную пороков и недостатков погибшей. – Джиордино бросил взгляд на Пэт и согласно кивнул.

– История праведника Ноя и его пресловутого ковчега повторяется.

– Вот только размах и масштабы деятельности Вольфов далеко превосходят потуги библейского старца, – напомнил Питт.

Сэндекер медленно покачал головой:

– Вынужден констатировать, что по-прежнему не усматриваю логики в их действиях.

– Логика есть! – убежденно заявил Питт. – Просто у нас пока не хватает информации, чтобы правильно мотивировать поведение Вольфов. – Он вдруг замолчал и задумался; остальные не сводили с него глаз, ожидая продолжения. – Другого объяснения их поступкам нет и быть не может. Если они так уверены, что цивилизация обречена на неизбежную гибель, значит, им известно что-то такое, чего никто, кроме них самих, на Земле не знает.

– Лично я могу заверить вас, адмирал, – официальным тоном заговорил Френд, – что пока ни одно блуждающее небесное тело в пределах Солнечной системы нам не угрожает. Во всяком случае, в ближайшие несколько дней. Наша сеть слежения не зарегистрировала ни комет, ни астероидов, ни крупных метеоритов, могущих в обозримом будущем пересечь земную орбиту в опасной близости от планетарной поверхности. Расчеты показывают, что по крайней мере до конца текущего столетия ничего подобного не произойдет.

– Но что же еще может вызвать глобальную катастрофу? Существует ли метод предсказания начала активных смещений коры или сдвига полюсов? – спросил Хайрем Йегер, обращаясь к Френду.

– Увы, нет, мистер Йегер. Современная наука накопила массу данных о землетрясениях, извержениях вулканов, цунами и других стихийных бедствиях – все эти природные явления происходят достаточно регулярно; они регистрируются, классифицируются и детально изучаются специалистами. Кое-какие из них мы действительно научились предсказывать с большой степенью вероятности. Но беда в том, что смещения коры или сдвига полюсов не случалось еще ни разу за весь период времени с того момента, как в античной Греции возникли первые зачатки науки о Земле, и до наших дней. Так что нам, к сожалению, не на что опереться – нет надежных фактических данных, чтобы хотя бы попытаться прогнозировать возможность подобного катаклизма.

– А при каких обстоятельствах могут произойти существенные смещения коры и полюсов? – спросил Питт.

– Хороший вопрос, – одобрительно кивнул Френд. – Что ж, не буду скрывать, что при определенных условиях равновесие земной коры может нарушиться самым радикальным образом.

– Например?

– Наиболее вероятный сценарий – массированные подвижки льдов у одного из полюсов.

– Это реально?

– Видите ли, мистер Питт, наша планета в чем-то похожа на гигантский детский волчок. А поскольку материки и ледовые массивы на полюсах размещены неравномерно, идеально сбалансированного вращения, так же как в случае с волчком, не получается. Поэтому Земля не только вращается, но и колеблется вокруг своей оси, или прецессирует, выражаясь научным языком. И если общая масса ледяного покрова одного из земных полюсов превысит критический уровень, это вызовет приблизительно такой же эффект, как в плохо сбалансированном колесе автомобиля, идущего на большой скорости. Вот тогда и может произойти смещение коры или сдвиг полюсов. Я знаком с рядом весьма уважаемых ученых, считающих, что подобное явление случается регулярно.

– И насколько часто?

– Примерно раз в шесть – восемь тысяч лет.

– А когда произошел последний такой сдвиг?

– Проведя комплексный анализ кернов, взятых со дна глубоководных впадин мирового океана, океанографы определили, что это случилось девять тысяч лет назад – примерно в то же время, когда ваша комета столкнулась с Землей.

– Иначе говоря, срок приближается?

– Я бы даже сказал, что все сроки давно истекли. – Френд беспомощно развел руками. – С другой стороны, имея дело со столь малоизученным явлением, трудно что-либо утверждать с уверенностью. Ясно лишь, что в урочный час сдвиг непременно произойдет и случится это очень быстро и безо всякого предупреждения.

Лорен озабоченно посмотрела на астронома:

– Я так и не поняла, в чем же все-таки причина?

– Ледовые массы, тысячелетиями накапливавшиеся в полярной шапке Антарктиды, распределены неравномерно. На одной стороне континента льда намного больше, чем на другой. И каждый год на одном только шельфовом леднике Росса дополнительно нарастает более пятидесяти миллиардов тонн, что увеличивает дисбаланс и прецессию Земли. Рано или поздно этот процесс, как предсказывал Эйнштейн, приведет к нарушению равновесия и сдвигу полюсов. Триллионы тонн льда с севера и юга начнут перемещаться к экватору. Северный полюс качнется в южном направлении, южный – в северном. И тогда в земных недрах вновь проснутся те же силы, которые высвободил когда-то удар кометы. Но главное различие будет состоять в том, что сейчас на планете проживает не несколько десятков миллионов людей, как девять тысяч лет назад, а семь миллиардов, которые в мгновение ока окажутся добычей старухи с косой. Нью-Йорк, Токио, Сидней, Лос-Анджелес – все эти портовые города будут полностью затоплены. Те же, что расположены в глубине материков, сравняются с землей и тоже погибнут. Там, где еще недавно жили, ходили, работали, любили и горевали миллионы людей, не останется камня на камне.

– Вы упомянули шельфовый ледник Росса, доктор, где нарастание ледового покрова происходит быстрее всего, – заговорил Питт. – Скажите, возможен такой вариант, что он вдруг оторвется от континента и сползет в море? И чего следует ожидать, если это произойдет?

Вопрос повис в воздухе. Все затаили дыхание в ожидании ответа. Френд помрачнел:

– Мы просчитали вероятность и последствия такого события. Компьютерное моделирование показало, что резкое смещение ледника вызовет существенное нарушение равновесия, достаточное для того, чтобы начались активные подвижки земной коры.

– Что вы подразумеваете под “резким смещением”?

– Из созданной нами модели следует, что ледник Росса должен целиком оторваться от берега и удалиться от него минимум на шестьдесят миль. В этом случае его смещенная масса усилит прецессию Земли ровно настолько, чтобы сдвинулись полюса – со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– И сколько же времени ему понадобится, чтобы продрейфовать шестьдесят миль?

Френд на миг задумался, потом сказал:

– Учитывая направление и скорость господствующих течений в данном регионе Антарктики, не более тридцати шести часов.

– И нет никакого способа остановить этот дрейф? – упавшим голосом спросила Лорен.

– Я такового не вижу, мисс Смит, – с прискорбием покачал головой Френд. – Сомневаюсь, что даже тысяча водородных бомб мегатонной мощности сможет расплавить достаточное количество льда, чтобы это как-то сказалось на критической массе. Но вы зря всполошились – ведь все мои рассуждения представляют собой чисто теоретические выкладки. Я, например, просто не представляю, что может вызвать отрыв ледника Росса и его сползание в море?

Питт переглянулся с Сэндекером. Им обоим привиделся один и тот же кошмар, и каждый из них без слов знал, что думает другой. Питт перевел взгляд на Лорен:

– Скажи пожалуйста, нанотехническое предприятие Вольфов, на котором из морской воды извлекаются ценные металлы и минералы, расположено далеко от ледника Росса?

Глаза Лорен расширились от страха:

– Ты думаешь...

– Как далеко? – мягко повторил Питт.

Лорен судорожно вздохнула, но все же сумела взять себя в руки.

– Обогатительный комбинат находится на самом его краю. Питт снова обернулся к Френду:

– Вы можете оценить размеры и массу ледника Росса, доктор?

– Он огромен. – Френд даже руками развел, демонстрируя эту величину. – К сожалению, в моем распоряжении нет более точных данных, но смею вас уверить, что это самое крупное в мире прибрежное ледовое образование.

– Подождите-ка минуту-другую, – встрепенулся Йегер, открыл свой переносной компьютер и быстро забегал пальцами по клавиатуре. Присутствующие молча наблюдали, как он набирает код доступа и входит в компьютерную сеть ПУМА. Через несколько минут на экране монитора появились затребованные цифры и комментарии к ним. Йегер начал зачитывать их вслух:

– Площадь ледника составляет двести десять тысяч квадратных миль и примерно равна площади Техаса. Протяженность линии берегового припая, без учета выходящего в море периметра, около тысячи четырехсот миль. Толщина льда – от тысячи ста до двух тысяч трехсот футов. Гляциологи иногда сравнивают его с гигантским ледяным плотом, намертво примерзшим к берегу. – Йегер оторвался от экрана и поднял глаза на внимательных слушателей. – Комп выдал еще кучу дополнительной информации, но самое существенное я уже сказал.

– Неужели в человеческих силах отколоть и сбросить в море ледовый массив длиной в тысячу четыреста миль и размером с Техас? – изумилась Пэт.

– Понятия не имею, – пожал плечами Питт. – Но готов прозакладывать последнюю рубашку, что именно такой проект разрабатывала и готовила семья Вольф на протяжении нескольких поколений.

– Боже мой! – потрясение прошептал Френд. – Это же просто немыслимо!

– Все сходится, док, – энергично кивнул Джиордино. – Вы еще не знаете этих поганцев, а вот мы с Дирком успели неплохо их изучить. Настырные и наглые – похлеще нью-йоркских шлюх!

Питт негромко кашлянул

– Вот теперь я почти не сомневаюсь, что в распоряжении Вольфов имеются достаточно мощные средства, чтобы вызвать подвижку ледника и сползание его в море, следствием чего станет нарушение баланса вращения Земли и увеличение прецессии до критического уровня. Ну а дальше произойдет то, о чем нам любезно сообщил в своей лекции доктор Френд, – смещение земной коры и изменение положения полюсов. Человечество будет уничтожено, и только суда-ковчеги Вольфов с горсткой избранных на борту смогут устоять перед натиском гигантских приливных волн. Их вынесет в море, где они несколько лет проплавают, пока природа не успокоится. А как только Вольфы и иже с ними убедятся, что земная суша снова безопасна для проживания, они сойдут на берег и на костях семи миллиардов человек, не говоря уже о животных и растениях, построят свою Четвертую империю.

Исполненные горечи и гнева слова Питта потрясли всех без исключения. На лицах слушателей отразились отчаяние и ужас. Никто из них не мог до конца представить злодейство подобного масштаба – бесчеловечность дьявольского замысла потомков и наследников бесноватого фюрера просто не укладывалась в уме.

– Помоги нам бог, если это правда, – чуть слышно прошептала Лорен.

Питт в упор посмотрел на Сэндекера:

– Вы должны незамедлительно поставить в известность президента, сэр.

– Я проинформировал и постоянно держал в курсе его научных советников и руководителя аппарата Джо Флинна, но до сих пор никто не воспринимал угрозу всерьез.

– В таком случае им придется чертовски быстро изменить свое отношение, – проворчал Джиордино.

– Да и нам тоже не помешает кое-что переосмыслить в свете открывшихся обстоятельств, – заметил Питт, – и выработать конкретный план действий. До часа “X” остается всего три дня, а это очень мало. И если мы всерьез хотим помешать Вольфам устроить человечеству Апокалипсис, Армагеддон, Судный день и Варфоломеевскую ночь вместе взятые, нам следует поторопиться.

36

Пилот реактивного самолета, принадлежащего корпорации “Дестини Энтерпрайзес”, выровнял машину и без малейшего толчка посадил ее на длинную и ровную ледяную полосу. То был один из последних самолетов уже распроданного воздушного флота – японский “Огонь дракона”, построенный по специальному заказу. На фюзеляже, крыльях и хвостовом оперении – ни эмблем, ни номеров. Целиком окрашенный в белый цвет, он практически сливался со снежным ландшафтом, выруливая к отвесным скалам у подножия высокой горы, покрытой льдом и фирном.

Машина мчалась, не сбавляя скорости. Казалось, она вот-вот врежется в ледяную стену, но, когда до нее осталось каких-нибудь двести футов, ледовые утесы как по волшебству разошлись в стороны. Въехав в ворота, пилот медленно сбросил газ и развернулся носом к выходу на пятачке посреди просторного ангара, вырубленного в толще льда руками заключенных почти шестьдесят лет назад. Двигатели коротко взвыли, перейдя на холостой ход, пилот перекрыл подачу топлива, турбины умолкли, и самолет окончательно остановился. Массивные ледяные створки на резиновых колесиках поехали навстречу друг другу и вновь сомкнулись.

В ангаре находились еще два самолета – военно-транспортные модификации аэробуса “А340-300”. Один из них мог нести двести девяносто пять пассажиров и двадцать тонн груза. Второй имел чисто грузовые функции. Возле обеих машин возились механики, проверяя двигатели и заполняя баки горючим для будущей эвакуации всего персонала на гигантские суда, ожидающие последних пассажиров в закрытом чилийском заливе.

Огромный ангар напоминал разворошенный муравейник. Рабочие в комбинезонах различных цветов сновали во всех направлениях, лишь изредка вполголоса перебрасываясь друг с другом короткими фразами. Им предстояло погрузить больше ста контейнеров с эменитскими древностями и остатками награбленных во время войны сокровищ, а также священные нацистские реликвии. Все это подлежало перевозке на борт “Ульриха Вольфа”.

Полсотни охранников в черной форме службы безопасности “Дестини Энтерпрайзес” вытянулись по стойке “смирно”, когда из самолета вышел Карл Вольф под руку со своей сестрой Эльзой. Он был одет в теплый спортивный костюм и замшевую куртку, подбитую шерстью альпаки. На Эльзе поверх зеленого. лыжного комбинезона красовалось манто до колен из натурального меха.

Распорядитель погрузочных работ встретил новоприбывших у подножия трапа:

– Кузен Карл, кузина Эльза, вы оказали нам высокую честь своим визитом.

– Здравствуй, кузен Хорст, – приветствовал его Карл. – Я счел своим долгом лично проконтролировать последнюю стадию подготовки и запуск. Хочу понаблюдать за действием чудо-оружия, созданного нашими гениальными учеными с целью ускорить наступление Судного дня для мерзкого отребья, которое смеет именовать себя человечеством.

– И часы которого уже сочтены, – надменно добавила Эльза.

– Как идет эвакуация? – поинтересовался Карл.

– Последний борт с грузом и пассажирами должен быть доставлен на посадочную палубу “Ульриха Вольфа” ровно за четыре часа до начала катаклизма.

Еще двое родственников, брат и сестра Гуго и Блонди Вольф, подошли к трапу поздороваться с Карлом и Эльзой. Они по очереди обнялись и сдержанно расцеловались.

– Давненько ты не появлялся в Валгалле, братец, – с легким оттенком укоризны в голосе заметила Блонди.

– Извини, сестренка, дел выше головы, – чуточку смущенно сказал Карл.

Гуго, исполняющий обязанности начальника службы безопасности антарктической базы, жестом указал на небольшой двухдверный электромобиль. Любые средства передвижения с двигателями внутреннего сгорания на территории базы были под строжайшим запретом, чтобы под куполами ледяных пещер не скапливался угарный газ.

– Сейчас мы отвезем вас в центр управления, и ты своими глазами увидишь, как начнется конец света.

– Но сначала я проинспектирую твоих охранников, – усмехнулся Карл. – Надеюсь, ты не очень их распустил? – Сопровождаемый Эльзой, Блонди и Гуго, он обошел строй секьюрити в черных мундирах. Они стояли навытяжку, вооруженные каждый пистолетом “П-10” в кобуре у бедра и автоматом “Бушмейстер М17С” через плечо. Перед некоторыми из них Карл останавливался, кратко расспрашивая о гражданстве и военном опыте. Дойдя до конца строя, он удовлетворенно кивнул: – Неустрашимая команда. Ты хорошо поработал, Гуго. Такие парни справятся даже со вдвое превосходящими силами противника.

– У них приказ стрелять на поражение в любого постороннего, нарушившего границу охраняемого периметра.

– Надеюсь, они не ударят в грязь лицом, как люди Эриха на верфи?

– Такого конфуза мы не допустим! – заверил Гуго. – Это я тебе твердо обещаю, брат.

– Попытки проникновения имели место?

– Ни одной, – ответила Блонди. – Наши системы обнаружения не зафиксировали никаких подозрительных передвижений в радиусе шестидесяти миль от комбината.

Эльза устремила на нее пристальный взгляд:

– Шестьдесят миль – не маловато ли? Военный реактивный самолет с десантниками на борту преодолеет это расстояние в считанные минуты.

– Ровно столько отделяет нас от антарктической станции Янки “Литтл-Америка-5”. С момента начала строительства комбината персонал станции не проявлял ни малейшего интереса к нашим действиям. Воздушным наблюдением также не зарегистрировано попыток нарушения границ контролируемой нами территории.

– Американцев можно не опасаться, – добавил Гуго. – Они нам проблем не создадут.

– Мне бы твою уверенность, – скептически хмыкнул Карл. – Нет, братец, расслабляться ни в коем случае нельзя, особенно сейчас. Приглядывайте за ними получше. У меня возникли серьезные подозрения в том, что их разведка вплотную приблизилась к раскрытию нашей тайны.

– Любая попытка остановить нас обречена на провал! – убежденно заявил Гуго. – Слишком поздно они спохватились. Четвертый рейх неотвратим.

– Искренне надеюсь, что ты прав, – буркнул Карл, первым забираясь на переднее сиденье машины; будучи воспитан в традициях старой немецкой школы, он не привык проявлять галантность, пропуская женщин вперед и уступая им место.

Водитель вывел электромобиль из ангара в туннель и покатил по ухоженной ледяной трассе. Через четверть мили машина въехала под высокие своды просторного ледяного грота, заканчивающегося небольшой гаванью с полудюжиной плавучих причалов, мерно покачивающихся на волнах моря Росса в унисон с приливами и отливами. Из внутренней гавани в открытое море вел, слегка изгибаясь влево, циклопических размеров туннель, по которому могли проходить даже большегрузные суда водоизмещением более десяти тысяч тонн. Кривизна туннеля была искусственной, а ледовые торосы надежно маскировали вход в него с наружной стороны. Весь портовый комплекс освещался потолочными светильниками с дюжиной мощных галогенных ламп в каждом. У причалов стояли четыре подводных лодки и небольшой грузовой транспорт. Гавань выглядела безлюдной и заброшенной. Портальные краны с пустыми кабинами крановщиков сиротливо торчали на пирсе, вздымая ввысь решетчатые стрелы; с десяток грузовиков без водителей сбились в кучку у ближайшего причала. Ни на палубах, ни на территории порта не было видно ни одной живой души. Возникало жутковатое ощущение, что экипажи пришвартованных судов и обслуживающий персонал либо в одночасье вымерли, либо объявили бессрочную забастовку и ушли, чтобы больше никогда не возвращаться.

– Как жаль, что эти субмарины, верой и правдой служившие нам все эти годы, тоже обречены погибнуть, – проговорила Эльза; голос ее дрожал, на глаза навернулись слезы.

– Не горюй, сестренка, может, они еще и уцелеют, – попыталась утешить ее Блонди.

– Когда наступит время, – с улыбкой пообещал Гуго, – я лично вернусь в Валгаллу посмотреть, что с ними сталось. За свою многолетнюю безотказную службу на благо Четвертого рейха наши старушки заслуживают вечной славы.

Старый туннель длиной в девять миль на всем протяжении перемежался потайными причалами, самолетным ангаром и цехами обогатительной фабрики по извлечению металлов и минералов из морской воды. Туннель вырубили во льду советские военнопленные, чьи тела давно вмерзли в лед огромной братской могилы на леднике Росса. Начиная с 1985, года туннель приходилось постоянно расширять и подвергать косметическому ремонту из-за участившихся подвижек льда.

Первые попытки извлекать из морской воды ценные элементы закончились полным крахом, но после революционных открытий в области нанотехнологии, пионерами которой считаются Эрик Дрекслер и его жена Крис Петерсон из Калифорнии, “Дестини Энтерпрайзес” инвестировала значительную часть своих несметных богатств и прочих ресурсов в грандиозный проект, сулящий в будущем полный контроль над управлением структурой материи. Искусственное изменение атомно-молекулярной решетки и создание микроскопических самовоспроизводящихся роботов позволило полностью революционизировать процесс производства. Молекулярные машины умели создавать из ничего любые материалы, включая дерево и другую органику. Но Вольфы направили свои усилия на извлечение из морской воды кое-чего более ценного, в частности золота. В течение нескольких лет состоящие на службе в корпорации талантливые инженеры и техники разработали и усовершенствовали процесс до такой степени, что ежедневный “золотой” улов из моря Росса достигал тридцати одного килограмма. При этом попутно добывались также в немалых количествах серебро, платина и ряд редкоземельных элементов. По сравнению с добываемыми из руды и других горных пород традиционным способом извлеченные из морской воды металлы отличались близкой к идеальной химической чистотой и почти не содержали примесей.

Инженерно-технический отдел “морских копей” “Дестини Энтерпрайзес” располагался под большим ледовым куполом и сильно смахивал изнутри на Центр управления полетами НАСА. За электронными пультами расположились несколько десятков ученых и инженеров, управляющих компьютеризированным нанотехнологическим процессом добычи полезных ископаемых. Но сегодня все операции по извлечению из морской воды золота и редких металлов были приостановлены, – и весь персонал переключился на подготовку к раскалыванию ледника и сбросу его в открытое море.

Карл вошел в зал и остановился перед широкоэкранным дисплеем, подвешенным под куполом. В центре экрана светилась подробная карта ледника Росса. Протянувшаяся по краю цепочка огоньков отмечала границу спайки с сушей. Большая часть миниатюрных лампочек в цепочке, начинающейся от обогатительного комбината, горела зеленым светом, но миль за четыреста до противоположного конца ледника зеленый сменялся красным.

– Если я правильно понимаю, отмеченный красным участок еще не запрограммирован? – обратился Карл к главному инженеру Юргену Гольцу, предварительно приветствовав его коротким наклоном головы.

– Совершенно верно, герр Вольф. – Гольц жестом указал на дисплей. – Мы сейчас заняты настройкой молекулярных детонаторных устройств. Осталось обработать еще четыреста двадцать миль туннеля, проложенного в приграничном слое.

Карл впился взглядом в непрерывно меняющиеся красные Цифры и индексы на полях карты.

– Когда должен наступить критический момент?

– Начато процесса откалывания льда запланировано через шестнадцать часов... – Гольц замолчал, беззвучно шевеля губами и сверяясь с мелькающими на экране цифрами, отсчитывающими время до конца света, – ... двадцать две минуты и сорок секунд.

– Есть проблемы, которые могут вызвать задержку?

– Никаких, герр Вольф. Все компьютеризированные процедуры и резервные системы неоднократно проверены и идеально отлажены. Нигде ни единого намека на возможный сбой.

– Подлинный триумф инженерной мысли, – вполголоса произнес Карл, задумчиво разглядывая мигающий цветной пунктир, пересекающий поверхность ледника от края до края. – Как-то даже обидно, что мир никогда о нем не узнает.

– Грандиозный триумф! – с энтузиазмом подхватил инженер. – Пробурить во льду туннель диаметром десять футов и длиной тысяча четыреста миль всего за два месяца – такого в мировой практике еще не случалось!

– И заслуга в этом целиком принадлежит вам и вашим коллегам, придумавшим и построившим молекулярный туннелепрокладчик, – не поскупился на похвалу Вольф, бросив взгляд на большую фотографию на стене.

Снимок размером с полотно мастера монументальной живописи демонстрировал стофутовую бурильную установку цилиндрической формы с врубовым механизмом, транспортером породы и необычного вида устройством впереди. Должным образом запрограммированный и приведенный в действие, этот агрегат производил разрыв молекулярных связей в кристаллической структуре льда, превращая его в снежный порошок, который с выхода транспортера подбирали, вывозили и сбрасывали в открытое море. Размещенное позади аналогичное устройство, наоборот, связывало часть выброшенного снега в почти идеальный кристаллический лед, который служил облицовкой туннеля. При максимальной нагрузке туннелепрокладчик мог за сутки преодолеть во льду пятьдесят миль. Сейчас уникальная машина, до конца выполнившая свое предназначение, стояла на задворках комбината под ледяным навесом.

– Когда льды растают, не исключено, что нам еще представится возможность использовать этот замечательный механизм для проходческих работ под землей, – заметил Карл.

– Ты всерьез думаешь, что после катаклизма Антарктида станет свободной ото льдов? – с удивлением спросила Эльза.

– Если наши расчеты верны, то с вероятностью девяносто пять процентов Южный материк уже через два месяца переместится на восемьсот миль к северу.

– Ты мне объясни, пожалуйста, – попросила Эльза, – как вы собираетесь заставить весь ледник отломиться и уйти в море?

Карл улыбнулся:

– Я совсем забыл, что последние три года ты занималась сбором разведывательной информации для семьи в Вашингтоне и не посвящена в детали проекта “Валгалла”. – Он обернулся к главному инженеру. – Герр Гольц, будьте любезны.

Тот с готовностью поднял руку, указывая на огромный дисплей:

– Очень сильно упрощая, фройляйн Вольф: процесс сводится к тому, что наша нанокомпьютерная установка создала, условно говоря, миллион миниатюрных самовоспроизводящихся роботов-сборщиков, которые, в свою очередь, произвели уже миллиард еще более миниатюрных машин для расщепления льда на молекулярном уровне.

Эльзе потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное.

– Иными словами, эти сборщики с помощью нанотехнологии могут создавать микромашины, выдающие практически любую продукцию?

– В том-то и прелесть нанотехнологии, – подхватил Гольц. – Самовоспроизводящийся сборщик может скопировать себя за несколько минут. Размножение идет по экспоненте, и уже через несколько часов несметные полчища “жучков-ледоедов” заполнили туннель на всей его протяженности. Затем, неутомимо реструктурируя триллионы атомов, вгрызлись в лед и с интервалом в шесть дюймов пробурили в толще ледника сквозные отверстия от верхнего до нижнего горизонта. И в настоящий момент его шельфовая часть, выдающаяся в море, напоминает почтовую марку с зубчиками, прикрепленную к основному блоку. Или источенный термитами кусок дерева, если такое сравнение вам ближе. Как только эти минискважины были просверлены на нужную глубину, нанокомпьютер приостановил выполнение программы. Примерно через шестнадцать часов наши метеорологи прогнозируют резкое усиление берегового ветра. В комбинации с благоприятным течением это обстоятельство в значительной степени увеличит давление на ледник. А “жучкам” будет подан сигнал возобновить работу. Они завершат отделение ледника от континентального массива, и гигантское ледяное поле, превосходящее размерами большинство европейских стран, уйдет в свое первое и последнее плавание.

– Долго им еще ковыряться? – спросила Эльза.

– Меньше двух часов, – ответил Гольц.

– А дальше начнется самое интересное, сестренка, – вмешался Карл. – Не пройдет и полутора суток, как отделившаяся часть ледника Росса удалится в море на достаточное расстояние, чтобы окончательно нарушить и без того неустойчивый батане вращения Земли и вызвать сдвиг полюсов. Одновременно произойдет активное смещение земной коры, и мир окунется в разрушительный хаос.

– Туда ему и дорога, – пренебрежительно махнула рукой Эльза и хвастливо заявила: – А мы потом вылепим новый – по образу и подобию своему!

Из боковой двери выскочил человек в черной форме охранника, огляделся и поспешно бросился к группе.

– Прошу прощения, герр Вольф, – обратился он к Карлу, подавая ему какую-то бумагу, – вам срочное сообщение.

Лицо магната на миг затуманилось, но тут же вновь обрело прежнее бесстрастное выражение.

– В чем дело? – встревоженно спросила Эльза.

– Телефонограмма от Гуго, – нехотя ответил Карл. – Радары засекли неизвестный самолет. Он приближается на большой скорости со стороны моря Амундсена и не отвечает на наши запросы.

– Скорее всего, это регулярный рейс на полярную станцию “Литтл-Америка”, – высказался Гольц. – Нет нужды волноваться. Обычный транспортник. Каждые десять дней доставляет им продукты.

– И всегда пролетает прямо над Валгаллой?

– Не совсем, но, когда начинает снижение, проходит на расстоянии нескольких миль.

Карл повернулся к охраннику, который принес телефонограмму:

– Передайте моему брату, чтобы глаз не спускал с этого самолета. Если будет замечено хотя бы малейшее отклонение от обычного маршрута к американской станции, пусть незамедлительно известит меня.

– Ты чем-то встревожен, брат? – забеспокоилась Эльза.

– Не то чтобы встревожен, но... Американцам я не доверяю, так что лишние меры предосторожности не помешают.

– Соединенные Штаты далеко, – сказала Эльза. – Американцам потребуется не меньше суток на формирование и переброску штурмовой группы за десять тысяч миль в залив Окума.

– Знаешь, лучше быть настороже, – проворчал Карл, терпеливо выслушав сестру, и перевел взгляд на Гольца. – Если возникнут непредвиденные обстоятельства, вы сможете ускорить подачу команды на окончательное расщепление льда?

– Смогу, но тогда я не гарантирую стопроцентного успеха, – твердо заявил инженер. – Время рассчитано с точностью до секунды. Запуск молекулярных машин должен быть произведен ровно за полтора часа до пика прилива. Только воздействие всех трех составляющих – ветра, течения и отлива – сможет вынести в море такую огромную массу льда.

– Да что вы вдруг запаниковали ни с того ни с сего? – удивилась Эльза. – По-моему, нам бояться нечего.

– Я очень, очень надеюсь, что ты права, сестренка, – понизив голос, мягко произнес Карл.

Все тот же охранник рысью вбежал в зал и вручил ему новое послание Гуго. Вольф пробежал текст, поднял глаза и слегка улыбнулся.

– Гуго сообщает, что американский самолет идет обычным курсом на расстоянии десяти миль от нашего периметра и на высоте в тридцать пять тысяч футов.

– С такой высоты десант не высаживают, – заметил Гольц, – но ракету запустить можно запросто.

– Ни одна страна в мире не рискнет нанести ракетный удар по собственности “Дестини Энтерпрайзес”, не имея точных разведданных о нашей операции. А таких сведений ни у кого нет и быть не может. Служба безопасности под руководством Гуго успешно пресекла все попытки враждебных элементов внедриться в Валгаллу. – Магнат на мгновение сделал паузу и с нажимом повторил: – Да, вот именно – успешно пресекла и не позволила внедриться!

Но в душе он испытывал какую-то смутную неуверенность. Перед его мысленным взором предстало мужественное лицо человека, который слишком часто за последние несколько недель вставал на его пути и расстраивал планы могущественного клана Вольфов. И Карл вдруг поймал себя на мысли о том, что не пожалел бы никаких денег, лишь бы узнать наверняка: где сейчас находится и чем занимается этот человек?

37

Вынырнув из-под затянувших хмурое осеннее небо плотных серых облаков, небольшой реактивный самолет, принадлежащий НУМА, приземлился на обледеневшую посадочную полосу, зарулил под купол ангара и остановился. “Литтл-Америка-5” стала пятой по счету полярной научной станцией, построенной Соединенными Штатами после принятия комплексной программы исследований Южного континента, разработанной адмиралом Бэрдом в 1928 году. Первоначально заложенная за несколько миль от побережья залива Кайнан-Бей, она теперь оказалась у самого моря вследствие неоднократных подвижек ледникаРосса. “Литтл-Америка-5” была конечной остановкой на наезженной шестисоттридцатимильной трассе, начинающейся от полярной станции “Бэрд-Кемп на плоскогорье Рокфеллера.

Не успел Питт выбраться из кабины на ледяной пол ангара как к нему приблизился мужчина в лимонно-зеленой парке с меховой оторочкой. Он снял солнцезащитные очки и широко улыбнулся.

– Вы Питт или Джиордино? – спросил он рокочущим басом.

– Питт. А вы, я полагаю, Фрэнк Кэш, начальник станции.

Кэш коротко кивнул:

– Я ждал вас не раньше чем через пару часов.

– Мы очень торопились.

Питт оглянулся на Джиордино, который тоже вылез из самолета, захлопнул дверцу и присоединился к напарнику. Представившись и обменявшись рукопожатием с Кэшем, итальянец сразу взял быка за рога:

– Огромное спасибо, что согласились нам помочь, мистер Кэш. Вы уж извините, что мы свалились вам на голову нежданно-негаданно, но дело, поверьте, крайне срочное и важное.

– У меня нет причин сомневаться в ваших словах, – дипломатично ответил начальник станции, – и я всегда готов оказать содействие таким людям, как вы, хотя и не получал на этот счет никаких инструкций от руководства.

Питт и Джиордино так и не смогли добиться, чтобы их включили в штурмовую группу спецназа, сформированную для рейда на владения Вольфов, и адмирал Сэндекер недвусмысленно приказал им не путаться под ногами и вообще убираться из Буэнос-Айреса. Питт настаивал на участии, напоминая, что они с Джиордино первыми догадались о намерении Вольфов искусственно вызвать катастрофу, что они лучше всех знают эту преступную семейку и тактику их службы безопасности. Кроме того, они уже в Аргентине и на пять тысяч миль ближе к месту действия – следовательно, смогут проникнуть туда раньше спецназа и успеют хотя бы произвести разведку местности.

Но высшее начальство его доводы не убедили. Военные считали, что сотрудники НУМА не профессиональные бойцы, подготовленные к опасным и сложным операциям, а потому они просто не имеют права рисковать их жизнями. А адмирал Сэндекер преследовал собственный интерес, отнюдь не собираясь отправлять своих лучших людей на верное самоубийство во льдах полярного континента. И тогда Питт и Джиордино, прикинувшись, что смирились с отказом, отправились в аэропорт, под завязку заправили горючим топливные баки принадлежащего НУМА самолета и благополучно взлетели, получив “добро” диспетчера. Но взяли курс не на Вашингтон, как им было приказано, а на Антарктиду. Друзья надеялись проникнуть на территорию обогатительного предприятия Вольфов через черный ход, хотя у них пока не было никакого конкретного плана, как это сделать и как преодолеть шестьдесят миль по льду и снегу, отделяющие залив Окума от станции “Литтл-Америка-5”.

– До места доберемся, а там уж разберемся, – вспомнил Питт свое любимое присловие, неизменно предшествующее самым опасным и рискованным предприятиям.

– Разберемся и вернемся, заодно и развлечемся, – как всегда в таких случаях в тон напарнику подхватил Джиордино.

– Пойдемте скорее внутрь, – сказал Кэш, – пока мы тут не превратились в ледяные статуи.

– А что, очень холодно? – спросил итальянец.

– Да нет, для осени погода нормальная, и ветра нет. На термометре двадцать пять ниже нуля по Цельсию.

– По крайней мере, со льдом для моей текилы проблем не будет, – заметил Питт.

Купол здания полярной станции, процентов на восемьдесят состоящий изо льда, выступал над поверхностью всего на пять футов. Внутри это был лабиринт коридоров, жилых и подсобных помещений, вырубленных в ледовой толще. Кэш привел гостей в столовую рядом с кухней и велел повару накормить их горячей лазаньей, заодно выставив на стол полугаллонную бутыль бургундского.

– Не особо изысканное пойло, зато кстати, – сказал он со смехом.

– Ну прямо как дома! – умилился Джиордино.

– Если бы, – мрачно усмехнулся Кэш. – Только умственно отсталый может радоваться жизни в таких условиях.

– Почему бы тогда не подыскать работенку в климате помягче? – спросил Питт, от его острого взгляда не ускользнуло, что все мужчины на станции носят бороды, а женщины пренебрегают косметикой и прическами.

– Дело в том, что многие идут в полярники, стремясь очутиться в экстремальных условиях, испытать себя, если хотите. Другие спасаются таким способом от финансовых проблем и семейных дрязг. Но большинство здесь – профессиональные ученые, готовые заниматься работой по специальности где угодно, если это помогает достичь желаемых результатов. Спустя год подавляющее большинство согласно на все, лишь бы вернуться домой. К этому сроку они либо превращаются в зомби, либо у них начинаются глюки.

Питт внимательно посмотрел на собеседника. Взгляд открытый, прямой, глаза живые, веселые, с хитринкой. Явно не зомби, да и на страдающего галлюцинациями не похож – пока во всяком случае.

– Наверное, нужно обладать сильным характером, чтобы выдержать и не сломаться в такой обстановке?

– Проблема не столько в характере, сколько в возрасте, – не согласился Кэш. – Людям моложе двадцати пяти не хватает надежности, а старше сорока пяти – выносливости.

Терпеливо выждав еще несколько минут, пока Питт и Джиордино расправлялись с лазаньей, Кэш перешел к делу:

– Вчера вы звонили мне из Аргентины. Если я правильно понял, вы собираетесь проехаться по леднику к заливу Окума?

Питт кивнул:

– Нам необходимо как можно скорее добраться до обогатительного комплекса “Дестини Энтерпрайзес”. Кэш покачал головой:

– Опасная затея. Эти люди помешаны на безопасности. Стоит нашим исследовательским группам хотя бы на десять миль приблизиться к их территории, как появляются вооруженные до зубов гориллы на снегоходах и, не стесняясь в выражениях, требуют, чтобы те убирались прочь.

– С этими гориллами мы очень хорошо знакомы, – хмыкнул итальянец, отвалившись наконец от любимого блюда.

– Ну что ж, не хочу влезать в ваши дела, но не могу не задать вопрос: каким транспортом вы собираетесь воспользоваться? Вертолетов у нас нет.

– Нас вполне устроила бы пара снегоходов, – сказал Питт, подняв глаза на Кэша; к сожалению, ответный взгляд начальника станции оптимизма не внушал, выражая, скорее, сочувствие и сострадание.

– Боюсь, джентльмены, вы напрасно проделали весь этот долгий путь. У нас сейчас два снегохода в ремонте – ждем, когда привезут запчасти. А четыре оставшихся забрали гляциологи, обследующие ледовые поля вокруг острова Рузвельта.

– Скоро они вернутся?

– Не раньше чем через три дня.

– Другого транспорта у вас нет?

– Бульдозер и десятитонный “снежный кот”.

– “Снежный кот” на ходу?

Кэш отрицательно покачал головой:

– У одной гусеницы от мороза лопнуло звено трака. Из Окленда обещали прислать замену, только когда еще это будет. Джиордино покосился на напарника:

– Похоже, придется опять седлать нашу птичку и молить всех богов, чтобы нашлось подходящее место для посадки.

– Мы не имеем права подставлять под удар операцию спецназа. Нас наверняка засекут в воздухе, и это непременно насторожит Вольфов и охрану. Я рассчитывал доехать туда на снегоходах, оставить их в миле-другой от комплекса и незаметно пробраться внутрь.

– Послушайте, парни, вы так себя ведете, будто речь идет о жизни и смерти, – насторожился Кэш.

Питт и Джиордино переглянулись и обратили мрачные, исполненные суровой серьезности лица к начальнику станции.

– Вы угадали, – не стал отрицать Питт, – речь действительно идет о жизни и смерти, причем большего числа людей, чем вы можете себе представить.

– А нельзя ли поконкретней?

– Нет, поконкретней нельзя, – покачал головой итальянец. – Да и ни к чему вам об этом знать, поверьте. Тут столько дерьма намешано, что у вас на весь день настроение будет испорчено.

Кэш налил себе кофе и несколько секунд задумчиво вглядывался в подрагивающую поверхность темной жидкости. Потом поднял голову и заговорил:

– Есть еще один вариант, но весьма проблематичный.

– Мы вас очень внимательно слушаем, – заверил Питт.

– “Корабль снегов” – любимое детище адмирала Бэрда, – начал Кэш таким тоном, будто собирался прочесть лекцию, тем более что в известной степени так оно и было. – Здоровенная штуковина с полным приводом, превосходящая размером и мощностью любое другое сухопутное средство передвижения своего времени.

– Своего времени – это когда? – поинтересовался Джиордино.

– Тысяча девятьсот тридцать девятый год. – Кэш сделал паузу. – Идея принадлежала Томасу Поултеру, известному полярному исследователю. Он спроектировал и построил огромную машину, на которой намеревался с экипажем из пяти человек и любимого пса добраться до Южного полюса и вернуться обратно. Если угодно, можете считать “корабль снегов” первым образчиком по-настоящему крупной прогулочной машины. Четыре колесных пары с полным приводом. Колеса в три фута толщиной и больше десяти футов в диаметре. Длина от носа до кормы – пятьдесят шесть футов, ширина двадцать футов, а весит эта махина с полной загрузкой топливных баков тридцать семь тонн. Та еще штучка, можете мне поверить!

– Что-то уж больно круто для рядовой в общем-то экспедиции к Южному полюсу, – заметил Питт.

– Вполне с вами согласен. Кроме большой кабины управления спереди там свое машинное отделение, жилые отсеки для экипажа и камбуз, служащий заодно темной комнатой для проявления фотоснимков. В корме склад для продуктов. запасных колес и горючего на пять тысяч миль пробега. Плюс ко всему на крыше предполагалось разместить легкий самолет-разведчик с лыжами вместо шасси.

– Какой же движок у этого монстра?

– Два дизеля по полторы сотни “лошадок” каждый, которые приводят в действие четыре семидесятипятисильных тяговых электродвигателя, причем мощность можно подавать отдельно на каждое колесо. Колеса могут поворачиваться в любом направлении, позволяя двигаться боком, разворачиваться на крошечном пятачке и даже втягиваться при переползании через трещины. Каждое весит шесть тысяч фунтов. Шины двенадцатислойные.

– Так вы хотите сказать, что этот грузовик-мастодонт не только существует, но и функционирует?

– Существовать-то он точно существует, вот только не знаю, насколько функционирует и сможет ли проехать шестьдесят миль по леднику. Шестьдесят миль – вроде бы и немного, но есть одна загвоздка. Когда “корабль снегов” построили, доставили в Антарктиду и выгрузили на берег в окрестностях станции “Литтл-Америка-3” – это наши ближайшие соседи, – все планы конструкторов пошли насмарку. Двигатели развивали заданную мощность, но Поултер допустил ошибку в расчете коэффициентов передач. Машина свободно давала тридцать миль в час по ровной дороге, но на запорошенном снегом льду начинала пробуксовывать, особенно на подъемах. Короче говоря, толку от нее было как от козла молока. Какое-то время с ней еще поковырялись, потом махнули рукой и бросили. Постепенно она вмерзла в лед, ее занесло снегом, и все забыли о ее существовании.

– И что же, “корабль снегов” так и стоит на берегу, забытый, заброшенный и вмерзший в лед? – спросил Питт. Кэш с улыбкой покачал головой:

– Вот и не угадали. “Корабль снегов” хоть и находится в двух милях отсюда в опасной близости к морю на самом краю ледника, но уже не забытый и далеко не заброшенный. Один богатый горный инженер вбил себе в голову, что должен разыскать и спасти эту машину, чтобы отвезти в Штаты и сдать в музей. Он со своей командой нашел “корабль снегов” во льду на глубине тридцати футов и три недели откапывал. Потом они поместили его в ангар и даже, по слухам, сумели запустить двигатели.

– Вот интересно, согласятся они нам его одолжить?

– За спрос денег не берут, – пожал плечами Кэш. – Хотя, на мой взгляд, вам проще будет уговорить бассет-хаунда есть капусту.

– В любом случае мы должны попробовать, – твердо заявил Питт.

– У вас полярная экипировка имеется?

– В самолете.

– Тогда вам лучше переодеться. До “корабля снегов” придется топать пешком. Кстати, – спохватился Кэш, – пока не забыл, надо сказать нашим механикам, чтобы накрыли ваш самолет и поставили нагреватель, иначе у вас в момент замерзнут двигатели, горючее и гидравлика, а корпус обледенеет. Стоит здесь оставить что-нибудь на открытом месте – через неделю приходится откапывать.

– Да уж, вы распорядитесь, пожалуйста, – согласился Джиордино. – Не исключено, что нам все-таки придется им воспользоваться в аварийном порядке, если, конечно, не найдется другого выхода.

– Очень хорошо. Встречаемся через полчаса, и я отведу вас к “кораблю снегов”.

– А что это за тип, который руководит операцией по его реставрации? – спросил Питт.

Кэш задумался, потом снова пожал плечами:

– Честно говоря, даже не знаю, что вам сказать. Довольно эксцентричный старикан и очень богатый. Парни из его команды называют его Папашей.

Пит и Джиордино вот уже почти час тащились за Кэшем по тропе, маркированной красными флажками. Наконец в отдалении замаячили крошечные человеческие фигурки, деловито снующие вокруг большого синего шатра, похожего на цирковое шапито и соседствующего с дюжиной оранжевых полярных палаток. Шел слабый снег, оседая на палатках тонким белым покрывалом. Кому-то может показаться странным, но в Антарктиде редко случаются обильные снегопады. Это самый сухой континент на Земле, и возраст снежного слоя уже на глубине нескольких дюймов исчисляется десятилетиями.

Было ясно и почти безветренно, но Питт и Джиордино, еще не привыкшие к низким температурам Антарктики, здорово мерзли даже в теплой полярной одежде. Сквозь остатки озонового слоя ярко светило солнце, и только тонированные стекла очков спасали глаза от нестерпимого блеска снегов, отражающих солнечные лучи не хуже зеркала.

– До чего же здесь покойно и мирно, – вздохнул Питт, озирая величественный пейзаж. – Ни автомобилей, ни смога, ни шума.

– Не стоит обманываться, – отозвался Кэш. – Хорошая погода может смениться циклоническим адом так быстро, что и плюнуть не успеете. Мне теперь и не сосчитать, сколько мои подчиненные отморозили пальцев, которые потом пришлось ампутировать. Регулярно находят замерзшие тела, иногда тридцати-сорокалетней давности. Поэтому каждый, кто работает в Антарктиде, должен представить и сдать на хранение полный рентгеновский снимок зубов и носить, не снимая, идентификационную бирку – вроде той, что цепляют к собачьему ошейнику. И все равно люди постоянно пропадают без вести, и ни за что не угадаешь, кому и когда доведется опознавать твои останки.

– Весело, ничего не скажешь!

– Больше всего народу гибнет в снежных зарядах. Человек выходит на знакомый короткий маршрут, внезапно поднимается ветер, видимость сокращается до нуля, и несчастный замерзает – порой в двух шагах от станции.

Последнюю четверть мили все трое преодолели в молчании, размеренно шагая по шероховатому неровному льду, испещренному каббалистическими письменами ветра. Чем ближе они подходили к берегу, тем корявей и волнистей становилась поверхность ледника. Питт начал ощущать первые признаки усталости – недосыпание и напряжение последних дней сказались разом, – но мысль о том, чтобы сдаться и пустить все на самотек, ни разу не закралась ему в голову. Слишком многое стояло на кону, чтобы сбросить карты, как в покере, если не повезло со сдачей или прикупом. И все же походка его была уже не такой энергичной и упругой, как на выходе со станции, да и никогда не унывающий Джиордино тоже слегка увял.

Дойдя до места, они сразу направились к большому шатру, разбитому в центре палаточного лагеря. Непередаваемое зрелище громады “корабля снегов” ошеломило Питта и Джиордино едва ли не сильнее, чем гигантские суда-ковчеги Вольфов. На фоне десятифутовых колес с чудовищно толстыми шинами люди казались карликами. Кабина водителя, расположенная на высоте шестнадцати футов в верхней части корпуса, почти достигала купола шатра. Сразу за кабиной начиналась крыша фургона – плоская, ровная и оснащенная специальными креплениями для перевозки самолета-разведчика, который так и не доставили в Антарктиду в далеком 1940 году. Целиком выкрашенный в красный цвет, если не считать широкой горизонтальной оранжевой полосы, протянувшейся вдоль бортов, “корабль снегов” изрядно смахивал на колоссальных размеров пожарную машину.

Громкие визгливые звуки, слышные еще при приближении к лагерю, издавали бензопилы, с помощью которых двое операторов прорезали дюймовой ширины и глубины насечки в толстенных покрышках. За этим грубым, но действенным способом усиления протекторов внимательно наблюдал седовласый и седобородый старик лет семидесяти. Кэш шагнул вперед и похлопал его по плечу, чтобы привлечь внимание. Старик обернулся, узнал Кэша и жестом предложил всем следовать за собой. Он вывел гостей наружу, привел в соседнюю палатку, в которой размещалась походная кухня с портативной плитой, и предложил рассаживаться на пластиковых стульях вокруг складного металлического стола.

– Здесь потише будет, – пояснил он, приветливо улыбаясь и поочередно разглядывая визитеров добрыми, но с хитринкой зеленовато-голубыми глазами.

– Дирк Питт и Ал Джиордино из Морского агентства, – представил друзей Кэш. – У них важное и срочное правительственное задание, и они очень надеются, что вы им поможете.

– Имя у меня странноватое, поэтому мои ребятишки называют меня Папашей. И вы так же зовите, я не обижусь, – сказал старик, пожимая руки. – Так чем могу служить?

– Мы с вами раньше, случайно, не встречались? – спросил Питт, в свою очередь внимательно изучая морщинистое лицо хозяина.

– Вполне возможно. Где мне только не приходилось бывать!

– Скажите, Папаша, – обратился к нему Питт, сразу переходя к сути дела, – “корабль снегов” сейчас в состоянии достичь Южного полюса?

– Для того его и строили, хотя если бы вы задали этот вопрос лет шестьдесят или даже неделю назад, я бы без колебаний ответил “нет”. В ходе испытаний на шоссе и грунтовых дорогах эта машина проявила себя с лучшей стороны, а вот на льду опозорилась. Конфуз случился в первую очередь потому, что покрышки поставили гладкие. Естественно, на скользкой поверхности они буксовали. Другая конструкторская ошибка – неверный расчет коэффициентов передач. Преодолеть в такой машине даже небольшой подъем ничуть не легче, чем вести тягач с груженым трейлером вверх по серпантину Скалистых гор на шестнадцатой передаче. Десять минут такой езды могут запросто запороть двигатель. Мы поменяли все передачи и сделали нарезку на протекторах, так что теперь, думаю, он вполне способен оправдать былые ожидания и добраться до полюса.

– А если “кораблю снегов” встретится слишком широкая трещина, через которую не перевалить обычным способом? – поинтересовался Джиордино.

– Томас Поултер, конструктор и строитель этого вездехода, придумал гениальное новшество. Вы обратили внимание, что колеса размещены близко к середине корпуса, поэтому носовая и кормовая части как бы нависают над ними на двенадцать футов. Колеса можно втягивать вверх до уровня днища кузова. Подъезжая к трещине, водитель поднимает передние колеса. Затем, пользуясь тягой задних колесных пар, передняя секция перебрасывается через трещину. Как только передние колеса оказываются на той стороне, они опускаются обратно и продолжают движение. Задние, дойдя до края, в свою очередь убираются, и таким вот манером машина переползает через препятствие шириной до двадцати-двадцати пяти футов. Гениально продуманная система, которая действительно работает.

– Но где же вы нашли нужные шестерни к коробке передач, изготовленной по спецзаказу в единственном экземпляре шестьдесят лет назад?

– Вот тут вы заблуждаетесь, мистер Питт. Эта коробка передач была не единственной. Прежде чем отправиться сюда, мы выяснили, в чем проблема, и нашли способ ее решения. Фирма – производитель этих коробок до сих пор на рынке, и у них в дебрях складских помещений обнаружились ящики со старыми запчастями, среди которых, по счастью, оказались и нужные нам шестеренки.

– Вы уже проводили ходовые испытания? – спросил Джиордино.

– Вы как раз вовремя, – усмехнулся Папаша. – Через час мы собираемся вывести “корабль снегов” на лед – впервые с тех пор, как его поставили на прикол в 1940 году, – и посмотреть, на что он годится. – Между прочим, мы едва успели – еще недели две, и кромка ледяного поля, где его откопали, могла отломиться и вместе с машиной уплыть в море.

– А как вы собираетесь вывезти “корабль снегов” в Штаты? – спросил Джиордино.

– Я зафрахтовал небольшое грузовое судно – оно стоит на якоре неподалеку отсюда. Мы своим ходом подгоним машину по льду к воде и по широким сходням заведем на борт.

– Скажите, Папаша, – перешел Питт к главному вопросу, от ответа на который могла зависеть судьба человечества, – если ходовые испытания пройдут успешно, не могли бы мы одолжить ее у вас на день-другой?

Выражение лица Папаши сразу сделалось отчужденным и непроницаемым. Он повернулся к Кэшу:

– Надеюсь, ваш приятель шутит?

Кэш покачал головой:

– Он не шутит. Этим людям позарез нужен транспорт, чтобы добраться до обогатительного комбината в шестидесяти милях отсюда.

Папаша немного оттаял.

– Вообще говоря, я должен бы сразу ответить категорическим отказом. Но из уважения к мистеру Кэшу постараюсь объяснить вам свою позицию. На то, чтобы откопать “корабль снегов”, привести в рабочее состояние и переправить в Смитсоновский институт в Вашингтоне, я угрохал триста тысяч долларов. Когда я год назад заводил разговор о восстановлении этой машины, меня поднимали на смех. Мы с моими ребятами вели раскопки в такую погоду, что даже вспоминать и то холодно. Подъем на поверхность такой громады с тридцатифутовой глубины – тоже была адова работенка, но мы справились и чертовски этим гордимся. Теперь вы понимаете, надеюсь, почему я отнюдь не жажду отдавать “корабль снегов” посторонним людям, которых в первый раз вижу, для увеселительной прогулки по антарктическим просторам?

– Поверьте мне, – очень серьезно сказал Питт, – речь идет вовсе не об увеселительной прогулке. Как ни глупо это звучит, мы хотим попытаться предотвратить катастрофу мирового масштаба.

– Я сказал “нет”.

Питт и Джиордино переглянулись. Питт выудил из внутреннего кармана своей полярной куртки миниатюрную записную книжку в кожаном переплете и щелчком переправил ее на противоположный конец стола.

– Если не сочтете за труд ознакомиться с содержимым, уважаемый Папаша, – снова заговорил Питт, – то найдете на первой странице несколько телефонных номеров. Они записаны в следующем порядке: Овальный кабинет Белого дома, Объединенный комитет начальников штабов в Пентагоне, генеральный директор НУМА и Комитет по безопасности Конгресса США. Далее следуют номера и имена еще нескольких очень важных персон, которые могут подтвердить достоверность и важность информации, которой я вынужден в сложившейся ситуации поделиться с вами.

– И что же такое секретное и сверхординарное вы собираетесь мне открыть? – недоверчиво хмыкнул Папаша.

Ровно полтора часа спустя Папаша со своей командой и Фрэнк Кэш, столпившись на границе палаточного лагеря, провожали грустными взглядами большой красный вездеход. Изрыгая в ярко-синее небо клубы черного дыма из выхлопной трубы, он быстро удалялся, плавно покачиваясь на ходу, к ледовому горизонту.

– Хотел бы я знать, как же все-таки зовут Папашу на самом деле? – заметил Питт, сидя, чуть сгорбившись, за штурвалом “корабля снегов”. Он внимательно следил за дорогой, высматривая впереди трещины и торосы.

Джиордино, только что вышедший из штурманской рубки в задней части просторной кабины, стоял у него за спиной, изучая топографическую карту той части ледника Росса, по которой пролегал их предполагаемый маршрут.

– У дедка из кармана торчал конверт, адресованный некоему Клайву Касслеру.

– Имя и вправду не совсем обычное. И у меня такое ощущение, что оно мне знакомо.

– Наплюй и не бери в голову, – равнодушно буркнул итальянец.

– Надеюсь, я не выдал желаемое за действительное, когда пообещал Папаше вернуть его любимый внедорожник в том же состоянии, в каком одолжил.

– Если мы даже чуток и поцарапаем его тачку, адмирал Сэндекер, я думаю, не откажется оплатить счет за ремонтные работы.

– Так ты мне даешь направление или не даешь? – проворчал Питт; его покоробило пренебрежительное отношение напарника к уникальной машине, которую он сам с величайшим удовольствием приобщил бы к своей коллекции.

– А где твое устройство глобальной навигационной спутниковой системы?

– Забыл в спешке переложить, когда переодевались. К тому же ГНС в сороковом году еще не существовало.

– Вон туда езжай, – порекомендовал Джиордино, неопределенно махнув рукой куда-то в пространство. Питт поднял брови:

– И это все, на что ты способен?

– Ни один навигационный прибор, даже самый совершенный, не заменит человеческий глаз, – гордо заявил итальянец.

– А ты не находишь, что твои рассуждения не имеют ничего общего со здравым смыслом?

– Как ты думаешь, скоро доберемся? – спросил Джиордино, пропустив мимо ушей язвительное замечание напарника.

– До залива Окума шестьдесят миль, – начал прикидывать вслух Питт. – Больше двадцати в час из этой древней колымаги не выжать. Если ни на что не напоремся и не придется пускаться в объезд, то часика за три доползем. Очень надеюсь опередить штурмовую группу. Прямая атака может побудить Карла Вольфа ускорить процесс отделения ледника.

– У меня нехорошее предчувствие, что пролезть туда будет посложнее, чем на верфь.

– Сплюнь через плечо и забудь, – посоветовал Питт. – Потому что, если у нас ничего не получится, мы разочаруем очень многих людей.

38

Пылающий лимонно-желтый посреди лазурного небосвода солнечный диск с азартом атаковал заснеженные просторы стрелами слепящих лучей; их интенсивность и яркость многократно усиливались из-за высокой отражающей способности фирна и ледяных полей. По безлюдью промерзшей пустыни, как большой ярко-красный жук по измятой простыне, неторопливо полз “корабль снегов”, вздымая за собой облака снежной пыли, окрашенные в легкую синеву выхлопными газами двух мощных дизелей. Огромные колеса смачно хрустели, вгрызаясь в лед и снег самодельными насечками протекторов. Многотонная махина без видимых усилий пожирала милю за милей, двигаясь с тяжеловесной грацией давно вымершего мастодонта.

Питт удобно расположился в кресле водителя, крепко сжимая обеими руками штурвал, напоминающий рулевое колесо междугородних автобусов, и держа курс на горную гряду – она постепенно вырастала на горизонте прямо по ходу.

Мощные обогреватели поддерживали в кабине вполне комфортную температуру. Единственное, что слегка раздражало Питта, постоянное намерзание инея на всех трех ветровых стеклах из-за несовершенства вентиляционной системы. Хотя Питт вел машину, раздевшись до свитера, верхняя одежда лежала под рукой – на случай непредвиденных обстоятельств, требующих спешной эвакуации. Как бы успокаивающе ни выглядел залитый солнцем ландшафт, каждый, кому довелось хотя бы недолго поработать в условиях полярной зоны, знал, как стремительно солнечная погода может смениться смертоносной круговертью метели, в мгновение ока превращающей ясный день в непроглядную ночь.

Питт гнал “корабль снегов” по неровной поверхности ледника, подстегиваемый острым ощущением надвигающейся катастрофы и стремлением как можно скорее добраться до обогатительного комплекса.

– Можешь уточнить азимут, – окликнул Питт напарника, когда тот вернулся в штурманскую рубку и склонился над развернутой на столике картой ледника Росса.

– Да на кой черт тебе азимут? – отозвался итальянец. – Направь это доисторическое чудовище на самую большую вершину горного хребта прямо по ходу и жми на газ. Ничего сложнее от тебя не требуется. Нет, постой, еще один момент: постарайся, чтобы море все время оставалось по левую руку от тебя.

– Море по левую руку! – саркастически повторил Питт. – Ты что кончал, Ал, – Академию ВВС или курсы бойскаутов?

– Но ты же не хочешь, чтобы мы добирались до места вплавь?

– А вдруг погода испортится и видимости не будет?

– Тебе так нужен этот азимут? – ухмыльнулся Джиордино. – Замечательно! Любой по компасу на твой выбор. У тебя ровно триста шестьдесят вариантов.

– Прости, старина, отвлекся, – устало произнес Питт. – Совсем из башки вылетело, что в здешних местах стрелка компаса указывает только на север. – Он помолчал, потом вдруг обернулся к напарнику, хитро усмехаясь: – Держу пари, ты обожаешь рассказывать маленьким детям на ночь страшные сказки.

– С чего ты взял? – уставился на него Джиордино, пытаясь понять, куда он клонит.

– Шельфовая часть ледника Росса выше на двести футов уровня моря и отвесно уходит в глубь еще на девятьсот. Если мы сверзимся, то, что от нас останется, едва ли куда-то доплывет.

– Ну уел, ничего не скажешь! – расхохотался итальянец. – Выходит, не только у тебя случаются провалы в памяти.

– Кроме того, мы еще рискуем быть унесенными в море – если та часть ледника, по которой мы едем, вдруг отколется. Тогда будем куковать на дрейфующей льдине, пока нас не смоет волной при сдвиге полюсов.

– И он еще смеет меня критиковать! – театрально оскорбился Джиордино. – Да по сравнению с твоими страшилками мои звучат невиннее сказок Матушки Гусыни!

– Что-то не нравится мне вон-то темное облачко на горизонте, – озабоченно заметил Питт, поглядев на небо.

– Мне тоже. Успеем, как думаешь?

– За последний час мы прошли двадцать одну милю. Если не будет задержек, то меньше чем через два часа будем на месте.

Они должны были успеть во что бы то ни стало. Если штурмовая группа спецназа не справится с поставленной задачей, единственной надеждой на спасение останутся Питт и Джиордино, хотя что говорить – двух человек маловато. Но сейчас Питт больше всего опасался нарваться на слабый лед или влететь в не замеченную вовремя трещину. Пока им везло: ледяная пустыня не таила скрытых ловушек под припорошенной снегом поверхностью – сравнительно ровной и гладкой, если не считать застругов и борозд, как на свежевспаханном поле. Если на пути и попадались трещины, Питт замечал их загодя и после быстрой оценки ситуации либо переваливал через препятствие, либо объезжал его.

Но, должно быть, однообразный ландшафт и ровное гудение дизелей притупили его внимание, потому что очередную трещину шириной не меньше полусотни ярдов Питт заметил, только оказавшись чуть ли не на самом ее краю. Вовремя спохватившись, он быстро крутанул штурвал вправо, машина послушно развернулась и пошла параллельно краю пропасти в каких-нибудь пяти футах от обрыва. Через полмили расщелина сузилась и сошла на нет, и Питт снова лег на прежний курс.

Сверившись со спидометром, он отметил, что скорость возросла до двадцати четырех миль в час. Должно быть, в недрах машинного отделения “корабля снегов” таились до поры скрытые резервы, которые не без успеха старался выявить Джиордино, родившийся, по его собственным словам, с гаечным ключом в руке. Он увлеченно возился с инжекторами двух огромных дизелей, занимаясь тонкой регулировкой клапанов и варьируя впрыск горючего.

Впереди по-прежнему простиралась ледяная пустыня – безжизненная, однообразная, зловещая, но одновременно величественная и прекрасная, завораживающая своим безмолвием и бескрайностью. Питт едва успел ударить по тормозам и переключить сцепление, ошеломленно наблюдая, как всего в сотне футов прямо по ходу внезапно разверзлась трещина и стала стремительно разбегаться в обе стороны ледяного поля.

Он распахнул дверь кабины, спустился по трапу на лед, подошел к краю трещины и заглянул в нее. Открывшееся его глазам зрелище одновременно восхищало и ужасало. Стены расщелины отвесно уходили вниз на невообразимую глубину, теряясь во тьме провала. Серебристо-белые верхние слои льда уже на глубине нескольких ярдов приобретали зеленовато-голубую окраску. И чем глубже, тем темнее становился лед. Ширина трещины составляла около двадцати футов. Услышав за спиной скрип шагов по снегу, Питт обернулся.

– Что делать будем? – озабоченно спросил Джиордино. – Тут на кривой не объедешь – по-моему, она через весь материк тянется.

– Помнишь, Папаша рассказывал, что колеса могут втягиваться при переходе через трещины? Давай-ка посмотрим инструкцию, которую он нам вручил.

Папаша не погрешил против истины, назвав конструктора “корабля снегов” Томаса Поултера гениальным изобретателем. Придуманный им способ преодоления трещин оказался не только действенным, но и достаточно простым на практике. Днище корпуса было плоским, как лыжа, а нос и корма выдавались футов на двенадцать над передними и задними парами колес. Питт привел в действие нужные рычаги и поднят передние колеса до уровня рамы. Затем, используя тягу задних колес, подал машину вперед. Как только передняя секция перевалила трещину и выдвинулась достаточно далеко за противоположный край, он снова выпустил передние колеса, втянул задние, переключил привод и тем же манером перетащил через расщелину корму “корабля снегов”. Теперь осталось только вернуть заднюю пару на место – и можно смело продолжать движение.

– Будь я репортером, я бы назвал это блистательным инженерным решением! – восхищенно заявил Джиордино. – Жаль, того парня уже нет в живых – с превеликим удовольствием пожал бы ему руку. И напоил до потери сознания, – добавил он по некотором размышлении.

Питт переключил передачу и снова развернул бульдожью морду “корабля снегов” в направлении остроконечного пика, на добрую тысячу футов возносящегося над другими вершинами.

– Полностью с тобой согласен, – заметил он, – но вот как мог такой человек ошибиться в расчете коробки передач да еще обуть свое детище в лысые протекторы?

– Никто не идеален, – философски пожал плечами итальянец. – Кроме меня, разумеется.

Питт принял это заявление с привычной снисходительностью, но не преминул уколоть:

– Кто же спорит, старина. Кстати, пощупай лопатки – крылышки еще не проклюнулись?

Джиордино снова нырнул в машинное отделение, прихватив с собой инструкцию.

Питт надеялся, что темнота прикроет их проникновение на территорию комплекса, но в это время года в Антарктиде почти не бывает промежутка между закатом и рассветом. Он понимал, что в ближайшие полтора часа непременно должен что-то придумать. Миля за милей ложились под колеса вездехода, и скоро на горизонте должны были показаться корпуса комбината.

В голове у Питта начали понемногу складываться в единое целое кирпичики рискованного плана – дерзкого и отчаянного, однако сулящего неплохие шансы на успех. Но в тот самый миг, когда к нему пришло озарение, вмешались невидимые силы, сама природа, как будто ведомая злой волей, взбунтовалась против осуществления его замыслов. Воздух внезапно сгустился и сделался непрозрачным, как кружевной занавес. Из глубин материка вырвался ураганной силы шквалистый ветер. Видимость упала до нуля, и все вокруг приобрело неясные, размытые очертания. Синий небосвод в считанные секунды застлало белесой пеленой, солнца как не бывало, и только ветер разъяренным чудовищем метался над ледником, зловеще завывая на все лады. Окружающий мир сузился до предела и превратился в сплошной белый вихрь.

Питт вдавил акселератор до упора и вцепился в руль, изо всех сил стараясь удержать многотонную громадину на прямом курсе. Времени оставалось в обрез, и он не собирался останавливаться, бросая вызов стихиям и идя наперекор капризам природы.

Ураганный ветер подхватывал и закручивал смерчем охапки снежной крупы и мелких льдинок, обстреливая ими кабину, как картечью, с такой силой, что Питт всерьез начал опасаться, выдержит ли трехслойное небьющееся стекло довоенного производства. Его сильно швырнуло вперед, когда “корабль снегов” наткнулся на невидимую преграду. Питт напрягся, ожидая повторного толчка, но машина уже перевалила через препятствие и снова покатила по гладкому льду. Из люка машинного отделения высунулась голова Джиордино.

– Проверь приборы, двигатели греются. Тут нет циркуляции воздуха, и из радиатора уже пар валит.

Питт перевел взгляд на приборную панель. Давление масла чуть понижено, но в пределах нормы, а вот стрелки температурных датчиков уже зашкалило в красную зону. Вода из радиаторов испарялась с необыкновенной скоростью и грозила окончательно выкипеть. Если это случится, лопнет водяной шланг двигателя, а затем прогорят и заклинятся в цилиндрах поршни. Уже сейчас ровный гул дизелей стал перемежаться натужным покашливанием.

– Скорей напяливай все свои теплые шмотки! – крикнул

– Питт. – Как только оденемся, откроешь дверь кабины с правой стороны. Пусть двигатели остудит холодным воздухом.

– А нас заморозит в сосульки?! – послышался из трюма возмущенный голос итальянца.

– Придется потерпеть, пока двигатели не остынут до нормальной температуры.

Оба поспешно натянули комбинезоны и парки, при этом Питт героически сражался на два фронта, натягивая на себя тяжелую меховую одежду и одновременно удерживая машину на курсе. Полностью экипировавшись, он подал знак Джиордино, и тот распахнул дверь. Клубящийся хаос проник в кабину, мгновенно выдув из нее теплый воздух. Питт скорчился за рулем, полузажмурив глаза, а вокруг него бесновался полярный ветер, завывая на все лады и воем своим перекрывая даже рев дизелей.

Принимая столь радикальное решение, Питт не предусмотрел одного обстоятельства: резкое понижение температуры – на сорок градусов в считанные секунды – может вызвать шок. Если человек должным образом одет для защиты от холода, он может в безветренную погоду при температуре в шестьдесят семь градусов ниже нуля выдержать от двадцати до тридцати минут без обморожения и других неприятных последствий. Но, когда к трескучему морозу присоединяется ураганный ветер, охлаждение способно убить человека буквально за несколько минут. Одежда Питта достаточно надежно защищала его от мороза, но не могла противостоять натиску полярной бури, жадно высасывающей из-под нее последние крохи тепла.

Джиордино в машинном отделении имел некоторое преимущество перед напарником. Он забился в щель между двумя двигателями, греясь у пока еще теплых радиаторов. За себя он не волновался, но его сильно беспокоило, выдержит ли Питт следующие несколько минут, пока радиаторные решетки не охладятся до приемлемого уровня. Общаться они уже не могли – вой ветра заглушал все прочие звуки.

Следующие несколько минут показались Питту самыми длинными в его жизни. Такого жутчайшего холода он еще никогда не испытывал. Ветер пронизывал насквозь, будто кромсая невидимым скальпелем кожу и внутренности. Он не сводил глаз со стрелок температурных датчиков, которые неуклонно ползли вниз, но ползли мучительно медленно. Пригоршни льдинок назойливо барабанили в ветровые стекла и осиным роем врывались в открытую дверь, покрывая приборную доску и самого Питта белой коркой. Включенный на полную мощность обогреватель потерпел полное поражение в неравной схватке с морозным воздухом: ветровое стекло быстро обледенело изнутри, а дворники снаружи намертво завязли в сугробах, наметенных на него снежной бурей. Уже не видя перед собой ничего дальше руля, Питт сжался и застыл в бурном водовороте сплошной белизны. Ощущение было такое, будто он угодил прямо в пасть злобному призраку с тысячами острых, мелких зубов.

Питт стиснул челюсти, чтобы не стучали зубы Борьба со стихиями, ему неподвластными, понимание того, что от него зависит спасение миллиардов жизней, придавали сил удерживать курс, невзирая на леденящий ветер и жалящий лед. Больше всего Питта пугала перспектива заехать в какую-нибудь трещину. Единственно разумным выходом в данной ситуации было бы замедлить скорость до черепашьей и выслать Джиордино вперед прощупывать лед. Но это не только подвергало бы смертельному риску жизнь друга, но и означало потерю драгоценного времени, а позволить себе подобную роскошь Питт просто не имел права. Ноги онемели, налились свинцовой тяжестью и перестали слушаться, поэтому он не снимал ступни с педали акселератора, как будто примерзшей к полу.

Не предвещавшая в самом начале никаких неприятностей поездка в считанные минуты обернулась леденящим кошмаром. Вернуться нельзя – надо выполнить задачу или погибнуть. Между тем неистовая ярость снежной бури не выказывала никаких признаков ослабления. Плохо повинующейся рукой Питт кое-как смахнул с приборов толстую ледяную корку. Стрелки термодатчиков вышли-таки наконец из красной зоны. Но чтобы добраться до места без дальнейших задержек, необходимо выждать, пока они не удалятся от критической черты еще минимум на двадцать градусов.

Питт был слепцом в ослепшем мире. Все чувства его притупились, отказывая одно за другим. Первым он лишился осязания. Конечности окоченели и потеряли чувствительность. Тело сделалось чужим и отказывалось отзываться на команды. Дыхание стало прерывистым и затрудненным, каждый вдох морозного воздуха опалял легкие жгучим пламенем. Кровь загустевала, ледяное оцепенение просачивалось сквозь кожу, жалящая боль терзала тело и высасывала силы. Питт и представить не мог, что холод способен убивать так быстро. Только невероятным усилием воли удерживался он от соблазна дать Джиордино команду закрыть дверь. Сильнее ветра и холода была в нем воля к победе.

Питту неоднократно доводилось сталкиваться лицом к лицу со старухой с косой, но всякий раз удавалось плюнуть ей в глаза и благополучно улизнуть восвояси. Пока он способен дышать и мыслить, у него остается шанс. Только бы ветер стих! Питт знал, что снежная буря часто прекращается так же внезапно, как и началась. “Почему бы и этой не поступить так же?” – спрашивал он у себя, потому что больше не у кого было спросить. Черным облаком расползалась внутри страшная пустота. Вслед за осязанием начались нелады со зрением, а проклятые стрелки все никак не могли доползти до зоны нормальной температуры.

Но даже в эти роковые минуты, когда жизнь его повисла на волоске, Питта поддерживала не иллюзорная надежда, а непоколебимая вера всебя, в Джиордино и в свою удачу. Нет, от помощи Всевышнего он бы тоже не отказался, но это уж на Его усмотрение. Питту изначально претило приветствовать Великое Ничто распростертыми объятиями. И кто бы ни явился по его душу, будь то ангелы или демоны, он твердо решил для себя, что будет драться до конца. А там пускай Большое жюри[283]решает, что перевесит – его хорошие поступки или плохие. Повлиять на исход он в любом варианте не имел возможности, и этот неоспоримый факт был единственной реальностью, четко осознаваемой Питтом в последние минуты перед тем, как окончательно обратиться в ледяную статую.

Если кто-то там наверху замыслил устроить ему испытание, Питт решительно не понимал, в чем же, черт побери, заключается его смысл. Он быстро коченел, постепенно отрешаясь от всего земного и одновременно возвышаясь от простого смертного до человека, вышедшего за отведенные ему пределы. Голова по-прежнему оставалась ясной, мозг работал в нормальном ритме, четко просчитывая шансы и последствия. Он отбросил прочь сгущающийся черный кошмар; физические страдания и тягостные предчувствия утратили смысл и значение. И в этот миг возвышенного просветления все его существо взбунтовалось, наотрез отказываясь признать неизбежность конца. Всякая мысль о смерти внушала такое непреодолимое отвращение, что моментально отбрасывалась и изгонялась, не успев оформиться.

Организм каждой клеточкой взывал: тепла, тепла! Инстинкт самосохранения настойчиво требовал выбросить белый флаг и сдаться, но железная воля помогла Питту вынести еще десять минут этой добровольной пытки. И ни разу за эти бесконечные минуты у него не возникло и тени сомнения в том, что они с Джиордино вытерпят всё до конца и выдержат все испытания – вопреки погоде, вопреки греющимся двигателям, вопреки самим себе, вопреки всему миру. Есть долг, который надо выполнить, а все остальное не имеет значения. Снова смахнув снежное крошево с приборов, он увидел, что стрелки двигаются быстрее и почти приблизились к желанной отметке. “Еще двадцать секунд”, – убеждал он себя, и потом снова – “еще двадцать”. И вдруг ликующее чувство невероятного облегчения – когда дрогнувшие стрелки коснулись наконец долгожданной черты безопасности.

Питт так замерз, что вряд ли сумел бы раскрыть рот, чтобы окликнуть Джиордино. Но того и звать не пришлось – он сам понял, что настало время, приложив ладонь к решетке радиатора. Пулей вылетел из машинного отделения, захлопнул дверь, перекрыв доступ в кабину бешеной снежной круговерти, убедился, что отопление работает на полную мощность, бес церемонно выволок Питта из кресла водителя, сел на его место и остановил машину.

– Все, хорош прохлаждаться! – решительно заявил Джиордино, с болью в сердце отметив про себя, что его лучший друг балансирует на грани смерти от переохлаждения. – Ты уже достаточно потрудился на благо человечества, пора и отдохнуть. Сейчас я отведу тебя вниз, прислоню спинкой к одной теплой решетке, а ножками к другой – и сразу согреешься.

– “Корабль снегов”, – прохрипел Питт, с трудом шевеля замерзшими губами. – Держи его на курсе.

– Не переживай. Дядюшка Ал не хуже твоего справится с этим бегемотом.

Удобно устроив напарника на полу между двумя дизелями, Джиордино вернулся в обледеневшую кабину, сел за штурвал и включил первую скорость. А минуту спустя красный вездеход уже продирался напрямик сквозь шторм и метель со скоростью двадцати четырех миль в час.

Согласное тарахтение дизелей, снова работающих нормально, звучало для ушей Питта лучше всякой музыки, словно песня возрожденной надежды. Никогда в жизни не было ему так хорошо и покойно, как сейчас. Он купался в волнах горячего воздуха, щедро нагреваемого двигателями, жадно поглощая живительное тепло каждой клеточкой тела. Вновь забурлила и побежала по жилам оттаявшая кровь, и Питт позволил себе немыслимую роскошь просто расслабиться и подремать полчасика, твердо зная, что штурвал “корабля снегов” в надежных руках.

И уже на грани засыпания болезненно кольнула вдруг тревожная мысль: успели высадиться штурмовые группы спецназа, или десант накрыло снежным зарядом и они теперь заняты исключительно тем, что пытаются выжить поодиночке?

39

Подобно беспёрому птеродактилю, парящему над мезозойским ландшафтом, “Макдоннел-Дуглас С-17” без опознавательных знаков, кроме маленького звездно-полосатого флажка на хвостовом стабилизаторе, летел над океаном жемчужных облаков, укрывших плотным непроницаемым слоем ослепительно белые льды и снега Антарктиды.

Капитан ВВС Лайл Стаффорд, сидя за штурвалом в пилотской кабине самолета, летящего над замерзшим континентом, чувствовал себя так же комфортно, как у себя дома. Обычно он совершал регулярные рейсы между Крайстчерчем в Новой Зеландии и американскими полярными станциями, рассеянными по всей Антарктиде, перевозя ученых, оборудование и провиант. Но на этот раз контингент пассажиров заметно отличался от того, к которому он привык. Кому-то понадобилось срочно доставить спешно сформированные штурмовые группы на ледник Росса и выбросить их над побережьем залива Окума в районе расположения обогатительного предприятия “Дестини Энтерпрайзес”.

Внешностью Стаффорд больше походил на пресс-секретаря процветающей фирмы, чем на полярного летчика. Аккуратно подстриженные седеющие волосы, уверенная манера держаться и легкая доброжелательная улыбка на породистом лице. Он с неизменной готовностью принимал участие во всех благотворительных кампаниях и акциях, проводимых под эгидой ВВС. Во время полета Стаффорд, как правило, читал книгу, пока второй пилот, лейтенант Роберт Брэннон из Калифорнии, такой долговязый, что в пилотском кресле его колени задирались чуть ли не до подбородка, вел машину и следил за приборами. Капитан неохотно оторвался от чтения, выглянул в боковой иллюминатор, потом бросил взгляд на дисплей ГНС.

– Пора браться за работу, – объявил он, откладывая книгу в сторону. Потом с улыбкой повернулся к майору Тому Клири, который устроился на табуретке между пилотами. – Распорядитесь включить дыхательные аппараты, майор, пусть ваши парни немного привыкнут к кислороду.

Клири вытянул шею, посмотрел в иллюминатор поверх голов пилотов, но увидел только сплошной облачный покров.

Оставалось надеяться, что приборы не обманули и впереди по курсу действительно показалась северная оконечность ледника Росса.

– Как там со временем?

Стаффорд мотнул головой в сторону приборной панели:

– Будем над точкой выброса через час. Полагаю, ваши ребята готовы и горят нетерпением?

– Готовы – несомненно, а вот насчет нетерпения я не так уверен. У всех имеется опыт прыжков с реактивного самолета, летящего на высоте тридцать пять тысяч футов, но только не со скоростью четыреста миль в час. Мы как-то уже привыкли, что пилот сначала сбавляет скорость и лишь потом открывает люк.

– Извините, но ни ближе, ни ниже, ни медленнее я вас подвезти не могу, – сочувственно покачал головой Стаффорд. – Вся штука в том, что вам необходимо приземлиться таким образом, чтобы ваши парашюты не засекли в воздухе. Полученный мною приказ недвусмысленно гласит, что я иду по программе обычного рейса на Мак-Мердо, не отклоняясь от трассы. Миля-другая в сторону или резкое торможение – и у операторов наземных систем слежения могут возникнуть подозрения. Хочешь не хочешь, но вам придется планировать почти десять миль к точке приземления рядом с периметром охраны.

– Ветер с моря, это вам на руку, – заметил Брэннон.

– Верно. Да и облачность тоже немалый плюс в нашу пользу, – согласился Клири. – Если даже их радары направлены в нашу сторону, оператору надо будет иметь минимум четыре глаза, чтобы засечь нас в промежуток от выброса до раскрытия парашютов.

Стаффорд чуть скорректировал курс и с чувством произнес:

– Ох и не завидую я вам, майор! Прямо из уютного теплого салона окунуться с головой в ледяной вихрь и семидесятиградусный мороз...

Клири улыбнулся:

– Спасибо хотя бы за то, что не повторяете ту бородатую пилотскую примочку насчет прыжка с “абсолютно исправного самолета”. Я боялся, что вы ее непременно вспомните.

Все засмеялись шутке, понятной только профессионалам Десятки лет пилоты задавали парашютистам один и тот же вопрос: “Зачем вы прыгаете с абсолютно исправного самолета?” Впрочем, Клири на этот вопрос давно заготовил фирменный ответ: “Покажите мне абсолютно исправный самолет, и я перестану прыгать”.

– А что касается мороза, – продолжал майор, – так у нас костюмы с электроподогревом, и они не дадут нам превратиться в сосульки, пока мы не опустимся на более теплые уровни.

– Облачный слой тянется вниз до высоты в тысячу футов, так что почти весь спуск придется проводить вслепую, поскольку компасы и приборы ГНС здесь не работают, – сообщил Брэннон.

– Ребята натренированы прыгать и в таких условиях. Главное в затяжном прыжке с большой высоты с целью тайного проникновения в расположение противника – точно придерживаться сетки выброса и всем покинуть борт примерно на одной высоте.

– Мы вас выбросим на одном пятачке. Но на пикник не рассчитывайте.

– Мы и не рассчитываем, – очень серьезно ответил Клири. – Более того, на все сто уверен, что в первые же секунды свободного падения любой из нас предпочтет очутиться в преисподней.

Стаффорд снова взглянул на приборы:

– Как только закончите дыхательную подготовку, я разгерметизирую салон. Сразу после этого даю вам двадцатиминутное, потом десятиминутное предупреждение. Дальше объявлю по интеркому шестиминутную готовность, а за две минуты до цели открываю люк.

– Понял.

– За минуту до выброса даю один тревожный звонок. Когда окажемся над точкой, включаю зеленый свет. На такой скорости вам необходимо вываливаться с минимальным интервалом, иначе я не ручаюсь за кучность приземления.

– Именно так мы и собираемся поступить, – заверил Клири.

– Тогда удачи, – тепло пожелал Стаффорд, пожимая руку майору.

– Спасибо, что подвезли, капитан.

– Ну что вы, не стоит благодарности, – добродушно отмахнулся пилот. – Надеюсь, однако, что в ближайшее время мои услуги вам больше не понадобятся.

– Взаимно, – усмехнулся Клири.

Он встал, выпрямился и вышел из кабины в просторный грузовой отсек, где вдоль фюзеляжа разместились пятьдесят шесть спецназовцев его команды. У всех серьезные, абсолютно спокойные лица и холодная решимость в глазах. Безусловно, они не могли не думать о предстоящем прыжке в неизвестность и неведомых опасностях, ожидающих их на земле, но если кто и терзался сомнениями и страхом, ни один сторонний наблюдатель не нашел бы и тени неуверенности на сосредоточенных физиономиях этих молодых парней, самому старшему из которых не исполнилось еще двадцати пяти лет. Ни смеха, ни пустых разговоров, ни дружеских подначек, но и ворчания или жалоб тоже не слышно. Все, как один, поглощены проверкой и перепроверкой снаряжения. Лучшие из лучших солдат Америки, наспех, но не наугад, отобранные из элитных подразделений, размещенных на ближайших к Антарктиде военных базах США. Часть десантников составляли бойцы спецотрядов, занимающихся борьбой с наркотиками в Южной Америке, а остальные члены штурмовой группы представляли собой сборную команду из флотских “котиков”, диверсантов из армейской “Дельты” и скаутов разведки морской пехоты. Всем им предстояло решить задачу, которой раньше никогда перед ними не ставили – по той простой причине, что никому и никогда ничего подобного не могло привидеться даже в кошмарном сне.

Когда Пентагон был поставлен Белым домом в известность о необходимости срочного проведения войсковой операции, единственным, что оказалось у военных в дефиците, было время. Крупное подразделение спецназа численностью более тысячи бойцов уже находилось в пути от Соединенных Штатов – к заливу Окума, но его прибытие ожидалось только через три часа – срок, который мог оказаться критическим. Предупреждения адмирала Сэндекера были без восторга восприняты высокопоставленными помощниками президента и Объединенным комитетом начальников штабов. Вначале вообще никто не хотел верить в столь невероятную историю, и только когда Лорен Смит и несколько ученых с мировым именем бросили на чашу весов свою репутацию и подкрепили слова адмирала Документальными данными, президент убедился наконец в реальности угрозы и отдал приказ Пентагону любой ценой предотвратить надвигающийся катаклизм.

Вариант ракетной атаки с воздуха быстро отвергли из-за катастрофического недостатка разведданных. К тому же и Белый дом, и Пентагон не были до конца уверены, что не ввяжутся в дикий скандал, сравняв с землей мирное частное предприятие и уничтожив сотни его работников. Никто не знал также точного расположения центра управления процессом разрушения пограничной зоны ледника. Предполагалось, что он размещается в подледной пещере за много миль от комбината, но более конкретных сведений не имелось. Руководство ОКНШ решило наконец, что отправка штурмовых групп сулит наилучшие шансы на успех и не вызовет серьезных международных осложнений в случае ошибки.

Бойцы сидели на тяжелых рюкзаках с парашютными ранцами за спиной. Сержант-инструктор заканчивал проверку. В рюкзаках находилось снаряжение для выживания и боеприпасы к личному оружию “Спартак Q-99” – десятифунтовой смертоносной комбинации автоматической винтовки двенадцатого калибра, автомата калибра 5,56 мм со снайперским прицелом и короткого толстого ствола между ними – ручного ракетомета, выпускающего мелкокалиберные противопехотные ракеты, начиненные шрапнелью и взрывающиеся при столкновении с малейшим препятствием. Запасные магазины, патроны для винтовки и шрапнельные ракеты весили почти двадцать фунтов и хранились в набрюшных сумках, подвязанных к поясу. На верхнем клапане каждой сумки размещалось навигационное табло, оснащенное морским компасом “Сильва” и цифровым альтиметром, с помощью которых парашютист мог легко ориентироваться во время спуска.

Армейцами из группы “Дельта” и приписанными к ним борцами с наркобизнесом командовал капитан Дэн Шарпсберг, а разведчиками морской пехоты – лейтенант Уоррен Гарнет. Флотских “котиков” возглавлял лейтенант Майлз Джейкобс – тот самый, что помогал сотрудникам НУМА на острове св. Павла. Общее командование десантом было возложено на майора Клири, заслуженного ветерана спецназа. Он наслаждался жизнью в отпуске с женой и детьми в Национальном охотничьем парке Крюгера в ЮАР, когда его выдернули оттуда и, не дав ни минуты на размышление, поставили во главе этой сборной солянки. Впервые за всю военную историю Америки эти постоянно конкурирующие элитные подразделения объединили в одно целое.

Каждому участнику операции предстояло впервые опробовать новейший параплан “МТ-1-Зет”, он же “Зулус”. Имея соотношение подъемной и тяговой силы четыре к одному, этот парашют-крыло на каждый метр спуска мог смещаться на четыре метра по горизонтали – преимущество, которое все три группы не могли не оценить по достоинству.

Клири обвел взглядом сидящих в два ряда людей. Ближайший к нему офицер, Дэн Шарпсберг, чуть склонил голову на плечо и широко осклабился. Огненно-рыжий весельчак с редкостным чувством юмора и старый друг Клири, он был одним из немногих, кто действительно с нетерпением ожидал предстоящего самоубийственного прыжка. Дэн “гонял за самолетами” уже много лет и занимал должность старшего инструктора Сухопутных сил армии США, обучая затяжным прыжкам слушателей престижнейшего военного училища в Юме, штат Аризона. В свободное от занятий в училище и периодических вылетов на задания время он совершал затяжные прыжки со спортсменами-парашютистами – просто так, ради собственного удовольствия.

У Клири не было времени проглядеть послужной список Джейкобса и Гарнета, но он не сомневался, что флот и морская пехота дали ему сливки своей элиты. Сам он был патриотом сухопутных войск, но признавал, что “котики” и разведчики морской пехоты входят в число лучших бойцов мира.

Переводя взгляд по очереди с одного юного лица на другое, он с горечью думал о том, что ожидает многих из этих молодых парней. Тем, кому повезет уцелеть при выброске, не заблудиться, не покалечиться при приземлении и спланировать точно на цель, предстоит схватиться не на жизнь, а на смерть со службой безопасности Вольфов. Клири знал, что охрана антарктических владений преступного семейства наследников бесноватого фюрера представляет собой небольшую армию отлично обученных и прекрасно вооруженных наемников, многие из которых служили в тех же отборных частях, что и сидящие сейчас перед ним молодые бойцы. Да, пилот прав – никакого пикника не будет.

– Когда? – сухо спросил Шарпсберг.

– Осталось меньше часа, – ответил Клири и прошелся вдоль цепочки, сообщив то же самое Джейкобсу и Гарнету.

Затем вернулся в середину салона и провел последним инструктаж перед выброской. У каждого десантника в нагрудном кармане теплоизолирующего костюма с подогревом лежал сложенный в строго определенной последовательности набор топографических карт местности, сделанных с помощью компьютерного моделирования на основе скудных данных аэрофотосъемки; с ними надлежало периодически сверяться поело раскрытия парашюта и начала планирования в сторону цели. Точкой приземления и местом сбора команды заранее выбран; большое ледяное поле рядом с комбинатом. Нагромождения торосов на этом участке, частично закрывающие его от визуального наблюдения, давали неплохой шанс произвести высадку и перегруппировку скрытно от охраны. Далее планом предусматривалась атака инженерно-технического центра комплекса, где, по предположениям аналитиков, размещалась аппаратура управления процессом подготовки грядущей катастрофы. Те же военные эксперты подсчитали, что потерь будет меньше, если производить нападение снаружи, а не приземляться сразу на территорию комбината, где парашюты могу г. легко запутаться в лабиринте зданий, антенн, механики и электрооборудования.

Общая координация действий возлагалась на майора Клири, которому предписывалось начать осуществлять ее сразу после того, как каждое подразделение окажется на земле сгруппируется и сосредоточится на атакующей позиции. Всем травмированным при приземлении рекомендовалось не вступать в бой, замаскироваться по мере возможности и терпеливо ждать, невзирая на холод. Ими займутся позже, когда охрана будет обезврежена, а все системы, предназначенные для от деления ледника от берега, разрушены.

Опросив по ходу инструктажа дюжину бойцов и оставшись удовлетворенным их ответами, Клири прошел в хвостовую часть грузового отсека и сам надел парашют и рюкзак. Один из “дельтовцев” Шарпсберга устроил экипировке командира полную инструкторскую проверку, уделив особое внимание кислородному аппарату, без которого не обойтись во время долгого спуска с большой высоты.

Наконец Клири встал спиной к пока еще задраенному грузовому люку и повелительно взмахнул поднятыми над головой руками, привлекая внимание подчиненных. С этого момента до выброски все общение бойцов между собой и офицеров с бойцами штурмовой группы ограничивалось жестикуляцией, что являлось стандартной процедурой. Использовать голосовую связь разрешалось только Клири, Шарпсбергу, Джейкобсу, Гарнету и первому пилоту Стаффорду. После прыжка и раскрытия парашютов связь осуществляется посредством индивидуальных раций, работающих на защищенных частотах. Клири поднес к губам свой радиоаппарат:

– Первый, говорит Волшебник. Как меня слышите?

– Слышу вас, майор, – донесся сквозь слабый треск атмосферных помех голос Стаффорда из пилотской кабины. – Готовы?

– Инструктаж и предвыбросная проверка завершены. Переходим на дыхание из кислородных аппаратов.

Клири присел на свободное откидное сиденье и в который раз окинул взглядом свою команду. Пока что все идет хорошо – даже, пожалуй, слишком хорошо. Как раз тот случай, когда вступает в действие закон подлости. Но и он, майор спецназа, тоже не лыком шит и ни за что не позволит пресловутому мистеру Мерфи[284]сорвать порученное ему важнейшее задание. Благо, никто не паникует, все люди собранны, внимательны и настроены на дело.

Лица и головы десантников под серыми парашютными шлемами облегали плотные шерстяные маски-капюшоны с прорезями для глаз и рта, служащие дополнительной защитой от запредельного холода высот. Шлемы были снабжены специальными очками производства фирмы “Адидас” с желтыми противотуманными стеклами. Но очкам еще придет черед сослужить свою службу, а пока они покоились на налобниках шлемов, позволяя майору Клири и другим офицерам следить за глазами подчиненых и контролировать появление первичных признаков кислородного опьянения. Включив по команде нагреватели в термокостюмах, бойцы приступили к следующему этапу подготовки: каждый внимательно осмотрел экипировку соседа, проверяя, должным ли образом размещено и закреплено все наружное снаряжение. Комбинезоны десантников опутывала продуманная система эластичных шнуров и лямок, предназначение которой заключалось в том, чтобы при прыжке и во время свободного падения одежду не сорвало мощными встречными воздушными потоками.

Лично проверив на передачу и прием все индивидуальные рации и убедившись в их исправности, Клири снова подошел к закрытому люку и повернулся лицом к своей команде. Взгляды всех присутствующих скрестились на подтянутой фигуре майора; лица бойцов и офицеров выражали предельное внимание и готовность к немедленным действиям. Клири повернулся к ближайшему слева спецназовцу и подал условный сигнал “Приготовиться”, резко выбросив вверх оба больших пальца.

Капитан Стаффорд, сидя в кресле пилота, в очередной раз проверял проложенный компьютером курс к заданной цели. Его главной заботой сейчас было выбросить людей именно туда, где у них будут максимальные шансы уцелеть. А главной головной болью – не отклониться от курса и не выбросить их десятью секундами раньше или пятью секундами позже. На скорости четыреста миль в час даже самая незначительная ошибка с его стороны могла привести к катастрофическим последствиям: если десантная группа рассеется на слишком большой площади или окажется слишком далеко от цели, это неизбежно приведет к срыву задания и возможной гибели от обморожения большей части штурмового отряда. Отключив автопилот, капитан передал штурвал Брэннону, чтобы самому ни на что больше не отвлекаться. Щелкнув интеркомом, Стаффорд сквозь кислородную маску строгим голосом напомнил второму пилоту:

– Будь повнимательней. Отклонение всего на градус может им очень дорого обойтись.

– До цели я их доброшу, – самоуверенно ухмыльнулся Брэннон. – А вот на цель должны сбросить их вы, сэр.

– Ты не веришь в навигационные способности своего командира? Ай-яй-яй!

– Тысяча извинений, мой капитан.

– Вот так-то лучше, – назидательным тоном произнес Стаффорд и соединился через интерком с грузовым отсеком. – Майор Клири, вы готовы?

– Готовы

– Экипаж, к выброске готовы?

Два других члена экипажа – опытные инструктора по прыжкам с парашютом – стояли по обе стороны грузового пандуса, подстрахованные лямками, привязанными к крепежным кольцам для груза.

– Сержант Хендрикс готов, капитан!

– Капрал Хоакин готов, сэр!

– Двадцатиминутная готовность, майор, – объявил Стаффорд. – Начинаю предварительную разгерметизацию грузового отсека.

Давление стало падать, температура вместе с ним, и даже в защитных костюмах с подогревом стало несколько прохладно. Воздух начал с шипением вырываться из салона в атмосферу, и через несколько минут давление внутри и снаружи сравнялось.

Время словно ускорило свой бег. Из динамика интеркома опять послышался голос командира корабля:

– Десятиминутная готовность, майор.

– Понял вас, Первый, – подтвердил прием Клири и не без иронии поинтересовался после паузы: – А вы не могли бы включить тут отопление посильнее?

– Как, разве я вам не говорил? – картинно изумился Стаффорд. – Нам нужен лед для коктейлей после того, как вы отправитесь на прогулку.

Следующие две минуты Клири в тридцатый, наверное, раз прокрутивши в уме план проникновения на территорию комбината. В этом плане, разработанном лучшими аналитиками и оперативниками Пентагона, комбинировались элементы затяжного прыжка с большой высоты с низким и высоким раскрытием парашюта, что позволяло свести риск обнаружения к минимуму. На практике это должно было выглядеть так: выброска на высоте тридцать пять тысяч футов, свободное падение до высоты двадцать пять тысяч футов и раскрытие парашютов. Далее предполагалось, что все три команды – “Дельта”, “котики” и морпехи – по отдельности сгруппируются в воздухе, вместе спланируют и кучно приземлятся в намеченной зоне.

Первыми предстояло прыгать бойцам “Дельты” под командованием Шарпсберга, потом “котикам” Джейкобса, а за ними – Гарнету и его разведчикам из морской пехоты. Клири должен был покинуть самолет последним – чтобы наблюдать за спуском и в случае надобности корректировать курс отбившихся от основной массы десантников. Дэну Шарпсбергу, прыгающему первым, присвоили позывной “Утка-мама”, а следующие за ним “дельтовцы” превратились в “утят” под соответствующими номерами. Группе “Дельта” предписывалось по плану осуществить выброску в течение максимум трех секунд. В тот же срок надлежало уложиться людям Джейкобса и Гарнета.

– Шестиминутная готовность, – вывел из раздумья Клири голос Стаффорда.

Глаза капитана не отрывались от монитора компьютера, связанного с оптико-фотометрической системой, позволяющей видеть землю сквозь облака с мельчайшими подробностями. Брэннон вел самолет бережно, как живого, и виртуальный курс на экране дисплея представлял собой идеально прямую линию, тянущуюся к маленькому кружочку, обозначающему цель.

– Да плевать я хотел на их чертовы приказы! – взорвался вдруг всегда мягкий и вежливый Стаффорд и рявкнул во весь голос: – Брэннон!

– Слушаю, сэр? – испуганно пролепетал второй пилот, впервые увидевший своего командира в таком взвинченном состоянии.

– Как только я объявлю минутную готовность, снизишь скорость до ста тридцати пяти узлов. Хочу дать парням лишний шанс. Когда сержант Хендрикс доложит, что последний покинул отсек, увеличишь до двухсот и на этом остановишься.

– Но наземные радары обязательно засекут снижение скорости. Вдруг там что-нибудь заподозрят?

– Я все продумал. Свяжись на открытой частоте с “Мак-Мердо” и сообщи, что у нас неполадки с двигателем, мы сбавляем скорость и прилетим чуть позже.

– Неплохое прикрытие, – согласился Брэннон. – Если они следят за нами с земли и слушают наши переговоры, не вижу, почему бы им в это не поверить.

Лейтенант включил рацию и открытым текстом отправил в эфир дезинформацию, предназначенную для ушей тех, кто наверняка прослушивал переговоры экипажа на всех незащищенных частотах. Затем перевел взгляд на монитор и жестом привлек внимание командира корабля к цифрам, мелькающим на табло монитора и показывающим время и расстояние до контрольной отметки.

– Минус две минуты, сэр.

Стаффорд кивнул:

– Начинай сбавлять скорость. Очень медленно. И с таким расчетом, чтобы за минуту до прыжка, когда я дам звонок, снизить до ста тридцати пяти узлов.

Брэннон несколько раз сжал и разжал пальцы на манер готовящегося к выступлению пианиста и широко улыбнулся:

– Не беспокойтесь, сэр, я сыграю на дросселях, как на органе.

Стаффорд переключил интерком на грузовой отсек:

– Две минуты, майор. Сержант Хендрикс, приготовиться к открытию люка.

– Подготовка закончена, сэр, – ответил несколько секунд спустя спокойный голос Хендрикса.

Капитан повернулся к Брэннону:

– За минуту минус меняемся. Я сажусь за штурвал, а ты ковыряйся с дросселями. Только молча, чтобы не отвлекать меня во время выброски.

Проверив передатчик, Клири встал слева от грузового люка и прислонился спиной к стенке фюзеляжа, чтобы видеть одновременно всех своих людей, табло предупреждения с таймером и сам люк. Выждав секунду, поднял правую руку, плавно описал ею дугу и развернул открытой ладонью перед собой. Этот жест на языке десантников соответствовал приказу “Встать!”

Бойцы встрепенулись, зашевелились и поднялись на ноги, лихорадочно проверяя уже в самый последний раз репшнуры и детали снаряжения и подгоняя поудобнее лямки тяжелых рюкзаков, поверх которых крепились основные парашюты.

– Минутная готовность! – объявил Стаффорд по интеркому. – Сержант, открыть люк! Майор, начинаю обратный отсчет. Следите за табло.

Массивная стальная аппарель грузового пандуса с натужным скрипом начала вываливаться наружу. Сквозь расширяющийся зазор в отсек ворвался порыв ледяного ветра.

– Люк открывается, сэр, – доложил Хендрикс. – Экипаж к выброске готов.

Красные цифры обратного отсчета на табло сменялись удручающе медленно.

С угрюмой решимостью на лицах десантники выстроились в две плотные цепочки по обе стороны от опускающейся заслонки и ухватились руками в толстых перчатках за стальные направляющие тросы, чтобы не свалило с ног мощным потоком воздуха, когда люк полностью откроется. Никто не выказывал внешних признаков растерянности или страха, но отсутствующий и как будто устремленный в себя взгляд некоторых членов команды без слов говорил о глубоких душевных переживаниях и волнении. Но кто возьмет на себя смелость хоть в чем-то упрекнуть этих бесстрашных парней, если ни в одном языке мира не найдется подходящих выражении для адекватного описания того, что предстояло им испытать, нырнув без оглядки в беспросветную пелену облаков и отдав свои хрупкие человеческие тела на растерзание злым ветрам и невообразимому холоду?

Стаффорд тронул Брэннона за плечо:

– Пора. Я беру штурвал и слежу за временем последнего отсчета. Дроссели целиком твои.

Брэннон шутливо вскинул вверх обе руки:

– Машина целиком ваша, кэп!

– Кэп? – переспросил Стаффорд, скривившись, будто у него внезапно разболелся зуб. – Что за фамильярность в обращении к старшему по званию?! Объявляю вам взыскание, лейтенант. – Он включил интерком: – Минутная готовность! Сержант, открыть люк! Майор, начинаю обратный отсчет. Следите за табло.

Клири не подтвердил прием – да этого и не требовалось. Вмонтированный в табло звонок издал короткую тревожную трель. Клири подал следующий сигнал: правая рука выбрасывается вбок на уровне плеча ладонью вверх, потом сгибается в локте и касается шлема. Это была команда передним в цепочках приблизиться к люку и остановиться в трех футах от края. Майор надвинул защитные очки на глаза и начал про себя отсчитывать секунды до выброски. Внезапно он насторожился: происходило что-то не то, не предусмотренное планом. Мгновение спустя он понял, что самолет заметно снизил скорость и процесс продолжается.

– Люк открыт и зафиксирован, капитан, – бесстрастно доложил Стаффорду Хендрикс.

Голос сержанта застал Клири врасплох – он совсем забыл, что не отключил шнур от интеркома.

Рукой он подал своим людям сигнал, означающий “пятнадцать секунд до прыжка”. Глаза его не отрывались от горящего табло и красных цифр обратного отсчета на нем. Все пятьдесят шесть человек команды, разбитые на две равные группы, тесно прижались друг к другу, а возглавляющий передовой отряд Шарпсберг, которому предстояло выброситься первым, завис буквально в дюймах над наклонным пандусом.

И в тот самый момент, когда пульсирующий красный свет в последний раз мигнул и погас, сменившись ярко-зеленым, майор Клири дал отмашку и повелительным жестом указал на полностью открывшийся люк.

Капитан Шарпсберг, словно подхлестнутый электрическим разрядом, рыбкой нырнул из самолета в затянутое облаками ничто. Раскинув руки и ноги, он тут же исчез из виду, как будто выдернутый гигантской пружиной. Члены его команды ненамного отстали от командира, уходя в клубящиеся облака с интервалом в несколько футов и десятую долю секунды. Примерно с той же быстротой, за которой скрывались сотни прыжков и годы тренировок, покинули борт Джейкобс и “котики”. Следом, без перерыва, – Гарнет и его морские пехотинцы. Как только последний морпех соскользнул в бездну, Клири прыгнул за ним и моментально скрылся с глаз.

Хендрикс и Хоакин несколько долгих мгновений вглядывались в белесую муть под крылом, как будто не веря до конца тому, что только что произошло на их глазах. Двигаясь замедленно и неуклюже, как в трансе или под гипнозом, Хендрикс отошел наконец от люка и севшим голосом прохрипел в микрофон кислородной маски:

– Сержант Хендрикс, сэр. Докладываю: борт очищен.

Брэннон немедленно подал дроссели вперед, и уже через несколько секунд приборы показали двести узлов – половину крейсерской скорости “С-17”. Грузовой пандус встал на прежнее место, и давление в отсеке восстановилось. Придерживаясь следующего пункта плана, Стаффорд переключился на секретную частоту и сообщил в штаб Южно-Атлантической группы Сухопутных сил Соединенных Штатов, что выброска завершена согласно графику. Закончив доклад, он повернулся к Брэннону:

– Надеюсь, они выживут.

– Если и выживут, то лишь по той причине, что вы нарушили приказ и сбросили их на скорости меньше нашей крейсерской на добрых двести пятьдесят миль в час.

– И еще надеюсь, что не подставил ребят своим мягкосердечием, – добавил капитан, не испытывая, впрочем, ни малейших угрызений совести. – С другой стороны, прыгать при встречном ветре на полном ходу – это верная смерть, а так у них все-таки есть шанс выкарабкаться.

– Уж кто-кто, а я спорить не стану, – хмуро согласился Брэннон.

Стаффорд тяжело вздохнул и снова включил автопилот.

– Ладно, лейтенант, проехали, дальше уже не наше дело Мы их выбросили точно на пятачок. – Он помолчал, обратив невидящий взгляд на белые облака, бестолково тычущиеся в стекло фонаря кабины и закрывающие визуальный обзор. – Нам остается только молить Господа, чтобы все они приземлились благополучно.

Брэннон бросил на него подозрительный взгляд:

– Что-то я прежде не замечал за вами склонности к молитвам.

– Да, я редко обращаюсь к Богу – только в самых тяжелых случаях, – смущенно признал Стаффорд. – Но это вовсе не означает, что я не верю в Его существование!

– Спуститься-то они спустятся, – снова заговорил Брэннон после неловкой паузы. – Боюсь, правда, что после приземления у них как раз и начнется главное веселье. Заварушка будет серьезная.

Капитан покачал головой:

– Это вряд ли. Лично я не хотел бы оказаться на стороне тех, кому придется иметь дело с парнями, которых мы только что выкинули за борт. Держу пари, что наземная операция и правда пройдет для них как увеселительная прогулка.

Стаффорд понятия не имел, как сильно он ошибается.

Оператор радара в здании службы безопасности рядом с центром управления поднял трубку, с тревогой всматриваясь в светящееся пятнышко на экране монитора.

– Герр Вольф, можно вас на минутку? Через несколько минут Гуго Вольф быстрым шагом вошел в затемненную аппаратную:

– В чем дело?

– Прошу прощения за беспокойство, герр Вольф, но американский транспортный самолет внезапно снизил скорость более чем вдвое.

– Да, я уже знаю. Мы перехватили переговоры пилота со станцией. Он сообщил, что у них двигатель забарахлил.

– Может быть, это уловка?

– Самолет отклонился от обычного маршрута? – спросил Гуго.

Оператор покачал головой:

– Никак нет, герр Вольф. Идет строго по трассе в десяти милях от нашего периметра.

– Вы заметили еще что-нибудь подозрительное?

– Только обычные атмосферные помехи, которые всегда возникают во время снежной бури и сразу по ее окончании.

Гуго положил руку оператору на плечо:

– Спокойствие, мой друг, вы излишне подозрительны. Проследите за ним на всякий случай – вдруг развернется и ляжет на обратный курс, – но не забывайте, что ваша главная задача – неотступно наблюдать за морем и воздушным пространством над ним, чтобы вовремя предупредить о возможной попытке вторжения.

– Слушаюсь, герр Вольф! Заднюю полусферу по-прежнему не сканировать?

– Как вы считаете, – улыбнулся Гуго, – кто-нибудь способен перевалить через горы или пересечь ледник в разгар снежной бури?

Оператор пожал плечами:

– Никто. Это превыше человеческих сил.

– Вот именно, – снова улыбнулся Гуго.

Генерал ВВС Джеффри Коберн положил трубку и поднял глаза на мужчину, напряженно смотрящего на него с экрана большого монитора над противоположным торцом длинного стола в Оперативном зале Пентагона.

– Господин президент, майор Клири и его сводная группа покинули самолет.

Начальники штабов и их помощники разместились в соседней секции зала, где на многофутовой толщины стенах из усиленного железобетона висели мониторы и экраны, показывающие военные базы, корабли и аэродромы Вооруженных сил США по всему миру. Постоянно отслеживались положение и курс кораблей в море и самолетов в воздухе, в первую очередь крупных транспортных, задействованных в доставке спешно сформированных подразделений спецназа из Соединенных Штатов в Южное полушарие.

Большой экран на дальней стене демонстрировал развернутую панораму обогатительного комплекса “Дестини Энтерпрайзес” в заливе Окума. Разумеется, это был искусный фотомонтаж, составленный на основе фрагментов фотоснимков, сделанных с борта самолетов, совершающих регулярные рейсы и пролетающих в нескольких милях от базы Вольфов. Дальнейшая обработка с помощью компьютерного моделирования позволила создать довольно-таки достоверную, хотя и не совсем полную картину. Чтобы скорректировать ее в сторону уточнения, не хватало спутниковых фотографий, которых, увы, не имелось в распоряжении ни Пентагона, ни ЦРУ, поскольку не существовало спутников-шпионов, пролетающих над Южным полюсом. Единственным средством радиоконтакта с группой Клири служил гражданский спутник связи, который использовали научные станции Соединенных Штатов на леднике Росса.

Другой экран, еще больших размеров, давал изображение президента США Дина Купера Уоллеса, шести членов его кабинета и команды ближайших советников. Они сидели вокруг большого овального стола в защищенной от прослушивания комнате на одном из нижних уровней Белого дома. Там же, на прямой связи с Оперативным залом, находились директора ЦРУ и ФБР, Рон Литтл и Кен Хелм, а также член Конгресса Лорен Смит, чья осведомленность о деятельности “Дестини Энтерпрайзес” намного превосходила скудные познания большинства присутствующих. В операции, получившей кодовое название “Апокалипсис”, Лорен, Рон и Кен исполняли обязанности референтов президента Уоллеса, равно как и адмирал Сэндекер, который находился сейчас в Пентагоне в качестве консультанта и посредника.

– Сколько еще у нас времени, генерал? – спросил президент.

– Час и сорок две минуты, сэр, – ответил генерал Эймос Сауз, председатель Объединенного комитета начальников штабов. – Именно на этот момент, по утверждениям наших ученых-экспертов, приходится наиболее благоприятное сочетание берегового бриза, отливной волны и прибрежных течений, которые совместными усилиями унесут отделившийся ледник в море.

– Насколько точны эти данные?

– Можно сказать, получены из первых рук, – подключилась к ответу Лорен. – Срок был назван самим Карлом Вольфом и подтвержден лучшими гляциологами страны, а также экспертами по нанотехнологии.

– С тех пор как люди адмирала Сэндекера проникли в организацию Вольфа, – пояснил Рон Литтл из ЦРУ, – мы накопили массу разведданных о так называемом проекте “Валгалла”. С них станется сделать именно то, чем они грозятся, – оторвать ледник Росса от материка и нарушить баланс вращения Земли.

– Иначе говоря, намеренно и необратимо инициировать катаклизм, который приведет к невообразимым разрушениям и уничтожит почти все живое на Земле, – добавила Лорен

– В ФБР пришли к тому же заключению, – сказал Хелм, подтверждая слова Литтла. – Мы попросили специалистов по нанотехнологии изучить собранный материал, и они согласились, что у Вольфов имеется достаточный научный и инженерный потенциал для претворения в жизнь этого дьявольского, бесчеловечного замысла.

Президент с монитора посмотрел на генерала Сауза:

– И все же я считаю, что надо послать туда ракету с ядерной боеголовкой и прекратить это безумие раз и навсегда.

– Мы не отбрасываем и такой вариант – соответствующая подготовка уже ведется, – но только как самое крайнее средство, господин президент. Весь Комитет начальников штабов считает, что риск слишком велик.

В дискуссию вмешался командующий флотом адмирал Мортон Эддридж.

– На место прибыл наш самолет, оборудованный системой обнаружения радарных установок. Его экипаж сообщает, что на базе Вольфов установлена суперсовременная и очень мощная радарная аппаратура – по всей видимости, их собственная разработка, потому что у нас таких пока нет, – позволяющая засечь ракету, запущенную с самолета или субмарины, за три минуты до подлета. Этого более чем достаточно, чтобы они запаниковали и включили механизм отделения ледника преждевременно. В такой ситуации у них не будет стопроцентной уверенности в том, что ледник оторвется, но наши шансы в этой игре еще меньше.

– Как же так? – удивился Уоллес. – Вы говорите, что у них имеется прямо-таки волшебная система слежения, а ваш самолет-разведчик их почему-то не насторожил?

Адмирал Элдридж и генерал Коберн тайком обменялись ироническими взглядами. Ответ взял на себя Элдридж:

– Эта информация строжайше засекречена, и лишь очень немногие знают, что наши новые системы радарного предупреждения практически необнаружимы. Наш самолет перехватывает импульсы радарных сигналов, находясь за линией горизонта и принимая их посредством изогнутого луча, при этом операторы противника остаются в полном неведении, что за ними вообще кто-то охотится.

– Возвращаясь к затронутой вами теме, господин президент, – снова взял слово Эймос Сауз, – хочу сообщить, что мы уже приняли все необходимые меры. Если наши десантные группы не сумеют пробитьсясквозь охрану Вольфов, мы уничтожим их осиное гнездо ракетой, пущенной с такого близкого расстояния, что никакой радар засечь не успеет. Минуту назад мне доложили, что на атомной подводной лодке “Таксон” приведены в полную боевую готовность три тактические ракеты с ядерными боеголовками.

– Наша атомная субмарина уже на позиции в Антарктике? – недоверчиво переспросил Уолллес.

– Так точно, сэр! – бодро отрапортовал Элдридж. – Крайне удачное для нас совпадение. Она занималась сбором данных о состоянии льда и подоспела как раз вовремя, чтобы потопить принадлежащую Вольфам подводную лодку класса “U”, обстрелявшую исследовательское судно “Полярная буря”. Адмирал Сэндекер сразу известил меня о новой угрозе, и мы успели снова отправить ее в залив Окума до начала обратного отсчета.

– А как обстоят дела с воздушным вариантом атаки?

– Два бомбардировщика “стелс” подняты в воздух и через час десять минут будут в девяноста милях от комплекса Вольфов, – ответил Коберн.

– Итак, мы прикрыты и с моря, и с воздуха, – подытожил Уоллес. – Остается суша.

– Совершенно верно, сэр, – подтвердил генерал Сауз.

– Когда должны начать штурм базы майор Клири и его люди?

Сауз взглянул на цифровое табло таймера на стене:

– Точно сказать трудно. Тут многое зависит от ветра и облачности. По нашим расчетам, сейчас они как раз планируют к цели и с минуты на минуту должны приземлиться.

– Надеюсь, у нас будет возможность получать подробную информацию о ходе наземной операции, генерал?

– У нас есть прямая связь с рацией майора Клири через спутник, который обслуживает наши станции на полюсе и у пролива Мак-Мердо. Хотелось бы только напомнить, что майор и его люди в ближайшие часы будут, скорее всего, находиться под огнем и вести бой с превосходящими силами противника. Вряд ли целесообразно, господин президент, отвлекать в такой момент командира десантной группы от более насущных проблем.

– Ну что ж, – несколько разочарованно вздохнул Уоллес, – в таком случае нам остается только сидеть, ждать и надеяться на лучшее.

Последняя фраза была встречена гробовым молчанием. Никто не осмелился подать голос. И только сам президент, помолчав, добавил вполголоса:

– Господи, и как только нас угораздило вляпаться в такое дерьмо?!

40

Уносясь вниз с высоты тридцать пять тысяч футов со скоростью более ста двадцати миль в час, Клири раскинул руки, повернувшись лицом в ту сторону, где предположительно находилась земля – предположительно, потому что облака закрывали видимость до самого горизонта. Волевым усилием заставив мозг игнорировать тугой встречный поток обжигающе морозного воздуха, словно обволакивающего все его существо ледяным коконом, Клири сосредоточился на том, чтобы не кувыркаться и удерживать тело в стабильном положении. Он мысленно напомнил себе при случае сказать спасибо Стаффорду, который, вопреки приказу, придержал самолет, обеспечив тем самым десантной группе почти идеальные условия для компактной выброски и позволив практически сразу после прыжка начать контролировать свободное падение, а не лететь кубарем на протяжении нескольких тысяч футов. Окажись капитан педантом, людей, скорее всего, раскидало бы по округе в радиусе пяти-шести миль, и тогда на атаке спаянной и целостной боевой единицей можно было бы ставить крест.

Майор поднес запястье левой руки к защищенным очками глазам и взглянул на альтиметр. Не прошло и двадцати секунд, а отметка тридцать три тысячи футов уже пройдена. Учитывая разреженность воздуха на этой высоте, следует, видимо, ожидать дальнейшего ускорения.

Определившись с высотой, он сосредоточился на направлении своего парения, которое необходимо было сохранить перпендикулярным курсу “С-17” в момент выброски. Затем стал осматриваться вокруг – нет ли поблизости других десантников из его команды. Пронизывая толстый слой перенасыщенных влагой облаков, Клири ощущал удары дробинок града по груди, животу, маске, очкам. Футах в сорока по правую руку он заметил наконец едва различимые в мутной взвеси проблески двух или трех сигнальных маячков. Такие маячки крепились на шлеме каждого бойца для того, чтобы никто не свалился прямо на голову товарища в момент раскрытия парашютов.

Мелькнула в голове предательская мысль: вдруг Стаффорд допустил промах, и выброска прошла по неправильной сетке, но майор тут же от нее отмахнулся. Сейчас это уже не имело никакого значения. Покинув борт, они подписали себе приговор. Либо они с наветренной стороны от намеченной зоны посадки, либо нет. Пятьдесят на пятьдесят. И только твердая вера в мастерство Стаффорда внушала Клири оптимизм и надежду на благополучный исход. Он напряженно всматривался вниз, но никого больше не увидел. Альтиметр показывал двадцать восемь тысяч футов.

Планом предусматривалось свободное падение до двадцати пяти тысяч футов, где предполагалось раскрыть парашюты, разобраться в воздухе по командам и планировать до зоны приземления. На ближних подступах каждый десантник обязан произвести индивидуальную предварительную процедуру: сначала осмотреться и убедиться, что поблизости никого нет; затем вытянуться и выгнуться назад до предела – насколько позволит гибкость позвоночного столба; найти взглядом и не выпускать из виду репшнур основного парашюта справа от крепления лямки парашютного ранца. И только тогда взяться за шнур и потянуть, глядя при этом через правое плечо и визуально контролируя равномерность развертывания купола. Чтобы полностью раскрыть парашют строго на высоте двадцать пять тысяч футов, необходимо произвести все эти действия примерно за тысячу футов до первой контрольной отметки.

Майор уже зафиксировал близ себя около дюжины тускло мерцающих светлячков-мигалок – по мере уменьшения высоты облака редели и видимость улучшалась. Двадцать шесть тысяч футов. Логическое мышление уступило место технике и годами отработанным рефлексам. Мысленно отдавая команды, Клири выполнял их четко и без колебаний: осмотреться... прогнуться... зафиксировать репшнур... взяться... оглянуться через плечо... потянуть... проверить... еще раз проверить... и еще разок.

Парашют майора открылся точно на заданной высоте и направлении с погрешностью не более нескольких футов. Купол развернулся так мягко и плавно, что он практически не ощутил неизбежного рывка при резком падении скорости от ста пятидесяти миль в час почти до нуля. Теперь Клири висел под крылом упруго надутого параплана, лениво дрейфуя в воздушном океане, как сорванный с ветки сухой кленовый лист.

И сразу умолк назойливо завывавший прямо в уши злобный встречный ветер – как будто вырубили включенную на полную мощность стереосистему. В наушниках под шлемом затрещали помехи, и впервые после выброски из самолета Клири услышал звук собственного дыхания в кислородной маске. Первым делом он задрал голову и тщательно осмотрел каждый квадратный дюйм купола, затем, не обнаружив видимых повреждений, проверил стропы.

– Волшебник, говорит Железный Дровосек, запрашиваю общую проверку, прием, – прозвучал в наушниках голос лейтенанта Гарнета. У каждого бойца на горле был ларингофон, соединенный с рацией.

Клири ответил, инициируя проверку связи по позывным:

– Всем группам! Говорит Волшебник, доложите состояние по очереди, прием.

Облачность не позволяла майору видеть всю свою команду, поэтому приходилось полагаться на командиров подразделений.

Первым доложил Шарпсберг:

– Волшебник, говорит Лев. Высота двадцать три тысячи футов. Вижу всех своих людей, кроме двоих. Начинаю строгать палку для захода на цель. – “Строгать палку” означало выстраивать группу десантников в воздухе в одну цепочку.

– Понял вас, Лев. Действуйте. Конец связи.

– Волшебник, говорит Страшила. – Следующим вышел в эфир Джейкобс. – Высота двадцать четыре тысячи футов, вижу всех.

– Понял вас, Страшила. Приступайте к следующей фазе согласно плану. Конец связи. Последним был Гарнет:

– Волшебник, это Железный Дровосек. Вижу всех, кроме одного.

– Понял вас, Железный Дровосек, – ответил Клири. – Действуйте по инструкции.

Взявшись обеими руками за правый и левый подъемные стропа, майор одновременно потянул на себя оба, разворачивая крыло купола в полный полетный режим. Параплан рванулся вперед, быстро набирая скорость. В наушниках сменялись голоса бойцов – командиры вели перекличку. Клири снова прокрутил в уме план предстоящей операции. Если координатная сетка выброски соответствует заданной, то приземлиться они должны в центре обширного ледового поля близ периметра охраны комплекса. Рельеф посадочной площадки позволит им укрыться и не обнаружить себя, пока вся команда не соберется и не выполнит окончательную проверку снаряжения и оружия перед выходом на рубеж атаки.

Клири ощутил слабое дуновение ветра. Крыло все еще набирало скорость, а это означало, что он движется в одном направлении с господствующими на этой высоте воздушными потоками, хотя и под небольшим углом. На высоте девятнадцать тысяч футов облака впервые разошлись, открыв в просвете обнаженно-белую застывшую пустоту антарктического ландшафта. Впереди кривой лесенкой раскинулись парашютные купола. Сигнальные маячки на шлемах весело подмигивали, напоминая гирлянду лампочек на рождественской елке.

Внезапно в наушниках послышался встревоженный голос Гарнета:

– Волшебник, говорит Железный Дровосек. У меня минус один человек. Повторяю, минус один. Конец связи.

“Черт! – подумал Клири. – Все шло гладко как по маслу, и вот на тебе!”

Майор не сталдаже спрашивать имя пропавшего – какой смысл? Если у него отказал основной парашют, он сейчас болтается где-то ниже всей группы на запасном, почти не имея шансов вовремя добраться до места сбора. Клири не допускал мысли о том, что злополучный морпех разбился – такое случается крайне редко. Но парню достанется с лихвой. На земле ему придется полагаться только на свое умение выживать в экстремальных условиях и постараться не замерзнуть до тех пор, пока не будет выполнена задача и выслана поисковая группа. Короче говоря, потеря одной боевой единицы не слишком взволновала майора, а вот отсутствие содержимого его рюкзака могло иметь гораздо более серьезные последствия.

– Железный Дровосек, ответьте Волшебнику. Какой боезапас, кроме личного оружия, имел при себе отставший?

– Волшебник, у нас не хватает одного подрывного комплекта и двух ЛПР.

Майор снова беззвучно выругался. Плохи дела. ЛПР – легкое противотанковое ружье – мощное одноразовое оружие, способное на ближней и средней дистанции уничтожить любую единицу бронетехники. Четыре приданных группе ЛПР распределили между двумя десантниками, так что еще парочка в резерве осталась. А вот подрывной комплект – это уже серьезно. В него входит тридцать фунтов пластиковой взрывчатки “С-4”, запальные шнуры и взрыватели-таймеры. Если встретятся баррикады или укрепления, без него просто не обойтись. Черт побери, ну почему более чем из полусотни бойцов должен был пропасть именно тот, который тащил единственный подрывной комплект и два ЛПР из четырех в придачу?!

Ладно, попробуем обойтись тем, что осталось.

– Волшебник – всем группам. До точки посадки восемь миль. Всем погасить маяки и перейти на режим радиомолчания. Держаться как можно плотнее. Конец связи.

Клири посмотрел на часы. Пока что они укладывались в график, имея даже небольшой резерв. Дай бог, чтобы потеря одного человека не оказалась дурным предзнаменованием. В ближайшие полчаса могло произойти все, что угодно, и выход из строя хотя бы еще одного бойца или утрата невосполнимого снаряжения могли привести к критическим последствиям.

Попутный ветер мягко нес параплан, почти не докучая висящему на стропах человеку своим ледяным дыханием. Клири посмотрел вперед и вниз, с удовлетворением отметив, что ступенчатый строй достаточно плотен, а парашюты новой модели по управляемости и устойчивости превзошли все ожидания. Планом предусматривалось зависнуть над точкой приземления на высоте пятьсот футов, свернуть крылья и дальше опускаться вертикально.

Комбинат приближался. Уже можно было разглядеть сквозь разрывы облачности детали зданий. Высота сократилась до восьми тысяч футов. Операция вступила в самую опасную фазу: группа вошла в зону визуального наблюдения и оказалась – вплоть до посадки – в наиболее уязвимом положении.

На высоте семь тысяч футов Клири почувствовал что-то неладное. Он терял скорость. Купол вдруг заполоскало порывом невесть откуда налетевшего встречного ветра, параплан вздыбился и стал вырываться из-под контроля, как норовистый жеребец. Майор интуитивно потянулся к регулирующим клапанам на задней стороне управляющих строп, выполняющим роль триммеров купола и увеличивающим угол атаки крыла при противном ветре.

– Волшебник, говорит Лев. У нас тут жуткий встречный ветер.

– Понял вас, Лев. На моей высоте то же самое. Всем группам, отрегулировать купола триммерами и держать направление. Кровь из носу, но держать!

Клири поглядел вниз. Торосы и трещины на заснеженных просторах по-прежнему уносились назад, но уже намного медленнее. На высоте две тысячи футов снова задул попутный ветер, а встречный стих. На территории комбината майор не заметил ни людей, ни каких-либо признаков их присутствия. И только клубы белого пара обозначали трубы и отдушины для выхода теплого воздуха и дыма из строений. Обстановка выглядела обманчиво безобидной.

И вот наконец в наушниках Клири зазвучали слова, которых он с таким нетерпением ждал:

– Волшебник, говорит Лев. Миновал периметр охраны и приближаюсь к заданной зоне приземления. Можно сказать, уже дома.

– Понял вас, Лев, – с облегчением ответил майор. – Продолжайте в том же духе.

Он завороженно следил, как переднее звено цепочки “дельтовцев” начало смещаться вправо. Парашютисты готовились к последнему этапу – развороту, заходу в наветренную зону и приземлению. Лесенка куполов перед ним повторила тот же маневр, слаженно свернув направо в той же невидимой точке неба, где только что выполнял маневр Шарпсберг.

– Волшебник! – вызвал Лев, не удосужившись назвать свои позывные. – Пятьсот футов, захожу на посадку.

Клири не ответил, да этого и не требовалось. На его глазах первый купол приземлился в заданной зоне и был моментально погашен, за ним второй, третий... Касаясь ногами твердой поверхности, люди тут же сбрасывали все лишнее снаряжение, рассыпались по периметру и спешно занимали оборонительные позиции.

Зависнув на высоте пятьсот футов, майор полюбовался синхронным приземлением команды “котиков” и ювелирной работой Гарнета со своими морскими пехотинцами, совершившими посадку чуть в стороне, чтобы не мешать опередившим их группам рассредоточиться. Теперь пришла и его очередь: Клири достиг той самой воображаемой точки и начал заход на посадку. Потянув левый ведущий строп, он развернулся на девяносто градусов, опустившись примерно на триста футов, затем повторил маневр и оказался лицом к ветру. Встречный поток воздуха встретил его тело мягким толчком, замедлив горизонтальное движение купола. Вернув оба стропа, в нейтральное положение, майор устремил взгляд вниз, на замерзшее ледяное поле, не забывая одновременно сверяться с альтиметром на запястье.

Последние двести футов. Земля стремительно неслась навстречу. Пролетая отметку сто футов, Клири отпустил стропы и перевел парашют в свободное падение, но перед самой землей рискованный маневр, оправданный в данном случае лишь знанием и опытом заслуженного ветерана, – снова потянул их на себя. Крыло послушно развернулось, и он коснулся антарктического льда так мягко, будто сошел с тротуара на мостовую.

Погасив купол и одним движением отстегнув крепления лямок, он сбросил на лед рюкзак и парашют, доставивший его на место в целости и сохранности. Затем без паузы опустился на одно колено и занялся своим “Спартаком Q-99”, заряжая все три его ствола извлеченными из набрюшного подсумка боеприпасами.

Гарнет, Шарпсберг и Джейкобс оказались рядом с командиром не позднее чем через тридцать секунд. Они быстро посовещались, уточнили позицию и провели последние приготовления к штурму. Проинструктировав напоследок Шарпсберга, к которому переходило командование штурмовой группой в случае гибели или тяжелого ранения Клири, майор внимательно осмотрел подходы к комплексу через полевой бинокль. Никаких признаков приготовлений к отражению атаки не наблюдалось, и майор отдал группам приказ начать движение по заранее намеченным направлениям. Сам же занял стратегическую позицию в середине фронта наступления, чтобы было легче координировать действия всей команды.

41

Не желая умирать, ветер цеплялся за жизнь, хотя сил у него уже не оставалось. Потом он исчез, улетучился, будто его и не было, и солнце превратило взметенные им кристаллы льда в сверкающую алмазную пыль. Серые сумерки вновь сменились небесной синевой, а “корабль снегов” все так же упрямо полз по леднику. Мощная машина оказалась отличным товарищем. Двигатели работали безупречно, колеса с легкостью вгрызались в снег и лед, и ни разу за все время вьюги “корабль снегов” не застрял и не забуксовал. Бескрайняя ледяная пустыня, окутанная мертвенно-белым безмолвием, нарушаемым лишь приглушенным выхлопом двигателей, казалась преддверием небытия.

Как следует отогревшись между радиаторными решетками. Питт ожил и – снова обрел способность без страха смотреть в глаза реальности. Он принял штурвал у Джиордино. а итальянец, найдя в жилом отсеке веник, принялся счищать с ветровых стекол намерзший лед. Освобожденные из снежного плена дворники очистили их полностью. Горы Рокфеллера как-то вдруг сразу приблизились и с каждой пройденной милей все выше вздымались над горизонтом. Питт обратил внимание напарника на скопление чуть слева по ходу грязно-серых мазков на залитой солнцем палитре ледяной равнины.

– Вот это и есть обогатительный комплекс “Дестини Энтерпрайзес”.

– А неплохо мы с тобой выступили, – заметил Джиордино. – Хоть и завязли в метели, но отклонились от курса разве что на милю.

– Еще минут двадцать – и мы на месте.

– Хочешь вломиться на вечеринку без приглашения?

– Невежливо и неразумно навязывать свое общество хозяевам – тем более когда буфет с закусками и выпивкой стережет целая армия охранников, – нравоучительным тоном ответил Питт. – Видишь вон ту низенькую грядочку, торчащую изо льда у подножия гор?

– Вижу.

– Мы с тобой сейчас за ней спрячемся и последние пару миль проползем под ее прикрытием. Усек?

– Можем проскочить, – согласился Джиордино, – если только нас не засекут по выхлопу.

– Сплюнь, не то сглазишь, – посоветовал Питт, напряженно улыбнувшись.

Оставив позади равнины ледника Росса, они ехали теперь по твердой земле, хотя и скрытой под толстым слоем льда. Путь их пролегал вдоль невысокой гряды, длинным корявым языком протянувшейся от северной оконечности горного хребта. Время от времени гряда понижалась почти до уровня поверхности, и Питт старался поскорее проскочить такие места, чтобы не заметили наблюдатели с охраняемого периметра. По правому борту “корабля снегов” высились отвесные серые скалы, изборожденные провалами и трещинами, в которых, подобно замерзшим водопадам, застыли ледяные потоки, пылая на солнце синевой и зеленью. Структура ледового покрытия на избранном ими пути заметно отличалась от сравнительно ровной поверхности ледника Росса. Здесь лед лежал волнами с довольно большой амплитудой, отчего иногда появлялось ощущение, будто катишься по американским горкам.

Питт переключился на вторую передачу, чтобы преодолеть очередную полосу препятствий, состоящую из невысоких холмов и неглубоких впадин, сменяющих друг друга с такой частотой, что на всем протяжении этого сложного участка “корабль снегов” и двух минут не пребывал в строго горизонтальном положении. И все же мощная машина неутомимо катила даже по этой разухабистой дороге, не спотыкаясь и не сбиваясь с темпа, а огромные колеса без усилий справлялись с нагрузкой. Питт в десятый раз за последние десять минут бросил взгляд на приборную доску. Показания температурных датчиков подтвердили его догадку, что малая скорость на больших оборотах ведет к перегреву двигателей. Хорошо еще на этот раз можно спокойно открыть дверь, не опасаясь снежной бури

Проезжая мимо устья узкого каньона, Питт внезапно остановил машину.

– Эй, что стряслось? – в недоумении уставился на него Джиордино. – Что ты там увидал? Черта?

Питт ткнул пальцем в ветровое стекло

– Видишь борозды на снегу, ведущие в каньон? Такой след оставляют только гусеницы “снежного кота”.

– Ну ты прямо Соколиный Глаз. Я бы ни черта не заметил, да и сейчас не очень уверен.

– Их должно было замести вьюгой, – произнес Питт, рассуждая вслух. – Их и замело, но замело частично, раз они все еще видны. Отсюда следует, что оставивший их “снежный кот” прошел здесь как раз в тот момент, когда буря уже утихла, но еще не кончилась.

– Тогда возникает резонный вопрос, – подхватил итальянец, – зачем это ему понадобилось переться в тупиковый каньон?

– Потайной вход в обогатительный комплекс?

– Очень может быть.

– Проверим?

Джиордино расплылся в широкой, до ушей, ухмылке:

– Я прямо сгораю от любопытства!

Питт вывернул руль до отказа и направил “корабль снегов” в каньон. Стены зловеще дыбились над узкой прорезью в толще горы, и чем дальше в ущелье углублялась машина, тем бледнее и тусклее казался солнечный диск. К счастью, несмотря на все свои извивы и повороты, каньон оказался вполне проходимым, а дно его достаточно пологим, чтобы такой опытный водитель, как Питт, провел по нему вездеход-великан без единой Царапины. Он больше беспокоился, что в конце пути они не найдут ничего интересного, кроме каменной стены, и тогда придется выезжать из теснины задним ходом, потому как развернуться здесь нечего было и мечтать. Через четверть мили Питт остановил машину перед сплошной стеной льда.

Это был тупик.

Питт и Джиордино вышли и уставились на вертикальный ледосброс. Всматриваясь в следы, обрывающиеся у самого основания, Питт заметил:

– Интрига начинает закручиваться всерьез, “снежный кот” мог выехать отсюда только задним ходом...

– ...и оставить еще одну пару следов от гусениц, – продолжил рассуждения напарника итальянец. – Но их почему-то не видно. Слушай, может, эту снежную киску унес горный орел? Здоровый такой, как наш драндулет.

Питт придвинулся ближе, глядя на лед с расстояния нескольких дюймов и прикрыв козырьками ладоней глаза, чтобы меньше отсвечивало. Он долго всматривался в ледяной барьер, потом обернулся к Джиордино.

– Толком не разберу, что именно, но что-то там определенно есть, – сказал он.

Джиордино тоже пригляделся и согласно кивнул:

– Точно! Маячит за стеночкой что-то чужеродное. В таких “местах вроде бы положено говорить: “Сезам, откройся”?

– Боюсь, тот пароль давно устарел, – рассеянно отозвался Питт, погрузившись в размышления.

– Лед не толще трех футов, – заметил итальянец, прервав затянувшуюся паузу.

– Похоже, мы с тобой мыслим в одном направлении, – одобрительно кивнул Питт.

– Тогда ты садись за баранку, – предложил Джиордино, – а я постою в сторонке с “бушмейстером” и прикрою тебя в случае чего.

Питт забрался по трапу в кабину “корабля снегов”, дал задний ход и отвел машину футов на пятьдесят от стены, стараясь попадать колесами в накатанные “снежным котом” колеи, чтобы обеспечить как можно лучшее сцепление с грунтом. Он собрался, сжал штурвал двумя руками, нагнул голову и вжался в сиденье – на тот случай, если при столкновении выбьет ветровое стекло. Включив первую передачу, Питт вдавил акселератор в пол. Взревев выхлопными трубами, механический голиаф рванулся вперед, набрал скорость и вонзился исполинским тараном в самую середину ледяной преграды. Удар был настолько силен, что Джиордино почувствовал, как дрогнула у него под ногами земля.

Лед взорвался грандиозным всплеском мириадов сверкающих обломков. Они осыпали “корабль снегов” подобно осколкам хрусталя из упавшей люстры. Звуковой эффект от тарана можно было сравнить разве что с зубовным скрежетом разъяренного горного великана. Джиордино вообще-то предполагал, что машине придется несколько раз биться лбом об стенку, прежде чем пробить в ней дыру, поэтому он чуть было не отстал от “корабля снегов”, когда тот проломил себе дорогу с первой попытки и исчез внутри открывшейся полости. С автоматом наперевес, как пехотинец, идущий в атаку под прикрытием танка, итальянец со всех ног рванул следом.

Въехав внутрь, Питт остановил машину и смахнул стеклянное крошево с лица и груди. Как он и опасался, лобовое стекло пробило здоровенной ледяной глыбой. Она чуть не задела Питта и торчала сейчас между сиденьем и полом. Из нескольких порезов на лбу и щеках струилась кровь. Они были не такими уж глубокими и опасными, чтобы накладывать швы, но обильное кровотечение создавало впечатление, что эти поверхностные раны чуть ли не смертельны. Питт вытер рукавом заливающую глаза алую жидкость и выглянул в окно, пытаясь понять, куда же его занесло.

Машина находилась внутри проложенного во льду широкого туннеля, почти вплотную прижимаясь к стене, противоположной пролому. Туннель тянулся в обе стороны и казался пустым и заброшенным. Не заметив никаких признаков присутствия противника, Джиордино забросил автомат за спину, подбежал к машине и вскарабкался в кабину водителя, где был встречен белозубой улыбкой напарника, выглядевшей совершенно нелепо на фоне кровавой маски.

– Ну и видок у тебя! – восхитился Джиордино, безуспешно пытаясь помочь Питту выбраться из кресла водителя. – Лихо тебя угораздило. Ничего, сейчас вызовем “скорую”, и тебя быстренько заштопают.

Питт мягко отвел его руки:

– Это только выглядит жутковато, а на самом деле ничего серьезного. Вызывать никого не надо, в больницу ехать тоже некогда, так что мотай за аптечкой в жилой отсек и займись обработкой моих геройских ран. А я тем временем вношу предложение обследовать левую сторону туннеля. Если я правильно угадал, он приведет нас прямиком в логово зверя.

Джиордино знал по опыту, что спорить бесполезно. Он спустился в жилой отсек и вытащил аптечку, которую не открывали с 1940 года. Аккуратно смыв ваткой, смоченной в перекиси, водорода, запекшуюся кровь с лица Питта, он обильно полил порезы йодом, основным антисептиком той эпохи. Спиртовой раствор популярного и в наши дни галогена обжигал с таким зверским садизмом, что пациент на протяжении всей процедуры лил горючие слезы и ругался самыми черными словами, которым маленький итальянец внимал с наслаждением истинного ценителя, хотя и делал вид, что пропускает мимо ушей. Закончив обработку, он перевязал раны марлевыми бинтами, употребив на это львиную долю имевшегося в аптечке запаса перевязочного материала.

– Умелые руки знаменитого полярного хирурга Альберта Джиордино спасли еще одну жизнь! – гордо провозгласил он, отступив на шаг и откровенно любуясь делом своих “умелых рук”.

Питт посмотрелся в зеркальце и чуть не свалился с сиденья. Самозваный хирург наворотил столько бинтов, что их с лихвой хватило бы для перевязки после пересадки мозга.

– Ты что сотворил, Франкенштейн недорезанный? – мрачно спросил Питт. – У меня вид как у мумии.

Джиордино тут же принял позу оскорбленного в лучших чувствах:

– Да, эстетика не самая сильная моя сторона, но жизнь я тебе все-таки спас! И что я слышу вместо благодарности? Грязные инсинуации!

– И медицина тоже! – сердито буркнул Питт, не желая больше препираться с этим клоуном, тем более йода тот тоже не жалел, и под повязками до сих пор ощутимо жгло.

Снова взявшись за штурвал, он дал газ и принялся маневрировать в узком пространстве туннеля, то пятясь назад, то подавая вперед, пока не развернул машину в нужном направлении. Впервые за все время путешествия он опустил боковое стекло и оценил взглядом ширину туннеля. Зазор между бортами и боковыми стенками составлял не более восемнадцати дюймов, а между крышей и сводом и того меньше. Питт обратил внимание на большую круглую трубу, протянутую вдоль основания внутренней дуги свода, от которой отходили в лед трубки поменьше.

– Что это за чертовщина, как ты думаешь? – спросил он, указывая на трубу.

Джиордино выбрался из кабины, протиснулся между колесом и трубой и взялся за нее рукой.

– На муфту электрокабеля не похоже, – сказал он. – У нее должно быть какое-то другое назначение.

– Если это то, о чем я думаю... – Питт понизил голос до зловещего шепота и многозначительно посмотрел на напарника.

– ... мы имеем дело с неким элементом механизма отрыва ледника от береговой линии, – сформулировал Джиордино до конца не высказанную мысль.

Питт высунул голову в окно и поглядел назад. Жерло туннеля, казалось уходящего в бесконечность, постепенно сужалось, обращаясь в перспективе в точку.

– Думается мне, – сказал он, – эта сквозная дыра тянется на тысячу четыреста миль – от обогатительного комплекса до противоположного края ледника.

– Тогда это самый потрясающий инженерный шедевр за всю историю человечества. Подумать только, туннель длиной от Сан-Франциско до Финикса!

– Как бы то ни было, а Вольфы его построили. И не забывай, что лед бурить куда проще, чем камень.

– Как ты считаешь, если мы перережем эту линию, процесс отделения ледника остановится? – спросил итальянец. – Может, попробуем?

– А вдруг механизм наоборот сработает преждевременно? – возразил Питт. – Рисковать мы не можем, разве что другой альтернативы не останется. Тогда и будем резать.

Туннель походил на огромную зияющую пасть ночного чудовища. Кроме с трудом пробивающихся сквозь толстый слой льда солнечных лучей, другого источника освещения не было. Под сводом, правда, тянулся кабель с подсоединенными к нему через каждые двадцать футов галогенными трубками, но ни одна не горела – видимо, питание отключили на главном рубильнике. Питт врубил малые фары, установленные в нижней части корпуса, включил передачу и тронул с места, постепенно разогнавшись до двадцати пяти миль в час. Хотя столько же может без труда развить даже велосипедист, здесь, в узком туннеле казалось, что машина бешено мчится вперед на головокружительной скорости.

Пока Питт боролся с громоздкой махиной “корабля снегов”, стараясь не слишком обдирать его бока о бесчувственный лед, Джиордино сидел на пассажирском месте, держа автомат между колен и напряженно всматриваясь в пограничную зону между полумраком туннеля и выхваченной фарами широкой полосой освещенного пространства. Но тщетно пытался он уловить хотя бы намек на движение – впереди была пустота, и только бесконечная труба с отходящими от нее патрубками змеей тянулась перед машиной.

Явная заброшенность туннеля и полное отсутствие обслуживающего персонала наводили на мысль, что Вольфы вкупе с остальным населением полярной базы либо уже покинули комплекс, либо готовятся к эвакуации на свои суда-ковчеги в самое ближайшее время. Выжимая из “корабля снегов” все, что могли дать его шестидесятилетние дизели, и уже не заботясь о сохранности краски на бортах, Питт гнал и гнал вперед очертя голову. Машину бросало из стороны в сторону, края бортов и выдающиеся ступицы колес то и дело пропахивали глубокие борозды в гладкой ледяной поверхности боковых стен туннеля. “Только бы успеть! Только бы не опоздать!” – неотвязной мыслью билось в мозгу, и с каждой истекшей минутой Питта все сильнее охватывало отчаяние. Слишком много времени потеряно на пути через ледник. Срок, назначенный в несвойственном ему приступе откровенности Карлом Вольфом на приеме в Буэнос-Айресе, – четыре дня и десять часов. Четыре дня, восемь часов и сорок минут уже миновали. Выходит, осталось всего час двадцать до того рокового момента, когда Карл Вольф щелчком выключателя запустит коней света.

По прикидкам Питта, от производственных цехов комбината их отделяло не больше полутора миль. У них не было ни карты, ни плана, ни данных аэрофотосъемки. Когда они доберутся до места, центр управления придется искать наугад. И еще его очень заботил животрепещущий вопрос: высадилась ли уже в расположении базы штурмовая группа спецназа, а если высадилась, то удалось ли ей нейтрализовать охрану? В том, что охранники будут драться до последнего, Питт не сомневался. У каждого из наемников имелся сильнейший стимул – уверенность в том, что его родные и близкие выживут в катастрофе, какая бы судьба ни постигла его самого. И с какой бы стороны ни оценивал ситуацию Питт, анализ его в общем-то сводился к пословице: “Куда ни кинь, всюду клин”.

Восемнадцать минут спустя Джиордино вдруг привстал с сиденья и возбужденно ткнул рукой куда-то вперед:

– Тормози, Дирк, к перекрестку подъезжаем!

Питт сбавил скорость, и машина выехала на круглый пятачок диаметром около сотни футов, в разные стороны о г. которого расходились еще пять туннелей. “Буриданову ослу было легче”, – мелькнула в голове дурацкая мысль. Принимать решение, куда податься, следовало молниеносно, и облажаться он не имел права – времени для исправления ошибки в запасе не было. Питт высунулся из бокового окна и бегло осмотрел ледяную поверхность перекрестка, испещренную следами шин и гусениц. Следы разбегались по всем направлениям, но самые глубокие и многочисленные исчезали в ближайшем справа.

– По-моему, самое оживленное движение в этой трубе, – поделился он с напарником.

Джиордино тут же выпрыгнул из кабины и скрылся в темном отверстии. Через несколько минут вернулся и весело сообщил

– Похоже, ты угадал. Ярдов через двести труба кончается и открывается в большую камеру.

Питт кивнул, выехал на пятачок и повернул направо. Лучи фар выхватывали из темноты какие-то странные конструкции, вмерзшие в лед, непонятные и неузнаваемые, но явно рукотворные, потому что природа не любит прямых линий – это прерогатива одного лишь человека. Через двести ярдов туннель расширился в необъятных размеров камеру или пещеру. Скорее всего, последнее, потому что с ледяного купола гроздьями свисали огромные сосульки, поразительно похожие на сталактиты. Из полудюжины отверстий в куполе просачивался рассеянный свет, но что служило его источником, пока оставалось загадкой. Ледяные сталактиты под куполом причудливо преломляли падающий на них свет, создавая вокруг какую-то магическую, неземную атмосферу и вызывая странное ощущение нереальности происходящего, – как будто этот ледяной грот находился вне времени и пространства. Завороженный удивительным зрелищем, Питт остановил машину и, повинуясь внезапному интуитивному порыву, включил дальние фары. Двое в кабине замерли в восторге и изумленном молчании. “Корабль снегов” стоял на краю бывшей городской площади, окруженной по периметру частично или полностью поглощенными льдом зданиями древнего города.

42

Не укрытый больше за маскирующим метельным экраном – скорость ветра успела снизиться до пяти миль в час, – Клири ощущал себя голым и непривычно уязвимым, продвигаясь вместе со своими рассыпавшимися цепью людьми в белых камуфляжах к обогатительному комбинату Вольфов. Они пользовались для прикрытия полосой торосов, торчащих верблюжьими горбами до самой ограды, протянувшейся вокруг главного комплекса от подножия горы до обрыва над морем.

Разведданные о наемных охранниках, с которыми придется иметь дело его бойцам, были весьма скудными и далеко не полными. Об антарктическом предприятии “Дестини Энтерпрайзес” сведений не собирали – по той простой причине, что ЦРУ не считало деятельность корпорации угрозой национальной безопасности. Истинная подоплека кошмарной угрозы, выявленная, образно говоря, “за минуту до двенадцати”, не позволяла за недостатком времени прибегнуть к обычной тактике разработки и инфильтрации. Посылку десантного штурмового отряда можно сравнить с хирургической операцией по удалению аппендицита. Никаких сложностей, выкрутасов, ювелирной техники – вскрыл, вырезал гнойник и тут же зашил. Быстро, дешево и сердито. Нейтрализовать охрану, отключить систему отделения ледника и продержаться час до прибытия первых подкреплений отряда спецназа численностью в двести человек.

Клири слышал, разумеется, что Вольфы набирали в свою службу охраны только опытных, закаленных профессионалов из элитных боевых частей разных стран. Эта информация поступила по линии НУМА. Но майор склонен был сомневаться в достоверности данных, полученных из чисто гражданского источника. “Вряд ли все эти океанологи, гидрологи и прочие яйцеголовые смыслят хоть что-то в сборе оперативных разведданных”, – снисходительно подумал он, испытывая твердую уверенность в том, что его суперэлитная команда способна сокрушить любого противника, пусть даже вдвое превосходящего ее по численности.

Майор ошибался редко, но на этот раз влип по-настоящему. Хотя откуда ему было знать, что охранников базы не вдвое, а втрое больше, чем у него бойцов, и обучение эти наемники проходили в тех же “котиках”, морской пехоте, отряде “Дельта” и других аналогичных подразделениях.

Двигаясь двумя цепочками, отряд скрытно подобрался к ограде. Издали она казалась одинарной, но при ближайшем рассмотрении оказалась двойной – с глубокой канавой посередине. Еще висела металлическая табличка, – когда-то покрытая белой эмалью, а ныне грязно-серая и сильно облупившаяся, – с надписью по-немецки “Вход воспрещен”. Поверх изгороди из обычной сетки тянулось несколько рядов колючей проволоки, но колючки давно уже ничем никому не угрожали, поскольку покрылись толстым слоем льда. Внешняя ограда вросла в лед больше чем наполовину, и будь его уровень повыше хотя бы на фут, через нее можно было бы просто перешагнуть или перепрыгнуть. Льдом была заполнена и канава; от нее осталась лишь почти сгладившаяся борозда. Внутренняя ограда оказалась орешком покрепче. Она выступала из льда и снега на целых семь футов, но серьезных трудностей тоже не доставила. Пришлось, правда, потратить несколько драгоценных минут на перерезание проволоки, зато группа наконец-то очутилась на территории комплекса. Клири, суеверный, как все десантники, счел хорошим предзнаменованием то, что внешний периметр удалось преодолеть без помех, а главное – без потерь.

Передвижение группы внутри периметра происходило на начальном этапе под прикрытием ряда приземистых строений без окон. Достигнув открытого пространства, Клири жестом приказал следующим за ним бойцам остановиться и достал из кармана сделанную с воздуха фотографию комплекса. Хотя за время полета у него намертво запечатлелись в памяти каждая улица и каждое здание – так же как и у Шарпсберга, Гарнета и Джейкобса, – он все-таки хотел уточнить, на каком конкретном участке они прорвали периметр. И с удовольствием отметил, что это произошло всего в пятидесяти футах от намеченной еще перед отправкой точки проникновения. Впервые с момента приземления, перегруппировки и начала движения он включил рацию:

– Железный Дровосек?

– Слышу вас, Волшебник, – проскрежетал сквозь треск помех голос Гарнета.

– Разделяемся. Вы знаете, что делать вам и вашим морпехам. Удачи.

– Мы уже в пути, Волшебник! – бодро отозвался Гарнет. В его задачу входило захватить электростанцию и вырубить подачу энергии на всю территорию предприятия.

– Страшила?

– Слышу вас, Волшебник, – ответил лейтенант Майлз Джейкобс, командир “котиков”. Ему предстояло произвести обходной маневр и атаковать центр управления со стороны моря.

– Вам дальше всех топать, Страшила, так что не затягивайте с отправкой.

– Мы уже одной ногой там, Волшебник, – заверил командира Джейкобс, уводя своих “котиков” к боковой тропинке, протоптанной вдоль ограды.

– Лев?

– Готов к прыжку! – жизнерадостно отозвался капитан Шарпсберг из армейской группы “Дельта”.

– Я пойду с вами.

– Всегда рады видеть в своих рядах заслуженного ветерана, тем более такого волшебника, как вы, майор.

– Подлиза! – буркнул Клири и взмахнул рукой: – Вперед, парни!

Все три группы отправились выполнять поставленные перед ними задачи. Сверять часы никто не стал – в этом не было нужды, как и в дальнейших инструкциях. Каждый знал, что ему делать, каждый полностью представлял, какими страшными последствиями чревата неудача. Клири не сомневался в том, что его люди будут драться как дьяволы и погибать без малейших колебаний, только бы помешать Вольфам осуществить их человеконенавистнический замысел.

Они шли легко, пружинисто, стремительно, перетекая с одного места на другое подобно шарикам ртути. Двигались к цели наступательным строем: два человека в десяти ярдах впереди на флангах, двое прикрывают сзади, остальные перемещаются гуськом или цепью – в зависимости от обстоятельств и индивидуальных особенностей местности. Через каждые пятьдесят ярдов группа останавливалась и припадала к земле либо использовала любое другое доступное прикрытие, пока Клири осматривал окрестности и переговаривался с морпехами и “котиками”.

– Докладывайте, Железный Дровосек.

– Подходы чистые. Находимся в трехстах ярдах от цели.

– Страшила, что у вас? Кого-нибудь встретили?

– Не будь я уверен в обратном, я бы сказал, что здесь не осталось ни одной живой души.

Клири ничего не ответил, но глубоко задумался. Потом поднялся, кивком указал направление, и Шарпсберг повел команду дальше.

Цеха, конторы и подсобные помещения выглядели пустыми и заброшенными. От них веяло какой-то мрачной безнадежностью и обреченностью. Сначала Клири не замечал во всей этой атмосфере безысходности ничего особенного, но постепенно она начала действовать ему на нервы. Комбинат был абсолютно пуст. Ни одного рабочего, ни одного включенного станка – только жуткая тишина и равнодушное ко всему белое безмолвие.

Карл Вольф стоял, широко расставив ноги и заложив руки за спину, посреди аппаратной комнаты службы охраны под главным залом центра управления. Будущий фюрер Четвертого рейха развлекался. Скользя взглядом по рядам мониторов, магнат со снисходительной усмешкой на тонких губах наблюдал, как Клири и его штурмовые группы крадутся впроходах между давно покинутыми зданиями, тревожно озираясь на каждом шагу.

– Надеюсь, ты не позволишь этим юношам сорвать пуск, дорогой братец? – обратился Карл к Гуго с улыбкой, давая понять, что вопрос чисто риторический.

– Без проблем, – ухмыльнулся в ответ начальник охраны. – Мы этот вариант вторжения предусмотрели еще в самом начале строительства и много раз отрабатывали. Все укрепления проверены, ловушки установлены, баррикады построены, бронированные “снежные коты” и пехота сопровождения с нетерпением ждут команды ринуться в бой.

Карл удовлетворенно кивнул:

– Отличная работа. Я в тебе никогда не сомневался. И все-таки не забывай – это элитные американские войска.

– Не о чем волноваться, брат. Мои люди обучены не хуже американцев. К тому же у нас колоссальное численное превосходство и преимущество своего поля. Фактор внезапности также на нашей стороне. Американцы не подозревают, что лезут в капкан. Мы можем пройти по подземным туннелям и атаковать их с тыла и флангов, прежде чем они поймут, что происходит. Или поднять вертолеты и положить их всех с воздуха. Есть и другие варианты.

– И какой же ты выбрал? – спросил Карл.

– Комбинированный, – усмехнулся Гуго. – До поры не трогать, своего присутствия не обнаруживать. Дать им спокойно сосредоточиться в переулках и проходах, ведущих на площадь перед центром управления. Это мешок. Все входы забаррикадированы, а выходы мы закупорим бронетехникой и не спеша перестреляем их всех, как сидящих уток.

– Наши предки, сражавшиеся с англо-американцами в стольких славных битвах прошлой войны, гордились бы тобой, брат!

Польщенный похвалой, Гуго вытянулся, щелкнул каблуками и коротко наклонил голову.

– Служу Четвертой империи!

Покончив с формальностями, Гуго подошел к мониторам и минуту понаблюдал за продвижением американцев к центру комплекса.

– Извини, Карл, мне пора. Они уже близко. Я должен быть на переднем крае, чтобы эффективно руководить нашей обороной.

– Сколько времени понадобится твоим людям, чтобы разгромить эту группу?

– Тридцать минут. Может быть, даже меньше.

– Лучше не затягивать, а то у вас не останется времени, чтобы добраться до самолета. Так что постарайся покончить с ними побыстрее. Мне совсем не улыбается бросать здесь тебя и твоих храбрецов.

– Остаться здесь?: И потерять шанс осуществить нашу заветную мечту стать отцами-основателями славного нового мира? – Гуго, словно не веря своим ушам, обиженно насупился. – Не шути так, брат, прошу тебя. Никогда.

Карл показал на горящее табло таймера, мигаюшее красной цифирью над скопищем мониторов.

– Ровно через двадцать пять минут мы установим автоматический режим приведения в действие механизма отделения ледника. В ту же минуту все сотрудники центра управления организованно уйдут по подземным туннелям в главную казарму, которая находится вне поля боя. Оттуда на электрокарах отправляемся в самолетный ангар. Как видишь, время поджимает. И предостерег я тебя только по этой причине, а вовсе не потому, что усомнился в твоей компетентности или выучке наших доблестных черных мундиров.

– Мы не подведем, брат! – с железной решимостью в голосе заявил Гуго.

– Тогда удачи вам, – сказал Карл, церемонно пожал руку Гуго, повернулся и вошел в лифт, направляясь наверх, в центр управления.

Клири и команда Льва как раз заняли позицию всего в сотне ярдов от входа в центр управления, когда в наушниках майора раздался голос Гарнета:

– Волшебник, говорит Железный Дровосек. Здесь что-то... Только сейчас майор заметил высокий ледяной вал, полностью перегородивший проход к центру управления, и вороненые стволы, выставленные поверх припорошенного снегом бруствера. Он открыл рот, собираясь выкрикнуть приказ отходить, но было уже поздно. Беглый огонь охранников обрушился на бойцов “Дельты” сплошной лавиной. Одновременная пальба из двухсот стволов пробудила дремавшее эхо, испуганно заметавшееся среди стен и крыш, многократно усиливая грохот рвущихся гранат и треск автоматных очередей.

Гарнета и его морпехов атака противника застигла на открытом месте, но они не дрогнули, открыли ответный огонь и сумели организованно отойти, укрываясь от обстрела в пустующих зданиях и проходах между ними. Несмотря на беспощадный огонь противника, Гарнет принял решение продолжать движение к электростанции, но на подходах к ней разведчики нарвались на ледяную баррикаду, так искусно замаскированную под слоем снега, что заметить ее с расстояния свыше ста ярдов было практически невозможно. Они залегли и принялись обстреливать защитников баррикады осколочными ракетами из подствольников своих “спартанов”.

Клири и армейские спецназовцы оказались в незавидной ситуации – в узком переулке перед неприступной ледяной стеной и под плотным огнем противника. Одному из бойцов на левом фланге раздробило колено. Вторая пуля угодила в бедро. От болевого шока он потерял сознание и упал. Шарпсберг по-пластунски подполз к раненому, ухватил за сапог и утащил за угол.

Клири укрылся за бетонными ступеньками перед входом в какой-то склад. Шальная очередь снесла нависшие под крышей сосульки, и его чувствительно осыпало увесистыми ледяными осколками. А еще через несколько секунд автоматная пуля ударила в бронежилет прямо под сердцем, и майора отбросило назад. Броня выдержала, но боль была зверской – как будто кувалдой с размаху съездили по ребрам. Сержант Карлос Мендоза, лучший стрелок в группе, навел перекрестье прицела на охранника, стрелявшего в Клири, и нажат на спуск. Черная фигурка наемника конвульсивно дернулась и исчезла, свалившись по ту сторону баррикады. Сержант тут же высмотрел другую цель и выстрелил снова.

В крышу над головой Клири ударила еще одна очередь, брызнув во все стороны ледяным крошевом. Слишком поздно он понял, что силы охраны Вольфов ждали нападения и заранее к нему подготовились. И укрепления на подходах к центру возведены не случайно, а для отражения именно такого варианта атаки. Было мучительно сознавать, что из-за недостатка разведданных он и его люди попали в ловушку и обречены на гибель. Он так верил в своих парней – “лучшие из лучших”, “суперэлита”, “краса и гордость”, – а на деле оказалось, что силы обороняющихся намного превосходят силы атакующих, да и воюют защитники базы вполне грамотно.

В который раз он проклял себя за то, что положился на непроверенные сведения. Заодно отпустил пару крепких словечек в адрес больших шишек в Пентагоне и Центральном разведывательном управлении, заверявших его, что численность охраны антарктического комплекса Вольфов не может превышать двадцати-двадцати пяти человек. И напоследок снова обругал себя последними словами. На этот раз за недостаток интуиции и недооценку противника – самую страшную ошибку, которую только может допустить боевой офицер в полевых условиях.

– Железный Дровосек, доложите ситуацию! – крикнул он в микрофон.

– Противник численностью шестьдесят или более человек заблокировал нам дорогу, – ответил голос Гарнета, такой спокойный и ровный, как будто он сообщал о количестве голов скота в пасущемся стаде. – Мы под плотным огнем.

– Вас понял. Железный Дровосек. Как вы оцениваете перспективу выполнить ваше задание и захватить электростанцию?

– Негативно. Продолжать наступление не имеем возможности из-за высокой точности огня противника. Это не садовые сторожа, а опытные снайперы, и они знают свое дело. Волшебник, если сможете прислать нам подкрепление, чтобы отвлечь их, тогда мы попытаемся взять баррикаду обходом с фланга.

– Отставить, Железный Дровосек. – Клири знал, что разведка – элитные бойцы морской пехоты. Если они не могут наступать, никто не сможет. – Мы тоже остановлены огнем противника численностью не менее ста восьмидесяти человек, и подкрепление вам выслать не можем. Повторяю, подкрепление выслать не можем. Выходите из боя как можно скорее и идите на соединение со Львом.

– Понял вас, Волшебник. Начинаю отход.

Находясь со своими морпехами на простреливаемой вдоль и поперек позиции, Гарнет тем не менее здорово разозлился, услышав от командира, что не только не может рассчитывать на подкрепление, но еще и отойти должен, а потом разыскивать Клири и отрад Шарпсберга в этом чертовом лабиринте. Но ни разу в голову лейтенанта не закралась мысль нарушить приказ и продолжать атаку. Штурм баррикады, защитники которой втрое превосходили численностью его группу – да еще в лоб и по простреливаемой местности, – верное самоубийство. Конечно, Гарнету было обидно, что его “держат за мальчика”, но в глубине души он сознавал правоту майора. У него не было иного выбора, кроме как начать отход, унося ноги и раненых из-под убийственного обстрела.

Джейкобса и его “котиков” звуки разыгравшегося боя и тревожные переговоры Клири и Гарнета застали на полпути. Лейтенант оценил ситуацию и погнал своих людей вперед в усиленном темпе, в надежде захватить центр управления с тыла и отвлечь силы защитников от Железного Дровосека и Льва. “Котики” находились уже в ста ярдах от здания центра, когда из-за угла появились два бронированных “снежных кота” и открыли огонь.

На глазах у Джейкобса упали замертво двое его бойцов. Взбешенный лейтенант выпрямился во весь рост и давил на спусковой крючок “спартана”, пока из обоймы не выскочил последний патрон. Вовремя подоспевший сержант схватил Джейкобса, как щенка, за шкирку и отшвырнул за мусорный бак. Мгновение спустя по тому месту, где он только что стоял, полоснула ответная пулеметная очередь. Град осколочных ракет, выпущенных “котиками”, временно остановил “снежных котов”, но ненадолго. Не прошло и минуты, как тяжелые гусеничные машины снова поползли вперед.

“Котики” начали отход, ожесточенно отстреливаясь и виртуозно используя любое возможное укрытие. Внезапно откуда-то с тыла вынырнули еще два “снежных кота” и открыли шквальный огонь из спаренных пулеметов. Джейкобс вдруг ощутил, как в животе у него заворачивается тугой ком. Во рту скопилась горькая слюна, по щекам, несмотря на мороз, потекли струйки пота. От стыда хотелось застрелиться на месте. Их взяли в “клеши” классическим приемом, как каких-нибудь первогодков, понятия не имеющих о тактике современного боя. Единственным путем отступления оставался узкий переулок по левую сторону улицы. Лейтенант жестом приказал бойцам отходить туда, пропустил замыкающего и бросился следом, молясь только об одном – чтобы там не оказалось засады. Но переулок был чист – по крайней мере на протяжении ближайших семидесяти ярдов.

“Котики” неслись со всех ног, помышляя лишь о том, чтобы успеть добежать до поворота раньше, чем из-за угла покажутся “коты” и положат их всех прямой наводкой в спину. Джейкобс на бегу достал рацию и прерывистым, задыхающимся голосом доложил:

– Волшебник, говорит Страшила. Мы под огнем четырех бронированных “снежных котов”. Нас взяли в “клещи”. Отходим переулком, возможна засада.

– Страшила, у них есть тяжелое оружие?

– Пока не видно. В каждой машине один спаренный пулемет, пулеметчик и четыре автоматчика. Броня тяжелая. Наши осколочные ракеты им как слону дробина.

Клири заполз под лестницу, прикрываясь ею как щитом и развернул карту территории комбината.

– Страшила, сообщите свое местонахождение.

– Движемся по узкому проходу в сторону моря. По обе стороны тянутся одноэтажные блоки – то ли гаражи, то ли ремонтные мастерские. Находимся примерно в ста пятидесяти ярдах от центра управления.

– Страшила, через пятьдесят ярдов сворачивайте вправо и продолжайте движение между рядами баков топливного хранилища. Это боковая дорога к центру. Если она тоже не забаррикадирована, вы сможете зайти во фланг противнику, который прижал нас к земле и головы поднять не дает.

– Понял вас, Волшебник. Приступаем к выполнению. Кстати, что-нибудь бронебойное у нас в наличии имеется?

– У Железного Дровосека есть парочка ЛПР.

– Мне нужно четыре.

– Боец с двумя другими в рюкзаке отстал во время выброски.

– Железный Дровосек где-то в районе электростанции, мне до него не добраться, – недовольно буркнул Джейкобс. – И это не на него прут бронированные “коты”, а на нас!

– Ситуация изменилась, Страшила. Железный Дровосек столкнулся с противником, троекратно превосходящим его в живой силе и огневой мощи. Я приказал ему отставить выполнение ранее поставленной задачи и отходить, чтобы сохранить людей. В ближайшие минуты он должен соединиться со Львом.

– Как объявится, передайте ему от меня, чтобы приготовил ЛПР заранее, потому что эти проклятые “котяры” наверняка будут висеть у нас на хвосте, когда мы к вам выйдем.

Мимо топливных баков Джейкобс с “котиками” проскочили благополучно, не напоровшись ни на засаду, ни на баррикаду. Поминутно сверяясь с картой, лейтенант повел своих людей вдоль длинной стены, которая вроде бы заканчивалась где-то неподалеку от фасада центра управления. Прикрытие казалось отличным и обещало неплохой шанс зайти во фланг охранникам, поливавшим непрерывным огнем группу Шарпсберга. Но не прошли “котики” и пятидесяти ярдов, как в спины им ударил шквал автоматных очередей.

Претворяя в жизнь “комбинированный” план Гуго Вольфа, группа охранников прошла по подземным туннелям и зашла в тыл ни о чем не подозревающим американцам – весьма действенный тактический прием, с которым им предстояло еще не раз столкнуться. Потеряв возможность продолжать обход с фланга, Джейкобс был вынужден пойти по линии наименьшего сопротивления и увести своих бойцов с линии огня в ближайший переулок.

Клири сменил позицию и лежал в укрытии в восьмидесяти ярдах от баррикады, преградившей путь к центру управления, разглядывая ее в бинокль и безуспешно выискивая слабое место в обороне противника. Не обнаружив такового, майор понял, что ему, как и Гарнету, ничего здесь не светит, но с отходом решил пока повременить. Если вовремя подойдут морпехи, а “котикам” Джейкобса удастся зайти во фланг защитникам баррикады, массированная атака с двух сторон вполне может принести желаемый результат.

Но где-то в глубине души уже пробились первые ростки сомнения: удастся ли выхватить угли победы из пламени пожара или всем им суждено сгореть в нем дотла?

Охранники дрались ожесточенно и отчаянно. Они знали, что дерутся не только за свою жизнь, но и за жизнь своих семей, которые ждут на борту “Ульриха Вольфа”. Сам Гуго постоянно находился на переднем крае, в гуще битвы за центр управления, очень грамотно руководя своими боевиками и постепенно стягивая петлю-удавку вокруг штурмовой группы американцев. Четкость, с которой он отдавал приказы, отражала уверенность в победе и оптимизм. Разработанный им план воплощался в жизнь без сучка и задоринки, а сам Гуго выступал в завидной роли командующего, диктующего противнику свои условия боя. Осталось только довести дело до логического конца – загнать врага в мешок и уничтожить, как было им обещано Карлу.

– Брат Карл? – позвал он в закрепленный на шлеме микрофон.

Секунду-другую спустя сквозь треск помех пробился знакомый голос:

– Слушаю тебя, Гуго, что скажешь хорошего?

– Противник взят в кольцо. Вы с Эльзой можете забирать людей и уходить к ангару, как только инженеры поставят систему на автоматику.

– Спасибо тебе, брат. Встретимся у самолета.

Но ровно через две минуты, когда Гуго отдавал приказ экипажам двух оставшихся в резерве “котиков” атаковать американцев с тыла, на баррикаде появился запыхавшийся охранник и бросился к начальнику:

– Срочное сообщение из самолетного ангара, герр Вольф!

– Что там еще стряслось? – обернулся к нему Гуго, очень недовольный тем, что его потревожили.

Но в этот момент сержант Мендоза прищурился в оптический прицел и плавно спустил курок. Охранник упал мертвым у ног Гуго, не успев почувствовать, как пуля вошла в правый висок и вышла из левого. Важнейшая информация о появлении на территории базы невиданной машины чудовищных размеров, которая разгромила ангар и вывела из строя всю авиатехнику, умерла вместе с ним, так и не дойдя до адресата.

Морпехи Гарнета соединились с “Дельтой” Шарпсберга и заняли оборону, а четыре “снежных кота” прекратили преследование Джейкобса и атаковали их с тыла сдвоенной колонной. Не встретив достойного сопротивления со стороны “котиков”, экипажи передовых машин не догадывались о наличии противотанковых ружей в арсенале двух других групп. Морские пехотинцы со ста ярдов не промахиваются, и оба ведущих “кота” внезапно вздулись и лопнули, как перезрелые тыквы, в мгновение ока превратившись в пылающую бесформенную груду обломков и изуродованных тел и образовав на дороге завал, помешавший следующим за ними машинам атаковать уже окруженных американцев.

Клири знал, что передышка эта временная. Вопрос только в том, когда охранники сообразят, что противотанковых снарядов у американцев больше нет. Тогда бронированные “снежные коты” снова пойдут вперед, и остановить их будет нечем. Правда, теплилась еще надежда на Джейкобса и его парней. Если они в ближайшие несколько минут ударят по баррикаде с фланга, удача еще может повернуться к ним лицом.

Даже по скудным отрывочным сведениям, доходящим с поля боя, в Вашингтоне сразу поняли, что штурмовая группа оказалась в очень тяжелом положении. Уже не вызывало сомнений, что Клири и его людей расстреливают почти в упор. Президент и начальники штабов не верили своим ушам. Пусть дерзкая, но все же капитально продуманная и неплохо обеспеченная операция обернулась бойней и катастрофой. Надежды на успех таяли, как мартовский снег, сменяясь тяжким предчувствием провала, ставящего весь обитаемый мир на грань тотального уничтожения – кошмара, в который сознание отказывалось верить.

– Самолет с передовой ударной группой, – встрепенулся вдруг президент, – когда он?..

– Будет над целью только через сорок минут, – ответил генерал Сауз.

– А обратный отсчет?

– Осталось двадцать две минуты до того момента, когда сочетание всех природных факторов окажется наиболее благоприятным для отделения ледникового массива.

– Значит, надо посылать ракеты.

– Но тогда мы убьем и наших людей, – предупредил генерал Сауз.

– У вас есть другие варианты? – в упор спросил Уоллес. Сауз несколько секунд зачем-то рассматривал свои ладони, потом медленно покачал головой:

– Нет, господин президент. Других вариантов у меня нет.

– Отдать командиру “Таксона” приказ на пуск ракет, сэр? – почтительно осведомился адмирал Элдридж.

– Позвольте внести другое предложение, – вмешался генерал ВВС Коберн. – На мой взгляд, разумнее задействовать для нанесения ракетного удара бомбардировщики “стеле”. Они могут навести ракеты на цель и поразить ее с гораздо большей точностью, чем “томагавк” с субмарины.

Президент быстро принял решение:

– Так и сделаем. Предупредите экипажи бомбардировщиков, но скажите, чтобы без приказа запуска не производили. Вдруг случится чудо, и майор Клири все же сумеет пробиться в центр и остановить отсчет.

Генерал Коберн соединился с пилотами обоих “стелсов”, а Сауз негромко проворчал себе под нос:

– Вот именно что чудо! Ничто другое здесь уже не поможет.

43

От центральной площади лучами разбегались улицы, по сторонам которых просматривалась та же картина – вмурованные в лед каменные здания в несколько этажей. Хотя они значительно уступали размерами циклопическим постройкам позднейших цивилизаций, ни Питт, ни Джиордино никогда не сталкивались с подобным архитектурным стилем, воздушным и гармоничным, как застывшая на лету мелодия. Бесполезно было гадать, сколько акров занимал этот чудо-город; одно лишь не вызывало сомнений: доступное ныне взорам восхищенных зрителей составляло лишь малую крупицу подлинного величия эменитской цивилизации.

На краю площади возвышалось массивное сооружение изумительной красоты. Высокие стены и трехгранные колонны, богато изукрашенные искусной резьбой и инкрустированные пластинами вулканического обсидиана, поддерживали крышу и фронтон, декорированный скульптурными моделями целой флотилии судов – гребных, парусных и комбинированных.

Под фронтоном широкой полосой протянулся фриз с искусно выполненными рельефными изображениями людей и животных. Люди на фризе были одеты точь-в-точь как те мумии с острова св. Павла. Наметанный взгляд архитектора без труда определил бы, что структурная основа этого здания сохранилась в веках и тысячелетиях и отчетливо просматривается во всех архитектурных памятниках, доставшихся нам в наследство от минувших эпох, прежде всего в храмах Луксора, Афин и Рима. И только трехгранные колонны не вписывались в общую тенденцию и выглядели несколько непривычно по сравнению с круглыми колоннами дорического, ионического и коринфского ордера.

Между колоннами зиял широкий вход. Ступеней не было – на верхние этажи вели наклонные пандусы. Питт и Джиордино, очарованные волшебной красотой этого шедевра древней архитектуры, вышли из “корабля снегов” и вступили внутрь. Над обледеневшим мозаичным полом центрального зала, словно раскинувшая крылья огромная птица, нависла двухскатным навершием ступенчатая крыша. В глубоких нишах вдоль стен стояли каменные статуи – очевидно, скульптурные изображения эменитских царей, высеченные в полный рост из розоватого гранита. Узкие властные лица с круглыми кошачьими глазами как будто оживали, когда Питт и Джиордино проходили мимо. Разумеется, то была лишь иллюзия, вызванная переливчатым мерцанием в полусвете вкраплений кварца в граните. С мозаичных плит устремляли под своды купола незрячие глазницы десятки, если не сотни изваяний мужских и женских голов, искусно вделанных в пол таким образом, чтобы не нарушить рисунок орнамента. Вверху и внизу этих своеобразных скульптурных портретов были вырезаны надписи на эменитском языке, вероятно характеризующие персонажей столь необычной галереи.

В середине зала стояло на пьедестале изваяние древнего парусно-гребного корабля в натуральную величину. Неизвестный скульптор не упустил ни одной детали, включая длинные ряды весел, мачты, паруса, такелаж и прочую оснастку, и даже разместил на палубе команду, изобразив матросов и офицеров выполняющими свои повседневные обязанности. Поразительное зрелище и потрясающее мастерство! Фантастическое искусство резчика – ювелирная обработка поверхностей и гениальное чувство композиции – наводило на мысль о том, что эмениты владели секретами художественного ваяния, до сих пор не раскрытыми современными скульпторами.

– Как думаешь, что это такое? – спросил Джиордино благоговейным шепотом, как будто находился в соборе. – Храм их богов?

– Скорее мавзолей или гробница, – таким же шепотом ответил Питт, указывая на возвышающиеся над полом головы. – Что-то вроде Зала хоккейной славы НХЛ или греческого Пантеона – для увековечивания памяти выдающихся деятелей того времени, возможно, инженеров, строителей, мореходов, преображавших и исследовавших древний мир. Или просто портретная галерея знаменитых капитанов, погибших в море. Мумифицировать их тела, естественно, не могли и сохранили для потомков таким вот способом.

– И как только крыша не рухнула при ударе кометы или не просела от наросшего за тысячелетия льда?

– Очевидно, строители работали по очень высоким стандартам, доступным только развитой культуре.

Во все стороны от главного зала расходился лабиринт бесчисленных коридоров без окон, стены которых украшали самые разнообразные морские пейзажи. Если современные люди ищут своего Бога в небе, то эмениты обожествляли одно только море. Скульптуры изображали именно людей, а не стилизованных под них богов.

– Давно исчезнувшая и всеми забытая раса, первой открывшая и мирным путем покорившая нашу планету, – с грустью прошептал Джиордино. – И не осталось ни предметов их культуры, ни следов их кипучей деятельности.

Питт кивнул в сторону путаницы вырезанных во льду проходов:

– Наверняка их нашли нацисты, открывшие этот город, а Вольфы перетащили в свой музей на “Ульрихе Вольфе”.

– Похоже, они раскопали не больше десяти процентов городских площадей.

– У них были другие неотложные дела, – иронически заметил Питт. – Например, прятать нацистские сокровища и реликвии, подгребать под себя экономику и правителей, извлекать золото из морской воды, планировать и рассчитывать уничтожение мира, чтобы переделать его потом на свой лад, ну и еще кое-что по мелочи. Какие уж тут раскопки!

– Чертовски жаль, что нет времени побродить здесь денек-другой и все как следует осмотреть.

– Я бы тоже не прочь отправиться в обзорную экскурсию по местным достопримечательностям, – отозвался Питт, с трудом стряхивая с себя очарование этого удивительного места, – но у нас с тобой осталось меньше часа на то, чтобы найти центр управления.

С сожалением покинув величественное здание эменитского пантеона, они выбежали на улицу и забрались в кабину. Двигаясь по следам, оставленным “снежным котом”, Питт провел громоздкий вездеход по центру города-призрака и въехал в туннель рядом с мавзолеем. Чем ближе они подбирались к комбинату, тем меньше осторожничал Питт, ведя машину на предельной скорости. Джиордино страховал, укрывшись за приборной панелью и выставив в окно автоматный ствол.

Проехав по туннелю около мили, они свернули за угол и чуть ли не нос к носу столкнулись со встречным электромобилем. Трое охранников, легко узнаваемых по черной форме, не веря своим глазам, уставились на несущегося по туннелю ярко-красного монстра. Водитель в панике ударил по тормозам, и его понесло юзом по ледяному полу туннеля. У двух других вовремя сработал инстинкт самосохранения, и они успели выпрыгнуть из машины в тщетной попытке продлить себе жизнь.

Послышался хруст и душераздирающий скрежет рвущегося металла, и “корабль снегов” проехался по хрупкому экипажу, как мусоровоз по трехколесному велосипеду. Водителя смяло вместе с обломками под колесами, а двух его напарников попросту размазало по стене. Глянув в зеркало заднего обзора, Питт увидел на полу туннеля груду покореженного металла и пластика и пару изуродованных обрубков, лишь отдаленно напоминающих человеческие тела.

Джиордино высунулся в окно и тоже посмотрел назад.

– Надеюсь, ты аккуратно платишь страховые взносы?

– Мой полис предусматривает ответственность только за причиненные убытки и повреждение чужого имущества. От лобового столкновения я никогда не страхуюсь.

– Стоит подумать, когда будешь переоформлять договор.

Через двести ярдов им навстречу попалась группа рабочих в красных комбинезонах. Они грузили деревянные ящики на платформы, прицепленные к большому “снежному коту”. Автопогрузчики с поддонами, на которых громоздились штабеля таких же контейнеров, один за другим выезжали из просторной пещеры, соединенной с туннелем коротким коридором. Массивная дверь из серебристого металла была распахнута настежь. По толщине и габаритам она здорово напоминала двери современных банковских хранилищ и держалась на стальном стержне, глубоко уходящем в лед.

Охранники и грузчики буквально остолбенели при виде исполина, выскочившего из заброшенного туннеля, и застыли в свете его фар, как олени на шоссе. Только когда Джиордино дал короткую очередь из выбитого окна по автопогрузчику, рабочие и охранники ожили и гурьбой бросились в пещеру, чтобы не попасть под колеса этого механического чудовища.

– Дверь! – заорал Питт, ударяя по тормозам.

Без труда вычислив замысел напарника и не тратя время на вопросы и уточнения, итальянец выпрыгнул из машины и подбежал к двери, а Питт дал несколько выстрелов поверх голов из своего кольта, прикрывая Ала и одновременно подгоняя ретирующийся персонал. Джиордино поразило, насколько легко удалось совладать с дверью, весившей, должно быть, несколько тонн. Он приготовился напрячь все мышцы, чтобы сдвинуть махину, но дверь повернулась неожиданно легко, как в невесомости. Когда она дошла до упора и с приглушенным щелчком встала на место. Джиордино решительно закрутил до отказа запорное колесо. Убедившись, что штыри засовов вошли в пазы, снял цепь с автопогрузчика, пропустил через колесо и прикрепил оба конца к нагруженной платформе, чтобы его нельзя было провернуть изнутри. Рабочие и охранники Вольфов оказались под замком без какой-либо надежды на скорое освобождение.

– Как думаешь, что в этих ящиках? – спросил Джиордино, забираясь обратно в кабину.

– Скорее всего, сокровища из эменитского города.

Питт лихорадочно переключал передачи, стремясь поскорее набрать максимальную скорость. Ехать предстояло еще довольно долго. Хотя фактор внезапности был на их стороне, все равно казалось чудом, что они смогли преодолеть столько препятствий без единого выстрела со стороны противника. Однако Питт не обольщался, прекрасно понимая, что это сказочное везение может закончиться в любую минуту. Пока что им удавалось избегать неприятностей, но, как только “корабль снегов” выскочит на открытое место, он сразу же станет мишенью номер один для сотен стволов, имеющихся в распоряжении черномундирных головорезов Гуго Вольфа.

Преодолев очередной изгиб туннеля, “корабль снегов” внезапно вылетел из него, как пробка из бутылки шампанского, и оказался в необъятных размеров сводчатой камере, в которой, судя по количеству авиатехники, размещался самолетный ангар. Не снимая ногу с газа, Питт сразу выхватил взглядом два огромных аэробуса в центре стоянки – “АЗОО” и “А340” – пассажирский и грузовой. Рядом с грузовым люком транспортника стоял “снежный кот” с поездом прицепных платформ, а по ленте транспортера один за другим уплывали в недра фюзеляжа уже знакомые деревянные ящики. Инженеры, техники, рабочие и служащие “Дестини Энтерпрайзес” организованной вереницей поднимались по трапу в соседний лайнер, предвкушая, должно быть, скорое воссоединение с родными и близкими на борту “Ульриха Вольфа”. Чуть в стороне заправлялся горючим небольшой реактивный самолет бизнес-класса с удивительно изящными обводами корпуса. Но самым поразительным во всем этом зрелище было полное отсутствие охраны, что, с одной стороны, успокоило Питта, а с другой – породило в голове грандиозный замысел из разряда тех, которые Джиордино характеризовал как “очередную зловредную пакость”.

– А вот мы вам сейчас устроим Армагеддон с Апокалипсисом на отдельно взятой территории! – процедил он сквозь зубы, направляя машину на скопище самолетов и нажимая на педаль акселератора с такой силой, как будто намеревался продавить ею пол кабины.

– Ой, мамочки! – тихо простонал итальянец и жалобным голосом вопросил: – Дирк, мальчик мой, признайся папочке Алу, ты действительно собираешься сделать это?

Зеленые глаза Питта вспыхнули дьявольским огнем:

– Стоит хоть однажды поучаствовать в гонках с разбиванием машин – и ты на крючке. Это как наркотик. Держись крепче, парень, начинаем потеху!

Люди в ангаре отреагировали на появление “корабля снегов” точно так же, как грузчики в туннеле. Сначала шок, потом изумление, любопытство, недоумение, но все эти эмоции мгновенно сменились паническим ужасом, когда ярко-красное механическое чудовище высотой с двухэтажный дом и длиной в тепловозную сцепку, на полной скорости ринулось прямо к трапу, грозно завывая дизелями и слепя дальними фарами по три тысячи свечей каждая.

Питту хватило трех секунд, чтобы наметить оптимальный маршрут для своего разрушительного “рейда по тылам”. Того же краткого промежутка времени хватило всем остальным, чтобы догадаться о его намерениях. Должно быть, в числе отдаленных предков Питта были скандинавские викинги, потому что в подобные минуты в нем иногда пробуждался дух берсеркера. Из головы будто разом вымело все посторонние мысли, позволив предельно сконцентрироваться на одной – самой главной и важной на данный момент. По прямой, стремительно и неотвратимо приближалась к первому аэробусу гигантская машина. Тот немногим уступал ей размерами, но выходящие прямо из подбрюшья плоскости были уязвимым местом лайнера, располагаясь слишком низко над землей. Правое крыло “корабля снегов” на скорости в двадцать семь миль в час врезалось в левую плоскость самолета, смяло элероны и начисто снесло восьмифутовую секцию, с грохотом обрушившуюся на ледяной пол ангара.

Грузчики и техники бросились врассыпную. Самолет от удара развернулся на девяносто градусов, скрежеща по льду застопоренными колесами шасси. Люди разбегались кто куда, скользили по льду, падали, пихались, топтали друг друга, обезумев от страха и мечтая лишь об одном – убраться подальше с дороги этого свихнувшегося монстра. У большинства ужас полностью парализовал рассудок, и “корабль снегов” представлялся их воспаленному воображению неким чудищем, порождением ада, невесть как вырвавшимся из преисподней, где только и место таким кошмарным тварям. Нашлись, однако, и трезвые головы, обратившие внимание и на зажженные фары, и на знакомый звук рокочущих дизелей, и на забинтованное лицо Питта, бешено крутящего баранку, и на торчащий из окна ствол автомата в руках Джиордино. Этого было более чем достаточно, чтобы вызвать охрану, но призыв о помощи прозвучал слишком поздно и остановить процесс разрушения уже не мог.

“Корабль снегов” пропорол внешнюю часть крыла второго аэробуса. На этот раз Питт взял слишком близко к фюзеляжу. Смятая плоскость сложилась с ужасающим скрежетом и прочно зацепилась за переднее правое колесо “корабля снегов”. Питт бросил рычаг передач в реверс и дал полный газ. Вездеход рванулся назад, увлекая за собой самолет. Питт вертелся, как уж на сковородке, бешено вращая рулевое колесо в разные стороны в безуспешной попытке освободиться от захвата и приложенного к нему довеска в виде многотонного аэробуса, но искореженный металл глубоко впился в резину протекторов клыками зазубрин и не собирался отпускать. Гигантские колеса “корабля снегов” впервые начали пробуксовывать, с пронзительным визгом вращаясь вхолостую на скользком льду.

Питт бросил машину враскачку сначала вперед, потом назад, пытаясь применить традиционный метод извлечения застрявшего в грязи автомобиля. Со второй попытки его старания увенчались успехом: наполовину оторванный кусок плоскости с неохотой разжал пасть и выпустил жертву, после чего окончательно обломился и шлепнулся на лед – измятый, погнутый и годный теперь разве что на металлолом. Питт, не моргнув глазом и не выказывая ни малейших эмоций, моментально направил машину в сторону третьего самолета.

– И долго ты еще собираешься дурака валять? – не без ехидства в голосе осведомился Джиордино. – У нас, между прочим, и другие дела имеются.

– Да плевать я хотел! – зарычал Питт. – Если эти гады все же ввергнут мир в катастрофу, пусть тогда и сами здесь застрянут, разделяя общую судьбу!

Он не успел договорить, как слегка помятый “корабль снегов” раздавил в лепешку хвостовое оперение личного самолета Карла Вольфа, размеры которого не шли ни в какое сравнение с огромными аэробусами. Вместе с хвостовой частью надломились и лопнули стойки шасси под плоскостями. Лишившись трети фюзеляжа, машина осела назад, задрав нос и крылья, будто на взлете.

Джиордино восхищенно покачал головой и дал мудрый совет:

– Если будешь вести себя в гостях подобным образом, можешь даже не надеяться, что тебя пригласят еще раз.

Питт повернулся к нему с улыбкой, уходящей краями за горизонт, и с силой хлопнул по плечу.

– Нет, но как я их проутюжил! Класс! Ну хоть ты подтверди, что я молодец.

– Молодец-то ты молодец, – проворчал итальянец, – да только время идет, а мы тут развлекаемся! Пора бы и делом заняться.

Краем глаза Питт успел заметить мелькнувшую в расколотом зеркале заднего обзора скошенную морду “снежного кота”, внезапно вынырнувшего из туннеля. Это его не слишком озаботило – по крайней мере на данный момент. “Корабль снегов” превосходил “кота” в скорости минимум на пять миль в час.

Питт пересек наискосок ангар и бросил машину в широкий проход в противоположной стене ледовой камеры. Уходя от “снежного кота” с вооруженными охранниками, “корабль снегов” несся по туннелю, как взбесившийся мамонт. Его то и дело заносило на крутых поворотах, швыряя бортами о стены, но Питт не видел другого способа выйти из-под обстрела и добиться хотя бы небольшого выигрыша во времени и расстоянии. Выбранная им тактика оказалась правильной – дистанция между вездеходом и “котом” быстро увеличивалась, и в конце концов наглое животное безнадежно отстало.

– Похоже, оторвались, – сказал Джиордино, стряхивая с волос осколки заднего стекла так небрежно, как будто это была перхоть.

– Ненадолго, – уточнил Питт. – Как только выберемся на оперативный простор, сразу станем первоклассной дичью.

Через четыре минуты, миновав последний поворот и проскочив мимо груд брошенного оборудования в опустевших кладовых, “корабль снегов” вышел на финишную прямую, а еще две минуты спустя уже ревел двигателями под синим небом, вынырнув на поверхность меньше чем в полумиле от центра управления комбината.

До этого путь пролегал по подземным пустотам, и только сейчас Питт и Джиордино воочию увидели надземную часть комплекса. Выход из туннеля, выведшего их на свет, находился неподалеку от внешнего периметра. В полярных условиях здания я сооружения довольно быстро покрываются слоем снега и льда. На научных станциях на это не обращают внимания, а вот Вольфы старались поддерживать в своих владениях чистоту и порядок. Архитектура комплекса оригинальностью не отличалась. От главной площади, где возвышались два корпуса – добывающая фабрика и центр управления, – радиально расходились улицы и переулки. Жилые здания и вспомогательные производства теснились вокруг площади, образуя некое подобие глазного яблока с двумя зрачками. Между оградой комплекса и границей городского периметра располагались котельные, склады горючего, электростанция и другие службы обеспечения.

Внезапно морозную тишину разорвали звуки выстрелов, крыши нескольких домов окутались пламенем, черный дым повалил в небо, расплываясь по инверсионному слою. Где-то неподалеку начали одна за одной рваться гранаты. Под аккомпанемент автоматных очередей в воздухе пронзительно завизжали осколки. Питт без колебаний бросил машину в ближайший переулок, чтобы укрыться от шального попадания и посторонних глаз. Взорам друзей открылась безрадостная картина. На мостовой, куда ни кинь взгляд, лежали человеческие тела, расплываясь на белом снегу контрастными алыми пятнами. На каждые два тела в черной форме приходилось одно в белом камуфляже.

– Сдается мне, – угрюмо сказал Питт, – что веселье тут началось без нас. Вот только не очень понятно, кто правит бал.

44

Несмотря на великолепную выучку, бесстрашие и самоотверженность бойцов и командиров группы “Апокалипсис”, готовых, как один, погибнуть, лишь бы предотвратить конец, задание находилось на грани провала. Группа несла убитыми и ранеными, не достигая никакого результата и ни на шаг не продвигаясь к цели. Неудача громоздилась на неудачу, и худшие опасения Клири начали сбываться одно за другим. “Котики” Джейкобса не смогли атаковать баррикаду с фланга и были безжалостно выдавлены в тот же периметр, что и две другие группы. Западня была тщательно подготовлена, все дыры законопачены. Штурмовая группа угодила в “мешок” – иначе говоря, оказалась в окружении, из которого невозможно вырваться.

Осколок гранаты разрезал Клири подбородок, пуля угодила в руку. Шарпсберг получил ранения в руку и в плечо. Гарнет харкал кровью после попадания в горло. Только Джейкобс оставался пока невредимым, стараясь за троих и подбадривая людей личным примером.

Стрельба с баррикады неожиданно прекратилась. Десантники некоторое время продолжали беспорядочно отстреливаться, потом Клири тоже приказал прекратить огонь, чтобы узнать, какую еще карту собирается разыграть Карл Вольф.

Из мощных громкоговорителей, установленных на зданиях в центре площади, послышался уверенный мужской голос, разносясь на сотни ярдов и отражаясь гулким эхом от стен и крыш домов в узких переулках. Микрофоны офицерских раций добросовестно зафиксировали и ретранслировали в Вашингтон следующую речь:

– Прошу вашего внимания, джентльмены. Карл Вольф приветствует американскую штурмовую группу, пытающуюся проникнуть на горнодобывающий комбинат “Дестини Энтерпрайзес”. В настоящий момент вам должно быть ясно, что вы окружены нашими превосходящими силами и выйти из окружения не можете. Дальнейшее кровопролитие бессмысленно. Я готов открыть вам свободный проход обратно на ледник, откуда вас могут эвакуировать ваши люди. Вам будет разрешено унести с собой убитых и раненых. Если в течение шестидесяти секунд вы не подчинитесь, то будете уничтожены. Выбирайте.

Обращение прозвучало как гром среди ясного неба.

Клири отказывался принять неизбежное поражение. В бессильной ярости смотрел он на изорванные пулями трупы и истекающих кровью раненых. В глазах тех, кто еще был способен вести бой, читалась непреклонная решимость. Да, они честно сражались и беззаветно погибали. Да, они сделали все, что в человеческих силах. Да, у них не осталось ни одного шанса. Но прекратить бой, сдать оружие и убраться прочь с поджатыми хвостами, навсегда опозоренными, зато живыми. Ну нет, для спецназа такой вариант не проходит! Уж лучше всем сложить здесь головы, навеки оставшись безымянными и неоплаканными.

Однако в распоряжении неустрашимого Клири оставалось всего двадцать шесть бойцов из пятидесяти шести, сброшенных с “С-17”. Сначала их расщелкивали по одному снайперы с баррикады, потом последовал ощутимый пинок под зад от бронированных “снежных котов”. В конце концов и от них удалось отбиться – но какой ценой! Майор тщетно гнал прочь отравляющие душу пессимизм, отчаяние и горечь поражения – мерзейшие чувства, каких он, привыкший побеждать, никогда ранее не испытывал. Попытка штурма казалась безнадежной, но Клири все равно решил попробовать. Не в лоб, конечно, – это не принесет ничего, кроме верной гибели. Но мысль о выходе из боя даже не возникала. Все до одного знали, что если не умрут здесь и сейчас, то все равно погибнут,когда Земля встанет на дыбы. Терзаясь сомнениями и тяжелыми предчувствиями, Клири перестроил остатки своей группы для последней атаки и приготовился отдать последние распоряжения.

Истекали последние мгновения из шестидесятисекундной передышки, милостиво дарованной Карлом Вольфом. И в тот самый момент, когда бой должен был возобновиться, Клири услышал в отдалении что-то похожее на сигнал автомобильного клаксона, только почему-то усиленный до рева пожарной сирены. Рев приближался, становясь все громче, и все, кто еще оставался на поле боя, в удивлении повернули головы на этот непонятный звук.

И тут эта штука вылезла прямо на них.

– Что там происходит?! – пронзительный возглас Лорен перекрыл гудение мужских голосов за столом, когда из динамиков ретрансляции донеслась очень странная мешанина звуков.

Все присутствующие в залах для оперативных совещаний Пентагона и Белого дома автоматически перевели взгляд на мониторы, со статическим изображением территории комбината. Несколько долгих секунд никто не шевелился, оцепенело прислушиваясь к тому, что напрямую передавалось из Антарктиды.

– Боже всемогущий! – придушенно рявкнул адмирал Элдридж.

– Что это за чертовщина? – потребовал ответа Уоллес.

– Понятия не имею, господин президент, – пробормотал генерал Сауз, тщетно вслушиваясь в какофонию голосов трех или четырех десятков бойцов сил специального назначения, которые ни с того ни с сего вдруг подняли неимоверный гвалт, наперебой перекрикивая друг друга. – Понятия не имею!

Происходило нечто поистине невероятное. И бойцы спецназа, и охранники за бруствером баррикады ошеломленно застыли на месте, пытаясь понять, надо ли на это реагировать, а если надо, то как именно? Как будто в гипнотическом оцепенении, не в состоянии шевельнуть даже пальцем, Клири остановившимся взглядом следил за приближением исполинской красной машины, одни только колеса которой возвышались вровень с крышами одноэтажных строений и которая возникла вдруг на поле боя, словно оживший кошмар шизофреника. Все еще пребывая в трансе, майор продолжал автоматически фиксировать развитие событий. А новоявленная колесница Джаггернаута продолжала движение, мимоходом расплющив двух “снежных котов”, имевших несчастье попасться ей на узкой дорожке. От столкновения с десятифутовыми колесами сидевшие в машинах охранники взлетели высоко в воздух. Одного забросило на крышу ближайшего дома, другие попадали на жесткий лед. Двое или трое, поскуливая, расползлись на карачках по углам, остальные не подавали признаков жизни. Взвились языки пламени, облизывая со скрежетом разлетающиеся кабины, измятые дверцы, обрывки гусениц и оторвавшиеся куски брони. А красный великан даже не сбавил хода. Похоже, его водитель и не собирался тормозить, охваченный одним всепоглощающим стремлением сметать и уничтожать все, что попадется ему на пути.

Джейкобс сразу крикнул своим “котикам” убираться прочь с дороги; раненый Шарпсберг едва успел выкатиться из-под колес приближающегося монстра; Гарнет и его люди продолжали таращиться на невиданное зрелище, но в самый последний момент все же успели отпрыгнуть и прижаться к стенам.

Пролетая мимо обалдевших спецназовцев, машина оглушила их пушечной канонадой из выхлопных труб, у которых обломками “снежных котов” оторвало глушители. Этот “салют” скорчившиеся в снегу бойцы не забудут, наверное, до конца жизни. А еще через несколько секунд тридцатисемитонная махина врезалась в ледяную баррикаду и разнесла ее вдребезги, без видимых для себя последствий проломив метровой толщины барьер.

Охранники остолбенели – точно так же, как и американцы, а железный колосс, не удовлетворившись, видимо, сносом баррикады, загрохотал в сторону арочного входа в центр управления, как сошедший с рельсов экспресс.

Среди защитников баррикады началась паника. Наемники сразу ожили и бросились врассыпную, страшась угодить под колеса взбесившейся машины. И в этот миг майор Клири вышел наконец из оцепенения и понял, что спаситель его группы на самом деле не инопланетянин, не демон из преисподней и уж точно не галлюцинация. В мозгу у него что-то щелкнуло, и в ослепительной вспышке прозрения Клири вдруг осознал, что появление на доске новой и ни одной из сторон не учитывавшейся тяжелой фигуры коренным образом изменило соотношение сил. Надежда возродилась как феникс из пепла.

В памяти майора спецназа Томаса Клири навсегда запечатлелся образ залитого солнечным светом гигантского красного вездехода, его водителя с забинтованным лицом, одной рукой крепко сжимающего руль, а другой хладнокровно садящего по охране из кольта образца 1911 года, и смуглого коротышки рядом с ним, с азартом поливающего из автомата разбегающихся людей в черной форме. Такое случается только раз в жизни, да и то потом начинаешь сомневаться – уж не привиделось ли спьяну или от перегрева.

Человек сорок охранников, оставшихся в живых после боя с американцами и наезда на баррикаду чудовищной машины, вскоре оправились от шока, рассредоточились и открыли ураганный огонь. Пули с визгом вонзались в металлические борта и впивались жалящими осами в двенадцатислойную резину протекторов, но красное чудовище не останавливалось, победно трубя клаксонами на крыше, пока их не снесло автоматными очередями. В окнах водительской кабины не осталось ни осколка стекла, но водитель и его напарник по-прежнему продолжали неутомимо палить по охранникам из кольта и автомата.

Подобно неумолимому року, “корабль снегов” всей своей многотонной громадой ворвался в центр управления со скоростью более двадцати миль в час, круша стены и вышибая стальные двери. Проход в главный зал закрывали массивные железные ворота, сложившиеся под таранным ударом, как картонные стенки детского кукольного домика под сапогом пьяного родителя. Но и “корабль снегов” пострадал изрядно. Крышу снесло начисто, кабину покорежило, но все остальное благополучно проскочило, и взбесившееся чудовище слегка прошлось стальным бампером по рядам компьютеров и мониторов, оставляя за собой хаотическое нагромождение металла, пластика, электронных внутренностей, проводов и офисной мебели. В бортах зияли сотни пулевых пробоин, кабина смялась в лепешку, изорванные в клочья шины просели. Машина потеряла ход, врезалась в дальнюю стену и остановилась.

В такие моменты логика и здравый смысл уступают место азарту и безрассудству. Воодушевленные подвигами “корабля снегов”, уцелевшие морпехи, “котики” и армейцы без всякого приказа выскочили из своих жалких укрытий и в едином порыве бросились вперед. Проникнув сквозь брешь, пробитую в баррикаде, они овладели ею, в считанные мгновения сметя ураганным огнем почти всех охранников. Те так увлеклись обстрелом “корабля снегов”, что прозевали момент атаки и были захвачены врасплох.

На Гуго Вольфа жалко было смотреть. Огромное, невесть откуда взявшееся механическое чудовище, громыхающее, как орудийная башня линкора, за две минуты сорвало все его планы и переломило ход сражения, раздавив два “снежных кота” с экипажами и выведя из строя несколько десятков наемников. Как футбольный защитник, отдавший от ворот точный пас своему игроку в последнюю минуту игры при ничейном счете, не может поверить, что пас перехватил противник и забил решающий гол, так и Гуго не мог ни принять, ни поверить в реальность случившегося. Окончательно утратив контроль над собой и над ситуацией, охваченный паническим ужасом, он сбежал с баррикады, как последний трус, оседлал ближайший снегоход, ударил по газам и помчался в сторону ангара.

Лишившись командования, уцелевшие охранники пали духом, побросали оружие и подняли руки вверх, хотя некоторые предпочли последовать примеру Гуго и незаметно скрылись в надежде добраться до ангара раньше, чем взлетит самолет. Над местом кровавой бойни и нескончаемой перестрелки воцарилась вдруг благостная тишина. Битва закончилась.

Зал центра управления выглядел так, будто в нем от души порезвилась стая пьяных обезьян. Пульты выдраны из гнезд и раздавлены. Компьютеры расплющены. Содержимое столов, шкафов и полок рассыпано по полу бумажным ковром. В щепки разбиты столы и стулья. Мониторы висят на креплениях под неестественными углами. А чуть в стороне от всего этого хаоса, уткнувшись мордой в стенку, стоит “корабль снегов” – как огромный динозавр, израненный тысячами пуль, но до сих пор не издохший, вопреки всем законам природы и механики. В глубине утробы искалеченного монстра все еще работали на холостом ходу дизели, а разбитые выхлопные трубы издавали сердитое рычание.

Питт толкнул изрешеченную дверцу и безразлично проводил ее взглядом, когда она сорвалась с изломанных петель и отвалилась. Поразительно, но факт: ни он, ни Джиордино не только не погибли, но и практически не пострадали. Одежду на них в клочья изорвало пулями, а вот на теле почти не осталось следов. Питту слегка задело левое предплечье, а у Джиордино сочилась кровь из царапины на голове. И ни одного мало-мальски серьезного ранения!

Питт обошел разгромленный зал в поисках живых или мертвых, но Вольфы и технический персонал уже эвакуировались из центра в ангар. Джиордино внимательно наблюдал за напарником и, когда тот закончил осмотр и вернулся к нему, озабоченно спросил:

– Что, часы еще тикают?

– Вряд ли, – ответил Питт, кивком указав на цифровой таймер, валяющийся среди обломков. Застывшие цифры на табло показывали десять минут и двадцать секунд. – Разбив компьютеры и прочую электронику, мы остановили обратный отсчет.

– Значит, ледник не отломится и не уплывет в море?

– Не отломится и не уплывет.

– И конца света не будет?

– И конца света не будет, – эхом подтвердил Питт.

– Выходит, дело закончено и мы победили? – недоверчиво посмотрел на него итальянец, еще не успев полностью осознать, что их эпопея, начавшаяся в заброшенной колорадской шахте, пришла к благополучному завершению в антарктических льдах.

– Почти. – Питт устало прислонился к колесу “корабля снегов”, ощущая одновременно невероятное облегчение и нарастающую ярость. Карл Вольф должен ответить за все, иначе ему никогда не обрести покоя. – Осталось только подчистить несколько хвостов.

– Десять минут двадцать секунд, – медленно произнес Джиордино. – Неужели мир и вправду отделяло от гибели всего десять минут?

– Мог ли на самом деле сработать проект “Валгалла”? Вероятно. Мог ли он изменить облик Земли на тысячи лет? Будем надеяться, что никогда этого не узнаем.

– Ни с места! Шевельнете пальцем – стреляю!

Командный голос был тверже мрамора.

Питт поднял глаза и увидел перед собой фигуру в белом маскировочном костюме, наставившую на него какое-то оружие-мутант. У незнакомца текла кровь из ран на руке и скуле.

Питт уставился на это видение, безуспешно пытаясь прочесть выражение глаз за темными очками.

– А ушами шевелить можно? – спросил он непринужденно.

Клири не до конца было ясно, кто эти непонятные типы-друзья или враги? Коротышка чем-то походил на питбуля. Высокий – весь какой-то взъерошенный, растрепанный, и бинтов на роже накручено сверх всякой меры. Оба еле держатся на ногах от усталости, щеки ввалились, глаза затуманены, на подбородках трехдневная щетина. Ничего не понятно.

– Ты мне лучше скажи, остряк, кто вы такие и откуда взялись?

– Мое имя Дирк Питт. А это мой друг и напарник Ал Джиордино. Мы оба сотрудники НУМА.

– НУМА? – переспросил Клири, никак не ожидавший услышать такой ответ. – В самом деле?

– В самом деле, – спокойно подтвердил Питт. – Кстати, с кем имею честь?

– Майор Том Клири. Спецназ Сухопутных сил США, отряд “Дельта”. Командир штурмовой группы, которая должна была захватить этот комбинат.

– Искренне сожалею, что мы не смогли прибыть раньше. Может, тогда вы не потеряли бы столько людей. Клири опустил оружие и склонил голову.

– Да, жаль, лучшие ребята полегли здесь сегодня. Питт и Джиордино промолчали, остро сознавая неуместность любых слов соболезнования или утешения. Клири выпрямился.

– С трудом верится, что двое штатских океанографов, не прошедших спецподготовки, смогли так здорово нас выручить, – сказал он, все еще пытаясь понять, что же за люди стоят перед ним.

– Ну, положим, явились мы сюда вовсе не для того, чтобы вас и ваших людей из дерьма вытаскивать, хотя, конечно, всегда готовы помочь доблестному спецназу. Но главной нашей целью было не дать Вольфу запустить катаклизм.

– У вас получилось? – встрепенулся Клири, в горячке боя как-то утративший перспективу и начисто забывший об основной задаче, поставленной перед группой. – Или отсчет продолжается?

– Как видите, – пожал плечами Питт, – вся электроника выведена из строя. Последовательность подачи команд микромашинам для деструктуризации льда прервана.

– Слава богу! – выдохнул майор, у которого будто гора с плеч свалилась. Он сбросил шлем, сдвинул очки на лоб, шагнул вперед и протянул здоровую руку. – Джентльмены, все мы у вас в долгу. Один бог знает, сколько жизней вы спасли своим своевременным появлением на этом... – Пожав друзьям руки, Клири обернулся и указал на “корабль снегов”. – Кстати, что это такое?

– Сувенир от адмирала Бэрда, – ответил Джиордино.

– От кого?

– Долго рассказывать, – вяло улыбнулся Питт. – Как-нибудь в другой раз.

Майор согласно кивнул и переключился на другую тему:

– Вы не в курсе, джентльмены, куда все подевались?

– Смылись, должно быть, во время боя и подались в ангар, поближе к самолетам, чтобы вовремя убраться отсюда, – предположил Джиордино.

– У меня на карте обозначена взлетная полоса, но никаких признаков самолетов мы при спуске не видели.

– Этот ангар не виден с воздуха. Он подо льдом.

На лице Клири отразилась ярость:

– Вы хотите сказать, что мерзавцы, которые все это устроили, успели улизнуть?!

– Расслабьтесь, майор, – посоветовал Джиордино с хитрой ухмылкой. – Никуда они не делись, а остались здесь и сейчас, наверное, сильно переживают.

Клири приметил озорную искорку в глазах Питта:

– И это тоже вы организовали?

– Вообще-то да, – признался Питт. – По пути сюда мы случайно забрели в ангар и немного там порезвились. В связи с чем счастлив сообщить, что все вылеты отменяются по техническим причинам.

Залы для оперативных совещаний Пентагона и Белого дома огласились криками радости и аплодисментами, когда Клири объявил об отключении системы резки льда, а лейтенант Джейкобс доложил, что уцелевшие охранники Вольфов бросают оружие и сдаются. Сердца всех присутствующих переполняла радость от сознания, что смертельная опасность миновала. Слышен был голос Клири, разговаривающего с двумя мужчинами, только благодаря неожиданному появлению которых, по словам майора, им удалось выжить и выполнить задание. К сожалению, у этих пока неизвестных героев не было раций, поэтому их слова и реплики звучали неразборчиво.

Не в силах больше сдерживать нетерпение, президент схватил трубку мобильника и отрывисто произнес:

– Майор Клири, говорит президент США. Вы меня слышите?

Треск помех, потом голос Клири:

– Да, господин президент, слышу вас отчетливо.

– До сих пор мне не позволяли вмешиваться в ваши переговоры, но теперь, когда все позади, хотелось бы услышать связный и подробный доклад.

– Понимаю, сэр, – ответил Клири, с трудом веря, что говорит с самим Верховным главнокомандующим. – Только подробного доклада, боюсь, не получится. Нам еще предстоит арестовать Вольфов, их приспешников и остатки охраны.

– Хорошо, отложим, но можно хотя бы кратко об этой смертоносной машине, которая вдруг появилась неведомо откуда и устроила такой разгром в стане врага. Чья она и кто ее привел?

Клири честно старался, но все его попытки адекватно описать механического монстра, объявившегося на поле брани в последнюю минуту и обратившего неминуемое поражение в блистательную победу, провалились самым позорным образом.

Все слушали и недоумевали, но больше всех недоумевал адмирал Сэндекер, когда узнал, что двое сотрудников его управления проехали шестьдесят миль по голому льду в снегоходе чудовищных размеров постройки 1940 года и помогли сокрушить армию наемников Вольфа. А еще больше изумили адмирала имена этих сотрудников – Дирк Питт и Ал Джиордино. Он-то, глупец, наивно полагал, что они давно уже в Вашингтоне.

– Питт и Джиордино, ну надо же! – приговаривал он, качая головой. – И как это я не сообразил?! Уж если кто и умеет с шумом и помпой объявляться там, где их совсем не ждут, так это они.

– А я вот нисколько не удивляюсь, – сказала Лорен. – Уж кто-кто, а Дирк с Алом не станут стоять в сторонке, покорно ожидая конца света.

– Кто эти люди? – побагровел генерал Сауз. – Почему НУМА вмешивается в войсковую операцию? Кто им позволил?

– Был бы горд и счастлив признаться, что это я, – ответил Сэндекер, глядя прямо в глаза генералу, – но не хочу на старости лет грешить против истины. Эти люди – мои люди! – действовали по собственной инициативе, но я целиком и полностью одобряю их действия!

Конфликт угас, не успев разгореться. Всех присутствующих в залах для оперативных совещаний Белого дома и Пентагона не покидала мысль, что если бы не своевременное вмешательство Питта и Джиордино, кто знает, сидели бы они сейчас здесь или покоились под тысячефутовым слоем воды и ила.

У Питта и Джиордино должны были бы гореть уши от заочных славословий, но у них не было рации в шлеме, как у Клири, да и шлемов тоже не было, и потому они не слышали, что говорят о них в соседнем полушарии. Питт присел на нижнюю ступень трапа “корабля снегов” и осторожно смотал с лица бинты. Несколько порезов уже подсохли и не требовали оперативного вмешательства.

Клири посмотрел на него:

– Вы уверены, что Вольфы все еще здесь?

Питт кивнул:

– Глава семьи Карл и его сестра Эльза наверняка сильно огорчились, обнаружив, что самолет, на котором они собирались слинять отсюда, уже никогда не поднимется в воздух.

– Вы с мистером Джиордино можете провести нас в ангар?

Питт растянул губы в улыбке:

– Сочту за честь, майор!

В разговор врезался голос генерала Сауза:

– Майор Клири, приказываю вам перегруппироваться, сделать, что сможете, для раненых, занять весь комбинат и ждать прибытия основных сил, которые должны приземлиться в течение получаса. Других действий не предпринимать.

– Есть, сэр! – бодро гаркнул Клири и одним движением вырвал проводок, соединяющий микрофон с рацией. – Но сначала мы должны провернуть одно маленькое дельце, господин генерал, докладывать о котором я вам пока не собираюсь. Где там ваш ангар, мистер Питт?

– В полумиле отсюда, – ответил тот и изучающе посмотрел на майора. – Вы что, всерьез собираетесь с горсткой оставшихся у вас бойцов взять под контроль более трехсот человек, среди которых наверняка затесались вооруженные охранники? Не лучше ли дождаться подкреплений?

Губы Клири искривились в усмешке:

– А вы считаете, справедливо будет, если люди, прошедшие через ад, не будут участвовать в последней охоте?

– Вот тут я с вами спорить не стану.

– Вы нас проведете?

– А Вашингтон дал “добро”?

– Да я как-то позабыл спросить.

В зеленых глазах Питта сверкнули искры.

– А почему бы и нет? Чтобы мы с Алом отказались искать себе на голову приключений – такого еще не бывало.

45

Сказать, что Карл Вольф пришел в ужас и ярость, когда увидел обломки своего самолета, значило бы ничего не сказать. Эвакуироваться не на чем, ученые и инженеры мечутся по ангару в страхе и смятении, женщины рыдают или молятся. По расчетам Вольфа, механизм отделения ледника должен был сработать меньше чем через четыре минуты.

Введенный в заблуждение братом Гуго, сообщившем, что его охранники в центре управления все еще бьются насмерть со спецназом, Карл понятия не имел, что Четвертая империя умерла, не родившись, а проект “Валгалла” потерпел крах.

Вольфы держались особняком, одной группой. Они стояли в унылом молчании, не в состоянии охватить разумом весь масштаб бедствия, не в силах поверить в невероятную историю о каком-то бешеном огромном грузовике, который раздавил их самолет, а потом помчался в сторону выхода на поверхность, чтобы принять участие в битве, разыгравшейся перед центром управления. Среди членов семьи не было только Гуго. Он солгал брату, которого до колик боялся еще с детских лет, но, до конца преданный делу, лихорадочно готовил своих охранников для обороны от американцев, которые, он был уверен, уже через несколько минут начнут штурмовать ангар.

Карл наконец заговорил:

– Ну что ж, как говорится, чему быть, того не миновать. – Он повернулся к Блонди: – Пошли радиограмму нашему брату Бруно на “Ульрих Вольф”. Объясни ситуацию и скажи ему, чтобы высылал запасной самолет как можно быстрее. Нельзя терять ни секунды.

Блонди не стала тратить время на вопросы. Она со всех ног бросилась в радиорубку диспетчерской, расположенной на краю полосы.

– Возможно ли будет приземлиться на “Ульрихе Вольфе” на ранней стадии катаклизма? – спросила Эльза у брата. Лицо ее осунулось и побледнело.

Карл посмотрел на Юргена Гольца, главного инженера:

– Ты можешь дать ответ моей сестре, Юрген?

Перепуганный Гольц заговорил деревянным голосом, уставившись в ледяной пол ангара.

– У меня нет надежных методов, чтобы рассчитать ожидаемое время возникновения ураганных ветров и приливных волн. Не могу также предсказать их начальную силу. Но если они достигнут “Ульриха Вольфа” раньше, чем мы приземлимся, то наша судьба, боюсь, предрешена.

– Ты хочешь сказать, что всех нас ждет смерть? – в упор спросила Эльза.

– Я хочу сказать, что мы этого не знаем заранее, – хмуро ответил Гольц.

– У нас не будет времени перегрузить на борт присланного Бруно самолета эменитские сокровища из разбитого аэробуса, – сказал Карл. – Возьмем только реликвии Третьего рейха.

– Мне понадобятся все мужчины, способные держать в руках оружие, – донесся из-за спины Карла голос Гуго. Его черная форма была заляпана кровью мертвого охранника, который так и не успел сообщить ему о хаосе в ангаре. – Я понимаю, что у нас на руках полно перепуганных и растерянных людей, но, чтобы дождаться, пока нас спасут братья и сестры с верфи, надо сначала выстоять против американцев.

– Сколько у тебя уцелело бойцов? – спросил Карл.

– Всего двенадцать. Вот почему я прошу все резервы, которые только есть.

– У тебя хватит оружия на всех нас? Гуго кивнул:

– Оружие и патроны есть в арсенале у входа в ангар.

– Тогда разрешаю тебе забрать всех и каждого, кто хочет когда-нибудь снова увидеть своих родных. Гуго посмотрел ему прямо в глаза:

– Выслушай меня, брат, и постарайся понять. Не мне следует просить сражаться и умирать гражданских лиц, никогда не державших в руках ничего смертоносней хлебного ножа. Ты ведешь нас всех к новым свершениям, и за это тебя почитают и уважают. Если попросишь ты – они пойдут.

Карл поглядел в лица брата и сестер, и увидел у них в глазах одну и ту же мрачную решимость. Рассудок его был холоднее айсберга, а сердце тверже камня, и он никогда не колебался, посылая людей на верную смерть. Пусть идут и гибнут – главное, чтобы выжили он сам, его братья и его сестры.

– Собирай людей, – кивнул он Эльзе, – и я скажу им, в чем состоит их долг.

Клири оставил четырех легкораненых ухаживать за тяжелоранеными и сторожить капитулировавших охранников, а сам вместе с оставшимися двадцатью двумя бойцами направился вслед за Питтом и Джиордино, которые знали дорогу в ангар. Они вошли в туннель строем, выдвинув двоих разведчиков Гарнета в передовое охранение.

Лейтенант Джейкобс был удивлен встречей с Питтом и Джиордино и еще больше поразился, когда узнал, что они и есть те два психа, которые ввязались в бой на огромном вездеходе за минуту до Клири и его людей.

Соблюдая предельную осторожность, колонна прошла первый поворот и двинулась дальше, мимо незапертых складских помещений с остатками невывезенного оборудования. Идти пешком по ледовому туннелю – совсем не то, что лететь по нему на “корабле снегов”. Питт каждый раз улыбался, замечая на стенах длинные борозды – результат его бесшабашной езды при бегстве от бронированного “снежного кота”.

Дойдя до брошенного тягача с прицепом из четырех платформ, группа остановилась и рассредоточилась, укрывшись за машинами, а Клири стал расспрашивать Питта и Джиордино:

– Сколько отсюда до ангара?

– Еще ярдов пятьсот, – ответил Питт.

– Есть дальше по ходу место, где они могут поставить баррикаду?

– Да хоть через каждые десять футов – льда кругом навалом. Но сомневаюсь, чтобы они могли соорудить что-нибудь серьезное за то короткое время, что прошло после боя. – Питт посмотрел на лед и жестом привлек внимание Клири к испещрявшим его следам. Помимо закругленных вмятин от шин “корабля снегов” по туннелю тянулась сдвоенная лыжня от снегохода, и виднелись отпечатки нескольких пар сапог, судя по ширине шага, уносящихся подальше от поля брани. Из охранников вряд ли осталось больше дюжины. Если они собираются занять оборону, то передовой рубеж будет не дальше ста ярдов от ангара.

– Остался еще один “снежный кот”, которого ты не раздавил, – спокойно напомнил Джиордино.

– Выходит, где-то здесь шныряет еще одна чертова машина? Вот незадача! – огорчился Клири. Питт кивнул:

– Очень может быть. Что-нибудь противотанковое найдется в вашем походном арсенале?

– Ничего, что могло бы пробить броню, – с сожалением признался Клири.

– Придержите-ка ваших людей, майор. Кажется, я вижу одну полезную штуку.

Питт пошарил в инструментальном ящике тягача и нашел пустую банку из-под горючего. Нашарил там же острый стальной штырь, пробил у банки верх, а потом тем же штырем проделал дырку в днище топливного бака тягача. Когда банка наполнилась, он поднял ее над головой и продемонстрировал всем.

– Осталось только подходящий воспламенитель раздобыть, и дело в шляпе.

Лейтенант Джейкобс, наблюдавший за действиями Питта, полез в рюкзак и достал маленькую ракетницу, используемую для сигнализации в ночное время или в плохих погодных условиях.

– Это пойдет?

– Как бриллиантовое колье прекрасной даме, – довольно ухмыльнулся Питт.

Клири махнул рукой вперед:

– Пошли, парни.

Их больше не одолевал страх перед неизвестным, никто не ощущал неуверенности и мрачных предчувствий. Впереди, как кошки, бесшумно крались дозорные, а за ними шагали твердой поступью еще очень молодые, но уже опытные и закаленные бойцы. Они шли мстить за товарищей, погибших при штурме центра управления, шли как призраки в полутьме, и Питт вдруг ощутил прилив гордости за то, что эти люди приняли его и Джиордино как равных.

Внезапно один из дозорных сделал отмашку, приказывая остановиться. Отряд застыл на месте, прислушиваясь. Вначале отдаленный и слабый, рокот мотора с каждым мгновением становился громче, отдаваясь эхом в туннеле и неумолимо свидетельствуя о приближении какой-то мощной машины.

– “Снежный кот”, – спокойно объявил Питт. – Идет сюда. – Он жестом указал на распахнутую дверь пустой кладовой. – Я бы рекомендовал вам и вашим людям быстренько спрятаться, пока нас не высветило фарами.

Последовала короткая команда, и через пять секунд все уже были внутри кладовой, нарочно оставив ее дверь приоткрытой на дюйм. По стенам туннеля заметались лучи фар – “снежный кот” подходил все ближе и ближе. Питт напрягся, укрываясь за дверным косяком и сжимая банку с горючим. Джейкобс с ракетницей в руках дышал ему в затылок, а за ними теснилась вся команда, ждущая только сигнала броситься вперед и смертоносным огнем уничтожить весь экипаж “кота” или тех, кто, возможно, движется пешком под его прикрытием.

В таких случаях главное – это правильно рассчитать время броска. Если Питт бросит банку слишком рано или слишком поздно и экипаж “кота” уцелеет, вся группа будет поймана в пустой кладовой, как стая мышей в ларе, и погибнет меньше чем за минуту. Ну и Джейкобс, конечно, должен попасть в цель. Промахнись он – и все будет кончено.

“Снежный кот” подходил все ближе. Питт оценил его скорость примерно в десять миль в час. Через узкую щель между косяком и дверью не было видно сопровождающих машину пеших охранников.

– Слишком быстро едет, пехоте за ним не поспеть, – шепнул Питт на ухо майору. – Я думаю, он выехал на разведку.

– Насколько мне известно, эта штука вмешает пятерых, – так же тихо ответил Клири.

Питт пригнул голову и закрыл глаза, чтобы его не ослепили яркие фары “кота”. Он был уже так близко, что стало слышно, как хрустит лед под гусеницами. С бесконечной осторожностью, избегая любого движения, которое могло бы привлечь внимание экипажа “кота”, Питт приоткрыл дверь. Фары машины поравнялись с дверью кладовой. Быстро, точно и собранно Питт распахнул дверь до отказа, выпрямился во весь рост, бросил банку в открытый отсек “кота” и без малейшей паузы, продолжая то же движение, упал боком на лед и откатился в сторону.

Джейкобс тоже был не из тех, кто считает ворон. Ракетница была наведена на цель еще раньше, чем Питт оказался на полу. Сдвинув ствол на миллиметр, Джейкобс выстрелил, и ракета угодила в чрево “кота” мгновением позже банки с бензином, щедро выплеснувшей содержимое на сиденья и колени оторопевших охранников.

Всепожирающее пламя вырвалось наружу и огненным столбом ударило в свод туннеля. Потерявшие рассудок от ужаса охранники в горящей черной форме выпрыгнули из машины и покатились по льду, сбивая пламя, но, если бы даже удалось это сделать, жить им все равно осталось считанные секунды. Люди Клири, потерявшие в схватке с ними лучших товарищей, были сегодня не в настроении щадить и миловать. Хлынув волной из каптерки, они открыли шквальный огонь и моментально избавили от страданий превратившихся в живые факелы черномундирников. “Снежный кот”, уже даже и не похожий на механический экипаж, огненным шаром катился без водителя по туннелю, шарахаясь от стенки к стенке, но не замедляя хода.

На осмотр трупов времени тратить не стали. Клири построил своих людей и снова дал команду двигаться вперед. Никто даже не оглянулся, и совесть никого не мучила. Бойцы шли на войну – шли сознательно, исполненные уверенности в своей правоте, шли, чтобы положить конец этому кошмару и наказать тех, кто в нем виновен. Питт при падении ушиб коленку и немного прихрамывал, опираясь на каменное плечо Джиордино. Но уже через несколько шагов нога разработалась, и дальше он двигался самостоятельно.

Когда прервалась радиосвязь со “снежным котом”, а из туннеля донеслись раскаты автоматных очередей, Гуго Вольф понял, что случилось худшее из того, что могло случиться. Бронетехники у него больше не было, и в запасе осталась всего одна карта, которую можно было разыграть. А потом американцы ворвутся в ангар и всем скопом навалятся на жалкий десяток охранников, имеющихся в его распоряжении. На армию инженеров Гуго возлагал мало надежд. Эти люди только понаслышке знают, с какого конца стрелять из автомата, и вряд ли у них хватит духу выстрелить в человека, а поскольку человек этот обученный профессионал, сто против одного, что он выстрелит первым. И Гуго отчетливо понимал, что у него осталась последняя попытка, последний бросок игральных костей.

Он подошел к Карлу, Эльзе и Блонди, которые вели разговор с Юргеном Гольцем. Карл повернулся, услышав шаги Гуго, и нахмурился, увидев его потемневшее лицо.

– У тебя трудности, брат?

– Похоже, я потерял последнего “снежного кота” и четырех человек, которых некем заменить.

– Мы должны продержаться! – напористо сказала Эльза. – Бруно лично вылетел сюда двумя бортами и должен прибыть через пять часов.

– То есть через три с половиной часа после отрыва ледника, – заметил Гольц. – Последовательность включения деструктурирующих лед микромашин запущена и остановлена быть не может.

– Ты сможешь выстоять до прибытия Бруно? – спросил Карл.

Гуго вглядывался в темную пасть туннеля, ведущего на территорию комбината с таким напряженным вниманием, будто ожидал появления оттуда целой армии привидений.

– Их осталась лишь маленькая горстка. Если мои люди сумеют уничтожить их на подходе или хотя бы сильно потрепать, то у нас хватит огневой мощи, чтобы продержаться сколько угодно.

Карл повернулся лицом к Гуго и положил руку ему на плечо.

– Каков бы ни был исход, брат, я знаю, что ты будешь действовать храбро.

Гуго обнял Карла, взял своих последних охранников и увел их в туннель. За ними ехал тягач с платформой, на которой стояла пятидесятипятигаллонная бочка и большой вентилятор диаметром в шесть футов.

Группа спецназа остановилась невдалеке от последнего изгиба туннеля – дальше он распрямлялся, и последний его участок в пятьдесят пять ярдов длиной вел прямо в ангар. Внезапно из-за поворота выплыло полупрозрачное, почти невесомое туманное облачко и покатилось в сторону десантников. За ним второе, третье... Постепенно туман стал сгущаться, расползаясь по стенкам и обволакивая людей.

– Что вы об этом думаете? – спросил Клири у Питта.

– Ничего хорошего. Мы ничего подобного не видели, когда проезжали здесь на “корабле снегов”. – Питт смочил слюной и поднял над головой указательный палец, как будто определяя направление ветра. – Это не природное явление, майор. Эта гадость не только странно пахнет, но ее сюда гонит какой-то механизм, вероятно, большой вентилятор.

– Не ядовитое, – констатировал Клири, понюхав воздух. – Нас учили распознавать ядовитые газы. Я думаю, они гонят какой-то безвредный химикат, ставят дымовую завесу.

– Может, у них не осталось людей, и они с отчаяния пустились на такие хитрости?

– Сомкнуться! – скомандовал Клири в микрофон на шлеме. – Продолжаем движение. Будьте готовы использовать любое укрытие и открыть огонь по всему, что покажется из тумана.

– Я бы вам не рекомендовал так поступать, – покачал головой Питт.

– Почему? – удивился майор. Питт подмигнул Джиордино:

– Кажется, мы это уже проходили.

– И прошли, – подтвердил итальянец. Питт оценивающим взглядом уставился в туман, потом положил руку на плечо Джиордино:

– Ал, возьми одного из людей майора, сбегайте к тягачу и притащите запасное колесо.

В глазах Клири блеснуло любопытство:

– Что вы задумали?

– Да так, ничего особенного. Одна маленькая японская штучка.

Через несколько минут сердце туннеля потряс оглушительный взрыв. Ослепительная вспышка и мощнейшая ударная волна мгновенно и многократно уплотнили атмосферу в туннеле, подобно поршню пневматического ружья. Оглушительный громовой раскат сотряс толщу ледяной тверди и долго еще гулял потом в лабиринте туннелей и переходов рокочущим эхом.

Гуго Вольф и его последние десять охранников с трудом поднялись на ноги. Сила взрыва оказалась слишком велика, и их тоже зацепило, хотя они находились вроде бы достаточно далеко от эпицентра. В ушах звенело, колени подрагивали, перед глазами плавали какие-то огненные светлячки, но они собрались, взяли себя в руки и двинулись сквозь ледовые завалы, заранее предвкушая, как порадуются, найдя разорванные в клочья трупы ненавистных янки. Взрывная волна оказалась намного сильнее ожидаемой, зато надежды воспарили до небес, подогреваемые крепнущей уверенностью в том, что враг полностью уничтожен.

Свернув за угол и шаря вокруг лучами фонариков, они медленно шли вперед, пока наконец не наткнулись на тела, разбросанные островками безжизненной плоти среди ледяных завалов обрушившейся кровли. Гуго оглядывал их по одному, удовлетворение и восторг охватили его душу при виде мертвых американцев. Заметив двоих, одетых в штатское, он в недоумении замедлил шаг. Откуда они тут взялись? И что делали в компании спецназовских головорезов? Они лежали лицом вниз, и Гуго не узнал тех, кто вел мерзкую машину, доставившую им столько неприятностей.

– Что ж, с победой, герр Вольф, – поздравил его один из охранников.

Гуго медленно наклонил голову:

– Зиг хайль! Но уж очень дорого она нам досталась.

Его вдруг замутило, он отвернулся и механически зашагал прочь от этой бойни, направляясь обратно в ангар.

– Стой, ни с места! Руки вверх! – рявкнул во весь голос Клири.

Гуго и его люди резко обернулись и с ужасом увидели, что мертвецы ожили, поднялись на ноги и наставили на них оружие. В такой ситуации сопротивление бесполезно, и безоговорочная капитуляция – единственная альтернатива немедленной смерти. Но Гуго пришел в такое неистовство, что рефлекторно, не думая, вскинул автомат, а охранники, привыкшие слепо повиноваться командиру, последовали его примеру.

“Спартаны” спецназовцев заговорили в унисон. Лишь несколько беспорядочных выстрелов успели дать охранники перед тем, как свалиться замертво в ледяное крошево. Гуго пошатнулся, застыл неподвижно, лицо его свело судорогой, автомат выпал из рук. Остекленевшие глаза в ужасе смотрели на аккуратную строчку автоматной очереди, прошившую черный комбинезон наискосок от груди до пояса. Гуго грузно осел на землю, понимая, что потерпел поражение и жить ему осталось считанные секунды.

Стрельба смолкла, и Джейкобс в сопровождении двоих “котиков” стал осматривать тела, вынимая оружие из мертвых рук. Питт, держа кольт в расслабленной руке, подошел и склонился над Гуго. Бывший предводитель уничтоженной армии наемников почувствовал его присутствие и открыл лишенные всякого выражения глаза.

– Как... вы... узнали? – с трудом выдавил он.

– Ваши люди оставили точно такую же ловушку в шахте в Колорадо.

– Но как... ведь взрыв...

Питт знал, что этот человек умирает и говорить надо быстро.

– Мы раскатили запасное колесо от тягача, а сами укрылись в кладовой, и ваш заряд сработал. Сразу после взрыва мы выскочили, рассыпались среди обломков и притворились мертвыми.

– Кто... – чуть слышно прошептал Гуго.

– Меня зовут Дирк Питт.

Глаза на миг расширились.

– Опять... ты... – из последних сил удивленно прохрипел Гуго и умер.

46

Грохот взрыва и звуки стрельбы доносились в ангар, будто раскаты грома в водосточной трубе. Потом шум внезапно стих, и под сводами повисло зловещее молчание. Шли минуты, а люди все стояли и ждали, таращась в зияющую темноту туннеля. И вот жуткая тишина уступила место приближающемуся хрусту шагов, эхом отдающихся от ледяных стен.

Первым вышел в ангар высокий мужчина, почему-то в гражданской одежде, держащий в руках палку с привязанной белой тряпкой. Он бесстрашно приблизился к выстроившейся полукругом сотне вооруженных людей, не обращая ни малейшего внимания на наведенные на него стволы. Нижнюю часть лица парламентера закрывал толстый шарф. Он направился прямо к Карлу Вольфу и его сестрам, остановился и стянул с себя шарф, открыв резкие черты худого небритого лица в глубоких порезах и с запавшими от усталости щеками.

– Гуго просил передать свои извинения и сообщить, что не сможет принять участие в вашей прощальной вечеринке.

Слова Питта повергли в замешательство всех собравшихся под сводами ледяной пещеры и вызвали рой самых нелепых догадок. Блонди глядела на него как зачарованная. Бледное от шока лицо Эльзы выражало растерянность и с трудом сдерживаемую ярость. Карл, как и следовало ожидать, первым оправился от потрясения и взял себя в руки.

– Итак, это снова вы, мистер Питт, – произнес он, глядя на него с нескрываемым неодобрением. – Должен сказать, что вы прилипчивы, как чума.

– Спасибо за комплимент. И прошу прощения за неформальный наряд, – сердечно произнес Питт. – Мой фрак, к сожалению, в чистке.

Глядя на Питта бешеными глазами, Эльза шагнула вперед и резко ткнула ему в солнечное сплетение пистолетным стволом. Он согнулся от боли и отступил на шаг, схватившись за живот, но улыбка, как приклеенная, по-прежнему играла у него на губах.

– Хочу заметить, если вы еще не обратили внимания, – заговорил Питт обиженным тоном, немного отдышавшись, – что я безоружен и явился к вам под белым флагом мира.

Карл оттолкнул руку Эльзы с пистолетом.

– Позволь мне его убить! – злобно прошипела она.

– Всему свое время, сестренка, – небрежно бросил Карл и перевел взгляд на Питта. – Гуго мертв?

– Как говорится, приказал долго жить.

– А его люди?

– То же самое.

– Это вы разнесли мой самолет?

Питт покосился на раздавленный самолетик и пожал плечами.

– Знаете, иногда я неаккуратно вожу машину, да и скользко тут очень. Занесло... Желаете, могу принести формальные извинения? Кстати, ваша птичка застрахована, или пожалели платить взносы в расчете на конец света?

– Как вы сюда попали? – невозмутимо спросил Вольф. Питт улыбнулся и, не отвечая на вопрос, сказал:

– Предлагаю вам, мистер Вольф, отдать приказ своим людям сложить оружие, пока им не стало очень плохо. Сегодня уже достаточно пролилось крови. И было бы верхом глупости продолжать бойню.

– Сколько у вас людей, мистер Питт? Сколько осталось американских солдат?

– Да вот они, полюбуйтесь.

Питт повернулся и жестом подал знак. Джиордино, Клири и оставшиеся двадцать человек вышли и выстроились цепью с интервалом в десять шагов, держа оружие наготове.

– Двадцать против ста. – Впервые за весь разговор Карл позволил себе улыбнуться.

– Мы с минуты на минуту ожидаем подкреплений.

– Поздно, – покачал головой Карл, твердо уверенный в том, что Питт блефует и хочет обвести его вокруг пальца. – Наносистемы для резки льда уже включены. Пока мы разговариваем, мир неуклонно приближается к катастрофе, и ее уже ничто не остановит.

– Извините, это не совсем так, – возразил Питт нарочито безразличным тоном. – Все системы отключены за десять минут до начала процесса. Я понимаю, Карл, что нарушаю ваши планы, но катаклизма не будет. Как не будет ни Нового удела, ни Четвертой империи. А наш мир так и будет себе вертеться вокруг Солнца, все такой же несовершенный, с теми же человеческими слабостями и пороками. Лето и зима, вёдро и тучи, снег и дождь так и будут сменять друг друга еще очень долго после того, как исчезнет на Земле человек. А если он исчезнет, это произойдет по естественным причинам, а не по прихоти маньяка, мечтающего о мировом господстве.

– Что ты сказал, подонок?! – завизжала Эльза. – Да я тебесейчас язык твой поганый вырву!

– Не волнуйся, сестра, этот человек лжет, – ободряюще похлопал ее по плечу Карл, но в его голосе уже не ощущалось прежней уверенности.

Питт устало покачал головой:

– Для семьи Вольф все кончено. Если есть на свете кто-нибудь, кто должен предстать перед международным трибуналом за преступления против человечества, то это вы. Когда шесть миллиардов человек узнают, что ваша людоедская семья собиралась истребить всех людей на земле – мужчин, женщин, стариков и даже детей, – вряд ли это обстоятельство завоюет вам всеобщие симпатии. Ваши суперлайнеры, богатства и сокровища будут изъяты. И если кто-нибудь из вашей семьи ускользнет от пожизненного заключения, то каждый его шаг будет тщательно отслеживаться всеми разведками и полициями мира – на всякий случай, чтобы удостовериться, что он не затевает строительства какой-нибудь Пятой или Шестой империи.

– Если то, о чем вы говорите, правда, что вы собираетесь сделать с моими сестрами и со мной? – язвительным тоном поинтересовался Карл.

– Увы, не мне решать, – вздохнул Питт. – Где-нибудь и когда-нибудь вас, вероятно, повесят за ваши преступления, за хладнокровные приказы убивать людей, стоящих у вас на дороге. А мне достаточно скромного местечка в переднем ряду, чтобы полюбоваться, как вы болтаетесь на перекладине.

– Весьма вдохновляющая иллюзия, мистер Питт, и весьма заманчивая. Жаль только, что это чистой воды фантазия.

– Вы очень трудно поддаетесь убеждению.

– Брат, прикажи открыть огонь! – потребовала Эльза. – Пусть застрелят гадов! Или я сама прикажу.

Карл поглядел в усталые лица бойцов Клири:

– Моя сестра права. Если вы не сложите оружие в ближайшие десять секунд, мои люди вас перебьют.

– Этого не будет, – парировал Питт коротко и резко.

– Сто стволов против двадцати? Бой продлится недолго, мистер Питт, и исход у него может быть только один. Понимаете ли, слишком многое поставлено на карту. И я, и мои сестры с радостью пожертвуем жизнью ради Четвертой империи.

– Глупо жертвовать жизнями ради уже погибшей и похороненной мечты, – заметил Питт как бы между прочим.

– Все это не более чем пустые слова. Но, как бы там ни было, мне будет приятно сознавать, что вы погибнете первым.

Питт посмотрел на Вольфа долгим взглядом, опустил глаза на автомат в руках этого безумца. И пожал плечами.

– Будь по-вашему. Но, пока ваша кровожадная натура еще не завела вас слишком далеко, я предлагаю вам оглянуться назад.

Вольф покачал головой:

– Я с вас глаз не спущу.

Питт повернулся к Эльзе и Блонди:

– Девушки, может быть, вы просветите вашего братца на предмет кое-каких жизненных реалий?

Сестры Вольф обернулись.

Головы всех присутствующих повернулись одновременно, каждая пара глаз в ангаре уставилась на заднюю стену у входа в дальний туннель. Если что-то здесь и было в дефиците, то уж никак не автоматы. Еще двести участников драмы вступили в действие, рассыпавшись возле разбитых самолетов. Две сотни зловещего вида “Спартаков” смотрели в спины ученым и инженерам “Дестини Энтерпрайзес”, а держали их в руках люди, чьи лица были скрыты шлемами и защитными очками. Они расположились правильным полукругом – передняя шеренга в положении для стрельбы с колена, задняя шеренга стоя – и одеты были в те же полярные боевые костюмы, что и люди Клири.

Один из них шагнул вперед и заговорил громким властным голосом:

– Всем очень медленно положить оружие и отойти назад! При первом признаке враждебных действий мои люди откроют огонь! Делайте, что я говорю, и никто не пострадает!

Не было даже признаков сопротивления или колебания. Люди из научных групп “Дестини Энтерпрайзес” были только рады избавиться от оружия, с которым мало кто из них умел обращаться. Почти всеобщий вздох облегчения раздался, когда они шагнули прочь от положенных на лед автоматов и подняли руки вверх.

У Эльзы был такой вид, будто ей всадили нож в сердце. На ее лице было написано полное непонимание. Блонди побледнела, глаза у нее закатились, казалось, она вот-вот упадет в обморок. Лицо Карла Вольфа было напряженным и твердым, как гранитная скала, и выражало скорее гнев, чем страх. Карлу было из-за чего гневаться – весь его тщательно выстроенный план нового мирового порядка в одночасье пошел прахом и развеялся по ветру.

– Кто из вас Дирк Питт? – спросил командир вновь прибывшей группы спецназа.

Питт медленно поднял руку:

– Я здесь.

Офицер подошел к Питту и наклонил голову в знак приветствия.

– Полковник Роберт Виттенберг, командующий операцией спецназа. В каком состоянии операция “Апокалипсис”?

– Завершена, – твердо ответил Питт. – Проект “Валгалла” остановлен за десять минут до включения системы резки льда.

– Слава богу! – с облегчением вздохнул Виттенберг.

– Вы появились более чем своевременно, полковник!

– Установив связь с майором Клири, мы по вашим указаниям нашли проход во льду, который вы пробили своей машиной. – Полковник замолчал и вдруг спросил с каким-то благоговением в голосе: – Вы видели древний город?

Питт улыбнулся:

– Да, видели.

– А добраться оттуда было уже делом техники. Пробежались с полной боевой выкладкой, окружили ангар... Они даже часовых не выставили, да и заметили только сейчас!

– Все равно вы сильно рисковали, но мы с майором Клири сумели отвлечь от вас внимание, пока вы не заняли позицию.

– Здесь все? – спросил Виттенберг. Питт кивнул:

– Если не считать нескольких раненых в центре управления.

Подошел Клири, и два воина приветствовали друг друга отданием чести по уставу, прежде чем обменяться дружеским рукопожатием. Клири улыбался устало, но во весь рот.

– Боб, ты себе представить не можешь, как я рад видеть твою мерзкую рожу.

– В который это уже раз я спасаю твою задницу? – нахмурился Виттенберг, но глаза его смеялись.

– В третий, и я не стыжусь в этом сознаться.

– Ты мне здесь совсем работы не оставил.

– Верно, но, покажись ты со своими ребятами на минуту позже, увидел бы здесь пол-акра трупов.

Виттенберг поглядел на людей Клири, изможденных и усталых, но по-прежнему бдительных. Они не спускали глаз с персонала Вольфов, пока те бросали автоматы на лед и собирались в кучку у разломанных самолетов.

– Похоже, тебя несколько переутомили

– Слишком много хороших ребят погибло, – с грустью признался Клири.

Питт показал рукой на Вольфов:

– Полковник Виттенберг, позвольте представить вам Карла Вольфа и его сестер Эльзу и... – Он запнулся, не зная имени второй.

– Блонди, – машинально подсказал Карл. Ему вдруг показалось, что все происходящее – кошмарный сон, но только такой, от которого невозможно отделаться, даже когда проснешься. – Что вы собираетесь с нами делать, полковник?

– Моя бы воля, – проворчал Клири, – я бы вас всех расстрелял на месте.

– Вы получали какие-нибудь приказы относительно Вольфов? – спросил Питт у Виттенберга. Полковник покачал головой:

– Не было времени на обсуждение политических вопросов.

– В таком случае могу я попросить вас об одном одолжении?

– После всего, что сделали вы с вашим другом? – изумился Клири. – Да что хотите просите, в лепешку разобьюсь, но исполню!

– Я бы хотел, чтобы охрана Вольфов была временно поручена мне.

Виттенберг посмотрел в глаза Питта, будто пытаясь понять, что у него на уме:

– Я не совсем понял.

Зато понял Клири и безоговорочно поддержал своего спасителя:

– Поскольку у тебя нет приказа относительно пленных, я думаю, что просто необходимо удовлетворить просьбу человека, спасшего нас всех от невообразимого ужаса.

Виттенберг на миг задумался, потом кивнул:

– Согласен. Трофеи – победителю. Мистер Питт, вам поручается охрана Вольфов до тех пор, пока мы не решим, когда и как переправить их в Вашингтон.

– Ни одно государство и правительство не имеет суверенных прав в пределах Антарктиды, – надменно произнес Карл. – Удержание нас в качестве заложников противоречит международным нормам.

– Я всего лишь солдат, – безразлично пожал плечами Виттенберг. – А насчет законов и прав пусть ломают себе голову юристы и политики, когда вы окажетесь у них в руках.

Реорганизованные силы спецназа стали занимать комбинат и собирать пленных, которых в конце концов заперли в рабочей казарме, а Питт и Джиордино тем временем без помех вывели Карла, Эльзу и, Блонди Вольф через огромные двери в стене ангара. Незаметно для других они вытолкнули всех троих через служебную дверь на взлетную полосу. Налетевший порыв ветра обжигал холодом после почти комнатной температуры ангара.

Карл Вольф повернулся и вяло улыбнулся Питту и Джиордино.

– Это здесь вы нас расстреляете?

Блонди, казалось, была в трансе, но глаза Эльзы горели ненавистью.

– Стреляй, если посмеешь, трусливый шакал! – зашипела она.

Лицо Питта скривилось от отвращения.

– Во имя всего святого, что есть в мире, вы заслуживаете смерти. Вся ваша мерзкая семейка ее заслуживает. Но ни я, ни мой друг не окажем вам эту честь. Оставим ее естественным причинам.

До Вольфа внезапно дошло:

– Вы даете нам уйти?

– Да, – кивнул Питт.

– Значит, вы не думаете, что я и мои сестры предстанем перед судом?

– Человек с вашим богатством и влиянием никогда не войдет в зал суда. Вы пустите в ход все средства, чтобы избавиться от виселицы или пожизненного заключения, и выйдете в конечном итоге на свободу – по амнистии или за примерное поведение.

– Наконец-то вы сообразили что к чему! – презрительно процедил Карл. – Ни один глава правительства не рискнет бросить вызов семье Вольф.

– Или навлечь на себя наш гнев, – добавила Эльза. – Нет ни одного высокопоставленного чиновника или национального лидера, который бы не был нам должен. Наш провал будет их провалом.

– Нас не бросить за решетку, как какое-нибудь отребье, – сказала Блонди, быстро обретая прежнее высокомерие. – Слишком высок дух нашей семьи, наша сила воли. Мы снова восстанем, и на этот раз победим.

– Лично мне, – сказал Джиордино, – эта мысль не кажется удачной.

– Все мы будем спать спокойнее, зная, что вы в этой новой каше не будете помешивать ложкой, – холодно сказал Питт.

Глаза Карла внезапно сузились, и он поглядел вдаль, на ледяной пейзаж.

– Кажется, я понял ваше намерение, – сказал он вполголоса. – Вы отпускаете нас умирать во льдах?

– Точно, – согласился Питт.

– Без теплой одежды мы не продержимся и часа.

– По моей оценке – минут двадцать.

– Кажется, я недооценил вас как противника, мистер Питт.

– Меня вдохновляет мысль, что мир отлично может обойтись без генерального директора “Дестини Энтерпрайзес” и его семейной империи.

– Почему бы вам тогда просто не пристрелить нас и не покончить с этим?

Питт поглядел на Вольфа, и в его зеленых глазах короткой вспышкой мелькнуло удовлетворение.

– Слишком быстрая смерть. А так у вас будет время подумать над тем ужасом, который вы хотели навлечь на миллиарды невинных людей.

На висках Вольфа выступила легкая испарина. Защищающим жестом он обнял за плечи своих сестер:

– Ваши проповеди нагоняют на меня скуку, мистер Питт. Лучше уж замерзнуть насмерть, чем слушать вашу философическую дребедень.

Питт задумчиво смотрел на Вольфа и сестер. Интересно, можно ли пробить брешь в броне этой неисправимой семейки? Крах империи потряс их, но угроза смерти нимало не взволновала. Питт оглядел лица Вольфов.

– Небольшое предупреждение. Не пытайтесь проникнуть на фабрику через туннели. Все входы и выходы охраняются. – Он угрожающе взмахнул кольтом. – Разговор закончен. Ступайте.

Блонди явно покорилась судьбе, и Карл тоже. Но не Эльза. Она бросилась на Питта, но получила от Джиордино такую хлесткую оплеуху, от которой рухнула на колени. Карл помог ей подняться. Она поглядела на Питта, и редко ему случалось видеть на женском лице такую злобу.

– Я тебя убью, клянусь, убью! – прохрипела она окровавленными губами.

– Всего хорошего, Эльза, – безжалостно улыбнулся Питт. – Желаю приятно провести время.

– Если пойдете быстро, какое-то время будет теплее, – цинично посоветовал Джиордино. И захлопнул дверь.

47

Через двое суток фабрика кишела учеными и инженерами, которые приступили к исследованию нанотехнической системы Вольфов, чтобы окончательно убедиться, что систему отделения льда нельзя будет снова привести в действие. За ними в погребенный во льду город эменитов хлынула армия антропологов и археологов. Все они в основном были раньше скептиками и не верили в существование ранее четырехтысячного года до новой эры культуры, подобной Атлантиде. Теперь они стояли посреди древнего города и бродили по нему в почтительном восхищении, не в силах поверить своим глазам. Вскоре приступили к составлению каталогов находок из разбитых самолетов и хранилищ в туннелях, расходящихся от ангара. Тщательно упакованные сокровища отправляли в Соединенные Штаты для консервации и детального изучения перед тем, как выставить на всеобщее обозрение.

Каждый университет страны, имеющий специалистов по археологии, отправлял людей на изучение города и освобождение его ото льда, накапливавшегося девять тысячелетий. Намечалась работа лет на пятьдесят, которая должна была помочь найти другие, не открытые еще города эменитов. Невероятное количество находок должно было заполнить все музеи мира.

Группа медиков, прибывшая для лечения и эвакуации раненых, залатала Питту лицо, и он вместе с Джиордино встретил “Папашу Касслера”, когда тот со своей командой прибыл разбирать “корабль снегов”, чтобы отправить на реставрацию в Штаты. Они проводили его в центр управления и стояли поодаль с тяжелым сердцем, пока он осматривал машину впервые после того, как она покинула “Литтл-Америку”.

Старик торжественно и печально глядел на красную машину, измолотую почти в кашу, изрытую пулевыми отверстиями, стоящую на спущенных изорванных шинах, с выбитыми начисто стеклами кабины. Почти три минуты прошло, пока он обходил обломки, оценивая повреждения. Наконец Папаша поднял голову и криво усмехнулся.

– Ничего такого, чего нельзя починить, – резюмировал он, подергивая седую бороду.

Питт непонимающе уставился на него:

– Вы думаете, ее можно восстановить?

– Не думаю, а знаю. Может занять пару лет, но, когда закончу, будет не хуже новой.

– Это невозможно, – сказал Джиордино, качая головой.

– Мы с вами просто по-разному смотрим на вещи, – улыбнулся Касслер. – Вы видите груду лома. Я вижу великолепную машину, которой будут любоваться миллионы людей в Смитсоновском музее. – Зеленовато-голубые глаза Папаши засверкали неподдельным энтузиазмом. – Вы так и не поняли, что вам досталась инженерная неудача, а вы превратили ее в оглушительный успех. До сих пор “корабль снегов” был известен лишь тем, что потерпел полное фиаско, – ведь машина не смогла выполнить и половины того, что от нее ожидалось. Потому ее и забросили почти сразу после выгрузки с парохода, и она пролежала подо льдом и снегом шестьдесят лет. Вы не только доказали, что она была триумфом техники середины столетия, проведя ее через шестьдесят миль в снежную бурю, вы с помощью ее чудовищных размеров и силы предотвратили мировой катаклизм. Теперь благодаря вам она стала бесценной исторической реликвией.

Питт глядел на изувеченного колосса, будто на раненого зверя:

– Да-а, не будь ее, никого из нас здесь бы тоже не было.

– Когда-нибудь, я надеюсь, вы мне расскажете все с самого начала?

Джиордино бросил на старика странный взгляд:

– Почему-то мне кажется, что вы и так все знаете.

– Когда она займет свое место на стенде, я приглашу вас на открытие, согласны? – предложил Папаша и хлопнул Питта по плечу.

– С радостью примем приглашение.

– Кстати, это мне кое-что напомнило. Вы мне не скажете, кто тут командует? По пути от станции мы с ребятами нашли три замерзших тела примерно в полумиле от взлетной полосы. Похоже, эти люди пытались пройти защитный периметр, но не успели и замерзли. Надо бы доложить, чтобы их подобрали.

– Мужчина и две женщины? – невинным голосом уточнил Питт.

Папаша кивнул:

– Самое странное, что одеты они были скорее для пикника в Филадельфии, но никак не для путешествий по холодной Антарктиде.

– Некоторые люди не понимают всей опасности воздействия низких температур на здоровье.

Папаша поднят бровь, потом полез в карман, вытащил красный платок размером с половину походной палатки и шумно высморкался.

– Да, лучше, пожалуй, и не скажешь, – задумчиво протянул он.

То и дело на полосу садились самолеты, привозившие ученых и военных, потом взлетали, увозя раненых людей Клири и охранников в госпитали США. Стоит упомянуть, что субмарина “Таксон” прошла подо льдом в потайную гавань и встала у причала рядом со старыми немецкими лодками класса “U”.

Капитан Ивен Каннингхем был похож на бантамского петуха – жилистый коротышка, у которого руки и ноги двигались как на шарнирах. У него было гладкое лицо с острым подбородком и тевтонские светло-голубые глаза, находящиеся постоянно в движении. Капитан представился полковнику Виттенбергу и генералу Биллу Гуэрро, присланному из Вашингтона, чтобы принять командование все усложняющейся операцией по исследованию всего, что им удавалось обнаружить. Каннингхем предоставил в его распоряжение себя, свой корабль и команду, как было приказано начальником штаба флота.

Виттенберг рассказал Каннингхему про Питта, и командир подлодки разыскал сотрудника НУМА. Подойдя, он представился.

– Мистер Питт, мы с вами разговаривали по радио, но лично не встречались. Я Ивен Каннингхем, командир “Таксона”.

– Знакомство с вами – большая честь для меня, капитан. Только теперь я могу выразить вам свою благодарность за спасение “Полярной бури” и всех, кто на ней был

– Просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте, – широко улыбнулся Каннингхем. – Не каждый командир современной подлодки может похвастаться потопленной субмариной класса “U”.

– Ни один, кроме тех, что сбежали из дома престарелых.

– Кстати, о лодках класса “U”. Вы знаете, что тут их еще четыре стоят у причала?

Питт кивнул:

– Видел их сегодня утром. Вид такой, будто только что сошли со стапеля.

– Мои механики ходили их осматривать. На них произвело впечатление качество техники, созданной, когда их дедушки еще бегали в коротких штанишках.

– Для всех, кто родился позже восьмидесятого, Вторая мировая так же далека, как была Гражданская для наших родителей.

Взгляд Питта упал на выходящих из прилетевшего “Боинга-737” пассажиров, и он, извинившись перед Каннингхемом, поспешил к ним. Женщина в вязаной шапочке, из-под которой стекал водопад рыжих волос, остановилась и огляделась, потом посмотрела в сторону Питта, и лицо ее словно озарилось изнутри.

Питт пошел к ней, но его обогнал Джиордино. Он схватил Пэт О’Коннелл в могучие объятия, поднял ее так, будто она ничего не весила, и закружил вокруг себя. Потом они страстно поцеловались.

Питт, весьма заинтригованный, не отводил от них глаз. Когда Джиордино поставил Пэт на землю, она оглянулась и помахала рукой Питту. Он дружески поцеловал ее в щеку, отступил на шаг и спросил:

– Я что-то не врубился: вы мне голову морочите или впрямь друг к другу неравнодушны? Пэт весело рассмеялась:

– В Буэнос-Айресе мы с Алом поглядели друг другу в глаза, и с нами случилась потрясающая вещь.

– А именно? – сурово взглянул на напарника Питт

– Мы влюбились друг в друга.

Теперь Питт выглядел уже не столько заинтригованным, сколько озадаченным.

– Это ты влюбился?

Джиордино пожал плечами и улыбнулся:

– Не могу объяснить. Такого со мной раньше не бывало.

– Значит, выходишь из игры?

– Мы с тобой, друг, через многое прошли вместе. Столько приключений было, что вспоминать замучаешься. Это чудо, что мы до сих пор живы, получив куда больше положенного синяков и шрамов, чтобы это доказать. Надо смотреть в глаза реальности. Мы не молодеем. У меня по утрам суставы поскрипывают. Пора подумать о том, чтобы остановиться. – Он осклабился. – И мнение мамы Джиордино тоже надо учесть.

– Так у тебя еще и мать есть? – поддразнила его Пэт.

– Вы с мамой отлично поладите, – авторитетно заявил Джиордино. – Мама говорила, что я не должен вечно оставаться холостяком, если хочу подарить ей маленьких Джиордино, чтобы было кому толстеть от ее знаменитой лазаньи.

– Тогда надо поспешить, – засмеялась Пэт. – В мои тридцать пять у меня не слишком много времени, чтобы создавать новое поколение.

– У вас есть Миган, – сказал Питт.

– Да, и она тоже обожает Ала.

Питт в недоумении затряс головой:

– Миган одобряет этого инопланетянина?

– А почему бы и нет? – спросила Пэт. – Ал спас ей жизнь, между прочим.

Питт не стал напоминать, что тоже приложил руку к спасению матери и дочери. Не стал говорить и о том, что его увлечение Пэт выходило за рамки простой дружбы.

– Что ж, тогда мне ничего другого не остается, кроме как благословить вас и настаивать на том, чтобы шафером на свадьбе был я.

Джиордино обнял Питта за плечи и убежденно заявил:

– Ни один человек на свете не исполнит эту роль лучше тебя!

– Вы дату назначили?

– Не раньше чем через полгода, – сказала Пэт. – Адмирал Сэндекер пристроил меня руководить работой по расшифровке эменитских надписей в антарктическом городе. На самом деле это займет годы, но не думаю, что адмирал будет против, если я вернусь раньше ради свадьбы с Алом.

– Да, – сказал Питт, все еще пытаясь представить себе невозможное – женатого Ала. – Я тоже думаю, он не будет против.

Подошел лейтенант Майлз Джейкобс и небрежно отдал честь.

– Мистер Питт, полковник Виттенберг хотел бы перемолвиться с вами словечком.

– А где его можно найти?

– Они с генералом Гуэрро устроили командный пункт в офисе, в том конце ангара.

– Спасибо, уже иду. – Питт повернулся к Джиордино. – Ты бы устроил Пэт в одной из пустых кладовых – там можно и жить, и организовать место для работы.

Виттенберг сидел за столом в помещении, которое вырубили русские пленные почти шестьдесят лет назад. Когда Питт вошел, полковник показал ему на стул. Здесь же был центр связи, где в поте лица работали два связиста. В кабинете творился бедлам, сновали туда-сюда военные и гражданские. Генерал Гуэрро сидел за большим металлическим столом в углу, окруженный учеными, которые требовали поторопиться с доставкой специального оборудования, предназначенного для откапывания древнего города из-подо льда. Генерал оправдывался за задержки, и вид у него был не слишком довольный.

– Вы еще не нашли реликвии?

– Слишком были заняты, чтобы искать, – ответил Виттенберг. – Я хотел эту работу отфутболить вам. Если найдете, скажите мне, и я вас отправлю в Штаты военным самолетом.

– Я скоро вернусь, – сказал Питт, вставая. – Кажется, я догадываюсь, куда Вольфы их запрятали.

– Еще одно, мистер Питт, – серьезно сказал Виттенберг. – Никому ни слова. Лучше всего, если они будут вывезены быстро, пока толпы психов не узнают об их существовании и не перевернут землю и небо, чтобы прибрать к рукам.

– А почему бы их не уничтожить – и дело с концом?

– Не наша компетенция. Президент лично распорядился доставить их в Белый дом.

– Я все понял, – заверил его Питт.

Он шел по ангару, и груз ответственности давил на него, как черная туча. С тяжелым сердцем Питт подошел к частному самолету Вольфов и стал рассматривать хвост, который он раздавил “кораблем снегов”, потом вошел через дверь в темный фюзеляж. В тусклом свете из окон и пробоин можно было разглядеть роскошный интерьер с кожаными креслами и диванами. Питт вытащил из кармана фонарь, обвел лучом салон, увидел бар, подставку с большим телевизором. В заднем конце салона ждала хозяина большая двуспальная кровать. Рядом была душевая с золотыми кранами. Впереди, перед самой кабиной находилась кухонька с микроволновкой, мойкой и буфетом, в котором стоял хрусталь и фарфор.

Глаза Питта остановились на длинном ящике, привязанном к полу рядом с кроватью. Питт попытался приподнять его, но ящик оказался из бронзы и был невероятно тяжел. В крышку заподлицо была вделана латунная табличка. Посветив на нее фонарем, Питт наклонился поближе. Надпись была на немецком, но Питт, вспомнив известные ему слова, смог перевести: “Здесь покоится сокровище веков, ожидающее воскрешения”.

Питт отодвинул бронзовые запоры, потом, набрав побольше воздуху, обеими руками приподнял крышку.

В бронзовом ящике находились четыре предмета, все в кожаных футлярах и тщательно завернутые в плотную ткань. Аккуратно открыв первый футляр, Питт вынул из него самый маленький предмет. Это была бронзовая табличка с трещиной посередине. На ней красовалось изображение рыцаря, убивающего драконоподобное чудовище. Питт потом узнал, что нацисты считали ее священной реликвией, поскольку эта бронзовая пластинка находилась у Гитлера в кармане мундира в момент покушения, когда заговорщики-генералы взорвали бомбу в его лесном убежище.

В следующем пакете оказался нацистский флаг, о котором адмирал Сэндекер говорил, что на нем кровь сторонника Гитлера, убитого баварской полицией во время Мюнхенского путча в ноябре 1923 года. В свете фонаря пятна крови были отчетливо видны. Питт положил флаг обратно в кожаный футляр.

Потом он открыл длинный ящичек черного дерева и как зачарованный уставился на Священное копье, то, которым римский центурион пронзил тело Иисуса Христа. Копье, как верил Гитлер, должно было дать ему власть над судьбами мира. Зрелище копья, которым был пронзен Христос на кресте, поразило Питта до глубины души. Он осторожно вернул самую священную реликвию христианства в футляр черного дерева и повернулся к самому большому из кожаных футляров.

Развернув ткань, он взял в руки тяжелую урну литого серебра, немногим меньше двух футов. Верхнюю крышку урны венчал черный орел, стоящий на золотом венке, окружающем ониксовую свастику. Ниже крышки были вырезаны по-немецки два слова: “Дер Фюрер”. Точно под ними – даты: 1889 – 1945 на фоне рунических символов SS. В нижней части урны в кольце свастик были вычеканены имена Адольфа Гитлера и Евы Браун.

Питт вздрогнул и отшатнулся, как от удара в лицо. Грандиозность только что сделанного им открытия потрясала и внушала ужас. По спине пробежал холодок, под ложечкой противно засосало, с лица сбежала краска. Этого не могло быть, это невозможно было представить, но это было и существовало в реальности. Он, Дирк Питт, действительно держал в руках урну с прахом Адольфа Гитлера и его любовницы-жены Евы Браун.

ЭПИЛОГ

ПЕПЕЛ, ПРАХ И ЗАБВЕНИЕ 15 апреля 2001 года Вашингтон, округ Колумбия

Когда военный транспортно-пассажирский самолет с Питтом, Джиордино и нацистскими реликвиями на борту приземлился вместо Вашингтона в Веракрусе, Питт расспросил пилота и выяснил, что дальше они полетят на самолете НУМА, присланном адмиралом Сэндекером. Чертыхаясь и обливаясь потом на тропической жаре, они перенесли тяжеленный бронзовый ящик в бирюзовый самолет с большими буквами НУМА на фюзеляже, до которого пришлось тащиться добрых сто ярдов. Как только они поднялись на борт и задраили за собой пассажирский люк, машина тронулась с места и начала неторопливо выруливать к взлетной полосе.

Если не считать командира и второго пилота, находящихся в кабине, в самолете никого больше не было. Загрузив ящик и привязав его к полу, Питт попытался открыть дверь кабины, но та оказалась запертой. Он постучал и услышал в ответ голос из динамика над притолокой:

– Прошу прощения, мистер Питт, но мне строго приказано держать дверь запертой, никому не открывать, кабину не покидать и ни с кем не контактировать, пока реликвии не будут перегружены в бронетранспортер на базе ВВС в Эндрюсе.

“Свихнулись они, что ли, на этой безопасности?!” – с раздражением подумал Питт и повернулся к Джиордино, который озабоченно рассматривал свою левую руку.

– Отчего у тебя ладонь зеленая?

– От краски надверной петле. Я за нее случайно схватился, когда мы перли сюда этот чертов ящик. – Итальянец смочил палец слюной и потер пятно. – И вовсе не зеленая, а бирюзовая. Видишь – еще высохнуть не успела.

– Из чего следует, что самолет покрасили в бирюзовый цвет не больше восьми часов назад, – заметил Питт.

– Так, может, его угнали, а нас взяли в заложники? – с надеждой в голосе предположил Джиордино.

– Не исключено. Но мне почему-то кажется, что нас в любом случае доставят прямым курсом именно в Вашингтон, и пока мы не убедились в обратном, рекомендую расслабиться и наслаждаться морскими пейзажами.

Спустя несколько минут самолет вырулил к началу взлетной полосы, взял короткий разбег и взмыл над морем, стремительно вонзаясь высокой свечой в лазурное безоблачное небо. Следующие несколько часов Питт и Джиордино отдыхали и по очереди вели наблюдение в иллюминатор за нескончаемой бирюзовой гладью Мексиканского залива. Машина пересекла границу штата Флорида в районе Пенсаколы и пошла дальше вдоль побережья. Издали узнав столицу, итальянец обернулся к напарнику:

– Ты не находишь, что мы с тобой напоминаем двух мнительных старых кумушек, которым предложили бесплатно прокатиться, а они отказались?

– Придержу свое мнение, пока не увижу красной ковровой дорожки, протянутой от трапа нашего самолета к бронированному сейфу на колесиках.

Еще через пятнадцать минут пилот заложил вираж и направил машину к базе Эндрюс, но милях в двух от коридора захода на посадочную полосу чуть отвернул в сторону. Питт и Джиордино, сами пилоты с большим стажем, тут же уловили отклонение от курса.

– Похоже, он не собирается садиться в Эндрюсе, – спокойно констатировал итальянец.

– Нет, он направляется на небольшой частный аэродром к северу от Эндрюса в пригородной жилой зоне, кажется. Гордонс-Корнер.

– Знаешь, у меня какое-то странное предчувствие, что не видать нам сегодня ни красного ковра, ни торжественной встречи под фанфары, ни даже бесплатной выпивки.

– У тебя неплохая интуиция, старина, – согласился Питт. – Логические построения моего серого вещества приводят к тому же выводу.

Джиордино, прищурившись, поглядел на напарника:

– Вольфы?

– Больше некому.

– Они так сильно хотят заполучить назад эти реликвии?

– А где ж еще они раздобудут такое же безотказное средство для оболванивания будущих поколений фанатиков?

– Но почему именно Вашингтон? Эти ребята шутить не любят. Они ведь могли с тем же успехом посадить нас в любом другом месте между Мексикой и Виргинией.

– Без твердой руки Карла и Гуго они либо подраспустились, – сказал Питт, – либо сообразили, что их непременно будут отслеживать от Веракруса и вышлют на перехват истребители, попытайся они хоть на пару градусов отклониться от полетного маршрута.

– Не пора ли нам вломиться в кабину и повернуть самолет на Эндрюс? – предложил Джиордино.

– Лучше повременить, пока не сядем, – возразил Питт. – Отвлекать внимание пилота в момент захода на посадку чревато неприятностями.

– В том смысле, что можем грохнуться?

– Вроде того.

– Ну что за жизнь? – сокрушенно вздохнул Джиордино. – Полное пренебрежение к отдельно взятой личности. А ведь я уже так настроился на оркестр и торжественный марш через весь город в сопровождении почетного эскорта морской пехоты!

Через несколько секунд колеса шасси с мягким толчком коснулись асфальта единственной на поле маленького аэродрома взлетно-посадочной полосы. Питт выглянул в иллюминатор и увидел бронированный автомобиль и пару внедорожников “Мерседес-бенц”, которые пристроились в хвост тормозящему самолету.

– Пора, – коротко бросил Питт.

Он вытащил из сумки свой кольт, Джиордино достал “П-10”. Потом итальянец без всякого усилия вышиб ногой дверь кабины, и они влетели внутрь. Пилоты тутже вскинули руки вверх, даже не обернувшись.

– Мы ждали вас, джентльмены, – заученно, будто по сценарию, произнес первый пилот. – Пожалуйста, не пытайтесь взять на себя управление самолетом. Сразу после посадки мы перерезали штурвальные тросы. Взлететь вы не сможете.

Питт бросил взгляд на консоль и сразу увидел, что пилот говорит правду: тросики от рулевой тяги свободно болтались, а отрезанные нижние концы ушли под палубу.

– Вон отсюда! – рявкнул он, выволакивая обоих пилотов из кресел за шиворот. – Ал, выкинь эту падаль ко всем чертям из самолета!

Самолет все еще двигался со скоростью около двадцати пяти миль в час, когда Джиордино выбросил первого и второго пилотов в пассажирский люк, с удовольствием понаблюдав несколько мгновений, как они кувыркаются на асфальте словно тряпичные куклы. Потом закрыл дверцу, вернулся в кабину и спросил:

– Что дальше? У этих вороных “мерседесов” ужасно зловещий вид. К тому же они сидят у нас на хвосте в ста ярдах и быстро нагоняют.

– Взлететь мы не можем, рулить тоже, зато в нашем распоряжении есть работающий двигатель и исправные тормоза, с помощью которых тоже можно лавировать на поворотах, – сказал Питт и искоса посмотрел на напарника.

Джиордино с сомнением покачал головой:

– Да ты, никак, собираешься прокатиться на этой штуке по Пенсильвания-авеню до самого Белого дома?

– Почему бы и нет? – невозмутимо парировал Питт, посылая самолет поперек рулежной дорожки в сторону выезда на шоссе, ведущее прочь от аэродрома. – Проедем, сколько сможем, доедем, куда сумеем, и будем надеяться, что движение на трассе будет достаточно оживленным и помешает им обстреливать нас из тяжелой артиллерии.

– Вот вам наглядный пример, почему циники живут дольше оптимистов, – вздохнул Джиордино. – Неужели ты всерьез надеешься прикрыться гражданскими авто? Или забыл, что такое Вольфы? Да они не моргнув глазом перестреляют полный стадион женщин и детей, лишь бы снова наложить свои грязные лапы на эти поганые реликвии!

– Готов выслушать любые конструктивные...

Питт осекся, услышав треск выстрелов и приглушенное стаккато автоматной очереди, прошившей алюминиевую шкуру самолета. Он ударил по правому тормозу, потом по левому, лавируя зигзагом, чтобы сбить прицел стрелкам в “мерседесах”.

– Пожалуй, пора и мне поиграть в Буффало Билла, – с хрустом потянувшись, сказал Джиордино. Питт протянул ему свой кольт:

– Тогда тебе потребуется вся наша огневая мощь. Запасные патроны и обоймы в сумке.

Джиордино растянулся на пороге открытого пассажирского люка ногами к кабине и осторожно высунулся наружу, разглядывая преследующие машины. Уголком глаза он заметил следы пуль на левом борту и пробоину в топливном баке. К счастью, загорания пока не произошло, но одного попадания в двигатель достаточно, чтобы вызвать пожар на борту. Тщательно прицелившись, он открыл огонь, а его напарник тем временем продолжал безжалостно швырять машину из стороны в сторону, уходя из-под обстрела.

Питт буквально перебросил самолет через узкий выезд на автостраду Бранч-авеню, ведущую к городу. Завывая соплами обоих двигателей, машина неслась со скоростью под сто миль в час, заняв всю правую полосу и прихватив обочину. Встречные водители таращились, разинув рот, вслед стрелой проносящемуся мимо самолету и с изумлением наблюдали за интенсивной перестрелкой между высунувшимся из пассажирского люка человеком и гориллами в двух “мерседесах”, несущихся следом.

Реактивная машина с ее мощными двигателями могла бы легко уйти от преследователей, но Питту мешал сорокадвухфутовый размах крыла. Рано или поздно он обязательно зацепит встречную машину или фонарный столб – это лишь вопрос времени. Единственным плюсом в этой ситуации являлось то обстоятельство, что двигатели монтировались на фюзеляже, но, если оторвется крыло с топливными танками, они все равно долго не продержатся. А еще он обратил внимание, что индикатор уровня горючего в танках левой плоскости опустился до тревожной черты. Бросив быстрый взгляд на крыло, Питт увидел, что из пробитой пулями емкости хлещет струя керосина, уносимая назад встречным ветром.

Он рулил тормозами, виляя среди немногочисленных машин, которых вблизи города должно было стать намного больше. Когда удавалось, Питт пристраивался перед большими грузовиками, используя их как прикрытие от огня преследователей. Из салона доносилась непрерывная стрельба Джиордино, но результатов Питт видеть не мог, как не мог знать, насколько близко от хвоста самолета держатся преследователи.

Упираясь ступнями в педали тормозов и не снимая правую руку с сектора газа, он левой включил рацию, чтобы подать сигнал бедствия. Диспетчер контрольной вышки авиабазы Эндрюс принял вызов и спросил Питта, где он находится, потому что радар его не отслеживает. Услышав ответ, что самолет находится на Бранч-авеню и приближается к Сьютленд-парквей, диспетчер в резких тонах приказал Питту немедленно убраться со служебной частоты. Но Питт никуда не убрался и продолжал настаивать, чтобы диспетчер позвонил в ближайший полицейский участок. Последнюю просьбу диспетчер выполнил незамедлительно и с большим удовольствием.

Упорная и методичная стрельба, которую вел Джиордино из салона, принесла наконец первые результаты. Ему удалось прострелить переднюю шину ведущего “мерседеса”. Машина преследователей нырнула в кювет, три раза перевернулась и завалилась вверх дном, окутанная облаком пыли. Но второй “мерседес” упорно продолжал погоню и даже начал нагонять их из-за усилившейся плотности движения, заставившей Питта сбавить скорость. Чтобы обходить идущие впереди автомобили, одной полосы не хватало – ему были нужны минимум две плюс обочина.

Вдали взвыли сирены, и вскоре впереди замигали летящие навстречу красные с синим огни. Две полицейские машины пересекли разделительный газон между встречными полосами автострады и пустились в погоню. Сначала они вплотную пристроились за задним бампером “мерседеса”, потом начали обходить его, устремляясь к самолету. Выслушав сообщение диспетчера, копы пришли к выводу, что самолет в руках наркомана или пьяного, поэтому сконцентрировали все внимание только на нем.

Секунд десять они даже не замечали автоматной стрельбы из задних окон “мерседеса” и опомнились лишь после того, как меткие очереди вспороли капоты патрульных автомобилей и застопорили двигатели. С трудом вырулив на обочину, разъяренные и ничего не понимающие стражи порядка выбрались из покалеченных автомобилей, тупо глядя на выбивающиеся из-под капотов струйки черного дыма.

– Они стреножили копов! – крикнул Джиордино, на миг повернув голову в сторону кабины.

“Да, видно, они очень сильно хотят вернуть свои реликвии”, – подумал Питт, а “мерседес” тем временем поравнялся с кабиной, и на нос самолета обрушился град пуль. Но водитель допустил непростительную для профессионала его уровня ошибку, подведя машину слишком близко к борту. И Джиордино не преминул ей воспользоваться, открыв стрельбу с двух рук из кольта и “П-10” и в упор разрядив в “мерседес” барабан и магазин. Одна пуля попала в водителя, тот дернулся и тяжело повалился грудью на руль. “Мерседес” вильнул в сторону, вылетел со своей полосы и врезался в бок огромного тягача, тащившего трейлер с молоком. Громадные колеса вдавили кузов “мерседеса” внутрь, чуть подпрыгнули и переехали его, раздавив в лепешку машину и всех, кто в ней находился. Обломки разметало по бетону.

– Можешь притормозить, – объявил ликующий Джиордино, исполняя в салоне некое подобие индейского танца. – Плохие парни за нами больше не гонятся.

– А ты стреляешь лучше, чем я думал, – заметил Питт, сбавив газ, но продолжая, тем не менее, вести самолет по шоссе. Лишь окончательно убедившись, что его никто больше не преследует, он съехал с дороги на широкую травянистую лужайку близ парка Форт-Дэвис и заглушил двигатели.

Не прошло и нескольких минут, как вокруг самолета скопилось не меньше десятка полицейских машин, а Питт и Джиордино лежали на газоне лицом вниз, уткнувшись носом в траву, со скованными за спиной руками. В ближайшем полицейском участке их допрашивали двое детективов, которые отнеслись к истории о погоне и священных нацистских реликвиях так же, как к похождениям Алисы в стране чудес. Питт лишь с огромным трудом убедил их позвонить по телефону.

– Вам по закону положен один телефонный звонок, – недоуменно пожал плечами лейтенант Ричард Скотт, убеленный сединами ветеран полиции. – Хотите пригласить своего адвоката? Пожалуйста, я не против, звоните.

– И все же я буду вам очень благодарен, если вы позвоните вместо меня, – упрямо стоял на своем Питт.

Детектив устало вздохнул, приволок откуда-то допотопный телефонный аппарат, всунул штекер в разъем и поднял глаза:

– Номер?

– Никогда не знал его на память, но номер Белого дома даст любая справочная.

– Достал ты меня своими шуточками, парень, – снова вздохнул Скотт. – Последний раз спрашиваю, по какому номеру вы хотите позвонить?

Питт смерил полицейского холодным взглядом:

– Я абсолютно серьезен. Вызовите Белый дом, спросите начальника президентской администрации. И скажите ему, что мы вместе с этими реликвиями задержаны в полицейском участке на Потомак-авеню.

– Еще раз повторяю: хватит валять дурака!

– Послушайте, лейтенант, вы ведь наверняка уже проверили нас и должны знать, что мы не разыскиваемые уголовники, а сотрудники НУМА высокого ранга.

– Тогда чем вы объясните стрельбу на шоссе из незарегистрированного оружия?

– Только ради бога не заводите по новой вашу шарманку! – взмолился Питт. – Просто позвоните.

Выяснив номер Белого дома, Скотт все же выполнил пожелание задержанного, хотя и с большой неохотой. С минуту он терпеливо сидел, прижав трубку к уху, – видимо ожидая соединения с нужным абонентом. Затем его хмурая физиономия стала претерпевать поразительные метаморфозы, сделавшие бы честь любому комическому актеру. На ней поочередно отразились, сменяясь с калейдоскопической быстротой, подозрительность, растерянность, любопытство, прозрение и, наконец, глубочайшее изумление. Повесив трубку, лейтенант с нескрываемым уважением посмотрел на арестованных.

– Ну и как впечатление? – синтересом уставился на детектива Джиордино.

– Президент Уоллес лично подошел к телефону и приказал мне доставить вас и ваши реликвии в Белый дом не позже чем через десять минут. В противном случае грозился лично отобрать у меня жетон.

– Не трусь, лейтенант, – добродушно бросил Джиордино. – Мы тебя не заложим.

Под вой сирен и проблески мигалок Питта и Джиордино вместе с бронзовым ящиком с помпой доставили к северо-западным воротам Белого дома. В проходной бронзовый ящик был вскрыт и внимательно осмотрен сотрудниками секретной службы на предмет наличия оружия и взрывных устройств. Нацистские реликвии вынули из кожаных футляров, развернули и тщательно изучили. Чтобы не возиться с упаковкой и укладкой, Джиордино просто взял в руку Священное копье и пошел по дорожке, что-то насвистывая сквозь зубы. Питт последовал примеру напарника. Он оставил при себе маленькую бронзовую пластинку и серебряную урну, крепко держа ее обеими руками, а Флаг крови передал сопровождавшему их агенту.

Издали увидев приближающихся героев в окружении сразу четырех агентов секретной службы Белого дома, секретарь президента вскочила со стула, приветливо улыбнулась и сообщила громким конспиративным шепотом:

– Президент и невероятное количество других высокопоставленных персон вот уже битый час потеют в Овальном кабинете, с нетерпением ожидая вашего появления.

– Как вы считаете, у меня не слишком неряшливый вид для столь высокого приема, мэм? – спросил Джиордино, оглядывая критическим взором свой измятый костюм.

– Если можно, я отлучусь на минутку, – попросил Питт. – Мне надо бы... где здесь ближайший туалет?

– Конечно можно! – сердечно ответила секретарша. – Мужская комната за вашей спиной, первая дверь направо по коридору.

Спустя несколько минут, приглаженные и причесанные, Питт и Джиордино переступили порог Овального кабинета и слегка оторопели при виде собравшихся в комнате людей. Здесь присутствовали начальники штабов, министры и высшие сотрудники Администрации президента, адмирал Сэндекер с Хайремом Йегером и Руди Ганном, несколько сенаторов и конгрессменов, включая, разумеется, Лорен Смит, которая без всякого стеснения или замешательства бросилась Питту в объятия и поцеловала прямо в губы. Раздались дружные аплодисменты, заставившие друзей смущенно покраснеть. Впрочем, румянец окрасил щеки только одного из них – на смуглой физиономии Джиордино не отразилось ничего, кроме полного и глубокого удовлетворения происходящим. Когда смолкли аплодисменты и приветственные возгласы, он не смог удержаться, чтобы не ввернуть:

– Такой прием нравится мне гораздо больше, чем тот, который нам устроили на аэродроме Гордонс-Корнер.

– Гордонс-Корнер? – протиснулся поближе Сэндекер. – Какого черта? Вы должны были сесть в Эндрюсе. Комитет по торжественной встрече, почетный караул и духовой оркестр торчат там до сих пор, ожидая вашего прибытия.

– Совершенно верно, – подтвердил государственный секретарь Пол Рид. – И что это за дурацкая история с арестом и задержанием в полицейском участке?

– Ничего особенного. Просто семейство Вольф не пожелало смириться с потерей своих драгоценных реликвий, – ответил Питт.

– Они пытались отбить их? – с любопытством спросил генерал Эймос Сауз, председатель комитета начальников штабов. – Вот наглецы! Надеюсь, у них ничего не вышло?

– Не вышло, – успокоил генерала Питт. – Реликвии находятся у нас.

Тожественной походкой приблизился президент США Дин Купер Уоллес.

– Мистер Питт, мистер Джиордино, – обратился он к ним, тепло поздоровавшись с обоими за руку. – Наш народ – нет, весь мир! – в огромном и неоплатном долгу перед вами, и у меня не найдется таких слов, чтобы выразить вам достойную благодарность. К сожалению, лишь немногие избранные смогут узнать, какая тонкая грань отделяла человечество от всеобщей гибели и какой эпический подвиг совершили вы двое, чтобы предотвратить катастрофу.

Вице-президент Брайан Кингмен встал рядом с президентом:

– Мы считаем вопиющей несправедливостью по отношению к вам то прискорбное обстоятельство, что ваши поистине выдающиеся заслуги не получат широкого признания. Но, если станет известно, что население земного шара отделяло от тотального уничтожения всего несколько минут, всеобщий хаос неминуем. СМИ взорвутся почище водородной бомбы, и, хотя опасность миновала, нам еще долгие годы придется избавляться от страха перед возможным повторением этого кошмара.

– Брайан прав, – подтвердил президент. – Общеизвестно, что Земля может столкнуться с кометой или астероидом, пострадать от разрушительного землетрясения или урагана, но подобная перспектива мало заботит широкие массы населения и не омрачает их существование. Но от мысли, что найдется еще один маньяк вроде Карла Вольфа, готовый истребить миллиарды людей ради мирового господства, так легко не отмахнешься. Страх ввергнет мир в хаос – а этого мы допустить не можем.

– Ничего не имею против, господин президент! – жизнерадостно объявил во всеуслышание нахальный итальянец. – Как представлю, что вот сижу я в ресторане, ем лазанью, а ко мне все лезут и лезут за автографами да еще норовят последний пиджак на сувениры порвать – так прямо с души воротит, ей-богу!

Питт отвернулся, прикрыл рот ладонью и закусил губу, давясь смехом. Сэндекер с видом мученика поднял глаза к потолку. На породистом лице президента отразилось вежливое недоумение – он явно не понял, шутит Джиордино или говорит серьезно.

– Мой друг имел в виду, – пришел на выручку Питт, – что мы с ним будем только счастливы сохранить инкогнито.

Тут уже все присутствующие толпой обступили героев дня, наперебой забрасывая их вопросами. В основном они затрагивали шестидесятимильный марш-бросок на “корабле снегов” и роль его экипажа в спасении сил спецназа. Внезапно президент опустил глаза и заметил копье в руке Джиордино.

– Так это и есть то самое Священное копье, о котором я столько слышал? – спросил он. – Могу я взглянуть на него поближе?

Джиордино с облегчением передал Уоллесу оттянувшую ему руки реликвию и утвердительно закивал:

– Оно самое, сэр, можете не сомневаться! Хотите, заберите на память. А что, отличный сувенир.

Президент поднял копье над головой, и все присутствующие с благоговением уставились на священное железо.

– Одна из самых чтимых христианских святынь, – пояснил Питт для тех, кто не в курсе. – Если верить преданию, владеющий им может определять судьбы мира – во имя добра или зла.

– Очевидно, Гитлер выбрал второе, – сухо заметил адмирал Сэндекер.

– Неужели это копье действительно пронзило тело распятого на кресте Христа? – спросил Уоллес, разглядывая наконечник так пристально, будто ожидал увидеть на нем следы засохшей крови.

– Так гласит легенда, – дипломатично ответил Питт. Президент отдал копье госсекретарю Риду:

– Пусть пока побудет у тебя, Пол.

– Что вы собираетесь делать с ним дальше, господин президент? – поинтересовался Сауз.

Уоллес бережно коснулся пальцами древней реликвии:

– Мне докладывали, что до войны оно составляло часть экспозиции императорского дворца в Вене, откуда Гитлер изъял его в 1938 году.

Рид покачал головой.

– Ни за что и никогда! – произнес он с нажимом. – Извините за резкость, господин президент, но я убежден, что его необходимо надежно спрятать, запереть на замок и выбросить ключ, чтобы оно никогда больше не попало в злые руки и не стало снова символом тирании.

Пока все разглядывали Флаг крови и пластинку, спасшую жизнь Гитлеру, Питт незаметно выскользнул в приемную, взял урну, оставленную на столе секретаря, внес ее в Овальный кабинет и поставил на пол.

– Прах Гитлера и Евы Браун, леди и джентльмены!

Потом он отступил назад, а собравшиеся в комнате, наоборот, придвинулись поближе, чтобы лучше разглядеть урну и прочесть выгравированную на серебре надпись. Голоса зазвучали тише, сменившись неразборчивым бормотанием. Даже спустя столько лет останки самого жестокого и кровожадного деспота в истории человечества одним своим присутствием вызывали у окружающих невольный трепет.

– Меня прямо дрожь берет, стоит только об этом подумать, – шепотом призналась Лорен, крепко ухватившись за руку Питта.

Он обнял ее за талию и привлек к себе.

– Уверен, что не ты одна такая впечатлительная.

– Мне даже думать об этом омерзительно, – пробормотал президент, незамедлительно подтверждая своим высказыванием слова Питта.

Генерал Сауз покосился на Уоллеса и сказал:

– Тем не менее, сэр, я полагаю, мы обязаны произвести осмотр содержимого и убедиться, что в урне действительно находится чей-то прах.

Президент обвел взглядом собравшихся:

– У кого-нибудь есть возражения?

– Я также считаю разумным, – добавил госсекретарь Рид, – чтобы в лабораториях ФБР провели исследование и выяснили, человеческие ли это останки.

– Вы не снимете крышку, генерал? – обратился президент к генералу Саузу. – Возможно, в отместку за его предыдущее предложение.

Даже закаленный старый солдат с трудом сумел преодолеть отвращение, коснувшись урны. С большой неохотой он обхватил фигурку черного орла на крышке и осторожно повернул против часовой стрелки, одновременно приподнимая. Крышка отошла неожиданно легко, и генерал так поспешно уронил ее на стол и отшатнулся назад, как будто опасался, что она заразная.

Все умолкли и затаили дыхание, когда президент приблизился к урне. Несколько секунд он напряженно вглядывался внутрь, потом поднял глаза и с озадаченным видом посмотрел на замерших в ожидании окружающих.

– Там пусто, – произнес он растерянно. – Ни пепла, ни костей, да и вообще ничего нет!

Слово “пусто” стало передаваться из уст в уста, разносясь по кабинету.

– Вряд ли кто-нибудь мог предвидеть такой неожиданный поворот, – высказался столь же заинтригованный, как и все присутствующие, вице-президент Кингмен.

– Возможно, Вольфы вынули прах и укрыли в другом месте? – предположил генерал Сауз, вслух оформив мелькнувшую, должно быть, в голове у каждого мысль.

Пока все терялись в догадках, физиономия Джиордино приобрела отнюдь не свойственное ей задумчивое выражение, а на лбу прорезались морщины, отражая напряженную работу мысли. Внезапно лицо его прояснилось, а глаза загорелись. Повернувшись к Питту, он бесцеремонно ткнул его локтем под ребра.

– Колись, несчастный! – прошептал он. – Ты в самом деле... туда?

– В самом деле, – честно сознался Питт. – И именно туда.

– О чем это вы? – вмешалась Лорен. – Дирк, ты что, знаешь, кто вынул из урны прах фюрера?

– Знаю.

– Кто?

– Я, – ответил Питт, и в его зеленых глазах заплясали веселые чертики. – Я спустил его в унитаз в сортире Белого дома.

ПОСЛЕДНЕЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ 10 сентября 2002 года Вашингтон, округ Колумбия

То был обычный для столицы с ее жарким климатом летний день. Зеленые листья безжизненно повисли на ветвях, еще не ощущая прохладного дыхания наступающей осени. Толпы людей стояли в очереди в недавно открывшееся крыло Национального исторического музея, где были выставлены новые экспонаты – более трех тысяч предметов эменитской культуры, найденных в пещере на острове св. Павла, изъятых из сейфовых хранилищ “Ульриха Вольфа” и обнаруженных в ходе ведущихся раскопок антарктического города.

Как и ожидалось, те немногие из Вольфов, кому было предъявлено обвинение, вышли из залов суда оправданными “за недостаточностью улик”. Но уже было создано международное бюро расследований, единственная задача которого состояла в том, чтобы держать всю преступную семейку под пристальным и неусыпным наблюдением. Теперь Вольфам будет крайне затруднительно претворить в жизнь новый план достижения мирового господства, даже если таковой и возникнет в гениальной голове одного из их представителей. Компании “Дестини Энтерпрайзес” более не существовало, достойного кандидата на пост главы семьи после смерти Карла не нашлось. Вольфы остались без лидера, утратив не только цель жизни, но и львиную долю своего имущества, и теперь им предстояло привыкать к гораздо более скромному существованию.

Чилийское правительство поспешило конфисковать все четыре судна-левиафана “Дестини Энтерпрайзес”. Фьорд расширили и углубили, чтобы вывести их на открытую воду, после чего бывшие “ковчеги” начали бороздить моря и океаны, перевозя за один рейс такие количества пассажиров и объемы грузов, какие всего несколько лет назад посчитали бы фантастическими и невероятными. “Ульрих Вольф” был продан объединению судовладельцев за три миллиарда долларов. После незначительных переделок он превратился в круизный город-лайнер, совершающий одно кругосветное путешествие за другим. Частные апартаменты в кондоминиумах с успехом сдавались в аренду толстосумам для временного или постоянного проживания. Переименованный в “Океанский рай”, он пользовался огромной популярностью, поскольку на его палубу могли садиться даже аэробусы международных рейсов.

Остальные три судна были куплены грузовыми трансокеанскими линиями и нефтяными компаниями, и вскоре стали привычным зрелищем в тех немногих портах, которые могли их принимать. А когда выяснилось, что и такие гиганты могут приносить ощутимую прибыль, на стапелях чилийской верфи заложили еще шесть судов аналогичных габаритов.

Адмирала Сэндекера, Питта, Лорен Смит, Джиордино и Пэт, которая прилетела помочь в подготовке экспозиции предметов эменитской культуры, пригласили на торжественный вечер по случаю открытия выставки для широкой публики. Питт и Джиордино, неоднократно имевшие дело с будущими экспонатами и сами причастные к их обнаружению, были, тем не менее, потрясены грандиозностью и великолепием выставленных на обозрение сокровищ. Невозможно было поверить, что их создала раса людей, исчезнувшая с лица земли девять тысяч лет назад, задолго до того, как большинство доисторических цивилизаций только начали потихоньку выбираться из каменного века.

В центре экспозиции под круглым куполом из пуленепробиваемого стекла сидели прекрасно сохранившиеся мумии эменитских правителей и высшей знати с острова св. Павла, найденные Джиордино и Руди Ганном. В присутствии этих останков людей, живших и умерших так давно, ныне живущих неизменно охватывал благоговейный трепет. Питт даже как-то поймал себя на мысли, не является ли случайно какая-нибудь из этих древних мумий его прямым предком.

Спустя почти пять часов они вышли из музея через боковую дверь, которую открыл им охранник, и направились к недавно перестроенному и отреставрированному Смитсоновскому музею транспорта.

Лорен выглядела ослепительно. Светлые волосы падали на плечи и сияли на солнце. Голубое шелковое платье без рукавов открывало выше колен безупречно стройные загорелые ноги. Питт был одет в зеленую рубашку для гольфа и летние бежевые брюки. Ал и Пэт, из-за жары наотрез отказавшиеся облачаться во что-нибудь официальное, щеголяли в футболках и шортах. Держась за руки, как влюбленные подростки, обе пары пересекли Мэдисон-драйв и двинулись дальше по тротуару Мелл-авеню, предводительствуемые Сэндекером, как всегда попыхивающим одной из своих гигантских сигар.

– Когда вы возвращаетесь в залив Окума? – спросила Лорен у Пэт.

– На следующей неделе.

Лорен сочувственно улыбнулась Джиордино:

– Опять любовь в разлуке?

– Разве вы не знаете? Адмирал расщедрился и посылает меня на раскопки эменитского города в годичный творческий отпуск. Мне поручено собрать как можно больше данных о мореходах-эменитах для компьютера Хайрема Йегера. Так что ближайшие полгода мы с Пэт будем работать вместе.

– Значит, мы остаемся вдвоем, ты и я, – задумчиво проговорила Лорен, сжимая руку Питта.

– Ненадолго. – Питт нежно скользнул губами по ее волосам. – Через две недели я улетаю, чтобы возглавить исследовательскую группу по изучению подводного действующего вулкана к юго-востоку от Гавайев.

– Скоро вернешься?

– Недельки через три, не позже.

– Ну, три недели я без тебя как-нибудь выдержу, – усмехнулась Лорен.

Они перешли на противоположную сторону Джефферсон-Драйв и вошли в музей транспорта. Там на четырех акрах экспозиции разместились сотни машин, выпущенных с начала девяностых годов девятнадцатого века и до наших дней – от самых первых автомобилей, ослепительно сияющих начищенной медью, до последних моделей известнейших фирм. Помимо автомобилей здесь имелись все мыслимые и немыслимые конструкции, созданные когда-либо производителями грузовиков, тракторов, мотоциклов и велосипедов.

Но жемчужиной всей этой пестрой коллекции был, безусловно, “корабль снегов” – лебединая песня адмирала Бэрда. Он стоял в углублении на пять футов ниже уровня пола, чтобы посетители могли свободно заглянуть в окна и двери. Легендарный полярный вездеход нарядно поблескивал в свете люминесцентных ламп свежей красной краской; вдоль бортов по всему периметру тянулась широкая оранжевая полоса; поражали воображение огромные колеса десятифутового диаметра, но мало кому из любующихся славной машиной приходило в голову, что он обязан ей жизнью.

– Сколько же им пришлось потрудиться, чтобы восстановить “корабль снегов”! – восхищенно покачал головой Питт.

– Да уж, с трудом верится, – подхватил Джиордино, – особенно если вспомнить, в каком виде мы его бросили.

Сэндекер внимательно осмотрел вездеход от носа до кормы и тоже выразил одобрением

– Удивительно современные обводы для машины, спроектированной и построенной шестьдесят четыре года назад.

– Хотел бы я посмотреть, на что она способна с двумя шестисотсильными турбодизелями, – мечтательно вздохнул Джиордино.

– Правую руку бы не пожалел, чтобы заполучить ее в мою коллекцию! – с чувством произнес Питт. Лорен рассмеялась:

– А ведь тебе впервые, кажется, не удалось утащить домой сувенир на колесах из своего очередного приключения? Питт пожал плечами:

– Эта машина принадлежит человечеству. Кто я такой, чтобы на нее претендовать?

Несколько минут они стояли рядом, молча разглядывая “корабль снегов”; Питт с Джиордино мысленно вновь переживали ту незабываемую бешеную гонку по антарктической пустыне. Потом нехотя повернулись и побрели по проходам, бегло осматривая другие экспонаты, пока не оказались у выхода.

Сэндекер посмотрел на часы:

– Так, мне пора.

– Романтическое свидание, сэр? – тут же встрепенулся и сделал стойку Джиордино.

Все отлично знали, что за адмиралом еще со времен его давнего развода отчаянно гонялись великосветские львицы бальзаковского – и не только! – возраста. Но Сэндекер неизменно выскальзывал из расставленных силков. Обладая врожденным тактом и интуицией и никогда ничего не обещая, он умел делать своих подруг счастливыми, не разочаровывая их и не вызывая озлобления при расставании.

– Я сегодня действительно ужинаю с сенатором Мэри Конроу, но не нахожу оснований называть это свидание романтическим, – сухо парировал адмирал.

– Ах вы старый лис! – погрозила ему пальцем Лорен. – Уж я – то прекрасно знаю, что Мэри – одна из самых влиятельных членов бюджетного комитета. И вы сейчас будете рассыпаться перед ней мелким бесом, чтобы она голосовала за увеличение бюджета НУМА. И посмейте только сказать, что я не права!

– Это называется сочетать приятное с полезным, – заявил адмирал нравоучительным тоном, целуя на прощание дам в щечки, а вот мужчинам руки не подал. С ними он и так виделся каждый день; к тому же они были его подчиненными, а адмирал всегда очень ревниво относился к соблюдению субординации, хотя на самом деле относился к обоим как к сыновьям.

– Нам тоже пора, – сказала Пэт. – Мы обещали Миган кино и гамбургер.

– А как насчет ужина у меня в пятницу? – предложила Лорен, обнимая Пэт за талию.

– С удовольствием. – Она повернулась к Джиордино. – Ты как, любимый?

Джиордино кивнул:

– Лорен готовит такой бесподобный мясной рулет, что по гроб жизни вспоминать будешь.

– Ладно, будет вам рулет, – засмеялась Лорен.

Солнце спускалось к горизонту, постепенно превращаясь из золотого мячика в тускнеющий оранжевый шар. Питт и Лорен сидели в ангаре и блаженствовали, слушая музыку, с бокалами текилы “Дон Хулио” в руках. Лорен пристроилась на кушетке, подобрав под себя ноги и прислонившись спиной к плечу Питта.

– Всю жизнь не перестаю удивляться, как это у женщин получается? – глубокомысленно изрек Питт в промежутке между двумя глотками.

– Что именно?

– Сидеть на собственных ногах. Вот я, например, свои даже вывернуть не смогу под таким углом, а если и смогу, то больше пары минут все равно не усижу – затекут.

– Мужчины похожи на собак, а женщины – на кошек. У нас суставы гибче ваших.

Питт поднял руки и лениво потянулся.

– Вот и воскресенье, считай, пролетело. Завтра мне опять на службу – продираться сквозь дремучие отчеты океанографов, а тебе в Конгрессе – убеждать своих тупых коллег принять очередную дурацкую поправку к какому-нибудь идиотскому закону.

– У меня в следующем году кончается срок, – помолчав немного, сказала она. – Я вот все думаю, не отказаться ли мне от переизбрания?

Питт с любопытством посмотрел на нее:

– Помнится, кто-то говорил, что собирается состариться и умереть в Конгрессе, или я ошибаюсь?

– Передумала. Увидела, как счастливы Пэт и Ал, и передумала. Знаешь, я вдруг поняла, что, если хочу иметь детей, пока возраст позволяет, надо срочно находить хорошего человека и заводить семью.

– Ушам своим не верю. И где же ты собираешься искать этого “хорошего человека”?

Лорен смерила его насмешливым и в то же время каким-то жалобно-вопросительным взглядом:

– А ты на мне жениться не хочешь?

Прошло несколько секунд, прежде чем смысл ее слов дошел до Питта.

– Если мне не изменяет память, однажды я уже предлагал тебе выйти за меня замуж – в Сонорской пустыне, после той истории с золотом инков, – и получил отказ.

– Ну, это было тогда, – надув губы, отмахнулась Лорен.

– И больше ни разу, между прочим, это предложение не повторял. С чего ты взяла, что я не передумал?

Лорен посмотрела ему прямо в глаза, но так и не поняла, серьезно он говорит или шутит.

– Ага, соблазнил, значит, девушку, а как жениться, так сразу на попятный?

– Да ты сама посуди, разве можем мы оба вот так вот в корне переменить всю свою жизнь? У тебя – пожизненное кресло в Палате представителей и твой роскошный особняк в Александрии. У меня – квартира и коллекция автомобилей в старом ржавом ангаре, где над головой ежеминутно проносятся ревущие реактивные самолеты. Что нам прикажешь со всем этим делать и куда девать?

Она обвила его шею руками и подняла глаза, затуманившиеся от любви.

– Я достаточно долго играла роль независимой, самостоятельной женщины. И мне эта роль нравилась. Но пришла пора повзрослеть и стать более практичной. Есть другие проекты, которыми я хотела бы заняться.

– Например?

– Мне предложили пост директора Национального фонда защиты детей от насилия.

– Тоже неплохая карьера. А стиль жизни?

– Можем поочередно – неделю живем здесь, неделю в моем особняке.

– И это ты называешь практичным?

Лорен внезапно рассердилась:

– Не понимаю, в чем ты видишь проблему? Мы же так и так почти все свободное время проводим вместе.

Питт притянул ее к себе и поцеловал в губы.

– Ладно, раз уж ты просишь по-хорошему, я подумаю, не жениться ли на тебе в самом деле.

Лорен оттолкнула его, притворившись оскорбленной, хотя прекрасно понимала, что он ее просто дразнит.

– Да и мне, пожалуй, тоже не стоит торопиться с замужеством. Лучше как следует оглядеться, присмотреться, все взвесить, и тогда, я уверена, среди сотен окружающих меня мужчин наверняка найдутся те, которые оценят меня по достоинству. И уж точно не будут так выпендриваться, как мистер Великий-И-Могучий Дирк Питт.

Питт снова притянул Лорен к себе, крепко прижал к груди, заглянул прямо в ее фиалковые глаза и тихо сказал:

– Зачем зря тратить время на поиски? Ты же отлично знаешь, что ни один из них со мной не сравнится.

– Ты неисправим!

– В ближайшие девять месяцев многое может измениться. Лорен обвила шею Питта руками и прильнула к нему всем телом.

– Надеюсь. Так давай вместе приложим все усилия, чтобы это произошло как можно скорее.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

В 1960 году археологи нашли при раскопках на Санта-Розе – небольшом острове у побережья Калифорнии – древний женский скелет. Скелет пролежал сорок лет в подвале музея в Санта-Барбаре, потом его снова извлекли на свет божий, и группа ученых провела исследование ДНК и радиоуглеродный анализ костей. Оказалось, что им более тринадцати тысяч лет. Это самый древний человеческий скелет, когда-либо найденный в Северной Америке.

Эта дама была современницей ледников размером с Австралию, волосатых мамонтов и саблезубых тигров и могла свободно переходить пешком с острова на остров и даже на материк, поскольку уровень моря в те времена находился на 360 футов ниже современного. Научное исследование этого скелета поколебало традиционную теорию, гласящую, что первые люди попали в Северную Америку через перешеек, некогда соединяющий Америку с Азией, на месте которого сейчас плещутся волны Берингова пролива между Чукоткой и Аляской.

“Троглодит разумный”, как его называют, жил более 9400 лет назад в Западной Неваде и имел строение черепа, дающее основание считать, что предки этого вида были выходцами из Японии или Восточной Азии. “Прибрежный человек” Уизарда, череп которого также найден в Неваде, очень похож как на скандинавов, так и на полинезийцев. Другие черепа, раскопанные в Небраске и Миннесоте, чей возраст составляет не менее восьми тысяч лет, могли бы принадлежать и европейцам, и уроженцам Южной Азии.

Новейшие исследования позволяют предположить, что первыми поселенцами западной части Северной и Южной Америки могли быть полинезийцы или азиаты, а восточную часть заселили европейцы, приплывшие на лодках вдоль кромки гигантского ледового поля, в ледниковый период покрывавшего всю Северную Атлантику. Возможно, этим переселенцам указали путь перелетные птицы, ежегодно мигрировавшие на запад.

Известно, что еще более сорока тысяч лет назад люди переплывали на лодках из Южной Азии в Австралию, так что морские путешествия едва ли справедливо считать изобретением средиземноморских цивилизаций. Океанские просторы всегда манили древних мореплавателей, за которыми наверняка числится куда больше открытий, чем готовы признать потомки. Подлинную историю этих отважных мореходов начинают писать только сегодня, и она еще очень далека от завершения.

Клайв Касслер В поисках Валгаллы

Приношу свою глубочайшую благодарность Пенну Стору, Глории Фэрли, Ричарду де Россету, Тиму Фэрму, американским подводникам и моей местной пожарной охране за помощь и консультации

Пролог

Обреченные на забвение

Июнь 1035 года

Северная Америка

Корабли двигались сквозь утренний туман подобно безмолвным и зловещим призракам. Высокие изогнутые носы, сверху донизу покрытые затейливой резьбой, венчали деревянные головы драконов. Оскалив пасти и вытаращив глаза, казалось, они выискивали жертвы во мгле. Считалось, что драконы не только вселяли страх во врагов, но и защищали корабль и плывущих на нем людей от злых духов.

Торчащие из отверстий в корпусе ряды весел ритмично опускались в темные воды, медленно перемещая корабли по волнам. Квадратные красно-белые паруса безвольно висели в неподвижном воздухе.

На этих длинных черных судах, предназначенных для плавания в спокойных прибрежных водах, группа смельчаков пересекла огромный враждебный океан. Все имущество помещалось в двадцатифутовых плоскодонках, привязанных к корме кораблей. Из всех дорог, которыми бороздили моря норвежские викинги, самым опасным считали великое путешествие через Северную Атлантику.

Перебираясь через океан со скарбом и домашней живностью, они прокладывали дорогу тем, кто придет сюда много веков спустя. Не обращая внимания на опасности, они храбро пробивались сквозь ледяные поля, боролись со шквалистым ветром, преодолевали огромные волны и выдерживали неистовые шторма, налетавшие с юго-запада. Большинство выжили, хотя море и взяло свое. Из восьми кораблей, которые отправились из Норвегии, два навсегда исчезли в тумане.

Наконец измотанные штормами будущие колонисты достигли восточного побережья Ньюфаундленда, но вместо того, чтобы пристать неподалеку от первого поселения Лейфа Эриксона, норвежцы отправились дальше на юг. Они собирались основать новую колонию в местах с более мягким климатом.

Обогнув огромный остров, мореплаватели повернули на юго-восток и вскоре добрались до длинного перешейка, изгибающегося к северу от материка. Миновав два меньших по величине острова, пришельцы еще два дня плыли вдоль пустынного песчаного берега. Норвежцы, прожившие всю жизнь среди нагромождений скал, смотрели на него как на чудо.

Пройдя вдоль нескончаемого берега, путешественники обнаружили широкий пролив. Небольшая флотилия бесстрашно вступила в спокойные воды и двинулась на запад, используя поддержку нахлынувшего прилива. Внезапно ее накрыло облаком влажного тумана. Опускавшееся за невидимый горизонт солнце превратилось в тусклый оранжевый шар. Не приставая к берегу, капитаны кораблей обсудили ситуацию и решили до утра встать на якорь. Они надеялись, что за это время туман рассеется.

Когда начало светать, туман сменился легким маревом, и оказалось, что пролив сужается, переходя в узкий фьорд, выходящий в море. Усевшись на весла, мужчины стали грести по течению. Женщины и дети спокойно разглядывали очистившийся от тумана западный берег. Высокие скалы угрюмо нависали над корабельными мачтами.

Земля медленно приближалась, из-за гряды холмов показались гигантские деревья. Хотя не было видно никаких признаков жилья, пришельцы полагали, что за ними наблюдают люди, прячущиеся среди деревьев. Каждый раз, когда они причаливали, чтобы набрать пресной воды, на них нападали скрелинги. Так норвежцы называли коренных жителей тех земель, которые собирались колонизировать. Не отличаясь гостеприимством, скрелинги не раз осыпали стрелами приближавшиеся к их берегам корабли.

Проявляя привычную выдержку, проверенную в многочисленных стычках, глава экспедиции Бьорн Сигватсон не разрешал своим воинам отвечать на нападения. Сигватсон не хотел разделить участь первых экспедиций под руководством Торфинна Карлсефци и Лейфа Эриксона, истребленных скрелингами. Он знал, что туземцы уничтожили колонистов из Винланда и Гренландии, которые из мести убили несколько мирных жителей. Сигватсон требовал, чтобы с местным населением обращались дружелюбно. Чтобы выжить, колонистам нужно было не воевать, а торговать, выменивая у местных жителей на дешевые безделушки меха, провизию и другие необходимые для жизни товары. Отряд Бьорна Сигватсона состоял из суровых, вооруженных до зубов воинов, закаленных в боях с саксами. Работая топором, они не снимали со спины меча.

Прилив помогал пришельцам легко двигаться вверх против течения. Устье реки шириной всего в три четверти мили вскоре расширилось до двух миль. Пологий восточный берег покрывали густые заросли.

Стоя на носу первого корабля, Сигватсон всматривался сквозь редеющий туман в крутой западный берег. Заметив проход в отвесных береговых скалах, он повернулся к гребцам:

— Подгребайте поближе к правому берегу. Похоже на бухту, попробуем там укрыться на ночь.

Подойдя ближе к берегу, они увидели темнеющий вход в пещеру. Он оказался достаточно широким, чтобы в него вошел корабль. Вглядываясь во мрак, Сигватсон заметил, что внутри проход расширяется. Приказав остальным кораблям лечь в дрейф, он сложил мачту, чтобы пройти под низким сводом. Преодолев бурлящий у входа поток, опытные гребцы легко провели драккар внутрь, приподняв весла, чтобы уберечь их от ударов о стены.

Когда корабль вошел внутрь, женщины и дети наклонились над бортами, с удивлением всматриваясь в прозрачную воду. В ней резвились стаи рыб, и было хорошо видно каменистое дно на глубине в пятьдесят футов. Пришельцев совсем не пугало, что они оказались в высоком гроте, достаточно большом, чтобы в нем могла разместиться флотилия, втрое превосходящая маленькую группу викингов. Хотя их предки приняли христианство, древние языческие традиции все еще были живы. Образовавшиеся естественным путем гроты пришельцы продолжали считать жилищами богов.

Внутренние стены грота были до блеска отполированы морскими волнами. Их венчали куполообразные своды, совершенно гладкие, без малейших признаков мха или вьющихся растений. Удивительно, но здесь не было и летучих мышей. Помещение оказалось практически сухим. Глубина у берега не превышала трех футов, в то время как потолок пещеры возвышался на добрых семьдесят ярдов.

Сигватсон дал команду заходить в грот остальным кораблям. Гребцы его драккара сложили весла, позволив судну дрейфовать под сводом, пока нос не уткнулся в песок. Когда корабли приблизились к месту высадки, перекинули сходни. Все тотчас сошли на сушу, радуясь тому, что впервые за много месяцев могут размять ноги.

Прежде всего принялись готовить горячую пищу, которой не ели с тех пор, как ненадолго приставали к земле далеко на севере. По пещерам разбежались дети — собирать нанесенные течением ветки. Они в изобилии скапливались вдоль промоин, образовавшихся в результате водяной эрозии.

Разложив костры, женщины начали печь хлеб. В больших железных котлах варили кашу и тушили рыбу. Несколько мужчин ремонтировали корабельную оснастку и латали паруса, прохудившиеся за время трудного путешествия. Другие, забросив сеть, ловили рыбу, которая буквально кишела во фьорде. Обнаружив такое замечательное укрытие от непогоды, женщины не скрывали радости. А крепкие, могучие мужчины, привыкшие к морским просторам, наоборот, чувствовали себя неуютно в замкнутом пространстве.

После ужина, прежде чем устроиться на ночь в кожаных спальных мешках, младшие из детей Сигватсона, девочки одиннадцати и десяти лет, возбужденно крича, подбежали к отцу. Схватив за руки, они потянули его в самую дальнюю часть пещеры. Освещая дорогу факелами, они провели отца в длинный туннель, где с трудом можно было встать в полный рост. Карабкаясь по каменной осыпи, они поднялись вверх почти на двести футов. Тут дети остановились и указали на небольшую расщелину.

— Отец, посмотри, посмотри! — кричали девочки. — Там дыра наверху. И в нее видны звезды.

Впрочем, и сам Сигватсон отчетливо видел ночное небо, хотя дыра оказалась слишком маленькой и узкой. Даже ребенок не смог бы вылезти через нее наружу. На следующий день Сигватсон назначил несколько человек, чтобы те выровняли пол туннеля и расширили проход.

Когда отверстие увеличили настолько, чтобы по нему можно было пройти, норвежцы выбрались на широкий луг, окруженный вековыми деревьями. Открывшийся перед ними вид совсем не походил на однообразные безлесные земли Гренландии. Казалось, запасы леса для строительства здесь поистине неисчерпаемы. Ковер из диких цветов и трав густо покрывал жирную почву, одинаково пригодную для земледелия и разведения скота. На этой щедрой земле, расположенной высоко над красивым голубым фьордом, кишащим рыбой, Сигватсон и решил устроить свою колонию. Он считал, что ее выбрали сами боги, показав дорогу детям, которые и привели взрослых туда, где все надеялись найти рай.

* * *

Страстно влюбленные в жизнь, норвежцы трудились в поте лица, боролись за каждое ее мгновение и расставались с ней с большой неохотой. Море было частью их жизни, человека без шлюпки они приравнивали к рабу. Хотя на протяжении всех Средних веков норвежцев боялись из-за их варварских обычаев, именно они изменили лицо Европы. Отважные викинги воевали и расселялись в России, Испании и Франции. Они становились купцами и торговцами, уважаемыми за удачливость и умение обращаться с оружием. Вождь норманнов завоевал север Франции, названный Нормандией по имени его племени. Его потомок Вильгельм Завоеватель покорил Англию.

Бьорн Сигватсон был типичным викингом с золотистыми волосами и курчавой бородой. Не слишком высокого роста, но крепкий и широкоплечий, он обладал бычьей силой. Появившись на свет в 980 году в родовом доме, он, как и большинство его юных сверстников, рос с неуемной жаждой узнать, что скрывается за горизонтом.

Не по годам дерзкий и в то же время осторожный, с пятнадцати лет Сигватсон участвовал в набегах на Ирландию. В двадцать сколотил достаточное состояние и считался опытным морским разбойником. Тогда же он женился на Фрейдис, стройной красавице с длинными золотистыми волосами и голубыми глазами. Брак оказался счастливым. Построив прекрасный корабль, Сигватсон собрал собственный отряд и несколько лет грабил Британское побережье.

Накопив значительное состояние и заработав в битвах множество шрамов, Бьорн покончил с разбоем и сделался купцом. Он торговал янтарем, ценившимся в то время выше золота. Но спустя несколько лет, когда все заговорили о грандиозных изысканиях Эрика Рыжебородого и его сына Лейфа Эриксона, им вновь овладела жажда наживы.

Решив добраться до неведомых западных земель и основать там колонию, Сигватсон снарядил флотилию из десяти кораблей, способную перевезти триста пятьдесят воинов вместе с семьями, скотом и сельскохозяйственными орудиями. Один корабль Бьорн доверху набил янтарем и награбленными сокровищами. Он предполагал использовать их для торговли с судами, перевозящими товары между Норвегией и Исландией.

Найденная пещера оказалась поистине идеальным убежищем для кораблей и складирования припасов. В случае возможных атак со стороны скрелингов она могла стать и крепостью. Выкатив на катках из воды свои корабли, викинги расставили их на вырубленных в скалах площадках.

Корабли викингов во все времена вызывали заслуженное восхищение. Они не только отличались поразительными мореходными качествами, но и были настоящими произведениями искусства, обильно украшенными искусной резьбой на носу и корме. Немногие суда могли сравниться с ними по красоте линий.

Большой корабль, или кнорр, использовался для набегов на европейские берега. Он имел пятьдесят весел и был просторным, маневренным и быстрым. Но рабочей лошадкой у викингов считался драккар. Его длина составляла от пятидесяти до шестидесяти футов, а максимальная ширина равнялась пятнадцати футам, то есть размеру среднего бревна. На драккаре могли перевозить на большие расстояния до пятнадцати тонн груза.

В открытом море он двигался под большим квадратным парусом. Для передвижения в неглубоких прибрежных водах ему достаточно было усилий всего десяти гребцов. От носа до кормы тянулась просторная дощатая палуба, на которой размещали товары или скот.

Никаких помещений на драккаре не было. И вожаки, и команда, и пассажиры одинаково страдали от соленых брызг и ветра. Только в жгучие зимние холода палубу прикрывали навесами из бычьих шкур. Даже такие прославленные вожди, как Сигватсон, не имели собственной каюты. Все викинги обладали равными правами, хотя последнее слово всегда оставалось за вожаком.

Викинги строили свои суда из дуба, пользуясь одним топором. Прежде всего они вырубали прочный киль. В сечении он напоминал букву Т и обеспечивал остойчивость судна при плавании в бурном море. Потом сооружалась деревянная обшивка из тонких, плотно пригнанных друг к другу досок, сходившихся к носу и корме. Для прочности их стягивали просмоленными жилами. Нос и корму судна украшали резьбой. Нижние концы досок заходили под верхние, составляя монолитную конструкцию. Под конец все швы конопатили просмоленной шерстью. Для большей жесткости корпус укрепляли несколькими поперечными балками, на которые настилали палубу.

При всей своей внешней хрупкости драккары признавались самыми надежными кораблями Средневековья. Секрет заключался в том, что при изгибах корпуса упругий киль компенсировал деформацию, а небольшая осадка позволяла кораблю легко скользить даже над самыми высокими волнами.

Тяжелое дубовое кормило, называвшееся стьорнборди, закреплялось на корме по правому борту, что позволяло рулевому одновременно наблюдать за бронзовым флюгером на мачте и держать курс, сообразуясь с капризами ветра.

Викинги считались не только искусными кораблестроителями, но и выдающимися мореплавателями. С рождения они ощущали себя частью морской стихии. Они прокладывали курс по звездам и течениям, учитывая ветер и движение облаков. По температуре воды, поведению рыб и птиц узнавали о приближении бури.

Ночью они вели корабли по звездам, днем определяли склонение солнца по солнечным часам, представлявшим собой круглый циферблат с зарубками по окружности и тонким стержнем в центре, отбрасывающим равномерно перемещающуюся от восхода до заката тень. Проводимые викингами вычисления широты всегда оказывались необычайно точными. Их корабли редко пропадали без вести. Никто из современников даже не пытался соперничать с ними в знании моря.

* * *

За первые месяцы колонисты построили несколько просторных деревянных домов с покрытыми дерном крышами. Из массивных бревен они воздвигли длинный дом — большое здание для проведения собраний, приготовления пищи и совместных трапез. В случае необходимости он мог служить для складирования припасов и защиты скота. Жадные до плодородных земель, норвежцы тем не менее пока не стали терять время на пахоту. Они собирали урожаи ягод и ловили сетями рыбу во фьорде.

Скрелинги отнеслись к ним на первых порах вполне дружелюбно. Они с любопытством наблюдали за пришельцами, обменивая ценные меха и дичь на безделушки, одежду и коровье молоко. Сигватсон предусмотрительно посоветовал своим людям не держать на виду металлические мечи, топоры и копья. Хотя скрелингам были известны лук и стрелы, металла они не знали и пользовались грубыми каменными орудиями. Вождь норвежцев не без оснований считал, что те, убедившись в преимуществе железа, очень скоропопытаются либо купить, либо просто украсть оружие пришельцев.

Все постройки закончили к наступлению зимы. Но в тот год зима была мягкой, снег шел редко, и только несколько дней оказались по-настоящему морозными. Поселенцы восхищались солнечными днями, более продолжительными и частыми, чем те, к каким они привыкли в Норвегии.

Весной Сигватсон отправил большую экспедицию с заданием обследовать близлежащие земли. Во главе отряда он поставил своего младшего брата Магнуса, а сам решил остаться, чтобы управлять быстро развивающейся колонией.

Понимая, что путешествие будет долгим и тяжелым, Сигватсон отобрал сто человек. После нескольких недель сборов на шести самых маленьких драккарах подняли паруса. Когда небольшая флотилия отправилась вверх по реке, все оставшиеся мужчины, женщины и дети высыпали на берег, чтобы попрощаться с уходящими в поход.

Полагали, что экспедиция продлится месяца два, однако она растянулась на долгих четырнадцать месяцев. Практически все время викинги провели на воде, лишь иногда им приходилось вытаскивать корабли и волоком перетаскивать их к очередной протоке. Они путешествовали по широким рекам и огромным озерам, казавшимся им такими же безбрежными, как родное Северное море.

Потом викинги плыли по реке, которая была намного шире тех, что им доводилось видеть в Европе или во время набегов на Средиземноморье. Проплыв по течению три сотни миль, они пристали к берегу и разбили лагерь в густом лесу. Здесь же они спрятали драккары. Потом отправились в долгий переход через бесконечную холмистую равнину.

Поскольку викинги подолгу не задерживались на одном месте, скрелинги не досаждали им. Больше всего норвежцев удивляли контрастные различия между племенами туземцев. Некоторые вели себя надменно и имели поистине царственное обличье, другие же в поведении и быту немногим отличались от животных.

Они остановились, когда завидели впереди заснеженные вершины огромных гор. Испытывая благоговейный страх перед великой землей, уходившей в бесконечность, они решили, что пора возвращаться, чтобы добраться до колонии до первого снега. Но когда в середине лета следующего года уставшие путешественники достигли поселения, вместо радостной встречи их ожидала боль и горечь невосполнимой потери. Колония была сожжена дотла. От их товарищей, жен и детей остались только обугленные кости. Они так и не смогли узнать, почему скрелинги так жестоко расправились с поселенцами.

Разъяренные и скорбящие норвежцы обнаружили, что скрелинги, уничтожив поселение, по счастью, не нашли пещеру, где находились корабли, а также сокровища и священные реликвии, которые Сигватсон награбил в молодости.

Возможно, взбешенным воинам следовало уплыть восвояси после всего происшедшего, но по обычаям предков они должны были отомстить. Они знали, что идут почти на верную гибель, но не испытывали страха. Ведь для викинга погибнуть в бою означало обрести бессмертие. Кроме того, оставался шанс выручить хотя бы часть женщин и детей, которых скрелинги могли увести с собой, превратив их в рабов.

Преисполненные печалью и гневом, викинги приступили к церемонии проводов умерших в священный мир Валгаллы. Собрав останки друзей и родственников, норвежцы перенесли их на один из кораблей. Изуродованные останки Бьорна Сигватсона завернули в мантию и доставили на его корабль. Рядом положили тела двух его дочерей, золотые и янтарные украшения и обильный запас еды для последнего путешествия. Полагалось погрузить туда же и его жену Фрейдис, но ее тела так и не смогли найти. Не осталось и скота, чтобы принести в жертву, — его угнали туземцы.

Согласно обычаям, корабли с умершими надо было захоронить. Но норвежцы боялись, что скрелинги могут раскопать могилу и ограбить мертвых. Поэтому скорбящие воины принялись долбить скалу над входом в пещеру. Наконец от нее откололся массивный кусок, сопровождаемый камнепадом, окончательно завалившим вход со стороны реки. Только под застрявшей в проходе скалой остался достаточно широкий подводный туннель.

Закончив погребальную церемонию, норвежцы начали готовиться к битве. В среде викингов честь и храбрость почитались выше прочих достоинств. Сражения были частью их повседневной жизни — с раннего детства отцы воспитывали мальчиков как будущих воинов. Наточили драгоценное оружие — выкованные германскими мастерами длинные мечи и боевые топоры. Они не только высоко ценились, но и были предметом поклонения. И мечам, и топорам давали имена, как будто они были живыми существами.

Чтобы защитить верхнюю часть тела, воины надели кольчуги и конические шлемы с наносниками. Потом подняли раскрашенные в яркие цвета деревянные щиты с широкими металлическими накладками. Каждый воин вооружился копьем с длинным заостренным наконечником. Одни несли широкие двуручные мечи длиной в три фута, другие предпочитали сражаться боевыми топорами.

Когда все приготовились, Магнус Сигватсон повел войско в сотню воинов к ближайшему поселению скрелингов, находившемуся в трех милях от сожженной колонии. Скопление из нескольких сотен хижин представляло собой большую деревню или, скорее, примитивный город, в котором проживало не менее двух тысяч туземцев.

Викинги сразу же ринулись в бой. Рыча, как бешеные псы, они выскочили из-за деревьев и легко перемахнули через невысокий частокол, окружавший поселение и предназначавшийся больше для ограждения домашних животных, чем для защиты от нападения.

Стремительная атака вызвала панику среди жителей, многие из которых, не успев понять, что происходит, были вырезаны как скот. В первые же минуты погибли почти двести человек. Но тут и там, собираясь небольшими группами, скрелинги пытались защищаться, засыпая нападавших тучами стрел. К воинам присоединились женщины, удивительно метко швырявшие камни. Последние оставляли глубокие вмятины на шлемах и щитах викингов, однако существенного вреда почти не причиняли.

Командуя викингами, Магнус сражался в первых рядах. В одной руке он сжимал копье, в другой — гигантский боевой топор. С наконечника и лезвия его оружия струилась кровь. Таких неистовых воинов викинги называли берсеркерами. Они считались одержимыми, потому что не испытывали в бою боли от ран и обладали силой десятерых бойцов. Берсеркеры всегда наводили ужас на врагов. Со звериным ревом обрушивался Магнус на скрелингов, невзирая на количество противников, и каждый раз его топор и копье сражали по нескольку человек кряду.

Но и туземцев тоже охватила животная ярость. Хотя все, кто вступал в рукопашный бой с норвежцами, почти сразу погибали, на место убитых тут же вставали новые воины. К тому же посланные в близлежащие деревни гонцы вскоре вернулись с подкреплением, и теперь уже скрелинги начали теснить пришельцев, пользуясь своим огромным численным превосходством.

Целый час усыпали мстители мертвыми телами деревенские улочки, надеясь найти своих жен и детей, но обнаружили только клочки их одежды, которые местные женщины носили как украшения. Посчитав, что туземцы просто съели их близких, разъяренные норвежцы впали в бешенство. Откуда им было знать, что пятерых женщин отправили в дар вождям соседних поселений? Они удвоили натиск, и земля вокруг убогих хижин пропиталась кровью. Но то было их последнее усилие — уже через несколько минут викинги поняли, что обречены. Подходили все новые и новые отряды скрелингов, и вскоре против каждого норвежца сражался десяток туземных воинов.

Оставшиеся в живых сгрудились вокруг Магнуса Сигватсона. Стоя спинами друг к другу, они продолжали драться, прикрываясь щитами от стрел. У норвежцев уже сломались почти все копья, и они могли полагаться только на мечи и боевые топоры. Не рискуя нападать, скрелинги старались держаться в отдалении. Многократно превосходя норвежцев численностью, они забрасывали их градом стрел, утыкавших щиты плотнее, чем иглы на спине дикобраза. Выпустив все стрелы, скрелинги отбросили луки и ринулись на горстку уцелевших викингов, чтобы нанести последний удар. Израненные норвежцы сражались до последнего, один за другим падая под тупыми лезвиями каменных топоров.

Они умирали, как настоящие герои, с оружием в руках, вспоминая потерянных любимых и надеясь, что обязательно попадут в Валгаллу. Последним был сражен Магнус Сигватсон. Вместе с ним умерла мечта покорить Северную Америку — умерла на ближайшие пятьсот лет. Но Магнус оставил наследство, которое дорого обошлось тем, кто пришел следом за ним.

Еще до захода солнца все сто храбрецов пали, унеся вместе с собой жизни более тысячи воинов, женщин и детей и оставив уцелевших скрелингов в полном убеждении, что белокожие пришельцы из-за моря приносят несчастье и остановить их можно только силой. Все окрестные туземные племена пребывали в шоке и трауре. До сих пор ни одна межплеменная битва не влекла за собой столь великое множество убитых и раненых. Они и не подозревали, что это великое сражение окажется лишь прелюдией к войнам будущего, когда не менее ужасная судьба постигнет едва ли не все коренное население Североамериканского континента.

Для викингов, живших в Ирландии и Норвегии, судьба колонии Бьорна Сигватсона так и осталась загадкой. Некому было поведать потомкам их историю, и ни один мореход не отправился по их следам. Память о колонистах осталась лишь в немногочисленных строчках полузабытой саги, передававшейся из поколения в поколение.

Чудовище из глубин

2 февраля 1894 года

Карибское море

Старый, еще деревянный военный корабль «Кирсарг» шел под американским флагом в Никарагуа с острова Гаити. Стояла спокойная, ясная погода, лишь у горизонта виднелись редкие серебристые облачка. Высота волн не превышала двух футов, и ничто не предвещало катастрофу. Неожиданно впередсмотрящий заметил странный предмет, двигающийся параллельно курсу в миле по правому борту. Даже невооруженным глазом можно было разглядеть черное продолговатое тело, фута на два выступающее из воды.

— Это еще что такое? — осведомился капитан Ли Хант у своего первого лейтенанта Джеймса Эллиса, изучающего предмет в морской бинокль.

Упершись грудью в фальшборт, чтобы уменьшить воздействие качки, Эллис снова впился взглядом в странное явление:

— Смахивает на кита, сэр, но я впервые вижу, чтобы они развивали такую скорость, ни разу не взмахнув хвостом и не нырнув под воду. И бугор у него на спине какой-то странный.

— Возможно, редкий тип морского змея, — заметил Хант.

— Возможно, сэр. Скажу только, что такого животного я еще не встречал, — покачал головой Эллис.

— Но и на судно, построенное руками человека, тоже не похоже.

Худощавый, с заметно поседевшими волосами и неизменной трубкой в зубах, Хант был настоящим морским волком. Обветренное загорелое лицо и постоянный прищур глубоко посаженных карих глаз выдавали человека, долгие часы проводящего под открытым небом. Его считали настоящим профессионалом, избороздившим все океаны и имеющим прекрасный послужной список. Закончив Морскую академию в 1869 году, Хант не успел принять участие в Гражданской войне. Перед тем как стать капитаном «Кирсарга», он сменил восемь военных кораблей, постепенно поднимаясь по служебной лестнице. В знак признания его выдающихся заслуг ему доверили перед отставкой командовать самым знаменитым кораблем американского флота.

Корабль-ветеран прославился тридцать лет назад, когда 1 февраля 1864 года он потопил «Алабаму», печальной памяти рейдер конфедератов, уничтоживший множество кораблей северян. Менее чем за час «Кирсарг» отправил на дно равный ему по классу и мощности вооружения боевой корабль, построенный на верфях Шербура. По возвращении на родину благодарные соотечественники чествовали экипаж и командира как национальных героев.

Через десять лет по окончании Гражданской войны его орудия заменили новыми. С нарезными пушками и командой в сто шестьдесят человек корабль продолжал представлять собой грозную силу.

Опустив бинокль, Эллис повернулся к Ханту:

— Прикажете осмотреть эту штуку поближе, сэр?

Кивнув помощнику, Хант приказал:

— Штурвальному развернуть на десять градусов вправо. Задействовать вторую батарею и удвоить число наблюдателей. Не хочу потерять из виду это чудовище, кем бы оно ни было.

— Так точно, сэр!

Эллис, высокий лысеющий человек с длинной, аккуратно подстриженной бородкой, выполнил все распоряжения капитана. Вскоре из трубы клубами повалил черный дым, за кормой вспенился бурун, и корабль-ветеран увеличил скорость, рассекая набегающие волны. Казалось, он весь дрожит от нетерпения, как старый боевой конь, заслышавший призывные звуки полковых труб.

Вскоре «Кирсарг» начал сближаться со странным предметом, продолжающим двигаться прежним курсом, не сбавляя хода. Тем временем комендоры зарядили двадцатифунтовую нарезную пушку. Ожидая команды, комендор вопросительно взглянул на Ханта, стоящего рядом с рулевым.

— Второе орудие готово к бою, сэр!

— Стрелять на пятьдесят футов перед носом чудовища, мистер Мерримэн, — прокричал Хант в мегафон.

В ответ Мерримэн кивнул и махнул рукой заряжающему, который наклонился к орудию, натянув спусковой шнур, и наводчику, целившемуся с казенной части.

— Вы слышали команду. На пятьдесят футов впереди чудовища!

Раздался выстрел, и орудие откатилось назад, натянув толстый опорный трос, пропущенный сквозь кольцо в казенной части. Наводка была выполнена тщательно, и снаряд упал как раз перед гигантским горбом, на миг скрывшимся под окатившей его волной. Кто бы это ни был — животное или машина, — он проигнорировал нападение и продолжал двигаться с той же скоростью и не отклоняясь от курса.

— По-моему, он не обращает на нас внимания, — усмехнулся Эллис.

Хант поднес к глазам бинокль:

— Если не ошибаюсь, его скорость составляет десять узлов против наших двенадцати.

— Так точно, сэр. Нагоним его через десять минут, — подтвердил Эллис.

— Стрелять на поражение, как только подойдем на тридцать ярдов, — приказал капитан.

Все свободные от вахты матросы высыпали на палубу и оживленно глазели на неизвестную тварь, расстояние до которой сокращалось с каждой минутой. Внезапно пирамидальный нарост на спине вспыхнул и озарился ярким светом.

— У меня такое ощущение, — заметил Хант, — что мы видим отражение солнца в зеркале или оконном стекле.

— Но ни одна морская тварь не нуждается в зеркале и не имеет застекленных окон в своей шкуре, — подхватил лейтенант.

За это время комендор успел перезарядить орудие и выстрелил снова. В пятнадцати футах перед монстром поднялся фонтан. И снова никакой реакции, как будто с «Кирсарга» и не стреляли вовсе. Неопознанный объект уже настолько приблизился, что капитан Хант невооруженным глазом смог разглядеть треугольные металлические пластины на обшивке горба и большие круглые иллюминаторы из толстого кварцевого стекла.

— Господи, да это же рукотворное создание! — изумленно выдохнул Хант.

— Глазам своим не верю, — пробормотал Эллис. — Хотел бы я знать, кто построил столь необычный корабль?

— Если не американцы, то только англичане или немцы.

— Откуда мы знаем, сэр? На нем нет флага.

Тем временем странный объект медленно погрузился под воду и пропал в глубине. «Кирсарг» прошел точно над тем местом, где только что находилось это загадочное судно, но не обнаружил никаких следов.

— Оно исчезло, сэр, — растерянно сообщил один из собравшихся на шкафуте моряков.

— Держаться настороже! — распорядился Хант. — Продолжать наблюдение по обоим бортам!

— Что делать, если оно снова появится, сэр? — уточнил Эллис.

— Дадим залп, если оно не поднимет флага.

День клонился к вечеру, но «Кирсарг» продолжал крейсирование, двигаясь по спирали и постепенно расширяя радиус поисков. Однако надежда найти неопознанное судно начала таять. Капитан Хант уже собирался прекратить это бесплодное занятие, когда снова послышался крик впередсмотрящего:

— Чудовище на траверзе в тысяче ярдов по левому борту!

Все бросились к фальшборту, всматриваясь в указанном направлении. Было еще достаточно светло и хорошо видно, как неизвестное судно с огромной скоростью идет прямо на «Кирсарг». Комендоры давно зарядили орудия и ждали только команды. Стрелки морской пехоты выстроились вдоль борта, приготовившись открыть огонь.

— Целиться в нос, с упреждением на скорость, — проинструктировал подчиненных Мерримэн.

Комендоры развернули орудия в сторону монстра, лихорадочно ловя его носовую часть в прицельные рамки. Убедившись в готовности батареи, капитан сам скомандовал:

— Огонь!

Шесть бортовых орудий «Кирсарга» выстрелили залпом, извергнув потоки дыма и огня. Хант успел заметить, как по обеим сторонам чудовища вздыбились разрывы от одиннадцатидюймовых гранат. Девятидюймовые ядра гладкоствольных пушек упали чуть дальше, при этом капитан готов был поклясться, что по крайней мере один из снарядов скользнул по хребту твари и отскочил от него, рикошетом запрыгав по волнам, как брошенный рукой ребенка плоский камешек.

— Оно что, бронированное? — ошеломленно пробормотал Хант, ни к кому конкретно не обращаясь.

Как будто разозлившись, загадочная субмарина еще увеличила ход, нацелившись носом прямо в середину корпуса «Кирсарга». Комендоры поспешно перезарядили орудия, но не успели произвести новый залп, поскольку та подошла совсем близко к кораблю, выйдя из зоны поражения. Стреляли только выстроившиеся по левому борту солдаты морской пехоты и несколько офицеров, собравшихся у гака борта. На бронированный корпус чудовища обрушился шквал пуль.

Не в силах отвести взгляд от огромного сигарообразного корпуса, Хант ухватился за перила мостика, чтобы устоять при неминуемом столкновении. Но ожидаемого сокрушительного толчка не последовало. Все почувствовали лишь легкое сотрясение палубы под ногами, какое обычно ощущается при вхождении в док. А вот раздавшийся сразу вслед за этим слабый треск деревянной обшивки заставил весь экипаж похолодеть от ужаса. Стальной заостренный нос субмарины глубоко вошел в корпус в промежутке между кормой и машинным отделением, пронзив борт «Кирсарга» с той же легкостью, с какой профессиональный убийца вонзает нож в жертву.

Потрясенный Хант успел только бросить взгляд сквозь огромный прозрачный иллюминатор в пирамидальной рубке. Бородатое лицо за стеклом навек запечатлелось в памяти капитана. Как ни странно, оно показалось Ханту вовсе не торжествующим от легкой победы, а скорее опечаленным — как будто этот человек испытывал угрызения совести, сожалея и скорбя о тех страшных разрушениях, что причинило управляемое им судно. После тарана субмарина сразу же дала задний ход, без труда выскользнула из пробоины и скрылась в глубине.

Хант понимал, что «Кирсарг» обречен. Вода потоком хлынула в кормовой трюм и камбуз. Огромная пробоина представляла собой практически идеальный равносторонний треугольник в шести футах ниже ватерлинии. Корабль начал медленно крениться на левый борт. Только благодаря предусмотрительно задраенным по распоряжению Ханта водонепроницаемым переборкам смертельно раненный «Кирсарг» еще держался на плаву. К сожалению, это давало лишь временную передышку. Рано или поздно переборки не выдержат нарастающего напора забортной воды, и тогда всех находящихся на борту ждет ужасный конец.

Обозрев в бинокль горизонт, Хант заметил небольшой коралловый островок милях в двух от места аварии и тут же приказал рулевому:

— Живо поворачивай к тому рифу!

Капитана в эти минуты заботило только одно: выдержат ли переборки между трюмом и машинным отделением. Лишь при работающих котлах у него оставался шанс довести корабль до этого клочка суши.

Тяжело развернувшись, «Кирсарг» постепенно набрал скорость и приближался к острову. Не дожидаясь команды, первый лейтенант Эллис распорядился подготовить спасательные шлюпки и спустить на воду капитанский катер. Весь экипаж, за исключением кочегаров и механиков, собрался на палубе, с надеждой вглядываясь в пустынный коралловый риф, к которому стремился обреченный корабль. По приказу капитана давление в котлах подняли до предела. Чумазые кочегары торопливо швыряли в топки уголь лопату за лопатой, опасливо косясь на поскрипывающие переборки — единственную преграду, отделяющую их от смерти.

Бронзовые лопасти винта натужно молотили воду, с каждой минутой приближая корабль к спасительной, как все надеялись, суше. От хлынувшей в пробоину воды старина «Кирсарг» сильно осел, сделался неповоротливым и дал крен на левый борт аж на целых шесть градусов. Рулевой с трудом справлялся со штурвалом, сам едва удерживаясь на ногах.

Матросы собрались у шлюпок и были готовы покинуть корабль по первому знаку Ханта. Люди неловко балансировали на палубе, зловеще накренившейся под ногами. Отправленный на корму лотовой громко возвестил:

— Глубина сорок фатомов[285], сэр, не меньше!

Требовалось преодолеть еще как минимум сотню футов, чтобы достичь безопасной глубины. Капитану казалось, что его корабль тащится к этому крошечному коралловому островку с черепашьей скоростью. А «Кирсарг» тем временем оседал все глубже и глубже. Крен достиг уже десяти градусов. И все же риф постепенно приближался. Уже можно было разглядеть волны прибоя, взрывающиеся сверканьем брызг в лучах заходящего солнца.

— Десять фатомов, сэр, — прокричал лотовой матрос, — и быстро поднимается.

Не собираясь рисковать жизнью экипажа, Хант уже готовился отдать команду покинуть корабль, когда «Кирсарг» коснулся дна, пропахал килем широкую борозду в рифе, остановился и завалился набок, увеличив крен до пятнадцати градусов.

— Слава богу, спасены, — пробормотал рулевой, не в силах оторвать онемевшие руки от штурвала.

— Глубоко засели, — заметил Эллис, обращаясь к Ханту, — Да еще отлив начинается, так что в ближайшие несколько часов наш старик никуда не денется.

— Это уж точно, — с горечью согласился капитан. — Жаль, что его не удастся спасти.

— Ну зачем же так мрачно, сэр? Если днище не повреждено, буксир легко стащит «Кирсарг» в открытое море. А пробоину мы в два счета залатаем.

— Во всем виновата эта проклятая подводная лодка неизвестного происхождения. Если есть на небе Бог, он непременно воздаст кому-то за это злодеяние.

— Может, уже и воздал, — оптимистично предположил Эллис. — Вы заметили, сэр, как быстро она погрузилась после столкновения? Должно быть, своротила нос и пускает теперь пузыри где-нибудь на дне морском.

— Я одного не могу понять: почему это судно не всплыло и не назвало себя?

Эллис задумчиво уставился в бирюзовые воды Карибского моря.

— Помнится, я где-то читал об одном из наших кораблей, сэр, — вновь заговорил он после паузы. — «Авраам Линкольн», если не ошибаюсь. Лет тридцать назад он тоже столкнулся с таинственным морским чудовищем, обладающим, по всем признакам, металлической шкурой. Оно повредило его рулевое управление.

— Где это произошло? — оживился Хант.

— Кажется, в Японском море. А вот вам еще информация для размышления: за последние двадцать лет по меньшей мере четыре английских военных корабля бесследно исчезли при загадочных обстоятельствах.

— Боюсь, командование ни за что не поверит тому, что здесь произошло, — уныло покачал головой Хант, окидывая взглядом поврежденный корабль. — Если меня не разжалуют и не отдадут под суд, я буду считать, что легко отделался.

— Но у вас сто шестьдесят свидетелей, сэр, — попытался успокоить его Эллис.

— Пусть даже так, — проворчал Хант. — Все равно ни одному капитану не понравится потерять свой корабль из-за каприза какой-то неопознанной механической твари. — Замолчав, он некоторое время вглядывался в горизонт, размышляя о чем-то своем, но вскоре вернулся к действительности и начал прикидывать, что предстоит сделать для решения насущных проблем. — Продолжайте грузить припасы в шлюпки, мистер Эллис. Высадимся на берег, разобьем лагерь и будем ждать спасения. Кстати, где мы находимся?

— Судя по лоции, это риф Ронкадор, сэр.

— Невеселое местечко. И печальный конец для такого прославленного корабля, — пробурчал Хант. — Выполняйте, лейтенант, — закончил он разговор, обреченно махнув рукой.

Отдав честь, Эллис занялся руководством перевозки на берег провизии, парусины для палаток, инструментов и личных вещей экипажа. Устройство лагеря заняло всю ночь и следующий день. Только к вечеру команду удалось накормить горячей пищей.

Капитан покинул «Кирсарг» последним. Прежде чем спуститься по трапу в ожидавшую его шлюпку, он задержался, всматриваясь в неспокойную воду. Перед глазами вновь всплыло бородатое лицо человека в иллюминаторе, бестрепетной рукой направившего стальное чудовище в беззащитный деревянный борт его корабля.

— Кто ты, незнакомец? — прошептал он чуть слышно. — Ты выжил или погиб? А если выжил, кто станет твоей следующей жертвой?

Капитан Хант скончался спустя несколько лет, но до самой смерти, натыкаясь на сообщение в прессе об очередном исчезновении какого-нибудь судна, невольно задавался вопросом, не приложил ли к этому руку бородатый человек с таинственной подводной лодки.

* * *

Команда «Кирсарга» провела на рифе две недели, прежде чем на горизонте показался шлейф дыма. Хант выслал навстречу быстроходную шлюпку под командованием лейтенанта Эллиса, которому удалось остановить проходящее мимо судно. Оно сняло капитана и его людей с кораллового рифа и доставило в Панаму.

Вопреки ожиданиям, по возвращении Ханта и его команды в Соединенные Штаты расследования не проводили. Казалось, командующий флотом и другие высокопоставленные чины из военно-морского департамента сознательно решили замять случившееся. К удивлению Ханта, его даже повысили в звании, а потом без шума проводили в почетную отставку. Отметили и первого лейтенанта Эллиса, назначив командиром новейшей канонерской лодки «Елена». Во время испано-американской войны он проявил себя с самой лучшей стороны, доблестно сражаясь в кубинских водах.

Чтобы снять «Кирсарг» с рифа и отбуксировать его на верфи для ремонта, Конгресс выделил сорок пять тысяч долларов. Но оказалось, что жители соседних островов сожгли корабль, предварительно сняв с него все металлические части. Спасатели подняли с мелководья орудия и вернулись домой, а обгоревшие останки доблестного корабля-ветерана так и остались догнивать в его коралловой гробнице.

Часть перваяПылающий ад

1

15 июля 2003 года

Южная часть Тихого океана

Даже если бы катастрофу спланировали заранее, ее последствия не могли быть более разрушительными. С самого начала все пошло кувырком. На борту роскошного круизного лайнера «Изумрудный дельфин» разгорался пожар, но никто об этом пока не знал. Офицеры и матросы спокойно несли ночную вахту, даже не подозревая, какая страшная опасность угрожает их судну. Супернадежная и суперсовременная противопожарная система почему-то не сработала. Все лампочки на пульте, совмещенном со схемой внутренних помещений лайнера, горели зеленым. Даже та из них, которая реагировала на датчики в судовой часовне, хотя, по идее, в случае отказа основной сигнализации, неминуемо должна была включиться дублирующая. А за закрытыми дверями часовни тем временем становилось уже по-настоящему жарко.

В четыре часа ночи почти все пассажиры мирно спали в своих каютах. Бары и рестораны, роскошное казино, ночной клуб и танцзал опустели. Следуя маршрутом Сидней-остров Таити, «Дельфин» пересекал Тихий океан с крейсерской скоростью в двадцать четыре узла. Он был спущен на воду всего год назад и теперь, по окончании отделочных работ, совершал свое первое плавание.

Формой лайнер походил на туристический башмак, пришлепнутый по центру гигантской шайбой. Круглая шестипалубная надстройка диаметром в сто пятьдесят футов как бы нависала над бортами, носом и кормой. Без единой трубы судно сильно смахивало на обычный плавучий док. Длина его составляла 750 футов, а водоизмещение — 50 000 тонн.

Новому лайнеру сразу же присвоили шесть звездочек — в первую очередь за внутренний интерьер, во многом напоминающий изысканное убранство лучших отелей Лас-Вегаса. Владелец «Изумрудного дельфина» — круизная компания «Голубые моря» могла по праву гордиться своим последним приобретением. Ни одна из его кают, вмещающих тысячу шестьсот пассажиров и девятьсот человек обслуживающего персонала, не пустовала.

Дизайном обеденных и танцевальных залов, баров, буфетов, театра и кают занимались лучшие в мире специалисты. Везде сияло разноцветное мозаичное стекло. Стены и потолки сверкали хромом, латунью и медью. Во всех направлениях лайнер пронизывала разветвленная сеть эскалаторов и движущихся дорожек. Палубы соединялись лифтами в стеклянных шахтах. Только по прогулочной палубе и торговой галерее можно было пройтись пешком. Все это великолепие выгодно подчеркивалось уникальной системой освещения, создающей (по мнению ее конструкторов) полное ощущение пребывания в райских кущах.

На спортивной палубе размещалось небольшое поле для гольфа. Здесь же находились двадцатипятиметровый бассейн, баскетбольная площадка и просторный спортивный зал с множеством снарядов и тренажеров. Многоэтажная торговая галерея протяженностью в пару городских кварталов, насквозь пронизывала целых три палубы.

Внутренние помещения напоминали плавучий музей абстрактного искусства. Повсюду висели полотна Джексона Поллока, Пауля Клее, Виллема де Коонинга и других корифеев жанра. Главный обеденный зал украшали бронзовые скульптуры Генри Мура. Приобретение коллекции обошлось в семьдесят восемь миллионов долларов.

Просторные каюты имели овальную форму и походили друг на друга, как близнецы. Дизайнерам была чужда идея классового неравенства, и они рассчитывали на пассажиров одного уровня. Мебель и внутреннее убранство напоминали декорации фантастических фильмов. В изголовьях широких коек с необыкновенно мягкими матрасами скрывалась внутренняя подсветка. Для тех, кто совершал свадебное путешествие, предусматривались зеркала, искусно вмонтированные в потолок.

Каждая из ванных комнат состояла из нескольких отсеков, в которых, в зависимости от настроения, можно было не только принять душ, но и окунуться в туман, дождь, тропический ливень или водяную баню. И все это в окружении цветущих тропических растений, столь экзотических, что можно было запросто усомниться в их земном происхождении.

Находиться в числе пассажиров «Дельфина» означало безоговорочно подтвердить свою принадлежность к касте избранных. В основном их контингент состоял из преуспевающих врачей, юристов и менеджеров руководящего звена различных компаний. Большинство были с семьями, но и семейные и одинокие всем своим видом наглядно демонстрировали окружающим, что они могут позволить себе только самое лучшее, невзирая на цену.

После обеда молодые парочки и холостяки обычно направлялись в танцзалы, где упоенно дрыгались под оркестр, исполняющий аранжировки популярных мелодий. Пассажиры постарше наслаждались зрелищем голоногих пышногрудых красоток, дающих представление в ночном клубе, или просаживали денежки в казино. Родители с детьми тянулись в театр, где накануне катастрофы играли последний бродвейский хит «Сукин сын из Аризоны».

К трем часам ночи все увеселительные заведения опустели. Никто из пассажиров, отошедших ко сну той роковой ночью, и представить не мог, что старая насмешница Смерть очень скоро пройдется своей косой по палубам и каютам «Изумрудного дельфина».

Прежде чем отправиться спать, капитан Джек Уэйткус бегло осмотрел верхние палубы. По стандартам большинства круизных компаний, он считался перестарком. Всего пять дней отделяли его от шестидесятипятилетнего рубежа. Уэйткус знал, что это его последнее плавание. Директора компании уже уведомили его о предстоящей отставке и выходе на пенсию. Он навсегда сойдет на берег, как только лайнер, завершив свой первый круиз, вернется в порт приписки Лодердейл.

Честно признаться, Уэйткус не имел ничего против такого поворота судьбы. Он уже давно решил, чем займется, став пенсионером. Капитан обустроил себе дом на прекрасной сорокадвухфутовой океанской яхте и последние несколько лет вместе с женой строил грандиозные планы отправиться на ней в кругосветное путешествие. Поэтому в описываемый момент Уэйткус был больше занят тем, что мысленно прикидывал наиболее оптимальный маршрут для перехода через Атлантику в Средиземное море.

Капитанский мостик «Дельфина» Уэйткусу доверили в знак признания его выдающихся заслуг перед компанией. Внешностью и тучностью он напоминал шекспировского Фальстафа, только без бороды. Слегка заплывшие жирком голубые глаза ласково взирали на окружающих, с губ не сходила доброжелательная улыбка. В отличие от большинства капитанов круизных судов, избегающих неофициальных контактов с пассажирами, капитану Уэйткусу почему-то всегда нравилось общаться с ними.

Сидя за капитанским столом в обеденном зале, он любил развлекать гостей байками о том, как безусым мальчишкой сбежал в море, нанявшись в Ливерпуле юнгой на грузовой пароход, отплывающий на Восток, а потом, ступенька за ступенькой, прошел нелегкий путь от юнги до капитана. Он упорно зубрил учебники по морскому делу, и наконец настал великий день, когда он сдал последний экзамен и получил вожделенный диплом.

До назначения капитаном «Дельфина» он десять лет прослужил вторым, а затем и первым помощником на круизных линиях «Голубых морей». Уэйткус пользовался большим уважением и авторитетом, и руководству не очень хотелось с ним расставаться, но такова уж была политика компании, и исключений из правил не допускалось.

Капитан чувствовал себя непривычно уставшим, но он никогда не засыпал, не прочитав хотя бы нескольких страниц одной из книг о подводных кладах из своей коллекции. Вот и сейчас у него в голове назойливо крутилась недочитанная накануне история о судне с золотом, затонувшем у берегов Марокко. Именно его поиском он решил заняться во время своего кругосветного плавания. Закончив главу, капитан еще раз позвонил на мостик, выслушал доклад вахтенного об отсутствии происшествий, удовлетворенно вздохнул и провалился в крепкий, безмятежный сон.

* * *

В 4.10 пополуночи, совершая стандартный обход судна, второй помощник Чарльз Макферрин, исполняющий обязанности вахтенного офицера, внезапно уловил отчетливый запах дыма. Принюхавшись, он определил, что источник задымления находится в конце торговой галереи, где были сосредоточены магазины, торгующие одеждой и сувенирами. Несколько удивившись, почему не слышно сигнала тревоги, он пошел на запах вдоль галереи, пока не оказался у двери судовой часовни. Ощутив исходящий от нее сильный жар, он необдуманно потянул за ручку и распахнул дверь. В лицо Чарльзу ударила ревущая стена пламени. Все внутри — от скамеек до алтаря — было объято огнем. Спасаясь от неистовства огненной стихии, Макферрин резко отпрянул назад, да так неуклюже, что споткнулся и упал на палубу. Мгновенно вскочив на ноги, он связался с мостиком по судовому радиотелефону и взволнованно прокричал в трубку:

— Скорее будите капитана! В часовне пожар. Объявите тревогу, включите аварийный компьютер и противопожарные системы.

Старший вахтенный офицер и первый помощник Винс Шеффилд машинально повернулся к пульту пожарной сигнализации, но на нем успокаивающе горели сплошь зеленые огоньки.

— Слушай, Чарли, ты в своем уме? У нас все спокойно.

— Клянусь богом, тут сущий ад! — снова закричал Макферрин. — И надо спешить, не то огонь перекинется дальше, на магазины с тряпками.

— А распылители работают? — продолжал выпытывать Шеффилд.

— Нет, не работают. Точно тебе говорю, здесь что-то серьезное. Похоже, противопожарная система вышла из строя.

Шеффилд растерялся. Он знал, что на «Дельфине» установлена новейшая автоматическая противопожарная система, какой не мог похвастаться ни один лайнер аналогичного класса. Если она действительно накрылась, дело дрянь. Уставившись на пульт, продолжающий показывать, что все системы работают нормально, Шеффилд лихорадочно пытался сообразить, как же ему поступить в столь нестандартной ситуации. А пока он предавался раздумьям, застыв как соляной столб, драгоценные секунды одна за другой утекали в песок.

Наконец с трудом выйдя из ступора, первый помощник повернулся к младшему офицеру Карлу Хардингу, несущему вахту здесь же, на мостике:

— Макферрин доложил, что в часовне пожар. На пульте ничего не видно. Спустись вниз и проверь.

Тем временем поднявший тревогу второй помощник пытался погасить пожар с помощью огнетушителя, что было так же бесполезно и бессмысленно, как попытка потушить пылающий лес джутовым мешком. Словно издеваясь над его усилиями, огонь продолжал распространяться по часовне, догладывая последние предметы обстановки. И в этот момент, неспешно фланируя по торговой галерее прогулочным шагом, на сцене появился Хардинг.

Узрев и оценив масштаб бедствия, он замер в ужасе, потеряв дар речи. Окончательно доконало юношу жутковатое зрелище: Макферрин с закопченной физиономией и опаленными бровями, потрясающий огнетушителем и в одиночку ведущий с огнем заранее проигранное сражение. Едва оклемавшись от потрясения, молодой человек ринулся к телефону и завизжал в трубку:

— Мистер Шеффилд, ради бога! Здесь творится самый настоящий кошмар, а у нас ничего нет, кроме ручных огнетушителей. Высылайте пожарную команду и включайте скорее систему тушения!

Но первый помощник, по-прежнему отказываясь поверить в реальность происходящего, все еще колебался и никак не мог определиться. Наконец он достиг, как ему показалось, компромиссного решения и вручную включил систему пожаротушения в часовне, о чем уведомил остающегося на связи Хардинга, который, в свою очередь, передал сообщение второму помощнику.

— Она не работает, — прорычал Макферрин. — Шевелись, Карл, поднимай всех. Нам одним не справиться.

Шеффилд наконец-то окончательно пришел в себя и позвонил начальнику пожарной охраны. И только потом сообразил, что нужно разбудить капитана Уэйткуса:

— Сэр, это я. Прошу прощения за беспокойство, но я должен доложить вам о пожаре в часовне.

Очнувшись ото сна, Уэйткус уточнил:

— Вы проверили противопожарную систему?

— Находящиеся на месте происшествия офицеры Макферрин и Хардинг доложили, что система не действует. Они пытаются сбить пламя с помощью огнетушителей.

— Вызовите пожарную команду и подключите брандспойты.

— Уже сделано, сэр.

— Срочно разбудите и прикажите занять свои места командам спасательных шлюпок.

— Приступаю, сэр.

Оделся капитан быстро, но без излишней суеты. Он вовсе не собирался поднимать по тревоге две с половиной тысячи человек и рассаживать их по шлюпкам. Да и вообще не представлял, что должно случиться, чтобы вынудить его отдать приказ покинуть судно. Однако на всякий случай следовало предусмотреть и возможность экстренной эвакуации. Поднявшись на мостик, Уэйткус первым делом бросил взгляд на пульт пожарной сигнализации, по-прежнему завораживающе мерцающий сотнями зеленых огоньков. Если где-то и случилось возгорание, его не выявила ни одна из троекратно дублированных систем, которым полагалось сделать это автоматически.

— Вы уверены, что на судне пожар? — недоверчиво спросил он у Шеффилда.

— Макферрин и Хардинг клятвенно уверяли, что в часовне бушует огонь.

— Этого не может быть! — решительно отрезал Уэйткус и связался с машинным отделением. Ему ответил вахтенный механик Джозеф Барнум.

— Машинное отделение. Барнум. Слушаю вас, сэр.

— Джо, ответь мне как на духу: зафиксировано ли где-нибудь возгорание? Что показывают ваши пожарные датчики?

— Минутку, сэр. — Барнум повернулся и взглянул на огромную индикаторную панель. — Никак нет, сэр, сплошь одна зелень. Никаких возгорании, сэр.

— Попробуйте включить ручное управление, — приказал капитан.

На мостике появился запыхавшийся матрос и сразу обратился к Шеффилду:

— Прошу прощения, сэр, но я полагаю, вы должны знать. Я почувствовал сильный запах дыма, когда проходил по прогулочной палубе.

Уэйткус судорожно схватился за телефонную трубку:

— Макферрин?

Сквозь треск и гул разгулявшегося пламени второй помощник с трудом разбирал слова собеседника.

— Кто говорит? — бесцеремонно рявкнул он.

— Это капитан Уэйткус. Кончайте вашу самодеятельность и немедленно убирайтесь оттуда вместе с Хардингом. Я собираюсь опустить огнеупорные щиты и закупорить очаг возгорания в часовне.

— Поторапливайтесь, сэр! — посоветовал Макферрин. — У меня такое ощущение, что огонь вот-вот вырвется наружу.

Уэйткус выждал несколько секунд, давая время Макферрину и Хардингу покинуть место происшествия, затем нажал на кнопку, приводящую в действие изолирующие часовню бронеплиты. И недоуменно застыл, когда сигнальная лампочка не зажглась. Он снова связался с Макферрином:

— Щиты опустились, Чарли?

— Нет, сэр, никакого движения.

— Но этого не может быть! — воскликнул Уэйткус вот уже второй раз за последние две минуты. — Просто не могу поверить, что вся система вышла из строя. — Он снова связался с машинным отделением. — Барнум, слушайте мой приказ, — рявкнул капитан в микрофон, — немедленно переходите на ручное управление и перекройте огнеупорными щитами очаг возгорания в часовне.

— Есть перекрыть огнеупорными щитами очаг возгорания, сэр, — послушно повторил приказ механик, но не прошло и нескольких секунд, как в трубке снова раздался его растерянный голос: — Ничего не понимаю, сэр. Индикатор не реагирует на ручное. Похоже, наша противопожарная система не функционирует. Причем на всех уровнях.

— Проклятье! — выдохнул Уэйткус и бросил Шеффилду: — Оставайтесь на месте, а я пойду вниз и лично выясню, что там происходит и кто напортачил.

Больше первому помощнику не суждено было увидеть своего капитана. Войдя в служебный лифт, Уэйткус спустился вниз на палубу А и направился к часовне с противоположной торговой галерее стороны. Не осознавая размеров опасности, онрезко распахнул заднюю дверь, ведущую в алтарь. Огненный смерч, вырвавшийся из дверного проема, захлестнул и поглотил капитана в мгновение ока. Легкие его скорчились и задохнулись от раскаленных газов, а тело превратилось в пылающий факел и сгорело заживо, не успев даже упасть на палубу. Ревущее пламя вырвалось на свободу, а погибший ужасной смертью капитан Джек Уэйткус так никогда и не узнал, что его красавец-лайнер в скором времени ожидает та же незавидная участь.

* * *

Келли Иген проснулась от очередного ночного кошмара. По ночам ее постоянно преследовали то чудовищные животные, то жуткие насекомые. А сегодня приснилась огромная рыба. Келли отчаянно барахталась, пыталась спастись вплавь, но зубастая тварь не отставала, то и дело касаясь ее своими плавниками. Девушка со стоном открыла глаза, но в каюте было тихо и темно, если не считать слабый отсвет ночника в ванной.

Сморщив нос, она села в койке и только тогда почувствовала едва уловимый запах дыма. Принюхалась, пытаясь определить его источник, но запах был слишком слабым. Сообразив, что к ее каюте дым не имеет отношения, она снова легла и уже в полудреме подумала, что это ей снится. Однако через несколько минут запах усилился, да и в каюте вроде бы потеплело. Отбросив простыню, Келли села, спустив босые ноги на ковер. Он оказался необычайно теплым, как будто его специально подогревали с нижней палубы. Пораженная внезапной догадкой, девушка забралась на стул и дотронулась рукой до изящно инкрустированного медью потолка. Металл был холодным.

Остатки сна улетучились мгновенно. Келли охватила тревога. Она накинула халат и прошлепала босыми ногами по полу к двери, которая вела в соседнюю каюту, занятую ее отцом. По доносившемуся оттуда мощному храпу нетрудно было догадаться, что доктор Элмор Иген безмятежно спит. Лауреат Нобелевской премии по механике путешествовал на «Изумрудном дельфине» в качестве эксперта, приглашенного компанией с целью проверки работы сконструированных им же принципиально новых двигателей в ходе первого плавания судна.

Доктор был так поглощен своим детищем, что редко поднимался из машинного отделения, и Келли почти не видела его с тех пор, как они покинули Сидней. Накануне вечером им впервые удалось вместе пообедать. Иген наконец-то позволил себе расслабиться, убедившись, что его водометная магнитно-силовая установка работает эффективно и без сбоев.

Нагнувшись над койкой отца, Келли слегка потрясла его за плечо:

— Папа, просыпайся.

Чутко спавший Иген тотчас проснулся.

— Что случилось? — забеспокоился он, вглядываясь в смутно белеющую в полумраке каюты фигуру дочери. — Ты не заболела?

— Я почувствовала запах дыма, — ответила Келли. — И пол какой-то неестественно теплый.

— Ты уверена? Но я не слышу сигнала тревоги.

— Убедись сам.

Окончательно пробудившись, Иген перегнулся с койки и потрогал ладонью ковер. Недоуменно приподнял брови и принюхался. Мгновение поколебавшись, бросил быстрый взгляд на дочь и приказал:

— Одевайся. Будем выбираться на палубу.

К тому времени когда они покинули свои каюты и добрались до лифта, запах дыма заметно усилился и ощущался уже повсеместно.

* * *

За часовней на палубе А пожарная команда безнадежно проигрывала битву с огнем. Все ручные огнетушители опустели, а автоматическую систему тушения пожара так и не удалось привести в действие. В довершение ко всем несчастьям оказалось, что невозможно подключить брандспойты: колпаки вентилей намертво заклинило, и все попытки открыть их вручную окончились ничем. Макферрин отправил человека в машинное отделение за гаечными ключами, но проклятые вентили упрямо не поддавались, как будто приварились к трубам.

По мере того как ситуация ухудшалась, у сражавшихся с огнем надежда уступала место страху и отчаянию. Когда же выяснилось, что перекрыть распространяющееся пламя огнеупорными щитами не получается и в других отсеках, Макферрин еще раз вызвал мостик:

— Доложите капитану, мистер Шеффилд, что мы теряем контроль за ситуацией. Огонь прорвался на следующую палубу и угрожает казино.

— Но почему вы не можете его остановить? — удивился первый помощник. — Пожарная команда выслана. Сейчас-то чего вам не хватает?

Макферрин выругался сквозь зубы и повысил голос:

— К вашему сведению, сэр, здесь ничего не работает. У нас кончаются огнетушители, а ваша хваленая пожарная команда не может даже подсоединить брандспойты, потому что подача воды наглухо перекрыта. Распылительная система бездействует. Можно каким-нибудь образом опустить огнеупорные щиты с помощью пульта в машинном отделении?

— Нет, — ответил Шеффилд, в чьем голосе вдруг зазвучали тревожные нотки. — Вся автоматика вышла из строя. Компьютеры, системы управления огнеупорными щитами, распылителями, насосами — все зависло по невыясненной причине.

— Почему же вы не объявили аварийную пожарную тревогу?

— Я не имею права будить пассажиров без разрешения капитана.

— Где он?

— Как, разве вы его не видели? — забеспокоился Шеффилд. — Десять минут назад он отправился вниз, чтобы лично оценить обстановку.

Макферрин огляделся по сторонам, но не заметил никаких признаков присутствия капитана Уэйткуса.

— Его здесь нет, — коротко доложил второй помощник.

— Должно быть, он возвращается на мостик, — ответил Шеффилд, по-прежнему надеясь, что все обойдется.

— Винс, поверь, нам нельзя терять времени! — возбужденно закричал Макферрин, отбросив субординацию. — Немедленно объявляй всеобщую пожарную тревогу, отправь пассажиров к шлюпкам и проинструктируй через громкую связь, чтобы они приготовились покинуть судно в любой момент.

Захваченный врасплох, Шеффилд продолжал колебаться:

— Чарли, да ты спятил! Объявить пассажирам, чтобы те готовились покинуть «Дельфин»?! Бред какой-то, ей-богу!

— Ты не представляешь, что творится внизу, — продолжал настаивать Макферрин. — Действуй, иначе будет поздно.

— Только капитан Уэйткус может отдать такую команду.

— Да наплюй ты на капитана! Не знаю, где он застрял, но, если ты не объявишь тревогу и не предупредишь пассажиров, огонь может успеть добраться до кают.

Но твердолобый Шеффилд упрямо не желал внимать доводам рассудка. За восемнадцать лет морской службы ему ни разу не приходилось принимать самостоятельные решения. Вот почему он никогда не стремился стать капитаном. Лишняя ответственность — это не для него. И сейчас не самый подходящий момент, чтобы взваливать ее на свои плечи.

— Мистер Макферрин, вы на сто процентов уверены в том, что ситуация полностью вышла из-под контроля? — спросил он, снова переходя на сугубо официальный тон. — И готовы ли, в случае чего, подтвердить это под присягой?

— Дубина! — заорал Чарльз. — Если системы пожаротушения не включатся в ближайшие пять минут, и судно, и все, кто на нем находится, обречены!

Шеффилд чувствовал себя окончательно сбитым с толку, но даже сейчас он думал только о том, что его морская карьера оказалась под угрозой. И если он сейчас примет неверное решение...

Стремительно утекали драгоценные секунды.

Лишь время спустя выяснится, что его бездействие обошлось в конечном счете более чем в сотню жизней.

2

Пожарная система не включалась. Облаченные в серебристые защитные костюмы пожарные беспомощно наблюдали за разбушевавшимся огнем, чувствуя себя связанными по рукам и ногам. Пожар распространялся, не подчиняясь никаким расчетам. Через пятнадцать минут после выброса палуба А почти полностью выгорела. Пламя поглотило торговые павильоны и выплеснулось на шлюпочные палубы. Команды в страхе разбежались, а пронесшийся вдоль бортов огненный вихрь мгновенно уничтожил шлюпки, так и не дав спустить их на воду.

Сигнала всеобщей пожарной тревоги до сих пор не прозвучало.

Шеффилд с большой неохотой принял на себя командование, все еще не веря, что капитан Уэйткус погиб и судну угрожает реальная опасность. У него просто в голове не укладывалось, как этот суперсовременный лайнер, оснащенный новейшим противопожарным оборудованием, может за столь короткий срок полностью оказаться во власти огненной стихии. Потеряв еще какое-то время на безуспешные поиски капитана, первый помощник наконец-то сообразил заглянуть в штурманскую рубку и свериться с картой. Полученные полчаса назад со спутника Глобальной навигационной системы (ГНС) координаты свидетельствовали о том, что до ближайшей суши — островов Тонга — предстоит пройти еще не менее сотни миль.

Вернувшись на мостик, он обнаружил, к своему неудовольствию, что на судно неожиданно обрушился шквальный ветер, поднявший пятифутовые волны, а обернувшись назад, и вовсе ужаснулся. Отовсюду вырывался дым, пламя пожирало спасательные шлюпки. Шеффилд с трудом верил собственным глазам, но теперь ему ничего не оставалось, кроме как признать очевидное: «Изумрудный дельфин», считавшийся едва ли не самым безопасным судном в мире, безвозвратно гибнет в огненном вихре. Невероятным усилием воли стряхнув с себя ощущение кошмара, он потянулся к пульту и наконец-то нажал кнопку всеобщей тревоги, хотя сделать это ему следовало еще четверть часа назад.

Лайнер сдавал огню одну позицию за другой. Казино превратилось в сущий ад. Столы и занавеси пылали, как фейерверк. Огненный смерч ворвался в театр и в одно мгновение превратил его в раскаленное горнило. Оставив на месте роскошного зала тлеющий каркас, пламя с победным ревом устремилось на поиски новых жертв.

Заработала система тревожного оповещения — точнее говоря, все, что от нее осталось. Завыли судовые сирены, во всех каютах надрывно заверещали звонки. Разбуженные пассажиры спросонок ругались и не очень-то торопились, плохо понимая, что происходит и какому идиоту понадобилось поднимать людей в полпятого утра. Одевались без спешки, не забыв, как положено по инструкции, натянуть спасательные жилеты. Большинство сразу направились к шлюпкам, однако некоторые, движимые естественным желанием выяснить причину суматохи, вышли на галерею. И только эти несколько любопытных смогли воочию оценить реальные масштабы катастрофы.

С нижних палуб валили клубы дыма, вырывались языки пламени. С жалобным звоном лопались стекла в иллюминаторах, трещали сминаемые под напором огня переборки. Величественное зрелище разбушевавшейся стихии внушало одновременно восхищение и страх. Эти свидетели посеяли ростки паники, переросшей в повальное безумие, когда первым пассажирам, добравшимся до шлюпочной палубы, преградила дорогу огненная стена.

* * *

Поднявшись на лифте на верхнюю обзорную палубу, доктор Иген с дочерью бросились к ближайшему ограждению. Ученый с первого взгляда понял, что подтвердились его худшие опасения. Шестью палубами ниже вся центральная часть судна утопала в море дыма и огня. Сверху было отчетливо видно яркое пламя, жадно пожирающее спасательные шлюпки, закрепленные на шлюпбалках. Группа матросов на корме лихорадочно сбрасывала в воду обоймы спасательных плотиков, автоматически надувавшихся при соприкосновении с волнами. Их действия поразили профессора редкостной бессмысленностью, потому что лайнер все еще двигался, и плоты один за другим бесследно исчезали во мраке. Смертельно побледнев, ошеломленный Иген резко приказал дочери:

— Спускайся на корму и жди меня. Там пока безопасно.

Успевшая одеться только в топик и шорты, Келли жалобно спросила:

— Ты хочешь вернуться в каюту?

— Мне нужно забрать бумаги. Иди быстрее, я скоро приду.

Эскалаторы были переполнены пассажирами с верхних палуб, так что Келли и ее отцу пришлось проталкиваться по лестнице. Охваченные ужасом люди двигались, не разбирая дороги. Мужчины ругались, женщины всхлипывали. Картина напоминала сцену из «Ада» Данте.

Офицеры, матросы, стюарды и стюардессы изо всех сил старались предотвратить панику, хотя все члены экипажа прекрасно понимали, что с потерей спасательных шлюпок остается только прыгать в воду. Они проявляли чудеса выдержки и терпения, направляя толпы перепуганных пассажиров на корму, куда огонь еще не успел добраться. У тех, кто уже достиг этой временной тихой гавани, проверяли, правильно ли надеты спасательные жилеты. Офицеры успокаивали людей и уверяли, что спасатели уже на подходе.

Здесь было немало семейных пар с детьми, многие в одних пижамах. Часть детей плакала, заразившись подавленным настроением родителей, другие, наоборот, веселились, усматривая в этой суматохе новую забавную игру. Но лишь до тех пор, пока не встречались взглядом с исполненными отчаяния глазами отцов и матерей. Среди женщин в халатах с растрепанными волосами попадались безукоризненно одетые, причесанные и накрашенные, с сумочками в руке или через плечо. У мужчин характер одежды отличался большим разнообразием: от деловых костюмов до шорт и футболок. Лишь одна молодая парочка явилась в полной готовности прыгнуть в воду по первому сигналу — он в плавках, она в купальнике.

Келли пробивалась сквозь толпу до тех пор, пока не оказалась возле борта. Чтобы не упасть и не быть унесенной потоком людей, ей пришлось мертвой хваткой вцепиться в поручень. Еще не рассвело. Внизу мерно вращались винты. Пенистый след от них тянулся на две сотни ярдов. Где-то вдали темное море незаметно смыкалось с простеганным звездами темным небом. Одно было непонятно: почему «Дельфин» до сих пор не застопорил ход?

Внезапно совсем рядом раздался истерический крик:

— Мы все сгорим заживо! Я не хочу погибать в огне!

Никто и пальцем шевельнуть не успел, как женщина вскарабкалась на перила и прыгнула в море. Ошеломленные пассажиры наблюдали за ее стремительным полетом к воде. Всего один раз мелькнула на поверхности ее голова и тут же исчезла в темноте. Келли начала беспокоиться за отца. Она совсем было собралась отправиться на розыски, но тут он появился сам. В руках доктор Иген крепко сжимал коричневый кожаный портфель, представляющий собой нечто среднее между ученическим ранцем и современным «дипломатом». Портфель был едва ли не ровесником профессора, и тот никогда с ним не расставался.

— Господи, папа! — чуть не плача, воскликнула девушка. — Я уж думала, мы с тобой больше и не встретимся в этой толчее.

— Это просто сумасшедший дом! — выпалил Иген, задыхаясь и раскрасневшись от гнева. — Прямо как стадо безмозглых баранов, мечущихся по кругу.

— Что нам делать? — тревожно спросила Келли. — Куда податься?

— В воду, — ответил Иген. — Это наш единственный шанс остаться в живых.

Он с нежностью посмотрел в глаза дочери. В полумраке они сверкали, как голубые сапфиры. Округлое лицо девушки обрамляли почти прямые каштановые волосы. Высокие скулы, четкого рисунка губы и прямой нос притягивали взгляд. Иген до сих пор удивлялся, как сильно она похожа на свою мать. Стройные, прекрасно сложенные, рядом они смотрелись как две сестры, а не мать и дочь. Вот только фигурка у Келли была более атлетически развитой, чем у спокойной и грациозной Ланы. Как и отец, Келли была, буквально раздавлена безвременной смертью матери от неоперабельного рака груди. Сердце Игена сжалось в тревоге за любимую дочурку, чья жизнь тоже могла оборваться во цвете лет.

Девушка мужественно улыбнулась отцу:

— Ничего, папа, мы в тропических водах, так что не замерзнем.

Обняв дочь за плечи, Иген бросил взгляд через поручень. Почти в пятидесяти метрах внизу высокие волны агрессивно атаковали стальной корпус лайнера.

— Не спеши прыгать, пока мы совсем не остановимся, — предупредил доктор. — Подождем до последнего. Полагаю, вот-вот должны подойти спасательные судна.

* * *

Держась за поручень, первый помощник Шеффилд тупо смотрел с мостика на калейдоскопические блики отражающегося в воде красного зарева. Пожар охватил всю среднюю часть корпуса. Уже не языки, а целые реки пламени вырывались из дверей и иллюминаторов пассажирских кают. Гигантский лайнер стонал, как живое существо, ярд за ярдом сдаваясь на милость огненной стихии. Казалось просто невероятным, что за какие-то несколько часов такая махина может превратиться в выгоревший каркас, беспомощно дрейфующий по волнам. При этом Шеффилд не отдавал себе отчета в том, что и сам частично виноват в случившемся.

Невидящим взглядом он всматривался в ночь и продолжал пребывать в прострации, когда на мостик взбежал Макферрин. Лицо второго помощника было черным от сажи, брови и волосы опалены, форма обгорела. Схватив Шеффилда за плечо, он грубо потряс его:

— Судно продолжает двигаться, хотя пожар усиливается. Почему вы не отдали команду остановиться?

— Это прерогатива капитана.

— Где Уэйткус?

— Не знаю, — невнятно пробормотал Шеффилд. — Он вышел и не вернулся.

— Значит, он погиб в огне. Теперь вы капитан. Принимайте командование, черт побери!

Не дождавшись адекватной реакции, Макферрин сам связался с главным механиком:

— Чиф[286], это Макферрин. Капитан Уэйткус предположительно мертв. Огонь вышел из-под контроля. Остановите машины и выводите всех наверх. Пробивайтесь на корму. Все ясно?

— Что, так плохо? — растерянно спросил Реймонд Гарсиа.

— Хуже не бывает.

— Почему бы нам тогда не выходить сразу к шлюпкам?

«Невероятно! — со злостью подумал Макферрин. — Неужели никто не догадался предупредить механиков, что огонь уже уничтожил половину судна?» Но не стал драматизировать ситуацию.

— Шлюпки сгорели. «Изумрудный дельфин» обречен. Выбирайтесь, пока можете. Не выключайте генераторы. Нам нужен свет, чтобы покинуть борт и подать сигналы спасателям.

Вскоре команда оставила машинное отделение и пробралась сквозь грузовой и багажный отсеки на корму. Гарсиа ушел последним, убедившись, что генераторы продолжают работать.

— Кто-нибудь ответил на наш сигнал бедствия? — спросил Макферрин у Шеффилда.

Тот захлопал глазами:

— Сигнал бедствия?

— Разве вы еще не вызвали помощь?

— Да-да, конечно, нужно непременно послать СОС, — сонно промямлил Шеффилд.

Услышав его слова, Макферрин пришел в ужас и сразу подумал, что скорее всего уже слишком поздно. Пламя почти наверняка добралось до радиорубки. Он схватил телефон и вызвал радистов, но услышал только треск. Измученный, страдающий от ожогов, второй помощник без сил привалился к стенке, сжимая в руке мертвую телефонную трубку.

— Более двух тысяч человек находятся под угрозой смерти в огне или воде. И никакой надежды на спасателей! — с отчаянием пробормотал он. — А нам... нам остается только присоединиться к ним.

3

В двадцати милях к югу, стоя на мостике океанографического судна «Изыскатель», высокий худощавый мужчина с черными, слегка вьющимися волосами, уже тронутыми сединой, и прозрачно-зелеными глазами всматривался в постепенно светлеющее небо. Обветренное лицо и выдубленная солнцем и ветром кожа выдавали бывалого моряка, проведшего большую часть жизни в открытом море. Обернувшись, он перевел взгляд на багровое зарево в северной стороне горизонта, недоуменно пожал плечами, прошел в ходовую рубку, взял со стойки мощный бинокль и вернулся на мостик. Неторопливо наведя окуляры на резкость, он начал вглядываться в даль.

Голубые джинсовые шорты, яркая гавайская рубашка и легкие сандалии на стройных загорелых ногах как нельзя лучше гармонировали с теплым и влажным тропическим утром. Именно такой наряд обычно предпочитал Дирк Питт, когда ему случалось работать близ экватора. В качестве директора департамента специальных проектов НУМА[287] он проводил в море по девять месяцев в году. В этой экспедиции под его началом ученые-исследователи Агентства проводили глубоководные изыскания впадины Тонга в южной части Тихого океана.

Понаблюдав минуты три за заревом, Питт сошел с мостика и заглянул в радиорубку. Увидев начальство, наполовину дремлющий дежурный радист встрепенулся и автоматически отбарабанил:

— По последнему спутниковому прогнозу прямо по курсу ожидаются сильный шквалистый ветер скоростью до тридцати миль в час. И десятифутовая волна.

— Идеальная погода для запуска воздушного змея, — усмехнулся Питт, но тут же посерьезнел, вспомнив о зареве. — За последний час сигналов бедствия не поступало?

Радист покачал головой:

— Я тут немного потрепался с радистом британского контейнеровоза. Но никаких просьб о помощи не было.

— Похоже, к северу от нас горит здоровенное судно. И не просто горит, а прямо полыхает. Попробуй-ка связаться с ним.

Повернувшись, Питт дотронулся до плеча вахтенного помощника Лео Дельгадо:

— Лео, я бы попросил вас сменить курс и идти полным ходом на север. По-моему, там у кого-то на борту пожар. Разбудите, пожалуйста, капитана Берча и попросите его подняться в рубку.

Хотя Питт, как руководитель проекта, и занимал более высокое положение, он никогда не забывал, что только капитан является полновластным хозяином на борту. Вскоре появился и сам Кермит Берч, успевший натянуть только шорты в горошек.

— Что там за горящая посудина? — спросил он у Питта, подавив зевок.

Протянув ему бинокль, Питт молча указал на север. Осмотрев горизонт, Берч замолчал, потом протер линзы о шорты и снова начал вглядываться в даль.

— Верно, черт возьми. Полыхает, как факел. На мой взгляд, это круизный лайнер. И очень большой. Странно, что они не послали сигнал бедствия.

— Наверное, у них вышло из строя радио, — предположил Питт. — Я попросил Дельгадо изменить курс и идти к ним на полной скорости. Надеюсь, вы не в претензии, что я вторгся на вашу территорию? Мне показалось, имеет смысл сэкономить пару минут.

Берч ухмыльнулся:

— Все правильно, вы отдали тот приказ, который я сам отдал бы на вашем месте. — Он прошел к судовому телефону и заговорил в трубку: — Машинное, капитан на связи. Живо вытащите из постели Мартина, и пусть он выжмет из движков все, что только возможно. Каждая секунда на счету! — Выслушав ответ вахтенного механика, Берч свирепо рявкнул: — Почему? Да потому, что мы спешим на пожар. Все понятно?!

* * *

Новости распространились быстро, и «Изыскатель» ожил. Команда и ученые приступили к своим новым обязанностям. Прежде всего подготовили к спуску оба тридцатипятифутовых гидрографических катера. К двум выдвижным палубным кранам прикрепили стропы с поперечными платформами для подъема из воды по нескольку человек одновременно. Смотали имевшиеся на корабле веревочные лестницы и тросы, чтобы можно было сразу сбросить их за борт, и подготовили люльки для спасения детей и пожилых людей.

В столовой корабельный врач вместе с помогавшими ему учеными разворачивал госпиталь и пункт оказания первой помощи. Кок и его помощники готовили бутылки с водой, термосы с кофе и баки с супом. Собрали одежду для тех, кто мог оказаться в воде раздетым. Часть матросов проинструктировали, как размещать спасенных, чтобы не допустить крена судна. «Изыскатель», имевший сравнительно небольшие размеры, не был рассчитан на размещение большого числа людей. Чтобы принять их, не рискуя опрокинуться и перевернуться, следовало позаботиться о равновесии.

На полном ходу «Изыскатель» развивал не более шестнадцати узлов, но главный механик Мартин Хауз выжал из дизелей все, что смог. Семнадцать узлов превратились сначала в восемнадцать, затем в девятнадцать и наконец в двадцать. Корабль несся над волнами как катер. Никто не предполагал, что обычно неторопливый «Изыскатель» может передвигаться с такой скоростью.

Капитан Берч успел одеться и теперь мерил шагами палубу, отдавая последние распоряжения. Надо было предусмотреть множество мелочей, необходимых для приема спасенных. Он приказал радисту связаться с другими судами, находящимися в данном квадрате, коротко сообщить им о пожаре, определить их местонахождение и уточнить время подхода к терпящему бедствие лайнеру.

В радиусе двух сотен миль оказалось только два судна. Первым отозвался радист английского контейнеровоза «Граф Уотлсфилд», находящегося в тридцати семи милях к востоку. Его капитан сразу же сообщил, что сменил курс и полным ходом идет к месту пожара. Вторым откликнулся австралийский ракетоносец, который также изменил курс и теперь двигался на север к точке рандеву, указанной в сообщении Берча. Но ему оставалось пройти еще шестьдесят три мили.

Убедившись, что все учтено, капитан присоединился к Питту, стоявшему на мостике. Все свободные от вахты собрались на палубе, напряженно всматриваясь в тревожное зарево, освещающее уже чуть ли не полнеба. Вскоре расстояние сократилось до нескольких кабельтовых, и тогда стали ясно видны масштабы разрушения. Громкие разговоры и обмен мнениями разом стихли, сменившись шепотом, а потом и вовсе прекратились, настолько поразила всех развернувшаяся перед их взорами драма. Роскошный плавучий дворец, еще недавно заполненный смеющимися, счастливыми людьми, превратился в страшный погребальный костер.

На момент подхода «Изыскателя» большая часть красавца-лайнера была охвачена пламенем. Надстройка представляла собой месиво из перекрученных и добела раскаленных стальных конструкций. Когда-то белоснежный корпус судна облупился и почернел от дыма и копоти. Внутренние переборки перекосились, превратившись в массу искореженного металла. Обгоревшие остовы спасательных шлюпок торчали на шлюпбалках распятыми скелетами. Самой извращенной фантазии не хватило бы, чтобы изобразить то чудовищное зрелище, которое представлял собой «Изумрудный дельфин», беспомощно дрейфующий под крепнущими ударами ветра и волн. Питт с Берчем потрясенно застыли, усомнившись на миг, хватит ли сил и умения у экипажа и научного персонала маленького «Изыскателя», чтобы совладать с такими колоссальными разрушениями.

— Боже милосердный, — пробормотал Берч. — Они не успели спустить ни одной шлюпки!

— Наверное, те сгорели раньше, чем ими смогли воспользоваться, — мрачно заметил Питт.

В небо возносились огромные клубы дыма, вырывавшиеся снизу языки пламени были похожи на злых духов, окруживших лайнер в демонической пляске. Он выглядел как огромный догорающий факел, готовый в любую минуту обрушиться в море. Внутри корпуса что-то вдруг рухнуло с ужасающим грохотом, и над обреченным судном взметнулось облако искр — как будто распахнулась дверца гигантской топки.

Уже достаточно рассвело, и можно было разглядеть обломки, плавающие вокруг лайнера на волнах, сплошь покрытым грязно-белым одеялом из пепла. В воздух то и дело взлетали горящие ошметки краски и куски оргстекла. Вначале прибывшим на место происшествия показалось, что на судне никого нет. Только подойдя ближе, они разглядели людей, заполнивших плотной толпой все пять открытых кормовых палуб. Заметив приближающийся «Изыскатель» самые нетерпеливые попрыгали в воду и поплыли к нему навстречу.

Капитан поднес к глазам бинокль и еще раз осмотрел корму «Изумрудного дельфина»:

— Ты только глянь: с нижних палуб горохом сыплются, — изумленно воскликнул Берч, — а на верхних стоят как замороженные!

— Не стоит их винить, — заметил Питт. — Верхние палубы расположены на высоте девятиэтажного дома, и поэтому людям кажется, что до воды не меньше мили.

Нагнувшись над поручнем, Берч скомандовал:

— Шлюпки на воду! Подбирать плывущих, пока они держатся на воде!

— Вы можете подвести «Изыскатель» под корму? — спросил Питт.

— Вы хотите, чтобы я подвел судно вплотную к лайнеру?

— Да.

Бросив быстрый взгляд на Питта, Берч скептически покачал головой:

— Вряд ли я смогу подойти так близко, чтобы они просто перепрыгнули к нам на борт.

— Чем ближе подбирается огонь, тем сильнее крен. Пока мы поднимем из воды несколько сотен, остальные могут погибнуть. Если пришвартоваться к корме, то мы протянем тросы, чтобы спускать пассажиров прямо на палубу.

Берч внимательно посмотрел на Питта:

— При такой сильной качке мы рискуем разбить корпус «Изыскателя» об эту громадину. Если обшивка не выдержит, мы тоже пойдем ко дну.

— Лучше рискнуть, чем равнодушно смотреть, как гибнут люди, — спокойно парировал Питт. — Беру всю ответственность на себя.

— Наверное, вы правы, — нехотя согласился Берч. Встав за штурвал, он начал лавировать малыми винтами, шаг за шагом подводя «Изыскатель» к массивному корпусу «Дельфина».

* * *

Скучившиеся на палубах пассажиры вздохнули с облегчением. Чудом избежав гибели в огне, они с проснувшейся надеждой следили за происходящим. Офицеры, стюарды и другие члены экипажа с удвоенным усердием засновали в толпе, успокаивая впавших в истерику женщин и плачущих детей.

Тщетно ожидая помощи, люди в большинстве своем пришли к выводу, что умереть в волнах лучше, чем заживо сгореть, и были готовы броситься за борт, как только огонь подберется достаточно близко. Появление «Изыскателя» в тот момент, когда надежда на спасение почти исчезла, казалось настоящим чудом. Собравшиеся на корме радостно кричали и размахивали руками. Они поверили, что наконец к ним пришла долгожданная помощь. Увы, слишком многие были введены в заблуждение, и только офицеры лайнера и наиболее опытные матросы сразу поняли, что такое небольшое судно не сможет принять и половины оставшихся на борту людей.

Берч и Питт еще не успели закончить свой маневр, когда на корму «Дельфина» протиснулся второй помощник капитана Чарльз Макферрин. Напряженно наблюдая, как сокращается расстояние между судами, он поднес к губам мегафон:

— Эй, на «Изыскателе»! Внимание! Не подходите ближе! В воде люди!

Не разглядев кричавшего среди массы людей, скопившихся на корме, Питт отозвался:

— Все нормально. Их уже подбирают на шлюпки. Сейчас мы подойдем и попробуем закрепиться. Готовьтесь принять концы.

Макферрин был буквально потрясен. Он отказывался верить, что капитан и команда «Изыскателя» пытаются спасти их, рискуя собственными жизнями.

— Сколько вы сможете взять на борт? — уточнил он.

— А сколько у вас народу? — спросил Питт.

— Порядка двух с половиной тысяч.

— Две с половиной тысячи! — простонал Берч. — Да с такой оравой мы отправимся на дно раньше них.

Заметив наконец офицера, махавшего ему с верхней палубы, Питт сообщил:

— Скоро подойдут другие спасательные корабли. Мы возьмем всех, если сможем. Мы сейчас попробуем пришвартоваться, и пусть ваши матросы сбросят с кормы нам на палубу побольше канатов. И сразу же начинайте спускать пассажиров.

Берч продолжал медленно продвигать «Изыскатель» вперед. Затем, ловко сманеврировал кормовыми двигателями, остановив его в нескольких дюймах от корпуса лайнера. Вот нависла над головами замерших в ожидании и страхе людей огромная корма, затем оба судна со скрежетом соприкоснулись бортами. И в то же мгновение взметнулись ввысь метко брошенные концы, ловко подхваченные ожидающими на корме членами экипажа «Изумрудного дельфина». Не прошло и нескольких минут, как швартовка благополучно завершилась.

Сверху посыпались толстые гадюки канатов, которые подхватывали и тут же привязывали к любым опорам, способным выдержать натяжение. Как только с этим было покончено, Питт приказал, чтобы с «Дельфина» начинали эвакуировать пассажиров.

— Сначала семьи с детьми, — распорядился Макферрин.

Чтобы сохранить семьи, современные моряки не следовали старой традиции, когда первыми спасали женщин и детей. После гибели «Титаника», когда большинство мужчин утонуло вместе с ним, оставив вдов с маленькими детьми-сиротами, было решено, что семьи должны жить и умирать вместе. Поэтому все остальные пассажиры, в первую очередь одинокие и молодые, затаив дыхание и пытаясь сохранять спокойствие, наблюдали со стороны за тем, как на палубу «Изыскателя» переправляют мужей с женами и их малышей.

Оказавшись в безопасности, они сразу попадали в заботливые руки ответственных за размещение. Их распихивали по всем свободным уголкам, выискивая их среди подводных аппаратов, лебедок и всяческого гидрографического оборудования. За семьями наступил черед пожилых, которых иногда приходилось заставлять спускаться. Многие отказывались, предлагая прежде всего спасать молодых.

Дети вели себя на удивление спокойно, бесстрашно спускаясь по канатам с ловкостью обезьянок. Судовой оркестр и несколько артистов, быстренько сговорившись, устроили импровизированный концерт популярных мелодий и песен из бродвейских спектаклей. Эвакуация проходила так организованно и четко, что многие даже начали подпевать. Но по мере того, как огонь приближался, усиливался жар и все сильнее валил удушливый дым, толпа снова начала превращаться в перепуганное стадо.

Порядок нарушили те, кто решил искать спасения в воде, не дожидаясь, пока их спустят по канатам. Отчаявшиеся люди, в основном из числа молодежи, перелезали через ограждения нижних палуб и один за другим сыпались в воду. Везло не всем: кое-кто падал на тех, кто уже плавал вокруг; другие, не рассчитав дистанции, вместо воды попадали на палубу «Изыскателя», получая серьезные увечья и переломы; третьи, угодившие между бортов, захлебывались в волнах или погибали от ударов о корпуса судов, которые время от времени бросало друг на друга. Экипаж «Дельфина» делал все возможное, чтобы уменьшить риск, инструктируя «прыгунов», как это правильно делается. И все же, несмотря на принимаемые меры, около сцепленных кораблей постепенно образовался целый островок из плавающих вперемежку с обломками мертвых тел.

* * *

Келли испуганно прижималась к отцу. Маленький «Изыскатель» казался ей одновременно и близким, и бесконечно далеким. В очереди к спасительному канату перед Игенами оставалось всего десять человек. Доктор бережно поддерживал дочь, по мере возможности оберегая ее в этой толчее.

Но внезапный дымовой выброс вновь привел толпу в хаотическое движение, и их обоих прижало к фальшборту. В этот момент крупный рыжеволосый мужчина с пышными бакенбардами набросился на Игена, с силой рванув к себе кожаный портфель. Ошеломленный доктор инстинктивно вцепился в него мертвой хваткой.

Келли с ужасом наблюдала за ожесточенной борьбой отца с рыжим незнакомцем, и не сразу обратила внимание, что тем же самым, только с абсолютно безразличным видом, занят и темнокожий офицер в безукоризненно отутюженной и ослепительно белой форме. Его бесстрастное лицо казалось высеченным из камня.

— Сделайте же что-нибудь! — схватила его за рукав рыдающая девушка. — Не стойте вы, как истукан! Помогите моему отцу!

Небрежно отстранив ее, офицер шагнул вперед, но вместо того, чтобы прийти на выручку профессору, принялся помогать рыжему верзиле отвоевывать портфель. Отброшенный их объединенными усилиями к поручням, Иген потерял равновесие и, не удержавшись на ногах, неуклюже перевалился через фальшборт и вниз головой полетел в воду. Не ожидавшие подобного исхода нападавшие на мгновение застыли, а потом столь же мгновенно растворились в толпе. Келли завизжала и бросилась к ограждению, успев как раз вовремя, чтобы увидеть, как ее отец с громким всплеском вошел в воду. Бедной девушке показалось, что прошел целый час, хотя на самом деле минуло всего двадцать секунд, когда голова доктора Игена вновь показалась на поверхности. Спасательного жилета на нем не было — вероятно, он соскочил или порвался при вхождении в воду. Келли с ужасом отметила, что отец не шевелится и, скорее всего, потерял сознание. Его голова откинулась назад и безжизненно покачивалась из стороны в сторону.

Внезапно она почувствовала чьи-то руки на своем горле. Теряя сознание, девушка начала отчаянно вырываться и брыкаться. К счастью, один ее удачный пинок угодил душителю в пах. Хватка сразу ослабла, и она смогла перевести дыхание. Обернувшись, она увидела, что задушить ее пытался все тот же чернокожий в форме с эмблемой «Голубых морей». За спиной у него маячил рыжеволосый. Оттолкнув сообщника, он угрожающе шагнул к ней. Крепко прижав к груди борта спасательного жилета, Келли перелезла через поручни и прыгнула в бездну, на долю секунды опередив рванувшегося к ней верзилу.

Все вокруг завертелось перед глазами, но падение длилось недолго. Она вошла в воду ногами вперед и устремилась в глубину. От столкновения у нее перехватило дыхание, в открытый рот хлынула соленая вода. Выплюнув ее, Келли заработала руками, посмотрела вверх, и разглядела поверхность, озаренную светом бортовых огней двух судов. Автоматически надувшийся жилет позволил ей в несколько гребков выбраться наверх. Приподнявшись над водой, девушка огляделась и почти сразу заметила отца, чье тело мерно покачивалось на волнах примерно в тридцати футах от обгоревшего корпуса «Изумрудного дельфина». Келли ринулась к нему. Доплыв до него, она обняла отца за плечи и за волосы приподняла голову над водой.

— Папа! — жалобно прошептала Келли. — Папа, скажи, что ты жив!

Глаза Игена широко раскрылись, лицо исказилось от боли, но устремленный на дочь взгляд был вполне осмысленным.

— Келли, спасайся сама, девочка моя, — пробормотал он, с трудом выговаривая слова. — Я уже не жилец, не трать на меня силы и время.

— Не говори так, папа, держись, — попыталась приободрить его Келли. — Скоро нас подберет шлюпка, и все будет хорошо.

Доктор Иген чуть заметно покачал головой и протянул дочери коричневый портфель.

— Видишь ли, доченька, когда я упал в воду, то ударился о нее спиной, плашмя. Ног я не чувствую, а это означает, что у меня сломан позвоночник. Я не могу плыть.

В плечо Келли мягко ткнулось чье-то тело, плывущее лицом вниз. Подавив приступ тошноты, она оттолкнула труп в сторону.

— Нас непременно подберут, папа. Хватайся за меня. Мой жилет и твой портфель помогут нам продержаться и дождаться спасателей.

— Возьми его, — чуть слышно проговорил Иген, вновь протягивая портфель дочери. — Возьми и сохрани до лучших времен.

— Я тебя не понимаю.

— Позже сама все узнаешь...

Лицо его опять перекосило гримасой боли, и он замолчал.

Шокированная столь пессимистическим настроением отца, Келли только теперь поняла, что тот умирает прямо у нее на глазах. Сам Иген знал, что обречен, но не испытывал ни паники, ни страха. Он примирился с судьбой и принимал смерть как неизбежное зло. Больше всего он жалел не о том, что расстается с дочерью, будучи уверен, что с ней все будет в порядке. Его печалило, что он так и не узнает, суждено ли претвориться в жизнь его изобретению, существующему пока лишь на бумаге. Элмор Иген в последний раз посмотрел в упор в голубые глаза Келли и едва заметно улыбнулся.

— Твоя мать ждет меня, — прошептал он.

Девушка беспомощно огляделась, надеясь увидеть спасательную шлюпку, но до ближайшей оказалось не менее двухсот футов. Отпустив отца, она проплыла несколько ярдов, размахивая руками и громко крича:

— Эй, ко мне! Плывите сюда, скорее!

Крик Келли услышала женщина, которую только что вытащили из воды. Она настолько ослабела от угарного дыма и переохлаждения, что смогла лишь указать на нее помогавшему ей матросу. Но матрос не понял ее жеста, а другие спасатели были слишком заняты тем, что вытаскивали людей из воды. Келли повернула обратно к отцу, но тот куда-то исчез. Только кожаный портфель покачивался на волнах.

Схватив портфель, она принялась звать отца, но в этот момент рядом с ней свалился в воду какой-то мальчишка, спрыгнувший с верхней палубы. При падении он угодил ей коленкой по голове, перед глазами девушки вспыхнули огненные круги, и Келли Иген погрузилась в мир мрака и безмолвия.

4

Хлынувший на «Изыскатель» поток спасенных вскоре захлестнул судно. Команда с трудом поспевала принимать пассажиров. Шестьдесят человек, среди которых было восемь женщин, выбиваясь из сил, делали все, что могли.

Не давая воли чувствам, неизбежным при виде множества утонувших, спасатели работали как безумные. Не считаясь с риском, несколько ученых-океанографов и системных инженеров прыгнули в море, обвязавшись концами. Они хватали по двое тонувших за раз и подтаскивали их к «Изыскателю», где тех сразу же поднимали на борт. О мужестве спасателей позже рассказывали легенды, навеки вошедшие в анналы истории мореплавания.

Все имевшиеся на борту шлюпки были задействованы в подборе утопающих. Спасатели вылавливали их целыми косяками, но объем работы от этого только увеличивался. Быстро подметив, что в воде шансов выжить больше, многие бросались в море. Вскоре пространство под кормой буквально кишело барахтающимися человеческими телами. Мужчины и женщины с криками и рыданиями цеплялись за борта шлюпок в страхе, что их не успеют подобрать.

С помощью корабельного крана за борт «Изыскателя» опустили трал, в который самостоятельно забирались плавающие поблизости люди. Затем их бережно поднимали на палубу. С противоположного борта поставили в ряд надувные плоты. Для тех, кто мог взобраться самостоятельно, сбросили все имевшиеся на судне канаты, веревочные лестницы и даже рукава пожарных шлангов. Хотя спасатели работали не покладая рук, число людей, боровшихся за свои жизни в воде, не уменьшалось. Позже придет черед горевать о печальной судьбе тех, кто утонул или пропал без вести, потому что перегруженные шлюпки не смогли или не успели собрать всех.

Женщины принимали и подбадривали сплошным потоком поступающих на борт «Изыскателя» пассажиров, оказывая первую помощь пострадавшим. Обожженных, травмированных, ослепленных дымом и отравленных ядовитыми испарениями направляли в лазарет и в кают-компанию. Хотя никого из спасателей не обучали ухаживать за пораженными дымом, ученые быстро поняли, что надо делать. Никто не сосчитал, сколько людей избежало смерти благодаря их самоотверженным усилиям.

Не имевших видимых повреждений направляли вниз, в отведенные для них каюты и помещения, распределяя так, чтобы не нарушить равновесие и остойчивость судна. Многим помогали найти друзей и родственников, потерянных в неразберихе. С этой целью отвели специальное место для регистрации.

Только за первые полчаса шлюпки доставили более пятисот человек. Еще сотни две сумели добраться до плотов, пришвартованных вдоль бортов «Изыскателя». Всех, кто умер во время транспортировки или сразу после доставки, возвращали в море. Процедура неприятная, но вынужденно необходимая, чтобы освободить место для оставшихся в живых.

Загрузив шлюпки вдвое большим количеством пассажиров, чем полагалось по правилам техники безопасности, спасатели подводили их к корме. Здесь шлюпки быстро поднимали на борт с помощью одного из кранов. Спасенные попадали прямо на палубу, минуя все промежуточные стадии типа трала, надувных плотов или веревочных лестниц. Раненых тотчас укладывали на носилки и переносили в лазарет. Разработанная Питтом система оказалась чрезвычайно эффективной: шлюпки освобождались в считанные секунды и тут же отправлялись обратно.

Капитан Берч не принимал участия в спасении пассажиров. Он изо всех сил старался защитить от повреждения корпус «Изыскателя», прекрасно понимая, что никто, кроме него, не спасет судно от ударов об огромный круизный лайнер. Капитан устало вглядывался в волны, постоянно накатывающиеся на левый борт. Каждый раз, когда «Изыскатель» начинал смещаться по направлению к массивному корпусу «Дельфина», он увеличивал обороты двигателей и бокового винта. Далеко не всегда Берч угадывал нужный момент. Слыша скрежет обшивки, он морщился от сознания собственного бессилия, живо представляя, как вливается в трюм вода, просачиваясь сквозь отслоившиеся листы обшивки.

Всего в нескольких футах от него, в ходовой рубке, работал Лео Дельгадо. Склонившись над компьютером, он подсчитывал изменение осадки по мере увеличения массы судна из-за сотен поступивших на борт людей, чтобы хоть приблизительно определить опасный предел. Ватерлиния, обозначающая расчетную норму загрузки судна, уже опустилась на восемнадцать дюймов ниже уровня воды.

Взяв бразды правления в свои руки, Питт принялся руководить всем процессом. По радио командовал шлюпками в море, направляя их к тем, кого течением отнесло в сторону. Помогал разгружать полные народу, уже поднятые кранами на палубу. Наблюдал за эвакуацией людей с кормы, сразу направляя их в руки ответственных за размещение, равномерно распределяющих новоприбывших по всему судну. Несколько раз он лично успевал подхватить детей, не способных удержать канат онемевшими руками на последних метрах спуска. Заметив, что «Изыскатель» опасно накренился, Питт, понимавший, что надо принять еще множество пассажиров, ринулся в ходовую рубку, чтобы справиться у Дельгадо о перегрузке:

— Ну что, Лео, плохи дела?

Выглянув из-за компьютера, Дельгадо мрачно покачал головой:

— Ничего хорошего. Еще три фута осадки, и мы превратимся в подводную лодку.

— Нам надо принять еще тысячу человек.

— При такой погоде волны захлестнут планшир, если мы примем на борт хотя бы пятьсот. Передайте ученым, чтобы часть людей переместили на бак. У нас перегружена корма.

Выслушав неутешительные новости, Питт задумчиво посмотрел на облепленные спускающимися пассажирами канаты. Потом перевел взгляд на рабочую палубу, где из спасательной шлюпки как раз выгрузили очередную группу подобранных в море. Питт не мог обречь сотни, людей на смерть, просто запретив им подняться на борт маленького судна. И тут его озарило, как нередко бывало и раньше в минуты кризиса. Быстро спустившись на палубу, он подозвал к себе несколько человек.

— Необходимо облегчить судно, — заявил Питт. — Все ненужное — за борт! Сбрасывайте якорные цепи вместе с якорями. Пустите в дрейф подводные аппараты. Подберем их позже. Туда же отправьте все старое и тяжелое оборудование.

Так и сделали. Сначала пустили дрейфовать подводные аппараты. Потом наступил черед массивной металлической балки на корме, предназначенной для спуска и подъема океанографического оборудования. За ней отправились на дно тяжелые лебедки и катушки с кабелями. Питт немного успокоился, увидев, что принятые меры уменьшили осадку почти на шесть дюймов. В целях сохранения достигнутого статус-кво он проинструктировал экипаж спасательной шлюпки, доставившей очередную группу вытащенных из воды:

— Судно на грани перегрузки. Собирайте последнюю партию и держитесь рядом с подветренной стороны, но на борт пока никого не поднимайте.

Рулевой взмахом руки подтвердил, что принял информацию к сведению, и направил свое суденышко к кучке бултыхающихся неподалеку людей.

Питт поднял голову в ответ на оклик сверху. К нему обращался Макферрин. Второй помощник лучше других понимал положение, в котором оказался «Изыскатель». Несмотря на принятые Питтом меры, судно по-прежнему слишком низко сидело в воде.

— Сколько вы еще сможете взять на борт?

— А сколько у вас осталось?

— Около четырех сотен. В основном члены экипажа, почти все пассажиры эвакуированы.

— Спускайте и их, — приказал Питт. — Это все?

— Нет, — ответил Макферрин. — Другая часть команды находится на носу.

— Можете назвать, сколько?

— Еще примерно четыреста пятьдесят.

Макферрин не мог не восхищаться удивительной выдержкой и изобретательностью этого человека, который с поразительной легкостью справлялся с возникавшими проблемами.

— Могу я узнать ваше имя, сэр?

— Дирк Питт, директор департамента спецпроектов НУМА. А как вас зовут?

— Чарльз Макферрин, второй помощник.

— Где ваш капитан?

— Капитан Уэйткус пропал без вести, — ответил Макферрин. — Думаю, он погиб.

Заметив, что Макферрин страдает от ожогов, Питт тотчас предложил:

— Валяйте вниз, Чарли, теперь и без вас справятся. Вам нужен врач, а я приготовил для вас бутылку текилы.

— Я предпочитаю виски.

— Что ж, прикажу специально для вас выгнать в лаборатории бутылочку скотча.

Прервав разговор, Питт шагнул вперед и развел руки, чтобы принять сползающую по канату маленькую, девочку.

Он передал ее дожидавшейся рядом морскому биологу Мисти Грэхем. За девочкой последовали ее родители, которых быстро увели вниз. Через несколько мгновений Питт уже вытаскивал на рабочую палубу измученных людей, которые не могли самостоятельно выбраться из спасательных шлюпок.

— Пройдитесь еще раз вдоль левого борта, — приказал он рулевому катера, поищите тех, кого могло унести течением.

Рулевой с осунувшимся от усталости лицом через силу улыбнулся и в шутку пожаловался:

— Столько суеты, и никаких чаевых.

— Я намекну, чтобы не скупились, — усмехнулся в ответ Питт. — Только попозже, когда очухаются. А теперь давай скорее к носу, время не ждет.

Откуда-то снизу послышался отчаянный крик. Перегнувшись через поручни, Питт увидел девчушку лет восьми. Нечаянно свалившись за борт, она в ужасе кричала, чудом успев уцепиться за свисающий канат. Питт лег на живот и протянул руки. Выждав момент, когда девочку волной подбросило вверх, он ловко подхватил ее за запястья и втащил на палубу.

— Ну как водичка? Понравилось купаться? — нарочито весело спросил Питт, пытаясь вывести девочку из шока.

— Теплая, только волны очень большие, — всхлипнула она, кулачком протирая глаза, покрасневшие и слезящиеся от дыма и соленой воды.

— Скажи, ты была вместе с родителями?

Малышка кивнула:

— Да, мы спустились все вместе: папа, мама и я с моими братиками и сестрой. Потом меня случайно толкнули, я упала в воду, и никто меня не заметил.

— Не вини их, — мягко возразил Питт, передавая девочку Мисти Грэхем. — Наверное, они уже ищут тебя.

Мисти улыбнулась и взяла малышку за руку:

— Пошли, мы поищем твоих мамочку и папочку.

Взгляд Питта упал на расплывшееся в зеленоватой воде пятно каштановых волос. Лица не было видно, но вот над поверхностью приподнялась и опустилась тонкая рука, сделав то ли взмах, то ли гребок. Подбежав к фальшборту, Питт успел заметить показавшуюся над водой женскую головку и огромные голубые глаза, казавшиеся безжизненными и потухшими.

— Подберите женщину, — крикнул он в сторону ближайшей шлюпки, рукой указывая направление, но та отошла слишком далеко, и рулевой не услышал команду.

— Плывите сюда! — закричал Питт, обращаясь к женщине, но она никак не среагировала, находясь, видимо, в состоянии контузии.

Не колеблясь ни секунды, Питт перемахнул через поручни и ласточкой нырнул в воду. Подобно стартующим пловцам, он часть дистанции пронырнул под водой, сэкономив тем самым несколько секунд. В несколько гребков он оказался на месте, схватил женщину за волосы и вытащил ее голову из воды. Только сейчас Питт заметил, что она крепко сжимает ручку небольшого портфеля, который наполнился водой и тянул ее вниз.

— Бросьте его скорее! — рявкнул Питт. — С ним вам не выплыть!

— Нет, никогда! — сразу встрепенулась девушка. — Я не могу этого сделать!

Ее упрямство поразило Питта и в то же время обрадовало, так как свидетельствовало о том, что она окончательно пришла в себя. Поддерживая ее за блузку, Питт начал подталкивать спасенную к «Изыскателю». Добравшись до судна, он передал девушку в руки спасателей, которые тотчас подняли ее на борт. Избавившись от обузы, Питт легко вскарабкался вслед за ней по веревочной лестнице. Одна из женщин набросила на девушку одеяло и собиралась отвести в кают-компанию, но Питт остановил их и спросил, в упор глядя в голубые бездонные глаза:

— Почему вы рисковали собственной жизнью, чтобы спасти портфель? Что в нем такого?

— Труд всей жизни моего отца, — с трудом выговорила спасенная, дрожа от холода.

Чтобы прояснить ситуацию, Питт уточнил:

— А ваш отец, он жив или вы не знаете?

Медленно покачав головой, девушка жалобно взглянула на густо покрытую пеплом воду, где плавало множество тел.

— Он утонул на моих глазах, — прошептала она.

Потом резко повернулась и исчезла в проходе.

* * *

Наконец в шлюпки собрали всех, кто еще оставался в живых. Передав на борт нуждавшихся в медицинской помощи, шлюпки отошли на небольшое расстояние. На них разместили ровно столько людей, чтобы не подвергать их опасности и одновременно уменьшить нагрузку на океанографическое судно.

Питт связался со шлюпочными командами по радио:

— Ищите уцелевших близ нашей кормы. И старайтесь держаться в кильватере с подветренной стороны.

Переполненный людьми «Изыскатель» напоминал огромный муравейник. Спасенных разместили повсюду: в машинном отделении, кладовых, лабораториях, жилых помещениях. Они сидели или лежали на камбузе, в комнатах для отдыха, каютах и столовой. Все проходы были забиты людьми. Пять семей теснились в каюте капитана Берча. Даже в штурманской и радиорубке сидели люди. На палубе они расположились так плотно, что сверху нельзя было разглядеть ни одного квадратного дюйма пустой поверхности.

«Изыскатель» осел так сильно, что даже четырехфутовые волны перехлестывали через планшир. Его экипаж совершил настоящее чудо, приняв на борт столько народу. Но и команда «Изумрудного дельфина» заслуживала всяческих похвал. Большинство ее членов пострадали от ожогов, поскольку до последней минуты оставались на своих местах. Лишь когда последний пассажир покинул корму лайнера, они тоже начали спускаться по канатам. Но как только попадали на переполненное исследовательское судно, сразу же принимались помогать выбившимся из сил ученым заботиться о пассажирах, не обращая внимания на собственные болячки.

К сожалению, смерть не миновала и тех, кто уже находился на борту «Изыскателя». Получившие слишком сильные ожоги и травмы во время падения в воду тихо перешли в мир иной. Под негромкое чтение молитв и причитания родных их тела пришлось опустить за борт, чтобы освободить место для живых.

Питт отправил офицеров с «Дельфина» отрапортовать о своем прибытии в ходовую рубку к капитану Берчу. Их единогласное предложение помочь было с благодарностью принято.

Последним покинул лайнер Макферрин.

Питт ждал его у каната и бережно подхватил под руки, чтобы не дать упасть обожженному и предельно уставшему человеку. Взглянув на его ладони, покрытые ожогами, он только и смог сказать:

— Жаль, что я не могу пожать вашу руку!

Тот удивленно уставился на почерневшие и кровоточащие кисти рук, как будто не веря, что они его собственные.

— Ничего страшного, мы еще обязательно обменяемся рукопожатием. — Внезапно по лицу Макферрина пробежала тень. — Одному богу известно, сколько наших сумело пробиться на бак, и остался ли кто-нибудь из них в живых.

— Скоро узнаем и обязательно позаботимся, — пообещал Питт.

Мельком оглядев исследовательское судно, Макферрин автоматически отметил, что нижнюю палубу захлестывает волной.

— Мне кажется, вы в очень сложном положении, сэр, — спокойно констатировал он.

— Как-нибудь выкрутимся, — хмуро усмехнулся Питт.

Отправив Макферрина в лазарет, он обернулся и крикнул Берчу, находившемуся на мостике:

— Капитан, с кормы мы сняли всех. Но на носу еще остались люди.

Тот кивнул и скрылся в рубке.

— Берись за штурвал, — приказал Берч рулевому. — Осторожно продвигайся к носу. Постарайся не повредить судно.

— Я буду обращаться с ним нежно, как с бабочкой, сэр, — заверил рулевой.

Капитан облегченно вздохнул, отведя наконец свой «Изыскатель» от лайнера. Он отправил Лео Дельгадо вниз, чтобы тот проверил корпус и выявил возникшие протечки, сам же, в ожидании доклада, связался с главным механиком.

— Мартин, как дела в твоем датском королевстве?

Находившийся внизу, в машинном отделении, Хауз стоял, расставив ноги, в проходе между двигателями и с мрачным видом разглядывал глубокие лужи, образовавшиеся вокруг станин.

— По крайней мере в одном месте серьезная течь. Похоже, где-то в носовой части, возможно, в одной из кладовых. Я включил на полную мощность главную помпу.

— Этого хватит, чтобы сохранить уровень воды в трюме хотя бы на имеющемся уровне?

— Ребята уже ставят дополнительные насосы и тянут шланги. — Хауз обвел сумрачным взглядом спасенных, которые теснились на каждом свободном дюйме его драгоценного машинного отделения. — А что у вас наверху?

— Тесно, как в сочельник на Таймс-сквер, — откликнулся Берч.

Когда вахтенный помощник вернулся в рубку, капитан сразу понял по унылому выражению его лица, что дела обстоят далеко не лучшим образом.

— Сорвало и покорежило несколько листов обшивки, сэр, — выдохнул Дельгадо, сильно запыхавшийся от пробежки с мостика в трюм и обратно. — Льет как из ведра. Помпы пока успевают откачивать воду, но, если волнение усилится, нам останется только молиться.

— Чиф сообщил, что они устанавливают дополнительные насосы.

— Надеюсь, это поможет, — буркнул Дельгадо.

— Соберите аварийную команду и постарайтесь заделать течи. Где сможете, укрепите обшивку. Немедленно докладывайте мне о любом изменении обстановки в трюме — как в лучшую, так и в худшую сторону.

— Так точно, сэр.

Когда Питт снова появился на мостике, Берч, нахмурившись, рассматривал облака, сгущающиеся над горизонтом на юго-востоке. Проследив за взглядом капитана, Питт спросил:

— Что обещают синоптики?

Берч мрачно усмехнулся и ткнул пальцем в иллюминатор, указывая на куполообразную надстройку диаметром в двенадцать футов, в которой находилась доплеровская радарная установка.

— Без всяких компьютерных прогнозов ясно, что через пару часов мы окажемся в эпицентре шторма.

Питт бросил взгляд на собирающиеся милях в десяти от них тучи. Уже совсем рассвело, но восходящее солнце затянуло облаками.

— Может, пройдет стороной?

Послюнив указательный палец, Берч подержал его на ветру и покачал головой:

— Мой компьютер считает иначе. Ума не приложу, как нам удержаться на плаву?

Питт устало почесал бровь:

— Сейчас перегрузка составляет примерно сто двадцать тонн. Чтобы выдержать шторм, надо как можно скорее перебросить спасенных на другое судно. А пока нам нужно продержаться как можно дольше.

— Особенно если учесть, что мы не можем сдвинуться с места, — добавил Берч. — Мы затонем, не пройдя и мили.

Питт сунул голову в радиорубку:

— Какие новости от австралийцев и французов?

— Согласно показаниям радара, «Граф Уотлсфилд» находится всего в десяти милях от нас. Австралийский фрегат идет на всех парах, но ему остается еще пройти миль тридцать.

— Свяжись с ними и попроси, чтобы прибавили ходу, — приказал Питт. — И добавь: если шторм налетит раньше, чем они подойдут, спасать будет некого.

5

Пока экипаж «Изыскателя» занимался спасательными работами, на борту «Изумрудного дельфина» продолжался пожар. Внутри лайнера корчились переборки, рушились палубы. На месте роскошных интерьеров разверзлось гигантское огненное пекло. Изящная торговая галерея с модными магазинчиками, стоившая огромных денег художественная коллекция, богато декорированные залы казино, ресторанов и гостиных, комфортабельные каюты и искусно украшенные салоны, спортивные площадки и театральные подмостки — все превратилось в пепел.

Пока капитан Берч медленно вел «Изыскатель» от кормы к носу гигантского лайнера, столпившиеся на палубе пассажиры и валившиеся с ног от усталости члены экипажей обоих судов наблюдали за происходящей на их глазах катастрофой со смешанным чувством грусти и удивления.

Пожар, уже уничтоживший почти все, что могло гореть, постепенно стихал. Оплавленные остатки шлюпок висели на шлюпбалках причудливыми гроздьями. Просторные прогулочные палубы провалились по центру, нелепо задравшись вверх по краям подобно крыльям угодившей в нефтяное пятно птицы. Надстройка с капитанским мостиком давно исчезла в огненном вихре. Насквозь прогоревшие пассажирские палубы внезапно с грохотом обрушились вниз, исторгнув из трюма облака дыма и сажи. Откуда-то снизу вновь взметнулись хищные языки пламени, жадно долизывая все, что не успели пожрать их предшественники. «Изумрудный дельфин» дрожал, как большой раненый зверь, изо всех сил сопротивляющийся смерти. Он медленно дрейфовал, окруженный грудами мусора и пепла.

Стоявший на палубе Питт с горечью наблюдал, как на его глазах легендарный «Дельфин» превращается в прах. Даже на «Изыскателе» ощущался исходящий от него жар. Питту казалось странным, что этот прекрасный лайнер обречен, в то время как другие суда бороздят океан годами без всяких происшествий. Невольно приходило на ум сравнение с «Титаником», также погибшим во время своего первого рейса.

Не суждено больше лайнеру-сказке гордо резать волну, бросая вызов стихиям. Никогда больше не войти ему в порт под звуки оркестра и приветственные крики встречающих. Очень скоро от него не останется ничего, кроме обгоревшего остова. И даже если огнеупорные пластины обшивки устоят перед яростью пламени и корпус останется на плаву, все равно его ожидает печальная участь быть отбуксированным в ближайший порт и разрезанным на металлолом.

Погруженный в собственные невеселые мысли, Питт не сразу заметил подошедшего к нему Макферрина. Молча встав рядом, тот провожал тоскливым взглядом свое безвозвратно утраченное судно. За кормой «Изыскателя» тянулись в кильватере перегруженные спасательные шлюпки.

— Как ваши руки? — осведомился Питт, вернувшись к действительности.

Вместо ответа Макферрин показал ему обмотанные бинтами кисти, похожие на белые варежки. Багровая физиономия со следами ожогов, обильно смазанная антисептической жидкостью, напоминала маску Хэллоуина.

— Боюсь, мистер Питт, визит в гальюн некоторое время будет представлять для меня немалую проблему. Я уж не говорю о таких мелочах, как умывание или чистка зубов.

— Сочувствую вам, — улыбнулся Питт.

Макферрин ничего не ответил. Стиснув зубы, он безмолвно смотрел на погибающий лайнер. Питт незаметно покосился на собеседника, интуитивно почувствовав, что тот находится на грани нервного срыва.

— Этого не должно было случиться, — глухо проговорил Чарли, взяв себя в руки.

— Почему вы так думаете? — эхом отозвался Питт.

С трудом отведя взгляд от обгоревшего корпуса, Макферрин произнес дрожащим от гнева голосом:

— Я уверен, пожар возник не сам по себе.

— Вы хотите сказать, что это был поджог? — недоверчиво уставился на него Питт. — Террористический акт?

— Нисколько не сомневаюсь в этом. Огонь распространялся слишком быстро. И это не несчастный случай. Сигнализация и системы пожаротушения были заранее выведены из строя. Они не заработали, даже когда их пытались включить вручную.

— Кстати, Чарли, меня здорово удивило, что ваш капитан не подал сигнал о помощи. Мы направились к вам, лишь завидев на горизонте зарево. И радист наш так и не смог связаться с вами.

— Это все первый помощник Шеффилд! — Макферрин буквально выплюнул его имя. — Он оказался не в состоянии самостоятельно принимать решения. Когда я обнаружил, что еще не послали СОС, тотчас связался с радиорубкой. Но было слишком поздно. Радисты ушли, спасаясь от огня.

Питт прервал его, указывая на высоко приподнятый нос лайнера:

— Постойте, Чарли, мне кажется, там кто-то есть.

И действительно, с форпика им махали платками и футболками довольно много людей. Там собрались не менее пятидесяти пассажиров и значительная часть команды. К счастью для них, открытая площадка располагалась с подветренной стороны надстройки и не менее чем в двухстах футах от нее. Ветер относил пламя и клубы ядовитого дыма в сторону кормы. Выпрямившись, Макферрин прикрыл глаза от выглянувшего солнца козырьком ладони и стал вглядываться в крошечные фигурки, толпящиеся на баке.

— В основном члены экипажа, пассажиров немного. Думаю, они продержатся еще какое-то время. Огонь движется в другую сторону.

Питт поднял бинокль и внимательно осмотрел водное пространство вокруг носовой части.

— Похоже, никому еще не приспичило бросаться в море. Не вижу ни тел, ни пловцов.

— Пока они в безопасности, — заметил Берч, подошедший из штурманской рубки. — Полагаю, разумнее всего оставить их там до подхода других судов.

— Тем более что мы все равно не сможем взять на борт еще четыреста человек, — согласился Питт. — Мы и так едва держимся на воде и можем затонуть при перегрузке.

Погода постепенно ухудшалась. Ветер усилился до тридцати миль в час. Высота волн, покрытых белыми шапками пены, достигала десяти футов. Шторм постепенно набирал силу. Было ясно, что вскоре последует основной удар стихии.

Сбежав с мостика, Питт приказал увести как можно больше людей вниз. Во время бури их могло запросто смыть за борт. Конечно, при этом нагрузка на нижние палубы превысит все нормы, но другого выхода он не видел. Оставить в шторм сотни людей на открытой палубе означало обречь их на неминуемую гибель.

Питт с тревогой наблюдал за двумя переполненными шлюпками, державшимися в кильватере. Он был серьезно озабочен ситуацией. При таком сильном волнении они не могли подойти к борту и выгрузить пассажиров. Питт взглянул на Берча:

— Вот что я предлагаю, шкипер. Мы перейдем на подветренную сторону и используем лайнер в качестве заслона от надвигающегося шторма. Если мы сейчас же не уведем шлюпки в тихое местечко, то рискуем вообще лишиться их в любую минуту.

Берч кивнул:

— Хорошая идея. По-моему, для них это единственный выход.

— На подветренной стороне вы могли бы поднять их на борт, сэр, — вмешался Макферрин.

— Еще сотня людей на борту может оказаться последней каплей. И соломинка способна переломить спину верблюда, — сдержанно заметил Берч.

Макферрин недоуменно посмотрел на него.

— Мы не всесильны. Прежде всего следует позаботиться о тех, кто уже спасен, — с болью в голосе проговорил Берч.

— Согласен, — подтвердил Питт. — Лучше переждать шторм на борту «Дельфина», чем перевернуться на «Изыскателе».

Просчитывая в уме варианты, Берч некоторое время молчал, потом устало кивнул:

— Сделаем так: возьмем шлюпки на буксир и подведем поближе к корме. Если станет совсем туго, люди смогут быстрее перебраться на борт. — Капитан обернулся и бросил взгляд на гряду темных облаков, низко несущихся над водой подобно рою голодной саранчи. — Надеюсь, господь даст нам шанс выжить.

* * *

Шторм всей своей мощью обрушился на маленькое исследовательское судно и находящихся на нем людей. Через несколько минут они оказались в центре бури. Солнце давно скрылось, небо почернело. Волны как бешеные перекатывались через рабочую палубу, регулярно окатывая тех, кому не нашлось места внизу. Последним тоже приходилось несладко, но если бы они не набились во все проходы и закоулки, как пассажиры в автобус в час пик, весьма вероятно, что многих смыло бы за борт.

* * *

Пассажиры и матросы в шлюпках; прячущихся между «Изыскателем» и горящим лайнером, страдали не столько от воздействия ветра и бушующих волн, сколько от жара и дыма. И Питт, и Берч внимательно следили за ситуацией, чтобы при первых признаках реальной опасности принять людей на борт. При этом оба понимали, что, если помощь не придет незамедлительно, перегруженный «Изыскатель» сам станет потерпевшим.

— Вы не в курсе, у кого-нибудь из оставшихся на «Дельфине» есть портативная рация? — спросил Питт у Макферрина.

— У всех офицеров.

— Какая частота?

— Двадцать два.

Питт поднес свой радиопередатчик поближе к губам и прикрыл полой штормовки, чтобы приглушить завывание ветра.

— "Изумрудный дельфин", это «Изыскатель». Кто-нибудь слышит меня? — Он трижды повторил запрос, пока сквозь сильные помехи не прорвался женский голос:

— Слышу вас, «Изыскатель», хотя и не очень хорошо.

— На связи какая-то женщина, — сообщил Питт, вопросительно взглянув на Макферрина.

— Наверное, это Эмили Мэй, наш главный казначей.

— Мешает пламя. Я едва ее слышу.

— Спроси у нее, сколько людей на форпике, — попросил Берч.

— Я говорю с Эмили Мэй? — уточнил Питт.

— Да, но как вы узнали мое имя?

— Второй помощник капитана стоит за моей спиной.

— Чарли Макферрин? — удивилась женщина. — Слава богу, он жив. Я боялась, что он погиб во время пожара.

— Сколько человек осталось на борту вместе с вами?

— Около четырехсот пятидесяти, из них шестьдесят пассажиров. Когда мы сможем покинуть судно?

Берч отреагировал на вопрос без всякого энтузиазма.

— Даже если шторм прекратится, у нас нет никакой возможности забрать их, — сказал он, уныло покачав головой. — А сейчас об этом и речи быть не может.

— Да уж, куда ни кинь, всюду клин, — согласился Питт. — Ветер усиливается, волна высокая. Оставшиеся на борту шлюпки спускать бесполезно, их сразу разобьет. Даже если они попрыгают в воду и попытаются добраться до них вплавь, это будет настоящим самоубийством.

Берч сумрачно кивнул:

— Через полчаса должен подойти английский контейнеровоз. Это наша единственная надежда. А все прочее в руках господа.

— Мисс Мэй, — обратился Питт к женщине, — пожалуйста, выслушайте меня. Наше судно перегружено сверх всяких норм. Корпус дал течь, поэтому в любой момент мы можем затонуть. Вы должны продержаться, пока не улучшится погода или не подойдет еще один спасатель. Вы меня поняли?

— Да, поняла, — ответила женщина. — Не беспокойтесь, сэр, здесь вполне терпимо. Ветер относит огонь и дым к корме, и они нас почти не беспокоят.

— К сожалению, это ненадолго, — предупредил Питт. — Течение постепенно разворачивает «Изумрудный дельфин» против ветра, и довольно скоро их начнет относить к правому борту. Боюсь, тогда вам придется жарковато.

Эмили помолчала, потом решительно заявила:

— Полагаю, в таком случае нам придется немного попотеть.

Питт бросил взгляд на нос лайнера, прикрывая лицо от соленых брызг.

— Вы очень смелая женщина, мисс Мэй. Надеюсь, мы встретимся, когда все закончится. Ужин за мной.

— Что ж, может быть, — нерешительно протянула она. — Но сначала вам не мешало бы представиться.

— Меня зовут Дирк Питт.

— Звучит впечатляюще. Тогда до встречи.

Макферрин устало усмехнулся:

— Эмили изумительная женщина. И абсолютно независимая в общении с мужчинами.

— Приму к сведению, — улыбнулся Питт. — Как раз такие мне и нравятся.

Ливень обрушился на суда сплошной сверкающей стеной. И все же «Изумрудный дельфин» продолжал гореть. Над ним клубились облака красноватого пара.

— Постарайся подойти к корпусу футов на сто, — приказал Берч рулевому.

Ему не нравилось, что волны все время заливают его судно потоками воды. Но капитан встревожился еще сильнее, когда на мостик позвонил главный механик Хауз:

— Старушка явно не в лучшей форме. Течь увеличивается. Не знаю, сколько еще выдержат насосы, хотя мы запустили все, что можно.

— Подходим под корпус лайнера, — ответил Берч. — Надеюсь, он защитит нас от шторма.

— Надо использовать каждый шанс.

— Сделайте все, что можно.

— Не так-то просто, — пробурчал Хауз, — когда тут народу что сельдей в бочке.

Берч повернулся к Питту, рассматривавшему в бинокль непроницаемую стену тумана:

— На подходе никого не видно?

— Из-за дождя видимость сократилась до минимума, а по показаниям радара контейнеровоз примерно в тысяче ярдов от нас.

Сняв потрепанную бандану, Берч вынул мятый платок и обтер голову и лицо.

— Надеюсь, их капитан — хороший моряк, ему потребуется все его умение.

* * *

Малколм Невинс, капитан контейнеровоза «Граф Уотлсфилд», принадлежавшего компании «Восточные торговые линии», сидел на высоком крутящемся стуле перед экраном радара. Всего десять минут назад он наконец увидел с мостика горящий лайнер. Но налетевший шторм резко ограничил визуальный обзор, и теперь он мог полагаться только на радар.

Внешне спокойный, он вытащил из кармана брюк платиновый портсигар, достал оттуда дорогую сигарету «Данхилл» и прикурил от помятой и поцарапанной зажигалки «Зиппо». Она сохранилась у него еще с тех времен, когда он служил в Военно-морских силах Великобритании во время войны за Фолклендские острова.

Обычно жизнерадостный и улыбающийся, Невинс размышлял над увиденным. В его серых глазах светилась тревога. Сообщение о пожаре на круизном лайнере с двумя тысячами пассажиров на борту потрясло его. За тридцать лет службы ему еще не доводилось сталкиваться с катастрофой подобного масштаба.

— Я их вижу, — сообщил первый помощник Торндайк, указывая сквозь ветровое стекло куда-то вправо.

Завеса дождя немного рассеялась, как будто раздвинули шторки. Показался пылающий лайнер, окутанный дымом и паром.

— Самый малый, — приказал Невинс.

— Так точно, сэр.

— Шлюпочные команды готовы? — спросил Невинс, как только «Изумрудный дельфин», до того скрытый завесой дождя, появился в поле зрения.

— Шлюпки готовы к спуску, сэр, — ответил Торндайк. — Не завидую им. Плыть при двенадцатифутовой волне...

— Мы должны подойти как можно ближе. Так сэкономим время и сократим расстояние между судами. — Взяв бинокль, он стал всматриваться в воду вокруг лайнера. — Не вижу ни шлюпок, ни плотов, ни плывущих людей.

Торндайк обратил внимание капитана на обгоревшие каркасы на шлюпбалках:

— Взгляните, сэр. Ими даже не успели воспользоваться.

Невинс с ужасом представил охваченное огнем судно и тысячи трупов на его борту.

— Наверное, там масса погибших, — мрачно заметил он.

— Не вижу американский исследовательский корабль.

Невинс продолжал пристально рассматривать судно:

— Обойдем вокруг. Должно быть, американцы укрылись с подветренной стороны.

Мощный звук сирены «Графа Уотлсфилда» повис над водой, перекрывая все остальные шумы. Огромное судно водоизмещением в шестьдесят восемь тысяч тонн медленно двигалось сквозь пелену дождя, не обращая внимания на бушующие волны. Его многоэтажные трюмы заполняли самые разнообразные товары. Вот уже десять лет контейнеровоз бороздил моря, доставляя заказчикам грузы. Многие считали, что ему везло. Так полагали и его владельцы, получавшие миллионные прибыли благодаря его надежности. Но лишь после этого дня «Граф Уотлсфилд» сделался столь же знаменит, как «Карпатия», некогда спасшая выживших после гибели «Титаника».

Порывы ветра усиливались, увеличивая высоту волны, но это не влияло на маневры рукотворного левиафана. Почти не веря в то, что кто-нибудь из пассажиров или членов команды спасся, Невинс решил, что избежавшие пожара спрыгнули за борт и наверняка уже утонули в бушующем море.

Пока «Граф Уотлсфилд» медленно огибал нос горящего корабля, Невинс заметил вычурные золотисто-зеленые буквы «Изумрудный дельфин». Вспомнив красавец-лайнер, на его глазах покидавший порт Сиднея, он почувствовал себя буквально раздавленным. Но в следующее мгновение застыл, пораженный открывшейся перед ним невероятной картиной.

Озаренный оранжевыми отблесками пламени, «Изыскатель» тяжело переваливался с волны на волну. Его корпус погрузился в воду почти до самого планшира, палуба была усеяна фигурками людей. Ярдах в двадцати от него болтались на волнах два катера, также забитые людьми. Казалось, переполненное судно вот-вот уйдет под воду.

— Боже милосердный, — пробормотал Торндайк. — Да они же вот-вот пойдут ко дну!

Из радиорубки выглянул оператор:

— Сэр, американцы на связи.

— Включите громкую связь.

Через несколько секунд в усилителе раздался голос:

— Мы рады приветствовать капитана и команду контейнеровоза.

— Это капитан Невинс. Я разговариваю с капитаном?

— Нет, капитан Берч внизу, в машинном отделении. Он пытается устранить течь. Нас заливает.

— Тогда с кем я говорю?

— Дирк Питт, директор департамента специальных проектов НУМА.

— Как у вас обстоят дела на борту?

— Хреново, — откровенно ответил Питт. — Пришвартовавшись к корме «Дельфина», чтобы снять пассажиров и команду, мы повредили обшивку. Помпы не справляются, вода в трюме поднимается все выше.

— Сколько же человек вы приняли на борт? — уточнил Невинс.

— Почти тысячу девятьсот и еще сотня в шлюпках.

— Вот это да! — От волнения Невинс перешел на шепот. — То есть, вы хотите сказать, что спасли почти две тысячи человек?

— Плюс минус пятьдесят.

— Господи, где же вы их всех разместили?

— Сами удивляемся, — хмыкнул Питт.

— Теперь понятно, почему ваше судно похоже на утку, наклевавшуюся дроби, — пробормотал ошеломленный Невинс.

— На «Дельфине» осталось примерно пятьсот человек команды и пассажиров, которых нужно спасти. Они собрались на форпике. Мы не можем их снять, не рискуя жизнями остальных.

— Им угрожает огонь?

— Мы все время на связи с офицерами. Они сообщили, что непосредственной опасности нет, — уточнил Питт. — Предлагаю вам, капитан, снять как можно больше людей с нашего судна. Пока мы еще на плаву. Но вначале примите тех, кто находится в спасательных шлюпках. Им приходится хуже других.

— Мы так и сделаем. Я спускаю шлюпки и начинаю переброску людей с вашего судна на мое. Очевидно, что у нас больше места. Поскольку ваши шлюпки освободятся, на них можно будет принимать тех, кто находится на носу лайнера. Думаю, они смогут спуститься по канатам?

— Мы уже отработали этот способ. До тонкостей.

— Тогда приступайте.

Немного помедлив, Питт добавил:

— Поверьте мне на слово, капитан Невинс, но вы даже не представляете, как вовремя прибыли.

— Я тоже рад, что мы оказались поблизости.

— Уму непостижимо, как они разместили такую прорву людей на этом утлом суденышке? Прямо чудо какое-то! — потрясенно воскликнул Невинс, повернувшись к Торндайку.

— Действительно чудо, сэр, — согласился не менее ошеломленный Торндайк. — Видно, старина Черчилль не ошибался, утверждая, что и горстка храбрецов может спасти нацию.

6

Подтянув ноги к подбородку, Келли сидела на полу в одной из кладовых «Изыскателя». Она чувствовала себя совершенно разбитой. В небольшое помещение набилось столько народу, что только женщины могли сидеть, мужчины стояли. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Спрятав голову в коленях, она плакала. После смерти отца Келли овладела страшная тоска. Воспоминания о том, как он погиб прямо на ее глазах, угнетали ее и давили на психику.

Почему так случилось? Кто тот рыжеволосый человек и почему он боролся с ее отцом? А темнокожий офицер? Почему он помогал нападавшему вместо того, чтобы защищать от него? Похоже, они оба хотели завладеть отцовским портфелем. Взглянув на кожаный портфель, пропитанный морской водой, который она продолжала плотно прижимать к груди, Келли тяжело вздохнула. И снова задумалась над тем, почему его содержимое оказалось таким важным, что ее отец умер из-за него.

Преодолевая усталость, Келли заставляла себя бодрствовать на тот случай, если рыжий негодяй появится вновь и попытается отнять портфель. Но духота, с которой не мог справиться кондиционер, наконец сморила ее. Не выдержав, Келли задремала.

Она проснулась от легкого прикосновения. В помещении уже никого не было. Оказалось, что она продолжает сидеть на полу, упираясь спиной в дверцу встроенного шкафа. Склонившаяся над Келли женщина ласково и осторожно убрала мокрые волосы с лица девушки, как будто та была маленьким беспомощным ребенком. Келли узнала ее и вспомнила, что та представилась как морской биолог. Женщина едва держалась на ногах, глаза ее покраснели, но она ободряюще улыбнулась девушке.

— Пора в путь, — сказала она, увидев, что Келли проснулась. — Прибыл английский контейнеровоз, и мы переводим всех на него.

— Я так благодарна вам и вашей команде, особенно тому человеку, который вытащил меня. Вы его знаете?

— Нет, к сожалению, — покачала головой симпатичная рыжеволосая женщина с карими глазами.

— Можно мне остаться здесь? — спросила Келли.

— Боюсь, что нет. В трюме поднимается вода, и трудно сказать, сможем ли мы, удержаться на плаву во время шторма.

Она помогла Келли встать на ноги:

— Поторопитесь, иначе опоздаете на вашу шлюпку.

Женщина вышла из помещения, чтобы поторопить остальных пассажиров, вывести их наверх и помочь погрузиться в шлюпки с контейнеровоза. Оставшись одна, Келли встала, разминая спину, онемевшую от сидения на жесткой палубе. Она почти дошла до двери, когда на пути у нее неожиданно возник тот самый рыжий верзила, боровшийся с ее отцом на «Дельфине». Келли затравленно огляделась, но позвать на помощь было некого, а непроницаемая физиономия и ледяные глаза незнакомца не сулили ей ничего хорошего. Войдя, мужчина закрыл за собой дверь.

— Что вам нужно? — стараясь не показать, как ей страшно, спросила Келли.

— Портфель вашего отца, — тихо сказал рыжий. — Если отдадите его мне без шума и пыли, я не причиню вам вреда. Иначе мне придется убить вас.

Келли поняла, что он убьет ее в любом случае, и попыталась выиграть время.

— Бумаги моего отца? А зачем они вам?

Незнакомец пожал плечами:

— Я просто наемник. Мне заплатили, чтобы я доставил портфель со всем содержимым, вот и все.

— Доставил? Кому?

— Вас это не касается, — буркнул рыжий, начавший выходить из себя.

— Вы хотите меня застрелить? — спросила Келли, отступая на шаг назад.

— Я не пользуюсь ни ножом, ни пистолетом. — Продемонстрировав ей свои мощные волосатые руки, незнакомец не без гордости добавил: — Вот мое оружие.

Келли почувствовала, как ее охватывает паника, и начала отодвигаться от мужчины. Он медленно приближался к девушке, хищно ухмыляясь. За рыжими усами блеснули белые зубы. Взгляд его напоминал взгляд удава, гипнотизирующего свою жертву. Паника сменилась ужасом, сердце бешено заколотилось, дыхание участилось, ноги сделались ватными и отказывались подчиняться.

Руки мужчины сдавили ее как тиски. Келли закричала, и этот высокий пронзительный крик эхом отразился от стальных стен помещения. Мужчина на мгновение отшатнулся. Вырвавшись, Келли заметалась по кладовой, смутно подозревая, что он нарочно выпустил ее, чтобы поиграть как кошка с мышью. Не в силах больше сопротивляться, она забилась в угол и осела на пол. От страха ее бил озноб.

Убийца неторопливо приближался, а она не могла даже пошевельнуться и только смотрела на него громадными голубыми глазами. Нагнувшись, рыжий подхватил ее. Келли почувствовала, что его желание убивать сменилось похотью. Он медленно впился губами в ее губы. Она снова попыталась закричать, но только всхлипнула. Отпустив девушку, незнакомец снова ухмыльнулся.

— Давай, — заявил он невозмутимо, — визжи, сколько хочешь. Никто тебя не услышит. Мне нравится, когда женщины кричат. Это меня возбуждает.

Он опять приподнял Келли с такой легкостью, как будто она была пенопластовым манекеном. Прижав к стенке, он начал шарить руками по ее телу, грубо, нагло, царапая кожу. Оцепенев от ужаса и омерзения, Келли не могла оказать ему даже слабого сопротивления. Она отчаянно закричала:

— Пустите, вы делаете мне больно.

Мощные руки убийцы переместились на ее горло, в его голосе прорезались стальные нотки:

— Ладно, сучка, не хочешь, не надо. Нет у меня времени с тобой возиться. Но обещаю, что ты умрешь быстро и не успеешь ничего почувствовать.

Он сдавил ей горло, и Келли стала терять сознание.

— Нет, пожалуйста, — умоляла девушка, постепенно переходя на шепот.

— Сладких снов, дорогая.

Неожиданно за его спиной раздался уверенный мужской голос:

— Эй, приятель, тебе не кажется, что твоя манера ухаживать за женщинами оставляет желать лучшего?

Ослабив хватку, верзила отпустил Келли и резко обернулся. В дверном проеме высилась чья-то фигура. Лица вошедшего не было видно. Он стоял, слегка откинувшись назад, касаясь рукой засова. Убийца мгновенно принял боевую стойку и попытался в прыжке вырубить непрошеного гостя ударом ноги.

Проходя по коридору, Питт услышал крик Келли и тихонько открыл дверь. Моментально оценив ситуацию, он понял, что не успеет позвать на помощь. Девушка умрет до того, как кто-нибудь успеет прибежать. Питт видел, что перед ним опасный преступник из тех, что убивают, не задумываясь. Таким наплевать, кто жертва: беззащитная женщина, старик или маленький ребенок. Он решил действовать сам.

За сотую долю секунды до того, как каблук противника вошел в соприкосновение с его челюстью, Питт, изящно изогнувшись, отступил в проход. Нога убийцы, проделав по инерции несколько более длинный путь, чем предполагалось, с силой врезалась в дверной косяк. Послышался сдавленный вопль и хруст сломанной лодыжки.

Любой другой на его месте взвыл бы благим матом. Но не этот, толстокожий, со стальными мускулами, приученный не реагировать на боль. Убедившись, что Питт один и никто не спешит ему на помощь, он вновьбросился вперед, рассекая воздух, как топором, ребрами ладоней.

До последнего мгновения Питт оставался неподвижным, затем резко пригнулся, сгруппировался и покатился по полу, сбив противника с ног и увлекая его за собой. В результате последовавшей короткой схватки Питт оказался сверху и всей своей массой буквально пригвоздил соперника к палубе. Упершись ему в спину коленом, он с размаху ударил киллера ладонями по ушам. Барабанные перепонки словно взорвались. Истошно заорав, убийца судорожно рванулся в сторону, одним толчком отшвырнув Питта к двери. Пораженный бычьей силой рыжего, тот изменил тактику и, не поднимаясь с пола, нанес удар обеими ногами, но не в область паха, как обычно делают в подобных ситуациях, а по сломанной лодыжке.

Киллер свалился как подкошенный, однако тут же поднялся снова. На этот раз он удержался от крика, но его лицо исказилось от боли. Несмотря на серьезную травму, он был все еще очень опасен и продолжал двигаться навстречу Питту, приволакивая покалеченную ногу. Оставив на время Келли, убийца собрал все силы, чтобы расправиться с противником. Питт отступил назад, сознавая, что его главное преимущество кроется в большей подвижности. Его противник ковылял на одной ноге, утратив возможность наносить коварные удары в голову.

Питт никогда не увлекался восточными единоборствами. Во время учебы в Военно-воздушной академии он занимался боксом, одерживая победы примерно в пятидесяти случаях из ста. Зато неплохо овладел на практике приемами ближнего боя без правил, пройдя через множество стычек. Он твердо усвоил главное: никогда не дерись кулаками. Используй смекалку и любой предмет, которым можно ударить нападающего. Запусти в него стулом, бутылкой или тем, что окажется под рукой. Легче победить оглушенного или раненого противника.

Внезапно за спиной убийцы появилась Келли, прижимающая к груди портфель. Переключив все внимание на Питта, тот не заметил ее приближения. Используя представившуюся возможность, Питт крикнул:

— Беги! Постарайся выбраться на палубу!

Убийца заколебался, ему показалось, что Питт пытается поймать его в ловушку. В то же время, будучи профессионалом, он не мог позволить себе упустить заказанную жертву. Он обернулся как раз в тот момент, когда Келли бросилась бежать к трапу, ведущему на открытую палубу. Боясь потерять девушку, он кинулся следом, спотыкаясь и шипя от боли, когда приходилось опираться на сломанную ногу. Именно на это и рассчитывал Питт.

Теперь настала его очередь нападать. Легко догнав противника, он всей своей массой врезался в спину киллеру, применив один из самых жестоких футбольных приемов. Так защитник сшибает с ног бегущего с мячом нападающего, вдавливая его лицом в землю всем своим телом.

Уже в падении Питт услышал глухой стук от соприкосновения головы противника с палубой, покрытой тонким стальным листом. И сразу же почувствовал, как тело киллера безвольно обмякло. Какое-то время он лежал сверху, стараясь отдышаться. Переведя дух, Питт вытер вспотевшее лицо рукавом куртки и слез наконец с неподвижного тела. Только теперь он увидел, что шея убийцы неестественно вывернута, глаза выкатились и не реагируют на свет.

Нагнувшись, Питт приложил пальцы к шейной вене. Пульс не прощупывался. Киллер был мертв. Наверное, он ударился головой под углом и сломал себе шею. Усевшись на палубу, Питт прислонился к закрытой двери аккумуляторного отсека и попытался оценить ситуацию.

Он ничего не мог понять. Одно лишь не вызывало сомнения: только что он помешал убийству женщины, которую несколько часов назад спас от гибели в морской пучине, а теперь сидел и смотрел на труп совершенно незнакомого человека, которого нечаянно убил. Заглянув в его остекленевшие глаза, он тихо прошептал:

— Прости, приятель. В сущности, я такой же грешник, как и ты.

Поднявшись на ноги, Питт переступил через распростертое тело и быстро поднялся на палубу. Там полным ходом продолжалась эвакуация. Более сотни человек терпеливо ожидали своей очереди, не жалуясь ни на ветер, ни на хлещущий дождь. Цепляясь за поручни, люди медленно двигались друг за другом, переходя на катера с «Графа Уотлсфилда», уже переправившие большую часть спасенных на контейнеровоз.

Пройдя вдоль очереди, Питт вглядывался в каждое женское лицо, но девушки с кожаным портфелем нигде не оказалось. Осмотрев пассажиров в шлюпках и не обнаружив ее и там, Питт понял, что девушка по какой-то причине решила не покидать «Изыскатель» и ее следует искать на борту. А найти ее нужно во что бы то ни стало. Иначе как он сможет объяснить появление мертвого тела капитану Берчу? И должен же он сам в конце концов понять, чего хотела от нее эта рыжая горилла в человеческом облике?

7

Наконец-то команда «Изыскателя» смогла заняться своим судном. К концу дня всех спасенных с «Изумрудного дельфина» перевезли на борт «Графа Уотлсфилда». Оставили только нескольких раненых, которых нельзя было транспортировать. Освободившись от лишнего груза, потрепанный «Изыскатель» приподнялся над водой на пять футов. Аварийная команда тотчас начала укреплять разошедшиеся листы обшивки. Когда поток воды уменьшился, помпы полностью осушили трюм. Прибывший на место катастрофы австралийский ракетный фрегат завершил спасательные работы, приняв тех, кто еще оставался на борту «Дельфина». Шторм прекратился так же неожиданно, как и начался, а чуть позже улеглось и волнение на море.

Последним покинул исследовательское судно Макферрин. Прежде чем перейти на контейнеровоз, он лично поблагодарил всех членов экипажа и ученых.

— Вы спасли так много людей, что, несомненно, войдете в анналы морской истории, — заявил он, вызвав всеобщее смущение.

— Сожалею, что мы не смогли спасти всех, — тихо произнес Берч.

— То, что вы сделали, можно назвать подвигом.

Потом Макферрин повернулся и положил забинтованные руки на плечи Питта:

— Дирк, я твой должник до гроба. В доме Макферринов о тебе всегда буду говорить с почтением. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Непременно, — жизнерадостно согласился Питт.

— С меня ящик лучшего шотландского виски. До свидания, леди и джентльмены из НУМА. Да благословит вас Господь.

— До свидания, Чарли. Ты тоже неплохо поработал.

Макферрин сошел на катер и отдал прощальный салют. Катер отошел.

— Чем теперь займемся? — спросил Питт у Берча.

— Сначала отыщем и поднимем подводные аппараты. Иначе адмирал Сэндекер оторвет нам голову на ступенях Капитолия. Потом почапаем в Веллингтон — ближайший порт, где есть сухой док. Их специалисты быстро подлатают нашу посудину.

— Не страшно, если мы лишимся старого «Маринера», он давно отработал свой срок, — заметил Питт. — Другое дело — «Навигатор». Он только что с завода и стоит двадцать миллионов долларов. Мы не можем его потерять.

— Мы найдем его. Радиомаяк дает достаточно четкий и громкий сигнал.

Обоим приходилось кричать, чтобы перекрыть рев моторов, доносившийся сверху. В небе кружили самолеты, прилетевшие из Новой Зеландии, с островов Тонга, Фиджи и Самоа. Большинство из них арендовали репортеры газет, журналов и телевизионных компаний, спешившие рассказать о необычной спасательной операции. Радисты на всех трех судах буквально захлебывались под лавиной посланий от правительств, родственников спасенных, руководителей круизной компании «Голубые моря». И, конечно же, представителей компании, застраховавшей «Изумрудный дельфин». Радиопереговоры велись так интенсивно, что судам пришлось перейти на местную связь с помощью портативных радиостанций и прожекторов.

Удобно расположившись на своем высоком стуле и раскуривая трубку, Берч только вздыхал, а потом вдруг расплылся в улыбке:

— Как думаешь, что сделает адмирал, когда узнает, во что мы превратили его исследовательское судно? Покажет нам небо с овчинку?

— Не дрейфь, дружище. Держу пари, что наш старый морской волк ни за что не упустит такой случай. Скорее всего, объявит подписку и соберет пожертвования. А заодно выбьет под это дело у Конгресса дополнительные ассигнования.

— А ты подумал, что скажешь властям о находящемся на борту трупе?

— Скажу все, что мне известно. Жаль, не смогу использовать девушку как свидетеля. Не понимаю, как я упустил ее во время эвакуации?

— Вообще-то я уже решил твою проблему, — заявил Берч, многозначительно улыбнувшись.

Питт даже оторопел:

— Решил?

— Не люблю, когда на судне не прибрано, — объяснил капитан. — Поэтому собственными руками отправил твоего покойничка за борт. Он присоединился к остальным беднягам с «Дельфина», погибшим во время трагедии. Насколько я понимаю, дело закрыто.

— Шкипер, — от изумления Питт даже заморгал, — ты парень что надо. Мне, конечно, все равно, что будут обо мне говорить, но ты...

В рубку вошел радист:

— Сэр, сообщение от капитана Харлоу с австралийского ракетного фрегата. Если вы хотите покинуть место дислокации, он останется и подберет умерших. И дождется, пока не прибудет буксир, чтобы оттащить лайнер в порт.

— Очень хорошо. Радируй согласие и вырази мою глубочайшую признательность капитану и его команде. Вскоре радист вернулся и доложил:

— Капитан Харлоу желает вам удачи и семь футов под килем.

— Если не ошибаюсь, это первый случай в истории, когда на борту ракетного фрегата оказалось сразу пять сотен гражданских лиц, — лениво заметил Питт.

— Пожалуй, — согласился Берч, повернувшись и вглядываясь в обгоревшую громадину.

Даже прошедший ливень не смог погасить огонь. По-прежнему из недр лайнера валил дым и временами вырывалось пламя. Весь корпус обгорел и почернел. Только на носу оставалось небольшое неповрежденное пространство. Стальная обшивка вспучилась от жара. Внутри виднелись остатки перекрученных и искривленных конструкций. Все, что могло гореть, уже превратилось в безобразную кучу пепла.

А ведь конструкторы утверждали, что это судно вообще не может сгореть. Везде, где возможно, использовались огнеупорные материалы. Но и они не были рассчитаны на температуру, при которой плавились металлы.

— Еще одна великая тайна моря, — нарочито сдержанно заметил Питт.

— Каждый год гибнут от пожара несколько кораблей, — рассудительно, будто читая лекцию, проговорил Берч. — Но я никогда не слышал о таких разрушениях, как на «Дельфине». И не ожидал, что на таком огромном лайнере огонь может распространиться так быстро.

— Макферрин считает, что пожар вышел из-под контроля, потому что были заблокированы все противопожарные системы.

— Значит, это чей-то злой умысел или террористический акт?

— Здравый смысл не позволяет мне искать причины катастрофы в цепочке непредвиденных случайностей и неблагоприятных обстоятельств, — кивнул Питт.

Их снова прервал радист:

— Капитан Невинс с «Графа Уотлсфилда» хочет переговорить с вами, сэр.

— Переведите на громкую связь.

— Сделано, сэр.

— Капитан Берч слушает.

— Капитан Невинс. Если вы направляетесь в Веллингтон, я буду рад сопровождать вас. Это самый близкий от нас порт, и туда же мы доставим спасенных.

— Вы очень любезны, капитан, — ответил Берч. — Я с удовольствием принимаю ваше предложение. Мы тоже решили идти в Веллингтон и встать на ремонт. Надеюсь, мы не очень задержим вас.

— Тогда я тем более настаиваю на вашей компании. Было бы позором позволить героям дня пойти ко дну на полпути.

— Ну, все не так плохо, капитан. Наши насосы пока справляются. Если не угодим в тайфун, доберемся и своим ходом.

— Прекрасно. Но лучше мы вас все-таки подстрахуем.

— Как вы справились с такой массой народа?

— Большинство находятся в двух пустых грузовых отсеках. Остальных разместили, где смогли, даже в пустующих контейнерах. У нас хватит провизии, чтобы один раз хорошенько накормить всех. После этого нам, включая команду и меня, придется перейти на режим строжайшей экономии. Пока не придем в Веллингтон. — Сделав паузу, Невинс добавил: — Да, вот еще что. Могу я попросить вас провести «Изыскатель» между моим судном и австралийским фрегатом. В знак прощания, если можно так выразиться. Не возражаете? Вот и отлично, благодарю вас, капитан.

— Какое еще прощание? — удивился Берч, бросив недоуменный взгляд на Питта.

— Возможно, они хотят просто передать привет и наилучшие пожелания, — рассмеялся тот.

Берч снял трубку внутреннего переговорного устройства:

— Чиф, ты готов тронуться в путь?

— Только со скоростью не более восьми узлов, — честно предупредил Хауз. — Если пойдем быстрее, потечет изо всех дыр.

— Восьми узлов вполне достаточно.

* * *

Судовая команда и ученые, смертельно уставшие после многочасовой напряженной работы, буквально валились с ног. Но все нашли в себе силы оторваться от отдыха и собраться на рабочей палубе «Изыскателя», когда об этом попросил их Питт.

Берч был доволен, что сумел собрать всех, несмотря на сетования стармеха, ворчавшего, что нельзя оставлять без присмотра насосы. Но капитан сумел настоять на своем. Только в радиорубке остался радист, державший связь между исследовательским судном, «Графом Уотлсфилдом» и австралийским фрегатом, находившимся не более чем в двухстах ярдах.

По сравнению с двумя во много раз превосходившими его по величине судами «Изыскатель» выглядел совсем крошечным. Но на его радиолокационной мачте гордо реял вымпел НУМА, а на корме — звездно-полосатый флаг США.

Стоявшие бок о бок Питт и Берч изумленно разинули рты, когда команда фрегата выстроилась на палубе для традиционного военного приветствия. Как только «Изыскатель» начал движение, загустевший тропический воздух взорвался звуками труб и барабанов военно-морского оркестра. Вслед за ними раздался восторженный рев сотен спасенных, облепивших поручни контейнеровоза и фрегата. Мужчины, женщины, дети размахивали руками, платками, майками и что-то выкрикивали. В шуме ничего нельзя было разобрать. В воздух вместо конфетти бросали клочки газет и журналов. Только теперь находившиеся на борту «Изыскателя» полностью осознали, что им удалось сделать. Чтобы спасти жизнь более двух тысяч людей, они совершили невозможное, готовы были пожертвовать собой ради других. Многие плакали, не стесняясь слез.

Это проявление всеобщей благодарности так потрясло экипаж и научный персонал исследовательского судна, что и спустя годы они не смогли бы толком описать свои чувства в тот момент. Трагические события минувшей ночи, казалось, отодвинулись в прошлое и изгладились из памяти, как страшный сон. Но этих проводов, этого прощания им не суждено было забыть никогда.

Потом все как один повернулись и посмотрели в последний раз на изуродованные останки того, что всего двадцать четыре часа назад было одним из самых прекрасных судов, когда-либо бороздивших моря. Питт тоже замер в скорбном молчании. Ни один капитан не пожелал бы своему судну такой ужасной участи. Он постоянно размышлял: кто же несет ответственность за случившееся? И почему это было сделано?

— Хочешь, я угадаю, о чем ты думаешь? — спросил Берч.

Питт недоуменно уставился на него:

— Ну и о чем я думаю?

— Готов слопать свою фуражку, если ты не думаешь именно об этом, — не отставал шкипер.

— Что-то я не врубаюсь, — пожал плечами Питт.

— Все очень просто, — рассмеялся Берч, снизойдя наконец до объяснений. — Тебя, как и многих других, мучает вопрос, кто тот безумец, который хотел отправить на дно морское столько невинных людей, и за каким дьяволом ему это понадобилось?

— Как только корпус «Дельфина» приволокут на буксире в Сиднейскую гавань, полчища пожарных и страховых агентов тщательно просеют пепел и найдут ответы на все вопросы.

— Вряд ли к тому времени они найдут достаточно пепла.

— Не стоит их недооценивать, — возразил Питт. — Эти страховые детективы настоящие профи. Если кому-то и удастся что-то разнюхать, так это им.

— Ха! Да что эти сухопутные крысы понимают в морском деле?

— Что ж, может, ты и прав, шкипер, — усмехнулся Питт. — В любом случае я рад, что меня это больше не коснется.

Не прошло и недели, как выяснилось, что Питт жестоко ошибался. Он и представить не мог, что именно ему суждено раскрыть тайну гибели «Изумрудного дельфина».

8

Первым к «Изумрудному дельфину» подошел буксир «Отважный», принадлежащий новозеландской компании. Оснащенный двумя мощными дизелями и достигающий двухсот футов в длину, он считался одним из крупнейших морских буксиров в мире. Поскольку местом его постоянной приписки был Веллингтон, он намного обогнал два других буксира, вышедших из Брисбена.

Неугомонный капитан торопился изо всех сил, как будто за ним гналась свора собак. Он стремился первым попасть на место катастрофы. Во время гонки через Тихий океан шкипер не выходил в эфир. Так обычно поступали капитаны буксиров, стремившиеся первыми оказаться у судна, потерпевшего крушение. Вполне оправданная предосторожность, если учесть, что победитель гонки получал Открытый лист страхового общества Ллойда на спасение груза и двадцать пять процентов от стоимости поврежденного судна.

Только оказавшись поблизости от догоравшего лайнера, капитан «Отважного» Джок Макдермотт связался с руководством «Голубых морей». После получасовых торгов стороны сошлись на традиционной формуле: «Без спасения нет вознаграждения». Соглашаясь на такой контракт, Макдермотт сильно рисковал, ибо получал оплату только в том случае, если благополучно доставит взятое на буксир судно в порт.

Подойдя к лайнеру, по-прежнему озаренному отсветами пламени, Макдермотт и его команда были потрясены масштабом разрушений. От когда-то прекрасного круизного лайнера осталась только засыпанная пеплом груда металла, мерно покачивающаяся на бирюзовых волнах. Останки судна больше всего напоминали фотографии Хиросимы после чудовищного пожара, вызванного взрывом атомной бомбы. Корпус потемнел, утратил форму и, казалось, даже уменьшился в размерах.

— Теперь это только металлолом, — раздосадованно сплюнул первый помощник капитана «Отважного» Эрл Браун. В прошлом он был профессиональным игроком в регби и отправился в море после того, как повредил колено. Среди остальных моряков Браун выделялся пышной копной волос и экстравагантной одеждой. Из-под шорт торчали мускулистые ноги, сквозь расстегнутую рубашку, плотно обтягивающую плечи, виднелась волосатая грудь.

Сдвинув очки на кончик носа, Макдермотт внимательно рассматривал открывшуюся ему картину. Это был рыжеватый шотландец с узким орлиным носом и зеленоватыми глазами. Если бы не выдающаяся челюсть и пронзительный взгляд, шкипер «Отважного» вполне мог сойти за Боба Скрэтчита, счетовода дядюшки Скруджа из известного диснеевского мультсериала.

— Готов поклясться, директор компании не погладит нас по головке. Но кто же мог представить, что такое большое судно выгорит дотла? — вслух размышлял Макдермотт, скорбно качая головой.

Телефонный зуммер прервал его горькие излияния. Макдермотт поднял трубку:

— Это капитан Харлоу, командующий ракетным фрегатом. Нахожусь у вас на траверзе по левому борту. С кем имею честь?

— Капитан буксира «Отважный» Джок Макдермотт.

— Наконец-то вы прибыли, капитан Макдермотт. Теперь я могу со спокойным сердцем покинуть позицию и отправиться в Веллингтон. У меня на борту около пятисот спасенных, которым не терпится вновь оказаться на суше.

— Должно быть, вы были сильно заняты, капитан, — дипломатично заметил Макдермотт. — Странно, что вы не ушли два дня назад.

— Мы должны были подобрать тела погибших. Кроме того, из Международной морской комиссии пришла радиограмма с просьбой некоторое время поболтаться поблизости и проследить за дрейфом судна, представляющего собой, по их определению, «угрожающее навигации плавсредство».

— Сейчас оно больше похоже на прогоревшую печную трубу, чем на плавсредство, — усмехнулся шкипер. — А жаль.

— Конечно, жаль, — согласился Харлоу. — Он был одним из самых красивых пассажирских лайнеров в мире. — Он помолчал, потом добавил: — Может, помочь вам наладить буксировку?

— Нет, спасибо, — отказался Макдермотт. — Сами справимся.

— Вообще-то он выглядит неважно. Надеюсь, вы сумеете довести его до места.

— Ничего не могу сказать, пока мы не осмотрим корпус.

— Он выгорел изнутри, стал значительно легче и высоко поднялся над водой. Полагаю, у вас не будет проблем с буксировкой.

— С буксировкой всегда бывают проблемы, капитан, — нравоучительно заметил Макдермотт. — Но мы привыкли решать их без подсказчиков. А вам советую поспешить, ведь в Веллингтоне вас ждет торжественная встреча и свора газетчиков.

— С удовольствием последую вашему совету, — сухо ответил Харлоу. — Удачи вам. Прощайте.

Повернувшись к своему первому помощнику Эрлу Брауну, Макдермотт ехидно усмехнулся:

— Думаю, пора приступать.

— Нам здорово повезло, что море успокоилось и не штормит, — заметил Браун, прислушиваясь к ветру.

Какое-то время Макдермотт рассеянно изучал в бинокль место аварии.

— Боюсь, парень, что только в этом нам и повезло, — сказал он со вздохом.

* * *

Не теряя понапрасну времени, Макдермотт обошел вокруг обгоревшего лайнера и поставил «Отважный» примерно в двухстах футах от его носа. Он очень надеялся, что пожаром заклинило руль. В противном случае при буксировке не оберешься хлопот.

Спустив на воду катер, Браун и четыре члена экипажа направились к лайнеру, медленно подойдя к огромному, нависающему над водой носу. Там они встретили незваных гостей. Вода вокруг судна кишела акулами. Должно быть, первобытный инстинкт подсказывал им, что после кораблекрушения на поверхности непременно появляется что-нибудь съедобное.

Взобраться на борт оказалось не так-то просто. Средняя часть судна еще не остыла, хотя на носу жар оказался намного слабее. К счастью, с поручней ограждения свешивалось по крайней мере три десятка канатов и два веревочных трапа, один из которых был с деревянными ступеньками. Вот к нему-то и пришвартовался рулевой катера.

Первым поднялся Браун. Не сводя глаз с акул, он встал на планшир и, подтянув к себе трап, полез наверх. Достигнув ограждения, ухватился за поручни и перемахнул через фальшборт. Затем перекинул в катер один из оставленных спасателями канатов, к которому тотчас прикрепили конец буксирного линя.

После того как все члены «абордажной» команды вскарабкались на форпик, они подтянули канат и завели линь за толстенный кнехт. Вряд ли конструкторы «Дельфина» предвидели, что их детище когда-нибудь будут брать на буксир.

Передав свободный конец обратно на катер, они стали дожидаться, пока тот вернется к буксиру. Там линь приняли и прикрепили к концу стального троса, намотанного на барабане малой лебедки. Прежде чем подать сигнал включить лебедку, Браун приказал одному из своих подчиненных густо смазать кнехт машинным маслом.

Вручную поднять на борт массивный восьмидюймовый буксирный трос — работенка не из легких. Вначале, используя кнехт в качестве блока, с помощью малой лебедки между судами протянули тонкий двухдюймовый трос. Обведя его вокруг швартовой тумбы, закрепили конец на катере и перевезли обратно на буксир.

Там к нему прикрепили конец уже основного буксирного троса. Подтянув к носу «Дельфина», его мощными болтами скрепили с якорными цепями. Больше зацепиться было не за что: кнехт находился слишком высоко, а к якорной лебедке нельзя было подступиться из-за сильного жара.

— Мы закрепили буксир, — сообщил Браун по рации. — Возвращаемся на борт.

— Принято.

Обычно на палубе буксируемого судна оставался кто-нибудь из команды буксира. Но находиться на «Дельфине» было слишком опасно. Никто не знал, насколько сильно поврежден его корпус. Если во время движения лайнер начнет тонуть, у вахтенных не останется времени на спасение.

Браун и его люди перебрались на катер. Как только их подняли на борт, Макдермотт отдал команду «малый вперед». Управлявший главной лебедкой Браун разматывал трос до тех пор, пока «Изумрудный дельфин» не оказался примерно в четверти мили за кормой буксира. Потом он закрепил тормоз. Трос медленно натянулся.

Затаив дыхание, все наблюдали за тем, как поведет себя «Изумрудный дельфин». Форштевень лайнера медленно, дюйм за дюймом, принялся резать воду. Но напряжение не спадало, никто не уходил с палубы. Лишь когда обгорелый исполин набрал ход, как послушный слон, которого ведет на веревочке маленькая мышка, и уверенно потянулся вслед за буксиром, не рыская и не выходя за границы кильватерной струи, люди на палубе вздохнули с облегчением и вернулись к своим повседневным обязанностям.

* * *

Через десять часов мощные двигатели «Отважного» довели скорость до двух узлов. Огонь почти погас. Лишь иногда в искореженных руинах мелькали языки пламени. Не было видно ни луны, ни звезд, все небо затянули тяжелые грозовые тучи. Стало так темно, что граница между небом и морем казалась совершенно размытой.

На «Изумрудный дельфин» направили мощный прожектор. Он осветил носовую часть и остатки надстроек. Команда поочередно несла вахту, наблюдая за тем, чтобы судно двигалось так, как было запланировано. В полночь на вахту заступил кок. Он расположился в складном кресле, где обычно загорал, когда не был занят на камбузе. Поскольку было слишком жарко и влажно, чтобы пить кофе, он потягивал диетическую колу. Банки лежали рядом, в небольшом ведерке со льдом. Он курил, отхлебывая прохладный напиток и лениво разглядывая огромную темную массу в четверти мили за кормой.

Спустя два часа кок, борясь с подступающей дремой, выкурил десять сигарет и выпил три банки колы. «Изумрудный дельфин» по-прежнему оставался на своем месте. Внезапно кок встрепенулся и прислушался — ему показалось, что он слышит какой-то отдаленный грохот. Вначале он подумал, что это гром, но тут же последовала целая серия аналогичных звуков. Он вскочил с кресла и протер глаза. Все было тихо, и кок решил было, что ему померещилось, как вдруг заметил, что буксируемое судно начинает оседать.

Обгоревший лайнер слегка накренился на левый борт, затем выровнялся и начал тонуть. В свете прожектора было хорошо видно, как из-под обломков выбиваются клубы пара и дыма. От страха кок застыл на месте, тупо взирая на «Изумрудного дельфина», стремительно уходящего под воду прямо на его глазах. Усилием воли стряхнув оцепенение, он бросился на мостик, крича во всю глотку:

— Он тонет! Тонет! Господи, сейчас он скроется под водой и утянет с собой нас!

Услышав шум, Макдермотт выскочил из своей каюты. Не задавая вопросов, он мгновенно понял, что, если не освободить буксировочный трос, тонущий лайнер утащит своей массой «Отважного» прямиком на морское дно. Вместе с Брауном, который также сразу оценил ситуацию, они бросились к главной лебедке.

Ценой фантастических усилий им удалось отпустить тормоз, освободив барабан. Оба с тоской наблюдали, как трос постепенно провисает, сматываясь с лебедки. Одновременно лайнер стремительно погружался носом в воду. Толстенный трос начал разматываться все быстрее. Макдермотт и Браун неотрывно следили за ним, мысленно вознося молитву о том, чтобы трос благополучно отцепился от барабана.

Лайнер затонул удивительно быстро, уходя под воду с креном на нос не меньше пятнадцати градусов. С грохотом ломались покореженные переборки. Мелькнули в луче прожектора руль и огромные винты. Вертикально зависнув на несколько секунд в воздухе, корма начала стремительно опускаться. Наконец весь лайнер скрылся из виду, оставив на поверхности лишь шлейф пузырей.

Последние ярды троса смотались с опустевшего барабана. Последовал сильный толчок, заставивший буксир резко накрениться на корму. Все на борту замерли в ужасе, готовясь к худшему, но в этот момент закрепленный конец с оглушительным треском оторвался от барабана и исчез в море. Освободившийся от непомерной тяжести буксир подбросило вверх, и он тяжело шлепнулся на воду. Находившиеся на волосок от смерти люди перевели дух и расслабились.

Как только все успокоилось и Браун снова обрел дар речи, он не преминул заявить в своей обычной манере:

— В жизни бы не поверил, что такая махина может затонуть в мгновение ока.

— И я тоже, — согласился Макдермотт. — Такое впечатление, что его разорвало изнутри.

— И трос наш на дно уволок, дельфин долбаный! А это, между прочим, миллион фунтов стерлингов. Директора компании со злости точно начнут икру метать.

— А что мы могли сделать? Все произошло слишком быстро. — Макдермотт внезапно замер и поднял руку: — А ну, тихо все! Послушайте! — приказал он повелительным тоном.

Все уставились на то место, где только что исчез «Изумрудный дельфин». Чей-то голос надрывно призывал в кромешной мгле:

— Помогите! На помощь!

Вначале Макдермотт подумал, что во всеобщей суматохе кто-то из команды упал за борт. Но беглый осмотр показал, что все на месте. Снова послышался крик, но уже гораздо слабее.

— Человек за бортом, — уверенно объявил кок, тыча пальцем куда-то в пространство за кормой.

Браун бросился к прожектору и направил луч на воду. В сотне метров от кормы маячила среди волн человеческая голова.

— Вы можете подплыть к борту? — окликнул Браун.

Пловец ничего не ответил, но сил у него, по-видимому, осталось немало. Скорректировав направление, он размашистым кролем поплыл в сторону буксира.

— Бросьте ему конец, — приказал Браун, — и скорее вытягивайте, пока нас не опередили акулы.

Человек за бортом ловко поймал брошенный ему линь и был благополучно подтянут к корме и поднят на палубу совместными усилиями пары матросов из экипажа буксира.

— Смотри-ка, абориген, — с некоторым удивлением прокомментировал Браун. — Типичный австралиец.

— С такими курчавыми волосами? — усомнился Макдермотт. — Тогда уж скорее афроамериканец.

— На нем форма морского офицера.

С момента катастрофы прошло более суток, и Макдермотт никак не ожидал встретить кого-либо из выживших спустя столько времени. Он вопросительно посмотрел на мужчину:

— Могу я узнать, откуда вы взялись?

Лицо незнакомца расплылось в белозубой улыбке:

— Мне кажется, это очевидно. Я с «Изумрудного дельфина», офицер по связям с пассажирами. Точнее говоря, был им.

— Как получилось, что вы остались на борту после того, как сняли всех остальных? — спросил Браун. Ему было трудно поверить, что у мужчины не оказалось видимых повреждений. Несмотря на все пережитое, он выглядел вполне нормально, разве что форма промокла.

— Помогая пассажирам переходить на «Изыскатель», я упал и ударился головой. Меня, вероятно, сочли мертвым и не стали трогать. Когда я очнулся, лайнер уже взяли на буксир.

— Вы хотите сказать, что почти сутки провалялись без сознания, — скептически хмыкнул Макдермотт.

— Именно так, капитан, — снова улыбнулся чернокожий незнакомец.

— Но как случилось, что вы не сгорели заживо?

— Мне здорово повезло стукнуться башкой именно там, куда не дошел огонь.

— Вы говорите с американским акцентом.

— Я из Калифорнии.

— Как вас зовут?

— Шерман Нанс.

— Ну что ж, мистер Нанс, — заключил Макдермотт, — настоятельно рекомендую вам снять вашу намокшую форму. Вы примерно тех же габаритов, что и мистер Браун, мой первый помощник. Он одолжит вам сухую одежду. Потом отправляйтесь на камбуз. Вы, наверное, умираете от жажды и страшно голодны. Я позабочусь о том, чтобы наш кок напоил вас и как следует накормил.

— Благодарю вас, капитан...

— Макдермотт.

— Честно говоря, я действительно умираю от жажды. Да и поесть не откажусь.

Когда Нанса увели вниз, Браун пристально посмотрел на капитана:

— Ума не приложу, как ему удалось выжить в таком пекле, да еще остаться целехоньким? Вы заметили, у него даже брови не опалены и на руках никаких ожогов. Да и форма без единого пятнышка.

Макдермотт задумчиво поскреб подбородок:

— Да, странно. Сдается мне, что-то здесь нечисто. Да только не нашего это ума дело, парень. У меня свои неприятности. Как вспомню, что надо уведомить начальство о потере не только приза, но и дорогущего троса, так мурашки по спине бегут.

— А ведь он никак не мог так быстро затонуть, — рассеянно заметил Браун, погруженный в раздумья.

— Не мог? Почему?

— Лайнер хорошо держался на воде, а затонул с такой скоростью, как будто у него днище срезали. Слишком быстро. Что-то здесь не так.

— Согласен, — ответил Макдермотт, пожимая плечами. — Но это вне нашей компетенции.

— Страховые агенты будут в ярости, ведь им теперь нечего расследовать.

Макдермотт устало кивнул:

— Ты прав. За неимением фактов и вещественных доказательств эта трагедия, скорее всего, навсегда останется одной из величайших загадок в истории морских катастроф.

Капитан со вздохом встал, подошел к большому прожектору и выключил его, погрузив место последнего пристанища погибшего лайнера в кромешную тьму.

* * *

Как только «Отважный» прибыл в Веллингтон, человек, которого матросы буксира вытащили из воды, исчез. Таможенники в доке клялись, что он не покидал судна. Во всяком случае, не сходил на берег по трапу, как все нормальные люди. Иначе они непременно задержали бы его для допроса. Поразмыслив на досуге, Макдермотт решил, что Шерман Нанс вполне мог незаметно прыгнуть за борт, пока буксир заходил в гавань, и вплавь добраться до берега.

Чуть позже, после того как Макдермотт дал показания детективам страховой компании, ему сообщили, что в списках экипажа «Изумрудного дельфина» человек по имени Шерман Нанс никогда не, значился.

9

Капитан «Графа Уотлсфилда» терпеливо дожидался, пока команда «Изыскателя» собирала по сигналам маячков дрейфовавшие в море подводные аппараты и грузила их на борт. Закончив, капитан Берч связался с Невинсом, и оба судна направились в сторону Веллингтона.

Смертельно уставший после всей этой свистопляски, Питт приводил в порядок свою каюту. В ней царил полный разгром, который устроили сорок человек, набившиеся туда после эвакуации с лайнера. Все тело ломило, как все чаще случалось с возрастом после экстремальных нагрузок. Кинув одежду в пакет для грязного белья, Питт вошел в душевую кабину и включил горячую воду. Затем улегся на спину, задрал вверх свои длинные ноги и постарался расслабиться.

Продремав минут двадцать, он почувствовал себя полностью восстановившимся, только кое-какие косточки все еще ныли. Вымывшись и ополоснувшись холодной водой, он растерся полотенцем и вышел из душа, заглянув по дороге в зеркало, висевшее над медной раковиной.

Конечно, и лицо, и тело были уже не те, что десять лет назад. Правда, волосы еще не начали редеть. Они были по-прежнему густыми, черными и продолжали виться, но около висков уже пробивалась седина. Все так же сверкали проницательные зеленые глаза под густыми бровями. Казалось, его взгляд проникал в душу собеседника. Обладавшие странной гипнотической силой глаза Питт унаследовал от матери. Особое влияние они оказывали на женщин, которые готовы были утонуть в их глубине, наивно полагая, что встретили наконец человека, заслуживающего доверия.

И все же на лице были видны следы времени. В уголках глаз появились пресловутые «гусиные лапки». Кожа загрубела и стала уже далеко не такой эластичной, как в молодости. На лбу прорезались морщины. Нос оставался прямым и ровным, хотя и был сломан в трех местах. Питт не был писаным красавцем, но люди оборачивались, когда он входил в комнату.

Он пробежался пальцами по шрамам, покрывавшим тело. Они напоминали о приключениях, выпавших на его долю за два десятилетия службы в НУМА. Хотя он закончил Академию ВВС и имел чин майора, он сразу же согласился перейти в военно-морское ведомство и служить под началом адмирала Джеймса Сэндекера в только что образованном Агентстве подводных и морских исследований.

Питт никогда не был женат, но в течение ряда лет поддерживал близкие отношения с конгрессменом Лорен Смит. Однако их семейная жизнь не сложилась. Его работа в НУМА и ее деятельность в Конгрессе плохо совмещались с совместным проживанием и ведением хозяйства.

Были в его жизни еще две любимые женщины, но обе погибли при трагических обстоятельствах. Саммер Моран утонула во время сильнейшего землетрясения близ Гавайских островов, а Мэйв Флетчер застрелила ее сестра у берегов Тасмании.

Потом ему часто снилось то лето. Как Саммер ныряла, пытаясь найти своего отца, запертого в подводной пещере. Вспоминал ее прекрасное тело и струящиеся рыжие волосы, исчезающие в водах Тихого океана. Когда он вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, и увидел, что она исчезла, то попытался нырнуть снова. Но вытащившие его из воды мужчины знали, что это безнадежно, и силой удержали от повторного погружения.

С того времени он жил только своей работой. Море стало его домом, а экипаж семьей. Так же счастлив он бывал только в древнем авиационном ангаре, стоявшем в углу вашингтонского аэропорта имени Рональда Рейгана. Там он хранил свою коллекцию старых машин, самолетов и прочих раритетов. Но лучше всего он чувствовал себя на борту исследовательского судна посреди океанских просторов.

Вздохнув, Питт надел махровый халат и растянулся на кровати. Он уже почти засыпал, когда вспомнил о девушке с кожаным портфелем. Разом стряхнув с себя сон, он вскочил с постели. Он не знал, откуда взялась такая уверенность, но был убежден в том, что девушка не покинула судно. А это означало, что она спряталась на борту «Изыскателя».

Питт быстро оделся и уже через пять минут начал планомерный обыск судна, перемещаясь от кормы к носу. Он старался заглянуть в каждый укромный уголок: в генераторную, машинное отделение, кладовые, склад научного оборудования. Поиски продвигались медленно.

Питт проверил склад запасных частей и уже собрался уходить, как вдруг заметил, что несколько канистр со смазочными маслами аккуратно расставлены рядышком на одном из нижних стеллажей. На первый взгляд ничего особенного, но Питт твердо помнил, что канистры всегда хранились в длинном деревянном ларе. Тогда какого черта они делают на стеллаже? Бесшумно подкравшись к ларю, он откинул крышку.

Измученная Келли Иген спала так безмятежно и крепко, что даже не ощутила присутствия Питта. Но и во сне она крепко обнимала свой драгоценный кожаный портфель. Улыбнувшись, Питт вырвал листок из блокнота и написал записку следующего содержания:

"Юная леди, когда проснетесь, не сочтите за труд заглянуть в мою каюту. Она находится на втором уровне, номер восемь.

Дирк Питт.

P.S. Для вас приготовлен завтрак и напитки".

Осторожно положив записку на грудь девушки, Питт плавно опустил крышку и тихо вышел из помещения.

* * *

Около семи часов вечера Келли негромко постучала в дверь каюты Питта. Он открыл дверь и увидел ее в коридоре. Смущенно опустив глаза, Келли по-прежнему сжимала в руке кожаный портфель. Взяв девушку за руку, Питт провел ее внутрь.

— Должно быть, вы умираете от голода, — предположил Питт и ласково улыбнулся ей, как бы демонстрируя свои мирные намерения.

— Это вы — Дирк Питт?

— Да, а как зовут вас?

— Келли Иген. Мне очень жаль, что я причинила вам...

— Никакого беспокойства, — заверил ее Питт и указал на стол, на котором стоял поднос с бутербродами и кувшином молока. — Не лукуллов пир, конечно, но это лучшее, что смог выкроить кок из остатков наших запасов. — Он протянул ей блузку и шорты. — Одна из наших женщин любезно подобрала вам кое-что из одежды. Сперва поешьте, а потом примите душ. Я вернусь через полчаса. Тогда и поговорим.

* * *

Когда Питт вернулся, Келли уже приняла душ. От горы бутербродов с сыром и ветчиной осталась только чистая тарелка, кувшин с молоком тоже опустел.

Усевшись в кресло, Питт приготовился к разговору:

— Ну как, почувствовали себя снова человеком?

Келли улыбнулась и кивнула. Она напоминала провинившуюся школьницу.

— Вы, наверное, удивились, почему я не покинула ваше судно?

— Такая мысль приходила мне в голову.

— Я боялась.

— Кого? Человека, который напал на вас? Счастлив сообщить, что он присоединился к другим утонувшим и больше не сможет причинить вам вреда.

Немного помолчав, девушка призналась:

— Там был еще один. Офицер. Похоже, он был заодно с тем рыжим, который пытался меня убить. Они хотели украсть портфель моего отца и, мне кажется, собирались его убить. Но что-то пошло не так, и им удалось только сбросить его в воду.

— Вместе с портфелем? — уточнил Питт.

— Да. — В глазах Келли блеснули слезы. Она заново переживала смерть отца.

Пошарив в кармане, Питт протянул ей носовой платок.

Вытерев слезы, Келли уставилась на тончайшую материю:

— Мне казалось, что у мужчин больше не бывает таких платков. Вот уж не думала, что кто-то в наше время использует ткань, а не бумажные салфетки.

— Возможно, я старомоден, — спокойно ответил Питт, — но никогда ведь не знаешь, где встретишь настоящую леди.

С интересом взглянув на него, Келли слегка улыбнулась:

— Первый раз встречаю такого оригинала, как вы.

— То ли еще будет, — туманно пообещал Питт и снова вернулся к интересующей его теме: — Вы смогли бы описать этого офицера?

— Да, конечно. Это был высокий темнокожий мужчина, думаю, афроамериканец, поскольку лайнер принадлежит американской судоходной линии и большую часть команды набрали в Соединенных Штатах.

— Странно, что они дожидались, пока разгорится пожар, чтобы произвести нападение.

— Это не в первый раз! — гневно воскликнула Келли. — Папе и раньше угрожали, он сам мне рассказывал.

— Так это из-за него хотели расправиться с вашим отцом? — осведомился Питт, указывая на портфель, стоявший в ногах девушки.

— Мой отец, доктор Элмор Иген, был выдающимся ученым в области механики и химии и нобелевским лауреатом.

— Я слышал это имя, — кивнул Питт. — Доктор Иген, помимо прочего, был еще и очень известным изобретателем. Насколько мне известно, он спроектировал несколько типов судовых двигателей, а также разработал высокоэффективную смазку.

— Откуда вы все это знаете? — Келли даже не пыталась скрыть удивление.

— Ну я же все-таки морской инженер, — улыбнулся Питт. — Мне по роду занятий положено иметьпредставление о подобных вещах.

— В последнее время отец работал над усовершенствованием магнитогидродинамических, или, как он их называл, МГД-двигателей.

— Вроде тех, что стояли на «Изумрудном дельфине»? — Девушка кивнула, и Питт продолжил: — Я ничего не понимаю в МГД-двигателях, но читал когда-то, что эта технология была разработана тридцать лет назад, но широкого применения не нашла. Вот почему я удивился, когда узнал, что они стоят на «Дельфине».

— Не только вы. Но папа предложил новый, революционный подход. Он научился извлекать электроэнергию из морской воды, используя сверхпроводимость, возникающую при охлаждении магнитного соленоида в жидком гелии.

Внимательно слушавший девушку Питт восхищенно присвистнул:

— Вы хотите сказать, что его двигатель работает на морской воде?

— У морской воды низкая проводимость. Мой отец разработал способ ее повышения. Только тогда ее можно использовать для выработки достаточной для двигателей мощности.

— Трудно даже представить, какие широкие перспективы откроются для применения двигателя, работающего на неисчерпаемом источнике энергии.

Келли кивнула, она явно гордилась отцом:

— Как он объяснял мне...

— Вы работали вместе с ним? — перебил ее Питт.

— Ну что вы! — Келли впервые улыбнулась. — Боюсь, я страшно разочаровала его. Математика — это не для меня. Я даже не смогла освоить алгебру. Меня всегда привлекал бизнес, я получила в Йеле степень магистра. Работала в качестве аналитика по продажам для ряда фирм. Среди моих клиентов были крупные универмаги и магазины распродаж.

Губы Питта сложились в ироническую улыбку.

— Конечно, это звучит не так заманчиво, как открытие новых форм энергии.

— Возможно, — согласилась Келли, резким движением головы отправляя за спину гриву роскошных каштановых волос. — Но я хорошо зарабатывала.

— А вы не знаете, что побудило вашего отца заняться разработкой новой технологии МГД-двигателя?

— С самого начала он столкнулся с проблемой трения. Прежние модели работали всего несколько часов в заданном режиме, а затем выходили из строя. Вместе с помощником и другом отца химиком Джошем Томасом они разработали формулу нового масла. Оно оказалось в тысячу раз эффективнее любого другого. Так папа наконец построил двигатель, который мог достаточно долго работать, не изнашиваясь.

В голове у Питта многое прояснилось и встало на свои места.

— Следовательно, суперсмазка и стала тем недостающим элементом, который позволил создать эффективно действующий МГД-двигатель?

— Верно, — согласилась Келли. — После того как первые испытания прошли успешно, руководство круизной компании «Голубые моря» связалось с папой, чтобы он сконструировал и установил свои двигатели на «Дельфине». Тогда судно как раз достраивали в Сингапуре. Одновременно там же строили роскошный подводный пассажирский лайнер. Я не помню его названия. Они предоставили папе исключительные права на установку двигателей на это судно.

— Можно ли воспроизвести формулу масла?

— Формулу, конечно. Но не технологию. Никто, кроме отца и Джоша, не сможет в точности повторить процесс производства.

— Ваш отец патентовал свои изобретения?

Келли энергично кивнула:

— Да, конечно, вместе с Джошем они получили на свои разработки больше тридцати патентов.

— А как насчет смазки?

Поколебавшись, она неохотно призналась:

— Папа предпочитал не обнародовать ее. Он не доверял даже Патентному бюро.

— При желании доктор Иген мог стать очень богатым человеком, не так ли?

— Папа никогда не гнался за богатством. Как и вы, он не искал проторенных путей. Он хотел, чтобы его открытие служило людям и всячески добивался этого. Кроме того, папа всегда был страшно занят. Он говорил мне, что работает над еще более грандиозным проектом, который, возможно, коренным образом изменит будущее.

— Он рассказывал вам какие-нибудь подробности?

— Нет, — ответила девушка. — Папа был очень скрытным человеком, а когда я начинала приставать с расспросами, неизменно повторял: меньше знаешь, крепче спишь.

— Как оказалось, его заповедь вам мало помогла, — констатировал Питт. — Хотя это вряд ли вас утешит, но совершенно очевидно, что он хотел защитить вас от тех, кто стремился завладеть его секретом.

Келли грустно посмотрела на него:

— После смерти мамы мы отдалились друг от друга. В принципе он был хорошим и заботливым отцом. Но работа всегда стояла для него на первом месте. И папа вечно был погружен в свои проблемы. Думаю, он пригласил меня в первое плавание на «Дельфине», чтобы попытаться вернуть прежнюю близость.

Задумавшись, Питт минуту сидел неподвижно. Потом указал на кожаный портфель:

— Как вы считаете, не пора ли его открыть?

Пытаясь скрыть смущение, Келли прижала руки к щекам.

— Я бы тоже не прочь туда заглянуть, — нерешительно проговорила она, — но боюсь.

— Чего? — спокойно спросил ее Питт.

Лицо девушки вспыхнуло, но не от смущения, а от безотчетного страха перед неизвестностью.

— Сама не знаю, — прошептала она.

— Если вы боитесь, что я негодяй, который собирается украсть драгоценные бумаги вашего отца, забудьте об этом. Я удалюсь в другой угол каюты и буду там тихонько сидеть, пока вы не ознакомитесь с содержимым и не решите, стоит ли показывать его мне. Обещаю не подглядывать.

Неожиданно все происходящее показалось Келли настолько нелепым и театральным, что она положила портфель на колени и хихикнула:

— Знаете, мистер Питт, я ведь не имею ни малейшего представления, что там такое. Вполне возможно, что в нем всего лишь грязное белье или, в лучшем случае, пара черновых блокнотов, исписанных нечитаемым папиным почерком.

— Тогда вам и вовсе нечего скрывать, — пожал плечами Питт.

Слегка поколебавшись, Келли щелкнула запорами и медленно, как будто открывая коробку с выпрыгивающим клоуном, подняла крышку.

— О господи! — выдохнула Келли, тупо уставившись в открытый портфель.

Питт вскочил с места.

— Что там?

Как в замедленной киносъемке, она перевернула портфель и опустила его на пол.

— Ничего не понимаю, — пробормотала девушка. — Я же ни на минуту не выпускала его из рук.

Питт наклонился и заглянул внутрь.

В портфеле ничего не было.

10

Когда они оказались в двух сотнях миль от Веллингтона, метеорологи предсказали, что ближайшие четыре дня море будет спокойным, а небо безоблачным. Поскольку «Изыскателю» больше не угрожала опасность отправиться на дно, капитан Невинс приказал дать самый полный, чтобы прибыть в порт как можно скорее. Иначе для двух тысяч незапланированных пассажиров могло элементарно не хватить провизии.

Когда контейнеровоз проходил мимо «Изыскателя», все снова высыпали на палубу, чтобы попрощаться. Расставаясь с исследовательским судном, команда и пассажиры «Изумрудного дельфина» опять хлопали, кричали и восторженно размахивали всем, что подвернулось под руку. Кто-то затянул песню «Как хорошо, что мы встретились с вами», и вскоре ее подхватили тысячи голосов. Особенно трогательно прозвучала последняя строчка: «И мы обязательно встретимся вновь». Через час «Граф Уотлсфилд» скрылся за горизонтом.

Капитан Невинс привел свое судно в Веллингтон на шесть часов раньше «Изыскателя». Их ожидала радостная и торжественная встреча. Пока контейнеровоз медленно подходил к причалу, тысячи людей собрались на берегу, негромко переговариваясь между собой. Гостеприимные новозеландцы с готовностью открывали свои сердца и объятия тем, кто чудом выжил в самом страшном за всю историю мореплавания пожаре.

Вся страна испытывала сострадание к выжившим и умершим. Спасенным открывались все двери. Их буквально завалили продуктами и одеждой. Таможенники пропускали их без досмотра, почти не задавая вопросов, поскольку многие потеряли в огне свои документы. Авиакомпании ввели дополнительные рейсы, чтобы желающие могли поскорее улететь на родину.

Высшие чиновники правительства Новой Зеландии и посол Соединенных Штатов образовали комитет по встрече. Прибывшие со всех концов мира толпы журналистов осаждали выживших в катастрофе. Последние же мечтали только об одном: попасть на берег и как можно скорее сообщить родственникам и друзьям, что они живы.

Героическое спасение командой и учеными «Изыскателя» пассажиров круизного лайнера стало самым главным событием в современной истории страны.

Одновременно началось расследование. Большинство пассажиров охотно отвечали на вопросы и давали показания относительно действий экипажа во время пожара. Иначе вели себя выжившие члены команды. По совету адвокатов круизной компании они хранили молчание, собираясь заговорить только через три месяца, когда начнется слушание дела перед судом присяжных.

Если прибытие «Графа Уотлсфилда» больше походило на торжественную церемонию, то встреча «Изыскателя» сразу превратилась в безудержный и сумасшедший праздник. Как только судно вошло в пролив Кука и направилось к Веллингтону, его окружили сотни небольших катеров и яхт. Когда его форштевень показался в гавани, к ним добавилось множество лодок всевозможных размеров. Два пожарных катера встали по бокам и сопроводили судно к причалу. Струи воды из брандспойтов взлетали вверх подобно салюту, образуя в небе сверкающую радугу.

Собравшиеся на пирсе разглядывали глубокие царапины на бирюзовой краске, покореженные листы обшивки в тех местах, где «Изыскатель» швыряло о борт «Дельфина». Крики и приветствия, усиленные звуками тысяч автомобильных и корабельных сирен и звоном колоколов, произвели такой шум, что при швартовке капитану Берчу пришлось воспользоваться мегафоном. На палубу обрушился настоящий ливень из серпантина и конфетти.

Команда и ученые даже не предполагали, что они в одночасье стали знаменитостями и национальными героями. Ошеломленные столь бурным приемом, они не могли поверить, что все это для них. Увидев встречающую их армаду, все забыли об усталости и постарались побыстрее привести себя в порядок. Из чемоданов извлекли все лучшее: женщины — выходные платья, мужчины — слаксы и спортивные куртки, команда — парадную форму НУМА. Собравшись на рабочей палубе, где остались только подводные аппараты, они с удовольствием отвечали на восторженные приветствия.

Келли пристроилась рядом с Питтом, она была радостно возбуждена, как и все, но в то же время грустна. Ей так хотелось, чтобы отец был с ней и мог сам все это увидеть. Повернувшись, она заглянула Питту в глаза и сказала со вздохом:

— Вот и нам с вами пришло время расставаться.

— Вы улетаете в Штаты?

— Закажу билет на первый же рейс домой.

— А что вы называете домом? — спросил Питт.

— Нью-Йорк, — ответила Келли, подхватив бумажный вымпел, сброшенный на них сверху. — У меня свой домик в Вест-Сайде.

— Вы живете одна?

— Нет, — улыбнулась девушка. — У меня еще есть пестрый кот Зиппо и бассет-хаунд. Он отзывается на кличку Ушастик, хотя в родословной у него какое-то многоэтажное имя, которое я так и не смогла выучить.

— Я не часто схожу на берег, но, как только окажусь в ваших краях, обязательно приглашу вас поужинать.

— С удовольствием принимаю ваше приглашение. — Она написала свой номер телефона на клочке бумаги и протянула ему.

— Мне будет не хватать вас, Келли Иген.

Она посмотрела в его неотразимые глаза и поняла, что Питт говорит совершенно серьезно. Невольно залившись краской, Келли почувствовала, как у нее подгибаются колени. Чтобы не упасть, она ухватилась за поручни, не понимая, что с ней происходит. Удивившись, что теряет контроль над собой, она приподнялась на цыпочках, неожиданно для себя обняла Питта, притянула его голову к себе и поцеловала в губы долгим, крепким поцелуем. Ее глаза были закрыты, его же изумленно расширились.

Отпрянув, Келли обрела привычное самообладание:

— Благодарю вас, Дирк Питт, за то, что спасли мне жизнь, и за многое, многое другое. — Отойдя на несколько шагов, она внезапно обернулась. — Кожаный портфель моего отца...

— А что с ним? — удивился Питт, не понимая, что она имеет в виду.

— Он ваш.

Сказав это, Келли повернулась и вышла в проход, ведущий на рабочую палубу. Как только перекинули трап, она сошла на берег, где ее тут же окружила толпа репортеров.

* * *

Равнодушный к почестям, Питт предоставил Берчу и команде наслаждаться славой. Пока они кочевали с одного банкета на другой, он оставался на борту и отправил по спутниковой связи подробный отчет адмиралу Сэндекеру в штаб-квартиру НУМА в Вашингтоне. Адмирал сразу же связался с Питтом по мобильному телефону.

— "Изыскатель" побывал в серьезной переделке, сэр, — доложил Питт. — Я договорился на верфи, чтобы утром его поставили в док. Бригадир ремонтников считает, что на устранение повреждений потребуется не меньше трех суток.

— Газеты и телевидение, захлебываясь, передают историю спасения пассажиров, — сообщил адмирал. — С самолетов сделаны потрясающие снимки горящего лайнера и «Изыскателя». Телефонные линии НУМА дымятся от поздравлений. От имени Агентства выражаю искреннюю благодарность вам лично и всем остальным, кто принимал участие в оказании помощи терпящим бедствие.

Питт отчетливо представил преисполненного гордости адмирала, чрезвычайно довольного тем, что возглавляемое им Агентство снова оказалось в центре внимания. Он ясно видел пылающие рыжие волосы с проблесками седины, острую бородку в стиле Ван Дейка, пронзительно-яркие голубые глаза. И даже ощутил резкий запах любимой адмиральской сигары.

— Не хотите ли вы сказать, что повышаете нам жалованье, сэр? — хмыкнув, поинтересовался Питт.

— Даже не мечтай, — отрезал Сэндекер. — Славу нельзя купить за деньги.

— Тогда было бы неплохо получить премию.

— Не спугни свою удачу. Радуйся, что я не вычел расходы на ремонт из твоего жалованья.

Питт не дал себя одурачить. Среди персонала НУМА Сэндекер славился тем, что никогда не обижал подчиненных, хотя частенько любил разыгрывать из себя скрягу, дрожащего над каждым центом. Дирк готов был поклясться, что адмирал уже подсчитывает благотворительные пожертвования. Когда дело касалось НУМА, его любимого детища, Сэндекер не допускал никакой слабины. Не обращаясь к гадалке с ее хрустальным шаром, Питт и так знал, что адмирал выжмет все возможное из этой истории, сыграв на сентиментальных чувствах соотечественников. А потом добьется, чтобы на следующий год Конгресс заложил в бюджет Агентства дополнительные пятьдесят миллионов долларов.

— Это еще не все, что вам предстоит вычесть, сэр, — нахально заявил Питт. — Чтобы остаться на плаву, нам пришлось выбросить почти все наше оборудование за борт.

— И глубоководные аппараты? — забеспокоился Сэндекер.

— Мы отправили их немного поплавать, а потом подобрали.

— Это хорошо, они вам скоро понадобятся.

— Не понял, адмирал. Половина нашего оборудования лежит на дне моря, а без него мы не сможем выполнить задание по описанию впадины.

— А вы и не будете изучать впадину, — спокойно ответил адмирал. — Теперь вы занимаетесь «Дельфином». Постарайтесь осмотреть то, что от него осталось. Надо выяснить причину пожара и слишком быстрого затопления. По-моему, между ними есть связь. — Помедлив, он добавил: — Полагаю, лучше вас никто в этом не разберется. Кстати, ты ведь уже знаешь, что лайнер пошел ко дну в процессе буксировки?

— Да, мы с Берчем прослушивали переговоры капитана буксира с его руководством, — ответил Питт.

— И не обижайся на меня. Просто сейчас мне некому поручить такую работу, кроме тебя и экипажа «Изыскателя», — закончил адмирал.

— Обследовать огромный лайнер с подводного аппарата на глубине в двадцать тысяч футов вовсе не то же самое, что рыться на пепелище сгоревшего дома. Кроме того, мы утопили кран.

— Купите или арендуйте новый. Сделайте все, что можете, и постарайтесь вернуться с конкретным результатом. Производители круизных судов так или иначе потерпят убытки в связи с этой катастрофой, зато страховые компании охотно и с лихвой компенсируют НУМА все расходы.

— Я не страховой агент по пожарам. Хотелось бы знать, что мне искать?

— Об этом не беспокойся, — ответил Сэндекер. — Посылаю тебе в подмогу человечка, который не одну собаку съел на морских катастрофах. Кроме того, он разбирается и в глубоководных аппаратах.

— Я его знаю? — осторожно поинтересовался Питт.

— Очень может быть. Это заместитель директора департамента специальных проектов НУМА.

— Ал Джордино! — радостно воскликнул Питт. — А я-то думал, что он все еще в Антарктике.

— Уже нет. Он вылетел и завтра утром приземлится в Веллингтоне.

— Вы не могли сделать более удачный выбор, сэр.

Сэндекеру всегда нравилось поддразнивать Питта.

— Еще бы, — насмешливо заметил он. — Я так и знал, что тебе понравится.

11

Альберт Джордино поднимался по трапу, перекинутому со стенки сухого дока на палубу «Изыскателя», походкой смертельно уставшего человека. Одной рукой он придерживал водруженный на плечо старинный морской сундучок, стянутый лакированными деревянными обручами и со всех сторон облепленный яркими наклейками гостиниц самых разных стран мира. В другой руке коротышка-итальянец бережно нес старомодный кожаный саквояж. Поднявшись, он сгрузил свой багаж у трапа и оглядел пустую палубу и мостик. На судне остались только рабочие, чинившие обшивку корпуса.

Джордино обладал почти квадратной фигурой. Коренастый и широкоплечий, он, казалось, состоял из одних мускулов. Оливковая кожа, черные вьющиеся волосы, карие глаза и зажигательный юмор выдавали его итальянское происхождение. Его шутки нередко вызывали гомерический хохот.

Друзья детства, Питт и Джордино играли в одной футбольной команде и в университете, и в Военно-воздушной академии. Они почти не разлучались, всегда следуя друг за другом. Джордино не задумываясь присоединился к Питту, перешедшему из ВВС на службу в НУМА. Их морские и подводные приключения давно обросли легендами. В отличие от Питта, обитавшего в авиационном ангаре, битком набитом антикварными машинами, Джордино жил в обыкновенной квартире обыкновенной многоэтажки, обставленной столь вопиюще безвкусно, что у любого уважающего себя дизайнера, вздумай он туда заглянуть, непременно случился бы нервный припадок. Для передвижения он пользовался старым «корветом». Кроме работы страстью Джордино были женщины, и он с большим азартом поддерживал свою репутацию неисправимого донжуана.

— Эй, на палубе! — громко позвал Джордино. Он уже собирался закричать во второй раз, когда в рубке кто-то зашевелился и на мостике появилась знакомая фигура.

— Нельзя ли вести себя поприличнее, мистер? — насмешливо осведомился Питт. — На нашей посудине не жалуют дикарей.

— В таком случае вам повезло, — парировал итальянец, расплываясь в улыбке. — Вы можете воспользоваться его услугами, чтобы он отпугивал всех остальных.

— Стой, где стоишь, — предупредил Питт. — Я сейчас спущусь.

Через минуту старые друзья как ни в чем не бывало тискали друг друга в объятиях. Хотя Джордино был в три раза сильнее, Питт всегда получал удовольствие, приподнимая его в воздух.

— Где ты шлялся, бродяга? Мы ждали тебя еще вчера утром.

— Ты же знаешь адмирала. Он пожадничал и не позволил мне одолжить реактивный самолет НУМА, поэтому я вылетел обычным рейсом. Рейс, как водится, задержали, и я опоздал на пересадку в Сан-Франциско.

Питт похлопал Джордино по спине:

— Рад тебя видеть, старина. Я ведь думал, что ты все еще пашешь в Антарктиде над проектом «Атлантида». — Отступив на шаг, он с подчеркнутым интересом оглядел коротышку со всех сторон. — Кстати, ты вроде бы собирался жениться? Где же обручальное кольцо?

Джордино беспомощно развел руками:

— Увы, моя возлюбленная упорхнула от меня в дальние края.

— Что случилось?

— Ни один из нас не захотел пожертвовать своей работой и переехать в коттедж в пригороде. Кроме того, ей предложили работенку по расшифровке древних рукописей в Китае. Годика примерно на два. Она, естественно, не захотела упускать такую уникальную возможность, вильнула хвостиком и первым же рейсом вылетела в Пекин.

— Я рад, что ты так легко об этом говоришь.

— Лучше бы, конечно, мне прибили язык к дереву, выпороли кнутом, а потом бросили в багажник старого рыдвана и вывезли на свалку, но я, как видишь, все равно бодр и весел, как жаворонок.

Питт подхватил саквояж, но и не подумал браться за антикварный сундук:

— Пошли, покажу тебе твои апартаменты.

— Апартаменты? Как интересно. Помнится, в прошлый раз, когда я был на борту «Изыскателя», мне выделили каюту размером не больше сортира.

— С тех пор они, к сожалению, не прибавили в объеме, но, как говорится, в тесноте, да не в обиде.

— А почему здесь тихо как на кладбище? — спросил Джордино, оглядывая опустевшее судно. — Где все?

— На борту остались только я и главный механик. Остальные живут в лучшем отеле города, купаются в лучах славы, дают интервью и принимают награды.

— Вот же самозванцы бессовестные! — искренне возмутился коротышка. — А я слышал, что это ты главный герой дня.

Питт деланно пожал плечами:

— Ты же знаешь, это не в моем стиле.

Покосившись на друга со смешанным чувством удивления и восхищения, Джордино заметил:

— Знаешь, Дирк, а ведь я тебя давно раскусил. Тебе всегда нравилось играть роль бескорыстного скромника. За что я тебя и люблю. Из всех, кого я знаю, ты единственный, кто не гонится за наградами и не собирает свои фотографии в обществе знаменитостей, чтобы развесить потом добытые трофеи в ванной комнате.

— А кому мне все это показывать? Вечеринки я устраиваю редко, да и вообще, кому какое дело?

Джордино кивнул, подумав, что Питт никогда не изменится. Даже если Президент Соединенных Штатов пригласит его на вручение высшей награды страны, Питт пришлет извинения, сославшись в свое оправдание на то, что неожиданно заболел брюшным тифом.

* * *

Устроившись, Джордино отправился в каюту Питта. Тот сидел за небольшим столиком, заваленном чертежами затонувшего лайнера. Итальянец подошел к нему и водрузил на разбросанные кальки нечто в деревянном футляре.

— Эй, у меня для тебя подарочек, приятель. Ручаюсь, тебе понравится.

— Разве сегодня Рождество? — удивился Питт, но футляр все-таки открыл и с восторгом выдохнул: — Ал, ты настоящий друг! Бутылка доброй текилы от дона Хулио!

Джордино жестом фокусника извлек из-за спины две серебряные рюмки:

— Давай попробуем прямо сейчас, так ли она хороша, как говорят ценители?

— А что скажет адмирал? И как должен реагировать я, твой непосредственный начальник, на предложение подчиненного совместно нарушить десятый пункт инструкции, строжайшим образом запрещающий употребление алкоголя на судах НУМА?

— Не гони волну, начальник. Если твой подчиненный немедленно не получит подпитку, он испустит дух, и тогда тебе не с кем будет нарушать десятый пункт, а также все прочие, с первого по девятый.

Питт выкрутил пробку и разлил светлую жидкость в серебряные рюмки. Когда они подняли их и чокнулись, он произнес тост:

— За благополучную подводную атаку на бренное тело «Изумрудного дельфина».

— И за счастливое возвращение на свет божий, — добавил Джордино. Посмаковав текилу, он как бы невзначай поинтересовался:

— Так где, ты говоришь, он затонул?

— На восточном склоне впадины Тонга.

Джордино недоуменно поднял брови:

— Но ведь это же чертовски глубоко.

— По моим прикидкам, там не меньше девятнадцати тысяч футов.

У Джордино глаза полезли на лоб.

— И на чем же ты собираешься туда нырять?

— "Подводный навигатор". Он как раз приспособлен для такой работы.

Джордино задумался, по его лицу пробежала тень.

— Оно, конечно, верно, расчетная глубина погружения у него девятнадцать с половиной, но он ведь еще не прошел испытаний.

— Значит, разработчикам представится уникальная возможность воочию убедиться, на что годится их создание, — спокойно ответил Питт.

Коротышка с мрачным видом протянул Питту пустую рюмку:

— Будь другом, плесни-ка мне еще каплю. А лучше десять или двенадцать, иначе мне всю дорогу до впадины Тонга будут сниться расплющенные давлением подводные аппараты.

Потягивая текилу, они просидели в каюте Питта до полуночи, травя старые военные байки и вспоминая о совместных приключениях за последние годы. Питт рассказал о том, как первым увидел горящий лайнер, описал ход спасательных работ, поведал о своевременном прибытии «Графа Уотлсфилда», огорошил Джордино фактами, сообщенными капитаном «Отважного» по поводу окончательной гибели «Изумрудного дельфина» и наконец посвятил в странную историю Келли Иген и ее отца, не утаив от друга даже убийства напавшего на нее бандита.

Когда он завершил свое повествование, Джордино поднялся, собираясь вернуться в свою каюту.

— Да, приятель, времени ты даром тут не терял, это точно, — констатировал он не без зависти. — Жаль только, меня рядом не было.

— А я не хотел бы снова все это пережить, — признался Питт.

— Ладно, пора на боковую. Ты мне только скажи, когда починят эту старую лохань?

— Мы с капитаном Берчем надеемся выйти в море уже послезавтра, ну а на месте будем через четыре дня.

— Отлично! Этого мне хватит, чтобы восстановить загар, потерянный в Антарктиде. — Взгляд итальянца неожиданно упал на кожаный портфель, валяющийся в углу каюты.

— Это о нем ты рассказывал? Из-за него чуть не прикончили дочку доктора Игена?

— Он самый.

— Ты говорил, что в нем ничего не было.

— Как в подвале дочиста ограбленного банка.

Джордино поднял портфель и пробежался пальцами по коже:

— Прекрасный материал. Вещь старой немецкой работы. У старика Игена был неплохой вкус.

— Нравится? Можешь взять.

Джордино снова уселся и положил портфель на колени:

— Спасибо, Дирк. У меня слабость к старинным вещам.

— Я это заметил.

Щелкнув запором, итальянец откинул крышку и в немом изумлении воззрился на почти две кварты темной маслянистой жидкости, выплеснувшейся ему на колени и на ковер, покрывавший пол. Потеряв дар речи, он сидел и смотрел, как нефть впитывается в брюки и лужицей растекается по ковру. Придя в себя, он обвиняюще посмотрел на Питта:

— Вот уж никогда не думал, что ты способен на такие шуточки!

Но тот был ошеломлен не меньше Джордино:

— Клянусь, Ал, я не делал этого! — Вскочив со стула, он бросился к портфелю и тщательно осмотрел его со всех сторон. — Поверь мне, я не имею к этому никакого отношения. Он был пуст, когда я проверял его вчера вечером. За последние сутки на борту не было никого, кроме меня и главного механика. Да и вообще не понимаю, зачем кому-то понадобилось пробираться сюда и наполнять его машинным маслом? Какой смысл?

— Тогда откуда оно взялось? Не могло же оно появиться из воздуха.

— Не имею ни малейшего понятия, — честно признался Питт, в чьих глазах появилось странное выражение, которого Джордино раньше не замечал. — Но готов поставить десять к одному, что мы выясним это, прежде чем путешествие закончится.

12

Занявшись проверкой электронных систем автономного подводного аппарата, Питт и Джордино перестали ломать голову над тем, откуда взялась маслянистая жидкость в портфеле Игена. Добираясь до места затопления «Дельфина», они обсуждали с капитаном Берчем и морскими инженерами график проведения работ. Все сошлись на том, что для безопасности следует вначале спустить подводного робота и лишь после разведки — глубоководный аппарат с людьми.

Автономный подводный аппарат «Морской следопыт» был похож на яйцо. Своей обтекаемой формой и серебристой титановой оболочкой он напоминал космическую капсулу. Под корпусом располагались две балластных цистерны на полозьях. Внутри аппарата находились телевизионные камеры с оптикой высокого разрешения, прожектора, компьютер и регистрирующая аппаратура.

Многочисленные датчики фиксировали температуру, плотность и соленость воды. Мощные аккумуляторы обеспечивали энергией все приборы и несколько электродвигателей, приводивших в движение горизонтальные и вертикальные винты. Комплексные передатчики обеспечивали двустороннюю связь аппарата с судном-маткой.

Для сбора образцов использовался специальный манипулятор. Сложная механическая рука, выдвигавшаяся из-под корпуса, вызывала ассоциации с роботами из научно-фантастических фильмов. Она выдерживала груз в четыреста фунтов, но могла захватить и хрупкую чайную чашку.

В отличие от первых подобных конструкций «Следопыт» не связывался с судном с помощью кабеля. Он работал автономно, двигатель и видеокамеры управлялись по радио с пульта, находящегося в одном из отсеков «Изыскателя».

Питт помогал Джордино устанавливать манипулятор, когда к нему подошел матрос:

— Капитан Берч просил известить вас, что мы находимся в трех милях от цели.

— Спасибо, — ответил Питт. — Передайте шкиперу, что мы скоро присоединимся к нему.

Бросив отвертки в инструментальный ящик, Джордино встал и с удовольствием потянулся всем телом:

— Готово.

— Давай поднимемся на мостик и посмотрим, как вы глядит «Изумрудный дельфин» на экране гидролокатора.

В командном центре, размещенном за штурманской рубкой, собрались Берч и несколько инженеров из НУМА. Лица и руки присутствующих едва различались в полумраке, рассеиваемом лишь голубоватым свечением полудюжины мониторов.

Все смотрели на экран компьютера, где ультразвуковой сканер рисовал изображение морского дна на глубине двадцати тысячи футов. Оно выглядело неправдоподобно реальным. На цветном экране была видна ровная поверхность, круто обрывающаяся вниз. Берч обернулся к вошедшим Питту и Джордино и указал на экран системы спутникового позиционирования, где обозначалось расстояние до цели.

— Нам осталось не больше мили, — пояснил Берч, вчитавшись в цифры.

— Это то место, где находился буксир?

Берч кивнул:

— Да. И там же лайнер пошел на дно, едва не утянув его с собой. Спасибо, трос оторвался.

Присутствующие в командном центре внимательно разглядывали картинку на мониторе. Морское дно, над которым проходил «Изыскатель», представляло собой равнину, покрытую серовато-коричневым илом. Не было видно ни скал, ни нагромождений камней. Все как зачарованные ждали, когда на экране покажется затонувший «Дельфин».

— Осталось пятьсот ярдов, — объявил Берч.

Все затаили дыхание. В командном отсеке стало тихо как в склепе. Для не занятых в проекте ожидание могло оказаться тяжелым испытанием. Иначе воспринимали происходящее те, кто привык исследовать глубины моря. Это были спокойные, терпеливые, уравновешенные люди. Они неделями сидели у экранов, ожидая появления интересующего их объекта, будь то затонувший корабль или необычное геологическое образование. Но чаще всего им доводилось созерцать пустынное и бесконечное морское дно.

— Что-то вроде замаячило, — азартно сообщил Берч, ближе других находившийся к монитору.

На экране начали проявляться смутные очертания какого-то продолговатого объекта с несущими металлическими конструкциями. Изображение казалось слишком маленьким для того огромного круизного лайнера, который все ожидали увидеть.

— Это он, — уверенно заявил Питт.

Берч улыбался как счастливый жених:

— Прямое попадание с первого раза!

Вглядевшись в экран, Джордино сдержанно заметил:

— Но его размеры не совпадают с «Дельфином». Он гораздо меньше.

Берч указал пальцем на экран:

— Ал прав. Мы видим только часть. А вот еще один кусок.

Питт задумчиво изучал картинки на экране:

— Итак, лайнер разломился на части. Когда тонул или при ударе о дно?

На экране появился еще один обломок, в котором Берч сразу же узнал корму. Между фрагментами корпуса виднелось множество мелких обломков, как будто разметанных в стороны подводным вихрем.

Джордино быстро срисовал картинку в блокнот:

— Похоже, он раскололся на три части.

Изучив его наброски, Питт сравнил их с изображениями на гидролокаторе.

— Они разбросаны в четверти мили друг от друга.

— Возможно, он разломился при падении из-за повреждений во время пожара, — предположил Берч.

— Никогда не слышал ни о чем подобном, — заметил кто-то из инженеров. — Когда затонул «Титаник», он разломился только на две части.

— Здесь трудно сравнивать, — возразил Берч. — Я разговаривал с капитаном буксира, который вел «Изумрудный дельфин». Он утверждал, что судно ушло под воду под углом в пятнадцать градусов. А «Титаник» — под сорока пятью.

Джордино бросил взгляд в иллюминатор на простирающуюся вокруг морскую гладь и высказал свою версию:

— А если предположить, что он затонул целиком, а раскололся потом, от удара. Что ни говори, к тому моменту скорость «Изумрудного дельфина» составляла около сорока миль в час.

Питт покачал головой:

— В этом случае все крупные обломки должны лежать близко друг от друга. А мы видим, что они разлетелись в разные стороны.

— Выходит, судно разломилось во время падения? Но почему? — недоуменно спросил Берч.

— А на этот вопрос, — тихо сказал Питт, — мы получим ответ, если «Следопыт» оправдает свое название. И если удача будет на нашей стороне.

* * *

Когда «Морской следопыт» завис под стрелой нового крана, из голубоватой дымки над горизонтом выплыло необыкновенное оранжевое солнце. Спокойное море было покрыто легкой рябью. Высота волн не превышала трех футов.

Кран установили на верфи, а позже, уже в открытом море, судовые механики поставили на него лебедку и кабели, завершив работу всего несколько часов назад. Осмотрев аппарат, второй помощник капитана, руководивший спуском, махнул матросу, стоявшему за лебедкой. «Следопыт» осторожно опустили на воду. После проверки электронной системы аппарат отцепили от троса.

Теперь управление «Следопытом» перешло в руки Джордино. Он уже расположился перед пультом с многочисленными переключателями и кнопками. Подводный аппарат был его детищем. Джордино руководил его постройкой и сам написал управляющую им программу. Увидев на мониторе изображение аппарата, свободно плавающего рядом с кораблем, Джордино открыл клапаны, и балластная система стала медленно заполняться водой. Ал наблюдал, как подводный робот начал погружение и вскоре исчез в глубине.

Питт уселся за пульт рядом с ним и принялся вводить команды в бортовой компьютер. Пока Джордино настраивал силовую установку и систему позиционирования, Питт включил камеры и осветительные приборы. Рядом с ними за столом сидела Мисти Грэхем, изучавшая планы «Дельфина», полученные от судостроителей. Все остальные стояли сзади, всматриваясь в ряд мониторов, куда передавалось изображение с телевизионных камер.

Мисти считалась в НУМА одним из лучших специалистов по биологии моря. Эта миниатюрная женщина с поистине неуемной энергией всю свою жизнь посвятила науке, едва ли не на совсем переселившись на судно из своей вашингтонской квартиры. Короткая прическа, удобная во время экспедиций, очень подходила к ее светло-карим глазам, слегка вздернутому носику и мягким губам. Если бы не фигура зрелой женщины, издали ее можно было принять за мальчишку. Оторвавшись от чертежей, Мисти обратилась к Берчу:

— Если внутренняя структура лайнера сложилась при ударе о дно, «Следопыту» будет нелегко обнаружить что-либо заслуживающее внимания.

— Об этом мы узнаем, когда подберемся поближе, — пробормотал Берч.

Аппарат должен был достичь дна часа через три, пока же собравшиеся вели пустопорожние разговоры или откровенно бездельничали. На мониторах было пусто, лишь изредка мелькали на экране глубоководные рыбы.

Обычно считают, что подводные исследования — увлекательнейшее занятие. На самом деле они достаточно скучны и однообразны. Большая часть времени уходит на ожидание того, что на профессиональном языке обозначается как «событие». Немногим удавалось зафиксировать на мониторе какую-нибудь аномалию или изображение редкого животного.

И в этот раз исследователям не удалось зарегистрировать ничего интересного. И все же открывающееся их глазам зрелище морских глубин завораживало. Команда и ученые не могли оторваться от мониторов. К счастью, на этот раз местонахождение судна на глубине четырех миль точно зафиксировала система космического слежения. Квадрат, в котором оно находилось, примерно равнялся по площади футбольному полю.

Когда аппарат начал приближаться ко дну, Джордино оставалось только направить его к месту крушения, не тратя времени на поиски. По истечении двух с половиной часов после начала спуска он во всеуслышание объявил:

— До дна меньше пятисот футов. Скоро будем на месте.

— Включаю донные прожектора, — отозвался Питт.

Джордино замедлил скорость погружения до двух футов в секунду, чтобы остановить аппарат над местом кораблекрушения. Вскоре на экранах мониторов показалось дно, покрытое буроватым илом. До него оставалось чуть меньше сотни футов.

— Какая глубина? — поинтересовался Берч.

— Девятнадцать тысяч семьсот шестьдесят, — бодро сообщил итальянец. — Видимость прекрасная. Почти две сотни футов.

Перейдя к пульту, Ал взял в руку джойстик. Управление аппаратом напоминало компьютерную игру-имитатор. Всем казалось, что он перемещается над дном слишком медленно. Но двигатели «Следопыта» вследствие колоссального давления воды не могли развить на такой глубине скорость свыше одного узла.

Питт проверил настройку носовой камеры, развернув ее для лучшего обзора дна. Слева от него сидел за пультом Берч, удерживая «Изыскатель» точно над местом поисков.

— Куда теперь? — спросил Джордино у Берча.

— Поверни на восемнадцать градусов влево. Так держать. До корпуса примерно четыреста футов.

Джордино направил «Следопыт» по указанному курсу, Спустя десять минут впереди показалась темная масса, вскоре заполнившая собой весь экран.

— Он прямо перед нами! — восторженно воскликнул коротышка.

Оживившись, все переместились поближе к мониторам. Постепенно на экране вырисовывались очертания судна. Аппарат двигался вдоль правого борта по направлению к якорной палубе. На круизных судах она располагалась над самой ватерлинией на значительном расстоянии от носа. Питт включил мощный прожектор, осветивший большую часть корпуса.

— Идет запись изображения, — предупредил Джордино.

Все молчали, как будто оказавшись перед открытой могилой. Теперь было видно, что корпус «Дельфина» лежит на дне, накренившись на левый борт приблизительно на двадцать пять градусов, вследствие чего днище обнажилось почти до самого киля.

Джордино медленно вел аппарат вдоль корпуса. Время от времени он останавливался и осматривался, чтобы не натолкнуться на какое-нибудь препятствие и не запутаться в торчащих конструкциях. Неожиданно на экранах появилось широкое отверстие с рваными краями. Джордино остановил аппарат в десяти футах от него. Внутри пробоины громоздились обломки обрушившихся перегородок и перекрытий.

— Попробуй увеличить изображение, — обратился Ал к Питту.

Ввели команду, и на экране появился край отверстия. Джордино манипулировал аппаратом, стараясь со всех сторон показать изуродованную конструкцию.

— Стоп! — внезапно скомандовал Питт. — А вот это уже интересно. Я бы даже сказал, крайне любопытно.

— Часть обломков выброшена через отверстие изнутри! — первым догадался один из инженеров. — Выходит, пожар тут ни при чем?

— Совершенно верно. А это означает, что пробоина появилась в результате взрыва, возможно, направленного! — торжествующе объявил Питт.

Протерев глаза, Берч недоверчиво уставился на экран монитора:

— А ты не допускаешь, что взорвалась, скажем, топливная цистерна?

Питт покачал головой:

— МГД-двигатели работают на электрической энергии и не нуждаются в легковоспламеняющемся топливе. — Он обернулся к Джордино. — Ал, проведи нас вдоль корпуса, я хочу осмотреть край разлома.

Выполняя просьбу, Джордино взялся за джойстик и начал медленно перемещать «Следопыт» в указанном направлении. Примерно через двести футов обнаружилось второе отверстие еще большего размера. Характер разрушений также показывал, что обшивка корпуса разорвана внутренним взрывом.

— На этом месте располагались кондиционеры, — заметила Мисти, сверившись с планом. — Здесь не было ничего, что могло бы вызвать такие разрушения.

— И я так думаю, — согласился Питт.

Джордино повел «Следопыт» наверх, остановив его на уровне шлюпочной палубы. Несколько шлюпбалок сорвало с места, на других виднелись сплавившиеся каркасы шлюпок. Казалось невероятным, что самый технически оснащенный лайнер современности лишился всех своих основных спасательных средств за столь короткий срок.

Затем аппарат продвинулся к наиболее разрушенной части корпуса, отломившейся от основной. Вокруг были разбросаны трубы, согнутые балки, разбитые куски палубы. Все это напоминало пепелище сгоревшего нефтеперегонного завода. Казалось, все обломки перекрутило какой-то страшной силой.

Середина лайнера представляла собой нагромождение почерневшего, искореженного металлолома. К счастью, это отвратительное зрелище вскоре исчезло с экрана, и в поле зрения камеры снова появилось пустынное океанское дно.

— В какой стороне корма? — спросил Джордино у Берча.

Изучив цифры в нижней части экрана монитора, капитан ответил:

— Триста ярдов к востоку под углом девяносто градусов.

— Есть на девяносто градусов к востоку, — повторил Джордино, ложась на новый курс.

Все дно покрывали груды обломков, большинство из них обгорели, и их нельзя было опознать. Казалось, уцелела только столовая посуда. Блюда, кувшины и чашки наполовину утопали в иле, напоминая колоды карт, разбросанные по серому сукну ломберного стола. Удивляло, что такие хрупкие предметы не разбились, выдержав страшный пожар и падение в пропасть.

Оставив позади поле с обломками, Джордино предупредил:

— Приближается корма.

Почти тут же в ярком свете прожекторов появиласьпоследняя секция затонувшего судна. На экране словно бы ожили картины недавно пережитых событий. Все неотрывно разглядывали корму, с которой спасенные покидали судно по канатам или прыгали в море, где их подбирали шлюпки и доставляли на борт «Изыскателя».

— Никогда не думала, что мне доведется вновь это увидеть, — пробормотала одна из женщин.

— Это не так-то легко забыть, — заметил Питт. — Пройди вперед к месту разлома корпуса, — обратился он к Джордино.

— Сейчас подойдем.

— Теперь опустись до пяти футов. Я хочу осмотреть киль.

Выполняя команды Джордино, «Следопыт» двигался почти вертикально, следуя вдоль поверхности кормы. Осторожно обойдя торчащие обломки, итальянец остановил аппарат. Он завис почти по центру над нижним краем оторванной кормы. Массивный стальной киль торчал над илистым дном раскрытым птичьим клювом. Он был практически разорван на две неравные части, перекрученные и изогнутые в противоположные стороны.

— Только взрыв мог причинить подобные повреждения, — прокомментировал Питт.

— Теперь понятно, почему корпус разорвало на части, — согласился Джордино. — Огонь и взрыв ослабили несущие конструкции, а нарастающее давление воды во время падения на дно завершило разрушение.

— Если лайнер был взорван, это объясняет и его стремительное затопление, — добавил Берч. — По словам капитана буксира, «Изумрудный дельфин» пошел ко дну так быстро, что чуть не утянул их за собой.

— Отсюда логически следует единственный вывод: неизвестные пока злоумышленники сначала устроили на лайнере пожар, а затем утопили его в самой глубокой части океана, чтобы в буквальном смысле спрятать все концы в воду, — подытожил Питт.

— Логика-то безупречная, — заметил Джим Якубек, судовой гидрограф, — да только где доказательства? Ни один суд не поверит голословным утверждениям.

Питт пожал плечами:

— Разумеется, не поверит.

— Тогда что же нам делать? — спросила Мисти.

Питт в задумчивости уставился на экраны мониторов, созерцая последствия дьявольского замысла безымянных вандалов. После долгой паузы он снова заговорил:

— "Следопыт" прекрасно поработал, и с его помощью мы однозначно выяснили, что «Изумрудный дельфин» отправился на дно не без посторонней помощи. Нам необходимо копнуть глубже и вернуться с вещественными доказательствами, достаточными для возбуждения уголовного дела и начала официального расследования. Доказательствами, которые позволят выявить и обезвредить чудовищную тварь, ответственную за потерю прекрасного судна и гибель множества людей.

— Копнуть глубже? — переспросил Джордино. — А это как? И кто конкретно будет копать?

Питт с усмешкой посмотрел на Ала:

— А вот мы с тобой завтра спустимся на место кораблекрушения в «Навигаторе» и копнем.

13

— Мы отчалили, — заметил Джордино, помахав сквозь толстое стекло иллюминатора водолазу, отцепившему «Подводный навигатор» от тросов и кабелей связи. Подождав, пока тот в последний раз обследует субмарину, он открыл клапан, и балластные емкости стали заполняться водой. Миниатюрная подлодка начала медленно погружаться под воду. Через несколько минут в одном из четырех смотровых иллюминаторов снова появилась голова водолаза. Подняв вверх большие пальцы, он подал сигнал.

— Все системы запущены, — сообщил Питт на борт «Изыскателя», где операторы командного пункта контролировали передвижения аппарата в глубинах океана.

— Вы неплохо смотритесь, — ответил Берч. — Начинайте, когда будете готовы.

— Заполняем главный балласт, — отозвался Джордино.

«Навигатор» опускался, одновременно заполняя свои верхние балластные емкости водой. Поскольку давление воды на дне не позволяло использовать насосы, при подъеме сбрасывался груз, и аппарат всплывал на поверхность.

Рассчитанный на четверых, центральный отсек «Навигатора» представлял собой толстостенный шар из титанового сплава. В нем должны были находиться двое ученых, пилот и техник, управляющий системой жизнеобеспечения, наружным освещением, камерами и двумя манипуляторами, торчавшими впереди, словно клешни гигантского краба из голливудского ужастика.

Под ними располагалась металлическая корзина для сбора предметов, подбираемых со дна. Вокруг шара размещались водонепроницаемые контейнеры с электронным оборудованием, научными приборами и батареями.

На сей раз на борту «Навигатора» находились трое. Мисти Грэхем присоединилась к Дирку и Алу по двум причинам. Во-первых, любому проекту Мисти отдавала всю душу. Она так хорошо изучила планы «Дельфина», что теперь никто не ориентировался в расположении его отсеков лучше нее. Во-вторых, она никогда не упускала возможности лишний раз посмотреть на обитателей морских глубин.

Включив и проверив камеры, Питт опробовал систему жизнеобеспечения. Затем поудобнее устроился на небольшом откидном сиденье. Обычно во время длительных погружений на морское дно он решал кроссворды. Время от времени он поднимал голову и бросал взгляд в смотровой иллюминатор. Цвет воды постепенно менялся: вначале поблекли краски, затем она стала темно-синей и наконец совершенно черной. Включив прожектор, Дирк никого не увидел. Морская живность не стремилась попасться на глаза незнакомцу, вторгнувшемуся в ее подводные владения.

«Навигатор» продвигался сейчас в так называемой срединной зоне океана — лишенном света бесконечном мире, простирающемся с глубины в пятьсот футов до верхней границы придонного слоя. Внезапно Питт почувствовал на себе чей-то взгляд. Отложив кроссворд, он выглянул в иллюминатор и увидел за стеклом рыбу-удильщика, привлеченную светом прожектора.

Трудно представить себе более безобразное создание. Плоское тело, покрытое морщинистой коричневой кожей, похожей на пергамент. Огромная приплюснутая голова с широкой пастью, напоминающей вход в пещеру, и глазами цвета серого жемчуга. Над головой торчит тонкий изогнутый плавник со светящимся кончиком, благодаря которому рыба и получила свое название.

Питт улыбнулся:

— Прямо как на старинной гравюре, матушке бы понравилось.

— По сравнению с другими обитателями глубин, — заметила Мисти, — удильщик кажется просто красавцем.

Вскоре удильщику надоело их общество, и он скрылся в темноте.

Опустившись на глубину в две тысячи футов, они вошли в облако сифонофор. Одни были длиной меньше дюйма, другие простирались на десятки футов. Хотя сифонофоры обитают почти во всех морях и океанах, океанологи никогда не упускают возможности подробнее изучить их повадки.

Здесь Мисти была в своей стихии. Не отрываясь, она следила за грациозными движениями и неповторимой игрой красок этих странных существ. Их полупрозрачные тела меняли окраску при каждом движении. Они медленно вплывали в луч света и так же неторопливо исчезали во тьме.

Одни напоминали перья, у других были невероятно длинные щупальца. Чтобы поймать рыбу, они разворачивали их, как паутину. Сифонофоры используют свои желудки для передвижения. Набрав воду в ротовое отверстие, они с силой выбрасывают ее сзади и перемещаются в противоположную сторону.

— Сифонофоры терпеть не могут яркий свет, — объяснила Мисти Питту. — Нельзя ли его убавить?

Питт вдвое уменьшил яркость прожектора, но причудливая игра красок продолжалась.

— Аполемия, — с восхищением прошептала Мисти, наблюдая за существом, которое быстро проплыло мимо, раскинув во все стороны смертоносную сеть своих девятифутовых щупалец. Сифонофоры сопровождали «Навигатор» на протяжении последующих семи тысяч футов. Мисти работала как одержимая, занося наблюдения в блокнот. Питт включил видеозапись и автоматическую фотокамеру. Постепенно сифонофоры стали встречаться все реже, и их размеры уменьшились. Слишком трудно было существовать на такой огромной глубине.

Увлекшись наблюдениями, Питт бросил свой кроссворд и отлип от иллюминатора, только когда Джордино бесцеремонно пихнул его локтем в бок:

— Хорош глазеть, зевака. Мы приближаемся ко дну.

Неожиданно они угодили в довольно плотный слой беловатой мути, состоящей из упавших сверху останков живых организмов, — так называемый «придонный снежок». Частицы хаотично кружились в лучах прожектора, как снежинки во время метели. Удивляясь, почему накануне, во время погружения «Следопыта», их было гораздо меньше, Питт включил максимальное освещение и выглянул в иллюминатор, вмонтированный в днище. Там постепенно оседала муть, и дно принимало все более четкие очертания.

— Мы на месте, — предупредил Джордино.

Сбросив часть балласта, аппарат приобрел нейтральную плавучесть и завис в двадцати футах над дном. Искусно подведя субмарину к нужной отметке, Джордино ощущал себя пилотом, только что совершившим удачную посадку.

— Прекрасная работа, — похвалил его Питт.

— А как же! Фирма веников не вяжет, — ухмыльнулся Джордино.

— Прошу дать направление на «Изумрудный дельфин», — обратился Питт к Берчу, наблюдавшему за ними с борта «Изыскателя».

— Он в двухстах ярдах на юго-запад, — тотчас раздался в наушниках голос капитана. — Следуйте курсом в сто сорок градусов, и вы как раз в него упретесь.

Включив двигатель малой тяги, Джордино повел «Навигатор» в указанном направлении. Через несколько минут перед ними вырос изувеченный корпус лайнера. Вблизи последствия катастрофы выглядели еще более чудовищными, чем на экране монитора. Внутренность судна представляла собой настоящую мешанину из обуглившихся обломков.

— А теперь куда? — обернулся к спутникам итальянец.

Обозначив район поисков на плане «Дельфина», Мисти передала ему чертеж. Вглядевшись в схему, Джордино покачал головой.

— Ты хочешь забраться внутрь? — недоверчиво спросил он у Питта.

— Чем дальше, тем лучше, — энергично кивнул тот. — Если получится, я бы хотел проникнуть в часовню, откуда начался пожар.

Коротышка с сомнением оглядел закопченный, зловеще чернеющий в лучах прожекторов корпус:

— Мы легко можем угодить под завал.

Питт усмехнулся:

— Тогда у меня будет достаточно времени, чтобы разгадать до конца этот чертов кроссворд.

— Ага, целая вечность, — хмыкнул Ал. — Ладно, поехали, раз уж тебе не терпится.

Его сарказм был чисто показным. Джордино не задумываясь пошел бы за Питтом даже в преисподнюю. Положив руку на штурвал, он торжественно произнес:

— Веди нас, Вергилий.

Мисти попыталась не обращать внимания на их пикировку, но при мысли о том, что они могут навсегда остаться в глубинах океана, ей стало не по себе.

Прежде чем тронуться с места, Питт решил уточнить у Берча их местоположение. Но с пульта ему никто не ответил.

— Странно, — озадаченно заметил Питт. — Они не откликаются.

— Связь, должно быть, барахлит, — пожал плечами Джордино.

Питт не стал терять время на дальнейшие попытки связаться с контрольным центром. Он проверил количество кислорода в баллонах и работу системы жизнеобеспечения. У них оставался в запасе еще час.

— Продолжай, — распорядился Питт.

Едва заметно кивнув, Джордино медленно ввел субмарину в отверстие.

Обитатели морского дна уже вовсю обживали обломки судна. Они спугнули несколько рыб с длинными, как у крыс хвостами, стаю креветок и нечто похожее на толстого слизняка, извивавшегося в перекореженных руинах.

Выгоревшие внутренности судна выглядели устрашающе. Слабенькое течение не доставляло Джордино особых хлопот, и он легко удерживал «Навигатор» в стабильном положении. По выступавшим из тьмы переборкам можно было определить местоположение палуб. Время от времени Питт сверялся с планом, прикидывая, как лучше подобраться к часовне.

— Поднимись на четвертую палубу, — подсказала Мисти. — Торговая галерея сама приведет нас куда надо.

— Попробуем туда забраться, — согласился Питт.

Не рискуя сбрасывать балласт, Джордино включил винт и начал медленно поднимать субмарину вверх. Как только они добрались до нужной палубы, следуя указаниям Мисти, он снова заставил «Навигатор» зависнуть в нейтральном положении. Они молча рассматривали ярко освещенные прожекторами обломки. Отовсюду торчали оплавленные трубы, свисали электрические провода, напоминающие перепутанные щупальца осьминога.

— Боюсь, обойти никак не получится, — задумчиво заметил итальянец.

— Зачем же обходить, если можно пройти насквозь? — усмехнулся Питт. — Попробуй-ка дотронуться носом вон до тех труб.

Не возражая, Джордино направил лодку к нагромождению изогнутых закопченных труб, свисающих с потолка. При первом же легком соприкосновении трубы рассыпались в прах.

— Как ты догадался? — удивленно спросил Джордино.

— Школьный курс физики. Если металл перекалить в огне, он становится хрупким как стекло.

Они проплыли сквозь обуглившиеся руины торговой галереи. От трехэтажной торговой зоны, где располагались изысканные бутики, ничего не осталось. Только почерневшие и покоробившиеся от жара перегородки указывали на те места, где раньше располагались магазинчики. Джордино аккуратно вел субмарину вперед над грудами обломков, вздымающимися, как горные цепи, покрытые наплывами черной лавы.

Мисти вдруг осознала, что они передвигаются там, где еще недавно фланировали мужья и бегали смеющиеся дети, пока их жены и матери совершали покупки. Она будто воочию увидела их призрачные фигуры, прогуливающиеся по галерее. Большинству пассажиров удалось избежать смерти, и теперь они находились на пути домой, унося с собой воспоминания, которые еще долго будут преследовать их в кошмарах.

— И посмотреть-то не на что, ни одной целой витрины не осталось, — пожаловался Джордино.

— Да, вряд ли эти руины заинтересуют кладоискателей, — кивнул Питт.

— А вот тут позволь с тобой не согласиться, — возразил Джордино. — Сам знаешь, как это бывает. Лет двадцать спустя кто-нибудь заявит, что в корабельном сейфе на дне лежит миллион долларов. Еще через пятьдесят лет пойдут слухи, что там было пятьдесят миллионов долларов. И наконец лет через двести скажут, что лайнер затонул с миллиардом в золотых слитках на борту.

— Заманчивая перспектива, — рассмеялся Питт. — Особенно если не знаешь, что только за минувшее столетие на поиски затонувших сокровищ истратили гораздо больше, чем нашли.

— Но ведь окупились же операции по подъему золота с «Эдинбурга», «Атохи», «Центральной Америки» и еще пары-тройки судов.

— Это всего лишь исключения, только подтверждающие основное правило, — парировал Питт.

— В море полно других сокровищ, куда более ценных, чем золото, — заметила Мисти.

— Да, — согласился Питт, — причем нерукотворных, которые еще только предстоит найти.

Разговоры прекратились, когда несколько упавших балок преградили путь. Джордино осторожно провел «Навигатор» через завал, только слегка поцарапав краску на полозьях.

— Слишком близко, — вздохнул итальянец. — Ума не приложу, как мы будем выбираться отсюда?

— Подходим к часовне, — заявила Мисти.

— Откуда ты знаешь? — удивился Питт.

— Я нашла это место на плане, — ответила Мисти, сосредоточенно изучающая чертеж. — Остановись через тридцать футов.

Лежа на животе, Питт всматривался в донный иллюминатор. Джордино продвинулся еще чуть-чуть, затем остановил субмарину. Аппарат завис как раз над тем местом, где когда-то была часовня. На полу виднелись обгоревшие остатки скамеек.

Питт склонился над пультом управления манипулятором. Легким движением джойстика он опустил его вниз и начал прощупывать обуглившиеся развалины механическими пальцами. Не обнаружив ничего интересного, он повернулся к пилоту:

— Продвинься немного вперед.

Выполнив просьбу, Джордино откинулся в кресле, чтобы немного передохнуть. За годы совместной работы друзья давно научились понимать друг друга с полуслова, а частенько и вовсе обходились без этого. Через полчаса, прощупав почти всю площадь часовни, Питт наконец нашел кое-что интересное. Из кучи пепла он извлек небольшой зеленоватый брусок шести дюймов в длину. Он привлек внимание Питта не только странным цветом, но и тем, что оказался практически неповрежденным.

— У нас остается мало времени, — напомнил Джордино. — Нам едва хватит кислорода, чтобы подняться на поверхность.

— Кажется, нам удалось найти то, что мы искали, — ответил Питт. — Дай мне еще пару минут.

Осторожно подведя манипулятор к странному предмету, Питт захватил его и перенес в корзину. Затем сложил «пальцы» и вернул механическую руку на место.

— Все, финиш, можно отправляться домой.

Джордино осторожно развернул аппарат и медленно повел его обратно по торговой галерее.

Неожиданно раздался глухой удар, и субмарина резко остановилась. Все замерли. От страха Мисти невольно прижала руки к груди. Питт и Джордино переглянулись. У обоих мелькнула мысль, что они застряли и теперь обречены навечно оставаться в этом ужасном месте, но паниковать раньше времени было не в их привычках.

— Ты что, светофора не заметил? — язвительно осведомился Питт.

— Да, на девушек загляделся, — парировал коротышка, спокойный, как удав, сожравший пару кроликов.

Питт поднял голову и посмотрел в верхний иллюминатор:

— Сдается мне, что наша балластная цистерна бодается с какой-то балкой.

— И как это я ее не заметил? — сокрушенно вздохнул Джордино.

— Ты не виноват. Ее здесь не было. Должно быть, сместилась уже после того, как мы прошли этим путем.

Перепуганная Мисти не понимала, как мужчины могут так спокойно рассуждать и даже шутить, когда над ними нависла смертельная опасность. Она не знала, что за долгие годы совместной работы Питту и Джордино доводилось попадать в куда более сложные и опасные переделки. И только чувство юмора и дружеское подтрунивание помогали им сохранять самообладание и отгонять прочь мысли о смерти.

Джордино осторожно подал «Навигатор» назад и вниз. Раздался противный скрежет, и аппарат освободился.

— Не нравится мне эта цистерна, — заметил Питт. — По-моему, у нее крыша поехала.

— Зато теперь в ней столько воды, что никакая протечка не грозит, — ухмыльнулся коротышка.

— Ну и наплевать, всплыть нам это никак не помешает.

Внешне Джордино оставался таким же спокойным, как всегда. Но на самом деле он позволил себе перевести дух и расслабиться только после того, как вывел «Навигатор» из зияющей в борту пробоины. Выбравшись на оперативный простор, итальянец сбросил балласт, и аппарат устремился вверх.

Питт еще раз вызвал «Изыскатель». Снова не услышав ответа, он нахмурился:

— Не понимаю, почему не действует связь, — тихо произнес он, — Почему они до сих пор не справились с неполадками?

— Я так думаю, что это нам опять поганец Мерфи[288] свинью подложил, — философски заметил Джордино.

— А я не верю, что там случилось что-то серьезное, — не поддержала его Мисти, пребывающая в состоянии эйфории и откровенно радующаяся тому, что они наконец поднимаются к поверхности и солнечному свету.

Потеряв надежду связаться с «Изыскателем», Питт выключил камеру и внешнее освещение, чтобы сэкономить энергию аккумуляторов. Потом удобно устроился в своем кресле и принялся за кроссворд. Вскоре он заполнил почти все клетки, осталось только одно неразгаданное слово по горизонтали: «Не верь им, кто знает, что так не бывает». Так и не догадавшись, что это глаза, он решил вздремнуть, чтобы убить время.

Спустя три часа вода снова начала светлеть. В верхнем иллюминаторе показалась сверкающая серебром поверхность океана. Еще через минуту «Навигатор» вынырнул и закачался на волнах. Все с удовольствием прислушивались к их плеску. Питту опять не удалось связаться с «Изыскателем». Поскольку боковые иллюминаторы оставались под водой, он не видел, в какой стороне от них находится судно.

Минут десять они терпеливо поджидали водолазов, которые должны были прикрепить подъемный трос, но никто не появлялся. Все трое терялись в догадках.

— Связи все еще нет, — недоуменно проговорил Питт. — И водолазов не видно. Заснули они все, что ли?

— Может, утонули, пока мы на дне валандались? — высказался Джордино в промежутке между зевками.

— Не говори глупости! — рассердилась Мисти.

Питт покачал головой:

— Маловероятно. Шторма не было, море спокойное. Разве что какая-нибудь местная Несси слопала.

— А давайте попробуем открыть люк, — предложил Джордино.

— Давно пора! — фыркнула Мисти. — Я уже устала дышать мужским потом.

— Посмотрим, что ты теперь скажешь, — обиделся Джордино. Он достал баллончик с освежителем воздуха, обильно опрыскал все вокруг и объявил: — С мужским духом покончено.

Усмехнувшись, Питт полез в узкий переходной лаз, проходивший через поврежденную цистерну. Опасаясь, что люк заклинило от удара, он с силой налег на маховик замка. Однако тот легко стронулся с места, освобождая крышку.

Откинув ее, Питт по пояс высунулся из люка, с наслаждением вдыхая свежий воздух и одновременно осматриваясь, в надежде увидеть если не шлюпку с водолазами, то хотя бы само океанографическое судно. Но море до самого горизонта было совершенно пустынным. «Изыскатель» бесследно исчез, как будто растворился в воздухе.

14

Посторонние появились как раз в тот момент, когда Питт доложил, что «Навигатор» достиг дна. В это время команда занималась повседневными делами, а ученые собрались в центре управления, чтобы помочь обследовать «Изумрудный дельфин». Нападение произошло так неожиданно, что никто на «Изыскателе» не успел понять, что происходит.

Скрестив на груди руки и откинувшись на спинку кресла, Берч наблюдал за мониторами. Стоявший рядом с радаром Дельгадо заметил быстро перемещающееся по экрану пятнышко.

— У нас посетитель, он движется с северо-запада.

— Возможно, это военный корабль, — сказал Берч, не отрывая глаз от монитора, — Мы в доброй паре сотен миль от судоходной трассы.

— Он не похож на военный корабль, — заметил Дельгадо. — Движется на большой скорости и идет прямо на нас.

Удивившись, Берч взял бинокль и вышел на крыло мостика. Пока он всматривался в горизонт, яркая оранжево-белая точка, не снижая скорости, приближалась к «Изыскателю». Никто не предчувствовал опасности.

— Что скажете, сэр? — спросил Дельгадо.

— Большой океанский катер, возможно принадлежащий какой-нибудь нефтяной компании. Судя по кильватерной струе, скоростной, на подводных крыльях. Развивает не меньше тридцати узлов.

— Интересно, откуда он взялся? В радиусе тысячи миль нет ни одной нефтяной вышки.

— Меня интересует другое, зачем мы им понадобились? Можете прочитать на корпусе название или опознать эмблему компании?

— Странно, — тихо ответил Берч. — Все закрашено. Нет ни названия, ни логотипа.

На мостик влетел радист:

— На связи шкипер океанского катера, сэр, — отрапортовал он.

Открыв водонепроницаемый ящик, капитан включил переговорное устройство:

— Капитан Берч, исследовательское судно НУМА «Изыскатель».

— Капитан Уилер, нефтяная компания «Мистраль», катер «Пегас». У вас на борту есть врач?

— Конечно. Какие проблемы?

— У нас тяжелораненый на борту.

— Подойдите поближе, и я пришлю нашего судового врача.

— Лучше мы переправим пострадавшего к вам. У нас нет ни врача, ни аптечки.

Берч посмотрел на Дельгадо:

— Ты все слышал?

— Очень странно, — ответил помощник.

— Мне тоже так кажется, — согласился Берч. — Непонятно, почему на рабочем катере нет врача, а тем более, почему там нет аптечки? Что-то тут не так.

Дельгадо направился к выходу из рубки, бросив на ходу:

— Поставлю четверых у трапа, чтобы помочь втащить носилки.

Катер остановился примерно в пятидесяти ярдах от «Изыскателя». Через несколько минут с него спустили шлюпку с носилками, поставленными поперек бортов. На них лежал чернокожий мужчина, накрытый одеялом. Рядом с ним сидели еще четверо. Подпрыгивая на волнах, шлюпка приблизилась к борту «Изыскателя». Несколько матросов сгрудились у трапа, готовясь принять носилки.

Внезапно трое из сидевших в шлюпке мужчин вскочили на ноги, взбежали на палубу и, грубо расшвыряв в стороны членов экипажа «Изыскателя», втащили носилки за собой. В следующее мгновение «гости» сбросили одеяло и вытащили спрятанные под ним автоматы, направив их на команду исследовательского судна. «Раненый» соскочил с носилок и, подняв автомат, бегом устремился вдоль правого борта к ведущему на мостик трапу.

Берч и Дельгадо мгновенно поняли, что это захват. Если бы вооруженному нападению подверглось коммерческое судно или частная яхта, они тут же вскрыли бы опломбированный контейнер с оружием и начали раздавать его команде. Но по международным законам на исследовательских судах не разрешалось иметь оружие. Поэтому они могли только беспомощно наблюдать за действиями нападающих, один из которых уже поднялся на мостик.

Бандит вовсе не походил на пирата, у него не имелось ни деревянной ноги, ни попугая на плече, ни повязки на глазу. Скорее, он напоминал джентльмена. Тронутые сединой курчавые волосы и темная кожа говорили об афро-американском происхождении, а уверенная манера держаться в сочетании с плотной комплекцией и хорошо развитой мускулатурой выдавали человека, привыкшего повелевать. Чернокожий незнакомец был одет в модную куртку для гольфа и элегантные шорты-бермуды. Демонстрируя показную вежливость, он не стал угрожать Берчу и Дельгадо автоматом, а деликатно направил ствол в небо.

В течение некоторого времени обе стороны внимательно рассматривали друг друга. Затем предводитель бандитов отвернулся от Дельгадо и обратился к Берчу, заговорив по-английски с сильным американским акцентом:

— Полагаю, вы капитан Берч?

— А вы кто такой?

— Не важно, — произнес пират резким, скрипучим голосом. — Надеюсь, вам не придет в голову оказывать сопротивление?

— Скажите хотя бы, какого черта вам понадобилось на моем судне? — потребовал объяснений Берч.

— Мы конфискуем его, — просто ответил бандит, в чьем голосе зазвучали стальные нотки. — Ведите себя тихо, и никто не пострадает.

Берч недоверчиво уставился на него:

— "Изыскатель" принадлежит правительству Соединенных Штатов. Вы не можете просто так ворваться на борт и захватить его.

— Мы можем делать все, что захотим, — подняв оружие, заявил пират. — Вот наши полномочия.

Пока он препирался с Берчем, трое вооруженных мужчин согнали команду «Изыскателя» на палубу. Вскоре шлюпка перевезла еще десять вооруженных бандитов, которые разместились по всему судну.

— Это же форменное безумие! — в негодовании выпалил Берч. — На что вы надеетесь, совершая свое бандитское нападение?

Вожак угонщиков саркастически рассмеялся:

— Вам все равно не понять, так что и гадать не стоит.

Появился вооруженный бандит:

— Сэр, судно зачищено, команда и ученые находятся под стражей в столовой.

— Машинное отделение?

— Ожидают вашей команды.

— Пусть приготовятся дать самый полный и идти заданным мною курсом.

— Вы не сможете уйти далеко, вас все равно поймают, — заявил Дельгадо. — Кроме того, судно не даст больше десяти узлов.

Бандит рассмеялся:

— Десять узлов? Боюсь, вы недооцениваете собственные возможности, мистер. Я знаю, что вы развивали в два раза большую скорость, когда спешили на выручку «Изумрудному дельфину». Однако даже двадцать узлов — это слишком медленно для нас. — Сделав паузу, он указал на свое судно: — Между нами говоря, мы можем дать больше двадцати пяти узлов.

— Куда вы собираетесь отвести «Изыскатель»? — спросил Дельгадо. Берч еще никогда не видел своего первого помощника в такой ярости.

— Это вас не касается, — беззаботно отмахнулся пират. — Капитан, вы можете поручиться, что ваша команда не окажет сопротивления и будет подчиняться моим распоряжениям?

— За вами сила, — спокойно ответил Берч. — А у нас нет ничего, кроме кухонных ножей.

Пока они разговаривали, принесли буксировочный трос и обвязали его вокруг носового кнехта «Изыскателя». Берч сразу занервничал.

— Мы не можем отплыть! — воскликнул он в тревоге. — Только не сейчас.

Бандит уставился на него, пытаясь понять, почему тот так переменился в лице.

— Вы нарушаете наш договор, пытаясь не подчиняться моим командам, — заметил он.

— Вы нас не так поняли, — пояснил Дельгадо. — На дне сейчас работает глубоководный аппарат, на борту которой двое мужчин и женщина. Мы не можем их оставить.

— Мне очень жаль, — безразлично пожал плечами пират, — но им придется добираться до суши самостоятельно.

— Невозможно. Если мы их бросим, они погибнут.

— Разве у них нет связи с внешним миром?

— У них только небольшое портативное радио и подводный акустический телефон, — объяснил Дельгадо. — Они не могут связаться с другим судном или самолетом на расстоянии свыше двух миль.

— Во имя Господа, сэр! — взмолился Берч. — Когда они поднимутся на поверхность и убедятся, что мы исчезли, у них не останется надежды на спасение. Особенно если учесть, что мы находимся в стороне от морских путей. Вы подписываете им смертный приговор.

— Меня это не волнует.

Разъяренный Берч сделал шаг навстречу бандиту, но в его грудь тотчас уперся ствол автомата:

— На вашем месте я не стал бы возражать, капитан.

Сжав кулаки, Берч посмотрел на темнокожего угонщика так, будто тот был сумасшедшим, потом отвернулся и в отчаянии уставился на то место, где в последний раз видел «Навигатор».

— Господь покарает вас, если эти люди умрут, — произнес он ледяным тоном. — И расплата будет ужасной.

— Едва ли Господь захочет марать руки, — равнодушно ответил пират, — а если мне и придется когда-нибудь расплатиться, то уж никак не с вами.

С горечью думая о Питте и Джордино и мучительно осознавая свое бессилие, Берч и Дельгадо могли только признать свое поражение и подчиниться. Они позволили вооруженной страже увести всех в столовую.

Задолго до того как «Навигатор» вернулся на поверхность, «Изыскатель» скрылся за горизонтом в северо-западном направлении.

15

Адмирал Сэндекер так погрузился в работу, что не сразу заметил, как в комнату вошел Руди Ганн и уселся напротив. Этот невысокий человек казался воплощением спокойствия. Полный, лысеющий, в толстых роговых очках и с дешевыми часами на руке, он походил на средней руки чиновника, просиживающего штаны в своем кабинете с кондиционером.

Однако невыразительная внешность Ганна могла обмануть только тех, кто не знал его близко. Закончив академию в Аннаполисе первым по списку, он сделал блестящую карьеру в военно-морских силах. Дослужившись до чина коммандера, по приглашению Сэндекера перешел в НУМА, где стал помощником директора по оперативной работе.

Ганн считался прекрасным специалистом, обладающим исключительной интуицией. В сочетании с редкостной практичностью эти таланты позволяли ему с успехом осуществлять текущее руководство деятельностью НУМА. Близкий друг Питта и Джордино, Ганн частенько поддерживал их авантюрные идеи, не боясь вставать наперекор директивным распоряжениям адмирала Сэндекера.

— Прошу прощения, что явился без приглашения, сэр, но у нас возникли серьезные проблемы.

— Что на сей раз? — спросил Сэндекер, не поднимая головы. — Мы снова вышли из рамок бюджета?

— Боюсь, все гораздо хуже.

Адмирал со вздохом оторвался от своих бумаг:

— Ну давай, докладывай.

— Пропал «Изыскатель» вместе со всем экипажем и научной группой.

На бесстрастном лице Сэндекера не отразилось ни удивления, ни недоумения. Он даже не переспросил вошедшего. Сохраняя ледяное спокойствие, он ждал продолжения.

— На наши запросы по радио и через спутник никто не отвечает, — начал Ганн.

— Можно назвать тысячу и одну причину, почему связь не работает, — оборвал его адмирал.

— Конечно, но существуют и дублирующие системы, — спокойно возразил Ганн. — Так не бывает, чтобы все они отказали одновременно.

— Сколько времени прошло с тех пор, как они выходили на связь в последний раз?

— Десять часов, сэр, — признался Ганн, заранее приготовившийся к неизбежной вспышке гнева.

Сэндекер прореагировал именно так, как ожидалось:

— Десять часов! Согласно моим инструкциям, все спасательные и исследовательские суда, находящиеся на объектах, должны докладывать в центр через каждые два часа.

— Все ваши инструкции выполнялись. Сообщения с «Изыскателя» приходили точно по графику.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Некто, представлявшийся Берчем, выходил на связь каждые два часа и передавал информацию об исследовании обломков «Дельфина». Мы не сразу поняли, что это не он, — только после того, как система идентификации не опознала голос Берча. Кто-то пытался его имитировать. Достаточно грубая подделка, но на первых порах сработала.

Впитывая каждое слово, Сэндекер одновременно продумывал возможные последствия чрезвычайного происшествия, о котором докладывал Ганн.

— Вы отвечаете за свои слова, Руди?

— Абсолютно, адмирал.

— Не могу поверить, что «Изыскатель» и все, кто находился на борту, растворились в воздухе.

Ганн кивнул:

— Получив предупреждение из отдела связи, я взял на себя ответственность и связался с приятелем в Национальном морском метеорологическом агентстве. На фотографиях со спутника видно, что в радиусе тысячи миль от точки, где работал «Изыскатель», нет никаких судов.

— А какая у них погода?

— Ясное небо, ветер десять миль в час, спокойное море.

Пытаясь просчитать все варианты, Сэндекер предположил:

— Судно не иголка, оно не могло исчезнуть просто так. Взрывчатых веществ на борту не было, так что этот вариант отпадает. Может быть, они столкнулись с другим судном?

— Они находились в стороне от регулярных линий, поблизости не было никого.

— И еще поддельный голос, который регулярно выходил в эфир. — Адмирал пристально посмотрел на Ганна. — Руди, ты пытаешься уверить меня в том, что «Изыскатель» похитили?

— Все сходится, сэр, — развел руками Ганн. — Разве что их потопила неизвестная подводная лодка. Но это уже, пожалуй, из области фантастики. Скорее всего, их захватили и увели до того, как это место сфотографировал метеорологический спутник.

— Но если судно захвачено, то кем? И куда его угнали? Как оно могло исчезнуть за каких-то десять часов? На испытаниях «Изыскатель» показывал максимальную скорость в пятнадцать узлов. Вряд ли он смог уйти дальше, чем на сто пятьдесят миль.

— Это мой промах, — нехотя признал Ганн. — Надо было сразу затребовать дополнительные снимки. Но я сделал запрос лишь после того, как узнал о выходе на связь самозванца. Мысль об угоне пришла мне в голову в последнюю очередь.

Откинувшись в кресле, Сэндекер закрыл лицо руками и надолго задумался. Потом спросил:

— А где Питт и Джордино?

— Согласно последнему докладу, полученному мной лично от капитана Берча, Питт и Джордино уже заняли свои места на борту «Навигатора» и собирались опуститься на место аварии.

— Ерунда какая-то! — взорвался Сэндекер. — Кто осмелится похитить правительственный корабль Соединенных Штатов в Тихом океане? Там нет ни войн, ни революций. Я не могу понять, кому и зачем все это понадобилось?

— Я тоже.

— Вы связались с австралийским и новозеландским правительствами с просьбой организовать интенсивный поиск?

Ганн кивнул:

— Они подтвердили готовность сотрудничать с нами. Все суда в том районе получили указание изменить курс и начать прочесывать акваторию.

— Любым способом достаньте самые подробные снимки этой части Тихого океана. Чтобы ни один квадратный дюйм не остался неохваченным. «Изыскатель» должен найтись. Я не верю, что он утонул.

Ганн поднялся со стула и направился к двери.

— Все будет сделано, сэр.

Какое-то время после его ухода Сэндекер оставался в неподвижности, рассматривая фотографии, покрывающие одну из стен кабинета. Его взгляд задержался на цветном снимке Питта и Джордино, пьющих шампанское прямо из горлышка у трапа подводной лодки. Они праздновали находку и подъем принадлежащего китайскому правительству корабля с сокровищами, обнаруженного в озере Мичиган. Адмирал машинально отметил, что нахальный итальянец курит на фото одну из его любимых сигар. Всех троих связывала настоящая мужская дружба. Питт и Джордино заменили Сэндекеру сыновей, которых у него никогда не было. Даже в страшном сне он не смог бы представить их мертвыми.

Повернувшись в кресле, адмирал уставился в окно своего кабинета на верхнем этаже здания НУМА, выходящее на реку Потомак.

— В какую же передрягу угодили эти сумасшедшие парни на сей раз? — прошептал он чуть слышно.

16

Обнаружив, что «Изыскатель» растворился в океанских просторах, Питт, Джордино и Мисти мужественно решили не поддаваться панике. Поскольку на поверхности отсутствовали нефтяные пятна и плавающие обломки, они здраво рассудили, что он просто отошел куда-то и вскоре вернется. Они устроились поудобнее в тесном пространстве пассажирского отсека подлодки и стали ждать, временно сосредоточившись на проблеме собственного выживания.

Прошла ночь, а за ней еще день. Солнце поднялось и опустилось дважды, но «Изыскатель» так и не объявился. Забеспокоившись, они стали подозревать худшее. Час за часом они обшаривали взглядами бесконечный горизонт и не видели ничего, кроме зеленого моря и голубого неба. Бортовой датчик системы позиционирования показал, что их сносит на юг, в сторону от морских путей. Все трое прекрасно понимали, что надежды на спасение тают с каждым часом.

Чтобы заметить надводную часть «Навигатора», проходящий корабль должен был подойти к ним почти вплотную. Их радиомаяк действовал в радиусе двадцати миль, но его сигнал мог уловить только навигационный компьютер «Изыскателя». На идущем мимо судне или пролетающем самолете его вряд ли смогут опознать. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь случайно окажется в радиусе двух миль и поймает сигнал бедствия, непрерывно подаваемый их портативной радиостанцией.

Прежде всего надо было позаботиться о пресной воде. К счастью, время от времени налетали шквалы с дождем. Тогда они растягивали над люком виниловое покрытие с пола. Собранную воду аккуратно сливали в бутылки от минералки, захваченные с «Изыскателя» и давно опустевшие.

После того как закончился запас сэндвичей, принялись ловить рыбу. Используя инструменты, которые обычно хранились на борту на случай экстренного ремонта, Питт изготовил несколько крючков. Мисти использовала все свое мастерство, чтобы сделать красочную приманку из того материала, что имелся под рукой.

Леску сплел Джордино, сняв несколько ненужных проводов. Забросив удочки, удалось поймать трех рыбешек, которых Мисти классифицировала как макрель-фрегат. Порезав добычу на куски, их использовали как наживку для более крупных экземпляров. Спустя десять часов у них образовался небольшой запас рыбы, очищенной от чешуи и выпотрошенной Мисти. Они съели ее сырой, как суши, до последнего кусочка. Рыба оказалось безвкусной, но никто не жаловался: голод утолить удалось, а все остальное уже не так важно.

Устав выдвигать бесконечные теории о возможной судьбе «Изыскателя» и его команды, они оставили это бесплодное занятие и принялись обсуждать все на свете — от политики и еды до современной морской технологии. Чтобы развеять скуку, годились любые темы. Время от времени кто-нибудь выбирался из люка, чтобы собрать воду, закинуть удочки и окинуть взглядом горизонт в поисках проходящего судна. Оставшиеся внутри насаживали наживку на крючки и принимали бутылки с водой.

Найденный среди обломков «Дельфина» зеленоватый брусок осторожно вынули из корзины и поместили в полиэтиленовый пакет. Не зная, чем себя занять, они проводили бесконечные часы, обсуждая его химический состав.

— Как далеко нас отнесло? — наверное, в сотый раз спросила Мисти, обращаясь к Питту и заслоняя глаза от яркого света, падавшего из люка.

— Со вчерашнего дня почти на тридцать две мили на юго-запад, — ответил Питт.

— С такой скоростью мы через полгода доберемся до Южной Америки, — мрачно пошутила Мисти.

— Или до Антарктиды, — пробурчал итальянец.

— Там мы уже бывали, — возразил Питт. — Никогда не стремился проводить отпуск дважды в одном и том же месте.

— Я передам твои пожелания ветру и течениям.

— Может, попробуем смастерить парус из покрытия пола, — предложила Мисти.

— Известно, что девяносто пять процентов массы субмарины находится под водой. Конструкторы как-то не рассчитывали, что она станет плавать под парусами.

— Интересно, знает ли адмирал Сэндекер о нашем положении, — пытаясь говорить спокойно, продолжила Мисти.

— Думаю, да, — уверенно ответил Питт. — Готов поклясться, что он мечет громы и молнии и уже начал поисково-спасательную операцию.

Джордино, прикорнувший в кресле и мысленно воображающий среднепрожаренный бифштекс, лениво бросил:

— Отдал бы свое годовое жалованье, лишь бы узнать, где сейчас находится «Изыскатель»?

— Нет смысла толочь воду в ступе, — заявил Питт. — Мы не найдем разгадку, пока не выберемся отсюда.

Четвертый день вынужденного дрейфа оказался на редкость пасмурным и душным. Все валилось из рук, но повседневные заботы о пропитании не позволяли расслабиться. Собирали воду, ловили рыбу, наблюдали за горизонтом. Каждый выстаивал двухчасовую вахту. Поскольку башня люка выступала над водой только на четыре фута, даже при небольшом волнении вахтенный промокал до нитки.

Джордино сбросил весь балласт, но эта операция почти не сказалась на осадке. Маленькую подлодку достаточно сильно качало, но, к счастью, ее команда не страдала от морской болезни. Ведь все трое провели почти полжизни в море.

Расщепив с помощью армейского ножа пластиковую дощечку с зажимом, которую Мисти обычно использовала, чтобы делать записи, Питт смастерил небольшое копье. Во время своего дежурства Джордино загарпунил трехфутовую акулу. Закатили пиршество, допив последнюю пинту воды.

Во время вахты Мисти в миле от дрейфующей субмарины пролетел самолет. Она изо всех силразмахивала пластиком с пола, но с самолета ее не заметили и пролетели мимо.

— Это был спасательный самолет! — расплакалась Мисти, не в силах больше сдерживаться. — Он летел прямо над нами и все равно нас не заметил.

— Для него мы просто пятнышко, — напомнил ей Питт.

Джордино кивнул:

— Чтобы заметить нас, они должны были лететь на высоте не более пятисот футов. Верхушка люка слишком маленькая, ее трудно увидеть. Все равно что разглядеть коровью лепешку на лугу.

— Или пенни на поле для гольфа, — добавил Питт.

— Тогда как же они вообще рассчитывают нас обнаружить? — всхлипывая, спросила Мисти.

Питт улыбнулся и крепко обнял ее, пытаясь ободрить:

— Согласно среднестатистическим данным, они просто обязаны найти нас.

— Кроме того, — вклинился итальянец, — мы с тобой везунчики, верно, напарник?

— Как правило. Хотя я мог бы напомнить о паре-тройке исключений.

Смахнув слезы, Мисти поправила блузку и шорты и провела рукой по коротко остриженным волосам.

— Простите меня. Я не должна была так расклеиваться.

Следующие несколько дней Питт и Джордино напряженно раздумывали, как выбраться из этого нелепого положения. Еще три самолета пролетели мимо, так и не заметив их. Питт попытался связаться с ними по радио, но они оказались вне пределов досягаемости. Мысль о том, что спасатели обшаривают море, но не могут их найти, приводила в отчаяние. Оставалось только верить, что адмирал Сэндекер использует все свое влияние, чтобы организовать хорошо оснащенную поисковую экспедицию.

Перед закатом нависавшие над ними весь день серые облака куда-то уплыли. Сумеречное небо сверкало всеми цветами радуги — от оранжевого на востоке до пурпурно-голубых переливов на западе. Дежурил Джордино. Быстро оглядев горизонт в десятый раз за вечер и не заметив ничего утешительного, он решил немного вздремнуть. Коротышка-итальянец обладал уникальной способностью спать урывками, автоматически просыпаясь через каждые пятнадцать минут.

Джордино разбудил шум. Это была музыка. Вначале он подумал, что ослышался. Высунувшись из люка, он набрал пригоршню морской воды и выплеснул ее себе в лицо. Музыка продолжала звучать. Теперь он мог даже определить мелодию. В ночи раздавались звуки вальса. Похоже было на «Сказки венского леса» Штрауса.

Потом он увидел свет. Он напоминал свет звезды, но медленно перемещался по дуге вдоль западного горизонта. Хотя ночью почти невозможно определить на глаз расстояние, Джордино готов был поклясться, что до источника музыки и света не больше четырехсот ярдов.

Нырнув в люк, итальянец схватил фонарик и снова вскарабкался наверх. Теперь он отчетливо видел смутный силуэт небольшого судна со светящимися квадратными иллюминаторами. Он принялся мигать фонариком так часто, как только позволяли мышцы пальцев, одновременно вопя во всю глотку:

— На помощь! Мы здесь!

— Чего орешь? Что случилось? — послышался снизу голос Питта.

— Какая-то яхта! — крикнул в ответ Джордино. — Надеюсь, она подойдет к нам!

— Пусти ракету, — возбужденно подсказала Мисти.

— У нас нет ракет. Мы ведь уходили только на день и рассчитывали подняться поблизости от «Изыскателя», — спокойно объяснил ей Питт.

Не выказывая волнения, он сел за рацию и принялся вызывать яхту на пяти разных частотах.

Мисти не терпелось увидеть, что происходит наверху, но на башне люка мог разместиться только один человек. Поэтому она просто сидела рядом, дрожа от нетерпения и оживленно реагируя на попытки Питта связаться с судном. Одновременно Мисти прислушивалась к голосу Джордино, продолжавшему кричать и подавать световые сигналы.

— Они нас не видят! — простонал Джордино в промежутке между призывами о помощи и яростными взмахами фонарика. — Свет слишком слабый. Батареи вот-вот сядут. Они проходят мимо!

— Алло, на яхте, отзовитесь пожалуйста, — раз за разом монотонно твердил в микрофон Питт.

Ответа не было.

Постепенно ими овладело отчаяние. Джордино наблюдал за тем, как огни начали исчезать в темноте. На проходившем мимо судне никого не было видно. С тяжелым сердцем он следил за тем, как оно продолжает двигаться на северо-восток.

— Так близко и так далеко, — уныло пробормотал Джордино.

Неожиданно из радиопередатчика послышался мужской голос:

— С кем я разговариваю?

— С потерпевшими кораблекрушение, — коротко ответил Питт. — Вы прошли совсем рядом. Пожалуйста, дайте обратный ход.

— Держитесь. Я иду.

— Оно поворачивает! — радостно закричал Джордино. — Оно возвращается.

— С какого борта вы находитесь? — спросил голос.

— Ал! — громко позвал напарника Питт. — Ему нужны наши координаты.

— Скажи, чтобы повернул влево на двадцать градусов.

— Поверните влево на двадцать градусов, и вы нас увидите, — передал сообщение Питт.

Спустя минуту голос произнес:

— Теперь я вас вижу; тусклое желтое пятно примерно в ста ярдах прямо по ходу.

* * *

Шкипер приближающейся яхты включил бортовые огни. Луч прожектора пробежал по волнам и осветил Джордино, который продолжал, как сумасшедший, махать фонариком.

— Не волнуйтесь, — снова раздался голос. — Я пройду над вами и остановлюсь, как только моя корма поравняется с вашей надстройкой. Потом сброшу трап, чтобы вы смогли подняться на борт.

— Как это, пройдете над нами? — изумленно переспросил Питт. — Что вы имеете в виду?

Вместо ответа он услышал отчаянный вопль Джордино:

— Дирк, внимание! Этот псих прет прямо на «Навигатор». Похоже, хочет нас потопить!

Питт с ужасом подумал, что они во власти маньяка, жаждущего их смерти. Возможно, из той же шайки, что пыталась уничтожить Келли Иген. Он обнял Мисти.

— Держись за меня в случае столкновения. Когда мы начнем тонуть, ныряй в люк. Я постараюсь тебя вытолкнуть.

Она попыталась что-то сказать, но потом просто спрятала лицо у него на груди и доверчиво прижалась всем телом.

— Ал, предупреди нас, когда столкновение станет неизбежным, — приказал он Джордино. — Потом прыгай сам!

Ошеломленный итальянец всматривался в надвигающееся на них ярко освещенное судно. На всякий случай он приготовился последовать совету Питта. Он никогда не видел яхту такой странной конструкции. По очертаниям она напоминала гигантскую манту с широко разинутой пастью. Верхняя палуба изгибалась наподобие арки, увенчанной круглой рубкой. Только теперь Джордино догадался, что видит катамаран.

Страх быть раздавленным сменился чувством огромного облегчения, когда поплавки катамарана обошли корпус субмарины с двух сторон с зазором более пяти футов. Постепенно замедляя ход, яхта остановилась, зависнув своей кормовой частью прямо над «Навигатором». Вновь обретя прежнее присутствие духа, Джордино ухватился за нижнюю ступеньку опустившегося в двух футах от него легкого хромированного трапа. Только теперь он вспомнил, что надо успокоить Питта и Мисти:

— Все в порядке, друзья. Это катамаран. Мы как раз под его кормой.

Мисти вылетела из люка, как пробка из бутылки шампанского. Птицей взлетев по трапу, она была просто поражена открывшимся ее взору великолепием. Изящные столики, легкие кресла, мягкие диванчики, драпировка, ковры — все свидетельствовало о незаурядном вкусе и богатстве владельца яхты.

Прежде чем подняться на борт катамарана, Питт проверил радиомаяк, потом закрыл и задраил за собой люк. В течение нескольких минут они оставались на палубе одни. Ни команда, ни пассажиры не появлялись. Яхта двинулась вперед. Пройдя две сотни ярдов, она замедлила ход и легла в дрейф. Из рубки спустился человек.

Это был крупный мужчина, приблизительно одного роста с Питтом, только фунтов на пятнадцать тяжелее и лет на тридцать старше. Взлохмаченные седые волосы и борода делали его похожим на старую портовую крысу. Оглядев свой улов блеснувшими весельем зеленовато-голубыми глазами, он расплылся в гостеприимной улыбке.

— Вообще-то я рассчитывал увидеть кого-то одного, — заметил незнакомец. — Никак не ожидал, что на таком маленьком спасательном плоту уместятся трое.

— Это не спасательный плот, — поправил Питт, — а исследовательская глубоководная субмарина.

Старик хотел что-то возразить, но передумал и только развел руками:

— Как скажете, вам виднее... И чем же вы занимались, если не секрет?

— Мы исследовали обломки затонувшего круизного лайнера, — объяснила Мисти.

— Да-да, «Изумрудный дельфин». Я слышал об этом по радио. Ужасная трагедия. Удивительно, что столько людей спаслось.

Питт не стал распространяться об их роли в спасательных работах, просто коротко сообщил, как случилось, что они потерялись в море.

— Вашего судна не было, когда вы всплыли? — с удивлением спросил мужчина.

— Да, оно исчезло, — подтвердил Джордино.

— Нам нужно обязательно связаться с нашей штаб-квартирой в Вашингтоне и сообщить директору НУМА, что мы живы. Надеюсь, вы разрешите воспользоваться вашей рацией?

Шкипер кивнул:

— Конечно. Поднимайтесь в рулевую рубку. У меня и рация есть, и спутниковый телефон. А если захотите, можете даже отправить сообщение по электронной почте. На моем «Барвинке» самая совершенная система связи, какую только возможно установить на яхте.

Питт с интересом рассматривал забавного дедка, чье лицо показалось ему смутно знакомым.

— По-моему, мы с вами где-то встречались?

— И мне так кажется.

— Меня зовут Дирк Питт. — Он обернулся к остальным. — Мои товарищи по несчастью: Мисти Грэхем и Ал Джордино.

Обменявшись с ними дружеским рукопожатием, владелец катамарана приветливо улыбнулся Питту:

— А мое имя Клайв Касслер.

17

Первым нарушил молчание Питт:

— Нам здорово повезло, что вы нас услышали...

— Как хорошо, что вы оказались рядом! — подхватила Мисти. Она не скрывала радости, выбравшись из тесной подлодки.

— Я совершаю кругосветное путешествие, — пояснил Касслер. — В последний раз заходил в порт Хобарт в Тасмании, откуда отправился в Папеэте на Таити. Но теперь я думаю, что мне лучше сделать крюк и высадить вас на ближайшем острове, где есть аэропорт.

— Что за остров? — поинтересовался Джордино.

— Раротонга.

Питт рассеянно оглядел роскошный салон:

— А где же ваш экипаж, сэр?

— Я плаваю один, — ответил Касслер.

— На такой большой моторной яхте?

Касслер улыбнулся:

— "Барвинок" — не совсем обычная яхта. Благодаря автоматической системе управления и компьютерам, она способна ходить по морям и океанам практически самостоятельно. Так обычно и происходит, я стараюсь не вмешиваться.

— Если можно, я предпочел бы позвонить по вашему спутниковому телефону, — попросил Питт.

— Разумеется. Пойдемте со мной.

Касслер провел гостей в рубку. Никому из сотрудников НУМА не доводилось видеть ничего подобного. Стены и потолок рубки из тонированного стекла обеспечивали полный круговой обзор. Необычным оказалось и оборудование. Здесь не было ни штурвала, ни переключателя скоростей, ни традиционных навигационных приборов.

Перед пультом с несколькими экранами и жидкокристаллическим монитором стояло большое кресло с широкими поручнями. В правом располагался пульт управления компьютерной системой, в левом — джойстик. Довершали интерьер элегантные ореховые панели и толстый ворсистый ковер.

Касслер пригласил Питта сесть в кресло:

— Спутниковый телефон вмонтирован в правую панель. Нажмите голубую кнопку и вы сможете разговаривать и слышать вашего собеседника даже на другом конце света.

Питт поблагодарил Касслера и набрал личный номер Сэндекера в штаб-квартире НУМА. Как обычно, адмирал сразу же поднял трубку.

— Сэндекер.

— Сэр, это Дирк Питт.

Потянулась долгая пауза. Потом снова послышался голос адмирала, непривычно дрожащий от волнения:

— Ты жив, с тобой все в порядке? А где Ал?

— И Ал, и Мисти Грэхем рядом со мной.

Питт услышал, как адмирал облегченно вздохнул:

— У меня в кабинете Руди. Переключаю на аудиорежим.

— Дирк! — загромыхал в трубке голос Руди Ганна. — Ты даже не представляешь, как я рад тебя слышать. Мы подняли все спасательные команды в Австралии и Новой Зеландии, чтобы найти тебя и судно.

— К счастью, нас подобрала проходившая мимо яхта.

— Разве вы не на «Изыскателе»? — вмешался Сэндекер.

— Мы были на дне, у обломков «Дельфина», а когда поднялись, обнаружили, что они исчезли.

— Тогда ты ничего не знаешь?

— Не знаю чего?

— Мы до конца не уверены, но очень похоже, что «Изыскатель» угнали.

— Вы знаете, кто?

— Пока нет. Но несколько дней назад наша опознавательная система выявила, что кто-то передает сообщения в штаб-квартиру НУМА, имитируя голос капитана Берча.

— Когда мы спустились, все было в порядке, но позже связь прервалась.

— В последнем докладе настоящего капитана Берча говорилось, что «Навигатор» готов к погружению. Теперь понятно, что бандиты захватили их, пока вы находились на дне.

— Вам известно, куда они подевались? — спросил Джордино.

— Нет, — признался Ганн.

— "Изыскатель" не мог испариться, — убежденно заявила Мисти. — Не инопланетяне же его утащили!

— Мы не можем исключить, что его потопили, — с горечью проговорил Сэндекер, хотя все его существо восставало при одной мысли о том, что вся команда могла погибнуть.

— Но почему? — спросил Джордино. — Зачем понадобилось захватывать океанографическое судно? На его борту нет ничего ценного. «Изыскатель» нельзя использовать для контрабанды. Он слишком тихоходный, и его легко опознать. Не вижу причины.

— Есть причина! — невольно вырвалось у Питта. — Это те самые люди, которые устроили пожар на «Изумрудном дельфине», а затем потопили его, чтобы скрыть следы поджога.

— Вы что-нибудь нашли? — быстро спросил Ганн.

— Причину гибели «Дельфина» можно считать выясненной. Заложенными в разных местах зарядами его корпус разорвало на три части. У нас нет сомнений в том, что его специально отправили на дно в одном из самых глубоких мест впадины Тонга.

— Насколько мне известно, — заметил Сэндекер, — он едва не уволок за собой буксир.

— Они рассчитывали надежно спрятать «Изумрудный дельфин» под слоем воды в двадцать тысяч футов толщиной... — начал Джордино.

— ... но не предусмотрели, что поблизости окажется наше судно с парой субмарин на борту, способных погрузиться на такую глубину, — закончил Руди Ганн.

В глазах Мисти блеснули слезы, голос предательски задрожал.

— Но если эти негодяи ни перед чем не останавливаются, тогда, выходит, они и «Изыскатель» со всем экипажем могли... могли...

На яхте воцарилась тишина, молчали и в десяти тысячах миль от нее в Вашингтоне. Никто не сомневался, что безжалостные мерзавцы, хладнокровно уничтожившие огромный круизный лайнер, не колеблясь ни минуты, поступят так же с исследовательским судном и его командой, если это им будет выгодно.

Питт молча прикидывал в голове различные варианты развития событий. Здравый смысл подсказывал, что пираты вряд ли пойдут сейчас на крайние меры. «Изыскатель» и его экипаж еще могут пригодиться им хотя бы в качестве заложников. Придя к такому выводу, он обратился к Ганну:

— Руди?

Сняв очки, тот протирал линзы кусочком замши:

— Да?

— Я вот что думаю. Если бандиты собирались просто уничтожить «Изыскатель», какой им смысл его угонять? Ты говоришь, они пытались сфальсифицировать голос Берча. Зачем это было нужно делать, если судно уже потопили?

— Но где же он тогда, если не на дне? — возразил Ганн. — Мы обследовали каждый квадратный дюйм на тысячи миль вокруг!

— Между прочим, поднявшись на поверхность, мы не нашли ни обломков, ни мусора, ни масляных пятен. Кроме того, находясь под водой, не зафиксировали шума от соприкосновения с грунтом какого-либо массивного тела. Я считаю, что они захватили судно и всех, кто был на борту, в качестве заложников на тот случай, если что-то пойдет не так.

— Значит, они еще не уверены, что им удалось скрыться незамеченными и их никто не преследует, — продолжил Ганн. — Но как только они в этом убедятся, они уничтожат их всех.

— Мы не можем этого допустить, — расстроилась Мисти. — Если то, о чем говорит Руди, реально, у нас остается совсем немного времени, чтобы их спасти.

— Знать бы еще, где их искать? — вздохнул Сэндекер.

— Но вы нашли хоть какие-нибудь следы «Изыскателя»? — уточнила Мисти.

— Никаких.

— А бандитского судна?

— Увы, — снова вздохнул адмирал.

— Готов держать пари, что знаю, как их найти и где, — неожиданно заявил Питт.

Сэндекер и Ганн, сидя напротив друг друга в далеком вашингтонском кабинете, молча переглянулись.

— И в каких же водах ты собираешься закинуть удочку? — осторожно осведомился адмирал.

— Прежде всего, надо расширить зону поисков, — ответил Питт.

— Обоснуй, пожалуйста, — заинтересовался Ганн.

— Предположим, что на первоначальном этапе оба судна, пиратское и наше, оказались вне зоны видимости спутниковых камер, захватывающих сравнительно небольшую территорию.

— Предположим, — согласился Сэндекер.

— На следующем витке вы, естественно, расширили зону поиска. Так?

— Именно так, — признал Ганн.

— И опять не обнаружили никаких следов.

— Ни малейших.

— Отсюда следует, что мы не знаем, где находится «Изыскатель», зато знаем точно, где его нет.

Сэндекер провел рукой по аккуратной бородке:

— Что-то я не пойму, куда ты клонишь?

— Я тоже, — поддержал адмирала Руди Ганн. — Скорость «Изыскателя» не больше пятнадцати узлов. Он никак не должен был выйти из зоны захвата спутниковой камеры.

— Во время марш-броска к горящему лайнеру, — пояснил Питт, — наш механик разогнал двигатель до двадцати узлов. Признаю, что это натяжка, но, если у пиратов мощное, быстроходное судно, они могли взять «Изыскатель» на буксир и увеличить его скорость, скажем, еще на шесть узлов.

В голосе Сэндекера появились скептические нотки:

— Не проходит твоя версия, Дирк. Мы увеличили радиус охвата до тысячи двухсот миль, но по-прежнему ничего не обнаружили.

Питт выложил последнюю карту:

— Верно, но вы искали на воде.

— А где же мы должны были искать? — удивленно спросил Сэндекер.

— А ведь Дирк прав, — задумчиво произнес Ганн. — Мы не догадались направить камеры на сушу.

— Простите, что вмешиваюсь, — неожиданно заговорил Джордино, — но о какой суше идет речь? Ближайший от того места, где затонул круизный лайнер, массив — это северная оконечность Новой Зеландии.

— А вот и не угадал, — усмехнулся Питт, наслаждаясь произведенным эффектом. — Есть еще острова Кермадек. До них не больше двухсот морских миль на север; со скоростью в двадцать пять узлов туда можно дойти за восемь часов.

Он обернулся и посмотрел на Касслера:

— Вам доводилось бывать на островах Кермадек?

— Как-то раз я обошел вокруг них, но на берег сходить не стал, — ответил старик. — Там и смотреть-то особенно не на что. Три небольших островка и скала Л'Эсперанс. Самый крупный — остров Рауль. Это нагромождение скал вулканического происхождения площадью в тридцать квадратных миль с горой Мумукаи в центре.

— Там кто-нибудь живет?

— Он необитаем. Там есть только автоматическая метеостанция. Ученые посещают ее раз в полгода, проверяют оборудование и производят ремонт, если нужно. Постоянно там живут только козы и крысы.

— Гавань, чтобы поставить на якорь небольшое судно, там имеется?

— Имеется лагуна, — ответил Касслер, — в которой можно разместить два или даже три судна средних размеров.

— Как насчет маскировки?

— Рауль покрыт буйной растительностью. Лес по берегам лагуны очень густой. Вполне можно спрятать парочку небольших судов.

— Вы все слышали? — спросил Питт.

— Слышали и поняли, — откликнулся заметно повеселевший Сэндекер. — Попрошу, чтобы следующий спутник при прохождении над этой частью Тихого океана направил камеры на Кермадек и произвел подробную съемку местности. Как мне связаться с вами?

Питт хотел попросить у Касслера номер, но тот уже написал несколько цифр на клочке бумаги и передал ему. Сообщив его Сэндекеру, Питт выключил мобильник.

— Вы не могли бы подбросить нас к островам Кермадек, мистер Касслер? — вежливо осведомился он:

Зеленовато-голубые глаза шкипера оживились и заблестели:

— Вы что-то задумали?

— У вас, случайно, не завалялась где-нибудь бутылка текилы?

Касслер торжественно кивнул:

— Конечно. Я берегу ее для особых случаев. Небольшой глоток голубой агавы возвращает мне силу и энергию.

После того как мужчины наполнили бокалы текилой (Мисти предпочла «Маргариту»), Питт посвятил Касслера в свой замысел. Правда, сообщил он ему далеко не все подробности, а только то, что счел уместным в данных обстоятельствах. В конце концов, решил он, окинув взглядом элегантную яхту, ни один человек в здравом уме не станет рисковать таким прекрасным судном, ввязываясь в столь опасное мероприятие.

18

Остров Рауль имел вулканическое происхождение и представлял собой неправильный усеченный конус. У подножия пологого склона образовалась глубокая лагуна, соединяющаяся с открытым морем узкой горловиной. Оливиновые скалы придавали прибрежным водам зеленоватый оттенок. Черные базальтовые утесы высились над узкой полоской песчаного пляжа, подковой охватывающего почти всю лагуну и окаймленного стройными рядами кокосовых пальм. Поскольку с обеих сторон горловины вздымались почти отвесные скалы, с моря просматривалась лишь небольшая часть лагуны.

На одном из скальных уступов, нависающих над западной стороной прохода, пряталась небольшая сторожка. Внешне она выглядела как обычная туземная хижина из пальмовых листьев. Но листья служили для маскировки. На самом деле за ними скрывались толстые бетонные стены.

Внутри работали кондиционеры, поэтому окна были наглухо закрыты.

В комфортабельном маленьком домике, больше похожем на укрепленный дот, размещался охранник, наблюдающий за заливом в огромный бинокль, установленный на вращающейся турели. Он должен был предупреждать о появлении любых судов в непосредственной близости от острова.

Охранник расположился в мягком удобном кресле перед экраном монитора. К его услугам были также радио, музыкальный центр и видеомагнитофон. Он непрерывно курил, в пепельнице на столе высилась гора окурков. На стеллаже у противоположной стены размещались четыре ручных ракетомета и два автомата. Имея под рукой подобный арсенал, охранник мог без труда потопить любой корабль, который попытался бы войти в лагуну.

Равнодушно всматриваясь в сверкающее море, он потирал рукой подбородок, заросший щетиной. Когда-то он служил в спецназе, а потом его нанял на службу человек, представившийся сотрудником отдела безопасности местного филиала крупной международной корпорации, о которой новоиспеченный наемник ничего не знал и не хотел знать. Сфера интересов компании охватывала весь мир. Иногда защита этих интересов оказывалась сопряженной с убийствами, но ему платили, и платили щедро. Все прочее охранника ни чуточки не волновало.

Лениво зевнув, он поменял диск в СД-ромном проигрывателе. Не отличаясь постоянством вкуса, охранник мог слушать все подряд — от классики до мягкого рока. Потянувшись к клавише, он внезапно уловил краем глаза какое-то движение со стороны моря.

Выглянув в окошко, наемник увидел какое-то судно, окрашенное в белый и голубой цвета, быстро движущееся по направлению к острову. Наведя бинокль, он разглядел яхту необычной формы. Ничего подобного видеть ему еще не приходилось. Это был катамаран, состоящий из двух корпусов. Он напоминал пару соединенных вместе коньков, над которыми возвышалась круглая рубка. По всей видимости, на яхте стоял очень мощный двигатель, потому что скорость ее составляла порядка сорока узлов. Протерев глаза, охранник снова приник к окулярам бинокля.

Лодка была не менее семидесяти футов длиной. Охранник не мог решить, нравится ему ее дизайн или нет. И все же чем больше он ее изучал, тем более элегантной и экзотической она ему казалась. На верхней открытой палубе двое, мужчина и женщина, возлежали в мелком бассейне, пили из высоких бокалов и смеялись. За зашторенными окнами он не обнаружил следов других членов экипажа или пассажиров.

Охранник включил радиопередатчик и начал докладывать:

— Это Пират. У меня появилась частная яхта. Движется с северо-запада.

— С севера-запада? — уточнил чей-то скрипучий голос.

— Возможно, совершает круиз из Таити в Новую Зеландию.

— На ней есть пушки или вооруженные люди?

— Нет, это прогулочная яхта.

— Она не выглядит угрожающе? — продолжал расспросы невидимый собеседник.

— Кому может угрожать голая парочка в бассейне?

— Яхта идет по направлению к каналу?

— Кажется, она собирается пройти мимо.

— Продолжайте наблюдение и докладывайте о любом подозрительном движении. Если она повернет в канал, вам известно, что делать.

Охранник покосился на ракетометы:

— Конечно. Жаль только уничтожать такую прекрасную игрушку.

Развернувшись на стуле, он снова направил бинокль на яхту. Он почти перестал беспокоиться, поскольку та продолжала свой путь, не приближаясь к острову. Охранник наблюдал до тех пор, пока она не превратилась в крошечную точку, исчезнувшую вдали. Потом снова доложил:

— Это Пират. Яхта исчезла. Похоже, она бросила якорь в открытой лагуне на южной оконечности острова Маколи.

— Тогда она нам не опасна.

— Похоже на то.

— Когда стемнеет, понаблюдай за ее огнями и убедись, что она остается на месте.

— Наверное, они там встали на ночь, а ее пассажиры собираются устроить барбекю. Скорее всего, это яхтсмены, совершающие круиз по Тихому океану.

— Слетаю на разведку на вертолете. Выясню, не ошибаешься ли ты.

* * *

Мисти и Джордино вовсе не купались нагишом в бассейне с подогретой водой. Надев одолженные у Касслера гидрокостюмы, они просто изображали влюбленную парочку. Пока «Барвинок» шел вдоль крутых береговых скал острова Рауль, они лежали в бассейне и потягивали через соломинки охлажденный кампари. Касслеру и Питту повезло меньше.

Разложив на коленях карту, Касслер сидел в рулевой рубке. Всматриваясь в экран эхолота, он исследовал дно на подходе к острову. Множество острых коралловых рифов могли разрезать корпуса поплавков катамарана, как картон. Хуже всего пришлось Питту. Обливаясь потом, он лежал на нижней палубе, накрытый грудой подушек и простыней. Мощной телекамерой Питт снимал домик охранника на вершине скалы прямо над входом в канал.

Как только яхту поставили на якорь, все собрались в салоне, чтобы посмотреть видеозапись. Когда Питт вставил кассету, они увидели, как в окне сторожки появился охранник. Хотя удалось разглядеть не все детали, стало ясно, что он наблюдает за морем в мощный бинокль.

Видео сопровождалось звукозаписью. Был хорошо слышен разговор между сторожем и его напарником со скрипучим голосом. Вероятно, он находился где-то в лагуне. С помощью установленной на яхте мощной звукозаписывающей системы голос удалось выделить и очистить от шума.

— По-моему, мы смогли их обмануть, — обрадовалась Мисти.

— Хорошо, что мы не пытались войти в канал с развевающимися флагами, — заметил Джордино, прижимая ко лбу бутылку с холодным пивом.

— Они явно не жалуют незнакомцев, — согласился с ним Питт.

Как бы подтверждая его слова, сверху раздался рокот мотора и свист вращающегося винта. Над яхтой пролетал вертолет.

— Второй говорил, что собирается осмотреть яхту, — бросил Питт.

— Что скажете, если мы выйдем и помашем им? — предложил с усмешкой итальянец.

В ста футах над кормой висел вертолет, окрашенный в красно-желтые полосы. Регистрационный номер и имя владельца закрывала выхлопная труба. Из распахнутой двери выглянули двое мужчин в цветастых рубашках.

Питт растянулся в шезлонге на нижней палубе. Наполовину высунувшись из каюты, Джордино снимал вертолет камерой, спрятанной под рубашкой. Мисти и Касслер стояли около бассейна и махали мужчинам в вертолете. Питт поднял стакан, как бы приглашая пилотов присоединиться к ним.

Увидев женщину и пожилого человека с седыми волосами и бородой, сидевшие в вертолете мужчины, возможно, перестали сомневаться в их намерениях. Помахав рукой в ответ, пилот развернулся и направил машину обратно к острову Рауля.

Как только вертолет превратился в точку на голубом небосклоне, все снова собрались в салоне. Джордино вынул видеокассету из камеры и вставил ее в видеомагнитофон. После увеличения можно было отчетливо увидеть сидевшего за рычагами управления мужчину с рыжеватыми волосами и седой бородой, а также темнокожего человека в кресле второго пилота.

— Теперь мы знаем их всех в лицо и можем приступать к выполнению задуманного, — промурлыкал Джордино.

Касслер, щелкнув пультом управления, коротко осведомился:

— Что вы предлагаете?

Пристально глядя на собеседника, Питт начал рассказывать:

— Как только стемнеет, мы построим маленький плот и прикрепим на нем лампочки, так что издали он будет неотличим от освещенной яхты. Потом мы попробуем как можно ближе подойти к каналу, прячась за скалами. Главное, чтобы нас не заметил охранник сверху. Если мы не будем включать свет, то катамаран нельзя будет засечь визуально. Потом мы с Алом спустимся в воду и поплывем через канал в лагуну. Совершим небольшую подводную экспедицию, чтобы оглядеться. Если обнаружим там «Изыскатель», то незаметно поднимемся на борт, разоружим пиратов, освободим друзей и выйдем в океан.

— И это весь твой план? — уточнил Джордино, прищурив глаза, словно вглядываясь в мираж в пустыне.

— Да, весь, — подтвердил Питт.

Мисти онемела от удивления:

— Вы не шутите? Вдвоем вы собираетесь выступить против пятидесяти, а может быть, и больше вооруженных пиратов? Это самый нелепый план, какой мне когда-либо доводилось слышать.

Питт пожал плечами:

— Возможно, я немного упростил. Но сейчас не могу предложить ничего другого.

— Мы могли бы связаться с австралийцами и попросить их выслать спецназ, — предложил Касслер. — Они подоспеют через двадцать четыре часа.

— У нас нет времени, — возразил Питт. — Если бандиты до сих пор не потопили «Изыскатель» и всех, кто находится на борту, не исключено, что они сделают это сегодня ночью. Когда стемнеет. Двадцать четыре часа — это слишком много.

— Вы не можете так рисковать, — продолжала настаивать Мисти.

— У нас нет выбора, — спокойно ответил Питт. — Время работает против нас.

— А как насчет оружия? — деликатно, как будто спрашивая о цене стаканчика мороженого, поинтересовался Джордино.

— У меня есть пара автоматических ружей, которые я держу для защиты, — сообщил Касслер. — Но я не знаю, как они поведут себя после пребывания под водой.

Питт отрицательно покачал головой:

— Благодарю вас, но нам лучше плыть без оружия. Об этом будем думать, когда придет время.

— Как насчет подводного снаряжения? У меня имеется четыре полных баллона и два акваланга.

— Чем меньше снаряжения, тем лучше. Когда выберемся на берег, акваланги нам только помешают. Мы поплывем в лагуну в масках и ластах. Тогда в темноте нас можно будет заметить только в двадцати футах.

— Вам предстоит долгий путь, — заметил Касслер. — Если я правильно определил расстояние, до лагуны больше мили.

— Нам повезет, если мы доберемся туда к полуночи, — пробормотал Джордино.

— Могу сократить ваше время на два часа.

Питт посмотрел на Касслера:

— Как?

— У меня есть подводный скутер, на котором вы можете добраться, если поплывете тандемом.

— Вы окажете нам большую услугу, благодарю вас.

— Я никак не смогу уговорить вас не ввязываться в эту безумную затею? — умоляющим голосом произнесла Мисти.

— Прости, но у нас нет другого способа, — ответил Питт, ободряюще улыбнувшись ей. — Если в лагуне не прячут ничего серьезного, зачем тогда такая охрана? Мы обязаны выяснить: не «Изыскатель» ли это?

— А если вы ошибаетесь?

Питт сразу помрачнел:

— В таком случае все, кто находится на борту, погибнут. И произойдет это по нашей вине.

* * *

После заката трое мужчин за несколько часов связали плот из пальмовых стволов. На него они поставили раму из досок и сучьев, подобранных на берегу. Конструкцию завершила цепочка лампочек, соединенная с небольшой батареей. Наконец плот установили на якорь около яхты со стороны берега.

— Выглядит неплохо, если кого-то интересует мое мнение, — заметил Касслер, оглядев макет.

— Может быть, он и не очень красив, — согласился Джордино, — но вполне сможет ввести в заблуждение охранника, сидящего в пяти милях отсюда.

Смывая пот, постоянно выступавший от повышенной влажности, Питт плеснул морской воды на лицо:

— Мы включим лампочки на плоту и одновременно выключим свет на яхте.

Через несколько минут Касслер запустил мощные двигатели, поднял якорь и включил огни на плоту. Выключив на яхте свет, он вывел ее из-за рифов и развернулся в сторону острова Рауля.

Шкипер вел судно медленно, тщательно следя, чтобы за ним не оставался фосфоресцирующий след. Сохраняя скорость в десять узлов, он благодарил бога за то, что на усыпанном звездами небе не было луны. Питт стоял около него. Вскоре к ним присоединилась Мисти, которая приготовила на кухне легкий ужин. Раздав еду, она присела рядом с Алом. Тот надел наушники и попытался сымитировать скрипучий голос, который он записал во время разговора его обладателя с охранником.

Когда все собрались, Касслер разложил карту, где были обозначены морские глубины вокруг острова. Затем направил яхту прямо на светящееся вдали окошко сторожевого домика.

— Я подойду к скалам против входа в канал, — объяснил Касслер. — Оттуда вы пойдете на скутере. Пока не доберетесь до спокойной воды, держитесь в стороне от прибоя.

Впервые Касслеру изменила его привычная выдержка. Стараясь не смотреть в окно, он сосредоточился на приборах и вел катамаран по показаниям эхолота и радара. Услышав шум прибоя, разбивающегося о скалы, он перевел двигатель на самый малый ход.

Питт тоже услышал звуки прибоя. Они подошли почти к самым скалам и теперь оказались вне видимости охранника. За прибоем стояла тишина. Убедившись, что он подошел к скалам совсем близко, Касслер остановил яхту и повернулся к Питту. По выражению его глаз было видно, что он не одобряет их затею, но вслух он ничего не сказал.

Взглянув на скалистое дно, находившееся всего в пятнадцати футах под поплавками «Барвинка», Касслер опустил якорь. Как только яхта остановилась и развернулась по течению, он кивнул:

— То, что надо.

— Как долго вы сможете нас ждать? — спросил Питт.

— Хотел бы до вашего возвращения, но через три часа и двадцать минут наступает отлив. Мне придется отойти от берега, иначе я могу потерять судно. Поэтому я обойду вокруг острова, чтобы оказаться вне зоны видимости охранника.

— Как мы вас найдем?

— У меня есть подводный радиопередатчик, который я использую, чтобы изучать реакцию рыб на различные звуки. Через два часа я начну проигрывать запись какой-нибудь рок-группы.

Мисти недоуменно посмотрела на него:

— Вы слушаете рок?

— А что, старому морскому волку не может нравиться рок?

— Разве он не привлекает акул? — деликатно уточнил Джордино.

Касслер покачал головой:

— Они предпочитают Тони Беннета.

Питт и Джордино натянули взятые у Касслера ласты и маски. Опустив кормовой трап, старик подошел и похлопал обоих по плечу.

— Держитесь подальше от скал. Они в начале канала. Подождите, пока течение не втащит вас внутрь. Не расходуйте зря батареи двигателей. — Помолчав, он добавил: — Удачи. Буду ждать вас сколько смогу.

Друзья тихо спустились в темную как чернила воду и поплыли в сторону от яхты. Джордино следовал точно за Питтом. Вода была теплой, градусов восемьдесят по Фаренгейту. С берега дул легкий бриз, чувствовалось небольшое волнение от приближающегося прилива. Через сто футов корпус «Барвинка» окончательно исчез в темноте.

Поднеся запястье к глазам, Питт взглянул на компас, также одолженный у Касслера. Похлопав Джордино по плечу, Питт указал направление движения. Тот сразу же взял Питта за ноги. Пристегнув поясные ремни, Питт включил скутер. Мотор зажужжал, и они начали двигаться по воде со скоростью почти в три узла.

Питт мог ориентироваться только по маленькому компасу и по звуку прибоя. Совсем рядом могли находиться опасные скалы. Из-за темноты трудно было сказать наверняка.

Некоторое время они двигались вдоль острова. Услышав сильный грохот прибоя слева от себя, Питт выключил двигатель. Следуя инструкциям Касслера, он положился на течение. Действительно, приливная волна подхватила пловцов и внесла их прямо в устье канала. Старый моряк не ошибся.

Между крутыми стенами прохода бурунов не было. Вследствие большой глубины и отсутствия преград волна просто катилась вперед, благополучно пронося их вдоль скал, как будто они были легче пушинки.

Питт плыл лицом вниз, распластав ноги, как черепаха, спящая на поверхности. Под маской он дышал медленно и ровно. Благодаря скутеру они не чувствовали усталости. Джордино отпустил его ноги и плыл рядом.

Время от времени один из них переворачивался и оглядывался, чтобы проверить, не прибыли ли они на место. Они не могли видеть охранника, стоящего на краю обрыва, но и он не мог различить их в темных водах глубоко внизу.

Только теперь Питт подумал, что вокруг лагуны тоже могут быть часовые. Но там никого не было. Видимо, бандиты считали, что невозможно пройти незамеченным по лавовым осколкам и продраться через густые джунгли. А для защиты входа в канал от незваных гостей хватало и одного охранника.

Минут через пятнадцать они вошли в лагуну, снова увидев небо, усыпанное звездами. Питт направился в сторону пляжа. Он двигался до тех пор, пока не почувствовал под ногами песчаное дно.

Ничто не указывало на то, что на пляже находятся люди, но это вовсе не значило, что они не могли оказаться поблизости. В середине лагуны рядом друг с другом были пришвартованы два судна. В темноте нельзя было различить ни их форму, ни внешние линии. Как и подозревал Питт, их скрывали накинутые сверху маскировочные сети. Из-под них едва пробивались слабые огни. Только подплыв поближе, можно было выяснить, здесь ли стоит «Изыскатель».

— Сними маску, — прошептал Питт Джордино. — От стекла отражается свет.

Оставив скутер на пляже, они подплыли к самому большому из двух судов, развернутому носом в канал. Грациозными обводами и формой форштевня оно действительно напоминало «Изыскатель». Ни секунду не колеблясь, Питт стащил ласты, протянул их Джордино и начал карабкаться по якорной цепи. Она была влажной, но свободной от грязи и ила. Забравшись на самый верх, Питт оказался у клюза. В полутьме он едва смог разглядеть приваренные на корме буквы:

«Изыскатель».

19

Якорный клюз находился в добрых десяти футах от планшира. Без веревки с крюком подняться на палубу было невозможно. Разозлившись, что не учел такую ерунду, Питт стал спускаться. Оказавшись внизу, он сообщил Джордино:

— Это «Изыскатель».

Тот взглянул наверх, даже при тусклом освещении было видно, что он озадачен.

— Как же мы заберемся наверх без лестницы?

— Кружным путем.

— Опять ты что-то придумал? — подозрительно прищурился итальянец.

— А ты как думал?!

— Тогда колись, не томи душу дяде Алу.

В темноте не было видно, как Питт усмехнулся:

— Соседнее судно гораздо ниже. Мы залезем на его корму, а оттуда легко переберемся на борт «Изыскателя».

Приняв решение, Питт сразу же почувствовал себя увереннее. Оказалось, что он угадал правильно.

Пиратский корабль отнюдь не щетинился во все стороны автоматическим пушками, а представлял собой всего лишь небольшой рабочий катер. С его низкой кормы было бы неудобно идти на абордаж. К ней был прикреплен трап и пришвартована деревянная платформа для спуска ныряльщиков.

Джордино проворчал:

— Надеюсь, мы найдем какую-нибудь старую водопроводную трубу. Без оружия я чувствую себя как-то неуютно.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь, — не задумываясь, парировал Питт. — Ты прекрасно обойдешься и своими медвежьими лапами. Кроме того, у нас преимущество. Они не ожидают гостей, а тем более таких нахалов, как мы, крадущихся через черный ход.

Питт был готов взобраться на корму, когда Джордино цепко схватил его за руку.

— Какого черта? — обозлился Питт, потирая запястье.

— У кормовой рубки кто-то стоит с сигаретой, — тихо прошептал ему на ухо Джордино.

Вглядевшись, Питт заметил на рабочей палубе огонек сигареты. В темноте фигура была почти незаметна, но Джордино видел как кошка. Наслаждаясь вечерней прохладой, человек стоял, облокотившись на перила. Он был совершенно спокоен, казалось, он о чем-то задумался.

Джордино бесшумно взобрался на корму. Надеясь, что шелест пальм под ночным бризом заглушит шум капающей с него воды, он начал двигаться по палубе. Подобравшись к пирату, он схватил его за горло, мгновенно перекрыв доступ воздуха. Несколько раз дернувшись, тело обмякло. Стараясь не шуметь, Джордино оттащил его к корме и спрятал за лебедкой.

Обыскав его одежду, Питт обнаружил большой складной нож и короткоствольный револьвер.

— Вот это дело, — удовлетворенно заметил он.

— Он дышит, — ответил Джордино. — Что с ним делать?

— Положи его на водолазную платформу так, чтобы его никто не заметил.

Кивнув, Джордино легко поднял пирата над перилами и сбросил его на бухту шланга, лежавшую на дощатой платформе. Тот покатился, остановившись всего в нескольких дюймах от края. Убедившись, что он не упал в воду, Джордино заметил:

— Дуракам всегда везет.

— Надеюсь, что в ближайшие полчаса он не очнется, — прошептал Питт.

— Можешь не сомневаться. — Джордино всматривался в темноту, обшаривая глазами открытые палубы.

— Как думаешь, сколько их здесь?

— В нашем ведомстве имеется пара катеров примерно того же размера. В них может разместиться команда из пятнадцати человек, но ониспособны поднять больше сотни пассажиров.

Питт передал нож Джордино, тот недовольно оглядел его:

— Почему ты не дал мне пистолет?

— Но ты же любишь фильмы с Эрролом Флинном[289].

— Он пользовался саблей, а не дешевым складным ножом.

— А ты представь, что у тебя сабля.

Джордино прекратил спор. Не торопясь, они обошли кормовую надстройку катера. Аварийный люк был закрыт: видимо, чтобы лучше работал кондиционер.

Возможно, им следовало бы осмотреть катер, но они не стали рисковать. Не задумываясь о себе, они торопились спасти людей с «Изыскателя». Питт отгонял мысль о том, что они могли опоздать.

Прежде чем ступить на трап, они заглянули в один из освещенных иллюминаторов. Все бандиты собрались вокруг огромного стола. Питт насчитал не меньше двадцати человек. Они играли в карты, листали комиксы или смотрели спутниковое телевидение. Вокруг валялось столько оружия, что впору было начинать революцию.

Похоже, они не ожидали непрошеных гостей. Никто не беспокоился, что пленники могут исчезнуть. Безмятежность пиратов встревожила Питта. Может быть, они так спокойны, потому что уже уничтожили заложников?

— Они больше смахивают на наемников, чем на пиратов, — заметил Питт.

— Я бы не рискнул нанимать их для охраны, — буркнул Джордино.

Он отбросил всякую мысль о том, чтобы отомстить бандитам на борту их собственного судна. Одного револьвера с шестью зарядами и ножа маловато против двадцати вооруженных людей. Сначала нужно было найти заложников. Потом попытаться спасти их.

Осмотревшись и по-прежнему не обнаружив ничего опасного, они двинулись к трапу. Вдруг Питт остановился.

Джордино застыл рядом:

— Что там?

Питт указал на большой кусок картона, прикрепленный к борту катера:

— Давай посмотрим, что они прячут.

Осторожно отклеив пластырь, которым картон прикреплялся к металлу, Питт отогнул его в сторону. В полумраке он с трудом разглядел эмблему: трехголовый пес с хвостом в виде змеи, похожей на гадюку. Ниже было написано: «Цербер». Поставив картон на место, Питт аккуратно приклеил его снова.

— Что нашел? — спросил Джордино.

— Вполне достаточно.

Бесшумно перебежав по трапу, они перешли на «Изыскатель». Здесь Питт был в родной стихии. Он знал каждый дюйм исследовательского судна и легко ориентировался на его палубе даже с завязанными глазами.

Джордино приблизился к Питту:

— Может, разделимся?

— Нет, — прошептал Питт. — Лучше держаться вместе. Начнем с радиорубки.

Они могли подняться туда по наружному трапу, но предпочли остаться вне зоны видимости бандитов, которые могли выйти на палубу и заметить их. Поэтому проскользнули в люк и прошли по проходам.

В неосвещенной радиорубке никого не оказалось. Пока Джордино охранял ее снаружи, Питт включил спутниковый телефон и набрал личный номер Сэндекера.

В ожидании соединения он сверился со своими водонепроницаемыми часами и прикинул разницу между островом и Вашингтоном. Там должно быть шесть часов утра. Обычно в это время адмирал пробегал свои ежедневные пять миль.

Сэндекер отозвался сразу же. Хотя он пробежал три мили, его дыхание было ровным. Чтобы звонок не засекли, Питт старался говорить как можно короче. Доложив, что они нашли «Изыскатель», он сообщил их точные координаты.

— А что команда и ученые? — быстро спросил адмирал таким тоном, как будто они были его ближайшими родственниками.

— Пока не могу сказать, — ответил Питт. — Свяжусь с вами, как только выясню что-то конкретное.

Выйдя из радиорубки, он спросил Джордино:

— Что происходит?

— Тихо как в могиле.

— Не надо так говорить, — пробурчал Питт. Рука об руку Питт и Джордино спустились на палубу В каютах и лазарете никого не оказалось. Войдя к себе в каюту, Питт с удивлением обнаружил в ящике свой старый кольт. Засунув его за пояс, Питт протянул трофейный револьвер Джордино, тот молча взял его. Там же нашелся и карманный фонарик. Питт посветил вокруг. В каюте был полный порядок. Только на кровати валялся открытый портфель доктора Игена. Питт вспомнил, что оставил его в шкафу.

Похожая сцена повторилась в каюте Джордино. Его вещи никто не осматривал и не трогал.

— Эти парни ведут себя как-то странно, — озадаченно заметил коротышка. — Никогда не слышал о пиратах, которых бы не интересовала добыча.

Питт посветил фонарем в проход:

— Давай выбираться.

Они спустились на нижнюю палубу, где находилось более десятка кают, кают-компания, камбуз, конференц-зал и гостиная. На диванах и столиках были разбросаны журналы. В конференц-зале лежали в пепельницах сгоревшие до фильтра сигареты. На плите в камбузе стояли кастрюли и сковородки с заплесневевшими остатками еды. Все выглядело так, будто команда неожиданно исчезла.

Позже Питт и Джордино не могли вспомнить, сколько времени они отчаянно обыскивали корабль, надеясь обнаружить следы команды, услышать голоса или какой-нибудь звук.

Наконец они спустились вниз к машинному отделению. Питт уже решил, что его худшие опасения оправдались. Им не удалось обнаружить ни одного часового, а ведь пленников должны были охранять. Настораживало и отсутствие света. Охранники не могли сидеть в темноте. Надежда почти исчезла, но тут они заметили проблеск в каюте главного механика.

— Наконец-то, — пробормотал Джордино, — хоть где-то есть жизнь.

В конце прохода находилась дверь в машинное и генераторное отделения. Из-за нее доносились тихие голоса. Слышалась перебранка. Изредка раздавался смех.

Питт медленно повернул длинную дверную ручку. Она легко поддалась, очевидно, дверь не была заперта на замок. Он опустил ручку вниз до конца и осторожно приоткрыл дверь.

Теперь голоса слышались более отчетливо. Похоже, два пирата издевались над пленниками.

— Скоро вы все узнаете, что значит идти на дно.

— Это совсем не то, что заснуть вечным сном, — мерзко хихикая, заметил его партнер. — Голова раскалывается, глаза вылезают на лоб, уши горят, горло разрывается, а легкие будто промывают азотной кислотой. Кажется, что вы вот-вот взорветесь.

— Вы просто ничтожество, — сказал Берч.

— Только дегенерат говорит подобные вещи в присутствии женщин, — раздался голос главного механика.

— Эй, Сэм, тебе кто-нибудь говорил, что ты дегенерат?

— Пока нет.

Последнее замечание сопровождалось диким хохотом.

— Если вы нас убьете, — гневно продолжал Берч, — то за вами будет охотиться вся полиция мира. Вас наверняка поймают и повесят.

— Сначала нужно будет доказать, что это сделали мы, — насмешливо возразил бандит по имени Сэм.

— Вы будете одним из тысяч судов, которые без вести пропали в море, — добавил другой.

— Пожалуйста, не нужно, — послышался голос одной из женщин-ученых. — У всех у нас остались дома те, кого мы любим. Вы не можете взять на душу такой грех.

— Простите, леди, — холодно возразил Сэм. — Для тех, кто нам платит, ваши жизни не стоят и ломаного гроша.

— Через полчаса нас сменят, — добавил его приятель, немного помолчав. Он посмотрел в сторону Питта, но не заметил его. — А еще часа через два вы отправитесь изучать глубины моря прямо на месте.

В щель Питт разглядел, что бандиты держат автоматы наизготовку. Он кивнул Джордино, распахнул дверь и вошел в машинное отделение. Джордино следовал за ним.

Почувствовав за спиной движение, бандиты не пошевелились, думая, что это их друзья.

— Парни, вы что-то слишком рано. Почему такая спешка? — спросил Сэм.

— Нам приказали проложить курс на Гуам, — ответил Джордино, умело подражая бандиту со скрипучим голосом.

— Ну что я вам говорил? — засмеялся Сэм. — Пора приступать к молитве, — обратился он к пленникам, — настало время встретиться с Создателем...

Больше он ничего не успел сказать. Сильным ударом Джордино отправил его на палубу. Падая, бандит ударился головой о переборку и замолчал. Питт двинул другого рукояткой револьвера, заставив мешком свалиться на палубу.

Все, кто был на «Изыскателе», сидели на палубе вокруг корабельных двигателей со скованными ногами. Как у галерных рабов, их лодыжки были прикреплены к длинной цепи, соединенной с основанием главного двигателя.

Медленно приходя в себя от шока, вызванного неожиданным появлением спасителей, все начали подниматься на ноги, готовые закричать от радости. Мгновенно оценив ситуацию, Питт поднял руку:

— Тихо! Ради бога, не шумите! Иначе сюда ворвется свора вооруженных пиратов!

— Откуда вы взялись, парни? — спросил Берч.

— С одной очень роскошной яхты, — ответил Джордино. — Потом расскажу.

Он взглянул на главного механика:

— Чем бы нам разрезать цепи?

Хауз указал на боковой отсек:

— В инструментальном отсеке на переборке висят кусачки для кабеля.

— Сначала освободи команду, — попросил Берч Джордино. — Нам нужно запустить двигатели, прежде чем бандиты поднимутся на борт.

Вернувшись, Джордино стал быстро перекусывать цепи. Питт бросился наверх. Он хотел убедиться, что их никто не заметил. На палубе пиратского корабля по-прежнему никого не было. Насколько он смог определить, все оставались в кают-компании.

Когда он вернулся, главный механик и команда машинного отделения уже включили пульт управления, готовясь запустить двигатель.

— Теперь я вас оставлю, — сказал Питт, обращаясь к Берчу.

Тот побледнел. Даже Джордино повернулся и недоуменно взглянул на Питта.

— Над входом в канал на скале сидит охранник. И у него, полагаю, вполне достаточно оружия, чтобы остановить любое судно, покидающее лагуну.

— С чего ты так решил? — спросил Джордино.

— Как думаешь, почему они так спокойны? Всего двое стерегут пятьдесят человек, остальные сидят и ничего не делают. Почему? Они уверены, что вы никогда не выберетесь в открытое море. Глубина в середине канала достигает четырехсот футов. Можно легко отправить «Изыскатель» на дно, и его никогда не найдут. Пиратское судно пройдет над ним и выйдет из лагуны.

— Такая темная ночь! — заметил Берч. — Может быть, нам удастся выскользнуть в море так, чтобы охранники нас не заметили.

— Даже и не мечтай, — ответил Питт. — Как только ты двинешься с места, бандиты узнают об этом и пустятся в погоню. Но еще раньше они дадут знать охраннику. Мне нужно добраться до него первым и устранить его.

— Я с тобой, — решительно заявил Джордино.

Питт покачал головой:

— Тебе придется защищать «Изыскатель», пока вы не выберетесь на открытую воду.

— Ты не попадешь туда вовремя, — заметил главный механик. — Тебе нужно добрых полмили взбираться на гору, продираясь через лес в полной темноте.

Питт поднял вверх фонарик:

— Воспользуюсь вот этим. Кроме того, я думаю, бандит! уже протоптали тропинку к домику охранника.

Джордино сжал руку Питта:

— Удачи тебе, парень.

— И тебе тоже. — И Питт исчез.

20

Команда работала так спокойно и слаженно, как будто это был обычный выход из порта Сан-Франциско. Объединенные общей опасностью, все действовали предельно четко, не тратя лишних слов и не думая о будущем. Освободившись от оков, ученые разошлись по своим каютам и старались не покидать их.

Перегнувшись через перила капитанского мостика, Берч пытался разглядеть во тьме пиратское судно. Поднеся к губам трубку судового телефона, он негромко сказал главному механику:

— Трогай, как будешь готов, чиф.

— Тогда поднимай якорь, — донесся ответ из машинного отделения. — Скажи, как только он оторвется от дна, и я покажу, на что способна наша крошка.

Когда-то якоря поднимали с помощью переключателей и рычагов. На «Изыскателе» стояла более современная система, и Берчу было достаточно ввести команду в компьютер. Остальное происходило автоматически. Вот только не удалось заглушить шум лебедки и скрежет якорной цепи, втягивавшейся в клюз.

Как опытный моряк, Берч точно определил, когда якорь оторвался от дна:

— Все в порядке, чиф. Полный вперед. Давай выбираться из этого ада.

Собрав отобранные у бандитов автоматы, Джордино спрятался за планширом неподалеку от трапа, перекинутого на пиратский корабль. Один автомат он взял в руки, другой положил рядом с револьвером. Джордино не надеялся, что сможет выдержать шквальный оружейный огонь. Ему надо было только помешать бандитам проникнуть на исследовательское судно.

Джордино почувствовал нарастающую вибрацию палубы — сперва от набирающих обороты дизелей, а затем и от электрогенераторов. Двое из экипажа «Изыскателя» пробрались по палубе вдоль стальных планширных щитов, сняли причальные концы со швартовых кнехтов и, перебросив их на судно, вернулись под прикрытием корпуса обратно.

«Ну сейчас повеселимся!» — мрачно подумал Джордино, услышав грохот якорной цепи. В ночной тишине он показался раскатом грома. Как и ожидалось, трое бандитов тут же выбежали из кают-компании на палубу, чтобы выяснить, откуда такой шум.

Сбитые с толку видом поднятого якоря, они несколько секунд озирались в поисках своих товарищей. Один из наемников заорал:

— Стойте! Еще рано! Куда вы без команды! Возьмите команду!

Джордино не смог промолчать.

— Нам не нужна команда, — ответил он, подражая скрипучему голосу неизвестного пирата. — Сам все сделаю.

На палубу высыпала новая группа бандитов, изумленных происходящим. Потом раздался знакомый хриплый голос:

— Это кто?

— Сэм!

— Ты не Сэм. Где он?

Джордино почувствовал, что вибрация становится сильнее, и тут же судно медленно двинулось вперед. Значит, через несколько секунд трап должен упасть.

— Сэм говорит, что ты — слюнявый придурок, которому только гальюны чистить.

Страшно ругаясь, пираты бросились к трапу. Двое добрались до середины, когда Джордино, тщательно прицелившись, выстрелил им в ноги. Один свалился обратно, другой, закричав от боли, повис на перилах трапа. В этот момент трап наконец соскользнул с палубы, бандит упал в воду, продолжая отчаянно вопить. Тем временем «Изыскатель» развернулся и, набирая скорость, двинулся по каналу.

Только теперь бандиты поняли, что происходит, и стали действовать неожиданно быстро. «Изыскатель» еще не успел отойти и на сотню ярдов, а на катере уже подняли якорь. Тут же громко застучал мотор, и судно ринулось в погоню, быстро набирая скорость.

На «Изыскатель» обрушился град пуль, эхо выстрелов отразилось от скал. Джордино азартно отвечал, выпустив несколько очередей по мостику пиратского судна.

Повернув по изгибу канала, они временно оказались вне досягаемости. Воспользовавшись передышкой, Джордино помчался в рубку.

— Они не умеют стрелять, — заметил он Берчу, стоявшему у штурвала.

— Хотя они лупят в белый свет, пуля может и отрикошетить, — сквозь зубы проговорил Берч, не выпуская изо рта трубку. — Но теперь им не захватить нас так же легко, как в первый раз.

Наконец они влетели в канал. Двигатели работали на полную мощность. В темноте ущелье прохода казалось бездонной ямой. Наверху чуть виднелись звезды. Нависавшие справа и слева скалы почти нельзя было различить. Спокойно склонившись над экраном радара, Дельгадо следил за отклонениями от курса. Остальные беспокойно всматривались в задние иллюминаторы.

Сзади показались огни пиратского катера, тоже вошедшего в канал. Его скорость почти вдвое превышала скорость «Изыскателя». Черный и зловещий, он неясно вырисовывался в ночи. Впереди, на скале, слабо светилось окно в домике охранника.

Все в рубке молились только о том, чтобы Питт добрался туда раньше, чем они подойдут к входу в канал. Только Джордино внешне оставался спокойным, разряжая остатки боеприпасов в стремительно приближающееся вражеское судно.

В это время Питт как молния несся по дорожке, круто поднимавшейся вверх по склону. Правда, ее скорее можно было назвать тропой; она оказалась такой узкой, что на нее едва можно было поставить ногу. Под ластами у него были только одолженные у Касслера тонкие шерстяные носки, которые вскоре превратились в лохмотья. Каждый шаг отзывался болью, дыхание становилось все тяжелее, но Питт продолжал бежать, не снижая скорости.

Прикрыв ладонью фонарик, чтобы его не заметил охранник, Питт все ближе подбирался к сторожке. В подобные минуты он даже жалел, что постоянно занят в разных проектах. Будь на его месте Сэндекер, он бы легко пробежал это расстояние. Но у Питта не оставалось времени на физические упражнения, он считал, что их заменяет подвижный образ жизни.

Теперь он с трудом дышал, а ноги горели, будто он бежал по горячим углям. Услышав перестрелку, Питт мельком оглянулся. В Джордино он был уверен. По движению огней иллюминаторов, отражавшихся в воде лагуны, Питт определил, что «Изыскатель» уже набрал скорость. Громкие крики пиратов показывали, что они пустились в погоню.

В пятидесяти шагах от сторожки Питт перешел на шаг и постарался двигаться как можно тише. Он увидел, как охранник вышел из дома и, подойдя к краю обрыва, начал всматриваться в двигающийся по каналу корабль. Дверь была открыта, и падавший оттуда свет позволял увидеть, что он держит в руках оружие. Вероятно, его уже предупредили о том, что «Изыскатель» пытается выйти в море.

Подобравшись ближе, Питт увидел, что это устройство для запуска ракет. Рядом с охранником стоял небольшой деревянный ящик с зарядами. Заметив, как охранник поднял ракетомет и взял его на плечо, Питт бросился вперед. Он понимал, что если охранник выстрелит, то «Изыскатель» неминуемо пойдет ко дну.

Преодолевая боль в разодранных камнями ногах, он вихрем налетел на охранника в тот момент, когда тот нажал на спуск. Поток горячих газов пронесся над головой Питта, падавшего вместе с охранником. Они рухнули на землю, ракета пролетела в пятидесяти футах над «Изыскателем» и ударила в скалу за его кормой. Разлетевшиеся от взрыва осколки вулканических пород дождем посыпались на палубу, но никого не ранили, причинив лишь незначительные повреждения.

Оглушенный бандит с трудом поднялся на ноги и попытался ударить Питта сцепленными руками. Промахнувшись, он лишь скользнул по его туловищу. Отпрянув, Питт едва не упал, но тотчас восстановил равновесие, присел на корточки и ударил стражника в живот. Захрипев, тот согнулся вдвое, хватая ртом воздух.

Схватив ракету, Питт замахнулся ею как дубинкой и ударом по бедру сбил охранника с ног. Однако тот не прекратил сопротивления. Вскочив на ноги, он бросился на Питта с хриплым криком. Питт резко отскочил в сторону. Нападавший пролетел мимо, споткнулся и исчез за краем обрыва. От неожиданности он даже не закричал. Снизу раздался только всплеск.

Не теряя ни секунды, Питт вытащил ракету из ящика, вставил в установку и направил на пиратский катер, почти вплотную приблизившийся к «Изыскателю». Увидев его в прицеле, он нажал на спуск.

С резким звуком ракета попала точно в середину корпуса, чуть выше ватерлинии. Вначале Питту показалось, что она не взорвалась. Но ракета просто пронзила обшивку, разорвавшись уже в машинном отделении. Яркая вспышка осветила канал и береговые скалы.

Сдетонировавшие следом топливные баки превратили судно в пылающий ад. В воздух взлетели пылающие обломки. Потом над каналом снова сгустилась темнота. Только горящие хлопья продолжали падать в воду, как бы отмечая место гибели уже исчезнувшего в черной воде катера.

Выпрямившись, Питт как зачарованный смотрел на канал, где всего минуту назад находился пиратский корабль. Он почти не сожалел о случившемся. Погибли убийцы, собиравшиеся без зазрения совести уничтожить экипаж исследовательского судна. Теперь «Изыскатель» и все, кто находился на борту, были спасены. Только это имело значение для Питта.

Сбросив ракеты в воду, Питт вошел в сторожку. Обшарив ящики, он нашел аптечку и плотно забинтовал ноги. Когда боль немного утихла, он стал действовать дальше.

Прежде всего он обыскал ящики стола в поисках каких-либо бумаг, но не нашел ничего, кроме записной книжки. Бегло пролистав ее, Питт понял, что она принадлежала охраннику и положил ее в карман шорт. Потом он облил пол и стены бензином, опорожнив бидон, приготовленный для электрогенератора. Выйдя из сторожки, Питт чиркнул спичкой и бросил ее через дверной проем. Увидев, что внутри домика начинает разгораться пламя, он начал спускаться по дорожке, ведущей в лагуну.

Спустившись, он увидел, что на пляже его ждут Джордино и Мисти. Рядом стояла вытащенная на песок шлюпка с двумя членами экипажа.

Джордино подошел и обнял Питта.

— А я уж подумал, что ты загулял тут с местной красоткой.

Питт в ответ крепко стиснул друга в объятиях:

— Мне кажется, я и так позабавился.

— Охранник?

— На дне канала вместе со своими приятелями.

— Прекрасная работа.

— Наши потери?

— Выбито несколько зубов, у кого-то синяки и ссадины, больше ничего серьезного.

Подбежала Мисти и обняла его:

— Не могу поверить, что ты жив!

По-дружески чмокнув ее, Питт оглядел лагуну:

— Вы взяли нашу шлюпку?

Мисти кивнула:

— Касслер подвел свою яхту к «Изыскателю» и высадил меня на борт.

— А где он сам?

Мисти пожала плечами:

— Поболтав пару минут с капитаном Берчем, он отплыл продолжать свой кругосветный круиз.

— Я никогда не смогу отблагодарить его, — с сожалением проговорил Питт.

— Занятный старик, — согласился Джордино. — Он говорил, что, возможно, когда-нибудь еще встретится с нами.

— Кто знает, — искренне надеясь на это, сказал Питт. — Все возможно.

Часть втораяСтраж Аида

21

25 июля 2003 года

Нукуалофа, Тонга

Следуя указаниям адмирала Сэндекера, капитан Берч направил корабль прямо в порт Нукуалофа, столицу островного государства Тонга, единственной сохранившейся до наших дней полинезийской монархии. Там Питта и Джордино ожидала машина, доставившая их в международный аэропорт Фуамоту, где они сразу же сели на самолет тонгианской королевской авиакомпании, перебросивший их на Гаити. Там уже ждал реактивный самолет НУМА, который должен был доставить их в Вашингтон.

Состоялось искреннее и трогательное прощание с командой и учеными «Изыскателя». Несмотря на пережитые страшные испытания, почти все они пожелали вернуться на прежнее место, чтобы продолжить исследования глубоководной впадины Тонга. Мисти плакала, Джордино слишком часто сморкался, у Питта тоже были влажные глаза. Даже Берч и Хауз выглядели так, будто потеряли свою любимую собаку. Чтобы прекратить все это, Питту и Джордино пришлось скомкать церемонию и быстро сесть в ожидавшую их машину.

На борту «Боинга-747» они едва успели пристегнуться к креслам, как огромный реактивный самолет с ревом промчался по взлетной полосе и начал быстро подниматься. Под ними промелькнули пышные зеленые заросли Тонги, быстро сменившиеся ровным зеленоватым океаном, и, наконец, они поплыли над разбросанными в небе облаками, такими плотными, что, казалось, по ним можно было ходить.

Через тридцать минут полета Джордино задремал в кресле. Сидевший у окна Питт поднял с пола кожаный портфель Игена, положил его на колени и щелкнул застежками. Он осторожно поднял крышку, опасаясь, что тот снова наполнен машинным маслом. «Нелепая идея, — мелькнуло в голове. — Нельзя же дважды войти в одну и ту же реку».

В портфеле ничего не было, кроме полотенца и видеокассет, на которых камерами «Навигатора» были зафиксированы эпизоды спасения людей с «Изумрудного дельфина». Развернув полотенце, Питт осторожно вынул странный зеленоватый предмет неправильной формы, подобранный на полу часовни. Повертев его в руках, Питт поймал себя на том, что только сейчас ему впервые удалось рассмотреть эту непонятную вещь.

Брусок вызывал странное чувство. В отличие от других сильно обгоревших неорганических материалов, он был не шершавым, а округлым и гладким, да при этом еще и перекрученным, как спираль. Питт так и не определил, из чего он сделан. Завернув находку в полотенце, он отправил ее обратно в портфель. Питт надеялся, что химики в лаборатории НУМА установят его состав. Он же должен был только доставить его, на этом его миссия заканчивалась.

Принесли завтрак, Питт выпил только томатный сок и кофе. Ему не хотелось есть. Отхлебывая мелкими глотками кофе, он снова посмотрел в иллюминатор. Далеко внизу промелькнул остров — изумрудное пятнышко, сверкающее в голубом топазовом море. Приглядевшись, Питт узнал Тутуила, один из островов Американского Самоа. Он даже разглядел гавань Паго-Паго, где много лет назад побывал на морской станции со своим отцом, тогда американским конгрессменом, отправившимся обследовать тихоокеанские базы.

То путешествие хорошо сохранилось в его памяти. Тогда ему только что исполнилось пятнадцать, и, пока отец осматривал оборудование базы, он проводил дни в подводных прогулках вокруг острова. С ружьем для подводной охоты Питт скользил вдоль кораллов среди стай необычных разноцветных рыб. Правда, он редко пользовался гарпуном, пружиной которого служила лента, вырезанная из куска старой хирургической резины. Ему больше нравилось изучать или фотографировать подводные чудеса. Утомившись подводными изысканиями, он расслаблялся на песочном пляже под пальмой и обдумывал свое будущее.

А потом он вспомнил о другом маленьком и уютном пляже на острове Оаху на Гавайях. Тогда Питт еще служил в военно-морских силах. Он видел себя рядом с женщиной, которую так и не смог забыть. Саммер Моран была самой очаровательной из всех, кого ему довелось знать.

До мельчайших деталей он помнил, как они впервые встретились в баре отеля «Аль Моана» на пляже Уайкики. Ее восхитительные серые глаза, длинные огненно-рыжие волосы, прекрасное тело в облегающем платье из струящегося зеленого шелка.

Потом он вспомнил о ее смерти, это воспоминание приходило к нему много раз. Питт потерял Саммер во время землетрясения в подводном городе, построенном ее сумасшедшим отцом Фредериком Мораном. Она нырнула, чтобы спасти отца, и больше не вернулась.

Покончив с воспоминаниями, Питт стал смотреть в окно. Он устал и потому особенно чувствовал свой возраст. Питт задумался над тем, хотелось бы ему встретиться с самим собой двадцатилетним.

Как бы он сейчас отнесся к полному сил и задора молодому франту в щегольской форме пилота ВВС? Узнал бы он его? И как бы этот юноша посмотрел на постаревшего Питта? Смог бы он хотя бы на миг представить головокружительные приключения, мучительные расставания, кровавые столкновения и травмы, которые были уготованы ему в будущем? Повзрослев, Питт сильно сомневался в этом.

Отвернувшись от окна, он закрыл глаза и выкинул из головы видения своей молодости. Если бы ему дали шанс, выбрал бы он другую дорогу в жизни? Пожалуй, нет. Он прожил удивительно полную жизнь и даже кое-чего добился. Он был благодарен судьбе уже за то, что остался жив, пусть так будет и дальше.

Самолет тряхнуло, и он начал снижаться. В Гонолулу Питта и Джордино встретил пилот из НУМА, который должен был доставить их в Вашингтон. Он проводил их через турникеты, чтобы они могли взять багаж, а потом отвез к бирюзовому «Гольфстриму» Агентства, который стоял в дальнем конце летного поля. Когда они вылетели, солнце касалось горизонта на западе, а на востоке голубой цвет моря сменялся черным.

Большую часть полета Джордино спал как сурок, Питт же то засыпал, то просыпался. Когда он окончательно очнулся, то попытался осмыслить трагические события, связанные с «Дельфином». Питт не сомневался, что адмирал Сэндекер отправит его работать над новым проектом, хотя и не мог согласиться с таким вариантом. Он должен был разгадать эту тайну. Виновники ужасного пожара на лайнере должны ответить за свою бесчеловечную жестокость перед судом.

Вот интересно, встретит ли его у самолета Лорен Смит, его последняя возлюбленная? Обычно она приезжала в аэропорт.

Перед ним как бы проявился образ Лорен с ее светло-каштановыми волосами и синими глазами. Несколько раз они были близки к тому, чтобы пожениться, но так и не сделали решающего шага. Может быть, теперь настало время. "Неизвестно, — подумал Питт, — сколько мне еще суждено бороздить океаны и попадать в переделки? Но годы текут незаметно, правда, лишь до тех пор, пока не скажешь, проснувшись утром: «Боже мой, пора оформлять пенсию и страховку».

— Нет! — невольно вырвалось у него.

Джордино проснулся и посмотрел на Питта:

— Ты кого-то звал?

Питт улыбнулся:

— Нет, просто померещилось.

— Тогда не забудь перекреститься, — буркнул Джордино, вслед за чем повернулся на другой бок и снова отправился в страну сновидений.

«Нет, — теперь уже про себя подумал Питт. — Я вовсе не собираюсь лежать на травке. Один подводный морской проект придет на смену другому. А я не успокоюсь, пока жив».

Когда Питт окончательно проснулся, самолет садился на воздушной базе Лэнгли. День оказался пасмурным и дождливым, по стеклам струилась вода. Пилот подрулил к терминалу НУМА и остановился как раз около открытого ангара. Сойдя с трапа, Питт остановился и посмотрел на ближайшую автостоянку. Там никого не было.

Лорен Смит не прилетела, чтобы встретить его.

* * *

Джордино отправился в свой кондоминиум в Александрии, чтобы привести себя в порядок и обзвонить приятельниц, сообщив им, что вернулся. Отбросив мысль о том, чтобы расслабиться дома, Питт сел в служебный джип, принадлежавший НУМА, и поехал в штаб-квартиру на восточном берегу реки Потомак.

Припарковав автомобиль на подземной стоянке, он поднялся в лифте на десятый этаж, во владения Хайрема Йегера, компьютерного гения Агентства, возглавлявшего огромный участок работы. В его библиотеке хранилась информация обо всех известных научных фактах или исторических событиях, связанных с океанами, с тех пор, как начали записывать историю моря, и до настоящего времени.

Йегер начинал работать в Силиконовой долине, но последние пятнадцать лет трудился в НУМА. С завязанным на затылке конским хвостиком, он, в джинсах, жилетке и ковбойских сапогах, был похож на пожилого хиппи.

Глядя на него, никто бы не подумал, что он живет в прекрасно обставленном доме в престижной части Мэриленда. Йегер ездил на спортивном «БМВ», его дочери были гордостью своих колледжей и многократными победительницами конных состязаний. В НУМА Йегер сконструировал суперкомпьютер, назвав его Макс. Йегер разговаривал с машиной, как с человеком, выведя в качестве собеседника голографический образ собственной жены.

Когда Питт вошел в святая святых, Йегер изучал последние результаты, присланные экспедицией НУМА из Японии. Они были связаны с исследованиями морского дна, поисками форм жизни на скалах под илистыми отложениями.

Подняв голову, Йегер улыбнулся и протянул руку Питту:

— Ну что, гроза морей, снова дома.

Йегер был явно потрясен видом Питта. Его шорты и цветная рубашка превратились в лохмотья, ноги в шлепанцах были обмотаны толстым слоем бинтов. Хотя Питт несколько часов проспал в самолете, его глаза оставались красными и тусклыми от усталости. На лице красовалась недельная щетина.

— Для человека года ты выглядишь чересчур экстравагантно.

Пожав руку Йегера, Питт усмехнулся:

— Я прямо из аэропорта, хотел удивить тебя.

— Удивил, не сомневайся! — Йегер взглянул на Питта, не скрывая восхищения. — Читал отчет о невероятной спасательной операции, осуществленной тобой и командой «Изыскателя», а потом о поединке с пиратами. Как ты умудрился наделать столько шума?

— Не поверишь, само собой получилось. — Питт картинно прижал руки к груди. — Но если говорить серьезно, то львиная доля успеха принадлежит всему экипажу исследовательского судна. Все работали как одержимые. А спасение «Изыскателя» в основном дело рук Джордино.

Йегер слишком хорошо знал нелюбовь Питта ко всякого рода похвалам и комплиментам. «Парень хочет, чтобы его оставили в покое», — подумал Йегер. Переменив тему разговора, он предложил Питту кресло:

— Ты еще не видел адмирала? Полсотни агентств осаждают его офис. Все хотят, чтобы ты дал интервью.

— Я не готов прямо сейчас встретиться с прессой. И с адмиралом увижусь только завтра утром.

— Что привело тебя в мой электронный мир?

Положив кожаный портфель на стол Йегера, Питт открыл его. Потом вынул принесенный с круизного лайнера зеленый брусок и протянул Йегеру:

— Хочу, чтобы ты занялся вот этим.

Некоторое время Йегер рассматривал странной формы штуковину, потом кивнул:

— Отнесу в химическую лабораторию и попрошу их провести исследование. Если у него несложная молекулярная структура, дам тебе знать через пару дней. Что-нибудь еще?

Питт протянул видеокассеты с «Навигатора»:

— Введи в компьютер и переведи в цифровую форму, потом сделай трехмерные фотографии.

— Сделаю.

— Еще одно, потом отправлюсь домой. — Питт положил на стол рисунок. — Ты когда-нибудь видел такую эмблему?

Вглядевшись в сделанный Питтом набросок трехглавой собаки с гадючьим хвостом, Йегер недоуменно посмотрел на него:

— Разве ты сам не знаешь, что это за организация?

— Нет.

— Где ты его видел?

— Он был нарисован на борту одного судна.

— Это судно нефтяной компании?

— Что-то вроде этого, — осторожно признал Питт. — Так ты знаешь, что это такое?

— Увы, — многозначительно кивнул Йегер. — Если с похищением «Изыскателя» связана корпорация «Цербер», соваться в это дело все равно что залезть в террарий со змеями.

— Корпорация «Цербер», — медленно выговаривая каждый слог, заметил Питт. — Как же глупо с моей стороны. Я должен был это предвидеть. Она владеет большинством американских нефтяных разработок, медными и железными рудниками. Их химические предприятия выпускают тысячи различных продуктов. Это их трехглавый волкодав набросился на меня! Как же я сразу не уловил связь?!

— Если подумать, то все становится на свои места.

— Почему они выбрали в качестве эмблемы именно эту тварь?

— Каждая голова обозначает направление их деятельности, — ответил Йегер. — Нефть, шахты и химическое производство.

— А хвост? — усмехнулся Питт. — Наверное, что-то темное и грязное?

Йегер пожал плечами:

— Не знаю, кто может это расшифровать.

— Откуда взялась эта псина?

— Цербер — из греческой мифологии.

Усевшись за компьютер, Йегер ввел пароль. На небольшом подиуме как раз напротив его столика появилось трехмерное изображение привлекательной женщины. Она была одета в закрытый купальник.

— Ты вызывал меня? — спросила она.

— Привет, Макс. Ты знакома с Дирком Питтом?

Подернутые дымкой глаза осмотрели Питта с головы до ног:

— Да, я знакома с ним. Как поживаете, мистер Питт?

— Почти нормально, как сказали бы в Оклахоме. А как дела у вас, Макс?

На лице появилась недовольная гримаска:

— Мне не нравится дурацкий купальный костюм, который Хайрем на меня напялил. Он мне совсем не идет.

— Ты хочешь что-то другое? — удивился Йегер.

— Хотелось бы белье от Андры Габриэлли, элегантное платье от Армани и босоножки на высоких каблуках от Тодса.

Улыбнувшись, Хайрем спросил:

— Цвет?

— Красный.

Его пальцы тотчас пробежали по клавиатуре. Потом он откинулся в кресле, чтобы полюбоваться своей работой.

На некоторое время Макс исчезла, потом появилась в роскошном наимоднейшем прикиде.

— Так гораздо лучше, — не скрывая восторга, высказалась Макс. — Когда я на работе, не хочу выглядеть как все.

— Теперь, когда ты в хорошем настроении, могу я попросить тебя дать нам справку?

— Только скажи.

— Что ты можешь рассказать о Цербере?

— Это из греческой мифологии, — тотчас выпалила Макс. — Геркулес (латинское имя Геракла) в припадке временного помешательства убил жену и детей. В наказание бог Аполлон приказал ему двенадцать лет служить царю Эврисфею. Выполняя приговор, Геркулес должен был совершить двенадцать подвигов, считавшихся невыполнимыми.

Ему пришлось побеждать разных чудовищ, но труднее всего оказалось укротить Цербера, ужасного трехголового пса, охранявшего врата Аида — царства мертвых — и мешавшего мертвым душам убежать из подземного мира. Три его головы обозначают прошлое, настоящее и будущее. Что означает хвост в виде гадюки, я не знаю.

— Геркулес уничтожил собаку? — уточнил Питт.

Макс покачала головой:

— Он укротил ее на берегу адской реки Ахеронт, где проходит одна из пяти дорог в подземный мир. Правда, змея на хвосте Цербера искусала Геркулеса. Он отвел Цербера в Микены, показал его Эврисфею, а потом вернул в Аид. Вот и все. Да, сестрой Цербера была горгона Медуза со змеями вместо волос.

— А что ты можешь рассказать о корпорации «Цербер»?

— Которой? В мире есть десятки компаний, работающих под именем «Цербер».

— Обширной организации, связанной с нефтью, ее добычей и химической индустрией.

— А, эта, — оживилась Макс. — У тебя есть десять часов?

— У тебя столько сведений по «Церберу»? — удивился Питт, которого всегда поражало, сколько информации заложено в эту очаровательную машину.

— Не совсем. Но я смогу ее получить после того, как войду в их сеть и сеть тех компаний, которые имеют с ней дело. Поскольку их интересы связаны с международной деятельностью, правительственные учреждения многих стран располагают на них обширными досье. Чтобы скопировать их, мне и нужно десять часов.

Питт с сомнением посмотрел на Хайрема:

— Разве это легально?

На лице Йегера появилась плутоватая ухмылка:

— Я только даю команду Макс поискать сведения, но я не могу вмешиваться в ее работу.

Питт поднялся со стула:

— Я ухожу, а вы с Макс разбирайтесь и делайте правильные выводы.

— Мы готовы над этим поработать.

Повернувшись, Питт посмотрел на Макс:

— Всего доброго, Макс. В этом наряде ты выглядишь просто потрясающе.

— Благодарю тебя, Дирк. Ты тоже мне нравишься. Жаль, что наше общение виртуально.

— Никогда не знаешь, Макс, что будет с нами дальше. Может быть, когда-нибудь Хайрем создаст тебе тело.

— Надеюсь на это, мистер Питт, — грустным голосом ответила Макс. — Я так надеюсь на это.

* * *

На окраине международного аэропорта имени Рональда Рейгана находился старый ангар, построенный в тридцатые годы для списанных самолетов. Его металлические стены и крыша были покрыты оранжево-коричневой ржавчиной. Несколько окон забиты досками, краска на двери, когда-то ведущей в контору, облупилась и осыпалась.

Это древнее сооружение возвышалось в конце одной из дорожек для обслуживания аэропорта неподалеку от ворот охраны. Припарковав джип в кустах позади ангара, Питт подошел ко входу. Он посмотрел на камеру безопасности, установленную на деревянном шесте с другой стороны дороги, и убедился, что она перестала вращаться и повернулась прямо на него. Потом набрал в определенной последовательности цифры, подождал, пока изнутри не раздастся щелчок, и повернул медную щеколду. Старая дверь бесшумно распахнулась наружу. Внутри было темно, только из окон, расположенных под крышей ангара, струился слабый свет. Питт включил освещение.

Попав в ангар, посторонний был бы крайне удивлен. Освещенные мощными верхними лампами, на эпоксидном полу стояли в три ряда прекрасно отреставрированные классические автомобили. В одном из рядов выделялся красный спортивный «форд» 1936 года. Он выглядел так же великолепно, как и все остальные машины.

С другой стороны ангара стоял реактивный самолет времен Второй мировой войны и транспортный самолет 1929 года. За ними виднелся пульмановский вагон конца прошлого века, странного вида надстройка на резиновом надувном плоту и эмалированная ванна с приделанным к ней с одного конца лодочным мотором.

Коллекция технических шедевров многое значила для Питта. Они были частью его жизни. Питт заботливо ухаживал за ними, поддерживал в рабочем состоянии, показывал только близким друзьям. Никто из проезжающих по магистрали в аэропорт Рональда Рейгана и видевших обветшалый самолетный ангар в дальнем конце летных полей не мог предположить, какие раритеты находятся в нем.

Питт закрыл и тщательно запер дверь. Как обычно, когда он возвращался из экспедиций, он вначале осмотрелся. Блестящая краска на автомобилях была покрыта пылью. Питт решил завтра же пройтись по ним мягкой тряпкой и вернуть обычный блеск. Осмотревшись, он поднялся по старинной чугунной винтовой лестнице в свои апартаменты. Они размещались в надстройке над основным этажом напротив дальней стены ангара.

Его жилище было таким же необычным, как и располагавшаяся внизу коллекция. Вся его квартира, включавшая гостиную, ванную, кухню и спальню, была полна предметами, снятыми с затонувших или отданных на переработку старых кораблей. Здесь был огромный деревянный рупор с античной галеры, нактоуз со старого восточного грузового судна, корабельные колокола, бронзовые и медные водолазные шлемы.

Мебель представляла собой мешанину из древностей, поднятых с затонувших судов девятнадцатого века. На низких полках стояли модели кораблей в стеклянных ящиках. На стенах висели рисунки кораблей, выполненные известным художником Ричардом де Россетом.

Ни один уважающий себя дизайнер не потерпел бы такой мешанины.

Приняв душ и побрившись, Питт заказал столик в маленьком французском ресторанчике, расположенном поблизости. Вначале он хотел пригласить Лорен, но, подумав, решил пообедать в одиночестве. Когда он оправится от ран, можно будет и пообщаться. Приятный обед, а потом ночь на его огромной перине из гусиного пуха позволят ему восстановить силы, и тогда, обновленным, он сможет начать новый день.

Одевшись, Питт понял, что у него в запасе есть двадцать минут. Взяв листок бумаги с телефоном Келли, он позвонил ей. Удивляясь, что не сработал автоответчик, после пяти звонков он собирался повесить трубку, но тут она ответила сама:

— Алло.

— Привет, Келли Иген.

Он услышал, как у нее перехватило дыхание.

— Дирк! Ты вернулся.

— Только что вошел и подумал, что нужно позвонить.

— Я рада, что ты это сделал.

— Мне дали несколько дней отпуска. Что ты делаешь?

— Занимаюсь благотворительностью, — ответила Келли. — Я председатель местной организации «Дети-инвалиды». Мы устраиваем авиационный праздник для детей.

— Прости, я боюсь показаться невеждой, но чтоэто за авиационный праздник?

Келли рассмеялась:

— Что-то вроде авиашоу. Люди прилетают в старых самолетах и катают в них детей.

— Ты, наверное, сильно занята.

— Еще как! — ответила она. — Владелец шестидесятилетнего «Дугласа» собирался прокатить детей над Манхэттеном. Но у него что-то случилось с шасси, и он не может принять участие в празднике.

— Где он состоится?

— В Нью-Джерси, на частном аэродроме около города Ингл Клифф. Это недалеко от отцовского дома и лаборатории. — В ее голосе послышалась грусть.

Выйдя на балкон своего жилища, Питт посмотрел вниз на коллекцию старых самолетов. Большой трехмоторный транспортный самолет 1929 года, пожалуй, вполне пригоден.

— Мне кажется, я смогу помочь тебе провести воздушную экскурсию.

— Ты правда можешь? — К Келли вновь вернулось хорошее настроение. — Ты знаешь, где можно достать старый транспортный самолет?

— Когда праздник?

— Через два дня, не считая сегодняшний. Но как ты можешь все устроить за такой короткий срок?

Питт усмехнулся:

— Я знаю человека, который с удовольствием поможет красивой женщине и детям-инвалидам.

22

На следующее утро Питт встал рано, побрился и надел темный деловой костюм. Сэндекер настаивал, чтобы руководители Агентства всегда выглядели представительно. Позавтракав, он сел в машину и направился за реку, в штаб-квартиру НУМА. Как обычно, улицы были забиты, но Питт не спешил. Во время остановок в пробках он собрался с мыслями и составил план на день.

Поставив машину в подземный гараж, Питт поднялся на лифте на четвертый этаж, где находился его кабинет. Из лифта он вышел в коридор, пол которого покрывали мозаичные рисунки знаменитых кораблей. На этаже никого не было — Питт пришел на работу раньше всех.

Войдя в кабинет, Питт снял пальто и повесил его на старомодную вешалку. Проводя большую часть года в экспедициях, он редко работал за столом. Разборка бумаг не относилась к его любимым занятиям. В течение двух часов Питт просматривал почту и изучал планы будущих научных экспедиций НУМА во всех частях света. Как руководитель специальных работ, он изучал все проекты, связанные с океанографией.

Ровно в девять появилась Зерри Почински, секретарь Питта в течение многих лет. Увидев за столом шефа, она влетела в кабинет и поцеловала его в щеку.

— Добро пожаловать. Слышала, тебя нужно поздравлять.

— Ну вот, и ты туда же, — сердито буркнул Питт, хотя был очень рад видеть Зерри.

Когда та начинала работать у Питта, ей было всего двадцать пять и она была свободна. Сейчас она была замужем за вашингтонским лоббистом. У них не было собственных детей, но они усыновили пятерых сирот, поэтому Зерри работала только четыре дня в неделю. Признавая ее организаторские способности, Питт с радостью пошел ей навстречу. Действительно, Зерри всегда опережала его на два шага. Кроме того, она была единственным секретарем, кто еще знал стенографию.

Живая, улыбчивая, с выразительными светло-карими глазами, она обладала острым умом. Все те годы, что ее знал Питт, Зерри носила одну и ту же прическу — золотисто-каштановые локоны, ниспадавшие на плечи. Когда-то они даже флиртовали друг с другом, но Питт всегда следовал неписаному правилу: не заводить служебных романов. Они оставались близкими друзьями, но без романтических отношений.

Обойдя кресло сзади, Зерри обняла Питта:

— Ты не представляешь, как я рада видеть тебя живым и здоровым. Я места себе не нахожу, когда от тебя нет вестей.

— С плохими мальчиками это бывает.

Она выпрямилась, расправила блузку, приняла официальный вид:

— Адмирал Сэндекер ждет тебя в зале для совещаний ровно в одиннадцать.

— И Джордино?

— И Джордино. Кроме того, не занимай вторую половину дня. Адмирал пригласил журналистов. Они сходят с ума оттого, что не могут допросить кого-нибудь из свидетелей пожара на «Изумрудном дельфине».

— Я ведь уже рассказал все, что знаю, в Новой Зеландии! — взвился Питт.

— Не только в Вашингтоне, но и во всех Соединенных Штатах журналисты считают тебя национальным героем. Ты должен им подыграть и ответить на все вопросы.

— Пусть адмирал попросит Ала пожариться под вспышками. Он так любит быть в центре внимания.

— Не учитываешь, что он твой подчиненный, поэтому ты, — главный виновник торжества.

Поболтав с Зерри, Питт засел за подробный отчет. Он описал все события, начиная с того момента, как увидел горящий круизный лайнер, до освобождения и побега «Изыскателя» из пиратского плена. Пока Питт умолчал обо всем, что связано с «Цербером». Сначала надо было разобраться, почему эта гигантская компания вступила в игру. Пусть Хайрем Йегер определит ее интересы в этом деле.

В одиннадцать часов Питт вошел в зал заседаний. Большая комната была отделана тиком и украшена бирюзовым ковром и викторианским камином. На стенах висели картины с эпизодами из исторических морских битв. Посередине стоял круглый стол, сделанный из досок шхуны, затонувшей на озере Эри в 1882 году. За ним сидели Сэндекер, Руди Ганн и еще двое. Худшие опасения Питта подтвердились, когда они поднялись, чтобы приветствовать его.

— Дирк, надеюсь, ты знаком с этими джентльменами, — заметил Сэндекер, не вставая.

Первым пожал руку Питта высокий усатый блондин со светло-голубыми глазами.

— Рад тебя видеть, Дирк. Сколько мы не виделись, года два?

Питт пожал руку директора ЦРУ Уилберта Хилла:

— Почти три.

Вперед вышел Чарльз Дэвис, специальный помощник директора ФБР. Здоровяк шести футов ростом, с неизменно печальными глазами, он всегда напоминал Питту собаку, потерявшую свою миску.

— Последний раз мы встречались, когда работали над делом о китайских эмигрантах.

Пока они болтали о старых временах, в комнату вошли Хайрем Йегер и Ал Джордино.

— Ну что ж, похоже, все собрались, — сказал Сэндекер. — Перейдем к делу.

Хайрем раздал присутствующим папки с фотографиями затонувшего «Дельфина».

— Пока все смотрят материалы, я запущу кассету.

Из ниши в потолке опустился огромный трехсторонний монитор. Хайрем нажал кнопку на пульте, и на трех экранах появились кадры, снятые видеокамерами «Следопыта». Обломки на морском дне выглядели эфемерными и жалкими. Было трудно поверить в то, что прекрасный лайнер мог так разрушиться.

По мере того как подводный аппарат двигался вдоль корпуса затонувшего судна, Питт давал пояснения:

— Останки лайнера лежат на глубине в девятнадцать тысяч семьсот шестьдесят футов на гладком склоне желоба Тонга. Судно разломилось на три части. Обломки и осколки разлетелись по площади примерно в квадратную милю. Корма и фрагмент средней части лежат на расстоянии в четверть мили от носовой части.

С них мы и начали. Сначала мы думали, что судно разломилось от столкновения с дном. В момент взрыва производилась буксировка, и судно вполне сносно держалось на воде. Но направление разброса частей корпуса показывает, что он разрушен изнутри, в результате серии взрывов. Сильный удар о дно только закончил разрушение корпуса.

— А может быть, взрыв произошел, когда огонь достиг топливных баков? Ведь тогда судно двигалось? — спросил Дэвис.

Переведя взгляд с фотографий на экран, Хилл стал объяснять подробнее:

— Я не раз расследовал причины взрывов и сейчас склонен согласиться с Дирком. Днище разломано несколькими взрывами. На снимках и видеокадрах видно, что корпус разрушен в нескольких местах. На это же указывает и разброс обломков. Похоже, мины были равномерно размещены вдоль корпуса. Очевидно, что взрыв хорошо подготовили.

— С какой целью? — спросил Дэвис. — Зачем понадобилось топить практически сгоревшее судно? И кто это сделал? Когда на судно заводили буксир, там никого не было.

— Не совсем так, — ответил Руди. — Капитан буксира... — он остановился, чтобы заглянуть в огромный блокнот, — его зовут Джок Макдермотт, сообщил, что сразу после взрыва они вытащили какого-то человека.

— Как же этот человек уцелел во время пожара? — скептически заметил Дэвис.

— Хороший вопрос, — отозвался Ганн, вынимая ручку из блокнота. — Сам Макдермотт не смог объяснить это невероятное событие. Он заявил, что поднятый на борт сказался контуженным и не вышел из шока, пока лайнер не начал тонуть. Когда же буксир пришел в Веллингтон, он незаметно проскользнул на берег, прежде чем его успели допросить, и исчез.

— Макдермотт описал, его?

— Сказал только, что он был темнокожим.

Сэндекер не стал спрашивать у присутствующих разрешения закурить. Агентство было его вотчиной, и он зажег одну из своих знаменитых сигар, которыми очень дорожил и почти никогда не предлагал даже своим близким друзьям. Он выпустил в потолок клуб синеватого дыма:

— Прежде всего, замечу, что «Изумрудный дельфин» затопили для того, чтобы не допустить расследования причин пожара страховыми компаниями. Затопление было подстроено. По крайней мере, мне так кажется.

Дэвис уставился на Сэндекера:

— Адмирал, если ваша теория верна, то нам следует признать, что пожар возник в результате поджога. Однако я не вижу причины. Почему вдруг террористам понадобилось уничтожать судно, команду и пассажиров? Ни одна террористическая группа не приняла на себя ответственность за крушение, и вряд ли кто-нибудь заявит об этом.

— Согласен, что мои слова звучат неправдоподобно, — продолжал Сэндекер. — Но таковы факты, и именно в этом направлении мы будем работать.

— У вас есть факты? — продолжал настаивать Дэвис. — Невозможно найти доказательства, что огонь был вызван человеком, а не произошел из-за несчастного случая или неполадок в системах корабля.

— Судовые офицеры показали, что все бортовые противопожарные системы не работали, — заметил Руди Ганн. — Они рассказали, что чувствовали свое бессилие, наблюдая, как огонь выходит из-под контроля, и его невозможно остановить. Речь идет о двенадцати разных системах, включая резервные. Разве не странно, что все они отказали одновременно?

— Примерно то же самое, что происходит с велосипедистом, выигравшим гонку «Индианаполис-500», — цинично заметил Джордино.

— Кроме того, Дирк и Ал предоставили доказательства, подтверждающие, что это был поджог, — заявил Йегер.

Сидевшие за столом недоуменно посмотрели на него, думая, что тот продолжит, но первым заговорил Питт:

— Вы смогли разобраться с материалом, который мы привезли?

— Работали днем и ночью, — торжествуя, ответил Хайрем.

— О чем мы говорим? — потребовал объяснений Хилл.

— О веществе, которое мы нашли, когда обыскивали обломки во время спуска в подлодке, — ответил Джордино. — Мы обнаружили его на месте часовни, с которой начался пожар, и привезли образец.

— Не стану вдаваться в подробности, — продолжал Хайрем. — Скажу лишь, что наши эксперты установили, что это быстровоспламеняющийся материал, известный как «Пайрторч-610». Если его поджечь, то потушить пламя практически невозможно. Вещество настолько опасно, что его не используют даже военные.

Наблюдая за реакцией сидевших за столом, Йегер явно получал удовольствие.

Питт наклонился и пожал руку Джордино:

— Прекрасная работа, партнер.

Тот с гордостью улыбнулся:

— Похоже, что наша небольшая поездка оправдала себя.

— Жаль, что Мисти нет с нами и она не слышит эти новости.

— Мисти? — переспросил Дэвис.

— Мисти Грэхем, — пояснил Питт. — Морской биолог с «Изыскателя». Она была вместе с нами в субмарине.

Сэндекер медленно стряхнул пепел сигары в большую медную пепельницу:

— Кажется, то, что мы считали несчастным случаем, было тщательно подготовленным преступлением.

Джордино вытащил из нагрудного кармана сигару, оказавшуюся точной копией той, что курил адмирал, и медленно зажег ее.

— Вы хотите сказать... — поднял голову Хилл, не подозревая, какая немая сцена разыгрывается между Сэндекером и Джордино с их сигарами. Адмирал был почти уверен в том, что Ал таскает у него сигары, но не мог этого доказать. Все его сигары были на месте. Он и не догадывался, что Джордино тайно покупал свои сигары у того же поставщика из Никарагуа.

— Я хотел сказать, — медленно продолжал Сэндекер, не скрывая раздражения, — что мы столкнулись с серьезным преступлением. — Он остановился и взглянул через стол на Хилла и Дэвиса. — Надеюсь, и вы, и ваши агентства начнут немедленное всестороннее расследование этого преступления и найдут виновных.

— Теперь, когда мы убедились в том, что было совершено преступление, — подхватил Дэвис, — я верю, что мы сможем работать вместе, и тогда найдем ответы на поставленные вопросы.

— Вы можете начать с причин похищения «Изыскателя», — заметил Питт. — Нисколько не сомневаюсь, что здесь есть какая-то связь.

— Я читал отчет, — ответил Хилл. — В нем говорится, что вы и Ал вели себя очень храбро, спасли ваше судно и победили пиратов.

— Они не были пиратами в общепринятом смысле этого слова. Это наемные убийцы, если быть точными.

Хилл не мог успокоиться:

— Какие у них были основания? Почему они решили напасть на судно НУМА?

— Это не просто нападение, — резко возразил Питт. — Они хотели убить всех, кто был на борту, всех до одного! Вам нужен мотив? Им надо было остановить нас, чтобы мы не проводили глубоководное исследование обломков. Они боялись того, что мы можем найти.

Ганн тихо спросил:

— Ради бога, кто может замыслить такое?

— Начните с корпорации «Цербер», — ответил Йегер, взглянув на Питта.

— Чепуха, — выпалил Дэвис. — Одна из крупнейших и уважаемых транснациональных компаний не может быть причастна к убийству более двух тысяч человек, находящихся на другом конце света. Вы можете представить, чтобы «Дженерал моторс», «Экссон» или «Майкрософт» оказались замешаны в массовых убийствах? Лично я не в состоянии.

— Не могу согласиться с вами, — ответил Сэндекер, — руки «Цербера» обагрены кровью. Они замешаны в нескольких достаточно грязных делах.

— Комитеты Конгресса расследовали несколько подобных случаев, — добавил Ганн.

— И все они оказались политическими скандалами, — возразил Дэвис.

Сэндекер усмехнулся:

— Перед выборами Конгресс очень хотел увеличить избирательные фонды каждой из партий, а не швырять деньги странам третьего мира.

Дэвис покачал головой:

— Чтобы начать расследование деятельности «Цербера», нужны более серьезные доказательства.

Питт заметил, как загорелись глаза у Хайрема. Компьютерный гений заговорил:

— Вам поможет, если я скажу, что «Пайрторч-610» создан в химических лабораториях «Цербера»?

— Вы не можете утверждать это, — заметил Дэвис, но в его голосе не было уверенности.

— До сих пор никто другой не смог его воспроизвести.

Дэвис мгновенно нашелся:

— Возможно, материал был украден у них. А воспользоваться им мог кто угодно.

— По крайней мере, ФБР есть с чего начать, — сказал Сэндекер, обращаясь к агенту. Потом повернулся к Хиллу: — А как насчет ЦРУ?

— Думаю, прежде всего следует снарядить экспедицию к обломкам пиратского корабля и посмотреть, что из этого получится.

— НУМА может чем-нибудь помочь в этом проекте? — бросил Питт.

— Нет, благодарю вас. Мы работаем с частной компанией, которая осуществляет для нас подводные исследования.

— Пусть так и будет, — согласился Сэндекер. — Если вам понадобятся наши услуги, достаточно только позвонить. Мы готовы оказать всестороннюю поддержку.

— Могут ли наши люди опросить экипаж «Изыскателя»? — спросил Дэвис.

— В любое время, — ответил Сэндекер. — Что-нибудь еще?

— Кому принадлежит «Изумрудный дельфин»?

— Поскольку компания «Голубые моря» зарегистрирована в Англии, — начал Ганн, — он внесен в английский судовой регистр. Но большинство ее акционеров — американцы.

— Это в той же мере их внутреннее дело, как и международное. — Хилл попытался улыбнуться. — Похоже, нашим конторам придется договариваться.

Дэвис и Хилл вышли вместе. Когда дверь закрылась, Сэндекер снова сел. Его глаза сощурились и в них промелькнули искры.

— Поскольку оба преступления произошли на море, не вижу причин, почему НУМА не должно принимать в этом участие. Мы проведем собственное расследование, независимо от ЦРУ и ФБР. — Взглянув на Питта и Джордино, он добавил: — У вас есть три дня, чтобы собраться и передохнуть. Потом возвращайтесь и приступайте.

Питт посмотрел на Сэндекера, потом перевел взгляд на стол:

— С чего нам начинать?

— К вашему возвращению я разработаю план. За это время Руди и Хайрем соберут всю возможную информацию.

— Куда вы отправляетесь передохнуть? — спросил Руди, обращаясь одновременно и к Питту, и к Джордино.

— Перед отъездом на Тихий океан я купил тридцатишестифутовую яхту. Она стоит около Аннаполиса. Думаю взять парочку дам и отправиться в круиз по Чезапикскому заливу.

Руди повернулся к Питту:

— А ты?

— Я? — пожал плечами Питт. — Собираюсь поучаствовать в воздушном шоу.

23

Трудно было найти более подходящий день для проведения воздушного праздника для детей-инвалидов. На ясном голубом небе не было ни облачка. Легкий бриз с Атлантического океана нес приятную летнюю прохладу.

На летном поле частного аэропорта Джин Тэйлор собралось больше десяти тысяч человек. Поселок, жителям которого принадлежало большинство самолетов, со всех сторон окружал аэродром. Улицы располагались таким образом, чтобы владельцам было удобно выводить самолеты на летное поле. В отличие от других аэродромов взлетную полосу обрамляли живые изгороди и цветочные клумбы. Просторные газоны и лужайки для пикников окружали автостоянки. Толпы гуляющих разглядывали самолеты прошлых лет, расставленные по краю поля.

На праздник съехались дети из четырех штатов в сопровождении родителей, врачей и воспитателей. Их опекало множество добровольных помощников. Детей возили вдоль выставки самолетов, катали на старых автомобилях. Владельцы и пилоты почти сотни самолетов с удовольствием демонстрировали принадлежавшие им редкости. Они разрешали детям посидеть в кабинах и с гордостью рассказывали историю знаменитых машин.

Взволнованная Келли стояла на краю поля и пересчитывала самолеты. Пока все шло гладко, но не хватало одного самолета, который должен был прокатить детей над небоскребами Манхэттена. Он почему-то еще не прилетел. Келли уже хотела сообщить детям неприятную новость, когда к ней подошла ее подруга и помощница по шоу Мэри Конрой.

— Мне очень жаль, — посочувствовала она. — Я знаю, что ты рассчитывала на него.

— Странно, Дирк обязательно позвонил бы, если бы не смог достать самолет, — с тревогой пробормотала Келли.

Мэри была очень привлекательной и модно одетой женщиной тридцати пяти лет. Слегка вьющиеся рыжеватые волосы. Умеренный макияж. Уверенный взгляд светло-зеленых глаз, высокие скулы и острый подбородок говорили о ее твердом характере. Мэри собралась что-то сказать, но неожиданно указала на небо, заслонив глаза от солнца.

— Что там летит с юга?

Посмотрев в указанном направлении, Келли заметила какое-то темное пятно:

— Не могу разглядеть.

— Похоже на старый транспортный самолет! — возбужденно заметила Мэри. — По-моему, он садится.

Келли вздохнула с облегчением.

— Наверное, это он! — воскликнула она. — Я знала, что Дирк не мог меня подвести!

Старый самолет непривычных очертаний проплыл над верхушками деревьев, окружавших поле. Он приближался с какой-то старомодной медлительностью, и было трудно представить, что блестевший на солнце «Железный гусь» когда-то считался одним из лучших самолетов своего времени.

Трехмоторный 5-АТ построили на заводе компании «Форд моторс» в начале тридцатых годов. Теперь некоторые образцы этой старой машины хранились в музеях и частных коллекциях. Питт владел одним из немногих летающих экземпляров. Обычно старые машины раскрашивали в цвета авиалиний, на которых они некогда летали. Питт сохранил оригинальную серебристую окраску гофрированных алюминиевых крыльев и фюзеляжа, оставив в качестве опознавательных знаков только регистрационный номер и логотип Форда. Поблескивая на солнце своими винтами, самолет медленно снижался.

Поскольку в это время в воздухе находилась только одна машина, и толпа и пилоты с удивлением разглядывавали ходивший на посадку легендарный самолет, наблюдая, как он снижается и бежит по посадочной полосе.

Казалось, необычная машина на мгновение неподвижно застыла над полосой подобно птице, перед тем как ее лапки коснутся воды. Потом очень медленно ее широкие колеса опустились на землю, мелькнул белый дымок и раздался едва слышный визг тормозов.

формы самолета лишь отдаленно напоминали современные. Крылья, под которыми были подвешены два мотора, выглядели слишком толстыми и широкими. Третий двигатель торчал впереди фюзеляжа. Треугольное ветровое стекло комично соседствовало с большими боковыми, дававшими пилотам достаточный обзор.

К самолету подъехал «виллис» времен Второй мировой войны и медленно покатил впереди, указывая путь к месту стоянки. Питт зарулил между красным трипланом фирмы «фокке-Вульф» и голубой амфибией Сикорского выпуска 1932 года, которая могла одинаково легко садиться и на землю, и на воду.

Келли и Мэри подъехали к самолету в туристском кадиллаке 1918 года. Выйдя из машины, они подождали, пока не остановятся двухлопастные винты. Спустя минуту открылась дверь в пассажирский салон и оттуда выглянул Питт. Откинув трап, он спустился на землю.

— Ты! — Келли не могла прийти в себя от удивления. — Ты не говорил, что самолет принадлежит тебе.

— Думал удивить тебя, — загадочно улыбаясь, ответил Питт. — Прости за опоздание. По пути из Вашингтона дул сильный встречный ветер.

Питт перевел взгляд на Мэри:

— Здравствуйте.

— Ой, простите меня, — опомнилась Келли. — Это Мэри Конрой — моя лучшая подруга и главная помощница в этом мероприятии. А это...

— Да, я уже догадалась. Это тот Дирк Питт, о котором ты говоришь с утра до вечера.

Мэри явно поддалась обаянию Питта и магнетизму его удивительных глаз.

— Приятно познакомиться, — промурлыкала она.

— Мне тоже.

— Детям не терпится полетать на твоем самолете, — прервала их Келли. — Увидев, как ты садился, они только об этом и говорят. Мы уже построили их для полета.

Питт окинул взглядом детей-инвалидов, собиравшихся лететь. Многие из них были в колясках.

— Сколько же их? Самолет может одновременно поднять только пятнадцать пассажиров.

— У нас шестьдесят, — ответила Мэри. — Придется слетать четыре раза.

Питт улыбнулся:

— Я с удовольствием, но, чтобы везти пассажиров, нужен второй пилот. Мой друг Ал Джордино не смог полететь со мной.

— Нет проблем, — ответила Келли. — Мэри — пилот компании «Конквест Эрлайнз».

— И как давно вы летаете?

— За двенадцать лет я налетала почти полторы тысячи часов.

— Сколько на винтовых самолетах?

— Почти тысячу.

Питт кивнул:

— Хорошо, сделаем пробный вылет.

От радости Мэри вся зарделась, как ребенок в рождественское утро:

— Все мои знакомые пилоты лопнут от зависти, узнав, что я пилотировала трехмоторный «форд».

Пристегнувшись к глубоким пилотским креслам, Питт показал Мэри, как обращаться с системой управления и приборами. Устройство передней панели было достаточно простым. Ряд стандартных переключателей и чуть больше дюжины приборов равномерно размещались на неширокой черной панели. Ниже располагались приборы управления носовым двигателем.

Массивный деревянный штурвал со спицами напоминал руль старых автомобилей. Сходство объяснялось тем, что Генри Форд, никогда не тративший лишнего цента, заставил конструкторов использовать в самолете руль от своего автомобиля.

Питт нажал кнопку стартера. Двигатели несколько раз чихнули, выбросив клубы дыма и копоти, провернулись и вдруг застучали ровно и громко, набирая обороты. Прогрев моторы, Питт направил самолет к концу взлетной дорожки.

Прежде чем передать управление Мэри, он еще раз объяснил ей порядок взлета и посадки, напомнив, что она летит не на реактивной машине с трехколесным шасси, а на тихоходном винтовом самолете с хвостовым колесом.

Мэри оказалась способной ученицей и все схватывала на лету, сразу же приспособившись к особенностям семидесятидвухлетнего ветерана. Питт продемонстрировал, что самолет спокойно летит с двумя работающими двигателями, показал, как он сваливается на скорости в шестьдесят четыре мили в час, и в заключение научил, как совершить посадку на одном двигателе.

— Удивительно, — громко восхищалась Мэри под мерный рокот трех моторов, — как это двигатели не накрыты обтекателями.

— Их сняли, чтобы сделать новые.

— Вам известна история самолета? — спросила Мэри.

— Его построили на заводе цельнометаллических самолетов Стаута в 1929 году, — начал рассказывать Питт. — Всего выпустили 196 машин. У моего сто пятьдесят восьмой номер. Сейчас сохранилось восемнадцать машин, три из них все еще летают.

В то время не было более комфортабельного самолета. Только у него была комната отдыха и стюардессы, обслуживавшие пассажиров. Видимо, поэтому самолетом пользовались многие известные люди. Он считается предшественником современной коммерческой авиации. Это настоящий король неба.

— У него необычная родословная, — заметила Мэри.

— Когда в 1934 году начали производить «Дуглас DC-3», этого надежного старичка, как его прозвали пилоты, отправили в отставку. Во время Второй мировой войны самолет забрали для нужд армии. В 1942 году он блестяще показал себя во время боев на Филиппинах. После войны он оказался в Исландии, где его владельцем стал один авиационный механик, доставлявший товары на отдаленные фермы и в поселки. В 1987 году я купил у него самолет и перегнал в Вашингтон, где отреставрировал. Самолет в вашем полном распоряжении, — закончил Питт, снимая руки со штурвала. — Эту птичку надо все время держать в руках и следить за ней ежесекундно.

— Поняла, — подтвердила Мэри. Приняв управление на себя, она с трудом поворачивала тугой штурвал и изо всех сил давила на педали. Сделав несколько горок и виражей, Мэри пошла на посадку.

Питт наблюдал за тем, как Мэри совершает заход на дорожку. Все прошло гладко, только один раз она попала в воздушную яму, а потом чиркнула по асфальту хвостовым колесом.

— Прекрасно, — похвалил он Мэри, — вы настоящий профессионал.

— Благодарю вас, сэр, — улыбнулась Мэри, не скрывая, что ей была приятна его похвала.

Когда трехмоторный самолет зарулил на стоянку, началась посадка детей. Большинство их помощники поднимали к дверям и передавали в руки Питту, а он переносил в салон и размещал на сиденьях, закрепляя поясными ремнями. Питт был глубоко тронут тем, как мужественно и с юмором дети с серьезными недугами воспринимали свое положение.

В салоне детей опекала Келли, она шутила и смеялась вместе с ними. После того как самолет поднялся в воздух, она показывала им виды Манхэттена, в то время как Питт направил машину вдоль реки Гудзон к городу.

Старый самолет как нельзя лучше подходил для проведения экскурсий. Невысокая скорость и большие квадратные иллюминаторы позволяли хорошо разглядеть панораму города. Дети, утопавшие в старых потертых креслах с подложенными подушками, взволнованно взвизгивали, наблюдая, как прямо перед ними поднимаются здания огромного города.

Питт совершил три полета и, пока самолет заправляли, отправился полюбоваться трехплоскостным «фоккером» времен Первой мировой войны, стоявшим рядом с его самолетом. Когда-то на нем летали такие асы, как Манфред фон Рихтгофен, Вернер Фосс и Герман Геринг, считавшиеся грозой авиации союзников. Позже Рихтгофен утверждал, что этот самолет ловок, как обезьяна, и стремителен, как дьявол.

Когда Питт рассматривал пулеметы, установленные над капотом двигателя, к нему подошел мужчина в старинной летной форме.

— Что скажете о моей милой пташке? — спросил он.

Повернув голову, Питт увидел темнокожего человека, похожего на афроамериканца, и перехватил изучающий взгляд его оливковых глаз. Высокий и стройный, с военной выправкой. В его фигуре было что-то царственное.

— На фото этот самолет выглядит таким маленьким, — заметил Питт, продолжая разглядывать пулеметы. — Они похожи на настоящие.

— Это подлинные пулеметы Шпандау калибра 7,62 миллиметра, — с гордостью ответил мужчина. — Когда-то они считались лучшими. — Сняв кожаную перчатку, он протянул руку. — Меня зовут Конджер Ренд, и я владелец этой пташки. — А вы летаете на «форде»?

Когда мужчина заговорил, у Питта появилось странное чувство, что тот его знает.

— Меня зовут Дирк Питт.

— Знаю, — ответил Ренд. — Вы работаете в НУМА.

— Мы встречались?

— Нет, но у нас есть общий знакомый.

Прежде чем Питт успел спросить Ренда, кто это, его позвала Келли:

— Мы готовы к посадке для последнего полета.

Питт повернулся, чтобы закончить разговор, но пилот «фоккера» уже исчез за своим самолетом.

Залив топливные баки, заправщик уехал, и самолет снова заполнили дети. Передав управление Мэри, Питт ушел в салон и стал показывать детям статую Свободы и остров Эллиса, пока они кружились над ними на высоте в тысячу футов. Вернувшись в кабину, он принял управление, направив самолет над Ист-Ривер в сторону Бруклинского моста.

Поскольку снаружи было достаточно тепло, Питт отодвинул в сторону боковое стекло. Поток свежего воздуха ворвался в кабину. Если бы у него не было детей на борту, возможно, он бы пролетел под почтенным старым мостом, но такое лихачество могло стоить ему лицензии. Не самое лучшее решение, подумал Питт. Тут он обратил внимание на тень, которая появилась сбоку и чуть выше самолета.

— У нас гость, — заметила Мэри.

Питт услышал, как дети в восторге визжат в пассажирском салоне. Подняв глаза, он увидел ярко-красный самолет, резко выделявшийся на ослепительно голубом небе. Примерно в пятидесяти ярдах от него пилот красного «фоккера» махал из своей кабины. На нем был кожаный летный шлем и очки с серебряной лентой вокруг головы.

Старый триплан летел так близко, что Питт заметил, как пилот ухмыльнулся, блеснув белыми зубами. Он собрался помахать в ответ, когда самолет неожиданно отвернул в сторону.

Питт увидел, как, выполнив петлю, красный триплан начал сближаться с трехмоторным «фордом», заходя под углом с правой стороны.

— Что делает этот сумасшедший? — спросила Мэри. — Над городом нельзя заниматься пилотажем.

Она получила ответ на свой вопрос, когда из ствола пулемета вырвалась вспышка огня. Вначале Мэри подумала, что это было частью запланированного воздушного шоу. Но тут перед ней разлетелось осколками ветровое стекло, откуда-то вырвалась струя масла, а из переднего двигателя повалил черный дым.

24

Питт почувствовал опасность еще до того, как на него обрушился град пуль. Бросив самолет в вираж, он наконец разглядел «фоккер». Находясь немного ниже и левее, тот готовился к новой атаке. Полностью открыв дроссели, Питт попытался сесть ему на хвост, но не смог. С тремя работающими моторами он бы легко обставил «фоккер» и его безумного пилота в скорости. Но теперь, после потери одного двигателя, его преимущество было сведено на нет высокой маневренностью истребителя.

Из выхлопной трубы центрального двигателя валил дым. Почувствовав, что мотор вот-вот загорится, Питт нагнулся и перекрыл топливный кран, а затем выключил зажигание. Мотор остановился, и винт замер в горизонтальном положении.

Покраснев от напряжения, Мэри следила за его действиями.

— Он стреляет в нас, — удивленно прошептала она.

— Только не спрашивайте меня почему, — попросил Питт.

В дверях кабины показалась Келли.

— Почему самолет так трясет? — обеспокоенно спросила она. — Вы пугаете детей...

Заметив дымящийся двигатель, пробитое пулями стекло и почувствовав врывающийся в кабину ветер, она спросила:

— Что происходит?

— Какой-то идиот напал на нас, — мрачно заметил Питт.

— Только он стреляет настоящими пулями, — уточнила Мэри, пытаясь уклониться от порывов ветра.

— У нас же на борту дети! — воскликнула Келли.

— Ему все равно. Вернись в салон и успокой детей. Пусть они считают, что мы играем. Заставь их петь. Надо отвлечь их, — добавил Питт.

Повернувшись к Мэри, он попытался подбодрить ее:

— Выйдите в эфир и дайте сигнал СОС. Расскажите о случившемся всем, кто ответит.

— Может ли кто-нибудь помочь нам? — спросила Келли.

— Пока нет.

— Что ты собираешься сделать?

Питт наблюдал за красным «фоккером», примеривавшимся для очередного захода:

— Постараюсь защитить вас.

Хладнокровие Питта и светившаяся в его глазах решительность успокоили женщин. Мэри начала передавать по радио СОС, а Келли вернулась к детям.

Питт осмотрелся, надеясь обнаружить спасительное облако, чтобы скрыться от триплана. Но облаков было мало, и все они находились на слишком большой высоте.

Старый транспортный самолет был так же беспомощен перед «фоккером», как ягненок перед волком. Зачем пилот, с которым он успел обменяться только парой слов, преследовал их? Питт ломал голову в поисках ответа, но так и не смог ничего придумать.

Возможно, Питту удалось бы посадить самолет на Ист-Ривер. Он мог спокойно опустить его на воду. Тот удержится на плаву достаточно долго, пока не прибудут спасатели. Но он сразу же отбросил эту мысль. Если даже ему удастся сохранить самолет и детей, нет никакой гарантии, что сумасшедший пилот хладнокровно не расстреляет их с бреющего полета. Если этот парень пытался уничтожить их в воздухе, он не колеблясь сделает это и на земле. Кроме того, было слишком опасно сажать на воду самолет с неубирающимся шасси.

Приняв решение, Питт направил самолет к Бруклинскому мосту.

Резко развернувшись, красный «фоккер» последовал за ними вдоль реки. Немного убавив обороты двух оставшихся двигателей, Питт подпустил нападавшего поближе. В отличие от современных истребителей, которые могут сбить самолет врага, даже не видя его, асы Первой мировой войны должны были приблизиться к противнику не меньше чем на сотню ярдов. Питт полагал, что пилот «фоккера» будет выжидать до последней минуты, прежде чем откроет огонь.

Питт вспомнил поговорку летчиков времен Второй мировой: «Держи ушки на макушке, а немца на солнце». Сейчас она оказалась как нельзя кстати. Пилот «фоккера» бросил свой самолет в штопор, затем резко наклонил нос и соскользнул в пологое пике, прикрываясь ярким солнцем.

Приблизившись на сотню ярдов, он открыл огонь, и Питт видел, как пули вспороли рифленые алюминиевые листы на правом крыле позади двигателя. Атака длилась не больше двух секунд, потому что Питт также свалил в крутое пике.

Самолет ринулся вниз к воде, «фоккер» не отставал, но прекратил стрельбу, потеряв цель из виду. Питт шел вниз до тех пор, пока не разглядел людей, прогуливающихся по обоим берегам реки, экскурсантов на верхней палубе небольшого парохода и пожарных на проплывавшем внизу катере. Казалось, самолет вот-вот рухнет в воду, но в последнюю секунду Питт взял штурвал на себя, выровнял машину и направил прямо к Бруклинскому мосту.

Опутанный множеством поддерживающих тросов знаменитый мост выглядел как паук в гигантской паутине. При виде двух самолетов, летевших к мосту, движение замерло, люди разглядывали их из своих автомобилей. Прохожие и велосипедисты также остановились и бросились к перилам. Не веря своим глазам, люди смотрели, как истребитель времен Первой мировой войны хладнокровно расстреливал тихоходный трехмоторный самолет.

— Боже мой! — пробормотала Мэри. — Ты что, собираешься пролететь под мостом?!

— Лучше помоги мне, — буркнул Питт.

Он направил самолет точно между опорными башнями, прикинув на глаз, что от моста до воды около ста пятидесяти футов. Оставляя дымный хвост от центрального двигателя, самолет промелькнул под мостом и вырвался на открытое пространство, едва не задев буксир, тянувший несколько барж.

Завороженные зрелищем проплывшего над ними моста, дети подумали, что это входит в программу поездки. Не подозревая о нависшей над ними опасности, они затянули песенку:

У маленькой Мэри Большая потеря:

Пропал ее правый башмак.

В это время диспетчеры аэропорта Кеннеди и ближайших к нему площадок для небольших самолетов наконец услышали СОС, который непрерывно посылала Мэри. Одновременно сообщения о странном сражении в воздухе поступили и в полицию. Диспетчер аэропорта Кеннеди немедленно связался с начальством:

— Я получил СОС от женщины со старого трехмоторного «форда», участвующего в сегодняшнем воздушном шоу. Она заявляет, что на нее напал истребитель времен Первой мировой войны.

Главный диспетчер рассмеялся:

— А еще марсиане высадились около статуи Свободы.

— Нет, шеф, в этом что-то есть. Мне только что сообщили из полиции, что красный триплан преследует старый трехмоторник под Бруклинским мостом. Он уже поджег один из его двигателей.

Смех тотчас оборвался:

— Не знаешь, внутри есть пассажиры?

— Полиция говорит, что на борту пятнадцать детей-инвалидов. — Помедлив, диспетчер добавил, его голос дрожал: — Я даже слышу, как они поют.

Сразу же став серьезным, главный диспетчер подошел к радарам, выстроившимся в ряд, и спросил оператора, вглядывающегося в монитор.

— Что у тебя над Манхэттеном?

— Два самолета над Ист-Ривер, но большой только что исчез с экрана.

— Разбился?

— Похоже на то.

Глаза главного диспетчера потемнели от боли.

— Бедные дети, — печально пробормотал он.

Пролетев в нескольких футах от тросов, «фоккер» круто взмыл вверх, чтобы набрать высоту, развернуться и снова атаковать. Питт бросил самолет в крутой вираж, пролетев где-то над одиннадцатым и тринадцатым причалами. Снизившись, он прошел в двухстах футах над Уолл-Стрит. Затем, выровняв самолет, пролетел над статуей Джорджа Вашингтона. Едва не задев крыльями небоскреб, в котором от выхлопа двигателей задрожали стекла, Питт наконец вырвался на свободное пространство.

С ужасом наблюдавшая за ним побледневшая Мэри прошептала:

— Это просто безумие!

По ее щеке, рассеченной куском разлетевшегося стекла, текла кровь.

— Прости, — спокойно ответил Питт. — У меня нет выбора.

Заметив внизу широкую улицу, оказавшуюся южным концом Бродвея, он снова снизился. Заложив вираж, Питт прошел над фондовой биржей и чуть не задел шпиль на соборе Святого Павла. Полицейские машины попытались следовать за ним, но не смогли пробиться на полных транспорта улицах и скоро отстали.

Пилот «фоккера» также потерял Питта, лавировавшего между зданиями. Покружив над Ист-Ривер, он поднялся на тысячу метров и направился вдоль нижней части Манхэттена. Пройдя над рядами судов, стоявших у причалов Южного порта, он заметил вдали блеснувшую на солнце обшивку самолета. Высунувшись из кабины, пилот даже снял очки. Не веря своим глазам, он уставился на самолет, летевший между небоскребами.

Питт прекрасно понимал, какой опасности он всех подвергает, но так же хорошо представлял, что будет, если «фоккер» подожжет его. Тогда он рискует и детьми, и жизнями тех людей, что находились внизу, на улицах. Он мог только уходить от врага, чтобы выиграть время и выбраться из города. Пусть тогда сумасшедший «фоккер» сам разбирается с полицейскими вертолетами. Сосредоточившись на том, как спасти детей, он услышал, как они поют:

Милая Мэри,

Не плачь о потере

Ботинка для правой ноги!

Сошьем тебе новый

Иль купим готовый,

Но только смотри — береги!

Неожиданно Питт заметил, как на проплывавшей внизу улице полетели осколки асфальта. Оказалось, что «фоккер» снова сел ему на хвост и выпустил новую очередь. Пули прошли мимо, накрыв группу желтых такси и почтовый ящик на углу опустевшей улицы, но, по счастью, никого не задев.

Вначале Питт решил, что его также не задело, но потом самолет резко скользнул вниз, и он понял, что отказал руль высоты. Видимо, пули перебили тросы управления, проходившие по внутренней поверхности фюзеляжа.

— Что случилось? — спросила Мэри.

— Последней очередью перебило руль высоты. Я не могу набрать высоту.

«Фоккер» почти приблизился, но, заметив стоявшие прямо на его пути здания, упустил момент для нанесения решающего удара. Резко поднявшись вверх, пилот сделал полупетлю и полетел в обратном направлении.

Питт понял, что противник не собирается терять время на лобовую атаку. Он готовился зайти сверху и расстрелять хвост самолета.

— Ты видишь его? — спросил Питт у Мэри.

— Нет, наверное, он как раз за нами, — спокойно ответила женщина.

В проходе появилась Келли:

— Дети ведут себя просто потрясающе. Они так спокойно все переносят.

— Потому что не знают, как мало у нас времени, — заметил Питт.

Самолет продолжал лететь по прямой. Бродвей постепенно уходил на восток. Повернув у Сорок восьмой улицы, Питт понял, что опасность не миновала. Руль высоты продолжал бездействовать, и ему приходилось нажимать на педали изо всей силы, чтобы почувствовать хоть какую-то отдачу. Малейшее движение штурвала могло заставить самолет врезаться в стену здания. Управляя дросселями двигателей, Питт с трудом выровнял курс вдоль Бродвея.

Облегченно вздохнув, он облизал пересохшие губы. Отвесные стены зданий мелькала так близко, что казалось, до них можно было дотронуться рукой. Улица тянулась вдаль бесконечной лентой и вроде бы становилась уже. Заметив самолет, летевший посередине Бродвея примерно на уровне десятого этажа, люди останавливались и задирали головы. Оглушительный рев двигателей слышался за несколько кварталов. Работники контор, смотревшие из окон небоскребов на пролетавший внизу самолет, не верили своим глазам. Всем казалось, что он вот-вот свалится на мостовую.

Питт отчаянно пытался поднять нос самолета вверх, но у него ничего не получалось. Он сбросил газ, чтобы уменьшить скорость. Пилот «фоккера» оказался хорошим специалистом и охотился за ним как лиса за цыпленком. Но ему попался достойный противник, не уступавший ни в упорстве, ни в мастерстве.

Различие между ними состояло еще и в том, что Питт сражался не толькоза себя, — он защищал жизни двух женщин и пятнадцати детей. И одному богу известно, сколько людей могло погибнуть, если самолет упадет и взорвется на заполненных народом улицах.

Увидев мелькавшие рядом с самолетом здания, дети впервые начали нервничать. И все же они продолжали петь, Келли подбадривала их, хотя и она испугалась, заметив надвигавшиеся на них коробки, за стеклянными окнами которых были видны лица оцепеневших от ужаса людей.

С высоты тысячи футов пилот «фоккера» смотрел на самолет, летевший среди небоскребов Бродвея. Казалось, тот вот-вот рухнет на землю. С дьявольской настойчивостью он выжидал, не видя смысла в снижении и новой атаке. С тревогой наблюдал он за полицейским вертолетом, летевшим чуть впереди «фоккера» и «форда».

Точно рассчитанным движением ручки он бросил свой самолет на сближение с вертолетом. Через стекло кабины можно было увидеть, как полицейский, не сводивший глаз с красного самолета, требовал, чтобы пилот поднялся чуть выше.

Сообразив наконец, что «фоккер» заходит в атаку, пилот попытался уклониться, а сидевшие за его спиной полицейские открыли огонь из автоматов. Но хладнокровно и безжалостно выпущенная очередь попала прямо в двигатель под несущим винтом. Раздался взрыв, сопровождающийся яркой вспышкой. Через три секунды горящие обломки вертолета упали на крышу офисного здания.

Отлетевшими осколками задело несколько человек на тротуарах. Это казалось невероятным, но никто не был серьезно ранен, не было и убитых. Из-под обломков вертолета персонал здания вытащил пилота и обоих полицейских, они получили только переломы.

Бесчеловечный поступок пилота «фоккера» ничем нельзя было оправдать. Понимая, что самолет Питта сильно поврежден и ему некуда деться, он мог прекратить погоню и легко уйти от преследования. Его жизни ничто не угрожало, он расстрелял полицейских просто ради удовольствия. Даже не оглянувшись, он продолжил свою дьявольскую охоту.

Питт не заметил гибели вертолета. Улица слегка изгибалась, и он полностью сосредоточился на том, чтобы вписаться в поворот. Оглянувшись назад, Мэри с ужасом наблюдала за происходящим сквозь заднее стекло кабины.

Когда Бродвей ушел влево, Питт решил искать место для посадки. Заложив правый вираж, он ушел в сторону от высотных зданий. Едва не задев крылом статую Христофора Колумба, он двинулся вдоль Пятьдесят пятой улицы. У юго-восточного входа в Центральный парк Питт еще раз повернул и направился туда.

Тысячи людей, собравшихся в парке теплым летним днем, затаив дыхание, наблюдали за развернувшейся над их головами драмой. Завывали сирены съезжавшихся со всего города полицейских машин. Со стороны Пятой авеню появилась группа полицейских вертолетов и несколько машин с тележурналистами.

— Он возвращается! — прокричала Мэри, — Он набрал высоту и заходит сзади!

Оставалась последняя возможность. Рассчитав, что «фоккер» атаковал с бреющего полета и у него, скорее всего, на исходе патроны, Питт попытался запустить подбитый двигатель. Мотор чихнул, несколько раз провернулся и заработал, набирая обороты.

Ожидая нападения сверху, Питт увеличил скорость и одновременно увел самолет вправо. Маневр оказался удачным. Резко уклонившись, Питт вывел самолет из-под обстрела. Выпущенная «фоккером» очередь прошла слева от них.

Но старый транспортный самолет не мог тягаться по маневренности с вертким трипланом, на котором еще восемьдесят лет назад летали лучшие немецкие пилоты. «Фоккер» дал еще одну очередь, и Питт почувствовал, как град пуль ударил в крыло и правый двигатель. Под капотом двигателя начался пожар, но он продолжал работать. «Фоккер» ушел куда-то в сторону, видимо выбирая направление для новой атаки.

Неожиданно лавина пуль обрушилась на кабину, изрешетив приборный щиток. Казалось, сумасшедший пилот предвидел каждый шаг Питта. Когда «фоккер» пронесся над разбитой вдребезги кабиной и ушел вперед, Питт понял, что настала его очередь для удара. Резко открыв все три дросселя, он послал самолет вперед. С двумя двигателями его скорость была равна скорости «фоккера», но третий мотор, выбрасывавший клубы дыма, позволил ему немного оторваться. Лицо Питта было забрызгано бензином и покрыто кровью от порезов осколками ветрового стекла. Едва различая в дыму красный самолет, Питт крикнул:

— Буль ты проклят!

Пилот «фоккера» слишком поздно заметил серебристый самолет в двадцати футах над собой и повел себя так, как и предвидел Питт. Вместо того чтобы уйти вверх, он стал прижиматься к земле. Одно из больших колес «форда» врезалось в его верхнее крыло, мгновенно превратив его в груду обломков. Быстро оглянувшись, Питт увидел, что «фоккер» вошел в штопор. Не растерявшись от дерзкой выходки Питта, пилот погрозил ему кулаком. Продолжая вращаться, триплан врезался в деревья.

Ударившись о ствол большого вяза, пропеллер разлетелся вдребезги, фюзеляж и крылья смялись, как клееная детская модель аэроплана из дерева и ткани. Через минуту место аварии окружили полицейские машины, сверкающие красно-белыми огнями.

С редким спокойствием, которого Питт не ожидал от девушки, Келли руководила детьми. А те продолжали самозабвенно распевать, пока поврежденный самолет пытался удержаться в воздухе.

Не дожидаясь, пока центральный и правый двигатели охватит пламя, Питт выключил их. Как тяжело раненная рабочая лошадь, которая до последнего тянет в упряжке, старый самолет цеплялся за воздух, оставляя за собой черный шлейф дыма. Питт направил его к видневшемуся вдали большому зеленому полю.

Все его пространство было заполнено отдыхающими людьми. Увидев надвигающийся прямо на них изрешеченный пулями самолет, они стремглав разбегались в стороны. Всем казалось, что через несколько секунд самолет рухнет на землю и взорвется.

Высунувшись из бокового окна, чтобы уберечься от дыма, заполнившего кабину, Питт окинул взглядом поле, определяя место для посадки. В обычной ситуации он мог посадить самолет и на пятачке, но теперь машина стала практически неуправляемой. Убедившись, что поблизости никого нет, Питт прикрыл дроссель и направил самолет вниз.

Затаив дыхание, столпившиеся у края лужайки люди следили за ним. Многие молились, чтобы охваченный дымом и пламенем самолет не взорвался при приземлении. Как зачарованные, все прислушивались к ужасающему реву единственного мотора, работающего из последних сил.

Едва не зацепившись за верхушки деревьев, старый самолет дважды резко подскочил и, наконец, встал на колеса. К всеобщему удивлению, прежде чем остановиться, он прокатился еще полсотни метров. Наблюдавшие за посадкой не могли поверить своим глазам.

Заметив толпу, ринувшуюся к самолету, Питт выключил последний двигатель, посмотрел, как лопасти пропеллера замерли в вертикальном положении, и повернулся к Мэри. Но тотчас замер, увидев ее мертвенно-бледное лицо. Протянув руку, попытался нащупать пульс. Не найдя его, Питт стиснул зубы.

Запыхавшаяся Келли заглянула в кабину.

— Ты сделал это! — радостно закричала она.

— Дети? — отсутствующим голосом спросил Питт.

— Никто не пострадал.

Тут она увидела, что спинка сиденья Мэри изрешечена пулями. Заметив, как Питт мрачно покачал головой, Келли в ужасе застыла. Разглядев кровь на полу кабины, она все поняла, и ее лицо исказилось от боли.

— Почему? — только и смогла выговорить она. — Почему? Мэри не должна была умереть!

Отовсюду, с близлежащих улиц и из парка бежали люди. У кабины собрались тысячи человек, они кричали и махали руками. Но Питт никого не видел и не слышал. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. От усталости он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Он сумрачно взглянул на Келли, которая тихо всхлипывала, закрыв лицо руками:

— Тот, кто летел в «фоккере», убил не только ее. На его совести много других безвинно загубленных жизней.

— Все это так нелепо, так ужасно, — плакала Келли.

— Это работа «Цербера», — тихо произнес Питт. Его слова потонули в раздававшихся снаружи криках. — Я отыщу его даже в аду.

25

После того как врачи обработали шишки и синяки, полученные во время драматического полета, дети вернулись к родителям. В это время Питт стоял рядом с убитой горем Келли, наблюдая, как выносят из самолета тело Мэри Кон-рой. Самолет оцепили, а Питта и Келли проводили к машине, чтобы отвезти в ближайшее полицейское отделение для допроса.

Прежде чем сесть в машину, Питт обошел свой самолет, удивляясь количеству нанесенных ему повреждений. Каким-то чудом он продержался в воздухе, позволив Питту посадить его на луг. Он осмотрел пробитый пулями хвост, аккуратные дырочки в верхней обшивке крыльев, разбитые головки цилиндров на двух двигателях, над которыми еще клубился легкий дымок.

Положив руку на колесо, Питт пробормотал:

— Спасибо тебе, дружище.

Потом он спросил у дежурного полицейского, не могли бы они остановиться у обломков «фоккера» до того, как направиться в управление. Тот кивнул и указал на ближайшую полицейскую машину.

Висевший на вязе в двадцати футах над землей, красный «фоккер» выглядел как покореженный воздушный змей. Подогнав к дереву лестницу, пожарные осматривали покалеченный самолет. Выйдя из полицейской машины, Питт подошел поближе. Он остановился поддеревом, где на траве лежал разбитый двигатель. Питт удивился: это был не модернизированный аналог, а оригинальный обертовский девятицилиндровый двигатель мощностью в сто десять лошадиных сил. Потом заглянул в открытую кабину. Она была пуста.

Осмотрев ветки дерева, Питт затем изучил землю под самолетом. Среди оставленных пилотом вещей оказались летная кожаная куртка, шлем и очки. Линзы были запачканы кровью. Каким-то образом пилоту удалось исчезнуть.

Пока полицейские допрашивали Келли, Питту разрешили связаться с местным отделением компании по обслуживанию самолетов и договориться, чтобы машину разобрали и переправили в Вашингтон. Там она попадет в руки реставраторов, которые вернут ей первоначальный вид. После этого Питт позвонил Сэндекеру и доложил о происшедшем.

Сделав все звонки, Питт спокойно уселся за пустой стол в полицейском участке и принялся разгадывать кроссворд. Когда Келли вышла, он обнял ее, усадил на скамью, а потом вошел в кабинет, где за обшарпанным дубовым столом сидели четыре детектива.

— Мистер Питт? — уточнил мужчина с тонкими усиками. На нем не было пиджака, и он носил узкие подтяжки.

— Да, это мое имя.

— Инспектор Марк Хакен. Мы с коллегами хотели бы задать вам несколько вопросов. Вы не будете возражать, если мы запишем наш разговор?

— Конечно.

Хакен не стал представлять остальных трех человек, находившихся в комнате. Они не походили на полицейских, какими их принято показывать по телевизору. Скорее они были похожи на обычных людей, которые стригут свои газоны по выходным.

Он начал с того, что попросил Питта коротко рассказать о себе, о своей работе в НУМА и, наконец, объяснить, почему он привел свой старый самолет на воздушное благотворительное шоу для детей-инвалидов. Затем детектив попросил подробно рассказать о полете.

Пока Питт детально описывал все происшедшее, начиная с того момента, как он взял на борт детей, до приземления в Центральном парке, другие детективы делали записи, время от времени задавая уточняющие вопросы.

Один из детективов взглянул на Питта и заметил:

— Я сам бывший пилот. Надеюсь, вы понимаете, что можете отправиться в тюрьму за свои художества. Не говоря уже о том, что можете потерять летную лицензию.

Чуть заметно улыбнувшись, Питт спокойно посмотрел на детектива:

— Я спасал жизнь пятнадцати детей-инвалидов, если это делает меня преступником, значит, пусть так и будет.

— И все же вы могли избежать этого, если бы не свернули к реке и не полетели над городскими улицами.

— Если бы я не свернул к Уолл-Стрит, нас бы наверняка подбили и мы бы свалились в реку. Поверьте мне, я говорю правду, в этом случае не выжил бы никто.

— Но вы должны признать, что сильно рисковали.

Питт спокойно пожал плечами:

— В противном случае я не сидел бы здесь, а кормил рыбок на дне.

— Вы не знаете, почему другой пилот захотел рискнуть самолетом, стоящим миллион долларов, оснастил его уникальным боевым оружием и напал на старый самолет с детьми? — спросил Хакен.

— Мне самому очень хотелось бы это узнать.

— И мне, — насмешливо подхватил Хакен.

— Вы уже установили личность пилота? — решился задать вопрос Питт.

— Ни малейшей зацепки. Он растворился в толпе и исчез.

— У самолета должен быть регистрационный номер, который может вывести на владельца.

— Наши эксперты еще не закончили осмотр.

— Вероятно, у руководителей воздушного шоу есть список участников. Мы все заполняли регистрационные листы для получения страховки. Они могут вывести вас на пилота.

— Мы работаем над этим вместе с полицейскими Нью-Джерси. Они сказали, что в полицию позвонил хранитель коллекции самолетов и рассказал, что похожий самолет стоял в ангаре на небольшом поле близ Питтсбурга. Он заявил, что владельца зовут Рауль Сент-Джастин.

— Не похоже на настоящее имя, — заметил Питт.

— Согласен с вами, — ответил Хакен. — А вы, случайно не знакомы с этим Сент-Джастином, или как его там зовут?

— Нет, — Питт уверенно посмотрел в глаза Хакена, — Мы успели обменяться только парой слов, потом он отошел.

— О чем он говорил с вами?

— О его самолете. Я всегда восхищался старыми машинами. Больше ни о чем.

— Значит, вы раньше его не встречали?

— Нет.

— Вы можете описать его и помочь нашему эксперту составить фоторобот?

— Буду рад сотрудничать.

— Нам очень жаль, что пришлось допросить вас и мисс Иген. Но в связи со смертью Мэри Конрой, а также по обвинению в угрозе жизни людей нам пришлось открыть дело. Удивительно, что никто не пострадал, когда красный самолет преследовал вас над городскими улицами и наш полицейский вертолет упал рядом с оживленным перекрестком.

— Слава богу, все обошлось, — явно сожалея о случившемся, проговорил Питт.

— Думаю, что на сегодня все, — подвел итог Хакен. — Конечно, и вы, и мисс Иген не должны покидать город, пока наше расследование не завершится.

— Боюсь, что это невозможно, инспектор.

Тот недоуменно поднял брови. Он не привык к тому, чтобы ему возражал и тем более собирался куда-то смыться в разгар следствия свидетель по такому важному делу.

— Могу я узнать почему?

— Потому что я участвую в правительственном расследовании причин пожара на борту круизного судна «Изумрудный дельфин», а также похищения исследовательского судна НУМА. Мое присутствие необходимо в Вашингтоне. — Полюбовавшись произведенным эффектом, Питт продолжил: — За разъяснениями вы можете обратиться к моему начальнику. Это адмирал Сэндекер. — Достав из бумажника визитную карточку, он протянул ее слегка ошарашенному Хакену. — Вот его номер телефона.

Тот передал карточку одному из детективов. Взяв ее, полицейский сразу же вышел из комнаты.

— Господа, вы наконец закончили? Мне хотелось бы отвезти мисс Иген домой.

Хакен кивнул и указал на дверь:

— Пожалуйста, только подождите несколько минут, пока нам подтвердят вашу связь с правительством и расследованием.

Питт нашел Келли свернувшейся в клубочек на деревянной скамье. Она выглядела как маленькая девочка, оставленная на пороге приюта.

— С тобой все в порядке?

— Я не могу прийти в себя после смерти Мэри, — грустно ответила девушка. — Она была близким другом моего отца в течение многих лет.

Питт огляделся вокруг и осмотрел переполненный людьми участок. Убедившись, что рядом с ними никого нет, он спросил:

— Скажи, насколько Мэри была близка с твоим отцом?

Келли раздраженно покосилась на него:

— Они были любовниками в течение ряда лет, если именно это тебя интересует.

— Нет, я хотел услышать не об этом, — покачал головой Питт. — Насколько хорошо она была знакома с проектами твоего отца?

— Она была хорошо с ними знакома. Из-за того, что я занималась собственной карьерой и у меня почти не было времени на отца, Мэри стала его доверенным лицом, секретарем, подругой и домохозяйкой. В то время, когда не летала, конечно.

— Он когда-нибудь разговаривал с тобой о своей работе?

Келли мотнула головой:

— Папа был очень замкнутым человеком. Он всегда говорил, что неспециалисту невозможно объяснить суть его работы. Только на борту «Дельфина» он рассказал мне кое-что. Он очень гордился своими техническими разработками в области корабельных двигателей и объяснил за обедом принцип их действия.

— И это все, что он тебе когда-либо рассказывал?

— После нескольких рюмок мартини в гостиной он как-то объявил, что совершил открытие века. Я тогда подумала, что он просто выпил лишнего.

— Тогда получается, что Мэри была единственным человеком, который был знаком с его работой?

— Нет. — Она посмотрела так, будто вдруг вспомнила о чем-то. — Есть еще Джошуа Томас.

— Кто?

— Доктор Джошуа Томас был другом моего отца и иногда помогал ему в исследованиях. Они одновременно получили докторскую степень в Массачусетсе, папа как инженер, а Джош — по химии.

— Ты знаешь, как с ним связаться?

— Да, — ответила Келли.

— Где находится лаборатория отца?

— В его доме, неподалеку от Джин Тэйлор.

— Можешь позвонить доктору Томасу? Я хотел бы встретиться с ним.

— По какому делу?

— Можешь сказать, что я умираю от любопытства и хочу узнать, что это за «открытие века».

26

Стоя на возвышении, адмирал Сэндекер отбивался от репортеров. Больше всего на свете он не любил выступать перед прессой. Хотя он всегда находился в хороших отношениях с масс-медиа и не раз имел удовольствие общаться с журналистами тет-а-тет, при свете прожекторов он чувствовал себя не в своей тарелке. Адмирал не любил вертеться как уж на сковородке, избегая провокационных вопросов. Прямота и честность, свойственные адмиралу Сэндекеру, были явно не к месту в бюрократическом и чопорном Вашингтоне.

Выдержав сорокаминутный град вопросов о роли НУМА в расследовании обстоятельств трагической гибели «Дельфина», Сэндекер вздохнул с облегчением, заметив, что журналисты начали выдыхаться.

— Не могли бы вы рассказать, что нашли ваши сотрудники во время погружения на подводной лодке? — спросила известная всей стране дама, телевизионный репортер.

— Видимо, они нашли доказательства того, что лайнер загорелся не случайно, — ответил Сэндекер.

— Вы могли бы описать эти доказательства?

— В том месте, где, по словам команды, начался пожар, они обнаружили горючий материал.

— Вы определили его состав? — спросил репортер из «Вашингтон пост».

— Как мне сообщили, его исследуют в лаборатории ФБР, — ушел от прямого ответа Сэндекер. — Скоро они сообщат о результатах.

— Что вы можете рассказать о террористах, похитивших ваше исследовательское судно «Изыскатель»? — спросил репортер из Си-эн-эн.

— Мне нечего добавить к тому, что вы уже знаете. Все пираты, участвовавшие в похищении, погибли. Поэтому нам не у кого выяснить причины захвата судна.

Подняла руку женщина в голубой блузке из новостей Эй-би-си:

— Как вашим людям удалось уничтожить пиратский корабль и всех, кто находился на его борту?

Сэндекер заранее приготовился к ответу на этот вопрос. Хотя ему и не хотелось этого делать, все же он солгал, чтобы на ученых и команду «Изыскателя» не навесили ярлык убийц.

— Насколько мы знаем, один из охранявших вход в лагуну выстрелил ракетой в «Изыскатель». В темноте он промахнулся, и ракета попала в пиратский корабль.

— Что случилось с охранником? — продолжала расспрашивать женщина. — Он может дать показания?

— Нет, к несчастью, он погиб во время стычки с моим директором по спецпроектам. Он пытался остановить охранника и не дать ему выстрелить в наш корабль еще раз.

Внимание Сэндекера привлек репортер из «Лос-Анджелес тайме»:

— Не видите ли вы связи между этими двумя происшествиями?

Сэндекер поднял руки и пожал плечами.

— Для меня это загадка. Может быть, вы обратитесь в ФБР или ЦРУ? Их расследование продолжается.

Репортер попросил разрешения задать еще один вопрос. Адмирал не возражал.

— Известно, что директор департамента специальных проектов НУМА руководил спасением людей с «Дельфина». Не он ли не допустил уничтожения исследовательского судна и вчера спас жизни детей-инвалидов во время воздушного поединка в Нью-Йорке?

— Да, — гордо ответил Сэндекер. — Как вам известно, его зовут Дирк Питт.

Из глубины комнаты какая-то журналистка выкрикнула следующий вопрос:

— Не думаете ли вы, что здесь тоже есть связь?

— Нет, я так не думаю, — оборвал ее Сэндекер. — Пожалуйста, не задавайте мне больше вопросов на эту тему, потому что я еще не разговаривал с мистером Питтом после этого происшествия. Я знаю только то, что прочитал в ваших газетах и видел в ваших выпусках новостей.

Сделав паузу, Сэндекер снова поднялся на возвышение, поднял руки:

— Леди и джентльмены, это все, что я знаю. Благодарю вас за внимание.

Когда адмирал вернулся к себе, у кабинета его ждал Йегер Хайрем. Около его стула стоял старый кожаный портфель доктора Иге на. Питая слабость к старым вещам, Хайрем обычно брал его с собой, когда работал дома. Он оказался более вместительным, чем обычные портфели.

Поднявшись, Хайрем вошел вслед за Сэндекером в кабинет.

— Есть новости? — спросил Сэндекер, усаживаясь за свой стол.

— Я подумал, что вам будет интересно узнать о работе ЦРУ на пиратском судне, — заметил Йегер, открывая портфель и вынимая папку.

Приподняв брови, Сэндекер взглянул на Йегера сквозь очки:

— Откуда у тебя эти сведения? ЦРУ нам еще ничего не сообщило. Я только знаю, что всего... — он взглянул на часы, — десять часов назад они начали погружение на месте кораблекрушения.

— Руководитель проекта требует, чтобы ему докладывали каждый час. Поэтому мы будем знать, что они обнаружат почти одновременно с ним.

— Если выяснится, что Макс проникает в секретные файлы ЦРУ, у нас будут неприятности.

Слегка улыбнувшись, Йегер ответил:

— Поверьте мне на слово, адмирал, они никогда не узнают. Макс забирает сведения из компьютера спасательного судна до того, как их зашифруют и отправят в Лэнгли.

Теперь ухмылялся Сэндекер:

— Ладно, расскажи, что обнаружила Макс?

Открыв файловую папку, Йегер начал читать:

— Установлено, что пиратский корабль на самом деле был рабочим грузовым катером размером сто сорок пять футов. Построен на верфи Хогана в Сан-Диего, в Калифорнии, по заказу индонезийской офшорной нефтяной компании. Катер отличается хорошей маневренностью и развивает высокую скорость.

— Установили владельца? — спросил Сэндекер.

— Он зарегистрирован в нефтяной компании «Барак ойл», которая входит в «Колэксико».

— "Колэксико"... — задумчиво повторил Сэндекер. — А я думал, что ее перепродали и сразу же закрыли.

— Закрытие компании лишило бы индонезийское правительство основного источника дохода от добычи нефти.

— Кто приобрел «Колэксико»?

Йегер посмотрел на него с улыбкой:

— Корпорация «Цербер».

Откинувшись на стуле, Сэндекер самодовольно усмехнулся:

— Хотел бы я видеть лицо Чарльза Дэвиса, когда он это услышит.

— Передача собственности нигде не зафиксирована, — заметил Йегер. — Формально владелец не менялся. В наших базах данных следы судна теряются в 1999 году. Вряд ли на борту катера найдут материалы, указывающие на принадлежность к «Церберу».

— ЦРУ еще не установило личности пиратов?

— Тела сильно повреждены взрывом, поэтому их сложно опознать. Охранника из сторожки отливом унесло в море. Как и предполагал Дирк, скорее всего, многие из этих парней уволились из спецназа и стали наемниками. Зубные карты и отпечатки пальцев наверняка помогут определить их имена.

— В наши дни так часто бывает с военными.

— К несчастью, наемникам платят больше, чем военным.

— Нет ли у Макс догадок о мотиве, побудившем руководство «Цербера» пойти на массовое убийство?

— Она не может работать без исходных данных.

— Может быть, все дело в личности доктора Игена, — задумчиво добавил Сэндекер.

* * *

Вернувшись к своему любимому компьютеру, Хайрем уселся за клавиатуру. Он вызвал Макс и, пока она не потаилась, задумчиво всматривался в пустой экран. Увидев голографическое изображение, Хайрем спросил:

— Ничего не произошло, пока я был у адмирала?

— Ныряльщики сообщили, что не нашли практически ничего, относящегося к пиратской команде. Ни личных вещей, ни записных книжек, только одежду и оружие. Тот, кто руководил пиратской операцией, сумел замести следы.

— Я хотел бы, чтобы ты пока отвлеклась от этого проекта и детально изучила биографию доктора Элмора Игена.

— Ученого?

— Его самого.

— Посмотрю, что я смогу накопать, помимо общеизвестных сведений.

— Благодарю тебя, Макс.

Йегер чувствовал себя уставшим. Он решил пораньше уйти домой. С тех пор как он начал заниматься расследованием гибели «Изумрудного дельфина», уделял все меньше внимания семье. Поэтому он решил сводить сегодня жену и дочерей сначала поужинать, а потом в кино. Поставив кожаный портфель на незанятую часть приставного стола, он открыл его, чтобы положить кое-какие документы.

Йегер относился к тем людям, которых трудно чем-либо удивить. Его знали как спокойного и уравновешенного человека. Но то, что он увидел, потрясло его до глубины души. Осторожно, как в капкан, он опустил руку внутрь портфеля. Потом понюхал маслянистую жидкость с характерным запахом смазки, в которую угодили его пальцы и которая наполовину заполняла внутренность портфеля.

«Этого просто не может быть!» — пронеслось в голове. Йегер не выпускал портфель из рук с тех пор, как вышел из офиса Сэндекера.

27

Келли ехала по девятому скоростному шоссе вдоль восточного берега реки Гудзон. Погода стояла пасмурная, время от времени начинался дождь. Хотя асфальт был влажным, она легко управляла спортивным «ягуаром». Автоматика и фирменная резина позволяли выжимать максимальную скорость.

Расслабившись на мягком сиденье, Питт наслаждался поездкой. Доверяя водительским навыкам Келли, он все же иногда бросал взгляд на стрелку спидометра, проверяя на всякий случай, насколько хорошо она справляется со скользкой дорогой.

К счастью, ранним субботним утром дорога была почти пуста. Питт продолжал наблюдать за открывающейся ему сельской местностью. Сразу за ограждением начинались скалы, покрытые зеленью. Чуть дальше тянулся ряд могучих деревьев, закрывавших обзор. Горизонт расширился, когда они поехали вдоль полей фермеров.

Миновав множество изящных особняков близ Стоуни Пойнт, Келли свернула направо, на узкую асфальтовую дорогу. Они проехали мимо нескольких живописных домиков с цветниками и ухоженными лужайками. Изогнувшись как змея, дорога привела их к воротам в массивной каменной стене.

Тянувшаяся вправо и влево десятифутовая стена выглядела как серьезная преграда. Массивные стальные створки ворот могли бы остановить летящий на полной скорости многотонный грузовик и даже груженый трейлер. В двадцати ярдах от ворот висели на высоких кронштейнах две телевизионные камеры. Их можно было отключить только метким выстрелом.

Остановившись около каменного столбика с пультом, Келли набрала код. Потом, достав карточку из бардачка, набрала еще одну группу цифр. Только тогда ворота начали медленно открываться. Как только машина проехала, створки быстро сомкнулись. Если бы сзади ехала еще одна машина, она не успела бы проследовать за «ягуаром» внутрь.

— Твоего отца, как я погляжу, серьезно волновала проблема безопасности, — заметил Питт. — Его система еще более тщательно продумана, чем моя.

— Мы пока не проехали мимо охранников. Ты их не видишь, но впереди еще несколько препятствий.

Дорога извивалась среди полей пшеницы, люцерны и других злаков. Когда они проезжали среди виноградников с созревающими лозами, перед автомобилем неожиданно поднялось заграждение. Зная о нем, Келли заранее снизила скорость. Как только она остановилась, из-за огромного дерева вышел человек с автоматом. Наклонившись, он заглянул в автомобиль:

— Всегда рад вас видеть, мисс Иген.

— Привет, Гэс. Как твоя малышка?

— Мы выплеснули ее вместе с грязной водой после купания, — рассмеялся охранник.

— Вы поступили мудро, — улыбнулась Келли; указав на дом, видневшийся среди деревьев, она спросила: — Джошуа там?

— Да, мисс, — ответил охранник. — С тех пор как умер ваш отец, мистер Томас живет затворником. Мне очень жаль. Доктор Иген был замечательным человеком.

— Благодарю вас, Гэс.

— Всего хорошего, — произнес охранник и так же внезапно исчез за деревом.

Питт удивленно взглянул на Келли:

— Что означает эта чепуха — «выплеснуть ребенка вместе с грязной водой»?

— Пароль, — улыбаясь, объяснила Келли. — Если бы я спросила насчет его малыша, а не малышки, он бы знал, что меня держат в качестве заложницы и застрелил бы тебя, а затем предупредил остальных охранников.

— Ты выросла в подобных условиях?

— Слава богу, нет. Когда я была маленькой девочкой, такая охрана еще не была нужна. Моя мама умерла, когда мне было десять. Отец все время пропадал на работе, поэтому он подумал, что будет лучше, если я перееду в город и стану жить со своей теткой. Поэтому я выросла на окраине Нью-Йорка.

Келли остановила «ягуар» на подъездной дорожке перед входом в большой трехэтажный дом в колониальном стиле. Выйдя из машины, Питт последовал за ней по ступенькам, ведущим к огромным двойным дверям, на которых были вырезаны изображения викингов.

— Что они означают?

— Ничего особенного. Папа увлекался историей викингов. Кроме работы, это было единственным его развлечением.

Держа в руке ключ, Келли нажала на звонок:

— Я могу открыть сама, но лучше предупредить Джоша.

Через полминуты им открыл лысый мужчина лет шестидесяти. На нем был жилет, полосатая рубашка и криво повязанный галстук-бабочка. Прозрачные голубые глаза и тщательно подстриженные усы выдавали человека, всегда погруженного в свои мысли. Неестественная краснота лица и тонкого носа указывала на склонность к алкоголю.

Завидев Келли, он широко улыбнулся, шагнул вперед и крепко обнял ее.

— Келли, как я рад снова видеть тебя. — Потом отпустил девушку, и его лицо омрачилось. — Я так сожалею о случившемся с Элмором. Вероятно, это было ужасно — видеть, как он умирает.

— Благодарю тебя, Джошуа, — тихо ответила Келли. — Знаю, как ты переживал.

— Я не ожидал, что он уйдет таким образом. Больше всего я боялся, что они его убьют.

Питт решил потом спросить, кого имел в виду Томас. Когда Келли представила его, он подошел и пожал протянутую ему руку. Хотя рукопожатие было не таким крепким, как он ожидал, Томас держался приветливо:

— Рад встретиться с вами, Келли все рассказала мне по телефону. Благодарю вас, что вы дважды спасли ее жизнь.

— Жаль, что я не смог помочь и доктору Игену.

Лицо Томаса погрустнело. Он обнял Келли за плечи:

— И еще Мэри. Какая удивительная женщина. Зачем кому-то понадобилось убивать ее?

— Это большая потеря для нас обоих, — печально ответила Келли.

— Келли рассказала мне, что вы были очень близки с ее отцом, — ввернул Питт, пытаясь сменить тему.

Томас пригласил их войти:

— Да, конечно. Почти сорок лет мы проработали вместе. Элмор был лучшим из всех, кого я знал. Он объединял гениальность Эйнштейна и предприимчивость Николы Тесла. И Мэри была по-своему прекрасна. Возможно, она стала бы первоклассным ученым, если бы так не любила летать.

Томас провел их в уютную гостиную с викторианской мебелью и предложил по бокалу вина. Усадив Питта и Келли на диван, он вышел и вскоре вернулся с подносом, на котором была бутылка «шардонне» и три бокала.

— Как-то странно, что я угощаю Келли в ее собственном доме.

— Пока не уладятся дела с наследством, так оно и будет, — ответила Келли. — И вообще считай этот дом своим. — Подняв бокал, она произнесла: — За ваше здоровье!

Задумчиво рассматривая вино на свет, Питт спросил:

— Скажите, мистер Томас, над чем работал доктор Иген перед смертью?

Томас бросил взгляд на Келли, та кивнула.

— Над большим проектом — разработкой и усовершенствованием эффективного и надежного магнитогидродинамического двигателя. — Он на секунду замешкался и посмотрел Питту в глаза. — Келли говорила мне, что вы работаете морским инженером в НУМА.

— Да, верно. — У Питта складывалось впечатление, что Томас что-то недоговаривает.

— Вероятно, Келли рассказала вам, что доктор Иген находился на борту лайнера в первом его плавании, потому что на нем были установлены сконструированные им двигатели и он следил за их работой.

— Келли ввела меня в курс дела. Но я хотел бы узнать, каков был личный вклад доктора Игена. Эксперименты с этими двигателями начались примерно двадцать лет назад. Японцы построили корабль, в котором они использовались.

— Верно, но их двигатель оказался экономически невыгодным. Он не позволял развить высокую скорость. А Иген предложил модель, которая произвела революцию в области судовых двигателей. Он создал ее всего за два года. Удивительное достижение, особенно если учесть, что он работал один.

Обычно испытания занимают десять месяцев, но ему удалось построить работающую модель меньше, чем за пять. Экспериментальные образцы Элмора во многом опережали его инженерные разработки. Он создал модель, не нуждающуюся в дополнительном топливе.

— Я объясняла Дирку, что в двигателях отца в качестве топлива используется морская вода.

— Хотя идея оказалась технически безупречной, — продолжал Томас, — первые образцы работали плохо и перегревались из-за высокого трения. Я начал работать с Игеном, чтобы решить эту проблему. Строго между нами, мы создали новую формулу смазки, которая позволяла избежать взрывов даже при максимальном нагревании и трении. Это открывает дорогу двигателям, которые не изнашиваются и не требуют ремонта.

— Итак, вы создали суперсмазку, — подытожил Питт.

— Да, можно и так сказать.

— А ее можно использовать в двигателях внутреннего сгорания?

— Конечно. На автомобилях она увеличивает пробег до двух миллионов миль, — доктор Томас говорил об этом как о чем-то обыденном. — Сверхмощные дизельные двигатели проработают раз в десять дольше. Такой же эффект достигается и в любой другой отрасли транспорта — от авиации до погрузчиков и экскаваторов.

— Не говоря уже о судовых двигателях, — подхватил Питт.

— Наша смазка может работать в любом двигателе, где есть трение, — ответил Томас, — поэтому мы с Игеном и называли ее в шутку: «Каждой дырке затычка».

— А ее производство дорого обойдется?

— Поверите, если я скажу, что на каких-нибудь три цента за галлон дороже, чем самое высококачественное моторное масло?

— Не думаю, что ваше открытие сильно обрадует нефтяные компании. За ближайшие двадцать лет они могут очень легко потерять миллиарды, даже триллионы долларов. Если, конечно, они не купят вашу формулу и не начнут производить смазку сами.

Томас медленно покачал головой.

— Этого не должно случиться, — решительно ответил он. — Иген вовсе не собирался наживаться. Он хотел безвозмездно передать формулу человечеству.

— Судя по вашим словам, половина денег от формулы ваша. Вы также согласны отдать ее на благо человечества?

Томас кивнул:

— Мне шестьдесят пять, мистер Питт. У меня диабет, острый артрит, вызывающий страшные боли, и еще рак обоих легких и печени. Мне повезет, если я протяну хотя бы пять лет. Что мне делать с миллиардом долларов?

— Бедный Джошуа, — с отчаянием в голосе проговорила Келли. — Ты никогда не говорил.

Он нагнулся и потрепал ее по голове.

— Даже твой отец не подозревал об этом. Да я бы и вам не сказал, если бы не пришлось к слову. — Он запнулся и поднял бутылку: — Еще вина, мистер Питт?

— Пока нет, благодарю вас.

— Келли?

— Да, немного. То, что ты мне рассказал, сделало меня более храброй.

— Я вижу, у вас серьезная охрана, — заметил Питт.

— Да, — признался Томас. — И мне, и Элмору много раз угрожали. Забравшийся в лабораторию вор даже ранил меня в ногу.

— Кто-то пытался украсть вашу формулу?

— Не просто кто-то, а огромный синдикат.

— И вы знаете, кто конкретно?

— Та же самая корпорация, которая выбросила меня и Элмора на улицу после двадцати пяти лет напряженной работы.

— Вас обоих уволили?

— В то время папа и Джошуа все еще работали над усовершенствованием формулы масла, — ответила вместо него Келли. — Директора компании уже строили планы, как они станут производить сверхкачественную смазку и получать огромные доходы.

— Мы с Элмором не хотели об этом и слышать, — продолжал Томас. — Мы считали, что ради блага человечества цена на нее должна быть доступной. Вначале руководители компании повели себя неразумно. Они решили, что их химики располагают достаточной информацией, чтобы самостоятельно вывести формулу. Поэтому они уволили нас, пригрозив отправить в тюрьму и даже убить, если мы попытаемся завершить эксперимент самостоятельно. Но мы продолжали работу.

— Вы считаете, что теперь эта же компания пытается убить вас и украсть формулу? — уточнил Питт.

— А кто еще знает о наших исследованиях? — спросил Томас так, будто Питту был известен ответ на этот вопрос. — Когда их ученые не смогли открыть формулу и работа зашла в тупик, они начали преследовать нас.

— И кто именно?

— Корпорация «Цербер».

Питта словно бы по голове молотком хватили.

— Корпорация «Цербер», — автоматически повторил он.

— Вы с ней сталкивались? — спросил Томас.

— Есть доказательства, что они связаны с пожаром на дельфине".

Странно, но слова Питта вовсе не удивили Томаса.

— Я так и думал, — невозмутимо ответил он, — Тот, кто владеет и управляет компанией, не остановится ни перед чем, чтобы защитить свои интересы. Даже если для этого потребуется сжечь лайнер вместе со всеми пассажирами.

— Непохоже, что вы хотели бы видеть его в числе своих друзей. А как насчет держателей акций? Разве они не знают о том, что происходит за их спинами?

— Почему они должны беспокоиться, если это приносит им свехприбыли? Кроме того, их слишком мало. Восемьдесят процентов акций принадлежат главе империи Кертису Мерлину Зейлу.

— Какие ужасные вещи происходят в демократической Америке! Существует корпорация, которая убивает ради выгоды...

— Даже больше, чем вы думаете, мистер Питт. Я могу назвать вам имена людей, связанных с корпорацией «Цербер», которые по разным причинам исчезли или были найдены мертвыми. Как говорят, погибли при невыясненных обстоятельствах. Некоторые якобы совершили самоубийство.

— Странно, что правительство не расследовало эту криминальную деятельность.

— У «Цербера» всюду свои люди: и в государственных учреждениях, и в федеральном правительстве. Они не задумываясь выплатят миллион долларов мелкому чиновнику, который станет тайно работать на них, доставая полезную информацию. Любой политик, лоббирующий интересы «Цербера», становится состоятельным человеком, а к выходу в отставку имеет солидный счет в каком-нибудь офшорном банке.

Томас сделал паузу и налил себе еще один бокал вина.

— Не думайте, что кто-нибудь откроет рот, стремясь снова стать честным. «Цербер» позаботится, чтобы его грязное белье не стирали публично. Семье информатора могут угрожать физической расправой и даже осуществить ее. Скажем, инсценировать несчастный случай, когда сын или дочь сломают руку или ногу. Если и тогда не удастся заставить его замолчать, то организуют самоубийство. Или он умрет от какого-либо приступа, вызванного веществом, незаметно введенным ему в толпе.

Вы удивитесь, когда узнаете, какое огромное количество независимых журналистских расследований деятельности корпорации было прекращено после закулисных встреч руководителей «Цербера» с главами газетных и телевизионных сетей. Тот, кто пытался им противостоять и вышвырнул их из своего кабинета, умер от инфаркта, когда его дочь жестоко избили в специально подстроенной драке. Поверьте мне на слово, мистер Питт, эти люди шутить не станут.

— Кто же у них занимается грязной работой?

— Специальный отдел под названием «Гадюки». Они подчиняются только личным распоряжениям Зейла. Я знаю об этом, потому что Элмору по секрету рассказал о ней старый друг из «Гадюк». Он предупредил, что нам с Игеном вынесли смертный приговор.

— Что произошло со старым другом?

— Он исчез, — подчеркнуто небрежно ответил Томас.

Вспоминая, Питт заметил:

— Хвост Цербера, стража Аида.

Томас с интересом взглянул на Питта:

— Вы знаете насчет трехголового пса?

— Логотип компании. На конце хвоста гадючья голова.

— Логотип стал основой корпоративного культа, — уточнил Томас.

— Это правила для всех работников? — спросил Питт.

— Поступив в компанию, все автоматически становятся как бы служителями культа. Корпорация обеспечивает четырехдневную рабочую неделю, большую ежегодную премию, наградные, которые выше, чем в любом другом месте. Постепенно люди становятся рабами, даже не подозревая об этом.

— У «Цербера» не возникает проблем с профсоюзами?

— Там их просто нет. Если кто-то и захочет их создать, желающие объединиться сразу же лишаются премий и прочих привилегий. Как я уже говорил, это большие деньги. А когда работник умирает или выходит в отставку, его должность обычно переходит к его детям, поэтому в компанию практически невозможно попасть со стороны. Все отношения сверху донизу похожи на отношения прихожан в церкви. Поклонение компании стало частью их жизни. С точки зрения работников, «Цербер» не может совершить ничего плохого.

— Как получилось, что вы и доктор Иген прожили так долго после того, как расстались с компанией?

— Потому что нас специально оставили в покое. Человек, который руководит этими операциями, хотел, чтобы мы продолжали работу, а затемрассчитывал украсть формулу смазки и разработки МГД-двигателя.

— Зачем нужно было ждать, пока двигатели доктора Игена построят и установят на «Дельфине»?

— Чтобы уничтожить корабль и обвинить во всем конструкторов, — ответил Томас. — Одни подозрения в том, что двигатели ненадежны, отпугнули бы конкурентов, а они получили бы патент по дешевке.

— Но ведь пожар начался не в машинном отделении.

— Я не знал об этом, — удивился Томас. — Если то, что вы говорите, верно, тогда можно предположить, что операция пошла не так, как было запланировано. Но это только предположение.

— Возможно, и верное, — соглашаясь, подхватил Питт. — В часовне, с которой, по словам команды, начался пожар, мы нашли зажигательные приспособления. Рискну предположить, что подобные устройства были установлены в разных местах, в том числе в машинном отделении. Оттуда огонь должен был перекинуться на верхние палубы и лишь затем разгореться в часовне, являвшейся последним звеном цепочки. Но что-то, видимо, не сработало и не позволило поджигателям полностью осуществить свой дьявольский замысел.

Питт не сказал, однако он понимал, что после неудачной попытки свалить пожар на двигатели люди «Цербера» решили потопить корабль до начала официального расследования.

Шепотом, так что Питт едва мог расслышать, Томас добавил:

— Боюсь, что они предпримут вторую попытку на «Золотом марлине».

— На новой роскошной субмарине, которая была разработана как подводный круизный корабль?

— Да, через два дня она выходит в первое плавание.

— С чего ты взял, что ей что-то угрожает? — удивилась Келли.

Томас поднял голову и уставился на собеседников.

— Вы разве не знаете?

— Не знаем чего? — уточнил Питт.

— "Золотой марлин" принадлежит компании «Голубые моря». И там тоже стоят двигатели, которые разработали мы с Элмором.

28

Питт немедленно информировал адмирала Сэндекера, и тот тут же распорядился отправить за ним принадлежащий Агентству реактивный самолет, чтобы подобрать его в аэропорту Джин Тэйлор. На обратном пути Келли вела машину еще быстрее и добралась до взлетной полосы за несколько минут до приземления самолета. Она собралась сопровождать его в Вашингтон и все аргументы Питта не могли удержать ее.

Джордино и Руди Ганн поджидали их в аэропорту Лэнгли. Как только они поднялись на борт, машина продолжила свой полет в Лодердэйл, штат Флорида, где находилась штаб-квартира компании «Голубые моря». Ганн заранее договорился о транспорте, и спустя всего несколько минут после посадки мощный «линкольн», управляемый Джордино, уже нес их к гавани.

Здание компании возвышалось на острове, куда причаливали суда «Голубых морей», и напоминало гигантскую парусную шлюпку. Шахта лифта, расположенная на внешней стороне здания, вздымалась к небесам подобно мачте корабля. Стеклянный фасад походил на огромный парус. Голубые стеклянные стены, укрепленные белой стальной арматурой, могли противостоять силе ветра до ста пятидесяти миль в час. Нижние сорок этажей здания занимали служебные помещения компании, а верхние пятьдесят принадлежали отелю и служили временным пристанищем пассажирам, ожидающим отплытия.

Джордино свернул в подводный туннель, соединяющий континентальную часть суши с островом. Служащий на парковке взял на себя заботу об автомобиле, и друзья поднялись на лифте в главный офис компании, расположенный на третьем этаже главного корпуса. Секретарь центральной штаб-квартиры компании встретил их у входа и немедленно проводил к служебному лифту, доставившему их на сороковой этаж к дверям кабинета президента «Голубых морей». Уоррен Лаш поднялся из-за стола, приветствуя посетителей.

Руд и Ганн представил ему своих спутников, и все заняли места у стола президента, высокого плотного мужчины с рано поседевшими волосами и спортивной фигурой. Его темно-карие глаза внимательно изучали посетителей.

— Рад видеть вас, леди и джентльмены, — вежливо произнес Лаш. — Но для начала хотелось бы понять, из-за чего весь этот шум? В разговоре по телефону адмирал Сэндекер настойчиво добивался от меня, чтобы мы отложили отплытие «Золотого марлина».

— Есть все основания предполагать, что это судно может разделить судьбу «Изумрудного дельфина», — ответил Ганн.

— Я ознакомился с выводами экспертов, — возразил Лаш. — Все они сходятся в том, что пожар на «Дельфине» — несчастный случай. Исходя из этого, повторение трагедии представляется мне маловероятным.

— Могу заверить вас, — вступил в разговор Питт, — что мы нашли неопровержимые доказательства того, что пожар на судне был результатом диверсии, как и последующие взрывы, приведшие к его затоплению.

— Впервые слышу об этом, — проворчал Лаш, даже не пытаясь скрыть раздражения. — Ни у страховой компании, ни у моих коллег нет ни малейших оснований принять вашу точку зрения. Все, что нам известно, это то, что система противопожарной безопасности бездействовала в критический момент. Разумеется, наши адвокаты готовы предъявить иск компании, поставившей неисправное оборудование.

— У вас могут возникнуть серьезные проблемы с этим иском, если будет доказано, что противопожарная система была сознательно выведена из строя.

— На мой взгляд, ваши утверждения не более чем пустые домыслы.

— Поверьте, — настаивал Питт, — это далеко не домыслы.

— Но зачем потребовалось неизвестному злоумышленнику поджигать лайнер, подвергая опасности жизни тысяч пассажиров?

— По нашему общему мнению, — вмешался в разговор Джордино, — мотивом преступления могло быть стремление дискредитировать новый МГД-двигатель доктора Элмора Игена.

— Но кому могла прийти в голову идея уничтожить величайшее достижение технической мысли нашего столетия? — удивленно спросил Лаш.

— Ответ достаточно прост. Конкуренция.

— Если говорить честно, джентльмены, — Лаш улыбнулся и поклонился Келли, — и леди, конечно, я остаюсь при своем мнении. Ваша история — плод больного воображения.

— Я хотел бы рассказать вам все, что нам известно, — вставил Ганн, — но в данный момент у нас связаны руки, по крайней мере до тех пор, пока ФБР и ЦРУ не дадут своего заключения.

Но Лаша не так просто было провести.

— Из этого можно сделать вывод, что ваше расследование не было официальным.

— Вы правы, — нехотя согласился Ганн.

— Надеюсь, вы не собираетесь доводить до сведения общественности свои невероятные предположения?

— Адмирал Сэндекер придерживается мнения, что они не могут быть обнародованы до тех пор, пока агентства, проводящие официальное расследование, не предложат своих собственных выводов, — подтвердил Питт. — Могу добавить: адмирал считает, что наше преждевременное выступление может серьезно повредить пароходствам, специализирующимся на организации туристских маршрутов, если средства массовой информации начнут спекулировать на историях о террористах, уничтожающих морские лайнеры и убивающих пассажиров.

— Не могу не согласиться с вами, — заметил Лаш. — Но почему вы заговорили именно о «Золотом марлине»? Существуют сотни других пассажирских судов. Даже если гибель «Изумрудного дельфина» была результатом террористического акта, следующим объектом диверсии может стать судно любой другой компании. — Он скептически пожал плечами. — Боюсь, вам не удастся уговорить меня отложить первый рейс «Золотого марлина». Первому подводному лайнеру суждено открыть новую эпоху в истории морских круизов. Заявки на это путешествие начали поступать к нам еще два года назад. Я не могу разочаровать четыре сотни пассажиров, купивших билеты. Многие из них уже прибыли и остановились в нашем отеле. Сожалею, джентльмены, но я ничего не могу сделать. «Золотой марлин» отплывет завтра, точно по расписанию.

— Раз уж мы не можем убедить вас изменить свое решение, — вступил в разговор Питт, — то можем, по крайней мере, рассчитывать на то, что меры безопасности будут ужесточены и все системы лайнера будут находиться под неусыпным контролем?

— Подводной лодки, — поправил его Лаш.

— Разве ваше судно не относится к круизным лайнерам? — удивилась Келли.

— Относится, конечно, но «Золотой марлин» построен именно для подводных путешествий.

— Но вы согласны на усиление мер безопасности? — настаивал Ганн.

— На этот счет у меня нет возражений.

Но Питту и этого было мало.

— Желательно также, чтобы команда подводников обследовала корпус судна ниже ватерлинии.

— Это можно устроить. Я отдам распоряжения, — согласился Лаш.

— Благодарим вас за готовность сотрудничать, — сказал Ганн.

— Не за что. Тем более что я по-прежнему убежден: все эти предосторожности излишни. Хотя, разумеется, я тоже не хочу повторения трагедии «Изумрудного дельфина». Если бы не страховая компания Ллойда, «Голубые моря» уже должны были бы объявить себя банкротом.

— Джордино и я хотели бы присоединиться к экспедиции, — выставил свое последнее условие Питт.

— Добавьте в этот список и меня, — вставила Келли. — Я интересуюсь всем, что имеет какое-то отношение к моему отцу.

Лаш поднялся с кресла:

— Нет проблем. Хотя я и остаюсь при своем мнении, но всегда готов к сотрудничеству. Конечно, все каюты уже зарезервированы, но кто-то из пассажиров может в последнюю минуту отказаться от путешествия. В противном случае вас разместят в каютах, предназначенных для членов экипажа. Субмарина будет у причала завтра в семь часов утра. Надеюсь, вас это устраивает.

Ганн обменялся рукопожатием с президентом компании:

— Спасибо, мистер Лаш. Извините за причиненное беспокойство, но адмирал Сэндекер считает, что вы должны быть предупреждены о любой потенциальной опасности.

— Полностью разделяю его точку зрения. Пожалуйста, передайте адмиралу мою искреннюю благодарность, но пока я не вижу оснований для беспокойства. Во время испытательного рейса у нас не возникло никаких проблем. Машины доктора Игена и все системы судна функционировали превосходно.

— Мы будем держать вас в курсе, если возникнут новые обстоятельства, — завершил беседу Питт.

Когда они, покинув кабинет Лаша, спускались на лифте Джордино первым нарушил молчание.

— По крайней мере, мы сделали все от нас зависящее, — мрачно заметил он.

— А я не удивлен таким исходом, — сказал Ганн. — Гибель «Изумрудного дельфина» уже поставила компанию на грань банкротства, отложить отплытие «Золотого марлина» для них равнозначно признанию поражения. У Лаша и его коллег нет иного выбора, кроме как точно соблюдать обязательства. Остается надеяться, что в этот раз обойдется без происшествий.

Ганн вернулся в аэропорт, чтобы лететь обратно в Вашингтон, а Питт, Джордино и Келли с помощью секретаря Уоррена Лаша были устроены на ночлег в отеле компании. Из своего номера Питт позвонил Сэндекеру.

— Нам не удалось убедить Лаша отложить отплытие, — сообщил он.

— А я так на это рассчитывал, — разочарованно вздохнул адмирал.

— Ал, я и Келли отплываем завтра на субмарине.

— Вам удалось договориться с Лашем?

— Нам не потребовалось его убеждать. Он согласился сразу же.

Связь работала превосходно, и Питт слышал, как адмирал машинально перебирает бумаги у себя на столе. После небольшой паузы Сэндекер произнес.

— У меня есть новости для вас. ФБР полагает, что им удалось идентифицировать человека, устроившего пожар на борту «Изумрудного дельфина». Исходным материалом послужили описания, данные оставшимися в живых пассажирами.

— И кто же он?

— Крепкий орешек. Его настоящее имя Омо Канаи. Родился в Лос-Анджелесе. К восемнадцати годам накопилось достаточно материала для привлечения его к суду, но он сумел избежать наказания, завербовавшись в армию. Там он сделал неплохую карьеру, пиком которой стала служба в строго засекреченном так называемом спецподразделении «выборочной ликвидации».

— Никогда не слышал о таком.

— О нем вообще мало кто слышал даже среди высокопоставленных правительственных чиновников.

— И все-таки я никогда не слышал о таком подразделении, — упрямо повторил Питт.

— Первоначально оно было создано для борьбы с терроризмом и ликвидации лидеров преступных группировок, прежде чем их действия начнут угрожать безопасности американских граждан. Но несколько лет назад Президент сначала резко сократил число их проектов, а затем и вообще распустил подразделение. На поверку идея оказалась не слишком удачной. Напомню, что большинство из них были высококвалифицированными специалистами. В настоящее время Омо Канаи вместе с двенадцатью своими людьми организовал частную компанию по организации заказных убийств.

— Лига убийц?

— Что-то в этом роде. Во всяком случае, их нанимают именно для этого. Имеется обширный список нераскрытых преступлений за последние два года, где в числе жертв политики, преуспевающие бизнесмены и некоторые знаменитости. Эти люди берутся даже за ликвидацию главарей мафии.

— И ФБР ничего не сделало, чтобы положить конец их деятельности?

— У них, конечно, есть досье на членов группировки, но, как я уже сказал, эти ребята высококлассные профессионалы. Агенты ФБР делают все от них зависящее, но им не удалось добиться ничего существенного. Более того, в случае экономического спада ситуация вообще грозит выйти из-под контроля.

— Экономические эксперты вряд ли учитывают в своих прогнозах такие вещи, как убийство и нанесение тяжких телесных повреждений, — проворчал Питт.

— Так или иначе существует немало влиятельных людей, которые не остановятся ни перед чем для достижения власти или монополии на рынке.

— Что автоматически возвращает нас к корпорации «Цербер».

— Совершенно верно, — согласился Сэндекер. — Становится все более очевидным, что Канаи ответственен не только за пожар и взрыв на борту «Изумрудного дельфина», но что именно он вывел из строя систему противопожарной безопасности.

— Вряд ли один человек мог справиться с такой огромной работой, — произнес с сомнением Питт.

— Канаи далеко не всегда работает в одиночку. Вот почему я предупреждаю вас с Алом: будьте постоянно начеку все время, пока будете находиться на борту «Золотого марлина».

— О'кей, мы будем внимательно наблюдать за поведением каждого из членов команды.

— А еще лучше заранее вычислить Омо Канаи.

— Не кажется ли вам, что вы хотите от нас слишком многого? — возразил Питт.

— Дело в том, что он слишком высокого мнения о своих способностях. Он не доверит такую работу никому из подчиненных. Держу пари, что он сам возьмется за нее.

— У вас имеются его приметы?

— Ты знаешь его лучше меня, так как уже встречался с ним.

— В самом деле? И где же это?

— Омо Канаи и был пилотом того старого истребителя, что пытался сбить твой самолет в небе над Нью-Йорком.

29

«Золотой марлин» не походил ни на одно из известных профессионалам судов. На субмарине не было прогулочных палуб, труб и других привычных аксессуаров океанского лайнера. В обтекаемом корпусе подводной лодки имелось несколько рядов больших иллюминаторов, позволяющих в любое время любоваться красотами подводного мира. Единственной выпуклой частью конструкции был куполообразный выступ на носу, где размещались капитанский мостик и рубка управления сложными, системами подводного лайнера. Специальная смотровая комната и казино находились на корме. При длине в четыреста футов и сорока футах ширины субмарина принадлежала к тому же классу морских судов, что и большинство малых океанских лайнеров, обслуживающих туристические линии.

До последнего времени подводные экскурсии проводились на подводных лодках старого образца с небольшой глубиной погружения и ограниченным временем пребывания под водой. «Золотому марлину» предстояло войти в историю как первому подводному судну, специально предназначенному для туристских маршрутов. Благодаря машинам доктора Игена она могла находиться в открытом море до двух недель и погружаться на глубину до тысячи футов. Появление подобного судна на протяженных океанских линиях сулило широкие перспективы в сфере подводного туристического бизнеса.

— Она прекрасна! — с энтузиазмом воскликнула Келли, едва друзья ранним утром спустились в док, где была пришвартована субмарина.

— Слишком блестит, — недовольно буркнул Джордино, поправляя солнцезащитные очки — глаза слепило от лучей восходящего солнца, отражающихся от полированного корпуса подводной лодки.

Питт не сказал ничего, ограничившись молчаливым созерцанием этого чуда современных технологий. Он еще продолжал это занятие, когда на трапе появился мужчина в форме морского офицера и направился в их сторону.

— Прошу прощения, вы те самые сотрудники НУМА?

— Совершенно верно, — вежливо подтвердил Джордино.

— Мое имя Пол Конрад, я первый помощник. Мистер Лаш известил капитана Болдуина, что вы будете сопровождать нас в первом коммерческом рейсе судна. У вас есть багаж?

— Только тот, что при себе, — сказала Келли, не отрывая глаз от необыкновенного корабля.

— Для вас приготовлена отдельная каюта, мисс Иген, — сообщил Конрад. — Мистер Питт и мистер Джордино будут жить в кубрике.

— А хорошенькие девушки у вас есть? — с надеждой спросил Джордино.

— Боюсь, мне придется вас разочаровать, — улыбнулся Конрад. — Будьте любезны, следуйте за мной.

— Я присоединюсь к вам через пару минут, — сказал Питт.

Он повернулся и направился к лестнице, ведущей к воде. Мужчина и женщина в костюмах для подводного плавания готовились погрузиться в воду.

— Прошу прощения, вы и есть та команда, которая должна осмотреть корпус подлодки? — спросил он.

Худощавый молодой человек повернулся в его сторону.

— Вы правы, — вежливо согласился он.

— Мое имя Дирк Питт. Я тот человек, что настоял на инспекции корпуса подводной лодки.

— Фрэнк Мартин.

— А леди?

— Моя жена Кэролайн. Милая, это Дирк Питт из НУМА. Ему мы обязаны этой работой.

— Рада видеть вас, — произнесла очаровательная блондинка с пикантными формами, еще более подчеркнутыми влажным купальником.

Питт обменялся с ней рукопожатием, про себя отметив неожиданную силу ее тонкой руки.

— Держу пари, опыта вам не занимать, — заметил он.

— Занимаемся этим делом без малого пятнадцать лет.

— Ныряет не хуже любого мужчины, — с гордостью сообщил Мартин.

— Можете вы нам точно сказать, что именно мы должны искать? — спросила Кэролайн.

— Нет смысла делать из этого особую тайну, — сказал Питт. — Вам следует обратить внимание на любой предмет, прикрепленный к корпусу субмарины, предположительно, взрывное устройство.

— И что делать, если мы найдем нечто подобное? — недоуменно спросил Мартин.

— Если вы найдете одно, наверняка найдутся и другие. Не прикасайтесь к ним. Мы вызовем команду специалистов, которая их обезвредит.

— Кому мы должны сообщить о находке?

— Капитану субмарины. Он, в первую очередь, отвечает за безопасность судна.

— Было приятно познакомиться с вами, мистер Питт, — сказал Мартин.

— Охотно присоединяюсь к словам мужа, — добавила Кэролайн с очаровательной улыбкой.

— Удачи, — пожелал им Питт. — Будем надеяться, что вы не найдете ничего, похожего на взрывчатку.

Когда он достиг трапа, супружеская пара уже погрузилась в воду и нырнула под корпус «Золотого марлина».

Помощник капитана провел Келли через роскошный солярий и на лифте, стены которого были украшены изображениями экзотических тропических рыб, они поднялись на пассажирскую палубу. Затем он вернулся за Питтом и Джордино и показал им крошечную двухместную каютку.

— Я хотел бы встретиться с капитаном Болдуином, как только появится такая возможность, — сказал Питт.

— Капитан ожидает вас к завтраку. Завтрак будет сервирован в кают-компании в течение получаса. Кроме вас будут присутствовать офицеры судна и члены инспекционной группы компании, построившей субмарину.

— Я бы попросил пригласить также мисс Иген, — сказал Питт официальным тоном.

Конрад был явно смущен этим новым требованием, но быстро взял себя в руки.

— Я передам капитану вашу просьбу, — холодно информировал он Питта.

— Поскольку этот корабль был создан благодаря гению ее отца, — добавил Джордино, — я полагаю, ее присутствие за завтраком вполне оправданно.

— Думаю, капитан не станет возражать, — коротко ответил Конрад и поспешно вышел.

Окинув взглядом крошечную каюту, Джордино мрачно покачал головой.

— Мне кажется, наше присутствие на борту мало кого радует, — вздохнул он.

— Рады нам или нет, но мы обязаны обеспечить безопасность судна и его пассажиров, — пожал плечами Питт. Он расстегнул сумку и достал портативный радиопередатчик. — Свяжись со мной немедленно, если обнаружишь что-нибудь подозрительное. Я сделаю то же самое при необходимости.

— Откуда начнем?

— Если бы ты хотел пустить субмарину ко дну вместе с пассажирами, что бы ты предпринял?

Джордино на секунду задумался:

— Если бы мне предстояло организовать диверсию на борту «Золотого марлина», я бы попробовал повторить тот же прием, что и в случае с «Изумрудным дельфином». Но если бы я хотел избежать лишнего шума, я бы взорвал корпус или балластные цистерны, когда подлодка окажется на большой глубине.

— Согласен. Примем это за основу. Отправляйся на поиски взрывного устройства.

— А ты?

Питт невесело улыбнулся:

— А я отправляюсь на поиски человека, который собирается привести его в действие.

* * *

Если у Питта теплилась надежда, что капитан «Золотого марлина» окажет ему хоть какое-то содействие, то он глубоко заблуждался. Капитан Морис Болдуин придерживался только своих собственных правил, от которых не намеревался отступать ни на шаг. Его единственным домом было судно, на котором он служил. Даже если у него была бы жена или дом (который, правда, у него был, но не доставлял ему особой радости), все одно без палубы под ногами он бы походил на устрицу, внезапно лишившуюся своей раковины.

На его обветренном суровом лице никогда не появлялось даже подобия улыбки. Темные глаза мрачно взирали на окружающих из-под тяжелых век. Великолепная седая шевелюра, правда, придавала ему некоторое подобие величия, но и она не смягчала общего впечатления. Его плечи были так же широки, как у Джордино, но, в отличие от последнего, у него почти отсутствовала талия.

— Это вы утверждаете, что моему судну угрожает опасность? — кисло осведомился он, едва Питт занял отведенное ему за обеденным столом место.

— Да, — подтвердил Питт, — и того же мнения придерживаются адмирал Сэндекер и многие высокопоставленные официальные лица из ФБР и ЦРУ.

— Чепуха, — отрезал Болдуин, даже не думая понижать голос. — Из того, что один из наших лайнеров стал жертвой диверсии, еще не следует, что террористы собираются повторить свое шоу. Судно в полной безопасности. Я лично проверил каждый дюйм его помещений. Я даже подробно изучил особенности его конструкции.

Он бросил раздраженный взгляд на Питта, Джордино и четырех человек из инспекционной группы компании, построившей субмарину.

— Делайте все, что сочтете нужным, но предупреждаю вас, чтобы вы не совали нос не в свои дела, иначе, клянусь богом, я высажу вас на берег в ближайшем порту, как бы ни отнеслось к этому руководство компании.

Рэнд О'Мэлли, человек не менее резкий, чем Болдуин, сардонически улыбнулся:

— Как глава инспекционной группы, могу заверить вас, капитан, что никто не собирается учить вас выполнять свои обязанности. Но надеюсь, что вы окажетесь готовы к сотрудничеству, если мы найдем какие-то неполадки в одной из систем субмарины.

— Ищите что угодно, — фыркнул Болдуин, — но ручаюсь что вы не найдете ничего, что угрожало бы безопасности судна.

— Полагаю, вы подождете с выводами, пока не получите рапорт от ныряльщиков, обследующих в настоящий момент днище субмарины.

— Не вижу оснований ждать, — рявкнул Болдуин.

— Думаю, они найдут некий чужеродный объект, прикрепленный к днищу.

— Мы живем реальной жизнью, мистер Питт, — произнес Болдуин бесстрастно. — Это вам не какая-нибудь фантастическая история, которых вы насмотрелись по телевизору.

На полминуты в салоне кают-компании воцарилось тягостное молчание. Затем Питт поднялся и, опершись кулаками на стол, устремил тяжелый взгляд на Болдуина.

Джордино знал, что за этим последует.

«Начинается, — подумал он. — Сейчас Дирк задаст им жару. Старый добрый Питт!»

— У меня сложилось впечатление, что вы не отдаете себе отчета, какой опасности подвергается ваше судно, — резко произнес он. — Я единственный из присутствующих здесь видел, что сотворил огонь с «Изумрудным дельфином». Сотни мужчин, женщин и детей сгорели заживо и столько же утонули, прежде чем мы успели прийти к ним на помощь. Морское дно усеяно обломками кораблей, чьи капитаны считали, что уж им-то не грозит катастрофа. «Титаник», «Лузитания», «Морро Кастл» — это лишь немногие примеры из тысяч подобных случаев. Их капитаны игнорировали очевидные признаки опасности и заплатили за это страшную цену. Если с этим судном и его пассажирами случится то, чего мы опасаемся, капитан, произойдет это настолько быстро, что вы не успеете даже адекватно среагировать. Взрыв может произойти в тот момент, когда вы меньше всего будете его ожидать. И тогда будет уже поздно.

«Золотой марлин» и все люди на его борту погибнут, и их смерть будет на вашей совести, капитан Болдуин. — Питт помолчал, затем продолжил с той же напористостью: — Люди, намеревающиеся уничтожить ваше судно, без сомнения, находятся уже на борту под видом одного из ваших офицеров, членов команды или, быть может, пассажиров. Я достаточно ясно обрисовал сложившуюся ситуацию? Надеюсь, вы меня поняли?

Как ни странно, Болдуин даже не рассердился. Лицо его оставалось бесстрастным, без малейших признаков раздражения или гнева. Затем он медленно произнес:

— Благодарю вас, мистер Питт. Я выслушал ваше мнение, хотя мог бы этого и не делать. Я обдумаю ваши слова. — Поднявшись, он направился к двери. У порога обернулся и добавил, не обращаясь ни к кому в частности: — Благодарю всех вас, джентльмены. Мы отплываем через тридцать семь минут.

Когда все присутствующие, за исключением Питта, Джордино и О'Мэлли, покинули помещение, итальянец откинулся на спинку кресла и положил ноги на стол.

— Мы отплываем через тридцать семь минут, — передразнил он капитана Болдуина. — Старый черт, вообразил о себе невесть что.

— Смесь навоза и цемента, — прокомментировал О'Мэлли, насмешливо улыбаясь. — Если вы правы, а я не сказал, что это не так, то будьте уверены, я не собираюсь умирать в этой посудине, порожденной человеческим тщеславием.

— Вам не нравится субмарина? — спросил Питт с изумлением.

— Нравится — не нравится, какая разница?! — рявкнул инженер. — Да пошевелите вы мозгами! Одному богу известно сколько денег угрохали на весь этот декор. Во всяком случае, больше, чем на машинное отделение. Как бы ни прошли предварительные испытания, я не удивлюсь, если в один прекрасный день эта штука опустится на дно морское и никогда уже не вынырнет на поверхность.

— Признаться, не слишком приятно слышать подобные слова от эксперта, — проворчал Джордино.

Питт задумчиво скрестил руки на груди:

— Лично меня больше беспокоит опасность, специально подготовленная руками человека.

Инженер бросил на него насмешливый взгляд:

— Вы отдаете себе отчет в том, сколько на этой посудине разных мест, куда злоумышленник может заложить взрывчатку? А когда судно находится глубоко под водой, любое повреждение корпуса может оказаться фатальным, не говоря уж о поломке балластных цистерн.

— У меня не было времени изучить чертежи субмарины, — уклончиво заметил Питт. — Разве что час-другой минувшей ночью, но полагаю, что существует какая-то система аварийной эвакуации пассажиров и членов команды.

— Конечно, — подтвердил инженер, — и, надо добавить, неплохо продуманная. Вместо спасательных лодок, бесполезных в подводном положении, предусмотрены отделяемые пассажирские капсулы, каждая из которых может принять на борт пятьдесят человек. По завершении посадки входной люк автоматически закрывается. Одновременно открывается внешний шлюз, и капсула потоком воздуха отбрасывается от субмарины и поднимается на поверхность. Поверьте моему слову, система на редкость эффективна. Я знаю это, поскольку сам консультировал проект.

— Если бы вы задались целью вывести из строя систему эвакуации, как бы вы поступили?

— Не слишком приятная тема для размышлений.

— Увы, следует предусмотреть все возможные действия противника.

Инженер задумчиво почесал голову.

— Постарался бы вывести из строя систему подачи воздуха в шлюзовую камеру, — произнес он после паузы.

— Буду вам очень признателен, если вы и ваши люди внимательно проверите всю систему аварийной эвакуации, — сказал Питт.

Инженер бросил на него настороженный взгляд из-под полуопущенных век.

— Я не имею обыкновения пренебрегать своими прямыми обязанностями, особенно если моя собственная жизнь зависит от того, насколько тщательно я выполняю свою работу.

— Золотые слова, — проворчал Джордино, меланхолично изучая свои ногти. — Надеюсь, в нашем случае они не разойдутся с делом.

* * *

Точно в срок, указанный капитаном Болдуином, были отданы швартовы, и субмарина плавно отошла от причала порта. Более тысячи человек, включая губернатора Флориды, высокопоставленных правительственных чиновников и других знаменитостей, пришли в док проводить подводный лайнер в его первый коммерческий рейс. Как и положено, были произнесены приветственные речи, оркестр университета Флориды и карибский джаз состязались в исполнении популярных мелодий. Когда судно достигло выхода из дока, оркестр и джаз объединили усилия и заиграли традиционную для подобных случаев мелодию «Пока мы не встретимся снова». В воздухе летали серпантин и конфетти, пассажиры и провожающие выкрикивали слова прощания и махали руками, многие женщины, включая Келли, вытирали слезы.

Ныряльщики словно растворились, во всяком случае, Питт их больше не видел. Попытки связаться по телефону с капитаном Болдуином тоже ни к чему не привели. Питт не чувствовал себя побежденным, хотя он и не смог задержать отплытия судна. Субмарина еще двигалась по каналу, соединяющему гавань с открытым морем, когда первый помощник капитана собрал пассажиров в салоне и прочел им лекцию об основных принципах действия бортовых систем управления, подробно остановившись на системе аварийной эвакуации. Питт отметил, что на борту находились шесть цветных семей, но никто из их членов даже отдаленно не напоминал Омо Канаи. Вслед за лекцией последовала короткая экскурсия, во время которой пассажирам были продемонстрированы и спасательные капсулы, призванные обеспечить их безопасность.

Затем Джордино вместе с членами инспекционной команды отправился на поиски взрывных устройств, а Питт и Келли занялись изучением списка пассажиров. Работа подвигалась медленно. До ланча они успели просмотреть едва половину листа, не говоря уже о личных делах членов экипажа.

— Может быть, его и нет на борту? — высказала предположение Келли.

— Или он удачно изменил внешность, — поправил ее Питт, продолжая изучать фотографии пассажиров, сделанные судовым фотографом. Выбрав одну из них, он показал ее Келли:

— Взгляни, она напоминает тебе кого-нибудь?

Девушка взяла фотографию и внимательно изучала ее несколько секунд.

— Сходство действительно бросается в глаза. Беда в том, что этот мистер Джонатан Форд белый.

Питт пожал плечами:

— Знаю, но это все, что у нас пока есть. Ладно, не будем терять время.

В четыре часа дня радиорубка транслировала запись песни «Море, прекрасное море». Это было сигналом к началу погружения. Пассажиры поспешили занять места у иллюминаторов. Не снижая скорости, субмарина безупречно выполнила маневр. Яркий свет солнечного дня сменился ультрамарином морской воды.

МГД-двигатели судна работали практически бесшумно, и, если не считать движения воды за стеклами иллюминаторов, казалось, что подводная лодка стоит на месте. Кондиционеры с избытком поставляли свежий прохладный воздух.

И хотя видеть было практически нечего, пассажиры оставались на своих местах, наблюдая картины нового для них подводного мира. Их терпение скоро было вознаграждено.

Появились первые обитатели морских глубин, которые, судя по поведению, никак не реагировали на вторжение в их владения огромного подводного корабля. Экзотические рыбы, ярко окрашенные во все цвета спектра, медленно проплывали перед стеклами иллюминаторов. Во всем, что касается формы или окраски, обитатели морских глубин явно превосходили своих речных собратьев.

Стая барракуд возникла в поле зрения пассажиров, но морские хищницы, видимо, отнеслись неодобрительно к незваным пришельцам и, так и не пожелав сблизиться с субмариной, исчезли из поля зрения наблюдателей. Их сменила огромная рыба-солнце длиной не менее десяти футов. Величественно проплыв мимо иллюминаторов, она исчезла за кормой лодки.

Морские биологи, специально привлеченные компанией к участию в экскурсии, подробно объясняли собравшимся основные характеристики, поведение и пути миграции рыб в океане.

Вслед со рыбой-солнцем появились две небольшие акулы, не более пяти футов в длину каждая, принадлежащие к очень опасному виду рыб-молотов. В отличие от своих предшественниц, они проявили больше любопытства и некоторое время плыли рядом с корпусом лодки, с интересом разглядывая странные создания, собравшиеся по ту сторону иллюминаторов. Однако и они скоро устали от соседства гигантского пришельца, осмелившегося вторгнуться в их пределы, и, грациозно взмахнув хвостами, исчезли в пучине океана.

Субмарина продолжала погружаться. Первый помощник капитана объявил по интеркому, что лодка находится на глубине шестисот футов и в ближайшие минуты достигнет предельной отметки. Фантастический пейзаж морского дна, в изобилии усыпанного обломками кораллов и базальтовой лавы, буквально завораживал пассажиров. Цвет воды приобрел зеленовато-коричневый оттенок. Хотя видимость заметно ухудшилась, она по-прежнему составляла не менее двухсот футов. Тысячи рыб неведомых пород, в обычных условиях никогда не поднимающихся на поверхность, кружили около подводной лодки.

В рулевой рубке капитан Болдуин внимательно следил за движением судна, стараясь не приближаться к океанскому ложу на дистанцию менее пятидесяти футов. Системы радаров и сканеров исследовали дно на расстоянии полумили по курсу лодки, оставляя операторам достаточно времени, чтобы отреагировать на появление непредвиденных препятствий. И хотя курс субмарины был проложен по местам, предварительно изученным частной океанографической службой, неожиданности не заставили себя ждать. Морское дно внезапно расступилось, открыв широкую расщелину глубиной около трех тысяч футов. Болдуин передал управление третьему помощнику и повернулся к вошедшему радисту. Прочитав текст переданной ему радиограммы, капитан заметно встревожился.

— Немедленно найдите мистера Питта и пришлите его на капитанский мостик, — распорядился он.

У Питта и Келли не было времени наслаждаться красотами подводного мира. Они продолжали изучать список пассажиров и личные дела членов экипажа. Получив уведомление капитана, Питт оставил Келли и поднялся на мостик. Не успел он переступить порог рубки, как Болдуин швырнул ему полученную радиограмму.

— Что вы скажете об этом? — рявкнул он.

Питт развернул лист бумаги и прочел: «Доводим до вашего сведения, что тела водолазов, обследовавших днище вашего судна, были найдены на дне канала. Предварительное расследование показало, что они были убиты ударами ножа в сердце лицом или лицами, оставшимися неизвестными. Ждем вашего ответа».

Радиограмма была подписана лейтенантом Картером, детективом департамента полиции Лодердэйла.

Питт почувствовал угрызения совести, так как именно он вольно или невольно послал Фрэнка и Кэролайн Мартин на верную смерть.

— На какой глубине мы находимся? — спросил он.

— На какой глубине? — переспросил удивленный Болдуин. — Мы миновали континентальный шельф и сейчас идем над ложем океана.

Он указал на панель управления.

— Можете сами убедиться. Дно в двух тысячах четырехстах футах ниже киля лодки.

— Немедленно поворачивайте назад! — приказал Питт. — Возвращайтесь на малую глубину пока есть время.

Лицо капитана окаменело.

— О чем вы болтаете, черт вас побери? — вскипел он.

— Ныряльщики были убиты потому, что обнаружили взрывные устройства, прикрепленные к днищу судна. Я не прошу вас об одолжении, капитан Болдуин. Я требую! Ради спасения жизни пассажиров и членов вашей команды немедленно поворачивайте назад и приступайте к всплытию. Мы и так уже потеряли достаточно времени.

— А что, если я не подчинюсь вашему наглому требованию? — бросил Болдуин с вызовом.

Зеленые глаза Питта, устремленные на капитана, мгновенно превратились в два ледяных айсберга.

— Тогда клянусь, что ради спасения жизни пассажиров и экипажа, я убью вас и приму на себя командование субмариной, — произнес он бесстрастным тоном.

Болдуин побледнел и отступил на шаг, словно ему нанесли неожиданный удар по лицу. Лишь спустя несколько секунд его лицо вновь обрело привычный оттенок. На побелевших губах появилась вымученная улыбка. Он повернулся к оторопевшему рулевому, который в недоумении наблюдал за происходящим.

— Измените курс на сто восемьдесят градусов. И полный вперед! Теперь, надеюсь, вы удовлетворены, мистер Питт? — саркастически осведомился он.

— Необходимо также объявить общую тревогу и направить пассажиров к эвакуационным капсулам.

Болдуин согласно кивнул:

— Считайте, что это уже сделано.

Повернувшись к первому помощнику, он отдал следующую команду:

— Продуть балластные цистерны. Мы сможем удвоить скорость, как только окажемся на поверхности.

— Надеюсь, мы успеем вовремя, — с горечью бросил Питт, — иначе у нас останется небольшой выбор: утонуть или умереть от недостатка кислорода, созерцая красоты подводного мира.

Келли по-прежнему сидела за столом и медленно перебирала личные дела членов экипажа, когда внезапно ощутила присутствие в каюте постороннего лица.

Она подняла голову и увидела незнакомого человека, неслышно вошедшего в помещение, где она работала. Незнакомец был одет в рубашку для гольфа и спортивные шорты. Губы его кривила зловещая улыбка. Келли тут же узнала пассажира, чью кандидатуру как главного подозреваемого они обсуждали с Питтом. Незнакомец молчал, но Келли вдруг почувствовала, как страх, помимо ее воли, расползается по всему ее телу.

— Ваше имя Джонатан Форд? — спросила она.

— Вы не узнаете меня?

— Нет.

— А вам следовало бы меня узнать. Мы ведь уже встречались, правда, на короткое время. На борту «Дельфина».

Келли была в недоумении. Она прекрасно помнила чернокожего офицера, который пытался убить ее и ее отца. Несомненно, у незнакомца имелось с ним определенное сходство. Но стоящий перед ней человек был белым!

— Этого не можете быть, — прошептала она.

— И тем не менее я стою перед вами. — Его улыбка стала еще шире. — Я вижу, вы удивлены.

Он помолчал, потом достал носовой платок из кармана шорт. Кончиком языка лизнул тыльную сторону левой ладони и потер платком. Белый грим исчез, обнажив черную кожу.

Поняв, что попала в западню, Келли вскочила с кресла и бросилась к двери, но незнакомец опередил ее и прижал к стене.

— Мое имя Омо Канаи. Я получил предписание взять вас с собой.

— Куда? — машинально спросила перепуганная Келли, тщетно надеясь, что Питт или Джордино вот-вот покажутся на пороге каюты.

— Как куда? Домой, разумеется.

Что он подразумевал под этим, Келли так и не успела понять. Последнее, что она запомнила, было странное мерцание в глазах террориста. Тряпка, смоченная какой-то пахучей жидкостью, закрыла ее лицо. Голова закружилась, и она без чувств упала к ногам похитителя.

30

Теперь они неслись наперегонки со смертью. Питт больше не сомневался в том, что взрывные устройства были прикреплены к днищу субмарины.

Супруги Мартин обнаружили их и были убиты, прежде чем сумели уведомить об этом капитана Болдуина. Поколебавшись секунду, Питт набрал номер телефона Джордино.

— Можешь отозвать команду инспекторов. Пусть занимаются своим делом. Внутри лодки мин нет, они снаружи.

Джордино не стал комментировать слова своего друга, но тут же поспешил на капитанский мостик.

— Что тебе конкретно известно? — потребовал он ответа, едва переступив порог рубки управления.

За спиной Дирка маячила фигура невозмутимого О'Мэлли.

— Нам стало известно, что ныряльщики убиты, — сообщил Питт.

— Тогда действительно все понятно, — угрюмо согласился Джордино.

— Ныряльщики, осматривавшие дно лодки? — уточнил дотошный инженер.

Питт нехотя кивнул:

— Похоже, взрыватели должны были сработать в районе где океанское ложе находится на значительной глубине.

— Где мы и пребываем в настоящее время, — меланхолично заметил Джордино, бросив взгляд на прибор.

Питт повернулся к капитану Болдуину, стоявшему рядом с рулевым.

— Спустя какое время мы достигнем континентального шельфа? — осведомился он.

— Через двадцать минут мы минуем зону глубоководной впадины и окажемся в пределах континентального шельфа, — угрюмо сообщил Болдуин, наконец-то осознавший всю степень опасности, в которой оказался его любимый корабль. — Через десять минут мы достигнем поверхности и сможем увеличить скорость по меньшей мере в два раза.

И тут офицер, наблюдавший за приборной доской, растерянно обратился к капитану:

— Сэр, старший помощник сообщает, что шестнадцать из семнадцати спасательных капсул выведены из строя.

Болдуин и О'Мэлли разом повернулись к панели управления. Шестнадцать из семнадцати лампочек мерцали зловещим красным светом.

— Наш приятель потрудился на славу, — грустно констатировал Болдуин.

— Что и говорить, он не терял времени, — мрачно согласился инженер. — Большинство пассажиров и члены команды не смогут покинуть борт «Марлина».

Картина взрыва корпуса лодки, имеющей на борту более семисот человек, над глубоководной впадиной была слишком ужасна, чтобы обсуждать ее в данный момент, но более чем реальна, чтобы просто выбросить ее из головы.

Питт не сомневался, что тот, кто вывел из строя шестнадцать спасательных капсул, намеревался бежать на семнадцатой, продолжавшей функционировать. А это означало, что взрыв мог прогреметь в любую минуту. Он подошел поближе к экрану радара бокового обзора.

Глубина под килем лодки все еще составляла около тысячи футов. Безусловно, даже поврежденный корпус мог бы выдержать давление, но на помощь спасателей на такой глубине рассчитывать не приходилось. Глаза всех, кто находился в капитанской рубке, были устремлены на эхолот, показывающий глубину и рельеф океанского дна. Каждый про себя отсчитывал секунды.

Общий вздох облегчения прозвучал, когда «Золотой марлин» миновал край континентального шельфа и отметка глубины приблизилась к шестистам футам. Вода за стенами субмарины стала более светлой. До поверхности оставалось не более ста футов.

— Глубина под килем пятьсот пятьдесят футов. Продолжаем подниматься, — доложил Конрад.

Едва он успел произнести эти слова, как корпус лодки содрогнулся от чудовищного взрыва. Все основные системы корабля одновременно вышли из строя. Двигатели остановились, едва морская вода хлынула через две гигантские пробоины в корпусе лодки.

Беспомощный «Золотой марлин» завис на глубине сотни-другой футов, медленно дрейфуя по течению. Катастрофа произошла в тот момент, когда до поверхности оставалось совсем немного, казалось, до нее можно дотянуться рукой. Тонны морской воды, поступавшей из пробоин, местоположение которых оставалось неизвестным для людей в капитанской рубке, с каждым мгновением уменьшали плавучесть субмарины. Под их тяжестью она начала медленно погружаться.

У капитана Болдуина не оставалось никаких иллюзий относительно дальнейшей судьбы судна.

Рано или поздно ему предстояло лечь на морское дно.

— Свяжитесь с машинным отделением, — приказал он второму помощнику, — и попросите главного механика уточнить размер повреждений, нанесенных судну.

Ответ пришел немедленно.

— Главный механик докладывает, что в машинное отделение непрерывно поступает вода. Затоплено также багажное отделение. Помпы запущены на полную мощность. Балластные цистерны, похоже, серьезно повреждены, и определить характер повреждений не представляется возможным. Команда пытается залатать пробоину, но уровень воды поднимается слишком быстро. Скорее всего, в ближайшее время из машинного отделения придется эвакуировать людей. Сожалею, сэр, но, по словам механика, они не в состоянии поддержать судно на плаву.

— Бог мой, — вырвалось у молодого офицера, стоявшего у контрольной консоли. — Нам придется лечь на дно.

Несмотря на неутешительные сообщения, Болдуин быстро сумел взять себя в руки.

— Передайте старшему механику, — распорядился он, — заблокировать все двери и поддерживать генераторы в рабочем режиме так долго, как только возможно. — Отдав последние распоряжения, он повернулся в сторону Питта и несколько секунд молча смотрел на него. — Что же, мистер Питт, пожалуй, сейчас самое подходящее время произнести сакраментальную фразу: «Я же предупреждал вас».

Питт, казалось, не слышал обращенных к нему слов, Он стоял, погруженный в свои мысли, взвешивая в уме любой, даже самый маловероятный способ спасения пассажиров и судна. Наконец он поднял голову.

— Я не испытываю удовлетворения от сознания своей правоты, сэр, — медленно произнес он.

— Ложимся на дно, — сообщил старший офицер Конрад, не отрывавший взгляда от экрана радара.

И почти тотчас же корпус «Марлина» тяжело ударился о морское дно, подняв облако ила, что на какое-то время свело видимость к нулю.

Паники не было. Собственно, никто из пассажиров и не догадывался о той опасности, которой подвергалась их жизнь. В своем обращении к пассажирам капитан Болдуин сообщил, что, хотя двигатели лодки вышли из строя, ситуация находится под контролем и в ближайшие часы окончательно стабилизируется. Большинство пассажиров приняли его слова с абсолютным доверием. Часть их по-прежнему оставались на своих местах у иллюминаторов, наблюдая сцены подводной жизни, другие направились в общий салон, чтобы заказать себе стаканчик бесплатного виски.

Между тем капитан Болдуин и его офицеры тщетно изучали инструкции, предписывающие, как следует вести себя в аварийных ситуациях. Однако среди многочисленных рекомендаций не нашлось указаний, как спасти подводный лайнер, беспомощно лежащий на морском дне с семью сотнями человеческих душ на борту.

Первая проверка показала, что, несмотря на пробоины, большая часть корпуса лодки, водонепроницаемые переборки и силовые установки не получили значительных повреждений. С этой стороны в ближайшее время ничто не угрожало безопасности пассажиров и экипажа. Запущенные помпы исправно откачивали воду из полузатопленных отсеков.

Потрясение, испытанное капитаном Болдуином в первые минуты после взрыва, не заставило его пренебречь своим долгом. Он связался со штаб-квартирой компании и всеми судами в радиусе пятидесяти миль от места аварии. Кратко сообщил о характере повреждений, полученных лодкой, и точные координаты места трагедии. Выполнив свои прямые обязанности, он вновь опустился в кресло и задумался.

Первая мысль, пришедшая ему в голову, касалась его дальнейшей профессиональной карьеры.

Что и говорить, карьера была загублена.

Потом к нему пришло осознание того факта, насколько незначительна его собственная судьба по сравнению с катастрофой, случившейся по его вине. Сейчас нужно было думать только о спасении пассажиров и экипажа.

— К черту карьеру, — проворчал он, подымаясь с кресла.

Первым делом он направился в машинное отделение, чтобы на месте уточнить ситуацию, затем обошел остальные помещения корабля, по пути стараясь убедить пассажиров что им ничто не угрожает.

По официальной версии, у команды возникли проблемы с балластными цистернами, но повреждения будут устранены в ближайшее время.

Тем временем Питт, Джордино и О'Мэлли отправились в отсек, где находились спасательные капсулы. Инженер немедленно приступил к делу. Надо отдать должное гиганту-ирландцу: свою работу он знал. Меньше чем за пять минут он закончил осмотр, уселся в кресло и глубоко вздохнул.

— Что и говорить, — проворчал он, — тот, кто здесь поработал, был специалистом в своем деле. Он вывел из строя систему связи капсул с капитанской рубкой, и переключил их на аварийное ручное управление. Наше счастье, что одну из капсул он почему-то решил не трогать.

— Слабое утешение, — фыркнул Джордино.

Питт низко опустил голову, признавая свое поражение.

— Эти люди с самого начала были на два шага впереди нас, — пробормотал он. — Планирование у них поставлено превосходно.

— Люди, убивающие детей с той же легкостью, как вы или я убили бы муху. Для меня их действия лишены смысла.

— Как и для всех нормальных людей, — согласился Питт.

— Итак, у нас остается одна капсула, чтобы отправить на поверхность детей, — заметил Джордино.

— Это дело капитана — принимать решения и отдавать приказы, — возразил Питт, задумчиво рассматривая единственную исправную капсулу. — Весь вопрос в том, скольким в ней хватит места.

Часом позже судно береговой охраны прибыло к месту катастрофы. Через буй, выпущенный с борта «Марлина», внутри которого находился телефонный кабель, они установили связь с лежавшей на дне лодкой. Только после этого капитан Болдуин приказал собрать пассажиров в большом салоне и в общих чертах обрисовал положение. Он постарался скрыть от них истинные размеры грозящей им опасности и убедить в том, что по инструкции при любой чрезвычайной ситуации следует немедленно отправлять на поверхность детей.

К сожалению, он лишь отчасти преуспел в своем благом намерении. Посыпались вопросы. Максимум, что удалось капитану, — умерить страх и гнев попавших в западню людей.

Прежде чем приступить к погрузке, Питт и О'Мэлли уселись за компьютер, чтобы уточнить, сколько людей сверх стандартной нормы можно будет отправить на поверхность.

Пока они были заняты этим, Джордино отправился на поиски Келли.

— Сколько детей на борту? — спросил итальянец.

Заглянув в список пассажиров, Питт сообщил точную цифру:

— Пятьдесят четыре, моложе восемнадцати лет.

— Капсула рассчитана на пятьдесят человек средним весов сто шестьдесят фунтов. Общий лимит грузоподъемности восемь тысяч фунтов. При перегрузке капсула не сможет подняться на поверхность.

— Это оставляет нам известный простор для маневра. Каждый из детей весит не более восьмидесяти фунтов.

— И тогда можно добавить к списку некоторое число женщин, — согласился О'Мэлли, чувствуя, что ему не по себе от того, с какой легкостью они решали чужие судьбы.

Несложные подсчеты показали, что капсула сможет дополнительно принять на борт около дюжины женщин.

Инженер тоже принялся изучать список пассажиров.

— На борту находятся двадцать семь женщин с детьми, — сообщил он, не пытаясь скрыть первые нотки оптимизма, прозвучавшие в его голосе. — Значит, мы сможем эвакуировать часть матерей вместе с детьми.

— Придется нарушить традицию сохранения семей, — подтвердил Питт. — Ничего не поделаешь, мужчины весят лишком много.

— Согласен с вами, — проворчал О'Мэлли.

— И при этом у нас остаются еще два свободных места.

— Но будет трудно сделать выбор из остающихся шестисот семнадцати пассажиров и членов команды.

— А у нас просто нет выбора, — сказал Питт. — Наверх должен отправиться один из нас, тот, кто сможет детально доложить спасателям о происходящем. Одной телефонной связи здесь явно недостаточно.

— Я необходим здесь, — твердо заявил инженер.

В этот момент на пороге комнаты появился Джордино.

— Келли исчезла, — кратко информировал он. — Я организовал поиски, но пока мы не обнаружили ни малейших следов пропавшей девушки.

— Черт возьми, этого нам только не хватало, — проворчал Питт.

Он не стал задавать Джордино вопросов, не сомневаясь в точности его слов.

И тут Питт вспомнил о фотографии, которую они с Келли обсуждали. Он нашел в компьютере список пассажиров и пометил в нем имя Джонатана Форда.

Фотография Форда, сделанная в тот момент, когда он поднимался по трапу на борт субмарины, появилась на экране монитора. Питт подождал несколько секунд, пока принтер не выдал цветную фотографию таинственного пассажира. Затем он внимательно изучил его лицо, пытаясь найти сходство с пилотом «фоккера», атаковавшего его в небе над Нью-Йорком. Джордино и О'Мэлли молча ожидали результатов его усилий. Не придя ни к какому конкретному выводу, Питт взял карандаш и начал наносить тени на лицо человека на фотографии. Когда он закончил работу, он вдруг почувствовал, будто ему нанесли неожиданный удар в солнечное сплетение.

— Он все время был здесь, на борту, а я пропустил его, — простонал он.

— О ком вы говорите, черт побери?! — прорычал инженер.

— О человеке, который едва не сбил меня вместе с детьми в небе над Нью-Йорком. Это он организовал диверсию на борту «Изумрудного дельфина», вывел из строя спасательные капсулы и совершил еще сотню других подобных преступлений. Боюсь, что он сбежал в одной из спасательных капсул и прихватил с собой Келли.

Джордино успокаивающе положил руку на плечо друга. Он прекрасно понимал чувства Питта в данный момент, поскольку и сам считал себя виноватым.

Уточнив номер каюты Форда, Питт вместе с Джордино и О'Мэлли бросился к ней. Ударом плеча он вышиб дверь. Каюта, как и следовало ожидать, оказалась пуста. Не было даже и следов багажа. Только на верхней полке стенного шкафа Джордино обнаружил рулон бумаги. Он развернул его и бросил свою добычу на кровать.

— Копии чертежей субмарины, — ахнул потрясенный О'Мэлли. — Где он достал их, хотел бы я знать?

Питт почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Теперь он не сомневался, что похищение Келли было еще одним пунктом задания, полученного Омо Канаи.

— В его распоряжении была прекрасно организованная служба разведки, — пояснил он. — А для успешного проведения операции ему необходимо было ознакомиться со всеми деталями устройства корабля.

— Теперь понятно, как ему удалось заложить взрывчатку и вывести из строя систему управления спасательными капсулами, — вздохнул инженер.

— У нас небогатый выбор, — сказал Джордино. — Все, что мы можем сделать, — это известить береговую охрану, чтобы они не спускали глаз с прибрежных вод. Если им повезет, они могут перехватить нашего приятеля и освободить Келли.

Несколько секунд Питт молча сидел в кресле, почти физически ощущая испытующий взгляд О'Мэлли.

— Вы лучше других знаете каждый закуток этой посудины, — произнес он наконец. — Каковы будут ваши рекомендации?

Инженер помедлил секунду.

— Во всяком случае, я знаю ее не хуже любого другого, — произнес он уклончиво.

— Существует ли еще какая-нибудь система эвакуации помимо спасательных капсул?

— Что конкретно вас интересует?

— Предусмотрели ли строители судна воздушную систему наподобие той, которой снабжены спасательные капсулы, для аварийного оставления лодки?

— Вы имеете в виду аварийный люк в корпусе субмарины?

— Совершенно верно.

— Такой, конечно, имеется, но нечего и думать, чтобы им могли воспользоваться шестьсот с лишним человек. Кислорода просто не хватит.

— Теперь уже я не понимаю вас.

— "Марлин" не предназначен для того, чтобы оставаться под водой больше четырех дней. По истечении этого срока воздух внутри лодки становится непригодным для дыхания.

— Я всегда считал, что регенераторы воздуха — независимая система. Они же должны автоматически регулировать содержание кислорода во внутренних помещениях корабля, — произнес Джордино с сомнением в голосе.

— Так-то оно так, — согласился О'Мэлли, — но никакие фильтры не справятся с двуокисью углерода, выдыхаемой столькими людьми непосредственно в атмосферу лодки. И это еще при условии, что силовые установки будут продолжать работу. Иначе критический момент может наступить еще раньше.

— Итак, у нас в запасе четверо суток, при условии, что события будут развиваться по нашему сценарию, — произнес Питт задумчиво. — Точнее, трое с половиной суток, если учесть, что мы находимся под водой уже более двенадцати часов.

— Спасательные службы морского флота США вполне способны за этот срок прийти нам на помощь, — заметил Джордино.

— При условии, что их мобилизация займет меньше этого срока, — сухо заметил О'Мэлли, — что само по себе проблематично. При самом благоприятном раскладе им удастся спасти лишь немногих.

Питт повернулся к Джордино:

— Ал, ты отправляешься на поверхность вместе с женщинами и детьми.

Несколько секунд Джордино пытался осмыслить слова друга. Затем его лицо медленно налилось кровью.

— Моей матушке не слишком бы понравилось, если бы она узнала, что ее сын прячется за женские юбки.

— Поверь мне, старина, что ты сможешь сделать гораздо больше для спасения всех нас, если окажешься наверху.

«Тогда какого черта ты не отправишься туда сам?!» — чуть не брякнул Джордино, но, взглянув на лицо друга, прикусил язык.

— О'кей, — недовольно буркнул он. — Что я должен делать, оказавшись на поверхности?

— В кратчайший срок наладить линию снабжения лодки кислородом.

— И каким образом, по-твоему, я смогу это сделать?

— Точно не могу сказать, — признался Питт, — но насколько я тебя знаю, ты все сумеешь.

31

Четыре судна уже находились на месте трагедии спустя пять часов после того, как «Золотой марлин» лег на дно. Среди них — катер береговой охраны «Джозеф Райан», нефтяной танкер «Царь Зевс», буксир военного флота США «Орион» и грузовое судно каботажного плавания «Компас Роуз». Чуть позднее к ним присоединилась целая эскадра прогулочных яхт и катеров из Майами и форта Лодердэйл, прибывших на место катастрофы скорее из любопытства, чем с осознанным желанием помочь терпящему бедствие лайнеру. Адмирал Сэндекер распорядился направить в район бедствия и спасательное судно своего Агентства, базировавшееся в Саванне, но его прибытие ожидалось только через двенадцать часов.

Оснащенное для подводных спасательных работ судно «Меркьюри» морского флота США вместе со спасательной командой и плавучей базой «Элфред Оултмен» были срочно отозваны из Пуэрто-Рико, где они находились со специальной миссией по приглашению правительства этой страны. Регулярные сводки о ситуации на субмарине циркулировали между капитанами корабля береговой охраны и спасательного судна «Элфред Оултмен».

В это время на борту субмарины дети с матерями были препровождены в спасательную капсулу, едва О'Мэлли исправил систему подачи воздуха. Прощание детей с отцами, а кого-то с бабушками и дедушками, не обошлось без слез. Малыши испытывали вполне оправданный страх перед замкнутым пространством капсулы. Джордино потребовалось немало усилий, чтобы успокоить и самого себя, и рыдающих детей, и их мам. Вид у него был глубоко несчастный, ведь он был единственным мужчиной, покидающим борт субмарины.

— Я чувствую себя как тот парень, что занял место в спасательной шлюпке «Титаника» переодетым в женское платье, — признался он.

Питт успокаивающе положил руку ему на плечо:

— Ты необходим нам наверху, чтобы спасти жизни всех этих несчастных.

— В случае неудачи, даже не представляю, как смогу жить дальше, — простонал Джордино. — Лучше бы ты взял это на себя.

— Я сделаю здесь все, что смогу, — заверил его Питт. — Но спасательная операция будет иметь шансы на успех только в том случае, если за дело возьмешься ты.

Они обменялись прощальным рукопожатием, и Питт подтолкнул друга к единственному свободному месту на борту. Последнее, что увидел Питт: перепуганная мать усаживала на колени Джордино одного из своих плачущих детей. Люк капсулы захлопнулся, и система шлюзов была приведена в действие. Спустя шестьдесят секунд раздался характерный чмокающий звук, и капсула очень медленно, поскольку была загружена до предела, двинулась к поверхности.

— Теперь остается только ждать, — сказал О'Мэлли, стоявший рядом с Питтом.

— Нет, — возразил Питт, — мы немедленно приступим к нашей части спасательной операции.

— С чего начнем?

— Займемся воздушной системой аварийной камеры.

— Что вас интересует?

— Прежде всего, соответствует ли аварийный люк стандартам аппаратов спасательных судов.

О'Мэлли кивнул:

— Будьте покойны, он соответствует всем стандартам. Конструкторы специально позаботились об этом.

— Проводите меня туда, — попросил Питт. — Я хочу сам убедиться в этом.

О'Мэлли направился к лифту, поднявшему их на верхнюю палубу, где находилась столовая для пассажиров. Затем провел его через камбуз, где повара готовили обед с таким видом, словно трагедия на борту субмарины не имела к ним ровным счетом никакого отношения. Учитывая недавние события, вся эта сцена казалась совершенно нереальной.

Питт последовал за инженером по узкому коридору в небольшую камеру, где вдоль переборки стояло несколько скамеек. В центре отсека находилась винтовая лестница, ведущая к аварийному люку. После внимательного осмотра механизмов, регулирующих выход в океан, — он показался Питту неоправданно долгим, — О'Мэлли спустился вниз и грустно посмотрел на товарища по несчастью.

— Наш приятель действительно дотошный малый. Он предусмотрел практически все.

— Что вы хотите сказать?

— Станина люка так деформирована, что потребуется не меньше десяти фунтов пластиковой взрывчатки, чтобы освободить его.

Пожалуй, впервые с начала трагических событий Питт почувствовал страх.

— Значит, выбраться наружу невозможно?

— Отсюда это уж точно, — подтвердил инженер, сознавая, что этими роковыми словами он фактически обрекает на смерть шестьсот семнадцать человек. Он грустно покачал головой и повторил: — Отсюда уже никому не выбраться. Никто не сможет покинуть лодку.

* * *

Питт и О'Мэлли сообщили страшную новость капитану Болдуину, который по-прежнему находился на капитанском мостике. Капитану стоило немалых усилий хотя бы внешне сохранить хладнокровие.

— Вы абсолютно уверены в своих выводах?

— С помощью автогена, конечно, можно открыть люк, но как тогда прекратить доступ морской воды во внутренние помещения лодки? Давление воды на глубине, на которой мы находимся, около семнадцати атмосфер. Иными словами, давление на корпус равняется двумстам тридцати фунтам на квадратный дюйм. Ни у кого нет шансов противостоять напору поступающей воды и добраться до поверхности.

Выражение лица капитана не оставляло сомнений относительно тех чувств, которые он сейчас испытывал. Человек, почти лишенный эмоций, он не мог даже в мыслях допустить, что он сам и все, находящиеся на борту, обречены на смерть.

— И нет надежды на спасение? — спросил он.

— Надежда умирает последней, — улыбнулся Питт, — но очевидно, что спасение не может быть обеспечено обычными методами.

Плечи капитана поникли, и он пустым взглядом уставился на стол.

— Итак, нам остается одно — быть живыми так долго, как только возможно.

Конрад протянул Питту телефонную трубку:

— Мистер Джордино вызывает вас с поверхности.

Питт поднес телефонную трубку к уху:

— Ал?

— Нахожусь на катере береговой охраны, — услышал он знакомый голос.

— Как путешествие?

— По правде говоря, тяжко пришлось. Мои барабанные перепонки едва не лопнули от воплей перепуганных младенцев.

— Но вы добрались благополучно?

— Все дети и женщины живы и здоровы. Их уже перевели на стоящее поблизости на якоре грузовое судно. Там более подходящие для них условия, чем на катере. Сейчас они на пути к ближайшему порту. Могу добавить, что женщины не выглядели счастливыми, оставив на лодке своих мужей. Столько косых взглядов мне, пожалуй, не доводилось ловить на себе за всю мою жизнь. Впрочем, их можно понять. Не забывай, что я оказался единственным мужчиной на борту спасательной капсулы.

— Известно, когда прибывает судно для подводных спасательных работ?

— По их словам, часов через тридцать шесть, — ответил Джордино. — А как дела у вас?

— Не слишком хорошо. Наш приятель Канаи был на борту и перед исчезновением ухитрился намертво заклинить аварийный люк.

— Действительно намертво? — осторожно переспросил Джордино после небольшой паузы.

— По словам О'Мэлли, потребуется взорвать половину судна, чтобы освободить его.

У Джордино не укладывалось в голове, что люди на борту «Марлина» были обречены на смерть.

— Ты уверен в этом?

— Совершенно уверен!

— Но мы-то здесь не собираемся сдаваться, — решительно объявил Джордино. — Я свяжусь с Йегером и заставлю его засадить Макс за работу. Наверняка существует какой-то способ извлечь вас оттуда.

Питту нетрудно было представить себе, какие чувства обуревают сейчас его старого друга.

— Звони нам время от времени, — сказал он, заканчивая разговор, — короче, держи нас в курсе событий.

* * *

Пассажиры и члены экипажа, погребенные в затонувшей субмарине, не имели ни малейшего представления о том урагане, который разразился над их головами. Средства массовой информации, несколько недель смаковавшие трагедию «Изумрудного дельфина», как по команде, занялись новой темой и в деталях описывали обстоятельства аварии субмарины и судьбу оставшихся на борту людей. Политики и прочие знаменитости, не желая остаться в стороне, по поводу и без повода давали пространные интервью и один за другим появлялись на экранах телевизоров.

Катера, до отказа набитые кино— и видеооператорами, как по волшебству появились на арене вместе с ордами репортеров на легких самолетах и вертолетах. Меньше чем через двое суток после трагедии целая флотилия катеров и прогулочных яхт курсировала взад и вперед над местом, где затонула лодка. Дело кончилось тем, что пришлось вмешаться официальным властям и все незваные гости, за исключением специально аккредитованных журналистов, были выдворены за пределы зоны спасательных работ.

Всеобщий ажиотаж подогревало и то обстоятельство, что катастрофа произошла не где-нибудь в забытом богом и людьми уголке Тихого океана, а в девяноста семи милях от побережья Флориды. Напряжение нарастало по мере того, как подходили к концу запасы кислорода на борту субмарины.

Репортеры прилагали неимоверные усилия, чтобы войти в прямой контакт с кем-нибудь из людей на дне океана, но все их попытки решительно пресекались специалистами береговой охраны.

Публиковались бесчисленные интервью с женщинами и детьми, покинувшими борт «Марлина». Журналисты пытались также связаться с Джордино, но тот уже успел перейти на борт прибывшего к месту действия корабля своего Агентства и решительно отказывался от любых контактов с представителями пишущей братии. Вместе с членами команды он лихорадочно готовился к спуску под воду автоматического аппарата для обследования корпуса субмарины.

Увы, первые результаты оказались неутешительными. Они только подтвердили то, о чем говорил Питт. Аварийный люк был заклинен намертво, и открыть его можно было только с помощью автогена или солидной порции взрывчатки. А это напрямую угрожало жизни находившихся на борту людей. Блокировать поступление внутрь лодки морской воды с помощью спасательного аппарата также представлялось технически невозможным.

На следующее утро к месту трагедии прибыл «Фэлкон», корабль Военно-морского флота США, специально предназначенный для проведения подводных спасательных работ. Джордино немедленно перебазировался на его борт, где команда уже готовила спасательный аппарат к спуску под воду. Ала приветствовал командир корабля капитан-лейтенант Майк Тёрнер.

— Добро пожаловать на борт «Фэлкона», — сказал он, пожав руку Джордино. — Флот США всегда готов работать рука об руку с представителями НУМА.

Как и у большинства старших офицеров военно-морского флота, у капитана был вид человека, оплатившего издержки на строительство корабля из собственного кармана, а посему обладающего привилегией принимать на борту только угодных ему посетителей. На губах Тёрнера сияла дружелюбная улыбка, а само его лицо свидетельствовало о высоком уровне интеллекта. У него были большие проницательные глаза и мягкие, уже начавшие редеть светлые волосы.

— Мне бы только хотелось, чтобы наша встреча происходила при менее трагических обстоятельствах, — сказал со вздохом Джордино в ответ на приветствие капитана.

— Что и говорить, — согласился Тёрнер с озабоченным видом. — Один из моих офицеров покажет вам вашу каюту. Если вы голодны, у вас есть время подкрепиться. Мы спустим «Меркьюри» на воду примерно через час.

— Надеюсь, вы разрешите мне принять участие в погружении, — сказал Джордино, — если, конечно, для меня найдется место на его борту.

Тёрнер улыбнулся:

— Там места для двадцати человек, так что никаких проблем для меня.

— Для вас? — переспросил Джордино, удивленный тем, что капитан собирается лично управлять спасательным аппаратом.

Тёрнер кивнул, не переставая улыбаться:

— Это не первый случай, когда мне приходится вести «Меркьюри» на помощь людям. И спасти их может только наше своевременное появление на месте аварии.

«Меркьюри» находился на рабочей палубе корабля. Его корпус был окрашен в желтый цвет с диагональной красной полосой на борту. Он напоминал творение художника-модерниста: гигантский банан с множеством странных выступов. Аппарат имел тридцать восемь футов в длину, десять в высоту и девять в ширину и весил тридцать тонн. Максимальная глубина его погружения составляла двести футов при скорости два с половиной узла.

Капитан Тёрнер поднялся по трапу к главному люку в сопровождении команды подводного судна. Оказавшись на борту, он представил Джордино старшему офицеру «Меркьюри» Майку Мак-Керди, рано поседевшему морскому волку с бородой, как у шкиперов прошлых столетий. Тот приветствовал гостя кивком головы.

— Наслышан о вас, — сказал он, дружески подмигнув итальянцу. — Рассказывают, что на вашем счету не меньше погружений, чем у кого другого поездок в городском транспорте.

— Может быть, и поменьше, но их немало, — скромно согласился Джордино.

— Говорят, что вы обследовали обломки «Изумрудного дельфина», лежащие на глубине двенадцати тысяч футов?

— Это верно, — подтвердил Джордино, — правда, не один. Со мной были мой друг Дирк Питт и морской биолог Мисти Грэхем.

— Тогда это погружение на глубину всего в пятьсот пятьдесят футов покажется вам детской игрой.

— Не думаю, особенно если нам придется освобождать аварийный люк субмарины.

Мак-Керди был достаточно бывалым человеком, чтобы не заметить нотки озабоченности в голосе гостя.

— Не беспокойтесь, — сказал он, стараясь ободрить Джордино. — Мы сделаем это. У нас есть все необходимое оборудование для таких случаев.

— Дай-то бог, — пробормотал Джордино. — Будем надеяться.

* * *

«Меркьюри», направляемый опытной рукой Мак-Керди, достиг лежавшей на дне субмарины менее чем за пятнадцать минут. Затем командир повел спасательный аппарат вдоль корпуса «Золотого марлина». Лодка напоминала огромное мертвое морское животное. Спасателям казалось, что за их маневрами через иллюминаторы наблюдают сотни внимательных глаз. Джордино даже вроде бы заметил Питта, но они шли слишком быстро, чтобы быть уверенным в чем бы то ни было.

Три часа они внимательно изучали каждый квадратный дюйм корпуса затонувшей субмарины. Помимо фотокамеры, работавшей с двухсекундным интервалом, результаты их наблюдений непрерывно фиксировали видеокамеры.

— Любопытная вещь, — заметил Тёрнер. — Мы обследовали весь корпус лодки, но практически не видели пузырьков воздуха.

— Действительно, необычное явление при данных обстоятельствах, сэр, — согласился Мак-Керди. — До этого нам приходилось участвовать всего в двух такого рода спасательных операциях. Это были немецкая подводная лодка «Сайтен» и русская «Тавда». Обе легли на дно после столкновения с надводными судами. И в обоих случаях из пробоин поднимались целые облака воздушных пузырьков.

Джордино бросил через иллюминатор быстрый взгляд на затонувшую субмарину:

— Вода ворвалась только в два отсека: машинное отделение и грузовое помещение. Оба они сейчас, скорее всего, полностью затоплены. В них просто не осталось кислорода.

Мак-Керди еще раз внимательно осмотрел пробоины.

— Повреждения корпуса сравнительно невелики, — заметил он.

— Тем не менее, их оказалось достаточно, чтобы субмарина затонула.

— Как вы думаете, повреждены ли балластные цистерны? — спросил Тёрнер.

— Нет, — не колеблясь, ответил Джордино, — полагаю, что они в полном порядке. Но даже если капитан Болдуин решится продуть их, этого недостаточно, чтобы оторвать лодку от грунта. Помпы не помогут делу. Собственно, люди остались в живых только благодаря водонепроницаемым переборкам.

— Страшная трагедия, — сказал Тёрнер. — Им чертовски не повезло. Окажись пробоины чуть меньше, и у лодки были бы шансы достичь поверхности.

— Сэр, — напомнил Мак-Керди, — нам предстоит еще осмотреть аварийный люк и решить, что с ним делать.

— Согласен, шеф. Подойдем поближе и посмотрим еще раз. Если повезет, мы направим сюда спасательную команду с необходимым оборудованием и начнем операцию немедленно.

Мак-Керди притормозил точно над аварийным люком. Несколько минут он и Тёрнер внимательно изучали повреждения.

— Выглядит не слишком обнадеживающе, — подвел итог Мак-Керди.

Заключение капитана оказалось еще пессимистичнее.

— Хуже некуда, — подтвердил он. — Повреждения слишком велики. Нам не удастся навести воздухонепроницаемый колпак, откачать воду и начать спасательные работы.

— Как насчет водолазов? — спросил Джордино.

— После смены им придется оставаться в декомпрессионной камере. На всю работу потребуется дня четыре, а к тому времени... — Капитан не закончил фразы и безнадежно развел руками.

Они еще долго осматривали поврежденный аварийный люк, тщетно надеясь найти какой-нибудь надежный способ спасения людей. Джордино был достаточно квалифицированным инженером, чтобы понять, что обычный для подобных случаев способ вскрытия аварийного люка неприемлем. Он чувствовал себя страшно усталым и разбитым. Мак-Керди, несмотря на очевидную бесполезность этого занятия, продолжал обследовать злополучный люк.

— Нам остается только одно, — подвел он итог своим наблюдениям. — Опустить на неповрежденный участок корпуса спасательную камеру, под ее защитой вырезать в корпусе лодки отверстие и через него эвакуировать на «Меркьюри» пассажиров и членов экипажа.

— Сколько на это уйдет времени? — спросил Джордино.

— Думаю, за сорок восемь часов управимся.

— Будет поздно, — простонал Джордино. — У них воздуха максимум на тридцать часов. Когда мы доберемся до них, лодка станет огромной братской могилой.

— Все так, — подтвердил Тёрнер, — но, судя по чертежам, полученным нами от компании, построившей субмарину, на корме должен находиться аварийный вентиль, он специально предназначен для подобных случаев. Через него можно наладить подачу кислорода с поверхности. Необходимое оборудование у нас имеется. Мы сможем установить его, — он остановился, чтобы взглянуть на свой хронометр, — приблизительно за три часа. Это поможет им остаться в живых до тех пор, пока мы не установим новую спасательную камеру.

С этим вынужден был согласиться даже мрачно настроенный Джордино.

— Мне известно о существовании аварийного вентиля, — признал он, — но лучше сначала убедиться в его исправности, прежде чем принимать такой план спасения людей.

На этот раз Мак-Керди не стал ожидать распоряжений капитана. Резко развернув «Меркьюри», он направил его к корме субмарины и остановил над небольшим выступом на корпусе.

— Надо полагать, здесь и находится вентиль, — сказал он.

— Думаю, что так, — согласился Тёрнер, сверившись с чертежами.

— Похоже, он в рабочем состоянии.

— Слава богу, — вырвалось у Мак-Керди, — теперь мы можем приступить к работе.

— У вас есть забортные манипуляторы, — напомнил осторожный Джордино. — Они помогут снять колпак вентиля и убедиться, что его размеры соответствуют принятым стандартам.

— Проще простого, — согласился Тёрнер, — тем более что мы уже на месте.

Он склонился над прибором дальнего контроля и с его помощью принялся управлять двумя манипуляторами. Действуя со всей возможной осторожностью, он удалил предохранительные болты и убрал колпачок защитного устройства.

Увы, открывшееся зрелище не оправдало их ожиданий. Входной клапан для подсоединения наружного негодника отсутствовал. По-видимому, он бы заблаговременно удален самым примитивным способом: с помощью долота и кувалды.

— Кто же мог сделать это? — спросил Тёрнер, не веря собственным глазам.

— Очень предусмотрительный парень, — пробормотал Джордино, чувствуя как смертельный страх сжимает его сердце.

— Мы не успеем запросить новый вентиль, получить и установить его. За это время на лодке иссякнут последние запасы кислорода, — подтвердил Мак-Керди.

— Вы хотите сказать, что шесть сотен мужчин и женщин будут умирать, а мы будем спокойно наблюдать за этим? — холодно произнес Джордино.

Тёрнер и Мак-Керди молча смотрели друг на друга, не зная, что еще предложить в создавшейся ситуации. Никто из них не мог предвидеть подобного поворота событий. Тщательность подготовки и точность проведения диверсии были выше их понимания.

Джордино чувствовал, что он на грани нервного срыва. Потерять друга из-за несчастного случая само по себе достаточно тяжело, но бездействовать, зная, что рядом с тобой совершенно здоровый человек умирает только потому, что современная техника оказалась бессильной перед предусмотрительностью террориста, было выше его сил. Он твердо решил предпринять что-нибудь, даже если для этого ему самому придется опускаться на глубину в пятьсот пятьдесят футов.

Мрачный Мак-Керди молча включил механизм продувки балластных цистерн и направил «Меркьюри» к поверхности. Каждый из троих знал, что пассажиры и команда лодки сквозь стекла иллюминаторов продолжают наблюдать за ними, не понимая, что вместе с исчезающим вдали судном тают их надежды и улетучиваются иллюзии.

32

Настроение на борту «Золотого марлина» было ужасным. Пассажиры по-прежнему в отведенное для этого время посещали ресторан, играли в карты и рулетку в казино, пили коктейли в баре, читали книги в библиотеке и потом отправлялись спать, словно круиз и не прерывался. Больше им просто нечего было делать. Если кто-то из них и ощущал недостаток кислорода, об этом не говорили вслух. Да, порой они обсуждали положение, в котором оказались волею случая, но говорили об этом так буднично, словно речь шла о прогнозе погоды на ближайшую неделю.

Среди оставшихся на борту пассажиров в большинстве были пожилые люди, несколько более молодых, но бездетных пар, дюжины две одиноких мужчин и женщин, мужья и отцы тех, чьи близкие покинули субмарину. Обслуживающий персонал исправно выполнял привычные обязанности: ублажал пассажиров в барах и ресторане, готовил еду, поддерживал порядок в каютах и, по мере сил, старался развлечь изнывающих от скуки людей. Энергетические установки работали непрерывно, снабжая электроэнергией помпы и другие менее важные, но необходимые для нормального существования системы корабля. К счастью, они находились в помещении, изолированном от затопленного машинного отделения, сообщение с которым было прервано сразу же после взрыва.

Худшие подозрения Питта, следившего за маневрами спасательного аппарата, подтвердил звонок Джордино. Питт уже несколько часов сидел на капитанском мостике, вновь и вновь просматривая чертежи корабля в поисках возможных путей спасения, когда в дверях появился капитан Болдуин. Он уселся в кресло напротив Питта и несколько мгновений молча наблюдал за ним. Капитан уже обрел привычное самообладание, хотя судьба пассажиров и корабля по-прежнему тяжелым грузом давила на его плечи. Даже дыхание его стало заметно более тяжелым.

— Вы трое суток не смыкали глаз, — констатировал Болдуин. — Может быть, стоило бы немного поспать?

— Если я сейчас отправлюсь спать, если любой из нас отправится спать, сразу возрастут шансы на то, что никто из нас больше не проснется.

— Я не перестаю ежеминутно врать пассажирам, что помощь вот-вот придет, — продолжал капитан с нескрываемым отвращением, — но правда очень скоро станет известна. На наше счастье, они слишком подавлены, чтобы предпринять что-нибудь, иначе бы нам не избежать открытого возмущения.

Питт протер покрасневшие глаза, отхлебнул глоток холодного кофе и, наверное, в сотый раз, склонился над чертежами.

— Выход должен быть, — произнес он глухим голосом. — Наверняка найдется способ прикрепить шланг к корпусу лодки и закачать внутрь воздух.

Болдуин вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб.

— Скорее всего, воздушный вентиль был выведен из строя вместе с аварийным люком, — заметил он. — Любая попытка просверлить новое отверстие в корпусе лодки приведет к тому, что все внутренние помещения будут затоплены. Давайте смотреть фактам в лицо. Когда военным удастся исправить повреждения, никакая эвакуация нам уже не понадобится.

— Мы можем остановить генераторы. Это даст несколько лишних часов.

Болдуин покачал головой.

— Пусть работают. Надо же этим несчастным хотя бы последние часы жизни провести в нормальных условиях. Да и помпы должны работать, иначе положение только осложнится.

И тут на пороге появился доктор Рингер. Судовой врач сообщил, что за последние часы многие пассажиры обратились к нему с жалобами на головную боль, головокружение и тошноту. Он делает все возможное, чтобы облегчить их страдания, стараясь избегать щекотливой темы об истинной причине недомогания.

Питт бросил взгляд на судового врача, который, судя по всему, сам был на грани физического и нервного истощения.

— Скажите, доктор, я выгляжу так же скверно, как и вы? — поинтересовался он.

На лице Рингера появилась вымученная улыбка.

— Гораздо хуже, хотя в это трудно поверить.

— Ну что ж, придется верить вам на слово.

Рингер тяжело опустился в кресло:

— Если использовать специальные термины, то мы имеем дело с массовой асфиксией, вызванной недостатком кислорода и избытком двуокиси углерода в атмосфере судна.

— Каковы предельно допустимые нормы?

— Двадцать процентов кислорода и ноль три десятых двуокиси углерода.

— А каково реальное соотношение этих газов на данный момент?

— Соответственно восемнадцать процентов и чуть больше четырех.

— А критическое? — уточнил Болдуин.

— Шестнадцать процентов и пять. После этого наступает опасность для жизни человека.

— Следовательно, мы уже вплотную приблизились к кризисному рубежу, — констатировал Питт.

Болдуин единственный решился задать роковой вопрос, давно вертевшийся у всех на языке:

— Сколько мы еще сможем продержаться, доктор?

— Вы ощущаете недостаток кислорода в той же степени, что и я, — пожал плечами Рингер. — Часа два. Может быть, два с половиной. Но уж, во всяком случае, не больше.

— Спасибо за откровенность, доктор, — произнес капитан с полной серьезностью. — Сможете ли вы помочь продержаться хоть кому-то, если мы используем противопожарные респираторы?

— На борту находится около десяти подростков моложе двадцати лет. Они продержатся, пока полностью не иссякнут запасы кислорода, — пообещал Рингер, поднимаясь на ноги. —Полагаю, мне лучше вернуться в госпиталь. Наверняка там уже скопилось немало новых пациентов.

Когда доктор ушел, Питт продолжил изучение чертежей.

— Для каждой сложной проблемы есть простое решение, — пробормотал он, поймав иронический взгляд капитана.

— Когда найдете его, немедленно дайте мне знать, — улыбнулся Болдуин. С этими словами он тоже поднялся и направился к двери. — Пришло время и мне предстать перед публикой, — вздохнул он. — Желаю вам удачи в ваших изысканиях.

Питт кивнул, но не произнес ни слова.

Несмотря на все свое самообладание, он терзался тем, что необходимое решение так и не будет найдено. Наверное, именно этот страх предельно обострил его чувства и помог ему увидеть то, что до сих пор упорно ускользало от его внимания. Столь нужное решение на самом деле было простым. Оставалось только удивляться, как до сих пор оно не пришло ему в голову.

Он вскочил так поспешно, что опрокинул стул, и бросился к телефону.

— Ал, ты еще здесь?

— Здесь, здесь, куда же мне деваться, — проворчал Джордино.

— Думаю, я нашел решение. Более того, я совершенно уверен, что нашел его. — На Джордино произвела большое впечатление уверенность, прозвучавшая в словах друга.

— Один момент, — попросил он, — я переключу телефон на капитанский мостик, чтобы капитан Тёрнер и члены спасательной команды могли слышать тебя. — После секундной паузы он предложил: — О'кей, выкладывай, что у тебя там.

— Сколько времени нужно, чтобы подготовить шланг для подачи воздуха и доставить его на место аварии?

— Вам известно, конечно, мистер Питт, что мы пока не в силах установить воздушный вентиль на корпусе лодки? — хмуро спросил капитан Тёрнер.

— Знаю, знаю, — произнес нетерпеливо Питт. — Но сколько все-таки это займет времени?

Тёрнер вопросительно взглянул на Мак-Керди, стоявшего у противоположной стены рубки.

— Думаю, часа за три управимся, — проворчал тот.

— Приложите все силы, но сделайте работу за два часа иначе говорить не о чем. Больше мы просто не продержимся.

— Ну и что это нам даст, если мы не можем установить вентиль?

— Напор вашей помпы может преодолеть давление воды на такой глубине?

— Напор помпы равняется пяти сотням фунтов на квадратный дюйм, — сообщил Мак-Керди, — что вдвое превышает давление морской воды.

— Отлично, — произнес Питт с воодушевлением. — Доставьте шланг сюда как можно скорее. Люди уже начинают задыхаться. И будьте готовы использовать манипуляторы спасательного аппарата.

— Скажите наконец, что у вас на уме, — потребовал капитан.

— Я расскажу все в деталях, когда вы будете на месте. Сразу же сообщите мне об этом для получения дальнейших инструкций.

В этот момент на мостике появился О'Мэлли и услышал конец переговоров.

— Какой козырь вы припрятали в рукаве? — поинтересовался он.

— Грандиозная идея, — объявил Питт без ложной скромности. — Пожалуй, лучшая из тех, что когда-либо приходили мне в голову.

— Но каким образом вы собираетесь подать кислород в лодку? — настаивал О'Мэлли.

— А я и не собираюсь этого делать.

О'Мэлли недоуменно уставился на Питта.

— Тогда в чем же суть вашей грандиозной идеи?

— Все очень просто, — непринужденно объяснил Питт, — если Магомет не идет к горе...

— Замечательная поговорка, но все же я вас не понимаю.

— Подождите немного, и вы все увидите собственными глазами, — пообещал Питт. — Это один из самых простых экспериментов, которые демонстрируют студентам на семинарах по физике.

С минуты на минуту «Золотой марлин» мог стать братской могилой. Уровень кислорода в атмосфере понизился до такой степени, что оставалось каких-то несколько минут до того момента, когда пассажиры и члены экипажа начнут терять сознание — первая стадия агонии, за которой должны были последовать кома и смерть. Содержание двуокиси углерода стремительно приближалось к критической отметке, при достижении которой уже невозможно было поддержание жизни людей. Питт и О'Мэлли, единственные остававшиеся на мостике, прилагали все усилия, чтобы не потерять сознание.

Нехватка кислорода привела к тому, что пассажиры постепенно стали превращаться в зомби, не способных к рациональному мышлению. Тем не менее на лодке сохранялось полное спокойствие, потому что никто из них не отдавал себе отчета в том, насколько близок конец. Болдуин успел все-таки сказать несколько ободряющих слов тем пассажирам, которые еще оставались в ресторане, прекрасно понимая, насколько бесполезны все его усилия. Возвращаясь на капитанский мостик, он потерял сознание в одном из коридоров и тяжело свалился на пол. Пожилая пара, проходившая в этот момент мимо, только скользнула пустым взглядом по лежащему на ковре капитану и безучастно прошла мимо.

О'Мэлли уже находился на грани коллапса. Питт в изнеможении оставался в кресле, понимая, что и он с минуты на минуту потеряет сознание.

— Где же вы? — прохрипел он в телефонную трубку. — Поспешите, иначе найдете здесь одни трупы.

— Мы на подходе к вам. — В голосе Джордино звучало нескрываемое отчаяние. — Выгляни в иллюминатор. Мы всего в нескольких десятках метров от лодки.

Питт с трудом поднялся на ноги и, шатаясь на каждом шагу, подошел к иллюминатору. «Меркьюри», зависший над корпусом лодки, действительно оказался совсем рядом.

— Вы привезли с собой шланг?

— Мы готовы начать подачу воздуха в любую минуту и в любой точке, которую вы укажете, — сообщил Мак-Керди. Капитан Тёрнер остался на борту «Оултмена», чтобы координировать проведение спасательной операции с поверхности.

— Продолжайте опускаться. После того как окажетесь рядом с субмариной, двигайтесь вдоль корпуса лодки, пока не достигнете пробоины над машинным отделением.

— Начинаем сближение, — сообщил Джордино, не задавая лишних вопросов.

Спустя минут пять в рубке прозвучал голос Тёрнера:

— "Меркьюри" находится в указанном вами месте.

Несмотря на трагичность ситуации, Питт не смог удержаться от невольной улыбки.

Спасение было совсем рядом, а людям внутри субмарины приходилось умирать от удушья. Какова ирония судьбы!

— С помощью манипулятора опустите шланг через пробоину в корпусе на максимально возможную длину, — дал он последние инструкции.

Внутри «Меркьюри» Мак-Керди обменялся с Джордино непонимающим взглядом и недоуменно пожал плечами.

Осторожно действуя манипуляторами, Джордино стал заталкивать толстый шланг внутрь субмарины, стараясь не порезать его об острые края отверстия. Ему потребовалось не меньше десяти минут на то, чтобы надежно закрепить конец шланга между двумя установками машинного отделения.

— Шланг на месте, — сообщил он.

— О'кей, начинайте подачу кислорода.

И на этот раз два человека на борту спасательного аппарата без рассуждений выполнили требования Питта. Мак-Керди передал его слова капитану, и спустя две минуты кислород начал поступать в машинное отделение.

— Чего мы этим добьемся? — спросил Джордино, не слишком рассчитывая на вразумительный ответ.

— Давление, под которым подается кислород, в два раза превышает давление морской воды за бортом. Воздух вытеснит воду из машинного отделения обратно в океан, — объяснил Питт слабым голосом.

Эти слова окончательно истощили его силы, и Питт тяжело рухнул на палубу рядом с телом уже потерявшего сознание О'Мэлли.

Надежда на успех операции вернулась к Джордино, когда он увидел, как первые струи воды, смешанные с пузырьками воздуха, начали извергаться из корпуса субмарины под напором избыточного давления кислорода.

— Идея Питта работает! — воскликнул он, не в силах скрыть охватившего его воодушевления.

— Да, — согласился Мак-Керди, — но от этого атмосфера внутри остальных помещений лодки нисколько не улучшилась.

— А Питт и не пытается очистить воздух внутри лодки. Он надеется на то, что, удалив воду из затопленных помещений, он сможет поднять лодку на поверхность.

Мак-Керди бросил взгляд на неподвижный корпус лодки, покачал головой, но предпочел не говорить о своих сомнениях. Помолчав, он сказал, стараясь, чтобы его слова прозвучали по возможности буднично:

— Ваш друг уже несколько минут не выходит на связь.

— Дирк, — крикнул Джордино в телефонную трубку, — Дирк, ответь мне.

Но телефонная трубка молчала.

* * *

На борту «Элфреда Уолтмена» капитан Тёрнер мерил шагами помещение рубки, прислушиваясь к переговорам, происходившим в глубине океана. План Питта при всей своей неординарности представлялся ему слишком простым, чтобы привести к успеху.

На мостике спасательного корабля царило уныние. В словах собравшихся в рубке людей с трудом укладывалась мысль, что всего в пятистах с небольшим футах под килем их корабля несколько сотен людей умирали от удушья. Сгрудившись в центре помещения, моряки жадно прислушивались к обрывкам разговоров, доносившихся до них с глубины.

— Как вы думаете, что предпримут власти, чтобы поднять на поверхность тела погибших? — спросил капитана один из офицеров.

— Для этого потребуются миллионы долларов, — ответил капитан неохотно. — Скорее всего, всех их оставят лежать на дне.

Молоденький лейтенант, не в силах больше сдерживаться, в сердцах стукнул кулаком по столу:

— Черт побери, почему молчит Мак-Керди?

— Успокойся, сынок, — приструнил его капитан. — У них сейчас достаточно своих забот, чтобы думать о субординации.

Он бросил случайный взгляд поверх головы оператора, склонившегося к экрану монитора, и с открытым ртом замер на месте. Корпус субмарины медленно пришел в движение.

— Она поднимается! — воскликнул он.

Чавкающий звук, донесшийся из громкоговорителей, подтвердил слова капитана.

— О боже, — прошептал Мак-Керди, — план Питта сработал! Лодка обрела плавучесть и вот-вот освободится из плена.

— Мы попробуем оставаться рядом и продолжать подачу воздуха, пока лодка не окажется на поверхности, — донесся из динамика голос Джордино.

— Сделаем все от нас зависящее, чтобы прийти вам на помощь в нужный момент, — заверил его Тёрнер.

Он распорядился, чтобы члены спасательной команды были готовы в любой момент подняться на борт субмарины и подготовить в кратчайшее время подачу кислорода в остальные ее помещения. Затем он связался с капитанами всех судов, находящихся на расстоянии двадцати миль от зоны спасательных работ и попросил их немедленно прибыть к месту аварии, предварительно подготовив медицинский персонал и все имеющиеся в их распоряжении спасательные средства. Сейчас судьба пассажиров и команды «Золотого марлина» зависела от быстроты и координации их действий.

Глаза сотен людей были прикованы к поверхности океана. С тревогой и нетерпением они ожидали того момента, когда корпус субмарины покажется на поверхности. На этот раз их ожидания в полной мере оправдались. Подводная лодка выскочила из воды, словно гигантская пробка, и с громким всплеском снова плюхнулась в воды океана.

— Дело сделано! — воскликнул Тёрнер, еще боясь поверить происшедшему на его глазах чуду. — Спасательные шлюпки на воду!

Воздух сотрясался от приветственных криков. Большинство наблюдателей, как и капитан, не могли поверить в чудо, свершившееся на их глазах. Возвращение к жизни еще совсем недавно покоившейся на дне субмарины произошло слишком внезапно, чтобы сразу поверить в его реальность. Лодки и вертолеты с операторами на борту рванулись к месту происшествия, игнорируя строгие предупреждения начальника береговой охраны, чтобы запечатлеть на пленку этот исторический момент и не мешкая передать материал на телестудии.

Едва «Золотой марлин» мирно закачался на волнах, как десятки лодок со спасателями причалили к его корпусу. Чтобы выиграть хоть немного времени, Тёрнер отменил свои первоначальные распоряжения и приказал своим людям попытаться проникнуть внутрь субмарины сквозь уже имеющиеся пробоины, предварительно по возможности расширив их. Джордино, откинув люк «Меркьюри», бросился в воду и поплыл в сторону субмарины, прежде чем Мак-Керди успел остановить его. Члены спасательной команды, знавшие итальянца, помогли ему выбраться из воды, и все вместе они с новой энергией попытались открыть люк у правого борта лодки.

В конце концов их усилия увенчались успехом, и им в лицо ударил тяжелый запах малопригодного для дыхания воздуха, скопившегося во внутренних помещениях подводного корабля.

Несколько мгновений спустя команда спасателей, работавших у другого борта, сумела открыть и второй люк восстановив тем самым естественную вентиляцию, позволившую наружному воздуху свободно проникать внутрь и беспрепятственно циркулировать по помещениям субмарины.

Несмотря на то что воздух, находившийся внутри лодки все еще оставался малопригодным для дыхания, спасатели не теряя драгоценного времени, спустились внутрь, чтобы оказать первую помощь тем, кто еще мог остаться в живых. В одном из первых тел, попавшихся им на глаза, Джордино узнал капитана Болдуина.

Не мешкая, Джордино бросился бежать по коридору на нос лодки, где находился капитанский мостик. И хотя дышать здесь было по-прежнему тяжело, он торопился изо все сил, не зная, удастся ли ему застать Питта в живых.

Задержавшись на секунду над неподвижным телом О'Мэлли, он опустился на колени рядом с другом. Питт лежал на полу с закрытыми глазами. Дыхания не было слышно. Не тратя времени даже на то, чтобы нащупать пульс, Джордино начал делать искусственное дыхание. И тут такие знакомые ему зеленые глаза широко раскрылись, и он услышал едва различимый шепот, в котором вполне отчетливо звучали привычные иронические интонации:

— Надеюсь, на этом развлекательная часть нашей программы благополучно завершена.

* * *

Никогда прежде на руках спасателей не оказывалось сразу такого количества находившихся на волосок от смерти людей. Но Цербер, трехголовый сторож царства мертвых, был на этот раз, похоже, жестоко разочарован. Как ни странно, никто серьезно не пострадал. Всего семнадцать пожилых и больных людей пришлось отправить на вертолете в больницу в Майами, но пятнадцать из них скоро поправились без видимых необратимых последствий. Оставшиеся двое спустя неделю были выписаны из больницы с диагнозом: сильные головные боли и шоковое состояние.

Капитан Болдуин и доктор Рингер стали едва ли не национальными героями, сумевшими предотвратить величайшую катастрофу в истории современного подводного мореплавания.

Только очень немногим была известна истинная роль Питта и Джордино в спасении своих товарищей по несчастью. К тому времени, когда представителям средств массовой информации стало известно, что человек, принявший самое непосредственное участие в спасении двух тысяч пассажиров «Изумрудного дельфина», оказался и главным героем спасательной операции, не имевшей аналога в истории подводного флота, Питт и Джордино были уже на борту вертолета Агентства.

Все попытки репортеров получить интервью у Питта оказались тщетными, он словно растворился в прозрачном воздухе Флориды.

Часть третьяТропа длиною в тысячу лет

33

31 июля 2003 года

Озеро Тохоно, штат Нью-Джерси

Озеро Тохоно лежало в стороне от проторенных путей как и многие другие подобные местечки в Нью-Джерси. Здесь не было множества обычных для таких мест маленьких домиков, принадлежавших жителям соседних городков. Тохоно было частным владением корпорации «Цербер», предназначенным для отдыха и секретных встреч высокопоставленных служащих компании. Для менее важных персон был построен другой курорт в тридцати милях к западу. Ввиду уединенного положения озера здесь не было необходимости в какой-либо ограде. Единственной мерой предосторожности против нежелательных посетителей были запертые на замок ворота на дороге, петлявшей среди низких холмов и лесов, в пяти милях от двери комфортабельного трехэтажного дома, построенного из стволов вековых сосен. Фасад здания выходил на озеро, где был сооружен док и сарай для весельных лодок и каноэ. По причине, известной лишь руководству корпорации, моторные катера здесь не поощрялись.

Фред Эймс не принадлежал к руководству корпорации. Он вообще не имел никакого отношения к компании. Фред был одним из местных жителей, привыкших не обращать внимания на многочисленные предупредительные надписи, установленные на видных местах, и время от времени приезжал сюда на рыбалку. Среди деревьев на берегу озера он соорудил себе небольшой лагерь, где любил отдохнуть и выпить чашечку кофе. В озере в изобилии водился окунь, и для умелого рыболова было детской забавой поймать на удочку несколько крупных — от пяти до десяти фунтов весом — особей задолго до наступления полудня. Он уже было собрался зайти по колено в воду и заняться привычным делом, когда заметил большой черный лимузин, затормозивший около лодочной стоянки. Два человека с удочками вышли из машины, пока шофер спускал на воду одну из многочисленных лодок, стоявших у причала.

«Наверное, большие шишки, — подумал Фред. — Странно, что они выбрали себе лодку без подвесного мотора».

Тем временем один из мужчин успел отогнать лодку на середину озера, где пустил ее на волю волн, пока его напарник готовил снасти, после чего оба приезжих занялись рыбалкой. Фред ретировался под прикрытие деревьев, где решил подогреть себе чашечку кофе и почитать прихваченную на всякий случай книгу в ожидании, пока незнакомцам не наскучит их занятие.

Мужчина, сидевший на веслах, был высокого роста и, судя по всему, находился в неплохой форме для человека, чей возраст приближался к шестидесяти. У него были темно-рыжие, еще не тронутые сединой волосы и загорелое до черноты лицо. Своей фигурой он вполне мог потягаться с изваяниями героев Древней Греции. Размеры его головы, носа, ушей, ног и рук были на удивление пропорциональны. Взгляд светло-голубых глаз мог показаться теплым и дружеским, если бы не чуть презрительное выражение, присущее людям, привыкшим судить о себе подобных по величине их банковского счета. Сидел ли он на веслах, снаряжал рыболовные снасти или забрасывал удочку, он не делал ни одного лишнего движения, не расходовал ни одной лишней калории энергии.

Иными словами, Кертис Мерлин Зейл был само совершенство, что весьма редко встречается в повседневной жизни. К шестидесяти годам в нем ничего не осталось от беззаботного паренька, когда-то мотавшегося по полям кукурузы в поисках поденной работы. После смерти отца в двенадцать лет он бросил школу и начал работать на ферме своих родителей, одновременно занимаясь самообразованием. К двадцати годам он уже был хозяином самой большой фермы в округе. После этого он оставил занятия сельским хозяйством и нанял управляющего, чтобы тот продолжил начатое им дело для его матери и трех сестер.

Проявив незаурядный ум и упорство в достижении своих целей, он ловко подделал аттестат об окончании школы чтобы поступить в одно из престижных коммерческих учебных заведений Новой Англии. Несмотря на недостаточную образованность, Зейл был наделен многими талантами включая уникальную, почти фотографическую память. С блеском закончив колледж, он вполне заслуженно получил степень доктора по специальности «экономика».

В течение всей своей деловой жизни он всегда следовал одной избранной им модели: основывал компанию, доводил ее до процветания и затем продавал. К тридцати восьми годам его состояние оценивалось в несколько миллиардов и он входил в десятку богатейших людей Америки. Тогда же он приобрел на весьма выгодных условиях свою первую нефтяную компанию, а десять лет спустя объединил ее с крупной химической фирмой с многолетней устойчивой репутацией и заложил тем самым основу гигантского промышленного конгломерата, преобразованного впоследствии в корпорацию «Цербер».

Никто не мог похвастаться, что он действительно знал Кертиса Мерлина Зейла. У него не было друзей, он никогда не посещал приемы, ни разу не был женат и не имел детей. Он любил только власть. Зейл покупал и продавал политиков с такой же легкостью, как собак с хорошей родословной. Он был безжалостен, крут и холоден как айсберг. Его оппонентов в бизнесе неизменно преследовали неудачи. Большинство из них обанкротились, став жертвами грязных интриг, на которые Зейл был великим мастером.

Но из-за его проницательности и крайней осторожности никто не догадывался, что главными орудиями его успеха неизменно оставались шантаж и убийство. Как ни странно, никто из его деловых партнеров, представителей средств кассовой информации и даже откровенных недоброжелателей не задумывался о причинах смерти людей, осмелившихся бросить вызов Кертису Зейлу. Многие из тех, кто стоял на его пути, умирали, на первый взгляд, от вполне естественных причин: сердечного приступа, рака или каких-то других широко распространенных заболеваний. Многие погибали в результате несчастных случаев — попадали под колеса автомобиля, становились жертвами наемного убийцы или банально тонули во время купания. Некоторые просто исчезали. Но ни одна из этих смертей никогда не была, даже косвенно, связана с именем Зейла.

Иными словами, Кертис Мерлин Зейл был законченным хладнокровным мерзавцем, лишенным совести. Убить ребенка для него было так же просто, как наступить на оказавшегося на пути муравья.

Зейл сфокусировал взгляд светло-голубых глаз на главе службы безопасности корпорации (тот в это время неуклюже пытался распутать леску на катушке своего спиннинга):

— Я нахожу совершенно необъяснимым тот факт, что три проекта, жизненно важных для корпорации, закончились полным провалом, хотя и были тщательно спланированы с применением компьютерного анализа, — заметил он.

Вопреки стереотипному представлению о лицах азиатов, в облике Джеймса Вонга не было ничего особенного. Это был солидный респектабельный мужчина средних лет, имевший чин майора. Вонг был стопроцентным профессионалом, до тонкости знавшим свое дело, он был изобретателен, дисциплинирован и опасен, как черная мамба в брачный период. Он был главным организатором всех преступных затей Зейла, имея официальный статус шефа его секретной организации с символическим названием «Гадюки».

— События вышли из-под контроля, — холодно резюмировал он, не оставляя тщетных попыток распутать злополучную леску, — хотя сама операция была спланирована и доведена безупречно. «Изумрудный дельфин» должен был с минуты на минуту отправиться на дно, когда нам как снег на голову свалились эти ученые из НУМА и умудрились не только спасти большую часть пассажиров, но и обследовать обломки судна на морском дне. Мы захватили «Изыскатель» вместе с командой, но они каким-то образом ухитрились бежать. Более того, по данным нашей разведки именно специалисты Агентства сыграли главную роль и в спасении «Золотого марлина», что бы там ни писали газеты.

— Как вы сами объясните случившееся, мистер Вонг? Насколько мне известно, упомянутое вами океанографическое Агентство является чисто научной организацией, не имеющей никакого отношения ни к армии, ни к службе безопасности. Они занимаются исключительно морскими исследованиями. И тем не менее им удалось расстроить тщательно продуманную схему, осуществление которой было поручено самым высококлассным профессионалам, каких только можно купить за деньги.

Вонг аккуратно положил на дно лодки спиннинг:

— Ни я, да и никто другой не смог бы предусмотреть подобной активности специалистов Агентства. Нам просто не повезло.

— Я не прощаю очевидные ошибки столь легко, — произнес Зейл бесцветным голосом. — Провалы происходят только тогда, когда при планировании операции были допущены грубые просчеты, проявлена элементарная некомпетентность.

— Никто не сожалеет о наших провалах больше меня.

— Кроме того, на мой взгляд, поведение Омо Канаи в инциденте в небе над Нью-Йорком было совершенно непростительным. По его вине мы потеряли дорогой раритетный аэроплан, и все из-за того, что ему в голову пришла сумасбродная мысль взорвать самолет, набитый детьми, на глазах тысяч людей. Кто разрешил ему подобную самодеятельность?

— Он действовал на свой страх и риск. Надо полагать, неожиданная встреча с Питтом выбила его из колеи. Кроме того, ему была известна ваша директива о ликвидации любого, вставшего на пути реализации наших планов. Не следует забывать и о том, что на борту самолета находилась Келли Иген.

— При чем здесь она?

— Она могла узнать Канаи.

— Что ж, в этом отношении нам действительно не повезло. Насколько мне известно, полиция пока не связывает Канаи с «Гадюками» и через них — с «Цербером».

— У них и не будет никогда оснований для этого, — пообещал Вонг. — Мы уже накопили достаточный опыт в проведении подобных операций.

— Этого мало, — произнес Зейл ледяным тоном. — Я не поощряю неудачников.

— В конце концов, важен прежде всего результат, — примирительно сказал Вонг. — Двигатели Игена не представляют для нас серьезной угрозы, по крайней мере, до тех пор, пока не будет закончено расследование обеих катастроф, а на него потребуется не менее года. Иген мертв, а его формула скоро будет принадлежать вам.

— Полагаете, вам удастся наложить на нее руку?

— Нисколько не сомневаюсь в этом, — произнес Вонг сухо. — Я уже отдал все необходимые распоряжения Канаи. На этот раз промашки не будет.

— А что с Джошем Томасом? Он никогда не примирится с утратой формулы.

— Старый пьяница сам передаст ее нам, причем в ближайшее время, — рассмеялся Вонг. — Уж это-то я вам обещаю.

— Похоже, вы уверены в себе.

Вонг кивнул:

— Канаи позаботился об этом. Он похитил Келли Иген с борта «Золотого марлина», после того как подготовка к диверсии была завершена. В настоящее время они находятся на пути к дому ее отца в Нью-Джерси.

— Где, надо полагать, он собирается подвергнуть ее пытке на глазах Томаса, пока тот не передаст формулу нам?

— Возможно, это не самый оригинальный план, но достаточно эффективный.

— Но на ферме наверняка имеется охрана.

— Мы нашли способ преодолеть систему внешнего контроля, не поднимая тревоги.

— Канаи просто повезло, что вы приказали ему вернуться прежде, чем его люди и корабль взлетели на воздух на островах Кермадек.

— Для этого у меня были свои причины.

Несколько секунд Зейл молча обдумывал его слова.

— Я требую, чтобы этот вопрос был решен раз и навсегда. Наши проекты должны быть успешно завершены без постороннего вмешательства. Провалов больше не должно быть. Возможно, мне следует подумать о том, чтобы найти человека, способного более квалифицированно руководить деятельностью «Гадюк».

Прежде чем Вонг успел ответить, раздался громкий всплеск, и окунь весом не меньше семи фунтов показался на поверхности воды. Умело манипулируя снастью, Зейл подтянул его к борту лодки и подцепил сачком.

— Неплохая добыча, — поздравил Вонг шефа.

Владелец «Цербера» не скрывал удовлетворения. Вытащив крючок из пасти рыбы, он бросил ее на дно лодки.

— Солнце уже высоко. Пожалуй, пора возвращаться. У меня еще есть кой-какие дела.

Вонг бросил быстрый взгляд на хозяина, пытаясь угадать его мысли.

— Вы пришли к выводу, что я уже исчерпал свои возможности на посту руководителя «Гадюк»? — тихо спросил он.

— Полагаю, другие смогут более эффективно проводить в жизнь мои будущие планы.

— Я преданно служил вам двенадцать лет, — напомнил Вонг, стараясь держать себя в руках. — Или для вас это уже не имеет никакого значения?

— Поверьте, я вам очень благодарен... — произнес Зейл. — Черт побери! Смотрите, у вас клюет!

Вонг повернулся, слишком поздно сообразив, что попался на дешевую уловку. Ни о каком клеве не могло быть и речи — его спиннинг валялся на дне лодки. Зейл успел выхватить шприц из внутреннего кармана куртки и одним быстрым движением всадил его в шею своего помощника.

Яд подействовал почти мгновенно. Так и не успев понять, что произошло, Вонг свалился к ногам шефа.

Зейл хладнокровно попытался нащупать пульс и, убедившись в его отсутствии, привязал к ногам Вонга металлическую коробку с застывшим цементом, служившую на лодке балластом, и спихнул труп в воду.

Пойманный окунь все еще бился на дне лодки. Недолго думая, Зейл швырнул его за борт вслед за телом Вонга.

— Сожалею, мой друг, — пробормотал он, — но частые провалы могут стать дурной привычкой. Если лошадь начинает спотыкаться, самое время заменить ее.

* * *

Устав ждать, Фред Эймс осторожно подошел к берегу озера, стараясь держаться под прикрытием деревьев. Достигнув кромки воды, он бросил взгляд в сторону лодки, неторопливо направлявшейся к берегу. Кроме человека, сидевшего на веслах, в ней никого не было.

— Странно, — пробормотал Фред, — готов поклясться, что совсем недавно их было двое.

34

Члены реорганизованной команды «Гадюк» под руководством Омо Канаи приурочили начало своей очередной акции к смене охраны на ферме Игенов. Воспользовавшись данными аэросъемки, они без труда определили расположение постов наружной охраны. Затем, появившись у ворот фермы под видом представителей местных властей, бандиты перебили ничего не подозревавших людей у ворот фермы, проникли в дом, схватили Джоша Томаса, вызвали остававшихся снаружи охранников под предлогом обсуждения новой системы безопасности и тут же безжалостно перестреляли их всех. Тела погибших были брошены в подвал фермы.

Когда Омо Канаи прибыл в расположенный неподалеку аэропорт на частном самолете компании «Цербер», он без особых церемоний запихнул бесчувственное тело девушки в багажник поджидавшего его автомобиля и отвез Келли на ферму ее отца, находившуюся уже под полным контролем его людей. Втащив тело девушки в комнату, он бросил его на пол к ногам Джоша Томаса, привязанного к стулу возле рабочего стола.

Старик не оставлял попыток освободиться от пут и кляпа, но вызывал этим лишь смех находившихся в комнате бандитов, которые, сбросив форму помощников шерифа, остались в традиционных для них черных мундирах.

— Все прошло нормально? — осведомился Канаи.

Один из его подручных, человек ростом около шести с половиной футов и весивший по меньшей мере три сотни фунтов, утвердительно кивнул:

— Люди, охранявшие ферму, на поверку оказались сущими младенцами. Их ничего не стоило убедить в том, что мы представители шерифа и явились сюда по его личному приказу.

— Где они сейчас?

— Ликвидированы.

Канаи бросил взгляд на отталкивающую физиономию своего помощника и удовлетворенно кивнул.

— Ты отлично справился с заданием, Дарфур.

Темные недобрые глаза сверкнули на него из-под гривы жестких черных волос. Канаи и Дарфур работали вместе уже много лет, с того дня, когда они впервые встретились при ликвидации банды вблизи границы Ирана. Араб глумливо указал в сторону Томаса:

— Убедитесь сами, шеф. Цел и невредим. И все же я не сомневаюсь в том, что он уже дозрел или дозреет в ближайшее время и выложит вам все, что вы пожелаете от него услышать.

Бросив быстрый взгляд на искаженное гримасой боли лицо Томаса, Канаи подумал, что Дарфур, скорее всего, сломал старику несколько ребер, когда избивал пленника просто для того, чтобы удовлетворить потребность своей садистской натуры. От него также не укрылось выражение гнева, появившееся в глазах старика при виде бесчувственной фигуры девушки, лежавшей на полу у его ног. Улыбнувшись пленнику, Канаи подошел поближе и изо всех сил ударил Келли ногой в живот.

Крик боли сорвался с ее губ, но Канаи рассчитал правильно. Боль пробудила сознание, и глаза девушки широко раскрылись.

— Просыпайтесь, мисс Иген. Пришло время убедить мистера Томаса передать нам формулу смазки вашего отца.

Келли лежала, сжавшись в комок, обхватив руками живот, тщетно пытаясь обрести дыхание. Такой боли она не испытывала за всю свою жизнь. Канаи был профессионалом и знал, куда следует нанести наиболее чувствительный удар. Спустя минуту она с трудом приподнялась на локте и бросила умоляющий взгляд в сторону Томаса.

— Ничего не говори этому скунсу, Джош!

Больше ей не удалось произнести ни слова. Канаи поставил ногу на шею девушки и с силой прижал ее голову к ковру.

— Вы слишком упрямы, молодая леди, — произнес он холодно. — Может быть, вам нравится испытывать боль? Поверьте, вам ее хватит с лихвой.

В комнату вошел один из людей Канаи и протянул ему портативный радиотелефон.

— Только что поступило сообщение, что к воротам фермы приближается неизвестный автомобиль. Пускать или нет незваных гостей?

Канаи на мгновение задумался.

— Лучше впустить их и узнать, кто они такие и что им здесь надо, — решил он.

— О'кей, мистер мозговой трест, — сказал, позевывая Джордино, все еще не оправившийся после спешного перелета из Майами. — Если не секрет, как вы собираетесь проникнуть на территорию фермы? Судя по всему, ворота охраняются.

— Просто наберу нужный код, — сообщил Питт, сидевший за рулем старого «форда», арендованного у местного дилера.

— Откуда ты его знаешь?

— А я его и не знаю.

— Ну ни хрена себе! Ты втянул меня в эту затею меньше чем через час после того, как я вызволил тебя из субмарины, под тем предлогом, что ты уверен в том, что Канаи отвез Келли в лабораторию ее отца, а теперь, оказывается, не знаешь даже кода от ворот фермы?

— Совершенно верно. Я исходил из простого логического заключения, что на свете нет лучшего места для получения нужной информации от нее или старого Джоша Томаса, чем лаборатория ее отца.

— И к какой же уловке ты намерен прибегнуть теперь? — спросил Джордино, рассматривая массивные ворота, закрывавшие доступ в усадьбу.

Питт промолчал и, высунувшись из окна автомобиля, несколько раз подряд подал звуковой сигнал.

— Люди Канаи сделают это за нас.

— Допустим, что Канаи и его ребята уже ликвидировали охрану и поменяли систему защиты. Почему ты думаешь, что они откроют ворота для нас?

— Потому что, набирая код, я добавил к нему слово «Цербер».

Глаза Джордино едва не вылезли из орбит.

— Если бы у меня было хоть немного мозгов, я тут же вышел бы из игры.

— Если ворота не откроют, тогда мы напрасно совершили эту поездку, а Келли потеряна для нас навсегда.

— Ее-то мы найдем, — бодро объявил Джордино. — Мы не прекратим поисков, пока не освободим ее.

Питт уже готов был признать свое поражение, когда ворота стали медленно открываться.

— Думаю, мы попали в яблочко, — бодро заявил он.

— Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, что они могут превратить нас в решето в любой момент? — поинтересовался Джордино.

— Мы тоже вооружены, — беззаботно возразил Питт.

— Конечно, у тебя твой старый кольт, по которому давно плачет каждый второй музей в стране, а у меня отвертка, которую я нашел в автомобиле: Ничего не скажешь, подходящее снаряжение для встречи с профессиональными убийцами.

— Может, по ходу дела добудем что-нибудь получше.

Миновав несколько полей, засеянных кукурузой, Питт притормозил перед новой преградой, закрывавшей им доступ на территорию виноградника. В тот же момент один из людей Канаи, одетый в камуфляж, вышел из укрытия и подошел к автомобилю. Несмотря на вполне миролюбивый вид, он держал помповое ружье наизготовку.

— Чем могу вам помочь, джентльмены?

— А где Гэс? — спросил Питт с невинным видом.

— Заболел, — коротко ответил бандит.

Он быстро обшарил взглядом салон машины в поисках оружия и, не найдя ничего, позволил себе несколько расслабиться.

— А как себя чувствует его младшая дочурка?

На секунду-другую бандит почувствовал себя не совсем уютно, но быстро взял себя в руки и даже улыбнулся.

— Насколько я знаю, она в полном порядке.

Едва он успел закончить фразу, как Питт молниеносным движением выхватил кольт из кобуры и, держа его за ствол, ударил им в лоб наемника. Бандит обмяк и тяжело рухнул на землю.

Но прежде чем его тело успело удариться о землю, Питт и Джордино выскочили из машины и, подхватив наемника под руки, оттащили его в виноградник, где было оборудовано укрытие. На одной из стен просторного блиндажа было установлено двадцать мониторов, камеры которых непрерывно обшаривали окрестности и внутренние помещения дома. На экране одного из них Питт увидел связанного Томаса и лежащую на полу Келли. Хотя девушка лежала неподвижно, Питт был уверен, что она жива. Помимо них двоих в комнате находились еще пять наемников-гадюк которые, судя по всему, не имели не малейшего представления о том, что они находятся под постоянным надзором видеокамер.

— Вот мы и нашли ее, — сказал Джордино, очень довольный тем, что его слова так скоро оправдались.

— Она еще жива, — произнес Питт, чувствуя, как в нем закипает гнев, — но, похоже, ей здорово досталось.

— Давай не будем торопиться, — предупредил Джордино. — При такой системе слежения нам ничего не стоит наблюдать за окрестностями фермы, не говоря уже о самом доме. Нам не понадобится много времени, чтобы узнать, где находятся остальные люди Канаи.

— Приходится спешить, — возразил Питт. — Не забудь, что они ожидают отчета от парня, встретившего нас у ворот.

Не вступая в дальнейшие прения, Джордино молча устроился у стены с мониторами, пока Питт лихорадочно натягивал на себя черную униформу, снятую с лежавшего у его ног наемника. Ботинки немного жали, но с этим ничего нельзя было поделать. Дополнив экипировку черной бандитской маской, Питт счел свой туалет завершенным.

— Эти ребята не останавливаются ни перед чем, когда речь идет об осуществлении их планов, — прокомментировал Джордино, когда на экране одного из мониторов появилась внутренность погреба с телами убитых охранников. — На наше счастье, их кажется не так уж много. Помимо тех пяти, что находятся в комнате, я насчитал всего двух: одного у двери черного хода, выходящего на реку, и другого рядом с амбаром.

— Итого восемь, считая нашего чернокожего приятеля.

— Сейчас самое время вызвать подкрепление.

Питт кивнул и указал на стоявшие у стены телефоны.

— Свяжись с шерифом, доложи обстановку и попроси прислать сюда подразделение коммандос.

— А ты сам что собираешься делать?

— Попробую выдать себя за одного из них. Будет нелишним иметь одного друга в доме, когда начнется заварушка.

— А мне чем заняться?

— Оставайся здесь, следи за ситуацией и держи связь с офисом шерифа.

— А что, если Канаи потребует отчета о том, что произошло с людьми, приехавшими на ферму в автомобиле?

— Придумай что-нибудь. Скажи хотя бы, что это была парочка коммивояжеров и ты уже позаботился о них.

— Каким образом ты собираешься проникнуть в дом?

— Посадки винограда кончаются практически у главного входа. Не нужно много усилий, чтобы добраться до него и спрятаться между колонн. Есть и другие способы, но этот самый простой.

— Смотри не перестарайся и не втрави нас в новые неприятности, — предупредил Джордино.

— Постараюсь оправдать оказанное мне доверие, — ухмыльнулся Питт.

С этими словами он исчез за дверью, а Джордино вновь повернулся к экранам мониторов.

* * *

Сейчас Питт терзался из-за того, что так и не смог освободить Келли, прежде чем люди Канаи взялись за нее всерьез. И еще — души погибших взывали к мести. Он не мог понять, с какой целью была совершена недавняя серия заказных убийств. Деньги? Жажда власти? И то и другое выглядело достаточно дико с точки зрения разумного человека, но были ли шеф «Цербера» и его подручные нормальными людьми?

Прячась между виноградных лоз, он без помех миновал опасную зону и остановился в нерешительности. Питт не взял ружье охранника, отдав предпочтение старому, но безотказному кольту с двумя запасными обоймами. Летний день был жарким и влажным и скоро под маской скопились капельки пота. Но он предпочел не снимать ее, помня о традициях «Гадюк».

Он уже пробежал около сотни ярдов, и сейчас от главного входа в здание его отделяла лишь узкая, хорошо ухоженная лужайка. Часовые, охранявшие черный ход и амбар, не могли его видеть, но все же преодолеть оставшуюся полоску земли на глазах возможных свидетелей представлялось ему неоправданным риском. Он бросил быстрый взгляд на фасад и пришел к выводу, что, если кто-нибудь случайно окажется у окна в тот момент, когда он попытается преодолеть открытый участок, судьба его будет решена в считанные секунды.

Пятьдесят футов отделяло его от первой колонны. Пятьдесят футов открытого пространства, залитого лучами летнего солнца. Риск был слишком велик, но и оставаться на месте не имело смысла, и Питт осторожно двинулся вперед, шаг за шагом минуя опасную зону.

Ему пришлось преодолеть пять деревянных ступеней, ведущих к открытому портику, ожидая каждую секунду, что одна из них скрипнет и предупредит о его появлении людей внутри здания. Через несколько секунд он был уже у стены дома, в двух футах от большого окна гостиной. Став на четвереньки, он прополз под подоконником оставшееся пространство и оказался рядом с входной дверью. Питт осторожно повернул дверную ручку и проскользнул в прихожую. Внутри никого не было.

Теперь от гостиной его отделяла одна арка. Рядом на невысоком пьедестале стоял керамический горшок с каким-то тропическим растением. Используя его как естественное прикрытие, Питт внимательно осмотрел комнату. Джош Томас, весь покрытый кровью, струившейся из ран на голове и лице, сидел привязанный к стулу в центре гостиной. Омо Канаи, в котором Питт без труда узнал пилота красного «фоккера», развалился на большой кожаной софе чуть в стороне от пленника и невозмутимо курил сигару. Двое наемников в черном, с ружьями наизготовку, расположились по обеим сторонам камина. Третий с ножом в руке стоял рядом с Томасом. Пятый бандит, настоящий гигант, держал Келли за волосы одной рукой, не позволяя ее ногам коснуться пола. Девушка, очевидно, не могла больше даже кричать, и с ее губ слетали только слабые стоны.

Интересно, что думает обо всем этом Джордино. Питт в нерешительности продолжал стоять у стены, соображая, что делать дальше. Все козыри были на руках у людей, находившихся сейчас в комнате. Им не составило бы труда всадить в него десяток пуль, едва он появится на пороге. Их годами училиискусству убивать, убийство вошло в их плоть и кровь, и прихлопнуть врага для них так же естественно, как обыкновенному человеку чистить по утрам зубы. Питт никогда не ощущал тяги к уничтожению себе подобных. Даже сейчас, когда ставками в смертельной игре были жизни Келли и Томаса, ему стоило немалых усилий принять нужное решение.

Разумеется, он мог без предупреждения открыть огонь из своего укрытия и положить двух-трех бандитов, прежде чем те обнаружили бы его местонахождение. Но оставшиеся в живых успели бы нашпиговать его пулями. Кроме того, случайная пуля могла задеть Келли и Томаса. В конце концов Питт решил, что остается надеяться на появление спецназа, а пока тянуть время. Он положил кольт на столик рядом с керамической вазой, вошел в комнату и остановился на пороге.

Какое-то время никто не замечал его присутствия. Глаза бандитов были устремлены на Келли, тщетно пытавшуюся вырваться из рук Дарфура. Он видел слезы боли и отчаяния на лице девушки и испытывал мучительный стыд оттого, что не в состоянии был немедленно прийти ей на помощь. По его расчетам, до прибытия спецназа оставалось еще минут пять.

— Скажи парню, чтобы оставил девушку в покое, — потребовал он, обратившись к Канаи.

При звуке его голоса глаза у террориста едва не вылезли на лоб.

— Ты что-то сказал? — переспросил он, не веря своим ушам.

— Я сказал, чтобы этот мерзавец убрал свои грязные лапы от девушки, — повторил Питт, снимая маску.

Бандитам не понадобилось много времени, чтобы понять, что в их логово проник самозванец, и стволы всех ружей моментально повернулись в сторону Питта.

— Ты! — пробормотал Канаи, не в силах скрыть изумления. — Не стрелять, — приказал он помощникам. — Он мне нужен живым. По крайней мере, на какое-то время.

Драматическое появление Питта помогло даже Келли на несколько секунд выйти из своего полуобморочного состояния.

— Вам не следовало приходить сюда, — простонала она сквозь стиснутые зубы.

— Вы станете следующим покойником, Канаи, — предупредил Питт, — если немедленно не отпустите девушку.

— В самом деле? — проскрипел тот, глумливо улыбаясь. — И кто же собирается помочь мне перебраться в лучший мир? Неужели вы, мистер Питт?

— Подразделение спецназа будет здесь с минуты на минуту. Дорога блокирована, вы попали в ловушку, приятель.

— Простите, мистер Питт, но я не верю ни одному вашему слову. Впрочем, Дарфур, поставьте леди на ноги. Пусть передохнет немного. Кстати, мистер Питт, насколько я понимаю, вы убили одного из моих людей?

— Нет, — сказал Питт. — Я просто вырубил часового у ворот и позаимствовал на время его униформу.

— У нас старые счеты, мой друг. И, согласитесь, сейчас самое время подвести под ними черту.

— Вы вправе иметь собственное мнение на этот счет. Что касается меня, думаю, я уже заслужил медаль от правительства, помешав реализации некоторых ваших планов, Канаи.

— Вы будете умирать долго и болезненно, — предупредил тот.

Питт отдавал себе отчет в том, что его оппонент не бросал слов на ветер. Похоже, он был убежден в своей неуязвимости. Разумеется, представители закона должны были появиться рано или поздно. Вопрос — когда? Оставалось тянуть время, сколько возможно.

— Надеюсь, я не помешал вам, когда вторгся сюда без приглашения? — невинно осведомился он.

Канаи бросил на него насмешливый взгляд:

— Мы обсуждали с мисс Иген и доктором Томасом судьбу последнего открытия доктора Игена.

— Сколько можно трепаться об этой формуле, — заметил Питт укоризненно. — Все только и говорят о ней, начиная от правительственных чиновников и кончая вашими дружками из «Цербера».

— А вы неплохо информированы, мистер Питт, — процедил Канаи. — Берегитесь, мой друг. Подобные знания — вещь опасная.

— Слухами земля полнится. — Питт меланхолично пожал плечами.

Между тем Келли, воспользовавшись предоставленной ей свободой, приблизилась к Томасу, вытащила кляп у него изо рта и, не стесняясь устремленных на нее глаз, сняла свитер и обтерла им лицо ученого. Томас чуть слышно поблагодарил ее.

Дарфур, заняв место за спиной Питта, глядел на него, как голодный койот на попавшегося в ловушку кролика.

— Пошутили, и хватит, — произнес Канаи нетерпеливо. — Сейчас, мисс Иген и мистер Томас, вы добровольно передадите нам пресловутую формулу. В противном случае я прострелю вашему приятелю сначала коленные чашечки, затем локтевые суставы и, в заключение, отстрелю ему уши.

Келли в ужасе уставилась на Питта. Сомневаться в словах Канаи не приходилось. Бандиту ничего не стоило осуществить свою угрозу.

— Формула спрятана в лаборатории отца.

— Где именно? — рявкнул Канаи. — Мы уже перевернули весь дом вверх дном и не нашли ровным счетом ничего.

Не в силах больше выдержать подобное психологическое давление, Келли открыла рот и была уже готова произнести роковые слова, когда Питт остановил ее.

— Не говори ему ничего, девочка. Лучше всем нам умереть, чем позволить этим негодяям воспользоваться плодами открытия твоего отца.

— Достаточно! — рявкнул Канаи. — Похоже, мисс Иген нужны дополнительные аргументы. Сейчас они будут предъявлены.

Он сорвал с плеча автомат и направил его на левое колено Питта.

Дарфур сделал шаг вперед:

— Окажите мне честь, сэр, и позвольте самому заняться этой собакой.

Канаи с улыбкой посмотрел на подчиненного:

— Прошу прощения, старый дружище, что позволил себе забыть о твоих талантах. Делай с ним что хочешь. С этой минуты он твой.

Дарфур на секунду отвернулся в сторону, чтобы взять автомат с кресла, и Питт, до сих не снимавший маску смертельно испуганного и подавленного человека, не упустил свой шанс. Он действовал со стремительностью гремучей змеи. Выбросив колено вперед, он нанес удар по гениталиям гиганта.

Дарфур взвыл от боли и согнулся пополам, но всего на одно мгновение. Обеими руками сразу он нанес мощный удар в грудь Питта. Тот взлетел в воздух и, ударившись на лету об стол, свалился на ковер. Никогда еще в своей жизни Питт не получал такого сокрушительного удара. С трудом встав на колени, он жадно ловил ртом воздух.

«Еще одна такая плюха, и я первый кандидат в морг», — успел подумать он.

Он понимал, что ему не справиться с озверевшим от боли гигантом. Нужно было оружие, любое оружие. Подняв стоявший поблизости столик для кофе, он швырнул его в голову Дарфура. Не, похоже, череп у этого монстра был из железа. Дарфур лишь слегка покачнулся и на какое-то время потерял ориентировку. Питт уже собирался выхватить револьвер у Канаи, но араб быстро пришел в себя и возобновил атаку.

Теперь Питт сражался за свою жизнь, но все преимущества были на стороне противника. Он торопливо огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь тяжелого предмета, который он мог бы запустить в голову бандита. За столиком последовали керамическая лампа, телефон и настольные часы, но Дарфур даже не покачнулся. С таким же успехом Питт мог швырять теннисные мячики в броню тяжелого танка.

В холодных глазах араба горела яростная решимость покончить со своей жертвой. Наклонив голову, словно нападающий в американском футболе, он бросился на противника. Но у Питта было еще достаточно сил, чтобы не смириться с поражением. Он сделал быстрый шаг в сторону, и гигант по инерции врезался всей своей массой в стоявшее напротив него пианино. Питт подхватил стул и собирался опустить его на голову Дарфура, но не успел.

Канаи наконец удалось освободиться из рук вцепившейся в него Келли, и он с силой обрушил рукоятку пистолета на голову Питта. Тот покачнулся и без чувств свалился на пол. Когда сознание вернулось к нему, он услышал отчаянный крик Келли. Канаи безжалостно выкручивал девушке руку с очевидным намерением сломать ее.

Питта поставили на ноги, и могучие руки Дарфура словно огромные клешни сдавили ему грудь. В глазах потемнело, и он почувствовал, что начинает задыхаться. Его ребра уже трещали, как под прессом, когда мертвая хватка исполина неожиданно ослабла.

Джордино, ворвавшийся в комнату, нанес сокрушительный удар Канаи. Бандит согнулся пополам, выронил револьвер и выпустил руку Келли.

Остальные бандиты немедленно направили стволы своего оружия в сторону Джордино, ожидая лишь знака предводителя, чтобы открыть огонь.

Дарфур бросил быстрый оценивающий взгляд на нового противника, но, заметив, что тот без оружия и на добрый фут ниже, снисходительно улыбнулся.

— Предоставьте его мне, шеф, — предложил он.

Небрежно уронив Питта на ковер, он сделал два шага вперед, обхватил руками торс итальянца и оторвал его тело от пола. Лица противников оказались в нескольких дюймах друг от друга. Губы араба скривились в дьявольской усмешке. Лицо итальянца, напротив, оставалось совершенно спокойным, без малейших признаков страха.

На этот раз испытанный прием не сработал. Руки Джордино оставались свободными и, воспользовавшись этим, он схватил противника за горло.

Питт, полуживой от боли, оставался на полу, жадно хватая ртом воздух. Келли, как кошка, прыгнула на спину араба и попыталась ладонями прикрыть его глаза. Дарфур одним небрежным движением отшвырнул ее в сторону. Келли, пролетев несколько футов по воздуху, шлепнулась на софу, а араб удвоил усилия, пытаясь выжать остатки воздуха из груди Джордино.

Но Джордино не нуждался в помощи. Пальцы его рук все сильнее сжимали горло араба. Почувствовав, что задыхается, тот сделал тщетную попытку освободиться от стальных пальцев итальянца. Но Джордино уже невозможно было остановить. Он не испытывал ни малейшей жалости к противнику, как бульдог вцепившись в его горло мертвой хваткой.

Через несколько секунд из груди араба вырвался предсмертный хрип, и он мешком свалился к ногам победителя. И тут сразу несколько патрульных автомобилей и микроавтобусов с солдатами спецназа, визжа тормозами, остановились перед дверью дома. Вооруженные до зубов спецназовцы в считанные секунды окружили ферму. Несколько вертолетов прикрывали их с воздуха.

— Уходим через заднюю дверь, — закричал Канаи. — Обхватив Келли за талию, он сделал последнюю попытку увлечь ее за собой.

— Если ты попытаешься причинить ей хоть какой-то вред, — холодно предупредил его Питт, — я разрежу тебя на мелкие кусочки, и, можешь не сомневаться, проделаю это с огромным удовольствием.

Канаи помедлил, лихорадочно прикидывая свои шансы на побег вместе с пленницей.

— Можешь оставить ее себе, — процедил он сквозь зубы, с силой оттолкнув девушку в сторону. — Но мы еще встретимся, мистер Питт, не забывайте об этом, — добавил он с угрозой.

Питт попробовал погнаться за бандитом, но оказался слишком слаб для этого. Вернувшись в комнату, он увидел Джордино, освобождавшего старого Томаса, а рядом с ним Келли, прикладывающую ткань, смоченную виски, к многочисленным ранам на его лице.

Питт бросил взгляд на Дарфура, неподвижно лежащего на полу.

— Он мертв? — спросил он.

— Надеюсь, что нет, — проворчал Джордино. — Может быть, он возьмется за ум и расскажет полиции и ФБР о подвигах своей банды.

— Ты не слишком спешил прийти нам на помощь, — заметил Питт.

Джордино поднял на него глаза и пожал плечами.

— Я бросился к вам спустя две секунды после того, как Канаи стукнул тебя рукояткой револьвера по голове, но мне пришлось немного задержаться из-за бандита, охранявшего амбар.

— Спасибо тебе за все, — поблагодарил приятеля Питт, — если бы не ты, боюсь...

— Все хорошо, что хорошо кончается, — философски заключил Джордино.

Друзья поспешили на помощь Томасу и помогли старому ученому подняться на ноги.

— Как вы себя чувствуете, старина? — осведомился Питт.

Томас улыбнулся:

— Придется наложить несколько швов на лоб и лицо но через пару недель я буду как новенький.

— А вы, оказывается, крутая маленькая леди, — продолжал Питт, обнимая девушку за плечи.

— Ему удалось бежать? — спросила она.

— Канаи? Боюсь, что да. Он слишком ловок для людей шерифа.

— И я подумала о том же. Конечно, им не удастся его схватить. Он еще вернется, чтобы отомстить нам. Его хозяева в «Цербере» не успокоятся, пока не заполучат формулу отца.

Питт задумчиво посмотрел в окно, словно надеялся увидеть скрытое за горизонтом.

— У меня появилось странное ощущение, что этим людям надо что-то еще, помимо формулы вашего отца, — медленно произнес он.

35

Время давно перевалило за полдень. Дарфура и еще двух бандитов, обезоруженных и закованных в наручники, отвезли в патрульных машинах в офис шерифа, где им было предъявлено официальное обвинение в убийстве охранников фермы Игенов. Келли и Томас дали показания. Увы, девушка не ошиблась, полагая, что люди шерифа не поймают Омо Канаи. Питт проследил убийцу до высоких утесов, нависавших над руслом реки Гудзон, где он обнаружил брошенный канат, с помощью которого без труда можно было добраться до воды.

Перед его глазами расстилалась мирная панорама зеленых холмов и лесов, среди которых прятались маленькие деревушки. То была долина реки Гудзон, воспетая еще Вашингтоном Ирвингом.

— Просто удивительно, как только Канаи удается предусмотреть мельчайшие детали предстоящей операции, — заметил он.

— Думаешь, наемники заговорят? — спросил Джордино.

— Не имеет никакого значения, заговорят они или нет, — проворчал Питт. — Из того, что мы уже знаем о корпорации «Цербер», нетрудно сделать вывод, что «Гадюки» организованы по принципу изолированных ячеек, не имеющих никакой связи между собой. Все детали и исполнители известны одному Канаи. Держу пари, они даже не подозревают, что их настоящие хозяева сидят в главном офисе фирмы.

— Выходит, они слишком умны, чтобы оставить нам даже малейшую зацепку?

Питт кивнул:

— Государственное обвинение никогда не найдет достаточно улик, чтобы осудить их. Если они когда-нибудь и понесут наказание за свои преступления, это не будет заслугой закона.

На лужайке перед домом появилась Келли, успевшая полностью оправиться от недавнего потрясения:

— Мальчики, вы голодны?

— Я всегда голоден, — сообщил Джордино, улыбаясь.

— Я приготовила легкий обед, а Джош обещал позаботиться о выпивке. Что вы скажете о паре коктейлей перед едой?

— Дорогая, — с чувством произнес Питт, обнимая девушку за талию, — именно это сейчас необходимо нам больше всего.

* * *

Сказать, что вкусы доктора Элмора Игена были эклектичны, значило не сказать ничего. Гостиная была декорирована в традиционном колониальном стиле, кухня была выставкой технических новинок, а столовая напоминала жилище древних викингов в представлении современных историков.

Пока Питт и Джордино мирно потягивали коктейли, девушка успела накрыть на стол, что оказалось как нельзя более кстати. Несмотря на потрясения минувшего дня, все ели с завидным аппетитом.

Потом они перешли в гостиную, где на десерт Томас угостил их портвейном сорокалетней выдержки.

— Ты сказала Канаи, — напомнил Питт, — что формула твоего отца спрятана где-то в лаборатории.

Девушка подняла глаза на Томаса, как бы спрашивая его разрешения. Старик улыбнулся и кивнул.

— Бумаги в папке, спрятанной за панелью двери, ведущей в лабораторию, — подтвердила девушка.

— Неплохо придумано, — одобрительно сказал Джордино, продолжая смаковать портвейн. — Лично мне никогда бы не пришло в голову искать бумаги в таком месте.

— Что и говорить, твой отец был умный человек, — согласился Питт.

— Да и поведение Джоша заслуживает уважения, — добавил Джордино. — Несмотря на жестокие побои, он ничего не сказал Канаи.

Старый ученый покачал головой:

— Поверьте, в этом нет моей заслуги. Если бы Дирк появился чуть-чуть позднее, вероятнее всего, я все бы выложил Канаи. Видеть, как на моих глазах терзают Келли, выше моих сил.

— Не преуменьшайте свои заслуги, — остановил его Питт, — бандиты переключили внимание на Келли, когда поняли, что им ничего не добиться от вас.

— Они вернутся, — медленно произнесла Келли, — они обязательно вернутся, может быть, даже сегодня ночью.

— Не так скоро, — успокоил ее Питт, — Канаи требуется время, чтобы сформировать новую команду.

— Мы примем все возможные меры предосторожности, — заверил его Томас. — Келли должна покинуть ферму и укрыться в надежном месте.

— Согласен с вами, — немного подумав, сказал Питт. — Канаи уверен, что бумаги спрятаны где-то за пределами фермы, и поэтому вы двое по-прежнему остаетесь для них единственной путеводной нитью к формуле.

— Думаю, лучше всего будет, если я отправлюсь вместе с вами в Вашингтон, — вмешалась в разговор Келли. — Под вашим присмотром я буду чувствовать себя в полной безопасности.

— К сожалению, пока я не уверен в том, что мы отправимся именно в Вашингтон, — остановил ее Питт, опустив на стол пустой бокал. — Не будете ли вы так любезны показать нам лабораторию?

— Боюсь, там просто не на что смотреть, — предупредил друзей Томас, шагая в сторону амбара.

В скромной по размерам комнате находились три стола, заставленные пробирками и реактивами.

— Вид достаточно заурядный, но тем не менее именно здесь мы впервые получили нашу смазку.

Питт медленно обошел комнату.

— Это совсем не то, что я рассчитывал увидеть, — вздохнул он.

— Боюсь, что не понимаю вас, — произнес Томас.

— Эта комната не может быть тем местом, где доктор Иген придумал и построил первый МГД-двигатель, — твердо сказал Питт.

— Почему вы заговорили сейчас об этом? — с любопытством спросил Томас.

— Эта комната — обычная химическая лаборатория. А доктор Иген был еще и гениальным инженером. Здесь нет ни столов для черчения, ни компьютеров, воспроизводящих трехмерные модели будущих конструкций, ни станков для создания отдельных деталей рабочей модели двигателя. Простите меня, но это не то место, где, пусть даже самый пытливый и изощренный ум, смог бы сконструировать двигатель, не имеющий аналогов в мировой практике. — Питт сделал эффектную паузу и бросил многозначительный взгляд на Келли и Томаса, которые упорно не желали отрывать глаз от пола. — Единственное, чего я не могу понять, это с какой целью вы упорно пытаетесь одурачить меня?

— Мы с Келли ничего не пытаемся скрыть от вас, мистер Питт, — строго произнес Томас. — Ни я, ни Келли действительно ничего не знаем о том, где Элмор проводил свои эксперименты. Он был замечательный человек, прекрасный отец и добрый друг, но, что греха таить, секретность всегда была для него настоящей манией. Порой он на несколько дней, а то и недель, исчезал в своей секретной лаборатории местонахождение которой было известно ему одному. Несколько раз мы пытались проследить за ним, но ему неизменно удавалось одурачить нас. Можно подумать, что он, словно призрак, способен был исчезать по своему желанию.

— Вы думаете, лаборатория расположена на территории фермы?

— Мы не знаем, — вздохнула Келли. — Много раз, когда отец уезжал куда-то по делам, мы обыскивали окрестности, но безрезультатно.

— Над каким проектом работал доктор Иген перед смертью?

— Это нам также неизвестно, — пожал плечами Томас. — Он не хотел делиться со мной своими новыми замыслами. Все, что я знаю, основывается на одной его случайной фразе в разговоре со мной: «Это будет революция в науке и технике».

— Очень странно, — заметил Джордино, — вы были его давним и близким другом, и все же он не доверял вам.

— Чтобы понять это противоречие, нужно знать Элмора. В нем уживалось сразу как бы два человека. Один — любящий отец и преданный друг, другой — гениальный изобретатель, одержимый манией преследования. В этой своей ипостаси он не доверял никому.

— Он когда-нибудь вообще отдыхал? Были ли у него какие-нибудь увлечения?

Джош и Келли переглянулись.

— Он интересовался всем, что имело отношение к викингам, — немного подумав, сообщил Томас.

— Кроме того, он был страстным поклонником Жюля Верна, — добавила. Келли, — и мог перечитывать его романы по нескольку раз.

Питт окинул лабораторию недоверчивым взглядом и скептически покачал головой.

— Я не вижу здесь никаких признаков подобных увлечений, — констатировал он.

— Вам надо увидеть его библиотеку, — рассмеялась Келли.

— С огромным удовольствием, — немедленно согласился Питт.

— Библиотека находится в отдельном флигеле с видом на реку, — продолжала девушка. — Отец построил его почти двадцать лет назад. Это было одновременно его святилище и убежище от повседневных забот.

Каменный дом, воздвигнутый Игеном для собственных нужд, был построен на месте старой мельницы восемнадцатого века и сочетал в себе вкусы и технические достижения прошлого и настоящего. Достав из кармана огромный старинный ключ, Томас открыл тяжелую дубовую дверь.

Внутренняя отделка помещений вполне соответствовала тому представлению о берлоге старого чудака, какое успел составить для себя Питт. Шкафы красного дерева от пола до потолка, до отказа забитые книгами, массивный антикварный стол, на котором еще лежали бумаги покойного ученого, удобные кожаные кресла.

«Идеальное место для научной работы, — подумал Питт, — лучшего и придумать нельзя».

На единственной свободной от книжных полок стене висели картины судов викингов, написанные маслом. Ниже на специальном столике размещалась модель подводной лодки необычной конструкции. Единственная аналогия, которая могла прийти на ум Питту, относилась ко временам Гражданской войны, хотя ничего подобного, если ему не Изменяла память, конфедераты не строили и даже не пытались построить.

Склонившись над столиком, он прочел интригующую надпись: «Наутилус. 70 метров в длину, 8 в диаметре. Спущен на воду в 1863 году».

— Превосходная модель! — сказал Питт восхищенно — Насколько я понимаю, это модель подводной лодки капитана Немо? Из романа «20 000 лье под водой»?

— Отец взял подробное описание лодки из первого издания книги Жюля Верна и нашел мастера по имени Фред Торно, который и построил ее для него.

— Работа что надо, — похвалил Джордино.

Питт обошел библиотеку, обращая особое внимание на названия книг, выдавленные золотыми буквами на корешках. Многие из них на самом деле относились к эпохе викингов между 793 и 1450 годами нашей эры. Отдельная секция была целиком отведена под книги, посвященные руническим письменам, которыми пользовались племена скандинавов и германцев с третьего по тринадцатое столетие нашей эры.

— Отец был признанным экспертом по расшифровке рунических надписей на камне, найденных в наших местах, — объяснила Келли, заметив особый интерес Питта к этому разделу библиотеки.

— Он полагал, что викинги добирались так далеко на запад?

— Отец был убежден в этом. Когда я была еще маленькой девочкой, отец постоянно таскал нас с матерью по экспедициям. Думаю, что он знал каждый камень с руническими письменами, известный в стране.

— Не уверен, что их было так уж много, — заметил Питт, не скрывая скептицизма.

— В каталоге отца значилось тридцать пять камней со знаками рунического алфавита. — Она сделала небольшую паузу и указала на полку, заваленную связками бумаг и полевых блокнотов. — Все его записи хранились здесь.

— Он собирался опубликовать результаты своих находок? — спросил Джордино.

— Насколько я знаю, нет. Лет десять назад он неожиданно перестал интересоваться историей викингов.

— Да, его вкусы радикально переменились, — подтвердил Томас, подойдя к ним. — Утратив интерес к викингам, он увлекся произведениями Жюля Верна. Думаю, у него здесь все, что когда-либо было написано этим автором.

Питт наугад взял с полки солидный фолиант, переплетенный в кожу с золотым тиснением.

— "Таинственный остров", — улыбнулся он.

Многие фразы в тексте были аккуратно подчеркнуты.

Питт поставил книгу на место и повернулся к Келли.

— Я не вижу его заметок к книгам Верна. Насколько могу судить, он охотно перечитывал романы, но избегал комментировать их?

Томас все еще выглядел неважно после драматических событий дня. Приволакивая ноги, он отошел от полок с книгами и тяжело опустился в кожаное кресло.

— Пристрастие Элмора к Верну и викингам всегда оставалось загадкой для меня, — пояснил он. — Он никогда не стремился стать экспертом в какой-нибудь области знаний, если не рассчитывал получить от этого практический эффект.

Питт бросил на Келли вопрошающий взгляд.

— Отец никогда не пытался объяснить вам причину своей заинтересованности историей викингов? — спросил он.

— Его интересовали, скорее, сами рунические надписи, чем история и культура создавшего их народа, — уточнила девушка.

Джордино взял наугад одну из полевых тетрадей и перелистал ее. Видно было, что он совершенно сбит с толку. Он открыл вторую, затем третью. Его недоумение, судя по всему, все возрастало. Пожав плечами, он передал блокноты друзьям.

— Похоже, что доктор Иген представлял собой еще большую загадку, чем мы думали. Что вы скажете обо всем этом?

За минуту Питт и его друзья просмотрели еще несколько тетрадей и недоуменно уставились друг на друга.

Все страницы во всех книжках были девственно чисты!

— Ничего не понимаю, — призналась Келли.

— Я тоже, — добавил Томас.

Просмотрев еще несколько блокнотов, они убедились, что ни один из них не содержит никаких записей.

— Ничего не понимаю, — беспомощно повторила Келли. — Я прекрасно помню, что, когда мы находили камень с письменами, отец первым делом фотографировал его, предварительно покрыв поверхность специальным порошком, а вечером у костра переводил нам с мамой содержание надписи. Я своими глазами видела, как он заносил в записные книжки результаты исследований.

— Во всяком случае, не в эти, — заметил Питт. — Непохоже, чтобы кто-то удалил исписанные страницы, заменив их чистыми листами. Скорее всего, ваш отец держал оригиналы в каком-то другом месте.

— Возможно, в той самой лаборатории, следов которой вам так и не удалось отыскать, — предположил Джордино.

Краска смущения выступила на щеках Келли. Она растерянно оглянулась вокруг:

— Но зачем ему было это делать? Отец всегда был на редкость честным и прямым человеком.

— Вероятно у него имелись серьезные основания для этого, — сказал примирительно Томас, чтобы хоть как-то утешить девушку.

Питт бросил на нее сочувствующий взгляд:

— Уже поздно. Сегодня нам не найти какого-то разумного объяснения его необычного поведения. Лучше всего нам сейчас лечь спать, уповая на старую поговорку, что утро вечера мудренее.

Никто не пытался с ним спорить. Все и без того были утомлены до предела. Все, за исключением Питта. Он последним покинул библиотеку. Сделав вид, что запер входную дверь, он передал ключ Томасу. Позднее, когда все уснули, он вернулся в библиотеку и начал систематически изучать бумаги покойного ученого, имеющие отношение к руническим надписям. Он чувствовал, что напал на след.

В четыре часа утра Питт нашел то, что так долго искал. Вопросов оставалось еще более чем достаточно, но свет в конце туннеля был уже виден. Вполне удовлетворенный результатами, он устроился в одном из кожаных кресел и тут же уснул, вдыхая неповторимый запах старых книг.

36

Утром Джордино удивил всех, самостоятельно приготовив завтрак. Перекусив, Питт, так и не успевший прийти в себя после бессонной ночи, позвонил адмиралу Сэндекеру и ввел его в курс последних событий. Адмирал посетовал, что расследование деятельности корпорации «Цербер» продвигается туго. Между делом он упомянул, что Хайрем Йегер все еще находится в недоумении по поводу того, каким образом масло могло оказаться в кожаном портфеле Игена. Питт ничего не мог сказать по этому поводу, он не представлял, кто и каким образом ухитрился проделать этот трюк.

После завтрака Джордино присоединился к Томасу, у которого оставалась кое-какая работа в лаборатории, а Питт и Келли возвратились в библиотеку. Девушка сразу заметила книги и бумаги, появившиеся за ночь на рабочем столе отца.

— Похоже, привидения изрядно потрудились здесь сегодня ночью, — заметила она лукаво.

— Должен признаться, что они тут ни при чем, — сказал Питт серьезно.

— Теперь я понимаю, почему у тебя такой сонный вид, — улыбнулась Келли.

Подойдя поближе, она коснулась губами его щеки:

— А я-то надеялась, что вы, сэр, отдадите предпочтение мне.

«Дело прежде всего», — чуть было не брякнул Питт, но вовремя спохватился и нашел более приемлемое объяснение:

— Я не умею развлекать женщин, когда мои мысли бродят за миллион миль отсюда.

— Скорее уж за тысячу лет до наших дней, — поправила его девушка, рассматривая книги на столе. — Что ты ищешь?

— Ты говорила, что доктор Иген исколесил полстраны и перевел надписи на тридцати пяти камнях.

— Возможно, на пару надписей больше или меньше. Сейчас я уже не могу припомнить точную цифру.

— А тебе известно их местонахождение?

Келли покрутила головой, пытаясь собраться с мыслями. Ее длинные каштановые волосы живописно рассыпались по плечам. Наконец она беспомощно развела руками:

— Я могу припомнить пять или шесть конкретных случаев, но эти камни находятся так далеко от автомобильных дорог, что я вряд ли сумею найти их.

— Это не важно, — успокоил ее Питт.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Мы пройдем по следам твоего отца и сами переведем эти чертовы надписи.

— И что же это нам даст?

— Пока я действую в основном интуитивно. Но убежден, что твой отец изучал эти надписи не просто ради удовольствия. Иначе какого черта он потом уничтожил все материалы? Нет, он определенно что-то искал, и это таинственное нечто было так или иначе связано с его экспериментами.

На губах Келли появилась недоверчивая улыбка.

— Возможно, ты видишь дальше меня, — вздохнула она.

— Не огорчайся, — успокоил ее Питт, — всему свое время.

— Но отец уничтожил все свои записи, имеющие отношение к этим злополучным камням. Как ты собираешься отыскать их?

Питт наклонился над столом и показал девушке на лежавшую сверху книгу. На обложке золотыми буквами было вытиснено название и фамилия автора: «Послания древних викингов», доктор Мэрлис Кайзер.

— В работе этой леди приводятся описания более восьмидесяти камней с руническими надписями на территории Северной Америки с параллельным переводом. Ее более ранние работы тоже имеются в библиотеке твоего отца. Я собираюсь встретиться с доктором Кайзер.

— Восемьдесят рунических надписей, — задумчиво повторила Келли, — но отец изучил всего тридцать пять из них. Почему он остановился на этой цифре и пренебрег остальными сорока пятью?

— Очевидно, потому, что именно они имели непосредственное отношение к его работе.

Келли была явно заинтригована. В ее голубых глазах заплясали озорные огоньки.

— Но почему все же он уничтожил свои записи?

— Надеюсь, ответ на этот вопрос нам поможет получить доктор Кайзер, — улыбнулся Питт.

— Когда мы отправляемся? — спросила она, уже не скрывая своего возбуждения.

— В полдень, если новая охрана сумеет прибыть к этому сроку.

— Где живет доктор Кайзер?

— В небольшом городке Монтиселло, в шестидесяти милях к северо-западу от Миннеаполиса.

— Я еще никогда не бывала в Миннесоте.

— Это поправимо, но, к сожалению, в это время года там полно насекомых.

Келли скользнула взглядом по полкам с книгами, посвященными истории викингов:

— Интересно, знала ли доктор Кайзер моего отца?

— Скорее всего он консультировался у нее, — предположил Питт. — Во всяком случае, ответы на некоторые наши вопросы мы получим уже в воскресенье.

— Но до воскресенья еще четыре дня. Чем мы займемся в это время?

Питт проводил девушку до порога и прикрыл за собой дверь.

— Для начала я должен позвонить в пять или шесть мест, — сообщил он. — Затем мы полетим в Вашингтон. Там есть несколько человек, на мнение которых мы можем положиться. Я хочу собрать все доступные факты, прежде чем мы начнем охоту за камнями.

* * *

Когда реактивный самолет НУМА приземлился в аэропорту Лэнгли, Лорен Смит, член Конгресса США, уже ждала там. Обняв своего старого приятеля, она шутливо взъерошила его черные волнистые волосы и крепко поцеловала в губы.

— Привет, моряк, — произнесла она нежно. — Мой старый бродяга наконец-то вернулся домой.

Келли задержалась на трапе самолета, наблюдая за влюбленными, с обожанием смотревшими друг на друга. Нетрудно было догадаться, что их связывала не одна только старая дружба, и неожиданно для себя девушка почувствовала укол ревности. Лорен и вправду была очень красивой женщиной. Ее окружала здоровая аура человека, выросшего на ранчо на западных склонах гор Колорадо. Несколько лет назад страстная любительница верховой езды Лорен Смит впервые одержала победу на выборах в Конгресс США и с тех пор удерживала за собой этот пост.

Лорен была одета по погоде — жаркой и влажной в это время года в столице — и выглядела просто великолепно в коричневых шортах, золотистого цвета сандалиях и желтой блузке. С ее фиолетовыми глазами над высокими скулами, копной светло-каштановых волос, горделивой стройностью фигуры она с равным успехом могла быть и известной моделью и слугой народа. За десять с небольшим лет их отношения с Питтом несколько раз претерпевали кардинальные изменения — от интимно близких до чисто платонических, и обратно. Однажды они со всей серьезностью даже обсуждали вопрос о вступлении в брак, но оба были слишком увлечены своей работой, чтобы клюнуть на эту приманку.

Келли наконец решилась спуститься по трапу, и соперницы с первого взгляда оценили одна другую. Что касается Питта, то он, чисто по-мужски не заметив подспудной конфликтности ситуации у себя под носом, ограничился тем, что просто представил женщин друг другу:

— Келли Иген, хочу представить вам Лорен Смит, члена Конгресса США.

— Для меня большая честь познакомится с вами, конгрессмен Смит, — произнесла Келли, немного натянуто улыбнувшись.

— Пожалуйста, называйте меня просто Лорен, — беззаботно отозвалась та. — Рада познакомиться с вами, мисс Иген. Так уж получилось, что я была знакома с вашим отцом. Примите мои соболезнования по поводу его преждевременной кончины. Это был замечательный человек.

Лицо Келли осветила улыбка, на этот раз совершенно искренняя.

— Вы знали моего отца! — воскликнула она.

— Я познакомилась с ним на заседании комитета Конгресса, когда рассматривался вопрос о введении фиксированных цен на энергоносители. Затем мы встречались несколько раз на приемах, где обсуждали некоторые проблемы национальной безопасности.

— Я знала, что отец несколько раз летал в Вашингтон, но даже не подозревала о его встречах с членами Конгресса. Я всегда считала, что его поездки связаны с вопросами коммерции и транспортных перевозок.

В эту минуту Джордино тоже спустился по трапу и тут же сердечно облобызал Лорен в обе щеки.

— Цветешь, как всегда, — констатировал он, осматривая ее с высоты своих пяти футов и четырех дюймов.

— Как дела?

— Продолжаю с переменным успехом сражаться с варварами, а ты?

— Конфликтую с филистимлянами в столице.

— Пожалуй, нам стоит как-нибудь поменяться местами.

Лорен весело рассмеялась:

— Смотри, как бы тебе не остаться внакладе при такой сделке.

Она снова поцеловала Питта:

— Всякий раз, как я начинаю думать, что ты исчез надолго, ты объявляешься в тот момент, когда я меньше всего тебя жду.

— На какой машине ты сегодня? — спросил Питт, зная, что Лорен для таких поездок всегда берет один из автомобилей его коллекции.

Лорен беспечно кивнула в сторону элегантного темно-зеленого «паккарда» 1938 года. Машина, сконструированная Эрлом С. Энтони несколько десятилетий назад, соединяла в себе лучшие черты, характерные для автомобиля классической эпохи машиностроения.

Надо полагать, существует некая незримая связь между красивыми женщинами и роскошными машинами. Во всяком случае, Келли любовно провела кончиками пальцев по корпусу «паккарда», думая о том, что ее отцу, безусловно, понравилась бы эта модель.

— Она прекрасно смотрится! — воскликнула Келли, успев попутно одарить и ее владельца восхищенным взглядом.

— Желаете опробовать ее на ходу? — спросила Лорен. — О, не стесняйтесь. Я уверена, что Дирк не станет возражать.

Питт, поняв наконец, что его мнением никто не интересуется, принялся с помощью Джордино укладывать багаж. Затем уселся на заднее сиденье рядом с Лорен. Итальянец расположился впереди, подле Келли, занявшей место за рулем.

Стекло между двумя отделениями машины было поднято. Лорен бросила на своего приятеля пронизывающий взгляд.

— Она остановится у тебя? — спросила она невинным голоском.

— Что за извращенные мысли бродят у тебя в голове? — рассмеялся Питт. — К твоему сведению, я как раз надеялся на то, что ты предложишь ей свое гостеприимство.

— Однако сегодня ты что-то мало похож на прежнего Дирка Питта.

— Сожалею, что разочаровал тебя, но ее жизнь в опасности, а в твоем городском доме ей ничто не угрожает. Корпорацией «Цербер» управляет маньяк, который не остановится ни перед чем, лишь бы заполучить формулу суперсмазки ее отца. Эти люди наверняка позаботятся о том, чтобы проследить меня до моего ангара. Вот почему я думаю, что ей лучше держаться подальше от меня.

Лорен нежно взяла его за руку:

— Что бы делали женщины без тебя, Дирк?

— Так ты не возражаешь против того, чтобы присмотреть за Келли? — не отставал от нее Питт.

Лорен улыбнулась:

— Даже чисто женская компания иногда хороша для разнообразия. — Но тут же ее лицо стало серьезным. — Я не знала, что у тебя трения с «Цербером», Дирк.

— Официальное расследование проводят ФБР и ЦРУ.

— О них можешь не беспокоиться. Все будет вполне конфиденциально. Ни о какой утечке информации не может быть и речи. Расскажи, что тебе известно. Главное, о том, чего я еще не знаю.

— Наше Агентство уже установило, что пожар на борту «Изумрудного дельфина» и взрыв «Золотого марлина» были актами диверсии. Мы считаем, что это дело рук членов секретной преступной группировки «Гадюки», за которыми стоит корпорация «Цербер».

Лорен внимательно посмотрела на него:

— Ты уверен в этом?

— Ал и я с самого начала по уши завязли в этой истории.

Лорен откинулась на спинку роскошного сиденья из кожи и несколько секунд молча смотрела в окно.

— Волею случая я являюсь председателем комитета Конгресса, расследующего незаконные сделки корпорации. По нашему мнению, она добивается монополии на операции с нефтью на всей территории Северной Америки.

— С какой целью? — удивился Питт. — Всем известно, что около 90 процентов нефти поступает к нам из-за рубежа. Ни для кого не секрет, что американские производители не в состоянии одни устанавливать цену на нефть.

— Совершенно верно, — согласилась Лорен. — Наши производители не могут своими силами полностью удовлетворить потребность в нефти на внутреннем рынке. А при том, что страны-производители этого сырья постоянно грозят снизить объем добычи, чтобы поддержать цены на высоком уровне, большинство стран в мире все время находятся под угрозой нехватки энергоносителей. Положение в США, возможно, еще сложнее, поскольку большинство нефтехранилищ заполнены едва наполовину. Владельцы месторождений готовы в любой момент продать их «Церберу» и заняться очисткой нефти, поступающей из-за рубежа. От производителя до потребителя длинная и сложная цепочка. Если она прервется из-за нехватки сырья, стране потребуется от трех до пяти месяцев, чтобы стабилизировать положение.

— Ты говоришь об экономической катастрофе небывалых масштабов.

Лорен плотно сжала губы:

— Цена на горючее в считаные часы поднимется до небывалой высоты. Вырастет инфляция. Уже сейчас поговаривают, что цена нефти может взлететь до восьмидесяти долларов за баррель.

— Не могу представить себе цену на галлон бензина больше пяти долларов.

— Никуда не денешься. Приходится смотреть правде в лицо, как бы неприятна она ни была.

— Разве такой скачок цен не ударит по зарубежным производителям нефти?

— Они выйдут из кризисной ситуации за счет резкого снижения добычи сырья. Страны ОПЕК используют подобную тактику на протяжении многих лет. И они не станут принимать во внимание просьбы об увеличении производства нефти по более низким ценам. Угрозы принять адекватные меры их не слишком пугают.

Питт рассеянно смотрел в окно на маленькие суденышки, проплывавшие по. Гудзону:

— И тут мы снова возвращаемся к корпорации «Цербер». Какую прибыль они смогут извлечь из этого кризиса? Если они на самом деле стремятся стать монополистами на внутреннем рынке сырой нефти, почему бы им не прибрать к рукам и нефтеочистительные компании?

Лорен только пожала плечами:

— Вполне возможно, они уже ведут с владельцами секретные переговоры. Во всяком случае, я бы на их месте так и поступила.

— Да, у них должна быть очень серьезная заинтересованность, если они не боятся оставлять после себя горы трупов, — произнес Питт задумчиво.

Следуя указаниям Джордино, Келли выехала за пределы аэропорта Рональда Рейгана и свернула на пыльную дорогу, которая привела их к воротам ангара, принадлежащего Питту. Тот опустил разделяющее салон автомобиля стекло и обратился к приятелю:

— Ал, отвези обеих дам к особняку Лорен, а затем отправляйся домой и приведи себя в порядок. Я закажу обед.

— Звучит заманчиво, — заметила Келли. Затем, повернувшись к Лорен, она добавила: — Надеюсь я не слишком стесню вас?

— Нисколько, — быстро ответила та. — Комната для гостей свободна, и я буду рада видеть вас у себя.

Девушка повернула к Питту пылающее от возбуждения лицо.

— Благодарю вас за доставленное удовольствие, — сказала она. — Честное слово, я просто влюбилась в эту машину.

— Смотри, чтобы влюбленность не перешла во всепоглощающую страсть, — шутливо предупредил ее Питт. — Я все-таки хочу получить машину обратно.

Когда «паккард» исчез за углом, Питт включил дистанционное управление воротами ангара и вошел внутрь. Затем посмотрел на часы. Стрелки показывали половину третьего. Он подошел ктелефону и набрал номер.

Глубокий голос с красивыми модуляциями ответил почти сразу:

— Слушаю вас.

— Джулиан?

— Дирк! — рявкнул в ответ Джулиан Перлмуттер, известный гурман и еще более известный историк мореплавания. — А я как раз вспоминал о тебе. Рад снова слышать твой голос. Я только что узнал, что ты находился на борту «Золотого марлина».

— Так оно и было.

— Тогда поздравляю тебя с благополучным возвращением.

— Джулиан, не согласишься ли ты проделать для меня одну небольшую работу?

— Всегда готов сделать что-нибудь приятное для моего любимого крестника.

— Могу я приехать немедленно?

— Милости прошу. Я только что открыл бутылку портвейна шестидесятилетней выдержки, который специально заказал в Португалии. Надеюсь, ты присоединишься ко мне.

— Благодарю. Буду через пятнадцать минут.

37

Питт вел машину по улице Джорджтауна, по обеим сторонам которой возвышались старинные фешенебельные особняки, построенные, в начале двадцатого столетия. Он остановился возле огромного кирпичного дома, изрядно перестроенного за долгие годы его существования, но все еще сохранявшего черты былого великолепия. В двух полуподвальных этажах размещалась самая большая в мире частная библиотека по истории мореплавания.

Выйдя из джипа, Питт подошел к двери и ударил по ней несколько раз бронзовым молотком в виде парусника. Дверь открылась почти мгновенно, и на пороге появился человек огромного роста, весом не менее четырехсот фунтов, облаченный в шелковую пижаму и домашний халат. Несмотря на столь внушительные размеры, его при всем желании трудно было назвать толстым. Его мускулатура была еще достаточно крепка, и двигался он с грацией, совершенно неожиданной на взгляд постороннего человека. Его растрепанные волосы давно поседели, как и длинная борода. Завершали портрет крупный красный нос и бездонные голубые глаза.

— Дирк! — прогремел он, заключая гостя в объятия. — Добро пожаловать, старый дружище. Жаль, что в последнее время ты стал реже бывать у меня.

— Должен сознаться, мне тоже не хватает твоего общества и незабываемого вкуса твоих изысканных обедов.

Питт последовал за хозяином в дом. Они миновали анфиладу комнат и множество коридоров, вдоль стен которых возвышались бесчисленные полки с редкими книгами — предмет черной зависти многих университетов и музеев, давно мечтавших прибрать к рукам эти сокровища. Но Перлмуттер упорно не желал расстаться ни с одним томом своей бесценной коллекции, обещая, впрочем, решить ее дальнейшую судьбу в своем завещании. Он провел гостя в огромную кухню, где находилось такое количество разнообразной посуды и всевозможных приспособлений для приготовления пищи, что его хватило бы на добрый десяток ресторанов. Перлмуттер указал Питту на стул возле круглого стола, в центре которого находился нактоуз для судового компаса.

— Присаживайся, мой мальчик, отдохни, пока я буду открывать портвейн. Он как раз для подобного случая.

— Мой визит едва ли можно считать событием особой важности, — заметил Питт, улыбаясь.

— Любое событие, позволяющее мне не пить в одиночестве, имеет для меня особую важность, — фыркнул Перлмуттер. Он вытащил пробку и налил темно-красную жидкость в хрустальные бокалы. — Что скажешь об этом вине?

Питт сделал маленький глоток и задержал вино на языке, прежде чем проглотить.

— Напиток богов, — сказал он одобрительно.

— И одно из величайших наслаждений в моей жизни, — добавил Перлмуттер, осушив свой бокал и немедленно наполнив его вновь. — Ты упомянул по телефону, что у тебя есть работа для меня.

— Ты слышал когда-нибудь о докторе Элморе Игене?

Перлмуттер несколько мгновений молча смотрел на гостя.

— Разумеется, я слышал о нем. Этот человек был гений. Его МГД-двигатель — одно из величайших достижений науки нашего времени. Какая жалость, что он оказался одной из жертв катастрофы на «Изумрудном дельфине» и не дожил до своего триумфа. Но почему ты спрашиваешь меня о нем?

Питт откинулся на спинку стула, пригубил второй бокал портвейна и, не упуская никаких подробностей, начал рассказывать историю, начавшуюся пожаром на борту «Изумрудного дельфина» и закончившуюся недавними событиями на Гудзоне, в доме погибшего ученого.

— Какое отношение к твоему рассказу имею? — спросил Перлмуттер недоуменно.

— Доктор Иген был большим поклонником Жюля Верна. Особенно он ценил его роман «20 000 лье под водой». Думаю, что никто в этом мире не знает о судне капитана Немо, знаменитом «Наутилусе», больше вас.

Перлмуттер помолчал, обратив свой взгляд к орнаменту на потолке кухни:

— Поскольку книга Жюля Верна все-таки беллетристика, она не значится в моем списке научных трудов. Да и немало лет прошло с тех пор, как я последний раз держал ее в руках. Скажу одно: либо Жюль Верн в техническом отношении действительно далеко обогнал современников, либо он обладал редчайшим даром научного предвидения, предвосхитив достижения конструкторов двадцатого века.

Во всяком случае, его «Наутилус» во всех отношениях слишком хорош для 1866 года.

— Мог ли какой-нибудь человек или какая-нибудь страна построить подводную лодку, способную составить конкуренцию «Наутилусу»?

— Единственным подводным судном такого рода была субмарина «Ханли», построенная конфедератами во времена Гражданской войны.

— Припоминаю, — кивнул головой Питт. — Субмарина потопила военный шлюп северян у побережья Южной Каролины, неподалеку от Чарлстона, в 1864 году. Если не ошибаюсь, это был первый случай в истории морских сражений, когда подводная лодка пустила на дно военный корабль.

— Верно, — подтвердил Перлмуттер. — Второй подобный случай произошел пятьдесят лет спустя в августе 1914 года в Северном море, когда немецкая подводная лодка U-21 потопила английский военный корабль. «Ханли» пролежала на дне под слоем ила сто тридцать семь лет, прежде чем была обнаружена, поднята на поверхность и помещена в специально построенный для этой цели док на всеобщее обозрение. После того, как ил и останки членов экипажа были удалены из внутренних помещений лодки, при детальном осмотре выяснилось, что в техническом отношении она даже совершеннее, чем предполагали. Она имела обтекаемый корпус, систему воздушных помп, балластные цистерны, руль для быстрого погружения и специальные заклепки для уменьшения сопротивления воды при подводном плавании. Много десятилетий спустя подобные заклепки стали применяться при строительстве самолетов. Строители пытались установить на лодке даже электромагнитный двигатель, но потерпели неудачу. Лодка приводилась в движение мускульной силой восьми человек, вращавших рукоятку гребного винта. После гибели «Ханли» строительство субмарин было прекращено и не возобновлялось вплоть до исторических экспериментов Джона Холланда и Саймона Лейка, заложивших базу для программы серийного строительства подводных лодок, принятой правительствами ряда стран, в том числе США и Германии. Но даже эти, более поздние, конструкции не выдерживали никакого сравнения с легендарным «Наутилусом» Жюля Верна.

Перлмуттер замолчал и потянулся было за второй бутылкой портвейна, и тут на его лице появилось озабоченное выражение.

— Я должен был раньше подумать об этом, — пробормотал он, вскакивая на ноги.

Он вышел из комнаты и вернулся несколько минут спустя, держа в руке какую-то книгу.

— Копия протоколов комиссии по расследованию обстоятельств гибели фрегата военно-морских сил США «Кирсарг». Я совершенно забыл о странных обстоятельствах, предшествовавших его гибели на рифах Ронкадор у побережья Венесуэлы в 1894 году.

— Странных? — переспросил Питт.

— Иными их и не назовешь. Так вот, по словам капитана корабля Ли Ханта, его судно было атаковано подводным аппаратом, напоминающим по форме огромного кита. После недолгого преследования неизвестный аппарат погрузился под воду и протаранил корабль, проделав огромную пробоину в его корпусе. Команда чудом добралась до рифа, где моряки и оставались, пока не были взяты на борт спасательного судна.

— Похоже, наш капитан здорово нагрузился ромом незадолго до кораблекрушения, — шутливо предположил Питт.

— Так или иначе, но несмотря на каверзные вопросы членов комиссии, Хант упорно придерживался своих первоначальных показаний, и, что совсем уж невероятно, все члены команды поддержали его. Судя по их словам, они были атакованы гигантским стальным монстром, чей корпус оказался непроницаемым для их ядер, просто отскакивавших от него. Они также упоминали о некоем куполе или башне на корпусе аппарата, в котором имелись иллюминаторы. Капитан Хант клялся, что видел лицо человека с бородой, по-видимому наблюдавшего за ним.

— Они сообщили что-нибудь о размерах этого чудовища?

— Оценки заметно расходятся. От сотни до трех сотен футов в длину и от двадцати до сорока футов в диаметре. Аппарат имел сигарообразную форму с конусообразным завершением со стороны носа и кормы.

— Истина, как всегда, где-то посередине, — произнес Питт задумчиво. — Итак, около двухсот футов в длину и двадцати пяти в диаметре. Трудно допустить, что в 1894 году мог быть построен аппарат подобной конструкции.

— Кроме того, «Кирсарг» был не единственным кораблем, команда которого наблюдала стальное чудовище. Капитан «Авраама Линкольна» доложил о столкновении с неизвестным подводным судном, в результате которого был поврежден руль корабля.

— Когда произошел этот инцидент?

— За двадцать восемь лет до гибели «Кирсарга».

Перлмуттер помолчал, не отрывая глаз от бутылки портвейна, которая была уже на две трети пуста.

— В разное время множество кораблей исчезло при весьма загадочных обстоятельствах. Большинство из них были британские военные суда.

Питт поставил на стол пустой бокал, но решительно отказался от предложения выпить еще вина.

— Не могу поверить, что этот таинственный подводный аппарат мог быть построен частным лицом.

— "Ханли" была построена частными лицами, финансировавшими проект, — наставительно произнес Перлмуттер. — Кроме того, это было третье судно, построенное Орейсом Ханли и его инженерами. Естественно, что каждое последующее оказывалось технически более совершенным, чем предыдущее.

— Все же как-то не укладывается в голове, что такой монстр мог быть построен частным лицом, а не правительством промышленно развитой страны, — заметил Питт, отнюдь не убежденный словами историка.

— Откуда нам знать? — пожал плечами Перлмуттер. — Может быть, Жюль Верн слышал эту легенду и взял ее за основу истории о капитане Немо и его корабле.

— Очень странно, что этот корабль курсировал по морям тридцать лет, практически не попадаясь на глаза людям. Удивительно и то, что никто из членов команды не дезертировал и не сообщил властям о происходящем. И наконец где остальные жертвы инцидентов? Трудно допустить, что никто из моряков погибших судов не сумел пережить катастрофу.

— Этого я не могу сказать, — медленно произнес Перлмуттер. — Я сообщил тебе только те сведения, которые сам нашел среди описаний происшествий на море. Может существовать и множество других документов, хранящихся в архивах по всему миру.

— Вернемся к Жюлю Верну, — предложил Питт. — Наверняка должен существовать музей, где родственники и поклонники писателя собрали его рукописи, заметки и письма.

— Конечно, такой музей есть, точнее, их даже несколько. Почитатели и исследователи творчества Жюля Верна раскиданы по всему свету. Но, пожалуй, самый авторитетный из них доктор Поль Эро, президент Общества памяти Жюля Верна в Амьене, где писатель прожил более тридцати лет, вплоть до своей смерти в 1905 году.

— Мы можем связаться с ним?

— Нет проблем, но у меня есть план получше. Через несколько дней я отправляюсь в Париж, чтобы поработать в архивах и поискать сведения о корабле Джона Пола Джонса, На обратном пути я загляну в Амьен и лично побеседую с доктором Эро.

— О большем я и не прошу, — сказал Питт, поднимаясь. — Мне пора. Надо успеть забежать домой и привести себя в порядок. Сегодня я обедаю с Алом, Лорен и Келли, дочерью покойного доктора Игена.

— Передай всем им мои наилучшие пожелания.

Еще до того как за Питтом закрылась дверь, Перлмуттер потянулся за новой бутылкой портвейна.

38

Вернувшись домой в квартиру, расположенную над его домашним музеем, Питт позвонил адмиралу Сэндекеру. Затем принял душ, побрился и облачился в широкие летние брюки и трикотажную рубашку. Заслышав клаксон «паккарда», он накинул на плечи легкий спортивный пиджак и спустился вниз. Питт уселся на заднее сиденье и кивнул Джордино, который был одет так же, как и он, разве только его пиджак по случаю теплого вечера был перекинут через спинку сиденья.

— Все готово? — спросил итальянец.

Питт утвердительно кивнул:

— Адмирал обещал подготовить небольшой сюрприз на тот случай, если у нас возникнут проблемы.

— Ты вооружен?

Питт распахнул полы пиджака и показал старый кольт в кобуре, висевший под мышкой.

— А ты?

Джордино потянулся к своему пиджаку и продемонстрировал пистолет-автомат сорокового калибра, небрежно засунутый во внутренний карман.

— Полагаю, все необходимые меры предосторожности приняты. Будем надеяться, что они окажутся излишними.

Не тратя времени на дальнейшие разговоры, Джордино включил первую скорость, и величественный «паккард» медленно двинулся в сторону ворот аэропорта.

Несколько минут спустя он притормозил возле дома Лорен в Александрии. Питт выбрался из машины, подошел к двери и нажал кнопку звонка. Через две минуты дамы появились на пороге дома. Лорен в хлопчатобумажном свитере и юбке-миди выглядела типичной деловой женщиной. Келли в украшенном вышивкой жакете являла собой олицетворение здоровья и юности.

Когда все наконец разместились в салоне, Джордино повернулся к Питту.

— Ну и куда теперь? — спросил он.

— Прямо по дороге до Роуз Хилл, пока не увидишь маленький ресторан, который называется «Нокс Инн». Там готовят бесподобную еду по старым колониальным рецептам. Пальчики оближешь.

— После подобной рекламы мне всегда становится немного не по себе, — фыркнула Лорен.

— А мне наша программа нравится, — счастливо проворковала Келли. — Умираю от голода.

Разговор не клеился. Лорен и Келли лениво обсуждали места, которые им довелось посетить в ходе предыдущих странствий, а Питт и Джордино наблюдали за дорогой и несущимися по ней машинами, готовые к любым неожиданностям.

До захода солнца оставалось еще довольно времени, и пассажиры встречных автомобилей с любопытством разглядывали старый «паккард», неторопливо двигавшийся в общем потоке. Разумеется, он заметно уступал в скорости своим более молодым собратьям, но Питт лучше других знал о его устойчивости и надежности. Пожалуй, только столкновение с большегрузным тяжеловозом могло грозить им какими-либо неприятностями. Запасом прочности машина не уступала легкому танку, а ее рама и корпус надежно защищали пассажиров от любых дорожных происшествий.

Оставив машину на стоянке, друзья во главе с Питтом двинулись в сторону ресторана. Вопреки опасениям мужчин, вокруг не было заметно никаких признаков подозрительной активности. Здание ресторана было построено еще в восемнадцатом веке и некогда служило перевалочным пунктом для пассажиров останавливающихся здесь дилижансов. Оказавшись внутри, они были немедленно препровождены услужливым метрдотелем во внутренний дворик, где под огромным дубом стояло несколько столиков.

— Пока нам сервируют стол, — предложил Питт, — рекомендую пропустить по паре коктейлей или бокалов вина и заказать местный эль, который здесь пьют вместо аперитива.

Мужчины могли позволить себе наконец немного расслабиться. Джордино сыпал своими любимыми анекдотами, имевшими оглушительный успех у дам. Питт, слушавший их едва ли не в сотый раз, машинально улыбался. Его глаза, как видеокамеры, методично прощупывали стены дворика, не оставляя без внимания и обедавших здесь людей, но так и не смогли засечь ничего интересного.

Они заказали свинину, жаренную на решетке, цыплят, овсянку с креветками и крабами, южный салат из шинкованной капусты и кукурузные початки. Обед прошел спокойно. События начали развиваться лишь тогда, когда они приступили к десерту. Питт первым заметил появление нового лица — загорелого мужчину с темно-рыжими волосами, появившегося во внутреннем дворике ресторана в сопровождении двух горилл, профессию которых без особого труда мог угадать даже неопытный наблюдатель. Возмутитель спокойствия был в дорогом костюме, явно сшитом по индивидуальному заказу, и в роскошных ботинках английского производства. Бледно-голубые глаза смотрели на мир холодно и строго. Походка была легкой, он двигался с величавой грацией хищного зверя. Незнакомец явно знал себе цену и, судя по всему, не привык считаться с мнением окружающих.

Питт незаметно пнул ногой Джордино и глазами указал в сторону вошедших.

Человек подошел прямо к их столику и остановился. Не торопясь осмотрел сидевших за столом, словно стараясь запечатлеть их в памяти, и задержал взгляд на лице Питта.

— Мы никогда не встречались, мистер Питт, — негромко произнес незнакомец, — но мое имя вам наверняка известно. Я Кертис Мерлин Зейл.

Как выяснилось, никто из компании, включая Лорен не знал в лицо знаменитого магната, но всем было известно его имя. Однако их реакция на слова незнакомца была разной. У Келли внезапно перехватило дыхание, и ее глаза широко раскрылись. Лорен изучала Зейла с нескрываемым любопытством, но не более того. Внимание Джордино было сконцентрировано на его телохранителях. Питт невозмутимо смотрел прямо в лицо магната, не выказывая никаких эмоций, хотя в груди у него постепенно закипал гнев. Ему было неприятно видеть рядом с собой человека, ставшего для него олицетворением неумолимой жестокости. Никакие нормы вежливости не заставили бы его сейчас подняться навстречу незваному гостю.

Адресуясь к женщинам, Зейл отвесил им аристократически непринужденный поклон.

— Мисс Иген, член Конгресса Смит, вы не представляете, какое удовольствие доставляет мне возможность лично приветствовать вас. — Когда же Зейл повернулся к мужчинам, его тон резко изменился. Надо отдать ему должное, он не стал тратить время на светские условности, а сразу перешел к делу. — Джентльмены, не могу не сказать, что вы необыкновенно упрямы и несговорчивы. Ваша привычка совать нос не в свои дела уже доставила моей компании немало неприятностей, а теперь начинает раздражать и меня.

— Ваша репутация социально опасного человека нам достаточно хорошо известна, — невозмутимо кивнул в ответ Питт.

Оба телохранителя одновременно сделали шаг вперед, но Зейл нетерпеливым движением руки заставил их вернуться на прежние позиции.

— Я рассчитывал, что откровенная беседа позволит нам достичь взаимопонимания и пойдет на пользу обеим сторонам, — продолжал он ровным тоном, в котором не слышалось ни малейшего намека на угрозу.

«Скользкий тип, — подумал про себя Питт, — но в ловкости ему не откажешь».

— Не понимаю, на что вы можете рассчитывать? — возразил он. — Между нами нет и не может быть ничего общего. Для нас вы особо опасный преступник, санкционировавший массовые убийства мужчин, женщин и детей. Мы же простые законопослушные граждане, исправно платящие налоги. И именно по этой причине мы намереваемся сделать все от нас зависящее, чтобы помешать вам стать монополистом на внутреннем рынке нефтяных продуктов.

— Этого никогда не произойдет, — добавила от себя Лорен. Если Зейл и был раздосадован тем, что его тайные замыслы стали известны оппонентам, он ничем не выдал раздражения:

— Надеюсь, вы отдаете себе отчет в том, что мои возможности намного превосходят ваши?

— Вы глубоко заблуждаетесь, если полагаете, что более могущественны, чем правительство США, — резко парировала Лорен. — Конгресс найдет способ остановить вас, прежде чем ваши планы начнут воплощаться в жизнь. На ближайшем же заседании палаты я потребую начать расследование о степени вашей причастности к катастрофам «Изумрудного дельфина» и «Золотого марлина».

Зейл покровительственно улыбнулся молодой женщине:

— Вы уверены, что ваше решение разумно? Ни один политик не застрахован от скандала или... несчастного случая.

Вне себя от гнева, Лорен вскочила так стремительно, что стул упал на пол.

— Вы осмеливаетесь угрожать мне, члену Конгресса США! — возмутилась она.

Зейл примирительно улыбнулся:

— Разумеется, нет, конгрессвумен Смит, я всего-навсего информирую вас о возможных последствиях ваших действий. Если вы не откажетесь от своего плана уничтожения «Цербера», то должны быть готовы одной из первых пострадать от последствий моего крушения.

Лорен была оскорблена и возмущена. Она не могла поверить, что ей, законно избранному члену Конгресса США, осмеливаются угрожать. Она медленно опустилась на стул любезно поданный ей Питтом, и бросила на Зейла грозный взгляд. Питт старался не вступать в перепалку, и со стороны могло показаться, что он наслаждается разгоревшимся на его глазах скандалом.

— Вы сошли с ума! — выпалила Лорен.

— Будьте уверены, я в своем уме, — усмехнулся Зейл. — Я всего лишь трезво оцениваю ситуацию. Послушайте моего совета, конгрессвумен, не рассчитывайте на поддержу коллег. У меня больше друзей в Капитолии, чем у вас.

— Которых вы приобрели подкупом и шантажом, — вставил Питт.

Глаза Лорен засверкали от возмущения.

— Что ж, когда выяснится, кому и сколько вы платили, вам и вашим приспешникам будет предъявлено столько обвинений, сколько не снилось самому Джону Готти.

Зейл скептически хмыкнул.

— Не думаю, — покачал он головой.

— Здесь я согласен с мистером Зейлом, — произнес Питт бесстрастно. — Он никогда не предстанет перед судом.

— А вы, оказывается, умнее, чем я думал, — произнес магнат, не скрывая удивления.

— Вы недослушали, — остановил его Питт. — Вы никогда не будете осуждены за ваши преступления, но только потому что не доживете до суда. Видит бог, Зейл, никто, включая членов вашей банды, не заслуживает смерти больше, чем вы.

Полное самообладание противника заставило Зейла задуматься о том, действительно ли он так неуязвим, но он слишком хорошо умел скрывать свои чувства, чтобы не позволить никому догадаться об этих мыслях.

— Я сумею о себе позаботиться, мистер Питт, — произнес он холодно, — хотя должен отдать вам должное: вы неплохо информированы о моих делах... для рядового налогоплательщика.

— Возможно, вы сумели обезопасить себя от судебного преследования, — продолжал невозмутимо Питт, — но подумайте о тех, кто предпочитает работать независимо от закона. Существуют люди, не менее опасные, чем «Гадюки», готовые пустить под откос ваш преступный бизнес. Вам не кажется, что вы теряете былую хватку, Зейл?

Подобного заявления тот никак не ожидал. Слова Питта заставили его задуматься над тем, кто были на самом деле сидевшие перед ним люди. Они как-то не укладывались в его представления о научных работниках. Если Питт и блефовал, то делал это достаточно убедительно. Оставалось идти ва-банк.

— Теперь, когда мы выяснили отношения, мне придется вас покинуть. Но мои друзья останутся, — предупредил он, оборачиваясь к телохранителям.

— Что это значит? — спросила Келли.

— Мистер Зейл хочет сказать, что, когда он будет уже в пути, под защитой бронированных стекол своего автомобиля, его приспешники попытаются расстрелять нас.

— Здесь, на глазах у всех? — недоверчиво переспросил Джордино. — Тогда им не обойтись без масок. Право, старина, твоя склонность драматизировать события переходит все границы.

Краем глаза Зейл продолжал наблюдать за ними. Лицо Питта оставалось непроницаемым. Джордино небрежно подозвал официанта и заказал рюмку французского коньяка. Только женщины выказывали признаки нервозности.

Зейл, вероятно, впервые в жизни был сбит с толку. Он привык контролировать любую ситуацию, но эти люди реагировали на его слова совсем не так, как он ожидал. Более того, они, по-видимому, не боялись смерти! Зейл понимал, что на этот раз оказался в тупике, и это угнетало его.

— Теперь, когда мы увидели лицо врага, — произнес Питт холодно, — предлагаю вам, мистер Зейл, покинуть ресторан, пока вы еще не лишены права на свободное передвижение, и перестать строить козни мисс Иген или кому-нибудь из сидящих за этим столом.

Это была не угроза или предупреждение, лишь простая констатация очевидного факта.

Зейл не был бы тем, кем он стал, если бы не научился держать себя в руках. Когда он снова заговорил, в голосе не было и намека на душившую его ярость.

— Должен признать, что я уважаю вас, мистер Питт, и вас, мистер Джордино, как достойных противников. Но сейчас я вижу только двух глупцов, не отдающих себе отчета о возможных последствиях своих действий.

— О чем это вы? — поинтересовался Джордино угрожающим тоном.

Зейл пожал плечами и скользнул взглядом по сторонам. Никто из посетителей не проявлял интереса к их беседе. Он кивнул телохранителям и повернулся к выходу.

— Всего хорошего, леди и джентльмены. Сожалею, что не удалось убедить вас. Пеняйте на себя.

— Думаю, будет лучше, если вы прихватите ваших горилл с собой, — посоветовал Питт, — иначе они покинут ресторан в машине «скорой помощи».

Зейл резко повернулся к противнику. В ту же секунду телохранители сделали шаг вперед и их руки привычно скользнули под пиджак. Но на этот раз профессионалы опоздали. Дула двух пистолетов, до сих пор лежавших под салфетками на коленях друзей, уже смотрели им в лицо.

— До свидания, мистер Зейл, — почти промурлыкал Джордино, улыбаясь одними губами, — в следующий раз... — Он не закончил фразы, ограничившись взмахом руки.

Телохранители вопросительно посмотрели друг на друга. Как профессионалы, они молниеносно оценили ситуацию. Впрочем, нетрудно было сообразить, что они отправятся к праотцам, прежде чем успеют достать оружие.

— Кажется я поторопился назвать вас глупцами, — сказал Зейл, — о чем искренне сожалею. Похоже, вы приехали в ресторан в полной боевой готовности.

— Недаром же мы с Алом были бойскаутами, — усмехнулся Питт. — Чему только не научишься в детские годы. — Он повернулся спиной к Зейлу и подцепил на вилку кусок пирога. — Будьте осторожнее, мистер Зейл. Следующая наша встреча может закончиться не так удачно для вас.

— Я предупредил вас, — спокойно повторил Зейл, хотя его лицо и покраснело от гнева.

Резко развернувшись, он вышел из ресторана и отбыл в поджидавшем его черном «мерседесе». Телохранители заняли свои места в «линкольне», запаркованном в глубине стоянки, и остались ждать.

Лорен осторожно коснулась руки Питта.

— Завидую твоему хладнокровию, — сказала она. — У меня мурашки по телу бегут от страха.

— Этот человек дьявол, — прошептала Келли со слезами на глазах.

— Зейл показал когти слишком рано, — задумчиво произнес Питт. — Хотел бы я знать, почему?

Лорен не отрывала глаз от входной двери, словно ожидая, что бандиты могут вот-вот вернуться.

— Что заставило человека с его положением решиться на столь безрассудный шаг? — прошептала она.

— Любопытство, — предположил Джордино. — Ему хотелось посмотреть на людей, расстроивших его планы.

— Пирог бесподобен, — объявил Питт.

— Не пропадать же добру, — поддержал его итальянец, принимаясь за вторую порцию.

После кофе Питт оплатил счет, а Джордино незаметно выскользнул из ресторана и прокрался на стоянку.

— Наши друзья поджидают нас, — доложил он по возвращении.

— Может быть, стоит вызвать полицию? — предложила Лорен.

Питт улыбнулся:

— Попробуем обойтись своими силами.

Он достал из кармана сотовый телефон, набрал номер и, сказав несколько слов, тут же отключил аппарат.

— Вы, дамы, оставайтесь здесь, — распорядился он, улыбаясь, — а Ал тем временем подгонит машину к выходу.

— И не надейся, — фыркнула Лорен, выхватывая ключи у него из рук, — Ал тут же попадет в скверную ситуацию.

Другое дело я. Они не станут стрелять в беззащитную женщину.

— На твоем месте я не слишком полагался бы на моральные принципы бандитов, — возразил Питт, хотя в глубине души и понимал, что Лорен рассудила правильно. Хотя дело тут, конечно, не в половой принадлежности. Люди Зейла отнюдь не дураки. Они не станут стрелять в одну женщину, но только потому, что им нужны все четверо. Он нехотя кивнул.

— Будь по-твоему. Но все же наклонись пониже и держись между машинами. «Линкольн» на той стороне стоянки. Если они начнут действовать, прежде чем ты включишь зажигание, Ал и я появимся в считанные секунды.

Точно следуя инструкциям Дирка, Лорен добралась до «паккарда» менее чем за минуту. К тому же, будучи опытным водителем, она молниеносно запустила мотор и спустя несколько секунд была уже у дверей ресторана.

Сменив ее на месте водителя, Питт вывел машину на дорогу и, нажав акселератор, начал набирать скорость. Тяжелый автомобиль не был приспособлен для скоростных гонок. Питту потребовалось около тридцати секунд, чтобы разогнать машину до восьмидесяти миль в час.

Только теперь он позволил себе заглянуть в зеркало заднего обзора. Как он и предполагал, «линкольн» следовал за ними по пятам.

— Через несколько минут они поравняются с нами, — произнес он буднично.

Дорога была пуста, если не считать двух-трех встречных машин, с ревом промчавшихся мимо. Укрыться было негде. По обеим сторонам чахлые кустарники и редкие деревья. Краем глаза он взглянул на Лорен. По лицу молодой женщины блуждала блаженная улыбка. Похоже, она наслаждалась опасной ситуацией.

Водитель «линкольна» быстро сокращал расстояние между ними. Во мраке ночи темный корпус автомобиля был почти не виден, и только блики от фар встречных машин отражались от его ветровых стекол.

— Всем лечь на пол, — приказал Питт, — они нагонят нас с минуты на минуту.

Женщины молча повиновались. Джордино пожал плечами и, вытащив пистолет, приготовился стрелять через боковое окошко. Приближался поворот, и Питт постарался выжать из старого мотора все, на что тот способен. Не снижая скорости, он проскочил поворот и, только оказавшись на прямом участке дороги, позволил себе оглянуться назад.

Зрелище было впечатляющим.

Два огромных «Шевви Аваланчес»[290], вооруженные пулеметами, выехали из придорожных кустов и развернулись на пути летящего на полной скорости «линкольна».

Его водитель не был готов к такому повороту событий. Резко вывернув руль в сторону, он направил машину в кювет. Несколько раз она перевернулась в воздухе и исчезла в облаке пыли и прошлогодних листьев. Вооруженные мужчины в камуфляже выскочили на дорогу и взяли в кольцо лежавший вверх колесами лимузин.

Питт сбросил скорость до пятидесяти миль и широко улыбнулся.

— Представление окончено, друзья, — объявил он. — Слабонервные могут расслабиться и сделать несколько глубоких вдохов.

— Что произошло? — спросила Лорен, не отрывавшая взгляда от заднего окна.

— По моей просьбе адмирал Сэндекер приготовил небольшой сюрприз для ребят Зейла.

— Надо отдать им должное, они оказались на месте в нужный момент, — согласился Джордино.

— Пришлось потрудиться, чтобы подобрать подходящее место для наших целей, но, судя по результату, ребята старались не зря.

— А я все-таки испугалась на минуту, — призналась Лорен, прижимаясь к Питту.

— Неудивительно, они нагнали нас раньше, чем я рассчитывал. Еще немного, и они могли открыть огонь.

— А вообще-то вы, парни, паршивые свиньи, — ни с того ни с сего возмутилась Лорен. — Могли бы предупредить нас, что морские пехотинцы готовы прийти нам на помощь.

— Теперь, когда все позади, вечер кажется мне восхитительным, — вступила в разговор Келли, с наслаждением вдыхая через открытое окно прохладный ночной воздух. — По вашему поведению мне давно следовало догадаться, что вы держите ситуацию под контролем.

— Я развезу вас всех по домам, — сообщил Питт, направляя «паккард» в сторону появившихся на горизонте огней города. — А завтра снова в дорогу.

— Чем ты собираешься заняться? — потребовала разъяснений Лорен.

— Пока ты будешь формировать свой комитет по расследованию, Ал, Келли и я отправимся в Миннесоту на охоту за каменными плитами с руническими надписями.

— И что же ты рассчитываешь найти?

— Ответ на одну загадку, — медленно произнес Питт, — или ключ, который поможет нам открыть многие двери.

39

Мэрлис Кайзер вышла из кухни на крыльцо дома, как только услышала шум вертолета, приближающегося к ее ферме со стороны Монтиселло. Дом, построенный еще ее родителями, представлял собой деревянный сруб под двухскатной крышей, в центре которого был сооружен камин из необработанного камня. Чуть поодаль, по другую сторону широкой, покрытой травой лужайки, стоял амбар, еще более старый, чем сам дом, несколько лет назад превращенный ею в офис. Некогда на ферме разводили молочный скот, но уже много лет триста акров земли, составлявшей ее собственность, были засеяны пшеницей, кукурузой и подсолнечником. Позади фермы начинался спуск к озеру Бертрам, излюбленному месту окрестных рыболовов.

Мэрлис заслонила глаза ладонью от лучей яркого утреннего солнца и из-под нее наблюдала, как металлическая птица с эмблемой и аббревиатурой НУМА шла на посадку. Дверцы кабины открылись, и пассажиры вертолета приготовились спускаться по металлическому трапу на землю.

Первой появилась молодая женщина с каштановыми волосами, за ней следовал коренастый мужчина с внешностью типичного уроженца Средиземноморья и наконец высокий черноволосый человек, походка которого чем-то напомнила ей покойного мужа. Когда он подошел ближе, она обратила внимание на глаза полынно-зеленого цвета и приветливую улыбку, которая словно освещала изнутри его мужественное загорелое лицо.

— Миссис Кайзер? — уточнил он. — Мое имя Дирк Питт. Я звонил вам вчера вечером из Вашингтона.

— Совершенно верно, только я не ожидала вас так скоро.

— Мы прилетели на нашу научно-исследовательскую станцию на озере Верхнее, где и арендовали вертолет в Монтиселло.

— Судя по всему, вам не потребовалось много усилий, чтобы отыскать мою ферму.

— У моего друга есть опыт разведки с воздуха, — улыбнулся Питт. Повернувшись к своим спутникам, он поочередно представил хозяйке Ала и Келли.

Мэрлис по-матерински обняла девушку:

— Подумать только, дочь Элмора Игена. Рада познакомиться с тобой, деточка. Мы с твоим отцом были старыми друзьями.

— Я знаю, — сказала Келли. — Он часто рассказывал мне о вас.

— Заходите в дом. Надеюсь, вы не откажетесь позавтракать.

— Мы не ели с Вашингтона, — честно признался Питт.

— Яйца, бекон и оладьи будут готовы через двадцать минут. Если вы не очень устали, можете прогуляться или искупаться в озере.

— Вы работаете на ферме одна? — спросила Келли.

— О нет. У меня заключено соглашение с соседом. Он выплачивает мне проценты с выручки за проданные сельскохозяйственные культуры. Впрочем, цены сейчас настолько низкие, что о них не стоит и говорить.

— Если судить по сохранившимся строениям, на ферме не так давно выращивали молочный скот?

— Вы очень наблюдательны, мистер Питт. Действительно, мой покойный муж был потомственным скотоводом. Надо полагать, вам приходилось жить в сельской местности.

— Да, как-то раз я провел лето на ферме дяди в Айове. Не скажу, что я стал экспертом по сельскому хозяйству, но кой-какие навыки у меня сохранились.

— Ладно, ступайте прогуляйтесь, — рассмеялась Мэрлис. — Я дам вам знать, когда кофе будет готов.

Питт, Джордино и Келли спустились по тропинке к озеру, где взяли одну из лодок, которые Мэрлис сдавала в наем приезжим рыбакам, и выгребли на середину озера. Не успели они вернуться к берегу, как со стороны дома до них донесся голос Мэрлис. Когда они собрались за столом в аккуратно прибранной кухне, Келли от лица своих спутников поблагодарила хозяйку:

— Вы очень добры, миссис Кайзер.

— Просто Мэрлис. Я же старый друг вашей семьи.

За завтраком завязалась общая беседа. Темы были самые разные, от погоды и рыбной ловли до тяжелого экономического положения, в котором оказалось большинство фермерских хозяйств по всей стране. Только после того как при активной помощи Джордино вся посуда была перемыта и расставлена по местам, разговор перешел на рунические камни.

— Отец никогда не объяснял нам причину своего интереса к руническим надписям, — начала Келли, — да и мы не слишком задумывались над этим. Мы с мамой всегда сопровождали его в поездках, но нас больше привлекала сама походная жизнь, чем его находки.

— Лаборатория доктора Игена полна книг о викингах, — добавил Питт, — но, несмотря на все наши усилия, мы не обнаружили ни его дневников, ни каких-либо записей, имеющих отношение к его находкам.

— Правильнее говорить о древних скандинавах, а не о викингах, — уточнила Мэрлис. — Викингами называли морских разбойников раннего Средневековья, бесстрашных и могучих воинов. Позднее их окрестили пиратами или флибустьерами. Начало эпохи викингов принято отсчитывать с 793 года, когда они разграбили монастырь Линдисфарн в Англии. Они, как призраки, появлялись с севера, грабя и опустошая побережья Англии и Шотландии, пока Вильгельм Завоеватель не положил этому конец. Викинги наводили ужас на жителей прибрежных областей Европы и Средиземноморья. Однако период их могущества оказался коротким. К 1450 году последние из них покинули Гренландию.

— А какие гипотезы выдвигают по поводу камней с руническими надписями на Среднем западе США? — поинтересовался Джордино.

— Скандинавские саги рассказывают о мореходах, обитателях Исландии и Гренландии, пытавшихся колонизировать северо-восточное побережье Америки между 1000 и 1015 годами. Можно предполагать, что они неоднократно направляли поисковые партии и во внутренние области американского континента. Но надписи оставляли не только скандинавы Старого Света. Задолго до Лейфа Эриксона и Христофора Колумба древние мореходы пересекали Атлантику и исследовали берега Нового Света.

— Нас интересуют конкретно те камни, которые покойный доктор Иген нашел и изучил пятнадцать лет назад, — сказал Питт.

Несколько секунд Мэрлис, собираясь с мыслями, сосредоточенно изучала потолок комнаты.

— Насколько я помню, доктор Иген изучал серию из тридцати пяти камней с руническими надписями, в которых рассказывалось о скандинавах, проникших во внутренние области Среднего запада в 1035 году. Он был одержим идеей что расшифровка этих надписей поможет ему найти некую пещеру. Что это за пещера и где она находится, я не знаю.

— У вас сохранились какие-нибудь записи, касающиеся его находок?

Мэрлис довольно улыбнулась:

— Вам повезло. Пойдемте в офис, он у меня в старом амбаре, и я попробую разыскать их.

* * *

Строение, прежде служившее укрытием для скота, стараниями Мэрлис было переоборудовано в просторный офис. Исчезли стойла, сеновал и многое другое. Книжные полки занимали добрую половину помещения. Посредине поместился огромный стол с двумя компьютерами, служивший рабочим местом хозяйки фермы. Поверхность стола была завалена фотографиями, книгами и папками с документами. Позади него находился монитор для просмотра видеопленок и дисков. На деревянном полу, оставшемся с прежних времен, еще сохранились выбоины от копыт.

У одной из стен огромной комнаты размещались древние находки доколумбова периода истории континента: керамические сосуды, стилизованные фигурки людей и животных. Около сотни предметов меньшего размера находились в большой стеклянной витрине. Особое впечатление на Питта произвели несколько масок из камня, очень похожие на те, что ему довелось видеть в музее древнегреческого искусства в Афинах. Не менее интересными оказались и изображения бородатых мужчин, весьма любопытный феномен, если учесть, что древние обитатели Америки почти не имели растительности на лицах.

— Все они были найдены на территории США? — спросил он.

— Чуть ли не во всех штатах — от Колорадо до Джорджии. В равной степени это относится к инструментам, монетам и оружию.

— Вы владеете удивительной коллекцией.

— Когда я умру, все это перейдет музеям и университетским архивам.

— Просто удивительно, сколько представителей самых разных народов прошли по этому пути, — сказала Келли.

— Наши далекие предки мало чем уступали нам в своем стремлении познать неведомый мир.

Мэрлис указала на стулья, стоявшие по углам комнаты.

— Устраивайтесь поудобнее, пока я буду искать записи, имеющие отношение к вашему отцу.

Ей понадобилось всего около минуты на то, чтобы найти и снять с полки две объемистых папки. В одной из них хранились фотографии каменных плит, в другой — их описания и переводы самих надписей.

Она наугад выбрала из папки несколько фотографий.

— На этой, к примеру, — она указала на одну из фотографий, — изображен камень, найденный в 1933 году на другом берегу нашего озера. Прежде чем приступить к фотографированию, я обычно натираю поверхность камня порошком талька или мела. Но в отдельных случаях, чаще всего когда надпись представляет особый интерес или плохо сохранилась, я делаю с нее отпечаток и переношу в лабораторию, где подвергаю дальнейшей обработке. Таким способом мне иногда удается обнаружить надписи, не видимые невооруженным глазом.

Питт некоторое время рассматривал лежащие перед ним фотографии.

— Только немногие письмена напоминают буквы латинского алфавита, — заметил он.

— Классические руны представляют собой комбинации древнего германского алфавита Фуварк и более позднего скандинавского Фуворк, — пояснила Мэрлис. — В первом из них используются двадцать четыре руны, или буквы, во втором — только шестнадцать. Происхождение рунического алфавита теряется в глубине веков. Действительно, некоторые из них похожи на буквы древнегреческого и латинского алфавита, но большинство специалистов склоняются ктому, что базой известных нам рун стал их древнегерманский вариант, возникший еще в первом столетии. В третьем веке с известными изменениями и дополнениями он получил распространение на территории скандинавских стран.

— Каким образом можно судить о подлинности надписи? — спросил скептически настроенный Джордино.

— Обычно мы используем комплексный подход, — объяснила Мэрлис. — Во-первых, это чисто технические методы. Например, полицейские эксперты изучили несколько подобных камней и пришли к заключению, что все надписи на них были сделаны одной рукой. Во-вторых, кому может прийти в голову проехать тысячи миль по всей стране, чтобы высечь на камнях фальшивые надписи? Задача, прямо скажем, неблагодарная: дело весьма трудоемкое и требует глубокого знания языка древних викингов. В-третьих, тот же камень, согласно данным местных историков, был найден еще индейцами оджибуэями, которые и сообщили о нем первым поселенцам в 1820 году. Затем о нем стало известно французским охотникам, промышлявшим пушного зверя в этих краях. Сомнительно, что кто-то еще мог высечь эту надпись на камне до того, как этот край был освоен европейцами. И наконец о возрасте надписи можно судить по степени выветривания поверхности плиты. Степень выветривания наряду с твердостью самого камня позволяет судить о возрасте надписи. Предположительно она была сделана между 1000 и 1050 годами, что со всех точек зрения представляется наиболее приемлемым.

— Какие-нибудь древние предметы были найдены поблизости от камня? — поинтересовался Джордино.

— Нет, что, впрочем, и неудивительно, принимая во внимание возраст надписи.

— Ну а теперь главный вопрос, — объявил итальянец. — Что написано на этом камне?

Мэрлис взяла с полки диск и вставила его в терминал.

— Основная трудность в том, что никто, включая и самых авторитетных специалистов, не в состоянии точно перевести рунические письмена, — пояснила она. — В этом отношении нашему камню повезло чуть больше других. Надеюсь, мое толкование текста не разочарует вас. «Магнус Сигватсон прошел этим путем в 1035 году и объявил земли, расположенные по обоим берегам реки, собственностью своего брата Бьорна Сигватсона, главы племени. Хелган Сиггтрайг пал от руки скрелингов».

— Слово «скрелинги» трактуется обычно как варвары, язычники или туземцы. Надо полагать, что упоминающийся в надписи Сиггтрайг погиб в одной из стычек с местными индейцами, предками современных сиу или оджибуэев.

— Магнус Сигватсон, — повторил Питт, стараясь по возможности отчетливо артикулировать, — брат Бьорна.

— В одной из саг упоминается, что Бьорн Сигватсон со своими людьми на нескольких кораблях покинул Гренландию и направился на запад в поисках новых земель. В более поздней саге вскользь упоминается, что Бьорн и его спутники погибли и больше их никто не видел.

— А что написано на остальных тридцати четырех плитах? — спросил Питт.

— Большинство из них — просто межевые камни. Судя по всему, этот Магнус был весьма амбициозный человек. Во всяком случае, земли, на которые он претендовал от имени своего брата, составляют что-то около четверти современной территории США.

Мэрлис переключила монитор, и на его экране появилось изображение другой надписи.

«Магнус Сигватсон в этом месте сошел на берег».

— Где был найден этот камень? — спросил Джордино.

— Барк Пойнт, небольшой полуостров в заливе Сискьют Бэй.

Питт и Джордино обменялись недоуменными взглядами.

— Простите, но мы плохо знакомы с местными названиями, — пояснил Питт.

— Простите и вы меня, — улыбнулась Мэрлис. — Сискьют Бэй находится на озере Верхнее в штате Висконсин.

— А где были найдены остальные камни? — поинтересовалась Келли.

— Первый, он же и последний был найден у Краун Пойнт, близ южной оконечности озера Шамплейн. — Она помедлила секунду и добавила: — Это в северной части штата Нью-Йорк.

— Это я как раз знаю, — рассмеялся Питт.

— Далее, — продолжала Мэрлис, — три камня были обнаружены в районе Великих озер, из чего можно сделать вывод, что Сигватсон и его спутники двигались на север, пока не достигли Сискьют Бэй. Далее, от верховьев реки Миссисипи и по ее течению они спустились к югу.

— Озеро Бертрам расположено в стороне от реки, — возразила Келли.

— Да, — согласилась Мэрлис, — но всего в двух милях от ее русла. По-видимому, время от времени они совершали короткие поисковые маршруты в стороны ради лучшего ознакомления с землями по обоим берегам реки.

— И как далеко, по вашему мнению, им удалось продвинуться на юг? — спросил Джордино.

— Несколько камней были найдены на территориях штатов Айова, Миссури, Арканзас и Канзас. Самый южный из камней был обнаружен в Колорадо. Здесь, по-видимому, они повернули назад, к Миссури, где оставили лодки. На одном из камней, найденном на западном берегу реки, имеется соответствующая надпись.

«Первый, он же и последний камень. Здесь мы оставили наши драккары под охраной Олафсона и Тайггвасона».

— От этой точки они, скорее всего, двинулись вверх по Огайо к озеру Эри, а затем и к озеру Шамплейн.

Келли недоуменно подняла брови:

— Мне не совсем ясно, что имеется в виду под термином:

«первый, он же и последний камень»?

— Мы полагаем, что камень на озере Шамплейн был первым из целой серии ему подобных, на котором надпись была высечена в самом начале экспедиции. Возможно, существовали и другие, но они так и не были найдены. Когда викинги вернулись на старое место год спустя, кто-то из них сделал на том же камне новую запись.

— Мы можем их увидеть? — спросил Питт.

Мэрлис нажала несколько клавиш на панели, и на экране монитора появилось изображение камня. Он находился в глубоком овраге и, судя по соотношению с ростом человека, сидевшего рядом, был около десяти футов высоты.

Над самой надписью имелось изображение корабля викингов с веслами, парусом и рядом щитов, висевших по его бортам.

— С этой надписью нам пришлось повозиться, — призналась Мэрлис. — Специалисты так и не пришли к единому мнению по поводу ее истолкования, поэтому я ограничусь наиболее приемлемым с моей точки зрения вариантом.

«После шести дней пути вверх по фьорду от поселения, где остались наши семьи, Магнус Сигватсон и сто его товарищей отдыхали на этом месте и объявили все земли в пределах видимости собственностью нашего племени от имени нашего вождя Бьорна Сигватсона. Эта земля больше всех, которые мы знаем. Она даже больше нашего дорогого отечества. У нас есть все необходимое для дальнейшего путешествия, и все наши пять кораблей находятся в хорошем состоянии. Мы вернемся обратно через несколько месяцев. Да хранит нас Один от коварства скрелингов».

— Впрочем, как я уже вас предупреждала, это весьма приблизительный перевод и, возможно, в нем упущены некоторые особенности оригинала. Вторая надпись читается следующим образом:

«Пятнадцать месяцев спустя после того, как мы оставили наши семьи, мы вернулись на это место. Теперь нам остается всего несколько дней плавания вниз по фьорду до того момента, когда мы достигнем пещеры под высокими утесами и нашего дома. Из ста человек осталось девяносто пять. Мы славим Одина, позаботившегося о нас. Земля, которую я объявил собственностью моего брата, еще больше, чем мы думали. Мы нашли настоящий рай. Магнус Сигватсон».

— Ниже имеется дата — 1036 год.

— Шесть дней плавания вниз по фьорду, — повторил Питт задумчиво. — Из этого следует, что поселение древних скандинавов находилось на территории США.

— Омо было найдено? — спросил Джордино.

Мэрлис покачала головой:

— До нашего времени археологи не нашли ни одного поселения викингов южнее Ньюфаундленда.

— Но должно же существовать хоть какое-то объяснение, почему от него не осталось никаких следов.

— Существует старая индейская легенда о великой битве со странными дикими людьми с длинными волосами и блестящими головами.

— Блестящими головами? — переспросила удивленно Келли.

— Индейцы подразумевали металлические шлемы викингов, — объяснил Питт, улыбаясь.

— И все-таки очень странно, что не сохранилось никаких следов этого поселения, — упрямо повторила Келли.

— Твой отец знал, где оно находилось.

— Почему ты так уверен в этом?

— Что еще могло побудить его с таким фанатизмом искать камни с руническими знаками? На мой взгляд, он искал пещеру, упомянутую в последней надписи. Когда он нашел ее, он потерял интерес к дальнейшей работе.

— Без его записей у нас нет ни малейшего шанса отыскать эти сведения, — заявил Джордино.

Питт снова повернулся к Мэрлис.

— У вас не сохранилось каких-нибудь бумаг или писем доктора Игена, которые могли бы дать ключ к решению этой загадки? — спросил он.

— Он не любил писать письма. Хорошо, если у меня сохранился хотя бы клочок бумаги с его подписью. Единственным средством общения для нас оставался телефон.

— Узнаю отца, — пробормотала Келли.

— Ничего удивительного, что он избегал писать на эту тему, — заметил Джордино, — учитывая его отношения с корпорацией «Цербер».

Питт задумался на минуту, затем неожиданно обратился к Келли:

— Вы и Джош говорили, что обыскали ферму в поисках секретной лаборатории вашего отца, но результата не добились.

Келли кивнула:

— Мы обыскали каждый квадратный дюйм нашей земли, да и территории соседей, но не нашли ничего.

— Вы осмотрели обрыв, выходящий на реку?

— Это было одно из первых мест, которые мы осмотрели. У нас имелось кое-какое альпинистское снаряжение, и мы даже вскарабкались на утесы над обрывом. Там нет ничего, ни пещеры, ни подозрительных тропинок.

— Но если единственное упоминание о пещере имеется только на первом камне, какого черта ему понадобилось колесить по всей стране в поисках новых надписей, которые не имели никакого отношения к интересующему его предмету?

— Он не знал об этом, когда начинал поиски, — пояснил Питт. — Должно быть, он рассчитывал, что из других надписей получит новые сведения. Но его поиски, скорее всего, ни к чему не привели, и он вернулся к первому камню.

— Но что вообще побудило его начать эти исследования? — спросил Джордино.

Вместо ответа девушка только пожала плечами:

— Не знаю. Он никогда не говорил ни мне, ни матери, что он ищет.

— Пещеру среди высоких утесов, — произнес медленно Питт.

— Думаешь, он искал именно ее?

— Я уверен в этом, — подтвердил Питт.

— И ты считаешь, что он нашел ее?

— Я уверен в этом, — повторил Питт.

— Но там нет никакой пещеры, — стояла на своем Келли.

— Возможно, вы искали ее не там, где надо. Но если мы все-таки найдем ее, мы получим ключ ко многим загадкам, включая и тайну последнего проекта твоего отца.

— У вас есть возможность несколько сузить поле ваших поисков, — сказала Мэрлис.

— Что вы имеете в виду?

— Я думаю, вам будет полезно проконсультироваться с доктором Джерри Уансдеем.

— Кто он такой?

— Крупнейший специалист по индейским племенам, некогда обитавшим в долине Гудзона. Не исключено, что ему что-нибудь известно об их контактах с викингами.

— Где мы можем найти его?

— Колледж Мэримаунт в городке Территаун в штате Нью-Йорк. Доктор Уансдей занимает там должность профессора на кафедре истории культуры.

— Я знаю Мэримаунт, — восторженно объявила Келли. — Католический женский колледж находится как раз напротив фермы моего отца, на другом берегу реки.

— Что скажешь? — спросил Питт напарника.

— Когда речь идет о поисках исторических реликвий, никакие дополнительные сведения не бывают лишними.

— Я всегда говорил то же самое.

— А я и не претендую на авторство этой сентенции.

На прощание Питт крепко пожал руку Мэрлис:

— Большое спасибо, доктор, и за ваше гостеприимство, и за массу полезных сведений.

— Это я должна благодарить вас. Теперь моим соседям будет о чем поговорить.

Она стояла и, прикрыв глаза ладонью, наблюдала, как вертолет взмыл к безоблачному небу и взял курс на северо-восток. Затем ее мысли вернулись к Элмору Игену. Она подумала, что он был очень милым, хотя и эксцентричным человеком. Ей хотелось надеяться, что сообщенные ею сведения вместе с советами доктора Уансдея окажутся полезными для ее недавних гостей.

40

Два запыленных вездехода двигались по частной дороге к дому, принадлежащему корпорации «Цербер» близ озера Тохоно. Люди, сидевшие в салонах, были хорошо знакомы друг с другом. Самый молодой из них входил в Совет директоров более восьми лет. Судя по их поведению и внешнему виду, можно было подумать, что компания горожан решила отправиться на воскресную рыбалку. Впрочем, из редких встречных об этом мало кто задумывался. Машины принадлежали к широко распространенным моделям, а их пассажиры ничем не отличались от сотен своих сограждан, решивших провести уик-энд за городом.

Они прибыли к месту назначения с пятнадцатиминутным интервалом и вошли в дом, неся с собой удочки и рыболовные снасти. Но никто из них не бросил даже взгляда на лодки, стоявшие у причала. Цель, ради которой они сюда приехали, не имела ничего общего с рыбалкой.

Спустя несколько минут, миновав парадный холл с высоким потолком и огромным камином, предназначенный для торжественных мероприятий, они уединились в просторной полуподвальной комнате. Массивная стальная дверь отделяла ее от подземного туннеля, ведущего в чащу леса. Отсюда тропа вела к площадке, где в случае необходимости в считанные минуты мог приземлиться вертолет, вызванный по радиотелефону.

Шесть мужчин и две женщины сидели вокруг стола. В председательском кресле, несколько в стороне от остальных участников конференции, сидел седьмой мужчина — Кертис Мерлин Зейл собственной персоной. Он передал остальным несколько папок и теперь ждал, пока они ознакомятся с их содержимым.

— Постарайтесь точнее запомнить прочитанное, — предупредил он. — Завтра вечером, когда мы покинем это место, все бумаги будут уничтожены.

Это было одним из основных правил, которого неуклонно придерживались все руководители крупнейшего в Северном полушарии нефтяного альянса при планировании своей стратегии на ближайшие месяцы. Официально эти люди не имели никакого отношения ни к Кертису Мерлину Зейлу, ни к созданной им империи. Подобная концентрация важнейшей отрасли промышленности в одних руках еще не имела аналогов в истории страны.

Нефтяные магнаты сделали миллиарды долларов на своем альянсе с корпорацией «Цербер», и никто из них не собирался открывать правоохранительным органам истинный источник этих доходов. Корпорация железной рукой подавляла любую попытку вмешательства правительственных структур в ее дела, не останавливаясь перед самыми крайними мерами. Единственной реальной угрозой для интересов компании оставалось теоретически возможное предательство одного из высших представителей ее руководства, но и она была весьма маловероятна. Все эти люди отдавали себе отчет в том, что в случае их измены они сами или члены их семей тут же бесследно исчезнут или погибнут в одном из заурядных транспортных происшествий.

Риск был велик, но размеры ожидаемой прибыли помогали преодолеть страх за свое будущее. Счет шел уже не на миллиарды, а на триллионы долларов. Помимо денег была еще власть, которой они теперь обладали, взяв под свой почти полный контроль законодательную власть и администрацию правительства США.

— Вам известен в общих чертах прогноз на ближайшее будущее, — начал Зейл, открывая заседание. — Должен предупредить, что предложенные вашему вниманию цифры отражают реальное положение вещей, какими бы неправдоподобными они ни казались на первый взгляд. Поэтому я считаю своим долгом коротко ввести вас в суть проблемы.

— Между 1975 и 2000 годами население планеты выросло на 50 процентов. В той же пропорции возрос спрос на сырую нефть. К 2010 году добыча нефти должна достичь своего пика. Всего семь лет отделяют нас от этой даты. С этого времени и вплоть до 2050 года добыча нефти начнет постепенно уменьшаться по сравнению с ее уровнем, достигнутым на сегодняшний день.

Сорокашестилетний Рик Шерман, глава «Зенна Ойл», третьей по величине нефтедобывающей компании США, похожий скорее на школьного учителя, чем на преуспевающего бизнесмена и одного из богатейших людей североамериканского континента, бросил проницательный взгляд на председателя сквозь толстые стекла очков.

— Статистика вещь не всегда надежная, — предупредил он. — Постоянная нехватка нефти ощущается уже в течение десяти лет, намного раньше обещанного нам срока. Спрос давно превышает предложение, а добыча нефти фактически топчется на месте.

— Если перспективы увеличения добычи нефти представляются весьма неясными, — добавил Хесус Моралес, исполнительный директор компании «Калтекс Ойл», — то первые признаки грядущего спада мировой экономики ощущаются уже сегодня. Последствия известны: рост цен, гиперинфляция, а возможно, и введение нормирования потребления основных нефтепродуктов. Во что тогда нам обойдется транспортировка нефти, я боюсь даже подумать.

— Я согласна с предыдущими ораторами, — заявила Салли Морз, протирая линзы очков. Глава компании «Юкон Ойл», крупнейшей нефтедобывающей компании Канады, она последней из присутствующих, всего пять лет назад, присоединилась к секретной организации, но первой из ее членов начала сомневаться в разумности шага.

— В ближайшее время не ожидается открытия новых крупных нефтедобывающих площадей. Начиная с 1980 года, несмотря на все оптимистические прогнозы геологов, вновь открытые месторождения производят всего около десяти миллионов баррелей нефти в год. По оценкам специалистов, уже известные месторождения нефти содержат около 94 процентов мировых запасов этого сырья. По мере их истощения цены на нефть и газ возрастут в десятки и более раз.

— Хуже всего, — заметил Зейл, — что потребление нефти в несколько раз превышает прирост существующих запасов.

— И ситуация с каждым днем все ухудшается, — заключил Моралес.

Зейл кивнул:

— По этой причине мы и заключили наш альянс. С ростом промышленного, производства в Китае и в Индии, требующего все больше энергоносителей, в ближайшее время Европа и США будут втянуты в экономическую войну за право диктовать цены на нефть.

— Что пойдет только на пользу странам ОПЕК, — желчно добавил Шерман. — Уж они-то приложат все усилия, чтобы с наибольшей выгодой для себя использовать создавшуюся ситуацию.

— Не стоит сгущать краски, — сказал примирительно Зейл. — Объединив наши ресурсы на территории Северной Америки, мы сами сможем диктовать условия и цены потребителю. Мы сможем даже удвоить добычу за счет бурения новых скважин в тех местах, которые прежде были недоступны для нас из-за существующих законов по защите окружающей среды. Новые трубопроводы избавят нас от расходов на транспортировку нефти. Если наши планы осуществятся, вся нефть и весь газ, которые будут продаваться на североамериканском континенте, будут производиться исключительно в США и Канаде. Проще говоря, мы почти вдвое увеличим наши доходы.

— Страны ОПЕК никогда не примирятся с этим, — вступил в разговор Гуннар Мачовски, высокий старик с огромным животом и венчиком седых волос вокруг лысого черепа. Он начинал как простой буровик и объявлял себя банкротом не меньше пяти раз, пока не наткнулся на огромный резервуар нефти в центре Невады. Сейчас он был единственным владельцем компании «Гуннар Ойл», приносившей ему солидный и стабильный доход.

— Держу пари, они используют все имеющиеся в их распоряжении средства, чтобы провалить нашу программу.

Зейл ухмыльнулся:

— Нисколько не сомневаюсь в этом, если мы используем лишь традиционные методы конкуренции. В этом случае они, без сомнения, пустят нас по миру. Наша задача — сделать их продукцию настолько непопулярной у наших сограждан, что законодателям не останется ничего другого, как наложить эмбарго на нефть, произведенную за пределами США.

— Сколько законодателей сегодня у нас в кармане? — поинтересовался Гай Круз, генеральный директор компании «Эврика», специализирующейся на добычи нефти с морского дна.

Зейл повернулся к Сандре Дилейдж, главному администратору картеля, пепельной блондинке с выразительными формами и огромными фиалковыми глазами. Впрочем, внешний вид был не более чем ширмой, скрывающей острый ум и выдающиеся организаторские способности. Именно за эти свои качества она пользовалась глубоким уважением у всех без исключения людей, сидевших в данный момент в конференц-зале.

Сандре потребовалось несколько секунд для ответа.

— По данным на вчерашний день, мы можем рассчитывать на голоса тридцати девяти сенаторов и ста десяти членов Конгресса, — сообщила она.

Круз улыбнулся:

— Похоже, мы не зря тратили наши деньги. Это даже больше, чем мы могли рассчитывать.

— По моему мнению, и Белый дом готов прислушаться к нашим рекомендациям.

— Остаются зеленые и те конгрессмены и сенаторы, которые постараются сохранить лицо, — пробормотал сердито Мачовски.

Зейл откинулся на спинку кресла и беспечно помахал в воздухе рукой с зажатым в ней карандашом.

— Их протестов никто не услышит за тем воплем, который поднимут обыватели, когда высокие цены на нефтепродукты напрямую затронут их доходы. Мы уже готовы приступить к разработке законсервированных нефтяных месторождений от Аляски до Флориды, несмотря на все протесты защитников окружающей среды. Правительствам США и Канады не останется ничего другого, кроме как позволить нашим специалистам начать разведку перспективных территорий.

— Пусть правительство само заботится о себе после того, как откроет доступ к стратегическим запасам нефти. Ручаюсь, они станут как шелковые, когда выяснится, что всех их запасов едва хватит на то, чтобы обеспечить потребности страны на срок чуть больше трех недель.

Презрительная усмешка появилась на лице Мачовски.

— Забавная политическая шутка. Наши очистные сооружения и без того работают на полную мощность. Пусть доверчивая публика думает, что правительство печется только об их интересах.

— Сами того не ведая, они прямиком плывут к нам руки, — одобрительно кивнула головой Салли Морз.

Сэм Райли, председатель Совета директоров компании «Пайонир», владеющей крупными нефтяными месторождениями на Среднем западе, в первый раз подал голос:

— Думаю, лучше и быть не может.

— Да, — согласился Зейл, — удача и трезвый расчет на нашей стороне.

Он повернулся в сторону Дэна Гудмана из «Дайвёрсифайд Ойл Рисёрсис»:

— Каковы последние сообщения относительно наших поисковых работ в западном Колорадо?

Бывший армейский генерал, а ныне глава отдела поисковых работ, Гудман был лет на десять старше всех, собравшихся за столом. Он весил более двухсот пятидесяти фунтов, но все еще находился в приличной физической форме и обладал своеобразным чувством юмора.

— Поисковые работы вступят в решающую фазу примерно через неделю. Все системы тщательно проверены и готовы принять первую нефть. Берусь утверждать, что в ближайшее время в нашем распоряжении окажется новый крупный источник нефти, природного газа и твердого топлива.

— Каковы общие запасы месторождения? — спросил Круз.

— Два триллиона баррелей.

— Будьте добры, еще раз повторите общую цифру.

— Два триллиона баррелей нефти и горючих сланцев. Спешу добавить, что реальные запасы нефти могут оказаться значительно больше.

— Мой бог, — пробормотал Шерман, — все равно это намного ниже оценок правительственных экспертов.

— Наши цифры были слегка скорректированы, — пояснил Гудман со слабой улыбкой.

Райли рассмеялся:

— Если вам удастся сбить цену на нефть ниже пятидесяти долларов за баррель, вы пустите нас по миру.

— Если это и произойдет, то не слишком скоро. В данный момент, по тем же оценкам, она может составить около шестидесяти долларов за баррель.

Моралес заложил руки за голову и, покачиваясь на стуле, заметил:

— Итак, нам остается только завершить подготовку системы нефтепроводов.

Зейл кивнул Сандре Дилейдж, и на экране монитора появилась карта Аляски, Канады и сорока восьми южных штатов, на которой были нанесены основные линии трубопроводов, принадлежащих корпорации «Цербер».

— Леди и джентльмены, перед вами наша система транспортировки нефти. Ее общая протяженность — тридцать семь тысяч миль подземных нефтепроводов. Недавно построенный трубопровод, проложенный по территориям штатов Небраска, Вайоминг, Канзас и Дакота, вступит в строй в конце текущего месяца.

— Наша идея проложить нефтепровод под землей полностью себя оправдала, — заметил Райли. — У зеленых выбит из рук их основной козырь.

— Благодаря новым экскаваторам, разработанным нашими инженерами, производительность команды трубоукладчиков составляла в среднем около десяти миль в сутки.

— Да, идея оказалась продуктивной, — поддержал его Хесус Моралес. — Мы сэкономили немало денег, арендовав полосу отчуждения и проложив наш трубопровод вдоль железнодорожных путей.

— По самым скромным подсчетам, несколько миллиардов, — согласился Зейл, — не говоря уже о том, что мы надолго избавились от неприятностей с местными властями и федеральным правительством и получили возможность напрямую поставлять нефть во все крупнейшие города страны.

— Просто чудо, как нам удалось избежать внимания Министерства юстиции, — заметила Салли Морз.

— Наши люди неплохо поработали, — объяснил Зейл, не скрывая своего удовлетворения. — Им удалось нейтрализовать все попытки поднять этот вопрос. Он отложен до дальнейшего изучения.

— Насколько мне известно, — вступил в разговор Гай Круз, — комитет Конгресса под председательством Лорен Смит приступил к расследованию деятельности корпорации «Цербер».

— Расследование Смит обречено на провал, — твердо заявил Зейл.

— Почему вы так уверены в этом? — спросила Морз. — Лорен Смит принадлежит к тем членам Конгресса, которые, безусловно, настроены против нас.

Зейл поднял на нее холодный взгляд:

— Мы позаботимся об этом.

— Тем же способом, что с «Изумрудным дельфином» и «Золотым марлином»? — саркастически проворчал Мачовски.

— Цель оправдывает средства, — рявкнул Зейл. — Нашей задачей было скомпрометировать саму идею двигателя Игена, и она достигнута. Теперь, когда Иген мертв, нам остается заполучить формулу его супермасла. Этот вопрос должен решиться в течение нескольких дней. Когда шумиха вокруг его имени немного уляжется, мы сами сможем производить и продавать его двигатели. И тогда мы станем монополистами на рынке горючего.

— Вы можете поручиться, что НУМА не создаст нам новых осложнений? — спросил Шерман.

— Неприятности с Агентством носили временный характер. У них нет юридического права вмешиваться в наши дела.

— Налет на их научно-исследовательское судно и захват его команды трудно назвать мудрым решением, — заметил Райли.

— Это была вынужденная мера. Обстоятельства обернулись против нас. Но это уже история. Могу заверить, что у властей нет оснований связывать этот досадный инцидент с корпорацией.

Дэн Гудман поднял руку, прося слова:

— Я считаю, что ваша компания против потребления зарубежной нефти была своевременна. Десятилетиями никто не задумывался над тем, какую нефть он потребляет. Теперь общественное мнение на нашей стороне, ваши «Гадюки» хорошо поработали, организовав несчастные случаи с танкерами в форте Лодердейл, Ньюпорт Бич, Бостоне и Ванкувере.

Зейл пренебрежительно пожал плечами:

— Это была вынужденная мера. Привлекая на свою сторону общественное мнение, мы способствуем увеличению спроса на отечественное сырье.

— Но неужели монополия стоит жизней десятков, а то и сотен невинных людей? — спросила Салли Морз.

— Мне не нравится термин «монополия», дорогая леди, — остановил ее Зейл. — Давайте лучше говорить о вполне естественном стремлении общества способствовать производству отечественных товаров.

Морз печально покачала головой:

— Мысль о том, что мы, не задумываясь, ради достижения своих целей приносим в жертву жизнь людей, животных, птиц и рыб, не дает мне покоя.

— Мы живем в жестокое время, Салли, — попытался успокоить ее Зейл. — Фактически мы находимся в состоянии экономической войны с нашими конкурентами. Война не обходится без жертв. Пусть мы не используем армии, танки, субмарины и атомные бомбы, но это — война, и мы обязаны ее выиграть. В ближайшее время мы укрепим наши позиции и сможем диктовать людям, что покупать и сколько платить за покупку. Пришло время, когда на смену политическому руководству должно прийти руководство экономическое. Сейчас нам некогда думать о больной совести. Слишком много поставлено на кон.

— Мир без политиков... — пробормотал Гай Круз задумчиво. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Страна уже на грани массовых выступлений против иностранной нефти, — заявил Шерман. — Нам необходим еще один инцидент, чтобы заставить людей выйти на улицы.

Лицо Зейла скривилось в дьявольской ухмылке.

— Я задумался над этим немного раньше, чем ты, Рик. Нужный нам инцидент произойдет в течение трех дней.

— Еще одно крушение танкера?

— На этот раз кое-что покруче.

— Что же может быть хуже? — недоверчиво спросила Морз.

— Катастрофический выброс нефтяных отбросов в результате взрыва.

— Надеюсь, за пределами наших территориальных вод?

Зейл покачал головой:

— В акватории одного из крупнейших наших портов.

В комнате на минуту наступила мертвая тишина. Наконец руку подняла Сандра Дилейдж:

— Могу я сказать несколько слов?

Зейл молча кивнул.

— В следующее воскресенье, около шестнадцати тридцати, крупнейший суперсовременный нефтеналивной танкер «Тихоокеанская химера» войдет в залив Сан-Франциско. Танкер будет держать курс на Пойнт Сан-Педро Муринг, где он обычно швартуется и разгружается. Но там не остановится. Судно на полной скорости направится к деловой части города, врежется в берег и полностью уничтожит ближайшие здания. Последующий взрыв шестисот двадцати тысяч тонн нефти сметет весь прибрежный район города.

— Мой бог, — простонала Салли Морз, побледнев как смерть. — И сколько же людей погибнет в этой катастрофе!

— Несколько сотен тысяч, вероятно, — фыркнул Круз, — учитывая, что инцидент произойдет в рабочее время.

— Какое это имеет значение, — холодно бросил Зейл. — Чем больше людей погибнет, тем сильнее будет взрыв общественного возмущения. — Наша цель будет достигнута, и результаты не заставят себя ждать. — Он встал. — На этом мы можем завершить сегодняшнюю дискуссию. Завтра утром продолжим обсуждение наших взаимоотношений с правительством и финансирования наших планов на будущий год.

Самые могущественные нефтяные магнаты всего мира молча поднялись из-за стола вслед за ним и проследовали в соседнюю комнату, где для них были готовы коктейли.

Только Салли Морз осталась на месте. Перед ее глазами все еще стояла жуткая картина гибели тысяч людей. Здесь она и приняла решение, которое, как она хорошо понимала, могло стоить ей жизни. Но Салли была не из тех людей, которых даже такая угроза могла заставить изменить свое решение.

* * *

По завершении конференции водитель джипа притормозил перед принадлежавшим ее компании самолетом. Пилот поджидал ее у трапа:

— Готовы лететь, миссис Морз?

— В моих планах произошли изменения. Мне необходимо попасть еще на одну конференцию в Вашингтоне.

— В таком случае я набросаю новое полетное задание, — сказал пилот. — Это не займет много времени. Уже через несколько минут мы будем в воздухе.

Когда Салли опустилась в кожаное кресло у стола с компьютером, несколькими телефонами и факсом, она знала, что уже вступила в лабиринт, из которого не было выхода. На ее долгом жизненном пути еще не встречалось подобных коллизий. Умная и дальновидная женщина, она после смерти мужа успешно вела дела компании, с честью выходя из самых сложных ситуаций, но с подобной проблемой сталкивалась впервые. Она потянулась было к телефону, но тут же отдернула руку, понимая, что ее разговоры, скорее всего, прослушиваются агентами Зейла.

Она попросила стюарда принести ей бокал мартини, сбросила туфли и задумалась над тем, как разрушить коварные замыслы Зейла.

* * *

Пилот огромного «Боинга-727», принадлежавшего корпорации «Цербер», сидел в кабине и читал журнал в ожидании своего работодателя. Сквозь смотровое стекло он мог наблюдать, как самолет «Юкон Ойл» оторвался от взлетной полосы и взял курс на юг.

«Странно, — подумал он. — Пилоту следовало направить лайнер на северо-запад, держа курс на Аляску».

Он поднялся, вышел в салон и остановился перед человеком, который, раскинувшись в кресле, читал «Уолл-Стрит Джорнэл».

— Извините меня, сэр, но, полагаю, я должен вас предупредить, что самолет «Юкон Ойл» взял курс на Вашингтон вместо расчетного пути на Аляску.

Омо Канаи отложил журнал в сторону и улыбнулся.

— Похвальная наблюдательность. Думаю, вы сообщили мне весьма любопытную новость.

41

Городок Территау в штате Нью-Йорк — одно из самых живописных мест исторической части долины реки Гудзон. На трех параллельных улицах расположены многочисленные антикварные магазины, маленькие ресторанчики, специализирующиеся на голландской кухне, и лавочки, торгующие местными сувенирами. Спальный район представлен особняками в готическом стиле и крупными поместьями, сохраняющими свое патриархальное великолепие. Наиболее значимым объектом местного ландшафта является знаменитая Сонная лощина, прославленная бессмертным творением Вашингтона Ирвинга.

Питт мирно посапывал на заднем сиденье арендованного автомобиля, управляемого уверенной рукой Джордино, пока Келли шумно восторгалась красотами местности. Узкая извилистая дорога вела к студенческому кампусу Меримаунт, расположенному на вершинах холмов, нависающих над долиной реки Гудзон.

Джордино не мог отказать себе в удовольствии пожирать глазами сексапильных девиц, заполнявших центральную улицу студенческого городка. Он миновал Батлер-холл, внушительное здание из темно-красного кирпича, увенчанное огромным куполом с золотым крестом, и остановил машину рядом с Джералд-холлом, где на первых двух этажах размещались административные офисы основных факультетов колледжа.

Поднявшись по ступеням, они подошли к столу справок. Молодая блондинка привстала им навстречу.

— Чем могу помочь? — любезно осведомилась она, сопроводив свои слова ослепительной улыбкой.

— У нас назначена встреча с доктором Джерри Уансдеем, профессором антропологического факультета.

— Поднимитесь по левому крылу главной лестницы, затем сверните направо. Антропологический факультет расположен в конце коридора.

— Благодарю вас.

— При виде всех этих пышных блондинок, — пробормотал Джордино, — меня так и подмывает снова заняться высшим образованием.

— Тебе не повезло, — сухо заметил Питт, — не забывай, что это женский колледж. Мужчинам здесь нечего делать.

— Может быть, я смог бы здесь преподавать, — вякнул Джордино с надеждой.

— Тебя бы вытряхнули отсюда раньше чем через неделю за аморальное поведение, — безжалостно заключил Питт.

Очередная молоденькая красотка провела их к кабинету доктора Уансдея. Мужчина, стоявший у полки с книгами, повернулся к ним.

Доктор Уансдей был ненамного выше Джордино, но заметно уже в плечах и талии. Он не носил куртки из твида с кожаными заплатами на локтях и не курил трубки, подобно большинству своих коллег. На нем был тонкий свитер и сапоги для верховой езды. У него было узкое, чисто выбритое лицо с небольшими залысинами, темно-серые глаза и ослепительно белые зубы.

— Насколько я понимаю, — осведомился он, — кто-то из вас звонил мне вчера и договорился о встрече?

— Это был я, — сообщил Питт. — Позвольте представиться. Мисс Келли Иген, Ал Джордино. Мое имя Дирк Питт.

— Располагайтесь поудобнее, господа. Вам повезло. Ближайшие два часа я совершенно свободен. — Он бросил любопытный взгляд в сторону Келли. — Если не ошибаюсь, вашим отцом был доктор Элмор Иген?

— Да, это был мой отец, — подтвердила Келли.

— Я был очень расстроен, услышав о его смерти. Как вы, возможно, знаете, я переписывался с вашим отцом и несколько раз встречался с ним. Он очень интересовался походами викингов 1035 года.

— Да, мой отец посвятил несколько лет жизни поискам и изучению камней с руническими надписями, которые викинги оставили по пути своего следования.

— Доктор Мэрлис Кайзер порекомендовала нам встретиться с вами, — сообщил Питт.

— Удивительная женщина, — улыбнулся Уансдей, усаживаясь за рабочий стол. — Полагаю, Мэрлис уже рассказала вам о том, что, по мнению доктора Игена, викинги, обосновавшиеся на территории, были вырезаны местными индейцами.

Келли кивнула:

— Она рассказывала нам об этом.

Уансдей выдвинул один из ящиков письменного стола и достал из него пачку бумаг.

— Мы очень мало знаем о жизни древних индейцев, обитавших в долине реки Гудзон. Первое упоминание о них содержится в бумагах Джованни да Верразано, датированных 1524 годом. Во время своего исторического плавания вдоль восточного побережья североамериканского континента да Верразано открыл залив Нью-Йорка и провел здесь около двух недель, изучая жизнь и обычаи местных индейцев, о которых оставил весьма примечательные записки. — Уансдей сверился со своими записями и продолжал: — Верразано описывает индейцев как людей с грубыми чертами лица, длинными черными волосами и темными глазами. Они одевались в шкуры лис и оленей, украшенные орнаментом из меди, умели выдалбливать лодки из цельных стволов деревьев и строить хижины. Если не считать этого описания, наши сведения о первых обитателях долины Гудзона очень неполны и не дают материала для серьезных научных обобщений.

— Иными словами, достоверная история американских индейцев начинается в 1524 году, — подвел итог Джордино.

— Письменная история, — поправил его профессор. — Следующим великим мореплавателем, оставившим записи, был Генри Гудзон. Он вошел в гавань Нью-Йорка и направился вверх по реке, которой впоследствии было дано его имя. Ему удалось подняться на десять миль, но дальше река стала непригодной для плавания. По его словам, индейцы, жившие в нижней части долины, были сильными и воинственными людьми. Обитатели верхней части долины были, напротив, дружелюбны и миролюбивы.

— Какое оружие они использовали?

— Главным образом луки и стрелы с наконечниками из камня, хотя умели изготовлять также палицы и томогавки из кремня.

— А что они употребляли в пищу? — поинтересовалась Келли.

— Дичь и рыбу, а также устрицы, которыми были богаты здешние места. Индейцы выращивали маис, тыкву, подсолнечник, бобовые и табак. Для курения использовали трубки из меди, единственного металла, который они умели обрабатывать.

— Похоже, у них была достаточно обеспеченная жизнь.

— Думаю, да. Во всяком случае, ни Гудзон, ни другие первопроходцы не упоминали о случаях голода или недоедания. — Уансдей слабо улыбнулся. — Интересно, что в записях первых мореплавателей ни словом не упоминается институт рабства или скальпирование поверженных врагов. Эти милые привычки они приобрели позднее, после общения с представителями западной цивилизации.

— Имеются какие-либо сведения о более ранних контактах с европейцами? — спросил Питт.

— О некоторых признаках таких контактов действительно сообщали и Генри Гудзон, и другие исследователи. Один из спутников Верразано сообщил, что видел у индейцев изделия из железа, напоминавшие лезвия старых проржавевших ножей. Другой описал железный топор, висевший на стене одной из хижин. Упоминаются и металлические котлы, использовавшиеся для приготовления пищи.

— Шлемы викингов... — задумчиво пробормотал Джордино.

Уансдей улыбнулся и продолжал:

— Первые легенды аборигенов стали известны европейцам не ранее 1613 года, когда голландцы начали осваивать долину Гудзона. Для более тесного общения с индейцами им поневоле пришлось изучить язык аборигенов.

— И о чем же повествовали эти легенды?

— Очень трудно отделить факты от вымыслов, — пожал плечами профессор. — Не забывайте, что легенды передавались из уст в уста на протяжении нескольких столетий. В одной из них рассказывается о свирепых бородатых мужчинах с белой кожей и головными уборами, блестевшими на солнце, построивших поселение где-то в долине. Спустя некоторое время часть из них надолго ушла в глубь страны...

— Магнус Сигватсон и сто его спутников, отправившихся на запад, — прервала его Келли.

— Да, я знаком с руническими надписями, обнаруженными вашим отцом, — подтвердил профессор. — Далее в легенде повествуется о том, что индейцы начали расхищать снаряжение, которое пришельцы привезли из-за океана. Свирепые белые люди с лицами, обросшими волосами — как звали их туземцы, — пытались вернуть свою собственность и отрубали руки пойманным ворам. К несчастью, среди воришек оказался сын вождя одного из племен, населявших долину. Объединенные силы индейцев атаковали поселение чужеземцев и разрушили его, уничтожив всех его обитателей. По одной из версий часть женщин и детей аборигены увели в рабство, но, как я уже говорил, этот обычай появился значительно позднее.

— Надо полагать, Магнус и его спутники испытали сильное потрясение, когда, вернувшись, обнаружили, что их близкие перебиты туземцами.

Уансдей кивнул:

— Об этом мы можем только догадываться. Как бы то ни было, теперь настал их черед. В легенде рассказывается о великой битве между свирепыми белыми людьми с блестящими головами и обитателями долины. Чужеземцы перебили более тысячи индейцев, прежде чем сами полегли на поле боя.

— Не слишком веселая история, — вздохнула Келли.

Уансдей печально развел руками:

— Кто может с уверенностью сказать, где здесь правда а где вымысел?

— Странно, однако, что никаких следов этого поселения так и не было обнаружено, — заметил Питт.

— Согласно той желегенде, разъяренные индейцы дотла сожгли поселение чужеземцев.

— В легенде имеются упоминания о пещере?

— Насколько мне известно, единственное свидетельство о ней содержится в надписи, обнаруженной доктором Игеном.

Питт не сказал ничего, однако само его молчание было достаточно красноречивым.

Уансдей понял намек.

— Тем не менее остаются несколько фактов, не получивших и по сей день разумного объяснения. К примеру, около 1000 года в жизни аборигенов долины произошли значительные изменения. Индейцы, до того времени не проявлявшие интереса к сельскому хозяйству, стали выращивать овощи и другие сельскохозяйственные культуры. Приблизительно в то же время они начали укреплять свои поселения, возводя вокруг них земляные валы и стены из камней и дерева. Наконец, они начали строить большие жилища овальной формы с деревянными платформами вдоль стен для сна, чего никогда не делали прежде.

— Значит, вы допускаете, что викинги научили индейцев всем этим премудростям, а после битвы между белыми и краснокожими индейцы использовали методы чужеземцев на случай возможного повторения вторжения из-за океана?

— Я реалист, мистер Питт, — произнес Уансдей, — и не предполагаю ничего подобного. То, о чем я вам рассказал, всего лишь вольный пересказ преданий местных индейцев. И пока не будут найдены серьезные доказательства, помимо надписей на камнях, в подлинности которых большинство археологов сомневается, все это — только одна из гипотез.

— А я верю, что отец нашел доказательства того, что в долине было поселение древних викингов, — заявила Келли. — Но он умер, прежде чем успел сделать их достоянием научной общественности, а мы не можем найти его заметки по этому поводу.

— Я искренне желаю вам успеха, — сказал доктор Уансдей. — Буду рад, если вам удастся найти эти доказательства. И это будет настоящая революция в истории североамериканского континента.

Питт встал и обменялся сердечным рукопожатием с профессором.

— Благодарю вас, доктор, за полезные сведения и потраченное на нас время.

— Право, не за что, — улыбнулся тот. — Я получил огромное удовольствие от разговора.

— Позвольте задать вам еще один вопрос, профессор.

— Я вас слушаю.

— Известны ли какие-то предметы, имеющие отношения к викингам, помимо тех, что упоминались в сообщениях первооткрывателей?

Уансдей задумался:

— Если мне не изменяет память, в двадцатые годы прошлого века некий фермер сообщил о находке древней якорной цепи, но мне ничего не известно о ее дальнейшей судьбе, как и о том, изучал ли ее кто-нибудь из специалистов.

— Еще раз благодарим вас, профессор.

Попрощавшись с Уансдеем, они покинули его кабинет и направились к автостоянке.

Низкие облака висели над головой, и можно было ожидать дождя с минуты на минуту. Друзья едва успели занять места, как первые капли застучали по крыше машины. Настроение у них было столь же унылым, как свинцовые облака, заволокшие небо.

— И все-таки я верю, что отец нашел это поселение, — твердо заявила Келли.

— Меня мучает другое, — проворчал Джордино, трогая машину с места. — Я не вижу связи между этим поселением и чертовой пещерой.

— Хотя все следы поселения уничтожены, я верю, что пещера все еще существует, — добавил Питт.

— Хотела бы я знать, где она, — пробормотала Келли. — Мы с Джошем так и не нашли ее.

— Индейцы вполне могли завалить вход в пещеру, — предположил Джордино.

— Тогда мы не найдем ее, — мрачно предрекла Келли, глядя в окно на мокрые кроны деревьев, возвышавшихся по обеим сторонам дороги.

— Думаю, для начала следует обследовать берега реки ниже скал, — предложил Питт. — Обнаружить полость под поверхностью земли не так уж и сложно, если использовать современное оборудование. Мы запросим Агентство и сможем начать работы послезавтра.

На этом месте писк телефона прервал дискуссию.

— Джордино... Один момент, адмирал. Он рядом. Передаю трубку.

— Сэндекер, — пояснил он шепотом.

— Да, адмирал, — сказал Питт. Последующие три или четыре минуты он молча слушал. — Да, сэр, — произнес он наконец. — Мы возвращаемся немедленно.

— Он требует прибыть в Вашингтон как можно скорее, — сообщил он, возвращая аппарат Джордино.

— Новая проблема?

— Скорее, чрезвычайная ситуация.

— В чем дело? — спросила Келли.

— Похоже, Кертис Мерлин Зейл и его приятели из «Цербера» собираются устроить еще одну катастрофу, куда более серьезную, чем с «Изумрудным дельфином».

Часть четвертаяУловка

42

8 августа 2003 года

Вашингтон, округ Колумбия

Конгрессмен Лорен Смит чувствовала себя так, будто была привязана к спине дикой лошади, несущейся через раскаленную пустыню. Директорам компании «Цербер» было официально предписано предстать перед членами комитета Конгресса — их обвиняли в совершении нелегальных торговых сделок. Но они все как один дружно проигнорировали это приглашение. Вместо них появилась целая армия адвокатов компании, которые, используя всевозможные уловки, сделали все от них зависящее, чтобы по сути дела сорвать работу комиссии.

— Знакомая тактика бесконечных проволочек, — пробормотала Лорен. — Завтра повторится то же самое, и так может длиться до бесконечности.

Она еще не отошла от гнева и раздражения, когда демократ Леонард Старгис, конгрессмен от штата Северная Дакота, подошел к ней и ободряюще положил ей руку на плечо.

— Не следует отчаиваться, Лорен.

— Мы не слишком продвинулись сегодня, — сказала она с досадой. — За весь день мы не услышали от этой своры ничего, кроме дикого нагромождения лжи.

— Но вы же не можете отрицать, что все, о чем они говорили, имеет под собой совершенно легальную основу.

— Я намерена добиваться того, чтобы Кертис Мерлин Зейл вместе с членами Совета директоров своей компании лично предстали перед членами комитета, а не присылали шайку приспешников, способных только наводить тень на ясный день.

— Не сомневаюсь, что мистер Зейл появится в здании Конгресса в надлежащее время, — заметил Старгис. — Поверьте, это достойнейший человек. Думаю, он произведет на вас самое благоприятное впечатление.

Лорен бросила на коллегу насмешливый взгляд:

— Я уже имела честь встречаться с ним на одном из приемов и составила о нем совершенно иное мнение.

Старгис нахмурился, что было непохоже на него. Он редко появлялся перед членами комитета, как, впрочем, и перед избирателями, без дежурной обаятельной улыбки. Да и в стенах Конгресса он приобрел репутацию великого миротворца. У него было характерное обветренное лицо человека, проведшего большую часть жизни на ферме. Его братья все еще продолжали вести фамильное дело на своем ранчо недалеко от Буффало, в штате Северная Дакота, и он неизменно переизбирался на новый срок, подчеркнуто демонстрируя приверженность традиционному укладу американской сельской жизни. Тем не менее главной причиной его успеха была, как подозревала Лорен, его личная преданность интересам компании «Цербер» и Кертису Мерлину Зейлу.

— Вы встречались с Зейлом? — спросил конгрессмен, не скрывая удивления.

— Ваш так называемый «достойнейший» человек угрожал разделаться со мной, если я не прекращу расследование.

— В это трудно поверить.

— А вы попробуйте, — холодно произнесла Лорен. — Послушайте моего совета, Лео. Держитесь подальше от «Цербера» и его главы. Компания обречена на крах, и ваш Зейл еще легко отделается, если не сядет на скамью подсудимых.

Резко повернувшись, она направилась к двери. Несмотря на неординарность ситуации, Старгис не мог не отметить элегантность твидового костюма коллеги, перехваченного в талии замшевым поясом под цвет ее кожаного портфеля.

Сегодня Лорен решила не возвращаться в офис. Было уже поздно, и она направилась прямо к подземной стоянке для сотрудников Конгресса. Сорок минут спустя она подъехала к своему городскому дому в Александрии. Едва машина остановилась перед воротами гаража, из тени, отбрасываемой домом, выскочила какая-то женщина и бросилась к ней.

— Конгрессвумен Смит, извините мою назойливость, но мне необходимо срочно поговорить с вами.

— Кто вы такая?

— Мое имя Салли Морз. Я президент компании «Юкон Ойл».

Несколько секунд Лорен рассматривала стоявшую перед ней женщину, одетую в грубые хлопчатобумажные брюки и свитер из того же материала. Прямота и искренность ее взгляда вызывали доверие.

— Пройдемте в гараж, — сказала Лорен.

Оставив машину в гараже, она предложила незнакомке подняться в гостиную.

— Пожалуйста, присаживайтесь. Хотите кофе?

— Благодарю вас, но я предпочла бы что-нибудь покрепче.

— Что вы желаете?

— Шотландского виски со льдом.

— А у вас мужской вкус, — невольно улыбнулась Лорен.

Она налила в бокал виски, добавив несколько кубиков льда, и передала его Салли. Для себя открыла бутылку пива и уселась напротив посетительницы.

— Что привело вас ко мне, миссис Морз? — спросила она.

— То обстоятельство, что вы возглавляете комитет Конгресса, расследующий деятельность империи «Цербер» и ее влияние на рынке нефти.

Сердце Лорен забилось быстрее.

— И вы располагаете информацией, которой хотите поделиться со мной?

Салли сделала большой глоток и с трудом перевела дыхание.

— Надеюсь, вы понимаете, что с этого момента моя жизнь в опасности. Моя собственность, скорее всего, будет потеряна для меня, а репутация погублена.

— В таком случае вы на редкость отважная женщина, — заметила Лорен.

Салли печально покачала головой:

— Вряд ли. Мне повезло, что у меня нет семьи, которая также была бы уничтожена бандитами Зейла. Впрочем, эта акция была бы не первой в длинном списке его преступлений.

Содержание адреналина в крови Лорен при первом упоминании фамилии Зейла резко возросло.

— У вас есть доказательства его криминальной активности?

— Начиная с того времени, как он сформировал свой картель и привлек меня, наряду с другими руководителями крупнейших нефтяных компаний, к его деятельности.

— Мне ничего не известно о существовании такого картеля, — пробормотала Лорен, чувствуя, что она наконец-то напала на след.

— Тем не менее, такой картель существует, — сказала Салли. — В планы Зейла входило создание секретного альянса крупнейших национальных нефтяных компаний, он стремился стать абсолютным монополистом на внутреннем рынке и больше не зависеть от поставок иностранной нефти. На первый взгляд цель представляется полезной и благородной. Но, как вскоре выяснилось, планы Зейла шли гораздо дальше намерений просто оградить внутренний рынок от поставок ОПЕК.

— И какова же его истинная цель?

— Подмять под себя правительство США. Диктовать цены на внутреннем рынке. Заставить нацию принять его план — полностью запретить поставки зарубежной нефти и стать единственным ее производителем на североамериканском континенте.

— Я, однако, не вполне представляю, каким образом подобный план может быть проведен в жизнь, — возразила Лорен, не в силах сразу осмыслить весь объем полученной информации. — Каким образом может быть достигнута подобная монополия без открытия новых нефтяных площадей в Северной Америке.

— Для этого необходимо снять все действующие в США и Канаде ограничения на бурение новых скважин и их эксплуатацию на территориях обеих стран и отменить принятые законы об охране окружающей среды. А это требует привлечь на свою сторону путем подкупа и шантажа членов Конгресса и Сената и часть правительственных чиновников. И, что хуже всего, убедить общественность США и Канады организовать публичные выступления, а при необходимости и массовые беспорядки в знак протеста против ввоза иностранной нефти.

— Но это невозможно, — возразила Лорен. — Ни один человек, каким бы могущественным он ни был, не сможет обрести подобную власть вопреки мнению миллионов сограждан.

— Что касается протестов, они уже начались, — заметила Салли, — да и массовые выступления не за горами. Вы лучше поймете меня, когда я расскажу вам о последних планах Зейла. На сегодняшний день в стране осталось слишком мало сил, способных помешать ему достичь абсолютной монополии на энергоносители. Речь идет об организации грандиозной диверсии, призванной окончательно склонить на их сторону общественное мнение.

— Повторяю вам, что подобное в нашей стране невозможно.

Салли мрачно усмехнулась:

— Вы перестанете сомневаться, когда я расскажу вам, каким способом Зейл собирается достигнуть цели. Это будет хладнокровное убийство многих тысяч ни в чем не повинных людей.

— Вы имеете в виду катастрофу, подобную взрывам на «Изумрудном дельфине» и «Золотом марлине»?

Салли на секунду смешалась:

— Вам известно о причастности Зейла к этим трагедиям?

— Раз уж вы были со мной откровенны, я, со своей стороны, могу вам сообщить, что ФБР, работавшее совместно с НУМА, имеет неоспоримые доказательства того, что обе эти катастрофы были не несчастными случаями, а диверсией секретной террористической организации «Цербера», известной под названием «Гадюки». По нашим данным, эти теракты преследовали цель скомпрометировать новые двигатели доктора Элмора Игена, запуск которых в промышленную серию произвел бы настоящую революцию в морском судоходстве. Вместе с новой формулой смазки, разработанной им же, это привело бы к значительному снижению доходов производителей нефти-сырца и владельцев нефтеочистительных заводов.

Настала очередь Салли удивиться.

— Я не знала, что правительственным агентам известно о существовании секретной террористической организации Зейла, — призналась она.

— Ну, это только вопрос времени, — вздохнула Лорен.

— В том-то и дело, что этого времени у нас нет, — сокрушенно развела руками Салли. — Он уже знает обо всем.

— Каким образом? — скептически хмыкнула Лорен. — Расследование производилось в обстановке строжайшей секретности.

— Зейл потратил около пяти миллиардов долларов, чтобы подкупить в Вашингтоне всех, кто хоть каким-то образом способен помочь осуществлению его планов. Более сотни сенаторов и членов Конгресса США, не говоря уж о правительственных чиновниках, включая сотрудников Министерства юстиции, поставляют ему необходимую информацию.

— Вы могли бы назвать их имена? — спросила Лорен.

Вместо ответа Салли достала из сумочки дискету:

— Здесь вы найдете всю информацию. Полный список включает двести одиннадцать имен. Я не знаю, сколько было заплачено каждому из них, когда и в какой форме осуществлялись эти платежи. Дискета была по ошибке послана мне Сандрой Дилейдж, главным администратором картеля. Сделав для себя копию, я вернула дискету Сандре. К счастью, она не подозревает о моем отношении к планам Зейла и тем более ничего не знает о моих намерениях.

— Не могли бы вы назвать мне несколько имен, которые привлекли ваше особое внимание?

— Среди них лидеры большинства обеих палат и трое ведущих чиновников правительства.

— Конгрессмен Леонард Старгис входит в их число?

— Да, его имя я запомнила.

— Я боялась этого, — гневно прошептала Лорен. — А Президент?

Салли покачала головой:

— По моим сведениям, он не имеет никакого отношения к безумным планам Зейла. Разумеется, Президент тоже человек, как и все мы, но он знает достаточно о нефтяных магнатах, чтобы понимать, с кем имеет дело.

Женщины разговаривали почти до трех часов ночи. Лорен пришла в ужас, когда узнала о намерении Зейла взорвать супертанкер с нефтью в гавани Сан-Франциско. Затем они сделали несколько распечаток с дискеты, после чего оригинал вместе с кипой бумаг был спрятан в сейфе Лорен, расположенном под полом ее гаража.

— Вы можете оставаться у меня, — предложила Лорен, — пока мы не найдем для вас более надежного убежища на время проведения официального расследования. Если Зейлу станет известно о вашем намерении разоблачить его, он сделает все возможное, чтобы заставить вас замолчать навсегда. Кстати, его люди уже пытались вырвать у Келли Иген, дочери покойного изобретателя, сведения о том, где спрятана пресловутая формула.

— Им это удалось?

— Нет. Девушку удалось спасти.

— Мне бы хотелось повидать ее.

— Надеюсь, вам это удастся. Одно время она жила у меня, но после того, как Зейлу стало известно об этом, мне пришлось подыскать для нее более надежное убежище.

— Я прилетела в Вашингтон, взяв только косметику, кое-какие драгоценности и пару пижам.

Лорен задумчиво посмотрела на нее:

— Думаю, это не проблема. У нас с вами, похоже, один и тот же размер, и вы сможете воспользоваться моими вещами.

— Я буду по-настоящему счастлива, когда с этим грязным делом будет покончено.

— Вы отдаете себе отчет в том, что вам придется выступить перед членами комитета и другими официальными лицами?

— Я готова пойти на это, невзирая на все возможные последствия.

Лорен порывисто обняла собеседницу за плечи:

— Могу повторить свои слова еще раз: вы на редкость храбрая женщина.

— Увы, это один из немногих моментов в моей жизни, когда сознание общественного долга преобладает над амбициями.

— Я восхищаюсь вами, — произнесла Лорен совершенно искренне.

— Где вы собираетесь спрятать меня завтра?

— Раз уж у Зейла столько осведомителей в Министерстве юстиции, вряд ли стоит доверять вашу жизнь одному из правительственных заведений, — горько улыбнулась Лорен. — Но у меня есть друг, владелец старого ангара, в котором больше систем безопасности, чем в форте Нокс. Его имя Дирк Питт.

— Ему можно доверять?

— Если бы Диоген до сих пор бродил со своим фонарем в поисках честного человека, он закончил бы свой путь у дверей ангара Дирка, — рассмеялась Лорен.

43

Выйдя из самолета в Вашингтоне, Келли в сопровождении друзей проследовала к фургону без опознавательных знаков, который и доставил ее в дом Лорен в Александрии.

Питт и Джордино уселись в уже поджидавший их «линкольн-навигатор» и с удовольствием откинулись на мягких сиденьях, пока шофер вел машину в направлении Лендовера, штат Мэриленд. Двадцать минут спустя водитель затормозил на обширной стоянке у стадиона, принадлежащего футбольной команде «Вашингтон Ред Скинс». К арене примыкали многочисленные рестораны, в которых, к радости местных болельщиков, готовили пищу едва ли не всех стран света. Четыре огромных видеоэкрана и четыре табло обеспечивали запросы многочисленных поклонников национального американского спорта.

Машина проследовал по подземному туннелю на автостоянку для особо важных посетителей, где и была остановлена двумя охранниками в камуфляже. Проверка документов, предусмотрительно оформленных им отделом безопасности НУМА, заняла довольно много времени, после чего им было разрешено проследовать по длинному коридору, проложенному под главной спортивной ареной.

— Четвертая дверь налево, джентльмены, — любезно проинструктировал их один из стражей порядка.

— Тебе не кажется, что это уже перебор? — поинтересовался Джордино.

— Зная адмирала, можно предположить, что у него были основания для этого, — невозмутимо ответил Питт.

Они дошли до указанной им двери и обнаружили здесь еще одного вооруженного стража. На этот раз изучение документов было чисто формальным, после чего им было разрешено проследовать дальше.

— А я-то думал, что холодная война закончилась много лет назад, — пробурчал неисправимый итальянец.

Прошагав еще несколько метров, они оказались в раздевалке для иногородних футбольных команд. Здесь уже собралось целое общество. Прекрасную половину человечества представляли Лорен Смит и Салли Морз. От Агентства присутствовали сам адмирал Сэндекер, Руди Ганн и Хайрем Йегер. Из посторонних Питт узнал адмирала Эймоса Доувера, командующего береговой охраны, капитана Уоррена Гарнета, представителя морских пехотинцев, и капитана третьего ранга Майлса Джейкобса, ветерана спецопераций на море. С каждым из них ему и Джордино уже не раз приходилось работать.

Единственным из присутствующих, кого они не знали, был высокий мужчина лет пятидесяти с широким добродушным лицом старого морского волка. Для полноты картины его левый глаз закрывала черная повязка.

Первым делом Питт обменялся сердечными рукопожатиями со своими старыми соратниками по приключениям былых лет. Затем повернулся к мужчине с черной повязкой.

— Дирк, — сказал Сэндекер, — позвольте представить вам моего старого друга Уэса Рейдера. Мы вместе служили на Балтике. В настоящее время он занимает должность первого заместителя министра юстиции и будет координировать наши действия со стороны закона.

Поколебавшись секунду, Питт направился к Лорен. Если бы они были наедине, он не колеблясь поцеловал бы ее. Но это была деловая встреча, а она была членом Конгресса, поэтому он ограничился легким поклоном и рукопожатием.

— Рад новой встрече с вами, конгрессвумен Смит.

— Взаимно, — улыбнулась Лорен, незаметно для других озорно подмигнув ему. Повернувшись к Салли, она добавила: — Это и есть тот человек, о котором я говорила вам. Позвольте представить — Дирк Питт, Салли Морз.

Салли заглянула в зеленые глаза Питта и, как и большинство женщин, с первого взгляда поняла, что на этого человека можно положиться.

— Я много слышала о вас, мистер Питт.

Питт бросил быстрый взгляд на Лорен и улыбнулся.

— Надеюсь, ваш источник информации был беспристрастен в своих оценках.

— Прошу всех присутствующих садиться, — сказал Сэндекер, — и, если никто не возражает, мы начнем.

Он сунул в рот одну из своих огромных сигар, но, помня о присутствии женщин, не стал зажигать ее. Впрочем, возражения вряд ли последовали бы. Аромат дорогих сигар предпочтительнее тяжелого запаха мужского пота, все еще сохранявшегося в комнате после последней футбольной игры.

— Джентльмены, миссис Морз является председателем совета директоров компании «Юкон Ойл». Она расскажет вам о том, что ей стало известно относительно огромной угрозы безопасности нашей страны и жизням многих ее граждан.

Он повернулся к Салли:

— Миссис Морз, вам слово.

— Извините меня, адмирал, — сказал Рейдер, — но какого черта мы играем в эти игры рыцарей плаща и кинжала? Не кажется ли вам, что тайная встреча в раздевалке стадиона — это все-таки немного чересчур...

— Вы получите ответ на свой вопрос, когда выслушаете сообщение миссис Морз. — Он кивнул Салли. — Прошу вас, начинайте, леди.

В течение последующих двух часов Салли во всех подробностях поведала о плане Кертиса Мерлина Зейла установить монополию на нефть и заработать огромные деньги, диктуя свои условия правительству США.

Когда она закончила, в комнате воцарилось угрюмое молчание.

— Вы уверены, что все, что вы нам рассказали, соответствует истине, миссис Морз? — недоверчиво спросил Рейдер.

— До последнего слова.

Рейдер повернулся к Сэндекеру:

— В таком случае это дело, безусловно, выходит за рамки нашей компетенции. Первым делом мы должны поставить в известность Президента, лидеров обеих палат, главу администрации и моего шефа в Министерстве юстиции. Все прочие могут подождать.

— Мы не будем этого делать, — твердо сказал адмирал, передавая присутствующим бумаги, скопированные Лорен. — И вот по какой причине. Здесь содержатся имена членов Сената и Конгресса, представителей высшего эшелона власти, включая сотрудников Министерства юстиции и личных помощников Президента. Это и есть основание для секретности нашей встречи. Люди, имена которых значатся в документах, куплены на корню Зейлом и оплачиваются из его личных средств и секретных фондов компании «Цербер».

— Этого не может быть, — стоял на своем Рейдер. — В противном случае это так или иначе стало бы нам известно.

— Деньги шли на счета посреднических зарубежных компаний, принадлежащих Зейлу, — пояснил адмирал. — Потребуются годы напряженного труда, чтобы ваши сотрудники смогли проследить их.

— Как могло произойти, чтобы один человек сумел коррумпировать целую систему?

Вместо Салли ответила Лорен:

— Члены Конгресса, Сената и правительства, не устоявшие перед деньгами Зейла, как правило, не богатые люди. Возможно, они и не отказались бы от своих принципов за миллион долларов, но десять или даже двадцать миллионов слишком серьезное испытание для их совести. Я допускаю, что большинство из тех, кто попались в ловушку Зейла, не имеют ни малейшего представления о его истинных замыслах. Теперь мы — единственные люди, помимо ближайших соратников Зейла, кто знает об истинных масштабах его влияния на представителей законодательной и исполнительной власти.

— Не забывайте и о представителях средств массовой информации, — добавила Салли. — Те, кто едят из рук Зейла, любую новую информацию истолкуют в его пользу. Те же, кто осмелится сопротивляться, немедленно окажутся на улице.

Рейдер недоверчиво покачал головой:

— И все же я не могу поверить, что один человек, как бы богат он ни был, способен разработать и осуществить подобный план.

— Зейл работает не один. Он стоит за спиной могущественных нефтяных баронов США и Канады. Далеко не все деньги поступают из фондов «Цербера».

— В их числе и «Юкон Ойл»?

— В том числе и «Юкон Ойл», — грустно подтвердила Салли. — Я не менее виновата, чем другие мои коллеги, попавшие под влияние Зейла.

— Вы уже искупили свою вину, рассказав нам о его планах, — мягко сказала Лорен, взяв женщину за руку.

— Но при чем здесь я? — недоуменно спросил Рейдер. — Я всего-навсего человек номер три в Министерстве юстиции.

— При том, что вашего имени нет в этом списке, а имена ваших непосредственных начальником в нем имеются, — отрезал Сэндекер. — Кроме того, я лично знаю вас и вашу жену многие годы. Есть люди, которых невозможно купить, и, слава богу, вы один из них.

— Но и с вами наверняка пытались говорить на эту тему, — высказала предположение Лорен.

Рейдер поднял глаза к потолку и задумался. Затем нехотя кивнул:

— Пожалуй, вы правы. Это произошло два года назад. Я прогуливался с собакой неподалеку от дома, когда некая женщина, да, я точно помню, это была женщина, остановилась рядом со мной и попыталась завести разговор.

— Пепельная блондинка с голубыми глазами, ростом около пяти футов девяти дюймов и весом около ста тридцати фунтов. Очень привлекательная женщина, прекрасно знающая, как завести разговор с незнакомым человеком.

— Чертовски точное описание.

— Ее зовут Сандра Дилейдж. Она главный администратор Зейла.

— Неужели она напрямую предложила вам деньги? — удивился Сэндекер.

— Разумеется, все было не так грубо. Насколько я помню, разговор не касался конкретных вещей. Что бы я стал делать, если бы выиграл крупную сумму в лотерею? Доволен ли я своей работой и ценит ли меня руководство? Где бы я предпочел жить, кроме Вашингтона? По-видимому, я не выдержал испытания. На следующем перекрестке она покинула меня, сев в проезжавший мимо автомобиль. С тех пор со мной никто не заговаривал на подобные темы.

— Тогда вы должны понять, что у нас нет выбора. Зейл и его сообщники должны быть остановлены любой ценой, — сказал Сэндекер. — Мы стоим перед национальной катастрофой небывалых масштабов.

— С чего начнем? — устало спросил Рейдер. — Даже если список миссис Морз соответствует действительности, я не могу просто прийти в офис Генерального прокурора и объявить, что намерен арестовать всех этих людей по обвинению в получении взяток.

— Если вы сделаете это, — усмехнулась Лорен, — будьте уверены, уже на следующий день ваше тело будет выловлено из реки Потомак.

Сэндекер кивнул головой Хайрему Йегеру, который достал из двух больших ящиков толстые пачки документов.

— Используя данные миссис Морз, — объяснил адмирал, — и возможности нашей собственной компьютерной базы, мы провели детальное расследование деятельности корпорации Зейла. — Он посмотрел в глаза Рейдеру. — Воспользовавшись этими данными, Уэс, вы должны подобрать себе команду людей, на лояльность которых вы можете полностью положиться. Людей, которых не испугают никакие угрозы. Операция должна быть проведена в обстановке абсолютной секретности. Если Зейл тем или иным способом узнает о ваших действиях, никто не даст за вашу жизнь и цента.

— Я до сих пор не могу поверить, что нечто подобное могло произойти в Америке.

— Много гнусностей, о которых широкая публика даже не подозревает, происходит в деловых и правительственных кругах, — грустно констатировала Лорен.

Рейдер недоверчиво покосился на кипу бумаг, лежавшую на столе перед ним.

— Надеюсь, вы не предлагаете мне откусить такой кусок пирога, который я не смогу проглотить? — уныло осведомился он.

— Со своей стороны обещаю вам полную поддержку, — попыталась утешить его Лорен.

— Наша главная задача, — прервал их душеспасительный разговор Сэндекер, нажимая кнопки на пульте и вызывая на экране монитора карту залива Сан-Франциско, — помешать танкеру снести с лица Земли половину города.

Он повернулся и бросил взгляд на Доувера, Гарнета и Джейкобса, которые до сих пор не произнесли ни слова.

— Что вы думаете об этом, джентльмены?

— Береговая охрана выполнит свой долг и не позволит «Химере» войти в залив, — сказал Доувер решительно.

Сэндекер удовлетворенно кивнул:

— Звучит неплохо, Эймос. Я знаю, что вы задержали тысячи судов, перевозивших все — от наркотиков и нелегальных эмигрантов до контрабандного оружия. Но чтобы остановить один из самых больших танкеров в мире, недостаточно приказа через мегафон или предупредительного выстрела перед носом.

Доувер улыбнулся Гарнету и Джейкобсу:

— Для этого, надо полагать, здесь и присутствуют наши друзья из соответствующих служб.

— Общее командование операцией остается, разумеется, за вами, — сказал Сэндекер. — Танкер должен быть остановлен до входа в Золотые Ворота. Но если его капитан игнорирует ваш приказ и продолжит движение, у нас останется не такой уж большой выбор. Мы не можем открыть огонь на поражение — слишком велик риск вызвать взрыв огромного количества нефти, пусть даже перед входом в залив. Остается одно — сбросить спецназ на палубу с вертолетов и предоставить ему довершить остальное.

— У вас есть сведения, где находится танкер сегодня? — спросил Доувер.

Сэндекер нажал кнопку на пульте, и на экране монитора появился участок карты Тихого океана к западу от Золотых Ворот. Миниатюрное изображение корабля на ней фиксировало его местоположение по последним данным.

— Приблизительно в девятистах милях от входа в залив, — сообщил он, сверившись с лежащими перед ним таблицами.

— Следовательно, в нашем распоряжении меньше сорока восьми часов.

— Что делать, мы получили сообщения от миссис Морз и члена конгресса Лорен Смит только сегодня утром.

— Корабли береговой охраны будут поджидать танкер в пятидесяти милях от входа в залив, — сообщил Доувер.

— К этому времени спецназ будет уже в воздухе, чтобы в случае необходимости обеспечить надлежащую поддержку, — добавил Джейкобс.

— Мои ребята поддержат вас с моря, — присоединился к нему Гарнет.

Доувер недоверчиво покосился на него:

— Не забывайте, что эта «Химера» — одно из крупнейших судов нашего времени.

— Мы не зря едим хлеб, — улыбнулся Гарнет. — С ребят сошло семь потов, пока они отрабатывали приемы штурма.

— Ну что ж, посмотрим, чего вы добились своими тренировками, — улыбнулся Доувер.

— Что касается моего ведомства, то наша миссия на сегодня завершена, — заметил Сэндекер. — Мы сделали все от нас зависящее, чтобы обеспечить вас необходимыми сведениями, но все-таки наше Агентство всего-навсего научно-исследовательская организация и у нас нет полномочий действовать в подобных ситуациях. Пусть Уэс и Лорен соберут команду патриотов, способную начать предварительное расследование.

— Нам предстоит непростая работенка, — заметила Лорен, обращаясь к Рейдеру.

— Хуже не придумаешь, — мрачно согласился тот, — некоторые люди из этого проклятого списка мои личные друзья. Боюсь, когда эта операция будет завершена, мне не с кем будет перекинуться и парой фраз.

— В этом вы не исключение, — возразила Лорен сухо, — к сожалению, многие из моих друзей тоже оказались в списке.

Доувер первым поднялся из-за стола и взглянул на Сэндекера.

— Каждый час я буду информировать вас о ходе операции.

— Спасибо, Эймос.

Один за другим гости покинули раздевалку. Питт и Джордино вместе с Руди Ганном задержались по просьбе адмирала. Перед тем как уйти, Йегер положил руку на плечо Питта и попросил его заглянуть в компьютерный отдел для небольшого разговора.

Сэндекер откинулся на спинку стула и наконец-то закурил свою сигару. Перед тем как совершить эту процедуру, он бросил косой взгляд в сторону итальянца, ожидая, что тот, по обыкновению, последует его примеру, но на этот раз Джордино ограничился тем, что невозмутимо встретил испытующий взгляд шефа.

— Похоже, на этот раз мы остаемся в стороне от основных событий, — произнес он.

— Надеюсь, вы и Руди не дадите нам засидеться долго на скамье запасных? — осведомился Питт, бросив взгляд на адмирала и его заместителя.

Руди меланхолично протер очки:

— В ближайшие дни стартует экспедиция в район рифов к северо-западу от Гавайских островов, чтобы выяснить причины гибели кораллов. Ал возглавит этот проект.

— А я?

— Полагаю, ты еще не выбросил свой глубоководный костюм? — едко поинтересовался Сэндекер. — Так вот, ты отправляешься в Антарктику, дабы попытаться проникнуть в озеро, сохранившееся, по мнению большинства специалистов, под ледяным щитом.

Питт нахмурился:

— Я, конечно, без возражений выполню ваши распоряжения, адмирал. Но прошу вас предоставить Джордино и мне пять дней, чтобы разгадать тайну доктора Элмора Игена.

— Вы имеете в виду поиски его секретной лаборатории?

— Откуда вам это известно?

— У меня свои источники.

«Келли, — подумал Питт. — Конечно она. Старый черт разыграл из себя доброго дядюшку, пока она находилась под его защитой, и вытряс из девчонки все, что касается камней викингов и легенды о потерянной пещере».

— Я уверен, — произнес он твердо, — что выяснение того, над чем доктор Иген работал в последние дни своей жизни, является предметом национальной безопасности. Мы должны это узнать, прежде чем мистер Зейл наложит на бумаги свою лапу.

Сэндекер бросил вопросительный взгляд на Ганна:

— Как вы думаете, Руди, можем мы дать этим двум мошенникам пять дней на погоню за химерой?

Ганн бесстрастно воззрился поверх очков на Питта и Джордино, словно лиса на оказавшихся на ее тропе койотов.

— Думаю, адмирал, для этого нет никаких препятствий. Нам потребуется по меньшей мере столько, чтобы подготовить суда и оборудование к отплытию.

Сэндекер выдохнул облако ароматного дыма:

— Будем считать вопрос решенным. Руди информирует вас, когда вы оба должны быть на борту. — Неожиданно для друзей он улыбнулся: — Успеха вам, ребята. Меня не меньше вас интересует, чем занимался Иген в последние дни жизни.

Йегер сидел в кресле, разговаривая с Макс, когда Питт появился на пороге.

— Хотел со мной побеседовать, Хайрем?

— Точно.

Йегер повернулся и извлек из шкафа кожаный портфель Игена.

— Ты пришел как раз вовремя, чтобы присутствовать при начале следующего акта.

— Следующего акта?

— Потерпи три минуты.

— Не понимаю.

— Чего проще. Через каждые сорок восемь часов, ровно в час пятнадцать дня, эта штука становится ящиком чудес.

— Наполняется машинным маслом, — догадался Питт.

— Совершенно верно.

Йегер открыл портфель и жестом профессионального фокусника показал, что в нем ничего нет. Затем он закрыл его, щелкнул замками и сверился с часами, внимательно следя за секундной стрелкой.

— Время!

Он повторил операцию в обратном порядке, и когда открыл портфель, тот оказался почти доверху наполненным маслянистой жидкостью.

— Я знаю, что ты не занимаешься черной магией, — сказал Питт, — поскольку нечто подобное уже происходило со мной и Джордино после того, как Келли передала мне эту штуку на борту «Изыскателя».

— Вероятно, это какой-то трюк или иллюзия, — сказал Йегер, пожимая плечами.

— Это не иллюзия, — возразил Питт, — а факт, с которым можно считаться или не считаться. Думаю, что это и есть знаменитая суперсмазка доктора Игена.

— Вопрос на миллион долларов. Откуда она берется, черт возьми?

— Может быть, твоя Макс ответит на этот вопрос, — предположил Питт.

— Сожалею, Дирк, — ответила Макс, — но я в неменьшем затруднении. Правда, у меня есть кое-какие идеи, над которыми я не прочь поломать голову, если Хайрем не отключит меня, когда вечером отправится домой.

— Согласен, если ты обещаешь не совать нос куда не следует.

— Постараюсь быть паинькой.

Слова были правильными, но тон, каким они были произнесены, внушал серьезные сомнения.

Йегер не видел здесь поводов для веселья. С Макс и прежде возникали проблемы, когда она занималась тем, что было категорически запрещено. Но Питт не мог удержаться от смеха:

— Ты не жалеешь, что не сделал свою игрушку мужчиной?

Йегер явно был смущен этим вопросом.

— Тебе хорошо рассуждать, — буркнул он. — Как-никак ты холостяк. А у меня жена и две дочери-подростки.

— Ты сам не понимаешь, Хайрем, какой ты счастливый человек.

— Кто бы говорил. Ты ни одной женщине еще не позволил залезть себе в душу.

— Верно, — согласился Питт. — Чего не было, того не было.

44

Холостяцкое одиночество Питта, помимо его желания, было неожиданно нарушено. Вернувшись, он обнаружил, что старый хитрец Сэндекер прислал подразделение сил безопасности патрулировать пустынную территорию вокруг его ангара. Питта не интересовало, что заставило старика прибегнуть к столь экстравагантным мерам. Он считал это излишним, несмотря на все угрозы Зейла, но был искренне благодарен шефу за заботу. Впрочем, его иллюзии относительно добрых намерений адмирала сразу рассеялись, стоило ему войти в дверь и подняться в собственную квартиру.

Мелодии прошлого столетия, звучавшие из любимой стереосистемы, заставили его поморщиться. Питт предпочитал более современные ритмы. В следующий момент он уловил аромат только что сваренного кофе. Запах духов привел его в полное недоумение, но он все понял, едва вошел на кухню. Салли Морз, одетая в легкий домашний халат, колдовала над плитой, заставленной непривычно блестящими кастрюлями.

Какой черт принес ее сюда? Кто позволил ей нарушить неприкосновенность его жилища? Наконец, как ей удалось проникнуть сквозь плотное кольцо охраны? Все эти вопросы разом шевельнулись в его голове, но, будучи по натуре человеком незлобивым, он ограничился стандартным приветствием и вежливо поинтересовался:

— Что у нас на обед?

— Бефстроганов, — ответила она непринужденно. — Как вы относитесь к этому блюду?

— Просто обожаю, — в тон ей ответил Питт.

Тем не менее, кислое выражение его лица подсказало ей, что он меньше всего ожидал ее появления в своем доме.

— По мнению Лорен, это самое безопасное место для меня, — объяснила она. — Особенно после того, как адмирал Сэндекер распорядился организовать патрулирование вокруг вашего дома.

Питт подумал, что неплохо было бы спросить и его мнение, но счел за благо оставить свои мысли при себе. Он прошел к бару, чтобы налить порцию выпивки и лучше освоиться с новой для него ситуацией.

— Лорен сказала мне, что вы предпочитаете текилу, но я взяла на себя смелость приготовить коктейль, — остановила его Салли, — надеюсь, он вам понравится.

Вообще-то Питт предпочитал более крепкие напитки, но делать было нечего. К слову, коктейль оказался не так уж и плох.

«Впрочем, — подумал он желчно, — для таких целей можно было использовать спиртное и подешевле, но у женщин на все свои правила. Спорить с ними не только бесполезно, но даже опасно для здоровья». Поэтому он ограничился тем, что бросил грустный взгляд на полупустую бутылку выдержанной «Хуан Хулио» и глубоко вздохнул. Поблагодарив Салли, он направился в спальню, намереваясь принять душ и переодеться.

Здесь его ждал новый сюрприз. Спальня выглядела так, словно по ней недавно прошелся торнадо. Многочисленные предметы дамского туалета валялись в самых неподходящих местах, не говоря уже о целой батарее флаконов с косметикой, о назначении которых можно было только догадываться.

«Черт побери, — с тоской подумал он, — ну почему бабы всегда швыряют свое белье на пол, вместо того чтобы аккуратно повесить его на спинку стула?»

Трудно было представить, что одна женщина, какой бы неряхой она ни была, способна сотворить подобный хаос. Его сомнения на этот счет быстро рассеялись, когда он услышал женский голос, доносившийся из ванной комнаты.

Дверь была приоткрыта, и в щель Питт разглядел Келли, стоявшую перед зеркалом. Вокруг талии девушки было обмотано банное полотенце, другое, поменьше, украшало ее голову. Несмотря на то что она была занята таким ответственным делом, как свежий макияж, Келли умудрилась заметить отражение Питта в зеркале и непринужденно улыбнулась ему.

— Добро пожаловать, Дирк. Надеюсь, мы с Салли не слишком бесцеремонно вторглись в твою холостяцкую жизнь?

— Следует ли мне понимать, что и ты тоже решила обосноваться здесь? — осведомился он.

— Лорен решила, что это самое безопасное место для нас обеих.

— К сожалению, в моем доме всего одна спальня, — заметил он мстительно, — так что вам с миссис Морз придется удовлетвориться одной постелью.

— Ничего страшного, — беззаботно прощебетала она, — у тебя кровать таких размеров, что мы прекрасно разместимся в ней вдвоем. — Не обращая больше внимания на Питта, словно они прожили вместе много лет, она снова занялась макияжем.

— Кстати, — добавила она после небольшого раздумья, — если тебе нужна ванная, то я освобожу ее через несколько минут.

— Не обращай на меня внимания, — сухо сказал Питт, — я задержусь здесь ненадолго, только соберу своипожитки. Что же касается ванной, то я обойдусь душем, он оборудован у меня внизу.

— Боюсь, мы причинили вам массу неудобств, — прервала их разговор Салли, появившаяся в комнате.

— Как-нибудь переживу, — проворчал Питт, без разбора пихая вещи в оказавшийся под рукой саквояж. — Устраивайтесь поудобнее и чувствуйте себя как дома.

Однако его сухой тон не обманул женщин.

— Мы постараемся поменьше попадаться на глаза, — пообещала Келли.

— Поймите меня правильно, — вздохнул Питт, в свою очередь почувствовав себя неловко. — Вы не первые, кто останавливался в этом доме и спал в моей постели. Я обожаю женщин и привык к их манерам. Не подумайте, что я старый сухарь, живущий традициями начала прошлого века. — Он помолчал, улыбнулся и добавил: — Пожалуй, мне даже приятно, что рядом со мной будут два таких очаровательных существа, которые к тому же станут готовить и прибирать помещение.

С этими словами он покинул спальню и по винтовой лестнице спустился на первый этаж, где размещалась его любимая коллекция.

Салли и Келли молча наблюдали за его ретирадой. Когда Питт скрылся из виду, женщины повернулись друг к дружке и весело расхохотались.

— Не правда ли, он прелесть, — давясь от смеха, сказала Салли.

— Он так хорош, что порой мне просто не верится, что он существует на самом деле, — с трудом выдавила Келли.

* * *

Питт устроился на ночь в купе старого пульмановского вагона, стоявшего на рельсах у одной из стен ангара. Он уже использовал его для этой цели, когда кто-нибудь из гостей оставался ночевать. Джордино тоже не раз пытался таким способом произвести впечатление на своих новых подруг. Как правило, действовало безотказно. Женщины приходили в восторг при одном виде реликвии былых времен.

Питт успел принять душ и приступил к бритью, когда параллельный телефон, установленный здесь как раз для подобных случаев, заставил его прервать свое занятие.

Он поднял трубку.

— Дирк, — голос Джулиана Перлмуттера едва не оглушил его, — как ты там, мой мальчик?

— Спасибо, прекрасно, Джулиан. Где ты?

— В Амьене. Я уже переговорил с несколькими поклонниками творчества Жюля Верна, но без особого результата. На завтра у меня назначена встреча с доктором Полем Эро, президентом общества любителей писателя. Он любезно разрешил мне поработать в архиве. К моему стыду, я даже не представлял, какой это был удивительный человек. Этот мечтатель, оказывается, обладал даром научного предвидения. Представь себе, Верн предсказал полеты на Луну, субмарины, способные обогнуть земной шар под водой, солнечные батареи, двигающиеся эскалаторы и тротуары, голограммы и многое другое. Он писал об астероидах и кометах, способных столкнуться с Землей, вызвав глобальную катастрофу.

— Нашли что-нибудь новое о капитане Немо и его «Наутилусе»?

— Пока ничего сверх того, что уже известно из книг Жюля Верна.

— Из того, что мне удалось узнать, Иген был больше всего восхищен реализмом, с каким Верн описал капитана Немо и его лодку. Он считал, что тот взял за основу историю реально существовавшего человека.

— Все это я надеюсь скоро выяснить, — сказал Перлмуттер. — И все же я почти уверен, что книги Жюля Верна — всего лишь беллетристика.

— Как бы то ни было, — настаивал Питт, — создать техническое чудо, подобное «Наутилусу», чисто умозрительным путем вряд ли возможно. Скорее всего, Жюль Верн пользовался техническими советами человека, намного опередившего свое время.

— Реального капитана Немо? — спросил Перлмуттер, не скрывая сомнения.

— Я считаю это возможным, — ответил Питт серьезно.

— Я бы не поставил свое состояние на такую возможность, — возразил Перлмуттер.

— Насколько я помню, в первой из книг Немо окружен ореолом тайны. Только в «Таинственном острове» раскрывается его загадка.

— Глава шестнадцатая, — процитировал Перлмуттер. — Немо был сыном индийского раджи, исключительно одаренным ребенком, и получил блестящее образование. Он принял участие в восстании сипаев в 1857 году. В отместку за это англичане схватили и казнили его отца, мать, жену и двоих детей. И тогда на удаленном необитаемом острове в Тихом океане он и занялся наукой, на собственные средства построив «Наутилус». Согласно Жюлю Верну, Немо задолго до Эдисона и других гениальных ученых понял значение электричества и построил мощные двигатели, работавшие на его основе.

— Твои слова, Джулиан, заставляют меня задуматься над тем, а не имел ли в виду Верн прототип двигателя доктора Игена, — вставил Питт. — Вопрос в том, была ли вся эта история плодом воображения Жюля Верна или базировалась на реальных событиях?

— Ты никогда не убедишь меня в том, что капитан Немо существовал в реальной жизни, — пробасил Перлмуттер.

Несколько секунд Питт молчал. Он не собирался обманывать себя. Если реально смотреть на вещи, он действительно гонялся за химерой.

— Если бы я только знал, что нового узнал Иген о викингах и капитане Немо, — пробормотал он наконец.

Перлмуттер вздохнул:

— Я не вижу ни малейшей связи между этими двумя темами.

— Тем не менее, он был увлечен ими обеими. Я чувствую, что какая-то связь должна существовать.

— Я вообще сомневаюсь, что он обнаружил какие-то факты, до сих пор неизвестные науке.

— Джулиан, ты старый циник.

— Я историк и не пишу, а тем более не публикую то, чего не могу подтвердить документально.

— В таком случае продолжай копаться в своих пыльных архивах.

— Я немедленно позвоню тебе, если наткнусь на что-нибудь интересное.

— Спасибо, — сказал Питт и повесил трубку, тем более охотно, что Салли Морз с балкона позвала его обедать. Он прокричал в ответ, что слышал ее приглашение, но сразу не покинул свое убежище.

Питт чувствовал себя потерянным. Он был устранен от активных действий. Но оставаться посторонним наблюдателем было не в его натуре. Оставалось надеяться, что так или иначе он снова окажется в гуще событий, и случиться это могло в любой момент.

45

Офис корпорации «Цербер» в Вашингтоне размещался в старом особняке, построенном богатым сенатором от Калифорнии в 1910 году. Общая площадь бывшего поместья составляла около десяти акров. Здание было окружено высокой кирпичной стеной, увитой диким виноградом. Здесь не было привычного конгломерата инженеров, ученых и геологов. Все четыре этажа особняка были оккупированы адвокатами, политическими аналитиками, лоббистами самого высокого уровня, бывшими сенаторами и конгрессменами, ныне служащими благу и процветанию корпорации.

Около часа ночи фургон с логотипом известной электрической компании подкатил к воротам поместья и был беспрепятственно пропущен во внутренний двор. Последнее ни в коей мере не говорило о слабой организации службы безопасности «Цербера». Два вооруженных охранника постоянно дежурили у ворот, еще двое с собаками патрулировали прилегающую территорию. Оказавшись во дворе поместья, фургон проехал еще немного и остановился перед центральным входом. Высокий негр с коробкой, в которой находились лампы дневного освещения, вошел внутрь, на несколько секунд задержался у стола дежурного охранника и поднялся на четвертый этаж, где размещались офисы высшего руководства. Секретарша еще час назад покинула здание. Он прошел мимо ее рабочего стола в полуоткрытую дверь и оказался в огромном тускло освещенном кабинете.

Кертис Мерлин Зейл сидел за столом и изучал последние сейсмические данные, присланные геологами из Айдахо. Казалось, он даже не заметил присутствия в кабинете постороннего человека. Только когда самозваный электрик уселся в кресло напротив его стола, Зейл поднял глаза и посмотрел на Омо Канаи.

— Что нового? — спросил тот.

Зейл ухмыльнулся:

— Доверчивая рыбка проглотила наживку.

— Могу я спросить, кто эта рыбка?

— Салли Морз из «Юкон Ойл». Я заподозрил ее, едва она начала задавать вопросы о нашем плане атаки на Сан-Франциско.

— Думаете, она уже успела настучать властям?

— Уверен. Ее самолет не вернулся на Аляску, а взял курс на Вашингтон.

— Она может быть опасной?

— Не думаю. У нее нет документов. Одни слова. Она ничего не может доказать. В принципе она даже оказала нам услугу. По крайней мере теперь мы знаем имя предателя.

— Однако если она выступит перед членами Конгресса...

— Если вы знаете свое дело, она станет трупом, прежде чем успеет сказать хотя бы слово.

— Известно, где она может находиться?

— В данный момент нет. Скорее всего, прячется в каком-нибудь частном доме.

— Тогда ее не просто будет найти.

— Найдем, — оказал Зейл уверенно. — Более сотни наших людей идут по ее следу.

— Когда она сможет выступить перед членами Конгресса?

— Во всяком случае, в ближайшие три дня этого не произойдет.

На лице Канаи появилось удовлетворенное выражение.

— А что у тебя? — спросил Зейл. — Надеюсь, не будет никаких ошибок или непредвиденных проблем?

— Полагаю, что нет. Схема продумана до мельчайших деталей. Я не вижу оснований для опасений.

— Ваша команда уже на борту танкера?

— Полностью, кроме меня. Вертолет доставит меня на борт, когда танкер будет в ста милях от входа в залив. — Канаи бросил взгляд на часы. — Мне предстоит руководить последними приготовлениями, поэтому пора двигаться.

— Военные не смогут остановить танкер?

— Тех, кто попытается это сделать, ожидает достойный прием и неприятный сюрприз.

Оба поднялись с мест и обменялись рукопожатием.

— Удачи тебе, Омо. В следующий раз, когда встретимся, правительство США будет у нас в кармане.

— А чем собираетесь заняться вы во время завтрашних событий?

Зейл криво улыбнулся:

— Мне предстоит выступить перед комитетом, возглавляемым этой стервой Смит.

— Думаете, она знает о наших планах?

— Вне всякого сомнения, Салли Морз уже просветила ее на этот счет. — Зейл повернулся и бросил взгляд в окно, за стеклом которого виднелись подсвеченные прожекторами главные монументы столицы. — Завтра к этому времени это не будет иметь никакого значения. Общественное возмущение против поставок зарубежной нефти достигнет пика, и никто уже не осмелится противостоять нашим планам.

* * *

Когда на следующее утро Лорен вошла в помещение комитета Конгресса, она не могла скрыть удивления. В зале не было ни привычной толпы адвокатов, ни других чиновников корпорации «Цербер».

Кертис Мерлин Зейл в гордом одиночестве сидел за столом свидетеля.

Более того, перед ним не было даже деловых бумаг. Он непринужденно приветствовал членов комитета по мере того, как они входили в комнату заседаний и занимали свои рабочие места. Его взгляд равнодушно скользнул по Лорен, и она внезапно почувствовала, что он не боится ни ее, ни предстоящего слушания. Несмотря на представительную внешность и респектабельный вид, Зейл напомнил ей ядовитую змею, сознающую свою силу и посему спокойно греющуюся на солнце.

Лорен бросила взгляд вокруг, чтобы убедиться, что все члены комитета заняли свои места и готовы к открытию слушания. Она также обменялась взглядами с конгрессменом Леонардом Старгисом, который вежливо кивнул ей, но был, казалось, целиком погружен в свои мысли, словно обдумывал, какие каверзные вопросы задать всемогущему магнату.

Лорен произнесла несколько вступительных слов и поблагодарила Зейла за согласие дать показания перед членами комитета.

— Вам, конечно, известно, — напомнила она, — что вы имеете право присутствовать на заседании комитета вместе со своим адвокатом.

— Разумеется, — холодно ответил он, — но в наших общих интересах я готов самостоятельно и исчерпывающе ответить на все вопросы членов комитета.

Лорен бросила взгляд на часы. Стрелки показывали девять часов десять минут.

— Должна предупредить вас, что слушание по вашему делу может затянуться на весь день, — предупредила она.

— Я полностью в распоряжении комитета, вне зависимости от продолжительности заседания, — спокойно сообщил магнат.

Лорен повернулась к представительнице Техаса Лоррейн Хоуп:

— Конгрессвумен Хоуп, окажите нам честь открыть слушание.

Лоррейн Хоуп, полная чернокожая женщина из Галвестона, кивнула в знак согласия и заняла кресло председателя. Лорен знала, что ее имени не было в списке Салли Морз, но она была далеко не уверена относительно симпатий и антипатий коллеги. До сих пор та вела себя вполне независимо, но осмелится ли она противостоять самому Зейлу?

— Мистер Зейл, — начала она, — нам известна ваша позиция в вопросе поставок иностранной нефти. Считаете ли вы, что положение США упрочится, если мы станем полагаться исключительно на внутренние ресурсы и целиком откажемся от закупок нефти-сырца у стран Ближнего Востока и Латинской Америки?

«О боже! — подумала Лорен. — Она же играет ему на руку!»

— Целиком полагаясь на поставки иностранной нефти, — мгновенно отреагировал Зейл, — мы ставим под удар экономику нашей страны. Видит бог, она и без того истощена до предела. Последние пятьдесят лет мы фактически находились в полной зависимости от ОПЕК и устанавливаемых ими цен на нефть. Их излюбленная политика сводится к тому, чтобы поднять цену за баррель нефти на два доллара, а затем понизить на один. Это приводит к тому, что цена на сырую нефть постоянно растет. В ближайшей перспективе цена за баррель импортируемой нефти может достигнуть шестидесяти долларов. То же самое творится с ценами на газ. Соответственно возрастает и стоимость транспортировки нефтепродуктов. Единственный способ остановить это безумие — опора на собственные ресурсы. Что, в свою очередь, подразумевает полный отказ от поставок иностранного сырья.

— Но располагаем ли мы ресурсами для поддержания экономики США и, если да, то на какой срок? — спросила Лоррейн Хоуп.

— Хороший вопрос, — подхватил Зейл. — Могу с полной ответственностью заявить, что континентальных запасов США и Канады, включая нефтяные поля в пределах шельфа, хватит странам североамериканского континента минимум на пятьдесят лет. Могу добавить, что мы имеем в своем распоряжении колоссальные запасы нефтесодержащих сланцев в Колорадо, Вайоминге и Монтане, добычу нефти-сырца из которых мы готовы начать уже в следующем году. Одних этих запасов достаточно, чтобы освободить нас от иностранных поставщиков этого сырья. Наконец, есть все основания полагать, что к середине столетия будут разработаны альтернативные источники энергоносителей.

— Что вы можете сказать о том, как повлияет эксплуатация новых нефтяных месторождений на сохранение окружающей среды? — спросила Лорен.

— Протесты защитников окружающей среды необоснованны, — спокойно возразил Зейл. — Процент гибели диких животных при бурении новых скважин или строительстве нефтепроводов ничтожен. Пути миграции контролируются лучшими специалистами-зоологами. Загрязнения почвы или атмосферы при бурении скважин фактически не существует. И наконец, пожалуй, самое важное из того, что я собирался сказать. Избавившись от поставок иностранной нефти, мы оградим себя от повторения экологических катастроф при крушении танкеров, свидетелями которых мы стали за последние годы.

— На мой взгляд, вы более чем удовлетворительно ответили на все заданные вам вопросы, — сказал конгрессмен Старгис. — Я целиком поддерживаю вашу точку зрения. Если американские компании способны защитить интересы экономики страны, я готов выступить в вашу поддержку.

— Что вы скажите о судьбе компаний, до сих пор поставлявших нам энергоносители со всего мира? — спросила Лорен. — Если мы запретим поставки иностранной нефти, они вынуждены будут объявить себя банкротами.

Зейл равнодушно пожал плечами:

— Они смогут продавать свой товар другим странам.

Задавались и другие вопросы, на которые давались вполне удовлетворительные ответы. Зейл неизменно оставался на высоте. Он сохранял полный контроль над ситуацией, заранее зная, что три пятых членов комитета будут на его стороне. Если не считать того, что время от времени он поглядывал на часы, его самообладанием можно было только восхищаться.

Лорен тоже все чаще обращала взгляд к часам, висевшим на противоположной стене. Призрак катастрофы, нависшей над Сан-Франциско, не давал ей покоя. Сумеют ли береговая охрана и спецназ вовремя предотвратить ее? Хуже всего было сознавать, что она не может бросить в лицо оппоненту обвинение в преднамеренной попытке убийства многих тысяч ни в чем не повинных людей.

46

До рассвета оставалось около часа, когда катер береговой охраны «Гурон» на полной скорости приблизился к гигантскому корпусу супертанкера «Тихоокеанская Химера» в двадцати милях к западу от Золотых Ворот. Следом за ним подошло патрульное судно военно-морского флота США, на борту которого находилась команда захвата капитана Майлса Джейкобса. Поддержка с воздуха осуществлялась вертолетом морской авиации и двумя вертолетами береговой охраны.

— Ну и громадина, — заметил вице-адмирал Доувер, — будет побольше пяти футбольных полей.

— И это еще при том, что восемьдесят процентов корпуса ниже ватерлинии, — добавил капитан Бак Комптон, ветеран береговой охраны. — Эта штука может перевозить за один раз около шестисот тысяч тонн нефти.

— Предпочел бы находиться подальше от нее в случае взрыва.

— Уж лучше здесь, чем в заливе Сан-Франциско.

— Судно несет все положенные огни. Создается впечатление, что капитан и не думает скрывать своего местонахождения, — заметил Доувер, пожимая плечами.

Комптон полностью разделял недоумение шефа. Даже без бинокля нетрудно было заметить, что на борту танкера царит полное спокойствие.

— Не нравится мне все это, — подытожил он свои наблюдения.

Выругавшись про себя, Доувер повернулся к стоявшему поблизости радисту:

— Немедленно свяжитесь с командами вертолетов и запросите их, наблюдают ли они какие-либо признаки подозрительной активности на борту танкера.

Ответ пришел через пару минут:

— Адмиралу Доуверу. Докладывает лейтенант Хукер. По нашим наблюдениям, на борту танкера все спокойно. Кроме двух матросов, на палубе никого нет.

— Что происходит в рулевой рубке?

— То же самое. Вижу лишь двух вахтенных офицеров.

— Сообщите о ваших наблюдениях капитану Гарнету и капитану Джейкобсу. Передайте им, что начало операции задерживается до завершения моих переговоров с капитаном танкера.

— На борту должны находиться пятнадцать офицеров и тридцать человек команды, — сообщил Комптон, сверившись с данными компьютера. — Судно идет под британским флагом. Нам не сносить головы, если мы поднимемся на его борт без надлежащего разрешения.

— Пусть над этим думают в Вашингтоне. Мы только выполняем приказ.

Комптон взял микрофон из рук радиста:

— Капитану «Тихоокеанской Химеры». Говорит капитан катера береговой охраны «Гурон». Сообщите ваш курс.

Капитан танкера, находившийся в рулевой рубке, ответил без промедления:

— На связи капитан Дон Уолш. Держим курс на Пойнт Сан-Педро для выгрузки нефти.

— Другого ответа я и не ожидал, — проворчал Доувер. — Прикажите ему лечь в дрейф.

— Так точно, сэр. Капитан Уолш, говорит капитан Комптон. Просим вас лечь в дрейф и принять на борт команду для досмотра.

— Это на самом деле необходимо? Учтите, мы выбьемся из графика, а это стоит немалых денег.

— Выполняйте приказ, — ответил Комптон не терпящим возражения тоном.

— Танкер сидит низко в воде, — заметил Доувер задумчиво. — Надо полагать, его емкости полны под завязку.

Капитан Уолш не удостоил их ответом, но спустя несколько минут Доувер и Комптон заметили, что танкер заглушил двигатели. Впрочем, при его массе он должен был пройти не меньше мили, чтобы полностью остановиться.

— Передайте капитану Джейкобсу и капитану Гарнету приказ подняться на борт танкера во главе групп захвата, — распорядился Доувер.

Комптон бросил вопросительный взгляд на шефа:

— Вы не собираетесь направлять вместе с ними нашу группу, сэр?

— Они лучше обучены и экипированы, чем наши ребята, — ответил Доувер.

Через минуту вертолет морской авиации завис над кормой танкера. Осмотрев палубу и не заметив ничего подозрительного, Гарнет дал пилоту разрешение на посадку.

Патрульное судно подошло к танкеру с кормы, и команда Джейкобса поднялась на палубу. Если не считать единственного матроса, случайно попавшегося навстречу, они не обнаружили никаких признаков жизни. Гарнет разделил людей на две группы, направив одну из них в машинное отделение, а сам во главе второй двинулся к рулевой рубке. На капитанском мостике его встретил кипящий от возмущения Уолш.

— Что означает это вторжение? — рявкнул он. — Какое отношение вы имеете к береговой охране?

Игнорируя его вопрос, Гарнет поднес к губам портативный радиопередатчик:

— Адмирал Доувер. Докладывает команда номер один. В рулевой рубке и в помещении команды взрывчатых веществ не обнаружено.

— Капитан Джейкобс, доложите обстановку с командой два.

— Мы еще не закончили досмотр, адмирал, но там, где мы успели побывать, никаких признаков взрывчатки не обнаружено.

Доувер повернулся в сторону ожидавшего его распоряжений Комптона:

— Спускайте на воду шлюпку. Я отправляюсь на танкер.

Капитан Уолш не мог скрыть удивления при виде адмирала береговой охраны, поднимающегося на борт его корабля.

— Я требую объяснений! Что происходит?

— К нам поступило сообщение, что на вашем судне имеются взрывчатые вещества. Мы должны произвести обычный досмотр.

— Взрывчатка! Надо же придумать такое! — взорвался Уолш. — Кто из нас двоих сошел с ума? Ни один человек в здравом уме не станет перевозить взрывчатые материалы на нефтеналивном танкере.

— Вот это нам и предстоит выяснить, — холодно ответил Доувер.

— Ваше заявление абсурдно. Откуда могла поступить подобная информация?

— От высокого должностного лица корпорации «Цербер».

— Какое отношение корпорация «Цербер» имеет к нам? Судно принадлежит английской компании «Бервик». Мы перевозим нефть и нефтепродукты по всему миру.

— Кому принадлежит нефть, которую вы везете?

— Индонезийской компании «Зандак Ойл».

— Как долго вы работаете на эту компанию?

— Более двадцати лет.

— Докладывает команда номер один, — донесся из радиопередатчика голос Гарнета.

— Адмирал Доувер на связи.

— Мы проверили машинное отделение и кормовые надстройки. Никаких следов взрывчатки.

— О'кей. Окажите помощь капитану Джейкобсу. У него найдется для вас работа.

В течение часа, пока продолжался досмотр, капитан Уолш, не скрывая своего возмущения, крупными шагами мерил пространство рулевой рубки, прекрасно понимая, что каждая лишняя минута задержки танкера обходится его компании в многие тысячи долларов.

Капитан Комптон оставил свой катер и тоже поднялся на мостик.

— Не мог вынести ожидания, — произнес он в свое оправдание. — Как дела?

— Скверно. — Доувер не мог скрыть раздражения. — Никаких следов взрывчатки или детонаторов. Капитан и команда меньше всего напоминают клуб самоубийц. Я начинаю опасаться, что нас подставили.

Спустя еще двадцать минут поступил доклад Джейкобса:

— Корабль чист, адмирал. Ни малейших признаков взрывчатых веществ.

— Ну что я вам говорил?! — рявкнул Уолш. — Вы, ребята, сошли с ума.

Доувер даже не пытался умерить справедливый гнев капитана Уолша. У него самого появились серьезные основания сомневаться в достоверности информации, переданной им Салли Морз. Но вместе с тем он испытывал вполне понятное чувство облегчения от сознания того, что жителям Сан-Франциско не угрожает никакая опасность.

— Прошу прощения за наше вторжение и вынужденную задержку, — извинился он перед капитаном Уолшем. — Мы немедленно покидаем судно.

— Держу пари, что вы еще получите официальный протест нашего правительства, — сердито проворчал тот. — У вас не было никакого законного основания останавливать танкер.

— Примите мои извинения за причиненные неудобства, — повторил Доувер, на этот раз совершенно искренне.

В отвратительном настроении адмирал в сопровождении Комптона покинул судно.

— Представляю, какую рожу скорчит кое-кто в Вашингтоне, когда я буду докладывать о последних событиях, — проворчал он себе под нос, спускаясь с капитанского мостика.

47

Питт сидел за столом, приводя в порядок дела перед вылетом на ферму Элмора Игена, когда адмирал Сэндекер неожиданно вошел в его кабинет. Питт недоуменно взглянул на шефа. Когда адмирал считал нужным обсудить с ним служебные дела, он почти всегда вызывал своего заместителя в офис. Нетрудно было заметить, что Сэндекер чем то глубоко озабочен. Его губы были плотно сжаты.

— Зейл обвел нас вокруг пальца, — выпалил он, прежде чем Питт успел открыть рот.

— Простите, сэр?

— "Химера" чиста как стеклышко. Адмирал Доувер только что сообщил мне об этом. На ее борту не оказалось никакой взрывчатки. Капитан и команда и не помышляли о том, чтобы устроить взрыв в гавани Сан-Франциско. Одно из двух: либо нас ловко обманули, либо Салли Морз просто приснилась эта история.

— Я доверяю Салли. Думаю, нас здорово надули.

— С какой целью?

Питт задумался, прежде чем ответить.

— У Зейла мозги шакала. Он скормил Салли фальшивую историю, подозревая, что она немедленно уведомит правительство о его планах. При этом он использовал старый метод фокусников: взмахнуть одной рукой, чтобы отвлечь внимание зрителей, а сам трюк совершить другой. — Он посмотрел прямо в глаза адмиралу. — Думаю, катастрофы нам все-таки не избежать.

— Согласен, но где, черт побери?

— Я свяжусь с Хайремом Йегером. Полагаю, он и Макс посоветуют нам что-нибудь.

С этими словами он встал из-за стола и торопливо направился к двери.

* * *

Йегер изучал страницы зарубежных банковских отчетов, в которые удалось проникнуть Макс, отслеживая пути подкупа почти тысячи правительственных чиновников. Общая сумма была астрономической.

— Ты уверена в точности итоговой суммы? — недоверчиво спросил он.

Голографическое изображение пожало плечами:

— Пока это все, что мне удалось отследить. Осталось чуть больше пятидесяти единиц. Почему ты об этом спрашиваешь? Чем эти счета удивительны?

— Может быть, цифра в двадцать один миллиард двести миллионов долларов и не поражает тебя, но для меня это колоссальные деньги.

На этом их беседа была прервана Питтом и Сэндекером, ворвавшимися в компьютерный зал с такой скоростью, словно за ними гналось стадо разъяренных буйволов.

— Хайрем, мы с адмиралом просим тебя и Макс провести новый анализ. И как можно быстрее.

Йегер поднял голову и, увидев озабоченные лица коллег, пожал плечами:

— Макс и я в вашем распоряжении. Какой анализ требуется вам на этот раз?

— Проверьте все корабли, прибывающие в главные порты США в ближайшие десять часов, уделив особое внимание нефтеналивным танкерам.

Йегер кивнул и повернулся к Макс.

— Ты слышала просьбу?

Макс очаровательно улыбнулась в ответ:

— Я вернусь через минуту.

— Так быстро? — удивился Сэндекер, так и не сумевший привыкнуть к рабочему потенциалу Макс.

— До сих пор она меня ни разу не подводила, — улыбнулся Йегер.

Когда Макс медленно растворилась в воздухе, Йегер вручил адмиралу результаты последнего анализа.

— Взгляните, сэр. Правда, анализ не совсем завершен. Здесь имена, банковские счета и суммы вкладов всех тех, чьи услуги были оплачены Кертисом Мерлином Зейлом и его приятелями.

Сэндекер бегло просмотрел отчет. Как и сам Йегер, он был поражен размером выплаченных сумм.

— Неудивительно, что столько чиновников самого высокого ранга у него в кармане. Суммы, которые он им выплатил, покрыли бы общий бюджет Агентства лет на сто вперед.

— Удалось береговой охране и спецназу остановить «Химеру»? — поинтересовался Йегер, еще не знавший о ходе последних событий.

— Зейл выставил нас на посмешище, — коротко ответил Сэндекер. — Танкер действительно был загружен нефтью, но взрывчатки не было и в помине. Сейчас он движется к отведенному ему терминалу в южной части залива.

Йегер бросил взгляд на Питта:

— Думаете, это была подсадная утка?

— Почти наверняка. Мне с самого начала не давала покоя мысль, как подвести груженый танкер такого колоссального размера вплотную к берегу и не сесть при этом на мель?

— Следовательно, вы считаете, Зейл планировал направить другой танкер в другой крупный порт США, расположенный вблизи городской черты?

Их разговор был прерван появлением Макс.

— Похоже, я нашла то, что интересует вас, джентльмены.

— Вы составили список? — нетерпеливо спросил Сэндекер.

— Несколько крупных танкеров прибывают в ближайшее время в различные порты США. Один из них, груженный нефтью из Саудовской Аравии, держит курс на Луизиану, но там терминал в сотне миль от города. Другой направляется в Нью-Джерси, но его прибытие ожидается только завтра. Третий следует в Лонг-Бич, Калифорния, но прибывает и того позднее. Похоже, что вашему другу мистеру Зейлу придется обождать с исполнением своего плана.

— Выходит, мы напрасно потратили время, — пробормотал Сэндекер. — Зейл и не собирался разрушать Сан-Франциско, да и никакой другой крупный город США.

— Похоже на то, — согласился Питт, — но тогда непонятно, зачем ему было устраивать этот трюк с «Тихоокеанской Химерой». Чего он этим добился?

— Может быть, он просто испытывал нас?

— С какой целью?

— Ошибка исключена? — спросил Йегер у Макс.

— В моем распоряжении оперативные данные по всем портам.

Сэндекер поднялся, чтобы покинуть компьютерный зал.

— На мой взгляд, нам лучше забыть об этой истории, — проворчал он.

— Джентльмены, а вы рассматривали возможность совершения диверсии с помощью другого типа судов? — спросила Макс.

Питт с интересом посмотрел на нее:

— Что конкретно ты имеешь в виду?

— Я подумала о том, что взрыв корабля, перевозящего сжиженный газ, может принести куда больше ущерба, чем взрыв самого крупного нефтеналивного танкера.

Питт вскочил:

— Как же мы раньше не додумались до этого?! Конечно, речь идет именно о таком судне.

— Подобная катастрофа уже имела место в Японии. Мощность взрыва тогда немногим уступала взрыву атомной бомбы над Хиросимой и унесла тысячи жизней.

— Ты проверила список таких судов, прибывающих в ближайшее время в порты Соединенных Штатов? — спросил Йегер.

Макс, похоже, была оскорблена в своих лучших чувствах:

— Вы недооцениваете мои возможности. Конечно, я проверила список всех судов со сжиженным газом.

— И каков результат? — нетерпеливо спросил Йегер.

— "Монгольский воин" из Кувейта прибывает в Нью-Йорк в десять тридцать.

— До полудня?

— До полудня.

Адмирал взглянул на часы:

— Мы можем исключить его. Судно вошло в док двадцать минут назад.

— Ваша информация не совсем точна, — возразила Макс. — Судно задержалось из-за неполадок с генераторами и было вынуждено лечь в дрейф для их устранения. Оно опаздывает на пять часов.

Питт и Сэндекер обменялись быстрыми взглядами.

— Теперь мы знаем, в чем заключался план Зейла, — сказал Питт. — Привлечь наше внимание к «Химере», направляющейся на западное побережье, и нанести удар с востока посредством «Монгольского воина».

Сэндекер раздраженно стукнул кулаком по столу:

— Он провел нас, как сопливых мальчишек.

— У вас не так много времени, чтобы остановить его, — напомнила Макс.

— Как выглядит судно? — спросил Йегер.

Изображение появилось на экране большого монитора. Корпус был почти таким же, как у нефтеналивных танкеров, с машинами и надстройками на корме, но на этом сходство заканчивалось. Вместо огромной плоской главной палубы здесь возвышалось восемь сферических куполов, служивших резервуарами для сжиженного газа.

Макс зачитала спецификацию. Самый крупный из танкеров, когда-либо построенных для перевозки сжиженного газа. Длина — одна тысяча восемьсот шестьдесят футов при ширине триста шестьдесят футов. Экипаж — восемь офицеров и пятнадцать человек команды. Почти полностью автоматизировано. Мощность двигателей шестьдесят тысяч лошадиных сил. Судно зарегистрировано в Аргентине.

— Кто владелец судна? — спросил Йегер.

— Фактическим владельцем является корпорация «Цербер», хотя формально оно принадлежит одной из ее дочерних компаний.

— Осадка подобных судов гораздо меньше, чем у нефтеналивных танкеров, — заметил Сэндекер, — из-за значительной разницы удельного веса нефти и газа. Судно свободно может пройти по Гудзону почти до нижнего Манхэттена и подойти вплотную к берегу.

— Салли Морз говорила, что «Тихоокеанская Химера» должна была врезаться в берег у Всемирного торгового терминала, — заметил Йегер. — Можем ли мы на основании этого прийти к выводу, что Зейл думал о Всемирном торговом центре в Нью-Йорке[291]?

— Именно здесь я бы и сам попытался нанести удар, если бы был на месте Зейла, — согласился Сэндекер.

— Какое количество газа содержится в резервуарах танкера? — спросил Питт у Макс.

— Семь миллионов пятьсот семьдесят тысяч триста тридцать три кубических фута.

— Хуже и быть не может, — пробормотал Йегер.

— Что за газ?

— Пропан.

— Оказывается, может! — простонал Йегер.

— Ущерб будет колоссальным, — объяснила Макс. — Одна железнодорожная цистерна с газом взорвалась в середине семидесятых в районе Кингмена, штат Аризона. Она содержала восемь тысяч галлонов пропана. Тогда огненный шар достигал размера одной восьмой мили. В нашем случае огненный шар может достигнуть почти двух миль в диаметре.

— Что можно сказать о возможных разрушениях?

— Большинство зданий типа Всемирного торгового центра устоят, хотя их внутренние помещения будут уничтожены. Остальные здания в центре города будут разрушены. Число погибших в данный момент оценить невозможно.

— И все это делается для того, чтобы настроить американский народ против иностранного топлива, — пробормотал Питт. — Право, этот Зейл еще больший безумец, чем я предполагал.

— Мы должны остановить танкер, — твердо сказал Сэндекер. — На этот раз ошибки быть не должно.

— На этот раз нам не позволят подняться на борт, — медленно произнес Питт. — Держу пари, что там правят бал Канаи и его головорезы. Зейл не доверил бы проведение подобной операции любителям.

Сэндекер снова посмотрел на часы:

— В нашем распоряжении четыре с половиной часа до того, как судно войдет в Гудзон. Я сообщу о ситуации адмиралу Доуверу и попрошу его поднять по тревоге службы береговой охраны Нью-Йорка.

— Вам следует также поставить в известность антитеррористический дивизион штата Нью-Йорк, — предложила Макс. — Он, собственно, и создан для подобных ситуаций.

— Спасибо, Макс, — поблагодарил Сэндекер компьютерное творение Йегера. До сих пор он считал, что игрушка Хайрема ложится непосильным бременем на бюджет Агентства, но сейчас оценил ее по достоинству. — Я займусь этим.

— Я предупрежу Ала. На нашем новом реактивном самолете мы будем в Нью-Йорке в течение часа.

— И что вы собираетесь там делать? — спросила Макс.

Питт посмотрел на нее с таким видом, словно она спросила футбольную звезду, умеет ли тот бросать мяч.

— Помешать уничтожить половину Манхэттена. Что же еще?

48

У каждого, кто хоть раз видел танкер для перевозки сжиженного газа, поневоле зарождались сомнения в том, что такое нелепое судно вообще способно пересекать океаны. «Монгольский воин» с его восемью куполообразными резервуарами над верхней палубой, построенный с сугубо утилитарной целью и окрашенный в коричневый цвет, был, наверное, одним из самых безобразных судов, когда-либо бороздивших морские воды.

На выходе из Кувейта температура сжиженного пропана составляла минус двести шестьдесят градусов по Фаренгейту, но по маршруту следования танкера температура газа постепенно повышалась и в данный момент находилась всего на 20 градусов ниже опасного уровня.

Плавающая бомба, способная при взрыве разрушить половину Манхэттена, двигалась со скоростью двадцати пяти узлов, направляясь к входу в гавань Нью-Йорка.

Верхняя палуба была пустынна. Все члены немногочисленной команды находились во внутренних помещениях, наблюдая по приборам за работой сложной автоматизированной системы управления. Четверо в рулевой рубке, еще пятеро в машинном отделении, а оставшиеся шесть были вооружены портативными ракетометами, способными пустить ко дну крупнейший катер береговой охраны или сбить летательный аппарат, которому вздумалось бы атаковать танкер. «Гадюки» были уверены в себе, сознавая, что остановят любой отряд спецназа, к которому большинство из них некогда принадлежали.

На капитанском мостике Омо Канаи задумчиво разглядывал низкие облака, плывущие по темному небу. Он был убежден в успехе предстоящей операции. Ему лучше других было известно, что небольшая подводная лодка пришвартована к подводной части корпуса судна. Именно на ней ему и его людям предстояло покинуть танкер, когда он приблизится к береговой линии Манхэттена.

Он подошел к штурманскому столу и еще раз сверился с картой, на которой проложил курс. Ошибки не должно быть. Красная линия пересекала гавань Нью-Йорка и заканчивалась у подножия двух небоскребов Всемирного торгового центра. Ничто не могло остановить танкер.

Он перевел взгляд на автомобили, потоком двигавшиеся по мосту Верразано. Отсюда они казались не больше муравьев. Сверившись с показаниями приборов, он отметил, что ветер юго-восточный. Все складывалось как нельзя лучше. Удар гигантского огненного шара по городу должен быть сокрушительным.

Мысль о людях, которым предстояло стать жертвами трагедии, даже не приходила ему в голову. Он привык к смерти и без колебания заглянет ей в лицо, когда придет его черед.

Его помощник Хармон Керри, крутой парень, руки которого от кистей до плеч были покрыты татуировкой, поднялся на мостик. Он взял бинокль и направил его в сторону порта.

— Недолго осталось, — произнес он с удовлетворением. — Американцев ждет неприятный сюрприз.

— Не такой уж и сюрприз, — возразил Канаи, — если они сообразили, что «Химера» была подсадной уткой.

— Думаете, они догадываются о нашем замысле?

— План Зейла безупречен. До сих пор все шло без сучка без задоринки. Но пять часов задержки могут дорого обойтись нам. Вместо того чтобы появиться одновременно с «Химерой» под покровом темноты, мы болтались в открытом море. Держу пари, они лучше подготовятся на этот раз.

— Интересно будет взглянуть, как статуя Свободы расплавится до основания, — сказал Керри с дьявольской усмешкой.

— Через сорок минут мы достигнем моста, — доложил рулевой.

Канаи взглянул через ветровое стекло на открывающуюся перед ним панораму Нью-Йорка.

— Если они в ближайшее время не попытаются остановить нас, другого шанса им не представится, — заметил он.

* * *

Адмирал Доувер прилетел на реактивном самолете морской авиации с военной базы США Аламеда на западном побережье с пятнадцатиминутным опозданием. В связи с этим его пилот запросил экстренную посадку в аэропорту Кеннеди рядом с лайнерами гражданской авиации. Отсюда адмирал на вертолете вылетел на станцию береговой охраны Сэнди Хук, где два скоростных катера уже ожидали его прибытия.

Он вошел в зал заседаний станции, пытаясь трезво обдумать сложившуюся ситуацию. Если снова окажется, что это ложная тревога, придется продолжать поиски. Но сколько же времени им еще отпущено?

Доувер кивнул собравшимся в зале десяти мужчинам и двум женщинам, занял председательское место и сразу перешел к делу.

— Полицейские вертолеты уже совершили облет судна? — спросил он первым делом.

— Пилот докладывает, что танкер на полной скорости движется к гавани Нью-Йорка, — сообщил капитан полиции.

Доувер вздохнул с облегчением, но не позволил себе расслабиться. Если Зейл на самом деле намеревался разрушить Нижний Манхэттен, он должен быть остановлен любыми средствами.

— Джентльмены, вам в общих чертах уже известно положение. Если мы не сможем заставить судно изменить курс, оно должно быть потоплено.

— Сэр, — заметил капитан береговой охраны, — при обстреле танкера произойдет гигантский взрыв, в огне погибнут наши суда и полицейские вертолеты.

— Лучше пусть погибнет тысяча человек, чем миллион, — отрезал адмирал. — Но если предупредительные выстрелы не заставят команду изменить курс, нам придется вызвать истребители авиации США и уничтожить судно ракетами. В этом случае команды наших судов и вертолетов получат приказ отойти на безопасное расстояние от танкера.

— Есть ли шансы подняться на борт, обезвредить террористов и их взрывные устройства? — спросил другой полицейский.

— Никаких, если, вопреки приказу, судно будет на полной скорости двигаться к гавани. К сожалению, нашим самолетам в Сан-Франциско был отдан приказ вернуться на базы, когда мы поняли, что остановили не то судно. Сюда они уже не успеют. В нашем распоряжении подразделение спецназа Нью-Йорка, но я не хочу вводить их в дело, пока мы не убедимся, что команда танкера окажет сопротивление. — Он сделал паузу и обвел взглядом лица сидящих в комнате людей. — Если вам еще не известно, сообщаю, что температура горения пропана в воздухе составляет три тысячи шестьсот градусов по Фаренгейту.

Один из двух капитанов пожарных судов поднялся:

— Адмирал, могу добавить, если газ все-таки взорвется в воздухе, это приведет к образованию огненного шара диаметром около двух миль.

— Тем больше оснований остановить танкер, прежде чем он подойдет к берегу, — ответил Доувер. — Есть еще вопросы? Если нет, предлагаю приступить к операции. Больше ждать мы не можем.

Доувер вышел и направился в док, где поднялся на борт катера береговой охраны «Уильям Ши». Адмирал был глубоко озабочен. Если команда «Монгольского воина» откажется изменить курс и придется вызывать истребители,на эвакуацию Манхэттена времени не остается.

А в это время на улицах и в зданиях будет множество людей. Разрушения и жертвы обещают быть колоссальными.

Он вспомнил замечание Сэндекера, что Дирк Питт и Ал Джордино примут участие в операции перехвата, но на глаза ему они так и не попались. Адмирал не знал, что помешало им принять участие в совещании, хотя в конечном счете это не имело большого значения.

Лучи солнца пробились сквозь облака в тот момент, когда «Уильям Ши» и второй катер «Тимоти Ферм» вышли в море на перехват «Монгольского воина» и его смертоносного груза.

49

— Она не похожа ни на одну субмарину из тех, что я видел, — заметил Джордино, разглядывая элегантное судно. — Скорее, это роскошная прогулочная яхта, чем подводная лодка.

Питт стоял в доке залива Бараньей Головы к югу от Бруклина, восхищаясь восьмидесятифутовым судном, напоминающим мощный скоростной катер. Джордино был прав: выше ватерлинии оно мало чем отличалось от большинства дорогих яхт. Различия начинались в нижней части корпуса, скрытого под водой. Большие носовые иллюминаторы были похожи на те, что ему уже приходилось видеть на «Золотом марлине», разве что уступали им по размеру.

Предназначенный для одиннадцати пассажиров и членов экипажа, «Искатель кораллов», был построен для глубоководных исследований на глубинах до тысячи двухсот футов и мог оперировать в радиусе до двухсот морских миль.

Капитан Джимми Флетт спустился с палубы в док и подошел к Питту, приветливо протягивая руку. Он был невысок и жилист, с красным лицом — результат увлечения шотландским виски, — но глаза его оставались по-юношески ясными и блестящими. Он не так загорел, как моряки, много плававшие по теплым водам южных морей. Большую часть жизни капитан Флетт бороздил бурные воды Северного моря. У него был тяжелый взгляд бывалого морского волка, вернувшегося домой после трудного плавания. За многие годы, проведенные на море, он испытал больше ударов судьбы, чем обычно приходится на долю одного человека, и сумел пережить их все.

Он крепко сжал руку Питта:

— Дирк, сколько лет прошло с той поры, когда мы вместе пили шотландское виски на палубе моего корабля?

— Пожалуй, это было в конце восьмидесятых.

— Да, тогда мы занимались поисками «Ричарда», — подтвердил Флетт неожиданно мягким голосом, — и, насколько мне помнится, так и не нашли его.

— Зато нашли русский траулер, затонувший во время шторма.

— Помню. Британское адмиралтейство приказало нам тогда забыть об этой находке. Я всегда думал, что они оставили его для себя, выяснив у нас его точные координаты.

Питт повернулся к Джордино:

— Ал, позволь представить тебе Джимми Флетта, моего старого друга.

— Рад знакомству, — склонил голову Джордино. — Дирк часто рассказывал мне о вас.

— Представляю себе, что он вам наплел, — рассмеялся Флетт, стискивая руку нового знакомого в железном рукопожатии.

— Итак, ты состарился и стал капитаном роскошной яхты, — сказал Питт, кивая в сторону подводного судна.

— Я из тех моряков, кто предпочитает плавать по поверхности океана. Ничего под водой не интересует меня.

— Почему же в таком случае ты согласился на эту работу?

— Работенка не пыльная, а платят хорошо. Как ты сам сказал: я стар и мне уже не по зубам походы былых лет.

— Ты уже получил согласие своих хозяев поработать немного на нас?

— Они пока предпочитают оставаться в стороне. Дело в том, что у нас еще нет лицензии на подводные плавания. Как только мы ее получим, я отправлюсь в Монте-Карло катать на ней богатых европейцев.

— Ситуация, прямо скажем, критическая.

Флетт заглянул в зеленые глаза друга:

— На кой черт она тебе нужна? Все, о чем мы договорились по телефону, это фрахт по заказу твоего Агентства.

— Мы собираемся использовать ее как торпедный катер.

Флетт недоуменно воззрился на Питта.

— Понятно, — сказал он. — Торпедный катер. И кого же ты собираешься пустить ко дну?

— Танкер для перевозки сжиженного газа.

— А что будет, если я откажусь от этой затеи?

— Возьмешь на себя ответственность за жизнь минимум пятисот тысяч человек.

На этот раз Флетт на лету подхватил идею друга:

— Значит, террористы. И они планируют взорвать это корыто?

— Не совсем террористы, если быть точным. Но банда преступников, которые собираются выбросить его на берег вблизи Всемирного торгового центра и поднять на воздух половину Манхэттена.

Больше не было ни колебаний, ни вопросов, ни протестов.

Флетт спросил просто:

— Но «Искатель» не вооружен торпедами. Как конкретно ты собираешься его использовать?

— Слыхал когда-нибудь о подводной лодке конфедератов «Хенли»?

— Приходилось.

— Мы просто используем их опыт, — сказал Питт, подмигнув старому другу.

После этих слов Джордино начал разгружать грузовик, стоявший на территории дока.

* * *

Двадцать минут спустя трое мужчин прикрепили к корпусу в носовой части корабля трубу длиной в тридцать футов. Две другие такие же трубы были сложены на палубе ниже рубки управления. После этого они поднялись на борт «Искателя». Пока Флетт, не тратя времени на разговоры, запускал двигатели, Джордино приладил магнитные мины к концам двух запасных труб. К трубе, уже установленной на носу подводного корабля, привязали заряд пластиковой взрывчатки весом в сто фунтов.

Флетт стал у руля, Питт и Джордино отдали швартовы, и «Искатель кораллов» на полной скорости пересек залив в направлении моста Верразано. Два скоростных катера береговой охраны в окружении целой флотилии судов меньшего размера уже двигались впереди. Их сопровождали в воздухе два вертолета береговой охраны и два полицейских вертолета. Они первыми достигли цели и, как коршуны, начали кружить над палубой огромного безобразного танкера.

Оказавшись в открытом море, Флетт изменил курс и двинулся на перехват «Монгольского воина».

— Какова максимальная скорость «Искателя»? — спросил Питт.

— Сорок пять узлов на поверхности, двадцать пять под водой.

— Придется выжать все возможное, когда мы окажемся под водой. У этого корыта максимальная скорость тоже двадцать пять узлов.

— Как ты назвал это чудовище? «Монгольский воин»?

— По-моему, вполне подходит.

— Мы должны перехватить его, прежде чем он пройдет под мостом.

— Если опоздаем, трудно будет нанести по нему удар с воздуха, не разрушив половину Бруклина.

— Твой план сработает, если береговая охрана и полиция Нью-Йорка потерпят неудачу.

— Скоро узнаем, — заметил Питт.

* * *

С борта «Уильяма Ши» адмирал Доувер попытался установить связь с приближающимся танкером.

— Говорит командующий береговой охраной Соединенных Штатов. Ложитесь в дрейф и приготовьтесь принять на борт команду для досмотра.

Напряжение на капитанском мостике катера все возрастало, поскольку команда танкера не проявила никакого желания выйти на связь. Танкер по-прежнему на полной скорости двигался в направлении Нью-Йорка. Доувер сделал вторую попытку, затем третью, но все тщетно. Команда и капитан ждали дальнейших распоряжений адмирала.

Неожиданно тишину на мостике нарушил твердый холодный голос, донесшийся из передатчика.

— Говорит владелец «Монгольского воина». Я не намерен останавливать мое судно. Предупреждаю, что любая попытка причинить вред моему танкеру приведет к непредсказуемым последствиям.

С неопределенностью было покончено. Сомнений больше не оставалось. Над городом нависла страшная опасность. Доувер мог попытаться продолжить переговоры, но время работало против него. Он отдал приказ антитеррористическим командам вертолетов начать операцию. Одновременно приказал катерам двигаться курсом, параллельным ходу танкера, изготовив орудия к бою.

В бинокль он продолжал наблюдать за палубой танкера, пытаясь понять, какую тактику на этот раз изберет его безумный капитан.

«Слава богу, — подумал адмирал, не отрывая глаз от бинокля, — что море сегодня спокойное. У команд спецназа не будет проблем с высадкой».

Вертолеты зависли над палубой танкера, пока пилоты выбирали место для высадки людей. Катера изменили курс и по дуге попытались приблизиться к корпусу гигантского судна.

Это было все, что успел сделать адмирал.

Пораженный ужасом, он наблюдал, как небольшая ракета, выпущенная с палубы танкера, поразила первый вертолет, вспоров его с такой же легкостью, как консервный нож банку. Развалившись на куски, охваченная пламенем машина упала в воду. Через несколько секунд на поверхности осталось несколько обломков, от которых к покрытому тучами небу вздымался столб дыма.

50

Канаи окинул равнодушным взглядом жалкие обломки полицейского вертолета, отброшенные в сторону форштевнем «Монгольского воина». Он не испытывал чувства вины или угрызений совести, лишив жизни дюжину человек меньше чем за десять секунд. Атака вертолета стала для него лишь досадной помехой, мелким неудобством на пути реализации его планов.

Еще меньше беспокоила его флотилия катеров береговой охраны, окруживших танкер со всех сторон. Он чувствовал себя в полной безопасности, прекрасно понимая, что ее командующий никогда не отдаст приказ открыть огонь на поражение, разве что в случае буйного помешательства или профессиональной непригодности. Если хоть один снаряд попадет в резервуар со сжиженным газом и вызовет взрыв, все живое вокруг в радиусе пары миль будет мгновенно уничтожено, включая пассажиров автомобилей, двигающихся по мосту.

Он бросил взгляд на мост, один из крупнейших в мире. Танкер уже настолько приблизился к нему, что можно было различить шум автомобильных двигателей. С недоброй усмешкой на губах он наблюдал, как пилоты трех оставшихся вертолетов отвели свои машины подальше от танкера, осознав тщетность попыток высадить на палубу команды спецназа. Он обратил внимание на два больших катера береговой охраны, подходящие к танкеру с двух сторон. Их намерения были ясны для него, но их орудия при всем желании не могли нанести серьезного ущерба судну.

«Теперь настала моя очередь позабавиться», — подумал он с мрачным удовлетворением. Но прежде чем он успел отдать приказ выпустить ракеты по приближающимся катерам, те первыми открыли огонь из двадцатипятимиллиметровых орудий. Заходящий с носа катер обстрелял капитанский мостик и рубку управления, второй, атаковавший с кормы, принялся всаживать снаряд за снарядом в корпус у самой ватерлинии, пытаясь поразить машинное отделение. Комендоры орудий на обоих катерах внимательно следили за тем, чтобы их снаряды ложились подальше от гигантских резервуаров с газом, находившихся на верхней палубе.

Самому Канаи пришлось спасаться бегством, когда один из снарядов попал в капитанский мостик, частично разрушив контрольную консоль. Стоявший за штурвалом наемник был убит на месте, еще один получил смертельное ранение. Добравшись ползком до телефонного аппарата, Канаи скомандовал:

— Ракетами класса «земля — земля» по катерам. Пуск!

Лежа на полу капитанского мостика, он осторожно выглянул сквозь разбитое ветровое стекло, чтобы оценить ситуацию. «Монгольский воин» находился на расстоянии меньше мили от моста. Но и повреждения были значительнее, чем он рассчитывал. Разбитая компьютерная консоль сделала невозможной подачу автоматического сигнала в рулевую рубку. Канаи снова потянулся к телефонному аппарату и вызвал машинное отделение.

— Доложите обстановку, — распорядился он.

Главный механик, служивший раньше на военных кораблях, проводивших секретные операции, отозвался немедленно:

— Поврежден один генератор, но двигатели в порядке. Один человек убит, еще один тяжело ранен. Бронебойные снаряды пробивают обшивку, но при этом теряют ударную силу, так что оборудование почти не пострадало.

Канаи уже успел заметить, что танкер слегка отклонился от курса.

— У нас проблемы, чиф. Система автоматического управления накрылась, — в свою очередь сообщил он. — Переходите на ручное. Вернитесь на курс три — пять — пять, или мы врежемся в опору моста. Так держать, пока я не отдам новый приказ.

Он спустился с капитанского мостика и увидел еще одного из своих людей. Наклонившись над поручнями, он практически в упор расстреливал из ручного ракетомета носовую часть «Тимоти Ферма». Первый ракетный снаряд насквозь прошил тонкую палубу и корпус, взорвавшись уже в воде. Второй оказался более удачным: поразил фальшборт и скосил людей, возившихся у орудия. Куски металла и ошметки человеческой плоти закружились в воздухе, как обгоревшие листья. Ракета, выпущенная с противоположного борта, попала в палубные надстройки «Уильяма Ши», взметнув в небо тучу обломков и густого черного дыма. Но расчет орудия в носовой части катера, обстреливающий машинное отделение, не пострадал.

Третья ракета, подобно гигантскому молоту, ударила в палубу «Тимоти Ферма». Катер вздрогнул, на его корме столбом вспыхнуло пламя. Следующая начисто смела все палубные надстройки у капитанского мостика. Катера береговой охраны не имели брони, подобно большинству военных кораблей, поэтому их повреждения были очень значительны. Половина офицеров, находившихся на капитанском мостике, были убиты наповал. Объятый огнем катер потерял ход и начал отходить в сторону от танкера. Тактическое преимущество перешло к Канаи. Он мог больше не опасаться кораблей береговой охраны.

Но руки у него были по-прежнему связаны тремя вертолетами, контролировавшими небо над заливом. Танкер был уже совсем близко от цели, но Канаи отдавал себе отчет в том, что командующий антитеррористической операцией непременно вызовет военные истребители, прежде чем «Монгольский воин» окажется в относительной безопасности под защитой моста.

* * *

Доувер ощупал себя с ног до головы, чтобы выяснить, куда же он ранен. Он был весь в крови, струящейся из глубоких порезов на левом плече и голове. Адмирал дотронулся до уха и обнаружил, что оно болтается на куске кожи. Скорее от расстройства, чем от боли, он оторвал его и сунул в карман, уверенный в том, что позднее хирург сможет пришить ухо на место. Он с трудом поднялся и обошел разрушенный капитанский мостик. Повсюду лежали тела убитых и раненых.

«Все они были так молоды и заслуживали лучшей участи, — подумал он рассеянно. — В конце концов, это же не война, а собачья грызня между магнатами, защищающими собственные интересы. Бессмысленная и кровавая резня».

Оставшиеся в живых члены команды продолжали бороться с огнем сразу в нескольких местах. Адмирал почувствовал, что катер постепенно сбавляет скорость. В пробоины ниже ватерлинии непрерывно поступала вода, и корабль начал медленно погружаться.

Не в силах точно оценить масштаб повреждений, но понимая, насколько они серьезны, Доувер приказал единственному офицеру, еще державшемуся на ногах, направить катер к ближайшему берегу и посадить его на мель. Сражение кораблей береговой охраны с «Монгольским воином» закончилось позорным поражением.

Достав из кармана портативный передатчик, он попытался отдать последний приказ истребителям ВВС, барражирующим над морем в нескольких милях в стороне от поля боя. Еще одна ракета, выпущенная с борта танкера, заставила его инстинктивно наклонить голову, но она пронеслась над разбитым капитанским мостиком и упала в воду в сотне ярдов за кормой.

Адмирал поднял глаза к небу, где, по его понятиям, должны были находиться истребители, сменил частоту своего передатчика и произнес, стараясь говорить медленно и отчетливо:

— "Голубая птица", «голубая птица», говорит «красный пловец». Если вы меня слышите, немедленно атакуйте танкер. Повторяю, атакуйте танкер. Но ради бога, постарайтесь не поразить ракетами резервуары со сжиженным газом.

— Слышу вас, «красный пловец», — немедленно отозвался командир звена. — Мы сконцентрируем огонь на палубных надстройках на корме танкера.

— Попытайтесь также уничтожить машинное отделение, — приказал Доувер. — Заставьте его остановиться как можно скорее, только я вас заклинаю, держитесь подальше от этих чертовых резервуаров.

— Вас понял, «красный пловец». Начинаем заход в атаку.

Командир звена приказал двум ведомым атаковать танкер поочередно, держа между машинами дистанцию в пятьсот ярдов, сам же отвернул в сторону и приготовился сделать несколько кругов над палубой, чтобы оценить результаты попаданий своих товарищей. Он опасался, что те, памятуя о приказе адмирала не задеть резервуары с пропаном, станут осторожничать и вообще не попадут по цели. Как вскоре выяснилось, его опасения оказались напрасными: все кончилось значительно хуже.

Пилот первого истребителя направил свою машину в глубокое пике, избрав целью машинное отделение. На его беду корпус танкера был уже закрыт дымовой завесой от горящих катеров береговой охраны. И прежде чем он успел нажать на гашетку, ракета класса «земля — воздух», выпущенная с палубы танкера, мгновенно превратила его машину в сгусток огня и дыма. Рассыпавшись на тысячу кусков, самолет упал в воду.

— Немедленно выходи из боя, — приказал командир пилоту второго истребителя.

— Слишком поздно, — услышал он ответ товарища. — Кажется, они уже достали меня...

В ту же секунду вторая ракета, выпущенная с танкера, настигла его машину, и в небе вспыхнул еще один огненный шар.

Пораженный ужасом командир уже не существующего звена не мог поверить в происходящее. Двое его ближайших друзей, оба пилоты высочайшего класса, только что погибли на его глазах, и их истерзанные тела лежали теперь вместе с обломками их машин на дне гавани Нью-Йорка. Наполовину парализованный и разом постаревший на несколько лет от пережитого потрясения, он развернулся и направил свою машину в сторону аэродрома ВВС национальной гвардии на Лонг-Айленде.

Доувер наблюдал за безуспешной атакой авиации с борта полузатопленного катера. Все оставшиеся в живых на кораблях флотилии и находившиеся в воздухе экипажи вертолетов прекрасно понимали, чем это грозит. Какие бы потери они не понесли, провал операции был еще страшнее. Казалось, уже ничто на свете не остановит грядущую катастрофу.

Внезапно адмирал встрепенулся и подался вперед всем телом: маленький тридцатипятифутовый катер береговой охраны на полной скорости ринулся в направлении кормы огромного танкера.

— Самоубийство, чистой воды самоубийство, — шептал Доувер дрожащими губами, — но да благословит вас господь, ребятки! — С «Монгольского воина» немедленно открыли заградительный огонь. Пули тысячами рассерженных ос вспенивали воду вокруг катера и вспарывали палубу рядом с молоденьким лейтенантом, стоящим за штурвалом. Небольшой красно-бело-голубой вымпел трепетал на ветру.

Ставшие свидетелями гибели реактивных истребителей люди, проезжавшие по мосту Верразано, останавливали автомобили, толпились у ограждения и, затаив дыхание, наблюдали за разыгрывающейся у них на глазах драмой. Тысячи глаз следили за маленьким катером, тысячи людей мысленно призывали шкипера и членов экипажа успеть выпрыгнуть за борт хотя бы за несколько секунд до столкновения.

— Какая доблесть, какое самопожертвование, — бормотал Доувер, ни к кому конкретно не обращаясь. — Они уже рядом! — закричал он вдруг во весь голос, мучительно сознавая, что никто его не услышит. — Покинуть корабль! Покинуть корабль, вам говорят!

Но было уже поздно. Когда молодой шкипер приготовился оставить свой пост и броситься за борт, пулеметная очередь прошила ему грудь, и он повалился на палубу рядом со штурвалом. А еще через несколько секунд маленький катер на полной скорости врезался в корму исполина.

Не было ни взрыва, ни пламени, ни дыма. Крошечное суденышко просто рассыпалось на куски, столкнувшись с корпусом танкера. Единственным следом этого героического поступка было небольшое облачко обломков и пыли, мгновенно рассеявшееся по воде. Танкер продолжал двигаться к цели, словно слон, не обращающий внимания на укусы москитов.

Доувер выпрямился во весь рост, не замечая струи крови, хлынувшей из раны под левым коленом. Нос танкера поравнялся с полотном моста.

— Господи, не оставь рабов твоих в этот страшный час! — взмолился адмирал. — Спаси и помилуй всех нас и ниспошли на супостата гром небесный. Если он пройдет мост, всем нам полные кранты, господи!

Последние слова едва успели слететь с его губ, как вдруг из-под кормы танкера взметнулся многометровый столб воды. Доувер не поверил собственным глазам, увидев, как нос гигантского судна начал сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее разворачиваться в сторону от моста.

51

— Этот долбаный танкер похож на пляж, где разлеглись в ряд восемь беременных женщин, — с отвращением произнес Джимми Флетт, стоя у штурвала своего судна, быстро догоняющего «Монгольского воина».

— Вертолет, два катера и два истребителя уничтожены или полностью выведены из строя за каких-нибудь двадцать минут, — подытожил Джордино, хмуро глядя на обломки, в изобилии плавающие в воде. — Этот монстр куда страшнее, чем кажется на первый взгляд.

— Им уже не остановить его, — заметил Питт, наведя бинокль на танкер, продолжающий двигаться в направлении Манхэттена.

— Сейчас он приблизительно в тысяче ярдов от моста, — добавил Джимми. — Пожалуй, самое время начать погружение и заняться им вплотную.

— У нас есть только одна попытка, — предупредил Джордино. — Если мы потерпим неудачу, другой возможности не будет. Скорость танкера слишком велика. Мы просто не успеем всплыть, обогнать его и снова погрузиться для повторного удара. К тому времени чертова посудина окажется уже далеко за мостом.

— Значит, нам придется добраться до него с первого раза, только и всего, — улыбнулся Питт.

«Искатель кораллов» летел по волнам, как плоский камешек, запущенный рукой умелого метателя. Питт перевел бинокль на горящие катера береговой охраны. «Уильям Ши» медленно ковылял в сторону Бруклина. Судьба «Тимоти Ферма» тоже не внушала серьезных опасений. Малые спасательные суда береговой охраны уже собрались вокруг него, чтобы забрать раненых и убитых и направить на борт экспертов для определения характера повреждений. Суда департамента пожарной охраны Нью-Йорка окатывали мощными струями воды все еще охваченные огнем секции.

«Жаль, что мы опоздали, — подумал Питт. — Кто знает, может, нам и удалось бы помешать этому разгрому».

Он сознательно разыгрывал уверенность в успехе, стараясь внушить оптимизм Джордино и Флетту, но сам в глубине души испытывал леденящий страх перед возможной неудачей. В то же время Питт твердо решил во что бы то ни стало помешать танкеру войти в верхнюю гавань, пусть даже ценою жизни своей и своих друзей.

Назад пути не было. Все колебания и сомнения остались позади. Кроме того, он был уверен, что Омо Канаи находится на борту танкера. Настало время платить по старым счетам.

Питт внимательно обследовал в бинокль изрешеченную снарядами рулевую рубку «Монгольского воина», но не обнаружил в ней ни души. Все другие повреждения были незначительными. Оказавшись в двухстах ярдах от правого борта танкера, Флетт снизил скорость и включил помпы балластных цистерн. Погружение прошло намного быстрее, чем рассчитывал Питт. Оказавшись под водой, Флетт увеличил скорость до максимума. Операция вступила в решающую фазу, в которой не было места ошибке.

Ал остался на мостике рядом с Флеттом, а Питт спустился в наблюдательный пункт на носу корабля и уселся у обзорного иллюминатора. Включив переговорное устройство в режиме громкой связи, он вызвал капитана.

— Как слышимость, Джимми? — осведомился он.

— Слышим тебя прекрасно, — первым отозвался Джордино. — Прямо как в концертном зале.

— Находимся в ста пятидесяти ярдах от танкера, — доложил Флетт.

— Видимость не более сорока ярдов, — с сожалением констатировал Питт. — Повнимательнее наблюдайте за радаром.

— На экране монитора имеем картинку танкера, — добавил итальянец. — Чуть позже сообщу, с какой частью корпуса мы войдем в контакт.

Прошло долгих три минуты, прежде чем из динамика снова донесся голос Флетта:

— До танкера сто ярдов. Видим его тень на поверхности воды.

Питт уже и сам мог слышать шум двигателей «Монгольского воина» и ощущать турбуленцию воды у него под килем. Он напряженно вглядывался в иллюминатор, пока не увидел днище танкера в тридцати футах прямо по ходу и в десяти у себя над головой.

— Мы настигли его, — уведомил он друзей.

В тот же момент Флетт дал задний ход и остановил подлодку, чтобы не задеть рубкой киль вражеского судна.

— Опустись еще на десять футов, Джимми.

— Есть десять футов, — подтвердил Флетт, направляя «Искатель» под правый борт танкера.

Питт с замиранием сердца следил, как вырастает, перекрывая обзор, и нависает над изящным телом субмарины необъятное днище механического монстра. Шум работающих гигантских винтов постепенно усиливался. Питт мельком заметил странный выступ довольно крупного размера под килем танкера, но толком рассмотреть не успел, потому что через мгновение он исчез из вида.

Питт выступал в роли впередсмотрящего для находившегося на мостике Флетта. Только он мог точно зафиксировать момент, когда в поле зрения появятся огромные бронзовые винты. Вздымаемые со дна их вращением частицы ила затрудняли его задачу. В мутной воде видимость резко ухудшилась. Он лег на ковер и приник вплотную к стеклу иллюминатора, стараясь не пропустить момент, когда массивный стальной бивень, прикрепленный к носу лодки, окажется в непосредственной близости от корпуса танкера.

— Готов, Джимми?

— Жду команды, Дирк, — спокойно ответил Флетт.

— Ты должен засечь винт правого борта через три секунды после моего сигнала.

Напряжение на борту субмарины достигло крайнего предела. Мозг и тело Питта слились воедино, вибрируя в унисон, как натянутые струны. Костяшки пальцев, сжимающих микрофон, побелели. И вот наконец за стеклом иллюминатора показалась белая круговерть кипящей воды.

— Начинай! — крикнул он.

Флетт отреагировал молниеносно. Он подал лодку вперед, дождался толчка при соприкосновении носового-бивня с кормой танкера, после чего сразу же дал полный назад, от души надеясь, что не промахнулся.

Питт видел, как магнитная мина присосалась к обшивке корпуса танкера. Теперь осталось только молиться, чтобы ее не сбросило под напором воды, закручиваемой лопастями винтов в стремительный, бурлящий водоворот.

Флетт и Джордино замерли в напряженном ожидании. На какое-то мгновение им показалось, что они опоздали и через секунду мощные винты танкера изрубят на мелкие кусочки корпус подлодки и их тела вместе с ним. Отсек, где находился Питт, отделяло от вращающихся с бешеной скоростью лопастей всего несколько футов, когда мощный поток воды подхватил субмарину и отбросил в сторону с той же легкостью, с какой торнадо вырывает с корнем оказавшиеся на его пути деревья.

Все еще боясь поверить в удачу, Питт оставался на полу кабины. Прошло не меньше тридцати секунд, прежде чем белая стена пены скрылась из виду, а пульсирующий громовой рокот двигателей танкера начал постепенно стихать.

— Нам здорово повезло, парни, — устало произнес он, поднимаясь на ноги.

— Как ты думаешь, мы уже на безопасном расстоянии?

— Если корпус лодки выдерживает давление воды на глубине в тысячу футов, выдержит и ударную волну от взрыва в ста ярдах от него.

Джордино, сжимающий в руках пульт дистанционного взрывателя, с мстительной усмешкой на губах ткнул пальцем в кнопку. Сначала послышался глухой звук, как будто хлопнула пробка от шампанского, а в следующее мгновение лодку закрутило волной и потащило назад. Спустя несколько секунд волнение улеглось, и наступила тишина.

Питт просунул голову в дверь рулевой рубки.

— Всплывай, Джимми, поглядим на результаты нашей маленькой диверсии. А мы с тобой, Ал, как только окажемся на поверхности, подготовим второй заряд.

* * *

Теряясь в догадках по поводу причин подводного взрыва, адмирал Доувер с огромным облегчением наблюдал, как зловещая махина смертоносного танкера изменила направление движения и, описав широкую дугу, легла на обратный курс. Он еще не знал и не догадывался, что это дело рук Питта и Джордино. Все находившиеся на борту «Уильяма Ши» были слишком заняты, чтобы обратить внимание на необычного вида судно, прежде чем оно ушло под воду. Взрыв магнитной мины проделал восьмифутовую пробоину в корме и разнес вдребезги правый винт. Главный механик танкера не успел вовремя сориентироваться и заглушить двигатель, что привело к непоправимым последствиям. Поврежденное в перестрелке с катерами рулевое управление окончательно вышло из строя, а руль заклинило под углом сорок пять градусов. Поскольку винт левого борта продолжал работать, танкер стало разворачивать в сторону Стейтен-Айленда. Теперь у команды осталось только две альтернативы: либо застопорить машину и дрейфовать по течению обратно в море, либо нарезать круг за кругом.

«Худшее позади, — подумал Доувер. — Дьявольский замысел потерпел крах. Но что, если безумный капитан танкера все-таки решит взорвать резервуары с газом, зная, что нанесет городу миллиардный ущерб и погубит тысячи человеческих жизней?» Проиграв вчистую морское сражение с «Монгольским воином», адмирал внутренне смирился с неизбежностью трагедии, но сейчас, после столь чудесного и неожиданного избавления, он молил Господа, чтобы тот не допустил случиться даже такому, неизмеримо меньшему несчастью.

* * *

Если адмирал Доувер был приятно удивлен тем, что гигант неожиданно изменил курс, то Омо Канаи пребывал в полном замешательстве. Хотя он и слышал звук взрыва под днищем танкера, но не понимал, как это могло случиться, если в радиусе нескольких миль не было ни одного военного корабля или самолета. Когда танкер начал поворачивать, он бросился звонить в машинное отделение.

— Немедленно лечь на прежний курс! — приказал он. — Почему мы крутимся на месте?

— Мы потеряли винт по правому борту из-за какого-то взрыва, — сообщил главный механик. — Я не успел заглушить второй двигатель, вот его и развернуло.

— Маневрируй рулем.

— Невозможно. Руль был частично поврежден еще раньше, возможно, прямым попаданием снаряда, а от взрыва его и вовсе перекосило.

— Что за сказки ты мне тут рассказываешь?! — взвился Канаи, впервые за много лет потеряв самообладание.

— У нас только два выхода, — терпеливо объяснил чиф. — Либо по-прежнему крутиться на месте, либо заглушить двигатели и лечь в дрейф. В любом случае мы уже никуда не попадем.

Это был конец, но Канаи все еще отказывался признать поражение.

— Мы почти у цели. Мы достигли моста.

— Уверяю вас, что с подобными повреждениями мы не продвинемся ни на дюйм. И чем скорее вы это поймете, тем лучше.

Дальше спорить не имело смысла. Канаи вернулся на капитанский мостик, кипя от злости и разочарования. Подумать только, всего несколько сотен ярдов отделяло его от успеха, и такой провал! Сжимая кулаки в бессильном гневе, он огляделся вокруг. Взгляд его упал на небольшое судно необычной конфигурации, напоминающее частную яхту.

Скорее всего, через минуту Канаи и думать бы забыл о странном суденышке, но оно вдруг прямо у него на глазах начало погружаться под воду. Тогда он наконец-то понял, что произошло, и едва не задохнулся от ярости. Схватив телефонную трубку, Канаи прохрипел в микрофон:

— Немедленно начать ракетный обстрел неизвестного подводного судна за кормой!

* * *

— О'кей, Джимми, — произнес Питт. — Мы все-таки заставили его остановиться. Теперь осталось только пустить ко дну этот гипертрофированный газовый баллон.

— Надеюсь, эти сучьи дети не успеют опередить нас и взорвать свое корыто раньше, чем это сделаем мы, — пробормотал Флетт, лихорадочно орудуя кнопками пульта управления.

Доведя скорость до тридцати узлов, он вторично направил лодку в сторону танкера. Если старый капитан и колебался, это никак не отражалось на его грубоватом лице. Он выглядел так, как будто впервые за многие годы испытывал подлинное удовольствие.

Сейчас Флетт чувствовал себя намного спокойнее. На этот раз ничто вроде бы не угрожало его драгоценному судну. Он постоянно сверялся взглядом с экраном радара, чтобы не ошибиться в прокладке курса для повторной атаки танкера.

— Где ты собираешься воткнуть ему перо в задницу на этот раз? — осведомился капитан.

— Аккурат под машинным отделением. Нам совсем ни к чему, чтобы танкер взлетел на воздух, уничтожив все живое в радиусе двух миль.

— А последний, третий заряд?

— Примерно в той же точке, но по правому борту. Получив две такие пробоины, танкер быстро пойдет ко дну.

— Винтов теперь можно не опасаться, так что справимся в два счета, — хвастливо выпятил грудь Джордино.

— Цыплят по осени считают, — охладил его пыл Питт. — А полную гарантию может дать только страховой полис.

52

— Как говаривал Джон Милтон Хей: «Счастливчик тот, кто знает точно, когда пора убраться срочно», — процитировал Джимми Флетт, когда ракета, выпущенная с танкера, едва не задев рубку подлодки, взорвалась в сотне футов от них.

— Пора, а то ведь и накрыть могут ненароком, — согласился Питт.

— Должно быть, они сильно разозлились, когда поняли, что это мы проделали дыру у них в заднице, — ввернул итальянец.

— Похоже, танкер полностью потерял ход и с трудом держится на плаву, — сказал Джимми.

— Их крысино-гадючьей команде пора бы уже делать ноги, — заметил Джордино. — Странно, почему они не спускают на воду спасательные шлюпки?

Едва вода сомкнулась над крышей рубки, Флетт увеличил до максимума скорость погружения, одновременно круто развернув «Искатель» вправо. И как раз вовремя. Вторая ракета угодила аккурат в то место, где они только что находились.

Еще одна ракета взорвалась при ударе об воду, но на этот раз на значительном расстоянии от подводного судна. Погрузившись, оно стало невидимым для врагов. Пенный кильватерный след, оставляемый винтами лодки, рассасывался раньше, чем достигал поверхности. «Гадюки» потеряли последний шанс отомстить обидчикам.

Убедившись, что все идет по плану, Питт вернулся на свой наблюдательный пост и погрузился в раздумья. Если учесть, что танкер сильно поврежден и сейчас лежит в дрейфе, вторая попытка, пожалуй, должна оказаться проще первой. Но и в словах Ала есть доля истины. Здраво рассуждая, «Гадюкам» здесь больше нечего ловить, им остается только спасаться бегством. Но почему тогда, черт возьми, они не спускают шлюпки? Не собираются же они добираться до берега вплавь.

Темный силуэт гигантского корпуса возник за стеклом иллюминатора. Выполнить задуманный маневр действительно оказалось значительно проще, чем в первый раз. Можно было едва ли не вплотную приблизиться к обездвиженному танкеру, уже не опасаясь его могучих винтов.

— Мы на месте, Джимми, — предупредил Питт.

Флетт изменил курс лодки и на малой скорости двинулся параллельно правому борту «Монгольского воина». Затем еще сбросил скорость и направил судно к корме, где находилось машинное отделение.

Джордино, внимательно следивший за экраном радара, медленно поднял руку, затем резко дал отмашку:

— Стоп! Теперь поднимись до глубины тридцать футов.

Флетт мастерски выполнил маневр, пока бивень лодки со смертоносным грузом на конце не оказался напротив той секции корпуса, где, по их расчетам, размещалось машинное отделение. Чтобы прикрепить магнитную мину к стальной плите, потребовалось совсем немного времени, после чего капитан немедленно дал задний ход.

Когда лодка оказалась в безопасной зоне, Джордино, как и в первый раз, нажал кнопку на пульте дистанционного управления.

— Коварному врагу нанесен еще один смертоносный удар, — прокомментировал Флетт, искусно подражая голосу доктора Геббельса. — Новейшее оружие возмездия проделало в стенах его цитадели большую брешь, чем это сделала бы любая современная торпеда.

После успешного завершения второго этапа операции Питт в очередной раз поднялся по трапу в рубку:

— Джимми, на твоей лодке имеется аварийная спасательная камера?

Флетт кивнул:

— Конечно. Согласно международному морскому законодательству, каждое коммерческое подводное судно должно иметь подобную камеру.

— Гидрокостюмы для подводных погружений законодательством тоже предусмотрены?

— Целых четыре и с полным снаряжением. Приготовлены для будущих пассажиров на тот случай, если они изъявят желание понырять.

Питт бросил вопросительный взгляд на Джордино:

— Ал, а не совершить ли нам небольшую подводную прогулку?

— Я как раз хотел предложить тебе то же самое, — улыбнулся Джордино. — Лучше немного поработать под водой, чем рисковать заполучить еще одну ракету на свою голову.

Дорожа каждой минутой, они решили не тратить время на долгие приготовления и натянули резиновые костюмы прямо на шорты. На то, чтобы выбраться из субмарины, закрепить мину на носу лодки и вернуться назад, им потребовалось меньше семи минут. И хотя температура воды была всего шестьдесят пять градусов по Фаренгейту, они успели за это время окоченеть от холода и горько пожалеть о том, что поленились надеть теплое белье.

Как только друзья вернулись в переходной отсек и закрыли за собой внешний люк, Флетт повел свой подводный корабль в последнюю атаку. Насосы еще не успели откачать воду, а он уже прикрепил мину к борту танкера и отошел на безопасное расстояние.

— Отличная работа, Джимми, — похвалил Питт, одобрительно похлопав его по плечу.

— Не люблю понапрасну терять время, — улыбнулся Флетт.

Стянув с себя мокрый костюм, Джордино в одних шортах уселся в кресло и взял в руки пульт дистанционного управления. По команде Питта он нажал кнопку и проделал еще одну здоровенную дырищу в кормовой части танкера.

— Может, всплывем и полюбуемся на дело рук своих? — предложил Джимми.

— Погоди. Есть еще одно дело, которое следует завершить, — сказал Питт.

* * *

Когда прогремел второй взрыв, палуба на капитанском мостике содрогнулась прямо под ногами Канаи. Тем, кто продолжал наблюдать за танкером с берега, с прогулочных лодок и с моста, было отчетливо видно, что он стал заметно оседать на корму.

После первого взрыва Канаи еще сохранял надежду на удачное завершение операции, хотя на что он рассчитывал, наверное, не смог бы объяснить и он сам. Последующие взрывы решили судьбу танкера: он был обречен пойти ко дну в нижнем заливе, где глубина достигала двухсот футов.

Канаи сидел на стуле в рулевой рубке и вытирал кровь, струившуюся из глубокой раны на лбу, нанесенной осколком разлетевшегося вдребезги ветрового стекла.

Машины танкера остановились еще несколько минут назад. Оставалось только надеяться, что главный механик и его люди успели покинуть машинное отделение до того, как туда хлынули тонны забортной воды. Прижав полотенце ко лбу, Канаи прошел в штурманскую рубку и бросил взгляд на панель дистанционного управления. Помедлив немного, он поставил таймер на двадцать минут, не подумав о том, что танкер может затонуть, прежде чем сработает взрывное устройство, заложенное под резервуарами с пропаном. Затем перевел рукоятку взрывателя в положение готовности.

Хармон Керри вошел внутрь и тяжело плюхнулся на соседний стул. Кровь сочилась из дюжины ран, но он, казалось, не замечал этого. Глаза его остекленели, он судорожно ловил воздух широко открытым ртом.

— Ты что, бежал? Не мог воспользоваться подъемником? — спросил Канаи из чистого любопытства.

— Чертов лифт вышел из строя, — прохрипел Керри. — Мне пришлось карабкаться по трапу все десять пролетов, чтобы понять, в чем дело. Кабель перебило, но я кое-как отремонтировал его. Думаю, теперь мы сможем спуститься вниз, на один раз его должно хватить.

— Почему ты пришел ко мне? Мог ведь отправиться сразу к лодке?

— Я не собираюсь смываться без вас.

— Спасибо за лояльность.

— Вы включили взрывное устройство?

— Да, в нашем распоряжении двадцать минут.

— Нам чертовски повезет, если мы успеем убраться за это время на безопасное расстояние, — проворчал Керри, стараясь не смотреть на шефа.

Танкер ощутимо заваливался на корму, крен достиг уже десяти градусов.

— Что с нашими людьми?

— Насколько мне известно, все оставшиеся в живых уже покинули свои посты и подались в трюм, поближе к субмарине.

— Тогда и нам здесь больше нечего делать.

Канаи бросил взгляд на тела, распростертые на полу вокруг него. Один тяжело раненный наемник еще дышал, но Канаи рассудил, что тот все одно уже покойник, перешагнул через тело и направился к лифту. По пути он еще раз взглянул на таймер. Красные цифры на табло отсчитывали минуты и секунды, оставшиеся до взрыва. По крайней мере, нельзя сказать, что их миссия закончилась полным провалом.

«Ущерб так или иначе должен быть немалым и какое-то количество смертей все же лучше, чем ничего», — цинично подумал он.

Керри нажал нужную кнопку, и лифт, скрипя и вздрагивая, медленно пополз вниз. К тому времени, когда они достигли открытого люка подлодки, вода в трюме уже доходила до колен. Главный механик, весь лоснящийся от пота и машинного масла, поджидал их.

— Спускайтесь быстрее, или лодку зальет. Танкер идет ко дну и куда быстрее, чем хотелось бы.

Канаи был последним спустившимся через люк в пассажирский отсек. Шесть человек, трое из них раненые, сидели на своих местах, один против другого. Все, что осталось от его команды.

Закрыв за собой люк, Канаи вместе с механиком прошли в рубку. Он уже готов был включить двигатели, когда сквозь стекло иллюминатора увидел странное судно, скользящее в мутной воде в нескольких метрах от них. В первый момент он подумал, что это частная яхта, затонувшая в ходе недавнего боя, но тут же сообразил, что это и есть та самая подводная лодка, причинившая им столько неприятностей. Когда она приблизилась почти вплотную, Канаи заметил толстый металлический стержень, выступающий из ее носовой части. Слишком поздно он догадался об истинном назначении этого странного устройства.

Таинственнаясубмарина сделала поворот и с ходу протаранила своим бивнем механизм крепления, намертво заклинив его. Лицо Канаи покрылось смертельной бледностью и сделалось похожим на гипсовую маску. Он изо всех сил потянул на себя рукоятку управления системой сброса, но безрезультатно. Проклятый механизм не действовал. Штифты креплений застряли в гнездах, продолжая удерживать лодку Канаи под днищем тонущего танкера.

— Какого черта ты тянешь?! — заорал механик, от страха позабывший о субординации. — Ради бога, отцепляйся скорее, или нас здесь похоронит вместе с этим проклятым танкером!

К этому времени подводные суда настолько сблизились, что Канаи смог разглядеть черты лица человека за стеклом иллюминатора в носовой части чужой субмарины. Но что это? Нет, не может быть! Знакомые зеленые глаза, вьющиеся черные волосы и сатанинская усмешка на губах... Нечеловеческий вопль вырвался из глотки Канаи:

— Снова Питт!!!

* * *

Питт, в свою очередь, с нескрываемым любопытством вглядывался в лицо архизлодея, за которым гонялся столько времени.

Спустя несколько минут корма танкера глухо ударилась о дно, подняв целые тучи ила. Следом за ней стала медленно оседать и передняя часть корпуса. Лишь несколько футов отделяло наемников от ужасной участи быть похороненными под колоссальной тяжестью огромного танкера.

Животный страх перед смертью сменился дикой яростью. Канаи все еще продолжал бесноваться перед иллюминатором и грозить кулаком Питту, когда корпус танкера начал вдавливать лодку в многометровый слой ила, скопившегося на дне залива. В ответ Питт широко улыбнулся, обнажив ровные белые зубы, и приветливо помахал рукой.

Через несколько секунд подводная лодка с остатками команды «Гадюк» перестала существовать. Джимми Флетт, не желая рисковать, поспешно вывел «Искатель» из опасной зоны.

* * *

Канаи умер, еще не зная, что взрывное устройство, заложенное под резервуарами со сжиженным газом, так и не сработало. Снаряд, выпущенный из двадцатипятимиллиметрового орудия «Тимоти Ферма», катера береговой охраны, попал в рулевую рубку танкера и перебил кабель, ведущий к детонаторам от часового механизма.

Героическая смерть моряков береговой охраны была не напрасной!

Часть пятаяКруг замыкается

53

12 августа 2003 года

Амьен, Франция

Серебристый «роллс-ройс» величественно двигался по улицам Амьена.

Расположенный в долине реки Соммы, к северу от Парижа, город был заложен на месте деревни с одноименным названием, существовавшей здесь задолго до того, как в этих краях обосновались римляне. Этот край был ареной жестоких битв во времена кельтских племен, римских легионов, наполеоновских и обеих Мировых войн, когда его дважды оккупировали немцы, но сегодня ничто не напоминало о кровавом прошлом.

Миновав городской собор постройки тринадцатого века — грандиозное сооружение, сочетающее в своей архитектуре романский и готический стили, — автомобиль свернул к берегу реки, где местные фермеры торговали скромными продуктами своего труда.

Джулиан Перлмуттер никогда не путешествовал, как все люди. Он презирал самолеты и аэропорты, предпочитая им комфортабельные морские суда, и всегда возил с собой свой коллекционный «роллс-ройс» выпуска 1955 года и личного шофера Хьюго Малхолленда.

Миновав исторический центр города, автомобиль свернул на проселочную дорогу и, проехав по ней около мили, остановился у большого особняка, окруженного высокими каменными стенами, увитыми виноградом. Выйдя из машины, шофер произнес несколько слов в микрофон переговорного устройства, после чего железные створки ворот медленно разошлись в стороны.

Джулиан Перлмуттер не спеша вылез из машины и, тяжело опираясь на свою трость, поднялся по ступеням каменной лестницы. Он позвонил. Через минуту дверь отворилась, и на пороге появился высокий, худощавый человек с приятным интеллигентным лицом и гривой седых волос. Поклонившись гостю, он протянул ему тонкую холеную руку:

— Мсье Перлмуттер, добрый день. Я Поль Эро.

— Доктор Эро, — сказал Перлмуттер, осторожно пожимая протянутую ему руку своей мощной пухлой дланью, — для меня большая честь встретиться с уважаемым президентом «Общества Жюля Верна».

— Я чрезвычайно польщен вашим визитом и счастлив тем обстоятельством, что именно мне доводится принимать столь известного историка в доме нашего знаменитого соотечественника.

— Очаровательный дом, должен заметить.

Эро провел Перлмуттера через просторный холл в большую библиотеку, насчитывающую более десяти тысяч томов.

— Здесь собраны все книги самого Жюля Верна и все, что было написано о нем, вплоть до его смерти. Более поздние работы, посвященные его творчеству, находятся в соседнем помещении.

Перлмуттер выразил должное восхищение. Хотя размеры коллекции действительно впечатляли, она все же была раза в три меньше его собственного собрания книг по морской истории. Он прошел в отдел, где хранились рукописи писателя, но тактично не притронулся ни к одной из них.

— Это его неопубликованные материалы?

— Вы весьма проницательны. Да, здесь хранятся рукописи, которые он не успел закончить либо не счел достойными быть напечатанными.

Эро указал на большую софу у окна, выходящего в сад.

— Прошу садиться. Что вы предпочитаете — чай или кофе?

— Кофе, если вас не затруднит.

Эро сделал распоряжение и присел напротив гостя.

— Итак, Джулиан... Кстати, вы не возражаете, если я буду вас так называть?

— Как вам угодно. Хотя мы встретились несколько минут назад, фактически мы знакомы много лет.

— Каким образом я могу помочь вашим научным изысканиям?

— Меня интересует история капитана Немо и его подводной лодки «Наутилус».

— Вы имеете в виду «20 000 лье под водой»?

— Нет, просто капитана Немо и его лодку.

— Это один из величайших плодов фантазии мэтра.

— Может быть, не только фантазии?

Эро недоуменно поднял брови:

— Боюсь, что не понимаю вас.

— У меня есть друг, который считает, что капитан Немо не просто придуманный Верном литературный персонаж. Он полагает, что у него имелся вполне реальный прототип.

Выражение лица Эро не изменилось, но Перлмуттер готов был поклясться, что уловил странное мерцание в его голубых глазах.

— Боюсь, я не могу помочь вам в развитии этой теории.

— Не можете или не хотите?

Вопрос был бестактным, но, чтобы как-то смягчить возможное неблагоприятное впечатление, Перлмуттер сопроводил его благожелательной улыбкой.

По лицу Эро пробежала тень неудовольствия.

— Должен сказать, что вы не единственный, кто выступал в моем присутствии со столь невероятным предположением.

— Невероятным, но довольно интригующим.

— Хорошо, допустим. Каким образом я могу помочь вам?

— Позвольте мне поработать в ваших архивах.

Эро успокоился, по-видимому, он ожидал чего-то другого.

— Можете работать в этой библиотеке сколько угодно.

— У меня есть еще одна просьба. Вы не позволите моему шоферу помогать мне? В мои годы и при моей комплекции трудно карабкаться по лестницам, чтобы доставать книги с верхних полок.

— Разумеется. Не сомневаюсь, что ему вполне можно доверять, но в этом случае вы берете на себя всю ответственность за возможные последствия.

«Другими словами, ответственность за возможные повреждения или пропажу книг и рукописей», — подумал Перлмуттер, но вслух произнес совсем другое:

— Само собой разумеется, Поль. Я обещаю вам, что мы оба будем очень осторожны.

— Тогда, с вашего позволения, я покину вас. Если у вас возникнут другие вопросы ко мне, меня всегда можно найти в офисе наверху.

— Последний вопрос, Поль.

— Я вас слушаю.

— Кто составлял каталог библиотеки?

Эро улыбнулся:

— Разумеется, сам Жюль Верн. Каждая книга, рукопись или документ находятся там, где он оставил их в день своей смерти. Я обязательно предупреждаю каждого, выразившего желание поработать в библиотеке или архиве, о том, что все материалы должны быть возвращены на то место, откуда они были взяты.

— Очень интересно, — заметил Перлмуттер. — Все материалы находятся на одном месте в течение уже девяноста восьми лет. Здесь есть над чем подумать.

Как только Эро закрыл за собой дверь библиотеки, Малхолленд задумчиво посмотрел на хозяина:

— Вы заметили, сэр, реакцию доктора Эро в тот момент, когда вы предположили, что капитан Немо и его подводная лодка существовали на самом деле?

— Да, доктор Эро был определенно выбит из колеи. Хотел бы я знать, что именно он скрывает?

* * *

— Вы еще не решили, сэр, с чего начать? — осведомился Малхолленд. — Между прочим, вы сидите здесь уже четыре часа и пока не притронулись ни к одной книге.

— Терпение, Хьюго, — мягко сказал Перлмуттер. — То, что мы ищем, не может лежать на видном месте, иначе другие исследователи нашли бы это много лет назад.

— Судя по тому, что я читал о нем, Верн был человеком сложным и многогранным.

— Я мог бы поспорить с подобной формулировкой, поскольку сам его великим писателем не считаю, но он, несомненно, обладал богатым воображением. Ты, наверное, знаешь, что он считается основателем жанра научной фантастики?

— А как же тогда Герберт Уэллс?

— Уэллс написал свою «Машину времени» спустя тридцать лет после того, как Верн опубликовал «Пять недель на воздушном шаре».

Перлмуттер устроился на софе поудобнее и продолжил изучение полок с книгами. Для человека его возраста он обладал удивительно острым зрением и из центра комнаты мог свободно прочесть название любой книги, за исключением тех редких случаев, когда название либо совсем стерлось, либо было оттиснуто на корешке очень мелкими буквами. Он не обращал особого внимания на книги или рукописи писателя. Куда больше его интересовали полки с его записными книжками.

— Следовательно, вы полагаете, что у Верна была некая готовая концепция, которая и легла в основу его романа? — спросил Малхолленд, пододвигая к себе чашечку кофе, которую Эро собственноручно принес в библиотеку.

— Верн всегда любил море. Он вырос в приморском городе Нанте и даже как-то попытался сбежать из дома, чтобы устроиться юнгой на маленькое парусное судно, но отец отыскал его и заставил вернуться домой. После того как он добился успеха в литературе, он поменял несколько яхт, на которых ходил в одиночку по всем европейским морям. В молодые годы он отправился в плавание на крупнейшем океанском лайнере того времени «Грейт Истерн». Мне кажется, что во время того плавания и могло случиться нечто такое, что много лет спустя вдохновило его на создание романа о капитане Немо.

— Если прототип Немо действительно существовал, откуда он мог получить знания, достаточные для создания подводной лодки, почти на сотню лет опередившей свое время?

— Это я и хочу выяснить. По-видимому, доктор Элмор Иген знал эту историю, но откуда он узнал о ней, остается загадкой для меня.

— Вам известно, что произошло с капитаном Немо после событий, описанных в этой книге? — спросил Малхолленд.

— Шесть лет спустя после создания первого романа Верн написал книгу «Таинственный остров», где рассказывается о том, как группа людей попадает на необитаемый остров. Неизвестный покровитель снабжает их предметами первой необходимости и помогает в борьбе с пиратами. В конце романа он приглашает их посетить заполненную водой пещеру в сердце вулканического острова. В ней они находят «Наутилус» и умирающего капитана Немо. Он предупреждает их о грядущей катастрофе. Герои счастливо избегают гибели, а остров взрывается, погребая под обломками лодку и капитана.

— Странно, что Верну потребовалось так много времени, чтобы написать продолжение истории капитана Немо.

Перлмуттер пожал плечами:

— Кто знает, что было у него на уме. Разве что он мог получить известие о смерти реального Немо много лет спустя после того, как впервые встретился с ним.

Хьюго обвел глазами полки с книгами:

— Отыскать здесь что-нибудь труднее, чем найти иголку в стоге сена.

— Для начала мы исключим книги. Все, что опубликовано, может прочитать кто угодно. Далее идут рукописи. Они изучены вдоль и поперек многочисленными исследователями творчества Верна. То же самое можно сказать и о его записных книжках.

— Что же в таком случае остается нам?

— Найти то, чего никто еще не видел, — задумчиво проговорил Перлмуттер.

— И что же это такое?

— Верн был не такой человек, чтобы хранить свои секреты в доступном для всех месте. Подобно большинству писателей, он отличался особым складом ума. Где бы ты, например, спрятал какой-нибудь предмет, чтобы его не нашли в течение сотни лет?

— Поскольку вы исключаете все книги и рукописи, собранные в этой библиотеке, речь может идти только о...

— Совершенно верно. О тайнике!

— Что вы скажете о камине? — предположил Малхолленд. — Он тоже находится здесь со времен Верна.

— Ты его недооцениваешь. Он обладал творческим умом и богатой фантазией. Оставим камин для авторов детективных историй.

— Тогда мебель или картины.

— Мебель и картины недолговечны. Они могут быть перемещены в другое место или заменены другими. Подумай о чем-нибудь более постоянном.

Малхолленд задумался на минуту и огляделся вокруг.

— Пол! — решительно высказался он.

— Скатай ковер и брось его на софу, — распорядился Перлмуттер. — Затем внимательно осмотри все щели между дощечками паркета. Особое внимание обращай на их концы. Ищи бороздки, царапины, любые следы механического повреждения.

Малхолленд опустился на колени и оставался в этом положении около получаса. Наконец он поднял голову, счастливо улыбнулся и извлек из кармана монету. Засунув ее между двумя дощечками, он приподнял одну из них:

— Эврика!

Перлмуттер осторожно опустился на колени рядом с шофером и заглянул в обнаруженное им небольшое углубление. Внутри находился маленький кожаный мешочек. Двумя пальцами он осторожно вытащил его наружу. Поднявшись с колен с помощью Малхолленда, он снова уселся на софу.

Развязав узкую вельветовую ленточку, Перлмуттер извлек записную книжку форматом не более почтовой открытки, но толщиной в три дюйма. Сдув с нее пыль, он прочел слова, тисненные на кожаном переплете:

«Жизнь и изобретения капитана Амхерста».

С благоговейным трепетом он приступил к чтению пожелтевших страниц, исписанных характерным мелким почерком Жюля Верна. Для Перлмуттера, в совершенстве владевшего шестью языками, не составило труда по достоинству оценить описание Верном приключений гениального английского ученого капитана Камерона Амхерста.

Перед его мысленным взором предстал образ удивительного человека, на много лет опередившего свое время. Два часа спустя он закрыл рукопись и с удовлетворенным видом откинулся на спинку софы.

— Обнаружили что-нибудь интересное? — вежливо поинтересовался Малхолленд.

— Ты обратил внимание на ленточку, которой был перевязан мешочек? — ответил Перлмуттер вопросом на вопрос.

Малхолленд кивнул:

— Ей не больше десяти-двенадцати лет. Если бы мешочек завязывал сам мистер Верн, за сотню лет ленточка давно бы истлела.

— Ты прав, Хьюго. Она не имеет никакого отношения к Жюлю Верну. А отсюда следует, что доктор Эро раскрыл тайну Верна много лет назад.

— Какую тайну, сэр?

Перлмуттер ничего не ответил. Несколько секунд он молча смотрел в пространство остановившимся взором, потом прошептал:

— Питт был прав!

С этими словами он закрыл глаза, глубоко вздохнул и мирно уснул.

54

Заседание комитета Конгресса по расследованию деятельности корпорации «Цербер» затянулось до позднего вечера. Кертис Мерлин Зейл больше не улыбался, все чаще поглядывал на часы и нервно ерзал в кресле. Сообщение о катастрофе в Нью-Йорке почему-то запаздывало. Сегодня он чувствовал себя далеко не так уверенно, как несколько дней назад, отвечая на вопросы члена Конгресса Лорен Смит и ее коллег.

Конгрессмен Уильям Огаст от штата Оклахома поднялся со своего места, чтобы задать очередной вопрос о повышении цен на нефтепродукты, когда Сандра Дилейдж вошла в зал и положила на стол шефа листок бумаги. Извинившись перед конгрессменом, Зейл торопливо ознакомился с содержанием переданного ему документа, бессильно откинулся на спинку кресла и бросил быстрый взгляд на главу своей администрации. Лицо Сандры было бледным и мрачным, как у владельца похоронного бюро. Прикрыв микрофон рукой, он задал ей шепотом несколько вопросов, на которые она отвечала так тихо, что никто из присутствующих не мог догадаться о содержании их беседы, после чего немедленно покинула зал заседаний.

Зейл был не из тех людей, кто легко поддается панике, но в этот момент он напоминал Наполеона после Ватерлоо.

— Прошу прощения, — сказал он, обращаясь к Огасту. — Не можете ли вы повторить свой вопрос?

Лорен чувствовала себя совершенно разбитой, но не собиралась закрывать заседание. Несколько часов назад ей стало известно о начале операции по нейтрализации «Монгольского воина», но с тех пор она не получала никаких известий.

Лорен отдавала себе отчет и в том, что Зейл утомлен не меньше, и ждала только подходящего случая, чтобы бросить в лицо своему оппоненту сведения, полученные от Салли Морз.

Конгрессмен Огаст все еще продолжал задавать свои вопросы, когда ее внимание привлекло несколько необычное поведение аудитории. Люди привставали с кресел и оглядывались на дверь. В то же мгновение чья-то рука коснулась ее плеча. Она повернула голову и увидела Дирка Питта, одетого в грязные джинсы и мятый свитер. Волосы на голове были спутаны, на щеках топорщилась трехдневная щетина. Он выглядел предельно уставшим, словно только что вернулся после восхождения на Эверест.

— Дирк, — прошептала она, — что ты здесь делаешь и почему ты в таком жутком виде?

Питт взял со стола микрофон и, бросив насмешливый взгляд в сторону Зейла, произнес, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Считаю своим долгом сообщить всем присутствующим, что танкер со сжиженным газом, пытавшийся совершить террористический акт в гавани Нью-Йорка, в настоящий момент лежит на дне залива вместе с командой наемников в полном составе. Прошу информировать об этом мистера Зейла. Миссис Салли Морз, председатель совета директоров компании «Юкон Ойл», может выступить перед комитетом Конгресса, больше не опасаясь за свою безопасность.

С плеч Лорен как будто свалилась непомерная тяжесть. Поднявшись, она взяла микрофон:

— Леди и джентльмены, ввиду позднего времени заседание комитета закрывается до девяти часов утра, когда я намерена представить его членам важного свидетеля, который проинформирует их о преступной деятельности мистера Зейла...

— Вам не кажется, что это слишком сильно сказано? — прервал ее конгрессмен Старгис. — До сих пор нам не было представлено никаких доказательств криминальной активности вышеупомянутого джентльмена.

— Завтра вы их получите, когда миссис Морз назовет вам имена людей в Вашингтоне и других регионах страны, получавших взятки от мистера Кертиса Мерлина Зейла. Обещаю, что вам будет представлена полная информация, включая названия банков, номера счетов и хранящиеся на них суммы денег.

— Какое отношение никому не известная Салли Морз может иметь к мистеру Зейлу? — спросил Старгис, слишком поздно сообразивший, что перегнул палку.

— Она бывший член Высшего совета картеля под эгидой корпорации «Цербер». У нее имеются письменные сведения о встречах, платежах, шантаже и других преступлениях этой организации и лично ее председателя. В списке людей, который она вам представит, вы встретите немало знакомых имен.

Осознав наконец, чем грозят лично ему подобные разоблачения, Старгис резко поднялся с места и, ни с кем не попрощавшись, вышел из зала.

С молчаливого согласия присутствующих членов комитета Лорен закрыла заседание.

На галерее для посетителей начался подлинный бедлам. Репортеры всех основных средств массовой информации бросились к Лорен, Питту и Зейлу, но их усилия оказались безрезультатными.

Питт просто отмахнулся от них и проводил Лорен к поджидавшему их у входа автомобилю Агентства.

Зейл еще некоторое время молча сидел за столом, не слыша обращенных к нему вопросов и не замечая вспышек фотоаппаратов, пока с помощью полицейских не выбрался из здания Капитолия.

Может быть, только теперь он осознал всю безнадежность своего положения. Он не имел ни семьи, ни близких друзей. Омо Канаи, единственный человек, на которого он мог положиться, был мертв, как и остальные члены его команды. Было ясно, что ему предстоит окончить свои дни в федеральной тюрьме, какие бы усилия он ни приложил, чтобы остаться на свободе. Члены его картеля, спасая свои шкуры, выступят против него, и одних их показаний будет достаточно для вынесения приговора. Целая армия лучших в стране адвокатов не сможет облегчить его участь. Его состояние или то, что от него останется, будет конфисковано правительством. Бежать нет смысла. Человека его положения рано или поздно разыщут, где бы он ни нашел временное убежище: в пустыне Сахара или на необитаемом острове. В подобной ситуации у него оставался только один выход.

Он встал из-за стола, подошел к бару и налил себе бокал виски. Вернувшись на место, достал из ящика стола антикварную шкатулку, в которой хранились две маленькие пилюли, приберегаемые им на случай чрезвычайных обстоятельств: тяжелой травмы или неизлечимой болезни. Сделав последний глоток, он положил их под язык и откинулся на спинку большого кожаного кресла.

Его тело нашли на следующее утро у рабочего стола, на котором не было ни деловых бумаг, ни предсмертной записки.

55

Джордино остановил автомобиль перед зданием центрального офиса НУМА в Вашингтоне. Питт вышел из машины и наклонился к Лорен.

— В ближайшее время целая армия репортеров с телевизионными камерами возьмет в осаду твой дом в Александрии. Думаю, будет лучше, если Ал отвезет тебя прямо в мой ангар. Там, по крайней мере, тебя никто не станет искать. До следующего заседания комитета тебе лучше не показываться на людях. Да и завтра тебе потребуется целое подразделение охраны, чтобы отбиться от оравы назойливых журналистов.

Лорен высунулась из окна и благодарно чмокнула его в губы.

— Спасибо за заботу, — сказала она. — Пожалуй, я воспользуюсь твоим советом.

Питт прошел прямо в кабинет адмирала, где Сэндекер и Руди Ганн уже поджидали его. Адмирал пребывал в превосходном настроении, раскуривая одну из своих особых, сделанных по специальному заказу сигар. Встав из-за стола, он сердечно пожал руку Питту.

— Замечательная работа, просто замечательная, — заявил он с энтузиазмом. — Идея использовать магнитные мины, закрепленные на конце тарана, для подводной диверсии просто превосходна. Тебе удалось разворотить корму танкера, не повредив при этом ни одного резервуара с пропаном.

— Нам здорово повезло, что все сработало, как было задумано, сэр, — скромно потупился Питт.

Ганн, в свою очередь, тоже пожал руку старому приятелю.

— Ну и заварил же ты кашу, — улыбнулся он, — а расхлебывать ее придется нам.

— Могло быть и хуже.

— Знаю, знаю. С тобой теперь и пошутить нельзя. Мы уже установили контакт с компаниями, специализирующимися на подъеме затонувших судов. Они полагают, что особых проблем у них не возникнет. Разве что сроки поджимают. Слишком оживленное судоходство в том районе. Правда, парни из береговой охраны постарались и уже установили предупредительные буи вокруг опасного места, так что как-нибудь переживем и это.

— А что с пропаном?

— С ним проблем и того меньше, — успокоил его адмирал. — Верхняя часть резервуаров находится на глубине всего тридцати футов. Для водолазов не составит особого труда установить переходные шланги и перекачать газ в любой танкер того же типа.

Сэндекер вернулся на свое место и выпустил в воздух облако голубого дыма.

— Как прошло заседание у Лорен? — поинтересовался он.

— В ближайшее время Зейла ждут серьезные неприятности.

— Попахивает тюрьмой?

— Убежден, что остаток жизни он проведет за решеткой.

— Какого еще приговора можно ожидать для человека, убившего сотни ни в чем не повинных людей ради денег и власти, — согласился Ганн.

— Боюсь, что других это не остановит, — вздохнул Питт, — и скоро появится еще кто-нибудь, мало чем отличающийся от него.

— Ладно, у нас еще будет время поговорить об этом, — заключил адмирал, — а пока отправляйся домой и отдохни как следует. Несколько дней отпуска я тебе даю. Если пожелаешь, можешь заняться на досуге поисками лаборатории Игена.

— Спасибо, что напомнили, — встрепенулся Ганн. — Дирк, тебя просил зайти Хайрем Йегер.

* * *

Когда Питт вошел в компьютерный отдел Агентства, Йегер сосредоточенно рассматривал кожаный портфель Игена. Заметив Дирка, он поманил его пальцем.

— Ты удачно выбрал время. Через тридцать секунд эта штука снова наполнится.

— Уже составил расписание?

— Это несложно. Жидкость поступает через каждые сорок восемь часов, минута в минуту.

— Появились какие-нибудь идеи на этот счет?

— Макс занимается этой проблемой, — ответил Йегер, закрывая тяжелую стальную дверь. — Вот почему я предпочитаю работать в этой комнате. Здесь абсолютно безопасное место для хранения особо ценных материалов на случай возникновения пожара. Сквозь эти стены не могут проникнуть ни радиоволны, ни микроволны, ни звук, ни свет, ни радиация — одним словом, ничего.

— И тем не менее портфель регулярно заполняется смазкой?

— Смотри сам.

Йегер сверился со своими часами и начал отсчет.

— Время! — воскликнул он.

На глазах у Питта портфель Игена стал наполняться маслянистой жидкостью, как будто поступающей из невидимого шланга.

— Это что, фокус? — спросил он.

— Ничего общего, — возразил Йегер, закрывая портфель.

— Но как это происходит?

— Макс и я в конце концов нашли ответ. Портфель Игена — своего рода приемник.

— Ничего не понимаю.

Йегер открыл стальную дверь и вернулся к своей любимой компьютерной системе. Макс, стоящая на своем обычном месте, улыбнулась при их появлении:

— Привет, Дирк. Мне не хватало тебя.

Питт рассмеялся:

— Мне бы следовало принести цветы, но ты все равно не смогла бы их удержать.

— Должна тебе сказать, что это совсем не смешно.

— Макс, — попросил Йегер, — расскажи Дирку, что мы знаем о портфеле доктора Игена.

— На решение проблемы мне потребовалось менее часа, хотя пришлось поломать голову. — Макс бросила нежный взгляд в сторону Питта. — Хайрем уже сказал тебе, что это приемник?

— Да, но приемник какого типа?

— Квантовая телепортация.

Питт недоверчиво посмотрел на нее:

— Это невозможно. Телепортация противоречит законам физики.

— Хайрем и я думали то же самое, когда приступали к анализу. Но факты упрямая вещь. В конце концов мы пришли к выводу, что похожая на нефть субстанция, регулярно появляющаяся в портфеле, сначала помещается в некую камеру, местонахождения которой мы не знаем, способную фиксировать каждую молекулу и атом. Далее она переводится в квантовое состояние, пересылается передающим устройством и возвращается в первоначальное состояние уже в приемнике, причем по количеству содержащихся в ней молекул и атомов она в точности соответствует оригиналу. Разумеется, я сильно упрощаю процесс. Для меня до сих пор остается загадкой, каким образом жидкое вещество может пересылаться сквозь твердые объекты, к тому же со скоростью света, хотя я не теряю надежды найти ответ и на этот вопрос.

— Вы хоть сами понимаете, о чем говорите? — спросил Питт недоверчиво.

— Понимаем, понимаем, — заверила Макс. — Конечно, это настоящая революция в науке, поэтому, наверное, в реальность подобного феномена не так просто поверить, но не будь таким скептиком. Впрочем, и здесь имеются свои пределы. Например, принципиально невозможно телепортировать человеческое существо. Даже если бы и было можно пересылать человека на расстояние в несколько тысяч миль и реконструировать его тело, нельзя телепортировать разум и опыт, который он накопил за время своей жизни. Такой человек вышел бы из приемной камеры с разумом новорожденного младенца. Реконструкция обычной органики несравнимо проще.

Питт вынужден был присесть, чтобы хотя бы отчасти переварить услышанное.

— Но это просто невероятно, что доктор Иген сумел создать свой двигатель и одновременно разработать практические основы телепортации! — произнес он наконец.

— Этот человек был гением, — убежденно заявила Макс. — В этом не может быть никаких сомнений. Но самое удивительное, что он сумел сделать это в одиночку, без армии ассистентов, огромных лабораторий и субсидируемых правительством программ.

— С последним твоим заявлением я спорить не собираюсь, — согласился Питт. — Он сделал это один в своей секретной лаборатории, которую мы пока так и не нашли.

— Надеюсь, вам это удастся, — сказал Йегер. — Значение его открытий еще предстоит осмыслить. Одна его система телепортации сделала бы излишними любые транспортные перевозки.

Несколько секунд Питт обдумывал слова Йегера, потом снова обратился к голограмме:

— Скажи мне, Макс, а ты располагаешь достаточным количеством данных, чтобы построить передатчик доктора Игена?

Макс печально покачала головой:

— К сожалению, нет. Хотя у меня и есть модель приемника доктора Игена, основной частью системы телепортации является передатчик. Я могу работать над этой проблемой годами и не найти решения.

Йегер развел руками:

— Увы, пока это все, что у нас есть.

— Вы оба проделали замечательную работу, — сказал Питт совершенно искренне, — и я благодарен вам за это. Теперь моя очередь искать ответы на вопросы.

* * *

По пути домой Питт заглянул в свой кабинет, чтобы навести порядок на рабочем столе, прочитать письма и ответить на телефонные звонки. Примерно через час он почувствовал, что засыпает на месте, и решил, что на сегодня с него довольно. В этот момент зазвонил телефон.

— Я слушаю.

— Дирк, — узнал он голос Перлмуттера. — Как я рад, что застал тебя.

— Джулиан! Где ты?

— В Амьене. Доктор Эро любезно позволил мне остаться в доме Жюля Верна и поработать в архивах. Мы с Хьюго нашли записную книжку писателя, спрятанную им сто лет назад.

— Ты нашел в ней ответ на мой вопрос?

— Ты был на правильном пути. Капитан Немо действительно существовал, только его настоящее имя Камерон Амхерст. Он служил капитаном королевского флота.

— Разве это был не индийский принц?

— Нет. По-видимому, Верн питал неприязнь к англичанам и изменил не только имя своего героя, но и его национальность.

— Расскажи мне его историю.

— Я как раз и собираюсь. Вот что мне удалось узнать, мой мальчик. Амхерст родился в 1830 году в состоятельной семье кораблестроителей и судовладельцев. От рождения слыл вундеркиндом, а с возрастом превратился в гениального ученого. Поступил в королевский военный флот и уже к двадцати девяти годам дослужился до капитана. Постоянно предлагал своему начальству всевозможные усовершенствования для кораблей и их двигателей. К несчастью, он был бунтовщиком по натуре. Когда консерваторы из адмиралтейства отказались даже рассматривать его предложения, он отправился в газеты, где и охарактеризовал своих обидчиков как невежественных людей, с неприязнью относящихся ко всему новому. В результате его выгнали с флота за нарушение субординации.

Верн познакомился с Амхерстом во время своего путешествия через Атлантику. Амхерст рассказал ему, что собирается построить подводную лодку, способную совершать длительные морские путешествия. Он даже набросал ее чертеж в записной книжке Верна и детально описал ему свой новый двигатель, который намеревался установить на субмарине. Нечего и говорить о том, какое впечатление он произвел на молодого Жюля Верна. Они переписывались четыре года. Затем по неизвестным причинам переписка прервалась. Верн начал писать свои романы, стал знаменитым и на какое-то время забыл об Амхерсте.

Как ты знаешь, Верн любил море, был владельцем нескольких яхт и обошел на них все моря вокруг Европы. Во время одного из путешествий у берегов Дании рядом с его яхтой всплыла гигантская подводная лодка, по форме напоминающая кита. Пока изумленный Жюль Верн наблюдал за этим чудом света, из переднего люка показался капитан Амхерст и пригласил писателя на борт своего корабля. Верн принял приглашение капитана.

— Итак, «Наутилус» все же существовал!

На другом конце линии Перлмуттер рассеянно кивнул:

— Верн узнал, что Амхерст тайно построил свою субмарину в огромной подводной пещере вблизи его родового поместья в Шотландии. Когда постройка была завершена, и подводный корабль успешно прошел испытания, Амхерст набрал команду из профессиональных моряков, не имевших семей, и ушел в море, где провел тридцать лет.

— Как долго Жюль Верн оставался на борту? — спросил Питт.

— Около двух недель.

— Но не два года, подобно героям его романа?

— За это время он успел изучить каждый дюйм субмарины Амхерста. Через несколько лет он опубликовал свои знаменитые «20 000 лье под водой», где точно описал его подводную лодку с незначительными авторскими дополнениями.

— Что же дальше случилось с Амхерстом?

— В 1895 году таинственный посланец принес писателю письмо от Амхерста. Тот сообщал, что большинство членов команды уже умерли, а сам он собирался вернуться в свое поместье в Шотландии. Однако, как выяснилось, дом сгорел во время пожара, в котором погибли все родственники капитана. Пещера, где был построен «Наутилус», обрушилась, так что возвращаться ему было некуда.

— Поэтому он и отплыл на таинственный остров?

— Нет, — сказал Перлмуттер. — Жюль Верн придумал это только для того, чтобы место упокоения Амхерста и его корабль не были найдены. В письме говорилось, что Амхерст нашел такую же подводную пещеру на реке Гудзон в штате Нью-Йорк, которая и станет гробницей для него и его «Наутилуса».

Питт вздрогнул и напрягся.

— На реке Гудзон? — переспросил он.

— По крайней мере, так написано в записной книжке Жюля Верна.

— Джулиан?

— Да?

— Я благодарен тебе до гроба.

Перлмуттер издал звук, напоминающий довольное кудахтанье:

— Мой дорогой мальчик, во-первых, я пока не собираюсь умирать, а во-вторых, учти, что мои запросы весьма велики.

56

Утренний туман висел над голубой лентой реки, как во времена викингов. Видимость не превышала ста ярдов, и маленькие прогулочные яхты и катера, обычно заполоняющие реку по выходным дням, еще оставались у причалов. Только одно небольшое суденышко, несмотря на туман, непрерывно курсировало вдоль берега у базальтовых скал. Катер принадлежал НУМА, был оборудован по последнему слову техники и предназначался для проведения научных работ в прибрежных водах.

Катер двигался со скоростью в четыре узла, так как тащил за собой чувствительный сенсор, сигналы от которого непрерывно поступали на цветной дисплей, демонстрируя в трех измерениях дно реки у основания базальтового обрыва. У дисплея дежурил Джордино, тщательно фиксирующий любое изменение рельефа дна.

Обязанности рулевого были доверены Келлй, лучше других знавшей эти места. Выглядела девушка великолепно, и Джордино трудно было удержаться от соблазна время от времени, оторвавшись от дисплея, бросить быстрый взгляд на ее упругие ягодицы, туго обтянутые шортами.

У Питта, сидевшего на носу катера, такой возможности не было, и он ограничивался тем, что изучал в морской бинокль скалы, отвлекаясь от этого занятия только для того, чтобы сделать глоток кофе из стоящего в ногах термоса.

— Через двести ярдов мы пройдем мимо фермы отца, — объявила Келли.

— Что у тебя, Ал? — спросил Питт.

— Камни и ил, — коротко ответил Джордино, — ил и камни.

— Обрати внимание на возможность оползня.

— Ты думаешь, вход в пещеру постаралась перекрыть природа?

— Скорее, здесь мог поработать человек.

— Если Амхерсту удалось провести лодку внутрь, здесь должна быть большая подводная расщелина.

— Весь вопрос в том, существует ли она по сей день, — проворчал Питт, не отрывая глаз от бинокля.

— А ныряльщики не могли найти ее? — спросила Келли.

— Разве что случайно. Здесь нет интересных объектов для поисков, а для подводной охоты на реке есть места и получше.

— Осталось сто ярдов, — предупредила Келли.

Питт перевел бинокль на вершину утеса, возвышавшегося на триста пятьдесят футов над уровнем воды, и увидел за кромкой крышу дома доктора Игена. Он наклонился вперед и принялся внимательно изучать поверхность обрыва.

— Вижу следы оползня, — объявил он через несколько секунд, указывая на нагромождение камней у подножия утеса.

Джордино бросил быстрый взгляд в направлении, указанном Питтом, и посмотрел на записывающее устройство.

— У меня пока ничего нет, — сообщил он.

— Келли, отведи катер подальше от берега, — приказал Питт. — Это даст возможность сенсору под более выгодным углом прощупать скальное подножие под водой.

Келли бросила взгляд на дисплей эхолота:

— Утес круто обрывается в воду у берега, после чего дно полого понижается к середине реки.

— У меня по-прежнему ничего, — доложил Джордино, — никаких признаков расщелины.

— А у меня, кажется, что-то есть, — сообщил Питт.

— Что именно? — встрепенулся Джордино, поднимая голову.

— Похоже, здесь поработал человек.

— Надписи? — спросила Келли, бросая взгляд на обрыв.

— Нет, — ответил Питт, — больше похоже на следы от долота.

— Но никаких признаков подводного туннеля или пещеры, — пробурчал Джордино.

Питт покинул свой наблюдательный пост и подошел к приятелю.

— Вытаскивай сенсор. Мы бросим здесь якорь.

— Думаешь, нам стоит понырять, чтобы обнаружить расщелину? — спросил Джордино.

Питт еще раз осмотрел крутой обрыв:

— Мы находимся точно под рабочим кабинетом доктора Игена. Если здесь есть пещера, она должна быть где-то поблизости. Нужно проверить.

Пока Джордино возился с сенсором и якорем, Келли подвела катер поближе к берегу и заглушила мотор.

— Вас устроит такая парковка? — осведомилась она с милой улыбкой.

— Лучше не бывает, — похвалил ее Питт.

— Можно я отправлюсь с вами? Я прошла подготовку на Багамах.

— Сначала мы с Алом. Если что-нибудь найдем, я вернусь за тобой.

Глубина в месте стоянки катера не превышала десяти футов, поэтому Питт решил ограничиться легким гидрокостюмом, перчатками, маской и ластами, чтобы обеспечить себе максимальную маневренность на тот случай, если придется работать среди скал.

— Давай для начала обойдемся без аквалангов, — предложил он Джордино. — Для предварительного осмотра дна и основания утеса они нам вряд ли понадобятся.

Джордино кивнул и первым ушел под воду. Питт последовал за ним. Вода оказалась прохладнее, чем они ожидали, зато видимость была превосходной. Дно реки было обильно усыпано обломками камней самого разного размера. На отдельных участках они образовывали настоящий лабиринт, пробраться через который стоило немалых усилий. Питт осмотрел якорь и, убедившись, что его лапы надежно ушли в песчаное дно, вынырнул на поверхность за новой порцией воздуха.

Течение было довольно сильным, и им то и дело приходилось хвататься руками за обломки скал, чтобы их не снесло. Питт похвалил себя за то, что настоял на перчатках, иначе они давно бы поранили пальцы об острые края камней. Очень скоро они убедились в бесполезности дальнейших поисков, так как дно реки оказалось здесь слишком пологим.

Поднявшись на поверхность, они решили разделиться. Питту предстояло плыть против течения, а Джордино вниз по реке. Туман наконец рассеялся, и лучи солнца заиграли в прозрачной воде. Появились первые рыбы, которые без страха кружились вокруг Питта, словно понимая, что это странное существо слишком медлительно, чтобы представлять для них опасность.

Неожиданно он оказался над участком дна, свободным от камней, и проплыл над ним несколько раз, прежде чем понял, что наткнулся на своеобразный канал шириной около сорока футов, промытый течением в дне реки. Канал сворачивал в сторону берега, но для продолжения исследований в легких Питта оставалось слишком мало воздуха.

Подножие скалы обильно поросло водорослями, извивающимися под сильным течением, словно клубок змей Питт нашел лишь один небольшой участок, свободный от них, и уже собирался подняться на поверхность, когда заметил странные отметины на поверхности скалы. Сердце у него забилось быстрее, когда, подплыв ближе, он обнаружил, что перед ним грубое изображение собаки.

Откуда-то снизу появился крупный окунь. Заметив Питта, он резко повернул назад и исчез под выступом скалы Последовав за ним, Питт обнаружил широкую расщелину ведущую внутрь утеса. Запасшись очередным глотком воздуха, он продолжил изучение расщелины. Проплыв по ней около десяти футов, он убедился, что это и есть тот самый туннель, который они так долго искали.

Когда Джордино вернулся на катер, так и не обнаружив ничего заслуживающего внимания, Келли принимала солнечные ванны на крыше кабины. Он уже собирался присоединиться к ней, когда на поверхности появилась голова Питта.

— Я нашел туннель, ведущий внутрь горы, — крикнул он еще издали.

Других аргументов не требовалось. Не прошло и трех минут, как они плыли рядом с Питтом. Перед обрывом они задержались на несколько минут, чтобы успокоить дыхание и набрать в легкие побольше воздуха, а затем один за другим ушли под воду.

На первом отрезке пути туннель оказался довольно узким и их ласты то и дело задевали его стены. Через некоторое время, когда Келли уже стала опасаться, что ей не хватит воздуха даже для того, чтобы вернуться на поверхность, стены раздвинулись, и спустя несколько секунд их головы оказались выше уровня воды.

Они очутились в пещере колоссальных размеров, свод которой находился на высоте двухсот футов над ихголовами.

В полном недоумении они вертели головами из стороны в сторону, толком еще не понимая, что же они открыли.

Сверху на них уставился дракон с оскаленными клыками.

57

Грациозно склоненная голова дракона с широко разинутой пастью безмолвно смотрела вниз, словно надеясь разглядеть в глубине далекие берега родной Скандинавии. На огромном помосте, возвышающемся на четыре фута над уровнем подземного залива, стояли в ряд шесть открытых деревянных кораблей. Мощные клинья, подпиравшие их борта, помогали им сохранять вертикальное положение. Голова дракона украшала нос самого крупного из них, имевшего в длину более шестидесяти футов и стоявшего ближе остальных к краю помоста.

Корпуса были построены из дуба, и изящные линии их обводов говорили о высоком мастерстве корабелов, живших более тысячи лет назад. Длинные весла торчали сквозь отверстия в бортах, украшенных боевыми щитами. Высокие мачты с прямыми парусами в разноцветных узорах все еще возвышались на своих местах. Солнечный свет, проникающий сквозь воду в туннеле, придавал им фантастический вид.

— Викинги! — ахнула Келли. — Все это время они были рядом с нами, и никто об этом не знал.

— Ваш отец знал, — поправил ее Питт. — Прочитав наскальные надписи, он понял, что викинги основали поселение на берегу Гудзона, что и помогло ему найти проход, ведущий в пещеру с поверхности земли.

— Они на удивление хорошо сохранились, — заметил Джордино, не сводя восхищенного взгляда с боевых кораблей викингов. — Им больше тысячи лет, но, несмотря на сырость, я почти не вижу следов гниения.

— Они выглядят так, словно в любой момент готовы отправиться в новое плавание, — добавила Келли.

— Давайте поднимемся на помост и посмотрим на них поближе, — предложил Питт.

Сняв ласты, маски и пояса, они по вырубленным в скале ступеням поднялись на помост, а затем, по аппарели, и на борт самого большого корабля. Аппарель явно не относилась к эпохе викингов и, несомненно, была установлена доктором Игеном.

В пещере царил полумрак, но они без труда могли различить, что лежит на деревянном настиле. В середине находилось тело мужчины, завернутое в погребальный саван. По обеим сторонам от него две фигуры меньшего размера. Вокруг тел в беспорядке валялись различные предметы — скорее всего, погребальные дары. Здесь были бронзовые фигурки святых, свитки пергамента с латинскими буквами, ларцы с монетами, вероятно украденные из монастырей во время набегов на берега Англии и Ирландии. Ожерелья из янтаря, серебра и бронзы, брошки и браслеты из золота и серебра лежали отдельно в деревянных шкатулках, покрытых искусной резьбой. Рядом стояли бронзовые блюда и кувшины явно восточного происхождения, тут же лежали полуистлевшие обрывки тканей и многое другое.

— Думаю, это и есть Бьорн Сигватсон, — сказал Питт.

— А по бокам, скорее всего, его дети, — добавила Келли.

— Наверное, он был храбрым воином, если сумел награбить столько добра, — проворчал Джордино.

— Из записных книжек отца, — сообщила Келли, — я узнала, что вождей, которые, по понятиям викингов, после героической смерти попадали в Валгаллу, хоронили вместе с их сокровищами, лошадьми, домашними животными и даже слугами. Рядом обязательно клали боевой топор, меч и щит. Здесь я ничего подобного не вижу.

— Очевидно, похороны проходили в большой спешке, — предположил Джордино.

— Давайте взглянем и на другие корабли, — предложил Питт.

К ужасу Келли, все остальные драккары были заполнены человеческими костями, перемешанными с обломками домашнего скарба. Только несколько скелетов оказались неповрежденными. От большинства остались только фрагменты.

Питт наклонился и осмотрел череп, лежавший сверху.

— Надо полагать, когда-то здесь произошла страшная резня.

— Возможно, это было сражение между двумя враждующими группами викингов?

— Вряд ли, — возразил Джордино, доставая из кучи костей стрелу, — если судить по этой визитной карточке, на них напали индейцы.

— В сагах говорится, что Сигватсон и его люди отплыли из Гренландии, и с тех пор о них никто не слышал, — сказал Питт, стараясь представить себе лицо человека, чей череп он только что держал в руках. — По-моему, то, что мы увидели здесь, полностью согласуется с легендой, о которой упоминал доктор Уансдей. Если вы помните, там рассказывается о том, как индейцы вырезали белых пришельцев и сожгли их поселение.

— Теперь-то мы знаем, что это не миф, — тихо произнес Джордино.

Келли подняла глаза на Питта.

— Выходит, что поселение викингов...

— ...было расположено на ферме твоего отца, — закончил Питт. — Вероятно, он нашел несколько древних артефактов, и это побудило его начать более детальные поиски.

— Но почему же он никому не рассказал о своей находке? Почему не пригласил археологов, чтобы они провели раскопки? Здесь же находятся неоспоримые доказательства того факта, что викинги первыми добрались до места, где теперь расположен Нью-Йорк, и основали здесь колонию.

— Ваш отец был удивительным человеком, — вздохнул Джордино. — У него, должно быть, имелись веские основания для подобного решения. И уж безусловно он не желал, чтобы сюда нахлынули толпы археологов и репортеров и помешали его экспериментам.

Полчаса спустя, пока Келли и Джордино осматривали остальные суда викингов — далеко не простое занятие в сумраке, — Питт решил обследовать сам помост. В том месте, где тот примыкал к стене пещеры, он обнаружил лестницу, вырубленную в скале и ведущую в каменную штольню, о происхождении которой можно было только догадываться. Осторожно, держась рукой за стену, он поднялся на первые четыре ступеньки, когда его пальцы задели пластмассовый диск, прикрепленный к стене и на ощупь напоминающий электрический выключатель. Питт более внимательно обследовал находку и обнаружил, что он легко поворачивается по часовой стрелке. Решив довести эксперимент до логического завершения, он повернул диск до упора.

В ту же секунду вся пещера осветилась ярким светом флуоресцентных ламп, закрепленных по периметру ее стен.

— Вот это здорово! — закричала в восторге Келли. — Молодец, папа, даже электричество сюда провел!

Питт обошел помост и присоединился к друзьям.

— Кажется, я знаю еще одну причину, по которой ваш отец никому не рассказывал об этом месте, — сказал он.

Келли не проявила интереса к его словам, но Джордино знал Питта слишком хорошо, чтобы не прислушаться к нему с должным вниманием. Проследив за его взглядом, он повернулся в ту же сторону.

Длинное, цилиндрической формы судно было пришвартовано к дальней стороне пещеры. Тонкая пленка ржавчины покрывала корпус. Его единственной выступающей деталью была небольшая башенка с люком в нескольких футах от носа подводного корабля. В полумраке пещеры его просто невозможно было заметить, и если бы Питт не нашел выключатель, они так и не узнали бы о его существовании.

— Мой бог, что же это может быть? — растерянно пробормотала Келли.

— Это, — торжественно произнес Питт, — не что иное, как воспетый Жюлем Верном «Наутилус»!

Чувства, которые они испытали при виде легендарной субмарины, стоя в доке, построенном руками доктора Эл-мора Игена, трудно было описать. Чудо инженерной мысли девятнадцатого столетия, которое они до сих пор считали лишь плодом воображения великого писателя, на их глазах обрело реальность.

У самого края каменного выступа высился небольшой холмик, сложенный из камней в форме саркофага. Деревянная дощечка с вырезанной на ней надписью свидетельствовала о том, что здесь покоятся останки создателя субмарины капитана Камерона Амхерста. Далее следовала эпитафия, написанная самим доктором Игеном:

Безвестный при жизни, он обрел славу и бессмертие благодаря Жюлю Верну, создавшему легендарный образ капитана Немо.

Пусть те, кто найдут его гробницу, воздадут ему почести и окажут уважение, которых он заслуживает.

— Мое уважение к твоему отцу продолжает расти, — сказал Питт, обращаясь к Келли, — ему можно только позавидовать.

— Сознание того, что это мой отец соорудил монумент своими руками, заставляет меня гордиться не только им, но и собой.

В этот момент появился Джордино, отставший от них, чтобы исследовать боковую пещеру.

— Я наконец-то разгадал загадку, мучившую меня до сего дня, — весело объявил он, потирая руки.

— Какую еще загадку? — спросил Питт.

— Если доктор Иген имел секретную лабораторию, каким источником энергии он пользовался? Я нашел ответ в соседней пещере. Там находятся три портативных системы генераторов, соединенных с таким количеством батарей, что их энергии хватило бы для небольшого города. — Он жестом указал на несколько электрических кабелей, ведущих от пещеры к люку субмарины. — Держу пари, доктор Иген приспособил внутренние помещения подводной лодки под свою лабораторию.

— Теперь, когда я увидела «Наутилус» так близко, — сказала Келли, — он кажется мне намного больше, чем я себе представляла.

— Да, он мало похож на версию Диснея, — согласился Джордино, — его конструкция проста и практична.

Питт кивнул в знак согласия. Верхняя часть корпуса, выступающая на три фута над водой, давала лишь слабое представление об общей массе и водоизмещении подводного корабля.

— На мой взгляд, его длина составляет около двухсот пятидесяти футов при ширине двадцать пять футов; это действительно больше, чем следует из описания Жюля Верна. «Наутилус» по своим размерам приближается к «Альбакору», первой атомной субмарине, спущенной на воду в 1953 году.

— Я видел ее около десяти лет назад, — добавил Джордино, — когда она спускалась вниз по реке Йорк. Ты прав. Сходство действительно бросается в глаза.

Джордино подошел к панели энергоснабжения рядом с трапом, ведущим к люку субмарины, и пощелкал выключателями. Во внутренних помещениях лодки зажегся свет, полившийся наружу из иллюминаторов в верхней части корпуса.

Питт повернулся к Келли и указал на открывшийся люк субмарины.

— Леди, прошу вас.

Келли прижала руки к груди, словно пытаясь успокоить бешеный стук сердца. Ей очень хотелось увидеть место, где ее отец работал все эти годы, осмотреть внутренние помещения легендарной подлодки, но было трудно сделать первый шаг. Ей казалось, что она вступает в обитель призраков. В конце концов сделав над собой усилие, она прошла по трапу и спустилась в люк. Приемная камера оказалась маленькой и тесной. Здесь она подождала, пока Питт и Джордино присоединятся к ней.

Перед ними находилась дверь, судя по которой трудно было представить, что находишься не в городском доме, а внутри подводного корабля. Питт повернул дверную ручку и первым переступил через порог.

Молча они прошли со вкусом убранную столовую, в центре которой стоял стол из тика с ножками в форме дельфинов. В дальнем конце столовой оказалась еще одна дверь, ведущая в библиотеку. Питт бросил взгляд на корешки: книги по науке и технике, первоиздания классиков. Он взял одну из них, на которой стояло имя Жюля Верна. На титульном листе красовалась дарственная надпись писателя: «Величайшему уму планеты».

Питт аккуратно поставил ее на место, и они продолжили осмотр.

Следующее помещение было самым большим. Здесь когда-то, если верить описанию Жюля Верна, размещались сокровища, собранные Камероном на дне океана. Элмор Иген превратил его в лабораторию. Салон был заполнен химическим лабораторным оборудованием, компьютерами, сканерами и принтерами. В дальнем конце размещалась небольшая мастерская. На месте остался только орган, слишком массивный, чтобы его мог убрать один человек.

Келли задержалась у стола, на котором ее отец проводил свои химические опыты, машинально расставляя по местам разбросанные пробирки и колбы.

Оставив девушку наедине с ее мыслями, Питт и Джордино отправились вдвоем осматривать остальные помещения. Они миновали длинный коридор и водонепроницаемую переборку, прежде чем оказались в бывшей каюте капитана Амхерста. Иген оборудовал в ней свой рабочий кабинет. Планы, чертежи, диаграммы, сотни записных книжек занимали все свободное пространство вокруг рабочего стола.

— Вот как бывает: один великий человек здесь жил, другой работал, — философски заметил Джордино.

— Идем дальше, — поторопил его Питт. — Я хочу увидеть пресловутый нуль-передатчик.

Они миновали еще одну водонепроницаемую переборку и вошли в помещение, где когда-то стояли цистерны с кислородом. Они были убраны Игеном, чтобы освободить место для телепортационного оборудования и приборов. Здесь находились две панели с циферблатами и переключателями, стол с компьютером и сама камера с передатчиком.

Питт улыбнулся, когда увидел цистерну со смазкой емкостью в пятьдесят пять галлонов, таймер и промежуточную цепочку стеклянных цилиндров.

— Теперь мы знаем, откуда поступает смазка, каждые двое суток наполняющая его портфель.

— Хотел бы я знать, как эта система работает? — покачал головой Джордино, рассматривая телепортационную камеру.

— Чтобы это понять, нужны головы получше, чем у нас с тобой. Могу только сказать, что эта машина в будущем изменит всю систему транспортных перевозок на планете.

Питт подошел к панели, нашел таймер, который был установлен на сорок восемь часов, и переставил его на десять.

— Что ты делаешь? — удивился Джордино.

— Отправил весточку Хайрему и Макс, — рассмеялся Питт.

Закончив осмотр, они вернулись в салон. Келли в задумчивости сидела в кресле отца. Питт ласково потрепал ее по плечу:

— Мы собираемся осмотреть машинное отделение. Пойдешь с нами?

Девушка потерлась щекой о его руку:

— Нашли что-нибудь интересное?

— Телепортационную камеру твоего отца.

— Значит, он на самом деле построил ее?

— Можешь не сомневаться.

Девушка гордо расправила плечи, встала и последовала за друзьями.

По пути в кормовую часть они заглянули на камбуз. Картина, представшая их взглядам, заставила Келли содрогнуться. Коробки с продуктами, грязная посуда, мусор были свалены в одну кучу.

— У твоего отца была масса достоинств, — улыбнулся Питт, — но, видимо, аккуратность не входила в их число.

— Он думал только о работе, — вздохнула Келли. — Жаль, что он не доверился мне. Я могла бы исполнять обязанности секретаря и экономки.

Следом за камбузом они оказались в кубрике. То, что они увидели здесь, потрясло их больше всего.

Сюда Иген сложил сокровища, некогда украшавшие салон и библиотеку. Одних картин здесь хватило бы на пару залов музея «Метрополитен»: Леонардо да Винчи, Тициан, Рафаэль, Рембрандт, Вермеер, Рубенс... Античные скульптуры в бронзе и мраморе стояли в ряд на месте бывших спальных мест членов экипажа. Наконец, здесь же находились драгоценности, собранные Амхерстом с затонувших судов: штабеля золотых и серебряных слитков, ящики с монетами, драгоценными камнями и жемчугом. Общую стоимость коллекции невозможно было представить.

— Я чувствую себя, как Али Баба в пещере сорока разбойников, — произнес Питт хрипло.

Келли была потрясена не меньше:

— Кто бы мог подумать, что здесь такие сокровища!

Джордино взял пригоршню золотых монет и пропустил их сквозь пальцы.

— Теперь мы знаем источник финансирования исследовательских работ доктора Игена.

В этой комнате они провели почти час, потом продолжили обход и наконец-то добрались до машинного отделения.

Невообразимо сложное переплетение труб, цистерн и странных механизмов, в которых Питт и Джордино с трудом опознали генераторы электрического тока, могло привести в замешательство кого угодно. Огромный приводной механизм винта занимал почти всю заднюю часть отсека. Пока мужчины осматривали это выдающееся воплощение инженерной мысли, Келли подошла к высокому столу без стула, на котором лежала толстая книга в кожаном переплете. Она открыла ее и просмотрела несколько страниц. Это был вахтенный журнал. Последняя запись была датирована 10 июня 1901 года:

"Заглушил двигатель. Энергии генераторов хватит до моей смерти. «Наутилус», верно служивший мне сорок лет, станет моей гробницей. Это моя последняя запись.

Камерон Амхерст".

Тем временем Питт и Джордино закончили детальное обследование странного механизма. А закончив, вынуждены были признать свое поражение.

— В свое время я повидал сотни самых разнообразных двигателей, включая те, что стояли на первых паровых судах, но никогда мне не попадалось ничего подобного, — резюмировал Питт.

— Могу сказать одно, — добавил Джордино, — эта штука собрана из деталей, произведенных на разных заводах. Амхерст заказывал их по всей Европе и даже в Америке. Вот каким образом он сумел сохранить все в полной секретности.

— Похоже на то, — согласился Питт.

— А что ты скажешь о конструкции?

— Какая-то сложная комбинация электрического и примитивного МГД-двигателя.

— Выходит, Амхерст создал концепцию такого двигателя за сто сорок лет до того, как он был вновь изобретен?

— Многие технологии, положенные в основу этого изобретения, появились только десятилетия спустя. Этот пробел Амхерст вынужден был компенсировать за счет использования электрической энергии и, надо признать, сделал это блестяще. Возможно, что и Иген использовал разработки Амхерста как основу для своего будущего двигателя.

— Поразительная машина, — согласился Джордино. — Подумать только, что она верой и правдой прослужила ему сорок лет и дала возможность проплыть под водой все моря и океаны.

Подошла Келли с вахтенным журналом в руках:

— Если вы закончили любоваться этой машиной, я хотела бы отыскать тот проход, который нашел и использовал мой отец.

Питт кивнул и взглянул на Джордино.

— А нам пора известить адмирала о находках.

— Думаю, новости ему понравятся, — улыбнулся итальянец.

Им потребовалось всего пять минут, чтобы подняться на вершину утеса.

По пути Питт испытывал странное чувство: викинги проходили той же дорогой тысячу лет назад, но он будто слышал их голоса и ощущал их присутствие.

* * *

Джош Томас сидел в кабинете Игена и листал журнал химических анализов, когда ковер в центре комнаты зашевелился и отлетел в сторону. Потайной люк в полу распахнулся, и из него показалась голова Питта.

— Сожалею, что побеспокоил вас, — объявил он с дружелюбной улыбкой, — но так уж получилось, что я проходил мимо.

Часть шестаяПризрак прошлого

58

16 августа 2003 года

Вашингтон, округ Колумбия

Питт вылез из постели, накинул халат и выпил чашку кофе, приготовленного Салли Морз. Он рассчитывал проваляться в постели большую часть утра, но Салли и Келли сообщили, что уезжают сегодня. После того как Салли выступила перед комитетом Конгресса и дала показания в Министерстве юстиции, ее тепло поблагодарил Президент. Теперь она могла лететь домой и возобновить свою деятельность на посту председателя Совета директоров «Юкон Ойл».

Когда полусонный Питт появился на кухне, Салли чистила посудомоечную машину.

— Никогда бы не подумал, что мне придется говорить нечто подобное, — сказал он, — но мне будет очень не хватать вас обеих.

Салли добродушно рассмеялась:

— Это только потому, что отныне вам снова придется готовить себе еду, мыть посуду, убирать за собой постель и ходить в прачечную.

— Не стану отрицать, что мне больше по душе, когда этим занимается кто-то другой.

— Вам следует найти хорошую женщину, которая позаботится о вас.

— Лорен — единственная женщина, которая подошла бы на эту роль, но она слишком занята политикой.

Питт уселся за обеденный стол, некогда стоявший в салуне древнего парохода, поднятого при его участии со дна одного из Великих озер, и отхлебнул глоток кофе.

— Ну а вы что же? Слишком заняты руководством «Юкон Ойл», чтобы найти себе хорошего мужа?

— Нет, не в этом дело, — сказала она печально. — Я же вдова. Мы с мужем создавали «Юкон Ойл» вдвоем, рука об руку. Когда он погиб в авиакатастрофе, я заняла его место. С тех пор большинство окружающих мужчин если и не сторонятся меня, то держатся настороже.

— За все приходится платить. Но не расстраивайтесь. Не пройдет и года, как вы найдете свое счастье.

— Я не знала, что вы умеете предсказывать будущее.

— Великий Дирк Питт умеет все. Я вижу высокого темноволосого мужчину с положением и состоянием, не уступающими вашим, который вскружит вам голову и увезет на Таити.

Келли влетела в кухню порывом освежающего морского ветра. Она была в белоснежном шерстяном свитере и голубых шортах из джинсовой ткани.

— По-моему, это все-таки преступление — оставлять такой музей на попечение безответственного мужчины, — не удержалась она от колкости.

— Кстати, хорошо, что ты мне напомнила, — строго заметил Питт. — Не забыть бы пересчитать полотенца, прежде чем вы, девушки, покинете мой дом.

— Спасибо Салли, — сказала Келли, пропустив его слова мимо ушей и застегивая дорожную сумку, — она была так любезна, что согласилась подбросить меня на своем самолете до аэродрома поблизости от папиной фермы.

— Ты готова? — спросила Салли.

— Какие у тебя планы? — поинтересовался Питт.

— Собираюсь основать фонд имени моего отца. Картины и скульптуры подарю музеям.

— Молодец, девочка, — похвалила ее Салли.

— А что собираешься делать с золотом и серебром?

— Часть мы выделяем на финансирование научной лаборатории имени Элмора Игена, которую возглавит Джош Томас. Он планирует пригласить в нее лучших молодых ученых со всей страны. Большая часть уйдет на благотворительность. Ну и вы с Алом получите свою долю.

Питт покачал головой:

— Уволь. Мне и так неплохо. Ал, пожалуй, примет новый «феррари», что же касается меня, то поищи сокровищам лучшее применение.

— Теперь я начинаю понимать, почему Лорен так о вас отзывалась, — заметила Салли.

— Что же она сказала?

— Что вы честный человек.

— Бывают времена, вроде этих, когда я ненавижу самого себя.

Питт отнес багаж в поджидающий женщин лимузин, вызванный, чтобы отвезти их в ближайший аэропорт, где стоял самолет Салли.

На прощанье Салли обняла Питта и поцеловала его в щеку.

— До свидания, Дирк Питт. Мне повезло, что я познакомилась с вами.

— До свидания, Салли. Надеюсь, что мое предсказание сбудется.

Келли крепко поцеловала его в губы:

— Когда я тебя снова увижу?

— Пока не знаю. Адмирал Сэндекер собирается завалить меня работой и держать подальше от всяких заварушек.

Он постоял у обочины, пока лимузин не скрылся за поворотом, затем поднялся к себе в спальню и снова завалился в постель.

* * *

Когда Лорен приехала к Питту, чтобы провести с ним выходные, она застала его склонившимся над открытым капотом зеленого «паккарда» выпуска 1938 года. Лорен выглядела утомленной: разразившийся в связи с делом Зейла скандал фактически парализовал работу всех правительственных учреждений.

— Привет, герой. Чем занимаешься?

— Понимаешь, старые карбюраторы не приспособлены к новым сортам топлива. Каждый раз, когда я собираюсь использовать эту тачку, мне приходится перебирать его.

— Что приготовить на обед?

— Может, лучше в ресторан завалимся?

— После всех этих событий репортеры преследуют меня по пятам. К тебе меня привезла моя парикмахерша в грузовике своего мужа, причем мне пришлось сидеть на полу.

— Другая на твоем месте гордилась бы такой популярностью.

Лорен поморщилась:

— Так как насчет сегодняшнего меню?

— Оставляю его на твое усмотрение.

Она позвала его час спустя, крикнув сверху, что обед готов.

Приведя себя в порядок, Питт прошел на кухню, где хлопотала Лорен, одетая в один лишь шелковый пиджак, который она же и подарила ему на Рождество, но который Питт никогда не носил, ссылаясь на то, что в нем он похож на жиголо.

— Пахнет неплохо, — заметил он.

— Так и должно быть, я влила в это блюдо полбутылки вина.

— Тогда нам не понадобятся коктейли. Твои слушания закончились? — спросил он, когда обед подошел к концу.

— Во вторник состоится заключительное заседание.

— Тебе повезло с Салли.

Лорен кивнула:

— Если бы не она, Зейл все еще разгуливал бы по земле, обделывая свои грязные делишки. Его самоубийство решило множество проблем.

— Что ожидает его сообщников?

— Им будет предъявлено обвинение. Сейчас в Министерстве юстиции все сотрудники работают сверхурочно, возбуждая дела против тысяч чиновников и политиков, получавших взятки от его шайки. Последствия этого скандала будут ощущаться еще долгое время.

— Будем надеяться, что это послужит хорошим уроком для тех, кто ради денег готов пойти на все.

— Большая группа следователей и аудиторов как раз занимается офшорными инвестициями и банковскими счетами Зейла и его подручных.

Питт замолчал, уставясь в бокал, в котором плескались на донышке остатки недопитого вина.

— А что будет с нами?

— Все останется по-прежнему.

— Ты в Конгрессе, а я под водой, так, что ли? — не без горечи произнес он.

— Так будет лучше для нас обоих, — сказала Лорен, но уже заметно смягчившимся тоном.

— Выходит, прощайте навсегда мои надежды в один прекрасный день стать дедушкой?

— Не так просто конкурировать с призраком.

— Саммер? — медленно проговорил Питт, и глаза его заволокло дымкой воспоминаний.

— Ты никогда не сможешь забыть ее.

— Мне казалось, что однажды это удалось.

— Мэйв?

— Когда Саммер погибла в море, а Мэйв умерла у меня на руках, внутри меня что-то оборвалось. — Он потряс головой, словно пытался стряхнуть с себя воспоминания, как собака стряхивает воду, потом потянулся к Лорен и поцеловал в губы. — Но сегодня у меня снова есть чудесная женщина, которую я, к моему стыду, ценю куда меньше, чем она того заслуживает.

И надо же было так случиться, чтобы именно в этот душещипательный момент кто-то позвонил в дверь ангара.

— Ну кого еще там принесло, черт бы его побрал?! — недовольно проворчал Питт, переведя взгляд на экран монитора видеокамеры, установленной над входом.

Перед дверью он увидел молодую пару: мужчину и женщину. Рядом на каменных ступенях стояло несколько чемоданов.

Брови у Питта поползли вверх.

— Похоже, они приехали надолго, — ядовито заметила Лорен.

— Понятия не имею, кто они такие.

Он уже собирался нажать кнопку интеркома, но Лорен удержала его руку:

— Я спущусь вниз и постараюсь избавиться от них.

— Интересно, что они подумают, увидев тебя в таком виде, — ухмыльнулся он.

— Я поговорю с ними, не открывая двери.

Питт пожал плечами и потянулся за своим бокалом, но не успел сделать и глотка, как Лорен позвала его снизу:

— Дирк, думаю, тебе лучше спуститься.

Странная интонация ее голоса заставила его насторожиться. Он отставил бокал в сторону и спустился по трапу. Лорен, приоткрыв входную дверь, разговаривала с посетителями.

Оба выглядели немногим старше двадцати. Молодой человек на добрый дюйм превосходил ростом хозяина дома и имел такие же, как у него, волнистые черные волосы и зеленые глаза. Питт внимательно вгляделся в его лицо, и у него перехватило дыхание. Ему показалось, что он видит свое зеркальное отражение, только помолодевшее лет на двадцать пять.

Он перевел взгляд на девушку, и сердце у него ёкнуло. Разве можно было забыть эти рыжие волосы и огромные серые глаза. Воспоминания нахлынули на него, и он вынужден был ухватиться за створку двери, чтобы не упасть.

— Мистер Питт, — сказал молодой человек, улыбаясь.

Это был не вопрос, а констатация факта. Лорен невольно вздрогнула, увидев эту улыбку, так похожую на ту, которую она много раз видела на лице любимого.

— Да, я Дирк Питт.

— Мы с сестрой давно мечтали встретиться с вами. Уже двадцать три года, если быть совершенно точным.

— Ну что ж, вот мы и встретились. Чем могу быть полезен? — спросил Питт, заранее зная, какой ответ услышит.

— Мать была права, мы очень похожи.

— Ваша мать?

— Ее звали Саммер Моран, а ее отца и нашего деда — Фредерик Моран.

— Она и ее отец умерли во время подводного землетрясения на Гавайях много лет назад.

— Мать выжила, хотя и осталась калекой. У нее был поврежден позвоночник, сломаны обе ноги и изуродовано лицо. Она больше не могла ходить и на всю жизнь осталась прикованной к постели и инвалидному креслу.

— Я не могу... Нет, я не верю этому! Я потерял ее в океане, куда она бросилась, чтобы спасти отца.

— Поверьте мне, сэр, — вступила в разговор девушка, — это чистая правда. Мать сильно покалечилась при столкновении с подводными скалами, но ее вытащили и спасли люди деда. Проплывавшая мимо рыбачья лодка подобрала их и доставила на ближайший остров. Оттуда мать переправили в Гонолулу, в госпиталь, где она месяц находилась между жизнью и смертью. Большую часть пребывания там она оставалась без сознания и не могла даже назвать своего имени. В конце концов примерно через год, когда она более или менее оправилась, ее перевезли в дом отца на остров Кауаи, где она и оставалась до своей смерти. К счастью, весьма значительное состояние, доставшееся ей в наследство, позволило ей иметь все необходимое, в том числе квалифицированный медицинский уход.

— Когда же и где родились вы и ваш брат? — спросила Лорен, безуспешно пытаясь скрыть свои прелести под пресловутым пиджаком.

— Мы родились в госпитале, где она лежала, спустя примерно девять месяцев после землетрясения.

— Вы близнецы? — удивилась Лорен. — Вот уж ни за что бы не подумала!

Девушка улыбнулась:

— Да, хотя между нами мало сходства. Мой брат похож на своего отца, а я на мать.

— Почему она не известила меня? — нервно спросил Питт.

— Мать была уверена, что, сделай она это, вы немедленно примчались бы на Гавайи. Она не желала, чтобы вы видели ее искалеченное тело и обезображенное лицо. Ей хотелось, чтобы вы помнили ее такой, какой она была раньше.

— Если бы я только знал! — простонал Питт.

— В этом нет твоей вины, — попыталась утешить его Лорен. — Согласись, у нее были веские основания хранить свой секрет.

— Если она еще жива, я хочу знать, где она сейчас.

— Мать умерла месяц назад, — сказал молодой человек. — Последнее время она очень плохо себя чувствовала. Она похоронена на родном острове, на холме с видом на океан. Она боролась за свою жизнь до тех пор, пока я и сестра не закончили колледж. Только тогда она рассказала нам о вас. Ее последним желанием было, чтобы мы встретились с вами.

— Как вас зовут? — жадно спросил Питт.

— Сестру так же, как и мать, Саммер, а меня, — улыбнулся молодой человек, — назвали в честь отца. Мое имя — Дирк Питт.

Сознание того, что Саммер, несмотря на свое увечье, подарила ему сына и дочь и в одиночку воспитывала их все эти годы, разрывало ему сердце. Взяв себя в руки, он сделал шаг вперед и обнял своих детей.

— Вы должны простить меня. Сказать, что я счастлив тем, что у меня есть двое взрослых детей, значит не сказать ничего.

— Мы тоже счастливы, что наконец-то нашли вас, отец, — произнесла Саммер, на глазах у которой навернулись слезы. Впрочем, через пару минут плакали уже все, ничуть не стесняясь.

Питт взял детей за руки и провел в ангар.

— Теперь это и ваш дом, — сказал он, улыбаясь, и добавил: — Кстати, можете называть меня просто «папа». — Он помог им занести в ангар багаж и указал на пульмановский вагон с надписью «Манхэттен лимитед», выполненную большими золотыми буквами. — В нем четыре шикарных купе. Выбирайте, какие вам понравятся. Когда устроитесь, поднимайтесь наверх. Нам есть о чем поговорить.

— Так ты не против, папа, чтобы мы пожили у тебя? — невинным голоском осведомилась Саммер.

— Посмейте только бросить отца! — зарычал Питт, скорчив страшную рожу. — На дне морском отыщу и лично высеку!

— Что вы заканчивали, ребята? — поинтересовалась Лорен.

— Саммер получила диплом в океанологическом институте Скриппса, а я в инженерно-морском колледже в Нью-Йорке.

— Подозреваю, что ваша мать приложила руку к выбору вашего образования, — заметил Питт.

— Точно, — подтвердила Саммер. — Она всегда хотела, чтобы мы занялись океанологией.

— Ваша матушка была очень умной женщиной, — только и сумел вымолвить Питт, без труда догадавшийся, что Саммер-старшая сознательно готовила детей к будущей совместной работе с отцом.

— Неужели все эти автомобили твои, папа? — спросила Саммер, восторженно взирая на внушительную коллекцию раритетов.

— Пока что мои, — рассмеялся Питт, — но когда-нибудь настанет день, и они будут принадлежать вам.

Дирк-младший с восхищением разглядывал большой оранжевый автомобиль.

— Это «дузенберг», да, папа? — спросил он.

— Ты разбираешься в старых моделях?

— Я полюбил их еще мальчишкой. Моим первым автомобилем был «форд» выпуска 1940 года.

— А ты когда-нибудь ездил на «дузенберге»?

— Нет, никогда.

Питт обнял сына за плечи, несказанно гордясь в эти минуты своим отпрыском:

— Будь спокоен, мой мальчик, ты еще покатаешься на нем, — произнес он, счастливо улыбаясь.

Клайв Касслер Троянская одиссея

Памяти моей любимой жены Барбары, которая теперь пребывает с ангелами

Пролог Ночь позора

Крепость у моря на холме

Около 1190 г. до н.э.

Ловушка была поставлена с предельной простотой и глубоким пониманием природы человеческого любопытства. И сработала она безукоризненно. На плоской платформе на четырех деревянных ногах возвышалось безобразное чудище двадцати футов высотой. Наверху устроено было что-то вроде треугольного шалаша с открытыми торцами. Впереди на острой крыше этого сооружения виден был округлый выступ с двумя узкими щелями вместо глаз. Стены шалаша были покрыты воловьими шкурами. Платформа, служившая опорой для ног, просто лежала на земле. Эта штука не походила ни на одну из вещей, которые когда-либо приходилось видеть жителям крепости Илион[292].

Кое-кто из тех, кто обладал живым воображением, увидел в ней некоторое отдаленное сходство с конем на негнущихся ногах.

Дарданы проснулись утром, готовые к битве, как все последние десять недель[293]. Они ожидали увидеть вокруг крепости лагерь ахейцев, но равнина была пуста. Только дым плотной пеленой поднимался над углями догоревших костров вражеского лагеря. Ахейцы исчезли вместе со своими кораблями. Глубокой ночью погрузили они на корабли припасы, коней, оружие и колесницы и отплыли, оставив на берегу загадочного деревянного монстра. Разведчики дарданов вернулись и сообщили, что лагерь ахейцев совершенно пуст.

Без ума от радости, что осаде Илиона пришел конец, народ распахнул главные ворота цитадели и высыпал на открытую равнину, где две армии столкнулись и пролили много крови по крайней мере в сотне сражений. Поначалу все были в недоумении. Кое-кто чуял ловушку и выступал за то, чтобы сжечь деревянное чудище. Но вскоре выяснилось, что это просто безобидный шалаш на четырех ногах, грубо вытесанных из дерева. Кто-то взобрался по одной из деревянных опор, проник в шалаш и обнаружил, что он пуст.

– Если ахейцы не в состоянии сделать ничего более похожего на коня, чем эта штука, – прокричал этот смельчак сверху, – то неудивительно, что мы победили.

Снизу ему ответили громким хохотом. Затем толпа повернулась и с ликованием приветствовала царя. Приам, царь Илиона, выехал из городских ворот на колеснице. Он ступил на землю и помахал рукой в ответ на приветственные крики народа. Затем обошел вокруг странного сооружения, пытаясь понять, что это такое.

Удостоверившись, что сооружение не представляет никакой угрозы, он объявил его военной добычей и приказал подтащить на катках к воротам города. Там этот монстр будет служить памятником славной победы над ахейцами.

Ликование ненадолго прервалось, когда два солдата провели сквозь толпу пленника-ахейца, которого товарищи не взяли с собой. Пленника звали Синон, и был он родичем могучего Одиссея[294], царя Итаки и одного из предводителей огромной армии, осадившей Илион. При виде Приама Синон простерся перед ним ниц и молил старого царя оставить ему жизнь.

– Почему ахейцы не взяли тебя с собой? – грозно спросил царь.

– Мой родич поверил наветам моих врагов и изгнал меня из лагеря. Если бы я не спрятался в рощице, когда они отплывали, меня наверняка привязали бы и волокли за кораблем, пока я не утонул или не был съеден рыбами.

Приам внимательно посмотрел на Синона.

– Почему ахейцы так неожиданно сняли осаду? Какую цель они преследуют?

– Они не смогли захватить твою крепость, к тому же в битве пат могучий герой Ахилл. Ахейцы решили, что лишились милости богов. Они выстроили это сооружение, чтобы принести жертву богам, прося о безопасном путешествии домой через море.

– Но почему оно такое огромное?

– Чтобы вы не смогли втащить его как военный трофей в город, где оно напоминало бы о величайшей неудаче ахейцев.

– Да, я понимаю их намерения, – улыбнулся мудрый старый Приам. – Но они не догадались, что чудище может служить тем же целям и вне городских стен.

Сотня людей бросилась рубить и обтесывать бревна для катков. Еще сотня набрала нужное количество канатов, выстроилась в две линии и потащила трофей через равнину, отделявшую город от моря. Значительную часть дня люди потели и падали от изнеможения, сменяя друг друга, но все же втащили неуклюжее чудище вверх по склону к самой цитадели. Ближе к вечеру громадное сооружение уже стояло перед главными городскими воротами. Масса народа вышла на равнину и в первый раз за два с лишним месяца свободно, не страшась врага, гуляла вне стен города. Перед воротами собралась большая толпа. Люди стояли и с трепетом смотрели на то, что уже успели назвать Дарданским конем.

Женщины и девушки вышли из города, набрали цветов и сплели из них гирлянды, чтобы украсить нелепое деревянное чудище. Они радовались и ликовали, что закончилась, как казалось, бесконечная череда битв.

– Мы завоевали мир и победу! – восторженно кричали они.

И только дочь Приама Кассандра, которую считали безумной из-за ее страшных предсказаний и предвидения грядущих событий, воскликнула:

– Неужели вы не видите? Это же обман!

И бородатый жрец Лаокоон поддержал ее:

– Вы обманываете себя! Нельзя доверять ахейцам, приносящим дары!

Лаокоон подался назад и мощным броском послал свое копье в брюхо коня. Копье вонзилось в дерево на всю длину наконечника и задрожало. Толпа захохотала над столь глупым проявлением недоверия.

– Кассандра и Лаокоон безумны! Это чудище не опасно. Это всего лишь скрепленные вместе доски и бревна.

– Идиоты! – не сдавалась Кассандра. – Только глупец может поверить Синону-ахейцу.

Кто-то из воинов посмотрел ей прямо в глаза:

– Он говорит, что, поскольку чудище принадлежит теперь Илиону, никто и никогда не сможет захватить наш город.

– Он лжет.

Воин повернулся к жрецу:

– Неужели ты не в состоянии принять благословение богов?

– Нет, если оно исходит от ахейцев, – твердо сказал Лаокоон. Он протолкался через толпу и зашагал в город.

Счастливая толпа ничего не желала слушать. Враг убрался прочь. Война закончилась. Наступило время праздника.

Два одиноких скептика были быстро забыты. Не прошло и часа, как любопытство горожан улеглось и все занялись приготовлениями к пиру. Они рассчитывали как следует отпраздновать свой триумф над врагами-ахейцами. Повсюду в городе звучали флейты и трубы. На каждой улице пели и плясали. Вино лилось рекой. Люди звонко смеялись, поднимая и осушая кубки.

Жрецы в храмах курили фимиам, пели и приносили жертвы богам в благодарность за окончание ужасной войны, в результате которой так много доблестных воинов Илиона переселилось в царство мертвых.

Радостные горожане пили за всех, кто участвовал в битвах: за своего царя и героев, за ветеранов и раненых, – пили в память о погибших.

– Гектор, о Гектор, наш могучий защитник! Если бы ты дожил до этого момента и мог насладиться нашей славой!..

– Напрасно дураки-ахейцы атаковали наш великолепный город! – вопила какая-то женщина, крутясь в бешеной пляске.

– Они разбежались, как испуганные ребятишки! – кричала другая.

Так они болтали и хвастали, и вино горячим потоком растеклось по их жилам. Радовались все: царская семья во дворце, богачи в больших домах, выстроенных на террасах холма, бедняки в простых хижинах, притулившихся изнутри к стенам города для зашиты от дождя и ветра. Праздновал весь Илион. Были выпиты и съедены все остатки драгоценных припасов, которые приберегли на случай продолжения осады. Люди веселились так, будто время остановилось. К полуночи пьяная оргия утихла, и подданные старого царя Приама заснули глубоким сном. Впервые с начала осады города ненавистными ахейцами они чувствовали себя в безопасности.

Многие хотели в знак победы оставить городские ворота открытыми, но осторожность взяла верх. Ворота закрыли и заложили засовами.

* * *

Десять недель назад они налетели с севера и с востока. Они пересекли зелено-синее море на сотнях кораблей и высадились в бухте, неподалеку от Илиона, окруженного огромной равниной. Увидев, что значительная часть равнины заболочена, ахейцы устроили лагерь на мысе и разгрузили там свои корабли.

Смоленые днища кораблей ниже ватерлинии были черными, но надводная часть была расцвечена мириадами оттенков. Каждый из царей предпочитал свой цвет. Гребцы двигали корабли с помощью длинных весел, а управляли ими большим веслом, укрепленным на корме. Нос и корма были практически одинаковыми, так что корабль мог идти в любую сторону, а большой квадратный парус поднимали только при попутном ветре. На носу и корме были устроены приподнятые платформы, а на форштевне обычно красовалось резное изображение птицы – чаше всего ястреба или сокола. На одном корабле могло быть и сто двадцать, и двадцать воинов – смотря по тому, перевозил ли он припасы или людей. Экипаж большинства кораблей состоял из пятидесяти двух человек, включая командира и штурмана.

Предводители небольших царствнередко объединялись в свободный союз с целью захвата и грабежа прибрежных городов по всему побережью. Примерно так же в VII – XII веках н.э. действовали викинги.

Воины собирались из Аргоса, Пилоса, Аркадии, с Итаки и еще из дюжины других регионов. Современникам эти люди казались высокими и мощными, но на самом деле мало кто из них был выше пяти футов четырех дюймов. В бою они сражались яростно. Их защищали кирасы – пластины из кованой бронзы, которые прикрывали переднюю часть тела и закреплялись при помощи кожаных ремней. Бронзовые шлемы – иногда рогатые, иногда с острым навершием, чаще всего с рельефным изображением личного герба владельца – плотно охватывали их головы. Они носили поножи и наручи – доспехи, прикрывавшие нижние части ног и рук.

Эти люди мастерски владели копьем – своим любимым оружием. Своими короткими мечами они пользовались только тогда, когда копье было потеряно или разбито в бою. Воины бронзового века редко пользовались луком и стрелами, считая их оружием труса. Они прикрывались громадными щитами, состоящими из шести или даже восьми слоев воловьей шкуры, пришитых кожаными ремнями к плетеной раме, которую по углам еще оковывали бронзой. Щиты чаще всего были круглыми, но встречались и щиты в форме восьмерки.

Как ни странно, ахейцы, в отличие от воинов других царств и культур, не использовали кавалерию. Не пользовались они в бою и колесницами, которые в основном перевозили грузы и людей к месту сражения и обратно. Ахейцы, так же как дарданы Илиона, предпочитали сражаться пешими. Но эта война велась не ради завоевания земель и установления своего правления. Она велась не ради золота. Целью этого вторжения был металл[295], ценившийся почти столь же высоко, как золото.

Прежде чем высадиться под Илионом, ахейцы разграбили дюжину крупных и мелких прибрежных городов, захватили огромные сокровища и множество рабов, в основном женщин и детей. Но они не могли даже вообразить, какие несметные богатства находятся под охраной мощных стен Илиона и его решительных защитников.

Воины с немалой опаской смотрели на город, будто выросший на краю скалистого выступа, на его массивные каменные стены и прочные башни, на высокий царский дворец в центре. Теперь, когда цель набега была достигнута, стало очевидно, что этот город, в отличие от всех разграбленных прежде, не сдастся без долгой и трудной осады.

Это стало окончательно ясно, когда дарданы предприняли вылазку и атаковали ахейцев при высадке на берег. Им почти удалось сбросить в море авангард ахейского войска, пока остальные суда не подошли и не высадили воинов. После этого дарданы, чтобы не вступать в бой с превосходящими силами противника, спокойно отступили под защиту городских стен. Первая схватка осталась за ними.

Следующие несколько недель в разных концах равнины то и дело вспыхивали схватки. Дарданы стойко сопротивлялись. По мере того как с обеих сторон сражались и гибли великие герои, тела одних аккуратно складывали, других выбрасывали из лагеря ахейцев под стены Илиона. В конце дня обе стороны раскладывали громадные погребальные костры, на которых сжигали павших. Позже на месте погребальных костров насыпали памятные курганы. Тысячи воинов погибли, а бесконечные сражения все не утихали.

Пал храбрый Гектор, сын царя Приама и величайший воин Илиона, пал и его брат Парис. Среди погибших ахейцев значились могучий Ахилл и его друг Патрокл. После гибели величайшего героя предводители ахейцев, цари Агамемнон и Менелай, готовы были бросить осаду и отплыть домой. Стены цитадели оказались слишком грозными, проникнуть в город не удавалось. Припасы закончились, и ахейцам приходилось грабить окрестности. Вскоре ничего из съестного вокруг не осталось. Дарданов же снабжали союзники-соседи, находившиеся за пределами царства.

Подавленные неизбежным поражением, ахейцы уже готовились бросить лагерь и отплыть домой. И в этот момент хитроумный Одиссей, царь Итаки, предложил план последней попытки.

* * *

Пока Илион праздновал, ахейский флот под прикрытием темноты вновь подошел к берегу. Ахейцы гребли изо всех сил, спеша к городу от соседнего острова Тенедос, на котором укрывались весь день. Корабли шли на свет сигнального костра, разожженного коварным Синоном. Добравшись до берега, ахейцы направились через равнину к стенам города. Они несли с собой громадное бревно на петлях из плетеных веревок.

Стояла очень темная, безлунная ночь. Ахейцы смогли незамеченными подойти к воротам на сотню ярдов. Разведчики под началом Одиссея проползли мимо громадного, похожего на коня сооружения к самым воротам.

Наверху, в караульной башне, Синон убил двух задремавших стражников. Он не собирался сам открывать ворота: требовалось по крайней мере восемь сильных мужчин, чтобы поднять огромный деревянный брус, замыкавший тридцатифутовые створки. Вместо этого он негромко крикнул Одиссею:

– Стражники мертвы. Все в городе пьяны или спят. Самое время ломать ворота.

Одиссей быстро отдал приказ. Воины, несшие громадное бревно, приподняли его передний конец и положили на небольшую наклонную площадку, ведущую во внутреннюю часть коня. Пока одни воины толкали бревно снизу, другие забрались наверх и втащили бревно под остроконечную крышу. Затем подняли на веревочных петлях, пока оно не оказалось подвешенным в воздухе. О чем не смогли догадаться дарданы, так это о том, что конь, придуманный Одиссеем, был вовсе не конем, а тараном.

Воины внутри тарана оттянули бревно назад, насколько смогли, и резко толкнули вперед.

Конец бревна, окованный прочной бронзой, ударил по деревянной створке ворот с глухим стуком. Ворота в четыре фута толщиной вздрогнули в петлях, но не открылись. Ахейцы снова и снова били в них тараном. С каждым ударом от ворот летели щепки, но прочное дерево не поддавалось. Ахейцы опасались, что кто-нибудь из дарданов услышит грохот, выглянет за стену, увидит перед воротами вражеское войско и разбудит отсыпающихся после преждевременного праздника воинов. Вверху на стене Синон тоже держался настороже и следил, не встревожил ли грохот тарана кого-то из горожан. Но те, кто еще не спал, похоже, приняли его за отдаленный гром.

Ахейцам начало уже казаться, что их усилия ни к чему не приведут, как вдруг створка ворот, не выдержав, соскочила с одной из петель. Одиссей вместе со своими разведчиками присоединился к воинам внутри тарана для последнего могучего усилия. Он обхватил бревно руками и присоединил к его движению силу своих мускулов. Воины вложили в удар окованного бронзой бревна всю свою силу.

Поначалу казалось, что ничего не происходит. Но затем у ахейцев перехватило дыхание: створка ворот осела на оставшейся петле, а через несколько мгновений с печальным стоном завалилась внутрь цитадели и, тяжело громыхнув, упала на вымощенный камнем двор.

Как изголодавшиеся волки, с сумасшедшим воем ворвались ахейские воины в Илион, непреодолимым потоком затопили улицы города. Разочарование, накопившееся за десять недель бесконечных битв, единственным результатом которых была гибель товарищей, вырвалось наружу свирепой жаждой крови. Никто не мог считать себя в безопасности от ударов их мечей и копий. Ахейцы врывались в дома, разя налево и направо. Они убивали мужчин, забирали ценности, уводили женщин и детей, а затем жгли все, что осталось.

Прекрасная Кассандра вбежала в храм, считая, что там, под защитой храмовых стражей, она будет в безопасности. Но воин Аякс считал иначе. Он накинулся на Кассандру прямо под статуей богини. Позже в приступе раскаяния он бросился на собственный меч и погиб.

Воины Илиона в ту ночь не могли сравниться со своими врагами. Спотыкаясь, еще не придя в себя, поднимались они со своих постелей и оказывали лишь слабое сопротивление. Их убивали на месте. Никто не мог противостоять яростному напору ахейцев. Ничто не могло сдержать волну разрушения. Улицы стали красными от потоков крови. Окруженные дарданы сражались, падали и испускали дух, накрытые темным пологом смерти. Мало кому посчастливилось умереть, не увидев, как пылают их дома и уводят в полон их близких, не услышав криков своих женщин и плача детей, сопровождаемого воем тысяч городских собак.

Царь Приам, его служители и стража были безжалостно перебиты. Его жену Гекубу ждала участь рабыни. Царский дворец был разграблен. Сокровища, золото с колонн и потолков, красивые занавеси и золоченую мебель – все вынесли ахейцы, прежде чем предать великолепный прежде дворец огню.

Каждый ахейский меч, каждое ахейское копье в этот день напились крови. Ахейцы вели себя как стая волков в овечьем загоне. Они не щадили даже стариков и старух, слишком испуганных или слабых, чтобы убежать. Воины убивали их, как кроликов.

Один за другим герои-дарданы падали убитыми, и наконец не осталось никого, кто мог бы поднять копье против ахейцев, опьяненных кровью. В горящих домах города остались только тела тех, кто пал, пытаясь с оружием в руках защитить свои пожитки и близких.

Союзники дарданов – фракийцы, ликийцы, киконийцы и мизинцы – сражались храбро, но были быстро опрокинуты ахейцами. Амазонки – храбрые девы-воительницы, сражавшиеся вместе с войском Илиона, – ответили ударом на удар и унесли с собой в царство теней немало ненавистных захватчиков, но и их в конце концов перебили.

В городе уже горел каждый дом, каждая хижина, а ахейцы все никак не могли успокоиться. Они грабили и убивали, будто лишившись разума. Казалось, жуткое зрелище никогда не прекратится.

Наконец ахейцы, утомившись от этой кровавой оргии, начали покидать пылающий город. Они несли на плечах трофеи и гнали к своим судам живую добычу – рабов. Женщины, лишившиеся разума от скорби по убитым мужьям, жалобно выли и вели за собой своих детей к кораблям победителей. Они знали, что впереди их ждет ужасное будущее – рабство в чужеземных странах. Так было принято в то жестокое время, и, хоть такие обычаи и отвратительны, со временем женщины смирятся со своей судьбой. Некоторые из них позже станут женами своих поработителей, будут рожать им детей, их жизнь будет долгой и плодотворной. Другие умрут рано, не выдержав издевательств и оскорблений. О судьбе их детей никаких сведений не сохранится.

Войско ахейцев ушло, но в городе продолжали умирать люди. Многие из тех, кто сумел избегнуть меча, гибли теперь в пламени горящих домов. Рушились пылающие потолочные балки, погребая под собой зазевавшихся. Пламя огромного пожара стояло над людским горем и суетой, бросая вверх высокие крутящиеся столбы искр. Низкие облака, плывущие с моря, казались красно-оранжевыми. Подобные зверства в истории человечества повторялись не однажды.

Несколько сотен человек все же избежали смерти. Они укрылись в близлежащих лесах и дождались там ухода ахейского флота. Когда же флот скрылся за горизонтом – там, откуда и появился, – уцелевшие жители Илиона медленно вернулись в свой когда-то великий город-крепость. Они нашли там только массивные стены и груду дымящихся развалин, испускающих тошнотворную вонь горящей плоти.

Они не захотели заново отстраивать свои дома, вместо этого они переселились в другое место и там воздвигли новый город. Прошли годы. Морской бриз разнес угли и пепел сгоревшего города по равнине, а вымощенные камнем улицы и стены постепенно занесло песком.

Со временем город поднялся вновь, но так никогда и не достиг своей былой славы. В конце концов, в результате землетрясений, засух и эпидемий он окончательно пришел в запустение. Так, брошенный и забытый, он лежал две тысячи лет. Но слава его вновь воссияла ярче прежнего, когда семьсот лет спустя некий автор по имени Гомер[296] живо описал события, получившие название Троянской войны, и странствия греческого героя Одиссея.

Хитроумный и проницательный Одиссей, не чуждавшийся, как все его современники, убийства и жестокости, все же не был таким варваром, как его братья по оружию, – по крайней мере тогда, когда речь шла о порабощении плененных женщин. Он не мешал своим людям творить зло, но сам брал только богатства, захваченные у ненавистных врагов, сгубивших так много его людей. Одиссей единственный из ахейцев не увез с собой представительницы прекрасного пола в качестве наложницы. Он скучал по своей жене Пенелопе и по сыну, которых не видел очень давно. Мало того, он хотел как можно быстрее вернуться в свое царство на острове Итака.

Принеся жертвы богам, Одиссей покинул сгоревший город и отплыл в море, где попутные ветры понесли его маленькую флотилию на юго-запад, к дому.

* * *

Через несколько месяцев, после ужасного шторма, Одиссей, скорее мертвый, чем живой, с трудом преодолел полосу прибоя и выбрался на берег острова феаков. В изнеможении упал он на груду листьев у края воды и заснул. Там его и нашла принцесса Навсикая, дочь царя феаков Алкиноя. Нашла и встряхнула за плечо, чтобы понять, жив он еще или умер.

Он проснулся и не мог отвести от нее глаз, пораженный ее красотою.

– Только однажды на Делосе видел я столь прекрасное создание, как ты.

Изумленная Навсикая отвела потерпевшего кораблекрушение во дворец отца. Там Одиссей рассказал, что является царем Итаки, и был принят с подобающим уважением. Царь Алкиной и жена его, царица Арета, любезно предложили Одиссею корабль, чтобы тот мог добраться домой, но с одним условием: Одиссей должен был развлечь царя и его двор рассказом о великой войне и своих приключениях после отплытия из Илиона. В честь Одиссея устроен был великолепный пир, и он с готовностью согласился поведать историю своих деяний.

* * *

– Вскоре после того, как покинули мы Илион, – начат он свой рассказ, – подул встречный ветер, и мой флот отнесло далеко в море. После десяти дней борьбы с огромными волнами мы наконец добрались до берега незнакомой земли. Там моих людей и меня с большой теплотой и дружелюбием приняли местные жители, которых мы назвали лотофагами[297] из-за того, что они питались плодами какого-то неизвестного водного растения, называемого лотосом, и поэтому постоянно находились в состоянии эйфории. Некоторые из моих людей тоже вкусили плодов лотоса и вскоре впали в летаргию и лишились всякого желания вернуться домой. Поняв, что дорога домой может закончиться здесь и сейчас, я приказал силой втащить своих людей на корабли. Мы быстро подняли паруса и отплыли.

Считая ошибочно, что нас забросило далеко на восток, я поплыл на запад, ведя корабль ночью по звездам, а с восхода до заката по солнцу. Флот мой подошел к островам, которые заросли густым лесом и где постоянно шел теплый дождь. Острова были населены народом, который называл себя циклопами. Эти ленивые невежи разводили огромные стада овец и коз.

Я с отрядом моих людей отправился на поиски съестных припасов. У склона горы мы наткнулись на пещеру, служившую одному из циклопов овчарней. Поперек входа было устроено заграждение, чтобы животные не разбежались. Обрадовавшись такому подарку богов, мы принялись связывать овец и коз вместе, чтобы довести их таким образом до наших кораблей. Внезапно мы услышали шаги, и вскоре в пещере показался человек, огромный, как гора. Он вошел и, прежде чем заняться стадом, подкатил ко входу большой валун. Мы спрятались в темном углу пещеры и затаили дыхание.

Через некоторое время он раздул тлеющие угли очага, разжег огонь и увидел нас, затаившихся в дальнем углу. В жизни не случилось мне видеть лицо более безобразное, чем у циклопа. У него был всего один глаз, темный, как ночь. «Кто вы? – потребовал он ответа. – Почему вторглись вы в мой дом?»

«Мы не замышляем зла, – ответил я. – Мы сошли на берег со своих кораблей, чтобы наполнить бочонки водой».

«Вы явились красть моих овец, – загремел великан. – Я позову своих друзей и соседей. Скоро нас соберутся сотни, мы изжарим и съедим вас всех».

Мы, ахейские воины, только что победили в долгой и тяжелой войне, но мы знали, что вскоре врагов соберется гораздо больше, чем нас. Я нашел длинное тонкое бревно, которым запирался овечий загон, и заострил его конец при помощи своего меча. Затем я поднял козий мех, полный вина, и сказал ему: «Взгляни сюда, циклоп, прими наше вино и оставь нас в живых».

«Как тебя зовут?» – проревел он.

«Мать и отец называли меня Никто».

«Что за глупое имя!» Не произнеся больше ни слова, безобразный великан выпил целый мех вина, быстро опьянел и заснул крепким сном.

Я быстро схватил длинное бревно, бросился к спящему циклопу и вонзил заостренный конец в единственный глаз великана.

Завопив от боли, он вылез из пещеры наружу, выдернул бревно из глаза и принялся звать на помощь. Соседи-циклопы услыхали его и пришли выяснить, в чем дело. Они спросили нашего циклопа: «На тебя кто-то напал?»

Он же крикнул в ответ: «На меня напал Никто».

Они решили, что он сошел с ума, и разошлись по домам. Мы выбежали из пещеры и бросились к кораблям. Я выкрикивал на бегу оскорбления ослепленному великану: «Спасибо тебе за подаренных овец, ты, глупый циклоп. А когда друзья спросят, как ты потерял глаз, скажи им, что тебя перехитрил Одиссей, царь Итаки!».

– Значит, ты потерпел кораблекрушение, прежде чем тебя вынесло к нам, в Феакию? – спросил добрый царь.

Одиссей покачал головой.

– Нет, с тех пор миновало еще много долгих месяцев.

Отхлебнув немного вина из кубка, он продолжил свой рассказ:

– Течения и ветры отнесли нас далеко на запад, где мы обнаружили землю и бросили якорь у острова под названием Эолия, где жил добрый царь Эол, сын Гиппота, угодный богам. У него было шесть дочерей и шесть сыновей, цветущих, крепких здоровьем, поэтому он отдал дочерей в супружество сыновьям. Все они живут вместе, непрерывно пируя и наслаждаясь всей мыслимой роскошью.

Пополнив у доброго царя припасы, мы вскоре отплыли в море и снова попали в бурю. На седьмой день, когда улеглись волны, мы достигли гавани города лестригонов. Войдя в гавань через узкий пролив между двумя скалистыми мысами, мои корабли бросили якорь. Обрадованные тем, что вновь оказались на твердой земле, мы начали исследовать окрестности и встретили прекрасную деву. Она набирала воду у источника.

Мы спросили, где нам найти царя этой страны, и она направила нас к дому своего отца. Придя туда, мы обнаружили, что жена царя – великанша ростом с огромное дерево, и были поражены ее жутким видом.

Она позвала своего мужа, Антифата, который был еще больше ее и вдвое превосходил размерами циклопов. В ужасе мы бросились бежать обратно к кораблям. Но Антифат поднял тревогу, и вскоре явились тысячи могучих лестригонов. Они принялись метать в нас с утесов камни из гигантских пращей, – не просто камни, но валуны, каждый размером чуть ли не с наш корабль. Тот корабль, на котором находился я, единственный избегнул общей участи. Остальные были потоплены.

Люди мои попадали в воду, где лестригоны добивали их копьями, как рыбу, вытаскивали тела на берег, грабили, а затем поедали. Через несколько минут лихорадочной гребли мы ушли далеко от берега и оказались в безопасности, но сердца наши были полны печали. Мы потеряли не только друзей и товарищей, но и корабли с сокровищами, захваченными в Илионе. Большое количество золота – наша доля золота дарданов – осталось лежать на дне лестригонской гавани.

Мучимые горем, плыли мы дальше, пока не прибыли на остров Эю. Жила там Цирцея, знаменитая и прекрасная царица, которую местные жители почитали как богиню. Пораженный красотой светлокосой Цирцеи, я подружился с ней и провел в ее обществе три круга луны. Я не прочь был остаться у нее еще на какое-то время, но мои люди воспротивились. Они заявили, что мы должны сейчас же пуститься в путь, к родной Итаке, или они отплывут без меня.

Цирцея со слезами дала согласие на наш отъезд, но перед отъездом умоляла меня совершить еще одно путешествие. «Ты должен побывать в загробном мире, и дух прорицателя Тиресия скажет тебе, что тебя ждет и что ты должен будешь предпринять в дальнейшем. А когда снова пустишься в путь, берегись песен сирен, иначе они непременно заманят тебя и твоих людей к своим скалистым островам, где вы погибнете. Закрой себе уши, чтобы не слышать их чудесных песен. Миновав сирен и избавившись от искушения, ты должен будешь проплыть мимо скалистых утесов. Ничто, даже птица, не может безопасно миновать их. Все корабли, кроме одного, пытавшиеся пройти мимо, встретили свою судьбу, оставив после себя лишь обломки да тела моряков.

«А что за корабль сумел преодолеть те утесы?» – спросил я.

«Это был знаменитый „Арго“ Язона».

«А что затем? Ждут ли нас дальше спокойные воды?»

Цирцея покачала головой. «Затем вы подойдете ко второй скалистой горе, что поднялась до самого неба. Ее бока отполированы, как стенки глазурованной вазы, на них невозможно взобраться. В центре горы есть пещера, где живет ужасное чудовище – Сцилла, наводящая ужас на всех, кто к ней приблизится. У нее шесть очень длинных змеевидных шей с жуткими головами, а в челюстях по три ряда зубов, способных мгновенно умертвить человека. Она высунет головы и схватит шестерых человек из твоего экипажа. Быстро гребите вперед, не то все погибнете. Затем вы должны пройти воды, где Харибда – громадный водоворот, – может засосать твой корабль в глубину. Подгадайте так чтобы пройти мимо, пока она спит».

Простившись с Цирцеей, мы заняли места на корабле и вспенили море своими длинными веслами.

– А вы действительно посетили подземное царство мертвых? – побледнев, тихонько спросила прекрасная царица, жена Алкиноя.

– Да, я последовал совету Цирцеи. Мы поплыли к Гадесу, в его ужасающее царство мертвых. Через пять дней мы вошли в воды реки Океан, омывающей край мира, и оказались в густом тумане. Небо исчезло, вокруг воцарилась тьма, которую никогда не тревожат солнечные лучи. Мы пристали к берегу. Я сошел с корабля один. Я шел, освещаемый призрачным светом, пока не увидел обширную пещеру в склоне горы. Там я сел и стал ждать.

Вскоре духи начали собираться вокруг, испуская жуткие стенания. Я чуть не упал без чувств, когда появилась моя мать. Я не знал, что она умерла: когда я отплывал в Илион, она была еще жива.

«Сын мой, – произнесла она тихим голосом, – зачем пришел ты в жилище тьмы, если ты еще жив? Неужели ты еще не добрался домой, на Итаку?»

Со слезами на глазах поведал я ей о кошмарном путешествии домой из Илиона и об ужасной потере товарищей.

«Я умерла с разбитым сердцем, боясь, что никогда больше не увижу сына».

Услышав такие слова, я зарыдал и попытался обнять ее, но вся она была как туманное облачко и тут же растаяла, оставшись лишь влагой у меня на руках.

Они приходили группами, мужчины и женщины, которых я когда-то знал и любил. Они подходили, узнавали меня и кивали молча, прежде чем вернуться в пещеру. Я с удивлением увидел среди них моего старого товарища Агамемнона, который командовал нами под Илионом. «Ты погиб в море?» – спросил я его.

«Нет, моя жена и ее любовник напали на меня с кучкой предателей. Я хорошо сражался, но пал под множеством ударов. Они убили и Кассандру, дочь Приама».

Затем подошел благородный Ахилл с Патроклом и Аяксом. Они спрашивали о своих семьях, но я ничего не мог им сообщить. Мы поговорили о старых временах, а потом и они тоже вернулись в подземный мир. Рядом остались призраки других моих друзей и воинов, и каждый спешил рассказать мне свою грустную историю.

Я видел так много мертвых, что сердце мое исполнилось всепоглошающей грусти. Наконец я перестал видеть хоть что-нибудь. Тогда я оставил это печальное место и поднялся на борт своего корабля. Мы поплыли обратно сквозь пелену тумана и не оглядывались назад, пока нас вновь не коснулись солнечные лучи. Мы взяли курс на остров сирен.

– Удалось ли вам благополучно миновать сирен? – спросил царь.

– Да, – ответил Одиссей. – Но прежде чем мы осмелились приблизиться к ним, я взял большой кусок воска и разрубил его на куски мечом. Затем я принялся мять воск и мял до тех пор, пока он не размягчился, а потом кусками воска залепил своим людям уши. Я приказал им привязать себя к мачте и не обращать внимания на мои мольбы изменить курс. В противном случае мы непременно наскочили бы на скалы.

Сирены запели, как только увидели, что наш корабль пытается пройти мимо их скалистого острова. «Приди к нам, послушай наши сладкие песни, славный Улисс! Послушай наше пение, приди в наши объятия, мы очаруем тебя, и ты обретешь мудрость».

Музыка и звуки их голосов действовали так гипнотически, что я принялся умолять своих людей изменить курс и идти к ним, но мои спутники только крепче привязали меня к мачте и стали грести быстрее, пока звуки пения сирен не смолкли вдали. Тогда только вынули они воск из ушей и отвязали меня от мачты.

Миновав скалистый остров, мы столкнулись с огромными волнами и услышала громкий рев моря. Я побуждал своих людей грести сильнее, а сам правил навстречу буре.

Я ничего не сказал людям об ужасном чудовище Сцилле, иначе они прекратили бы грести и в страхе забились в трюм. Мы подошли к проливу меж скалистых стен, вошли в бурлящие воды Харибды и оказались в жутком водовороте. Нам казалось, что корабль крутится в водяной воронке внутри гигантского котла. Мы чувствовали, что любое мгновение может стать для нас последним, а в это время сверху нас атаковала Сцилла. Шесть ее голов на змеевидных шеях схватили шестерых моих лучших воинов. Я слышал их отчаянные крики. Я видел, как они поднялись в воздух, в смертельной муке и мольбе протягивая ко мне руки, и были раздавлены острыми зубами. Это самое ужасное зрелище, какое мне довелось увидеть во время этого несчастливого путешествия.

Корабль миновал Сциллу, но тут небо начало сотрясаться от ударов грома. Молния угодила прямо в корабль, наполнив его сильным запахом серы. Ужасная сила этого удара разнесла корабль в щепки. Люди оказались в воде, и вскоре все утонули.

Мне удалось отыскать часть мачты с прикрепленным к ней длинным кожаным ремнем. С его помощью я привязал себя за пояс к куску разбитого корабельного киля. Я забрался на свой импровизированный плот, и меня вместе с ним унесло в море и долго носило по воле ветра и течения. Много дней спустя мой плот и меня, едва живого, выбросило на берег острова Огигия. Там жила Калипсо, женщина обольстительной красоты и великого разума, к тому же сестра Цирцеи. Четверо ее подданных нашли меня на берегу и отнесли в ее дворец. Калипсо приняла меня и ухаживала за мной, пока я совсем не выздоровел.

Некоторое время я счастливо жил на Огигии. Калипсо с любовью заботилась обо мне и делила со мной постель. Мы любили отдыхать в чудесном саду, где четыре фонтана посылали свои водяные струи в противоположных направлениях. Остров был покрыт пышными лесами, где по веткам деревьев порхало множество ярких птиц. В тихих долинах, окруженных виноградниками, текли чистые, прозрачные ручьи.

– Как долго прожил ты у Калипсо? – спросил царь.

– Семь долгих месяцев.

– Почему же ты не отыскал лодку и не уплыл на ней прочь? – поинтересовалась царица Арета.

Одиссей пожал плечами.

– Потому что на этом острове невозможно найти лодку, их там просто нет.

– Как же ты, в таком случае, покинул остров?

– Добрая и милая Калипсо знала о моей печали. Однажды утром она разбудила меня и заговорила о своем желании помочь мне вернуться домой. Она дала мне инструменты, отвела в лес и помогла свалить несколько деревьев, чтобы я мог сделать плот, пригодный для плавания по морю. Она сшила паруса из воловьих шкур и снабдила меня пищей и водой. Через пять дней я был готов к отплытию. Она горько плакала, отпуская меня, и я смотрел на нее с большой грустью. Это была прекраснейшая из женщин, о какой мечтает каждый мужчина. Если бы я не любил Пенелопу еще сильнее, я с радостью остался бы с ней. – Одиссей замолчал, и в его глазах появились слезы. – Боюсь, что она после моего отплытия умерла от горя и одиночества.

– Что же случилось с твоим плотом? – спросила Навсикая. – На берег выбросило только тебя.

– Семнадцать дней плыл я на плоту по спокойному морю, но потом море внезапно разбушевалось. Жестокий шторм с сильным ливнем и жуткими порывами ветра унес мой парус. Вслед за этим несчастьем появились громадные волны. Они били и швыряли мое хрупкое суденышко, так что оно чуть было не развалилось. Двое суток мотало меня по морю, пока не выбросило на ваш берег, где ты, прекрасная Навсикая, нашла меня. – Он сделал паузу. – И на этом кончается мой рассказ о бедствиях и невзгодах.

Все сидели недвижно, покоренные невероятной повестью Одиссея[298]. Но вот царь Алкиной поднялся и обратился к гостям:

– Для нас большая честь принимать у себя такого славного героя, и мы в долгу у тебя за то, что развлек нас своим чудесным рассказом. Поэтому мой самый быстрый корабль – твой вместе с экипажем. Он отвезет тебя домой на Итаку.

Одиссей выразил свою благодарность, чувствуя, что недостоин подобного великодушия. Однако он спешил побыстрее отправиться в путь.

– Прощайте, царь Алкиной и прекрасная царица Арета. Спасибо вам и вашей дочери Навсикае за вашу доброту. Будьте счастливы в своем доме, и пусть никогда не покинет вас милость богов.

Затем Одиссей вышел за порог, и его провели на корабль. С попутным ветром по спокойному морю прибыл он наконец в свое царство на остров Итака, где встретил сына своего Телемаха. Он нашел там и свою жену Пенелопу в окружении навязчивых женихов, из которых не пощадил никого.

* * *

Так заканчивается сюжет «Одиссеи» – эпоса, пережившего столетия, воспламенявшего воображение и вдохновение всех, кто читал или слышал его. Но это не совсем правда. По крайней мере, не все, что здесь рассказано, правда.

Ибо Гомер не был греком. А события, о которых рассказывали «Илиада» и «Одиссея», происходили не там, куда помещали их легенды.

Реальная история приключений Одиссея выглядит совсем не так, и известна она станет гораздо позже...

Часть первая Гнев моря страшнее адского гнева

Ки-Уэст, штат Флорида

15 августа 2006 г.

1

Собираясь уходить, доктор Хейди Лишернесс бросила последний беглый взгляд на свежие изображения, полученные с СРСО – спутника сверхскоростного сканирования. Впереди ее ждала встреча с мужем и приятный вечер в городе. Хейди; полная дама с собранными в пучок серебристо-седыми волосами, сидела за рабочим столом в зеленых шортах и легком топе того же тона – влажная августовская жара Флориды только в таком наряде позволяла чувствовать себя сколько-нибудь комфортно.

На последнем кадре, поступившем со спутника – изображении Атлантического океана к юго-западу от островов Зеленого Мыса возле африканского побережья, – мелькнуло что-то неразличимое. Хейди присела к экрану и вгляделась повнимательнее.

Неподготовленный взгляд увидел бы в изображении на экране всего лишь несколько безобидных облачков, плывущих над лазурно-голубым морем. Хейди же увидела более угрожающую картину. Она сравнила изображение с кадром, полученным двумя часами раньше. Масса кучевых облаков увеличивалась в объеме более стремительно, чем при зарождении любого из тех штормов, которые Хейди довелось увидеть за восемнадцать лет работы в Центре ураганов НУМА[299], где она занималась мониторингом и прогнозированием тропических ураганов в Атлантическом океане. Она начала увеличивать оба изображения, где видно было формирование зародыша шторма.

В кабинет Хейди с нетерпеливым видом вошел ее муж Харли – жизнерадостный мужчина с лысиной, в очках без оправы и с усами как у моржа. Харли тоже был метеорологом, но работал аналитиком в Национальной метеорологической службе. Он занимался обработкой и анализом климатологических данных, которые затем выпускались в качестве метеосводки для коммерческих и частных самолетов и находящихся в море судов и яхт.

– Что тебя держит? – спросил он, нетерпеливо указывая на часы. – У меня заказан столик в «Крэб-Пот».

Не поднимая головы, она указала ему на две картинки, выставленные на экране монитора бок о бок.

– Снято с интервалом в два часа. Что это такое, по-твоему?

Харли присмотрелся к экрану. Его брови нахмурились, он поправил очки и наклонился поближе. Вглядевшись пристальнее, он поднял глаза на жену и кивнул:

– Чертовски быстро формируется.

– Слишком быстро. Если будет продолжаться теми же темпами, один бог знает, какая каша там заварится.

– Заранее не скажешь, – задумчиво сказал Харли. – Возможно, гора родит мышь. Так бывает.

– Это правда, но у большинства штормов на то, чтобы вырасти до такого состояния, уходит несколько суток, а иногда и недель. Этому грибочку хватило нескольких часов.

– Еще слишком рано, чтобы прогнозировать направление его движения или район, где он достигнет максимума и принесет больше всего вреда.

– У меня неприятное предчувствие, что этот шторм вообще будет непредсказуемым.

Харли улыбнулся:

– Ты ведь будешь держать меня в курсе его дел?

– Национальная метеорологическая служба всегда узнает новости первой, – ответила она и легонько шлепнула его по руке.

– Еще не придумала для своего нового друга имени?

– Если он станет настолько мерзким, как мне кажется, я назову его Лиззи – по имени Лиззи Борден, убийцы с топором.

– В этом сезоне еще, пожалуй, рановато давать имена на «Л», но звучит подходяще. – Харли вручил жене ее сумочку. – Отложи дела до завтра. Успеем посмотреть, что из этого получится. Я умираю от голода, пойдем есть крабов.

Хейди послушно вышла вслед за мужем из офиса, не забыв выключить свет и закрыть за собой дверь. Она скользнула на сиденье машины, но дурные предчувствия не желали отпускать ее. Еда не шла на ум. В голове вертелись мысли о только что виденном зародыше урагана, который, как она опасалась, вполне мог вырасти до ужасающих масштабов.

* * *

В Атлантическом океане ураган всегда называют именно ураганом, но в других местах это не так. В Тихом океане ураган называют тайфуном, а в Индийском он известен как циклон. Ураган – самое страшное проявление природных сил, он часто приносит значительно больше бед, чем даже землетрясения и извержения вулканов, и вызывает разрушения на гораздо большей территории.

Рождение урагана, как рождение человека или животного, сопровождается целым набором взаимосвязанных обстоятельств. Для начала тропические воды у западного побережья Африки нагреваются выше восьмидесяти градусов по Фаренгейту. Затем солнце должно как следует «прожарить» уже нагретую воду, вызвав тем самым испарение громадного количества воды. Вся эта влага поднимается вверх, где воздух прохладнее, и конденсируется в массы кучевых облаков, порождая одновременно обширные дожди и грозы. Такая комбинация дает достаточно тепла, которое, в свою очередь, подпитывает растущую бурю и ведет ее из младенческого состояния к зрелости.

Теперь добавьте к этому воздух, который закручивается спиралью и носится вокруг со скоростью до тридцати восьми миль в час. Этот все ускоряющийся ветер вызывает падение атмосферного давления в центре у поверхности. Чем сильнее падает давление, тем интенсивнее вращается воздух; он все ускоряется и ускоряется, пока не образует воронку. Система, как говорят метеорологи, постоянно подпитывается всем необходимым и в результате создает взрывную центробежную силу, которая создает сплошную стену из ветра и дождя вокруг центра, или «глаза», внутри которого царит поразительное спокойствие. В центре море остается относительно спокойным, светит солнце, а единственным признаком разбуженной огромной энергии служит окружающая его со всех сторон бешеная белая стена, вздымающаяся в небо на пятьдесят тысяч футов.

До этого момента систему называют тропической депрессией, но стоит скорости ветра достичь 74 миль в час, и это уже полномасштабный ураган. Затем, в зависимости от скоростей, которые развивает в нем ветер, ураган оценивают по специальной шкале. Скорости ветра от 74 до 95 миль в час относятся к категории I и считаются минимальными. К категории II относятся умеренные ветры со скоростями до ПО миль в час. Ураган категории III закручивает воздух со скоростью от 111 до 130 миль в час и считается сильным; до 155 миль в час относят уже к чрезвычайным. Таким, например, был ураган Хьюго, стеревший в 1989 году с лица земли большую часть прибрежных домов к северу от Чарлстона в Южной Каролине. И наконец, дедушка всех вышеперечисленных – ураган категории V, при котором ветер достигает скоростей выше 155 миль в час. Он рассматривается как катастрофический. Таким был ураган Камилла, обрушившийся на Луизиану и Миссисипи в 1969 году. Он оставил за собой 256 мертвых тел, совсем немного по сравнению с восемью тысячами погибших во время страшного урагана в 1900 году, полностью разрушившего Галвестон, штат Техас. Если говорить только об этих цифрах, то рекорд принадлежит тропическому циклону 1970 года, который пронесся по прибрежным районам Бангладеш и оставил после себя почти полмиллиона погибших.

Если говорить о материальном ущербе, то великий ураган, который в 1926 году прошел по югу Флориды и Алабаме, предъявил счет в размере 83 миллиардов долларов с учетом инфляции. Поразительно, но в этой катастрофе погибло всего двести сорок три человека.

Ураган Лиззи, однако, обладал собственным дьявольским сознанием, чего не мог предусмотреть никто, включая и Хейди Лишернесс. Его растущему неистовству суждено было превзойти все прежние зарегистрированные атлантические ураганы. Очень скоро, нарастив мускулы, он должен был начать свое убийственное путешествие к Карибскому морю, всюду сея хаос и разрушения.

2

Большая акула-молот пятнадцати футов длиной, быстрая и мощная, грациозно скользила в абсолютно прозрачной воде, как серое облачко над луговиной. С концов плоского стабилизатора, вытянутого поперек ее носа, не мигая глядели два выпуклых глаза. Вот они поймали движение и повернулись, сфокусировались на создании, неторопливо проплывающем сквозь коралловый лес внизу. Эта штука не походила ни на одну рыбу из тех, что приходилось видеть акуле-молоту. Сама она была черная, с красными продольными полосками по бокам, а на спине у нее выступали два длинных параллельных плавника. Огромная акула не увидела в этом существе ничего аппетитного и продолжила свой путь в нескончаемом поиске более вкусной добычи. Она так и не поняла, что из этого странного создания получилась бы очень неплохая закуска.

Саммер Питт заметила акулу, но никак не отреагировала на ее присутствие. Все ее внимание было сконцентрировано на изучении коралловых рифов отмели Навидад, лежащей в семидесяти милях к северо-востоку от Доминиканской Республики. Отмель, или банка, Навидад включает в себя огромное количество опасных рифов на площади тридцать на тридцать миль с глубинами от трех до ста футов. За последние четыре столетия в ловушку здешних рифов угодило не меньше двухсот судов. Кораллы, венчающие подводную гору, которая вздымается из колоссальных глубин Атлантического океана почти к самой поверхности, не прощают ошибок.

В этой части отмели кораллы были нетронуты и очень красивы, в некоторых местах они поднимались с песчаного дна футов на пятьдесят. Здесь можно было увидеть морской веер и гигантские кораллы-мозговики, чьи яркие цвета и скульптурные формы превращали голубую пустоту подводного мира в подобие волшебного сада с мириадами арок и гротов. Саммер казалось, что она заплыла в лабиринт, состоящий из узких проходов и тоннелей. Некоторые из них заканчивались тупиками, другие выходили в глубокие каньоны и расселины, достаточно широкие, чтобы по ним можно было проехать на грузовике.

Хотя вода прогрелась до восьмидесяти с лишним градусов, Саммер Питт была с ног до головы затянута в тяжелый гидрокостюм из вулканизированной резины «Викинг Про Турбо 1000». Она носила этот черный с красным гидрокостюм вместо более легкого именно потому, что он полностью изолировал от окружающей среды ее тело – все до последнего дюйма. Ей нужна была зашита не столько от теплой воды, сколько от химического и биологического загрязнения, с которым она рассчитывала столкнуться в процессе исследования кораллов.

Саммер взглянула на компас и слегка повернула влево, энергично работая ластами и сложив руки сзади, под сдвоенными воздушными баллонами, для уменьшения сопротивления воды. Ей казалось, что в громоздком гидрокостюме и полной лицевой маске «AGA Марк II» легче было бы идти по дну, чем плыть над ним, но неровная и часто острая поверхность коралла делала этот вариант почти невозможным.

Мешковатый гидрокостюм и полная лицевая маска скрывали контуры тела и черты лица Саммер. На ее красоту указывали только прекрасные серые глаза, глядящие сквозь стекла лицевой маски, и выбившаяся на лоб прядь рыжих волос.

Саммер очень любила море и погружения. Каждое погружение представляло собой новое приключение, новое проникновение в неизвестный мир. Она часто воображала себя русалкой и представляла, что в ее жилах вместо крови течет соленая вода. По настоянию матери она занялась наукой об океанах и поступила в Скриппсовский институт океанографии, где была одной из лучших. По окончании института она получила степень магистра по биологической океанографии, а ее брат-близнец Дирк в это же время получил степень по морской технике во Флоридском университете Атлантики.

Вскоре после возвращения молодых людей домой на Гавайи умирающая мать сообщила им, что отец, которого они не знали, был директором департамента специальных проектов НУМА в Вашингтоне. Только оказавшись на смертном одре, мать решилась рассказать о нем детям. Только тогда открыла она им тайну их любви и причины, побудившие ее обмануть его. Он был уверен, что она погибла при подводном землетрясении двадцать три года назад. Она же, израненная и обезображенная, решила, что будет лучше, если он проживет свою жизнь свободным, без нее. Через несколько месяцев она родила двойню. В память о своей неумирающей любви она назвала Саммер своим именем, а Дирка – именем отца.

Похоронив мать, Дирк и Саммер полетели в Вашингтон, чтобы впервые встретиться с Дирком Питтом-старшим. Их появление стало для него полной неожиданностью. Он был потрясен встречей с сыном и дочерью, о существовании которых даже не подозревал. Дирк Питт-старший пришел в восторг – ведь двадцать с лишним лет он считал, что незабываемая любовь всей его жизнидавно умерла. Но затем он был глубоко опечален, узнав, что его возлюбленная прожила все эти годы инвалидом, ничего ему не сообщая, и умерла всего месяц назад.

Обняв неожиданно обретенных детей, он принял их и поселил в старом авиационном ангаре, где жил и сам вместе со своей огромной коллекцией старинных автомобилей. Когда он узнал, что по настоянию матери дети пошли по его стопам и получили специальности, связанные с океаном, он устроил их на работу в НУМА.

Прошло два года. Брат и сестра провели их в работе над различными океанскими проектами по всему миру. Теперь же они находились в уникальной экспедиции, целью которой были исследования и сбор данных по неизвестному токсичному загрязнению, из-за которого гибла хрупкая морская жизнь на отмели Навидад и других коралловых рифах по всему Карибскому морю.

Большая часть этой огромной системы рифов по-прежнему кишела жизнью – рыбы и кораллы в таких местах выглядели здоровыми. Разноцветные яркие люцианы плавали вперемешку с огромными рыбами-попугаями и морскими окунями. Мелкие радужные желто-фиолетовые тропические рыбки метались вокруг крошечных коричнево-красных морских коньков. Жутковатого вида мурены высовывали головы из отверстий в кораллах и угрожающе разевали рты, ожидая возможности вонзить свои острые, как иглы, зубы в добычу. Саммер знала, что их угрожающий вид объясняется всего лишь способом дыхания: у мурен нет жабр сзади на шее. Если их не провоцировать, мурены редко нападают на людей. Чтобы получить укус мурены, нужно чуть ли не специально засунуть руку ей в пасть.

По песчаному промежутку в гуще кораллового леса скользнула тень. Саммер подняла голову, наполовину ожидая увидеть, что уже знакомая акула вернулась еще раз взглянуть на потенциальную добычу. Но нет, над головой скользила группа из пяти пятнистых орляковых скатов. Один из них, как самолет, отделился от стаи и сделал круг над головой Саммер. Он с любопытством оглядел девушку, а затем метнулся вверх и присоединился к остальным.

Проплыв еще ярдов сорок, девушка скользнула над скоплением рогатых горгоновых кораллов и увидела обломки затонувшего судна. Громадная пятифутовая барракуда неподвижно висела над ними и холодными черными глазами-бусинками внимательно отслеживала все, что происходило в ее владениях.

Яростный ураган загнал пароход «Вандалия» на отмель Навидад в 1876 году. Из ста восьмидесяти его пассажиров и тридцати членов экипажа не уцелел никто. Лондонский «Ллойд» числил его пропавшим без вести, и судьба парохода оставалась загадкой до 1982 года, когда спортсмены-ныряльщики случайно обнаружили его обросшие кораллами останки. К настоящему моменту уже мало что позволяло различить в обломках «Вандалии» затонувшее судно. За сто тридцать лет отмель покрыла останки корабля слоем морской живности и кораллов толщиной от одного до трех футов. Только котлы и двигатели все еще выступали над искореженным корпусом и обнаженными ребрами того, что было когда-то горделивым океанским судном, и позволяли опознать его. Большая часть деревянных деталей исчезла: дерево давно сгнило в соленой воде или было съедено морскими существами, способными переварить любую органику.

Пароход «Вандалия» был построен в 1864 году для Вест-Индской почтово-пассажирской пароходной компании, его длина от кончика носа до гюйс-штока составляла 320 футов, максимальная ширина – 42 фута. Он мог принять на борт 250 пассажиров, а три его грузовых трюма вмешали немалый груз. Он ходил от Ливерпуля до Панамы, где высаживал пассажиров и выгружал грузы; и то и другое затем переезжало по железной дороге на тихоокеанскую сторону перешейка, где вновь грузилось на пароходы, чтобы следовать дальше в Калифорнию.

Мало кому из ныряльщиков-любителей удалось разжиться сувенирами с «Вандалии» – так трудно было отыскать ее замаскированные останки в укромном месте среди кораллов. От нее вообще мало что осталось после той страшной ночи, когда ее корпус, как скорлупку, раздавили гигантские волны. Внезапный ураган захватил пароход в открытом море и не дал добраться до безопасного убежища – гавани Доминиканской Республики или близлежащих Виргинских островов.

Саммер задержалась ненадолго над старыми обломками. Она не спеша плыла в мягком течении и смотрела вниз, пытаясь представить себе людей, когда-то ступавших по этой палубе. Душа ее ощутила что-то необычное: Саммер казалось, что она медленно летит над населенным призраками кладбищем, обитатели которого пытаются заговорить с ней из прошлого.

При этом она не забывала приглядывать за огромной барракудой, неподвижно висевшей в воде. Этой свирепой рыбе нетрудно было здесь прокормиться. Морской живности, обитающей внутри и вокруг старой «Вандалии», хватило бы на небольшую энциклопедию по морской ихтиологии.

Оторвавшись мысленным взором от сцен трагедии, девушка осторожно обогнула барракуду, которая ни на мгновение не отвела от нее глаз-бусинок. Оказавшись на безопасном расстоянии, Саммер остановилась. Она проверила по манометру оставшийся в баллонах воздух, отметила свое положение на мини-компьютере со спутниковой системой GPS, засекла по компасу направление на подводное обиталище, где они с братом поселились на время изучения рифа, и взглянула на показания своего подводного таймера. Чтобы нейтрализовать легкую плавучесть, она выпустила немного воздуха из заплечного компенсатора.

Проплыв еще сотню ярдов, Саммер увидела, что яркие краски куда-то пропали и коралл вокруг сделался бесцветным. Чем дальше она двигалась, тем более тусклыми и больными становились губки, пока наконец не исчезли совсем. Видимость в воде тоже резко упала, и через некоторое время девушка уже не видела ничего дальше вытянутой руки.

Ощущение было такое, будто она забрела в густой туман. Это явление, известное как «коричневая муть», время от времени можно было наблюдать по всему Карибскому морю. Вода у поверхности превращалась в жутковатую коричневую массу, которую все рыбаки описывали одинаково: похоже на нечистоты. До сих пор никто не знал, что вызывает такую муть или что запускает механизм ее образования. Океанологи считали, что она связана с каким-то видом морских водорослей, но это предположение нуждалось в доказательствах.

Как ни странно, муть, по всей видимости, не убивала рыб – в отличие от своей знаменитой родственницы, «красной волны». Рыбам в основном удавалось избежать контакта с ней и наиболее серьезных токсичных эффектов, но вскоре, лишившись пристанища и кормовой базы, они начинали голодать. Саммер заметила, что сверкающие всеми цветами радуги морские анемоны с выпущенными в поисках добычи щупальцами тоже сильно пострадали от неизвестного врага, вторгшегося в их владения. В ее непосредственную задачу входило всего лишь взятие нескольких предварительных проб. Позже предполагалось исследовать мертвую зону отмели Навидад с помощью телекамер и приборов химического анализа и определить точный состав коричневой мути, чтобы обнаружить со временем методы борьбы и полностью устранить опасность.

Первое погружение проекта было пробным. Нужно было взглянуть собственными глазами на результат воздействия мути, чтобы Саммер и другие ученые-океанологи на борту стоящего неподалеку исследовательского судна могли оценить масштаб проблемы и составить точный план исследования этого явления.

Первое предупреждение о вторжении коричневой мути было получено в 2002 году от профессионального ныряльщика, работавшего у берегов Ямайки. Загадочная муть, появившаяся из Мексиканского залива и продрейфовавшая вдоль островов Флориды, оставила за собой на дне полосу разрушения, не видимую с поверхности и по большей части оставшуюся незамеченной. Саммер начинала понимать, что эта вспышка сильно отличается от той, первой. Муть на отмели Навидад оказалась гораздо более токсичной. Саммер начали попадаться мертвые морские звезды и моллюски вроде креветок и омаров. Она также обратила внимание, что рыбы, которые плавали рядом в странной обесцвеченной воде, двигались будто во сне и, казалось, плохо ориентировались в пространстве.

Она вытащила из пристегнутой к бедру сумки несколько маленьких стеклянных пузырьков и начала брать пробы воды. Она подобрала также несколько мертвых морских звезд и моллюсков и сунула их в сетку, прикрепленную к грузовому поясу. Когда баночки с водой были запечатаны и аккуратно уложены в сумку, девушка вновь проверила оставшийся воздух. Она могла оставаться под водой еще двадцать с лишним минут. Она еще раз проверила показания компаса и поплыла обратно, в том направлении, откуда появилась. Вскоре вода вокруг нее снова стала чистой и прозрачной.

Саммер не забывала время от времени поглядывать на дно, которое к этому моменту превратилось в небольшую реку песка. Неожиданно на глаза ей попалось устье небольшой пещерки в стене кораллов. Проплывая здесь первый раз, девушка ее не заметила. На первый взгляд она показалась такой же, как остальные два десятка пещер, мимо которых она проплыла за последние сорок пять минут. И все же эта чем-то неуловимо отличалась от других. Слишком уж прямыми, как будто вырезанными, казались углы входного отверстия. Воображение девушки услужливо нарисовало внутри пару заросших кораллами колонн.

Песчаная лента вела внутрь пещеры. Саммер стало любопытно, да и воздуха еще оставалось достаточно, так что она подплыла к входу пещеры и заглянула в темноту.

На несколько футов в глубину помещения на его стенах цвета индиго плясал мерцающий солнечный свет, преломленный в прозрачной воде. Саммер медленно проплыла над песчаным дном, наблюдая, как синий цвет темнеет и через несколько ярдов становится неопределенно-коричневым. Она тревожно обернулась и взглянула через плечо. Ей хотелось увидеть ярко освещенный проем входа и убедиться в собственной безопасности. Без фонаря смотреть здесь было не на что; не нужно было обладать богатым воображением, чтобы представить в чернильной глубине пещеры всевозможные опасности. Саммер легко развернулась и двинулась к выходу.

Неожиданно одна из ее ласт задела на дне пещеры какой-то предмет, наполовину занесенный песком. Девушка готова была счесть эту штуку крупным куском коралла и выбросить из головы, но заключенный в коралловую корку объект был слишком симметричным, слишком походил на изделие человеческих рук. Она раскопала песок и освободила его целиком. Держа предмет перед собой на весу и слегка поворачивая, чтобы стряхнуть песок, она двинулась к свету. Ей показалось, что по размеру предмет примерно соответствует старомодной шляпной картонке, но притом он был довольно тяжелым, даже под водой. Из верхней его части выступали две ручки, а нижняя под слоем коралла, казалось, имела основание в форме пьедестала. Насколько Саммер могла судить, предмет был пустотелым – еще один признак его искусственного происхождения.

Саммер решила отнести находку домой, в подводное жилище, где можно будет осторожно очистить ее и определить, что скрывается под накопившимися наростами кораллового моря.

Из-за дополнительного веса таинственной находки и собранной на дне мертвой морской живности плавучесть девушки изменилась, и ей пришлось добавить воздуха в компенсатор плавучести. Крепко зажав обнаруженный предмет под мышкой, она не торопясь поплыла к дому, не обращая внимания на тянущийся сзади след из воздушных пузырей.

Недалеко впереди в мерцающей голубой воде показалось подводное жилище, которое они с братом должны были на ближайшие десять дней считать своим домом. Подводный дом имел собственное имя: его назвали «Рыбы» в честь одного из созвездий зодиака. «Рыбы» часто называли «земной космической станцией», но на самом деле это была подводная лаборатория, специально разработанная и предназначенная для исследования океана. Она представляла собой шестидесятипятитонный прямоугольный дом со скругленными углами размером тридцать восемь футов в длину, десять футов в ширину и восемь футов в высоту. Этот своеобразный дом стоял на «ножках», закрепленных на тяжелой плите-основании, которая позволяла создать на морском дне в пятидесяти футах под поверхностью стабильный фундамент. Входной воздушный шлюз служил одновременно складом и местом, где можно было надеть и снять подводное снаряжение. Между входным шлюзом и главным отсеком поддерживалась постоянная разница давлений. В главном отсеке размещались небольшая лаборатория, камбуз, крошечная столовая, четыре спальные койки и компьютерно-коммуникационная консоль, подключенная для связи с надводным миром к внешней антенне.

Саммер сняла воздушные баллоны и подсоединила их к подводной компрессорной станции рядом с домом. Задержав дыхание, она поднялась чуть повыше и оказалась во входном шлюзе. Она поднялась из воды и аккуратно уложила сумку и сетку с пробами и образцами в небольшой контейнер. Таинственный объект в коралловой корке она поставила на сложенное в несколько раз полотенце. Саммер не собиралась рисковать контактом с неизвестной находкой. Несколько лишних минут тропической жары и потения в изолирующем сухом гидрокостюме – небольшая цена за то, чтобы избежать опасности потенциального заражения смертельной болезнью.

Во время своего погружения она заплывала прямо в коричневую муть и плавала в ней, так что сейчас попадание даже одной капли воды на кожу могло оказаться смертельно опасным. Она пока не осмеливалась избавиться от своего сухого костюма «Викинг» с пристегнутым капюшоном «Турбо» и башмаками, с полной лицевой маской и загерметизированными с помощью специальных запорных колец перчатками. Саммер отстегнула грузовой пояс и компенсатор плавучести, а затем повернула два вентиля, включила мощную душевую установку и принялась поливать свой костюм и снаряжение специальным обеззараживающим раствором, чтобы смыть любые остатки коричневой мути. Убедившись, что дезинфекция проведена как надо, она выключила душ и постучала в дверь, ведущую в главный отсек.

Хотя мужское лицо, которое появилось по ту сторону смотрового иллюминатора, принадлежало ее брату-близнецу, между молодыми людьми было мало сходства. Несмотря на то что родились они с интервалом всего в несколько минут, Саммер и ее брат-близнец Дирк-младший были настолько непохожи между собой, насколько это вообще возможно для близнецов. Он – стройный, мускулистый и сильно загорелый – возвышался над ней на свои шесть футов четыре дюйма. Если у нее были прямые рыжие волосы и мягкие серьге глаза, то его густые черные волосы ложились мягкими волнами, а глаза имели колдовской оттенок зеленого опала и вспыхивали, если свет падал под нужным углом.

Когда она шагнула из входного шлюза внутрь дома, брат снял с нее регулятор и отстегнул лицевую маску и капюшон. По его взгляду – более острому, чем обычно, – и мрачному выражению лица она поняла, что ей гарантирован серьезный разнос.

Не дав ему времени открыть рот, она вскинула руки и сказала:

– Я знаю, знаю. Мне не следовало выходить одной, без напарника.

– Тебе, конечно, лучше знать, – раздраженно сказал брат. – Если бы ты не слиняла еще до рассвета, пока я не успел проснуться, я бы непременно догнал тебя и притащил обратно в лабораторию за ухо.

– Приношу извинения, – сказала Саммер, изображая раскаяние, – но, если мне не нужно будет заботиться еще об одном дайвере, я смогу сделать больше.

Дирк помог ей расстегнуть тугие водонепроницаемые молнии сухого гидрокостюма. Сняв для начала перчатки и стащив с головы внутренний капюшон, он начал стаскивать гидрокостюм с торса Саммер, затем с ее рук, ног и ступней, пока она не смогла наконец полностью освободиться от него. Волосы медно-красным водопадом упали ей на спину. Под гидрокостюмом на Саммер был надет плотно облегающий тело полипропиленовый комбинезон-боди, который только подчеркивал контуры ее соблазнительного тела.

– Ты заплывала в муть? – с беспокойством в голосе спросил Дирк.

Она кивнула.

– Я взяла пробы.

– Ты уверена, что в твоем костюме не было даже малейшей течи?

Закинув руки за голову, она сделала по комнате танцевальный пируэт.

– Смотри сам. Не видно ни капли токсичной слизи.

Питт положил руку ей на плечо.

– Запомни мои слова: никогда больше не ныряй одна. И уж точно не ныряй без меня, если я где-то поблизости.

– Слушаюсь, братец, – сказала она со снисходительной улыбкой.

– Давай запечатаем твои пробы в ящик. Капитан Барнум сможет поднять их на борт для анализа в корабельной лаборатории.

– Капитан собирается навестить нас? – спросила она с легким удивлением.

– Он напросился к ланчу, – ответил Питт. – Он настоял на том, чтобы лично доставить нам запасы продовольствия. Сказал, что это даст ему возможность отдохнуть от роли командира судна.

– Скажи, что мы не пустим его сюда, если он не прихватит с собой бутылку вина.

Дирк ухмыльнулся.

– Будем надеяться, что он получил это сообщение чудесным путем прямо сквозь толщу воды.

* * *

Капитан Пол Т. Барнум был очень худой. Внешне он напоминал легендарного Жака Кусто, вот только голова его была практически лишена растительности. В гости к молодым людям он приплыл в укороченном гидрокостюме и, войдя в главное помещение подводного дома, не стал его снимать. Дирк помог ему поднять из воды и поставить на стойку камбуза металлический ящик с двухдневным запасом продуктов. Саммер сразу же начала перегружать всевозможные припасы из него в маленький шкафчик и в холодильник.

– У меня для вас подарок, – объявил Барнум, демонстрируя бутылку ямайского вина. – И не только это. Корабельный кок приготовил вам на обед «термидор» из омара со шпинатом.

– Это объясняет ваше присутствие здесь, – заметил Питт, хлопая капитана по спине ладонью.

– Алкоголь в проекте НУМА! – насмешливо пробормотала Саммер. – Что бы сказал наш уважаемый руководитель адмирал Сэндекер, если бы узнал, что мы нарушаем его золотое правило – никакой выпивки в рабочее время?

– Ваш отец оказал на меня дурное влияние, – сказал Барнум. – Он никогда не появлялся на борту без ящика марочного вина, а приятель и напарник Дирка Ал Джордино неизменно появляется у нас со специальным ящичком, под завязку набитым сигарами из личного запаса адмирала.

– Кажется, все, кроме самого адмирала, знают, что Ал тайком покупает эти сигары у его же поставщика, – сказал, улыбаясь, Питт.

– Что еще у нас в программе?

– Свежий рыбный суп и салат из крабов.

– Кто оказал нам честь поработать поваром?

– Я, – проворчал Дирк. – Единственное, что Саммер способна приготовить из морепродуктов, – это сэндвич из консервированного тунца.

– Вовсе нет, – надулась она. – Я хорошо готовлю.

Дирк сердито поглядел на нее:

– Да? Тогда почему твой кофе по вкусу напоминает аккумуляторную кислоту?

Омара со шпинатом обжарили в масле и запили бутылкой ямайского вина в сопровождении анекдотов о морских приключениях Барнума. Подавая к столу испеченный в микроволновке пирог с лимонным безе, Саммер состроила брату рожу. Дирк первым признал, что сестра сотворила чудо кулинарии, – ведь выпечка и микроволновая печь не созданы друг для друга.

Барнум уже встал, собираясь уходить, когда Саммер дотронулась до его руки:

– У меня есть для вас загадка.

Взгляд Барнума сразу напрягся:

– Загадка какого рода?

Она торжественно вручила ему предмет, найденный в пещере.

– Что это?

– Я думаю, что это какой-то горшок или, может быть, ваза. Мы не узнаем этого, пока не очистим сам предмет от покрывающей его корки. Я надеялась, что вы возьмете эту штуку с собой на судно и поручите кому-нибудь как следует почистить ее.

– Я уверен, что добровольцы найдутся. – Он поднял находку обеими руками, как будто взвешивая. – По-моему, для терракоты она слишком тяжелая.

Дирк показал на основание объекта:

– Вон там, смотрите, незаросшее место, и видно, что предмет внутри металлический.

– Странно, нигде не видно никакой ржавчины.

– Рискну предположить, что это бронза, только не ловите на слове.

– Очертания этой штуки слишком изящны для местного изделия, – добавила Саммер. – Хотя она здорово обросла, похоже, что посередине отлиты какие-то выпуклые фигуры.

Барнум еще раз внимательно оглядел находку.

– У вас более богатое воображение, чем у меня. Может, после возвращения в порт какой-нибудь археолог сможет разгадать эту загадку, если, конечно, не впадет в истерику из-за того, что вы изъяли эту штуку с того места, где нашли ее.

– Не обязательно ждать так долго, – заметил Дирк. – Почему бы не передать ее фотографии Хайрему Йегеру в компьютерный центр НУМА в Вашингтоне? Он наверняка сможет подсказать нам дату и место производства. Эта штука, вполне возможно, упала с проходящего или терпящего бедствие судна.

– Например, неподалеку лежит «Вандалия», – предположила Саммер.

– Один из вероятных источников, – согласился Барнум.

– Но как эта штука попала в пещеру в сотне ярдов от места, где лежит корабль? – спросила Саммер, ни к кому конкретно не обращаясь.

Ее брат улыбнулся по-лисьи хитро и прошептал с таинственным видом:

– Это все колдовство, прекрасная леди, это все здешние колдуны вуду.

* * *

Над морем опустилась темнота, когда Барнум наконец пожелал молодым людям покойной ночи.

Когда он скользнул через дверь во входной шлюз, Дирк спросил:

– Как погода?

– Достаточно спокойно на ближайшую пару дней, – ответил Барнум. – Но у Азорских островов формируется ураган. Корабельному метеорологу придется его внимательно отслеживать. Если будет похоже, что он направляется сюда, я вас эвакуирую, и мы полным ходом поспешим уйти с его дороги.

– Будем надеяться, что он пройдет мимо, – сказала Саммер.

Прежде чем соскользнуть с бортика шлюза в темную ночную воду, Барнум опустил вазу в сетку и взял сумку с пробами воды, которые собрала Саммер. Дирк включил наружное освещение, и сразу стали видны стайки ярко-зеленых рыб-попугаев, которые плавали кругами и, казалось, не обращали ни малейшего внимания на людей, поселившихся в их владениях.

Не позаботившись даже надеть баллоны, Барнум сделал глубокий вдох, направил луч подводного фонаря перед собой и поднялся к поверхности футах в пятидесяти в стороне. Он поднимался в естественном темпе, одновременно выдыхая воздух. Его маленькая надувная лодка с жестким алюминиевым корпусом мирно покачивалась на волнах там, где он поставил ее днем на якорь, на безопасном расстоянии от подводного дома. Он подплыл к лодке, влез в нее и вытащил якорь. Затем включил зажигание, запустил два стопятидесятисильных подвесных мотора «меркурий» и, едва касаясь воды, полетел к судну, чья надстройка была ярко освещена множеством прожекторов и несла на себе ходовые огни – красный и зеленый.

Океанские суда обычно красят в белый цвет с красной, черной или синей продольной полосой. Некоторые грузовые суда – таких немного – предпочитают оранжевую цветовую гамму. Но только не «Морская фея». Как и все остальные суда, принадлежащие Национальному подводному и морскому агентству, она вся, от носа до кормы, была выкрашена в яркий бирюзовый цвет. Именно этот цвет выбрал для своих судов отважный директор агентства адмирал Джеймс Сэндекер. Он стремился сделать их отличными от всех остальных судов, бороздящих моря. Мало кто из моряков мог не узнать любое из судов НУМА, встретив его в море или в порту.

«Морская фея» для судов своего типа была крупным судном. Она насчитывала 308 футов в длину и 65 футов в ширину. Это судно, представлявшее собой во всех отношениях последнее слово техники, начинало свою жизнь как арктический ледокольный буксир. Первые десять лет жизни «Морская фея» провела в северных полярных морях, где вытаскивала поврежденные суда из ледяных полей и боролась с ледяными штормами. Она способна была пробить себе путь через сплошное поле шестифутового льда и отбуксировать авианосец, при этом не теряя устойчивости хода.

Когда Сэндекер купил ее для НУМА, «Морская фея» была еще в расцвете жизненных сил. Он приказал переоборудовать ее в сверхуниверсальное океанское исследовательское и водолазное судно. Для ремонта и реконструкции «Морской феи» не жалели ничего. Электронику и автоматизированную систему управления и связи специально для нее разрабатывали инженеры НУМА. Судно обладало первоклассными лабораториями, вполне приемлемым рабочим пространством и низкой вибрацией. Его компьютерные сети могли вести мониторинг, собирать и передавать обработанные данные в лаборатории НУМА в Вашингтоне для немедленного анализа, в результате которого проведенные исследования превращались в жизненно важные знания об океане.

На «Морской фее» были установлены самые передовые двигатели, какие только могла дать современная технология. Два больших магнито-гидродинамических двигателя могли разогнать ее на спокойной воде до скорости почти в сорок узлов[300]. И если прежде она способна была буксировать по бурному морю авианосец, то теперь она без особого напряжения утащила бы целых два. Ни одно исследовательское судно ни в одной стране мира не могло соперничать с ее грубоватой изысканностью.

Барнум гордился своим судном. Это был не просто один из тридцати исследовательских кораблей НУМА, это было самое уникальное из судов агентства. В свое время адмирал Сэндекер именно Барнуму поручил заниматься переоборудованием «Морской феи», и тот с радостью подчинился, особенно когда адмирал сказал ему, что о средствах можно не беспокоиться. Барнум не упустил ни одной детали и теперь не сомневался, что пост командира «Морской феи» – вершина его морской карьеры.

Не меньше девяти месяцев в году «Морская фея» проводила в рейсе, далеко от дома, и ученые на ней сменялись с каждым новым проектом. Остальные три месяца занимал переход к месту работы и обратно, техническое обслуживание в доке и доработка судового оборудования и приборов с учетом новых технических достижений.

Приближаясь к судну, Барнум в который раз оглядел его восьмиуровневую надстройку и огромный кран на корме. Именно с его помощью был опущен на дно подводный дом «Рыбы», именно он поднимал из воды автоматические зонды и погружаемые аппараты с людьми. Капитан внимательно осмотрел громадную вертолетную площадку, поднятую над бушпритом, и целый лес всевозможных коммуникационных и спутниковых устройств, выросший вокруг внушительного купола, в котором был размещен полный набор радарных систем.

Барнум повернул вдоль борта и переключил свое внимание на управление лодкой. Как только он заглушил двигатели, из-за борта показалась стрела небольшого крана и опустился трос с крюком на конце. Капитан зацепил крюком подъемный строп и подождал, пока лодку поднимут на борт.

Оказавшись на палубе, Барнум первым делом отнес загадочный объект в просторную корабельную лабораторию и вручил двум студентам-интернам из Школы морской археологии Техасского университета.

– Очистите эту штуку, насколько сможете, – сказал Барнум. – Но очень осторожно. В принципе она может оказаться весьма ценным артефактом.

– Похоже на старый горшок, залепленный грязью, – заметила светловолосая девушка в обтягивающей футболке Техасского университета. Было очевидно, что перспектива чистить артефакт ее не особенно прельщает.

– Вовсе нет, – сказал Барнум ледяным тоном. – Никогда не знаешь, какие жуткие тайны скрывает коралловый риф. Так что берегитесь злого духа, который сидит внутри.

Довольный тем, что последнее слово осталось за ним, Барнум повернулся и зашагал к своей каюте. Студенты подозрительно поглядели ему в спину, а затем повернулись и принялись рассматривать вазу.

К десяти часам того же вечера вертолет с вазой на борту уже был в воздухе и направлялся в аэропорт. Санто-Доминго в Доминиканской Республике. Там вазу планировалось погрузить на борт реактивного лайнера и отправить прямым рейсом в Вашингтон.

3

Тридцатиэтажное здание штаб-квартиры НУМА располагалось на восточном берегу Потомака с видом на Капитолий. Ее вычислительный центр на десятом, этаже напоминал звукозаписывающую студию из научно-фантастического голливудского фильма. Хозяином всей этой замечательной площадки был Хайрем Йегер, главный маг-компьютерщик НУМА. На разработку и создание самой крупной в мире морской библиотеки Йегер в свое время получил от Сэндекера карт-бланш и работал без какого бы то ни было вмешательства и финансовых ограничений. Ему удалось собрать, систематизировать и каталогизировать громадное количество данных по всем известным научным проектам: работы, исследования, анализы – все, что удалось отыскать, начиная с древнейших записей и до настоящего времени. Нигде в мире больше не существовало ничего подобного.

Вычислительный центр представлял собой обширное открытое пространство. Йегер в отличие от руководителей большинства правительственных и корпоративных вычислительных центров считал, что индивидуальные кабинки губительны для эффективной работы. Сам он дирижировал работой своего огромного комплекса из-за большой кольцевой панели, установленной на возвышении в центре. Единственным посторонним включением в вычислительный центр, не считая конференц-зала и уборных, была круглая прозрачная труба размером со стенной шкаф, установленная сбоку от ряда мониторов, окружающих консоль панели управления Йегера.

Йегеру так и не удалось окончательно превратиться из хиппи в образцового служащего. Он по-прежнему не носил деловых костюмов и одевался в джинсы, джинсовую же куртку и очень старые, поношенные ковбойские сапоги. Он собирал седеющие волосы в хвост и смотрел на свои обожаемые мониторы через старомодные очки. Как ни странно, но жизнь маг-компьютерщик НУМА вел совсем не такую, какую можно было бы вообразить по его внешнему виду.

У Йегера была жена – красивая женщина, к тому же признанный художник. На своей ферме в Шарпсберге, штат Мэриленд, Йегеры разводили лошадей. Две их дочери учились в частной школе и планировали после ее окончания продолжить обучение в том колледже, в каком захотят. Сам Йегер ездил в штаб-квартиру НУМА и обратно на дорогом «BMW V-12», а его жена предпочитала возить девочек и их подружек в школу и на вечеринки на «Кадиллаке-эспланада».

Когда в штаб-квартиру НУМА доставили таинственную вазу, Йегер был заинтригован. Он осторожно достал ее из ящика и поставил в специальное устройство в форме трубы в нескольких футах от своего кожаного вращающегося кресла. Затем набрал на клавиатуре команду. Через несколько мгновений в комнате возникло трехмерное изображение привлекательной женщины в цветастой блузке и такой же юбке. Эта эфемерная леди – создание Йегера – представляла собой изображение его собственной жены, но была при этом говорящим и мыслящим компьютерным созданием и обладала собственной индивидуальностью.

– Привет, Макс, – поздоровался Йегер. – Готова провести небольшое исследование?

– Я всецело в твоем распоряжении, – ответила Макс хрипловатым голосом.

– Видишь объект, который я положил у твоих ног?

– Вижу.

– Я бы хотел, чтобы ты его идентифицировала и назвала примерную дату и культуру.

– Мы теперь занимаемся археологией, да?

Йегер кивнул.

– Эту штуку нашла биолог НУМА в коралловой пещере на рифе Навидад.

– Ее могли бы упаковать и получше, – сухо сказала Макс, глядя на обросшую кораллами вазу.

– Они торопились.

– Это очевидно.

– Пройдись по университетским археологическим сетям, может быть, найдешь что-нибудь близкое.

Она лукаво посмотрела на него:

– Знаешь, ты ведь принуждаешь меня к противозаконным действиям.

– Влезть в категорию «другие файлы исторического назначения» не значит нарушить закон.

– Не перестаю удивляться, как ты всегда умудряешься оправдывать свои бесчестные поступки.

– Я занимаюсь всем этим исключительно из филантропических соображений.

Макс закатила глаза.

– Избавь меня от нравоучений.

Йегер дотронулся указательным пальцем до кнопки, и Макс медленно растаяла, как будто испарилась. Одновременно с этим ваза опустилась в приемное устройство, расположенное под трубой.

В это мгновение зазвонил синий телефон в целом ряду одинаковых аппаратов, различающихся только по цвету. Йегер, продолжая печатать что-то на клавиатуре, поднес трубку к уху:

– Да, адмирал.

– Хайрем, – раздался в трубке голос адмирала Джеймса Сэндекера, – мне нужна папка по тому плавучему уродству, что стоит сейчас на якоре у мыса Сан-Рафаэль в Доминиканской Республике.

– Я сейчас же принесу ее в ваш офис.

* * *

Джеймсу Сэндекеру шел шестьдесят второй год. Когда секретарь адмирала проводил Йегера в его кабинет, адмирал был занят гимнастикой. Это был человек небольшого роста – пять футов с небольшим – с густым ежиком рыжих волос и такой же рыжей вандейковской бородкой. Он поднял на Йегера взгляд холодных, уверенных голубых глаз. Он был фанатом здорового образа жизни, бегал каждое утро трусцой, работал ежедневно в гимнастическом зале НУМА и питался исключительно вегетарианской пищей. Его единственной слабостью была непреодолимая любовь к гигантским сигарам, изготовленным по специальному заказу. Сэндекер уже много лет принадлежал к касте высших государственных служащих и успел превратить НУМА в самый эффективный бюрократический аппарат правительства. Большинство президентов, под началом которых ему за много лет на посту директора НУМА приходилось работать, быстро убеждались, что Сэндекер – не командный игрок, но внушительный список достижений и заслуженное уважение к нему Конгресса гарантировали, что без работы он не останется.

Адмирал буквально вскочил на ноги и жестом предложил Йегеру стул наискосок от его стола, сделанного из крышки люка корабля Конфедерации – прерывателя блокады.

К ним присоединился Руди Ганн – заместитель Сэндекера на посту директора агентства. Ганн превосходил адмирала в росте меньше чем на дюйм. Он был очень умным человеком и в прошлом служил под началом Сэндекера в военно-морском флоте в звании коммандера. Ганн смотрел на мир через очки с толстыми стеклами в роговой оправе. Его основной работой было отслеживать многочисленные научные проекты НУМА в океане, разбросанные по всем свету. Руди кивнул Йегеру и устроился на соседнем стуле.

Йегер привстал и положил перед адмиралом толстую папку.

– Здесь все, что у нас есть по «Океанскому скитальцу».

Сэндекер открыл папку и внимательно вгляделся в планы роскошного отеля, спроектированного и построенного как плавучий курорт. Это автономное судно можно было отбуксировать в любую из нескольких специально подготовленных экзотических стоянок по всему миру. Отель оставался там в течение месяца, а затем его перетаскивали к следующему, не менее живописному месту стоянки. Через минуту изучения спецификаций Сэндекер с мрачным выражением лица поднял глаза на Йегера.

– Эта штука – настоящая катастрофа. Неизвестно только, когда именно она произойдет.

– Должен согласиться с вами, – сказал Ганн. – Наши инженеры тщательно изучили его внутреннее устройство и пришли к выводу, что отель спроектирован неправильно и не выдержит сильного шторма.

– Что привело вас к такому выводу? – с невинным видом спросил Йегер.

Ганн встал и склонился над столом. Он развернул чертеж системы якорных канатов, при помощи которых плавучий отель закрепляли на мертвых якорях, роль которых играли вколоченные в дно сваи. Он указал концом карандаша то место, где канаты подходили к громадным креплениям, расположенным под нижними ярусами судна-отеля.

– Сильный ураган способен сорвать его с якорей.

– Согласно спецификации, конструкция отеля способна противостоять ветрам со скоростями до ста пятидесяти миль в час, – заметил Йегер.

– Только не тем ветрам, о которых мы говорим, – возразил Сэндекер. – Ведь отель стоит на якорях в море, а не покоится на твердой земле. Он окажется игрушкой высоких волн, а на мелководье волнение обычно усиливается. Волны разобьют это сооружение в щепки, вместе со всеми пассажирами и обслуживающим персоналом.

– Но неужели архитекторы не приняли ничего этого во внимание? – спросил Йегер.

Сэндекер нахмурился.

– Мы указали им на проблему, но основатель курортной корпорации, он же владелец отеля, проигнорировал все наши предупреждения.

– Ему достаточно было того, что международная группа морских инженеров объявила его отель безопасным, – добавил Ганн. – А поскольку Соединенные Штаты не имеют юрисдикции над иностранными предприятиями, мы никак не могли вмешаться в его строительство.

Сэндекер вложил спецификации и чертежи обратно в папку и закрыл ее.

– Будем надеяться, что ураган, который формируется сейчас у Западной Африки, обойдет отель стороной или, может быть, не сумеет вырасти до пятой категории, где скорость ветра превышает сто пятьдесят миль в час.

– Я уже связался с капитаном Барнумом, – сказал Ганн. – Он сейчас обеспечивает работу подводной лаборатории «Рыбы» неподалеку от «Океанского скитальца». Они занимаются исследованием кораллов. Я велел ему обращать особое внимание на любые штормовые предупреждения, чтобы не оказаться ненароком на пути какого-нибудь приближающегося урагана.

– Наш центр в Ки-Уэсте как раз сейчас следит за формированием одного из них, – сказал Йегер.

– Держите меня в курсе, – попросил Сэндекер. – Нам сейчас меньше всего нужна двойная катастрофа.

* * *

Вернувшись к своему рабочему месту, Йегер увидел, что на панели мигает зеленый огонек. Он сел за компьютер и набрал команду. Вновь появилась Макс и одновременно снизу из-под пола поднялась обросшая кораллами ваза.

Когда изображение Макс полностью сформировалось, Йегер спросил:

– Ты проанализировала вазу?

– Да, – без колебаний ответила Макс.

– Что же ты обнаружила?

– Люди на «Морской фее» не слишком старались, очищая эту штуку от наростов, – пожаловалась Макс. – На поверхности остался слой известкового осадка. Они даже не позаботились почистить ее внутри. Там по-прежнему все заполнено отложениями. Чтобы хоть что-то понять, мне пришлось применить все мыслимые методы получения изображений. Метод магнитного резонанса, цифровой рентген, трехмерный лазерный сканер и импульсно сопряженные нейронные сети – все для того, чтобы получить приличное сегментное изображение.

– Избавь меня от технических деталей, – терпеливо вздохнул Йегер. – Что в результате?

– Начнем с того, что это не ваза. Это амфора, так как на горлышке у нее имеются небольшие ручки. Ее отлили из бронзы в середине или в конце бронзового века.

– Значит, она старая.

– Очень старая, – уверенно произнесла Макс.

– Ты уверена?

– Разве я когда-нибудь ошибалась?

– Нет, – согласился Йегер. – Признаю, ты меня никогда не подводила.

– Тогда поверь мне и на этот раз. Я провела весьма тщательный химический анализ металла, из которого она изготовлена. Придавать меди дополнительную твердость начали примерно за тридцать пять веков до начала нашей эры. Тогда медь обогащали мышьяком. Единственной проблемой было то, что тогдашние рудокопы и медники умирали молодыми от отравления парами мышьяка. Значительно позже, уже после двадцать второго века до нашей эры, было обнаружено, что если смешать девяносто процентов меди и десять процентов олова, то получится очень прочный и долговечный сплав. По всей видимости, обнаружили это случайно. Это и стало началом бронзового века. К счастью, большие запасы меди имелись и в Европе, и на Среднем Востоке. Но вот олово в природе встречается довольно редко, да и найти его гораздо труднее.

– Значит, олово было дорогим товаром.

– В то время да. Торговцы оловом ездили по всему древнему миру. Они покупали олово на шахтах и продавали тем, кто работал в кузницах. Бронза породила весьма развитую экономику и сделала многие знаменитые древние состояния. Ковали все: от оружия – бронзовые наконечники копий, ножи и мечи – до ожерелий, браслетов, поясов и булавок для дам. Бронзовые топоры и стамески привели к быстрому развитию искусства деревообработки. Ремесленники начали отливать горшки, вазы и кувшины. Если рассматривать историческую перспективу, бронзовый век сильно продвинул цивилизацию вперед.

– Так что можно сказать о нашей амфоре?

– Она была отлита между тысяча двухсотым и тысяча сотым годами до нашей эры. И, если тебе интересно, при отливке был применен способ литья по выплавляемой модели.

Йегер выпрямился в кресле:

– Это значит, что ей больше трех тысяч лет.

Макс саркастически улыбнулась:

– Ты очень проницателен.

– Где ее отлили?

– Ее отлили древние кельты в Галлии, точнее в районе, известном как Египет.

– Египет... – скептически повторил Йегер.

– Три тысячи лет назад землю фараонов не называли Египтом, скорее уж это была страна Л-Кхем или Кеми. Только Александр Великий, пройдя и завоевав эту страну, назвал ее Египтом. Он руководствовался при этом описаниями из «Илиады» Гомера.

– Я не знал, что тогда уже существовали кельты, – заметил Йегер.

– Кельты представляли собой группу слабо связанных между собой племен, которые занимались торговлей и искусством еще за две тысячи лет до нашей эры.

– Но ты сказала, что эта амфора сделана в Галлии. При чем же тут кельты?

– Вторгшиеся римляне назвали кельтские земли Галлией, – объяснила Макс. – Мой анализ показал, что медь была получена из шахт возле Хальштатта в теперешней Австрии, а олово – из Корнуолла в Англии. Но художественный стиль изделия указывает на одно из кельтских племен юго-западной Франции. Фигуры по внешнему диаметру амфоры почти точно соответствуют фигурам на котле, который один французский фермер откопал в 1972 году.

– Похоже, ты можешь назвать мне имя мастера, отлившего амфору.

Макс наградила Йегера ледяным взглядом.

– Ты не просил копаться в генеалогических записях.

Йегер задумался, впитывая услышанное.

– Есть идеи, как могла вещь бронзового века, изготовленная в Галлии, оказаться в коралловой пещере отмели Навидад у побережья Доминиканской Республики?

– Меня не программировали работать с неопределенностями, – надменно ответила Макс. – Не имею ни малейшего понятия, как она туда попала.

– Попробуй выдвигатьпредположения, – мило попросил Йегер. – Она что, упала с какого-то судна или, может быть, составляла часть груза, который разметало по дну после кораблекрушения?

– Скорее последнее, поскольку судам нечего делать на отмели Навидад, если только они не стремятся к гибели. Амфора могла бы быть частью груза древних артефактов, который везли богатому торговцу или в какой-то музей Латинской Америки.

– Вероятно, это предположение не хуже любого другого.

– На самом деле ничего похожего, – безразлично произнесла Макс – Согласно моему анализу, наросты снаружи слишком стары, чтобы иметь отношение к любому кораблекрушению после выхода в море флотилии Колумба. Я определила, что органическим соединениям на ней больше двадцати восьми веков.

– Это невозможно. До тысяча пятисотого года в западном полушарии не было кораблекрушений.

Макс вскинула руки.

– Ты что, не доверяешь мне?

– Ты должна признать, что твоя датировка граничит с нелепостью.

– Хочешь – верь, не хочешь – не верь. Я настаиваю на своей правоте.

Йегер откинулся в кресле, гадая про себя, что теперь делать с проектом и с выводами Макс.

– Распечатай свой отчет в десяти экземплярах, Макс. Я возьму их с собой.

– И еще одно, – сказала Макс, – прежде чем ты отправишь меня обратно в Никуда.

– А именно? – осторожно посмотрел на нее Йегер.

– Когда вычистят все это дерьмо, внутри амфоры вы найдете золотую статуэтку козы.

– Чего?!

– Пока, Хайрем.

Макс исчезла в своих электронных схемах, а Йегер остался сидеть в кресле, пребывая в полном недоумении. Его сознание попыталось перейти на отвлеченные понятия. Он попробовал представить себе, как какой-то древний моряк три тысячи лет назад на своем судне в четырех тысячах миль от Европы бросает за борт бронзовый горшок, но картинка не складывалась.

Он протянул руку, взял амфору и уставился было в ее горлышко, но тут же вынужден был отвернуться от жуткого зловония разлагающейся морской живности. Он положил амфору обратно в ящик и долго сидел неподвижно, не в силах осмыслить и принять то, что обнаружила Макс.

Он решил первым делом завтра, прежде чем поделиться результатом ее анализа с Сэндекером, провести тщательную проверку всех систем Макс. Ему совершенно не хотелось делиться результатами ее исследования, пока существовала хоть малейшая вероятность того, что Макс по каким-то причинам ошиблась.

4

Среднему урагану требуется шесть суток, чтобы вырасти до полной силы. Урагану Лиззи хватило четырех.

Его ветры закручивались вокруг центра все быстрее и быстрее. Он прошел стадию тропической депрессии со скоростью ветра от тридцати девяти миль в час. Затем скорость ветра достигла семидесяти четырех миль в час, и Лиззи стал полноценным ураганом первой категории. Ему, однако, мало было называться просто бурей – Лиззи не мешкая разогнался до скорости в сто тридцать миль в час, а значит, миновал категорию II и практически сразу прыгнул в третью категорию.

Хейди Лишернесс в Центре ураганов НУМА занималась изучением последних изображений, полученных с геостационарных спутников, которые висят в двадцати двух тысячах миль над экватором. Полученные данные передавались в компьютер, а затем обрабатывались с помощью одной из нескольких существующих математических моделей; модель позволяла предсказать скорость, направление движения и растущую мощь Лиззи. Спутниковые картинки нельзя было назвать слишком точными. Хейди предпочла бы изучать более детальные фотоснимки, но было еще слишком рано посылать военный самолет слежения за штормами так далеко в океан. Она вынуждена была ждать и обходиться пока не столь детальными снимками.

Первые данные не слишком обнадеживали.

У этого урагана наблюдались все предпосылки перешагнуть порог пятой категории, где скорость ветра превосходит сто пятьдесят миль в час. Хейди оставалось только надеяться и молиться о том, чтобы Лиззи не задел густонаселенное побережье Соединенных Штатов. До сих пор этим жутким достижением могли похвастать только два урагана пятой категории: ураган 1935 года, пронесшийся в День труда над островами Флориды, и ураган Камилла, который обрушился в 1969 году на штаты Алабама и Миссисипи, снося по пути многоэтажные жилые дома.

Хейди потратила несколько минут на составление и отправку факса своему мужу Харли в Национальную метеорологическую службу. Она хотела предупредить его и познакомить с последними данными по урагану.

«Харли,

ураган Лиззи движется на восток и при этом ускоряется. Как мы и предполагали, он уже вырос до опасных размеров. Компьютерная модель предсказывает ветер в 150 узлов и высоту волн 40 – 50 футов в радиусе 350 миль. Сам он движется с невероятной скоростью 20 узлов.

Буду держать тебя в курсе.

Хейди».

Она вновь обратилась к картинкам, поступающим со спутника. Каждый раз при взгляде на увеличенное изображение урагана Хейди не уставала восхищаться гибельной красотой его толстых, закручивающихся тугой спиралью белых облаков и настоящим щитом из перистых облаков, возникающих в ходе гроз в облачных стенах вокруг центрального «глаза». В арсенале природы нет ничего, что могло бы сравниться с ужасающей энергией полностью сформировавшегося урагана. В данном случае глаз урагана сформировался рано и выглядел теперь как черный кратер на белой планете. Известно, что диаметр глаза может быть от пяти до ста с лишним миль. Глаз Лиззи составлял пятьдесят миль в поперечнике.

В настоящий момент внимание Хейди было приковано к показаниям атмосферного давления в миллибарах. Чем ниже этот показатель, тем страшнее шторм. Во время ураганов Хьюго (1989 г.) и Эндрю (1992 г.) было зарегистрировано атмосферное давление в 934 и 922 миллибара соответственно. Давление Лиззи достигло уже отметки в 945 миллибар и продолжало стремительно падать, формируя в его центре вакуум, воронка которого с каждым часом становилась все шире. Мало-помалу, миллибар за миллибаром, как в дурном сне, стрелка барометра неуклонно ползла вниз по шкале.

Кроме того, ураган Лиззи с рекордной скоростью двигался через океан на запад.

Ураганы передвигаются медленно, обычно со скоростью не более двенадцати миль в час. Это средняя скорость человека на велосипеде. Но ураган Лиззи не захотел придерживаться правил, установленных прежними штормами. Он несся через океан с весьма солидной скоростью – двадцать миль в час. И, в отличие от прежних ураганов, склонных сворачивать от своего пути в Западное полушарие то в одну сторону, то в другую, Лиззи шел по прямой, как будто заранее наметив себе какую-то конкретную цель.

Штормы довольно часто сворачивают с пути и полностью меняют направление движения. В этом смысле Лиззи, опять же, вел себя не по правилу. Хейди казалось, что если существуют ураганы, одержимые одной идеей, то этот ураган относится именно к таким.

Хейди не знала, кто и на каком острове пустил в оборот слово «ураган», но слово это определенно имело карибское происхождение и означало «большой ветер». Лиззи, чуть не лопаясь от переполнявшей его энергии, не уступавшей энергии самой крупной ядерной бомбы, бесился вовсю: гремел раскатами грома, швырялся молниями, поливал все вокруг проливным дождем.

Суда в этой части океана уже начали ощущать на себе его гнев.

Наступил полдень – сумасшедший, дикий, тревожный поддень. Море буквально в мгновение ока превратилось из относительно спокойной водной плоскости в месиво тридцатифутовых волн. По крайней мере, так показалось капитану контейнеровоза «Мона Лиза», шедшего под никарагуанским флагом. Впечатление было, как если бы он распахнул дверь в пустыню и получил в лицо целую цистерну воды. Море разбушевалось всего за несколько минут, и легкий бриз мгновенно обернулся штормовым ветром. За все годы, проведенные в море, ему не приходилось видеть, чтобы шторм возникал так быстро.

Поблизости не было никакого порта, где контейнеровоз мог бы укрыться от бури, так что капитан решительно направил «Мону Лизу» навстречу шторму. Он ставил на то, что чем быстрее он минует центральную часть шторма, тем выше будут его шансы выйти из этой передряги без ущерба для груза.

В тридцати милях к северу громадные волны догнали египетский нефтяной супертанкер «Рамзес II». Капитан Уоррен Мид замер в ужасе, наблюдая, как девяностофутовая волна[301] с невероятной скоростью догнала его судно и обрушилась на корму. Она сорвала релинги и прямо через палубные люки обрушила вниз тонны воды, затапливая трюмы и жилые каюты. Вахтенные в рубке буквально онемели, когда волна обогнула надстройку и прошлась вдоль громадной семисотфутовой палубы, возвышающейся на шестьдесят футов над ватерлинией. Искалечив на палубе фитинги и трубопроводы, волна прокатилась над бушпритом и ушла дальше.

Восьмидесятифутовая яхта, принадлежавшая основателю компьютерной софтверной компании и шедшая с десятью пассажирами и пятью членами экипажа на борту в Дакар, просто исчезла, захваченная громадными волнами. Экипаж не успел даже подать сигнал SOS.

Еще до наступления ночи не менее чем дюжине судов суждено было испытать на себе разрушительную ярость Лиззи.

* * *

Хейди и ее коллеги-метеорологи в Центре ураганов НУМА без конца проводили конференции и изучали поступающие данные о системе, которая стремительно подходила с востока. Ураган Лиззи пересек уже сороковой меридиан в центре Атлантики, и до сих пор в нем не было заметно никакого ослабления. Он опровергал все предварительные прогнозы и несся вперед, будто паровоз по рельсам, практически не отклоняясь от курса.

В три часа Хейди приняла звонок от Харли.

– Как все это выглядит? – спросил он.

– Наша наземная система обработки данных сейчас рассылает их, получите и вы, – ответила Хейди. – Еще вечером начали выходить сводки и рекомендации для моряков.

– А на что похож маршрут Лиззи?

– Хочешь верь, не хочешь не верь, но этот ураган несется строго по прямой.

Последовала пауза.

– Это что-то новенькое.

– За последние двенадцать часов он ни разу не отклонился от прямой линии даже на десять миль.

Харли все еще сомневался.

– Это неслыханно!

– Когда получишь наши данные, увидишь сам, – твердо сказала Хейди. – Лиззи бьет все рекорды. Суда в океане уже сообщают о девяностофутовых волнах.

– Ничего себе! А как насчет ваших компьютерных прогнозов?

– Мы выкидываем их в мусорную корзину сразу же, как только печатаем. Лиззи действует совсем не так, как его предшественники. Наши компьютеры не в состоянии сколько-нибудь точно определить его маршрут и максимальную силу.

– Значит, он из тех событий, что происходят раз в столетие?

– Боюсь, что скорее из тех, что происходят раз в тысячелетие.

– Можешь дать мне какие-то факты, ну хоть что-нибудь, что помогло бы предсказать, где он может ударить, чтобы мой центр начал рассылать предупреждения? – Тон Харли изменился, он заговорил серьезно.

– Он может выскочить на сушу где угодно – от Кубы до Пуэрто-Рико. В настоящий момент я бы поставила на Доминиканскую Республику. Но наверняка мы не будем знать по крайней мере еще двадцать четыре часа.

– Значит, пора выпускать предварительные предупреждения.

– Да, имея в виду скорость, с которой передвигается Лиззи, давно пора.

– Я и мои коллеги по службе погоды начнем сейчас же.

– Харли!

– Да, любовь моя?

– Я сегодня не смогу прийти домой к обеду.

Хейди увидела мысленно, как весело улыбнулся Харли в трубку телефона.

– Я тоже, любовь моя. Я тоже.

Повесив трубку, Хейди несколько секунд неподвижно сидела в кресле, уставившись на громадную карту части Северной Атлантики с районом активных ураганов. Она пробежала глазами по островкам Карибского бассейна, лежащим ближе всего к приближающемуся чудовищу, и ее кольнуло какое-то беспокойство. Она дала своему компьютеру задание выдать список названий судов с кратким описанием и точными координатами в заданном районе Северной Атлантики. Положение двадцати с лишним судов говорило о том, что им придется испытать на себе полную мощь шторма. Она просмотрела список, опасаясь обнаружить в районе урагана какое-нибудь большое круизное судно с тысячами пассажиров и членов экипажа на борту. Нет, круизных судов поблизости от центра бури вроде не было. Но тут глаз зацепился за одно из названий. Сначала Хейди подумала, что это тоже судно, но потом кое-что вспомнила. Это было не судно.

– О господи! – простонала она.

Сэм Мур, очкастый метеоролог за соседним столом, поднял голову.

– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?

Хейди осела в кресле.

– «Океанский скиталец».

– Это что, круизное судно?

Хейди покачала головой.

– Нет, это плавучий отель, стоящий на якорях прямо на пути системы. Его уже невозможно вовремя убрать оттуда. Он совершенно беззащитен.

– То судно, что сообщило о девяностофутовых волнах, – подхватил Мур. – Если такая волна ударит по отелю... – Он не закончил предложения.

– Нужно предупредить дирекцию отеля, пусть эвакуируют людей.

Хейди вскочила на ноги и побежала к комнате коммуникационного центра. Вопреки всему, она надеялась, что дирекция отеля начнет действовать сразу и без колебаний. Если нет, то тысяче гостей и служащих отеля грозит ужасная гибель.

5

Никогда еще на море не наблюдалось такого изящества и великолепия. Никогда не строилось ничего даже отдаленно напоминающего его уникальный и совершенно новый дизайн. Подводный курортный отель «Океанский скиталец» был приключением, которое ждало только своего героя. Он предоставлял гостям волнующую возможность любоваться чудесами, скрытыми под морской поверхностью. Отель во всем своем чудесном великолепии высился над волнами в двух милях от оконечности мыса Каброн – выступа на юго-восточном побережье Доминиканской Республики.

Мировая индустрия отдыха уже признала этот отель самым необычным курортом в мире. Он был построен в Швеции в соответствии с жесткими техническими требованиями, каких не удавалось выполнить никогда раньше. Высочайший уровень мастерства, использование новейших материалов и вместе с тем смелое применение богатых текстур и красок, иллюстрирующих жизнь в море. Ярчайшие краски – зеленая, синяя и золотая – собрались вместе, чтобы создать один роскошный ансамбль, великолепный снаружи и буквально захватывающий дух внутри. Внешние очертания надводной части напоминали мягкие, изящные линии низко бегущих облаков. Отель вздымался в небо более чем на двести футов. На пяти верхних этажах размещались каюты и офисы четырехсот служащих и членов экипажа, обширные хранилища, кухни, а также системы отопления и кондиционирования воздуха.

Кроме того, «Океанский скиталец» предлагал своим гостям бесконечные кулинарные изыски – настоящий рай для настоящих гурманов. Пять ресторанов под управлением пяти поваров мирового класса. Экзотические блюда из морепродуктов, всего несколько минут назад выловленных из моря, в самой роскошной обстановке. А еще для создания интимной романтической атмосферы можно было заказать обед на закате солнца во время морской прогулки на катамаране.

На трех уровнях отеля располагались два зала, где выступали знаменитые актеры и эстрадные артисты; огромный бальный зал, вмещавший полный оркестр. Пассажирам были предоставлены все возможности для беспрецедентного шопинга – дизайнерские бутики и самые разные магазины, полные волнующих и изысканных товаров, которые редко встретишь дома в магазинах для туристов. И все это без налогообложения!

Там был кинотеатр с бархатными сиденьями, куда через спутник поступали самые свежие киноновинки. Казино – меньше по размеру, чем в Лас-Вегасе, зато превосходящее все тамошние казино в роскоши. В извилистых длинных аквариумах, проложенных между игральными столиками и автоматами, плавали рыбы. За стеклянными потолками тоже видна была различная морская живность, лениво скользящая над головами играющих.

На средних уровнях размещались всевозможные бассейны и спа[302] мирового класса с бесплатными услугами профессиональных тренеров. Все виды массажа, полный набор самых дорогих процедур ухода за лицом и телом. Сауны и парные, оформленные под тропические сады с экзотическими растениями и цветами. Для активных занятий этаж над спа-бассейнами вмещал теннисные корты и поле для мини-гольфа, устроенное кольцом по периметру палубы. Была даже позиция для отработки дальних ударов, где гости могли направлять мячи далеко в море и бить по плавающим мишеням, расставленным с интервалами в пятьдесят ярдов.

Любителям приключений должны были понравиться несколько весьма витиеватых водяных горок с входами на разных уровнях. К входам гостей доставляли лифты. Одна такая горка начиналась под самой крышей отеля и спускалась по спирали к воде с высоты пятнадцатого этажа. Можно было заняться и другими водными видами спорта, включая виндсерфинг, катание на водных лыжах за самолетом или катером и, конечно, мириады бесплатных занятий по погружениям с аквалангом под руководством опытных инструкторов. Гости могли также прогуляться на небольшой подводной лодке в обиталище коралловых рифов и вокруг, а также в верхнюю часть более глубокой морской впадины. Но можно было и просто любоваться миром океана через выпуклые иллюминаторы подводной части отеля. Классы по определению рыб и образовательные лекции по морской жизни читали университетские преподаватели соответствующих наук.

Но настоящая магия, которую испытывали на себе гости этого отеля, заключалась в самой жизни внутри его громадной подводной части, построенной в форме яйца. На «Океанском скитальце», как на рукотворном айсберге, не было комнат. Там были только апартаменты – четыреста десять номеров. Все они располагались ниже поверхности моря и имели иллюминаторы во всю стену, от пола до потолка, из толстого, особо прочного стекла. Через них можно было наблюдать за поразительными картинами подводной морской жизни. Апартаменты были художественно отделаны в глубоких синих и зеленых тонах, а мягкое цветное освещение, которое можно было отрегулировать и подобрать под настроение, только усиливало ощущение того, что гости и правда живут на дне моря.

В любой момент пассажиры могли оказаться «лицом к лицу» с морскими хищниками – акулами и барракудами. Яркие тропические морские ангелы, рыбы-попугаи и дружелюбные дельфины небольшими группами сновали вокруг за стенами апартаментов. Гигантские морские окуни и скаты, резвясь среди разноцветных кораллов, проплывали прямо сквозь тела изящных неторопливых медуз. По ночам гости могли лежать в постели и наблюдать балет мелких рыбешек в перекрещивающихся лучах цветных прожекторов.

В отличие от многочисленного флота круизных судов, бороздящих все моря планеты, у «Океанского скитальца» не было двигателей. Это был плавучий остров. На месте его удерживали гигантские стальные булавки, загнанные глубоко в донные отложения. Четыре толстых троса шли от этих «булавок» к креплениям, которые можно было автоматически открывать и закрывать.

Но отель не стоял на одном месте. Помня о том, что богатые путешественники редко приезжают отдыхать в одно место дважды, дизайнеры «Океанского скитальца» предусмотрительно построили донные крепления для отеля в дюжине самых живописных мест по всему миру. Пять раз в год к плавучему отелю подходила пара стодвадцатифутовых буксиров. Из гигантских цистерн плавучести выкачивали всю воду, и отель поднимался, так что под водой оставались всего два уровня; якорные тросы отсоединяли. Буксиры, на каждом из которых стоял дизельный двигатель Ханнэвелла в три тысячи лошадиных сил, тащили плавучий отель к новому тропическому месту стоянки, где его снова ставили на мертвые якоря. Пассажиры могли по желанию уехать домой или остаться на время перехода на борту.

Каждые четыре дня в отеле проводились тренировки по использованию спасательных плотов – равно обязательные и для гостей, и для экипажа. Специальные лифты с автономными источниками энергии – на случай, если выйдут из строя генераторы, – могли эвакуировать всех людей на круговую палубу, устроенную на втором уровне. Там размещались новейшие крытые спасательные плоты, способные сохранять плавучесть даже в экстремальных условиях.

Благодаря невероятной роскоши отеля и уникальным впечатлениям, которые получали пассажиры, номера на «Океанском скитальце» были заказаны не меньше чем на два года вперед.

Сегодня, однако, был особый день. В отель должен был на четыре дня приехать человек, стоявший за созданием «Океанского скитальца», великолепное открытие которого состоялось месяц назад. Это был человек не менее загадочный, чем само море. Человек, которого фотографировали только издалека, который никому не показывал свое лицо ниже линии носа, а глаза всегда скрывал за темными очками. Никто не знал, кто он по национальности. Это был человек без имени, таинственный, как призрак. Средства массовой информации так и прозвали его – Призрак. Репортерам из печатных и телевизионных новостных агентств не удалось сорвать с него даже внешний покров анонимности. Не был известен ни его возраст, ни биография. Точно о нем известно было только одно: что он возглавляет «Одиссей» – гигантскую научно-исследовательскую и строительную империю, протянувшую щупальца в тридцать стран мира, – и единолично руководит им. «Одиссей» сделал его одним из богатейших и могущественнейших людей цивилизованного мира.

У «Одиссея» не было акционеров. Не было ни ежегодных отчетов, ни деклараций о прибылях и убытках, которые можно было бы изучить. Империя «Одиссей» и человек, управляющий ею, стояли особняком от остального делового мира и были окружены покровом строжайшей тайны.

* * *

В четыре часа пополудни тишина аквамаринового моря и лазурного неба была нарушена визгом низко пролетевшего реактивного самолета. Затем с запада появился большой пассажирский лайнер, выкрашенный в фирменный бледно-лиловый цвет «Одиссея». Любопытствующие гости отеля глядели снизу, как пилот этого необычного самолета мягко заложил вираж над «Океанским скитальцем», чтобы дать своему пассажиру возможность полюбоваться плавучим чудом с высоты птичьего полета.

Самолет не был похож на то, что им приходилось видеть прежде. Самолет «Би-200» русской постройки первоначально разрабатывался как самолет-амфибия для борьбы с пожарами. Этот экземпляр, однако, был построен так, что мог с королевской роскошью разместить на борту восемнадцать пассажиров и экипаж из четырех человек. На его высоко расположенном крыле были установлены два турбовинтовых двигателя «BMW – Роллс-Ройс». Самолет развивал скорость свыше четырехсот миль в час, а прочный корпус позволял ему легко взлетать и садиться на воду при волнении в два-три балла.

Пилот выровнял амфибию и зашел на посадку непосредственно перед отелем. Большой корпус коснулся воды одновременно с внешними поплавками и осел в воде. Затем он своим ходом подошел к плавучей пристани, закрепленной у главного входа отеля. На пристань полетели швартовочные концы, и экипаж тщательно закрепил самолет у причала.

На причале, огражденном золотыми бархатными шнурами, стояла группа встречающих во главе с лысым очкастым мужчиной в безукоризненном голубом блейзере. Это был исполнительный директор «Океанского скитальца» Хобсон Мортон – усердный и требовательный человек, полностью преданный своей работе и своему хозяину. Он был высок – шесть футов шесть дюймов, но весил всего сто семьдесят пять фунтов. В свое время Призрак лично переманил к себе Мортона. В соответствии со своей философией он всегда стремился окружать себя людьми более умными, чем он сам. За глаза коллеги называли Мортона «оглоблей». Вот и сейчас он стоял прямо, как телеграфный столб, – высокий и изящный, с седеющими висками под густой массой аккуратно причесанных светлых волос. Из главного люка амфибии появилась группа из шести сопровождающих, затем четверо сотрудников службы безопасности в синих комбинезонах. Охранники без промедления заняли позиции на причале.

Прошло несколько минут, прежде чем Призрак вышел из самолета. По контрасту с Мортоном он показался очень маленьким. Его рост мог бы составить пять футов пять дюймов, если бы Призрак сумел выпрямиться как следует, но с его значительным излишком веса это было практически невозможно. При ходьбе – а он переваливался, как утка, – он был похож на лягушку-быка в поисках болота. Прекрасно сшитый белый костюм обтягивал его громадный живот значительно сильнее, чем следовало. Голова была обмотана белым шелковым тюрбаном, длинным концом которого Призрак прикрывал подбородок и рот. Прочитать выражение на его лице было невозможно – даже глаза были скрыты за непроницаемыми линзами темных солнечных очков. Мужчины и женщины, тесно связанные с Призраком, всегда недоумевали, как он умудряется видеть сквозь них хоть что-нибудь. Они не знали, что линзы очков представляют собой что-то вроде одностороннего зеркала. Владелец изнутри прекрасно все видел, а его глаза оставались полностью невидимыми.

Мортон шагнул вперед и официально поклонился.

– Добро пожаловать на «Океанский скиталец», сэр.

Рукопожатий не последовало. Призрак задрал голову и посмотрел на величественное сооружение. Хотя он от зарождения идеи и до строительства проявлял личный интерес к проекту, ему до сих пор не приходилось видеть свой отель законченным, на морской стоянке.

– Его вид превосходит мои самые оптимистичные ожидания, – произнес Призрак мягким, мелодичным голосом с легчайшим намеком на акцент американского Юга, который совсем не соответствовал его внешности. Когда Мортон впервые встретился с Призраком, он ждал, что голос у него окажется высокий и скрипучий.

– Я уверен, что и внутренняя отделка вас более чем удовлетворит, – сказал Мортон покровительственным тоном. – Если вы будете любезны следовать за мной, я покажу вам весь отель, а потом провожу в пентхаус, в королевские апартаменты.

Призрак только кивнул в ответ и быстро заковылял по причалу к отелю. Свита двинулась за ним.

* * *

В узле связи, отделенном широким коридором от административных офисов, оператор отслеживал и переключал спутниковые вызовы, поступавшие из главной штаб-квартиры Призрака в выстроенном его компанией городе в Лагуне (Бразилия) и из других офисов по всему миру. На пульте мигнул один из огоньков. Оператор ответил на вызов.

– «Морская фея», куда я должен направить ваш звонок?

– Это Хейди Лишернесс из Центра ураганов НУМА в Ки-Уэст. Могу я поговорить с директором вашего курорта?

– Простите, он занят. Он сопровождает владельца и основателя «Океанского скитальца» в частной экскурсии по отелю.

– Это чрезвычайно срочно. Позвольте мне поговорить с его заместителем.

– Вся администрация отеля сейчас находится там же, на экскурсии.

– В таком случае, пожалуйста, – голос Хейди звучал умоляюще, – пожалуйста, сообщите им, что в направлении «Океанского скитальца» идет ураган пятой категории. Он движется с невероятной скоростью и может обрушиться на отель уже завтра на рассвете. Вы должны, я повторяю, вы должны начать эвакуацию отеля. Я буду все время держать вас в курсе. Если у директора будут вопросы, я буду у телефона по этому номеру.

Оператор исполнительно записал телефонный номер Центра ураганов, а затем ответил на несколько звонков, поступивших за время его разговора с Хейди. Он не принял предупреждение всерьез, а потому дождался через два часа смены и только потом разыскал Мортона и передал ему полученное сообщение.

Мортон внимательно вгляделся в сообщение, отпечатанное специальным принтером с голоса оператора, и задумчиво перечитал его, прежде чем передать Призраку.

– Предупреждение метеорологов из Ки-Уэст. Сообщают, что в нашем направлении движется ураган, и предлагают эвакуировать всех из отеля.

Призрак бегло просмотрел сообщение, неуклюже подошел к большому панорамному окну и оглядел океан в восточном направлении. Небо было чистым, а поверхность воды казалась вполне спокойной. Гребни волн поднимались не больше чем на один-два фута.

– Не будем принимать торопливых решений. Если этот шторм идет по обычному маршруту ураганов, он должен отвернуть к северу и пройти мимо нас в паре сотен миль.

Мортон был не слишком уверен в этом. Человек ответственный и осторожный, он предпочитал перестраховаться, чем после сожалеть о своей ошибке.

– Мне кажется, сэр, что не в наших интересах подвергать опасности жизни пассажиров и служащих отеля.

Я предлагаю отдать распоряжение о начале процедуры эвакуации и как можно скорее организовать транспорт для перевозки людей в Доминиканскую Республику. Нам следует также вызвать буксиры и попытаться отвести отель в сторону от самой опасной зоны шторма.

Призрак вновь уставился в окно на царящую снаружи тихую погоду, как будто стараясь еще раз убедиться в собственной правоте.

– Подождем еще три часа. Я не хочу портить имидж «Океанского скитальца» рассказами о бегстве пассажиров с него. Средства массовой информации не упустят случая раздуть эту историю и сравнить ее с тем, как... покидают тонущий корабль.

Он раскинул руки и как будто обнял величественное плавучее сооружение. Со стороны он напоминал воздушный шар с торчащими вверх длинными тонкими ушами.

– Кроме того, – добавил он, – мой отель построен так, что способен выдержать любую ярость стихии.

У Мортона мелькнула мысль напомнить о «Титанике», но он отказался от нее. Он оставил Призрака в апартаментах пентхауса и вернулся в свой офис, чтобы начать подготовку к эвакуации. Мортон был убежден, что эвакуировать людей придется.

* * *

В пятидесяти милях к северу от «Океанского скитальца» капитан Барнум был занят тем, что изучал метеорологические сводки, поступающие от Хейди Лишернесс. Сам того не зная, он, как и Призрак, все время поглядывал на восток. В отличие от людей сухопутных, Барнум хорошо знал море и давно приноровился к быстрой смене его настроений. Он заметил, что бриз медленно усиливается, а волны постепенно становятся выше. За долгую морскую карьеру ему пришлось пережить немало бурь. Барнум знал, что шторм на море способен незаметно подкрасться к судну и поглотить его меньше чем за час вместе с ничего не подозревающим экипажем.

Он поднял трубку телефона и вызвал «Рыбы». Голос, ответивший снизу, звучал невнятно и неразборчиво.

– Саммер?

– Нет, это ее брат, – шутливо ответил Дирк, подстраивая частоту. – Чем могу помочь, капитан?

– Саммер сейчас с тобой в доме?

– Нет, она снаружи, проверяет кислородные баллоны гидролаборатории.

– Из Ки-Уэст поступило штормовое предупреждение. На нас надвигается ураган пятой категории.

– Пятой категории? Это жестоко.

– Хуже не бывает. Я видел двадцать лет назад в Тихом океане ураган четвертой категории. Не могу представить себе ничего более страшного.

– Сколько у нас времени до того, как он будет здесь? – спросил Дирк.

– Центр предсказывал шесть часов утра. Но, судя по дальнейшим сводкам, он подходит гораздо быстрее. Нужно как можно скорее поднять вас с Саммер на борт «Морской феи».

– Мне не нужно рассказывать вам, капитан, о погружениях с автономными дыхательными аппаратами. Мы с сестрой пробыли здесь уже четверо суток. Нам потребуется не менее пятнадцати часов декомпрессии, прежде чем мы вернемся к нормальному состоянию и сможем подняться на поверхность. До подхода урагана мы никак не успеем.

Барнум прекрасно сознавал сложность ситуации.

– Возможно, нам придется прервать работу и уйти.

– На этой глубине мы сможем спокойно и с удобствами переждать шторм, – уверенно сказал Дирк.

– Мне не хочется вас оставлять, – мрачно заявил Барнум.

– Возможно, нам придется сесть на диету, но у нас есть генератор и достаточно кислорода, чтобы протянуть четверо суток. К этому моменту шторм должен уже пойти на спад.

– Лучше бы, если запас времени у вас был больше.

«Рыбы» ничего не ответили. Затем Дирк спросил:

– Есть ли у нас выбор?

– Нет. – Барнум тяжело вздохнул. – Думаю, что нет.

Он поднял глаза на внушительных размеров часы над автоматическим пультом управления в рубке. Больше всего он боялся, что шторм унесет «Морскую фею» слишком далеко от ее нынешнего положения и он не успеет вернуться достаточно быстро, чтобы спасти Дирка и Саммер. А если он потеряет в море внуков сенатора Джорджа Питта, то представить себе гнев директора департамента специальных операций НУМА просто невозможно.

– Примите все меры, чтобы как можно сильнее растянуть запас воздуха.

– Не нужно беспокоиться, капитан. В своей хижине на дне кораллового ущелья мы с Саммер будем как у Христа за пазухой.

Беспокойство Барнума не уменьшилось. Он понимал, что у «Рыб» немного шансов выдержать удар, если на риф обрушатся стофутовые волны, рожденные ураганом пятой категории. Он вновь уставился на восток через окна ходовой рубки. В небе уже начали собираться угрожающие облака, а высота волн выросла до пяти футов.

С огромным сожалением и растущим чувством приближающейся катастрофы капитан отдал приказ «Морской фее» сниматься с якоря и взять курс в сторону от предсказанной траектории движения шторма.

* * *

Когда в дверях шлюза появилась Саммер, Дирк пересказал ей услышанное и повторил полученные указания: им следует всячески беречь продовольствие и воздух.

– Нам нужно к тому же закрепить все свободно лежащие вещи на тот случай, если волны начнут швырять «Рыбы» по рифу.

– Как скоро шторм доберется до нас? – спросила Саммер.

– Но словам капитана, где-то перед рассветом.

– В таком случае у тебя еще хватит времени на последнее погружение со мной, прежде чем мы закупоримся здесь и будем ждать улучшения погоды.

Дирк взглянул на сестру. Возможно, посторонний человек был бы захвачен ее красотой и попал бы во власть ее чар, но Дирк, как брат-близнец, был невосприимчив к ее макиавеллиевским уловкам.

– Что ты задумала? – небрежно спросил он.

– Я хочу поближе взглянуть на внутренность той пещеры, где я нашла вазу.

– А ты сможешь отыскать ее в темноте?

– С легкостью, как лиса собственную нору, – ответила она самоуверенно. – Кроме того, ночью всегда очень интересно погружаться. Можно увидеть совсем других рыб, таких, каких не увидишь днем.

Дирк попался.

– Тогда давай побыстрее. До начала шторма у нас еще полно работы.

Саммер взяла его под руку.

– Ты не пожалеешь!

– Почему ты так говоришь?

Она подняла на брата мягкие, серые глаза.

– Потому что чем больше я об этом думаю, тем больше мне кажется, что в пещере можно найти что-то и покруче, чем эта ваза.

6

Саммер первая скользнула в воду входного шлюза. Брат и сестра проверили друг у друга снаряжение и двинулись в море, черное, как глубокий космос. Они одновременно включили фонари, распугав при этом ночных хищников-рыб, выплывших с наступлением темноты поохотиться в своих коралловых владениях. Луны на небе не было. Звезды заволокло зловещими тучами – недобрыми предвестниками надвигающегося шторма.

Дирк, перебирая ластами, плыл следом за сестрой в темную пустоту. По ее грациозным медлительным движениям он видел, какое наслаждение она получает от этой прогулки по подводному миру. Пузыри воздуха от ее дыхательного аппарата поднимались как связки воздушных шаров, что указывало на свободное дыхание опытной ныряльщицы. Она оглянулась на брата и улыбнулась ему сквозь стекло маски. Затем указала направо и повернула в ту сторону. Масса кораллов внизу светилась в луче ее фонаря вязью приглушенных цветных пятен.

В глубине молчаливого ночного моря под поверхностью не было ничего зловещего. Фонари ныряльщиков привлекали любопытных рыб, и они появлялись из своих коралловых укрытий, чтобы познакомиться с неизвестными неуклюжими существами, взявшимися неизвестно откуда, и с герметичными сосудами, сияющими, будто солнце. Некоторое время гигантская рыба-попугай плыла рядом с Дирком и глядела на него сбоку, как любопытная кошка. Откуда-то из мрака материализовались шесть четырехфутовых барракуд. Их нижние челюсти выступали далеко вперед и открывали взгляду несколько рядов острейших зубов. Они не обратили на ныряльщиков внимания и скользнули мимо без малейших признаков интереса.

Саммер легко, как будто по карте, находила путь в переплетении коралловых каньонов. Небольшая рыба-луна, испуганная светом, раздулась и превратилась в шар, усаженный шипами, как кактус, – вряд ли хоть один крупный хищник будет настолько глуп, что попытается проглотить такой «лакомый» кусочек.

Фонари отбрасывали на поверхность изломанных кораллов – то ломаную, то скругленную – зловещие мерцающие тени. Дирку это сложное переплетение форм и оттенков казалось бесконечным полотном художника-абстракциониста. Он взглянул на датчик глубины. Сорок пять футов. Дирк встрепенулся, увидев, что Саммер впереди внезапно резко ушла вниз в узкий коралловый каньон с крутыми стенами. Он направился за ней. В коралловых стенах каньона он различил множество проемов, ведущих в неглубокие пещеры, и подумал: интересно, которая из этих пещер привлекла накануне внимание Саммер?

Наконец Саммер замедлила движение перед вертикальным отверстием со скругленными углами, зажатым между двумя колоннами не слишком естественного вида. Она обернулась на мгновение, убедилась, что брат плывет следом, и без колебаний направилась внутрь. На этот раз, с фонарем в руке и вдвоем с братом, девушка сразу поплыла глубже в пещеру, мимо того места на донном песке, где в прошлый раз она нашла вазу.

Пещера была правильной формы. У нее были почти идеально плоские стены, потолок и пол. Она тянулась вперед, в темноту, прямая, как коридор, без изгибов и поворотов. Она вела их вперед и вперед, глубже и глубже.

Главная причина большинства несчастных случаев с ныряльщиками – то, что пловцы теряют путь в лабиринте пещер. Ошибки здесь смертельно опасны. В данном случае, к счастью, проблем с ориентацией не возникало. Погружались молодые люди не в пещере, к тому же здесь не было сложной системы смежных пещер, где несложно потерять путь. Помещение, в котором они находились, не имело ответвлений в стороны или вверх, где можно было бы перепутать направление. Чтобы вернуться к входу, им достаточно было повернуть в обратную сторону. Оба с благодарностью обратили внимание, что на дне пещеры не было слоя тонкого ила, который, если его взбаламутить, оседает больше часа и все это время не дает ничего видеть. Дно этой коралловой пещеры было покрыто крупным песком, слишком тяжелым, чтобы подниматься вверх от движений их ласт.

Ствол резко кончился, и воображение Саммер разыгралось не на шутку. Перед молодыми людьми, казалось, поднимались ступени, хотя и сильно заросшие всевозможной морской растительностью. Стайка морских ангелов закручивалась в спираль над головой девушки. Саммер начала подниматься, и испуганные рыбы метнулись мимо нее. По телу пробежала дрожь ожидания и надежды. Вернулось ощущение, что пещера не так проста, как кажется на первый взгляд.

Здесь, глубоко под поверхностью рифа, слой коралла, покрывавший все вокруг, стал заметно тоньше, ведь сюда никогда не проникал свет, необходимый морской живности для роста. Так, стены коридора были покрыты всего лишь тонкой коркой, меньше дюйма в толщину, и это был не твердый коралл, а в основном какие-то слизистые наросты. Дирк смахнул рукой в перчатке скользкие наросты и ощутил под пальцами скальную породу с какими-то канавками. Он подумал, что теоретически это может оказаться древняя кладка, сделанная в те времена, когда уровень моря был значительно ниже, и его сердце забилось быстрее.

В этот момент до него донесся приглушенный вопль Саммер. Он сильно взмахнул ластами, рванулся вверх и... вынырнул из воды в воздушный карман. Пораженный, он поднял голову вверх. Луч фонаря Саммер пробежал по куполу, сложенному без раствора из плотно прилегающих и, на первый взгляд, обтесанных камней.

– Так! Что мы здесь имеем? – спросил Дирк по системе подводной связи.

– Или это каприз природы, или древний свод, сложенный человеком, – благоговейно прошептала Саммер.

– Это не каприз природы.

– Должно быть, он ушел под воду в конце ледникового периода.

– Это было десять тысяч лет назад. Свод не может оказаться настолько древним. Более вероятно, что это сооружение погрузилось под воду во время землетрясения. Знаешь, как то, что в 1692 году разрушило Порт-Ройял на Ямайке. После нескольких сильных толчков это пиратское гнездо полностью погрузилось в море.

– Неужели и здесь забытый город-призрак? – с растущим возбуждением спросила Саммер.

Дирк покачал головой.

– Вряд ли, разве что остальное погребено под окрестными коралловыми зарослями. Внутреннее чувство подсказывает мне, что это скорее какой-то храм.

– Построенный древними жителями Карибских островов?

– Сомневаюсь. Археологи не обнаружили никаких свидетельств того, что в Вест-Индии до Колумба существовало искусство каменной кладки. И местные жители уж наверняка не умели делать бронзовые вазы. Это постройка совсем другой культуры, какой-то потерянной, неизвестной цивилизации.

– Только не это! Еще один миф об Атлантиде, – саркастически протянула Саммер.

– Нет, с этим папа и Ал[303] уже разобрались несколько лет назад в Антарктике.

– Кажется невероятным, чтобы представители древних народов Европы приплыли из-за океана и выстроили на каком-то коралловом рифе храм.

Дирк медленно провел по стене рукой в перчатке.

– Вероятно, в то время отмель Навидад была островом.

– Подумать только, – сказала Саммер, – мы сейчас дышим воздухом, которому, должно быть, больше тысячи лет.

Дирк глубоко вдохнул и вновь выдохнул.

– По-моему, он совсем не плох.

Саммер махнула рукой, указывая себе за плечо.

– Помоги мне с камерой. Мы должны непременно снять все это.

Дирк передвинулся ей за спину и снял алюминиевый контейнер, закрепленный у Саммер под баллонами с воздухом. Он вытащил из контейнера миниатюрную цифровую фотокамеру Sony PC-100 вкомпактном прозрачном боксе Ikelite для съемки под водой. Установил на пульте режим ручного управления и прикрепил штанги для направленных фонарей. Экспонометр при полном отсутствии внешнего света был не нужен.

Подводный купол, в котором находились молодые люди, поражал каким-то призрачным величием, и Саммер была достаточно опытна, чтобы поймать это впечатление на пленку. Стоило ей включить прожекторы, и мрачная пещера ожила калейдоскопом зеленых, желтых, красных и фиолетовых оттенков – разноцветной порослью на голых каменных стенах. Вода внизу по прозрачности почти не уступала стеклу и, если бы не легкое искажение картинки, была бы практически не видна.

Пока Саммер снимала помещение сначала ниже уровня воды, затем выше, Дирк нырнул вниз и медленно поплыл над полом вдоль стены, внимательно осматриваясь. Прожекторы видеокамеры отбрасывали на стены причудливые дрожащие тени.

Он чуть не проплыл мимо отверстия, не заметив его. В одном из углов стены вдруг расступились и открыли узкий проход, не шире двух футов. Дирку с его воздушными баллонами едва удалось протиснуться в него, держа перед собой на вытянутой руке фонарь. Он оказался в другом помещении, чуть больше первого. В его стенах были устроены каменные скамьи, а в центре располагалось нечто напоминавшее большое каменное ложе. Сначала Дирк решил, что никаких артефактов здесь нет, но в следующее мгновение луч фонаря высветил на плоской поверхности каменного ложа какой-то округлый предмет с двумя большими отверстиями по бокам и одним отверстием поменьше наверху. Предмет этот был похож на кирасу – часть доспеха, которая прикрывает торс воина. Чуть выше на камне лежало золотое ожерелье, а по бокам – два витых наплечных браслета. Над ожерельем располагалось нечто напоминающее замысловатый головной убор из металлического кружева, а над ним – богато украшенная диадема.

Дирк мысленно увидел тело, которое когда-то облегали все эти предметы. Там, где могли бы находиться ноги, лежала пара бронзовых поножей-наголенников. Слева от воина располагались два клинка – меч и кинжал, справа – наконечник копья без древка. Само же тело если и лежало здесь когда-то, то его давно растворила морская вода или переработали морские организмы, способные усвоить любую органику.

В ногах каменной постели был установлен большой котел.

В высоту он был чуть больше четырех футов, а в окружности – больше человеческого обхвата. Дирк легонько постучал по стенке котла рукояткой ножа и услышал глухой металлический звук. «Бронза», – подумал он. Смахнув рукой морскую живность с поверхности, он обнаружил на стенке котла фигуру воина, бросающего копье. С помощью перчатки Дирк расчистил верхнюю кромку котла по всей окружности и увидел целую армию сражающихся воинов в доспехах – мужчин и женщин. У воинов были щиты в их полный рост и длинные мечи. Несколько воинов держали в руках копья с короткими древками, но зато с очень длинными наконечниками спиральной формы. Некоторые сражались в панцирях, другие обнаженными, но и те и другие в большинстве своем были в громадных шлемах. На верхушках многих шлемов торчали рога. Дирк поднялся повыше, приблизился к котлу сверху, направил в его широкое горло фонарь и заглянул внутрь.

Огромный котел почти до краев был заполнен беспорядочной грудой перепутанных, но все еще узнаваемых вещей. Дирк разглядел там бронзовые наконечники копий, кинжальные клинки с давно растворившимися рукоятями, узкие и широкие лезвия топоров, витые браслеты и пояса, сплетенные из металлических колец. Он оставил все эти реликвии на месте и не стал ничего трогать – ну, почти ничего. Он осторожно вытащил из котла одну вещицу и полюбовался ею, держа перед глазами. Затем двинулся дальше через арку, которую успел заметить в противоположном углу комнаты. Он пришел к выводу, что комната эта в древности служила спальней, и лишь потом ее использовали в качестве гробницы.

В комнате за второй аркой он сразу же узнал кухню. Здесь не было воздушного кармана, и пузыри от акваланга Дирка спутанными ртутными цепочками поднимались к потолку и дальше к поверхности. На полу в беспорядке валялись бронзовые супницы, амфоры, вазы и кувшины вперемешку с черепками разбитых глиняных горшков. Рядом с тем, что показалось ему очагом, Дирк обнаружил бронзовые щипцы и большую бронзовую ложку. Все вещи были частично погребены под слоем ила, просочившегося в помещение за тысячи лет. Молодой человек медленно проплыл над полом и внимательно осмотрел сохранившиеся предметы, стараясь разглядеть на них какие-нибудь характерные рисунки или надписи. Все вещи, однако, были наполовину скрыты илом и плотно усыпаны мелкими ракообразными, которые за прошедшие века успели обжить комнату.

Убедившись, что больше в комнате нет ни проходов, ни закутков, которые можно было бы исследовать, молодой человек вернулся сначала в спальню, а затем и в первую комнату к Саммер. Девушка занята была тем, что наводила камеру и без устали снимала сводчатое помещение ниже уровня воды во всех мыслимых ракурсах.

Он тронул ее за руку и жестом показал вверх. Когда оба они поднялись на поверхность, он возбужденно воскликнул:

– Я нашел еще две комнаты.

– С каждой минутой становится все интереснее и интереснее, – сказала Саммер, не отнимая глаза от видоискателя.

Он ухмыльнулся и поднял в руке бронзовый женский гребешок.

– Расчешись им и попытайся представить себе последнюю женщину, которая пользовалась этим гребешком до тебя.

Саммер опустила камеру и уставилась на предмет в руке Дирка. Ее глаза восхищенно расширились, она осторожно взяла гребешок в руку и рассмотрела.

– Что за чудо! – прошептала она.

Девушка уже хотела провести гребешком по нескольким прядкам выбившихся из-за уха пламенно-рыжих волос, как вдруг остановилась и серьезно посмотрела на брата.

– Ты должен положить его обратно, туда, где нашел. Когда сюда придут археологи, а они непременно придут, тебя обвинят в воровстве реликвий.

– Могу поспорить, если бы у меня была подружка, она оставила бы гребешок себе.

– Последняя из твоих многочисленных женщин готова была стащить даже ящик с пожертвованиями из церкви.

Дирк сделал вид, что обиделся.

– Именно склонность к мелкому воровству делала Сару такой неотразимой.

– Тебе просто повезло, что папа лучше тебя разбирается в женщинах.

– А он тут при чем?

– Он выгнал Сару взашей, когда она заявилась в его ангар искать тебя.

– А я-то ломал голову, почему она не отвечает на звонки, – без тени обиды заметил Дирк.

Сестра наградила его убийственным взглядом и принялась рассматривать гребень, пытаясь вызвать в своем воображении образ женщины, которая последней прикасалась к этому гребешку до нее, представить, какие у нее могли быть волосы. Через несколько мгновений она осторожно положила гребешок в раскрытые ладони брата, чтобы сфотографировать.

Саммер сделала несколько снимков, и Дирк вернул гребень обратно в котел. Саммер последовала за ним. Она сделала своей цифровой камерой больше тридцати снимков спальни и находящихся в ней древних предметов, затем переместилась в кухню и принялась снимать там. Наконец она решила, что достаточно детально запечатлела на пленке все три комнаты и обнаруженные в них артефакты. Она передала камеру Дирку, тот отсоединил прожекторы и убрал камеру в алюминиевый контейнер, ручку которого он крепко сжал в руке – ему казалось, что так надежнее, что уж он-то, Дирк, сумеет сохранить контейнер с драгоценными снимками и доставить его назад в целости и сохранности.

Он еще раз проверил манометры на баллонах с воздухом – своем и Саммер – и убедился, что воздуха у них больше чем достаточно для возвращения в подводное жилище. Брата и сестру учил отец, и учил хорошо. Молодые люди были осторожными ныряльщиками, и им никогда еще не случалось даже близко подходить к той смертельно опасной черте, которую представляют собой пустые баллоны. На этот раз Дирк плыл впереди, проверяя, правильно ли он запомнил все изгибы и повороты кораллового дна.

Когда брат с сестрой добрались наконец до подводного убежища, которое успело стать для обоих домом, наверху, на поверхности, уже началось волнение. Под действием стремительно набирающего силу ветра волны вздымались все выше и ритмично били по рифу, как будто заколачивали сваи. Пока Дирк готовил обед – была его очередь, – они с Саммер оживленно обсуждали, как будут разгадывать загадку таинственного подводного храма. Они отдыхали и обедали, обманутые ложным ощущением безопасности. Никто из них не имел ни малейшего понятия о том, насколько уязвимо их убежище на глубине пятидесяти футов под поверхностью бушующего моря. Если волны, как ожидалось, достигнут стофутовой высоты, то впадины между ними пройдут прямо по поверхности рифа, и на подводный дом обрушится вся бешеная мощь жуткого шторма-убийцы.

7

Внутри бурлящей стены урагана, под ударами свистящих порывов ветра, ливневого дождя и града летел самолет. Его, как игрушку, бросали во все стороны восходящие и нисходящие потоки, мотала невообразимая ярость страшной бури. Двадцатидевятилетний охотник за ураганами «Орион Р-3» достойно принимал удары. Его крылья изгибались и трепетали, как клинки фехтовальной рапиры. Огромные пропеллеры четырех аллисоновских двигателей по 4600 л.с. каждый несли его сквозь потоки падающей с неба воды со скоростью триста узлов. Самолет был построен еще в 1976 г., но ни ВМС, ни НОАА[304], ни НУМА не удалось за все это время найти другой самолет, который способен был бы лучше, чем «Орион Р-3», противостоять жестоким ударам стихии.

«Галопирующая Герти», как любя называли пилоты самолет, была чрезвычайно устойчива в полете. На ее носу какой-то художник-любитель изобразил девушку-ковбоя верхом на брыкающейся лошади. Герти несла на себе двадцать человек экипажа, куда входили два пилота, штурман и метеоролог, три механика и специалиста по электронным средствам связи, двенадцать ученых и представитель средств массовой информации с местной телестанции. Он попросился на борт, когда узнал, что ураган Лиззи, по всей видимости, будет рекордным.

Джефф Барретт непринужденно сидел в пилотском кресле, то и дело пробегая взглядом по приборной панели. Все шесть часов полета (из запланированных десяти) ему больше некуда было смотреть – только на шкалы приборов и сигнальные лампочки. За ветровым стеклом видно было примерно то же самое, что можно увидеть внутри стиральной машины, работающей на мыльном цикле. Барретт был женат, имел троих детей и считал свою работу не более опасной, чем управление мусороуборочной машиной в переулках центральной части города.

На самом деле в клубящейся облачной массе, со всех сторон окружавшей «Орион», людей подстерегали опасность и смерть. Время от времени Барретт опускался к воде так низко, что пропеллеры, проходя сквозь тучи соленых брызг, метали их прямо в стекло, затягивая его похожей на иней пленкой. Затем он поднимал самолет по спирали на высоту семи тысяч футов, заходя на каждом витке в самую сердцевину шторма. Именно такой спиральный полет вдоль границы воздушных масс является самым эффективным способом регистрации и анализа силы урагана.

Эта работа не для робких. Ученые, проникающие на самолетах в сердце ураганов и тайфунов, принадлежат к особой породе. Шторм невозможно наблюдать с безопасного расстояния. Летать сквозь воздушный водоворот – занятие не для белоручек, тем более что делать это приходится не один раз, а не меньше десяти.

Они, не жалуясь, летают в невероятно тяжелых условиях, чтобы измерить скорость и направление ветра и дождя, атмосферное давление и еще сотню других параметров. Полученные данные тут же отправляются в Центр ураганов. Там информацию вводят в компьютерные модели, чтобы с их помощью метеорологи могли предсказать силу шторма и предупредить людей, живущих на предполагаемом пути урагана. Своевременная эвакуация людей из прибрежной зоны способна спасти множество жизней.

Барретт легко справлялся с рычагами управления. Вся система управления самолетом была приспособлена к тому, чтобы выдерживать чрезвычайные турбулентные нагрузки. Прежде чем хоть чуточку изменить курс, пилот обязательно проверял показания прибора спутниковой системы навигации. В какой-то момент он повернулся ко второму пилоту.

– Клиент сегодня у нас и правда серьезный, – сказал Барретт. «Орион» в очередной раз тряхнуло резким порывом ветра.

Члены экипажа говорили только в микрофоны и слушали только в наушниках. Для любого разговора без помощи радио в самолете пришлось бы кричать прямо в ухо собеседника. В пронзительных завываниях ветра тонул даже рев двигателей.

Худой мужчина, ссутулившийся в кресле второго пилота, посасывал через соломинку кофе из закрытого стаканчика. Аккуратный до педантичности, Джерри Бузер гордился тем, что ни разу во время ураганной вахты не пролил в кабине ни капли жидкости и не уронил ни крошки хлеба от сэндвича. Он согласно кивнул.

– Худший из всех, какие я видел, а я гоняюсь за ними уже восемь лет.

– Не хотелось бы мне оказаться на его пути, когда он выберется на сушу.

Бузер взял микрофон и заговорил в него:

– Эй, Чарли, что твоя команда волшебников думает об этом ветерке?

Вопрос был обращен в заднюю часть самолета, в научный отсек, забитый под завязку инструментами и стойками метеорологических электронных систем. Там перед целой панелью из множества приборных шкал сидел, пристегнувшись в кресле, Чарли Махони, исследователь из Стэнфордского университета. Приборы перед ним регистрировали температуру, влажность, давление и воздушные потоки.

– Ты не поверишь, – ответил он с южным акцентом, – но последний ветровой профилирующий радиозонд, который я сбросил, зарегистрировал горизонтальную скорость ветра до двухсот двадцати миль в час.

– Не удивительно, что старушке Герти так достается.

Бузер едва успел произнести эти слова, как самолет внезапно вырвался из облачного котла в спокойный неподвижный воздух и на алюминиевой поверхности фюзеляжа и крыльев блеснуло солнце.

Они вышли в глаз урагана Лиззи. Сверху было видно, как в беспокойной поверхности моря отражается голубое небо. Выглядело это так, словно самолет летит внутри гигантской трубы, круглая стена которой сплошь затянута клубящимися непроницаемыми тучами. Бузеру казалось, что он летит внутри обширной воронки, выход из которой ведет прямо в царство теней.

Барретт заложил вираж и принялся кружить внутри глаза бури, давая возможность метеорологам в центральном отсеке собрать все необходимые данные. Минут через десять он развернул «Орион» и направил его в изломанную серую стену. Самолет вновь содрогнулся всем корпусом, как будто на него обрушилась ярость богов. Впечатление было такое, что в правый борт воздушного судна со всего размаху ударил великанский кулак. Все незакрепленные вещи в кабине – бумаги, папки, кофейные кружки, портфели – швырнуло на правую переборку. Не успел первый порыв ветра утихнуть, как последовал удар еще большей силы, но уже в левый борт. Самолет мотнуло, как мотает игрушечный планер из бальзового дерева[305], если привязать его к вентилятору. Все вещи, брошенные первым ударом на правую переборку, теперь с не меньшей силой грохнулись о левую. Двойной удар швырнул самолет, как теннисный мячик, – от ракетки об стенку и обратно. Барретт и Бузер застыли в шоке. Ни один из них прежде не испытывал столкновения со шквалом такой силы, притом не с одним, а с двумя подряд с интервалом всего в пару секунд. Ни один из них о таком даже не слышал.

«Орион» содрогнулся и резко завалился на левое крыло.

Барретт ощутил внезапное падение мощности двигателей и немедленно обшарил глазами приборную панель, пытаясь одновременно выровнять самолет.

– Приборы четвертого двигателя ничего не показывают. Тебе не видно, его пропеллер вращается?

– О господи! – пробормотал Бузер, уставившись в боковое окно. – Четвертый двигатель пропал!

– Тогда выруби его! – резко скомандовал Барретт.

– Там нечего вырубать. Он отвалился.

Все физические и моральные силы Барретта в тот момент были сосредоточены на одной задаче – выровнять самолет. Он изо всех сил выкручивал штурвал и сражался с педалями. Поэтому до него не сразу дошел смысл страшного сообщения Бузера. Тем не менее он чувствовал, что с аэродинамикой самолета что-то сильно не так, что тот не отзывается на стандартные действия пилота. Самолет вообще почти не реагировал на его действия. Он вел себя так, как будто за правым крылом сзади тянулось что-то вроде гигантского троса с грузом на конце.

Наконец ему удалось выровнять «Герти». Тогда только слова Бузера проникли в его сознание. Именно потеря двигателя, сорванного с креплений яростным шквалом, сделала «Орион» неуправляемым и вызвала правый крен. Барретт подался вперед и поглядел мимо Бузера в окно.

Там, где прежде на крыле был закреплен турбовинтовой двигатель, теперь красовалась дыра, сквозь которую можно было разглядеть перекрученные и разорванные крепления двигателя, оборванные топливные и гидравлические магистрата, маслопроводы, искореженные насосы и какие-то электрические провода. «Такого не бывает», – подумал Барретт, не в силах поверить в произошедшее. Двигатели не отваливаются от самолета просто так, даже при самой сильной болтанке. Затем он насчитал в крыле чуть ли не три десятка маленьких дырок в тех местах, где выскочили заклепки. Его дурные предчувствия еще усилились, когда он разглядел несколько трещин в алюминиевой обшивке.

В наушниках раздался голос из центрального отсека.

– У нас здесь есть раненые. Большая часть оборудования повреждена и вышла из строя.

– Пусть те, кто в состоянии, позаботятся о раненых. Мы идем домой.

– Если сможем, – пессимистично заметил Бузер. Он показал на боковое окно со стороны Барретта. – Номер третий горит.

– Туши!

– Уже начал, – невозмутимо ответил Бузер.

Барретту захотелось позвонить жене и попрощаться, но он еще не собирался сдаваться. Требовалось чудо, чтобы вытащить из шторма жестоко покалеченную Герти и людей и доставить их целыми на сушу. Он начал шептать про себя молитву, мобилизуя одновременно весь свой опыт, чтобы вывести «Орион» из зоны урагана. Если удастся оставить позади этот жуткий хаос, все остальное образуется.

Минут через двадцать ветер и дождь начали потихоньку успокаиваться, облака поредели. Затем, когда Барретт уже считал, что им удалось вырваться из облачного месива, ураган Лиззи послал вслед «Ориону» еще один шквал и нанес последний удар, который пришелся в основном на систему управления. Машина потеряла даже ту небольшую управляемость, которая у нее еще оставалась.

Больше шансов на успешное возвращение домой у них не было.

8

Большую часть времени океан пребывает в покое. Бесконечные гряды волн «не выше головы немецкого пастуха» делают его похожим на спящего великана, грудь которого медленно поднимается и опадает с каждым вздохом. Это иллюзия, способная притупить внимание неосторожных. Случается, что моряки засыпают в своих койках при ясном небе и спокойном море, а просыпаются в бешеной мешанине волн. Ярость океана стремительно распространяется на тысячи квадратных миль, захватывая все оказавшиеся на пути суда.

Ураган Лиззи в избытке обладал всем необходимым для крупномасштабной катастрофы. Если утром он выглядел неприятным, то к полудню был уже откровенно мерзким, а к вечеру превратился в настоящий ревущий ад. Скорость ветра быстро выросла с двухсот двадцати до двухсот пятидесяти миль в час и продолжала увеличиваться. Порывы ветра без устали взбивали когда-то спокойную воду, превращая ее в гигантский кипящий котел. Массы воды вздымались и падали на сотню футов от верхушки волны до ее подошвы, и весь этот ревущий водоворот неудержимо двигался по направлению к отмели Навидад и Доминиканской Республике. Именно там он должен был впервые выйти на сушу.

«Морская фея» спешно подняла якорь и двинулась в путь. Пол Барнум уже в двадцатый, наверное, раз обернулся и вгляделся в восточный горизонт. Раньше он не замечал там никаких изменений. Но на этот раз на линии горизонта, где глубокая синева моря сливалась с сапфировой голубизной неба, появился темно-серый мазок, как будто вдалеке по прерии катилась пылевая буря-чинук.

Барнум стоял и смотрел на приближающийся кошмар, не в силах отвести глаз. Он был поражен скоростью, с которой серая полоска разрослась и начала заполнять собой небо. Он никогда не испытывал ничего подобного. Ему даже не приходило в голову, что шторм может двигаться со скоростью курьерского поезда – по крайней мере, так это выглядело со стороны. Не успел он задать бортовому управляющему компьютеру курс и скорость судна, как солнце скрылось за пеленой урагана, а небо окрасилось в свинцово-серый цвет, напоминающий цвет донышка видавшего виды котелка.

Следующие восемь часов «Морская фея» шла полным ходом. Барнум гнал свой корабль в безнадежной, казалось, попытке покрыть как можно большее расстояние между его корпусом и острыми кораллами рифа Навидад. Когда же он понял, что центральная часть урагана вот-вот догонит его, он принял другое решение. Он знал, что в этом случае самый верный способ уцелеть – это самому направить судно в самую сердцевину шторма и надеяться, что «Морская фея» выдержит и сумеет прорваться. Он дружески похлопал ладонью по штурвалу, как будто корабль был для него живым существом, а не массой холодной стали. «Морская фея» – надежное судно. За годы плавания в суровых полярных условиях она успела повидать все, что способно было обрушить на нее море, и все вынести. Возможно, ей придется нелегко и она выйдет из схватки побитой, но Барнум не сомневался, что она сумеет уцелеть.

Он обернулся к Сэму Мэверику. Длинные рыжие волосы, нечесаная борода и золотая серьга в левом ухе делали первого помощника «Морской феи» похожим на недоучившегося студента.

– Введите новую программу, мистер Мэверик. Разворачивайте судно и ложитесь на курс восемьдесят пять градусов к востоку. Мы не можем убежать от шторма, поэтому мы пойдем ему навстречу.

Мэверик перевел взгляд на гребни волн, вздымавшиеся на добрых полсотни футов над кормой «Морской феи», и покачал головой. Он уставился на Барнума так, как будто капитан вдруг растерял не меньше половины своих серых клеточек, и медленно проговорил:

– Вы хотите развернуться при таком волнении?

– Сейчас самый подходящий момент, – ответил Барнум. – Лучше сейчас, чем когда эти волны ударят по судну.

Этот маневр – один из самых опасных в управлении судном. На некоторое время, чертовски долгое для всех заинтересованных лиц, судно должно будет развернуться к волне бортом. Крупная волна, накрывшая судно в этот момент, легко может перевернуть его. Множество самых разных судов на протяжении столетий перевернулось, пытаясь выполнить этот маневр, и затонуло без следа.

– Я попытаюсь найти промежуток между валами. Вы по моей команде врубите полный ход.

После этого Барнум заговорил в микрофон судового радио:

– Мы начинаем разворот при сильном волнении. Всем закрепиться, и держитесь, если вам дорога жизнь!

Склонившись над приборной панелью перед окном ходовой рубки, Барнум немигающе смотрел вперед сквозь ветровое стекло и ждал с каменным терпением. Вот он увидел, что подходит особенно высокая волна – выше, чем все предыдущие.

– Полный вперед, будьте любезны, мистер Мэверик.

Мэверик мгновенно выполнил приказ Барнума, но сам он был уверен в неминуемой катастрофе. Он готов был мысленно обругать Барнума за слишком поспешный разворот, как вдруг понял, что у капитана на уме. Между волнами не было регулярных интервалов. Чудовищные волны шли подряд, чуть не наступая друг другу на пятки, как солдаты в тесном строю. Намеренно поспешив и начав разворот рано, Барнум получил драгоценную дополнительную минуту – ту самую, которая позволила ему встретить следующую волну не бортом, а под углом.

Безжалостная волна подбросила нос «Морской феи», а затем толкнула ее в левую скулу и швырнула вбок, чуть не перевернув и вновь пытаясь развернуть бортом. На долгие пятнадцать секунд судно полностью погрузилось в кипящую белую массу воды, с трудом проламываясь сквозь волну, гребень которой оказался в этот момент высоко над ходовой рубкой. В следующее мгновение оно уже скользило вниз по другому склону волны, что есть силы работая винтами назад и сильно кренясь влево, так что палубные ограждения левого борта оставались под водой. Почти чудом, с ужасающей медлительностью, «Морская фея» сумела выпрямиться в промежутке между волнами. Следующую волну она встретила уже носом и прошла на ровном киле.

Мэверик плавал на судах восемнадцать лет, но ему ни разу не приходилось видеть более профессионального, более интуитивно точного, более мастерского управления судном. Он бросил взгляд на Барнума и был изумлен, увидев на лице капитана улыбку – пусть мрачную, но все же улыбку. «Господи боже, – подумал Мэверик, ведь ему это нравится!»

* * *

В пятидесяти милях к югу от «Морской феи» внешний край урагана Лиззи должен был вот-вот обрушиться на отель «Океанский скиталец». Сначала с востока на небо быстро наползла пелена угрожающих темных туч. Солнечный свет исчез, и море покрылось призрачной серой тьмой. Затем надвинулась плотная пелена дождя. Капли начали барабанить по окнам плавучего отеля, как очереди тысяч пулеметов.

«Слишком поздно!» – простонал про себя Мортон. Он стоял в своем офисе и наблюдал через окно, как ураган неумолимо надвигается на отель, будто разъяренный тираннозавр, охваченный жаждой мести. Несмотря на предупреждение и информацию, регулярно поступавшую от Хейди Лишернесс из Центра ураганов, он не представлял себе до этого момента невероятную скорость этого природного явления и расстояние, которое оно преодолело с утра. Хейди Лишернесс регулярно снабжала Мортона последними данными и прогнозами о силе и скорости урагана, и все же невозможно было поверить, что спокойное море и ясное небо могут исчезнуть так быстро. Мортон и сейчас не мог до конца поверить, что передняя кромка урагана Лиззи уже накрыла здание отеля.

– Попросите всех руководителей подразделений немедленно собраться в конференц-зале! – отрывисто приказал он своему секретарю, выходя в приемную.

Возмущение нерешительностью Призрака, не пожелавшего спешить с эвакуацией тысячи ста гостей и работников отеля, граничило с яростью. А ведь у них был шанс благополучно переправить людей в безопасное место – в Доминиканскую Республику, до которой от отеля всего несколько миль. Мортон разозлился еще сильнее, когда окна кабинета завибрировали от звука прогреваемых двигателей самолета. Он подошел к окну как раз вовремя, чтобы увидеть, как Призрак и его свита поднимаются на борт своего лайнера «Би-210». Не успела закрыться дверь, как двигатели самолета-амфибии взревели и он начал набирать скорость. Он пронесся по верхушкам высоких уже волн, затем поднялся в воздух, развернулся и взял курс на Доминиканскую Республику.

– Ты, мерзкий, трусливый подонок, – прошипел Мортон при виде того, как Призрак спасается бегством, нимало не заботясь об одиннадцати сотнях душ, оставшихся в отеле.

Он наблюдал за самолетом, пока тот не пропал среди угрожающих мрачных туч, и только потом отвернулся от окна. Тем временем руководители подразделений один за другим входили в зал и собирались вокруг большого стола. По выражению лиц можно было понять, что люди на грани паники.

– Мы недооценили скорость урагана, – начал Мортон. – Он в полную силу обрушится на нас меньше чем через час. Поскольку начинать эвакуацию уже поздно, мы должны собрать всех гостей и работников в самом безопасном месте – на верхнем уровне отеля.

– Разве буксиры не могут отвести нас в сторону от урагана? – спросила руководитель отдела предварительных заказов, высокая ухоженная дама лет тридцати пяти.

– Буксиры вызваны и скоро должны подойти, но волнение такое, что им будет чрезвычайно трудно подсоединиться к нашим буксирным устройствам и закрепить буксирные концы. Если осуществить эту операцию окажется невозможно, у нас не останется другого выбора, кроме как пережидать шторм здесь.

Старший консьерж поднял руку:

– Не безопаснее ли будет переждать шторм на гостевых уровнях под поверхностью воды?

Мортон медленно покачал головой:

– Если случится самое худшее и наши якорные канаты не выдержат ударов ураганных волн, то отель начнет дрейфовать... – Он помолчал и пожал плечами. – Я не хочу даже думать о том, что может произойти, если нас снесет на отмель Навидад в сорока милях к востоку отсюда или на скалистое побережье Доминиканской Республики. В том и другом случае стеклянные стены наших нижних этажей будут раздавлены.

Консьерж кивнул.

– Мы понимаем. Если вода затопит нижние уровни, балластные цистерны не смогут удержать отель на плаву и волны на скалах разобьют его на кусочки.

– А если все так и случится? – задал вопрос заместитель Мортона.

Лицо Мортона помрачнело, он обвел взглядом всех присутствующих.

– В этом случае мы бросим отель, сядем на спасательные плоты и будем молиться, чтобы хоть кто-нибудь уцелел.

9

Под хлесткими ударами урагана Барретт и Бузер прилагали все усилия, чтобы удержать самолет в воздухе и заставить его лететь ровно. Два сатанинских шквала с противоположных сторон, почти одновременно обрушившиеся на «Галопирующую Герти», чуть не покончили с ней. Оба пилота вместе сражались с рычагами управления, пытаясь удержать «Герти» на курсе. Руль направления не действовал, так что им, чтобы изменить направление полета, приходилось одновременно с изменением положения элеронов понижать или повышать обороты оставшихся двух двигателей.

Ни разу за все годы, что оба пилота в сумме провели в погоне за тропическими ураганами, не приходилось им видеть урагана такой невероятной силы, как Лиззи. Похоже было, что этот ураган пытается разорвать на части весь мир.

Наконец, после того что показалось пилотам тридцатью часами, а в реальности было значительно ближе к тридцати минутам, небо из однотонно-серого превратилось сначала в грязно-белое, а затем – в ярко-голубое. Покалеченный «Орион» сумел вырваться из бури и потихоньку полетел дальше.

– До Майами нам ни за что не добраться, – заметил Бузер, изучая штурманскую карту.

– Да уж, это вряд ли – с двумя-то движками, треснувшим фюзеляжем и бездействующим рулем направления, – мрачно подтвердил Барретт. – Лучше повернуть на Сан-Хуан.

– Сан-Хуан... Значит, Пуэрто-Рико.

– Прими управление на себя, – сказал Барретт, снимая руки с рычагов. – Пойду проведаю научников. Непонятно, что там у них творится.

Он отстегнулся, встал с кресла и прошел из кабины в главный отсек «Ориона». Там царил хаос. Компьютеры, мониторы и стойки с электронными приборами были в беспорядке разбросаны по кабине, как будто их свалили кучей из грузовика. Оборудование, установленное так, чтобы выдерживать самую сильную болтанку, было сорвано с мест как будто взмахом гигантской руки. Вокруг в разных позах лежали тела. Несколько человек, пострадавшие сильнее других, лежали без сознания, привалившись к переборкам. Кое-кто еще держался на ногах и оказывал первую помощь тем, кто больше всех в ней нуждался.

Но даже не это показалось Барретту самым жутким в отсеке. Фюзеляж «Ориона» треснул в сотне разных мест, из швов выскочило множество заклепок. В некоторых местах корпус самолета просвечивал насквозь. Очевидно было, что стоило «Ориону» задержаться в гуще урагана еще на пять минут, и самолет просто развалился бы и обрушился в жадную пасть океана тысячами обломков.

Метеоролог Стив Миллер поднял голову. Он был занят тем, что оказывал первую помощь инженеру-электронщику с открытым переломом предплечья.

– Невероятно, правда? – спросил он, указывая жестом на царящий в отсеке хаос – Справа на нас обрушился порыв ветра со скоростью двести десять миль в час, а всего через несколько секунд слева ударил второй порыв, еще сильнее.

– Никогда не слышал о том, чтобы ветер бил с такой силой, – с благоговейным ужасом прошептал Барретт.

– Поверьте мне. Ничего подобного никогда не регистрировалось. Два шквала противоположных направлений, столкнувшиеся в одном шторме, – метеорологическая диковинка, но именно это с нами и произошло. Где-то в этом месиве есть записи, которые послужат тощ доказательством.

– «Галопирующая Герти» не в том состоянии, чтобы лететь в Майами, – сказал Барретт, кивая на трещины в готовом развалиться фюзеляже. – Вместо этого мы попытаемся добраться до Сан-Хуана. Я попрошу держать наготове машины аварийных служб.

– Не забудьте запросить дополнительный медицинский персонал и машины «скорой помощи», – сказал Миллер. – Без ушибов и порезов не обошелся никто. Делберт и Моррис серьезно ранены, но в критическом состоянии никого.

– Я должен вернуться в кабину и помочь Бузеру. Если я могу что-то...

– Мы справимся, – ответил Миллер. – А вы постарайтесь удержать нас в воздухе и не уронить в океан.

– Не сомневайтесь, мы постараемся.

Двумя часами позже вдали показался аэропорт Сан-Хуана. Барретт, управляя машиной легкими движениями мастера, вел самолет на минимальной скорости. Он старался как можно меньше подвергать ослабленный корпус напряжениям. Он опустил закрылки и по длинной пологой дуге направил машину на посадочную полосу. Он знал, что у него есть только одна попытка. Если он запорет ее, то шансов выйти на вторую у него практически не останется.

– Выпустить шасси, – скомандовал он, когда машина была над полосой.

Бузер нажат на соответствующую кнопку. К счастью, шасси опустились и зафиксировались. Вдоль полосы в ожидании катастрофы выстроились пожарные машины и машины «скорой помощи». На земле уже знали масштаб повреждений.

Все, кто был в диспетчерской, не отрываясь смотрели на приближающийся самолет в бинокли. Люди не верили своим глазам. Казалось невозможным, что «Орион» с одним бездействующим двигателем и дырой на месте второго еще цеплялся за воздух. До завершения разыгравшейся в воздухе драмы аэропорт перевел все коммерческие рейсы в режим ожидания. Люди на земле замерли, глядя на самолет. Все ждали.

«Орион» зашел на полосу очень плавно и медленно. Бузер управлял двигателями, удерживая самолет на прямой, а Барретт занимался собственно посадкой. Он выровнял машину и коснулся полосы так мягко, как только возможно, – но слишком близко к ее концу. Когда взвизгнули покрышки и колеса плотно встали на асфальт, самолет все же чуть тряхнуло. Перевести пропеллеры в режим реверса оказалось невозможно. Бузер полностью сбросил газ, и теперь они вращались вхолостую. Самолет несся по полосе.

Барретт, видя, как стремительно летит навстречу забор за концом посадочной полосы, легонько нажал на педали тормозов. Если не будет другого выхода, он сможет изо всех сил нажать на левый тормоз и резко свернуть с полосы на траву. Но все получилось как надо, и «Герти» замедлила ход и остановилась окончательно, когда до конца полосы осталось меньше двухсот футов.

Барретт и Бузер откинулись в креслах и вздохнули с облегчением, и тут машина содрогнулась. Они отстегнулись и бросились назад, в научный отсек. На противоположном конце усыпанного мусором отсека с ранеными учеными в фюзеляже зияла громадная дыра, сквозь которую виднелась только что пройденная посадочная полоса.

Вся хвостовая часть самолета отвалилась и упала на землю.

* * *

Ветер бросался на выступающую тупым углом внешнюю сторону «Океанского скитальца». Инженеры, проектировавшие и строившие отель, хорошо знали свое дело. Здание было рассчитано на то, чтобы выдерживать ветры до ста пятидесяти миль в час, но его конструкция с толстыми бронированными стеклами успешно противостояла даже порывам со скоростями до двухсот миль в час. Единственное, что пострадало в отеле в первые часы шторма, – это то, что находилось на крыше. Спортивно-рекреационный центр – лужайки для гольфа, баскетбольные площадки, теннисные корты, обеденные столики и стулья – был полностью снесен ветром. Остался только бассейн с пресной водой. Он переполнился, и вода потекла по сточным желобам вниз в море.

Мортон мог с полным правом гордиться своим персоналом. Все служащие вели себя достойно. Вначале он больше всего опасался паники. Но менеджеры, дежурные, консьержи и горничные дружно работали не покладая рук. Они переселяли гостей из подводных апартаментов и размещали их в бальном зале, саунах, театре и в ресторанах верхних уровней. Всем раздавали спасательные жилеты и инструкции, как добраться до спасательных плотов и в который из них садиться.

Чего, однако, не знал никто – даже Мортон, поскольку никто из работников отеля не рискнул выйти на крышу при скорости ветра двести миль в час, – так это того, что спасательные плоты снесло с крыши вместе со спортивными снарядами через двадцать минут после того, как ураган обрушился на отель.

Мортон поддерживал непрерывную связь с техническим персоналом. Эти люди постоянно обходили все здание отеля, докладывали обо всех повреждениях и организовывали их ремонт. Пока прочная конструкция держалась. Теперь гости набирались новых, довольно жутких впечатлений. Они наблюдали, как перед отелем возникает чудовищная волна высотой до десятого этажа, как она разбивается об угол отеля, слышали доносящиеся снизу стоны якорных канатов и жалобы металлического остова здания, прогибавшегося и скрипевшего всеми стальными суставами.

До сих пор поступило всего несколько сообщений о небольших течах. Все генераторы, все системы электро– и водоснабжения до сих пор функционировали. Возможно, «Океанский скиталец» способен был противостоять стихии еще некоторое время, скажем час, но Мортон знал, что это только оттягивает неизбежное.

Гости отеля и те из работников, кто был освобожден от обычных повседневных дел, в гипнотическом ужасе смотрели на жуткий водоворот взбаламученной воды, превращенной штормовым ветром в клубящееся месиво белого тумана и водяных брызг. Люди беспомощно наблюдали, как гигантские стофутовые водяные валы, подгоняемые ветром со скоростью двести миль в час, неслись прямо на отель. Они знали, что от миллионов тонн воды их отделяет только сверхпрочное стекло. Мягко говоря, это действовало на нервы.

Потрясенный разум отказывался воспринимать масштабы явления. Люди могли только стоять и смотреть. Мужчины вцепились в женщин, женщины – в детей. Все зачарованно наблюдали, как очередная волна накрывала отель, и не сводили глаз с поглотившей, казалось, их водной стихии, пока наконец волна не спадала. После этого все повторялось вновь. Каждый надеялся и молился о том, чтобы следующая волна оказалась меньше предыдущей, но этого не происходило. Наоборот, волны как будто продолжали расти.

Мортон сидел за своим столом в офисе спиной к окну. Он не хотел, чтобы зрелище разыгравшейся стихии отвлекало его от решения больших и мелких проблем, лавиной сыпавшихся на его не слишком широкие плечи. Но главная причина, по которой исполнительный директор отвернулся от окна, – то, что он был просто не в состоянии видеть, как громадные зеленые волны обрушиваются на его беззащитный отель. Он рассылал бесчисленные отчаянные послания с просьбами о немедленной помощи в эвакуации гостей и работников отеля. Он умолял, пока еще не поздно, спасти людей.

На его мольбы отвечали и в то же время оставляли их без внимания.

Любое судно в пределах сотни миль от «Океанского скитальца» находилось в этот момент в еще худшем положении, чем отель. Уже прекратились сигналы SOS с шестисотфутового контейнеровоза. Плохой признак. Еще два судна перестали отзываться на радиосигналы. Пропала всякая надежда на возвращение примерно десяти рыбацких судов, имевших несчастье оказаться на пути урагана Лиззи. Все самолеты ВВС и морской спасательной службы Доминиканской Республики получили приказ оставаться на земле. Все военные суда пережидали ураган в порту. Мортон слышал в ответ только: «Извините, „Океанский скиталец“, вам придется обходиться своими силами. Мы поможем вам, как только шторм спадет».

Он поддерживал постоянную связь с Хейди Лишернесс в Центре ураганов НУМА и регулярно сообщал ей о силе шторма.

– Вы уверены, что волны действительно настолько высоки? – переспрашивала она, не в силах поверить его описаниям.

– Поверьте мне. Я сижу в сотне футов над ватерлинией отеля, и каждая девятая волна проходит надо мной и перехлестывает через крышу.

– Это неслыханно!

– Поверьте мне на слово.

– Я верю, – ответила Хейди с глубокой тревогой. – Я могу что-нибудь для вас сделать?

– Просто держите меня в курсе. Когда, вы считаете, начнут уменьшаться волнение и скорость ветра?

– По данным со спутника и с нашего самолета-лаборатории, еще не скоро.

– Если вы больше меня не услышите, – сказал Мортон, наконец поворачиваясь к окну и неотрывно глядя на прозрачную водяную стену снаружи, – знайте, что произошло самое худшее.

Прежде чем Хейди успела ответить, он отключил связь с ней и ответил на другой вызов.

– Мистер Мортон?

– Слушаю.

– Сэр, это капитан Рик Тэпп с буксирной флотилии «Одиссея».

– Продолжайте, капитан. Шторм несколько затрудняет связь, но я вас слышу.

– Сэр, я должен с сожалением сообщить вам, что буксиры «Альбатрос» и «Пеликан» не смогут прийти вам на помощь. Слишком сильное волнение. Никому и никогда не приходилось испытывать на себе шторм такой силы. Мы не сможем до вас добраться. Как ни прочны наши суда, они все же не рассчитаны на плавание в таком бурном море. Любая попытка была бы самоубийством.

– Да, я понимаю, – тяжело проговорил Мортон. – Подходите, когда сможете. Я не знаю, сколько еще выдержат наши якорные канаты. Чудо еще, что конструкция отеля до сих пор держится.

– Мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы добраться до вас, как только худшая часть шторма минует гавань.

Затем Мортон спросил, как будто что-то вспомнив:

– Вы получили от Призрака какие-нибудь инструкции?

– Нет, сэр, мы ничего не слышали ни от него, ни от его директоров.

– Благодарю вас, капитан.

Неужели у Призраканастолько каменное сердце, что он уже списал в расход и «Океанский скиталец», и всех находящихся в нем людей? Мортон не мог не думать об этом. Этот человек оказался еще большим чудовищем, чем можно было вообразить. Мортон представил, как толстяк проводит совещание с советниками и директорами, как он анализирует ситуацию и строит планы по дистанцированию своей компании от грядущей катастрофы.

Мортон собирался временно покинуть офис, осмотреть потрепанный бурей отель и попытаться успокоить пассажиров, внушить им надежду на то, что они сумеют пережить шторм. Мортон никогда не играл на сцене, но сейчас он твердо решил сыграть так хорошо, как только сможет.

Вдруг он услышал громкий звук лопающейся струны и почувствовал, что пол под ногами пошатнулся. Вся комната слегка накренилась.

Почти в то же мгновение загудел его портативный коммуникатор.

– Да! Да! Что случилось?

Из маленького динамика донесся знакомый голос начальника отдела технического обслуживания отеля:

– Это Эмлин Браун, мистер Мортон. Я внизу, во второй лебедочной. Я смотрю на оборванный конец одного из якорных канатов. Он лопнул в сотне ярдов от отеля.

Худшие опасения Мортона начинали оправдываться.

– Остальные держат?

– Один оборвался, значит, остальные приняли на себя дополнительную нагрузку. Сомневаюсь, что они долго смогут удерживать нас.

Каждый раз, когда громадная волна обрушивалась на отель, он содрогался, погружался на некоторое время в зеленую яростную воду и вновь вставал из нее, как осажденная крепость, – устойчивый и неподвижный, как скача. Постепенно гости приободрились. До сих пор «Океанский скиталец» выдерживал все удары стихии и выходил из каждой следующей волны без видимых повреждений. Это внушало надежду. Гости отеля в большинстве своем были богатыми молодыми людьми. Они выбрали для отдыха плавучий курорт в поисках приключений. Все они успели притерпеться к угрожающей им опасности и подсознательно настроиться на нее, происходящее уже казалось им в порядке вещей. Даже дети со временем стряхнули с себя первоначальный страх и с удовольствием наблюдали, как колоссальные массы воды обрушиваются на роскошный отель и перехлестывают через него.

По такому случаю повара и работники кухни превзошли самих себя и приготовили обед, который в переполненном театре и бальном зале с соблюдением всех тонкостей этикета подали гостям безупречно одетые официанты.

Обходя отель, Мортон все время ощущал растущий холод внутри. Он был убежден, что от катастрофы отель отделяет всего несколько минут и ни один смертный уже не сможет ничего противопоставить разбушевавшимся силам природы.

Канаты лопались один за другим. Последние два лопнули с интервалом меньше минуты. Сорванный с якорей отель начал стремительно дрейфовать к скалистому побережью Доминиканской Республики. Море, ярость которого превысила все, что когда-либо регистрировал человек, безжалостно гнало плавучий курорт на рифы.

* * *

В давно прошедшие времена рулевой, а во многих случаях и сам капитан корабля, стоял на палубе, широко раздвинув ноги, и смертельной хваткой сжимал в ладонях рукоятки штурвала. Ему приходилось долгие часы сражаться с морем один на один, вкладывая в борьбу все свои силы до последней капли.

Теперь не так.

Барнуму достаточно было ввести нужный курс в судовой компьютер, после этого он мог спокойно сидеть в своем кожаном кресле в ходовой рубке, естественно пристегнувшись, и наблюдать за тем, как электронный мозг распоряжается судьбой судна.

Компьютер, куда непрерывным потоком поступали данные с многочисленных бортовых метеорологических приборов и систем, мгновенно проанализировал их и выработал наилучший способ борьбы со штормом. После этого он переключил на себя автоматизированную систему управления судном и начал маневрировать. Он измерял и экстраполировал вздымающиеся в небо вершины волн и пещероподобные долины между ними, критически оценивал время и расстояние – и в результате определял наилучший угол и скорость, с которыми лучше всего бросаться в этот хаос.

Видимость впору было измерять в дюймах. В те короткие мгновения, когда судно не было целиком погребено под бесчисленными тоннами воды, окна ходовой рубки были сплошь залеплены соленой пеной и брызгами. Любой человек, не рожденный для моря, испугался бы до смерти, только взглянув на ужасающие волны и ветер. Но Барнум сидел в кресле спокойно и неподвижно, как скала. Его взгляд, казалось, пронизывал предательские волны и не отрывался от какого-то потерявшего рассудок океанского бога. На самом же деле все мысли Барнума были посвящены одной проблеме: как сохранить судно. Да, он доверил автоматизированной системе управления сражаться со штормом. Тем не менее могла возникнуть непредвиденная ситуация, и он в любой момент готов был взять управление на себя.

Судно преодолевало водяные гребни один за другим, а Барнум изучал их. Сначала он видел гребень волны, взлетавший высоко над ходовой рубкой. Затем смотрел сквозь толщу воды, пока «Морская фея» пробивалась на другую сторону и ныряла по склону вниз в долину.

Шли часы, улучшения не наступало. Кое-кто из моряков и почти все ученые страдали от морской болезни, но никто не жаловался. Ни у кого не возникало даже мысли выглянуть на палубу, по которой то и дело прокатывались громадные валы. Одного взгляда в иллюминатор на бешеное море было достаточно, чтобы люди разошлись по каютам, пристегнулись к койкам и молились о том, чтобы дожить до завтра.

Одно только чуть облегчало жизнь – мягкая температура тропиков. Те, кто смотрел в иллюминаторы, видели волны высотой с десятиэтажный дом. Они с ужасом и восторгом наблюдали, как жуткие порывы ветра срывают с этих волн верхушки и превращают их в огромные тучи тумана и пены, которые тут же пропадают в безумном ливне.

Тем, кто находился внизу, в жилых каютах и машинном отделении, движение судна не казалось настолько сумасшедшим, как Барнуму и его офицерам наверху, в ходовой рубке. Барнум начал всерьез беспокоиться о том, как швыряли волны «Морскую фею». Ее мотало, как кард на «русских горках». Когда исследовательское судно начало в очередной раз резко крениться на правый борт, Барнум проследил за цифрами на клинометре. Они показывали, что «Морская фея» отклонилась от вертикали на тридцать четыре градуса и застыла в этом положении, и только потом показания прибора постепенно вернулись к норме – в пределы между нулем и пятеркой.

– Еще один такой крен, – пробормотал Барнум про себя, – и мы навсегда останемся жить под водой.

Он не мог понять, как корабль умудряется выдерживать такое волнение. Неожиданно, как будто по сигналу, цифры скорости ветра на приборе начали падать. Скорость ветра уменьшалась все быстрее и быстрее, пока прибор не показал меньше пятидесяти миль в час.

Сэм Мэверик изумленно покачал головой.

– Похоже, что мы вот-вот выйдем в глаз урагана, а волнение только усиливается.

Барнум пожал плечами.

– Не помню, кто сказал, что темнее всего бывает перед рассветом.

Офицер-связист Мейсон Джар, коротышка с абсолютно белыми волосами и большой серьгой в левом ухе, подошел к Барнуму и вручил ему сообщение.

Барнум просмотрел его и поднял глаза.

– Получено только что?

– Меньше двух минут назад, – ответил Джар.

Барнум передал сообщение Мэверику, и тот прочел вслух:

– «Чрезвычайная ситуация в отеле „Океанский скиталец“. Оборваны якорные канаты. Отель на плаву. Сносит на скалы побережья Доминиканской Республики. Просим отозваться все суда, находящиеся в этом районе. На борту больше тысячи душ».

Он вернул сообщение Барнуму.

– Судя по количеству сигналов SOS в эфире, мы единственное оставшееся на плаву судно, способное еще кого-то спасать.

– Координаты не указаны, – заметил связист.

Барнум был мрачен.

– Они же не моряки, а содержатели гостиницы.

Мэверик склонился над столом с картами и проделал какие-то манипуляции с циркулем-измерителем.

– Когда мы снимались с якоря, чтобы уйти от урагана, они были от нас в пятидесяти милях к югу. Развернуться на отмели Навидад, чтобы провести спасательную операцию, было бы довольно сложно.

Подошел Джар с новым сообщением. В нем...

«МОРСКОЙ ФЕЕ» ИЗ ШТАБ-КВАРТИРЫ НУМА, ВАШИНГТОН. ЕСЛИ ВОЗМОЖНО, ПОПЫТАЙТЕСЬ СПАСТИ ЛЮДЕЙ НА БОРТУ ПЛАВУЧЕГО ОТЕЛЯ «ОКЕАНСКИЙ СКИТАЛЕЦ». ПОЛАГАЮСЬ НА ВАШУ ОЦЕНКУ ОБСТАНОВКИ, ПОДДЕРЖУ ЛЮБОЕ ВАШЕ РЕШЕНИЕ. СЭНДЕКЕР».

– Ну, по крайней мере у нас теперь есть санкция начальства, – заметил Мэверик.

– На борту «Морской феи» всего сорок человек, – сказал Барнум. – На «Океанском скитальце» больше тысячи. Я не могу бросить их и уйти.

– А как же Дирк и Саммер внизу в «Рыбах»?

– Им придется потерпеть и переждать шторм под водой, под защитой рифа.

– На сколько времени у них хватит воздуха? – спросил Мэверик.

– Еще на четверо суток, – ответил Барнум.

– Если этот чертов шторм пройдет, мы сможем вернуться к станции за двое суток.

– Если, конечно, до того сможем подцепить «Океанский скиталец» и оттащить его на безопасное расстояние от берега.

– Введите в компьютер последние координаты отеля и оценку его дрейфа, – приказал Барнум. – Затем рассчитайте курс для встречи.

Барнум начал подниматься с кресла, чтобы отдать приказ радиооператору доложить о принятом им решении адмиралу Сэндекеру, как вдруг, к его ужасу, над «Морской феей» поднялась новая волна, еще более чудовищная, чем все предыдущие. Ее вершина поднялась футов на восемьдесят над ходовой рубкой, которая сама располагалась на пятьдесят футов выше ватерлинии. Волна обрушилась на корабль с невообразимой силой, встряхнула и поглотила его целиком. «Морская фея» храбро проломилась сквозь водяную гору и, прежде чем подняться вновь, рухнула в долину, которая показалась людям бездонной.

Когда исследовательское судно поглотила следующая волна еще более устрашающих размеров, Барнум и Мэверик в полном ошеломлении посмотрели друг другу в глаза.

Под ударом миллионов тонн воды нос «Морской феи» нырнул и пошел вниз, вниз, все глубже и глубже, будто совсем не собираясь останавливаться.

10

«Океанский скиталец» был совершенно беспомощен. Сорвавшись с мертвых якорей, плавучий отель превратился в беззащитную игрушку урагана. Теперь уже никто и ничто не в силах было спасти отель и находящихся там людей.

Отчаяние Мортона росло с каждой минутой. Ему необходимо было принять единственно верное решение. Он мог приказать заполнить балластные цистерны, увеличив осадку отеля и уменьшив тем самым скорость дрейфа под ураганным ветром, а мог, наоборот, приказать осушить цистерны и позволить волнам швырять роскошное сооружение и его пассажиров, как швыряет канзасский торнадо маленький домик.

На первый взгляд первое решение казалось более практичным. Но это означало, что непреодолимые силы будут непрерывно бить почти неподвижный объект. И так уже некоторые секции отеля не выдержали и дали течь. Нижние уровни заливала вода, помпы работали на пределе мощности. Второй вариант должен был сделать пребывание на борту чрезвычайно неприятным и к тому же ускорить неизбежное столкновение со скалистым берегом Карибского острова.

Он собирался уже отдать приказ о заполнении балластных цистерн до предела, когда ветер неожиданно начал стихать. Еще через полчаса он стих почти полностью, на небе появилось солнце. Люди в бальном зале и театре начали кричать «ура», поверив, что худшее уже позади.

Мортон, однако, не заблуждался на этот счет. Штормовой ветер действительно стих, но море по-прежнему оставалось бурным. Сквозь покрытые пятнами соли окна видна была серая стена урагана, вздымающаяся в небеса. Они оказались точно на пути шторма и попали в настоящий момент в так называемый глаз бури.

Худшее еще впереди.

Мортон решил использовать несколько коротких часов спокойствия, выпавших отелю. Он собрал весь персонал отдела технического обслуживания, а также всех сильных мужчин из числа пассажиров, разделил их на несколько рабочих групп и отправил одних чинить повреждения, а других – крепить окна нижних уровней, которые сильно текли и готовы были вылететь окончательно. Люди работали героически, и вскоре их усилия начали давать результат. Приток воды уменьшился, и помпы начали давать нужный результат.

Мортон понимал, что отель получил всего лишь отсрочку на то время, пока не пройдет глаз бури, но было жизненно важно поддержать моральный дух людей и внушить всем уверенность. Люди должны верить, что борьба дает им шанс уцелеть, даже если сам Мортон в это не верил.

Он вернулся в свой офис и принялся изучать схемы береговой линии Доминиканской Республики. Он пытался угадать, где именно «Океанский скиталец» может быть выброшен на берег. Если повезет, он может угодить на один из многочисленных пляжей... Но нет, большинство из них слишком малы, а некоторые даже искусственно созданы с помощью направленных взрывов при строительстве курортных отелей. Насколько Мортон мог судить, с вероятностью девяносто процентов, отель должен был угодить на скалы, возникшие много миллионов лет назад из вулканической лавы.

Даже в худших своих кошмарах Мортон не мог представить себе, как он будет снимать тысячу человек с покалеченного отеля и переправлять их на берег, – и все это с учетом того, что громадные волны будут непрерывно швырять отель на острые скалы.

Похоже, никакого способа избежать ужасной участи не существовало.

Мортон никогда еще не ощущал себя настолько уязвимым, настолько беспомощным. Он в очередной раз тер свои уставшие, покрасневшие глаза, когда в дверь неожиданно влетел оператор связи.

– Мистер Мортон, пришла помощь! – выкрикнул он.

Мортон непонимающе взглянул на него.

– Спасательное судно?

Оператор потряс головой.

– Нет, сэр, вертолет.

Краткая радость Мортона угасла.

– Какой прок в одном-единственном вертолете?

– Они радировали, что собираются спустить нам на крышу двух человек.

– Невозможно.

Но Мортон тут же понял, что это все же возможно – до тех пор, пока отель не покинул глаз бури. Он метнулся мимо оператора и бегом бросился в свой личный лифт, чтобы подняться на крышу отеля. Он вышел из дверей лифта на крышу и был потрясен, увидев, что ураган снес с крыши все спортивные сооружения, оставив только яму плавательного бассейна. Еще большее потрясение он испытал, когда понял, что исчезли и все спасательные плоты.

Теперь, когда ему открылся полный вид в триста шестьдесят градусов на воронку урагана, он остановился в страхе и благоговении перед этой страшной красотой. Затем он поднял голову и увидел бирюзового цвета вертолет, спускающийся прямо на отель. Он различил на его борту слово «НУМА», написанное крупными буквами. Воздушное судно приостановилось и зависло в двадцати футах над крышей. Из него на тросах спустились два человека в бирюзовых комбинезонах и защитных шлемах. Они отстегнулись от тросов, а с вертолета тем временем спустили два больших тюка, упакованные в оранжевый пластик. Прибывшие быстро отсоединили трос и просигналили вертолету отбой.

Кто-то внутри включил лебедку и втянул тросы наверх, а затем поднял большие пальцы вверх жестом одобрения. Машина заложила вираж и пошла прочь от отеля, поднимаясь все выше и выше через глаз бури. Заметив Мортона, гости подошли к нему, без труда неся объемные тюки.

Тот, что повыше, снял шлем, обнажив густую шапку черных волос с легкой сединой на висках. У него было обветренное лицо человека, жизнь которого открыта всем стихиям, а опалово-зеленые глаза в сеточке мелких смешливых морщинок, казалось, пронизывали Мортона насквозь.

– Будьте добры, проводите нас к мистеру Хобсону Мортону, – произнес он голосом странно спокойным в данных обстоятельствах.

– Я Мортон. Кто вы и зачем вы здесь?

Незнакомец снял перчатку и протянул руку.

– Меня зовут Дирк Питт. Я директор департамента специальных проектов Национального подводного и морского агентства.

Он обернулся к коротышке с курчавыми темными волосами и тяжелыми надбровными дугами, который, похоже, был прямым потомком какого-нибудь римского гладиатора.

– Это мой заместитель, Ал Джордино. Мы прибыли, чтобы организовать буксировку отеля.

– Мне сообщили, что буксиры компании не могут выйти из порта.

– Мы используем не буксиры «Одиссея», а исследовательское судно НУМА, способное буксировать судно размером с ваш отель.

Мортон, готовый ухватиться за любую соломинку, жестом пригласил Питта и Джордино в свой личный лифт и препроводил в свой офис.

– Простите за холодный прием, – сказал он, усаживая гостей в кресла. – Меня не предупредили о вашем прибытии.

– У нас не было времени на подготовку, – безразлично отозвался Питт. – Каково состояние отеля?

Мортон уныло покачал головой.

– Не особенно хорошее. Наши помпы едва успевают откачивать прибывающую воду, существует реальная опасность разрушения здания. А уж когда нас выбросит на скалы, окружающие Доминиканскую Республику, – остановился он на мгновение и пожал плечами, – тогда тысяча человек, включая и вас, умрет.

Лицо Питта затвердело, как камень.

– Нас не выбросит ни на какие скалы.

– Нам потребуется помощь вашего технического персонала. Необходимо соединить отель и наше судно буксирными тросами, – вступил в разговор Джордино.

– Где же находится это судно? – спросил Мортон с сомнением в голосе.

– По показаниям вертолетного радара оно меньше чем в тридцати милях отсюда.

Мортон поглядел в окно на зловещую стену туч вокруг глаза бури.

– Ваше судно никак не успеет добраться сюда раньше, чем шторм снова возьмется за нас всерьез.

– Центр ураганов НУМА оценивает диаметр глаза в шестьдесят миль, а скорость урагана в двадцать миль в час. Если от нас не отвернется удача, судно будет здесь вовремя.

– Два часа на подход и еще час, чтобы прицепиться, – вставил Джордино, взглянув на часы.

– Насколько я понимаю, – произнес Мортон официальным тоном, – нужно еще обсудить вопрос о вознаграждении за спасение.

– Здесь нечего обсуждать, – раздраженно сказал Питт, недовольный задержкой. – НУМА – государственное агентство Соединенных Штатов, которое занимается океанскими исследованиями. Мы не спасательная компания. Здесь не идет речь о принципе «без спасения нет вознаграждения». Если все будет в порядке, наш босс, адмирал Сэндекер, не потребует с вашего босса, мистера Призрака, ни цента.

Джордино ухмыльнулся.

– Я мог бы упомянуть, что адмирал обожает дорогие сигары.

Мортон молча уставился на Джордино. Он не мог понять, как вести себя с этими людьми. Они без предупреждения свалились на него с неба и спокойно заявили, что собираются спасти отель и всех, кто в нем находился. По виду их никак нельзя было принять за благословение небес.

Наконец он сдался.

– Сообщите мне, пожалуйста, джентльмены, что вам потребуется.

* * *

«Морская фея» отказывалась умирать.

Она погрузилась в пучину глубже, чем можно себе представить. Невозможно было поверить, что какое бы то ни было судно способно нырнуть так глубоко и уцелеть. Все судно целиком, от носа до кормы, было погребено глубоко под водой, и никто уже не верил, что «Морская фея» сможет вернуться. На несколько бесконечных мгновений она, казалось, неподвижно зависла в серо-зеленой пустоте. Затем медленно, с огромным трудом, ее нос начал чуть приподниматься; «Морская фея» упрямо рвалась к поверхности. Ее винты вспенили воду и толкнули судно вперед. В конце концов она вновь вырвалась под яростные удары урагана – буквально выпрыгнула из воды носом вперед, как дельфин, и рухнула обратно. Каждый лист корпуса, утяжеленного дополнительно многими тоннами воды, содрогнулся от удара. Вода целыми водопадами обрушилась с палубы обратно в море.

Демонический вихрь нанес «Морской фее» самый страшный удар, но храброе маленькое судно сумело уцелеть в этом кипящем котле. Время от времени на него вновь обрушивались массы воды, перемешанной с воздухом. «Морская фея» вела себя совсем как человек – так, как будто твердо знала, что море уже ничего не сможет противопоставить ее упорству и решимости.

Мэверик, белый, как бумага, неподвижным взглядом смотрел сквозь ветровое стекло ходовой рубки, уцелевшее каким-то чудом.

– Жуть что такое, – произнес он фразу, далеко не отражающую реальное состояние вещей. – Я и не знал, что служу на подводной лодке.

Никакое другое судно не смогло бы пережить такое приключение и не затонуть при этом. Но «Морская фея» была необычным судном. Ее строили для плавания в суровых полярных морях. На ее корпус пошли гораздо более толстые стальные листы, чем обычно, ведь она должна была сражаться с ледяными полями. Но и ей не удалось выйти из этой переделки совершенно невредимой. С палубы унесло все шлюпки, кроме одной.

Взглянув на корму, Барнум пораженно заметил, что его коммуникационное оборудование каким-то образом уцелело. Тем, кто страдал от морской болезни в собственных каютах, было невдомек, насколько близко все они подошли к тому, чтобы навсегда остаться на дне морском.

Неожиданно ходовую рубку осветил солнечный луч. «Морская фея» прорвалась-таки в гигантский глаз урагана Лиззи. Ситуация казалась парадоксальной: над головой сияло ясное небо, а море продолжало свою бешеную пляску. Барнум чувствовал какую-то неправильность в том, что такое привлекательное зрелище может быть одновременно и таким грозным.

Барнум посмотрел на офицера-связиста Мейсона Джара. Тот стоял у стола, вцепившись побелевшими пальцами в поручни, и выглядел так, как будто видел перед собой целую армию привидений.

– Когда придете в себя, Мейсон, свяжитесь с «Океанским скитальцем» и сообщите тому, кто там распоряжается, что мы идем к ним с максимальной скоростью, возможной при таком волнении.

Все еще находясь в состоянии оцепенения, Джар медленно обернулся, молча кивнул и ушел по направлению к радиорубке. Двигался он как будто в трансе.

Барнум посмотрел на экран радара и на крохотную точку на нем. Он был уверен, что это отель. В данный момент он лежал к востоку от «Морской феи», на расстоянии двадцать шесть миль. Затем Барнум ввел курс в компьютер и снова передал управление автоматизированной системе. Закончив, он вытер лоб старой красной банданой и пробормотал:

– Даже если мы доберемся до них раньше, чем их выбросит на скалы, что тогда? У нас нет шлюпок, чтобы подойти к ним, а если бы и были, волнение не позволит ими воспользоваться. Большой буксирной лебедки с толстым тросом у нас тоже нет.

– Не особенно приятно наблюдать, как отель разбивается о скалы вместе с женщинами и детьми, – заметил Мэверик.

– Да, – тяжело согласился с ним Барнум. – Совсем неприятно.

11

Хейди не была дома трое суток. Она дремала урывками на кушетке в своем офисе, пила черный кофе галлонами и почти ничего не ела, кроме сэндвичей с колбасой и сыром. Тем не менее если она и бродила временами по Центру ураганов как сомнамбула, то не от недостатка сна, а от напряжения и душевной муки. Ей пришлось работать в гуще колоссальной катастрофы, которая вот-вот должна была вызвать смерть и разрушения неслыханных прежде масштабов. Хотя она с самого начала правильно предсказала ужасающую силу урагана Лиззи и своевременно разослала предупреждения, она не могла не испытывать чувства вины. Ей все время казалось, что она могла сделать больше.

Ураган стремительно несся к ближайшей земле, а Хейди с трепетом наблюдала за проекциями и картинками на своем мониторе.

Благодаря ранним предупреждениям больше трехсот тысяч человек было вовремя эвакуировано в гористые местности в центре Доминиканской Республики и ее соседа, Гаити. И все же жертв могло быть очень много. Хейди опасалась также, что шторм может повернуть на север и ударить по Кубе, а затем по южной Флориде.

Раздался телефонный звонок, и Хейди устало подняла трубку.

– Как твой прогноз в отношении направления? Ничего не изменилось? – спросил ее муж Харли из Национальной службы погоды.

– Нет, Лиззи по-прежнему катит на восток, как по рельсам.

– В высшей степени необычно. Тысячи миль по прямой.

– Более чем необычно. Это неслыханно. Все зарегистрированные ураганы делали петли.

– Идеальный шторм?

– Только не Лиззи, – возразила Хейди. – Он далек от идеала. Я бы классифицировала его как смертельный катаклизм величайшей силы. Пропала целая рыболовная флотилия. Прекратили передачи восемь других судов: нефтяные танкеры, сухогрузы и частные яхты. С них больше не поступают сигналы SOS, только молчание. Приходится предполагать худшее.

– Что нового о плавучем отеле? – спросил Харли.

– По последним данным, его сорвало с мертвых якорей. Ураганный ветер и волны гонят его к скалистому побережью Доминиканской Республики. Адмирал Сэндекер направил к нему одно из исследовательских судов НУМА. Они попытаются отбуксировать отель в безопасное место.

– Дело, похоже, безнадежное.

– Боюсь, что мы стали свидетелями небывалой морской катастрофы, – мрачно произнесла Хейди.

– Я собираюсь домой на пару часов. Почему бы тебе не прерваться и не поехать тоже? Я приготовлю чудесный обед.

– Я не могу, Харли. Пока еще не могу. Пока характер Лиззи не изменится.

– При его бесконечной мощи ждать, возможно, придется несколько дней, а то и недель.

– Я знаю, – медленно проговорила Хейди. – Это-то меня и пугает. Если его энергия не начнет падать после прохода через Доминиканскую Республику и Гаити, то он всей своей мощью обрушится на материк.

* * *

Саммер была навсегда околдована морем. Началось это в детстве. Мать настояла, чтобы девочка научилась нырять с аквалангом, когда ей было всего шесть лет. Для ее маленького тельца по особому заказу изготовили маленький баллон и редуктор. Оба они – Саммер и ее брат Дирк – брали уроки у лучших инструкторов. Изучая обитателей моря, его настроения и капризы, Саммер и сама стала наполовину морским существом. Плавая в безмятежных голубых водах, она научилась понимать море. Во время тайфуна в Тихом океане ей пришлось столкнуться с его гигантской мощью. Но сейчас она походила на женщину, которая после двадцати лет брака вдруг поняла, что в ее муже есть отвратительные, садистские черты. Саммер впервые была свидетелем того, каким по-настоящему жестоким и грозным может быть море.

Брат и сестра, находясь в прихожей «Рыб», видели сквозь большой прозрачный купол кипящее наверху месиво. Сначала, когда внешний край урагана только начал наступать на отмель Навидад, происходящее доносилось до молодых людей слабым и отдаленным шумом. Но вскоре сила шторма выросла, и стало очевидно, что их уютное маленькое убежище не сможет как следует защитить своих обитателей и, более того, находится в серьезной опасности.

В первые часы гребни волн легко проходили над подводным домом, примостившимся на глубине сорока пяти футов. Но волны быстро выросли до размеров водяных гор, а долины между ними, соответственно, опустились к самому дну. Дирк и Саммер вдруг обнаружили, что на дом льет настоящий дождь – в промежутках между волнами.

Раз за разом нескончаемая череда волн била и бросала «Рыбы». «Земная космическая станция» была рассчитана на давление морских глубин, и ее стальная раковина без проблем выдерживала натиск волн. Но ужасающие силы, действующие на ее внешнюю поверхность, вскоре сдвинули подводное обиталище с места и медленно потащили его по дну. Четыре опоры, на которых стоял подводный дом, не были прикреплены к основанию станции. Они, каждая в отдельности, были всего на несколько дюймов заглублены в коралловое дно. Только шестидесятипятитонная масса «Рыб» не давала шторму оторвать жилище ото дна и начать швырять его по рифу, как пустую бутылку.

Затем та же пара гигантских волн, что в двадцати милях отсюда чуть не поглотила «Морскую фею», обрушилась на отмель Навидад, безжалостно круша кораллы и разбивая их изящные формы на миллионы мелких осколков. Первая из этих волн опрокинула «Рыбы» на бок и покатила станцию, как бочку по каменистому пустырю. Молодые люди пытались ухватиться за что-нибудь прочное и удержаться на месте, но их швыряло, как тряпичные куклы.

Подводный дом прокатился, виляя и раскачиваясь, почти двести ярдов и только после этого остановился в неустойчивом равновесии на краю узкой коралловой расселины. Затем вторая волна обрушилась на него и сбросила вниз.

«Рыбы», ударяясь о коралловые стены, а иногда скребя по ним, провалились на сто двадцать футов на самое дно расселины, подняв при падении огромную тучу песка. Дом лег на правый бок и оказался зажат стенами расселины. Все внутри, что не было жестко прикреплено к стенам, разлетелось в разные стороны. Повсюду в жутком беспорядке валялись посуда, продукты, оборудование, постели, личные вещи.

Не обращая внимания на боль в вывихнутой ноге и десяток ушибов и царапин. Дирк сразу же подполз к сестре. Саммер, сжавшись в комочек, лежала между двух перевернутых коек. Дирк посмотрел в ее широко раскрытые серые глаза и впервые, с тех пор как он себя помнил, увидел там откровенный испуг. Он осторожно взял голову девушки в ладони и напряженно улыбнулся.

– Ну, как тебе поездочка?

Она вгляделась в его лицо, разглядела улыбку и медленно сделала глубокий вдох. Ее страх немного отступил.

– Я все это время думала о том, что мы родились вместе и умрем тоже вместе.

– Посмотрите на мою сестру-пессимистку! У нас впереди еще лет семьдесят, успеем подразнить друг друга.

Затем он с беспокойством спросил:

– Ты ранена?

Она покачала головой.

– Я втиснулась между койками, и меня не так бросало, как тебя. – Саммер посмотрела сквозь прозрачный пластик обзорной полусферы на кипящее месиво вверху. – Как дом?

– По-прежнему крепок... и не течет. Никакой волне, сколь угодно гигантской, не под силу вскрыть «Рыбы»: толщина их стальной шкуры четыре дюйма.

– А шторм?

– Бушует, но мы здесь теперь в безопасности. Волны проходят над каньоном, не доставая до дна.

Саммер обежала взглядом беспорядок в комнате.

– Господи, ну и кавардак!

Обрадованный тем, что Саммер вышла из испытания целой и невредимой, Дирк занялся проверкой систем жизнеобеспечения подводного дома. Саммер принялась за разборку завалов. Разложить все по местам было невозможно, по крайней мере, пока дом лежал на боку. Поэтому Саммер просто сложила вещи аккуратными стопками и прикрыла одеялами острые выступы приборов, вентилей, аппаратуры и всевозможных креплений. Бывший пол превратился в стену, а стена – в пол, так что при передвижении молодым людям приходилось все время через что-то перелезать. Казалось странным, что все вещи в доме повернуты на девяносто градусов.

Теперь Саммер чувствовала себя в большей безопасности, чем в начале шторма. В коралловом каньоне с крутыми стенами ураган уже ничем не мог повредить людям. Здесь не слышно было завывания ветра, не было яростных ударов волн, как в те моменты, когда долина между волнами открывала подводный дом всем стихиям. Страх и напряженное ожидание беды начали потихоньку оставлять Саммер. Теперь они в безопасности. Рядом с ней брат, унаследовавший отвагу и силу их легендарного отца. А «Морская фея» переждет ураган и вернется.

Но вот Дирк вернулся и уселся рядом с ней на стену, стараясь беречь ушибленные места, где уже начали проявляться синяки. На лице его почему-то не было привычного выражения уверенности.

– Ты что-то мрачный, – сказала Саммер. – В чем дело?

– При падении в расселину сорвало магистрали, с помощью которых баллоны со сжатым воздухом были подключены к нашей системе жизнеобеспечения. Судя по датчикам давления воздуха, четырех неповрежденных баллонов хватит нам всего на четырнадцать часов.

– Как насчет баллонов, ведущих к аквалангам, которые мы оставили во входном шлюзе?

– Внутри был только один, у которого нужно было ремонтировать вентиль. На нем мы вдвоем сможем протянуть в лучшем случае минут сорок пять.

– Мы можем воспользоваться им, чтобы выйти наружу и принести остальные, – с надеждой сказала Саммер. – Потом переждем сутки-двое, пока шторм не спадет, и оставим «Рыбы». Будем дрейфовать по поверхности на надувном плоту, пока нас не спасут.

Брат мрачно покачал головой.

– Плохие новости состоят в том, что мы в ловушке. Створку входного шлюза прижало к коралловой стене. Теперь ее можно открыть только динамитом.

Саммер вздохнула очень глубоко, а затем проговорила:

– Похоже, наша судьба в руках капитана Барнума.

– Я уверен, что он думает о нас. Он нас не забудет.

– Нужно сообщить ему о нашем положении.

Дирк выпрямился и положил руки на плечи сестры.

– Радио разбилось при падении в расселину.

– Мы все же можем выпустить радиобуй, чтобы они по крайней мере знали, что мы живы. – Саммер не хотела терять надежду.

Голос Дирка прозвучал мягко и сдержанно:

– Буй был закреплен на той стене дома, которая теперь внизу. Должно быть, он раздавлен. Но даже если он уцелел, выпустить его невозможно.

– Когда нас начнут искать, – напряженно проговорила Саммер, – то обнаружить «Рыбы» в этой расселине будет непросто.

– Можешь быть уверена, Барнум отправит обшаривать риф все шлюпки и всех водолазов, какие только найдутся на «Морской фее».

– Ты говоришь так, как будто воздуха у нас на несколько дней, а не часов.

– Беспокоиться не о чем, сестренка, – уверенным тоном заявил Дирк. – В данный момент мы в безопасности и шторм нам не страшен. Как только волнение уляжется, экипаж «Морской феи» бросится за нами, как пьяница за ящиком виски, выпавшим из грузовика.

Еще через несколько мгновений он добавил:

– В конце концов, мы теперь – его главная забота.

12

К несчастью, в данный момент подводный дом «Рыбы» и два его обитателя занимали в мыслях Барнума далеко не первое место. Он беспокойно ерзал в кресле, без конца переводя взгляд с экрана радара на ветровое стекло и обратно. Титанического размера волны уменьшились сначала до гигантских, а затем просто до очень больших. Они бесконечным строем наступали на «Морскую фею» и непрерывно бросали ее то вверх, то вниз – регулярно и столь же монотонно, как часы. Судну уже не приходилось взбираться вверх больше чем на сотню футов. Средняя высота волн от подошвы до верхушки упала до сорока футов. Море оставалось бурным, но по сравнению с тем, что было несколько часов назад, казалось сонным озером. Можно было поверить даже, что море нанесло по исследовательскому судну свой коронный удар и потерпело неудачу. После этого оно признало свое поражение и отступило и теперь причиняло «Морской фее» лишь мелкие неприятности.

Шли часы. «Морская фея» шла вперед настолько быстро, насколько Пол Барнум считал это возможным. Сам капитан, который всегда был дружелюбен и ироничен, под действием стоящей перед «Морской феей» безнадежной задачи превратился в человека неприступного и сурового. Он не видел способа доставить буксировочный конец на «Океанский скиталец». Большую буксировочную лебедку и трос толщиной с руку сняли с «Морской феи» еще тогда, когда переоборудовали ее в исследовательское судно НУМА. Теперь самой мощной лебедкой и самым прочным тросом на борту были те, что предназначались для спуска и подъема глубоководных спускаемых аппаратов. Эта лебедка была установлена на корме, позади большого крана, и совершенно/не соответствовала задаче буксировки плавучего отеля с водоизмещением гораздо большим, чем у линкора.

Барнум пытался пронзить взглядом налетающие полотнища ливня.

– Если бы мы могли видеть сквозь это безобразие, мы бы увидели отель, – наконец сказал он.

– По показаниям радара до него меньше двух миль, – подсказал Мэверик.

Барнум прошел в радиорубку и спросил у Мейсона Джара:

– Есть что-нибудь из отеля?

– Ничего, сэр. Тишина, как в склепе.

– Господи, надеюсь только, что мы не опоздали.

– Не хочется этому верить.

– Попробуйте вызвать их еще раз. Через спутник. Гости и обслуга, скорее всего, поддерживают связь с береговыми станциями по телефону, а не при помощи судовых радиостанций.

– Капитан, разрешите мне сначала попробовать морские радиочастоты. На таком расстоянии помех должно быть меньше. У отеля должны быть первоклассные средства связи с судами, ведь его буксируют, как баржу.

– Подключите к динамикам на мостике, чтобы я мог поговорить с ними, когда они отзовутся.

– Да, сэр.

Барнум вернулся в ходовую рубку как раз вовремя, чтобы услышать голос Джара в динамиках:

– «Морская фея» вызывает «Океанский скиталец». Мы в двух милях к юго-востоку от вас, подходим. Пожалуйста, ответьте.

Примерно полминуты из динамиков доносилось лишь потрескивание статических разрядов. Затем зарокотал низкий голос:

– Пол, ты готов немного поработать?

Из-за помех Барнум не сразу узнал голос. Он поднял трубку и заговорил в нее:

– Кто говорит?

– Твой старинный приятель, Дирк Питт. Я в отеле вместе с Алом Джордино.

Барнум был потрясен.

– Бога ради, каким образом вы двое оказались во время урагана в плавучем отеле?

– Не хотелось упустить возможность как следует повеселиться.

– Ты должен знать, что у нас нет надлежащего оборудования для буксировки «Скитальца».

– Нам нужны только ваши большие движки.

За время работы в НУМА Барнум успел твердо усвоить, что Питт, и Джордино не находились бы там, где находились, если бы у них не было плана.

– Что у вас на уме, хитрецы?

– Мы уже сформировали рабочие группы, которые помогут нам использовать якорные канаты отеля в качестве буксирных. Как только вы на «Морской фее» примете концы, вы сможете сложить их вместе и закрепить на кормовом шпиле.

– Совершенно безумный план, – с сомнением в голосе протянул Барнум. – Каким образом ты собираешься переправить несколько тонн троса, который сейчас волочится по дну за отелем, по бурному морю на мое судно?

Последовала пауза. Когда ответ наконец прозвучал, то Барнум почти воочию увидел дьявольскую ухмылку на лице Питта.

– Мы все же надеемся поймать журавля в небе.

Дождь немного утих, и видимость с двух сотен ярдов сразу выросла почти до мили. Прямо перед судном в завесе дождя выросла громада «Океанского скитальца».

– Боже, вы только посмотрите! – воскликнул Мэверик. – Это похоже на сказочный стеклянный дворец!

Среди бешеных волн отель казался особенно великолепным и величественным. Экипаж «Морской феи» и ученые, захваченные растущим возбуждением, выбежали из кают и столпились на мостике. Всем хотелось взглянуть на неожиданное зрелище – чудо современной техники – там, где ничего не должно было быть.

– Как красиво, – негромко проговорила маленькая блондинка, специалист по химии моря. – Совершенно не ожидала, что его конструкция настолько необычна.

– Я тоже, – согласилась с ней высокая брюнетка, специалист по химии океана. – На нем так много соленой пены, что его можно принять за айсберг.

Барнум навел бинокль на отель. Огромное здание раскачивалось под ударами волн в разные стороны.

– Похоже, что с крыши у них все смыло.

– Чудо, что он еще цел, – изумленно пробормотал Мэверик. – Вот уж чего трудно было ожидать.

Барнум опустил бинокль.

– Развернуть судно и поставить его кормой к ним с наветренной стороны.

– А после того, как мы немного помучаемся и встанем в позицию для приема буксирного конца? Что тогда, капитан?

Барнум задумчиво посмотрел на «Океанский скиталец».

– Мы будем ждать, – медленно проговорил он. – Ждать, пока Дирк Питт не продемонстрирует изумленной публике, какие козыри у него в рукаве.

* * *

Питт внимательно изучал подробный план крепления якорных канатов, который дал ему Мортон. Он, Джордино, Мортон и Эмлин Браун – начальник отдела технического обслуживания отеля – стояли вокруг стола в офисе Мортона.

– Тросы придется втянуть внутрь. Иначе мы не сможем узнать, где именно они оборвались и какой длины концы у нас остались.

Браун, жилистый парень с конституцией бегуна-стайера, провел рукой по копне черных как смоль волос.

– Мы уже смотали остатки тросов, сразу же после того как они оборвались. Я боялся, что если концы будут цепляться за скалы, то отель может развернуть под ударами этих дьявольских волн и он пострадает.

– На каком расстоянии от креплений оборвались тросы под номерами три и четыре?

– Имейте в виду, что это только моя приблизительная оценка, но я бы сказал, что от них обоих осталось чуть больше двухсот ярдов, ну, может, двухсот двадцати.

Питт взглянул на Джордино.

– Это не оставляет Барнуму достаточного пространства для безопасного маневра. И если «Океанский скиталец» все же затонет, у них не будет времени обрубить тросы. «Морскую фею» утащит на дно вместе с отелем.

– Если я хоть сколько-нибудь знаю Пола, то он без колебаний примет условия игры. Слишком много жизней поставлено на кон, – ответил Ал.

– Я правильно понял, что вы собираетесь воспользоваться обрывками якорных канатов для буксировки отеля? – спросил Мортон, стоявший с противоположной стороны стола. – Мне сказали, что судно НУМА – океанский буксир.

– Когда-то «Морская фея» была им, – ответил Питт. – Но это в прошлом. Ее переоборудовали из ледокольного буксира в исследовательское судно. Большую лебедку и буксирный трос при этом сняли. Сейчас на ней есть только кран для подъема спускаемых аппаратов. Придется импровизировать и обойтись тем, что есть.

– Тогда какой от вашего судна толк? – сердито спросил Мортон.

– Поверьте мне, – посмотрел ему прямо в глаза Питт, – если мы сможем зацепить отель, то у «Феи» хватит мощности, чтобы его отбуксировать.

– А как вы доставите концы тросов на «Морскую фею»? – поинтересовался Браун. – Стоит их размотать, и они опустятся на дно.

Питт перевел глаз на главного инженера:

– Мы переправим их на плаву.

– На плаву?

– У вас на борту должны быть пятидесятигаллонные бочонки?

– Здорово придумано, мистер Питт. Я понял, что вы имеете в виду.

Браун немного помолчал, размышляя:

– У нас есть несколько с машинным маслом для генераторов, с пищевым маслом для камбуза и с жидким мылом для уборки.

– Нам пригодятся всепустые бочонки, сколько сможете наскрести.

Браун обернулся к четверым рабочим, стоявшим в сторонке.

– Как можно быстрее соберите все пустые бочонки и освободите остальные.

– Когда вы и ваши люди будете разматывать канаты, – объяснил Питт, – привязывайте, пожалуйста, по бочонку через каждые двадцать футов. Мы придадим тросам плавучесть, и их можно будет подтащить к «Морской фее».

Браун кивнул.

– Считайте, дело сделано...

– Если четыре троса не удержали нас на якоре, – вмешался Мортон, – какие у вас основания считать, что эти два выдержат нагрузку и не лопнут?

– Во-первых, – терпеливо объяснил Питт, – шторм заметно утих. Во-вторых, концы будут короче и меньше подвержены чрезмерным нагрузкам. И наконец, мы потащим отель узким торцом вперед. Когда же он стоял на якоре, натиск шторма приходился на его широкую фронтальную стену.

Не дожидаясь реакции Мортона, Питт вновь обернулся к Брауну:

– Дальше. Мне понадобится хороший механик или машинист, чтобы сплести тросы и сделать на их концах проушины. Тогда их можно будет завести за ворот лебедки «Морской феи» и соединить.

– Это я сделаю сам, – заверил его Браун. Он остановился на мгновение, а затем продолжил: – Надеюсь, вы знаете, как переправить тросы на ваше судно? Они ни за что не поплывут туда сами, по крайней мере при таком волнении.

– Это самое интересное, – ответил Питт. – Нам потребуется линь длиной в несколько сотен футов, желательно маленького диаметра, но с прочностью на разрыв, как у стального троса.

– У меня в кладовой есть две пятисотфутовые катушки подходящего фалькронового линя. Он плотного плетения, тонкий, легкий и способен выдержать танк Паттона.

– Привяжите к концу каждого каната по двухсотфутовому концу линя.

– Я понимаю, что с помощью линя можно будет подтащить тяжелый трос к вашему судну, но как вы собираетесь доставить туда линь?

Питт и Джордино обменялись понимающими взглядами.

– Это уже наша задача, – сказал Питт с мрачной улыбкой.

– Надеюсь, что на это не потребуется много времени, – угрюмо произнес Мортон, указывая за окно. – Время – товар, которого нам может и не хватить.

Головы всех присутствующих синхронно повернулись к окну, как будто следили за мячом во время теннисного матча. Люди увидели, что до грозной береговой линии осталось чуть больше двух миль. И по обе стороны, насколько хватало взгляда, громадные волны неустанно бились о бесконечную, казалось, гряду скал.

* * *

Оказавшись в аппаратной с работающим кондиционером в одном из углов отеля, Питт быстро разложил на полу содержимое своего тюка. Первым делом он натянул на себя привычный укороченный мокрый гидрокостюм из неопрена. Он выбрал в данном случае именно укороченный гидрокостюм, так как температура воды, слава богу, оставалась тропической и Питт не видел необходимости в более тяжелом гидрокостюме – хоть сухом, хоть мокром. Кроме того, ему всегда нравилась свобода движений, которую давал укороченный гидрокостюм, так как руки ниже локтей и ноги ниже колен оставались открытыми. За гидрокостюмом последовали компенсатор плавучести и лицевая маска «Скуба Про». Он застегнул на себе пояс с грузами и проверил предохранительную защелку, которая при необходимости должна расстегиваться мгновенно.

Затем он присел, чтобы один из работников отеля помог ему поднять на спину ребризер – дыхательный аппарат, работающий по замкнутому циклу. И Питт, и Джордино полагали, что компактный ребризер даст им большую свободу движений, чем два громоздких стальных баллона со сжатым воздухом. В замкнутом ребризере, как и в акваланге, пловец делает вдох через регулятор и дышит при этом сжатым газом из баллона. Но после этого выдыхаемый воздух сохраняется и перерабатывается. Воздух проходит через поглотитель, который удаляет из него двуокись углерода, а запас кислорода в баллоне пополняется. Аппарат SIVA-55, которым пользовались Питт и Джордино, был разработан военными для проведения под водой тайных операций.

В последнюю очередь Питт проверил систему подводной связи фирмы «Оушен Текнолоджи Системз». Ее приемник был прикреплен к ремешку маски.

– Ал, ты меня слышишь?

Джордино, проделывавший эту же операцию в противоположном конце отеля, ответил будто через подушку:

– Каждое слово.

– Что-то ты необычно связно разговариваешь.

– Только попробуй давить на меня. Будешь давить, я подам в отставку и отправлюсь наверх пить коктейли.

Питт улыбнулся чувству юмора, без которого Ала невозможно было себе представить. Если Дирк и мог положиться на кого-то в этом мире, то именно на Джордино.

– Я готов, жду тебя.

– Командуй.

– Мистер Браун!

– Эмлин.

– О'кей, Эмлин, пусть ваши люди дежурят у лебедок, пока мы не дадим сигнал выпускать потихоньку тросы и бочки.

Из зала, где располагались громадные лебедки для якорных канатов, отозвался Браун:

– Будем ждать вашего сигнала.

– Держите пальцы скрещенными, – сказал Питт, натягивая ласты.

– Бог вам в помощь, ребята, и удачи, – ответил Браун.

Питт кивнул одному из рабочих Брауна, стоявшему рядом с катушкой фалькронового линя. Этот крепкий коротышка настаивал, чтобы его звали Криттер.

– Выпускайте линь понемногу. Если почувствуете, что он натянулся, быстро отпустите, иначе вы можете помешать моему продвижению.

– Пойдет легко и непринужденно, – заверил его Криттер.

Затем Питт вызвал «Морскую фею»:

– Пол, вы готовы принять буксирные концы?

– Как только вы их доставите, – раздался в приемнике твердый голос Барнума. Его слова посылал в эфир специальный передатчик, который спустили в воду с кормы «Морской феи».

– Мы с Алом можем подтащить к вам под водой только двести футов линя. Вам придется подойти поближе, чтобы подобрать нас.

И Питт, и Барнум понимали, что при таком волнении одной чудовищной волны будет достаточно, чтобы швырнуть «Морскую фею» на отель и отправить их вместе на дно. И все же Барнум готов был без колебаний сделать эту одну-единственную попытку.

– Хорошо, так и поступим.

Питт накинул петлю фалькронового линя себе через плечо. Он встал и попытался толчком открыть дверь, ведущую на маленький балкончик в двадцати футах над водой, но давление ветра не позволило ему это сделать. Он даже не успел попросить о помощи, как рабочий отеля оказался рядом.

Они вдвоем навалились на дверь. Как только она чуть приоткрылась, в образовавшуюся щель ворвался ветер и, распахнув дверь, с силой бросил ее на упоры, как будто дверь лягнул мул. Рабочий при этом остался стоять в дверном проеме, и ветер выстрелил его обратно в аппаратную, как из катапульты.

Питт сумел устоять на ногах. Но когда он поднял глаза и увидел идущую прямо на него громадную волну, он поспешил перепрыгнуть через невысокое ограждение балкончика и с переворотом полетел в воду.

Ярость урагана миновала. Глаз бури уже несколько часов назад ушел от «Океанского скитальца», и отель каким-то образом перенес прощальное неистовство Лиззи. Скорость ветра упала до сорока узлов, а средняя высота волн до тридцати футов. Море по-прежнему оставалось бурным, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить. Ураган Лиззи ушел на запад и продолжал теперь сеять смерть и разрушения на острове Гаити, чтобы затем съехать с противоположной стороны в Карибское море. Еще двадцать четыре часа, и волнение в тех местах, где прошел величайший шторм в истории, окончательно уляжется.

Грохочущий прибой с каждой минутой угрожающе придвигался все ближе и ближе. Отель уже достаточно приблизился к скалам, чтобы сотни гостей и служащих могли видеть тучи водяных брызг, взлетающих в небо, когда огромные водяные валы разбивались о скалистые утесы. По силе каждый удар напоминал горную лавину. Пена на гребнях волн наталкивалась на отступающую предыдущую волну и целыми пластами взлетала в воздух. До смерти оставалось не больше мили, а скорость дрейфа «Океанского скитальца» приближалась к миле в час.

Взгляды людей то и дело перебегали с берега на «Морскую фею». Маленькое суденышко, как жирная утка, покачивалось на волнах всего в нескольких сотнях ярдов.

Барнум, с ног до головы укутанный в желтый непромокаемый костюм, не обращал внимания на ливень, заряды которого ветер по-прежнему швырял в корму его судна. Он стоял под большим краном и смотрел на палубу, на то место, где раньше находилась большая лебедка, и думал о том, насколько с ней было бы проще. Придется, однако, обойтись лебедкой поменьше, а трос каким-то образом закрепить вручную.

Барнум стоял под прикрытием крана и неотрывно смотрел в бинокль на основание отеля. Все находившиеся на палубе «Морской феи» – и капитан, и четверо членов экипажа, – были привязаны к релингам, чтобы не смыло за борт. Барнум наблюдал, как Питт и Джордино погрузились в воду и исчезли в бурлящей воде. Он различал людей, которые стояли под ударами ветра в дверных проемах и вытравливали концы красного фалькронового линя, которые находились у пловцов под водой.

– Бросьте за борт пару концов с буйками, – приказал Барнум, не отрываясь от бинокля. – И приготовьте багры.

Он молился, чтобы не пришлось подцеплять баграми тела пловцов в том крайнем случае, если они потеряют сознание или не сумеют добраться до высокой кормы судна. Багры прикрепили к восьмифутовым алюминиевым рукояткам, вставленным в трубки, что добавило им дополнительные тридцать футов длины.

Моряки с нетерпением и одновременно с опаской наблюдали за поверхностью моря, но были не в состоянии разглядеть в бушующих волнах Питта или Джордино или заметить пузыри, так как ребризеры пловцов не выпускали выдыхаемый воздух.

– Стоп машина, – приказал Барнум старшему механику.

– Есть стоп машина, капитан, – отозвался механик из машинного отделения.

– Да, пловцы сейчас доставят нам буксирные концы, и тогда нас понесет на отель. Мы должны подойти к ним ближе чем на двести футов, иначе тросов не хватит.

Затем он навел свой бинокль на убийственную береговую линию, которая, казалось, приближалась к ним с невероятной стремительностью.

* * *

Отплыв на сотню футов от отеля, Питт ненадолго всплыл к поверхности, чтобы сориентироваться. Громада «Океанского скитальца», которую ветер и волны неумолимо относили прочь, вздымалась над ним подобно Манхэттену. «Морскую фею» Питту удалось разглядеть только с верхушки волны. Ему показалось, что судно качается на волнах где-то в миле от него, хотя на самом деле до него было меньше ста ярдов. Он засек по компасу направление на судно и вновь ушел в глубину, подальше от волнения, царящего на поверхности.

Линь, который он тащил за собой, с каждым следующим футом становился все тяжелее и все больше затруднял продвижение. Питт благодарил Бога за то, что линь такой тонкий и легкий, – в противном случае он был бы слишком неповоротливым и задача пловца стала бы просто невыполнимой. Чтобы минимизировать гидродинамическое сопротивление, он плыл опустив голову и сложив руки за спиной, под ребризером.

Он старался держаться на такой глубине, чтобы долины между волнами проходили чуть выше и волнение не мешало бы его продвижению вперед. Не однажды он терял направление, но одного взгляда на компас было достаточно, чтобы вернуться на правильный курс. Он изо всех сил работал ластами и упрямо тащил за собой линь. Петля линя врезалась ему в плечо. При продвижении вперед на каждые два фута сильное встречное течение относило пловца на фут назад.

Мышцы на ногах Питта начали болеть, и его продвижение замедлилось. Голова стала кружиться от избытка кислорода, сердце заколотилось от тяжелой нагрузки, дыхание стало затрудненным. Он не мог остановиться или ослабить усилия, потому что в этом случае течение быстро отнесло бы его назад и все труды пошли бы насмарку. Медлить было нельзя. Безразличное море продолжало нести «Океанский скиталец» навстречу катастрофе, и каждая минута была на счету.

Еще десять минут изматывающей работы, и Питт почувствовал, что ему изменяют силы. Тело отказывалось служить. Сознание диктовало удвоить усилия, но мышцы и плоть отказывались повиноваться. Всякой выносливости есть предел. От отчаяния Питт принялся грести руками, пытаясь облегчить нагрузку на ноги, которые с каждым мгновением двигались все тяжелее.

«Интересно, – подумал он, – как дела у Джордино, в каком он положении». Питт твердо знал, что Ал скорее умрет, чем сдастся, тем более что ставкой в игре служила жизнь множества людей, в том числе женщин и детей. Кроме того, Ал здоров как бык. Если в человеческих силах переплыть бурный океан, пользуясь только одной рукой, то Ал это сделает.

Питт не тратил дыхание на разговоры и не спрашивал по радио, как обстоят дела у его друга. Были мгновения, когда он с ужасом чувствовал, что может и не добраться до судна. Тем не менее он усилием воли отбросил пораженческие мысли и заглянул глубоко в себя, пытаясь вызвать к жизни внутренние резервы.

Дыхание Питта теперь с трудом вырывалось из легких, грудь ходила ходуном. Линь за спиной все сильнее тянул назад. Питту казалось, что он взялся перетягивать канат против целого стада слонов. Он попытался припомнить старые рекламные проспекты, в которых силач Чарлз Атлант тащил по рельсам целый локомотив. Испугавшись вдруг, что сбился с пути, он бросил взгляд на компас. Как ни странно, он каким-то чудом умудрился сохранить курс на «Морскую фею».

Перед глазами уже начало темнеть от полного изнеможения. Вдруг он услышал, как какой-то голос произнес его имя.

– Держись, Дирк! – прозвучал в его наушниках крик Барнума. – Мы видим тебя под водой. Теперь всплывай!

Питт послушно поплыл вверх и выскочил на поверхность.

Барнум снова закричал:

– Посмотри налево!

Питт повернулся. До оранжевого буйка на конце линя, ведущего к «Морской фее», было не больше десяти футов. Питт не стал отвечать. Сил у него осталось примерно на пять хороших взмахов ластами, и он потратил их без остатка, чтобы добраться до буйка. Ни разу в жизни он не испытывал такого облегчения, как в тот момент, когда схватился за спасательный линь и перекинул через него руку. Теперь линь оказался прочно зажат у него под мышкой, а буек уперся сзади в плечо.

Пока Барнум и его люди подтягивали его к корме судна, Питт смог наконец расслабиться. Затем они осторожно подцепили багром линь в трех футах позади Питта и подняли его на палубу.

Питт поднял руки, и Барнум ловко снял с его плеча завязанный петлей конец линя. Он прицепил его к крановой лебедке, на которой уже висел линь, доставленный Джордино. Два моряка помогли Питту снять загубник и лицевую маску. Он глубоко вдохнул чистый соленый океанский воздух и обнаружил, что смотрит прямо в ухмыляющуюся физиономию Джордино.

– Копуша, – выговорил не успевший отдышаться Джордино. – Я обогнал тебя на добрые две минуты.

– Мне повезло, что я вообще добрался, – пробормотал Питт между двумя судорожными вздохами.

Пловцы, превратившиеся теперь в зрителей, уселись под прикрытие борта, чтобы до них не доставала вода, которая продолжала захлестывать палубу. Они ждали, пока уляжется сердцебиение и дыхание вернется в норму. Сидя там, они наблюдали, как Барнум подал сигнал Брауну и пятидесятигалонные бочонки, служившие поплавками для невидимого под водой троса, начали один за другим выскакивать откуда-то из-под отеля. Крановая начала вращаться, линь выбрал слабину, и бочонки медленно поползли к «Морской фее». Трос, висящий в воде под стальными поплавками, извивался в воде как змея. Через десять минут первые бочонки уже стучали в корпус исследовательского судна. С помощью крана их вместе с концами обоих тросов подняли из воды на кормовую палубу. Матросы быстро соединили их вместе через подготовленные Брауном проушины. Затем все вместе – отдохнувшие Питт и Джордино тоже приняли участие – завели концы на большой шпиль, установленный перед краном.

– Готовы к буксировке, «Океанский скиталец»? – тяжело дыша, задал вопрос Барнум.

– Готовы настолько, насколько это возможно, – послышался ответ Брауна.

Барнум вызвал старшего механика:

– В машинном отделении готовы?

– Так точно, капитан! – ответил кто-то с сильным шотландским акцентом.

Затем Барнум обратился к первому помощнику в ходовой рубке:

– Мистер Мэверик, я буду командовать отсюда.

– Понял, капитан. Передаю управление.

Барнум с посуровевшим лицом шагнул к пульту управления, установленному перед большим краном, и встал перед ним, широко расставив ноги. Он положил руки на два хромированных рычага и мягко сдвинул их вперед, глядя при этом вполоборота назад, на нависающую над ними громаду отеля. Исследовательское судно казалось перед ним карликом.

Питт и Джордино стояли рядом с Барнумом по обе стороны. Все до единого члены экипажа и ученые судна собрались на том крыле мостика, до которого уже не доставали волны. Все в напряженном молчании смотрели на «Океанский скиталец» и ждали. Два мощных магнито-гидродинамических двигателя «Морской феи» не передавали движение на кормовые винты. Они производили энергию, которая шла на закачку и выбрасывание воды. Водометные двигатели создавали реактивную тягу. Поэтому при запуске двигателей за кормой судна не появилась обычная бурлящая масса зеленоватой воды. Вместо этого поверхность моря вспороли две водяные реки, как маленькие горизонтальные торнадо.

Корма «Морской феи» осела. Все суденышко содрогнулось от страшной нагрузки. Ему теперь приходилось выдерживать одновременно действие буксирных тросов, штормового ветра и по-прежнему бешеного волнения. «Морская фея» начала было задирать нос, но Барнум быстро изменил угол атаки водяных струй так, что она снова встала на ровный киль. Несколько мучительных минут, которые растянулись до размеров вечности. Людям казалось, что ничего не происходит. Похоже было, что отель продолжает упрямо двигаться навстречу гибели.

Двигатели под ногами людей, стоявших на кормовой палубе, не вибрировали и не стучали, как дизели. Помпы, задачей которых было подавать воду в водометные двигатели, завывали, как при агонии. Барнум пробежал глазами по указателям и циферблатам, регистрирующим нагрузку на двигатели, и увиденное ему не слишком понравилось.

Питт подошел и встал рядом с Барнумом. Руки капитана на рычагах побелели до синевы, он изо всех сил стиснул рукоятки и передвинул их вперед до упора. Передвинул бы и дальше, если бы это было возможно.

– Я не знаю, сколько еще выдержат двигатели, – прокричал Барнум сквозь шум ветра и визг снизу, из машинного отделения.

– Загони их насмерть, – холодно сказал Питт. – Если взорвутся, я возьму ответственность на себя.

Никто не ставил под сомнение власть Барнума как капитана над своим кораблем, но в иерархии НУМА Питт стоял значительно выше него.

– Тебе легко говорить, – предупредил его Барнум, – но, если они взорвутся, мы тоже окажемся на скалах.

Питт только ухмыльнулся в ответ, и его ухмылка показалась Барнуму жесткой, как гранит.

Положение людей на борту «Морской феи» с каждой секундой становилось все более безнадежным. Похоже было, что суденышко стоит в воде совершенно неподвижно.

«Давай! – молча молил его Питт. – Ты же можешь!»

* * *

Пассажиров на борту плавучего отеля охватила глубокая тревога, которая вот-вот могла смениться паникой. Люди, замерев в ужасе, смотрели, как прибой разбивается о ближайшие скалы, как ярится вода и взлетают к небесам тучи брызг и водяного тумана. Ужас еще усилился, когда с самых нижних уровней донесся скрежет – это башня отеля задела за поднимающееся дно. Не было ни давки, не бешеной гонки к выходам, как обычно происходит при пожаре или землетрясении. Бежать было некуда. Прыжок за борт означал не просто самоубийство. Он означал жуткую мучительную смерть – или в воде, или на острых гранях черных лавовых скал.

* * *

Мортон ходил по отелю и пытался успокоить и ободрить пассажиров и служащих, но на него почти не обращали внимания. Он всюду ощущал исходящие от людей волны страха. Одного взгляда в окно было достаточно, чтобы самое храброе сердце затрепетало в ужасе. Детям быстро передался страх, написанный на лицах родителей. Начался рев. Несколько женщин завизжали, кое-кто рыдал, остальные стояли с каменными лицами. Мужчины по большей части молча обнимали близких и пытались казаться храбрыми.

Громоподобные удары волн о скалы внизу для многих в отеле звучали как удары колокола во время похоронной процессии.

Мэверик сидел в ходовой рубке и не отрываясь смотрел на цифровой указатель скорости. Красные цифры на его экране, казалось, застыли навсегда. Прибор показывал нуль. Мэверик видел, что буксирные тросы натянуты струной, а пятидесятигаллонные бочонки висят на них как чешуя морского чудовища. Не один Мэверик в этот момент пытался усилием воли побудить корабль к движению. Первый помощник переключил внимание на датчик системы GPS, указывавший положение прибора с точностью до нескольких футов. Цифры на экране не менялись. Он перевел взгляд вниз, на неподвижного как статуя Барнума у кормовой панели управления; затем вверх, на громаду «Океанского скитальца», которую по-прежнему осаждало яростное море.

Он взглянул на цифровой анемометр и отметил, что ветер за последние полчаса заметно стих.

– Благодарение богу, – прошептал он неслышно.

Затем он снова взглянул на GPS-приемник – и цифры на нем изменились!

Он протер глаза, чтобы убедиться, что это ему не почудилось. Цифры на экране медленно менялись. Мэверик уставился на указатель скорости. Крайняя правая цифра на нем переключалась то на нуль, то на единицу.

Мэверик лишился дара речи. Ему отчаянно хотелось поверить в то, что он видел, но он боялся принять плоды излишнего оптимизма и разыгравшегося воображения за действительность. Но индикатор скорости не лгал. Судно действительно двигалось вперед, хоть и на мизерное расстояние.

Мэверик схватил мегафон и выбежал на крыло мостика.

– Пошел! – что есть силы завопил он, ополоумев от возбуждения. – Он движется!

Никто не закричал «ура»: время для этого еще не пришло. Небольшое продвижение при таком волнении невозможно было заметить невооруженным глазом. Пока об этом свидетельствовали только слова Мэверика. Нестерпимо долго тянулись минуты. Возбуждение и надежда людей росли. Но вот раздался новый крик Мэверика:

– Один узел! Мы движемся со скоростью один узел!

Это уже нельзя было назвать иллюзией. Постепенно стало очевидно, что расстояние между «Океанским скитальцем» и жуткой береговой линией медленно, но верно увеличивается.

Эти скалы сегодня не узнают, что такое крушение и смерть.

13

«Морская фея» впряглась в буксирные тросы и изо всех сил рвалась вперед. Ее двигатели работали в бешеном режиме, который их разработчикам не мог привидеться даже в страшном сне. Ни один человек на кормовой палубе судна не смотрел ни на убийственный прибой у берега, ни на громаду отеля позади. Все взгляды были прикованы к шпилю и толстым якорным канатам, которые стонали и поскрипывали от напряжения. Если они не выдержат, все кончено. Спасти «Океанский скиталец» и людей, находящихся за его стеклянными стенами, будет невозможно.

Но, каким бы невероятным это ни казалось, толстые тросы выдержали нагрузку, как и рассчитывал Питт.

Очень медленно, почти незаметно глазу, «Фея» разогналась до двух узлов. Громадные тучи брызг, взлетавшие из-под ее форштевня, осыпали дождем всю палубу. Только после того как расстояние между отелем и береговыми скалами увеличилось до двух миль, Барнум осмелился отвести рычаги немного назад, чтобы дать отдохнуть перегруженным двигателям. С каждым завоеванным ярдом опасность уменьшалась, и наконец стало ясно, что страшные скалы и яростное море сегодня останутся без добычи. Катастрофу удалось предотвратить.

* * *

С палубы «Морской феи» было видно, как пассажиры «Океанского скитальца» за стеклянными стенами отеля дико размахивают руками и кричат «ура», и экипаж исследовательского судна тоже махал им в ответ. Люди, только что избавленные от смертельной опасности, устроили настоящее столпотворение. Мортон приказал открыть винные погреба, и вскоре по всему отелю шампанское лилось рекой. Для пассажиров и работников отеля именно Мортон стал героем дня. Его то и дело окружали гости «Океанского скитальца» и горячо благодарили за все, что он сделал ради спасения их от жуткой гибели.

Как только появилась возможность, Мортон оставил потихоньку этот восторженный бедлам и вернулся в свой офис, чувствуя счастливое изнеможение. Он сидел за столом, а на него одна за другой накатывали волны невероятного облегчения. Наконец он обратился мыслями к будущему. Ему очень не хотелось оставлять место менеджера «Океанского скитальца», но в то же время он понимал, что все отношения с Призраком остались для него в прошлом. Он ни за что не смог бы больше работать на эту таинственную личность. Он, Мортон, не смог бы забыть, что этот человек в минуту опасности покинул больше тысячи человек, за которых нес ответственность.

Мортон размышлял долго и тяжело. Если бы его роль в разыгравшейся драме стала известна, то ни одна международная сеть высококлассных отелей не отказалась бы предоставить ему работу. Но в этом-то и состояла проблема. У Мортона было немного шансов добиться известности и уважения за свои дела.

«Не обязательно быть Нострадамусом, – думал Мортон, – чтобы предсказать поведение Призрака в создавшейся ситуации». Как только владелец поймет, что отель уцелел во время урагана, он отдаст своему отделу по связям с общественностью распоряжение подготовить пресс-релизы, организовать пресс-конференции и телеинтервью о том, как он, Призрак, взял на себя руководство и в сущности спас знаменитый отель и всех его обитателей.

Мортон решил воспользоваться своим преимуществом во времени и сделать первый ход. Уходящий ураган не мешал уже работе телефонов отеля, и Мортон позвонил старому приятелю по учебе в колледже, заправлявшему теперь собственной медиа-компанией в Вашингтоне, и изложил ему собственный вариант эпической саги. Он великодушно упомянул роль НУМА и тех людей, которые придумали способ буксировки отеля. Не забыл упомянуть и храбрые действия Эмлина Брауна и его людей из отдела технического обслуживания. Однако нельзя сказать, что Мортон поскромничал, описывая собственные действия и руководство событиями.

Сорок пять минут спустя он положил телефонную трубку, закинул руки за голову и улыбнулся. Призрак, конечно, ответит ему ударом на удар. Но как только первая версия событий проникнет в средства массовой информации и спасенные пассажиры начнут давать интервью, любой другой вариант уже будет восприниматься с сомнением.

Мортон осушил еще один бокал шампанского и быстро заснул.

* * *

– Слава богу, пронесло, – тихо проговорил Барнум.

– Прекрасно проделано, Пол, – отозвался Питт, хлопая его по спине.

– Скорость два узла! – завопил Мэверик с крыла мостика, и собравшиеся внизу на палубе люди встретили его слова новыми криками радости.

Дождь наконец прекратился. Море, поверхность которого до сих пор была покрыта тяжелой зыбью с узором из пенных барашков, успокоилось. Волны теперь не поднимались выше трех футов. Ураган Лиззи, которому, видно, наскучило гонять и топить корабли в море, отправился вымещать свою ярость на городах и селах Доминиканской Республики и соседнего государства Гаити. Ветер валил в Доминиканской Республике отдельно стоящие деревья, но большинство людей успело укрыться от урагана во внутренней части страны, заросшей лесом. Список погибших насчитывал меньше трехсот человек.

Но нищие жители Гаити – самого бедного государства западного полушария – давно вырубили свои леса на дрова и строительные материалы для постройки хижин. Запущенные, давно не ремонтированные здания не могли как следует защитить их от ярости бури, и почти три тысячи человек погибло прежде, чем ураган Лиззи пересек остров и вновь вырвался на морской простор.

* * *

– Стыдитесь, капитан, – со смехом сказал Питт.

Барнум недоумевающе взглянул на него. Он был настолько измотан, морально и физически, что едва смог пробормотать в ответ:

– Что ты такое говоришь?

– Вы единственный из всего экипажа не надели спасательный жилет.

Барнум опустил глаза на свой мешковатый непромокаемый плащ и улыбнулся.

– Думаю, я был слишком возбужден, чтобы подумать об этом. – Он повернулся по ходу судна и произнес в микрофон: – Мистер Мэверик.

– Сэр?

– Возьмите управление на себя. Переключаю.

– Так точно, капитан, управление принял.

Барнум повернулся к Питту и Джордино:

– Ну, джентльмены, вы сегодня спасли немало жизней. Это храбрый поступок – перетащить сюда, на «Фею», эти тросы.

И Питт, и Джордино выглядели по-настоящему сконфуженными.

Затем Питт ухмыльнулся и сухо произнес:

– Это пустяк в самом деле. Наш очередной подвиг всего-навсего.

Эта саркастическая острота не обманула Барнума. Он достаточно хорошо знал их обоих, чтобы быть уверенным: они скорее умрут, чем станут хвастаться тем, что проделали в этот день.

– Можете говорить о своих действиях сколь угодно легкомысленно, но я, например, считаю, что вы чертовски хорошо поработали. И хватит разговоров. Давайте поднимемся в ходовую рубку и переоденемся. Не откажусь и от чашечки кофе.

– А чего-нибудь покрепче нет? – спросил Джордино.

– Думаю, что для тебя найдется. В последнем порту я прихватил для шурина бутылку рома.

Питт с интересом взглянул на него:

– Когда ты-то успел жениться?

Барнум не ответил, только улыбнулся и зашагал к трапу, ведущему на мостик.

* * *

Прежде чем предаться заслуженному отдыху, Дирк Питт-старший зашел в радиорубку и попросил Джара связаться с сыном и дочерью – Дирком и Саммер. После нескольких попыток Джар оторвал взгляд от приборов и покачал головой.

– Простите, мистер Питт. Они не отвечают.

– Мне это не нравится, – задумчиво произнес Питт.

– Причиной может быть любая ерунда, – оптимистично заметил Джар. – Шторм наверняка повредил их антенны.

– Будем надеяться, что все дело в этом.

Питт направился по проходу в каюту Барнума. Он и Джордино сидели за столом и смаковали бермудский ром Гослинга.

– Я не могу связаться с «Рыбами», – сказал Питт.

Барнум и Джордино обменялись обеспокоенными взглядами. Их благодушие мгновенно пропало. Джордино успокаивающе сказал Питту:

– Подводный дом прочен, как танк. Я тоже участвовал в его разработке вместе с Джо Завала. Мы снабдили его всеми возможными приспособлениями для безопасности. Корпус никак не мог пострадать. Тем более на глубине пятидесяти футов. Он ведь построен для глубин до пятисот футов.

– Ты забываешь про стофутовые волны, – возразил Питт. – В долине между волнами «Рыбы» могли оказаться практически на суше, зато потом стена воды запросто могла сорвать дом с основания и швырнуть на скалы. Удар такой силы вполне способен разбить смотровой иллюминатор.

– Это возможно, – нехотя признал Джордино, – но маловероятно. Усиленный пластик, который я лично выбрал для иллюминатора, способен выдержать взрыв мины.

На столе Барнума зазвонил телефон. Он поднял трубку и выслушал сообщение Джара. Затем положил трубку и сел.

– Мы только что получили сообщение от капитана одного из буксиров «Океанского скитальца». Они вышли из порта и через полтора часа должны прибыть на место.

Питт шагнул к столу и взял в руки циркуль-измеритель. Он измерил расстояние между настоящим положением судна и крестиком на карте, обозначающим «Рыбы».

– Полтора часа до подхода буксиров. Полчаса, чтобы освободить якорные канаты отеля и двинуться в путь. Еще два часа, а на полном ходу, может, и меньше, до места. Всего чуть больше четырех часов. Молю бога, чтобы с ребятами все было в порядке.

– Ты говоришь как расстроенный отец, чья дочь не вернулась домой к полуночи, – сказал Джордино, пытаясь облегчить страхи Питта.

– Я согласен с Джордино, – добавил Барнум. – Коралловый риф должен был прикрыть их от шторма.

Но им не удалось полностью убедить Питта. Он начал вышагивать по ходовой рубке из конца в конец.

– Может быть, вы оба правы, – тихо произнес он. – Но следующие несколько часов, пожалуй, будут самыми долгими в моей жизни.

* * *

Саммер откинулась на матрас со своей койки, который она расстелила на наклонной стене подводного дома, превратившейся в пол. Она дышала неглубоко и очень медленно – медленно вдыхала и медленно выдыхала. Она не пыталась лежать без движения, чтобы сохранить как можно больше воздуха для дыхания. Саммер не могла удержаться, чтобы не взглянуть в иллюминатор, за которым плавали яркие тропические рыбки. Стайки рыб вернулись, как только улеглось волнение, и теперь смотрели в иллюминатор на загадочные существа внутри подводного дома. Девушка представляла себе, что это зрелище будет последним, которое ей суждено увидеть в жизни. Скоро, совсем скоро она умрет от удушья.

Дирк перепробовал все мыслимые сценарии спасения. Ни один из них не дал результата. Выбраться на поверхность с помощью оставшегося воздушного баллона было нереально. Даже если он сумел бы как-то взломать главный люк, – а это было бы нелегко даже с помощью кувалды, – из этого все равно ничего бы не вышло. Давление на глубине ста двадцати футов составляет шестьдесят футов на квадратный дюйм. При открытии люка вода ворвалась бы внутрь с силой пушечного выстрела, и человеческие тела не выдержали бы такого перепада давления.

– Сколько у нас осталось воздуха? – негромко спросила Саммер.

Дирк пробежал взглядом по датчикам.

– Часа на два, может, чуть больше.

– Что случилось с «Морской феей»? Почему Пол нас не ищет?

– Судно, вероятно, уже здесь, – не очень уверенно произнес Дирк. – Нас ищут, но в этой расселине дом нелегко заметить.

– Ты не думаешь, что ураган погубил их?

– Только не «Фею», – успокаивающе проговорил Дирк. – Не родился еще ураган, способный отправить ее на дно.

Они замолчали, и Дирк вернулся к ремонту разбитого подводного радиопередатчика, который он все это время тщетно пытался заставить работать. Когда он начал в очередной раз заново собирать прибор, в его движениях не было никакой нервозности. Пальцы действовали неторопливо и уверенно, а сам он был целиком погружен в работу. Они больше не разговаривали, сберегая оставшийся воздух и черпая друг в друге силу и уверенность.

Два часа тянулись бесконечно. Молодым людям показалось, что прошла целая жизнь. Им было видно, что наверху выглянуло солнце и осветило поверхность моря над отмелью Навидад. Несмотря на все упорство, Дирку так и не удалось починить передатчик. В конце концов он сдался и прекратил попытки.

Дирк чувствовал, что его дыхание становится все более затрудненным. Он в сотый раз проверил давление воздуха в неповрежденных баллонах. Все стрелки неподвижно стояли на нуле. Дирк передвинулся и мягко встряхнул Саммер. Из-за низкого содержания кислорода в воздухе подводного дома девушка успела уже соскользнуть в легкую дремоту.

– Проснись, сестричка.

Ее веки затрепетали. Она открыла серые глаза и посмотрела на него с такой спокойной безмятежностью, что его буквально затопила волна братской любви. Так часто бывает между близнецами.

– Проснись, соня. Нам пора начинать дышать из баллона акваланга. – Он поставил баллон между ними и передал ей загубник с регулятором. – Дамы первыми.

Саммер с болью чувствовала, что они с Дирком оказались в ситуации, где от них ничего не зависит. Прежде ей всегда чужда была беспомощность. В любой ситуации она была в состоянии повлиять как-то на свою жизнь. На этот раз она была совершенно бессильна, и это ввергало ее в отчаяние.

Дирк, с другой стороны, ощущал скорее злость, чем беспомощность. Ему казалось, что Судьба препятствует каждой его попытке спастись из подводной тюрьмы и избежать неминуемой гибели. Его не отпускала мысль, что должен все же существовать какой-то выход, что они могут что-то сделать, прежде чем вздохнут в последний раз, но каждая его новая идея неизменно вела в тупик.

Он пришел к выводу, что их с сестрой близкий конец из возможного стремительно превращается в неизбежный.

14

Верхний краешек солнца готов был окончательно скрыться за горизонтом. Вот-вот должны были наступить сумерки. Восточный ветер, который из штормового уже стал просто свежим, ласково поглаживал поверхность моря и покрывал ее мелкой рябью, делая матовой. Начиная с того момента, как стало известно о потере связи с «Рыбами», экипаж «Морской феи» чувствовал нарастающее напряжение. Постепенно это напряжение, как черная туча, расползлось по всему судну и накрыло его целиком. Всех мучил страх, что с Дирком и Саммер что-то случилось.

Ураган оставил на «Морской фее» всего одну, да и то серьезно поврежденную, надувную лодку с жестким корпусом. Остальные три из четырех были смыты волнами. За время торопливого возвращения «Морской феи» на место первоначальной стоянки возле отмели Навидад лодку удалось немного отремонтировать – ровно настолько, чтобы она была в состоянии нести на себе трех ныряльщиков. В поисково-спасательной операции должны были принять участие Питт, Джордино и Кристиано Лелази. Итальянец Лелази, мастер-ныряльщик и инженер по оборудованию, испытывал на борту «Морской феи» нового подводного робота.

Все трое собрались в конференц-зале судна. Туда же пришли обеспокоенные ученые и большинство членов экипажа. Все внимательно слушали, как Барнум описывал Питту и Джордино особенности местной подводной геологии. Он сделал паузу и взглянул на двадцатичетырехчасовой циферблат часов, висевших на переборке.

– Через час мы должны быть на месте.

– Поскольку связь потеряна, – сказал Джордино, – мы должны исходить из предположения, что ураган повредил «Рыбы». А если теория Дирка верна, гигантские волны вполне могли сдвинуть подводный дом с его последней известной позиции.

Питт продолжил:

– Если мы доберемся до места и увидим, что «Рыб» нет, мы начнем поиски. Для ориентировки воспользуемся сеткой, введенной в наши GPS-компьютеры. Мы разойдемся веером – я в центре, Ал справа от меня, Кристиано слева, – и будем прочесывать отмель на восток от этой точки.

– Почему на восток? – спросил Лелази.

– Именно в этом направлении двигался шторм, когда вышел на отмель Навидад, – ответил Питт.

– Я подведу «Фею» как можно ближе к банке, – вставил Барнум, – и не буду вставать на якорь, чтобы в случае необходимости можно было мгновенно тронуться в путь. Как только обнаружите подводный дом, сообщите, в каком он состоянии.

– Есть вопросы? – спросил Питт у Лелази.

Крепко сбитый итальянец отрицательно покачал головой.

Каждый из присутствующих смотрел на Питта с глубоким сочувствием в глазах и в сердце. На этот раз искали не посторонних. Два последних месяца Дирк и Саммер были для этих людей товарищами по экипажу, и их рассматривали не просто как случайных знакомых или приятелей. Здесь все были союзниками и единомышленниками в деле изучения и защиты океана. Ни один человек не смел даже подумать, что брат и сестра, возможно, погибли.

– В таком случае, начнем, – сказал Питт и добавил: – Спасибо вам всем за поддержку.

Питту сейчас хотелось одного и только одного: найти сына и дочь живыми и невредимыми. Хотя первые двадцать два года их жизни он даже не подозревал об их существовании, он питал к ним искреннюю любовь. Он успел узнать и полюбить детей за то короткое время, что прошло с момента их неожиданного появления на пороге его дома. Единственное, о чем он очень сожалел, – это о том, что ему не суждено было знать их с момента рождения и постоянно быть рядом с ними. Он испытывал также глубокую грусть при мысли о том, что их мать была жива все эти годы, а он об этом не знал.

Только один человек в делом мире – Джордино – любил этих детей так же сильно, как Питт. Он был для них любящим дядюшкой, надежной опорой в тех случаях, когда отец держался слишком покровительственно или оказывался слишком упрямым.

Ныряльщики выстроились друг за другом и направились к специальному трапу, спущенному с борта в воду. Другие члены экипажа «Морской феи» уже спустили на воду уцелевшую шлюпку, запустили навесные моторы и оставили их работать на холостом ходу.

Питт и Джордино на этот раз выбрали мокрые гидрокостюмы полной длины с дополнительно усиленными вставками на коленях, локтях и плечах для защиты от острых кораллов. Они решили также воспользоваться на этот раз не ребризерами, а обычными баллонами со сжатым воздухом. Все трое уже надели полные лицевые маски и проверили систему связи. Держа в одной руке ласты, пловцы вместе со своим снаряжением спустились по трапу в ожидающую их лодку. Как только все ныряльщики оказались в лодке, матрос выпрыгнул из нее и придержал лодку у трапа. Питт встал к штурвалу и, как только матрос отдал швартовы, двинул вперед сдвоенный рычаг управления двигателями.

Питт заранее ввел координаты точки, в которой первоначально находились «Рыбы», в свой компьютер Глобальной навигационной системы и теперь сразу же взял курс на это место. До него было меньше четверти мили. Питт сгорал от нетерпения оказаться на месте и в то же время боялся того, что они могут там обнаружить. Он перевел рычаги вперед до упора и заставил маленький катер лететь над волнами со скоростью почти сорок узлов. Когда цифры на GPS-приемнике показали, что нужная точка уже близко, он сбросил газ и подошел к месту на холостом ходу.

– Они сейчас должны быть под нами, – объявил он.

Не успел он произнести эти слова, как Лелази скользнул за борт и исчез с легким всплеском. Через три минуты он вновь появился на поверхности. Схватившись рукой за леер, провешенный вдоль планшира лодки, он одним движением с помощью второй руки перевалился через борт, целиком, вместе с баллонами и прочим снаряжением, и скатился на дно лодки.

Джордино смотрел на этот ловкий трюк с веселым интересом:

– Интересно, смогу я сейчас, как раньше, проделать такой фокус?

– Я точно знаю, что не смогу, – отозвался Питт. Он подошел к Лелази и опустился рядом с ним на колени, но тот покачал головой и заговорил в микрофон.

– Извините, синьоры, –произнес он с итальянским акцентом. – Подводный дом исчез. Там валяется только несколько баллонов и какая-то мелочь, больше ничего мне увидеть не удалось.

– Невозможно сказать, где точно они сейчас находятся, – задумчиво сказал Джордино. – Гигантские волны могли отнести их больше чем на милю от этого места.

– Значит, мы последуем за ними, – с надеждой сказал Кристиано. – Вы были правы, синьор Питт. В восточном направлении кораллы кажутся раздавленными, как будто по ним проехали катком.

– Для экономии времени будем искать с поверхности. Высуньте головы за борт и смотрите в воду. Ал, возьми на себя правый борт. Кристиано, левый. Подавайте мне команды, чтобы я мог идти по следу из обломков коралла.

Свесившись через округлый борт надувной лодки, Джордино и Лелази внимательно всматривались в воду через стекла своих лицевых масок. Они пытались разглядеть, куда ведет след унесенного штормом подводного дома. Питт управлял лодкой будто в трансе. Подсознательно он проделывал все необходимые операции и направлял нос туда, куда указывали ему Джордино и Лелази. В сознании же его вновь разворачивались события последних двух лет. Он думал о том, насколько изменилась его жизнь с тех пор, как в его полное приключений, но несколько одинокое существование вошли сын и дочь. Он вспоминал, как встретил их мать в почтенном старом отеле «Ала-Моана» в Вайкики-Бич. Он сидел тогда в баре отеля и беседовал с дочерью адмирала Сэндекера. Вдруг в зале появилась она, девушка, напоминающая прекрасное видение. Длинные ярко-рыжие волосы каскадом ниспадали ей на спину. Совершенное тело было затянуто в длинное облегающее платье зеленого шелка с высокими разрезами по бокам. У него буквально захватило дух. Еще секунду назад он был убежденным холостяком и не верил в любовь с первого взгляда. Теперь же он готов был умереть ради любви. Он считал, что она утонула, когда землетрясение разрушило подводное жилище ее отца у северного побережья Гавайских островов. Она тогда выплыла вместе с ним к поверхности, но потом снова нырнула, пытаясь спасти отца, а он – он не успел ее остановить.

Он никогда больше ее не видел.

– Разбитый коралл заканчивается в пятидесяти футах впереди! – завопил Джордино, вытащив голову из воды.

– Подводный дом видно? – требовательно спросил Питт.

– Никаких признаков.

Питт отказался в это поверить.

– Он не мог пропасть бесследно. Он должен быть здесь.

Еще через минуту завопил уже Лелази:

– Я вижу его! Вижу!

– Я тоже вижу его, – подтвердил Джордино. – Он упал в узкий каньон. Похоже, он лежит где-то на глубине ста десяти футов.

Питт повернул ключ зажигания и заглушил двигатели. Он кивнул Лелази.

– Поставьте буек и присматривайте за лодкой. Мы с Алом идем вниз.

Чтобы подготовиться к погружению, Питту достаточно было натянуть ласты: все остальное было уже на нем. Он натянул ласты на боты и, не теряя времени, нырнул через борт. Он поднял ноги и легко скользнул вниз сквозь тучу пузырьков, захваченных с поверхности при входе в воду. Расселина оказалась чрезвычайно узкой. Питта изумил тот факт, что подводный дом умудрился не застрять в ней и провалиться на самое дно.

Знакомые холодные пальцы дурных предчувствий сжали его внутренности. Питт даже вынужден был ненадолго остановиться и сделать пару глубоких вдохов, чтобы подготовить себя к тому, что, как он надеялся, ему не придется увидеть. Но он не мог выбросить из головы мысль, что он, возможно, пришел слишком поздно, чтобы спасти детей.

Сверху, откуда подходил Питт, подводный дом казался неповрежденным. Неудивительно, если принять во внимание его прочную конструкцию. Появился Джордино и жестом указал ему на покореженный и зажатый у коралловой стены входной люк. Питт жестом показал, что тоже видит. Затем он заметил сильно поврежденные баллоны, предназначенные для снабжения обитателей дома воздухом, и у него на мгновение перехватило дыхание, а сердце быстро-быстро забилось в груди. «Господи, нет, – подумал он, делая сильный взмах ластами и направляясь к обзорному иллюминатору. – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у них не кончился воздух».

Мучимый опасениями, что их помощь пришла слишком поздно, он прижался маской к толстому пластику, пытаясь разглядеть что-нибудь в царящем внутри мраке. Сверху в расселину проникал слабый призрачный свет, и Питту казалось, что он заглянул в затянутую туманом пещеру.

Он смутно различил Саммер, неподвижно лежащую на одеялах на нижней поверхности подводного дома. Ему показалось, что Дирк лежит рядом с ней, привалившись к вставшему вертикально полу. Но вот Дирк приподнялся на локтях и склонился к Саммер. Сердце Питта подпрыгнуло, когда он увидел это движение. Дирк передавал сестре изо рта в рот воздушный регулятор. Без ума от радости, что нашел своих детей живыми, Питт начал дико стучать в иллюминатор рукояткой ножа.

* * *

Стрелка манометра на баллоне стояла в красной зоне. До конца оставалось всего несколько коротких минут.

Саммер и Дирк медленно вдыхали и выдыхали, пытаясь размеренными вздохами как можно сильнее растянуть убывающий запас воздуха. По мере того как садилось солнце и убывал свет наверху, вода снаружи из сине-зеленой превратилась в серо-зеленую. Он взглянул на часы «Докса SUB 300Т» с оранжевым циферблатом, подаренные отцом. Часы показывали 19:47. Они с сестрой провели в подводном доме без связи с внешним миром почти шестнадцать часов.

Саммер лежала в полусне. Она открывала глаза только тогда, когда наступала ее очередь сделать несколько вдохов из баллона через регулятор. Дирк в это время задерживал дыхание, стараясь поглотить из воздуха в легких все до единой молекулы кислорода. Девушке показалось, что за иллюминатором что-то движется. Сначала затуманенное сознание подсказало ей, что это всего лишь крупная рыба, но затем она услышала стук по твердой прозрачной поверхности. Она резко села и уставилась в иллюминатор поверх плеча Дирка.

Снаружи был пловец. Он прижимался лицевой маской к иллюминатору и возбужденно махал руками. Через несколько секунд к нему присоединился еще один пловец. При виде признаков жизни внутри он тоже начал оживленно и радостно жестикулировать.

Поначалу Саммер решила, что у нее туманится сознание и наступает сумрачное состояние приятного бреда, но потом до нее дошло, что люди в воде за окном реальны.

– Дирк! – воскликнула она. – Они здесь, они нашли нас!

Он обернулся и посмотрел с каким-то тупым облегчением. Затем Дирк узнал пловцов за иллюминатором, и в его глазах зажглась дикая радость.

– О господи, это же папа и дядя Ал!

Молодые люди, смеясь от радости, по очереди дотронулись руками до иллюминатора там, где Питт с другой стороны прижимал свои руки в перчатках. Затем он взял грифельную доску, подвешенную у него на поясе, написал на ней два слова и показал им:

КАК ВОЗДУХ?

Дирк заметался среди валяющихся повсюду вещей и отыскал наконец фломастер и блокнот. Он написал большими буквами ответ и прижал блокнот к иллюминатору:

ОСТАЛОСЬ 10, МАКСИМУМ 15 МИНУТ

* * *

– Все висит на волоске, – произнес Джордино в микрофон.

– И притом чертовски тонком, – согласился Питт.

– Мы никак не успеем взломать иллюминатор прежде, чем у них кончится воздух, – сказал Джордино. Эти слова дались ему с трудом, но их необходимо было произнести. – Разбить обзорный иллюминатор можно только ракетой. Даже если бы это было возможно, то давление на этой глубине ворвется внутрь, как направленный взрыв. Эта волна их просто раздавит.

Джордино никогда не переставал удивляться холодному расчетливому уму Питта. Другой человек мог бы запаниковать, узнав, что у его сына и дочери осталось всего несколько минут до мучительной смерти. Только не Питт. Он неподвижно завис в воде, как будто наблюдая за медлительными движениями тропических рыб. Несколько мгновений он казался спокойным и бесстрастным, а когда заговорил, его голос звучал ровно и четко:

– Пол, ты меня слышишь?

– Слышу и понимаю твою проблему. Чем я могу помочь со своей стороны?

– Думаю, в твоем хозяйстве найдется подводный бур «Морфон».

– Да, найдется. Я уверен в этом.

– Пусть он будет наготове у трапа, когда мы подойдем. И проследи, чтобы на него поставили самый большой циркулярный резец, какой только найдется.

– Еще что-нибудь?

– Пригодилась бы еще пара воздушных баллонов с регуляторами.

– К вашему появлению все будет готово.

Затем Питт сделал на грифельной доске новую надпись и показал ее в иллюминатор:

ДЕРЖИТЕСЬ. ВЕРНЕМСЯ ЧЕРЕЗ 10 МИНУТ

После этого они с Джордино поднялись вверх.

* * *

Когда Питт и Джордино исчезли из виду, Дирк и Саммер испытали такое чувство, как если бы в разгар веселого праздника на лужайке внезапно разразилась гроза. При виде отца и его лучшего друга надежды молодых людей взлетели до небес, но с их уходом на брата и сестру вновь навалилась апатия.

– Лучше бы они не уходили, – тихонько проговорила Саммер.

– Не стоит беспокоиться. Они знают, сколько у нас воздуха, и вернутся раньше, чем ты успеешь подумать об этом.

– Как ты считаешь, каким образом они собираются нас вытаскивать? – вслух подумала Саммер.

– Если кто и способен сотворить чудо, так это папа и Ал.

Саммер не отрываясь смотрела на стрелку манометра их с братом последнего воздушного баллона. Стрелка крошечными рывками подходила все ближе и ближе к краю шкалы. Смотреть на это было невыносимо.

– Им лучше бы поспешить, – еле слышно пробормотала девушка.

* * *

Когда Питт пригнал лодку обратно к «Морской фее», у Барнума все уже было готово: и дополнительные баллоны, и подводная дрель «Морфон». Питт мастерски развернул катер на крохотном пятачке и резко остановился у трапа.

– Спасибо, Пол, – сказал он.

Как только оборудование передали в лодку, Питт до упора двинул вперед рычаги и погнал катер обратно к буйку, установленному над «Рыбами».

Пока Лелази выбрасывал за борт якорь, Питт и Джордино натянули лицевые маски и перепрыгнули через низкий борт спиной вперед. Питт не стал поддувать свой КП и добиваться нулевой плавучести вместе с тяжелым двадцатифунтовым буром. Наоборот, он воспользовался буром в качестве дополнительного груза и опустился на дно меньше чем за минуту, не забывая по мере спуска сравнивать давление в ушах. Как только ноги уверенно встали на дно расселины, он прижал циркулярный резец дрели к пластиковой поверхности иллюминатора.

Прежде чем включить дрель, он на мгновение вгляделся внутрь. Саммер, похоже, находилась в полубессознательном состоянии. Дирк слабо махнул рукой. Питт быстро отложил бур в сторону и написал на грифельной доске:

БУДУ СВЕРЛИТЬ ОТВЕРСТИЕ ДЛЯ БАЛЛОНОВ С ВОЗДУХОМ. ДЕРЖИТЕСЬ В СТОРОНЕ ОТ ПОТОКА

Последние минуты стремительно таяли. Питт прижал резец к иллюминатору и включил дрель, вопреки всему надеясь, что ему удастся просверлить прозрачный материал, по прочности почти не уступающий стали. Шум двигателя дрели, еще усиленный под водой, и скрежет фрезы, вгрызающейся в упрочненный пластик, сразу же распугали всех рыб на сотню ярдов вокруг.

Питт навалился на дрель и толкал ее вперед, упираясь в грунт и работая всеми мышцами ног и рук. Он с благодарностью заметил, что Джордино опустился на колени в песок, скорчился рядом и положил руки на переднюю цилиндрическую часть дрели, добавляя свои усилия к усилиям Питта.

Минуты ползли одна за другой. Двое мужчин все так же изо всех сил наваливались на дрель. Они не разговаривали между собой. Им не нужно было разговаривать. Каждый из них читал мысли другого уже больше сорока лет. Они работали, как обученная пара лошадей в упряжке.

Всякое движение внутри подводного дома прекратилось, и Питт чуть не сошел с ума. Чем глубже в пластик вгрызалась фреза дрели, тем быстрее шел процесс. Наконец Питт и Джордино почувствовали, что прошли иллюминатор насквозь. Они тут же выдернули дрель. Питт не успел еще повернуть выключатель, а Джордино уже пропихивал через образовавшееся круглое отверстие диаметром десять дюймов воздушный баллон и регулятор. Давление воды только помогало ему.

Питту хотелось крикнуть детям, что нужно двигаться, но они не могли услышать его. Ему было видно, что Саммер лежит совершенно неподвижно. Он схватил дрель, собираясь расширять отверстие так, чтобы туда можно было протиснуться, но в это мгновение Дирк слабо потянулся к регулятору и схватил зубами загубник. Два глубоких вдоха – и он пришел в себя. Не теряя времени, он тут же осторожно вставил загубник между губами Саммер.

Питт готов был завопить от восторга, когда увидел, что веки Саммер дрогнули и приоткрылись, а грудь начала подниматься и опускаться. Хотя поток воды через отверстие стремительно заполнял внутренность подводного дома, воздуха для дыхания у молодых людей теперь было больше чем достаточно. Питт и Джордино подобрали бур и вновь атаковали иллюминатор. Они собирались увеличить отверстие в нем, чтобы находящиеся внутри смогли выбраться. На этот раз они не спешили. Они работали по очереди, сменяя друг друга, и наконец круглые отверстия сложились в четырехлепестковый лист клевера, достаточно широкий, чтобы проскользнуть в него.

– Пол! – произнес Питт в микрофон.

– Я слушаю, – ответил Барнум.

– Как барокамера?

– Готова принять ребят, как только они поднимутся на борт.

– На какой глубине и как долго они провели в «Рыбах»?

– Они провели трое суток и четырнадцать часов при давлении, соответствующем шестидесяти футам глубины.

– Значит, им потребуется по крайней мере пятнадцать часов декомпрессии.

– Сколько бы ни потребовалось, неважно, – сказал Барнум. – У меня на борту специалист по гипербарической медицине. Он рассчитает для них время декомпрессии и присмотрит за ними.

Джордино просигналил, что закончил сверлить последнее отверстие. Внутренность подводного дома теперь была почти полностью заполнена водой, но оставшийся воздух, сжавшись, замедлил дальнейший приток воды. Джордино потянулся внутрь, взял Саммер за руку и помог ей выбраться наружу. Дирк передал один из воздушных баллонов. Саммер обхватила его руками и начала дышать через регулятор. Затем она вдруг замахала руками, прося подождать, и исчезла внутри подводного дома. Через несколько мгновений она появилась вновь, сжимая в руках свои записи, компьютерные диски и цифровую камеру в водонепроницаемом пластиковом чехле. Джордино взял девушку за руку и направился вместе с ней к поверхности.

Затем появился Дирк со вторым воздушным баллоном. Питт коротко обнял его, и они поднялись вместе к единственной оставшейся надувной лодке. Как только брата и сестру осторожно подняли в лодку, Кристиано сдвинул рычаги двигателей вперед и катер полетел к исследовательскому судну. Питт и Джордино, чтобы не тратить лишние две минуты, не стали подниматься в лодку, а остались в воде, только отодвинулись в стороны, чтобы не попасть ненароком под винты.

Когда Лелази вернулся за ними, сын и дочь Питта уже находились в барокамере. Декомпрессионная, или, как ее еще называют, кессонная, болезнь возникает из-за того, что при нормальном атмосферном давлении человек выдыхает большую часть излишнего азота. Однако при повышении давления с погружением ныряльщика содержание азота в крови растет. При подъеме на поверхность давление окружающей воды уменьшается, и в крови образуются пузырьки чистого азота, которые со временем увеличиваются настолько, что не могут проходить сквозь ткани. Чтобы пузырьки азота рассосались и прошли сквозь легочную ткань, ныряльщик должен некоторое время находиться в барокамере, где давление будет уменьшаться очень медленно, и дышать чистым кислородом.

Дирк и Саммер коротали долгие часы в барокамере за чтением и составлением отчетов о результатах своей работы. Они писали про умирающие кораллы и коричневую муть, а также записывали свои впечатления от пещеры с древними артефактами. Все это время за их состоянием наблюдал врач – специалист в области гипербарической медицины.

* * *

Звезды сверкали, как бриллианты, рядом с огнями высотных жилых домов, когда «Морская фея» вошла в порт Эверглейдс Форт-Лодердейла – один из самых оживленных глубоководных портов мира. Сияя палубными огнями, исследовательское судно медленно двигалось мимо длинного ряда роскошных круизных судов. Суда, которые собирались выйти наутро, грузили припасы и принимали на борт пассажиров. Береговая охрана предупредила всех заранее, и каждое судно в гавани салютовало «Фее» троекратным гудком или свистком. «Морская фея» направлялась к ремонтным докам НУМА.

Эпическое спасение исследовательским судном «Океанского скитальца» и тысячи его пассажиров сорок восемь часов назад стало одной из главных мировых новостей. Питт с ужасом ждал встречи с репортерами. Перегнувшись через ограждение на носу, он внимательно смотрел на черную воду с блестками отраженных фонарей, расступающуюся перед носом судна. В какой-то момент он заметил, что рядом кто-то стоит. Питт обернулся и увидел перед собой улыбающееся лицо сына. Он не уставал изумляться сходству сына с собой. Он будто поглядел в зеркало и увидел там самого себя двадцать пять лет назад.

– Как ты думаешь, что они с ним сделают? – спросил Дирк.

Питт поднял брови.

– С чем?

– С подводным домом, с «Рыбами».

– Решение о том, поднимать его или нет, будет принимать адмирал Сэндекер. Подогнать на коралловую отмель баржу с краном может оказаться невозможно. Даже если удастся это сделать, то вытащить шестидесятитонную махину наверх из узкой расселины будет, возможно, слишком дорого. Существует вероятность, что адмирал просто спишет его.

– Хотелось бы мне посмотреть, как вы с дядей Алом тянете концы от якорных канатов отеля к «Морской фее».

Питт улыбнулся:

– Сомневаюсь, что хоть один из нас вызвался бы проделать подобный фокус еще раз.

Теперь уже улыбнулся Дирк:

– Ну, в этом я готов держать с тобой пари.

Питт обернулся и оперся спиной на релинги ограждения.

– Как вы с Саммер себя чувствуете? Полностью пришли в себя?

– Мы успешно прошли тесты на равновесие и сравнительную чувствительность. Никаких отрицательных эффектов нет.

– Отдельные симптомы могут проявиться через несколько дней или даже недель. Лучше вам с сестрой некоторое время отдохнуть. А пока, если вам так хочется чем-нибудь заняться, я загружу вас рутинной работой.

Дирк подозрительно посмотрел на отца:

– Например?

– Я устрою вам встречу с Джулианом Перлмуттером. Вы оба сможете поработать вместе с ним, может, узнаете что-нибудь о древних артефактах, которые вы нашли на отмели Навидад.

– На самом деле нам нужно вернуться туда и еще раз исследовать все то, что мы обнаружили в пещере.

– Это тоже можно устроить, – заверил его Питт. – Но все в свое время. Спешить некуда.

– А как же коричневая муть, убивающая все живое вокруг отмели? – не отступал Дирк. – Нельзя же не обращать на нее внимания.

– Для этого будет организована еще одна экспедиция НУМА с новым экипажем и другим исследовательским судном. Она продолжит ваши исследования этой напасти.

Дирк отвернулся и взглянул на гавань и на пляшущие в воде отражения огней.

– Жаль, что мы так мало времени проводим вместе, – задумчиво проговорил он.

– Как насчет рыболовной экспедиции в северные леса Канады? – предложил Питт.

– Звучит неплохо.

– Я поговорю с Сэндекером. После того, что все мы проделали за последние несколько дней, он вряд ли откажет нам в небольшом отпуске.

Подошли Джордино и Саммер и тоже встали у релингов. Саммер махала рукой судам, мимо которых проходила «Морская фея», и те гудками салютовали ей. «Фея» прошла поворот, и впереди показался док НУМА. Как Питт и опасался, он был забит автобусами телевизионных станций и репортерами.

Барнум аккуратно ввел судно в док. Швартовочные концы были сброшены и закреплены на причальных кнехтах. Спустили трап. Тут же на судно взлетел адмирал Сэндекер, будто лис, преследующий цыпленка. Мелкие черты лица, ярко-рыжие волосы и вандейковская бородка делали его даже внешне немного похожим на лиса. Вслед за ним появился заместитель директора НУМА Руди Ганн – административный гений агентства.

Барнум приветствовал Сэндекера.

– Добро пожаловать на борт, адмирал. Очень рад видеть вас здесь.

Сэндекер неопределенно махнул рукой на док и толпу на причале и просиял.

– Ни за что в мире не отказался бы посмотреть на это.

Затем он энергично пожал Барнуму руку:

– Великолепно проделано, капитан. НУМА гордится вами и вашим экипажем.

– Это был коллективный труд, – скромно заметил Барнум. – Без героических усилий Питта и Джордино, доставивших нам якорные канаты, «Океанский скиталец» наверняка разбился бы о скалы.

Сэндекер отыскал взглядом Питта и Джордино и подошел к ним.

– Ну, – раздраженно проговорил он, – что ни день, то напасть. Вы двое, кажется, никогда не научитесь держаться подальше от неприятностей.

Питт знал, что это лучший комплимент, какой только может сделать ему адмирал.

– Скажем только, что нам повезло. Мы инспектировали работы по нашему проекту возле Пуэрто-Рико, когда из Центра ураганов в Ки-Уэст позвонила Хейди Лишернесс и описала ситуацию.

– Слава богу, что вы смогли прилететь на место вовремя и помогли предотвратить ужасную трагедию, – сказал Ганн. Этот маленький щуплый человек в очках с толстыми стеклами обладал таким ровным, дружелюбным характером, что любой человек проникался к нему симпатией при первой же встрече.

– Просто повезло, – не мудрствуя лукаво сказал Джордино.

Подошли Дирк и Саммер, и Сэндекер приветствовал их:

– После пережитых испытаний вы неплохо выглядите.

– Если бы папа и Ал не успели вовремя вытащить нас из «Рыб», – сказала Саммер, – мы бы сейчас здесь не стояли.

Улыбка Сэндекера могла бы показаться циничной, но глаза его были полны гордости.

– Да, похоже, что добрые дела никогда не кончаются.

– Вы мне напомнили, – вставил Питт. – Хочу обратиться с просьбой.

– Просьба отклонена, – ответил Сэндекер, будто прочитав его мысли. – Вы сможете отправиться в отпуск сразу же после завершения следующего проекта.

Джордино мрачно уставился на адмирала:

– Вот злобный старик.

Сэндекер проигнорировал его выпад:

– Как только соберете вещи, Руди отвезет вас всех в аэропорт. Ожидающий там реактивный самолет НУМА доставит вас в Вашингтон. Его салон герметичен, так что у Дирка и Саммер не будет никаких сложностей с недавней декомпрессией. Встретимся завтра в полдень в моем кабинете.

– Надеюсь, в вашем самолете есть спальные места. Это, похоже, единственное место, где мы сможем выспаться, – вновь вступил в разговор Джордино.

– Вы летите с нами, адмирал? – спросила Саммер.

Тот хитро улыбнулся.

– Я? Нет, я прилечу позже на другом самолете. – Он махнул рукой в сторону ожидающих репортеров. – Кто-то же должен принести себя в жертву на алтарь средств массовой информации.

Джордино выудил из нагрудного кармана сигару, подозрительно напоминающую одну из тех сигар, которые делали по специальному заказу Сэндекера. Зажигая кончик, он осторожно посмотрел на адмирала:

– Позаботьтесь о том, чтобы они правильно написали наши фамилии.

* * *

Хейди Лишернесс сидела в кресле, уставившись невидящими глазами на ряд мониторов, где можно было видеть умирающий ураган Лиззи. Отклонившись немного к югу и вызвав хаос среди судов во внутренней части Карибского моря, ураган вломился на восточное побережье Никарагуа между Пуэрто-Кабесас и Пунта-Горда. К счастью, его мощь к этому моменту упала вдвое, да и побережье в этом месте почти не заселено. Не пройдя и пятидесяти миль по болотистой равнине и предгорьям, ураган наконец рассыпался и умер. Тем не менее восемнадцать судов с экипажами было потеряно, три тысячи человек погибло, а еще десять тысяч получили ранения или остались без крова.

Хейди могла только вообразить, как вырос бы список погибших, если бы не ее прогнозы и предупреждения, разосланные вскоре после рождения Лиззи. Когда в пустом офисе появился ее муж Харли, она сидела ссутулившись за столом, заваленным фотографиями и компьютерными распечатками и заставленным целым лесом бумажных стаканчиков из-под кофе. Офис выглядел так, как будто ураган Лиззи бушевал и здесь тоже и оставил после себя полный беспорядок.

– Хейди, – негромко произнес он, положив руку ей на плечо.

Она подняла на него покрасневшие глаза:

– О, Харли. Как хорошо, что ты пришел.

– Пойдем, старушка, ты здорово поработала. Теперь позволь мне отвезти тебя домой.

Хейди устало и благодарно посмотрела на него и поднялась на ноги. Муж поддержал ее и повел из засыпанного бумажками офиса. В дверях она обернулась и последний раз взглянула на большой лист бумаги, пришпиленный к стене Кто-то написал на нем печатными буквами: «ЕСЛИ БЫ ВЫ ЗНАЛИ ЛИЗЗИ ТАК, КАК МЫ ЕГО ЗНАЕМ... ОХ-ОХ-ОЙ, ВОТ ЭТО ШТОРМ!»

Она улыбнулась сама себе и выключила свет. Большая комната Центра изучения штормов погрузилась во тьму.

Часть вторая Что дальше?

Вашингтон

23 августа 2006 г.

15

Горячий и влажный воздух тяжело висел над городом, даже слабый ветерок с моря не беспокоил его. По ярко-синему небу из конца в конец, подобно отаре овец, нескончаемой чередой плыли белые облака. Стояла середина лета, и весь город, если не считать туристов, медленно поджаривался и стремился как можно меньше двигаться. Конгресс пользовался любым предлогом, чтобы объявить перерыв и сбежать из города – от жары и напитанного влагой воздуха. Заседания проводились только в двух случаях: если они были абсолютно необходимы или если членам Конгресса нужно было напомнить о себе и поработать на имидж, изображая бурную деятельность. Питт сошел с борта реактивного самолета НУМА «ситэйшн», и ему показалось, что Вашингтон не слишком сильно отличается от тропиков, откуда он прибыл. Частный правительственный аэропорт в нескольких милях к северу от города был совершенно пуст, когда Джордино, Дирк и Саммер спустились вслед за ним по трапу единственного здесь самолета на черный асфальт, на котором вполне можно было бы поджарить яичницу.

На стоянке аэропорта пассажиров ждал единственный автомобиль – чудесная городская машина «Мармон V-16» выпуска 1931 года. Этот превосходный автомобиль, обладавший несомненным стилем и классом, выглядел благородно и элегантно. Что же до технической стороны дела, то он далеко обогнал свое время. Этот автомобиль – один из всего 390 выпущенных машин марки «Мармон V-16» – обладал невероятно бесшумным и ровным ходом, его большой двигатель развивал мощность 192 л.с. и крутящий момент 407 футов на фунт. Его корпус был выкрашен в тускло-розовый цвет, в точности соответствовавший тогдашней рекламе «мармона» как «самого передового автомобиля в мире».

Женщина, стоявшая рядом с машиной, выглядела не менее стильно и элегантно: высокая, стройная фигура, рассыпавшиеся по плечам светло-русые волосы с отблесками солнца, мягкое красивое лицо с высокими скулами и теплыми фиалковыми глазами. Конгрессмен Лорен Смит сияла от радости и, казалось, совершенно не страдала от жары. На ней была белая кружевная блузка, покрой которой призван был подчеркнуть естественные изгибы ее фигуры, и того же цвета свободные расклешенные брюки, чуть собиравшиеся на белых парусиновых туфлях. Она помахала рукой и улыбнулась, затем подбежала к Питту, посмотрела на него снизу вверх и легко поцеловала в губы. После этого она отступила в сторону.

– Добро пожаловать домой, моряк.

– Если бы я получал по доллару каждый раз, когда ты произносишь эту фразу...

– Ты бы разбогател, – подхватила она с приятным смехом, обнимая по очереди Джордино, Саммер и Дирка. – Я слышала, вы все пережили большое приключение.

– Если бы не папа и не Ал, – сказал Дирк, – мы с Саммер сейчас разговаривали бы с ангелами.

– Отдохнете немного и обязательно расскажете мне обо всем подробно.

Они погрузили в машину багаж и большие цилиндрические баулы с личными вещами: кое-что в горбатый багажник, остальное на пол перед задним сиденьем. Лорен скользнула за руль, расположенный в открытой части машины, Питт занял переднее пассажирское место. Остальные забрались в закрытую заднюю часть автомобиля, отделенную прозрачной перегородкой.

– Высадим Ала у его квартиры в Александрии? – спросила Лорен.

Питт кивнул.

– Затем можем поехать в ангар и привести себя в порядок. К полудню адмирал ждет нас в своем офисе.

Лорен взглянула на часы на панели инструментов. 10:25. Нахмурившись, она тронулась с места, мастерски, почти незаметно переключая скорости, и сказала язвительно:

– Надо скорее впрягаться в работу, некогда даже расслабиться? Не слишком ли он торопит, принимая во внимание все, что пережили вы вчетвером?

– Ты не хуже меня знаешь, что под его внешностью сухаря бьется доброе сердце. Без серьезной причины он не стал бы настаивать на сроках.

– И все же, – возразила Лорен, когда вооруженный охранник в воротах аэропорта жестом разрешил им проехать, – он мог бы дать вам хотя бы двадцать четыре часа, чтобы прийти в себя.

– Мы достаточно скоро узнаем, что у него на уме, – пробормотал Питт, изо всех сил пытаясь не заснуть.

Пятнадцатью минутами позже Лорен подъехала к огороженному кондоминиуму, где жил Джордино. Этот холостяк ни разу не был женат и, похоже, не торопился совершить этот решительный шаг. Вместо этого он пытался, по его собственным словам, никого не обойти вниманием. Лорен редко приходилось встречать его дважды с одной и той же дамой. Она пыталась знакомить Джордино со своими подругами, и все они находили его очаровательным и интересным кавалером, но через некоторое время он неизменно отдалялся и уходил к кому-то еще. Питт всегда сравнивал друга с золотоискателем, который бродит по райскому тропическому острову в поисках золота, но не находит его ни под одной пальмой.

Джордино вытащил из машины свой баул и помахал рукой.

– Скоро увидимся... даже слишком скоро.

До жилища Питта – авиационного ангара на заброшенном краю Национального аэропорта имени Роналда Рейгана – доехали по почти пустой дороге. Как и на первом аэродроме, охранник, узнав Питта, разрешающе махнул рукой. Лорен остановила автомобиль у старого ангара, который когда-то, в далеких тридцатых и сороковых годах XX века, использовала какая-то давно исчезнувшая авиакомпания. Питт купил ангар для своей коллекции старых автомобилей и устроил себе на втором этаже квартиру на месте старых офисов. Дирк и Саммер жили на первом этаже, рядом с пятьюдесятью коллекционными автомобилями, парой старых самолетов и пульмановским железнодорожным вагоном, который Питт отыскал в свое время в пещере под Нью-Йорком.

Лорен остановила «мармон» перед главными воротами ангара. Питт с помощью дистанционного пульта отключил сложную систему безопасности. Затем ворота поднялись, Лорен въехала внутрь и поставила машину в ряду других. Это была невероятная компания чудесных старинных классических автомобилей: начиная от самого старого «Кадиллака V-8» 1918 года выпуска и до «роллс-ройса» «Серебряный рассвет» с кузовом от фирмы «Хупер» 1955 года выпуска. На белом ламинированном полу в естественном свете, проходящем через стеклянную крышу, отполированные кузова старинных автомобилей сияли целой радугой ярких оттенков.

Дирк и Саммер удалились в свои комнаты, а Питт и Лорен поднялись в его квартиру. Он принял душ и побрился, а она за это время приготовила для всех четверых легкий завтрак. Через полчаса Питт появился из дверей спальни в легких светлых брюках и футболке. Он присел к кухонному столу, и Лорен вручила ему стакан с шипучим коктейлем.

– Слышала ты когда-нибудь о крупной корпорации под названием «Одиссей»? – ни с того ни с сего спросил Питт.

Несколько мгновений она молча смотрела на него.

– Да, я вхожу в состав комитета Конгресса, который проводил слушания по делам этой корпорации. Это, однако, не те слушания, о которых шумят средства массовой информации. Что ты знаешь о нашем расследовании?

Он небрежно пожал плечами.

– Абсолютно ничего. Я и не знал, что ты в Конгрессе занимаешься Призраком.

– А, это загадочный основатель корпорации. Тогда почему ты спросил?

– Любопытство, и ничего больше. Именно Призрак владеет отелем, который ураган Лиззи собирался выбросить на скалы, а мы с Алом помогли спасти.

– О нем очень мало известно. Только то, что он возглавляет крупное исследовательское учреждение в Никарагуа и участвует в гигантских строительных проектах и добыче полезных ископаемых по всему миру. Некоторые из его международных сделок законны, другие очень и очень сомнительны.

– Каковы его интересы в США?

– Водные каналы в пустынях на юго-западе и несколько дамб. И все.

– А какого рода исследовательскими проектами занимается «Одиссей»? – поинтересовался Питт.

Лорен пожала плечами.

– Их деятельность серьезно засекречена, а поскольку исследовательская организация находится в Никарагуа, они не обязаны ни перед кем отчитываться о своих экспериментах. По слухам, они участвуют в работах по созданию топливных элементов, или, как их еще называют, электрохимических генераторов, но наверняка никто этого не знает. Наша разведка не считает «Одиссей» серьезным объектом для разработки.

– А их строительные операции?

– По большей части сооружение подземных хранилищ и складов. До ЦРУ доходили слухи, что они занимаются строительством тайных хранилищ для ядерного и биологического оружия в таких странах, как Северная Корея, но доказательств нет. У них множество совместных проектов с китайцами – те хотят держать свои военные исследовательские программы и источники оружия в секрете. «Одиссей», похоже, специализируется на строительстве подземных тайников и бункеров, в которых можно прятать от спутников-шпионов деятельность военных и оружейные сборочные цеха.

– Но ведь Призрак построил плавучий отель и управлял им.

– Это игрушка для развлечения клиентов, – объяснила Лорен. – Он занимается курортным бизнесом только для собственного удовольствия.

– Кто такой этот Призрак? Менеджер «Океанского скитальца» не смог сказать о нем ничего хорошего.

– Должно быть, ему не нравится его работа.

– Дело не в этом. Он сказал мне, что не сможет больше работать на Призрака, потому что тот сбежал из отеля и улетел на собственном самолете перед самым ударом урагана, бросив и гостей, и работников. Его не заботило, что все они могут погибнуть.

– Призрак – очень таинственная личность. Вероятно, это единственный глава корпорации, у которого нет личного агента по связям с общественностью или собственной фирмы, которая занималась бы пиаром. Он никогда не дает интервью, его редко можно увидеть на публике. О нем нет никаких документов – ни о происхождении, ни о семье или учебе.

– Что, нет даже свидетельства о рождении?

Лорен покачала головой.

– В архивах США или какой бы то ни было другой страны мира не обнаружено никаких записей о его рождении. Как ни пытались наши разведывательные службы, им не удалось даже установить его подлинную личность. Несколько лет назад к нему пробовало подступиться ФБР, но и у них ничего не вышло. Подлинных фотографий, по которым его можно было бы узнать, не существует, так как он постоянно носит большие темные очки и прикрывает лицо шарфом. Получить отпечатки пальцев тоже не удалось, так как он нигде не появляется без перчаток. Даже его ближайшие помощники никогда не видели его лица. Очевидно только, что он очень тучный и весит, вероятно, не меньше четырехсот фунтов.

– Никто не может хранить свою личную и деловую жизнь в такой тайне.

Лорен беспомощно всплеснула руками.

Питт налил себе чашку кофе.

– Где расположена штаб-квартира его корпорации?

– В Бразилии, – ответила Лорен, – и громадный офисный центр в Панаме. А поскольку он вложил в эту страну много денег, президент предоставил ему гражданство. Он также назначил его главой администрации Панамского канала.

– Если все так, то в чем причина интереса к нему со стороны Конгресса? – спросил Питт.

– Его отношения с китайцами. У Призрака старые связи с Китайской Народной Республикой, он начал с ними работать еще пятнадцать лет назад. Как глава администрации канала, он помог гонконгской компании «Вампоа Лтд.», связанной с Народно-освободительной армией Китая, получить контроль над атлантическим и тихоокеанским портами канала – Бальбоа и Кристобалем. Кроме того, «Вампоа» отвечает за погрузку и разгрузку всех грузовых судов и обеспечивает работу железной дороги, по которой грузы доставляются из порта в порт. Вскоре они должны начать строительство нового подвесного моста, по которому крупногабаритные грузовые контейнеры будут перевозить через зону канала в направлении «север – юг».

– Что предпринимает в связи с этим наше правительство?

Лорен покачала головой.

– Насколько мне известно, ничего. Президент Клинтон дал китайцам карт-бланш на экспансию и расширение влияния по всей Центральной Америке.

После небольшой паузы она добавила:

– Еще одна интригующая особенность корпорации «Одиссей» – тот факт, что ее высшее руководство почти полностью состоит из женщин.

Питт улыбнулся.

– Феминистки, должно быть, боготворят Призрака.

Перед выездом в офис Сэндекера к ним присоединились Дирк и Саммер, и все четверо наконец позавтракали. На этот раз за рулем сидел Питт, а ехали на одном из служебных бирюзовых «навигаторов» НУМА. Лорен высадили у ее городского дома.

– Пообедаем вечером? – спросил Питт.

– А Дирк и Саммер к нам присоединятся?

– Я мог бы притащить с собой детей, – улыбаясь, ответил Питт, – но только если ты настаиваешь.

– Я настаиваю. – Лорен легко ступила на тротуар и поднялась по ступенькам крыльца.

С верхних этажей тридцатиэтажного здания штаб-квартиры НУМА, высившегося на одном из холмов над Потомаком, открывался великолепный вид на город. Когда конгресс выделил НУМА деньги на строительство центрального офиса, Сэндекер лично выбрал для него место. Штаб-квартира получилась значительно великолепнее, чем предполагалось первоначально, и обошлась на несколько миллионов дороже. А поскольку на восточный берег реки – уже вне округа Колумбия – не распространялись ограничения по этажности и высоте зданий, то впечатляющее трубчатое сооружение из зеленого стекла, воздвигнутое адмиралом, можно было видеть за многие мили.

Питт въехал на переполненную подземную стоянку и поставил машину на закрепленное за ним место. Они поднялись в лифте на верхний этаж к офису Сэндекера. Стены приемной, где они оказались, были отделаны тиковыми досками с палуб старинных кораблей, ставших жертвами крушений. Секретарь адмирала сообщил, что у адмирала встреча, и попросил их подождать минутку.

Не успел он договорить, как дверь адмиральского офиса открылась и в приемную вышли двое старых друзей Питта. Курт Остин, молодой человек с гривой рано поседевших волос, вместе Питтом руководил специальными операциями, а жилистый Джо Завала нередко участвовал в качестве инженера вместе с Джордино в разработке и строительстве подводных сооружений. Все обменялись рукопожатиями.

– Куда это старый чудак отправляет вас двоих? – поинтересовался Питт.

– На север Канады. Прошел слух, что в некоторых озерах там появились рыбы-мутанты. Адмирал попросил нас проверить.

– Зато вы, как мы слышали, вытащили «Океанский скиталец» из-под носа урагана Лиззи, – сказал Завала. – Не думал, что вы опять влезете в упряжку так скоро.

– В программе Сэндекера не предусмотрен отдых для уставших, – с кривой ухмылкой признал Питт.

Кивком головы Остин указал на Дирка и Саммер.

– В один из ближайших дней жду вас с детьми на барбекю.

– С удовольствием, – принял приглашение Питт. – Я всегда хотел посмотреть твою коллекцию старинного оружия.

– А я еще не видел твоей коллекции автомобилей.

– Почему бы не организовать тур? Коктейли и закуски у меня, а потом едем к тебе на барбекю.

– Считай, что договорились.

Подошел секретарь Сэндекера.

– Адмирал готов принять вас.

Остин и Завала направились к лифтам, а группа Питта прошла в офис Сэндекера. Адмирал сидел за громадным столом.

Как джентльмен старой школы, он встал при появлении Саммер и жестом предложил ей кресло напротив стола. Как ни поразительно, Джордино, одетый в светлые брюки и яркую гавайскую рубашку, появился у адмирала раньше них. Руди Ганн поднялся из своего офиса на двадцать восьмом этаже и тоже присоединился к компании.

Сэндекер начал без предисловий:

– Перед нами две интригующие загадки. Более важная из них – коричневая муть, которая все больше распространяется по Карибскому бассейну. К ней я перейду позже. – Он проницательно посмотрел через стол сначала на Саммер, потом на Дирка. – Ваши находки на отмели Навидад наделали много шуму. Похоже, вы открыли настоящий ящик Пандоры.

– С того момента как капитан Барнум отправил вазу в лабораторию, я ничего не слышала о результатах тестов, – сказала Саммер.

– Лаборатория все еще занимается ее очисткой, – пояснил Ганн. – Но Хайрем Йегер при помощи своей компьютерной магии предварительно датировал ее и определил культуру.

Прежде чем Саммер успела спросить, Сэндекер сказал:

– Хайрем датировал амфору двенадцатым веком до Рождества Христова. Он установил также, что она кельтская.

– Кельтская? – удивленно повторила за ним Саммер. – Он уверен?

– Она похожа на все известные амфоры, созданные кельтами около трех тысяч лет назад.

– А гребень, который мы сфотографировали? – спросила Саммер.

– Не имея возможности исследовать сам объект, – ответил Сэндекер, – компьютер Хайрема смог определить дату только приближенно. Тем не менее он тоже указывает возраст в три тысячи лет.

– Что Йегер думает о том, откуда эти артефакты могли взяться на отмели? – поинтересовался Питт.

Сэндекер поднял глаза к потолку.

– Так как кельты не были мореплавателями и, насколько известно, не путешествовали через Атлантику в Новый Свет, предметы, должно быть, бросили или уронили с какого-топроходящего судна.

– Ни одно судно не зайдет на отмель Навидад, если не хочет пропороть корпус об острые кораллы и намеренно получить страховку, – сказал Питт. – Единственный вариант – если судно загнал туда шторм.

Ганн не отрывал взгляда от ковра.

– Согласно страховочным документам, в этом месте на рифе когда-то затонул пароход «Вандалия».

– Я осматривала его останки, – сказала Саммер, ожидающе взглянув на брата.

Дирк кивнул ей и ухмыльнулся.

– Амфора – не единственная наша находка.

– Дирк имеет в виду, что мы обнаружили также лабиринт пещер или высеченных в скале комнат, покрытых теперь сверху слоем кораллов. – Саммер сунула руку в сумочку и достала оттуда цифровую камеру. – Мы сделали снимки этих сооружений и большого котла с рельефными изображениями древних воинов. Котел был доверху заполнен мелкими повседневными вещами, вроде того гребня.

Сэндекер недоверчиво взглянул на нее.

– Город на морском дне в западном полушарии? Город старше ольмеков, майя и инков? Это невозможно.

– Пока мы не проведем тщательных исследований, мы не получим и ответов на вопросы. – Саммер держала камеру перед собой в ладонях, как драгоценное украшение. – Сооружение, которое мы видели, напоминало храм.

Сэндекер обернулся к Ганну:

– Руди?

Ганн понимающе кивнул, взял камеру из рук Саммер и нажал на стене какую-то кнопку. Одна из стенных панелей поднялась, открыв большой цифровой телеэкран. Он подключил к нему камеру, взял в руки пульт и начал листать сделанные Дирком и Саммер снимки затонувшего храма.

Снимков было больше тридцати. Входная арка, ступени, ведущие внутрь помещения с каменным возвышением, напоминающим большое ложе. Котел с его содержимым в другом помещении.

По мере того как Ганн переходил от одной картинки к другой, Дирк и Саммер рассказывали. Когда на мониторе вспыхнуло последнее изображение, все некоторое время сидели молча.

Питт заговорил первым:

– Мне кажется, следует познакомить с этими материалами Джулиана Перлмуттера.

Ганн отнесся к предложению скептически.

– Джулиан не археолог.

– Это правда, но если у кого-то и есть теории относительно древних мореплавателей и навигаторов, относительно того, посещали они или нет этот берег океана три тысячи лет назад, так это у него.

– Стоит попробовать, – согласился Сэндекер. Он перевел взгляд на Дирка и Саммер. – Это ваш исследовательский проект на следующие две недели. Найдите ответы. Считайте это одновременно и отпуском. – Он крутнулся в своем большом кожаном кресле и оказался липом к лицу с Питтом и Джордино. – Теперь к вопросу о коричневой мути. На данный момент нам известно лишь, что она не имеет отношения ни к сине-зеленым, ни к диатомовым[306] водорослям. Она не является также каким-либо биотоксином, связанным с явлением «красной волны». Мы знаем, что ее относит в открытое море и что она оставляет за собой мертвую полосу. После этого ее подхватывает южное экваториальное течение и несет к Гольфстриму и берегам Флориды. Ученые-океанологи считают, что муть достигла уже американских вод. Из Ки-Уэста поступают доклады о том, что донные колонии губок страдают от неизвестной напасти.

– Жаль, что стеклянные бутылочки с пробами воды и образцы мертвой морской живности погибли, когда ураган сбросил «Рыбы» в расселину, – сказала Саммер.

– Не расстраивайтесь. К нам каждый день поступают образцы и пробы из пятидесяти разных точек по всему Карибскому бассейну.

– Есть ли какие-нибудь указания на место происхождения коричневой мути? – спросил Питт.

Ганн стянул с носа очки и принялся протирать стекла маленькой салфеточкой.

– Почти никаких. Наши специалисты проанализировали данные по ветрам и течениям, образцы воды, спутниковые снимки и доклады с судов. Пока они могут сказать только, что муть, по всей видимости, рождается где-то у побережья Никарагуа. Но даже это всего лишь догадки.

– Не может ли это быть какое-то химическое вещество, которое выносит в океан течение реки? – спросил Дирк.

Сэндекер, не зажигая, покатал в пальцах одну из своих знаменитых громадных сигар.

– Это возможно, но нам еще нужно проследить это течение до источника.

– Происходит что-то нехорошее, – заметил Ганн. – Эта штука смертельна для кораллов и большей части морской живности. Необходимо найти решение, причем быстро, пока она не распространилась бесконтрольно по всему Карибскому бассейну и не осела где-нибудь, образовав мертвую зону.

Питт уставился на Ганна.

– У тебя получается не слишком приятная картина.

– Нужно обнаружить источник и разработать меры противодействия, – добавил Сэндекер. – Это работа для вас с Алом. Ваша задача – исследовать воды у западного побережья Никарагуа. Я выделил для вас исследовательское судно НУМА класса «Нептун». Мне не нужно объяснять вам, что это небольшое судно, ему достаточно экипажа из пяти человек. На нем установлены новейшие приборы и исследовательское оборудование для подобных специализированных проектов. В отличие от других наших океанских исследовательских судов, это способно легко обогнать все, что плавает в океане.

– Как «Каллиопа», которую мы вынуждены были уничтожить несколько лет назад на Нигере? – невинно поинтересовался Питт, не поднимая глаз от желтого блокнота, в котором он одновременно что-то помечал.

– Мне следовало вычесть ее стоимость из вашего жалованья.

– Если вам все равно, адмирал, нам с Алом на этот раз хотелось бы быть менее заметными.

– Вы и не будете бросаться в глаза, – сказал Сэндекер и наконец закурил, не спрашивая разрешения и не обращая внимания на некурящих. – «Поко-Бонито» – моя радость и гордость. В нем семьдесят пять футов, а его внешность обманчива. Он никому не покажется подозрительным, так как сделан на базе шотландского рыболовного траулера. Мы сохранили корпус, палубу и ходовую рубку.

Питта, как всегда, захватил энтузиазм Сэндекера. Адмирал обожал изобретать и воплощать в жизнь необычные суда.

– Океанографическое исследовательское судно, замаскированное под рыболовный траулер. Вероятно, оно первое в своем роде.

– Рыболовный траулер шотландской постройки в Карибском море будет смотреться как уличная бродяжка на балу дебютанток, – с сомнением протянул Джордино.

– Не стоит беспокоиться, – возразил Сэндекер. – Надстройка «Поко-Бонито» снабжена электронными устройствами и способна автоматически менять свой внешний вид. Это суденышко может подстроиться под судно любого рыболовного флота в мире.

Питт уставился на ковер, пытаясь представить себе мысленно подобное судно.

– Если меня не обманывает мой школьный испанский, «Поко-Бонито» означает «Маленький тунец».

Сэндекер кивнул:

– Название показалось мне подходящим.

– Но зачем такая секретность? – спросил Питт. – Мы же идем не в зону военных действий.

Сэндекер бросил на него многозначительный взгляд, хорошо знакомый Питту.

– Ни за что не угадаешь заранее, когда твой путь пересечется с маршрутом корабля-фантома, битком набитого призрачными пиратами.

И Питт, и Джордино уставились на адмирала с таким изумлением, как будто он только что заявил, что слетал на Марс и обратно.

– Значит, призрачный корабль, – саркастически повторил Питт.

– Вы никогда не слышали легенды о буканьере-скитальце?

– В последнее время нет.

– Ли Хант, беспринципный флибустьер и пират, опустошал Вест-Индию в конце семнадцатого века. Он нападал на любое встретившееся судно, будь оно испанским, английским или французским. Сам он был настоящим великаном, Черная Борода по сравнению с ним показался бы сосунком. О его жестокости ходили легенды. Были случаи, что моряки захваченных Хантом судов предпочитали покончить с собой, нежели сдаться ему. Его любимым развлечением было тащить несчастных пленников на веревке позади судна, до тех пор пока несчастных не съедали акулы и веревка не возвращалась пустой.

– Очень похоже на одного знакомого морского волка, – раздраженно пробурчал Джордино.

Сэндекер продолжал, будто не услышав насмешки.

– Хант безнаказанно гулял по здешним морям пятнадцать лет, пока наконец не попался в ловушку. Он попытался захватить британский военный корабль, замаскированный под безобидное торговое судно. Обманутый Хант поднял на мачте Веселый Роджер – черный флаг с черепом, из глаз и рта которого струилась кровь, – и выстрелил поперек хода британца, приказывая остановиться. Затем, когда пиратский корабль подошел совсем близко, британцы открыли орудийные порты и дали по нему несколько убийственных бортовых залпов. Корабль Ханта носил название «Бич». После яростной битвы пиратов осталось совсем мало. Тогда британцы взяли пиратское судно на абордаж и прикончили оставшихся.

– А Хант, уцелел ли он во время битвы? – спросила Саммер.

– К несчастью для него – да.

Дирк провел пальцами по старым доскам адмиральского стола.

– Британцы поступили с ним так же, как он поступал со своими жертвами, и волокли за судном на веревке? – спросил Дирк.

– Нет, – ответил Сэндекер. – Брат британского капитана погиб от рук Ханта двумя, годами раньше, поэтому капитан жаждал мести. Он приказал отрезать Ханту ступни. Затем пирата подвесили на веревке и опустили за борт, так что окровавленные обрубки ног оказались всего в футе над водой. Вскоре акулы почуяли запах крови и начали выпрыгивать из воды, хватая добычу. Через некоторое время на веревке остались висеть одни только руки Ханта.

Красивое лицо Саммер выразило отвращение.

– Это омерзительно.

Дирк не согласился с ней.

– Мне кажется, он получил по заслугам.

– Просветите меня, адмирал, – сказал Джордино, изо всех сил пытаясь не заснуть. – Какое отношение имеет к нам этот пират?

Сэндекер криво улыбнулся:

– Подобно «Летучему голландцу», Ли Хант со своей командой кровожадных пиратов до сих пор гуляет в тех водах, куда вы направляетесь.

– Откуда эти сведения?

– За последние три года накопилось множество сообщений с самых разных судов – грузовых, рыболовных и прогулочных. Некоторые сообщали по радио, что их атакует заколдованный парусный корабль с призрачными пиратами на борту. Все эти суда бесследно пропали вместе со своими экипажами.

Питт поднял глаза на Сэндекера.

– Вы, должно быть, шутите.

– Вовсе нет. – Голос адмирала звучал решительно. – Раз вы сомневаетесь, я пришлю вам доклады и сообщения.

– Не забудьте, – ядовито добавил Джордино, – включить в состав нашего снаряжения осиновые колья и серебряные пули.

– Призрачный корабль с экипажем скелетов в море коричневой мути. – Питт меланхолично перевел взгляд за окно, на текущий под стенами здания Потомак. Затем он безропотно пожал плечами. – Увидев такое, и умереть не страшно.

16

Питт решил отвезти всех в ресторан в элегантном старинном «мармоне». Вечер был теплый, так что трое мужчин уселись вместе на переднем открытом сиденье, а женщины спрятались сзади, чтобы ветер не испортил прически. Мужчины были в легких спортивных пиджаках и брюках, а женщины нарядились в легкие летние платья.

Джордино привел с собой очередную подружку, Мики Леви, сотрудницу вашингтонской горнорудной компании. У нее были мягкие черты лица, смуглая кожа и большие карие глаза. Крупные локоны длинных черных волос были подняты наверх и уложены в высокую прическу с небольшим цветком гибискуса за левым ухом. Голос ее звучал мягко, и в нем чувствовался легкий израильский акцент.

– Какой чудесный автомобиль! – сказала она, после того как Джордино представил ее присутствующим. Джордино придержал для нее дверь, и она устроилась рядом с Саммер.

– Тебе придется терпеть моего друга, – сухо сказал Джордино. – Он не может нигде появиться без шума и помпы.

– Извини, ни фанфар, ни барабанов сегодня не будет, – ответил Питт. – У моего оркестра выходной.

Разделительное окно между сиденьями подняли, чтобы защитить женщин от ветра, и все время по дороге до ресторана они болтали между собой. Лорен и Саммер узнали, что Мики родилась и выросла в Иерусалиме, а диплом магистра получила в Школе горного дела в Колорадо.

– Значит, вы геолог, – спросила Саммер.

– Структурный геолог, – уточнила Мики. – Я специализируюсь на проведении предварительных анализов для тех инженеров, кто планирует значительные объемы земляных работ или подземное строительство. Я исследую фильтрацию грунтовых вод и каналы, ведущие в более глубокие зоны и водоносные горизонты, с тем чтобы строители знали, что может их ожидать и не угрожает ли их сооружениям затопление.

– Звучит ужасно скучно, – приятным голосом заметила Лорен. – В колледже, когда мне нужно было для получения степени по социальной экономике пройти несколько научных курсов, я выбрала курс геологии. Мне показалось, что это будет интересно. Никогда в жизни так не ошибалась! Геология почти так же интересна, как бухгалтерия.

Мики рассмеялась.

– К счастью, работа в поле не столь банальна.

– Папа не сказал, куда он нас везет обедать? – поинтересовалась Саммер.

Лорен покачала головой:

– Мне он ничего не сказал.

* * *

Через двадцать пять минут Питт свернул к ресторану «L'Auberge Chez Francois» в Грейт-Фолз, штат Виргиния. Он припарковал машину, и вся компания прошла в здание. Кто-то из членов семьи, владеющей рестораном, проверил имя Питта по списку предварительных заказов и проводил всех в небольшой альков к столику на шестерых.

Эльзасская архитектура и соответствующая внутренняя отделка буквально излучали тепло и уют. Питт заметил в зале старых друзей – Клайда Смита и его очаровательную жену Полу – и подошел к ним поздороваться. Смит работал в НУМА почти столько же, сколько и Питт, только в финансовом отделе. После того как все расселись, появился официант и рассказал о фирменных блюдах этого вечера. Питт пропустил коктейли и перешел сразу к вину, заказав ароматное «Спарр Пино Нуар». Затем он заказал в качестве закуски ассорти из дичи – мясо оленя и антилопы; грудки фазана и кролика и перепелов с лесными грибами и каштанами.

Пока все смаковали вино и с удовольствием уплетали огромное количество закуски, Лорен рассказала последние сплетни вашингтонских политических кругов. Все с большим интересом слушали – еще бы, не каждый день удается услышать политические сплетни из уст члена Конгресса. Затем настала очередь Дирка и Саммер. Они рассказали о том, как нашли под водой древний храм и вещи, а закончили описанием своих приключений на отмели Навидад во время урагана – приключений, которые чуть не закончились гибелью. Питт вмешался и сказал, что связался с Джулианом Перлмуттером и сообщил ему, что молодые люди заедут к нему, чтобы воспользоваться его обширными познаниями в области моря и мореплавания.

Принесли главное блюдо. Каждому принесли свое, но все без исключения блюда достойны были одобрения всякого ценителя французской кухни. Питт заказал почки с грибами в вишнево-горчичном соусе. В меню были и телячьи мозги, и языки, но никто из дам не изъявил желания их попробовать. Джордино и Мики выбрали себе бараньи ребрышки, а Саммер с Дирком решили попробовать фирменное блюдо под названием choucroute garni – большое блюдо кислой капусты с сосисками, кусочками фазана, голубя, утки в сахаре и фуа-гра. Лорен остановилась на petite choucroute – кислой капусте с креветками и кусочками копченой форели, лососины и мяса морского черта.

Все присутствующие с удовольствием попробовали жирный десерт и запили его бокалом хорошего портвейна, а затем единодушно признали, что с завтрашнего дня садятся на диету. Отдыхая после великолепного обеда, Саммер спросила Мики, в какие части света заносили ее геологические экспедиции. Мики рассказала о громадных пещерах Бразилии и Мексики и о том, как зачастую трудно проникнуть на их нижние уровни.

– Случалось ли вам находить золото? – в шутку поинтересовалась Саммер.

– Только однажды. Я нашла слабые следы золота в Калифорнии в подземной реке, которая течет под пустыней в Калифорнийский залив.

Как только Мики заговорила о реке, Питт, Джордино и Лорен невольно рассмеялись. В следующую минуту Мики с удивлением узнала, как Питт и Джордино в ходе проекта «Золото инков» обнаружили эту реку и спасли Лорен от банды похитителей исторических ценностей.

– Рио-Питт! – воскликнула Мики, на которую рассказ произвел сильное впечатление. – Я должна была догадаться.

Она продолжила свой рассказ о путешествиях по миру.

– Один из самых интересных моих проектов – исследование водных горизонтов в известняковых пещерах Никарагуа. Это очень большие пещеры, некоторые из них тянутся на многие мили. Их обнаружили десять лет назад. Корпорация, для которой я проводила исследования, планирует соорудить сухой канал между океанами.

– Сухой канал через всю Никарагуа? – переспросила Лорен. – Вот это новость.

– На самом деле инженеры называли это «подземным мостом».

– Это что, канал, который проходит под землей? – все еще недоверчиво спросила Лорен. – Я пытаюсь себе представить и не могу.

– Глубоководные контейнерные порты и зоны свободной торговли на карибском и тихоокеанском побережье – их еще предстоит построить – должны быть связаны между собой скоростной железной дорогой с поездами на магнитной подушке. Дорога пройдет по огромному тоннелю под горами и озером Никарагуа, и поезда в нем смогут развивать скорость до трехсот пятидесяти миль в час. Такова сущность проекта.

– Идея сама по себе здравая, – признал Питт. – Если это реально, такой тоннель, вероятно, сможет здорово сбить цены на морские перевозки.

– Речь идет о больших деньгах, – вставил Джордино.

Мики согласно кивнула.

– По предварительной оценке бюджет строительства составляет семь миллиардов долларов.

Лорен по-прежнему сомневалась.

– Мне кажется странным, что Министерство транспорта не выпустило ни одного сообщения о столь масштабном проекте.

– Средства массовой информации тоже молчат, – добавил Дирк.

– Это потому, что проект так и не был запущен, – пояснила Мики. – Мне сказали, что компания, стоявшая за проектом, решила отказаться от него. Почему – я так и не узнала. Я подписала конфиденциальное соглашение и пообещала никогда не упоминать мою работу в этом проекте и не сообщать никакой информации о нем, но все это происходило четыре года назад. А поскольку проект, по всей видимости, умер, я не считаю себя обязанной по-прежнему хранить тайну и не вижу ничего дурного в том, чтобы рассказать о нем друзьям за таким чудесным обедом.

– Поразительная история, – признала Лорен. – Интересно, кто собирался финансировать этот проект?

Мики отхлебнула портвейна.

– Я поняла, что часть финансирования должна была идти от Китайской Народной Республики. Они инвестируют большие средства в Центральную Америку. Если бы подземная транспортная система была построена, они получили бы огромное экономическое влияние на всю Америку – и Северную, и Южную.

Питт и Лорен посмотрели друг на друга с растущим пониманием в глазах. Затем Лорен задала Мики еще один вопрос:

– А какая именно строительная фирма вас нанимала?

– Громадная международная корпорация под названием «Одиссей».

– Да, – мягко проговорил Питт, стискивая под столом колено Лорен. – Да, я, кажется, о такой слышал.

– Вот вам совпадение! – сказала Лорен. – Мы с Дирком говорили об «Одиссее» всего несколько часов назад.

– Странное название для строительной компании, – заметила Саммер.

Лорен слабо улыбнулась и перефразировала Уинстона Черчилля:

– Загадка, окутанная туманом тайных коммерческих сделок, спрятанная в непостижимость. Ее основатель и президент, называющий себя Призраком, так же непостижим, как формула путешествия во времени.

Дирк задумчиво посмотрел на дам:

– Как вы считаете, почему он отказался от проекта? Недостаток денег?

– Только не из-за денег, – ответила Лорен. – Британские журналисты экономических изданий оценивают его личное состояние в пятьдесят с лишним миллиардов долларов.

– Удивительно, – пробормотал Питт, – почему он не довел этот проект до конца, ведь ставка очень велика?

Лорен колебалась. Зато Джордино высказался уверенно:

– Откуда ты знаешь, что он бросил полотенце на ринг? Откуда ты знаешь, что он не продолжает потихоньку копать тоннель под Никарагуа, пока мы тут попиваем портвейн?

– Невозможно! – Лорен категорически отвергла такую возможность. – На спутниковых снимках была бы видна строительная деятельность. Не существует способа скрыть работы такого масштаба.

Джордино внимательно разглядывал собственный бокал.

– А здорово, если ему удалось придумать способ незаметно избавиться от миллионов тонн вынутого грунта, правда?

Питт внимательно посмотрел на Мики через стол.

– Не могли бы вы достать для меня карту районов, где тоннель должен был начинаться и кончаться?

Мики с радостью согласилась помочь:

– Вы разбудили мое любопытство. Дайте мне номер вашего факса, и я пришлю вам планы строительства.

– Что ты задумал, папа? – спросил Дирк.

– Мы с Алом через несколько дней будем крейсировать вдоль побережья Никарагуа, – пояснил Питт с лукавой улыбкой. – Мы сможем просто заскочить туда по пути и осмотреться.

17

Дирк и Саммер подъехали к дому Джулиана в Джорджтауне на автомобиле Дирка. Это был «метеор» 1952 года выпуска с форсированным двигателем и изготовленным по особому заказу кузовом из фибергласа. Восьмицилиндровый двигатель модели «Де Сото Файрдоум V-8» удалось разогнать со стандартных ста шестидесяти лошадиных сил до двухсот семидесяти. Корпус автомобиля был окрашен в гоночные цвета Америки – белый с синей полосой посередине. Крыши у него не было вовсе. Когда шел дождь, Дирк попросту вытаскивал из-под сиденья кусок пластиковой пленки и накрывал ею салон. В пленке была заранее проделана дырка для головы водителя.

Автомобиль свернул с живописной, обсаженной деревьями улицы, вымощенной кирпичом, и оказался на дорожке, которая огибала большой старинный трехэтажный особняк с восемью фронтонами. Он не остановился у дома, а объехал его сбоку и остановился там, где раньше находились конюшни и каретный сарай имения. Это тоже было большое здание, когда-то оно вмещало десять лошадей и пять экипажей, а наверху хватало места для конюхов и кучеров. Джулиан Перлмуттер купил его сорок лет назад и переоборудовал в уютный архив. Там можно было обнаружить многие мили стеллажей, забитых книгами, документами и частными бумагами, – и все они имели отношение к морской истории и примерно к тремстам тысячам кораблей и кораблекрушений. Гурман и бонвиван[307], Перлмуттер держал полный морозильник деликатесов со всего света и винный погреб на четыре тысячи бутылок.

У двери не было видно никакого звонка, только большой дверной молоток в виде якоря. Саммер трижды стукнула в дверь и стала ждать. Прошло не меньше трех минут, прежде чем дверь распахнулась и в ней появился массивный человек ростом не меньше шести футов четырех дюймов и весивший фунтов четыреста. Возможно, Перлмуттер и был громаден, но при всем том он вовсе не казался толстой развалиной: все это море плоти было крепким и подтянутым.

У него были всклокоченные седые волосы, густая борода и длинные усы, закрученные на концах. Если бы не размеры, дети, увидев круглую красную физиономию с голубыми глазами, наверное, принимали бы его за Санта-Клауса. Перлмуттер был в своем обычном шелковом халате, расшитом пурпуром и золотом. Маленький шенок таксы крутился у него под ногами и радостно лаял на незнакомцев.

– Саммер! – воскликнул хозяин. – Дирк! – Он по-медвежьи обнял сразу обоих молодых людей своими громадными ручищами и поднял их в воздух. Саммер почувствовала, что у нее вот-вот треснут ребра, а Дирк тщетно пытался вдохнуть. К их огромному облегчению Перлмуттер, не сознававший собственной силы, поставил их на крыльцо и жестом пригласил войти.

– Входите, входите. Вы даже не представляете, какая для меня радость видеть вас – Затем он попытался приструнить щенка: – Фриц! Будешь так лаять, я урежу твой рацион вкусного собачьего корма.

Саммер помассировала бока.

– Надеюсь, папа предупредил вас о нашем появлении?

– Да, да, конечно, – жизнерадостно подтвердил Перлмуттер. – Какая радость! – Он помолчал, его глаза затуманились. – Глядя на Дирка, невозможно не вспомнить вашего отца в вашем возрасте, даже немного моложе. Он тогда часто приходил ко мне порыться в библиотеке. Так и кажется, что время остановилось.

Дирк и Саммер несколько раз бывали у Перлмуттера с отцом, и каждый раз поражались его огромным архивам. От всевозможных бумаг ломились полки, стопки томов башнями высились в коридорах и во всех комнатах бывшего каретного сарая, даже в ванных. Это была знаменитая библиотека Перлмуттера – самое крупное в мире хранилище материалов по морской истории. Библиотеки и архивы всей страны давно выстроились в очередь, готовые предложить любые деньги, если вдруг Перлмуттер когда-нибудь захочет продать свою громадную коллекцию.

Саммер всегда поражалась невероятной памяти Перлмуттера. Казалось бы, всю эту массу данных необходимо рассортировать, индексировать и внести в компьютер. Перлмуттер, однако, всегда утверждал, что не способен к абстрактному мышлению, и отказывался покупать умную машину. Поразительно, но он знал на память местонахождение любого клочка информации, любой книги, любого автора или источника и любого отчета в своей коллекции. Он любил хвастаться, что может найти в этой свалке все, что потребуется, за шестьдесят секунд.

Перлмуттер проводил молодых людей в отделанную сандаловым деревом столовую – единственную комнату в доме, где не было книг.

– Садитесь, садитесь, – приветливо гудел он, приглашая их к массивному круглому обеденному столу, вырезанному из рулевого пера знаменитого корабля-призрака «Мария Целеста», обломки которого были обнаружены на Гаити. – Я приготовил легкий ланч, сотэ из креветок с гуавой по собственному рецепту. Мы запьем его шардоннэ «Мартин-Рей».

Фриц сидел рядом со столом и мел хвостом по полу. Перлмуттер каждые несколько минут наклонялся и давал щенку кусочек креветки, который тот проглатывал не жуя.

Немного позже Дирк похлопал себя по плоскому животу:

– Креветки чрезвычайно хороши, и, боюсь, я наелся как поросенок.

– Ты не одинок, – тихонько простонала Саммер.

– Значит, перейдем к делу. Что я могу для вас сделать, ребята? – спросил Перлмуттер. – Ваш отец упомянул, что вы нашли какие-то кельтские артефакты.

Саммер открыла принесенный с собой кейс и вынула доклад, который они с Дирком составили в самолете по дороге в Вашингтон, и фотографии древних находок.

– Здесь практически все о наших находках, включая выводы Хайрема Йегера по амфоре, гребню и фотографиям предметов и помещений.

Перлмуттер налил себе еще вина, спустил на нос очки и начал читать.

– Берите еще креветки. Там много.

– Не думаю, чтобы кто-то из нас сейчас был в состоянии съесть еще хотя бы кусочек, – пробормотал Дирк, держась за живот.

Перлмуттер без слов провел рукой по бороде, почти полностью скрывающей его рот. Время от времени он прекращал читать и в задумчивости созерцал потолок, затем снова возвращался к бумагам. Наконец он положил бумаги на стол и прямо посмотрел на Питтов.

– Вы понимаете, что наделали?

Саммер пожала плечами:

– Нам кажется, что это довольно значительное археологическое открытие.

– Довольно значительное, – передразнил ее Перлмуттер с оттенком сарказма. – Если то, что вы нашли, подлинное, то вы отправили на свалку не меньше тысячи общепринятых археологических теорий.

– О господи! – произнесла Саммер, со страхом глядя на брата. Тот с трудом сдерживал смех. – Неужели это так плохо?

– Зависит от точки зрения, – пояснил Перлмуттер между глотками вина. Если сообщение и стало для него потрясающим откровением, то жизнерадостности определенно не лишило. – О кельтской культуре до пятого века до Рождества Христова известно очень мало. Вплоть до эпохи Средневековья они не вели никаких записей. Сквозь туманы времени до нас дошло только, что примерно за две тысячи лет до новой эры кельты широко возникли вроде бы в районе Каспийского моря, а затем распространились по Восточной Европе. Некоторые историки на основании сходства языков предполагают, что кельты имеют общее происхождение с индусами.

– Как широко распространились их поселения? – спросил Дирк.

– Они заселили север Италии и Швейцарию, затем двинулись во Францию, Германию, Британию и Ирландию. На севере они добрались до Дании, на юге – до Испании и Греции. Археологи находили кельтские артефакты даже на другом берегу Средиземного моря, в Марокко. Кроме того, в северной части Китая обнаружены захоронения культуры народа урумчи с хорошо сохранившимися мумиями. Урумчи почти наверняка были кельтами: у них светлая кожа, европеоидные черты лица, светлые или рыжие волосы и одежда из клетчатой ткани[308].

* * *

Дирк откинулся на спинку стула и принялся качаться на его задних ножках.

– Я читал о народе урумчи. Но представления не имел, что кельты заселили Грецию. Мне всегда казалось, что греки были аборигенами. Хотя некоторые из тамошних племен имели местное происхождение, большая часть, по мнению ученых, пришла с севера, из Центральной Европы. – Перлмуттер немного повозился, устраиваясь поудобнее, затем продолжил: – Одно время под властью кельтов находилась территория, сравнимая по площади с Римской империей. Вытесняя неолитические племена, построившие по всей Европе мегалитические сооружения[309] вроде Стоунхенджа, кельты переняли у них и продолжили традицию мистической религии друидов. Кстати говоря, слово «друид» означает мудрец.

– Странно, что о них так мало известно, – сказала Саммер.

Перлмуттер согласно кивнул:

– В отличие от египтян, греков или римлян, кельты не построили империи и вообще не создали никакого национального объединения. Это была слабо связанная конфедерация племен, которые часто воевали между собой, но при необходимости объединялись против общего врага. Через полторы тысячи лет деревенская культура постепенно уступила место укрепленным фортам на возвышенных местах. Эти земляные крепости, окруженные деревянными частоколами, были густо населены. Множество современных крупных городов выросло на месте старых кельтских крепостей. Возьмем, скажем, Цюрих, Париж, Мюнхен и Копенгаген. И вообще, половина городов Европы стоит там, где прежде находились кельтские деревни.

– Трудно представить себе, что доминирующей культурой Западной Европы стал народ, не строивший ни дворцов, ни каменных крепостей.

– Кельтская культура была в основном скотоводческой. Главным делом жизни кельты считали выращивание крупного рогатого скота и овец. Они занимались и земледелием, но сеяли немного и только для себя. Не считая того, что кельты не кочевали, их племенной образ жизни очень напоминал образ жизни американских индейцев. Они часто устраивали набеги на другие деревни, угоняли скот и уводили женщин. Только к трехсотому году до новой эры они начали выращивать зерно, для того чтобы кормить им скот во время суровой зимы. Те, кто жил вдоль побережий, стали торговцами. Они торговали бронзовым оружием и продавали другим племенам драгоценное олово для производства бронзы. Большую часть золота для изготовления экзотических украшений вождей и представителей элиты ввозили извне.

– Странно, что культура, не слишком стремившаяся к развитию и не проявлявшая особой активности, настолько усилилась, да еще на такой огромной территории.

– Нельзя сказать, что кельты не проявляли никакой активности, – тоном лектора объяснил Перлмуттер Дирку. – Они изобрели бронзу – сплав меди с оловом, огромные запасы которого были обнаружены в Британии, – и таким образом первыми вошли в бронзовый век. Считается, что позже именно они первыми расплавили железо, а значит, открыли дорогу и в железный век тоже. Они были великолепными лошадниками и познакомили Европу с колесом. Они строили боевые колесницы и первыми догадались использовать в хозяйстве четырехколесный фургон и металлические орудия для вспашки и уборки урожая. Они изобрели инструменты, многими из которых люди пользуются и сегодня, такие, как щипцы и клещи. Они первыми подковали своих коней бронзовыми подковами и использовали полоски железа для оковки колес и бортиков своих колесниц и фургонов. Кельты научили древний мир пользоваться мылом. Они никому не уступали в мастерстве работы с металлом и прекрасно умели обращаться с золотом, изготовляли из него изящные драгоценности и украшения, а также украшали шлемы, мечи и боевые топоры воинов изысканной золотой отделкой. Кельтские гончарные и керамические изделия тоже сделаны с выдумкой и богатой фантазией, кроме того, они освоили производство стекла. Они научили греков и римлян искусству эмали. Кельты славились как поэты и музыканты. Поэты в кельтском обществе пользовались даже большим уважением, чем жрецы. Именно от кельтов мы унаследовали обычай считать полночь началом нового дня.

– Какие же причины привели к тому, что слава кельтов закатилась? – спросила Саммер.

– В основном это были поражения, которые нанесли кельтам вторгшиеся римляне. Мир галлов, как называли кельтов римляне, разваливался по мере того, как по Европе расселялись племена других культур – германцы, готы и саксы. В каком-то смысле кельты были их худшими врагами. Дикие, неорганизованные люди, подвижные и импульсивные, они любили приключения, ценили личную свободу и были совершенно неспособны подчиняться дисциплине. Все эти факторы только ускорили их гибель. Ко времени падения Рима кельтов вытеснили далеко на север, за Северное море, в Англию и Ирландию, где их влияние чувствуется и по сей день.

– Как они выглядели? И как относились к своим женщинам? – поинтересовалась Саммер с игривой улыбкой.

Перлмуттер вздохнул.

– Я все ждал, когда вы об этом спросите. – Он разлил остатки вина по бокалам. – Кельты были сильной и рослой расой, со светлыми, рыжими или русыми волосами. Их описывали как шумных людей с резкими и глубокими голосами. Вы будете рады узнать, Саммер, что женщин в кельтском обществе очень почитали. Они могли выходить замуж по собственному желанию, могли и наследовать имущество. В отличие от большинства даже более поздних культур, кельтские женщины могли требовать возмещения за обиду. Есть свидетельства, что кельтские женщины не уступали мужчинам в росте и силе и сражались рядом с ними. – Перлмуттер поколебался, затем продолжил: – Войско, состоящее из кельтских мужчин и женщин, представляло собой, должно быть, то еще зрелище.

– Почему так? – спросила Саммер, попадаясь в расставленную ловушку.

– Потому что кельты часто шли в сражение обнаженными.

Саммер была слишком хладнокровна, чтобы покраснеть, но все же она опустила глаза и после этого долго сидела, уставившись в пол.

– Что возвращает нас к вопросу о кельтских артефактах, найденных нами на отмели Навидад, – серьезно произнес Дирк. – Если их не перевозило какое-то судно три тысячи лет подряд, то откуда они там взялись?

– И как насчет высеченных в скале помещений, которые мы обнаружили? – добавила Саммер.

– Вы уверены, что они высечены в скале, а не выложены из камней? – с сомнением спросил Перлмуттер.

Дирк посмотрел на сестру:

– На мой взгляд, это возможно. Корка осадков вполне могла сделать швы между камнями неразличимыми.

– Не в традициях кельтов высекать помещения в скалах. Они вообще редко строили из камня, – пояснил Перлмуттер. – Но, может, на банке Навидад, когда она поднималась над уровнем моря, просто не было деревьев, пригодных для строительства. Ведь, скажем, искривленные волокнистые стволы тропических пальм не годятся для строительства жилых зданий.

– Но как могли они за тысячу сто лет до Рождества Христова переплыть шесть тысяч миль океана?

– Сложный вопрос, – признал Перлмуттер. – Племена, обитавшие на берегах Атлантики, были мореходами, их часто называли «людьми весла». Известно, что они из портов Северного моря плавали в Средиземное. Но вот легенд о том, что кельты пересекали Атлантику, не существует, – разве что святой Брендан, ирландский монах. Многие считают, что в ходе своего семилетнего путешествия он побывал на восточном побережье Америки.

– К какому же времени относится это путешествие? – спросил Дирк.

– Где-то между пятьсот двадцатым и пятьсот тридцатым годами нашей эры.

Дирк наклонился и потрепал Фрица за ушами. Тот с готовностью лизнул его руку.

– Похоже, мы исключаем одну возможность за другой.

Саммер опустила глаза и расправила платье.

– Что же дальше?

– Первое, что вам нужно выяснить, – посоветовал Перлмуттер, – это когда отмель Навидад выступала над поверхностью океана и что там было три тысячи лет назад.

– Здесь нам сможет что-нибудь подсказать геоморфолог, изучающий возраст и происхождение земных поверхностей, – со знанием дела предположила Саммер.

Перлмуттер взглянул на модель знаменитой подводной лодки Конфедерации «Ханли».

– Вы можете начать с Хайрема Йегера и его компьютерных чудес. В его библиотеке – самая большая в мире база данных по морским наукам. Если где-нибудь когда-нибудь проводились научные исследования геологии банки Навидад, у него наверняка найдутся об этом сведения.

– А если такое исследование проводили немцы или русские?

– Тогда у Йегера найдется перевод. Можете быть уверены.

Дирк поднялся на ноги и начал расхаживать по комнате.

– По возвращении в штаб-квартиру НУМА мы первым делом встретимся с Хайремом и попросим его порыться в своих архивах.

Саммер улыбнулась:

– А что потом?

Дирк не колебался:

– Следующая остановка – в офисе адмирала Сэндекера. Если мы хотим добраться в этом деле до сути, мы должны убедить его дать нам исследовательское судно с экипажем и необходимым оборудованием, чтобы мы могли тщательно исследовать затонувшее здание и достать оттуда остальные предметы.

– Мы должны вернуться, ты это имеешь в виду?

– А разве есть другой способ?

– Наверное, нет, – медленно проговорила Саммер. Почему-то – она сама не могла объяснить почему – в ней нарастал страх. – Но я не думаю, что смогу заставить себя еще раз взглянуть на «Рыбы».

– Зная Сэндекера, – вставил Перлмуттер, – рискну предположить, что он сэкономит деньги НУМА и совместит вашу экспедицию еще с каким-нибудь проектом.

– Согласись, это разумное предположение, – сказал Дирк, обращаясь к сестре. – Идем? Мы и без того отняли у Джулиана достаточно времени.

Саммер с некоторой опаской обняла Перлмуттера:

– Спасибо за великолепный ланч.

– Старому холостяку всегда приятно разделить трапезу с хорошенькой девушкой.

Дирк пожал Перлмуттеру руку:

– До свидания и спасибо.

– Передайте отцу мои наилучшие пожелания. Пусть заглядывает при случае.

– Непременно.

После ухода молодых людей Перлмуттер долго сидел задумавшись. Зазвонил телефон. Звонил Питт.

– Дирк, твои дети только что уехали.

– Ты сориентировал их в нужном направлении?

– Я немного подогрел их аппетит. Но я смог предложить им немногое. В письменной истории почти нет сведений о кельтах-мореходах.

– У меня к тебе вопрос.

– Слушаю.

– Слышал когда-нибудь о пирате по имени Хант?

– Да. Этот буканьер прославился – ну так, слегка, – в конце семнадцатого века. Почему ты спрашиваешь?

– Мне сказали, что именно его неугомонный дух известен сейчас как Буканьер-скиталец.

Перлмуттер вздохнул:

– Я читал отчеты. Еще одна легенда о «Летучем голландце». Тем не менее несколько судов и яхт, с которых радировали о том, что видели его корабль, исчезли без следа.

– Значит, есть причина тревожиться, если идешь в никарагуанские воды?

– Думаю, что да. Почему тебя это интересует?

– Любопытство.

– Хочешь, я соберу все, что у меня есть по Ханту?

– Я был бы благодарен, если бы ты прислал материалы в мой ангар с курьером, – сказал Питт. – Завтра рано утром я улетаю.

– Материалы уже в пути.

– Спасибо, Джулиан.

– Через две недели я устраиваю небольшой званый вечер. Ты успеешь?

– Я никогда не пропускаю твоих знаменитых вечеринок.

Положив трубку, Перлмуттер собрал бумаги по Ханту, позвонил в службу доставки и прошел в спальню, где остановился перед стеллажом, плотно забитым книгами. Он безошибочно вытянул одну из них с полки и тяжело зашагал в кабинет. Там он поудобнее устроил свое большое тело на кожаной кушетке, изготовленной мастером Рекамье в Филадельфии в 1840 г. для приемной какого-то доктора. Фриц подпрыгнул, улегся хозяину на живот и уставился ему в лицо печальными карими глазами.

Перлмуттер раскрыл книгу Аймана Уилкинса, озаглавленную «Где когда-то стояла Троя», и начал читать. Через час он закрыл книгу и взглянул на Фрица.

– Неужели это возможно? – пробормотал он, обращаясь к собаке. – Неужели возможно?

Затем начало действовать шардоннэ, и Джулиан заснул.

18

На следующее утро Питт и Джордино вылетели в Никарагуа. На реактивном лайнере НУМА «ситейшн» они добрались до Манагуа, где пересели на коммерческий турбовинтовой «касса-212» испанской постройки. За час десять минут самолет пролетел над горами и равнинами до Карибского моря и дальше над районом, известным как Берег Москитов. Долететь на самолете НУМА сразу до места было бы быстрее, но Сэндекер решил, что им лучше не выделяться и прилететь на самолете местной линии, как обычным туристам.

Закатное солнце на западе заливало золотом горные пики. Еще немного, и его лучи потеряются в тени на восточных склонах. Трудно было представить себе, что по такому сложному рельефу можно проложить канал, однако из истории известно, что Никарагуа всегда считалось более подходящим местом для межокеанского канала, чем Панама. В Никарагуа более здоровый климат, на разведанном маршруте легче было бы производитьземляные работы, и притом канал в результате оказался бы на триста миль ближе к Соединенным Штатам; на шестьсот – если считать путь туда и обратно.

В самом конце XIX века, как часто бывало в истории с важными поворотными решениями, из своего логова выползли политики и все испортили. В США существовало сильное панамское лобби, всячески старавшееся протолкнуть свой проект и испортить отношения между Никарагуа и правительством США. Кроме того, Тедди Рузвельт[310] предпринимал активные, хотя и тайные усилия по подготовке милого его сердцу соглашения с панамцами. Некоторое время чаши весов колебались, но тут сыграла свою роль роковая случайность. На карибском острове Мартиника произошло извержение вулкана Маунт-Пеле, погубившее тридцать тысяч человек. В это же время – вот пример невероятно неудачного выбора момента! – никарагуанцы выпустили серию марок, на которых Никарагуа воспевалась как страна вулканов, причем на одной из марок на фоне вулкана были изображены судоверфь и железная дорога. Этого оказалось достаточно. Сенат проголосовал за Панаму в качестве места, где США будут строить канал между океанами.

Сразу после вылета из Вашингтона Питт взялся за изучение подготовленного для него доклада по Берегу Москитов. Карибские долины Никарагуа отделены от более населенной западной части страны труднопроходимыми горами, хребты которых в данный момент проплывали под крылом самолета, и густыми тропическими лесами. Здешние жители и сама эта местность никогда не подчинялись испанцам. Напротив, в 1905 году, когда побережье отошло под юрисдикцию никарагуанского правительства, они попали под британское влияние.

Пунктом назначения Питта и Джордино был Блуфилдс – главный карибский порт Никарагуа. Свое название порт получил по имени печально знаменитого голландского пирата, который имел обыкновение прятать свой корабль в береговой лагуне возле города. Население здесь составляли в основном мискито – потомки выходцев из Центральной Америки, Европы и Африки. Кроме того, здесь жили креолы, черные потомки рабов колониального периода, и метисы – люди, в жилах которых смешалась кровь индейцев и испанцев.

Местная экономика была полностью ориентирована на рыболовство, и на побережье дела шли достаточно оживленно. Основу улова составляли креветки, омары и черепахи. Большой завод, расположенный в городе, перерабатывал рыбу на экспорт. Кроме того, крупные ремонтные и обслуживающие предприятия ремонтировали, заправляли и снабжали всем необходимым рыболовные флотилии со всего мира.

Когда Питт поднял голову от досье, небо за иллюминатором уже было угольно-черным. Гул пропеллеров и завывание моторов захватили Питта и заставили его предаться ностальгическим воспоминаниям. Лицо, которое он видел каждый день в зеркале, уже не могло похвастать гладкой кожей и полным отсутствием морщин, как двадцать пять лет назад. Время, жизнь, полная приключений, и стихии оставили на нем свои многочисленные следы.

Он сидел, уставившись в пустоту за стеклом иллюминатора, и вспоминал то время, когда все начиналось. Это было на пустынном пляже Каэна-Пойнт на гавайском острове Оаху. Он лежал на песке, подставляя бока солнцу, и от нечего делать рассматривал море за полосой прибоя. Неожиданно он разглядел в воде какой-то желтый цилиндр. Он бросился в море, преодолел предательскую полосу прибоя, добрался до цилиндра и вернулся с ним на берег. Внутри цилиндра оказалось послание от капитана пропавшей атомной подводной лодки. С этого момента его жизнь круто переменилась. Он встретил женщину, в которую влюбился с первого взгляда и которая стала его первой любовью. Он был уверен, что она погибла, и хранил ее образ в памяти. Только когда на его пороге появились Дирк и Саммер, узнал он о том, что его любимая в тот страшный день осталась жива.

Его тело пока успешно сопротивлялось действию времени. Может быть, мышцы чуть потеряли твердость, но суставы еще не успели познакомиться с ноющими болями, которые приходят с возрастом. Его черные волосы по-прежнему оставались волнистыми и густыми, только по вискам начала расползаться легкая седина. Колдовские опалово-зеленые глаза смотрели остро и внимательно. Любовь к морю и работа в НУМА по-прежнему поглощали все его время. Память о приключениях – и приятных, и кошмарных, – и многочисленных шрамах не успела еще потускнеть с годами.

Он вновь переживал мысленно те многочисленные ситуации, когда ему удалось обмануть старуху с косой. Рискованное путешествие вниз по подземной реке в поисках золота инков. Битва в Сахаре против многократно превосходящего противника в старом форте Французского легиона. Сражение в Антарктике с гигантским старинным снегоходом и подъем «Титаника». Два десятилетия трудов и достижений принесли в его жизнь чувство спокойного удовлетворения. Он мог без стыда оглядываться на прошлое. В конце концов, значительная часть жизни прожита не зря.

Но что-то все же ушло. Пропала прежняя напористость, стремление бросить вызов неизвестности. У него появилась семья и обязательства перед ней. Дни неограниченной свободы подходили к концу. Питт обернулся и взглянул на Джордино. Тот всегда способен был заснуть в любых, даже самых неблагоприятных обстоятельствах так же легко, как на пуховой перине в собственной вашингтонской квартире. Их совместные предприятия стали почти легендой. В личной жизни они не были особенно близки, но перед лицом ошеломляющих трудностей и опасностей всегда выступали как единое целое. Каждый пользовался физическими и интеллектуальными достоинствами другого, и в результате они вместе побеждали – или проигрывали, что случалось нечасто.

Питт улыбнулся, вспомнив, как о нем написал какой-то репортер в одном из тех немногих случаев, когда его подвиги получали широкую известность: «В каждом человеке, который жаждет приключений, есть что-то от Дирка Питта. А поскольку сам он и есть Дирк Питт, его жажда гораздо сильнее».

* * *

«Касса» выпустил шасси, и Питт очнулся от задумчивости.

Он повернулся к иллюминатору и посмотрел вниз. Посадочные огни многократно отражались в воде рек и лагун, окружающих городской аэропорт. Самолет сел и неторопливо подрулил к главному терминалу. С неба сыпал мелкий дождь. Свежий ветер – пять миль в час – относил дождевые капли в сторону, придавая воздуху аромат влажной свежести. Питт вслед за Джордино спустился по трапу и был слегка удивлен мягкой погодой: температура воздуха была в районе семидесяти с небольшим; он ожидал, что будет по крайней мере на десять градусов выше.

Они быстро пересекли поле и вошли в здание аэровокзала. После двадцати минут ожидания на карусели появился багаж. В инструкциях от Сэндекера было сказано только, что автомобиль, скорее всего, будет ждать их у выхода. Джордино вскинул на плечо большой баул с подводным снаряжением, Питт потянул за собой два чемодана на колесиках. Они прошли по мощеной дорожке пятьдесят ярдов и вышли на улицу. Там пять автомобилей и десять такси ждали пассажиров. Каждый из водителей стремился первым заполучить пассажиров. Питт и Джордино отмахнулись от таксистов и минутку постояли, пока последняя машина в очереди – побитый и поцарапанный старый «Форд Эскорт» – не мигнула им фарами. Питт подошел к окну со стороны пассажира, наклонился и начал произносить:

– Вы ждете не...

Это все, что он успел произнести, прежде чем замолчал от удивления. Из машины с водительской стороны вылез Руди Ганн. Ухмыляясь во весь рот, он обогнул автомобиль и подошел поздороваться и пожать руки.

– Невероятно, мы с вами все время встречаемся.

Питт непонимающе уставился на него:

– Адмирал ничего не сказал о том, что ты тоже участвуешь в этом проекте.

Джордино тоже смотрел непонимающе:

– Откуда ты взялся и как умудрился добраться сюда раньше нас?

– Мне наскучило просиживать свои дни в кабинете, так что я уговорил Сэндекера разрешить мне тоже принять участие. Я вылетел в Никарагуа вскоре после нашей встречи. Похоже, он не счел нужным предупредить вас.

– Должно быть, забыл, – заметил Питт, обнимая невысокого худенького Ганна рукой за плечи. – Мы с тобой, Руди, вместе пережили бурные времена и всегда рады работать рядом.

– Как в тот раз в Мали, когда на Нигере ты выбросил меня за борт?

– Насколько мне помнится, я сделал это по необходимости.

И Питт, и Джордино относились к заместителю директора НУМА с уважением. Возможно, он выглядел и вел себя как преподаватель университета, но при этом Ганн никогда не боялся унизиться и испачкать руки, если это было необходимо, чтобы довести очередной проект НУМА до успешного завершения. Особенно его уважали за то, что, какие бы убытки ни терпело агентство, он никогда не жаловался на оперативников Сэндекеру.

Они забросили вещи в багажник и забрались в видавший виды «эскорт». Ганн ужом проскользнул между ожидающими у терминала машинами и свернул на дорогу, ведущую из аэропорта к докам. Они проехали вдоль большой бухты Блуфилдса, окруженной широкими пляжами. Дельта реки Эскондидо перед Блуфилдсом распадается на несколько каналов, которые огибают город с разных сторон и затем через пролив Блафф впадают в море. Лагуна, гавань и заливы – все было забито пришвартованными рыбачьими лодками.

– Похоже, что весь рыболовный флот сейчас в городе, – заметил Питт.

– Благодаря коричневой мути рыболовство практически прекратилось, – пояснил Ганн. – Креветки и омары гибнут, а рыба перекочевала в более безопасные воды. Иностранные рыболовы, как и коммерческие суда из Техаса, перебрались в более продуктивные зоны.

– Местная экономика, должно быть, вылетела в трубу, – сказал Джордино, удобно устроившийся на заднем сиденье.

– Для них это катастрофа. Каждый, кто живет в низине, каким-то образом зависит от моря. Нет рыбы – нет денег. И это еще полбеды. На Блуфилдс и побережье вокруг него каждые десять лет, как часы, обрушиваются сильные ураганы. Ураган Джоан разрушил гавань в 1988 г. Теперь ураган Лиззи стер с лица земли все, что удалось отстроить. Но если коричневая муть не рассеется или ее не удастся нейтрализовать, множество людей будет обречено на голод. – Ганн помолчал. – И до шторма дела обстояли очень неважно. Безработица достигала шестидесяти процентов. Сейчас она приближается к девяноста. Западное побережье Никарагуа, как и Гаити, беднейший пасынок западного полушария. Да, пока не забыл. Вы, парни, голодные?

– Все в порядке, – ответил Джордино. – Мы слегка пообедали в аэропорту Манагуа.

Питт улыбнулся.

– Ты забыл про две рюмки текилы.

– Я не забыл.

«Эскорт» тем временем катил по городу, проваливаясь колесами в ямы, которые казались глубокими, как колодцы. Облупившиеся здания, казавшиеся скорее развалинами, принадлежали по архитектуре к смешанному англофранцузскому стилю. Когда-то они были покрашены в яркие цвета, но уже не один десяток лет ни одно из зданий не видело малярной кисти.

– Вижу, ты не шутил, когда говорил о катастрофе в экономике, – сказал Питт.

– Бедность в значительной степени объясняется полным отсутствием инфраструктуры и тем, что местные власти не хотят ничего по этому поводу делать, – тоном лектора начал Ганн. – Девочки, у которых нет никаких перспектив, начинают заниматься проституцией лет с четырнадцати. Мальчики продают кокаин. Никто не может себе позволить платить за электричество, поэтому жители лачуг подключают провода к уличным фонарям. В городе нет канализации, а губернатор тратит весь годовой бюджет на строительство дворца. Она считает, что важнее всего предстать в выгодном свете перед приезжими чинами. Здесь процветает наркобизнес, но никто из местных не богатеет на контрабанде. Ее передают в основном в море или в уединенных пещерах.

Ганн въехал в зону коммерческого причала в городке Эль-Блафф, расположенном у входа в лагуну напротив Блуфилдса. Гавань ощутимо воняла. В ее отвратительно грязной воде смешивались воедино мусор, нефть и сточные воды. Разгружавшиеся у причалов суда выглядели так, как будто готовы в любую минуту рассыпаться и рухнуть в грязную воду. Крыши с большинства портовых складов, похоже, были недавно сорваны. Питт обратил внимание, что с одного из контейнеровозов разгружают большие ящики с нарисованными по трафарету на дощатых стенках сельскохозяйственными машинами. Громадные, безукоризненно чистые сияющие грузовики и трейлеры, на которые их ставили, казались неуместными на фоне неряшливой пристани. В свете прожекторов с трудом различалось название судна: «Дун-Хэ». По центральной части корпуса протянулись буквы COSCO. Питт знал, что они означают «Китайское океанское пароходство».

Оставалось только гадать, что на самом деле находится внутри ящиков с рисунками тракторов и комбайнов.

– И это здешний порт? – недоверчиво спросил Джордино.

– Все, что от него осталось после урагана Лиззи, – ответил Ганн.

Через четыре сотни ярдов «эскорт» выкатил на старый деревянный причал, забитый потемневшими от старости заброшенными рыбацкими лодками. Ганн тормознул у единственной лодки, чья палуба была освещена. Судя по виду, судно знавало лучшие дни. В желтом свете прожекторов черная краска на его бортах казалась поблекшей. От палубного оборудования и железных деталей на корпусе тянулись вниз ржавые потеки. На рабочей палубе в беспорядке валялись рыболовные снасти. Случайно забредшему в порт человеку судно показалось бы абсолютно примитивным и утилитарным, точно таким же, как прочие рыбацкие суденышки вокруг.

Питт обежал его глазами с носа до кормы, где вяло болтался на флагштоке никарагуанский флаг с белой горизонтальной полосой в окружении двух синих. Он сунул руку за пазуху и нащупал небольшой шелковистый сверток. Он будто хотел убедиться, что сверток по-прежнему там.

Он слегка повернулся и коротко глянул на небольшой грузовичок бледно-лилового цвета, припаркованный в тени ближайшего пакгауза. Грузовичок не был пуст. Питт различал сквозь залитое потоками воды лобовое стекло темный силуэт за рулем и красную точку зажженной сигареты.

Наконец он повернулся обратно к судну.

– Значит, это и есть «Поко-Бонито».

– Не особенно выигрышно смотрится, правда? – сказал Ганн, открывая багажник и помогая вытащить оттуда вещи. – Зато на нем стоят два дизеля по тысяче лошадей и научное оборудование, за которое большинство химических лабораторий готово было бы удавиться.

– Недосмотр, – заявил Питт.

Ганн непонимающе взглянул на него.

– Как это?

– Наверное, это единственное судно во всей флотилии НУМА, не выкрашенное в бирюзовый цвет.

– Я знаком с небольшими судами класса «Нептун», которые НУМА использует для разведки, – заметил Джордино. – Кроме всего прочего, они прочны, как бронированный автомобиль, и достаточно устойчивы на крутой волне. – Он поколебался и окинул взглядом забитый рыбацкими лодками причал. – Здорово замаскировали. Немного великовата рубка, но тут уж ничего не поделаешь, а в остальном похоже в точности.

– Давно ли построена эта посудина? – поинтересовался Питт.

– Шесть месяцев назад.

– Как удалось инженерам так состарить его? Он выглядит таким... потрепанным.

– Спецэффекты, – рассмеявшись, пояснил Ганн. – Особая формула для облупившейся краски и ржавых потеков, чтобы придать именно такой вид.

Питт перепрыгнул с причала на палубу суденышка и обернулся, чтобы принять от Джордино чемоданы и баул. На звук его шагов из задней двери рубки появились мужчина и женщина. Мужчина шагнул вперед, в круг прожекторного света. Это был человек лет пятидесяти с коротко подстриженной седой бородой и кустистыми бровями. Его чисто выбритая голова блестела от пота. Он не слишком сильно превосходил Джордино в росте и, когда стоял, немного сутулил плечи.

Последним членом экипажа оказалась молодая женщина под шесть футов ростом, гибкая и тонкая, с фигурой фотомодели, страдающей отсутствием аппетита. Светлые волосы, густые и блестящие, свободно рассыпались по плечам. У нее было загорелое лицо с высокими скулами; улыбнувшись, она обнажила прекрасный комплект белоснежных, зубов. Как большинство женщин, работающих на открытом воздухе, она собирала волосы на затылке и почти не пользовалась косметикой. Ничто не отвлекало взгляд от ее естественной красоты. По крайней мере, по мнению Питта. Он обратил внимание, что она все-таки исполняет кое-какие женские ритуалы: так, она тщательно покрасила себе ногти на ногах.

И на мужчине, и на женщине были местные хлопковые рубашки в вертикальную полоску и шорты цвета хаки. Мужчина был обут в теннисные туфли с таким количеством дыр, что можно было подумать, будто их расстреливали из дробовика. На женщине были сандалии с широкими ремешками.

Ганн представил всех присутствующих.

– Доктор Рене Форд, наш местный специалист-ихтиолог, и доктор Патрик Додж, ведущий морской геохимик НУМА. Вам, кажется, знакомы Дирк Питт, директор департамента специальных проектов, и Ал Джордино, морской инженер.

– Нам прежде не приходилось работать вместе, – сказала Рене хрипловатым голосом, – но мы встречались на конференциях.

– Аналогично, – сказал Додж, пожимая прибывшим руки.

Питт испытывал искушение спросить, не из одного ли гаража Форд и Додж, но сдержался, опасаясь, что шутка окажется неуместной. Вместо этого он произнес:

– Рад вновь увидеться с вами.

– Надеюсь, из нас получится дружная команда, – сверкнул своей обаятельной улыбкой Джордино.

– Что может нам помешать? – отозвалась Рене.

Джордино промолчал. Это был один из тех редких случаев, когда ему нечего было ответить.

* * *

Несколько мгновений Питт стоял молча, слушая, как волны негромко шлепают по причальным сваям. Вокруг не было видно ни души. Пристань казалась пустой. Почти, но не совсем.

Он спустился в свою каюту на корме, вынул из чемодана небольшую черную коробочку и бесшумно поднялся по трапу на дальнюю от причала сторону палубы. Спрятавшись за рубкой, он открыл коробку и достал из нее предмет, похожий на видеокамеру. Питт включил преобразователь. Предмет в его руках начал приглушенно гудеть на высоких нотах. Питт набросил себе на голову одеяло и медленно выпрямился, так чтобы его глаза оказались чуть выше бухты каната, лежавшей на крыше рубки. Он прижался глазом к окуляру прибора ночного видения. Прибор автоматически подстроил усиление, яркость и инфракрасную подсветку изображения. Питт вгляделся в темноту за линией причала. Сейчас она превратилась для него в зеленоватое светящееся изображение. Теперь он мог видеть, как сова.

Грузовичок «шевроле», замеченный им по прибытии на «Поко-Бонито», по-прежнему стоял возле причала. Прибор усиливал свет звезд и двух тусклых уличных фонарей в двух сотнях ярдов от грузовичка в двадцать тысяч раз, позволяя разглядеть водителя так, как если бы он находился в хорошо освещенной комнате. Но, вглядевшись в водителя, Питт понял, что это женщина. По тому, как наблюдательница переводила свой бинокль с одного освещенного иллюминатора на другой, он мог сказать, что она не подозревает, что за ней наблюдают. Он сумел разглядеть даже, что у нее мокрые волосы.

Питт чуть опустил прибор и дал ему время сфокусироваться на водительской двери грузовичка. «Шпионка-то явно не профессионал, – подумал он. – И не слишком осторожна. Наверное, кто-то из работников фирмы играет в свободное время роль шпиона». На дверце золотыми буквами было написано название компании-работодателя: «ОДИССЕЙ»

Имя стояло там в полном одиночестве; рядом с ним не было написано ни «лтд», ни «корпорация», ни «компания».

Под именем можно было различить стилизованное изображение скачущего коня. Рисунок показался Питту странно знакомым, но он не смог вспомнить, где его видел.

«Странно, почему „Одиссей“ интересуется исследовательской экспедицией НУМА, – подумал Питт. – Чем может угрожать ему группа ученых-океанологов?» Он не видел никакого смысла в том, что гигантская организация, для которой в этом нет никакой выгоды, выслеживает их.

Питт не смог удержаться от того, чтобы немного подразнить шпионку. Он поднялся в полный рост, подошел к причальному борту и помахал женщине рукой. Она тут же навела на него свой прибор ночного видения. Питт в ответ поднял свой прибор к глазам и тоже уставился на нее. Да, определенно не профессионал. Женщина в грузовичке испытала такое потрясение, что уронила свой прибор на сиденье, запустила двигатель и с ревом унеслась в темноту, обиженно визжа тормозами.

Рене выглянула на палубу одновременно с Джордино и Доджем и спросила:

– Что тут происходит?

– Кто-то спешит, – весело ответил Питт.

Пока мужчины смотрели, Рене отдала носовой и кормовой швартовы. Ганн в рубке запустил двигатели, и они заработали с ровным негромким гулом. Палуба слегка завибрировала. «Поко-Бонито» неторопливо отошел от причальной стенки и пошлепал в канал, по которому суда через пролив Блафф выходили в море. Навигационный компьютер, куда заранее был введен курс, направил суденышко на северо-восток. Известно, однако, что большинство пилотов предпочитает поднимать самолет в воздух и сажать вручную, не передоверяя эту задачу компьютеру. Вот и Ганн решил сам встать к штурвалу и вывести суденышко в море.

Питт спустился по трапу в каюту, убрал прибор ночного видения обратно в чемодан и достал оттуда трехрежимный спутниковый телефон системы «Глобалстар». Затем вернулся на палубу и удобно устроился в потрепанном шезлонге. Рене протянула ему из камбуза через специальное окно чашку кофе. Он с улыбкой обернулся к ней.

– Кофе? – не выходя из камбуза, спросила она.

– Вы ангел, – отозвался Питт. – Спасибо.

Он отхлебнул кофе и набрал номер на телефонном аппарате. Сэндекер взял трубку на четвертом звонке.

– Сэндекер, – коротко представился он.

– Вы не забыли сообщить мне кое-что, адмирал?

– Не понял.

– «Одиссей».

В трубке воцарилось молчание. Через некоторое время:

– Почему ты спрашиваешь?

– Кто-то из их людей сегодня наблюдал, как мы грузились на судно. Мне интересно знать почему.

– Лучше, если ты узнаешь об этом позже, – загадочно заметил Сэндекер.

– Не имеет ли это отношения к никарагуанскому проекту «Одиссея», связанному с земляными работами? – невинно поинтересовался Питт.

Вновь молчание в трубке и как будто эхо:

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто любопытно.

– Где ты добыл информацию?

Питт не удержался от искушения.

– Лучше, если вы узнаете об этом позже.

И, нажав кнопку, он прервал разговор.

19

Ганн провел «Поко-Бонито» по черной воде между почти отвесными берегами пролива. На воде не видно было ни одного судна, поэтому он держал курс прямо по центру фарватера. Вдалеке у входа в гавань на волнах покачивались огни бакенов – зеленый проблесковый и красный постоянный.

Питт сидел в шезлонге, наслаждаясь морским тропическим вечером и наблюдая, как желтые огни Блуфилдса исчезают в темноте за кормой. Из головы никак не шла шпионка на пристани. Мысли о ней без конца крутились в мозгу и, похоже, собирались поселиться там навсегда. Где-то на грани сознания мелькала еще одна неясная мысль. В общем-то Питта не беспокоил тот факт, что во время отплытия за ними наблюдали. Это, казалось ему, не имеет значения. Грузовичок с надписью «Одиссей» на дверце по его личной шкале тревоги тянул максимум на два балла. А вот поспешность, с которой шпионка унеслась на нем с причала, поразила Питта и поставила его в тупик. Ей совершенно незачем было торопиться. Экипаж НУМА заметил ее? Ну так что? Они же не пытались к ней приблизиться. Ответ должен заключаться в чем-то ином.

И вдруг картина мгновенно прояснилась – он вспомнил влажные волосы женщины за рулем.

Ганн занес правую руку над сдвоенной рукояткой газа двух больших инжекторных двигателей судна. Он собирался сдвинуть ее вперед. После этого суденышко рванется и полетит по низким пологим волнам, набегающим с Карибского моря. Внезапно Питт резко выпрямился в своем шезлонге и закричал во весь голос:

– Руди, останови судно!

Ганн полуобернулся к нему:

– Что?

– Останови судно! Сейчас же!

Голос Питта по остроте не уступал лезвию рапиры, и Ганн быстро подчинился. Он перевел рукоятки газа назад до упора, в положение «стоп». Затем Питт криком позвал Джордино, который мирно посиживал на камбузе с Форд и Доджем и с наслаждением пил кофе с пирогом.

– Ал, тащи сюда мое подводное снаряжение!

– В чем, собственно, дело? – в недоумении вопросил Ганн, выходя из ходовой рубки. Ошеломленные Рене и Додж тоже поднялись на палубу и пытались понять, что происходит.

– Я точно не знаю, – объяснил Питт, – но подозреваю, что у нас на борту может находиться бомба.

– Что привело вас к такому выводу? – скептически поинтересовался Додж.

– Дама на том грузовичке очень уж торопилась исчезнуть. К чему такая спешка? Должна быть какая-то причина.

– Если вы правы, – сказал Додж, начиная понимать, – нам лучше найти бомбу.

Питт решительно кивнул.

– Вы в точности повторяете мои мысли. Руди, вы с Патриком и Рене обыщите каюты до последнего дюйма. Ал, возьми на себя машинное отделение. Я спущусь в воду и проверю, не закрепили ли ее снизу на корпусе.

– Давайте начнем, – сказал Ал. – Там может быть взрыватель с таймером, рассчитанный на взрыв сразу после выхода из гавани.

Питт покачал головой.

– Не думаю. А что, если бы мы остались у причала до утра? Совершенно невозможно предсказать в точности, когда мы отвалим от стенки и когда после этого выйдем в открытое море. Я предположил бы скорее, что на одном из бакенов на выходе из гавани установлен передатчик. Когда мы будем проходить мимо, он активизирует приемник, подключенный к взрывчатке.

– По-моему, у вас слишком живое воображение, – с сомнением произнесла Рене. – Я даже ради спасения собственной жизни не могу себе представить, у кого могут быть причины убить всех нас и уничтожить судно.

– Кто-то боится того, что мы можем обнаружить, – продолжил свою мысль Питт. – И на данный момент наш основной подозреваемый – «Одиссей» и все, кто с ним связан. У них, должно быть, отличная разведка, если они сумели все вынюхать вопреки стараниям адмирала доставить нас пятерых и судно в Блуфилдс как можно менее заметно.

Снизу появился Джордино с подводным снаряжением Питта. Алберт обладал достаточно развитой интуицией, чтобы сразу же принять теорию Дирка. За много лет – а они были знакомы с начальной школы – он понял, что Питт почти никогда не ошибался в трактовке даже самых загадочных событий. Взаимное доверие этой пары представляло собой нечто большее, чем просто дружбу или сотрудничество. В прошлом нередко случалось, что их мысли полностью совпадали.

– Нам лучше действовать быстро, – настойчиво произнес Питт. – Чем дольше мы будем здесь оставаться, тем быстрее наши «друзья» поймут, что мы их заподозрили. Они ждут, что в ближайшие десять минут случится красочный фейерверк.

Слова подействовали. Никого не потребовалось подгонять. Они быстро скоординировали усилия и поделили судно на секции, чтобы удобнее было искать. Питт разделся до трусов и надел воздушные баллоны и регулятор. У него не было ни необходимости, ни времени надевать мокрый гидрокостюм. Без его подъемной силы он не счел нужным надевать и стесняющий движения грузовой пояс. Взяв в рот загубник регулятора, он пристегнул к левой ноге небольшой набор инструментов, схватил в правую руку фонарь и шагнул через борт.

Кристально прозрачная вода показалась ему теплее, чем воздух наверху. Посветив фонарем вниз, он смог различить в восьмидесяти футах внизу плоское песчаное дно без каких-либо заметных деталей. Когда молочно-теплая вода охватила тело, Питт почувствовал себя в своей стихии. Корпус суденышка ниже ватерлинии был чист от всякой морской живности: прежде чем отправить «Поко-Бонито» на юг, Сэндекер распорядился тщательно почистить его в сухом доке.

Питт двинулся от руля и винтов вперед к носу судна, водя фонарем по днищу слева направо и обратно. Конечно, на свет фонаря могла заглянуть какая-нибудь любопытная акула, но Питту за все годы погружений почти не приходилось иметь дело с этими подводными машинами для убийства. Вместо того чтобы думать о такой возможности, он сконцентрировал свое внимание на предмете, попавшем в луч фонаря. Предмет этот, как опухоль, искажал очертания киля в центральной части судна. Так! Значит, его подозрения оказались небеспочвенными. Он медленно заработал ластами, и через несколько секунд то, в чем он без малейших сомнений узнал взрывное устройство, оказалось не более чем в десяти дюймах перед стеклом его лицевой маски.

Питт не был экспертом по бомбам. Он видел лишь, что к алюминиевому корпусу судна в том месте, где он примыкает к килю, прикреплен какой-то овальный контейнер примерно трех футов длиной и восьми дюймов шириной. Тот, кто устанавливал эту штуку, прикрепил ее к корпусу с помощью водостойкой клейкой ленты, достаточно прочной, чтобы выдержать напор воды при движении судна.

Невозможно было сказать, какая использована взрывчатка, но Питту показалось, что ее там слишком много. Классический случай применения оружия избыточной мощности. Такое количество взрывчатки должно было разнести «Поко-Бонито» на тысячу кусочков, а его экипаж на мелкие клочки плоти и костей. Эту мысль едва ли можно было назвать приятной.

Питт зажал фонарь под мышкой и осторожно положил обе руки на контейнер. Глубоко вдохнув, он попытался оторвать контейнер от корпуса судна. Ничего не вышло. Он увеличил усилия, но все было бесполезно. Без дополнительной опоры Питт не мог приложить достаточного усилия, чтобы преодолеть сопротивление клейкой ленты. Он отплыл немного в сторону, сунул руку в пристегнутый к ноге чехол с инструментами и вытащил небольшой рыбацкий нож с изогнутым лезвием.

В свете фонаря он бросил быстрый взгляд на оранжевый циферблат своих древних водонепроницаемых часов «Докса». Он провел под водой уже четыре минуты. Надо поторопиться, пока агент Призрака на берегу не догадался, что происходит что-то необычное. Питт очень осторожно просунул лезвие ножа между контейнером и корпусом так далеко, как только осмелился, и провел лезвием по клейкой ленте, как будто пытаясь распилить деревянный брусок. Тот, кто крепил контейнер к корпусу, потратил на это столько клейкой ленты, что хватило бы удушить кита. Питт успел уже перерезать ее в четырех местах, а контейнер по-прежнему держался на корпусе судна.

Питт убрал нож обратно в чехол, ухватил контейнер за оба конца, извернулся в воде так, чтобы иметь возможность упереться ногами в ластах в киль, и потянул из всех сил. Он молча молился при этом, чтобы бомба была способна сработать только от электронного сигнала, а, скажем, не от сотрясения. Контейнер внезапно отделился от корпуса и понесся на Питта с такой силой, что тот кувырком отлетел от судна и пролетел футов шесть, прежде чем остановился. Только теперь, когда бомба оказалась в его руках, он заметил, что дышит как паровоз, а сердце бьется так, будто пытается вырваться из груди.

Не дожидаясь, пока уляжется сердцебиение, а дыхание вновь станет нормальным, Питт поплыл вдоль киля и поднялся на поверхность у кормы возле руля. Никого не было видно. Все старательно обыскивали внутренние помещения судна. Питт выплюнул изо рта загубник и крикнул:

– Будет неплохо, если мне кто-нибудь поможет!

Он нисколько не удивился, что первым на его призыв отозвался Джордино.

Маленький итальянец выскочил из люка машинного отделения и свесился с кормы.

– Что у тебя?

– Достаточно взрывчатки, чтобы уничтожить линкор.

– Хочешь, чтобы я поднял ее на борт?

– Нет. – Питт угодил под волну и вынырнул, хватая ртом воздух. – Привяжи спасательный плот на длинный линь и брось его с кормы в воду.

Джордино не задавал вопросов. Он буквально взлетел по трапу на крышу рубки, выхватил из гнезда один из двух спасательных плотиков, похожих на надувные резиновые лодки, – их не привязывают, чтобы они могли остаться на плаву, если судно затонет. Рене и Додж появились на палубе как раз вовремя, чтобы подхватить плот, когда Джордино осторожно спустил его с крыши рубки на палубу.

– Что происходит? – спросила Рене.

Джордино указал кивком на голову Питта в воде за кормой.

– Дирк нашел на корпусе взрывное устройство.

Рене уставилась на контейнер в руках Питта, освещенный его же подводным фонарем.

– Почему бы просто не уронить его на дно? – пробормотала она. В ее тоне явно проскальзывал страх.

– Потому что у него есть план, – терпеливо пояснил Джордино. – А теперь помогите мне сбросить плот за борт.

Додж ничего не сказал. Втроем им удалось сбросить тяжелый плот через релинги в воду. Волна от его падения накрыла Питта с головой. Яростно работая ластами, он высунулся из воды по грудь, поднял тяжелый контейнер над головой и осторожно опустил его на дно надувной лодки. Он с ужасом чувствовал, что, возможно, испытывает свою удачу уже слишком долго. Единственным утешением служила мысль, что в случае чего он сам не заметит, как перенесется на тот свет.

Питт смог вздохнуть с облегчением, только когда контейнер оказался надежно закреплен на дне спасательного плота.

Джордино спустил трап и помог Питту взобраться на борт. Когда он помогал Питту снять баллоны, тот сказал:

– Вылей в плот несколько галлонов горючего, а потом отпусти его на полную длину линя.

– Вы хотите, чтобы мы тащили за собой полный спасательный плот взрывчатки, залитой бензином? – с сомнением спросил Додж.

– Примерно так.

– Что произойдет, когда он пройдет мимо бакена с передатчиком?

Питт посмотрел на Доджа и криво ухмыльнулся.

– Рванет.

20

Когда судно подходит к гавани с моря, то перед ним оказываются бакены, обозначающие безопасный фарватер. Бакен по левому борту обычно окрашен в зеленый цвет и имеет на верхушке соответствующего цвета фонарь. Ему присваивают нечетный номер. Расположенный точно напротив правый бакен должен быть красным, иметь четный номер и красный фонарь на верхушке. Поскольку «Поко-Бонито» не входил в гавань, а, напротив, покидал ее, с него бакены видны были наоборот – красный – слева, зеленый – справа.

Все, кроме Джордино, который встал к штурвалу, столпились на кормовой палубе и неотрывно смотрели назад поверх кормового ограждения. Наконец нос «Поко-Бонито» поравнялся с внешними бакенами гавани.

Форд и Додж знали, что Питт обнаружил взрывчатку, и видели своими глазами, как он положил бомбу в спасательный плот, прежде чем отпустить его за кормой на веревке. Тем не менее они ожидали, что судно будет вот-вот уничтожено взрывом. Плотик маленьким оранжевым пятнышком маячил на черной воде в ста пятидесяти ярдах за кормой, а на «Поко-Бонито» напряжение в воздухе настолько сгустилось, что его, казалось, можно было резать ножом. Но в конце концов корпус «Поко-Бонито» полностью миновал линию между бакенами и остался цел. Ничего не произошло.

Напряжение вновь возросло, даже сильнее прежнего, когда к бакенам приблизился спасательный плот. Пятьдесят ярдов, затем двадцать пять. Рене инстинктивно пригнулась и закрыла ладонями уши. Додж присел на корточки и повернулся к корме спиной, а Питт и Джордино спокойно смотрели назад, как будто ожидая, когда среди множества звезд в небесах промелькнет падающая звезда.

– Как только рванет, – сказал Питт Доджу, – выключите наши ходовые огни. Пусть думают, что мы испарились.

Едва он успел договорить, как спасательный плот исчез.

Взрыв прогремел, и его эхо заметалось в проливе между отвесными стенами. Воздушная волна прокатилась по воде, мягко ударила людей в лицо и качнула судно. Темнота перед глазами наблюдателей превратилась в кошмар из пламени и разлетающихся обломков; вода в середине канала вскипела и взметнулась вверх огромным белым фонтаном двадцати футов шириной. Топливо, залитое в плот, вспыхнуло столбом пламени. Экипаж «Поко-Бонито», как загипнотизированный, наблюдал за тем, как мельчайшие клочки плота дождем, как метеоры, сыпались с неба. Они густо засыпали палубу судна, никого не поранив и ничего не повредив.

* * *

Затем с такой же внезапностью вновь наступила тишина. Вода сомкнулась над кратером взрыва, и ничто больше не говорило о происшедшем.

Женщина, сидевшая в грузовичке, после ухода «Поко-Бонито» успела не меньше десятка раз посмотреть на часы. Когда же наконец в отдалении раздался грохот и примерно в двух милях от берега мелькнула яркая вспышка, она с облегчением вздохнула. Взрыв прозвучал немного позже, чем она рассчитывала. На восемь минут позже, если быть точным. Может быть, рулевой осторожничал и слишком медленно вел судно по черным водам узкого канала. Или судно могла задержать мелкая техническая неисправность. В любом случае, теперь это уже не имело значения. Можно было сообщить коллегам, что задание успешно выполнено.

Вместо того чтобы прямиком направиться в аэропорт к ожидающему там самолету корпорации «Одиссей», женщина решила заехать в убогий центр Блуфилдса и выпить стаканчик рому. Она чувствовала, что заслужила сегодня возможность отдохнуть и немного расслабиться.

Снова начался дождь. Отъезжая от пристани по направлению к городу, она включила дворники на лобовом стекле.

* * *

Канал впереди был чист, «Поко-Бонито» шел в открытое море. Их курс теперь лежал к островам Пунта-Перлас и Кайос-Перлас. Небо постепенно расчистилось. Среди облаков, потянувшихся за легким южным бризом, появились звезды. Питт взял на себя вахту с полуночи до трех часов утра. Он уселся в рубке и принялся размышлять обо всем подряд, оставив навигационный компьютер заботиться о том, чтобы заданный курс выдерживался в точности. В первый же час ему пришлось применить всю силу воли, чтобы не заснуть.

Перед его мысленным взором возник образ Лорен Смит. Их отношения с переменным успехом продолжались уже почти двадцать лет. По крайней мере дважды они были на волосок от законного брака, но из этого ничего не вышло, поскольку оба давно уже жили каждый своей работой: Питт в НУМА, Лорен в Конгрессе. Но теперь, когда Лорен заявила, что, по всей видимости, не будет баллотироваться на пятый срок, возможно, и ему пора сменить работу. Подыскать себе что-то полегче, чтобы не мотаться по всем океанам Земли. Он слишком часто смотрел смерти в лицо; эти встречи оставили шрамы и на его теле, и в душе. Не исключено, что его дни уже сочтены. Удача не может длиться вечно. Если бы он не обратил внимания на женщину в грузовичке «Одиссея», если бы его не осенила мысль о взрывчатке – и он, и его друг Джордино, и все остальные были бы уже мертвы. Может быть, пора уходить в отставку. В конце концов, он теперь человек семейный, у него двое взрослых детей и обязательства, которых два года назад он не мог себе даже представить.

Единственная проблема: он очень любит море, все море целиком, и поверхность его, и глубины. Невозможно просто повернуться к морю спиной и отказаться от него. Наверное, должен существовать какой-то компромисс.

Он сконцентрировался на текущей проблеме. Коричневая муть. Пока химические детекторы, чувствительные датчики которых были установлены под корпусом судна, фиксировали лишь слабые следы этой субстанции. Хотя на горизонте не видно было ни одного огня, Питт взял бинокль и принялся от нечего делать всматриваться в темноту впереди.

«Поко-Бонито», двигаясь на экономичной скорости двадцать узлов, больше часа назад оставил за кормой острова Кайос-Перлас. Питт положил бинокль и заглянул в навигационную карту. По его оценке, судно находилось в данный момент примерно в тридцати милях от города Тасбапауни на никарагуанском побережье. Он вновь взглянул на приборы. Стрелки и цифровые показатели по-прежнему стояли на нуле, и Питт начал сомневаться, там ли они ищут.

В рубке появился Джордино с чашкой кофе в руке.

– Я подумал, что ты не откажешься выпить немножко чего-нибудь, что поможет тебе не заснуть.

– Спасибо. Твоя вахта начинается только через час.

Джордино пожал плечами.

– Я проснулся и не смог снова заснуть.

Питт благодарно отхлебнул кофе.

– Ал, как получилось, что ты ни разу не женился?

Темные глаза Джордино сощурились от любопытства.

– Почему ты меня сейчас об этом спрашиваешь?

– Мне нечем занять мозги, и в голову лезут странные мысли.

– Как это говорится? – сказал Джордино, пожимая плечами. – Не встретил подходящую девушку.

– Как-то раз ты был очень близок к женитьбе.

Ал кивнул:

– Пэт О'Коннелл. Мы оба в последний момент дали задний ход.

– Что, если я скажу тебе, что подумываю уйти в отставку и жениться на Лорен?

Джордино обернулся и посмотрел на Питта так, как будто тот только что всадил ему в легкое стрелу.

– Повтори!

– Думаю, ты понял.

– Я поверю в это, когда солнце с утра встанет на западе.

– Неужели ты никогда не думал, что пора завязывать с этой работой и начать относиться к жизни полегче?

– Пожалуй, нет, – задумчиво проговорил Джордино. – Я никогда не питал особых амбиций. Я счастлив делать то, что делаю. Роль мужа и отца меня никогда не привлекала. Кроме того, восемь месяцев в году меня нет дома. Какая женщина станет с этим мириться? Нет, я, наверное, буду держаться за то, что есть, пока меня не отвезут в кресле на колесиках в дом престарелых.

– Не могу представить себе, чтобы ты испустил дух в доме престарелых.

– Знаменитый стрелок Док Холлидей умер именно там. Его последние слова были «Будь я проклят!». Он произнес это, когда взглянул на свои босые ноги и понял, что умирает не в сапогах.

– Что ты хотел бы написать на своем памятнике? – не без юмора поинтересовался Питт.

– «Пока был жив, я здорово повеселился. Надеюсь, веселье продолжится где-то в другом месте».

– Я запомню. Когда придет время...

Внезапно Питт замолчал. Ожившие индикаторы приборов начали показывать присутствие в воде химических загрязнений.

– Похоже, мы на что-то наткнулись.

Джордино повернулся к трапу, ведущему в жилые каюты:

– Я разбужу Доджа.

Через несколько минут зевающий Додж втиснулся в рубку и начал просматривать показания приборов и компьютерные мониторы. Наконец он выпрямился, явно озадаченный.

– Это не похоже ни на одно промышленное загрязнение, которое мнеприходилось видеть.

– Что вы об этом думаете? – спросил Питт.

– Я пока не уверен, нужно проделать кое-какие анализы, но похоже, что здесь настоящий коктейль из всех элементов периодической таблицы.

Возбуждение усилилось, когда появились Ганн и Рене, разбуженные неожиданной активностью в рубке, и предложили приготовить всем завтрак. Додж потихоньку начат собирать поступающую информацию и анализировать цифры.

Хотя до восхода солнца оставалось еще добрых три часа, Питт вышел на палубу и принялся внимательно вглядываться в черную воду, струящуюся вдоль борта. Он лег на палубу, высунулся под релингами и опустил руку в воду. Когда он вытащил ее и поднес поближе к глазам, оказалось, что ладонь и пальцы покрыты коричневой слизью. Он вернулся в рубку, поднял руку на всеобщее осмотрение и объявил:

– Мы вошли в муть. Вода превратилась в тускло-коричневое дерьмо, как если бы одновременно поднялся весь донный ил.

– Вы ближе к истине, чем предполагаете, – сказал Додж, впервые за последние полчаса раскрывая рот. – Дичайшее варево. Никогда не видел ничего подобного.

– Есть какие-нибудь соображения относительно рецепта? – спросил Джордино, терпеливо ожидавший, пока Рене положит ему на тарелку кусок яичницы-болтуньи с ветчиной.

– Ингредиенты совсем не похожи на то, что можно было бы ожидать.

Рене взглянула на него недоумевающе:

– О химических загрязнениях какого рода мы, собственно, говорим? – Додж значительно посмотрел на нее.

– В состав мути не входят полученные искусственным путем токсичные химикаты.

– Вы хотите сказать, что за всем этим не стоит человек, какой-то злоумышленник? – вопросил Ганн, зажав химика в уголке.

– Нет, – медленно проговорил Додж. – В данном случае злоумышленник – мать-природа.

– Но если это не химикаты, то что? – не унималась Рене.

– Смесь, – ответил Додж, наливая себе кофе. – Коктейль из нескольких самых токсичных минералов, какие только существуют на земле. В него входят такие элементы, как барий, сурьма, кобальт, молибден и ванадий, полученные из токсичных минералов, таких, как стибнит, барит, патронит и арсенопирит.

Тонко очерченные брови Рене поднялись.

– Арсенопирит?

– Минерал, из которого получают мышьяк.

Питт в мрачной задумчивости посмотрел на Доджа.

– Как так может быть, что концентрированный токсичный минеральный коктейль, как вы его называете, увеличивается в количестве? Ведь он не способен воспроизводить себя?

– Его накопление идет за счет постоянной подпитки, – ответил Додж. – Я мог бы добавить, что в мути присутствуют заметные следы магния, что указывает на растворение неслыханного количества доломитовой извести.

– О чем это говорит? – спросил Руди Ганн.

– С одной стороны, о присутствии известняка, – уверенно пояснил Додж. Он помолчал несколько секунд, изучая компьютерную распечатку. – Еще один фактор – сила притяжения, которая заставляет минералы или химические вещества в щелочном растворе стремиться к северному магнитному полюсу. Минералы притягивают к себе другие минералы, они ржавеют и окисляются. Химикаты в щелочном растворе притягивают к своей поверхности другие химикаты, в результате образуются токсичные отходы или газы. Вот почему большая часть пятна коричневой кляксы движется на север к Ки-Уэсту.

Ганн покачал головой.

– Это не объясняет, каким образом Дирк и Саммер обнаружили ее участки на отмели Навидад – в Атлантике, по другую сторону от Доминиканской Республики.

Додж пожал плечами.

– Должно быть, какую-то ее часть отнесло ветрами и течениями через пролив Мона между Гаити и Пуэрто-Рико, а уж после этого занесло на отмель Навидад.

– Что бы ни содержалось в этом вашем коктейле, – сказала Рене, поднимая знамя зашиты окружающей среды, – от него вода становится вредной и опасной для всех, кто ее использует, – для людей, зверей, рептилий, рыб, даже для птиц, которые на нее садятся, не говоря уж о микроорганизмах.

– Что ставит меня в тупик, – пробормотал Додж, продолжая свою мысль так, как будто не слышал слов Рене, – так это то, что смесь с консистенцией ила способна сплотиться в единую массу, которая проходит огромные расстояния на глубине не более ста двадцати футов от поверхности и не распадается. – Говоря это, он делал в блокноте какие-то заметки. – Я подозреваю, что в распространении мути играет роль соленость морской воды. Этим же, возможно, объясняется тот факт, что муть не опускается на дно.

– Это не единственная странность в данной истории, – заметил Джордино.

– Поясни, – мягко подтолкнул его Питт.

– Температура воды семьдесят пять градусов, на добрые пять градусов ниже нормы для этой части Карибского моря.

– Еще одна загадка, – устало пробормотал Додж. – Нигде не зафиксировано, чтобы температура здесь когда-нибудь падала так низко.

– Все же вы многое узнали, – похвалил химика Ганн. – Мы возьмем пробы, и пусть лаборатория НУМА в Вашингтоне ищет ответы на загадки. Наша задача теперь – выяснить источник этой дряни.

– Единственный способ сделать это – идти по следу, двигаться все время в сторону наибольшей концентрации, – сказала Рене.

Питт устало улыбнулся.

– За этим мы сюда и приехали... – Он внезапно прервал свою речь и застыл, уставившись куда-то вперед сквозь ветровое стекло. – За этим, – тихо проговорил он чуть позже, – и ради визита в Диснейленд.

– Тебе лучше немного поспать, – спокойно заметил Джордино. – Ты начинаешь заговариваться.

– Здесь никакой не Диснейленд, – сказала Рене, подавляя зевок.

Питт обернулся и кивком головы указал на море прямо по курсу судна.

– Тогда почему нам вот-вот предстоит участвовать в постановке «Пиратов Карибского моря»?

Все головы повернулись одновременно. Все глаза уставились на горизонт, где кончалась темная вода и начинались звезды. Там виднелось слабое желтоватое свечение. По мере того как «Поко-Бонито» деловито шлепал вперед, яркость свечения постепенно возрастала. Люди замерли в молчании, а свечение медленно материализовалось в туманные очертания старинного парусного корабля. С каждой минутой корабль становился все отчетливее.

На мгновение им показалось, что они сходят с ума, но тут Питт негромко и бесстрастно произнес:

– А я-то гадал, скоро ли появится старина Ли Хант?

21

Настроение на борту внезапно изменилось. Почти минуту никто не двигался с места и не произносил ни слова. Все неотрывно смотрели на странное явление. Наконец Ганн нарушил молчание:

– Тот самый пират Хант, о котором нас предупреждал адмирал?

– Нет, буканьер Хант.

– Все это не может быть настоящим! – Рене в ужасе смотрела, отказываясь верить своим глазам. – Неужели перед нами на самом деле корабль-призрак?

Губы Питта изогнулись в рассеянной улыбке.

– Только в глазах зрителей. – И он процитировал «Поэму о старом моряке» Колриджа:[311] – «И тихо призрачный корабль опять в моря уплыл».

– Кто такой этот Хант? – спросил Додж с трепетом в голосе.

– Буканьер, который орудовал в Карибском море с 1665 по 1680 год. В 1680 он был захвачен кораблем Британских военно-морских сил и скормлен акулам.

Не желая видеть перед собой жуткий фантом, Додж отвернулся. Его мозг отказывался это воспринимать. Он пробормотал через силу:

– В чем разница между пиратом и буканьером?

– Очень небольшая, – пояснил Питт. – Пират – это общий термин для обозначения британских, голландских, французских моряков, которые захватывали торговые суда ради сокровищ и денег. Слово «буканьер» произошло от французского слова, обозначающего барбекю. Ранние буканьеры коптили и высушивали мясо для корабельных припасов. В отличие от приватиров, действовавших в соответствии с законными патентами своего правительства, буканьеры, не имея никаких бумаг, нападали на любые суда, преимущественно испанские. Еще их называли флибустьерами.

До призрачного судна оставалось всего полмили, и оно быстро приближалось. Зловещее желтое свечение придавало ему совершенно сюрреалистический вид. По мере того как корабль подходил ближе и детали проступали все яснее, на борту фантома стали слышны человеческие голоса и крики.

Это был трехмачтовый барк с прямыми парусами и небольшой осадкой – любимое судно всех пиратов до XVIII века. Его развернутые марсели и фок были полны несуществующим ветром. Верхняя палуба пиратского корабля несла десять пушек – по пять с каждого борта. На квартердеке стояли люди в банданах и яростно размахивали саблями. Высоко на грот-мачте развевался громадный черный флаг с дьявольски ухмыляющимся черепом, из которого сочилась кровь. Причем флаг развевался так, как если бы корабль шел навстречу сильному ветру.

Выражение лиц людей, находившихся в этот момент на борту «Поко-Бонито», варьировалось от растущего ужаса и дурных предчувствий до отрешенного задумчивого созерцания. Джордино смотрел на призрак с отвращением, как на холодную пиццу, а Питт разглядывал его в бинокль с видом человека, получающего удовольствие от просмотра фантастического фильма. Затем он опустил бинокль и рассмеялся.

– Вы с ума сошли? – резко спросила Рене.

Он передал ей бинокль.

– Взгляните на человека в алом камзоле с золотой перевязью. Он стоит на квартердеке. Взгляните и скажите, что вы видите.

Она поднесла бинокль к глазам.

– На нем шляпа с перьями.

– Чем он еще отличается от остальных?

– У него деревянная нога и крюк вместо правой руки.

– Не забудьте повязку на глазу.

– Да. Это тоже.

– Не хватает только попугая на плече.

Рене опустила бинокль.

– Я не понимаю.

– Вам не кажется, что он несколько стереотипен?

Ганн, старый морской волк, прослуживший пятнадцать лет на кораблях ВМС, почувствовал смену курса корабля-призрака, наверное, раньше, чем тот начал маневр.

– Он идет прямо на нас.

– Надеюсь, они не собираются дать по нам бортовой залп, – наполовину в шутку, наполовину всерьез заметил Джордино.

– Жми на газ и протарань его посередине, – скомандовал Питт Ганну.

– Нет! – задохнулась Рене, пораженно и непонимающе уставившись на Питта. – Это самоубийство!

– Я с Дирком, – как верный оруженосец, заявил Джордино. – Я бы даже сказал так: вставь этим молокососам по самое некуда!

Ганн начал понимать, что подразумевает Питт, и по его лицу медленно расползлась улыбка. Он встал к штурвалу и дал двигателям полный ход. Нос «Поко-Бонито» приподнялся над водой на добрых три фута. Суденышко рванулось вперед, как скаковая лошадь, которую кольнули в зад вилами. Через сотню футов оно уже летело над водой со скоростью пятьдесят узлов. Ганн правил прямо в левый борт пиратского корабля. Орудия, выставленные в порты, выстрелили. Из стволов вырвались длинные языки пламени. Гром выстрелов эхом разнесся над водой.

Один быстрый взгляд на экран радара – и Питт бросился в каюту за прибором ночного видения. Меньше чем через минуту он вновь появился на палубе и поманил Джордино за собой на крышу ходовой рубки. Тот без малейшего колебания полез следом за ним по трапу. Они улеглись на крыше, опершись локтями для большей устойчивости прибора, и принялись по очереди смотреть в него, передавая один другому. Как ни странно, смотрели они не на светящийся фантом, а куда-то в темноту впереди и позади него.

Рене и Додж все это время гадали, не теряют ли парни из НУМА связь с реальностью. Сами они инстинктивно пригнулись на палубе, стремясь спрятаться за рубкой. Питт и Джордино наверху даже не думали, казалось, о стремительно надвигающейся катастрофе.

– Я свою поймал, – объявил Джордино. – Похоже на небольшую баржу примерно в трехстах ярдах к западу.

– Я свою цель тоже поймал, – сказал Питт, – Яхта, большая, больше ста футов в длину, на том же расстоянии к востоку.

Сто ярдов, пятьдесят, курс прямо на столкновение с неизвестностью. Затем вдруг «Поко-Бонито» ворвался внутрь и проскочил светящийся силуэт старинного барка насквозь. На мгновение желтое свечение взорвалось оранжевыми точками лазеров, как на рок-концерте, и обволокло исследовательское суденышко со всех сторон. Рене и Додж видели, как сверху над ними по палубе разгуливают пираты, с мстительной яростью паля из пушек. Как ни странно, никто из них не обратил ни малейшего внимания на судно, которое протаранило их корабль и пронеслось сквозь него.

В следующее мгновение «Поко-Бонито» уже несся один по бархатно-черной поверхности моря. Позади него желтое свечение мигнуло пару раз и вдруг исчезло. Звуки пушечных выстрелов растворились в ночи. Призрачного видения как не бывало.

– Не сбавляй ход, – посоветовал Питт Ганну. – Здесь нездоровая обстановка.

– У нас что, были галлюцинации? – пробормотала Рене с белым как бумага лицом. – Или мы на самом деле прошли прямо сквозь корабль-призрак?

Питт положил ей на плечи руку:

– То, что вы видели, милая моя, было четырехмерным изображением – три пространственных измерения плюс движение. Все это было записано и проектировалось в воздухе, как голограмма.

Рене уставилась в ночь, все еще не в состоянии прийти в себя.

– Все это выглядело таким реальным, таким убедительным...

– Примерно вдвое реальнее, чем этот их фальшивый капитан с деревянной ногой Длинного Джона Сильвера из «Острова сокровищ», крюком вместо руки из «Питера Пэна» и повязкой на глазу, как у Горацио Нельсона. Да еще этот их флаг. У них кровь из черепа сочится совершенно не в тех местах.

– Но зачем? – вопросила Рене, ни к кому особенно не обращаясь. – К чему вдруг такое представление посреди моря?

Глаза Питта не отрывались от экрана радара, который был ему виден через открытую дверь рубки.

– В данном случае мы имеем дело с современными пиратами.

– Но кто проектировал это голографическое изображение?

– Я тоже в недоумении, – добавил Додж. – Я не видел никаких других судов.

– Ваши глаза и сознание были полностью заняты видением, – сказал Джордино. – Мы с Дирком обнаружили по нашему левому борту большую яхту, а по правому – баржу, обе на расстоянии примерно в триста ярдов. Ни на одном из этих судов не было никаких огней.

Рене наконец увидела свет.

– Так это их луч создавал голограмму?

Питт кивнул.

– Они создали иллюзию корабля-призрака и экипажа, обреченного на вечные скитания по морям. Но их картинка – чистое клише. Должно быть, они насмотрелись старых фильмов с Эрролом Флинном.

– Судя по показаниям радара, их яхта гонится за нами, – сообщил Джордино.

Ганн, не отходя от руля, всмотрелся в пару точек на экране.

– Одна из них неподвижна. Наверное, это баржа. Яхта идет за нами, сейчас она примерно в полумиле, но постепенно отстает. Должно быть, они взбесились, увидев, что старая рыбацкая посудина оставляет их за кормой.

Джордино решил немного остудить его радость.

– Нам лучше молиться, чтобы у них не оказалось на борту минометов или ракет.

– Если бы были, они уже открыли бы по нам... – Ганн не успел закончить свое утверждение. Реактивный снаряд, вырвавшийся из предутренней тьмы, задел на «Поко-Бонито» купол радара и с громким всплеском ухнул в воду в пятидесяти ярдах впереди.

Питт осуждающе поглядел на Джордино.

– Лучше бы ты не подавал им идей.

Ганн промолчал. Он был слишком занят, вращая штурвал в разные стороны. «Поко-Бонито» с резким креном ушел влево, затем повернул вправо и понесся вперед непредсказуемым зигзагом, чтобы избежать попадания ракет, которые появлялись теперь каждые тридцать секунд.

– Гаси ходовые огни! – закричал Питт Ганну.

Ответом ему стала мгновенная темнота – маленький замдиректора НУМА щелкнул главным тумблером освещения. Волны тем временем увеличились до трех футов. Широкий корпус «Поко-Бонито» скакал по верхушкам валов со скоростью почти сорок пять узлов.

– Как у нас с оружием? – спокойно спросил у Ганна Джордино.

– Два карабина М-4 с подствольными сорокамиллиметровыми гранатометами.

– А посерьезнее ничего?

– Адмирал разрешил иметь на борту только легкое стрелковое оружие, которое легко спрятать на тот случай, если нас остановит и обыщет никарагуанское патрульное судно.

– Мы что, так похожи на контрабандистов и торговцев наркотиками? – недовольно спросила Рене.

Додж посмотрел на нее с кривой улыбкой.

– А как выглядят контрабандисты и торговцы наркотиками?

Питт сказал:

– У меня с собой старый кольт сорок пятого калибра. Как ты, Ал?

– Автоматический пистолет «дезерт-игл» пятидесятого калибра.

– Может, мы и не сможем потопить их, – заметил Питт, – но от абордажа, пожалуй, отобьемся.

– Если они сначала не разнесут нас в клочья, – проворчал Джордино, когда еще одна ракета упала в воду не больше чем в пятидесяти футах за кормой.

– Если на их ракетах не стоят устройства самонаведения, они не смогут попасть в то, чего не видят.

В темноте за кормой замелькали огоньки автоматных выстрелов. Современные пираты вели огонь в примерном направлении по показаниям радара. Трассирующие пули веером разлетались над морской поверхностью в пятидесяти ярдах справа по борту. Ганн, пытаясь сбить преследователей с толку, ненадолго повернул влево, а затем вернулся на прежний курс. Следы трассирующих пуль медленно сместились, нащупывая жертву, прежде чем посыпались в темную воду в точке, где «Поко-Бонито» должен был находиться в данный момент, но, к счастью, его там уже не было.

Еще две ракеты понеслись сквозь тьму. Пираты пытались угадать и выпустили их по точке на экране радара почти одновременно. Идея была верной, но выстрел пришелся на тот момент, когда Ганн еще шел прямо, а после этого он сделал финт и сдвинулся влево. Ракеты упали в море по разные стороны судна, не дальше пятидесяти футов, и окатили палубу двойным водопадом.

Затем выстрелы прекратились. Людям показалось, что на судно опустилась завеса полной тишины, которую нарушало только биение могучих машин, вибрирующих внизу на своих крепких станинах, да выхлопы, да журчание воды у борта.

– Они бросили погоню? – с надеждой спросила Рене.

Взглянув на радар, Ганн радостно доложил через открытую дверь рубки:

– Они отворачивают и ложатся на обратный курс.

– Но кто они?

– Местные пираты не пользуются голограммами и не стреляют с яхт ракетами, – категорически заявил Джордино.

Питт задумчиво посмотрел за корму.

– Самые вероятные подозреваемые – наши друзья из «Одиссея». Но они никак не могли знать, что наши тела не покоятся на дне морском. Мы просто попали в ловушку, приготовленную для любого судна или яхты, которым случится заглянуть в данный район.

– Вряд ли они обрадуются, – заметил Додж, – когда узнают, что мы те самые, кто сумел уйти от них, и не один раз, а уже дважды.

Рене почувствовала себя еще более одинокой.

– Но почему мы? Что мы такого сделали, чтобы нас убивать?

– Подозреваю, что мы вторглись в зону их интересов, – сказал Питт, начиная рассуждать логически. – В этой части Карибского моря должно быть что-то, чего они не хотят показывать ни нам, ни кому-то другому.

– Может быть, операция по контрабанде наркотиков? – предположил Додж. – Может ли Призрак быть связанным с наркоторговлей?

– Возможно, – согласился Питт. – Но из того немного, что мне известно, следует, что его империя получает огромные прибыли на строительных проектах и проектах, связанных с большими объемами земляных работ. Наркоторговля в их положении не стоит затраченных усилий даже как побочное занятие. Нет, то, что мы здесь обнаружили, тянет на большее, это не просто контрабанда наркотиков или пиратство.

Ганн включил автопилот, вышел из рубки и устало опустился в шезлонг.

– Итак, какой пункт назначения будем вводить в компьютер?

Последовало долгое молчание.

Питту не хотелось и дальше подвергать жизни всех присутствующих опасности, но они были на месте и должны были выполнять задание.

– Сэндекер послал нас выяснить, что на самом деле стоит за возникновением коричневой мути. Мы продолжим поиски максимальной ее концентрации и будем надеяться, что это приведет нас к источнику заразы.

– А если они снова погонятся за нами? – поинтересовался Додж.

Питт широко ухмыльнулся.

– Мы развернемся и убежим. Мы здорово научились это делать.

22

Наступил рассвет. Море было пустынным. Радар не показывал ни одного судна на тридцать миль вокруг, и, если не считать огней вертолета, который пролетел над «Поко-Бонито» часом раньше, поиски источника коричневой мути шли беспрепятственно. На всякий случай экипаж судна всю ночь не зажигая огней.

Вскоре после столкновения с поддельным кораблем-призраком они повернули на юг и теперь находились в заливе Пунта-Горда, куда привел их след все увеличивающейся токсичности морской воды. До сих пор им везло: погода стояла хорошая. В воздухе едва ощущался легкий ветерок.

До никарагуанского побережья было всего две мили. Узкая полоска прибрежной низменности виднелась на горизонте, как будто проведенная гигантской рукой при помощи рейсшины и рейсфедера. Над низменностью поднимались туманы, которые затем медленно уплывали на запад к подножию невысоких гор.

– В высшей степени странно, – сказал Ганн, внимательно осматривая местность в бинокль.

Питт поднял голову:

– Что именно?

– Судя по картам залива Пунта-Горда, единственный населенный пункт здесь – маленькая рыбацкая деревня под названием Барра-дель-Рио-Маис.

– И что?

Ганн передал Питту бинокль:

– Посмотри и скажи, что ты там видишь.

Питт настроил бинокль и внимательно оглядел береговую линию.

– Это вовсе не глухая рыбацкая деревушка. Больше похоже на крупный глубоководный контейнерный порт. Вон там два контейнеровоза разгружаются у громадного причала с кранами, а еще два на рейде ожидают своей очереди.

– Кроме того, большой участок земли отведен под склады.

– Да, жизнь бьет ключом.

– Как ты оцениваешь ситуацию? – спросил Ганн.

– Единственное, что я могу предположить: сюда завозят оборудование и припасы для строительства пресловутой высокоскоростной железной дороги от океана до океана.

– Чертовски тихая работа, – заметил Ганн. – Я не видел докладов о том, что этот проект профинансирован и начал воплощаться в жизнь.

Огромная бухта Пунта-Горда, у внешней границы которой находился в этот момент «Поко-Бонито», неожиданно оказалась морем отвратительной коричневой грязи. Все вдруг обратили внимание на воду. Никто не произнес ни слова. Никто не двинулся, когда коричневая муть, густая, как овсянка, окружила судно со всех сторон.

Люди стояли и молча смотрели, как нос «Поко-Бонито» режет густое коричневое месиво. Казалось, что вода поражена какой-то отвратительной болезнью, а ее поверхность выкрашена жженой умброй. Все вместе это напоминало кожу, пораженную проказой.

Джордино, стоявший у руля с незажженной сигарой в зубах, сбросил газ. Додж бешено регистрировал и анализировал химический состав воды.

За эту длинную ночь Питт успел лучше узнать Рене и Доджа. Она выросла во Флориде и рано стала мастером-ныряльщиком. Девушка буквально влюбилась в море, получила степень магистра по морской биологии и в результате посвятила ему свою жизнь. За несколько месяцев до встречи на «Поко-Бонито» она закончила бракоразводный процесс, который дался ей очень нелегко. Вернувшись домой после очередной долгой морской экспедиции на Соломоновы острова, она обнаружила, что ее любимый съехал от нее и живет с другой женщиной. Теперь она утверждала, что мужчины ей больше не интересны.

Питт начал кампанию по возвращению ей интереса к жизни. Теперь он стремился рассмешить ее всякий раз, когда на ум ему приходило что-нибудь забавное.

В случае с Доджем, однако, его старания пропадали втуне. Этот неразговорчивый человек был тридцать лет удачно женат, имел пятерых детей и четверых внуков. Он работал в НУМА с момента основания агентства. Обладал степенью доктора философии по химии и изучал загрязнение воды, работая в центральной лаборатории НУМА. Но год назад его жена умерла, и он попросился в экспедицию. Шутки Питта вызывали у него в лучшем случае слабую улыбку. Он никогда не смеялся.

В тучах восходящего солнца вокруг, сколько хватало взгляда, видна стала не вода, а пресловутая коричневая муть. По консистенции она здесь напоминала нефтяную пленку, только гораздо плотнее, и полностью гасила всякое волнение. Поверхность, по которой Джордино на небольших оборотах вел «Поко-Бонито» со скоростью десять узлов, оставалась практически неподвижной.

После взрыва, которого чудом удалось избежать возле Блуфилдса, и столкновения с пиратской яхтой на борту «Поко-Бонито» всю ночь копилось тревожное напряжение. К утру оно настолько сгустилось, что, казалось, его можно было пощупать рукой. Питт и Рене втащили на борт несколько ведер мути и разлили по стеклянным контейнерам для дальнейшего исследования в лабораториях НУМА в Вашингтоне. Они выловили и несколько образцов мертвой морской живности, плававшей на поверхности. Их изучением собиралась заняться Рене.

Внезапно из рубки послышались крики Джордино. Он кричал изо всех сил, размахивая руками, – сказывалось итальянское происхождение.

– Слева по борту! В воде что-то происходит! Теперь уже увидели все. В воде что-то двигалось, как будто бился в смертельной агонии гигантский кит. Все на борту застыли в неподвижности, как статуи. Джордино повернул нос судна на двенадцать градусов, направляя «Поко-Бонито» ближе к месту событий.

Питт пошел в рубку и проверил показания эхолота. Дно под судном резко поднималось. Выглядело так, как будто «Поко-Бонито» проходил сейчас над почти отвесным склоном, вроде стены Большого Каньона. Обнаженная мерзость коричневой мути придавала поверхности моря вид кипящей грязи.

– Невероятно, – пробормотал Додж как загипнотизированный. – Судя по глубинам, обозначенным на карте в этом месте, прибор должен показывать шесть сотен футов.

Питт ничего не ответил. Он стоял на носу и неотрывно смотрел в бинокль.

– Выглядит так, как будто море кипит, – сказал он Джордино через открытое окно ходовой рубки. – Но источник не может быть вулканическим. Нет ни пара, ни тепловых волн.

– Дно поднимается с невероятной скоростью, – крикнул Додж. – Там будто растет вулкан, но без расплавленной лавы.

Между тем берег приблизился и виднелся теперь меньше чем в двух милях впереди. Бурление воды все усиливалось, волны метались и били во всех направлениях. Суденышко дико подпрыгивало, как будто его трясли на гигантском вибростенде. Коричневая муть вокруг густела все больше, пока не превратилась в настоящую неразбавленную грязь.

Джордино шагнул к двери рубки и окликнул Питта:

– Температура воды изменилась, причем скачком. За последнюю милю она вернулась к нормальным восьмидесяти трем градусам.

– Чем ты можешь это объяснить?

– Ничем, так же как и ты.

Додж никак не мог поверить в реальность происходящего. Внезапное повышение температуры воды, не обозначенный на картах подъем дна, невероятное количество коричневой мути, поднимающейся неизвестно откуда. Совершенно невообразимо!

Питт тоже не мог поверить в то, чему они стали свидетелями. Все происходящее шло вразрез с известными законами моря. Да, случается, из глубины поднимаются вулканы, но не ил и жидкая грязь! За бортом «Поко-Бонито» должна была бы находиться жидкая живая среда – место обитания всевозможных рыб. Здесь же не было живых существ. Возможно, когда-то они плавали в этой воде или ползали по дну залива. Теперь они либо погибли и оказались погребены под слоем жидкой грязи, либо мигрировали в места с более чистой водой. Здесь ничего не росло и ничего не жило. Это был мертвый мир, покрытый взявшимся, казалось, ниоткуда токсичным дерьмом.

Джордино с трудом удерживал судно на ровном киле. Волны были совсем невысокими, не больше пяти футов, но в отличие от волн, которые штормовой ветер гонит в одном направлении, эти хлестали и колотили суденышко со всех сторон сразу. Еще двести ярдов, и вода за бортом будто сошла с ума.

– Масса взбесившейся грязи, – заговорила Рене, глядя прямо перед собой. – Очень скоро здесь образуется остров...

– Скорее, чем вы думаете, – закричал Джордино и всей силой налег на рычаги, переключая двигатели на задний ход. – Держитесь. Дно поднялось прямо под нами!

Суденышко начало замедляться, но было уже поздно. Его нос ударил в поднявшуюся из воды массу отвратительной грязи и застрял в ней. Людей на палубе резко швырнуло вперед. Нос «Поко-Бонито» перестал резать воду, а винты бешено вращались и взбивали жидкую грязь в нежно-коричневую пену, пытаясь стащить суденышко назад с таинственного новообразования. Люди на судне, превратившемся в пленника коричневой грязи, почувствовали себя бессильными наблюдателями.

– Стоп машина, – скомандовал Питт Джордино. – Через час высшая точка прилива. Подождем и попробуем еще раз. А пока перенесем все тяжелые припасы и вещи на корму.

– Вы действительно считаете, что перемещением нескольких сотен фунтов мы сможем поднять нос достаточно, чтобы «Поко-Бонито» соскользнул с этой грязевой кучи? – с сомнением спросила Рене.

Питт уже тащил на корму большой моток веревки.

– Добавьте к этому семьсот фунтов нашего живого веса, и, кто знает, может быть, нам повезет.

Все мужчины на борту и одна женщина работали так, как если бы от результата зависели их жизни. Тем не менее потребовался почти час, чтобы перетащить как можно ближе к кормовому срезу палубы весь багаж, съестные припасы, несущественное оборудование и мебель. Рыболовные сети и ловушки, предназначенные для маскировки судна, и носовые якоря просто сбросили за борт. Питт взглянул на стрелки своих часов «Докса».

– Высшая точка прилива через тринадцать минут. Момент истины.

– Момент этот наступил скорее, чем ты думал, – вмешался Джордино. – На радаре появилось судно. Идет к нам с севера. И быстро.

Питт схватил бинокль и уставился вдаль.

– Кажется, это яхта.

Ганн прикрыл ладонью глаза от восточного солнца и всмотрелся в даль поверх моря коричневой грязи.

– Та самая, что атаковала нас минувшей ночью?

– Я не разглядел ее особо в темноте через прибор ночного видения. Но мне кажется, мы смело можем считать, что это то самое судно. Наши друзья выследили нас.

Питт собрал всех на корме «Поко-Бонито». Джордино встал к штурвалу и посмотрел назад. Убедившись, что все крепко держатся за релинги, Питт кивком дал Джордино сигнал полный назад. Джордино сдвинул рычаги до упора, и могучие дизели взревели. Судно развернулось в воде перпендикулярно к границе грязевого острова, его корма приподнялась, но нос сидел крепко. Густая коричневая грязь сработала как клей. Даже с перемещением всего экипажа и доброй тонны груза к самой корме нос судна приподнялся всего на два дюйма. Недостаточно, чтобы вырваться из грязевого плена.

Питт надеялся, что какая-нибудь волна немного приподнимет нос судна, но волн не было. Густая коричневая субстанция сделала поверхность моря плоской, как газетный лист. Двигатели ревели, винты вспенивали жидкую глину, но ничего не происходило. Глаза всех присутствующих обратились к яхте, которая с огромной скоростью неслась прямо к «Поко-Бонито».

Теперь, когда удалось ясно рассмотреть яхту при дневном свете, Питт оценил ее длину – сто пятьдесят футов. Громадная яхта была выкрашена не в стандартный белый, а в бледно-лиловый цвет, так же, как грузовичок «Одиссея» на пристани. Яхта была настоящим шедевром, воплощением роскоши и мореходных качеств. На ней имелся шестиместный вертолет и двадцатифутовый моторный катер вместо шлюпки.

Яхта уже подошла достаточно близко, чтобы можно было различить ее название – «Эпона», написанное золотыми буквами. Под названием на переборке второй палубы был изображен все тот же логотип «Одиссея» в виде – скачущего коня. На флаге, развевающемся на мачте связи, тоже красовался золотой конь на бледно-лиловом фоне.

Питт наблюдал, как двое матросов лихорадочно готовили к спуску катер, а несколько других с оружием в руках занимали позиции на длинной носовой палубе. Никто не пытался укрыться. Они считали, что рыбацкая посудина не способна и не посмеет сопротивляться. У Питта встали дыбом волосы, когда он увидел, как двое мужчин готовят к пуску ракету.

– Она идет прямо на нас, – с беспокойством пробормотал Додж.

– Они совершенно не похожи на пиратов, о которых мне приходилось читать, – проорал в рубке Джордино, пытаясь перекричать рев двигателей. – Пираты никогда не охотятся на суда с элегантных яхт. Ставлю два к одному, они ее украли.

– Не украли, – возразил Питт. – Она принадлежит «Одиссею».

– Это я спятил или весь мир вокруг?

Питт обернулся и позвал:

– Рене!

Она сидела на корме, опершись спиной на кормовое ограждение.

– Что такое?

– Спуститесь на камбуз, найдите там сколько сможете пустых бутылок и наполните их топливом из бака генератора.

– А почему не из баков главных двигателей? – поинтересовался Додж.

– Потому что бензин воспламеняется легче, чем дизельное топливо, – объяснил Питт. – После этого вставьте в каждую бутылку тряпочку и оберните ею горлышко.

– Коктейль Молотова?

– Именно.

Рене едва успела скрыться в люке, как «Эпона» повернула по широкой дуге и пошла прямо на «Поко-Бонито». Она стремительно приближалась. С нового ракурса Питт разглядел, что корпус у нее сдвоенный, как у катамарана.

– Если мы не слезем сейчас же с этой грязевой кучи, – сказал он раздраженно, – у нас будут в высшей степени серьезные осложнения.

– Серьезные осложнения! – огрызнулся Джордино. – И это все, что ты можешь сказать?

Затем Джордино, к всеобщему изумлению, выбежал из рубки, вскарабкался по трапу на ее крышу, застыл на мгновение на краю, как прыгун с трамплина, и изо всех сил прыгнул на кормовую палубу, между Питтом и Ганном.

Можете называть это как угодно – удачей, точным расчетом или судьбой. Вес Джордино и энергия его приземления на палубу послужили последним камешком, и его оказалось достаточно, чтобы вырвать застрявший нос «Поко-Бонито». Медленно, дюйм за дюймом, судно неторопливо сползало с предательской глиняной горы. Наконец киль освободился, и суденышко рванулось назад, как будто под действием гигантской натянутой пружины.

В уголках глаз Питта появились мелкие веселые морщинки.

– Если я когда-нибудь посоветую тебе сесть на диету, придуши меня не раздумывая.

Джордино сверкнул широкой улыбкой.

– С удовольствием!

– Теперь о нашем хорошо отрепетированном бегстве, – продолжал Питт. – Руди, встань к штурвалу и пригнись пониже, насколько сможешь. Рене, вы с Патриком лягте и укройтесь за всем этим хламом, который мы свалили на корме. Мы с Алом спрячемся под грудой сетей.

Эти слова едва успели слететь с губ Питта, как один из матросов роскошной яхты выпустил по ним ракету из ручной пусковой установки. Прежде чем упасть в воду в пятидесяти ярдах перед носом «Поко-Бонито» и взорваться, ракета влетела в дверь ходовой рубки слева и вылетела через окно по правому борту.

– Хорошо, что меня там еще не было, – заметил Ганн, пытаясь вести себя как на прогулке в парке.

– Понял, что я имел в виду, когда просил тебя пригнуться?

Ганн одним прыжком оказался в рубке и крутнул штурвал, резко отворачивая судно от грязевой отмели. Но он не успел набрать скорость. Еще одна ракета проломила корпус судна посередине и врезалась в правый двигатель. Ракета чудом не взорвалась, но загорелась, когда на нее из расколовшегося корпуса двигателя плеснуло горячим маслом. Ганн почти рефлекторно заглушил двигатель, чтобы топливо из поврежденных трубопроводов не попало в огонь.

Додж взял инициативу на себя. Он нырнул в люк машинного отделения и сорвал с переборки огнетушитель. Он вытащил предохранительный штифт, нажал на пусковой рычаг и сбил пламя. Через несколько секунд только густой черный дым спиралью поднимался из машинного отделения через люк и уходил в небо.

– Течь есть? – прокричал Питт из-под рыболовной сети.

– Здесь, внизу, конечно, жуткий бардак, но днище в порядке! – выкрикнул Додж между двумя приступами кашля.

Люди на борту пиратской яхты видели только густой дым, поднимающийся откуда-то изнутри рыбацкого суденышка. Они решили, что жертва получила смертельный удар, что ее экипаж мертв или пострадал слишком сильно, чтобы оказать сопротивление. Капитан яхты сбросил обороты двигателей, замедлил ход и пошел по инерции наперерез «Поко-Бонито».

– Руди, наши движки еще работают?

– Правый сдох, а левый пока в порядке.

– В таком случае они только что допустили серьезную ошибку, – сказал Питт с холодной усмешкой.

– В чем? – поинтересовался Ганн.

– Помнишь пиратский корабль?

– Помню, будь уверен. – Ганн сбросил газ у исправного двигателя, делая вид, что «Поко-Бонито» совершенно беспомощен.

Маленький исследовательский кораблик совсем остановился. Замысел сработал. Капитан яхты, уверенный, что жертва вот-вот потонет, заглотнул наживку и позволил своему судну приблизиться к ней.

Медленно тянулись секунды. Наконец яхта подошла настолько близко, что чуть не задевала «Поко-Бонито». Экипаж не видел на борту суденышка никакого движения – только столб дыма из машинного отделения – и потому не открывал по жертве огня из стрелкового оружия. Затем из окна ходовой рубки яхты высунулся бородатый мужчина и с сильным акцентом южных штатов США произнес в мегафон:

– Всем, кто меня слышит. Если вы не покинете вашу посудину, мы разнесем ее в щепки. Не пытайтесь воспользоваться какими бы то ни было средствами связи. Повторяю, не выходите на связь. У нас на борту есть детекторы, и мы немедленно узнаем, если вы начнете что-либо передавать в эфир. У вас ровно шестьдесят секунд, чтобы покинуть судно. Я обещаю доставить вас всех в целости и сохранности в ближайший порт.

– Будем отвечать? – спросил Ганн.

– Может быть, нам следует подчиниться? – пробормотал Додж. – Я хочу вновь увидеть своих детей и внуков.

– Если вы способны поверить слову пирата, – холодно ответил Питт, – то я скажу вам, что у меня в Ньюарке, штат Нью-Джерси, есть золотая шахта и я продам ее вам задешево.

Не обращая, казалось бы, никакого внимания на яхту, Питт встал и пробрался через завалы всевозможных вещей на корму к гюйс-штоку, на котором до этого момента развевался никарагуанский флаг. Он спустил его, отстегнул крепления и снял полотнище. Затем достал из-за пазухи сверток. Через несколько мгновений над кормой «Поко-Бонито» уже развевалось новое шелковое полотнище размером три на пять футов.

– Теперь они знают, откуда мы, – сказал Питт. Остальные благоговейно смотрели на звездно-полосатый флаг, дерзко полоскавшийся на ветру.

Рене вернулась на палубу с двумя стеклянными банками и винной бутылкой, наполненными бензином. Быстро оценив ситуацию, она внезапно ахнула:

– Вы же не собираетесь таранить его?! – воскликнула она.

– Командуй, когда будет пора! – завопил в это время Ганн. В его голосе прозвучало нетерпение, а каменное выражение лица было достойно игрока в покер, рассчитывающего с помощью блефа сорвать банк.

– Нет! – простонала Рене. – Это же не голограмма! Это твердый объект. Если его таранить, наше суденышко сложится гармошкой.

– Я на это и рассчитываю, – отрезал Питт. – Вы с Патриком зажгите фитили и, как только произойдет столкновение, будьте готовы метнуть коктейль.

Больше колебаний не было. Яхта медленно ползла перед носом «Поко-Бонито» поперек его курса. До нее оставалось не больше сотни футов.

Джордино швырнул Питту один из карабинов М-4, и оба они открыли по яхте огонь. Джордино стрелял длинными очередями, безостановочно поливая ходовую рубку яхты натовскими пулями калибра 5,56 мм. Питт, напротив, тщательно прицеливался и стрелял одиночными. Его целью был человек с ракетной пусковой установкой. Снять его удалось со второго выстрела. К оружию тут же наклонился другой член экипажа яхты, но Питт вырубил и его...

Экипаж яхты, пораженный неожиданным сопротивлением со стороны «Поко-Бонито», бросился в укрытие, не пытаясь ответить огнем на огонь. Джордино, сам того не зная, всадил пулю в плечо капитана, тот упал в рубке на пол и пропал из глаз. В то же мгновение и на рулевого обрушился целый град пуль. Яхта начала терять ход и отворачивать в сторону. У «Поко-Бонито» работал лишь один двигатель, так что разогнаться он сумел всего лишь до половины максимальной скорости. Тем не менее маленький кораблик храбро резал носом воду, и для задуманного Питтом его мощности должно было оказаться более чем достаточно.

Никому не пришлось объяснять, что нужно сесть к переборке и прикрыть голову руками. Рене и Додж встретили оранжевые спасательные жилеты, которые выдал им Ганн, одинаково испуганными взглядами. Сам Ганн уверенно стоял в рубке, крепко сжимая штурвал побелевшими пальцами. Единственный винт пенил воду за кормой и гнал «Поко-Бонито» прямо на огромную роскошную яхту. Ее экипаж с ужасом и неверием в глазах уставился на приближающееся суденышко. Они поняли наконец, что безобидная с виду рыбацкая посудина не собирается сдаваться – скорее она идет на таран! Изумление пиратского экипажа было полным. До сих пор ни одно судно – ни большое, ни маленькое – не пыталось при захвате оказать сопротивление. Да еще неожиданное появление американского флага...

Питт и Джордино продолжали вести опустошительный огонь. Они поливали палубы яхты свинцом, не позволяя экипажу высунуться, а тем временем «Поко-Бонито» полным ходом несся к противнику. Ганн нацелил свое небольшое судно в середину корпуса яхты, сразу за ходовой рубкой. Теперь, когда «Поко-Бонито» подошел почти вплотную, яхта казалась еще огромнее. Ее палубы были пусты. Члены экипажа, как испуганные кролики, забились в трюм, не рискуя подставляться под огонь с приближающегося суденышка.

Налетающий «Поко-Бонито» шел навстречу судьбе. Выхлоп двигателя вместе с густым дымом поднимался вверх непосредственно через люк машинного отделения. Встречный ветер тут же сносил его назад и укладывал горизонтальной полосой дыма. Ганн служил в свое время старшим помощником на ракетном эсминце, который таранил иракскуюподводную лодку. Дело было в Средиземном море, когда этот регион чистили от войск Саддама Хусейна. Но тогда над водой видна была только рулевая башня субмарины. Теперь же он видел не только перед собой, но и практически над собой большое крепкое судно.

Десять секунд до столкновения.

23

Питт и Джордино отложили карабины и приготовились к удару. Рене сидела скорчившись за переборкой позади ходовой рубки. Со своего места она различала бесстрастные лица мужчин без малейших признаков напряжения или страха на них. Питт и Джордино казались безразличными, как пара селезней под проливным дождем.

Ганн в рубке был занят тем, что тщательно обдумывал последовательность своих действий. Он намеревался ударить носом «Поко-Бонито» в машинное отделение яхты сразу за главным обеденным салоном. После удара самое хитрое будет мгновенно дать задний ход и молиться, чтобы судно сумело выскочить из только что проделанной дыры и продержаться на воде, пока враг не отправится на дно. Отполированный корпус «Эпоны» был уже настолько близко, что Ганн, казалось, мог высунуть руку через разбитое вдребезги лобовое стекло и дотронуться до вытянутого изображения скачущего коня.

Яхта нависла над «Поко-Бонито» и заслонила собой солнце. Затем время как будто замедлилось. Раздался глухой продолжительный скрежет. Он заполнил собой воздух вокруг и, казалось, длился целую вечность. «Поко-Бонито» вломился во вражеское судно, значительно превосходившее его по размеру, и пробил в его борту огромную треугольную дыру. При этом нос суденышка снес переборки машинного отделения правого корпуса катамарана и убил всех, кто в это время работал внутри.

Рене и Додж поднялись и швырнули свои наполненные бензином бутылки с торчащими из горлышка зажженными тряпками. Одна из них, не разбившись, покатилась по тиковой палубе яхты, зато вторая разбилась вдребезги. На краю палубы образовался огненный шар, вниз по борту яхты обрушился яростный водопад пламени. Не останавливаясь, они швырнули следом две стеклянных банки и винную бутылку. Это сошло удачно. Половину яхты охватил огненный вихрь. Прекрасное когда-то судно выглядело так, как будто вышло из кошмарного сна безумца.

Исследовательское судно не успело еще даже остановиться, а Ганн уже переключил двигатель на полный назад. Несколько ужасающих секунд «Поко-Бонито» висел на месте. Его разбитый нос вошел в корпус «Эпоны» на добрых шесть футов и оказался зажат там, как в тисках. Его винт лихорадочно вращался. Так прошло десять секунд, затем пятнадцать, затем двадцать. Наконец с жутким визгом рвущегося железа корпус «Поко-Бонито» медленно сдвинулся назад. Его искореженный нос перестал затыкать дыру в корпусе яхты, и туда ревущей рекой хлынула коричневая муть. Яхта резко накренилась.

Двое из моряков «Эпоны», находившиеся в безопасности на палубе второго корпуса, немного пришли в себя и начали стрелять по «Поко-Бонито» из автоматов. Они не могли как следует прицелиться, так как крен правого корпуса яхты лишал их верных ориентиров. Пули шли ниже, чем было нужно. Они плясали в воде вокруг корпуса исследовательского судна. Некоторые из них пробили корпус, и в маленькие дырки внутрь ручейками хлынула вода.

Питт и Джордино тоже стреляли наугад в густое облако дыма и огня, пока сопротивление на яхте наконец не утихло. Ее надстройка полностью исчезла за густой завесой пламени и дыма. Откуда-то из глубины слышны были крики и вопли людей. Легкий ветерок раздувал огонь не только снаружи, но и внутри, в глубине правого корпуса. Через огромную дыру, пробитую носом «Поко-Бонито», тоже виднелись проблески пламени. Катамаран все сильнее кренился вправо. Его неповрежденный левый корпус полностью поднялся над водой.

На борту «Поко-Бонито» все столпились у релингов и завороженно наблюдали за агонией гибнущей яхты. Экипаж «Эпоны» лихорадочно спешил забраться в вертолет. Пилот запустил двигатель и увеличил обороты. Скомпенсировав крен палубы, пилот поднял машину с пылающего судна, заложил вираж и направил вертолет в сторону берега, бросив раненых на яхте – гореть заживо или тонуть, как получится.

– Подойди к ней поближе, – приказал Питт Ганну.

– Насколько близко? – с беспокойством спросил маленький моряк.

– Достаточно, чтобы я мог перепрыгнуть туда.

Зная, что спорить с Питтом бесполезно, Ганн пожал плечами и осторожно повел покореженное судно к яхте, которая уже пылала от носа до середины. Он держал двигатель на заднем ходу и двигался кормой вперед, чтобы не увеличивать давление воды и ее приток в разбитый носовой отсек.

Тем временем Джордино лихорадочно работал в жуткой мешанине, в которую превратилось машинное отделение «Поко-Бонито», пытаясь сделать так, чтобы судно осталось на плаву и было способно передвигаться. Рене расчищала палубу, попросту выбрасывая за борт теперь уже бесполезное оборудование. Додж, почерневший от копоти, спустился вниз, перетащил портативную помпу в носовой отсек и принялся сражаться с прибывающей водой. Нос несчастного суденышка был вдавлен внутрь буквально до переборки.

Пока Ганн осторожно маневрировал, чтобы подвести «Поко-Бонито» поближе к «Эпоне», Питт ждал. Но вот корпуса судов сошлись почти вплотную. Питт встал на релинг и прыгнул вперед. Он приземлился на открытую тиковую палубу яхты позади главного обеденного салона. К счастью, ветер продолжал сносить пламя вперед, к носу яхты, и кормовая ее часть не успела еще пострадать от пожара. Но если Питт хотел найти кого-то живым, ему следовало спешить: роскошное когда-то судно вот-вот должно было затонуть. Разгулявшееся пламя гудело, как летящий по рельсам паровоз.

Питт вбежал в обеденный салон, но никого там не обнаружил. Торопливый осмотр кают этажом ниже также не дал результатов. Никого не было видно. Он попытался подняться по покрытому роскошным ковром трапу в ходовую рубку, но наткнулся на стену огня и повернул назад. Дышать было нечем. Легкие, казалось, были полны дыма. Глаза слезились так, как будто собирались вылезти из орбит. Питт опалил волосы и ресницы и собирался уже сдаться и прекратить поиски, как вдруг в коридоре буквально споткнулся о лежащее тело. Он наклонился к нему и был поражен, обнаружив, что это женщина в одном только крохотном купальнике. Он взвалил ее на плечо и, спотыкаясь, кашляя и вытирая слезы рукавом, выбрался на кормовую палубу.

Ганн мгновенно оценил ситуацию и придвинул суденышко еще ближе к корпусу яхты. Корпуса с громким стуком соприкоснулись. Затем он бросился к борту и через релинги принял из рук Питта безжизненное тело женщины. Жар был такой, что краска на бортах исследовательского судна начала пузыриться. Ганн быстро, но осторожно положил женщину на палубу. Он успел заметить только, что у нее длинные рыжие прямые волосы. Он метнулся обратно к штурвалу и отвел «Поко-Бонито» от пылающей яхты.

Глаза Питта почти ничего не видели. Он нащупал у женщины пульс. Его биение было ровным и устойчивым. Дышала она тоже нормально. Он откинул с ее лба пламенно-рыжие волосы и обнаружил шишку размером с яйцо. По всей вероятности, она ударилась головой в момент столкновения и потеряла сознание. Лицо женщины, ее руки и длинные стройные ноги были покрыты ровным загаром. У нее было красиво изваянное лицо с полными чувственными губами и безукоризненной кожей. Слегка вздернутый нос служил ему идеальным завершением. Поскольку глаза женщины были закрыты, Питт не мог разглядеть их цвета. Насколько он мог судить, это была очень привлекательная женщина с гибким телом танцовщицы.

Рене сбросила за борт последний ящик с поплавками для рыбацких сетей и поспешила к лежащей на палубе женщине.

– Помогите мне отнести ее вниз, – велела она. – Я о ней позабочусь.

Питт, по-прежнему почти ничего не видевший, отнес женщину с яхты вниз по трапу в свою каюту и уложил на собственную койку.

– У нее на голове неприятная шишка, – сказал он, – но думаю, что дама скоро придет в себя. Вы можете дать ей подышать воздухом из баллона для акваланга, так легкие быстрее очистятся от дыма.

Питт вернулся на палубу как раз вовремя, чтобы стать свидетелем последних минут «Эпоны».

Яхта погружалась в воду. Ее когда-то бледно-лиловый корпус теперь был черным от копоти и коричневой мути. Грустный и жалкий конец для прекрасного судна. Питт сожалел, что именно он стал причиной его гибели. Через несколько мгновений, однако, всякие сожаления вытеснила холодная строгая логика. Он увидел мысленно, как тонет «Поко-Бонито» с мертвым экипажем на борту. Сожаление сменилось радостью при мысли о том, что сам он и все его друзья остались целы и невредимы.

Правый корпус катамарана полностью погрузился в коричневую воду. Левый корпус некоторое время висел в воздухе. Затем в воду погрузилась надстройка, оставив за собой клубящийся столб пара и дыма. Блеснули на солнце полированные бронзовые винты, и яхта окончательно исчезла. Если не считать шипения воды, соприкасающейся с огнем, яхта затонула бесшумно, без жалоб, как будто стремясь скрыть свое уродство. Последним над водой был виден вымпел с золотым конем. Затем и его поглотило безразличное коричневое море.

Яхта исчезла, и на этом месте поверх жидкой коричневой грязи появилось и расплылось нефтяное пятно. Море окрасилось в черный цвет с радужными разводами, поблескивающими в лучах солнца. Пузыри воздуха поднялись из глубины на поверхность и лопнули. Какие-то изуродованные обломки всплыли на поверхность и будто зависли на границе воздуха и воды, чтобы позже течения и приливы вынесли их на какой-нибудь отдаленный берег.

Отвернувшись от места трагедии, Питт шагнул в рубку. Под ногами хрустело разлетевшееся по палубе битое стекло.

– Как наши дела, Руди? Дотянем до берега или придется спускать плоты?

– Пожалуй, дотянули бы, если бы Алу удалось уговорить двигатель еще поработать, а Патрик сумел бы ослабить приток воды, что маловероятно. Вода прибывает быстрее, чем помпы успевают ее откачивать.

– Кроме того, через пулевые отверстия в корпусе ниже ватерлинии тоже проникает вода.

– В кладовке внизу есть большой кусок брезента. Если мы сможем завести его на нос – надеть, как маску, – то, возможно, вода станет прибывать медленнее и насосы с ней справятся.

Из рубки было видно, что передняя часть «Поко-Бонито» опустилась чуть ли не на два фута.

– Пойду попробую, – сказал Питт.

– Только быстро, – предостерег его Ганн. – Я пока так и буду идти задом, чтобы вода прибывала помедленнее.

Питт свесился в люк машинного отделения.

– Ал, как у тебя идет веселье?

Откуда-то вынырнул Джордино и поднял голову. Он стоял по колено в воде, густой от коричневой мути. Одежда на нем была мокрой до ниточки, руки и лицо перемазаны машинным маслом.

– Едва успеваю, и уж поверь мне, это вовсе не весело.

– Сможешь помочь мне?

– Дай мне пять минут, чтобы прочистить помпу. Если не прочищать фильтры каждые несколько минут, муть забивает их намертво.

Питт спрыгнул вниз и пробрался мимо кают к кладовке, где отыскал большой свернутый кусок брезента. Он оказался тяжелым и объемным, но Питт все же вытащил его вверх по трапу и просунул через люк на палубу. Вскоре к нему присоединился Джордино, черный, как отродье дьявола. Вдвоем они развернули брезент и привязали к каждому из четырех его углов по нейлоновому концу. К двум из них они подвязали в качестве грузов детали развороченного ракетой двигателя. Когда все было готово, Питт повернулся к Ганну и жестом показал уменьшить задний ход.

Джордино и Питт сбросили брезент в воду с разбитого носа, держа за концы веревок, и подождали, пока его утяжеленная сторона медленно погрузилась в жидкую грязь. Затем Питт крикнул Ганну:

– О'кей, малый вперед!

Они с Джордино встали по обе стороны носа и начали потихоньку выбирать верхние концы. Когда нижняя утяжеленная сторона брезента оказалась немного ниже границы разрушенной части носа, они натянули и закрепили все четыре конца, так что брезент оказался натянутым, как чехол, поверх поврежденного носа «Поко-Бонито». Это значительно уменьшило поступление воды в носовой отсек. После того как все было сделано, Питт потянул на себя люк носового отсека и спросил у Доджа:

– Как там, Патрик?

– Кажется, получилось, – усталым, но счастливым голосом ответил тот. – Вы уменьшили приток воды процентов на восемьдесят. Теперь насос должен справиться.

– Я должен вернуться в машинное отделение, – сказал Джордино. – Там картина не слишком красивая.

– Да и ты тоже, – улыбаясь, заметил Питт и положил Джордино руку на плечи. – Если потребуется помощь, дай мне знать.

– От тебя никакого проку, одни неприятности. Через пару часов все будет под контролем.

Питт отправился в рубку.

– Теперь можно отправляться в путь, Руди. Наш пластырь, похоже, работает.

– Нам повезло. Навигационный компьютер и система управления выдержали удар. Я ввел в компьютер курс на Барра-дель-Колорадо в Коста-Рике. Один мой старый флотский приятель вышел в отставку и живет там рядом с базой для спортивного рыболовства. Мы сможем встать к его причалу и провести необходимый ремонт, прежде чем идти через море к верфям НУМА в Форт-Лодердейле.

– Мудрое решение. – Питт показал рукой на громадный таинственный контейнеровоз по другую сторону бухты. – Если мы пойдем туда, у нас могут быть неприятности. Береженого бог бережет.

– Ты прав. Как только никарагуанские власти проведают, что мы на их собственных задворках потопили яхту, мы все будем арестованы. – Ганн промокнул тряпицей кровь, которая сочилась из пореза на его щеке. – А что ты знаешь о женщине, которую спас?

– Узнаю что-нибудь, как только она придет в себя.

– Хочешь связаться с адмиралом и отчитаться перед ним, или лучше мне это сделать?

– Я об этом позабочусь.

Питт прошел на камбуз и сел к компьютеру, которым экипаж пользовался в основном для развлечения. На нем обычно играли, посылали сообщения домой по электронной почте и иногда по спутниковой связи искали что-то нужное в интернете. Питт набрал в окне поискового сервера название яхты «Эпона» и немного подождал. Прошло не больше минуты, а на экране уже появилось изображение скачущего коня и краткое описание. Питт внимательно прочитал его, запомнил все нужное и, выключив компьютер, вышел из камбуза.

В проходе между каютами он встретил Рене.

– Как она?

– Моя бы власть, я бы вышвырнула ее наглую задницу за борт.

– Так плохо?

– Еще хуже. Не успев очнуться, она тут же принялась меня доставать. Мало того что она все время чего-то требует, она еще и говорит только по-испански. – Рене самодовольно улыбнулась. – Притворяется.

– Откуда вы знаете?

– Фамилия моей матери – Ибарра. Я лучше говорю по-испански, чем наша гостья.

– Значит, по-английски не отвечает? – спросил Питт. Рене покачала головой.

– Как я уже сказала, это притворство. Она хочет, чтобы мы поверили, что она всего лишь бедная мексиканка, за гроши работавшая на камбузе. Косметика и бикини от дизайнера выдают ее с головой. У этой шлюхи есть класс. Она отнюдь не судомойка.

Питт вытащил из поясной кобуры свой старый кольт сорок пятого калибра.

– Позвольте мне разыграть перед ней маленькую сценку из серии «Давайте договоримся».

Он шагнул в каюту, где находилась таинственная гостья, подошел к ней и мягко приставил ей к носу пистолет.

– Извини, милашка, но мне придется убить тебя. Мы не можем оставлять свидетелей. Ты же понимаешь.

Янтарно-карие глаза широко раскрылись и сошлись к переносице – женщина пыталась сфокусировать взгляд на пистолете. Она почувствовала прикосновение холодного твердого ствола, и ее губы внезапно задрожали. Она подняла взгляд и посмотрела в непроницаемые зеленые глаза Питта.

– Нет, нет, пожалуйста! – воскликнула она по-английски. – Не убивайте меня! У меня много денег. Оставьте меня в живых, и я озолочу вас.

Питт обернулся к Рене. Та стояла с раскрытым ртом, не до конца веря, что Питт не собирался в действительности стрелять в женщину. – Рене, вы хотите разбогатеть?

Рене уловила смысл игры и включилась в нее:

– У нас в трюме и без того уже лежит тонна золота.

– Вы забыли упомянуть рубины, изумруды и бриллианты, – упрекнул девушку Питт.

– Мы могли бы, наверное, отыскать в своих сердцах достаточно доброты, чтобы подождать еще пару дней и пока не скармливать ее акулам, но только если она расскажет о фальшивом пиратском корабле. Мы хотим узнать также, зачем пираты полночи гонялись за нами, зачем хотели убить нас всех и потопить наше судно.

– Да! Да! Пожалуйста! – задыхаясь, проговорила женщина. – Но я могу рассказать только то, что знаю!

При этом Питт обратил внимание на странный блеск в ее глазах, который определенно не располагал к доверию.

– Мы слушаем.

– Эта яхта принадлежала мне и моему мужу, – начала она. – Мы вышли в круиз из Саванны, собирались пройти через Панамский канал и подняться обратно к Сан-Диего. Но однажды к нам подошло безобидное, как нам показалось, рыбацкое судно. Капитан попросил поделиться с ним медикаментами для пострадавшего члена экипажа. К несчастью, Дэвид, мой муж, попался на удочку. Не успели мы оглянуться, как наша яхта была захвачена пиратами.

– Прежде чем мы продолжим, – сказал Питт, – представлюсь. Меня зовут Дирк Питт, а это Рене Форд.

– Я была очень груба, я до сих пор не поблагодарила вас за спасение. Я Рита Андерсон.

– Что произошло с вашим мужем и с экипажем яхты?

– Их всех убили, а тела бросили в море. Меня пощадили. Пираты решили, что я могу оказаться полезной: буду заманивать для них проходящие суда.

– Как это? – поинтересовалась Рене.

– Они решили, что при виде женщины в бикини на палубе любое судно подойдет достаточно близко, чтобы можно было атаковать и захватить его.

– И это единственное, что побудило их оставить вам жизнь? – с сомнением в голосе спросил Питт.

Она молча кивнула.

– Что вы знаете о них? Кто они, откуда?

– Это были местные никарагуанские бандиты, ставшие пиратами. Нас с мужем предупреждали, что здешние воды опасны и заходить сюда не стоит, но море вдоль побережья казалось таким мирным.

– Странно, что местные пираты умеют управлять вертолетом, – чуть слышно пробормотала Рене.

– Сколько яхт и других судов успели они потопить после захвата вашей яхты? – продолжал давить на Риту Питт.

– Я знаю о трех. Перебив экипаж и разграбив яхту, ее топили.

– Где вы находились во время столкновения нашего судна с яхтой? – спросила Рене.

– Так, значит, вот что произошло, – неопределенно отозвалась гостья. – Я была заперта в своей каюте. Я слышала взрывы и выстрелы. Затем я почувствовала сильный удар, яхта содрогнулась, возник пожар. Я помню только, как рушились стены каюты, потом я отключилась. Очнулась уже здесь, на вашем судне.

– Вы помните еще что-нибудь до столкновения и пожара?

Рита отрицательно покачала головой.

– Ничего. Меня держали взаперти в каюте и выпускали только тогда, когда готовились захватить какое-то судно.

– Но зачем им была нужна голограмма пиратского корабля? – спросила Рене. – Это больше похоже на попытку удержать суда подальше от этого района, чем на действия пиратов.

Рита взглянула на нее непонимающе.

– Голограмма? Я вообще плохо представляю себе, что это такое.

Питт внутренне улыбнулся. Он не видел повода сомневаться в том, что вся история, рассказанная Ритой Андерсон, чистая выдумка. Рене, безусловно, была права. Макияж на лице Риты вряд ли мог принадлежать женщине, которая была свидетельницей того, как убили ее мужа, и жертвой жестокого обращения пиратов. Бежево-розовая помада с блеском была наложена слишком аккуратно. Глаза были тщательно подведены карандашом глубокого каштанового цвета, на веки наложены мерцающие тени. Все это ясно говорило о жизни в роскоши и о привычке к элегантности. Он решил нанести удар в самое уязвимое место и внимательно наблюдать за ее реакцией.

– Каким образом вы связаны с «Одиссеем»? – неожиданно спросил он.

В первый момент она не поняла. Затем до нее дошло наконец, что эти люди не случайные рыбаки. Она попыталась отговориться:

– Я не знаю, о чем вы говорите.

– Разве ваш муж не работал в корпорации «Одиссей»?

– Почему вы об этом спрашиваете? – ответила она вопросом на вопрос, пытаясь уйти от ответа и опомниться от неожиданности.

– На вашей яхте был изображен такой же конь, как на логотипе «Одиссея».

Безупречно выщипанные и подведенные брови слегка приподнялись. «Она хорошо играет, – подумал Питт, – очень хорошо играет. Ее нелегко сбить с толку». Он начал понимать, что Рита – не просто жена богатого человека. Она отлично умеет командовать людьми и распоряжаться. Его даже позабавило, когда она вдруг предприняла фланговую атаку и попыталась поменяться с ним местами.

– Кто вы такие? – неожиданно резко спросила она. – Вы не рыбаки.

– Нет, – медленно, с напором произнес Питт. – Мы сотрудники научной экспедиции Национального подводного и морского агентства США. Мы ищем источник коричневой мути.

Эффект был такой, как будто Питт ударил ее по лицу. Ее спокойная собранность внезапно исчезла. Не сумев удержаться, она выпалила:

– Это невозможно. Вы... – и замолчала.

– Должны были погибнуть при взрыве в канале Блуфилдса? – закончил за нее Питт.

– Так вы знали? – задохнулась от изумления Рене. Она шагнула к койке, как будто собираясь задушить Риту.

– Она знала, – согласился Питт, мягко удерживая Рене за руку.

– Но почему? – требовательно спросила Рене. – Что мы такого сделали, чтобы заслужить эту жуткую смерть?

Рита не собиралась больше ничего говорить. Удивление на ее лице сменилось гневом и ненавистью. Рене в тот момент больше всего хотелось ударить по этому лицу кулаком, и посильнее.

– Что мы будем с ней делать?

– Ничего, – ответил Питт, слегка пожимая плечами. Он понял, что ему больше не удастся заставить Риту говорить. Она сказала все, что намеревалась сказать.

– Пока не доберемся до Коста-Рики, держите ее взаперти в каюте. Я попрошу Руди связаться с местными властями и договориться, чтобы на причале ее встретили и взяли под стражу.

* * *

Мало-помалу на Питта навалилось изнеможение. Он смертельно устал, как, впрочем, и все остальные. Но прежде чем вздремнуть, хотя бы немножко, ему необходимо было сделать еще одно дело. Он оглянулся в поисках шезлонга, но вспомнил, что Рене выбросила его за борт. Он уселся прямо на палубу, с которой исчезли все маскировочные рыболовные снасти, вытянул ноги, привалился спиной к фальшборту и набрал номер на своем трехрежимном спутниковом телефоне системы «Глобалстар».

В трубке раздался сердитый голос Сэндекера:

– Почему так долго не выходили на связь?

– Мы были заняты, – пробормотал Питт и следующие двадцать минут вводил адмирала в курс дела. Сэндекер терпеливо слушал и не перебивал. В завершение Питт пересказал свой разговор с Ритой Андерсон.

– Какое отношение ко всему этому может иметь Призрак? – озадаченно спросил Сэндекер.

– В настоящий момент я могу предположить только, что у него есть тайна, ради сохранения которой он готов перебить экипаж любого судна, случайно заглянувшего в его владения.

– Я слышал, что они совместно с КНР реализуют сейчас строительные проекты по всей территории Никарагуа и Панамы.

– Лорен однажды за ужином тоже упоминала что-то подобное.

– Я прикажу расследовать деятельность «Одиссея», – сказал Сэндекер.

– Вы можете проверить также Риту и Дэвида Андерсонов и яхту под названием «Эпона».

– Немедленно поручу Йегеру.

– Интересно будет узнать, как эта женщина замешана в этой истории.

– Вы обнаружили источник коричневой мути?

– Мы угодили непосредственно в то место, где она поднимается с морского дна.

– Значит, это скорее всего естественный феномен?

– Патрик Додж так не думает. – Питт подавил зевок. – Невозможно, как он утверждает, чтобы минеральные компоненты, из которых состоит муть, просто так поднимались со дна. Да еще одновременно в таких количествах – как из пушки. Он говорит, что такой апвеллинг[312] может быть только искусственным. Здесь, похоже, происходит нечто жуткое, и невольно вспоминается мистический триллер «Сумеречная зона».

– Мы вернулись к тому, с чего начали, к естественному феномену, – сказал Сэндекер.

– Не совсем, – тихо проговорил Питт. – Мне хотелось бы осуществить еще одну небольшую экспедицию, свою собственную.

– Я направил реактивный транспортный самолет НУМА в аэропорт близ Рио-Колорадо-Лодж. На нем команда, которая подштопает «Поко-Бонито», прежде чем вести его на север. Ганн, Додж и Форд улетят на нем в Вашингтон. Я бы хотел, чтобы вы с Алом к ним присоединились.

– Работа еще не закончена.

Сэндекер не стал спорить. Он давно уже понял, что Питт редко ошибается в своих оценках.

– Что ты планируешь?

Питт вгляделся в зелень заросшего лесом берегового горного хребта за белым песком пляжей.

– Думаю, что было бы полезно подняться по реке Сан-Хуан в озеро Никарагуа.

– Что ты рассчитываешь там найти? Это слишком далеко и от моря, и от коричневой мути.

– Ответы, – сказал Питт. Мысленно он уже плыл вверх по реке. – Ответы на все вопросы.

Часть третья От Одиссея до «Одиссея»

Отмель Навидад,

23 августа 2006 г.

24

Если можно сказать, что ураган Лиззи принес кому-то хоть какую-то пользу, то заключалась она в том, что он начисто смел с банки Навидад коричневую муть. Вода над коралловыми зарослями вновь стала сине-зеленой и прозрачной, как стекло, с видимостью чуть ли не в двести футов. Вместе с чистой водой на прежние места обитания вернулись рыбы. Внешне все выглядело так, как если бы здешних обитателей никогда ничто не тревожило: ни коричневая муть, ни ураган.

Вместо «Морской феи» у кромки отмели появилось другое исследовательское судно, задачей которого на этот раз стало исследование таинственного затонувшего сооружения. Судно это под названием «Прошлогоднее море» было разработано и построено специально для подводных археологических исследований на мелководье, и ему редко приходилось работать вне пределов видимости берега. Среди его предыдущих проектов числились раскопки подводных руин Александрийской библиотеки в Египте, исследование китайского флота, потопленного ураганом у берегов Японии, поиски древних шведских и русских торговых судов на Балтике. За плечами работавшей на «Прошлогоднем море» команды ученых было множество экспедиций, связанных со всевозможными историческими событиями.

Судно было полностью оборудовано для подобных исследований. Его можно было закрепить на четырех якорях и проводить с него как автономные – с автономными дыхательными аппаратами, – так и локальные погружения с подачей сжатого воздуха ныряльщику сверху, по шлангам. Сквозная шахта в середине его корпуса была приспособлена как для всевозможных погружений, так и для спуска и подъема подводных роботов. Были там и условия для безопасного подъема с морского дна древних артефактов. Весь довольно обширный носовой отсек судна занимала просторная лаборатория с самым современным научным оборудованием для анализа и консервации находок.

«Прошлогоднее море» было короче большинства других исследовательских судов – всего 151 фут, зато его широкий сорокапятифутовый корпус был удобным и вместительным. На судне была команда из четырех человек и десять ученых-исследователей. Два больших дизельных двигателя позволяли ему развивать скорость до двадцати узлов. Те, кто плавал на «Прошлогоднем море», имели право гордиться: им не раз удавалось переписывать страницы истории мореплавания.

Чем дальше продвигались исследовательские работы на банке Навидад, тем сильнее становилось общее убеждение в том, что экспедиция стоит на пороге величайшего открытия.

Поначалу морские археологи, исследовавшие каменные помещения, не были уверены даже, что эти сооружения рукотворны. Да и местность вокруг отнюдь не изобиловала изделиями рук человеческих. За исключением предметов, обнаруженных на каменном ложе и в котле, найти что-либо еще удалось только в кухне. Однако чем дальше, тем больше обнаруживалось совершенно невероятных археологических сокровищ. Во-первых, геологам экспедиции удалось установить, что изучаемое сооружение когда-то стояло на суше, на вершине небольшого холма. Это выяснилось, когда с небольшого участка – всего шесть квадратных дюймов – стены в спальне осторожно сняли все то, что успело нарасти на ней за это время. И сразу стало очевидно, что помещения не высечены в скале, а сложены из плотно пригнанных камней в то время, когда банка Навидад была островом и поднималась над морскими волнами.

Дирк вместе с сестрой стоял в лаборатории и рассматривал находки. Здесь, в глубоких лотках с морской водой, находились теперь все обнаруженные в здании предметы. Впереди их ожидал длительный процесс консервации. Дирк очень осторожно поднял из воды изящное золотое крученое ожерелье – то самое, что лежало прежде на каменном ложе.

– Все без исключения предметы, обнаруженные на ложе и в котле, принадлежали женщине.

– Это ожерелье гораздо красивее большинства современных украшений, оно более изящное и утонченное, – сказала Саммер, любуясь витой цепью. Золото приглушенно мерцало в лучах солнца, проникающих через иллюминаторы.

– Пока не появится возможность сравнить ожерелье с аналогами по археологическим записям в европейских архивах, мне придется примерно датировать его серединой бронзового века, – произнес рядом мягкий голос, будто легкий летний дождь прошумел по металлической крыше.

Голос принадлежал доктору Джеффри Парксу, который всегда ходил вытянув вперед голову, будто принюхиваясь, а повадками напоминал осторожного волка. Будучи шести футов восьми дюймов росту, он, чтобы видеть что-то из своей стратосферы, постоянно ходил склонившись. В свое время в колледже он считался звездой баскетбола, но серьезная травма колена вынудила его покинуть площадку. Он никогда больше не играл. Вместо этого он увлекся морской археологией и добился успехов в этой области. Его докторская диссертация была посвящена древним затонувшим городам. Учитывая специализацию Паркса, адмирал Сэндекер и пригласил его в экспедицию.

Паркс прошелся вдоль длинного стола с глубокими открытыми кюветами, в которых находились древние памятники, и остановился у большой доски, закрепленной на переборке. К ней было приколото больше пятидесяти фотографий, сделанных внутри подводного сооружения. Возле доски он остановился и ластиком на обратном конце карандаша постучал по группе смонтированных снимков, представляющей план древнего здания.

– У нас ведь здесь не город и не крепость. Не видно никаких сооружений, кроме тех комнат, которые вы обнаружили с самого начала. Назовите это особняком – ну тем, что могло в то время играть роль особняка, – или, скажем, небольшим дворцом, который позже превратился в гробницу для женщины. Женщины, безусловно, принадлежавшей к местной элите. Возможно, королевы или верховной жрицы, достаточно богатой, чтобы заказывать собственные драгоценности.

– Жаль, что от нее ничего не осталось, – заметила Саммер. – Даже от черепа не осталось никаких следов. Даже зубы исчезли.

Паркс слегка улыбнулся.

– Ее кости исчезли много веков назад вместе с одеждой. Вероятно, это произошло вскоре после того, как здание погрузилось в море. – Он передвинулся к большой фотографии, сделанной прежде, чем древние артефакты сняли с каменного ложа, и снова постучал карандашом по крупному изображению бронзового доспеха. – Должно быть, она была воином, и ей приходилось водить мужчин в сражение. По фотографии похоже, что кираса изготовлена из цельной пластины и надевать ее нужно было через голову, как металлический свитер.

Саммер попыталась представить себе, как могла бы эта кираса выглядеть на ней. Ей приходилось читать, что кельты для своего времени были крупными людьми, но этот доспех казался слишком маленьким для ее торса.

– Но как все же могла она здесь оказаться?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Паркс – Как традиционному археологу, мне не полагается верить в диффузию культуры, в контакты между Америками и остальными частями света до Колумба. Я, вероятно, должен сказать, что это тщательно подготовленная мистификация, которую устроили испанцы где-то после тысяча пятисотого года.

Саммер нахмурилась.

– Не может быть, чтобы вы на самом деле в это верили!

Паркс снова улыбнулся.

– На самом деле не верю. По крайней мере после того, что мы здесь увидели. Но если нам не удастся точно выяснить, как эти предметы попали на отмель Навидад, и доказать это так, чтобы не осталось никаких сомнений, это противоречие потрясет и расколет мир древней истории.

Саммер не сдавалась:

– Но ведь древние моряки могли пересекать океан.

– Никто и не говорит, что они не способны были это сделать. Люди уже пересекали и Атлантический, и Тихий океаны на чем угодно, от лодок из натянутых на раму воловьих шкур до шестифутовых парусных скорлупок. Вполне можно себе представить, что какой-нибудь шторм мог забросить в Америку рыбаков из Японии или Ирландии. Археологи признают, что по всей Центральной и Южной Америке в искусстве и архитектуре имеется множество интересных особенностей и косвенных признаков, указывающих на европейское и азиатское влияние. Тем не менее на той стороне пруда не было обнаружено ни одного достоверного предмета с этого берега.

– Наш отец обнаружил доказательства присутствия викингов на территории США, – возразила Саммер.

– К тому же они с Алом Джордино нашли в Техасе артефакты из Александрийской библиотеки, – добавил Дирк.

Паркс пожал плечами.

– Но факт остается фактом. На раскопках в Европе и Африке до сих пор не найдено ни одного предмета американского происхождения.

– А как насчет следов никотина и кокаина, обнаруженных в египетских мумиях? – выпустила очередную стрелу Саммер. – Табак и листья коки могли попасть туда только из Америки.

– Я так и думал, что вы об этом вспомните, – сказал Паркс со вздохом. – Египтологи до сих пор об этом спорят.

Саммер задумчиво нахмурилась.

– А может быть, ответы на эти вопросы все еще там, внизу?

– Может быть, – признал Паркс – Наши морские биологи всячески исследуют наросты на стенах, а наш фитохимик копается в трудах по остаткам растительной жизни, пытаясь определить хотя бы примерно, как долго здание пробыло под водой.

Саммер, казалось, погрузилась в собственные мысли.

– А не может быть надписей на стенах, под наростами? Ну разве не могли археологи что-нибудь упустить?

Паркс рассмеялся.

– Ранние кельты не оставили после себя произведений искусства или письменных источников, в которых описывалась бы их культура. Так что находка вырезанных надписей очень маловероятна, разве что мы сильно ошиблись в датировке Навинии.

– Навинии?

Паркс всмотрелся в компьютерную распечатку, где затонувшее здание было изображено так, как оно могло выглядеть сразу после постройки.

– Название не хуже любого другого, как вам кажется?

– Не хуже любого другого, – отозвался Дирк. Он перевел взгляд на Саммер. – Почему бы нам с тобой не нырнуть завтра с утра пораньше и не поискать надписи на стенах? Кроме того, мне кажется, что нам следовало бы в последний раз поклониться нашей верховной жрице и отдать ей почести.

– Не задерживайтесь там слишком надолго, – сказал Паркс. – Капитан предупредил, что в полдень собирается поднять якоря. Он хочет как можно скорее доставить находки в Форт-Лодердейл.

Молодые люди вышли из лаборатории, и Саммер посмотрела на Дирка с любопытным блеском в глазах.

– С каких это пор тебя мучает ностальгия?

– В моем безумии есть вполне практическая цель[313].

– Так, и что же это за цель? – сухо поинтересовалась Саммер.

Дирк ухмыльнулся и смело встретил ее вызывающий взгляд.

– У меня есть идея. Мне кажется, что кое-что важное все же упущено.

На этот раз они знали, с какого места следует продолжать поиски, а потому сразу направились в прихожую. Древние комнаты были пусты и вновь казались заброшенными. А ведь только вчера в них было многолюдно, как в зале ожидания аэропорта. Ученые с «Прошлогоднего моря» залезали в каждую трещинку и исследовали каждый укромный уголок. Теперь же все артефакты были уже подняты на борт судна и ждали обработки и консервации. Исследования практически завершились, и ученые наверху занимались описанием и предварительным анализом находок. Затонувшие комнаты оказались в полном распоряжении Дирка и Саммер. Теперь, когда никто не следил за ними и не заглядывал все время через плечо, молодые люди не видели причин относиться к стенам с особой нежностью.

Как и собирались, они начали свои поиски с прихожей. Пока Саммер осматривала одну стену, Дирк занялся другой. Они соскребали со стен шпателями всю морскую живность и любые наросты, добирались до самого камня. При этом они понимали, что в глазах сознательного археолога их действия выглядят как святотатство. Тем не менее молодые люди старательно обрабатывали стены, расчищали на них длинные горизонтальные полосы, преимущественно на высоте от четырех до пяти футов над уровнем пола. Три тысячи лет назад люди в среднем были ниже современных на несколько дюймов, а значит, и уровень их глаз находился ниже. Дирк и Саммер решили воспользоваться этим историческим фактом и сузить поле своих поисков.

Работа шла медленно. После часа бесплодных усилий они вернулись на «Прошлогоднее море», чтобы заменить почти пустые воздушные баллоны. Все водолазные суда НУМА были оснащены барокамерами, так что Дирк педантично выдерживал график повторных погружений, предписанный его наручным компьютером, чтобы избежать кессонной болезни.

Через двадцать минут после начала второго погружения, когда молодые люди уже перешли из прихожей дальше, в длинный коридор, Саммер вдруг постучала по стенке рукоятью шпателя, привлекая внимание Дирка. Он немедленно подплыл к ней и в изумлении уставился на только что расчищенный участок стены, на который возбужденно показывала Саммер.

На расцарапанном месте под слоем наростов проявились какие-то рисунки.

Дирк кивнул и возбужденно вскинул большие пальцы кверху. Брат и сестра вместе принялись лихорадочно расчищать камни стены ладонями и пальцами в перчатках. Они старались работать осторожно, чтобы не повредить драгоценные реликвии, которые медленно проявлялись перед ними на стене в полумраке подводного коридора. Наконец вырезанные в камне изображения предстали перед глазами молодых людей целиком. Брат и сестра были в восторге: им удалось то, до чего не додумались профессионалы! Они понимали, что видят зрелище, которого не видел ни один человек вот уже три тысячи лет.

Изображения на стене оказались пиктограммами. Они раскрывали загадку затонувшего дома. Пытаясь получше рассмотреть детали, Дирк поднес свой фонарь ближе к стене и направил свет на рисунки сбоку, В результате дальнейших поисков выяснилось, что изображения идут по обеим стенам коридора на высоте около пяти футов от пола полосами шириной два фута. По структуре они напоминали ковер из Байо с изображением высадки Вильгельма Завоевателя и битвы при Гастингсе в 1066 году.

Дирк и Саммер неподвижно висели в воде и с почти религиозным благоговением взирали на вырезанные в стене рельефные изображения. На них какие-то люди плыли куда-то на парусных кораблях. Люди эти выглядели довольно странно: у них были большие круглые глаза и густые бороды. Их вооружение состояло из длинных кинжалов, коротких мечей с продольным ребром на клинке и боевых топоров с закругленными лезвиями. Некоторые из воинов ехали по одному на колесницах, но большинство сражалось пешими.

Были представлены и многочисленные, весьма кровавые батальные сцены. Создавалось впечатление, что сцены эти изображают несколько битв одной длительной войны. На рисунках можно было видеть, как женщины с обнаженной грудью бросают в гущу врагов копья.

Саммер легко провела рукой в перчатке по женским фигурам. Затем повернулась к Дирку и улыбнулась с видом превосходства.

На самых первых рисунках изображены были корабли, покидающие пылающий город. Дальше на стене было видно, что корабли разметало штормами, а уцелевшим пришлось сражаться – уже на суше – с существами весьма странного вида. Ближе к концу из всех кораблей остался только один, остальные погибли. Затем один из рисунков показывал, что во время шторма затонул и этот последний корабль. На последней картинке двое – мужчина и женщина – стояли обнявшись. Они прощались, после чего мужчина, как явствовало из изображений, уплыл прочь на каком-то плавсредстве, похожем на плот с парусом.

Дирк и Саммер обнаружили классическую хронику. Неизвестный древний автор вырезал ее на камне этих стен, а потом остров затопило море. Брат и сестра с веселым возбуждением посмотрели друг на друга через стекла лицевых масок. Они и вообразить себе не могли, что найдут что-то столь необыкновенное.

Дирк жестом указал Саммер на дверной проем, ведущий из древнего здания наружу, на отмель. Фонарь мигнул и погас. Молодые люди развернулись и направились к поверхности, оставив бесценное сокровище открытым взгляду тех, кто в скором времени должен был последовать за ними. Уже их делом будет сфотографировать пиктограммы, восстановить их в полном величии и блеске и познакомить с ними человечество.

25

«Поко-Бонито» вошел в устье Рио-Колорадо в середине дня. Вода за бортом постепенно избавилась от следов коричневой мути, изменившись до чистой речной синевы. По ярко-голубому небу тут и там плыли величественные белые облака. Время от времени одно из них заслоняло солнце, а некоторые даже орошали землю короткими теплыми ливнями. Экипаж НУМА стоял на палубе и махал руками флотилии проносившихся мимо «Поко-Бонито» маленьких рыбацких лодок. Их подвесные моторы гудели, как рой шершней, а рыбаки гордо демонстрировали улов-тарпонов, снуков и барракуд. На одной из лодок, прошедшей совсем близко от искалеченногоисследовательского судна, отмечали успех поднятыми бутылками с пивом. Двое рыболовов подняли со дна лодки и показали тарпона, в котором на вид было не меньше сотни фунтов.

Ганн медленно ввел «Поко-Бонито» в устье и прошел легкий поворот русла. Он старался держаться подальше от стаек маленьких фибергласовых рыбачьих лодок, а потому шел вдоль одного из берегов реки и далеко обходил бакены. Повернув штурвал на пол-оборота, он направил суденышко мимо крошечного поселка Рио-Колорадо-Лодж к причалу, от которого крытая дорожка в окружении цветов вела к большому дому в роще пальмовых деревьев.

– Да это настоящий рай! – сказала Рене в восхищении от пышной красоты тропического леса, со всех сторон окружавшего дом. Сам дом был выстроен из кусков лавы и покрыт большими пальмовыми листьями.

– Рыбацкий рай, – заметил из рубки Ганн. – Его построил мой старый друг еще по академии, Джек Макги. Если вам нравятся морепродукты, то здесь можно до отвала наесться экзотическими рыбами. Он также собрал тысячи рецептов со всего света и написал по этому вопросу несколько книг.

Питт спрыгнул на причал, принял швартовочные концы, сброшенные Джордино, и закрепил их на кнехтах. По закону они не должны были отходить далеко от судна, пока местные пограничники не проверят их документы. Представители закона явно удивились, увидев полученные «Поко-Бонито» повреждения. Рене воспользовалась своим испанским и сочинила на ходу дикую историю о том, как экспедиции удалось уйти от целой флотилии пиратов-контрабандистов, не менее кровожадных, чем их предки.

Поскольку произошло все это в никарагуанских водах, пограничники не потребовали официального отчета. С другой стороны, Рита Андерсон представляла собой серьезную проблему. Бумаг у нее не было никаких, и, поскольку Питт и Ганн не имели ни малейшего желания объяснять ее присутствие на борту исследовательского судна, Рене связала ее и заткнула ей рот кляпом. После этого Джордино втиснул Риту в небольшую кладовку в машинном отделении. Пограничники провели поверхностный осмотр судна, увидев Джордино, никто из них не захотел пачкать в его владениях тщательно отглаженную и накрахмаленную форму. Маленький итальянец выглядел как Джеймс Дин в фильме «Гигант» – после того как из земли забил нефтяной фонтан.

Когда пограничники удалились, Додж повернулся к Питту:

– Почему мы обращаемся с миссис Андерсон как с преступницей и держим ее как пленницу? Ее мужа убили, а ее яхту захватили пираты.

– Она совсем не та, за кого себя выдает, – коротко ответила Рене.

Питт не сводил глаз с пограничников, пока они не забрались в «лендровер» и не уехали от причала по грязной дороге, разбитой после дождей.

– Рене права. Миссис Андерсон по уши замешана в этом темном деле. Адмирал Сэндекер связался с правоохранительными органами Коста-Рики, и они согласились взять ее под стражу и начать расследование. Их представители должны вот-вот подъехать.

Рене шагнула на ступеньку трапа, ведущего вниз, в каюту Питта.

– Я, пожалуй, лучше пойду подготовлю нашу принцессу к отправке в тюрьму.

Не успела она исчезнуть из глаз, как на дорожке, ведущей к пристани, показался человек. Он быстро шагал прямо к «Поко-Бонито». Джек Макги оказался крепким, румяным человеком лет пятидесяти. Ни в светлых волосах его, ни в усах, как у типичного американского шерифа в кино, не видно было даже легкой седины. Широко расставленные светло-коричневые глаза придавали ему вид настороженного зверька, который постоянно следит, не появился ли поблизости хищник. Он был одет в темно-синие шорты и цветастую рубашку. Офицерская фуражка на его голове выглядела так, будто успела поучаствовать еще во Второй мировой.

Ганн шагнул навстречу. Друзья пожали друг другу руки, потом обнялись.

– Джек, каждый раз, как мы встречаемся, ты выглядишь старше на десять лет.

– Это потому, что мы с тобой встречаемся раз в десять лет, – приветствовал друга Макги. При звуке его голоса всем подумалось, что он, наверное, когда-то пел в хоре партию баса-профундо.

Ганн представил присутствующих друг другу. Джордино только помахал рукой из люка машинного отделения.

– Еще с одним членом нашего экипажа встретишься позже. Это Рене Форд, она сейчас занимается внизу одним небольшим делом.

Макги понимающе улыбнулся:

– Вашей незваной гостьей?

Ганн кивнул:

– Да, Ритой Андерсон. Это та дама, которую я упоминал по спутниковому телефону, когда сообщал о нашем скором прибытии.

– Инспектор полиции Габриэль Ортега – мой старый друг, – сказал Макги. – Он заставит вас пройти в участок и дать письменные показания, но, я думаю, вы быстро поймете, что он очень вежлив и тактичен.

– Вас в здешних водах не донимают пираты? – поинтересовался Питт.

Макги рассмеялся и энергично покачал головой.

– Только не в Коста-Рике. Но на севере, в Никарагуа, их пруд пруди.

– Почему же там есть, а здесь нет?

– Коста-Рика – экономическое чудо Центральной Америки. Уровень жизни выше, чем в большинстве других латиноамериканских стран. В основном здесь, конечно, развито сельское хозяйство, но кроме этого на подъеме туризм, и, как ни удивительно, страна активно экспортирует электронику и микропроцессоры. Никарагуа, наоборот, после тридцати лет революции лежит практически в руинах. Сейчас, правда, правительство стабилизировалось. Зато большая часть повстанцев, умевших только вести партизанскую войну, отказались заняться фермерством или тяжелым ручным трудом. Они обнаружили, что контрабанда наркотиков значительно прибыльнее. А поскольку для этого потребовался целый флот катеров для перевозки кокаина, то одновременно возникло и пиратство.

– Ты слышал что-нибудь о коричневой мути?

Макги слегка покачал головой:

– Только то, что такая штука существует к северу от нас и к востоку, в Карибском море. Если взять суммарный эффект бандитизма, пропажи судов и заражения этой гадостью, то можно сказать, что рыболовство у берегов Никарагуа умерло насильственной смертью.

Макги обернулся и приподнял шляпу. Из дома на пристань вышел полицейский офицер в форме.

– А, Габриэль, вот и ты.

– Джек, старый приятель, – приветствовал его Ортега. – Во что ты вляпался на этот раз?

– Не я, – рассмеялся Макги. – Это мои друзья из Штатов.

Хотя внешность Ортеги была, несомненно, латиноамериканской, тем не менее он очень походил на Эркюля Пуаро Агаты Кристи – те же гладкие прямые черные волосы, зачесанные назад, те же тонкие, безукоризненно подстриженные черные усики, те же мягкие темные глаза, от которых ничего не могло укрыться. В его английской речи чувствовался легкий испанский акцент. Улыбнувшись при знакомстве, он приоткрыл ряд ровных зубов. Очевидно было, что этот офицер пользуется услугами хорошего дантиста.

– Адмирал Сэндекер объяснил мне ситуацию, в которой вы оказались, – сказал он. – Надеюсь, вы снабдите меня детальным отчетом о приключениях с пиратами?

Питт кивнул.

– Можете на это рассчитывать, инспектор.

– А где та женщина, которую вы спасли с пиратского судна?

– Внизу. – Питт обеспокоенно нахмурился и обернулся к Джордино. – Ал, почему бы тебе не заглянуть вниз и не выяснить, что задерживает там Рене и нашу гостью?

Джордино, ни слова не говоря, вытер руки масляной тряпкой и исчез внизу. Он вернулся меньше чем через минуту. Его лицо было искажено яростью, глаза смотрели сурово.

– Рита исчезла, а Рене мертва, – сказал он все с тем же выражением гнева на лице. – Убита.

26

В первые несколько мгновений все были настолько потрясены, что просто не поняли, что сказал Джордино. Они стояли и тупо смотрели на него. Потребовалось не меньше пяти секунд, чтобы значение его слов начало проникать в сознание присутствующих.

Затем Додж обалдело выпалил:

– Что вы говорите?

– Рене мертва, – просто повторил Джордино. – Рита ее убила.

Питта целиком затопила дикая ярость. Он требовательно шагнул к Джордино:

– Где она?

– Рита? – По лицу Джордино можно было решить, что он только что очнулся от кошмарного сна. – Она исчезла.

– Это невозможно. Как могла она незаметно покинуть судно?

– Ее нигде нет, – возразил Джордино.

– Могу я увидеть тело? – с профессиональной бесстрастностью спросил Ортега.

Питт уже съезжал вниз по трапу. Он чуть не свалился на Джордино, который едва успел податься к стене.

– Сюда, инспектор. Женщины были внизу, в моей каюте.

Внутренне Питт испытывал острое чувство вины. Это он виноват. Он не понял, что Рита способна на убийство. Он проклинал себя за то, что не пошел вместе с Рене, а отправил ее одну освобождать убийцу от пут.

При виде Рене он смог только пробормотать про себя:

– О господи, нет!

Рене, раздетая донага, лежала на койке. Ее ноги были вытянуты, а руки разведены в стороны, крестом. На животе ее был вырезан логотип «Одиссея» – кельтский белый конь из Уффингтона.

* * *

Пока Рене освобождала от липкой ленты ее руки, Рита притворялась покорной и уступчивой. Рене по неопытности даже не подозревала, что ее жизни может грозить опасность, если меньше чем в десяти футах от нее находятся пятеро мужчин. Но когда она опустилась на колени, чтобы освободить от липкой ленты колени и лодыжки Риты, эта ведьма стиснула руки и с силой обрушила их на основание шеи жертвы. Рене рухнула без единого звука.

Рита быстро сорвала с Рене одежду, положила ее на постель и прижала к лицу подушку. Борьбы не было. Рене была без сознания и даже не почувствовала, как ее задушили. Затем Рита нашла в бритвенном приборе Питта ножницы и вырезала на животе Рене схематическое изображение кельтского коня. От начала до конца вся эта жуткая операция заняла у нее меньше четырех минут.

Рита метнулась к носу судна и выбралась наверх через носовой люк, под прикрытием ходовой рубки. Мужчины тем временем спокойно беседовали на кормовой палубе. Не показываясь им на глаза, Рита перебралась через невысокий борт и без всплеска скользнула в воду. Практически не показываясь из воды, она проплыла к противоположному берегу заливчика и выбралась на берег сквозь густые заросли тропической растительности. В тот самый момент, когда Джордино обнаружил тело Рене, Рита незамеченной исчезла в джунглях.

* * *

– Эта женщина не сможет далеко уйти, – заявил Ортега. – Около Рио-Колорадо нет никаких дорог. Она не сможет выжить в джунглях. Мои люди перехватят ее, прежде чем она сумеет обзавестись средством убраться отсюда по воздуху или по воде.

– Имейте в виду, она убежала в одном бикини, – сообщил Питт.

– Она не взяла никакой одежды?

– Шкаф Рене по-прежнему закрыт, а ее одежда разбросана по палубе, – сказал Ганн, указывая на предметы одежды, валяющиеся там, где Рита их бросила.

– Деньги у нее есть? – спросил Ортега.

Питт покачал головой.

– Нет. Разве что у Рене было что-то в карманах, но я в этом сомневаюсь.

– Без денег и документов ей некуда бежать, кроме как в джунгли.

– Вряд ли женщина сможет выжить в джунглях в одном бикини, – заметил Макги, остановившийся в дверях.

– Пожалуйста, закройте каюту, – скомандовал Ортега, – и ничего не трогайте.

– Нельзя ли нам по крайней мере одеть ее? – попросил Питт.

– Нет, пока не подъедут мои эксперты и не проведут надлежащих исследований.

– Когда мы сможем забрать ее и отправить на самолете в Штаты?

– Через два дня, – вежливо ответил Ортега. – Пока же я прошу вас остаться здесь и воспользоваться гостеприимством мистера Макги. Вас всех необходимо допросить и записать ваши показания. – Он сделал паузу и спросил, указав на Рене: – Она из вашей страны?

Додж отвернулся, не в силах видеть перед собой тело Рене Форд.

– Она живет в Ричмонде, штат Виргиния, – прошептал он прерывающимся голосом.

Питт взглянул на Ганна.

– Нам следует проинформировать адмирала.

– Да, он вряд ли примет это сообщение спокойно. Насколько я его знаю, он потребует от Конгресса объявить войну и направить сюда морскую пехоту.

Впервые за все время Ортега проявил удивление. Его глаза расширились.

– Что он сделает, сеньор?

– Это игра слов, – ответил Питт. Не обращая внимания на полицейского инспектора, он накрыл тело Рене одеялом.

* * *

Рита торопливо пробиралась через джунгли. Она держалась возле берега реки, но далеко ей идти и не понадобилось. Она добралась до базы спортивного рыболовства и по стрелкам указателей направилась к плавательному бассейну. В своем бикини она оказалась там вполне на месте и легко сошла за еще одну «вдову рыболова». Большинство женщин, отдыхающих на базе с мужьями, предпочитали проводить время возле бассейна, пока мужчины на реке махали спиннингами, пытаясь поймать тарпона или снука.

Не обращая внимания на недоуменные взгляды служителей бассейна и официантов, Рита небрежно подхватила с одного из пустующих шезлонгов пляжное полотенце и накинула его на плечо. Затем пошла по дорожке, соединявшей между собой жилые комнаты. Заметив в одной из комнат горничную за уборкой, она уверенно вошла внутрь.

– Tome su tiempo, – сказала она горничной, прося не торопиться. Рита вела себя так, как будто это ее комната.

– Me casi acaban, – ответила горничная, вынесла грязные полотенца к своей тележке, оставленной за дверью на дорожке, и закрыла за собой дверь.

Рита присела к столу, подняла телефонную трубку и попросила соединить себя с номером, который ничем не отличался от обычного. Когда на том конце в трубке раздался голос, она сказала без всяких предисловий:

– Это Флидаис.

– Одну минуту.

Через несколько мгновений в трубке прозвучал другой голос:

– Линия чиста. Продолжайте, пожалуйста.

– Флидаис?

– Да, Эпона, это я.

– Почему ты звонишь по открытой линии из какого-то отеля?

– У нас неожиданная проблема.

– Да?

– Исследовательское судно НУМА, занимавшееся поиском источника коричневой мути, не испугалось нашей голограммы и уничтожило яхту.

– Понятно, – ответила женщина, которую назвали Эпоной, без малейших признаков каких-либо эмоций. – Где ты сейчас?

– После того как яхта затонула, меня захватили люди из НУМА. Я убежала и теперь сижу в комнате гостиницы в Рио-Колорадо-Лодж. Еще несколько минут, и местная полиция выследит меня здесь.

– Что с экипажем?

– Кое-кто убит. Остальные сбежали на вертолете и бросили меня.

– Так, с ними разберемся. – Собеседница Риты немного помолчала. – Они тебя допрашивали?

– Пытались, но я сочинила историю и сказала, что меня зовут Рита Андерсон.

– Оставайся на линии и подожди немного.

Флидаис, она же Рита, порылась в шкафу и отыскала цветастое летнее платье десятого размера. У нее самой был восьмой. Она решила, что это достаточно близко. Лучше большое, чем маленькое. Она натянула платье поверх бикини и нашла еще шарф, чтобы повязать голову и спрятать свои рыжие волосы. Ее нисколько не беспокоил тот факт, что она занималась воровством и собиралась оставить хозяйке комнаты немалый счет за телефонные переговоры. Определенно, после убийства Рене ее совсем не волновали подобные мелочи. Затем она натянула на ноги открытые сандалии, которые пришлись впору. На прикроватной тумбочке лежали без дела солнечные очки, так что она прихватила и их.

Она улыбнулась сама себе, когда в первом же ящике платяного шкафа обнаружилась сумочка постоялицы. Для Флидаис всегда оставалось загадкой, почему женщины так неизобретательно прячут свои ценные вещи. В кругу гостиничных воров хорошо известно, что женщины неизменно прячут свои сумочки вместе с кошельками в шкафу под стопкой одежды. Она обнаружила в сумочке восемьсот американских долларов и несколько коста-риканских колонов. При обменном курсе триста шестьдесят девять тысяч колонов за доллар большая часть денежных операций в Коста-Рике проводится в иностранной валюте.

Под фотографией на водительских правах и в паспорте значилось имя: Барбара Хакен. Если не считать волос разного цвета и нескольких лет разницы в возрасте, две женщины вполне могли бы сойти за сестер. Флидаис чуть приоткрыла дверь, чтобы увидеть, если на дорожке вдруг покажется законная обитательница комнаты. В это время Эпона вновь появилась на линии.

– Все организовано, сестра. Я посылаю свой частный самолет, он подберет тебя в аэропорту. Когда ты подъедешь, он будет ждать на взлетной полосе. У тебя есть транспорт?

– У отеля должна быть машина, на которой они встречают гостей и отвозят в аэропорт.

– В аэропорту тебя, возможно, попросят показать удостоверение личности. Иначе служба безопасности не пропустит.

– В этом отношении все улажено, – ответила Флидаис, закидывая ремешок сумочки на плечо. – Через три дня я увижу тебя и сестер во время церемонии.

Она повесила трубку и прошла в вестибюль отеля мимо двух местных полицейских в форме. Полицейские искали женщину, которую последний раз видели в бикини, поэтому они лишь бегло взглянули на проходящую мимо одетую женщину. Они решили, что это постоялица. Рита заметила, что возле бассейна загорает Барбара Хакен. Она, похоже, задремала на солнце. Когда Рита вошла в вестибюль, за стойкой был сам хозяин отеля. На вопрос о том, сможет ли автомобиль отеля отвезти ее в аэропорт, он улыбнулся.

– Надеюсь, вы с мужем не покидаете нас.

– Нет, – неопределенно ответила она и подняла руку к лицу, делая вид, что ей нужно почесать нос – Он все еще на реке. Охотится за крупной добычей. Мне нужно встретиться с друзьями, которые сядут в вашем аэропорту для дозаправки, прежде чем лететь дальше в Панама-Сити.

– Мы увидим вас за обедом?

– Конечно, – сказала Флидаис, отворачиваясь от хозяина. – Где еще здесь можно поесть?

* * *

Подъехав к воротам взлетного поля, водитель остановил машину. Из крохотного офиса появился охранник.

– Вы покидаете Рио-Колорадо? – спросил он у Флидаис через открытое окно.

– Да, я лечу в Манагуа.

– Паспорт, пожалуйста.

Она вручила ему паспорт Барбары Хакен и откинулась на сиденье, повернув голову к противоположному окну.

Охранник поступил по инструкции. Он не торопясь сравнил фотографию в паспорте и черты лица Флидаис. Волосы женщины были прикрыты шарфом, но несколько рыжих прядей выбились из-под цветастого шелка. Охранника это не обеспокоило. Женщины все время красят волосы, и вряд ли можно рассчитывать, что месяц спустя они будут такого же цвета, как сейчас. Лицо выглядело похожим, но вот глаз за солнечными очками видно не было.

– Пожалуйста, откройте багаж.

– Извините, у меня нет багажа. Завтра у моего мужа день рождения. Я забыла купить ему подарок, так что я отправляюсь в Манагуа пройтись по магазинам. Завтра утром я рассчитываю вернуться.

Удовлетворенный объяснением охранник вернул паспорт и разрешающе помахал рукой.

Пять минут спустя все, кто находился на расстоянии мили от аэропорта, могли с завистью наблюдать, как бледно-лиловый самолет низко прошел над деревьями и аккуратно опустился на взлетное поле. Самолет казался слишком большим для местной посадочной полосы. Пилот включил двигатели на реверс и нажал на тормоза, но все равно остановился только за сотню ярдов до северного конца полосы. Затем самолет развернулся и подрулил к тому месту, где его ожидала в машине Флидаис. Еще через пять минут она уже была на борту «Би-210» и летела в Панама-Сити.

27

Два человека небрежно развалились в плоскодонной лодке, которую обитатели местных деревень назвали бы панга. Выглядели они в точности как местные жители, живущие рыболовством на Рио-Сан-Хуан. Они были в мешковатых белых шортах и футболках, в мягких белых кепках вроде бейсболок на головах. Торчавшие с кормы лодки два удилища терпеливо поджидали следующего обеда ленивых рыболовов.

Никто с берега не заметил бы в рыболовах ничего необычного. Разве что опытный рыбак, оказавшийся поблизости и давший себе труд обратить внимание на ничем не примечательную лодку, мог бы догадаться, что на лесках удилищ нет крючков. Река кишела всевозможной рыбой, и ни один крючок – даже пустой – не мог бы оставаться без поклевки больше нескольких секунд.

Плоскодонка шла вверх по течению на тридцатисильном подвесном моторе «Маринер», управление которым было выведено с помощью тросов к центральной стойке. На ее верхушке красовалось рулевое колесо от автомобиля. Двадцатифутовая панга легко поднималась по спокойной реке сквозь чащу тропического дождевого леса. Лил дождь. Путешественники пустились в дорогу в разгар длинного сезона дождей, который в этих местах начинается в мае и продолжается до конца января. Тропическая растительность по берегам была очень густой, и при взгляде на нее казалось, что каждое растение непрерывно сражается с соседом за любой случайный луч солнца, которое изредка – не слишком часто – проглядывает сквозь нескончаемую череду дождевых туч.

Питт и Джордино приобрели пангу, на носу которой красовалось выведенное краской название «Греческий ангел», вместе с запасом топлива и продовольствия всего через несколько часов после того момента, как реактивный самолет НУМА с Руди Ганном, Патриком Доджем и телом Рене Форд на борту поднялся в воздух и взял курс на Вашингтон. Ремонтная бригада, прибывшая в Барра-Колорадо с этим же самолетом, вытащила «Поко-Бонито» на пологий берег и уже вовсю работала над тем, чтобы привести судно в порядок и сделать его пригодным для самостоятельного перехода на север.

Джек Макги устроил для друзей отвальную вечеринку и почти насильно снабдил их суденышко таким количеством пива и вина, что хватило бы для открытия небольшого салуна. Инспектор Орте га тоже старался быть полезным. Он любезно поблагодарил американцев за содействие в расследовании и выразил глубокое сожаление по поводу бессмысленного убийства Рене. Кроме того, его расстроил и разозлил тот факт, что женщина, которую они знали как Риту Андерсон, сумела уйти из расставленных им сетей. Как только команда Ортеги узнала о пропаже паспорта Барбары Хакен и допросила владельца отеля и охранника у ворот аэропорта, они прониклись уверенностью в том, что Рита покинула Коста-Рику и улетела в США. Питт тоже добавил кусочек к складывающейся головоломке, когда узнал, что прилетевший за Ритой самолет был выкрашен в бледно-лиловый цвет. Одного этого факта было достаточно, чтобы накрепко связать Риту с «Одиссеем». Теперь Ортега поклялся, что продолжит преследовать убийцу Рене за границей своей страны и прибегнет для этого к помощи американских правоохранительных органов.

Питт, расслабившись, сидел в кресле на возвышении перед рулевой стойкой и управлял лодкой с помощью одной ноги. Плоскодонка шла по живописным лагунам, проходящим вдоль основного русла реки и связанным с ним спокойными протоками. Джордино одолжил у Макги шезлонг с мягкой подстилкой и развалился теперь на носу лодки, свесив ноги вперед по ходу и с опаской наблюдая за восемнадцатифутовыми крокодилами, время от времени видневшимися на берегу.

Зная особенности тропических лесов, Джордино позаботился прикрыться москитной сеткой. О маленьких кровососах обычно не упоминают в туристических брошюрах, но в этой части света в дождливый сезон их вряд ли меньше, чем дождевых капель. Питт, не желая стеснять движения сеткой, щедро намазал все открытые участки кожи репеллентом.

Первые двадцать миль они плыли на северо-запад по Рио-Колорадо, пока наконец не вышли в мутные воды Рио-Сан-Хуан, служившей извилистой границей между Никарагуа и Коста-Рикой. Если подняться вверх по реке еще на восемьдесят километров, можно добраться до городка Сан-Карлос на озере Косиболка, более известном просто как озеро Никарагуа.

– Я пока не вижу никаких признаков строительства, – заявил Джордино, внимательно рассматривая в бинокль, береговую линию.

– Ты уже видел их, – ответил Питт. Он с любопытством разглядывал ярких многоцветных птиц и их гнезда, во множестве висевшие на деревьях, ветви которых спускались к самой воде.

Джордино извернулся в своем шезлонге, спустил на кончик носа солнцезащитные очки и уставился на Питта поверх оправы. Примерно так же, наверное, он посмотрел бы на букмекера, который предлагает ставку сто к одному на победу фаворита в ближайшей скачке.

– Ну-ка, повтори еще раз.

– Твоя подружка Мики Леви. Помнишь?

– Это имя мне что-то напоминает, – пробормотал Джордино, все еще не понимая, к чему клонит Питт.

– За обедом в тот раз она рассказывала о планах строительства «подземного моста» – системы железнодорожных тоннелей, разработанных для перевозок через всю Никарагуа от океана до океана.

– Она также сказала, что проект так и не был запушен, поскольку Призрак отказался в этом участвовать.

– Обман.

– Обман, – передразнил Питта Джордино.

– После того как инженеры и геологи, так же как твоя подруга Мики, закончили свои исследования, администраторы «Одиссея» настояли на том, чтобы все они подписали соглашение о конфиденциальности и обязались никогда не раскрывать никакой информации о предполагаемом проекте. Призрак грозил ничего им не заплатить, если они откажутся подписать такое соглашение. Затем представители «Одиссея» заявили, что после изучения отчетов пришли к выводу, что проект непрактичен и слишком дорог.

– Откуда ты все это знаешь?

– Перед отлетом из Вашингтона, после того как Мики прислала мне по факсу планы строительства, я позвонил твоей подруге, – небрежно сообщил Питт.

– Давай дальше.

– Я задал ей еще несколько вопросов о Призраке и о проекте подземного моста. Неужели она тебе не рассказала?

– Наверное, забыла, – задумчиво проговорил Джордино.

– В любом случае получается так, что Призрак никогда и не собирался бросать этот проект. Инженеры его «Одиссея» лихорадочно роют здесь уже больше двух лет. Мы видели подтверждение этому и в порту. По всей видимости, с контейнеровозов разгружали не что-нибудь, а шахтное оборудование.

– И разве не я сказал тогда: «Здорово, если ему удалось придумать способ незаметно избавиться от миллионов тонн вынутых камней и глины».

– И ты был прав, действительно получилось здорово.

В голове Джордино внезапно прояснилось.

– Коричневая муть?

– Ответ на миллион долларов, – признал Питт. – На спутниковых снимках не видно никакой строительной деятельности, поскольку видеть там нечего. Единственный способ спрятать миллионы тонн камней и грязи состоит в том, чтобы построить большую трубу, смешать грунт с водой и перекачивать то, что получится, в море на пару миль от берега.

Джордино открыл банку костариканского пива и вытер полотенцем пот с лица под москитной сеткой. Оба они из-за стопроцентной влажности воздуха сильно потели. Джордино покатал по лбу холодной банкой.

– Ну хорошо, мистер умник, но зачем такая секретность? Почему Призрак ради сохранения тайны проекта и строительства идет на крайние меры? Он вроде бы строит тоннель для перевозки грузов от одного моря до другого. Всего лишь. Но если никто ничего не знает о тоннеле, то где же здесь выгода?

Питт подхватил брошенную Джордино банку пива и потянул за ушко.

– Если бы я знал, я бы не плавал тут с тобой, не обливался потом и не поднимался бы вверх по реке, любуясь дикой природой.

– Что мы надеемся обнаружить?

– Вход. Невозможно полностью скрыть место, где люди и техника постоянно входят в тоннель и выходят из него.

– И ты считаешь, что мы обнаружим этот вход, если будем шлепать по реке через эти чертовы джунгли, как на «Королеве Африки»?

Питт рассмеялся.

– Не в джунглях, а под ними. Согласно плану строительства, который выслала мне Мики, тоннель должен пройти точно под городком под названием Эль-Кастильо. Это на полпути к озеру.

– И какие же аттракционы ждут нас в Эль-Кастильо?

– Тоннелям большой длины необходимы вентиляционные шахты. Без них невозможно обеспечить строителей воздухом, нагреть или охладить его, если нужно, и вывести наружу выхлопы горнопроходческого оборудования и дым в случае пожара.

Джордино с беспокойством наблюдал, как громадный крокодил легко соскользнул с берега в мутную воду реки. Затем его взгляд обратился к непроницаемой стене джунглей по северному берегу.

– Надеюсь, ты не собираешься передвигаться здесь автостопом. Иначе мама Джордино никогда больше не увидит любимого сыночка.

– Эль-Кастильо – изолированная речная община. Ни туда, ни оттуда нет никаких дорог. Главная достопримечательность городка – старинная испанская крепость.

– И ты считаешь, что вентиляционная шахта торчит в таком месте, где все в городе могут ее свободно увидеть, – с сомнением в голосе проговорил Джордино. – Мне кажется, что джунгли гораздо больше подходят для того, чтобы прятать в них вентиляционные шахты. Они настолько густы, что никакая аэрофотосъемка и никакой спутниковый снимок не помогут отыскать ее.

– Несомненно, большинство шахт скрыты в джунглях, но я рассчитываю на то, что хотя бы одну они должны были разместить поближе к цивилизации на случай, если потребуется срочно эвакуироваться.

Открывавшийся с реки вид на джунгли был настолько великолепен, что двое мужчин замолчали на некоторое время, впитывая в себя красоту тропической растительности и любуясь всевозможной живностью. Они будто попали на речное сафари в не тронутом человеком тропическом уголке земли. Беломордые паучьи обезьяны в ветвях дерева дразнили крадущегося внизу ягуара. Муравьеды, огромные, как призовые свиноматки на ярмарке, не спеша шествовали вдоль реки, держась, однако, на безопасном расстоянии от берега с кайманами и крокодилами. Туканы с цветными клювами и яркие многоцветные попугаи летали среди радужных бабочек и орхидей. Марк Твен, проплывший в свое время вниз по реке Сан-Хуан, описал здешние джунгли как настоящий земной рай, как самое чарующее место, где ему приходилось бывать.

Питт вел «Греческого ангела» очень ровно, с постоянной скоростью пять узлов. В этих водах не стоит носиться с огромной скоростью и поднимать волны, способные размыть экологически безупречную береговую линию. Эти сказочные три тысячи акров девственного леса входят в биологический заповедник Индио-Маис. Здесь обитают триста видов рептилий, двести видов млекопитающих, более шестисот видов птиц.

В четыре часа пополудни Питт и Джордино вошли в Рио-Бартола – приток Рио-Сан-Хуан. Еще немного, и их плоскодонка встала у причала гостиницы и исследовательского центра Рефуджио-Бартола. В этом заведении, устроившемся в глуши тропического дождевого леса, имелось одиннадцать комнат для гостей, оборудованных отдельными ванными и москитными сетками. Питт и Джордино заняли по комнате.

Они привели себя в порядок и направились в бар-ресторан. Питт заказал текилу какой-то незнакомой марки с кубиками льда. Джордино, утверждавший, что видел больше дюжины фильмов про Тарзана, в каждом из которых было полно англичан на сафари, выбрал джин. Питт сразу обратил внимание на полного человека в белом костюме, одиноко сидящего за столиком возле бара. По всему было видно, что это уважаемый на реке местный житель. Именно такой человек мог оказаться для друзей бесценным кладезем информации.

Питт подошел к столику:

– Простите меня, сэр, но не хотите ли вы присоединиться ко мне и моему приятелю?

Человек за столиком поднял глаза, и Питт увидел, что он очень пожилой, наверное, приближается к восьмидесяти. Его лицо пылало от жары и блестело от пота, но при этом он умудрялся чудесным образом сохранять свежим свой белый костюм. Он протер платком свою лысину и кивнул:

– Конечно, конечно. Я Перси Ратбоун. Хотя, возможно, было бы проще, если бы вы присоединились ко мне, – сказал он, указывая на свою объемистую фигуру, до отказа заполнившую плетеное кресло.

– Меня зовут Дирк Питт, а это мой друг, Ал Джордино.

Рукопожатие старика оказалось твердым, но влажным.

– Рад познакомиться. Садитесь, садитесь, пожалуйста.

Питта позабавила привычка Ратбоуна повторять некоторые слова.

– У вас вид человека, который хорошо знает и любит джунгли.

– Это видно, это видно с первого взгляда, не правда ли? – сказал Ратбоун с коротким смешком. – Я провел большую часть жизни на берегах этой реки в Никарагуа и Коста-Рике. Моя семья переселилась сюда во время Второй мировой. Мой отец был представителем британцев и присматривал за немцами. Те пытались организовать в лагунах тайные базы для обслуживания и снабжения подводных лодок.

– Если позволите спросить, чем может прожить человек на берегу подобной реки, в полной глуши?

Ратбоун лукаво посмотрел на Питта.

– Вот интересно, вы поверили бы мне, поверили, если бы я сказал, что делаю ставку на туризм?

Питт не был уверен, что старику вообще можно верить, но тем не менее решил ему подыграть.

– Значит, у вас какой-то небольшой бизнес?

– В точку, молодой человек, в точку. Я получаю неплохой доход с рыбаков и любителей природы, приезжающих в заповедник. Я владею небольшой сетью курортов между Манагуа и Сан-Хуан-дель-Норте. Когда вернетесь домой, джентльмены, сможете заглянуть ко мне на интернет-сайт.

– Но этот отель принадлежит заповеднику и управляется им.

Ратбоуну не понравилось это замечание Питта. Он, казалось, слегка напрягся.

– Правда, правда, я в отпуске. Я люблю уехать подальше от моих собственных заведений и расслабиться. Например, здесь, где меня не беспокоят гости. А как вы, ребята? Приехали порыбачить?

– Да, и посмотреть на дикую природу. Мы начали свой круиз в Барра-Колорадо и рассчитываем со временем добраться до Манагуа.

– Великолепное путешествие, великолепное, – сказал Ратбоун. – Каждая минута его принесет вам подлинное наслаждение. В этом полушарии больше нет ничего подобного.

Принесли напитки, и Джордино попросил записать их на счет его комнаты.

– Скажите мне, мистер Ратбоун, почему реку, которая течет, можно сказать, от Тихого океана до Атлантического, за пределами этих мест почти никто не знает?

– Эта река была знаменита на весь мир, пока не построили Панамский канал. После этого Рио-Сан-Хуан и угодила на свалку истории. В 1524 году вверх по Сан-Хуану поднялся испанский конкистадор по имени Эрнандес де Кордоба. Он добрался до самого озера Никарагуа и основал на его противоположном берегу колониальный город Гранада. Испанцы, пришедшие вслед за Кордобой, понастроили по всей Центральной Америке вооруженных до зубов фортов, чтобы не пустить в эти места французов и англичан. Одним из этих фортов был Эль-Кастильо, в нескольких милях вверх по реке отсюда.

– Удалось ли испанцам добиться цели? – поинтересовался Питт.

– Конечно, да, конечно, – взмахнул руками Ратбоун. – Но не совсем. Генри Морган и сэр Фрэнсис Дрейк тоже поднимались вверх по реке, но не сумели пройти мимо форта Эль-Кастильо и добраться до озера. Еще через сотню с лишним лет такую же попытку предпринял Горацио Нельсон, тогда еще никому не известный. От отправил вверх по Сан-Хуану небольшую флотилию и атаковал форт, который стоит и до сих пор. Его атака не удалась. Это было единственное проигранное сражение в его военной карьере. Всю оставшуюся жизнь он не мог забыть об этой неудаче.

– Почему это? – спросил Джордино.

– Потому что во время этой атаки он и потерял глаз.

– Правый или левый?

Ратбоун не понял шутки. Он несколько секунд подумал, затем пожал плечами:

– Не помню.

Питт посмаковал глоточек текилы.

– И как долго испанцы полностью контролировали реку?

– До начала тысяча восемьсот пятидесятых годов и калифорнийской золотой лихорадки. Коммодор Вандербильт, железнодорожный и пароходный магнат, не упустил своего золотого шанса. Он заключил с испанцами сделку, предоставив свои суда для челночной перевозки золотоискателей. Те, кто жаждал побыстрее добраться до золотых приисков, покупали в Нью-Йорке и Бостоне билеты для долгого путешествия в Калифорнию на пароходах Вандербильта. В Сан-Хуан-дель-Норте пассажиры пересаживались с океанских судов на речные пароходы, которые затем поднимались по Сан-Хуану и шли через озеро к Ла-Вирхен. Оттуда оставалось проехать в фургонах всего лишь двенадцать миль до маленького тихоокеанского порта Сан-Хуан-дель-Сур, где была всего пара причалов и где пассажиры вновь садились на пароходы Вандербильта, которые уже доставляли жадных до золота искателей в Сан-Франциско. При этом золотоискатели не только сокращали свой путь на сотни миль тем, что не огибали мыс Горн, но и не спускались так далеко к югу, к Панаме, а значит, сокращали свой путь еще на добрую тысячу миль.

– Когда же прекратились здесь речные перевозки? – спросил Питт.

– Основанная Вандербильтом компания, которую он назвал «Аксессори Транзит», заглохла со строительством Панамского канала. Коммодор выстроил в Сан-Хуан-дель-Норте громадный особняк. Он цел до сих пор, хотя заброшен и весь оброс вьющимися растениями. Восемьдесят лет река пребывала в полном забвении, пока в девяностых ее название не зазвучало вновь, уже в качестве приманки для туристов.

– Создается впечатление, что здешняя трасса канала была гораздо более логичной, чем Панамская.

Ратбоун печально покачал головой:

– Значительно, значительно более логичной, но сложная политическая игра вашего президента Теодора Рузвельта отодвинула канал на сотни миль к югу от нужного места.

– Но ведь прорыть здесь канал можно было бы даже сейчас, – задумчиво произнес Джордино.

– Слишком поздно. Интересы крупного бизнеса связаны с Панамским канатом, к тому же защитники окружающей среды и экологи бились бы насмерть против такого проекта. Даже если бы никарагуанское правительство дало разрешение, никто не вложил бы в подобное предприятие деньги.

– Я слышал, что существовали планы строительства через Никарагуа железнодорожного тоннеля между океанами.

Ратбоун неподвижно смотрел куда-то за реку.

– В то время вся река несколько месяцев гудела слухами об этом строительстве, но ничего так и не вышло. Понаехали геологи с теодолитами, исползали все джунгли. Повсюду с ревом носились вертолеты. Геологи и инженеры заполнили тогда мои гостиницы и пили мой виски. Но где-то через год все они собрали оборудование и уехали домой. На этом все и кончилось.

Джордино прикончил свой джин и заказал еще порцию.

– И никто из них так и не вернулся?

Ратбоун покачал головой.

– Насколько мне известно, нет.

– Они объяснили как-то, почему проект не будет реализован? – поинтересовался Питт.

Голова старика снова отрицательно закачалась.

– Было такое впечатление, что все они знают ровно столько же, сколько я. Сроки их контрактов истекли, им заплатили. Вообще все это выглядело очень в духе шпионских фильмов. Я напоил одного из инженеров допьяна накануне отъезда, но смог вытянуть из него только одно: что его и его коллег-инженеров заставили поклясться в сохранении тайны.

– А генеральный подрядчик назывался «Одиссей»?

Ратбоун слегка напрягся.

– Да, так и было, так и было, «Одиссей». Главный начальник даже приезжал сюда и останавливался в моем отеле в Эль-Кастильо. Большой человек, очень большой. Весит, должно быть, фунтов четыреста. Называл себя Призраком. Очень странный. Я так и не разглядел как следует его лица. Он постоянно был окружен свитой, в основном женщинами.

– Женщинами? – встрепенулся Джордино.

– И весьма привлекательными, но знаете, очень деловыми. Держались очень обособленно, всегда в работе. Никогда ни с кем не разговаривали и ни с кем из местных дружбы не водили.

– Как они сюда добирались? – вставил вопрос Питт.

– Садились на реку и оттуда же взлетали на большом самолете-амфибии цвета орхидеи.

– Бледно-лилового?

– Наверное, можно назвать и так.

Джордино крутнул в своем стакане остатки скотча с кубиками льда.

– Неужели вы так и не узнали, хотя бы намеком, почему проект не пошел?

– В слухах, сплетнях и досужих разговорах назывались по крайней мере пятьдесят причин, но ни в одной из них нет никакого смысла. Мои друзья в правительстве Манагуа были поражены не меньше, чем здешние жители. Они утверждали, что их вины в этом нет. Поскольку реализация проекта привела бы к сильному оживлению экономики Никарагуа, они предлагали «Одиссею» любые льготы и преимущества. Мое личное мнение состоит в том, что Призрак нашел для корпорации «Одиссей» более выгодные проекты и просто предпочел их.

В этот момент Питту и Джордино показалось, что земля под ними вздрогнула. В стаканах звякнули кубики льда, а содержимое их задрожало, как будто под ударами невидимых дождевых капель. Верхушки деревьев в джунглях качнулись в унисон с криками бесчисленных птиц и ревом невидимых зверей.

– Землетрясение, – безразлично заметил Джордино.

– Больше похоже на легкую дрожь, – согласился Питт, делая очередной глоток из стакана.

– Вас, парни, кажется, совсем не беспокоит то, что земля у нас здесь движется, – слегка удивился Ратбоун.

– Мы выросли в Калифорнии, – объяснил Джордино.

Питт обменялся с Джордино взглядом, а затем сказал:

– Интересно, на дальнейшем пути вверх по реке нам придется еще испытывать такое дрожание земли?

Судя по виду, Ратбоун испытывал неловкость.

– Сомневаюсь. Подобная дрожь появляется и исчезает неожиданно, как гром небесный, но весьма редко. Кроме того, она пока не нанесла никому никакого вреда. А вот местные аборигены суеверны. Они считают, что древние боги их предков вернулись и поселились в джунглях.

Он медленно, с усилием поднялся с кресла и остановился у столика, слегка покачиваясь.

– Джентльмены, спасибо за выпивку. Мне было очень, очень приятно поговорить с вами. Но с возрастом, знаете ли, приходит необходимость рано ложиться спать. Увижу ли я вас завтра вновь?

Питт поднялся и пожал Ратбоуну руку.

– Возможно. С утра мы, скорее всего, предпримем небольшую экскурсию по здешним местам, а после обеда двинемся дальше.

– Прежде чем отправляться дальше вверх по реке к озеру Никарагуа, мы бы хотели провести день в Эль-Кастильо и осмотреть руины крепости, – добавил Джордино.

– Боюсь, что крепость вы сможете увидеть только издалека, – сказал Ратбоун. – Правительственная полиция объявила ее запретной зоной и для местных жителей, и для приезжих туристов. Утверждается, что из-за бродящих по руинам толп народа крепость разрушается. По-моему,полная чепуха. Дождь наносит ей гораздо больше вреда, чем ноги туристов.

– И что, стены охраняет никарагуанская полиция?

– Там больше всяких охранных штучек, чем на заводе, где делают ядерные бомбы. Видеокамеры, сторожевые собаки и десятифутовый забор вокруг всего форта с колючей проволокой по верху. Один из обитателей Эль-Кастильо, парень по имени Хесус Диего, попытался из любопытства пробраться внутрь. Беднягу нашли висящим на дереве на речном берегу.

– Мертвым?

– Мертвее не бывает. – Ратбоун поторопился сменить тему. – На вашем месте я бы близко не подходил к этому месту.

– Мы, пожалуй, последуем вашему совету, – сказал Питт.

– Ну, джентльмены, рад был познакомиться. Доброй ночи.

Старик медленно зашаркал прочь. Питт и Джордино провожали его глазами.

– Что ты думаешь? – спросил Джордино у Питта.

– Он не тот, за кого себя выдает, – ответил Питт. – Он ничего не сказал о контейнерном терминале.

– А изящные руки ты тоже заметил?

– Для человека за семьдесят у него на руках слишком гладкая кожа, без всяких пятен и возрастных изменений.

Джордино помахал официанту.

– Ты обратил внимание на голос? Он звучал неестественно, как запись.

– Очевидно, мистер Ратбоун вешал нам лапшу на уши.

– Было бы интересно узнать, что за игру он ведет.

Официант принес друзьям очередные порции напитков и спросил, готовы ли они и можно ли пригласить их за обеденный столик. Оба кивнули и направились следом за ним в обеденный зал. Усевшись за столик, Питт обратился к официанту:

– Как вас зовут?

– Маркус.

– Маркус, вам часто приходится здесь, в джунглях, испытывать дрожание земли?

– О да, сеньор. Но раньше ничего такого не было. Они начали двигаться верх по реке всего три или четыре года назад.

– Кто начал? Дрожание земли? – спросил заинтригованный Джордино.

– Да, очень медленно.

– В каком направлении?

– Началось все в устье реки в Сан-Хуан-дель-Норте. А теперь джунгли трясутся уже выше Эль-Кастильо.

– Это определенно не дело рук матери-природы.

Джордино вздохнул.

– Куда, спрашивается, девается Шина – Королева Джунглей, когда в ней возникает нужда?

– Боги никогда не позволят человеку открыть их секрет, по крайней мере в джунглях, – сказал Маркус и испуганно оглянулся, как будто ожидая увидеть подкрадывающегося убийцу. – Никто из тех, кто туда входит, не выходит живым.

– Когда в джунглях начали пропадать люди? – задал вопрос Питт.

– Около года назад экспедиция университета отправилась в джунгли изучать диких животных и пропала. Даже следов никаких не нашли. Джунгли хорошо охраняют свои секреты.

Второй раз за этот вечер Питт и Джордино обменялись понимающими взглядами и одновременно напряженно улыбнулись.

– Ну, не знаю, – медленно проговорил Питт. – Секреты имеют загадочное обыкновение раскрываться.

28

Крепость возвышалась на вершине одинокого холма, который больше походил на громадную поросшую травой могильную насыпь. Вокруг возвышались деревья нескольких видов. Эль-Кастильо-де-Инмакулада-Консепсьон – крепость Непорочного Зачатия – была построена в соответствии с принципами фортификации Вобана[314]. В каждом из четырех ее углов возвышалось по бастиону. После четырех столетий тропических ливней крепость поразительно хорошо сохранилась.

– Полагаю, ты знаешь, – заметил Джордино, откидываясь на спину и всматриваясь в звездный ковер над головой, – что взлом и незаконное проникновение не по нашей линии.

Питт вытянулся рядом с ним. Он рассматривал стену вокруг крепости Эль-Кастильо через прибор ночного видения.

– Мало того, НУМА ничего не платит нам за риск.

– Нам следовало бы связаться с адмиралом и Руди Ганном и ввести их в курс наших приключений. Стоит нам забраться под землю, и от наших телефонов не будет никакого проку.

Питт достал из рюкзака спутниковый телефон и начал набирать номер.

– Сэндекер всегда рано встает, так что и ложится, наверное, рано. Руди должен быть на месте. В конце концов, разница во времени с Вашингтоном здесь всего час.

Пять минут спустя Питт завершил разговор.

– Руди собирается направить в Сан-Карлос вертолет. Он будет наготове на тот случай, если нам придется спешно драпать.

Джордино вновь переключил свое внимание на крепость:

– Я не вижу там никаких лестниц, только пандусы.

– По этим каменным наклонным плоскостям удобнее было втаскивать наверх и спускать с парапетов пушки, – пояснил Питт. – Строители в то время знали о сооружении крепостей никак не меньше, чем современные подрядчики о строительстве небоскребов.

– Видишь что-нибудь, что напоминало бы вентиляционную шахту тоннеля?

– Должно быть, она проходит через центральную башню.

Джордино был рад, что на небе нет луны.

– Итак, как мы собираемся перелезать через ограду, пробираться мимо видеокамер и всевозможных датчиков, охранников и собак?

– Все по порядку. Мы не можем разбираться с сигнализацией и охранниками, пока не окажемся по ту сторону стены, – ответил Питт. Все это время он лежал совершенно неподвижно и был поглощен изучением местности вокруг.

– И как мы это сделаем? Там, должно быть, не меньше десяти футов высоты.

– Мы могли бы попробовать перепрыгнуть ее с шестом. Джордино взглянул на Питта с очень странным выражением лица:

– Наверное, ты шутишь.

– Шучу. – Питт вытащил из рюкзака моток веревки. – Ты как, еще способен забраться на дерево или артрит вынуждает тебя ограничивать любую физическую активность?

– Мои стареющие суставы по-прежнему вдвое лучше твоих.

Питт хлопнул старого друга по плечу.

– Тогда давай посмотрим, смогут ли два старых чудака вспомнить молодость и показать чудеса ловкости.

* * *

Позавтракав в гостинице, Питт и Джордино, как и говорили вчера Ратбоуну, присоединились к группе из дюжины туристов и отправились на экскурсию по заповеднику под руководством местного проводника. Во время экскурсии они держались позади всех, разговаривали между собой и едва ли замечали всевозможных ярко окрашенных птиц и незнакомых экзотических животных, на которых указывал проводник.

После возвращения в гостиницу Питт осторожно поспрашивал служащих о вчерашнем старике. Как он и ожидал, ему сказали, что Ратбоун, насколько было известно служащим отеля, был просто одним из гостей. При регистрации он показал панамский паспорт. Если он и владел сетью туристических гостиниц вдоль реки вверх и вниз по течению, то никто из служащих ничего об этом не знал.

В полдень друзья погрузились на «Греческий ангел» вместе со своим снаряжением и парой сэндвичей с гостиничной кухни и вновь пустились в путь. Мотор завелся с первой попытки, и плоскодонное суденышко вышло из приречной лагуны в главное русло реки Сан-Хуан. Вместо девственных джунглей по берегам появились открытые места с плавными зелеными холмами и немногочисленными деревьями, расположенными так правильно, что казалось, будто они посажены в этом обширном парке аккуратным садовником строго по схеме.

До Эль-Кастильо было всего шесть километров вверх по реке, поэтому друзья не спешили. Лодка шла еле-еле, и все равно через час они прошли последний поворот и оказались под стенами древней колониальной крепости, главенствовавшей над городом. Ее руины густо обросли мхом, и это придавало им вид безобразного грязного пятна на великолепном пейзажном полотне. Маленький городок внизу, в противоположность крепости, весело посверкивал красными жестяными крышами и ярко раскрашенными лодками на берегу и казался манящим оазисом.

Если не считать речного транспорта, Эль-Кастильо был полностью отрезан от остального мира. Ни туда, ни оттуда не вело ни одной дороги. В нем не было ни одного автомобиля, не говоря уж об аэропорте. Местные жители занимались земледелием на окрестных холмах, кормились рыболовством или работали на лесопилке или заводике по производству пальмового масла, расположенных в двадцати километрах вверх по реке.

Питт и Джордино хотели быть замеченными. Им нужно было, чтобы обитатели этой рыбацкой вотчины видели, как они приплыли и как уплыли дальше к озеру Никарагуа. Поэтому они привязали пангу к маленькому причалу и прошли ярдов пятьдесят по грязной дороге до крошечной гостиницы с баром и рестораном. При этом они прошли мимо нескольких деревянных, весело окрашенных домов и помахали трем свежеотмытым маленьким босым девочкам в желтых платьицах, игравшим на каком-то крыльце.

Они решили приберечь сэндвичи с кухни базы Рефуджио-Бартола для ночной экскурсии, а потому заказали ланч из свежей речной рыбы и местного пива.

Владелец гостиницы по фамилии Арагон лично обслужил их столик.

– Могу я рекомендовать вам рыбу гаспар? Она не слишком часто попадается и, если приготовить ее с моим фирменным соусом, просто великолепна на вкус.

– Гаспар, – повторил Джордино. – Никогда не слышал о такой рыбе.

– Живое ископаемое возрастом в несколько миллионов лет с твердыми костяными пластинками, длинным носом и зубами. Гарантирую, что вам нигде не удастся ее попробовать, кроме как здесь, у нас.

– Я не могу устоять перед небольшим приключением в деле освоения высокого искусства вкусно поесть, – заявил Питт. – Несите вашего гаспара.

– Я соглашаюсь, но с большими опасениями, – пробормотал Джордино.

– Как жаль, что доступ в крепость запрещен, – между прочим заметил Питт. – Я слышал, что тамошний музей стоило бы посетить.

Арагон слегка напрягся и украдкой взглянул в окно на Эль-Кастильо.

– Да, сеньор, жаль, что вам придется пропустить эту достопримечательность. Но правительство закрыло ее для туристов как слишком опасную.

– А мне она кажется весьма крепкой, – возразил Джордино.

Арагон пожал плечами:

– Я знаю только то, что сказали мне полицейские из Манагуа.

– А те, кто ее охраняет, живут в городе? – спросил Питт.

Арагон покачал головой:

– Они устроили внутри крепости бараки, и мы их практически не видим, разве только в тот момент, когда им вертолетом присылают из Манагуа смену.

– И никто не выходит из форта даже ради еды, выпивки или удовольствий?

– Нет, сеньор. Они с нами совсем не общаются. И не подпускают никого ближе чем на десять метров к ограде.

Джордино налил себе пива из бутылки в стакан.

– Первый раз слышу о правительстве, которое бы не пускало туристов в музей оттого, что тот может обвалиться.

– Вы, джентльмены, собираетесь переночевать у нас в отеле? – спросил Арагон.

– Нет, спасибо, – ответил Питт. – Мне сказали, что выше по течению будут пороги, и нам бы хотелось успеть пройти их, пока светло.

– Если пойдете по фарватеру, никаких проблем у вас, скорее всего, не возникнет. Лодки редко переворачиваются на порогах, если люди в них соблюдают осторожность. Зато если упасть за борт на спокойной воде, могут быть проблемы с крокодилами.

– В вашем ресторане можно купить сырое мясо для жаренья? – поинтересовался Питт.

– Да, сеньор. Вы еще голодны?

– Нет, мы бы хотели взять мясо с собой про запас. Как только пройдем пороги, мы с другом станем на берегу лагерем и приготовим обед на костре.

Арагон кивнул:

– Будьте осторожны, не ставьте лагерь слишком близко к берегу, а то можете сами угодить на обед какому-нибудь голодному крокодилу.

– Стать добычей крокодилов, пожалуй, не входит в мои намерения, – с широкой улыбкой заявил Питт.

* * *

Отплыв ближе к вечеру, они прошли пороги над Эль-Кастильо без происшествий и продолжали движение, пока город не скрылся из виду. На речном плесе между двумя поворотами не было видно больше ни одной панги. Друзья подогнали «Греческий ангел» к берегу, подняли подвесной мотор и втащили лодку в густой подлесок, так чтобы ее не было видно с реки.

Пока еще было светло, они отыскали у берега узкую тропинку, которая, по всей видимости, вела в город. Затем съели сэндвичи, легли и проспали до полуночи, а после этого двинулись в путь. Они осторожно прошли вдоль тропинки, для надежности пользуясь приборами ночного видения, обогнули небольшие окраинные дома и добрались наконец до густого кустарника вокруг крепости. Там они улеглись на землю и принялись изучать систему безопасности, стараясь обнаружить и зафиксировать в уме все видеокамеры.

Начал моросить дождь, и вскоре их тонкая одежда вымокла насквозь. Дождь в тропиках чем-то напоминает домашний душ: сверху падает вода такой же комфортной температуры, как если бы вы заранее настроили кран.

Через некоторое время Питт, а следом за ним и Джордино, перебрались к высокому дереву ятоба, диаметр ствола которого у основания составлял четыре фута, а крона вздымалась на высоту больше ста футов. Дерево стояло всего в нескольких футах от ограды крепости. Его нижние ветви тянулись над верхушкой ограды с уложенной по ней острой как бритва стальной спиралью далеко внутрь охраняемой территории. Джордино забросил веревочную петлю на толстую ветвь в десяти футах над землей и забрался на нее, а затем и на следующую ветку еще выше. Он пополз по ней, раздвигая более тонкие ветви, пока не оказался внутри ограды на высоте двенадцати футов над землей. Там он остановился и внимательно осмотрелся через инфравизор.

Питт тоже воспользовался оставленной Джордино веревкой. Он подтянулся на руках, шагая при этом по вертикальному стволу, и закинул тело на нижнюю ветку. Затем прополз по ней через путаницу мелких ветвей и поравнялся наконец с обутыми в ботинки ногами Джордино.

– Ну как, есть признаки охранников с собаками? – шепотом спросил он.

– Охранники лентяи, – ответил Джордино. – Они просто спустили собак, и те бегают сами по себе.

– Чудо, что они нас до сих пор не почуяли.

– Торопишься. Я вижу, что три из них смотрят аккурат в нашу сторону. Ого, бегут сюда.

Пока собаки не начали лаять, Питт торопливо сунул руку в рюкзак и вытащил мясо, купленное в ресторане. Он с силой швырнул куски на пандус к ближайшему бастиону. Они шлепнулись на камни с ясно различимым сочным звуком. Собаки услышали звук и метнулись туда же.

– Ты уверен, что это сработает? – прошептал Джордино.

– В кино всегда получается.

– Спасибо, утешил, – простонал Джордино.

Питт осторожно спрыгнул с ветки на землю и встал на ноги. Джордино последовал за ним, не переставая с опаской коситься на собак, которые в счастливом забытьи торопливо жевали мясо и не обращали на двух нарушителей ни малейшего внимания.

– Очень может быть, что я больше никогда не усомнюсь в тебе, – чуть слышно пробормотал Джордино.

– Я не забуду этих твоих слов.

Питт первым направился к одному из каменных пандусов. С помощью инфравизора он определил момент, когда ближайшая телекамера начала движение по дуге. Он тихо свистнул, и по этому сигналу Джордино подбежал к камере с ее незрячей стороны и брызнул на линзу объектива черной краской. После этого друзья двинулись дальше. Они остановились перед темным запертым зданием музея и прислушались. За стенами в главном внутреннем дворе, где были построены казармы, слышались приглушенные голоса. Питт и Джордино пробрались в полуразрушенное помещение, по всей видимости служившее раньше складом. Каменные стены были по-прежнему крепки, но деревянные балки перекрытия и крыша давно исчезли.

Питт махнул рукой в сторону центральной башни, возвышавшейся над остальным фортом. Она была построена в виде пирамиды, срезанной примерно посередине.

– Если здесь действительно снизу выходит вертикальный ствол вентиляционной шахты, то она должна проходить внутри, – негромко произнес он.

– Единственное разумное место, – согласился Джордино и неожиданно навострил уши. – Что это за шум?

Питт замер, прислушиваясь. Все его чувства были напряжены до предела, а уши, казалось, буквально пронзали темноту. Через несколько мгновений он кивнул.

– Это, должно быть, гудят большие вентиляторы. Стараясь держаться в густой тени, друзья взобрались на узкий карниз из камней, выступавший из стен башни и опоясывавший ее кругом, и остановились перед небольшим люком. Узкий проем встретил их потоком прохладного воздуха, да таким сильным, что Питту и Джордино показалось, что они попали в аэродинамическую трубу. Питт низко нагнулся, чтобы преодолеть давление ветра, и шагнул в проем. Он оказался перед большой квадратной клетью из металлической сетки. Гул вентиляторов, вспарывавших воздух внизу за сеткой, в замкнутом помещении усилился и с силой ударил по барабанным перепонкам.

– Вот шумные, черти, – прокричал Джордино.

– Это потому, что мы находимся непосредственно над ними. Но если бы не глушители, было бы гораздо хуже. А так снаружи башни шума практически не слышно.

– Я не нанимался работать при штормовом ветре, – заявил Джордино, исследуя толщину проволочной двери.

– Вентиляторы сконструированы таким образом, чтобы доставлять вполне определенное, рассчитанное компьютером количество воздуха при достаточном давлении.

– Ну вот, ты опять читаешь лекцию. Только не говори мне, что ты прошел начальный курс тоннелестроения.

– Неужели ты забыл те летние каникулы в Академии ВВС, когда я работал на серебряной шахте в Лидвилле, штат Колорадо? – отпарировал Питт.

– Я не забыл, – улыбаясь, сказал Джордино. – Я в то лето работал спасателем в Малибу.

Джордино вглядывался вниз сквозь сетку, пытаясь что-нибудь разглядеть. Где-то в глубине проема мерцал слабый свет. Он двинулся вокруг клетки, пока не нашел засов, который удерживал на месте проволочный же люк.

– Заперто изнутри, – заметил он. – Придется резать сетку.

Питт вытащил из рюкзака небольшие кусачки.

– Я думал, они могут нам пригодиться, если наткнемся на колючую проволоку.

Джордино взял кусачки и поднес их поближе к сетке, на свет.

– Да, должны сгодиться. А теперь, пожалуйста, отойди и постой в сторонке, пока учитель сотворит вход.

Дело, вопреки ожиданиям, оказалось совсем не простым. Только через двадцать пять минут Джордино удалось наконец прорезать в сетке достаточно широкое и высокое отверстие, чтобы можно было пролезть. Пот с него тек ручьями. Он вернул кусачки Питту, оттянул сетку в стороны и вгляделся в пространство за ней. Перед ним открылась квадратная вентиляционная шахта шириной пятнадцать футов. Она служила для вытяжки использованного воздуха из проходившего внизу тоннеля. Один из углов шахты занимала круглая металлическая труба. Она служила людям для спуска и подъема и была оборудована железной лестницей, которая, казалось, исчезала в бездонной пропасти.

– Для обслуживания и на тот случай, если систему вентиляции потребуется ремонтировать, – громко пояснил Питт, перекрикивая гул огромных пропеллеров. – Может также послужить аварийным выходом для шахтеров, если в главном тоннеле произойдет пожар или обвалится свод.

Джордино пролез в шахту ногами вперед и спустился на несколько ступенек. На мгновение он остановился и кисло взглянул на Питта.

– Надеюсь, мне не придется об этом пожалеть! – прокричал он сквозь рев пропеллеров и двинулся вниз.

Питт был благодарен судьбе за то, что шахта оказалась освещена. Он быстро спустился футов на пятьдесят, затем остановился и поглядел вниз. Все, что ему удалось увидеть, это лестницу, уходящую в бесконечность, как железнодорожные рельсы. Не видно было никаких признаков дна.

Он вытащил из кармана бумажную салфетку, разорвал ее пополам, скатал шарики и засунул их в уши в качестве затычек. Постоянный гул вентиляторов действовал ему на нервы. Кроме главной системы вентиляции, в шахте через равные промежутки примерно в сотню футов были установлены дополнительные разгонные вентиляторы, призванные поддерживать необходимое давление, чтобы воздух из тоннеля поднимался до самой поверхности.

Через некоторое время – Питту и Джордино показалось, что примерно через полжизни, – Джордино остановился и помахал рукой. По его прикидке они спустились уже футов на пятьсот. В поле зрения показалось дно шахты и конец лестницы. Медленно и осторожно Джордино перевернулся на лестнице вниз головой и полез дальше в таком положении, пока не смог заглянуть под крышу небольшого диспетчерского поста, где находилась аппаратура слежения за состоянием системы вентиляции, температурой, а также приборы обнаружения рудничных газов и окиси углерода.

Питт и Джордино спустились гораздо ниже главной системы вентиляции, а потому могли разговаривать достаточно тихо и при этом слышать друг друга. Джордино поднялся немного выше, одновременно вновь перевернувшись в нормальное положение, и заговорил с Питтом, который за это время тоже спустился почти донизу.

– Что там? – спросил Питт.

– Лестница проходит через диспетчерский пункт системы вентиляции, который расположен футах в пятнадцати над дном тоннеля. Там за компьютерными терминалами сидят мужчина и женщина. К счастью, они сидят спиной к лестнице и смотрят в другую сторону. Нам, наверное, будет несложно от них избавиться. Они и понять не успеют, в чем дело.

Питт вгляделся в темные глаза Джордино через разделявшие их несколько дюймов.

– Как ты предлагаешь это сделать?

Губы Джордино разошлись в лукавой ухмылке.

– Я возьму на себя мужчину. Выводить женщин из строя у тебя получается лучше.

Питт сверкнул на него глазами.

– Задиристый петушок!

Не теряя больше времени, они быстро и бесшумно скользнули по лестнице в диспетчерскую. Никто их не заметил. Операторы системы – мужчина в черной спецовке и женщина в белой – внимательно наблюдали за экранами своих мониторов и не заметили, как в них отразились нападающие. Когда они спохватились, было уже поздно. Джордино зашел сбоку и свалил мужчину сильным ударом в челюсть. Питт предпочел нанести удар сзади в основание шеи. Оба дежурных упали почти без стона.

Держась на всякий случай ниже уровня окон, Питт вытащил из рюкзака рулон клейкой ленты и бросил его Джордино.

– Свяжи их, а я сниму с них спецовки.

Меньше чем за три минуты они раздели беспомощных операторов системы вентиляции до нижнего белья, заткнули им рты и связали по рукам и ногам липкой лентой. Затем закатили под столы, чтобы никто из проходящих мимо по тоннелю не смог случайно их заметить. Питт влез в черный комбинезон, который повис на нем мешком, а Джордино с трудом, чуть не разорвав его по швам, втиснулся в белый, женский. Они обнаружили на полке каски соответствующих цветов и надели их на головы. Свой рюкзак Питт небрежно накинул на одно плечо, а Джордино для пущей важности взял в руки планшетку и карандаш. Один за другим они спустились по лестнице на дно тоннеля.

Оказавшись на дне, Питт и Джордино немного осмотрелись и, онемев, застыли в благоговейном ужасе. Им пришлось прищурить глаза от яркого света нескончаемой линии огней под сводом тоннеля. Они не могли оторвать глаз от развернувшегося перед ними величественного зрелища.

То, что они увидели, не было обычным железнодорожным тоннелем. Точнее сказать, это вообще не было железнодорожным тоннелем.

29

В сечении тоннель напоминал подкову, а по размеру намного превосходил все, что могли вообразить себе Питт и Джордино. Питту казалось, что он попал в мир, созданный фантазией Жюля Верна. По его оценке, диаметр тоннеля был не меньше пятидесяти футов – значительно больше, чем у любого когда-либо построенного тоннеля. Диаметр тоннеля между Францией и Англией составляет двадцать четыре фута, а тоннеля Сэйкан, соединившего острова Хонсю и Хоккайдо, – тридцать два.

Гудение вентиляторов сменил громкий звенящий звук. Он отражался от стен тоннеля и доносился, казалось, с обоих направлений. Высоко над головами по эстакаде из толстых стальных балок в восточном направлении двигалась бесконечная лента гигантского конвейера. Вместо обычных кусков породы размером двенадцать – восемнадцать дюймов, конвейер нес на себе полужидкий грунт, измельченный чуть ли не до состояния песка.

– Вот вам источник коричневой мути, – сказал Питт. – Они размалывают породу в пыль, чтобы ее можно было перекачивать по трубе в Карибское море.

Под конвейерной лентой были параллельно проложены железнодорожный путь и бетонная автодорога. Питт опустился на колени и внимательно изучил рельсы и шпалы.

– Электрическая, как подземка в Нью-Йорке.

– Осторожнее с третьим рельсом, – предостерег Джордино. – Кто знает, какое там напряжение.

– Чтобы такая штука работала, у них через каждые несколько миль должны быть устроены генераторные электроподстанции.

– Собираешься положить пенни на рельсы? – пошутил Джордино.

Питт поднялся и с отсутствующим видом уставился вдаль.

– По этим путям скоростные составы с грузовыми контейнерами не смогут идти ни под каким видом. Там ведь скорости до двухсот сорока миль в час. А здесь рельсы не слишком высокого качества, а металлические шпалы слишком далеко друг от друга. Мало того. Стандартная ширина железнодорожного полотна составляет четыре фута и восемь с половиной дюймов. Здешнее полотно шириной всего около трех футов, так что это вообще узкоколейка.

– Которая проложена здесь для технической поддержки и снабжения проходческого комбайна.

Брови Питта взлетели вверх.

– Где ты нахватался подобных слов?

– Я читал о проходческих комплексах в какой-то книжке.

– Твоя успеваемость явно улучшается. Этот тоннель действительно прокладывается с помощью проходческого комплекса, причем большого.

– Может быть, они собираются заменить пути позже, – задумчиво проговорил Джордино.

– Зачем же дожидаться, пока тоннель будет прорыт до конца? Путевые рабочие со своей техникой должны были бы следовать непосредственно за комбайном для экономии времени. – В задумчивости Питт медленно покачал головой. – Тоннель такого диаметра прокладывается не для железнодорожного сообщения. У него должна быть другая цель.

Питт и Джордино вздрогнули, когда мимо бесшумно проехал большой двухэтажный автобус бледно-лилового цвета. Водитель помахал рукой. Питт и Джордино отвернулись и сделали вид, что рассматривают и обсуждают какую-то запись на планшетке Джордино. В автобусе сидели рабочие в разноцветных комбинезонах и касках. Все они были в темных очках. Питт и Джордино также отметили название «Одиссей» и логотип с конем на борту автобуса. Водитель замедлил ход, подумав, вероятно, что встреченных диспетчеров нужно подвезти, но Питт отрицательно махнул ему рукой.

– Электрический, – заметил Джордино.

– Не загрязняет воздух выхлопами с окисью углерода.

Джордино заметил у стены пару пустых электромобильчиков вроде тех, что ездят по полям для гольфа. Внешне они, правда, больше напоминали миниатюрные спортивные автомобили.

– Со стороны хозяев очень мило обеспечить нас средством передвижения. – Он уселся за руль. – В какую сторону?

Питт мгновение подумал:

– Поехали, пожалуй, следом за грунтом на конвейере. Вполне может быть, это наш единственный шанс наверняка убедиться, что источник коричневой мути именно в нем.

Огромный, похожий на пещеру тоннель уходил, казалось, в бесконечность. Движение по автодороге ограничивалось, по всей видимости, перевозкой шахтеров, а узкоколейка, напротив, перевозила исключительно фунт и грузы. На панели электромобильчика был спидометр, и Питт попытался засечь скорость движения конвейерной ленты. Лента бежала весьма резво – со скоростью двенадцати миль в час.

Питт переключил внимание на свод тоннеля. После прохода комбайна шахтеры, чтобы усилить естественную тенденцию скального грунта к самоукреплению, устанавливали на своде и стенах тоннеля систему анкерных болтов. После этого на стены тоннеля под высоким давлением пневматически напыляли толстый слой торкрет-бетона. После этого, чтобы предотвратить попадание в тоннель фунтовых вод, за обделку, по всей видимости, дополнительно закачивали под давлением жидкий раствор. Торкрет-бетон и раствор не только изолировали тоннель от проникновения воды извне, но и улучшали прохождение жидкости по тоннелю. Питт начал думать, что назначение тоннеля, скорее всего, именно таково.

Лампы на потолке тоннеля освещали его так ярко, что становилось больно глазам. Питт и Джордино теперь хорошо поняли, почему все рабочие в автобусе защищали глаза темными очками. Как будто сговорившись, они одновременно вытащили и надели собственные темные очки.

В противоположном направлении, к месту проходческих работ, прошел небольшой электровоз с несколькими открытыми платформами, на которых стояли ящики с анкерными болтами. Все члены локомотивной бригады при виде двух мужчин в электромобильчике приветственно замахали руками. Питт и Джордино тоже помахали в ответ.

– Очень уж все дружелюбны в здешних местах, прямо как в деревне, – заметил Джордино.

– А ты заметил, что на всех мужчинах черные комбинезоны, а на женщинах белые или зеленые?

– Должно быть, в прошлой жизни Призрак был дизайнером интерьеров.

– Более вероятно, что это своего рода кастовая опознавательная система, – возразил Питт.

– Я лучше отрежу себе ухо, чем оденусь в бледно-лиловое, – пробормотал Джордино, который внезапно сообразил, что одет в белое. – Думаю, что я не на работе.

– Подсунь себе что-нибудь на грудь.

Джордино промолчал, но горький взгляд, брошенный им на Питта, был достаточно красноречив.

Питт вновь стал серьезным.

– Интересно, имеют ли эти шахтеры представление о том, что в грунте, который они сливают в море, содержатся токсичные минералы?

– Они узнают об этом, – добавил Джордино, – когда у них начнут выпадать волосы и выходить из строя внутренние органы.

Питт и Джордино продолжали двигаться по тоннелю, остро чувствуя неестественную атмосферу, царящую здесь, намного ниже уровня земли и моря. Они миновали несколько поперечных тоннелей меньшего диаметра, уходивших куда-то влево. Похоже было, что параллельно главному тоннелю проложен еще один, и через каждую тысячу ярдов два тоннеля соединяются сбойками. Питт решил, что второй тоннель сервисный и предназначен для прокладки электрических кабелей.

– Вот и объяснение, почему на поверхности дрожит земля, – сказал Питт. – Они не используют свой громадный проходческий комплекс для прокладки этих вспомогательных тоннелей, а обходятся отбойными молотками и взрывчаткой.

– Может быть, свернем в один из меньших тоннелей?

– Позже, – ответил Питт. – Пока давай лучше поедем вперед, туда, куда движется грунт на конвейере.

Джордино был поражен мощностью, которую развивал их небольшой электромобиль. Он разогнался до пятидесяти миль в час и вскоре начал обгонять на бетонной дороге другие транспортные средства.

– Лучше давай помедленнее, – предостерег его Питт. – Мы не хотим возбудить подозрений.

– Ты считаешь, что у них здесь есть дорожная полиция?

– Нет, но Большой Брат наблюдает за нами, – продолжал Питт, незаметно кивая на камеру, закрепленную на своде тоннеля рядом с лампами освещения.

Джордино нехотя замедлил ход и пристроился позади автобуса, шедшего в том же направлении. Питт начал отмечать прохождение автобусов и вскоре установил, что автобусы идут один за другим с интервалом двадцать минут и останавливаются на рабочих площадках, если там ожидают проходчики или если кому-то из пассажиров пора выходить. Он посмотрел на стрелки часов. Рано или поздно – это только вопрос времени – в диспетчерскую системы вентиляции прибудет новая смена и обнаружит там под столами своих связанных коллег. Пока еще тревога не прозвучала, да и в тоннеле не было видно лишних охранников, которые бы кого-то искали.

– Подъезжаем к чему-то, – предупредил Питта Джордино.

Гулкие бухающие звуки усилились. Электромобиль приближался к тому, в чем Питт быстро опознал гигантскую насосную станцию. Полужидкий грунт, размолотый до консистенции ила, поступал с ленты конвейера в чудовищный бункер. Оттуда помпы размером с трехэтажный дом выталкивали эту пыль в громадные трубы. Как Питт и предполагал, ядовитая грязь затем выбрасывалась в море в том месте, где «Поко-Бонито» налетел на ее скопление. Позади насосной станции виднелись гигантские стальные двери.

– Загадок становится все больше, – задумчиво заметил Питт. – Эти монументальные насосы... их мощности хватило бы на перекачку вдесятеро большего количества вынутого грунта. Они должны предназначаться для другой цели.

– Когда строительство тоннеля будет закончено, их, вероятно, разберут.

– Не думаю. Они кажутся стационарными.

– Интересно, что находится по ту сторону этих дверей? – сказал Джордино.

– Карибское море, – ответил Питт. – Мы сейчас, должно быть, находимся в нескольких милях от берега и глубоко под поверхностью моря.

Джордино не мог оторвать глаз от дверей.

– Черт побери, но как выкопали такую штуку?

– Для начала они развернули на берегу моря земляные работы и соорудили портал. Затем начали проходить предварительный, или подходной, тоннель, но не этим комбайном, а проходческой машиной другого типа. Когда тоннель достиг заданной глубины, туда по частям спустили большой комбайн и собрали его на месте, прямо в конце прорытого тоннеля. Он двинулся на восток под морское дно. В какой-то момент его, по всей видимости, разобрали и собрали снова, чтобы он мог двинуться в противоположном направлении, на запад.

– Как можно сохранить в тайне операцию подобного масштаба?

– Нужно платить шахтерам и инженерам большие бабки, чтобы держать их рты на замке. А может, в этом деле лучше помогают угрозы и шантаж.

– Если верить Ратбоуну, они без колебаний убивают незваных гостей. А почему не рабочих, у которых развязался язык?

– Не напоминай мне о незваных гостях. Но в любом случае наши подозрения подтвердились, – медленно проговорил Питт. – Коричневая муть распространяется в море по вине человека, которого ни в малейшей степени не волнуют ужасные последствия.

Джордино медленно покачал головой:

– Да, эта операция по сбросу отравленных вод наверняка затмит все остальные.

Питт вновь потянулся к своему рюкзаку, вытащил оттуда небольшую цифровую фотокамеру и начал снимать все, что имело отношение к гигантским насосам.

– А не найдется ли в твоем волшебном мешке какой-нибудь еды или питья? – закинул пробный шар Джордино.

Питт сунул руку внутрь и вытащил пару батончиков с сухофруктами.

– Прости, это все, что я могу для тебя сделать.

– А что еще там есть?

– Мой старый добрый кольт сорок пятого калибра.

– Значит, мы всегда сможем застрелиться раньше, чем нас повесят, – мрачно изрек Джордино.

– Мы увидели то, ради чего залезли сюда, – сказал Питт. – Пора возвращаться домой.

Питт еще не закончил фразы, а Джордино уже жал на акселератор.

– Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше. Мы и так слишком задержались.

Машина набрала скорость и покатила по тоннелю. Джордино чувствовал, что в планы Питта входит не только исследование одного из боковых тоннелей. Он был совершенно уверен, что Питт собирается посетить второй конец главного тоннеля и посмотреть на большой проходческий комплекс в действии. По пути он фотографировал каждый встреченный механизм. Не остались без внимания даже самые мелкие детали конструкции тоннеля.

Не замедляя хода, Джордино на двух колесах завернул в первый же попавшийся на пути боковой тоннель. Питт изо всех сил вцепился в сиденье и наградил друга ядовитым взглядом, но ничего не сказал. Через каких-то двести футов электромобиль внезапно выскочил во второй тоннель. Джордино резко тормознул, и друзья в полном изумлении огляделись вокруг.

– Невероятно, – с ужасом и восторгом прошептал Джордино.

– Не останавливайся, – приказал Питт. – Гони дальше!

Джордино выполнил команду и на полной скорости погнал электромобиль вперед, в следующий поперечный тоннель. Он больше не колебался и не ждал от Питта дополнительных указаний. Он даже не снял ногу с акселератора, когда их машина пересекла третий большой тоннель и вылетела в четвертый. Дальше ехать было некуда, и Джордино остановил машину, чтобы не врезаться в дальнюю стену тоннеля. Несколько мгновений они неподвижно сидели, вглядываясь вправо и влево в бесконечную даль тоннеля и пытаясь осознать огромность того, что только что увидели.

В пораженном молчании Питт и Джордино старались принять и осмыслить тот факт, что существует не один, а четыре громадных взаимосвязанных тоннеля одинакового размера. Великанские масштабы тоннельной сети становились все более впечатляющими.

В обычных обстоятельствах Джордино не так просто было удивить, но сейчас он был ошеломлен и не стыдился этого.

– Этого просто не может быть, – с трудом выговорил он. Голос его прозвучал чуть громче шепота.

Усилием воли Питт отбросил неконтролируемое желание закрыть свое сознание от контакта с реальностью и заставил себя сосредоточиться. Для этого предприятия, достойного самого Геракла, должно быть какое-то рациональное объяснение. Как могло произойти, что Призрак построил под горами Никарагуа четыре огромных тоннеля и об этом не пронюхали ни одна разведка мира, ни средства массовой информации? Как мог проект такого масштаба оставаться незамеченным в течение четырех с лишним лет?

– Спрашивается, сколько железных дорог собирается запустить Призрак? – все еще не придя в себя, пробормотал Джордино.

– Эти тоннели построены не для того, чтобы перевозить грузы под землей по железной дороге, – задумчиво протянул Питт.

– Может, на баржах?

– Невыгодно. За всем этим должна стоять какая-то совершенно другая цель.

– Чтобы окупить подобное предприятие, где-то здесь, на другом конце радуги, должен лежать горшок с золотом колоссального размера.

– Стоимость строительства, должно быть, намного превзошла первоначальную оценку в семь миллиардов.

Четвертый тоннель был совершенно пуст – ни людей, ни машин. Голоса друзей гулко раздавались в пустоте, многократно отражались от стен и свода громадной пещеры тоннеля. Если бы не правильная форма закругленного свода и стен и не ровный бетон под ногами, они вполне могли бы вообразить, что находятся в огромном естественном гроте.

Кивком головы Питт указал вниз, на пол тоннеля.

– Ну вот и все разговоры о системе скоростных грузовых перевозок. Они вообще разобрали железнодорожное полотно.

Джордино с опаской кивнул в сторону охранной видеокамеры на столбе, направленной точно в их сторону.

– Пожалуй, нам лучше побыстрее отступить в главный тоннель и обзавестись другим средством передвижения. Этот драндулет слишком заметен.

– Отличная идея, – согласился Питт. – Если они до сих пор не поняли, что к ним заглянули незваные гости, то у них, должно быть, совсем нет мозгов.

Они развернулись и проехали по своим следам через три пустых тоннеля. Остановились, немного не доезжая до четвертого, с которого начали, и поставили электромобиль позади очередной видеокамеры. После этого вышли в рабочий тоннель и с независимым видом зашагали вдоль дороги, пока не дошли до остановки, где уже стояло в ожидании автобуса восемь проходчиков. С близкого расстояния Питт сумел разглядеть под неизменными темными очками глаза. Все рабочие оказались азиатами.

Питт значительно пихнул Джордино в бок. Тот понял.

– Ставлю двадцать против десяти за то, что все они китайцы, – прошептал Питт.

– Я не приму такого пари.

Автобус еще только подъезжал к остановке, а в тоннеле уже появилась большая группа электромобилей с красными и желтыми мигалками. Вся эта армия пронеслась мимо и, не снижая скорости, свернула в тот вспомогательный тоннель, из которого только что вышли Питт и Джордино.

– Сейчас они обнаружат электромобиль, и им потребуется целых десять секунд, чтобы догадаться, что мы в этом автобусе, – нервно заметил Джордино.

Питт следил глазами за поездом, подходившим из восточной части тоннеля.

– Я тоже так думаю. – Он поднял руку и, поскольку ожидавшие на остановке проходчики уже сели, дал водителю сигнал отправляться. Дверь автобуса с шипением закрылась, и автобус двинулся.

– Когда ты в последний раз догонял грузовой состав? – уже на ходу спросил Питт у Джордино. Друзья пересекли дорогу и остановились, как будто беседуя, пока локомотив не проехал мимо. Инженер в кабине разглядывал какой-то журнал.

– Несколько лет назад в пустыне Сахара. Тот поезд вез токсичные химикаты в форт Фуро.

– Насколько я помню, ты тогда чуть не свалился.

– Ненавижу, когда ты дразнишься, – заявил Джордино, поджав губы.

Как только локомотив проехал мимо, они что было мочи припустили вдоль путей. Питт еще в самом начале определил скорость здешних поездов в двадцать миль в час, так что бежать пришлось соответственно. Джордино для своего роста был очень быстрым бегуном. Он опустил голову и рванулся за платформой, как будто пытаясь во время матча по регби донести мяч до зоны ворот. Схватившись рукой за проплывающий мимо поручень, он сумел удержаться, и его буквально забросило на платформу. Питт, закидывая свое тело наверх, тоже воспользовался силой движения поезда.

На платформе, куда они попали, ехали два небольших грузовичка неизвестной модели с электрическими двигателями. Они сверкали новой краской и выглядели так, как будто только что сошли с конвейера. Не обменявшись ни словом, Питт и Джордино открыли дверь и осторожно забрались в кабину одного из грузовиков и скорчились там на полу ниже уровня окон и панели управления. И вовремя. Едва они успели скрыться в кабине, как две патрульные машины с воем сирен и сверканием мигалок пронеслись по дороге мимо поезда вдогонку за автобусом. Питт выглядел довольным.

– Видеокамеры не засекли наш маленький маневр, а не то они сейчас гнались бы за нами, а не за автобусом.

– Да уж, теперь нам очень потребуется везение.

– Не поднимайся, – скомандовал Питт. – Я сейчас вернусь.

Он открыл вторую – дальнюю от дороги – дверь грузовика и опустился на четвереньки. Двигаясь по платформе спереди назад, он вытащил башмаки из-под колес грузовичка и снял цепи, которые удерживали его на платформе. Затем втиснулся обратно в кабину.

Джордино посмотрел на него странным взглядом.

– Я понимаю твои намерения, но я не в состояниипостичь, каким образом мы собираемся съехать с движущегося поезда и выбраться из тоннеля, заблокированного с обоих концов.

– Об этом мы побеспокоимся, когда придет время, – беззаботно отмахнулся Питт.

* * *

Ничто на земле не может даже отдаленно сравниться с большим тоннелепроходческим комплексом.

Комплекс, занимавшийся прокладкой тоннеля от атлантического до тихоокеанского побережья под землями Никарагуа, растянулся в длину больше чем на сто двадцать ярдов. Еще на сто ярдов следом за ним тянулось всевозможное вспомогательное оборудование.

Комплекс представлял собой невероятно сложное искусственное сооружение, внешне напоминавшее первую ступень ракеты «Сатурн». Управлялся он при помощи электрического привода с регулируемой скоростью, что исключало любые утечки и загрязнение гидравлической жидкости. ТПК Призрака непрерывно вгрызался в скальный грунт множеством карбидных резцов, закрепленных на массивном вращающемся стальном роторе, и способен был прокладывать сквозь скальные породы круглый тоннель диаметром пятьдесят два фута со скоростью сто пятьдесят футов в сутки. В оболочке комплекса рядом с ротором установлены были приводные двигатели, обеспечивавшие огромную мощность, необходимую, чтобы «зубы» комплекса могли вгрызаться в скалы, и гидравлические прессы, создававшие громадное давление, позволявшее комплексу вдавливаться в стену грунта и постепенно стачивать породу.

Гигантская машина состояла из нескольких сочлененных звеньев. Оператор, размешавшийся в передней ее части, мог автоматически вести ее с помощью лазера и одновременно наблюдать, как проходит операция. Вынутый грунт поступал в заднюю часть проходческого комплекса и проходил через дробилку, размельчавшую скальные породы в мелкий песок. После этого конвейер доставлял его к противоположному концу тоннеля, где громадные насосы перекачивали его прямо в море.

* * *

Поезд остановился в двухстах ярдах позади проходческого комплекса под конвейером возле базового склада и терминала. Здесь же находилась целая серия больших грузовых лифтов, шахты которых поднимались к потолку тоннеля и исчезали из виду. Двери одного из лифтов открылись, группа женщин в белых комбинезонах вышла из него и погрузилась в автобус. Питт подобрался поближе и подслушал, как одна из женщин сказала, что инспекцию необходимо закончить за восемь часов, чтобы отправить доклад наверх, в штаб-квартиру.

Питт ничего не понял. Штаб-квартира? Наверху – это где?

Никто, казалось, не обратил внимания, когда он уверенно съехал на грузовичке с железнодорожной платформы на погрузочную и дальше вниз по пандусу к бетонной дороге. Затем он развернулся и поставил грузовичок позади трех других электрических грузовиков.

Джордино оглядел рабочую площадку, где по крайней мере тридцать горняков управляло всевозможной техникой, и сказал:

– Это было слишком просто.

– Мы еще не дома, – заметил Питт. – Нам необходимо суметь выбраться отсюда.

– Мы всегда можем вылезти наружу через какую-нибудь другую вентиляционную шахту.

– Если мы сейчас под озером Никарагуа, то не можем.

– Как насчет возвращения к той шахте, по которой мы влезли?

– Я думаю, что об этом лучше забыть.

Джордино увлеченно наблюдал за работой большого проходческого комбайна.

– Ну хорошо, вождь, что ты предлагаешь делать дальше? – спросил он.

– Мы не можем выбраться из этого тоннеля, потому что он еще не закончен. Наша единственная надежда – выскользнуть незаметно с тихоокеанской стороны через вентиляционную шахту одного из трех остальных тоннелей, – ответил Питт.

– А если окажется, что это невозможно?

– Тогда мне придется придумать другой план.

Джордино указал на погрузочную платформу, где охранники проверяли пропуска у горняков, и сказал:

– Пора сваливать. Мы не слишком похожи на наши описания.

Питт взял в руку карточку, прикрепленную к нагрудному карману его комбинезона, и уставился на нее с веселым изумлением.

– У меня проблемы. Этот парень пять футов два дюйма ростом. Во мне шесть и три.

– А как насчет меня? – вопросил Джордино с лукавой улыбкой. – Откуда, спрашивается, я возьму длинные волосы и пару сисек?

Питт слегка приоткрыл дверцу и оглядел погрузочную платформу. Он обнаружил, что дальний конец ее совершенно пуст.

– Вылезаем сюда.

Следуя за Питтом, Джордино скользнул вдоль переднего сиденья грузовичка. Они, пригнувшись, спрыгнули на погрузочную платформу и рванули к распахнутым воротам склада. Пробравшись вдоль штабелей нераспечатанных ящиков с запасными частями для всевозможной техники и самого проходческого комбайна, они обнаружили в дальнем конце склада выход к железнодорожному полотну. Позади ряда биотуалетов они ненадолго остановились и задумались.

– Нам совсем не помешало бы средство передвижения, – заметил Джордино, с отвращением сморщив нос.

– Если сильно захотеть, оно появится, – ответил Питт с широкой ухмылкой.

Не дожидаясь Джордино, он поднялся, вышел из-за ряда кабинок и небрежно двинулся к одному из автомобилей охраны, стоявших на площадке без присмотра. Он уселся за руль, включил зажигание электродвигателя и нажал на акселератор. В тот же момент Джордино ласточкой впрыгнул в машину через противоположную дверь. С поворотом ключа электроэнергия аккумуляторов пошла на переднеприводной дифференциал с непосредственной связью, и электромобиль бесшумно тронулся с места.

Удачливость Питта по-прежнему работала. Охранники были так заняты проверкой горняцких пропусков, что не заметили, как угнали их патрульную машину. Мало того что двигатель электромобиля работал очень тихо – шум и грохот проходческого комплекса не позволили им услышать рабочих, которые пытались привлечь их внимание к краже авто.

Для пущей официальности Джордино протянул руку к панели управления и включил вращающиеся цветные огни около переднего среза крыши. У первого же поперечного тоннеля Питт повис на руле и заставил электромобиль резко повернуть влево, а затем повторил маневр в следующем главном тоннеле. Теперь друзья на полной скорости неслись к западному порталу.

Питт считал, что четыре тоннеля должны быть прорыты под озером Никарагуа таким образом, чтобы под узкой полоской земли, отделяющей озеро от океана возле старинного порта Сан-Хуан-дель-Сур, подняться к поверхности. Где-то на этом отрезке, прежде чем тоннели уйдут прочь от берега под океанское дно, должна быть установлена еще одна вентиляционная система.

Но Питт ошибался.

Проехав несколько миль, они оказались перед массивной системой насосов, точно такой же, как та, что они видели на восточном конце тоннеля. За насосами тоннель внезапно заканчивался такой же парой гигантских дверей. Струйки воды, просачивавшиеся по краям металлических створок и уходившие ручейками дальше по тоннелю, доказывали, что это не подъем к поверхности возле Сан-Хуан-дель-Сур, а глухой тупик где-то под Тихим океаном, далеко от берега.

30

После утренней пробежки от своего уотергейтского кондоминиума до штаб-квартиры НУМА адмирал Сэндекер сразу же прошел в свой офис. Он даже не зашел в гимнастический зал, чтобы принять душ и переодеться в деловой костюм. Руди Ганн уже ждал его с мрачным выражением на ястребином лице. Поверх очков в роговой оправе он молча наблюдал, как Сэндекер садится за свой стол и вытирает полотенцем пот с лица.

– Что нового от Питта и Джордино?

Ганн буквально излучал тревогу.

– За последние восемь часов ничего, с тех пор как они проникли в то, что называли вентиляционной шахтой глубокого подземного тоннеля. По мнению Питта, он проходит через джунгли Никарагуа от Тихого океана до Карибского моря.

– Совсем никаких контактов?

– Полное молчание, – ответил Ганн. – С ними невозможно связаться по телефону, если они находятся глубоко под землей.

– Тоннель от моря до моря, – с сомнением повторил Сэндекер шепотом.

Ганн кивнул:

– Питт уверен в этом. Он доложил также, что строит его корпорация «Одиссей».

– «Одиссей»? – Сэндекер в замешательстве уставился на Ганна. – Опять?

Ганн снова кивнул.

– Такое впечатление, что он теперь в каждой бочке затычка. – Сэндекер поднялся из-за стола и выглянул в окно, выходящее на Потомак. На пределе видимости он мог различить у пристани внизу по течению свернутые красные паруса своей маленькой шхуны. – Мне не известно ничего ни о каком тоннеле, который бы копали в Никарагуа. Были разговоры о строительстве тоннеля для перевозки грузов скоростными поездами. Но это было несколько лет назад, и, насколько мне известно, из этого ничего не вышло.

Ганн раскрыл какую-то папку, вытащил из нее несколько фотографий и разложил их на столе.

– Вот спутниковые снимки сонного маленького порта под названием Сан-Хуан-дель-Норте, сделанные на протяжении нескольких лет.

– Откуда они взялись? – с интересом спросил Сэндекер.

Ганн улыбнулся.

– Хайрем Йегер прошерстил свою библиотеку спутниковых снимков от разных разведывательных агентств и ввел их в базу данных НУМА.

Сэндекер поправил очки и принялся изучать фотографии, обращая внимание на даты съемки, отпечатанные на нижнем обрезе. Через несколько минут он поднял голову.

– Пять лет назад порт выглядел совершенно заброшенным. Теперь он выглядит так, как если бы туда завезли тяжелое оборудование и построили контейнерный терминал для тяжелых контейнеровозов.

– Обратите внимание, что все до единого контейнеры с материалами и оборудованием немедленно увозят в сборные склады-ангары, и они никогда уже не появляются обратно.

– Невероятно! Такое масштабное предприятие и так долго оставалось незамеченным.

Ганн положил папку, которую держал в руках, на стол рядом с фотографиями.

– Йегер также добыл доклад о программах и операциях «Одиссея». Об их финансовых делах известно очень мало. Поскольку штаб-квартира размещается в Бразилии, они не обязаны выпускать общедоступные отчеты о прибылях и потерях.

– А как насчет их акционеров? Они-то обязательно должны получать годовые отчеты компании.

– Их акции не значатся ни на одной фондовой бирже мира. Все дело в том, что Призрак является единоличным владельцем «Одиссея».

– Неужели они могли в одиночку профинансировать такой проект? – спросил Сэндекер.

– Насколько мы можем судить, ресурсов у них для этого достаточно. Но Йегер считает, что в проекте такого масштаба их скорее всего финансирует Китайская Народная Республика, которая и раньше субсидировала их проекты в Центральной Америке.

– Звучит логично. Китайцы сейчас вкладывают в этот регион кучу денег и создают там свою зону влияния.

– Еще один момент. Секретность позволяет им обойти все социальные и экономические проблемы, а также проблемы, связанные с защитой окружающей среды. Пока работы продолжались в полной тайне, никарагуанское правительство могло просто игнорировать протесты активистов и любые вопросы, имеющие отношение к отводу земли под строительство.

– А по каким еще проектам Призрак сотрудничает с китайцами?

– Портовые мощности по обе стороны Панамского канала и мост, который должен пересечь зону канала. Открытие моста назначено на начало следующего года.

– Но почему все же такая секретность? – пробормотал Сэндекер, возвращаясь в кресло. – Какой в ней смысл?

Ганн беспомощно вскинул руки.

– Без дополнительных данных мы ничего не можем об этом сказать.

– Но мы не можем сидеть сложа руки!

– Следует ли нам связаться с ЦРУ и Пентагоном и сообщить им о наших подозрениях? – спросил Ганн.

Сэндекер на мгновение задумался. Затем произнес:

– Нет, мы обратимся непосредственно к советнику президента по национальной безопасности.

– Согласен, – сказал Ганн. – Ситуация может оказаться очень серьезной.

– Черт! – выпалил Сэндекер раздраженно. – Если бы только с Питтом и Джордино была связь! Тогда мы имели бы представление о том, что там происходит.

* * *

Оказавшись в тупике, Питт и Джордино вынуждены были развернуться и ехать обратно в том направлении, откуда приехали. Четвертый тоннель, последний, казался заброшенным. В нем не было ни людей, ни оборудования. Он был так пуст, как будто и не был обязан человеку своим происхождением. Только громадные молчащие насосы в каждом из концов говорили о какой-то скрытой цели, которую никак не мог прояснить для себя Питт.

Странно было также, что вслед за ними в этот пустой и почти не освещенный тоннель не устремилась, мешая друг другу, целая толпа автомобилей службы безопасности с включенными сиренами и мигалками. Охранных видеокамер тоже не было видно. По всей видимости, все они были сняты после завершения строительства этого тоннеля.

Вскоре ответ на эти вопросы стал очевиден.

– Теперь я понимаю, – спокойно проговорил Джордино, – почему охранники не спешат нас хватать.

– Нам некуда деться. – Питт сформулировал ответ на мучившую обоих загадку. – Наше небольшое путешествие в неведомое закончено. Людям Призрака даже делать больше ничего не нужно. Достаточно только подождать, пока мы проголодаемся и захотим пить, а затем встретить нас в главном тоннеле, когда мы придем сдаваться в надежде на последнюю трапезу осужденного перед повешением.

– Вероятно, они предпочли бы оставить нас гнить здесь навсегда.

– Возможен и такой вариант.

Питт провел рукавом спецовки по лбу, чтобы стереть внезапно выступивший пот, который уже начал заливать глаза.

– А ты заметил, что температура в этом тоннеле значительно выше, чем в остальных?

– Да, здесь становится как в бане, – согласился Джордино. Его лицо тоже блестело от пота.

– И в воздухе, кажется, одна сера.

– Кстати, о голоде. Как там твои запасы батончиков?

– Только что кончились.

Внезапно в головах обоих одновременно возникла одна и та же мысль. Питт и Джордино повернулись и посмотрели друг на друга, а затем в унисон произнесли:

– Вентиляционная шахта.

Джордино внезапно помрачнел.

– А может, и нет. В других тоннелях я не видел таких диспетчерских пунктов, как в первом.

– Их тоже должны были разобрать после окончания строительства, как железнодорожные пути и рабочее освещение, а сами шахты заделать, поскольку необходимость в них с окончанием проходки пропала.

– Да, но ступеньки лестницы были вделаны в стену. Ставлю жалованье за следующий месяц, если, конечно, я доживу до его получения, что они поленились их ликвидировать.

– В этом мы убедимся достаточно скоро, – сказал Питт. Джордино нажал на акселератор, и электромобиль рванулся вперед, пронзая тьму перед собой светом фар.

Миль примерно через двадцать Джордино заметил на стене тоннеля ступеньки лестницы. Он остановил электромобиль футах в тридцати перед этим местом, с тем чтобы его фары освещали кусок стены как можно большей протяженности.

– Ступеньки ведут вверх к тому месту, где прежде была диспетчерская будка, – сказал он, проводя рукой по небритому подбородку и щекам.

Питт вылез из электромобиля и начал взбираться по ступенькам. Строительство тоннеля было завершено не меньше года назад, и оборудование, по всей видимости, сняли в то же время. Ступеньки были скользкими от подземной влаги и покрытыми ржавчиной. Он добрался до верха лестницы и обнаружил над головой круглый железный люк вроде канализационного, прикрывавший вход наверх, которым пользовались люди, в саму вентиляционную шахту. Люк был закрыт на засов.

Питт просунул одну руку для надежности сквозь последнюю ступеньку и попытался сдвинуть засов обеими руками. Железный язык вышел из скобы почти без сопротивления. После этого Питт изогнулся таким образом, чтобы упереться в люк плечом, и надавил изо всех сил.

Люк сдвинулся в лучшем случае на миллиметр.

– Придется попробовать вдвоем, – крикнул он вниз.

Джордино поднялся к нему и встал на ступеньку выше Питта, чтобы скомпенсировать разницу в росте. Со стороны можно было подумать, что волк собрался мериться силой с медведем. Оба заняли исходную позицию, прижались плечами к тяжелому железному люку и надавили всей силой.

Крышка упорно не хотела никуда двигаться. Она чуть пошевелилась, отошла меньше чем на дюйм и застыла.

– Вот упрямая, черт, – простонал Джордино.

– По крайней мере она не заварена и способна двигаться, – возразил Питт.

Джордино ухмыльнулся:

– Еще раз, и с чувством.

– На счет три.

Они на мгновение встретились взглядами и одновременно кивнули.

– Раз, – начал Питт, – два... три-и-и-и.

Оба они нажали на крышку люка, посылая ее вверх со всей силой, какая только нашлась в их мышцах. Еще мгновение крышка держалась. Затем она медленно пошла вверх и вдруг распахнулась с громким скрипом и грохнулась о стену вентиляционной шахты. Питт и Джордино уставились вверх в черную угрожающую темноту проема, как если бы это была прямая дорога в рай.

– Интересно, где она выходит на поверхность? – пробормотал Джордино, пытаясь отдышаться.

– Понятия не имею, но мы постараемся это выяснить.

Джордино слегка сжал руку Питта.

– Держись. Давай позаботимся о том, чтобы подручным Призрака пришлось хорошенько побегать, если уж они вздумают нас ловить.

Джордино соскользнул по лестнице вниз и забрался в электромобиль охраны. Он вытащил ремень из своих шорт и закрепил руль таким образом, чтобы передние колеса смотрели точно вперед. Затем вытащил подушку переднего сиденья и поставил ее на торец перед рулевым колесом. Она должна была прижимать акселератор к полу. Наконец он повернул ключ «зажигания» и отступил в сторону.

Электромобиль рванулся по тоннелю, взрезая призрачную темноту впереди светом своих фар. Не пройдя и сотни ярдов, он вильнул к одной из стен тоннеля, затем накренился в своей бешеной гонке в другую сторону и метнулся к другой стене. Он отскакивал, как теннисный мячик, от одной стены к другой и обратно, жутко скрежеща металлом по камню, пока не отъехал достаточно далеко.

– Интересно, как Призрак будет объяснять все это представителям своей страховой компании, – сказал Джордино, повернувшись к Питту, но тот уже двинулся вверх по лестнице и пропал из виду.

Питт был удивлен, как тяжело оказалось карабкаться по лестнице, как неохотно и с какой болью работали мышцы после напряжения и стресса последних нескольких часов. Он лез медленно, стараясь беречь силы. В шахте не было света, и подниматься приходилось в абсолютной темноте. Питт ощутил даже легкий приступ клаустрофобии. Он начал считать ступеньки и останавливаться после каждой пятидесятой, чтобы перевести дух. Ступеньки были вделаны в стену через каждые двенадцать дюймов, так что посчитать пройденное расстояние можно было с помощью простой арифметики. По сравнению с этим подъемом спуск по освещенной вентиляционной шахте из Эль-Кастильо до диспетчерской показался ему детской забавой. На триста пятидесятой ступеньке Питт остановился и подождал Джордино.

– Неужели это никогда не кончится? – выговорил тот, пытаясь отдышаться.

– Прошу прощения за каламбур, – задыхаясь, пробормотал Питт, – но в конце тоннеля виден свет.

Джордино поглядел прямо вверх и увидел вдалеке слабое свечение. Ему показалось, что до источника света не меньше десяти миль.

– Можно ли как-нибудь заставить его приблизиться?

– Будем надеяться, что он хотя бы не начнет убегать от нас.

Они продолжили подъем, все сильнее ощущая необъяснимый страх перед заброшенной шахтой. Источник света наверху увеличивался в размерах и усиливался ужасающе медленно. По стенам шахты и железным ступенькам сочилась вода. Руки Питта и Джордино, которыми они не только хватались за покрытые шероховатой ржавчиной ступени, но и случайно задевали за них, покраснели и начали болеть. Кожу на них как будто натерли наждаком.

Наконец неясное мерцание наверху превратилось в яркий свет, и близость выхода вернула друзьям желание двигаться. Питт начал подниматься через ступеньку, быстро расходуя остаток сил. Но ведь до конца пути оставалось всего несколько футов!

Последним усилием, полностью исчерпавшим еще остававшиеся силы, он подтянулся на очередную ступеньку и уперся головой в проволочную сетку, которой был закрыт вход в шахту. Его дыхание вырывалось из груди громкими всхлипами, из пальцев и ладоней сочилась кровь.

– Добрались, – выдохнул он.

Вскоре к нему присоединился и Джордино.

– Я не в состоянии опять прорезать кусачками дыру в этой сетке, – задыхаясь, проговорил он.

Как только боль чуть ослабла, Питт потянулся к рюкзаку, вытащил те же самые кусачки и принялся устало перекусывать проволочную сетку.

– Мы будем работать по очереди и меняться, когда устанем, – сказан он.

Питт сумел прорезать за несколько минут всего лишь пару дюймов и в какой-то момент просто не смог сжать кусачки с достаточной силой, чтобы перекусить проволоку. Он отодвинулся в сторону и передал кусачки Джордино. Они чуть было не выскочили из его скользких от крови пальцев. Питт ахнул, но Джордино успел в последний момент подхватить инструмент.

– Держи покрепче, – предостерег его Питт с мрачной улыбкой. – Вряд ли тебе захочется спускаться за ними и снова залезать сюда.

– Я лучше умру, – храбро заявил Джордино. Он резал проволоку почти десять минут, прежде чем вновь передал кусачки Питту.

Им обоим потребовался почти час, чтобы прорезать в сетке отверстие, в которое можно было протиснуться. Питт выкарабкался из шахты. Солнечный свет, не затеняемый уже густой проволочной сеткой, ослепил его. Он надел темные очки, чтобы снять напряжение с успевших привыкнуть к темноте глаз, и обнаружил, что находится в круглом помещении с полностью стеклянными – от пола до потолка – стенами. Пока Джордино протискивался через отверстие в сетке, Питт обошел стеклянную комнату по периметру и успел полюбоваться открывающимся великолепным панорамным видом гигантского озера и окружающих островов. На все триста шестьдесят градусов за стеклянными стенами было видно одно и то же.

– Где мы вылезли? – поинтересовался Джордино.

Питт повернулся и ошеломленно посмотрел на него.

– Ты не поверишь! Мы с тобой на верхушке маяка.

* * *

– На маяке! – взорвался Сэндекер, выслушав по громкой связи описание Питта. В голосе его ясно прозвучало облегчение от того, что Питт и Джордино живы и здоровы.

– Да, сэр. – Голос Питта проходил через спутник и раздавался в штаб-квартире НУМА совершенно неискаженным. – Призрак выстроил здесь новодел.

– Новодел?

– Сооружение, которое построено так, что выглядит словно древний замок или какое-то другое историческое сооружение, – объяснил Ганн. Он наклонился к микрофону: – Так вы говорите, что этот маяк построен специально для того, чтобы скрывать вентиляционную шахту тоннеля?

– Именно, – подтвердил Питт.

Сэндекер покрутил в пальцах одну из своих сигар.

– Ваш рассказ звучит фантастически.

– В нем все правда, до последней капельки, – сказал Питт.

– Механизированный проходческий комплекс, который способен проходить в скальных грунтах по миле в сутки?

– Это объясняет, как Призрак сумел за четыре года проложить четыре тоннеля по сто пятьдесят миль каждый.

– – Но если не для скоростной железной дороги, – вмешался Ганн, – то зачем?

– Ни у меня, ни у Ала нет даже приблизительных предположений. Насосы в обоих концах тоннеля позволяют предположить, что по нему предполагается перекачивать воду, но смысла в таком предположении, по-моему, немного.

– Я записал ваш краткий отчет, – признался Сэндекер, – и передам его Йегеру. Пусть ищет варианты, пока вы не вернетесь и не составите более полный и точный отчет.

– Кроме всего прочего, я снял кое-что на цифровую камеру.

– Хорошо. Нам понадобятся все факты, которые вам удалось собрать.

– Дирк! – вступил в разговор Ганн.

– Да, Руди.

– По моим прикидкам, вы находитесь всего в тридцати милях от Сан-Карлоса. Я зафрахтую вертолет. Они поднимутся в воздух и будут над вашим маяком часа через два.

– Нам с Алом до смерти хочется помыться и как следует поесть.

– На излишества нет времени, – отрезал Сэндекер. – Вертолет отвезет вас прямо в аэропорт Манагуа, где будет ждать реактивный лайнер НУМА. Сможете помыться и поесть после прибытия.

– Вы суровый человек, адмирал.

– Учись, пока есть возможность, – сказал Сэндекер с хитрой улыбкой. – В один прекрасный день ты можешь оказаться в моем кресле.

Закончив разговор, Питт остался в полном недоумении относительно намеков Сэндекера. Он уселся рядышком с Джордино, успевшим уже задремать. Совершенно не хотелось сообщать приятелю, что поесть ему удастся еще не скоро.

31

После разговора с Питтом Сэндекер терпеливо дождался, пока Ганн договорится о том, чтобы из Сан-Карлоса выслали вертолет и сняли директора департамента специальных операций НУМА с верхушки поддельного маяка. Затем они вместе вышли из офиса адмирала и спустились на один этаж в небольшой конференц-зал, где Сэндекер назначил встречу для обсуждения открытий на отмели Навидад, связанных с историей кельтов.

За громадным овальным столом из тикового дерева, напоминавшим корабельную палубу, сидели Хайрем Йегер, Дирк и Саммер Питт и Джулиан Перлмуттер. Рядом с Саммер сидел историк доктор Джон Уэсли Чизхолм, профессор древней истории из университета Пенсильвании. Любую деталь внешности профессора Чизхолма можно было смело назвать средней. Средний рост и вес. Волосы неопределенного средне-русого цвета и такого же средне-карего оттенка глаза. Зато его как личность никак нельзя было назвать середнячком. Он постоянно улыбался и разговаривал очень вежливо и дружелюбно, а его ум далеко превосходил средний уровень.

В центре внимания всех присутствующих в данный момент находился доктор Элсворт Бойд. Он стоял перед большим монитором, на котором можно было видеть монтаж из множества фотографий, и читал лекцию о предметах и вырезанных на камне изображениях, обнаруженных на отмели Навидад. История получалась настолько поразительная и сказочная, что слушатели сидели за огромным столом в благоговейном молчании. Бойд описывал артефакты, называл примерные даты и места их создания. После этого он перешел к каменной резьбе.

Доктор Бойд, стройный мужчина слегка за сорок, обладал гибким и жилистым телом акробата и, очевидно, был в полном расцвете сил. Он стоял выпрямившись и смотрел на заинтересованную аудиторию серыми, а скорее даже сизыми, как голубиное крыло, глазами, иногда отбрасывая с лица непослушную прядь светло-русых волос. Почетный профессор классической истории дублинского Тринити-колледжа, он посвятил всю свою энергию исследованию ранней истории кельтов. В его многочисленных книгах рассматривались все без исключения аспекты сложного кельтского общества. Получив приглашение адмирала Сэндекера прилететь в Вашингтон и изучить артефакты, которые в настоящий момент подвергаются консервации, он в тот же день вылетел из Дублина. Увидев реликвии своими глазами, а настенные изображения при помощи многочисленных фотографий, он чуть не лишился дара речи.

Поначалу Бойд просто отказывался верить, что то, что он видит, не подделка и не тщательно продуманный розыгрыш. Он убедился в подлинности предметов только после того, как провел двадцать часов подряд за их тщательнейшим изучением.

Саммер впитывала каждое слово Бойда и ощущала радостное возбуждение. Она молниеносно записывала его лекцию на планшете, пользуясь практически забытым искусством стенографии.

– В отличие от египтян, греков и римлян, – объяснял Бойд, – кельтам многие историки отводят вторичную роль и не придают большого значения, несмотря на то что именно кельтская культура явилась краеугольным камнем западной цивилизации. Значительная часть полученного нами наследия – религиозные, политические, социальные и литературные традиции – возникла первоначально в составе кельтской культуры. Да и промышленности тоже, имея в виду, что именно кельты первыми выплавили бронзу, а затем и железо.

– Но почему же тогда мы так мало знаем о кельтском влиянии? – спросил Сэндекер.

Бойд рассмеялся:

– Это и есть камень преткновения. Три тысячи лет назад кельты передавали всю информацию – и реальные знания, и домыслы – изустно. Обряды, обычаи и правила поведения передавались от поколения к поколению из уст в уста. Они начали вести какие бы то ни было записи только в восьмом веке до Рождества Христова. Много позже, когда Рим захватил почти всю Европу, римляне сочли кельтов обычными неотесанными варварами. То немногое, что римляне сочли нужным все же написать о кельтах, было далеко не лестным.

– Но все же они были изобретательны, – вставил Перлмуттер.

– В противоположность распространенному мнению, кельтская цивилизация во многих отношениях была более развитой, чем раннегреческая. Вот только письменная культура и изысканная архитектура не были их сильными сторонами. Но, если разобраться, их культура и цивилизация опередили греков на несколько столетий.

Йегер подался вперед в кресле:

– Совпадает ли ваша датировка находок с моей компьютерной оценкой?

– Я бы сказал, приблизительно, – ответил Бойд, – если считать, что плюс-минус сотня лет это хронологически точное совпадение. Я считаю также, что пиктограммы дают нам для Навинии достаточно точные временные рамки.

Саммер улыбнулась:

– Мне ужасно нравится это название.

Бойд нажал кнопку дистанционного пульта и переключил картинку на гигантском экране, занимавшем в конференц-зале целую стену, на следующий кадр. Трехмерное перспективное изображение подводного сооружения появилось таким, каким оно могло быть сразу после постройки.

– Но самое интересное, – продолжал Бойд, – что это сооружение служило не только жилищем очень высокопоставленной женщины – скажем, что-то вроде жены вождя племени или верховной жрицы, – но что оно же стало и ее гробницей.

– Когда вы говорите «верховная жрица», – поинтересовалась Саммер, – вы имеете в виду жрецов-друидов?

– Да, – кивнул Бойд. – Сложная изысканная резьба и золото украшений указывают на то, что она, по всей видимости, занимала высокое положение в сакральном мире кельтского друидизма. Особенно о многом говорит ее бронзовая кираса. Известен еще лишь один подобный доспех, принадлежавший женщине. Он относится к промежутку между одиннадцатым и восьмым веками до Рождества Христова. Должно быть, ей пришлось в своей жизни участвовать в сражениях, хотя бы в одном. При жизни ее, вероятно, почитали как богиню.

– Живая богиня, – негромко произнесла Саммер. – Должно быть, она прожила интересную жизнь.

– И вот что еще мне показалось интересным. – Бойд вытащил на экран фотографию изножья каменного погребального ложа, где можно было разглядеть резное изображение стилизованной лошади. – Здесь вы видите утонченную пиктограмму скачущей галопом лошади, вполне современной по виду. Такая же лошадь, известная как Белый конь из Уффингтона, была вырезана на склоне мелового холма в Англии, в графстве Беркшир, в первом веке нашей эры. Это кельтская богиня коней Эпона. Ей поклонялись во всем кельтском мире и на той территории, которая позже стала Галлией.

Саммер внимательно рассмотрела изображение:

– Так вы думаете, что наша богиня была Эпоной?

Бойд покачал головой:

– Нет, я так не думаю. Эпону почитали как богиню лошадей, мулов и крупного рогатого скота на протяжении всей римской эры. Считается, что еще на тысячу лет раньше она, возможно, была богиней красоты и плодородия и обладала способностью околдовывать мужчин.

– Хотелось бы мне владеть ее даром, хотя бы отчасти, – со смехом сказала Саммер.

– Но что привело друидов к гибели? – спросил Дирк.

– Христианство, постепенно распространявшееся по Европе и набиравшее силу, осмеивало кельтскую религию как языческую. В особенности это касалось отношения к женщинам. По христианским канонам им не полагалось того уважения, которым они пользовались у друидов. Церковные иерархи не могли допустить никакого неуважения или противодействия главенству мужчин. А римляне так вообще устроили против религии друидов настоящий крестовый поход и стремились полностью уничтожить ее. Всех женщин-друидов объявили ведьмами. Этих могущественных женщин представили злобными созданиями, продавшими душу дьяволу. Особенно сильным нападкам подвергались женщины-правительницы, которых низвели от образа богини-матери до колдуньи, обладавшей неестественной плотской властью над мужчинами.

Академичный ум Ганна впитывал каждое произнесенное Бойдом слово.

– Но ведь римляне и сами поклонялись языческим богам и богиням. Почему же они так стремились уничтожить друидов? – поинтересовался он.

– Потому что римляне видели в друидах потенциальный источник антиримского бунта. Кроме того, дикость друидских обрядов вызывала у них отвращение.

– Дикость в какой именно форме? – поинтересовался Сэндекер.

– Ранние друиды практиковали человеческие жертвоприношения. Утверждается, что их языческий культ не знал никаких пределов. Кровавые ритуалы были обычным делом. Есть еще весьма неприятная легенда об «Ивовом человеке». Римляне рассказывали о случаях, когда приговоренного к смерти человека – мужчину или женщину – помещали в гигантскую плетенную из лозы куклу и сжигали живьем, – пояснил Бойд.

Саммер, казалось, это не убедило.

– А точно известно, что женщины-друиды принимали в этих варварских ритуалах непосредственное участие?

Бойд неопределенно пожал плечами:

– Можно только предполагать, что они ответственны за них в той же мере, что и жрецы-мужчины.

– Что возвращает нас к вопросу, который мы задавали себе не меньше сотни раз, – сказал Дирк. – Как случилось, что высокопоставленная кельтская женщина оказалась похоронена где-то в Карибском море, там, где когда-то был остров? Ведь от этого места до ее европейского дома пять тысяч миль!

Бойд повернулся и кивнул Чизхолму.

– Насколько я понял, мой коллега Джон Уэсли может предложить вам на этот вопрос совершенно необычайные ответы.

– Но сначала, – прервал их Сэндекер и обернулся к Йегеру, – удалось ли вам и Максу выяснить, каким образом сооружение оказалось под водой на глубине пятидесяти футов?

– Ранних геологических данных по Карибскому бассейну не существует, – ответил Йегер, помахивая перед собой пачкой разрозненных листочков. – Нам больше известно о доисторических метеоритах или о движении тектонических плит, длившемся миллионы лет, чем о геологических подъемах три тысячи лет назад. Максимум, чего мы смогли добиться от ведущих геологов, – это предположения о том, что отмель Навидад когда-то была островом и затонула во время подводного землетрясения где-то между тысяча сотым и тысячным годом до Рождества Христова.

– Но каким образом получена эта датировка? – спросил Перлмуттер и изменил положение своей грузной туши в кресле, слишком для него маленьком.

– По различным химическим и биологическим тестам ученые могут определить, как давно появились наросты и сколько времени им потребовалось, чтобы покрыть каменные стены слоем соответствующей толщины. Кроме того, можно определить степень коррозии предметов и возраст кораллов вокруг здания.

Сэндекер потянулся в нагрудный карман за сигарой, но ничего там не обнаружил и начал постукивать по столу карандашом.

– Поклонники Атландиты наверняка обрадуются и заявят, что она наконец найдена.

– Это не Атлантида. – Чизхолм покачал головой и улыбнулся. – Я много лет уже слышу подобные заявления. Мое личное мнение состоит в том, что Платон выдумал описание катастрофы на основе реального извержения вулкана Санторин в тысяча шестьсот пятидесятом году до нашей эры.

– А вы не думаете, что Атлантиду следует искать в Карибском море? – полушутя поинтересовался Сэндекер. – Утверждается, что там глубоко под водой находят затонувшие дороги и города.

Чизхолма шутка не развеселила.

– Геологические формации, и ничего больше. Если Атлантида действительно существовала где-то в Карибском море, то почему не найдено ни одного, – приостановился он на мгновение для пущего эффекта, – ни одного глиняного черепка или вообще любого предмета древнего происхождения? Простите, но Атлантиды по эту сторону океана никогда не было.

– Согласно палеонтологическим данным, содержащимся в моей библиотеке, – вставил Йегер, – первыми людьми в Вест-Индии были индейцы-араваки, обнаруженные испанцами по прибытии в Новый Свет. Они мигрировали из Южной Америки примерно за две с половиной тысячи лет до Рождества Христова или за тысячу четыреста лет до того, как нашу таинственную даму положили в гробницу.

– Кто-то всегда бывает первым, – заметил Перлмуттер. – Колумб, например, докладывал об остатках больших судов европейской постройки на берегу какого-то острова.

– Я не могу объяснить, как она туда попала, – сказал Чизхолм. – Но я мог бы пролить свет на то, кто она такая.

Он нажал кнопку дистанционного пульта, и на экране появилось первое из последовательных изображений на каменной стене, найденных Дирком и Саммер. Изображена была флотилия кораблей, вереницей подходивших к какому-то берегу. Корабли напоминали драккары викингов, но были значительно шире и имели плоское дно, позволявшее им, вероятно, с легкостью ходить по прибрежному мелководью и рекам. Единственная мачта на каждом корабле несла большой квадратный парус, сшитый, казалось, из шкур, чтобы выдерживать удары диких атлантических шквалов. У кораблей были высокие нос и корма для плавания по бурному морю и один ряд весел с каждой стороны, вставленных в отверстия в верхнем ряду обшивки.

– На первом рисунке каменной галереи показана флотилия кораблей. С них сходят воины, выгружают лошадей и колесницы. – Он опять нажал какую-то кнопку на пульте и вернул на экран полный монтаж настенного повествования. – На сцене номер два изображена вражеская армия, встающая из громадной канавы или рва, окружающего крепость на верхушке крутого холма. На следующем рисунке показано, как неприятель несется в атаку по плоской равнине и нападает на прибывших, пока они не успели выгрузиться на берег. Сцена четыре – сражение на берегу.

– Если бы не все эти земляные укрепления и не цитадель, выстроенная, похоже, из дерева, – заметил Перлмуттер, – я бы сказал, что мы смотрим на сцены Троянской войны.

Чизхолм в этот момент был похож на волка, который внимательно следит, как к его логову подходит отара ничего не подозревающих баранов.

– Вы действительно видите перед собой сцены Троянской войны.

Сэндекер, как и ожидалось, угодил в ловушку.

– Надо сказать, ваши греки и троянцы выглядят довольно странно. Я всегда считал, что они носили бороды, а не густые усы.

– Это потому, что на самом деле они не были ни греками, ни троянцами.

– Кем же они были?

– Кельтами.

Лицо Перлмуттера выразило живейший интерес.

– Я тоже читал книгу Аймана Уилкинса.

Чизхолм кивнул:

– В таком случае вам знакомы его поразительные выводы по поводу величайшего заблуждения древней истории.

– Не могли бы вы просветить и остальных? – нетерпеливо спросил Сэндекер.

– Буду счастлив оказаться полезным, – ответил Чизхолм. – Битва за Трою...

– Да?

– Имела место вовсе не на западном побережье Турции и вообще не на Средиземном море.

Йегер уставился на него с видом полнейшего недоумения:

– Но если не в Турции, то где?

– Близ Кембриджа, в Англии, – просто ответил Чизхолм, – на берегу Северного моря.

32

Каждый из присутствующих, за исключением Перлмуттера, наградил докладчика полным недоверия взглядом.

– Вижу скептицизм в ваших глазах, – ответил на вызов Чизхолм. – В течение ста двадцати шести лет весь мир пребывал в заблуждении. Произошло это после того, как один немецкий предприниматель по имени Генрих Шлиман уверенно заявил, что обнаружил Трою, воспользовавшись указаниями Гомеровой «Илиады». Он утверждал, что древний насыпной холм Хизарлык идеально подходит под описание укрепленного города Трои.

– Но разве большинство археологов не согласилось со Шлиманом? – спросил Ганн.

– По этому вопросу до сих пор идут жаркие споры, – пояснил Бойд. – Сам Гомер тоже человек в высшей степени загадочный. Нет доказательств того, что он существовал на самом деле. Легенда рассказывает лишь о том, что некий человек по имени Гомер взял эпические поэмы о великой войне, которые сотни лет передавались изустно, и записал их в виде серии приключенческих рассказов. Но был ли это один человек, или несколько человек на протяжении столетий оттачивали эти стихи так, что «Илиада» и «Одиссея» стали величайшими литературными произведениями в истории? Мы никогда не узнаем правды. Но кроме загадки личности Гомер оставил после себя еще одну огромную тайну: была ли Троянская война реальной или выдуманной. И если она действительно имела место в начале бронзового века, то были ли греки подлинными врагами троянцев или Гомер писал о событиях, происходивших более чем за тысячу миль от него?

Перлмуттер широко ухмыльнулся. Бойд и Чизхолм только подтвердили то, во что он и так всегда верил.

– До Уилкинса никому не пришло в голову предположить, что Гомер был вовсе не греческим, а кельтским поэтом и писал о легендарной битве, имевшей место за четыреста лет до него, причем не в Средиземном, а в Северном море.

Ганн, казалось, совершенно потерялся.

– Значит, Одиссей совершал свое эпическое путешествие...

– В Атлантическом океане.

Голова Саммер тоже шла кругом.

– Вы хотите сказать, что тысяча кораблей вышла в поход не ради прекрасного лица Елены?

– Я собирался предположить, – возразил Бойд с усталой улыбкой, – что за мифом скрывается правда. И правда эта состоит в том, что война разгорелась не из-за желания Менелая отомстить за похищение его жены любовником. Вряд ли стоило тысячам людей сражаться и умирать ради неразборчивой женщины, не правда ли? Мудрый старый Приам, царь Трои, никогда не стал бы рисковать ни судьбой своего царства, ни жизнями своих людей ради того, чтобы его легкомысленный сынмог жить с женщиной, которая, если уж говорить откровенно, добровольно оставила мужа и ушла с другим. Но целью похода не были и сокровища Трои. Скорее говоря, война шла за мягкий кристаллический металл под названием «олово».

– Джулиан прочел нам с Саммер лекцию о том, что кельты первыми вошли и в бронзовый, и в железный век, – сказал Дирк, поднимая голову от планшета, где он усердно записывал все, что говорилось.

Чизхолм согласно кивнул:

– Конечно, именно они начали производство, но никто не может сказать сколько-нибудь определенно, кто в действительности открыл, что при добавлении к меди десяти процентов олова получается в два раза более твердый металл, чем все, что было известно прежде. Точной даты этого не существует. Наилучшая оценка – бронза появилась примерно за две тысячи лет до Рождества Христова.

– Выплавка меди была известна еще за пять тысяч лет до Рождества Христова в центральной Турции, – сказал Бойд. – Меди по всему древнему миру хватало с избытком. Ее добывали в больших количествах и в Европе, и на Среднем Востоке. Но когда изобрели бронзу, возникла проблема. Олово в природе встречается редко. Охотники за оловянной рудой рассыпались по всему древнему миру, как позже во времена золотой лихорадки старатели. Самые крупные запасы со временем были обнаружены на юго-западе Англии. Кельтские племена Британии быстро прибрали копи к рукам и создали широкий международный рынок олова. Добываемое олово они переплавляли в бруски и торговали им по всему древнему миру.

– Высокий спрос на олово привел к тому, что древние бритты установили на него монополию и стали брать с заморских торговцев большие деньги, – добавил Чизхолм. – Если купцы из богатых империй вроде Египта могли себе позволить обменивать олово на дорогие вещи, то кельтам Центральной Европы нечего было предложить, кроме кустарных изделий и неограниченного количества янтаря. Без бронзы и ее производства они вынуждены были оставаться чисто сельскохозяйственным обществом. На большее нечего было даже надеяться.

– Поэтому они решили объединиться и захватить у бриттов оловянные копи, – предположил Йегер.

– Вот именно! – сразу же согласился Бойд. – Кельтские племена на континенте образовали союз для вторжения в южную Англию и захвата копей, находившихся на территории, которую они знали как Троаду и которая позже стала известна как Троя. Столица тех мест называлась Илионом.

– Итак, ахейцы не были греками, – подвел итог Перлмуттер.

Бойд слегка наклонил голову в знак согласия:

– Понятие «ахейцы» было достаточно широким и обозначало союзников. Троянцы обычно называли себя дарданами. Точно так же и земля фараонов называлась не Египтом.

– Погодите, – вставил Ганн. – Откуда же тогда взялось название Египет?

– До Гомера земля фараонов была известна как Ал-Кхем, Миср или Кеми. И только несколько веков спустя, когда пирамиды и храм Луксора увидел греческий историк Геродот, он и назвал слабеющую империю Египтом по названию земли, описанной в «Илиаде» Гомера. Название закрепилось.

– Но какие доказательства приводит Уилкинс в поддержку своей теории? – спросил Сэндекер.

Бойд ожидающе взглянул на Чизхолма:

– Не хотите ли принять эстафету, доктор?

– Вы, вероятно, знаете об этом не меньше меня, – возразил Чизхолм с улыбкой.

– Может быть, позволите мне? – спросил Перлмуттер. – Я подробно изучил книгу Уилкинса «Где когда-то стояла Троя».

– Добро пожаловать, – согласился Бойд.

– Доказательств полно, – начал Перлмуттер. – С одной стороны, практически ничто из изложенного Гомером в его эпических произведениях не выдерживает критики при пристальном изучении. Он ни разу не называет армию вторжения «греками». В двенадцатом веке до Рождества Христова, когда предположительно происходили описанные события, Греция была заселена не слишком плотно. Там не было крупных городов, которые могли бы содержать большой флот боевых кораблей с экипажами. Ранних греков вообще не считают мореходами. По рассказам Гомера, корабли и люди, которые пересекали море, кажутся больше похожими на викингов. Кстати говоря, его описание моря тоже больше напоминает атлантическое побережье Европы, чем Средиземное море.

То же самое можно сказать об описаниях климата. Гомер постоянно говорит о сильных продолжительных дождях, густых туманах и даже о ледяной крупе. Согласитесь, что такие погодные условия чаще можно встретить в Англии, чем в южной Турции, откуда рукой подать – через Средиземное море – до Сахары.

– А еще растительность, – подсказал Бойд.

– Конечно, – подтвердил Перлмуттер с легким кивком. – Чуть ли не все деревья, которые Гомер подробно описывает, больше подходят для влажной атмосферы Европы, чем для более засушливых земель Греции и Турции. Он говорит в основном о листопадных широколиственных деревьях, тогда как греки должны были чаще иметь дело с вечнозелеными хвойными породами. Кроме того, лошади. Кельты любили лошадей и были отличными лошадниками. В то же время использование лошадей в бою древними греками было делом неслыханным. Египтяне и кельты пользовались боевыми колесницами, зато греки и римляне этого никогда не делали. Они предпочитали сражаться пешими, а колесницы использовали только в качестве транспорта и для состязаний.

– А в отношении еды есть какие-нибудь противоречия? – поинтересовался Ганн.

– Гомер упоминает угрей и устрицы. Угри начинают жизнь в Саргассовом море и мигрируют к Европе, в более холодные воды. Гомер использует выражение «нырять за устрицами», что гораздо чаще делают на океанских побережьях вне Средиземного моря. А грек если уж нырял, то скорее за губками, которые в Греции того времени были распространены очень широко.

– Как насчет богов? – вставил Сэндекер. – В «Илиаде» и «Одиссее» боги на каждом шагу вмешиваются в жизнь людей и с троянской, и с греческой стороны.

– Кельты и здесь были первыми. Ученые-классицисты пришли к выводу, что боги, которых изобразил Гомер, первоначально были кельтскими, а греки позже заимствовали их из книг Гомера. – Перлмуттер сделал паузу и добавил: – Еще один интересный момент. Гомер утверждает, что и греки, и троянцы кремировали своих мертвецов. Это обычай кельтов. Средиземноморские народы обычно хоронили своих умерших.

– Интригующая гипотеза, – сказал не слишком убежденный Сэндекер. – Но построение все же достаточно вольное.

– Я как раз собирался перейти к самому интересному. – Перлмуттер показал зубы в широченной улыбке. – Самое необычайное открытие Уилкинса состоит в следующем: он убедительно доказывает, что городов, островов и народов, о которых Гомер писал в своих эпических поэмах, либо вовсе не существовало, либо назывались они как-то совершенно иначе. География и топография «Илиады» просто не совпадает с особенностями сухопутных и морских ландшафтов вокруг Средиземного моря. Уилкинс обнаружил, что названия, которые Гомер дает городам, регионам и рекам, происходят из районов континентальной Европы и Англии. Греческие названия не подходят ни к окрестностям Трои, ни к государствам греческих героев, и то же самое можно сказать об описаниях земель. Они не совпадают с геофизическими реалиями.

– Список можно продолжить, – заметил Чизхолм. – Согласно описанию Гомера, Менелай был рыжим. Одиссей темно-рыжим, а Ахилл светловолосым. Кроме того, про некоторых воинов говорится, что у них светлая кожа. Ни то, ни другое не характерно для средиземноморских народов. Можно подумать, что все эти люди пришли из другого времени и другого измерения.

Ахейская армия вторжения состояла из воинов племен, которые жили в производящих бронзу регионах Франции, Швеции, Дании, Испании, Норвегии, Голландии, Германии и Австрии. Флотилия, вероятно, собиралась в том месте, где сейчас находится Шербур. Корабли пересекли море Гелле (кстати, от этого имени произошло название Геллеспонта в Турции), которое сейчас известно как Северное море. Воины высадились в большой бухте, когда-то назвавшейся Фракийским морем. На современных картах этот залив в Кембриджшире обозначен просто как Уош. Его воды омывают край Восточно-Английской равнины.

Бойд добавил к рассказу Перлмуттера еще один факт:

– Гомер упоминает четырнадцать рек, протекающих в Трое и ее окрестностях. Это поразительное совпадение. По Восточно-Английской равнине протекает ровно четырнадцать рек. Уилкинс обнаружил, что даже через тридцать столетий их имена сохранились почти в первозданном виде и вполне опознаются. Гомер, например, говорит о реке Темезе. Это название следует перевести как Темза.

– А троянцы? – вопросил Сэндекер, все еще не до конца убежденный.

– Их армия была собрана со всей Англии, Шотландии и Уэлса, – продолжил рассказ Перлмуттер. – Кроме того, им помогали союзники из континентальной части Европы. А теперь, когда у нас есть залив и равнина при нем, мы можем отметить на ней места битв и оборонительных сооружений. К северо-востоку от Кембриджа до сих пор сохранились два громадных параллельных рва. Уилкинс считает, что их вырыли осаждающие. Они выполняли примерно такую же функцию, как траншеи времен Первой мировой войны: не давали защитникам крепости внезапно атаковать лагерь и корабли осаждающих.

– Но где же тогда стояла сама крепость Троя? – не отступал Сэндекер.

Перлмуттер принял вызов.

– Наиболее вероятным местом ее расположения представляются холмы Гог-Магог, где обнаружены и раскопаны большие кольцевые земляные укрепления с глубокими оборонительными рвами. Там обнаружены следы деревянного палисада и множество бронзовых изделий. Найдены также погребальные урны и большое количество скелетов со следами прижизненных ран.

– Откуда взялось такое странное название – Гог-Магог? – спросила Саммер.

– Много лет назад, когда местные жители начали случайно находить все больше человеческих костей, они решили, что это место великой древней битвы, очень кровопролитной битвы. Они вспомнили и о библейском пророчестве Иезекииля и о войне, которую должен развязать Гог, царь страны Магог.

Сэндекер перевел взгляд с Бойда на Чизхолма:

– Ну хорошо, мы услышали от вас о Троянской войне, о том, что она велась на юге Англии из-за оловянных копей. Какое все это имеет отношение к кельтским находкам Дирка и Саммер на отмели Навидад?

Ученые обменялись веселыми взглядами. Затем Бойд произнес:

– Ну как же, адмирал, самое прямое! Теперь, когда мы почти уверены, что битва за Трою состоялась в Англии, мы можем установить связь великих странствий и приключений Одиссея с отмелью Навидад.

В конференц-зале воцарилась такая тишина, что, если бы на пол упала булавка, все наверняка бы это услышали. Прозвучавшее заявление было подобно разорвавшейся бомбе, и взрыв оказался столь неожиданным, что прошло почти полминуты, прежде чем кто-то из присутствующих произнес хоть слово.

– О чем вы говорите? – спросил Ганн, пытаясь переварить услышанное.

Сэндекер медленно развернулся к Перлмуттеру:

– Джулиан, ты что, тоже заодно с этим безумием?

– Это вовсе не безумие, – заявил Перлмуттер с широченной улыбкой. – В эпосе Гомера написано, что Одиссей был царем острова Итака. Но на этом греческом острове никогда не было царства, да и значительных развалин там тоже нет. Уилкинс показывает – и для меня, по крайней мере, его аргументов достаточно, – что царство Одиссея находилось не в Греции. Теофиль Кайо, бельгийский адвокат из французского города Кале, после многолетних исследований объявил, что Итака Гомера находилась на месте испанского Кадиса. За прошедшие три тысячи лет береговая линия здесь сильно изменилась, но геологи и сейчас могут показать вам очертания нескольких островов, ставших теперь частью материка. Кайо и Уилкинс сумели идентифицировать большинство пунктов путешествия Одиссея, и ни один из них не имеет отношения к Средиземному морю.

– Вынужден согласиться, – сказал Йегер. – Мы с Макс тоже составили карту его путешествия. Мы использовали при этом всю известную информацию о странствиях Одиссея – описания Гомера, теории Кайо и Уилкинса, навигационные методы бронзового века, сведения о приливах и течениях.

Йегер взял в руки пульт дистанционного управления и набрал на нем цифровой код. На экране появилась карта северной части Атлантического океана. Красная линия от южной Англии прошла сначала вдоль побережья Африки, а потом за островами Кабо-Верде пересекла океан и добралась до островов Карибского бассейна. Йегер взял лазерную указку и начал двигать световое пятнышко по маршруту Одиссея, начиная от Англии.

– Место первой высадки на сушу после выхода в море сам Одиссей называет Землей лотофагов, или поедателей лотоса. По Уилкинсу, это, вероятно, западное побережье Африки возле Сенегала. Лотос здесь – род растений из семейства бобовых. Он обладает наркотическим эффектом, и местные жители с удовольствием поедают его уже тысячи лет. Отсюда ветры погнали корабли Одиссея на запад к островам Кабо-Верде, где мы вполне логично можем поселить циклопов. Описание Одиссея соответствует этим островам почти идеально.

– А, это земля одноглазых людей, – заметил Сэндекер с напряженной улыбкой.

– Гомер нигде не утверждает, что все люди там имели по одному глазу, – объяснил Йегер. – У них у всех было по два, только у Полифема один, и то не посередине лба, а где положено.

– Если я правильно помню «Одиссею», – заметил Ганн, – то после бегства от циклопов Одиссея опять понесло на запад к острову Эола.

Йегер только кивнул.

– Я учел преобладающие ветры и течения и получил, что местом следующей высадки Одиссея на берег должен быть один из многочисленных островков к югу от Мартиники и к северу от Тринидада. Оттуда шторм унес его самого и его флотилию к земле лестригонов. Вот, один из небольших островков под названием Бранвин вполне подходит под описание. Высокие скалы по обоим берегам узкого пролива, по которому проходили корабли Одиссея, до последней детали соответствуют географии этого острова.

– Это там, где лестригоны уничтожили флотилию Одиссея, – добавил Перлмуттер.

– Если бы это было правдой, – возразил Йегер, – то корабли, груженные сокровищами, до сих пор лежали бы в иле на дне бухты.

– Как называется остров?

– Бранвин, – отозвался Йегер. – По имени кельтской богини, одной из трех покровительниц Британии.

– Какому государству принадлежит этот остров? – спросил Дирк.

– Это частное владение.

– Вы знаете, чье именно? – задал вопрос Сэндекер. – Кому он принадлежит? Рок-звезде, актеру, может быть, какому-то богатому бизнесмену?

– Нет, Бранвин принадлежит богатой женщине. – Йегер прервался, чтобы свериться с записями. – Ее зовут Эпона Элиаде.

– Эпона! Это же имя кельтской богини! – воскликнула Саммер. – Вот это совпадение!

– А может, и не просто совпадение, – сказал Йегер. – Я проверю.

– Где была следующая остановка Одиссея? – спросил Сэндекер.

– Всего с одним кораблем вместо двенадцати, – продолжал Йегер, – он приплыл на остров Цирцеи, называемый Эйя, который, по моим расчетам, совпадает с отмелью Навидад – точкой, которую Гомер поместил на краю света.

– Цирцея! – Саммер задохнулась от удивления. – Цирцея была той женщиной, которая жила и умерла в здании, которое мы нашли?

Йегер пожат плечами:

– Что я могу сказать? Это все предположения, и их практически невозможно доказать.

– Но что привело ее сюда, на другую сторону океана, столько тысяч лет назад? – вслух подумал Ганн.

Перлмуттер сложил руки на своем объемистом животе.

– В древние времена люди гораздо чаще путешествовали от одного материка к другому, чем мы можем предположить.

– Интересно было бы узнать, где вы поместите царство Гадеса, – сказал Сэндекер Йегеру.

– Самое вероятное предположение – в пещерах Санто-Томас на Кубе.

Перлмуттер громко высморкался и спросил:

– А после того как Одиссей покинул царство Гадеса, где именно он встретил сирен, чудовище Сциллу и водоворот Харибду?

Йегер беспомощно вскинул руки:

– Эти события я вынужден приписать живому воображению Гомера. По эту сторону Атлантики нет географических явлений, которые соответствовали бы хоть одному из описаний. – Он остановился на мгновение, прежде чем продолжить отслеживать по карте маршрут Одиссея. – Далее Одиссей плывет на восток, пока не подходит к острову Огигия, где живет Калипсо. Я согласен с Уилкинсом в том, что это остров Сан-Мигель в группе Азорских островов.

– Калипсо была красавицей-богиней, сестрой Цирцеи, – вставила Саммер. – Обе они занимали высочайшее общественное положение. По-моему, Одиссей и Калипсо очень романтически провели время вдвоем в виртуальном райском саду уже после его встречи с Цирцеей на ее острове. Я права?

– Да, это так, – ответил Йегер. – После того как Одиссей оставил на морском берегу рыдающую Калипсо и уплыл дальше, его последней остановкой стал дворец царя Алкиноя, куда его занесло встречными ветрами. Получается, что дворец этот находился на острове под названием Лансароте на Канарах. Там он рассказывает царю и его семейству историю своих странствий, получает в подарок корабль и наконец плывет домой, на Итаку.

– Где же вы поместили Итаку? – поинтересовался Ганн.

– Как и утверждает Кайо, около порта Кадис в юго-западной Испании.

Несколько мгновений за столом стояла тишина. Каждый пытался переосмыслить для себя классическую историю и разобраться во множестве теорий. Какая их часть хотя бы отдаленно приближается к истине? Только Гомер знал это, да и он не выдавал этой тайны три тысячи лет.

Дирк улыбнулся Саммер.

– Надо отдать Одиссею должное. Он определенно обладал мужской харизмой, если сумел завести роман с двумя могущественнейшими и влиятельнейшими женщинами своего времени. Пока рядом не появился он, обе они хранили чистоту и были недостижимы для мужчин.

– Если уж говорить откровенно, – сказал Чизхолм, – ни одна из этих дам не была богиней, да и чистотой своей они отнюдь не напоминали свежевыпавший снег. Их обеих описывают как невероятно красивых женщин, обладавших к тому же магическими способностями. Цирцея была колдуньей, Калипсо – чародейкой. Одиссей, будучи простым смертным, никак не мог удовлетворить ни одну из них. Существует вероятность, что они принадлежали к друидам и принимали участие во всевозможных диких и извращенных ритуалах. В качестве друидов они должны были непосредственно совершать человеческие жертвоприношения, которые, как считалось, необходимы для вечной жизни.

Саммер покачала головой:

– И все же в это трудно поверить.

– Но это правда, – ответил Чизхолм. – Известны случаи, когда женщины-друиды обманом завлекали мужчин на оргию или церемонию жертвоприношения. А как предводительницы этого женского культа, они обладали способностью заставить своих приверженцев выполнить любое их желание.

Йегер кивнул:

– К счастью для нас, друидизм умер примерно тысячу лет назад.

– Вот здесь-то и кроется западня, – сказал Чизхолм. – Друидизм очень даже жив, он рядом с нами. По всей Европе существуют секты, которые исполняют древние ритуалы этого культа.

– За исключением человеческих жертвоприношений, надеюсь, – заметил Йегер с мрачной улыбкой.

– Нет, – серьезно возразил Бойд. – Несмотря на то что сейчас это называется убийством и считается серьезным преступлением, человеческие жертвоприношения в подпольных сектах друидов до сих пор практикуются.

После того как все остальные разошлись, Сэндекер пригласил Дирка и Саммер в свой офис. Он подождал, пока они усядутся, и быстро перешел к делу:

– Я бы хотел, чтобы вы вдвоем осуществили археологический проект.

Саммер и Дирк тайком обменялись сконфуженными взглядами. Ни один из них не имел понятия, к чему клонит адмирал.

– Вы хотите, чтобы мы отправились на отмель Навидад? – спросил Дирк.

– Нет, я хочу, чтобы вы полетели на Гваделупу и исследовали гавань острова Бранвин.

– Но раз это частное владение, разве мы не должны будем получить разрешение владельца? – спросила Саммер.

– До тех пор, пока вы не высаживаетесь на берег, вы не нарушаете границы частных владений.

Дирк скептически посмотрел на Сэндекера:

– Вы хотите, чтобы мы искали сокровища, которые флотилия Одиссея потеряла в земле лестригонов?

– Нет, я хочу, чтобы вы нашли корабли и все, что от них осталось. Если вам удастся их найти, это будут самые старые обломки кораблей в Западном полушарии. Такая находка способна изменить всю древнюю историю. Если это в принципе возможно, я хочу, чтобы честь открытия принадлежала НУМА.

Саммер нервно сложила руки на столе.

– Вы должны понимать, адмирал, что шансов совершить такое невероятное открытие – один на миллион.

– Даже один-единственный шанс стоит того, чтобы попробовать. Лучше попытаться и потерпеть неудачу, чем сидеть на месте и ничего не делать. И никогда не узнать правды.

– У вас есть расписание авиарейсов?

– Руди Ганн организует для вас самолет НУМА. Вылетите завтра утром. После того как ваш самолет сядет в аэропорту города Пуэнт-а-Питр на Гваделупе, вас встретит тамошний представитель НУМА Шарль Моро. Он уже зафрахтовал для вас небольшое суденышко. На нем вы и отправитесь к острову Банрвин, который находится южнее. Вам придется везти с собой ваше собственное подводное снаряжение. Руди организует перевозку профиломера – специального прибора, который поможет вам обнаружить под слоем ила и песка на дне бухты любые аномалии.

– Но почему такая спешка? – спросил Дирк.

– Если информация обо всем этом просочится наружу, а это непременно произойдет, то на остров тут же заявятся со всего света толпы охотников за сокровищами. Я хочу, чтобы команда НУМА быстро появилась там, исследовала дно и исчезла. Если у вас получится, мы сможем договориться с французами, которые владеют Гваделупой, и обеспечить охрану района. Есть вопросы?

Дирк взял Саммер за руку.

– Что ты думаешь?

– Звучит заманчиво.

– Я почему-то знал, что ты это скажешь, – грустно заявил Дирк. – В какое время мы должны быть в аэропорту на терминале НУМА, адмирал?

– Лучше, если вы вылетите с утра пораньше. Самолет поднимется в воздух в шесть.

– В шесть утра? – спросила Саммер, мгновенно потеряв значительную часть своего энтузиазма.

Сэндекер весело ухмыльнулся.

– Если повезет, вы по пути в аэропорт еще успеете услышать крик петуха.

33

После встречи и обсуждения в конференц-зале Йегер спустился на лифте в свои владения на десятом этаже. Он никогда не был любителем официальных ланчей в известных ресторанах Вашингтона, а потому привозил на работу фрукты, овощи и термос с морковным соком в старомодной корзинке, специально для этого предназначенной.

Йегер был не из тех, кто способен утром с места в карьер окунуться в работу. Ему всегда требовалось время на подготовку. Вот и сегодня он развалился в кресле, поставил рядом чашку с травяным настоем, который всегда заваривал лично, и принялся просматривать «Уолл-стрит Джорнал», проверяя состояние своих инвестиций. Наконец он отложил газету в сторону и перешел к отчету, который направил ему офис Сэндекера и где говорилось об обнаруженных Питтом и Джордино громадных подземных тоннелях под Никарагуа. Он прочел отчет, а затем запустил программу, которая перевела печатный текст в компьютерную форму и записала на диск. Еще один глоток травяного настоя, и он вызвал Макс.

Она медленно материализовалась в пространстве перед терминалом. На ней было короткое голубое шелковое платье с желтым поясом и голубыми звездами. На спине платья красовалась надпись: «чудесная женщина».

– Как тебе нравится мой наряд? – спросила Макс приторно-сладким голосом.

– Где ты это отыскала? – строго спросил Йегер. – От этих тряпок наверняка отказалась Армия спасения?

– В свободное время я изучаю интернет-каталоги. Счет я попросила прислать твоей жене.

– Ну еще бы! – улыбнулся Йегер.

Макс представляла собой всего лишь голограмму. Она никак не могла ни заказывать материальные объекты, ни носить их или платить за них. Йегер изумленно покачал головой. Его не переставал поражать темперамент Макс, призрачный и все же очень живой. Бывали моменты, когда ему казалось, что он напрасно придал Макс внешность и характер своей жены.

– Если ты закончила пускать пыль в глаза, Чудесная Женщина, то у меня есть для тебя небольшая работенка.

– Я готова, господин, – ответила она, копируя манеру Барбары Эден в старом телевизионном шоу «Я мечтаю о Дженни».

Йегер ввел содержимое диска в память Макс.

– Не спеши, подумай. Что ты можешь об этом сказать?

Несколько мгновений Макс стояла неподвижно и не мигая, затем спросила:

– Что ты хочешь знать?

– Вопрос следующий: какой мотив может быть у «Одиссея» и китайцев для рытья четырех громадных тоннелей через все Никарагуа от Атлантического океана до Тихого?

– Это просто. Решение твоей загадки даже не разогрело мне процессор.

Йегер поднял глаза на стоящее перед ним изображение женщины:

– Откуда у тебя мог взяться ответ? Ты еще даже не проанализировала проблему.

Макс демонстративно зевнула, небрежно прикрывая рот рукой:

– Это настолько элементарно! Не перестаю удивляться, как люди умудряются не видеть ничего дальше собственного носа.

Йегер окончательно уверился, что ошибся где-то в программе. Слишком уж быстро Макс объявила, что задача решена.

– Хорошо, я очень хочу услышать твое решение.

– Тоннели построены для того, чтобы перекачивать по ним большое количество воды.

– Ну, это заявление не кажется мне сногсшибательным. – Он решил, что Макс просто ушла в сторону от вопроса. – Серия тоннелей, которые начинаются и кончаются в океане и, кроме того, оборудованы громадными насосами... Твой вывод очевиден.

– Ах, – произнесла Макс, держа перед собой руку с поднятым указательным пальцем. – Но знаешь ли ты, зачем они хотят перекачивать по этим тоннелям большое количество воды?

– Какой-нибудь громадный ирригационный проект или опреснение морской воды? Черт, я не знаю.

– Как люди могут быть настолько тупыми? – раздраженно произнесла Макс. – Ты готов, господин?

– Если ты будешь так добра и наконец скажешь мне...

– Тоннели созданы для того, чтобы изменить направление Южного Экваториального течения, которое проходит от Африки в Карибское море.

Йегер был озадачен.

– Что же при этом произойдет? Какая возникнет угроза для окружающей среды?

– Неужели ты не понимаешь?

– В Атлантическом океане больше чем достаточно воды, чтобы компенсировать потерю нескольких миллионов галлонов.

– Не смешно.

– Что же тогда?

Макс вскинула руки:

– Если Южное Экваториальное течение изменит свое направление, температура Гольфстрима на тот момент, когда он добирается до Европы, упадет почти на восемь градусов.

– И? – Йегер все еще не понимал до конца.

– Если температура воды, которая греет Европу, упадет на восемь градусов, там установится примерно такая же погода, как в северной Сибири.

Йегер был не в состоянии мгновенно осмыслить всю необычайность заявления Макс и понять все немыслимые последствия такого варианта развития событий.

– Ты в этом уверена?

– Я когда-нибудь ошибалась? – надула губки Макс.

– Восемь градусов, по-моему, многовато, – не желая сдаваться, продолжал настаивать Йегер.

– То, о чем мы говорим, вызовет падение температуры Гольфстрима возле Флориды, скажем, всего на три градуса. Но когда выходящее из Арктики ледяное Лабрадорское течение встретит Гольфстрим возле прибрежных провинций Канады, температура упадет ниже. Это, в свою очередь, вызовет еще большее похолодание по всей Европе, изменит погодные схемы и вызовет возмущения в атмосфере от Скандинавии до Средиземного моря.

Эта ужасающая перспектива внезапно предстала перед Йегером с кристальной ясностью. Двигаясь будто в замедленном кино, он снял трубку телефона и набрал номер офиса Сэндекера. Секретарь без промедления соединил его с адмиралом.

– Ну как, у Макс нашлись какие-нибудь ответы? – спросил Сэндекер.

– Нашлись.

– И?

– Адмирал, – с трудом выговорил Йегер внезапно охрипшим голосом. – Боюсь, что надвигается катастрофа.

34

В ожидании вертолета, который уже опаздывал больше чем на час, Джордино безмятежно спал и, вероятно, видел приятные сны, а Питт осматривал в бинокль воды озера Никарагуа, окружавшего башню маяка. На западе меньше чем в трех милях виднелась береговая линия, и Питт мог различить на ней маленькое поселение. Он справился с картой и определил, что это поселение называется Ривас. Затем он переключил внимание на большой величественный остров в форме восьмерки. Остров этот, густо заросший лесом и с виду казавшийся весьма плодородным, лежал не больше чем в пяти милях к западу от маяка. Питт оценил его площадь приблизительно в сто пятьдесят квадратных миль.

Судя по карте, остров носил название Ометепе. Питт сосредоточил свое внимание на двух вулканических пиках, которые соединял между собой узкий перешеек в пару миль длиной. Вулкан в северной части острова вздымался больше чем на пять тысяч футов и, судя по всему, находился в активном состоянии. Это было видно по тонкой струйке дыма, которая поднималась из верхушки вулканического конуса и пропадала в клубящихся облаках, проплывающих над вершиной.

Южный вулкан по форме представлял собой идеальный конус и, кажется, спал. Питт рассудил, что он на добрую тысячу футов ниже своего северного собрата. Он определил также, что четыре подземных тоннеля проходят непосредственно под перешейком острова около основания северного вулкана. Это объяснило бы, подумал он, тот странный подъем температуры, который они с Джордино испытали в четвертом тоннеле.

Еще один быстрый взгляд на карту показал, что активный вулкан называется Консепсьон, а его спящий собрат – Мадерас. Он повел биноклем и совершенно неожиданно для себя обнаружил, что видит перед собой нечто очень напоминающее крупное промышленное предприятие. Комплекс его сооружений раскинулся на южных склонах Консепсьона прямо над концом перешейка. Питт оценил занимаемую комплексом площадь в пятьсот – шестьсот акров. Место для крупного предприятия показалось Питту весьма неожиданным. Вряд ли имело смысл вкладывать миллионы долларов в строительство подобного промышленного гиганта в месте, лишенном каких бы то ни было транспортных возможностей. Если, конечно, размышлял он, это предприятие не секретное.

Затем он увидел, как с севера появился самолет и сделал круг над озером, собираясь садиться. Оказывается, вдоль перешейка была проложена взлетно-посадочная полоса, подходившая непосредственно к воротам комплекса. Самолет обогнул вулкан Мадерас, сел и подкатил к большому терминалу в конце полосы.

Питт опустил бинокль. На его лице появилось выражение отвращения, как будто он видел перед собой то, чего ему совсем не хотелось видеть. Его зеленые глаза затуманились в глубоком раздумье. Он промыл линзы бинокля несколькими каплями воды из своей фляжки и тщательно протер подолом рубахи, вытащенным из-под комбинезона. Затем он вновь поднял бинокль и, чтобы окончательно удостовериться, заново навел его на самолет.

В этот момент между облаками проглянуло солнце, и остров Ометепе оказался залит ярким светом. Хотя самолет даже в бинокль выглядел не крупнее муравья, ошибиться в его бледно-лиловом цвете было невозможно: фюзеляж и крылья самолета как раз отразили солнечные лучи.

«Одиссей», – пробормотал Питт про себя. У него закружилась голова. Только теперь он наконец сообразил, что таинственный промышленный комплекс располагается непосредственно над тоннелями. Это объясняло грузовые лифты, которые они с Джордино видели внизу возле железнодорожного терминала. Чем бы ни занимались на предприятии, оно действительно могло быть связано с тоннелями – в прямом и в переносном смысле, – но в то же время его размеры заставляли предположить, что это отдельный, независимый проект.

Он слегка повернул бинокль и оглядел здания, устроившиеся возле подножия вулкана. Его взгляд остановился на выстроившихся в ряд ангарах, а там... за ангарами... что-то похожее на обширные грузовые причалы! Крыши складов-ангаров заслоняли их почти полностью, но ему все же удалось разглядеть на фоне голубого неба четыре грузовых крана. Питт понял, что комплексу не нужна внешняя транспортная система. Он вполне самодостаточен.

Затем почти одновременно произошли три вещи, и стало ясно, что их проблемы на сегодня отнюдь не закончились.

Башня маяка внезапно начала необъяснимо раскачиваться, как танцовщица, исполняющая гавайский танец. Как Питт и говорил Перси Ратбоуну, они с Джордино выросли в Калифорнии и привыкли к землетрясениям. Однажды Питт оказался в момент землетрясения на тридцатом этаже офисного здания. Небоскреб начал вот так же раскачиваться и вибрировать. К счастью, фундамент здания – специально в расчете на подобные случаи – покоился глубоко под землей на гигантских бетонных роликовых подшипниках. На маяке ощущение было примерно таким же. Башня дрожала и ворочалась, как пальмовое дерево в точке столкновения встречных ветров.

Питт подумал, что началось извержение вулкана и резко повернулся к конусу горы Консепсьон. Однако пик по-прежнему казался спокойным, над ним не появилось ни дыма, ни пепла. Он перевел взгляд вниз, на воду, и увидел, что ее поверхность дрожит, как будто под поверхностью работает гигантский невидимый вибратор. Через минуту, которая показалась Питту вечностью, дрожание прекратилось. Джордино даже не проснулся, что, впрочем, совсем не удивило Питта.

Вторым признаком угрожающей опасности стал маленький бледно-лиловый патрульный катер. Он отошел от острова и направился прямо к маяку. Охранники на борту катера, по всей видимости, были совершенно уверены, что жертва в ловушке и никуда не денется. Катер не спеша резал носом озерную воду.

Третья и окончательная опасность пришла снизу, из-под ног Питта и Джордино. Из шахты, ведущей глубоко вниз в тоннель, донеслось чуть слышное звяканье металла о металл. Этот звук на пределе слышимости в следующие несколько секунд, вероятно, спас им обоим жизнь.

Питт толкнул Джордино ногой.

– У нас гости. Кажется, они взяли наш след.

Джордино мгновенно проснулся и вытащил из-за пояса под белым комбинезоном автоматический пистолет «дезерт-игл» пятидесятого калибра. Питт с той же скоростью выудил из своего рюкзака древний кольт сорок пятого калибра.

Скорчившись рядом с входом в шахтный ствол, Питт, не показываясь над бортиком, заорал вниз:

– Стоять! Не двигаться!..

Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Ответом ему стал ураганный огонь из автоматического оружия. Стреляли из шахты снизу вверх, при этом металлическая крыша маяка обзавелась достаточным количеством отверстий, чтобы ее можно было переквалифицировать в дуршлаг. Снизу шел настолько интенсивный огонь, что Питт и Джордино не стали даже отвечать: поостереглись высовывать над бортиком руку с пистолетом. Им совсем не хотелось рисковать пальцами.

Питт, не поднимая головы, подобрался к одному из окон маяка и принялся колотить по стеклу рукояткой своего кольта. Понадобилось несколько сильных ударов, чтобы толстое стекло треснуло и осыпалось множеством осколков. Большая их часть улетела вниз, в море, но Питт быстро протянул руку наружу и разбил оставшиеся части стекла таким образом, чтобы осколки полетели на пол. Он ногами сгреб их в кучки и спихнул через край в шахту. Осколки толстого стекла посыпались вниз дождем бритвенно-острых лезвий. В шахте раздались вопли и крики боли. Огонь почти прекратился.

Воспользовавшись замешательством, Питт и Джордино принялись вслепую палить в ствол шахты из своих автоматических пистолетов. В узкой шахте пули, даже выпущенные наугад, рикошетили от бетонных стен и косили поднимающихся по лестнице охранников «Одиссея». Крики боли прекратились, вместо них наверх донеслись тошнотворные глухие удары тел о стены шахтного ствола и об пол тоннеля далеко внизу.

– Пожалуй, это помешает им осуществить свои планы, – заметил Джордино, вставляя в пистолет свежую обойму. В его голосе не прозвучало ни сожаления, ни раскаяния.

– У нас есть и еще непрошеные гости, с ними тоже придется разбираться, – сказал Питт и указал на патрульный катер, который теперь уже несся к маяку на полной скорости, подняв нос над водой и оставляя за собой радужный петушиный хвост водяных брызг.

– Да, сойдутся вплотную. – Джордино кивнул через разбитое окно на голубой вертолет, приближавшийся к маяку с севера. Вертолет летел над самой поверхностью озера.

Питт быстро прикинул в уме расстояния, которые осталось преодолеть вертолету и катеру, и позволил себе напряженно улыбнуться.

– Птичка быстрее. Она, скорее всего, обгонит катер на целую милю.

– Молись, чтобы у них на борту не было ракетных установок, – сказал Джордино, тем самым выливая ушат холодной воды на пламенную уверенность своего друга.

– Скоро узнаем. Готовься хватать конец, как только его сбросят.

– Понадобится слишком много времени, чтобы поднять нас туда по одному, – сказал Джордино. – Я решительно предлагаю нам обоим распрощаться с этим замечательным маяком одновременно. Прольем по несколько слезинок, ну и так далее.

Питт кивнул.

– Я за.

Они вышли на узкий балкончик, опоясывавший верхушку маяка. Питт опознал вертолет как «Белл-430» с двумя двигателями фирмы «Роллс-Ройс». На его желто-красном корпусе красовалась надпись «Авиалинии Манагуа». Питт внимательно наблюдал, как пилот вертолета без всяких экивоков и предварительных маневров направляет машину прямо к башне маяка. Одновременно кто-то из членов экипажа включил лебедку, и через открытую боковую дверь вертолета на тросе вниз поехала специальная обвязка для подъема человека.

Будучи чуть ли не на фут выше Джордино, Питт подпрыгнул изо всех сил и вцепился в ремни обвязки сразу же, как только она приблизилась и начала раскачиваться у них над головами. Еще через мгновение он накинул обвязку на плечи Джордино.

– Ты сложен покрепче. Ты виси в этой сбруе, а я ухвачусь за тебя.

Джордино просунул руки в петлю и дополнительно схватился ими за трос, а Питт плотно обхватил его вокруг пояса. Техник в вертолете, понимая, что его не слышно за воем мощных турбин, бешено размахивал руками, пытаясь просигналить людям внизу, что вертолет может поднимать только по одному человеку одновременно.

Его предупреждение опоздало: Питта и Джордино уже унесло с балкона маяка, и они теперь болтались в сотне футов над водой. Виной этому стал неожиданный порыв ветра, подхвативший вертолет. Пилот был удивлен, когда его летающая машина от суммарного веса двух человек внезапно накренилась на правый борт. Он быстро выправил ее и завис на месте. Техник тем временем беспомощно наблюдал, как перегруженная лебедка изо всех сил старается втащить на борт обоих мужчин.

Им повезло. С катера преследователей не стали запускать ракеты. Однако спаренный крупнокалиберный пулемет на носу взорвался частыми очередями. К счастью, катер был еще слишком далеко, да и нос его на полной скорости подпрыгивал на волнах, так что пулеметчик промахнулся на добрых пятьдесят ярдов.

Пилот в ужасе увидел, что по его машине открыли огонь. Он тут же позабыл о людях, которых прилетел спасать, и резко бросил вертолет в сторону, уходя от преследователей и спеша добраться до безопасного берега. Питту и Джордино оставалось еще двадцать футов до двери вертолета, и их теперь бешено мотало во все стороны. Джордино казалось, что его руки готовы выскочить из плечевых суставов. Питт не испытывал боли, ему оставалось только держаться за Джордино мертвой хваткой и кричать технику, чтобы поднимал их побыстрее.

Питт видел напряжение и муку на лице Джордино. Эти две минуты стали самыми длинными, какие ему пришлось пережить. Он чуть не поддался искушению выпустить Джордино и упасть, но одного взгляда на поверхность озера, которое плескалось теперь почти в пятистах футах под его болтающимися ногами, оказалось достаточно, чтобы он быстро изменил свое мнение.

Еще несколько мгновений – и он увидел всего в пяти футах перед собой оцепенелые глаза техника. Тот повернулся и крикнул что-то пилоту, который мастерски накренил машину – ровно настолько, чтобы Питт и Джордино буквально ввалились в грузовой отсек. Боковую дверь поспешно захлопнули и заперли.

Обалдевший техник все еще не мог отвести глаз от двоих мужчин, распростертых на полу отсека.

– Ну вы, парни, чокнутые, – проворчал он с сильным испанским акцентом. – Наша лебедка предназначена только для мешков с почтой по сотне фунтов.

– Надо же, он говорит по-английски, – заметил Джордино.

– Не слишком хорошо, – добавил Питт. – Напомни мне написать благодарственное письмо компании, сделавшей эту лебедку.

Он поднялся на ноги и поспешил в кокпит, где не без труда отыскал в боковом окне патрульный катер. Тот прекратил погоню и теперь разворачивался, чтобы вернуться обратно к острову.

– Что, черт побери, здесь происходит? – требовательно спросил разгневанный пилот. – Эти клоуны всерьез в нас стреляли.

– Нам повезло. Они плохие стрелки.

– Я не рассчитывал на неприятности, когда брал этот фрахт, – сказал пилот, по-прежнему не отрывая от катера опасливого взгляда. – Кто вы такие, парни, и почему этот патрульный катер вас преследует?

– Как и указано в вашем фрахте, – ответил Питт, – мы с другом работаем на Национальное подводное и морское агентство. Меня зовут Дирк Питт.

Пилот снял одну руку с пульта управления и протянул ее Питту через плечо.

– Марвин Хьюи.

– Вы американец. Монтана, судя по акценту.

– Близко. Я вырос на ранчо в Вайоминге. Двадцать лет гонял эти штуки в Военно-воздушном флоте, а после того как жена оставила меня и сбежала с нефтяником, вышел здесь в отставку и основал небольшую чартерную компанию.

Питт пожал протянутую руку и бегло оглядел пилота. За пультом управления вертолетом тот казался маленьким; редеющие рыжие волосы клином спускались на лоб. Он был одет в выцветшие джинсы, цветастую рубашку и высокие ковбойские башмаки. Егобледно-голубые глаза смотрели на мир так, как будто им пришлось на своем веку увидеть слишком многое. Судя по внешнему виду, ему было под пятьдесят.

Хьюи с любопытством взглянул на Питта:

– Вы так и не сказали мне, что за бегство с погоней и стрельбой вы тут устроили.

– Мы видели кое-что, чего нам видеть не полагалось, – ответил Питт без подробностей.

– Что можно увидеть на заброшенном маяке?

– Этот маяк совсем не то, чем кажется.

Хьюи явно не поверил, но не стал настаивать на продолжении разговора.

– Мы сядем на нашем летном поле в Манагуа через двадцать пять минут.

– Чем быстрее, тем лучше. – Питт жестом показал на пустующее кресло второго пилота: – Вы не против?

Хьюи слегка кивнул:

– Да, пожалуйста.

– Думаю, что вы не сможете пролететь над заводом «Одиссея» на острове?

Хьюи чуть развернулся в его сторону и наградил Питта взглядом, который приберегают обычно для ненормальных.

– Вы шутите. Это место охраняется лучше, чем зона номер пятьдесят один на озере Грум-Лейк в Неваде. Я не успел бы подлететь к нему и на пять миль, как меня отогнал бы вертолет охраны.

– А что, собственно, там происходит?

– Никто не знает. Это настолько секретное предприятие, что никарагуанцы вообще отрицают его существование. Начиналось все это как маленькая фабрика, но за последние пять лет ее кардинально расширили. Предпринимаются предельные и даже запредельные меры безопасности. Там построили громадные склады и какие-то другие здания. Некоторые думают, что сборочные цеха. Ходят слухи, что там есть жилая секция на три тысячи человек. Прежде местные никарагуанцы выращивали на островах кофе и табак. Теперь никарагуанское правительство насильно выселило людей с их земли и переселило на восток, в горы. Крупные здешние города, Альта-Гарсию и Мойогальпу, просто снесли с лица земли и сожгли.

– Правительство, должно быть, вкладывает в это предприятие кучу денег.

– Об этом я ничего не знаю, но они сделали все от них зависящее, чтобы «Одиссей» мог действовать здесь без помех.

– И никто ни разу не проскользнул через охранную систему «Одиссея»? – поинтересовался Питт.

Хьюи натянуто улыбнулся:

– Никто из тех, кто остался жив.

– Туда так сложно проникнуть?

– Все побережье острова патрулируют автомобили, оборудованные средствами наблюдения по последнему слову техники. Патрульные катера при поддержке вертолетов постоянно обходят остров. Дистанционные сенсоры регистрируют любое движение на каждой тропинке и дорожке, ведущих к комплексу. Говорят, что инженеры «Одиссея» довели сенсоры системы наблюдения до совершенства, и теперь они способны уловить запах приближающегося человека и отличить его от запаха животного.

– Но должны же существовать спутниковые фотографии, – продолжал настаивать Питт.

– Вы действительно можете купить такие фотографии у русских, но они не расскажут вам, что происходит внутри многочисленных зданий.

– Должны быть слухи.

– Конечно, и множество. Единственный слух, основанный хоть на чем-то, состоит в том, что это научно-исследовательское предприятие. Что именно там исследуют – каждый может догадываться сам.

– У предприятия должно быть название.

– Только местное.

– Какое именно? – Питту пришлось поторопить ответ.

– По-английски, – наконец ответил Хьюи, – оно означает «дом невидимок».

– Есть какие-то причины?

– Говорят, это потому, что каждый, кто туда входит, исчезает без следа.

– И местные власти не проводят расследования? – спросил Питт.

Хьюи покачал головой.

– Никарагуанские бюрократы никого к этому не подпускают. Говорят, что администрация «Одиссея» просто купила в этой стране всех политиков, судей и полицейских начальников.

– А как насчет китайцев? Они тоже здесь?

– В Центральной Америке они сейчас всюду. Около трех лет назад они заключили с «Одиссеем» контракт на строительство короткого канала через перешеек, отделяющий с запада озеро Никарагуа от океана. Было предусмотрено, что через канал возле Пенья-Бланка глубоководные грузовые суда смогут входить в озеро и выходить из него.

– Должно быть, это принесло экономике страны огромную выгоду.

– Да нет. Большая часть судов, которые пользуются каналом, принадлежит торговому флоту Китая.

– Компании «КОСКО»?

Хьюи кивнул.

– Да, эти самые. Они всегда встают к причалам «Одиссея».

Остаток пути Питт сидел молча. Его мозг без конца тасовал и перебирал мириады противоречий и неизвестных, имеющих отношение к «Одиссею», к его странному основателю и к еще более странным операциям. Как только Хьюи посадил вертолет возле ангара своей компании в двух милях от Манагуа, Питт отошел в сторонку и вызвал адмирала Сэндекера.

Сэндекер – в своем репертуаре – не стал тратить слов понапрасну:

– Разве вы еще не вылетели в Вашингтон?

– Нет, – резко ответил Питт. – И не собираемся.

Сэндекер понял, что у Питта на уме что-то серьезное, и сбавил ход.

– Полагаю, у вас есть на то серьезная причина.

– Известно ли вам о громадном секретном предприятии на острове в озере Никарагуа непосредственно над тоннелями? Построил его и владеет им «Одиссей».

– Пока я видел только доклад том, что «Одиссей» расширяет канал из океана в озеро, чтобы через него могли проходить грузовые суда. – Сэндекер немного помолчал. – Если подумать, в докладе говорилось что-то неопределенное о ремонтных предприятиях, которые никарагуанцы строят в портовом городе Гранада в нескольких милях к востоку от Манагуа.

– В докладе и не могло быть ничего определенного, потому что эти доки построены на острове Ометепе, входят в состав комплекса «Одиссея» и предназначены только для его внутреннего использования.

– Что вы задумали? – спросил Сэндекер, как будто прочитав мысли и расшифровав намерения Питта.

– Я предлагаю следующее: мы с Алом проникнем на это предприятие и расследуем его деятельность.

Сэндекер заколебался.

– И это после того, как вы еле ушли из тоннелей? Всякое везение когда-нибудь кончается.

– Зато мы набираемся опыта по взлому и проникновению.

– Не смешно, – резко оборвал его Сэндекер. – У них, должно быть, очень плотная система безопасности. Как вы планируете пробраться внутрь?

– С воды.

– А ты не думаешь, что у них есть подводные сенсоры?

– Я бы очень удивился, – произнес Питт, – если бы их не было.

35

Через десять минут после разговора с Питтом Сэндекер сидел за своим столом и с крайним скептицизмом смотрел на Хайрема Йегера.

– Ты в этом уверен? Должно быть, твои данные ошибочны.

Йегер был непоколебим.

– Макс, конечно, не может быть права во всех ста процентах случаев, она тоже может ошибиться. Но в данном случае я считаю, что она попала в точку.

– Это совершенно невероятно, – сказал Ганн, прочитав прогнозы Макс.

Сэндекер, потрясенный прочитанным, медленно покачал головой.

– Ты говоришь, что тоннели построены для того, чтобы направить в сторону Южное Экваториальное течение, что, в свою очередь, должно вызвать падение температуры воды в Гольфстриме?

– Согласно созданной Макс компьютерной модели, эта температура к моменту, когда течение подходит к Европе, упадет на восемь градусов.

Ганн поднял голову от папок с информацией.

– Для европейского климата последствия будут катастрофическими. На всем континенте восемь месяцев в году будет царить сильнейший мороз.

– Давайте не будем забывать, что Гольфстрим оказывает свое влияние и на восточное побережье Соединенных Штатов, и на прибрежные провинции Канады, – добавил Сэндекер. – Все штаты к востоку от Миссисипи и вдоль атлантического побережья могут пострадать от холода не меньше, чем Европа.

Ганн саркастически заметил:

– Ну вот, первая приятная мысль.

– Теплые поверхностные воды атлантического пассатного течения имеют определенную температуру и соленость, – объяснил Йегер. – По мере того как эти тропические воды продвигаются на север, они смешиваются с холодными арктическими водами. Плотность воды увеличивается, и к юго-востоку от Гренландии течение опускается вниз, на глубину. Это так называемая термохалинная циркуляция. Затем воды течения постепенно вновь нагреваются, и на подходе к Европе оно вновь поднимается к поверхности. Внезапное падение температуры Гольфстрима может вызвать также прекращение термохалинной циркуляции, что еще более усугубит кризис. Такое положение вещей может затянуться на несколько столетий.

– Каковы будут первые следствия такого события? – спросил Сэндекер.

Йегер разложил на адмиральском столе несколько листов бумаги и начал излагать свои данные:

– Смерть и разрушение приобретут немыслимые масштабы. Вначале от обморожения и гипотермии должны будут умереть тысячи бездомных. Потом гораздо больше людей умрут оттого, что небывало высокий спрос вызовет быстрое исчезновение из продажи всевозможных вещей и припасов, необходимых для отопления домов. Замерзнут реки и встанут все жизненно важные речные перевозки. В Балтийском и Северном морях замерзнут все порты, затруднятся перевозки нефти и сжиженного газа, который используется для отопления, не говоря уж о миллионах тонн продовольствия, ввозимого из других стран. Урожаи большинства сельскохозяйственных культур упадут вдвое. Нехватка продовольствия усугубится еще и тем, что вегетационный период станет заметно короче. Автотранспорт встанет из-за морозов, сильных снегопадов и недостатка топлива. Аэропорты и железные дороги тоже будут стоять неделями. Люди станут больше болеть простудами, гриппом и воспалением легких. Туризм исчезнет за одну ночь. Европейская экономика впадет в состояние полного хаоса, конца которому не будет видно. И это только половина истории.

– Значит, конец французскому виноделию и голландским тюльпанам, – пробормотал Ганн.

– Но как насчет газа, который идет по трубам из стран Среднего Востока и России? – спросил Сэндекер. – Не сможет ли увеличение импорта газа по этим каналам смягчить ситуацию?

– Капля в море, если хотя бы приблизительно прикинуть потребности. Не забудьте еще о серьезной нехватке электроэнергии во время суровых зимних бурь. По оценке Макс без тепла останутся по крайней мере тридцать миллионов домов по всей Европе.

Ганн поднял голову от своих записей.

– Ты сказал, что это только половина истории.

– Подъем температуры в конце весны вызовет дальнейшие разрушения и несчастья, – продолжил Йегер. – В этот жуткий сценарий внесут свою лепту проливные дожди и сильные ветры. Результатом станут массовые и очень сильные наводнения. Реки вздуются от громадного количества тающего снега, выйдут из берегов и затопят тысячи крупных и мелких городов, снесут жизненно важные мосты и миллионы жилых домов. Обвалы и оползни погребут под собой целые города и разрушат большие участки всевозможных автодорог. Невозможно даже вообразить, сколько людей погибнет во время подобного страшного катаклизма.

Некоторое время Ганн и Сэндекер не произносили ни слова. Затем Сэндекер нарушил молчание.

– Зачем? – коротко спросил он.

Ганн тоже не удержался и задал тот единственный вопрос, который занимал сейчас мысли обоих:

– Какую выгоду получат Призрак и китайцы от осуществления такого чудовищного проекта?

Йегер беспомощно всплеснул руками:

– Макс пока не дала ответа на этот вопрос.

– Может быть, Призрак контролирует поступающий в Европу газ? – закинул пробный шар Сэндекер.

– Мы уже ставили этот вопрос и получили сведения обо всех основных производителях газа, которые поставляют его на континент, – ответил Йегер. – Ответ отрицательный. У «Одиссея» нигде в мире нет интересов в добыче газа или нефти. Единственные минералы, добычей которых занимается эта корпорация – это платина из группы благородных металлов и три металла из VIII группы периодической системы Менделеева: палладий, иридий и родий – так называемые платиновые металлы[315]. Для их добычи «Одиссей» владеет крупными месторождениями и шахтами в Южной Африке, Бразилии, России и Перу. У него была бы монополия на все мировые запасы, если бы не рудник «Холл» в Новой Зеландии. Он один производит этих металлов столько же, сколько все остальные страны вместе взятые. Владелец рудника, Уэстморленд Холл, отказывается от любых предложений о продаже.

– Если я правильно помню школьную химию, – медленно проговорил Сэндекер, – то платина используется в основном в производстве электродов, таких, как автомобильные свечи, и ювелирных украшений.

– Она также широко используется в химических лабораториях из-за высокой термостойкости.

– Не вижу связи между горнорудными разработками «Одиссея» и его тайными планами отбросить Европу назад; в ледниковый период.

– Здесь должно быть какое-то рациональное зерно, – сказал Ганн. – Чтобы прокладка таких тоннелей окупилась, вложенные в них деньги должны принести астрономическую прибыль. Если Призрак не получит выгоды от возросшей потребности в энергии, то какую же цель он преследует?

Сэндекер отвернулся к окну и некоторое время задумчиво смотрел вниз, на Потомак. Затем он опять повернулся к Йегеру:

– А эти насосы, они ведь должны работать при огромном давлении воды? Может быть, их можно использовать для получения электричества? Если так, они дадут достаточно электроэнергии, чтобы обеспечить потребности большей части Центральной Америки.

Йегер возразил:

– В докладе Питта ничего не говорится о генераторах. И он, и Джордино, конечно, узнали бы электростанцию, если бы она там была.

Взгляд властных голубых глаз Сэндекера остановился на Ганне:

– Ты в курсе очередной авантюры, которую собираются предпринять эти двое?

– Нет, не в курсе. – Ганн, ничуть не испугавшись, ответил Сэндекеру таким же твердым взглядом. – У меня создалось впечатление, что они уже летят в Вашингтон.

– Планы изменились.

– Неужели?

– Они сообщили мне, что намереваются скрытно исследовать секретное предприятие, построенное «Одиссеем» на острове в центре озера Никарагуа.

– Вы им разрешили? – поинтересовался Ганн с лукавой улыбкой.

– С каких это пор, скажи мне, эти двое готовы принять от меня отрицательный ответ?

– Не исключено, что им удастся подобрать кое-какие ответы к нашим нерешенным загадкам.

– Возможно, – мрачно признал Сэндекер. – А возможно, их просто убьют.

Часть четвертая Ключ

Остров Бранвин, Гваделупа

30 августа 2006 г.

36

На остров Бранвин, расположенный в Карибском море в пятнадцати милях к югу от Басс-Терр – одного из главных островов Гваделупы, – начали прибывать частные и корпоративные самолеты. У трапа пассажиров каждого лайнера встречали необычные микроавтобусы бледно-лилового цвета, роскошно отделанные внутри. Проворно загрузив багаж, водители доставляли путешественников в элегантные апартаменты подземного дворца, открытого исключительно для личных гостей Призрака. Среди тех, кто спускался по трапам многочисленных самолетов, были только женщины. Ни одну из них не сопровождал друг или деловой партнер.

Каждая из женщин прилетела на Бранвин одна.

Последний самолет приземлился на острове в шесть часов вечера. Это был уже знакомый «Би-210», принадлежавший корпорации Призрака. Призрак – единственный мужчина среди всех прибывших – с трудом протиснул свой огромный живот через посадочный люк и живо проковылял вниз по самолетному трапу. За ним на носилках пронесли какое-то тело, целиком укрытое одеялом. Затем Призрак в своем обычном белом костюме устроился на заднем сиденье и налил себе из бара бокал божоле.

Водитель, которому и прежде не раз приходилось возить Призрака, не уставал изумляться, что такой грузный человек может быть так подвижен. Он остановился на мгновение и с любопытством понаблюдал, как непонятное тело на носилках без церемоний, не обращая никакого внимания на начавшийся сильный дождь, запихнули в открытый кузов небольшого грузовичка.

На южном конце острова в коралле и скальных породах была выдолблена огромная чаша в сотню ярдов диаметром. По форме выемка напоминала врытый в землю котел. Глубина ее составляла тридцать футов, так что ни с одного судна, случайно оказавшегося возле острова, невозможно было разглядеть, что там происходит.

Внутри «котла» по кругу были расставлены на равных расстояниях – через каждые три фута – тридцать каменных столбов высотой тринадцать футов каждый. Это была копия знаменитого и таинственного мегалитического сооружения, известного как Стоунхендж, то есть каменный круг. Столбы были шириной шесть с половиной футов и толщиной три фута. На их слегка суживающихся верхушках лежаkи перекладины длиной десять с половиной футов, изогнутые в соответствии с кривизной окружности.

Внутренний незамкнутый круг в форме подковы состоял из пяти каменных ворот, известных как трилитоны. Однако если английский Стоунхендж между 2550 и 1600 годом до Рождества Христова построили из крупнозернистого песчаника, то все детали этого вполне современного сооружения были высечены из черного гранита.

Главное различие между старым и новым сооружениями составлял громадный резной мраморный блок в форме саркофага. Он был установлен почти в десяти футах над землей в центре внутренней подковообразной структуры, и к нему нужно было подниматься по ступенькам. Ступеньки вели на площадку, окружавшую «саркофаг» со всех сторон, а на его стенках был очень искусно вырезан скачущий конь Уффингтона.

Ночью скрытые светильники заливали внутренность чаши потоками бледно-лилового света, который будто водоворотами закручивался вокруг каменных колонн. Установленные снаружи от внешнего круга камней лазеры посылали свои лучи высоко в ночное небо. В начале вечера их ненадолго включили, а затем вновь выключили.

За несколько минут до полуночи дождь, как по команде, прекратился. Когда огни вспыхнули вновь, в центре между трилитонов появились тридцать женщин в свободных одеяниях, напоминающих покрывала и ниспадающих красивыми складками. У древних греков подобные одеяния назывались «пеплум». Они были длинными, до самой земли, и сверкали радугой всевозможных оттенков, причем ни один из них не повторялся в точности. Длинные распущенные волосы у всех женщин были рыжими. На их лицах, шеях и открытых частях рук поблескивали серебряные точки. Серебристый макияж придавал лицам вид призрачных масок и делала их всех похожими друг на друга.

Женщины стояли молча и пристально смотрели на неподвижную фигуру, распростертую на мраморном блоке. Это был мужчина. Можно было видеть только верхнюю половину его лица, все остальное – тело, подбородок и рот – было плотно завернуто в черный шелк. С виду ему было под шестьдесят, в густых волосах обильно блестела седина. У него было загорелое лицо с множеством мелких морщинок, острые нос и подбородок. Его глаза были широко открыты и, казалось, стремились вылезти из орбит. Они безостановочно метались вокруг, выхватывая из тьмы то лучи света, то верхушки каменных колонн. Он не мог ни пошевелиться, ни повернуть голову. Создавалось впечатление, что он просто приклеен к своему мраморному ложу. Он мог смотреть только вверх. Он испытывал ужас и был не в состоянии оторвать взгляд от лазерного луча, пронзающего ночное небо прямо над ним.

Внезапно все источники света, кроме направленных в зенит лазеров, погасли. Через минуту они включились вновь. Мгновение казалось, что все осталось по-прежнему, но затем, как по волшебству, в центре появилась женщина в золотом пеплуме. С ее головы до самых бедер ниспадал водопад огненно-рыжих блестящих волос. Кожа на ее лице, шее и руках буквально светилась жемчужной белизной. Ее стройная фигура казалась воплощением совершенства. С кошачьей грацией женщина поднялась по ступеням к мраморному блоку, который, как теперь стало ясно, представлял собой алтарь.

Она подняла руки и заговорила нараспев:

– О дочери Одиссея и Цирцеи! Да лишатся жизни недостойные! Опьяняйте себя богатствами и всем, чем владеют мужчины, которые пытаются поработить нас. Ищите для себя только мужчин, обладающих богатством и властью. Найдя, эксплуатируйте их, рассеивайте их желания, разоряйте их и занимайте их место в мире.

Все женщины подняли руки и продолжили хором:

– Священно наше сообщество сестер, ибо мы суть опоры мира. Священны дочери Одиссея и Цирцеи, ибо путь их в этом мире славен.

Эта песнь-заклинание повторялась несколько раз, набирая силу, а затем упала почти до шепота. Одновременно женщины опустили руки.

Женщина перед мраморным алтарем с лежащим на нем перепуганным мужчиной продела руку в складки своего одеяния, вытащила оттуда кинжал и подняла высоко над головой. Остальные женщины поднялись по ступеням и плотно окружили сцену, где вот-вот должно было произойти языческое жертвоприношение. Они тоже все как одна, вынули из складок одеяний кинжалы и подняли их.

Женщина в образе верховной жрицы пропела:

– Вот лежит тот, кому не следовало рождаться.

После этих слов она с силой погрузила свой кинжал в грудь связанного мужчины. Подняв кинжал со струящейся по клинку кровью, она отступила в сторону, а женщины начали одна за другой подходить к алтарю и вонзать свои кинжалы в грудь несчастного мужчины.

Женщины спустились по ступенькам и образовали кольцо под каменными колоннами. Они держали свои окровавленные кинжалы, как будто преподносили их кому-то в дар. На несколько мгновений воцарилось зловещее молчание, а затем они хором пропели:

– Мы торжествуем под взглядами наших богов!

После этого и лазерные лучи, и остальные светильники внезапно погасли, оставив языческий храм убийства во власти ночной тьмы.

* * *

На следующий день деловой мир был поражен сообщением о том, что издательский магнат Уэстморленд Холл считается погибшим. Он уплыл в море с пляжа своей роскошной виллы на Ямайке и пропал. Он плавал в море каждое утро и всегда ходил купаться один. Известно было, что Холл любит заплыть за рифы и отдаться волнам, с тем чтобы они принесли его обратно к берегу через узкий проход. Ямайские власти предприняли интенсивные поиски, но тело обнаружить не удалось, поэтому неизвестно, что именно произошло с Холлом: утонул ли он, напала ли на него акула, или он умер от естественных причин.

В некрологе было сказано:

«Основатель горнорудной империи, владевшей основными запасами платины и других пяти металлов платиновой группы в Новой Зеландии, Холл всегда действовал жестко. Он добился успеха, приобретая практически обанкротившиеся шахты и превращая их в прибыльные, а затем занимая под них деньги для новых приобретений в Канаде и Индонезии. Вдовец, потерявший жену в автомобильной катастрофе три года назад, Холл оставил после себя сына Майрона, успешного художника, и дочь Ровену, которая, как вице-президент компании, станет главой совета директоров и возьмет на себя текущее управление делами огромной корпорации.

После известия о смерти Холла акции «Холл Энтерпрайзиз» поднялись на десять пунктов. Большинство экономистов Уолл-стрит считают это поразительным. Чаще всего смерть главы крупной корпорации вызывает падение курса ее акций, но в данном случае брокеры сообщают о крупных покупках, сделанных несколькими неизвестными лицами. Большинство экспертов предсказывает, что Ровена Вестморленд продаст активы своего отца корпорации «Одиссей», поскольку известно, что основатель «Одиссея», мистер Призрак, предложил за них гораздо больше, чем любое другое горнорудное объединение.

Поминальная служба для друзей и родных состоится в соборе Христа в ближайшую среду в два часа пополудни».

Через десять дней в деловых разделах ведущих мировых газет появилась заметка:

«Мистер Призрак из корпорации „Одиссей“ приобрел у семьи покойного Уэстморленда Холла компанию „Холл-Майнинг“. Сумма сделки не раскрывается. Президент и главный акционер компании Ровена Уэстморленд продолжит вести текущие дела компании в качестве управляющего».

Нигде в заметке не упоминалось, что вся добытая платиновая руда теперь приобреталась пекинской компанией «Лин Хо лимитед» и сразу же отправлялась в некий промышленный центр на побережье провинции Фуцзянь.

37

Ветер с Тихого океана поднял на озере легкое волнение. Несмотря на размеры озера, течение почти не ощущалось, а вода имела вполне комфортную температуру. Тишину озера нарушало только резкое стрекотание двигателя гидроцикла. Невидимый для человеческих глаз водный мотоцикл мчался сквозь ночь со скоростью более пятидесяти узлов. Он был невидим и для радаров, так как специальный кожух из мягкой резины поглощал радиоволны, не давал им отражаться и эхом возвращаться к передатчику.

Питт вел «Поларис Вираж ТХ» с Джордино на заднем сиденье и полным мешком снаряжения в носовом багажнике. Кроме подводного снаряжения там были украденные в тоннеле комбинезоны работников «Одиссея» – только фотографии на пропусках на этот раз соответствовали их лицам, причем Джордино на своей слегка отретушированной фотографии был похож на мужеподобную женщину. Дожидаясь прибытия из Вашингтона своего подводного снаряжения, друзья отправились в фотостудию и договорились, чтобы пропуска с их фотографиями вновь заламинировали в такие же держатели. Владелец мастерской взял с них хорошие деньги, но вопросов задавать не стал.

Питт и Джордино обогнули остров у подножия вулкана Мадерас и прошли вдоль перешейка, держась примерно в миле от песчаного пляжа между двумя горами. На фоне темной громады горы Консепсьон ярко сияли огни промышленного комплекса. Никакой светомаскировки. Администрация «Одиссея» чувствовала себя в полной безопасности под защитой армии охранников и полного ассортимента охранной аппаратуры.

На подходе к пристани и грузовым терминалам Питт замедлил ход гидроцикла. Впереди в море прожекторного света был ясно виден большой океанский контейнеровоз компании «КОСКО». Питт заметил, что портовые краны сгружают с судна грузовые контейнеры и ставят их на грузовики, выстроившиеся вдоль борта. В то же время на само судно ничего не грузили. Питту начинало казаться, что комплекс представляет собой нечто большее, чем просто научно-исследовательский центр. Он обязательно должен быть связан с проходящими непосредственно под ним тоннелями.

Сэндекер в конце концов вынужден был дать принципиальное согласие на операцию. Йегер и Ганн ввели Питта и Джордино в курс последних предположений о цели строительства тоннелей. После этого все пришли к твердому убеждению, что любая информация, которую Питту и Джордино, возможно, удастся добыть на территории комплекса, может оказаться жизненно важной для понимания того, какими мотивами руководствуется Призрак, обрекая Европу на новое оледенение.

«Вираж ТХ» был выкрашен в угольно-серый цвет, который идеально сливался с черной водой озера. Несмотря на то, что в кино шпионы крадутся по ночам исключительно в черных облегающих костюмах, на самом деле темно-серый цвет в звездную ночь менее заметен. После того как с трехцилиндровым двигателем гидроцикла повозились инженеры НУМА, его мощность возросла до ста семидесяти лошадиных сил. Глушитель тоже модифицировали, так что громкость выхлопа, напротив, упала на девяносто процентов.

Гидроцикл несся по черной воде. Из звуков слышны были только шлепанье носа по верхушкам волн и приглушенный гул выхлопов тщательно настроенного водометного движка. Таким образом, уже через полчаса после того, как Питт и Джордино отчалили от заброшенной пристани на южной окраине Гранады, они оказались у внешней кромки острова Ометепе.

Питт сбросил газ. Джордино тем временем изучал показания ручного антирадара.

– Ну как? – спросил Питт.

– Луч проходит не останавливаясь, так что они, должно быть, нас не видят.

– Разумно, пожалуй, что мы решили последнюю часть пути проделать под водой, – заметил Питт, наклоняя голову в сторону пары прожекторов, лучи которых то и дело проходили по воде и освещали ее ярдов на пятьсот от берега.

– Моя оценка – около четверти мили.

– Наш эхолот показывает здесь глубину всего в двадцать два фута. Должно быть, мы не попали на главный фарватер.

– Пора покинуть судно и окунуться в водичку, – сказал Джордино, указывая жестом на патрульный катер, только что появившийся из-за длинного волнореза.

И Питт, и Джордино уже были в своих легких мокрых гидрокостюмах, так что они быстро натянули остальное подводное снаряжение и рюкзаки, извлеченные из багажника гидроцикла. «Вираж» – достаточно остойчивое суденышко, на нем можно даже стоять. Питт и Джордино помогли друг другу надеть кислородные ребризеры замкнутого цикла, какие обычно используют военные при проведении операций на мелководье. Они быстро проделали все необходимые перед погружением проверочные процедуры. Джордино скользнул в воду, а Питт с помощью веревок закрепил ручки управления гидроциклом в прямом положении. Затем он направил машину в сторону западного берега острова и включил газ, а сам соскользнул в воду. Ни один из них перед погружением не оглянулся на уходящий гидроцикл. Пловцы пользовались системой радиосвязи, но все равно не хотели потерять друг друга в чернильно-черной воде. Они пристегнули к своим грузовым поясам концы десятифутового линя.

Никто из них не произносил ни слова. Джордино плыл вслед за Питтом, отслеживая его движения с помощью затененного подводного фонарика, тонкий лучик которого почти невозможно заметить с поверхности. Питт заметил, что дно довольно резко пошло вниз, – они приблизились к главному фарватеру. Питт проверил курс по компасу и вновь заработал ластами. Пловцы направлялись к доку «Одиссея». Где-то далеко ему и Джордино был слышен усиленный водой стук сдвоенных винтов патрульного катера.

Ориентируясь по компасу и показаниям компьютера с GPS-приемником, Питт и Джордино направились к тому месту, где к берегу подходил главный причал. Они плыли медленно и уверенно. По мере приближения к фонарям, ярко освещавшим всю причальную зону, вода над их головами понемногу становилась менее черной. Иногда они видели, как по поверхности пробегали светлые полосы, – это желтые лучи прожекторов обшаривали поверхность моря.

Вода становилась все более прозрачной, желтое свечение на поверхности усиливалось. Еще сотня ярдов, и пловцы смогли различить слабо мерцающие линии причальных свай. Они обогнули контейнеровоз «КОСКО», держась от него предусмотрительно подальше, чтобы никакой случайный моряк не мог заметить под водой их силуэты. Тем временем на причале прекратилась всякая активность. Грузовики с контейнерами уехали, краны встали, склады закрылись. Причальная зона казалась покинутой.

Внезапно Питт почувствовал какое-то движение в воде, сзади по шее побежали мурашки. Из мрака материализовалось громадное тело и тут же исчезло, задев Питта по плечу хвостом. Он замер. Джордино сразу же заметил провисание линя.

– В чем дело? – требовательно спросил он.

– По-моему, нами интересуется акула.

– Акула?

– Серая бычья акула, обитает в озере Никарагуа, тупорылая, большая, до восьми-девяти футов.

– А пресноводные акулы кусаются?

– Покажи мне хоть одну акулу, которая не была бы хищником.

Питт повел по кругу узким лучом своего фонарика, но в мутной воде невозможно было ничего увидеть дальше десяти футов.

– Пожалуй, нам пора ставить фургоны в круг.

Джордино сразу понял, что имелось в виду. Он подплыл к Питту и развернулся. Теперь они висели в воде спиной к спине и смотрели в противоположных направлениях, чтобы иметь полный обзор на триста шестьдесят градусов. Как будто читая мысли друг друга, они одновременно достали пристегнутые к лодыжкам ножи и вытянули их перед собой, как шпаги.

Существо, олицетворявшее для них в данный момент силы судьбы, вернулось и принялось медленно описывать вокруг них спираль, подходя с каждым оборотом все ближе и ближе. Узенькие лучи их фонариков высвечивали серую кожу на боках акулы и делали ее вид еще более угрожающим. Огромное отвратительное чудовище не сводило с пловцов одного черного глаза, большого, как кофейная чашка. Широкая челюсть демонстрировала длинные ряды треугольных зубов. Похоже было, что акула скалится, как собака. Она резко развернулась и еще раз прошла мимо, стараясь получше рассмотреть добычу. Ей никогда не приходилось видеть таких рыб с непонятными штуками на спине, они совсем не походили на обычных подводных обитателей. Казалось, прожорливое чудовище пытается решить для себя, годятся ли в пишу и вкусны ли эти две странные рыбины, вторгшиеся в ее владения. Похоже было, что она не понимает, почему добыча не пытается убежать.

Питт понимал, что эта жуткая машина для убийства не вполне готова атаковать их. Ее рот был только слегка приоткрыт, жуткие зубы почти скрыты губами. Он решил, что лучшая защита – это нападение, и бросился прямо на акулу, размахивая ножом и пытаясь попасть ей в нос – единственное уязвимое место на хорошо защищенном теле.

Акула отвернула в сторону, оставляя за собой струйку крови. Неожиданное сопротивление намеченной жертвы вызвало у нее недоумение и гнев. Она-то считала пловцов легкой добычей! Через несколько мгновений она развернулась, чуть повисела в воде, поводя хвостовыми плавниками, и с невообразимой скоростью бросилась на людей. Все происходило в полной тишине. Акула неслась убивать.

У Питта в запасе оставалась всего одна хитрость. Он направил луч своего маленького фонарика прямо в правый глаз акулы. Неожиданная вспышка временно ослепила хищницу, ровно настолько, чтобы она ушла вправо, повернулась на правый бок и открыла рот, готовясь вонзить зубы в плоть и кости. Питт резко двинул ластами, выгнулся в сторону, пропуская акулу, и попытался за нагрудный плавник оттолкнуть ее. Раскрытые в ожидании челюсти сомкнулись в пустой воде. Питт взмахнул ножом и всадил его в черный безжизненный глаз чудовища.

Дело могло обернуться двояко. Боль и ярость могли спровоцировать взбешенную акулу и заставить ее атаковать без дальнейших раздумий. С другой стороны, наполовину ослепленная акула могла уплыть прочь, оставив поле боя за противником, и поискать себе более легкой добычи.

К счастью, она уплыла и не вернулась.

– Пожалуй, у нас никогда еще не было такого шанса попасть на обед в качестве главного блюда, – сказал Джордино рассеянно. В его голосе еще чувствовалось напряжение.

– Она, вероятно, переварила бы меня, а тебя выплюнула из-за дурного вкуса, – отпарировал Питт.

– Теперь мы никогда не узнаем, любит ли она итальянскую кухню.

– Давай-ка двигаться, пока не появился кто-нибудь из ее любопытных собратьев.

Питт и Джордино продолжили свой путь, стараясь соблюдать еще большую осторожность, и почувствовали облегчение, когда видимость в воде благодаря причальным фонарям достигла добрых тридцати футов. Наконец они добрались до причальных свай и некоторое время плыли между ними, а потом поднялись на поверхность. Некоторое время они лежали в воде под причалом, разглядывали доски над головой, приходили в себя и проверяли, не вызвало ли их приближение срабатывания каких-нибудь охранных устройств. Прошло несколько минут, а наверху по-прежнему не слышно было ни шагов охранников, ни шума тревоги.

Питт сказал:

– Прежде чем всплывать снова, доберемся под причалом до самого берега.

На этот раз ведущим стал Джордино, а Питт поплыл следом. Глубина резко уменьшилась, и пловцы с облегчением обнаружили, что дно песчаное и острых камней на нем нет. Там же, скрючившись под причалом, они сняли с себя подводное снаряжение и гидрокостюмы, затем открыли герметичные рюкзаки и вытащили рабочие комбинезоны и каски «Одиссея». Они оделись, натянули носки и ботинки, убедились в том, что пропуска на груди висят правильно, и осторожно вышли из-под причала на открытое место.

В небольшой сторожке на краю асфальтовой дороги, которая вела к въезду на причал, сидел единственный охранник. Он не отрывал глаз от экрана телевизора, где крутили старый американский фильм на испанском языке. Питт внимательно огляделся, но никого, кроме этого единственного охранника, не увидел.

– Ну что, проверим, как обстоят дела? – спросил он у Джордино, поворачиваясь к нему лицом впервые с того момента, как оба нырнули в воду.

– Ты хочешь посмотреть, как он отреагирует, если мы пройдем мимо?

– Ну да, у нас сейчас есть уникальная возможность проверить, сможем ли мы свободно передвигаться по предприятию.

Они непринужденно прошли мимо сторожки. Охранник в черном мужском комбинезоне заметил их и вышел на дорогу.

– La parada! – нахмурившись, прокричал он.

– La parada? – повторил Джордино.

– Это означает «стой».

– Para que esta usted aqui? Usted debe estar en sus cuartos.

– У тебя есть шанс блеснуть знанием испанского, – сказал Джордино Питту. Одновременно его пальцы под комбинезоном с силой сжали рукоять пистолета.

– Какой испанский! – мягко возразил Питт. – Я давно позабыл большую часть того, что изучал в колледже.

– Попробуй догадаться. Что он сказал?

– Он хочет знать, что мы здесь делаем. Потом он сказал, что в это время мы должны находиться в комнатах.

– Неплохо, – ухмыльнулся Джордино. Он направился к охраннику с таким видом, будто у него во всем мире не было ни единой заботы.

– Yo no hablo el espanol, – произнес он высоким голосом, тщетно пытаясь сделать его похожим на женский.

– Очень хорошо, – в свою очередь сделал ему комплимент Питт.

– Я бывал в Тихуане. – Джордино подошел к охраннику и беспомощно пожал плечами: – Мы канадцы.

Охранник нахмурился и присмотрелся к Джордино. Если бы можно было прочесть его мысли, то оказалось бы, что женщина в белом форменном комбинезоне показалась ему самой безобразной на свете. Затем он перестал хмуриться и улыбнулся:

– О, si, канадцы, я говорю по-английски. – Он произнес это слово на испанский лад – «энглез».

– Я знаю, что мы должны быть в бараках, – сказал Питт, улыбнувшись в ответ. – Мы только хотели немного прогуляться перед сном.

– Нет-нет, это не разрешается, amigos, – сказал охранник. – Вам не разрешается выходить из своей зоны после восьми часов.

Питт в отчаянии вскинул руки.

– Прости, amigo, мы разговаривали и не заметили, как забрели не туда. Теперь мы заблудились. Не мог бы ты указать нам путь к баракам?

Охранник подошел поближе, осветил фонарем их пропуска и внимательно изучил их.

– Вы снизу?

– Si, мы действительно снизу. Начальник дал нам несколько дней отдыха и отпустил наверх.

– Я понимаю, senor, но вы должны вернуться к себе. Такие правила. Идите по этой дороге, а возле водокачки поверните налево. В тридцати метрах будет ваш корпус.

– Gracias, amigo, – поблагодарил Питт. – Мы уже идем.

Удостоверившись, что Питт и Джордино находятся на территории на законных основаниях, охранник вернулся в свою маленькую сторожку.

– Ну вот, мы прошли первое испытание, – заметил Джордино.

– До утра нам лучше где-нибудь спрятаться. Шляться по территории во тьме ночной вредно для здоровья. Слишком подозрительно. Следующий охранник, который нас остановит, может оказаться не столь дружелюбным.

Они шли по дороге, следуя инструкциям охранника, пока не увидели перед собой длинный ряд зданий. Дальше они уже крались в тени вдоль опушки небольшой пальмовой рощицы и внимательно разглядывали входы во все жилые здания для работников «Одиссея».

Все здания, кроме последнего, пятого, никем не охранялись. Зато последний корпус охранялся как следует. Двое охранников стояли у входа, еще двое патрулировали по периметру вдоль наружной стороны окружавшего здание высокого забора.

– Те, кто здесь живет, очевидно, не пользуются благосклонностью «Одиссея», – заметил Питт. – Этот корпус больше напоминает тюрьму.

– Должно быть, здешних обитателей удерживают насильно.

– Согласен.

– Значит, нам следует податься в один из неохраняемых корпусов.

Питт покачал головой.

– Нет, нужно пробраться именно в этот. Я хочу поговорить с теми, кого держат внутри. Возможно, от них мы сможем больше узнать о делах «Одиссея».

– Но ты понимаешь, что сюда нам ни за что не удастся пробраться обманом?

– Кажется, вон там, чуть дальше, стоит небольшой сарайчик: Давай-ка подберемся к нему поближе под прикрытием деревьев и посмотрим, что там.

– Да уж, ты не ищешь легких путей, – простонал Джордино, разглядев в свете уличных фонарей на лице Питта отстраненное и задумчивое выражение.

– Неинтересно, когда что-то дается легко, – серьезно проговорил Питт.

Они крались под деревьями, как грабители по тихому жилому району, и пытались спрятаться за тонкими стволами невысоких пальм. Наконец показался конец рощицы. Питт и Джордино присели и бегом, пригнувшись, преодолели оставшиеся до сарая тридцать ярдов. Они подбежали к сараю сзади. Затем осторожно выглянули из-за угла и обнаружили в боковой стене дверь. Джордино попробовал ее открыть и обнаружил, что она не заперта. Они скользнули внутрь. Закрыв за собой дверь, они включили фонарики и осмотрелись. В сарае, как оказалось, хранилось всевозможное оборудование и стояла машина для уборки улиц.

В полумраке сарая Питт заметил, что губы Джордино растянулись в улыбке.

– По-моему, мы наткнулись на золотую жилу.

– Ты думаешь то же, что и я?

– Точно, – подтвердил Питт. – Мы заведем уборочную машину и пустим ее вдоль по улице, вот только внесем одно усовершенствование, чтобы уж наверняка привлечь внимание охранников.

– А именно?

– Мы ее подожжем.

– Твоя изобретательность не устает изумлять меня.

– Это дар Божий.

За десять минут они перекачали три галлона бензина в пятигаллонную канистру, которую обнаружили в гараже. Питт забрался в кабину уборочной машины и включил зажигание. Джордино стоял у дверей гаража и был готов в нужный момент распахнуть их. Двигатель завелся с полоборота и сразу же заработал ровно, без лишнего шума. На уборочной машине была стандартная четырехскоростная коробка передач, и Питт встал возле открытой двери и приготовился перевести рычаг сразу на вторую скорость, чтобы автомобиль быстреенабирал ход. Рулевое колесо он поставил в такое положение, чтобы машина покатилась под углом поперек дороги по направлению к ряду припаркованных напротив грузовиков. Джордино распахнул двойные двери гаража и метнулся обратно, к канистре с бензином. Он вылил бензин в пустую кабину и стал наготове чуть в стороне с зажигалкой и ацетиленовой горелкой.

– Пора, – коротко произнес он.

Питт, стоявший возле кабины у самой двери, перевел рычаг на вторую передачу и отскочил как можно дальше. Джордино полностью отвернул вентили на баллонах с кислородом и ацетиленом и щелкнул пьезоэлектрической зажигалкой. Горелка выкинула двухфутовый язык пламени. Раздалось громкое шипение, и кабину уборочной машины охватил огненный шар. В то же мгновение она тронулась с места и выкатилась из гаража.

Машина с ревом, подобно комете, понеслась по дороге. Ее щетки бешено вращались, поднимая тучи пыли и грязи. Промчавшись пятьдесят ярдов, она врезалась в первый грузовик в ряду. От удара он подпрыгнул на всех четырех колесах и рухнул прямо на пальмовые деревья. Затем уборочная машина лоб в лоб налетела на второй грузовик. Раздался жуткий скрежет рвущегося металла и звон бьющегося стекла. Грузовик отлетел назад на остальные машины. Только тогда уборочная машина наконец остановилась. Языки пламени ее горящей кабины взлетали высоко в небо, следом клубами поднимался густой черный дым.

Два охранника у входа в здание замерли в шоке. Они не могли поверить в происходящее и были не в состоянии оторвать глаз от высоченного факела. Наконец они очнулись и спешно начали действовать. В первый момент все, естественно, подумали, что водитель остался в кабине. Охранники оставили свой пост и бросились бежать по дороге. Следом за ними неслись и внутренние охранники.

Питт и Джордино поспешили воспользоваться беспорядком, возникшим вокруг пылающего автомобиля. Питт рванулся через ворота внутрь ограды, а затем буквально нырнул в дверь корпуса, растянувшись на полу прямо за дверью. Джордино, который несся сразу же за ним, не смог мгновенно остановиться. Он налетел на Питта и свалится на него сверху.

– Тебе пора худеть, – простонал Питт.

Джордино быстро схватил его и поставил на ноги.

– Куда теперь, гений?

Питт не стал отвечать. Вместо этого он, увидев перед собой длинный пустой коридор, припустил по нему изо всех сил. Двери по обе стороны коридора были заперты. Он остановился перед третьей дверью и обернулся к Джордино.

– Это уже твоя специализация, – сказал он, отступая в сторону.

Джордино окинул его раздраженным взглядом, затем шагнул назад и сильным ударом ноги наполовину снес дверь с петель. После этого поднажал плечом, и дело было сделано. Не в силах противостоять напору мускулистого итальянца, дверь с грохотом рухнула на пол.

Питт шагнул в комнату и обнаружил там мужчину и женщину. При столь неожиданном появлении незнакомцев они сели в кровати и застыли в пораженном молчании. На их лицах застыл ледяной ужас.

– Простите за вторжение, – мягко произнес Питт, – но нам нужно где-то спрятаться.

Он только начал говорить, а Джордино уже ставил дверь на место.

– Куда вы собираетесь увезти нас? – спросила женщина с сильным немецким акцентом. Она была близка к панике и все время пыталась прикрыть покрывалом верх ночной сорочки. Ее круглое лицо с широко раскрытыми карими глазами пылало, седые волосы были собраны сзади в пучок. Она выглядела как чья-то бабушка, да, вероятно, и была ею. Несмотря на то что ее тело скрывали простыня и легкое одеяло, Питт ясно видел, что оно ни за что не влезло бы в платье шестнадцатого размера.

– Никуда. Мы не те, за кого вы нас принимаете.

– Но вы один из них.

– Нет, мадам, – возразил Питт, пытаясь успокоить ее. – Мы не работники «Одиссея».

– Тогда кто же вы, бога ради? – спросил мужчина, медленно приходя в себя. Он поднялся с кровати в старомодной ночной сорочке и накинул на себя столь же старомодный шелковый халат. В противоположность своей жене – по крайней мере, так Питт успел определить ее, – он был высоким и тощим, как жердь. Когда он встал, его густая седая шевелюра оказалась по крайней мере на три дюйма выше Питтовой. На белой коже лица выделялись лишь резко очерченная пирамида носа и тонкогубый рот с узкими, будто нарисованными усиками.

– Меня зовут Дирк Питт. Моего друга – Ал Джордино. Мы работаем на правительство Соединенных Штатов и находимся здесь с целью узнать, почему существование этого предприятия хранится в таком секрете.

– Как вы попали на остров? – спросила женщина.

– С воды, – ответил Питт, не вдаваясь в подробности. – Мы вошли в ваше здание с помощью небольшой диверсии, или, если хотите, отвлекающего маневра. – Пока он рассказывал, снаружи возник и быстро приблизился звук сирен. Через открытую по-прежнему входную дверь он прокатился эхом по коридорам всего здания. – Ни разу не встречал человека, который мог удержаться и не побежать смотреть на пожар.

– Почему вы выбрали нашу комнату?

– Чистая случайность, ничего больше.

– Если вы согласитесь оказать нам услугу, – сказал Джордино, – то мы хотели бы провести здесь ночь. С рассветом мы исчезнем.

Женщина изучающе посмотрела на Джордино, пробежала глазами вверх и вниз по его белому комбинезону и сказала с подозрением в голосе:

– Вы не женщина.

Джордино ответил на это широченной улыбкой.

– К счастью, нет. Как я оказался в женском форменном комбинезоне «Одиссея» – длинная и скучная история.

– Почему мы должны вам верить?

– Я при всем старании не могу назвать вам ни одной причины.

– Не могли бы вы рассказать нам, почему вас держат взаперти в этом здании? – поинтересовался Питт.

– Простите нас, – сказана женщина, возвращаясь к привычным представлениям о вежливости. – Мы с мужем совсем растерялись. Его зовут доктор Клаус Ловенхардт, а я его жена, доктор Хильда Ловенхардт. Нас запирают здесь только на ночь. Днем мы работаем в лабораториях под сильной охраной.

Столь официальное представление сильно позабавило Питта.

– Как вы здесь оказались?

– Мы проводили исследования в Германии, в Техническом исследовательском институте в Аахене. Агенты некоего мистера Призрака, представляющего корпорацию «Одиссей», предложили нам работу в качестве консультантов. Из сорока лучших специалистов в нашей области мы с женой были единственными, кто соблазнился на большие деньги и обещания финансировать потом наши собственные проекты и согласился оставить свою лабораторию. Нам сказали, что мы летим в Канаду, но это была ложь. Когда наш самолет приземлился, мы оказались на этом острове, неизвестно где. С тех пор мы все работаем как автоматы.

– Как давно это было?

– Пять лет назад.

– Какого рода исследования вас заставляют вести?

– Наша научная специализация – топливные элементы.

– Это предприятие построено специально для того, чтобы проводить эксперименты и разрабатывать топливные элементы?

Клаус Ловенхардт кивнул.

– «Одиссей» начал это строительство около шести лет назад.

– Как насчет внешних контактов?

– Нам не позволяют общаться по телефону с друзьями и родными, – ответила Хильда. – Можно только писать письма, но и они проходят строгую цензуру.

– Пять лет без родных и любимых – долгий срок. Почему вы не пробовали затягивать работу или саботировать, чтобы помешать исследованиям?

Хильда мрачно покачала головой.

– Потому что они угрожали каждому, кто будет препятствовать ходу работ, ужасной смертью.

– И не только нам, но и нашим родным, там, на родине, тоже, – добавил Клаус – У нас не было выбора – приходилось работать в полную силу. Кроме того, нам ведь на самом деле хотелось продолжить исследования, которым мы посвятили жизнь, и дать людям всего мира чистый и эффективный источник энергии.

– Одного мужчину, у которого не было семьи, сделали козлом отпущения в пример остальным, – рассказала Хильда. – По ночам они пытали его, а днем заставляли работать. Однажды утром его нашли в комнате висящим на креплении для люстры. Мы все знали, что его просто убили.

– Вы считаете, что его убили по приказу должностных лиц «Одиссея»?

– Казнили, – поправил его Ловенхардт. Он мрачно улыбнулся и показал вверх, на потолок. – Взгляните сами, мистер Питт. Выдержит ли это крепление вес человека? Там ведь практически ничего нет, кроме проводов и лампочки.

– В ваших рассуждениях есть логика, – признал Питт.

– Мы делаем то, что нам приказывают делать, – тихо произнесла Хильда. – Мы готовы на все, чтобы только не пострадали наш сын, две дочери и пятеро внуков. И все остальные, кто здесь работает, в таком же положении.

– Удалось ли вам и вашим коллегам достичь успеха в разработке топливных элементов? – спросил Питт.

Хильда и Клаус заговорщически переглянулись. Затем Клаус сказал:

– Неужели мир ничего не узнал о нашем успехе?

– Успехе?

– Нам вместе с коллегами удалось создать источник энергии, в котором реагируют между собой кислород из атмосферы и аммиак – источник азота. При этом вырабатывается значительное количество энергии при очень низкой удельной стоимости, а в отходы идет исключительно чистая вода.

– Я думал, что практичные и эффективные топливные элементы существуют уже не один десяток лет, – сказал Джордино.

– Да, если речь идет о топливных элементах, где для производства электроэнергии используются водород и кислород. Кислород можно брать из воздуха. Однако водород не так легко доступен, его необходимо добывать заранее. Но благодаря нашей удаче и почти чудесному прорыву, мы проложили дорогу к подлинно чистой и экологичной энергии, доступной уже сейчас миллионам людей.

– Вы говорите так, как будто такие элементы уже запущены в массовое производство, – заметил Джордино.

– Изделие доведено и испытано с большим успехом больше года назад. – Ловенхардт наградил Джордино взглядом, каким смотрят обычно на деревенского дурачка. – Производство было начато немедленно после окончания работ. Но вы, конечно, должны были слышать об этом.

Они легко могли понять, что замешательство и недоумение на лицах Питта и Джордино искренни.

– Для нас это новость, – скептически сказал Питт. – Я лично ничего не слышал о новом чудесном источнике энергии, который можно было бы купить в магазинах или на котором работали бы автомобили.

– Я тоже, – повторил за ним Джордино.

– Мы не понимаем. Нам сказали, что новый завод в Китае уже выпустил миллионы установок.

– Мне не хочется разочаровывать вас, но ваше великое достижение до сих пор хранится в секрете, – с сочувствием сказал Питт. – Я могу только предположить, что китайцы накапливают ваши установки для какой-то своей непостижимой цели.

– Но какое все это имеет отношение к тоннелям? – пробормотал Джордино, изо всех сил пытаясь сложить два и два.

Питт уселся в кресло и принялся задумчиво разглядывать узор на ковре. Наконец он поднял голову:

– Как сказал адмирал, компьютер Йегера пришел к выводу, что целью строительства тоннелей является понижение температуры Гольфстрима. В этом случае восточная часть Соединенных Штатов и Европа будут обречены на суровую восьмимесячную зиму.

Затем он обернулся к Ловенхардтам:

– Эта ваша передовая энергетическая технология разработана для автомобилей?

– В данный момент нет. Но со временем, после дальнейшего изучения и отработки, наша технология сможет давать достаточно чистой энергии для всех без исключения транспортных средств, в том числе для самолетов и локомотивов. Первая стадия уже пройдена. В настоящее время мы проводим последние инженерные работы перед испытаниями.

– А что именно делает та штуковина, что пошла в производство? – спросил Питт.

При слове «штуковина» Клаус поморщился.

– «Мача» – самоподдерживающийся генератор, способный обеспечить недорогой электрической энергией любой частный дом, офис, фирму или школу в мире. Он сделает загрязнение воздуха кошмаром прошлого. Теперь каждая семья сможет иметь в своем доме – неважно, большой он или маленький, расположен в большом городе или в глуши, – собственный независимый источник энергии...

– Вы назвали его «Мача»?

– Это название предложил сам Призрак, когда увидел первый рабочий экземпляр. Мача, как он нам сказал, – это кельтская богиня познания и хитрости. Ее считали также царицей призраков.

– Опять кельты, – недовольно пробормотал Джордино.

– Сюжет усложняется, – философски заметил Питт.

– Охранник идет, – предупредил Джордино со своего наблюдательного поста у двери. – Судя по шагам, двое.

Он навалился телом на дверь.

В комнате воцарилась такая тишина, что можно было ясно расслышать голоса охранников в коридоре. Они подходили все ближе, проверяя одну за другой двери ученых-заложников. Наконец шаги охранников остановились прямо за дверью.

Глаза обоих Ловенхардтов приобрели загнанное выражение. Супруги в этот момент напоминали испуганных кроликов, заслышавших вой койотов. Но в руках Питта и Джордино как по волшебству появились автоматические пистолеты, и ученые поняли, что эти люди из тех, кто всегда владеет ситуацией.

– Este puerta aparece danada.

– Он сказал, что дверь кажется поврежденной, – прошептал Питт.

Один из охранников подергал замок и толкнул дверь, но она даже не шевельнулась. Веса Джордино хватило, чтобы ее удержать.

– Se parece seguro, – произнес другой голос.

– Она кажется надежной, – перевел Питт.

– Lo tendremos reparados рог la manana.

– Они говорят, что утром нужно будет ее отремонтировать.

Затем охранники отправились дальше по коридору, продолжая свой обход. Шаги и голоса постепенно затихли.

Питт обернулся и долгим суровым взглядом посмотрел на Ловенхардтов.

– Нам скоро придется покинуть остров, и вы должны будете пойти с нами.

– Ты думаешь, это разумно? – усомнился Джордино.

– Целесообразно, – ответил Питт. – Эти люди – ключ к загадке. Благодаря их знаниям нам нет нужды рыскать по предприятию, рискуя попасться. Кроме того, как бы мы ни старались, нам не узнать и трети того, что известно этим господам.

– Нет-нет! – задохнулась Хильда. – Мы не посмеем бежать. Охрана узнает, что мы исчезли, и эти дьяволы из «Одиссея» будут мстить. Они убьют наших детей.

Питт взял ее руку в свои и мягко сжал.

– Вашу семью защитят. Я обещаю вам: мы не допустим, чтобы с ними что-нибудь случилось.

– Я все же не уверен, – сказал Джордино, обдумывая обстоятельства и возможные последствия этого шага. – Поскольку гидроцикл мы бросили, наш единственный шанс бежать с острова – попытаться угнать катер или самолет. Вертолет угнать не дадут, перехватят. Если с нами будут двое пожилых людей, осуществить этот план будет не слишком просто.

Питт снова обернулся к Ловенхардтам.

– Вот о чем вы не подумали. Когда ваша работа будет завершена и вы станете не нужны, вас и остальных ученых-заложников неизбежно ликвидируют. Призрак не может рисковать тем, что кто-то из вас расскажет всему миру, что здесь происходит.

На лице Клауса Ловенхардта отразилось полное понимание, но он все еще не мог заставить себя до конца поверить словам Питта.

– Но не всех же! Это был бы адский замысел. Они не посмели бы убить нас всех. Внешний мир все равно узнал бы правду.

– Вовсе нет. Представьте себе, что самолет, на котором вы полетите домой, разобьется и таинственным образом пропадет в океане. Будет, конечно, расследование катастрофы, но в остальном никто так ничего и не узнает.

Клаус перевел взгляд на жену и обнял ее рукой за плечи.

– Боюсь, что мистер Питт прав. Призрак не может позволить себе оставить кого-то из нас в живых.

– Но если вы сообщите обо всем в средства массовой информации, то Призрак не посмеет убить остальных членов вашей научной группы. Правоохранительные органы всех ваших стран объединятся и обратят против Призрака и его империи «Одиссей» все инструменты международного права, которые находятся в их распоряжении. Поверьте мне, присоединиться сейчас к нам и бежать – единственный выход.

– Можете ли вы гарантировать, что благополучно вывезете нас с острова? – нерешительно спросила Хильда.

Питт выглядел чрезвычайно озабоченным.

– Я не могу обещать того, чего и сам не знаю. Но если вы останетесь здесь, вы умрете наверняка.

Клаус стиснул плечо жены.

– Ну, дорогая, вот, кажется, наш шанс снова увидеть близких.

Она подняла голову и поцеловала его в щеку.

– Значит, идем вместе.

– Они возвращаются, – объявил Джордино, не перестававший слушать у двери.

– Будьте добры, оденьтесь, пожалуйста, – обратился Питт к Ловенхардтам, – а мы с другом позаботимся об охранниках.

Ученые начали собирать одежду, а Питт повернулся к ним спиной и присоединился к Джордино. С кольтом сорок пятого калибра наготове он занял позицию по другую сторону дверного проема.

Шли секунды. Охранники неторопливо возвращались прежним путем. Питт и Джордино терпеливо ждали, пока шаги охранников не раздались прямо за дверью. В этот момент Джордино рванул на себя сломанную дверь и с грохотом швырнул ее на пол. Охранники были слишком удивлены, чтобы оказать сопротивление. Их быстро втащили в комнату и продемонстрировали им с близкого расстояния дула двух очень больших автоматических пистолетов.

– En el piso, rapidamente! – резко скомандовал Питт, приказывая охранникам лечь на пол. Одновременно Джордино начал срывать с постели простыни. Они быстро разоружили и связали ошеломленных охранников и заткнули им рты кляпами.

Через пять минут все четверо – впереди Питт, за ним Клаус и Хильда и в арьергарде Джордино – миновали неохраняемые ворота в окружавшем здание заборе и торопливо перешли улицу, плотно забитую сотрудниками охраны и пожарными. Внимание всех присутствующих было обращено на машину для уборки улиц, которая все еще горела. Беглецы незамеченными скользнули во тьму.

38

Им предстоял долгий путь. До самолетных ангаров, расположенных в конце взлетно-посадочной полосы на перешейке между островами, от места заключения Ловенхардтов нужно было пройти больше мили по территории комплекса. Но теперь им легче было ориентироваться, ведь кроме спутникового снимка они могли воспользоваться помощью ученых, которые были знакомы с расположением улиц.

Клаус Ловенхардт немного приотстал, чтобы тихонько переговорить с Джордино.

– Ваш друг действительно владеет ситуацией?

– Давайте скажем просто, что Дирк – человек неограниченных возможностей. Он способен с помощью слов или силы выпутаться почти из любой сложной ситуации.

– Вы ему доверяете.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

– Во всем, вплоть до жизни. Я знаю его почти сорок лет, и он ни разу еще не подвел.

– Он что, разведчик?

– Едва ли. – Джордино не сумел подавить тихий смешок. – Дирк – морской инженер. Он директор департамента специальных проектов Национального подводного и морского агентства. Я его заместитель.

– Спаси господи! – пробормотал Ловенхардт. – Если бы я знал, что вы не секретные агенты ЦРУ и не имеете соответствующей специальной подготовки, я никогда не пошел бы с вами и не стал рисковать жизнью жены.

– Вам не найти лучшего человека, которому можно доверить свои жизни, – заверил его Джордино тихим и твердым, как бетон, голосом.

Питт двигался от здания к зданию, стараясь держаться в тени, подальше от уличных фонарей и прожекторов, установленных на крышах. Идти было нелегко. Весь комплекс от одного конца до другого был ярко освещен. Прожекторы на каждом здании и вдоль улиц призваны были отбить у любого человека охоту даже думать о бегстве. Обилие света позволяло Питту осматривать окрестности не в прибор ночного видения, а просто в бинокль, и он все время проверял, не прячутся ли где-нибудь в тени слишком ретивые охранники.

– Что-то непонятно – на улицах практически нет патрулей, – прошептал Питт.

– Это потому, что охранники на ночь выпускают собак, – объяснила Хильда.

Джордино резко остановился.

– Вы ничего не говорили о собаках.

– Меня никто не спрашивал, – беспомощно ответила она.

– Держу пари, это доберманы, – простонал Джордино. – Ненавижу доберманов!

– Нам повезло, что удалось пройти так много, – откровенно признал Питт. – Теперь придется быть вдвое внимательнее.

– А у нас как раз закончилось мясо, – пожаловался Джордино.

Питт уже собирался опустить бинокль, но заметил высокую ограду из проволочной сетки с проложенной по верху спиралью колючей проволоки. Он разглядел, что у ворот на дороге к аэродрому дежурят два человека, ясно видимые в свете фонарей. Питт подрегулировал бинокль и посмотрел еще раз повнимательнее. Это были не мужчины, а женщины в синих комбинезонах. Две собаки без привязи бегали перед воротами и что-то вынюхивали. Это были доберманы, и Питт усмехнулся про себя, вспомнив отвращение Джордино к этой породе собак.

– Дорогу на взлетное поле преграждает забор, – сказал он, передавая Джордино бинокль.

Джордино посмотрел.

– А ты заметил, что там в нескольких футах перед большим забором есть еще заборчик, пониже?

– Предназначенный, несомненно, для защиты собак?

– Ну да, чтобы из них не получилось жаркое с хрустящей корочкой. – Джордино немного помолчал и внимательно осмотрел ограду на сотню ярдов в обе стороны. – Похоже, в сетке главного забора хватит электричества, чтобы зажарить целого быка. – Он еще немного помолчал и оглядел окрестности. – И ни одной уборочной машины в пределах видимости.

Внезапно земля у них под ногами начала двигаться. По объекту пронесся низкий гул. Деревья раскачивались, окна в домах дребезжали. Примерно такое же сотрясение Питту и Джордино пришлось испытать уже дважды – на башне маяка и еще раньше на реке. На этот раз, однако, земля дрожала дольше: прошло не меньше минуты, пока колебания затихли. Все это время доберманы лаяли как бешеные, а охранницы с беспокойством оглядывались. Теперь, когда собаки почувствовали возбуждение и нервно забегали вокруг, можно было даже не пытаться скрытно подобраться к охранницам.

– Нам уже приходилось испытывать такое сотрясение земли, – сказал Питт Клаусу. – Оно исходит от вулкана, да?

– Косвенно, – сразу же ответил тот. – В нашей исследовательской группе есть специалист по вулканам. Это доктор Алфред Хонома, геофизик, его сманили из гавайского университета. По его мнению, это явление не имеет никакого отношения к перегретой магме, которая поднимается по трещинам в теле вулкана. Он утверждает, что на склоне вулкана может внезапно произойти гигантский оползень, и тогда катастрофы не избежать.

– Как давно начались эти дрожания? – спросил Питт.

– Год назад, – ответила Хильда. – С тех пор они сильно участились и теперь происходят с интервалом меньше часа.

– Они не только участились, но и усилились, – добавил Клаус – Доктор Хонома говорит, что сдвиги поверхности вызывает какой-то неизвестный феномен под вулканом.

Питт понимающе посмотрел на Джордино:

– Четвертый тоннель проходит прямо под основанием вулкана.

Джордино только кивнул, соглашаясь.

– Говорил ли Хонома что-нибудь о том, когда именно может произойти оседание склона? – поинтересовался Питт.

– Он считает, что катастрофа может случиться в любой момент.

– Каковы будут последствия? – спросил Джордино.

– Если доктор Хонома прав, – ответил Клаус, – то при оседании склона огромный объем скальной породы, около кубической мили, понесется вниз к озеру со скоростью до восьмидесяти миль в час.

– При обрушении в воду такой массы грунта возникнут громадные волны, – сказал Питт.

– Да, эти волны вполне способны будут стереть с лица земли все города и деревни вокруг озера.

– А как насчет исследовательского комплекса «Одиссея»?

– Поскольку он занимает значительную часть склона, то все здесь будет сметено с лица земли и погребено под оползнем. – Клаус немного помолчал и добавил мрачно: – Вместе с людьми.

– Разве администрация «Одиссея» не знает о нависшей угрозе?

– Они привозили сюда собственных геологов. Те заявили, что обрушения вулканических склонов происходят чрезвычайно редко, всего раз в десять тысяч лет. Я понял ситуацию примерно так: мистер Призрак дал понять, что никакой угрозы нет и не нужно обращать на нее внимания.

– Да, Призрак не славится заботой о благополучии своих работников, – сказал Питт, вспомнив инцидент на борту «Океанского скитальца».

Внезапно все застыли на месте и подняли головы к усыпанному звездами небу. От воздушного терминала донесся легко узнаваемый шум вертолетных винтов. В свете прожекторов мелькнул бледно-лиловый борт машины. Беглецы стояли недвижно, прижавшись к стене. Лопасти вертолетных винтов рассекали ночной воздух и несли машину прямо на них.

– Они ищут нас, – прохрипел перепуганный Клаус Ловенхардт. Он крепко схватил жену за плечи и прижал к себе.

– Маловероятно, – уверил его Питт. – Когда что-то ищут, летают кругами. Нас они еще не хватились.

Машина пролетела над ними не более чем в двухстах футах. Джордино показалось, что, если постараться, до нее можно было добросить камнем. С секунды на секунду должны были вспыхнуть посадочные огни, и тогда они оказались бы мишенями, не хуже чем крысы в пустом амбаре в свете дюжины фонарей. Но тут им улыбнулась Госпожа Удача. Пилот не стал включать посадочные огни, пока не миновал то место, где они стояли. Он сделал резкий вираж к крыше стеклянного, по виду офисного, здания, выровнялся над ним и сел.

Питт взял у Джордино бинокль и не сводил глаз с вертолета, пока тот садился, и после, пока лопасти винта медленно останавливались. Дверь вертолета открылась, и трап обступили несколько человек в бледно-лиловых комбинезонах. Из вертолета вышла женщина в золотистом комбинезоне. Питт осторожно покрутил колесико, добиваясь, чтобы изображение наконец попало в фокус. Он не мог бы утверждать с абсолютной уверенностью, но готов был поставить на кон свое годовое жалованье, что женщина, которая вышла из вертолета, совсем недавно представилась ему как Рита Андерсон.

Его лицо закаменело от гнева. Он передал бинокль Джордино:

– Взгляни-ка повнимательнее на королеву в золотом комбинезоне.

Джордино тщательно изучил женщину в бинокль и проследил, как она вместе со свитой прошла к лифту, на котором можно было спуститься с крыши.

– Наша приятельница с яхты, – проговорил он низким недобрым голосом. – Та самая, что убила Рене. Отдам царство за снайперскую винтовку!

– Мы ничего сейчас не сможем с ней сделать, – с сожалением заметил Питт. – Наша главная цель – доставить Ловенхардтов в Вашингтон целыми и невредимыми.

– Кстати, о целости и невредимости... Как мы рассчитываем преодолеть этот электрифицированный забор, пройти трех доберманов и двух вооруженных до зубов охранниц?

– Не пройти, – тихо произнес Питт, мысленно просчитывая шансы на успех, – а перелететь.

Супруги Ловенхардт все это время стояли молча, не понимая, о чем идет речь и как к этому следует относиться. Джордино проследил взгляд Питта и снова увидел вертолет на крыше офисного здания в квартале от того места, где они находились. Выражение его лица стало холодным и сосредоточенным. Питт и Джордино не обменялись ни единым словом, но предварительный план уже возник в сознании обоих. Питт поднял бинокль к глазам и внимательно изучил здание с вертолетной площадкой.

– Управляющий центр комплекса, – сказал он. – Охраны, кажется, нет.

– Здесь нет смысла запирать людей. Все, кто работает в этом здании, – преданные сотрудники «Одиссея».

– И никаких параноидальных мыслей о том, что незваные гости могут войти через парадный вход. – Питт слегка наклонил бинокль. Пилоты вслед за Ритой прошли в лифт. У вертолета, казалось, никого не осталось. – Лучшей возможности нам наверняка не представится.

– Не вижу здесь никакой возможности. Только представь. Мы войдем в оживленное офисное здание, проберемся неизвестно как мимо двух сотен занятых своим делом работников, ворвемся на десятый этаж и угоним вертолет. И за все это время никто не заподозрит, что в их логово проникли крысы?

– Не исключено, что было бы полезно найти для тебя бледно-лиловый комбинезон.

Джордино наградил Питта испепеляющим взглядом.

– Я и так уже зашел гораздо дальше, чем требовал служебный долг. Тебе придется придумать что-нибудь другое.

Питт направился к Ловенхардтам, стоявшим обнявшись немного в стороне. Они посмотрели на него с тревогой, но без страха.

– Мы собираемся войти в здание управления комплексом и подняться на крышу, где попытаемся захватить вертолет, – сказал Питт. – Держитесь поближе ко мне. Если попадем в беду, падайте на пол. Ни в коем случае не оставайтесь стоять на линии огня. Дерзость – наше главное оружие. Мы с Алом попытаемся сделать вид, что сопровождаем вас на встречу, или на допрос, или еще куда-нибудь – как получится. Как только доберемся до крыши, быстро залезайте в машину и пристегивайтесь покрепче. Взлет может быть очень резким.

Клаус и Хильда торжественно заверили, что будут строго следовать его инструкциям. Они уже влезли в это дело по уши и прошли точку возврата. Питт решил, что может на них положиться: ученые в точности выполнят любое его указание. У них нет выбора.

Все вчетвером они прошли вдоль улицы до ступеней главного входа в здание управления комплексом. Мимо, осветив их фарами, проехал какой-то грузовик, но водитель не обратил на прохожих никакого внимания. У самого входа в здание стояли и курили две женщины: одна в бледно-лиловом, другая в белом комбинезоне. На этот раз первым шел вежливо улыбающийся Джордино. Через большие стеклянные двери они вошли в фойе, где прогуливались и беседовали между собой несколько женщин и всего один мужчина. Питт со спутниками спокойно шел вперед, и почти никто из присутствующих не посмотрел в их сторону, да и те, кто посмотрел, сделали это без всякой подозрительности.

Совершенно непринужденно, как если бы ему приходилось входить в это здание каждый день по несколько раз, Джордино быстро провел свою группу к лифтам и жестом пригласил в пустую кабину, стоявшую с открытыми дверцами. Не успели они, однако, войти и нажать кнопку выхода на крышу, как в этот же лифт вошла привлекательная блондинка в бледно-лиловом. Она прислонилась к стенке рядом с Джордино и нажала кнопку восьмого этажа.

Она обернулась и изучающе поглядела на Ловенхардтов, а затем сделала многозначительную паузу. Во взгляде ее появилось подозрение.

– Куда вы ведете этих людей? – требовательно спросила она по-английски.

Джордино колебался, не в силах выбрать верную линию поведения. Питт, не испугавшись, шагнул к Джордино и произнес на ломаном испанском:

– Perdonenos para ingles no parlante[316]?

Глаза женщины внезапно сердито блеснули.

– Я не обращалась к тебе! – гневно отрезала она. – Я разговаривала с госпожой.

Оказавшись в центре перепалки, Джордино растерялся. Говорить он боялся: голос наверняка выдал бы, что он не женщина. Но выхода не было. Когда он наконец заговорил, его писклявый голос прозвучал в замкнутом пространстве лифта странно и неестественно:

– Я говорить немного ingles.

Ответом ему стал внимательный, пронизывающий взгляд. Она тщательно изучила лицо псевдоженщины, и ее глаза расширились при виде полусуточной щетины на скулах. Она подняла руку и провела пальцами по его щеке.

– Ты мужчина! – пораженно выпалила она. Развернувшись на каблуках, она потянулась к кнопкам, чтобы остановить лифт на следующем этаже, но Питт ударил ее по руке и не позволил этого сделать.

Представительница «Одиссея» неверяще перевела взгляд на Питта.

– Как ты смеешь?

Он неприятно улыбнулся.

– Ты произвела на меня столь сильное впечатление, что я решил выкрасть тебя и увезти в лучший мир.

– Ты сошел с ума!

– Точно. – Лифт остановился на восьмом этаже, но Питт нажал на кнопку закрывания дверей, и лифт продолжил свой путь наверх, к последней остановке на крыше, выше десятого этажа.

– Что здесь происходит? – Она впервые пригляделась повнимательнее к Ловенхардтам, которых, казалось, забавлял весь этот обмен репликами. Ее лицо помрачнело. – Я знаю этих людей. На ночь их должны запирать в тюремном корпусе. Куда вы их ведете?

– До ближайшего туалета, – бесстрастно пояснил Питт.

Женщина явно не знала, что предпринять: то ли закричать, то ли попытаться остановить лифт. В конце концов она поддалась женскому инстинкту и открыла рот, собираясь кричать. Питт без колебаний ударил ее правым кулаком в челюсть. Она плюхнулась на пол, как мешок подмокшей муки. Джордино успел подхватить ее под мышки, не дав упасть. Он аккуратно засунул ее бесчувственное тело в угол, где его не должно было быть видно при открывании дверей.

– Почему вы попросту не заткнули ей рот? – спросила Хильда. Ее шокировало, что Питт хладнокровно и жестоко ударил женщину.

– Потому что она укусила бы меня за руку, а я сегодня в недостаточно рыцарственном настроении, чтобы позволить так обращаться с собой.

Мучительно, бесконечно медленно лифт преодолел последние несколько футов подъема и добрался наконец до верхней площадки здания, откуда можно было выйти на крышу. Кабина мягко остановилась и открылись двери. Питт и его спутники вышли. И попали прямо в руки четырех охранников в форме, стоявших вне поля зрения за большой установкой кондиционирования воздуха.

* * *

В вашингтонской квартире Сэндекера в уотергейтском пентхаусе царила атмосфера спокойной – в большей или меньшей степени – тревоги. Адмирал расхаживал из конца в конец комнаты в облаке голубоватого дыма от одной из своих знаменитых громадных сигар, изготовленных по особому заказу. Другой мужчина мог бы вести себя в присутствии дам как джентльмен и не окуривать гостей табачным дымом, но только не адмирал. Либо дамы принимали его вредную привычку, либо адмирал не принимал их у себя. Несмотря на этот недостаток, одинокие дамы переступали его порог с поразительной частотой.

Адмирал считался завидной добычей, поскольку был свободным вдовцом. Его дочь и трое внуков жили в Гонконге. С учетом всего этого Сэндекера непрерывно осаждали приглашениями на обед. К счастью или к несчастью, в зависимости от точки зрения, его постоянно представляли одиноким дамам, стремящимся к замужеству или по крайней мере к прочным отношениям. Как ни удивительно, адмирал был в этом отношении мастером обмана.

В этот вечер в гостях у адмирала была член Конгресса Берта Гарсия, занявшая этот пост после смерти своего мужа Маркуса. Она сидела на балконе и разглядывала столичные огни, прихлебывая одновременно из бокала отличный портвейн. Они с адмиралом только что вернулись с вечеринки, и на ней было очень стильное маленькое черное платье для коктейля. Ее забавляла нервозность адмирала.

– Почему бы тебе не присесть, Джим? Ковер протрешь.

Он остановился, подошел к ней и прикоснулся ладонью к ее щеке:

– Прости, что я не обращаю на тебя внимания, но двое моих людей в Никарагуа попали в сложную ситуацию, – он тяжело опустился рядом с ней. – Что, если я скажу тебе, что на нашем восточном побережье и в Европе начнутся суровые зимы, каких мы никогда прежде не видели?

– Тяжелый год всегда можно пережить.

– Я говорю о столетиях.

Она поставила бокал на столик.

– Но ведь этого не может быть – идет глобальное потепление!

– Несмотря на глобальное потепление, – твердо сказал он.

Зазвонил телефон. Адмирал подошел к столу своего домашнего кабинета и взял трубку:

– Да?

– Это Руди, адмирал, – раздался в трубке голос Ганна. – По-прежнему ничего.

– Но они проникли туда?

– Мы не получали никаких сообщений с того момента, как они вышли из Гранады на гидроцикле и отправились через озеро.

– Мне это не нравится, – пробормотал Сэндекер. – Им давно пора связаться с нами.

– Нам не следовало брать на себя подобную работу, это дело разведывательных служб, – сказал Ганн.

– Я согласен, но Дирка и Ала остановить невозможно.

– Они справятся, – успокаивающе сказал Ганн. – Они всегда справляются.

– Да, – тяжело согласился Сэндекер. – Но когда-нибудь закон больших чисел даст о себе знать и их везение закончится.

39

При виде выходящей из лифта группы охранники удивились не меньше, чем Питт и его спутники. Среди охранников было трое мужчин в голубых комбинезонах и женщина в зеленом. Питт решил, что командует здесь именно она. В отличие от остальных, у нее не было в руках автоматической винтовки. Все ее вооружение составлял небольшой автоматический пистолет в поясной кобуре. Питт взял инициативу в свои руки и направился прямиком к женщине.

– Вы здесь начальник? – спросил он спокойным и уверенным голосом.

Женщина, застигнутая врасплох, посмотрела на него изумленным взглядом:

– Я начальник. Что вы здесь делаете?

Питт испытал мгновенное облегчение от того, что она по крайней мере говорит по-английски. Он указал ей на Ловенхардтов:

– Мы обнаружили этих двоих на четвертом этаже, они что-то вынюхивали. Кажется, никто не знает, как они сюда попали. Нам приказали сдать их охранникам на крыше. То есть вам.

Женщина внимательно посмотрела на Ловенхардтов. Ученые были в шоке, они смотрели на Питта с растущим ужасом в глазах.

– Я знаю этих людей. Это ученые, они работают над проектом. В это время они должны быть заперты в своих комнатах.

– Там что-то произошло. Кажется, загорелась машина. Должно быть, они воспользовались суматохой и ускользнули оттуда.

Озадаченная охранница не спросила, каким образом Ловенхардты оказались в административном здании.

– Кто приказал вам вести их на крышу?

Питт пожал плечами.

– Какая-то дама в бледно-лиловом комбинезоне.

Было очевидно, что при этом ответе Питта трое охранников с автоматами наизготовку немного расслабились. По всей видимости, они поверили рассказу Питта, хотя их начальница продолжала сомневаться.

– Где вы работаете? – требовательно спросила она.

Джордино сделал несколько шагов к вертолету, отвернулся и сделал вид, что с интересом разглядывает летающую машину. Питт не спускал взгляда с женщины.

– Мы работаем в тоннелях. Наш начальник дал нам два дня отдыха и отпустил наверх.

Краем глаза Питт наблюдал, как Джордино медленно, почти незаметно глазу, перемешается позади охранников.

Эта история один раз уже сработала. Он надеялся, что она сработает снова. Так и произошло. Женщина кивнула.

– Это не объясняет, почему вы оказались в здании управления ночью.

– Приказано завтра возвращаться вниз, и нам велели явиться сюда и взять пропуска.

На этот раз он явно промахнулся.

– Какие пропуска? Мне ничего не известно о пропусках, которые выдавали бы тоннельным рабочим. Ваших нагрудных карточек должно быть достаточно.

– Я делаю только то, что мне велели, – сказал он, изображая раздражение. – Так вы возьмете на себя этих пленников или нет?

Прежде чем она успела что-нибудь ответить, в руке Джордино появился большой пистолет. Одним молниеносным движением он вскользь ударил рукоятью по голове одного из охранников и обрушил ее на голову другого. Третий охранник сам убрал руки с винтовки, когда увидел, что зияющее дуло автоматического пистолета Джордино смотрит ему точно промеж глаз.

– Так гораздо лучше, – тихо проговорил Питт. Он обернулся к Джордино и улыбнулся: – Хорошая работа.

Джордино ответил слабой ухмылкой:

– Я тоже так думаю.

– Собери их оружие.

Рука женщины скрытно подбиралась к кобуре пистолета.

Питт сказал ей:

– На вашем месте я не стал бы этого делать.

Лицо охранницы превратилось в маску ярости, но ей хватило ума, чтобы признать поражение. Она подняла руки, и Джордино вынул из ее кобуры пистолет.

– Кто вы? – прошипела она.

– Меня почему-то все время об этом спрашивают, – ответил Питт. Он махнул рукой единственному оставшемуся стоять охраннику: – Снимай форму. Быстро!

Охранник быстро расстегнул молнию впереди на комбинезоне и вылез из него. Питт проделал то же самое со своим черным комбинезоном и тут же легко скользнул в синий, снятый с охранника.

– Ложитесь на крышу рядом с остальными, – приказал Питт женщине и полураздетому охраннику.

– Куда это ты собрался? – небрежно поинтересовался Джордино.

– Как все порядочные работники авиалиний, я ненавижу поднимать в воздух полупустую машину.

Джордино больше ни о чем не спрашивал, он уже понял, что у Питта на уме. Он встал перед пленниками так, чтобы те могли видеть, как дуло его автоматического пистолета описывает дугу и переходит от одной головы к другой. Он взглянул на Ловенхардтов и твердо сказал:

– Пора подняться на борт.

Два пожилых человека послушно и без жалоб забрались в вертолет, а Питт вновь шагнул к лифту. Через несколько секунд дверцы кабины закрылись, и он исчез.

* * *

По офисному пентхаусу на десятом этаже, чуть ниже вертолетной площадки на крыше, тянулась великолепная анфилада комнат. При взгляде на их отделку возникало впечатление, что по помещениям прошла приливная волна бледно-лилового цвета. На стыках высоченные куполообразные потолки тоже были выдержаны в бледно-лиловой гамме, а в центре украшены сценами странных религиозных ритуалов и танцев. Исполняли их женщины в свободных одеждах на фоне живописных лесов, таинственных озер и мифических горных пиков. Огромные ковры от стены до стены, в которых ноги утопали чуть ли не по лодыжку, тоже были бледно-лиловыми с золотом. Резная мебель из белого мрамора напоминала кресла-троны, которые часто можно видеть на классических греческих вазах. Для удобства на креслах лежали толстые и очень мягкие бледно-лиловые подушки. Люстры тоже переливались лиловым цветом, и хрустальные детали вокруг ламп имели тот же оттенок. Стены были отделаны все в той же универсальной гамме, но уже чудесным бархатом. Тяжелые шторы на высоких окнах и занавеси были сшиты из этого же материала. В целом же интерьер казался очень экзотическим – настоящим воплощением чувственной мечты. Он производил на неподготовленного зрителя гораздо более сильное впечатление, чем все, что тот мог вообразитьзаранее.

На длинной мраморной скамье, вольно раскинувшись на мягчайших подушках, сидели две женщины. Между ними стоял стеклянный столик изысканной формы, на нем ведерко со льдом и с бутылкой марочного шампанского с фирменной бледно-лиловой этикеткой. Одна из женщин была облачена в золотистое платье, вторая – в пурпурное. У обеих были совершенно одинаковые рыжие волосы, как будто обе они пользовались одной бутылочкой с краской, услугами одного парикмахера и стилиста. Если бы женщины не двигались, их можно было бы принять за часть общего декора.

Дама в пурпурном отхлебнула из высокого узкого бокала шампанское и произнесла голосом, лишенным всякого выражения:

– Все идет по графику. Десять миллионов установок «Мача» будут готовы для розничной продажи к первому снегопаду. После этого наши друзья в Китае запустят свои сборочные линии на полную мощность. К концу лета войдут в строй их новые заводы, и производство вырастет до двух миллионов установок в месяц.

– Готовы ли каналы распространения? – задала вопрос дама в золотом. Она была потрясающе красива.

– По всей Европе и северо-востоку Соединенных Штатов построены или взяты в аренду торговые склады. Они уже принимают товар с китайских торговых судов.

– Нам повезло, что Друантия сумела занять место своего отца и обеспечить наши потребности в платине. Мы отчаянно в ней нуждались.

– Без нее мы ни за что не смогли бы удовлетворить спрос.

– Ты приехала специально для того, чтобы открыть тоннели?

Дама в пурпурном кивнула.

– Наши ученые рассчитали дату, десятое сентября. По их оценкам, потребуется шестьдесят дней, чтобы температура Гольфстрима упала достаточно и вызвала в северных широтах сильные холода.

Дама в золотом улыбнулась и налила себе еще бокал шампанского.

– Значит, все готово.

Ее собеседница кивнула и подняла бокал:

– За тебя, Эпона! За женщину, которая скоро станет самой могущественной в истории человечества.

– И за тебя, Флидаис! Без тебя это было бы невозможно.

* * *

Питт справедливо предположил, что главные офисные апартаменты должны находиться на верхнем этаже, под самой крышей. Когда он вышел из лифта, то увидел пустые холлы и коридоры – секретари и клерки покинули здание несколько часов назад. В голубом комбинезоне охранника он без проблем прошел мимо двух других охранников. Те лишь мельком взглянули на него, когда он прошел в прихожую главных апартаментов. Оказалось, что в самих апартаментах охраны нет, и Питт очень осторожно толкнул дверь и тихонько вошел, а затем аккуратно прикрыл ее за собой. Он обернулся и застыл в изумлении при виде необычайного декора.

Он услышал в следующей комнате негромкие голоса и скользнул за бледно-лиловые гардины, которыми был задрапирован арочный проход. Гардины были собраны к стенам и удерживались на месте с помощью золотых шнуров. Сквозь щель между ними Питт увидел двух женщин, непринужденно раскинувшихся на широкой роскошной скамье. Он окинул взором нарочито пышную обстановку комнаты и решил, что по сравнению с ней даже самый шикарный бордель показался бы придорожной лачугой. Кроме двух женщин, в комнате никого не было. Питт шагнул вперед, вышел из-за драпировок и встал посередине дверного проема, невольно любуясь их красотой. Они тем временем продолжали спокойно беседовать, не оборачиваясь и не замечая, что в комнате появился посторонний.

– Ты скоро уедешь? – спрашивала Флидаис у Эпоны.

– Через несколько дней. В Вашингтоне возникли неприятности, придется заняться минимизацией потерь. Комитет Конгресса расследует наши вновь приобретенные рудники в Монтане. Политики штата недовольны тем, что весь добываемый из тамошней руды иридий мы потребляем сами и ничего не продаем коммерческим предприятиям или правительству Соединенных Штатов. – Эпона удобно откинулась на мягкие подушки. – А ты, дорогая подруга? Какие у тебя планы?

– Я поручила международному детективному агентству выследить двух мужчин, сумевших проникнуть через нашу систему безопасности и побродить по тоннелям, а затем бежать через вентиляторы маяка.

– У тебя есть предположения о том, кто они?

– Подозреваю, что они из Национального подводного и морского агентства. Те самые, от которых я бежала после того, как они уничтожили нашу яхту.

– Ты считаешь, что наши усилия сохранить проект в тайне потерпели неудачу?

Флидаис покачала головой.

– Я так не думаю. По крайней мере пока. Наши агенты не сообщали о какой бы то ни было активности разведывательных служб США и не отмечали интереса к тоннелям. Наоборот, везде царит странное молчание. Выглядит все так, как если бы эти дьяволы из НУМА просто исчезли с лица земли.

– Не стоит излишне беспокоиться. Слишком поздно. Американцы уже не смогут остановить наших операций. Кроме того, вряд ли они сумели разгадать подлинное назначение тоннелей. Всего через восемь дней тоннели откроются и начнут перекачку вод Южного Экваториального течения в Тихий океан.

– Они молчат, я надеюсь, потому, что не сумели сложить два и два и обнаружить угрозу, а также определить ее подлинные масштабы.

– Да, это бы объяснило их бездействие.

– С другой стороны, – задумчиво проговорила Эпона, – можно было бы ожидать, что они захотят отомстить за убийство одного из членов их экипажа.

– Ее смерть была совершенно необходима, – заверила ее Флидаис.

– Я не согласен, – возразил Питт. – Хладнокровное убийство никогда не бывает необходимым.

* * *

Последовала немая сцена. Время как будто застыло. В полной тишине бокал с шампанским выскользнул из ухоженных пальцев Эпоны и упал на толстый ковер. Головы обеих женщин резко повернулись к Питту, пряди длинных волос хлестнули, как кнуты. Удивление в прекрасных глазах с длинными ресницами сменилось раздражением. Женщины были недовольны незваным вторжением одного из своих собственных охранников. Затем глаза вновь отразили удивление – женщины увидели в руках Питта направленный в их сторону кольт.

Питт поймал короткий взгляд Эпоны в сторону стеклянного столика. Под ним на ковре лежал маленький золотой пульт дистанционного управления. Эпона начала медленно сдвигать одну ногу в сторону столика.

– Не слишком умно с твоей стороны, милая, – небрежно заметил он.

Нога остановилась, чуть-чуть не дотянувшись пальцами до одной из кнопок. Затем медленно отодвинулась.

В это мгновение Флидаис узнала Питта.

– Вы! – резко произнесла она.

– Привет, Рита, или как вы теперь себя называете. – Он обежал глазами комнату. – Кажется, ваше социальное положение резко улучшилось.

Янтарно-карие глаза Флидаис уставились на него в холодном гневе.

– Как вы сюда попали?

– Неужели вам не нравится мой комбинезон «от кутюр»? – Он сделал вид, что демонстрирует на подиуме новинки моды. – Поразительно, но с его помощью можно открыть любые двери.

– Флидаис, кто этот человек? – спросила Эпона, не переставая разглядывать Питта, как зверя в зоопарке.

– Меня зовут Дирк Питт. Мы с вашей подругой встречались у восточного побережья Никарагуа. Насколько я припоминаю, в то время она щеголяла в желтом бикини и владела шикарной яхтой.

– Которую вы уничтожили, – прошипела Флидаис, как разъяренная кобра.

– Не припоминаю, чтобы вы предоставили нам возможность выбора.

– Чего вы хотите? – поинтересовалась Эпона, не отводя от Питта взгляда нефритовых глаз с золотистыми блестками.

– Я думаю, будет только справедливо, если Флидаис – вы ведь именно так ее называете? – ответит за свои преступления.

– Могу я спросить, что вы задумали? – спросила она, загадочно глядя на него.

«Классная актриса, – решил Питт. Ее ничто не сбивает, даже дуло моего пистолета».

– Я заберу ее с собой на небольшую воздушную прогулку на север.

– Вот так просто?

Питт кивнул:

– Да, так просто.

– А если я откажусь... – презрительно прорычала Флидаис.

– Давайте скажем только, что последствия вам не понравятся.

– Если я не подчинюсь вам, вы меня убьете. Так?

Он приставил дуло своего кольта к ее виску рядом с левым глазом.

– Нет, я просто вышибу вам выстрелом оба глаза. После этого вы – слепая и безобразная как смертный грех, – сможете спокойно дожить до старости.

– Вы грубы и вульгарны, как большинство мужчин, – возмущенно заявила Эпона. – Примерно таких поступков и можно от вас ожидать.

– Приятно сознавать, что я не разочаровал столь проницательную и прекрасную даму.

– Не нужно относиться ко мне снисходительно, мистер Питт.

– Ну что вы, Эпона! Я проявляю по отношению к вам не снисходительность, а терпимость. – «Этот удар задел ее за живое», – отметил он с удовлетворением. – Возможно, мы когда-нибудь еще встретимся с вами при более приятных обстоятельствах.

– Не спешите благодарить судьбу, мистер Питт. Я не вижу в вашем будущем счастья.

– Забавно! Вы совсем не похожи на цыганку.

Питт мягко толкнул Флидаис в плечо дулом пистолета и вышел вместе с ней из комнаты. На пороге он остановился на мгновение и обернулся к Эпоне.

– Да, пока не забыл. С вашей стороны было бы неразумно открыть построенные тоннели и начать перекачку Южного Экваториального течения, чтобы погрузить Европу в глубокий холод. Я знаю множество людей, которым это может не понравиться.

Он взял Флидаис за руку и быстро, но без спешки провел ее через арку и дальше по коридору в лифт. Оказавшись в кабине, Флидаис гордо выпрямилась и расправила на себе свободное одеяние.

– Вы не только грубы, мистер Питт, вы еще и чрезвычайно глупы.

– Правда? Как так?

– Вы ни за что не сможете покинуть здание. Здесь на каждом этаже охранники. У вас нет ни одного шанса свободно пройти через фойе.

– А кто говорил о том, что мы собираемся идти через фойе?

Глаза Флидаис расширились. Лифт двинулся вверх и остановился на верхней площадке. Дверцы открылись, и Питт вытолкнул ее на крышу.

– Не хочу торопить вас, но, похоже, здесь скоро станет жарко.

Она увидела лежащих на крыше вниз лицом охранников и Джордино, стоящего над ними с автоматической винтовкой и бесстрастно выцеливающего одну голову за другой. Затем ее взгляд остановился на вертолете. Женщина почувствовала, как улетучивается последняя ее надежда на то, что Питта с партнером перехватят охранники. Она сверкнула на Питта глазами в последней отчаянной попытке:

– Вы не сможете пилотировать вертолет!

– Мне жаль вас разочаровывать, – терпеливым тоном ответил Питт, – но и я, и Ал умеем летать на этой птичке.

Джордино смерил взглядом Флидаис, оценил ее элегантный наряд и неприятно улыбнулся:

– А, вижу, ты нашел Риту. Подцепил на вечеринке, да?

– Вечеринка на двоих с дорогим марочным шампанским. Ее зовут Флидаис. Она летит с нами. Приглядывай за ней.

– Непременно. Буду глядеть в оба, – ледяным тоном подтвердил Джордино.

Садясь в вертолет, Питт бросил на Флидаис короткий взгляд. Ее глаза потеряли всякий блеск. Спокойствие и отсутствие страха сменились очевидной тревогой.

Прежде чем пройти в кокпит и сесть в кресло пилота, Питт окинул вертолет беглым взглядом. Это была модель «Эксплорер» фирмы «Макдоннелл – Дуглас» с двумя турбовальными двигателями фирмы «Пратт энд Уитни». Машина была построена на вертолетном заводе «Макдоннелл – Дуглас» в городе Меса в Аризоне. Питт обрадовался, что машина оказалась роторной – с системой противовращения, а значит, без рулевого винта.

Он убедился, что клапан отсечки топлива открыт, рычаг «шаг-газ» стоит на нижнем упоре, а ручка управления находится в нейтральном положении. Затем проверил, мягко ли ходят педали и рычаги управления двигателями. Включил автоматы защиты сети всех необходимых систем и установил топливную смесь на максимальное обогащение. Наконец – кнопка запуска двигателей. Включилось зажигание, и оба двигателя начали работать, постепенно набирая обороты. Еще минута, и винты разогнались до положенных в режиме малого газа скоростей. И последнее. Питт убедился, что не горит ни один из предупреждающих и аварийных сигналов.

Он высунулся в боковое окно и заорал Джордино, пытаясь перекричать вой двух турбин.

– Прыгай на борт!

Джордино не стал подражать Питту и миндальничать с дамой. Он просто поднял Флидаис и буквально зашвырнул ее внутрь винтокрылой машины. Затем забрался сам и закрыл за собой большую сдвижную дверь. Оказалось, что салон вертолета оформлен стильно и элегантно. Четыре больших кожаных кресла с консолями орехового дерева, на одной из консолей – компактная офисная система с компьютером, факсом и спутниковым видеофоном. В консоли между двумя креслами напротив – бар с хрустальными графинчиками и бокалами.

Ловенхардты, сидевшие пристегнутыми в креслах, в немом изумлении уставились на Флидаис, которая влетела в салон и растянулась на полу. Она все еще лежала там, куда без особых церемоний швырнул ее Джордино. Он взял ее под руки, поставил вертикально и усадил в кресло, не забыв застегнуть привязной ремень. Он вручил Клаусу Ловенхардту винтовку:

– Если она шевельнет хотя бы пальцем, стреляйте.

Клаус, которому не за что было любить своих бывших работодателей, принял поручение с радостью.

– Когда вы приземлитесь в Манагуа, вас встретят наши агенты, – презрительно заявила Флидаис.

– Вы меня очень утешили.

Джордино быстро повернулся, прошел в кокпит и плюхнулся в кресло второго пилота. Питт бросил взгляд на двери лифта и увидел, как они закрываются. Охранники, поднятые по тревоге оставшейся в апартаментах женщиной, ждали только лифта, чтобы подняться на крышу и навести порядок. Питт протянул руку и передвинул рычаг «шаг-газ» вверх, поднимая вертолет в воздух. Затем он плавно повел ручку управления от себя. «Эксплорер» наклонился на нос и устремился вверх, прочь от крыши здания. Питт быстро разогнал вертолет до максимальной скорости в сто восемьдесят четыре мили в час. Набирая высоту, машина прошла над комплексом «Одиссея» по направлению к взлетно-посадочной полосе, которая, будто ниточка, соединила между собой два вулканических пика. Добравшись до горы Мадерас, он заложил крутой вираж, обогнул пик и резко бросил «Эксплорер» вниз. Вертолет опустился к самым деревьям – до верхушек оставалось меньше тридцати футов – и только после этого пересек береговую линию и пошел над озером.

– Надеюсь, мы направляемся не в Манагуа, – сказал Джордино, надевая наушники. – Ее королевское высочество говорит, что там нас будут ждать ее бездельники.

– Я бы нисколько не удивился, – отозвался Питт с широкой ухмылкой. – Именно поэтому мы некоторое время будем идти на запад, над Тихим океаном, а потом повернем на юг и направимся в столицу Коста-Рики – в Сан-Хосе.

– А топлива нам хватит?

– Должно хватить, если пойдем на крейсерской скорости, и пара галлонов еще останется.

Питт летел над самой поверхностью воды, стараясь, чтобы его не засекли радарные системы «Одиссея». Он перелетел перешеек, отделяющий на западе озеро Никарагуа от Тихого океана, и удалился на десять миль от берега. Только после этого он повернул к югу и начал медленно набирать высоту. Джордино тем временем проложил курс на Сан-Хосе. Всю оставшуюся часть полета он то и дело с опаской поглядывал на указатели топлива.

Небо было затянуто легкой облачной пеленой, недостаточно густой для дождя, но достаточной, чтобы звезд совсем не было видно. Питт устал. Он чувствовал себя измотанным как никогда в жизни. Он передал управление вертолетом Джордино, поудобнее устроился в кресле, глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Но прежде чем позволить себе расслабиться и заснуть, ему необходимо было сделать еще одно дело. Он вытащил из непромокаемого мешка спутниковый телефон и набрал личный номер Сэндекера.

Голос адмирала возник в трубке почти мгновенно:

– Да!

– Мы закончили, – устало произнес Питт.

– Давно пора.

– Пришлось немного задержаться. Возникла необходимость в более продолжительной экскурсии.

– Где вы сейчас?

– В угнанном вертолете на пути в Сан-Хосе.

Сэндекер помолчал, переваривая информацию.

– Вам не кажется, что надо было осмотреть комплекс в дневное время?

– Нам повезло, – объяснил Питт, изо всех сил стараясь не клевать носом.

– Вы собрали все необходимые данные? – нетерпеливо спросил Сэндекер.

– Теперь мы знаем все, – ответил Питт. – Призрак взял в заложники ученых и с их помощью разработал совершенную технологию производства топливных элементов. Вместо водорода в них используется азот. Китайцы сейчас миллионами производят электрические отопительные установки. Когда они откроют тоннели и зимние морозы обрушатся на побережье США и Европу, эти установки будут лежать на складах в полной готовности и их тут же выставят на продажу.

– Ты хочешь сказать, что вся эта безумная схема придумана для того, чтобы продавать топливные элементы? – недоверчиво переспросил Сэндекер.

– Вы говорите о сотнях миллиардов долларов, не говоря уже о власти, которую неизбежно получит обладатель монополии на их производство. Что ни говори, но, когда упадет первый снег, мировая экономика окажется полностью зависимой от Призрака.

– Ты уверен, что Призраку удалось отработать технологию, когда лучшие умы мира даже близко не подошли к решению этой проблемы? – не сдавался Сэндекер.

– Лучшие умы работают на Призрака, – возразил Питт. – Вы сможете сами услышать эту историю из уст двоих ученых, принимавших участие в работе над проектом.

– Они с вами? – с растущим нетерпением спросил Сэндекер.

– Сидят позади меня вместе с женщиной, которая убила Рене Форд.

Сэндекер чувствовал себя как человек, которому удалось с закрытыми глазами попасть в яблочко.

– Она тоже у вас?

– Зафрахтуйте для нас в Сан-Хосе самолет, и в этот же час завтра она будет сидеть у вас на коленях.

– Сейчас же дам поручение Руди, – пообещал Сэндекер с явной радостью и возбуждением в голосе. – Как только приземлитесь, жду вас всех в своем офисе.

Ответа не было.

– Дирк, ты меня слышишь?

Но Питт уже спал, уронив голову на грудь, и пребывал в счастливом неведении о том, что прервал разговор с адмиралом.

40

Самолет компании «Эйр Канада» пробился через плотную пелену облаков. В их мягких белых изгибах отражались первые оранжевые отблески заходящего солнца. Самолет начат медленное снижение к Гваделупе. Саммер сидела у окна и наблюдала, как море внизу из темно-фиолетового превращается в светло-голубое, а затем в бирюзовое, когда самолет пролетает над рифами и мелководными лагунами. Рядом в кресле у прохода Дирк изучал морскую карту окрестностей островов Ле-Сент – группы небольших островков к югу от Гваделупы.

Саммер с растущим любопытством смотрела, как внизу вырастают два главных острова Гваделупы – Басс-Терр и Гранд-Терр. Вместе они образуют силуэт, напоминающий бабочку. Роль западного крыла выполняет остров Басс-Терр, сплошь покрытый густо заросшими лесом холмами и даже невысокими горами. Высшая точка острова – курящийся вулкан Ла-Суфриер; его вершина поднимается выше четырех тысяч восьмисот футов над уровнем моря. В дождевых лесах на его склонах, густо заросших папоротником, скрываются великолепные водопады, самые высокие в Карибском бассейне. Суммарная площадь обоих островов сравнима с размерами Люксембурга. Друг от друга их отделяет узкий пролив Ривьер-Сале, целиком покрытый мангровыми зарослями.

Восточное крыло бабочки, остров Гранд-Терр, представляет собой полную противоположность Басс-Терр. На острове преобладают плоская равнина и невысокие холмы, пологие склоны которых почти целиком засажены сахарным тростником. Тростник является основным сырьем для трех винокуренных заводов, производящих прекрасный гваделупский ром.

Сердце Саммер радостно забилось в предвкушении чудесных дней, полных наслаждения морем. На Гваделупе множество романтических пляжей с белым и черным песком, окруженных нежно колышущимися на ветру пальмами. В глубине души, однако, Саммер знала, что принимает желаемое за действительное. Стоит им с Дирком закончить поиски флотилии Одиссея, которые им поручил Сэндекер, и адмирал наверняка сразу же прикажет возвращаться домой. Он не позволит им даже несколько дней отдохнуть и порадоваться жизни. Про себя она решила, что все равно задержится, даже если вызовет тем самым гнев адмирала.

Самолет описал широкую окружность и прошел над городом Пуэнт-а-Питр, торговой столицей Гваделупы. Саммер взглянула вниз, где красные черепичные крыши перемежались с металлическими. Центральную часть этого приятного городка украшал живописный сквер в окружении открытых лавочек и уличных кафе. По узким оживленным улочкам спешили домой обедать многочисленные горожане. Машин почти не было. Вместо них на улицах было много мотоциклов и небольших скутеров. В маленьких домиках в портовой части города уже начали зажигаться вечерние огни. У причалов стояли крупные грузовые суда. Небольшие рыболовецкие шхуны спешили в бухту после дневного лова.

Пилот аккуратно зашел на посадку к полосе гваделупского аэропорта Поль-Караиб. Шасси опустилось с глухим стуком и зафиксировалось в посадочной позиции. Закрылки, жужжа, опустились в нижнее положение. На мгновение в стеклах иллюминаторов блеснули последние лучи заходящего солнца, и вот уже самолет опустился на полосу. Обычный несильный толчок при касании, протест покрышек и резкий вой турбин в режиме реверса, – самолет затормозил и неторопливо покатил к терминалу.

Саммер всегда очень любила ранний вечер в тропиках. Обычно в это время ветер дует с берега и уносит с собой накопившиеся за день жару и влажность. Саммер любила запах мокрой растительности после дождя и аромат вездесущих тропических растений, цветущих круглый год.

– Как твой французский? – спросил Дирк у Саммер в аэропорту Гваделупы, когда они спускались по ступенькам самолетного трапа.

– Примерно так же, как твой суахили, – ответила она. В легкой цветастой юбке и такой же блузке она, казалось, излучала энергию и радость жизни. – А почему ты спрашиваешь?

– Здесь только туристы говорят по-английски. Местные говорят по-французски и на местном франко-креольском диалекте.

– Поскольку ни ты, ни я не блистали в школе успехами в языках, придется объясняться на языке знаков.

Дирк посмотрел на сестру долгим взглядом и рассмеялся, а затем вручил ей небольшую книжечку:

– Это англо-французский словарь. Теперь я буду за переводами обращаться к тебе.

Они вошли в здание терминала и направились вслед за другими пассажирами к стойке пограничного контроля. Прежде чем проштамповать их паспорта, сотрудник иммиграционной службы окинул молодых людей внимательным взглядом.

– Вы в Гваделупу по делу или отдохнуть? – спросил он на беглом английском.

Саммер наморщила свой дерзкий носик и состроила Дирку рожицу.

– Для удовольствия, – ответила она чиновнику, взмахнув левой рукой и невзначай продемонстрировав нечто с виду похожее на кольцо с бриллиантом. – У нас медовый месяц.

Чиновник хладнокровно оглядел ее с ног до головы, обратил особое внимание на грудь и улыбнулся одобрительно, шлепая свой штамп на свободные странички паспортов:

– Желаю приятно провести время.

Как только брат с сестрой оказались вне пределов слышимости, Дирк спросил Саммер:

– Что это за чепуха насчет нашего медового месяца? И где ты взяла это кольцо?

– Я подумала, что представиться молодоженами – хорошее прикрытие, – ответила Саммер. – Кольцо – стекляшка. Я заплатила за него целых восемь долларов.

– Надеюсь, никто не станет к нему присматриваться, а то подумают, что я самый дешевый муж в мире.

Молодые люди прошли к багажной стойке, где им пришлось не меньше двадцати минут дожидаться своих вещей. Они погрузили вещи на тележку, прошли таможню и направились в фойе терминала. Там стояла небольшая толпа встречающих – человек тридцать или около того. Какой-то маленький смуглый человечек в белом костюме – судя по внешности, креол – держал над головой табличку с надписью: «Питт».

– Это мы, – представился ему Дирк. – Это Саммер, а я Дирк Питт.

– Шарль Моро, – протянул руку маленький человечек. У него были чернильно-черные глаза и нос, достаточно острый, чтобы им можно было воспользоваться на дуэли. Он ростом был Саммер по плечо, и худенький, как подросток. – Ваш рейс опоздал всего на десять минут. В каком-то смысле это рекорд. – Он поклонился, взял руку Саммер и с истинно европейской галантностью поднес ее пальцы к губам: – Адмирал Сэндекер сказал правду. Вы действительно очень красивая пара.

– Полагаю, он сказал также, что мы брат и сестра.

– Сказал. А что, здесь есть какая-то проблема?

Дирк бросил взгляд на Саммер. Та невинно улыбнулась в ответ.

– Я просто хотел избежать недоразумений.

Саммер и Моро вышли из дверей терминала первыми, а Дирк с багажной тележкой двинулся следом. Неожиданно сбоку на него с силой налетела привлекательная черноволосая женщина в традиционном креольском платье – широкой яркой хлопковой юбке в желто-оранжевую клетку, таком же платке на голове и белой кружевной блузке с оборкой и шарфом на одном плече. Зная, чего можно ожидать в дороге, он сразу схватился за карман, в котором держал кошелек. Все, однако, оказалось на месте.

Женщина остановилась, разминая ушибленное плечо:

– Простите, ради бога. Это моя вина.

– Вы не поранились? – обеспокоенно спросил Дирк.

– Теперь я знаю, что значит налететь на дерево. – Она подняла на него взгляд и открыто улыбнулась: – Я Симона Рэзе. Возможно, мы еще встретимся с вами в городе.

– Возможно, – ответил Дирк, не торопясь тем не менее называть себя.

Женщина кивнула Саммер:

– У вас красивый и привлекательный муж.

– Он может быть таким иногда, при желании, – ответила Саммер с оттенком сарказма в голосе.

После этого женщина повернулась и направилась в здание терминала.

– Что ты об этом думаешь? – поинтересовался смущенный Питт.

– Нельзя отрицать – вела она себя довольно нахально, – пробормотала Саммер.

– Чрезвычайно странно, – сказал Моро. – Она дала понять, что живет здесь. Я родился на острове, но никогда ее прежде не видел.

Саммер казалась слегка обеспокоенной.

– Если хотите знать мое мнение, то это столкновение было подготовлено заранее.

– Согласен, – отозвался Дирк. – Ей что-то было нужно. Не знаю, что именно. Но наша встреча не показалась мне случайной.

Моро провел молодых людей на другую сторону улицы на автостоянку и остановился у седана BMW-525. Он нажал кнопку отключения сигнализации на брелоке с ключами и открыл багажник. Дирк загрузил вещи, и все трое уселись в машину. Моро выехал со стоянки и направил машину в сторону Пуэнт-а-Питр.

– Я зарезервировал для вас небольшой двухкомнатный номер в отеле «Канелла-Бич», одной из самых популярных местных гостиниц, где может остановиться молодая пара с ограниченными средствами. В инструкции адмирала Сэндекера говорится, что во время поиска сокровищ вам следует держаться в тени.

– Исторических сокровищ, – поправила его Саммер.

– Он прав, – согласился Дирк. – Если просочится информация о том, что НУМА охотится за сокровищами, набежит столько народу, что мы не сможем работать.

– Не говоря уж о том, что вас вышвырнут с острова, – добавил Моро. – Наше правительство приняло строгие законы о защите нашего подводного наследия.

– Если у нас все получится, – сказала Саммер, – то ваш народ получит эпохальное открытие.

– Тем больше оснований держать вашу экспедицию в тайне.

– Вы давно знакомы с адмиралом?

– Я встретился с Джеймсом много лет назад, когда был консулом Гваделупы в Нью-Йорке. С тех пор как я ушел в отставку, он время от времени нанимает меня для выполнения заданий НУМА в этой части Карибского моря.

Моро вел машину по холмам, густо заросшим яркой зеленью. Он проехал к гавани и, обогнув город по юго-восточному берегу Гранд-Терр, добрался до окраины другого города, Гозье. Затем свернул на узкую грязную дорогу, немного попетлял по ней и выехал обратно на шоссе.

Саммер смотрела в окно и любовалась небольшими уютными домиками в окружении пышных ухоженных садов.

– Устроили для нас экскурсию по окрестностям?

– У нас на хвосте от самого аэропорта плотно висит какое-то такси, – пояснил Моро. – Я хотел посмотреть, поедут ли они за нами.

Дирк развернулся на месте и посмотрел в заднее окно.

– Зеленый «форд»?

– Он самый.

Моро выехал из жилой зоны и начал обгонять машины одну за другой. Он обходил шедшие плотным потоком автобусы, туристов на скутерах, городские такси. Водитель зеленого «форда»-такси пытался удержаться поблизости, но застрял в медленном транспортном потоке. Моро мастерски протиснулся между двумя автобусами, которые умудрились блокировать обе стороны дороги. Затем он резко свернул направо на узкую улочку между рядами живописных жилых домов во французском колониальном стиле. Потом он повернул налево, а через квартал еще раз налево и вновь оказался на главной дороге. Такси резво проскочило мимо автобусов прямо по тротуару, нагнало Моро и снова будто приклеилось к его заднему бамперу.

– Все понятно, мы его определенно интересуем, – сказал Дирк.

– Теперь посмотрим, смогу ли я от него отделаться, – отозвался Моро.

Он подождал, пока в потоке машин возникнет разрыв. Затем, вместо того чтобы повернуть, бросил машину вперед и проскочил поперек потока в боковую улочку. Водитель такси не успел проскочить вслед за ним и застрял среди скутеров, легковушек и автобусов на добрых тридцать секунд, прежде чем сумел вырваться и возобновить погоню.

Повернув за угол и на время потеряв такси из виду, Моро быстро свернул с улицы на подъездную дорожку какого-то дома и остановился за большим кустом олеандра. Через несколько секунд зеленое такси пронеслось на большой скорости по улице мимо дома и вскоре исчезло в туче поднятой пыли. Они подождали еще несколько минут, после чего Моро вырулил задним ходом обратно на улицу и вновь влился в поток машин на шоссе.

– Мы оторвались от него, но боюсь, что только на время.

– Когда он нас хватится, – вслух подумал Дирк, – он, может быть, проделает тот же самый трюк и попробует нас дождаться.

– Сомневаюсь, – уверенно возразила Саммер. – Готова спорить, он все еще гоняется за нами по улицам.

– Ты проиграла, – рассмеялся Дирк и указал рукой на зеленый форд, припаркованный сбоку у бордюра. Его водитель возбужденно говорил с кем-то по сотовому телефону. – Подъезжайте прямо к нему, Шарль.

Моро медленно подъехал к такси поближе и неожиданно вывернул из потока, остановившись от зеленого «форда» всего в нескольких дюймах. Дирк высунулся в окно и постучал в дверцу:

– Вы не нас ищете?

Застигнутый врасплох водитель бросил взгляд на улыбающееся лицо Дирка, уронил сотовый телефон, вжал до отказа педаль газа и рванул по усаженному пальмами шоссе к городу Санта-Анна. Колеса форда забуксовали по гравию обочины и обиженно взвизгнули, выскочив на асфальт. Моро выехал на обочину и остановился, наблюдая, как такси исчезает впереди в потоке транспорта.

– Сначала дама в аэропорту, теперь это, – тихо произнес Моро. – Кого может так интересовать пара служащих НУМА и их подводные изыскания?

– Слово «сокровище» – сильное возбуждающее средство и распространяется не хуже эпидемии, – сказала Саммер. – Непонятно как, но известие о наших намерениях обогнало нас.

Дирк в задумчивости продолжал смотреть вдаль, на то место дороги, где исчезло из виду зеленое такси.

– Завтра, когда выйдем в море и направимся к острову Бранвин, мы точно узнаем, потянется ли кто-нибудь за нами, и если потянется, то кто.

– А вы знаете что-нибудь про остров Бранвин? – спросила у Моро Саммер.

– Достаточно, чтобы понимать, что приближаться к нему опасно, – тихо ответил Моро. – Прежде он назывался Иль-де-Руж, это по-французски красный, из-за своей красноватой вулканической почвы. Новый владелец переименовал его. Мне говорили, что Бранвин – это кельтская богиня, известная как Венера северных морей, божество любви и красоты. Зато местные, кто посуевернее, называют его, наоборот, островом смерти и считают, что он оправдывает это название.

Дирк откровенно наслаждался теплым ароматным ветерком, влетавшим через открытое окно.

– Это из-за предательских рифов или опасного прибоя?

– Нет, – ответил Моро, притормаживая, чтобы пропустить двоих детей в ярких праздничных нарядах. – Владелец острова не любит незваных гостей.

– Судя по тому, что нашим удалось отыскать в компьютерной сети, – заметила Саммер, – островом владеет женщина по имени Эпона Элиаде.

– Весьма загадочная дама. Насколько нам известно, она ни разу не ступала на землю ни Басс-Терр, ни Гранд-Терр.

Саммер отбросила с лица волосы, из-за влажности в воздухе повисшие прядями.

– Если мисс Элиаде содержит на острове Бранвин роскошный дом, у нее должны быть смотрители и слуги.

– На спутниковых снимках видны летное поле, несколько зданий, странный круг из высоких вертикальных колонн и действительно роскошный особняк, – сказал Моро. – Утверждается, что рыбаков, и туристов, которые пытаются высадиться на острове, позже находят мертвыми. Обычно их тела выносит на пляжи Басс-Терр за много миль от острова.

– А как насчет полицейского расследования?

Моро медленно покачал головой и одновременно включил фары машины. Сгущались сумерки.

– Они не обнаружили никаких признаков насилия или преступления и ни разу не смогли доказать, что жертва на самом деле приближалась к этому острову.

– Неужели местные патологоанатомы не в состоянии определить причину смерти погибших?

Моро издал короткий смешок.

– Тела обычно осматривает местный практикующий врач, а то и дантист, – кто окажется под рукой в тот момент и в том месте, где их вынесет на берег. Если учесть еще и разложение, то любые выводы здесь достаточно произвольны. По большей части все списывается на несчастный случай. – Он немного помолчал и добавил: – И все же ходят упорные слухи, что у жертв бывают вырезаны сердца.

– Звучит омерзительно, – пробормотала Саммер.

– Похоже на пустые слухи, – заметил Дирк.

– Тем больше оснований держаться от этого острова на безопасном расстоянии.

– Это невозможно, если мы собираемся провести исследование придонного слоя в его бухте.

– По крайней мере, будьте начеку, – сказал Моро. – Я дам вам номер моего сотового телефона. Если заметите что-то необычное, сразу же позвоните. Через десять минут к вам выйдет полицейский патрульный катер.

Моро проехал по шоссе еще две мили, затем свернул к отелю и остановил машину у входа. Из отеля торопливо выскочил швейцар и придержал перед Саммер дверцу. Дирк обошел автомобиль и открыл багажник, чтобы носильщик смог выгрузить их чемоданы и мешки с подводным оборудованием и отнести их в отель, в отведенный для них номер.

– Отсюда можно легко дойти до нескольких ресторанов на выбор, до магазинов и развлекательных центров, – сказал Моро. – Я заеду за вами завтра в девять утра и отвезу на причал, где стоит зафрахтованная мною яхта. Она вполне подойдет для ваших исследований. Профиломер твердого дна, подводный металлоискатель и водяная пушка для зондирования дна, которые Руди Ганн прислал сюда грузовым рейсом из Флориды, уже на борту и готовы к работе. Я также установил на палубе небольшой компрессор, необходимый для работы драги и водяной пушки.

– Вы очень предусмотрительны, – сделал Дирк комплимент маленькому гваделупцу.

– Мы благодарны вам за помощь и поддержку, – сказала ему Саммер, когда он вновь галантно поцеловал ей руку.

– И спасибо за интересную поездку из аэропорта, – добавил Дирк, обмениваясь с Моро рукопожатием.

– Этим вы обязаны не только мне, – возразил тот со слабой улыбкой. Затем его лицо помрачнело. – Пожалуйста, будьте осторожны. Здесь что-то происходит, что-то, о чем мы не знаем и что не в состоянии контролировать. Я не хочу, чтобы вы кончили так же, как остальные.

Дирк и Саммер стояли у входа в отель, пока Моро не выехал за ворота.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила брата Саммер.

– Не имею ни малейшего представления, – медленно ответил Дирк. – Но я отдал бы правую руку, только чтобы папа и Ал сейчас были здесь.

41

Питт и Джордино вышли из самолета. На этот раз их встретили совсем по-другому. Никакой красавицы члена Конгресса, никаких следов элегантного старинного автомобиля. Вместо них самолет окружили облаченные в форму бойцы службы безопасности с ближайшей авиабазы. Из автомобилей присутствовали один черный лимузин «Линкольн Таун Кар», бирюзовый «Линкольн Навигатор» НУМА и белый микроавтобус без опознавательных знаков.

Когда Питт и Джордино спустили трап и сошли с борта самолета на землю, возле открытой дверцы «навигатора» их уже ждал Руди Ганн.

– Интересно, увижу ли я еще когда-нибудь душ и нормальный обед с куском мяса, – простонал Джордино, уверенный, что Сэндекер прислал Ганна с поручением отвезти их сразу же в штаб-квартиру НУМА.

– Кашу, конечно, придется расхлебывать, но мы сами ее заварили, так что ругать, кроме самих себя, некого, – вздохнул Питт.

– Избавьте меня от своих жалобных стенаний, – с улыбкой приветствовал их Ганн. – Вы, парни, будете рады узнать, что адмирал не хочет вас видеть до завтрашнего обеда. В два часа назначена встреча в Белом доме. Вы все расскажете советникам президента.

Супруги Ловенхардт тоже спустились из самолета на землю и подошли к Питту и Джордино. Хильда поднялась на цыпочки и расцеловала Питта в обе щеки, а Клаус долго тряс руку Джордино.

– Как сможем мы вас отблагодарить? – произнесла она, задыхаясь от нахлынувших чувств.

– Мы в громадном долгу перед вами и никогда не сможем расплатиться, – присоединился к благодарностям и Клаус. Он буквально просиял при виде знакомых зданий Вашингтона.

Питт обнял его за плечи:

– Теперь о вас позаботятся. Мне обещали, что ваших детей тоже возьмут под защиту и они прилетят сюда при первой возможности.

– Заверяю вас, что мы готовы во всем сотрудничать с вашими людьми. Мы с радостью поделимся с вашими учеными своими знаниями по технологии производства азотных топливных элементов. – Он обернулся к жене. – Правда, Хильда?

– Да, Клаус, – улыбаясь подтвердила она. – Мы подарим наше открытие всему миру.

Они попрощались, и Ловенхардты в сопровождении агента ФБР направились к ожидавшему их «линкольну». Их должны были отвезти на одну из конспиративных квартир ФБР в Вашингтоне.

Питт, Джордино и Ганн стояли у машины и смотрели, как два крепких агента ФБР выносят из самолета Флидаис, пристегнутую наручниками к носилкам, и запихивают в микроавтобус. Она бросила на Питта взгляд, полный глубокой ненависти. Он ухмыльнулся и, пока не закрылись дверцы микроавтобуса, помахал ей рукой:

– Я пришлю вам в камеру чего-нибудь вкусненького!

После этого они с Джордино уселись в «навигатор» НУМА. Ганн сел на место водителя. Он провез их через летное поле к воротам и показал охранникам пропуск. Ему разрешающе махнули рукой, после чего автомобиль повернул налево, на широкую трехполосную улицу, и направился к ближайшему мосту через Потомак.

– Теперь, наверное, нас на некоторое время оставят в покое, – мечтательно произнес Джордино, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье и прикрывая глаза. Он не обращал никакого внимания на проносившиеся мимо живописные пейзажи и деревья, успевшие за время их отсутствия покрыться листвой. – Я мог бы уже четыре дня назад оказаться дома, угощать обедом и поить вином какую-нибудь прекрасную даму, но нет! Тебе непременно нужно было остаться и залезть в святая святых Призрака.

– Не припоминаю, чтобы мне пришлось тебя уговаривать, – отозвался Питт без малейших признаков раскаяния в голосе.

– У меня было временное помрачение рассудка.

– Не обманывайся. Если по нашей информации будут предприняты немедленные действия, то получится, что мы помогли спасти США и Европу от очень больших неприятностей.

– А кто остановит Призрака и не даст ему открыть тоннели? – усомнился Джордино. – Никарагуанское правительство, спецназ США, пустые призывы ООН? Европейские дипломаты будут говорить и говорить без конца, болтать, пока не впадут в кому, а их страны тем временем обратятся в ледышки. Ни у кого не хватит смелости положить конец «Одиссею», а потом будет уже поздно что-либо делать.

Питт знал, что Джордино не слишком далек от истины.

– Вероятно, ты прав, но это уже от нас не зависит. Мы предупредили. Больше мы ничего сделать не в состоянии.

Ганн перескочил через мост в Александрию, где в одном из кондоминиумов жил Джордино.

– Ну адмирала ты точно осчастливил. Он теперь в Белом доме герой дня. Добытые вами сведения все еще засекречены по очевидным причинам, но, как только советники президента по безопасности разработают план операции, целью которой будет остановить преступную деятельность Призрака и «Одиссея», все выйдет наружу и начнется жуткая шумиха. Средства массовой информации, стоит им пронюхать об этом, сорвутся с цепи, и вот тогда-то НУМА получит по заслугам.

– Все очень хорошо и даже здорово, – равнодушно пробормотал Джордино. – Ты подбросишь меня первым?

– Поскольку ты живешь ближе всех, – объяснил Ганн. – Потом я доеду до шоссе на Маунт-Вернон и высажу Дирка возле его ангара.

Через несколько минут уставший Джордино вытащил свои вещи из багажника «навигатора» и с трудом поднялся по ступеням здания. Построено оно было во время Гражданской войны и долго служило складом, но недавно было перестроено и поделено на дорогие квартиры. На пороге Джордино обернулся и слегка махнул на прощание рукой.

Проехав немного вдоль берега Потомака, Ганн свернул в ворота Национального аэропорта имени Роналда Рейгана и направил автомобиль по грязной разъезженной дороге к старому ангару Питта, стоявшему в нескольких сотнях ярдов от конца взлетно-посадочной полосы. Ангар был построен в начале тридцатых годов двадцатого века для самолетов какой-то давно сгинувшей авиакомпании. Питт купил и переоборудовал его под стоянку и обслуживание своей коллекции старинных автомобилейи самолетов, а после этого умудрился сделать так, чтобы его объявили памятником истории.

– Ты заедешь за мной перед совещанием? – спросил Питт, вылезая из машины.

Ганн покачал головой и раздвинул губы в улыбке:

– Я не приглашен. Служба безопасности пришлет за тобой машину.

Питт повернулся к двери и набрал на панели своей уникальной охранной системы целую серию кодовых чисел. «Навигатор» тем временем исчез вдали, оставив после себя тучу пыли. Снаружи можно было подумать, что старая дверь ангара давно рассохлась, краска на ней растрескалась и облупилась. Питт открыл ее и вошел.

Открывшееся зрелище неизменно вызывало у Питта радостное возбуждение. Внутреннее помещение ангара чем-то напоминало элегантный выставочный зал торговца шикарными автомобилями. Стены ангара, его закругленная крыша и пол – все было выкрашено в ослепительно-белый цвет, на фоне которого особенно красочно смотрелись тридцать классических автомобилей всевозможных ярких цветов. Кроме «Мармона V-16», там были «дюзенберг» 1929 года, «штутц» 1932 года, «Корд L-29» 1929 года и «Пирс-эрроу» 1936 года с соответствующим трейлером. В один ряд выстроились «Форд хот-род» 1936 года, спортивный «метеор» Дирка-младшего и ярко-красный «Аллар J2X» 1953 года. Вдали стояли два самолета – «Форд три-мотор» начала тридцатых и реактивный «Мессершмит-262» времен Второй мировой войны. Вдоль стены вытянулся длинный пульмановский вагон с яркой надписью «Манхэттен лимитед» по всей длине. Только два объекта казались в этом помещении неуместными – рубка парусной яхты, установленная на надувном спасательном плотике, и ванна с подвесным лодочным мотором на одном из торцов.

Питт поднялся по железной винтовой лестнице в свою квартиру на северной стороне ангара. Он устал, мешок с подводным снаряжением и сумка с вещами оттягивали плечи. Квартира Питта внутри тоже выглядела необычно и напоминала скорее торговый зал антикварного магазина морской тематики. Мебель со старинных парусных судов, морские пейзажи на стенах, модели кораблей на встроенных в стены полках заполняли гостиную. Пол был настелен тиковыми досками с палубы парохода, разбившегося неподалеку от гавайского острова Кауаи.

Питт распаковал вещи. Всю одежду из мешка он сложил в корзину рядом со стиральной машиной, затем разделся и отправил все снятое туда же. С чувством облегчения он прошел в душевую кабинку из тикового дерева, включил воду погорячее – настолько, насколько мог терпеть, – и с наслаждением намылился с ног до головы. Он тер и тер себя мочалкой, пока кожу не начало слегка пощипывать. Потом растерся полотенцем и направился к кровати. Растянулся прямо поверх покрывала и мгновенно уснул.

* * *

Уже наступила темнота, когда Лорен Смит открыла дверь ангара собственным ключом и вошла. Она поднялась наверх и обошла квартиру в поисках Питта – о его приезде ей сообщил Руди Ганн. Лорен обнаружила его в спальне. Совершенно голый Питт лежал поверх покрывала и крепко спал. Лорен наклонилась и накинула на него край покрывала. Губы ее при этом невольно сложились в мягкую чувственную улыбку.

Когда Питт проснулся, проспав шесть часов, в потолочное окно были видны звезды. А его ноздри уловили аромат мяса, зажаренного на рашпере. Он увидел на себе покрывало и мысленно улыбнулся. Он знал, что это дело рук Лорен. Он поднялся и натянул на себя шорты цвета хаки и цветастую шелковую рубашку, сунул ноги в сандалии.

Лорен в облегающих белых шортах и полосатой шелковой блузке выглядела чудесно, ее руки и ноги были темны от загара, который она умудрялась получать на балконе собственной квартиры. Она легко вздохнула, когда Питт крепко обнял ее обеими руками за талию и одновременно потерся носом сзади об ее шею.

– Только не сейчас, – одернула она его в притворном раздражении. – Я занята.

– Откуда ты узнала, что последние пять суток мне снилось исключительно жареное мясо?

– Не нужно быть психотерапевтом, чтобы догадаться об этом. Ты же больше ничего не ешь! А теперь присядь и разомни картофель.

Питт послушался. Он уселся за обеденный стол, тонированная и отполированная столешница которого когда-то была крышкой люка старинного корабля, размял в миске картофель и ложкой разложил его по тарелкам. Лорен принесла большой говяжий бифштекс, разрезала пополам. Затем она поставила на стол салат и тоже села. Питт открыл бутылку охлажденного шардоннэ «Мартин-Рей».

– Я слышала, вам с Алом пришлось нелегко, – сказала она, разрезая свой бифштекс.

– Обошлось парой царапин. Медицинской помощи не потребовалось.

Она посмотрела ему в глаза. Взгляд фиолетовых глаз встретился со взглядом зеленых. Черты ее лица оставались мягкими, но голос зазвучал требовательно:

– Ты становишься слишком стар для подобных передряг. Пора сбавить темп.

– Уйти в отставку и пять дней в неделю играть в гольф в каком-нибудь клубе? Не хочется.

– Тебе не обязательно уходить в отставку. Ты мог бы руководить исследовательскими экспедициями – это менее опасно, чем твои прежние занятия.

Он налил ей вина и откинулся в кресле, наблюдая, как она пьет его маленькими глоточками. Он будто заново изучал черты ее лица, достойные обложки глянцевого журнала, ее волосы, маленькие точеные уши, изящно изваянный нос, твердый подбородок и высокие скулы. Она могла бы завоевать любого мужчину в Вашингтоне – будь то министр, сенатор или конгрессмен, богатый лоббист или адвокат, приезжий промышленный магнат или иностранный сановник, – но на протяжении двадцати лет, несмотря на несколько коротких романов, она не любила никого, кроме Питта. Время от времени она уходила от него, но непременно возвращалась. Теперь Лорен стала старше, вокруг глаз появились крохотные морщинки, а тело, которое ей с помощью неустанных упражнений удавалось поддерживать в форме, несколько утратило мягкую округлость юности. И все же, помести ее в комнату, полную красивых молодых женщин, и глаза всех присутствующих мужчин будут прикованы к Лорен. Соперницы ей никогда не были страшны.

– Конечно, я мог бы больше времени проводить дома, – медленно проговорил он, не отрывая глаз от ее лица. – Но для этого мне необходима причина.

Она, как будто не услышав, сказала:

– Мой срок в Конгрессе скоро закончится. Ты знаешь, я уже объявила, что не буду больше баллотироваться.

– Думала ли ты, чем будешь заниматься, когда окажешься не у дел?

Она медленно покачала головой:

– У меня есть несколько предложений возглавить различные организации. По крайней мере четыре лоббистские организации и три юридические фирмы пригласили меня присоединиться к ним. Но я предпочла бы просто уйти в отставку. Отправлюсь путешествовать, напишу ту книгу о скрытых течениях в Конгрессе, которую мне всегда хотелось написать, смогу уделить больше времени живописи.

– Ты занялась в жизни не тем, – сказал Питт. Он протянул руку через стол и дотронулся до ее руки. – Твои пейзажи вполне профессиональны.

– А ты? – отозвалась она, считая, что знает ответ. – Вы с Алом опять отправитесь на охоту, будете играть в орлянку со смертью и пытаться вдвоем спасти океаны мира от всех злодеев?

– Не могу ничего сказать про Ала, но для меня сражения закончились. Я собираюсь отрастить седую бороду и заниматься своими автомобилями, пока меня на инвалидном кресле не отвезут в дом престарелых.

Она рассмеялась.

– Я почему-то не в состоянии себе этого представить.

– Я, правда, надеялся, что ты, может быть, согласишься присоединиться ко мне.

Она напряглась и уставилась на него расширенными глазами.

– Что ты говоришь?

Он взял ее руку в свои и крепко сжал.

– Вот что я говорю, Лорен Смит. Я думаю, что мне пора попросить твоей руки.

Она недоверчиво смотрела на него, не отводя глаз.

– Ты не стал бы... Не может быть, чтобы ты это в шутку... – произнесла она наконец прерывающимся голосом.

– Я чертовски серьезен, – ответил он и увидел, как в ее фиолетовых глазах показались слезы. – Я люблю тебя. Я люблю тебя, кажется, уже целую вечность, и я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Лорен сидела за столом, ее била крупная дрожь. Это ее-то, железную деву палаты представителей... даму, никогда не отступавшую от своих принципов, несмотря на политическое давление... женщину, не уступавшую или даже превосходившую мужеством любого мужчину в Вашингтоне. Через некоторое время она отняла у Питта руку и, закрыв обеими руками глаза, зарыдала.

Он обошел вокруг стола и обнял ее за плечи.

– Прости, я не хотел тебя расстроить.

Она подняла голову и взглянула на него полными слез глазами.

– Глупый, неужели ты не знаешь, как долго я ждала от тебя этих слов?

Питт был окончательно сбит с толку.

– Но ведь раньше, когда речь заходила о женитьбе, ты всегда говорила, что об этом не может быть и речи, что у нас обоих на первом месте работа.

– Ты что, веришь всему, что говорит тебе женщина?

Питт мягко поднял ее на ноги и легко поцеловал в губы.

– Прости меня. Прости за глупость и за то, что так долго собирался. Тем не менее вопрос задан. Ты выйдешь за меня замуж?

Лорен обхватила его руками за шею и покрыла его лицо поцелуями.

– Да, дурачок, – произнесла она в экстазе. – Да, да, да!

42

Утром, когда Питт проснулся, Лорен рядом уже не было. Она уехала к себе, чтобы принять душ и переодеться перед очередным днем политических баталий в Конгрессе. Он вспомнил, как она радовалась вчера, как страстно обнимала его, что не хотела выпускать из крепкого кольца своих рук, и почувствован, что внутри поднимается теплая волна. Хотя Питту предстояла встреча в Белом доме, ему совершенно не хотелось надевать деловой костюм. Кроме того, он уже принял решение уйти в отставку и считал, что ему теперь не обязательно стремиться произвести благоприятное впечатление на президентских советников. Так что он надел светлые брюки, рубашку «гольф» и спортивный пиджак.

Когда Питт вышел из дверей ангара, его уже ждал черный «линкольн» с агентом какой-то спецслужбы за рулем. Водитель, широкоплечий, но с солидным брюшком, не произнес ни слова. Он как ни в чем не бывало сидел в машине, предоставив Питту самому открывать заднюю дверцу. До квартиры Джордино доехали в полном молчании.

Вскоре после того, как Джордино устроился рядом с Питтом на заднем сиденье, стало ясно, что дорога, по которой движется машина, не похожа на обычный путь к Белому дому. Джордино наклонился к водителю:

– Извини, приятель, но, по-моему, ты выбрал не самый короткий путь.

Водитель молчал, не отрывая глаз от дороги.

Джордино с легкой тревогой обернулся к Питту:

– Да этот парень просто болтун какой-то!

– Спроси его, куда он нас везет.

– Что скажешь? – Джордино говорил теперь прямо в ухо водителя: – Если не в Белый дом, то куда мы едем?

Ответа по-прежнему не было. Водитель полностью игнорировал Джордино и продолжал вести машину, как робот.

– Как ты считаешь? – прошептал Джордино Питту. – Может быть, на ближайшем светофоре нам стоит воткнуть ему в ухо отвертку и угнать машину?

– Откуда мы можем знать, что он на самом деле из спецслужб? – заметил Питт.

Лицо водителя в зеркале заднего вида осталось совершенно бесстрастным. Он протянул руку через плечо и показал им свое служебное удостоверение.

Джордино присмотрелся к документу.

– Пожалуй, он настоящий. Такое имя, как Отис Мак-Гонигл, вряд ли можно придумать.

– Я, пожалуй, рад, что мы едем не в Белый дом, – сказал Питт, зевая, будто от скуки. – Там такие неинтересные и скучные люди. Хуже того, они считают, что страна без них провалится в тартарары.

– Особенно это относится к тем подхалимам, которые охраняют президента, – добавил Джордино.

– Ты имеешь в виду тех разгильдяев, что стоят вокруг президента в миниатюрных наушниках и солнечных очках, тридцать лет как вышедших из моды?

– Их самых.

По-прежнему никакой реакции со стороны водителя, ни малейших признаков раздражения.

Питт и Джордино прекратили попытки вызвать с его стороны хоть какую-нибудь реакцию и оставшуюся часть пути сидели молча. Макгонигл остановился у массивных железных ворот. Охранник в форме полиции Белого дома узнал водителя в лицо, прошел в караулку и нажал кнопку. Ворота распахнулись, и машина по наклонному пандусу въехала в тоннель. Питт был знаком с системой тоннелей под Вашингтоном. Глубоко под землей они соединяют между собой большинство правительственных зданий вокруг Капитолия. Бывший президент Клинтон нередко пользовался ими во время своих похождений по ночным заведениям города.

Примерно через милю, по оценке Питта, Макгонигл остановил машину перед лифтом. На этот раз он вышел и открыл перед ними заднюю дверцу.

– О'кей, джентльмены, мы прибыли на место.

– Он заговорил! – удивился Джордино, оглядываясь вокруг. – Но как? Я не вижу рядом чревовещателя.

– Да, парни, вас не возьмут на работу в «Комеди-Клаб», – пробормотал Макгонигл, отказываясь вступать с ними в пререкания. Дверцы лифта открылись, и он отступил в сторону: – Буду затаив дыхание ждать вашего возвращения.

– Не знаю почему, но ты мне нравишься, – произнес Джордино на прощание. Он хлопнул агента по спине и шагнул в лифт. Ответа Ал уже не услышал, так как дверцы лифта закрылись прежде, чем тот успел среагировать.

Вместо того чтобы двигаться вверх, лифт начал опускаться и опустился, как показалось Питту и Джордино, чуть ли не на четверть мили, прежде чем остановился и бесшумно раздвинул двери. За дверью лифта обнаружилась еще одна дверь, на этот раз стальная, и вооруженный морской пехотинец в парадной форме перед ней. Он проверил документы Питта и Джордино и тщательно сверил их лица с фотографиями. Удостоверившись, что все в порядке, он набрал на панели сбоку от двери код и отступил в сторону. Дверь распахнулась. Без единого слова он жестом пригласил их войти.

Питт и Джордино оказались в длинном конференц-зале, под завязку набитом электроникой. Коммуникационного оборудования там хватило бы на любой крупный военный штаб. Три стены зала занимали телевизионные экраны и видеомониторы с картами и фотографиями. Сэндекер поднялся из кресла и поздоровался с ними.

– Знаете, на этот раз вы двое открыли настоящий ящик со змеями.

– Надеюсь, что результаты наших исследований оказались полезными, – скромно отозвался Питт.

– Полезными – это сильное преуменьшение, – заметил Сэндекер. Он обернулся навстречу высокому седоволосому мужчине в черном костюме в тонкую полоску и красном галстуке. – По-моему, вы знакомы с советником президента по национальной безопасности Максом Сеймуром.

Питт пожал протянутую руку.

– Я познакомился с ним как-то на субботнем барбекю у отца.

– Мы с сенатором Питтом старые знакомые, – тепло отозвался Сеймур. – Как поживает ваша матушка?

– Чудесно, если не считать артрита, – ответил Питт. Сэндекер быстро представил им еще троих мужчин, стоявших в другом конце длинного стола. Джек Мартин, советник по науке; Джим Гехт, заместитель директора ЦРУ; и генерал Арнолд Стэк, чье точное служебное положение в Пентагоне так и осталось неясным. Все сели за стол, и Сэндекер попросил Питта рассказать о том, что они с Джордино обнаружили в тоннелях и в исследовательском центре «Одиссея» на острове Ометепе.

После того как секретарь объявил, что магнитофон включен и работает, Питт приступил к рассказу. Каждые несколько минут он передавал слово Джордино, и тот дополнял его рассказ деталями, которые Питт забыл упомянуть. Они подробно описали огромное количество событий и сцен, которым были свидетелями, и изложили свои выводы. Слушатели не прерывали их рассказ вопросами. Наконец Питт и Джордино рассказали о бегстве с острова вместе с супругами Ловенхардт и женщиной-убийцей из «Одиссея» и на этом закончили свое повествование.

Людям президента потребовалось некоторое время, чтобы осознать всю масштабность нависшей катастрофы. Макс Сеймур посмотрел через стол на Джима Гехта из ЦРУ с ледяной улыбочкой на лице:

– Кажется, ваши люди здесь прокололись, Джим.

Гехт неловко пожал плечами:

– Мы не получали из Белого дома никаких указаний расследовать это дело. Мы не видели оснований посылать туда оперативников, поскольку на спутниковых снимках не видно никаких признаков масштабных строительных работ, которые могли бы нанести ущерб безопасности Соединенных Штатов.

– А исследовательский комплекс на Ометепе?

– Мы его проверяли, – ответил Гехт, недовольный вопросами Сеймура, – и обнаружили, что он занимается исследованиями в области альтернативных источников энергии. Наши аналитики не нашли ничего, что указывало бы на разработку и создание оружия и средств разрушения. Поэтому мы оставили их в покое. Нашей главной целью был мониторинг и анализ проникновения китайцев в Центральную Америку, в частности в зону Панамского канала.

Вмешался Джек Мартин:

– Меня беспокоит другое. Нашим лучшим ученым для создания эффективных топливных элементов и энергетических систем на их основе потребуется еще не один год работы. А здесь! Мало того что «Одиссей» совершил поразительный технический прорыв... Китай уже производит такие установки миллионами!

– Мы не можем быть первыми в мире всегда и во всем, – заметил генерал Стэк. Он кивнул Питту и Джордино. – Вы говорите, что «Одиссей» переманил к себе немалое количество ведущих ученых, работавших над созданием топливных элементов. Ученых переправили в исследовательский центр в Никарагуа и силой заставили разработать практичный и эффективный прибор.

Питт кивнул.

– Это так.

– Я могу назвать по крайней мере четверых наших ученых, которые неожиданно оставили свои лаборатории и уехали в неизвестном направлении, – сказал Мартин.

Гехт взглянул на Питта:

– Вы уверены, что Ловенхардты согласятся сотрудничать с нами и раскроют нам все технические детали, необходимые для создания столь же эффективных азотных топливных элементов?

– Они со всем согласились, когда я пообещал им, что их детей привезут в Соединенные Штаты под охраной, что они смогут увидеться с семьей и что их всех защитят от «Одиссея».

– Молодец, что догадался, – одобрил Сэндекер с блеском в глазах, – даже если при этом ты превысил свои полномочия.

– Мне казалось, что это дело чести, – отозвался Питт с лукавой улыбкой.

Джек Мартин рисовал в блокноте какие-то каракули.

– Как только они немного оправятся от пережитого и отдохнут, мы начнем их расспрашивать. – Он поднял взгляд на Питта, сидевшего за столом напротив: – Что они говорили вам о том, как устроены и работают эти элементы?

– Очень немного. После того как они поняли, что водород в качестве топлива не годится, они начали экспериментировать с азотом, так как из него на семьдесят восемь процентов состоит земная атмосфера. Они извлекают его из воздуха вместе с кислородом. Такой подход помог им создать самоподдерживающийся топливный элемент остроумной конструкции. Он работает на естественных природных газах, а в отход идет только чистая вода. По словам Клауса, они разработали очень простой механизм, в нем не больше восьми элементов. Именно простота установки позволила китайцам так быстро организовать массовое производство.

Генерал Стэк помрачнел:

– Такие громадные объемы производства за такой короткий срок! Это поразительно!

– На такое множество установок должно было потребоваться безумное количество платины. Она идет на покрытие анодов, с помощью которых газ разделяется на протоны и электроны, – объяснил Мартин.

На это ответил Гехт:

– За последние десять лет «Одиссей» сосредоточил в своих руках восемьдесят процентов мировой добычи платины. Это недешево обошлось нашей автопромышленности, так как они тоже используют платину в производстве некоторых деталей двигателей.

– Если у нас будут чертежи Ловенхардтов, – сказал Сеймур, – мы тоже столкнемся с проблемой нехватки платины и, наверное, не сможем составить конкуренцию китайцам.

– Они, правда, сказали, что топливный элемент для автомобиля еще не разработан, – заметил Джордино.

Мартин отозвался:

– Воспользовавшись данными Ловенхардтов и приложив все силы, мы, возможно, сумеем обогнать «Одиссей» и китайцев в этой области.

– Попробовать, безусловно, стоит, – сказал генерал Стэк. – Особенно теперь, когда базовые исследования завершены и результаты вместе с готовой технологией поднесены нам на блюдечке с голубой каемочкой. – Это возвращает нас к вопросу о том, что делать с «Одиссеем» и тоннелями, – продолжил Стэк, и его глаза обежали всех присутствующих за столом и остановились на Сеймуре.

– Послать спецназ с заданием блокировать какую-то систему тоннелей – не то же самое, что направить войска разбираться с диктатором, который, как Саддам в Ираке, создал целый арсенал ядерного, биологического и химического оружия, – медленно, будто читая по складам, разъяснил Сеймур. – Я не могу с чистой совестью посоветовать президенту применить силу.

– Но ведь жуткие морозы на тридцатой параллели могут вызвать не менее трагические последствия.

– Макс прав, – поддержат Сеймура Мартин. – Будет практически невозможно убедить остальной мир в том, что эти тоннели опасны.

– Как ни подходи к вопросу, – вмешался Сэндекер, – но эти тоннели необходимо блокировать, и сделать это быстро. Если система будет запущена и миллионы галлонов воды пойдут из Атлантического океана в Тихий, наша задача намного усложнится.

– А если скрытно направить туда небольшую группу взрывников? Смогут они проделать все необходимое?

– Им ни за что не пройти систему безопасности «Одиссея», – высказал свое мнение Джордино.

– Но вы же с Дирком сумели пройти и туда и обратно, – сказал Сэндекер.

– Мы не тащили с собой ста тонн взрывчатки, а для разрушения тоннелей ее потребуется не меньше.

Питт поднялся со стула и прошелся по комнате, рассматривая экраны мониторов и карты на стенах. Особенно его заинтересовал крупный спутниковый снимок научно-исследовательского комплекса «Одиссея» на Ометепе. Он подошел поближе и внимательно рассмотрел склон вулкана Консепсьон. В его голове начала формироваться какая-то мысль. Через некоторое время он повернулся и шагнул обратно к столу.

– Достаточно сбросить с «В-52» несколько проникающих в грунт бомб по две тысячи фунтов, – предложил Стэк.

– Мы не можем ни с того ни с сего бомбить дружественную страну, – отрезал Сеймур, – несмотря на угрозу.

– Так вы все же признаете, что понижение температуры является угрозой для национальной безопасности. – Стэк, кажется, загнал Сеймура в угол.

– Эта часть уравнения сомнений не вызывает, – устало подтвердил Сеймур. – Я хочу сказать только, что должно существовать логическое решение, такое, чтобы в результате президент и правительство Соединенных Штатов не выглядели в глазах остального мира бесчеловечными чудовищами.

– И не будем забывать, – добавил Гехт с хитрой улыбочкой, – о политических последствиях и результатах следующих выборов. Мы потеряем голоса, если примем неправильное решение.

– Возможен другой подход, – медленно проговорил Питт, продолжая смотреть на спутниковый снимок. – Подход, который устроит все заинтересованные стороны.

– Ну хорошо, мистер Питт, – с сомнением отозвался генерал Стэк, – расскажите, как нам уничтожить тоннели, не посылая туда спецназ или эскадрилью бомбардировщиков?

Теперь все внимание людей за столом было приковано к Питту, все глаза обращены на него.

– Я предлагаю доверить это дело Природе.

Все продолжали молча смотреть на него, ожидая объяснений. Кое у кого даже возникли мысли, не потерял ли Питт во время своих приключений часть серого вещества. Наконец молчание нарушил Мартин, представитель науки:

– Не могли бы вы пояснить свою мысль?

– Геологи утверждают, что склон вулкана Консепсьон на Ометепе постепенно сползает вниз. Вызвано это, без сомнения, прокладкой тоннелей непосредственно под внешней границей вулкана. В ближайшем к вулкану тоннеле температура значительно выше, чем в остальных, мы с Алом были тому свидетелями.

– Температура там заметно выше сотни градусов, – добавил Джордино.

– Ловенхардты сказали нам, что один из ученых-заложников, некий доктор Хонома из Гавайского университета...

– Он есть в нашем списке пропавших ученых, – вставил Мартин.

– Так вот, доктор Хонома считает, что в любой момент может произойти внезапный оползень, который вызовет обрушение всего бокового склона вулкана и катастрофические последствия.

– Насколько серьезны и обширны будут эти катастрофические последствия? – спросил генерал, не до конца убежденный словами Питта.

– Весь исследовательский центр «Одиссея» вместе со всеми, кто будет там находиться, окажется погребенным под миллионами тонн скальных пород. Это вызовет на озере приливную волну такой силы, что все прибрежные города и деревни будут стерты с лица земли.

– Эту ситуацию мы определенно не рассматривали, – заметил Гехт.

Сеймур наградил Питта долгим испытующим взглядом.

– Если то, что вы говорите, правда, то гора сама сделает за нас всю работу и уничтожит тоннели.

– Это один из сценариев.

– Значит, нам остается только сидеть и ждать.

– На самом деле геологи видели слишком мало обрушений вулканических склонов и не могут точно предсказать время, когда это произойдет. Может быть, ждать придется несколько дней, а может быть, несколько лет. А тогда пытаться предотвратить наступление морозов будет уже поздно.

– Мы не можем просто сидеть сложа руки, – резко заговорил Стэк, – и беспомощно наблюдать, как «Одиссей» откроет тоннели и запустит их в действие.

– Мы могли бы сидеть сложа руки, – возразил Питт, – но есть другой путь.

– Расскажи нам, будь так любезен, что у тебя на уме, – нетерпеливо потребовал Сэндекер.

– Сообщить никарагуанскому правительству, что наши ученые проводили спутниковый мониторинг оползневого склона вулкана Консепсьон и пришли к выводу, что он может обрушиться в любой момент. Напугать их до полусмерти. Описать возможные последствия, тысячи жертв и тому подобное, а затем подкинуть им наживку.

Сеймур, казалось, был совершенно сбит с толку.

– Наживку?

– Мы предложим им солидную помощь. США помогут людям в исследовательском центре и населенных пунктах вокруг озера Никарагуа эвакуироваться из низин на возвышенности. После того как район будет очищен, вы сможете спокойно сбросить на склон вулкана бомбу с высоты пятидесяти тысяч футов, и никто ничего не скажет. Взрыв послужит спусковым крючком для оползня, и тоннели будут уничтожены.

Сэндекер откинулся в кресле и задумчиво уставился на поверхность стола.

– Для такого масштабного события все это звучит слишком просто, слишком элементарно.

– Насколько я знаю этот район, – заметил Мартин, – вулкан Консепсьон до сих пор активен. Взрыв может вызвать извержение.

– Если сбросить бомбу непосредственно в кратер вулкана, может случиться извержение, – сказал Питт. – Но если мы направим ее так, чтобы взрыв произошел ниже основания склона вулкана, то ничего такого произойти не должно.

Генерал Стэк в первый раз за все время неожиданно улыбнулся.

– По-моему, в словах мистера Питта что-то есть. Именно простота этого плана делает его реализуемым и логичным. Я предлагаю подробно рассмотреть открывающиеся возможности.

– А что с рабочими внизу, в тоннелях? – спросил Сеймур. – У них не будет ни одного шанса уцелеть.

– Об этом нечего и беспокоиться, – ответил Джордино. – Они уберутся оттуда не меньше чем за сутки до того момента, когда тоннели будут открыты для воды.

– Но мы не можем терять времени, – предостерег Питт. – Я слышал, как две женщины в штаб-квартире «Одиссея» говорили, что до открытия тоннелей осталось восемь дней. Это было три дня назад. У нас осталось всего пять.

Гехт внимательно посмотрел на Сеймура сквозь очки.

– Макс, в данном случае запустить механизм – ваше дело. Мы не можем начать действовать без санкции президента.

– Одобрение мы получим в течение часа, – уверенно заявил Сеймур. – Следующая моя задача – убедить госсекретаря Хэмптона немедленно инициировать переговоры с властями Никарагуа о разрешении на въезд в страну наших спасателей. – Он бросил короткий взгляд на Стэка. – А вы, генерал, должны организовать и провести эвакуацию. В этом я рассчитываю на вас – Затем настал черед Джека Мартина. – Джек, в вашу задачу входит напугать никарагуанское правительство и внушить им всем, что катастрофа вполне реальна и неизбежна.

– В этом я тоже могу помочь, – предложил Сэндекер. – Я близко знаком с двумя ведущими океанологами страны.

Наконец Сеймур обратил взгляд на Питта и Джордино.

– Джентльмены, мы перед вами в большом долгу. Хотел бы я знать, как можно расплатиться за подобное.

– Есть кое-что, – сказал Питт, ухмыляясь и переглядываясь с Джордино. – Речь идет об агенте секретной службы, который известен нам под именем Отис Макгонигл. Мы с Алом хотели бы попросить, чтобы его повысили в должности.

Сеймур пожал плечами:

– Думаю, что это можно организовать. У вас есть какие-нибудь конкретные причины для такой просьбы?

– Мы с ним прекрасно сработались, – ответил Джордино. – Он делает честь своей организации.

– И еще одна просьба, – проговорил Питт, взглянув на Гехта. – Мне бы хотелось увидеть ваше досье на Призрака и корпорацию «Одиссей».

Гехт кивнул.

– В ближайшее же время мой курьер доставит его в штаб-квартиру НУМА. Вы рассчитываете обнаружить в нем что-нибудь полезное для разрешения нынешней ситуации?

– Не знаю, – честно ответил Питт. – Но я хочу как следует изучить его.

– Мои аналитики долго копались в нем, но ничего определенного не нарыли.

– И все же есть шанс, – сказал Питт. – Небольшой, но есть. Можно случайно наткнуться на что-то интересное.

43

Ровно в девять утра Моро в белых шортах, белой рубашке с распахнутым воротом и гольфах встретил Дирка и Саммер у выхода из отеля. Молодые люди появились из дверей с громоздкими цилиндрическими баулами, полными подводного снаряжения. Швейцар загрузил их баулы в багажник, и все трое под легким дождичком из единственной одинокой тучки на чистом голубом небе забрались в салон BMW-525. Резные листья высоких пальм едва заметно шевелились под легким ветерком.

До причала, где Моро поставил зафрахтованное для Питтов суденышко, нужно было проехать всего две мили по извилистой дороге, ведущей к морю. Моро въехал на узкий каменный причал, протянувшийся от берега далеко в море. Вода рядом с причалом с глубиной меняла цвет и из желтовато-зеленой превращалась в сине-зеленую. Он остановился у небольшой яхточки, примостившейся у причала, как утенок у материнского бока. Кораблик лениво покачивался на набегающих с лагуны волнах, и кранцы, как перья, предохраняли его фибергласовый корпус от контакта с камнем. На корме золотыми буквами было написано название: «Милашка».

Кораблик оказался симпатичной парусной яхтой – бермудским шлюпом с топовым стакселем. На такой яхте и грот, и стаксель начинаются от самой верхушки мачты. Двадцать шесть футов в длину, девять в ширину и осадка всего четыре с небольшим фута. Двигатели – триста тридцать один квадратный фут площади парусов и небольшой десятисильный вспомогательный дизель. В каюте, оборудованной туалетом, душем и небольшим камбузом, можно было вполне удобно устроиться вдвоем. Как и обещал Моро, в кокпите обнаружились установленные и готовые к работе металлоискатель Фишера и профиломер твердого дна Кляйна. Дирк бросил на палубу трап и принял у Моро вещи, а затем отнес их вниз, в каюту.

Моро попрощался с Саммер:

– Желаю вам безопасного путешествия. Я буду всегда держать сотовый телефон при себе. Если возникнут проблемы, сразу позвоните, пожалуйста.

– Обязательно, – уверенно пообещала Саммер. Она гибко соскользнула по трапу вниз и присоединилась к Дирку, который уже начал запускать дизель. По его сигналу Моро отдал причальные концы. Пока маленькая яхточка, пыхтя двигателем, не пересекла лагуну и не вышла в открытое море, он все стоял на причале с выражением крайней обеспокоенности на лице.

Как только яхта прошла последний бакен, Дирк поднял на мачте грот и стаксель. Саммер встача к штурвалу. Паруса яхты оказались ярко-алыми. На фоне голубого неба они, наверное, были видны издалека и смотрелись великолепно. Паруса быстро взяли ветер и надулись. Яхта заскользила навстречу водяным валам, которые по мере удаления от берега становились все выше. Дирк оглядел палубу яхты. Все на ней было начищено и ярко блестело. Насколько можно было судить по внешнему виду, «Милашке» не исполнилось еще и года. Все медные и хромированные детали сияли на солнце, палуба была хорошо отдраена.

Под парусом маленькое суденышко шло ровно и уверенно, оно легко скользило по воде и взбиралось на верхушки валов с легкостью кошки, перебегающей лужайку. Случайный порыв ветра – часть проходящего мимо шквала – налетел неожиданно, взбил ровную поверхность воды мелкой рябью, вспенил верхушки волн. Затем так же быстро улетел прочь, и вот уже яхта снова скользит по гладкой поверхности моря, и воздух вокруг снова сух. Морской простор расстилался перед бушпритом, как гигантский ковер.

– Как далеко до Бранвина? – спросила Саммер, умело откренивая «Милашку», чтобы добавить ей лишний узел скорости. Мимо подветренного борта яхты стремительно проносилась вспененная вода.

– Примерно двадцать три мили, – отозвался Дирк. – Держи курс на юг. На восточном конце острова стоит маяк, узнать который легче легкого.

Дирк снял рубашку и в одних шортах занялся выравниванием парусов. Саммер тоже скинула платье и переоделась в купальник-бикини, зеленый, в цветочек. Ее руки уверенно и спокойно лежали на штурвале. Саммер легкими движениями направляла яхту, выбирая наилучший путь через гребни и долины волн. Одним глазом она следила за маячившими на горизонте островами, другим поглядывала на компас.

Ее длинные рыжие волосы свободно развевались позади. Вообще, в этот момент она была похожа на моряка, который ведет свое суденышко из Ньюпорт-Бич на остров Каталина на дневную экскурсию. Через час Саммер подняла к глазам бинокль и внимательно осмотрела горизонт.

– По-моему, я вижу маяк, – сказала она, указывая рукой.

Дирк проследил за направлением ее руки. Маяк разглядеть ему не удалось, но вскоре размытое пятнышко на горизонте превратилось в низкий силуэт острова.

– Это, должно быть, Бранвин. Правь прямо на него. Бухта находится в южной части острова.

Стайка летучих рыб выпрыгнула из воды прямо перед носом яхты и рассыпалась во всех направлениях. Несколько рыб долго еще продолжали выпрыгивать из воды рядом с яхтой, будто надеясь, что с борта им бросят что-нибудь вкусненькое. Затем их сменили пять дельфинов. Они начали кувыркаться вокруг яхты, явно ожидая аплодисментов.

До острова оставалось всего около трех миль, и можно было уже различить некоторые детали. На фоне неба ясно виднелись башня маяка и трехэтажный дом возле ближайшего пляжа. Дирк взял у Саммер бинокль и внимательно оглядел дом. Ему показалось, что все окна закрыты ставнями. Вокруг не было видно ни души. От песчаного пляжа в море отходил небольшой причал, но возле него не стояло ни одной лодки.

Брат и сестра поменялись местами. Дирк встал к штурвалу, а Саммер прошла на нос, свесилась за борт, держась за снасти, и всмотрелась в остров. Этот остров ничем не привлекал глаз, бывают острова гораздо красивее. Никакого густого подлеска с яркими тропическими цветами, никаких тенистых пальм на пляже. У большинства островов есть свой собственный запах. Аромат зелени и гниения, аромат тропических растений... Запах человека, приготовляемой им на кострах пищи, резкий запах дыма выжженных полей, смешанный с запахом копры и кокосового масла. От этого острова исходил запах смерти, он будто воплощал в себе зло. Уши Саммер уловили далекое ворчание прибоя на рифах, которые окружали вход в лагуну перед домом. Теперь уже можно было различить низкое сооружение в конце длинной взлетно-посадочной полосы. Должно быть, ангар. Но Саммер, как и Дирк, не заметила на острове никаких признаков жизни. Бранвин напоминал заброшенное кладбище.

Дирк держался на безопасном расстоянии от рифа и время от времени поглядывал за борт. Вода была прозрачной, как в ванне. Вот уже можно рассмотреть в глубине чистое песчаное дно. Каждые несколько секунд Дирк проверял показания эхолота. Он опасался, как бы дно возле острова внезапно не поднялось до самого киля «Милашки». Твердой рукой он направлял яхту вокруг острова, пока не добрался до его южной оконечности. Сверившись с картой, он слегка изменил курс, а затем развернул яхту и вошел в проход между рифами, обнаруженный при помощи эхолота. Перед входом в лагуну во внешнем рифовом кольце острова был разрыв шириной примерно в сотню ярдов, где пологие океанские валы превращались в беспорядочную зыбь.

Проникнуть в лагуну оказалось нелегко. Течение сносило яхту влево. Дирк подумал, что Одиссею и морякам, которые вместе с ним пересекли Атлантический океан, вход в гавань должен был показаться детской игрой. Кроме того, при плавании в бурных водах у них было серьезное преимущество: они в любой момент могли спустить на воду весла. Дирк мог, конечно, запустить двигатель, но, как летчику, который не любит сажать самолет на автопилоте, ему тоже хотелось завести суденышко в бухту собственными силами.

Как только яхта миновала проход в рифах, волнение полностью улеглось. Через толщу воды было прекрасно видно, как под днищем яхты медленно проплывает дно. Дирк снова передал штурвал Саммер и спустил паруса. Затем запустил дизель и принялся обследовать гавань.

Бухта на острове была небольшая – не больше полумили в длину и вдвое меньше в ширину. Саммер свесилась за борт и разглядывала дно, пытаясь высмотреть на нем какие-нибудь необычные детали, а Дирк неторопливо крейсировал по бухточке туда и обратно. Он представлял себя на палубе одного из кораблей Одиссея и старался почувствовать гавань и ее течения. Он пытался угадать, какое место выбрали бы много столетий назад для стоянки древние моряки.

Наконец он остановился на одной из частей бухты. От преобладающих ветров это место защищала возвышенность на острове – песчаный холм, находившийся почти на сотню футов над уровнем моря. Дирк застопорил движок и бросил носовой якорь, то есть он щелкнул в кокпите переключателем, после чего якорь автоматически опустился в воду с помощью лебедки.

– Это место, пожалуй, подходит не хуже любого другого. Давай спустимся и обследуем дно.

– Дно здесь, по-моему, плоское, как пол в столовой, – отозвалась Саммер. – Я не заметила никаких выпуклостей или контуров. Конечно, скорее всего дерево кельтских кораблей сгнило и исчезло тысячи лет назад. И вообще, если что-то и осталось, то эти предметы будет сложно отыскать.

– Давай нырнем. Я проверю плотность песка и ила. Ты поплаваешь вокруг и осмотришься.

Молодые люди оделись для погружения. Дирк проверил якорь. Он хотел удостовериться, что тот как следует лег на дно и не сорвется, не позволит яхте сдвинуться с места. Правда, в замкнутой гавани она все равно не смогла бы далеко уйти. На этот раз ныряльщикам не нужно было защищать себя ни от холодной воды, ни от острых кораллов, поэтому Дирк и Саммер решили поплавать в лагуне на глубине в десять футов в одних только купальных костюмах. Вода по прозрачности напоминала стекло, видно было футов на двести. Температура воды держалась около восьмидесяти пяти градусов. В общем, идеальные условия для погружения.

Через сорок минут Дирк вскарабкался по трапу обратно на палубу, снял баллоны и грузовой пояс. Он попытался прощупать песок на дне металлическим щупом и рассчитывал обнаружить под ним более плотный слой глины, однако оказалось, что слой мягкого песка толщиной в пятнадцать футов лежит непосредственно на скальном основании. Дирк посидел несколько минут, наблюдая, как воздушные пузырьки из акваланга Саммер передвигаются вокруг яхты. Вскоре Саммер тоже взобралась на трап. Перед тем как подняться на палубу, она остановилась на мгновение и осторожно положила на палубу какой-то предмет в толстой коралловой корке. Затем ступила на палубу и легко выскользнула из подводного снаряжения. Вода ручейками стекала с ее тела на тиковые доски палубы.

– Что это у тебя? – поинтересовался Дирк.

– Не знаю, но для обычного камня эта штука, пожалуй, тяжеловата. Я нашла ее в сотне ярдов от берега, она торчала из песка.

Дирк внимательно осмотрел берег острова. Он по-прежнему казался покинутым. Однако его не покидало странное чувство. Ему все время казалось, что за ними наблюдают. Он взял непонятный объект и принялся рукояткой своего ножа осторожно сбивать с него коралловую корку. Вскоре объект принял форму птицы с распростертыми крыльями.

– Похоже на орла или лебедя, – заметил он и попытался легонько царапнуть загадочную птицу кончиком ножа. Царапина серебристо блеснула. – Так вот почему она такая тяжелая. Эта штука отлита из свинца.

Саммер взяла изображение птицы в руки и принялась рассматривать распахнутые крылья, изогнутый клюв, повернутую вправо голову.

– Неужели это тоже может принадлежать древним кельтам?

– Тот факт, что птица изготовлена из свинца, хороший знак. Доктор Чизхолм говорил мне, что, кроме олова, одной из главных ценностей Корнуолла были его свинцовые рудники. Ты заметила точное место, где обнаружила эту штуку?

Саммер кивнула.

– Я воткнула там в песок свой щуп с маленьким оранжевым флажком.

– Далеко?

– Футов пятьдесят в том направлении, – сказала она, показывая рукой.

– Отлично. Прежде чем отсасывать со дна песок или запускать водяную пушку, мы обследуем это место с помощью металлоискателя. Если останки кораблей погребены глубоко в песке, то гидролокатор бокового обзора нам вряд ли поможет.

– А если попросить Руди прислать магнитометр?

Дирк улыбнулся:

– Магнитометр реагирует на магнитное поле железа или стали. Одиссей же плавал задолго до начала железного века. Металлоискатель тоже видит железо, но, кроме железа, он способен обнаружить и большинство других металлов, включая золото и бронзу.

Саммер включилаимпульсный металлодетектор «Фишер-10». Дирк подключил его индикатор и аудиовыход к буксируемому контейнеру в виде торпеды, в который был помешен сенсор прибора. После этого он опустил контейнер за борт на такую глубину, чтобы при медленном движении яхты он не задевал дна. Закончив подготовку, он поднял якорь.

– Готова?! – крикнул он Саммер.

– Все на мази, – отозвалась она.

Питт запустил движок и начал плотным зигзагом прочесывать площадку, как будто косил лужайку. Всего через пятнадцать минут стрелка индикатора начала слабо подергиваться в унисон с усилением жужжания в наушниках Саммер.

– Подходим к чему-то, – объявила она.

Вскоре в наушниках раздался короткий всплеск звука, а стрелка индикатора дернулась – яхта прошла над оставленным Саммер в песке металлическим щупом.

– Ну как, есть что-нибудь? – спросил Дирк.

Саммер собиралась ответить отрицательно, как вдруг стрелка начата беспорядочно метаться из стороны в сторону, указывая на то, что яхта проходит над каким-то металлическим предметом или несколькими такими предметами.

– Да, там, внизу, очень приличная масса металла. В каком направлении мы движемся?

– С востока на запад, – ответил Дирк, записывая одновременно координаты точки по показаниям GPS-приемника.

– Давай пройдем еще раз над этим местом, только теперь в направлении с севера на юг.

Дирк так и сделал. Он прошел на сотню ярдов дальше места находки, а затем развернул «Милашку» по широкой дуге и вновь подошел к той же точке, на этот раз с севера. Индикатор и звуковой сигнал снова взбесились. Саммер записала показания индикатора карандашом в блокноте и подняла голову на стоящего за штурвалом Дирка:

– Объект линейный, длина около пятидесяти футов, явственно выделяются два полюса интенсивности. Металла немного, но он распределен по большой плошали, – примерно так, как можно было бы ожидать, если здесь погибло деревянное парусное судно.

– Размеры, похоже, тоже соответствуют ожиданиям. И с находкой рядом. Стоит проверить.

– Какая здесь глубина?

– Всего десять футов.

Дирк вновь развернул яхту, заглушил мотор и позволил «Милашке» свободно дрейфовать. Когда цифры на экране GPS-приемника достаточно приблизились к координатам зарегистрированной аномалии, он бросил якорь и, не откладывая, включил компрессор.

Молодые люди вновь облачились в подводное снаряжение и спрыгнули в воду с противоположных бортов яхты. Дирк повернул вентиль водяной пушки и направил струю в песок – примерно так, как дети направляют в землю наконечник садового шланга, чтобы проделать дыру. За первые пять попыток щуп не встретил в песке ничего твердого. Затем Дирк неожиданно почувствовал, как кончик щупа уперся во что-то на глубине трех футов под поверхностью песчаного дна. Еще несколько попыток, и Дирк смог представить себе примерный контур находки. Металлический щуп Саммер продолжал торчать в песке на ее внешнем краю.

– Там что-то есть, это точно, – сказал он уже на поверхности, выплевывая изо рта загубник. – И размеры для древнего корабля примерно подходящие.

– Это может быть все что угодно, – заметила Саммер, – от обломков старой рыболовной шхуны до мусора, который выкинули с какой-нибудь баржи.

– Это мы скоро выясним. Вот запустим грунтосос, проделаем отверстие и посмотрим.

Они вернулись к яхте, подсоединили к грунтососу толстый рукав и сбросили его за борт. Грязную работу по расчистке дна и раскапыванию находки Дирк взял на себя, а Саммер осталась на борту наблюдать за работой компрессора.

Дирк подтащил к месту раскопа рукав с металлическим наконечником. Грунтосос всасывал через наконечник песок со дна и выбрасывал его в стороне от места исследований через другой рукав, который Дирк постарался отнести подальше в сторону, чтобы поднимать на месте раскопа как можно меньше мути. Грунтосос, вгрызаясь в песчаное дно, работал как обычный домашний пылесос. Песок на дне был мягкий, поэтому меньше чем за двадцать минут Дирку удалось проделать в дне кратер шириной четыре и глубиной три фута. Еще несколько минут, и на глубине чуть меньше четырех футов он обнаружил округлый предмет, в котором без труда узнал древний кувшин для масла из обожженной глины, или терракоты. Доктор Бойд на конференции в НУМА показывал фотографии точно такого же кувшина. Дирк очень аккуратно убрал песок вокруг кувшина и под ним, а затем поднял находку и поставил на край раскопа. После этого он возобновил прерванную работу.

Следующей находкой оказалась терракотовая чашка для питья. Затем еще две. За ними последовали рукоятка меча и его же сильно разъеденный клинок. Он уже собирался прекратить работу и поднять найденные сокровища на поверхность, но тут под очередным слоем песка проявился какой-то круглый куполообразный предмет с двумя выступами по бокам. Дирк очистил его процентов на пятьдесят и почувствовал, что его пульс резко подскочил с шестидесяти до ста ударов в минуту. Он узнал предмет. Это был рогатый шлем бронзового века – точно такой, какой описывал в своих работах Гомер.

Дирк окончательно расчистил место вокруг шлема, вынул древний артефакт из ямы и осторожно положил его на желтый песок рядом с остальными находками. Представить только, он пролежал на этом месте больше трех тысяч лет! Работа с грунтососом была тяжелой и утомительной. Приходилось стоять в глубокой яме в туче поднятого песка и аккуратно водить металлическим наконечником рукава из стороны в сторону. Он пробыл под водой почти пятьдесят минут и уже отыскал то, что ему было нужно, – доказательства того, что флот Одиссея погиб в Вест-Индии, а вовсе не в Средиземном море. У него почти закончился воздух. Конечно, на такой глубине – всего десять футов – он мог позволить себе использовать воздух в баллонах до конца и после этого легко подняться на поверхность: достаточно сделать выдох, и можно всплывать. Тем не менее пора было сделать перерыв. Следующей задачей было доставить артефакты на борт «Милашки» целыми и невредимыми. Дирк оттолкнулся ногами и всплыл, прижимая к себе шлем, как новорожденного младенца.

Саммер ждала его у трапа, чтобы помочь снять баллоны и грузовой пояс. Дирк поднял из воды шлем и осторожно передал ей:

– Возьми, но обращайся очень аккуратно. Он сильно разъеден.

Затем, не дав ей времени для ответа, он сложился пополам и нырнул за остальными находками.

К тому времени когда Дирк поднялся на борт, Саммер успела уже опустошить холодильник с напитками и занималась тем, что погружала артефакты в соленую воду для сохранности.

– Здорово, – повторяла она раз за разом. – Глазам своим не верю. Шлем! Ей-богу, настоящий древний бронзовый шлем...

– Нам чрезвычайно повезло, – заметил Дирк, – что мы нашли все это сразу же.

– Значит, это действительно с кораблей флотилии Одиссея.

– Мы не сможем сказать наверняка, пока вещи не посмотрят настоящие эксперты, вроде доктора Бойда и доктора Чизхолма. К счастью, предметы лежали в слое мелкого песка и ила и потому сохранились.

После легкого ланча и часового отдыха Саммер занялась очисткой находок от верхнего слоя морских отложений. Она действовала очень осторожно, чтобы не повредить артефакты. Дирк вновь спустился под воду работать с грунтососом.

На этот раз ему удалось найти четыре бруска меди и один брусок олова. Слитки были странной формы, с вогнутыми гранями. Это ясно указывало на то, что изготовлены они были в бронзовом веке. Затем ему попался каменный молоток. На глубине четырех с половиной футов Дирк наткнулся на фрагменты деревянных досок и брусьев. Там был даже кусок бруса длиной два фута и пять дюймов толщиной. «Может быть, – подумал Дирк, – чем черт не шутит – лаборатория дендрохронологии сможет датировать этот брус по годичным кольцам дерева, из которого он изготовлен». Когда он вновь отнес найденные предметы на поверхность и втащил на борт грунтосос, день уже клонился к вечеру.

Поднявшись на борт, он увидел, что Саммер любуется великолепным океанским закатом. Огромный огненный шар солнца, катившийся к горизонту, окрашивал облака на западе всеми оттенками красного и оранжевого. Отвлекшись на минуту, она помогла брату освободиться от снаряжения.

– Открой бутылку вина, а я приготовлю ужин.

– Как ты насчет коктейля? Надо же отметить успех! – улыбаясь сказал Дирк. – В отеле я купил бутылку хорошего гваделупского рома. У нас есть имбирная газировка, так что я приготовлю коктейль с ромом.

– Только все это будет комнатной температуры. Когда ты притащил первые артефакты, я выбросила из ящика весь лед, чтобы его можно было использовать для хранения находок в соленой воде.

– Теперь, когда у нас уже есть один продуктивный раскоп с интересными находками, мне кажется, стоит поискать остальные корабли флотилии Одиссея.

Саммер задумчиво поглядела на воду, которая после захода солнца успела уже стать темно-синей.

– Интересно, сколько там внизу сокровищ?

– Возможно, их там вовсе нет.

Она заметила в глазах брата сомнение:

– Почему ты так говоришь?

– Не могу точно сказать, но мне кажется, что площадка, где я сейчас работаю, была уже прежде потревожена.

– Потревожена? – скептически переспросила она. – Кем?

Дирк с сомнением посмотрел на заброшенные, казалось бы, строения на берегу.

– Мне показалось, что вещи, которые я нашел, двигала скорее рука человека, чем приливы и течения. Такое впечатление, что их когда-то свалили в кучу, что совершенно неестественно.

– Мы подумаем об этом завтра, – сказала Саммер, отводя взгляд от догорающего заката. – Сейчас я умираю от голода и жажды. Займись коктейлями.

Пока она разогрела суп из моллюсков и отварила пару пойманных днем омаров, окончательно стемнело. На десерт Саммер подала «банановый фостер». После обеда молодые люди разлеглись на палубе и долго лежали, рассматривая звезды над головой. Они проболтали чуть ли не до полуночи. Слышно было, как мелкие волны тихонько шлепают по корпусу «Милашки».

Дирк и Саммер всегда были очень близки между собой. Тем не менее в отличие от однояйцевых близнецов у каждого из них была своя жизнь, и вне общей работы каждый из них занимался своими делами и дорожил свободой. Саммер встречалась с молодым, подающим надежды дипломатом из госдепартамента, с которым познакомил ее дедушка, сенатор Питт.

Дирк предпочитал свободу. Он не хотел заводить прочных связей и менял девушек одну за другой. Все его девушки были очень разными, как внешне, так и в отношении интересов и предпочтений. Дирк был слеплен из того же теста, что его отец, но по большей части не разделял его интересов. Правда, он тоже обожал старинные автомобили и самолеты и питал страсть к морю, но на этом их сходство заканчивалось. Дирк любил гонять на мотоциклах по пересеченной местности и участвовал в гонках катеров. Он постоянно старался продемонстрировать свои умения и свое превосходство, всегда стремился к победе. Его отец, напротив, не слишком стремился к личным победам и предпочитал командные виды спорта. Если Дирк-младший, учась в Гавайском университете, участвовал в личных состязаниях по легкой атлетике, то Дирк-старший в свое время играл в регби и был лучшим квортербеком Военно-воздушной академии.

Молодые люди говорили об Одиссее и его путешествии и легли спать не раньше, чем полностью исчерпали эту тему. Саммер спустилась в каюту и легла на одну из коек, а Дирк решил переночевать прямо на палубе, в кокпите на подушках, под открытым небом.

В четыре часа утра море было черным и глянцевым, как обсидиан. Начался небольшой дождь, облака затянули небо. Звезды исчезли. В такой темноте можно было шагнуть за край палубы и не заметить этого, пока не ударишься о воду. Дирк натянул на себя брезент и, довольный, вернулся в страну сновидений.

Он не проснулся от звука лодочного мотора, так как никакого мотора, да и никакой лодки тоже, не было. Они поднялись из воды молча, как духи, которые летают над могилами в ночь хэллоуина. Их было четверо – трое мужчин и одна женщина. Дирк не услышал мягких шагов ног, поднимающихся по трапу, который он вечером поленился втащить на борт. Он сам облегчил пришельцам задачу.

Проснувшись ночью от присутствия в доме посторонних, люди реагируют по-разному. Дирк не отреагировал никак. У него просто не было времени. В отличие от своего отца, Дирк еще не научился никогда не доверять ни удаче, ни судьбе и всегда следовать старому девизу бойскаутов: «Будь готов!» Он даже не узнал, что на «Милашке» появились посторонние. Голова его внезапно оказалась под брезентом, а на затылок обрушилась дубинка, бейсбольная бита или просто палка – он так и не узнал, что именно. Удар вырвал его из страны сновидений и отправил гораздо дальше. Так и не проснувшись, Дирк провалился в бездонную черную яму.

44

Подготовка к эвакуации острова Ометепе подходила к концу. Госсекретарю Джорджу Хэмптону потребовалось четыре дня, чтобы убедить президента Никарагуа Рауля Ортиса в том, что намерения американцев исключительно гуманны. Он пообещал, что после завершения эвакуации все американские силы покинут страну. Одновременно Джек Мартин и адмирал Сэндекер работали с никарагуанскими учеными, которые, узнав о надвигающейся катастрофе, приложили все силы к обеспечению операции.

Как и ожидалось, местные правительственные чиновники, состоявшие на содержании Призрака, сопротивлялись изо всех сил. Те, кто был близок с китайцами, тоже получили от хозяев указания и сражались вовсю. Но, как предложил на конференции Мартин, они с Сэндекером так расписали потенциальную катастрофу и возможные людские потери на расстоянии мили от озера, что перепугали руководителей страны до полусмерти. Возникла паника, и никакая оппозиция не смогла ей противостоять.

Генерал Стэк в тесном контакте с генералом Хуаном Морега, главой вооруженных сил Никарагуа, подготовил все необходимое для спасательной операции. Как только разрешение было получено, он начал действовать. Все суда на озере получили приказ эвакуировать обитателей тех городков и деревень, сухопутных дорог к которым просто не существовало. Остальных, тех, что на возвышенности, доставляли грузовиками и вертолетами армии США. Одновременно был подготовлен отряд спецназа, который должен был атаковать исследовательский комплекс «Одиссея».

Никто не сомневался, что служба охраны «Одиссея» окажет сопротивление, стремясь сохранить в тайне свой проект и ученых, которых корпорация незаконно удерживала на территории комплекса. Существовали серьезные опасения, что Призрак может уничтожить ученых и избавиться от их тел, не оставив даже следов их существования. Генерал Стэк высказывал сочувствие по этому поводу, но возможная потеря тысяч жизней и триллионов долларов, крушение экономик многих стран и целых континентов перевешивало двадцать или тридцать жизней. Он отдал приказ как можно скорее эвакуировать комплекс и его работников, включая и ученых, – если, конечно, они там окажутся.

Он отдал Питта под команду подполковника Бонапарта Нэша, которого близко знавшие его называли Бонн. Подполковник служил в военно-морской разведке. Он встретил Питта и Джордино на временной базе вертолетной спасательной службы на западном берегу озера в маленьком городке Сан-Хорхе. У него были коротко стриженные светлые волосы и мускулистое от постоянных упражнений тело. Дружелюбные голубые глаза на круглом мягком лице смотрели сурово и выдавали скрытый от невнимательного взгляда жесткий внутренний стержень.

– Очень рад познакомиться с вами, мистер Питт, мистер Джордино. Мне сообщили о вашей квалификации как работников НУМА. Очень впечатляет. Уверен, что вы сможете проводить меня и моих людей к зданию, где держат в заключении ученых.

– Сможем, – заверил его Питт.

– Но, насколько я понял, вы были там всего один раз.

– Если мы сумели отыскать его ночью, – недовольно пробурчал Джордино, – то днем тоже как-нибудь отыщем.

Нэш разложил на маленьком столике крупномасштабный спутниковый снимок комплекса:

– У меня пять вертолетов «Чинук СН-47» вместимостью по тридцать человек каждый. Я планирую посадить один возле аэропорта, второй – у причалов, третий – возле здания, где, по вашим словам, размещается штаб-квартира службы безопасности, а четвертый – в парке между складами. Вы двое полетите вместе со мной на пятом вертолете и позаботитесь о том, чтобы мы нашли нужное здание – то, где держат ученых.

– Если позволите, я хотел бы высказать предложение, – вставил Питт. Он вытащил из нагрудного кармана своей цветастой рубашки ручку и постучал ее концом по зданию рядом с засаженной пальмами улицей. – Вот это – здание главного управления комплекса. Вы могли бы сесть на крыше и захватить высших администраторов «Одиссея», прежде чем они успеют убраться на собственном вертолете.

– Откуда вам все это известно? – задумчиво поинтересовался Нэш.

– Шесть дней назад, убегая из комплекса, мы с Алом угнали с крыши вертолет.

– В здании по крайней мере десять охранников, с которыми вашим людям придется иметь дело, – вставил Джордино.

Нэш поглядел на них с возрастающим уважением. Видно было, что он все еще не до конца убежден, что всему сказанному этими людьми можно верить.

– Охранники были там, когда вы совершили побег?

Питт заметил сомнения Нэша.

– Да, их было четверо.

Джордино и на этот раз не смог промолчать:

– Мы одолели их с легкостью, для нас это пустяки.

– Мне сказали, парни, что вы морские инженеры, – в недоумении пробормотал Нэш.

– И это тоже, – бойко отозвался Джордино.

– О'кей, если вы так говорите. – Смущенный Нэш слегка мотнул головой. – Так. Значит, я не могу выдать вам никакого оружия. Вы летите со мной в качестве проводников. В драку не ввязывайтесь, оставьте это мне и моим людям.

Питт и Джордино переглянулись с веселыми искорками в глазах. Их автоматические пистолеты – сорок пятый калибр у Питта и пятидесятый у Джордино – были заткнуты сзади под брючные ремни и скрыты под свободными тропическими рубахами.

– Если попадем в переделку, – заметил Джордино, – будем отбиваться камнями, пока ваши люди нас не выручат.

Нэш чувствовал, что эти два острослова ему, пожалуй, не нравятся. Он поднял руку и посмотрел на часы.

– Вылет через десять минут. Вы летите со мной. После приземления указываете нам нужное здание. Смотрите не перепутайте. После приземления у нас не будет лишних минут на поиски и выяснение обстановки, если мы хотим спасти заложников, прежде чем их прикончат охранники «Одиссея».

Питт кивнул:

– Да, все правильно.

Точно через десять минут они с Джордино сидели пристегнувшись в креслах в салоне большого транспортного вертолета «Чинук» вместе с подполковником Нэшем. Кроме них там было три десятка крупных молчаливых мужчин в камуфляже и бронежилетах со здоровенными автоматическими винтовками, как будто позаимствованными из какого-то фантастического фильма, и самыми разнообразными ракетными установками.

– Крутые ребята, – одобрительно прокомментировал Джордино.

– Я рад, что они на нашей стороне, – согласился Питт.

Пилот поднял вертолет в воздух и направил его через пляж в сторону озера. До исследовательского комплекса «Одиссея» нужно было проделать над озером всего пятнадцать миль. Успех всей операции должен был определить фактор внезапности. План подполковника Нэша сводился к тому, чтобы нейтрализовать охранников, вывезти заложников и затем эвакуировать несколько сотен остальных рабочих на всевозможных лодках. Лодки уже были в пути; они направлялись к острову от всех прибрежных населенных пунктов. Как только последний человек будет эвакуирован с острова и окажется на возвышенности, Нэш должен будет подать сигнал пилоту бомбардировщика «В-52». Самолет, который в данный момент описывал круги на высоте шестидесяти тысяч футов, должен будет в свою очередь сбросить мощную, проникающую в грунт ударную бомбу в основание вулканического склона. Согласно расчетам, взрыв должен был вызвать обрушение всего вулканического склона целиком, он должен был разрушить тоннели и снести в озеро исследовательский центр.

Питту показалось, что они едва успели взлететь, как вертолет завис в воздухе на несколько секунд и плавно опустился на землю. Нэш и его люди стремительно выпрыгнули из вертолета и уже приказывали охранникам у запертых ворот корпуса бросить оружие.

Остальные четыре вертолета тоже приземлились. Кое-где охранники, не подозревавшие, что имеют дело с элитными силами, встретили их выстрелами. Убедившись в своей ошибке и поняв, что сопротивление бесполезно, они поторопились сдаться, спеша побыстрее бросить оружие и поднять руки. Их нанимали для охраны предприятия, а не для войны со спецназом, и никто из них не хотел погибнуть.

Питт сразу же бросился к воротам и ворвался в двери корпуса раньше Нэша и его людей. Джордино не отставал. Охранники внутри, конечно, слышали выстрелы кое-где на территории комплекса, и тем не менее они были поражены, когда увидели перед собой дула двух очень больших автоматических пистолетов и поняли наконец, что происходит. Они застыли даже не от удивления, а скорее от страха.

Нэш тоже удивился при виде оружия в руках Питта и Джордино. Он не просто удивился, он пришел в ярость.

– Дайте сюда ваши пистолеты! – скомандовал он.

Питт и Джордино не обратили на него внимания. Они бросились вдоль коридора, пинками распахивая двери в комнаты. Первая, вторая, третья, четвертая – все были пусты. Питт метнулся обратно к охранникам, которых люди Нэша уже выводили из здания. Он схватил ближайшего охранника за шиворот и с силой вжал ему дуло пистолета прямо в нос.

– Английский!

– Нет, сеньор.

– Donde estan los cientificos?

Глаза охранника расширились. Он скосил их и попытался сфокусировать на дуле пистолета и собственном носу.

– Ellos fueron tornados lejos a la darsena у colocados en el transbordador.

– Что происходит? – требовательно спросил Нэш. – Где заложники?

Из носа охранника потекла кровь, и Питт убрал от его лица дуло пистолета.

– Я спросил у него, где ученые. Он сказал, что их отвели на пристань и посадили на паром.

– Похоже, они собираются вывести паром в озеро и там затопить его вместе с людьми на борту, – мрачно сказал Джордино.

Питт поглядел на Нэша:

– Нам потребуются ваши люди и вертолет. Мы полетим за ними, пока люди «Одиссея» не успели затопить паром.

Нэш отрицательно покачал головой:

– Извините, так не пойдет. Мой приказ – обеспечить безопасность базы и эвакуировать персонал. У меня нет ни лишних людей, ни лишнего вертолета.

– Но эти люди имеют огромное значение для наших национальных интересов, – попытался возразить Питт. – Они владеют ключом к технологии производства топливных элементов.

Лицо Нэша было твердым как камень.

– У меня приказ.

– Тогда одолжите нам гранатомет, и мы сами разберемся с паромом.

– Вы прекрасно знаете, что я не имею права выдавать оружие гражданским лицам.

– Вы нам здорово помогли, – резко сказал Джордино. – Но у нас нет времени, и мы не можем разбазаривать его на пререкания с тупым солдафоном. – Джордино кивнул в сторону электромобильчика, такого же, как тот, на котором они несколькими днями раньше ездили по тоннелю. – Если мы не успеем остановить их на причале, может, захватим один из патрульных катеров «Одиссея».

Питт бросил на Нэша взгляд, полный презрения, и побежал вслед за Джордино к электромобилю. Восемь минут спустя Джордино, сидевший за рулем, выехал на пристань. Лицо Питта мучительно исказилось – старый паром уже выходил в озеро, а вслед за ним шел патрульный катер.

– Слишком поздно, – простонал Джордино. – Они прихватили патрульный катер, чтобы забрать с парома охранников, после того как те вышибут дно этой старой калоши.

Питт перебежал на противоположную сторону причала и заметил, что всего в двадцати ярдах впереди к сваям привязана небольшая лодка с подвесным мотором.

– Давай сюда, «леденцовый кораблик» ждет нас! – Он сорвался с места и рванул к лодке.

Это был восемнадцатифутовый «бостонский китобой» со 150-сильным двигателем «меркурий». Пока Питт заводил мотор, Джордино успел отвязать причальные концы. Он едва успел сбросить их на причал, как Питт дал двигателю полный газ. Маленький «китобой» подпрыгнул над водой, как будто получив пинок в корму, и полетел вслед за паромом и патрульным катером.

– Что мы будем делать, когда догоним их?! – поинтересовался Джордино, пытаясь перекричать рев мотора.

– Когда придет время, я что-нибудь придумаю! – прокричал Питт в ответ.

Джордино измерил взглядом стремительно уменьшающееся расстояние между судами:

– Тебе лучше поторопиться. У них автоматы против наших пукалок, а у патрульного катера на носу видна очень неприятная пушка.

– Оцени идею, – проговорил Питт все так же громко. – Я собираюсь описать дугу и подойти к парому так, чтобы он оказался между нами и патрульным катером. Тогда они не смогут открыть огонь. Мы причалим к парому и запрыгнем на борт.

– Мне приходилось выслушивать и худшие планы, – мрачно отозвался Джордино, – но, пожалуй, не последние десять лет.

– Похоже, на верхней палубе парома рядом с рулевой рубкой то ли два, то ли три охранника. Возьми мой кольт и изобрази из себя десперадо с двумя стволами. Если ты сумеешь как следует напугать их, они, может быть, поднимут руки и сдадутся.

– На их месте я не стал бы дожидаться этого, затаив дыхание.

Питт крутанул штурвал и повел «китобой» по широкой дуге, стараясь спрятаться за паромом, пока экипаж патрульного катера не успел навести на них свою пушку. Лодка подпрыгнула на небольшой ходовой волне парома и плюхнулась во впадину. Над их головами пронеслась автоматная очередь. Джордино в ответ принялся нажимать спусковые крючки обоих пистолетов так быстро, как только мог. Град пуль застал охранников врасплох. Один из них упал на палубу с пробитой ногой. Другой завертелся, схватившись за плечо, а третий бросил оружие и поднял руки.

– Смотри! – сказал Питт, – Я же тебе говорил.

– Ну да, после того как я вывел двоих из строя.

В двадцати ярдах от парома Питт убавил газ и слегка повернул руль вправо. Одним привычным движением, наработанным годами практики, он поставил лодку к борту парома практически без удара. Джордино первым вскочил на борт и уже разоружал охранников, когда Питт тоже запрыгнул на палубу.

– Я вставил полную обойму. – Джордино бросил Питту свой пистолет: – Держи!

Питт подхватил пистолет, спрыгнул в открытый люк и стремительно скользнул вниз по трапу. Он не успел даже встать на нижнюю палубу в каком-то коридоре, как из машинного отделения донесся глухой гул. Паром содрогнулся. Один из охранников привел в действие детонаторы, и в результате взрыва в днище парома образовалась дыра. Питта сшибло с ног, но он тут же вскочил и побежал по центральному коридору, на ходу распахивая двери пинками.

– Выходите, выходите быстрее! – кричал он перепуганным ученым, которые были заперты в каютах. – Судно сейчас затонет!

Питт принялся сгонять всех к трапу, ведущему на палубу. Остановив на мгновение седого мужчину с бородой, он спросил:

– Еще кто-нибудь есть?

– Они заперли несколько человек в кладовой в конце коридора.

Ученый не успел закончить фразу, а Питт уже рванулся к двери кладовой. Под ногами хлюпала вода. Дверь кладовой оказалась слишком крепкой, чтобы ее можно было вышибить пинком.

– Отойдите от двери! – заорал он, затем навел на замок пистолет Джордино и выстрелил. Массивная пуля разнесла защелку, и Питт смог выбить дверь плечом. Внутри оказалось десять человек: шесть мужчин и четыре женщины. Все пораженно молчали. – Наверх, быстрее! Необходимо покинуть судно, пока оно не затонуло!

Питт вытолкал последнего из ученых вверх по трапу на палубу парома и собирался сам последовать за ними, как вдруг второй, более сильный, взрыв швырнул его назад на переборку. От удара он задохнулся и долго не мог вздохнуть. На затылке быстро надулась здоровенная шишка. Затем он просто отключился на пару минут. Придя в себя, обнаружил, что сидит на полу, причем вода уже поднялась до груди. Он с трудом заставил себя подняться и начал карабкаться по трапу наверх. Ему приходилось отдыхать на каждой ступеньке.

До момента, когда паром должен был пойти на дно озера, оставалось меньше минуты. Вместе с журчанием и плеском поднимающейся воды Питт услышал странный глухой шум. Что с людьми, которых он спас и выгнал на палубу? Они что, утонули? Или их перестреляли с патрульного катера, как кроликов в клетке? Что с Алом? Смог ли он помочь уцелевшим? Все еще не опомнившись окончательно после столкновения с переборкой, Питт собрал остатки сил и высунулся наконец из люка на палубу.

Корма парома опустилась уже к самой воде, волны накатывали на палубу и захлестывали открытый люк. Непонятный звук стал громче. Питт поднял голову и увидел Джордино, болтающегося в петле. В первый момент Питту показалось, что его напарник висит между небом и землей без всякой поддержки, но затем он увидел вертолет. Слава богу, Нэш передумал, промелькнуло в затуманенной голове Питта.

Он обхватил Джордино за пояс. Одновременно тот сильными мускулистыми руками подхватил Питта под руки. Паром выскользнул из-под его ног и затонул практически в тот момент, когда Питта и Джордино втащили в салон вертолета.

– Что с учеными? – задыхаясь, спросил Питт у Джордино. В воде никого не было видно.

– Всех подняли на борт вертолета, – ответил Джордино, стараясь перекричать шум ветра и грохот вертолетного винта. – Когда появился Нэш со своей командой, охранники поняли, что дело худо, и смотались на патрульном катере.

– С острова всех вывезли? – спросил Питт у Нэша, когда тот подошел и опустился рядом с ним на колени.

– Мы эвакуировали даже бродячих кошек и собак, – сказал Нэш с довольной улыбкой. – Закончили операцию раньше срока и полетели за вами. Когда вы не появились вместе с остальными, мы решили, что вам конец, – все, кроме Ала. Прежде чем я успел остановить его, он снова спустился на веревке к самой палубе парома. Только тогда мы заметили вас в проеме люка.

– Мне повезло, что вы появились вовремя.

– Сколько еще до конца? – спросил Джордино.

– Как только мы доставили всех с Ометепе на материк, их грузовиками и автобусами вывезли на возвышенности. Туда же доставили всех, кто проживает на расстоянии двух миль от озера. – Нэш замолчал на мгновение, чтобы посмотреть на часы. – По моей оценке, нужно еще тридцать пять минут, чтобы все были в безопасности. Когда мне сообщат, что все готово, я дам команду пилоту на сброс бомбы.

– Не встретила ли ваша команда сопротивления со стороны небольшой армии женщин в форме? – поинтересовался Питт.

Нэш странно взглянул на него и ухмыльнулся:

– В комбинезонах забавных расцветок?

– Бледно-лиловых и зеленых?

– Они сражались как амазонки, – ответил Нэш с не прошедшим еще изумлением. – Мои люди сначала не хотели отвечать огнем на огонь женщин, и трое из них получили ранения. Выбора не оставалось, пришлось стрелять на поражение.

Вертолет пролетал над территорией комплекса, и Джордино поглядел вниз, на здание центрального управления. Окна в здании зияли выбитыми стеклами, с десятого этажа потихоньку тянулся дымок.

– Сколько их вы положили?

– Мы насчитали по крайней мере девять тел, – Нэш, казалось, был сильно озадачен. – Большинство из них были высший класс, настоящие красавицы. Мои люди очень тяжело это восприняли. Не сомневаюсь, что у некоторых по возвращении домой возникнут психологические проблемы. Их не учили стрелять в гражданских женщин.

– На одной из них случайно не было золотистого комбинезона? – спросил Питт.

Нэш мгновение подумал, затем покачал головой.

– Нет, я не видел никого, кто подходил бы под это описание. – Он немного помолчал. – Волосы у нее были рыжие?

– Да, она была рыжая.

– Как и все погибшие. У всех рыжие волосы одного и того же оттенка. Они сражались как безумные фанатички. Невероятно!

Вертолет завис над островом. Практически ровно через тридцать пять минут Нэш получил сообщение о том, что эвакуация благополучно завершена. Без малейших колебаний он дал экипажу «В-52» разрешение на бомбардировку.

Бомбардировщик находится на такой высоте, что увидеть его или заметить летящую бомбу было невозможно. Никто не увидел и того, как бомба ударила в склон вулкана чуть выше исследовательского комплекса и прошла вниз, глубоко под поверхность земли. Через несколько секунд со склона горы Консепсьон донеслось глухое громыхание. Взрыв бомбы больше напоминал сильный, но глухой удар, чем тот резкий звук, который возникает при взрыве на поверхности земли. Вскоре после удара раздался новый звук, похожий на долгий раскат грома. Склон вулкана потерял сцепление с основанием конуса и пополз вниз, набирая скорость, пока не разогнался до восьмидесяти миль в час.

С воздуха картина выглядела так, как будто весь исследовательский комплекс, вместе с домами, причалами и аэропортом, соскользнул в озеро, как чудовищная монета, брошенная великаньей рукой. В воздух поднялись тучи обломков и пыли, а на озере образовалась гигантская волна высотой больше двухсот футов. Затем гребень волны наклонился, и она с жуткой скоростью понеслась через озеро. Волна обрушилась на берега, затопила и разрушила все, что встретила на пути. Только после этого вода будто нехотя отступила и вернулась обратно в озеро.

За время, которое требуется, чтобы перевернуть в книге две страницы, с лица земли была стерта созданная Призраком империя «Одиссей» и ее гигантский исследовательский центр вместе с женщинами-руководителями и тоннелями, которые были полностью разрушены.

Южное Экваториальное течение уже никто не повернет в Атлантический океан. Гольфстрим будет продолжать течь так, как делает это вот уже миллион лет. В Европе и Северной Америке не будет сибирских морозов до следующего ледникового периода.

45

Непроницаемая черная пелена в голове начала перемежаться ярким белым свечением. Колючие звезды, до предела заполнившие голову, побледнели и почти все исчезли. К Дирку медленно возвращалось сознание. Ему было холодно от сырости. Боль внутри головы – целое море боли – не позволяла ему полностью прийти в себя. Дирк с трудом приподнялся на локтях и огляделся.

Он обнаружил, что находится в крошечной прямоугольной комнатке, не больше чем пять футов на три. Потолок, пол и три стены комнатки были бетонными. Место четвертой стены занимала ржавая железная дверь. Ручки на ней с внутренней стороны не было. В потолке камеры было проделано крошечное окошко, не больше тарелки для пирога. Тусклый свет, проникавший через него, едва освещал крошечный серый мирок Дирка. В камере не было ни лавки, ни одеяла, только дыра в полу в качестве канализации.

Дирк никогда в жизни не испытывал похмелья, которое могло хотя бы отдаленно сравниться с этой пульсирующей болью внутри головы. Повыше левого уха он нащупал большую шишку размером, как ему показалось, с компьютерную мышь. Чтобы подняться на ноги, ему потребовались серьезные усилия. Просто из любопытства он попытался толкнуть дверь. С тем же успехом он мог попробовать повалить дуб ударом кулака. Спать на палубе яхты он ложился в трусах и футболке. Сейчас же, опустив глаза, он увидел, что трусы и футболка исчезли, а вместо них на нем надет белый шелковый халат. В данной обстановке халат выглядел настолько неуместно, что Дирк не смог даже предположить, что может означать такое переодевание.

Затем его мысли обратились к Саммер. Что с ней? Где она? Последнее, что он сумел вспомнить, как лежал на палубе и наблюдал восход половинки луны над морем, а потом заснул. Головная боль начала чуть-чуть стихать. Дирк наконец сообразил, что кто-то, должно быть, оглушил его ударом по голове, а затем перенес на берег и поместил в эту камеру. Но как же Саммер? Что произошло с ней? В сознание Дирка начало потихоньку просачиваться отчаяние. Положение казалось безнадежным. Запертый в этой бетонной коробке, он ничего не мог сделать. Побег казался невозможным.

Ближе к вечеру Дирк услышал снаружи какие-то звуки. Щелкнул ключ в замке, и дверь распахнулась наружу. В проеме двери обнаружилась голубоглазая блондинка в зеленом комбинезоне с большим автоматическим пистолетом в руке. Дуло пистолета смотрело прямо в грудь Дирку.

– Ты пойдешь со мной, – негромко сказала она без малейших признаков суровости в голосе.

В других обстоятельствах она могла бы показаться Дирку весьма красивой, но сейчас выглядела в его глазах отвратительной, как ведьма Бастинда из детской сказки.

– Куда? – спросил он.

Она, не отвечая, подтолкнула его в спину дулом пистолета. Дирка провели по длинному коридору мимо нескольких железных дверей. Можно было только гадать, не сидит ли за одной из этих дверей Саммер. В конце коридора обнаружилась лестница, и Дирк начал подниматься, не дожидаясь дополнительного приказа. Поднявшись, они прошли в дверь и оказались в холле с полом из мраморных плит и стенами, выложенными миллионами кусочков мозаичной золотой плитки. Кресла в холле были обтянуты бледно-лиловой крашеной кожей, а столы инкрустированы бледно-лиловым тонированным деревом. В целом обстановка показалась Дирку безвкусной и кричаще роскошной.

Охранница провела Дирка к громадной паре чуть ли не сплошь позолоченных дверей, постучала и отступила в сторону. Двери открылись. Охранница жестом велела Дирку войти.

Дирк вошел и был поражен открывшимся ему зрелищем. За длинным столом для совещаний, вырезанным из громадной глыбы красного коралла, сидели четыре красивые рыжеволосые женщины с распущенными волосами в бледно-лиловых и золотистых одеяниях. Саммер тоже сидела за столом, но одеяние на ней было белым. Дирк метнулся к ней и обхватил за плечи:

– С тобой все в порядке?

Она медленно повернулась и поглядела на него снизу вверх, как будто в трансе:

– В порядке? Да, со мной все в порядке.

Дирк сразу увидел, что она чем-то сильно одурманена.

– Что они с тобой сделали?

– Пожалуйста, сядьте, мистер Питт, – приказала женщина в золотом одеянии, сидевшая во главе стола. В голосе ее, негромком и музыкальном, безошибочно слышалась властная нотка.

Дирк почувствовал позади себя какое-то движение. Приведшая его охранница вышла из зала и закрыла за собой дверь. На мгновение он подумал, что, несмотря на численное превосходство женщин, он мог бы на какое-то время вывести их из строя и бежать вместе с Саммер. Однако он тут же отбросил эту мысль. Он понял, что Саммер одурманена настолько сильно, что никуда бежать не сможет. Он медленно потянул к себе стул на противоположном конце стола и сел.

– Могу я поинтересоваться вашими намерениями в отношении меня и моей сестры?

– Можете, – ответила женщина, которая, очевидно, была здесь главной. Затем она перестала обращать на Дирка внимание и повернулась к женщине справа: – Ты обыскала их лодку?

– Да, Эпона. Мы нашли подводное снаряжение и аппаратуру для подводного поиска.

– Прошу прощения за невольное вторжение, – сказал Дирк, – но мы думали, что на острове никого нет.

Эпона уставилась на него жестким взглядом холодных глаз:

– У нас свои методы борьбы с браконьерами.

– Мы здесь в археологической экспедиции, ищем обломки древних кораблей. Ничего больше.

Она посмотрела на Саммер, затем вновь перевела взгляд на Дирка.

– Мы знаем, что вы искали. Твоя сестра с радостью рассказала нам все, что знает.

– После того как вы накачали ее наркотиками, – сказал Дирк. Он едва удержался, чтобы не броситься через стол и не напасть на женщину.

Она будто читала его мысли:

– Даже не думайте о сопротивлении, мистер Питт. При необходимости мои охранники будут здесь через мгновение.

Усилием воли Дирк заставил себя расслабиться и изобразить безразличие.

– Так что именно Саммер вам рассказала?

– Что вы с ней работаете на Национальное подводное и морское агентство и находитесь здесь в поисках погибшей флотилии Одиссея. Той самой, которую, по словам Гомера, потопили лестригоны.

– Вы читали Гомера?

– Я знаю и почитаю Гомера-кельта, но не Гомера-грека.

– Значит, вам известна подлинная история Трои и путешествия Одиссея через океан.

– Это причина, по которой мы с сестрами здесь находимся. Десять лет назад, после долгих исследований, мы пришли к выводу, что с троянцами воевали не греки, а кельты, и не ради прекрасных глаз Елены, а за обладание корнуоллскими залежами олова, необходимого для производства бронзы. Как и вы, мы проследили путь Одиссея через Атлантику. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что его корабли были уничтожены не гигантскими обломками скал, которые швыряли с острова лестригоны, а ураганом.

– А сокровища с погибших судов?

– Мы обнаружили их восемь лет назад и использовали для строительства финансовой империи «Одиссей».

Дирк сидел неподвижно и внешне спокойно, но руки его под столом дрожали. В мозгу как будто мигал красный предупредительный огонек. Возможно, эти женщины оставят в живых Саммер, но ему, скорее всего, не позволят увидеть даже ближайший рассвет.

– Могу я спросить, из чего состояли эти сокровища?

Эпона пожала плечами:

– Не вижу причин скрывать результаты наших исследований. Здесь нет никакой загадки. Наши поисковые группы достали со дна две с лишним тонны золотых предметов, блюд, скульптур и других декоративных кельтских изделий. Кельты были мастера работать с металлом. Все это, вместе с тысячами других древних артефактов, мы распродали по всему миру. Всего выручили чуть больше семисот миллионов долларов.

– Но разве вы не рисковали при этом? – спросил Дирк. – Французы, владеющие Гваделупой, греки и другие европейские страны, где когда-то правили кельты? Разве они не вмещались и не потребовали вернуть сокровища?

– Все хранилось в глубокой тайне. Все те, кто покупал у нас артефакты, хотели остаться неизвестными, все денежные операции и операции с золотом проводились очень осторожно. Золото, например, помешали в депозитарии в Китае.

– А как же поисковые операции и ныряльщики, которые всем этим занимались? Они рассчитывали получить свою долю добычи, и заставить их молчать было бы очень непросто.

– Они ничего не получили, – ответила Эпона с насмешливойинтонацией, – и тайна умерла вместе с ними.

Ее намек не прошел мимо внимания Дирка.

– Вы их убили? – Это прозвучало в его устах скорее как утверждение, чем как вопрос.

– Давайте просто скажем, что они присоединились к погибшим морякам Одиссея. – Она немного поколебалась, а затем загадочно улыбнулась: – Никто из тех, кто когда-либо попадал на этот остров, не остался в живых и не смог рассказать об этом. Это относится даже к туристам, случайно бросившим якорь в бухте, и к обычным рыбакам, проявившим излишнее любопытство. Они не смогли никому рассказать о том, что увидели здесь.

– До сих пор я не видел ничего, из-за чего стоило бы умирать.

– И не увидите.

Дирк ощутил мгновенное беспокойство.

– Но зачем такая дьявольская жестокость? Зачем убивать невинных людей? Откуда вы взялись и чего надеетесь добиться? Вы же безумны!

На этот раз в голосе Эпоны прозвучал легкий гнев:

– Вы совершенно правы, мистер Питт. В каком-то смысле мы с сестрами безумны. Мы антисоциальные личности. Мы живем и действуем, не руководствуясь обычными человеческими чувствами. Именно поэтому нам удалось всего за несколько коротких лет зайти так далеко и добиться очень многого. В скором времени именно антисоциальные личности будут править миром. Они не одержимы моралью, этика не оказывает на них влияния и не сдерживает их. При полном отсутствии сомнений и сантиментов проще добиться своей цели. Они гениальны, а все остальное не имеет значения. Да, мистер Питт, я антисоциальная личность, и все остальные члены нашего сообщества сестер-богинь – тоже.

– Сообщество сестер-богинь, – очень медленно повторил за ней Дирк, подчеркивая каждое слово. – Значит, вы возвеличили себя до божественного положения. Быть просто смертными для вас уже недостаточно.

– Все великие вожди прошлого были антисоциальными личностями, и некоторые из них очень близко подошли к тому, чтобы править миром.

– Гитлер, Сталин, Аттила, Наполеон, да? Психбольницы переполнены людьми, которые мечтают быть великими.

– Они все потерпели неудачу, потому что переоценили свои силы. Мы не собираемся повторять их ошибок.

Дирк оглядел стол и сидевших за ним красавиц. Для него не осталось незамеченным, что оттенок рыжих волос его сестры в точности соответствовал оттенку остальных волос.

– Несмотря на одинаковый цвет волос, вы не можете все быть кровными сестрами.

– Нет, на самом деле мы не родственницы.

– Когда вы произносите «мы», кого вы включаете в это понятие?

– Женщин сообщества. Мы, мистер Питт, принадлежим к религии друидов. Мы исповедуем давно утраченное учение кельтских друидов, которое много столетий передавалось из поколения в поколение.

– Древние друиды – больше миф, чем реальность.

В уголках губ Эпоны промелькнуло раздражение.

– Они существовали в течение пяти тысяч лет.

– Это всего лишь легенда. Первые записи об их религии и обрядах были сделаны всего за тысячу лет до Христа.

– Да, записей не существует, но их знания и магические предметы передавались от человека к человеку на протяжении сотен поколений. Друиды впервые появились в древних кельтских племенах. Они собирались по ночам вокруг лагерных костров и дарили своим людям мечту о счастье среди повседневного тяжелого труда ради выживания. Именно тогда зародились их мистицизм, философия и понимание мира. Им дано было создать религию, которая принесла в кельтский мир вдохновение и свет. Друиды были лекарями, магами, провидцами, мистиками, советниками. Но еще – и это, пожалуй, важнее всего остального, – они стали учителями и разбудили в своих соплеменниках жажду познания. Именно благодаря им в Западном мире стали появляться люди с более высоким интеллектом. Чтобы стать друидом, молодые мужчины и женщины учились лет по двадцать, пока не приобретали энциклопедических знаний. Грек Диоген писал, что друиды были мудрейшими философами в мире. Среди друидов было много женщин, которые становились богинями. Им поклонялись по всему кельтскому миру.

Дирк пожал плечами:

– Друидизм был жалкой иллюзией. Мало того, он нес в мир зло. В древности друиды совершали человеческие жертвоприношения, а вы теперь убиваете людей и продолжаете заниматься своими делами, как будто ничего не произошло, а людей этих просто не существовало на свете. Друидизм умер много сотен лет назад, и в наше время его невозможно принять.

– Как у большинства мужчин, у вас вместо мозга камень. Друидизм, несмотря на свое древнее происхождение, сегодня жив и так же важен, как пять тысяч лет назад. Вы не понимаете, мистер Питт, что мы сейчас переживаем возрождение. Поскольку мудрость друидизма не подвержена действию времени, поскольку он харизматичен и обладает духовностью, он возрождается сейчас по всему миру.

– И он по-прежнему предполагает человеческие жертвоприношения?

– Если обряд этого потребует.

Дирк почувствовал отвращение при мысли, что эти женщины могут на самом деле верить в необходимость жертвоприношения и принимать в них участие, да еще и оправдывать таким образом убийство. Он начал понимать, что если он не сумеет взять Саммер и бежать с острова, та же судьба, по всей видимости, уготована и им. Он внимательно вгляделся в полированную поверхность стола, пытаясь сосредоточиться, и заметил длинный металлический стержень для штор. Из него может получиться хорошее оружие.

Эпона помолчала.

– Придерживаясь принципов друидизма, мы с сестрами сумели создать крупный бизнес в области недвижимости и строительства и распространить его по всему миру. В этих областях обычно главенствуют мужчины, но мы убедились, что вместе способны перехитрить их в любом деле. Да, мы построили империю, настолько могущественную, что очень скоро мы с помощью изобретенных нами топливных элементов будем контролировать экономику большей части западного мира.

– Изобретение можно со временем повторить. Никто, даже ваша империя, не сможет долго удерживать монополию. Есть множество других серьезных ученых, найдутся и деньги для исследований. Вашу модель не просто скопируют, а еще и улучшат.

Эпона заговорила ровным голосом:

– Они все остались на старте. Как только наш проект будет запущен и начнет работать, будет уже слишком поздно.

– Боюсь, что я не знаю, о чем идет речь. Какой проект?

– Ваши друзья из НУМА знают.

Дирк слушал ее только вполуха. Его очень занимал тот факт, что никто из остальных женщин, сидевших за столом, за все это время не произнес ни слова. Они сидели совершенно неподвижно, как статуи в музее восковых фигур. Он посмотрел повнимательнее, пытаясь понять, не одурманены ли они, но не заметил никаких признаков. Он начал понимать, что все они буквально околдованы Эпоной. Похоже было, что им как следует промыли мозги.

– Очевидно, они не посчитали нужным сообщить мне. Я ничего не знаю об этом проекте.

– Под моим руководством мистер Призрак... – Она немного помолчала. – Вы о нем знаете?

– Только то, о чем писали в газетах, – солгал Дирк. – Это какой-то богатый чудак вроде Говарда Хьюза.

– Кроме того, гений мистера Призрака стоит за успехом «Одиссея». Своими достижениями мы в значительной степени обязаны его высочайшему интеллекту.

– У меня сложилось впечатление, что мозгом предприятия являетесь вы.

– Мы с сестрами выполняем указания мистера Призрака.

Раздался стук в дверь, и вошла женщина в зеленом комбинезоне. Она обошла вокруг стола и, прежде чем выйти, вручила Эпоне клочок бумаги. Эпона прочла сообщение, и ее лицо изменилось. Вместо надменности и самоуверенности на нем появилось выражение абсолютного ужаса. Она выглядела так, как будто ее ударили, и невольно вскинула руку ко рту. Наконец, будто в полусне, она произнесла прерывистым голосом:

– Это из нашего офиса в Манагуа. Наш исследовательский центр на Ометепе разрушен при обрушении склона вулкана Консепсьон и тоннели вместе с ним.

Новость была встречена с изумлением и ужасом.

– Разрушен? Все разрушено? – не в состоянии поверить, медленно проговорила одна из женщин.

Эпона медленно кивнула:

– Информация достоверная. Наш комплекс сейчас находится на дне озера Никарагуа.

– И что, все погибли? – спросила другая женщина. – Никто не уцелел?

– Все рабочие были спасены флотилией лодок, собранных со всего озера, и вертолетами спецназа Соединенных Штатов, атаковавшего управление комплекса. Все наши сестры, героически защищавшие здание управления, убиты.

Эпона поднялась и двинулась вдоль стола. Она взяла Саммер под руку и заставила ее подняться на ноги. Затем они, спотыкаясь, направились к двери. Обе, казалось, шли в полусне, только одна видела обычный сон, а другая – кошмар. Возле двери Эпона повернулась, ее красные губы раздвинулись в злобной усмешке. Она чуть наклонила голову в сторону Дирка:

– Настают последние часы вашего пребывания на этой земле, мистер Питт.

Дирк вскочил, опрокинув стул, и двинулся к Эпоне с жаждой убийства в глазах. В ту же секунду дверь отворилась, и появившаяся охранница приставила дуло пистолета к его виску. Он застыл, кипя от бессильной ярости.

– И попрощайтесь с сестрой. Вы больше никогда не сможете насладиться ее обществом.

Затем Эпона положила руку на плечи Саммер и вывела ее из комнаты.

46

Солнце жарило и без того раскаченный асфальт возле терминала для частных самолетов в международном аэропорту Манагуа. Питт и Джордино стояли под крышей портика и наблюдали, как садится реактивный «ситейшн» НУМА. Пилот остановил самолет у противоположного конца поля, развернулся и подрулил к терминалу. Как только самолет остановился, дверь распахнулась и на землю ступил Руди Ганн.

– О нет! – простонал Джордино. – Нюхом чую, что-то тут не так. Мы не летим домой.

Вместо того чтобы подойти, Ганн помахал Питту и Джордино, чтобы они шли к самолету. Когда они приблизились, он встретил их словами:

– Поднимайтесь быстрее на борт, нельзя терять времени.

Питт и Джордино без лишних слов закинули свои баулы в багажный отсек. Едва они уселись в кресла и пристегнули ремни, как двигатели лайнера взревели, он начал разгон и тут же поднялся в воздух.

– Только не говори мне, – сухо проговорил Джордино, – что мы должны провести в Никарагуа целую вечность.

– Почему такая спешка? – спросил у Ганна и Питт.

– Дирк и Саммер пропали, – сказал Ганн без всякого вступления.

– Пропали... – повторил Питт, и глаза его блеснули тревогой. – Где?

– В Гваделупе. Адмирал направил их на один из мелких островков искать останки флотилии Одиссея, которая вроде бы была уничтожена там во время плавания из Трои.

– Продолжай.

– Сегодня ночью позвонил мистер Шарль Моро, наш представитель в этой части Карибского моря, и сказал, что с твоими детьми оборвалась всякая связь. Он много раз пытался связаться с ними, но безрезультатно.

– В тех местах был шторм?

Ганн покачал головой:

– Погода там стоит идеальная. Моро арендовал самолет и облетел остров Бранвин, куда направлялись Дирк и Саммер. Их яхта исчезла. Он не заметил никаких признаков присутствия ребят ни на самом острове, ни рядом с ним.

Питту показалось, что грудь сдавило чем-то страшно тяжелым. Сознание отказывалось принимать всерьез жуткую возможность того, что его дети, возможно, пострадали или даже погибли. Какое-то мгновение он не мог поверить, что с ними что-то случилось. Но, посмотрев в глаза немногословного, как обычно, Джордино, он увидел в его взгляде глубокую озабоченность и сочувствие.

– Мы сейчас направляемся туда, – сказал Питт, констатируя факт.

Ганн кивнул:

– Мы приземлимся в аэропорту Гваделупы. Моро обо всем договорился. Там ждет вертолет, который сразу же доставит нас непосредственно на Бранвин.

– Какие есть предположения? Что могло с ними случиться? – спросил Джордино.

– Нам известно только то, что сообщил Моро.

– А что сам остров? Там кто-нибудь живет? Есть рыбацкая деревенька?

Лицо Ганна приобрело серьезное, даже суровое выражение.

– Остров находится в частном владении.

– Кто хозяин?

– Женщина по имени Эпона Элиаде.

В опалово-зеленых глазах Питта вспыхнуло удивление.

– Эпона! Ну конечно, и здесь без нее не обошлось.

– Хайрем Йегер навел о ней справки, выяснил все, что только можно. Она входит в высшее руководство «Одиссея», о ней говорят как о правой руке Призрака. – Ганн остановился на мгновение и взглянул на Питта. – Ты ее знаешь?

– Я встретился с ней в тот раз, когда мы с Алом выручили Ловенхардтов и умыкнули Флидаис. Судя по тому, что я тогда видел и слышат, она действительно занимает высокое положение в иерархии «Одиссея». Насколько мне известно, она уцелела во время сражения в исследовательском центре.

– Очевидно, она успела выскользнуть из сети прежде, чем комплекс был уничтожен. Адмирал Сэндекер попросил ЦРУ проследить за ее передвижениями. Один из их агентов сообщил, что спутник засек ее личный самолет при заходе на посадку на аэродром острова Бранвин.

Питт с трудом сдерживал свой страх и не давал ему проявиться. Помолчав немного, он произнес с абсолютной уверенностью и непоколебимой убежденностью в голосе:

– Если по вине Эпоны пострадают Дирк или Саммер, ей не жить.

* * *

Когда самолет НУМА приземлился в Гваделупе и подрулил к частному ангару, сумерки успели уже превратиться в плотную тропическую темноту. Моро встретил лайнер у ангара вместе с группой наземного обслуживания. Он приветствовал Питта, Джордино и Ганна у трапа, представился и сразу же повел их к вертолету, ожидавшему всего в сотне футов.

– Старый добрый «джет-рейнджер» компании «Белл», – заметил Джордино, любуясь прекрасно отреставрированным старым вертолетом. – Давным-давно не видел ничего подобного.

– Обычно его используют туристы для осмотра достопримечательностей, – объяснил Моро. – За такое короткое время я не смог найти ничего лучшего.

– Нам он отлично подойдет, – сказал Питт.

Он швырнул свой цилиндрический баул внутрь, залез в вертолет и сразу же прошел в кокпит познакомиться и поговорить с пилотом. Это был мужчина немного за шестьдесят, налетавший за свою жизнь не одну тысячу часов на всевозможных воздушных судах двух десятков типов. В свое время Горди Шепард был старшим пилотом крупной авиакомпании. Когда же его жена умерла от рака, а самому ему пришло время уходить в отставку, он приехал в Гваделупу и подрядился несколько часов в неделю катать туристов над островами на вертолете. Его густые седые волосы прекрасно сочетались с черными глазами.

– Давненько я не выполнял этот маневр, – сказал Шепард, выслушав указания Питта. – Но, пожалуй, справлюсь.

– Если нет, – заметил Питт с натянутой улыбкой, – то мы с другом ударимся о воду с силой пушечного ядра.

Тем временем снаружи возле вертолета Ганн поблагодарил Моро и закрыл дверь. Лопасти винта начали медленно вращаться, все ускоряясь, и наконец пилот поднял машину в воздух.

Потребовалось меньше пятнадцати минут, чтобы преодолеть двадцать семь миль, отделяющие аэропорт Гваделупы от острова Бранвин. По просьбе Питта пилот, оказавшись над водой, выключил ходовые огни и дальше уже летел без света. Летать ночью над морем – все равно что сидеть с завязанными глазами в шкафу, дверь которого заклеена липкой лентой. Используя маяк Бранвина в качестве ориентира, пилот по прямой линии безошибочно вышел к южной оконечности острова.

За эти несколько минут сзади, в пассажирском отсеке, Питт и Джордино раскрыли баул и надели гидрокостюмы. Кроме гидрокостюмов они надели на ноги жесткие резиновые боты, и больше ничего. У них не было ни аквалангов, ни ласт, ни масок – только грузовые пояса для компенсации плавучести мокрых неопреновых костюмов. Единственным оборудованием, которое Питт взял с собой, был спутниковый телефон. Он был плотно пристегнут к животу Питта в маленьком водонепроницаемом футлярчике. Затем оба пловца перебрались в заднюю часть отсека и открыли грузовой люк.

Питт кивнул Ганну:

– О'кей, Руди, если нас потребуется срочно вытаскивать оттуда, я позвоню.

Ганн поднял руку со своим телефоном и ухмыльнулся:

– Я приклею эту штуку к ладони и не выпущу из руки, пока не получу сообщения, что тебя, Джордино и ребят пора эвакуировать с острова.

Питт был далек от того, чтобы полностью разделять оптимизм Ганна, и все же он был благодарен за проявление уверенности в успешном исходе событий. Он поднял телефонную трубку из вертикального кронштейна на переборке вертолета и сообщил пилоту:

– У нас все в норме.

– Будьте наготове, – скомандовал Шепард. – Через три минуты мы будем над бухтой. Вы уверены, что глубина там достаточная для того, чтобы нырять?

– Прыгать, – поправил его Питт. – Если вы ввели правильные GPS-координаты и остановитесь точно в нужном месте, то воды нам хватит, чтобы успеть затормозить и не шарахнуться о дно.

– Сделаю все, что смогу, – заверил их Шепард. – После этого мы с вашим другом мистером Ганном сделаем вид, что пролетаем здесь по пути к другому близлежащему острову. Отлетим, развернемся и будем ждать вашего сигнала, а потом прилетим и заберем вас.

– Все точно.

– Удачи вам, парни, – произнес Шепард в телефон, заканчивая переговоры с пассажирским отсеком. Затем выпрямился в кресле, устроился поудобнее и сосредоточился на предстоящем маневре.

В темноте остров казался необитаемым, на нем не было видно ни единого огонька, только свет маяка поверх металлической рамы. Питт еле-еле различал слабые и неопределенные очертания зданий и копию Стоунхенджа посередине острова на небольшой возвышенности. Да, маневр будет не из легких. Тем не менее Шепард казался совершенно невозмутимым. Примерно так выглядит гангстер в собственной ложе на дерби в Кентукки, когда знает, что лучшая лошадь вот-вот сойдет с дистанции, так как он хорошо заплатил ее жокею.

Шепард зашел на старом «джет-рейнджере» с моря и пролетел над проходом в рифах до бухты точно посередине фарватера. Питт и Джордино в заднем отсеке стояли у грузового люка в полной готовности. Вертолет шел на скорости примерно сто двадцать миль в час, когда Шепард приступил к выполнению маневра. Его руки на панели управления и ноги на педалях исполнили сложный танец, и вертолет резко встал на дыбы. На мгновение он завис в воздухе с наклоном на правый борт, давая Питту и Джордино возможность незамеченными спрыгнуть в темноту. Затем Шепард вновь рванул вертолет вперед и набрал скорость. Он заложил вираж, обогнул остров и ушел в сторону. Весь маневр от начала до конца был выполнен безукоризненно. Если кто-то на острове наблюдал за машиной, он вряд ли вообще заметил, что вертолет замедлял ход и зависал на какое-то время.

Питт и Джордино, затаив дыхание, падали сквозь непроницаемую тьму. Им пришлось пролететь футов тридцать. Первоначально они рассчитывали попытаться войти в воду стоя, ногами вперед, но неожиданный наклон вертолета помешал им сориентироваться и не дал прыгнуть так, как хотелось. В результате оба пловца закувыркались в воздухе и предпочли сжаться в комочек и обхватить руками колени, чтобы избежать удара плашмя о твердую поверхность воды, – в этом случае они могли разбиться или, по крайней мере, потерять сознание. Неопреновые гидрокостюмы погасили значительную часть удара. Питт и Джордино рухнули в воду, камнем ушли вниз и только на глубине десяти футов смогли погасить инерцию движения.

Они почувствовали себя так, как будто их прогнали сквозь строй садистов с досками в руках. Вынырнув наконец на поверхность, Питт и Джордино как раз успели увидеть, как на берегу вспыхнули два прожектора. Их мощные лучи полукругом пробежали по поверхности бухты и, обнаружив цель, зацепились за вертолет. Машина засияла всеми цветами радуги, подобно игрушкам на рождественской елке. Шепард, будучи профессионалом, которому в свое время приходилось летать над джунглями Вьетнама, понял, что может последовать за такой иллюминацией. Он резко послал машину вниз по крутой параболе. В тот же миг тишину ночи разорвал треск пулеметных очередей, и позади и выше вертолета веером рассыпались пули. Благодаря предусмотрительности пилота, они прошли в стороне от вертолета на расстоянии доброй сотни футов. Шепард так же резко крутнул вертолет вокруг оси и начал резко набирать высоту. Пулеметный огонь снова прошел мимо цели.

Шепард понимал, что его древняя машина не сможет долго уходить от преследования таким способом, тем более что лучи прожекторов присосались к вертолету как пиявки и не выпускали его из перекрестья лучей. Он опять угадал намерения пулеметчиков на острове и «остановил» машину. На мгновение вертолет завис в пространстве. Пулеметчики, усвоившие предыдущий урок, теперь вели вертолет в прицеле и целились с упреждением, но Шепарду вновь удалось обмануть их. На этот раз пули разорвали воздух в пятидесяти футах впереди вертолета.

Это может показаться невероятным, но во время этих маневров Шепарду удалось уйти больше чем на полмили от пулеметчиков на острове. Он вновь бросил машину вниз к поверхности моря, когда последняя прощальная очередь прошила фюзеляж, прошла вертолет насквозь и вынесла ветровое стекло. Одна из пуль попала Шепарду в руку и прошла насквозь через бицепс, не задев кость. Ганн бросился плашмя на пол и получил всего лишь царапину на голове. Если бы не поспешный нырок, той же пулей ему снесло бы полчерепа.

Питт с растущим облегчением наблюдал из воды, как вертолет уходил из пределов досягаемости пулеметного огня и в конце концов растворился во тьме. Он не знал, ранены Ганн и Шепард или нет, но было совершенно очевидно, что вертолет не сможет вернуться, пока небо над островом прикрывает такой плотный огонь.

– Они не смогут вернуться, пока мы не вырубим прожекторы, – сказал Джордино. Он улегся на спину и покачивался на волнах так же беззаботно, как в бассейне собственного кондоминиума.

– Мы побеспокоимся о решении этой маленькой проблемы, после того как выясним, что произошло с Дирком и Саммер.

Питт вглядывался в береговую линию острова. Голос его звучал твердо, с уверенностью человека, который видит что-то скрытое от остальных. Через несколько минут лучи прожекторов опустились к воде и начали обшаривать поверхность бухты.

Оба пловца тут же нырнули. Они не стали тратить время и дыхание на излишние предупреждения: оба знали, что за много лет у них образовались одинаковые инстинкты и что партнер правильно среагирует на опасность. На глубине десяти футов Питт перекатился на спину и посмотрел вверх. Ослепительные лучи прожекторов, проходя над ним, озаряли поверхность воды с яркостью солнца. Только когда световые пятна ушли прочь, пловцы осмелились вынырнуть на поверхность и перевести дыхание. Им обоим пришлось провести под водой больше минуты, но ни один из них не задыхался и не хватал ртом воздух. И Питту, и Джордино пришлось в свое время заниматься фридайвингом и, соответственно, освоить искусство задерживать дыхание.

Они вновь нырнули и начали очень осторожно двигаться к берегу, до которого оставалось чуть больше ста ярдов. Оба внимательно следили за движением прожекторов и согласовывали с ним свои короткие подъемы на поверхность. Наконец огни мигнули в последний раз и погасли. Теперь можно было спокойно плыть по поверхности. Еще через десять минут ноги пловцов коснулись песчаного дна. Они поднялись на ноги, сбросили грузовые пояса и осторожно перебрались в тень кучи камней на берегу. Прежде чем оценивать ситуацию, необходимо было отдохнуть хотя бы несколько минут.

– Куда теперь? – шепотом спросил Джордино.

– Мы вышли на берег с южной стороны дома и примерно в двухстах ярдах к востоку от копии Стоунхенджа, – тихо ответил Питт.

– Очередной новодел, – вставил Джордино.

– Что?

– Поддельные замки и копии древних сооружений называют новоделами. Помнишь?

– Это навсегда выжжено в моем мозгу, – пробормотал Питт. – Пошли. Давай осмотримся, найдем и выведем из строя прожекторы. Не годится, если они вдруг поймают нас, как пару кроликов на дороге.

Им потребовалось восемь минут, чтобы отыскать спаренную прожекторную установку. Они буквально наткнулись на нее в темноте. Охранники, состоявшие при прожекторах, не заметили их только потому, что пловцы были в черных гидрокостюмах, почти невидимых в темноте ночи. Питт и Джордино затаились. Они различили на песке контуры человека, лежащего на спине. Еще один занимался тем, что рассматривал поверхность бухты в бинокль с прибором ночного видения. Охранники не ожидали нападения сзади. Им в голову не приходило, что кто-то может влезть на высокую платформу, на которой были установлены прожекторы, со стороны берега.

Джордино беззвучно возник из тьмы позади охранников, но его выдал скрип резиновых бот по песку. Человек с биноклем резко обернулся – как раз вовремя, чтобы увидеть, что из темноты на него несется какая-то тень. Он рванул на себя автомат, стоявший возле опоры прожекторной установки, и повел дулом в сторону Джордино. Выстрелить он не успел. С противоположной стороны появился Питт, на пять шагов опередивший приятеля. Он вырвал автомат из рук охранника и обрушил приклад ему на голову. Почти одновременно с этим Джордино налетел на отдыхавшего охранника и точно рассчитанным ударом в челюсть отправил его в беспамятство.

– Не правда ли, сознание того, что мы теперь вооружены, придает уверенности? – поинтересовался Джордино жизнерадостно. Он разоружил охранников и вручил одну из автоматических винтовок Питту.

Питт не потрудился ответить. Он отпер стеклянные крышки прожекторов, распахнул их и легким движением, почти беззвучно, разбил лампы внутри.

– Давай теперь проверим дом, а затем твой новодел.

Луны не было, но Питт и Джордино не хотели рисковать и двигались медленно и осторожно. Они едва различали поверхность земли под ногами. Плотные резиновые боты защищали их ноги от острых обломков коралла, которые перемежались с участками мягкого песка. Они подобрали под пальмой упавший лист и тащили его позади себя, чтобы немного замаскировать следы. Если им не удастся покинуть остров до рассвета, придется искать укрытие, в котором можно будет дождаться спасательной экспедиции, организованной Ганном и Моро.

Дом представлял собой большое колониальное сооружение с широкой верандой по всему периметру. Питт и Джордино забрались на веранду. Здесь резиновые боты давали им возможность двигаться совершенно бесшумно. Окна были закрыты плотными ставнями, призванными защищать дом от ярости тропических ураганов. В одной из щелочек между досками ставня был виден свет внутри. Питт на четвереньках подполз к окну и заглянул в щель. Комната по ту сторону окна была совершенно пуста. Внутренность дома выглядела так, как будто в доме никто не жил уже много лет.

Не видя причин таиться и дальше, Питт встал и нормальным голосом сказал Джордино:

– Дом заброшен, и уже давно.

В темноте нельзя было различить выражение полного изумления, появившееся на лице Джордино.

– Это нелепо. Как это? Владелец экзотического острова в Вест-Индии никогда не бывает в единственном на острове доме? Какой тогда смысл владеть таким местом?

– Моро говорил, что какие-то люди прилетают на остров и улетают отсюда несколько раз в году в определенное время. Должно быть, здесь есть какое-то другое место, где можно разместить гостей.

– В таком случае оно должно находиться под землей, – сказал Джордино. – На поверхности острова нет ничего, кроме этого дома, новодела и небольшого ангара для обслуживания самолетов и вертолетов.

– Но тогда зачем такой горячий прием и вооруженная охрана? – задумчиво протянул Питт. – Что Эпона пытается сохранить в тайне?

Ответом ему стала внезапная странная музыка, а затем радуга цветных огней, вспыхнувших внутри и вокруг современной копии Стоунхенджа.

* * *

Дверь в камеру Дирка с силой распахнулась и клацнула об ограничитель. В воздухе еще ощущался дневной жар, а в маленькой замкнутой каморке дышать вообще было нечем. Женщина-охранница двинула дулом автомата, недвусмысленно приказывая выйти в коридор. Дирку вдруг стало холодно, как будто он шагнул в холодильник. Руки и спина покрылись гусиной кожей. Он знал, что охраннице бесполезно задавать вопросы. Она ничего ему не скажет.

На этот раз они не попали в экзотически украшенную комнату, а прошли через другую дверь в длинный бетонный коридор. Казалось, он уходил в бесконечность. Они шли и шли по коридору. Дирку уже казалось, что они прошли по нему чуть ли не милю. Наконец подошли к винтовой лестнице и поднялись по ней вверх этажа на четыре, по оценке Дирка. С площадки на верху лестницы проход через каменную арку вел к большому креслу, похожему на трон, которое было слабо освещено золотистым светом из скрытого источника. Из темноты по бокам выступили две женщины в голубых одеяниях и приковали Дирка цепями к кольцам, вделанным в подлокотники кресла. Еще одна закрыла ему рот черным шелковым платком и завязала его на затылке. Затем все три женщины вновь растворились в темноте.

Внезапно вокруг чаши каменного амфитеатра, построенного по образцу античных, но без сидячих мест для зрителей, вспыхнуло множество бледно-лиловых огней. Казалось, огни закружили вокруг в бешеном хороводе. Еще через мгновение в черное небо воткнулись лазерные лучи. Они осветили ряд колонн, поставленных на равных расстояниях вокруг чаши, а также внешний, больший круг колонн из черного лавового камня. Только тогда Дирк увидел в центре громадный черный камень в форме саркофага. Юноша напрягся и рванулся вперед, но цепи удержали его на месте. Он понял. Он узнал в центральном камне своего рода алтарь и понял, что его используют для жертвоприношений. Его глаза расширились от ужаса, а рот напрягся в немом крике. Он разглядел, что на верхушке черного камня лежит, раскинув руки, Саммер в белом одеянии. Она лежала неподвижно, будто привязанная к жесткой поверхности камня. Дирка охватил холодный, всепоглощающий страх. Он как сумасшедший сражался с цепями, пытаясь разорвать их или выдернуть кольца из креплений. Все напрасно. Его сил, даже умноженных приливом адреналина, было явно недостаточно. Никому из людей было бы не под силу разорвать звенья цепей или выдернуть их из каменных подлокотников. Но Дирк все равно боролся и не прекращал попыток, пока не лишился сил.

Огни внезапно погасли, и в чаше послышались звуки кельтской музыки. Вертикальные камни отразили их многократным эхом. Прошло десять минут, и огни вспыхнули вновь, осветив на этот раз тридцать женщин в разноцветных развевающихся одеждах. Отблески света играли на их рыжих волосах, серебристые блестки на телах мерцали, как звезды на небе. Затем огни завертелись спиралью, как это уже происходило не однажды, и появилась Эпона в золотом пеплуме. Она шагнула к черному жертвенному камню, подняла руку и начала декламировать нараспев: – О дочери Одиссея и Цирцеи, да лишатся жизни недостойные!

Голос Эпоны звучал и звучал без конца. Иногда в ее речитативе возникала пауза, и тогда остальные женщины поднимали руки и тоже пели в унисон. Как и прежде, они повторяли одну и ту же фразу, она звучала все громче и вдруг внезапно затихала и падала до почти неслышного шепота, когда все одновременно опускали руки.

Дирк видел, что Саммер не замечает окружающего. Ее широко раскрытые глаза смотрели на Эпону и на высокие колонны вокруг алтаря, но ничего не видели. В них не было страха. Она была настолько одурманена, что не имела представления о том, что ее жизни что-то угрожает.

Эпона сунула руку в складки своего одеяния и вскинула над головой церемониальный кинжал. Остальные женщины поднялись по ступенькам и окружили свою богиню. Они тоже вытащили откуда-то кинжалы и подняли их над головами.

Зеленые глаза Дирка помутнели от ужаса. Это были глаза человека, который знает, что его мир вот-вот разлетится на кусочки. Вот-вот произойдет трагедия. Он кричал от невыносимой муки, но кляп глушил звуки его голоса.

Наконец Эпона произнесла формулу смерти:

– Вот лежит та, которой не следовало рождаться.

Ее нож и ножи остальных сверкнули в пляшущих лучах прожекторов.

47

За долю секунды до того, как Эпона и остальные успели вонзить кинжалы в беспомощное тело Саммер, перед алтарем будто по волшебству материализовались две таинственные фигуры, полностью затянутые в черное. Та, что повыше, схватила поднятую руку Эпоны за запястье, выкрутила ее и вынудила женщину опуститься на колени. Все остальные вокруг алтаря застыли в шоке.

– На сегодня хватит, – сказал Питт. – Шоу закончено.

Джордино мягко, как кот, двинулся вокруг алтаря, переводя дуло автоматической винтовки с одной женщины на другую, – на тот случай, если кому-то из них придет в голову вмешаться.

– Назад! – резко приказал он. – Бросьте ножи и отойдите к началу лестницы.

Продолжая одной рукой прижимать дуло своей винтовки к груди Эпоны, Питт хладнокровно принялся освобождать Саммер. Она была привязана к алтарю единственным ремешком на талии.

Ошеломленные и перепуганные рыжеволосые женщины медленно отступили от алтаря прочь и сбились кучку. Джордино эта сцена не обманула ни на секунду. Он знал, что «сестры» этих женщин насмерть, как тигрицы, сражались со спецназовцами на Ометепе. От его внимания не укрылось, что они и не подумали бросить кинжалы, а вместо этого начали потихоньку окружать его со всех сторон. Мышцы Джордино напряглись. Он понимал, что сейчас не время миндальничать и нет смысла еще раз просить их бросить кинжалы. Он тщательно прицелился из своей винтовки, нажал на курок и отстрелил левую сережку из уха женщины, по виду которой можно было сделать вывод о ее высоком положении.

Выстрелив, Джордино замер в изумлении и тревоге. Женщина, казалось, не почувствовала боли и вообще не ощутила каких бы то ни было эмоций. Она даже не подняла руку к мочке уха, откуда закапала кровь. Все, что она сделала, – это вонзила в Джордино взгляд, полный ярости и ненависти.

Он бросил быстрый взгляд через плечо на Питта. Тот был занят тем, что пытался одной рукой расстегнуть ремень, удерживавший Саммер на камне.

– Мне нужна помощь. Такое впечатление, что эти сумасшедшие бабы вот-вот бросятся на меня.

– И это еще не все. Все охранники острова примчатся сюда, как только поймут, что что-то не так.

Питт поднял голову и увидел, что все тридцать женщин вновь начали медленно придвигаться к алтарю. Необходимость безжалостно застрелить женщину шла вразрез с мужской природой Питта, с его воспитанием и представлениями о жизни, но в данном случае на карту были поставлены не только их собственные жизни. Если им вдвоем не удастся остановить тридцать самых ярых представительниц общества «дочерей Одиссея», то его дети погибнут тоже. Их просто заколют тридцатью ножами. Женщины вокруг алтаря были похожи на стаю волков, окружившую пару львов.

На мгновение Питт прекратил дергать ремень и освобождать одурманенную Саммер. В ту же секунду Эпона выдернула свою кисть из его руки. Бритвенно-острое кольцо на ее пальце глубоко рассекло ладонь Питта. Он вновь схватил ее за руку и вгляделся в кольцо. На танзаните было вырезано изображение Уффингтонского белого коня. Не обращая внимания на острую боль в ладони, он оттолкнул Эпону и поднял винтовку.

Четыре хладнокровных выстрела пришлись по ногам четырех ближайших женщин. Все четверо с криками боли и удивления попадали на землю. Питт не мог заставить себя убивать, но стремился по крайней мере вывести противников из строя. У него не было другого выхода, только так он мог спасти от кровавой смерти ближайшего друга и собственных детей. Остальные женщины заколебались, но, подогреваемые фанатизмом и яростью, вновь двинулись вперед, угрожающе размахивая кинжалами.

Джордино не больше, чем Питт, был нравственно готов убивать женщин. Он взял пример с Питта и тоже начал не торопясь, методично стрелять по ногам. Еще пять женщин упали рядом, образовав бесформенную груду тел.

– Остановитесь! – прокричал Питт. – Или мы начнем убивать.

Те из женщин, кто еще не пострадал, остановились и перевели взгляд на своих сестер, извивавшихся от боли у них под ногами. Одна из женщин в серебристом одеянии подняла свой кинжал высоко над головой и разжала пальцы. Кинжал с громким лязгом упал на каменный пол. Медленно, одна за одной, остальные женщины последовали ее примеру, и вскоре все уже стояли, широко раскинув в стороны пустые ладони.

– Позаботьтесь о раненых!

Джордино продолжал контролировать действия женщин и следил, не появятся ли охранники. Тем временем Питт освободил наконец Саммер. Он обнаружил, что во время заварушки Эпона куда-то исчезла, и проклял сам себя. Обнаружив, что Саммер не способна идти самостоятельно, он перекинул ее через плечо и поспешил к стоявшему в стороне трону. Там он воспользовался стволом своей винтовки в качестве рычага и быстро выдернул из камня кольца, к которым была прикреплена цепь Дирка.

Дирк сорвал кляп и, задыхаясь, выдохнул:

– Отец, откуда, бога ради, вы с Алом взялись на этот раз?

– Полагаю, можно сказать, что мы упали с неба, – ответил счастливый Питт, обнимая сына.

– Успели в самый раз. Еще несколько секунд, и... – Дирк замолчал, погрузившись в мрачные мысли.

– Осталось только найти способ убраться отсюда. – Питт внимательно вгляделся в стеклянные глаза Саммер. – С ней все в порядке? – спросил он у Дирка.

– Эти ведьмы накачали ее наркотиками.

Питт еще раз пожалел, что дал ускользнуть Эпоне. Но ее теперь нигде не было видно. Она бросила своих сестер и исчезла где-то в темноте за ритуальными камнями. Питт вытащил из чехла на поясе спутниковый телефон и набрал номер. После довольного долгого молчания в трубке раздался голос Ганна:

– Дирк?

– В каком вы состоянии? – спросил Питт. – Насколько мы сумели увидеть, в вас были попадания.

– Шепард получил сквозную рану в руку, но рана чистая. Я перевязал его, как сумел.

– Может он управлять вертолетом?

– Он тертый калач. И слишком взбешен, чтобы не сесть за штурвал.

– А как ты?

– Одна пуля отскочила от моей головы, – жизнерадостно отозвался Ганн, – но я подозреваю, что ей пришлось хуже, чем мне.

– Вы сейчас в воздухе?

– Да, примерно в трех милях к северу от острова, – объяснил Ганн, затем неуверенно спросил: – Как Дирк и Саммер?

– Живы и здоровы.

– Слава богу! Вы готовы убираться оттуда?

– Прилетайте и заберите нас.

– Можешь рассказать, что вы там обнаружили?

– Ответы на вопросы будут позже.

Питт выключил телефон и перевел взгляд на Саммер, которую Дирк и Джордино пытались привести в чувство. Они под руки водили ее взад и вперед, чтобы восстановить кровообращение. Пока вертолет не появился, Питт обошел вокруг жертвенного камня. Он все время ожидал появления охранников Эпоны, но никто так и не появился. Затем прожекторы между каменных колонн внезапно мигнули и погасли, и мир погрузился во тьму. На языческий амфитеатр опустилась тишина.

К тому моменту, как над островом во второй раз появился вертолет с Шепардом и Ганном, на маленьком взлетном поле уже вовсю ревели двигатели. Оттуда успело взлететь несколько реактивных самолетов. Они взлетали один за другим, чуть не задевая друг друга. Питт теперь был уверен, что им не угрожает никакая опасность. Когда вертолет наконец появился, Питт сообщил Шепарду, что можно спокойно включить посадочные огни. Вертолет ненадолго завис над амфитеатром, и в свете его прожекторов Питт смог убедиться, что они одни в этой чаше с ритуальными каменными столбами. Все женщины исчезли. Питт поднял голову к ясному небу с миллионами звезд и задумался о том, куда теперь направляется Эпона. Что она будет делать теперь, когда ее нелепый проект, который должен был принести страдания миллионами невинных людей, лежит в руинах под озером Никарагуа?

Теперь, когда стало известно, что она по поручению своего босса Призрака совершала преступные деяния, ее будут разыскивать. По ее следу пойдут все международные правоохранительные агентства. Тщательному анализу будет подвергнут каждый аспект деятельности корпорации «Одиссей». Суды Европы и Америки будут завалены исками против нее. Вряд ли «Одиссей» сумеет пережить такое расследование. Что же сам Призрак? Какова его роль в этом проекте? Он руководил всем, а потому должен отвечать. На чем построены отношения между Призраком и Эпоной? Каковы эти отношения? Вопросы без ответов во множестве теснились в голове Питта.

«Эту загадку придется разгадывать кому-то другому», – решил он. Их с Джордино миссия на этом, слава богу, закончена. Он переключился на более насущные проблемы, на свое собственное будущее. Джордино тихонько подошел и встал рядом.

– Возможно, сейчас не слишком подходящее время, чтобы затевать этот разговор, – произнес он, как будто размышляя вслух, – но я много думал об этом, особенно в последние десять дней. Я пришел к выводу, что становлюсь слишком стар, чтобы метаться по всем океанам и участвовать в безумных авантюрах Сэндекера. Я устал от сумасшедших подвигов и диких эскапад, от экспедиций, каждая из которых легко могла оборвать мою плодотворную деятельность. Я не могу больше делать все то, что делал прежде. У меня болят суставы, а раны заживают в два раза дольше, чем в молодости.

Питт поглядел на него и улыбнулся:

– Что ты хочешь этим сказать?

– У адмирала будет выбор. Он может отправить меня в отставку, и тогда я найду легкую, хорошо оплачиваемую работу в какой-нибудь морской инженерной компании. Или он может назначить меня начальником департамента подводного снаряжения НУМА. В общем-то меня устроит любая работа, где не обязательно будет калечиться и терпеть, когда в тебя стреляют.

Питт повернулся и долго смотрел на беспокойное темное море. Затем перевел взгляд на Дирка и Саммер, его сын как раз помогал девушке забраться в вертолет. Они – его будущее.

– Знаешь, – наконец отозвался он, – ты словно прочел мои мысли.

Часть пятая Тайное становится явным

48

Вашингтон, округ Колумбия

11 сентября 2006 г.

В девять часов утра, через три дня после возвращения вместе с отпрысками домой в ангар, Питт повязал галстук и надел «серьезный костюм», как он его называл, – единственный свой шитый на заказ черныйкостюм-тройку в тонкую полоску. Он застегнул жилет и опустил в кармашек старинные золотые часы. Золотую часовую цепочку он пропустил в специальную петлю, а второй конец ее с грузиком опустил в кармашек на другой стороне. Питт не слишком часто надевал этот костюм, но сегодня был совершенно особый день.

Федеральным маршалам удалось перехватить Призрака, когда его пилот на пути в Монреаль по оплошности сел для дозаправки в Сан-Хуане в Пуэрто-Рико. Ему вручили повестку, согласно которой он должен был предстать для дачи свидетельских показаний перед комитетом Конгресса, занимавшимся расследованием его сомнительных предприятий по добыче полезных ископаемых на территории Соединенных Штатов. Маршалы взяли его под стражу и переправили в Вашингтон, чтобы лишить всякой возможности бежать из страны. Тем не менее попытка заморозить Северную Америку и Европу имела место на территории другой страны, вне юрисдикции США, и Призрак по этому делу был неподсуден федеральному суду. Скорее наоборот, у комитета были связаны руки, и на правовую победу надежды практически не оставалось. Максимум, что можно было сделать, – это предать деятельность Призрака гласности и пресечь на будущее любые его операции на территории Соединенных Штатов.

Эпона, однако, сумела выскользнуть из сети, и о ее местонахождении до сих пор ничего не было известно. Предполагалось, что комитет будет задавать Призраку вопросы и о ней тоже.

Питт еще раз взглянул на себя в высокое старинное зеркало, попавшее к нему из салона первого класса одного старого парохода. Единственное отступление от вашингтонского стандарта, которое он себе позволил, – это галстук с серо-белыми завитками. Зеленые глаза под густой шапкой аккуратно причесанных волнистых черных волос смотрели ясно, с обычным блеском, несмотря на то что поспать ему как следует не пришлось: свидание с Лорен затянулось на всю ночь. Питт прошел к письменному столу и взял нож – тот самый, который он отобрал у Эпоны на острове Бранвин. Это был тонкий обоюдоострый кинжал с рукояткой, украшенной рубинами и изумрудами. Питт очень аккуратно спрятал его во внутренний нагрудный карман пиджака.

Он спустился по изящной кованой винтовой лесенке на первый этаж, где располагались все его старинные средства передвижения – и наземные, и воздушные. Перед воротами ангара его ожидал внедорожник «навигатор» НУМА. Вообще, эта большая машина не слишком подходит для езды по оживленным улицам столицы, но Питту всегда нравилась ее управляемость, и он с удовольствием ездил на ней. Кроме того, по логотипу НУМА на дверце и соответствующему цвету машины сразу можно было понять, что автомобиль правительственный, а это уже давало Питту возможность парковаться в местах, где парковка личных машин запрещена.

Он проехал по мосту в центральную часть города и поставил машину на правительственной стоянке в двух кварталах от здания Капитолия. Поднялся по величественной лестнице, вошел внутрь и добрался до зала, где проводились слушания. Не желая входить в зал через двери, предназначенные для журналистов и публики, он пошел по коридорам дальше, пока не оказался перед охраняемой дверью, предназначенной для членов комитета, их помощников и юристов.

Питт попросил охранника у двери передать члену Конгресса Лорен Смит записку.

– Мне не полагается этого делать, – возразил охранник в серой форме.

– Это чрезвычайно важно, – продолжал настаивать Питт властным голосом. – Я располагаю важным доказательством, которое совершенно необходимо ей и комитету в целом.

Питт предъявил охраннику удостоверение НУМА, чтобы показать, что он не просто человек с улицы. Охранник сравнил лицо Питта с фотографией на удостоверении, кивнул, взял у него записку и отправился в зал.

Через десять минут был объявлен перерыв, и Лорен вышла к Питту.

– В чем дело, дорогой? – спросила она, высоко подняв красивые брови.

– Мне необходимо попасть в зал.

Она удивленно взглянула на него.

– Ты мог бы войти в зал как все, через двери для публики.

– У меня есть предмет, с помощью которого можно всем показать, кто такой Призрак.

– Дай его мне, и я представлю этот предмет комитету.

Он покачал головой.

– Так не пойдет. Я должен представить его лично.

– Я не могу позволить тебе это сделать, – возразила она. – Тебя нет в списке свидетелей.

– Сделайте исключение, – настойчиво проговорил он. – Попроси позволения у председателя.

Она внимательно вгляделась в его глаза, такие знакомые и родные. Она будто пыталась отыскать в них что-то и не находила.

– Дирк, я просто не могу этого сделать. Ты должен рассказать мне, что у тебя на уме.

Охранник стоял тут же, неподалеку, и прислушивался к разговору. Дверь, которую обычно во время заседаний запирают, была чуть приоткрыта. Питт взял Лорен за плечи, одним быстрым движением развернул ее на месте и несильно толкнул на охранника. Прежде чем кто-то из них успел остановить его, Питт уже миновал дверь и стремительно зашагал вперед по проходу, по обе стороны от которого сидели конгрессмены с помощниками. Он спустился по короткой лестнице на уровень, где располагались свидетели и зрители. За все это время ни один человек в зале не сделал попытки помешать ему или хотя бы просто возразить против его действий. Питт остановился перед столом, где сидел Призрак в окружении своих высокооплачиваемых адвокатов.

Конгрессмен Кристофер Данн, представитель Монтаны, стукнул своим председательским молотком и возгласил:

– Вы, сэр; прерываете очень важное расследование. Я должен просить вас немедленно покинуть зал. В противном случае мне придется приказать вывести вас.

– Если позволите, господин председатель, я придам вашему расследованию совершенно новое направление.

Данн махнул охраннику, который вбежал в зал вслед за Питтом.

– Удалите его из зала!

Питт вытащил из кармана кинжал и направил его на охранника. Тот резко остановился, и его рука медленно потянулась к кобуре, но тоже остановилась, когда Питт остановил острие кинжала в дюйме от его груди.

– Дайте мне слово! – повторил Питт. – Поверьте, господин председатель, вы не зря потеряете время.

– Кто вы такой, сэр?

– Меня зовут Дирк Питт. Я сын сенатора Джорджа Питта.

Несколько секунд Данн переваривал это, затем кивнул охраннику.

– Подождите. Я хочу выслушать мистера Питта. – И он вновь перевел взгляд на Дирка: – Уберите нож, и я дам вам ровно одну минуту, чтобы изложить дело. И в ваших интересах, чтобы сказанное вами имело смысл. В противном случае не позже чем через час вы окажетесь за решеткой.

– И вы арестуете сына уважаемого сенатора? – шутливо поинтересовался Питт.

– Он республиканец, – ответил Данн в том же тоне, – а я демократ.

– Благодарю вас, господин председатель. – Питт положил богато украшенный кинжал на стол и сдвинулся немного в сторону так, что оказался прямо напротив Призрака. Тот за все это время не произнес ни слова и сидел совершенно невозмутимо. Он, как обычно, был в белом костюме и шляпе, лицо его ниже темных очков, тоже как обычно, было прикрыто шарфом.

– Будьте любезны, мистер Призрак, встаньте, пожалуйста.

Один из адвокатов Призрака подался вперед и заговорил в установленный на столе микрофон:

– Я должен заявить самый решительный протест, конгрессмен Данн. Этому человеку нечего делать в зале. Согласно закону, мистер Призрак ни в коем случае не обязан отвечать ему.

– Мистер Призрак боится? – язвительно проговорил Питт. – Он напуган? Да нет, он просто трус!

Питт замолчал и выжидательно уставился на Призрака.

И Призрак схватил наживку. Он был слишком высокомерен, чтобы проигнорировать откровенные оскорбления Питта. Он остановил адвоката и медленно поднялся из кресла всем своим громадным телом. Через несколько секунд он уже стоял перед Питтом во весь невеликий рост. Неопределенные очертания фигуры, скрытое лицо – настоящее воплощение загадки, окутанной тайной.

Питт улыбнулся и отвесил ему легкий, небрежный поклон.

Внезапно, прежде чем кто-нибудь успел отреагировать, он схватил со стола нож и с размаху резанул Призрака поперек живота. Кинжал погрузился в белый костюм по самую рукоять.

Зал всколыхнулся от криков мужчин и визга женщин. Охранник бросился на Питта, но Питт был готов к этому. Он отступил на шаг в сторону и подставил охраннику ножку. Тот со всего размаха полетел на пол. После этого Питт с силой воткнул кинжал в стол перед Призраком и отступил назад с выражением величайшего удовлетворения на лице.

Лорен, которая тоже, как и все, вскочила на ноги и закричала, внезапно умолкла. Она одной из первых заметила, что из Призрака не течет кровь.

Крови и внутренностям Призрака давно следовало бы затопить весь стол, но на его белом костюме по-прежнему не было видно ни пятнышка. Прошло еще несколько секунд, и сотня с лишним человек, которые в шоке от происшедшего вскочили на ноги, заметили наконец то же самое.

Конгрессмен Данн, бледный как полотно, не сводил глаз с Призрака и как сумасшедший колотил своим молотком по подставке.

– Что здесь происходит? – вскрикивал он раз за разом.

Никто не попытался помешать Питту, когда он обошел вокруг стола, потянул с Призрака темные очки и небрежно уронил их на пол. Затем вновь поднял руку, стащил с него шляпу и шарф и бросил на стол.

Все в зале невольно вскрикнули от изумления, когда по плечам Призрака рассыпались длинные рыжие волосы.

Питт приблизился к конгрессмену Данну:

– Сэр, позвольте представить вам мисс Эпону Элиаде, известную также как Призрак, – основателя промышленной империи «Одиссей».

– Это правда? – спросил все еще не пришедший в себя Данн. – Эта женщина действительно Призрак, а не его замаскированный двойник?

– Она настоящая, – заверил его Питт. Он обернулся к Эпоне и саркастически произнес: – Как это ни странно, мне вас не хватало.

Было бы естественно, если бы она во время этой сцены дрожала от страха, как мышь под взглядом змеи. Но нет. Женщина стояла, гордо выпрямившись, и ничего не отвечала Питту. Да в этом и не было необходимости. Ее глаза сверкали, губы сжались в тонкую линию. Ее лицо выражало такую ненависть и презрение, что их оказалось бы достаточно, чтобы начать революцию. Но еще одно жуткое мгновение – и произошло нечто совершенно непонятное. Гнев исчез с ее лица так же внезапно, как появился. Медленно, очень медленно, Эпона начала снимать с себя разрезанный белый костюм, и в конце концов осталась стоять перед залом в одном только обтягивающем белом шелковом платье-мини с открытыми плечами. Она стояла совершенно неподвижно и невозмутимо. Рыжие волосы каскадом падали на ее обнаженные плечи.

Ни строгий зал, ни пораженная аудитория никогда не видели и, наверное, никогда уже не увидят ничего подобного.

– Вы выиграли, мистер Питт, – произнесла она глубоким мягким голосом со следами легкой хрипотцы. – Чувствуете себя героем? Считаете, что совершили чудо?

Питт медленно покачал головой:

– Ни то, ни другое. Я попросту доволен. Ваша попытка уничтожить миллионы людей потерпела крах. Вы могли подарить миру свои немалые достижения в разработке топливных элементов, ваши тоннели под Никарагуа могли несказанно уменьшить время и стоимость транспортировки грузов по сравнению с Панамским каналом. Вместо этого вы предпочли объединить усилия с иностранной державой, причем целью вашей были богатство и власть, и ничего больше.

Он видел, что она вполне владеет своими эмоциями и не собирается с ним спорить. Вместо этого она улыбнулась многообещающей улыбкой. Никто из присутствовавших в тот день в заде не сможет забыть это экзотическое колдовское существо, буквально излучавшее неописуемый женский магнетизм.

– Красивые слова, мистер Питт. Но бессмысленные. Если бы не вы, я, возможно, сумела бы изменить ход мировой истории. Именно это было моим намерением, моей конечной целью.

– Мало кто будет оплакивать вашу неудачу, – заметил Питт с холодной насмешкой в голосе.

Только теперь Питту удалось разглядеть в пленительных глазах Эпоны слабую тень отчаяния. Она взяла себя в руки, вскинула голову и гордо обернулась к членам комитета:

– Делайте со мной что хотите, но имейте в виду, вам нелегко будет осудить меня за какое бы то ни было преступление.

Данн поднял молоток и указал им в сторону двух мужчин в дальнем углу зала.

– Пусть федеральные маршалы возьмут эту женщину под стражу.

Адвокаты Эпоны тут же вскочили на ноги, громко заявляя протест. «Данн как конгрессмен, – говорили они, – не имеет права никого арестовывать». Он ответил на это гневным взглядом:

– Эта женщина преступна уже тем, что пыталась совершить подлог перед лицом нашего комитета! Она будет содержаться под стражей до тех пор, пока офис Генерального прокурора не рассмотрит ее преступную деятельность и не предпримет соответствующих юридических действий.

Федеральные маршалы взяли Эпону под руки и повели из зала, где проходили слушания. Перед Питтом она остановилась. Она внимательно посмотрела на него с выражением хотя и сардоническим, но, что удивительно, лишенным злости или неприязни:

– Мои заморские друзья не допустят, чтобы меня осудили. Наши пути еще пересекутся, мистер Питт. В этом зале ничто не заканчивается. Не стройте иллюзий. В следующий раз, когда мы с вами встретимся, вы тоже попадете в мои сети.

Питт сдержал свое возмущение и ответил Эпоне холодной и загадочной улыбкой.

– В следующий раз? – повторил он. – Не думаю, мисс. Вы не мой тип.

Губы женщины вновь гневно сжались. Ее кожа заметно побледнела, глаза потеряли блеск. Федеральные маршалы поторопились вывести ее из зала через боковую дверь. Питт, наблюдая за ней, не мог не восхититься ее красотой. Мало кто из женщин способен сделать свой уход после страшного падения подлинно драматическим событием и обставить его с таким изяществом. Откровенно говоря, внутри у него что-то переворачивалось при мысли о том, что их пути действительно могут однажды пересечься вновь.

Лорен спустилась на уровень свидетелей и без стеснения обняла Питта.

– Сумасшедший! Тебя же могли просто застрелить.

– Прости за театральность, но время и место показались мне сегодня подходящими, чтобы раскрыть перед всеми сущность этой ведьмы.

– Почему ты не сказал мне?

– Я не хотел, чтобы ты была замешана в этом деле, если бы оказалось, что я ошибся.

– Ты не был уверен? – в удивлении произнесла она.

– У меня были серьезные основания, но абсолютной уверенности не было.

– Но что навело тебя на мысль?

– Поначалу я только следовал интуиции. Когда я пришел сюда сегодня, по-прежнему был уверен всего на шестьдесят процентов. Но стоило мне оказаться с Призраком лицом к лицу, и я увидел, что его вес даже в сидячем положении распределяется совсем не так, как должен распределяться у человека, который весит четыреста фунтов. – Питт поднял руку и показал Лорен шрам на ладони. – Потом я узнал кольцо на указательном пальце правой руки. Именно этим кольцом на острове Бранвин Эпона поранила мне руку. Все сошлось.

Тем временем Данн пытался криком призвать присутствующих к порядку и вернуть слушания комитета на прежние рельсы. Не обращая внимания на то, что могут подумать окружающие, Лорен легко поцеловала Питта в щеку:

– Я должна вернуться к работе. Ты открыл настоящий ящик Пандоры, теперь направление расследования полностью изменится.

Питт двинулся прочь, будто собираясь уходить, но обернулся и взял Лорен за руку.

– Как, следующее воскресенье годится?

– А что произойдет в следующее воскресенье? – невинно поинтересовалась она.

Его губы раздвинулись в лукавой усмешке, так хорошо ей знакомой.

– Это день нашей свадьбы. Я договорился в Вашингтонском соборе.

После этих слов он оставил ее и вышел. Член Конгресса от Колорадо г-жа Лорен Смит осталась в оцепенении стоять посередине зала.

49

Вашингтон, округ Колумбия,

11 октября 2006 г.

Нет, Лорен, конечно, ни за что не согласилась на свадьбу через десять дней. Она настояла на том, чтобы торжества были отложены на месяц. Даже в этом случае ей едва хватило времени, чтобы как следует спланировать это событие, зарезервировать подходящее помещение для церемонии и организовать прием, который должен был проходить в ангаре Питта, среди его старинных автомобилей. К тому же пришлось искать портниху, которая смогла бы подогнать для нее свадебное платье ее матери.

Церемония венчания прошла в Вашингтонском национальном соборе, который возвышается над американской столицей. На бракосочетании присутствовали почти пятьсот друзей и родственников новобрачных. Родители Лорен вместе с двумя ее братьями и двумя сестрами приехали со своего ранчо в западной части Колорадо. Были и родители Питта – отец, сенатор Джордж Питт, и мать, Барбара Питт. Они буквально лучились счастьем – ведь их необузданный сын решил наконец остепениться и взять в жены женщину, которую оба они любили и уважали. Приятели из НУМА тоже не упустили случая: адмирал Сэндекер, казалось, по-настоящему наслаждался происходящим; были Хайрем Йегер с женой и дочерьми; Руди Ганн; Зерри Почински, многолетний секретарь Питта; и еще два десятка людей, с которыми Питту приходилось вместе работать в НУМА долгие годы. Был и Джулиан Перлмуттер, занявший на скамье чуть ли не три места.

В зале присутствовала значительная часть вашингтонской элиты – сенаторы, конгрессмены, чиновники, государственные деятели и даже президент с супругой; они как раз оказались в городе и тоже смогли приехать.

Подружками Лорен были ее сестры, а распорядительницей – ее секретарь Мэрилин Трэск, которая работала с Лорен бок о бок еще со времени ее первой избирательной кампании. Саммер Питт, которой вскоре предстояло сделаться ее приемной дочерью, тоже была среди подружек невесты. Свидетелем Питта был его старый товарищ по приключениям Ал Джордино, а роль друзей исполняли его сын Дирк Питт, Руди Ганн и братья Лорен.

Лорен была в свадебном наряде своей матери, сшитом в 1950 году – сложном сооружении из белого кружева и белого же атласа с глубоким V-образным вырезом. Расшитый корсаж, длинные узкие кружевные рукава и очень широкая трехслойная атласная юбка с фижмами для пущего эффекта. Дирк и его команда тоже были при полном параде: во фраках и белых галстуках-бабочках они выглядели очень внушительно.

Пока гости занимали свои места, соборный хор пел. Затем пение умолкло, и орган начал играть традиционный свадебный марш. Все головы повернулись к проходу. Питт с друзьями стояли шеренгой у алтаря и тоже смотрели в заднюю часть церкви. Подружки невесты с Саммер во главе двинулись по проходу.

Лорен, сиявшую от счастья, вел под руку отец. Она же не сводила глаз с Питта и без конца улыбалась ему.

Приблизившись к алтарю, мистер Смит отступил в сторону и передал руку Лорен Питту. Церемонию венчания проводил преподобный Виллард Шелтон, друг семьи Лорен. Обряд прошел совершенно традиционно, ни невеста, ни жених не стали петь од собственного сочинения и клясться в неумирающей любви.

После этого, пока новобрачные шли к выходу, Джордино выбежал из собора через боковую дверь и подал к ступеням автомобиль как раз в тот момент, когда Питт и Лорен выходили. Стоял чудесный день, по яркому голубому небу величественно плыли белые облака. Лорен обернулась и бросила в толпу свой букет. Старшая дочь Хайрема Йегера, которой букет прилетел прямо в руки, рассмеялась, покраснела, как майский цвет, и принялась неудержимо хихикать.

Джордино ждал новобрачных за рулем розового «Мармона V-16». Питт открыл для Лорен дверцу и придержал платье, помогая ей забраться внутрь. Семена для птиц, сменившие теперь рис, которым прежде забрасывали новобрачных, осыпали их с ног до головы. Джордино включил первую передачу, и большой автомобиль плавно отъехал от ступеней собора. Он выехал через сквер на Висконсин-авеню и повернул в сторону Потомака к принадлежавшему Питту ангару, где должен был состояться свадебный прием. Перегородка между передней открытой частью автомобиля и пассажирским салоном была поднята, и Джордино не мог слышать разговора между Питтом и Лорен.

– Ну все, злодейство свершилось, – со смехом проговорил Питт.

Лорен ткнула его в бок:

– Злодейство? Вот, значит, как ты называешь наше чудесное венчание?

Он взял ее руку в свои и посмотрел на кольцо, которое сам же чуть раньше надел на ее безымянный палец. На кольце красовался рубин в три карата в окружении мелких изумрудов. За свою полную приключений жизнь Питт нахватался достаточно информации, чтобы знать, что рубины и изумруды встречаются в пятьдесят раз реже, чем алмазы, которых на мировом рынке хватает с избытком.

– Сначала ко мне являются двое взрослых детей, о существовании которых я даже не подозревал, а теперь я заимел еще и жену, которую должен холить и лелеять.

– Мне нравится выражение «холить и лелеять», – мягко произнесла она, обнимая его за шею обеими руками и целуя в губы.

Высвободившись наконец, он прошептал:

– Давай дождемся медового месяца, а не то нас с тобой занесет.

Она рассмеялась и поцеловала его еще раз.

– Ты так и не сказал мне, куда собираешься повезти проводить медовый месяц. Вот будет сюрприз так сюрприз.

– Я арендовал в Греции небольшую парусную яхту. Мы будем плавать по Средиземному морю.

– Звучит чудесно.

– Как ты думаешь, пастушка из Колорадо сможет научиться ставить паруса и управлять яхтой?

– Вот увидишь, сможет.

Вскоре они подъехали к ангару Питта. Джордино с помощью пульта дистанционного управления отключил охранную сигнализацию и открыл главные ворота, а затем въехал в центр зала прямо на «мармоне». Питт и Лорен вышли из машины и поднялись по лестнице в его жилые комнаты, где переоделись для приема гостей.

Джулиан Перлмуттер ворвался в ангар, подобно взбесившемуся гиппопотаму, и тут же начал раздавать приказы распорядителям приема. Он вытер со лба пот, вызванный жарой и влажностью, и набросился на метрдотеля ресторана «Ле-Курсель», удостоенного по справочнику «Мишлен» трех звезд, которого сам же и пригласил для организации свадебного приема:

– Устрицы, которые вы собираетесь подать, размером не больше земляного ореха! Они никуда не годятся! Так не пойдет!

– Я немедленно распоряжусь, чтобы их заменили, – пообещал метрдотель и заторопился прочь.

Вскоре начали прибывать приглашенные. Пока гости усаживались за столики, расставленные по всему ангару, им подавали шампанское с калифорнийских виноградных плантаций. Они и сами начали пробовать всевозможные деликатесы, достойные гурманов, с нескольких буфетных столов, устроенных вокруг старинной, богато изукрашенной ванны с навесным мотором, в которой Питту много лет назад удалось бежать с Кубы. Буфетные столы были уставлены подогреваемыми блюдами полированного серебра, а также блюдами со льдом. Те и другие были до краев полны всевозможными морепродуктами, включая мидий и морских ежей.

Меню этого приема, которое, по всей видимости, никогда не будет повторено и останется уникальным, было творением Перлмуттера и предметом его особой гордости.

Адмирал Сэндекер, появившись, захотел поговорить с Питтом наедине. Его проводили в один из салонов пульмановского вагона «Манхэттен лимитед», который Питт использовал в качестве офиса. После того как Питт закрыл дверь, мужчины уселись. Сэндекер закурил одну из своих «флагманских» сигар и пустил к потолку струю голубоватого дыма.

– Ты, вероятно, знаешь, что вице-президент Холден болен, – начал адмирал.

– Кое-что слышал.

– Ситуация гораздо серьезнее. Скорее всего, Холден не доживет до конца месяца.

– Мне жаль это слышать, – сказал Питт. – Мой отец знает его уже тридцать лет. Холден хороший человек.

Сэндекер перевел взгляд на Питта, чтобы не упустить его реакции, на следующую фразу.

– Президент попросил меня составить ему компанию на следующих выборах.

Густые черные брови Питта сошлись над переносицей.

– Президент – безусловный фаворит, он наверняка выиграет выборы. Мне почему-то трудно представить вас вице-президентом.

Сэндекер пожал плечами:

– Эта работа проще, чем моя нынешняя.

– Да, но НУМА – ваша жазнь.

– Я не становлюсь моложе, к тому же за двадцать пять лет работы на одном месте я немного перегорел. Пора менять жизнь. Кроме того, я не тот человек, кто на посту вице-президента будет бездельничать, исполняя только представительские функции. Ты достаточно давно меня знаешь, чтобы понять, что я возьму правительство за горло. Со мной им придется несладко.

Питт рассмеялся:

– Да, знаю, вы не будете прятаться в шкафу в Белом доме или отмалчиваться по серьезным вопросам.

– Особенно по вопросам окружающей среды, имеющим отношение к морю, – развил свою мысль Сэндекер. – Если подумать хорошенько, то из Белого дома я смогу больше сделать для НУМА, чем из своего красивого офиса там, за рекой.

– Кто возглавит НУМА? – поинтересовался Питт. – Руди Ганн?

Сэндекер покачал головой.

– Нет, Руди отказался от этого назначения. Его больше устраивает место заместителя.

– Тогда кого же вы планируете поставить?

На тонких губах Сэндекера появилась хитрая улыбка.

– Тебя, – коротко ответил он.

Первые несколько мгновений Питт ничего не понимал, затем до него дошло.

– Меня? Вы, должно быть, шутите.

– Я не могу назвать человека, который больше подходил бы для того, чтобы взять на себя управление НУМА.

Питт встал на ноги и прошелся по комнате.

– Нет-нет, я не администратор.

– Ганн и его команда вполне справятся с повседневными проблемами, – объяснил Сэндекер. – Ты же, с твоей известностью, достижениями и послужным списком, будешь идеален в роли руководителя и лица НУМА.

От Питта не ускользнуло, что решение, которое ему предстояло принять, в любом случае должно было оказать на его жизнь огромное влияние.

– Мне необходимо подумать.

Сэндекер тоже поднялся и прошел к двери.

– Обдумай мое предложение во время медового месяца. Когда вы с Лорен вернетесь, мы с тобой обсудим его еще раз.

– Я должен сначала обсудить его с ней, мы ведь теперь женаты.

– Я уже говорил с ней. Она «за».

Питт пригвоздил адмирала к месту железным взглядом.

– Старый черт...

– Да! – жизнерадостно согласился Сэндекер. – Совершенно верно. Старый черт.

Питт вернулся в зал и провел некоторое время с гостями. Вместе с Лорен и родителями он позировал для свадебных фотографий. Он был занят разговором с матерью, когда подошел Дирк-младший и дотронулся до его плеча.

– Пап, там какой-то человек у двери. Он хочет тебя видеть.

Питт извинился и, лавируя между рядами старинных автомобилей, направился через толпу друзей и знакомых к двери. Там он обнаружил пожилого мужчину, лет около семидесяти, с седыми волосами и бородкой. Ростом он почти не уступал Питту, а в глазах его, хотя и не таких зеленых, можно было заметить похожий блеск.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Питт.

– Да, я некоторое время назад уже связывался с вами, просил разрешения заехать и посмотреть вашу коллекцию автомобилей. Несколько лет назад на одной из встреч любителей старинных автомобилей мы с вами стояли рядом.

– Конечно, я показывал свой «штутц», а у вас была «испано-суиза».

– Да, точно. – Мужчина взглянул Питту за спину, на праздничную толпу. – Кажется, я пришел не вовремя.

– Нет-нет, – возразил Питт, которому хотелось осчастливить всех вокруг. – Сегодня моя свадьба. Я приглашаю вас к нам присоединиться.

– Очень любезно с вашей стороны.

– Простите, я забыл ваше имя.

Пожилой гость-взглянул на него и улыбнулся:

– Касслер. Клайв Касслер.

Питт задумчиво вгляделся в Касслера.

– Странно, – проговорил он наконец, – у меня такое чувство, что я давно вас знаю.

– Может быть, в ином измерении.

Питт одной рукой обнял Касслера за плечи.

– Пойдемте, Клайв, пока мои гости не выпили все шампанское.

Вдвоем они шагнули в ангар и закрыли за собой дверь.

Клайв Касслер, Дирк Касслер Черный ветер

Памяти моей матери Барбары, чьей любви, сочувствия, доброты и поддержки и поныне очень недостает всем, кто ее знал.

Д. К.

Хотелось бы выразить глубокую признательность и благодарность Скотту Дэннекеру, Майку Фитцпатрику, Майку Хэнсу и Джорджу Спиру из «Эйршип менеджмент сервис», распахнувших нам дверь в удивительный мир полетов на дирижабле.

Большое спасибо также Шелдону Харрису, чья книга «Фабрики смерти» проливает свет на ужасы применения химического и биологического оружия в период Второй мировой войны, унесшего тысячи и тысячи жизней безымянных жертв.

Авторы

Пролог МАКАДЗЕ

12 декабря 1944 года

Военно-морская база Куре, Япония

Капитан-лейтенант Такео Огава бросил взгляд на наручные часы и в раздражении покачал головой.

— Половина первого ночи, — пробормотал он с тревогой в голосе. — Уже три часа задержки, а мы все ждем.

Молоденький мичман с остекленевшими от длительного недосыпа глазами сочувственно кивнул в ответ на слова командира, но промолчал. Стоя на верхней площадке рубки И-403, субмарины японского императорского военно-морского флота, оба подводника напряженно вглядывались в тускло освещенное ночными фонарями пространство за пирсом, чтобы не пропустить момент прибытия ожидаемого визитера. Где-то вдали, за пределами обширной территории базы, тускло поблескивали огоньки старинного японского города Куре. Моросил мелкий дождичек, и виделось что-то жутковатое в умиротворенности ночного пейзажа, странно контрастирующей с отдаленным перестуком молотов, скрипом и лязгом башенных кранов и вспышками сварки. Ремонтные работы на поврежденных в боях с противником кораблях велись на базе круглосуточно, но то была не более чем заранее обреченная на провал попытка восстановить быстро тающие военные ресурсы.

Надсадный вой дизеля приближающегося к стоянке подлодок грузовика эхом разнесся над водой. Вынырнув из-за угла кирпичного пакгауза, тяжелый армейский «Исюдзу» выехал на пирс и сбавил скорость. Водитель осторожничал, медленно ведя машину вдоль борта субмарины. Ночные фары автомобиля едва позволяли разглядеть темную кромку причала, отделявшую его от воды. Развернувшись у перекинутых на берег сходней, шофер резко затормозил. Облысевшие протекторы протестующе взвизгнули.

После секундной паузы из кузова выпрыгнули шестеро вооруженных до зубов военных и слаженно окружили грузовик по периметру. Спускаясь с рубки и по сходням на пирс, Огава кожей чувствовал направленный на него ствол одного из охранников. Приблизившись, он отметил, что это не простые армейцы, а солдаты элитного подразделения Кемпейтай — зловещей тайной полиции, внушавшей в Японии такой же трепетный ужас, как гестапо в Германии или НКВД в России.

Из кабины выбрались двое в форме и подошли к капитан-лейтенанту. Определив по знакам различия старшего по званию офицера, Огава вытянулся в струнку и отдал честь.

— Мы вас уже заждались, господин капитан, — сказал он с ноткой укоризны в голосе.

Капитан Миюси Оринучи пропустил упрек мимо ушей. У одного из старших офицеров штаба Шестого флота хватало куда более важных проблем. Подводный флот Японии, действующий в Тихом океане, медленно, но неуклонно сокращался, не в состоянии противопоставить ничего существенного разработанной и применяемой американцами новейшей тактике борьбы с субмаринами. Отчаянные самоубийственные атаки на корабли противника, невзирая на неравные шансы, вели к неизбежным и частым потерям подлодок и экипажей, что весьма удручало капитана Оринучи. Его коротко подстриженные черные волосы посеребрила ранняя седина, а лицо избороздили глубокие, как русла пересохших рек, морщины.

— Капитан-лейтенант, — отрывисто произнес он, — позвольте представить доктора Исаичи Танаку из Военно-медицинского института. Он будет сопровождать вас.

— Прошу прощения, господин капитан, — заявил Огава, игнорируя стоящего рядом с Оринучи коротышку в очках, — но я не привык иметь на борту пассажиров во время выполнения боевого задания.

— Предыдущий приказ о патрулировании филиппинских вод отменяется, — сообщил капитан, протягивая Огаве пакет из плотной коричневой бумаги. — Здесь новое предписание. Вы примете на борт доктора Танаку и сопровождаемый им груз и незамедлительно выйдете в море. Командование флота оказало вам высокую честь нанести удар по врагу у самого порога его дома.

Покосившись на одного из охранников, как бы невзначай направившего в его сторону ствол немецкого ручного пулемета «Бергман МП-34», Огава попытался возразить:

— Все это как-то необычно, господин капитан…

Оринучи кивком указал направо и зашагал в том же направлении. Огава последовал за ним. Удалившись от доктора за пределы слышимости, оба офицера остановились.

— Вы еще не в курсе, капитан-лейтенант, — вполголоса заговорил Оринучи, — поэтому ставлю вас в известность, что наш надводный флот почти целиком уничтожен. Мы рассчитывали дать американцам решающее сражение и переломить ход войны, но вышло так, что мы сами потерпели сокрушительное поражение. Осталось совсем немного времени до того момента, когда нам придется стянуть все оставшиеся резервы для защиты родных берегов.

— Мы заставим американцев заплатить кровью! — хрипло выкрикнул Огава.

— Несомненно. Однако они полны решимости и готовы принести любые жертвы на алтарь победы. Но вы отдаете себе отчет, какие ужасающие потери будут среди мирного населения? — Оринучи тяжело вздохнул и умолк, представив на миг среди убитых свою собственную семью. — Армия обратилась к нам с просьбой о содействии в осуществлении дерзкой операции, — заговорил он снова. — Доктор Танака тесно сотрудничает с подразделением 731.[317] Вы должны переправить его вместе с грузом через Тихий океан и нанести атакующий удар по западному побережью Соединенных Штатов. В походе соблюдать максимальную скрытность и любой ценой сохранить корабль и карго. Если вы добьетесь успеха, Огава, американцы сами запросят мира, и наша родина останется в неприкосновенности.

Слова Оринучи потрясли Огаву. В то время как его коллеги, командиры других подлодок, ведут оборонительную войну против превосходящего противника, пытаясь сохранить жалкие остатки надводного флота, ему предстоит в одиночку пересечь океан и произвести атаку, которая может положить конец войне! В другое время он поднял бы на смех подобную идею как безумную и вздорную, однако сейчас, глубокой ночью, озвученная одним из высших штабных офицеров флота, она выглядела совсем иначе.

— Глубоко польщен вашей откровенностью, господин капитан Оринучи, — козырнул Огава. — Заверяю вас, мои офицеры и матросы сделают все возможное, дабы оправдать оказанную им честь и выполнить приказ императора. Могу я узнать, что конкретно содержит сопровождаемый доктором Танакой груз? — осторожно осведомился он после секундной заминки.

Несколько мгновений Оринучи с тоской вглядывался в воды залива, потом чуть слышно процедил сквозь зубы:

— Макадзе. Злой ветер.

* * *

Под бдительным присмотром доктора Танаки головорезы из Кемпейтай перегрузили полдюжины длинных деревянных ящиков в передний торпедный отсек И-403 и задраили люк. Огава приказал завести все четыре дизельных двигателя и отдать швартовы. Ровно в половине второго металлическая сигара субмарины развернулась и медленно двинулась по чернильной глади бухты в сторону моря мимо стоявших в доке нескольких подлодок той же серии «И». При этом Огава не без удивления отметил, что капитан Оринучи все еще сидит в темной кабине грузовика, словно не решаясь покинуть пирс, пока И-403 не скроется из виду.

Минуя широко раскинувшиеся вдоль берега причалы и пакгаузы, субмарина вскоре достигла массивной громады, возвышавшейся черной тенью на фоне ночного мрака. Безмолвным исполином замер в ремонтном доке краса и гордость японского флота линкор «Ямато», нависая над проходящей подлодкой подобно доисторическому чудовищу. Благодаря своим восемнадцатидюймовым орудиям и шестнадцатидюймовой броне «Ямато» на текущий момент считался самым мощным и опасным надводным кораблем в мире. Огаву всегда восхищали обводы и вооружение крупнейшего в истории линкора, но сейчас он испытывал к нему что-то вроде жалости. «Мусаси», брат-близнец «Ямато», был недавно потоплен в районе Филиппин, и капитан-лейтенант боялся, что еще до окончания войны такая же участь постигнет и этого красавца.

Остались далеко за кормой и окончательно поблекли огни Куре. Обогнув несколько крупных прибрежных островов, И-403 вышла на оперативный простор Внутреннего моря. Когда скалистые острова пропали из виду, а небо на востоке начало светлеть в преддверии рассвета, Огава приказал увеличить скорость, сам же поднялся в рубку и занялся прокладкой курса вместе со штурманом. Спустя некоторое время к ним присоединился старший офицер лейтенант Иоси Мотосита.

— Горячий чай, господа, — провозгласил он, ловко вскарабкавшись по трапу. Худой и долговязый Мотосита славился своим добродушием, и даже сейчас, в пять утра, с лица его не сходила благожелательная улыбка.

— Благодарю, — коротко кивнул командир, принимая из рук старпома маленькую чашечку. В промозглое декабрьское утро трудно было придумать лучшее тонизирующее средство, чем этот горячий, ароматный напиток. Огава прикончил свою порцию в несколько глотков.

— Море сегодня на удивление спокойно, — заметил Мотосита.

— Замечательная погода для рыбной ловли, — с ностальгическим вздохом откликнулся Огава. Сын рыбака, он родился и вырос в небольшой деревеньке на острове Кюсю. Несмотря на скромное происхождение, с детства привыкший к трудностям и суровой рыбацкой жизни юноша успешно преодолел барьер вступительных экзаменов в Итадзима, Военно-морскую академию. Получив офицерское звание еще перед войной, он попал в быстро развивавшийся и наращивавший мощь подводный флот. Отлично отслужив на двух субмаринах, в 1943-м Огава был назначен командиром И-403. Под его командованием подлодка потопила полдюжины транспортов, а близ Филиппин отправила на дно австралийский эсминец. Среди стремительно уменьшавшегося командного плавсостава он считался одним из самых лучших и надежных офицеров.

— Вот что, Иоси, — сказал Огава, — до пролива пойдем противолодочным зигзагом, а дальше двинемся в погруженном состоянии. Во внешних водах вдоль побережья рыщет столько подлодок противника, что лучше не рисковать.

— Я сообщу команде, — кивнул старший офицер.

— Да, еще этот доктор Танака, — спохватился Огава, — Проследи, чтобы его разместили поудобнее.

— Я уже предложил ему свою каюту, командир, — с ноткой обиды в голосе сообщил Мотосита. — Судя по тому, сколько он приволок с собой книг — целую стопку, — у него будет чем заняться до конца плавания. Опять же, под ногами путаться не станет.

— Очень хорошо, — одобрительно кивнул Огава, невольно задумавшись, что за личность этот странный пассажир, незваным гостем попавший на борт за час до отплытия.

Когда багровый солнечный диск показался над горизонтом, И-403 находилась на подходе к проливу Бунго, южным воротам в Тихий океан между островами Кюсю и Сикоку. Мимо субмарины протащился встречным курсом возвращающийся на базу подбитый миноносец. Его сильно кренило, а палубу и мостик покрывали многочисленные пробоины — результат ожесточенной схватки с парой американских штурмовиков. На верхнюю площадку поднялись несколько младших офицеров, пожелавших бросить последний взгляд на покидаемую землю; суеверные, как все моряки, уходя на боевое задание, они на всякий случай прощались со своей островной родиной, не зная, суждено ли им вновь увидеть ее зеленые берега.

Как только впередсмотрящий доложил о приближении к выходу из пролива, Огава отдал команду на погружение. По всем отсекам разнесся тревожный вой сирены, и встрепенувшиеся матросы бросились задраивать палубные люки.

— Глубина пятнадцать метров, — приказал командир.

В огромные балластные танки хлынули тонны забортной морской воды. Одновременно пришли в движение горизонтальные рули погружения. Носовая часть И-403 под углом устремилась вниз, и очень скоро весь корпус подлодки скрылся под водой, оставив на поверхности лишь мутную зеленоватую зыбь.

Тихоокеанские воды в окрестностях залива Бунго кишели американскими подводными рейдерами, охотившимися как на транспортные суда, так и на военные корабли, покинувшие базу Куре. Случались поединки и между субмаринами, поэтому Огава, не желая становиться легкой добычей стервятников, сразу после выхода из пролива приказал изменить курс на норд-ост, чтобы держаться подальше от основных трасс, пролегающих в южном направлении в сторону Филиппин.

Подобно большинству подводных кораблей своей эпохи, И-403 приводилась в движение комбинацией дизельных и электродвигателей. В светлое время суток, когда приходилось идти в погруженном состоянии, включались работавшие от аккумуляторов электрические моторы, развивавшие скорость, которую и скоростью-то нельзя было назвать — какие-то шесть узлов. Зато под покровом темноты вынырнувшая на поверхность субмарина благодаря своим мощным дизелям ускоряла ход втрое, одновременно подзаряжая истощившиеся за день батареи. В то же время, И-403 никак нельзя было назвать заурядной подлодкой, в первую очередь из-за ее нестандартных размеров. Длиной в 390 футов, она была одной из субмарин класса «Сентоку», выпущенных в очень ограниченном количестве и являвшихся крупнейшими подводными кораблями своего времени. Массивный стальной корпус водоизмещением более 5200 тонн был оснащен четырьмя дизельными моторами мощностью в 7700 лошадиных сил каждый. Но поистине уникальной особенностью И-403 была способность нести, помимо обычных вооружений, тройку переоборудованных в гидросамолеты одноместных пикирующих бомбардировщиков «Сейран». Они запускались в воздух посредством размещенной в центре носовой части катапульты. В походных условиях самолеты в разобранном виде хранилисьв водонепроницаемом палубном ангаре длиной в 110 футов. Большие потери авиации на фронте вынудили Огаву расстаться с одним из бомбардировщиков, и теперь у него оставалось только два «Сейрана».

* * *

Углубившись в Тихий океан, капитан И-403 заперся в своей каюте и вновь перечел врученные ему Оринучи лаконичные походные предписания. Из них следовало, что он должен держать курс норд-ост с последующей подзаправкой на базе на одном из Алеутских островов, а затем атаковать посредством обоих «Сейранов» цели на северовосточном побережье Штатов: Такому, Сиэтл, Викторию и Ванкувер.

По мнению Огавы, то был бессмысленный жест, отнюдь не требовавший использования его субмарины, столь необходимой для обороны домашних вод, в пустячной атаке с применением всего пары легких бомбардировщиков. С другой стороны, не следовало сбрасывать со счетов доктора Танаку с его загадочным грузом.

Приглашенный в капитанскую каюту, доктор отвесил изящный поклон, прежде чем войти в загроможденное помещение и присесть за маленький деревянный столик. Невысокого роста и хрупкого телосложения, с неулыбчивой, сварливой физиономией, ученый уставился на Огаву безразличным взглядом пустых черных глаз, увеличенных толстыми линзами очков.

Быстро покончив с формальностями и игнорируя зловещую внешность собеседника, капитан сразу перешел к делу, пытаясь прояснить истинную причину присутствия доктора на борту.

— Господин Танака, согласно полученному мною приказу, я должен привести свой корабль к западному побережью Северной Америки и атаковать с воздуха четыре города. Однако в приказе нет ни слова ни о вас, ни о характере вашего груза. Вынужден задать прямой вопрос: какова ваша роль в порученной мне миссии?

— Господин капитан Огава, позвольте уверить вас, что мое появление на вашей субмарине было санкционировано на самых высоких уровнях, — ответил ученый тихим, монотонным голосом, — Я буду оказывать техническое содействие в подготовке атаки.

— Это боевой корабль, — парировал Огава, — И я не понимаю, какое именно содействие может оказать медик в проведении чисто военной операции.

— Господин капитан, я не просто медик, как вы выразились, а представитель научно-исследовательской группы по предотвращению эпидемических заболеваний при Военно-медицинском институте. Из нашего китайского филиала мы получили материалы лабораторных испытаний, которые позволили разработать и создать новое эффективное оружие. Вы и ваш корабль были избраны для доставки и нанесения первого удара такого рода по врагу на его собственной территории. Я же несу ответственность за соблюдение секретности и обеспечение боеготовности оружия вплоть до его применения.

— Эти ваши «материалы»… Их предполагается сбросить с моих самолетов?

— Да. В специальных контейнерах, которые можно будет разместить в бомболюках. Я уже договорился с авиатехниками из группы обслуживания о внесении необходимых изменений в конструкцию.

— А как насчет экипажа, доктор Танака? Моим людям на борту ничего не угрожает?

— Абсолютно, — солгал ученый, не дрогнув ни жилочкой на непроницаемом лице.

Огава ему не поверил, но обострять не стал, рассудив, что столкновение с американскими противолодочными кораблями несет куда большую опасность его субмарине и команде, чем какой бы то ни было груз на борту. Он попытался выжать из Танаки хотя бы толику дополнительной информации, но уклончивый военврач мало что добавил к уже имевшимся в распоряжении Огавы фактам. Как только разговор касался загадочного нового оружия, он сразу замыкался в себе или отделывался общими фразами. Было в его облике и манере поведения что-то зловещее, отчего капитан постоянно чувствовал себя не в своей тарелке. Постаравшись побыстрее покончить с традиционным совместным чаепитием, Огава с облегчением отпустил ученого. Позже, сидя один в опустевшей каюте, он мысленно проклял командование флота за выбор именно его корабля для выполнения предстоящей миссии. От такого задания капитан предпочел бы отказаться.

* * *

По мере удаления от японских берегов и отклонения к более высоким широтам на пути подлодки попадалось все меньше торговых судов и рыбачьих лодок. Следующие двенадцать дней и ночей на борту сохранялся привычный походный распорядок. Продолжая следовать курсом норд-ост, И-403 днем ползла в погруженном положении, а ночью поднималась на поверхность, наверстывая упущенное за счет более высокой скорости. В пустынных северных водах Тихого океана вероятность быть замеченными с одного из боевых кораблей или самолетов союзников минимальна, но Огава не хотел рисковать и все светлое время суток вел свой корабль под водой. Пребывая большую часть времени погруженной, субмарина к концу дня превращалась изнутри в раскаленную топку. От работающих двигателей становилось неимоверно жарко, температура превышала девяносто градусов,[318] дышать горячим спертым воздухом было тяжело. Поэтому нет ничего удивительного в том, что весь экипаж с нетерпением ожидал наступления вечерних сумерек, когда корабль всплывет, люки откроются и в затхлые, провонявшие потом отсеки хлынут потоки холодного, свежего, насыщенного морской влагой воздуха.

Подводникам свойственно традиционно либеральное отношение к соблюдению субординации и военного устава. И-403 в этом плане не была исключением, несмотря на жесткие порядки и строжайшую дисциплину, царившие в императорском флоте. Офицеры и рядовые матросы питались одной и той же пищей и спали бок о бок в переполненных кубриках, одинаково претерпевая все тяготы и неудобства походной жизни. Их подлодку ранее трижды забрасывали глубинными бомбами, и совместно пережитые мгновения на грани жизни и смерти сплотили команду в единое целое. Им всем посчастливилось выжить в смертельной игре в кошки-мышки с врагом, и каждый в глубине души считал И-403 «счастливым» кораблем, который не по зубам никакому противнику.

На четырнадцатую ночь субмарина всплыла на поверхность близ Амчитки, одного из островов Алеутской гряды, и довольно быстро обнаружила заправочное судно «Мориока», стоявшее на якоре в небольшой бухточке. Огава мастерски подвел И-403 к борту танкера, а вахтенные тут же перекинули и закрепили швартовочные тросы. Пока мощные насосы перекачивали дизельное топливо в танки подлодки, матросы с обоих кораблей по обыкновению зубоскалили и трепались, не обращая внимания на крепчайщий мороз.

— Эй, вам там не тесновато в этой консервной банке? — насмешливо бросил с палубы «Мориоки» упакованный в меховую шубу сигнальщик.

— Ничуть! И еще остается достаточно места для консервированных фруктов, каштанов и сакэ, — заорал в ответ кто-то с субмарины, хвастливо намекая на роскошное, по сравнению с другими, продовольственное снабжение подводников.

Дозаправка заняла менее трех часов. Одновременно на борт танкера эвакуировали одного из матросов с подозрением на аппендицит. Одарив напоследок команду заправщика ящиком печенья, И-403 отшвартовалась и легла на курс ост, направляясь теперь уже прямиком к западному побережью Северной Америки. Небо угрожающе потемнело, а зеленовато-серые океанские волны запенились белыми шапками. Не успели моряки опомниться, как их корабль оказался в тисках раннего зимнего шторма. Еще три долгие ночи субмарину немилосердно качало и швыряло, а высокие холодные валы, захлестывавшие нижнюю палубу, с ревом бились в основание рубки. Несмотря на разбушевавшуюся стихию, приходилось идти в надводном положении — иного способа подзарядить батареи для дневного перехода не было. И это не замедлило сказаться: одного из впередсмотрящих чуть не смыло за борт, а добрая половина экипажа маялась от морской болезни. Утешало лишь односильный западный ветер дул в корму, ускоряя продвижение И-403 в нужном направлении.

Постепенно шторм утих, и поверхность океана разгладилась. Огава с удовлетворением констатировал, что его корабль выдержал серьезную взбучку от матушки Природы без каких-либо повреждений. Измученная команда вновь обрела аппетит и боевой дух. Погода наладилась, и субмарина неуклонно приближалась к вражеским берегам.

— Командир, я закончил последнюю прокладку курса к побережью, — доложил Сейджи Какисита, развернув перед Огавой карту северо-восточной части Тихого океана. Как поступают многие подводники, уходя в поход, штурман И-403 прекратил бриться и теперь демонстрировал неровную поросль жесткой щетины, придававшей ему облик злодея из дешевых комиксов.

— Где мы сейчас находимся? — осведомился Огава, не отрываясь от изучения карты.

— Здесь, командир, — ответил Какисита, ткнув циркулем в точку на карте. — Приблизительно в двухстах километрах к западу от острова Ванкувер. До рассвета еще пара часов, так что к утру, если ничего не изменится, расстояние сократится до полутора сотен.

Прежде чем снова заговорить, Огава еще несколько мгновений напряженно вглядывался в карту.

— Мы слишком далеко отклонились к северу, — отрывисто произнес капитан. — Хотелось бы произвести атаку из пункта, равноудаленного от всех четырех целей, что позволит сократить время подлета к объекту. Возьми южнее, с таким расчетом, чтобы выйти к побережью здесь. — Он придавил карту указательным пальцем. Напротив ногтя Огавы вдавалась в океан северо-западная оконечность штата Вашингтон, напоминающая своими очертаниями морду оголодавшего пса. Немного севернее пролегал пролив Хуана де Фука — естественная граница между США и Британской Колумбией и основной канал для прохождения морских судов из Ванкувера и Сиэтла в Тихий океан.

Какисита поспешно проложил новый курс и углубился в вычисление поправок на расстояние. Закончив, он поднял голову и доложил:

— Господин капитан, Следуя этим курсом, мы сможем занять позицию в пятнадцати километрах от мыса Алава ровно через двадцать два часа.

— Отлично, Какисита! — довольно кивнул Огава, скользнув взглядом по хронографу.[319] — Это даст нам достаточный временной запас, чтобы успеть подготовить самолеты до рассвета.

Такой расклад вполне устраивал командира И-403, отнюдь не желавшего торчать лишние сутки в кишащих кораблями противника водах, где его субмарину могли заметить и потопить. Но пока все вроде бы складывалось совсем неплохо. Если повезет, они успешно выполнят задание и лягут на обратный курс уже через двадцать четыре часа.

* * *

Сразу после всплытия вечером того же дня на борту И-403 развернулась лихорадочная деятельность по подготовке к нанесению удара с воздуха. Механики распаковали фюзеляжи, крылья, поплавки и другие узлы летательных аппаратов и тут же принялись за монтаж, чем-то напоминая детей, собирающих игрушечную модель из деталей гигантского конструктора. Матросы расчехлили гидравлическую катапульту и тщательно проверили боеготовность хитроумного устройства, посредством которого предполагалось запустить в небо оба бомбардировщика. Пилоты тем временем внимательно изучали топографические карты региона и прокладывали курсы к зонам бомбометания и обратно. Техники под неусыпным присмотром доктора Танаки колдовали над изменением конфигурации бомболюков, чтобы надежно закрепить в них двенадцать контейнеров из серебристо-белого металла, пока что покоившихся в переднем торпедном отсеке субмарины.

К трем часам утра И-403 незаметно подкралась к заранее намеченной позиции неподалеку от морской границы штата Вашингтон. Моросил мелкий дождичек, и шестеро вахтенных, выставленные по приказу капитана на палубе подлодки, до боли в глазах вглядывались в непроницаемую хмарь, страшась упустить появление в пределах видимости кораблей противника. Сам Огава нервно расхаживал по мостику, в нетерпении ожидая отправки обоих «Сейранов», чтобы как можно скорее спрятать свою драгоценную субмарину под спасительным покровом океанских волн.

Час спустя на мостик поднялся коренастый мужчина в заляпанной маслом спецовке и, виновато потупясь, доложил:

— Мне очень жаль, господин капитан, но у нас возникли проблемы с самолетами.

— Какие еще проблемы? — возмущенно вскинулся Огава. — У нас и так очень мало времени!

— У номера первого магнето нуждается в замене — без него мотор просто не заведется. А у второго поврежден руль высоты. Очевидно, это произошло во время шторма. Но вы не сомневайтесь, мы все исправим…

— И как долго вы намерены с этим возиться?

Механик на секунду замялся, поглядывая в затянутые тучами небеса и мысленно формулируя ответ:

— Полагаю, на устранение поломок уйдет около часа, господин капитан. Плюс еще двадцать минут на загрузку боекомплекта из торпедного отсека.

Огава хмуро кивнул:

— Хорошо, действуйте. И поторопитесь!

Как водится, обещанный час растянулся вдвое, а оба бомбардировщика все еще не были готовы к старту. Огава с раздражением отметил, что небо на востоке едва заметно посерело, как бы предупреждая о приближении рассвета. Моросящий дождь прекратился, уступив место легкому предутреннему туману, окутавшему субмарину и сократившему видимость до трети мили. «Сидим точно утка на воде, — подумалось на миг капитану. — Хорошо хоть саму утку тоже не разглядишь».

Неожиданно рассветную тишь разорвал встревоженный крик акустика:

— Капитан! Слышу звук дизеля!

* * *

— Уж в этот-то раз я тебе утру нос, Большой братец! — счастливо скалясь, возбужденно завопил в микрофон радиопередатчика Стив Шойер, решительно переводя на максимум рычажки дросселя. Находившиеся рядом с ним в провонявшей дохлой рыбой тесной рубке рыбачьего траулера двое юнцов вымученно переглянулись и закатили глаза. Игнорируя их молчаливое неодобрение, Шойер вцепился в деревянный штурвал своей старушки, аккуратно маневрируя и насвистывая сквозь зубы старинную застольную песенку.

Даже перевалив сорокалетний рубеж, братья Стивен и Даглас Шойеры сохранили в крови достаточно юношеского азарта, чтобы и по сей день самолично ловить рыбу в проливе Пьюджет-Саунд и прилегающих к нему водах. Благодаря умению, опыту, неустанному труду и расчетливому вложению своих сбережений они со временем обзавелись парой одинаковых пятидесятифутовых траулеров с деревянным корпусом. Работая в тандеме и обладая поистине сверхъестественным чутьем на крупные косяки палтуса, братья с неизменным успехом вели лов на шельфе западного побережья близ Ванкувера. Вот и в этот раз, после трехдневного захода, набив трюмы и прикончив запасы пива в холодильниках, старший и младший Шойеры, словно детишки на роликовых коньках, наперегонки неслись домой.

— Хвастать будешь, когда первым обдерешь краску о причал в доке, — послышался сквозь треск помех голос Дагласа. В сорок первом, после особенно удачного сезона, братья раскошелились и оборудовали свои суда двусторонней радиосвязью. Хотя радиопередатчики изначально предназначались для координации совместных действий, Стив и Даг большую часть времени засоряли эфир, подкалывая и подначивая друг друга.

Траулер Шойера скакал по волнам на предельной скорости в двенадцать узлов. Чернильный мрак небес над головой постепенно сменился предутренней серостью, и сиявший в ночи луч носового прожектора заметно потускнел. Тем не менее зоркий глаз Стивена сразу выхватил прямо по ходу какой-то массивный темный объект, окруженный туманной дымкой и неестественно низко сидящий в воде. Мгновение спустя в центре объекта сверкнула яркая оранжевая вспышка.

— Кит, что ли? — растерянно пробормотал Шойер, но не успели эти слова слететь с его губ, как что-то с надрывным воем пронеслось над рубкой, а вслед за этим по левому борту раздался оглушительный взрыв, окативший палубу траулера фонтаном морской воды.

Потрясенный рыбак застыл каменной статуей; мозг его отказывался поверить тому, о чем наглядно свидетельствовали глаза и уши. Лишь повторная вспышка вывела Шойера из оцепенения и подвигла к действию.

— Ложись! — рявкнул он на двух мужчин в рубке и торопливо завертел штурвал вправо. Перегруженный траулер плохо слушался руля, но и этого хватило, чтобы уклониться от второго снаряда, выпущенного из установленного на палубе И-403 орудия калибра пять с половиной дюймов. Он тоже разорвался в воде, но так близко за кормой, что судно на мгновение вырвало из привычной среды и подбросило в воздух. Лишившийся начисто срезанного рулевого пера, траулер тяжело плюхнулся обратно.

Смахнув заливающую глаза кровь из рассеченной брови, Стив схватил микрофон.

— Даг, мы нарвались на японскую субмарину! — заорал он во всю глотку. — Они стреляют и вот-вот вышибут из нас дух. Я не шучу! Держись подальше к северу и попытайся вызвать помощь.

Шойер все еще продолжал что-то кричать, когда третий снаряд угодил точно в цель. Он с легкостью пронизал деревянную обшивку и разорвался в носовом трюме, битком набитом рыбой. Шквал щепок, осколков стекла и клочьев мякоти палтуса ворвался в рубку, отшвырнув троих ее обитателей к противоположной переборке. С трудом вскарабкавшись на ноги, Стив узрел перед собой зияющую в носовой части огромную пробоину. Машинально ухватившись за штурвал, как за соломинку, он стоял и смотрел не верящим взором, как остатки его искалеченного судна стремительно уходят в воду прямо из-под ног.

* * *

Не отрывая от глаз окуляров бинокля, Огава с мрачным удовлетворением наблюдал за тонущим суденышком. Вплоть до того момента, когда оно окончательно скрылось под волнами, оставив на поверхности россыпь деревянных обломков и прочего мусора. О спасении уцелевших не могло быть и речи, поэтому он не стал тратить времени, высматривая в воде тела рыбаков.

— Мотосита, других сигналов не зарегистрировано? — окликнул капитан своего старшего офицера.

— Никак нет, командир. Старший акустик доложил еще до начала обстрела о появлении в пределах слышимости второго судна, но сигнал вскоре пропал и больше не появлялся. То ли помехи, то ли какая-нибудь мелкая посудина.

— Пусть продолжает наблюдение. В этом тумане легче услышать, чем увидеть приближающегося противника. И пригласи на мостик старшего механика. Пора бы уже запустить эти проклятые самолеты!

Мотосита поспешно нырнул в люк, а Огава уставился невидящим взглядом в направлении береговой линии штата Вашингтон. Возможно, удача все-таки продолжает ему сопутствовать? Потопленный траулер скорее всего был одиночкой и вряд ли имел на борту радиопередатчик. На берегу могли услышать пушечные выстрелы, но с такого расстояния любая канонада покажется безобидной трескотней. Да и жителей на этом участке побережья совсем немного, так что шансы завершить миссию и убраться отсюда незамеченными по-прежнему высоки.

* * *

Волосы на затылке радиста первого класса Джина Хэмптона встопорщились, словно иглы на сосновой ветке. Звенящий в наушниках голос звучал настолько взволнованно и убедительно, что не поверить ему было попросту невозможно. Дважды повторив и уточнив полученное сообщение, Хэмптон пробкой вылетел из своего кресла и ринулся на капитанский мостик.

— Сэр, только что поступил сигнал бедствия от гражданского судна, — выпалил радист. — Какой-то рыбак заявляет, что японская субмарина обстреливает траулер его брата.

— А язык у рыбачка случайно не заплетается? — недоверчиво хмыкнул коренастый и бородатый командир корабля ВМФ США «Теодор Найт».

— Никак нет, сэр. Сам он ее в тумане не разглядел, но разговаривал с братом по радио и слышал несколько пушечных выстрелов. После этого связь прервалась. Кстати, факт артиллерийской стрельбы подтверждается сообщением с борта еще одного рыбачьего судна.

— Координаты установлены?

— Так точно, сэр. В девяти милях к юго-западу от мыса Флэттери.

— Очень хорошо. Свяжись с «Мэдисоном» и уведоми шкипера, что мы покидаем их в связи с предполагаемым появлением у побережья кораблей противника. Координаты передай штурману. А нам с вами в боевую рубку, мистер Бейкер, — повернулся капитан к стоящему рядом долговязому лейтенанту.

Раскатившись по всем отсекам, сигнал боевой тревоги заставил экипаж эсминца бросить все прочие дела и рассредоточиться по боевым постам согласно штатному расписанию. Матросы и офицеры занимали свои места, на бегу нахлобучивая на головы стальные каски и напяливая на себя пробковые спасательные жилеты.

Команде «Теодора Найта» не впервой было принимать участие в боевых действиях. Эскадренный миноносец класса «Фаррагут» сошел со стапелей судоверфи «Бат Айрон Воркс» в Мэйне в 1931 году и в первые годы войны неоднократно пересекал Северную Атлантику, сопровождая союзнические конвои в Россию. Не раз торпедированный германскими подводными лодками, он счастливо избежал участи многих других кораблей и транспортов, после чего был переброшен в Тихий океан на патрулирование западного побережья от Аляски до Сан-Диего.

В трех милях за кормой эсминца остался все еще болтающийся в проливе Хуана де Фука «Мэдисон», десятитысячник класса «Либерти», груженный лесом и консервированным лососем. «Теодору Найту» было предписано эскортировать транспорт до Сан-Франциско, но непредвиденные обстоятельства вынудили командующего эсминцем коммандера Роя Бакстера временно отложить выполнение задания. Выйдя на оперативный простор, Бакстер приказал до предела увеличить обороты. Оглушительно взревев двойными турбинными дизелями, корабль помчался вперед со скоростью гончей, преследующей убегающего кролика. Заманчивая перспектива снова встретиться с врагом лицом к лицу привела уставшую от рутинного патрулирования команду в состояние радостного возбуждения и повышенной боевой готовности.

Да что там говорить, когда у самого капитана резко участился пульс! Отслужив двадцать лет в военном флоте и успев повоевать в Атлантике с немецкими субмаринами, Бакстер отчаянно скучал, получив новое назначение. Поэтому одна только мысль о предстоящей схватке с противником добавляла адреналина в кровь. С другой стороны, анонимное сообщение какого-то рыбака по-прежнему вызывало определенные сомнения. Японские подводные лодки вот уже больше года не появлялись у берегов Соединенных Штатов, да и весь императорский флот, насколько было известно коммандеру, полностью отказался от активных наступательных действий и перешел к чисто оборонительной тактике.

— Что на радаре? — бросил он через плечо.

— Три небольших судна приближаются ко входу в пролив, сэр, — доложил, не отрывая глаз от монитора, оператор радарной установки, — Два с севера, одно с запада. Еще одна неподвижная цель фиксируется в юго-западном направлении.

— Курс зюйд-вест! — рявкнул Бакстер, — Носовым батареям расчехлить орудия и готовность номер один.

Отдавая приказ, капитан с трудом удержался от волчьей усмешки. «Похоже, сегодня нам наконец-то выпал случай доказать, что мы не зря получаем свое жалованье», — мельком подумал он, затягивая под подбородком ремешок каски.

В отличие от американцев, японцы на протяжении почти всей Второй мировой войны так и не сумели оснастить радарами свой подводный флот. Первые установки появились только в середине 1944 года, да и то лишь на отдельных субмаринах. Поэтому для обнаружения неприятельских кораблей японские подводники привыкли полагаться на акустическое оборудование. Уступая радару в дальности, оно тем не менее было достаточно эффективным и позволило многим подлодкам вовремя ускользнуть от атаки глубинными бомбами.

На борту И-403 радарной установки тоже не имелось, поэтому первым о приближении эсминца узнал акустик.

— Цель на горизонте, господин капитан, — доложил он. — Интенсивность сигнала первой категории.

На палубе неподвижно застыли оба «Сейрана», уже собранные и готовые взмыть в небо, как только механики закончат ремонтные работы. Именно такой ситуации больше всего опасался Огава. В случае экстренного погружения бомбардировщиками, скорее всего, придется пожертвовать, что автоматически означало срыв всей операции.

— Орудие к бою! — приказал капитан, надеясь в глубине души, что это всего лишь очередная рыбачья посудина.

— Интенсивность сигнала второй категории, — сообщил акустик, — Это корабль, — добавил он упавшим голосом, никого, по правде говоря, этим не удивив.

— Закрепить самолеты и очистить взлетную полосу, — сердито буркнул Огава.

Кубарем скатившись на палубу и на бегу выкрикивая распоряжения, получивший приказ мичман смешался с толпой пилотов и механиков. Надежно принайтовив стальными тросами к креплениям фальшборта оба «Сейрана», собрав инструменты и задраив водонепроницаемые переборки ангара, весь техперсонал поспешил укрыться внутри подлодки.

— Интенсивность сигнала возросла до третьего уровня, господин капитан, — снова заговорил оператор, — Дизеля двойные, большой мощности. Похоже на эсминец.

Словно в подтверждение догадки акустика, в полумиле от И-403 из туманной дымки серым стальным призраком вынырнул хищно вытянутый силуэт вражеского корабля, несущегося с невероятной скоростью и изрыгающего из низко скошенной трубы густые клубы черного дыма. Словно средневековый рыцарь с копьем наперевес, бросающий вызов всем и вся…

Мгновение спустя, в попытке остановить наступательный порыв противника, заговорило палубное орудие субмарины. Японские артиллеристы имели немалый опыт в подобного рода ситуациях, но узкий корпус миноносца представлял собой слишком уж неудобную мишень, и первый выпущенный снаряд разорвался в стороне, не причинив никакого вреда. Поспешно перезарядив пушку, командир расчета произвел еще один выстрел.

Огава сразу определил наметанным глазом, что имеет дело с эсминцем. Понял, что в артиллерийской дуэли с ним у него нет ни малейшего шанса, и скомандовал срочное погружение, справедливо рассудив, что безопасность корабля и экипажа превыше всего, а за невыполнение задания он ответит, когда настанет время. Если вообще настанет.

Непрерывный вой сирены подхлестнул артиллеристов на палубе. Выпустив последний снаряд, они бросились к люку и моментально ссыпались вниз по трапу. Наводчик на этот раз взял абсолютно точный прицел, но неправильно учел второпях собственную скорость миноносца, в результате чего снаряд упал в воду с недолетом в полсотни футов. Выброшенный взрывом гейзер обрушился солеными брызгами на палубу «Теодора Найта», не нанеся тому ни малейшего ущерба.

Тем временем ожили обе носовые батареи американского корабля, но малоопытные и перевозбужденные комендоры совершили аналогичную ошибку, с той лишь разницей, что пятидюймовые снаряды с эсминца ложились с большим перелетом, благополучно минуя палубу и корпус уже начавшей погружение японской субмарины.

Стоя на мостике, Огава позволил себе помедлить еще секунду, чтобы бросить последний взгляд на противника, прежде чем нырнуть в спасительный люк. Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение, и он с изумлением опознал в шагающем по палубе человеке одного из пилотов. Тот подошел к бомбардировщику, забрался в кабину и задвинул фонарь. По всей видимости, воспитанный в духе камикадзе летчик не смог смириться с потерей своего самолета и предпочел погибнуть вместе с ним. Мысленно проклиная самоубийственный порыв мнящего себя героем юного идиота, капитан отвернулся и начал спускаться по трапу.

Забортная вода бурлящим потоком вливалась в балластные танки, но непомерно большое водоизмещение И-403 являлось в данной ситуации непреодолимым препятствием. Даже при аварийном погружении ей требовалось слишком много времени, чтобы уйти на глубину. С нетерпением ожидая завершения мучительно долгого процесса, Огава не нашел другого выхода, кроме как попытаться разыграть свой последний козырь.

— Приготовиться к пуску торпед! — скомандовал он.

То был риск, но риск оправданный и просчитанный.

Если всадить в форштевень неумолимо надвигающемуся эсминцу хотя бы одну, расклад сразу изменится и заранее торжествующий охотник сам превратится в беспомощную дичь.

— Торпеды заряжены, командир!

— Первый и второй аппараты… Товьсь!

Расстояние между «Теодором Найтом» и И-403 сократилось до двухсот ярдов. Носовые пятидюймовки американского корабля продолжали вести непрерывный огонь, однако им, ко всеобщему удивлению, так ни разу и не удалось поразить неподвижную и казалось бы абсолютно уязвимую цель. А та между тем все быстрее уменьшалась в размерах, уходя под воду с заметным дифферентом на нос. Вот уже первая океанская волна перехлестнула через фальшборт и лениво растеклась по палубе.

— Первый — пуск! — выкрикнул Огава, досчитал про себя до трех и тут же снова скомандовал: — Второй — пуск!

Выброшенные наружу толчком сжатого воздуха, обе торпеды помчались навстречу миноносцу. Длиной в двадцать три фута и оснащенная автономным кислородным двигателем, развивающим скорость свыше 45 узлов, каждая из них несла заряд взрывчатки весом 890 фунтов.

Вахтенный мичман на мостике «Теодора Найта» первым заметил характерный бурунный след.

— Торпедная атака по правому и левому борту! — отчаянно закричал молодой офицер. Как ни странно, дар речи у него сохранился, хотя зрелище неотвратимо приближающейся смерти повергло все остальные части тела в полное оцепенение.

Предупреждение запоздало — стальные сигары-убийцы уже поравнялись с форштевнем эсминца. Однако благодаря то ли ошибке наводчиков, то ли капризу Провидения, то ли слепой удаче оба смертоносных снаряда прошли почти впритирку с корпусом корабля, обогнули его справа и слева с зазором не более десяти футов и растаяли за кормой.

— Они уходят, сэр, — заметил старшина-рулевой, с тревогой вглядываясь в уже беспрепятственно прокатывающиеся над палубой подлодки волны.

— Держи прямо на рубку, — приказал Бакстер. — Порвем гадам глотку, и все дела!

Носовые батареи умолкли. Дистанция сократилась настолько, что угол наклона орудий больше не позволял вести эффективный обстрел противника. Сражение превратилось в гонку. С одной стороны прущий в лоб на таран миноносец, с другой — стремительно уходящая под воду субмарина. Американцам на мгновение показалось, что японцам все же удастся уйти от столкновения. Киль «Теодора Найта» проскользнул в футе над погрузившейся палубой подлодки, но уже в следующую секунду прошелся по одному из «Сейранов», превратив летательный аппарат в груду металлолома. Укрывшийся в его кабине пилот-самоубийца едва ли успел пожалеть о своем опрометчивом поступке, смятый в кровавую лепешку сокрушительным тычком железного кулака.

Корпусу И-403 ничто уже не угрожало, но торчавшая посреди палубы высоченная громада рубки успела лишь наполовину уйти под воду. Стальной форштевень эсминца с ходу вонзился в нее и развалил надвое с такой же легкостью, с какой тяжелый колун раскалывает пополам деревянный чурбак. Находившиеся на командном посту офицеры во главе с Огавой погибли мгновенно. Продолжая продвигаться вперед, почти не снижая скорости, «Теодор Найт» практически полностью снес не выдержавшую таранного удара надстройку, в результате чего в хребтине подлодки образовалась огромная зияющая дыра, в которую хлынули потоки морской воды. Шум водопада и зубовный скрежет рвущегося металла ударили по ушам обреченных членов экипажа. Смерть их была мучительной, но быстрой. Отсеки И-403 в считаные секунды наполнились водой, она резко накренилась на нос и камнем пошла ко дну. Несколько воздушных пузырей да медленно расплывающееся маслянистое пятно — вот и все, что появилось на поверхности над ее могилой.

А на борту «Теодора Найта» шумно ликовали матросы и офицеры, усматривая в этих молчаливых свидетельствах гибели чужого корабля лишь дополнительное подтверждение одержанной победы. И у каждого в голове вертелось одно: как же им всем повезло уничтожить вражескую субмарину у родных берегов, да еще не потеряв при этом ни одного человека! Пускай они победили без особых усилий, но ведь все могло повернуться иначе, окажись противник чуть более удачливым. Так что они имели полное право считать себя настоящими героями, которым будет чем похвастаться по возвращении в порт перед сослуживцами и о чем рассказывать внукам на старости лет. Но ни один из них не мог даже представить, от какого неописуемого кошмара уберегли они миллионы своих соотечественников и какая чудовищная опасность угрожала стране, если бы миссия потопленной И-403 увенчалась успехом. Не догадывались они и о том, что их решительные действия лишь отсрочили катастрофу, сама же угроза по-прежнему сохранилась, затаившись на время в морских глубинах среди останков затонувшего подводного корабля.

Часть первая ДУНОВЕНИЕ СМЕРТИ

22 мая 2007

Алеутские острова, Аляска

1

Легкий береговой бриз шаловливо стучался в окна и стены сборного металлического домика, притулившегося на вершине небольшого утеса, с которого открывался прекрасный вид на море. Убогая жестянка, выкрашенная давно потускневшей и облупившейся желтой краской. Редкие снежинки лениво кружились над крышей, прежде чем опуститься на землю и тихо истаять в пробивающейся траве. Развалившись у порога и не обращая внимания на назойливое тарахтение работающего дизельного генератора, беззастенчиво дрыхла на солнышке мохнатая сибирская лайка-хаски. Белая полярная крачка сделала круг над хижиной и опустилась на крышу. С любопытством окинув глазом торчащие по соседству антенны, радиомаяки, спутниковые тарелки и прочую электронную дребедень, птичка разочарованно вспорхнула и, подхваченная порывом ветра, унеслась прочь в поисках чего-нибудь более съедобного.

Метеостанция Береговой охраны на острове Юнаска по праву считалась самой тихой и отдаленной среди себе подобных. Затесавшийся в середину Алеутской гряды островок имел вулканическое происхождение ничем не отличаясь в этом плане от дюжин своих собратьев, растянувшихся изогнутым щупальцем осьминога от южной оконечности полуострова Аляска до Берингова моря. Семнадцати миль в поперечнике, Юнаска не мог похвастать никакими достопримечательностями, кроме двух бездействующих вулканов, расположенных в противоположных концах острова. Обе вершины разделяла однообразная холмистая местность, поросшая блеклой тундровой травой. Но в конце весны и начале лета благодаря отсутствию деревьев и кустарников даже эта чахлая растительность выделялась пятном изумрудной зелени на фоне холодных свинцово-серых океанских вод.

Лежащий на пути сразу нескольких течений северного Тихоокеанского региона, Юнаска был идеальным местом для отслеживания морских и атмосферных кондиций, приводящих в дальнейшем к образованию полномасштабных погодных фронтов, перемещающихся, в свою очередь, к берегам Северной Америки. Помимо сбора чисто метеорологической информации, станция на острове также использовалась Береговой охраной как одно из звеньев Службы спасения и раннего предупреждения. В здешних водах, богатых рыбой и другими морепродуктами, нередко случалось, что незадачливые рыбаки попадали в критическую ситуацию.

Условия жизни персонала метеостанции, состоявшего из двух человек, едва ли можно было назвать райскими. До ближайшей деревни девяносто миль морем, а до главной базы в Анкоридже — вся тысяча, если не больше. Изолированные от цивилизации островитяне были предоставлены самим себе и варились в собственном соку. По истечении трех недель срок вахты заканчивался, и на смену им вертолетом доставляли другую пару наблюдателей. Пять месяцев в году станция не обслуживалась и работала в автоматическом режиме, но с мая по ноябрь Юнаска снова становился обитаемым.

Впрочем, трехнедельное добровольное заключение вполне устраивало пребывающих на острове в настоящий момент метеоролога Эда Стимсона и техника Майка Барнса. Влюбленный в свою профессию, Стимсон был рад любой возможности попрактиковаться в полевых условиях, а Варне заранее предвкушал, как проведет положенный по окончании смены отпуск. Он планировал побродить с рюкзаком за плечами по Аляске в надежде наткнуться на пропущенную предшественниками-золотоискателями россыпь.

— Еще раз повторяю, Эд: на следующую вахту ищи себе другого партнера! В прошлый раз я нашел в Чугакских горах такой офигенный выход кварца, что чуть из носков не выскочил. И что-то мне подсказывает, что прямо под ним тянется толстенькая, сочненькая и желтенькая такая жилочка…

— Ага, ты, помнится, уже утверждал однажды нечто подобное, только речь тогда шла о реке МакКинли, — насмешливо хмыкнул Стимсон; умудренного возрастом и жизненным опытом метеоролога изрядно забавлял наивный щенячий оптимизм молодого напарника.

— Посмотрим, что ты запоешь, когда увидишь меня рассекающим по Анкориджу на новеньком «хаммере»! — надулся Майк.

— Посмотрим, — покладисто согласился Эд. — А покамест будь любезен прогуляться ножками и проверить анемометр.[320] Самописец опять барахлит.

— Только посмей оформить заявку на мою золотую жилу, пока я буду ковыряться на крыше! — шутливо пригрозил техник, натягивая теплую куртку.

— Можешь не беспокоиться, дружище. Можешь не беспокоиться.

* * *

В двух милях к востоку Сара Мэтсон проклинала себя за рассеянность: она забыла в палатке перчатки. Хотя температура воздуха приближалась к пятидесяти,[321] свежий береговой бриз создавал ощущение чуть ли не январского холода. Руки ее промокли от лазанья по омываемым волнами прибрежным скалам, и кончики пальцев быстро теряли чувствительность. Пробираясь вдоль узкой расщелины, она старалась не вспоминать о коченеющих кистях и думать только о том, как подобраться поближе к объекту ее исследований. Бесшумно ступая по усеянной валунами тропинке, Сара добралась, наконец, до своего главного наблюдательного пункта, скрытого за нагромождением базальтовых обломков.

В каких-нибудь тридцати футах от нее нежилась у кромки прибоя колония северных морских львов. Около дюжины усатых толстяков лежали рядком, тесно прижимаясь друг к другу — точь-в-точь как туристы на пляже в Рио в разгар сезона. Еще пяток особей увлеченно ныряли и резвились в волнах неподалеку от берега. Два молодых самца злобно переругивались между собой, явно стремясь добиться расположения одинокой самки, не проявляющей ни малейших признаков интереса ни к одному из соискателей. Несколько детенышей безмятежно дремали под сенью необъятного брюха дородной мамаши.

Вытянув из кармана куртки небольшой блокнот, Сара принялась за подробное описание своих подопечных, скрупулезно отмечая все основные параметры каждого из наблюдаемых животных: пол, возраст, вес, размеры, общее состояние. Особое внимание она уделяла выявлению таких тревожных признаков, как мышечные спазмы, чрезмерно обильные носовые и глазные выделения, чихание и кашель. Час спустя, закончив наблюдения, она убрала блокнот, горячо надеясь, что сумеет потом разобрать собственные каракули, накорябанные онемевшими пальцами.

Уходила Сара так же бесшумно и осторожно, стараясь ступать по своим же следам, что, впрочем, не представляло особых трудностей — отпечатки ее ног на покрывающей пологий склон траве были отчетливо видны невооруженным глазом. Прохладный ветер с моря освежал легкие, а неброская красота расцветающей весенней тундры ласкала взор и наполняла все ее существо энергией и радостью жизни. Несмотря на хрупкое телосложение, этой стройной тридцатилетней женщине с высоко поднятой головой, увенчанной короной пышных и тонких, как кудель, льняного цвета волос, всегда нравилось работать на свежем воздухе. Так повелось еще с детских лет, когда родившаяся и выросшая в захолустном Вайоминге девчонка проводила летние каникулы в Тетонских горах, лазая по скалам или катаясь на лошадях в компании своих буйных братцев. Любовь к дикой природе привела ее на ветеринарный факультет университета соседнего штата Колорадо. Поучаствовав в нескольких научно-исследовательских программах на восточном побережье, она приняла предложение своего бывшего преподавателя поработать в ЦКЭ — Центре контроля за распространением эпидемических заболеваний, — но с условием, что ей не придется безвылазно торчать в лаборатории. Заняв должность полевого эпидемиолога, она получила возможность совмещать свою тягу к природе с конкретной деятельностью по специальности. В ее обязанности входило выявление и изучение опасных для человека заразных заболеваний животных.

Командировка на Алеутские острова стала для Сары Мэтсон чем-то вроде рождественского подарка, хотя вызвавшая ее причина отнюдь не радовала. На западе полуострова Аляска была отмечена неестественно высокая смертность в популяции морских львов. При этом не удалось обнаружить никаких признаков экологической или техногенной катастрофы, которая могла привести к эпизоотии. Сара и двое ее ассистентов срочно вылетели из Сиэтла с заданием установить характер заболевания и его масштабы. Они начали обследование с Any — самого дальнего из Алеутских островов, — постепенно продвигаясь все ближе к Аляске. Действуя таким образом, группа рассчитывала, в первую очередь, четко определить границы зоны распространения болезни. Каждые три дня за ними прилетал гидросамолет и перебрасывал на следующий остров. Сара следила за лежбищем на Юнаске вторые сутки, но ничего угрожающего состоянию здоровья местной колонии морских львов пока не заметила. Это радовало, хотя ни о чем пока не говорило.

Красивая, легкая, с высокими скулами и лучистым взглядом широко распахнутых светло-карих глаз, мисс Мэтсон никак не укладывалась в рамки общепринятого образа женщины-ученого. Шагая энергичной, упругой походкой, она быстро преодолела две мили до лагеря, если можно так назвать три небольшие ярко-красные палатки, разбитые в ложбинке между двумя холмами. Приземистый бородач в бейсболке и фланелевой рубашке ковырялся в содержимом большого морозильного ящика.

— А вот и Сара! — с улыбкой приветствовал руководителя экспедиции Ирвин Фаулер, жизнерадостный пятидесятилетний крепыш, которому никто не давал больше сорока, — А мы с Сэнди как раз подумывали сварганить что-нибудь вкусненькое на ланч.

Из крайней палатки выползла на четвереньках миниатюрная рыжеволосая женщина, держа в одной руке котелок с поварешкой.

— У Ирва с утра до вечера одно на уме — как бы сварганить что-нибудь вкусненькое. Половником тебе в лоб, а не ланч, бездельник! —сердито проворчала Сэнди Джонсон, но глаза ее смеялись, и никто не воспринял угрозу всерьез.

— Как провели утро? — поинтересовалась Сара, с облегчением плюхнувшись на раскладной стул.

— Все данные у Сэнди, — сообщил Фаулер. — Мы проверили крупную колонию на восточном берегу. Все выглядят здоровыми и толстенькими. Я нашел один труп, однако, судя по его внешнему виду, бедолага скончался от старости. На всякий случай взял образцы тканей для лабораторного анализа, — Продолжая докладывать, он одновременно подсоединил газовый баллон к переносной плитке и зажег горелку, вспыхнувшую голубым пламенем с характерным «пу-уф-ф».

— У меня аналогичная картинка, — кивнула доктор Мэтсон, окинув взглядом окружающий лагерь зеленый ландшафт, — Из чего следует, что до морских львов очаровательной Юнаски зараза еще не добралась.

— После полудня не мешало бы осмотреть лежбище на западном побережье острова, — предложил Ирвин, — Все равно самолет за нами прилетит только завтра утром.

— Топать далековато, — покачала головой Сара, — Правда, можно будет по пути заглянуть на метеостанцию и поболтать с персоналом. Пилот говорил, что в это время года там уже работают люди, а не автоматика.

— Ну а теперь, — торжественно объявил Ирвин, водружая на конфорку объемистый котелок, — настало время заняться фирменным блюдом.

— Твое фирменное блюдо только пожирателям огня лопать! — успела вякнуть ехидная Сэнди, прежде чем ее бесцеремонно оборвали.

— Молчи, женщина! Ничего ты не понимаешь в настоящем луизианском чили, — ухмыльнулся Ирвин, вываливая в закипающую воду буро-коричневое содержимое большой консервной банки.

— Laissez le bon temps rouler,[322] как говаривают в Новом Орлеане, — хихикнула Сэнди.

* * *

Эд Стимсон напряженно всматривался в монитор атмосферного радара, наблюдая в верхней части зеленоватого экрана постепенное разрастание скопления белых электронных облаков. Типичный штормовой фронт среднего уровня, разворачивающийся где-то в паре сотен миль к юго-западу. Опытному метеорологу нетрудно было предсказать последствия этого шторма для островитян: минимум несколько дней сырой, ненастной погоды. От картинки на экране его отвлек резкий скрежет над головой — Варне все еще торчал на крыше, занимаясь сломавшимся анемометром.

Из радиоприемника в дальнем углу послышались чьи-то оживленные голоса, перемежаемые треском электростатических помех. Обычная трепотня о погоде и всякой ерунде шкиперов рыбачьих судов, промышляющих в близлежащих водах. Слушать их переговоры также входило в обязанности обслуживающих метеостанцию людей. Стимсон покрутил ручку настройки, пытаясь добиться более отчетливого приема, и не сразу обратил внимание на доносящийся снаружи странный воющий звук. Лишь когда радио на мгновение умолкло, метеоролог услышал его: низкий нарастающий гул, как от заходящего на посадку реактивного самолета. Это продолжалось несколько томительных секунд, затем интенсивность пошла на убыль и шум оборвался с громким хлопком.

Решив поначалу, что слышал раскат грома, Эд уменьшил границу захвата радара до двадцати миль и обозрел окрестности, но экран монитора показывал в непосредственной близости от Юнаски лишь обыкновенные кучевые и перистые облака и ничего, даже отдаленно напоминающего грозовую тучу. «Должно быть, военные летчики озорничают», — подумал с усмешкой Стимсон, припомнив небо над Аляской в далекие уже времена холодной войны. Но все мысли о воздушных хулиганах вылетели у него из головы, когда за дверью жалобно и как-то взахлеб заскулил Макс, тот самый сибиряк-хаски, еще несколько минут назад мирно спавший у порога хижины.

— Что с тобой, Максик?! — встревоженно воскликнул ученый, распахнув дверь и выскочив наружу.

Пес испустил в ответ исполненный смертной тоски вой и, дрожа всем телом, повернулся к хозяину. Стимсона ужаснули безумный взгляд закатившихся глаз и густая белая пена, сочащаяся из полураскрытой пасти. Секунду-другую Макс стоял, пьяно покачиваясь из стороны в сторону, потом лапы его подогнулись, и он тяжело рухнул наземь.

— Господи Иисусе! — вскричал Эд, — Майк! Майк! Скорее сюда!

Варне уже оседлал прислоненную к крыше лестницу, но чем ниже он опускался, тем больше испытывал трудностей, нашаривая ногой нижнюю перекладину. С последней вообще ничего не вышло: он сорвался с лестницы и удержался от падения лишь потому, что успел вцепиться в нее руками.

— Майк, с нашим псом… — взволнованно начал Стимсон, но тут же проглотил окончание фразы и пристально вгляделся в побледневшее лицо напарника. — Эй, парень, у тебя все в порядке? — спросил он автоматически, уже осознав, что у того не только не все в порядке, а даже еще хуже, чем показалось с первого взгляда. Дышал Варне неровно и прерывисто, глаза его остекленели и стали почти такими же пустыми и безумными, как у Макса. Обхватив его за плечи, метеоролог втащил теряющего сознание Майка в комнату и усадил в кресло.

Секунду спустя того вывернуло наизнанку. Когда Барнса отпустило, он ухватил Стимсона за руку и чуть слышно прохрипел:

— Там дрянь какая-то… в воздухе…

Последнее слово едва успело сорваться с губ Барнса, как глаза его закатились, по телу прошла судорога, и он безжизненно повалился на пол.

Метеоролог оцепенел от неожиданности, но уже в следующее мгновение все завертелось перед его глазами, пол и потолок поменялись местами, в голове запульсировала жуткая боль, а легкие словно сдавило железными тисками, выжимая из них остатки воздуха. С трудом доковыляв до передатчика, он ухитрился послать сигнал бедствия, но и только: язык и губы отказались повиноваться дальше. В желудке все жарче полыхал невидимый костер, пожиравший его внутренности. Задыхаясь и потеряв всякую ориентировку в пространстве, Эдуард Стимсон зашатался и упал, испустив дух раньше, чем голова его коснулась пола.

* * *

В четырех милях к востоку от станции трое ученых как раз заканчивали свой ланч, когда и до них докатилась волна незримой смерти. Сара первой почуяла что-то неладное, обратив внимание на пару птичек, внезапно оборвавших полет и упавших с высоты на землю трепещущими пестрыми тушками. Следом схватилась за живот и согнулась в приступе неудержимой рвоты Сэнди.

— Хорош притворяться, мой чили не настолько плох, — успел по привычке пошутить Ирвин, прежде чем его тоже скрутило.

Сара бросилась к холодильнику за минеральной водой, но сделала всего несколько шагов: ноги ее будто огнем загорелись, а бедренные мышцы перехватило жесточайшей судорогой.

— Что… происходит? — астматически выдохнул Фаулер; он попытался помочь Сэнди, но кончилось тем, что он сам повалился без сил рядом с ней.

Время для Сары замедлилось, все чувства разом притупились, мускулы ослабли, не подчиняясь больше командам центральной нервной системы, и она беспомощно осела на землю. Стенки легких стянуло стальными обручами, и каждый вдох или выдох отдавался в груди мучительной болью. В ушах забухало набатным колоколом; лежа на спине и уставясь в серенькое небо мутнеющим взором, она не могла пошевелить и пальцем, но почему-то ощущала под собой короткие жесткие стебли травы.

Мозг заволокло туманом, перед глазами поплыла чернота, но в этот момент произошло что-то странное и неожиданное, на миг вернувшее мисс Мэтсон прежнюю остроту чувств. Из тускнеющей пелены внезапно вынырнуло чье-то призрачное лицо, окаймленное сверху густой черной шевелюрой и обтянутое жесткой бугристой кожей, напоминающей то ли резину, то ли пластмассу. Огромные, в три дюйма диаметром, хрустальные глаза инопланетянина уставились на нее в упор. Сара не сразу заметила за прозрачными линзами вторую пару глаз — темно-зеленых и бездонных, — разглядывающих ее с теплотой и состраданием. А потом все закружилось по новой, и она провалилась в черную пустоту.

2

Очнувшись, Сара обнаружила, что по-прежнему лежит на спине и смотрит в серое небо, только на этом почему-то не было ни облачка. Когда взгляд окончательно сфокусировался, девушка поняла, что над ней не небо, а самый обычный потолок. И лежит она не на холодной колючей траве, а на мягкой постели с подушкой под головой. На лице кислородная маска, которую Сара поспешила снять. В руке на сгибе локтя торчит большущая игла для внутривенного вливания. Ее она, поразмыслив, трогать не стала, решив вместо этого сначала изучить обстановку. Помещение небольшое, без изысков: в одном углу письменный стол, над ним картина, изображающая океанский лайнер начала прошлого века, в другом — миниатюрная эмалированная ванна. Койка, в которой она лежит, откидная; открытая дверь с порожком ведет в узкий коридор. А еще возникает неприятное ощущение, будто вся комната раскачивается вместе с ней, и невозможно понять, чем оно вызвано — головокружением или пульсацией крови у нее в висках.

Заметив краем глаза какое-то движение, мисс Мэтсон вновь перевела взгляд на дверь. В дверном проеме нарисовался высокий широкоплечий мужчина с подтянутой, мускулистой фигурой. На губах его играла легкая улыбка. Молодой, несколькими годами моложе нее, он держался и двигался с уверенностью и достоинством гораздо более зрелого человека. Покрывавший кожу темный загар свидетельствовал о том, что его обладатель большую часть времени проводит под открытым небом. Под копной волнистых, иссиня-черных волос открытое мужественное лицо, далекое от классических стандартов, но куда более интригующее и привлекательное, чем смазливая физиономия какого-нибудь светского красавчика. Самым же примечательным в его облике были глаза, взгляд которых словно окружал его какой-то особенной аурой. Блестящие, яркие, сочного изумрудного цвета, они светились умом, отвагой и благородством, сплавленными в единое целое. Глаза человека, которому можно безоговорочно довериться во всем. И тут Сара вдруг вспомнила с отчетливой ясностью, что именно в эти глаза она смотрела перед тем, как окончательно потерять сознание.

— Привет, спящая красавица, — первым заговорил незнакомец, чей глубокий, низкий голос показался девушке приятным и дружелюбным.

— Это… это вы были там… в лагере? — пролепетала она, отчего-то запинаясь.

— Угадали, мисс Мэтсон. Сожалею, что на острове не нашлось времени и возможности для формального знакомства, но лучше поздно, чем никогда. Меня зовут Дирк Питт, — представился он, опустив аппендикс «младший», хотя носил то же имя, что и его отец.

— Вы… вы меня знаете? — удивилась девушка, все еще неважно соображающая после отравления.

— Ну, не так близко, как хотелось бы, — обезоруживающе улыбнулся Питт, — но ваш коллега Ирв поведал мне кое-что о вас и ваших исследованиях на Юнаске. Между прочим, он до сих пор переживает, что потравил вас всех своим злосчастным чили.

— Ирв… Сэнди… Как они?

— Уже оклемались. Так же, как и вы, повалялись малость в отключке, но сейчас с ними полный порядок. Отдыхают в кают-компании, — Питт ткнул большим пальцем через плечо в сторону коридора. Заметив непонимание в глазах собеседницы, он ободряюще потрепал ее по плечу и снизошел до объяснений: — Вам не о чем беспокоиться, вы в надежных руках. А если точнее, на борту научно-исследовательского судна НУМА «Глубинный старатель». Мы возвращались домой после проведения подводных геологоразведочных работ в Алеутском бассейне, когда наш радист поймал сигнал SOS, отправленный с метеостанции на Юнаске. Я долетел до острова на вертолете, а на обратном пути мне посчастливилось заметить ваш лагерь. Жаль, что вы трое так сладко спали и не смогли насладиться бесплатной воздушной экскурсией и обзором живописной панорамы с высоты птичьего полета.

— Мне тоже, — пробормотала Сара, отчего-то смутившись. — В любом случае, позвольте выразить вам мою огромную благодарность, мистер Питт.

— Прошу вас, называйте меня Дирком!

— Хорошо, Дирк, но тогда и вы зовите меня Сарой, — улыбнулась она, мысленно подивившись трепетному восторгу, с каким впервые произнесла его имя. — Кстати, — спохватилась девушка, — что там у них стряслось на станции?

Питт сразу помрачнел и нахмурился:

— К несчастью, мы опоздали и уже ничем не смогли им помочь. Два трупа и мертвая собака.

По спине Сары пробежали мурашки. Оба метеоролога мертвы, да и они трое едва не окочурились. Да что ж это такое творится?!

— Что… что там произошло? — спросила она потрясенно.

— Точно пока неизвестно. Наш судовой врач сделал кое-какие анализы, но его возможности, сами понимаете, несколько ограниченны. Похоже, причиной их гибели стал нервно-паралитический газ или другой токсин, распространяющийся воздушным путем. Отправивший сигнал бедствия успел сказать, что в воздухе какая-то отрава, после чего связь прервалась. Поэтому мы прихватили противогазы и несколько белых мышей из судовой лаборатории. Ни одна из них не пострадала. Вероятно, к моменту приземления отравляющее вещество уже рассеялось в атмосфере до безопасной концентрации. А ваша группа находилась довольно далеко от эпицентра заражения, поэтому доставшаяся вам доза оказалась не смертельной.

Сара закрыла глаза и умолкла. Ужас и боль пережитого кошмара нахлынули вдруг и лишили сил. Хотелось одного: уснуть, забыться и надеяться, что при пробуждении все это окажется лишь дурным сном.

— Сара, сейчас вас посмотрит наш врач, а потом спите, сколько влезет, — сказал Питт, заметив, в каком она состоянии. — А когда высадимся на берег, я угощу вас ужином в одном заведении, где изумительно запекают мясо королевского краба. Если вы не против, конечно, — предложил он с улыбкой.

— Обожаю крабов, — слабо улыбнулась в ответ девушка и мгновенно уснула.

* * *

Кермит Берч стоял у штурвала, вчитываясь в полученное по факсу сообщение, когда на правом крыле мостика появился Питт. Капитан оторвался от своего занятия и повернулся к вошедшему в рубку молодому человеку. Выдубленная штормами и морской солью физиономия старого ветерана выражала недовольство и недоумение.

— Мы известили о случившемся Береговую охрану и Департамент общественной безопасности, но никто из этих чинуш пальцем о палец не ударит, пока не получит официального рапорта от местных властей, — сообщил шкипер. — А единственный полномочный представитель закона находится на Атке и сможет добраться до Юнаски только завтра утром, — Берч возмущенно фыркнул. — Погибли два человека, а они считают, что это несчастный случай!

— Так ведь и мы пока не можем предъявить ничего конкретного, — заметил Дирк, — Я тут побеседовал с Карлом Нэшем, нашим экологом-аналитиком. Он вообще-то больше по морям-океанам специалист, но и по части загрязнений окружающей среды на суше неплохо подкован. По словам Нэша, довольно часто случаются и природные выбросы отравляющих веществ, таких, как сероводород и другие вулканические газы, которые вполне могли убить тех парней на станции. Возможны также утечки индустриального характера, хотя я не слышал, чтобы где-нибудь на Алеутах размешалось крупное химическое производство.

— Тот офицер с Атки заявил мне, что, на его взгляд, это типичный случай отравления окисью углерода, вырабатываемой дизельным генератором станции. Правдоподобная версия, только она никак не объясняет, почему пострадали еще и эпидемиологи, находившиеся в четырех милях от хижины.

— Равно как и смерть пса, которого я нашел снаружи, — добавил Питт.

— Что ж, возможно, наши гости из ЦКЭ смогут пролить свет на это загадочное происшествие. Как они себя чувствуют, кстати говоря?

— Пока еще до конца не оправились. И почти ничего не помнят, кроме того, что подействовала отрава очень быстро.

— Тогда чем раньше они доберутся до должным образом оборудованного медицинского учреждения, тем скорее я смогу сбросить тяжесть с души. На Уналашке есть аэродром, мы доберемся туда своим ходом часов за четырнадцать. Я свяжусь по радио с медиками, чтобы за ними прислали самолет и переправили в Анкоридж.

— Послушайте, капитан, — начал Питт, — вы не будете возражать, если я возьму вертолет и немного полетаю над островом? В прошлый раз мы торопились и ничего толком не рассмотрели. Вдруг найдется что-нибудь любопытное, чего мы раньше не заметили. Или вы против?

— М-м… да нет, пожалуй. Но только с условием, что ты, сынок, прихватишь своего шутника-техасца, — натянуто усмехнулся шкипер.

* * *

Пока Дирк, сидя в кресле пилота окрашенного в бирюзовые цвета НУМА вертолета «Сикорский S-76+», заканчивал предполетную проверку, его напарник наматывал круги по взлетной площадке легкой поступью иноходца. Высокие ковбойские сапоги с отворотами, мозолистые ручищи лопатами и вечно хмурая физиономия служили ему надежной маской, успешно скрывавшей весьма своеобразное чувство юмора. С виду он походил на участника родео, потерпевшего поражение еще по дороге на соревнования. Неисправимый прикольщик с детских лет, Джек Далгрен успел забуриться даже под бизонью шкуру шкипера Берча, уже в первую ночь после выхода в море зарядив кофеварку в кают-компании бутылью дешевого рома. Уроженец Техаса и гениальный инженер, он с одинаковой легкостью разбирался как в оружии и лошадях, так и в машинах и механизмах любого рода, предназначенных для работы на воде, под водой, на суше и в воздухе.

— Скажи мне, приятель, это точно та самая обзорная экскурсия по живописным островам, что обещал мой турагент? — обратился он к Дирку, заглянув в кабину геликоптера.

— Залезай, привереда, не пожалеешь. Воды, скал и морских львов будет столько, что глаза разбегутся.

— Звучит заманчиво. А если еще найдешь мне бар с длинноногими официантками в коротких юбочках, получишь лишний четвертак на чай.

— Премного благодарны, сэр, — ухмыльнулся Питт, искоса наблюдая за Джеком, умащивающимся в кресле второго пилота.

Они подружились много лет назад, еще будучи студентами Флоридского Атлантического университета. Завзятые аквалангисты, оба частенько манкировали занятиями, чтобы понырять с подводным ружьем среди коралловых рифов в окрестностях бухты Бока-Ратон. Добытую таким образом рыбу друзья использовали для соблазнения знакомых, полузнакомых и вовсе незнакомых девушек, регулярно устраивая барбекю прямо на берегу океана. Закончив последний курс, Джек пошел служить во флот, а Дирк продолжил обучение в Нью-Йорке, где получил диплом магистра Морского колледжа, одновременно оттачивая мастерство ныряльщика в частном специализированном заведении. Снова они сошлись вместе после того, как Дирк, сменивший отца на посту директора департамента спецпроектов НУМА, уговорил старого приятеля перейти на службу в престижное Национальное агентство подводных и морских исследований.

Имея за плечами сотни погружений бок о бок, они понимали друг друга без слов и действовали вдвоем настолько слаженно и безошибочно, что со стороны могло показаться, будто между ними существует двусторонняя телепатическая связь. Каждый твердо знал, что может безоговорочно положиться на друга, поэтому у них всегда все получалось. Даже в тех случаях, когда обстоятельства заведомо складывались не в их пользу. Далгрен хорошо изучил холодную решимость, время от времени мелькающую во взгляде Питта, и отлично помнил, каким бульдожьим упрямством и настойчивостью сопровождается ее появление в глазах напарника. Очевидно, загадочные события на Юнаске задели его за живое, и Дирк, похоже, не собирался отступать, пока не выяснит все досконально.

Ведущий винт «Сикорского» ощутимо завибрировал на высокой ноте. Питт мягко поднял геликоптер с небольшого пятачка на шкафуте[323] «Глубинного старателя», и бирюзовая машина взмыла в воздух. На высоте сотни футов он заставил вертолет зависнуть, давая возможность Джеку полюбоваться судном с высоты птичьего полета. Несмотря на двести семьдесят футов длины, со стороны оно выглядело неуклюжей лоханью, будучи несоразмерно широким в поперечнике. Однако, не отличаясь изяществом обводов, «Глубинный старатель» представлял собой практически идеальную платформу для размещения невообразимого количества кранов, лебедок и других механических устройств самого разнообразного назначения. Кроме того, такая конструкция обладала редкостной остойчивостью, позволявшей выдержать любой шторм. В середине просторной палубы отливала тусклым золотом в лучах клонящегося к горизонту солнца желтая мини-субмарина, уютно расположившаяся в большой деревянной люльке. Вокруг подлодки хлопотали несколько техников, проверявших состояние двигателей и бортового электронного оборудования. Один из них сорвал с головы бейсболку и приветственно помахал вертолету. Питт в ответ помахал ему рукой, после чего развернул винтокрылую машину и взял курс на северо-восток. От острова их отделяло около десяти миль.

— Обратно на Юнаску? — уточнил на всякий случай Далгрен.

— Да. Хочу еще разок заглянуть на метеостанцию, где мы уже побывали сегодня утром.

— Ох, и ни фига себе! — простонал техасец, — Ты что, намереваешься использовать эту тарахтелку в качестве катафалка?

— Ну что ты, дружище, это не наша забота. Собираюсь всего лишь поискать источник заражения. Должна же убившая двух человек и собаку гадость оставить хоть какие-нибудь следы.

— И что же мы ищем? — язвительно осведомился Джек, не переставая энергично перетирать челюстями огромный ком жвачки, — Животное, растение или минерал?

— И то, и другое, и третье, — невозмутимо ответил Питт, — Карл Нэш объяснил мне, что отравленное облако может сформироваться из чего угодно, от вулканических газов до выделений скопления морской микрофлоры, не говоря уже о чисто индустриальных выбросах в атмосферу.

— Тогда сделай остановку у первого встречного моржа, а я его расспрошу, где тут ближайшая фабрика по производству пестицидов.

— Кстати, а где наш Базиль? — спохватился Дирк.

— Здесь он, здесь, живой и здоровый, — успокоил его Далгрен, достав из-под сиденья маленькую клетку и продемонстрировав ее напарнику. Крошечный белый мышонок, смешно шевеля усиками, просунул мордочку между прутьями и с любопытством уставился на него.

— Дыши глубже, приятель, и не вздумай засыпать, — на полном серьезе приказал мышу Джек и подвесил клетку на крюк над головой. В былые времена примерно так же поступали шахтеры: впередиидущий нес на длинном шесте клетку с канарейкой, определяя по состоянию чувствительной пташки наличие или отсутствие в воздухе рудничного газа.

Остров Юнаска словно вырастал сияющим изумрудом из грязно-серой с прозеленью океанской пучины. Полупрозрачные перистые облака лениво кружились в хороводе над вершиной более крупного из двух потухших вулканов. Постепенно увеличивая высоту, Дирк развернулся влево и повел вертолет вдоль изрезанного скалами и галечными отмелями берега. Двигаясь по периметру против часовой стрелки, машина уже через несколько минут приблизилась к желтому строению на вершине прибрежного утеса. Геликоптер завис в нескольких футах над землей, в то время как оба пилота внимательно рассматривали почву в окрестностях метеостанции в поисках признаков постороннего вмешательства или просто чего-нибудь необычного. Брошенный на тело хаски взгляд заставил Питта вспомнить выражение ужаса и мучительной боли на лицах двух мужчин, найденных им и Джеком в хижине несколькими часами ранее. Усилием воли он постарался избавиться от нахлынувших эмоций и сосредоточиться на поиске источника смертоносного поветрия.

— В здешней розе ветров доминирует западный бриз, — заметил Дирк, кивком указав направо, — Значит, отравленное облако принесло сюда с того берега. А может быть, и с моря.

— Все сходится, — согласился Далгрен, не отрывая глаз от окуляров направленного вниз бинокля. — Эпидемиологи расположились четырьмя милями восточнее, поэтому хватанули уже ослабленную дозу токсина.

Дирк мягко двинул рычаг управления, и вертолет начал медленно удаляться от желтой будки. В течение следующего часа двое мужчин безуспешно напрягали зрение, выискивая в траве, на песке и среди камней следы естественной или рукотворной аномалии, послужившей причиной безвременной гибели ни в чем не повинных людей. Питт десятки раз пересекал остров с севера на юг и обратно, постепенно продвигаясь к западному берегу. Когда с береговой полосой было покончено, они вернулись к метеостанции.

— Ни хрена тут нет, кроме скал и несъедобной зелени, — мрачно объявил Джек, — Одним тюленям раздолье. Вот пускай они здесь и живут, лично я ничего против не имею.

— Раз уж ты заговорил о тюленях, взгляни-ка туда, — предложил Дирк, указывая на небольшой галечный пляж прямо по ходу.

С полдюжины морских львов лениво развалились на берегу у кромки прибоя, нежась в лучах заходящего солнца. Их гладкие коричневые шкуры влажно поблескивали. Далгрен присмотрелся поближе и внезапно нахмурился.

— Черт, да они же не шевелятся! Ну точно, все подохли!

— А это однозначно доказывает, что источник заражения находится не на Юнаске, а в море или на соседнем острове, — согласно кивнул Питт.

— Следующая куча камней лежит немного западнее и называется Амукта, — сообщил техасец, сверившись с картой.

Дирк повернул голову. На западном горизонте смутно вырисовывалась береговая линия.

— До него отсюда миль двадцать, — заметил он и перевел взгляд на стрелку указателя расхода топлива, — Горючего осталось впритык, но на кружок-другой хватит. Ничего, если пропустишь сегодня вечерний сеанс педикюра в судовом салоне?

— Пустяки, — бодро отмахнулся Джек. — Что мне стоит договориться на завтра со своей косметичкой.

— Я сообщу Берчу, куда мы намылились, — сказал Питт, устанавливая на рации частоту радиорубки исследовательского судна.

— Передай ему, чтобы нам оставили на камбузе что-нибудь пожрать, — попросил Далгрен, озабоченно прислушиваясь к бурчанию своего желудка, — И побольше. А то у меня от свежего воздуха и обилия впечатлений разыгрался зверский аппетит.

Разговаривая с базой, Дирк одновременно продолжал вести геликоптер в сторону Амукты. Мощная машина, специально сконструированная для транспортного обслуживания морских нефтяных вышек, неслась низко над волнами строго по прямой, направляемая уверенной рукой опытного пилота. Минут через десять полета техасец неожиданно привстал и вытянул руку, указывая на появившееся на горизонте светлое пятнышко. Оно быстро вырастало в размерах, на глазах преображаясь в довольно крупное и скоростное судно, о чем свидетельствовал снежно-белый бурунный след за кормой. Ни слова не говоря, Питт заложил пологий вираж и лег на параллельный курс. Еще через несколько секунд стало ясно, что они догнали большой рыболовецкий траулер с цельнометаллическим корпусом, идущий полным ходом в юго-западном направлении.

— Неплохо бы узнать, что делает здесь эта посудина, и почему они не экономят солярку? — пробормотал сквозь зубы Дирк, сбрасывая обороты, чтобы сравняться в скорости с подозрительным судном.

Судя по конструкции, траулер был спущен на воду сравнительно недавно, но обращались с ним все эти годы просто безобразно. Борта и палуба сплошь испещрены царапинами, вмятинами и грязными масляными пятнами. Когда-то белая краска облупилась, потускнела и покрылась потеками ржавчины. При ближайшем рассмотрении траулер выглядел таким же изношенным, как и лысые автомобильные покрышки, свисавшие вдоль бортов связкой подгоревших баранок. В то же время, несмотря на неприглядный внешний вид самого судна, его двойные дизели находились в идеальном состоянии и были, по всей видимости, переделаны и модернизированы для функционирования в форсированном режиме, а также оснащены суперсовременными фильтрами. Ни клочка черного дыма не вырывалось из трубы траулера, резавшего волну с такой скоростью, какую не всякий военный корабль разовьет.

Питт внимательно изучал судно, одну за другой фиксируя отдельные детали, подтверждавшие его интуитивную догадку, что с этим траулером дело нечисто. Именно интуиция, не раз выручавшая Дирка в сложных ситуациях, заставила его изменить курс и начать преследование. Во-первых, на нем не имелось флага, указывающего национальную принадлежность. Во-вторых, ни на носу, ни на корме нет названия судна или порта приписки. И наконец, когда Питт перевел взгляд на кормовую часть судна, он узрел у гакаборта[324] пару разъяренных мужчин с типично азиатскими физиономиями, в синих тренировочных костюмах. Их определенно не устраивал непрошеный эскорт в облике неизвестного вертолета.

— Что-то я не замечаю на их лицах трепетного восторга и радости от нашего появления, — заметил Далгрен и с приветливой улыбкой на губах помахал рукой. Синие треники свирепо оскалились в ответ.

— Ты бы тоже вряд ли радовался жизни, случись тебе наняться на эту страховидную развалину, — буркнул Питт, продолжая удерживать машину за кормой траулера, — Скажи лучше, тебе на этом «рыбачке» ничего не кажется странным?

— Ты имеешь в виду, что на палубе не видно никаких принадлежностей для рыбной ловли? — уточнил Джек.

— Вот именно, — кивнул Дирк, подводя «Сикорского» еще ближе к судну, чтобы получше рассмотреть непонятного назначения металлическую платформу в центре палубы, возвышавшуюся над ней на добрых пятнадцать футов. На металле не было ни пятнышка ржавчины, а это значило, что загадочная надстройка появилась совсем недавно. В середине основания платформы виднелось большое темно-серое пятно, напоминавшее кострище и, казалось, намертво въевшееся в палубное покрытие.

Как только вертолет приблизился почти вплотную, оба азиата быстро обменялись несколькими фразами и друг за другом нырнули в кормовой люк. Рядом с ним обнаружились пять массивных туш мертвых морских львов, выложенных рядком, как сардины в банке; еще три живые особи томились в тесной клетке по левую сторону от трапа.

— С каких это пор добыча тюленьей ворвани сделалась выгоднее краболовства? — лениво поинтересовался Далгрен.

— Не могу сказать точно, но уверен, что алеутским эскимосам вряд ли понравятся чужие парни, укравшие их обед.

Вспышка выстрела застала их врасплох, но Питт все же успел среагировать. Заметив ее краем глаза, он инстинктивно придавил ногой левую педаль, бросая «Сикорский» в стремительный разворот. Его чисто рефлекторное действие спасло им жизнь. Длинная автоматная очередь прошлась по корпусу уходящего в сторону геликоптера, прошивая насквозь тонкую обшивку, однако все пули, по счастливой случайности, легли в промежуток между пилотскими креслами. Они вдребезги разнесли приборную панель, выведя из строя рацию, альтиметр и множество других датчиков, но не причинили вреда ни людям, ни системе управления.

— Наверное, им не понравилось твое высказывание касательно эскимосов, — бросил Далгрен, не сводя глаз с азиатов, продолжавших палить по вертолету из автоматического оружия.

Дирк воздержался от комментариев, поглощенный тем, чтобы поскорее набрать скорость и вывести машину из-под обстрела. А «сладкая парочка» все не унималась, выпуская рожок за рожком из своих «АК-74» российского производства вслед удаляющемуся «Сикорскому». Американцам повезло: противники не имели опыта в сражениях с вертолетами и целили в кабину, вместо того чтобы сосредоточить огонь на куда более уязвимых винтах. Рев двигателей перекрывал треск автоматной стрельбы, так что до ушей Питта и Далгрена лишь изредка доносились чпокающие звуки от попадающих в фюзеляж пуль.

Дирк обогнул траулер по широкой дуге, укрывшись от стрелков за капитанским мостиком по правому борту. Находясь временно вне опасности, он сделал еще один разворот и повел машину на бреющем по направлению к темнеющей на горизонте громаде острова Амукта.

К сожалению, вертолет слишком сильно пострадал от обстрела, что не замедлило сказаться. Кабина начала постепенно наполняться дымом, а Питту приходилось прилагать все большие мускульные усилия, чтобы заставить подчиняться выходящие из-под контроля рычаги управления. Свинцовый ливень наделал дел, выведя из строя практически всю электронику, гидравлику и навигационное оборудование. А тут еще Далгрен, почувствовав, как по его ноге струится что-то теплое, задрал штанину и обнаружил сквозную дырку в бедре чуть выше колена. Несколько пуль угодили в турбину, но винт пока продолжал функционировать, хотя все чаще принимался чихать и капризничать.

— Я постараюсь дотянуть до острова, но на всякий случай приготовься покинуть борт, — предупредил Питт напарника, повысив голос, чтобы перекричать громыхание работающего на последнем издыхании движка. В кабину поползли клубы вонючего голубого дыма, сопровождаемые характерным едким запахом горящей изоляции. Дирк едва различал сквозь туман очертания острова и узкую полоску береговой линии.

Ручка управления дрожала и билась, как отбойный молоток, норовя вырваться из немеющих от напряжения пальцев. Питту приходилось прилагать отчаянные усилия, чтобы удержать на прежнем курсе разваливающуюся на глазах машину. До спасительного берега оставалось рукой подать, когда окончательно выдохшийся «Сикорский» внезапно клюнул носом и провалился колесами в полосу прибоя, совсем немного не дотянув до суши. Простреленная в нескольких местах турбина выжала из себя все, на что была способна. Перегретые подшипники лопнули и разлетелись вдребезги. Жалобно взвыв напоследок, мотор заглох.

Воспользовавшись тем, что винт еще продолжал вращаться по инерции, создавая определенную подъемную тягу, Питт изо всех сил потянул на себя рычаг, пытаясь удержать над водой нос геликоптера. И это ему удалось. Малый хвостовой винт зарылся в набегающую волну, сыграв тем самым роль якоря и притормозив дальнейшее поступательное движение машины к прибрежным скалам. Она на мгновение зависла в воздухе, а затем с оглушительным всплеском рухнула в воду. Основной винт, чиркнув несколько раз по пенным гребням, не выдержал сопротивления намного более плотной, чем воздух, среды, сорвался с креплений, отлетев в сторону на полсотни футов и благополучно пошел ко дну.

Пилотская кабина оказалась на удивление прочной и с честью выдержала все перипетии вынужденной посадки. И даже показалась на мгновение над поверхностью в промежутке между двумя водяными валами. Сквозь разбитое лобовое стекло Питт завороженно следил, как приближается к нему отхлынувшая от берега темно-зеленая масса. А секунду спустя она ворвалась внутрь, моментально заполнив кабину до самого потолка. Далгрен попытался высадить ногой боковую дверцу, но волна оказалась быстрее. Леденящий холод впился в их тела тысячью парализующих иголок. В самый последний момент оба синхронно сделали глубокий вдох, и непроглядная муть сомкнулась над их головами. Бирюзовый геликоптер больше не показывался над поверхностью. Пуская пузыри, он быстро опускался на каменистое океанское ложе, ставшее для него последней посадочной площадкой.

3

Когда связь с Питтом и Далгреном прервалась, капитан Берч немедленно развернул поисково-спасательные работы. «Глубинный старатель» полным ходом прибыл к точке, откуда Питт в последний раз выходил на связь, и принялся зигзагом прочесывать водное пространство между Юнаской и Амуктой. Все свободные от вахты члены экипажа высыпали на палубу, рассредоточившись вдоль бортов и обозревая горизонт в надежде заметить в волнах двух пропавших пилотов или хотя бы обломки вертолета. Радист безвылазно торчал в радиорубке, посылая непрерывный сигнал вызова на частоте рации исчезнувшего из эфира и с экранов радаров геликоптера.

За три часа поисков не было найдено никаких следов. Надежды команды на благополучный исход таяли, как снег под лучами апрельского солнца. «Глубинный старатель» уже почти вплотную приблизился к острову Амукта, конусообразной горе вулканического происхождения с крутыми голыми склонами, возвышающейся на несколько сот футов над уровнем моря. Приближались сумерки. Последний сегмент солнечного диска утонул в океане, окрасив пурпуром линию горизонта. Вахтенный офицер Лео Дельгадо, скользнув взглядом по хмурой громаде потухшего вулкана, внезапно встрепенулся, заметив у его подножия тусклое свечение и поднимающийся вверх столб дыма.

— Сэр, похоже, на берегу что-то горит, — обратился он к капитану, взволнованно тыча пальцем в сторону окутанного туманной дымкой острова.

Берч поднес к глазам бинокль и несколько секунд напряженно вглядывался в указанную точку.

— Ну что там, сэр? Сигнальный костер? — не выдержал Дельгадо, страшась услышать отрицательный ответ.

— Черт его знает, не разберу, — сердито буркнул шкипер, — Вот что, Лео, возьми «Зодиак» и пару матросов и отправляйся на берег. Так или иначе, а проверить мы обязаны. Я подведу судно как можно ближе к острову.

— Так точно, сэр, — расплылся в улыбке Дельгадо и испарился с мостика, прежде чем капитан закончил последнюю фразу.

К тому моменту, когда «Зодиак» спустили на воду, свежий береговой бриз поднял крупную зыбь. Пока Дельгадо и его спутники добирались до кромки прибоя, все трое успели изрядно промокнуть. Надувная резиновая лодка с плоским днищем не самое лучшее средство передвижения, когда море волнуется. Но они не обращали внимания ни на соленые брызги в лицо, ни на регулярно повторяющиеся толчки, когда шлюпка лихо перепрыгивала с одной волны на другую. Их волновало только одно: поскорее добраться до цели и, если повезет, спасти тех, кто сейчас, быть может, истекает кровью или замерзает на этом негостеприимном берегу. Небо совсем потемнело, и стоявший у руля Лео с трудом различал сливающийся с фоном жиденький дымок. Вдоль береговой линии тянулись нагромождения валунов и зазубренных скальных обломков, так что Дельгадо начал сомневаться, удастся ли им совладать с прибоем и благополучно высадиться на острове. Но отступать в любом случае никто не собирался. Случайный отблеск огня позволил засечь точный азимут, и он бестрепетной рукой направил «Зодиак» на свет. Неожиданно прямо перед ним открылся узкий проход между скалами, ведущий на покрытый галькой небольшой пятачок, и Дельгадо, не колеблясь, дал полный газ. Сравнявшись в скорости с приливной волной, двенадцатифутовая шлюпка преодолела остававшееся до кромки прибоя расстояние на гребне, и ее просто вынесло на берег на целых полкорпуса. Под днищем громко захрустело, но плотная резина выдержала.

Лео первым выпрыгнул из надувной лодки и бросился к костру, у которого притулились две смутно различимые в темноте фигуры.

— Питт? Далгрен? Это вы? С вами все в порядке? — Дельгадо замедлил шаг, усомнившись на мгновение, те ли это, кого они ищут.

Сидящие спиной к нему люди обернулись на голос, но так медленно и неохотно, будто он своим появлением помешал им закончить чрезвычайно важное дело. Далгрен держал в руке полуобглоданную клешню, а из верхнего бокового кармана его куртки выглядывала любопытная мордочка маленького белого мышонка. Питт неторопливо поднялся на ноги и заостренным кончиком длинной палки проткнул панцирь жарящегося на углях здоровенного королевского краба. Ловко выволок его из огня и одним движением оторвал массивную и мясистую клешню.

— Лимончика и масла, к сожалению, не найдется, — задумчиво произнес Питт, — но если желаете, парни, можете присоединиться. Тут на всех хватит.

* * *

Доложив Берчу о столкновении с рыболовецким траулером, Дирк и Джек заковыляли в медицинский отсек, чтобы перевязать раны и переодеться в сухое. Зацепившая Далгрена пуля прошла навылет сквозь мясистую часть левого бедра, не задев, по счастью, ни одного крупного кровеносного сосуда или сухожилия. Пока судовой врач накладывал швы, разлегшийся на операционном столе пациент беззаботно раскуривал сигару. Но когда едкий сигарный дым добрался до ноздрей доктора, тот сначала сильно дернул за иглу с хирургической нитью и только потом заставил Далгрена вынуть изо рта вонючий табачный цилиндр. Ехидно ухмыляясь, медик вручил раненому костыли и порекомендовал не наступать на пострадавшую ногу в течение минимум трех дней.

Затем врач осторожно смыл запекшуюся кровь со лба и щек Дирка, удалил впившиеся ему в лицо осколки лобового стекла, разбившегося вдребезги при падении «Сикорского» в полосу прибоя, и тщательно перебинтовал многочисленные порезы и царапины. Удивительно, но факт: для обоих пилотов крушение вертолета никаких более серьезных последствий не имело. Спасло же их то обстоятельство, что Питт вовремя заметил приоткрывшуюся при вынужденной посадке боковую дверцу и успел, пока фюзеляж наполнялся водой, ухватить напарника за шиворот и вместе с ним вынырнуть на поверхность. Оказавшись на берегу, они воспользовались безотказной «зипповской» зажигалкой Далгрена, чтобы запалить костер из собранных на берегу деревянных обломков и продержаться до прибытия спасателей во главе с Дельгадо.

Капитан Берч тем временем связался со штаб-квартирой НУМА и доложил об утрате судового геликоптера, а также сообщил о случившемся Береговой охране и офицеру полиции в Атке. Ближайший патрульный корабль находился в настоящий момент в сотнях миль от «Глубинного старателя», в окрестностях острова Атту, так что шансы на перехват траулера-разбойника, несмотря на его подробное описание, выглядели весьма проблематично.

Натянув джинсы и черный свитер с высоким, глухим воротником, Дирк поднялся в рубку. Капитан, склонившись над штурманским столом, прокладывал курс на пересечение цепочки Алеутских островов.

— Мы разве не станем возвращаться на Юнаску за телами погибших метеорологов? — удивился Питт.

Берч покачал головой:

— Не наша забота. Пускай полежат там до прибытия официальных лиц, уполномоченных на проведение надлежащего расследования. Я же намерен как можно быстрее доставить на Уналашку пострадавших эпидемиологов.

— Лично я предпочел бы погоняться за тем траулером, — мечтательно произнес Дирк.

— Вы, парни, и так уже утопили мой единственный вертолет, — сердито буркнул шкипер, — не говоря уж о том, что у них минимум восемь часов форы. Будет чудом, если мы вообще его обнаружим, да и то сомневаюсь, что сумеем догнать. Флот, Береговая охрана и местные власти поставлены в известность, в их распоряжении все известные нам факты, вот пусть они и ловят бандитов. Уверяю тебя, для этого у них гораздо больше возможностей, чем у нас.

— Согласен, — пожал плечами Питт, — однако возможности эти, при всем моем уважении, не столь велики, как хотелось бы. Особенно в здешних краях. Так что поди угадай, чьи шансы выше.

— Не искушай меня! — рассердился Берч. — Да и вообще, нечего нам здесь больше делать. Программа исследований завершена, а на борту четверо отравленных ученых, нуждающихся в скорейшей квалифицированной медицинской помощи. Не вижу никакого смысла далее задерживаться в этих водах.

— Вы правы, конечно, — со вздохом кивнул Дирк.

Его по-прежнему не отпускала мысль о том, как бы отыскать этот чертов траулер. Спустившись по трапу, он завернул на камбуз, чтобы выпить чашечку кофе. Ужин давно закончился, и дежурная команда наводила порядок, прежде чем закрыться на ночь. Питт нацедил себе полную кружку из здоровенного серебряного кофейника, повернулся и только тогда обратил внимание на Сару, сидящую в инвалидном кресле за столиком в дальнем конце зала. Симпатичная златовласка пребывала в одиночестве, любуясь лунной дорожкой за стеклом иллюминатора. Несмотря на казенного вида больничное облачение, состоявшее из неопределенного цвета пижамного костюма, синей рубашки и мягких тапочек, фигура молодой женщины, казалось, испускала какие-то мощные флюиды, образующие вокруг нее невидимое, упруго пульсирующее сияние. Заметив направляющегося к ней Дирка, Сара повернула голову в его сторону, ее глаза лукаво блеснули.

— А я вот опоздал к пиршеству, — виновато развел руками Питт.

— Много потеряли. Ваш кок угощал нас сегодня совершенно бесподобным палтусом, приготовленным по собственному рецепту.

— Да, не повезло, — сокрушенно покачал головой Дирк, отодвигая стул и усаживаясь напротив.

— Что с вами случилось? — с тревогой спросила Сара, глядя на бинты и пластырь, закрывающие добрую половину лица собеседника.

— Да так, угодил в небольшую аварию, — скривился тот, мысленно представив дорогостоящую машину на дне океана, — Боюсь, правда, мой шеф вряд ли обрадуется, узнав, что вертолету досталось гораздо сильнее, — Питт отхлебнул кофе и продолжил рассказ, не отводя взгляда от ее светло-карих глаз, широко распахнутых в напряженном внимании.

— Если я правильно поняла, вы полагаете, эти рыбаки с автоматами как-то связаны со смертью метеорологов и отравлением нашей группы? — подвела итог Сара, когда Дирк закончил.

— Элементарная логика, — пожал он плечами, — Никаких сомнений в том, что им очень не хотелось оставлять живых свидетелей их браконьерской деятельности по добыче и отлову морских львов. То есть нас с Джеком.

— Кстати, о морских львах… — встрепенулась Сара. — Вы не обратили внимания на лежбище в западной оконечности острова, когда пролетали над ним?

— Обратили. Джек засек на берегу несколько особей аккурат под метеобудкой, но выглядели они безнадежно дохлыми.

— Как вы думаете, капитан Берч согласится прихватить хотя бы одно тело? Тогда я смогла бы без проволочек переправить его в нашу вашингтонскую лабораторию.

— Шкиперу вовсе не улыбается торчать здесь лишние пару часов, но я почти уверен, что сумею уговорить его принять на борт одного мертвого тюленя в качестве научного материала, — усмехнулся Питт, основательно приложившись к кружке с остывающим кофе, — Собственно говоря, «Глубинный старатель» возвращается в Сиэтл, так что через несколько дней доставим вашу тушку в лучшем виде.

— Хорошо бы, — благодарно кивнула девушка, — Скорее всего, властям Аляски потребуется довольно много времени, чтобы установить причину смерти двоих служащих Береговой охраны, и им едва ли понравится, если сотрудники ЦКЭ будут путаться под ногами. Наши специалисты проведут вскрытие и анализ значительно быстрее.

— Как вы считаете, может существовать какая-то связь между этой трагедией и гибелью нескольких колоний морских львов на Алеутских островах? — поинтересовался Дирк.

— Трудно сказать. Вообще-то мы предполагали, что найденные близ материкового побережья мертвые животные пали от чумки.

— Вы имеете в виду собачью чумку? — уточнил удивленный Питт.

— Совершенно верно. Вероятнее всего, произошел контакт между морским львом и больным домашним псом. Чумка — исключительно заразное вирусное заболевание и может очень быстро распространиться в скученной популяции колонии.

— Кажется, нечто подобное произошло несколько лет назад где-то в России, — наморщил лоб Дирк, стараясь припомнить полузабытую статью.

— Точнее говоря, в Казахстане, — поправила его Сара, — Тогда, в двухтысячном году жертвами эпидемии чумки стали тысячи каспийских котиков на всем протяжении береговой линии к югу от устья реки Урал.

— Ирв рассказывал, что морские львы на Юнаске вполне здоровы и довольны жизнью, — заметил Питт.

— Да, инфекция не успела распространиться так далеко в западном направлении, — согласилась мисс Мэтсон. — Тем более важно как можно скорее обследовать замеченные вами с вертолета трупы и установить причину их гибели.

Наступила пауза, во время которой Сара с любопытством изучала затуманившийся взор Дирка. Казалось, в глубине его зрачков с бешеной скоростью вращаются колесики и шестеренки, приводя в нужное соответствие обрывки цепочек логических связей. Она первой нарушила затянувшееся молчание:

— Эти гангстеры с рыболовного судна, кто они такие, по вашему мнению? Чем они занимаются?

Дирк долго не отвечал, сумрачно вглядываясь в ночь за иллюминатором.

— Пока не знаю, — чуть слышно пробормотал он наконец, — но обязательно узнаю.

4

Двенадцатая лунка на безупречно ухоженном поле гольф-клуба «Касумигасеки» располагалась на расстоянии двухсот девяноста ярдов от старта, прячась в зелени газона ниже и немного левее фарватера за центральным банкером-ловушкой.[325] Посол США в Японии Эдуард Хэмилтон несколько раз резко взмахнул клюшкой, примериваясь, и только потом отправил замерший на колышке у его ног мячик в долгий полет, прервавшийся в каких-то пятнадцати ярдах от финишного круга.

— Отличный удар, Эд! — не удержался от похвалы Дэвид Монако, британский коллега Хэмилтона и его неизменный партнер в еженедельных баталиях на зеленых полях в течение почти трех лет. Тщательно установив свой мяч, долговязый англичанин послал его ввысь по длинной дуге. Белый нумерованный шарик прокатился по газону ярдов на двадцать дальше и пропал из виду, затерявшись в зарослях высокой травы на левой кромке поля.

— Да уж, Дэйв, врезал ты от души, — заметил американец, окинув взглядом место, куда угодил мяч соперника, — вот только сдается мне, что выковырять его оттуда будет непросто.

Мужчины начали спускаться в низину, сопровождаемые на почтительном расстоянии, согласно уникальной традиции, существующей в старейших гольф-клубах Японии, парой нагруженных сумками с их клюшками молодых девушек. По обе стороны от процессии, не особенно стараясь прикидываться незаметными, следовали четверо бодигардов, образующие вокруг игроков грубое подобие охраняемого периметра.

Регулярные поединки на зеленых полях аристократического клуба, расположенного в живописной сельской местности к югу от столицы, давали, помимо прочего, идеальную возможность для неформального обмена информацией обо всем, что происходило, происходит и может произойти во временно приютившей их стране. Оба дипломатических представителя дружественных западных держав уже неоднократно убеждались в высокой эффективности такого времяпрепровождения.

— Говорят, вы добились немалого прогресса в разработке договора о взаимовыгодном экономическом сотрудничестве с Токио, — как бы невзначай заметил на ходу Монако.

— Простой здравый смысл подсказывает, — тут же отозвался Хэмилтон, — что ослабление ограничений и запретов в торговле в наших общих интересах. Подписанию документа могут помешать американские таможенные пошлины на ввоз сталелитейной продукции, но мы работаем в этом направлении и в скором времени ожидаем определенных сдвигов в лучшую сторону. Полагаю также, что не за горами тот день, когда Южная Корея заключит с Японией такое же соглашение.

— Кстати о корейцах. До меня дошли слухи, будто определенные силы в околоправительственных кругах Сеула намерены выдвинуть на заседании Национальной ассамблеи, намеченном на следующую неделю, требование вывести с территории страны американские войска, — негромко, но с подчеркнутой значительностью произнес британец.

— Да, к нам тоже поступили аналогичные сведения, — признал Хэмилтон, — Южнокорейская Демократическая Рабочая партия собирается использовать итоги голосования в качестве рычага для расширения собственного политического влияния. К счастью, их фракция составляет лишь незначительное меньшинство в депутатском корпусе Национальной ассамблеи.

— Признаться, для меня загадка, как им вообще могло прийти в голову применять подобные методы, учитывая неослабевающую враждебность и агрессивность со стороны северян.

— Для меня тоже, — пожал плечами американский посол, — но попробуйте взглянуть на их позицию с исторической точки зрения. Корея веками находилась под игом то китайских, то японских захватчиков, так стоит ли удивляться тому, что простой обыватель видит в наших солдатах тех же оккупантов?

— Не могу не согласиться, — кивнул Монако, — но буду весьма удивлен, если окажется, что лидеры ДРП решились на этот шаг из сугубо альтруистических побуждений.

— Моему коллеге в Сеуле не удалось добыть неопровержимых доказательств, однако он абсолютно убежден в том, что некоторые крупные партийные функционеры получают регулярную финансовую поддержку от спецслужб КНДР, — подтвердил догадку собеседника Хэмилтон. Вытянув из протянутой носильщицей сумки металлическую клюшку номер три,[326] он прицелился и произвел очередной удар. Мяч срезал угол и приземлился у дальней кромки, благополучно миновав большой банкер.

— Насколько я понимаю, — продолжал англичанин, — лоббирование проекта отнюдь не ограничивается одной ДРП. Экономические выгоды объединения Севера и Юга привлекают самое пристальное внимание многих фракций. Я собственными ушами слышал на коммерческом форуме в Осаке высказывание президента южнокорейской «Хайко трактор индастриз» касательно того, какое благотворное влияние окажет на конкурентоспособность, в том числе на международных рынках, производимых его фирмой товаров свободный доступ к дешевой рабочей силе по ту сторону демаркационной линии.

Монако с минуту шарил в густой, выше колена, траве, разыскивая свой мяч. Затем сменил клюшку на металлическую номер пять и с трудом выбросил его на зелень газона футах в тридцати от стартового колышка.

— Это лишь в том случае, если объединение обоих государств приведет к образованию свободного рынка, — парировал американец, — Пока же для всех очевидно, что оно выгодно только северянам. И станет еще выгоднее, если американские миротворческие силы окажутся выведенными из игры.

— Если хочешь, я попрошу своих людей отследить связи коррумпированных депутатов, — предложил Монако, возвратившись на поле. — Но в любом случае я ужасно рад, что нам с тобой выпало нести службу на этом берегу Японского моря.

Хэмилтон одобрительно кивнул и попытался пробить укороченный, но зацепил клюшкой дерн, в результате чего мяч не долетел до колышка на целых пятнадцать футов. Подождав, пока соперник сделает очередной ход, он взял короткую клюшку и склонился над мячом, рассчитывая этим ударом догнать чуть вышедшего вперед Монако. Замах — и одновременно с ударом что-то глухо чмокнуло у него в голове, а где-то в отдалении послышался звонкий, сухой щелчок, похожий на треск сломанного дерева. Глаза посла закатились, а из отверстия в левом виске на шорты и кроссовки окаменевшего от ужаса Дэвида Монако выплеснулась тугая струя крови и мозговой жидкости. Хэмилтон пошатнулся и тяжело рухнул на колени, продолжая сжимать в руках клюшку. Он попытался что-то сказать, но лишь розоватая пена поползла, пузырясь, с онемевших губ. Тело завалилось набок, щедро крася багрянцем отманикюренную зелень газона, а долю секунды спустя точно направленный рукой мертвеца мяч достиг края лунки и уверенно провалился в отверстие.

В шести сотнях ярдов от двенадцатой лунки, в банкере восемнадцатого поля поднялся на ноги одетый в темный спортивный костюм невысокий коренастый мужчина типичной азиатской наружности. Солнечные лучи, как от зеркала, отражались от его абсолютно лысого черепа и терялись в глубине угольно-черных зрачков. Длинные тонкие усы а-ля Фу Манчжу[327] и безжизненно холодный рыбий взгляд подчеркивали и усиливали ощущение смертельной угрозы, исходившей от этого человека. Мощное телосложение и бугрящиеся мускулы ассоциировались скорее с обликом профессионального борца, нежели любителя гольфа. Однако при необходимости он мог продемонстрировать, наряду с грубой силой, плавную грациозность движений и молниеносную реакцию, свойственные крупным хищникам семейства кошачьих. Со скучающим видом ребенка, убирающего в ящик надоевшие игрушки, он быстро разобрал на составные части снайперскую винтовку «М-40» и аккуратно уложил детали в потайное отделение своей сумки для гольфа. Затем, сменив оружие на клюшку и взметнув фонтан песка, мощным ударом выбросил наружу застрявший в ловушке мяч и последовал за ним. Завершил в три укороченных последний этап, человек неторопливо прошел к припаркованному чуть поодаль автомобилю и небрежно закинул в багажник тяжелую сумку. Выехав со стоянки, он тут же притормозил и прижался к обочине, пропуская вереницу полицейских и машин «Скорой помощи», мчащихся навстречу с сиренами и мигалками. Терпеливо дождавшись проезда замыкающей, киллер снова нажал на газ, выехал на автостраду и вскоре затерялся в бурном потоке движущегося транспорта.

5

Двое техников в защитных спецкостюмах высадились из «Зодиака» на западное побережье Юнаски. Им потребовалось совсем немного времени, чтобы отобрать подходящую особь среди множества мертвых морских млекопитающих, разбросанных вдоль линии прибоя. Тщательно завернув тело молодого самца в несколько слоев синтетического материала, они засунули сверток в стандартный пластиковый мешок для перевозки трупов. Исследовательское судно НУМА застопорило ход в некотором отдалении от берега. Дальнобойные бортовые прожектора, направленные на галечный пляж, давали достаточно света, чтобы закончить работу, погрузить добычу в резиновую шлюпку и благополучно доставить ее на борт. В морозильной камере на камбузе освободили уголок, и упакованный кадавр до конца перехода занял место рядом с брикетами замороженного шербета.

Убедившись, что все в порядке, шкипер Берч отдал приказ сниматься, и «Глубинный старатель», постепенно наращивая скорость, взял курс на Уналашку, единственный крупный остров в радиусе двухсот миль с одноименным портом. Всю ночь судно шло полным ходом, в результате чего достигло цели уже к десяти часам утра. На причале его поджидала карета «скорой помощи». Ирв, Сэнди и Сара загрузились в серый микроавтобус, водитель лихо развернулся, включил сирену и помчался к аэродрому, откуда пострадавших ученых чартерным рейсом должны были доставить в Анкоридж.

Дирк собственноручно довез инвалидное кресло Сары до машины и поцеловал ее в щеку.

— За мной ужин в Сиэтле, — с улыбкой напомнил он на прощание, — Помните, я обещал угостить вас запеченными крабами?

— Всегда готова, — немного смутившись, ответила девушка, — Как только нас выпустят из больницы в Анкоридже, мы с Сэнди тут же отправимся туда.

Проводив эпидемиологов из КЦЭ, Берч и Питт нанесли визит в местное отделение общественной безопасности, где дали свои показания старшему офицеру. Дирк представил также детальное описание таинственного траулера, а потом пустил в ход свой неотразимый шарм и убедил начальника снабдить его копией списка всех зарегистрированных в регионе рыболовецких судов. Тот проникся и даже пообещал навести справки у местных рыбаков, но особых надежд на сей счет не питал. В американские территориальные воды частенько наведывались японские и российские браконьеры. Они проникали в запретную зону, быстренько тралили перспективные банки и исчезали раньше, чем их успевали засечь и перехватить.

Берч не стал задерживаться в порту. Не прошло и часа, как «Глубинный старатель» вышел в открытое море и повернул на юг. Всем на борту не терпелось поскорее добраться до Сиэтла. Слишком уж много накопилось у людей вопросов по поводу трагических событий минувшего дня. Вопросов, на которые никто пока не мог дать вразумительных ответов.

* * *

Сара, Ирвин и Сэнди стоически перенесли шумный, тряский, долгий и утомительный перелет на дряхлом двухмоторном транспортнике и прибыли в международный аэропорт Анкориджа лишь поздно вечером. Их встретили двое врачей-интернов из регионального отделения КЦЭ и сопроводили в госпиталь, где им с места в карьер пришлось сдать кучу анализов и пройти бесчисленное множество тестов. Симптомы отравления к тому времени почти исчезли, последствия сгладились, и все трое чувствовали себя значительно лучше. Но самое интересное заключалось в том, что ни у одного из поступивших пациентов не обнаружилось ни повышенного уровня содержания токсинов в крови, ни следов какого-либо иного болезнетворного воздействия на организм. Проведя ночь под наблюдением, Сара и ее спутники наутро были признаны абсолютно здоровыми и отпущены на свободу.

* * *

Шесть дней спустя «Глубинный старатель», пройдя проливом Паджет, повернул на восток и вошел в бухту Шилсхоул, вплотную примыкающую к северным окраинам Сиэтла. После шлюзования в Баллард-Локс исследовательское судно попало в пресноводный судоходный канал, ведущий в озеро Юнион. Уверенно маневрируя, Берч завел его в обозначенный как частное владение док на северном берегу. Сразу за причалом возвышалась современная постройка из стекла и бетона, в которой разместился северо-западный филиал НУМА. На пирс высыпала толпа женщин и детей. Встречающие с энтузиазмом махали руками и платочками, высматривая среди прилипших к фальшборту членов экипажа своих мужей и отцов.

— Смотри-ка, Дирк, — с усмешкой ткнул его локтем в бок шкипер, — у тебя тут никак персональный комитет по встрече образовался!

Питт перевел взгляд на две женские фигурки в дальнем конце пирса, в которых безошибочно опознал Сару и Сэнди. Стройная и подтянутая, мисс Мэтсон выглядела изумительно даже в простеньких синих шортах и легкой сатиновой блузке кукурузного цвета.

— Леди, да вы прямо-таки идеальные модели для рекламы здорового образа жизни! — тепло приветствовал обеих Дирк, протолкавшись сквозь толпу.

— Не без вашей помощи, — напомнила Сэнди. — В госпитале нас продержали всего одну ночь, а утром выставили за ворота.

— Как себя чувствует Ирв?

— Отлично, — ответила Сара. — Он решил на несколько недель задержаться в Анкоридже. Департамент штата Аляска по охоте и рыболовству согласился выделить средства на завершение нашей программы по обследованию алеутской популяции морских львов, так что Ирв будет выступать в роли посредника между ними и КЦЭ.

— Рад, что с вами все в порядке. Так какой же диагноз поставили ученые мужи в Анкоридже? — поинтересовался Дирк.

Дамы беспомощно переглянулись, а затем синхронно пожали плечами и замотали головами. Это было так забавно, что он не удержался от смеха.

— Ничего они не нашли! — призналась Сара. — Тайна, покрытая мраком. Обнаружили признаки воспаления верхних дыхательных путей, но не более того. Анализы крови и мочи не выявили никаких следов отравления или заражения. Если мы и надышались какой-то дряни, к тому времени, когда мы попали в руки врачей, все уже выветрилось.

— Кстати, это одна из причин, приведших нас в Сиэтл, — добавила Сэнди. — Мы прилетели забрать тело морского льва. Будем надеяться, что в мертвых тканях сохранилось что-нибудь посущественней.

— Так вы не меня встречать пришли, а паршивого дохлого тюленя?! — театрально возмутился Питт.

— Не обижайтесь, Дирк, — рассмеялась Сара, — так уж вышло. Но если вы ближе к вечеру заедете за нами в лабораторию, мы сможем вместе пообедать.

— Что ж, годится. Мне тоже не терпится узнать результаты, — кивнул Дирк и повел девушек на камбуз за «научными материалами».

Проводив укативших с кадавром морского льва в кузове взятого напрокат пикапчика, Питт и Далгрен немного помогли команде с разгрузкой, перетащив часть высокотехнологичного оборудования в специально оборудованный пакгауз на берегу. По окончании аврала на борту остался минимум команды; все остальные разбрелись кто куда, спеша насладиться несколькими днями отдыха, оставшимися до начала следующей исследовательской программы.

С рюкзаком через плечо и парой костылей под мышкой Джек поднялся на палубу и подошел к стоящему у фальшборта напарнику. Передвигался Далгрен уже самостоятельно, и только легкая хромота напоминала о ранении недельной давности.

— Чем собираешься заняться, Дирк? — осведомился он и, не дожидаясь ответа, продолжил: — У меня вечерком намечается свидание с одной симпатичной крошкой. Мы познакомились в банке, где она служит кассиршей. Если хочешь, могу попросить ее прийти с подружкой.

— Нет, спасибо, — отказался Дирк. — Сейчас приведу себя в порядок и наведаюсь в гости к Саре и Сэнди. Они как раз ковыряются в замороженных внутренностях морского льва, и мне до жути любопытно, что же он такое съел, прежде чем испустить дух?

— Вечно ты западаешь на головастых девиц, — хмыкнул Джек. — Брал бы лучше пример с меня!

— Между прочим, на кой черт тебе костыли? — поспешил сменить тему Дирк, — Помнится, последние три дня ты прекрасно обходился без них.

— Никогда не следует недооценивать женское чувство сострадания, — ухмыльнулся Далгрен; опершись на костыли, он заковылял по палубе со скорбной физиономией терзаемого нестерпимой болью мученика.

— А я бы на твоем месте не стал переоценивать свои актерские способности, — расхохотался Питт. — Ну ладно, пока, старина. Удачной охоты!

Позаимствовав в гараже служебный джип-чероки, окрашенный в бирюзовые цвета НУМА, Дирк выехал за ворота и уже через несколько минут остановил машину у входа в небольшой коттедж городского типа, из окон которого открывался чудесный вид на озеро Вашингтон. Постоянно проживая и работая в Вашингтоне, округ Колумбия, Дирк нисколько не сокрушался по поводу своей затянувшейся командировки на Северо-Запад, покоренный необыкновенной красотой этого почти не тронутого цивилизацией края. Вековые хвойные леса, чистый воздух и прозрачные холодные воды рек и озер не шли ни в какое сравнение с пропитанными бензиновой гарью и смогом мегаполисами. Да и люди здесь заметно отличались от анемичных горожан. Бодрые, моложавые, неизменно оптимистичные, они умели радоваться жизни в любом ее проявлении, не делая различий между хорошей и плохой погодой.

Приняв душ и переодевшись в слаксы и водолазку, Дирк запил сэндвич с ореховым маслом бутылочкой местного пива «Олимпия», одновременно вслушиваясь в непрерывный поток сообщений, изрыгаемых автоответчиком. Убедившись, что за время его отсутствия Земля не прекратила своего вращения, он снова оседлал джип, выехал на магистраль 1–5 и рванул на север. Миновав Джексон-Парк с его фешенебельными полями для гольфа, Дирк повернул на восток и вскоре оказался в пределах бывшего оборонного комплекса Фёркрест. В настоящее время на переданной военными в распоряжение местных властей территории располагалось множество различных контор и учреждений, так или иначе связанных с функционированием правительственных структур штата Вашингтон. Подъехав к скоплению одинаковых квадратных строений из белого кирпича, он припарковал машину на открытой стоянке под большой вывеской:

ДЕПАРТАМЕНТ ЗДРАВООХРАНЕНИЯ

ШТАТА ВАШИНГТОН

ЛАБОРАТОРНЫЙ КОМПЛЕКС

Бойкая регистраторша созвонилась с офисом КЦЭ, и через несколько секунд в приемной появились Сара и Сэнди. Дирк не преминул отметить, что выглядят они далеко не такими довольными и жизнерадостными, какими были утром на пирсе.

— Как здорово, что вы заехали за нами, Дирк. Тут неподалеку есть итальянский ресторанчик, где мы сможем перекусить и поговорить. Паста Альфредо — просто объедение!

— Пойдет. Прошу вас, леди, — улыбнулся Дирк, распахивая дверцы автомобиля.

Вышеупомянутый ресторан в это время суток не мог похвастать обилием посетителей, поэтому метрдотель охотно откликнулся на просьбу гостей проводить их в отдельный кабинет. Сара начала рассказывать, не успев даже толком устроиться в уютном массивном кресле, обшитом бордовым кожезаменителем:

— Вскрытие морского льва позволило нам точно определить причину смерти. Типичные симптомы остановки дыхания, вызванной легочным спазмом. Тем не менее анализ не выявил в крови повышенной концентрации токсинов.

— Если не ошибаюсь, обследовавшие вас в Анкоридже врачи столкнулись с таким же феноменом? — уточнил Дирк.

— Вот именно! — подхватила Сэнди. — Результаты анализов свидетельствовали о том, что мы совершенно здоровы. В то же время наблюдались такие остаточные явления, как общая слабость, головная боль и раздражение верхних дыхательных путей.

— Мы пораскинули мозгами и проделали все заново, — продолжила Сара. — Еще раз тщательно исследовали кровь и образцы тканей и кое-что нашли. Пусть не на все сто процентов, но мы с Сэнди уверены, что морские львы на Юнаске погибли от отравления цианистым водородом.

— Цианистым водородом? — недоверчиво приподнял бровь Дирк.

— На самом деле, — пояснила Сэнди, — все цианистые соединения довольно быстро выводятся человеческим организмом. Поэтому Сара, Ирв и я успели избавиться от токсина задолго до того, как переступили порог госпиталя в Анкоридже. И вполне естественно, что результаты анализов оказались нулевыми.

— Я связалась с офисом главного коронера[328] штата Аляска и сообщила о нашем открытии. Они еще не закончили обработку материалов, полученных при вскрытии тел погибших метеорологов, но теперь, после моего звонка, будут хотя бы знать, куда смотреть и что искать. Лично у меня нет сомнений в том, что их убил именно цианид, — с грустью добавила Сара.

— Надо же, — заметил Дирк, — а я всю жизнь пребывал в полной уверенности, что цианидом можно отравиться, только если его съесть или выпить.

— Довольно распространенное заблуждение, — усмехнулась Сэнди. — Все знают об ампулах цианистого калия, выдававшихся шпионам на случай провала; многие слышали о таблетках Джима Джонса — якобы от простуды, — унесших сотни жизней в Джонстауне, Гайана; в СМИ широко освещалось нашумевшее дело об отравлениях тайленолом, в состав которого входил цианид. Однако, помимо кристаллических, существуют и другие формы. Еще во время Первой мировой войны французы применяли против немцев отравляющие газы на основе цианистых соединений. В Германии тоже имелись аналогичные разработки, но до боевых испытаний дело тогда не дошло. Они нашли широкое применение позже, во Второй мировой, но использовались не на полях сражений, а для массового умерщвления в газовых камерах узников концентрационных лагерей.

— Вы имеете в виду пресловутый «Циклон-Б»? — вставил Дирк.

— Между прочим, — усмехнулась Сара, — сейчас уже почти никто не помнит, что этот печально известный газ-убийца изначально предназначался для уничтожения грызунов! А вот вам пример из не столь отдаленного прошлого. Саддам Хусейн отдал людоедский приказ о применении цианистого газа в своей собственной стране: его распыляли с воздуха перед штурмом мятежных курдских деревень. К сожалению, прямых доказательств тогда не нашли.

— Поскольку никто, кроме нас троих, не имел доступа к нашим запасам продовольствия и питьевой воды, версия о воздушном распылении представляется мне наиболее убедительной и логически обоснованной, — задумчиво проговорила Сэнди, — И массовая гибель морских львов прекрасно в нее укладывается.

— А какие-нибудь естественные источники, способные выделять летучие цианистые соединения, существуют? — спросил Дирк.

— Вообще говоря, они содержатся во множестве растений и их плодов, в том числе съедобных, — ответила Сара. — Но токсина в них настолько мало, что не стоит об этом и говорить. Другое дело источники промышленные. Химические предприятия ежегодно вырабатывают тысячи тонн этой отравы, применяемой в целом ряде отраслей. В электрогальванике, добыче золота и серебра, производстве средств от насекомых… Масса людей каждый день имеет дело с цианидами в той или иной форме, зачастую даже не подозревая об этом. Однако вернемся к вашему вопросу. Сильно сомневаюсь, что в природе встречаются неорганические источники, вырабатывающие летучие цианистые соединения смертельно опасной концентрации. Сэнди, ты нашла какую-нибудь зацепку в статистических обработках случаев отравления цианидом в Соединенных Штатах?

— Случаев отравления насчитывается чертова уйма, но подавляющее большинство их связано с применением кристаллических форм и классифицируется по трем основным категориям: убийство, самоубийство и неосторожное обращение. — Сэнди выложила на стол канцелярскую папку, которую принесла с собой, и порылась в пачке ксерокопированных листов, — Вот, взгляните. Единственное множественное отравление. Семеро погибших в результате употребления тайленола. Но и здесь мы имеем дело с цианидом в твердом виде. Я обнаружила всего два достоверных факта массовой гибели людей от неизвестного газа, но в обоих случаях имело место лишь подозрение на цианид в газообразном состоянии. В тысяча девятьсот сорок втором году в Уоррентоне, штат Орегон, погибла семья из четырех человек. В тысяча девятьсот шестьдесят четвертом та же участь постигла троих шахтеров из Ватта, штат Монтана. Смерть горняков в Монтане списали в конечном итоге на банальное отравление рудничным газом, а орегонская трагедия так и осталась загадкой. Дело было отправлено в архив; причина летального исхода так и осталась неустановленной. Что же касается Аляски, то ни там, ни в близлежащих регионах ничего подобного не зарегистрировано.

— Что ж, в таком случае, полагаю, версию о природном происхождении цианида следует отбросить как несостоятельную, — подытожил Дирк.

— Иначе говоря, — язвительно добавила Сэнди, — следует признать, что те парни в метеобудке, несколько дюжин морских львов и мы втроем стали жертвами неизвестных злоумышленников. Теперь осталось только понять, кто они такие и на кой черт им это понадобилось? — Высказавшись, она умолкла и принялась с ожесточением ковыряться вилкой в своей тарелке с пастой.

— Ну, на вопрос «кто?» ответ напрашивается сам собой, — невозмутимо парировал Дирк, — Уверен, тут не обошлось без той парочки головорезов на траулере. Ох, доберусь я когда-нибудь до этих стрелков по вертолетам!

— Их так и не нашли? — огорчилась Сара.

— Ищи ветра в поле! — презрительно фыркнул Дирк. — Пока чесались да собирались, траулера уже и след простыл. И не придумали ничего умнее, крысы канцелярские, чем написать в официальном заключении, что преступники были браконьерами иностранного происхождения, а стрельбу открыли, чтобы избежать задержания и ответственности за незаконный промысел.

— Да, похоже, это их рук дело, — кивнула Сара. — В конце концов, вовсе не обязательно распылять отраву с воздуха. Это можно сделать и с судна. Лечь в дрейф рядом с лежбищем, дождаться, когда ветер подует со стороны моря, и открыть вентиль газового баллона.

— А ведь милое дело — браконьерствовать с применением газовой атаки, — заявил Питт с самым серьезным видом. — Быстро, эффективно, массово и боеприпасы экономит. Хотя, на мой взгляд, браконьеры с «Калашниковыми» — это уже перебор. И вот что еще не дает мне покоя: никак не могу вспомнить котировки на мировых рынках на мясо и шкуры морских львов.

— Вот же свинство! Никогда не слышала ни о чем подобном.

— Надеюсь, для вас обеих это не повлечет нежелательных последствий, — сказал Дирк, бросив озабоченный взгляд на Сару.

— Спасибо за заботу, — отозвалась девушка, — Нервишки мы потрепали изрядно, но в дальнейшем нам, думаю, нечего опасаться. По крайней мере, в медицинской практике таких случаев не наблюдалось.

Дирк отодвинул опустевшую тарелку и удовлетворенно похлопал себя по животу.

— Замечательная вещь эта ваша паста Альфредо!

— Мы постоянно здесь обедаем, — с гордостью поведала Сара и молниеносным движением перехватила счет, за которым потянулся Дирк.

— Тогда я настаиваю на ответной любезности, — заявил он с улыбкой, глядя ей прямо в глаза.

— Ловлю на слове. Мы с Сэнди на несколько дней смотаемся поработать в лабораторию КЦЭ в Спокане, а когда я вернусь, — подчеркнула местоимение «я» мисс Мэтсон, намеренно исключая подругу из формулы «два плюс один», — вы сможете исполнить свое обещание.

— Я буду ждать с нетерпением, — улыбнулся Дирк.

6

Колеса шасси реактивного самолета модели «Гольфстрим-5» медленно выдвинулись из фюзеляжа, и серебристая металлическая птица клюнула носом в направлении взлетно-посадочной полосы. Крылья двумя скальпелями прорезали густое влажное марево, и роскошная девятнадцатиместная машина, визжа покрышками и оставляя за собой клочья синеватого дымка, уверенно покатила по посадочной полосе аэродрома. Пилот вырулил к корпоративному терминалу токийского международного аэропорта Нарита и только тогда заглушил двигатели. Пока команда наземного обслуживания закрепляла колеса, к трапу подкатил матово поблескивающий черной краской длиннющий «линкольн».

Крис Гейвин сощурился на бьющее в глаза солнце и нырнул в салон лимузина. Следом за ним туда же загрузилась орава сопровождающих помощников и вице-президентов. Гейвин возглавлял «Семкон индастриз», крупнейшую в мире компанию по производству полупроводников. Бонвиван и кутила, унаследовавший корпорацию с многомиллиардными оборотами от оказавшегося в свое время провидцем отца, он настроил против себя немало соотечественников в Штатах, безжалостно закрывая процветающие предприятия и выбрасывая на улицу тысячи рабочих и служащих. Освободившиеся капиталы переводились и вкладывались в офшорные зоны, где стоимость рабочей силы была неизмеримо ниже. Акционеры не возражали, уповая на обещанные магнатом сверхприбыли, сам же он испытывал огромное удовольствие, ощущая себя воротилой уже не национального, а мирового масштаба.

Покинув территорию аэропорта, расположенного в шестидесяти шести километрах к северо-востоку от японской столицы, лимузин выехал на скоростное шоссе Хигаси-Канто. Минут через двадцать водитель повернул на юг и, не доезжая до Токио, углубился в промзону крупного портового города Тиба на восточном берегу Токийской бухты. Попетляв среди унылого вида построек явно индустриального назначения, он остановил машину у современного здания из стекла и бетона с отливающими золотом гигантскими зеркальными окнами в четыре этажа высотой. Здание походило на офисное, но внутри него размещался производственный комплекс, о чем напоминали исполинские неоновые буквы СЕМКОН на крыше, видные из любой точки в радиусе нескольких миль. У входа собралась внушительная толпа служащих — все в одинаковых светло-синих халатах, — с нетерпением ожидающих прибывающего на официальное открытие нового предприятия Большого Босса.

Под приветственные крики и вспышки блицев Гейвин вышел из автомобиля и вскинул руки над головой, одарив собравшихся широкой фальшивой улыбкой во все свои тридцать два искусственных зуба. Терпеливо выслушав витиевато длинные речи мэра Тиба и управляющего, магнат произнес в ответ несколько благодарственных фраз, пожелал всем присутствующим процветания и всяческих благ, затем взял в руки карикатурно гипертрофированные ножницы и перерезал толстую бархатную ленточку, натянутую перед входом. Народ вежливо зааплодировал, и в этот миг где-то в глубине здания раздался громкий хлопок, который многие приняли за начало салюта в честь окончания церемонии. Но за первым хлопком последовала серия еще более громких взрывов, потрясших здание. Люди заволновались, недоуменно переглядываясь.

Внутри цеха по производству микрочипов сработал таймер небольшого заряда, прикрепленного к цистерне с силаном — легковоспламеняющимся веществом, используемым в процессе выращивания кремниевых кристаллов. Взрыв разметал металлическую оболочку на множество осколков, поразивших другие цистерны и кислородные баллоны по соседству. Последовала череда новых взрывов, приведших к образованию внутри цеха колоссальных размеров огненного шара. Волной раскаленного воздуха выбило и вынесло окна по всей высоте здания, и на оторопевшую толпу обрушился смертоносный ливень из стекла и металла.

Огонь в считаные секунды добрался до крыши и вырвался на свободу. Охваченные паникой люди разбегались во все стороны. Гейвин с растерянной физиономией застыл на месте, продолжая сжимать в руках церемониальные ножницы. Острая боль в шее вывела магната из ступора. Инстинктивно схватившись за пораженное место, он с изумлением уставился на крошечный шипастый металлический шарик размером с таблетку валиума. Из ранки начала сочиться кровь. Мимо Гейвина, заходясь в истошном вопле, пронеслась женщина с застрявшим у нее в плече крупным осколком стекла. Двое перепуганных помощников подхватили шефа под руки и потащили к лимузину, прикрывая своими телами от вездесущих фоторепортеров, которые даже в такой трагический момент не упустили бы возможности запечатлеть силиконового короля на фоне его пылающего предприятия.

За шаг до предупредительно распахнутой дверцы Гейвин почувствовал, что у него подгибаются ставшие вдруг ватными и непослушными ноги. Он повернулся к помощнику, пытаясь что-то сказать, но не смог выговорить ни слова. Влетев по инерции в открытую дверь, он рухнул на пол грудью и подбородком, а бросившийся на выручку секретарь с ужасом обнаружил, что босс больше не дышит. Все попытки сделать искусственное дыхание ни к чему не привели, и врачам ближайшей больницы, куда доставили Гейвина, оставалось только констатировать смерть.

Мало кто обратил внимание на коренастого лысого мужчину с черными глазами и длинными усами, отиравшегося неподалеку от ораторской трибуны. В стандартном светло-синем халатике с пластиковым бейджиком, он ничем не отличался от сотен других служащих «Семкона». Не вызвал подозрений и находившийся у него в руке пластиковый стакан с торчащей из крышки бамбуковой соломиной. И уж точно никто из присутствующих, отвлеченных взрывами и пожаром, не заметил, как киллер поднес соломинку ко рту и послал отравленное металлическое зернышко в шею главы могущественной корпорации.

Без труда растворившись в толпе, лысый убийца пересек границу территории, выкинул в урну стакан и халат, сел на велосипед, предварительно пропустив несколько пожарных машин, несущихся к охваченному пламенем зданию, и покатил прочь, не оглядываясь.

* * *

Что-то настойчиво звенело в голове Джека Далгрена, что-то очень знакомое, напоминавшее о закрывающемся на железнодорожном переезде шлагбауме. В сопротивляющемся сознании вспыхнула на мгновение надежда, что звон ему только снится. Вспыхнула и тут же погасла. Обреченно нашарив телефонную трубку, он поднес ее к уху, зевнул и прохрипел:

— Алло.

— Вижу, дровишек вчера ты напилился всласть, — послышался насмешливый голос Дирка.

— Ты за этим меня разбудил, садюга? — вяло огрызнулся Джек.

— Я полагал, что банковским кассиршам поздно ложиться спать противопоказано.

— У моей на сей счет другое мнение, — вздохнул Далгрен, — А еще она обожает пить водку в неумеренном количестве. У меня во рту как будто динозавр насрал, — пожаловался он, громко икнув.

— Печально слышать, — посочувствовал Дирк. — Не желаешь составить мне компанию? Я собираюсь смотаться в Портленд на автомобильное шоу.

— Нет, спасибо! У нас на сегодня намечено катание на каяках. Если сумею встать, конечно.

— Я пришлю тебе бутылочку мартини для поправки здоровья.

— Заранее благодарен, — поморщился Далгрен.

* * *

Бирюзовый джип Дирка Питта мчался по все той же, что и накануне, магистрали 1–5, только в противоположном направлении. По обе стороны шоссе на десятки миль тянулись великолепные хвойные и смешанные леса — главная достопримечательность западной части штата Вашингтон. Езда по лесистой местности всегда действовала на Дирка расслабляюще и умиротворяюще; внимание практически не отвлекалось, и мысли текли свободно и ровно. Имея в запасе достаточно времени, он решил сделать крюк и прокатиться вдоль побережья от Уиллапа-бей и устья реки Колумбия по историческим местам, связанным с именами первооткрывателей Льюиса и Кларка, ступивших на эту землю в далеком 1805 году.

Переехав реку по четырехмильному мосту Астория-Меглер, Дирк очутился в старинном рыбацком порту Астория. На остановке у светофора его внимание привлек дорожный указатель с надписью «УОРРЕНТОН, 8 МИЛЬ». Движимый любопытством, он свернул на запад и вскоре пересек границу штата.

Численность населения небольшого городка на северо-западе Орегона составляла около четырех тысяч человек. Не прошло и нескольких минут, как Дирк обнаружил искомое учреждение на центральной улице. Припарковав джип, он поднялся по бетонным ступеням и толкнул дверь с табличкой: «УОРРЕНТОНСКАЯ ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА».

Библиотека оказалась сравнительно небольшой, но выглядела так, будто существовала минимум шесть-семь десятилетий. Ноздри сразу защекотал неповторимый запах старых книг и еще более древних наслоений пыли. Дирк подошел к высокой металлической стойке. Женщина лет пятидесяти с коротко подстриженными светлыми волосами с подозрением уставилась на вошедшего, близоруко щурясь сквозь стекла очков в старомодной оправе. На зеленом пластиковом бейджике, пришпиленном к ее блузке, было написано: МАРГАРЕТ.

— Доброе утро, Маргарет, — вежливо улыбнулся посетитель, — Меня зовут Дирк Питт. Могу ли яознакомиться с материалами местной прессы начала сороковых, если таковые сохранились в вашем фонде?

Взгляд библиотекарши заметно потеплел.

— Да, конечно, мистер Питт. «Уоррентон ньюс» закрылась в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом, и у нас имеются полные годовые подшивки, начиная с тридцатых. Проходите, прошу вас. — Маргарет прошла в дальний угол хранилища и принялась рыться в шкафу, — Кстати говоря, что конкретно вас интересует? — осведомилась она — больше из любопытства, чем желания помочь.

— Все, что касается обстоятельств гибели семьи из четырех человек в тысяча девятьсот сорок втором году в результате отравления.

— Да это же Ли Хант! — воскликнула Маргарет, — Он был другом моего отца. В свое время эта история наделала много шума. Если мне не изменяет память, дело было летом, — пробормотала она, продолжая копаться в старых газетах, — А вы что, родственник или знакомый Хантов?

— Нет, всего лишь историк-любитель, которого заинтересовала их загадочная смерть.

— Вот, нашла! — Маргарет выпрямилась, демонстрируя пожелтевший от времени газетный лист, датированный 21 июня 1942 года. Типичный образчик локальной прессы: погода, периодичность приливов и отливов, рыболовная статистика, несколько рекламных объявлений и местные новости. Она разложила газету на столе. В глаза Питту сразу бросился набранный крупным шрифтом заголовок на первой полосе:

ЧЕТВЕРО МЕРТВЫХ НА ДЕ ЛАУРА-БИЧ

Местный житель Ли Хант, двое его сыновей Тэд (13 лет) и Том (11 лет), а также племянник, известный под прозвищем Скип, были найдены мертвыми в субботу, 20 июня, на пляже Де Лaypa-Бич. По словам жены Ханта Мэри, все четверо после полудня отправились на берег собирать устриц, но к обеду домой не вернулись. Тела обнаружил шериф Кит Эдварде. На них не было следов борьбы или каких-либо иных физических повреждений. «Не выявив никаких признаков насильственной смерти, я сразу заподозрил отравление ядовитыми парами, — сообщил мистер Эдварде. — В мастерской Ли хранилось большое количество цианидосодержащих веществ, применяемых им в процессе выделки кожи. По всей видимости, произошла утечка. Хант и дети с утра надышались, а на пляже их скрутило уже всерьез». Похороны усопших откладываются до вскрытия и вынесения официального заключения коронером графства.

— А заключение коронера было опубликовано? — осведомился Дирк.

Маргарет снова вернулась к подшивке и вскоре прочла вслух короткую заметку, в которой читателей информировали, что коронер подтвердил версию шерифа о случайном отравлении парами цианида.

— Только отец никогда не верил в случайное отравление, — добавила библиотекарша.

Немало удивленный ее безапелляционным тоном, Дирк задумался и — пришел к тому же выводу.

— Да, что-то тут не вяжется, — признал он, — С чего бы им помирать на свежем воздухе, а не в мастерской, где они якобы надышались отравы?

— Вот и отец твердил то же самое! — торжествующе воскликнула Маргарет, — А еще он говорил, что власти сделали большую ошибку, не приняв во внимание птиц.

— Птиц? Каких птиц?

— Рядом с телами Ханта и детей нашли около сотни мертвых чаек. Па до конца жизни считал, что они стали жертвами какого-то эксперимента военных с засекреченной базы Форт-Стивенс, располагавшейся по соседству. Но прошло столько лет, что концов теперь вряд ли сыщешь.

— Многое, что творилось во время войны, до сих пор скрыто завесой секретности, — согласился Дирк. — В любом случае, Маргарет, огромное спасибо вам за помощь и информацию.

Выехав из города, он вернулся на прибрежное шоссе и снова покатил на юг. Немного погодя по правую руку показался указатель «Де ЛАУРА-БИЧ». Боковая дорога привела Дирка к открытым воротам с вывеской «ПАРК ФОРТ-СТИВЕНС». Судя по растрескавшемуся асфальту и заросшим подлеском обочинам, дорогой пользовались редко. Сбросив скорость, Дирк перевалил через возвышенный гребень и спустился к заброшенному артиллерийскому каземату. Батарея Рассела служила в свое время одним из бастионов, охранявших вход в устье Колумбии. Построенная еще в Гражданскую, батарея позднее была оснащена тяжелыми дальнобойными морскими орудиями, исправно функционировавшими вплоть до окончания Второй мировой войны. Отсюда открывался прекрасный ввд на отливающую солнечными бликами морскую гладь и длинную полоску пляжа внизу, живописно испещренную фигурками отдыхающих. С удовольствием вдохнув несколько раз полной грудью свежий, насыщенный солью воздух, Дирк пустился в обратный путь. Уступив дорогу встречному черному кадиллаку, для чего пришлось съехать на обочину, он преодолел еще четверть мили и остановил машину у мемориальной доски, привлекшей его внимание. На гранитной плите под детальным рельефным изображением подводной лодки было высечено большими буквами:

21 июня 1942 года в этом месте разорвался артиллерийский снаряд калибра 5,5 дюйма. Один из семнадцати, выпущенных японской субмариной И-25 по береговым укреплениям в устье реки Колумбия. Первый и единственный случай обстрела противником военной базы США на североамериканском континенте за период с 1812 по 1945 год.

Отступив в сторону и пропустив возвращающийся кадиллак, любезно притормозивший, чтобы не поднимать пыли, Дирк еще несколько мгновений разглядывал выбитый в камне силуэт подлодки, потом отвернулся и зашагал обратно к джипу. Внезапно что-то сработало у него в мозгу, заставив вернуться к мемориальной надписи. Так и есть, дата! 21 июня 1942 года. А днем раньше шериф Эдварде обнаружил на берегу мертвые тела Ли Ханта и троих подростков. Достав из бардачка мобильный телефон, Дирк прислонился к капоту и набрал номер. После четырех гудков в трубке послышался густой жизнерадостный бас:

— Перлмуттер слушает.

— Привет, Джулиан, это Дирк Питт. Как поживает мой любимый морской историк?

— Дирк, мальчик мой, ужасно рад снова услышать твой голос. Я тут как раз наслаждался десертом из маринованных зеленых манго, которые твой отец прислал мне с Филиппин. А какие у тебя впечатления от знакомства с Великим Белым Безмолвием?

— Недавно закончили программу исследований Алеутской гряды, так что я уже вернулся на Северо-Запад. Острова, безусловно, прекрасны, но для меня там чуток холодновато.

— Могу себе представить! — с дрожью в голосе пробасил Перлмуттер. — Так чему обязан твоим звонком, Дирк?

— Конкретно меня интересуют японские субмарины периода Второй мировой. А если еще точнее, какие из них обстреливали западное побережье США и не имелось ли у них на борту каких-нибудь необычных видов вооружения?

— Императорский подводный флот, гм-м… — задумчиво произнес историк. — Слыхал я что-то о неудачном рейде японцев, но подробностей не помню. Давно не углублялся в свои архивные данные по этой теме. Но ради тебя готов освежить в памяти дела давно минувших дней.

— Большое спасибо, Джулиан. Уточните заодно, не использовались ли в боеприпасах летучие цианистые соединения.

— Цианистые?! — удивленно переспросил Перлмуттер. — Да уж, действительно редкостная гадость, — покачал он головой, прежде чем положить трубку.

* * *

Несмотря на колоссальное количество редких исторических книг, рукописей и артефактов, собранных под крышей бывшего каретного двора в Джорджтауне, ныне служащего ему домом, Джулиану Перлмуттеру хватило нескольких секунд, чтобы определить местонахождение потребовавшихся ему материалов. Благодаря окладистой седой бороде, искрящимся весельем ярко-голубым глазам и внушительному телосложению он здорово смахивал на Санта Клауса, только ушедшего на покой и изрядно разжиревшего: стрелка весов под его тушей неизменно колебалась на отметке 400 фунтов.[329] Гурман и ценитель выдержанных вин, а также обладатель уникальной библиотеки, Перлмуттер считался одним из крупнейших в мире экспертов по истории морского дела.

Облаченный в шелковый пижамный костюм в полоску, он косолапо протопал по расстеленному на полу гостиной толстому персидскому ковру и остановился перед высоченным, под потолок, книжным шкафом красного дерева. Окинув корешки быстрым взглядом, Перлмуттер протянул руку и своими короткими, мясистыми пальцами безошибочно вытянул с полки книгу и два переплетенных тома архивных документов. Убедившись в правильности выбора, он вернулся в свое гигантское кожаное кресло, рядом с которым на столике дразняще красовались вазочка с шоколадными трюфелями и большая чашка горячего чая.

* * *

Добравшись без дальнейших проволочек до Портленда, Дирк Питт с удовольствием погрузился в атмосферу шоу-аукциона раритетной автомобильной техники, экспозиция которого расположилась на покрытой зеленью территории парка аттракционов на окраине города. Толпы людей бродили по дорожкам, любуясь выстроившимися в ряд на травяных газонах блистающими хромом и краской антикварными автомобилями, произведенными по большей части в сороковые, пятидесятые и шестидесятые годы. Дирк тоже прошелся вдоль выставочного ряда, восхищаясь работой дизайнеров и реставраторов, прежде чем переместиться поближе к входу в большой парусиновый шатер, где вскоре должны были начаться торги.

Под куполом рассыпалась дробным стаккато усиленная динамиками скороговорка главного аукционера, с пулеметной скоростью выпаливающего каждое новое повышение цены на лот и тут же начинающего отсчет. Пристроившись на боковом сиденье подальше от усиливающих звук колонок, Дирк с интересом наблюдал за действиями группы поддержки. Молодые и не очень мужчины, обряженные в черные смокинги в стиле семидесятых и нелепо смотрящиеся в сочетании с ними широкополые ковбойские шляпы, лезли из кожи вон, нагнетая азарт и стараясь взвинтить цены. Проводив равнодушным взором несколько моделей «корвета» и ранний выпуск «сандерберда», обретшие новых хозяев, Дирк сразу встрепенулся и принял охотничью стойку, когда на аукционный помост выкатили роскошный «крайслер 300-D» пятьдесят восьмого года. «Родной» бирюзовый окрас, обрамляющий квадратные мили сияющего хромированного покрытия, выгодно подчеркивал фантастические обводы автомонстра — от оскалившегося решеткой стальных зубов радиатора до высоких парных акульих плавников сзади. Истинные чувства Дирка при виде этого шедевра автомобильного дизайна из стекла и металла, сопровождаемые резким выбросом адреналина и участившимся сердцебиением, смог бы понять и оценить только настоящий ценитель или коллекционер-фанат.

— Предлагаемый лот приведен в первозданное состояние усилиями специалистов из реставрационной автомастерской в Голдене, штат Колорадо, — сообщил аукционер. Он еще долго распространялся визгливым голосом относительно достоинств выставленного на торги уникума, однако, к удивлению Дирка, потенциальные покупатели реагировали вяло и цену набавлять не спешили. Когда публика в очередной раз замешкалась, он сам поднял руку и вскоре оказался единственным конкурентом толстяка в белой рубашке и широких парусиновых штанах с желтыми подтяжками. С ходу перебивая цену противника, Дирк дал тому понять, что настроен биться до победного конца. Тактика сработала. После третьей надбавки жиртрест в подтяжках уныло покачал головой и направился к бару.

— Продано джентльмену в бейсболке с эмблемой НУМА! — провозгласил аукционер под сдержанные аплодисменты участников. Хотя покупка обошлась ему в несколько месячных зарплат, Дирк имел полное право поздравить себя с удачным приобретением, тем более если учесть, что в 1958-м было выпущено всего лишь около двухсот экземпляров модификации «крайслер 300-D» с откидным верхом.

Он успел оформить бумаги и распорядиться о доставке машины в Сиэтл, когда ожил мобильник в боковом кармане.

— Дирк, это Джулиан. Я накопал для тебя кое-какую информацию.

— Вот это, я понимаю, сервис! — восхищенно цокнул языком Дирк.

— Я всего лишь хотел покончить с делами до ужина, — слегка охладил его восторг старый чревоугодник, очень не любивший, когда его отвлекали во время трапезы.

— Я весь внимание, Джулиан.

— После Пирл-Харбора японцы выделили для патрулирования западного побережья где-то с десяток подлодок, но когда эпицентр боевых действий переместился в южную часть Тихого океана, их сняли с позиций и перебросили на новое место. Изначально задачи патрульных субмарин сводились в основном к сбору разведданных: наблюдение за большими портами и военно-морскими базами позволяло им вовремя предупреждать командование о выходе в море крупных конвоев и соединений ВМС. Время от времени они пускали на дно пару-тройку транспортов, особенно в начале войны, да и вообще старались держать в напряге как моряков, так и мирное население. Что же касается конкретных боевых действий на побережье, то первое нападение произошло зимой тысяча девятьсот сорок второго, когда И-17 выпустила несколько снарядов в районе Санта-Барбары, повредив причал и нефтяную вышку. В июне того же года И-25 обстреляла базу Форт-Стивенс близ Астории, штат Орегон, а И-26 одновременно атаковала радиостанцию на острове Ванкувер, принадлежащем Канаде. Жертв и серьезного ущерба в ходе двух последних нападений не зарегистрировано. В августе И-25 вновь всплыла близ мыса Бланко, штат Орегон, запустив легкий бомбардировщик, оснащенный зажигательными бомбами. И в этом случае цель операции — поджечь примыкающий к берегу океана лесной массив, — не была достигнута. Единственный зафиксированный очаг возгорания оказался незначительным и был быстро ликвидирован.

— Такое ощущение, что все эти мелкие вылазки задумывались и проводились с целью не столько навредить, сколько досадить, — заметил Дирк.

— Да уж, стратегической направленности в их действиях никак не усматривается, — фыркнул Перлмуттер. — После неудачной попытки вызвать лесной пожар активность вражеских субмарин снизилась до нулевой отметки, а потом отряд и вовсе перебросили на север для поддержки японского вторжения на Алеутские острова. Они неплохо проявили себя при захвате и последующей эвакуации Атту и Киски в тысяча девятьсот сорок третьем. Кстати, благодаря быстрому развитию наших технологий в области радиолокации японцы потеряли пять подлодок в ходе одной лишь этой кампании. После освобождения острова Киска на всем северном фронте у них осталось считаное количество субмарин. И-180 засекли и потопили в апреле 1944-го близ острова Кодиак, после чего они довольно долго вообще не объявлялись в американских территориальных водах. Вплоть до января сорок пятого, когда эсминец Береговой охраны атаковал и отправил ко дну всплывшую у мыса Флэттери И-403.

— Не могу понять, какого черта эту субмарину занесло на Западное побережье, да еще в тот момент, когда весь японский флот находился при последнем издыхании? — недоуменно пожал плечами Дирк. — Ты ничего не путаешь?

— Я — нет, а вот ты еще больше запутаешься после того, как я сообщу, что И-403 не только была крупнейшей из имевшихся в подводном флоте микадо субмарин, но и готовилась к проведению воздушной атаки. Сторожевик застал их врасплох; в рапорте командира корабля упоминаются два готовых взлететь самолета на палубе.

— Первый раз слышу, что у япошек имелись в распоряжении подлодки-авианосцы! — поразился Дирк.

— Однако это факт. Более того, субмарины данного класса имели на борту не один, а целых три легких бомбардировщика. Здоровые были зверюги.

— А как насчет использования цианистых соединений в боеприпасах?

— Применение таковых в ходе боевых действий ни разу не отмечалось, но это отнюдь не означает, что их вовсе не существовало. Флотские, правда, никакого отношения к ним не имели, а вот в Квантунской армии было сформировано специальное подразделение, занимавшееся на оккупированной территории Китая интенсивными исследованиями в области химического и биологического оружия. Помимо прочего они проводили испытания артиллерийских снарядов, начиненных отравляющим газом на цианидной основе. Не исключено, что некоторое количество таких снарядов поступило в распоряжение командования императорского флота, но официальных сведений об их применении не имеется.

— У меня нет доказательств, — медленно произнес Дирк, — но есть веские основания подозревать, что за день до обстрела базы Форт-Стивенс И-25 выпустила по меньшей мере один снаряд с цианистой начинкой, ставший причиной смерти четырех человек, оказавшихся в тот момент на берегу.

— Что ж, вполне возможно, — не стал спорить историк, — А с доказательствами действительно проблема. И-25 потопили годом позже в окрестностях острова Эспириту-Санту в Южной Атлантике. Да и в моем распоряжении — за единственным исключением, — нет никаких данных о наличии на борту японских военных кораблей какого-либо иного вооружения, кроме предусмотренного штатным расписанием.

— И что же это за исключение?

— Все та же И-403. В послевоенном армейском журнале я наткнулся на ссылку об отправке на субмарину некоего секретного груза под грифом «Макадзе». Что примечательно, груз приняли на борт перед самым выходом подлодки с базы в Куре. Это было ее последнее плавание. Ни до, ни после я ни разу больше не встречал упоминаний этого названия; отсутствует оно не только в моих архивах, но и во всех доступных файлах международных институтов и организаций, хотя бы косвенно причастных к производству оружия и боеприпасов.

— Оно что-нибудь означает?

— С японского это слово переводится как «черный ветер».

Коротко переговорив с Лeo Дельгадо, Дирк вызвонил Далгрена. Его беспутный напарник, вволю накатавшийся на каяке в обществе очаровательной кассирши, наслаждался заслуженным отдыхом и видом на озеро Вашингтон, потягивая пиво на лоджии своего номера.

— Что скажешь, Джек, если я предложу тебе завтра немного понырять?

— За лососем с гарпунным ружьем в проливе? — оживился Далгрен, — Отличная идея!

— Я имею в виду кое-что покрупнее.

— Да что ж там такое водится крупнее королевского лосося? — удивился Джек.

— Та рыба, за которой мы будем охотиться, не сдвинулась с места за последние шестьдесят лет.

7

Ирвин Фаулер проснулся с жуткой головной болью. Морщась и проклиная лишние полдюжины бутылок пива, столь неосмотрительно опустошенные накануне вечером, ученый с трудом выполз из постели. Подкрепившись чашкой черного кофе с пирожным, он убедил свое самочувствие в несомненном улучшении, но оно почему-то упорно отказывалось прислушиваться к доводам разума. Миновал полдень, однако мигрень не унималась, а только усиливалась, несмотря на уже неоднократный прием таблеток аспирина. Хуже того, вслед за головой разболелась спина, и теперь каждое неосторожное движение сопровождалось мучительной болью в суставах и пояснице. Не в состоянии больше сопротивляться нарастающей слабости, Фаулер покинул временно предоставленный ему кабинет в здании департамента здравоохранения и социального обеспечения штата Аляска и отправился домой.

Миска горячего и крепкого куриного бульона не только не помогла, но и вызвала острые желудочные колики. Помянув недобрым словом традиционные методы домашнего самолечения, Ирв прилег, но короткие периоды дремы то и дело прерывались новыми болезненными спазмами и приступами. Промаявшись так около часа, он поплелся в ванную за очередной дозой аспирина и остолбенел, узрев в зеркале собственное отражение. Взгляд остекленевший, лицо осунулось, на щеках ярко-красные пятна румянца, как у чахоточного в последней стадии.

— И где ж это я мог так здорово простыть? — озабоченно пробормотал Фаулер, мешком повалившись на кровать.

* * *

Меры безопасности в токийском отеле «Хилтон» всегда отличались повышенной строгостью, и приглашенным на званый ужин гостям предстояло миновать целых три пропускных пункта, прежде чем ступить на порог роскошно оборудованного и обставленного банкетного зала. Традиционный ежегодный банкет Ассоциации японских экспортеров, объединяющей крупнейших производителей, являлся отнюдь не рядовым событием. Для его обслуживания привлекались лучшие повара и официанты страны, а для выступления перед гостями приглашались самые популярные звезды эстрады. Финансировалось это мероприятие спонсорами из высшего руководства экспортных компаний, и на нем также присутствовали получившие персональное приглашение члены дипломатического корпуса, представляющие те государства мира, с которыми у Японии имелись устойчивые торгово-экономические связи.

Нашумевшее убийство американского посла Хэмилтона и теракт во время торжественной церемонии открытия японского филиала «Семкон индастриз» служили главной темой для обсуждения в толпе собравшихся. Поэтому нет ничего удивительного в том, что гости заволновались и стали оборачиваться, когда в зале появился в сопровождении двух телохранителей Роберт Бриджес, временно исполняющий обязанности чрезвычайного и полномочного посла США в Стране восходящего солнца.

Несмотря на успешную дипломатическую карьеру, Бриджес не любил шумных официальных сборищ, предпочитая исполнять свои обязанности по обеспечению политических и экономических интересов родины в тиши и уединении изолированных от внешнего мира кабинетов и офисов. Его предшественник слыл куда более коммуникабельной личностью в плане общения с людьми. Бриджес же испытывал немалые затруднения, поддерживая светскую беседу с каким-то японским бизнесменом, чьего имени он даже не запомнил. Слава богу, подоспел распорядитель банкета и проводил американца за отдельный стол, за которым уже обосновалась большая группа европейских дипломатов.

Официанты разнесли традиционные национальные блюда — сасими и лапшу соба, — а по подмосткам плавно заскользили гейши-танцовщицы в ярко расписанных всеми цветами радуги кимоно и с непрерывно порхающими в их ловких ручках бамбуковыми веерами. Бриджес первым делом опрокинул чашечку горячего сакэ, что несколько притупило восприятие, помогло отвлечься от нудного бормотания под ухом французского посла, возмущающегося низким качеством производимых японцами вин, и позволило целиком сосредоточиться на демонстрируемом очаровательными девушками танце.

После первой перемены эстрада опустела: гейши уступили место нескончаемой череде ораторов, желающих произнести речь, а заодно привлечь внимание к собственной персоне и возглавляемой ею фирме. Бриджес воспользовался моментом, чтобы посетить туалетную комнату, куда отправился, предшествуемый здоровяком телохранителем. Миновав боковой коридор, они остановились перед дверью с соответствующей табличкой. Бодигард вошел первым, просканировал профессиональным взглядом помещение и не обнаружил ничего и никого подозрительного, если не считать умывающегося под краном официанта. Проводив босса к писсуарам, секьюрити закрыл за ним дверь, а сам остался снаружи, не сводя глаз с входа.

Лысый официант закончил омовение, повернулся спиной к охраннику, оторвал кусок от ролика бумажного полотенца, тщательно вытерся и направился к выходу. Откуда у него в руке возник, словно по волшебству, автоматический пистолет двадцать пятого калибра с глушителем, так и осталось загадкой для ошарашенного телохранителя. Выходное отверстие насаженного на ствол цилиндра смотрело прямо ему в лицо, и бодигард рефлекторно потянулся к кобуре за своим оружием. То было последнее движение в его жизни. Пистолет киллера глухо кашлянул, и над левой бровью американца образовалась аккуратная красная дырочка. Массивное тело убитого беззвучно выгнулось в предсмертной судороге и тяжело осело на кафельный пол. Из раны во лбу засочилась тоненькая струйка крови.

Бриджес не слышал выстрела, но уловил звук падения. Обернувшись к двери и увидев направленный на него ствол, он успел лишь изумленно воскликнуть:

— Эй, какого черта?!

Лысый убийца в официантском костюме с бабочкой окинул жертву равнодушным холодным взглядом угольно-черных глаз и оскалил в издевательской садистской ухмылке два ряда неровных, желтых от никотина зубов. Не произнеся ни слова, он дважды нажал на спусковой крючок. Схватившись за простреленную грудь, Бриджес завалился набок. Киллер выхватил из кармана листок бумаги с отпечатанным на машинке текстом, скатал его в трубочку, нагнулся над трупом и засунул свиток в рот мертвому дипломату. Затем отвинтил глушитель, спрятал его в карман, осторожно переступил через оба тела, вышел в коридор и бесследно исчез где-то в окрестностях кухни.

8

Фиберглассовый форштевень двадцатипятифутового моторного катера не без труда преодолевал высокую волну. Судно тяжело переваливалось с одного пенного гребня на другой, то стремительно ухая вниз, то натужно выбираясь наверх из промежутка между валами. Несмотря на малые, по сравнению с собратьями из флотилии НУМА, размеры, «Грюнион» был безотказной рабочей лошадкой, незаменимой при картографировании внутренних и прибрежных водных путей и проведении водолазных работ на мелководье.

Лео Дельгадо закрутил штурвал вправо, и «Грюнион», послушно накренившись на правый борт, проскочил прямо под носом идущего встречным курсом большого сухогруза, направляющегося к входу в пролив Хуана-де-Фука.

— Далеко еще до места? — бросил Лео отрывисто, ожесточенно крутя колесо в обратном направлении, чтобы не угодить под кильватерную струю гиганта.

Скрючившись в три погибели в тесной кабинке, Питт и Далгрен изучали разложенную на столике карту. В настоящий момент они находились в открытом море приблизительно в ста двадцати пяти милях от Сиэтла.

— Двенадцать миль к юго-западу от мыса Флэттери, — ответил Дирк и продиктовал Дельгадо координаты. Помощник капитана «Глубинного старателя» защелкал клавишами, вводя данные в оперативную память компьютеризованной навигационной системы. Спустя несколько секунд в левом верхнем углу экрана монитора возник маленький белый квадратик, а в нижней его части появился равномерно пульсирующий треугольничек, обозначавший собственное положение «Грюниона» относительно цели. Благодаря интерфейсу, связывавшему бортовой компьютер со спутниковой системой глобального позиционирования, Дельгадо мог спокойно вывести судно прямиком в заданную точку.

— Между прочим, парни, вы уверены, что шкипер Берч не станет возникать? Все-таки мы без спроса позаимствовали его вспомогательное плавсредство и переводим казенное топливо только потому, что кое-кому вздумалось понырять в свое удовольствие? — осведомился Лео, томимый смутным предчувствием грядущих неприятностей.

— Уж не намекаешь ли ты, что «Грюнион» с некоторых пор перешел в частную собственность шкипера Берча? — язвительно парировал Дирк.

— А если старик начнет вопить, — подхватил Далгрен, — мы ему скажем, что сам Билл Гейтс завернул к нам на огонек и предложил пару миллионов акций своей компании за морскую прогулку на катере.

— Все, парни, ваши аргументы меня убедили, — кротко согласился с друзьями Дельгадо, продолжая, однако, неодобрительно качать головой и что-то бормотать себе под нос, — Кстати, насколько точны координаты места гибели субмарины?

— Указаны в служебном рапорте командира потопившего ее корабля, — пожал плечами Дирк, — Перлмуттер прислал мне копию по факсу. — Катер угрожающе накренился, столкнувшись с особенно крупной волной, и он был вынужден уцепиться за дверную ручку, чтобы не упасть. — Как бы то ни было, придется принять их за отправную точку в начале поиска.

— Жаль, что в сорок пятом наш флот еще не был оснащен СГП, — посетовал Лео.

— Да, досадно. В те времена широту и долготу определяли по старинке, поэтому даже официальным данным не следует безоговорочно доверять. С другой стороны, к моменту столкновения с И-403 эсминец еще не успел отойти далеко от берега, так что вероятность ошибки, думаю, невелика.

Когда «Грюнион» добрался, наконец, до места, Дельгадо с облегчением заглушил двигатель и выбросил за борт буек с подвязанным к нему двухсотфутовым линем. Оба ныряльщика в черных гидрокостюмах синхронно спрыгнули с кормовой платформы ластами вперед и начали погружение.

Обжигающе холодная океанская вода шарахнула по кожным рецепторам Дирка Питта похлеще электрического разряда. Пришлось задержаться близ поверхности и подождать, пока тонкая прослойка воды между телом и прорезиненной, но — увы! — проницаемой оболочкой не прогреется в достаточной степени, чтобы в дальнейшем не испытывать дискомфорта.

— Чуяло мое сердце, что надо было брать костюмы с гидроизоляцией! — затрещал в наушниках раздраженный голос Джека Далгрена: прозрачные водонепроницаемые шлемы модели «AGA МК-II» обеспечивали надежную двустороннюю радиосвязь между аквалангистами.

— О чем это ты, старина? — картинно удивился Дирк, — По мне, так здесь ничуть не прохладней, чем во Флориде.

— А мне сдается, что ты переел копченого лосося, — сердито проворчал Джек.

Дирк вытравил воздух из компенсатора плавучести и несколько раз сглотнул, прочищая уши. Затем перевернулся вниз головой и ушел на глубину, перебирая руками тонкий тросик. Джек нырнул следом, держась в нескольких футах от напарника. Слабое течение отклоняло их в восточном направлении; чтобы удержаться строго над целью, приходилось по-лягушачьи загребать ластами не только вперед, но и вбок. Сразу за линией термораздела ощутимо похолодало, а на глубине ста десяти футов — потемнело. Погрузившись на сто двадцать футов, Дирк и Джек включили закрепленные наподобие шахтерских надшлемные фонари. Еще несколько футов, и из придонного мрака выплыла, постепенно обретая четкие очертания, сигарообразная громада японской субмарины.

Черный стальной корпус подлодки, ставший последним пристанищем для ушедших вместе с ней на дно членов экипажа, покоился на океанском ложе, опираясь на киль, в исполненной величавого достоинства строго вертикальной позиции. Казалось, она готова в любой момент ожить и снова отправиться в плавание. Приблизившись вплотную, Дирк и Джек были потрясены ее поистине исполинскими размерами. Лучи их мини-прожекторов, направленные от носа к корме, освещали не более четверти длины всей субмарины. Все остальное терялось в мглистой толще темноты. Дирк ненадолго задержался в носовой части палубы, откровенно восхищаясь внушительными габаритами подводного корабля, затем переместился ближе к центру, где занялся осмотром катапультирующего устройства.

— По-моему, это самолет, — взволнованно произнес Джек, указывая на искореженное месиво из обломков дерева и металла, — Я взгляну поближе, если не возражаешь.

— Давай, — согласился Дирк, — А я поищу второй. Эхолот определил его местоположение где-то в районе кормы.

Джек подплыл к находке и сразу понял, что не ошибся. Частично затянутые придонным илом, перед его взором предстали останки одномоторного моноплана. «Сейран М6А1» специальной конструкции входил в комплект вооружения авианесущих японских субмарин и применялся в качестве легкого бомбардировщика. Обтекаемые обводы фюзеляжа, чем-то напоминавшие дизайн немецких истребителей Мессершмитта, слабо сочетались с карикатурно пузатыми поплавками на месте колесного шасси. Впрочем, от них мало что сохранилось. Левый поплавок вместе с крылом срезало, как бритвой, таранным ударом форштевня эсминца. Правый пострадал меньше, да и плоскость осталась почти нетронутой, только торчала вверх под острым углом. Джек не поленился опуститься на самое дно и внимательно осмотреть нижнюю часть самолета. Смахнув с обшивки облепившие ее клочья ила, он заглянул в бомболюк и убедился, что на подвесках ничего нет. Поднявшись чуть выше, Джек завис над полуразбитым фонарем кабины, стер покрывавшую лобовое стекло мутную пленку, направил луч своего прожектора внутрь и непроизвольно вздрогнул, встретившись взглядом с пустыми глазницами жутко оскалившегося в посмертной усмешке черепа, венчавшего скелет в пилотском кресле. Продолжая обследование кабины, Джек разглядел на полу неплохо сохранившиеся унты, давно ставшие слишком просторными для лишившихся плоти конечностей. По всей видимости, в момент атаки летчик находился в машине и пошел ко дну вместе с субмариной. Снова поднявшись на палубу, Джек связался по шлемофону с напарником.

— Слушай, Дирк, — заговорил он в микрофон, — я закончил осмотр первого аэроплана, но никаких бомб не нашел. Очевидно, их просто не успели загрузить. Кстати, тебе большой привет от японского братца Веселого Роджера.

— С моим та же история, — отозвался Питт, — Пусто, как в дырявом кармане. Продолжаем поиск. Встречаемся возле рубки.

Второй бомбардировщик Дирк обнаружил лежащим на дне кверху лапками ярдах в тридцати от кормовой части И-403. Оба поплавка отсутствовали, но фюзеляж и крылья, частично занесенные илом, остались в целости и сохранности. Он сразу проверил открытые бомболюки и пошарил для верности вокруг, но ничего похожего на бомбы или торпеду поблизости не наблюдалось.

Вернувшись на палубу, Дирк еще раз преодолел вплавь восемьдесят пять футов от окончания взлетной полосы до катапульты и наткнулся на задраенный вертикальный люк, преграждающий доступ в полукруглый арочный проем диаметром в двенадцать футов. Он не сразу догадался, что водонепроницаемый туннель длиной более сотни футов служил ангаром для хранившихся там в разобранном виде до начала выполнения боевого задания «Сейранов». Следующей находкой стал строенный крупнокалиберный зенитный пулемет на небольшой возвышенной платформе. Устремленные ввысь вороненые стволы навеки замерли в ожидании появления на горизонте самолетов давно переставшей быть таковой вражеской авиации.

Дальше Дирка ожидал сюрприз. На месте боевой рубки зияло огромное отверстие с зазубренными краями. Саму же башню вырвало из креплений и сбросило с палубы за борт после таранной атаки «Теодора Найта».

— Bay! — присвистнул подтянувшийся Джек, — Да в такую дырищу и твой «крайслер» запросто пролезет!

— Даже с зазором, — согласился Дирк, — Вот что бывает, когда запоздаешь с экстренным погружением. Кому башню снесет, а кому и голову. — Оба примолкли, мысленно представив сокрушительную мощь столкновения двух стальных монстров — надводного и подводного, — и мучительную агонию членов экипажа И-403, уходящих ко дну вместе с проигравшим схватку кораблем. — Ну все, хватит прохлаждаться. Джек, ты загляни в ангар, — он указал затянутой в перчатку рукой на пролом в верхней части последнего, — проверь, не там ли у них авиабомбы сложены, а я пошарю внизу, — Бросив взгляд на циферблат водонепроницаемых часов «Докса», подаренных отцом в прошлый день рождения, Дирк озабоченно добавил: — И шевелись, старина, у нас осталось всего восемь минут.

— Постараюсь уложиться в шесть, — пообещал Джек, ужом проскользнул в брешь и скрылся из виду.

Дирк устремился вниз, благоразумно держась подальше от края. Командный отсек он определил безошибочно — по облепленному ракушками стальному колесу штурвала в центре и большому количеству приборов, датчиков и радиоаппаратуры по обе стороны от него. Луч его фонаря скользнул по панели с какими-то рычагами и верньерами. Внизу белой краской выведено: БАРАСУТО ТАНКУ. По всей видимости, отсюда осуществлялось управление балластными цистернами. Осторожно шевеля ластами, чтобы не потревожить илистые отложения и не замутить воду, Дирк продолжил движение.

Он проплывал отсек за отсеком и в каждом из них находил отголосок прошлой жизни когда-то служивших и обитавших здесь японских подводников. Битые тарелки и рассыпанные столовые приборы на камбузе. Традиционные фарфоровые чашечки для сакэ на полочках. Миниатюрный синтоистский алтарь в кают-компании. Но время поджимало, и Дирк не мог позволить себе задерживаться, хотя старался не упустить ничего и запомнить каждую мелочь.

Но вот, наконец, перед ним замаячила основная цель поиска — носовой торпедный отсек. Забыв о предосторожности, он рванулся вперед, в несколько взмахов ластами достиг открытого люка, приготовился проникнуть внутрь… и резко затормозил, растерянно моргая и отказываясь верить собственным глазам. Дирк взял себя в руки, выключил фонарь, собрался с духом и снова заглянул. Нет, со зрением все в порядке, и то, что он видит, отнюдь не галлюцинация.

В чернильном мраке чрева более шестидесяти лет ржавеющей на дне океана субмарины ровно пульсировал маленький зеленый огонек.

9

Царившая в изолированном торпедном отсеке вечная тьма лишь слегка рассеялась, прорезанная направленным лучом надшлемника Дирка, но и этого оказалось достаточно. При ближайшем рассмотрении источник странного свечения раздвоился: две зеленые лампочки, близко посаженные на уровне глаз, в унисон подмигивали ему с дальней переборки.

Подсвечивая фонарем, Дирк приступил к детальному обследованию. В настоящий момент он находился на верхнем «этаже» двухъярусной носовой торпедной камеры. Прямо по ходу вырисовывались смутные контуры круглых затворов четырех торпедных аппаратов. На стеллажах справа и слева от них покоились удлиненные тела полудюжины стальных рыбин, хищных и смертоносных. Во время войны японские торпеды типа 95 значительно превосходили надежностью и разрушительной мощью американские аналоги. Рядом со стеллажами Дирк обнаружил еще две торпеды, очевидно, сорванные со своих мест сильным толчком при соприкосновении днища подлодки с океанским ложем. Первая лежала на полу горизонтально; передняя часть второй, угодившей при падении в кучу какого-то деревянного хлама, была чуть приподнята и указывала носом прямо на мигающие огоньки.

На расстоянии нескольких дюймов от глаз Дирка отсчитывал секунды и минуты самый обыкновенный таймер на присоске, моргая в такт крошечными глазенками-индикаторами. Цепочка нулей на электронном табло свидетельствовала о том, что установленное время истекло более двадцати четырех часов тому назад. Определить точно, когда это случилось — за неделю, месяц или год до появления здесь сотрудников НУМА, — не представлялось возможным. Одно лишь не вызывало сомнений: в сорок пятом попасть в торпедный отсек эта штука никак не могла.

Дирк оторвал таймер от переборки, засунул его в кармашек компенсатора и поднял голову. Пузырьки выдыхаемого им воздуха вместо того, чтобы скапливаться под потолком, поднимались вертикально вверх и уходили в какой-то проем. Шевельнув ластами, Дирк последовал за пузырьками. Ведущий на верхнюю палубу люк оказался открыт, обеспечивая свободный доступ снаружи в торпедную камеру.

— Дирк, ты где застрял?! — прорезался в наушниках встревоженный голос напарника, — Пора подниматься!

— Я в носовом торпедном. Двигай на бак и жди меня. Я задержусь еще на минутку.

Он бросил взгляд на часы. Восемь минут уже истекли. Дирк пожал плечами и вернулся в торпедный отсек.

Одна из свалившихся со стеллажа торпед зацепила при падении пару сложенных под ним деревянных ящиков и порядком их покорежила. Сорванные крышки щерились частоколом гвоздей, как зубцы молнии отстегнутого чемоданного верха. Сколоченные из толстых тиковых досок, ящики на редкость хорошо сохранились, стойко выдержав более чем полувековой натиск соленой морской воды и микроорганизмов. Еще один примечательный факт: в отличие от всего остального на субмарине, деревянные планки были чисты от илистой слизи и ракушек. Кто-то заботливо удалил с тары налипшую дрянь, чтобы беспрепятственно добраться до содержимого. И произошло это сравнительно недавно.

Склонившись над ближайшим ящиком, Дирк заглянул внутрь. Словно яйца в картонной клетке, в глубоких лунках на дне контейнера покоились шесть пузатых серебристых авиабомб. Около трех футов в длину, они походили на гигантские хвостатые сардельки. Три из них безнадежно придавило торпедой, но и остальные пострадали не меньше. Дирку показалось странным, что они не расплющились, а растрескались под ее тяжестью. Еще его поразило, что практически идеально отшлифованная внешняя поверхность корпуса под его пальцами вызывала ощущение прикосновения скорее к зеркальному стеклу, чем к металлу.

Короткий гребок ластами, и он переместился к соседнему ящику. Его постигла та же участь, но с одним существенным отличием: бомб здесь оказалось не шесть, а только пять. Одно из гнезд пустовало. Дирк огляделся вокруг, высвечивая своим мини-прожектором самые потаенные закоулки, но ни самой бомбы, ни ее фрагментов поблизости не наблюдалось. Из чего вытекал однозначный и неутешительный вывод: кто-то опередил их и унес одну из авиабомб с неизвестной начинкой.

— Лифт больше ждать не будет! — резанул по ушам неожиданно громкий голос Джека.

— Придержи створки, я уже поднимаюсь, — крикнул в ответ Дирк и автоматически посмотрел на часы. Почти пять минут сверх лимита. Хреново. Он попытался вытянуть из ящика наименее пострадавший образец, но тот развалился на три части прямо у него в руках. Стараясь не делать резких движений, он сложил их в мелкоячеистую сетку и с места в карьер рванул к призывно манящему отверстию люка над головой. Закинув на плечо тяжелую сетку, Дирк подал знак изнывающему от нетерпения Джеку, и оба пловца одновременно понеслись ввысь, стремясь поскорее достичь первой декомпрессионной остановки.

На глубине сорока футов Дирк, как заправский прыгун с вышки, изогнулся всем телом, переходя в горизонтальное положение, и вытравил немного воздуха из своего компенсатора плавучести. Джек, с задержкой в доли секунды, последовал его примеру. Подъем резко замедлился, а на уровне двадцати футов и вовсе прекратился. Теперь им оставалось только ждать, пока содержание азота в крови не снизится до приемлемой концентрации.

— Те пять минут на дне обойдутся нам в лишние тринадцать при декомпрессии, — мрачно констатировал Джек, покосившись на манометр кислородного баллона. — Я и так уже почти все высосал, а нам еще тридцать восемь минут под водой куковать.

Дирк не успел ответить. Откуда-то со стороны послышался слегка приглушенный толщей воды характерный металлический звон.

— Ты не учел фактор ангела-хранителя, старина! — весело воскликнул он, тыча пальцем куда-то вбок. — И зовут его Лео Дельгадо.

Футах в сорока от них на том же уровне мирно позвякивали два серебристых баллончика, подвязанные веревочкой. На противоположном ее конце находился Лео. В одной руке старпом держал недоеденный банан, другой держался за штурвал,время от времени отворачивая его на несколько румбов, чтобы не слишком удаляться от вырывающихся на поверхность пузырьков воздуха.

Теперь спешить было незачем. Минут через пятнадцать друзья всплыли еще на десяток футов. Вторая декомпрессия отняла у них двадцать пять минут. Дельгадо приветствовал возвратившихся на борт ныряльщиков вялым жестом и сразу лег на обратный курс, даже не поинтересовавшись результатами поиска. Когда катер вошел в пролив Хуана-де-Фука, где волнение почти не ощущалось, Дирк счел момент подходящим для демонстрации своих находок. Извлек из сетки обломки и разложил их на палубе.

— Не заметил чего-нибудь подобного в самолете или ангаре? — спросил он у напарника.

— Определенно нет! — уверенно заявил Джек. — Там было полно инструментов, запчастей и прочего барахла, но ничего даже отдаленно похожего на это. — Он покосился на расчлененную авиабомбу. — Хотел бы я знать, почему она так странно раскололась?

— Потому что у нее корпус фарфоровый, — усмехнулся Дирк, передавая Джеку отколупнутый осколочек. — Вот, можешь сам убедиться.

Тот провел пальцем по гладкой поверхности и с завистью покрутил головой.

— Это ж надо было до такого додуматься. Фарфоровая бомба! В самый раз для любителей гонять чаи на лужайке перед домом.

— Скорее всего, эта конструктивная особенность как-то связана с ее боевыми компонентами, — задумчиво произнес Дирк; собрав нехитрый паззл в единое целое, он продемонстрировал разделенную на две секции объемистую полость внутри, — Начинку давно вымыло морской водой, но ведь что-то там было!

— Похоже на бинарный снаряд, — заметил Джек, — Там такая же перегородка. Когда она разрушается, безвредные по отдельности составляющие вступают в реакцию, и происходит взрыв. Может, это зажигательная бомба?

— Все может быть, — проворчал Диок, — только я тебе вот что скажу: кто-то затратил массу денег и усилий, чтобы заполучить одну из этих фарфоровых куколок. — Дотянувшись до компенсатора, он достал из кармашка продолжающий мигать черный пластмассовый прямоугольник таймера. — Я нашел эту хрень пришпандоренной к переборке торпедного отсека рядом с ящиками, в которых они лежали.

Джек повертел в руках находку, внимательно осматривая ее со всех сторон.

— А ты не допускаешь, что этот кто-то либо собственник вышеупомянутых ящиков, либо его наследник? — По спине Дирка забегали мурашки; ни во взгляде, ни в голосе напарника не было и тени иронии, — Вот, взгляни. Ничего не напоминает?

На задней панели таймера, в правом нижнем углу, выстроилась короткая цепочка иероглифов.

10

Президентские советники и приближенные рычали, тявкали, кусались и обменивались взаимными угрозами и оскорблениями похлеще стаи гиен, не поделивших труп дохлой зебры. Каждый старался спихнуть на других ответственность за трагические события в Японии, с пеной у рта выгораживая при этом себя, любимого. Атмосфера в правительственном кабинете, расположенном в западном крыле Белого дома, накалялась с каждой минутой.

— Во всем виновата разведка, лично я в этом убежден на все сто процентов! — кричал сорванным голосом государственный секретарь. — Наши дипломатические представительства за рубежом не получают разведсводок в необходимом объеме, либо получают их с большим запозданием. И что в результате? Двое высокопоставленных чиновников моего ведомства мертвы, а их убийцы до сих пор не найдены!

— К нам не поступало никаких данных, в том числе косвенных, о возможной вспышке террористической активности на территории Японии! — гневно парировал заместитель директора ЦРУ, — И мы знаем, что японские спецслужбы тоже пребывают в полном недоумении. Знаем, между прочим, со слов и из донесений ваших же сотрудников!

— Спокойно, джентльмены, спокойно, что случилось, то случилось, — вмешался президент, пытаясь одновременно раскурить большую старомодную трубку. Внешне напоминая Тедди Рузвельта, а манерой поведения — Гарри Трумэна, президент США Гарнер Уорд сумел завоевать доверие и уважение самых широких слоев населения не за красивые глазки, а за здравомыслие и прагматизм. Избранный на свой первый срок, бывший сенатор от Монтаны приветствовал бурные дебаты и жаркие дискуссии в своем окружении, но не выносил, когда они перерастали в базарную перебранку с тыканьем пальцами и беспочвенными обвинениями по чужому адресу. — Нам следует в первую очередь определить характер угрозы и движущие террористами мотивы. И только потом заниматься разработкой эффективных мер противодействия. Хотелось бы также выслушать рекомендации АНБ по поводу введения усиленного режима безопасности на территории США, — Уорд остановил взгляд на сидящем напротив Деннисе Хименесе, секретаре Агентства национальной безопасности, — Но прежде всего необходимо понять, с кем мы имеем дело. Прошу вас, Мартин, введите нас в курс, — кивнул он Мартину Финчу, директору ФБР.

Много лет прослуживший в военной полиции корпуса морской пехоты, Финч до седых волос сохранил привычку к короткой стрижке и «командирский» голос сержанта-инструктора.

— Сэр, посла Хэмилтона и его заместителя Бриджеса застрелил, по всей видимости, один и тот же человек. Анализ записей видеокамер наблюдения в отеле, где был убит Бриджес, выявил одетого в форму официанта человека, не являющегося служащим ресторана. Сделанные на базе видеозаписей фотопортреты были опознаны несколькими свидетелями, видевшими подозреваемого на полях для гольфа в пригородной зоне Токио незадолго до убийства посла.

— Есть какая-нибудь связь между этими убийствами, гибелью Криса Гейвина и взрывом здания японского филиала «Семкона»? — спросил президент.

— Прямой пока не просматривается, но в послании, оставленном на теле Бриджеса, содержится косвенное подтверждение, почему мы и сочли возможным объединить все три дела в одно.

— А что с подозреваемым? — подал голос госсекретарь.

— В полицейских файлах его нет, среди известных спецслужбам активистов Красной армии[330] тоже. Короче говоря, темная лошадка. Органы правопорядка Японии оказывают нам всемерное содействие. К расследованию подключены тысячи агентов, все международные и внутренние терминалы находятся под неусыпным наблюдением.

— Скорее всего, убийца не имеет отношения к Красной армии, а оставленное им послание — не более чем неуклюжая попытка навести на ложный след. Но пока не будет доказательств обратного, мы не можем сбрасывать эту версию со счетов, — добавил заместитель директора ЦРУ.

— Так о чем же говорится в этом послании? — заинтересовался Хименес.

Финч порылся в папке и достал распечатку.

— Переведенный с японского текст гласит: «Убирайтесь прочь, алчные американские империалисты, оскверняющие своим присутствием священную землю Японии! Бегите, пока ледяное дыхание смерти не коснулось ваших берегов! КАЯ». Типичная пропагандистская дребедень, — подытожил он, убирая обратно листок.

— Каково на сегодняшний день организационное состояние Красной Армии? — задал вопрос президент, — Я полагал, что они уже давно прекратили активную деятельность, — В ожидании ответа он с наслаждением затянулся, откинул голову назад и пустил в потолок тонкую струйку ароматного дыма.

— Как должно быть известно большинству из присутствующих, — начал издалека директор Ф5Р, — экстремистская террористическая группировка Красная армия образовалась в Японии в начале семидесятых на базе малочисленных левых партий коммунистического и маоистского толка. Выступавшие под антиимпериалистическими лозунгами красноармейцы призывали к свержению монархии и действующего правительства, используя как легальные, так и противозаконные методы. Тайно поддерживаемая северокорейскими коммунистами и авторитарными режимами Ближнего и Среднего Востока, Красная армия стояла за множеством взрывов, похищений и угонов. Пиком ее активности считается тысяча девятьсот семьдесят пятый, когда боевики КАЯ попытались захватить американское посольство в Куала-Лумпуре. В девяностые годы зарубежное финансирование практически прекратилось, а к началу нового тысячелетия большинство лидеров группировки оказалось за решеткой. Многие посчитали тогда, что организация окончательно разгромлена, но за последние два года проявились некоторые признаки ее возрождения. Интернет и шагнувшие на новый качественный уровень СМИ позволили оставшимся на свободе значительно расширить пропагандистское поле. Да и действуют они теперь тоньше: больше не призывают к революции и насильственной смене власти, а подогревают в основном антиамериканские настроения, заметно обострившиеся на фоне ухудшения общего экономического климата в стране. К сожалению, такая тактика начинает приносить плоды и все чаще находит отклик в молодежной среде. Примечательно также, что никто пока не торопится в открытую претендовать на руководство обновленной КАЯ.

— Целиком и полностью присоединяюсь к высказанной Мартином оценке ситуации, — поддержал Финча замдиректора ЦРУ, — Красная армия уже несколько лет не давала ни малейшего повода для беспокойства. Все старые лидеры сидят в тюрьме, новые еще не созрели, поэтому недавние события явились для нас полной неожиданностью. Не могу даже предположить, кто может стоять за этими убийствами.

— А вы уверены, джентльмены, что здесь не замешана «Аль-Каида»? — в упор спросил Уорд.

— Возможно, но маловероятно, — поколебавшись, взялся ответить директор ФБР. — Во-первых, это не их методы, а во-вторых, радикальные исламисты никогда не имели в Японии сколь-нибудь серьезного влияния. Во всяком случае, у нас нет повода подозревать их в причастности.

— Как мы взаимодействуем с японцами?

— Антитеррористическая спецгруппа ФБР работает в самом тесном контакте с Национальным полицейским агентством. Правительство Японии бросило на расследование этих громких убийств огромные силы. Японцы сами жаждут поскорее их раскрыть и делают все возможное, не дожидаясь, пока мы их попросим. Уверяю вас, мистер президент, что в этом отношении у нас к ним нет никаких претензий.

— Я уже направил в МИД Японии просьбу ужесточить контроль за выдачей въездных виз иностранцам, входящим в группу риска, — сообщил Хименес. — Что касается введения усиленного режима безопасности в нашей стране, полагаю, пока достаточно задействовать его только в приграничной зоне. Надеюсь, ФБР не откажет нам в помощи.

— Что вы предприняли для обеспечения защиты американских граждан за рубежом? — обратился Уорд к государственному секретарю.

— Все наши дипломатические представительства в иностранных государствах переведены на повышенный уровень режима безопасности, а их главам выделена дополнительная охрана. Кроме того, всем сотрудникам рекомендовано временно воздержаться от поездок по стране пребывания и не покидать пределы посольства без крайней необходимости.

— Как, по-вашему, Деннис, может так случиться, что террористы нанесут очередной удар уже на нашей территории?

— Сильно сомневаюсь, мистер президент, — покачал головой Хименес, — Мы предупредили таможенную и иммиграционную службы о необходимости самой тщательной проверки всех прибывающих в США граждан Японии и этим ограничились. Я пока не вижу оснований для применения более жестких мер.

— Вы согласны, Мартин?

— Да, сэр. Наши аналитики тоже считают, что серия терактов в Японии носит локальный характер.

— Рад слышать, — удовлетворенно кивнул Уорд, запустив в потолок еще одно сизое облачко дыма, — А как продвигается следствие по делу о гибели на Аляске двух метеорологов Береговой охраны?

Финч снова зарылся в папку, лихорадочно выискивая нужную среди множества других бумаг.

— Вот, нашел, — вздохнул он с облегчением. — Только это случилось не на Аляске, а на Юнаске, одном из Алеутских островов, сэр. Следственная группа, изучающая также обстоятельства крушения вертолета НУМА, пришла к выводу, что в обоих случаях виновны браконьеры. Они использовали цианосодержащий газ для незаконного промысла морских львов, скорее всего, даже не подозревая, что на острове есть люди. А огонь по вертолету открыли вообще с перепугу — подумали, наверное, что их пограничники преследуют. Наши агенты пытаются сейчас выйти на русский траулер, неоднократно замеченный в американских территориальных водах. Старший группы доложил, что почти не сомневается в успехе.

— Всякое слышал, но чтобы травить морских львов цианидом… — брезгливо поморщился президент, — И откуда только берутся такие уроды? Надеюсь, джентльмены, вы приложите максимум усилий, чтобы найти и обезвредить убийц. Мы никому не позволим безнаказанно отстреливать американских дипломатов и американских граждан и подрывать в глазах мировой общественности престиж нашей великой державы. Я лично знал Хэмилтона и Бриджеса. Они были замечательными людьми.

— Мы обязательно их найдем, сэр, — пообещал Финч.

— Да уж, постарайтесь, — проворчал Уорд, тщетно пытаясь выбить трубку в металлическую пепельницу, — И чтобы больше никаких сюрпризов, а то у меня нехорошее предчувствие, что у этих типов припрятана в рукаве парочка козырей.

Слипшийся ком тлеющей табачной массы вывалился, наконец, из президентской трубки, и все с облегчением перевели дух. Комментариев, естественно, не последовало.

11

Хотя Кейт Катана не прослужил еще в Южной Корее и трех месяцев, он успел четко определиться в плане выбора наиболее соответствующего его вкусам злачного местечка за пределами базы. Салун Чанга с виду мало чем отличался от других баров Эй-тауна — небольшого квартала с сомнительной репутацией на окраине Кунсана, чьи обитатели зарабатывали на жизнь обслуживанием персонала расположенной за пределами города американской базы ВВС. Расчетливый и дальновидный хозяин салуна отказался от громкой современной музыки, день и ночь оглушающей посетителей в конкурирующих заведениях, и не драл втридорога за дрянное местное пиво. Но самым главным его достоинством — по крайней мере в глазах Катаны, — было то, что по вечерам у Чанга собирались самые красивые в Эй-тауне девушки.

Покинутый приятелями, увязавшимися за стайкой девиц с базы на дискотеку по соседству, Кейт сидел за столиком в полном одиночестве, приканчивая четвертую бутылку пива и начиная ощущать приятное тепло в жилах и легкий туман в голове. Двадцатитрехлетний сержант и классный специалист по авионике, Катана входил в многочисленную группу техников, отвечающих за нормальное функционирование дислоцированного на базе крупного подразделения «Ф-16», входящего в состав Восьмой истребительной авиабригады. Отсюда до демаркационной линии было рукой подать, и эскадрилья, к которой приписали Кейта, находилась в состоянии постоянной боевой готовности на тот случай, если северянам вдруг приспичит нарушить границу и вторгнуться в пределы соседнего корейского государства.

Ностальгические воспоминания о доме и родных, оставшихся в далеком Арканзасе, мигом вылетели из головы сержанта, когда входная дверь отворилась и на пороге возникла самая потрясающая из всех кореянок, которых ему довелось увидеть за все три месяца службы. Четыре пива не так уж сильно успели затуманить ему мозги, да и сам Катана достаточно разбирался в женщинах, чтобы по достоинству оценить редкостную красоту незнакомки. Длинные черные волосы обрамляли деликатное, фарфоровой белизны личико с маленьким, чуть приплюснутым носиком и чувственными алыми губками, но подлинный шарм придавали ему широко распахнутые ресницы и огромные черные глаза, с задорной дерзостью взирающие на окружающий мир. Короткая кожаная юбка в обтяжку и полупрозрачная шелковая блузка в сочетании с миниатюрной стройной фигуркой выгодно подчеркивали великолепную грудь, высокую и упругую, какую редко встретишь у женщин азиатского происхождения. Вероятно, здесь не обошлось без пластической операции, но Кейт в тот момент об этом даже не задумался.

Подобно тигрице, высматривающей добычу, девушка окинула помещение взглядом и остановила его на одиноком военном за угловым столиком. Не сводя с него глаз, она танцующей походкой продефилировала через весь зал и, не спрашивая разрешения, грациозно уселась на стул напротив Катаны.

— Приветик, Джо, — промурлыкала незнакомка, — Будь другом, угости даму выпивкой.

— С удовольствием, — едва выговорил, растерявшись от неожиданности, американец; на проститутку красотка не походила, а если и была ею, то классом на порядок превосходила местных и уж точно не относилась к тем, кого может заинтересовать скромный сержант ВВС. С другой стороны, кто он такой, чтобы отказываться от подарка судьбы, подбросившей ему такую очаровательную шлюшку, да еще в день получки?

Они успели выпить на пару всего лишь по бутылочке пива, но за этот короткий срок девушка не только окончательно покорила Кейта, но и пригласила в свой номер «на чашечку кофе». Ужасно довольный тем, что новая подружка, в отличие от предыдущих, не стала сразу торговаться, он как-то упустил из виду тот факт, что речь об оплате ее профессиональных услуг вообще не заходила. Мелькнула, правда, мысль, что так не бывает, но тут же улетучилась.

«Номер» оказался угловой обшарпанной каморкой без кондиционера в дешевом мотеле, куда они вошли рука об руку. Катана уже настолько созрел, что не обращал внимания ни на грязный холл и заплеванную лестницу, освещенные красными фонарями, ни на духоту и жару. Одним словом, это была дыра, даже не претендующая на звание гостиницы. Впрочем, те, кто сюда захаживал, приходили отдать дань отнюдь не Морфею, а совсем другому богу, о чем молчаливо свидетельствовал автомат по продаже презервативов, притулившийся у изголовья двуспальной кровати.

Захлопнув за собой дверь, кореянка сбросила блузку и эфемерный лифчик, обняла Кейта за шею и страстно впилась ему в губы. Подозрительный шорох в стенном шкафу сержант пропустил мимо ушей. Разгоряченный алкоголем, желанием, теплотой и близостью женского тела, от которого исходил умопомрачительный аромат каких-то экзотических духов, он совсем потерял голову. Прелюдия к обещавшему стать лучшим в его жизни сексу прервалась самым неожиданным и бессовестным образом. Почувствовав болезненный укол в ягодицу, Катана машинально обернулся и оказался лицом к лицу с мужчиной, чье присутствие вроде бы не предусматривалось условиями негласного соглашения с проституткой. Коренастый лысый тип с длинными усами смотрел на него в упор и нахально скалил кривые желтые зубы. Холодные черные глаза, казалось, насквозь буравили череп и проникали в потаенные глубины сознания. В руке незнакомец держал одноразовый шприц с задвинутым до отказа поршнем.

Ошеломленный и растерянный, американец не успел даже собраться с мыслями, как все его тело начало стремительно неметь. Он попытался поднять руку, но та отказалась повиноваться; хотел что-то сказать, выразить протест, но губы словно судорогой свело. Перед глазами потемнело, черная волна беспамятства захлестнула мозг, и больше он уже ничего не помнил.

Катану вывело из бессознательного состояния непрерывное гулкое буханье, но раздавалось оно не в его голове, а доносилось откуда-то извне. Он разлепил непослушные веки и повернул голову. Барабанили в дверь. В голове начало проясняться. Он вспомнил бар, девушку, номер в мотеле. Ощутил противную липкую сырость, пропитавшую рубашку и стянувшую кожу. Что это? Откуда? Кто и зачем ломится сюда? На эти вопросы пробудившееся сознание ответов не давало.

Стук на мгновение прекратился, затем последовал сильный глухой удар, и дверь распахнулась. Хлынувший в погруженную в полумрак комнату яркий свет заставил Кейта сощуриться и прикрыть рукой глаза. В номер ворвались несколько полицейских в форме, сопровождаемые двумя мужчинами в штатском с видеокамерами в руках. Спустя несколько секунд зрение приспособилось к смене освещения, и Катана обнаружил, что лежит в луже крови.

Кровь была повсюду. На простынях, подушках, спинке кровати, на полу, на стенах. Но больше всего крови было на нем самом и обнаженном теле лежащей рядом с ним мертвой девушки. Кейт инстинктивно отстранился от трупа и чуть не свалился с кровати, но был подхвачен полицейскими, которые сноровисто завернули ему руки за спину и защелкнули на запястьях наручники.

— Что произошло? Кто это сделал? — прохрипел Катана.

Вместо ответа один из копов сдернул окровавленную простыню, частично покрывавшую тело, и американец в ужасе вскрикнул. Выглядело оно так, словно над ним изгалялось не меньше дюжины хирургов-садистов. Но самое удивительное заключалось в том, что это была не та красивая шлюха, которая привела его сюда, а совсем юная и совершенно незнакомая девушка.

Полицейские под руки выволокли впавшего в ступор и безвольно обмякшего Кейта в холл, где его тут же обступили непрерывно щелкающие камерами фоторепортеры. Ослепленного вспышками блицев Катану бесцеремонно запихнули в патрульную машину и куда-то повезли. К полудню следующего дня об изнасиловании и зверском убийстве тринадцатилетней девушки сержантом американских ВВС узнала вся страна. К вечеру всеобщее возмущение достигло апогея. А два дня спустя, когда жертву похоронили, скандал вышел на международный уровень.

12

Нестерпимый блеск лучей полуденного солнца в зените, отраженных от сапфировых вод Бохольского моря, слепил глаза и заставлял то и дело щуриться Рауля Бьязона, с любопытством разглядывающего большое исследовательское судно, бросившее якорь неподалеку от берега. В первое мгновение он решил, что зрение ему изменило — ни одно сколько-нибудь уважающее себя научное сообщество не станет раскрашивать свои плавучие лаборатории в столь легкомысленные цвета. Сам Бьязон, француз по происхождению и морской биолог по специальности, состоящий на государственной службе в Бюро охраны окружающей среды Филиппин, привык к более консервативным расцветкам. Но по мере того как видавшая виды старенькая моторка приближалась к цели, француз все больше убеждался, что с глазами у него все в порядке. Покрытое от носа до кормы бирюзовой краской, судно органично сливалось с волнами, словно вырастая из них, и казалось порождением самого моря, а не инородным предметом на его поверхности. «Ох уж эти американцы, — подумал Рауль, — хлебом не корми, дай только повыпендриваться!»

Рулевой ловко пришвартовал катерок у подножия трапа по правому борту, и Бьязон, не теряя времени, перебрался на нижнюю ступеньку. Обменявшись парой фраз на местном диалекте с рулевым, он торопливо взбежал по трапу и ступил на палубу, едва не столкнувшись с высоким загорелым мужчиной, стоявшим у фальшборта. Слегка поредевшие белокурые волосы и атлетическое телосложение выдавали в нем потомка викингов. Белая с золотом капитанская форма идеально облегала его мощную фигуру.

— Доктор Бьязон? Рад приветствовать вас на борту «Марианского разведчика». Я капитан Билл Стенсет. — Он доброжелательно улыбнулся гостю.

— Благодарю вас, капитан, за то, что согласились встретиться со мной и выслушать мою просьбу, — поклонился в ответ биолог. — Когда один из здешних рыбаков принес весть о появлении в этих водах научно-исследовательского судна НУМА, я сразу подумал, что только вы сможете оказать помощь.

— Давайте поднимемся на мостик, — невозмутимо предложил капитан. — На палубе слишком жарко, а там, в холодке, вы спокойно и подробно расскажете, о каком именно экологическом бедствии идет речь.

— Надеюсь, моя просьба о помощи не повлияет на график ваших исследований? — осторожно осведомился Рауль.

— Ни в коей мере, — благодушно заверил его Стенсет. — Мы завершили картографирование сейсмически активных участков в районе Минданао и сейчас отдыхаем, попутно занимаясь тестированием кое-какого оборудования, прежде чем вернуться в Манилу. Кроме того, — ухмыльнулся капитан, — когда мой босс говорит «стоп машина», машина делает стоп.

— Ваш босс? — недоуменно посмотрел на него француз.

— Ага, — флегматично кивнул капитан, распахивая перед гостем дверь рубки, — Он на борту, и вы с ним сейчас познакомитесь.

Бьязон вошел в довольно просторное помещение и невольно поежился, когда его окатило струей ледяного, по контрасту с наружным, воздуха из ровно гудящего кондиционера. С любопытством озираясь по сторонам, он не сразу заметил в глубине рубки высокого джентльмена весьма представительной наружности, склонившегося над разложенными на столе картами.

— Доктор Бьязон, позвольте представить вам директора НУМА Дирка Питта, — жестом указал на него Стенсет. — Дирк, это доктор Рауль Бьязон, начальник управления по контролю за захоронением экологически опасных отходов при филиппинском Бюро охраны окружающей среды.

В первый момент Бьязона поразил сам факт того, что глава одного из крупнейших правительственных агентств США прохлаждается в море за тысячи миль от Вашингтона и своего директорского кресла. Но ему хватило одного взгляда на Питта, чтобы понять: перед ним отнюдь не типичный администратор высокого ранга, а человек совершенно иного склада. Более чем на голову выше его собственных пяти футов и четырех дюймов,[331] загорелый, подтянутый, с рельефной мускулатурой без капли лишнего жира, он ничем не напоминал безликих равнодушных бюрократов, с девяти до пяти просиживающих штаны в своих роскошно обставленных офисах. Хотя Рауль не мог об этом знать, Питт-старший был точной копией своего сына, тоже Дирка, названного в честь отца. Разве что кожа задубела и обветрилась чуть сильнее, да смолистые черные волосы подернулись инеем на висках, но в светло-зеленых глазах обоих горел один и тот же жизнеутверждающий огонь. Глаза Питта-старшего излучали уверенность, спокойствие, оптимизм, ум, веселый юмор, стойкость, упрямство и массу других качеств и эмоций, но прежде всего — мудрость и понимание, свойственные лишь повидавшим на своем веку так много, что хватило бы на дюжину обыкновенных человеческих жизней.

— Добро пожаловать на борт, доктор, — тепло приветствовал ученого Дирк Питт, сопровождая свои слова крепким рукопожатием. — А вон тот бессовестно дрыхнущий тип, — он ткнул через плечо оттопыренным большим пальцем, — мой директор по подводной технике Ал Джордино. — Рауль перевел взгляд в указанном направлении и узрел в дальнем углу рубки прикорнувшего на диванчике коротышку с мощным бочонкообразным торсом и густой кучерявой шевелюрой, отливающей антрацитным блеском. Он слегка похрапывал, отчего его толстые губы смешно приоткрывались, выпуская выдыхаемый воздух. Телосложением и позой он напоминал спящего носорога. — Ал, подъем, у нас гости! — оглушительно рявкнул Питт. Коротышка моментально проснулся, бодро соскочил со своего ложа и присоединился к остальным. По его свежей физиономии и блестящим черным глазам нипочем нельзя было догадаться, что всего несколько секунд назад он спал без задних ног.

— Как я уже говорил капитану, у меня нет слов, чтобы выразить вам благодарность за то, что вы так оперативно откликнулись на мою просьбу о помощи, — церемонно произнес Бьязон.

— Учитывая благожелательное отношение, неизменную готовность к сотрудничеству и поддержку со стороны властей при проведении исследовательских работ НУМА в филиппинских территориальных водах, мы проявили бы черную неблагодарность, поступив иначе, — улыбнулся Питт. — Впрочем, мы всегда рады оказать содействие коллегам. В своей радиограмме вы просили помочь идентифицировать некий токсин, губительно действующий на морскую флору и фауну. Не могли бы вы, доктор, рассказать нам об этом более подробно?

— Несколько недель назад в наш офис обратился управляющий курортной гостиницы на острове Панглао и сообщил, что постояльцы жалуются на непомерно большое количество дохлой рыбы, ежедневно выбрасываемой морем на примыкающий к отелю пляж.

— Бесподобное средство для закалки духа отдыхающих! — ухмыльнулся Джордино.

— Мы незамедлительно приняли меры, — не принимая шутки, продолжал биолог монотонным речитативом. — Провели мониторинг прибрежных вод и определили границы распространения отравленной зоны, продолжающей, к сожалению, расширяться с невиданной скоростью. В настоящее время она захватывает более десяти километров береговой линии и увеличивается с каждым днем. Владельцы отелей бьют тревогу, да и мы тоже крайне встревожены.

— Вы установили причину массовой гибели рыбы? — спросил Стенсет.

— Пока нет. Отравление — вот и все, что мы можем с уверенностью утверждать. Мы сразу отправили образцы на анализ в государственную лабораторию в Себу, но результатов до сих пор не дождались. — Выражение лица ученого красноречиво свидетельствовало о том, что он думает по поводу черепашьих темпов работы вышеуказанного учреждения.

— Есть какие-нибудь соображения насчет источника? — поинтересовался Питт.

Бьязон уныло покачал головой.

— Поначалу мы грешили на нелегальные индустриальные сбросы, наносящие львиную долю ущерба экологии в нашей стране. Но я и мои сотрудники прочесали весь остров и не нашли ни одного крупного промышленного производства, которое могло бы оказаться причиной загрязнения. Побережье мы проверяли еще более тщательно, но с тем же результатом: ни замаскированных сливных труб, ни незаконных свалок. Остается предположить, что источник находится где-то в море.

— Может, «красная волна»? — наобум ляпнул Джордино.

— Мы уже не раз имели дело со вспышками бурного роста токсичного фитопланктона, хотя на Филиппинах они чаще случаются в более теплый зимний период, так что, полагаю, сумели бы распознать их самостоятельно, — вежливо заметил биолог. Беспардонный итальянец не только не извинился, но даже не покраснел.

— Может статься и так, что какие-то мерзавцы, не мудрствуя лукаво, устроили себе свалку для отходов прямо на дне морском, — высказал предположение Питт, — Будьте добры, доктор, укажите на карте, где это началось.

Рауль бросил взгляд на мелкомасштабную штурманскую карту южной части архипелага и указал на крошечный островок к юго-западу от Бохоля.

— Это и есть Панглао, — сказал он. — Отсюда до него около пятидесяти миль.

— За пару часов дойдем, — прикинул капитан.

Питт утвердительно кивнул.

— У нас на борту чертова уйма изнывающих от безделья ученых мужей. Если что, будет к кому обратиться за консультацией и советом. Билл, прокладывай курс и заводи тарахтелку. Доберемся до Панглао, а уж там, на месте, как-нибудь разберемся.

— Огромное спасибо вам всем, джентльмены! — с чувством высказался заметно повеселевший Бьязон.

— Если хотите, доктор, могу устроить вам обзорную экскурсию по нашему «Разведчику», — предложил Дирк.

— Буду весьма польщен, — обрадовался француз.

— Пойдешь с нами, Ал?

Коротышка демонстративно посмотрел на часы.

— Нет уж, валяйте без меня. И так времени впритык. До окончания моей программы как раз два часа и осталось. — С этими словами он вернулся на свой диванчик и мгновенно отключился.

* * *

Море было спокойным, и «Марианский разведчик» преодолел пятьдесят миль до Панглао за каких-то полтора часа. Питт вывел на цветной монитор электронную карту острова, а Бьязон обозначил участок акватории, где продолжала гибнуть отравленная неизвестно чем морская живность.

— Билл, взгляни, — обратился Питт к капитану. — Видишь, течение огибает Панглао с востока на запад. А это значит, что горячую точку следует искать близ восточной границы обозначенной доктором зоны. Предлагаю начать продвигаться в обратном направлении, следуя против течения и производя забор проб воды через каждые четверть мили.

— Резонно, — согласился Стенсет, — Только пойдем зигзагом, чтобы заодно уточнить площадь и контуры зоны распространения, а также концентрацию токсина в разных местах.

— Тогда уж и сканирующий сонар задействуй. Вдруг на дне какой-нибудь подозрительный рукотворный хлам отыщется.

Француз с нескрываемым интересом наблюдал за спуском на воду буксируемой металлической рыбины, битком набитой ультрасовременной электроникой. Сканирующее устройство скрылось за кормой, и «Разведчик» двинулся вперед. Курс его напоминал след пьяной гусеницы, но точно соответствовал проложенному от точки к точке на штурманском мониторе. Строго по графику группа ученых-добровольцев производила забор проб воды с различных глубин. Судно еще только начинало продвижение к следующей контрольной точке, а пробы уже были в лаборатории, где подвергались экспресс-анализу.

Лежебока-итальянец, успешно завершивший свою программу тестирования упругости диванных пружин, безвылазно торчал в рубке за монитором, отображающим регистрируемую сонаром картинку. Прибрежное мелководье не баловало разнообразием подводного пейзажа. Ровное песчаное дно перемежалось бесформенными наростами коралловых полипов, но время от времени попадалось кое-что интересное. Вот застрявший в расщелине рифа ржавый судовой якорь, а чуть подальше — зарывшийся в песок подвесной лодочный мотор. Каждую такую находку Джордино фиксировал в памяти навигационного компьютера нажатием клавиши «MARK».

Питт и Бьязон стояли бок о бок у поручней, любуясь живописными пляжами и пышной тропической растительностью Панглао, разворачивающегося в панораме менее чем в полумиле по правому борту. Но при виде плавающих кверху брюхом морской черепахи и нескольких дюжин рыб оба помрачнели.

— Похоже, мы уже вошли в пределы мертвой зоны, — заметил Питт. — Осталось дождаться первых результатов экспресс-анализа.

По мере продвижения исследовательского судна к востоку количество отравившихся морских обитателей в пределах видимости возрастало, потом начало довольно быстро снижаться и вскоре сошло на нет.

— Мы уже отошли на пять кабельтовых[332] от восточной границы очерченной доктором Бьязоном акватории, — доложил Стенсет, — Здесь чисто. Похоже, дальше пилить нет смысла.

— Ты прав, — согласился Дирк, — Ладно, глуши движок и труби отбой. Посмотрим, чем нас порадуют парни из лаборатории.

«Разведчик» застопорил ход, рыбу-сонар подняли на борт. Джордино выключил монитор и присоединился к уже спустившимся в конференц-зал Питту, Стенсету и Бьязону. Последний прошелся вдоль обшитых тиковыми панелями переборок, с интересом разглядывая портреты знаменитых в прошлом исследователей подводного мира, среди которых, к собственному стыду, смог опознать только Уильяма Биба, Сильвию Эрл и Дона Уолша. Не успели они занять места за длинным столом, как в дверях появились двое морских биологов в белых лабораторных халатах. Симпатичная брюнеточка с «конским хвостом» на затылке и указкой в руке подошла к большому экрану в торце помещения, а ее помощник противоположного пола склонился над клавиатурой компьютерного управления демонстрационной установкой.

— Мы завершили обработку сорока четырех проб морской воды методом молекулярного расслоения, позволяющим выявить даже микроскопические частицы отравляющих веществ, — четким, хорошо поставленным «лекторским» голосом заговорила ученая леди. Одновременно на экране за ее спиной возникла картинка, сильно смахивавшая на ту, что француз уже видел на экране навигационного монитора. Ломаная кривая соединяла сорок четыре светящиеся точки и пролегала параллельно береговой линии Панглао. Каждая имела свой цвет, но больше всего было зеленых, что не преминул отметить Бьязон, — Исходя из расчета молекулярной концентрации токсина одна на миллиард, мы выявили его наличие в пятнадцати пробах, взятых в точках, обозначенных желтым. — Для наглядности брюнетка прошлась кончиком указки по цепочке желтых пятнышек, — Как видите, джентльмены, концентрация увеличивается в направлении с запада на восток и достигает максимума вот в этом квадрате, — Она обвела указкой несколько желтых светлячков в верхней части экрана.

— Значит, утечка токсина, скорее всего, происходит из стационарного источника, — резюмировал Питт.

— Негативные результаты анализа проб, взятых восточнее эпицентра, позволяют сделать вывод, что токсин наиболее интенсивно выделяется именно здесь и распространяется далее омывающим остров течением, — подтвердила его догадку биологиня, немного перефразировав формулировку.

— Вот тебе твоя «красная волна», Ал, — не упустил Питт случая подколоть напарника. — А теперь выкладывай, что ты там нарыл, любуясь подводными красотами?

Джордино подошел к пульту, небрежно оттеснил плечом оператора и забарабанил по клавиатуре. На экране по обе стороны от ломаной линии нарисовались двенадцать черных крестиков, маркированных буквами латинского алфавита от А до L.

— Грязная дюжина хитов[333] Ала Джордино, — объявил он голосом популярного диджея, возвращаясь за стол. — Сканер зафиксировал по ходу дела двенадцать сравнительно крупных объектов искусственного происхождения. В основном это мусор: ржавые якоря, обрезки труб и тому подобное. Но три из них заслуживают более пристального внимания, так как могут оказаться искомым источником отравления. Номер первый, маркировка «С». Три железные бочки объемом пятьдесят пять галлонов каждая.

Глаза всех присутствующих прилипли к экрану. С меткой «+С» соседствовали исключительно зеленые точки.

— Участок чистый, — констатировал Питт, — Поехали дальше.

— Номер второй, маркировка «F». Деревянное парусное судно, скорее всего, рыбачье. Одномачтовое, однопалубное, лежит на киле, в хорошем состоянии и даже мачта на месте. Трюм не просматривается.

Рядом с парусником светился тревожный желтый индикатор. Первый в цепочке.

— Далековато от эпицентра, — заметил директор НУМА. — Да и посудина слишком старая. Уже теплее, но тоже можно вычеркнуть из списка.

— Последний объект сонар засек на грани досягаемости, — предупредил итальянец, — так что изображение получилось размытым и не совсем понятным.

— Но хоть на что-то оно похоже? — попытался уточнить Стенсет.

— Похоже! — сварливо огрызнулся Джордино. — На здоровенный судовой винт, торчащий из задницы здоровенного кораллового рифа. А где само судно, черт его знает! То ли оно внутри, то ли чей-то оторвавшийся винт так удачно к полипам присосало. Я обозначил эту загадку природы маркировкой «К».

Все затаили дыхание, высматривая «К» на экране, и дружно выдохнули, обнаружив искомую букву всего на полдюйма выше единственной красной точки.

— Ну что ж, — подвел итог Питт, — поскольку коралловые рифы винтами не испражняются, будем считать, что к чему-то он все-таки присобачен. Другой вопрос, что дало протечку: топливные танки или карго в трюме?

— Анализ не выявил ни в одной из проб повышенной концентрации нефтепродуктов, — немедленно среагировала брюнетка в белом халате.

— Кстати говоря, леди, — спохватился Джордино, откровенно пожирая взглядом ее точеную фигурку и смазливую мордашку, — мы так и не услышали от вас, как называется эта гадость, испортившая сотням ни в чем не повинных туристов заслуженный отдых?

— Да-да, мадемуазель, — присоединился к нему Бьязон, — скажите же нам скорее, что это такое?

— Хотите верьте, хотите нет, — усмехнулась биологиня, — но сегодня я впервые в жизни обнаружила в пробах морской воды мышьяк.

13

Коралловый риф играл и переливался всеми цветами радуги и еще тысячью промежуточных оттенков, рядом с которыми поблекла бы даже несравненная палитра ландшафтов Моне. Поблекла и съежилась от стыда и зависти. Ярко-красные морские анемоны лениво полоскали щупальца в прохладных струях подводного течения, горделиво нежась на пышных коврах из морских губок. Светло-зеленые ползучие водоросли змейками струились по склонам и тянулись к поверхности и солнцу, огибая и обтекая попадающиеся на пути круглые фиолетовые наросты. Облепившие риф ультрамариновые морские звезды сияли неоном рекламных огней большого города. Морские ежи устилали подножие дюжинами розоватых булавочных подушечек.

Редко какие природные образования могут сравниться красотой со здоровым коралловым рифом, освещенным солнечными лучами. Питт давно в этом убедился, что ничуть не мешало ему в очередной раз наслаждаться фантастическим зрелищем невообразимого буйства красок. Зависнув в нескольких дюймах от дна, он проводил снисходительным взглядом пару мелких рыбешек, пугливо метнувшихся в трещину при появлении пятнистого ската, неторопливо фланирующего на том же уровне в надежде чем-нибудь поживиться. В морях и океанах есть множество мест, претендующих на высокое звание «рай для ныряльщиков»; умудренный опытом и потерявший счет погружениям с аквалангом и без, Питт безоговорочно отдавал предпочтение теплым водам западной части Тихого океана — главным образом, из-за неописуемой красоты здешних рифов.

— Приближаемся к объекту, — прозвучал в наушниках голос Джордино, бесцеремонно разрушивший хрупкое очарование прекрасного мгновения, — Возьми на пару румбов севернее, и я тебя выведу точно на цель.

«Марианский разведчик» занял позицию над предполагаемым источником утечки мышьяка, а Питт и Джордино сноровисто облачились в изолированные гидрокостюмы и водонепроницаемые шлемы с полным обзором, чтобы полностью обезопасить себя и исключить даже гипотетическую возможность соприкосновения с отравой. Привычно перевалившись через борт и плюхнувшись в теплую, как моча, воду, они в считаные минуты преодолели 120 футов, отделявшие поверхность от морского ложа.

Информация о найденном в пробах мышьяке поразила не только проводивших анализ, но и весь ученый коллектив исследовательского судна, породив массу версий и домыслов. Доктор Бьязон, теряясь в догадках, припомнил несколько эпизодов мышьякового загрязнения, но ассоциировались они, главным образом, с добычей полезных ископаемых. Однажды такое произошло и на Бохоле, при разработке месторождения марганцевой руды, но случилось это очень давно, да и шахта находится за десятки миль от Панглао. Биолог из команды НУМА возразил, что мышьяк применяется не только в горнодобывающей промышленности, но входит также в состав некоторых инсектицидов. Может же быть такое, что кто-то случайно потерял контейнер с опылителем или намеренноспихнул его за борт? Питт разом прекратил все споры, во всеуслышание объявив, что есть только один способ установить истину: спуститься на дно и увидеть все собственными глазами.

Поравнявшись с напарником, Питт сверился с компасом, свел ласты вместе, взмахнул импровизированным хвостовым плавником и устремился вперед, держась под небольшим углом к невидимому течению, чтобы компенсировать боковой снос. Великолепная видимость в пределах семидесяти пяти футов позволяла охватить взглядом эту сторону рифа целиком — от подножия до вершины.

У «сухого» гидрокостюма имеется масса достоинств и недостатков, самым существенным из которых является быстрый перегрев пловца, вызывающий усиленное потовыделение. Он незаменим для погружений в холодных северных водах, но нырять в нем в тропиках — сплошное мучение. Питт покрылся потом уже через пару минут — толстая изолирующая прослойка сохраняла тепло не хуже термоса.

— Эй, кто-нибудь, включите кондиционер, пока я заживо не испекся! — жалобно возопил Джордино, испытывающий такие же трудности; Питт мысленно присоединился к его мольбе.

Продолжая движение, он внимательно сканировал взглядом каждую выпуклость, каждую трещину, каждое подозрительное наслоение, но не находил пока ни малейших признаков кораблекрушения. Справа от него протянулась наносная песчаная дюна, белым офицерским шарфом облегающая основание рифа. Ее плавные изгибы, испещренные волнистыми узорами, уходили далеко вперед, постепенно теряясь из виду. Продолжать следовать заданным курсом помешал возникший на пути коралловый барьер. Питт не стал огибать препятствие, решив преодолеть его на манер прыгуна, берущего высоту «ножницами». Попеременно загребая ластами, он стремительно вознесся ввысь, перевалил зазубренный гребень и был немало удивлен, обнаружив за преградой отвесный обрыв и довольно глубокую расщелину. Но куда сильнее удивило его зрелище застрявшей в сужении близ дна носовой части затонувшего судна, отрезанной или отпиленной от кормовой точно посередине.

— Это еще что за хренотень?! — ошарашенно пробормотал Джордино, изумленно вылупившись на бренные останки, живо напомнившие переднюю половину аналогично пострадавшей лошади небезызвестного барона Мюнхаузена.

Питт воздержался от комментариев, пристально разглядывая заклинивший обрубок. А потом расхохотался, да так заразительно, что Ал не выдержал и тоже хихикнул, но тут же взял себя в руки и грозно посмотрел на напарника, требуя немедленного отчета.

— Я тоже поначалу купился, — отсмеявшись, пустился в объяснения Питт. — Это всего лишь оптическая иллюзия! Вторая половинка тоже здесь, только ее песком занесло.

Внимательно присмотревшись, скептичный итальянец вынужден был признать догадку друга верной. Опоясывающая риф по периметру дюна частично просочилась в расщелину и обволокла аккуратным песчаным коконом корму угодившего туда судна. Проходящее сквозь подводное ущелье течение противодействовало вторжению песка и остановило его на условном рубеже, пересекающем палубу по близкой к идеальной прямой. Отсюда и обман зрения.

Не обращая больше внимания на судно, Питт нырнул вниз, миновал «демаркационную линию», проплыл несколько десятков футов и завис над крутым наружным склоном дюны.

— Давай сюда, Ал, — призывно помахал он рукой, — Разве ты не хочешь взглянуть, как красиво торчит твой винт из рифовой задницы?

Потревоженные создаваемыми ластами колебаниями водной среды, верхние слои песка пришли в движение и поползли вниз, окончательно высвобождая из толщи массивные медные лопасти гребного винта. Джордино присоединился к напарнику, пощупал находку, удовлетворенно хмыкнул и полез наверх, расшвыривая песок во все стороны, как снегоуборочная машина. Судя по положению частично обнажившейся кормы, затонувшее судно засело в расщелине с солидным креном на левый борт. Впрочем, это стало очевидным еще при осмотре носовой части. Питт подплыл поближе, с нескрываемым интересом наблюдая, как трудится в поте лица итальянец, пытаясь докопаться до выбитого на корме названия.

— Чего-то там «мару», а остальное никак не могу прочесть, — пожаловался он, ожесточенно вгрызаясь в центр очередного оползня, вновь сведшего на нет плоды титанических усилий.

— Остынь, приятель, — ласково посоветовал Питт, выдержав достаточную, по его мнению, паузу. — И так ясно, что посудина японская и застряла здесь очень давно. Смотри, какой слой ржавчины! Я, конечно, высоко ценю твой трудовой энтузиазм и готовность выложиться на полную катушку ради дела, но сейчас ты надрываешься понапрасну.

Источник утечки токсина наверняка находится в одном из носовых трюмов. Оттуда и начнем поиск.

Вняв голосу разума и нисколько не обидевшись, Джордино послушно прекратил разыгрывать из себя крота-переростка и последовал за Питом. Они обогнули высокую черную трубу, накренившуюся под углом почти в сорок пять градусов и упирающуюся верхним концом в противоположную стену расщелины. Окинув беглым взглядом карликовый капитанский мостик и длинную просторную палубу, Питт классифицировал злосчастную посудину как самый заурядный грузовой транспорт. Длина его, навскидку, едва ли превышала две сотни футов. Деревянное покрытие верхней палубы отсутствовало, бесследно растворившись в кишащих микроорганизмами теплых водах Бохольского моря.

— Антикварные железяки, — уважительно заметил Джордино, покосившись на пару насквозь проржавевших подъемных кранов, раскинувших в разные стороны корявые руки-стрелы.

— Двадцатые годы, самое позднее, — согласился Питт, проплывая над медным, судя по отсутствию коррозии, поручнем фальшборта и следуя дальше вдоль палубы в сторону полубака. Люки обоих носовых трюмов оказались на месте, хотя, учитывая значительную величину крена, он ожидал увидеть их сорванными. Разделившись, пловцы внимательно осмотрели пазы и крепления каждого.

— Задраены наглухо, как сувенирный бочонок пива, — мрачно констатировал итальянец.

— Значит, будем искать пробоину, — отозвался Питт.

Он скользнул поперек палубы к кромке возвышающегося над головой правого борта, откуда открывался отличный обзор корпуса от киля до фальшборта. Коралловые стены уходили ввысь под практически вертикальным углом. Повинуясь внезапному импульсу, Питт продолжил движение по дуге вдоль обшивки до килевой линии и далее налево. Проплыв в этом направлении всего несколько ярдов, он резко притормозил, пораженный увиденным. Скрытая до поры в тени нависающего рифа, взору его открылась длинная рваная пробоина. Около ярда шириной, она протянулась футов на двадцать вплоть до самого форштевня. Восторженный свист в наушниках заставил его вздрогнуть от неожиданности. Джордино завис над ним, обозревая распоротое днище критическим взглядом.

— Эк его угораздило! — подивился он. — Точь-в-точь как «Титаник». Только тот на айсберг напоролся, а этот бедолага-мару — на коралловый риф.

— У меня такое ощущение, что японцы намеревались выброситься на берег, — задумчиво произнес Дирк, — Им просто не повезло нарваться на риф в полумиле от острова.

— Спасались от тайфуна? — предположил Ал.

— Или спасались бегством от рейдеров союзников. От Бохоля рукой подать до Лейте, близ которого, если не забыл, японский флот в тысяча девятьсот сорок четвертом потерпел сокрушительное поражение.

Филиппины были самым лакомым кусочком недвижимости в тихоокеанской зоне боевых действий, за обладание которым с самого начала войны развернулась ожесточенная борьба, длившаяся несколько лет с переменным успехом. Более шестидесяти тысяч американцев отдали свои жизни, сначала обороняя, а затем отвоевывая у японцев острова архипелага. Мало кто вспоминает в наши дни эту печальную статистику, хотя США тогда понесли больше потерь, чем за всю войну во Вьетнаме. Окрыленные успешной атакой на Пирл-Харбор, японцы незамедлительно высадились близ Манилы и в кратчайшие сроки вышибли американские и филиппинские войска с Лусона, Коррехидора и Батаана. После эвакуации, больше похожей на паническое бегство, группировки под командованием генерала Макартура началась оккупация, растянувшаяся на три долгих года. Лишь в октябре сорок четвертого успехи союзников в тихоокеанском регионе позволили американцам высадить десант и захватить важный в стратегическом отношении остров Лейте, находящийся в какой-то сотне миль от Панглао.

Провинция Лейте и примыкающий к ней залив с одноименным названием стали ареной одного из самых кровопролитных и ожесточенных сражений Второй мировой войны, разыгравшегося на земле, на воде и в воздухе. Не прошло и нескольких дней после высадки Макартура на Лейте, как туда подоспел императорский флот. Японские корабли ловким маневром рассекли американские военно-морские силы поддержки и принялись колошматить их по отдельности. В той битве Седьмой флот был на волоске от полного уничтожения, однако поражение в конечном итоге потерпели все же японцы, потерявшие четыре авианосца и три линкора, включая «Мусаси», один из крупнейших в мире броненосцев. Оправиться от таких колоссальных потерь они уже не смогли и лишились даже того сомнительного паритета, который как-то умудрялись поддерживать. Не прошло и года, как японская военная машина оказалась окончательно сломлена.

Фарватеры традиционных морских путей в окрестностях южных островов архипелага — Бохоля, Лейте, Самара, Минданао и других, — после этого сражения устилали затонувшие грузовые, транспортные и военные корабли обеих сторон. Питт нисколько не удивился бы, узнав, что обнаруженное ими судно имеет отношение к событиям той эпохи. Рваная прореха вдоль киля служила достаточной отправной точкой, чтобы мысленно воссоздать картину случившегося более шестидесяти лет назад.

Питт словно воочию увидел перед глазами пыхтящий из последних сил грузовоз под японским флагом, за кормой которого уже маячит стремительно нагоняющий его морской охотник под звездно-полосатым. Капитан мечется по мостику, заламывая руки, и решается на рискованный шаг: выброситься на берег близлежащего острова в отчаянной попытке спасти хотя бы груз и команду. Отдает приказ рулевому, судно разворачивается и… на полном ходу налетает на подводный риф. В зияющую пробоину хлещет вода, в считаные мгновения заполняющая носовые трюмы. Грузовоз клюет носом, ныряет в расщелину, идет ко дну, отбрасываемый, как мячик для пинг-понга, от стенки к стенке, и, наконец, застревает в сужении с огромным креном на левый борт. Капитан так и не сумел спасти ни судно, ни команду, ни груз, мирно пролежавший в затопленном трюме долгие десятилетия, прежде чем заявить о себе самым неожиданным образом.

— Сдается мне, что нам с тобой все-таки выпал джек-пот, — натянуто произнес Джордино.

Питт повернул голову. Затянутая в перчатку рука итальянца указывала не на пробоину, а на примыкающий к ней участок кораллового рифа. Куда-то подевались ярко-красные, изумрудные, розовые и ультрамариновые переливы, ласкающие взор и поражающие воображение, сменившись однотонным грязно-белым окрасом, покрывающим стену гигантским развернутым веером. Питт машинально отметил, что поблизости не видать ни одной рыбешки, живой или мертвой.

— Ни хрена себе отбеливатель! — только и смог он выговорить, глядя на мириады крошечных коралловых полипов, безжалостно умерщвленных скрытым в трюме мышьяком-убийцей.

Включив ручной фонарик, привязанный к компенсатору плавучести, Питт осторожно заплыл в пробоину, стараясь не зацепиться за зазубренные края. Тонкий луч, направляемый в разные стороны, скользил по переборкам, выхватывая из темноты отдельные детали. Нижний носовой отсек оказался пустым, если не считать груды ржавых якорных цепей в углу.

Нырнувший следом итальянец догнал Питта у задней переборки; тот методично высвечивал фонариком стальную стенку, отделяющую отсек от правого носового трюма. Искомое обнаружилось на стыке: заклепки одного из металлических листов не выдержали столкновения, и он выпал, в результате чего в верхней горизонтальной плоскости образовалось окно шириной в несколько футов.

Питт первым поднялся до уровня проема. Осторожно высунул голову и поднял над ней руку с фонариком. Внезапно световой луч уперся в чей-то огромный мутный глаз, и Питт чуть не заорал от неожиданности, но вовремя успел сообразить, что это всего лишь групер. Здоровенный морской окунь фунтов пятидесяти весом дрейфовал в нескольких дюймах от его шлема, оттопырив брюшной плавник параллельно струйке пузырьков воздуха, выдыхаемого аквалангистом. Питт оттолкнул дохлую рыбину, заслонявшую обзор, и вторично, с интервалом в несколько секунд, едва удержался от крика. Кучками и по отдельности, сложенные штабелями и разбросанные по углам, как яйца в курятнике, его окружали сотни, если не тысячи изъеденных коррозией артиллерийских снарядов. Эти стопятимиллиметровые сорокафунтовые монстрики были боеприпасами для полевых орудий среднего калибра в сухопутных войсках императорской армии.

— Сувениры для генерала Макартура и его солдат на долгую память о визите на Филиппины? — осведомился всплывший рядом Джордино.

Питт молча кивнул и вытащил пластиковый мешок, а сообразительный итальянец загрузил в него снаряд, судя по внешнему виду, сохранившийся лучше других. Упаковав находку, друзья приступили к более детальному осмотру. На этот раз Джордино отыскал самый проржавевший, по его мнению, и осторожно приподнял на несколько дюймов. К удивлению обоих, из стыка боеголовки со стаканом гильзы начала сочиться бурая маслянистая жидкость.

— Надо же, первый раз вижу артиллерийский снаряд с такой начинкой, — флегматично заметил итальянец и с удвоенной осторожностью вернул его на место.

— Не думаю, что это обычные боеприпасы, — покачал головой Питт, обратив внимание на маслянисто поблескивающую лужу, разлившуюся вокруг ближнего штабеля, — Давай-ка мы с тобой на этом прервемся и вернемся на борт. Пускай эту штуку проверят в лаборатории — возможно, что-нибудь прояснится.

Зажав под мышкой, как заправский футболист, увесистый сверток, он нырнул в проем головой вперед и через несколько секунд оставил за спиной зловещее чрево трюма, вновь очутившись в привычном и почти родном, пронизанном солнечными лучами подводном мире.

Питт не сомневался, что найденные боеприпасы — печальное наследие Второй мировой, но при чем тут мышьяк, мог только догадываться. Спору нет, японцы всегда славились своей изобретательностью в усовершенствовании старых и разработке новых видов оружия, так что теоретически могли и мышьяк использовать для пополнения арсенала. Потеря Филиппин, по сути, означала для них проигрыш всей войны, поэтому они были готовы пойти на любые крайности, чтобы их удержать. Даже на применение химического оружия.

Благополучно доставив на поверхность таинственный снаряд, Питт испытал странное чувство облегчения. Смертоносный груз, много лет назад уложенный в трюмы затонувшего транспорта, так и не достиг места назначения. И слава богу, потому что никто не знает, сколько жизней мог он унести, примененный на полях сражений.

Часть вторая ХИМЕРА

4 июля 2007 года

Остров Кьёдондо, Южная Корея

14

Пятидесятипятиметровая яхта со стальным корпусом, сошедшая со стапелей знаменитой судостроительной компании «Бенетти», производила впечатление даже по заоблачным стандартам завсегдатаев казино в Монте-Карло. Построенная в Италии по индивидуальному проекту, она была настоящей красавицей. Интерьеры и внутренняя отделка поражали изысканной роскошью. Полы из розового мрамора устилали персидские ковры ручной работы. Каюты и салоны украшали китайский нефрит, антикварный фарфор и самая большая в мире коллекция полотен Ханса Мемлинга, фламандского живописца пятнадцатого века, сообщая им отпечаток эклектичности и аристократической элегантности. Выдержанный в более консервативном стиле, экстерьер тоже радовал взор каштановой с белым окраской корпуса и надстроек, сияющей медью поручней и иллюминаторов с тонированными стеклами и верхней палубой из тиковых досок. В результате получилось довольно эффектное и в то же время гармоничное сочетание старосветского шарма с современным дизайном и новейшими технологиями. Поглазеть на рассекающую по реке Ханган чудо-яхту собирались толпы зевак как в самом Сеуле, так и за его пределами. Для любого из причисляющих себя к светскому обществу приглашение на борт означало признание его действительной значимости и давало неоценимую возможность пообщаться с хозяином, слывущим личностью загадочной и непредсказуемой.

Дэ Юн Кан заслуженно считался одним из лидеров элиты южнокорейских деловых и индустриальных кругов, имея свой интерес едва ли не во всех отраслях промышленности, транспорта, связи и банковского дела. Мало что было известно о детстве, юности и молодых годах преуспевающего бизнесмена; первые достоверные сведения о нем относятся к периоду экономического бума восьмидесятых, когда Кан возглавил средней руки провинциальную строительную компанию, испытывавшую к тому же определенные финансовые затруднения. Но стоило ему взять бразды правления в свои руки, как все изменилось, словно по мановению волшебной палочки. Всего за пару лет он превратил никому не известную фирмочку в гигантскую корпорацию «Пак-Ман», которая поглотила массу прежде самостоятельных компаний и предприятий, имевших отношение к самым различным сферам деятельности: морским перевозкам, электронике, производству полупроводников, телекоммуникациям и многому другому. Не брезговавший самыми грязными методами — от подкупа и шантажа до насильственного захвата, — Кан всегда наносил молниеносный удар в точно выверенный момент, неизменно заставая врасплох владельцев и руководство приглянувшейся ему фирмы. Венцом его предпринимательской деятельности стало объединение всей этой разномастной мелочи под зонтиком «Кан энтерпрайзиз» — финансово-промышленной империи, которой он владел и управлял единолично. Свысока относясь к общественному мнению, он часто появлялся на публике, где встречался и заключал сделки с высокопоставленными политиками и крупными бизнесменами, что нередко приводило к появлению его имени в списках членов совета директоров ведущих компаний страны и способствовало дальнейшему усилению его влияния.

Пятидесятилетний холостяк и обладатель баснословного состояния, Кан тем не менее не только не выставлял напоказ, но и тщательно скрывал все, что касалось его личной жизни. Большую часть свободного времени он проводил в своем поместье на Кьёдондо — покрытом горами и пышной растительностью живописном островке близ устья Хангана на западном побережье Кореи. Если верить немногим счастливчикам, удостоившимся чести посетить магната в его островной резиденции, Кан на досуге занимался в основном своими конюшнями, где выращивал чистокровных лошадей австрийской породы, и оттачиванием своего мастерства на полях для гольфа.

Но была в его жизни тайна, охранявшаяся куда более тщательно, чем сравнительно невинные пристрастия вроде гольфа, коневодства и даже не совсем законного присвоения чужих предприятий. Тайна, раскрытие которой повергло бы в шок самых прожженных дельцов и самых бессовестных и продажных чиновников из числа тех, кто мнил себя деловыми партнерами и политическими покровителями миллиардера. В течение двадцати пяти лет Дэ Юн Кан был агентом влияния Корейской Народно-Демократической Республики, более известной остальному миру под названием Северная Корея.

Кан родился в провинции Хванхэ вскоре после окончания корейской войны. В трехлетнем возрасте он потерял родителей, погибших в железнодорожной катастрофе, в которой, как водится, обвинили южнокорейских диверсантов. Малыша усыновил дядя по материнской линии — один из основателей Трудовой партии Кореи, созданной в 1945 году. В годы Второй мировой дядя сражался против японцев в составе партизанских бригад, базировавшихся на территории Советского Союза и возглавляемых Ким Ир Сеном. Когда тот пришел к власти, старый друг и соратник не был забыт и получил свой кусок пирога. Последовательно занимая ряд ответственных провинциальных постов, он постепенно поднялся до правительственных сфер и стал членом Центрального комитета партии — высшего органа власти, контролирующего всё и вся в стране.

Благодаря возвышению приемного отца, воспитанный с малых лет в духе коммунистических и псевдодемократических идей и принципов, провозглашаемых программой ТПК, Кан получил самое лучшее образование, какое только можно было получить в государственных средних и высших учебных заведениях. Заметно выделяясь среди сверстников своими способностями, он блестяще закончил университет и — опять же с дядиной подачи — прошел курс обучения в спецшколе внешней разведки.

Хладнокровный, хитрый, безжалостный, обладающий ярко выраженными задатками прирожденного лидера и острым аналитическим умом, молодой, но подающий большие надежды агент в возрасте двадцати двух лет был переправлен в Южную Корею, где успешно легализовался и начал делать карьеру. Нанявшись простым рабочим в строительную компанию, он пустил в ход врожденные и приобретенные навыки и в короткий срок дослужился до бригадира. Затем организовал ряд «несчастных случаев», жертвами которых стали президент компании и несколько руководителей пониже рангом. Остальное было делом техники. Поддельные доверенности на право управления и распоряжения собственностью покойных менеджеров позволили Кану сосредоточить в своих руках единоличный контроль над фирмой всего через два года после внедрения. Тщательно разработанные инструкции и регулярные финансовые вливания из Пхеньяна помогли молодому предпринимателю с коммунистическим мировоззрением совершить тот стремительный взлет, о котором уже упоминалось. Нахапал он много, очень много, но хапал не без разбора, учитывая, прежде всего, интересы своих северокорейских хозяев. Приобретенные Каном прочные позиции в сфере производства и эксплуатации телекоммуникационных линий открыли ему доступ к западным технологиям и системам связи. В Министерстве обороны и Генштабе КНДР по достоинству оценили это достижение. Тайно производимые на его предприятиях микрочипы предназначались для электронной начинки северокорейских ракет ближнего радиуса действия. Принадлежащий «Кан энтерпрайзиз» грузовой флот с одинаковым успехом занимался как легальными, так и контрабандными перевозками, исправно пополняя арсеналы северян новейшими оборонными технологиями и образцами оружия. Большую часть получаемой прибыли Кан честно отправлял на родину в виде контрабандных поставок оружия, стратегического сырья и тех же технологий, а оставшиеся деньги шли на подкуп политиков и чиновников, распределяющих государственные контракты, и удушение рискнувших бросить ему вызов конкурентов. Но баснословное богатство, роскошные яхты, великолепные дворцы и лидирующее положение «Кан энтерпрайзиз» в южнокорейской экономике были лишь второстепенными вехами на пути достижения ГЛАВНОЙ цели, намеченной много лет назад в Пхеньяне его шефами и наставниками. В двух словах поставленная перед ним задача заключалась во всемерном содействии процессу объединения Северной и Южной Кореи, но непременно на выдвинутых КНДР условиях.

* * *

Изящный корпус яхты с приглушенными двигателями беззвучно втянулся в узкий проход, ведущий в потаенную бухту в глубине острова. Выйдя из горловины, «Бенетти» увеличила ход и помчалась стрелой по спокойной глади лагуны к желтеющему на противоположном берегу плавучему доку. Подведя к нему судно почти вплотную и одновременно сбросив газ, рулевой заложил крутой вираж и впритирку пришвартовал яхту к высокому деревянному причалу. Двое в черной униформе подхватили носовые и кормовые чалки, не дожидаясь окончательной остановки. Они обмотали концы вокруг швартовочных кнехтов и сноровисто выкатили на причал сходни на платформе; верхняя ступенька передвижного трапа сошлась вровень с кромкой борта.

Распахнулась дверь, и на палубу вышли трое мужчин с серыми землистыми лицами, одетые в одинаковые темно-синие деловые костюмы. Они гуськом сошли по сходням на пирс, почтительно косясь на величественный замок, венчавший одну из прибрежных скал, что вертикальной стеной возвышалась над берегом лагуны. Колоссальных размеров здание окружали толстые каменные стены, органично сливающиеся с гранитным основанием и словно вырастающие из него. Именно они придавали ему облик европейской феодальной крепости, но при ближайшем рассмотрении в архитектурном стиле и дизайне постройки легко обнаруживались азиатские корни. Замковый комплекс размещался на высоте двухсот футов над уровнем моря, а вела к нему довольно крутая лестница из вырубленных в камне ступеней. Трое новоприбывших не преминули также обратить внимание на двенадцатифутовую стену, начинающуюся от самой воды и надежно перекрывающую все подходы со стороны суши к лестнице и дебаркадеру. Очевидно, владелец здешних угодий не жалел ни сил, ни денег для обеспечения безопасности. Молчаливый охранник с автоматом на плече служил лишним тому подтверждением.

Сойдя на берег, люди в синих костюмах уверенно зашагали в дальний конец причала; почти в тот же миг отворилась дверь деревянной будки, и навстречу гостям вышел сам хозяин, чтобы лично их приветствовать. Никто не решился бы оспаривать непреложный факт, что выглядел Дэ Юн Кан не только весьма импозантно, но и более чем внушительно. Шести футов ростом и около двухсот фунтов[334]весом, по корейским меркам он считался очень крупным мужчиной. Но самыми примечательными в его внешности были жесткое, волевое лицо и колючий, пронизывающий взгляд. Казалось, он мог проткнуть им человека насквозь, а при определенных обстоятельствах и вовсе разрезать пополам. Широкая, располагающая улыбка — насквозь фальшивая, но внешне убедительная благодаря постоянным тренировкам перед зеркалом, — не раз помогала ему преодолеть барьер подозрительности и завоевать доверие собеседника. В то же время во всем его облике и манере поведения постоянно ощущался холодок высокомерной отчужденности и снисходительного презрения к окружающим. На всех, кто попадал в круг его общения, Кан производил впечатление человека, привыкшего к власти и умеющего без колебаний применить ее в случае необходимости.

— Добро пожаловать, господа, — церемонно произнес магнат бархатным голосом. — Надеюсь, прогулка по реке от Сеула до моей скромной обители доставила вам удовольствие?

Трое лидеров фракций различных партий, представленных в Национальной ассамблее, синхронно кивнули. Старший из депутатов, лысеющий пожилой толстяк по имени Юн Нок Ри, взял на себя смелость выразить общее мнение:

— Любая прогулка на вашей замечательной яхте, господин Кан, доставляет невыразимое удовольствие.

— Да, мне тоже больше нравится добираться до столицы по воде, — понимающе кивнул хозяин, ничуть не покривив душой; долететь до Сеула на личном вертолете можно было гораздо быстрее, но путешествия по воздуху наводили на него скуку и быстро утомляли, — Туда, пожалуйста, — жестом указал он на неприметное сооружение, притулившееся к подножию скалы.

Гости послушно проследовали в указанном направлении, без проволочек миновали пост охраны и углубились в узкий туннель, ведущий к поджидающей их кабине лифта, шахту которого вырубили в толще скального основания. Пока лифт возносил их наверх, пассажиры наперебой восхищались украшающим заднюю стенку старинным гобеленом с изображением тигра в прыжке. Но вот кабина остановилась, створки раздвинулись, и они очутились в просторной столовой, богато декорированной в восточном стиле. Элегантный стол красного дерева стоял у огромного — от пола до потолка, — зеркального окна, из которого открывалась захватывающая дух панорама устья Хангана. По бесчисленным протокам дельты воды великой реки изливались в Желтое море. Залив и русло пестрели лодками и сампанами; рыбаки с уловом и мелкие торговцы с товаром на борту спешили в Сеул. Большинство мелких судов, от греха подальше, держались южного берега — пресловутая демаркационная линия проходила по середине реки.

— Необыкновенный вид, господин Кан! — восторженно воскликнул самый высокий из депутатов, которого звали Вон Хо.

— И я его люблю, потому что отсюда видны обе наши многострадальные страны, — немедленно откликнулся хозяин, — Присаживайтесь, прошу вас, — указал он гостеприимным жестом на мягкие кожаные кресла и первым занял место во главе стола, хотя на него и так никто не посмел бы посягнуть.

Слуги в одинаковой униформе принялись уставлять стол бутылками марочных вин и блюдами с деликатесными кушаньями. Гости в ожидании начала трапезы вели неторопливую светскую беседу. Как и следовало ожидать, разговор чуть ли не с первых минут зашел о политике и прервался лишь после того, как подали главное блюдо: свинину по-корейски, замаринованную в чесночном соусе со специями и запеченную в духовке. К божественному аромату жареного мяса примешивался пряный дух овощей в маринаде, поданных в качестве гарнира. Кан во время обеда усердно потчевал гостей, то и дело предлагая попробовать какое-нибудь особенно изысканное блюдо или продегустировать редкий сорт вина с неповторимым букетом. Даже за столом он не изменил своей излюбленной тактике: вонзить нож в спину, когда жертва меньше всего к этому готова. Терпеливо дождавшись, пока падкие на халяву политиканы ублажат свои утробы и разомлеют, он только тогда нанес точный и до миллиметра просчитанный удар.

— Господа депутаты, настала пора кардинально изменить подход к столь важному и святому делу, как объединение наших государств, — начал Кан, говоря нарочито медленно и тяжеловесно роняя слова для пущего эффекта, — Что ему препятствует? Да ничего, если взглянуть на это объективно и беспристрастно. У нас с нашими северными братьями общий язык, общая культура, общие корни, общее мировоззрение. Как кореец и патриот своей страны, я желаю этого всей душой. Как бизнесмен, я вижу головокружительные перспективы, которые откроются перед объединенной, обновленной и экономически развитой Кореей на мировой арене. Давно уже не существует угрозы агрессии со стороны Китая или Америки, которой столько лет запугивали корейцев по обе стороны демаркационной линии. Запугивали и беззастенчиво использовали в качестве пешек в политических играх между супердержавами. Давно пора раскрыть глаза и трезво взглянуть на вещи. Давно пора перестать действовать по чужой указке и в чужих интересах. Давно пора избавиться от иностранного влияния и присутствия и начать заниматься тем, что полезно и выгодно Корее, а не США, Китаю, России или кому-то еще. Наша сила в единстве, и мы просто обязаны максимально эффективно использовать открывающиеся в настоящий момент возможности.

— Мы тоже всем сердцем и душой за объединение, господин Кан, — заговорил младший из депутатов Ким, немного нервничающий субтильный молодой человек лет двадцати пяти, — но авторитарный режим, милитаризованная экономика и многочисленная армия Северной Кореи — слишком весомые факторы, чтобы их игнорировать.

Хозяин небрежным жестом отмел аргументы Кима и перешел в наступление:

— Как вам известно, господа, недавно я посетил КНДР и проехал по всей стране в составе инспекционной комиссии под эгидой Министерства объединения. Их экономика находится в удручающем состоянии, повсеместно наблюдается хронический недостаток продуктов питания и товаров первой необходимости. Экономический спад затронул и вооруженные силы. В тех воинских частях, где мы побывали, солдаты ходят оборванные и полуголодные, их боевой и моральный дух чрезвычайно низок, — хладнокровно солгал Кан.

— Искренне сочувствую их проблемам, — покачал головой Вон Хо, — но неужели вы действительно считаете, что объединение пойдет на пользу нашей экономике?

— Население северных провинций — практически неисчерпаемый и легкодоступный источник рабочей силы, — уверенно парировал Кан, — Мы сразу выдвинемся на ведущие позиции на мировых рынках благодаря резкому снижению производственных затрат. Результаты компьютерного прогнозирования сулят, не скрою, значительный рост прибыльности предприятий «Кан энтерпрайзиз», но и другие, уверен, внакладе не останутся. Добавьте к этому девственную и никем еще не паханную целину новых рынков сбыта южнокорейских товаров объемом в десятки миллионов потребителей, и вам станет ясно, что ни о каком ущербе нашей экономике не может быть и речи. Напротив, объединение позволит ей совершить гигантский скачок и выйти на передовые позиции в мире.

— Но каким образом вы предлагаете преодолеть неуступчивость северян, не желающих продолжать переговоры, пока не будут выполнены поставленные ими условия? — не без иронии в голосе осведомился Вон Хо.

— Вот именно! — поддержал коллегу Ким. — Они неоднократно заявляли, что не станут возвращаться к обсуждению вопроса об объединении, пока американские войска не покинут территорию нашей страны.

— Как раз об этом я и думал, когда пригласил вас сюда, уважаемые депутаты, — невозмутимо ответил Кан. — Пригласил, чтобы обратиться с просьбой поддержать внесенную на днях на рассмотрение Национальной ассамблеи резолюцию с требованием незамедлительного вывода из Республики Южная Корея всех воинских соединений и военных баз Соединенных Штатов.

За столом образовалась томительная пауза, во время которой гости лихорадочно осмысливали ошеломительное заявление хозяина. Они понимали, разумеется, что их пригласили в замок и накормили великолепным обедом не за красивые глазки, а в расчете на ответные услуги, но предполагали, что речь пойдет о налоговых льготах или новых заказах для возглавляемой Каном корпорации. И уж, конечно, никак не ожидали, что тот потребует от них столь рискованных действий, грозящих крахом их политической карьеры. Первым пришел в себя старший и самый опытный из депутатов — Ри. Деликатно откашлявшись, он заговорил:

— Насколько мне известно, уважаемый господин Кан, вышеупомянутая резолюция внесена радикалами, имеющими в Ассамблее незначительное меньшинство. Сильно сомневаюсь, что она вообще будет принята к рассмотрению.

— Не будет, — согласился магнат, — если вы трое не выскажетесь «за».

— Но… Но это неслыханно! — запинаясь, пролепетал Ким. — Разве можно открыто призывать к ослаблению нашей обороноспособности в то время как Северная Корея продолжает вкладывать все ресурсы в наращивание своего военного потенциала?

— Еще как можно, — заверил его Кан, — И вы это сделаете. В связи со зверским убийством корейской девочки американским военнослужащим в обществе, как никогда, обострились антиамериканские настроения. Вам необходимо всего лишь направить в нужное русло волну народного возмущения, чтобы заставить президента действовать, не дожидаясь, пока она схлынет.

— Но американские войска — единственная гарантия нашей безопасности! Тридцатипятитысячный контингент стоит на страже северной границы. И что с ней будет, если они уйдут? — гнул свое Ким.

— Подумайте лучше, что будет с вами, — прошипел Кан, лицо которого перекосило злобной гримасой. — Или мне напомнить, сколько я заплатил и кого убрал с дороги, чтобы обеспечить вам занимаемое ныне положение? — Глаза его зловеще полыхнули едва сдерживаемой яростью.

Ри и Вон Хо, испуганно съежившиеся в своих креслах, только кивали, как китайские болванчики, куда лучше молодого парламентария представляя, что с ними станется, если сведения такого рода просочатся в СМИ.

— Да, господин, мы сделаем это, — уныло пообещал Вон Хо, а старый Ри молча склонил голову, выражая свою покорность воле хозяина.

На Кима, однако, гнев и завуалированная угроза магната не произвели ожидаемого воздействия. Упрямо вскинув голову, строптивый депутат окинул презрительным взглядом мягкотелых коллег, брезгливо поморщился и заявил твердым голосом:

— Мне очень жаль, господин Кан, но я не считаю возможным ставить нашу родину на грань новой гражданской войны и не стану выступать в поддержку этой резолюции.

Воцарившуюся в зале гробовую тишину нарушило возвращение слуг, явившихся очистить стол и унести грязную посуду. Кан наклонился вперед и что-то прошептал на ухо одному из лакеев. Тот молча кивнул и быстрым шагом направился на кухню. Секунд через десять в столовую вошли двое вооруженных охранников в черном. Ни слова не говоря, они подошли с двух сторон к креслу Кима, подхватили его под мышки и синхронным движением выдернули из-за стола.

— Что это значит, Кан?! — возмущенно закричал депутат.

— Это значит, что я не намерен больше терпеть ваши идиотские выходки, — холодно ответил миллиардер и подал знак замершим в ожидании головорезам. Те моментально ожили и поволокли ничего не понимающего и упирающегося Кима на балконную галерею, опоясывающую замок полукольцом на высоте двухсот футов. Грубо прижатый грудью к балюстраде, парламентарий тщетно пытался разорвать железную хватку профессионалов, к тому же намного превосходивших его физической силой. Отчаявшись, он принялся осыпать их нецензурной бранью, но охранники продолжали делать свое дело, не обращая внимания на угрозы и посулы. Дружно хекнув, они рывком вздернули извивающееся тело и перевалили его через ограждение.

Ри и Вон Хо, содрогаясь от ужаса, вслушивались в удаляющийся вопль теперь уже бывшего коллеги. Глухой удар и оборвавшийся крик они восприняли внешне спокойно, и только окаменевшие лица и судорожно сжатые кулаки выдавали их душевное состояние. Отпив глоток вина из бокала, Кан отдал приказ вернувшимся в зал охранникам:

— Заберите тело и доставьте в Сеул. Оставьте на малолюдной улице где-нибудь рядом с его домом и позаботьтесь, чтобы оно выглядело, как жертва автомобильного наезда.

Как только они удалились, хозяин снова нацепил дежурную улыбку и с ледяной любезностью обратился к оставшимся вдвоем гостям:

— Полагаю, господа, вы не откажетесь составить мне компанию за десертом?

* * *

Стоя у окна столовой, Кан, скривив губы в злорадной усмешке, наблюдал, как суетятся и торопятся поскорее подняться на борт достопочтенные Юн Нок Ри и Вон Хо. Тело Кима, завернутое в коричневое одеяло, бесцеремонно швырнули на кормовую палубу и накрыли брезентом. Боязливо косясь на останки безвременно почившего собрата, оба депутата поспешно спустились вниз и заперлись в своих каютах. Убедившись, что яхта отчалила и отправилась в пятидесятимильный путь вверх по реке до Сеула, Кан отвернулся от окна и вопросительно посмотрел на только что вошедшего в зал мужчину. Тощий, нескладный, с сальными черными волосами и неестественно бледной кожей, месяцами не видевшей солнечного света, он был одет в потертый синий костюм с давно вышедшим из моды галстуком и, как ни странно, белоснежную, накрахмаленную и безупречно отутюженную рубашку. Свой неряшливый вид и небрежность в подборе одежды первый помощник Кана по административной части с лихвой компенсировал изворотливостью, деловой хваткой и высочайшей компетентностью.

— Как прошла встреча? Успешно? — поинтересовался он нарочито безразличным тоном с едва заметным оттенком подобострастия.

— Я доволен, Кван. Ри и Вон Хо сделают все от них зависящее, чтобы протолкнуть в Ассамблее нашу резолюцию о выводе американских войск. К сожалению, Кима пришлось ликвидировать, но у меня не было выбора: он ясно дал понять, что не намерен безропотно подчиняться. Надеюсь, его смерть послужит полезным уроком для остальных.

— Разумное решение, — одобрил помощник. — Кстати, господин, к вечеру ожидается прибытие курьера из Йонана. Он должен забрать экспериментальный образец нового чипа для самонаводящихся ракет, недавно прошедшего контрольные испытания на нашем заводе по производству полупроводников. У вас будет для него какое-нибудь послание?

Вынужденная сложность каналов связи Кана с его шефами была чем-то сродни проблемам иностранной дипломатической миссии в недружественной стране. Для передачи особо важной информации, технологий и запрещенных к вывозу товаров и изделий с Юга на Север приходилось прибегать к услугам специальных курьеров. Хотя Интернет давно окрестили лучшим другом шпионов, способов переслать по Сети даже крошечный микрочип, не говоря уже о более габаритных вещах, до сих пор не придумано. Поэтому пожилой рыбак в раздолбанном сампане, на котором не задержится взор пограничника или таможенника, по-прежнему остается для агента-курьера идеальной личиной, под которой легче всего пересечь в сумерках демаркационную линию и незаметно пристать к берегу затерянной в глубине острова Кьёдондо лагуны.

— Да, мы можем доложить, что резолюция в любом случае будет вынесена на голосование в ближайшие несколько недель, и мы приложим максимум усилий, чтобы депутаты Ассамблеи одобрили ее большинством голосов. Некоторые успехи в этом направлении уже достигнуты. Набирают размах организованные студенческие выступления, а подконтрольные нам СМИ позаботятся о том, чтобы искусственно подогревать интерес публики к убийству юной соотечественницы извергом и садистом в американской форме вплоть до дня голосования, — Кан хищно осклабился. — Можно также добавить, что наши экстерриториальные программы успешно претворяются в жизнь в соответствии с разработанным планом. Вопрос только в том, успеем ли мы завершить к намеченному сроку проект «Химера», который должен нанести американцам максимальный ущерб и минимизировать их противодействие, если резолюция будет принята. Каковы последние новости из биохимической лаборатории?

— Многообещающие, — лаконично ответил Кван. — Если подробнее, то аналитическая группа закончила обработку данных, собранных на Алеутских островах, и пришла к выводу, что перенесенный воздушным путем вирус сохраняет жизнеспособность в течение достаточно долгого периода времени. Кроме того, экспериментальным путем установлено, что модель распылителя, запущенная с помощью модели ракеты-носителя, рассеивает вирус на большей площади, чем предусматривалось расчетами. Инженерная группа заверяет, что уже функционирующая полномасштабная система полностью удовлетворяет всем требованиям.

— Все это замечательно, —вздохнул магнат, — но лишь в том случае, если мы успеем синтезировать вирус в достаточном объеме. Ужасно жаль, что на борту И-403 нашлась всего одна целая авиабомба.

— Увы, не повезло. К тому же значительная часть добытого вируса была использована для тестирования на Алеутских островах, так что исходного биоматериала для выращивания в лабораторных условиях осталось не так уж много. Доктор Саргов доложил мне, что понадобится не менее трех месяцев, чтобы получить необходимое количество. В связи с этим мы просим вас запросить санкцию на проведение операции по поиску второй субмарины с аналогичным грузом.

— Не ожидал, честно говоря, что так повернется, — заметил Кан, мысленно представив лежащую на дне океана подводную лодку с развороченным снарядами и глубинными бомбами корпусом, — Вовремя наши разведчики раскопали, что японцы отправили к берегам Америки не одну, а две субмарины с биологическим оружием на борту. Как скоро вы планируете завершить операцию?

— Я уже отправил группу водолазов на спасательном судне в Йокогаму за взятой напрокат мини-подлодкой и другим оборудованием для подводных работ. Пока все загрузят, пока доберутся до места… — Кван помолчал, что-то прикидывая в уме, потом снова заговорил: — Кладем еще пару дней на поиск и дня три-четыре на подъем карго. Думаю, дней за десять управятся.

— Тон Ю с ними?

— Нет, он присоединится к команде в Йокогаме. На нем, как всегда, обеспечение безопасности и секретности.

— Отлично, — благосклонно кивнул Кан, довольно потирая руки, — События развиваются именно так, как мы задумывали. Давление на американцев со стороны корейской общественности очень скоро заставит их поджать хвосты, а проект «Химера» нанесет им такой пинок под зад, что они уткнутся носом в собственное дерьмо и думать забудут о какой-то там Корее. А мы тем временем спокойно дождемся вторжения и объединения всей страны под единым флагом и единым руководством. И пусть кто-нибудь попробует нам помешать!

— А вы, господин, — угодливо подхватил Кван, — несомненно, займете в обновленной Корее самое высокое положение, достойное ваших талантов и неоценимого вклада в наше общее дело.

Кан снова подошел к окну и устремил взор на уходящую за горизонт холмистую равнину на северном берегу Хангана. Там была его земля, его родина, во имя и ради которой он лгал, мошенничал, шантажировал, подкупал и убивал, не испытывая ни малейших угрызений совести.

— Пора, давно пора Корее опять стать единой, — прошептал он чуть слышно.

Кван направился к выходу, но на пороге задержался и снова обратился к хозяину:

— Прошу прощения, господин, я забыл поставить вас в известность о некоторых обстоятельствах, имеющих косвенное отношение к проекту «Химера».

— Слушаю тебя, Кван, — насторожился магнат.

— Тот геликоптер, что подбили наши люди в ходе алеутской операции, принадлежал американскому Агентству подводных и морских исследований. Мне доложили, что экипаж вертолета разбился вместе с машиной. О том же сообщалось в СМИ Аляски. Однако наши агенты, наблюдающие за реакцией американцев на результаты тестирования, сообщили, что оба пилота выжили в катастрофе. Один из них занимает в НУМА высокий пост директора департамента специальных проектов. Его имя Дирк Питт, а второго пилота — Джек Далгрен.

— Не стоит обращать внимание на такие мелочи, — равнодушно бросил Кан. — У тебя все?

Кван нервно откашлялся.

— К сожалению, не все, господин. На всякий случай я поручил наблюдателям проследить за пилотами после их возвращения в Сиэтл. И что же? Через два дня они вышли в море на небольшом катере и направились прямиком к месту гибели И-403!

— Что?! — вскинулся, как ужаленный, Кан; жилка у него на лбу налилась кровью и запульсировала, что говорило о крайней степени раздражения, — Этого не может быть! Откуда они могли узнать, чем мы занимаемся?

— Сам ничего не понимаю, господин, — пожал плечами помощник, — Но вот что любопытно: эти двое опытные пловцы и водолазы. Возможно, это простое совпадение и они проводили какие-то археологические или научные изыскания в том же квадрате.

— Возможно. Но мы не имеем права подвергать риску «Химеру». Пусть о них позаботятся, — приказал Кан.

— Будет сделано, господин, — заверил Кван, пятясь спиной к двери. — Я немедленно распоряжусь.

15

Ацтеки, населявшие когда-то территорию современной Мексики, называли ее Великой проказой. Эпидемия разразилась через некоторое время после высадки в 1518 году отряда испанских конкистадоров во главе с Фернандо Кортесом. Некоторые историки считают, правда, что заразу занесли солдаты Нарваэса, еще одного авантюриста той же эпохи и соперника Кортеса. Но кто бы ни был повинен в этом страшном бедствии, последствия его ужасают даже в наши дни. Когда испанцы вошли в столицу империи Монтесумы Теночтитлан[335] после четырехмесячной осады, взорам их открылось кошмарное зрелище. Уложенные штабелями мертвые, разлагающиеся тела заполняли дома и улицы по всему городу. Никто из них не погиб в бою с оружием в руках, все пали жертвами завезенной европейцами и неведомой индейцам инфекции.

Происхождение возбудителя Variola major до сих пор остается загадкой, но эта смертельно опасная болезнь, более известная как оспа, оставила глубокий след в человеческой истории. Хотя первые документальные свидетельства об эпидемиях оспы относятся к временам Древнего Египта, самый большой урон от нее понесло коренное население Америки. Индейцы не знали оспы и не имели против нее никаких иммунных барьеров. Попавший в Новый Свет с каравеллами Христофора Колумба, вирус-убийца почти поголовно истребил аборигенов на островах Вест-Индии, в том числе индейцев-карибов, оказавших столь радушный прием Колумбу и его команде в ходе исторической экспедиции 1492 года.

Тот же вирус, занесенный то ли Кортесом, то ли Нарваэсом, по самым скромным подсчетам ополовинил население Теночтитлана, составлявшее в 1521 году более трехсот тысяч человек. Вслед за столицей пандемия охватила всю страну. Счет погибшим перевалил семизначный рубеж. Та же картина наблюдалась и в Южной Америке. Когда Писарро высадился в Перу и начал свой знаменитый поход за золотом инков, оспа уже свирепствовала в тех краях, стирая с лица земли целые племена и опустошая густонаселенные провинции империи Великого Инки Атауальпы. Имея под началом всего две сотни солдат, Писарро никогда бы не смог завоевать такое большое и мощное государство, как Тауантинсуйу,[336] не будь его правители и народ поглощены безуспешной борьбой с распространявшейся, как лесной пожар, эпидемией. Оспа унесла более пяти миллионов жизней, что привело к падению империи инков и краху их цивилизации с уникальной культурой и высочайшим по тем временам уровнем развития науки, архитектуры и искусства.

Краснокожие Северной Америки тоже не обладали иммунитетом к чужеземной заразе. В Новой Англии оспа под корень выкосила многие процветающие и многочисленные племена, чьи названия теперь уже никто не помнит. Среди наррангасетов и массачусетсов в живых осталась десятая часть. Современные ученые подсчитали, что всего за сто лет после первой экспедиции Колумба от разных причин погибло порядка девяноста пяти процентов коренного населения обеих Америк; при этом подавляющее большинство аборигенов стали жертвами оспы.

Справедливости ради заметим, что вирус-убийца с одинаковой безнаказанностью хозяйничал на всех континентах. В Европе, к примеру, эпидемические вспышки оспы возникали вплоть до конца восемнадцатого века, каждый раз унося тысячи и тысячи жизней и навсегда обезображивая лица выживших. Кому из военачальников пришла в голову эта дьявольская мысль, можно только гадать, но достоверно известно, что в 1760 году некоторые воинственные племена североамериканских индейцев получили от англичан щедрые дары, в том числе одеяла, которыми укрывались в госпиталях и лазаретах заболевшие оспой солдаты и офицеры британской армии. Ту же тактику англичане применяли против белых американцев в ходе Войны за независимость.

Первые примитивные методы вакцинации от оспы появились в Европе во второй половине восемнадцатого века. Сыворотку из крови переболевших так называемой коровьей оспой животных, содержавшую вирус с ослабленными свойствами, прививали людям. Однако даже самые эффективные вакцины и сыворотки, созданные в медицинских лабораториях в позднейшие времена, позволяли осуществить лишь ограниченный контроль за распространением этого заболевания, что привело к введению всеобщей вакцинации в США и других странах. Только в 1977 году Всемирная организация здравоохранения объявила об окончательной победе над оспой, и обязательные прививки были отменены. За исключением незначительного количества зараженного вирусом биоматериала в научно-исследовательском центре ЦКЭ и неизвестно какого объема в российских хранилищах бактериологического оружия, созданного еще до распада СССР, все остальные мировые запасы вирусосодержащих препаратов были уничтожены. К началу нового тысячелетия об оспе успели прочно забыть, поэтому террористическая атака с применением биологического оружия на основе ее возбудителя могла привести к очень серьезным последствиям для всего человечества.

* * *

Печально знаменитые и вошедшие в анналы эпидемии оспы мало волновали Ирвина Фаулера, затратившего остаток сил, чтобы доехать до приемного отделения госпиталя, из которого его выпустили несколько дней назад, признав абсолютно здоровым. Сейчас он мечтал лишь о тихой палате и симпатичной сиделке, которая поможет ему справиться с чертовым гриппом невесть какого штамма, так некстати свалившего его с ног. Даже после того, как мимо его каталки с единственной целью просто взглянуть на необычного пациента продефилировал добрый взвод медицинских светил; даже после того, как его поместили в карантин, не слушая возражений и уклоняясь от объяснений, Фаулер не заподозрил неладное. Глаза ему открыли два врача в марлевых масках, популярно объяснившие, что у него никакой не грипп, а самая настоящая оспа. Вот тогда он запаниковал по-настоящему. Уже проваливаясь в беспамятство, Ирвин никак не мог отрешиться от двух назойливо вертевшихся в голове вопросов: сумеет ли он обмануть тридцатипроцентную вероятность летального исхода и кто еще мог от него заразиться?

16

— Дирк, у меня очень скверные новости. — Голос Сары дрожал, и даже по телефону несложно было понять, что ей страшно.

— Что с тобой случилось? — встревожился Дирк.

— Не со мной, с Ирвом. Он госпитализирован в Анкоридже с диагнозом оспа. Дирк, я не могу в это поверить!

— Оспа?! Я всегда считал, что такой болезни больше не существует в природе.

— Вообще-то ты прав, с оспой давно покончили. И если врачи не ошиблись, это первый случай в Штатах за последние лет тридцать, если не больше. Пока что медики держат язык за зубами, но в ЦКЭ уже поступил заказ на большую партию вакцины на тот случай, если вспыхнет эпидемия.

— Как он там, держится?

— Состояние критическое, — с трудом выговорила Сара, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, — Все решится в ближайшие два-три дня. Он в карантине, так же, как и трое других, с которыми Ирв близко контактировал.

— Мне очень жаль, что так получилось, но Ирв стреляный воробей и должен выкарабкаться. Как ты думаешь, где и когда он мог подцепить эту заразу?

— Инкубационный период у оспы четырнадцать суток, — припомнила Сара, сглотнув подкативший к горлу комок. — Тогда получается… получается, — повторила она упавшим голосом, — что он был инфицирован либо на Юнаске, либо уже на борту «Глубинного старателя».

— На нашем судне?! — изумился Дирк. — Не может быть!

— Может, не может, какая теперь разница? По времени совпадает, но дело не в этом. Оспа — чрезвычайно заразное заболевание, поэтому необходимо как можно скорее взять анализы у всей команды и изолировать тех, у кого они окажутся положительными.

— А как же вы с Сэнди? Вы ведь тоже с ним общались, жили и работали вместе?

— За нас можешь не беспокоиться. Два года назад всем сотрудникам ЦКЭ были сделаны прививки от оспы в связи с потенциальной угрозой применения террористами биологического оружия на основе ее возбудителя. Ирв тогда был на Аляске в командировке и вакцинацию пройти не успел.

— А можно сделать прививки всем членам экипажа «Старателя»?

— Нет смысла, если они уже инфицированы. Вакцина эффективна только в течение двух суток с момента заражения. Оспа — чудовищная болезнь. Лечить ее бесполезно, исход зависит только от индивидуальных особенностей организма больного. Смертность очень высокая, порядка тридцати процентов.

— Я немедленно свяжусь с капитаном Берчем, — пообещал Питт, — Постараемся сделать все возможное.

— Я вернусь из Спокана сегодня поздно вечером. Если успеете собрать к утру всю команду, готова возложить на себя обязанности судового врача и произвести медосмотр.

— А он не обидится?

— А его я осмотрю в первую очередь. И с пристрастием, поскольку именно он больше всего контактировал с Ирвом. Что же касается обиды, то обижаться тут не на что. Не подвергая сомнению квалификацию вашего замечательного доктора, хочу напомнить, что это я квалифицированный эпидемиолог, а вовсе не он. Соглашайся, пока я не передумала.

— Уже согласился, — поспешно заверил Дирк, — Знаешь, Сара, раз уж ты взялась нас опекать, позволь мне заехать за тобой завтра утром.

— Буду только рада. И вот еще что, Дирк… Я буду молиться, чтобы тебя это не коснулось.

— Можешь не беспокоить небесную канцелярию, — рассмеялся Дирк. — В моей крови столько рома, что ни одна зараза не выживет!

* * *

Дирк связался с Берчем и Лео Дельгадо, ввел обоих в курс дела и с их помощью обзвонил всех членов команды «Глубинного старателя». К всеобщему облегчению, ни один из них не пожаловался на плохое самочувствие и не заметил проявления каких-либо болезненных симптомов. На следующее утро экипаж в полном составе собрался в конференц-зале северо-западного филиала НУМА.

Как было обещано, Дирк Питт заехал за Сарой рано утром на своей новой «игрушке» — коллекционном «крайслере» пятьдесят восьмого года.

— Ой, мамочки, какой он огромный! — восторженно взвизгнула девушка, забираясь в просторный салон сыто урчащего монстра.

— Реликтовый символ «хеви-метал», — ухмыльнулся Дирк, трогая с места.

Команда «Глубинного старателя» тепло приветствовала мисс Мэтсон, как старую знакомую; она же про себя отметила, что эти люди держатся и ведут себя, как члены одной семьи, а не просто сослуживцы и коллеги.

— Я очень рада вновь встретиться с вами, друзья мои, — обратилась она к собравшимся. — Как вам должно быть уже известно, мой напарник Ирв Фаулер, который вместе со мной находился на вашем судне, заболел оспой. Ее возбудитель обладает повышенной вирулентностью и способен распространяться с невероятной скоростью. Поэтому чрезвычайно важно вовремя изолировать всех инфицированных. Я прошу всех хорошенько подумать и вспомнить: после Уналашки, где Ирва, Сэнди и меня высадили на берег, не возникало ли у кого-то из вас таких симптомов, как повышенная температура, мигрень, острые боли в кишечнике, общее недомогание, горячечный бред и появление сыпи на руках и ногах?

Терпеливо выслушав шквал озорных выкриков с места типа: «Здоров, как бык!», «А что такое мигрень?», «С похмелюги тоже считается?» и даже «А что вы делаете сегодня вечером?», Сара приступила к делу. После измерения температуры, взятия крови на анализ и тщательного визуального обследования, она подробно расспрашивала каждого пациента, страшась оставить без внимания малейшие признаки смертельно опасной инфекции. Не избежали этой участи ни капитан Берч, ни Дирк Питт. Завершив осмотр последнего, Сара перевела дух с видимым облегчением.

— Капитан, у троих из ваших подчиненных наблюдаются симптомы респираторного заболевания, — сообщила она Берчу, отведя его в сторону, — Это, скорее всего, обыкновенная простуда или грипп, но может статься и так, что все гораздо серьезней. Я настаиваю на их немедленной изоляции до тех пор, пока не будут готовы результаты анализов. Остальным рекомендую временно воздержаться от посещения публичных заведений и мест массового скопления людей. А еще лучше вообще не выходить из дому в течение ближайших нескольких дней. В конце недели я проведу повторное обследование, но уже сейчас можно с высокой степенью уверенности сказать, что ваша команда не инфицирована.

— Это хорошая новость, — обрадовался капитан, — Я только не пойму почему? Вы же сами говорили, мисс Мэтсон, что оспа жутко заразная. А уж на судне, в тесноте, когда все в одной жестянке парятся, тем более.

— Дело в том, что наиболее опасны в плане распространения инфекции те больные, у которых уже появилась сыпь. А это происходит только на двенадцатый-четырнадцатый день после заражения. Ирв же к тому моменту давно покинул ваше судно и находился в Анкоридже. И на борту провел всего одну ночь, да и то в отдельной каюте. Так что вы зря удивляетесь, капитан. Однако на всякий случай советую продезинфицировать помещение, а также все вещи и предметы, к которым он мог притрагиваться. И не забудьте постельное белье и посуду на камбузе.

— Я сейчас же этим займусь, — озабоченно кивнул Дельгадо.

— Сдается мне, что источник заражения надо искать на Юнаске, — высказал предположение Дирк.

— Я тоже так думаю, — согласилась Сара. — Просто чудо, что вы с Джеком не подхватили вирус, когда вытаскивали нас с острова.

— Мы же были в противогазах, — пожал плечами Дирк, — Они, наверное, и защитили.

— И слава богу, что защитили! — с чувством сказала Сара.

— Знаешь, у меня такое ощущение, что те парни с траулера баловались кое с чем покруче цианида, — задумчиво проговорил Питт, — Дьявол, совсем из башки вылетело! — огорченно воскликнул он, хлопнув себя по лбу, — Ты уж извини, что я тебя так безбожно эксплуатирую, но попрошу еще об одной услуге. Пойдем.

Он вывел ее на улицу, открыл багажник «крайслера» и откинул крышку герметичного контейнера, в котором лежали упакованные в прозрачный пластик осколки фарфоровой авиабомбы, найденные в торпедном отсеке И-403. Сара внимательно осмотрела содержимое и с недоумением покачала головой.

— Ладно, я сдаюсь. Что это такое?

Дирк коротко рассказал о поездке в Форт-Стивенс и японской субмарине.

— Сможешь определить, что там было внутри? — спросил он с надеждой в голосе, — Мне почему-то кажется, что это очень важно.

Сара на мгновение задумалась.

— Попробую, но тебе это очень дорого обойдется… обойдется в ланч! — строго предупредила она и прыснула, не додержав паузы.

17

Дирк подбросил Сару в Фёркрест-Кампус и сам донес до лаборатории останки корпуса расколовшейся бомбы. Попричитав немного по поводу того, что запрещено проносить на территорию взрывоопасные предметы и их компоненты, заведующий лабораторией Хол, лысеющий бонвиван лет сорока пяти, согласился провести анализ фарфоровой оболочки, но только после рабочего совещания персонала.

— Похоже, наш ланч затянется, — резюмировала Сара. — Куда поедем?

— Я знаю одно тихое местечко с великолепным видом на воду, — плутовато улыбаясь, предложил Дирк.

— Тогда умчи меня туда на своем зеленом крокодиле! — со смехом воскликнула Сара, плюхнувшись на переднее сиденье.

Дирк вывел машину с парковки, аккуратно объехав показавшийся смутно знакомым черный «кадиллак» с невыключенным мотором. Выехав за пределы комплекса, он миновал южную окраину Сиэтла и у дорожного указателя с надписью «ФАУНТЛЕРОЙ» повернул на запад. У паромной переправы на берегу пролива Паджет Дирк сбросил газ и осторожно въехал по аппарели на палубу автомобильного парома. Припарковав «крайслер» на свободном местечке в ряду других машин, он повернулся к девушке.

— Прошу на выход, леди, нам наверх, — подмигнул Дирк.

— Нет, постой! — возмутилась Сара, вцепившись ему в запястье. — Ты куда меня тащишь? В паромный буфет, где ничего нет, кроме жидкого кофе и засиженных мухами пирожных? А где обещанный ланч? Я, между прочим, проголодалась!

— Ну-ну, не кипятись, — примирительно улыбнулся Дирк, — Можно, конечно, и в буфет заглянуть, но я совсем другое имел в виду. Пойдем, не пожалеешь.

Они поднялись по трапу на открытую верхнюю палубу и расположились на скамье для пассажиров. Взорам их открылась величественная панорама водной глади, окаймленной на севере смутно темнеющей полоской противоположного берега. Паромная сирена испустила протяжный гудок, и палуба у них под ногами мягко завибрировала. Влекомое дизельными двигателями совокупной мощностью в 2500 лошадиных сил, трехсотдвадцативосьмифутовое судно отвалило от причала и двинулось в путь.

День выдался ясный и солнечный, один из тех золотых деньков, ностальгические воспоминания о которых помогают обитателям здешних мест коротать долгие сырые зимы и мириться с тем, что они малость промахнулись с выбором местожительства. В отдалении высились над горизонтом горные массивы Каскада и Олимпии; их блистающие в солнечных лучах заснеженные вершины на фоне небесной лазури, казалось, излучали неземное сияние. Вид на Сиэтл тоже производил немалое впечатление. Небоскребы из стекла и стали, словно стражники в начищенных до зеркального блеска доспехах, окружали главную городскую достопримечательность — Космическую Иглу.[337]

До острова Вашон — цели их путешествия — паром добрался за каких-то пятнадцать минут. Дирк предупредительно распахнул дверцу автомобиля перед спутницей, и в этот миг взгляд его совершенно случайно скользнул по соседнему ряду машин. Скользнул и замер, споткнувшись о все тот же черный «кадиллак», на который Дирк обратил внимание на стоянке у входа в лабораторный комплекс. Машинально отметив, что движок «кадиллака» и здесь не выключен, он вдруг вспомнил, где увидел его в первый раз. На дороге в Форт-Стивенс!

— Подожди минутку, я сейчас. Кажется, я заметил кое-кого из знакомых, — предупредил он Сару. — Пойду поздороваюсь и тут же вернусь.

Пройдясь прогулочным шагом вдоль выстроившихся в шеренгу разномастных автомобилей, Дирк приблизился к «кадиллаку», в котором сидели двое мужчин с типичной азиатской внешностью, настороженно наблюдавшие за ним. Поравнявшись с дверцей водителя, Дирк внезапно наклонился и сунул голову в открытое боковое окно.

— Извиняйте, мужики, помогите, ежли сможете. Никак не сыщу, иде на ентой посудине сортир? — обратился он к азиатам, мгновенно войдя в образ неотесанного деревенского провинциала.

Водитель, здоровенный детина с короткой неровной стрижкой, молча качнул головой из стороны в сторону, глядя прямо перед собой и явно избегая встречаться с ним взглядом. Наметанным глазом Дирк сразу засек характерную выпуклость на левой стороне куртки рядом с подмышкой — так носят оружие копы в штатском и профессиональные киллеры. Второй азиат — худощавый, длинноволосый, с модной козлиной бородкой и наполовину выкуренной сигаретой, свисающей из уголка рта, — в отличие от застенчивого громилы вызывающе посмотрел на Питта и оскалил зубы в волчьей усмешке. Между ног у него притулился объемистый кожаный футляр, слишком большой для калькулятора или мобильного телефона.

— Ну как, поговорил со знакомым? — спросила Сара.

— Нет, — буркнул он, усаживаясь за баранку, — обознался.

Один длинный и два коротких гудка возвестили пассажирам о первой остановке маршрута. Когда паром пришвартовался в доке, «крайслер» стоял первым в очереди. Покинув палубу, Дирк проехал вдоль длинного, залитого солнцем пирса и вывел машину за пределы пристани.

Расположенный в нижней оконечности пролива Паджет, остров Вашон представляет собой покрытый смешанным лесом клочок земли площадью в тридцать семь квадратных миль. В минутах пути от загазованных городских кварталов Сиэтла и Такомы, недоступный иному транспорту, кроме водного, остров привлекает множество туристов и отдыхающих своей чудом сохранившейся первозданной природой и какой-то безмятежно патриархальной атмосферой. Немногочисленное население острова составляют по старинке выращивающие малину и клубнику фермеры и, как ни странно, горстка компьютерных специалистов, сбежавших сюда под сень берез и сосен, не выдержав сумасшедшего темпа жизни большого города.

Опустив верх, мешающий в полной мере наслаждаться живописным ландшафтом и пьянящими лесными ароматами, Дирк повел машину по единственной островной магистрали, начинающейся сразу от пристани и пересекающей Вашон с севера на юг. Глянув в боковое зеркало, он увидел черный «кадиллак», также покинувший паром и пристроившийся следом за «крайслером». Оба автомобиля разделяло не более полумили. По обеим сторонам дороги изредка мелькали то какие-то вычурные постройки экстравагантной архитектуры и дизайна, то фермерские хозяйства, окруженные купами вековых сосен.

— Как здесь чудесно! — счастливо выдохнула Сара, вскинув руки над головой и подставив открытые ладони под упругий, холодящий поток встречного воздуха. Дирк поощрительно улыбнулся. Она вела себя совсем не так, как слишком многие знакомые ему девушки, наотрез отказывавшиеся даже садиться в машину с открытым верхом из боязни растрепать свои дорогостоящие прически и попортить не менее дорогостоящий макияж. Для него же такая езда была чем-то сродни ведению корабля в штормовом море или погружению на только что найденное и никем еще не обследованное затонувшее судно. Риск и приключения — вот что придает жизни неповторимый вкус. А без них она становится пустой и пресной.

Перед указателем с надписью «БЕРТОН» Питт притормозил и свернул с трассы на узкую боковую дорогу, ведущую на восток. Проехав мимо небольшой фермы, он остановил машину у подмостков, соединяющих берег с трехэтажным домом на сваях в викторианском стиле. Возведенный в конце девяностых в качестве летней резиденции газетного магната из Сиэтла и переоборудованный позже в отель, он казался издали сказочным пряничным домиком, лаская взор необыкновенно удачным сочетанием нежных оттенков зеленой и бледно-лиловой красок, идеально гармонирующих с пестрым изобилием ярких цветов. Цветы здесь росли повсюду: на крыльце, на балконах, на подоконниках и даже на крыше; в больших и маленьких глиняных горшках и длинных деревянных цветочных ящиках.

— Здесь так красиво, — восторженно озираясь, проговорила Сара, — Дирк, как ты нашел это место?

— Все просто, — улыбнулся тот, — У одного из наших ученых летний домик на острове, он и подкинул мне идею. Хвастал, что нигде во всем штате не готовят королевского лосося лучше, чем здесь. Вот мы с тобой сейчас и проверим, так это или нет.

Он провел Сару в миленький уютный ресторанчик с обстановкой и дизайном того же периода, занимавший половину нижнего этажа. Почти все столики были свободны, и Дирк усадил спутницу у большого декоративно изукрашенного окна с видом на пролив. Заказав для аперитива бутылку местного сорта шардоне, они некоторое время любовались панорамой, охватывающей, помимо Квартирмейстерской бухты, близлежащий островок Маури и конусообразную вершину Рейнира, действующего вулкана в нескольких десятках миль к юго-востоку от Сиэтла.

— Он напоминает мне о Тетонских горах, — ностальгически вздохнула Сара, вспомнив юные годы и остроконечные горные пики в северо-западной части Вайоминга, — В детстве я обожала лошадей и могла проскакать много миль вдоль берега озера Джексон до самого их подножия.

— Держу пари, что ты обожала не только скачки, но еще и скоростной спуск, — рискнул предположить Дирк.

— Точно! — улыбнулась девушка, — Пока выросла, изломала не одну пару лыж. А как ты догадался?

— А там неподалеку от озера есть лыжный курорт, Ущелье Джексона называется. Я на нем отдыхал несколько лет назад, вот и подумал, что тебе он наверняка хорошо известен, — пояснил Дирк.

— Снег там потрясающий, — мечтательно закатила глаза Сара. — Но ты меня снова удивил! Никогда бы не подумала, что директора департамента НУМА отпустят кататься на лыжах так далеко от моря.

— Ничего не поделаешь, — шутливо развел руками Дирк, — иногда и от моря хочется отдохнуть. А вообще-то ты права, только в законный отпуск и можно вырваться куда-нибудь подальше. В пустыню Гоби, например, — усмехнулся он, — Я там еще не бывал. А теперь ты расскажи мне, как получилось, что маленькая деревенская девочка из захолустного Вайоминга стала одним из ведущих специалистов Центра контроля за распространением эпидемических заболеваний?

— Потому и стала, что деревенская и из захолустья. Я выросла на родительском ранчо и, сколько себя помню, постоянно возилась то с заболевшим теленком, то с охромевшей лошадью. Отец считал меня мягкосердечной размазней, а я просто обожала животных, любила с ними общаться и старалась помочь, если им было плохо. В школе я факультативно изучала ветеринарию, потом поступила на ветеринарный факультет, после окончания сменила несколько мест службы, а потом меня пригласили поработать в ЦКЭ, и я согласилась. Теперь я добилась всего, о чем мечтала в детстве. Разъезжаю по всему свету, вожусь с животными, лечу их, если заболеют, да еще и получаю за это приличные деньги, — закончила она с немного смущенной улыбкой.

Дирк ни на мгновение не усомнился в ее искренности. У Сары было доброе сердце, в котором прочно угнездились любовь и сострадание ко всему живому на земле. Не приведи ее судьба в ЦКЭ, она открыла бы приют для бездомных домашних животных, стала активисткой Гринписа или сельским ветеринарным врачом, не задумываясь о том, будут ей за это платить или нет. Устремленный на него нежный взгляд окрылял Дирка, а чарующая улыбка приводила в состояние, близкое к эйфории. Давненько с ним не случалось ничего подобного.

Возникший у столика официант нарушил идиллическую гармонию, зато притащил заказанные деликатесы. Молодые люди с огромным удовольствием полакомились тающим во рту филе королевского лосося, поджаренного на гриле, и сырниками из свежайшего творога с малиновым вареньем. Покончив с трапезой, они немного погуляли по берегу, держась за руки. Дирк не стал ничего говорить Саре, но держался настороже, незаметно озираясь по сторонам и высматривая, не вертятся ли поблизости те подозрительные типы из черного «кадиллака». Вскоре он засек их автомобиль, припаркованный у въезда в Бертон в нескольких кварталах от ресторана, и позволил себе немного расслабиться.

— Так не хочется уезжать отсюда, — вздохнула Сара, — но никуда не денешься, пора возвращаться. Результаты анализов крови членов экипажа должны быть уже готовы, да и Хол, я думаю, успел обработать твою бомбу.

Когда они вернулись к «крайслеру», она порывисто обняла Дирка, поцеловала в щеку и прошептала:

— Спасибо за замечательный ланч.

— А это у меня хобби такое: похищать прекрасных женщин средь бела дня и угощать их ланчем, — пошутил Дирк, в свою очередь обнимая и целуя ее, но уже в губы. Она затрепетала в его объятиях и так страстно ответила на поцелуй, что у обоих перехватило дыхание. Острые ноготки Сары судорожно впились ему в спину, но Дирк даже не почувствовал боли.

С трудом оторвавшись друг от друга и немного отдышавшись, они уселись в машину. Проезжая мимо «кадиллака», Дирк повернул голову и скорчил такую зверскую рожу, что оба азиата непроизвольно вздрогнули. Глянув через минуту в зеркальце заднего обзора, он слегка встревожился. Преследователи изменили тактику: быстро развернувшись, они догнали «крайслер» и сели ему на хвост. Сели нагло и бесцеремонно, что не сулило ничего хорошего.

Притормозив на выезде на трассу, Дирк снова посмотрел в зеркало и увидел, как сидящий на пассажирском сиденье «кадиллака» нагнулся и что-то достал из кожаного футляра. У Дирка томительно засосало под ложечкой, по спине прошел холодок и побежали мурашки, как уже не раз бывало в минуты смертельной опасности, зато прояснилось в мозгу и обострилась реакция. Ни секунды не колеблясь, он резко вывернул руль вправо и придавил до упора педаль газа. Покрышки жалобно взвизгнули, задымились, но выдержали, и тяжеленная махина «крайслера» выскочила на шоссе и понеслась на север, стремительно наращивая скорость.

— Ты что творишь?! С ума сошел?! — испуганно закричала Сара; на вираже ее швырнуло на дверцу, и она больно ударилась локтем.

Ответа она не дождалась, потому что в этот момент «кадиллак» тоже выбрался на трассу, взметнув из-под колес россыпь мелкого гравия с обочины, и устремился в погоню по свободной от машин встречной полосе. Алгоритм действий преследователей просчитывался легко: настигнуть старый «крайслер», поравняться с ним и хладнокровно расстрелять в упор.

— На пол! Быстро! — рявкнул Дирк, поймав в боковом зеркальце медленно, но неуклонно сокращающий дистанцию черный седан.

Сара еще не успела осознать, что происходит, но незнакомые властные нотки в голосе Дирка словно подхлестнули ее, и она, беспрекословно подчинившись команде, сползла с сиденья и свернулась калачиком на полу. Дирк покосился на нее, мрачно кивнул, чуть-чуть ослабил нажим на акселератор и оглянулся на мчащийся уже почти вровень с ним «кадиллак». Длинноволосый азиат, торжествующе скалясь, с подчеркнутой неторопливостью опустил боковое стекло, выставил в окно вороненый ствол пистолета-пулемета «Ингрэм Мак-10» и навел его на голову Дирка.

Стрелок выглядел моложе него, но быстротой реакции определенно уступал. Дирк выжал тормоза на долю секунды раньше, чем тот нажал на спусковой крючок. Седан вырвался вперед, и очередь прошла над капотом «крайслера», не поцарапав даже краски. В ноздрях защипало от запаха горелой резины, но старый конь не испортил борозды, прочно упершись в гудрон ведущими колесами. Дирк не сводил глаз с машины киллеров, выжидая, как они отреагируют на его трюк. Как он и предполагал, те избрали самый простой, но и самый предсказуемый путь. Загорелись тормозные огни «кадиллака», и в тот же миг нажатием кнопки Дирк переключил автоматическую трансмиссию на вторую скорость и снова выжал до отказа акселератор.

В глотки спаренных крайслеровских карбюраторов хлынул поток высокооктанового бензина. Ненасытное чрево мотора объемом в 392 кубических дюйма[338] благодарно чавкнуло и грозно рявкнуло на всех своих лошадок, коих в его подчинении насчитывалось аж триста восемьдесят штук. Табун сорвался с места и тут же перешел в карьер, убедительно подтвердив тем самым, что «крайслер ЗОО-D» заслуженно считался в пятьдесят восьмом самым быстрым и мощным автомобилем массового производства в стране. Как будто стряхнув полвека со своих хвостовых стабилизаторов, разом помолодевший ветеран угрожающе взревел и попер вперед разъяренным носорогом.

Застигнутым врасплох наемникам осталось только осыпать друг друга проклятиями и провожать глазами стрелой промчавшийся мимо зеленый автомобиль. Стрелок, правда, опустошил ему вдогонку весь магазин, но впопыхах взял неверный прицел, и пули ушли в лес. Обогнав «кадиллак» и убедившись, что дорога по-прежнему пустынна, Дирк тоже перешел на встречную полосу, чтобы хоть немного затруднить задачу преследователям.

— Что случилось? — подала голос из партера Сара. — Почему в нас стреляют? Кто они такие?

— Полагаю, друзья или родственники тех рыболов-спортсменов с траулера, — повысил голос Дирк, перекрывая шум мотора и одновременно врубая третью скорость. — Они нас еще в Сиэтле пасти начали.

— Они нас не догонят? — боязливо спросила девушка.

— На прямой мы еще потягаемся, но на поворотах у них преимущество — за счет лучшей маневренности и меньшей массы. Если продержимся до пристани, они отвяжутся. Там много народу, вряд ли они рискнут палить без оглядки, — успокоил ее Дирк, искренне надеясь, что говорит правду.

Он успел довольно далеко оторваться от погони, но черный седан опять начал понемногу сокращать дистанцию. На крутом изгибе дороги пришлось сбросить газ, чтобы удержать в пределах трассы внушительную махину «крайслера» весом в четыре с половиной тысячи фунтов.[339] Водитель «кадиллака» не преминул воспользоваться этим шансом и отыграл еще с десяток ярдов. А взбешенный стрелок, начисто позабыв об осторожности и своих профессиональных навыках, наполовину высунулся из окна и принялся, почти не целясь, выпускать очередь за очередью. Большая часть пуль прошла мимо, но дюжина-другая угодила в багажник, превратив его в подобие чайного ситечка. Дирк сполз на сиденье, спрятал голову за спинкой водительского кресла и теперь вел машину в полулежачем положении, швыряя ее зигзагом из стороны в сторону, чтобы в «крайслер» труднее было прицелиться.

— Далеко еще? — пискнула Сара.

— Пара миль или чуть больше. Не дрейфь, прорвемся! — ободряюще подмигнул Дирк.

На самом деле на душе у него скребли кошки, и он в который уже раз проклинал себя за самонадеянность и легкомыслие, приведшие к критической ситуации, из которой ему и Саре, скорее всего, живыми не выбраться. Сам-то ладно, не впервой, но он не имел права подвергать риску девушку. Следовало запросить помощь сразу, еще на пароме, когда он убедился, что двое в «кадиллаке» вооружены и безусловно опасны, и ни в коем случае не покидать судна. Клял себя Дирк и за то, что не прихватил никакого оружия, и теперь ему нечего было противопоставить киллерам, кроме собственных рефлексов и пятидесятилетнего автомобиля.

Подобно настырному фокстерьеру, они вцепились в хвост «крайслеру» мертвой хваткой и неотступно мотались за ним, повторяя с полусекундной задержкой каждый его маневр. На последнем прямом отрезке главной островной магистрали Дирк улучил момент и бросил взгляд на спидометр. Стрелка подрагивала на отметке 125 миль. Завидев впереди встречный грузовичок, он плавно переместился на правую полосу, не ослабляя давления на акселератор. А водитель «кадиллака» на сей раз сплоховал. Увлеченный преследованием, он слишком поздно заметил синий пикап и только в самый последний момент резко вывернул руль вправо и рефлекторно ударил по тормозам. Пока он выравнивал машину и снова набирал скорость под аккомпанемент нецензурных упреков со стороны напарника, Дирк увеличил разрыв еще на несколько десятков ярдов.

Но на этом его везение кончилось, а обретенное преимущество вскоре растаяло. Последний отрезок Вашонского хайвея перед паромной пристанью петляет, как вспугнутый заяц, поэтому Питт вынужден был снизить скорость и сосредоточиться на дороге. На выходе из прямой он едва удержал «крайслер» на левом вираже, тогда как более легкий и маневренный черный седан преодолел его не только без потерь, но и с солидным выигрышем. Всего несколько ярдов отделяли его капот от заднего бампера зеленого тяжеловеса. Воспрянувший духом стрелок опять открыл огонь. Дирк сполз еще ниже и сделал это, как оказалось, очень своевременно. Удачно выпущенная очередь покрыла лобовое стекло сеткой дыр и трещин, а одна пуля пролетела так близко, что скользнула по его щеке.

— Эй, я сегодня уже брился, ублюдки! — крикнул он в пространство.

Казалось бы, мелочь — ведь физиономия осталась в неприкосновенности, — но именно она так его разозлила, что все страхи куда-то улетучились, сменившись холодным, леденящим бешенством. На следующем повороте снова пришлось тормозить, немилосердно терзая визгливо протестующие покрышки. Киллер-оператор, безбашенно расстрелявший уже не один магазин, стал экономить боеприпасы. Дождавшись, когда «крайслер» сбросит скорость на очередном вираже, он дал по нему несколько коротких прицельных очередей, в два-три патрона каждая, но снова допустил ошибку, сосредоточив огонь на Дирке и даже не попытавшись прострелить колеса, как сделал бы на его месте более опытный профессионал.

Пули дырявили обшивку, впивались в кожу сидений, разбили зеркало заднего обзора, разлетевшееся вдребезги и осыпавшее Сару и Дирка градом мелких осколков. Он изо всех сил старался удерживать машину на середине полосы, мешая водителю «кадиллака» зайти сбоку, чтобы дать напарнику шанс выстрелить в упор. Стриженый громила уже неоднократно пытался пойти на обгон, но раз за разом упирался в активно виляющий и ловко подставляемый зад «крайслера». Чуть не вмазавшись при очередной попытке в хромированный стальной бампер, он плюнул на это безнадежное занятие и пристроился футах в пяти сзади, не сокращая, но и не увеличивая этот промежуток между двумя автомобилями.

Питт вспотел и взмок, как боксер на ринге. В башке гудело, в глазах рябило, он чертовски устал и замучился то и дело привставать и выставлять голову из укрытия, чтобы элементарно следить за дорогой и не вылететь на обочину. С трудом вписавшись в новый поворот, он механически зарегистрировал дробное стаккато очереди за спиной и смерил равнодушным взглядом ровную строчку пулевых пробоин, наискось перечеркнувшую капот. Лишь когда из них с шипением и свистом ударили тугие струи пара, он понял, что произошло, и похолодел. Этот волосатый узкоглазый козел прострелил ему радиатор! Отчетливо понимая, что времени осталось в обрез, что движок вот-вот перегреется и заглохнет, и тогда им конец, Дирк лихорадочно соображал, что же еще можно предпринять в этой практически безнадежной ситуации.

Завидев впереди левый поворот, он попытался разыграть свой последний козырь. Вырулил на середину полосы, чуть сбавил скорость, подпуская «кадиллак» поближе, и до упора выжал тормозную педаль. Сквозь надрывный вопль задымившихся протекторов до ушей его донесся громкий лязг и скрежет, сопровождаемый ощутимым толчком. Уловка сработала: не успевшие среагировать преследователи с ходу врезались в задний бампер. Теперь осталось только выяснить, насколько велик причиненный им ущерб.

Увы, но в этом эпизоде счастье оказалось на стороне плохих парней. Надежная и добротная, но изрядно устаревшая тормозная система «крайслера» не могла соперничать с новейшими достижениями автомобильной технологии. Гидравлические дисковые тормозные колодки мгновенно застопорили все четыре колеса полноприводного седана еще раньше, чем закончился тормозной путь ветерана. Он все-таки врезался «крайслеру» в зад, но повреждения ограничились разбитой фарой и сплющеннымбампером. Водитель «кадиллака» сделал выводы и несколько увеличил разрыв. Дирк уныло вздохнул и погнал дальше, ни на что уже не надеясь, кроме, может быть, пресловутой кривой.

Оба автомобиля — зеленый и черный, — почти одновременно забрались на гребень последнего подъема в северной оконечности трассы. Дальше она шла под уклон до самой пристани, минуя пару кварталов жилых домов и придорожных магазинчиков и упираясь в пирс. Дирк обратил внимание на цепочку машин далеко внизу, ползущих гуськом друг за дружкой по встречной полосе. Нетрудно было догадаться, что все они несколько минут назад покинули палубу приставшего к берегу парома.

Игнорируя некоторое оживление на дороге, длинноволосый продолжал обстрел. То ли у них имелись на сей счет недвусмысленные инструкции, то ли они так сильно разозлились, но было совершенно очевидно, что киллеры не успокоятся и ни перед чем не остановятся, чтобы прикончить Сару и Питта. Он покосился на девушку и заставил себя улыбнуться. В ее широко распахнутых глазах смешались воедино вера и страх. Она ужасно боялась смерти, но верила, что Дирк найдет выход и спасет их обоих. Верила слепо, истово, как верят в Бога. Дирк стиснул зубы и крепко сжал баранку, исполненный решимости любой ценой защитить и уберечь хотя бы Сару. О себе он не думал и в расчет не брал — старуха с косой столько раз посещала его и разочарованно удалялась ни с чем, что давно перестала внушать благоговейный трепет.

В распоряжении Дирка оставались считаные секунды. Его коллекционный «крайслер» напоминал жертву авианалета и держался из последних сил. Из пробитого радиатора валил пар вперемешку с дымом. Под капотом что-то стучало и громыхало. Из раскаленного движка на мостовую сыпались искры. Простреленная в нескольких местах выхлопная труба волочилась по асфальту с зубовным скрежетом. Неоднократно изнасилованные протекторы покрылись проплешинами и ожогами. Уровень масла упал до нуля, а показания температурного датчика давно перевалили за красную черту.

Гулкий бас паромной сирены перекрыл все остальные звуки, включая стук и скрежет цилиндров издыхающего мотора, скрип тормозов «кадиллака» и дробный треск пулеметных очередей за спиной. «Крайслер» задергался: перегретый движок начал давать перебои. Дирк обвел глазами набережную, мечтая увидеть автомобиль с эмблемой шерифа или хотя бы парочку патрульных, ну, на худой конец — банковского охранника. Да все равно кого, лишь бы был вооружен и готов оказать помощь! Но набережная пустовала, а цветы на клумбах, разбитых в аккуратных палисадничках близлежащих коттеджей, могли лишь сочувственно кивать ему своими головками.

Пристань приближалась, и тут в голову ему пришла безумная идея. Наскоро прикинув шансы, Дирк пришел к неутешительному итогу, но терять было нечего, и он решил рискнуть.

Словно почувствовав что-то, Сара приподняла голову и всмотрелась в его напряженное лицо и горящие лихорадочным огнем глаза.

— Что ты задумал, Дирк? — выкрикнула она.

— Все в порядке, дорогая! — заверил тот. — Просто наш паром отходит, а я не хочу дожидаться следующего.

18

Ларри Хатала проводил взглядом съехавший с аппарели на палубу последний в очереди зеленый микроавтобус «фольксваген» 1968 года выпуска. Отслуживший тридцать лет в Департаменте транспорта штата Вашингтон на посту смотрителя паромной станции на острове Вашон, Ларри улыбнулся пожилому бородатому хиппи в бандане и допотопных солнцезащитных очках за рулем раздолбанного «ФВ» и помахал ему вслед рукой. Убедившись, что он припарковался, смотритель опустил оранжево-белый полосатый шлагбаум на въезде и расслабился. Он свое дело сделал и в ближайшие полчаса может отдыхать. Потом подойдет следующий паром, и все начнется сначала. Хатала снял потертую бейсболку, вытер рукавом пот со лба и дал отмашку коллеге на борту. Молодой человек в сером джемпере и голубых джинсах замкнул ограждение фальшборта на корме парома и, белозубо оскалившись в ухмылке, по-военному откозырял Ларри. Смотритель дождался гудка к отплытию и только после этого отвязал швартовочный конец и перебросил его на палубу. Парнишка в джинсах ловко поймал его на лету и сноровисто намотал на палубный кнехт, чтобы не путался под ногами до следующей остановки.

Эхо сирены еще не успело заглохнуть на водных просторах, когда до слуха Хаталы донеслись необычные звуки, которые он не сразу определил как визгливый скрежет шин по асфальту. Посмотрев на дорогу, он ничего толком не увидел, кроме периодически мелькающих в просветах между деревьями двух автомобилей, мчащихся друг за другом на бешеной скорости. Звуки приближались и нарастали, перемежаясь частыми дробными хлопками, в которых бывший военный моряк безошибочно опознал автоматные очереди. Но вот обе машины вынырнули из-за деревьев, и старый смотритель застыл в изумлении.

Огромный древний «крайслер» поразительно напоминал летящего на бреющем зеленого дракона. Сходство усугублялось клубами дыма и пара, изрыгаемыми из-под капота. Вцепившийся в руль черноволосый мужчина полулежал на сиденье, что не мешало ему удерживать огнедышащего монстра в пределах трассы, несмотря на невероятную для такого реликта скорость. Отставая футов на тридцать, за ним гнался черный «кадиллак» одной из последних моделей. Наполовину высунувшись из окна, молодой волосатый парень азиатской наружности хаотично обстреливал «крайслер» из незнакомого Ларри короткоствольного автоматического оружия, нанося при этом больше ущерба лесным насаждениям вдоль дороги, чем преследуемому автомобилю и его водителю. К ужасу смотрителя, зеленое чудовище, не сбавляя скорости, выскочило на набережную и полным ходом устремилось к пирсу.

По всем законам физики, «крайслер» давно должен был испустить дух. Изрешетившие корпус пули пробили и перебили чуть ли не половину проводов и шлангов в его механических внутренностях. Смесь кипящего масла с охлаждающей жидкостью из простреленного радиатора пузырилась и чадила, попадая на раскалившийся докрасна двигатель. Но несгибаемый ветеран упрямо цеплялся за жизнь, чуя, быть может, своим железным нутром, что силенок еще достанет на последний рывок, чтобы выручить нового хозяина и его девушку, которая так искренне и непосредственно им восхищалась.

— Дирк, где мы? — встрепенулась Сара; лишенная возможности видеть дорогу, она на слух уловила, что под колесами машины уже не асфальт, а деревянные доски.

— Почти на борту, — буркнул Дирк. — Держись крепче, скоро взлетаем!

Ярдах в пятидесяти, в дальнем конце причала, что-то кричал и размахивал руками пожилой человек в темном свитере и бейсболке. А за его спиной уже вскипала вода под лопастями винтов отходящего парома. Теперь все решали дюймы и доли секунды.

«Кадиллак» чуток подотстал, едва не проскочив мимо, когда «крайслер» свернул на пирс, и теперь стриженый водила пытался наверстать упущенное, до отказа выжав акселератор и сосредоточив все внимание на том, чтобы нагнать ускользающую добычу. Он видел перед собой только бампер зеленого автомобиля, не замечая больше ничего вокруг. Примерно то же самое происходило со стрелком. Одержимый одной мыслью — всадить, наконец, пулю в башку этого упертого придурка, каким-то чудом умудрившегося остаться живым и невредимым под свинцовым градом, — он ни о чем другом даже не помышлял.

Дирк тоже не отпускал педали газа, но преследовал при этом совсем иную цель. Затаив дыхание, он молил небо, чтобы ресурсов «крайслера» хватило еще на несколько секунд. От кромки причала его отделяло около дюжины ярдов, но на преодоление этого короткого отрезка ушла, казалось, целая вечность. А паром тем временем продолжал удаляться от пристани, отойдя от нее уже на пару десятков футов.

Двое юных рыболовов, неторопливо бредущих по пирсу с удочками в руках, едва успели метнуться в сторону, пропуская прогрохотавшие на бешеной скорости друг за другом по деревянному настилу автомобили; их инстинктивно отброшенные снасти разлетелись под колесами в шепки. К удивлению Дирка, мужчина в свитере и бейсболке уже не размахивал руками, а деловито и сосредоточенно поднимал полосатый шлагбаум, очевидно, смирившись с неизбежным и решив убрать последнее препятствие на пути взбесившегося на старости лет детища детройтского автомобилестроения. Мысленно поблагодарив за любезность, Дирк помахал ему рукой, проносясь мимо, и даже успел заметить краем глаза отвалившуюся челюсть остолбеневшего смотрителя.

«Родной» крайслеровский движок типа «V-8» уже не стучал, а колотил, как кузнечный молот, но еще сопротивлялся, выдавливая из себя последние капли жизненной энергии и без оглядки отдавая их лучшему из хозяев, владевших им на его долгом веку. Подпрыгнув, как на трамплине, на аппарели у кромки причала, «крайслер» взмыл в воздух, как заправский летающий лыжник. Дирк мертвой хваткой вцепился в баранку, собрался и приготовился к жесткому приземлению, словно со стороны наблюдая, как проплывает под колесами голубая лента воды шириной в сорок футов. Ошарашенные пассажиры на корме, дружно завопив и отнюдь не горя желанием свести счеты с жизнью под бронированным брюхом зеленого монстра, бросились врассыпную. Момент собственного движения и отрыв под возвышенным углом нашли выражение в траектории полета. «Крайслер» вознесся ввысь по правильной, почти идеальной дуге, и завис на неуловимое мгновение в высшей точке, как космонавт в невесомости. Потом снова вступили в силу законы гравитации, и машина пошла на снижение. Если у кого и были сомнения, то теперь всем, кто оказался свидетелем этого незабываемого зрелища, стало ясно, что она не упадет в воду, а свалится на палубу.

Передние колеса «крайслера» миновали поручни фальшборта с зазором в несколько футов и тяжело грохнулись на стальное палубное покрытие. Шины моментально лопнули, а покрышки расползлись в клочья. Ровно через секунду к передним присоединились задние, только рухнули они не на палубу, а на кормовое ограждение. Смяв колесами горизонтальные прутья, машина всей своей тяжестью напоролась на опорный штырь, пробивший насквозь днище и сыгравший роль якоря. Если бы не этот вертикально торчащий металлический стержень, застрявший между колесной осью и выхлопной трубой, тяжеловесный монстр, продолжая двигаться по инерции, мог врезаться в ряды запаркованных автомобилей и нанести немалый материальный ущерб их владельцам, да еще и зацепить, не дай бог, кого-нибудь из пассажиров. А так все обошлось малой кровью. Удержать махину в две с четвертью тонны весом штырь, разумеется, не смог, но притормозил в достаточной степени. Выдрав, наконец, с корнем впившийся в зад «крючок», до неузнаваемости изуродованный зеленый «крайслер» проскользил юзом по палубе не более двадцати футов и остановился, уткнувшись в передний бампер другого зеленого страшилища, только европейского происхождения и на десяток лет помоложе.

Не повезло лишь черному седану и его экипажу. Целиком поглощенный погоней, водитель слишком поздно заметил, что паром уже отошел от причала. А когда осознал, что происходит, впал в ступор от страха и вообще перестал что-либо соображать. Так и продолжал машинально давить на акселератор вместо тормозов и вслед за Питтом отправился в полет. Вот тут-то и сказались те две секунды, что отделили первый прыжок от второго. За этот ничтожный промежуток времени паром успел удалиться еше на десяток ярдов, и дистанция между его кормой и кромкой пирса стала непреодолимой.

Под истошный вопль обезумевшего от ужаса энтузиаста стрельбы по движущейся мишени «кадиллак» грациозно оторвался от трамплина аппарели и описал в воздухе не менее красивую и изящную дугу, чем его предшественник, однако, в отличие от последнего, до палубы не дотянул, а со всего размаху впечатался в выведенное большими белыми буквами на корме название судна «ИССАКВА». От сокрушительного удара вся его передняя часть смялась в гармошку, и сплющенные останки с громким всплеском ухнули в воду. А вместе с ними пошли ко дну и незадачливые киллеры, которых так приложило и зажало вдавленным в салон мотором, что они не только выбраться, но и пошевелиться не могли.

Дирк тряхнул головой, разгоняя красноватую муть перед глазами, и прислушался к посылаемым организмом сигналам тревоги. Болела разбитая коленная чашечка. Саднило левое бедро. Из рассеченной нижней губы сочилась кровь. Но все остальные части тела продолжали функционировать в нормальном режиме. Он с тревогой посмотрел на неподвижно скорчившуюся на полу в позе зародыша Сару и с облегчением перевел дух, когда она зашевелилась, чихнула, открыла глаза и даже изобразила на искаженном болезненной гримасой лице некое подобие улыбки.

— Кажется, у меня сломана нога, — хладнокровно сообщила девушка. — Все прочее вроде бы в порядке.

Дирк на руках вынес ее из машины и осторожно опустил на палубу. Обступившие их пассажиры наперебой вопрошали, чем они могут быть полезными. Хлопнула дверца «фольксвагена», и из микроавтобуса вылез, пошатываясь, бородатый хиппи-перестарок с перевязанным ленточкой конским хвостом и выпирающим из-под давно не стиранной футболки с надписью «БЛАГОДАРНЫЕ МЕРТВЕЦЫ» объемистым пивным животиком. Выпучив глаза на дымящийся капот многострадального «крайслера», он протиснулся в первый ряд и скривился от шибанувшей в нос смеси запахов перегретого машинного масла, раскаленного металла и горелой резины. Еще полчаса назад блиставшая лаком и хромом обшивка превратилась в решето. Мягкие сиденья из натуральной кожи, изодранные в клочья доброй дюжиной пулеметных очередей, были усыпаны осколками стекла. Протекторы передних колес разошлись по швам и свисали лохмотьями, а между задними торчало карикатурное подобие причудливо изогнутого китобойного гарпуна. Широкая гаревая дорожка в четыре полосы протянулась по палубе от кормы до заднего бампера. Дирк вяло улыбнулся похлопавшему его по плечу мужчине и вопросительно посмотрел на него.

— Вот что я скажу тебе, парень, — глубокомысленно изрек великовозрастный хиппующий бородач, сочувственно покачивая головой, — Тачке твоей теперь полный абзац, уж можешь мне поверить. Надеюсь, она у тебя застрахована?

* * *

Местным властям хватило нескольких часов, чтобы все согласовать, утрясти и направить самоходную грузовую баржу с водолазом на борту к пристани на Вашоне. Двадцатитонный подъемный кран без напряга поднял с глубины в сорок футов подцепленные на крючья захвата останки «кадиллака» и перенес их на палубу. Команда спасателей бережно, но не без помощи автогена извлекла полураздавленные тела из салона и отправила их в морг, записав в графе «причина смерти» сопроводительного документа прозаическое «автомобильная катастрофа».

Начатое ФБР по инициативе НУМА расследование на федеральном уровне не смогло установить личности мертвых киллеров. Никаких документов при них не оказалось, а «кадиллак» числился в угоне. Подключенные к следствию сотрудники иммиграционной службы пришли к выводу, что погибшие — предположительно, японцы по национальности, — скорее всего, проникли в страну нелегальным путем через канадскую границу.

Главный коронер Сиэтла раздраженно проворчал, выпроводив еще одну пару агентов ФБР, посетивших морг для осмотра тел:

— С тех пор как к нам привезли этих чертовых японских гангстеров, стало совершенно невозможно нормально работать. Всё шастают и шастают, никак не насмотрятся!

Помощник коронера, бывший военврач, год отслуживший в Сеуле, согласно кивнул и шутливо заметил:

— Если так и дальше пойдет, придется установить в холодильнике вращающиеся двери.

— Жду не дождусь, когда они, наконец, оформят все бумаги для отправки их на родину.

— Надеюсь, Япония — их настоящая родина, — с сомнением в голосе произнес помощник, задвигая последнее тело в ячейку морозильника. — Только, на мой взгляд, они куда сильнее смахивают на корейцев.

19

Проведя двенадцать часов в больнице у койки Сары и пустив в ход все свое обаяние, Дирк уговорил-таки врачей выписать ее утром под его поручительство. Хотя пациентов с переломом ноги обычно отпускают домой сразу после наложения гипса, в данном случае перестраховщики-медики приняли решение госпитализировать мисс Мэтсон на несколько дней, ссылаясь на необходимость всестороннего обследования и довольно высокую вероятность посттравматических последствий. Хорошо хоть перелом щиколотки оказался простым, закрытым и не требующим каких-то изощренных методов лечения типа вытяжки, соединительных спиц и хитроумных закруток. Старый добрый гипс, пара уколов болеутоляющего — и пожалуйте на выход, вам тут не санаторий.

— Не скоро теперь нам с тобой доведется потанцевать, — посетовал Питт, выкатывая инвалидное кресло с Сарой на улицу.

— Ну почему же, запросто, если ты не возражаешь против синяков на отдавленных ногах, — возразила она, демонстрируя тяжеленный гипсовый сапожок до колена.

Игнорируя заверения Сары, что она прекрасно себя чувствует и готова хоть сейчас приступить к работе, Дирк отвез ее домой — в небольшую, но элегантно и со вкусом обставленную квартиру в престижном центральном районе Сиэтла. Там он бережно вынул ее из кресла и на руках отнес на кожаный диван, уложил, накрыл одеялом и подложил пару подушек под загипсованную ногу. Нежно погладив растрепавшиеся волосы, Дирк тяжело вздохнул и выдал, наконец, пренеприятнейшее известие:

— Ты уж прости меня, дорогая, но я не могу остаться с тобой. Срочно вызывают в Вашингтон. Улетаю сегодня вечерним рейсом. Сэнди я предупредил, она за тобой присмотрит.

— Сэнди за мной и без твоих напоминаний присмотрит, — рассмеялась Сара. — А не то и вовсе ко мне переселится. Меня другое беспокоит: мы ведь так и не знаем результатов анализов команды «Глубинного старателя». Надо бы выяснить. Я сейчас позвоню Ходу в лабораторию.

Она попыталась встать, но вколотые полчаса назад транквилизаторы уже проникли в кровь и приступили к активным действиям. У нее закружилась голова, мозг и тело словно обволокло мягким, но упругим коконом, и ее неудержимо потянуло ко сну.

— Так, с тобой все ясно, — объявил Дирк, укладывая ее обратно, — Ты имеешь право на один телефонный звонок, после чего закрываешь глазки, начинаешь обратный отсчет и по команде «пуск» улетаешь в гости к Морфею. Звони, пока я добрый.

Он вручил ей мобильник, а сам заглянул на кухню — удостовериться, хватит ли Саре съестного хотя бы на первое время. Практически пустой холодильник его разочаровал, зато лишний раз подтвердил давно подмеченный, но не поддающийся логическому обоснованию факт: незамужние женщины всегда, за редчайшим исключением, держат дома гораздо меньше продуктов, чем холостые мужчины.

— Прекрасные новости! — сообщила Сара, когда он вернулся в комнату. — Результаты всех анализов, включая тех троих, что сейчас в карантине, отрицательные. Никаких признаков наличия в крови возбудителя оспы.

— Новости действительно замечательные, — согласился Дирк, примостившись рядом с ней на краешке дивана. — Я постараюсь до отлета связаться с Берчем и обрадовать старика.

— Когда мы снова увидимся? — спросила Сара с надеждой в голосе, сжав его пальцы в ладони.

— Скоро, совсем скоро, — обнадежил девушку Дирк. — Я только утрясу с начальством кое-какие мелочи — и сразу назад.

— Смотри, не задерживайся, иначе рассержусь, — пригрозила она слабым голосом и устало смежила отяжелевшие веки. Дирк наклонился, пригладил выбившуюся прядь волос и нежно поцеловал ее в лоб. Когда он выпрямился, Сара уже спала.

* * *

Он проспал весь перелет от берега до берега и открыл глаза, лишь когда колеса шасси принадлежащего НУМА реактивного самолета коснулись покрытия взлетно-посадочной полосы Национального Вашингтонского аэропорта имени Рональда Рейгана. Сойдя с трапа, Дирк направился на парковку правительственного терминала, где без проблем отыскал приготовленный для него бирюзовый служебный джип. Выезжая с территории аэропорта, он проводил долгим ностальгическим взглядом притулившийся на окраине старый ангар, утопающий в буйной зелени лопухов, бурьяна, крапивы и других сорных трав, почему-то именно здесь вырастающих до невероятных размеров. Питт-младший знал, что отца сейчас нет в стране, но у него имелся свой ключ и большое желание забуриться на пару деньков в родительскую берлогу и всласть повозиться с какой-нибудь антикварной диковиной из обширной отцовской коллекции. Но делу — время, потехе — час, — строго напомнил он себе и, уже не оглядываясь, вырулил на столичную трассу — Мемориальное шоссе Джорджа Вашингтона.

Взгляд его ненадолго задержался на проплывшей мимо по левую сторону уныло-серой громаде Пентагона; справа, петляя меж живописных зеленых холмов, нес свои воды в Чесапикский залив Потомак. Спустя некоторое время Дирк свернул с автострады и подъехал к светло-зеленой башне главного административного офиса НУМА. Миновав КПП для сотрудников, он въехал в подземный гараж и припарковал машину. Открыл багажник, закинул на плечо объемистую туристскую сумку и поднялся на десятый этаж, угодив прямо из кабинки лифта в замысловатый лабиринт из сотен негромко гудящих компьютеров и другой электронной техники.

Питаемая бюджетом, размеры которого заставили бы побледнеть от зависти любого из диктаторов стран третьего мира, компьютерная сеть Океанского информационного центра НУМА была не просто уникальным творением инженерной мысли, но и чем-то сродни бессмертным шедеврам гениальных мастеров искусства. Ее необъятные базы данных хранили крупнейшее в мире собрание разнообразнейших сведений по океанологии, океанографии, морской биологии, биохимии и другим смежным дисциплинам. Они ежесекундно пополнялись, жадно впитывая все новые и новые информационные пакеты, поступающие через спутники связи с сотен разбросанных по всей планете научно-исследовательских станций, плавучих лабораторий и наблюдательных пунктов, что позволяло получить достоверную картину атмосферных и океанских кондиций в любой точке земного шара на любой момент текущего и за любой период уже минувшего времени. Прямая связь с крупнейшими университетами и научными организациями Америки и зарубежных стран давала возможность находиться в курсе и постоянно отслеживать развитие проводимых исследований и разработок практически во всех сферах человеческой деятельности, так или иначе связанных с Мировым океаном, в первую очередь таких, как геология и сейсмология морского дна, инженерное и технологическое обеспечение надводных и подводных работ, экология морской флоры и фауны, и еще многих и многих других, чей список можно продолжать до бесконечности. Одна только электронная библиотека Инфоцентра НУМА хранила десятки миллионов источников, в том числе исторических, свободный доступ к которым через Интернет был открыт всем желающим.

Дирк нашел маэстро сидящим в компьютерном кресле за подковообразной консолью. Упоенно дирижируя зажатым в левой руке устрашающего вида медвежьим когтем, пальцами правой он наигрывал на клавиатуре что-то бравурное. Людям посторонним и с ним не знакомым Хайрем Йегер напоминал фаната Боба Дилана, только что вернувшегося с сольного концерта своего кумира. Тощий, нескладный и угловатый, как подросток, в высоких ковбойских сапогах, потертых и выцветших голубеньких джинсах и такой же курточке от «Леви Страусе» поверх белой футболки, с длинными, стального цвета волосами, перевязанными сзади ленточкой в «конский хвост», он абсолютно не вписывался в образ преуспевающего топ-менеджера, имеющего шикарный дом в элитной пригородной зоне на границе с Мэрилендом, красавицу жену, бывшую супермодель, двух очаровательных дочек-близняшек и «БМВ» седьмой модели. Поймав отражение Дирка в грани стоящего перед ним стакана, компьютерный гений обернулся и приветливо улыбнулся сыну старого друга.

— Кого я вижу! Никак сам Дирк Питт-младший пожаловал. Какая честь для нашего убогого заведения! — Как всегда, Йегер не смог упустить подходящего случая для шутливой пикировки.

— Я тоже рад, что ты еще здесь, а не сбежал в виртуальное пространство, — не остался в долгу Дирк, — Привет, Хайрем, как поживаешь?

— Ну, если не считать того, что я еще не разбил свой автомобиль и чужой вертолет, в общем и целом сравнительно неплохо, — ухмыльнулся Йегер, — Интересно, наш уважаемый шеф и твой ближайший родственник уже извещен о прискорбной для воздушного флота НУМА потере?

— Увы. По счастью, мой ближайший вместе с великим и ужасным Алом Джордино нежатся сейчас на солнышке где-то на Филиппинах, так что экзекуция откладывается. Он, правда, выдал мне пару ласковых по телефону, но особенно не заострялся.

— А это потому, что они там наткнулись на затонувшее судно с высокотоксичным карго в трюме. Яд просочился в море и потравил всю рыбу в округе. Теперь они ломают голову, как от него избавиться. Так что ты, парень, очень вовремя подгадал вертолет угробить. Ну а теперь выкладывай, чему обязан визитом?

— Видишь ли, Хайрем, — смущенно замялся Питт, — я к тебе вообще-то по личному делу. Хотел попросить у тебя разрешения пригласить на свидание одну из твоих дочурок. А лучше обеих. Я бы их на такой машине…

Он осекся, испугавшись на миг, что Йегера сейчас удар хватит. Его мальчишеское лицо смертельно побледнело, пальцы судорожно сжались в кулаки, глаза недобро сверкнули. Хайрем души не чаял в своих близняшках, заканчивающих выпускной класс привилегированной частной школы. С рождения бывшие его гордостью и отрадой, достигнув семнадцатилетнего возраста, девицы с некоторых пор стали для Йегера еще и огромной головной болью. Они расцвели, необыкновенно похорошели, и, что вполне естественно, у них появились поклонники. До сих пор ему удавалось успешно отшивать обремененных избытком гормонов прыщавых юнцов, осмелившихся проявить хоть толику повышенного внимания к его ненаглядным доченькам, но те были сопляками и бесхребетными слизняками. Другое дело Дирк-младший с его неотразимым шармом, мужественной физиономией и богатым опытом в амурных делах. Доверить такому его главное сокровище — все равно, что поставить козла сторожить капусту. Представив на миг, как его крохотулечки млеют, тают и восторженно заглядывают ему в рот, Хайрем содрогнулся и мучительно застонал.

— Вот что я тебе скажу, бабуин озабоченный, — зарычал он свирепо, — если ты еще хоть раз упомянешь моих девочек в моем присутствии, я сделаю так, что ты не сможешь снять ни цента ни со своего банковского счета, ни со своих кредитных карточек. Твое имя появится во всех черных списках в стране, и тебе не хватит полудюжины жизней, чтобы отмыться от той грязи, в которой я тебя вываляю!

Дирк выслушал страстный монолог Йегера с открытым ртом и округлившимися от изумления глазами, а когда тот выдохся, так расхохотался, что даже прослезился. До Хайрема, наконец, дошло, что его разыграли, как последнего лоха. Он тоже заулыбался — вначале робко, потом во всю ширь, а под конец и вовсе присоединился к Дирку.

— Признайся, здорово я тебя подловил! — подмигнул, отсмеявшись, Дирк. — А за дочек не беспокойся, я сам за них кому хочешь глотку перегрызу, ты только свистни! Но я к тебе действительно с просьбой. Можете уделить мне немного времени? Ты и Макс, я имею в виду. Хотелось бы кое-что выяснить, прежде чем я отправлюсь на ковер к Руди Ганну.

— Совсем другой разговор, — одобрительно кивнул Йегер. С сожалением отложив в сторону медвежий коготь, он придвинул клавиатуру поближе и пустил в ход обе руки и все десять пальцев, целиком сосредоточившись на вызове своего виртуального двойника в образе прекрасной женщины по имени Макс.

Макс была не просто электронным секретарем, помощником и советчиком, имеющимся в распоряжении каждого мало-мальски квалифицированного программиста, а вполне самостоятельным и обладающим собственной индивидуальностью искусственным интеллектом. Виртуальным интерфейсом Макс служило трехмерное голографическое изображение. Любимое детище гениального мозга Хайрема Йегера получило при сотворении не только облик его жены Элси, но и тембр ее обворожительного голоса, а также некоторые характерные черты ее личности и характера.

На возвышенной платформе напротив консоли внезапно возникла очаровательная молодая женщина с каштановыми волосами и большими топазовыми глазами, весьма соблазнительно и совсем необременительно одетая в узенький топик и неприлично короткую кожаную юбку.

— Доброе утро, джентльмены, — проворковала голограмма.

— Хай, Макс. Ты помнишь молодого Дирка Питта?

— Еще бы! Рада видеть тебя снова, Дирк.

— Отлично выглядишь, Макс.

— Могу и получше, если только Хайрем прекратит наряжать меня, как Бритни Спирс! — вызывающе бросила она, томно поглаживая руками свое полуобнаженное тело.

— Ладно, не заводись, завтра придумаем что-нибудь, — пообещал Йегер.

— Спасибо, дорогой, — нежно промурлыкала красотка и послала ему воздушный поцелуй.

— Так о чем ты хотел побеседовать с Макс? — напомнил Питту о цели визита Хайрем.

— Макс, что тебе известно о создании и применении японцами химического и биологического оружия в период Второй мировой войны?

Девушка на мгновение задумалась. Вероятно, заданный вопрос затронул слишком большие массивы информации, чтобы дать на него немедленный ответ. Не ограничиваясь морской тематикой, Йегер закачал в сеть НУМА — и в блоки памяти Макс соответственно — не только всю доступную через Интернет информацию, но и содержимое засекреченных файлов государственных, корпоративных и частных баз данных по всему миру, к которым сумел подобрать ключик или волшебное слово. Вот через все эти дебри громоздящихся друг на друге терабайтов и продиралась сейчас хрупкая молодая женщина, по крупицам собирая все, что имело бы отношение к затронутой вопросом теме. Закончив выборку, Макс начала методично излагать добытые и уже разложенные по полочкам в хронологическом и смысловом порядке факты:

— Японская военщина до и во время войны проводила широкомасштабные исследовательские работы по разработке и созданию новых видов химического, бактериологического и биологического оружия. Предварительные исследования и практические испытания велись, главным образом, на территории Маньчжурии, оккупированной войсками императорской армии еще в тысяча девятьсот тридцать первом году. Многочисленные лаборатории и экспериментальные центры маскировались под фермы, лесопилки и другие внешне безобидные строения. Испытывались готовые боевые вещества на китайских пленных, подвергавшихся воздействию разнообразных токсинов и газов и насильственному заражению возбудителями различных инфекционных заболеваний. Все работы велись под эгидой армии. Воинское подразделение пятьсот шестнадцать, размещенное в Цицикаре, курировало, контролировало и охраняло крупнейший в Северо-Восточном Китае комплекс по разработке, созданию и испытаниям химического оружия, но производилось оно исключительно на территории самой Японии. В Чанчуне и Пинфане, под надзором подразделений сто и семьсот тридцать один соответственно, действовали такие же комплексы, только занимавшиеся бактериологическим и биологическим оружием. По сути дела, все эти центры, лаборатории и комплексы были тюрьмами и концлагерями, в которых контингент заключенных пополнялся за счет задержанных местной полицией преступников и деклассированных элементов. Ни один из тех мелких воришек, нищих и бродяг даже не подозревал, что карой за незначительное правонарушение им будет смерть. Выжили и дожили до конца войны считаные единицы.

— Я читал о подразделении семьсот тридцать один, — вставил Дирк, — Они такое творили, что нацисты по сравнению с ними выглядят благовоспитанными бойскаутами.

— Список чудовищных, бесчеловечных экспериментов на людях, проводившихся японцами, в частности военнослужащими подразделения семьсот тридцать один, практически бесконечен, — продолжила лекцию Макс, — Им подвергались не только китайские военнопленные, но и попавшие в плен солдаты, матросы и офицеры союзников. Всем узникам концлагерей в обязательном порядке делали якобы профилактические прививки, на самом же деле им вводили разнообразные токсины и патогены, определяя таким варварским способом смертельную дозировку того или иного препарата. На привязанных к вбитым в землю колышкам пленников сбрасывали биологические бомбы с целью усовершенствования систем доставки и проверки устойчивости боеприпасов в реальных условиях. Жертвами опытов нередко становились местные крестьяне. Общественные деревенские колодцы заражали бациллами тифа, дизентерии, холеры и других инфекционных болезней, что приводило к локальным эпидемическим вспышкам. А экспериментаторам в кавычках оставалось только подсчитать процентное соотношение умерших, выживших и незаразившихся, чтобы пополнить свою дьявольскую статистику. Крыс с чумными блохами выпускали в густонаселенных городских кварталах, а потом хладнокровно фиксировали скорость распространения инфекции. Эти изверги даже детей использовали в качестве объектов. В одной из деревень детишек угостили шоколадками с возбудителем сибирской язвы. Те с удовольствием слопали подаренное лакомство, а через несколько дней почти все умерли в жестоких мучениях.

— Кошмар какой-то, — поежился Йегер, — Вот же ублюдки! Надеюсь, эти твари получили по заслугам за свои преступления?

— Напрасно надеешься, — разочаровала его Макс. — Почти все они благополучно избежали преследования, и лишь единицы попали в списки военных преступников и понесли наказание. Перед капитуляцией японцы уничтожили всю документацию, оставшихся в лагерях узников и сами лаборатории. Американские спецслужбы имели слабое представление о творившихся ужасах и подлинных масштабах геноцида, а в отдельных случаях попросту закрывали глаза на всплывающие время от времени факты и свидетельства, больше заинтересованные в накопленных японцами базах данных, чем в беспристрастном расследовании. Многие из тех, кто трудился во время войны, не покладая рук, в лабораториях, тюрьмах и лагерях смерти, создавая новые образцы чудовищного оружия, испытывая его на заключенных и хладнокровно умерщвляя тысячи невинных людей, потом активно участвовали в послевоенном возрождении японской фармацевтической промышленности, стали уважаемыми бизнесменами и ведущими производителями лекарственных препаратов, чему, несомненно, способствовал приобретенный ранее профессиональный опыт.

— Ага, на чужой крови приобретенный! — сердито проворчал Дирк.

— Никто не знает точных цифр, — невозмутимо возобновила речь Макс, — однако, по оценкам экспертов, в ходе работ над химическим и биологическим оружием массового поражения в тридцатые и сороковые годы погибло не менее двухсот тысяч китайцев, значительную часть которых составляли гражданские лица. Долгое время эта тема замалчивалась и лишь в позднейшие времена стала привлекать пристальное внимание историков и специалистов.

— Больше всего меня поражает, какими же нечеловечески жестокими могут быть люди по отношению к себе подобным, — мрачно резюмировал Хайрем.

— Макс, ты можешь перечислить, с какими биологическими патогенами и химическими веществами экспериментировали японцы? — спросил Дирк.

— Легче перечислить патогены и вещества, с которыми они не экспериментировали, — фыркнула девушка, — Известно, что работы велись с возбудителями многих смертельно опасных инфекционных заболеваний — от сибирской язвы, бубонной чумы и холеры до сапа, оспы и тифа. А в опытных образцах химического оружия использовались такие ядовитые соединения, как фосген, цианистый водород, иприт, или горчичный газ, и люизит. Данные о том, сколько всего единиц химических боеприпасов было изготовлено и сколько нашло применение в боевых действиях, часто недостоверны или вовсе отсутствуют. Все по той же причине: японцы уничтожили в конце войны все документы и демонтировали оборудование.

— Расскажи, пожалуйста, каким образом предполагалось задействовать их на полях сражений? — попросил Дирк.

— Химические вещества, как правило, устойчивы и имеют длительные сроки хранения, что делает их идеальной начинкой для таких боеприпасов, как авиабомбы, артиллерийские снаряды всех калибров, мины и даже ручные гранаты. Японцы во время войны произвели огромное количество химического оружия подобного рода. В Маньчжурии удалось захватить несколько складов с такими боеприпасами. Императорские войска так поспешно отступали, что не успели или забыли их эвакуировать или ликвидировать. А вот со средствами доставки биологического оружия возникли определенные трудности. Прежде всего, вследствие нестабильного характера патогенных компонентов. Эксперименты с артиллерийскими снарядами показали, что температура разогрева снаряда в момент выстрела превышает допустимую для биологической начинки. Поэтому японцы переключились на авиабомбы, но некоторые сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что и здесь им не удалось добиться желаемой эффективности.

— Скажи, Макс, тебе известно что-нибудь о химических или биобомбах с фарфоровой оболочкой?

— Разумеется. Металлические авиабомбы тоже выделяли слишком много тепла при разрыве, что губительно сказывалось на поражающих свойствах биологической составляющей бое припаса, поэтому японцы использовали керамику. Известно, что полевые испытания фарфоровых авиабомб с биологической начинкой неоднократно производились в Китае вплоть до освобождения оккупированной территории. Но для БОВ на химической основе керамические оболочки не нужны, для них вполне годятся обычные.

У Дирка противно засосало под ложечкой. Выходит, И-403 всплыла у мыса Флэттери лишь для того, чтобы запустить в воздух оба своих «Сейрана», которые, в свою очередь, должны были сбросить на побережье дюжину биобомб с корпусами из фарфора. Да, попытка сорвалась, субмарину успели вовремя потопить, бомбы разбились, но ведь кто-то опередил их с Джеком и унес одну из них. Причем унес, скорее всего, целую, потому что расколотая ни на что не годится, разве только для анализа. Интуиция подсказывала, что эта темная история не закончена и будет еще иметь продолжение.

Хайрем прервал его размышления, обратившись к Макс:

— Знаешь, дорогая, я даже не подозревал, что услышу так много нового из твоих уст. Я и понятия не имел, что японцы испытывали оружие массового уничтожения на китайских военнопленных и гражданском населении. Интересно, а против союзников они его когда-нибудь применяли?

— Есть сведения о единичных случаях в оккупированных Бирме, Таиланде и Малайзии, но ни одного упоминания о применении его в боях с союзниками в моих базах нет. По всей вероятности, японцы сознательно воздерживались от такого шага, опасаясь адекватного ответного удара. По некоторым косвенным данным, они планировали задействовать химическое и биологическое оружие лишь в самом крайнем случае — например, против союзных войск, высадившихся на побережье самой Японии. Впрочем, последнее открытие Питта-старшего позволяет предположить, что они готовились применить его и в случае возникновения непосредственной угрозы потери Филиппин.

— Питта-старшего? — удивленно повторил Дирк. — Моего отца? Что-то я не врубаюсь.

— Извини, я полагала, ты уже в курсе, — смутилась Макс. — Сейчас все расскажу. Тут вся загвоздка в мышьяке. Недавно поступило сообщение с борта «Марианского разведчика» с результатами анализа начинки артиллерийского снаряда, найденного в трюме затонувшего близ острова Панглао японского грузового судна и поднятого на поверхность твоим отцом и Алом Джордино.

— Хочешь сказать, что уже завершила поиск и выяснила, при чем здесь мышьяк? — подозрительно прищурился Йегер. — Помнится, кто-то божился, что до ланча нипочем не успеет.

— А я подключила скрытые резервы, вот! — высокомерно вздернула носик девушка.

— Эй, вы о чем это толкуете? — вмешался вконец запутавшийся Дирк, — Нельзя ли попроще, а то до меня опять не доходит.

— Можно и попроще, — покладисто согласился Хайрем. — Итак, популярно объясняю для невежд. Все началось с большого количества дохлой рыбы, выбрасываемой на курортный пляж. По просьбе местного эколога наши парни отыскали источник отравления и выяснили, что рыбки накушались мышьяка. Твой папочка и Ал нырнули на дно, забрались в трюм напоровшейся на риф старой японской посудины и наткнулись на целый склад ржавых снарядов, из которых этот мышьяк и вытекал.

— Калибра сто пять миллиметров, — дополнила Макс, — Стандартный боеприпас для японской полевой артиллерии среднего калибра. И мышьяк из них действительно вытекал. Только его там никогда не было.

— Обоснуй! — опешил Йегер.

— Все просто, — снисходительно усмехнулась голограмма. — Изначально в снарядах была смесь иприта и люизита. Очень популярный коктейль еще с начала тридцатых. В газообразном состоянии вызывает сильнейшее кожно-нарывное поражение со смертельным исходом. Люизит — мышьяковое соединение. Под воздействием соленой морской воды все летучие составляющие попросту испарились, а мышьяк — элемент устойчивый и малоактивный — растворился. И потравил рыбу. Японцы штамповали такие боеприпасы тысячами и применяли их против китайских войск в Маньчжурии. Даже в наши дни там иногда находят в земле неразорвавшиеся снаряды.

— А японские военно-морские силы участвовали в программе создания и производства оружия массового поражения? — поинтересовался Дирк.

— И довольно активно, но только химического. На императорский флот работал химический производственный комплекс в Сагами, где размещалась главная база ВМС, а оттуда боеприпасы с химическими БОВ распределялись по четырем флотским арсеналам в Куре, Йокосуке, Хиросиме и Сасебо. При всем при этом на долю флота приходится лишь ничтожная часть из 1,7 миллиона единиц химических боеприпасов, произведенных за время войны. Что же касается биологического оружия, то оно целиком находилось в ведении армии. И специалистов в этой области они сами для себя готовили — в Токийской военно-медицинской школе. Не исключено, конечно, что моряки тоже имели к ней какое-то отношение, но сейчас концов уже не сыщешь: здание школы разбомбили в сорок пятом, и все архивы сгорели.

— И что же, нет вообще никаких данных о наличии на кораблях императорского флота боеприпасов схимической начинкой?

— Во всяком случае, опубликованных, — покачала своей голографической головой Макс. — Основная масса захваченных во время войны оперативных и архивных документов была позднее возвращена и передана в Национальный архив Японии. Лишь небольшое количество успели скопировать, и еще меньшее — перевести.

— Макс, мне позарез нужна информация о японской субмарине И-403. Конкретно — о ее последнем боевом задании. Быть может, где-то сохранились документы военно-морского министерства, которые смогут как-то прояснить эту загадочную историю?

— Извини, Дирк, но у меня нет доступа в базу данных японского Национального архива.

Дирк перевел взгляд на Йегера и многозначительно прищурился.

— Национальный архив, говоришь? — хмыкнул Хайрем и пожал плечами, — Почему бы и нет? Все не так страшно, как в Лэнгли[340] залезать через канализацию.

— Вот теперь узнаю лучшего хакера Силиконовой долины, — облегченно рассмеялся Дирк, — Хайрем, я тебя обожаю!

— Да чего уж там, — смущенно улыбнулся Йегер, — Ты загляни ко мне через пару часиков, а я пока прикину, что можно сделать.

— Макс, тебя я тоже очень люблю, — обратился Дирк к голограмме. — Огромное спасибо за помощь и информацию.

— Всегда пожалуйста, заходите еще, — зазывно улыбаясь, ответила девушка и в то же мгновение исчезла с подиума.

Хайрем немедленно уткнулся в монитор, пальцы его запорхали по клавишам, и он перестал замечать окружающих, целиком погрузившись в решение поставленной задачи. Дирк ухмыльнулся и удалился по-английски.

* * *

Ровно в десять Питт-младший вошел в конференц-зал с большой туристской сумкой через плечо. Упруго пружинящий под ногами небесно-голубой ковер приятно гармонировал с длинным столом вишневого дерева и панельной обшивкой стен из того же материала. Панели были украшены картинами на морскую тематику, в основном старинными полотнами с изображениями парусных кораблей эпохи Войны за независимость. Из окна во всю стену с высоты птичьего полета открывался чудесный вид на Потомак и парк Джорджа Вашингтона. Сидевшие за столом двое мужчин в одинаковых темных деловых костюмах с каменным выражением лиц внимательно слушали рассказ третьего — коротышки в старомодных роговых очках, — о недавних событиях на Алеутских островах с участием «Глубинного старателя» и его команды. Заметив вошедшего, Руди Ганн прервался на полуслове, выскочил из-за стола и бросился ему навстречу.

— Здравствуй, здравствуй, блудный сын! — тепло приветствовал он Дирка, влажно поблескивая ярко-голубыми глазами за толстыми линзами очков. — Быстро же ты обернулся, молодец. Рад, что твоя эскапада на пароме не обошлась дороже, — добавил Ганн, окинув цепким взглядом распухшую нижнюю губу и пластырь на щеке молодого человека.

— Да, повезло, — согласился Дирк. — Моя спутница сломала ногу, а я, можно сказать, отделался легким испугом. Но тем парням, что за нами гнались, досталось по полной программе. Не знаю, откуда они взялись и за что так сильно на меня взъелись, но их об этом уже не спросишь. И я тоже очень рад, что снова вижу тебя, Руди, — добавил он, крепко пожимая протянутую руку бессменного первого заместителя директора НУМА.

— Дирк, позволь представить тебе Джима Уэбстера, — снова заговорил Ганн, усадив его в кресло и вернувшись на свое место, — помощника директора АНБ по информационному анализу, — он указал жестом на блондина с короткой стрижкой, — и его коллегу Роберта Джоста, начальника отдела транспортной безопасности. — Джост, грузный краснолицый и красноносый толстяк, поднял голову, кивнул без улыбки и снова уткнулся глазами в полированную поверхность стола. — Мы как раз обсуждали доклад капитана Берна, в котором он высоко оценивает твои заслуги в спасении группы эпидемиологов из ЦКЭ.

— Ерунда, просто мы с Джеком пролетали мимо и поймали сигнал SOS, — отмахнулся Дирк, — Жаль только, что не успели эвакуировать и тех двух парней из Береговой охраны. Когда мы добрались до Юнаски, они уже были мертвы.

— Учитывая высокую концентрацию токсина и близость метеостанции к берегу, у них с самого начала не было шансов выжить, — заметил Уэбстер.

— Вы в курсе, что они отравились цианистым водородом, мистер Уэбстер? — поинтересовался Дирк.

— Я в курсе, а вот откуда вы знаете о цианиде? — насторожился блондин. — Это закрытая информация.

— Мы прихватили тогда тушку дохлого морского льва, — пояснил Дирк, — и доставили в Сиэтл. А те девушки-эпидемиологи, которых мы спасли, произвели вскрытие и определили причину гибели животного.

— Понятно, — кивнул Уэбстер, — А наши специалисты обнаружили следы цианидного отравления при вскрытии тел метеорологов.

— Вы нашли траулер, с которого обстреляли и подбили наш вертолет? — в упор спросил Дирк.

Чиновники переглянулись. После затянувшейся паузы ответить решился Джост.

— Никакой дополнительной информации пока не имеется, — признался он с видимой неохотой, — Под ваше описание подпадают сотни рыболовецких судов, промышляющих в зоне Алеутских островов. Да и те типы на траулере почти наверняка не местные. Вы же сами писали в рапорте, что они типичные азиаты, по всей видимости, китайцы или японцы. Мы сейчас совместно с японскими коллегами как раз и проверяем эту версию.

— Японский след, значит, отрабатываете, ну-ну! — мрачно усмехнулся Дирк. — А вы не задумывались, джентльмены, на кой черт понадобилось японцам, китайцам или кому бы то ни было устраивать газовую атаку на богом забытом острове, на котором никто не живет?

— Вы мне лучше вот что скажите, мистер Питт, — уклонился от ответа толстяк. — Вы раньше когда-нибудь встречали тех людей, которые позавчера пытались вас убить?

— Никогда. Могу только добавить, что они профессионалы. Не самого высокого уровня, но и не уличная шпана.

Уэбстер раскрыл лежащую перед ним на столе папку и показал Дирку помятую малоформатную почтовую открытку; на ее лицевой стороне был фотопортрет пожилой японки с жесткими, волевыми чертами лица и горящими фанатичной яростью глазами.

— Знаете, кто это? — спросил он.

— Нет.

— Фусако Сигенобу, в недалеком прошлом самый авторитетный революционный лидер КАЯ. Мы нашли эту карточку в бумажнике одного из ваших несостоявшихся киллеров, когда вытащили их со дна пролива.

— А что такое КАЯ?

— Красная армия Японии. Международная террористическая организация, образовавшаяся еще в семидесятых. Считалось, что после ареста Сигенобу в двухтысячном году она распалась или ушла в глухое подполье, но в последнее время, похоже, возрождается и уже заставила говорить о себе.

— Я читал, что затянувшийся кризис японской экономики возродил популярность экстремистских идей и лозунгов и подтолкнул к вступлению в их ряды многих молодых людей, особенно из студенческой среды, — добавил Ганн.

— КАЯ не только привлекает не знающую, чем заняться, молодежь, но и переходит к активным действиям, — поправил Уэбстер. — Они взяли на себя ответственность за недавние нашумевшие убийства нашего посла в Японии и его заместителя, а также за взрывы в производственном комплексе филиала «Семкона» в Тиба. Все три теракта — работа профессионалов высочайшего класса. Публика негодует и требует возмездия, что, сами понимаете, заметно осложняет наши и без того непростые отношения с Токио.

— Мы подозреваем КАЯ в причастности к трагедии на Юнаске, — ввернул Джост, — Есть предположение, что на острове они устроили всего лишь генеральную репетицию, а настоящую газовую атаку с сотнями жертв проведут в метро или большом универсальном магазине.

— Логичная версия, — не стал спорить Дирк, — Но тогда выходит, что они же заразили оспой Ирвина Фаулера, разве не так?

— Мы пока не установили прямой связи между этими двумя эпизодами, — возразил блондин. — Фаулер мог заболеть оспой, заразившись от кого-нибудь из алеутов на Уналашке. Да и японские коллеги уверены, что раздобыть вирулентный возбудитель оспы — непосильная задача даже для лучших и опытнейших боевиков КАЯ. Не тот уровень компетентности и профессиональной подготовки. Мы разделяем их точку зрения.

— Я бы на вашем месте не был столь категоричен, — предостерегающе покачал головой Дирк.

— Послушайте, мистер Питт, — раздраженно заговорил Джост, — мы здесь не для того собрались, чтобы выслушивать ваши надуманные теории. Мы просто хотим выяснить, что делали двое боевиков КАЯ в нашей стране и зачем пытались убить простого ныряльщика из НУМА?

— Вообще-то я директор департамента спецпроектов, — невозмутимо уточнил Дирк; водрузив на стол свою сумку, он резко толкнул ее в сторону краснорожего зануды. Тот едва успел подхватить чашку с недопитым кофе, прежде чем скользнувшая по гладкой поверхности сумка мягко толкнулась ему в грудь. — Ответ на ваш вопрос находится внутри, — спокойно пояснил молодой человек.

Уэбстер опомнился раньше разинувшего рот коллеги. Схватив сумку, он расстегнул молнию. Джост и Ганн привстали, напряженно следя за его руками. Блондин вытащил, положил на стол и развернул продолговатый синтепоновый сверток, внутри которого обнаружился причудливо изогнутый осколок фарфорового изделия цилиндрической формы и непонятного назначения длиной около ярда. Изнутри серебристо-белый фрагмент разделялся на три секции — две большие внизу и одну, совсем маленькую, в конически заостренной верхней части.

— Что это? — вопросительно посмотрел на Питта Руди.

— Часть керамической оболочки авиабомбы с очень хитрой и очень грязной начинкой, шесть десятков лет пролежавшей на дне морском, — ответил Дирк и вкратце пересказал присутствующим историю находки, начав с обстрела побережья в районе военной базы Форт-Стивенс японской субмариной И-25 и закончив описанием своего проникновения в торпедный отсек другой подлодки — И-403.

— И что же дальше? — не выдержал сгорающий от любопытства Ганн.

— Дальше я отдал осколки на лабораторный анализ, — продолжил Дирк, — в надежде, что специалисты сумеют определить, какие компоненты входили в состав заряда. Потом мы с мисс Мэтсон поехали перекусить, а на обратном пути угодили под обстрел и чудом спаслись.

— Почему корпус бомбы из фарфора? — поинтересовался Уэбстер.

— Чтобы защитить от перегрева биологическую составляющую. В боеголовку помещался микрозаряд с простейшим взрывателем, настроенным на срабатывание на определенной высоте. Фарфоровая оболочка от взрыва разбивалась вдребезги, а летучие компоненты содержимого рассеивались на большой площади. Будь корпус металлическим, для достижения того же эффекта потребовался бы заряд гораздо большей мощности, что могло повредить биологическую составляющую, — Дирк продемонстрировал слушателям внутреннюю структуру бомбы и добавил: — Пока не совсем понятно, когда и каким образом смешивались обе части бинарного заряда — то ли перед вылетом, то ли уже после разрыва оболочки. Не исключено также, что они вовсе не смешивались, а действовали сами по себе, каждая в соответствии со своими свойствами. Ясно только, что конструкция универсальная: в эти секции можно залить что угодно и в любой комбинации, выбор огромный. Скажем, иприт с люизитом и возбудитель сибирской язвы. Холерные вибрионы и тифозные бациллы. Или… — Дирк выдержал многозначительную паузу, прежде чем назвать следующее сочетание, — цианистый водород и вирус оспы в одном флаконе. Кстати, джентльмены, в той лаборатории, куда я обратился, смогли обнаружить следы только одного компонента. Угадайте с трех раз, какого именно?

— Цианида! — первым выкрикнул Руди.

— Правильно, — подтвердил Дирк.

— Но для чего все-таки прибегать к таким ухищрениям? — недоуменно спросил Уэбстер. — Зачем делать заряд бинарным, если куда проще начинить бомбу чем-то однородным?

— По двум причинам, — ответил Питт. — Чтобы отвлечь внимание и усыпить бдительность. Допустим, цианистый водород зарядили в бомбу вместе с биопатогеном — не будем пока уточнять с каким. Отравляющий газ производит смертоносное воздействие на ограниченной территории, тогда как биологический агент, распространяясь гораздо медленнее, охватывает во много раз более обширный регион. Что происходит дальше? Цианид быстро рассеивается, эвакуированные и выжившие спокойно возвращаются в свои дома, а там их уже поджидает коварный вирус. Впрочем, это всего лишь домыслы. Вполне возможно, химические и биологические ВОВ компоновали лишь для того, чтобы повысить уровень смертности населения в зараженной местности.

— Так ты говоришь, что в лаборатории нашли только следы химической составляющей? — уточнил Ганн, — А что еще там было, не знаешь?

— Могу только догадываться, — вздохнул Дирк, — Но в чем я уверен на сто процентов, так это в том, что биологическая составляющая там тоже была! Иначе не имело смысла использовать бомбу с керамическим корпусом. Для одной химической отравы сгодилась бы и обычная.

— Если я правильно понял, — ухватился за спасительную ниточку Джост, — помимо цианистого водорода, в бомбу могли поместить возбудитель любой смертельно опасной болезни. Бубонной чумы, например, или тропической лихорадки, верно?

— Верно, — не стал отрицать Дирк.

— А оспы тоже могли? — ринулся на выручку Руди.

— И оспы могли, — подтвердил Дирк с простодушной улыбкой.

И без того красное лицо толстяка побагровело еще сильнее и приобрело густой и сочный цвет мякоти перезрелого арбуза.

— Мне надоело выслушивать ваши беспочвенные фантазии! — прорычал он, вызверившись на Дирка. — Ваши исторические экскурсы, несомненно, занятны, но никак не относятся к делу. Вы что же, всерьез надеетесь убедить нас в том, что группа современных экстремистов не придумала ничего лучшего, как добывать оружие массового поражения для своих терактов из трюма ржавой японской субмарины, шестьдесят лет пролежавшей на дне морском? Неужели вы сами не понимаете, мистер Питт, какую ахинею несете?! Мы прекрасно знаем, что такое Красная армия. Это компактная, разбитая на ячейки и строго законспирированная структура, состоящая из идейных фанатиков с прямолинейным мышлением и весьма ограниченным воображением. Предел их возможностей — убийство какого-нибудь политического лидера или взрыв бомбы на городской площади во время народного гулянья. На что-либо более изощренное у них просто не хватит фантазии. Не говоря уже о том, что микробиологи и водолазы — не тот контингент, чтобы работать на террористов или разделять их убеждения.

— Должен сказать, что разделяю позицию Боба, — негромко произнес Уэбстер. — Найденная вами бомба со следами цианида внутри и газовая атака на Юнаске — вовсе не обязательно звенья одной цепи. Цианистый водород не так уж сложно достать, и для этого совсем не обязательно опускаться на дно океана. Хотя оба события близко укладываются в один и тот же временной отрезок, я по-прежнему склонен полагать, что это простое совпадение. Вы сами признали, что лабораторный анализ не выявил возбудителя оспы. И вы не можете с уверенностью утверждать, что из пустующей ячейки в контейнере была похищена нерасколовшаяся бомба. А вдруг ее там вообще не было? Или неизвестные грабители, так же как и вы, прихватили разбитую для анализа? Да и сам факт вызывает сомнение.

Может, никаких похитителей не было и они существуют лишь в вашем воображении?

Молча выслушав аргументы цицеронистого блондина, Дирк расстегнул молнию бокового кармашка сумки и вытянул из него черный пластиковый прямоугольник. Найденный в торпедном отсеке таймер все еще работал, отсчитывая секунды и минуты и ровно мигая в такт зелеными глазками индикаторов.

— Держите, — протянул он таймер Уэбстеру, — Эту штуку я нашел там же, где бомбы, только на пару футов выше. Возможно, это тоже плод моего воображения, но вы, на всякий случай, проверьте, откуда он мог там произрасти?

— Может, какой-нибудь ныряльщик-любитель забыл, — брякнул Джост и тут же прикусил язык, но было уже поздно.

— Ну да, конечно, — саркастически хмыкнул Дирк, — Любитель. Рыболов-спортсмен. Как те двое ребятишек с «Калашниковыми» на траулере. Послушайте, джентльмены, меня уже дважды пытались убить, и оба раза едва не преуспели. Не знаю, кто и почему, но я убежден, что стоят за всем этим очень серьезные дяди.

— Уверяю вас, мистер Питт, расследование движется полным ходом и мы прилагаем максимум усилий для его скорейшего завершения, — скучным голосом отбарабанил Уэбстер, — Я сегодня же отправлю осколок бомбы в федеральную лабораторию в Куантико для повторного анализа и передам таймер в экспертный отдел. Мы обязательно найдем мерзавцев, виновных в гибели метеорологов Береговой охраны, — Фразы были правильными, продуманными, обкатанными и даже идеологически выдержанными, но за ними стояли пустота и неуверенность. Блондин, кажется, и сам это понимал, иначе трудно объяснить его неожиданное предложение: — Если хотите, мистер Питт, наша служба предоставит вам безопасное убежище и охрану вплоть до окончания следствия и ареста преступников.

— Нет уж, спасибо! — не задумываясь, отказался Дирк, — Если охотящиеся за мной люди те, за кого вы их принимаете, мне нечего опасаться, сам как-нибудь управлюсь. Если же они те, за кого их принимаю я, не спасет ни убежище, ни охрана. Кстати, джентльмены, сколько, на ваш взгляд, боевиков Красной армии может в настоящее время безнаказанно разгуливать по территории нашей страны?

Аэнбэшники переглянулись и стыдливо потупились. Ганн счел момент подходящим для дипломатического вмешательства:

— Мистер Уэбстер, мистер Джост, позвольте от имени руководства НУМА выразить вам благодарность за неоценимое содействие в расследовании обстоятельств крушения принадлежащего нашей организации геликоптера и покушения на жизнь наших сотрудников, — Он встал и направился к двери, всем своим видом показывая, что аудиенция закончена. Визитеры намек поняли и потянулись за ним. — Держите нас в курсе дальнейшего развития событий, — добавил Руди, предупредительно распахивая дверь, — И знайте, что в НУМА вам всегда рады и готовы оказать любое содействие.

Прокричав последнюю фразу уже вслед удаляющимся спинам, он вытер пот со лба, закрыл дверь, вернулся за стол и подсел к Дирку.

— Знаешь, сынок, — заговорил Ганн, — почему безопасники замалчивают события на Алеутах и Аляске и даже засекретили результаты вскрытия погибших метеорологов? — И сам же ответил, не дожидаясь реакции Дирка: — Да потому, что на них сейчас всех собак вешают и в открытую обвиняют в некомпетентности, имея в виду серию громких нераскрытых убийств и терактов в Японии. АНБ и ФБР сами ничего раскопать не смогли и надеются только на параллельные спецслужбы японцев. Но дело даже не в этом. Эти двое с пеной у рта отстаивали непричастность террористов КАЯ к заражению оспой мистера Фаулера и в то же время сами намекали, что именно они распылили цианид на Юнаске. В принципе, им вообще невыгодно афишировать тот факт, что какие-то японские экстремисты осмелились совершить теракт в США, но из двух зол всегда выбирают меньшее. Если выяснится, что вместе с цианистым водородом в атмосферу попал возбудитель оспы и уже есть пострадавшие, поднимется такой вой, что не только кресла зашатаются, но и головы полетят. Вот наши спецслужбы и пытаются представить инфицированного оспой Фаулера жертвой случайного заражения. Понимают, что вранье, но не могут признаться в этом даже самим себе.

— У нас же нет прямых доказательств, — пожал плечами Дирк, — а на косвенных далеко не уедешь. Но и игнорировать случившееся мы не имеем права.

— Разумеется, ты прав, мой мальчик. Я сегодня же поговорю с адмиралом. Директор ФБР — его старинный партнер по теннису, так что можешь быть уверен, твои соображения без внимания не останутся.

Диалог прервал стук в дверь, вслед за которым в проеме показалась худая мальчишеская физиономия Хайрема Йегера.

— Прошу прощения за вторжение, — извинился он. — Дирк, я тут кое-что нарыл для тебя.

— Заходи, Хайрем, присоединяйся. Мы с Руди как раз обсуждаем планы свержения правительства. Тебе какой пост больше нравится, вице-президента или госсекретаря? А ты никак уже успел раздолбать оборонительные линии Национального архива в Токио?

— Побойся бога, какие линии, какой архив?! — Йегер схватился за сердце и театрально застонал, изображая сердечный приступ. — И вообще, на что ты намекаешь? Нет, не говори, не надо! В любом случае, у меня алиби. Последние полчаса я безвылазно просидел в сортире, Макс подтвердит.

— Извращенец! — фыркнул Дирк. — А задницу сам подтирал или даму заставил?

Ганн неодобрительно покосился на обоих шутников и обреченно покачал головой.

— Вот что, хулиганье, — предупредил он со вздохом, — если вас посадят за взлом и незаконное проникновение, сделайте одолжение, не валите все на меня одного, пусть и его непутевому папаше, — кивнул он на Дирка, — тоже достанется.

— Как скажешь, Руди, — рассмеялся Дирк и повернулся к компьютерщику: — Так что ты там нарыл, Хайрем?

— Так, крохи. К сожалению, документов из архива Министерства ВМФ, я имею в виду те, что мы так опрометчиво вернули японцам в пятидесятых, оказалось не так уж много.

К тому же почти все они на японском. Мне пришлось задействовать несколько переводных программ, прежде чем получился удобоваримый текст. — Одной рукой он помахал перед Дирком тоненькой пачкой распечаток, а другой налил себе чашку кофе из объемистого серебряного кувшина, — Но тебе повезло. Я наткнулся на оперативный журнал штаба японского Шестого флота за последние шесть месяцев тысяча девятьсот сорок четвертого года.

— Там упоминается И-403?

— Ага. Последнее боевое задание датируется концом декабря. Оно имело особо важное значение и было санкционировано самим командующим. Формулировка лаконичная и предельно ясная. Ты только послушай, обалдеешь! — Хайрем схватил одну из распечаток и зачитал вслух короткий текст следующего содержания:

«Следовать северным маршрутом к северо-западному побережью с дозаправкой на Амчитке (танкер „Мориока“), При первой благоприятной возможности нанести воздушный удар с применением спецбоеприпасов в контейнерах с маркировкой „Макадзе“. Выбор цели: в зависимости от обстановки, на усмотрение командира корабля. Рекомендуемые цели: Такома, Сиэтл, Ванкувер, Виктория. Альтернативные цели: Аламеда, Окленд, Сан-Франциско. По приказу и с благословения Его Императорского Величества».

— Губа не дура! — хмыкнул Ганн. — Не многовато городов для пары легких бомбардировщиков?

— Да нет, в самый раз, — невесело усмехнулся Дирк. — Ты сам прикинь, Руди, они же все рядом расположены. Тут и одного хватит, чтобы над всеми пролететь. Две-три бомбы на каждый, а через две недели всеобщая паника, хаос, трупы на улицах. Лихо они все рассчитали. Слава богу, что сорвалось! Да, Хайрем, в твоем документе встречается название «Макадзе». Перлмуттер тоже его упоминал. Не знаешь, что оно обозначает?

— Я тоже заинтересовался, — кивнул Йегер, — С японского оно переводится как «злой ветер» или «черный ветер». Но никакой дополнительной информации я не нашел.

Он опустился в кресло, отхлебнул кофе из чашки и надолго замолчал, всем своим видом показывая, что наслаждается процессом и больше ему ни до чего нет дела. Дирк, привычный к его закидонам, тоже не подавал голоса, а вот импульсивный Ганн не выдержал.

— Ты ведь еще что-то знаешь, да, Хайрем? — спросил он вкрадчивым, ласковым голосом, предвещающим бурю, как было хорошо известно всем, кто близко (и не очень) знал Руди Ганна, — Ты же хороший мальчик и не заставишь дядюшку Руди томиться в неведении, правда? А ну поставь эту чертову чашку и колись, паршивец, пока я тебе ее в глотку не засунул! — неожиданно прогремел Ганн, поднимаясь во весь свой не шибко внушительный рост и мало чем напоминая олимпийского громовержца. Йегер, которого, как и Дирка, гнев начальства никогда особо не волновал, понял, однако, что слегка зарвался, и немедленно изобразил раскаяние.

— Я больше не буду, дяденька, все расскажу, всех предам, только не бейте! — жалобно заканючил он, одновременно перебирая листки и бегло просматривая текст.

Руди успокоился так же быстро, как возбудился. Он уселся обратно в кресло и приготовился слушать.

— Ага, вот оно, — рассеянно пробормотал Йегер, выбрав пару листов, сколотых скрепкой, — Вообще-то это не моя заслуга, а Макс, — предупредил он, честно отдавая должное даме, хотя та и не присутствовала, — Я попросил ее, на всякий пожарный, порыться в открытых публичных информаториях США и Японии и угадал. В одном из японских архивов ей попался дневник одного парня, служившего на И-403. Механик первого класса Хироси Сакора, техник-сержант императорских ВВС. Ему тогда здорово повезло. С острым приступом аппендицита он был снят с подлодки, отправившейся в свое последнее плавание и уже пересекшей Тихий океан, и передан на борт танкера-заправщика, ожидавшего рандеву с субмариной близ одного из Алеутских островов. А все его сослуживцы пошли на дно вместе с субмариной, потопленной у мыса Флэттери.

— В его дневнике есть какие-нибудь дополнительные сведения о боевой задаче, поставленной перед экипажем И-403? — встрепенулся Дирк.

— Сколько угодно! Оказывается, Сакора, помимо исполнения своих непосредственных обязанностей механика, отвечал также за целостность и сохранность авиационных боекомплектов. Он пишет, в частности, что перед самым выходом в море армейский офицер по фамилии Танака привез и приказал погрузить на борт ящики с какими-то особенными авиабомбами нового типа, применение которых должно было здорово насолить американцам. По словам механика, эта новость заметно повысила боевой дух экипажа. Все наперебой обсуждали и гадали, но что за бомбы и каково их действие, никто доподлинно не знал.

— И даже сам Сакора не знал? — недоверчиво приподнял бровь Руди. — Неужто ни разу не заглянул в те ящики?

— Он пытался, но тот офицер, Танака, оказался исключительно вредным и подозрительным типом. Вот какими эпитетами характеризует его механик: «мрачный, замкнутый, высокомерный, придирчивый». Впрочем, флотские и армейцы всегда недолюбливали друг друга, так что не стоит безоговорочно доверять этой характеристике. К тому же Танака присоединился к экипажу в самый последний момент; моряки суеверны, и это обстоятельство могли посчитать плохим предзнаменованием. Сакора пробовал разговорить Танаку, но ничего существенного не выведал. Однако незадолго до своего списания с подлодки сумел-таки разузнать кое-что любопытное от одного из пилотов. Этот летчик однажды распил с Танакой бутылочку сакэ, и тот в подпитии проговорился, что в бомбах возбудитель оспы.

— Господи помилуй! — потрясенно воскликнул Ганн, — Значит, Дирк все правильно вычислил?

— Очевидно. Еще одна деталь. Вирус находился не в жидкой, а в твердокристаллической форме, в виде очень мелкого порошка. Его-то и предполагалось распылить над густонаселенными американскими городами с помощью специального взрывного устройства, срабатывающего на определенной высоте. Ну а дальше все по сценарию: сначала двухнедельный инкубационный период, потом первые больные и умершие, всеобщая растерянность, стремительное распространение эпидемии по всему побережью, горы трупов, толпы беженцев и тому подобное. По всей видимости, японцы рассчитывали таким способом посеять в стране хаос и панику и добиться заключения мира на выгодных для них условиях.

— Что ж, перед угрозой нанесения новых ударов с применением биологического оружия по домашней территории спасовали бы, я думаю, многие из тех политиков и военных, что ратовали за ведение войны до победного конца, — задумчиво произнес Руди.

В зале воцарилось молчание. Все трое размышляли о том, как мог измениться ход истории, если бы И-403 успешно завершила возложенную на нее миссию. Но вскоре мысли их вернулись в прежнее русло — к аналогичной, но куда более актуальной угрозе, нависшей над Соединенными Штатами шестьдесят лет спустя.

— Механик пишет в дневнике, что вирус находился в порошкообразной форме, так? — повернулся к Йегеру Дирк. — Но ведь это значит, что японцы еще тогда разработали эффективную методику кристаллизации, не влияющую на вирулентность возбудителя!

— Все правильно, — кивнул Йегер, — Иначе он не выдержал бы длительного морского путешествия. По словам Макс, японцы постоянно сталкивались с этой проблемой. В жидкостной форме биологический материал в боеприпасах довольно быстро начинал разлагаться, приходил в негодность и утрачивал поражающие свойства. В конце концов они все-таки придумали, как с этим бороться. Все оказалось до смешного просто. Добавить в кристаллический вирус немного воды, и он оживает.

— Иначе говоря, он может ожить даже сейчас, через шестьдесят лет, — мрачно констатировал Руди, — Вот мы и нашли ответ на аргументы мистера Джоста.

— Еще как может, — подтвердил Дирк. — А что ему сделается? Так бы и пролежал хоть до Страшного суда, не свались на те ящики торпеда, — Он покрутил головой и усмехнулся, — Это же надо до такого додуматься: просто добавь воды и заполучи апокалипсис по полной программе! Теперь понятно, для чего была нужна самая маленькая секция.

— Удачно все-таки, что торпеда раздавила одиннадцать бомб из двенадцати, — заметил Ганн. — Иначе мы имели бы сейчас куда больше проблем.

— Да, но двенадцатая-то пропала, — возразил Дирк.

— И пропала, к несчастью, не только она одна, — добавил Йегер.

Питт и Ганн недоуменно переглянулись и дружно уставились на Йегера.

— Ты на что это намекаешь, дружок? — подозрительно сладеньким голосом осведомился Руди.

— На И-411,— невозмутимо ответил Хайрем. — Ах да, вы же еще не в курсе! — спохватился он, обратив, наконец, внимание на убийственное выражение, одновременно появившееся на лицах коллег. — Была еще одна субмарина того же класса, получившая такое же задание и имевшая на борту такой же груз с маркировкой «Макадзе». Только цель была другая: восточное побережье Соединенных Штатов.

Йегер вдруг умолк и испуганно притих, как нашкодивший ребенок. Только сейчас он осознал, что сказанное им секунды назад произвело на Ганна и Питта эффект разорвавшейся бомбы.

20

Тяжелым и долгим выдался тот день для Такео Иосиды, крановщика-оператора, работающего в Йокогамском порту. Иосида пахал, как проклятый, с шести утра, загружая в трюмы дряхлого контейнеровоза под либерийским флагом нескончаемый поток контейнеров с экспортной продукцией японских предприятий, выпускающих бытовую электронику. Такео как раз опускал на палубу последний, когда в кабине вдруг затрещал и ожил радиокоммуникатор.

— Иосида, это Такаги, — услышал он басистый голос бригадира, — Как закончишь с «Сан-Себастьяном», сразу двигай в пятый док. Там дожидается погрузки корейское судно «Бакё». Работы не очень много, одна единица груза. Но груз габаритный и непростой. У меня все.

— Вас понял, Такаги-сан, — ответил Такео, едва сдерживаясь, чтобы не разразиться проклятиями. Всего двадцать минут до конца смены, и этот паскуда бригадир подкидывает ему новую работенку да еще в противоположном конце порта! Но спорить с начальством — себе дороже. Он тяжело вздохнул, выбрался из кабины, спустился вниз, зафиксировал кран и двинулся пешком в пятый док, до которого предстояло протопать около полумили, на каждом шагу поминая Такаги добрым, ласковым словом. Добравшись, наконец, до пирса, Иосида остановился и перевел дух, окинув равнодушным взглядом напоминавшую со стороны разворошенный муравейник панораму одного из крупнейших портовых комплексов в мире.

Контейнерный терминал Д-5 достигал в длину более трехсот ярдов и был достаточно велик, чтобы вместить и обслужить самые крупные из грузовых судов, бороздящих океанские просторы. Поэтому Такео немного удивился, увидев упомянутое бригадиром судно, совсем не похожее на привычные коробки сухогрузов и контейнеровозов.

Предназначенное для прокладки оптиковолоконных кабелей по океанскому дну специализированное судно «Бакё», построенное на судостроительном заводе концерна «Мицубиси», имело в длину 436 футов, а в ширину — 133 фута. Мощный стальной корпус и современного дизайна надстройку покрывал еще не успевший потускнеть и поблекнуть слой белой краски, почти идеальное состояние которого свидетельствовало о том, что прошло совсем немного времени с тех пор, как оно сошло со стапелей расположенной неподалеку судоверфи в воды Йокогамской бухты и пустилось в свое первое плавание. Над мостиком развевалось полотнище государственного флага Южной Кореи, а боковую поверхность скошенной дымовой трубы зигзагом пересекала стилизованная голубая молния. Такео почесал в затылке и припомнил, что голубая молния — фирменный знак «Кан энтерпрайзиз», одной из крупнейших транснациональных корпораций Юго-Восточной Азии. Плоховато разбирающийся, если не сказать большего, в корейской истории, простой крановщик не мог знать, что судно получило свое название в честь одного из корейских княжеств раннефеодального периода, доминировавшего на полуострове в третьем веке новой эры.

Двое докеров обвязывали тросами какой-то продолговатый, веретенообразный объект, покоившийся на автомобильной платформе. Заметив Иосиду, грузчики поздоровались, и один из них весело крикнул:

— Что вылупился, Такео? Никогда раньше не катал на своем кране настоящую подводную лодку?

Только сейчас крановщик понял, что перед ним самая настоящая мини-субмарина. Он видел однажды такую, но только по телевизору.

— Такаги, зараза, сказал, что мы отсюда не уйдем, пока ее не погрузят на борт, — зло сплюнул второй. — Так что давай пошустрей, а мы тебя потом пивком угостим.

— Обвязали нормально? — спросил Иосида, просто так спросил, для проформы. Строго говоря, его это вообще не касается; его дело — в кабине сидеть да рычагами ворочать. А если грузчики что-то напортачили, с них и спрос будет.

— Обижаешь! — откликнулся первый, совсем еще молодой парень, лет девятнадцати, устроившийся на работу в порту всего несколько недель назад.

В нескольких ярдах от кабины тягача Такео заметил коренастого лысого мужчину, молча наблюдающего за работой докеров. Казалось бы, ничего особенного, но от его фигуры исходила мощная волна угрозы, хоть и воспринимаемая на подсознательном уровне, но более чем ощутимая для любого, кто научился мало-мальски разбираться в людях. Иосида, не раз и не два попадавший в жестокие переделки, научился этому давно и мог с первого взгляда отличить настоящего крутого от прикидывающегося таковым. Этот был настоящим.

Ему вдруг нестерпимо захотелось глотнуть пива, и он даже ощутил на миг на языке и нёбе вкус и ощущение так легко и приятно льющегося в глотку любимого «Саппоро». Снова вздохнув, Такео подошел к крану и полез наверх по длинной металлической лесенке. Привычно перебирая руками ребристые стальные перекладины, он добрался до кабины, залез внутрь и взялся за рычаги управления. Под стать пианисту-виртуозу, Иосида сразу вошел в ритм, завел стрелу и безошибочно остановил блок с крюком в нескольких дюймах над готовой к подъему, хотя и в непривычной для нее среде, субмариной. Докеры тут же накинули на крюк крепления, и старший вскинул над головой обе руки с поднятыми вверх большими пальцами. Такео потянул на себя рычаг вертикали. Сначала мягко и плавно, пока не натянулся медленно наматывающийся на барабан толстый стальной трос. Потом резче и уверенней, но не быстро. Быстро нельзя. То есть можно, конечно, но не нужно. Как часто приговаривал дед, побывавший в плену у русских и научившийся их языку, спешка хороша только при ловле блох. Когда субмарина зависла над платформой на высоте 50 футов, Иосида прекратил подъем и взялся за другой рычаг, но приводить его в действие не торопился, терпеливо дожидаясь, пока груз не перестанет раскачиваться. Тогда он приведет в круговое движение стрелу, переместит по дуге кажущуюся сверху игрушечной мини-подлодку на сорок пять градусов и опустит в приготовленную для нее люльку на палубе «Бакё».

Такео еще не знал, что ему не суждено завершить погрузку. Неладное он заподозрил чуть позже, буквально кончиками пальцев почувствовав незаметные для новичка, но сразу распознаваемые опытным профессионалом перемены в вибрации рычагов. Беглый взгляд на груз подтвердил его худшие опасения. Этот самоуверенный юнец неправильно наложил или не до конца затянул один из захватов! Кормовая часть выскользнула из внезапно распустившейся петли, и секунду спустя субмарина приняла вертикальное положение, беспомощно повиснув на одном носовом тросе, бешено вращаясь вокруг своей оси и раскачиваясь с угрожающе большой амплитудой. Такео затаил дыхание, моля богов, чтобы все обошлось, и даже уверовал на мгновение, что и впрямь обойдется, но нагрузка оказалась слишком велика. Тысячекратно усиленный звук лопнувшей струны разнесся над терминалом, и субмарина тяжело рухнула на бетонное покрытие пирса. Корма от удара смялась в гармошку, надрывно всхлипнув при этом точь-в-точь, как уроненная на пол та же гармонь.

Иосида страдальчески скривился, хорошо представляя, как разорется Такаги, как он будет брызгать слюной и потрясать кулаками. Бригадир, разумеется, не посмеет обвинить его в аварии, — тут и черепахе понятно, кто дурака свалял, — но неприятностей все равно не оберешься. Такео еще сильнее затосковал и совсем приуныл, вспомнив, сколько бумаги извел в прошлый раз на объяснительные для начальства, для полиции, для страховой компании, для… Черт, забыл, для кого еще, но было их много. Даже чересчур. Хвала богам, хоть никого не задело! Спустившись вниз, чтобы пока на глаз оценить повреждения, полученные грузом, Иосида покосился на лысого надсмотрщика, стоящего на прежнем месте. К удивлению крановщика, тот не кричал, не ругался, не хмурился и даже не шевелился. Он вообще не реагировал на случившееся, а если и испытывал какие-то эмоции, это никак не отражалось на его бесстрастной физиономии. Но вот глаза… Такео поежился. Лысый всего на пару секунд задержал на нем взгляд своих глубоко посаженных угольно-черных глаз, и за этот короткий промежуток времени словно вывернул его наизнанку, проник в самую сердцевину мозга, узнал все грехи и тайные помыслы, а потом равнодушно отвернулся, как будто потерял к нему всякий интерес.

Трехместная субмарина «Шинкай» лежала на боку в расплывающейся луже какой-то бурой жидкости непонятного происхождения. Ни у кого из оказавшихся рядом людей не было сомнений в том, что в море она теперь выйдет очень и очень нескоро. Ее отправят домой, в государственный морской научно-технический центр, и месяца три-четыре будут ремонтировать. А то и вовсе спишут в утиль, как не подлежащую восстановлению. Напортачившим докерам тоже не поздоровится. Если отделаются увольнением, считай, повезло, но могут ведь и к суду привлечь!

Иосида не очень удивился, выйдя на следующий день на работу и не встретив на пирсе провинившуюся парочку. Не объявились они и на третий день, и на четвертый… Они вообще нигде и никогда больше не объявились.

* * *

Двадцатью часами позже и в двух с половиной сотнях миль юго-западнее на взлетно-посадочную полосу международного аэропорта Кансай в Осаке приземлился американский реактивный авиалайнер. Спускаясь по трапу, Дирк Питт-младший расправил плечи и от души потянулся, разминая суставы и косточки, ноющие после многочасового пребывания в тесном кресле, разместиться в котором с комфортом смог бы разве что жокей или ребенок. Без задержек миновав паспортный и таможенный контроль, Дирк вышел на верхнюю галерею зала ожидания центрального терминала, переполненного пассажирами, озабоченно толпящимися у билетных касс, сдающими и получающими багаж или дремлющими где-нибудь в уголке, коротая время до объявления о начале посадки на свой рейс. Скользнув взглядом по толпе, он моментально вычленил из людской массы молодую женщину.

Огненно-рыжая, почти шести футов ростом, широкоплечая, по-спортивному подтянутая и великолепно сложенная, Саммер Питт, сестра-близнец Дирка возвышалась над снующими вокруг нее черноволосыми низкорослыми японцами подобно одинокому маяку на крошечном островке посреди бушующего моря. Ее жемчужно-серые глаза подернулись влагой, а мягкие чувственные губы раскрылись в радостной улыбке, когда она тоже увидела брата и призывно замахала руками, чтобы тот поскорее ее заметил.

— Добро пожаловать в Японию, братишка, — жарко выдохнула ему прямо в ухо девушка, крепко обнимая и прижимая его к себе. — Как долетел?

— Как сардина в консервной банке с крылышками, — пожаловался Дирк.

— Вот и чудесно, — обрадовалась Саммер, — значит, не упадешь в обморок, когда увидишь приготовленную тебе каюту на «Морском скитальце».

— Я боялся, что ты не успеешь меня встретить, — признался Дирк, получив свой багаж и проталкиваясь сквозь толпу к выходу на парковку.

— Когда капитан Морган получил от Руди распоряжение временно свернуть работы по программе исследования источников загрязнения акватории восточного побережья Японии и срочно переключиться на новое задание по поиску затонувшего корабля, старик так обрадовался, что не стал задерживаться ни на минуту. Сразу помолодел, ожил и приказал следовать в Осаку на всех парах. Мы в тот момент брали пробы у острова Сикоку — это довольно близко, так что домчались быстро, даже с запасом.

Близнецы всегда были неразлучны, и Саммер, как и Дирк, с раннего детства и на всю жизнь влюбилась в море. Защитив магистерский диплом по океанографии в Институте Скриппса, она последовала по стопам Дирка и тоже пошла работать в НУМА, которое их отец возглавил некоторое время спустя после того, как совершенно неожиданно узнал, что у него есть взрослые сын и дочь. Столь же упорная, решительная и самостоятельная, Саммер ни в чем не уступала брату-близнецу и очень скоро завоевала авторитет и уважение коллег за глубокие познания, умелые руки, независимый характер и — что уж тут скрывать? — неотразимую внешность, неизменно притягивавшую взоры всех мужчин, где бы она ни появлялась.

Дирк с чемоданами в обеих руках безропотно тащился за сестренкой, бродящей вдоль рядов припаркованных автомобилей и время от времени сверяющей их номера с записанным на клочке бумаги. Минут через пятнадцать, когда он уже порядочно вспотел и начал злиться,она внезапно остановилась у миниатюрной оранжевой микролитражки «судзуки» и по-хозяйски похлопала ладошкой по капоту.

— Боже праведный, только не это! — возопил Дирк, уронив чемоданы, — Я же туда не влезу. А если и влезу, коленки выпирать будут. Резко тормознешь — лобовое стекло и выпрут!

— Не преувеличивай, — строго нахмурилась Саммер, — Это машина управляющего портом, который был так любезен, что согласился не только одолжить ее мне, но и распорядился пригнать сюда и поставить на парковку. — Между прочим, он вдвое толще тебя, хотя, конечно, ростом пониже. Залезай, не бойся, ты еще удивишься, сколько там на самом деле свободного места.

Втиснув чемоданы в крошечный багажник объемом чуть больше морозильной камеры в его холодильнике, Дирк с опаской подчинился настояниям сестры и действительно был приятно удивлен, обнаружив, что колени не только не выпирают, но даже ни во что не упираются. Низко расположенные и необыкновенно удобные сиденья позволяли привольно развалиться и свободно вытянуть ноги. Саммер уселась за руль, выехала со стоянки и свернула на автостраду Хансин, соединяющую аэропорт с южной окраиной Осаки. Многополосный хайвей и не слишком оживленное движение на трассе открывали широчайшие возможности для маневра, чем не преминула воспользоваться девушка, не меньше брата обожающая быструю езду. Она как вдавила в пол акселератор, так и не убирала с него ноги до тех пор, пока за окнами не замелькали городские кварталы. У «судзуки» оказался на диво мощный для такого малыша движок, и на отдельных участках Саммер выжимала из него больше ста двадцати миль. Въехав на территорию Южнопортового терминала, она свернула налево, проехала еще пару сотен ярдов по пирсу и лихо затормозила у трапа средних размеров судна, окрашенного в бирюзовые цвета НУМА.

Исследовательское судно-лаборатория НУМА «Морской скиталец» — слегка увеличенная и модернизированная копия «Глубинного старателя» — отличалось от последнего еще и тем, что в бортовой комплект оборудования и снаряжения для подводных работ входила мини-субмарина «Морская звезда». Дирк сразу засек на кормовой палубе ярко-оранжевый каплевидный корпус с прозрачной полусферой двухместной пилотской кабины, освещенный лучами полуденного солнца, и в который раз уже испытал восторженное чувство восхищения элегантной красотой и безупречными обводами этого близкого к совершенству творения вдохновенной инженерной мысли и ультрасовременного дизайна.

— Добро пожаловать на борт, Дирк! — гулко пробасил Роберт Морган, капитан «Морского скитальца». Своей окладистой бородищей и медвежьей статью он живо напоминал профессора Челленджера, героя «Затерянного мира» Конан Дойля. Возраст его уже перевалил за пенсионный порог, но богатырское здоровье, неистребимая тяга к морю и колоссальный опыт — за свою долгую капитанскую карьеру он успел покомандовать едва ли не всеми видами водного транспорта: от трудяги-буксира на Миссисипи до нефтеналивного супертанкера, — позволяли Моргану пока не задумываться об уходе на заслуженный отдых. А кадровики из главного офиса скорее проглотили бы собственные языки, чем решились заговорить в его присутствии на эту тему. Боб Морган пришел в НУМА не из меркантильных побуждений, а только потому, что служба в бирюзовом флоте давала уникальную возможность побывать в самых отдаленных уголках земного шара, пережить множество увлекательных приключений и вволю насладиться романтикой морских странствий. Команда его обожала, отдавая должное его лидерским и человеческим качествам, хотя и поругивала иногда втихомолку за излишнюю придирчивость и скрупулезное внимание к мелочам.

Забросив багаж в каюту, оказавшуюся вполне приемлемой, Дирк, Саммер и капитан проследовали в конференц-зал, где к ним присоединился старший помощник Тим Райан, худощавый и застенчивый с виду молодой человек со светлыми голубыми глазами, похожими на подтаявшие льдинки. Дирк налил себе большую чашку кофе, чтобы немного взбодриться после утомительного перелета через океан, уселся в кресло рядом с сестрой и приготовился отвечать на вопросы, не заставившие себя долго ждать. Первым, как и положено, начал капитан.

— Давай, Дирк, выкладывай, что будем искать и с чего вдруг такая срочность? Руди Ганн позвонил мне вчера, приказал сворачивать удочки и дуть в Осаку, но ничего толком не объяснил. Сказал только, что ты все знаешь и сам нам расскажешь.

Дирк посвятил собравшихся в подробности событий последних дней, начав с Юнаски и закончив сенсационным заявлением Хайрема Йегера.

— Хайрем нашел в оперативном журнале штаба Шестого флота запись о полученном И-403 боевом задании, а рядом с ней еще одну такую же, практически слово в слово, — подошел к концу своего повествования Дирк, — Различались только названия городов-целей и номера подлодок. И-411 предписывалось произвести бомбометание над густонаселенными кварталами крупнейших городов восточного побережья, включая Нью-Йорк и Филадельфию.

— И что же случилось с И-411? — спросила Саммер.

— Вот это нам как раз и предстоит выяснить. Йегер не нашел никакой информации на сей счет, кроме короткой записи о том, что И-411 не пришла в положенный срок на рандеву с судном-заправщиком и официально признана пропавшей без вести где-то в Южно-Китайском море. Я позвонил Джулиану Перлмуттеру и попросил помочь. Ему удалось продвинуться на шаг дальше, чем Хайрему, и откопать материалы официального расследования по факту исчезновения субмарины. Следственная комиссия пришла к заключению, что она затонула или была потоплена в центральной части Южно-Китайского моря в период с первого по четырнадцатое января тысяча девятьсот сорок пятого года. Выводы комиссии косвенно подтверждаются рапортом командира американской подводной лодки «Суордфиш»,[341] сообщившего по радио, что он вступил в бой с большой японской субмариной и потопил ее примерно в то же время и в том же квадрате. К сожалению, командир погиб вместе со своей подлодкой при выполнении боевого задания и ничего уже не смог добавить к отправленной им радиограмме. Одно утешает: в тексте радиограммы имеются точные координаты места, где затонула японская субмарина.

— Так чего ж мы тогда сидим и треплем языками?! — возмутилась Саммер, — Давно бы уже вышли в море. Координаты есть, движок в порядке, а как до места доберемся, так во всем и разберемся.

— Может, тебе лучше в поэтессы податься, сестренка? — насмешливо прищурился Дирк, — А в общем-то ты права. Чем раньше выясним, что с бомбами, тем лучше. Если они уничтожены, все в порядке, а если нет, необходимо как можно скорее их поднять, пока нас кто-нибудь не опередил.

— Руди Ганн предупреждал меня, что за грузом могут охотиться террористы из Красной армии, — припомнил Морган свой вчерашний телефонный разговор с Вашингтоном. — Ты допускаешь, что эти ублюдки могли нас обскакать?

— Допускаю. С содроганием, но допускаю. АНБ и ФБР считают, что у экстремистов нет ни средств, ни специалистов для проведения подводных работ такого уровня, но чем черт не шутит? В конце концов, специалистов можно нанять, а что касается средств… Тут тоже не угадаешь, никому ведь не известно, кто у них в спонсорах числится. В любом случае, проверить надо обязательно, тут я с Руди полностью согласен.

Все примолкли, будто заглядывая мысленным взором в деревянные контейнеры с фарфоровыми авиабомбами, содержимое которых способно истребить миллионы людей и опустошить целые страны, и холодея от ужаса при мысли о том, что может произойти, если это страшное оружие попадет в руки террористов.

— Ну что ж, Дирк, сегодня я, пожалуй, соглашусь с твоей языкастой сестренкой, — задумчиво произнес Морган, — Нечего сидеть и ждать у моря погоды. Руди сказал, что главный теперь ты. Одобряю. Хочу лишь добавить, что мое судно, мой экипаж и я сам отныне в полном твоем распоряжении. И заверить, что мы тебя не подведем.

— Благодарю за доверие. Постараюсь оправдать. — Дирк с трудом сдерживал смех, но очень уж не хотелось обижать старика, склонного порой к высокопарным сентенциям, — А теперь к делу. Сразу предупреждаю: координаты места могут оказаться не совсем точными, и тогда зону поиска придется расширить. Поэтому советую всем настроиться на продолжительный поиск. Капитан, судно готово к выходу в море?

— Не мешало бы подзаправиться, — принялся тот прикидывать вслух, запустив пятерню в бороду, — да прикупить кой-чего по мелочи. За продуктами я с утра трех человек отправил, скоро должны вернуться. Все остальное в норме. Так что часиков через шесть можем отправляться.

— Отлично. А я сейчас передам штурману координаты, пусть курс пока прокладывает.

Перед выходом из конференц-зала Саммер придержала брата за локоть.

— А ну признавайся, во что тебе обошлась добытая Джулианом информация? — строго спросила она, прекрасно зная неистребимую привычку Перлмуттера брать взятки натурой в деликатесном или выдержанном исполнении.

— В этот раз я дешево отделался, — довольно ухмыльнулся Дирк. — Старый чревоугодник запросил с меня банку маринованных морских ежей и бутылку сакэ восьмидесятилетней выдержки.

— И ты нашел все это в Вашингтоне? — изумилась девушка.

Дирк посмотрел на сестру таким красноречиво умоляющим взглядом, что Саммер не выдержала и звонко расхохоталась.

— Ну что с тобой поделаешь, горе ты мое?! — притворно вздохнула она. — Ладно уж, выручу, но учти, это в последний раз! Собирайся, поедем в город. У нас еще шесть часов в запасе.

21

— Но, Дэ Юн, даже если ворота на Север распахнутся настежь, мне это ничего не даст. Там же нет квалифицированной рабочей силы, — проговорил глава крупнейшей южнокорейской автокорпорации, прежде чем затянуться большой кубинской сигарой.

Дэ Юн Кан, сидевший по другую сторону низенького столика красного дерева, вежливо кивнул длинноногой официантке, принесшей вторую порцию напитков. Пока юная официантка Чебель-клуба ставила бокалы перед клиентами, оба молчали. Клуб представлял собой закрытое заведение для самых богатых и могущественных людей Кореи — безопасную нейтральную территорию для деловых встреч. Здесь за кимчи[342] и мартини замышлялись и обговаривались гигантские сделки. Аристократический клуб удобно располагался на сотом этаже самого высокого в мире здания, недавно достроенной башни Международного делового центра в западном Сеуле.

— Не забывайте о более низкой заработной плате. Затраты на переобучение будут минимальны и сразу же окупятся. Мои люди сделали для меня анализ возможных перспектив. По их расчетам, я экономил бы по двадцать миллионов долларов в год на одной только зарплате, если бы мог привлекать рабочих из Северной Кореи на условиях заработной платы, эквивалентной той, что они получают сейчас. Можно только вообразить, какой могла бы быть потенциальная экономия у вас, в автомобильной промышленности. Представьте себе: вместо того чтобы расширять производство в Ульсане, вы построите совершенно новый завод в северной провинции Янган. Насколько это повысило бы вашу конкурентоспособность на мировых рынках, не говоря уже о прямом выходе на северного потребителя!

— Да, но для меня это будет не так легко. Я имею дело с профсоюзами, да и средства, которые можно было бы пустить на строительство, тоже небезграничны. И уж определенно я не могу выбросить людей на улицу в Ульсане и набрать новых рабочих с Севера за полцены. К тому же, привлекая людей с Севера, мы столкнемся с совершенно иным миропониманием. Сами знаете, ни одно социалистическое государство никогда не славилось высокими стандартами качества.

— Небольшая переподготовка и вкус капиталистического жалованья быстро все это поправят, — возразил Кан.

— Возможно. Но, согласитесь, на Севере нет потребительского рынка для автомобилей. В стране экономический хаос, и средний человек с улицы озабочен в первую очередь тем, как прокормить семью. Там просто нет свободных денег, которые могли бы поддержать мое производство.

— Это так, но вы говорите о настоящем, не о будущем. Наши страны идут противоречивым, но неуклонным курсом к объединению, и тот, кто подготовится сегодня, завтра пожнет обильный урожай. Вам хватило дальновидности распространить свое присутствие на Индию и США, и теперь вы один из основных игроков на автомобильном рынке. Так представьте же со свойственной вам зоркостью объединенную Корею и помогите выдвинуть нашу родину на передовые позиции мирового лидерства.

Автомобильный магнат задумчиво пустил к потолку облачко голубоватого сигарного дыма.

— То, что вы говорите, разумно. Пожалуй, я дам поручение стратегическому отделу поработать над этим, заодно определить возможные риски. Но вот что касается всяких политических согласований и санкций обоих корейских правительств — и северного и южного, чтобы утвердиться на Севере, то тут я пас, по крайней мере, пока, — уклончиво сказал он.

Кан поставил на столик свой бокал и улыбнулся.

— Я имею некоторое влияние и друзей в обоих правительствах, в нужный момент они придут к вам на помощь, — веско проговорил он.

— Очень великодушно с вашей стороны. Вероятно, я со своей стороны тоже могу сделать для вас что-то, мой добрый друг? — отозвался собеседник, растянув губы в улыбке.

— В Национальной ассамблее должна быть внесена резолюция об удалении с нашей земли американских войск, — произнес Кан. — Ее поддержка с вашей стороны сильно повлияла бы на позицию многих политиков.

— По общему мнению, тревожные сообщения СМИ об инцидентах с американскими военными осложняют ситуацию в некоторых областях нашего бизнеса. Однако я не уверен, что опасения за нашу безопасность, связанные с уходом американцев, так уж беспочвенны.

— Конечно же, беспочвенны, — не моргнув глазом, солгал Кан, — Именно присутствие американцев подстегивает агрессивность Севера. Их уход только стабилизирует отношения между нашими странами и в конце концов сделает возможным их воссоединение.

— Вы действительно считаете это необходимым?

— Это сделает нас очень богатыми людьми, Сон Ву, — ответил Кан.

— Мы и так уже богаты, — рассмеялся автомобильный магнат, стряхивая пепел с сигары в изящную фарфоровую пепельницу. — Очень богаты.

* * *

Кан пожал на прощание руку коллеге-промышленнику и спустился в фойе громадного бизнес-центра. После поездки в скоростном лифте сквозь сотню этажей, как обычно, заложило уши. Сопровождавший Кана телохранитель в черном произнес несколько слов в переговорное устройство, и через считаные секунды к кромке тротуара рядом с ними подкатил красный лимузин «Бентли арнаж RL». Все время пути Кан молчал, развалившись на кожаном заднем сиденье. Он мысленно поздравлял себя с успехом.

События развивались по плану — даже лучше, чем можно было ожидать. Подстроенное убийство молодой девушки американским летчиком вызвало по всей стране широкую волну возмущения. Матери устраивали возле американских военных баз многолюдные пикеты, а перед посольством США маршем прошла толпа громогласных буйных студентов и школьников. Управленческий персонал корпорации Кана организовал интенсивную кампанию — два десятка местных политиков были буквально завалены письмами с требованием вышвырнуть вон вооруженных иностранцев. Под давлением Кана несколько ведущих членов Национальной ассамблеи выдвинули политическую резолюцию, и вскоре президенту Южной Кореи предстояло так или иначе разбираться с ней. Теперь Кан занимался обработкой ведущих членов бизнес-сообщества, имевших реальное влияние как на средства массовой информации, так и на членов Национальной ассамблеи.

Северокорейская верхушка в Пхеньяне тоже играла свою роль в этой обманной схеме, используя любую публичную трибуну, чтобы затронуть вопрос о воссоединении. В качестве жеста доброй воли, который должен был свидетельствовать об улучшении отношений, Северная Корея временно сняла большую часть ограничений на въезд граждан Южной Кореи. Было громогласно объявлено об отводе от демилитаризованной зоны армейской бронетанковой дивизии, хотя северокорейские лидеры обошли молчанием тот факт, что дивизия была всего лишь слегка отодвинута. Реальные факты прятались за фасадом миролюбия и дружественности, что с восторгом принималось на Медисон-авеню[343] и среди чиновников руководящего звена.

«Бентли» проехал в деловую часть Сеула и свернул в ворота ничем не примечательного невысокого стеклянного здания с неброской вывеской: «Кан энтерпрайзиз». Отдел полупроводников. Шикарный лимузин миновал переполненную автостоянку, обогнул по узкому проезду главное здание и подъехал к берегу реки Ханган. Водитель остановил машину перед частным причалом, к которому была пришвартована итальянская моторная яхта Кана. Под рычание заведенного двигателя слуга провел Кана и его телохранителя на борт, и не успел владелец войти в салон, как яхта отвалила от причала и отправилась в обратный путь к имению Кана.

Помощник Кана, Кван, встретил магната поклоном у дверей небольшой внутренней каюты, которую тот, находясь на борту яхты, использовал как офис. По заведенному обычаю Кван, будь то на яхте или в резиденции, в конце каждого рабочего дня представлял боссу сводку событий. Вот и сейчас на столе стопкой лежали сколотые по двое листки сводки, превосходившей качеством доклады спецслужб, которые получают многие западные лидеры. Кан быстро просмотрел ее. В стопке можно было найти самую разную информацию — от прогноза квартальных доходов дочерней телекоммуникационной компании и сведений о военных маневрах южнокорейской армии до сообщений о том, кто из политиков изменяет своей жене. Сведения, касавшиеся подрывной деятельности или полученные от ценных источников, были напечатаны на особой оранжевой бумаге, которая мгновенно растворялась, попав в воду, и уничтожалась сразу после того, как Кан с ними ознакомится.

Высказав свое мнение по нескольким деловым вопросам, Кан устало потер глаза и спросил:

— Что слышно от Тонджу с «Бэкдже»?

Кван заметно побледнел.

— Возникла проблема с морским оборудованием для запланированной операции, — нерешительно ответил он. — Японский подводный аппарат, взятый нами в аренду, при доставке на «Бэкдже» умудрились повредить. Во всем виновата небрежность докеров.

Кван неотрывно наблюдал, как на виске Кана запульсировала синяя жилка. Чувствовалось, он в ярости, однако выразилось это лишь в сердитом бурчании:

— С этим безобразием пора кончать! Сначала мы во время заурядного покушения в Америке теряем двух наших агентов, теперь еще это. Сколько потребуется времени, чтобы завершить ремонтные работы?

— По крайней мере три месяца, — тихо ответил Кван.

— Мы должны уложиться в график! — возбужденно воскликнул Кан, — Речь идет о днях, а не о месяцах.

— Я организовал тотальные поиски подходящих погружных аппаратов в этом регионе. Второй потенциально пригодный японский глубоководный аппарат в данный момент находится на переоснащении, а все русские работают в западных водах. Ближайший подходящий аппарат, который можно арендовать, — украинское судно, которое сейчас работает в Индийском океане. Но даже его мы сможем доставить на место только через три недели.

— Это слишком поздно, — пробормотал Кан, — Наша кампания за референдум в Национальной ассамблее вот-вот достигнет апогея. В течение ближайших недель они вынуждены будут провести голосование по этому вопросу. Мы должны начать действовать до этого. Мне не нужно напоминать вам, что мы планируем нанести удар во время саммита «Большой восьмерки»! — резко заметил он, гневно сверкая глазами.

В комнате воцарилось тяжелое молчание. Наконец Кван отважился заговорить:

— Сэр, существует, возможно, и другой вариант. Нам сообщили, что некое американское исследовательское судно работает в японских водах с погружным глубоководным аппаратом. Мне удалось сегодня днем отыскать это судно; оно заправлялось в Осаке. Это корабль НУМА, полностью пригодный для глубоководных работ и подъема грузов.

— Опять НУМА? — задумчиво протянул Кан. Его лицо болезненно сморщилось при мысли о том, как удачно все начиналось и какую угрозу проекту несет любая задержка. Наконец он кивнул Квану:

— Очень важно, чтобы подводная часть работ была начата как можно скорее. Добудьте американский аппарат, но сделайте это тихо и без лишнего шума.

— Там Тонджу, он сможет возглавить операцию, — уверенно сказал Кван, — Действуя по вашим указаниям, он справится. Он нас не подведет.

— Позаботьтесь об этом, — отозвался Кан, сверля Квана сердитым взглядом.

22

Шестифутовые валы с барашками белой пены на плечах теснились и толкались вокруг «Морского скитальца», заставляя палубы судна мягко раскачиваться в одном ритме с бесконечно подвижной морской поверхностью. Фронт высокого давления медленно уходил из Восточно-Китайского моря, и капитан Морган с удовлетворением отметил, что сильный южный ветер заметно утих. Произошло это постепенно, начиная с того момента, как судно накануне вечером вошло в море, лежащее к юго-востоку от Японских островов. Пока капитан наблюдал с мостика, серый рассвет над морем медленно разгорелся и омыл исследовательское судно неярким светом. Нос судна перед глазами Моргана неспешно поднимался и опускался. Там же, на носу, он заметил у поручня одинокую фигуру. Человек осматривал горизонт. Над поднятым воротом темно-синей зюйдвестки трепетала на ветру непослушная прядь волнистых темных волос.

Дирк глубоко вдохнул морской воздух и ощутил на языке его влажную соленость. Океан всегда давал ему силы — и физические и душевные. Голубой простор одновременно успокаивал и бодрил, позволял думать яснее и действовать решительнее. Дирк не способен был работать за офисным столом, его неодолимо тянуло вырваться за пределы всяческих стен и ощутить единение со всем тем, что могла предложить человеку мать-природа. Только там он отдыхал душой.

Проследив за неторопливым кружением пары чаек, высматривавших возле «Морского скитальца» свой завтрак, Дирк направился к корме и взобрался по трапу на мостик. Как только он появился в дверях ходовой рубки, Морган сунул ему в руку исходящую паром кружку с кофе.

— Рано поднялся, — пробасил капитан с веселой и живой, несмотря на ранний час, улыбкой на лице.

— Боялся пропустить что-нибудь интересное, — отозвался Дирк после длинного глотка кофе. — По моим прикидкам, вскоре после рассвета мы должны подойти к району исследований.

— Около того, — подтвердил Морган, — Мы примерно в сорока минутах хода от точки, где, по донесениям, находилась «Суордфиш», когда потопила ту японскую подлодку.

— Какая здесь глубина?

Молодой рулевой в синем комбинезоне скосил глаза на глубиномер и четко доложил:

— Глубина 920 футов, сэр.

— Похоже, придется искать с помощью автономного глубоководного аппарата, — заметил Дирк.

— Я распоряжусь, чтобы Саммер разбудила «Одри»[344] и подготовила ее к работе, — с широкой ухмылкой отозвался Морган.

«Одри» представляла собой очередную модификацию автономного подводного аппарата, которую ее создатели, ученые НУМА называли между собой «автономный подводный аппарат для сбора информации», а еще чаше — просто «Одри». Это было современнейшее устройство с автономным ходом и множеством высокоточных датчиков. «Одри» была оборудована гидролокатором бокового обзора, магнитометром, профилометром твердого дна, и все это вместе с источниками электропитания и двигателями было упаковано в обтекаемый, напоминающий торпеду корпус. Аппарат достаточно было просто «уронить» с борта судна. При помощи комплексных датчиков «Одри» способна была составить сейсмическую карту дна для любого естественного или искусственного объекта и даже заглянуть под морское дно на предмет невидимых аномалий. Подобно рыбе, она могла скользить над поверхностью морского дна на глубине пяти тысяч футов. Мощная электрическая батарея обеспечивала искусственной рыбе возможность автономного передвижения и делала ненужным длинный и очень обременительный буксирный трос.

Когда «Морской скиталец» подошел к запланированному району, Дирк помог Саммер ввести в навигационный компьютер «Одри» параметры поиска.

— Мы воспользуемся гидролокатором бокового обзора, чтобы расширить полосу поиска, — объяснил Дирк, — Если И-411 там, то ее корпус наверняка выступает над поверхностью дна. Это должно быть заметно.

— Насколько крупна будет сетка поиска? — поинтересовалась Саммер, вводя команды с клавиатуры портативного компьютера.

— У нас есть только грубая привязка по донесению «Суордфиш», так что, скорее всего, придется обшарить значительную площадь. Давай для начала поставим ячейку сетки пять на пять миль.

— Это еще в пределах дальности системы подводной связи. Я сейчас прогоню быстрый тест всех систем, и мы с «Одри» будем готовы к работе.

Пока Саммер проводила реконфигурацию программы управления «Одри», «Морской скиталец» сбросил в воду в узлах сетки поиска пару буйков с самоопределяющимися ретрансляторами. Буйки, снабженные спутниковыми GPS-приемниками, должны были обеспечивать в морской глубине навигационную поддержку для «Одри», что позволяло аппарату сновать туда-обратно точно по линиям воображаемой сетки на высоте нескольких десятков футов над поверхностью морского дна. «Одри», в свою очередь, должна была через определенные промежутки времени сбрасывать на ретрансляторы пакеты данных с подробными результатами гидролокационного поиска.

— Лебедка готова, — сообщил кто-то из членов экипажа.

Дирк в ответ вскинул большие пальцы в знак готовности.

Они с Саммер наблюдали, как лимонного цвета восьмифутовую торпеду исследовательского аппарата подняли со специального стапеля на задней палубе и опустили за борт, в воду. Белый султанчик брызг за кормой показал, что в дело вступил небольшой винт «Одри». Захваты лебедки разошлись, и акулоподобный аппарат рванулся вперед словно чистокровный скакун из стартовых ворот ипподрома в Санта-Анита. Прежде чем нырнуть под волну и погрузиться вглубь, он прошел вдоль борта «Морского скитальца» из конца в конец.

— Да, «Одри» — резвая штучка, — заметил Дирк.

— Ее недавно модифицировали. Теперь она способна вести сбор данных на скорости в девять узлов.

— При такой скорости мне может не хватить времени на то, что я больше всего люблю во всяком поиске.

— Это что же именно? — поинтересовалась Саммер с лукавым выражением лица.

— Ну как же, пиво и сэндвич с ореховым маслом, пока дожидаешься результатов, — довольно ухмыльнулся он.

* * *

Пока «Одри» сновала взад и вперед по аккуратным воображаемым переулкам в сотне футов над морским дном,

Саммер на борту «Морского скитальца» отслеживала ее продвижение на экране компьютера. Через каждые двадцать минут буйки-ретрансляторы передавали на судно пакеты цифровых данных. Дальнейшая компьютерная обработка превращала бинарные последовательности в графическое изображение показаний гидролокатора. Дирк и Саммер по очереди просматривали изображения морского дна в поисках плоских или угловатых контуров, которые могли бы указывать на погибшее подводное судно.

— Выглядит точь-в-точь как пицца пепперони, — протянул Дирк, внимательно изучая усыпанное скальными обломками дно. То и дело попадавшиеся валуны странной формы отбрасывали на плоскую поверхность черные округлые тени.

— Только не говори мне, что ты опять проголодался, — отозвалась Саммер, неодобрительно качая головой.

— Я нет, а вот «Одри», могу поспорить, да. Какого порядка расстояние она способна пройти на полном баке аккумуляторной кислоты?

— Аккумуляторы для высокоскоростных операций у нее рассчитаны всего на восемь часов, но мы никогда не гоняем ее больше семи часов, чтобы наверняка хватило энергии на подъем к поверхности. Сейчас «Одри» в воде уже шесть часов, — добавила Саммер, взглянув на часы, — так что не позже чем через час нужно будет вызвать ее наверх для замены аккумулятора.

На экране компьютера открылось всплывающее окошко с сообщением о получении очередного пакета данных.

— Остался всего один файл, и первый квадрат закончен, — заметил Дирк. Он поднялся со стула перед компьютерной консолью и потянулся. — Пойду-ка я намечу границы следующего квадрата поиска. Сможешь посмотреть последний пакет без меня?

— Иди-иди, я и без тебя все найду, — шутливо проговорила Саммер. Она пересела на место Дирка и ввела в компьютер несколько команд. На экране появился новый набор картинок — сверху вниз по экрану поползло изображение пятисотметровой полосы морского дна. По виду это напоминало аэросъемку плотно утрамбованной грунтовой дороги через пустыню. Саммер настроила изображение на светлый золотистый оттенок, чтобы отдельные скальные обломки или выступы отбрасывали на дно коричневые тени. Она внимательно вглядывалась в экран монитора, по которому проплывала одна и та же монотонная поверхность. Внезапно справа у верхнего обреза экрана появилось темное пятнышко. По мере того как изображение сдвигалось вниз, клякса росла. Саммер быстро поняла, что темное пятно — это тень длинного сигарообразного объекта. Его красновато-коричневые очертания были отчетливо видны на золотистом фоне.

— Вот это да, это же она! — пронзительно закричала Саммер и сама испугалась, так неожиданно резко прозвучал ее голос.

Вокруг Саммер тут же собралась небольшая толпа, и она еще несколько раз прогнала изображение по экрану на замедленной скорости. Характерные очертания подводной лодки видны были вполне отчетливо, можно было различить даже выступающую ходовую рубку, которая отбрасывала в сторону длинную тень. Возле одного из концов подводного судна изображение расплывалось и становилось менее отчетливым, но Саммер все же удалось измерить длину объекта — значительно больше трехсот футов.

— Точно, похоже на подлодку, причем большую, — сказала она, все еще не решаясь верить своим глазам.

— Она это, она, наша малышка! — уверенно заявил Дирк, — Выглядит в точности как картинка И-403, которую мы отсканировали.

— Прекрасная работа, Саммер, — похвалил, подойдя к собравшимся, Морган.

— Спасибо, капитан, но всю работу проделала «Одри». Лучше, пожалуй, поднять ее на борт, пока не рванула в Китай.

Саммер ввела с клавиатуры еще несколько команд, и буйки-ретрансляторы передали сигнал вниз, подводному аппарату. Через несколько секунд «Одри» прекратила поиск и направилась к поверхности. Она вынырнула из воды в четверти мили от «Морского скитальца». Саммер, Дирк и Морган вместе смотрели, как команда возвращения подскочила на резиновом «Зодиаке» к болтающемуся на волнах желтому аппарату и живо пристегнула его к планширу лодки. Затем лодка вместе с аппаратом медленно подошла обратно к борту исследовательского судна, где «Одри» вытащили лебедкой из воды и вновь уложили в специальную люльку на кормовой палубе.

Когда последний из двух буйков-ретрансляторов поднимали на борт, Дирк невольно залюбовался большим кабельным судном, медленно продвигавшимся мимо в миле от «Морского скитальца». На высокой носовой платформе развевался японский флаг.

— Кабель прокладывают, — пояснил Морган, заметив взгляд Дирка. — Идут за нами от самого Внутреннего моря.

— Красавец. Похоже, они никуда не торопятся, — заметил Дирк, имея в виду низкую скорость проходящего судна.

— Должно быть, у них в контракте записана посуточная оплата, — рассмеялся Морган и вновь занялся буйками. Следовало лично убедиться в том, что оба ретранслятора без проблем подняты на борт и надежно закреплены.

— Может быть, — с улыбкой отозвался Дирк. Тем не менее где-то в самой глубине его сознания шевельнулись неопределенные подозрения. Он отмахнулся от них и сосредоточился на насущных делах. Пора было взглянуть на И-411 собственными глазами, и поближе.

23

Не теряя времени зря, экипаж «Морского скитальца» готовился к исследованию обнаруженного под водой объекта. Капитан Морган развернул судно и поставил его непосредственно над целью по GPS-координатам, которые указала «Одри». Он привел в действие боковые подруливающие двигатели «Морского скитальца», и теперь они под управлением компьютеров постоянно подправляли положение исследовательского судна, не давая ветру и течению сдвинуть его с места и удерживая в заданной точке с точностью до нескольких дюймов.

Дирк, Саммер и старший помощник капитана Райан тщательно проделывали на корме все предпогружные процедуры, предписанные инструкцией для «Морской звезды». Разработанная специально для глубоководных научных исследований, «Морская звезда» представляла собой высокотехнологичный обитаемый подводный аппарат, способный действовать на глубинах до двух тысяч метров. Внешне она напоминала полупрозрачный шар на вилке складского погрузчика. В ее усиленном акриловом пузыре со стенкой шестидюймовой толщины и панорамным обзором размещались два оператора. Зажатая между ярко-оранжевыми опорами прозрачная сфера была набита множеством датчиков, фото-и видеокамер и механических устройств для отбора проб. В задней и нижней части обитаемого пузыря было установлено четыре комплекта регулируемых двигателей, что обеспечивало аппарату высокую степень подвижности и хорошую управляемость. Кроме того, аппарат был снабжен парой подвижных стальных «рук», установленных по обе стороны сферы. При помощи манипуляторов можно было собирать образцы и передвигать всевозможные устройства анализа и обработки данных. Поскольку правая механическая «рука» по размеру была больше левой, весь аппарат во время работы на морском дне становился похожим на краба.

— По-моему, нам пора, — заявила Саммер, добравшись до последней строчки на своей планшетке. — Ты как, готов замочить ножки?

— С одним условием — я сяду за руль, — ухмыльнулся в ответ Дирк.

Брат и сестра в ярких бирюзовых комбинезонах НУМА втиснулись через люк в задней части в крошечную каморку — кабину аппарата. Свободного пространства внутри почти не оставалось, но Дирк и Саммер удобно сидели в двух мягких капитанских креслах лицом к передней части акрилового пузыря. Дирк надел на голову гарнитуру связи и заговорил, обращаясь к старшему помощнику Райану.

— Говорит «Морская звезда», — произнес он для проверки системы. — Мы готовы, Тим, ждем вас.

— Приготовьтесь к спуску, — раздался в ответ голос Райана.

Над головами натянулся толстый канат, идущий от лебедки к двум ушкам на корпусе аппарата. «Морская звезда» поднялась в воздух и повисла в трех футах над палубой. Пока она висела, Райан нажал кнопку на боковой консоли, и в палубе под аппаратом внезапно раскрылась щель. Части палубы на роликах разъехались в стороны, под «Морской звездой» открылась бледно-зеленая поверхность Восточно-Китайского моря. Райан переключил еще один тумблер, и под поверхностью воды по периметру большой круглой шахты, прорезанной в задней секции корпуса «Морского скитальца», вспыхнуло кольцо прожекторов. Внезапно включившийся яркий свет застал врасплох большого морского окуня, который, неспешно извиваясь всем телом, плыл внизу. Окунь стремительно метнулся прочь из круга света, подальше от странной дыры в корпусе судна. Оранжевый глубоководный аппарат медленно опустили сквозь отверстие в воду. Дирк подтвердил, что все системы «Морской звезды» работают нормально, после чего подъемный канат был отцеплен.

— Конец свободен, — объявил голос Райана в наушниках Дирка. — Можете отправляться. Счастливой охоты, ребята.

— Спасибо, что подбросил, — отозвался Дирк, — Когда вернемся с рынка, я посигналю.

Дирк еще один, последний раз проверил движки. Саммер открыла балластную цистерну и позволила ей наполниться соленой водой. Получив отрицательную плавучесть, аппарат начал медленно падать в темную бездну.

По мере погружения «Морской звезды» цвет воды за акриловой толщей обзорного иллюминатора постепенно сменился с бледно-зеленого на коричневый, а затем и чер-нильно-черный. Саммер щелкнула выключателем, и воду впереди осветила мощная батарея ксеноновых дуговых ламп, хотя в мутной воде все равно мало что можно было увидеть. До дна аппарат должен был добираться за счет силы тяжести, потребовалось около пятнадцати минут, чтобы опуститься почти на тысячу футов. Температура воды снаружи близка была к точке замерзания, но обитателям аппарата вскоре стало жарко от работы множества электронных устройств, тихо жужжавших со всех сторон внутри их изолированной акриловой скорлупы. В конце концов Саммер, чтобы сделать атмосферу попрохладнее, включила кондиционер. Пытаясь убить время, Дирк вспомнил несколько бородатых шуток Джека Далгрена, а Саммер в ответ ввела брата в курс последних исследований загрязнения моря возле восточного побережья Японии.

На глубине девятисот футов Саммер начала слегка подстраивать уровень плавучести, чтобы замедлить спуск и избежать сильного удара о дно. Дирк обратил внимание, что вода стала прозрачнее и видимость улучшилась, хотя на этой глубине не было видно почти никакой живности. Постепенно сквозь муть прямо под ними проступил знакомый темный силуэт.

— Вот она. Мы спускаемся прямо на нее.

«Морская звезда» медленно падала на середину палубы гигантской подводной лодки. Призрачная черная надстройка боевой рубки И-411 протянулась к ним, как крошечный небоскреб. Дирк обратил внимание, что И-411, так же как обнаруженная им раньше И-403, стоит на дне практически прямо, с креном всего лишь градусов в пятнадцать. Корпус лодки оброс значительно меньше, чем у И-403, создавалось впечатление, что эта громадина провела под водой несколько месяцев, а не лет. Дирк привел в действие двигатели «Морской звезды» и слегка сдвинул ее в сторону, уводя от медленно вырастающего внизу судна. Одновременно Саммер отрегулировала плавучесть аппарата на глубину 960 футов, чтобы он повис в воде практически вровень с палубой лодки.

— Какая громадная! — воскликнула Саммер, окинув взглядом великанский обхват корпуса подводного судна. Даже в свете мощных прожекторов «Морской звезды» она не могла различить весь корпус лодки целиком — только часть его.

— Точно, это тебе не стандартная подлодка Второй мировой, — отозвался Дирк. — Давай посмотрим, где в нее попали.

Маневрируя двигателями, Дирк послал подводный аппарат вдоль правого борта субмарины. Он скользил в не скольких футах над скругленным краем открытой верхней палубы лодки. Пока «Морская звезда» огибала корму, Сам мер показала брату кончики двух гигантских бронзовых винтов И-411, которые чуть выглядывали из-под слоя донных наносов. Они отошли от кормы вдоль левого борт; футов на пятьдесят, и перед ними открылась огромная дыр; на ватерлинии.

— Торпеда номер один, — воскликнул Дирк, оглядывая след смертельного попадания одной из торпед «Суордфиш» Он сманеврировал и поставил «Морскую звезду» так, чтобы ее прожекторы светили внутрь рваного проема. Изнутри корпуса на них блеснула масса изломанного, перекореженного металла. Впечатление было такое, словно молодые люди заглянули в раскрытую пасть железнозубой акулы Дирк повернул аппарат и снова двинул его вперед вдоль молчаливых останков погибшей подлодки. Еще через тридцать футов открылась вторая пробоина.

— Торпеда номер два, — сказал Дирк.

В отличие от первой пробоины в середине левого борта вторая, как ни странно, была расположена гораздо выше возле самой кромки верхней палубы, — можно было поду мать, что удар вообще был нанесен сверху.

— Ты прав, это, должно быть, действительно второе по падание торпеды, — рассуждала Саммер, — Наверное, корм после первого удара успела погрузиться, а потом подлодка качнулась в обратную сторону, как на качелях, и в это момент сюда ударила вторая торпеда.

— «Суордфиш» здорово стреляла. Наверное, они наткнулись на подлодку ночью, когда она шла в надводном положении.

— А это что, самолетный ангар? — поинтересовалась Саммер, указывая на большое цилиндрическое сооружение которое шло вдоль всей задней палубы до самой боевой рубки.

— Да. Похоже, он частично разрушен взрывом, — ответил Дирк и направил аппарат к отверстию. Двадцатифутовая секция стены ангара возле палубы просто исчезла во время катастрофы. Проплывая мимо, молодые люди смогли заглянуть внутрь. В лучах прожекторов с задней стены ангара на них глянул трехлопастной самолетный пропеллер. Дирк добавил двигателям тяги, развернул аппарат и двинул его вперед, мимо боевой рубки И-411, где все еще стояли многочисленные орудийные платформы. «Морская звезда» проследовала вдоль носовой палубы, затем развернулась и зависла возле одной из больших взлетно-посадочных платформ, выступавшей из корпуса субмарины, как гигантское крыло.

— На этом пейзажная часть нашего тура заканчивается, — объявил Дирк, — Давай, если получится, посмотрим ее груз.

— Лучше сначала связаться с командой наверху, — возразила Саммер. Она надела свою гарнитуру связи и нажала кнопку «Передача».

— «Скиталец», это «Морская звезда». Пасхального кролика[345] мы обнаружили, приступаем к поиску яиц.

— Вас понял, — прозвучал в треске помех голос Райана. — Будьте осторожны с корзинкой.

— По-моему, его больше беспокоит безопасность подводного аппарата, чем наша, — с нарочитой мрачностью пошутил Дирк.

— Типичный мужчина, — протянула Саммер, печально качая головой, — Переносит свои эмоции на неодушевленные механические предметы.

— Что-то я не понял, о чем это ты, — весело отозвался Дирк.

Пока происходила эта шутливая перепалка, он мягко и осторожно провел «Морскую звезду» над носовой секцией подводной лодки, внимательно изучая переднюю палубу под аппаратом. Через несколько минут Дирк засек то, что искал.

— Вон там передний люк верхнего торпедного отсека. Если эта лодка в точности похожа на И-403, то биологические боеприпасы должны были загружаться и храниться именно здесь.

Дирк подвел «Морскую звезду» к самому люку, опустил аппарат на палубу И-411 и выключил двигатели.

— Как у тебя с квалификацией по проникновению и взлому? — спросил он уСаммер.

В отличие от того, как было на И-403, на этой подводной лодке передний люк был закрыт и плотно заперт при помощи утопленного в корпус штурвала. Саммер активизировала рукоятку управления — джойстик, скрытый в подлокотнике ее кресла, и подключила питание к гидравлическим системам правого втяжного манипулятора подводного аппарата. В ответ на ее манипуляции с джойстиком из боковой стенки «Морской звезды» высунулось механическое устройство. Медленно и неуклюже «рука» аппарата потянулась вперед. Саммер осторожно направила ее вниз к люку и одновременно принялась короткими движениями сдвигать и настраивать тумблер управления устройством. С хирургической точностью она раскрыла клешнеподобную кисть манипулятора и опустила ее на люк. Ей удалось с первой попытки попасть «пальцами» в открытые выемки запорного штурвала люка.

— Красиво проделано, — оценил Дирк.

— Неизвестно еще, откроется ли, — отозвалась Саммер. Она щелкнула вторым тумблером, и последний сегмент механической клешни начал поворачиваться. И Дирк и Саммер невольно прижались лицами к обзорному окну пузыря, так им хотелось увидеть, что колесо поворачивается тоже. Однако запорное устройство, пролежавшее в закрытом состоянии шестьдесят лет, не шевельнулось. Саммер попробовала сдвинуть штурвал, поворачивая клешню туда-обратно, однако полдюжины попыток никакого результата не дали.

— Вот и все, на что способен мой гидравлический захват, — отчаявшись, пробормотала она.

— Продолжай держать колесо штурвала, — скомандовал Дирк. — Попробуем использовать рычаг.

Он включил двигатели и приподнял «Морскую звезду» над палубой на несколько дюймов. Саммер вцепилась клешней манипулятора в запорное колесо, а Дирк дал двигателям полный назад и попытался сдвинуть заклинившую резьбу при помощи энергии движения всего аппарата. Штурвал держался крепко, и Дирк принялся раскачивать «Морскую звезду» вперед и назад, пытаясь одолеть его резкими рывками.

— По-моему, так ты запросто можешь оторвать манипулятор, — предостерегла его Саммер.

Дирк ничего не ответил, но решительно продолжил попытки одолеть запорное устройство. На следующем же рывке ему показалось, что колесо чуть заметно сдвинулось. Еще один рывок — и затвор наконец поддался, штурвал рывком повернулся сразу на четверть оборота.

— Будет знать, кто здесь хозяин! — радостно воскликнула Саммер.

— Только не говори Райану, что правая ручка его дитяти стала на пару дюймов длиннее, чем раньше, — улыбнулся Дирк.

После этого аппарат завис над люком, и Саммер при помощи членистой клешни отвернула штурвал затвора до упора. Затем Дирк направил «Морскую звезду» прочь от палубы. Саммер продолжала удерживать клешней штурвал, и в конце концов люк открылся. Крышка неторопливо распахнулась. Немного переместив аппарат таким образом, чтобы он завис точно перед отверстием люка, молодые люди жадно устремили взгляд внутрь. Там, однако, ничего, кроме кромешной тьмы, видно не было.

— Пожалуй, это работа как раз для «Снупи». Командуй, — сказала Саммер.

Дирк вытащил портативный модуль управления и нажал на нем кнопку включения питания. Пульт ответил на это целым рядом зеленых огоньков.

— Так, готов. Поехали, — пробормотал Дирк себе под нос и переключил тумблер, который должен был привести в действие крохотный двигатель.

Из внешнего гнезда под акриловой сферой аппарата выскочил небольшой аппарат на электрическом поводке, с дистанционным управлением. Величиной не больше чемоданчика, крошечный подводный робот-разведчик представлял собой всего лишь видеокамеру с подсветкой на миниатюрной платформе с комплектом крошечных электрических движков. Он мог проникать в самые тесные места, вести разведку и был идеальным средством для исследования глубоких и опасных полостей в лежащих на дне обломках затонувших кораблей.

Саммер молча наблюдала, как «Снупи» появился перед обзорным стеклом и быстро нырнул в открытый люк. Его сопровождала целая россыпь мелких пузырьков. Дирк резко надавил еще на одну из кнопок пульта, и на цветном мониторе в кабине «Морской звезды» появилось изображение с видеокамеры аппаратика-разведчика в реальном времени. Ориентируясь по картинке на мониторе, Дирк повел аппарат в обход уже знакомого по предыдущей лодке торпедного отсека. «Снупи» прошел вдоль одного из рядов торпед, и камера показала, что все пять огромных стальных рыбин до сих пор лежат в своих гнездах. Аппарат развернулся, и та же сцена полностью повторилась при проходе вдоль второй стенки отсека. Стало ясно, что нападение «Суордфиш», которое закончилось гибелью И-411, для японской подлодки стало полнейшей неожиданностью.

Однако Дирка не интересовали торпеды. Он целенаправленно загнал «Снупи» к переднему концу торпедного отсека, а затем начал методично гонять его по отсеку из стороны в сторону, смещаясь с каждым проходом на несколько футов к корме. Он не закончил, пока не убедился, что осмотрел каждый квадратный фут отсека без исключения.

— Ничего похожего на наши жестянки или на ящики, в которых они хранились. Но здесь есть еще один торпедный отсек, внизу. Может быть, они хранились именно там.

— Ты можешь спустить туда «Снупи»? — спросила Саммер.

— Здесь в полу есть люк для погрузки торпед, только я не думаю, что «Снупи» сможет поднять крышку. Но я, кажется, знаю другой путь.

Осмотрев еще раз отсек при помощи глаза-камеры «Снупи», Дирк отыскал задний люк, который вел в каюту капитана. Этот люк был открыт, и уже через несколько секунд маневрирования аппарат-разведчик под управлением Дирка протиснулся в него.

— Туда, — сказала Саммер, указывая на один из углов экрана монитора. — Там трап, и, похоже, он ведет вниз на следующую палубу.

Повинуясь сигналам Дирка, миниатюрный аппаратик аккуратно и даже изящно, как танцор, обогнул массу всевозможных обломков и вплыл в зияющий в полу люк. Он опустился вдоль трапа до следующей палубы, отыскал проход в нижний торпедный отсек и оказался во втором хранилище боеголовок. Это помещение было немного меньше первого за счет сужения корпуса лодки, но в остальном представляло собой его точную копию. И точно так же, как в первом отсеке, камера показала молодым людям, что все десять смертельных торпед типа 95 мирно продолжают лежать в своих гнездах. «Снупи» уже подошел к пределу длины самонаматывающегося кабеля, по которому получал энергию и команды, но Дирк все же провел его осторожно по всему отсеку. Камера показала полный комплект торпед, и только. Пустой отсек безучастно смотрел на молодых людей через линзы видеокамеры.

— Кажется, — проговорила, наконец, Саммер, разочарованно покачав головой, — никаких яиц здесь нет.

24

Пока Дирк осторожно направлял миниатюрный разведчик обратно к выходу из корпуса подлодки и дальше к «Морской звезде», он начал тихонько насвистывать себе под нос классическую мелодию «Лебединой реки» Стивена Фостера. Саммер оглянулась на брата с недоумением.

— Такое впечатление, что ты счастлив без памяти и к тому же без всякой причины, если учесть, что биологические бомбы пропали без вести, — заметила она.

— Сестренка, мы, может, и не знаем, где они находятся, но зато мы наверняка знаем, где их нет. Знаешь, будь я тут, я наверняка стал бы держать яйца поближе к наседке.

Саммер на мгновение задумалась, осмысливая то, что сказал брат, после чего ее лицо слегка просветлело.

— Палубный ангар? Там, где хранились самолеты?

— Точно, палубный ангар, — подтвердил Дирк, — «Суордфиш» даже позаботилась оставить для нас дверь открытой.

Как только «Снупи» вернулся в свое гнездо и надежно закрепился, Дирк задействовал главные двигатели «Морской звезды», и аппарат рванулся вдоль палубы субмарины к месту взрыва второй торпеды. Взрывное отверстие оказалось достаточно большим, чтобы «Морская звезда» могла легко опуститься через него внутрь, но сам диаметр ангара — 11,5 фута — был чуть-чуть маловат и совсем не оставлял батискафу места для маневра. Дирк внимательно осмотрел дыру в стенке самолетного ангара, прежде чем осторожно, дюйм за дюймом, ввести «Морскую звезду» внутрь. Взрыв вырвал в этом месте целые секции палубы, и она пестрела оспинами черных дыр. Они будто приглашали провалиться в наполненное водой чрево подлодки. Дирк постепенно опускал «Звезду» все ниже и ниже, пока не отыскал возле переднего края отверстия достаточно большой для подводного аппарата неповрежденный кусок палубы. Краешком глаза он заметил, что самолетный пропеллер, который они с Саммер заметили раньше на стене ангара, находится от него теперь точно справа. Дирк мягко опустил аппарат еще чуть ниже, и полозья его салазок уверенно встали на палубное покрытие.

Он выключил двигатели, и в кабине подводного аппарата на мгновение воцарилась полная тишина. Брат и сестра не отрываясь смотрели в темень узкого ангара. Он протянулся перед ними, как бесконечный тоннель. Внезапно тишину нарушил донесшийся снаружи приглушенный металлический удар.

— Дирк, пропеллер! — закричала Саммер, указывая через пузырь иллюминатора куда-то вправо.

Металлический кронштейн, на котором висел на стене ангара запасной трехлопастный пропеллер для бомбардировщика «Сейран», давно проржавел в соленой воде насквозь, но, вопреки всему, в течение шестидесяти лет ему удавалось каким-то образом удерживать на стене тяжелые лопасти. И только когда в стену в этом месте ударила струя воды от двигателей «Морской звезды», бывший кронштейн решил отказаться от выполнения своей миссии и осыпался со стены мутным облачком ржавчины. Тяжелый пропеллер, оставшись без поддержки, рухнул прямо вниз, на палубу, и с лязгом ударил в нее концами двух нижних лопастей.

Однако и на этом представление не закончилось. Брат и сестра наблюдали завороженно и беспомощно, как пропеллер неторопливо наклонился и упал вперед. Его верхняя лопасть чиркнула по сферическому окну «Морской звезды» в нескольких дюймах от лица Саммер. Из-за сопротивления воды казалось, что пропеллер движется замедленно, как в кино. Когда его центральная часть и третья лопасть ударились о палубу, по воде снова пронесся громкий металлический лязг. Пропеллер упал впереди на салазки подводного аппарата, зацепив по пути его правую механическую руку. В воду поднялась целая туча коричневого осадка. Несколько минут в иллюминаторе «Морской звезды» ничего не было видно. Затем, когда вода впереди посветлела, Саммер заметила, что прямо перед аппаратом, как будто из кровоточащей раны, поднимается вверх тонкая струйка какой-то темной жидкости.

— Мы попались, — с трудом выговорила Саммер, не в силах отвести взгляд от лежащего поперек салазок тяжелого пропеллера.

— Попробуй подвигать правым манипулятором. Может быть, сможешь приподнять лопасть, а я тогда подам назад, — скомандовал Дирк, снова включая двигатели.

Саммер уверенно положила руку на джойстик и двинула его на себя, пытаясь поднять манипулятор. Металлическая рука пошла было вверх, но тут же бессильно упала. Саммер подвигала джойстик вперед-назад, но ничего больше не произошло.

— Бесполезно, — спокойно сказала она. — Должно быть, лопасть перебила трубопровод и повредила гидравлику. Можно считать, что правая рука у нас ампутирована.

— Наверное, именно эту жидкость мы и видели. Попробуй левую, — посоветовал Дирк.

Саммер подготовила к работе второй джойстик и включила питание левой механической руки подводного аппарата. Она попыталась вытянуть манипулятор вперед и вниз и дотянуться им до упавшего пропеллера. Левая рука подводного аппарата была и меньше и короче правой, поэтому действовать ею было гораздо труднее. Саммер пришлось несколько минут всячески изгибать и поворачивать механическую руку, прежде чем удалось наконец поставить ее клешню в такое положение, чтобы она могла ухватиться за край лопасти пропеллера.

— Я ухватилась за него, но под очень неудобным углом. Не думаю, что смогу приложить достаточное усилие, — сказала она брату.

Так и оказалось. Манипулятор попытался приподнять пропеллер, но тот даже не шелохнулся. Несколько следующих попыток тоже ни к чему не привели.

— Похоже, придется вырываться силой, — сжав зубы, процедил Дирк.

Он включил двигатели на полную мощность и попытался приподнять «Морскую звезду», чтобы подать назад и выскользнуть из-под упавшего пропеллера. Электрические водометные двигатели гудели и вибрировали, изо всех своих сил цепляясь за воду, но вес пропеллера был все же чуть-чуть великоват, и их мощности не хватало. Двигатели бешено взбивали воду, поднимая вокруг подводного аппарата тучи донных наслоений, но он стоял неподвижно, как скала. Дирк подвигал рычаги управления двигателями вперед и назад, пытаясь раскачать аппарат. Бесполезно. После нескольких бесплодных попыток он выключил двигатели. Молодые люди подождали, пока усядется коричневая муть.

— Мы только без пользы разрядим аккумуляторы, если будем продолжать такие попытки, — уныло сказал Дирк, — У нас просто не хватает мощности, чтобы вытянуть себя из-под этой штуки.

Саммер почти видела, как в голове брата поворачиваются шестеренки. Ей уже приходилось попадать вместе с Дирком в подводные ловушки, и теперь сознание того, что брат рядом, вселяло в нее уверенность. Несколько месяцев назад они чуть не погибли вместе в океане на отмели Навидад, когда ураган-убийца подхватил их исследовательский подводный дом и закатил его в узкую расщелину. Только появление в самый последний момент ее отца и Ала Джордино спасло их от медленной смерти от удушья. На этот раз, однако, отец и Джордино были далеко.

Из мрачной темноты в уши Дирку и Саммер начали чуть слышно нашептывать что-то голоса прошлого. Давно погибшие моряки с И-411, казалось, звали молодых людей присоединиться к ним в холодной мокрой могиле на глубине тысячи футов. У Саммер холодок пробежал по спине. Она почувствовала вдруг, что черная молчаливая подлодка насквозь пропитана омерзительным ощущением смерти. Взбаламученная вода вокруг постепенно успокоилась, и молодые люди вновь смогли заглянуть в глубину ангара. Саммер никак не могла избавиться от мысли, что они с братом находятся в железной гробнице десятков храбрых моряков Императорского военно-морского флота. Усилием воли она прогнала от себя жуткие видения и попыталась вновь сосредоточиться на ситуации и собственных действиях.

— Сколько у нас осталось времени? — спросила она брата. Осознание безнадежности положения все прочнее утверждалось в ее мозгу и уже начинало свое разрушительное действие.

Дирк бросил взгляд на ряд приборов сбоку.

— Нам ничто не угрожает, пока окончательно не сядут аккумуляторы и не вырубятся от этого устройства регенерации воздуха. Они перестанут работать часа через три, а еще через час или около того воздух кончится. Нам лучше связаться с «Морским скитальцем».

Его голос прозвучал глухо, но спокойно.

Саммер задействовала систему связи и вызвала Райана на «Морском скитальце». Ответом ей было молчание. После нескольких дополнительных попыток в наушниках раздалось потрескивание помех.

— «Морская звезда», это «Морской скиталец». Мы вас не слышим, повторите, пожалуйста. Прием, — прозвучал слабый и почти неразборчивый голос Райана.

— Должно быть, переборки субмарины блокируют сигнал нашего передатчика, — предположил Дирк, — Мы их слышим, а они нас нет.

— Я попробую еще несколько раз, вдруг они все же ловят обрывки наших передач.

Саммер продолжала вызывать судно еще минут десять. Она старалась произносить слова громко и отчетливо, но в ответ слышала все те же слова Райана. Отчаяние все сильнее охватывало Саммер, пока она наконец не сдалась.

— Бесполезно. Они нас не слышат. Мы остались одни.

Дирк защелкал тумблерами на консоли. Он отключал всю электронику, не имеющую отношения к системе жизнеобеспечения, чтобы сберечь заряд аккумуляторных батарей. Ладонь легла на панель управления «Снупи», и он заколебался.

— Не возражаешь, если я выведу «Снупи» погулять?

— Мы забрались сюда именно для того, чтобы обследовать ангар, так что вполне можем продолжить эту работу. Мы еще не определили, на борту ли боеприпасы с биологической начинкой, а если нет, то есть ли какие-нибудь свидетельства того, что их отсюда вывезли.

— Я думаю точно так же, — согласился Дирк и вновь включил крошечный подводный робот-разведчик. Уверенными движениями он вывел «Снупи» из гнезда и провел над упавшим пропеллером, а затем поднял на уровень глаз непосредственно перед сферическим иллюминатором «Морской звезды». Впереди них длинная темная шахта ангара тянулась во мрак, по направлению к боевой рубке. Дирк быстро двинул рычажки управления двигателями аппарата вперед, и «Снупи» отправился в путешествие по ангару.

Робот постепенно удалялся, а взгляды молодых людей переместились с его освещенного силуэта за обзорным стеклом к изображению на цветном мониторе. Там можно было видеть все то, что «видел» их маленький разведчик. Сначала ангар казался пустым, но по мере продвижения «Снупи» перед объективом его видеокамеры начали появляться, будто из ниоткуда, таинственные объекты, затянутые слоем донных отложений. Вот взгляд камеры скользнул вверх к большому, покрытому коркой осадков холму на платформе сбоку. Позади него из стены ангара торчали несколько больших выдвижных ящиков.

— Запасной самолетный двигатель, — заметил Дирк, когда взгляд «Снупи» упал на длинный металлический блок.

— Могу поспорить, это ящики для других запасных частей и механических инструментов, — добавила Саммер, указывая на изображение выдвижных ящиков на мониторе.

— Здесь ведь наверняка где-то есть напольный домкрат, — посетовал Дирк, твердо зная, что у них нет никакой возможности взять и использовать какие бы то ни было инструменты, способные помочь «Морской звезде» освободиться.

Он медленно направлял «Снупи» по огромному пещероподобному ангару. Неожиданно робот-разведчик чуть не наткнулся на группу висящих вертикально тонких металлических листов. Дирк отодвинул аппарат с камерой немного назад и узнал в таинственной структуре хвостовую сборку самолета. Его вертикальный стабилизатор был сложен пополам; конец его, так же как и оба горизонтальных стабилизатора, был откинут вниз. Дирк сдвинул «Снупи» в сторону и немного вперед. Отсюда было ясно видно, что это часть фюзеляжа гидросамолета «Сейран Айти М6А1».

— Вот это да! — пробормотала Саммер, на которую и размеры и состояние этого двухместного пикирующего бомбардировщика произвели сильное впечатление, — Трудно поверить, но они умудрялись сложить самолет так, чтобы запихнуть его в этот ангар.

Дирк провел «Снупи» вдоль фюзеляжа, чтобы получше рассмотреть самолет. Камера показала, что крылья тоже на месте. Они и сейчас еще были прикреплены к фюзеляжу, только сложены к хвосту наподобие утиных крыльев. Дирку и Саммеру удалось различить даже почти невидимый под слоем песка и еще бог знает чего знакомый красный кружок японской эмблемы, нарисованной на концах крыльев.

— Мне до сих пор кажется поразительным, что самолеты можно было перевозить на подводных лодках, запускать с них и снова подбирать, — задумчиво произнесла Саммер.

— Для этого надо было всего лишь выкатить фюзеляж из ангара на носовую палубу, поднять хвостовые стабилизаторы, привинтить как следует крылья и поплавки, — и пожалуйста, можно запускать самолет с катапульты. Обученный расчет из четырех человек способен был собрать самолет и поднять его в воздух меньше чем за тридцать минут.

— Я думаю, хорошо, что большие лодки класса «Сентоку» не появились раньше в ходе войны, — заметила Саммер.

«Снупи» под управлением Дирка пробирался все дальше по длинному ангару. Скользнув вдоль фюзеляжа, робот направил камеры вниз, и на экране появилась пара гигантских поплавков самолета, закрепленных на палубе на специальном деревянном поддоне. Удар струи из водометов разведчика смел с одного из понтонов слой донных осадков, обнажив болотно-зеленую окраску боков и верхней поверхности поплавков и хищно-серую — днища. Крылья и фюзеляж самолета, наверное, имели такую же камуфляжную раскраску.

За поплавками на несколько футов потянулось совершенно пустое пространство. Затем робот миновал отдельный открытый отсек. Подобно своей тезке-ищейке, «Снупи», повинуясь легкому прикосновению пальцев Дирка, тщательно «обнюхивал» все, что попадалось по пути — каждый покрытый илом предмет или обломок. Постепенно из темноты по обеим стенкам ангара выросли низкие стойки. В лежащих на них предметах Дирк мгновенно распознал торпеды. На каждой стойке мирно лежали по четыре металлические рыбины — воздушные торпеды для запуска с самолетов. Каждая из них при массе в 1300 фунтов значительно уступала размерами массивным торпедам в нижних отсеках — те предназначались для запуска с подлодки.

Дирк и Саммер до рези в глазах вглядывались в экран монитора, пытаясь обнаружить свидетельства присутствия «лишних», необычных боеприпасов. Однако другого оружия, кроме воздушных торпед, пока не было. Дирк обернулся и застал Саммер за тем, что она украдкой смотрит на часы. Очевидно было, что она болезненно ощущает каждую проходящую минуту.

— Поехали дальше. Здесь должен был бы находиться по крайней мере еще один самолет, — обратился к ней Дирк, пытаясь отвлечь от неизбежного и недалекого будущего. Прежде чем попасть в следующую секцию ангара, разведчику вновь пришлось преодолеть пустой отсек. Еще через несколько секунд в объективах видеокамер появились хвост и фюзеляж второго «Сейрана» вместе со сложенными крыльями. Еще чуть-чуть, и показалась его пара поплавков, принайтованных канатами к палубе. Далее последовал комплект стенных инструментальных ящиков и двадцать футов пустого пространства. В конце концов «Снупи» наткнулся на конец ангара — гигантский круглый люк, ведущий на носовую палубу подлодки.

— Ну вот и все, — мрачно произнес Дирк. — Мы прошли всю длину ангара и, кроме тех торпед, никаких других авиабомб не обнаружили.

Несколько мгновений Саммер молчала, покусывая в задумчивости нижнюю губу.

— Да… Свидетельств проникновения тоже нигде нет, да и ил, похоже, в последнее время никто не тревожил. Может быть, они были уничтожены при взрыве торпед?

— Возможно. Можно, правда, еще поискать в той небольшой части ангара, которая у нас сзади.

Дирк тихонько направил «Снупи» назад. Продвигаясь в обратном направлении, разведчик сматывал провисающий электрический кабель внутрь себя. В кабине подводного аппарата воцарилось молчание. Брат и сестра погрузились в невеселые мысли о своем положении. Дирк молча проклинал их с сестрой невезение и неудачу в поиске авиабомб. Маленький робот-разведчик миновал фюзеляж второго самолета и подошел к комплекту поплавков первого, когда лицо Саммер вдруг приняло хитрое выражение.

— Дирк, задержи-ка его там на мгновение, — негромко сказала она, пристально вглядываясь в экран.

— В чем дело? — поинтересовался брат и принялся уравновешивать аппарат на одном месте.

— Взгляни-ка на эти поплавки. Ты не замечаешь никакой разницы?

Несколько секунд Дирк изучал экран, затем отрицательно покачал головой.

— Пара в дальнем конце ангара принайтовлена прямо к палубе, — объяснила Саммер, — А эти стоят каждый на своей отдельной платформе.

Дирк вновь взглянул на картинку и нахмурился. Действительно, каждый из поплавков был установлен на квадратном поддоне высотой около двух футов.

Дирк провел аппарат вдоль основания одного из поплавков и остановил рядом с платформой. Затем развернул его и на несколько секунд включил двигатели на полную мощность, чтобы попытаться смыть струей накопившийся осадок. Пока оседала поднявшаяся муть, он вновь очень осторожно развернул послушный аппаратик. Теперь можно было ясно различить расчищенную часть платформы. Это был ящик из какого-то твердого дерева, похоже, красного. Дирк тщательно осмотрел остальную часть платформы.

— Ей-богу, по-моему, мы нашли их.

— Ты уверен? — спросила Саммер.

— Я, конечно, не моту сказать, что там внутри, но внешне это ящик той же конструкции и размера, что и разломанные ящики из-под бомб, которые я нашел на И-403.

Дирк осмотрел первый ящик со всех сторон и убедился, что второй поплавок стоит точно на таком же. Саммер тем временем добавила к видеофайлам примечание с указанием точного положения ящиков в ангаре. Дирк заметил, что каждый ящик удерживается на месте, по всей видимости, весом поплавка, а тот в свою очередь надежно принайтовлен к палубе ангара при помощи полудюжины толстых стальных тросов, скрещивающихся поверх него.

— У тебя зоркий глаз, Саммер. За такую добычу с меня пиво.

— Лучше бутылку шардоне «Мартин Рэй», — ответила она с полуулыбкой. — Я так просто рада, что мы теперь знаем, где они находятся.

— Кому-то придется немало потрудиться, чтобы их отсюда вытащить.

— Нас тоже, кстати говоря, — мрачно отозвалась Саммер.

Дирк направил аппарат-разведчик к «Морской звезде», ведя его вдоль ангара, а в голове у него между тем, сменяя друг друга, вертелись мысли о спасении. «Снупи» был уже близко, и его яркие прожекторы неожиданно залили светом кабину подводного аппарата. На миг ослепнув, Дирк направил «Снупи» вниз, подтягивая к «Морской звезде», но в каких-то нескольких футах от нее маленький разведчик за что-то зацепился и повис.

— Дирк, «Снупи» зацепился за что-то пуповиной, — сообщила Саммер, указывая за иллюминатор.

Дирк проследил направление и с трудом разглядел сквозь муть, что управляющий кабель аппарата застрял в каких-то обломках на палубе, футах примерно в двадцати перед ними.

— Удивительно, как мы вообще сумели добраться целыми и невредимыми. Это же настоящая полоса препятствий, — проговорил он.

Изменив направление, он сдал аппарат назад, чтобы кабель натянулся и перестал цепляться за лежавшее на палубе нечто, походившее на небольшой двигатель, установленный на сваренной из труб раме в три фута высотой.

— Могу поспорить, это газовый компрессор, — сказал Дирк, заметив пару истлевших брезентовых рукавов, прикрепленных к одному из концов двигателя.

— А что скажешь насчет той большой рукоятки? — поинтересовалась Саммер. Она пристально разглядывала большой металлический стержень, торчавший из одной стороны устройства. К концу стержня была приделана округлая поперечина, как на черенке лопаты.

— У этого компрессора старый механический стартер. Знаешь, как на газонокосилке, когда нужно дернуть за шнур. Только здесь, чтобы завести двигатель, нужно качать рукоятку. Я как-то видел на одном водолазном боте компрессор шведского производства, так вот он был устроен точно так же.

Дирк замер на несколько мгновений, уставившись на рукоять и не двигая «Снупи» с места.

Наконец Саммер не выдержала:

— Так ты собираешься все же вернуть «Снупи» домой?

— Конечно, — ответил он, вдруг оживившись, — Но сначала он поможет нам выбраться отсюда.

Наверху, на борту «Морского скитальца», царило нервное напряжение. С момента последнего разговора с «Морской звездой» прошло почти полтора часа, и Морган, встревоженный, уже собирался вызывать спасателей. На «Морском скитальце» не было резервного подводного аппарата, а ближайший аппарат НУМА находился от них по крайней мере в двенадцати часах хода.

— Райан, свяжитесь с глубоководной службой ВМС. Проинформируйте их о сложившейся ситуации и запросите расчетное время прибытия глубоководного спасательного аппарата, — твердо проговорил Морган, в душе замирая от страха.

Он знал, что если Дирк и Саммер действительно попали в беду, то времени у них очень мало — минуты, а не часы. В подобной ситуации шансы на спасение близки к нулю.

25

— О'кей, Саммер, придержи-ка обратную намотку.

Прежде чем отдать сестре эту команду, Дирк поместил «Снупи» под потолком ангара в нескольких футах за компрессором. Саммер послушно нажала кнопку, которая должна была отключить автоматическую намотку высвобождающегося кабеля. Дирк снова осторожно двинул «Снупи» к компрессору. Он внимательно наблюдал, как постепенно провисает его кабель, затем очень аккуратно провел аппарат по кругу над компрессором, так, чтобы петля кабеля свободно легла вокруг торчащей рукоятки стартера. Внешне все это напоминало движения анаконды, которая медленно обвивается вокруг своей жертвы. Дирк повторил круговое движение пять раз, и в результате получил пять оборотов кабеля вокруг рукоятки. Направив «Снупи» в сторону, он затянул эти петли.

— О'кей, включай обратную намотку, а я потяну движками «Снупи».

— Этот компрессор весит, должно быть, сотни три фунтов. Даже под водой тебе ни за что не сдвинуть его с места, — недоверчиво заметила Саммер. То, что замышлял брат, казалось ей чистым сумасшествием.

— Да мне компрессор и не нужен, только рукоятка.

Легкими движениями пальцев на рычажках управления Дирк добавил «Снупи» мощности, вновь развернул его и направил к подводному аппарату. Двигатели малютки-робота работали на полную мощность. Он продвигался вперед, пока не затянул свой кабель управления на металлической рукоятке, но и после этого Дирк не стал уменьшать усилие двигателей. Маленькие водометы изо всех сил взбивали воду, крошечный аппарат рвался вперед, но силенок повернуть рукоятку ему все-таки не хватало. Тут и Саммер включилась в дело. Она втянула обратно и стала наматывать на автоматическую катушку второй конец кабеля, пока он не захлестнул плотно основание рукоятки. Теперь ее дергали за оба конца, но дело решилось на нижнем, где с ней сражалась Саммер. Квадратное основание рукоятки выскочило из зубчатого колеса, в котором было закреплено, и она, отделившись от компрессора, скользнула к «Морской звезде». Дирк осторожно потащил ее в горизонтальном положении, чтобы не соскочил намотанный провод, и ему удалось подтянуть рукоятку к самым салазкам подводного аппарата.

— Не думаю, что Райану понравится, как ты обращаешься с его подводным роботом-разведчиком, — с притворным беспокойством заметила Саммер.

— Если все сработает, я куплю ему новый.

— И все-таки, что конкретно ты задумал? — поинтересовалась Саммер, все еще не до конца представляя себе намерения брата.

— Пустяк, всего лишь небольшой рычажок, дорогая сестренка. Будь так любезна, возьми мой новенький лом в левую механическую руку и сама увидишь, что я имею в виду.

Дирк подвел «Снупи» с рукояткой на буксире поближе к левому борту «Морской звезды». После этого Саммер включила управление левой механической рукой и разжала ее похожую на клешню кисть. Общими усилиями брат и сестра свели два устройства вместе таким образом, чтобы Саммер могла уверенно схватить рукоять за один конец сильной металлической клешней. Затем Дирк ослабил натяжение кабеля и стал медленно подавать «Снупи» назад. Витки один за другим соскальзывали со свободного конца металлического стержня. Освободив кабель, Дирк запустил катушку, смотал его и аккуратно вернул «Снупи» в свое гнездо в корпусе «Морской звезды».

— Из «Снупи» получился очень даже неплохой ретривер, — заметила Саммер.

— Ладно, давай теперь посмотрим, получится ли из нашей механической руки хороший домкрат, — отозвался Дирк.

Его взгляд пробежал вдоль ряда приборов на панели управления, показывающих заряд аккумулятора. Брат и сестра потратили больше часа на операции с роботом, и уровень заряда аккумуляторов теперь едва достигал тридцати процентов. Время поджимало, и если они надеялись выбраться на поверхность самостоятельно, следовало поторопиться.

— Давай сделаем все с первой попытки. Продуваем цистерну, — сказал Дирк. При помощи пары кнопок он включил откачку воды из балластной цистерны, чтобы увеличить плавучесть, а затем запустил главные двигатели аппарата. Саммер тем временем вытянула механическую руку аппарата как можно дальше вперед и попыталась прикинуть, как лучше сдвинуть пропеллер с места. Чтобы освободить «Морскую звезду», его нужно было приподнять и немного сдвинуть вперед, но места для работы рычагом в ангаре почти не оставалось. Саммер прислонила «инструмент» к салазкам аппарата и немного изменила захват. Только после этого она смогла подсунуть металлический стержень под конец лопасти лежащего пропеллера дюймов на восемь.

— Готово, — сказала она, убедившись, что рычаг на месте, и вытерла потную ладонь о штанину. Дирк тоже был весь в поту — после отключения системы кондиционирования ради экономии энергии в кабине подводного аппарата стало жарко.

— Вытащи нас отсюда, — просительно произнес Дирк, готовый в любую секунду надавить на рычаг управления. Саммер, сильно волнуясь, мягко двинула рукоятку подъема механической руки. Одних только гидравлических усилий манипулятора было недостаточно, но к ним добавилось действие упиравшегося в палубу металлического рычага. На пределе мощности механическая рука стронула-таки пропеллер с места. Медленно-медленно, будто во сне, его лопасть приподнялась сначала на дюйм, потом на два, потом еще на несколько. Дирк ощутил, что задняя часть аппарата благодаря дополнительной плавучести чуть приподнялась. Когда Саммер подняла наконец лопасть пропеллера выше уровня салазок, Дирк резко нажал на рычаг и дал двигателям полный назад.

Не было ни заметного всплеска энергии, ни резкого ускорения. Вместо этого молодые люди почувствовали только слабый толчок, но он означал, что «Морская звезда» пятится потихоньку задом наперед и выползает из-под пропеллера. Едва подводный аппарат успел выскользнуть из его смертельных объятий, как лопасть пропеллера сорвалась с рукоятки компрессора и с лязгом рухнула обратно на палубу всего в нескольких дюймах перед его салазками.

— Здорово проделано, сестренка! Что скажешь, если я предложу подышать свежим воздухом? — Говоря это, Дирк уже поворачивал водометы вниз. «Морская звезда» готовилась подняться и покинуть ангар И-411.

— Я с тобой, — ответила Саммер с очевидным облегчением.

Стоило «Морской звезде» выйти за пределы металлических стен ангара, как в то же мгновение в наушниках обоих молодых людей раздался низкий голос Райана:

— «Морская звезда», это «Морской скиталец». Вы слышите меня? Конец связи.

Голос звучал устало, и монотонно. Ясно было, что за последние часы его владелец успел повторить эти слова не одну сотню раз.

— Говорит «Морская звезда», — произнесла Саммер в микрофон. — Слышим вас ясно и четко. Начали подъем. Пожалуйста, будьте готовы к нашему появлению.

— Понял вас, «Звезда», — ответил Райан изменившимся, радостно возбужденным тоном, — Вы заставили кое-кого здесь наверху сильно поволноваться. Помощь нужна?

— Нет. Мы тут просто ушибли пальчик. Все хорошо, скоро будем наверху.

— Вас понял. Готовы полечить.

Подводный аппарат поднимался на поверхность за счет контролируемой положительной плавучести. Подъем шел немного быстрее, чем спуск, и минут через десять Дирк и Саммер уже различали над собой мерцающий свет ярких прожекторов приемной шахты «Морского скитальца». Еще немного, и появились очертания корпуса судна. Дирку пришлось скормить двигателям «Морской звезды» практически всю оставшуюся энергию, чтобы направить аппарат к центру мерцающего кольца маяков. Когда же крохотная подводная лодка наконец выскочила через отверстие в корпусе судна наверх и закачалась на поверхности внутреннего бассейна, Дирк и Саммер тайком друг от друга вздохнули с огромным облегчением. Морган, Райан и еще с полдюжины моряков окружили бассейн и внимательно наблюдали за тем, как «Морскую звезду» подцепили из воды лебедкой и осторожно подняли на палубу. Пока Саммер открывала люк, Дирк отключил питание аппарата. Обоим хотелось поскорее выбраться наружу и вдохнуть свежий морской воздух.

— Мы уж испугались, что вы заблудились там, внизу, — улыбнулся Морган и насмешливо поглядел на рукоятку компрессора, все еще зажатую в клешне левого манипулятора.

— Это наша тросточка, — объяснила ему Саммер, — Мы пошли прогуляться в такое место, куда ходить не следовало, и у нас возникли небольшие проблемы с возвращением.

— Итак, — не удержался Морган от вопроса, — что вы нашли?

— Две коробки яиц, которые только и ждут, чтобы их доставили по назначению, — с широкой ухмылкой ответил Дирк.

* * *

Экипаж «Морского скитальца» лихорадочно работал. Нужно было как можно скорее отремонтировать механическую руку «Морской звезды» и зарядить пустые аккумуляторы аппарата. Тем временем Дирк и Саммер вместе с Морганом разрабатывали стратегию извлечения и подъема опасного груза. Просматривая заново видеосъемки «Снупи», они вычислили точное положение ящиков с бомбами в ангаре подводной лодки. Внимательное изучение видеокадров помогло выяснить, что переборки ангара составлены из десятифутовых секций.

— Нам должно хватить мощности, чтобы вырезать по швам и вынуть оттуда один такой десятифутовый кусок переборки рядом с поплавками, — сказал Дирк, ткнув карандашом в остановленный на экране видеокадр, — Ширина «Морской звезды» восемь футов, так что нам, пожалуй, хватит места, чтобы подойти поближе и вытащить бомбы манипуляторами.

— Нам везет. Скорость течения около лодки составляет всего один-два узла, так что оно не помешает работать. Но все же потребуется, скорее всего, несколько погружений, — добавила Саммер.

— Вы можете погружаться по очереди с Райаном, — сказал Морган, — А сейчас почему бы вам не отдохнуть пару часиков, пока мы осмотрим аппарат и подготовим его к резке металла?

— Меня не надо просить дважды, — откровенно зевнула в ответ Саммер.

Однако долго спать ей не пришлось. Через три часа Дирк разбудил сестру, и молодые люди начали подготовку к следующему погружению. Аккумуляторы «Морской звезды» были полны. Подводный аппарат снова спустили в воду, где он повторил свой медленный спуск к затонувшей субмарине. Там он повисел немножко перед рваным отверстием в стенке ангара и начал осторожно смещаться в сторону боевой рубки. Через каждые шесть футов — расстояние между наполовину выдвинутыми механическими руками — Дирк подводил аппарат ближе к стенке и процарапывал левой клешней метку на покрытых отложениями металлических листах. На десятой метке, или примерно в шестидесяти футах от пробоины, он процарапал на стенке ангара грубый знак X.

— Вот здесь будем резать, — сказал он Саммер, — Давай посмотрим, удастся ли найти швы.

Дирк протянул одну из клешней к стенке ангара и подал подводный аппарат чуть в сторону. На металлическом листе осталась длинная глубокая царапина. Дирк вернул аппарат обратно, и они с Саммер стали внимательно рассматривать процарапанную часть стены, медленно сочившуюся какой-то темно-ржавой и золотистой пылью. Вертикальную складку — шов, где были сварены между собой две соседние плиты водонепроницаемого ангара, — удалось обнаружить быстро. Как и ожидалось, в десяти футах дальше нашелся и следующий вертикальный шов. Пока «Морская звезда» висела перед стенкой ангара, Саммер попыталась отчистить сварные швы, пользуясь клешней манипулятора, как ножом. Когда она закончила, на стенке ангара появился процарапанный прямоугольный контур размером с гаражную дверь.

— С простой работой все, — сказал Дирк. — Ты как, готова резать?

— Надень-ка вот это и давай начинать, — ответила Саммер. Она вручила брату пару защитных очков, какими пользуются сварщики, и сама надела такие же. Взяв на себя управление обеими механическими руками, она залезла в корзину, установленную на передней части салазок, и вытащила правой клешней электрододержатель, подключенный через усиленный кабель к аккумуляторной батарее емкостью 230 Ач постоянного тока внутри подводного аппарата. Левой клешней Саммер вставила в держатель неэкзотермический режущий электрод с феррооксидным покрытием и щелкнула тумблером питания. В отличие от обычных подводных режущих электродов, к которым необходимо подводить кислород, электродам с феррооксидным покрытием для работы нужен только источник питания, способный создавать плазменную режущую дугу. Такое устройство проще и лучше подходит для сварки в подводных глубинах. Электрический ток пробежал по кабелю и зажег на конце электрода ослепительную желтую дугу с температурой горения в несколько тысяч градусов.

— Начнем в правом верхнем углу и пойдем вниз, — скомандовала Саммер.

Дирк аккуратно подвел «Морскую звезду» к углу шва и остановил, а Саммер протянула правую механическую руку и поднесла конец электрода к стене ангара, к сварному шву шестидесятилетней давности. Между электродом и металлом стены образовалась высокотемпературная дуга. Мини-субмарина, подрабатывая двигателями против легкого течения, покачивалась, из-за чего продвижение электрода вдоль шва приходилось измерять дюймами. Все же на стене ангара появилась хирургически четкая линия разреза, удлиняясь по мере того как Дирк потихоньку опускал «Морскую звезду» к основанию переборки. Через пятнадцать минут от электрода остался один только зажатый в держателе кончик. Саммер отключила электричество и заменила электрод, затем включила аппарат снова и возобновила работу. Брат с сестрой еще долго занимались этим утомительным делом — до тех пор, пока не прорезали весь шов по периметру. Когда до конца осталось несколько дюймов, Саммер просунула свободную механическую руку в образовавшуюся щель и схватила вырезанный лист. После этого она прорезала оставшуюся часть шва и одновременно толкнула панель второй клешней. Лист оторвался и упал назад на главную палубу подводной лодки. На месте падения поднялось клубящееся облако осадочных частиц.

Дирк отвел «Морскую звезду» немного в сторону и подождал, пока муть осядет, прежде чем двинуться к вновь образованному проходу и войти в ангар. Они с Саммер рассчитали точно — нужная пара самолетных поплавков находилась теперь прямо перед вырезанным отверстием, а деревянные ящики, естественно, под ними. Дирк медленно, на самой малой скорости повел аппарат к поплавкам, все же задев пару раз за потолок ангара, прежде чем посадил его на палубу рядом с большим железным кольцом, торчавшим из поплавка. Через кольцо проходили несколько тросов, при помощи которых поплавок крепился к палубе на время движения субмарины.

— Давай-ка пережжем эти тросы, а уж потом придумаем, как убрать поплавок,чтобы не мешался, — предложил Дирк.

Саммер снова зажгла подводный факел и быстро перерезала первый из трех тросов стального плетения. Сильно проржавевшие стальные нити быстро рвались в пламени электрической дуги, так что и второй трос удалось пережечь довольно быстро. Саммер удивилась, когда после исчезновения второго троса поплавок немного шевельнулся. Когда же упал и третий трос, поплавок грациозно поднялся над палубой и всплыл на высоту двенадцати футов, к потолку ангара.

— Он до сих пор держит воздух! — удивилась Саммер.

— Мои поздравления инженерам, которые его проектировали. Нам будет немного легче, — отозвался Дирк и тихонько повел «Морскую звезду» вдоль деревянных ящиков. Саммер снова схватилась за рычаги управления манипуляторами. Их клешни мягко поднялись и поплыли к крышке одного из контейнеров. Металлическими пальцами манипуляторов девушка подхватила крышку ящика с двух сторон и подняла механические руки вверх. Прочное когда-то твердое дерево поднялось без всякого сопротивления, как мокрый блин. Саммер попыталась положить крышку сбоку от ящика, но она распалась на две половинки.

— Ну вот, плакали наши шкатулки, — произнес Дирк.

В ящике, однако, молодые люди увидели вожделенную добычу. Шесть изящных серебристо-фарфоровых авиабомб, целых, нетронутых, лежали там ровным рядком. Дирк и Саммер с огромным облегчением переглянулись.

— Похоже, сегодня у нас все-таки счастливый день! — ликующе воскликнула Саммер. — Они все еще здесь, в целости и сохранности.

Пока Саммер готовилась к тяжелейшей операции по извлечению хрупких бомб из разваливающегося ящика, Дирк с величайшей осторожностью подвел «Морскую звезду» еще ближе.

— Поосторожнее, сестренка. Не забывай, они очень хрупкие, — предостерег он сестру.

Саммер вряд ли нуждалась в таком предостережении. Занявшись в первую очередь бомбой, которая лежала ближе всех, она легким движением манипулятора отодвинула ее от остальных, а затем очень медленно и точно подсунула под оба ее конца клешни механических рук. Медленными, но уверенными движениями Саммер подняла бомбу наискосок вверх и уложила в сетчатую корзину с мягкой подложкой, пристроенную у носа подводного аппарата. Удостоверившись, что сосуд уложен надежно, Саммер убрала руки и повторила эту же операцию со второй бомбой. После того как она была удобно устроена рядом с первой, Саммер одной механической рукой обхватила ее хвостовой стабилизатор, а второй — стабилизатор первой бомбы, и зафиксировала обе руки-манипулятора.

— Бомбардир — пилоту. Груз к подъему готов, — сказала она. Из опасений повредить опасный и хрупкий груз было решено, что «Морская звезда» будет перевозить за один рейс не больше двух бомб.

Батискаф медленно поднялся на поверхность, где бомбы осторожно выгрузили и уложили в импровизированный контейнер, спешно сооруженный судовым плотником.

— Две есть, осталось еще десять, — доложил Дирк Моргану и Райану. — Оба ящика доступны для действий манипуляторов, так что если второй комплект тоже сохранился в целости, мы, по всей видимости, сможем достать все двенадцать бомб.

— Погода пока держится, — заметил Морган. — Если будем работать всю ночь в таком темпе, к утру закончим.

— Я целиком за, — с веселой улыбкой ответил Дирк. — А то со всеми этими погружениями я уже начинаю чувствовать себя шариком на резинке.

* * *

Менее чем в миле от этого места Тонджу разглядывал судно НУМА в мощный морской бинокль. Уже почти сорок минут личный палач Кана внимательнейшим образом изучал «Морского скитальца», откладывая в памяти всевозможные переходы, трапы, люки и другие детали, которые можно было различить с такого расстояния. Завершив свои наблюдения, лысый убийца прошел на мостик «Бэкдже» и дальше, в маленькую боковую каюту. Там на деревянном стуле за столом сидел человек с бульдожьим лицом и коротко стриженным ежиком волос и сосредоточенно изучал комплект корабельных схем. Когда в комнату вошел Тонджу, человек слегка напрягся.

— Сэр, штурмовая команда изучила планы исследовательского судна НУМА, доставленные из офиса судоходной компании «Кан шиппинг». Мы разработали план штурма и захвата судна и готовы действовать по вашей команде.

Ки Ри Ким говорил резко и отрывисто, что было естественно для бывшего бойца частей специального назначения Корейской народной армии.

— Из обрывков переговоров с подводным аппаратом, которые нам удалось перехватить, ясно, что они обнаружили оружие и теперь поднимают его с морского дна, — негромко произнес Тонджу, — Я уведомил капитана, что операция состоится сегодня.

Бывший спецназовец широко улыбнулся, прежде чем произнести одно-единственное слово:

— Замечательно!

— Как мы и планировали, — продолжал Тонджу, — я поведу группу А на захват правого борта и носовой секции судна, а вы с группой В возьмете на себя левый борт и корму. Соберите людей для последнего инструктажа в 01.00. Удар мы нанесем в 02.00.

— Мои люди будут готовы. Но им хотелось бы знать, однако, следует ли ожидать сопротивления?

— Ни малейшего, — буркнул Тонджу.

* * *

Вскоре после полуночи «Морская звезда» вновь вынырнула во внутреннем сквозном бассейне судна, сияя своими ярко-оранжевыми боками в свете мощных подводных прожекторов. Дирк и Саммер стояли на палубе и наблюдали, как аппарат поднимают из воды и осторожно ставят на специальную платформу. Двое техников, на долю которых выпала ночная смена, подкатили спереди к салазкам батискафа передвижную лебедку и начали сложную операцию по выгрузке из сетчатой корзины двух фарфоровых бомб.

Дирк обошел вокруг аппарата, помог открыть задний входной люк и стал помогать Райану и инженеру, которого звали Майк Фарли, вылезти из тесной кабины.

— Отличная работа, Тим. Теперь их уже восемь. Насколько я понял, вы добрались до второго ящика без всяких проблем?

— Запросто. Мы перерезали тросы, державшие второй поплавок, и он уплыл прочь, как и первый. Должен заметить, вся заслуга принадлежит Майку. Он действует этими механическими руками не хуже хирурга.

Фарли, неразговорчивый, с неизменной улыбкой на лице, смущенно потупился.

— Второй ящик развалился сам, как будто был сделан из мятой картошки, но все шесть бомб лежали там в полном порядке. Мы вытащили две крайние, до четырех остальных добраться тоже несложно. Да, не забывайте про течение, кажется, с момента нашего последнего погружения оно усилилось.

— Спасибо, Майк, обязательно будем следить.

Дирк помог команде техников заменить аккумуляторы «Морской звезды» на свежие, а затем методично проделал все процедуры, предписанные экипажу мини-субмарины при подготовке к погружению, дабы убедиться, что все системы работают нормально. Только-только минул час ночи, когда он и Саммер втиснулись снова в кабину подводного аппарата, который был тут же спущен в проем шахты для очередного погружения к И-411. Пока «Морская звезда» медленно опускалась, брат и сестра позволили себе немного расслабиться. Они почти не разговаривали. Уже сутки две пары подводников раз за разом поочередно погружались на дно и выполняли сложную работу, и напряжение этих суток начинало сказываться, наложив на обоих печать усталости. Впрочем, Дирка поддерживало то, что им удается поднимать бомбы в неповрежденном состоянии, а значит, скоро выяснится, что за биологический материал в них содержится.

Саммер зевнула во весь рот.

— Хотелось бы мне сейчас храпеть в своей койке, как остальные члены экипажа, — пробормотала она, — Все еще и проснуться не успеют, когда мы закончим два последних погружения.

— Нет худа без добра, — улыбнулся Дирк, — Зато в очереди на завтрак мы будем первыми.

26

Они появились из тьмы, как безъязыкие демоны, бесшумно скользя по воде. Одетые в черное люди в черных резиновых лодках на черной поверхности ночного моря. Тонджу возглавил штурм, сидя в первой лодке. С ним находились пятеро тяжеловооруженных коммандос устрашающего вида. Ким с такой же группой следовал за ними во второй лодке. Обе группы вместе помчались к «Морскому скитальцу» на резиновых «Зодиаках» с мощными электрическими моторами — усиленными версиями тех двигателей, которыми пользуются рыболовы, когда хотят двигаться тихо. Только вот эти лодки способны были лететь на скорости в тридцать узлов, издавая при этом почти неразличимый гул. Сейчас, глубокой ночью, единственным звуком, говорившим о приближении этих суденышек, был плеск волн об их полужесткие корпуса.

В это же время вахтенный рулевой на мостике «Морского скитальца» бросил взгляд на экран радара. По правому борту чернело крупное пятно — корабль. Большое кабельное судно, стоявшее в миле от «Морского скитальца» с самого прибытия на место работ, продолжало торчать все в той же точке. Некоторое время рулевой наблюдал, как где-то между двумя судами на зеленом фоне радарного экрана то появляется, то исчезает пара смутно-белых запятых. Если это траулер, то сигнал слишком слаб для такого расстояния от берега, рассудил он. Скорее всего, прибор регистрирует пару особенно крупных волн с пенными гребнями.

Две резиновые «пенные волны» метров за триста до судна НУМА сбросили газ и преодолели оставшееся расстояние чуть ли не ползком. Тонджу подвел свою лодку к правому борту «Морского скитальца» и несколько секунд ждал, пока суденышко Кима обогнет корму и встанет у борта с левой стороны. В невидимом единстве по обе стороны судна взметнулись вверх два обтянутых мягкой резиной абордажных крюка. Оба они надежно зацепились за ограждение нижней палубы. Узкие веревочные лестницы, свисавшие с крюков, давали нападающим возможность подняться на борт. Одетые в черное люди по обе стороны судна одновременно по команде полезли наверх по раскачивающимся веревкам.

Слева на палубе морской биолог, которому отчего-то не спалось, любовался ночным небом. Неожиданно что-то глухо ударилось снаружи о корпус судна. В нескольких футах от него на релинге возник, как будто из ниоткуда, крюк-кошка. Ученый подошел поближе и с любопытством перегнулся через релинг, чтобы посмотреть, куда идет веревка от крюка. В этот момент из-за борта поднялась голова в черной маске. Все произошло так неожиданно, что два человека крепко стукнулись головами. Изумленный ученый отпрянул от борта и хотел закричать, однако нападающий в мгновение ока оказался на палубе и взмахнул автоматом. Приклад угодил несчастному биологу в челюсть, и он мешком повалился на палубу.

Две группы коммандос собрались независимо друг от друга у разных бортов и двинулись вперед. Их главной задачей было захватить мостик и радиорубку до того, как в эфир уйдет сообщение с просьбой о помощи. В полной тишине затянутые с ног до головы в черное люди пробирались по спящему кораблю. Было два часа ночи.

На мостике рулевой и второй помощник капитана «Морского скитальца» прихлебывали из кружек кофе и обсуждали студенческие команды по регби. Тонджу и двое его людей ворвались в дверь рубки со стороны правого борта, автоматы в их руках уставились в лица моряков.

— Лечь на палубу! — прокричал Тонджу на чистом английском. Второй помощник капитана быстро опустился на колени, а вот рулевой запаниковал. Выронив кружку с кофе, он метнулся к левому крылу мостика в тщетной попытке ускользнуть. Прежде чем Тонджу или его люди успели срезать бегущего, в дверях у него на пути возник один из коммандос Кима. Он встретил моряка ударом приклада в грудь, а для ровного счета добавил еще пинок в пах. Рулевой, издав мучительный стон, скорчился на полу.

Тонджу оглядел мостик и, отметив, что в примыкающем к нему узле связи никого нет, кивнул одному из боевиков, и тот молча занял пост возле коммуникационного оборудования. Тонджу прошел в заднюю часть мостика к двери капитанской каюты и кивком, не говоря ни слова, приказал одному из своих людей выломать ее.

Морган спокойно спал на своей койке, когда здоровенный боевик вломился в его каюту, щелкнул выключателем и прицелился из автомата АК-74 в голову капитана. Старый морской волк мгновенно проснулся, выскочил из постели в футболке и трусах и набросился на человека с автоматом.

— В чем дело? — прокричал он и рванулся к мостику. Изумленный боевик замешкался на мгновение в дверях, и капитан — мужчина крепкого сложения, — налетев на него, едва заметным движением руки отбил дуло автомата от своей груди в сторону и вверх, к потолку. Свободной правой рукой он пихнул противника назад с силой несущегося на всех парах грузового поезда. Ошарашенный боевик, размахивая руками и ногами, влетел на мостик, грохнулся спиной на пол, проехался по нему и с грохотом впечатался головой в носовую переборку.

Боевик еще скользил по полу, когда Тонджу навел на Моргана свой полуавтоматический «Глок-22» и сделал один-единственный выстрел. Пуля калибра 0.40 насквозь прошила левое бедро капитана. На стену позади брызнул фонтанчик крови. Морган, успев лишь чертыхнуться, схватился за ногу и упал.

— Это судно правительства Соединенных Штатов! — протестующе выдохнул он.

— Теперь это мой корабль, — холодно ответил Тонджу. — Еще одна дерзость с вашей стороны, капитан, и следующую пулю я всажу вам в череп.

Чтобы придать своим словам дополнительный вес, Тонджу шагнул вперед и выбросил правую ногу в сторону стоящего на коленях капитана. Каблук его черного ботинка угодил Моргану в скулу, послав его на пол. Гордый капитан медленно поднялся снова на колени, с нескрываемой ненавистью глядя на захватчика.

Не имея возможности как-то предупредить остальных членов команды, Морган лишь беспомощно наблюдал, как маленькая группа захватчиков овладевает его судном. Чужаки не встретили больше почти никакого сопротивления, спящий экипаж был захвачен врасплох. Коммандос под дулами автоматов сгоняли сонных моряков в одно место. Только в машинном отделении здоровенному помощнику машиниста удалось улучить момент и проломить череп одному из коммандос гаечным ключом. Второй из нападающих тут же успокоил его выстрелами, но раны оказались не смертельными. По мере продвижения захватчиков по «Морскому скитальцу» то тут, то там спорадически вспыхивала стрельба, однако менее чем за двадцать минут цель была достигнута. Небольшая группа коммандос взяла под свой контроль 350-футовое исследовательское судно.

Тим Райан и Майк Фарли сидели в рубке управления подводными операциями и наблюдали за действиями «Морской звезды», когда к ним внезапно ворвалась пара боевиков, затянутых с ног до головы в черное. Райан успел только пробормотать в микрофон «Какого черта?», как его тут же оттащили от системы подводной связи и пульта управления. Под дулами автоматов Райана и вслед за ним Фарли вывели из рубки.

Как овец на бойню, команду судна группами по три-четыре человека сгоняли на кормовую палубу «Морского скитальца». Там позади сквозной шахты располагался грузовой трюм, где хранились в промежутках между периодами использования подводный аппарат и другое оборудование. Под руководством Кима тяжелую стальную крышку трюмного люка подцепили тросом и сняли при помощи одной из корабельных лебедок. Затем напуганных пленников загнали по вертикальному стальному трапу вниз, в темное пустое помещение.

Тонджу присоединился к Киму на кормовой палубе. За ним ковылял связанный Морган, которого еще один боевик подталкивал в спину дулом автомата.

— Докладывай, — коротко приказал Тонджу.

— Все цели достигнуты, — горделиво доложил Ким, — В машинном отделении пострадал один человек, Та Кон, но теперь все помещения судна в наших руках. Мы поместили всех пленников в кормовой трюм. Джин Чхул докладывает, что во вспомогательной лаборатории судна обнаружены восемь нетронутых единиц боеприпаса, — добавил он, сопроводив свои слова кивком в сторону жилистого боевика, стоявшего около какого-то сборного сооружения на палубе, — Подводный аппарат в настоящее время находится внизу, занимается подъемом следующих боеприпасов.

— Очень хорошо, — усмехнулся редко когда улыбавшийся Тонджу, показав желтые зубы, — Свяжитесь с «Бэкдже». Прикажите им подойти, пришвартоваться к этому судну и подготовиться к переносу боеприпасов.

— Ничего у вас не получится, — прорычал Морган и сплюнул кровь на палубу.

— Ошибаетесь, капитан, — со злобной усмешкой ответил Тонджу, — У нас уже получилось.

* * *

Тем временем внизу, на глубине тысячи футов под «Морским скитальцем» Саммер аккуратно положила десятую авиабомбу в импровизированную корзину рядом с девятой, которую всего несколько минут назад тоже выдернула со дна. Как всегда, она зафиксировала обе бомбы при помощи механических рук и, закончив, обернулась к Дирку:

— Десять есть, осталось еще две. Можете везти нас домой, Дживз.[346]

— Да, миледи, — ответил Дирк голосом лондонского кокни. Он включил водометные двигатели аппарата и осторожно вывел его задом из тесного ангара. Когда мини-субмарина стартовала с палубы И-411 и зависла над ней, Саммер вызвала по радио рубку «Морского скитальца»:

— «Скиталец», это «Морская звезда». Погрузили очередную пару и готовимся подняться с ними. Прием.

Ответом на эти слова было молчание. Когда «Морская звезда» начала подъем, Саммер попробовала повторить вызов еще несколько раз и снова не получила с поверхности никакого ответа.

— Райан, должно быть, заснул за штурвалом, — предположил Дирк.

— Я его не виню, — отозвалась Саммер, подавляя зевок, — Сейчас половина третьего утра.

— Надеюсь, что хотя бы парень на кране не спит, — ухмыльнулся брат.

Поднявшись к поверхности, брат и сестра заметили знакомое свечение подводных прожекторов вокруг бассейна и, как обычно, направили «Морскую звезду» в центр шахты. Батискаф вынырнул и мягко закачался на поверхности. Занятые другим, Дирк и Саммер не обратили никакого внимания на смутно видневшиеся силуэты людей на палубе. Заработал кран, подводный аппарат прицепили к тросу, и они, как это делали всегда, начали обесточивать его электронное оборудование. Лишь когда аппарат был неожиданно резко выдернут из воды и, дико раскачиваясь, полетел к кормовой палубе, едва не протаранив по пути переборку левого борта, они сообразили наконец, что дело нечисто.

— Кто, черт побери, управляет краном?! — возмущенно выкрикнула Саммер, когда аппарат с грохотом рухнул на палубу. — Они что, не знают, что у нас на борту две бомбы?

— Да уж, это определенно не комитет по торжественной встрече, — сухо заметил Дирк, вглядываясь в находившихся на палубе людей.

Прямо перед ними стоял какой-то азиат в черной полувоенной форме и держал капитана Моргана под прицелом автоматического пистолета. Дирк отметил мельком кривые желтые зубы азиата, его злобную ухмылку и длинные усы а-ля Фу Манчжу и сосредоточил свое внимание на его черных глазах. Это были холодные, ничего не выражающие глаза опытного убийцы.

При виде Моргана Саммер внутренне ахнула. Импровизированная повязка на его левом бедре не могла скрыть потеки высохшей крови. Ободранная скула распухла до размеров грейпфрута, а глаз уже начал чернеть. Кровь, текшая изо рта, засохла на его рубашке черными пятнами. И все же старый морской волк стоял так непоколебимо, смотрел с таким откровенным бесстрашием, что Саммер даже не заметила, что он в одних трусах.

Двое коммандос возникли перед сферическим иллюминатором «Морской звезды» и стали размахивать автоматами АК-74, показывая Дирку и Саммер, чтобы вылезали из подводного аппарата. Как только те по очереди вылезли из люка, их под дулами автоматов подвели туда, где Стояли Морган и Тонджу.

— Мистер Питт, — негромко произнес Тонджу. — Я рад, что вы к нам присоединились.

— Мне кажется, я не имел удовольствия знать вас, — саркастически отозвался Дирк.

— Я скромный солдат японской Красной армии, а мое имя не имеет значения, — с наигранной учтивостью представился Тонджу, слегка наклонив голову.

— Я и не знал, что такие ненормальные, как вы, до сих пор гуляют на свободе.

Тонджу продолжал улыбаться, на его лице не двинулся ни единый мускул.

— У вас с сестрой пятнадцать минут, чтобы зарядить аккумуляторы подводного аппарата и подготовить его к подъему двух последних бомб, — спокойно произнес он.

— Они обе разбиты, там только обломки, — солгал Дирк. Его мысли лихорадочно метались в попытке найти какой-то выход.

Тонджу невозмутимо поднял свой «Глок», смотревший прежде в бок Моргана, и приставил дуло к правому виску капитана.

— У вас осталось четырнадцать минут. После этого я убью вашего капитана. Потом я убью вашу сестру, а напоследок убью вас, — холодно произнес он, растянув губы в самодовольной усмешке.

Дирк смотрел на сумасшедшего азиата и чувствовал, как к сердцу подкатывает бешенство. Лишь ласковое прикосновение руки Саммер к его плечу удержало его от необдуманных действий.

— Идем, Дирк, у нас мало времени, — сказала сестра и потянула его к тележке со сменными аккумуляторами для подводного аппарата, которая была уже выкачена на палубу. Морган взглянул на Дирка и одобрительно кивнул. Преодолевая чувство полной беспомощности, Дирк неохотно приступил к замене аккумуляторов «Морской звезды», стараясь не выпускать из виду предводителя боевиков.

Пока брат с сестрой готовили подводный аппарат к последнему погружению, в кормовой трюм под угрозой оружия загнали последних моряков из команды «Морского скитальца». Саммер мрачно отметила испуганное выражение лиц двух лаборанток, которых грубыми тычками заставили спуститься в люк.

Дирк и Саммер работали быстро и потратили на замену источника питания аппарата чуть больше двенадцати минут. Ни на какие стандартные процедуры и проверки систем, которые предписывалось проводить после такой замены и перед погружением, времени не было. Оставалось только надеяться, что «Морская звезда» выдержит еще одно погружение.

Тонджу ровным размеренным шагом подошел и взглянул на двух американцев снизу вверх — и брат и сестра были намного выше его.

— Вы быстро достанете оставшиеся боеприпасы и вернетесь на судно без всяких фокусов. У вас девяносто минут на погружение. В противном случае вам не избежать серьезных последствий.

— На вашем месте меня, пожалуй, больше беспокоили бы последствия, которые грозят вам со стороны наших вооруженных сил за незаконный захват правительственного судна, — гневно выпалила Саммер.

— Никаких последствий не будет, — ответил Тонджу с тонкой улыбкой, — так как никакого судна больше не существует.

Прежде чем Саммер успела сказать что-то в ответ, Тонджу развернулся на каблуках и зашагал прочь. Его сменили двое коммандос с автоматами на изготовку.

— Брось, сестренка, — пробормотал Дирк. — Бесполезно спорить с психопатом.

* * *

Дирк и Саммер снова втиснулись в кабину «Морской звезды». Оператор крана без особых церемоний вздернул аппарат над палубой и потащил к шахте. Уже над самой водой Дирк успел увидеть сквозь акриловый пузырь иллюминатора, как Моргана грубо подтащили к люку и столкнули в кормовой трюм. Какой-то спецназовец за рычагами кормового палубного крана поднял в воздух массивную стальную крышку, выровнял ее над отверстием люка и опустил.

Стальная плита надежно заблокировала в темном трюме весь экипаж судна.

Секундой позже «Морскую звезду» небрежно сбросили в шахту, где она с жутким всплеском плюхнулась в воду, и отцепили от корабельного троса.

— Он собирается затопить «Морского скитальца», — сказал Дирк, когда аппарат начал свой неторопливый спуск на морское дно.

— Вместе со всем экипажем, запертым в трюме? — Саммер неверяще покачала головой.

— Думаю, да, — мрачно отозвался Дирк, — К несчастью, мы мало что можем сделать, чтобы позвать на помощь.

— Да, система подводной связи в этом не поможет, а радиопередатчик у нас слишком слабый. Если мы попытаемся связаться с кем-нибудь из надводного положения, то при нашей дальности связи сигнал никто не услышит, кроме нескольких китайских рыбаков.

— Или того кабельного судна, где, надо понимать, и находится база этих типов, — добавил Дирк, покачав головой.

— Руководство наших разведслужб, похоже, недооценило японскую Красную армию, — сказала Саммер, — Эти парни не похожи на банду фанатиков и идеологических экстремистов с динамитом на поясе.

— Да уж! Совершенно очевидно, что это хорошо обученные профессиональные военные. Тот, кто организовал эту операцию, не испытывает, похоже, недостатка ни в профессионалах, ни в деньгах.

— Интересно, что они собираются делать с бомбами?

— Первое, что приходит на ум, это атака где-нибудь в Японии. Но очевидно, опять же, что в этой истории с японской Красной армией скрывается еще что-то, так что я не стал бы ручаться, что дело обстоит именно так.

— Пусть это пока нас не волнует. Мы должны придумать способ, как спасти экипаж.

— Я насчитал восемь коммандос. На мостике и в других частях судна наверняка есть еще несколько. Слишком много, чтобы мы могли одолеть их при помощи пары отверток, — заметил Дирк, изучив содержимое небольшого ящичка с инструментами, закрепленного позади его кресла.

— Надо как-то исхитриться и выпустить из трюма несколько моряков. Они нам помогут. Если мы будем не одни, возможно, нам удастся взять над ними верх.

— Меня как-то не греет перспектива идти безоружным против АК-74, хотя, возможно, численное преимущество могло бы помочь. Проблема в том, как снять крышку люка с этого грузового трюма. Для этого нужно на пару минут заполучить в полное распоряжение кормовой кран, но только вряд ли стоит ожидать такой любезности от наших друзей в черном.

— Из этого трюма должен быть другой выход, — вслух подумала Саммер.

— В том-то и дело, что другого выхода, к несчастью, нет. Я уверен, что здесь все устроено так же, как на «Глубинном старателе», а там этот трюм спроектирован исключительно под склад и отделен от всех помещений центральной части судна сквозной шахтой.

— А по-моему, Райан однажды протянул туда откуда-то силовой кабель как-то иначе, не через открытый грузовой люк.

Дирк глубоко задумался, пытаясь подстегнуть память. Он думал довольно долго, и в конце концов в его голове что-то щелкнуло.

— Ты права. Там есть небольшое вентиляционное отверстие для отвода вредных газов на тот случай, если в трюме будут храниться какие-нибудь химические вещества. Оно выходит в кормовую переборку рядом с шахтой, через которую нас спускают, и я почти уверен, что через него мог бы протиснуться человек. Но для Моргана и экипажа проблема состоит в том, что отверстие запечатано и задраено снаружи.

— Значит, нам нужно придумать способ открыть его, — подсказала Саммер.

Брат и сестра подробно обсудили несколько возможных способов и в конце концов остановились на том, что, вернувшись на борт «Морского скитальца», будут действовать по обстоятельствам. Чтобы осуществить этот план, им потребуются точный расчет времени, мастерство и изрядная отвага. Но больше всего — удача.

27

Дирк и Саммер молчали, рисуя в своем воображении страшные картины того, как «Морской скиталец» медленно погружается в воду, а команда — их друзья и коллеги — заперты, как в ловушке, в герметичном трюме. Но вот перед ними возник из темноты призрак И-411, и все посторонние мысли ушли. Время подгоняло, и молодые люди взялись за дело. Нужно было как можно быстрее извлечь со дна два последних сосуда со смертью.

Дирк, как обычно, осторожно ввел подводный аппарат в ангар и опустил его на палубу поближе к оставшимся боеприпасам. Саммер привела в действие механические руки и приступила к работе. Она контролировала движение манипуляторов на глаз, через акриловый пузырь иллюминатора, а Дирк в это же время следил за ними на мониторе, куда поступал сигнал с видеокамеры. Компьютер регистрировал и хранил в своей памяти каждое мгновение операции. Некоторое время Дирк молча наблюдал, как Саммер осторожно поднимает первую бомбу и кладет ее в корзину. Внезапно он щелкнул выключателем «Снупи» и схватил рычаг управления роботом-разведчиком. В одно мгновение он чуть-чуть — всего на несколько дюймов — вытащил крошечный аппаратик из гнезда, развернул его так, что тот уперся носом в салазки подводного аппарата, и включил его движки на полную мощность. Разведчик не двинулся с места, зато его водометные двигатели подняли перед «Морской звездой» густое мутное облако. В мгновение ока видимость упала до нуля, аппарат заволокла густая коричневая муть.

— Что ты делаешь? — изумленно воскликнула Саммер. Манипуляторы мгновенно замерли в воде, не закончив движения.

— Увидишь, — ответил Дирк, хотя смотреть было не на что. Он перегнулся к Саммер и поиграл немного с рычажками ее панели, а затем выключил водометы разведчика. Только через две минуты морская вода расчистилась в достаточной степени, чтобы Саммер могла заняться последней бомбой.

— Собираешься проделать этот фокус еще раз? — спросила она, уложив бомбу в корзину.

— Почему бы и нет? — отозвался он, вновь включая двигатели разведчика и подняв вокруг «Морской звезды» новую тучу мути, затмившую изображение на экране видеокамеры.

Как только вода расчистилась, а обе бомбы были накрепко зафиксированы в корзине, Дирк подал аппарат назад, прочь от подводной лодки, и начался медленный подъем. На полпути к поверхности брат и сестра поменялись местами — им пришлось немало потрудиться, чтобы протиснуться мимо друг друга. Теперь уже Саммер управляла движением подводного аппарата, а Дирк занимался обоими манипуляторами.

— О'кей, теперь давай поднимай аппарат, — скомандовал Дирк, — Как только они вытащат нас обратно на палубу, ты должна будешь их отвлечь, — С этими словами он вынул левую механическую руку из фиксированной позиции на корзине с бомбами и вытянул ее во всю длину. Теперь манипулятор торчал в сторону от «Морской звезды», как копье.

Саммер безоговорочно доверяла интуиции своего брата, да и, в любом случае, спорить было некогда. Еще немного, и над головой показалось кольцо прожекторов вокруг шахты. Саммер направила «Морскую звезду» в центр шахты, и подводный аппарат в облаке воздушных пузырей и пенной воды вынырнул на поверхность. Раздался металлический лязг — это аппарат подцепили к крюку. Батискаф выдернули из воды, и он закачался в воздухе. Саммер изо всех сил вглядывалась в стоявших на палубе Тонджу и полдюжины других коммандос. Она обратила внимание, что брат ее пристально следит за движением «Морской звезды» и одновременно слегка подправляет положение механической руки. Когда же неопытный оператор крана грубо уронил аппарат на палубу, она заметила, как Дирк резко передвинул рычаг управления манипулятором вперед до упора. Металлическая клешня рванулась вперед по палубному настилу и остановилась возле кормовой переборки. Сбоку, футах в четырех Саммер разглядела маленькую запечатанную вентиляционную решетку, которая вела в грузовой трюм.

— Так, парень на кране закончил, — пробормотал Дирк, — Начинается игра.

— Да, пожалуй, пора начинать представление, — нервно отозвалась Саммер.

Она действовала быстро. Стянула с себя комбинезон НУМА, обнажив стройное тело в свободной футболке поверх узенького бикини. Засунув руки под футболку, расстегнула лифчик, стянула его и уронила на пол. Затем двумя руками схватила свободный подол футболки и завязала узлом над самым пупком. Натянувшаяся ткань четко обрисовала приятный для глаз контур ее полной груди и узкой талии. Дирк помог сестре открыть входной люк и быстро вернулся к консоли управления манипуляторами, Саммер же со всей возможной скоростью вылезла из аппарата на палубу.

Когда она появилась из люка, Тонджу был занят разговором с оператором крана и стоял спиной к батискафу. Воспользовавшись этим, Саммер торопливо подошла к стоявшему неподалеку боевику, который с вожделением глазел на ее полуобнаженное тело. Вожделение сменилось растерянностью, когда она во весь голос завопила:

— Убери от меня руки, ничтожество!

За словами последовал удар открытой ладонью по лицу человека в черном, да такой, что тот едва не полетел на палубу. Если до сих пор ее трусики и подчеркивающая грудь майка не успели еще привлечь всеобщее внимание, то теперь, после столь успешной атаки на одного из товарищей-коммандос все находившиеся на судне уставились на нее.

Все, кроме Дирка. Воспользовавшись всеобщим смятением, он вытянул механическую руку в сторону на полную длину и дотянулся клешней до решетки вентиляционного люка. Подцепив клешней защелку замка, Дирк перекинул ее в незапертое положение и слегка потянул, чуть-чуть сдвинув, чтобы удостовериться, что решетка действительно откроется. Затем он быстро убрал манипулятор, положил его небрежно у борта «Морской звезды» и выключил питание. Через мгновение Дирк уже выбрался из аппарата и встал непринужденно рядом с аппаратом, как будто все время там стоял.

— Что здесь происходит? — прошипел Тонджу, подходя к Саммер и наставив дуло своего «Глока» ей в живот.

— Этот извращенец пытался напасть на меня! — завизжала Саммер, тыча большим пальцем в пострадавшего коммандос. Тонджу грязно выругался, и сбитый с толку стрелок съежился, как увядшая фиалка. Предводитель коммандос снова повернулся к Саммер и Дирку, который стоял теперь за спиной сестры.

— Вы двое, отправляйтесь обратно в подводный аппарат, — скомандовал он по-английски и указал направление дулом пистолета.

— Господи, там же даже ноги не вытянуть, — пожаловался Дирк таким тоном, как будто именно эта проблема беспокоила его в данный момент больше всего. Забираясь обратно в кабину «Морской звезды», он впервые заметил, что японское кабельное судно ложится в дрейф рядом с исследовательским судном НУМА. «Японец» был совсем ненамного длиннее «Морского скитальца», но обладал гораздо более высокой надстройкой и, казалось, подавлял его своим присутствием. Минуты не прошло, как «Бэкдже» встал с «Морским скитальцем» борт к борту — и вот уже стрела громадного грузового крана на кормовой палубе «японца» протянулась над бортовыми релингами исследовательского судна. На конце стрелы лениво поворачивалась на ветру пустая переносная платформа. Дирк и Саммер из кабины подводного аппарата смотрели, как платформа опускается на палубу рядом с ними. После этого трое затянутых в черное коммандос выкатили из вспомогательной лаборатории «Морского скитальца» несколько транспортных контейнеров и тщательно закрепили их на платформе. Молодые люди знали, что каждый из контейнеров содержит одну из биологических бомб в специальном мягком футляре.

В предрассветной тьме крановщик «Бэкдже» быстро перенес платформу туда и обратно несколько раз, пока все контейнеры с бомбами не оказались на японском судне. После этого платформа превратилась в своего рода автобус и принялась перевозить с корабля на корабль коммандос, по нескольку человек за раз. Откуда-то снизу появился еще один одетый в черное стрелок и что-то коротко сказал Тонджу. Дирк заметил, что Тонджу тонко улыбнулся, а затем махнул рукой в сторону подводного аппарата и пролаял какой-то приказ. Трос с крюком на конце отцепили от платформы и подсоединили к «Морской звезде».

— Похоже, мы пересаживаемся на другой корабль, — заметил Дирк, когда трос натянулся.

На этот раз подводный аппарат подняли в воздух мягко и плавно. Дирк торопливо схватился за рычаги манипулятора и, пока мини-субмарина еще не успела подняться с палубы, трижды стукнул металлической клешней по кормовой переборке. Брате сестрой молча смотрели, как палуба «Морского скитальца» уходит назад и вниз, по мере того как аппарат поднимают, переносят через промежуток между судами и ставят на высокую кормовую палубу «Бэкдже». Два вооруженных головореза, встретившие молодых людей у люка «Морской звезды», подтолкнули их дулами автоматов поближе к бортовому ограждению.

— Я уже сыт по горло этим автоматным гостеприимством, — пробормотал себе под нос Дирк.

— Держу пари, без пушки в руках они чувствуют себя голыми, — отозвалась Саммер.

Оттуда, где стояли молодые люди, было хорошо видно, как оставшихся коммандос на грузовой платформе переносят обратно на «Бэкдже». Тонджу присоединился к последней группе своих людей.

— Дирк, у меня что-то с глазами или «Морской скиталец» действительно сидит в воде ниже, чем прежде? — с тревогой спросила вдруг Саммер.

— Ты права, — согласился брат, пристально глядя на судно. — Должно быть, они открыли кингстоны. Обрати внимание — «Скиталец» слегка кренится на правый борт.

Платформа, на которой находился Тонджу, качнулась последний раз и встала на палубу. Предводитель коммандос легко спрыгнул с нее и сразу же подошел к двум пленникам.

— Советую вам попрощаться со своим кораблем, — произнес он без всякого выражения.

— Там же экипаж заперт в трюме, ты, свинья, убийца! — выкрикнула ему в лицо Саммер.

Вне себя от гнева, она стремительно шагнула к Тонджу. Тренированный убийца отреагировал автоматически. От жестокого удара справа по корпусу, которым он встретил девушку, Саммер отлетела назад и упала навзничь. Но даже тренированных рефлексов Тонджу оказалось недостаточно, чтобы защитить его от неожиданно стремительной атаки Дирка. Тот ринулся вперед и, не дожидаясь, пока Тонджу восстановит равновесие после удара, наградил его сильным хуком слева. Сокрушительный удар пришелся Тонджу в правый висок и заставил его упасть на колени. Пока он стоял на коленях и покачивался в полубессознательном состоянии, находившиеся поблизости головорезы набросились на Дирка. Один из них ударил его в живот прикладом автомата, двое других завернули ему руки назад.

Через некоторое время Тонджу пришел в себя и поднялся на ноги. Он решительно шагнул к Дирку, приблизил свое лицо к самому его подбородку и произнес спокойным, исполненным злорадства голосом:

— Я с огромным наслаждением посмотрю, как ты будешь умирать точно так же, как твои приятели.

Сказав это, он резко развернулся и зашагал прочь.

Оставшиеся коммандос грубо погнали Дирка и Саммер вниз по боковому трапу и дальше по узкому коридору, пока не втолкнули в маленькую спальную каюту. Дверь каюты захлопнули за ними и заперли снаружи. Двое коммандос остались на страже у двери.

Дирк и Саммер быстро отошли от побоев и, с трудом пробравшись между двумя одинаковыми койками, втиснутыми в крошечную каюту, прижались лицом к маленькому иллюминатору.

— Он опустился еще ниже, — с ужасом проговорила Саммер.

«Морской скиталец» все еще держался на воде рядом с «Бэкдже», но было видно, что морская вода неумолимо подбирается все ближе к обрезу его бортов. На палубах исследовательского судна не было заметно никаких признаков жизни, как будто «Морской скиталец» успел уже превратиться в корабль-призрак. Дирк и Саммер пытались обнаружить за сквозной шахтой хоть какое-то движение, но напрасно.

— Или они заперли решетку вентиляционного люка снова, или Морган не может до нее добраться, — расстроенно сказал Дирк.

— Или он просто не знает о ее существовании, — еле слышно прошептала Саммер.

Они ощутили под ногами вибрацию и глухой рокот — заработали двигатели «Бэкдже». Большой корабль медленно отошел от тонущего судна НУМА. Предутренний свет не успел еще провести четкую границу между водой и черным ночным небом, поэтому уже через несколько минут силуэт «Морского скитальца» потерялся во мраке, превратившись в туманное скопление мерцающих огоньков.

«Бэкдже» увеличил скорость и начал быстро удаляться от тонущего корабля, а Дирк и Саммер долго еще пытались разглядеть во тьме судно НУМА. Мерцающие огоньки постепенно растворились и исчезли за горизонтом. Еще немного — и молодые люди окончательно потеряли из виду и свое судно, и своих товарищей.

28

— Сэр, похоже, мы полностью потеряли связь с «Морским скитальцем».

Руди Ганн медленно поднял голову от письменного стола. Его голубые глаза за стеклами очков вонзились в аналитика из службы обеспечения полевых операций НУМА, который нервно переминался с ноги на ногу.

— Как давно?

— Они перестали отзываться чуть больше трех часов назад. При этом цифровые GPS-данные относительно позиции судна продолжали поступать, показывая, что судно по-прежнему находится на месте проведения операции в Восточно-Китайском море. Примерно двадцать минут назад GPS-сигнал исчез.

— Они передавали в эфир сигнал тревоги?

— Нет, сэр, ничего подобного мы не получали.

Несмотря на десять лет работы в агентстве, аналитик явно чувствовал себя неловко оттого, что именно ему пришлось сообщать дурные новости высшему руководству.

— А что с военным судном? У них же был эскорт.

— Сэр, флот отозвал свой фрегат сопровождения еще до того, как «Морской скиталец» вышел из порта Осака, для участия в совместных учениях с Тайваньским военно-морским флотом.

— Ну, молодцы! — сердито воскликнул Ганн.

— Сэр, мы запросили в Национальной службе разведки спутниковые снимки района. Они должны поступить в течение часа.

— Поднять в воздух поисково-спасательный самолет, немедленно, — рявкнул Ганн, — Свяжитесь с ВВС и ВМС. Выясните, у кого из них ближе к точке есть нужные средства, и заставьте их всех действовать. Быстро!

— Да, сэр! — ответил молодой человек и чуть ли не бегом выскочил из кабинета Ганна.

Ганн же занялся обдумыванием ситуации. Исследовательские суда НУМА были оснащены последними новинками в области оборудования спутниковой связи. Они не могли просто так исчезнуть без предупреждения. Кроме того, экипаж «Морского скитальца» — один из самых опытных и компетентных во всей флотилии НУМА. Ганн боялся, что Дирк действительно был прав. Походило на то, что кто-то в самом деле предпринял силовую операцию с целью добыть биологические бомбы с борта И-411.

Ганна мучили дурные предчувствия. Он поднял телефонную трубку и вызвал секретаря:

— Дарла, соедините меня с вице-президентом.

* * *

Капитан Роберт Морган был не из тех, кто легко сдается. От своего простреленного бедра и сломанной скулы он попросту отмахнулся, как если бы это были всего лишь растяжение и царапина. После того, как его бесцеремонно сбросили в тесный грузовой трюм, он быстро привел свою потрясенную команду к порядку. Через несколько секунд после появлениякапитана над головами людей с грохотом упала тяжелая стальная крышка люка, и помещение погрузилось в полную темноту. Сырой воздух трюма был пропитан запахом дизельного топлива, испуганный шепот людей отдавался эхом от стальных переборок.

— Без паники! — проревел Морган в ответ на несмелое бормотание, — Райан, вы здесь?

— Здесь! — донесся из угла голос Райана.

— Где-то там сзади должен храниться запасной легкий подводный робот-разведчик с дистанционным управлением. Найдите какие-нибудь аккумуляторы и посмотрите, нельзя ли организовать свет, — приказал Морган.

В задней части трюма внезапно вспыхнул тусклый свет — узкий луч портативного фонаря в здоровенной лапище главного инженера «Морского скитальца».

— Сделаем, капитан, — протянул с явственным ирландским выговором рыжеволосый инженер, опытный моряк по фамилии Макинтош.

Райан и Макинтош отыскали в специальном транспортном гнезде запасной робот, а пошарив по углам в тусклом свете фонаря, выдали на-гора еще и кучу упаковок со свежими батарейками. Райан обрезал кабель питания робота и развел жилы внутренних проводов на контакты нескольких батареек. Стоило ему замкнуть цепь, и яркие ксеноновые прожекторы разведчика залили весь трюм слепящим бело-голубым светом. Членов экипажа, находившихся рядом с прожекторами робота, внезапная вспышка света в темном трюме заставила быстро зажмуриться.

Теперь Морган мог как следует разглядеть свою команду — моряков из экипажа судна и ученых, которые, как он отметил, разбились на маленькие группки и почти равномерно распределились по всему трюму. Лица большинства и мужчин и женщин выражали смятение и страх.

— Отличная работа, Райан. Макинтош, проведите лучами по трюму, пожалуйста. Так, хорошо, раненые есть? — спросил капитан, не обращая ни малейшего внимания на собственные серьезные ранения.

Быстрая перекличка выявила десяток-другой порезов, ушибов и царапин. Однако, за исключением раненого механика и одного из геологов, который сломал ногу, падая в трюм, больше серьезных травм не было.

— Мы выберемся отсюда, — уверенно сообщил Морган, как будто читая лекцию. — Эти гунны охотятся за теми штуками, которые мы поднимали с японской подводной лодки. Есть шанс, что они сами выпустят нас, как только заберут с нашего судна эти материалы, — сказал Морган, хотя сам был далеко не уверен в том, что говорил. — Но все-таки мы на всякий случай должны найти способ самостоятельно поднять крышку люка. Вне всяких сомнений, людской силы у нас для этого достаточно. Макинтош, пройдитесь еще раз прожектором по трюму, давайте посмотрим, нет ли тут чего-нибудь, что может нам пригодиться.

Макинтош и Райан подняли небольшой аппарат-разведчик и перенесли его в центр трюма, а затем медленно повернули на триста шестьдесят градусов — полный круг. Яркие лучи прожекторов освещали на своем пути и людей и предметы. Кормовой трюм служил обычно ангаром и складом для «Морской звезды», а потому напоминал большой ящик с электронными деталями. С переборок свисали мотки кабеля, а в многочисленных выдвижных ящиках у задней стенки хранились запасные электронные компоненты. Одна из стенок трюма была полностью заставлена стойками с тестовым оборудованием, а в передней части помещения на деревянных подпорках стояла шестнадцатифутовая надувная лодка «Зодиак». В одном из углов рядом с парой запасных навесных лодочных моторов стояли полдюжины пятидесятипятигаллонных бочек с бензином. Райан на несколько минут задержал свет на бочках. За ними высветились железные ступени, уходившие вверх к самому потолку.

— Капитан, там наверху, если подняться по этому трапу, вентиляционная решетка, она выходит на кормовую палубу возле шахты, — сказал Райан. — Решетка запирается с палубы, но есть шанс, что ее могли оставить открытой.

— Кто-нибудь из вас, там, — рявкнул Морган на троицу ученых, сиротливо притулившихся возле бочек с горючим, — Заберитесь по этому трапу и проверьте, не открыта ли решетка люка.

Босой океанограф в голубой пижаме вскочил и начал резво карабкаться вверх по металлическим перекладинам. Вскоре он исчез в узкой вентиляционной шахте, уходящей в потолок, а еще через несколько секунд появился вновь и стал спускаться, нерешительно ставя босые ступни на жесткие металлические брусья.

— Там надежно заперто, капитан, — разочарованно сообщил он.

Неожиданно в центре трюма раздался громкий голос Макинтоша:

— Капитан, мне кажется, можно соорудить пару рычагов из деревянных подпорок под тем «Зодиаком». — Инженер показал на резиновую лодку. — По шесть — восемь человек на каждый, и, может быть, удастся приподнять угол крышки главного люка.

— Спихнуть ее при помощи пары здоровенных палочек для еды, да? А что? Это действительно может сработать. Займитесь этим, Макинтош. Вы, там, помогите снять «Зодиак» с подпорок, — приказал он людям, скучившимся возле лодки.

Сам Морган тоже, хромая, подошел и ухватился за нос лодки, стаскивая ее с деревянных подпорок. Несколько мужчин помогли Макинтошу разобрать подпорки на части и разложили их на полу, чтобы судовой плотник решил, как лучше сколотить из них несколько прочных шестов.

Работая, люди слышали приглушенные голоса коммандос на палубе, шум и громыхание грузовой стрелы крана «Бэкдже» при перегрузке боеприпасов И-411 с одного судна на другое. В какой-то момент из отдаленной части судна послышался слабый звук автоматной очереди. Чуть позже Морган различил еще один знакомый звук — это «Морскую звезду» вытащили из воды в шахте и небрежно уронили на палубу. Вскоре после этого раздался женский визг и крики, капитан отчетливо расслышал голос Саммер. Затем, после какого-то грохота и стука по переборке у них над головами, шум на палубе утих. Прошло еще немного времени, и до людей в трюме перестал доноситься шум работы крана; голоса наверху тоже смолкли. Стало ясно, что коммандос покинули судно, оставалось только гадать о судьбе Дирка и Саммер. Но мысли капитана внезапно были прерваны. Переборки грузового трюма завибрировали — это заработали двигатели «Бэкдже», и кабельное судно отошло от «Морского скитальца».

— Как продвигаются дела, Макинтош? — громко спросил Морган, чтобы заглушить звуки с уходящего судна. На самом деле спрашивать не было необходимости, и так было прекрасно видно, что происходит рядом.

— Мы уже соорудили два шеста и скоро закончим третий, — не отрываясь от работы, ответил главный инженер. У его ног лежали три неровные деревянные жерди примерно по десять футов длиной. Каждая из них состояла из трех отдельных деревянных брусков, на концах которых при помощи молотка и отвертки удалось грубо вырезать нужные пазы и шипы. После этого детали соединили, для прочности обернули металлическими полосами, содранными с испытательной стойки, а поверх сплошь замотали скотчем — любимым средством каждого домашнего мастера.

Макинтош еще раз перебирал оставшиеся обрезки дерева, когда из глубин корабельного корпуса внезапно донесся неясный шум. Через несколько минут он усилился вдвое, и стало понятно — это шумит льющаяся вода. Макинтош медленно поднялся и произнес мрачным невыразительным голосом, обращаясь к капитану:

— Сэр, они открыли кингстоны. Они решили затопить судно.

При этих словах несколько голосов ахнули, кто-то завопил от ужаса. Морган словно ничего не слышал.

— Похоже, придется обойтись тремя шестами, — невозмутимо сказал он. — Мне нужно по семь человек на каждый. Набираем три команды.

Мужчины бросились к готовым шестам, и в этот момент в трюм через полдюжины узких водостоков в днище судна стала просачиваться вода. Не прошло и пяти минут, а она уже была по щиколотку. Мужчины уперлись шестами в крышку люка рядом с трапом и приготовились действовать. Шесты были уперты в передний угол крышки люка, рядом с трапом, на верхней ступеньке которого встал человек с треугольным деревянным бруском. Его задачей было вставить клин под крышку, когда она приподнимется, и удержать ее в приоткрытом положении.

— Готовы… пошел! — крикнул Морган.

Три группы мужчин одновременно надавили изо всех сил на крышку. Ко всеобщему удивлению, она легко ушла вверх на несколько футов, впустив в трюм тусклый свет палубных огней, однако всего на какое-то мгновение, потому что тут же с грохотом рухнула обратно.

Как раз на это мгновение и запоздал стоявший на верху трапа — и не успел вставить клин. Крышка грохнулась на место рядом с его головой, едва не оторвав ему пальцы правой руки, которой он пытался просунуть клин в открывшуюся щель. Потрясенный человек перевел дыхание и кивнул Моргану, показывая, что с ним все в порядке и можно попробовать еще раз.

— Хорошо, пробуем еще раз, — скомандовал Морган. Вода уже бурлила маленькими водоворотами у колен, кусая солью открытую рану на бедре капитана. — Раз… два… три!

Громкий треск разнесся по всему трюму. Верхняя часть одного из шестов переломилась пополам, конец его с плеском полетел в воду. Макинтош подошел туда по колено в воде и осмотрел поврежденный конец. Оказалось, что не выдержало соединение — шипы выскочили из пазов, не помогла и обмотка.

— Дело плохо, сэр, — доложил он. — На ремонт потребуется время.

— Сделайте, что возможно, — рявкнул Морган. — А пока работаем с двумя шестами… Пошел!

Люди снова налегли на шесты, но все было бесполезно. К двум шестам невозможно было приложить силу, достаточную для подъема тяжелой стальной крышки. К шестам подошли еще люди, пытаясь помочь, но им просто не было за что ухватиться. Мужчины сделали две попытки и даже сумели приподнять крышку на несколько дюймов, но этого было совершенно недостаточно. Плиту никак не удавалось зафиксировать на такой высоте, чтобы наружу мог выбраться человек. Прибывающая вода поднялась уже Моргану до пояса, и капитан видел по лицам людей, что в трюме вот-вот может вспыхнуть паника.

— Еще разок, парни! — подгонял он своих людей, а сам где-то в глубине сознания с болезненным любопытством подсчитывал, за какое примерно время человек может утонуть.

Возбуждение в трюме росло. Мужчины еще раз нажали на два оставшихся шеста, вложив в это усилие все силы, подпитанные адреналином. На этот раз их усилия увенчались успехом, крышка потихоньку, со скрипом, поползла вверх. Но стоило им нажать еще раз, и по трюму снова разнесся громкий треск. Еще один шест переломился у стыка, и крышка люка вновь с грохотом рухнула вниз.

— Все, нам конец, — проговорил кто-то в темном углу.

Этого оказалось достаточно, чтобы у дрожащего от страха кока, стоявшего по грудь в воде возле бочек с бензином, не выдержали нервы.

— Я не умею плавать, я не умею плавать! — закричал он.

Подхваченный паникой, кок схватился за железные скобы, ведущие к вентиляционному люку, и быстро-быстро полез на самый верх. Там, в черной тьме вентиляционной шахты, он стал в ужасе молотить кулаками по круглой решетке, зовя на помощь неизвестно кого. Каково же было его изумление, когда решетка внезапно подалась под его ударами — и распахнулась. Не веря сам себе, он с колотящимся сердцем протиснулся в отверстие и, потрясенный, поднялся на ноги на палубе рядом с шахтой. Прошла чуть ли не минута, прежде чем его бешеный пульс начал замедляться и он более или менее овладел собой. Осознав, что в данный момент смерть ему не угрожает, кок забрался обратно в люк, спустился по трапу на несколько ступенек и заорал во всю глотку:

— Люк открыт! Вентиляционный люк открыт! Все сюда!

Люди, словно муравьи из горящего муравейника, толпой бросились к трапу, отталкивая друг друга в безумном желании спастись. К этому моменту большинство барахталось в воде, перебирая ногами, или цеплялось за переборки, несколько человек держались на поверхности, ухватившись за резиновый «Зодиак», плававший по трюму. Маленький робот-разведчик тоже свободно дрейфовал, и его яркие прожекторы заливали трюм призрачным голубоватым сиянием.

— Дамы вперед! — закричал Морган, следуя старому морскому закону.

Райан, стоявший у трапа на цыпочках, чтобы вода не заливала в рот, попытался восстановить порядок среди хаоса.

— Вы все слышали капитана. Только дамы. Вы двое, назад! — зарычал он на пару мужчин-биологов, громко требовавших пропустить их к трапу. Пока женщины из команды судна торопливо карабкались вверх и вылезали через вентиляционный люк, Райану удалось навести внизу некое подобие порядка. Десятки людей ожидали у трапа своей очереди. Морган, находившийся в другой части трюма, очень быстро понял, что вода прибывает слишком быстро. Людей слишком много, и все вылезти через вентиляцию никак не успеют, даже если не думать о том, что судно может в любой момент просто затонуть вместе с ними.

— Райан, давайте наверх. Посмотрите, нельзя ли снять крышку с грузового люка, — приказал он.

Райан не стал тратить времени на ответ. Он вскочил на металлическую скобу вслед за одной из судовых медсестер и поспешно полез вверх. Наверху он втиснулся в отверстие и вывалился на палубу. То, что предстало перед глазами, потрясло его. В сером рассветном сумраке он увидел, что «Морской скиталец» быстро погружается в воду кормой вперед. Через оконечность кормы уже перехлестывала морская вода, а нос судна, наоборот, задрался к небу под углом больше двадцати градусов. С трудом поднявшись на ноги, Райан заметил рядом молодую связистку, которая помогала другим членам экипажа перебраться на более высокую часть судна.

— Мелисса, бегите в радиорубку и дайте в эфир сигнал SOS, — крикнул он ей, пробегая мимо.

Взбегая по короткому трапу к грузовому люку, он уловил краем глаза далекий огонек с северной стороны — кабельное судно уходило за горизонт. Райан вскочил на крышку люка и позволил себе мгновенную остановку и короткий вздох облегчения. Поднимавшиеся от кормы волны не начали еще лизать край крышки люка, да и до кормового крана добраться не успели. Мало того, коммандос в спешке оставили стрелу крана развернутой, а крышку подцепленной на крюк.

Райан ринулся к крану, вскочил в кабину, запустил дизельные двигатели и тут же резко переключил рычаги ручного управления на подъем стрелы. Стрела с невыносимой медлительностью поползла вверх, увлекая за собой массивную крышку люка. Райан не стал терять время на поворот стрелы. Он просто оставил крышку болтаться в воздухе, выскочил из кабины крана и бросился к люку.

Подбежав к краю отверстия, он увидел, что совсем рядом — а уровень воды в трюме теперь всего лишь на фут не достигал кромки люка — бултыхаются в воде и борются за жизнь человек тридцать. Еще две минуты, прикинул он, и все оставшиеся в трюме люди утонули бы. Протянув руки вниз, он принялся хватать людей по одному, подтягивать к краю люка и выдергивать на палубу. Те, кто уже находился на палубе, помогли, и менее чем за минуту все члены команды были у Райана на палубе. Он лично помог выбраться из воды последнему человеку — капитану Моргану.

— Прекрасная работа, Тим, — Капитан поднялся на ноги и пошатнулся, морщась от боли.

— Простите, сэр, что я с самого начала не проверил вентиляционную решетку лично. Если бы мы знали, что она на самом деле не заперта, мы вывели бы всех наружу намного раньше.

— Да нет, она была заперта. Неужели вы не поняли? Это Дирк ее открыл. Он постучал нам в дверь, но мы забыли ответить.

Лицо Райана осветилось пониманием:

— Бог послал нам его и Саммер. Бедняги! Но, сэр, боюсь, что до спасения нам пока еще далеко. «Скиталец» быстро погружается.

— Передайте всем приказ покинуть судно. Нужно спустить на воду несколько спасательных шлюпок, и быстро, — незамедлительно отреагировал Морган, ковыляя по наклонной палубе вверх к баку. — Я посмотрю, как там с сигналом бедствия.

Словно услышав капитана, к нему приблизилась, карабкаясь по палубе, запыхавшаяся связистка Мелисса.

— Сэр, — выдохнула она, увидев Моргана, — они расстреляли систему связи… и спутниковое оборудование. Мы не можем послать сигнал SOS.

— Ладно, — спокойно отозвался Морган, — Мы задействуем аварийные маяки и дождемся, пока за нами кто-нибудь явится. Отправляйтесь к своей спасательной шлюпке. Пора уводить всех с судна.

Райан поспешил к спасательным шлюпкам, по пути отметив, что «Морской звезды» на месте нет. Завернув во вспомогательную лабораторию, Райан обнаружил, что все контейнеры с извлеченными со дна моря авиабомбами исчезли. Последние сомнения относительно причины нападения на «Морского скитальца» развеялись.

После пережитого в грузовом трюме испытания экипаж покидал судно в необычном спокойствии. Подготовка прошла собранно и организованно. Мужчины и женщины быстро собрались к тем спасательным шлюпкам, к которым были прикреплены по аварийному расписанию. Все были рады обрести второй шанс на жизнь, хотя судно быстро погружалось прямо под ногами экипажа. Вода непрерывно прибывала, постепенно захватывая судно от кормы к носу, и две кормовые шлюпки ушли под воду еще до того, как их спустили со шлюпбалок. Приписанные к ним команды быстро распределили по остальным шлюпкам, которые матросы тем временем в лихорадочной спешке спускали на воду.

Морган, хромая, поднялся по палубе, которая успела уже накрениться под углом в тридцать градусов, и добрался до ожидавшего его в полной готовности капитанского баркаса. Прежде чем сесть в него, Морган остановился и в последний раз оглядел палубы своего судна, как игрок, который поставил на кон — и проиграл — родную ферму. Корпус «Морского скитальца» скрипел и стонал под огромным весом соленой воды, заполнившей нижние отсеки. Исследовательское судно дышало печалью, оно как будто понимало, что отдано безвременно на произвол морской пучины.

Убедившись, что весь экипаж покинул «Морского скитальца», Морган отдал своему судну четкий салют и шагнул в спасательную шлюпку. Капитан покинул корабль последним. Шлюпки одна за другой быстро удалялись на веслах от тонущего судна, запускали моторы и отходили в сторону. Наконец отошел и капитанский баркас. В этот момент из-за горизонта показался край солнца, и его первый луч, будто прощаясь, позолотил борта исследовательского судна. «Морской скиталец» доживал последние секунды. Баркас Моргана успел отойти всего на несколько ярдов, когда нос судна резко задрался к небу. Еще мгновение, и бирюзовый корабль грациозно скользнул в глубину кормой вперед, оставив после себя только кипящее воздушными пузырями море.

Судно исчезло с глаз, и потрясенный экипаж охватило всеобъемлющее ощущение — тишина.

29

— Прогнило что-то в королевстве Датском.

Никак не отреагировав на замечание брата, Саммер поднесла к носу небольшую миску с тушеной рыбой. Большую часть дня брат и сестра просидели взаперти, но затем тяжелая дверь каюты внезапно распахнулась, и появился корабельный кок в белом фартуке, с подносом. На подносе стояли пресловутая миска с тушеной рыбой, немного риса и чайник с чаем. Испуганный кок поставил поднос с едой и быстро ушел, не сказав ни слова. За всей этой процедурой зорко наблюдал из коридора вооруженный стражник. Саммер умирала от голода и, как только дверь снова заперли снаружи, принялась с энтузиазмом исследовать принесенную еду.

Она глубоко вдохнула аромат тушеной рыбы и наморщила носик.

— По-моему, там, кроме всего прочего, есть что-то тухлое, — высказала она свое мнение.

Оставив рыбу, она перешла к рису и принялась пережевывать сваренные на пару зерна, извлекая их из чашки при помощи палочек. Еда приглушила наконец мучившие ее спазмы голода, и девушка снова переключила свое внимание на Дирка. Брат сидел у иллюминатора и неотрывно глядел наружу.

— Если оставить в стороне нашу убогую каюту, что еще тебя гложет? — спросила Саммер.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но, по-моему, мы направляемся не в Японию.

— С чего ты взял? — удивилась она, закидывая в рот очередную горстку риса.

— Я наблюдал за солнцем и за тенью, которую отбрасывает судно. Если бы мы шли в Японию, то должны были бы держать курс норд — норд-ост, но мне кажется, что мы плывем скорее на северо-запад.

— Слишком маленькая разница, чтобы определить невооруженным глазом.

— Согласен. Но я говорю только то, что вижу. Если мы войдем в порт Нагасаки, можешь отправить меня снова на учебу в астрономо-навигационную школу.

— Но если ты прав, это означает, что мы направляемся в Желтое море, — отозвалась Саммер, нарисовав перед собой мысленно карту региона, — Ты думаешь, мы идем в Китай?

— Может быть. Отношения между Китаем и Японией далеки от приятельских, это уж точно. Возможно, у японской Красной армии в Китае есть база. Это объяснило бы, почему властям Японии до сих пор не удалось выследить и взять подозреваемых.

— Возможно. Но тогда они должны действовать с ведома или при поддержке китайского правительства, а я надеюсь, что оно подумало бы не один раз, прежде чем топить американское исследовательское судно.

— Это правда. Но есть и другая возможность.

Саммер кивнула, но ничего не сказала, ожидая, пока Дирк продолжит.

— Те двое японских громил, которые расстреляли мой «крайслер». Патологоанатому местного морга эти люди показались похожими на корейцев.

Саммер прикончила рис, поставила обратно на поднос чашку и положила палочки.

— Корея? — спросила она, нахмурив лоб.

— Корея.

* * *

Эд Койл давно устал обшаривать взглядом серую гладь моря в поисках чего-нибудь необычного. Он не сразу поверил своим глазам, когда наконец засек боковым зрением какое-то движение. Койл вгляделся в горизонт и на пределе видимости различил в небе слабенькую звездочку с пушистым белым хвостиком. Именно ее-то и надеялся увидеть второй пилот поисково-спасательного самолета «Локхид НС-130 Геркулес».

— Чарли, в два часа я засек вспышку, — проговорил он в головной микрофон ровным голосом спортивного комментатора, автоматически показывая рукой в перчатке на ту точку ветрового стекла, где заметил белую вспышку.

— Вижу, — отозвался майор Чарлз Уайт, тоже вглядываясь в горизонт. Этот долговязый техасец слегка растягивал слова и отличался завидной невозмутимостью. Пилот «НС-130» заложил небольшой вираж, развернул самолет к исчезающей струйке дыма и сбросил скорость.

С момента вылета с авиабазы Кадена на Окинаве прошло шесть часов, и пилоты поисково-спасательной службы начали уже думать, не пытаются ли они искать ветра в поле. Ситуация, однако, изменилась в одно мгновение. Теперь оба напряженно сидели в креслах, подавшись вперед, и гадали, что именно обнаружат сейчас в море. Постепенно на горизонте появилась группа из нескольких белых точек, которые по мере приближения к ним увеличивались в размерах.

— Похоже, мы имеем несколько спасательных шлюпок, — констатировал Уайт, когда точки выросли и обрели различимую форму.

— Семь штук, — подтвердил Койл, когда ему удалось сосчитать растянувшиеся в линию спасательные шлюпки. Морган сразу же после выхода собрал все шлюпки вместе и соединил их при помощи фалов — нос к корме, чтобы не растерять. «Геркулес» прошел низко над шлюпками, сидящие в них члены команды «Морского скитальца» принялись кричать «ура» и дико размахивать руками, приветствуя спасателей.

— Порядка шестидесяти человек, — подсчитал Койл, в то время как Уайт на малой скорости повел самолет по кругу, — Выглядят, по-моему, совсем неплохо.

— Давай обойдемся без пээсов. Сбросим аптечку и посмотрим, нельзя ли организовать спасателей с моря и подобрать сразу всех.

Говоря про пээсов, Уайт подразумевал трех парашютистов-спасателей, прошедших специальную медицинскую подготовку. Сейчас они в полной готовности к прыжку сидели сзади в салоне «НС-130». Поскольку никакая непосредственная опасность экипажу «Морского скитальца» в данный момент, похоже, не угрожала, Уайт решил пока воздержаться и не пускать их в дело. Вместо этого член экипажа, отвечавший за груз в салоне самолета, открыл большой люк под хвостовой частью и, по команде Койла, выбросил из самолета несколько аварийных комплектов с медикаментами и пищей. Мешки полетели вниз и повисли на маленьких парашютиках.

Связист самолета тем временем дал в эфир сигнал тревоги на частоте торгового флота. Через пару секунд на призыв откликнулись сразу несколько судов, находившихся поблизости. Ближе всех оказался контейнеровоз на пути из Осаки в Гонконг. На протяжении следующих двух часов, пока контейнеровоз не подошел и не начал принимать на борт пострадавших из первой шлюпки, Уайт и Койл продолжали кружить над маленькой флотилией. Убедившись, что все в порядке и моряки в шлюпках не останутся без помощи, спасательный самолет в последний раз прошел на малой высоте над потерпевшими кораблекрушение. Уайт помахал им крыльями. Усталые и изможденные моряки ответили дружными криками благодарности, хотя пилоты и не могли их слышать.

— Повезло ребятам, — с удовлетворением заметил Койл.

Уайт молча кивнул, заложил вираж к югу и повел «Геркулес» домой на Окинаву.

* * *

На подходе к спасательным шлюпкам большой контейнеровоз приветственно гуднул корабельной сиреной. С судна спустили большой баркас, чтобы проводить потерпевших кораблекрушение к спущенному с кормы трапу. Большая часть команды «Морского скитальца» самостоятельно взобралась по нему на высокую палубу контейнеровоза. Моргана и еще нескольких раненых моряков перенесли в баркас и подняли на главную палубу при помощи подъемника. После приветствия и короткого разговора с капитаном-малайцем Моргана сразу же доставили в лазарет.

После того как судовой доктор обработал ногу капитана и уложил его на койку рядом с членом экипажа, сломавшим ногу, Моргана отыскал Райан.

— Каков прогноз, сэр?

— С коленом бардак, но жить буду.

— В наши дни доктора творят чудеса с искусственными суставами, — ободряюще произнес Райан.

— Очевидно, мне предстоит убедиться в этом на собственном опыте. Ну что ж, наверное, это все-таки лучше деревянной ноги. Ну как там команда?

— Неплохо, в бодром настроении. Кроме Дирка и Саммер, весь экипаж «Морского скитальца» в наличии. Я воспользовался спутниковым телефоном капитана Малаки и позвонил в Вашингтон. Поговорил непосредственно с Руди Ганном, сообщил ему о потере судна и доложил о нашем положении. Я дал ему знать, что поднятый нами груз, а также Дирк, Саммер и подводный аппарат находятся, по всей видимости, на борту японского кабельного судна. Он просил меня передать вам свою благодарность за спасение экипажа и пообещал, что подключит к поискам виновных самые высокие правительственные круги.

Морган молча уставился в белую стену лазарета. Его сознание без устали, в который уже раз перебирало события последних нескольких часов. Откуда взялись и кто такие пираты, атаковавшие и потопившие его судно? Что они собираются делать с биологическим оружием? Что произошло с Дирком и Саммер? Ответов не было, он медленно покачал головой:

— Надеюсь только, что это произойдет не слишком поздно.

30

После полутора суток хода на север «Бэкдже» постепенно повернул нос в восточном направлении. В сумерках на горизонте появилась земля, но лишь дождавшись, пока совсем стемнеет и на море опустится туман, судно потихоньку вошло в большую гавань. По предположениям Дирка и Саммер, судно пришло в Корею, а заметив множество сухогрузов и контейнеровозов под различными флагами, мимо которых оно прошло, входя в порт, они решили, что это Инчхон, крупный порт Южной Кореи. Кабельное судно медленно миновало просторные коммерческие доки, где круглые сутки кипела работа, где грузили и разгружали громадные контейнеровозы. Повернув к северу, «Бэкдже» прокрался мимо терминала нефтеочистительного завода и ужом проскользнул мимо ржавого танкера, прежде чем попасть в неосвещенный и почти необитаемый конец гавани. После заброшенной на вид верфи с десятками полуразвалившихся корабельных остовов судно замедлило ход и направилось к узкому боковому канальчику, который отходил от гавани в северо-западном направлении. На входе в канал стояла сторожка с пришвартованным рядом моторным катером и висел заржавевший щит с надписью по-корейски: «Морская служба Кан энтерпрайзиз. Частная собственность».

Капитан «Бэкдже» осторожно ввел судно в канал и прошел по нему несколько сотен ярдов самым малым ходом. За крутым поворотом канал влился в небольшую лагуну с парой массивных крытых доков на противоположной стороне. Словно загоняя автомобиль в гараж, капитан «Бэкдже» буквально по дюймам ввел свое судно в один из громадных пещероподобных ангаров, потолок которого возвышался на добрые пятьдесят футов над надстройкой судна. Залитое светом свисавших с потолка мощных галогеновых ламп судно поставили на растяжки, а позади него беззвучно скользнула вбок большая гидравлическая створка ворот, скрыв «Бэкдже» от посторонних глаз.

Тут же над его палубой откуда-то появилась стрела грузового крана, и полдюжины моряков приступили к разгрузке контейнеров с боеприпасами. Под наблюдением Тонджу их спустили в док. Как только контейнеры уложили в аккуратную пирамиду, из другого конца дока к ней задом подали большой белый автофургон. Еще одна группа людей в зеленовато-голубых лабораторных халатах осторожно погрузила боеприпасы в кузов, после чего фургон отъехал от судна. Когда он повернул в конце дока, Тонджу разглядел на его борту знакомую эмблему в виде голубой молнии под словами «Корпорация спутниковых телекоммуникаций Кана».

Тонджу все еще наблюдал за фургоном, который как раз выезжал из ангара через охраняемые ворота, когда к нему подошел Ким.

— Мистер Кан будет доволен, когда узнает, что нам удалось добыть все бомбы, — сказал он.

— Да, хотя две из двенадцати испорчены. Пилоты подводного аппарата разбили два последних корпуса, в результате содержимое было выпущено в воду. По их словам, это произошло случайно из-за внезапной потери видимости в воде.

— Это небольшая потеря. В целом операция прошла успешно.

— Согласен, но нам предстоит провернуть еще одну трудную операцию. Я везу пленников к Кану, чтобы он мог допросить их. Надеюсь, ты как следует проконтролируешь подготовку судна.

— Переоборудование судна, так же как пополнение запасов топлива и провизии, начнется немедленно. Можете быть уверены, как только наш груз окажется на судне, оно отплывет в ту же минуту.

— Очень хорошо. Чем скорее мы выйдем в море, тем выше будут наши шансы на успех.

— На нашей стороне внезапность. Мы просто не можем потерпеть неудачу, — уверенно заявил Ким.

У Тонджу, однако, такой уверенности не было. Он глубоко вдохнул сигаретный дым, раздумывая об этой самой внезапности. Она действительно была той гранью, что отделяла жизнь от смерти.

— Давай просто будем надеяться, что наша маскировка сработает, — задумчиво сказал он наконец.

* * *

Дирка и Саммер в их крошечной каюте-камере грубо разбудили и заставили подняться. Прежде чем вытолкать молодых людей за дверь, толстошеий охранник завел руки тому и другому за спину и надел наручники. Под дулами автоматов брата и сестру доставили к сходням, где их встретил ухмыляющийся Тонджу.

— Очень милый круиз. Жаль только, нам не показали, где тут у вас прогулочная палуба, — обратился Дирк к профессиональному убийце.

— И потом, вы должны признать, — подхватила Саммер, — что еда у вас не слишком-то соответствует пятизвездочному уровню.

— Американское чувство юмора меня совершенно не впечатляет, — пробурчал Тонджу, холодный взгляд которого показывал — этот разговор его нисколько не забавляет.

— Кстати, а что, собственно, делает Красная армия Японии в корейском Инчхоне? — напрямик спросил Дирк.

На лбу Тонджу прорезалась едва заметная морщина:

— Вы очень наблюдательны, мистер Питт.

Не обращая больше внимания на пленников, он обернулся к толстошеему, который все это время стоял, направив на них дуло АК-74.

— Отведите их на катер и заприте в носовой каюте под стражей, — резко распорядился Тонджу, развернулся на каблуках и зашагал к мостику.

Дирка и Саммер провели по сходням и дальше через весь док к небольшому причалу, где была пришвартована шикарная моторная яхта. Это был характерный для южной части Тихого океана скоростной океанский катамаран длиной тридцать один метр, выкрашенный в зеленовато-синий цвет. Рассчитанное на прибрежные пассажирские перевозки, судно было реконструировано и превращено в роскошную скоростную яхту, способную совершать дальние плавания. Дизельные двигатели мощностью в четыре тысячи лошадиных сил позволяли ей развивать крейсерскую скорость свыше тридцати пяти узлов.

— Ну вот, совсем другое дело, — заметила Саммер, когда ее и брата провели на борт и заперли в небольшой, но роскошно отделанной центральной каюте. — На этот раз никаких иллюминаторов. Похоже, мистеру Гостеприимство не понравилось твое инчхонское выступление, — добавила Саммер, с трудом устраиваясь в маленьком кресле, — ее руки были по-прежнему скованы за спиной.

— Я и мой длинный язык, — отозвался Дирк, — Ну ничего, по крайней мере, мы теперь примерно представляем себе, где находимся.

— Ну да… барахтаемся в чане с кимчи… Ладно, если уж нам суждено погибнуть, пусть это будет первым классом, — сказала Саммер, любуясь ореховыми панелями и дорогими произведениями искусства на стенах. — Надо сказать, для второразрядной террористической организации у этих парней слишком глубокие карманы.

— Очевидно, у них есть друзья в «Кан энтерпрайзиз».

— Это судоходная компания?

— Целый конгломерат. Их торговые сухогрузы давно примелькались на море. Они ведут бизнес и в других высокотехнологичных областях, хотя я знаком только с подразделением, которое занимается судоходством. Я как-то разговорился в баре с парнем, который ходил смазчиком на одном из их судов. Так вот он мне рассказал о секретном ремонтном предприятии и складах компании в Инчхоне.

По его словам, он прежде никогда не видел ничего-подобного. Там вроде бы в одном конце сухой док, а все предприятие битком набито новейшим оборудованием и всякими техническими штучками. У того кабельного судна на трубе была торговая марка Кана — голубая молния. Должно быть, это то самое место.

— Рада слышать, что твои бесконечные шатания по барам наконец-то принесли какие-то плоды, — саркастически заметила Саммер.

— Исключительно в исследовательских целях. Исключительно! — улыбнулся в ответ Дирк.

Саммер внезапно посерьезнела:

— Но зачем южнокорейскому бизнесу связываться с Красной армией Японии? И что им нужно от нас?

Ее прервал низкий гул дизельных двигателей катамарана, раздавшийся позади каюты.

— Думаю, это мы скоро выясним.

Тонджу поднялся на борт катамарана в последний момент, когда швартовы уже были отданы. По доку быстроходное судно продвигалось с черепашьей скоростью. Громадная створка ворот снова ушла в сторону, открывая катамарану выход из замкнутого пространства ангара. В воротах Тонджу оглянулся — оставшееся позади кабельное судно башней возвышалось над катамараном.

Целая армия рабочих, подобно рою пчел, облепила «Бэкдже». Тяжелый кран уже начал демонтировать гигантский ворот для прокладки кабеля, установленный на кормовой палубе, а несколько групп маляров с пульверизаторами перекрашивали верхние палубы. Повсюду суетились отряды строителей, срезая части надстройки в одних местах и устанавливая дополнительные переборки и помещения в других. За кормой тоже висели несколько рабочих. Они закрашивали старое название судна и писали на его месте новое. Другие рабочие перекрашивали трубу в золотисто-желтый цвет. Всего за несколько часов корабль должен был преобразиться в совершенно другое судно, чтобы даже опытный глаз не смог с легкостью опознать его. А «Бэкдже» словно никогда и не существовало.

31

По коридорам штаб-квартиры НУМА, там, где располагалось ее руководство, стремительно, решительным шагом шел маленький человечек, вышагивал словно по собственному дому, что, впрочем, по сути так и было. Адмирал Джеймс Сэндекер пользовался огромным авторитетом в офисах, залах и лабораториях НУМА, ведь это именно он с горсткой ученых и инженеров и основал агентство несколько десятилетий назад. Адмирал был очень невелик ростом и худощав, но сверкающие голубые глаза, ярко-рыжие волосы и такого же оттенка козлиная бородка просто кричали о той неисчерпаемой энергии, с которой он способен был действовать двадцать четыре часа в сутки.

— Привет, Дарла, ты сегодня выглядишь сногсшибательно! — любезно приветствовал он набиравшую что-то на компьютере секретаршу лет сорока с хвостиком, — Руди в конференц-зале?

— Рада снова видеть вас, адмирал, — просияла секретарша и перевела взгляд на появившихся в дверях двух агентов секретной службы, безуспешно старавшихся поспеть за своим стремительным шефом, — Да, мистер Ганн ждет вас. Пожалуйста, проходите.

Хотя для старых товарищей по НУМА Сэндекер по-прежнему оставался «адмиралом», остальному миру он был известен как вице-президент. Несмотря на откровенное отвращение адмирала к грязному миру вашингтонской политики, президенту Уорду все же удалось уговорить его принять этот пост после неожиданной смерти избранного вице-президента. Сэндекер знал, что президент, как человек благородный и честный, не станет вынуждать своего заместителя играть чисто декоративную роль. С самого начала энергичный адмирал принялся ломать традицию, которой неизменно следовали все прежние вице-президенты. Вместо того чтобы ограничиться ролью свадебного генерала и представителя администрации на государственных похоронах, Сэндекер развил бурную деятельность. Он яростно пробивал реформы ведомств, связанных с обороной и безопасностью, добивался увеличения бюджетного финансирования и реализации целевых программ научных исследований и поддерживал любые инициативы по сохранению окружающей среды и по всем проблемам, имеющим отношение к морю. Благодаря его неустанным усилиям администрации удалось убедить все развитые страны ввести полный запрет на добычу китов, а также систему строгих штрафов и санкций за любое загрязнение океана.

Сэндекер ворвался в дверь конференц-зала, заставив умолкнуть группу администраторов НУМА, обсуждавших потерю «Морского скитальца».

— Спасибо, что пришли, адмирал, — приветствовал его Ганн, вскакивая с места и провожая босса к креслу во главе стола.

— Какова последняя информация? — спросил Сэндекер, покончив с обычными приветствиями.

— Подтвердилась информация о том, что «Морской скиталец» действительно потоплен в результате нападения на него в Восточно-Китайском море небольшого вооруженного отряда, который тайно проник на судно. К счастью, экипажу удалось выбраться из запертого грузового трюма за несколько минут до того, как судно ушло под воду. Люди успели перебраться на спасательные шлюпки, и позже их обнаружил поисково-спасательный самолет ВВС. Находившийся неподалеку сухогруз принял сигнал о помощи и уже подобрал команду «Морского скитальца». В настоящее время сухогруз с нашими людьми направляется в Нагасаки. Со всеми, кроме двоих.

— Судно было захвачено силой?

— Ночью на борт скрытно поднялась команда боевиков неизвестной национальности. Судно было захвачено без борьбы.

— Это ведь корабль Боба Моргана, да?

— Да. Старый козел, судя по всему, оказал сопротивление и получил пулю в ногу. Я говорил с Райаном, его первым помощником. Он сказал мне, что капитан в неплохом состоянии и скоро придет в норму. По словам Райана, нападавшие утверждали, будто представляют Красную армию Японии. Они ушли на кабельном судне под японским флагом.

— Странный выбор для пиратского корабля, — задумчиво протянул Сэндекер, — Я так понимаю, они скрылись вместе с биологическими бомбами, которые нашим людям удалось поднять с И-411?

— Райан это подтверждает. К моменту нападения операция была уже почти завершена. Когда экипаж выбрался из трюма, «Морской звезды» на борту не было, и Райан считает, что нападавшие переправили подводный аппарат на свое судно, возможно, вместе с пилотами, которые также пропали.

— Я свяжусь с Госдепартаментом и потребую помощи со стороны японских военно-морских сил, пусть немедленно прошерстят своих, — Сэндекер вытащил из нагрудного кармана громадную дешевую сигару Доминиканской Республики и зажег ее зеленый кончик. Густой клуб дыма поднялся к потолку, — По идее, кабельное судно нетрудно будет засечь при входе в любой порт.

— Я уже сообщил людям из Министерства национальной безопасности, которые занимаются этим делом. Как мне показалось, они считают, что Красная армия Японии вряд ли имеет необходимых специалистов или технические средства, чтобы реально угрожать нам этим оружием, однако решили проверить возможные связи КАЯ с Аль-Каидой и некоторыми другими террористическими организациями.

— Я бы не стал утверждать, что таких связей не существует, — сухо отозвался Сэндекер, перекатывая сигару между большим и указательным пальцами. — Сегодня во второй половине дня я введу президента в курс дела. Черт побери, кто-то непременно заплатит за уничтожение судна, принадлежащего правительству Соединенных Штатов! — прорычал он, сверкнув глазами.

Присутствующие в конференц-зале согласно закивали. Несмотря на немалые масштабы организации, все сотрудники агентства были тесно связаны между собой чувством почти семейной общности, и те, кто находился на родине, приняли близко к сердцу террористический акт, совершенный против коллег, хоть их разделяло почти полсвета.

— Мы разделяем ваши чувства, адмирал, — негромко произнес Ганн.

— Кстати, что известно о двух пропавших членах экипажа? — спросил Сэндекер.

Ганн тяжело сглотнул:

— Это Саммер и Дирк Питт. Предположительно они похищены вместе с «Морской звездой».

Сэндекер потрясенно замер:

— Господи боже, только не они. Отец знает?

— Да. Он сейчас на Филиппинах, пытается вместе с Алом Джордино устранить опасность для подводной морской среды. Я говорил с ним по спутниковому телефону. Он понимает, что мы делаем все возможное.

Сэндекер откинулся в кожаном кресле и поднял взгляд на облако голубого сигарного дыма под потолком. «Да смилуется Господь над тем дураком, который посмеет нанести вред отпрыскам этого человека», — подумал он.

* * *

В семи тысячах миль отВашингтона голубой катамаран мчался вдоль западного побережья Кореи подобно уходящему от погони гоночному автомобилю. Стремительная яхта вспарывала гладкие водяные валы на скорости почти в сорок узлов. Саммер и Дирка в их роскошной камере безжалостно раскачивало и швыряло. Двум рыбакам-корейцам на хрупком сампане осталось только яростно ругаться и размахивать кулаками вслед, когда катамаран пронесся в опасной близости от них и поднятая им волна перехлестнула через борта крошечного суденышка.

Через два часа такого хода катамаран повернул к берегу, сбросил скорость и медленно двинулся среди бесчисленных островков, усеивающих устье реки Ханган. Еще час рулевой вел яхту вверх по реке, пока не добрался до полускрытого в зарослях извилистого канала, который вел в логово Кана на острове Кьёдондо. Миновав узкий проход, за которым, как он хорошо знал, круглые сутки следили скрытые видеокамеры, рулевой провел судно через бухточку к плавучему причалу у основания глухих стен резиденции. Голубой катамаран осторожно подошел к причалу, где его и пришвартовали позади сверкающей белой яхты фирмы «Бенетти», также принадлежавшей Кану.

Дирка и Саммер оставили запертыми в каюте. Тонджу сошел с яхты и поднялся в лифте на верхушку скалы, в личные апартаменты Кана. Тот сидел вместе с секретарем Кваном в своем кабинете, отделанном панелями вишневого дерева, и изучал финансовые документы компании по производству радиокомпонентов, которую собирался захватить. Тонджу вошел и поклонился. Кан медленно поднял голову.

— Капитан Ли с «Бэкдже» сообщил мне об успехе вашей миссии, — процедил Кан сквозь зубы, не выказывая ни малейших признаков удовлетворения.

Тонджу слегка кивнул.

— Мы захватили боеприпасы после того, как их подняли на поверхность люди с того американского судна. Десять штук достались нам нетронутыми и признаны пригодными к использованию, — продолжал он. Тонджу не стал упоминать о том, что Дирк намеренно повредил последние два контейнера.

— Более чем достаточно для успешного осуществления операции, — отозвался Кан.

— Ученые-оружейники на борту «Бэкдже» очень довольны. По прибытии в Инчхон все устройства были немедленно отправлены в биологическую исследовательскую лабораторию. Ее руководитель заверил меня, что необходимая очистка и дополнительная герметизация будут завершены в течение сорока восьми часов.

— Надеюсь, переоборудование «Бэкдже» тоже будет завершено к этому времени?

В ответ Тонджу кивнул:

— Судно будет готово своевременно.

— Самое главное — придерживаться графика, — продолжал Кан. — Миссия должна быть завершена до голосования в Национальной ассамблее.

— Если не будет задержки с боеприпасами, мы будем готовы, — заверил его Тонджу. — К моменту нашего отплытия из дока рабочие верфи уже многое успели сделать.

— Мы не можем допустить еще одной ошибки в расчетах, — холодно произнес Кан.

Тонджу слегка прикрыл глаза, не совсем понимая, что имеет в виду хозяин. Обойдя его замечание молчанием, он продолжил доклад:

— Я привез с собой двух пленников с американского судна. Это пилоты подводного аппарата. Один из них — тот, по чьей вине погибли в Америке два наших агента. Я подумал, что вы, возможно, захотите лично принять его, — сказал он, многозначительно подчеркнув голосом слово принять.

— Ах да, те самые двое пропавших членов экипажа с судна НУМА.

— Пропавшие члены экипажа?

Кван шагнул вперед и сунул в руку Тонджу распечатку новости, вытащенной из Интернета.

— Это сейчас в сообщениях всех новостных агентств, — пояснил он. — В Восточно-Китайском море потоплено исследовательское судно. Спасены все, кроме двух членов экипажа, — процитировал Кван заголовок из крупнейшей корейской газеты «Чосун Ильбо».

Тонджу побледнел, но на лице его не дрогнул ни единый мускул.

— Это невозможно. Мы потопили судно, оставив команду запертой в грузовом трюме. Они никак не могли все спастись.

— Тем не менее спаслись, — возразил Кан, — Проходящий мимо сухогруз подобрал их и доставил в Японию. Вы что же, не пронаблюдали, как тонет судно?

Тонджу отрицательно покачал головой.

— Мы торопились как можно скорее вернуться с добытыми материалами, — тихо произнес он.

— В новостях сообщают, что на борту судна случайно вспыхнул пожар. Очевидно, американцы боятся сообщать публике об очередном террористическом акте, — вставил Кван.

— И не хотят рассказывать, что они делали в Восточно-Китайском море, — добавил Кан, — Что ж, возможно, если средства массовой информации не будут дышать им в спину, они не станут слишком ретиво расследовать этот инцидент.

— Я уверен, что мы не выдали себя. В мою штурмовую группу входили люди разных национальностей, а на борту американского судна мы говорили только по-английски и по-японски, — сказал Тонджу.

— Может быть, и неплохо, что вам не удалось избавиться от команды, — заявил вдруг Кан, оживившись. — Это причинит дополнительные неприятности японцам и заставит американскую разведку сконцентрировать усилия именно на Японии. Естественно, они будут искать «Бэкдже». Поэтому чем раньше нам удастся вывести судно снова в море, тем лучше.

— Я буду постоянно сообщать вам о ходе работ на верфи, — отозвался Тонджу, — А эти двое?

Кан заглянул в органайзер в кожаном переплете.

— Сегодня вечером я еду в Сеул на встречу с министром по делам объединения, вернусь завтра. Позаботьтесь, чтобы они дожили до этого времени.

— Я угощу их последним ужином, — ответил Тонджу без малейшего намека на юмор.

Кан никак не отреагировал на это замечание и снова уткнулся в кипу финансовых документов. Поняв намек должным образом, профессиональный убийца повернулся и без единого звука покинул офис хозяина.

32

В полумиле от закрытого Инчхонского дока, где «Бэкдже» проходил курс косметического переоборудования, два человека в потрепанном грузовичке-пикапе медленно ездили вокруг ничем не примечательного здания судоверфи. Территория вокруг этого лишенного окон сооружения была усеяна пустыми поддонами и ржавеющими погрузчиками, над главным входом красовалась выцветшая вывеска «Кан шиппинг компани». Двое мужчин в поношенных комбинезонах и захватанных бейсболках были частью тяжеловооруженной тайной службы безопасности, насчитывавшей две дюжины бойцов. Служба эта занималась круглосуточной охраной сверхсекретного предприятия. Полуразвалившееся с виду здание скрывало в себе центр высокотехнологичных инженерных разработок, до отказа набитый суперновейшим компьютерным оборудованием. Два этажа здания были отданы под разработку начинки коммерческих спутников. Небольшая группа первоклассных инженеров занималась тем, что встраивала в обычные телекоммуникационные спутники средства прослушивания и разведки. Эти спутники с недокументированными секретными свойствами шли на экспорт и запускались многими странами региона и коммерческими компаниями. В подвале же под самой серьезной охраной скрывалась небольшая микробиологическая лаборатория, о самом существовании которой было известно лишь горстке служащих Кана. Ученые маленькой группы, работавшей в лаборатории, по большей части были тайком вывезены из Северной Кореи. Их семьи по-прежнему жили в северных провинциях, а потому микробиологи и иммунологи не могли отказаться от навязанного им патриотического задания, так же как не могли отказаться и от работы с опасными биологическими веществами.

После того как смертельные бомбы с И-411 были тайно доставлены в лабораторию, эксперты по вооружению помогли биологам извлечь порошок вируса оспы из ячеистых авиабомб шестидесятилетней давности. Японцы в свое время подвергли вирусы сухой заморозке, что сделало возможным их сколь угодно долгое хранение в порошкообразном состоянии. Заряженные оспой бомбы были разработаны таким образом, чтобы сохранить свою смертельную эффективность на время похода подлодки и долее — до тех пор, пока во время взрыва вирусы не подвергнутся воздействию влаги. На протяжении шестидесяти с лишним лет фарфоровые корпуса бомб сопротивлялись разрушительному действию морской воды. Даже теперь, в весьма солидном возрасте, заряд этих боеприпасов нисколько не потерял своей эффективности. Биологи осторожно поместили образцы порошка цвета сливок в биологически безопасный контейнер и инициировали пробный процесс восстановления вирусов при помощи стерильного разбавителя на водной основе. Под внимательным глазком микроскопа можно было видеть, как обезвоженные микроорганизмы, будто спрессованные в кирпичики, просыпаются от долгого сна и отскакивают друг от друга, как резиновые машинки при столкновении, — восстанавливают свое смертельно опасное состояние. Несмотря на долгое время, проведенное в состоянии покоя, ожили все вирусы за исключением лишь небольшого процента от общего числа.

Исследовательской лабораторией руководил высокооплачиваемый украинский микробиолог по фамилии Саргов. Бывший сотрудник «Биопрепарата», гражданского учреждения бывшего Советского Союза, за фасадом которого скрывалось ведомство, занимавшееся разработкой биологического оружия, Саргов унес с собой полученные там знания о генетических манипуляциях с биологическим оружием и продал свою квалификацию на свободном рынке тому, кто согласился уплатить больше всех. Вообще-то он не планировал покидать родину, но его шансы стать в перспективе научным руководителем агентства свелись практически к нулю, когда его застали в постели с женой некоего члена Политбюро. Опасаясь за свою жизнь, он перебрался через Украину в Румынию, где сел на один из черноморских сухогрузов Кана. Изрядная взятка капитану судна позволила ему выйти на более серьезные контакты в компании Кана, где его научная квалификация быстро получила признание и нашла противозаконное применение.

Пользуясь практически неисчерпаемыми средствами Кана, Саргов без шума оборудовал для себя высокотехнологичную исследовательскую лабораторию для работы с ДНК. Он собрал там все необходимое оборудование и инструменты, при помощи которых умелый биоинженер может сращивать, нарезать, разделять или, наоборот, комбинировать генетический материал различных микроорганизмов. В глубинах лаборатории Саргова было создано множество опасных бактериальных и вирусных материалов — семян, из которых он надеялся вырастить сад смерти. Но все это было не то, а хотелось быть всесильным. Работать приходилось только с самыми обычными, доступными любому микробиологу материалами, такими, как вирус гепатита В или туберкулезная палочка. Несущие в себе летальную угрозу, эти культуры все же не могли идти ни в какое сравнение со вирусами-убийцами лихорадки Эбола, оспы или марбургской лихорадки, с которыми он имел дело, работая на предприятии в Оболенске. Лихорадочные попытки Саргова создать идеальный вирус-убийцу из имеющихся под рукой материалов ни к чему не привели. Он чувствовал себя боксером, у которого одна рука привязана за спиной. В чем он нуждался и что страстно желал получить, — так это какой-нибудь действительно смертоносный болезнетворный микроорганизм из списка «А».

Долгожданная возможность пришла с неожиданной стороны. Некий северокорейский агент в Токио проник в центр по уничтожению правительственных документов и добыл некоторое количество секретных японских бумаг. Пхеньянское начальство агента, рассчитывавшее получить уйму сведений о современных секретах японских служб безопасности, было сильно разгневано, обнаружив, что агенту в руки попали старые секретные документы времен Второй мировой войны. Среди украденного оказались и рапорты, имевшие отношение к экспериментам императорской армии с биологическим оружием, которые подлежали уничтожению, чтобы в случае чего не поставить правительство в неловкое положение. Некий внимательный аналитик разведслужбы, скрупулезно изучая бумаги, наткнулся на информацию об участии императорской армии в подготовке последних походов И-403 и И-411. Вот так получилось, что перед Сарговым открылась перспектива стать в недалеком будущем обладателем собственного запаса Variola major.

В франкенштейновском мире генной инженерии биологам пока так и не удалось создать с нуля совершенно новый организм. Другое дело способность менять существующие микроорганизмы посредством направленных мутаций, а затем стимулировать их размножение до нужных количеств. Этот процесс непрерывно развивался начиная с семидесятых годов. Крупнейшим общественно значимым достижением биоинженерии стали разработанные в лабораториях сорта сельскохозяйственных культур, устойчивые к заболеваниям и засухе, как и более спорный успех — создание сверхпродуктивных пород скота. Обратной стороной генной инженерии всегда оставалась потенциальная возможность создания нового штамма вирусов или бактерий с непредсказуемыми и, вполне вероятно, катастрофически опасными свойствами.

Саргову, человеку тщеславному, было недостаточно просто оживить имеющееся количество вируса оспы. Он был уверен, что способен на большее, гораздо большее. С помощью ассистента-финна Саргов добыл образец вируса ВИЧ-1 — наиболее распространенного вируса иммунодефицита человека. Тщательно изучив спиралеобразное строение ВИЧ-1, Саргов синтезировал ключевой генетический элемент вируса СПИДа. Взяв вновь восстановленный штамм вируса оспы, он попытался создать новый мутированный микроорганизм, включив в него чрезвычайно нестабильный вирус ВИЧ-1. При помощи синтетического вещества, стимулирующего рекомбинацию, вирусы-мутанты были вскоре получены, а затем и воспроизведены в значительном количестве. Результатом стал новый микроорганизм, совместивший в себе признаки обоих вирусов. Микробиологи иногда называют такой процесс «созданием Химеры». «Химера» Саргова соединила высокую заразность и летальность оспы со способностью ВИЧ-1 разрушать иммунитет в одном смертоносном супервирусе.

На воспроизведение нового страшного вируса в больших количествах с нуля требовалось значительное время. А времени у Саргова как раз и не было — приходилось подчиняться графику Кана. Саргов изготовил столько вируса, сколько успел, а затем высушил замороженный вирус примерно так же, как это сделали японцы много лет назад. После этого кристаллизованный супервирус подмешали к большему количеству точно подготовленного вируса оспы из японских авиабомб и получили таким образом токсичную смесь двойного действия. Затем полученную смесь еще раз обработали и очистили при помощи бустеров, которые должны были впоследствии ускорить процесс восстановления вирусов.

Смесь, которую теперь очень несложно было распространять, осторожно упаковали в легкие цилиндрические контейнеры, внешне напоминавшие вставку из рулона туалетной бумаги, погрузили на тележку и вывезли из лаборатории. Расфасованную таким образом вирусную смесь доставили наверх в зал сборки коммерческих спутников. Там груз приняла группа инженеров-механиков. Они вставили легкие контейнеры в цилиндры несколько большего размера из нержавеющей стали с встроенными водными резервуарами для гидрогенизации и другими необходимыми устройствами. В свете ярких прожекторов этот процесс повторили несколько раз, пока все пять больших цилиндров не были собраны и уложены в большие транспортные ящики. Подъехал вилочный погрузчик и погрузил ящики все в тот же белый автофургон Кана, в котором на предприятие привезли японские боеприпасы. Теперь этим же боеприпасам в сильно усовершенствованном виде предстояло вернуться туда, откуда приехали, — в крытый док Кана.

Саргов довольно улыбался в ожидании великого дня получения гонорара. Его дошедшая до изнеможения команда ученых поддержала марку, доказав, что древний вирус оспы сохраняет свою убийственную силу, а затем многократно усилив его смертоносную мощь. Меньше чем за сорок восемь часов биологи Саргова превратили вирус шестидесятилетней давности в совершенно новый вирус-убийцу, подобного которому мир до сих пор не знал.

33

— Как это «корабль не установлен»?! — с недоумением воскликнул Ганн.

Начальник отдела по борьбе с международным терроризмом ФБР, немногословный человек по фамилии Тайлер открыл лежащую на столе папку и, не переставая говорить, стал просматривать ее содержимое.

— Мы не получили никакой информации о местонахождении кабельного судна «Бэкдже». Национальное полицейское агентство Японии контролирует в данный момент передвижение судов во всех портах страны. Они физически проверяют любое судно, которое хотя бы отдаленно подходит под описание, которое мы получили от членов экипажа НУМА. Пока что они ничего не нашли.

— А вы проверяли порты где-нибудь помимо Японии?

— По каналам Интерпола распространено международное уведомление. Кроме того, насколько мне известно, по запросу вице-президента к ЦРУ также обратились с просьбой поделиться информацией. Вплоть до настоящего момента никакой положительной информации не поступило. Существует миллион мест, где можно спрятать судно, Руди. Может, они сами его затопили.

— Как насчет спутниковых снимков района, где был потоплен «Морской скиталец»?

— К сожалению, время в этом отношении неудачное. В связи с недавней вспышкой политической напряженности в Иране Национальное управление спутниковой разведки перенацелило часть своих наблюдательных ресурсов высокого разрешения на Ближний Восток. В настоящий момент Восточно-Китайское море — одна из многочисленных мертвых точек, которую только изредка снимают негеосинхронные спутники. Все это означает, что в промежутке между пролетами спутников «Бэкдже» может пройти миль пятьсот. Я сейчас ожидаю архивные картинки за последние несколько дней, но, вообще-то, мне посоветовали слишком на них не надеяться.

Ганн немного смягчился. Он понял, что этот лысеющий мужчина в белой накрахмаленной рубашке — не только специальный агент по должности, но и компетентный профессионал и делает все возможное с теми ресурсами, которые имеются в его распоряжении.

— А об истории судна что-нибудь удалось выяснить? — спросил он.

— В этом нам помог один из ваших людей, Хайрем Йегер. Именно он просмотрел в компьютерной базе данных НУМА судовые регистры всего мира и сумел идентифицировать судно как «Бэкдже». Насколько я понял, кабельных судов такого размера и конфигурации, какие описали ваши люди из спасенного экипажа, известно меньше сорока. Мы сократили этот список до двенадцати судов, которые недавно ходили в Азиатско-Тихоокеанском регионе, и выяснилось, что «Бэкдже» пропал бесследно.

Человек из ФБР немного помолчал и еще раз перелистал бумаги, прежде чем вынуть белый лист со слегка размытыми метками факсового аппарата наверху страницы.

— Так, вот информация о нашем корабле. Кабельное судно «Бэкдже», длина четыреста сорок пять футов, регистровый тоннаж девять тысяч пятьсот тонн. Построен судостроительной компанией «Хюндай Мипо Докъярд Компани Лтд.» в Ульсане, Южная Корея, в тысяча девятьсот девяносто восьмом году. Владелец — судоходная компания «Кан шиппинг энтерпрайзиз», Инчхон, Южная Корея. С в тысяча девятьсот девяносто восьмого по двухтысячный год судно эксплуатировал владелец. В двухтысячном году оно было сдано в аренду японской телеграфно-телефонной корпорации «Ниппон», Токио, Япония, для прокладки кабелей в Японском море и окрестностях.

Агент положил папку на стол и посмотрел Ганну прямо в глаза.

— Срок договора с «Ниппоном» об аренде истек шесть месяцев назад. В тот момент «Бэкдже» стоял без дела в каком-то йокогамском доке. Два месяца назад представители «Ниппона» заключили новый договор об аренде судна еще на год и прислали на борт свой экипаж. Из портовых записей явствует, что в течение пяти недель судно отсутствовало, а недели три назад ненадолго вновь появилось в Йокогаме. Вроде бы его видели в Осаке. По всей видимости, оттуда оно последовало за «Морским скитальцем» в Восточно-Китайское море.

— Судно что, было захвачено у «Ниппона»?

— Нет. Представители «Ниппона» были в шоке, когда узнали, что на новом договоре об аренде судна стоит название их компании. Их проект по прокладке оптико-волоконного кабеля завершен, и компания больше не нуждается в кабельном судне. Представители корпорации «Ниппон», подписавшие договор аренды, на самом деле были самозванцами и попросту обманули агентов «Кан шиппинг». Люди Кана предоставили нам все бумаги. Они говорят, что не заметили ничего необычного, хотя одному из представителей в то время показалось странным, что «Ниппон» собирается снабдить судно собственным экипажем, чего раньше никогда не делал. Люди из компании Кана, похоже, собираются предъявить по судну страховой иск.

— Похоже, здесь где-то не обошлось без утечки информации. Известно ли о каких-либо связях между Красной армией Японии и телеграфно-телефонной компанией «Ниппон»?

— Пока нет, но мы проверяем. Администрация «Ниппона» оказывает нам всяческое содействие и, похоже, жаждет любой ценой очистить свое имя от подозрений в возможной связи. Спонсирование террористов руководством компании кажется маловероятным, так что японские власти сосредоточили усилия на поисках возможной организованной группы среди работников.

Ганн обескураженно покачал головой:

— Итак, вот что мы имеем: четырехсотфутовое судно, которое просто растворилось в воздухе, потопленное судно правительства США и абсолютно пустой список подозреваемых. Двое моих людей похищены, а может, и убиты, а мы не имеем ни малейшего понятия, где их искать.

— Мы тоже в растерянности, Руди, но со временем мы их непременно отыщем. Иногда на подобные вещи просто необходимо время.

Да, время, подумал Ганн. Неизвестно только, сколько времени осталось у Дирка и Саммер, и есть ли оно вообще?

* * *

Саммер наслаждалась горячим душем. Больше двадцати минут она простояла под водопадом источающей пар воды, прежде чем заставила себя, наконец, выключить воду и потянулась за полотенцем. Пожалуй, после последней встречи с чистотой прошло уже почти четверо суток, прикинула Саммер, перебирая мысленно события последних нескольких дней. Она вышла из облицованного мрамором душа, вытерлась насухо пушистым полотенцем и обернулась им, заткнув свободный конец под мышку. Перед ней возвышалась огромная мраморная стойка с двойной раковиной и неярко поблескивающими золотыми кранами и полочками под достающим до высоченного потолка огромным зеркалом без рамы. «Надо отдать должное этим неулыбчивым громилам, — подумала Саммер, — у кого-то здесь определенно есть вкус».

После неудобной ночи на яхте, когда ей с братом пришлось по очереди спать на двуспальной кровати со скованными за спиной руками, наутро трое вооруженных охранников отвели их на берег. С любопытством рассматривая внушительную резиденцию, примостившуюся над ними на вершине скалы, Дирк заметил:

— Немного напоминает Бергхоф, правда?

Каменное сооружение над рекой Ханган действительно было чем-то похоже на берлогу Гитлера в Германских Альпах. Окружавшие молодых людей боевики в черных рубашках только подчеркивали это сходство.

Брата и сестру под дулами автоматов отвели к лифту, вделанному в скалу, подняли на внутренний уровень под главной резиденцией и проводили в пару гостевых комнат. Один из охранников пролаял на ломаном английском:

— Готовиться к обеду с мистером Каном, два часа.

Пока Саммер принимала душ, Дирк исследовал роскошно отделанную соседнюю комнату в поисках средств побега. Комнаты без окон были высечены непосредственно в скале, а единственным входом туда служили коридор и холл возле лифта. У открытой двери каждой из комнат стоял вооруженный охранник. Если им и удастся бежать, то, вероятно, не отсюда, решил наконец Дирк.

На какое-то мгновение, высушивая мокрые волосы, Саммер отдалась окружающей ее роскоши и позволила себе немного понаслаждаться шикарной обстановкой. Она перенюхала все экзотические духи и лосьоны, во множестве теснившиеся на мраморной стойке, и остановилась на лосьоне для тела с алоэ вера и туалетной воде с ароматом сирени. В углу ванной на поперечном бруске висело на плечиках множество шелковых платьев — откровенное предложение гостьям. Саммер пробежала пальцами по коллекции ярких халатов и платьев разного покроя, но одинаково маленького размера, и заметила наконец ярко-красное платье без застежки с коротким жакетом в тон, которое показалось ей побольше. Девушка с трудом втиснулась в него и подошла к зеркалу полюбоваться на себя. Немного тесновато в груди, но в остальном настоящая китайская куколка, несмотря на рост и рыжие волосы, — решила она, улыбаясь своему отражению. Внизу под вешалкой обнаружилась обувь. Саммер пришлось перебрать с дюжину пар, прежде чем удалось найти черные туфли на низком каблуке, которые пришлись впору. Втискивая ногу в туфлю, она неудачно потянула за каблук и, не удержавшись, ругнулась — ноготь на большом пальце руки сломался. Саммер инстинктивно полезла в шкафчик под стойкой и обшарила его целиком, пропуская щетки и расчески, прежде чем отыскала-таки вещь, необходимую каждой женщине, — пилочку для ногтей, да не дешевую пластиковую, а красивый стальной напильничек с маленькой плоской фарфоровой ручкой. Она полюбовалась крохотным инструментом, подправила сломанный ноготь и рассеянно сунула пилку в боковой карманчик. Мгновением позже громкий стук в дверь сообщил о том, что ее время наслаждаться роскошью и одиночеством истекло.

Под дулом автомата Саммер вышла в коридор и обнаружила там непринужденно стоящего под прицелом двух охранников Дирка. При виде сестры в роскошном шелковом платье он восхищенно присвистнул.

— Боюсь, сегодня нам некого будет запрячь в твою карету, Золушка, кроме пары крыс, — пошутил он, качнув большим пальцем в направлении двух охранников у себя за спиной.

— Зато ты, я смотрю, решил сохранить вид заправского работяги, — отозвалась Саммер, увидев на нем все тот же комбинезон НУМА с пятнами машинного масла и пота, в котором его захватили.

— Дело в том, что моя часть гардероба оказалась, прямо скажем, коротковатой, — сказал он и для пущей наглядности поддернул штанины комбинезона до середины икр, — Я же не Альфальфа![347]

Четверо охранников, которым, судя по всему, надоела болтовня пленников, повели их, подталкивая в спину, к лифту и молча подняли на один этаж. Дверь лифта открылась и выпустила их прямо в парадную столовую Кана, из огромных панорамных окон которой открывался великолепный вид. Кан сидел во главе стола и неторопливо просматривал содержимое кожаной папки. За его левым плечом навытяжку стоял Тонджу. Корейский магнат выглядел, как и подобает капитану промышленности, — он был облачен в темно-синий костюм от дорогого гонконгского портного с шелковым галстуком гармонирующего темно-бордового цвета. Кан бросил короткий взгляд своих серо-стальных глаз на лифт и тут же вернулся к папке, сохраняя на лице суровое выражение.

Дирка и Саммер отконвоировали к столу, и они, прежде чем остановить взгляд на том, кто лишил их свободы, какое-то мгновение любовались великолепным речным ландшафтом за окном. Оба отметили про себя, что к бухточке внизу от виднеющейся вдали реки подходит узкая извилистая протока. Стоя перед столом, Саммер почувствовала на себе похотливый взгляд Тонджу, от которого у нее по спине пробежал холодок. Глаза Кана, оторвавшись от бумаг, холодно посмотрели на нее, и она явственно ощутила присутствие зла. Короткая радость от чистоты тела и роскошного платья мгновенно испарилась. Саммер вдруг почувствовала себя ужасно глупо в чужом шелковом наряде и невольно обхватила себя нервно подрагивающими руками. Ее нервозность, однако, утихла, стоило ей только оглянуться на Дирка.

Если ее брат и испытывал страх, то уж точно его не показывал. Он стоял выпрямившись, вызывающе выставив вперед подбородок, да еще умудрялся сохранять на лице такое выражение, что, дескать, все это ему до смерти надоело. Ему, казалось, доставляло удовольствие снисходительно поглядывать на Тонджу, который уступал ему в росте почти на десять дюймов. Киллер, делая вид, что не замечает этого, повернулся к боссу.

— Операторы подводного аппарата с судна НУМА, — представил он молодых людей с ноткой сарказма в голосе.

— Дэ Юн Кан, — произнес Дирк, не обращая внимания на Тонджу, — глава «Кан энтерпрайзиз».

Кан слегка кивнул головой и жестом пригласил Дирка и Саммер садиться. Охранники тихонько отошли в сторону, продолжая и оттуда бдительно следить за пленниками. Тонджу опустился в кресло напротив Дирка.

— Вот этот мистер Питт и повинен в гибели двух наших людей в Америке, — сказал Тонджу, прищурившись на Дирка.

Дирк с довольным видом молча кивнул. Как он и подозревал, между попытками поднять смертоносный груз с обеих японских субмарин и покушением на острове Вашон существовала прямая связь.

— Мир тесен, — заметил Кан.

— Слишком тесен для маньяка-убийцы вроде вас! — пробормотала, не выдержав, Саммер.

Кан словно не слышал.

— Жаль. Те люди в Сиэтле принадлежали к числу лучших агентов Тонджу.

— Вообще-то это была трагическая случайность, — сказал Дирк. — На вашем месте я нанимал бы людей, которые лучше водят машину, — добавил он, холодно взглянув на Тонджу и натолкнувшись на столь же холодный пронзительный взгляд.

— Но все сложилось очень удачно, ведь иначе мы могли лишиться вашей великодушной помощи в подъеме груза с И-403,— сказал Кан, — Мне чрезвычайно любопытно, что именно привело вас к этим субмаринам.

— Просто повезло. Я случайно узнал, что одна из японских подлодок немного раньше выпустила по побережью Орегона несколько снарядов с цианидом, и подумал: что, если кто-то нашел точно такие же снаряды и применил их на Алеутских островах? Но окончательно я понял, что готовится что-то много более серьезное, когда нашел И-403 и обнаружил там остатки биологических авиабомб.

— Как жаль, что те бомбы пострадали во время гибели подводной лодки, — произнес Кан. — Их достать было бы гораздо проще, чем боеприпасы с И-411.

— Но вам удалось все же поднять одну емкость нетронутой, и вы применили ее на Алеутских островах.

При этом замечании Дирка лицо Кана выразило легкое удивление.

— Да, — сказал он. — Японцы довольно любопытно совместили в одном боеприпасе химические и биологические средства. Наш анализ показал, что одновременное применение двух таких разных средств снижает эффективность биологического агента, хотя химический компонент, наоборот, оказал более мощное действие, чем мы предполагали.

— Достаточно мощное, чтобы убить двух сотрудников Береговой охраны США, — вставила Саммер.

Кан пожал плечами:

— Как получилось, что вас так заинтересовала гибель двух моряков на Алеутских островах? Вы были там?

Саммер молча покачала головой.

— Я был пилотом того вертолета, что был сбит вашим «рыболовным траулером», — ответил Дирк.

Кан и Тонджу обменялись подозрительными взглядами.

— Вы очень живучий человек, мистер Питт, — после довольно долгого молчания сказал Кан.

Прежде чем Дирк успел что-то сказать, открылась боковая дверь и вошли двое мужчин в белых пиджаках официантов, держа над плечом по большому серебряному подносу. На столе тут же появились столовые приборы и перед каждым — живописный набор блюд с разнообразными морепродуктами и бокал шампанского «Вдова Клико». Дирк и Саммер, которые уже несколько дней не ели по-человечески, невозмутимо приступили к трапезе. Между тем взаимное прощупывание возобновились.

— Ваше правительство… недовольно японцами, как я подозреваю, — закинул пробный камень Кан.

— Скрыть вашу сомнительную деятельность под маской Красной армии Японии — умный ход, но наше правительство разобралось, что к чему. Двух ваших наемных убийц без особого труда проследили до Кореи, — солгал Дирк, бросив насмешливый взгляд на Тонджу. — Так что, Кан, к вам в любую минуту могут постучаться представители властей.

Лицо Кана на долю мгновения выразило тревогу, но тут же просветлело:

— Достойная попытка. Но дело в том, что эти двое понятия не имели, кто их наниматель. Нет, для меня ясно как день, что вы ничего не знаете о наших намерениях.

— Всем хорошо известна враждебность, которую Корея испытывает к Японии за многолетнюю жестокую оккупацию, — произнес Дирк, продолжая свою игру, — Естественно поэтому ожидать, что извращенные умы, получив в свое распоряжение оружие такого рода, применят его против исторического врага, в вашем случае это японцы.

На губах Кана появилась тонкая усмешка. Он откинулся на спинку стула с нескрываемым удовлетворением, не столько от еды, сколько от слов Дирка.

— Неплохой блеф, мистер Питт. Тот факт, что ваше судно НУМА не было вооружено и работало без сопровождения, говорит о том, что ваша страна не придала особого значения тому, что вы обнаружили на И-403. А с вашей гипотетической догадкой о месте и цели применения биологического оружия вы вообще попали пальцем в небо.

— И против кого же в таком случае вы… собираетесь применить это оружие? — запинаясь, спросила Саммер.

— А что, если против вашей страны? — поддразнил ее Кан, наблюдая, как на лицо Саммер наползает бледность, — Хотя, может, и нет. Может быть, ни там, ни там.

— В Соединенных Штатах достаточно готовой вакцины от оспы, чтобы привить все население, — вмешался Дирк. — А десятки тысяч работников системы здравоохранения уже привиты. Возможно, распространение вируса оспы и вызовет небольшую панику, но это будет и все. Вероятность эпидемии в любом случае невелика.

— Согласен, распространение Variola major, или вируса обычной оспы, причинит вам лишь некоторые неприятности. Но вот против «Химеры» все ваши прививки окажутся бесполезными.

— «Химера»? Из греческих мифов? Это чудовище — на треть лев, на треть козел и на треть змея?

— Именно. У нас, если угодно, тоже чудовище — гибрид двух смертельно опасных микроорганизмов, сохраняющий смертельные свойства обеих составляющих. Биологическое оружие, против которого вся ваша вакцинация окажется смехотворно бесполезной.

— Но, бога ради, зачем? — воскликнула Саммер.

Прежде чем заговорить, Кан невозмутимо доел то, что оставалось на его тарелке, аккуратно сложил салфетку втрое и положил на стол.

— Видите ли, со времени вашего вторжения в пятидесятых годах моя страна против своей воли разделена надвое. Вам, американцам, и в голову не приходит, что все корейцы мечтают о том дне, когда наш полуостров вновь станет единым государством. Только постоянное вмешательство извне не дает нам осуществить эту мечту. Точно так же, как присутствие иностранных войск на нашей земле мешает наступлению того дня, когда объединение станет реальностью.

— Американское военное присутствие в Южной Корее гарантирует, что мечта об объединении не будет реализована под угрозой северокорейского штыка, — возразил Дирк.

— Южная Корея утратила всякую способность сражаться, и только военная сила Северной Кореи способна возглавить процесс воссоединения и послужить стабилизирующим фактором.

— Не верю своим ушам, — тихонько сказала Саммер Дирку, — Мы обедаем с маньяком. Это что-то среднее между Тифозной Мери[348] и Иосифом Сталиным.

Кан, не разобрав, что она сказала, продолжал:

— Молодежь Южной Кореи сыта по горло вашей военной оккупацией и оскорблениями, которым подвергаются граждане страны. Они не боятся объединения и помогут нам вымостить дорогу к быстрому решению этого вопроса.

— Другими словами, стоит американским военным уйти, и войска Северной Кореи двинутся на юг и силой объединят страну.

— По оценкам военных, при отсутствии оборонительных сил США восемьдесят процентов Южнокорейского полуострова можно занять за семьдесят два часа. Жертвы при этом, конечно, неизбежны, но зато страна будет объединена под руководством Трудовой партии раньше, чем успеют отреагировать Соединенные Штаты, Япония или любая другая внешняя сила.

Дирк и Саммер ошеломленно молчали. Их опасения по поводу террористического заговора с использованием японской оспы оказались вполне обоснованными, но они даже не подозревали о масштабах заговора. Только теперь стало ясно, что речь идет об уничтожении Республики Корея одновременно с гибелью миллионов американцев.

— По-моему, вы недооцениваете решительность Соединенных Штатов, особенно перед лицом террористической атаки. Наш президент уже доказал, что готов без колебаний нанести стремительный и грозный ответный удар, — сказал Дирк.

— Возможно. Но ответный удар против кого? Внешне все по-прежнему указывает на японский источник…

— Опять эта ваша Красная армия Японии, — перебил Дирк.

— Вот именно, Красная армия Японии. Посудите сами, другого варианта просто нет. Все ваши военные и политические и разведывательные ресурсы будут сконцентрированы на Японии, а мы в это самое время поручим нашему правительству в течение тридцати дней удалить с Корейского полуострова военный персонал США. Ваши безголовые массмедиа будут поглощены подробностями эпидемии и так заняты поисками виновного в Японии, что изгнание американских войск из Кореи пройдет как второстепенная новость, а потом станет слишком поздно.

— Рано или поздно разведка заглянет под маску Красной Армии и выйдет на вас и ваших приятелей-коммунистов с Севера.

— Возможно. Но сколько на это уйдет времени? Сколько времени потребовалось на разгадку случаев сибирской язвы в две тысячи первом году? И это в вашей собственной столице! Когда, и если это действительно произойдет, страсти уже поулягутся. Все это станет «предметом для дискуссий», как вы выражаетесь.

— Убийство миллионов людей, по-вашему, «предмет для дискуссий»?! — вспылила Саммер, — Да вы больны!

— А сколько моих соотечественников вы убили в пятидесятые годы? — резко ответил Кан, гневно глядя на нее.

— Мы и сами отдали вашей земле немало крови! — парировала Саммер, не отводя от Кана горящего взгляда.

Дирк все это время смотрел на сидевшего напротив Тонджу, темные глаза которого ни на миг не отрывались от Саммер. Убийца не привык, чтобы кто-нибудь, а тем более женщина, так грубо разговаривал с Каном. Лицо его по-прежнему ничего не выражало, зато в глазах пылала нескрываемая злость.

— Но разве вы действуете не во вред своим же деловым интересам? — обратился Дирк к Кану, стараясь смягчить накалившуюся обстановку, — Если вдруг всемогущая Трудовая партия действительно встанет у руля, ваши промышленные прибыли уже не будут расти так, как сейчас.

Кан слабо улыбнулся.

— Вы, американцы, в душе всегда остаетесь капиталистами. На самом же деле я уже договорился с французской корпорацией о продаже ей половины моих активов с оплатой в швейцарских франках. А когда моя родина объединится наконец, кто лучше меня сможет установить государственный контроль над индустриальными ресурсами Южной Кореи? — надменно проговорил он.

— Вы все предусмотрели, — отозвался Дирк, — Жаль только, что ни одна страна не захочет покупать изделия тоталитарного режима, произведенные бесчеловечными методами.

— Вы забываете про Китай, мистер Питт. Китай и сам по себе огромный рынок; к тому же это дружески настроенный поставщик наших товаров на мировые рынки. Конечно, в момент перехода власти из одних рук в другие бизнес пострадает, но производство будет быстро восстановлено. В мире всегда есть спрос на недорогие качественные изделия.

Дирк хмыкнул:

— Ну конечно. Назовите мне хоть одно качественное готовое изделие, произведенное в какой бы то ни было коммунистической стране. Раскройте глаза, Кан, в новой глобальной мировой системе вы взяли сторону тех, кто обречен на поражение. В мире больше нет места для тиранов-извращенцев, которые выжимают все соки из своих соотечественников ради личного обогащения, военной мощи или иллюзорного величия. Какое-то время, возможно, вы и ваши приятели с Севера будете веселиться — ну как же, победили! — но в конце концов всех вас все равно сметет одно чуждое вам понятие. Понятие это — свобода.

Какое-то мгновение Кан сидел неподвижно, не сводя с Дирка раздраженного взгляда.

— Благодарю за лекцию по гражданскому праву, — сказал он наконец холодно. — Трапеза получилась в высшей степени поучительная. Прощайте, мисс Питт, прощайте, мистер Питт.

Кан бросил короткий взгляд на стену, и стоявшие там охранники мгновенно подскочили к молодым людям и силой подняли их на ноги. Дирк подумал было схватить со стола обеденный нож и дать охранникам бой, но тут же отбросил эту мысль, увидев направленный ему в грудь «Глок» Тонджу.

— Отведите их в пещеру к реке, — рявкнул Кан.

— Спасибо за теплое гостеприимство, — проворчал, оборачиваясь к нему, Дирк, — Буду с нетерпением ждать случая ответить вам тем же.

Кан молча кивнул охранникам, и те стали подталкивать молодых людей к лифту. Дирк и Саммер обменялись понимающими взглядами. Времени оставалось совсем мало. Если они хотели вырваться из лап Кана живыми, медлить было нельзя.

Главной проблемой был Тонджу с его «Глоком-22». Пока палач держал их под прицелом, сопротивление не имело смысла, он наверняка тут же открыл бы пальбу. Четверо охранников погнали Дирка и Саммер к лифту, и Тонджу последовал за ними, по-прежнему с пистолетом наготове. Двери разошлись в стороны, и две пары рук с силой втолкнули молодых людей внутрь к дальней стенке лифта. Тонджу отрывисто проговорил что-то по-корейски и, к облегчению Дирка, остался в обеденном зале вместе с одним из охранников. Закрывшиеся двери скрыли от Дирка и Саммер его лицо, выражавшее злорадство.

Пять человек плотно заполнили собой кабину лифта. Дирк решил, что это ему и Саммер на руку. Он взглянул на сестру и слегка кивнул головой. Саммер поняла его знак, быстро подмигнула и, схватившись за живот, застонала и согнулась, словно ее вот-вот вырвет. Стоявший рядом охранник, коренастый парень с выбритой головой, клюнул на уловку и наклонился к ней. Внезапно Саммер, подобно кошке, прыгнувшей по ошибке на раскаленную плиту, подскочила и изо всех сил ударила его коленом в пах. Парень, выпучив глаза, завопил от боли и согнулся пополам.

Воспользовавшись атакой Саммер, Дирк нейтрализовал второго охранника — в первыймомент внимание всех троих охранников было сосредоточено на ней одной, и точным апперкотом приложился к его челюсти, да так, что тот чуть не вылетел из ботинок. Дирку осталось только смотреть, как в каких-то дюймах от него охранник закатил глаза, а потом мешком повалился на пол.

Когда началась схватка, охранник номер три попятился, пытаясь поднять ствол своего автомата на Дирка. Саммер не подкачала: она схватила за плечи скорчившегося охранника, который еще не успел оправиться после ее удара, и резко толкнула на последнего противника. Продолжая стонать, бритый тяжело навалился на своего более высокого товарища, и этого оказалось достаточно, чтобы тот потерял равновесие. Дирку хватило мгновения, чтобы переступить через упавшего и нанести удар левой. Удар вышел скользящим, зато пришелся в висок. Ошеломленный охранник попытался в ответ применить каратэ и ударить ногой, но Дирк успел первым. Его правый кулак смял горло охранника. Лицо боевика посинело, он упал на колени, держась за горло обеими руками и пытаясь втянуть в себя хоть немного воздуха. Дирк схватил его автомат и резко повернул его стволом в лицо того охранника, с которым сражалась Саммер. Удар отбросил охранника на заднюю стенку лифта, и он, теряя сознание, сполз на пол.

— Отличная работа, Дымящийся Джо,[349] — похвалила Саммер.

— Думаю, нам лучше не дожидаться второго раунда, — задыхаясь, проговорил Дирк, когда лифт под их ногами замедлил движение. Он проверил, снят ли автомат охранника с предохранителя, и приготовился выпрыгнуть из кабинки лифта. Вот только прыгать ему оказалось некуда.

Не успели двери открыться, как в лицо ему и Саммер уставились дула трех автоматов АК-74. Короткую схватку в лифте видел по внутреннему видео охранник при мониторах, и на выходе победителей уже ждали.

Один из охранников выкрикнул по-корейски какое-то слово, которое Дирк и Саммер поняли и без перевода. Оба они застыли на месте, гадая, насколько легко срабатывают спусковые крючки у нацеленных на них автоматов. Дирк осторожно опустил свой автомат на пол и тут же заметил позади себя в лифте какое-то движение. Он еще успел обернуться, чтобы увидеть, как третий охранник, шатаясь, замахивается на него прикладом. Дирк попытался нырнуть и уйти из-под удара, но опоздал — в ушах громыхнуло, на мгновение в глазах вспыхнул ослепительный свет, загорелись звезды, как сквозь туман Дирк увидел ноги Саммер. Потом все исчезло во тьме, словно задернули занавес, и Дирк рухнул на пол.

34

Пульсирующая боль во всем теле, от макушки и до кончиков пальцев на ногах,' сообщила Дирку, что он жив. Сознание возвращалось медленно, мозг Дирка проводил полную инвентаризацию, сообщая при помощи нервных импульсов, в каких частях его тела имеются отклонения от нормы. Запястья, руки и плечи болели так, как будто он тащил что-то очень тяжелое, но эта боль не шла ни в какое сравнение с адскими вспышками в голове. Какие-то непонятные сигналы поступали от нервных окончаний ступней и ног. Впечатление было такое, словно он стоит в ведре с водой. Постепенно туманная пелена рассеялась. Дирк открыл глаза и обнаружил себя в мокрой, темной и мрачной пещере.

— Добро пожаловать обратно в мир живых, — Голос Саммер гулко прокатился эхом по пещере из конца в конец.

— Ты случайно не разглядела номер грузовика, который меня переехал? — спросил Дирк, с трудом ворочая языком.

— Представь себе, разглядела, да только он наверняка не застрахован.

— Где, черт побери, мы находимся? — поинтересовался Дирк, начиная потихоньку ориентироваться в пространстве и времени.

— В боковой пещере, недалеко от плавучего дока Кана. А холодная вода, что плещется у твоего пупка, это река Ханган.

Ведро с водой, в котором, как поначалу показалось Дирку, он стоял, обернулось на самом деле пещерой и прибывающей водой реки. Теперь, когда зрение восстановилось, Дирк в тусклом свете пещеры разглядел и Саммер. Сестра стояла рядом, ее раскинутые в стороны руки были прикованы наручниками к двум большим баржевым якорям. Точнее, это были не якоря, а высокие бетонные блоки площадью около трех квадратных футов каждый. За десятилетия белые бетонные блоки с торчащими наверху ржавыми железными кольцами покрылись скользкой даже на вид пленкой бледно-зеленых водорослей. В пещере стояли в ряд около дюжины таких блоков. Он и Саммер стояли рядышком, их широко растянутые в стороны руки были прикованы наручниками к кольцам соседних якорей.

Дирк обежал глазами полутемную пещеру. В сумрачном предвечернем свете, который просачивался в пещеру через входное отверстие, он увидел перед собой на противоположной стене четкую линию. Это была граница подъема воды, и Дирк с беспокойством отметил, что она проходит фута на два выше их голов.

— Значит, мы будем медленно тонуть, — произнес он.

— Наш друг Тонджу очень на этом настаивал, — мрачно отозвалась Саммер. — Он даже не позволил одному из охранников застрелить тебя, чтобы мы могли тут побултыхаться вместе.

— Надо не забыть отправить ему благодарственную открытку.

Дирк опустил глаза — вода плескалась уже вокруг его грудной клетки.

— Вода поднимается довольно быстро.

— Мы недалеко от устья Хангана, и сюда заливает приливная волна. — Саммер с испугом посмотрела на брата. — По-моему, за последний час уровень воды поднялся больше чем на фут.

Увидев плеснувшее в глазах сестры отчаяние, Дирк стал лихорадочно искать хоть какое-нибудь средство спасения.

— Времени у нас максимум полтора часа, — подсчитал он вслух.

— Я тут вспомнила кое-что, — сказала вдруг Саммер, наморщив лоб, — У меня в боковом кармане есть маленькая пилка для ногтей. Может быть, она нам пригодится, хотя это примерно то же, что пытаться убить птеродактиля мухобойкой.

— Давай бросай ее сюда, — отозвался Дирк.

— Вот эта железная скоба, по-моему, здорово проржавела, — сказала Саммер, дергая левым запястьем, — Если бы мне удалось освободить одну руку…

— Может, я смогу помочь тебе, — Дирк повис на наручниках и, упираясь спиной в блоки, вытянул ноги в сторону Саммер. Потом, скользя подошвой по боковой поверхности блока, закинул одну ногу на самый верх и, напрягшись, уперся наконец в железное кольцо. Собрав все силы, Дирк выпрямился струной и надавил на верхушку кольца.

Ничего не произошло.

Дирк немного сдвинул ногу, так, чтобы на кольцо пришелся каблук, и еще раз пихнул его изо всех сил. На этот раз кольцо чуть подалось, накренившись в сторону Саммер. Дирк снова и снова наваливался на кольцо, и в конце концов ему удалось отогнуть его почти на девяносто градусов.

— Так, теперь мне понадобится твоя помощь, чтобы вернуть его в вертикальное положение, — сказал он, — Давай попробуем на счет три.

Он просунул носок ноги за кольцо, сосчитал до трех и потянул на себя. Одновременно Саммер надавила на кольцо прикованной рукой. Постепенно им удалось отогнуть кольцо назад, в первоначальное положение.

— Ну вот, видишь, как забавно, — сказал Дирк, давая ноге роздых. — Давай еще раз.

Минут двадцать они дергали и гнули кольцо туда-обратно. Постепенно прочность старого железа на растяжение при изгибе падала, и сгибать кольцо становилось все легче. Наконец при последнем сильном пинке Дирка скоба отломилась от своего бетонного основания. Левая рука Саммер оказалась свободной. Она тут же сунула ее в маленький боковой карманчик своего шелкового жакета и вытащила ту самую стальную пилку для ногтей с фарфоровой ручкой.

— Я достала пилку. Что лучше пилить, сам наручник или скобу? — спросила она.

— Попробуй лучше скобу. Она толще, но зато гораздо мягче и должна легче пилиться, чем наручники из закаленной нержавеющей стали.

Саммер взяла маленькую пилку наподобие ножовки и начала подпиливать основание железного кольца. Работать пилкой в мутной речной воде в полутемной пещере мало-мальски аккуратно само по себе было бы для большинства людей задачей, достойной Геракла, но богатый опыт подводного плавания сослужил Саммер хорошую службу. Годы обследования и подъема останков затонувших в далекие времена судов при плохой обычно видимости до такой степени обострили чувствительность ее пальцев, что прикосновение говорило ей о предмете едва ли не больше, чем глаза.

Саммер чувствовала, как пилка быстро проходит внешний слой ржавого железного кольца, и это наполняло ее надеждой, которая, впрочем, увяла, как только лезвие встретило на своем пути внутренний твердый стержень железного прута, из которого было согнуто кольцо, и скорость продвижения пилки замедлилась до черепашьей. Вода уже поднялась до груди девушки. Отчаяние добавило в кровь Саммер адреналина, и она заработала пилкой так быстро, как это только возможно в воде. Дело шло, миллиметр за миллиметром. Во время коротких перерывов она бралась обеими руками за кольцо и принималась толкать его вперед-назад, чтобы ослабить металл. Чередуя время от времени пиление и раскачивание с одним-двумя глотками речной воды, Саммер наконец сумела сломать кольцо и освободиться.

— Есть! — ликующе воскликнула она.

— Ты не против, если я одолжу у тебя пилку? — невозмутимо поинтересовался Дирк, но Саммер уже оттолкнулась от бетонного блока, подплыла к брату и начала работать над кольцом, державшим его правую руку. Водя пилкой, она отметила мысленно, что ей потребовалось примерно тридцать минут, чтобы прорезать первое кольцо, и что уровень воды добрался им с братом уже почти до плеч. Оказалось, что вода поднимается быстрее, чем она ожидала, и меньше чем за час накроет Дирка с головой. Не обращая внимания на саднящие пальцы и онемевшие руки, она яростно водила пилкой по железу.

Дирк терпеливо ожидал, пока Саммер перепилит кольцо. В какой-то момент он начал насвистывать мотивчик старой песенки 1880-х годов «Гуляя в парке как-то днем».

— Это не помогает, — задыхаясь, проговорила Саммер и улыбнулась про себя глупой песенке. — Эта глупая песенка как прицепится, из головы потом не выкинешь!

Он, конечно, перестал свистеть, но и после этого мотивчик продолжал снова и снова прокручиваться в голове Саммер. К ее удивлению, пилить в такт старой песенке стало легче.

На каждый произносимый про себя слог она с силой проводила пилкой по железу. Из старых слов и ее сильных движений возникал эффективный рабочий ритм.

Вода подобралась уже к подбородку, и Саммер приходилось теперь то и дело хватать ртом воздух, а затем погружать ненадолго голову в воду, иначе никак не удавалось водить пилкой по одному месту. Дирк с трудом удерживал лицо над водой и одновременно раскачивал кольцо-скобу туда-обратно. Саммер без устали пилила. Наконец откуда-то из-под воды раздалось приглушенное металлическое звяканье — кольцо не выдержало их объединенных усилий.

— Три готовы, осталось последнее! — задыхаясь, проговорила Саммер, в очередной раз вынырнув из воды и полной грудью вдохнув воздух.

— Передохни немного, я тебя сменю, — сказал Дирк и свободной рукой перехватил у нее пилку. Освобождение правой руки добавило ему несколько дюймов высоты, но, чтобы пилить последнее кольцо, нужно было все равно погружаться в воду. Он сделал глубокий вдох, нырнул и принялся быстро-быстро пилить кольцо, удерживающее его левое запястье. Через тридцать секунд Дирк высунулся на поверхность, вдохнул свежего воздуха и вновь погрузился в воду. Саммер размяла свои сведенные судорогой пальцы, подплыла к Дирку слева и стала ждать, пока его голова покажется на поверхности. После этого они, подобно паре борцов легкого веса, которые пытаются уложить Халка Хогана,[350] передавали друг другу пилку и по очереди ныряли, вкладывая в борьбу с последним железным кольцом всю свою силу и ярость.

Минуты шли, уровень воды в пещере поднимался все выше и выше. Дирк чувствовал, что каждый раз, поднимаясь на поверхность, ему приходится тянуться все сильнее, чтобы высунуть рот и нос из воды. Инстинктивные рывки и попытки вырваться из плена тяжеленного бетонного якоря приводили лишь к тому, что кольцо наручников на левом запястье все глубже впивалось ему в плоть.

— Побереги силы, тебе еще придется выбираться отсюда, — сказал он сестре, когда со всей очевидностью стало ясно, что времени им не хватит. Саммер ничего не ответила. Она просто выхватила пилку из руки брата и нырнула обратно к кольцу. Дирк наполовину вплавь удерживался на поверхности, откинув голову назад и делая глубокие вдохи. Лицо его едва выглядывало из воды. Он чувствовал, как вода то и дело переливается через него. Дирк потянулся всем телом, чтобы последний раз глубоко вздохнуть перед погружением. Он подтянул себя к кольцу, схватил Саммер за запястье, вырвал у нее из руки пилку и начал в последний раз яростно пилить упрямое железо. Пощупав пропил большим пальцем, Дирк понял, что пилка прошла едва ли треть толщины прута. Оставалось слишком много, и ничего с этим поделать было нельзя.

Когда Дирк предпринял последнюю отчаянную попытку вырваться, секунды показались ему часами. Он чувствовал, что сердце в груди, пытаясь накачать кислородом истощенную кровь, колотится как огромный басовый барабан. Несмотря на плохую видимость в мутной воде, он ощутил, что Саммер больше нет рядом. Может быть, сестра все же последовала его совету и пытается спастись одна. Или, может, она просто не в состоянии находиться с ним рядом и видеть его последние конвульсии.

Дирк на мгновение прекратил пилить, чтобы попробовать навалиться всем весом на кольцо и сломать его. Но сил больше почти не было, а железное кольцо держалось по-прежнему крепко. Он опять схватился за пилку и начал яростно водить по железу своим крохотным стальным напильничком. Каждый удар сердца отдавался звоном в ушах. Как долго он уже не дышит? Минуту, две? Трудно вспомнить.

Голова Дирка стала легкой-легкой, а перед глазами замелькали точки. Он вытолкнул из легких последний воздух и попытался удержаться от искушения открыть рот и вдохнуть. Сердце билось все сильнее, и все труднее становилось не поддаваться панике. Дирку показалось, будто легкое течение увлекает его прочь от кольца, но пальцы его по-прежнему намертво сжимали и отказывались выпустить крохотную пилочку. Перед глазами опустилась белая пелена, а откуда-то издалека доносился голос, повторявший, что все, пора сдаться и прекратить борьбу. Дирк все еще возражал этому голосу, когда сквозь звон в ушах до него вдруг донесся глухой удар, а затем странная дрожь прошла по руке и охватила все тело, и в то же мгновение сознание его окончательно провалилось в темную пустоту.

35

Саммер понимала: чтобы перепилить кольцо, понадобится еще по крайней мере минут двадцать, необходимо найти другой способ освободить брата. Оставив Дирка, она нырнула глубже, к самому дну пещеры. В мутной воде было почти ничего не видно, и Саммер руками ощупывала все вокруг, пытаясь нашарить какое-нибудь устройство или орудие — хоть что-нибудь, что помогло бы ей справиться с оковами. Но на плоском песчаном дне пещеры ничего не было, только ряд бетонных блоков-якорей, один за другим. Саммер двигалась вдоль этого ряда, касаясь одной рукой их скользких боков. В одном месте рука ее наткнулась на большой кусок бетона, который, скорее всего, откололся от якоря в тот момент, когда его сбросили на песок слишком близко к соседнему. Саммер миновала обломок и вскоре добралась до последнего бетонного блока. Неожиданно под руку ей попалось что-то плоское и склизкое, как пропитанная водой кожа. Чуть ниже обнаружился предмет потверже, узкий и изогнутый, в котором Саммер узнала подметку. Рядом лежала какая-то палка, Саммер уже потянулась, чтобы схватить ее, и даже схватила, но тут же выпустила в ужасе. Это была не палка, а бедренная кость скелета — обладателя ботинка. Еще одна жертва жестокости Кана. Труп, видимо, уже очень давно был оставлен в пещере прикованным к бетонному якорю. Саммер, не думая, метнулась прочь от этого места, и угодила головой точно в отколотый кусок бетона. Он был приблизительно квадратной формы и весил около девяноста фунтов. Саммер ощупала кусок со всех сторон, чтобы понять, как обойти его, но заколебалась. Может быть, это и есть ответ, решила она. Во всяком случае, это лучшее, что она может сделать в данных обстоятельствах.

Саммер выскочила на поверхность вдохнуть воздуха, снова нырнула на дно и, напрягая мышцы, подняла обломок на уровень груди. На суше она вряд ли осилила бы такой вес, но в воде этот кусок бетона был более податлив. Со всей возможной скоростью она ринулась вдоль ряда якорей к брату, пытаясь удержать камень в равновесии. Она скорее почувствовала брата, чем увидела его. Саммер развернулась и спиной оттолкнула Дирка прочь от блока, который удерживал его левую руку. Вместо знакомых твердых мускулов брата она с испугом ощутила вялую податливость безвольного тела.

Саммер как можно точнее нацелилась в бетонный якорь, шагнула и бросила на железное кольцо свое тело вместе с бетонным обломком. Она двигалась замедленно и несколько секунд просто плыла вперед, прежде чем сила тяжести взяла свое. Расчет Саммер, однако, оказался точен. Камень ударил в кольцо за какую-то долю секунды до того, как поступательное движение сменилось движением вниз. Явственный дзиньк, приглушенный слоем воды, сказал Саммер, что цель достигнута, и она выпустила бетонный обломок. Ржавое железное кольцо, ослабленное пропилом, поддалось удару ее массивного инструмента и аккуратно обломилось у основания.

Саммер тут же схватила Дирка за плечо и ощупала руку до запястья, которое теперь свободно болталось. Одним движением она вытолкнула брата на поверхность, затем вынырнула сама, вдохнула воздуха и поплыла, увлекая за собой Дирка, к небольшому скальному выступу у стены пещеры. Там она с трудом подняла брата из воды и затащила на полку. Опустившись на колени рядом с братом, Саммер собиралась уже делать ему искусственное дыхание, как вдруг его тело изогнулось и напряглось, а голова повернулась набок. Он со стоном исторг изо рта небольшой водопад воды и тут же жадно втянул в себя воздух. Неуверенно приподнявшись на локте, Дирк повернулся к Саммер и, еще не отдышавшись, с трудом выговорил:

— Похоже, я выпил полреки. Напомни мне в следующий раз, чтобы пил воду только из бутылок.

Едва успев сказать это, Дирк перегнулся пополам, и его снова вырвало. После этого он сел, потирая левое запястье и глядя на сестру. К его радости, она была в полном порядке и в хорошем настроении.

— Спасибо, что вытащила меня, — сказал Дирк. — Как тебе удалось справиться с кольцом?

— Я нашла отбитый кусок бетона и бросила его на скобу. Слава богу, я заодно не оторвала тебе руку.

— Весьма благодарен, — пробормотал он, качая головой.

Отдышавшись, брат и сестра еще около часа отдыхали тут же, на скальной площадке. Они восстанавливали силы, Дирк избавлялся от остатков воды в легких. Воду эту он вдохнул за несколько мгновений после потери сознания, до того как Саммер сумела взломать железную хватку бетонного блока, из-за которого он чуть не утонул. Давно уже наступила ночь, давно исчез слабый отблеск солнечных лучей, проникавших в пещеру через входное отверстие, а молодые люди все лежали практически в полной темноте.

— Ты знаешь, где отсюда выход? — спросил Дирк, когда снова почувствовал себя достаточно сильным, чтобы двигаться.

— До устья пещеры от нас меньше пятидесяти метров, — сказала Саммер, — а чуть восточнее находится плавучий причал Кана.

— А как мы попали сюда в первый раз? — поинтересовался Дирк.

— На маленьком ялике. Я и забыла, что ты проспал самую интересную часть экскурсии.

— Жаль, что пропустил, — отозвался Дирк и потер ссадину на макушке, — Если мы хотим выбраться с этой скалы, придется одолжить у Кана какую-нибудь лодку. Когда мы вошли в бухточку и пришвартовались, с другой стороны от его плавучего дворца стоял маленький катер. Может, он и сейчас там.

— Если нам удастся отвязать его от причала и вывести подальше в бухточку, не заводя мотора, это даст нам дополнительное время.

При этих словах Саммер передернуло — сказалось долгое пребывание в прохладной речной воде.

— Боюсь, нам пора обратно в воду. Ты знаешь дорогу, так что веди.

Саммер разорвала боковой шов своего шелкового платья до самого бедра, чтобы легче было плыть, и скользнула обратно в прохладную черную воду. Дирк спустился следом. Они поплыли к выходу, нащупывая свой путь вдоль узкой извилистой пещеры и продвигаясь к серому округлому пятну, едва заметному на фоне окружающей черноты. Когда они приблизились к выходу из пещеры, невнятное бормотание голосов в отдалении заставило их на мгновение остановиться. Брат и сестра обогнули вплавь крутой поворот и увидели перед собой овальный выход из пещеры, сияющее звездами ночное небо и танцующие на воде блики прожекторов на плавучей пристани. Дирк и Саммер бесшумно выплыли из пещеры к небольшому скальному выступу в нескольких ярдах снаружи. Скользкие от водорослей валуны оказались удобным убежищем, отсюда хорошо видно было и пристань, и прилегающую территорию.

Несколько минут они молча висели в воде, ухватившись за камни, и внимательно осматривали пришвартованные лодки и берег бухточки — пытались засечь малейшее движение. Возле плавучей пристани, установленной параллельно береговой линии, было пришвартовано три лодки. Как Дирк и предполагал, между большой роскошной итальянской яхтой Кана и гоночным катамараном, на котором они прибыли, был втиснут маленький зеленый патрульный катер. Ни на одном из трех суденышек не заметно было никаких признаков жизни. Все они были пришвартованы вплотную друг за другом, нос к корме. Дирк понимал, однако, что на самом крупном из трех судов в любое время суток непременно должен присутствовать постоянный экипаж, хотя бы небольшой.

В отдалении появился одинокий часовой. Он медленно шел вдоль берега. Когда часовой проходил под источником света, Дирк ясно разглядел у него под мышкой блеск автоматного ствола. Часовой подошел ближе, непринужденно ступил на причал и прошелся вдоль всех трех суденышек. Возле большой яхты он остановился и постоял несколько минут. Затем, видимо, заскучав, быстро прошагал по причалу обратно и соскочил на землю. После этого охранник направился по вымощенной камнем дорожке к лифту и расположился в маленькой сторожевой будке у основания скалы.

— Наш человек! — прошептал Дирк, — Пока он остается в этой хижине, большие лодки загораживают ему катер.

— Значит, пора угонять его, пока охранник не пошел на следующий круг.

Дирк кивнул. Молодые люди осторожно оттолкнулись от скалы и бесшумно поплыли к пристани. Краем глаза Дирк следил за сторожкой, а мысленно подсчитывал, сколько времени может ему потребоваться, чтобы в полной темноте закоротить систему зажигания катера, если, конечно, кто-то не решил сделать им приятное и не оставил ключа в замке.

Чтобы не привлекать внимания, они поплыли далеко в стороне от пристани и повернули к ней, только когда оказались непосредственно напротив катера. Грести руками, на запястьях которых все еще болтались наручники, было очень неудобно и, чтобы наручники не звенели, брат и сестра старались держать руки под водой.

Они осторожно подплыли к плавучей пристани. Пока Дирк и Саммер не добрались до кормы катера, борт дебаркадера скрывал от них берег и будку охранника, теперь же будка снова оказалась на виду, и можно было убедиться, что охранник по-прежнему сидит там на табуретке и читает какой-то журнал.

Дирк показал Саммер знаками, чтобы сняла кормовой швартов катера, а сам поплыл вперед разбираться с носовым. Продвигаясь аккуратно вдоль корпуса катера, он каждое мгновение ощущал громаду нависшей над ним яхты Кана. Он подобрался к носу катера и уже протянул руку вверх, чтобы схватиться за швартовочный линь и подтянуться с его помощью на причал, как вдруг услышал прямо над головой резкий щелчок. Дирк застыл неподвижно. Блеснула желтая вспышка, и в ее свете он разглядел даже красное лицо охранника, зажигающего сигарету на корме яхты Кана, не больше чем в десяти футах от него.

Дирк не шевельнул ни единым мускулом. Одной рукой он продолжал держаться за нос катера, стараясь ничем не нарушить тихий плеск спокойной воды. Он терпеливо наблюдал, как вспыхивает периодически при затяжках кончик сигареты охранника, похожий на алый маячок. Дирк поймал себя на том, что затаил дыхание от страха — не за себя, а за Саммер, хотя он надеялся, что ей удастся спрятаться за кормой катерка. Охранник наслаждался сигаретой и никуда не спешил, он простоял на корме не меньше десяти минут, прежде чем выбросил окурок через релинги. Горящий окурок угодил в воду футах в трех от головы Дирка и зашипел, прежде чем погаснуть.

Дирк подождал, пока приглушенные шаги охранника не удалились от релингов, и только после этого погрузился в воду и поплыл к корме катера. Он всплыл чуть позади винта и обнаружил, что Саммер давно с нетерпением дожидается его. Дирк покачал ей головой, тихонько подтянулся и посмотрел вперед на место рулевого. В темноте он еле-еле смог различить панель управления и замок зажигания на ней. Дирку показалось, что замок подмигнул ему в ответ — ключа в отверстии не было. Он опустился обратно в воду и посмотрел на Саммер, затем взял у нее из рук свободный причальный конец. Саммер удивилась, когда брат, вместо того чтобы снова привязать конец к причалу, на минуту нырнул, а затем выплыл уже с пустыми руками и махнул ей рукой в направлении от берега. Саммер выполнила указание и беззвучно поплыла прочь от катера. Когда брат и сестра оказались вне пределов слышимости с берега, они остановились отдохнуть.

— В чем дело? — с легким раздражением спросила Саммер.

Дирк рассказал ей про охранника на корме яхты Кана.

— Без ключа зажигания у нас не было бы никаких шансов. Лодки стоят слишком близко друг к другу, и он обязательно услышал бы, как я вожусь с проводкой. Похоже, нам придется ограничиться яликом.

Маленький ялик, на котором днем гориллы Кана отвезли Дирка и Саммер в пещеру, лежал на берегу возле пристани.

— Он лежит чертовски близко к сторожке, — заметила Саммер.

Дирк взглянул на берег и убедился, что охранник по-прежнему сидит у себя в будке, примерно в двадцати метрах от ялика.

— Значит, придется действовать поосторожнее, — уверенно заявил он.

Они направились обратно к берегу, широко огибая пришвартованные к причалу яхты и катер, и приблизились к скалистой площадке, куда был вытащен ялик, с восточной стороны. Когда ноги молодых людей коснулись дна, Дирк велел Саммер ждать в воде, а сам крадучись двинулся к берегу.

Медленно-медленно, буквально дюйм за дюймом, он по-змеиному подползал на животе к лодке, которая примостилась между двумя валунами примерно в двадцати футах от воды. Используя лодку в качестве прикрытия, он осторожно пробрался вдоль ее деревянного борта и наконец смог заглянуть внутрь. В глаза ему сразу бросилась бухта линя на передней банке. Конец его был привязан к небольшой крепительной утке на носу ялика. Дирк протянул руку через планшир, отвязал линь, вытащил моток и прижал его к груди. Затем снова пробрался вдоль борта к корме лодки, находившейся ближе к воде. Проведя рукой по верху плоского среза кормы, Дирк нащупал отверстие, предназначенное для навески мотора, пропустил через него конец линя и надежно завязал.

Проделав все это, он сполз на животе обратно в воду и направился прочь от берега, постепенно вытравливая линь, пока он не вытянулся на все пятьдесят футов. Саммер подплыла туда же, и брат с сестрой присели в воде на глубине четырех футов, высунув над поверхностью одни только головы.

— Мы выдернем его потихоньку, как марлиня, — прошептал Дирк. — Если кто-нибудь проявит интерес, мы можем нырнуть обратно за те скалы возле входа в пещеру, — добавил он, кивая головой в сторону ближайших валунов. Он положил руку Саммер на линь, отклонился в воде назад и начал потихоньку тянуть. Саммер покрепче ухватилась за веревку и, как только она натянулась, добавила к усилиям брата свой вес.

Маленький ялик легко выскочил из своего гнездышка между валунами и с громким скрежетом проехался килем по скальному основанию. Брат и сестра быстро отпустили линь и уставились на сторожку. Охранник внутри по-прежнему сидел, уткнувшись носом в журнал; он явно не услышал шума, произведенного лодкой. Дирк и Саммер осторожно выбрали слабину и принялись дальше подтаскивать ялик к себе, фут за футом. Время от времени они останавливались, чтобы убедиться, что никто не заинтересовался происходящим. Лодка приблизилась к самой воде, Саммер затаила дыхание. Когда им удалось полностью стащить ялик в воду и жуткий скрежет наконец прекратился, у нее вырвался невольный вздох облегчения.

— Давай оттащим немножко подальше, — прошептал Дирк. Он перекинул конец линя через плечо и поплыл по направлению к центру бухточки. Они отошли от берега метров на сто, и только там Дирк забросил линь в ялик, подтянулся и перекинул свое тело через борт, а затем схватил сестру за руку и тоже втащил ее в лодку.

— Это, конечно, не совсем морской катер «Фонтейн», но, пожалуй, сойдет, — сказал он, изучая внутренность маленького ялика. Обнаружив под банкой пару весел, Дирк вставил их в уключины и погрузил лопасти в воду, потом уселся на банку и с силой навалился на весла. За кормой ялика сияла яркими огнями резиденция Кана. Маленькая лодочка быстро вылетела на середину бухты.

— Отсюда до главного русла реки, наверное, с милю, — предположила Саммер. — Может быть, на реке нам удастся отыскать дружественное судно южнокорейских ВМС или береговой охраны.

— Меня, откровенно говоря, вполне устроил бы попутный сухогруз или баржа.

— Конечно, — отозвалась Саммер, — но только если у него на трубе не будет голубой молнии — эмблемы «Кан энтерпрайзиз».

Дирк бросил взгляд в сторону берега и неожиданно заметил в отдалении какое-то движение. Он прищурился, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть поверх воды. Это удалось, и он слегка поморщился.

— Боюсь, что первое предложение подвезти мы получим не от сухогруза, — произнес он и приналег на весла.

* * *

Охраннику возле пристани наскучил журнал, и он решил еще раз обойти пришвартованные суда. На яхте Кана сегодня дежурил приятель из соседней провинции, которого он не уставал дразнить, повторяя, что у того на родине мало привлекательных женщин. Охранник зашагал к пристани и сначала даже не обратил внимания на пустой пляж, но, ступив на палубу дебаркадера, споткнулся. Чтобы удержаться на ногах, он ухватился за поручень, и тут его взгляд упал на пустой участок земли неподалеку и на рваную полосу на галечном пляже, оставленную килем ялика. Вот только самого ялика нигде не было.

Взбудораженный охранник срочно радировал на центральный пост и сообщил о своем открытии. Тут же откуда-то из темноты прибежали еще двое тяжеловооруженных боевиков. После короткого, но весьма эмоционального разговора в руках охранников появились несколько фонарей. Их желтые лучи бешено заметались по воде, по скалам и даже по небу. Но обнаружить беглецов удалось, против ожидания, охраннику на корме яхты Кана. Он прошелся лучом мощного морского прожектора по поверхности бухточки и обнаружил вдалеке на волнах белое пятнышко — ялик.

— Вот уж неподходящее время красоваться на сцене, — проворчала Саммер, когда луч упал на ялик и его пассажиров. Застрекотал автомат, засвистели пули, пронесшиеся над головами молодых людей, не причинив вреда.

— Ляг на дно, — скомандовал Дирк сестре и еще сильнее приналег на весла. — Мы уже за пределами прицельного огня, но, кто его знает, случайно могут и попасть.

Маленький ялик находился в этот момент как раз посередине бухточки, и катер мог нагнать его за считаные секунды, ну а уж тогда Дирк и Саммер были бы для стрелка точно неподвижная мишень. Дирк молился про себя, чтобы преследователи, бросаясь за ними в погоню, не обратили внимания на кормовой причальный конец катера.

Тем временем один из охранников спрыгнул в зеленый катер и завел мотор. Тонджу, разбуженный выстрелами, выскочил из своей кабины на катамаране и стал сердито спрашивать, в чем дело.

— Возьмите катер. Убейте их, если понадобится, — прорычал он.

Еще двое охранников прыгнули в катер. Один из них успел сдернуть с кнехта носовой швартов. В спешке никто не заметил, что кормовой конец перекинут за борт и уходит под воду. Рулевой катера увидел только, что оба швартовочных кнехта свободны. Как только катер отошел от стенки, он включил скорость и дал полный газ.

На долю секунды зеленый катер рванулся вперед и вдруг встал как вкопанный. Мотор продолжал выть на максимальных оборотах, но катер лишь лениво смещался в сторону. Сбитый с толку рулевой сбросил газ, недоумевая, почему катер не двигается вперед.

— Идиот! — завизжал с палубы катамарана Тонджу, забыв о своей обычной сдержанности. — Твой кормовой конец намотался на винт. Отправьте кого-нибудь за борт, пусть срежет.

Это было дело рук Дирка. Поднырнув под корму катера, он плотно намотал кормовой причальный конец на винт и открытую часть вала, чтобы винт не мог вращаться. Свою долю внес и рулевой, включив двигатель на полную мощность, что еще туже затянуло намотанный линь, мало того, загнало витки спутанной веревки в муфту карданного вала. Любому ныряльщику потребовалось бы не меньше двадцати минут, чтобы разрезать линь на куски и освободить от них карданную передачу.

Сообразив, что с катером дело затянется, Тонджу кинулся в каюту штурмана катамарана.

— Запускай двигатели! Отплываем немедленно! — рыкнул он.

Заспанный штурман в красной шелковой пижаме коротко поклонился и потрусил в ходовую рубку.

На расстоянии в три четверти мили от них Дирк негромко застонал, в очередной раз навалившись на весла. Сердце дико колотилось в груди, мышцы рук и плеч горели от неистовых усилий разогнать ялик еще чуть быстрее, бедра болели от беспрерывных ударов о рукоятки весел. Уставшее тело просило передышки, но воля заставляла Дирка грести и грести изо всех сил. Диверсия на катере помогла им выиграть несколько драгоценных минут, но в распоряжении людей Кана были и еще два быстроходных судна.

От пристани до молодых людей доносился приглушенный шум двигателей катамарана. Вот они заработали, вот набирают обороты. Дирк продолжал грести в размеренном ритме, а Саммер помогала ему провести лодку во входной канал на дальней стороне бухточки. В какой-то момент, когда ялик уже начал движение по изогнутому в форме буквы S каналу, резиденция Кана и лодки у плавучей пристани исчезли из виду.

— У нас есть примерно минут пять, — выдохнул Дирк между двумя гребками. — Ты готова поплавать еще раз?

— Вообще-то с этими штуками я не могу скользить по воде как Эстер Уильямс,[351] — сказала она, подняв руки с висящими на запястьях наручниками, — но уж без еще одной порции гостеприимства Кана я точно обойдусь.

Саммер не стала спрашивать, готов ли Дирк к еще одному тяжелому заплыву. Она знала, что брат, даже и усталый, чувствует себя в воде как рыба. Оба они выросли на Гавайях и всегда любили подолгу плескаться в теплых волнах прибоя. Дирк прекрасно плавал на марафонские дистанции, и ему ничего не стоило просто ради удовольствия проплыть по океану миль пять.

— Если успеем выбраться в главное русло, у нас, возможно, появится шанс, — сказал он.

Ялик миновал первый изгиб русла, огни резиденции Кана скрылись за холмами. Тишину ночи нарушал только далекий шум четырех дизелей катамарана, работавших, судя по звуку, на полную мощность. Дирк и сам уподобился машине — ритмично наклонялся вперед, плавно погружал лопасти в воду и вынимал их обратно после долгого мощного гребка. Саммер выполняла роль рулевого, подсказывая брату, как грести, чтобы пройти по каналу кратчайшим путем, и время от времени подбадривая его.

— Входим во второй поворот, — сообщила она. — Давай правее, и метров через тридцать выйдем из канала в главное русло.

Дирк продолжал грести размеренно и ровно, на каждом третьем гребке чуть ослабляя усилие на левом весле, чтобы ялик мог развернуться и правильно вписаться в поворот. Рев двигателей мчащегося через бухту катамарана стал громче. Хотя у Дирка уже гудели все мышцы, с приближением противника сил у него как будто прибавилось, и маленький ялик еще быстрее полетел по гладкой воде.

Лодка прошла последний поворот канала и вылетела на простор реки Ханган. Тут было уже не так темно, на горизонте замерцали огоньки деревушек, разбросанных по берегам реки и окрестным холмам. Эти слабые огоньки были единственным ориентиром, который позволял судить о подлинной ширине реки, — от одного берега до другого было почти пять миль. В этот ночной час движения на реке практически не было, лишь в нескольких милях ниже по течению стояли несколько небольших коммерческих грузовых судов, ставших на якорь в ожидании рассвета, чтобы с первыми лучами солнца пересечь Ханган и выйти к Сеулу. Неторопливо двигавшаяся вверх по течению ярко освещенная землечерпалка находилась практически напротив ялика молодых людей, но и до нее было где-то около четырех миль. Еще дальше на середину реки медленно выплывало сиявшее разноцветными огнями какое-то небольшое судно.

— Что-то я не вижу ни одного такси, — сказала Саммер, внимательно оглядывая темный горизонт.

Дирк попытался вывести ялик на середину реки и сразу же почувствовал, как его сносит. Скорость течения возросла из-за начавшегося отлива, утаскивавшего с собой воды Хангана в Желтое море. На мгновение Дирк оставил весла — надо было решить, что делать. Землечерпалка казалась неплохим шансом, но, чтобы добраться до нее, пришлось бы идти вверх по реке, а против течения он не выгребет. Дирк обернулся — на другом берегу виднелось скопление желтых огоньков, неясно мерцавших во влажном воздухе.

— Попробуем добраться вон до той деревни, — сказал он, показывая веслом на огоньки, которые светились мили на две ниже по течению, — Если мы поплывем поперек течения, нас снесет как раз примерно туда.

— Все равно, лишь бы поменьше плавать.

Ни брат, ни сестра не знали, что по фарватеру этой части реки Ханган проходит граница, и мерцающие огоньки на том берегу — не деревня, а северокорейская военная база патрульных катеров с большим гарнизоном.

На этом планирование дальнейших действий пришлось прервать, так как позади внезапно во всю мощь взревели двигатели катамарана, который вылетел из канала на речной простор. Лучи пары ярких прожекторов, установленных по бокам ходовой рубки, стремительно метались по воде, обшаривая реку. Через считаные мгновения тот или другой должен был неизбежно накрыть маленький белый ялик.

— Самое время покинуть сцену, — произнес Дирк и развернул ялик носом по течению. Саммер быстро скользнула за борт. Дирк последовал за ней, задержавшись лишь на мгновение, чтобы выбросить в воду пару спасательных жилетов.

— Плывем наискось, чтобы как можно быстрее отойти подальше от дрейфующего ялика, — скомандовал Дирк.

— Правильно. Всплываем за воздухом на счет тридцать.

Автоматная очередь прошила внезапно ночную тишину, в нескольких ярдах перед Дирком и Саммер в воду плюхнулись рядком пули, точно сделанный на машинке шов. Один из прожекторов обнаружил ялик, и, пока катамаран спешил к нему, кто-то из охранников открыл огонь.

Брат и сестра одновременно нырнули, опустившись на глубину в четыре фута, прежде чем развернуться. Мощное течение сносило пловцов с такой силой, что им казалось, будто они застыли на месте, хотя и гребли изо всех сил к середине реки. Продвигаться же против течения было попросту невозможно, хотя их сносило вниз гораздо медленнее, чем пустой ялик.

Низкие пульсации дизелей катамарана далеко расходились по воде, и молодые люди просто кожей чувствовали, как катамаран приближается к ялику. Дирк отсчитывал время по движениям рук, надеясь, что Саммер не потеряется в темноте. Ночью, в черной воде, единственным ориентиром для них служило лишь само течение реки. Досчитав почти до тридцати, Дирк направил свое тело вверх и плавно всплыл на поверхность.

Футах в десяти от него из воды появилась голова Саммер, Дирк слышал ее тяжелое дыхание. Быстро взглянув друг на друга, они оглянулись на ялик и, набрав в грудь воздуха, нырнули снова, чтобы до счета тридцать бороться с течением.

Беглый взгляд, который Дирк успел кинуть на ялик, приободрил его. Катамаран Кана, стреляя из всех стволов, пролетел мимо ялика и теперь осторожно подкрадывался к нему. Никому на борту катамарана и в голову не пришло внимательно осмотреть реку — все были уверены, что брат и сестра по-прежнему в лодке. На самом же деле за то короткое время, что молодые люди провели в воде, они успели отдалиться от ялика почти на сотню метров.

Катамаран подошел к дрейфующей лодке, и Тонджу приказал своим людям прекратить огонь. Беглецов, которых Тонджу рассчитывал увидеть мертвыми на дне изрешеченного пулями ялика, не было. Тонджу стоял и ругался про себя последними словами, пока катамаран медленно проплывал мимо лодки, а охранники шарили фонарями по ее дну. Маленькая лодочка была совершенно пуста.

— Искать в воде и на берегу поблизости от этого места, — приказал он хрипло. Катамаран двинулся вокруг ялика. Прожекторы снова забегали по воде, все глаза вглядывались во тьму. Внезапно раздался возбужденный голос стрелка на носу катамарана.

— Вон там, в воде… два объекта! — кричал он, указывая рукой вправо по носу.

Тонджу удовлетворенно кивнул. «Ну все, на этот раз им конец», — подумал он самодовольно.

36

После четвертого погружения Дирк и Саммер встретились на поверхности и решили немного передохнуть. Им удалось, двигаясь в основном поперек течения, удалиться от ялика почти на четыреста метров.

— Давай пока не будем нырять, — произнес Дирк между двумя глубокими вдохами, — Посмотрим, что собираются делать наши друзья.

Он перевернулся на спину, за ним Саммер, и они, продолжая плыть, стали наблюдать за далеким катамараном. Судно Кана бесцельно дрейфовало возле брошенного ялика, обшаривая своими прожекторами воду вокруг него. Внезапнопослышался крик, катамаран рванул вниз по течению. Раздались выстрелы, и все стихло. Судно остановилось.

Тонджу, подведя катамаран к двум замеченным в воде объектам, со злостью наблюдал, как его стрелки разносят в клочья ни в чем не повинные пустые спасжилеты, которые Дирк, покидая ялик, успел выбросить за борт. Несколько минут катамаран крутился вокруг них в надежде, что беглецы где-то рядом, просто нырнули в воду, после чего возобновил поиски. Дирк и Саммер, борясь с течением, наблюдали, как катамаран начал ходить кругами, с каждым оборотом расширяя их и отходя все дальше от покачивающегося на воде ялика.

— Еще несколько минут, и они доберутся до нас, — пожаловалась Саммер.

Дирк осмотрелся. Они находились примерно в миле от берега, но не пересекли и четверти широченной реки. Можно было повернуть обратно и попытаться добраться до ближайшего берега, но в таком случае им пришлось бы проплыть перед продвигающимся вперед катамараном. Можно было также следовать своему первоначальному плану и двигаться по направлению к группе огоньков на другом берегу, но плыть становилось все труднее, они слишком долго пробыли в холодной воде, и усталость уже давала о себе знать. Еще три мили вплавь представлялись им почти непосильной задачей, ведь вдобавок пришлось бы то и дело нырять, прячась от катамарана. И нельзя было сказать с точностью, уцелеют ли они в этой игре в кошки-мышки с Тонджу и его автоматчиками.

Но имелась и третья возможность. Небольшое суденышко с яркой россыпью разноцветных огоньков, которое Дирк и Саммер уже видели выше по течению, приближалось и должно было пройти примерно в полумиле от них. В темноте Дирк не мог ясно разглядеть, что это за судно, но по виду это был какой-то деревянный парусник. Ближе к носу, в свете фонаря на верхушке мачты, краснел поднятый четырехугольный парус, но судно, казалось, шло ненамного быстрее самого течения.

Дирк прикинул на взгляд маршрут парусника и проплыл еще сотню ярдов по направлению к середине реки, где остановился. Саммер, не сообразив сразу, что брат замер на месте, проплыла мимо него и вернулась обратно.

— Ты что? Нужно плыть дальше, — прошептала она.

Дирк кивнул на катамаран. Великолепное судно, двигаясь по широкой дуге, приблизилось к середине реки. Дирк мысленно рассчитал, где оно будет находиться, сделав следующий круг.

— На следующем круге нас заметят с катамарана, — негромко проговорил он.

Саммер и сама понимала, что он прав. На следующей дуге яркие лучи прожекторов пройдут точно по тому месту, где они сейчас находятся. Их не заметят, только если они проведут под водой целых несколько минут.

Дирк бросил быстрый взгляд туда, где находился парусник.

— По-моему, сестренка, пора переходить к плану «Б».

— К плану «Б»? — переспросила Саммер.

— Ну да, к плану «Б». Выставь большой палец и начинай ловить попутку.

* * *

Большой деревянный парусник, поскрипывая, лениво тащился вниз по реке. Парус на фок-мачте и небольшой вспомогательный двигатель помогали ему идти чуть быстрее течения — всего на три узла. Когда судно подошло поближе, Дирк рассмотрел наконец, что это трехмачтовая китайская джонка примерно двадцати пяти метров в длину. В отличие от большинства неопрятных судов в этой части света, за ней, судя по всему, тщательно следили. От носа к корме весело покачивалась цепочка разноцветных китайских фонариков, придававших всему судну праздничный вид. Тщательно отполированные поверхности, выполненные из тикового дерева, мягко поблескивали в свете раскачивающихся фонарей на мачте и капитанской рубке. Откуда-то из-под палубы пара стереодинамиков разносила оркестровую музыку, в которой Дирк узнал мелодию Гершвина. Однако, несмотря на праздничную атмосферу, на палубе судна не было ни души.

— Эй, на борту! Мы здесь, в воде! Помогите!

Джонка подходила все ближе, но приглушенный оклик Дирка остался без ответа. Он повторил его, стараясь не кричать громко, чтобы не привлечь внимания людей на катамаране, который тем временем завершил дугу вниз по течению и уже направлялся вверх. Подплыв поближе к джонке, Дирк как будто заметил какое-то движение на корме, но и на этот раз на его призыв о помощи никто не ответил. Он приглушенно крикнул еще раз и даже не заметил за звуками собственного голоса, что двигатель джонки прибавил обороты.

Золотистый тиковый корпус джонки двигался уже мимо Дирка и Саммер. Резной дракон на форштевне ехидно покосился на них и величественно проплыл мимо на расстоянии меньше десяти футов, оставив молодых людей в стороне по правому борту. Джонка скользила подобно призраку в ночи, глухая к призывам из воды. Вот уже мимо проплыли корма судна и рудерпост, и Дирк оставил всякую надежду на спасение и помощь с джонки, сердито гадая, что случилось с рулевым на этом странном судне — заснул ли он, пьян, или то и другое.

Он вновь устремил взгляд на приближавшийся катамаран и даже вздрогнул от неожиданности, когда рядом с его головой что-то плюхнулось в воду. Это был оранжевый пластиковый поплавок на веревке, идущей от кормы джонки.

— Хватайся и держись крепче! — скомандовал он сестре. Лишь убедившись, что Саммер крепко ухватилась за линь, он и сам схватился за него. Линь быстро натянулся, на мгновение утащив обоих молодых людей под воду — джонка шла быстрее течения. Захлебывающихся, их потащило по воде словно упавшего воднолыжника, забывшего отпустить буксировочный фал. Дирк начал медленно подтягиваться вверх по веревке, перебирая руками. Добравшись до высокой кормы, он повис, продолжая подтягиваться, пока не дотянулся рукой до бортика. Тут из темноты появились две руки, которые ухватили его за отвороты комбинезона и перетянули через релинг на палубу.

— Спасибо, — пробормотал Дирк, не обращая особого внимания на высокую фигуру в тени, — Моя сестра еще там, — задыхаясь, произнес он, поднялся, ухватился за веревку и принялся изо всех сил тянуть ее. Высокий человек шагнул ближе, встал позади Дирка и тоже ухватился за веревку. Они подтягивали Саммер к релингам, словно попавшуюся на крючок камбалу, пока она не перевалилась через ограждение и бессильно рухнула на палубу. На другом конце палубы раздался пронзительный лай, и через мгновение маленькая черно-коричневая такса налетела на Саммер и начала вылизывать ее лицо.

— Темновата сегодня ночка для плавания, вам не кажется? — проговорил незнакомец по-английски.

— Вы американец? — удивился Дирк.

— С того самого дня, как родился в краю Линкольна,[352]— последовал ответ.

Дирк в первый раз внимательно посмотрел на стоявшего рядом человека. Ростом он был шесть футов три дюйма — почти столько же, сколько сам Дирк, но на добрых двадцать фунтов тяжелее. Грива непослушных белых волос и такая же эспаньолка свидетельствовали о том, что он старше Дирка по крайней мере лет на сорок. Зелено-голубые глаза этого человека, озорно блестевшие в свете фонарей, что-то пробудили в душе Дирка. У него возникло такое чувство, будто он видит перед собой собственного отца, каким он будет в старости.

— Мы в большой опасности, — вступила в разговбр Саммер, поднимаясь на ноги. Она подхватила собачонку на руки и теперь стояла, почесывая ее за ушами. В ответ маленькая такса довольно махала хвостом. — Эти бандиты потопили наше исследовательское судно, а теперь хотят убить нас, — добавила она, показав кивком головы на катамаран, медленно плывущий по направлению к паруснику.

— Я слышал автоматный огонь, — отозвался человек с джонки.

— Они собираются совершить еще одно смертельно опасное нападение. Нужно предупредить власти, — умоляюще произнесла Саммер.

— Опасность угрожает многим тысячам невинных людей, — мрачно добавил Дирк.

Седоволосый мужчина внимательно оглядел молодых людей с головы до ног. Саммер, мокрая, но по-прежнему элегантная в своем разорванном шелковом платье для коктейля, странно смотрелась рядом с Дирком, покрытым синяками и ссадинами и облаченным в разорванный синий комбинезон. Ни он, ни она не пытались скрыть наручников, свисавших с запястий.

Губы мужчины изогнулись в легкой улыбке.

— Пожалуй, я вам поверю. Давайте-ка спрячем вас внизу, пока мы не разойдемся с этим катамараном. Можете устроиться в каюте Маузера.

— Маузера? Сколько человек на борту? — спросил Дирк.

— Только я да парень, что целуется в данный момент с вашей сестрой, — ответил американец. Дирк обернулся — маленькая такса радостно слизывала воду с лица Саммер.

Владелец джонки быстро провел их через дверь к трапу и далее вниз в отделанную со вкусом каюту.

— В ванной есть полотенца, в шкафу сухая одежда. И вот еще, это вас согреет, — Он взял с бокового столика бутылку и налил им в бокалы прозрачной жидкости. Дирк залпом выпил и ощутил во рту пряную горечь крепкого ликера.

— Соджу, — пояснил хозяин, — Местный рисовый напиток. Не стесняйтесь. Я пока попытаюсь избавиться от ваших друзей на катамаране.

— Спасибо, что помогли нам, — благодарно отозвалась Саммер, — Кстати, меня зовут Саммер Питт, а это мой брат Дирк.

— Приятно познакомиться. Я Клайв Касслер.

* * *

Касслер вернулся к расположенному на виду штурвалу и включил сцепление, прибавляя скорости и поворачивая судно еще резче к середине реки. Через какие-то несколько минут снизу подошел катамаран и осветил джонку своими прожекторами. Касслер нахлобучил поглубже коническую соломенную шляпу крестьянина и сгорбился у штурвала, стараясь казаться меньше ростом.

В ярком свете прожекторов он разглядел на палубе катамарана несколько человек с автоматами, стволы которых все как один смотрели в его сторону. Катамаран медленно приблизился почти вплотную к левому борту джонки, и кто-то невидимый на мостике прокричал в мегафон вопрос, на который Касслер ответил отрицательным покачиванием головы. С катамарана послышалась еще одна команда, а прожекторы между тем обшаривали джонку. Касслер снова покачал головой, гадая про себя, заметят ли с катамарана вымокшую веревку на корме и две пары мокрых следов на палубе. Несколько долгих минут катамаран держался вплотную у борта джонки, как будто собираясь брать ее на абордаж. Затем его двигатели внезапно взревели и судно унеслось прочь, чтобы продолжить поиски ближе к берегу.

Касслер провел свою джонку по последним милям реки Ханган, туда, где она вливалась в Желтое море. Когда со всех сторон открылись морские просторы и опасность встречи с другими судами сошла на нет, Касслер переключил на панели возле штурвала несколько электронных тумблеров. Зажужжали гидравлические лебедки, натягивая фалы, поднимая реи и подтаскивая к самым верхушкам грот и бизань-мачты четырехугольные паруса традиционного красного цвета классической джонки. Касслер вручную закрепил оттяжки, а затем вырубил свой маленький дизель. Теперь старую джонку влекла по волнам элегантная мощь ее парусов.

— У вас чудесное судно, — заметил Дирк, появляясь на палубе в джинсах и рубашке поло. Следом за ним поднялась Саммер, в огромном комбинезоне и мужской рабочей рубашке.

— Это стандартное китайское торговое судно, они плавают в этих водах уже почти две тысячи лет, — ответил Касслер, — Эта джонка была построена в Шанхае в тысяча девятьсот седьмом году для богатого торговца чаем. Она вся целиком сделана из твердого тикового дерева, которое называют «дацянь тун». Она чрезвычайно надежна и великолепно приспособлена для плавания по морю.

— Где вы ее отыскали? — поинтересовалась Саммер.

— Один мой друг обнаружил ее брошенной на одной малайской верфи и решил восстановить. Работа заняла у него шесть лет. Ну а потом ему надоело плавать под парусами, и я выменял ее у него за несколько антикварных автомобилей. Планирую пересечь на ней азиатскую часть Тихого океана. Вышел из Японии и собираюсь добраться до Веллингтона.

— Вы управляете ею в одиночку? — спросила Саммер.

— Она оборудована мощным дизельным двигателем и гидравлическими подъемниками для рейковых парусов. Кроме того, все это подключено к компьютеризированному автопилоту. Управляться с ней одно удовольствие, она, вообще-то говоря, может ходить и самостоятельно.

— А спутниковый телефон у вас на борту есть? — спросил Дирк.

— К сожалению, нет. Максимум, что я могу вам предложить, это слабенький радиопередатчик для связи с берегом. Я не хотел, чтобы мне во время круиза надоедали телефонными звонками или сетевыми посланиями.

— Понимаю. А куда вы направляетесь в данную минуту и, если не трудно, где мы сейчас находимся?

Касслер вытащил навигационную карту и поднес ее к слабому свету приборной панели.

— Сейчас мы выходим в Желтое море примерно в сорока милях к северо-западу от Сеула. Насколько я понимаю, в ваши намерения не входит плыть со мной до самого Веллингтона? — Он с усмешкой провел указательным пальцем по карте, — Как насчет Инчхона? Я могу высадить вас там часов через восемь. Кажется, там неподалеку находится военно-воздушная база США.

— О, это было бы прекрасно. Где угодно, лишь бы найти телефон и поговорить с кем-нибудь в штаб-квартире НУМА.

— НУМА, — задумчиво протянул Касслер, — А вы, случаем, не с того судна НУМА, которое затонуло к юго-востоку от Японии?

— «Морской скиталец». Да, мы с него. Но откуда вам известно о нем? — спросила Саммер.

— Об этом много говорили в новостях Си-эн-эн. Я видел их интервью с капитаном. Он рассказывал, как команду судна после взрыва в машинном отделении спас японский сухогруз.

Дирк и Саммер недоверчиво переглянулись.

— Значит, капитан Морган и экипаж живы? — выпалила наконец Саммер.

— Да, именно так его звали. По-моему, он сказал, что весь экипаж судна спасен.

Саммер принялась торопливо рассказывать о том, как на их судно напали люди Кана, ее с братом увезли с собой, и они ничего не знали о судьбе товарищей по команде.

— Я сильно подозреваю, что немало людей ищут вас сейчас, — сказал Касслер. — Пока что вы в безопасности. На камбузе есть сэндвичи и пиво. Почему бы вам сейчас не перекусить и не отдохнуть немного. Я разбужу вас, когда придем в Инчхон.

— Спасибо, я так и сделаю, — ответила Саммер и пошла к трапу.

Дирк, задержавшись, замер у релинга, глядя, как робкий свет наступающего дня пытается высветлить горизонт на востоке. В его памяти прошли чередой события трех последних дней, и измученное тело напряглось, словно перед решающим прыжком. Каким-то чудом команда «Морского скитальца» уцелела при гибели судна. Но руки Кана все равно в крови, а ставки многократно возросли. Если то, что рассказал им Кан, правда, под угрозой миллионы жизней. Сумасшедшего необходимо остановить, и как можно быстрее — Дирк твердо это знал.

Часть третья МОРСКОЙ СТАРТ

16 июня 2007 года

Лонг-Бич, Калифорния

37

Стояло типичное для Южной Калифорнии свежее, влажное утро, но Дэнни Стамп все равно чувствовал, как у него из подмышек стекает пот. Старый инженер нервничал, как подросток перед школьным балом, мечтающий потискаться там с кем-нибудь. Близко знавшие его люди могли подтвердить, что он всегда так себя чувствовал, когда его «малыш» путешествовал.

«Малыш» его не был младенцем и путешествовал не в подгузниках. На сей раз это была двухсотдевятифутовая ракета «Зенит-ЗSL» с жидкостными двигателями, и в данный момент производился тонкий процесс доставки ее на стартовую площадку. Кругленький лысоватый директор по ракете-носителю не отрываясь смотрел с высокой корабельной надстройки, как внизу под его ногами медленно, дюйм за дюймом появляется ракета стоимостью девяносто миллионов долларов, за которую он отвечает. По мере того как громадный белый цилиндр медленно выезжал на напоминавшей сороконожку многоколесной платформе из своего горизонтального гнездышка, глаза Стампа все чаше останавливались на больших синих буквах на корпусе ракеты — SEA LAUNCH.

Консорциум «Морской старт» был основан в девяностых годах двадцатого века как международное коммерческое предприятие, специализировавшееся поначалу на запуске ракет и выведении на орбиту спутников связи. Главный учредитель предприятия — американский аэрокосмический гигант «Боинг» — взял на себя не только общее руководство программой, но и установку полезной нагрузки, то есть спутников заказчика. Стремясь «перековать мечи на рубли», к консорциуму присоединилась пара российских компаний. Они взяли на себя обязательство предоставлять сами ракеты, или «средства выведения», как их называют профессионалы. «Зенит» — бывшая военная ракета, на которую прежде устанавливали ядерные боеголовки.[353] Это отработанный и многократно испытанный носитель, идеально подходящий для коммерческого использования. Но самую важную и уникальную, пожалуй, часть проекта выполнила норвежская фирма «Кварнер». Эта фирма с штаб-квартирой в Осло переоборудовала подержанную плавучую полупогружную буровую установку, прежде работавшую в Северном море, в самоходную плавучую стартовую платформу, которую можно установить для запуска практически в любой точке Мирового океана.

Любая точка Мирового океана — это, конечно, эффектный рекламный ход, но в реальности только один район земного шара стоит того, чтобы производить оттуда запуски, и это район экватора. Для геосинхронного спутника, который все время остается на одной и той же орбитальной позиции и следует за вращением Земли, не существует более прямого пути на орбиту, чем путь с экватора. Ракета при выведении спутника на орбиту сжигает меньше топлива, а значит, может взять более тяжелый груз. Владельцы спутников, которые, естественно, стремятся получить от своих многомиллионных вложений максимальную отдачу, могут придать своим спутникам какие-то новые возможности или добавить дополнительного топлива для маневров, что в итоге заметно продлит полезную жизнь спутника. Установка спутников в головную часть ракеты в Лонг-Бич и доставка ракеты на экватор для запуска из любопытной идеи превратились в эффективную бизнес-модель — и это в мире коммерческих космических операций, где ставки и риски очень высоки.

Радиотелефон фирмы «Моторола», висевший у Стампа на поясе, внезапно затрещал атмосферными помехами.

— Ракета выкачена. Готовы цеплять к крану, — прохрипел невидимый собеседник. Стамп помедлил, рассматривая ракету «Зенит», торчавшую из кормы судна, как жало из брюшка пчелы. Стремясь сделать всю систему как можно более гибкой, команда «Морского старта» умудрялась собирать и самое ракету, и полезный груз внутри специально приспособленного для этого судна под названием «Си Лонч Коммандер». На верхних палубах этого шестисотшестидесятифутового судна, официально известного как «сборочно-командное», размещалось множество компьютеров и центр управления, который руководил в море всеми операциями по запуску ракеты. На нижней палубе располагался гигантский сборочный зал, вмещавший все компоненты ракеты «Зенит». Здесь армия инженеров и техников в белых халатах собирала воедино в горизонтальном положении поделенные на сегменты секции русской ракеты, для чего почти во всю длину судна была проложена железнодорожная колея. По завершении сборки под обтекатель верхней ступени помещали спутник, после чего все это с черепашьей скоростью выкатывали из кормы «Коммандера».

— Цеплять разрешаю. Перенос по готовности, — произнес Стамп в микрофон с легким среднезападным акцентом. Он поднял глаза на огромный кран, встроенный на краю высоченной пусковой площадки. За край платформы выступала пара наклонных ферм в форме буквы М, с которых свисало вниз несколько толстых тросов. Плавучая платформа, окрещенная «Одиссеем», была установлена вплотную позади «Коммандера», и сейчас крылья ее крана нависали точно над лежащей внизу ракетой. Тросы опустились на ракету-носитель, где целая команда инженеров в касках быстро подсоединила их к множеству стропов и точек захвата, распределенных по всей длине ракеты.

— «Си Лонч Коммандер», говорит «Одиссей», — проревел в радиоприемнике Стампа новый голос. — Готов к переносу ракеты-носителя.

Стамп кивнул маленькому человечку рядом — бородатому капитану «Си Лонч Коммандера» по имени Кристиано. Тот заговорил в микрофон своей рации:

— Говорит «Коммандер». Начинайте транспортировку по готовности. Удачи, «Одиссей»!

Через несколько секунд тросы натянулись, и ракета, сохраняя горизонтальное положение, медленно поднялась в воздух со своего ложа. Стамп, затаив дыхание, следил, как «Зенит» поднимался все выше и выше, пока не завис высоко над палубами «Коммандера». Вес незаправленной ракеты составляет лишь малую долю от ее стартовой массы, так что подъем ее краном можно сравнить с подъемом пустой банки из-под пива. И все же Стамп всякий раз нервничал, глядя на громадную ракету, висящую у него над головой.

После мучительно медленного подъема до верхнего уровня пусковой платформы команда управления краном запустила лебедку, и ракету-носитель стали затягивать горизонтально в стерильно чистый ангар на верхней палубе «Одиссея». Как только верхушка ракеты прошла в створ ворот ангара, всю ракету-носитель целиком мягко опустили на специальную колесную платформу-установщик. Когда плавучая платформа доберется до назначенного места старта, транспортер-установщик выкатит ракету из ангара и поставит ее вертикально для запуска.

— Ракета-носитель закреплена. Отличная работа, джентльмены. Пиво сегодня с меня. «Одиссею» отбой.

Стамп словно сбросил с плеч тяжелый груз, лицо его расплылось в широкой улыбке.

— Проще простого, — сказал он Кристиано с таким видом, как будто исход операции не вызывал у него ни малейших сомнений.

— Похоже, мы все-таки успеем к запланированной дате старта через семнадцать суток, — отозвался Кристиано, следя за тем, как пустая платформа, с которой только что сняли ракету-носитель, заползает обратно в ангар на нижней палубе «Коммандера». — Долгосрочный прогноз погоды по-прежнему благоприятный. После последних проверок и заправки топливом «Одиссей» может отплыть через четверо суток. Мы на «Коммандере» последуем за ним еще через сорок восемь часов, после погрузки дополнительных запчастей и провизии. Мы легко догоним «Одиссей» задолго до подхода к условленному месту старта.

— А вот это хорошо, — обрадованно сказал Стамп. — В договоре с заказчиком по вопросу о сроках предусмотрены такие штрафы, что нам конец, если мы опоздаем с запуском.

— Кто же мог знать, что забастовка докеров задержит доставку компонентов ракеты «Зенит» на пятнадцать суток, — заметил Кристиано, качая головой.

— Нагоняя отставание, команда ракеты проделала воистину гигантскую работу. Боюсь даже представить себе, сколько придется заплатить за сверхурочные, но ничего не поделаешь — команда, наверное, поставила рекорд скорости по сборке и установке полезной нагрузки. Да еще этот наш параноик заказчик, который прячет свой спутник от всех.

— Интересно, что может быть такого секретного в спутнике телевещания?

— Понятия не имею, — пожал плечами Стамп, — Думаю, это типичная азиатская скрытность. Вся эта операция вообще кажется мне бессмысленной. У них не такой уж и тяжелый спутник, его можно было без проблем запустить китайской ракетой «Чанчжэн» на пару миллионов дешевле, чем нашей.

— Страх перед китайцами — вещь нередкая на Дальнем Востоке.

— Это правда, но обычно, когда дело доходит до долларов и центов, о нем забывают. Возможно, все дело в руководителе телекоммуникационной фирмы. Он, по-моему, та кошка, которая ходит сама по себе.

— Он ведь единолично владеет компанией, да? — поинтересовался Кристиано, заведя глаза горе в попытке вспомнить.

— Ну да, — ответил Стамп. — Дэ Юн Кан человек очень богатый и могущественный.

* * *

Кан между тем сидел в своем кабинете, отделанном вишневым деревом, откинувшись на спинку мягкого кожаного кресла и внимательно слушал технические пояснения двух инженеров с его предприятия в Инчхоне. В дальнем конце комнаты молча сидел Тонджу, по своему обыкновению пристально глядя своими темными глазами на докладчиков. Один из инженеров, худой, неопрятного вида мужчина с глубокими залысинами, в очках, объяснял Кану скрипучим голосом:

— Как вы знаете, спутник «Кореасат-2» был доставлен на предприятие фирмы, обеспечивающей запуск, примерно три недели назад. Там он был установлен под головным обтекателем, или в носовой конусообразной части, ракеты «Зенит». После этого ракета-носитель в собранном виде была перегружена на плавучую самоходную пусковую платформу, которая в настоящий момент готовится к выходу в район экватора.

— Утечек информации не было? — спросил Кан, метнув холодный взгляд в сторону Тонджу.

Инженер покачал головой:

— Спутник круглосуточно находился под охраной нашей собственной службы безопасности. Команда «Морского старта» ничего не подозревает. По всем внешним признакам наш спутник якобы разработан для трансляции телевизионных сигналов. Теперь же, когда спутник установлен внутри обтекателя ракеты, никаких подозрений вообще не может возникнуть, — Инженер отхлебнул кофе из наполненной доверху кружки, уронив несколько капель горячей жидкости на рукав поношенного клетчатого спортивного пиджака. Коричневые пятнышки на пиджаке присоединились к таким же на галстуке.

— А этот распылитель… вы проверили его работоспособность? — спросил Кан.

— Да. Как вы знаете, после испытания малой модели на Алеутских островах мы внесли в него несколько усовершенствований. Теперь устройство не может распылять одновременно два вещества, поскольку распыление раствора цианида было исключено из задания. Кроме того, систему снабдили съемными емкостями, что позволит нам зарядить спутник биоагентом за считаные часы до запуска. И, конечно, объем значительно увеличился. Алеутская испытательная модель, как вы помните, несла меньше пяти килограммов биохимической смеси, тогда как наш спутник сможет распылить триста двадцать пять килограммов гидрогенизированного вируса «Химера». Прежде чем спутник был установлен под головной обтекатель ракеты, мы провели поздно ночью последнее испытание в безопасных условиях. Результаты положительные. Мы уверены, что система распыления сработает над целью как предусмотрено.

— Я и не ожидаю никаких отказов со стороны нашей аппаратуры, — заявил Кан.

— Наиболее критическая часть операции — запуск, — продолжал инженер со скрипучим голосом. — Ли Вук, удалось ли нам получить необходимые для управления и контроля данные, с которыми можно провести самостоятельный запуск?

Второй инженер, помоложе, широконосый мужчина с сальными волосами, явно чувствовал себя неловко в присутствии Кана.

— Процесс запуска состоит из двух основных этапов, — заговорил он, слегка заикаясь, — Первый включает в себя позиционирование и стабилизацию плавучей пусковой площадки, а затем установку, заправку ракеты и подготовку ее к старту. Нам удалось получить рабочие инструкции «Морского старта» для этого этапа, — добавил он, не удосужившись упомянуть денежные суммы, потраченные на взятки, — Наши люди изучили их и как следует отработали все необходимые операции. Кроме того, мы заручились услугами двух украинских специалистов по запуску, которые прежде работали в КБ «Южное» — на предприятии, где производятся ракеты «Зенит». Они помогают нам с расчетом траектории и заправки топливом и будут под рукой, чтобы помочь с подготовкой механики.

— Да, я в курсе, чем и как их пришлось заманивать, — вставил Кан пренебрежительным тоном, — По-моему, в области капиталистического вымогательства русские могли бы даже Запад поучить кое-чему.

Ли Вук никак не отреагировал на эту реплику. Ему удалось наконец справиться со своим заиканием, и он заговорил уже ровнее:

— Второй критический этап — сам момент пуска и затем управление полетом. Во время обычного запуска с моря это управление осуществляет командное судно «Морского старта». Для нашего запуска эти обязанности возьмет на себя «Бэкдже». Мы оснастили судно оборудованием связи и компьютерами, необходимыми для осуществления запуска и управления полетом, — произнес Ли Вук чуть ли не шепотом. — Наше последнее приобретение — программное обеспечение для контроля состояния, сопровождения и передачи команд на ракету-носитель. Сам процесс запуска с плавучей платформы в значительной степени автоматизирован, поэтому программное обеспечение совершенно необходимо. Эти несколько миллионов строк программного кода обеспечивают все этапы запуска, телеметрию и сопровождение.

— Мы сами разработали для нашей операции необходимое программное обеспечение?

— На написание и тестирование собственных программ потребовалось бы много месяцев. Нам повезло. Дело в том, что все эти программы хранятся в базах данных сборочно-командного судна. Поскольку мы официальные клиенты, наши специалисты на протяжении последних трех недель, пока спутник «Кореасат-2» устанавливали на ракету-носитель, имели полную свободу. Оказавшись на судне, наши системщики сумели без особых сложностей проникнуть в его главные компьютеры и добыть оттуда коды программ. Буквально под носом их компьютерных экспертов мы сделали для себя копии и за четыре дня передали их по спутниковой связи непосредственно с «Морского старта» в нашу лабораторию в Инчхоне.

— Но мне сказали, что «Бэкдже», или «Когурё», как он теперь называется, уже сутки назад вышел из порта.

— Мы уже передали часть программы на его бортовые компьютеры, а оставшееся загрузим, пока судно идет к месту старта.

— И вы уже определили оптимальную траекторию полета для достижения максимального рассеяния вещества? — поинтересовался Кан.

— Теоретически мы можем запустить ракету по цели с расстояния до четырех тысяч километров, однако вероятность точного попадания в этом случае довольно мала. У спутника нет системы управления для суборбитального полета, поэтому нам, чтобы обеспечить попадание, необходимо учесть все параметры — ветер, тягу двигателей, позицию стартовой платформы. Используя нормальные ветровые параметры для Тихого океана, наши украинские инженеры определили, что максимальная точность доставки груза будет обеспечена, если поместить стартовую платформу примерно в четырехстах километрах от объекта. С поправкой на атмосферные условия в момент запуска мы сможем рассчитать попадание полезного груза на землю с точностью до пяти километров.

— Но система распыления будет активизирована значительно раньше, — вставил первый инженер.

— Верно. Система распыления, или полезная нагрузка, будет активизирована на высоте шести тысяч метров. Это произойдет вскоре после отделения головного обтекателя и полезного груза от самой ракеты. После этого аппарат будет на каждый километр спуска продвигаться примерно на восемь километров. Таким образом, пары действующего вещества распределятся вдоль полосы длиной сорок восемь километров.

— Я предпочел бы не проводить запуск так близко к побережью Северной Америки, — сказал Кан, нахмурившись, — но если от этого зависит точность попадания, пусть будет так. А как вы будете определять траекторию полета? По количеству сжигаемого топлива?

— Точно так. «Зенит-ЗБЬ» — это трехступенчатая ракета, предназначенная для выведения на высокую орбиту тяжелых грузов. Наша же расчетная максимальная высота меньше пятидесяти километров, так что мы не будем заправлять топливом вторую и третью ступени, а в первую ступень зальем топлива меньше нормы. Мы можем прервать подачу топлива в любой момент, по нашей программе это будет сделано чуть больше чем через минуту полета. Как только ракета-носитель начнет спуск в восточном направлении, мы скомандуем отделение секции полезного груза, а затем сброс обтекателя. Так называемый спутник автоматически запустит систему распыления и до столкновения с землей будет разбрасывать действующее вещество.

— Есть ли уверенность в том, что американская система противоракетной обороны не представляет для нас опасности?

— Американская противоракетная система до сих пор не вышла из младенческого возраста. Она нацелена на межконтинентальные баллистические ракеты, которые запускаются издалека, с расстояния в тысячи километров. Она просто не успеет среагировать. Даже если они и попытаются сбить нас, их ракеты-перехватчики прибудут на место уже после того, как пройдет команда на отделение. В крайнем случае они без всякого вреда для нас уничтожат ракету-носитель. Нет, сэр, как только мы осуществим запуск, ничто не сможет помешать срабатыванию нашего устройства.

— Я рассчитываю начать обратный стартовый отсчет, когда в районе цели будут находиться лидеры «Большой восьмерки», — объявил Кан.

— Если позволит погода, мы планируем пуск на то время, когда все они перед официальным саммитом соберутся в Лос-Анджелесе, — нервно отозвался инженер.

— Насколько я понял, вы будете следить за событиями из Инчхона?

— Телекоммуникационная лаборатория находится на постоянной связи с «Когурё» и будет контролировать все происходящее в реальном времени. Конечно, мы будем консультировать команду на судне во время предстартовых процедур. Надеюсь, вы сможете присоединиться к нам, чтобы вместе посмотреть старт?

Кан кивнул:

— Если позволят дела. Вы выполнили задачу исключительной важности. Доведите операцию до успешного завершения, и Центральный комитет достойно вознаградит вас.

Кан кивнул еще раз, показывая, что совещание окончено. Инженеры обменялись взглядами, поклонились Кану и тихо вышли за дверь. Настала очередь Тонджу. Он поднялся со своего места и встал перед большим письменным столом красного дерева.

— Ваша штурмовая группа на месте? — спросил Кан у своего молчаливого силовика.

— Да, они остались на борту судна в Инчхоне. С вашего разрешения, я договорился о том, что меня самолетом компании доставят на заброшенный японский аэродром на островах Огасавара, где я встречу судно и поднимусь на борт для проведения операции.

— Да, я считаю, что вам лично следует возглавить фазу захвата. — Кан мгновение помедлил. — Мы уже так много сделали для осуществления нашего плана дезинформации, что должны полностью исключить малейшую возможность поражения, — сурово произнес он, — В дальнейшем я считаю вас лично ответственным за секретность нашей операции.

— Эти двое американцев… они наверняка утонули в реке, — тихо отозвался Тонджу, почувствовав, что это камешек в его огород.

— Даже если им каким-то образом удалось уцелеть, они знают слишком мало и ничего не смогут доказать. Трудность состоит в том, чтобы обман не был раскрыт после успешного завершения операции. Ответственность должна быть возложена на японцев, и только на них.

— После нанесения удара материальные доказательства останутся только на борту «Когурё».

— Вот именно. Поэтому вы должны после запуска уничтожить судно, — произнес Кан таким тоном, каким попросил бы за столом подать ему салфетку.

Тонджу поднял брови.

— А моя штурмовая группа будет на судне, как и ваши многочисленные эксперты по телекоммуникациям? — спросил он.

— К сожалению, вашей командой придется пожертвовать. Что же до моих лучших специалистов по спутникам, то я распорядился, чтобы они остались на время операции в Инчхоне. Это необходимо, Тонджу, — сказал Кан, и в его голосе прозвучала нотка несвойственного ему сочувствия.

— Будет сделано.

— Возьмите эти координаты, — продолжил Кан, толкнув конверт так, что тот скользнул по столу к Тонджу, — В этой точке вас будет ждать один из моих сухогрузов, направляющийся в Чили. Сразу после запуска прикажете капитану «Когурё» идти к этой точке, пока не увидите сухогруз. После этого затопите судно. Возьмете с собой капитана и еще двух-трех человек, если хотите, и переберетесь на сухогруз. Ни при каких обстоятельствах «Когурё» не должен быть взят с экипажем на борту.

Тонджу молча кивнул, без единого вопроса принимая на себя обязательство осуществить массовое убийство.

— Удачи! — напутствовал его Кан, затем поднялся и проводил Тонджу до двери, — Наша родина рассчитывает на вас.

После его ухода Кан вернулся за стол и долго сидел, уставившись в потолок. Все. Колеса закрутились. Делать больше нечего, остается только ждать результатов. Кан достал папку с финансовыми отчетами и принялся методично вычислять ожидаемые прибыли компании на следующий квартал.

38

«Большая восьмерка» — это форум, созданный бывшим французским президентом Жискаром д'Эстеном в 1975 году. Он был задуман как конференция, на которой лидеры главных индустриально развитых стран мира могли бы встречаться и обсуждать глобальные экономические вопросы настоящего момента. По традиции в саммитах принимают участие лишь главы государств. На них не допускаются ни советники, ни члены администрации — только ведущие мировые лидеры раз в год собираются вместе в неформальной обстановке. Хотя иногда такие встречи практически не дают результатов — за исключением, конечно, очень ценной возможности сфотографироваться вместе, — повестка дня их с течением времени расширилась и наряду с глобальными экономическими проблемами стала включать вопросы здравоохранения, окружающей среды и борьбы с терроризмом.

Президент Соединенных Штатов, который недавно провел через Конгресс большой пакет законодательных актов, связанных с глобальным потеплением, считал крайне необходимым продвинуть свои инициативы по защите окружающей среды в мировом масштабе, учитывая, что ему предстояло принимать у себя следующий саммит. Следуя традиции последних встреч на высшем уровне, президент Уорд выбрал для нее живописный и спокойный уголок Йосемитского национального парка. Место встречи находилось вдали от крупных городов, а значит, как считал президент, и от уже привычных толп протестующих. Вместе с тем он сделал необычный жест, как бы отдавая дань всемирному amour[354] к Голливуду, и согласился дать накануне саммита прием в роскошном отеле в Беверли-Хиллз, на котором должны были присутствовать, так сказать, в полном составе самые яркие кинодивы и магнаты современной киноиндустрии. Не удивительно, что лидеры Японии, Италии, Франции, Германии, России, Канады и Соединенного Королевства — иначе говоря, всех без исключения стран «восьмерки», — приняли приглашение.

Ни президент, ни его советники по безопасности и ведать не ведали, что именно прием «Большой восьмерки» в Беверли-Хиллз был избран целью для полезной нагрузки ракеты Кана.

Кан знал, что расчетный график в любой момент может полететь из-за проблем с погодой, непредусмотренных технических неполадок и вообще по тысяче и одной причине. Тем не менее цель была утверждена. Один меткий удар по месту, где собрались ведущие лидеры свободного мира, мог произвести невообразимый эффект. Даже если бы собравшиеся вместе лидеры не пострадали, последствия этой атаки потрясли бы весь мир.

Аэрозольный распылитель, летящий по дуге из невидимой точки пуска в Тихом океане, приступит к действию, как только пересечет береговую линию. Он начнет освобождаться от содержимого над пляжами Санта-Моники и далее засыплет своим смертельным грузом широкую полосу северного Лос-Анджелеса, особняки Беверли-Хиллз, киностудии Голливуда и далее пригороды Глендейла и Пасадины. Где-то над стадионом Роуз-Боул емкости с вирусом наконец опустеют, и безопасный уже снаряд упадет и затеряется где-нибудь в горах Сан-Габриел.

Легкий туман, который опустится на землю, не вызовет у людей на улицах ни малейшей тревоги. Но еще целые сутки рассеянные в воздухе вирусы будут живы и вирулентны даже при низкой концентрации. В суете и толкотне туристической зоны Лос-Анджелеса невидимые вирусы набросятся на ничего не подозревающих мужчин, женщин и детей, не щадя никого. Ожив в организмах невольно приютивших их людей, вирусы начнут атаковать клетки. В течение двух недель — столько длится инкубационный период — никаких внешних признаков или симптомов инфекции не появится, но все это время будет тикать неслышный часовой механизм. Затем, совершенно неожиданно, разразится кошмар.

Вначале всего несколько больных заявятся к своему доктору с жалобами на лихорадку и ломоту во всем теле. Скоро больные хлынут потоком, толпясь в приемных покоях больниц по всему округу Лос-Анджелес. Поскольку эта болезнь не встречалась больше тридцати лет и считалась побежденной, профессиональные медики не сразу ее распознают. Когда же наконец диагноз «оспа» будет поставлен и масштабы вспышки станут очевидными, начнется настоящий ад. По мере того как будут появляться все новые случаи болезни, средства массовой информации поднимут истерию. Окружные больницы наводнят тысячные толпы людей — каждый, у кого болит голова или поднялась температура, кинется к врачу. Но это будет только вершина айсберга. Еще несколько дней — и появятся новые тысячи случаев заболевания оспой, медицинские учреждения окажутся совершенно неподготовленными к тому, чтобы обеспечить первейшее средство при эпидемии оспы — карантин. Без изоляции больных с подтвержденным диагнозом «оспа» число заболевших будет расти в геометрической прогрессии.

По самым скромным подсчетам ученых Кана, жертвами болезни должны были стать двадцать процентов людей, непосредственно затронутых распыленными вирусами. Учитывая, что в районе Лос-Анджелеса проживает более восемнадцати миллионов человек, даже на узкой полосе вдоль пути пролета аппарата около двухсот тысяч человек соприкоснулись бы с вирусом, а тысяч сорок из них заразились. Настоящий взрыв заболеваемости ожидался через две недели, в течение которых первоначально инфицированные, не зная о том, что они больны, заражали бы других людей. Эксперты-медики спрогнозировали на этот момент десятикратный рост заболеваемости. Через месяц в Южной Калифорнии предстояло бороться со смертельной болезнью уже почти пятистам тысячам человек.

В общем, картина вырисовывалась следующая.

Волны страха разойдутся быстрее, чем сама оспа, превратившись в настоящий ужас при известии о том, что заболели президент и лидеры других стран «Большой восьмерки». По мере того как эпидемия будет набирать силу, федеральное правительство засыпят призывами опомощи рядовые граждане, работники здравоохранения и средства массовой информации. Федеральные власти примутся заверять народ, что все под контролем, что в распоряжении правительства достаточно противооспенной вакцины, чтобы привить все население страны. Центры по контролю над заболеваемостью разошлют в местные органы здравоохранения вакцину, чтобы как можно быстрее подавить вспышку болезни. Но тем, кто уже пал жертвой вируса, прививки ничем не смогут помочь. Да и для многих из привитых это тоже окажется бесполезным.

К ужасу работников здравоохранения и властей, внезапно проявится подлинная природа вируса «Химера». Благодаря своей смешанной структуре вирус-убийца будет неуязвим к воздействию запасенной в США противооспенной вакцины. Смертность будет по-прежнему расти, потрясенные работники здравоохранения и ученые примутся лихорадочно создавать эффективную вакцину, пригодную для массового производства, но на это потребуются месяцы. Тем временем вирусная чума, подобно приливной волне, будет разливаться по стране. Туристы и пассажиры из Лос-Анджелеса, сами того не подозревая, развезут живые вирусы во все концы страны, вызвав вспышки болезни в тысяче разных городов. Как только выяснится, что существующая вакцина неэффективна, власти прибегнут к последнему доступному средству остановить эпидемию — массовому карантину. В отчаянной попытке помешать наступлению вируса будут запрещены публичные встречи и собрания. Будут введены строжайшие ограничения на передвижения, а это значит, что закроются аэропорты, остановятся подземки и автобусы. Чтобы не лишиться всех своих работников, предприятия вынуждены будут распустить их в отпуска, а местные власти — прекратить или по крайней мере сильно урезать свою деятельность. Из страха перед новыми вспышками болезни прекратятся рок-концерты, бейсбольные матчи и даже церковные собрания. Те, кто осмелится выйти из дома за продуктами или лекарствами, будут обязательно надевать резиновые перчатки и хирургические маски.

Действие эпидемии на экономику страны тоже будет сокрушительным. В одну ночь прекратится всякое массовое производство. Из-за увольнений и временных отпусков уровень безработицы поднимется до таких высот, что вдвое перекроет страшные цифры времен Великой депрессии. Правительство окажется на грани краха, так как налоговые поступления прекратятся, зато многократно возрастут потребности в пище, медицинских и социальных услугах. За какие-то несколько недель объем производства в стране упадет до уровня государства третьего мира.

Продолжение кризиса скажется на национальной безопасности. Чрезвычайно заразная болезнь ураганом пронесется по вооруженным силам, жертвой ее в густонаселенных казармах и кубриках станут тысячи солдат и матросов. Из строя будут одновременно выведены в армии целые дивизии, в ВВС — эскадрильи, на море — флоты. Вооруженные силы страны в целом превратятся в «бумажного тигра». Впервые почти за двести лет обороноспособность страны окажется в серьезной опасности.

Что касается гражданского населения, то медицинские учреждения и морги будут загружены сверх меры. Число больных и умирающих быстро достигнет критической массы, превысив имеющиеся в стране соответствующие мощности. Существующие крематории, работая по двадцать четыре часа в сутки, очень скоро не смогут справляться с наплывом умерших. Как на картине, изображающей въезд Кортеса в захваченный Мехико, повсюду можно будет видеть штабеля мертвых тел. Придется на скорую руку сооружать новые крематории для их сжигания — современную версию древних погребальных костров.

Граждане вынуждены будут жить взаперти в собственных домах и квартирах подобно узникам, отказавшись из страха заразиться от общения с соседями, друзьями и даже близкими родственниками. Сельские жители переживут эпидемию легче, а вот в больших городах редко какая семья не пострадает от эпидемии. Заболевших придется тщательно изолировать, а семье — сжигать постельное белье, полотенца, одежду, мебель и вообще все, где могла затаиться зараза.

Вирус будет собирать свою смертельную жатву среди людей всех возрастов и рас без различия. Хуже всего, однако, придется работающим взрослым, которые вынуждены будут, чтобы прокормить семью, ежедневно подвергаться опасности подхватить заразу. Погибнут миллионы взрослых, и по всей стране в результате эпидемии образуется целый класс детей-сирот. Повторится трагедия Западной Европы после Первой мировой войны, всего за несколько месяцев будет почти полностью потеряно целое поколение. Только введенная после первых вспышек заболевания в США тщательная проверка пассажиров и изоляция нездоровых, как это было в случае с атипичной пневмонией, позволит уберечь другие страны от страшного бедствия.

Для инфицированного болезнь будет означать стремительное усиление ужасных мучений. После двухнедельного инкубационного периода поднимается температура, затем больной покрывается горящей огнем сыпью. Она появляется во рту и распространяется затем на лицо и тело. На этой стадии больной очень заразен, инфекция может передаваться при любом личном контакте и даже через одежду и постельное белье. Через три-четыре дня сыпь увеличивается в размерах и превращается в болезненные бугорки. Масса страшных на вид язвочек на коже, от которых человека словно подпаливают на огне, постепенно подсыхает и покрывается коростой. Еще две или три недели больной должен сражаться с уродующей его болезнью, пока не отпадут все коросточки и не минует последняя опасность передачи инфекции. И все это время человек вынужден сражаться с болезнью в одиночку — от оспы, если уж она началась, не существует лекарств.

Те из выживших, кому повезет, сохранят на коже лишь оспины как напоминание о перенесенной болезни. Другие, не такие везучие, останутся к тому же слепыми. Третья часть зараженных — те, кто проиграет в этой борьбе, — умрет мучительной смертью, их легкие и почки постепенно откажут под натиском вируса.

Но на этом кошмар не кончается. За вспышками оспы таится призрак ВИЧ. Его отличительные признаки не так бросаются в глаза, он действует медленнее, однако не только делает вирус «Химера» устойчивым против оспенной вакцины, но и продолжает свою разрушительную деятельность в организме выжившей жертвы. Благоденствуя при ослабленной оспой иммунной системе, вирус захватывает весь организм, разрушая и изменяя клетки. Если большинство жертв ВИЧ погибают от разрушительного действия вируса в течение десятилетия, то вирус «Химера» погубит человека за каких-то два-три года. Сатанинское колесо смерти снова покатится по стране, давя тех бедолаг, которые сумели выиграть первую схватку с оспой. Если смертность во время пандемии оспы составит тридцать процентов, то ВИЧ унесет около девяноста процентов жизней. Нации, и без того потрясенной и обескровленной, придется столкнуться с таким валом смертей, какого еще не видала история.

К тому времени, когда вирус «Химера» завершит свое действие, в одних Соединенных Штатах, не говоря уже об остальном мире, будут миллионы погибших. Ни одну семью не обойдет его зловещее прикосновение, ни один человек на земле не будет свободен от страха натолкнуться на смертоносный биологический призрак у своего порога. С началом катастрофы вряд ли кто-нибудь будет обращать внимание на политические неурядицы в мире. И если вдруг на другом конце света старый верный союзник — Южная Корея — падет жертвой северного тоталитарного соседа, обескровленная нация вряд ли отреагирует на это как-то иначе, кроме слабых возгласов протеста.

39

Среди современных сухогрузов и контейнеровозов, заполнявших гавань Инчхона, китайская джонка выглядела как неуместный пережиток прошлого. Касслер аккуратно провел свой парусник с высокой кормой через лабиринт больших и малых торговых судов, многочисленных в это утреннее время, и осторожно вошел в небольшую общественную гавань, зажатую с двух сторон огромными грузовыми причалами. Здесь собралась странная компания потрепанных сампанов и дорогих прогулочных яхт. Касслер подвел свою тиковую джонку к транзитному причалу и пришвартовался. Постучав в дверь запасной каюты, чтобы разбудить ее заспавшихся обитателей, он, пока заправщик судов заливал топливо в бак джонки, сварил на камбузе большой кофейник кофе.

Из каюты на залитую солнцем кормовую палубу вышла, пошатываясь, Саммер с таксой на руках, следом появился Дирк, прикрывая зевок рукой. Касслер вручил им по кружке кофе, а сам, спустившись вниз, вскоре вернулся, неся слесарную ножовку:

— Наверное, лучше будет, если вы, прежде чем сойти на берег, избавитесь от этих наручников, — с ухмылкой сказал он.

— Я так с великой радостью сброшу свои браслеты, — живо поддержала его Саммер, потирая запястья.

Дирк оглядел стоящие вокруг лодки и повернулся к Касслеру:

— Кто-нибудь вошел сюда следом за нами?

— Нет, я абсолютно уверен, что мы прибыли сюда одни. Я внимательно следил за этим, несколько раз даже прошелся зигзагами для проверки. Нет, за нами никто не шел. Держу пари, эти ребята до сих пор фланируют вверх и вниз по Хангану, ищут вас там, — рассмеялся он.

— Очень на это надеюсь, — сказала Саммер, передернувшись, и почесала за ушками собачку.

Дирк взял ножовку и принялся пилить кольцо на левом запястье Саммер.

— Ты спасла нас обоих там, в пещере. Что мне такое сделать, чтобы отплатить тебе? — спросил он, равномерно водя зубчатым полотном ножовки по металлическому кольцу.

— Ты ничего мне не должен, — тепло ответила она, — Постарайся просто больше не лезть на рожон, пусть с этими подонками разбирается правительство.

— Это можно, — отозвался Дирк. Он перепилил оба наручника Саммер и сидел теперь неподвижно, пока она и Касслер по очереди пилили его браслеты. Когда последнее кольцо распалось, он выпрямился и одним глотком допил свой кофе.

— Если хотите, можете позвонить в американское посольство, в ресторане на пристани есть телефон. Вот, возьмите немного корейских вон. Тут хватит на звонок и чашку кимчи, — сказал Касслер, протягивая Саммер несколько фиолетовых купюр местной валюты.

— Спасибо, мистер Касслер. И удачного вам плавания, — сказал Дирк, пожимая ему руку. Саммер наклонилась и поцеловала старого мореплавателя в щеку.

— Вы были чертовски добры к нам, — протараторила она и на прощание потрепала собачку.

— Будьте осторожны, ребята. Увидимся.

Дирк и Саммер стояли на причале и прощально махали руками, пока джонка не отошла от пристани и направилась к выходу из гавани. Прощальный лай Маузера заставил их невольно улыбнуться. Поднявшись по истертым бетонным ступеням, они вошли в облезлое желтое здание, в котором находились офис общественной гавани, мелочный склад и ресторан. Стены заведения были украшены традиционными ловушками на омара и сетями — в тысячах морских ресторанчиков по всему свету подобные веши с успехом заменяют интерьерный дизайн. Вот только этот зал пах так, как если бы сети были развешены на стены еще пропитанными морской водой.

Дирк отыскал на стене в задней части ресторана телефон и после нескольких неудачных попыток дозвонился до штаб-квартиры НУМА в Вашингтоне. Оператора НУМА не пришлось долго уговаривать — он почти сразу согласился переключить звонок на домашнюю линию Руди Ганна, хотя на восточном побережье час был уже поздний. Ганн только что заснул, но все же снял трубку после второго сигнала и чуть не вылетел из постели, услышав голос Дирка. Через несколько минут оживленных переговоров Дирк повесил трубку.

— Ну как? — поинтересовалась Саммер.

Дирк оглядел пахучий ресторан глазами искателя приключений.

— Боюсь, придется последовать совету нашего нового знакомца и, пока будем ждать транспорт, попробовать кимчи, — ответил он и с голодным видом погладил живот.

* * *

Проголодавшиеся молодые люди дружно набросились на корейский завтрак, состоявший из супа, риса, соевого творога тофу, приправленного сушеной морской капустой, и вездесущего кимчи — блюда из перебродивших овощей, от которого у них чуть пар из ушей не пошел, такое оно было острое. Они как раз успели покончить с едой, когда в зал твердым шагом вошла пара крепких военнослужащих из полиции безопасности ВВС США. Саммер приветственно помахала им рукой. Старший из двоих представился:

— Я старший сержант Бимсон, служба безопасности пятьдесят первого крыла истребителей. Это сержант Роджерс, — продолжал он, кивая на напарника, — Нам приказано без промедления доставить вас на военно-воздушную базу Осан.

— С огромным удовольствием, — заверила сержантов Саммер. Брат и сестра встали и следом за авиаторами вышли из ресторана. У дверей был припаркован правительственный седан.

Хотя до Сеула от Инчхона ближе, чем до авиабазы Осан, Ганн предпочел не рисковать и приказал сразу же переправить ребят на ближайшую американскую военную базу. Авиаторы поехали из Инчхона на юг и долго виляли между высоких холмов, почти гор, и затопленных рисовых полей, прежде чем въехали на территорию широко раскинувшегося комплекса. Осан был построен во время корейской войны и начинал свою жизнь как одинокий аэродром. Теперь же на современной базе для защиты Южной Кореи был развернут крупный контингент реактивных истребителей F-16 и штурмовиков А-10 «Сандерболт II» в полной боевой готовности.

Автомобиль въехал в главные ворота и проследовал прямиком к госпиталю базы, расположенному неподалеку. Там некий полковник, из которого слова вылетали как из пулемета, встретил Дирка и Саммер и проводил их в медицинский кабинет. После короткого осмотра и обработки ссадин Дирка им позволили вымыться и выдали чистую одежду. Саммер шутливо заметила, что мешковатая солдатская рабочая одежда, которую им выдали, как раз то, что она хотела.

— Как обстоят дела с транспортом? — спросил Дирк у полковника.

— Через несколько часов на военно-воздушную базу Маккорд вылетает транспортный самолет ВВС С-141. Я придерживаю на нем пару мест в первом классе. Ваши люди из НУМА договорились о том, что после прибытия на базу Маккорд вас отправят правительственным самолетом в Вашингтон. Пока же приглашаю вас отдохнуть здесь немного. Чуть позже я отведу вас в офицерский клуб, где вы сможете поесть как следует перед двадцатичасовым перелетом в США.

— Полковник, если у нас есть время, я бы хотел связаться с расквартированным в этой стране подразделением спецназа, лучше всего морского, если это, конечно, возможно. И еще мне нужно бы позвонить в Вашингтон.

При упоминании о флоте полковник ВВС возмущенно дернул головой:

— В этой стране всего одна военно-морская база, в Чинхэ возле Пусана, да и та представляет собой всего лишь небольшое подразделение по обеспечению операций. Я лучше пришлю кого-нибудь из капитанов нашего спецназа ВВС. Как я припоминаю, я не раз видел тут у нас «морских котиков» и подрывников-подводников. Он наверняка вам поможет.

Через два часа Дирк и Саммер поднялись на борт серого самолета С-141В «Старлифтер», принадлежавшего ВВС и направлявшегося в Штаты с полным грузом солдат. Усевшись в свое кресло в салоне этого транспортного самолета, где не было ни одного окна, Дирк обнаружил, что в кармане на спинке переднего кресла имеется повязка на глаза и пара ушных затычек. Он проглотил снотворное, обернулся к Саммер и попросил:

— Пожалуйста, не буди меня, пока не окажемся над сушей. Желательно, над такой сушей, где на завтрак не подают водорослей.

Он натянул на глаза повязку, вытянулся, насколько это было возможно, в кресле, и вскоре уже крепко спал.

40

Для поджога пожар получился весьма скромный. Горело меньше двадцати минут, после чего пламя удалось взять под контроль. Тем не менее ущерб получился именно такой, как и было рассчитано.

В два часа ночи на борту «Си Лонч Коммандера» зазвучал пожарный колокол. Кристиано в своей капитанской каюте мгновенно вынырнул из глубокого сна, тут же оказался на мостике и стал быстро проверять мониторы системы пожарного оповещения. На графическом изображении судна виднелся один-единственный красный огонек — на нижней палубе.

— Узел связи на нижней палубе, сразу перед центром управления запуском, — доложил темноволосый вахтенный. — Включена автоматическая система распыления воды.

— Отключите всю электроэнергию в этой части судна, кроме аварийных систем, — приказал Кристиано, — Сообщите в портовую противопожарную службу, что нам понадобится помощь.

— Так точно, сэр. Я уже направил двух человек в узел связи и жду от них сообщений.

Во время стоянки в порту на борту «Коммандера» круглосуточно находился только базовый экипаж, в большинстве своем эти люди не проходили специальной тренировки по пожаротушению. Кристиано прекрасно знал, что пожар, если он начнет стремительно распространяться по судну, с легкостью может уничтожить все еще до того, как прибудет помощь. Капитан с опаской выглянул в окно мостика, ожидая увидеть над судном дым и пламя, но ничего такого не заметил. Единственным свидетельством пожара был резкий запах сгоревших электрических проводов, занесенный в рубку дуновением ветра, да отдаленный вой сирены портовой пожарной машины, с ревом несущейся к причалу. Рация на поясе вахтенного захрипела, внимание капитана обратилось к ней.

— Это Бриггс, — сквозь треск донесся низкий голос. — Узел связи горит, но пока, по всей видимости, пожар не распространяется. Серверная в порядке, там сработала система выброса газа FM-200 для предотвращения возгорания. Не похоже, чтобы в узле связи сработала система подавления пламени, но если притащить сюда несколько огнетушителей, пока пожар не распространился, думаю, мы с ним справимся.

Кристиано схватил рацию:

— Делайте что можете, Бриггс, помощь уже в пути. Конец связи.

Бригтса и еще одного механика, которого он почти силком взял себе в помощники, у двери центра связи встретили клубы дыма. В этом помещении, не превышавшем размерами хорошую кладовую, размещалась аппаратура, соединявшая силовые выходы судового генератора с множеством имевшихся на борту компьютеров, обеспечивавших процесс обработки полезной нагрузки и операции запуска. Бриггс сунулся в проем двери и быстро опустошил пару ручных огнетушителей, затем ненадолго отошел в сторону, чтобы посмотреть, не помогло ли. Из помещения выкатывалось плотное облако едкого голубоватого дыма, но респиратор Бриггса отфильтровывал ядовитые пары и продукты горения. Помощник передал ему третий огнетушитель. На этот раз Бриггс влетел в задымленную горящую комнатку и направил струю двуокиси углерода на языки пламени, которые ему удалось разглядеть сквозь плотные клубы черного дыма. Огнетушитель опустел, Бриггс выскочил наружу и чуть постоял, переводя дух, прежде чем снова заглянуть в дверь. Внутри было абсолютно темно, луч его фонарика высвечивал лишь дым. Убедившись, что огонь потушен и вряд ли вспыхнет вновь, он отступил от двери и связался с мостиком:

— Возгорание ликвидировано. Конец связи.

* * *

Огонь удалось быстро погасить, но ущерб был нанесен. Прошло еще не меньше двух часов, прежде чем расплавленная масса проводов, кабелей и разъемов перестала тлеть, и пожарный департамент порта Лонг-Бич объявил судно безопасным. Едкий запах сгоревшей проводки, как туман, окутал судно и еще долго его не покидал. Вскоре после отъезда пожарных на судно прибыл и руководитель запусков Дэнни Стамп, которого вызвал Кристиано. Теперь он сидел вместе с капитаном в центре управления запуском по соседству со сгоревшим узлом связи и, качая головой, слушал отчет системного администратора «Си Лонч Коммандер» о повреждениях.

— Даже специально нельзя было выбрать для пожара худшего места, — убитым голосом говорил системщик, — Каждый, буквально каждый компьютер управления запуском на этом судне подключен к системе через этот узел. То же можно сказать о большинстве мониторов тестирования и сопровождения. Придется заново прокладывать всю проводку. Полный кошмар, — повторил он, качая головой.

— А как компьютеры? — спросил Стамп.

— Ну, если это можно назвать хорошей новостью, наше железо практически не пострадало. Меня всерьез беспокоили возможные повреждения от воды, но, к счастью, наша команда сама справилась с огнем, так что пожарные рукава не потребовались.

— Значит, чтобы начать работу, нам нужно всего лишь заново проложить кабели? Сколько на это понадобится времени?

— О господи! Необходимо восстановить узел, заказать и получить пару миль кабеля, часть которого делается на заказ, и заново соединить всю систему. В нормальных обстоятельствах это займет в лучшем случае три-четыре недели.

— Обстоятельства таковы, что мы должны произвести пуск в самое ближайшее время, иначе суровые санкции. У вас восемь суток, — сказал Стамп, строго глядя в глаза системному администратору.

Измученный системщик медленно кивнул и, поднявшись, направился к выходу.

— Пожалуй, придется вытащить кое-кого из постели, — пробормотал он про себя, тихонько притворяя за собой дверь.

— Как вы считаете, он справится? — спросил Кристиано, как только дверь закрылась.

— Если такое вообще возможно, он нас выручит.

— А как быть с «Одиссеем»? Держать его в порту, пока не будут ликвидированы повреждения на «Коммандере»?

— Думаю, не стоит, — сказал, немного помедлив, Стамп. — «Зенит» погружен и закреплен на борту «Одиссея», так что пусть выходит в море, как планировалось. «Коммандер» может дойти до экватора вдвое быстрее, чем доберется туда платформа. Ничего страшного, если «Одиссей» несколько дней подождет нас на месте, даже если мы слегка подзадержимся. Просто у экипажа платформы будет больше времени для подготовки к пуску.

Кристиано задумчиво кивнул.

— Я сообщу заказчику о том, что наши планы изменились, — продолжал Стамп. — Разыграю перед ним театр кабуки, чтобы не беспокоился. А причина пожара уже известна?

— Пожарный инспектор осмотрит узел завтра утром. Все указывает на короткое замыкание. Вероятно, какая-то дефектная кабельная муфта.

Стамп молча кивнул. «Интересно, что дальше?» — подумал он.

* * *

Пожарный инспектор Лонг-Бич поднялся на борт «Си Лонч Коммандер» ровно в восемь утра. Заглянув в обугленное помещение, он отправился расспрашивать членов пожарной команды и других моряков, находившихся на вахте, когда начался пожар. Затем он вернулся обратно и методично осмотрел сгоревшие провода и прочее, фотографируя почерневшее помещение и помечая что-то в своем в блокноте. Почти час инспектор тщательно изучал обугленные кабели и расплавленные контакты и пришел к выводу, что признаки поджога отсутствуют.

Чтобы обнаружить эти признаки, потребовался бы гораздо более тщательный осмотр. Под подошвами перемазанных сажей башмаков инспектора были непонятно как здесь оказавшиеся крохотные частички банки из-под замороженного апельсинового сока. Химический анализ банки показал бы, что в этой маленькой емкости хранился напалм кустарного изготовления — смесь бензина и пенопластовой крошки. Подброшенная в коммуникационный узел человеком Кана за несколько дней до пожара, маленькая зажигательная бомба, снабженная таймером, в нужный момент взорвалась, разбрызгав по всему помещению свое горящее липкое содержимое. Поскольку автоматический водоразбрызгиватель тоже был заранее испорчен таким образом, чтобы при осмотре показался просто неисправным, все прошло как по нотам. Причиненный ущерб был достаточен, чтобы задержать «Си Лонч Коммандер» в порту на несколько дней, и в то же время не слишком велик, дабы никто не заподозрил, что пожар возник не случайно.

Пройдя мимо обуглившейся, незаметной банки, испектор остановился в коридоре возле двери, чтобы записать свое заключение. «Короткое замыкание электропроводки из-за дефекта провода или неправильного заземления». Написав это в маленьком блокнотике, он сунул ручку в карман рубашки и покинул судно, столкнувшись по пути с прибывшими строительными рабочими.

41

На военно-воздушной базе Маккорд к югу от Такомы сыпал мелкий серый дождичек, когда С-141 тяжело приземлился после своего транстихоокеанского перелета. Скрежеща тормозами по влажной полосе, огромный реактивный самолет повернул и остановился у транзитного терминала. Там двигатели умолкли, аппарель большого грузового люка в хвосте опустилась на бетон.

Дирк сдержал слово — проспал почти весь полет и спустился по трапу бодрый, хоть и голодный. Саммер, плохо спавшая из-за рева двигателей, шла за ним на нетвердых ногах. Дежурный лейтенант, увидев молодых людей, отвел их в офицерский клуб базы, где они быстренько съели по гамбургеру, и снова потащил их на взлетное поле. Заметив по дороге телефонную будку, Дирк торопливо набрал местный номер.

— Дирк, ты жив-здоров! — с очевидным облегчением воскликнула на том конце провода Сара.

— Прыгаю пока, — шутливо отозвался он.

— Капитан Берч сказал мне, что ты был на том корабле НУМА, что затонул в Восточно-Китайском море. Я чуть с ума не сошла от беспокойства.

Дирк счастливо улыбнулся и коротко пересказал события после своего отлета в Японию.

— О господи, неужели те же самые люди, которые распылили цианид на Алеутских островах, планируют более масштабную атаку?

— Похоже на то. Мы надеемся узнать об этом побольше, когда доберемся наконец до округа Колумбия.

— Ну хорошо, держите друзей из Центра контроля заболеваний в курсе. Наш антитеррористический отряд быстрого реагирования находится в постоянной готовности на случай внезапных химических или биологических вспышек.

— Первым делом я свяжусь именно с тобой. Кстати, как нога?

— Отлично, только никак не могу привыкнуть к этим чертовым костылям. Когда ты наконец поставишь мне на гипсе автограф?

Дирк внезапно заметил, что Саммер машет ему рукой и показывает на небольшой самолетик, стоящий на взлетной полосе.

— Когда поведу тебя обедать.

— Я завтра уезжаю в Лос-Анджелес на недельную конференцию по токсинам и загрязнению окружающей среды, — разочарованно сказала она. — Придется отложить до следующей недели.

— Считай, что свидание назначено.

Дирк еле добежал до реактивного самолета «Гольфстрим-5», уже прогревавшего двигатели на взлетной полосе. Войдя в салон, он недовольно поморщился, увидев Саммер в окружении целой группы полковников и генералов Пентагона, направлявшихся на авиабазу Эндрюс.

В шесть утра самолет пронесся над мемориалом Джефферсона и приземлился на авиабазе, расположенной чуть юго-западнее столицы страны. Там молодых людей ждал микроавтобус НУМА, который быстро домчал их по улицам, свободным от машин в этот ранний утренний час, до штаб-квартиры агентства, где Руди Ганн ждал Дирка и Саммер в своем офисе.

— Слава богу, вы целы! — с чувством сказал Ганн, — А мы обшарили уже всю Японию, разыскивая вас и это кабельное судно.

— Все правильно, вот только страна не та, — насмешливо отозвалась Саммер.

— Тут кое-кому не терпится узнать о ваших приключениях из первых уст, — не умолкал Ганн. — Пойдемте в офис адмирала.

Дирк и Саммер последовали за Ганном, который повел их к большому угловому офису с видом на Потомак. Хотя адмирал Сэндекер больше не был директором НУМА, Ганн подсознательно отказывался признать этот факт. Дверь офиса была открыта, и они вошли.

Сбоку на диванчике двое мужчин обсуждали проблемы безопасности прибрежных портов. В кресле напротив них специальный помощник президента по внутренней безопасности Вебстер внимательно изучал бумаги в какой-то папке.

— Дирк, Саммер, вы помните Джима Вебстера из Министерства внутренней безопасности. А это специальный агент Питерсон и специальный агент Берроуз из отдела ФБР по борьбе с терроризмом, — проговорил Ганн, махнув рукой в сторону мужчин на диванчике, — Они уже встречались с Бобом Морганом и очень хотят узнать, что произошло с вами после того, как был затоплен «Морской скиталец».

Дирк и Саммер устроились на паре стульев с высокими спинками и принялись описывать всю последовательность событий, начиная с их заключения в каюте на борту «Бэкдже» и кончая бегством на китайской джонке. Ближе к концу повествования Саммер взглянула на старинные судовые часы, висевшие на стене, и с удивлением отметила, что они с братом провели в этом кабинете уже три часа. Человек из Министерства внутренней безопасности, как она заметила, по мере того как они рассказывали, становился все бледнее.

— Поверить не могу, — наконец пробормотал он, — Каждый клочок информации, который у нас был, безошибочно указывал на японский заговор. Все наше расследование было полностью сфокусировано на Японии, — Чиновник покачал головой.

— Хорошо проработанная дезинформация, — объяснил Дирк. — Кан — могущественный человек и имеет в своем распоряжении значительные ресурсы. Его средства и возможности не следует недооценивать.

— Вы уверены, что он планирует биологическую атаку на Соединенные Штаты? — спросил Питерсон.

— Он сам сказал нам об этом, и я не думаю, что он блефовал. Инцидент на Алеутских островах нужно расценивать как испытание технологии распыления биологического оружия в воздухе. И еще одно — они усилили вирулентность своего вируса оспы.

— Это напоминает мне разговоры о том, что русские в девяностых годах будто бы создали штамм вируса оспы, устойчивый против существующей вакцины, — добавил Ганн.

— Только этот вирус — то, что мы называем «Химерой». Смертельная комбинация двух или нескольких вирусов, которая берет летальные свойства от каждого из них, — сказала Саммер.

— Если он устойчив к нашим вакцинам, вспышка болезни может погубить миллионы людей, — пробормотал Питерсон, качая головой. На мгновение в кабинете воцарилась мертвая тишина. Каждый из присутствующих мысленно представлял себе эту страшную перспективу.

— Атака на Алеутских островах доказывает, что у них есть средства распыления вируса. Остается вопрос, куда именно направят они свой удар? — произнес Ганн.

— Если мы сумеем остановить их, прежде чем они нанесут удар, это не имеет значения. Захватить дворец Кана, его судоверфь и другие сомнительные предприятия — вот что надо сделать, причем прямо сейчас, — горячо проговорила Саммер, хлопнув себя ладонью по колену.

— Она права, — подхватил Дирк. — Насколько нам известно, оружие все еще на борту судна в порту Инчхон, и таким образом можно было бы покончить со всем этим.

— Необходимо собрать больше улик, — строго проговорил человек из Министерства внутренней безопасности. — Надо прежде убедить корейские власти в реальности угрозы и только после этого можно будет создать совместную расследовательскую группу.

Ганн негромко кашлянул.

— Не исключено, что мы вот-вот добудем необходимые улики, — произнес он, когда глаза всех присутствующих обратились на него, — Дирк и Саммер, прежде чем покинуть Корею, догадались связаться с военно-морским спецназом и рассказать им о закрытом доке Кана в Инчхоне.

— Мы не могли приказать им действовать, но один звонок куда надо от Руди заставил их по крайней мере выслушать нас. — Саммер широко улыбнулась Ганну.

— К настоящему моменту дело продвинулось гораздо дальше, — взял слово Ганн, — После того как вы с Дирком покинули Осан, мы официально потребовали провести подводную разведоперацию. Вице-президент Сэндекер из кожи вон лез, чтобы заручиться одобрением на самом верху, в надежде, что мы обнаружим решающие улики. Момент, правда, уж очень деликатный — не утихает шумиха по поводу вывода наших войск из Кореи, а мы тем временем примемся шарить на заднем дворе союзника.

— Все, что им нужно сделать, это удачно сфотографировать «Бэкдже» в доке Кана, и у нас будет неопровержимое доказательство, — заметил Дирк.

— Это, конечно, очень помогло бы делу. Когда должна начаться операция? — спросил Вебстер.

Ганн посмотрел на часы и мысленно сделал поправку на четырнадцать часов разницы между Вашингтоном и Сеулом.

— Группа отправится примерно через два часа. К вечеру мы, вероятно, что-нибудь узнаем.

Вебстер молча собрал бумаги и встал.

— Я вернусь после обеда для подробного «разбора полетов», — проворчал он и направился к двери. Чиновник вышел из комнаты, и остальные расслышали, как он, проходя по холлу к выходу, раз за разом повторяет себе под нос единственное слово: «Корея».

42

Коммандер Брюс Маккасленд поднял голову к ночному корейскому небу и поморщился. Небо над Инчхоном, которое еще совсем недавно было ясным, теперь было сплошь затянуто пеленой низких дождевых облаков. Вместе с низкой облачностью пришло освещение — свет тысяч уличных фонарей, жилых домов и реклам портового города отражался от облаков и оптическим бумерангом возвращался вниз. При отражении свет преломлялся и рассеивался, и в результате все вокруг в этот полуночный час было залито размытым неясным сиянием. Для человека, жизнь которого зависит от скрытности его действий, темнота является лучшим другом, а появление облаков — проклятием. Может быть, пойдет дождь, подумал Маккасленд с надеждой, тогда прикрытие станет получше. Но темный вал облаков беззвучно катился мимо и с насмешливым упрямством продолжал удерживать в себе накопленную влагу.

Моряк-спецназовец, «морской котик» из Бенда, штат Орегон, снова скорчился на дне утлой китайской лодки-сампана и бросил взгляд на лежащих рядом людей. Их было трое, и все они низко лежали на дне лодки, прижимаясь к бортам. Как и на Маккасленде, на них были черные гидрокостюмы и такие же черные ласты, маски и рюкзаки. Поскольку задачей их являлась разведка, они несли с собой только минимальное вооружение на случай непосредственного столкновения с противником под водой — компактные полуавтоматические пистолеты «Хеклер&Кох» МР5К калибра 9 миллиметров. К поясу каждого было привешено несколько различных миниатюрных фото-и видеокамер, а также очки ночного видения.

Видавшая виды лодка скользила потихоньку мимо торговых причалов Инчхона, оставляя за собой след голубоватого дыма от работающего с перебоями подвесного мотора. Для случайного взгляда сампан выглядел точно так же, как и тысячи других таких же сампанов, служивших местным лавочникам и торговцам вдоль всего корейского побережья обычным средством передвижения. Однако под его непрезентабельной внешностью был скрыт боевой катер с фибергласовым корпусом. Специально созданный для скрытной высадки и возврата маленьких боевых групп подводного спецназа, катер был оснащен мощным высокоскоростным встроенным двигателем.

Поболтавшись некоторое время по тихому северному углу гавани, сампан подошел на двести метров к устью входного канала судоремонтного предприятия «Кан марин сервисиз». В точно заданный момент подвесной мотор двадцатифутовой лодки дал сбой, чихнул несколько раз и умолк. Два «морских котика», одетых как пара нищих рыбаков, начали громко ругаться друг с другом по-корейски. Пока один из них дергал за шнур в попытках вновь завести мотор, второй схватил весло и принялся неуклюже грести, производя при этом много шума и старательно изображая, что пытается подвести лодку к берегу.

Маккасленд приподнял голову над бортом и навел бинокль с прибором ночного видения на караулку в устье канала. Два находившихся там человека высунулись из караулки, но ни тот, ни другой не сделал и попытки двинуться к черному катеру, стоявшему у причала в нескольких футах от будки. Убедившись, что охранники слишком ленивы, чтобы заниматься дальше расследованием, Маккасленд тихо скомандовал лежащей троице:

— В воду. Пошли.

С грациозностью персидской кошки, спрыгивающей с дивана, трое спецназовцев бесшумно перевалились через борт и ушли под воду, сопровождаемые почти неслышным всплеском воды. Маккасленд поправил маску, просигналил «рыбакам», что все в порядке, и вслед за своими людьми неслышно ушел через борт в воду. В лодке ему было жарко в плотном гидрокостюме, и прохладная вода очень приятно освежала. Продувая время от времени уши, он опустился на глубину двадцати футов, выровнялся и вгляделся в окружающую его черную мрачную тьму. Грязная вода портовой гавани и днем ограничивала видимость до нескольких футов, а ночью без фонаря вообще невозможно было что-то разглядеть. Не обращая внимания на нулевую видимость, Маккасленд заговорил в закрепленный на маске микрофон подводной радиокоммуникационной системы.

— Проверка связи и координат, — резко произнес он.

— Я Браво. Направление подтверждаю. Отбой, — раздался в его ушах первый голос.

— Я Чарли. Направление подтверждаю. Отбой, — последовал за ним второй. Этот произносил слова с легким южным акцентом.

— Я Дельта. Направление подтверждаю. Отбой, — прозвучал голос третьего пловца.

— Принял, будьте на связи, — отозвался Маккасленд.

На поверхности над ними два «морских котика» подогнали сампан к разбитому заброшенному причалу в пределах видимости охранников Кана. Делая вид, что чинят лодку, «рыбаки» громко ругались и гремели инструментами, делая вид, будто разбирают мотор и пытаются его починить. Тем временем пловцы в воде приступили к выполнению задания.

Маккасленд включил миниатюрный подводный GPS-приемник MUGR, или «маггер»,[355] как его окрестили. Маленький прибор, не больше карманного компьютера величиной, вмещал в себя навигационную систему с постоянной настройкой по сигналам спутниковой системы GPS. Маккасленд поднялся ненадолго на уровень десяти футов, где подводный приемничек был в состоянии принять GPS-сигнал и установить фиксированную базовую точку. Загорелся тускло-зеленый маленький экран с проложенным маршрутом, который зигзагом преодолевал или огибал различные препятствия. Основываясь на данных аэрофотосъемки и показаниях Дирка и Саммер, Маккасленд заранее ввел в «маггер» несколько контрольных точек, которые вместе образовали маршрут к крытому доку. Вроде бы этим путем можно было подобраться к самому входу, не поднимаясь на поверхность. У каждого из четырех пловцов имелось такое устройство; кроме маршрута, оно крохотными мигающими красными точками показывало каждому положение остальных пловцов. С помощью «маггеров» пловцы могли в полной темноте двигаться по проложенному заранее маршруту, держась на расстоянии нескольких футов друг от друга.

— О'кей, двинулись, — произнес Маккасленд в стекло маски, опустившись вновь на нужную глубину.

Сильным взмахом ласт он послал свое тело вперед в чернильную черноту воды, не отрывая глаз от электронного компаса и датчика глубины, стрелка которого не должна была отклоняться от двадцатифутовой отметки. Добравшись до устья частного соединительного канала, Маккасленд повернул и вплыл в узкий проем, пройдя практически под катером охраны, покачивавшимся на воде высоко над ним. Остальные трое «котиков», выстроившись треугольником, следовали за Маккаслендом на расстоянии нескольких футов.

Будь то ночью или днем, боевых пловцов почти невозможно было заметить с поверхности, так как они пользовались ребризерами. Отказавшись от стандартного для дайверов баллона со сжатым воздухом — он оставляет за пловцом пузырьковый след, который можно увидеть с поверхности и который соответственно может выдать его, — военные пловцы пользовались для дыхания ребризерами системы VIPER фирмы «Карлтон текнолоджиз». Ребризеры VIPER встраивались в гладкие заплечные контейнеры и подавали пловцу для дыхания чистый кислород. Отработанный газ затем пропускался через химический поглотитель, который удалял из него вредную двуокись углерода, почти не давая газообразных отходов. Модернизированная система позволяла боевым пловцам в случае необходимости находиться под водой до четырех часов. При этом она не выдавала на поверхность никаких видимых следов — таких, как пузыри отработанного воздуха, — и местонахождение пловцов оставалось надежно скрытым от невооруженного взгляда.

Следуя невидимым курсом, проложенным «маггером», четверо пловцов, мерно взмахивая ластами, проплыли по извилистому каналу и подобрались к входу в закрытый док. Проплыв под водой четверть мили, большинство спорте — менов-дайверов было бы в изнеможении, но только не «морские котики», закаленные годами изматывающих силовых тренировок, которые проделали этот путь так же легко, как могли бы перейти улицу. Их сердца бились всего лишь чуть чаще обычного, когда они подплыли к массивным воротам крытого дока и перегруппировались. Маккасленд принялся плавать по дуге, увеличивая ее диаметр, пока не нащупал боковую опору ворот. Он медленно поднялся по ней к нижней кромке скользящей створы, висевшей в трех футах ниже поверхности воды. Маккасленд был вполне уверен, что находится там, где надо, и все же еще раз спустился на глубину, где находились остальные пловцы.

— Продолжаем предварительную разведку. Собираемся здесь же в три ноль-ноль. Пошли.

Начиная с этого момента, каждый пловец должен был придерживаться собственного маршрута внутри крытого дока. Дирк и Саммер нарисовали по памяти подробную схему дока, по которой каждому пловцу назначили отдельную цель и точку съемки. Маккасленду досталось самое опасное задание — добраться до дальнего, прибрежного конца верфи и сделать ее панорамный снимок. Два других пловца должны были провести разведку главного дока, чтобы убедиться, что «Бэкдже» находится там, и заснять его на пленку. Четвертый же пловец должен был на всякий случай остаться возле ворот.

Яркие потолочные светильники огромного ангара сделали слой воды над головами пловцов прозрачным и как будто тонким. Бетонные сваи, служившие опорой причалу, отбрасывали в воде темные тени. Маккасленд обнаружил, что на глубине пятнадцати футов с трудом, но все же может различить контуры свай впереди. Он прижал «маггер» к груди и сильнее заработал ластами. Ему теперь не приходилось плыть вслепую, по прибору, а значит, можно было не тратить зря время и побыстрее добраться до дальнего конца. Маккасленд проплыл мимо нескольких десятков свай, и наконец прямо перед ним возникла сплошная бетонная стена. Он понял, что добрался до конца причала. Опершись об опору, Маккасленд приготовил цифровую видеокамеру и собрался всплывать на поверхность, борясь с давящим чувством поражения. Еще проплывая под причалом, он ощутилстранную пустоту, отсутствие большой массы, которую, даже не видя, он должен был, казалось, почувствовать.

Бесшумно приподняв голову над водой, Маккасленд убедился собственными глазами в том, что чувства его не обманули. Огромный крытый док был пуст. Перед Маккаслендом не было пришвартованного четырехсотфутового кабельного судна. Если быть до конца точным, то главный док был вообще пуст. Маккасленд беззвучно повел камерой по кругу, снимая верфь, и обнаружил во всем гигантском сооружении всего одно судно — потрепанный буксир на опорах сухого дока. Возле него скучающие докеры ночной смены шутя гонялись друг за другом вокруг вилочного погрузчика, и это были единственные признаки жизни в огромном ангаре.

Закончив со съемкой, Маккасленд нырнул обратно под воду и заработал ластами, направляясь обратно вдоль причала к главным воротам дока. Добравшись до опоры ворот, он поднес «маггер» к глазам и убедился, что трое остальных уже вернулись и ждут его совсем рядом, в нескольких футах.

— Задание выполнено, — лаконично произнес он и двинулся обратно в канал.

Четверо «морских котиков» молча проделали обратный путь к сампану и бесшумно забрались внутрь. Фальшивые рыбаки внезапно обнаружили неисправность в подвесном моторе и запустили его. Продолжая громко ругаться, они прошли мимо устья канала и исчезли в ночи.

Удалившись на достаточное расстояние от охранного поста при входе в канал, Маккасленд сел на дне лодке, стащил с лица маску и вдохнул полной грудью влажный портовый воздух, глядя на мерцающие береговые огни. На лицо упала капля дождя, затем другая, затем еще и еще. Он тряхнул головой и продолжал все так же молча сидеть, когда разверзлись небеса и обрушили потоки воды на обескураженного спецназовца.

43

Ровно в шесть Вебстер, Питерсон и Берроуз вернулись в штаб-квартиру НУМА и, войдя в кабинет Ганна, увидели там картину всеобщей подавленности. Только что были получены результаты разведакции «морских котиков», и Ганн мрачно обсуждал с Дирком и Саммер рапорт командира группы.

— Боюсь, у нас плохие новости, — сказал Ганн. — Кабельного судна там не оказалось.

— Как же он мог войти на верфь и выйти обратно, а его никто не видел? — вслух подумал Вебстер, — Интерпол и таможенные власти по нашей просьбе караулят его по всей азиатской части Тихого океана.

— Может быть, кто-то из них работает на Кана, — предположила Саммер.

Вебстер лишь отмахнулся рукой.

— Можем ли мы быть уверены, что разведгруппа ничего не пропустила?

— В закрытом доке и пропускать-то было нечего, он был пуст. Результаты видеосъемки группы в настоящий момент передаются сюда по спутниковому каналу. Мы сами все увидим на мониторе адмирала, — ответил Ганн.

Во второй раз за день Ганн повел всех в бывший кабинет адмирала. Подходя к угловому кабинету, он с удивлением услышал знакомый смех, вылетавший из открытой двери вместе с синеватыми клубами табачного дыма.

Вновь назначенный директор НУМА по подводной технике Ал Джордино, с зачесанными на одну сторону непослушными темными кудрявыми волосами, сидел, развалившись на диване и положив ноги на журнальный столик, с толстой сигарой в углу рта. Он был облачен в потрепанный комбинезон НУМА и вообще выглядел так, как будто только что сошел с корабля.

— Руди, сынок, что-то ты припозднился сегодня. Гоняешь свою команду в хвост и в гриву? — произнес Джордино и пустил к потолку клуб сигарного дыма.

— Кто-то же должен быть на хозяйстве, пока вы там греетесь на теплом тропическом пляже.

Войдя в кабинет и увидев Джордино, Дирк и Саммер заулыбались во весь рот — Джордино был для них кем-то вроде любимого дядюшки. Они не сразу заметили отца, который стоял в противоположном конце кабинета и глядел в окно на россыпь огней за Потомаком. Его высокая фигура — шесть футов три дюйма — четко вырисовывалась на фоне окна и выглядела почти такой же стройной и мускулистой, как в юности. О возрасте говорили лишь тронутые сединой виски да сеточка морщинок вокруг глаз. При виде детей обветренное, загорелое лицо Дирка Питта, легендарного директора департамента специальных проектов, а теперь главы НУМА, осветилось широкой улыбкой.

— Дирк, Саммер, — пробормотал он, крепко обнимая сразу обоих своих детей и ласково глядя на них своими зелеными глазами.

— Папа, а мы думали, что вы с Алом все еще на Филиппинах, — сказала Саммер, обняв отца и поцеловав в щеку.

— Шутишь? — вмешался Джордино. — Да старик чуть ли не вплавь пересек Тихий океан, чтобы побыстрее добраться сюда, когда услышал, что вы пропали.

Питт-старший улыбнулся.

— Мне было просто обидно, что вы отправились в круиз по Северо-Восточной Азии без меня, — весело сказал он.

— А мы составили список мест, которые следует обходить стороной, — рассмеялся в ответ Дирк.

В присутствии сына и дочери Питт как будто оттаивал. Старый морской инженер со спокойной уверенностью смотрел на окружающий его мир, так сильно изменившийся за последнее время. Несколько лет назад в его личной жизни произошел крутой перелом — внезапно объявились двое его взрослых детей, о существовании которых он даже не подозревал. Очень скоро, однако, дети стали неотъемлемой частью его жизни. Они не только присоединились к отцу в его подводной работе, но и проводили много времени с ним и с его новой женой. Неожиданно упавшая на его плечи ответственность заставила его по-новому взглянуть на свою жизнь, и он женился наконец на давней своей возлюбленной Лорен Смит, члене конгресса от штата Колорадо. Но перемены на этом не кончились, затронув и его работу. Адмирал Сэндекер неожиданно принял назначение на пост вице-президента, а Питт столь же неожиданно оказался на самой верхней ступеньке НУМА. Будучи директором департамента специальных проектов, он успел побывать во всех концах земного шара, пережить столько опасных приключений, что иному хватило бы на несколько жизней. Это не могло не сказаться на нем как физически, так и духовно, и он с радостью отказался от участия в рискованных предприятиях. Теперь как руководителю НУМА ему приходилось больше, чем хотелось бы, заниматься административными и политическими делами, однако он исхитрялся все же проводить вместе с Алом значительное время «в поле». Они тестировали новое оборудование, исследовали будущие морские заповедники или просто устанавливали свои рекорды погружения. Когда дело доходило до исследования неведомого или поиска разгадки какой-нибудь древней тайны, глубоко в душе его, как прежде, ярко разгоралось пламя. В нем никогда не гасло старомодное желание быть достойным человеком. Гнев, охвативший его при известии о похищении детей и потоплении «Морского скитальца», вновь пробудил в нем не раз и не два испытываемое стремление исправить мир.

— Папа, как разрешилась ситуация с тем токсичным японским сухогрузом на Филиппинах? — спросил Дирк. — Как я понимаю, именно химическое оружие стало причиной гибели живности на рифе.

— Так и есть, в данном случае это была смесь горчичного газа и люизита. Еще один биохимический подарок времен Второй мировой. Нам удалось прекратить утечку. Охотников заняться дорогостоящими раскопками и извлечением боеприпасов не нашлось, так что мы сделали, что смогли, — захоронили их.

— Нам повезло, что рядом на дне обнаружилась песчаная банка, — объяснил Джордино, — Мы просто запустили водяную помпу и заполнили грузовой трюм песком, а затем снова задраили люки. Если никто не залезет туда и не начнет копаться, больше токсической утечки не будет, а пострадавший риф через несколько лет восстановится.

В дверь просунулась голова секретарши, она посмотрела на Ганна.

— Сэр, полученный из Пентагона видеоматериал готов к просмотру, — произнесла секретарша и юркнула за дверь, словно кролик в нору.

Ганн, воспользовавшись моментом, представил Питту и Джордино людей из Министерства внутренней безопасности и ФБР и пригласил всех к большому плоскому монитору, скрытому за сдвижной панелью. Он быстро набрал на клавиатуре несколько команд, и на экране появилось изображение большой крытой верфи. Глаз камеры обежал все громадное помещение и показал ряды пустых причалов. Запись продолжалась меньше минуты, после чего изображение пропало и экран опустел.

— Это действительно предприятие Кана, нет никаких сомнений. Вот только нет никаких признаков «Бэкдже», — сказал Дирк.

— В рапорте военных моряков сказано, что единственными судами, которые им удалось увидеть во владениях Кана, были небольшой буксирчик и скоростной катер, — сказал Ганн, — «Бэкдже», очевидно, покинул док, как Элвис.[356]

Вебстер откашлялся:

— Я проверил. Интерпол и Корейская национальная полиция подтвердили, что за передвижением судов в порту Инчхон круглосуточно следили с того самого момента, как подобрали экипаж «Морского скитальца» и выпустили соответствующий циркуляр. Ни одно судно, подходящее под описание «Бэкдже», за это время не входило в порт и не покидало его.

— Кто-то нагрел руки, — насмешливо вставил Джордино.

Вебстер возмущенно посмотрел на него:

— Маловероятно. Несмотря на оживленное движение, Инчхон не слишком большой порт. Если бы «Бэкдже» выходил, уж кто-нибудь да заметил бы его и сообщил.

— Он мог выскользнуть тайком сразу после того, как Дирка и Саммер сняли с борта, — высказал предположение Ганн, — то есть еще до того, как появилось предупреждение Интерпола.

— Могло быть и по-другому, — сказал Питт, — Судно могли замаскировать или вообще изменить его конфигурацию так, чтобы получилось совсем другое судно. Возможно, «Бэкдже» вышел из порта при ясном свете дня, но выглядел при этом как обычный скиталец-сухогруз.

— Или как плавучий бордель, — добавил Джордино.

— Как бы там ни было, факт остается фактом: без судна у нас недостаточно доказательств, чтобы выдвигать перед корейскими властями обвинение против Кана, — сказал Вебстер.

— А как насчет Дирка и Саммер? — воскликнул'Питт, закипая. — Или вы считаете, что они прибыли на землю Кореи на лайнере «Куин-Мэри»?

— Доказательства против Кана должны быть железными, — с огорчением ответил Вебстер, — В данный момент в отношениях с Южной Кореей имеет место серьезная политическая проблема. У наших людей в Госдепартаменте дрожат коленки, и даже Пентагон чертовски нервничает. Перспектива лишиться нашего военного присутствия в Корее очень реальна, и никто не хочет расшатывать и без того опасную ситуацию в этот критический момент.

— Значит, вы боитесь попросить Южную Корею расследовать деятельность Кана? — спросил Питт.

— Это решение принято на самом верху. Нам велено держаться подальше от Кореи, пока не пройдет голосование в Национальной ассамблее по вопросу об отводе наших вооруженных сил с полуострова.

— А что думает по этому поводу адмирал? — поинтересовался Питт у Ганна.

Ганн медленно покачал головой:

— Адмирал… э-э… вице-президент Сэндекер сообщил мне, что президент передоверил Госдепартаменту право решать, как отреагировать на потопление «Морского скитальца». Обвинения Дирка и Саммер против Кана, к сожалению, привели лишь к решению, которое только что упомянул Джим. Все должны сидеть тихо, пока не пройдет голосование в Национальной ассамблее. По докладам разведки, президента Южной Кореи связывают с Каном закулисные деловые отношения, выходящие далеко за рамки их публичной дружбы. Президент боится утратить поддержку в своем противостоянии решению Национальной ассамблеи, если будет начато расследование, которое может подорвать его позиции.

— Неужели он не понимает степень риска, связанного с оружием, которым владеет Кан? — недоверчиво произнесла Саммер.

Ганн кивнул.

— Президент несколько раз повторил, что как только пройдет голосование по резолюции, он потребует от корейских властей немедленного и полного расследования причастности Кана к затоплению «Морского скитальца» и его возможных связей с Северной Кореей. Пока же он распорядился, чтобы Министерство внутренней безопасности срочно выпустило циркуляр о принятии усиленных мер внутренней безопасности с упором на воздушные и морские суда, прибывающие из Японии и Южной Кореи.

Дирк, расстроенный, поднялся и стал расхаживать по комнате.

— Слишком мало и слишком поздно, — наконец проговорил он негромко, — Протолкнуть резолюцию об отводе вооруженных сил Соединенных Штатов из Южной Кореи — только часть стратегии Кана, включающей в себя мнимую террористическую угрозу со стороны Японии в качестве отвлекающего маневра. Неужели вы не понимаете? Если он собирается нанести удар по США, то произойдет это до того, как состоится голосование в Национальной ассамблее.

— До него осталось всего десять дней, — заметил Ганн.

— В таком случае мы должны упредить следующий ход Кана, — спокойно проговорил Питт, — Мы знаем, что он управляет крупной судоходной линией и потому обладает исчерпывающими знаниями о структуре американских портов. Логично предположить, что он постарается подвезти оружие на торговом грузовом судне, причем наиболее вероятно — к западному побережью.

— Это гораздо проще, чем пытаться контрабандой провезти его на самолете, — согласился Джордино. — По всей вероятности, он отправит его судном под японским флагом.

— Или, возможно, на неуловимом «Бэкдже», — добавил Дирк.

— Йегер подготовил короткую справку о том, где и что нужно осматривать с целью обнаружения биологических компонентов и возможных мест хранения, — сказал Ганн, — Я прослежу за тем, чтобы таможенников как следует проинструктировали насчет портовой инспекции.

— И все равно мы можем опоздать, — отозвался Питт. — Они могут применить оружие при входе в порт и заразить всю окружающую местность еще до того, как подойдут к причалу. Подумайте, например, о заливе Сан-Франциско.

— Зная розу ветров, можно распылить вещество и не входя в порт. На Алеутских островах процесс, вероятно, был запущен с небольшого судна, находившегося в море недалеко от острова Юнаска, так что они действительно могут нанести удар вообще не заходя в порт, — сказал Дирк.

— Обеспечением безопасности портов занимается Береговая охрана, которая подчиняется Министерству внутренней безопасности. Сотрудники Береговой охраны поднимаются на борт и обследуют все прибывающие торговые суда еще на подступах к портам, — заметил Вебстер.

— Но осматривают ли они торговые суда, которые следуют вдоль берега и не направляются ни в один из американских портов? — спросил Дирк.

— Не думаю, чтобы Береговая охрана была в состоянии включить и это в перечень своих обязанностей по обеспечению безопасности. Они расширили свою программу проверок, но количество судов, которые могут выйти в море, у них ограниченно. Просить службы Береговой охраны взять на себя новые обязанности вдоль всего западного побережья не имеет смысла, у них все равно не хватит ресурсов.

— А как насчет военных моряков? — спросила Саммер. — Почему бы не использовать для этой цели некоторые суда Тихоокеанского флота? Если под угрозой национальная безопасность, то, по-моему, надо привлечь к блокаде все находящиеся поблизости военные корабли.

— Вопрос хороший, а вот ответ не очень, — отозвался Ганн, — Неясно, входит ли это в обязанности Военно-морских сил. Они если когда и поддерживали Береговую охрану, то с большой неохотой. Скорее всего, они сделают все, только чтобы уклониться от этого, разве что мы уговорим министра обороны или Белый дом надавить на них. Я поговорю об этом с вице-президентом, но будем реалистами — пройдет в лучшем случае неделя, прежде чем они подключатся к блокаде. А это уже может оказаться слишком поздно.

— Есть и другой вариант, — сказал Питт. Он залез в ящик стола и вытащил оттуда ежедневный доклад о местонахождении исследовательских судов НУМА.

— Давайте посмотрим. «Пасифик Эксплорер» только что прибыл в Ванкувер, «Блю Джилл» занимается морскими исследованиями у залива Дрейка к северу от Сан-Франциско, а «Глубинный старатель» проводит испытания подводного аппарата в Сан-Диего. Это, конечно, не флотилия линкоров, но в течение двух суток я могу разместить три исследовательских судна у главных портов западного побережья в помощь Береговой охране.

— Это значительно увеличит ее возможности в открытом море. Я уверен, Береговая охрана будет благодарна за поддержку, — сказал Вебстер.

— Называйте это временным займом, — сказал Питт. — По крайней мере до тех пор, пока Руди не найдет способа предъявить им счет за расходы.

— Я уверен, что мы найдем способ как-то возместить наши затраты на поддержку в этот период повышенной готовности, — сказал Ганн, глядя в упор на Вебстера с ехидной ухмылкой.

— Ну что ж, значит, договорились. Флотилия НУМА сразу же начинает вынюхивать бомбу у западного побережья. Есть, правда, еще одно, — сказал Питт, строго глядя на Вебстера. — Кан уже потопил одно из моих судов, и я не хочу потерять остальные. Я хочу, чтобы в непосредственной близости от моих судов круглые сутки находился вооруженный катер.

— Согласен. Заградительные команды будут также предупреждены о возможном вооруженном сопротивлении.

— Хорошо. Мы, здесь присутствующие, свяжемся с местным региональным командованием Береговой охраны. Руди, тебе придется покинуть столь любимое тобой здание штаб-квартиры. Я хотел бы, чтобы ты слетал в Сан-Франциско и обеспечил связь «Блю Джилл» с тамошним региональным управлением Береговой охраны, а затем позаботился о том, чтобы «Пасифик Эксплорер» наладил аналогичные связи в регионе Сиэтл — Ванкувер. Дирк и Саммер, вы возвращаетесь в Сан-Диего на «Глубинный старатель» и помогаете с наблюдениями у берегов Южной Калифорнии, — распорядился Питт.

— А как же я, босс? — с притворным негодованием вопросил Джордино. — Неужели мне не выдадут удостоверение судового инспектора?

— Ну нет, — ответил ему Питт с озорной улыбкой, — для тебя у меня припасено кое-что получше.

44

Без всякой шумихи два затрапезного вида буксира начали медленно отталкивать платформу «Морского старта» «Одиссей» от родного причала. Общественный интерес, сопровождавший каждый новый запуск, с годами угас, так что теперь на причала собралась, чтобы помахать своим на прощание, лишь горсточка родных и друзей членов экипажа да менеджеров корпорации. К тому же на этот раз команда платформы была менее многочисленной, чем обычно, потому и провожающих собралось совсем немного. На большой платформе работали всего сорок два человека — примерно на двадцать меньше положенного, так как многих инженеров руководитель пуска Стамп оставил помогать в ликвидации последствий пожара на командном судне. Капитан Кристиано с тревогой наблюдал с мостика «Си Лонч Коммандер», как платформа с ракетой осторожно и медленно отходит от пирса, попрощавшись с «Одиссеем» и его командой длинным гудком судовой сирены. На несколько палуб ниже его целая армия электриков и компьютерщиков не покладая рук трудилась круглые сутки, чтобы привести узел связи в порядок после пожара — все надеялись, что командное судно сможет выйти в море следом за платформой уже через три-четыре дня.

«Одиссей» ответил на прощальный сигнал Кристиано коротким гудком, донесшимся, казалось, из облаков. Главная палуба «Одиссея» возвышалась над водой почти на сотню футов. Платформа обладала самостоятельным ходом и вполне пригодна была к океанскому плаванию; буксиры ей были нужны только для того, чтобы обеспечить безопасный заход и выход из порта. Сама по себе платформа способна была стать в заданной точке с точностью до дюйма, но вот маленькие лодки и портовые объекты из расположенной на самом верху ходовой рубки были не видны, поэтому-то для безопасного движения в чересчур оживленных водах и использовались буксиры.

Массивное сооружение медленно проплывало вдоль портового мола, похожее издалека на гигантский тарантул, пробирающийся по спокойной воде. Переоборудованная нефтяная платформа Северного моря возвышалась на десяти толстых колоннообразных опорах, по пять с каждой стороны. Основания пилонов, разрезавшие волны над самой поверхностью воды, покоились на двух гигантских подводных поплавках, каждый из которых вытянулся в длину больше чем на четыреста футов. Сзади на поплавках была установлена пара четырехлопастных винтов, способных даже при волнении разогнать неуклюжее с виду судно до двенадцати узлов. При тридцати с лишним тысячах тонн водоизмещения «Одиссей» представлял собой крупнейшее в мире и самое удивительное самоходное судно-катамаран. Миновав вход в гавань Лонг-Бич, платформа проползла еще мили две, затем буксиры дали задний ход и остановились.

— Приготовиться принять буксирные концы, — резко скомандовал командир «Одиссея», бывший капитан танкера по фамилии Хеннесси.

С катеров отдали буксирные концы, и экипаж «Одиссея» быстро втянул их на борт. Заработали четыре электродвигателя платформы по три тысячи лошадиных сил каждый. Буксиры разошлись в стороны, и «Одиссей» двинулся вперед своим ходом. В море экипаж платформы чувствовал себя как на верхних этажах небоскреба под ударами штормового ветра — высоко поднятая платформа медленно покачивалась. Мощная ракета «Зенит», надежно закрепленная на горизонтальном ложе, практически не ощущала этих мягких колебаний. Опытный экипаж приступил к выполнению давно знакомых несложных обязанностей. Началась не слишком утомительная рутина долгого путешествия к месту старта. Светло-коричневый берег Калифорнии постепенно исчезал из виду. Хеннесси медленно увеличивал обороты, пока платформа не поплыла со скоростью девять узлов, затем проложил курс на юго-запад к намеченной точке старта, расположенной на экваторе в полутора тысячах миль к югу от Гавайского архипелага. Ни один из тех, что находились на платформе, и не подозревал, что никогда не доберется до пункта назначения.

* * *

В полутора тысячах миль к западу от этого места «Когурё» несся по Тихому океану, как гончая за кроликом. От самого Инчхона только одно отклонение от курса — остановка на островах Огасавара, чтобы подобрать Тонджу, — немного задержало судно. Обогнув штормовой фронт к западу от Мидуэя, дальше судно пошло по спокойному морю при сильном попутном ветре, позволявшем ему двигаться на восток с максимальной скоростью. Освобожденный от громоздкого палубного оборудования для прокладки кабеля и без тяжелого кабеля длиной в несколько миль, хранившегося в трюме, «Когурё» сидел в воде на девять футов выше, чем обычно. Четыре дизельных двигателя гнали полегчавшее судно на скорости в двадцать один узел, что позволяло проходить за сутки почти шестьсот миль.

На борту «Когурё» большая группа инженеров и техников готовилась к пуску ракеты «Зенит». На нижней палубе был оборудован центр управления запуском, почти идентичный тому, что имелся на «Си Лонч Коммандер». Работа там не прекращалась ни днем, ни ночью. Из Инчхонской лаборатории был получен последний блок программного обеспечения для запуска, а команда программистов подготовила для пусковой команды серию пробных сценариев запуска. Каждый день она проводила и разбирала несколько гипотетических тестовых пусков, пока наконец, после недели в море, такие прогоны не стали проходить безупречно. Команде сказали только, что им предстоит управлять запуском принадлежащего Кану спутника с плавучей платформы, никто и не подозревал о противозаконной миссии, которая им предстояла на самом деле. Все с нетерпением ждали дня, когда они запустят настоящую ракету.

Тонджу использовал это время для того, чтобы окончательно отшлифовать тактику захвата «Одиссея». Он и его группа боевиков часами сидели над кальками планов пусковой платформы, рассчитывая боевые позиции и координируя передвижение сил, результатом чего стал поминутный план операции. С каждым днем корабль все ближе и ближе подходил к цели. Коммандос заучивали свои маршруты и роли в предстоящей операции, чистили оружие и старались не попадаться на глаза остальным членам экипажа. После ужина вместе с ударной группой Тонджу пригласил своего заместителя Кима к себе в каюту. Там, с глазу на глаз, Тонджу объявил своему помощнику приказ Кана затопить «Когурё».

— Я сообщил капитану Ли координаты места, где мы должны будем встретиться с ожидающим нас сухогрузом. Однако я не проинформировал его о том, что его судно будет затоплено, а просто сказал, что пусковую команду надо будет переправить на другое судно из соображений безопасности.

— Вы сомневаетесь в его преданности Кану? — спросил Ким, которого ничуть не тронула перспектива убийства двух сотен своих товарищей по экипажу.

— Да нет, просто это неразумно. Ни один капитан не захочет топить собственное судно и бросать свою команду. Мы покинем судно без него.

— Как вы предполагаете уничтожить судно?

Тонджу наклонился и вытащил из-под койки небольшую сумку, которую и протянул Киму.

— Пластиковая взрывчатка «семтекс» с радиодетонаторами. Я собираюсь активировать заряды, когда судно будет в движении.

Он подошел к переборке и указал на пришпиленный к ней план «Когурё» в разрезе.

— Заряды пробьют серию отверстий в носовой части корпуса ниже ватерлинии, а движение судна приведет к тому, что вода мгновенно затопит нижние палубы. «Когурё» уйдет на дно, как подводная лодка, еще до того, как экипаж успеет хоть как-то отреагировать.

— И все же существует вероятность, что кто-то спасется на шлюпке, — заметил Ким.

Тонджу с недоброй улыбкой покачал головой:

— Я обработал шлюпбалки всех спасательных шлюпок жидким составом для холодной сварки. Чтобы спустить любую из шлюпок, теперь потребуются весьма значительные усилия.

— А как же мы? — спросил Ким, и в голосе его проскользнула легкая неуверенность.

— Вы и еще двое ваших людей вместе со мной покинете судно на боевом катере. После того как сухогруз появится на экране радара, я постараюсь убедить Ли в необходимости предварительной разведки. Когда же «Когурё» вновь наберет ход, мы взорвем заряды.

Ким тихо вздохнул и низко наклонил голову.

— Мне будет непросто бросить свою боевую группу, — еле слышно произнес он.

— Они хороши, не спорю, но это расходный материал. Я разрешаю тебе самому выбрать двух человек, которые покинут судно вместе с нами. Но перед этим надо будет заложить взрывчатку в нужных местах. Возьми своего подрывника Хюна и разместите заряды в носовых отсеках Е, F и G. Позаботьтесь о том, чтобы вас не заметил никто из экипажа судна.

Ким крепко сжал ручки сумки со взрывчаткой и еще раз кивнул.

— Будет сделано, — сказал он и вышел из каюты.

После его ухода Тонджу еще несколько минут внимательно разглядывал план судна. Каждый этап этой чрезвычайно сложной операции полон был риска и неожиданных опасностей, но именно такие операции нравились ему больше всего.

45

Следуя курсом на столкновение со злом, «Одиссей» не спеша двигался вдоль побережья ниже Лонг-Бич. Каждый час неуклюжее с виду сооружение оставляло за кормой десять миль пенного следа. Пройдя мимо острова Сан-Клементе, «Одиссей» незадолго до полуночи взял курс от Сан-Диего на запад и вскоре покинул территориальные воды Соединенных Штатов. По мере того как он продвигался все дальше в пустынный район Тихого океана к западу от Калифорнийского залива лодки и яхты с рыбаками и отдыхающими постепенно исчезали из виду. К концу третьих суток плавания «Одиссей» находился примерно в семистах милях от ближайшей земли и делил океан с единственной крохотной точкой на северо-восточном горизонте.

Капитан Хеннесси без особого интереса наблюдал, как эта далекая точка, двигаясь южным курсом, постепенно увеличивается в размерах. Когда неизвестный сосед подошел на расстояние пяти миль, капитан навел на него бинокль и увидел довольно крупное судно голубого цвета с желтой трубой. В сгущающихся вечерних сумерках Хеннесси смог определить, что это не обычный торговый сухогруз, а скорее какое-то исследовательское судно или судно специального назначения. С нарастающим удивлением он отметил, что корабль идет поперечным курсом. Весь следующий час Хеннесси стоял у штурвала, следя за судном, которое осторожно подходило к «Одиссею» с правого борта, и лишь когда между ним и платформой осталось меньше мили, вроде бы замедлило ход и отвернуло к юго-западу, обходя платформу сзади.

— Он сбрасывает ход и собирается пройти у нас прямо за кормой, — отводя бинокль от таинственного голубого судна, сказал Хеннесси рулевому. — Весь Тихий океан в его распоряжении, а ему приспичило, видите ли, перессечь наш кильватер, — проворчал он, качая головой.

Откуда ему было знать, что это не случайная встреча. Он и не подозревал, что один из хорошо информированных членов его экипажа, человек Кана, работавший на «Одиссее» техником, постоянно сообщал таинственному судну точные координаты платформы при помощи обычного GPS-приемника и портативного радиопередатчика. «Когурё», выйдя в Тихий океан, двадцать четыре часа назад принял эту радиопередачу и направился наперерез «Одиссею» подобно тому, как голубь летит домой по кратчайшему маршруту.

Когда огни неизвестного судна замерцали в темноте позади «Одиссея» с левой стороны, Хеннесси выбросил его из головы и перенес внимание на черную пустоту впереди по курсу. До экватора оставалось почти десять суток хода, и невозможно было предугадать, какие еще препятствия встретятся на пути.

* * *

Опытная штурмовая группа возникла на платформе из ночной темноты стремительно и совершенно неожиданно. Вечером «Когурё» долго следовал неотступно за «Одиссеем», затем вдруг заглушил двигатели и позволил самоходной платформе неторопливо уйти к горизонту. Когда огни «Когурё» исчезли, рулевой ночной смены и вахтенный офицер в ходовой рубке «Одиссея» вздохнули с облегчением. Платформа шла на автопилоте, им оставалось лишь следить за показаниями радара и прогнозом погоды по курсу. Но в открытом море, глубокой ночью, беспокоиться было особо не о чем, и вместо того чтобы внимательно следить за экранами мониторов, моряки прогуливались по мостику и вели бесконечный спор о кубке мира по футболу. Если бы хоть один из них повнимательнее пригляделся к экрану радиолокатора, судно не было бы застигнуто врасплох.

«Когурё» остановился вовсе не затем, чтобы изменить курс или устранить какие-то неполадки — с него спускали быстроходный катер. Тридцатифутовое суденышко было достаточно велико, чтобы в нем удобно разместились Тонджу, Ким и еще дюжина облаченных в черные комбинезоны спецназовцев, которые сидели сейчас на обитых кожей сиденьях, сжимая в руках автоматы. Подкрасться незаметно на этом катере было трудно, зато он как нельзя лучше подходил для того, чтобы быстро преодолеть расстояние до платформы и доставить туда штурмовую группу, достаточную для ее захвата.

В темноте ночи, подпрыгивая на волнах, катер несся к «Одиссею» под ярким звездным куполом, раскинувшимся от горизонта до горизонта. Быстроходное суденышко стремительно пожирало пространство между «Когурё» и платформой, светившейся огнями на фоне ночного неба, как рождественская елка. Подойдя к массивной платформе вплотную, рулевой катера направил свое судно прямо в центр огромной тени и повел его между поплавками «Одиссея». Не снижая скорости, суденышко пронеслось под платформой между двумя рядами массивных опор. Оно едва прошло под тяжелыми горизонтальными балками треугольного сечения, которыми всего в двенадцати футах над водой были крест-накрест соединены опоры. После этого катер выровнял свою скорость со скоростью платформы и уже медленно подкрался к передней опоре правого ряда, по которой вверх уходили покрытые солью стальные скобы лестницы. Как только он приблизился к пилону на несколько футов, один из коммандос прыгнул с носа с коротким линем и быстро привязал его к стальной перекладине. Один за другим боевики прыгали на лестницу и начинали долгий подъем наверх, на платформу. На верхних ступеньках команда задержалась ненадолго, чтобы перевести дух, а затем чуть помедлила уже наверху, чтобы перегруппироваться. Наконец Тонджу кивком головы дал сигнал к началу операции. Человек Кана на борту платформы оставил прочную дверь наверху лестничного колодца незапертой. Коммандос быстро проскользнули через эту дверь и рассыпались веером по палубе.

Тонджу потратил на изучение фотографий и планов «Одиссея» не один час, но и его просто ошеломили масштабы пусковой палубы. В длину она намного превосходила футбольное поле. В дальнем ее конце возвышалась пусковая вышка, а перед ней простиралось огромное пустое пространство открытой палубы, вплотную подходившее к ангару для ракеты-носителя. Примерно в середине платформы у правого борта были установлены несколько массивных топливных цистерн, из которых незадолго до старта заправляли топливом ракету. По обе стороны от ангара с ракетой-носителем стояли два небольших жилых корпуса для экипажа и ракетчиков. Там размещались каюты на шестьдесят восемь человек, столовая и медпункт. Они и должны были стать первой мишенью.

Штурмовая группа отрабатывала одновременное нанесение удара — пять человек на ангар, три на мостик, остальные в жилые корпуса. Большинству из сорока двух человек на борту «Одиссея» до прибытия в точку старта делать было практически нечего, и они коротали время за чтением, картами и просмотром кинофильмов. К трем часам утра почти все уже спали, бодрствовали только те, кто управлял ходом платформы и наблюдал за состоянием ракеты-носителя. Когда боевики с отработанной на многочисленных тренировках точностью ворвались в каюты экипажа, сонные техники и инженеры были слишком ошарашены, чтобы как-то отреагировать. Яркий свет и тычки дулами автоматов АК-74 быстро разбудили спящих, и скоро все они стояли под прицелом коммандос. Двое техников, игравшие в карты в кают-компании, решили сначала, что все это какой-то экваториальный розыгрыш, но удар прикладом сшиб одного из них на пол и без труда развеял это заблуждение. Пораженный кок на камбузе при виде вооруженных людей уронил на пол стопку противней, что еще быстрее помогло вырвать из сна членов экипажа, чем сами нападающие.

Похожая история произошла и в ракетном ангаре. Небольшая группа коммандос стремительно обшарила это сооружение с искусственным климатом, где на специальном стапеле покоилась ракета «Зенит», и без проблем собрала немногочисленных дежурных инженеров в одно место. Два человека у штурвала на мостике, расположенном гораздо выше ангара, долго не могли поверить своим глазам, когда в рубку вошел Тонджу и спокойно приставил к уху вахтенного офицера пистолет «Глок». Меньше чем через десять минут вся громадная платформа была уже в руках боевиков Тонджу — причем без единого выстрела. Экипаж «Морского старта» даже представить себе не мог, что в центре Тихого океана платформу может кто-то захватить.

Коммандос с удивлением обнаружили, что большую часть морского экипажа платформы составляли филиппинцы, а пусковая команда представляла собой смесь американских, русских и украинских инженеров. Весь многонациональный экипаж, за исключением дюжины людей Кана и представителей компании-владельца полезного груза, согнали в кают-компанию и оставили там под охраной автоматчиков. Люди Кана тем временем взяли на себя управление движением самоходной платформы. Даже капитана Хеннесси, которого один из людей Кима схватил и грубо связал, притащили в кают-компанию, где он, потрясенный, присоединился к остальным членам экипажа.

Оказавшись на мостике, Тонджу сообщил на «Когурё» по радио, что платформа захвачена без сопротивления. Рассматривая развернутую и оставленную на боковом столике навигационную карту, он резко приказал одному из моряков Кана, ставшему за штурвал:

— Меняем курс. Новый курс норд — норд-ост, пятнадцать градусов. Поворачиваем к новой точке старта.

* * *

В предрассветных сумерках «Когурё» подошел к идущей на север платформе поближе и сбавил скорость, чтобы идти вровень с «Одиссеем», одолевавшим пятифутовые волны. Капитан Ли подобрался к «Одиссею» на расстояние меньше двадцати футов, двигаясь с одинаковой скоростью по его правому борту. В ходовой рубке «Одиссея» нервный рулевой, видя, как подкрадывается к борту платформы бывшее кабельное судно, первым делом проверил, включен ли автопилот.

На верхней палубе, где находился ангар, Тонджу лично следил за тем, как стрела большого крана вытянулась за правый борт платформы. Какое-то время тяжелый блок и крюк на канате крановой стрелы болтались в воздухе, пока не опустились на кормовую палубу «Когурё». По судовому радио передали сигнал готовности, и кран поднял в воздух и втащил на главную палубу платформы квадратный металлический контейнер размером с диван. Внутри него в специальных емкостях хранилась высушенная и замороженная культура вируса «Химера». Емкости оставалось только вложить в аэрозольный распылитель спутника — полезного груза ракеты.

Пока смертельный вирус поднимали на пусковую платформу, катер перевез туда же с «Когурё» дюжину специалистов по запуску и полезной нагрузке, которые тут же направились в ракетный ангар и приступили к разборке блока полезного груза «Зенита». Кроме того, для обеспечения безопасности на смену коммандос из штурмового отряда Тонджу с «Когурё» на платформу доставили большую группу охранников.

Тонджу вернулся в ходовую рубку и стал смотреть сквозь толстое ударопрочное стекло на высокие волны, гулявшие две сотни футов ниже. Платформа почти не качалась, так как двигавшиеся под водой опоры-поплавки гасили качку. Тонджу посмотрел направо: «Когурё» уже отвернул в сторону и удалялся от «Одиссея», исполнив свою миссию перевозчика.

— Полный вперед, — скомандовал Тонджу рулевому.

Филиппинец, нервничая, перевел ручки управления двигателями на обоих поплавках вперед до упора и уставился на цифровой индикатор скорости, показания которого стали медленно расти.

— Двенадцать узлов, сэр. Максимальная крейсерская скорость, — доложил он Тонджу, часто моргая.

Тонджу удовлетворенно кивнул, затем потянулся к радиопередатчику над головой и вызвал капитана Ли на «Когурё».

— У нас все по расписанию. Прошу сообщить в Инчхон, что мы овладели пусковой платформой и рассчитываем начать обратный предстартовый отсчет примерно через тридцать часов. Конец связи.

Рулевой, мучимый дурными предчувствиями, смотрел прямо перед собой, стараясь не встречаться взглядом с Тонджу. Какими бы страшными ни были крутившиеся у него в голове мысли о том, что собирается сделать Тонджу, они не шли ни в какое сравнение с истинными намерениями командира боевиков.

46

Инженерам потребовалось чуть меньше суток, чтобы превратить полезный груз ракеты-носителя в чудовищное оружие массового уничтожения. Подобно хирургам, проводящим операцию по трансплантации, инженерная группа осторожно удалила несколько секций внешнего обтекателя и принялась копаться во внутренностях поддельного спутника. Они вынули фальшивые компоненты, внешне напоминавшие ретрансляторы настоящих спутников связи, и вставили на их место небольшие электрические насосы, необходимые для системы аэрозольного распыления. К фальшивым солнечным батареям подвели провода и укрепили на них нужную оснастку. «Батареи» должны были раскрыться в полете и распылить возрожденные вирусы в виде легкой дымки широкой полосой в небе Калифорнии.

Облачившись в защитные комбинезоны и шлемы, техники провели последнее испытание системы распыления. Следовало удостовериться, что она надежно сработает в то короткое время, что будет ей отведено в ходе полета ракеты. Наступил последний этап операции: помещение вируса «Химера» в спутник. Доставленные из Инчхона емкости с высушенными и замороженными микроорганизмами осторожно установили на корпусе спутника, а гидрогенизационные емкости соединили с аэрозольной системой шлангами в стальной оплетке. Когда система будет приведена в действие, автомат под управлением специальной программы смешает при пониженном давлении порошок культуры вируса с очищенной водой, а затем выбросит получившуюся живую жидкость через пульверизатор в атмосферу.

Теперь, когда убийственный коктейль был уже на борту спутника, его вновь закрыли обтекателем. В нужных точках внутри обтекателя установили заряды, которые в точно рассчитанный момент должны были отстрелить створки обтекателя, прикрывающие полезную нагрузку. Когда последняя секция головного обтекателя ракеты была установлена на место, усталые инженеры из пусковой команды коротко поздравили друг друга и поплелись к жилым помещениям. До момента, когда начнется обратный предстартовый отсчет, они могли поспать несколько часов, в чем крайне нуждались.

* * *

Не объявляя публично конкретный уровень угрозы, Министерство внутренней безопасности потихоньку ввело режим повышенной готовности служб безопасности морских и аэропортов. На всех воздушных и морских судах из азиатского региона проводились более тщательная фильтрация и выборочные обыски, причем специально искали биологические и химические вещества. По настоянию вице-президента Сэндекера Береговой охране было предписано останавливать все прибывающие суда под японским и корейским флагами и посылать на борт вооруженные группы сотрудников служб безопасности для проведения тщательного досмотра и обыска. Все находившиеся в исправности катера Береговой охраны курсировали вдоль западного побережья, преимущественно у крупных торговых центров, таких как Сиэтл, Сан-Франциско и Лос-Анджелес.

В Сан-Франциско Руди Ганн согласовал действия НУМА по обеспечению блокады с местным командованием Береговой охраны. Прибывшее из Монтерея исследовательское судно «Блю Джилл» он немедленно направил дежурить в десяти милях от моста Золотые Ворота. После этого он слетал в Сиэтл, где отправил находившиеся там суда НУМА патрулировать вдоль побережья и договорился с канадской береговой охраной в Ванкувере о том, что те будут досматривать все суда, следующие в Британскую Колумбию.

Дирк и Саммер полетели в Сан-Диего. Город встретил их фирменной погодой — плюс семьдесят два градуса[357] и легкий ветерок. Имне потребовалось много времени, чтобы проехать на такси из Линдберг-Филд, международного аэропорта Сан-Диего, до острова Шелтер и отыскать там пришвартованный в самом конце длинного муниципального причала «Глубинный старатель». Подходя к судну, Дирк заметил на его кормовой палубе погружной аппарат странной формы, выкрашенный в красный цвет с металлическим отливом.

— Кого мы видим! Это же наши пленники Зенды![358] — воскликнул близкий друг Дирка Джек Далгрен при виде молодых людей, поднимающихся на борт. Он стремительно слетел с мостика вниз на палубу и встретил их у верхушки трапа.

— Слышал, что вы двое совершили приятный круиз вдоль берегов Корейского полуострова, — рассмеялся Далгрен и крепко пожал Дирку руку, а затем тепло обнял Саммер.

— Да, вот только мы пропустили все достопримечательности, отмеченные в каталоге Мишлен, — ухмыльнулась в ответ Саммер.

— Ну и что! Зато экскурсия по демилитаризованной зоне, по-моему, неплохо нас взбодрила, — произнес Дирк с напускной серьезностью. Обернувшись к Далгрену, он спросил:

— Вы с командой готовы выйти в море и немного поохотиться?

— Угу. Час назад к нам присоединился отряд Береговой охраны, так что мы готовы отчалить в любой момент.

— Хорошо. Тогда давай этим и займемся.

Далгрен проводил Дирка и Саммер на мостик, где их приветствовали Лео Дельгадо и капитан Берч. После этого их представили офицеру Береговой охраны по фамилии Эймс.

— Лейтенант, какой нам предписан порядок патрулирования? — спросил Дирк, заметивший знаки различия на форменной одежде Эймса.

— Зовите меня Биллом, — отозвался Эймс. Этот блондин был исправным служакой и серьезно относился к своим обязанностям, но терпеть не мог излишние формальности, — Мы будем в резерве у местных судов Береговой охраны и вступим в дело, только когда движение торговых судов в этом районе станет особенно оживленным. В противном случае ограничимся специальной разведкой и слежением. По закону мы имеем право остановить любое прибывающее торговое судно на расстоянии до двенадцати миль от берега и подняться на борт. Как представитель Береговой охраны в НУМА, я с моей командой буду возглавлять все высадки и досмотры судов, но меня будут сопровождать несколько человек из вашего экипажа, прослушавших краткий инструктаж.

— А каковы наши шансы обнаружить на большом контейнеровозе тайный склад оружия или спрятанную бомбу? — вслух подумала Саммер.

— Они больше, чем вам может показаться, — ответил Эймс. — Как вам известно, мы тесно сотрудничаем с таможенным департаментом, подчиняющимся Министерству внутренней безопасности. Наши таможенные агенты имеются практически в каждом иностранном порту в любой части света, они проверяют и опечатывают каждый грузовой контейнер и только после этого дают разрешение грузить контейнеры на судно. По прибытии в США контейнеры опять же осматривают таможенные агенты. Их цель — убедиться в том, что контейнеры не открывались и не были взломаны. Их впустят в страну, только если все окажется в порядке. Береговая охрана обеспечивает таможенникам возможность проверить судно и контейнеры еше до захода в порт.

— На любом судне полно мест и помимо грузовых контейнеров, бомбу можно спрятать где угодно, — заявил Далгрен.

— Да, это действительно проблема посложнее, но тут в дело вступают собаки, — ответил Эймс, кивком указывая на дальний конец мостика. Только сейчас Дирк заметил, что у переборки привязаны к пиллерсу два светло-рыжих лабрадора-ретривера. Оба пса сладко спали на теплой палубе. Саммер, уже заметившая собак, подошла и стала осторожно почесывать их за ушами.

— Эти собаки обучены на поиск различных компонентов взрывчатых веществ, которые обычно используются в производстве бомб. Самое главное, они могут очень быстро пробежаться по всему судну. Если на каком-нибудь контейнеровозе действительно попытаются ввезти биологическую бомбу, то очень может быть, что эти ребята сумеют унюхать взрывчатые вещества в ней.

— Именно это нам и нужно, — сказал Дирк, — Значит, мы будем работать возле Сан-Диего?

— Нет, — покачал головой Эймс. — Через Сан-Диего проходит очень небольшой торговый поток, местная Береговая охрана вполне справится с таким объемом сама. Нам приказано патрулировать квадрат к юго-западу от порта Лос-Анджелес в поддержку группе Береговой охраны и морской безопасности района Лос-Анджелес — Лонг-Бич. Когда прибудем на место, будем координировать взаимное положение и результаты через «Икар».

— «Икар»? — непонимающе переспросил Далгрен.

— Всевидящее око в небесах, выделенное нам в помощь в этом проекте, — с видом знатока объяснил Дирк.

* * *

Пока «Глубинный старатель» неторопливо шел вдоль тихоокеанского побережья мимо острова Коронадо и военного авианосца, который возвращался домой из Индийского океана, Дирк и Саммер отправились на корму знакомиться со странным подводным аппаратом, немного напоминавшим перекормленного стероидами земляного червя. Судно, имевшее форму пули, было беспорядочно утыкано множеством гребных устройств в виде подвижных лопастей, походивших на приклеенные к корпусу тепловые насосы. Перед обтекаемым каплеобразным носом аппарата, немного сбоку, был укреплен громадный керноотборник десяти футов длиной; он торчал вверх, как рог единорога. Отчасти из-за кричаще-яркой красной окраски аппарат напоминал какое-то гигантское насекомое из фильма ужасов пятидесятых годов.

— Ты расскажешь нам, что это за хитрая штука? — спросила Саммер у Далгрена.

— Как, отец не рассказывал вам о «Баджере»? Это образец, который он сам утвердил. Поэтому-то мы и здесь, в Сан-Диего. Над проектом этой суперновинки работала группа наших инженеров вместе с Институтом Скриппса. Глубоководный керноотборник разработан для взятия с морского дна образцов осадочных пород. Научное сообщество ждет не дождется, когда наконец можно будет собрать образцы пород и организмов вокруг вулканических гидротермальных образований, многие из которых находятся на глубине десяти и более тысяч футов.

— А зачем все эти гребные устройства? — поинтересовался Дирк.

— Чтобы побыстрее добраться до дна. Это настоящая гоночная машина. Чем ждать, пока сила тяготения затащит его на дно, аппарат быстро погружается сам при помощи энергии от водородных топливных элементов. Он может весь день без перерыва нырять на дно, брать образцы и выскакивать обратно на поверхность, не заскучаешь. Чем меньше времени уходит на погружение и всплытие, тем больше образцов получат геологи. Будет в чем покопаться.

— И парни из Скриппса согласились посадить тебя за баранку этой штуковины? — со смехом спросила Саммер.

— Они забыли спросить, сколько штрафов за превышение скорости я плачу на суше, а сам я не догадался сообщить им, — с притворным простодушием отозвался Далгрен.

— Им и невдомек, — ухмыльнулся Дирк, — что они только что одолжили свой новехонький «Харлей-Дэвидсон» Ивелу Нивелу.[359]

* * *

В течение трех часов «Глубинный старатель» шел вдоль побережья Калифорнии, а незадолго до сумерек повернул в открытое море. Стоя на мостике, Дирк следил за продвижением судна по цветной навигационной карте на верхнем мониторе. По мере того как исчезала за кормой береговая линия, остров Сан-Клементе продвигался вверх по карте к западу от курса судна. Несколько секунд Дирк вглядывался в карту, затем обернулся к Эймсу, который стоял рядом и следил за экраном радара.

— Мне казалось, что ваши полномочия останавливать и осматривать суда ограничены двенадцатимильной прибрежной зоной? А перед нами сейчас остров Сан-Клементе, от которого до материка больше пятидесяти миль.

— При обычном прибрежном патрулировании мы действительно придерживаемся двенадцатимильной полосы. Однако восемь островов южнее Лос-Анджелеса номинально являются территорией штата Калифорния, поэтому по закону мы можем вести отсчет от них. Для нынешней же операции нам временно разрешили расширить зону действий, считая от этих островов. Пока что мы займем позицию примерно в десяти милях к западу от Санта-Каталины и будем наблюдать оттуда.

Двумя часами позже они миновали большой остров Санта-Каталина и сбросили скорость на подходе к пункту назначения. «Глубинный старатель» начал патрулирование.

Он медленно двигался по большой петле, вытянутой в направлении север — юг и лежащей к западу от острова. Судовой радар без устали вглядывался в ночь, но видел только мелкую россыпь прогулочных суденышек и рыбацких лодок да катер Береговой охраны, дежуривший немного севернее.

— Мы находимся значительно южнее главного торгового пути в Лос-Анджелес и вряд ли увидим в этом квадранте оживленное ночное движение, — сказал Эймс. — Настоящая работа начнется утром, когда появится «Икар». Пока же я предлагаю разбиться на смены и немного поспать.

Дирк понял намек и отошел к краю мостика, вдыхая полной грудью морской воздух. Ночь стояла тихая и влажная, а поверхность моря была плоской, как блин. Дирк стоял в темноте и вновь мысленно перебирал подробности встречи с Каном и чудовищные планы, о которых магнат рассказал ему и Саммер. Еще неделя, и голосование в корейской Национальной ассамблее останется в прошлом… Вот тогда органы юстиции смогут приступить к полномасштабному расследованию дела Кана. Это все, что им нужно. Неделя без происшествий. Порыв ледяного ветра внезапно дохнул в лицо Дирку. Мгновение — и как будто ничего и не было, вокруг по-прежнему царило обманчивое спокойствие.

47

К девяти часам вечера «Одиссей» успел вернуться назад миль на триста и теперь приближался к точке старта с точно рассчитанными еще в Инчхоне координатами. Тонджу, прилегший, чтобы немного поспать, в каюте капитана Хеннесси, был внезапно разбужен торопливым стуком в дверь. Пока он, сев на койке, надевал ботинки, в каюту с поклоном вошел вооруженный боевик.

— Простите, что помешал, — извиняющимся тоном сказал он, — На связи капитан Ли. Он просит вас как можно скорее вернуться на «Когурё». Там у них возник какой-то спор с русскими инженерами-ракетчиками.

Тонджу кивнул, тряхнул головой, прогоняя сон, и направился в ходовую рубку, где первым делом убедился, что платформа продолжает двигаться курсом норд-норд-ост со скоростью двенадцать узлов. Затем радировал на «Когурё», чтобы за ним прислали катер, и, спустившись по длинной лестнице на переднем пилоне, прыжком перебрался на борт. Вскоре он был уже на вспомогательном судне, находившемся совсем близко, где его ждал капитан Ли.

— Идемте со мной в центр управления запуском. Это все проклятые украинцы! — не выдержав, выругался капитан. — Никак не договорятся, откуда нужно производить пуск и куда соответственно нужно вести платформу. Кажется, они вот-вот поубивают друг друга.

Двое мужчин спустились по трапу и направились по коридору к просторному центру управления запуском. Ли открыл боковую дверь в зал, и сразу же по ушам им ударила громкая какофония ругательств на чужом языке. Все, кто был в зале, столпились вокруг двух украинских ракетчиков, которые стояли друг против друга и яростно спорили, размахивая руками. При приближении Тонджу и Ли толпа расступилась, но украинцы как будто ничего не видели и не слышали. С презрением посмотрев на них, Тонджу развернулся, схватил ближайший стул и, подняв его над головой, швырнул в спорящих инженеров. В толпе охнули, когда стул врезался в спорщиков, ударил одного в грудь и другого по голове, отскочил и с грохотом рухнул на пол. Ошеломленные украинцы наконец замолчали и повернулись к пришедшим.

— В чем дело?! — прорычал Тонджу.

Один из украинцев, мужчина с козлиной бородкой и взлохмаченными русыми волосами, смущенно откашлялся, прочищая горло:

— Дело в погоде. Фронт высокого давления над восточной частью Тихого океана, в особенности возле побережья Северной Америки, остановился, столкнувшись с идущей с юга системой низкого давления.

— И что все это означает?

— Преобладающий здесь обычно на больших высотах восточный ветер в данный момент сменился на противоположный, вы сами можете ощутить, мы сейчас идем против сильного встречного ветра. В результате рассчитанная нами траектория полета значительно искажается.

Украинец порылся в папке и вытащил несколько листов миллиметровки с какими-то расчетами и нарисованными от руки карандашом профилями траектории полета.

— Базовый план операции предусматривал, что первая ступень ракеты «Зенит» будет заправлена на пятьдесят процентов емкости, что даст оценочно триста пятьдесят километров полета по трассе. Примерно пятьдесят из них придется на целевой район, где будет активирована система полезной нагрузки. Таким образом, для пуска была запланирована точка в трехстах километрах к западу от Лос-Анджелеса. Все это рассчитывалось с учетом нормальных для этих мест погодных условий. Теперь же, при нынешнем состоянии атмосферы, мы имеем на выбор два варианта: либо подождать, пока фронт низкого давления уступит действию преобладающих ветров, либо переместить точку старта и соответственно пусковую платформу ближе к цели.

— Есть и третья возможность, — раздраженно проворчал второй украинец, — Мы можем увеличить заправку «Зенита», чтобы ракета достигла заданной цели с первоначальной стартовой позиции.

Пока этот инженер говорил, его оппонент молча качал головой.

— Чем мы при этом рискуем? — спросил Тонджу у сомневающегося.

— Сергей прав, мы действительно можем так откорректировать количество топлива, что ракета долетит до цели с первоначальной стартовой позиции. Однако у меня есть серьезные сомнения относительно точности поражения цели в этом случае. Мы не знаем атмосферных и ветровых условий на всей трассе полета. Учитывая тот факт, что погода сейчас достаточно необычна для здешних мест, ветры вдоль трассы полета могут сильно отличаться от замеров, которые мы произведем здесь, над нами. В результате ракета-носитель в полете может сильно отклониться от курса к югу или северу и уйти в сторону от конечной цели. Возможен также перелет на десятки километров или, наоборот, недолет на столько же. Попросту говоря, в полете на такое расстояние слишком много потенциальных переменных.

— Риск ничтожно мал, все это лишь предположения, — горячо возразил Сергей.

— Как скоро в этом районе установятся нормальные погодные условия? — спросил Тонджу.

— У фронта низкого давления, о котором идет речь, уже появились признаки ослабевания. Мы считаем, что он должен уйти в течение ближайших полутора суток, а доминирующая здесь система высокого давления вновь возобладает примерно через семьдесят два часа.

Тонджу постоял несколько секунд, молча перебирая в уме прозвучавшие аргументы, и вынес решение:

— Мы должны действовать по графику. Сидеть и ждать, пока изменится погода, мы не можем, но не можем допустить и снижения эффективности удара. Мы передвинем платформу ближе к цели и начнем предстартовый отсчет как можно скорее. На сколько нам нужно сдвинуться, чтобы уменьшить влияние атмосферных факторов?

— Для минимизации воздействия на ракету встречных ветров надо укоротить траекторию. Исходя из последних измерений скорости и направления ветра, мы должны встать вот здесь, — Украинец с козлиной бородкой указал точку на карте североамериканского побережья, — В ста пяти километрах от берега.

С минуту Тонджу молча изучал позицию, прикидывая, какое дополнительное расстояние придется пройти. Он обратил внимание, что предложенная стартовая позиция находится в опасной близости от береговой линии, и отметил совсем рядом с ней пару островов. Тем не менее они вполне успевали добраться до этой точки и осуществить запуск в пределах предписанного Каном графика. Чувствуя, что все глаза в помещении обращены на него в ожидании его команды, Тонджу наконец обернулся к Ли и кивнул:

— Немедленно измените курс. Еще до рассвета мы должны вывести оба судна на новую позицию, а с первыми лучами солнца начать стартовый отсчет.

48

— Ты, должно быть, шутишь. Дирижабль?

Джордино поскреб подбородок и недоверчиво покачал головой.

— Ты протащил меня через всю страну, чтобы покатать на дирижабле?

— Мне больше нравится название «воздушное судно», — ответил Питт, бросая на напарника притворно сердитый взгляд.

— Как ни назови, все равно мешок с газом.

Джордино гадал, что за козырь в рукаве у Питта, с того самого момента, когда они в аэропорту Лос-Анджелеса вдвоем сошли с борта самолета, прибыв ночным рейсом из Вашингтона. Из аэропорта Питт, вместо того чтобы повернуть на юг к порту и расположенной недалеко от него штаб-квартире местной Береговой охраны, повернул взятую напрокат машину в другую сторону, на север. Джордино скоро заснул на пассажирском сиденье, а глава НУМА повел машину дальше, за пределы Лос-Анджелеса. Через какое-то время Джордино проснулся и с изумлением обнаружил, что за окнами сплошь тянутся бесконечные поля клубники. Он протер глаза, и тут машина въехала на взлетное поле крошечного аэропорта Окснард и Питт припарковался возле довольно большого дирижабля, пришвартованного к установленной на грузовике вертикальной решетчатой конструкции.

Джордино уставился на дирижабль и с трудом выговорил:

— Мне почему-то казалось, что розыгрыша суперкубка не будет по крайней мере два месяца.

На самом деле, конечно, двухсотдвадцатидвухфутовый дирижабль «Сентинел-1000» фирмы «Эйршип менеджмент сервисиз» был гораздо больше по размеру, чем обычные рекламные дирижабли, которые болтаются над полем во время регбийных матчей и турниров по гольфу. «Сентинел-1000» представлял собой увеличенную версию дирижабля популярной серии той же компании «Скайшип-600» и был предназначен для поднятия и передвижения полезного груза почти в шесть тысяч фунтов при помощи оболочки с десятью тысячами кубометров газа. В отлйчие от дирижаблей с жестким корпусом двадцатых и тридцатых годов, подъемную силу которым обеспечивал взрывоопасный водород, «Сентинел-1000» был дирижаблем мягкой системы и использовал более безопасный гелий.

— Выглядит совсем как карликовый родич «Гинденбурга», — простонал Джордино, с явной опаской разглядывая серебристое воздушное судно.

— Перед тобой, между прочим, последнее слово в области технологий разведки и наблюдения, — заявил Питт, — Он оборудован оптической системой ЛЭШ. В настоящее время НУМА ее испытывает, и, возможно, мы будем использовать ее при топографической съемке коралловых рифов и изучении течений. Эту систему уже применяли, и очень успешно, для слежения за миграцией китов.

— А что такое «система ЛЭШ»?

— Это аббревиатура длинного названия — «Гиперспектральный датчик для наблюдения с воздуха за прибрежной зоной».[360] Эта оптическая система дает множество изображений одного и того же места в разных цветовых диапазонах. Если объект чем-то отличается от фона, то хотя бы на одной картинке он будет заметен. Благодаря этому появляется возможность обнаруживать и отслеживать объекты, которые в обычных обстоятельствах не видны. Ребята из Внутренней безопасности пробуют использовать такие приборы для обеспечения безопасности границ, а флотские — для действий против подводных лодок.

— Ну, если мы можем устроить испытания этой штуки над пляжами Малибу-Бич, я за.

Питт и Джордино подошли к дирижаблю. Навстречу им из гондолы выбрался работник наземной службы с бейджиком НУМА на груди.

— Мистер Питт? Мы установили радио, присланное из управления Береговой охраны, так что вы сможете поддерживать с их судами безопасную связь. «Икар» рассчитан на посадку даже при минимальном заполнении топливных баков, так что просто следите, чтобы оно не упало ниже пяти процентов. Дирижабль оборудован как водяной балластной системой, так и экспериментальной системой сброса топлива — на случай, если потребуется срочно подняться в чрезвычайной ситуации.

— Как долго можем мы продержаться в воздухе? — поинтересовался Джордино, разглядывая пару воздушных винтов в кольцах, торчащих по обе стороны от гондолы в ее кормовой части.

— Восемь — десять часов, если не будете особенно давить на газ. Счастливого полета! Управлять им — одно удовольствие! — сказал он и коротко поклонился.

Питт и Джордино забрались в дверь гондолы и прошли в просторный салон, в котором могли с удобствами разместиться восемь пассажиров. Питт протиснулся через проем в передней части салона в рубку управления и занял пилотское кресло. Джордино последовал за ним и плюхнулся в кресло второго пилота. Питт запустил пару двигателей «Порше-930» с воздушным охлаждением и турбо-наддувом, установленных у кормы по бокам гондолы. Ходовые двигатели ожили с приглушенным гулом. Питт оставил их работать на холостом ходу и, получив у диспетчерской аэропорта разрешение на взлет, обернулся к Джордино:

— К взлету готов, Уилбур?

— Готов, если ты готов, Орвилл.[361]

Взлет дирижабля — совсем не простое действие, которое пилоты могут произвести самостоятельно, скорее это тщательно отрепетированный и согласованный маневр с участием немалой наземной команды. Люди в ярко-красных рубашках — аэродромная команда «Икара» — заняли места вокруг дирижабля. Впереди по трое мужчин с каждой стороны от дирижабля натянули канаты, идущие от его носа. Еще четверо ухватились за поручни, проходящие по всей длине вдоль бортов гондолы. Прямо перед собой в широком окне рубки, спускавшемся почти к ногам Питта, он увидел старшего аэродромной команды. Тот стоял у основания причальной мачты воздушного судна. По команде Питта бригадир дал сигнал члену команды, стоявшему на верхушке мачты, и тот освободил носовой швартов. Все члены наземной команды согласованно налегли на канаты и отвели невесомое судно от причальной мачты на несколько десятков ярдов в сторону — к безопасной взлетной площадке, тщательно очищенной от любых посторонних предметов.

Питт вскинул большие пальцы, давая понять, что все в порядке, затем протянул руку и сдвинул вниз пару рычажков на центральной панели управления. Шум двигателей усилился. Люди из наземной команды отпустили дирижабль и разбежались в стороны. Одновременно с этим Питт мягко потянул на себя сдвоенную ручку управления, установленную перед его креслом. При помощи этой ручки можно было управлять воздушными винтами, каждый из которых был заключен в трубу-канал, способную поворачиваться на шарнире. Питт потянул на себя ручку, и передние концы труб приподнялись, увеличив тем самым за счет вращения винтов подъемную силу дирижабля. Воздушное судно сразу же пошло вверх и немного вперед. Дирижабль поднялся от земли и начал, задрав нос, круто карабкаться в небо. В салоне и рубке управления движение практически не ощущалось. Джордино весело помахал в открытое боковое окно оставшейся внизу наземной команде. «Икар» быстро набирал высоту, и вскоре люди внизу уменьшились до размера жуков.

Джордино хотел непременно пролететь над пляжами Малибу, и пониже, но Питт сразу же, от Окснарда, направил воздушное судно прочь от побережья и вскоре выровнял его на высоте двух с половиной тысяч футов. Тихий океан под ними отражал ясное небо и светился в ярких лучах солнца глубоким сине-зеленым цветом. Отлично видны были острова — Санта-Крус, Санта-Роза и Сан-Мигель. Питт направил дирижабль на восток. Через некоторое время он заметил, что снизу на корпусе судна начали собираться капли влаги, которые затем срывались и падали вниз, — матерчатая оболочка дирижабля прогрелась сверху и по бокам под лучами утреннего солнца. Он бросил взгляд на датчик давления гелия и отметил, что стрелка чуть поднялась, так как гелий немного расширился из-за высоты и повышения температуры. Если бы давление стало слишком высоким, автоматические клапаны выпустили бы лишний газ, но Питт держал дирижабль гораздо ниже критической для него по давлению высоты, чтобы не терять понапрасну гелий.

Ручки управления «Сентинел-1000» двигались под руками Питта довольно тяжело. Вообще он заметил, что ощущение от вождения дирижабля больше напоминает ему управление двадцатиметровой гоночной яхтой, чем пилотирование самолета. Поворот рулей направления и высоты требовал определенных физических усилий, а между подачей команды управления и тем моментом, когда нос дирижабля начинал медленно поворачиваться, каждый раз возникала тревожная пауза. Корректируя курс, Питт рассеянно наблюдал за свисающими с носа тросами, которые раскачивались в разные стороны. Вот на поверхности моря под ними заплясала какая-то лодка. Арендованный рыболовный катер, узнал он. Внезапно крошечные рыболовы-на-один-день на корме катера приветственно замахали воздушному судну руками. Есть в дирижаблях что-то такое, что неизменно задевает в душе человека теплую струну. В них сконцентрировалась романтика воздушных пространств, решил Питт; они напоминают о давно прошедших временах, когда полеты в воздухе были еще новинкой. Он и сам ощущал эту ностальгию, несмотря на то что его руки лежали сейчас на рычагах управления. Пока дирижабль плыл, никуда не торопясь, над водой, Питт разрешил своему сознанию вернуться в прошлое, в тридцатые годы, когда гигантские пассажирские дирижабли, такие, как «Граф Цеппелин» и «Гинденбург», делили небо с боевыми дирижаблями ВМС США «Акрон» и «Макон». Подобно роскошным круизным лайнерам той же эпохи, они делали путешествие неспешным и даже величественным, — качества, которых начисто лишены прагматичные путешествия современности.

* * *

Отойдя на тридцать миль от берега, Питт повернул дирижабль к югу и начал описывать широкую неспешную дугу вокруг Лос-Анджелеса. Джордино включил оптическую систему ЛЭШ, подключенную к портативному компьютеру.

Система позволяла ему засечь подходящие надводные суда и получить их изображения на расстоянии до тридцати пяти миль. К портам Лос-Анджелеса и Лонг-Бич тянулись нескончаемой рваной цепочкой грузовые суда и контейнеровозы. Крупные суда шли из далеких портов с экзотическими названиями, но большую часть трафика давали все же Китай, Япония и Тайвань. За год в эти расположенные рядом порты заходит больше трех тысяч судов, что создает близ них постоянное движение. Суда стекаются к самому оживленному порту Америки со всего Тихого океана, как муравьи к месту пикника. Поработав с лэптопом, Джордино объявил Питту, что видит на подходе к берегу два крупных судна, похоже, торговых. Питт высунулся в окно и с трудом различил на горизонте точку — первое из них.

— Давай подлетим поближе, посмотрим, — сказал он и направил нос дирижабля к приближающемуся судну. Щелкнув кнопкой прибора радиосвязи, полученного от Береговой охраны и установленного в рубке перед самым взлетом, Питт произнес в микрофон:

— Катер Береговой охраны «Халибут», вас вызывает дирижабль «Икар». Мы на месте, собираемся осмотреть два судна на подходе, примерно в сорока пяти милях к востоку от Лонг-Бич. Прием.

— Понял, «Икар», — прозвучал в наушниках низкий голос, — Рады, что вы и ваши глаза теперь в небе и с нами. В этой операции у нас задействовано три судна. Будем ждать ваших докладов о появлении на подходах к побережью новых судов. Отбой.

— Глаза в небе, — недовольно пробурчал Джордино, — Я, пожалуй, предпочел бы роль пуза на диване, — договорил он и внезапно подумал: интересно, позаботился ли кто-нибудь снабдить их в дорогу ленчем.

* * *

Всю ночь «Одиссей» шел на восток и в результате подобрался к калифорнийскому побережью даже ближе, чем был несколько дней назад. После разрешения спора о стартовой позиции Тонджу вернулся на платформу и успел урвать еще несколько часов сна в капитанской каюте. Поднялся он за час до рассвета, и первые рассветные лучи застали его уже на мостике. Он наблюдал, как платформа следует в кильватере «Когурё». Вдалеке справа возникла темная тень большого острова. Это был Сан-Николас — пустая, обдуваемая всеми ветрами скала, отстоящая от побережья дальше всех островов Калифорнийского пролива. Остров принадлежит военным морякам и используется в первую очередь как база для тренировок десанта и боевых пловцов. Еще час суда шли на восток, после чего динамик рации захрипел голосом капитана Ли:

— Подходим к точке, которую указали украинские инженеры. Приготовьтесь заглушить двигатели, а мы займем позицию к юго-востоку от вас. Готовы начать предстартовый отсчет по вашей команде.

— Подтверждаю, — отозвался Тонджу, — Мы займем позицию, выровняем и подгрузим платформу. После этого начнем отсчет. Ждите.

Тонджу повернулся и кивнул одному из людей Кана, работавших на «Одиссее» под прикрытием. Сейчас именно он управлял платформой. Умело и уверенно моряк сбросил газ и выключил ходовые двигатели платформы, после чего активировал систему самопозиционирования. Исходя из заданных GPS-координат, была приведена в действие управляемая компьютерами система носовых, боковых и кормовых движителей, зафиксировавшая «Одиссей» на позиции с такой точностью, словно парковала автомобиль на тесной стоянке.

— Позиционный контроль активирован, — громко, по-военному доложил рулевой, — Начинаю затопление балластных цистерн, — продолжил он и нажал несколько кнопок на горевшей огнями консоли.

Двумястами футами ниже ходовой рубки внутри парных понтонов автоматически раскрылись несколько задвижек, и полдюжины балластных помп начали быстро закачивать соленую воду в пустотелые стальные корпуса. Для людей на палубе платформы процесс шел совершенно незаметно, так как помпы под управлением компьютера обеспечивали равномерное заполнение. В рубке Тонджу пристально вглядывался в трехмерное компьютерное изображение «Одиссея» на экране монитора. По мере закачки воды поплавки катамарана и нижняя часть пилонов окрашивались ярко-синим. Медленно, словно на охваченном летаргическим сном лифте, так что люди на мостике больше видели, чем чувствовали, что происходит, платформа опускалась к поверхности воды. Прошло не меньше часа, прежде чем она стала ниже на сорок шесть футов, а днища двух ее поплавков погрузились на глубину стабилизации — семьдесят футов ниже поверхности океана. Тонджу отметил, что платформа перестала мягко покачиваться, хотя раньше ее движение было достаточно ощутимым. При затопленных понтонах и частично ушедших под воду пилонах «Одиссей» превратился в неподвижную, как скала, опору, пригодную для запуска пятисоттонной ракеты.

После того как расчетная пусковая глубина была достигнута, а ярко-синий уровень воды на компьютерном мониторе поднялся до красной горизонтальной линии, зазвучал зуммер. Рулевой нажал еще несколько кнопок и отступил от панели управления.

— Погружение завершено. Платформа стабилизирована для запуска, — доложил он.

— Очистить мостик, — приказал Тонджу, кивая на моряка-филиппинца, стоявшего у экрана радара. Рулевой взмахом руки подозвал от двери свободного боевика, и тот быстро, без единого слова, увел моряка с мостика. Тонджу вышел из рубки через заднюю дверь и спустился на маленьком лифте в ракетный ангар. Вокруг лежащей горизонтально гигантской ракеты суетилось около дюжины инженеров, проверяя целый ряд компьютеров, подключенных непосредственно к ожидающей пуска ракете-носителю. Тонджу подошел к начальнику группы операторов пуска, человеку по фамилии Лин. Увидев шефа, Лин, в круглых очках, с пышной шевелюрой, не дав тому даже открыть рот, взволнованно затараторил:

— Мы в последний раз протестировали полезный груз. Результат положительный. Ракета-носитель тоже в порядке, все электромеханические системы показали при тестировании номинальный результат.

— Хорошо. Платформа находится на расчетной позиции, заливка балласта произведена. Готова ли ракета к перевозке и установке в стартовую позицию?

Лин с энтузиазмом кивнул:

— Мы ждали только команды. Мы готовы начать транспортировку и подъем ракеты-носителя немедленно.

— Нет смысла тянуть. Начинайте. Дайте мне знать, когда будете готовы к эвакуации платформы.

— Да, разумеется, — отозвался Лин и заторопился к группе ожидавших поблизости инженеров. Подойдя к ним, он заговорил с пулеметной скоростью. Как группа испуганных кроликов, инженеры стремительно рассыпались по назначенным заранее рабочим местам. Тонджу, стоя в сторонке, смотрел, как раздвинулись массивные ворота ангара, открывая рельсовый путь через всю палубу к пусковому столу на другом конце платформы. После этого включилось множество электрических двигателей, шум которых многократно отразился от внутренних стен ангара. Тонджу подошел к управляющей консоли и стал смотреть через плечо Лина, как руки руководителя пуска пляшут над панелью управления. Неожиданно вспыхнула цепочка зеленых огней, Лин махнул другому инженеру, и тот привел в действие подвижную тележку под ракетой.

Лежащая горизонтально двухсотфутовая ракета лениво двинулась к дверям ангара, похожая на сороконожку тележка под ней медленно поползла вперед на бесчисленных колесах. Ракета вылезла из ворот большими соплами вперед, белая краска на ее бортах засверкала в лучах утреннего солнца. Тонджу медленно шел рядом с тележкой, с восхищением поглядывая на ракету, такую огромную и скрывающую в себе такую титаническую мощь. В нескольких сотнях ярдов от платформы стоял «Когурё», и было видно, как на его верхней палубе толпятся моряки и инженеры, вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть, как движется большая ракета.

Тележка с ракетой, словно механическая гусеница, пересекла открытую палубу и остановилась у подножия пусковой вышки. Головная часть огромной ракеты до сих пор оставалась в ангаре. Внезапно подвижная панель на крыше ангара раздвинулась, высвобождая ее. Транспортер надежно закрепили на палубе, после чего включились механизмы подъема ракеты, заработали гидравлические насосы, и нос ракеты-носителя пополз вверх. Медленно, осторожно ракета стала поднимать нос из проема в крыше ангара, за ним все свое могучее тело, пока наконец не встала вертикально у пусковой вышки. Несколько захватов прижали ракету к платформе, подсоединили к ней и проверили множество шлангов для заправки, охлаждения и вентиляции. Несколько рабочих на вышке подстыковали к разъемам информационные кабели, которые позволяли инженерам на «Когурё» отслеживать показания десятков электронных датчиков, размещенных под обшивкой ракеты. Как только «Зенит» был зафиксирован и закреплен в вертикальном положении, транспортно-подьемная тележка осторожно отошла в сторону, оставляя ракету в объятиях пусковой мачты, затем медленно вернулась в горизонтальное положение и покатила в ангар, где ей предстояло находиться во время старта ракеты — подальше от горячей реактивной струи.

Лин торопливо переговорил по радио с центром управления запуском на «Когурё» и подбежал к Тонджу:

— Есть кое-какие мелкие отклонения, но в целом ракета-носитель удовлетворяет требованиям по всем основным предпусковым параметрам.

Тонджу, запрокинув голову, посмотрел на возвышающуюся над ним гигантскую ракету с «полезным» грузом вируса, несущего смерть миллионам ни в чем не повинных людей. Людские страдания и смерть ничего не значили для Тонджу, этот человек давным-давно забыл, что такое сострадание. Мощь, которую он ощущал, мощь, какую ему еще не приходилось когда-либо встречать, — только она имела значение, и Тонджу наслаждался моментом. Взгляд его скользнул по ракете вниз, обежал стартовый стол и остановился на Лине. Инженер все это время стоял неподвижно, с тревогой ожидая, что скажет Тонджу. Тот помедлил еще мгновение, заставляя Лина помучиться, затем произнес среди всеобщего молчания твердым, уверенным голосом:

— Прекрасно. Начинайте отсчет.

49

Команда «Глубинного старателя» скоро поняла, что выполнять роль судна поддержки — очень монотонная работа. За два дня дежурства их всего лишь однажды попросили подняться на борт судна и обыскать его — это был небольшой сухогруз с Филиппин с грузом древесины твердых пород. Подходы к Лос-Анджелесу с юго-запада не отличались оживленным движением судов, с работой вполне справлялся катер «Нарвал» ближайшего управления Береговой охраны. Команда НУМА предпочла бы заниматься делом вместо того, чтобы ходить кругами без видимой цели, втайне надеясь, что число судов в их квадранте резко возрастет.

Дирк сидел с Саммер в кают-компании и прихлебывал из чашечки кофе, пока она изучала отчет о гибели кораллов в Большом Барьерном рифе, когда подошел один из членов экипажа и попросил их подняться на мостик.

— Мы получили сообщение от «Нарвала», — сообщил Дельгадо. — Они заняты обыском контейнеровоза и закончат еще не скоро, поэтому просят нас проверить документы судна, которое подходит сейчас с запада к Каталине, и быть готовыми на случай его возможной остановки и досмотра.

— А что наше «оков-небе», не дает предварительной идентификации? — поинтересовался Дирк.

— Ваш отец и Ал вылетели на «Икаре» сегодня утром. Они идут с севера и, вероятно, будут над нашим квадрантом часа через два.

Саммер посмотрела через окно мостика, выходящее на северную сторону. «Нарвал» качался на волнах возле большого низко сидящего в воде контейнеровоза. Немного западнее Саммер заметила на горизонте красную точку. Штурман «Глубинного старателя» уже прокладывал курс для ее перехвата.

— Это оно? — спросила Саммер, указывая пальцем на таинственный красный объект.

— Да, — ответил Дельгадо, — «Нарвал» уже передал туда по радио команду остановиться, так что мы перехватим судно сразу же после того, как оно сбросит ход. С-судна сообщили, что оно называется «Мару Санто», порт приписки Осака.

Часом позже «Глубинный старатель» лег в дрейф неподалеку от «Мару Санто», небольшого по тихоокеанским меркам ржавого многоцелевого сухогруза. Досмотровая команда Эймса вместе с Саммер, Далгреном и еще тремя моряками НУМА забралась в маленькую шлюпку и, подойдя к сухогрузу, взобралась на борт по спущенной с него лестнице с пятнами ржавчины. Саммер, быстро подружившаяся с собаками, натренированными на вынюхивание взрывчатки, вызвалась вести на поводке одного из ретриверов. Эймс и Далгрен занялись вместе с капитаном сухогруза проверкой грузовой декларации, а остальные члены группы начали полный обыск судна от носа к корме. Вслед за собаками моряки пробирались через грузовые трюмы, проверяя печати на контейнерах и выборочно осматривая ящики с грузом кроссовок и одежды тайваньского производства. Видавшие виды матросы-малайзийцы с недоумением смотрели, как светло-рыжие лабрадоры что-то вынюхивают в плохо освещенных каютах экипажа.

Дирк стоял на мостике «Глубинного старателя», глядя на японское грузовое судно. Двое из команды сухогруза, в потрепанных робах, стояли, облокотившись о релинг, курили и о чем-то весело переговаривались, то и дело посматривая на судно НУМА. Дирк дружески помахал им рукой.

— Это судно не представляет никакой опасности, — повернувшись, уверенно сказал он капитану Берчу.

— Откуда такая уверенность?

— Команда слишком уж расхлябанная. На судне Кана были серьезные профессионалы, а не веселый сброд, как на этом корыте. Кроме того, у него сейчас по палубе сновали бы переодетые в матросов типы из службы безопасности, — добавил он, припомнив Тонджу и его людей.

— Надо будет сказать об этом Эймсу, когда вернется. Ну ничего, для ребят это все равно отличная практика, а я хоть немного побуду на мостике без Далгрена, — улыбнулся капитан.

— И все же надо поскорее найти их. В море так легко затеряться, — пробормотал Дирк.

Когда поисковая группа на мгновение появилась на верхней палубе, капитан Берч подхватил бинокль и стал осматривать горизонт. Он заметил пару точек далеко на юго-западе, затем перевел бинокль к северу, где «Нарвал» как раз отваливал от борта контейнеровоза. Капитан уже хотел опустить бинокль, когда внезапно заметил яркую точку в небе. Вновь приставив к глазам бинокль и настроив фокус, он с широкой улыбкой обратился к Дирку:

— Мне кажется, в море теперь станет труднее затеряться, — наши славные лидеры глубин заняли зрительские места на балконе.

* * *

В двух тысячах футов над лениво колышущимися волнами Тихого океана со скоростью тридцать пять миль в час плыл по небу серебристый «Икар». Старший Питт управлял полетом, Джордино настраивал длинный ряд шкал в основании плоского цветного монитора. Сигналы на монитор поступали с прикрепленной на боку гондолы длиннофокусной камеры «Вескам», — составной части системы слежения ЛЭШ. Камера выдавала увеличенное изображение объектов, находящихся от дирижабля на расстоянии в несколько сотен ярдов. Питт на мгновение оторвался от панели управления и бросил взгляд на монитор, где красовалась увеличенная корма небольшого суденышка, на которой, распластавшись, загорали две красотки в бикини.

— Надеюсь, твоя подружка не пронюхает о том, что ты любишь подглядывать, — рассмеялся Питт.

— Я просто проверяю фокусировку и разрешение, — серьезным тоном ответил Джордино, продолжая с озорным видом то увеличивать во весь экран монитора, то уменьшать изящный зад одной из дам.

— Да, ты не Ансель Адамс.[362] Давай-ка лучше посмотрим, что этот прибор сможет увидеть на реальной мишени, — сказал Питт, разворачивая дирижабль на запад, где в нескольких милях под ними виднелось какое-то отплывающее судно. Он опустил «Икар» на несколько сотен футов, повернул вправо и прибавил газу. Дирижабль начал постепенно догонять судно. На расстоянии примерно в полмили от сухогруза Джордино навел камеру на его черную корму и легко прочел: «Жасминовая звезда», Мадрас. Он чуть приподнял камеру и повел ею вдоль палубы судна, вдоль длинного штабеля контейнеров, к мостику и флагштоку, где монитор показал развевающийся на свежем ветру флаг Индии.

— Работает как часы, — гордо похвастался Ал.

Питт взглянул на экран ЛЭШ-системы на портативном компьютере. Перед индийским сухогрузом до горизонта ничего не было видно.

— Пока на главном фарватере ничего нет. Давай пройдем еще немного на юг, там, похоже, движение поживее, — сказал он, заметив на левом краю экрана изображения нескольких судов.

Они развернули дирижабль на юг и вскоре прошли над «Нарвалом» и только что осмотренным им контейнеровозом, а затем над частью острова Каталина. Затем воздушное судно вновь оказалось над водой, и Джордино показал на крохотное бирюзовое суденышко вдали за лобовым стеклом.

— А вон «Глубинный старатель». Смотри-ка, для него тоже нашлось дело, — сказал он, заметив, что рядом с судном НУМА стоит в дрейфе красный сухогруз.

Питт подвел дирижабль поближе и связался с «Глубинным старателем» по радио.

— «Икар» вызывает «Глубинный старатель». Как рыбалка?

— Ни единой поклевки, — откликнулся снизу голос Берча, — Как дела у вас, джентльмены? Как воздушная экскурсия?

— Прекрасно, вот только Ал все время жует что-то у стола с икрой и мешает мне смотреть кино. Попробуем раздобыть для вас еще парочку судов, чтоб не скучали.

— Понял, будем вам очень благодарны.

Джордино покрутил настройки ЛЭШ-системы, проверяя, не найдется ли каких-нибудь свежих объектов.

— Похоже, у нас судно на главном фарватере примерно в двадцати двух милях к северо-западу. Так, и еще что-то в восемнадцати милях к западу от нас; кажется, пара неподвижных целей.

Он указал на какие-то серо-белые пятнышки, резко выделявшиеся на голубом фоне океана.

Питт взглянул на экран лэптопа, затем на часы.

— У нас достаточно времени, чтобы перехватить северо-западную цель на маршруте. Давай-ка сначала посмотрим, кто там у нас припарковался, — сказал он, направляя дирижабль к западу, к двум большим, странно неподвижным кляксам на экране.

50

Запуску ракеты с платформы «Морского старта» традиционно предшествует семидесятидвухчасовой предстартовый отсчет времени. За эти трое суток подготовки проводятся десятки тестов. Необходимо убедиться, что все системы обеспечения работают нормально, что все механические и компьютерные системы на борту ракеты способны выдержать стартовые перегрузки. В момент времени Т-15 часов, то есть за пятнадцать часов до старта технические специалисты и почти все остальные члены экипажа покидают платформу, и дальше обратный отсчет идет уже без них. Затем сборочное и командное судно отходит в безопасный район в четырех милях от платформы.

В момент Т-5 часов с платформы эвакуируются на вертолете последние члены экипажа, и последующими предстартовыми процедурами управляют дистанционно, с командного судна. Меньше чем за три часа до старта автоматически проводится опасная операция по заправке ракеты-носителя топливом. Из больших цистерн, размещенных на платформе, в ракету закачивают компоненты топлива — керосин и жидкий кислород. Как только ракета заправлена, инженеры на борту вспомогательного судна могут принимать решение о начале стартовых процедур и пуске ракеты по готовности.

Инженеры-ракетчики из команды Лина, не располагавшие такой роскошью, как время, втиснули стартовые процедуры «Морского старта» в минимальную по времени последовательность действий. Избыточные и несущественные тесты были исключены вовсе, задержки, предусмотренные в стартовом отсчете, ликвидированы, а время заправки сокращено в связи с укороченным полетным планом. По их новым расчетам, они могли запустить «Зенит» всего через восемь часов после того момента, когда «Одиссей» был притоплен и застабилизирован.

Тонджу стоял на платформе у основания пусковой вышки и смотрел на большую цифровую панель времени, установленную на уровне крыши ангара. На панели светились красным цифры 03:32:17, каждую секунду показания уменьшались. Три часа тридцать две минуты до момента старта. Если не будет выявлено какой-либо серьезной технической неисправности и не возникнет критической ситуации, старт уже не остановить. По мысли Тонджу — еще немножко, и дело останется за малым — заправить ракету и поджечь.

Однако, прежде чем нажать кнопку «Пуск», «Когурё» должен был полностью взять на себя управление процессом запуска. Первым делом Лин и его инженеры установили радиосвязь с автоматизированной системой управления запуском, а затем протестировали ее при помощи центра управления запуском на «Когурё». После этого пришел черед управляющей системы самого «Одиссея». Беспроводная система позиционирования позволяла управлять платформой и после того, как перед пуском ее покинет весь персонал. Со стороны это немного походило на радиоуправляемую игрушку. Нажатием кнопки на панели управления на борту «Когурё» можно было заставить платформу приподняться, опуститься или сдвинуться с места. Как только управление перешло к вспомогательному судну, Лин подошел к стоявшему на палубе Тонджу:

— Моя задача здесь выполнена. Теперь все системное управление производится с «Когурё». Мне вместе с командой необходимо вернуться на судно обеспечения и возобновить подготовку к запуску.

Тонджу снова бросил взгляд на стартовые часы:

— Мои поздравления. Вы идете с опережением графика. Я вызову с «Когурё» катер, можете вывозить своих людей с платформы.

— Вы не присоединитесь к нам? — спросил Лин.

— Я должен сначала позаботиться о пленниках, только после этого моя штурмовая группа последует за вами. Я хочу быть последним человеком, который покинет эту платформу перед запуском, — сказал Тонджу, — Не считая, естественно, тех, кто вовсе никуда не поедет, — добавил он со зловещей улыбкой.

* * *

— Здесь не должно быть никакой нефтяной платформы.

Джордино перевел взгляд с большого квадратного объекта в океане впереди них на сложенную несколько раз большую навигационную карту, лежавшую у него на коленях.

— В этом районе вообще не отмечено никаких искусственных препятствий судоходству. Не думаю, что «Сьерра-Клаб»[363] благосклонно отнесется к бурению так близко к побережью, да еще если бурят тайком.

— Возможно, они встревожатся еще сильнее, если ты сообщишь им, что у нефтяной платформы на борту ракета, — отозвался Питт.

Джордино скосил глаза в сторону приближающейся платформы.

— Я так точно встревожен. А человек с орлиным взором заработал конфетку.

Подойдя поближе, Питт развернул дирижабль и обошел по широкой дуге платформу и стоящее неподалеку от него вспомогательное судно, стараясь не заходить в воздушное пространство над ними.

— «Морской старт»? — спросил Джордино.

— Должно быть, он. Хотя, по правде говоря, я не думал, что он передвигается по океану с торчащей ракетой.

— По-моему, они здесь припарковались, — сказал Джордино, заметив, что за кормой вспомогательного судна нет кильватерной струи. — Как ты считаешь, могут они запустить ракету отсюда?

— Ни в коем случае. Решено, что все эти штуки они должны запускать с экватора. А если бы здесь на самом деле планировался пуск, они должны были бы стоять по крайней мере севернее полигона Ванденберг. Вероятно, какие-то испытания, но давай все же выясним.

Питт щелкнул переключателем на радиопередатчике, настроенном на морскую частоту, и вызвал платформу:

— Дирижабль «Икар» вызывает платформу «Морского старта». Прием.

Последовала пауза. Питт повторил вызов. После еще одной длинной паузы в наушниках наконец раздался голос, который произнес с заметным акцентом:

— Говорит платформа «Морского старта» «Одиссей». Прием.

— «Одиссей», почему вы стоите на этой позиции? Не нужна ли вам помощь? Прием.

Еще одна долгая пауза.

— Ответ отрицательный.

— Повторяю, почему вы стоите на этой позиции?

Снова пауза.

— Кто спрашивает?

— Доброжелательные ребята, как ты считаешь? — обратился Джордино к Питту.

Питт легко качнул головой и снова заговорил в микрофон:

— Говорит дирижабль «Икар», поддержка операции Береговой охраны по обеспечению безопасности границы. Пожалуйста, сообщите текущую обстановку. Прием.

— Говорит «Одиссей». Проводим системные испытания. Прошу, держитесь подальше. Конец связи.

— Вот грубиян, прямо Габби Хейз,[364] — проворчал Джордино. — Ты что, хочешь и дальше торчать здесь? Если мы хотим перехватить вон то судно, то нам нужно уходить отсюда к северу, — сказал он, указывая на экран радара.

— Кажется, мы мало что можем сделать отсюда, сверху. Хорошо, будем заниматься своими делами и поиграем в салочки еще с одним судном. Но пусть кто-нибудь из парней внизу проверит, как и что, — сказал Питт, поворачивая дирижабль на север.

Пока Питт прокладывал курс для перехвата приближающегося торгового судна, Джордино взялся за радио.

— В этом районе работают «Глубинный старатель» и «Нарвал». «Глубинный старатель» все еще занят обыском на японском сухогрузе, а вот «Нарвал» как раз освободился. Но они говорят, что платформа стоит за пределами их рабочей двенадцатимильной зоны.

— Мы же не просим их заниматься перехватом и подниматься на борт. Пусть просто запросят разрешение на визуальный осмотр и проверят подтверждающий документ от руководства «Морского старта».

Джордино снова заговорил в микрофон, затем обернулся к Питту:

— «Нарвал» согласен и уже идет к платформе.

— Хорошо, — отозвался Питт. Он наблюдал, как платформа постепенно пропадает вдали за кормой дирижабля. Но ему было как-то не по себе. Не покидало ощущение, будто, пролетая над платформой, они с Джордино что-то упустили. Что-то важное.

* * *

Ким стоял рядом с Тонджу на мостике «Одиссея» и наблюдал, как дирижабль описывает над ними круг и уходит на север.

— Задерживаться не стали. Как вы считаете, они что-нибудь заподозрили? — спросил Ким.

— Не знаю, — ответил Тонджу, переводя взгляд с дирижабля на закрепленный на фальшборте стартовый хронометр, — Старт состоится через два с небольшим часа. Они уже не смогут вмешаться. Возвращайтесь на «Когурё», Ки Ри, и будьте рядом с капитаном Ли. При любой попытке вмешательства извне действуйте решительно. Вы понимаете?

Ким посмотрел командиру прямо в глаза и кивнул:

— Я все понял.

51

Дирк и капитан Берч слышали по радиосистеме Береговой охраны, установленной на «Глубинном старателе», как Джордино просил «Нарвал» подойти поближе и посмотреть на платформу «Морского старта» и вспомогательное судно. Через несколько минут «Нарвал» сам вызвал судно НУМА.

— «Глубинный старатель», мы закончили инспектировать контейнеровоз «Андаманская звезда» и следуем к платформе для визуального осмотра. В настоящее время в нашем квадранте нет направляющихся в порт судов, так что, если хотите, можете последовать за нами. Прием.

— Пойдем посмотрим? — спросил капитан Берч у Дирка.

— Почему бы и нет? Делать все равно нечего. Вот закончим здесь и двинемся за ними.

Берч бросил взгляд на японский сухогруз: Эймс и остальные уже начали собираться у релингов, а это означало, что инспекция почти закончена.

— Согласны, «Нарвал», — радировал Берч на катер Береговой охраны, — Заканчиваем инспекцию и сразу за вами. Наверное, минут через пять — десять. Отбой.

— Интересно, что там так заинтересовало старика? — спросил сам себя Дирк. Он, как и Берч, пристально всматривался в горизонт, пытаясь разглядеть плавучую платформу.

* * *

В трех милях от них «Нарвал» пустил свои спаренные дизели на полную мощность и несся теперь по волнам с максимальной скоростью в двадцать пять узлов. Восьмидесятисемифутовый катер представлял собой новое патрульное судно класса «Барракуда». Такие суда создавались для действий в небольших портах и гаванях, а также в их окрестностях, поэтому ими активно пользовалась Береговая охрана. Поскольку задачи катера в основном ограничивались инспекцией судов и спасательными работами на море, его небольшой экипаж — десять человек — был вооружен всего лишь парой 12,7-миллиметровых пулеметов, установленных на носу.

Лейтенант Брюс Карр Смит оперся на переборку, пытаясь сохранить равновесие в крошечной рубке. Бело-оранжевый катер взлетал на гребнях волн и вновь зарывался носом в воду, поднимая тучи пенных брызг.

— Лейтенант, я радировал в штаб-квартиру, на берег. Диспетчер собирается связаться с наземным офисом «Морского старта» и выяснить, что происходит с их платформой, — доложил из угла рубки радист катера.

Смит кивнул в ответ и решительно скомандовал рулевому у штурвала, совсем мальчишке:

— Так держать.

Две точки на горизонте, к которым они шли, постепенно росли, пока не превратились в нефтяную платформу и обслуживающее ее судно. Судно уже не стояло рядом с платформой. Смит заметил, что оно быстро удаляется, тогда как платформа остается неподвижной. Смит бросил быстрый взгляд через плечо и убедился в том, что «Глубинный старатель» закончил осмотр сухогруза. Бирюзовое судно уже отошло от красного и, кажется, двинулось следом за катером.

— Куда идем, сэр, к платформе или к судну? — спросил рулевой, когда катер подошел достаточно близко.

— Для начала, пожалуй, правь к платформе, а после пойдем взглянем и на судно, — ответил Смит.

Маленький патрульный катер замедлил ход и не торопясь подошел к платформе, которая теперь, с залитым балластом, сидела в воде на четырнадцать метров ниже, чем в ходовом состоянии. Смит с восторгом и ужасом глядел на громадную ракету «Зенит» у пусковой вышки на корме платформы. Он тщательно осмотрел палубу платформы в бинокль, но не обнаружил на ней никаких признаков жизни. Осматривая переднюю часть платформы, он обратил внимание на стартовые часы с цифрами 01:32:00. Один час тридцать две минуты.

— Какого черта? — пробормотал Смит, сообразив, что время на часах идет назад. Он схватил микрофон радиопередатчика, настроенного на общепринятую морскую частоту, и вызвал «Одиссей»:

— Платформа «Морского старта», вас вызывает катер береговой охраны «Нарвал». Прием.

Через несколько секунд он повторил вызов, затем еще раз. Ответом ему было молчание.

— Директор по информации «Морского старта», чем могу быть вам полезна? — раздался в телефонной трубке мягкий женский голос.

— Это центральная диспетчерская управления одиннадцатого района Береговой охраны США, группа по морской безопасности, Лос-Анджелес. Будьте любезны, мы хотели бы узнать, где находятся и какую миссию выполняют в настоящий момент суда «Морского старта» «Одиссей» и «Си Лонч Коммандер».

— Минутку. — Директор по информации мгновение помедлила, шурша бумагами. — Ну вот, нашла, — заговорила она снова. — Пусковая платформа «Одиссей» находится на пути к месту запланированного старта в западной части Тихого океана, возле экватора. По последним данным, полученным сегодня в восемь утра, она находилась в точке с координатами приблизительно восемнадцать градусов северной широты, сто тридцать два градуса западной долготы, или, иначе говоря, в тысяче семистах милях на восток-юго-восток от Гонолулу, Гавайи. Сборочно-командное судно «Си Лонч Коммандер» в настоящее время находится в порту Лонг-Бич. На нем производится мелкий ремонт. Судно должно выйти из порта завтра утром и встретиться с «Одиссеем» на экваторе, откуда через восемь суток планируется произвести запуск спутника «Кореасат-2».

— И ни одно из ваших судов не находится сейчас возле южного побережья Калифорнии?

— Нет, что вы, конечно нет.

— Спасибо за информацию, мадам.

— Всегда пожалуйста, — ответила директор и повесила трубку, гадая, с чего это Береговая охрана вдруг решила, что платформа может находиться неподалеку от берегов Калифорнии.

* * *

Смит был слишком сильно обеспокоен, чтобы ждать ответа из Лос-Анджелеса от диспетчера Береговой охраны. Он подвел свое суденышко ближе к платформе. Лейтенанта очень сердило молчание «Одиссея», который упорно игнорировал его настойчивые радиовызовы. В конце концов Смит переключил свое внимание на вспомогательное судно, остановившееся в четверти мили от платформы. Однако, сколько он ни вызывал судно по радио, ответа не удалось получить и здесь.

— Сэр, судно под японским флагом, — заметил рулевой, когда «Нарвал» подошел поближе.

— Это еще не повод не отвечать на радиовызовы на международной морской частоте. Давай подойдем к борту, я попробую поговорить с ними по системе громкой связи, — приказал Смит.

Как только «Нарвал» вышел из тени платформы, началось то, чего никто не ждал. Диспетчер Береговой охраны вышел по радио на связь с «Нарвалом» и сообщил, что «Одиссей» должен находиться в данный момент в тысяче миль от калифорнийского побережья, а вспомогательное судно «Морского старта» вообще стоит в доке Лонг-Бич. На борту «Когурё» несколько моряков сдвинули в сторону листы обшивки на уровне нижней палубы, открыв взгляду ряд больших цилиндрических труб, нацеленных в море. Смит не поверил собственным глазам, но инстинкты взяли верх. Он верно оценил ситуацию и выкрикнул приказ даже раньше, чем осознал, что именно произносят его губы:

— Лево руля! Полный вперед! Приготовиться к маневру!

Но было уже поздно. Рулевой успел только повернуть «Нарвал» бортом к «Когурё», когда с нижней палубы «японского» судна вырвался клуб белого дыма. Казалось, сначала заклубился дым, а уже потом вспыхнуло пламя. Из скрывшейся за клубами дыма трубы выскочила китайская ракета CSS-N-4 «Сардина» класса «поверхность — поверхность» и понеслась по горизонтали прочь от судна. Смит, как завороженный, стоял на мостике, следя за мчащейся к нему по воде ракетой с отчетливым ощущением, будто вот сейчас ему прямо между глаз вонзится стрела. Ему даже показалось, что ракета улыбнулась ему за долю мгновения до того, как ударила в мостик в нескольких ярдах от него.

У китайской ракеты, несущей 365 фунтов мощной взрывчатки, достаточно разрушительной силы, чтобы потопить крейсер. А уж у катера Береговой охраны, да на таком коротком расстоянии, не было никаких шансов. Девятнадцатифутовая ракета влетела сквозь обшивку внутрь «Нарвала» и взорвалась, образовав большой огненный шар; она разорвала катер и его экипаж на мелкие кусочки и разметала их по поверхности океана. Пламя на воде тихо угасало, а на месте взрыва вырос небольшой гриб черного дыма, словно чудовищный надгробный памятник. Обгоревший белый корпус — единственная материальная часть катера, оставшаяся сколько-нибудь целой, — отчаянно цеплялся за поверхность воды, но и его попытки остаться на плаву были тщетны. Вокруг него в воду сыпались пылающие ошметки; они, шипя, гасли, а затем медленно тонули. Дымящийся корпус держался на поверхности почти пятнадцать минут, но и он наконец сдался, и последние останки «Нарвала» погрузились в воду, оставив после себя лишь тихое шипение и струйку пара.

52

— Бог мой, они ударили по «Нарвалу» ракетой! — воскликнул капитан Берч, видевший в бинокль, как катер Береговой охраны исчез в облаке дыма и огня в двух милях перед «Глубинным старателем». Все кинулись к окнам мостика, стараясь что-нибудь рассмотреть, а Дельгадо стал лихорадочно вызывать «Нарвал» на морской частоте. Саммер схватила мощный бинокль, но рассматривать было особо нечего — от «Нарвала» почти ничего не осталось, да и то, что осталось, было скрыто за густой пеленой дыма. Саммер отвела бинокль в сторону, внимательно осмотрела платформу, потом ее взгляд надолго задержался на стоявшем неподалеку вспомогательном судне.

— Никакого ответа, — тихо сказал Дельгадо после нескольких безуспешных попыток связаться с судном Береговой охраны.

— Там, в воде, могут быть уцелевшие, — заикаясь, произнес Эймс, потрясенный внезапной гибелью катера и людей, которых он хорошо знал.

— Я не могу подойти к нему ближе, — боязливо произнес капитан Берч, — Мы совершенно безоружны, а они вполне могут прямо сейчас, пока мы здесь разговариваем, нацеливать следующую ракету на нас.

С этими словами Берч повернулся к рулевому и приказал застопорить двигатели и оставаться на месте.

— Капитан прав, — обратился Дельгадо к Эймсу, — Мы вызовем помощь, но подвергать опасности команду не имеем права. Мы ведь даже не знаем, с кем или с чем столкнулись.

— Это люди Кана, — сказала вдруг Саммер, протягивая бинокль брату.

— Вы уверены? — недоверчиво спросил Эймс.

Саммер, вздрогнув, молча кивнула головой. Дйрк тем временем внимательно изучал оба судна в бинокль.

— Она права, — медленно проговорил он, — Вспомогательное судно… Это тот самый корабль, что потопил «Морского скитальца». На нем даже флаг японский. Они его перекрасили и изменили конфигурацию, но я готов спорить на следующую получку, что это то самое судно.

— Но почему они и эта платформа стоят здесь у берега? — с недоумением спросил Эймс.

— Этому может быть только одно объяснение. Они готовятся нанести удар ракетой «Морского старта».

На мостике воцарилось подавленное молчание. Люди начали медленно осознавать серьезность ситуации. Эймс, которому все еще не верилось, что такое может быть, прервал наконец напряженную тишину:

— Но «Нарвал»! Мы же должны проверить, вдруг кто-нибудь остался в живых!

— Эймс, вызывайте помощь, срочно, — резко проговорил Дирк, — Я сам посмотрю, нет ли кого живого.

Дельгадо хмуро посмотрел на Дирка:

— Но мы не можем подвести «Глубинный старатель» ближе.

— Я и не собираюсь, — ответил Дирк и, не говоря больше ничего, быстро покинул мостик.

* * *

Тонджу долго и пристально смотрел с мостика «Одиссея» на дымящиеся обломки «Нарвала». «Когурё» пришлось применить силу против катера Береговой охраны, иного выбора просто не было. Он сам приказал Киму действовать. Странно только — они находятся достаточно далеко от берега и, по идее, их не должны были засечь. Теперь понятно, это все из-за дирижабля, это он что-то заподозрил. Тонджу молча проклял украинских инженеров, из-за которых точка запуска переместилась ближе к берегу, забыв о том, что окончательное решение принял он сам.

Тонджу продолжал нервно мерить шагами мостик «Одиссея». Стартовые часы, отметил он краем глаза, показывали 01:10:00 — один час десять минут до старта. Его мысли прервал хриплый сигнал радиовызова с «Когурё»:

— Это Ли. Мы уничтожили вражеское судно, как вы приказали. Вижу еще одно судно. Расстояние — две тысячи метров. Желаете, чтобы мы уничтожили и его?

— Это что, еще одно военное судно? — спросил Тонджу, всматриваясь в далекий силуэт корабля, — Прием.

— Нет. Судя по всему, это исследовательское судно.

— Тогда не надо. Поберегите боеприпасы, они еще могут нам понадобиться.

— Слушаюсь. Лин докладывает, что его пусковая команда благополучно поднялась на борт «Когурё». Вы готовы покинуть платформу?

— Да. Отправьте катер обратно к платформе, мои люди в ближайшее время будут готовы к эвакуации. Отбой.

Тонджу отключил радиопередатчик и обернулся к боевику, стоявшему сзади:

— Переведите пленников с «Морского старта» маленькими группами в ракетный ангар и заприте во внутреннем складе. Потом соберите группу, пора возвращаться на «Когурё».

— Вы не боитесь, что экипаж платформы может уцелеть при запуске? — спросил боевик.

— Скорее всего, их убьют газы — продукты сгорания топлива. Главное, чтобы они не смогли помешать старту ракеты, а в остальном мне все равно, будут они жить или умрут.

Боевик кивнул и выскользнул из рубки через заднюю дверь. Тонджу медленно зашагал по рубке, внимательно вглядываясь в ряд встроенных электронных приборов в нижней части передней переборки. Обнаружив панель с переключателями, позволяющими перевести систему на ручное управление и отключить автоматику, он вытащил десантный нож, с силой вогнал его в щель и резким движением сорвал крышку. Выдернув пучок проводов, он резанул по ним зазубренным краем лезвия, выводя из строя переключатели. Покончив с этим, Тонджу двинулся дальше.

Он оторвал с полдюжины клавиатур от различных навигационных и позиционных компьютеров и вышвырнул их в раскрытое окно, терпеливо следя, как они одна за другой плюхаются далеко внизу в океан. За клавиатурами в долгий полет отправились три лэптопа. Чтобы разделаться со всем окончательно, Тонджу вытащил свой «Глок» и полоснул длинной очередью по компьютерным и навигационным мониторам, расположенным на мостике. Затем посмотрел вокруг и удовлетворенно качнул головой. С рубкой покончено, навигационные компьютеры выведены из строя. Лину он приказал проделать то же самое в ангаре с системой управления запуском. Таким образом, уничтожена всякая возможность постороннего вмешательства в последний момент. До старта оставалось меньше часа, а управление платформой и ракетой полностью перешло к «Когурё». Там оно и останется.

* * *

— Ну разреши мне пойти с тобой, — попросила Саммер, — Ты же знаешь, что под водой я могу управлять чем угодно.

— Там всего два места, а Джек — единственный, у кого есть опыт обращения с этой штукой. Будет лучше, если я пойду с ним, — ответил Дирк, кивая на Далгрена, который готовил подводный аппарат к погружению. Дирк крепко взял сестру за руку и заглянул в ее жемчужно-серые глаза.

— Свяжись с отцом и расскажи ему о том, что произошло. Скажи, что нам срочно нужна помощь, — Он быстро обнял сестру и тихонько добавил: — Позаботься о том, чтобы Берч держал «Старатель» на безопасном расстоянии, даже если с нами что-нибудь случится.

— Будь осторожен, — только и сказала она. Дирк быстро забрался наверх, нырнул в кабину батискафа и задраил за собой люк. Втиснувшись рядом с Далгреном в кресло пилота, он убедился, что подводный аппарат полностью готов к погружению.

— Тридцать узлов? — скептически проговорил Дирк.

— Так утверждает инструкция, — отозвался Джек Далгрен и подал через окно левого борта сигнал поднятыми большими пальцами. Оператор крана на корме «Глубинного старателя» кивнул, поднял красный аппарат с судовой палубы, вынес за борт и торопливо плюхнул в океан. Мужчины успели мельком увидеть на палубе машущую рукой Саммер, и тут же все вокруг сменилось зеленой массой воды. В этот момент судно НУМА стояло носом к платформе, и надстройка «Глубинного старателя» надежно скрывала подводный аппарат, так что его удалось спустить в воду незаметно. Уже в воде ныряльщик — один из моряков исследовательского судна — освободил кабельный захват и стукнул в борт, подавая пилотам сигнал о том, что подводный аппарат свободен.

— Ну, давай посмотрим, на что он реально способен, — сказал Дирк, запустив шесть водометных движков и до предела давя на газ.

Сигарообразный подводный аппарат плавно двинулся вперед под вой электрических двигателей и шум воды. Дирк увел аппарат на глубину двадцати футов и направил его к обломкам «Нарвала».

Управление подводным аппаратом на такой скорости казалось Дирку похожим на полет на пылесосе. Аппарат подпрыгивал и рыскал из стороны в сторону; казалось, что он движется не в воде, а в чашке с густой патокой. Двигатели громко гудели, но факт оставался фактом: аппарат несся как черт. В кабине не было датчика относительной скорости, но по движению воды за иллюминатором Дирк мог сказать, что движется он очень быстро.

— Я же говорил, что это чистокровный скакун, — ухмыльнулся Далгрен, следя за показаниями секундомера на консоли, и, уже серьезно, добавил: — Секунд через шестьдесят подойдем к точке, где находился «Нарвал».

Спустя минуту Дирк постепенно сбросил газ и переключил двигатели на холостой ход. «Баджер» быстро замедлился. Далгрен отрегулировал балластные емкости так, чтобы при всплытии аппарат низко сидел в воде и оставался как можно менее заметным. Под его опытной рукой «Баджер» только едва-едва — меньше чем на фут — высунулся на поверхность.

В нескольких ярдах перед собой молодые люди увидели разрушенный дымящийся корпус «Нарвала» с высоко задранной кормой. Дирк и Далгрен едва успели бросить взгляд на обломки катера, как корма его задралась еще выше, и весь корпус медленно скользнул под воду. На поверхности покачивались несколько обломков меньшего размера, некоторые из них дымились, но размерами любой из них был не больше коврика у двери. Дирк заставил «Баджер» описать небольшой круг вокруг обломков, но никаких признаков жизни в воде не было заметно. Далгрен мрачно сообщил Эймсу на «Глубинный старатель», что все моряки «Нарвала», судя по всему, погибли при взрыве.

— Капитан Берч просит нас немедленно вернуться на «Глубинный старатель».

Дирк сделал вид, что не расслышал, и подвел подводный аппарат ближе к платформе. С воды им практически ничего не было видно на палубе платформы, за исключением верхней половины «Зенита» и верхней части ангара. Внезапно, однако, Дирк остановил «Баджер» и показал куда-то в стороне от ракеты:

— Смотри, вон там, наверху.

Далгрен напряг глаза, глядя туда, куда показывал Дирк. Там была крыша ангара и пустая вертолетная площадка. Прищурившись, он чуть опустил взгляд. И тут до него дошло. Большие цифровые стартовые часы показывали 00:52:00 — пятьдесят две минуты.

— Эта штука собирается стартовать меньше чем через час! — воскликнул он, завороженно наблюдая, как на часах сменяются секунды.

— Мы должны это остановить! — возмущенно воскликнул Дирк.

— Тогда нам придется забраться на борт, и быстро. Хотя не знаю, как ты, приятель, а лично я не имею ни малейшего понятия ни о ракетах, ни о запусках с платформы.

— Немножко знаний о ракетах, больше ничего не надо, — поморщился Дирк и, двинув рычаги газа вперед, послал «Баджер» к платформе.

53

Во второй раз красный подводный аппарат всплыл уже у кормы платформы — почти под пусковой вышкой и ракетой. Дирк и Далгрен уставились вверх на множество огромных панелей, торчавших с нижней стороны платформы точно под основанием ракеты. Это был отражатель пламени, предназначенный для того, чтобы направить яростный поток огня из дюз ракетных двигателей сквозь платформу вниз, в воды океана. За несколько секунд до запуска заливали тысячи галлонов пресной воды, чтобы в нужный момент она помогла охлаждать открытые части платформы под ракетой — там, где во время ее медленного подъема со стартового стола бушевало адское пламя.

— Напомни мне, что здесь лучше не парковаться, когда полыхнет этот факел, — сказал Далгрен, пытаясь представить себе, какое поднялось бы здесь буйство огня, сработай сейчас зажигание ракеты.

— Могу напомнить хоть сейчас, — отозвался Дирк.

Молодые люди стали осматривать толстые пилоны, ища путь наверх, на палубу платформы. Далгрен первым заметил катер с «Когурё», привязанный к одному из пилонов на противоположном конце платформы.

— Кажется, я вижу лестницу на той передней колонне, где привязана лодка, — сказал он.

Дирк быстро засек направление, затем увел «Баджер» под воду и двинулся между погруженных в воду понтонов «Одиссея» к носовой части платформы. Поднявшись на поверхность, аппарат оказался точно позади белого катера. Некоторое время они ничего не предпринимали, а только осторожно разглядывали чужое плавсредство.

— По-моему, никого нет дома, — заметил Дирк, убедившись в том, что катер пуст. — Не хочешь выйти прогуляться?

Он не успел договорить, а Далгрен уже открыл верхний люк аппарата и выбрался наружу. Дирк выкачал воду из балластных цистерн «Баджера», чтобы тот свободно плавал на поверхности, а затем немного двинул его вперед. Аппарат мягко ткнулся носом в корму катера. Далгрен, крепко сжимая в руке швартовочный конец, перепрыгнул с «Баджера» на катер и перебрался дальше на площадку. Дирк быстро отключил электропитание всех систем подводного аппарата и тоже выбрался на платформу. Далгрен тем временем привязал канат к лестнице.

— В пентхаус пожалуйте сюда, — учтиво произнес Далгрен, делая приглашающий жест в сторону лестницы. Молодые люди дотянулись до металлических ступеней и стали быстро подниматься, ступая шаг в шаг и стараясь не шуметь. Наверху они задержались на несколько секунд, чтобы перевести дух, и вышли на открытую палубу платформы.

Здесь, в переднем углу платформы, они оказались лицом к лицу с двумя громадными сигарообразными топливными цистернами, опутанными целой сетью труб и шлангов. В этих массивных белых цистернах хранилась огнеопасная пища «Зенита» — керосин и жидкий кислород. Вдали за цистернами, в задней части платформы, виднелся сам «Зенит». Он возвышался на пустой палубе, как одинокий обелиск. Молодые люди на мгновение застыли, пораженные величиной ракеты и словно излучаемой ею мощью, забыв о смертельной опасности ее груза. Затем Дирк перевел взгляд на нависающий над ними ангар с вертолетной площадкой на переднем конце крыши.

— Я уверен, что мостик находится прямо над ангаром. Туда нам и надо попасть.

Дачгрен методично осмотрелся.

— Чтобы взобраться туда, нам, похоже, нужно пройти через ангар.

Без лишних слов молодые люди помчались со всех ног по широкой палубе платформы, надеясь, что их не заметят, к углу ангара — внушительного сооружения высотой с пятиэтажный дом. Добежав до его открытых дверей, Дирк осторожно заглянул внутрь. Длинный узкий ангар без лежащего посередине «Зенита» казался громадной пустой пещерой. Дирк, а за ним Далгрен скользнули внутрь и крадучись двинулись вперед за стоявшим у стены большим генератором. Неожиданно тишину пустого пространства нарушило громкое эхо голосов. Дирк с Далгреном застыли на месте.

В противоположной стене, на полпути к дальнему концу ангара открылась дверь, и голоса умолкли. Из двери, спотыкаясь, вышли три изможденных человека в комбинезонах «Морского старта» и следом за ними двое вооруженных коммандос. Дирк узнал черную форму и автоматы АК-74 — такие же, как у тех, кто напал на «Глубинного старателя». Они с Далгреном молча наблюдали, как трех сотрудников «Морского старта» отконвоировали к складскому помещению, встроенному в ангар в дальнем его конце. У входа на склад стояли еще двое коммандос. Они помогли загнать работников «Морского старта» внутрь, затем закрыли и заперли за ними дверь.

— Если добраться до команды «Морского старта», то можно узнать у них, как остановить запуск, — чуть слышно прошептал Дирк.

— Точно. Мы с тобой, пожалуй, справимся с Маттом и Джефом,[365] как только остальные уйдут, — ответил Далгрен, указывая на двух охранников у складской двери.

Молодые люди прокрались к удобному наблюдательному пункту позади транспортера-установщика и стали ждать. Двое боевиков поболтали немного с охранниками, после чего вышли через боковую дверь. Лавируя между стеллажами с тестовой аппаратурой и ящиками с инструментами, стоявшими у стен ангара, Дирк и Далгрен подобрались поближе к охраняемому складу. По пути им попалась стойка с инструментами, табличка на ней гласила: «Инженер-гидравлик». Секунду поколебавшись, Дирк на всякий случай прихватил деревянный молоток на длинной ручке, а Далгрен — огромный гаечный ключ. Добравшись до конца транспортера-установщика, они молча метнулись дальше — за рабочую платформу с подъемником, стоявшую в сотне футов от склада.

— Что теперь, маэстро? — прошептал Далгрен. Дальше до самого склада было пусто.

Дирк скорчился за колесом тележки подъемника и осторожно выглянул. Двое вооруженных боевиков были заняты оживленной беседой и почти не обращали внимания на остальную часть ангара. Дирк внимательно осмотрел рабочую платформу с подъемником, служившую им укрытием. Платформа представляла собой моторизованную тележку с подъемником, предназначенную для доставки рабочих к любой точке лежащей ракеты, диаметр которой составлял тринадцать футов. Похлопав ладонью по колесу, Дирк с кривой ухмылкой повернулся к Далгрену.

— Джек, — прошептал он, — по-моему, тебе придется въехать в парадные ворота, а я проскользну с черного хода.

Через несколько секунд Дирк двинулся дальше вдоль стены ангара, перебегая от укрытия к укрытию, только когда охранники поворачивались к нему спиной. После нескольких коротких перебежек он оказался у задней стенки ангара и незамеченным преодолел поперечный участок. Теперь, пока охранники оставались возле передней стороны склада, он мог спокойно и незаметно подойти к ним сзади.

Далгрену между тем предстояло выполнить более опасную часть плана. Взобравшись на моторизованный подъемник, он взял в руки пульт дистанционного управления на длинном проводе и лег на платформу, прижавшись к ней всем телом. Сбоку лежал наполовину развернутый рулон брезента, которым Далгрен и прикрылся. Поглядывая из-под брезента на охранников, он улучил момент, когда оба они смотрели в другую сторону, и мягко нажал на кнопку «Подъем». Платформа почти бесшумно приподнялась на полфута. Охранники у склада ничего не услышали. Далгрен дождался следующего момента, когда охранники отвернулись, и снова нажал на кнопку. На этот раз он не стал отпускать ее сразу же, и рабочая платформа тихо, как лифт, поползла вверх, едва слышно жужжа электродвигателем. Далгрен, затаив дыхание, дождался, пока площадка не достигла высоты пятнадцати футов, и только тогда отпустил кнопку. После этого он посмотрел вниз на охранников и убедился, что подъем остался незамеченным.

— Теперь самое интересное, — пробормотал Далгрен себе под нос.

Он с силой вдавил кнопку «Вперед», и вся платформа с подъемником дернулась и медленно покатилась на своих четырех колесах. Далгрен поколдовал над пультом, чтобы направить подъемник точно на ворота склада и двух охранников, а затем нырнул под брезент и затаился.

Высокая платформа на колесах, словно робот, преодолела половину расстояния до склада, прежде чем ее заметил один из охранников. Далгрен под брезентом услышал возбужденное стрекотание непонятных слов на каком-то азиатском языке — но, слава богу, автоматной стрельбы не последовало. Раздался громкий крик «Со-о-о!» Через несколько секунд он повторился вновь — ошеломленные охранники определенно приказывали таинственному предмету остановиться. Далгрен проигнорировал приказ, и платформа продолжала катиться к складу. Через щель в складках брезента он видел приближающийся силуэт крыши складского помещения и понимал, что охранники уже близко. Он подождал, пока его импровизированный автомобиль не подкатит к складским воротам на пять футов, и только тогда нажал кнопку «Стоп». Охранники изумленно замолчали, когда платформа тихонько остановилась прямо перед ними.

Напряжение, повисшее в воздухе, можно было почувствовать кожей, и Далгрен воспользовался им. Охранники внизу, нервно сжимая в потных ладонях автоматы, всматривались в таинственную тележку, которая самостоятельно подкатилась к ним. Оттуда, где они стояли, казалось, что на ней ничего нет, кроме скомканного брезента и мотка веревки. Может быть, она покатилась вперед из-за обычной механической поломки. Охранники осторожно подошли поближе, намереваясь осмотреть тележку. Далгрен, лежа наверху под брезентом, затаил дыхание и снова нажал на кнопку.

Словно механический призрак, площадка подъемника внезапно начала опускаться. Решетчатые опоры стали складываться гармошкой, охранники дружно отпрыгнули назад. Площадка, опустившись до шести футов, так же внезапно остановилась. Но все же она находилась выше голов охранников по крайней мере на шесть дюймов, так что им пришлось отойти на несколько футов, чтобы попробовать разглядеть, кто или что, в конце концов, управляет этой чертовой штукой. Немного постояв, один из охранников на цыпочках подошел и принялся тыкать дулом автомата в брезентовый ком, а его партнер, наоборот, отступил подальше, обшаривая глазами ангар.

Далгрен знал, что у него есть только один шанс нейтрализовать охранника, и заранее занес руку над головой для удара. Через брезент он чувствовал, как охранник тычет стволом автомата все ближе, пока, наконец, очередной удар не пришелся ему в бедро. Пораженный охранник на мгновение замер, прежде чем потянуть к себе автомат, чтобы открыть огонь. Этого мгновения хватило, однако, Далгрену, чтобы высвободить гаечный ключ из-под брезента и со всей силы ударить им боевика по голове. Удар тяжелого металлического ключа пришелся охраннику в челюсть и только чудом не сломал кость. Но и этого хватило, чтобы охранник, не успев выстрелить, рухнул без чувств на пол.

Нанося удар, Далгрен сбросил с себя брезент, и как раз в этот момент второй охранник обернулся и увидел, что напарник лежит на полу без движения. Далгрен сжимал в кулаке окровавленный гаечный ключ и беспомощно смотрел на боевика. Тот без колебаний поднял на Далгрена автомат и нажал на курок. Одновременно позади него что-то пролетело по воздуху и угодило ему в затылок, отправив его на пол, так что пули прошли под «насестом» Далгрена, не причинив ему никакого вреда. Охранник упал, и Далгрен увидел в шести футах позади него высокую фигуру Дирка и его решительное лицо. В отчаянной попытке спасти друга тот метнул в боевика свой деревянный молоток. Это странное оружие пролетело, вращаясь, разделяющее их расстояние и ударило деревянной болванкой по голове охранника, как по мячу в крокете.

Охранника удар только оглушил, и теперь он неуверенно поднимался на колени, шаря рукой по полу в поисках своего автомата. Далгрен стремительно метнулся с площадки вниз и замахнулся своим гаечным ключом, как вдруг в ангаре снова загрохотали автоматные выстрелы. Далгрен замер: в нескольких дюймах от его головы на опоре появилась аккуратная цепочка пулевых отверстий. Эхо выстрелов в ангаре постепенно затихало, по полу с мелким стуком рассыпались автоматные гильзы.

— Я посоветовал бы вам тоже не двигаться, мистер Питт, — резко прозвучал угрожающий голос Тонджу, стоявшего с автоматом в руках в проеме боковой двери.

54

Пока Тонджу со своими боевиками загонял остальных членов экипажа «Морского старта» в помещение склада, Дирк и Далгрен стояли под прицелами автоматов. Когда наконец в дверь склада проследовал капитан Кристиано, один из боевиков обернулся к шефу.

— Этих тоже? — спросил он, кивком указывая на пленников из НУМА.

Тонджу отрицательно покачал головой, его обычно невозмутимое лицо сияло. Боевики плотно закрыли тяжелую металлическую дверь склада и зафиксировали ручку цепью с висячим замком. Тридцать моряков «Одиссея» остались запертыми в тесном и темном — без света и окон — складском помещении, похожем на ящик, без всяких средств к спасению.

Как только дверь надежно заперли, Тонджу направился к стенке ангара, где стояли Дирк и Далгрен, глядя на автоматные стволы, нацеленные им в ребра. Тонджу окинул Дирка взглядом, вкотором к презрению примешивалось уважение.

— Вы, мистер Питт, обладаете досадной способностью выживать в самых неблагоприятных обстоятельствах. Эту вашу способность превосходит только ваша же склонность лезть не в свое дело.

— Я как фальшивая монета, вечно попадаюсь под руку, — отозвался Дирк.

— Раз уж вы проявили столь острый интерес к нашей операции, возможно, вы не откажетесь посмотреть на запуск из первых рядов? — насмешливо поинтересовался Тонджу и кивнул своим людям.

Дирк не успел ничего ответить, а автоматчики уже воткнули стволы автоматов в спины обоим пленникам и погнали их к раскрытым воротам ангара. Один из боевиков, потянувшись, достал с площадки подъемника, на котором прикатил Далгрен, моток веревки. Тонджу, приотстав, распорядился, чтобы штурмовая группа спускалась вниз и грузилась на катер, а сам поспешил следом за пленниками. Дирк и Далгрен переглянулись на ходу, пытаясь мысленно нащупать хоть какой-нибудь план действий, но оба понимали — спасения нет. Дирк знал, что Тонджу без колебаний, мало того — с наслаждением пристрелит их на месте.

Тонджу нагнал их, когда вся группа вышла из ангара и зашагала по ярко освещенной солнцем открытой палубе платформы.

— Вы, конечно, знаете, что к платформе уже спешат воинские части, — сказал Дирк профессиональному убийце, надеясь про себя, что говорит правду, — Запуск будет остановлен, а вы и ваши люди схвачены или, что тоже возможно, убиты.

Тонджу взглянул на стартовые часы и, снова обернувшись к Дирку, широко улыбнулся, блеснув на солнце пожелтевшими зубами.

— Они не успеют. А даже если и успеют, это уже не будет иметь значение. Американские военные — слабаки, они ни за что не атакуют платформу из страха поубивать находящихся на борту невинных рабочих. Остановить стартовый отсчет уже невозможно. Подготовка к пуску будет продолжаться, ракета улетит и покончит с вами и вашими соотечественниками, которые уже изрядно всем надоели своей суетливостью.

— Вам ни за что не уйти живым!

— Да и вам, боюсь, тоже.

По пути через палубу платформы к стартовой ферме Дирк и Далгрен молчали, чувствуя себя преступниками, которых ведут на виселицу. Приблизившись к пусковой вышке никто — ни пленники, ни боевики, — не смог удержаться, чтобы не задрать голову и не окинуть взглядом сверкающую белизной громаду ракеты. Пленников подвели к самому основанию стоящей вертикально ракеты. В нескольких футах над головами она соприкасалась с пусковой вышкой. Дирка и Далгрена заставили встать спиной к опорам фермы и приказали стоять неподвижно, а один из боевиков зазубренным ножом начал нарезать веревку на куски.

Тонджу встал в сторонке, небрежно вытащил из кобуры свой «Глок», нацелил его Дирку в горло и держал его под прицелом, пока один из боевиков не завел руки молодого человека за спину в обхват опоры мачты и не связал там тщательно в запястьях и локтях. Затем тот же боевик связал между собой его лодыжки и уже вместе притянул их к опоре. После этого он перешел к Далгрену и проделал с ним ту же операцию.

— Наслаждайтесь запуском, джентльмены! — прошипел Тонджу и, развернувшись, зашагал прочь.

— Обязательно. Мы ведь знаем, что такому паразиту, как ты, недолго осталось дышать, — в сердцах выругался Дирк.

Они с Далгреном молча наблюдали, как Тонджу и его люди неторопливо трусят по платформе к носовому пилону и исчезают на лестнице. Еще через несколько минут они увидели, как катер уходит прочь от «Одиссея» и несется к «Когурё», до которого теперь было около двух миль. Со своих мест молодым людям отлично видны были стартовые часы: 00:26:00, двадцать шесть минут. Дирк поднял голову и стал с болезненным интересом рассматривать сопла гигантских реактивных двигателей, повисшие в нескольких футах над его головой. В первые секунды запуска на них, подобно огненному урагану, обрушится 1,6 миллиона фунтов газа и пламени, и тела их превратятся в пепел. По крайней мере, смерть будет быстрая, подумал он.

— Похоже, это последний раз, когда тебе удалось уговорить меня вломиться на вечеринку без приглашения, — сказал Далгрен, пытаясь снять напряжение.

— Извини. Похоже, мы были недостаточно формально одеты, — невесело ответил Дирк. В попытке освободиться он пробовал дергать и выкручивать удерживающие его веревки, но в результате лишь чуть шевелил запястьями.

— Ты случайно не можешь ослабить веревки? — с надеждой спросил он у Далгрена.

— Боюсь, что нет. Тот парень, что нас связывал, явно чемпион по завязыванию узлов, — отозвался Далгрен, в свою очередь попытавшись сделать что-нибудь со своими путами.

Послышался громкий лязгающий звук на другом конце платформы, за ним последовало глухое громыхание где-то под ногами. Сзади раздался рев льющейся жидкости; по встроенным в стартовую ферму трубам она поднималась наверх и где-то над головами переливалась в баки ракеты. Трубы вокруг них стонали и потрескивали, как будто протестовали против закачки в «Зенит» охлажденного до сверхнизких температур кислорода и керосина.

— Ракету заправляют, — заметил Дирк. — Это слишком опасно проделывать с экипажем на борту, поэтому они ждут до последнего момента — когда на платформе уже никого не остается.

— Знаешь, это так утешает! Надеюсь только, что парень у насоса не прозевает и не перельет горючки через край.

Оба подняли головы и с опаской посмотрели на ракету. Они знали, что даже одна капля жидкого кислорода может прожечь кожу насквозь. Ракета дергалась и завывала, заглатывая жидкое топливо; казалось, она вдруг ожила. Над головами молодых людей негромко зажужжали насосы и еще какие-то электромоторы — закачиваемое топливо полилось в бак. Дирк и Далгрен смотрели на сопла ракетных двигателей в пораженном молчании и каждый невольно представлял себе то буйство пламени, что неминуемо обрушится на них через несколько минут. Дирк подумал о Саре и ощутил в груди внезапную острую боль при мысли, что ему не суждено больше ее увидеть. К тому же он вспомнил, что она сейчас в Лос-Анджелесе. Значит, и она тоже может стать жертвой пуска этой ракеты — пуска, который он не сумел предотвратить. Затем Дирк вспомнил отца и сестру и пожалел о том, что они никогда не узнают подлинной причины его исчезновения. Останков для погребения уж точно не будет, подумал он мрачно. Его внимание привлекло негромкое шипение неподалеку, вызванное струйками белого пара, вырывавшимися из предохранительных клапанов по всей окружности «Зенита». Холодный кислород, постепенно нагреваясь на воздухе, частично превращался в пар, и его приходилось выпускать через клапаны наружу. Он собирался над головами молодых людей легким полупрозрачным облачком. В последние минуты жизни судьба будто решила жестоко подшутить над ними — прямо над их головами собрались облака кислородного пара, солнце скрылось и небо потемнело. Но вдруг сердце Дирка екнуло, а потом лихорадочно забилось, — он понял, что упавшая на них тень медленно движется по палубе платформы.

* * *

Даже с небесной высоты платформа «Морского старта» и ракета «Зенит» на ней выглядели весьма внушительно. Экипаж «Икара», однако, не ставил себе целью созерцание красот природы. Теперь речь шла уже не просто о бесцельном фланировании в воздушном океане — дирижабль завис прямо над неподвижной платформой.

— Вон «Баджер». Пришвартован рядом с передней опорой, — сказал Джордино, указывая на угол платформы. Там можно было разглядеть болтающуюся в воде красную точку подводного аппарата.

— Ясно, что Дирк и Джек сумели забраться на борт платформы, — отозвался Питт с ноткой тревоги в голосе.

Получив от Саммер с «Глубинного старателя» радиосообщение о нападении на «Нарвал», Питт сразу же развернул дирижабль на юг и полным ходом двинулся назад. Взвыли, набирая обороты, установленные на гондоле сдвоенные двигатели «Порше», и воздушный корабль быстро разогнался до своей максимальной скорости в пятьдесят узлов. На горизонте Питт и Джордино видели столб черного дыма, который поднимался, точно подавая им сигнал, над обгоревшим корпусом «Нарвала», пока изуродованные останки катера не исчезли под водой окончательно. Питт гнал дирижабль к месту гибели катера с максимальной скоростью, на какую только было способно неуклюжее судно. Джордино тем временем навел туда камеру с телеобъективом. Подойдя ближе, они увидели удалявшийся от платформы «Когурё» и мелкие обломки катера Береговой охраны.

— Пожалуй, не стоит проходить слишком близко от этого вспомогательного судна, — предостерег Джордино, после того как, несколько раз пройдя низко над местом гибели «Нарвала», им не удалось обнаружить в воде ни одного уцелевшего.

— Ты думаешь, у них есть ракеты класса «поверхность — воздух»? — спросил Питт.

— «Нарвал» они прикончили ракетой класса «поверхность — поверхность», так что все может быть.

— Я постараюсь держаться так, чтобы между нами все время находилась платформа. Они тогда не осмелятся выстрелить по нам, да и твои страхи по поводу судьбы «Гинденбурга» поулягутся.

На подходе к платформе Питт снизил дирижабль до высоты в пятьсот футов и сбавил обороты завывающих двигателей. Джордино навел камеру «Вескам» на стоящий в стороне «Когурё» и теперь с опаской разглядывал судно — нет ли признаков того, что они собираются пальнуть по дирижаблю. Неожиданно на мониторе появился катер. Питт и Джордино наблюдали, как он подошел к судну и как с него на борт поднялись Тонджу и последние люди его штурмовой группы. Питт заметил, что Джека и его сына среди них нет.

— Платформу покидают последние крысы? — спросил Джордино.

— Может быть. Не похоже, чтобы они собирались отправлять катер обратно. Давай-ка посмотрим, не осталось ли там кого на хозяйстве.

Дирижабль проплыл над кормой платформы, и Питт повел его вдоль левого борта к носу. На палубе внизу не было видно ни души. Джордино указал на цифровую панель стартовых часов на ангаре. Часы показывали 00:27:00, двадцать семь минут до старта. Когда «Икар» миновал передний край ангара, Питт развернул его и повел через носовую часть «Одиссея» вдоль высоко поднятой ходовой рубки. Джордино медленно поворачивал телеобъектив, пока не заглянул камерой в окно центра управления платформой. На мониторе можно было ясно разглядеть внутренности мостика. Но, куда бы ни заглядывала камера, нигде не видно было никаких признаков жизни.

— Напоминает корабль-призрак «Мария Целеста», — заметил Джордино.

— Точно. Готовятся поджечь фитиль.

Питт еще раз развернул дирижабль и провел его вдоль борта, на этот раз правого, затем обошел «Зенит» по кругу. Из предохранительных клапанов на корпусе ракеты, призванных стравливать излишнее давление топлива при нагреве, вырывались струйки белого пара. Джордино прошелся по ракете вверх и вниз объективом своей системы.

— Кажется, она заправлена и готова взлететь в любую секунду.

— Если быть точным, через двадцать шесть минут, — заметил Питт, посмотрев на стартовые часы.

Джордино тоже бросил взгляд на часы и присвистнул. Какое-то легкое движение мелькнуло на мониторе и пропало. Джордино, заинтригованный, провел объективом камеры вниз по ракете, немного подкрутил фокусировку — и во весь экран предстало изображение двух мужчин у основания стартовой мачты.

— Это Дирк и Джек! Они привязаны к ферме.

Секунду Питт непонимающе смотрел на монитор, затем кивнул. Не говоря ни слова, он обежал глазами платформу в поисках места, где можно было бы опустить дирижабль. На открытой палубе платформы между стартовой вышкой и ангаром места было вполне достаточно, но там торчал подъемный кран, слегка наклонив над ней свою длинную стрелу. Контакт с ней вполне мог оказаться губительным для мягкой ткани на боках дирижабля.

— Как мило с их стороны, они оставили нам консервный нож, — пошутил Джордино, не в силах оторвать глаз от внушительного крана.

— Никаких проблем. Будем изображать вертолет.

Питт, стремительно снижая дирижабль, провел его над ангаром, а затем начал осторожно опускать на большую круглую вертолетную площадку, расположенную над ходовой рубкой. Огромная махина плавно опускалась, пока гондола не коснулась площадки.

— Могу я быть уверен, что ты не уйдешь без меня осматривать окрестности? — спросил Питт, поспешно вылезая из пилотского кресла.

— Зуб даю.

— Дай мне лучше десять минут. Если мы не вернемся, просто уводи эту штуковину подальше от платформы, пока не рвануло.

— Включаю счетчик, — ответил Джордино и кивком пожелал Питту удачи.

В одно мгновение Питт выпрыгнул из гондолы и ринулся к краю вертолетной площадки. Когда он исчез на лестнице, Джордино взглянул на часы и начал с беспокойством отсчитывать секунды.

55

Тонджу поднялся на борт «Когурё» и бегом бросился на мостик, где уже находились капитан Ли и Ким. Оба стояли у окна и рассматривали «Одиссей» в бинокль.

— Вы немного затянули с возвращением, — мрачно сказал Ли. — Они уже начали заправлять ракету.

— Небольшая задержка, нас неожиданно прервали, — отозвался Тонджу. Он внимательно осмотрел горизонт и заметил, что дирижабль медленно возвращается к платформе, — Больше не засекли никакого приближающегося судна?

Капитан покачал головой.

— Нет, пока нет. Если не считать этого дирижабля, мы видели только одинокое исследовательское судно, оно шло следом за катером Береговой охраны, — сказал он, указывая на экране радара точку за платформлй. — Оно остановилось и никуда не движется, стоит в двух милях к северо-востоку от платформы.

— Они наверняка вызвали по радио помощь. Черт бы побрал этих проклятых украинцев! — в сердцах выругался он, — Из-за них мы подошли слишком близко к берегу и поставили под угрозу всю операцию. Капитан, сразу же после старта мы должны будем уйти. Проложите курс на юг. Мы пойдем полным ходом в мексиканские воды, и только потом — к точке встречи.

— А как насчет дирижабля? — спросил Ким, — Его тоже надо уничтожить, он может проследить наш отход.

Тонджу еще раз изучающе посмотрел на серебристый дирижабль, зависший в воздухе над вертолетной площадкой «Одиссея».

— Мы не можем стрелять по ним, пока они рядом с платформой. До запуска осталось слишком мало времени, они уже ничего не смогут сделать. А может, подставятся и сами сгорят во время старта. Идемте, давайте полюбуемся на старт ракеты. А от них избавимся попозже.

Тонджу покинул мостик и быстро зашагал на корму, в центр управления запуском. Ярко освещенный зал был полон инженеров в белых халатах, сидевших за компьютерными терминалами, расставленными по залу подковой. На передней стене располагался огромный плоский видеоэкран, на который в реальном времени шло изображение ракеты «Зенит» в полный рост у стартовой фермы. Бока ракеты пестрели фонтанчиками белого пара. Тонджу отыскал взглядом Лина — тот, склонившись, разговаривал перед экраном с каким-то техником, — и подошел к начальнику группы операторов пуска.

— Лин, как идет подготовка к старту?

Круглолицый инженер прищурился на него сквозь очки.

— Еще две минуты, и заправка будет завершена. Один из запасных компьютеров управления полетом не отвечает, в одном из контуров охлаждения фиксируется низкое давление, индикатор вспомогательного турбонасоса номер два показывает утечку топлива.

— Как это скажется на запуске? — спросил Тонджу, багровея.

— Ни одна из этих проблем, ни по отдельности, ни все вместе, не может повлиять на запуск. Все остальные системы работают нормально. Запуск пройдет как запланировано, — торопливо пояснил Лин, не отрывая глаз от стартовых часов под видеопанелью, — а именно, ровно через двадцать три минуты сорок семь секунд.

* * *

На стартовых часах было двадцать три минуты сорок шесть секунд. Джек Далгрен оторвал от них глаза и поднял голову к «Икару», который, казалось, приклеился к небу и висел над ходовой рубкой. Он знал, что из высоко летящей гондолы разглядеть внизу их с Дирком невозможно, но все же надеялся, что Питт или Джордино как-нибудь ухитрятся предотвратить запуск. Он с усилием повернулся к стоявшему у соседней опоры Дирку, ожидая, что тот тоже смотрит с надеждой на дирижабль, но ошибся. Дирк, не обращая на дирижабль никакого внимания, упрямо пытался справиться с веревками. Джек хотел было как-то приободрить друга, но вдруг словно онемел, заметив в ангаре какое-то движение. Он моргнул и пристально посмотрел туда еще раз. Так и есть, какой-то человек изо всех сил несся по ангару прямо к ним.

— Дирк, там кто-то есть, бежит к нам. Это действительно тот, о ком я думаю?

Дирк, не прекращая усилий, бросил взгляд в сторону ангара. Он прищурил глаза, чтобы лучше видеть, как одинокая фигура с какой-то штукой вроде длинной палки в руке вылетела из ангара и мчится по палубе. Бегущий человек был темноволос, высок и строен, и Дирк прекратил сражаться с веревками. Он узнал этого человека.

— Кажется, я еще ни разу не видел, чтобы отец бегал так быстро, — сказал он Далгрену с широкой улыбкой.

Глава НУМА подбежал ближе, и молодые люди увидели, что в руке у него не палка, а пожарный топор. Подбежав вплотную, старший Питт улыбнулся с облегчением — он убедился наконец, что парни целы и невредимы.

— По-моему, мальчики, я говорил вам никогда не садиться в машину с незнакомыми людьми, — задыхаясь, выговорил он, одновременно хлопая сына по плечу и осматривая путы.

— Извини, папа, но они предложили нам луну с неба, — с ухмылкой сказал Дирк и добавил: — Спасибо, что заскочил за нами по пути.

— Такси ждет. Нужно только убраться отсюда, прежде чем они подпалят эту штуку.

Он прицелился глазами на центр веревки, размахнулся как следует и перерубил лезвием топора веревку между локтями Дирка. Размахнулся еще раз и рубанул между запястьями. Лезвие топора, перерубив веревки, громко звякнуло по металлической опоре фермы. Дирк принялся торопливо распутывать ноги, а Питт переместился к Далгрену и повторил на нем свой фокус в стиле Пола Баньяна.[366] Закончив, Питт отбросил топор в сторону; молодые люди поспешно вскочили на ноги.

— Пап, команда платформы «Морского старта» заперта на складе внутри ангара. Нужно их освободить.

Питт кивнул.

— Кажется, я, когда бежал, действительно слышал какой-то грохот. Ведите.

Все трое кинулись взапуски по длинной палубе к ангару. Дорога была каждая секунда. На бегу Дирк бросил короткий взгляд вверх на стартовые часы. Всего двадцать одна минута тридцать шесть секунд до момента, когда платформа превратится в ревущий ад. Как если бы это было недостаточно веским поводом действовать быстро, внезапно из ангара донеслось громкое жужжание. Программа управления запуском на «Когурё» дала электронную команду, и громадные амбарные ворота ангара начали медленно закрываться, готовясь встретить старт.

— Двери закрываются, — пропыхтел Далгрен, — Придется поторопиться.

Как трио спринтеров-олимпийцев к заветной финишной ленточке, они неслись плечом к плечу к сужающемуся проему закрывающихся ворот. Питт вполне еще мог поднажать, но на подходе к воротам он, наоборот, замедлил ход и чуть приотстал, пропуская Дирка и Далгрена вперед в ворота. Сам он за пару секунд до того, как сомнулись створки, тоже успел боком протиснуться в щель.

Уже в середине ангара они услышали приглушенные голоса и металлический грохот — люди внутри склада делали, что могли, стараясь освободиться. Дирк, Далгрен и Питт подбежали к двери склада и, тяжело дыша, стали внимательно осматривать цепь, засов и саму дверь.

— Цепь нам не одолеть, но, может, удастся снять дверь с петель… если найдем здесь что-нибудь вроде лома или рычага, — выговорил Далгрен, лихорадочно оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего.

Питт окинул оценивающим взглядом моторизованную платформу-подъемник, на которой Джек разъезжал по ангару, и потянулся за пультом управления, свисавшим сверху на проводе.

— Думаю, эта штука сгодится в качестве лома. — Он опустил платформу на несколько футов и подкатил ее вплотную к двери. Пока Дирк и Далгрен непонимающе смотрели на него, Питт схватил свободный конец цепи с висячим замком и плотно обмотал его несколько раз вокруг ограждения платформы, после чего крикнул находившимся внутри:

— Держитесь подальше от двери!

Секунду спустя он нажал на кнопку «Подъем». Площадка подъемника медленно поехала вверх, натягивая цепь. Подъемный механизм застонал, колеса тележки скрипнули по полу, все сооружение немного наклонилось и уперлось в дверь. Еще секунда, и дверь, с громким треском слетев с петель, грохоча обрушилась на подъемник, покачалась и наконец косо повисла на цепи. Экипаж «Морского старта» тут же ринулся прочь из тесного темного склада, и Питт поторопился отогнать тележку с подъемником в сторону.

С самого момента захвата «Одиссея» людей на нем почти не кормили, еще сильнее на них подействовал сам плен, так что у всех был измученный вид. И все же люди кипели гневом — как это у них, опытных профессионалов, кто-то осмелился отобрать ракету и платформу!

— Капитан и руководитель старта здесь? — выкрикнул Питт, стараясь перекрыть благодарный гомон освобожденного экипажа.

Помятый капитан Кристиано локтями проложил себе путь через толпу, следом за ним подошел сухощавый представительный мужчина с острой бородкой.

— Я Кристиано, капитан «Одиссея». Это Ларри Олрог, руководитель старта, — добавил он, кивнув на мужчину. — Платформу освободили от этих подонков? — Последние слова он словно выплюнул.

Питт покачал головой:

— Они покинули платформу в ходе подготовки к пуску ракеты. У нас очень мало времени.

Олрог окинул взглядом ангар, отметил, что транспортер-установщик стоит на месте, а ворота закрыты.

— Речь идет о минутах! — подтвердил он с тревогой в голосе.

— Примерно о восемнадцати, если быть точным. Капитан, выводите своих людей на вертолетную площадку, — скомандовал Питт, — Там ждет дирижабль, он сможет всех вывезти, если мы поторопимся, — Он повернулся к Олрогу: — Есть ли какой-то способ остановить пуск?

— Стартовая программа полностью автоматизирована и контролируется со сборочно-командного судна. Террористы, я думаю, продублировали все эти функции на своем судне.

— Мы можем механически прервать процесс заправки ракеты топливом, — заметил Кристиано.

— Слишком поздно, — покачал головой Олрог, — Но на мостике есть резервная система управления. В данный момент это наша единственная надежда, — мрачно добавил он.

— Лифт в задней части ангара ведет на уровень мостика. Вертолетная площадка как раз над ней, — сказал Кристиано.

— Тогда пошли, — отозвался Питт.

Все торопливо зашагали в заднюю часть ангара и столпилась у дверей средних размеров лифта.

— Для всех места не хватит, — сказал Кристиано, вновь входя в роль капитана. — Потребуется три рейса. Первыми едете вы восьмеро, затем эта группа, и вы десятеро последними, — приказал он, разделив толпу на три группы.

— Джек, езжай с первой группой, отведи людей к «Икару». Скажи Алу, что подойдут еще люди, — сказал Питт, — Дирк, ты поднимешься с последней группой. Убедись, что здесь никого не осталось. Капитан, нам необходимо срочно попасть на мостик, — сказал он, обращаясь к Кристиано.

Кристиано, Олрог, Далгрен и Питт втиснулись в лифт вместе с восемью членами экипажа и с нетерпением ждали, пока лифт поднимется над ангаром на уровень мостика. Там Далгрен быстро обнаружил лестницу наверх и повел моряков на открытую вертолетную площадку.

Как и было обещано, серебристый дирижабль практически неподвижно висел в нескольких футах над поверхностью площадки. Джордино сидел в пилотском кресле и курил толстую сигару. Увидев подбегающего Джека, он быстро развернул воздушные винты и опустил гондолу на палубу.

— Привет, морячок! Девочек покатаешь? — поинтересовался Далгрен, просунув голову в дверь гондолы.

— Не вопрос! — отозвался Джордино, — Сколько вас?

— Человек тридцать, плюс-минус, — ответил Далгрен, с сомнением оглядывая пассажирский салон гондолы.

— Загоняй их всех внутрь, разместим. Но, если хотим подняться в воздух, все ненужное лучше выбросить. Только давайте побыстрее, я что-то не люблю, когда меня поджаривают живьем.

— В этом я с тобой заодно, приятель, — отозвался Далгрен, заводя в салон первых моряков «Одиссея».

Кроме двухместной кабины управления, в гондоле был пассажирский салон на восемь человек с большими кожаными самолетными креслами. Далгрен наморщил лоб, раздумывая, сможет ли дирижабль подняться в воздух, когда сюда втиснется весь экипаж «Одиссея». Пока люди один за другим забирались в салон, он, проверив крепление кресел, обнаружил, что они быстро и легко снимаются. Далгрен поспешно снял пять кресел и с помощью одного русского инженера выбросил их из дверей гондолы.

— При посадке в автобус проходите в конец салона! — рявкнул он, — Места у нас только стоячие.

Когда последний человек из его группы втиснулся в салон, Далгрен обернулся к Алу.

— Сколько у нас времени?

— Около пятнадцати минут, по моим расчетам.

На верху лестницы появилась следующая группа моряков. Люди бросились бежать через площадку к дирижаблю. Далгрен подавил вздох. Времени до старта — если не места, — хватит, чтобы загрузить всех. Но вот хватит ли времени, чтобы остановить пуск? — подумал он. Прямо перед глазами на другом конце платформы стояла заправленная и полностью готовая к старту ракета «Зенит».

56

Капитан Кристиано на мостике «Одиссея» побледнел и молча покачал головой при виде развороченных пулями компьютерных терминалов и пола, усыпанного битым стеклом. Он приблизился к навигационному компьютеру и с каким-то отстраненным любопытством посмотрел на одинокую компьютерную мышку, болтавшуюся на проводе. Клавиатуры не было. Олрог отметил, что жесткий диск компьютера уцелел.

— У меня внизу сколько угодно лэптопов. Мы можем подключить один из них и активировать систему управления, — предложил он.

— Они наверняка переключили систему на автоматическое управление, — сказал Кристиано, с презрительной миной тыча большим пальцем через плечо назад, в окно рубки. Питт посмотрел туда, куда он показывал, и увидел вдали неподвижный «Когурё». Оборачиваясь обратно к капитану, Питт уловил краем глаза ярко-рыжую точку «Баджера» в воде у носовой опоры правого борта. Подводный аппарат по-прежнему был там.

— Нет времени. На все это может потребоваться несколько часов, — продолжал тем временем Кристиано. Он подошел к центральному пульту управления и беспомощно застыл там с выражением отчаяния на лице.

— Вы сказали, на мостике можно переключиться на ручное управление? — спросил Питт.

Кристиано догадался о том, что увидит, даже раньше, чем его взгляд добежал до нужной консоли. Они знали все. Как управлять платформой на ходу, как сориентировать и притопить ее, как заправить «Зенит», как переключить управление пуском и ракетой на собственное вспомогательное судно. У них явно были внутренние источники информации. Они знали слишком много, чтобы оставить без внимания и не испортить резервную систему ручного управления. С обескураживающей уверенностью в том, что он сейчас увидит, Кристиано опустил глаза на спутанную массу перерезанных проводов и разбитых кнопок — последнюю надежду остановить пуск.

— Вот вам резервная система ручного управления! — сердито выкрикнул он и швырнул отрезанный клубок проводов и переключателей на пол. Три человека молча стояли и смотрели, как спутанная масса электронных деталей катилась, подскакивая, по палубе, пока не остановилась у переборки. В этот момент дверь рубки открылась и в ней появилась голова Дирка. По выражениям на лицах остальных он понял, что попытка предотвратить пуск потерпела неудачу.

— Весь экипаж на борту дирижабля. Почтительно предлагаю нам всем покинуть платформу, и побыстрее.

Последние четверо человек на платформе уже начали карабкаться по лестнице наверх, к ожидающему их дирижаблю, как вдруг Питт остановился и положил руку сыну на плечо.

— Проводи капитана на борт дирижабля и скажи Алу, чтобы взлетал без меня. И чтобы он ушел от платформы подальше, прежде чем ракета взлетит.

— Но они говорят, что обойти автоматическую систему управления стартом невозможно, — запротестовал Питт-младший.

— Может быть, я и не смогу отменить старт ракеты, но, чем черт не шутит, может быть, я смогу изменить направление ее полета.

— Отец, ты не можешь остаться на платформе, это слишком опасно!

— Не беспокойся обо мне, я не собираюсь здесь торчать, — ответил Питт и мягко подтолкнул сына вперед, — А теперь иди.

Дирк поймал взгляд отца и посмотрел ему прямо в глаза. Ему не раз приходилось слышать рассказы о том, что отец ставит безопасность других людей выше собственной, и вот теперь он сам стал тому свидетелем. Но в глазах отца Дирк заметил и еще кое-что — спокойную уверенность. Он шагнул к лестнице и обернулся, чтобы пожелать отцу удачи, но лифт уже ушел вниз и на площадке никого не было.

Питт-младший взлетел по лестнице через ступеньку и выскочил на вертолетную площадку. Вид ожидающего дирижабля поразил его. Гондола выглядела как банка сардин, в которой зачем-то прорезали окна, а рыбу заменили живыми людьми. Весь экипаж платформы ухитрился втиснуться в пассажирский салон, так что занят оказался каждый квадратный дюйм площади. Самых слабых усадили в три кресла, которые не выкинул Далгрен, а остальные встали плечом к плечу на оставшемся пространстве. Все, кто мог, высунули головы в боковые окна гондолы, а одному или двоим пришлось даже влезть в крохотный санузел в задней части гондолы. По сравнению с гондолой вагон нью-йоркской подземки в час пик показался бы свободным.

Дирк подбежал и тоже вжался в дверной проем. Донесшийся откуда-то голос Далгрена сообщил ему, что место второго пилота свободно. Неизвестно как, он протиснулся все же в кокпит и занял свободное место рядом с Джордино — тот переместился в левое пилотское кресло.

— А где твой отец? Нам надо убираться с этой решетки для гриля, и быстро.

— Он остается. Похоже, у него еще есть последний козырь в рукаве. Он велел увести дирижабль вверх и подальше и сказал, что встретится с тобой после представления, чтобы выпить по стаканчику текилы со льдом.

— Надеюсь, за его счет, — отозвался Джордино. Он наклонил винты на сорок пять градусов и прибавил газу. Гондола двинулась вперед, таща за собой наполненную гелием оболочку. Вместо того чтобы грациозно устремиться ввысь, она, глухо скрежеща, поползла по вертолетной площадке.

— Слишком большой вес, — констатировал Дирк.

— Поднимайся, малышка, поднимайся, — уговаривал Джордино огромный дирижабль.

Гондола продолжала скользить по площадке к переднему краю, который обрывался прямо в море на высоте двухсот футов. На самом краю Джордино увеличил угол наклона винтов и подал рычаги газа вперед до упора, но гондола продолжала тащиться по площадке. В пассажирском салоне воцарилась зловещая тишина, все затаили дыхание, когда гондола соскользнула с ее края.

В первую секунду всем в гондоле показалось, что они падают вниз. Гондола пролетела десять футов и рывком остановилась. Людей бросило вперед — хвостовая часть оболочки дирижабля легла на край площадки, и все воздушное судно получило резкий дифферент на нос. Но дирижабль продолжал ползти вперед, и наконец хвост тоже соскользнул с края. Дирижабль носом вперед понесся к поверхности воды.

Чтобы спасти судно, Джордино должен был за долю секунды принять верное решение. Он мог либо развернуть винты на все девяносто градусов и надеяться, что тяга двигателей окажется больше, чем излишек веса, и сможет удержать дирижабль в воздухе. Либо он мог поступить наоборот — направить винты по ходу дирижабля и увеличить его поступательную скорость. Если скорость увеличится достаточно, появится дополнительная подъемная сила. Он посмотрел вперед, на приближающуюся водную поверхность, и решил, что разгон дирижабля — достаточное основание, чтобы предпочесть второй вариант. Джордино уверенно двинул рукоятку управления вперед. Дирижабль пошел вниз еще быстрее.

Сзади послышались испуганные крики — людям в салоне показалось, что Джордино намеренно пытается погубить дирижабль. Не обращая внимания на громкие мольбы, он обернулся к Дирку:

— У тебя над головой кнопка сброса водяного балласта. По моей команде, сброс.

Пока Дирк искал на верхней панели управления нужную кнопку, Джордино сосредоточил свое внимание на альтиметре. Стрелка на циферблате быстро шла назад от начальной высоты в двести футов. Скорость снижения росла. Джордино молчал, пока прибор не показал шестьдесят футов, а затем резко скомандовал:

— Сброс!

Дальше они действовали синхронно. Джордино рванул на себя ручку управления, а Дирк активировал систему сброса водяного балласта — тысячи фунтов воды — из специальной цистерны под гондолой. Несмотря на внезапное и резкое воздействие, дирижабль отреагировал не сразу. Массивное воздушное судно двигалось с собственной, одному ему известной скоростью, и несколько мгновений Джордино думал, что опоздал. Океан уже полностью заслонил собой лобовое стекло кокпита и продолжал стремительно приближаться, когда нос дирижабля наконец медленно пополз вверх. Дирижабль пошел по широкой дуге. Джордино немного отвел ручку управления назад, чтобы выровнять судно, но гондола опускалась все ниже. Нос дирижабля поднимался ужасающе медленно. Когда он окончательно выровнялся после пикирования, люди в гондоле почувствовали резкий рывок — гондола задела за воду, однако тут же отскочила и снова закачалась в воздухе. Люди на борту затаили дыхание. Дирижабль, казалось, некоторое время раздумывал, как поступить, но затем все же поднялся на несколько футов и стабилизировался. Шли секунды, «Икар» держался в воздухе. Стало ясно, что затея Джордино удалась. Он рисковал столкновением с водой на большой скорости, зато полученное ускорение и сброс балласта в последнюю секунду помогли удержать дирижабль в воздухе.

Люди в пассажирском салоне испытали огромное облегчение. Пока Джордино осторожно уговаривал «Икар» подняться футов хотя бы на сто, сзади раздавались громкие радостные крики. Наконец дирижабль стабилизировался окончательно и пошел ровно.

— Похоже, ты показал нам всем, кто на дирижабле хозяин, — одобрительно заметил Дирк.

— Ну да, и чуть не стал командиром подлодки, — отозвался Джордино, разворачивая потихоньку нос дирижабля к востоку, прочь от платформы.

— Вперед — значит, прочь от берега. Не скажу, что мне хотелось бы вести туда дирижабль на такой высоте, — добавил он, с опаской поглядывая на «Когурё» в окно левого борта, — Я радировал на «Глубинный старатель», чтобы они убрались с трассы полета ракеты, так что они сейчас, вероятно, по широкой дуге уходят к северу. Нам надо бы держаться от них в пределах видимости, на тот случай, если придется садиться на воду.

Дирк внимательно осмотрел горизонт, не забывая наблюдать краем глаза за пусковой платформой. Далеко на юго-западе виднелся остров Сан-Николас. На северо-востоке, вглядевшись, он заметил крошечную голубую точку — это был «Глубинный старатель». Немного севернее судна НУМА из воды выступало что-то коричневое.

— А вон там впереди земля. Помнится, я видел здесь на навигационной карте небольшой остров, называется Санта-Барбара. Почему бы нам не полететь туда? Высадим команду «Одиссея», пока не возникло новых проблем, а «Глубинный старатель» позже подберет.

— И вернемся искать твоего отца, — продолжил Джордино мысль Дирка. Тот с сомнением оглянулся на платформу, от которой уходил дирижабль.

— Времени, наверное, совсем не осталось, — пробормотал он.

— Около десяти минут, — уточнил Джордино. Ему, как и Дирку, оставалось только гадать, что Питт сможет сделать за такое короткое время.

57

Физически уцелеть при старте ракеты на борту «Одиссея» вполне возможно. Когда ракета взлетает, основной поток пламени при включении двигателей направлен вниз, под платформу. «Одиссей» был сконструирован как пусковая платформа многократного использования — и действительно, он пережил уже больше дюжины пусков. Палуба, ангар, жилища членов экипажа и рубка управления сделаны так, что способны выдерживать высокие температуры и воздействие выхлопа от работы мощных ракетных двигателей. Другое дело, что человек на борту «Одиссея» вряд ли пережил бы контакт с ядовитыми парами, которые при взлете ракеты обрушиваются на платформу. Густой поток газов, получаемых при горении керосина и жидкого кислорода, на несколько минут обволакивает платформу словно плотным облаком и уничтожает весь пригодный для дыхания воздух в окрестностях.

Все это, однако, мало волновало Питта, когда он выпрыгнул из лифта и дальше через заднюю дверь из ангара. Он не собирался оставаться на платформе во время старта «Зенита». Все его мысли были об одном — поскорее добраться до красного батискафа, который, как он видел из окна ходовой рубки, болтался на воде около передней опоры. Подобно спортсмену, участвующему в соревнованиях по бегу с препятствиями, Питт промчался по палубе к угловой опоре, перепрыгивая через попадавшиеся ему на пути препятствия, и слетел вниз по лестнице. Тонджу и его люди так спешили убраться с платформы, что не подумали даже о том, чтобы отвязать подводный аппарат НУМА. Питт, из последних сил добравшись до воды, с огромным облегчением увидел его по-прежнему привязанным к перекладине лестницы.

Он отвязал причальный линь, прыгнул на батискаф, залез через верхний люк в кабину и задраил его. В считаные секунды он подключил питание ко всем системам аппарата и открыл балластные цистерны для погружения. Запустив движки, Питт быстро повел аппарат прочь от переднего пилона «Одиссея». «Баджер» прошел вдоль платформы между двумя рядами ее опор и занял позицию. Так, готово. Удерживая аппарат на месте, Питт включил управление установленным на носу керноотборником. У него оставалось всего несколько минут. Он молча молился о том, чтобы его безумный план сработал.

* * *

Корейская стартовая команда на «Когурё» с любопытством наблюдала на видеоэкране, как серебристый дирижабль опустился на вертолетную площадку «Одиссея» и как экипаж платформы целиком втиснулся в гондолу. Ким сердито поморщился, Тонджу же, как он заметил, остался спокоен.

— Надо было расстрелять экипаж и уничтожить дирижабль, когда у нас была такая возможность, — прошипел Ким, увидев, что «Икар» нырнул носом вниз с платформы, но уцелел. Другая камера показала, как воздушный корабль борется за высоту, как он разворачивается и уходит в открытое море. Тонджу успокаивающе кивнул на экран.

— Он перегружен и не может развить приличной скорости. Мы легко догоним и уничтожим его после старта ракеты, — негромко сказал он Киму.

Он вновь перевел взгляд на стартовые часы и шумную суету инженеров в центре управления запуском. В зале кипела жизнь. По мере того как истекали последние минуты перед стартом, напряжение росло. Лин стоял неподалеку, не отрывая глаз от экрана монитора, по которому пробегали пусковые параметры ракеты. Несмотря на то что в зале были установлены кондиционеры и царила прохлада, по его лбу стекали крупные капли пота.

У Лина были все основания нервничать. В мире космических аппаратов уровень аварийности чрезвычайно высок. Лин прекрасно знал, что примерно каждый двадцатый запуск спутника заканчивается неудачей, а вызвать неудачу могут тысяча и одна причина. Отказ ракеты при пуске до сих пор достаточно обычное явление, хотя большая часть потерь спутников является следствием того, что полезный груз выводится не на ту орбиту. В данном случае намечался короткий суборбитальный полет, и это устраняло значительную часть проблем, связанных с ракетой, но риск катастрофической неудачи тем не менее оставался.

Проанализировав мысленно последние данные о состоянии ракеты, Лин вздохнул свободнее. Все жизненно важные системы работали нормально. Не было никаких признаков того, что надежная ракета «Зенит» на этот раз не взлетит и не отправится куда следует. Когда осталось меньше пяти минут, Лин обернулся к Тонджу и проговорил с ноткой уверенности:

— Задержки старта не будет. Стартовый отсчет идет без помех.

Внимание обоих переключилось на видеоэкран с изображением ракеты. Последние минуты перед стартом. Хотя на ракету и платформу внимательно смотрело множество глаз, ни один человек в зале не заметил крошечной движущейся точки на периферии экрана. Только объектив камеры заметил, как темноволосый человек пробежал по платформе и исчез на лестнице угловой опоры.

* * *

Питт не стал тратить время на то, чтобы запустить все водометные двигатели «Баджера». Он, конечно, знал, что опаснее всего сейчас находиться под платформой, но все же повел свой аппарат именно туда. Быстро пройдя между поплавками к кормовой части «Одиссея», Питт подвел батискаф к задней опоре правого борта. Прямо над ним располагался стартовый стол и чуть ниже рассекатель пламени. Именно здесь мощнейшая струя пламени из двигателей «Зенита» должна будет во время старта уйти в море.

Питт развернул мини-субмарину, направив ее нос прямо на опору, затем отвел ее назад и одновременно погрузил на глубину пятнадцати футов. Нажимая то одну, то другую кнопку на панели управления манипуляторами, он опускал керноотборник, пока тот не вытянулся строго горизонтально перед носом подводного аппарата, напоминая средневековое рыцарское копье. Упершись ногами в металлическую плиту палубы, Питт пробормотал:

— О'кей, «Баджер», давай-ка посмотрим, как ты кусаешься! — и дал «полный вперед».

Блестящий красный батискаф двинулся вперед, рассекая воду и быстро набирая скорость. Расстояние до опоры было невелико. Керноотборник гулко ударил в бок стальной опоры со всей силой инерции массивного подводного аппарата. У Питта перехватило дыхание, когда его швырнуло вперед, но он не останавливал «Баджер», пока тот не уперся в пилон всем носом. После этого Питт дал «полный назад», «Баджер» попятился от опоры, а Питт все пытался разглядеть что-нибудь сквозь тучу воздушных пузырей. Бур с металлическим скрежетом нехотя вылез из стальной обшивки опоры. В непрозрачной взбаламученной воде Питт различил все же,что бур по-прежнему торчит перед «Баджером», и вздохнул с облегчением. Как он и надеялся, инерция тяжелого и быстрого аппарата помогла керноотборнику проткнуть пилон, образовав дыру восьми дюймов в диаметре.

Питт чувствовал себя, как сержант Эзра Ли на «Черепахе». Этот доброволец времен Войны за независимость пытался на маленькой деревянной субмарине конструкции Дэвида Бушнелла потопить британский военный корабль — незаметно просверлить в его борту отверстие и заложить туда мину. Попытка не удалась, но «Черепаха» навсегда осталась в истории как первая подводная лодка, которую использовали в военных целях. Конечно, у Питта на «Баджере» было бесспорное преимущество перед «Черепахой» — мощные двигатели. Пользуясь этим, Питт отвел подводный аппарат на двадцать футов назад, чуть изменил глубину и снова бросился в атаку на опору. И снова бур керноотборника пробил внешнюю стенку пилона и оставил в ней аккуратную круглую дыру, в которую тут же хлынула вода.

Безумный план Питта, хоть и был крайне груб, имел некий оттенок гениальности. Питт решил, что если предотвратить старт ракеты никак невозможно, то, может быть, существует способ изменить направление ее полета. Если разбалансировать платформу, то ракета, возможно, наклонится и полетит не по расчетной трассе. Полет намечается короткий, поэтому система управления не успеет полностью скомпенсировать отклонение и ракета уйдет в сторону от заданной цели — возможно, на несколько миль. Не могло быть никаких сомнений в том, что в момент старта ахиллесовой пятой платформы являются кормовые опоры. Ракета стоит вертикально у самого края кормы, и «Одиссей» должен очень точно поддерживать баланс, чтобы справиться с неравномерным распределением массы по длине платформы. Действующая система регулировки дифферента и крена использует для поддержания устойчивости балластные цистерны в понтонах и пилонах и оперирует шестью большими насосами. Если затопить кормовые пилоны, есть шанс нарушить устойчивость палубы и пускового стола. Чтобы создать заметный дисбаланс, Питт должен был выиграть отчаянный поединок с балластными насосами.

Раз за разом Питт отгонял батискаф назад и вколачивал бур в стенку опоры. Его бросало и швыряло по рубке, будто на взбесившейся карнавальной карусели. Сорванное с креплений электронное оборудование с каждым ударом летало взад и вперед, с грохотом билось и врезалось куда попало. Носовая часть батискафа вскоре покорежилась от многочисленных столкновений со стальной стенкой опоры, и внутрь через разошедшиеся швы стала тоненькими струйками просачиваться соленая вода. Питт ничего не замечал. В момент, когда неумолимо истекали последние секунды до старта, его меньше всего беспокоил риск, которому подвергался он сам и его подводный аппарат. Питт еще раз бросил «Баджер» на опору и, как неистовый москит, проткнул в ее «коже» очередную дыру — но вместо того, чтобы сосать кровь, впустил внутрь воду.

После десяти с лишним ударов по опоре правого борта Питт развернул искалеченный «Баджер» и погнал его на опору левого борта. Он бросил взгляд на часы и прикинул, что до старта осталось меньше двух минут. На полном ходу, с разгона он врезался во вторую опору и загнал бур по самое основание, еще сильнее помяв при этом нос подводного аппарата. Вода в кабину полилась сильнее, но Питт не обратил на это никакого внимания, хотя под ногами уже вовсю плескалась соленая лужа. Готовясь к следующему удару, он на миг подумал, что, может быть, его попытки смахивают на бессмысленный подвиг Дон Кихота, пусть подводного, атакующего мельницу.

Питт не мог этого знать, но первый же его удар по правой опоре запустил один из балластных насосов. По мере того как росло число отверстий и увеличивалось количество втекающей воды, в дело включались все новые насосы, пока наконец не заработали все шесть. Насосы работали в основании опор, погруженных в воду футов на сорок. Автоматическая система балансировки легко удерживала оба понтона платформы на одном уровне, возможности же поддержания баланса корма — нос были ограниченны. Уровень воды в кормовых опорах стремительно повышался, и вскоре кормовые балластные насосы уже не справлялись с последствиями действий Питта. Корма платформы начала погружаться, перед автоматической системой стабилизации встала сложная проблема. В нормальных условиях система скомпенсировала бы дифферент на корму тем, что затопила бы часть носовых цистерн и немного увеличила общую глубину погружения платформы. Но платформа находилась в стартовом положении и была уже притоплена до положенной глубины. Компьютер «знал», что если опустить платформу еще ниже, возникнет риск повредить низко висящий рассекатель пламени. За пару наносекунд компьютерная программа проверила свою программную логику, уточняя приоритеты. Был получен ответ, не допускающий двойного толкования. В ходе предстартового отсчета система стабилизации должна в первую очередь поддерживать стартовую глубину платформы. В результате было принято решение игнорировать погружение кормовых опор.

58

До момента старта оставалось меньше двух минут, когда в центре управления запуском на «Когурё» замигала красная лампочка. Мгновение инженер в очках изучал предупреждающий сигнал системы стабилизации платформы, затем записал что-то и поспешно шагнул к Лину:

— Мистер Лин, получено предупреждение системы стабилизации платформы.

— Каково отклонение? — быстро спросил Лин.

— Дифферент на корму, три градуса.

— Это несущественно, — отмахнулся Лин и, повернувшись к стоявшему рядом Тонджу, пояснил: — Небольшое отклонение, вплоть до пяти градусов, не дает повода для беспокойства.

Тонджу уже почти чувствовал на губах вкус победы. Поворота назад быть не могло.

— Не останавливайте запуск ни при каких условиях, — негромко прошипел он, обращаясь к Лину. Старший инженер, стиснув зубы, кивнул и снова нервно уставился на видеоэкран, где в ожидании старта стояла мерцающая ракета.

Рубка «Баджера» превратилась в жуткую мешанину из инструментов, компьютерных деталей и кусков обстановки, которые при каждом рывке мини-субмарины вместе с водой летели вперед или назад. Питт, неизвестно в который раз посылая аппарат на опору, как будто не замечал окружающего разгрома. Морская вода доходила ему уже почти до колен, когда он ринулся вперед в очередной раз и прислушался, ожидая звука, с которым бур протыкал стальную оболочку опоры. Его резко швырнуло вперед, и в который уже раз он ощутил запах горящей проводки — морская вода вызвала замыкание еше в одном электрическом устройстве. Бесчисленные тараны превратили подводный аппарат в жалкое неповоротливое подобие прежнего «Баджера». От ударов закругленный нос сплющился и практически лишился своего покрытия — блестящей красной краски. Керноотборник был погнут и перекручен, как солодковый корень, и едва держался на искореженных скобах. Внутри было то же самое — свет мигал, уровень воды неумолимо поднимался, водометные двигатели отказывали один за другим. Питт слушал стоны и хрипы подводного аппарата и чувствовал, как жизнь понемногу покидает машину. Он попытался в очередной раз дать задний ход и отойти от опоры, как вдруг до его ушей донесся новый звук — высоко над головой Питта родился низкий гул, напоминавший шум стремительного потока.

* * *

Для стороннего наблюдателя первым признаком надвигающегося пуска ракеты с платформы «Морского старта» явится ревущий поток пресной воды, которую закачивают в специальную систему. За пять секунд до пуска в газоотвод под стартовым столом обрушивается настоящий водопад. Смысл этой поливки в том, чтобы уменьшить действие газовой струи на конструкцию платформы и, что еще более важно, минимизировать возможное повреждение полезного груза во время старта акустическим воздействием. Говоря проще — грохотом, от которого содрогается даже металл.

В момент Т-3 секунды «Зенит» начинает стонать и вибрировать — это включаются его внутренние механизмы. Громадная ракета оживает. Скрытые под ее металлической шкурой высокоскоростные турбонасосы начинают гнать быстро испаряющуюся жидкость — ракетное топливо — через форсунки в четыре камеры сгорания ее единственного реактивного двигателя. В каждой из камер происходит зажигание, и топливо детонирует с такой силой, что получается что-то вроде управляемого взрыва. Продукты сгорания от этого яростного взрыва ищут для выхода путь наименьшего сопротивления и в конце концов вырываются из каждой камеры сгорания через узкое сопло в основании ракеты. Газовая струя создает подъемную силу и позволяет «Зениту» преодолеть силу тяжести и поднять себя со стартового стола.

Но последние три секунды стартового отсчета имеют решающее значение. В течение этих коротких секунд бортовые компьютеры успевают проконтролировать запуск двигателя, проверить соотношение компонентов топлива, скорость подачи, температуру и множество других механических параметров, имеющих отношение к работе двигателя. Если компьютер обнаруживает значительное отклонение от нормы хотя бы одного параметра двигателя, он берет на себя управление, останавливает двигатель и отменяет старт. После этого для повторной попытки запуска необходимо заново провести всю предстартовую подготовку, что занимает не меньше пяти суток.

Лин уже не обращал внимания на видеоэкран, где можно было видеть «Зенит» на стартовом столе. Вместо этого он внимательно смотрел на дисплей, где в эти последние предстартовые секунды отображались критические параметры ракеты. В момент Т-1 секунда на экране вспыхнул ряд зеленых огней, и Лин позволил себе легкий вздох облегчения.

— Есть набор тяги главного двигателя! — в голос закричал он, когда цифры на дисплее сказали ему, что компьютеры «разгоняют» двигатель РД-171 до максимальной стартовой тяги. Все глаза в зале обратились на экран. Топливные клапаны были открыты, и жидкое топливо потоком хлынуло в двигатель ракеты. Долгую секунду ракета продолжала стоять на стартовом столе, хотя из сопел вырывались яростные газовые струи, пламя лизало льющуюся в газоотвод воду, образовав под платформой плотное облако пара. Но вот наконец «Зенит» оторвался от стола и стал подниматься вверх. Отпали захваты стартовой мачты, и огромная белая ракета, толкаемая вверх силой в 1,8 миллиона фунтов, в ослепительном свете и оглушительном грохоте поднялась над мачтой и пошла в небо.

Как только инженеры на «Когурё» увидели, что «Зенит» успешно поднялся с платформы, зал центра управления запуском взорвался громким «ура». Лин расплылся в широченной улыбке и добродушно подмигнул Тонджу, а ракета тем временем взбиралась все выше и выше. Подручный Кана лишь удовлетворенно кивнул в ответ.

В дальнем углу зала очкастый инженер, наблюдавший прежде за платформой, следил как завороженный за улетавшей в небо белой ракетой на экране и не мог оторвать от нее глаз. Он даже не заметил, как на его мониторе появилась таблица, из которой следовало, что отклонение платформы от горизонтали все это время продолжало расти и что в последние секунды перед стартом оно перевалило за пятнадцать градусов.

* * *

В пятнадцати футах под поверхностью воды у Питта от акустического удара пошла из ушей кровь. То, что началось с отдаленного гула грузового поезда, по мере разгона двигателя «Зенита» превратилось в грохот извержения тысячи вулканов. Питт знал, что оглушительный звук — только предупреждение, и главная опасность еще впереди. Растущая мощь газовой струи направлялась в газоотвод, — где тысячи галлонов воды несколько смягчали огненный ад. Главное, однако, еще только предстояло. Продукты сгорания вместе с водяным паром собирались в ревущее яростное облако и через рассекатель направлялись вниз, в открытое море. Газовая струя кувалдой обрушивалась на поверхность воды.

«Баджер» находился непосредственно под стартовым столом, и ему досталось по максимуму. Его бросало, как детскую игрушку. Первый же удар обрушился на батискаф тучей пара и газовых пузырей и затолкнул его на двадцать футов глубже. «Баджер» немилосердно швыряло во все стороны, и Питту казалось, что он крутится в барабане стиральной машины. Швы аппарата стонали и прогибались от ударов, свет в кабине дрожал от тряски. Очередная ревущая волна чуть не перевернула подводный аппарат вверх дном. Сорвавшийся откуда-то аккумулятор ударил Питта по голове и глубоко рассек висок. Немного опомнившись после удара, он обнаружил новый повод для беспокойства. При очередном боковом рывке Питт оперся рукой о переборку и с удивлением обнаружил, что она обжигающе горяча. Он быстро отдернул руку и, чертыхаясь, затряс ею в воздухе, пытаясь немного охладить. Только теперь он заметил, что со лба его стекают крупные капли пота, а плещущаяся под ногами вода быстро нагревается. В голове закопошились чрезвычайно неприятные мысли. Истекающие из двигателей газы создали вокруг «Баджера» настоящий кипящий котел, в котором он мог свариться заживо еще до того, как ракета уйдет от стартового стола.

Двигатель «Зенита» вышел на полную мощность, и на «Баджер» обрушился следующий, еще более мощный удар. Сильное течение отбросило подводный аппарат в сторону под кривым углом, почти на боку. Питт, пытаясь удержать равновесие, изо всех сил вцепился в рукоятки управления. Он ничего не видел впереди; со всех сторон аппарат окружала стена взбаламученной воды. Если бы он мог хоть приблизительно представить себе, куда несет «Баджер», он, возможно, смог бы лучше подготовиться к удару. Но нет, столкновение стало для него совершенно неожиданным.

Подводный аппарат несло потоком, словно плот по реке Колорадо, и он на полной скорости врезался носом в бок притопленного левого понтона «Одиссея». По воде разнесся металлический звон, когда «Баджер» с силой ткнулся в неподвижную преграду. Питта выбросило из пилотского кресла и швырнуло на переднюю переборку вместе с множеством электронных обломков. В кабине погас свет, что-то зашипело. Металлический скрежет подсказал Питту, что аппарат скользит вдоль понтона. Через какое-то время снова раздался громкий лязг, «Баджер» лег на бок и резко остановился. Немного придя в себя, Питт сообразил, что поток воды прижал мини-субмарину к понтону, возможно, между лопастями ходового винта платформы. «Баджер» лежал на боку, его верхний люк был прижат к громаде понтона, и Питту не удалось бы открыть его, даже если бы он отважился затопить аппарат, чтобы самому всплыть на поверхность. С нарастающим отчаянием он понял, что жить ему осталось совсем немного — если он не поджарится живьем, то скоро утонет в протекающей субмарине, которая превратилась для него в смертельную ловушку.

59

Тонджу напряженно следил, как «Зенит» медленно карабкается вверх. Громоподобное эхо его двигателя чувствовалось даже внутри центра управления запуском на «Когурё». Стартовая команда приветствовала подъем ракеты радостными криками и аплодисментами, которые разносились по всему залу и долго не смолкали. Лин позволил себе широко улыбнуться, когда компьютер сообщил ему, что двигатель «Зенита» работает на полную мощность. Он посмотрел на Тонджу, тот одобрительно кивнул ему, поджав губы.

— Наша миссия еще далеко не завершена, — сказал Лин с очевидным облегчением. Ракета наконец улетела. Он знал, что самая рискованная часть задания позади. Как только сработало зажигание ракеты, он уже мало что мог изменить в ходе миссии. Тем не менее легкое беспокойство не оставляло его. Лин уселся за монитор, на котором можно было отслеживать параметры полета.

* * *

В шести тысячах миль от этого места Кан слабо улыбнулся. Он видел перед собой поступающее по спутниковой связи видеоизображение ракеты, взлетающей с палубы «Одиссея».

— Мы выпустили джинна из бутылки, — тихо сказал он Квану, сидевшему напротив него за столом. — Будем надеяться, что он выполнит приказания хозяина.

* * *

В кокпите «Икара» Ал, Дирк и Джек с ужасом наблюдали, как взлетает ракета, оставляя под собой кипящий океан. Всего несколькими секундами раньше Джордино осторожно опустил едва держащийся в воздухе дирижабль на ровную площадку на вершине острова Санта-Барбара. Счастливые моряки из экипажа «Морского старта» спешили побыстрее выпрыгнуть из переполненной гондолы. Капитан Кристиано задержался в дверях кокпита, чтобы пожать руки Алу, Дирку и Джеку.

— Спасибо вам за спасение моего экипажа, — сказал он хмуро, превозмогая чувство стыда за то, что допустил захват «Одиссея».

— Теперь, когда мы можем снова подняться в воздух, надо сделать все, чтобы они не ушли от нас, — гневно проговорил Дирк, выразив настроение всех, кто находился рядом с ним. Он показал на горизонт, на приближающуюся голубую точку.

— «Глубинный старатель» идет сюда. Выводите своих людей на берег и готовьтесь к переправе на судно.

Кристиано кивнул и шагнул из гондолы, где уже не осталось никого, кроме Джека.

— Все вы садились, — объявил тот, заглядывая в кокпит.

— Тогда давайте поднимать этот газовый мешок обратно в небо, — проворчал Джордино. Он повернул винты вверх и прибавил газу. Дирижабль, освобожденный чуть ли не от восьми тысяч фунтов живого человеческого веса, легко поднялся в воздух. Джордино направил воздушное судно обратно к «Одиссею», и в этот момент все трое одновременно заметили первые клубы дыма — свидетельство того, что пуск начался.

Продукты горения ракетного топлива — жидкого кислорода и керосина — ворвались в водяную завесу платформы, подняв гигантское белое облако пара, которое быстро заволокло и платформу, и море вокруг нее. Очень долго — казалось, несколько минут — «Зенит» продолжал неподвижно стоять у стартовой мачты. У людей на дирижабле на миг даже появилась надежда, — им показалось, что ракета не собирается покидать стартовый стол. Но вот она начала медленно подниматься, оставляя за собой ослепительную струю истекающих газов. Даже здесь, в полудюжине миль от платформы, слышны были трескучие звуки, с какими раскаленные продукты сгорания топлива встречались на выходе из сопел с холодным окружающим воздухом. Казалось, кто-то рубит топором сосновое полено.

Зрелище было исполнено непередаваемой мощи и почти красиво, но Дирк, наблюдая за подъемом ракеты, ощущал внутри одну только пустоту. Сверкающая белизной ракета должна была нанести самый жестокий террористический удар из всех, какие только видел мир, и привести к ужасной смерти миллионов людей. А он не сумел остановить ее. Вдобавок к этому, что было само по себе страшным наказанием, Дирк знал, что Сара тоже где-то там, в Лос-Анджелесе, и вполне может одной из первых пасть жертвой атаки. И еще его мучила мысль об отце. Он бросил несчастный взгляд на Джордино — на лице старого итальянца застыло такое выражение, какого прежде ему никогда не приходилось видеть. Это был не гнев по отношению к террористам, а страшная тревога за своего лучшего друга. Как Дирк ни сопротивлялся самой мысли об этом, он не мог не понимать, что где-то там, на платформе, в гибельном аду ракетного старта его отец борется за жизнь, и это еще в лучшем случае.

* * *

Саммер на борту «Глубинного старателя» тоже чувствовала, как на нее волнами накатывает ужас. Дирк по радио сообщил на судно не только о спасении экипажа «Морского старта», но и о том, что их отец остался на платформе и находится сейчас где-то там. Когда Дельгадо первым сказал, что видит пламя под ракетой, ее ноги вдруг стали как ватные. Ухватившись за капитанское кресло, чтобы не упасть, Саммер впилась взглядом в платформу, смаргивая слезы. Вокруг нее на мостике воцарилась тишина — в глубоком молчании люди, все еще не веря, смотрели, как ракета отрывается от стартового стола и уходит ввысь. В головах у всех была только одна мысль — что с руководителем НУМА, затерянным где-то там, в клубах белого ракетного дыма.

— Этого не может быть, — потрясенно пробормотал Берч, — Этого просто не может быть.

60

В кабине «Баджера» температура стала невыносимой. Раскалившийся металл оболочки и прибывающая вода вместе создавали эффект сауны. Питт, едва не теряя сознание от жара, с трудом забрался обратно в перекосившееся пилотское кресло. На панели управления все еще мигали несколько лампочек. Судя по всему, аварийная система жизнеобеспечения еще действовала, а вот двигатели давно отказали. От жары тело Питта онемело и перестало слушаться, но мозг быстро высчитал, что существует только один шанс вырваться из губительной хватки понтона. С трудом открыв залитые потом глаза, Питт подался вперед и хлопнул всей ладонью по кнопке с надписью «балластный насос». После этого схватился обеими руками за рукоятку управления и бросил свое тело назад, в прибывающую воду, пытаясь весом тела и всеми оставшимися силами развернуть руль подводного аппарата поперек течения. Поначалу перо руля не слушалось, но затем начало медленно поворачиваться. Сопротивляясь каждому усилию Питта, руль все же встал поперек стремительного потока воды. Мышцы болели, перед глазами прыгали точки, но Питт упорно цеплялся за рукоятку управления, изо всех сил стараясь удержаться на грани беспамятства. Секунду ничего не происходило. Питт слышал только журчание пенного потока за стенками батискафа и чувствовал, что становится все жарче. Затем до его слуха донесся почти неуловимый скрежет. Постепенно он становился громче, пока не достиг наконец прежней силы. На губах Питта появилась слабая улыбка. Главное было теперь не потерять сознание. Держись, говорил он себе, крепко ухватившись за рукоятку управления. Просто держись!

* * *

Первым их заметил остроглазый инженер-ракетчик, стоявший на скалистой вершине острова Санта-Барбара в толпе потрясенных коллег по «Морскому старту». Слабые, едва заметные колебания основания ракеты после ее ухода со стартовой фермы.

— Она рыскает! — громко объявил он.

Окружавшие его коллеги, измученные и ошеломленные перенесенными испытаниями, не обратили внимания на эти слова. Они с гневом и неверием наблюдали, как кто-то другой запускает их ракету с их платформы неизвестно куда. Но ракета взбиралась в небо все выше и выше, и уже многие опытные ветераны «Морского старта» заметили, что с траекторией ее полета что-то не так. Поначалу в толпе ракетчиков на острове раздалось лишь невнятное бормотание. Затем всех охватило лихорадочное возбуждение; оно встряхнуло людей, как электрический шок. Кто-то начал кричать, проклинать ракету и уговаривать ее взорваться. К первому присоединился второй, затем третий, еще и еще. Вскоре вся команда «Морского старта» прыгала от возбуждения, кричала что-то улетающей ракете и уговаривала своего механического зверя — так игроки, поставившие последний доллар на аутсайдера на скачках, упрашивают его прийти первым.

* * *

На борту «Когурё» еще не улеглось возбуждение после старта, когда один из инженеров-ракетчиков обернулся к Лину и сказал:

— Сэр, датчики показывают, что углы отклонения двигателя первой ступени превышают расчетные.

«Зенит-3SL», как и большинство современных ракет, управляется в полете при помощи поворота, или качания, двигателя ракеты-носителя — при этом поворот вектора тяги влечет за собой изменение направления движения ракеты. Лин прекрасно знал, что на первом этапе полета — пока ракета вертикально поднимается вверх — управление ракетой за счет качания двигателей не предусматривается, и лишь позднее система управления легкими управляющими воздействиями кладет ракету на заданный курс. Если же двигатели начинают отклоняться сразу после старта, то причиной этого может быть только неожиданно возникшая проблема.

Лин подошел к рабочему месту инженера и всмотрелся в его рабочий монитор. При виде показаний полетных датчиков у него отвисла челюсть — двигатель ракеты был отклонен на максимально возможный угол. Лин молча наблюдал, как секундой позже он вернулся в нейтральное положение, а затем качнулся на максимальный угол в противоположном направлении. Почти сразу же весь этот цикл начался заново. Лин немедленно заподозрил, в чем причина такого поведения ракеты.

— Чхой, каково было отклонение стартового стола от горизонтали в момент Т-0? — заорал он на инженера, который должен был следить за состоянием платформы.

Инженер тупо посмотрел на него и с трудом, почти неслышно, выдавил:

— Шестнадцать градусов.

— Нет! — мгновенно севшим голосом прохрипел Лин. Паника и нежелание поверить в катастрофу заставили его закрыть глаза. Кровь отхлынула от его лица. Чтобы удержаться на внезапно ослабевших ногах, Лину пришлось вцепиться в компьютерный монитор. С жутким предчувствием он медленно открыл глаза и уставился на видеоэкран, где уносилась вдаль белая ракета. Оставалось только ждать неизбежного.

* * *

Питт не мог знать, какое действие произвела на ракету его бешеная работа. Однако приток морской воды в кормовые опоры платформы через десятки пробитых им отверстий быстро превысил возможности балластных насосов «Одиссея». Автоматическая система управления была настроена так, чтобы поддерживать, в первую очередь, глубину погруженности стартовой площадки, поэтому прибывающая вода собралась в кормовых опорах и придала платформе дифферент на корму. В результате в момент отрыва от стартового стола ракета оказалась отклонена от вертикали больше чем на пятнадцать градусов. Ее система управления сразу же попыталась исправить это отклонение от расчетного вертикального направления при помощи изменения направления вектора тяги. Однако на начальном этапе полета скорость была невелика, и для получения нужного эффекта двигатель пришлось отклонить от оси ракеты на максимально возможный угол. Но ракета быстро набирала скорость. Максимальное управляющее воздействие столь же быстро превратилось в перерегулирование, и бортовому компьютеру, чтобы его скомпенсировать, пришлось отклонить двигатель в противоположном направлении. При обычных условиях ракета, возможно, смогла бы стабилизироваться при помощи нескольких небольших управляющих воздействий — но в этом-то полете топливные баки «Зенита» были наполовину пусты. Жидкое топливо в полупустых баках при отклонениях двигателя плескалось из стороны в сторону, и это стало совершенно новым фактором в динамике поведения ракеты. Напрасно перегруженная система стабилизации ракеты пыталась выправить полет — в конце концов она, наоборот, усугубила ситуацию, и ракета начала рыскать.

На видеоэкранах и экранах спутникового наблюдения, из кокпита дирижабля и с вершины голого скалистого острова в Тихом океане тысячи глаз завороженно наблюдали, как стремительная белая ракета начала медленное жуткое вращение в небе. То, что начиналось при старте как легкое, еле заметное дрожание, превратилось за время подъема в беспрерывное рыскание — и вот уже вся ракета плясала и тряслась под облаками, как будто исполняла безумный танец живота. Если бы полетом управлял командный центр «Морского старта», то автоматическая система безопасности подорвала бы ракету сразу же после того, как параметры полета стали нерасчетными. Но команда Кана не предусмотрела в своей упрощенной управляющей программе команды самоликвидации, и теперь «Зенит», брошенный на произвол судьбы, карабкался вверх в мучительном танце смерти.

Под недоверчивыми взглядами наблюдавших за ней людей гигантская ракета начала дико метаться по небу, а потом буквально переломилась пополам. Нижняя первая ступень тут же исчезла в огненном шаре сильного взрыва — в ее баках одновременно взорвалось все топливо. Куски и обломки механизмов ракеты, которые не смог полностью уничтожить взрыв, дождем посыпались в море, а в небесах, будто нарисованный, встал дымный гриб.

Головной обтекатель и верхняя ступень ракеты, как ни странно, уцелели при взрыве и по инерции полетели дальше по небу, как выпущенная из ружья пуля. Полезный груз ракеты, оставляя за собой дымный след, летел по изящной параболической траектории. Постепенно он потерял энергию и повернул вниз, к поверхности Тихого океана. В результате головная часть ракеты рухнула в воду в нескольких милях от места первого взрыва. Над поверхностью поднялся настоящий водяной гейзер, взметнувший в воздух мелкие обломки. И все. Над водой воцарилась внезапная тишина.

Пораженные зрители, как на чудо, смотрели на белую дымную дугу — след смертельного полета, протянувшийся от горизонта до горизонта.

61

Морской слон на скалистом берегу острова Санта-Барбара пробудился от своего ленивого сна и насторожил ухо в сторону суши. Оттуда, с вершины холма, донеслись странные ликующие крики тридцати с чем-то человек, неизвестно откуда взявшихся на небольшом плоском пятачке. Морской слон с недоумением посмотрел на группу растрепанных людей, потянулся и снова погрузился в сон.

Впервые в жизни инженеры и техники из экипажа платформы «Морского старта» радовались тому, что пуск не удался. Празднуя победу, одни из них кричали и свистели, другие грозили кулаками в воздух. Когда ракета-носитель взорвалась над их головами, даже Кристиано ухмыльнулся и вздохнул с облегчением. Начальник пуска Олрог от избытка чувств хлопнул его по спине.

— Наконец-то сверху нам кто-то улыбнулся, — сказал Олрог.

— Слава богу. То, что собирались запустить эти ублюдки, — что бы это ни было — наверняка гадость какая-нибудь.

— Один из моих ракетчиков заметил рыскание ракеты сразу же после старта. Должно быть, не сработала система регулировки сопла или у платформы возникли проблемы со стабилизацией.

Кристиано подумал о Питте и его последних словах перед отлетом дирижабля с «Одиссея».

— Может, этот парень из НУМА действительно сотворил чудо.

— Если это так, мы все в большом долгу перед ним.

— Да, и мне тоже кое-кто должен, — отозвался Кристиано.

Олрог недоумевающее посмотрел на капитана.

— Вон там только что взорвалась и сгорела синим пламенем ракета-носитель ценой в девяносто миллионов долларов. Когда мы предъявим этот счет страховой компании, им придется как следует раскошелиться, — заметил капитан и рассмеялся, позволив себе наконец расслабиться.

* * *

Кан вздрогнул, увидев, как на его глазах гибнет спутник — полезный груз «Зенита». Когда на экране в воду посыпались обломки головной части, он молча потянулся за пультом и выключил монитор.

— Хотя удар и не состоялся, для американской публики призрак следующего нападения еще долго будет серьезным раздражителем, — заверил босса Кван, — Америка сильно разозлится, и Японии долго придется расхлебывать эту кашу.

— Да, подготовленные нами утечки секретной информации должны сыграть свою роль, — сказал Кан, усилием воли подавляя раздражение, вызванное провалом операции, — Но нужно еще, чтобы «Когурё» и вся пусковая команда бесследно исчезли. Если они будут захвачены, вся проделанная до сих пор работа пойдет насмарку.

— Тонджу исполнит свой долг. Он всегда был точен, — ответил Кван.

Мгновение Кан смотрел невидящими глазами на темный пустой экран монитора, затем медленно кивнул.

* * *

Настроение в центре управления запуском на борту «Когурё» резко изменилось. На смену безудержному ликованию пришел сначала шок, а затем мрачное разочарование. В одно мгновение пропала необходимость в работе стартовой команды, и собравшиеся в зале инженеры и техники оказались не у дел. Они сидели молча возле своих рабочих станций и смотрели на экраны, где больше не появлялось никаких полетных данных. Никто, казалось, не знал, что делать дальше, люди тихонько перешептывались между собой.

Тонджу наградил Лина долгим ледяным взглядом и, не говоря ни слова, покинул зал. По пути к мостику он вызвал по портативному радио Кима и что-то коротко сказал ему вполголоса. Капитан Ли на мостике пораженно наблюдал в окно правого борта, как обломки ракеты сыплются в океан, оставляя за собой на голубом небе длинные шрамы — белые дымные полосы.

— Она так вибрировала, что развалилась на части! — изумленно произнес он и заглянул в пустые глаза Тонджу.

— Какая-то проблема с платформой, — ответил Тонджу. — Мы должны немедленно покинуть этот район. Мы можем выйти сейчас же?

— Мы готовы к отходу. Нужно только поднять на борт катер, и можно отправляться.

— Нет времени, — прошипел внезапно Тонджу. — Американская Береговая охрана и военные суда, вполне возможно, уже ищут нас. Командуйте немедленно полный ход, а я лично обрежу конец. Катер мы бросаем.

Ли, взглянув на Тонджу с опаской, кивнул:

— Как прикажете. Курс уже проложен. Идем в мексиканские воды, затем под покровом ночи поворачиваем и направляемся к месту встречи.

Тонджу шагнул к двери, собираясь покинуть мостик, но внезапно остановился и взглянул в окно на затянутую дымом, как саваном, платформу «Морского старта». С северо-запада к ней вновь приближался серебристый дирижабль — теперь он шел на высоте нескольких сот футов над морем. Тонджу махнул рукой в направлении «Икара».

— Вызовите по тревоге расчет зенитной ракетной установки. Снимите мне этот дирижабль сейчас же! — гаркнул он и исчез за дверью.

* * *

К тому моменту, когда спаренные четырехлопастные винты «Когурё» вспенили воду за кормой, Тонджу уже добрался до штормового трапа, который спускался по левому борту судна к самой воде. У основания трапа болтайся на воде белый катер, швартовочный конец от него тянулся к релингам. Тонджу заметил между прочим, что за кормой лодки из воды поднимаются дымные пузыри, — мотор баркаса работал на холостом ходу. Тонджу быстро отвязал швартовочный конец, смотал его на руке и подождал, чтобы очередная волна подняла катер повыше к борту «Когурё». Ему понадобилось сделать всего один небольшой шаг, чтобы оказаться на носу катера. На палубе он не глядя бросил смотанный конец в пустое ведро и не торопясь направился в каюту, где обнаружил Кима за штурвалом и еще двух коммандос.

— Все на борту? — спросил Тонджу.

Ким кивнул.

— Пока все были заняты пуском, мы перенесли на борт наше оружие и припасы, и даже на всякий случай притащили сюда побольше топлива. Никто не пытался нам помешать, — Ким кивком головы показал на открытую кормовую палубу катера, где возле планшира были привязаны четыре пятидесятипятигаллонные бочки с бензином.

— Сейчас мы отвалим от борта и немного отстанем, а затем двинемся на Энсенаду. Когда рванут заряды?

Ким посмотрел на часы:

— Через двадцать пять минут.

— Зенитчикам вполне хватит времени, чтобы сбить дирижабль.

«Когурё» быстро двинулся вперед, а маленький катер остался неприкаянно болтаться на невысоких волнах. Когда бывшее кабельное судно оставило за собой с четверть мили открытой воды, Ким перевел рычаги газа на «малый ход», и катер медленно пополз вперед. Нос его был направлен на юго-восток. Очень скоро, подумал Ким, они станут неотличимы от множества других чартерных рыболовных суденышек, которые возвращаются сейчас домой в Сан-Диего.

Еще долго после того как «Зенит» взлетел в небо и взорвался, над «Одиссеем» висело густое облако белого дыма, напоминавшее туманную гору. Постепенно легкий морской ветерок начал проделывать в этом газовом облаке отверстия, позволявшие увидеть сквозь дымку в разрывах случайные детали стартовой платформы.

— Похоже на котел с похлебкой из моллюсков, — сказал Джордино, проводя «Икар» над платформой. Пока Джордино и Далгрен пытались невооруженным глазом отыскать на платформе какие-нибудь следы Питта, Дирк включил систему ЛЭШ и начал поиск оптических аномалий, которые могли бы означать присутствие человека.

— Прошу меня не цитировать, но я думаю, что эта малышка тонет, — сказал Далгрен, когда они обогнули задний конец платформы и смогли увидеть его целиком, до самой воды. Из гондолы было ясно видно, что кормовые опоры выступают из воды меньше, чем носовые.

— Она определенно принимает воду в корму, — ответил Дирк.

— Я думаю, не работа ли это твоего старика? Очень возможно, что его присутствие здесь только что стоило кому-то новой ракеты, — сказал Джордино.

— Возможно, понадобится и новая стартовая платформа, — добавил Далгрен.

— Но где же он? — громко спросил Дирк. Все трое уже поняли, что на платформе не видно никаких признаков жизни.

— Дым начинает расходиться. Как только откроется вертолетная площадка, я подойду, и мы сможем посмотреть поближе, — сказал Джордино.

Дирижабль поплыл обратно к передней части платформы. Далгрен взглянул вниз и поморщился.

— Черт. «Баджер» тоже пропал. Должно быть, затонул при старте ракеты.

Трое мужчин в гондоле замолчали. Каждый из них думал о том, что пропажа подводного аппарата — самая незначительная из их потерь.

В трех милях к югу оператор пусковой установки из экипажа «Когурё» был занят тем, что вводил полученные при помощи радара координаты дирижабля в систему наведения китайской ракеты CSA-4 класса «поверхность — воздух». О такой крупной и неторопливой цели, как дирижабль, любой зенитчик может только мечтать. А на таком небольшом расстоянии шансы промахнуться по дирижаблю и вовсе стремились к нулю.

Специалист по управлению ракетой в отдельной каморке рядом со спаренной пусковой установкой колдовал над специальным пультом, добиваясь нужной реакции ракеты. Встроенный в ракету радиолокатор наведения обнаружил и захватил цель, и на панели управления вспыхнул ряд зеленых огоньков. Зенитчик тут же поднял трубку телефона прямой связи с мостиком.

— Цель захвачена, ракета готова, — лишенным выражения голосом доложил он капитану Ли, — Ждем приказа на пуск.

Ли взглянул в боковое окно мостика на серебристую каплю дирижабля, висящую над далекой платформой. Вот зрелище будет, когда мощная ракета взорвется и разнесет его в клочья, по-детски подумал он. Может, стоит заодно уничтожить бирюзовое судно, что болтается на краю радарного экрана, и чисто уйти… Но сначала главное. Он поднес к губам микрофон, чтобы отдать команду открыть огонь, но внезапно слова застряли у него в горле. Его глаза невольно засекли рядом с дирижаблем пару маленьких темных точек, которых только что там не было. Капитан стоял и бессильно наблюдал, как точки быстро превращаются в пару низко летящих самолетов.

Реактивные истребители F-16D «Фалкон» были подняты в воздух по тревоге с базы ВВС Национальной гвардии во Фресно через несколько минут после того, как спутник системы ПВО Северной Америки засек старт «Зенита». Еще в пути к месту пуска пилоты получили от Береговой охраны просьбу о помощи и информацию с «Глубинного старателя», которая позволила сразу сосредоточить внимание на «Когурё». Стремительные серые истребители низко прошли над водой, а затем промчались над носовой надстройкой «Когурё» на высоте всего нескольких сотен футов. Трескучий рев их двигателей обрушился на людей на судне секундой позже того, как их тени промелькнули в небе над головами. На лице стоявшего на мостике капитана Ли появилось такое выражение, как будто он в собственном доме встретил привидение. В иллюминаторах зазвенели стекла.

— Не высовываться! Свернуть батарею и не высовываться! — рявкнул он в микрофон. Согласно приказанию капитана, ракеты «поверхность — воздух» были убраны, и одновременно Ли увидел, как два истребителя набрали высоту и начали кружить над быстро идущим судном.

— Ты! — чертыхнувшись, подозвал капитан первого попавшегося моряка. — Найди Тонджу и приведи его на мостик… немедленно!

* * *

При виде истребителей ВВС Национальной гвардии люди в гондоле дирижабля вздохнули с облегчением, хотя даже не представляли себе, насколько близка была опасность, что ракеты класса «поверхность — воздух» с «Когурё» разнесут их воздушное судно в клочья. Они знали, что к ним спешит целая стая военных судов и что у корабля злоумышленников практически нет шансов ускользнуть. Теперь можно было вновь перенести все внимание вниз, на окутанную дымом платформу.

— Дымка на вертолетной площадке потихоньку расходится, — заметил Джордино, — Я посажу «Икар», если вы, парни, хотите выпрыгнуть на платформу и осмотреться.

— Непременно, — ответил Дирк, — Джек, мы можем начать с мостика, а затем, если там можно дышать, двинемся вниз в ангар.

— Я бы на вашем месте начал с бара, — сказал Джордино, пытаясь разрядить мрачное настроение. — Если с ним все в порядке, то он, держу пари, смешивает сейчас мартини и уничтожает судовые запасы соленых крендельков.

Джордино описал вокруг платформы широкую дугу, разворачивая дирижабль носом против ветра. Он уже подходил к вертолетной площадке и начал сбрасывать высоту и готовиться к посадке, когда Далгрен опять сунул голову в кокпит и показал пальцем куда-то вниз, в боковое окно.

— Взгляните-ка вон туда, — предложил он.

В нескольких сотнях футов сбоку от платформы на воде вдруг появились крупные воздушные пузыри — вода будто вскипела. Через несколько секунд на поверхность вынырнул какой-то пятнисто-серый металлический объект.

— Обломок ракеты? — вслух спросил Далгрен.

— Нет, это же «Баджер»! — воскликнул Джордино.

Дирижабль тут же двинулся к объекту, и трое мужчин увидели, что это действительно подводный аппарат НУМА. «Баджер» сидел в воде очень низко и едва покачивался на мелких волнах. От жара яркая краска полностью сошла с батискафа, и теперь его оболочка была пятнистой — голый металл вперемежку с грунтовкой. Носовая часть аппарата была погнута и искорежена, как будто «Баджер» побывал в дорожно-транспортном происшествии и столкнулся с кем-то на шоссе лоб в лоб. Оставалось только догадываться, как эта штука умудряется до сих пор держаться на плаву. Тем не менее тот факт, что это экспериментальный подводный аппарат НУМА, на котором Дирк и Далгрен добрались до платформы, сомнений не вызывал.

Джордино опустил дирижабль пониже, собираясь как следует осмотреть «Баджер», как вдруг все трое мужчин в гондоле с изумлением увидели, что верхний люк аппарата повернулся и откинулся в сторону. Они недоверчиво смотрели, как из открытого люка вырвалось облако горячего пара. На несколько мучительных секунд все застыли на месте, не в силах оторвать глаз от люка, — и надеясь, вопреки всему. Наконец их глазам предстало странное явление — из люка появились чьи-то ноги в носках. Затем поднялись темные волосы — и сталопонятно, что ноги, которые появились первыми, это не ноги, а руки в носках. Руки, защищенные носками от контакта с горячим металлом, быстро выдернули из горячей печи подводного аппарата наверх худое измученное тело своего владельца.

— Это папа! Он жив! — с огромным облегчением воскликнул Дирк.

Питт с трудом поднялся на ноги и покачнулся на неустойчивой поверхности, жадно втягивая в себя прохладный морской воздух. Выглядел он совершенно изможденным, с ног до головы был покрыт кровью и потом, а одежда облепила тело, как приклеенная к коже. Зато глаза его сияли; он поднял голову к небу и беспечно помахал рукой пассажирам гондолы.

— Спускаюсь, — объявил Джордино и повел дирижабль вниз, к воде. Через несколько минут гондола уже шла над морем, едва не срезая днищем верхушки волн. Джордино мастерски подвел «Икар» к подводному аппарату и практически остановил его в воздухе. Питт нагнулся, закрыл и зафиксировал верхний люк «Баджера». После этого ему осталось только сделать, пошатываясь, несколько шагов, и он ввалился в открытую дверь гондолы. Дирк и Далгрен подхватили его под руки и втащили на борт.

— Пожалуй, — обратился он к Джордино, едва ворочая распухшим языком в пересохшем рту, — я не отказался бы сейчас чего-нибудь выпить.

* * *

Питт свалился в кресло второго пилота и залпом осушил стакан воды. Ал, Дирк и Джек наперебой рассказывали ему про огненную гибель ракеты «Зенит» несколько минут назад. До сих пор еще можно было увидеть и дымные следы в небе, и удирающий «Когурё» в отдалении. Питт, в свою очередь, рассказал о своей атаке с буром наперевес на опоры «Одиссея» и о том, что пришлось ему пережить в момент старта ракеты.

— А я-то поставил — и проиграл — хорошие деньги на то, что ты сидишь сейчас, развалившись, в баре «Одиссея» и попиваешь мартини, — с притворным недовольством проворчал Джордино.

— На этот раз меня самого взбивали и перемешивали, — рассмеялся Питт, — Могли еще поджарить живьем, когда «Баджер» застрял возле одного из понтонов. Мне, правда, удалось вручную развернуть руль поперек потока, и нас вынесло дальше, в более прохладную воду. Я продул балластные цистерны и все равно не мог подняться на поверхность, пока не задействовал помпу в кабине. Внутри по-прежнему полно воды, но некоторое время он еще продержится на поверхности.

— Я радирую на «Глубинный старатель». Как только они заберут экипаж «Одиссея» с острова Санта-Барбара, пусть поднимут «Баджер» на борт, — отозвался Джордино.

— Если ты немедленно не сообщишь Саммер, что жив и здоров, мне придется иметь дело с бешеной сестрой, — пожаловался Дирк.

Саммер чуть не выпала за борт, когда по бортовому радио «Глубинного старателя» прозвучал голос отца, который в шутку попросил принести себе пива и сэндвич с ореховым маслом.

— Мы боялись самого плохого, — выпалила она, — Что все-таки с тобой произошло?

— Это долгая история. Достаточно сказать, что Институт Скриппса, скорее всего, будет недоволен моим обращением с их опытным батискафом, — сказал Питт. Слушателям на мостике «Глубинного старателя» осталось только чесать в затылках, гадая, что бы это значило.

Когда Джордино вновь поднял дирижабль в воздух, Питт заметил над уходящим «Когурё» пару истребителей F-16.

— Кавалерия наконец-то прибыла? — поинтересовался он.

— Всего несколько минут назад. Военный флот тоже направил сюда целую армаду. Им не уйти.

— Зато их катер определенно торопится, — заметил Питт, кивнув на белую точку на юге.

За суетой и всевозможными спецэффектами о катере «Когурё» все как-то позабыли, а тем временем он покинул потихоньку материнское судно и теперь на полной скорости уходил к южному горизонту.

— Откуда ты знаешь, что это их катер? — поинтересовался Джордино, вглядываясь в далекую белую точку.

— Отсюда, — ответил Питт и похлопал ладонью по монитору системы «Вескам». Во время разговора он играл с прибором, пробуя всевозможные настройки, и случайно поймал в объектив уносящийся катер. Стоило сфокусировать изображение, и сразу же стало ясно, что это баркас «Когурё», который они уже видели раньше.

— Самолеты его, похоже, не отслеживают, — добавил сзади Дирк. Он заметил, что истребители F-16 плотно кружат над «Когурё» и вместе с судном постепенно удаляются на запад.

— Тогда им займемся мы, — заявил Питт.

— Да уж, против нашей матерчатой эскадрильи им ни за что не устоять, — огрызнулся Джордино, но тут же перевел рычаги газа на «полный ход». Указатель полетной скорости медленно пополз вверх и остановился на пятидесяти узлах.

62

— Ну почему они не стреляли? Ни по самолетам, ни по этому проклятому дирижаблю? — ругался Тонджу. Уже десять минут он безрезультатно наблюдал за «Когурё» в бинокль. Катер подпрыгивал на волнах, Тонджу не мог как следует сфокусировать взгляд и наконец в сердцах швырнул бинокль на кожух двигателя.

— Истребители нагнали на Ли страху, — бросил через плечо Ким. Тот стоял впереди, крепко сжимая в руках рулевое колесо. — Минуты через две он заплатит за это собственной жизнью.

Катер шел на юг, и очертания «Когурё» на горизонте становились все меньше. Тем не менее, когда взорвались подготовленные заряды; с баркаса ясно увидели клубы дыма и водяных брызг вдоль ватерлинии судна.

Капитан Ли на мостике подумал сначала, что истребители открыли огонь по его судну. Но хищные силуэты F-16 продолжали лениво кружить над головой, и непохоже было, чтобы они выпускали какие бы то ни было ракеты. Когда же капитану доложили о том, что нижняя часть корпуса судна повреждена в нескольких местах, Ли внезапно все понял. Несколько минут назад один из членов экипажа доложил ему, что видел, как Ким и Тонджу спускались в катер, — а теперь катер, как несложно было убедиться, на большой скорости уходил на юг. Ли ощутил пугающую пустоту внутри и понял, что его предали. От него самого и от его судна сочли нужным избавиться.

Однако и судно и экипаж спасла ошибка в расчетах. Зарядов, заложенных подрывниками Кима, было бы достаточно, чтобы полностью разворотить днище обычного судна размеров «Когурё». Но боевики не приняли во внимание существенную особенность конструкции кабельного судна — двойной корпус. Взрывы легко разорвали внутренний корпус, но листы внешнего корпуса только местами погнулись. Швы разошлись, и в нижние трюмы хлынула вода, но не с той страшной силой, на которую рассчитывал Тонджу и которая, как он надеялся, должна была за несколько минут пустить на дно быстро идущее судно. Поняв, в чем дело, Ли сразу же остановил «Когурё», задействовал помпы в поврежденных трюмах и перекрыл водонепроницаемыми переборками наиболее слабые места. Судно получит крен и не сможет двигаться с большой скоростью, но не затонет.

Как только вода в трюмах перестала прибывать, капитан еще раз попытался рассмотреть в полевой бинокль уходящий к горизонту катер. Ли знал, что ему больше незачем жить. Как капитан судна, с которого был нанесен неудавшийся ракетный удар по Соединенным Штатам, он, если его возьмут живым, окажется главным козлом отпущения. Если же ему удастся каким-то образом избежать плена или власти освободят его, невозможно сказать, как его встретит по возвращении Кан. Убедившись, что судну ничто не угрожает, Ли покинул мостик и удалился в свою каюту. Там он достал из ящика с отглаженными рубашками пистолет Макарова калибра 9 мм китайского производства, аккуратно лег на койку, поднес ствол к уху и нажал на курок.

* * *

Преследуя уходящий катер, люди на «Икаре» заметили серию взрывов по всему контуру корпуса «Когурё».

— Неужели эти лунатики хотят потопить судно вместе с людьми на борту? — вслух подумал Далгрен.

Несколько минут они внимательно наблюдали за судном. «Когурё» замедлил ход, но держался на воде уверенно. Пит заметил, что на борту нет паники и никто, кажется, не бросается к спасательным шлюпкам. Наоборот, несколько членов экипажа открыто стояли у релингов и спокойно смотрели на барражирующие над головой реактивные самолеты. Он еще раз внимательно посмотрел на ватерлинию судна в поисках заметных перемен, но сумел различить только небольшой крен.

— Тонуть он пока не собирается, — сказал он, — Продолжаем погоню за катером.

Джордино взглянул на экран портативного компьютера с показаниями системы ЛЭШ. На юго-востоке, милях примерно в тридцати, можно было различить несколько серых силуэтов.

— Сюда спешат наши приятели из военного флота, — заметил он, постучав пальцем по экрану, — Им недолго придется скучать в одиночестве.

Дирижабль обладал значительным преимуществом в скорости перед катером — чуть ли не двадцать узлов — и потому легко догонял уходящее белое суденышко. К моменту начала погони «Икар» успел подняться всего на пятьсот футов, и Джордино не стал тратить энергию на дальнейший подъем. Дирижабль быстро и ровно несся над водой за катером практически в его кильватере. Когда он подошел достаточно близко, Питт навел камеру наблюдения на открытую кормовую палубу и рубку катера. Однако навес позади рубки позволял ему разглядеть внутри только неопределенные силуэты людей у штурвала.

— Я насчитал наверху четверых, — сказал он.

— Судя по всему, они не любители массовых побегов, — отозвался Джордино.

Питт провел камерой вдоль палубы и с облегчением отметил, что там нет никакого тяжелого вооружения — только бочки с запасом топлива на корме.

— Пожалуй, для прогулки в Мексику у них многовато бензина, — заметил Питт.

— Мне кажется, нашим друзьям из Береговой охраны Сан-Диего найдется что сказать по этому поводу. — И Джордино еще точнее направил дирижабль в сторону катера.

Внимание Тонджу и его людей было сосредоточено на «Когурё», но в конце концов один из коммандос заметил приближающийся дирижабль. Все на катере, за исключением стоявшего за штурвалом Кима, инстинктивно вышли на открытую кормовую палубу, чтобы получше рассмотреть серебристое воздушное судно. Питт прибавил увеличение и подрегулировал фокус, чтобы можно было ясно рассмотреть лица людей на борту.

— Узнаете кого-нибудь из этих типов? — спросил он через плечо у Дирка и Далгрена.

Молодой Питт взглянул на экран повнимательнее и стиснул зубы. Вспышка гнева, однако, быстро улеглась, сменившись удовлетворенной улыбкой.

— Вон тот тип в центре, косит под Фу Манчжу. Его зовут Тонджу. Он главный церемониймейстер Кана во всем, что касается убийств и пыток. Кажется, на «Одиссее» тоже он командовал.

— И не стыдно тебе портить отдых в Мексике такому прекрасному парню? — отозвался Джордино.

Говоря, он опустил нос дирижабля и направил вниз по пологой дуге. Когда всем уже казалось, что «Икар» вот-вот нырнет, Джордино мягко потянул ручку управления на себя и выровнял гондолу футах в пятидесяти над водой. За время спуска «Икар» успел догнать катер, и теперь Джордино подвел его к катеру слева, так что гондола повисла чуть ли не вровень с его левым бортом.

— Хочешь прогуляться и выпить пива с этими ребятами? — спросил Питт, разглядывая людей на борту катера с расстояния всего в несколько десятков футов.

— Да нет, хочу только, чтобы они знали, что им ни за что не обогнать Бешеного Ала с его Волшебным Газовым Мешком, — ухмыльнулся Джордино.

Сбросив газ, он выровнял скорости дирижабля и прыгающего по волнам катера. Тень от огромной оболочки воздушного судна ложилась прямо на крышу рубки крохотного суденышка. Неожиданно сквозь гул спаренных двигателей катера и воздушных винтов дирижабля люди в гондоле «Икара» услышали дробное стаккато. Неприятная неожиданность. Питт оглянулся на катер и увидел, что Тонджу и двое его коммандос на корме катера достали автоматы и поливают дирижабль огнем.

— Мне очень неприятно огорчать тебя, Бешеный Ал, но они стреляют в твой газовый мешок и проделывают в нем дырки, — сказал Питт.

— Низкие люди, они нам завидуют, — Джордино нажал на газ.

В Окснарде перед отлетом им сказали, что дирижабль способен сохранять подъемную силу даже с множеством отверстий и разрывов в оболочках. Тонджу и его людям не хватило бы боеприпасов, чтобы помешать наполненному гелием воздушному судну держаться в воздухе. Другое дело — безопасность гондолы. После короткого перерыва в стрельбе пол пассажирского салона взорвался фонтаном щепок — автоматчики перенесли прицел с оболочки дирижабля на его гондолу.

— Все вниз! — заорал Питт. Новая очередь разнесла стекло в боковом окне рубки, пули прошли над головами людей. Звук бьющегося стекла еще висел в рубке, а гондолу уже осыпал новый град пуль. Дирк и Далгрен упали на пол, и тут же мимо них, как машинная строчка, снизу в потолок прошла новая цепочка пуль. Джордино вдавил рычаги газа вперед до упора и, с нетерпением ожидая неторопливой реакции дирижабля, резко отвернул рукоятку управления влево, чтобы побыстрее уйти от катера в сторону.

— Нет! — заорал на него Питт, — Не надо! Развернись и пройди над ним!

Джордино никогда не сомневался в разумности решений Питта. Он без колебаний повернул руль в противоположную сторону и направил «Икар» прямо на катер. Питт, на которого Джордино успел искоса бросить взгляд, внимательно смотрел вниз на катер, изогнув бровь. Еще секунду ураганный огонь обрушивался на гондолу, затем наступила внезапная тишина. Джордино повел дирижабль чуть впереди и выше рубки катера, и гондола на некоторое время оказалась под прикрытием.

— Все целы? — спросил Питт.

— С нами все в порядке, — ответил сзади Дирк, — но вот один из двигателей, кажется, пострадал.

Теперь, когда стрельба умолкла, слышно стало, как трещит и кашляет двигатель правого борта. Джордино посмотрел на показания приборов и покачал головой:

— Давление масла падает, температура растет. Нелегко будет с одной ногой оторваться от этих парней.

Питт посмотрел вниз на палубу катера и заметил, что Тонджу и двое других автоматчиков перезаряжают оружие и переходят на корму.

— Ал, держи позицию! — сказал он, — И одолжи мне свою сигару.

— Это одна из лучших сигар Сэндекера, — ответил Джордино. Он поколебался немного, прежде чем передать Питту обслюнявленный зеленый огрызок.

— Я куплю тебе коробку. Подержи «Икар» на месте секунд десять, затем резко отворачивай влево, и как можно быстрее уносим ноги от этого катера.

— Ты ведь не собираешься сделать то, о чем я сейчас думаю? — с беспокойством спросил Джордино.

Питт лишь лукаво взглянул на него и, подняв одну руку, ухватился за разрывную веревку, другой поворачивая регулятор «топливный балласт». Он потянул за веревку, считая про себя до восьми, затем отпустил ее и надавил на рычаг. Под кормой гондолы открылся клапан аварийного сброса топлива, и из топливного бака вниз хлынул поток бензина.

Питт выпустил из бака больше семидесяти пяти галлонов бензина, и все это топливо обрушилось вниз, на кормовую палубу катера. Взглянув вниз, он убедился, что вся корма залита топливом, а когда катер подбрасывает на волне, топливо стекается к заднему фальшборту. Как только хлынул бензиновый дождь, Тонджу и его люди закрыли руками лица и рванули под навес, но вскоре вернулись и подняли автоматы, чтобы прикончить наконец проклятый дирижабль. Питт с любопытством смотрел, как бензин плещется у их ног, под стоящими на палубе стульями и под скамьей, поднимается волной, ударяясь о четыре пятидесятипятигаллонных бочки. Он затянулся несколько раз сигарой, чтобы оживить огонек, и высунул голову в разбитое боковое окно кокпита. Всего в нескольких ярдах от себя он увидел Тонджу и улыбнулся. Убийца, задрав голову, вскинул автомат. Ногами Питт ощутил, как гондола пошла в сторону — это Джордино подал рычаги управления. Со спокойным безразличием он затянулся последний раз сигарой и небрежно уронил ее на корму катера.

Катер подскочил на волне, и Тонджу, уже вскинувшему к плечу свой АК-74, пришлось прислониться к релингам. Прицеливаясь в голову Питта, которая все еще торчала из бокового окна кокпита, он и не заметил, как на палубу рядом с ним сверху упало что-то маленькое, темно-зеленое. Его палец уже напрягся на спусковом крючке, когда под ногами что-то вдруг громко пыхнуло.

От тлеющего уголька сигары бензиновые пары над палубой катера вспыхнули даже раньше, чем окурок долетел до поверхности. Бензиновый дождь не оставил на катере сухого места, и уже через мгновение на корме его поднялась огненная стена. Боевик рядом с Тонджу больше других вымок в бензине, и теперь язычки пламени стремительно поднялись по ногам и охватили все его тело. Парень в панике бросил оружие и заметался по палубе, пытаясь сбить пламя с одежды. Вопя от боли, он наконец подбежал к релингам и выбросился за борт. Там, где упал человек-факел, над водой поднялся пар. Стоявший у штурвала Ким видел, как один из их людей прыгнул за борт, но даже не подумал повернуть катер и попытаться спасти обожженного боевика.

На Тонджу тоже загорелись башмаки и брюки, и он, сердито пробурчав что-то, опустил дуло автомата и, запрыгнув под навес, стал сбивать пламя. Ким с тревогой переводил взгляд с пылающей кормы на Тонджу и обратно.

— Полный вперед! — крикнул ему Тонджу. — Топливо выгорит само.

И действительно, ветер и брызги морской воды сбили несколько очагов огня на несущемся во весь опор катере, но на кормовой палубе по-прежнему плескались лужи горящего бензина, а густые черные клубы дыма свидетельствовали о том, что горит не только бензин.

— Но там же бочки с бензином! — закричал Ким, глядя, как языки пламени лижут металлические бока бочек.

Тонджу совсем забыл о четырех полных бочках бензина на кормовой палубе. Пламя, которое сначала вспыхнуло за бочками и лизало только их бока, теперь уже охватило их со всех сторон. Тонджу, шаря глазами по рулевой рубке, заметил на переборке небольшой огнетушитель. Он метнулся туда, схватил его и, вырвав запор, ринулся на кормовую палубу, чтобы сбить пламя с горящих бочек. Но было поздно.

Крышка одной из бочек была затянута неплотно, и из-под нее вырывалась тоненькая струйка бензиновых паров. От тряски и жара давление паров в бочке увеличилось. Когда же наконец пламя подобралось достаточно близко, чтобы пар вспыхнул, вся бочка рванула, точно в ней был порох, а не бензин. Вслед за первой, разнося все вокруг, взорвались и остальные три бочки.

Питт и все, кто находился на удаляющемся дирижабле, в оцепенении смотрели, как первая бочка с топливом взрывается прямо перед Тонджу. Кусок железа ударил его в грудь, проделав продолговатую дырку размером с теннисный мячик. С изумленным выражением на лице убийца рухнул на колени. В последние мгновения своей жизни он успел еще увидеть дирижабль в небе и вызывающе осклабиться, прежде чем его окончательно поглотил пылающий ад.

Следующие взрывы снесли подчистую надстройку катера, закрутив в вихре щепки и куски металла. В небо поднялся громадный огненный шар. Корма катера на мгновение поднялась к небу, мелькнули вращающиеся винты. Взрыв пробил в корпусе суденышка большую дыру, и катер быстро погрузился в воду в водовороте пены и дыма, унося с собой на морское дно тела Тонджу, Кима и третьего боевика.

Джордино резко развернул «Икар», торопясь отвести его подальше от горящего катера, но летящие обломки продолжали бить по дирижаблю, и все новые дырки появлялись в его матерчатой шкуре. Отверстий было уже больше сотни, и из них выходил гелий. Однако побитое и поврежденное воздушное судно отказывалось падать и, подобно раненому бойцу, из последних сил держалось в воздухе.

Пассажиры гондолы, потрясенные, вертели головами. В представшей их взору картине было что-то сюрреалистическое. В небе над ними все еще тянулся белый пушистый след взрыва и гибели «Зенита». Внизу, немного поодаль, к лежащему в дрейфе «Когурё» спешили фрегат и эсминец, в небе над ним выписывал круги целый рой реактивных истребителей. А прямо под ними в воде дымились редкие обломки — памятный знак над могилой Тонджу и затонувшего катера.

— По-моему, мы задали жару твоему приятелю, — сказал Джордино Дирку, когда тот просунул голову в кокпит.

— У меня такое чувство, что ему еще долго придется гореть в аду.

— Ну, мы немного помогли ему для начала, — заметил Питт, — У вас с Джеком там все в порядке?

— Пара царапин. Мы оба плясали как бешеные, уворачиваясь от летящего свинца.

— Посмотрите только, что они сделали с моим дирижаблем, — проворчал Джордино и с обиженным видом махнул рукой в сторону расстрелянной гондолы.

— Ничего, его жизненно важные показатели выглядят неплохо. Несмотря на дырки в оболочке, давление гелия держится, топлива осталось пятьдесят галлонов, хватит добраться до берега, — отозвался Питт, проверяя датчики на панели управления, прежде чем отключить поврежденный двигатель. — Вези нас домой, Бешеный Ал.

— Слушаюсь, — ответил Джордино, разворачивая дирижабль носом на восток. «Икар» медленно, на одном двигателе, потянулся к берегу, а он обернулся к Питту и сказал:

— Кстати о сигарах…

63

Оставшемуся без капитана экипажу «Когурё» достаточно оказалось увидеть на подходе фрегат и эсминец ВМС США, чтобы выкинуть белый флаг, точнее, полотенце. Истребителей над судном становилось все больше, и каждому на борту стало ясно, что попытка бегства может окончиться только гибелью. Да и как они могли бежать с поврежденным корпусом. Когда военные корабли подошли ближе, принявший команду офицер «Когурё», проявив здравый смысл, радировал о сдаче. Через несколько минут небольшая призовая команда с эсминца «Бенфолд» взяла на себя управление судном. На «Когурё» прислали команду ремонтников, которая должна была помочь в стабилизации поврежденного корпуса, и после этого судно под японским флагом медленно, с черепашьей скоростью, направилось в Сан-Диего.

По прибытии «Когурё» в Сан-Диего ранним утром следующего дня поднялась шумиха в средствах массовой информации. Прошел слух о неудавшейся ракетной атаке на Лос-Анджелес, и бухту заполонили десятки лодок с фоторепортерами, старавшимися подойти поближе и снять террористическое судно и его экипаж. Матросы и техническая команда на борту «Когурё» в изумлении смотрели на эту суету. На военно-морской базе Сан-Диего их встретили не так радушно. Группы сотрудников служб безопасности и разведки США быстро загрузили экипаж в автобусы и под усиленной охраной увезли в безопасное место для подробных допросов.

Многочисленные следователи, наводнившие оставшееся в доке судно, обшарили его сверху донизу, сняли все данные с компьютеров и увезли ракетные установки «поверхность — поверхность» и «поверхность — воздух». Морские инженеры изучили повреждения корпуса и с легкостью доказали, что причиной их послужили взрывы внутренних зарядов. И только через несколько дней аналитики спецслужб смогли выяснить, что перед захватом судна почти все компьютерные данные, имеющие отношение к программе полета ракеты и ее полезному грузу, были систематически уничтожены.

Допросы членов экипажа судна также не оправдали надежд. Большинство членов экипажа судна и стартовой команды искренне верило, что запускается коммерческий спутник, они и понятия не имели о том, как близко от побережья Соединенных Штатов находятся. Те же, кто знал, говорить отказывались. Следователи быстро выделили из толпы пленников Лина и двух украинских инженеров как ключевые фигуры операции, хотя те не переставали все отрицать.

В обществе известие о пуске ракеты произвело настоящий фурор, особенно когда появились сообщения о том, что ракета несла с собой вирус оспы. Красная армия Японии — вот кто стоит за атакой, утверждалось в газетных и телевизионных материалах, частью инспирированных людьми Кана. Правительство молчало, ничего не утверждая и не отрицая и ограничиваясь лишь сбором информации, что еще больше подогревало антияпонские настроения. Несмотря на то что нападение не удалось, цель Кана, казалось, была достигнута. Средства массовой информации бросили на освещение этого инцидента лучшие свои силы. Новостные программы трубили о расследовании и вовсю рассуждали о том, какие репрессивные меры могут быть приняты против призрачной японской террористической группировки. За всей этой шумихой как-то потерялись корейский вопрос и грядущее голосовании в Национальной ассамблее по вопросу о выводе американских войск из Южной Кореи.

Новости о неудавшемся пуске ракеты вскоре иссякли, и средства массовой информации принялись творить героев. Когда экипаж платформы «Морского старта» сошел с «Глубинного старателя» на берег в Лонг-Бич, репортеры чуть не разорвали их на части. Многим из усталых моряков дали отдохнуть всего несколько часов, а затем перевезли вертолетом обратно на «Одиссей» заделывать дыры, проделанные Питтом в опорах, и вести накренившуюся платформу обратно в порт. Те, кто избежал этой участи, были подвергнуты тщательному допросу об обстоятельствах их захвата и содержания на борту «Одиссея» и о том, как Питт и Джордино спасли их и вывезли на дирижабле. Работников НУМА объявили героями, и на них открыли охоту все без исключения средства массовой информации. Найти их, однако, не удавалось никому.

Посадив покалеченный дирижабль на свободной полосе лос-анджелесского аэропорта, новоиспеченные герои сразу же отправились в порт, куда как раз входил «Глубинный старатель». Они подождали, пока экипаж «Морского старта» сойдет на берег, и тихонечко прокрались на судно, где их радостно встретили счастливая Саммер и экипаж «Глубинного старателя». Далгрен был счастлив увидеть на открытой кормовой палубе покореженный «Баджер».

— Кермит, нам предстоит снова заняться поисками, — сказал Питт капитану Берчу. — Как скоро мы сможем выйти в море?

— Как только Дирк и Саммер сойдут на берег. Извини, сынок, — сказал капитан, обращаясь к молодому Питту, — но звонил Руди. Последние два часа он безрезультатно пытался отыскать вас четверых. Сказал, что большие шишки хотят поговорить с тобой и с Саммер. Их интересует ваше мнение о плохих парнях, и чем скорее, тем лучше.

— Везет же некоторым, — проговорил Джордино, глядя на огорченное лицо Дирка.

— Похоже, нам никогда не удастся побыть с тобой подольше, — хмуро сказала Саммер отцу.

— В следующий раз мы пойдем под воду вместе, ребята, — сказал Питт, обняв за плечи обоих своих детей. — Обещаю.

— Ловлю тебя на слове, — ответила Саммер и поцеловала отца в щеку.

— Я тоже, — подхватил Дирк, — И спасибо, что подвез на дирижабле, Бешеный Ал. В следующий раз обращусь в «Грейхаунд».[367]

— Тоже мне, сноб нашелся, — покачал головой Джордино.

Дирк и Саммер наскоро попрощались с Далгреном и с остальными на мостике и спрыгнули на причал, а «Глубинный старатель» отчалил и двинулся к выходу из порта. Надо бы радоваться, что все так хорошо закончилось, но Дирк все никак не мог успокоиться. Распространение смертельного вируса удалось предотвратить, «Когурё» захвачен, и даже Тонджу мертв. Что до личных чувств, то Сара, слава богу, жива-здорова. Но где-то далеко, на другом конце света, все еще дышал Кан. Шагая по пирсу, Дирк почувствовал, что Саммер как будто замедлила шаг. Он остановился и повернулся к ней, и она стала на прощание махать рукой уходящему судну. Дирк тоже помахал, глядя вслед «Глубинному старателю», но его мысли были заняты совсем другим. Брат и сестра долго стояли на причале и смотрели, как бирюзовое судно НУМА вышло из бухты и не торопясь двинулось к западному горизонту.

* * *

Еще задолго до того, как следователям из Министерства внутренней безопасности пришло в голову собрать все пригодные для подводной разведки суда, случившиеся поблизости, и начать поиски затонувших обломков ракеты, «Глубинный старатель» был уже на месте. За борт спустили буксируемый подводный аппарат с гидролокатором и принялись сканировать дно в поисках остатков полезного груза. Капитан Берч предвидел спасательную операцию, а потому точно знал, где нужно начинать поиск. Наблюдая с палубы «Глубинного старателя», как гибнет в небе «Зенит», он тщательно проследил траекторию падения обломков и отметил на навигационной карте квадрат, где, по его расчетам, упали в воду головной обтекатель и полезный груз ракеты.

— Если полезный груз уцелел, он должен находиться где-то в этом квадрате, — сказал он Питту при выходе судна в море и указал на обведенный карандашом на карте квадратик площадью девять квадратных миль, — Хотя на самом деле нам, вероятно, придется иметь дело с россыпью обломков.

— В любом случае то, что осталось, находилось на дне всего несколько часов, так что профиль дна будет свежим и неискаженным, — ответил Питт, изучая карту.

Берч привел «Глубинный старатель» к углу квадрата и начал гидролокаторную съемку в направлении север — юг. Всего через два часа Питт обнаружил первые обломки, хорошо заметные на волнистой поверхности дна. На мониторе гидролокатора он указал пальцем несколько объемов резких очертаний, цепочкой выступавших из ровного дна.

— Ну вот, цепочка объектов искусственного происхождения, уходит примерно на восток, — сказал он.

— Одно из двух: или местный мусоровоз высыпал здесь на дно свой груз, или мы имеем груду частей ракеты, — согласился Джордино, внимательно разглядывая обломки.

— Кермит, как ты думаешь, может, стоит сойти с маршрута и проследить эту цепочку на восток? Посмотрим, куда приведет нас этот след.

Берч скомандовал разворот, и несколько минут «Глубинный старатель» двигался по следу ракетных обломков. Их поначалу становилось все больше, потом их число медленно сошло на нет. Ни один из обломков, однако, не превосходил размерами нескольких футов.

— Да, кому-то придется складывать головоломку из чертовски мелких деталей, — заметил Берч, когда с экрана исчез последний обломок. — Возвращаемся на маршрут? — спросил он у Питта.

Тот мгновение подумал.

— Нет, продолжаем идти этим же курсом. Где-то здесь должны быть и более крупные обломки.

Годы подводных исследований обострили чутье Питта до почти сверхъестественной остроты. Он способен был, как подводная ищейка, чуть ли не носом унюхать все спрятанное и потерянное. Он чувствовал, что где-то там, совсем рядом, еще много обломков «Зенита», нужно их только найти.

Некоторое время экран гидролокатора не показывал ничего, кроме пустого ровного дна, и люди на мостике начали сомневаться. Однако через четверть мили они заметили еще несколько небольших рваных обломков. Внезапно на мониторе — во весь экран — появились очертания большого прямоугольного объекта, лежащего перпендикулярно к остальным обломкам. Еще немного, и объект начал уходить с экрана, а на его место вползло новое изображение — тень большого, высокого цилиндра.

— Босс, по-моему, ты нашел весь пирожок, — ухмыльнулся Джордино.

Питт всмотрелся в изображение, кивая головой, и сказал:

— Пойдем попробуем.

Несколько минут спустя «Глубинный старатель» зафиксировал свое положение при помощи подруливающих движков и спустил в воду с кормы небольшой дистанционно управляемый робот. По мере того как автоматический аппарат опускался на глубину девятьсот футов на океанское дно, большая судовая лебедка не спеша вращала барабан с намотанным на него силовым кабелем. Питт сидел в тускло освещенной аппаратной под ходовой рубкой в громоздком капитанском кресле и при помощи пары джойстиков управлял двигателями. Перед ним выстроились в ряд мониторы, на которые поступали сигналы с полудюжины цифровых видеокамер подводного робота.

Питт настроил движки робота так, чтобы тот завис в нескольких футах над поверхностью дна, и мягко повел его к паре видневшихся невдалеке темных объектов. Камеры показали, что из песчаного дна торчат два рваных куска белого металла по нескольку футов длиной — очевидно, куски ракетной оболочки. Питт направил аппарат мимо и дальше, и вскоре в чернильно-черной воде возникли искомые объекты. На ровном дне возвышались две легко узнаваемые секции ракеты-носителя. Когда робот подошел поближе, Питт и Джордино увидели, что первая секция достигает пятнадцати футов в длину, почти столько же в высоту, и сплющена с одной стороны. Эта секция ракеты, видимо, кувыркалась перед падением и ударилась о воду плашмя, всем боком, что и придало ей на экране гидролокатора прямоугольную форму. Питт заставил робот подойти к объекту с торца. Камеры показали путаницу труб и каких-то емкостей — вероятно, ракетный двигатель, — с торчащим из нее большим реактивным соплом.

— Двигатель верхней ступени? — спросил Джордино, рассматривая изображение.

— Да, вероятно, двигатель третьей ступени «Зенйта», его разгонного блока. Самый верхний движок, разработанный для вывода полезного груза на заданную орбиту.

По всей видимости, незаправленная верхняя секция ракеты во время взрыва просто отломилась от второй ступени. Но и секция с полезным грузом, находившаяся еще выше, тоже оторвалась. В нескольких ярдах впереди в мутной воде перед объективом видеокамеры замаячило что-то большое и белое.

— Ну, с формальной частью закончили. Давай-ка посмотрим на эту вот здоровенную штуку, — Джордино указал на край одного из видеомониторов.

Питт повел робот к объекту, и вскоре экраны целиком заполнил белый фон. Ясно было, что это еще одна секция «Зенита», которая пострадала даже меньше, чем разгонный блок. Питт оценил дайну этой секции футов в двадцать и обратил внимание на то, что по диаметру она вроде бы немного превосходит разгонный блок. Ближайший конец секции представлял собой спутанную массу непонятных обломков. Рваный и перекрученный край белой оболочки ракеты был загнут внутрь, как будто под ударами гигантской кувалды. Питт подвел робот поближе и попытался заглянуть внутрь, но разглядеть за покореженным металлом не удалось почти ничего.

— Это, должно быть, полезный груз. Похоже, он ударился передним концом о воду, — заметил Питт.

— Может быть, с другой стороны что-нибудь видно, — предположил Джордино.

Питт быстро провел робот вдоль лежащей на песке секции ракеты до второго конца и развернул его по широкой дуге. Прожекторы робота осветили открытый торец секции, и оба наблюдателя — и Питт и Джордино, — склонились к мониторам, чтобы лучше разглядеть то, что им открылось. Первое, что заметил Питт, — это расширяющееся внутрь кольцо, проходящее по внутренней стороне оболочки. Было очевидно, что именно в этом месте секция полезного груза соединялась с верхней ступенью ракеты, меньшей по диаметру. Осторожно придвинув аппарат чуть ближе, друзья заметили, что с верхней открытой стороны секции отсутствует часть обтекателя. Питт поднял аппарат над распростертой частью ракеты и повел его осторожно и медленно поверху открытого шва. Камеры робота нацелились внутрь головной части. Первые несколько минут на экране видна была только путаница труб и проводов, но потом вдруг в луче мощного прожектора блеснула плоская поверхность. Питт остановил аппарат, и по лицу его расплылась широкая улыбка.

— Послушай, я уверен, что это блестит солнечная батарея, — сказал он.

— Отличная работа, доктор фон Браун, — кивнул в ответ Джордино.

Робот буквально по сантиметрам продвигался вперед, и наконец наблюдатели смогли ясно разглядеть сквозь щель в обтекателе сложенные крылья солнечных батарей и цилиндрический корпус фальшивого спутника. Головной обтекатель ракеты смялся от удара, но спутник внутри уцелел, а вместе с ним — и смертельный груз вируса «Химера».

Тщательно осмотрев всю головную секцию при помощи видеокамер дистанционно управляемого робота, Питт вернул аппарат на «Глубинный старатель» и распорядился подготовить судно к операции по подъему спутника. Вообще-то «Глубинный старатель» был задуман как исследовательское судно, но мог проводить и несложные подъемные работы при помощи бортовых погружных аппаратов. Конечно, «Баджер» был потерян, но Питт и Джордино обошлись вспомогательным подводным аппаратом. Они завели стропы под головную секцию ракеты и при помощи больших воздушных мешков медленно подняли ее на поверхность. Под прикрытием темноты, вдали от любопытных глаз репортеров полезный груз «Зенита» извлекли из воды и подняли на палубу «Глубинного старателя». Питт и Джордино лично проследили, чтобы эта деталь ракеты была тщательно закреплена и укрыта брезентом.

— Теперь парням из разведки будет о чем поразмыслить, — заметил Джордино.

— Наверняка можно будет доказать, что попытка атаки была предпринята вовсе не группой террористов-любителей. Как только общество узнает о смертельной начинке спутника, подлый мистер Кан пожалеет, что родйлся на свет.

Джордино махнул рукой в сторону неясного светового пятна на восточном горизонте.

— Учитывая все обстоятельства, я бы сказал, что добрые жители Лос-Анджелеса должны угостить нас пивом за то, что мы защитили их прекрасный город… а может, им стоило бы добавить к пиву и что-нибудь посущественнее, вроде ключей от дворца.

— Дирк и Саммер сейчас там, пусть поблагодарят их.

— Жаль, что они не видели, как всплыла эта малышка.

— Я, кстати, не получал от ребят никаких известий с того самого момента, как мы высадили их в порту.

— Скорее всего, они сейчас заняты тем же самым, что делал бы на их месте их старик, — ухмыльнулся Джордино, — Сбежали небось от разговора со спецслужбами и отправились на Манхэттен-Бич кататься на волнах.

Питт коротко хохотнул, вглядываясь в темное море. Его мысли уже были заняты другим. Он знал, что время для серфинга еще не пришло.

64

На высоте сорока двух тысяч футов над поверхностью Тихого океана Дирк сидел в тесном кресле правительственного самолета и пытался заснуть. Но возбуждение не спадало, сон не шел. Самолет уже приближался к Южной Корее. Несколько часов назад их с Саммер вызвали с «Глубинного старателя», чтобы они рассказали ФБР и людям из разведуправления Министерства обороны о своих встречах с Каном и подробно описали укрепленную резиденцию магната.

Им сообщили, что Сэндекеру наконец удалось убедить президента, и Белый дом отдал приказ взять Кана — быстро и по-тихому, не ставя в известность южнокорейское правительство. Был разработан план операции, предусматривавший одновременное нападение на несколько предприятий Кана, включая верфь в Инчхоне. Таинственный магнат уже несколько дней не появлялся на публике, поэтому мишенью номер один должна была стать его личная резиденция. Мало кому из людей с Запада приходилось бывать в ней, так что показания Дирка и Саммер приобретали решающее значение.

— Мы с великим удовольствием снабдим вас полным планом резиденции, укажем входы и внутренние переходы, даже расположение постов охраны и то, какую технику они используют для наблюдения, — объявил Дирк к радости сотрудников спецслужб. — Но взамен я тоже потребую одну вещь, — добавил он, — Хочу билет на шоу.

Дирк улыбнулся про себя, глядя, как сбегает краска с их лиц. Но он все же победил — после недолгого спора и нескольких звонков в Вашингтон. Они понимали, что на месте, да еще в составе штурмовой группы, он будет очень полезен. Что же до Саммер, то она решила, что брат сошел с ума.

— Ты действительно хочешь вернуться в этот замок ужасов? — недоверчиво спросила она, оставшись наконец с братом наедине.

— Ну еще бы, — ответил он, — Я хочу наблюдать из первого ряда, как на шее Кана затянется петля.

— Мне лично хватило одного раза. Пожалуйста, Дирк, будь осторожен. Оставь штурм и захват профессионалам. Я сегодня и так чуть не потеряла вас обоих, тебя и папу, — сказала она с тревогой.

— Не беспокойся, я буду тихонько держаться позади и не стану высовываться, — пообещал он.

Через два часа интенсивных расспросов его доставили в аэропорт и вновь отправили в Корею. Далее последовали долгий перелет через Тихий океан, приземление на военно-воздушной базе Осан и снова разговоры. На этот раз ему пришлось инструктировать спецназовцев, которым предстояло непосредственно осуществить операцию. Дирк был особенно точен и скрупулезен, стараясь вспомнить каждую деталь и каждую мелочь о резиденции Кана. Затем наступил его черед внимательно выслушать во всех подробностях и деталях тактический план штурма. Две группы армейского спецназа получили задание проникнуть в морской док Кана в Инчхоне и расположенный неподалеку телекоммуникационный центр, а резиденция магната досталась команде «морских котиков». Операции планировалось провести одновременно, причем еще несколько резервных команд у других объектов Кана должны были ждать в состоянии полной готовности на случай, если таинственного магната не удастся обнаружить в трех первых точках. После брифинга к Дирку подошел капитан ВМС, ответственный за координацию действий морского спецназа.

— У вас пять часов на отдых перед сбором. Вы идете с нами в группе коммандера Гутьерреса. Я позабочусь о том, чтобы Пол снарядил вас заранее. К сожалению, мы не можем выдать вам оружие. Приказ.

— Я понимаю. Спасибо, что согласились взять меня с собой.

Дирк успел перекусить и вздремнуть в комнате, временно выделенной для прибывших офицеров, а затем присоединился к группе «морских котиков». Ему выдали черный камуфляжный комбинезон, бронежилет и очки с прибором ночного видения. После последнего короткого инструктажа группу погрузили в два закрытых грузовика и отвезли в маленький док к югу от Инчхона. Под прикрытием темноты двадцать четыре «морских котика» поднялись на борт потрепанного вспомогательного суденышка. Катер тут же отчалил и двинулся на север через Желтое море к острову Кьёдондо. Пока катер мчался по волнам, опытные спецназовцы в свете тусклой лампочки в закрытой каюте тщательно проверяли оружие. На подходе к устью реки Ханган к Дирку подошел коммандер Пол Гутьеррес, невысокий плотный человек с тонкими усиками.

— Пойдешь с моим отделением во второй шлюпке, — сказал он. — На берегу просто держись поближе и следуй за мной. Если повезет, мы войдем и выйдем без выстрела. Но на всякий случай… — Он секунду помолчал и протянул Дирку небольшую сумочку.

Дирк расстегнул молнию и вытащил автоматический пистолет «Зиг-Зауэр» Р226 калибра 9 мм и пару запасных обойм.

— Премного благодарен. Я и сам надеялся, что мне не придется идти в бой без оружия, — искренне поблагодарил Дирк.

— Кевларовый жилет, конечно, в какой-то степени обезопасит тебя, но в крайнем случае можетпригодиться и эта штука. Только не говори никому, где взял, — Гутьеррес подмигнул Дирку, повернулся и неторопливо направился в рулевую рубку.

Полчаса спустя катер, не снижая хода, миновал устье канала, ведущего в резиденцию Кана, поднялся по реке еще на два мили и заглушил двигатели. Течение остановило его и начало сносить вниз. За борт быстро спустили три черные резиновые лодки «Зодиак». В каждую с отточенной ловкостью перебрались по восемь «морских котиков», после чего лодки тихо отошли от катера. Дирк присоединился к команде во второй лодке. Все три лодки, почти невидимые в темноте безлунной ночи, спустились по течению вниз и беззвучно повернули в канал, ведущий во владения Кана.

Три резиновые лодки миновали последний поворот извилистой протоки и вошли в просторную бухту перед резиденцией, огни которой мягко отражались от затянувших небо низких облаков. Дирк крепко сжимал весло и молча греб в такт с тяжеловооруженными «морскими котиками». При виде каменной крепости Кана с него слетели остатки утомления, накопившегося за время длинного перелета и всего того, что произошло во время неудавшегося запуска с «Морского старта».

Посередине бухты лодки штурмовой группы разделились. Две из них направились к левому берегу, чтобы высадиться на песчаном пляже рядом с яхтенным причалом, а третья двинулась направо. Люди в ней были облачены в гидрокостюмы и должны были первыми добраться вплавь до берега и выбраться из воды по камням с противоположной стороны причала. Дирк находился в одной из тех лодок, что направлялись к пляжу. Он греб вместе со всеми и думал о том, что будет, если «морские котики» из авангарда пропустили хотя бы одну из камер видеонаблюдения, установленных по приказу Кана вдоль всей протоки.

Лодка подошла ближе к берегу. Дирк обратил внимание, что у причала стоят те же суда и в том же порядке, что и в тот момент, когда они с Саммер выбирались отсюда. Большая яхта фирмы «Бенетти» и голубой гоночный катамаран так же стояли друг за другом, а между ними был втиснут маленький катер. Именно на яхте и катамаране первым делом сосредоточили внимание люди в лодке Дирка. В их задачу входил захват судов Кана, в то время как остальные две группы должны были заниматься зданиями. Осматривая причал и местность вокруг, Дирк отметил отсутствие ялика и улыбнулся про себя.

Несколько минут две резиновые лодки держались в стороне от берега. За это время «морские котики» из третьей группы проплыли под водой и выбрались на берег с дальней стороны причала. Дирк наблюдал, как черные силуэты беззвучно поднялись из воды и двинулись вдоль скалистого берега. Двое сразу же направились к караулке и быстро обезвредили дежурного, который все это время сидел, уткнувшись носом в газету.

Коммандер Пол Гутьеррес на носу лодки Дирка молча поднял руку. Весла опустились в воду, и резиновые лодки стремительно понеслись к берегу. Пары дюжин сильных гребков оказалось достаточно. Как только днище лодки заскребло по песку, сидевшие в ней спецназовцы попрыгали с нее и бросились бежать по берегу к причалу. Ничто вокруг не нарушало спокойствия. Экипаж второй лодки под прикрытием авангарда рванулся к воротам.

Дирк следовал за своей группой из восьми спецназовцев. Они взлетели по пандусу на причал и разделились. Четверо скользнули вбок и перепрыгнули на палубу катамарана, а коммандер Гутьеррес с тремя людьми пробежал дальше, направляясь к «Бенетти». Дирк бежал мимо катамарана, решив присоединиться к группе, направлявшейся на яхту побольше, но, когда до яхты оставалось ярдов двадцать, он, словно споткнувшись, замер на месте — с кормовой палубы хлестнуло желтое пламя. Через долю мгновения ночную тишину разорвал треск автоматной очереди, а за ним серия тошнотворных глухих ударов — это пули впивались в тела двух спецназовцев, бежавших перед ним. Дирк нырнул за какую-то бочку и, выдернув из кобуры на боку пистолет, одну за другой выпустил десять пуль в сторону стрелявшего. В нескольких ярдах перед ним Гутьеррес тоже стрелял, поливая кормовую палубу яхты огнем из пистолета-пулемета «Хеклер&Кох» МР5К. Их совместные усилия заставили невидимого стрелка замолчать. На корме зазвенело бьющееся стекло, во все стороны полетели щепки.

Внезапная стрельба на причале, казалось, разбудила остров. По всему комплексу зданий загремели автоматные и пистолетные выстрелы. Двое мужчин с пистолетами выскочили из каюты катамарана и открыли огонь, но их быстро сняли «морские котики», уже занявшие позиции на борту. Кто-то из боевиков на главном посту охраны заметил на экране видеокамеры убитого на пляже охранника и быстро поднял по тревоге силы безопасности резиденции. Подходившие к ней «морские котики» наткнулись на огонь полудюжины вооруженных охранников.

Дирк на причале склонился над двумя «морскими котиками», лежавшими на песке. К своему ужасу, он обнаружил, что один из них мертв — на его шее и ключице ясно видны были пулевые отверстия. Второй спецназовец, задыхаясь от боли, извивался на песке. Кевларовый бронежилет спас его от пули в живот, а вот незащищенным бедрам пришлось плохо.

— Со мной все в порядке, — с трудом выговорил спецназовец, когда Дирк попытался осмотреть его раны. — Выполняй задание.

В этот момент заурчали мощные двигатели яхты «Бенетти». Дирк поднял голову, и тут на причал с яхты снова полетели пули. По палубе яхты, нагнувшись, пробежали два матроса; один из них обрезал причальные концы, а второй прикрывал его автоматным огнем.

— Мы их возьмем, — пообещал Дирк распростертому спецназовцу и похлопал его по плечу. Неохотно оторвавшись от раненого солдата, он поднялся и что было мочи рванул к яхте. Моторы взревели — рычаги управления явно перевели на «полный вперед». Винты яхты бешено завертелись, взбаламутив воду за кормой.

В нескольких футах впереди Питта Гутьеррес выпустил по яхте короткую очередь и рявкнул:

— На борт!

Дирк молнией пронесся мимо Гутьерреса и второго спецназовца, догонявших уходящую яхту. Где-то наверху трижды плюнул огнем автоматический пистолет. Дирк услышал, как пули прошли прямо над его головой. В тот момент, когда он взлетел в прыжке с причала, сзади раздались тяжелый удар и крик: «Я ранен!»

К моменту прыжка Дирка уходящая яхта успела отойти от причала всего на несколько футов, и он без труда смог ухватиться за поручни бокового ограждения и, одним быстрым движением подтянувшись к борту, упал на палубу и залег на неосвещенной корме. Секунду спустя по борту снова бухнуло — на борт яхты запрыгнул еще кто-то. Дирк разглядел, как человек в черном камуфляже быстро скользнул через релинги и упал на палубу в нескольких футах позади него.

— Я Питт, — прошептал он через плечо неясной тени, не желая быть подстреленным по ошибке. — А ты кто?

— Гутьеррес, — донесся до него рокочущий голос командира «морских котиков». — Нужно добраться до рубки и остановить эту посудину.

Гутьеррес приподнялся и пополз вперед, но Дирк поднял руку в предостерегающем жесте. Оба замерли. Дирк напряженно прислушался, пристально глядя на левую сторону палубы, куда с открытой наблюдательной палубы у них над головами вниз спускался трап. Яхта спешила выйти в бухту, и свет с пристани ярко освещал ее корму. Дирк засек на затененном трапе легкое движение. Он медленно вытащил свой «Зауэр», нацелил туда ствол и затаился. Черная фигура опустилась на одну ступеньку, Дирк дважды нажал на курок.

Упавшее оружие громко лязгнуло по палубе, длинная фигура, согнувшись, скатилась по трапу и рухнула на палубу, превратившись в человека в черном камуфляже.

— Отличный выстрел, — буркнул Гутьеррес, — А теперь пошли.

Спецназовец осторожно двинулся вперед. Дирк следовал вплотную за ним; в какой-то момент он поскользнулся и чуть не упал. Он взглянул себе под ноги: на палубе расплылась лужа крови — след первого стрелка, которого Гутьеррес подстрелил еще с причала. Мертвый, он лежал ничком возле тикового бара, все еще сжимая в губах сигарету.

Яхта отошла от залитого ярким светом причала и неслась теперь по бухте в полной темноте. Почти все огни на ней были погашены, за исключением нескольких тусклых светильников в полу во внутренних помещениях. Дирк и Гутьеррес на ощупь пробрались по палубе к главной надстройке, где размещалась столовая, и двинулись в обход вдоль правого борта. Гутьеррес неожиданно поднял руку и остановился, а затем и отступил на шаг назад, к салону.

— В боковых проходах вдоль бортов практически нет никаких укрытий. Пожалуй, нам лучше разделиться. Попробуй пройти вперед по левому борту. Я пойду здесь, по правому, — скомандовал Гутьеррес. Он знал, что за углом их, скорее всего, поджидает еще один стрелок, — И лучше действовать быстро, а не то яхта уйдет на ту сторону демилитаризованной зоны.

Дирк, кивнув, прошептал:

— Увидимся на мостике, — и метнулся через кормовую палубу к левому борту. Он обогнул левый угол надстройки и двинулся по проходу вперед. Все его чувства были обострены до предела. Отдаленная стрельба на берегу перекрывала стук двигателей яхты, но Дирк старался слушать только звуки на борту. Беззвучно ступая, он крался по проходу, пока тот не закончился у очередного трапа. Мостик теперь был совсем рядом — уровнем выше, на расстоянии тридцати футов. Дирк всмотрелся в темноту вверху, как вдруг тишина взорвалась автоматными очередями. Сердце Дирка тяжело бухнуло, но через мгновение он понял, что стрельба идет на противоположном борту яхты.

Гутьеррес ждал этих выстрелов. Он крался вдоль правого борта, низко пригибаясь к палубе и в любой момент ожидая атаки невидимого стрелка. Добравшись до трапа, Гутьеррес начал подниматься по нему на цыпочках, бесшумно, как кот, и едва успел поставить ногу на площадку, когда над головой у него просвистел целый рой пуль. Одетый в черное стрелок, высунувшись из-за угла рубки, открыл огонь из АК-74.

Гутьеррес чуть не угодил под первую очередь. Его спасло лишь то, что яхта внезапно замедлила ход и повернула в узкую протоку. Пули ушли вверх. Гутьеррес нырнул обратно на трап и соскользнул на несколько ступенек вниз, прежде чем обернуться и вскинуть свой МР5К. Там он спокойно подождал несколько секунд, пока противник вновь не открыл огонь. Очередь ударила по палубе всего в нескольких дюймах над головой Гутьерреса, осыпав его лицо тиковыми щепками. Коммандер тщательно прицелился и выпустил из своего пистолета-пулемета в темноту длинную очередь. Прозвучал короткий придушенный вскрик, и автомат стрелка снова разразился огнем, но на этот раз россыпь желтых огоньков ушла в небо, а потом и вовсе прекратилась — раненый стрелок замертво рухнул на палубу.

На другой стороне яхты Дирку, который слышал и начало стрельбы, и ее внезапный конец, оставалось только гадать, уцелел ли в этой схватке Гутьеррес. Он двинулся вверх по трапу левого борта и уже поднялся на две ступеньки, но внезапно замер от слабого щелчка сзади. Обернувшись через плечо, Дирк прислушался: звук исходил от боковой двери надстройки у основания трапа. Дирк бесшумно спустился и подкрался к ней. Крепко сжимая в правой руке рукоять своего «Зауэра», он взялся левой рукой за бронзовую ручку двери и мягко повернул ее до упора. Секунду он держал защелку открытой, затем глубоко вздохнул, распахнул дверь и ворвался внутрь.

Он ждал, что дверь распахнется настежь, но вместо этого она резко остановилась, наткнувшись на человеческое тело. От резкого рывка Дирк слегка потерял равновесие и, будто мячик от стенки, отскочил от мускулистого охранника, который удивленно уставился на него, стоя в проеме. Лица противников оказались на расстоянии всего нескольких дюймов друг от друга; Дирк заметил и глубокий шрам в форме буквы L на подбородке охранника, и его сломанный когда-то, искривленный нос. В руках тот держал автомат АК-74, который как раз и перезаряжал, когда ворвался Дирк. Ствол автомата был нацелен в пол, а охранник возился с защелкой, но при появлении Дирка он мгновенно нацелился прикладом ему в правый бок. Дирк сделал шаг назад, чтобы выстрелить из «Зауэра», противник ударил его под ребра, и пуля ушла в стену, не причинив никому вреда. Однако Дирк, вместо того чтобы жестко принять удар, ушел вправо и перекатился, выкинув вперед левую руку. Стремительно развернувшись, он крепко впечатал кулак охраннику в челюсть. Тот ошеломленно попятился, наткнулся на корзину с чистым бельем и упал.

Только теперь Дирк заметил, что находится в небольшой прачечной. У дальней стены стояли миниатюрная стиральная машина и сушилка, а возле двери — разложенная гладильная доска. Вскочив на ноги, Дирк быстро направил «Зауэр» в грудь охранника и нажал на курок.

Не последовало ни звука выстрела, ни отдачи в кисть руки. Вместо всего этого раздался негромкий металлический щелчок — боек пистолета ударил по пустому патроннику. Дирк поморщился, сообразив, что успел выпустить все тринадцать патронов из магазина. При виде разряженного пистолета охранник Кана заулыбался и поднялся на колени. Он умело вставил полный магазин, который до сих пор сжимал в правой руке, в гнездо автомата. Дирк понимал, что ни за что не успеет перезарядить свой «Зауэр», но его тело само уже приступило к осуществлению альтернативного плана. Рука потянулась и схватила блестящий предмет, который Дирк успел заметить краешком глаза, — оборонительное оружие последнего шанса.

Хромированный утюг на гладильной доске не только не был горячим, он вообще не был включен в розетку. Зато метательный снаряд из него получился острый и неприятный. Бросок Дирка сделал бы честь самому Джону Элвею:[368] утюг, как пуля, полетел в боевика. Тот был так занят своим автоматом, что даже не попытался уклониться. Утюг ударил стрелка плоской стороной по голове, точно по наковальне; череп треснул с отчетливым звуком. Автомат выпал из рук боевика, а затем он и сам, закатив глаза, рухнул на пол.

Дирк внезапно почувствовал, как под ногами снова взревели двигатели яхты. Судно прошло протоку и теперь двигалось, набирая ход, по главному руслу реки Ханган. Яхта способна была легко уйти от стоявшего у протоки вспомогательного судна спецназа. Если они хотят остановить яхту, ему и Гутьерресу нужно действовать быстро. Но сколько еще боевиков на борту? И, самое главное, где Гутьеррес?

65

Гутьеррес стоял на коленях на верхней площадке трапа правого борта и всматривался в проход, пытаясь уловить малейшее движение теней. Стрелок, которого он свалил чуть раньше, черной бесформенной грудой лежал на палубе возле мостика. Гутьеррес не видел вокруг никакого движения, и никто в него не стрелял, во всяком случае пока. Решив, что подкрепления не предвидится, он вскочил с трапа, пробежал по проходу к мостику и, перепрыгнув по пути через мертвеца, ворвался в открытую дверь.

Он почти ожидал увидеть там орду ожидающих его вооруженных боевиков с автоматами, но все вышло иначе. В просторной рубке было всего три человека, и все они смотрели на него с откровенным презрением. Плотный мужчина с обветренным лицом — очевидно, капитан, стоял у штурвала, ведя яхту к середине реки. У двери, выходящей на левый борт, угрюмый охранник поигрывал автоматом, выжидающе глядя на «морского котика». А в задней части рубки в высоком кожаном капитанском кресле сидел не кто иной, как сам Кан. Магнат, которого Гутьеррес узнал по фотографии, был в красном шелковом халате. Последнюю ночь перед поспешным бегством он решил заночевать на яхте.

Три пары глаз смотрели на четвертую. Рефлексы не подвели Гутьерреса. Опытный «морской котик» навел оружие на охранника и спустил курок на целую секунду раньше, чем тот успел отреагировать. Его пистолет-пулемет стремительно выплюнул три пули, которые чистой строчкой пересекли грудь боевика. На лице того появилось изумленное выражение, его отбросило на переборку, палец на курке инстинктивно сжался. Автомат разразился беспорядочным градом пуль, цепочка отметин потянулась через палубу к Гутьерресу. «Морской котик» беспомощно следил, как свинцовая строчка подбирается к нему все ближе, но стрелок вдруг сполз на палубу мертвым.

Гутьерресу понадобилась доля секунды, чтобы оценить ситуацию. Одна из пуль клюнула его в бедро, он чувствовал, как кровь теплым ручейком стекает по ноге и скапливается в ботинке. Еще одна пуля чуть не угодила ему в живот, но вместо этого срикошетила от его собственного пистолета-пулемета. Гутьеррес понял, что пуля разбила казенник и его оружие вышло из строя, превратившись в бесполезную железку.

Двое остальных в рубке тоже это заметили. Коренастый капитан, стоявший всего в нескольких футах от Гутьерреса, выпустил штурвал и бросился на раненого спецназовца. Из-за раны в левом бедре тот ничем не мог ответить на нападение. Капитан обхватил Гутьерреса мощными руками и попытался, используя свой вес, швырнуть его с разворота на штурвал. Он так сдавил спецназовца, что воздух с силой вырвался из его легких и ему показалось, что ребра вот-вот не выдержат. Но в правой руке Гутьерреса по-прежнему был зажат бесполезный автоматический пистолет; он размахнулся и изо всех сил ударил им капитана по затылку. К его изумлению, ничего не произошло. Гутьерресу показалось, что капитан сжал его еще сильнее, дыхание стеснилось, не хватало кислорода, перед глазами замелькал целый калейдоскоп звезд. Рана в бедре пульсировала острой болью, в висках будто стучали отбойные молотки. Гутьеррес снова обрушил рукоять пистолета на затылок капитана, и снова ему показалось, что медвежьи объятия только сжались. Чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, он в отчаянии принялся бешено бить капитана по голове, снова и снова. Потом он понял, что падает, что сейчас отключится, но сознание его вдруг прояснилось, словно не соглашаясь с тем, что происходило с телом.

Повторявшиеся раз за разом удары наконец вырубили упрямого капитана, и оба они, как были в обнимку, тяжело рухнули на пол. Капитан никак не хотел выпускать Гутьерреса из своих медвежьих объятий, но руки его все же разжались, и спецназовец, задыхаясь, поднялся на колени.

— Впечатляющее представление. Жаль, что оно станет для вас последним, — ядовито произнес Кан.

Пока Гутьеррес боролся с капитаном яхты, он успел подойти и теперь хладнокровно целился в голову Гутьерреса из автоматического «Глока». «Морской котик» попытался придумать какой-нибудь выход из положения, но выхода не было. Автомат был зажат в мертвых руках охранника в другом углу рубки, а его собственное оружие в правой руке было разряжено и разбито. Он ослабел от раны и схватки с капитаном и к тому же не успел подняться с колен. Нет, он ничего не мог предпринять. Гутьеррес твердым взглядом вперился снизу вверх в Кана; ствол «Глока» смотрел ему в лицо с расстояния в несколько дюймов.

Единственный выстрел прогремел в рубке, как удар грома. Гутьеррес ничего не почувствовал и только удивился, увидев ошеломленное выражение в глазах Кана. Потом он увидел, что рука корейца исчезла вместе с пистолетом в водопаде алой крови. Грохнули еще два выстрела; кровавые брызги полетели из левого колена и правого бедра Кана. С мучительным криком магнат повалился на палубу. Он извивался от боли и все пытался схватить другой рукой то, что осталось от его правой кисти. Когда он упал, Гутьеррес перевел взгляд в противоположный конец рубки — туда, откуда раздавались выстрелы.

В проеме левой двери рубки стоял Дирк, держа на уровне глаз автомат АК-74, дымящийся ствол которого все еще был нацелен на распростертого на палубе Кана. Он встретился взглядом с Гутьерресом, и на лице его отразилось громадное облегчение — он понял, что «морской котик» жив.

Дирк пересек рубку и посмотрел в окно. Яхта без рулевого продолжала нестись по просторам реки Ханган на скорости почти в сорок узлов. Справа виднелся катер спецназа, старавшийся поравняться с более быстроходной яхтой, но он безнадежно отставал. У другого берега реки, прямо по курсу яхты, медленно двигалась по течению уже виденная прежде Дирком ярко освещенная драга, очевидно, углубляя фарватер. Дирк на мгновение замер, глядя на нее и вспоминая мертвого «морского котика» на причале и погибших на Аляске сотрудников Береговой охраны. Тряхнув головой, он повернулся и подошел к Кану. Тот корчился от боли, заливая палубу кровью.

— Ваш скачка закончена, Кан. Желаю приятно провести время в аду.

Кан в бессильном гневе уставился на Дирка, изрыгая проклятия, но Дирк, словно не слыша, отвернулся и отошел. Приблизившись к штурвалу, он нагнулся и рывком поднял Гутьерреса на ноги.

— Неплохо проделано, напарник, но где ты был так долго? — прохрипел Гутьеррес.

— Да так, нужно было кое-что отгладить, — отозвался Дирк, почти волоком подтаскивая «морского котика» к бортовому ограждению.

— Наверно, надо остановить этот круизный лайнер, — проворчал Гутьеррес. — Я не думал, что на его борту окажется большая шишка. Разведка с нетерпением ждет этого типа, чтобы расспросить как следует.

— Боюсь, что у Кана уже назначена другая встреча, — бросил Дирк и, сдернув с переборки спасательный жилет, надел его на Гутьерреса.

— У меня приказ взять его живым! — запротестовал Гутьеррес. Продолжить он, однако, не успел — Дирк крепко схватил его за отвороты комбинезона и перевалился вместе с ним через боковые релинги в воду. Дирк постарался оказаться внизу и принять на себя основной удар о воду. Скорость была такова, что из него чуть не вышибло дух. Они ненадолго погрузились в воду, но тут же вновь выскочили на поверхность. Яхта с ревом унеслась прочь. Дирк держался на воде сам и помогал раненому коммандеру.

Люди на катере заметили, как два человека вывалились с яхты за борт, и прекратили погоню, чтобы вытащить их из воды. А Дирк и Гутьеррес держались на воде и не сводили глаз с яхты Кана. Великолепное судно продолжало, не снижая хода, лететь поперек фарватера к противоположному берегу и громадной землечерпалке возле него. Когда она подошла ближе, всем стало ясно, что судно летит прямо на драгу. Рулевой на ней заметил несущуюся на него на всех парах яхту и дал длинный гудок, но судно не изменило курса.

С жутким скрежетом сверкающая белая яхта, как бешеный бык, налетела на землечерпалку. Ее нос на полной скорости воткнулся в ржавую железную посудину ровно посередине, и великолепное судно исчезло в облаке белого дыма. Вслед за дымом в воздух поднялся небольшой огненный шар — это были раздавлены и вспыхнули топливные баки. На драгу и в реку обрушился настоящий град щепок и металлических обломков, и в это же время искореженный корпус яхты соскользнул с землечерпалки и затонул. Когда пламя утихло, а дым разошелся, трудно было представить, что здесь только что летела на всех парах стошестидесятипятифутовая океанская яхта.

Дирк и Гутьеррес дрейфовали в реке и с мрачной сосредоточенностью наблюдали за гибелью яхты. Спасательная шлюпка с катера подплывала к ним.

— Боюсь, то, что мы не взяли его живым, мне дорого обойдется, — сказал Гутьеррес, когда пламя и дым рассеялись.

Дирк недовольно покачал головой:

— Чтобы он смог провести остаток дней в тюрьме, похожей на загородный клуб? Нет уж, спасибо!

— Не буду с тобой спорить. По мне, так мы с тобой только что облагодетельствовали человечество. Другое дело, что его смерть может иметь для меня неприятные последствия. Начальство будет недовольно, это же международный скандал с Кореей.

— Когда все факты выплывут наружу, по Кану и его банде убийц вряд ли станут лить слезы. Кроме того, он был еще жив, когда мы покинули яхту. Я вообще считаю, что произошел несчастный случай. На воде это бывает.

Гутьеррес на мгновение задумался.

— Несчастный случай на воде, — повторил он, словно убеждая самого себя, — А знаешь, такой вариант, может, и прокатит.

Дирк посмотрел, как последние клочья дыма от столкновения медленно расползаются и исчезают над водой, и устало улыбнулся Гутьерресу. Спасательная шлюпка с катера подошла и выловила их из реки.

Эпилог

1 июля 2007 года

Кан исчез, и вместе с ним рухнула его империя. «Морские котики», ворвавшись в резиденцию, захватили в личном офисе хозяина его помощника Квана и обнаружили кучу обличающих документов, которые тот отчаянно спешил, но так и не успел уничтожить. К югу от Инчхона две другие команды спецназа прочесали судоверфь Кана и соседнее телекоммуникационное предприятие. Сильное сопротивление, которым охрана на заводе встретила спецназовцев, вызвало подозрения, и на предприятие тут же десантировалась большая группа аналитиков и сотрудников спецслужб. Вскоре в подвале была обнаружена тайная биологическая лаборатория; связи сотрудников с Северной Кореей тоже не остались незамеченными. Перед лицом многочисленных доказательств и смерти хозяина Кван быстро сломался и, пытаясь спасти собственную шкуру, подробно рассказал о всех прегрешениях Кана.

В Соединенных Штатах известие о «случайной гибели Кана при попытке скрыться от властей» вызвали у Лина и главных инженеров его группы аналогичную реакцию. Под угрозой обвинения в попытке совершить массовое убийство они согласились сотрудничать с властями. Для себя они выдвигали слабое, но обычное в подобных случаях оправдание — они всего лишь выполняли приказ. Только украинские инженеры отказались от сотрудничества, что и привело их надолго в федеральную тюрьму.

Власти тем временем не раскрывали своих карт до последнего — до того момента, как было получено решающее доказательство. Остатки полезного груза ракеты — те самые, что извлекли со дна Питт и Джордино, — были под покровом строгой секретности перевезены на военно-воздушную базу Ванденберг к северу от Лос-Анджелеса. Там, в охраняемом ангаре, группа квалифицированных инженеров осторожно разобрала головную часть ракеты. Обнаружился фальшивый спутник, скрывавший в себе емкости с вирусом и систему распыления. Эпидемиологи вооруженных сил и Центра по контролю заболеваемости извлекли емкости с высушенным и замороженным вирусом и обнаружили, к своему ужасу, что в них содержится смертельно опасная смесь вирусов оспы и ВИЧ. Их сравнили с образцами из инчхонской лаборатории, и кошмарные выводы подтвердились. Несмотря на проявленный армией интерес к сохранению образцов вируса, президент распорядился полностью уничтожить все обнаруженные запасы. Конечно, оставались опасения, что какие-то образцы могли избежать захвата и уничтожения и остались лежать где-то в неизвестном месте, но на самом деле все вирусы «Химера», полученные специалистами Кана, были уничтожены.

Властям удалось установить принадлежность «Когурё» судоходной компании «Кан энтерпрайзиз» и неоспоримую связь самого Кана с Северной Кореей. Только после этого чиновники Министерства внутренней безопасности раскрыли карты и сделали публичное заявление. Средства массовой информации всего мира словно сошли с ума — ведь были раскрыты детали самой опасной в истории попытки террористической атаки на Соединенные Штаты. Кроме всего прочего, к Кану привели ниточки от убийств дипломатов, и мировая пресса перенесла фокус своего внимания с Японии на Северную Корею. Трудовая партия Кореи начисто отрицала свою причастность к неудавшейся попытке запуска ракеты, но, несмотря на это, в мире поднялась волна гнева против северокорейского тоталитарного режима. Его немногочисленные торговые партнеры ответили еще большим ужесточением условий импорта и экспорта. Даже Китай присоединился к санкциям и разорвал торговые отношения с преступным режимом. Снова, в который уже раз, голодающее крестьянство Севера начало тихо сомневаться в законности диктаторской власти их лидера.

В Сеуле и вообще в Южной Корее исчерпывающие доказательства против Кана и его сообщников произвели эффект ядерного взрыва. Если раньше южнокорейское правительство высказывало неудовольствие в связи с американским военным присутствием, то теперь все это было отброшено. Шок и недоверие сменились гневом и яростью — Кан сумел обмануть всю страну, да к тому же оказался прислужником Северной Кореи. Последствия не заставили себя ждать. Политические друзья и прихлебатели Кана подверглись общественному остракизму. По Национальной ассамблее прокатилась волна отставок, достигшая и президентского офиса. Перед лицом свидетельств о близких личных связях с Каном даже лидер Южной Кореи вынужден был оставить свой пост.

Общественное возмущение заставило правительство быстро национализировать имущество «Кан энтерпрайзиз». В первую очередь распределили яхты и вертолеты, а в резиденции-крепости устроили научный центр по вопросам суверенитета Южной Кореи. Имя Кана было удалено из всех документов, имевших отношение к его бывшим активам, а сами активы позже продали по частям конкурирующим компаниям. Вскоре уже ничто не напоминало о том, что еще недавно жил на свете такой человек. Будто по неписаному закону, имя Кана вообще исчезло из южнокорейского лексикона.

Раскрывшийся факт связи Кана с Севером потряс общество на всех его уровнях. Сразу же прекратились молодежные демонстрации в поддержку воссоединения — нация вспомнила о том, как опасно жить рядом с Севером. Теперь никто уже не забывал об огромной северокорейской армии по ту сторону границы. Воссоединение двух государств осталось национальной целью — но только на южнокорейских условиях. Когда же, еще через восемнадцать лет, Корейский полуостров действительно воссоединился, то движущей силой этого процесса стала растущее в Трудовой партии Кореи стремление к капитализму. Понимая, что капитализм несет с собой свободу личности, партия в конце концов сбросила с себя диктаторскую семейную власть и в одностороннем порядке преобразовала войска в гражданские трудовые отряды.

Однако прежде чем все это смогло осуществиться, южнокорейской Национальной ассамблее нужно было проголосовать по законопроекту 188 256 — законодательному акту, предусматривавшему отвод вооруженных сил США за пределы государства. В редком порыве двухпартийного единодушия законопрект был единогласно провален.

* * *

Незадолго до рассвета старшего сержанта ВВС Кейта Катану тихо вывели из грязной камеры муниципальной тюрьмы корейского города Кунсана и передали ожидавшему его полковнику ВВС из американского посольства. Катану ничего не сказали о причинах его освобождения, да он бы особо и не понял. Сержант так никогда и не узнал, что в деле об убийстве опустившейся проститутки его подставили и что это было частью хорошо организованного заговора. При помощи этого и других подобных дел предполагалось настроить общественное мнение против военного присутствия США в Корее. Не узнал сержант и о том, что это Кван, личный помощник Кана, раскрыл все подробности подстроенного убийства. Кван теперь с готовностью рассказывал и о заговоре, и о политических убийствах в Японии, ведь всю вину можно было свалить на мертвого убийцу, Тонджу. Вряд ли все это заинтересовало бы изумленного служаку, когда его по тихому запихнули на борт военного самолета и отправили в США. Одно сержант знал твердо: он с превеликим удовольствием выполнит приказ полковника из посольства никогда больше не появляться в Корее.

* * *

НУМА в Вашингтоне на короткое время стало героем дня — ну как же, сотрудники этого агентства сумели отвернуть ракету от Лос-Анджелеса и предотвратить распространение смертельного вируса. Однако со смертью Кана и его разоблачением как организатора этой террористической атаки приключения Питта и Джордино быстро отошли на задний план. Их место заняли слушания в конгрессе и расследование обстоятельств преступления, во время которых кое-кто призывал даже к войне против Северной Кореи. Однако стараниями дипломатов со временем эмоции улеглись, и постепенно в центр внимания выдвинулась материальная база система охраны границ в рамках Министерства внутренней безопасности, с тем чтобы подобное никогда не смогло повториться.

Новый глава НУМА сумел воспользоваться моментом и вовремя обратился к конгрессу с просьбой о выделении его организации дополнительных средств на замену вертолета, исследовательского судна и двух подводных аппаратов, поврежденных или уничтоженных людьми Кана. На волне благодарности и патриотических чувств конгресс с готовностью одобрил эту меру. Законопроект прошел через обе палаты всего за несколько дней.

К немалой досаде Джордино, Питт сумел протащить в одобренный законопроект дополнительный пункт о финансировании для агентства мобильной атмосферной морской наблюдательной платформы для использования в прибрежных исследованиях. Эта штука была известна также как «дирижабль» или «пузырь».

* * *

В Сиэтле был ясный свежий день. Заходящее солнце отбрасывало от высоких сосен студенческого кампуса Фёркрест длинные тени, когда Сара проковыляла к выходу из Лаборатории общественного здоровья штата Вашингтон. Правая нога девушки была заключена в тяжелый гипсовый кокон. Оставалось только радоваться, что через несколько дней гипс снимут.

Перенося вес тела на алюминиевые костыли, она слегка поморщилась. Вот уже несколько недель ее рукам приходилось носить на себе вес тела, и они ныли. Сара сделала несколько шагов от двери, не поднимая глаз от тротуара, и осторожно спустилась по короткой лестнице. Она так тщательно выбирала, куда поставить костыли, что не заметила машины, припаркованной в неразрешенном месте напротив выхода, и чуть не налетела на нее. Подняв голову, Сара раскрыла рот от изумления.

Прямо перед ней стоял автомобиль Дирка — «крайслер ЗОО-D» с открытым верхом 1958 года выпуска. Машина, похоже, находилась в наполовину отреставрированном состоянии. Пулевые отверстия в кожаных сиденьях были временно заклеены скотчем, а в корпусе — зашпаклеваны. Беспорядочные пятна серой грунтовки на бирюзовом корпусе делали автомобиль похожим на замаскировавшегося гигантского ската.

— Вторую ногу обещаю не ломать.

Сара обернулась на раздавшийся сзади низкий голос и обнаружила Дирка с букетом белых лилий и лукавой улыбкой на лице. В порыве чувств она уронила костыли и бросилась ему на шею.

— Я уже начала беспокоиться! С самой ракетной атаки от тебя не было никаких известий!

— Я был в отъезде. Оплаченное путешествие в Корею и прощальная прогулка на яхте Дэ Юн Кана.

— Знаешь, вирус, который они состряпали… это просто безумие, — сказала она, качая головой.

— Тревожиться больше не о чем. Есть уверенность, что все образцы вируса удалось обнаружить и уничтожить. Остается надеяться, что эта гадость никогда больше не появится на земле.

— Всегда найдется какой-нибудь сумасшедший, готовый ради денег или славы создать новый биологический ящик Пандоры.

— Кстати, о безумцах. Как дела у Ирва?

Такой ход мыслей вызвал у Сары улыбку:

— Ирв будет, наверное, единственным человеком в современном мире, перенесшим оспу. Он на пути к полному выздоровлению.

— Рад слышать. Он хороший парень.

— Похоже, твоя машина тоже выздоравливает, — заметила Сара, кивая на «крайслер».

— Она у меня крепкая старушка. Пока меня Не было, механическую часть перебрали, а вот над корпусом и салоном еще предстоит поработать.

Дирк повернулся и нежно взглянул на Сару:

— Я, кстати, так и не накормил тебя в тот раз ужином с крабами.

Сара заглянула глубоко в зеленые глаза Дирка и кивнула. Дирк быстро наклонился, подхватил Сару вместе с лилиями на руки и осторожно усадил на переднее сиденье автомобиля, а затем легко поцеловал в щеку. Костыли он небрежно бросил на заднее сиденье, а сам запрыгнул за руль и завел машину. Подновленный мотор легко подхватился и негромко заурчал на холостом ходу.

— Только никаких паромов! — попросила Сара, уютно пристраиваясь поближе к Дирку.

— Никаких паромов, — рассмеялся Дирк и обнял девушку за плечи. Он легко надавил на газ; старый автомобиль низко взревел и покатил по заросшему парку в розовые вечерние сумерки.

Клайв Касслер, Дирк Касслер «Сокровище Чингисхана»

Керри, с любовью. Д. И. К.

Гнев императора

10 августа 1281 года

Залив Хаката, Япония

Арик Тимур вгляделся в темноту, наклонил голову вле­во, едва не коснувшись бокового ограждения, и услышал плеск весел. Звук постепенно усиливался. Ког­да от шума воды его отделяло всего несколько футов, Тимур отпрянул, скрывшись в густой тени, и втянул голову в плечи. «На этот раз незваных гостей ждет особенно радостный прием», — подумал он с мрачным предчувствием.

Шлепки весел стихли, по раздавшемуся стуку дерева Ти­мур догадался, что лодка причалила к корме большого судна. Тонкий серп полуночной луны давал мало света, но благодаря кристально чистому прозрачному небу он усиливался ярким сиянием звезд, и корабль был хорошо виден. Он стоял, словно окутанный прозрачным белым туманом. Тимур осторожно опу­стился на колени, наблюдая, как сначала одна темная фигура начала карабкаться по кормовому трапу, за ней — другая, по­том еще одна, пока, наконец, на палубе не появилось с десяток человек. Под их многослойными кожаными доспехами блестели разноцветные шелковые одежды, шуршавшие при каждом движении. Взгляд Тимура остановился на сверкавших, острых как бритва катана, дуэльных мечах с одним отточенным лезви­ем, которыми были вооружены толпившиеся пришельцы.

Дичь, заглотнув приманку, оказалась в ловушке. Командир- монгол повернулся к стоящему возле него мальчишке и кив­нул. Тот выхватил из-под одежды тяжелый бронзовый коло­кольчик и принялся трясти им. Металлический звон разорвал тишину прохладной ночи. Пришельцы застыли на месте, оше­ломленные неожиданным сигналом тревоги. В тот же миг из темноты бесшумно выскочили три десятка воинов и, яростно потрясая оружием, набросились на незваных гостей. Полови­на погибли сразу под ударами множества копий, пробивших длинными металлическими наконечниками слабую кожаную броню. Оставшиеся в живых выхватили мечи и попытались было сопротивляться, но солдаты, превосходившие числом, смяли их. Спустя несколько секунд все было кончено — мерт­вые тела и умирающие валялись на палубе. В живых остался лишь один человек, по виду — дервиш.

Одетый в расшитый узорами красный шелковый халат и мешковатые штаны, заправленные в короткие сапожки из мед­вежьей шкуры, он не походил на воина из крестьян. С неверо­ятной скоростью и точностью движений, изумивших нападав­ших, он отбил мечом нацеленные на него копья, прорвался сквозь кольцо окружения и оказался возле группы из трех че­ловек, защитников корабля. Короткими быстрыми ударами он свалил их всех на палубу, а одного едва не рассек пополам.

Видя, как смертоносный вихрь уносит его воинов, Тимур вскочил и, выхватив из ножен меч, ринулся вперед. Дервиш заметил его и, искусно отразив атаку очередного воина, с раз­ворота полоснув его окровавленным мечом по горлу, встретил Тимура резким выпадом. За свою жизнь монгол участвовал во множестве схваток, убив более двадцати человек. Он хладно­кровно ушел в сторону, избегая удара. Кончик меча рассек его одежду, пройдя всего в нескольких миллиметрах от кожи. Как только лезвие меча ушло в сторону, Тимур, вскинув руку, ткнул своим мечом в бок нападавшему. Дервиш на мгновение замер — лезвие прошло сквозь его грудную клетку и рассекло сердце. Ноги дервиша подкосились, глаза, смотревшие на монгола, начали закатываться. Спустя секунду он уже лежал на палубе.

Защитники корабля издали победный клич, который эхом пронесся над заливом и дал знать остальным кораблям флота вторжения о том, что очередная попытка вражеского нападе­ния на один из кораблей успешно отражена.

—  Вы храбро сражались, — похвалил Тимур собравшихся вокруг него воинов, главным образом китайцев. — Бросьте тела

японцев в воду и смойте с палубы их кровь. Сегодня мы можем спать с чувством выполненного долга.

Под восторженные крики воинов Тимур присел на корточ­ки возле поверженного им самурая и вытянул из его рук окро­вавленный меч. В тусклом свете корабельных фонарей он вни­мательно рассмотрел оружие, восхитился прекрасной работой японского мастера, бритвенной заточкой меча, одобрительно кивнул и только после этого сунул оружие себе в ножны.

После того как мертвые тела были бесцеремонно сброше­ны в воду, к Тимуру подошел капитан корабля, сурового вида кореец по имени Йон.

—  Хороший бой, — бесстрастно заметил он. — Сколько еще нападений нам придется отбивать?

—  Как только с берегов Янцзы прибудет остальная часть флота, сразу же начнется сухопутная операция. Мы разгромим японцев, и налеты на суда прекратятся. Возможно, наша се­годняшняя хитрость надолго отпугнет врага.

Йон недоверчиво хмыкнул.

—  Мой корабль давно должен быть в Пусане. Вторжение превращается в катастрофу.

—  Я бы тоже предпочел, чтобы флоты подошли разом, а не поодиночке, — раздраженно ответил Тимур. — Но даже и так у меня нет сомнения в победе.

Капитан, покачав головой, зашагал к матросам. Тимур вы­ругался себе под нос.

Зависимость от корейского флота и китайских пехотинцев связывала его по рукам и ногам. Он никогда не ходил в бой пе­шим. С десятью туменами монгольской кавалерии он бы по­ставил Японию на колени в неделю. Однако желанием голода не утолишь. Тимур принялся с неудовольствием размышлять над словами капитана. К сожалению, Йон был прав. Вторже­ние действительно началось неудачно, и, будь Тимур суевер­ным, он бы решил, что над ними тяготеет проклятие. Когда наглые японцы отвергли требование Хубилая, императора Ки­тая и хана ханов монгольской империи, платить ему дань, ос­тавался только один способ привести их к покорности — втор­жение с моря. Отправленный в 1274 году на завоевание Япо­нии флот оказался безнадежно мал. Кроме того, не успел выса­женный небольшой отряд как следует закрепиться, как разра­зился небывалый шторм. Основная часть судов затонула, гор­стку уцелевших разметало по морю.

Сейчас, через семь лет после первой попытки, следовало избежать прошлых ошибок. Хубилай-хан собрал мощную ар­маду, состоящую из Восточного корейского флота и Южного китайского, с берегов Янцзы, включавшего в себя крупные бо­евые корабли. Сто пятьдесят тысяч воинов, монголов и китай­цев, погрузились на корабли и направились к берегам Японии. Предполагалось, что вся эта армия разом высадится на острове Кюсю, прорвет оборонительные укрепления, сметет и разда­вит защитников острова. Однако корабли еще только предсто­яло собрать.Первым к берегам Японии прибыл Восточный ко­рейский флот и в стремлении к славе попытался с налету выса­дить десант к северу от залива Хаката, но потерпел неудачу. Воины столкнулись со столь яростным сопротивлением защит­ников, что вынуждены были ретироваться назад, на корабли. Тимуру не оставалось ничего другого, как дожидаться подхода остальных кораблей.

Тем временем японских воинов, успешно отразивших пер­вую атаку захватчиков, постепенно охватывала уверенность в победе. Они осмелели и стали нападать на отдельно стоящие суда. Под покровом ночи десятки небольших лодчонок с пя­тью-шестью воинами выскальзывали из бухт, подходили к ко­раблям, воины взлетали на палубы и устраивали настоящую резню. В конечном счете все они гибли, и утром волны выбра­сывали на берег их обезглавленные и обезображенные тела, но защитников острова это нисколько не останавливало. Насту­пала ночь, и следующий корабль подвергался еще более ожес­точенному штурму. Головы нападавших монголы оставляли в качестве трофеев. Дабы обезопасить себя от атак, кораблям пришлось теснее подойти друг к другу. Тимур пошел на хит­рость — подвел свой корабль почти к самому берегу. Уловка сработала — в первую же ночь японцы клюнули на приманку, к судну подошла лодка со штурмовой группой, и все нападавшие полегли под ударами мечей и копий.

В стратегическом плане победы в ночных боях монголам ничего не давали, но зато поднимали боевой дух застоявшихся воинов. С момента выхода из Пусана они уже три месяца нахо­дились на кораблях, сидели в тесных трюмах. Заканчивался провиант, корабли начинали гнить, постоянные вспышки хо­леры и дизентерии косили ряды армии вторжения. Тимур ждал прибытия остального флота, с появлением которого, он верил, все разом изменится. Опытным дисциплинированным китай­цам не составит большого труда разбить малочисленные, слабо вооруженные группы самураев. Им бы только высадиться на берег в достаточном количестве. «Если флот с Янцзы подой­дет, конечно», — мрачно подумал Тимур.

Утро следующего дня выдалось ясным и солнечным, с юга дул легкий бриз. С кормы своего мугуна, вспомогательного ко­рабля, капитан Йон обводил взглядом берег, покрытый толпа­ми народа. Корейский флот являл собой впечатляющее зрели­ще. Почти девятьсот самых разных судов растянулись вдоль всего залива. Основную их часть составляли широкие массив­ные джонки, к ним примыкали лодки поменьше. Отдельные суда, как у капитана Йона, достигали в длину восьмидесяти футов, большинство же не превышало и двадцати. Все корабли и лодки были построены специально для вторжения в Японию. Тем не менее при всей своей внушительности Восточный ко­рейский флот должен был показаться японцам карликом по сравнению с приближающейся с Янцзы армадой.

В половине четвертого пополудни с мачты послышался го­лос дозорного, и вскоре вся гавань наполнилась радостными криками и грохотом барабанов. На горизонте показались точки кораблей Южного флота, медленно приближавшихся к япон­скому берегу. С каждым часом точки увеличивались. Сначала они превратились в сплошную линию, а затем, казалось, все море покрылось кораблями и лодками под кроваво-красными пару­сами. Более трех тысяч судов, несших на себе сто тысяч воинов, появились из Корейского пролива. Подобные силы участвовали во вторжении только семь веков спустя, в Нормандии.

Издали трепещущие красные паруса напоминали волны кровавого ветра. Всю ночь и половину следующего дня, флоти­лия за флотилией, китайские джонки входили в залив и зани­мали позиции вдоль берега. Военачальники приглядывали ме­ста, удобные для высадки. Сигнальные флаги реяли на мачте самой большой джонки, где монгольские и китайские генера­лы разрабатывали план нового вторжения.

Стоя за каменными стенами береговых укреплений, япон­цы в ужасе глядели на поражающий своей численностью флот. Мощь его превосходила решимость защитников острова. Мно­гие пали духом и обратились к молитве, отчаянно прося у богов защиты и помощи. Даже самые бесстрашные самураи призна­вали невозможность долгого сопротивления.

В это же время в тысячах миль к югу от острова собиралась другая сила, куда более грозная, чем флот Хубилай-хана. На­бирал мощь вихрь из ветра, дождя и поднятой вверх морской воды. Страшный тайфун образовался, как и многие другие, в теплых водах Тихого океана, недалеко от Филиппин. Породил его сильный фозовой дождь, в результате которого окружаю­щий его фронт высокого давления разрядился и теплый воздух смешался с холодным. Всосав теплый воздух с поверхности оке­ана, вихревые потоки в конце концов превратились в бурю. Набирая силу, она понеслась над морем и вскоре выросла в со­крушающий тайфун. Столб дикого вихря вздымался к небу, ско­рость его постоянно росла, пока не превысила сто шестьдесят миль в час. Супертайфун, как их называют сегодня, шел строго на север и вдруг непонятно по какой причине сменил направле­ние и двинулся на северо-восток, точно в сторону южных остро­вов Японии, туда, где сконцентрировался монгольский флот.

Мысли генералов и капитанов флота вторжения были заня­ты одним — высадкой. Никто из них не обратил внимания на вдруг посвежевший ветер. Все суда собирались приближаться к берегу.

—  Получен приказ переместиться южнее, — сообщил Йон, кивнув в сторону головного корабля эскадры, на мачте которо­го заиграли сигнальные флаги. — Первая группа высадилась и расширяет плацдарм для подхода кораблей. Мы поплывем вслед за китайской флотилией, выйдем из залива Хаката и подгото­вимся к высадке подкрепления.

—  Наконец-то мои воины почувствуют под ногами твердую землю, — отозвался Тимур. Как все монголы, он привык сра­жаться на суше, верхом. Высадка с моря была для монголов так­тикой незнакомой, отработанной второпях совсем недавно, поскольку только таким образом можно было захватить Корею и южный Китай.

—  Скоро, очень скоро, вы окажетесь на суше и вступите в бой, — заверил Тимура капитан, наблюдая, как матросы вытя­гивают каменный якорь.

Настороженно поглядывая на быстро темнеющий горизонт, Йон повел свой корабль вслед за китайской флотилией, вышел из залива Хаката и направился вдоль берега на юг. Появившее­ся вскоре небольшое облачко быстро разрослось и в конце кон­цов заволокло все небо. Как только темнота окутала флот, по­дул ветер, море заволновалось и заморосил частый дождь. По­степенно он перешел в сплошной ливень. Струи его хлестали по бортам, заливали палубу. Корейские капитаны поняли, что надвигается шторм, и начали отводить свои суда от берега. Ки­тайцы, не знавшие признаков бури и не умевшие действовать в открытом море, продолжали стоять недалеко от берега.

Тимур не мог заснуть в болтающейся койке и вышел наверх. Восемь его воинов стояли, перегнувшись через борт. От силь­ной качки их выворачивало наизнанку. В угольной черноте ночи повсюду над водой плясали слабые огоньки свечных корабель­ных фонарей. Большинство судов оставались скреплены цепями, Тимур видел, как фонари на них одновременно взмывали и падали под накатывавшими волнами.

—  Я не смогу высадить твоих воинов! — прокричал Йон между порывами воющего ветра. — Шторм усиливается. Нуж­но уходить в море, иначе нас разобьет о скалы.

Тимура самого сильно тошнило, поэтому он ничего не ска­зал, а лишь слабо кивнул. Как и его воины, он хотел только од­ного — поскорее выбраться с опостылевшего судна на берег, но понимал, что сейчас приближаться к берегу означало идти на верную смерть. «Йон прав. Как ни горько, а из шторма сле­дует уходить», — думал Тимур, с ненавистью глядя на берег.

Ион приказал поднять на фок-мачту реечный парус и раз­вернуть корабль носом на запад. Могучий неповоротливый ко­рабль, подпрыгивая на нараставших волнах, начал медленно уходить в открытое море.

Вокруг царил хаос. Флот раскидало по морю. Несколько китайских судов, стоявших на рейде в заливе Хаката, в панике безуспешно попытались высадить войска на берег, остальные предпочли отойти от него подальше. Часть флота вообще не двинулась с места, продолжая стоять на якоре. Горстка кораб­лей, в основном из эскадр Восточного флота, устремилась за капитаном Йоном и стала перегруппировываться. В эти мину­ты мало кто верил, что тайфун, сокрушивший в 1274 году мон­гольский флот, может повториться. Вскоре сомневающиеся убедились, как они ошибались в своих предположениях.

Тайфун набрал силу и подкатился ближе, неся с собой по­токи дождя и ветра. Сразу после рассвета небо почернело и яро­стный шторм набросился на корабли. Дождь хлестал горизон­тально, его тяжелые струи с невероятной силой били в паруса, разрывая их, сталкивали между собой корабли. Волны неслись к берегу и ударяли о камни с грохотом, разносившимся на мно­гие мили вокруг. С диким ревом супертайфун четвертой кате­гории обрушился на Кюсю.

Десятифутовая лавина дождя и ветра прошла по берегу ос­трова, уничтожая дома, деревни, защитные заграждения. Сот­ни людей были унесены в море. Неистовые порывы ветра вы­ворачивали с корнем вековые деревья, поднимали в воздух, и те гигантскими снарядами летали над землей, сшибаясь друг с другом. Беспрерывный дождь залил несколько миль береговой линии слоем воды глубиной в фут, превратил долины в озера, переполнил реки, заставив их выйти из берегов. Стремитель­ные потоки воды и грязи, сметая все на своем пути, хлынули на города и деревни, за считанные секунды превратив их в затоп­ленные руины и уничтожив тысячи людей.

Однако кошмар на побережье не шел ни в какое сравнение с тем, что творилось на море. Монгольский флот оказался в эпицентре урагана. К ревущим ветрам и ливням прибавились гигантские волны, вздымавшиеся, казалось, до самого неба. Горы воды обрушивались на корабли, опрокидывая и разламы­вая их в щепки. Налетавшие волны срывали находившиеся у побережья суда с якорей, стремительно несли их к берегу и раз­бивали о камни и скалы. Водовороты, круша корабли словно бумажные коробочки, втягивали их с экипажами в морскую пучину. Суда проваливались в ненасытные жерла одно за дру­гим словно костяшки домино. Легкие корабли просто рассы­пались в кипящей воде на глазах у пораженных ужасом воинов. Солдаты гибли тысячами, поскольку не умели плавать, но и матросы ненадолго переживали их.

Тимур и его воины в отчаянии хватались за палубные над­стройки на борту корейского мугуна. Корабль швыряло из сто­роны в сторону, как пуговицу в стиральной машине. Йон уме­ло вел судно сквозь клыки шторма, навстречу волнам. Несколь­ко раз деревянное судно кренилось почти до самой воды, и тог­да Тимуру казалось, что его вот-вот смоет с палубы. В такие мгновения Йон бросался к рулю и выправлял курс. На его ре­шительном лице играла презрительная усмешка. Только когда перед ними возникла чудовищная пятнадцати метровая волна, лицо просоленного морями Йона побледнело.

С диким ревом стена воды обрушилась на корабль. Сокру­шительная лавина смела с палубы людей и мачты, погребла суд­но в морской воде и пене. Спустя несколько секунд корейский корабль полностью исчез под яростной волной. Сидевшие в трюме солдаты почувствовали тошноту от резкого падения, удивились внезапно наступившей темноте и тишине. По всем законам корабль должен был рассыпаться, но он оказался на редкость крепким — дерево устояло. Когда гигантская волна прошла, корабль всплыл, неожиданно, будто привидение, по­явившись на поверхности взбесившегося моря.

Тимур, падая в воду, успел из последних сил дотянуться и схватиться за бортовую веревочную лестницу. Всплыв, жадно глотая воздух, он поднял голову и с ужасом обнаружил, что с палубы сорвало все мачты. Позади него, со стороны кормы, раздались отчаянные умоляющие крики и тут же смолкли, заглушенные воем ветра. Обернувшись, Тимур увидел беспомощ­но бьющихся в воде капитана Йона и с десяток матросов и сол­дат. Крепче вцепившись в веревку, Тимур лишь сочувственно глядел, как новая волна подхватила их и понесла в море.

Без мачт и команды корабль оказался во власти стихии. Волны крутили его, бросали из стороны в сторону, погружали в воду. Он должен был давно утонуть, но крепкий корпус, сра­ботанный искусными корейскими корабелами, выдерживал бурю. Он стойко держался на воде в отличие от китайских су­дов, то и дело исчезавших в морской пучине.

После нескольких напряженных часов непрестанной бол­танки ветер и дождь начали постепенно стихать. На мгновение вдруг выглянуло солнце, и Тимур подумал даже, что шторм за­кончился. Однако это был только первый удар тайфуна. Про­шел его эпицентр, после которого всегда наступает краткая передышка, а затем все повторяется. Тимур поднялся на палубу, заметил там двух уцелевших матросов-корейцев и приказал им взять на себя управление кораблем. К тому времени когда вновь поднялся ветер и начался дождь, Тимур и матросы по очереди хватались за руль, стараясь справиться с кораблем, ставшим неуправляемым в смертоносных волнах.

Отчаявшись повернуть судно и придать ему нужный курс или хотя бы унять качку, они мужественно боролись за то, что­бы просто не дать кораблю утонуть. Они и не заметили, как поймали встречный ветер и устремились в противоположном направлении, на юг. Налетев на Кюсю, тайфун утратил силу. Порывы ветра ослабли, но, налетая на корабль со скоростью более девяноста миль в час, они швыряли его из стороны в сто­рону. Ослепленный каплями дождя, Тимур не имел представ­ления куда они плывут. Несколько раз корабль опасно прибли­жался к береговой линии, изобилующей мелкими островками, торчащими из воды скалами и мелководьями, невидимыми во мраке шторма, чудом минуя их. Ни Тимур, ни два матроса не знали, что лишь случайно избежали гибели.

Тайфун бушевал день и ночь, а затем начал постепенно сти­хать, ветры улеглись, ливень перешел в мелкий моросящий дождь. Корейский мугун, потрепанный, с прохудившимся дни­щем, начал прибиваться к берегу и вскоре гордо уткнулся в него. Без капитана и матросов, смытых в море, изрядно пострадав­ший от тайфуна корабль все-таки выдержал все напасти, вы­стоял. Море успокаивалось, Тимура и его спутников охватило чувство невероятной удачи.

Остальным кораблям монгольского флота вторжения по­везло куда меньше — смертельный тайфун уничтожил их. По­чти весь китайский флот, вышедший из устья Янцзы, погиб — частью утонул в море, а частью был выброшен на береговые скалы и превращен в обломки. Вдоль берега плавали останки гигантских китайских джонок, корейских военных кораблей, весельных барж. Над водой то и дело проносились крики о по­мощи и тонули в свисте ветра. Тысячи солдат, одетых в тяже­лые кожаные доспехи, утонули сразу. Тех, кто уцелел от пер­вых ударов стихии и от страха держался на плаву, накрывали и утаскивали на дно гигантские волны. Избежавших смерти в море и выбравшихся на сушу поджидали самураи, маленьки­ми группами кружившие по берегу, усеянному трупами. Из­дали зрелище напоминало громадную длинную поленницу дров, приготовленных для костра. Полузатопленные мачты, рули, части корпусов, весла и обломки палубных надстроек плотным слоем покрыли море от Кюсю до самого горизонта. Японцы потом говорили, что по ним можно было перейти за­лив Имари, не замочив обуви.

Остатки флота вторжения потянулись назад, к Корее и Ки­таю, с невероятной новостью — мать-природа снова разруши­ла план завоевания Японии. Хан Хубилай потерпел сокруши­тельное поражение, самое страшное со времен правления Чин­гисхана. Оно показало всему миру, что войска великой импе­рии не были столь уж неукротимы.

Японцы восприняли удары тайфуна-убийцы как чудо. Не­смотря на принесенные им разрушения, он избавил Кюсю от завоевания и покарал захватчиков. Многие считали появление тайфуна результатом непрерывной одиннадцатичасовой молит­вы богине Солнца в храме Исэ. Божественный промысел ока­зался сильнее монголов — верный знак благоволения небес к Японии и защиты в отражении иностранных интервентов. Вера в божественный ветер камикадзе была необычайно сильна. Па­мять о нем прошла через века и отозвалась в названии летчиков-смертников времен Второй мировой войны.

Тимур и оставшиеся в живых матросы ничего не знали о потерях флота вторжения. Они предполагали, что корабли ушли в море для перегруппировки, чтобы вернуться с окончанием шторма и начать высадку основной части войск.

—  Мы должны присоединиться к остальным кораблям, — сказал Тимур. — Император ждет победы. Нам надлежит ис­полнить свой долг.

Задача была непростой. После трехдневной болтанки в кро­мешной тьме, без мачт и парусов, они представления не имели, куда их вынесли волны. Погода прояснилась, но судов в море никому увидеть не удавалось. Хуже того — как выяснил Тимур, никто из матросов не умел управлять кораблем, тем более в от­крытом море. Один из них был коком, а второй, очень пожи­лой, — корабельным плотником, и оба ничего не смыслили в навигации.

—  Земля Японии должна находиться к востоку от нас, — сказал плотник, и Тимур согласился с ним.

—  Поставьте новую мачту и паруса, — приказал он. — Мы отправимся на восток, ориентируясь по солнцу и звездам. Най­дем остальной флот и присоединимся к нему. Он наверняка находится недалеко от берега.

Плотник заявил, что корабль не выдержит морского пла­вания.

—  Корпус сильно поврежден, в днище течь. Нам нужно спасаться, плыть на северо-восток, в Корею, — умолял он.

Но Тимур и слушать его не желал. Матросы наскоро со­орудили временную мачту и паруса, подняли их. Снова по­чувствовав решимость, монгол-пехотинец, превратившийся в моряка, уверенно повел корабль к восточной части горизонта, стремясь побыстрее прийти на место, бросить якорь и вступить в сражение.

Прошло два дня, и за все это время Тимур и его люди не видели вокруг ничего, кроме воды. Земли Японии не появля­лись. Мысли об изменении курса разогнал очередной тропи­ческий шторм, подошедший к ним с юго-запада. Он был, ко­нечно, слабее тайфуна, но двигался медленно, широкой поло­сой. Пять суток корабль сражался с высокими волнами, про­ливными дождями и диким ветром, метавшим его по океану. Казалось, потрепанное судно вот-вот не выдержит качки и раз­валится. Временная мачта и паруса снова упали за борт, в водо­ворот, днище дало новые течи, и корабельному плотнику при­ходилось по целым дням сидеть в трюме, кое-как заделывая их. В довершение всех неприятностей ураган вырвал руль и унес его в море вместе с двумя вцепившимися в него воинами.

Когда отчаяние охватило самого Тимура и он уже перестал надеяться на спасение, шторм вдруг утих. Однако по мере того как погода прояснялась, уцелевшие все больше впадали в па­нику. Вокруг них на неделю пути было одно лишь море, а про­визия между тем начинала таять. Воины умоляли Тимура повернуть корабль в Китай, но течение, направление ветров и отсутствие руля делали это невозможным. Одинокий корабль беспомощно дрейфовал в океане без мачты и парусов, без на­вигационных инструментов, без надежды взять нужный курс.

Часы превращались в дни, дни — в сутки, и в конце концов Тимур потерял счет времени. Спустя неделю кончилась прови­зия, и ослабевшие солдаты стали ловить рыбу и собирать дож­девую воду. Штормовое ненастье сменилось ясным небом и солнечной погодой. Сильные ветры уступили место легким бри­зам, погода сделалась жаркой. Жизнь словно угасала в кораб­ле, как и в людях на его борту, он вяло и бесцельно плыл по плоскому морю, повинуясь тихим ветеркам. «Еще немного, — думал Тимур, — и над гибнущим кораблем появится облако смерти». С каждым рассветом на палубе обнаруживался новый труп — голодные, изможденные солдаты уходили во мрак смер­ти ночью. Тимур глядел на своих солдат, и его жег стыд. Их судь­ба — умереть в сражении, на земле, а не от голода, вдали от ро­дины, посреди океана.

В полдень, когда изнуренные воины дремали на палубе, с одного из бортов вдруг послышался странный шум. «Птица! — крикнул кто-то из солдат. — Попытайся убить ее!» Тимур при­поднялся на коленях, затем медленно встал. Он увидел, как трое солдат с разных сторон подходят к борту, на котором сидела большая, с длинным черным клювом чайка. Осторожно наблю­дая за приближавшимися голодными людьми, птица несколь­ко раз подпрыгнула. Один из солдат протянул темную исхудав­шую руку, поднял с палубы деревянный молоток и метнул в чайку, надеясь оглушить ее. Чайка увернулась, лениво замаха­ла крыльями и с громким негодующим криком взмыла в небо. Пока раздосадованные воины проклинали товарища за промах.

Тимур внимательно следил за направлением полета чайки. Та умчалась на юг и вскоре скрылась за горизонтом. Прищурив­шись, он принялся разглядывать участок, где исчезла чайка и где небо смыкалось с морем, и вскоре брови его удивленно по­ползли вверх. Он помотал головой, протер глаза и снова посмот­рел на юг. Нет, глаза его не обманывали, он видел землю. Зри­тельные образы, навеянные то ли воображением, то ли мечта­ниями, дополнило обоняние — нос его различил в соленом влажном запахе моря сладковатый цветочный аромат суши. Глубоко вдохнув, он прохрипел:

—  Земля. — Затем, обращаясь к солдатам, сказал уже гром­че: — Я вижу землю! Все, кто может, вставайте! Поведем к ней корабль.

Заслышав его слова, истощенные, смертельно уставшие люди словно ожили. Обратив свои взоры в ту сторону, куда смотрел Тимур, они вскоре поняли, что ему не мерещится, и принялись за работу. Выломав громадную балку, поддерживавшую мачту, они приладили ее на корме вместо руля, примотав канатами. Трое солдат встали к ней, а остальные, похватав все, что подверну­лось под руку: палки, доски, даже сабли и метлы, — принялись изо всех сил грести, направляя разбитое судно к земле.

Далекое темное пятнышко медленно темнело и увеличива­лось, и вскоре превратилось в сияющий изумрудом остров с покрытыми буйной растительностью горами. О каменистый берег, встающий из моря почти вертикально, бились и рассы­пались на множество брызг волны. На подходе к нему корабль попал в противопоток, и тот понес его в небольшую бухту.

—  Осторожно! Впереди — камни! — крикнул корабельный плотник, увидев прямо по курсу торчавшие из моря громадные зазубренные валуны.

—  Все на левый борт! — заревел Тимур, глядя, как корабль двигается на невысокую каменную гряду.

С полдюжины человек устремились туда, кто бегом, кто ползком, и отчаянно захлопали по воде импровизированны­ми веслами. В последний момент им удалось чуть отвернуть корабль в сторону. Раздался скрежет борта и днища о камни, судно покачнулось, но и на этот раз выдержало удар. Очередная угроза миновала, и вздох облегчения вырвался из груди воинов.

— Здесь нам не причалить. Опасно, — крикнул плотник. — Придется снова идти в море.

Тимур всмотрелся в стоявший впереди утес. От него было совсем недалеко до берега. Высотой доходивший до ватерли­нии, черно-серого цвета, широкий как стена, покрытый, слов­но пятнами оспы, щербинами, он преграждал путь кораблю, оставляя между собой и скалистым берегом бухты слишком узкий проход.

— Разворачиваемся! Навались! Все разом!

Вода под кораблем закипела. Ожесточенно работая само­дельными веслами, воины развернули его, и он, подхваченный подводным течением, направился в море. Выйдя из бухты, Ти­мур приказал идти вдоль берега. Вскоре скалы и камни начали редеть, все чаше стали появляться чистые участки. Наконец плотник вскинул руку и, указывая на большую, в форме полу­месяца, бухту, выкрикнул слова, которые все так давно жажда­ли услышать:

— Вон там можно высадиться.

Тимур кивнул, и воины из последних сил повели судно к берегу. Войдя в бухту, они направили корабль на песчаное мел­ководье и гребли до тех пор, пока он прочно не сел на мель всего в нескольких футах от берега.

Истомленные плаванием люди едва смогли спуститься на берег. Выхватив меч, Тимур, с трудом волоча ноги, спотыка­ясь, двинулся вперед, на поиски воды. Заслышав шум и плеск, они направились на звук, прорубаясь сквозь густой папорот­ник, и вскоре вышли к пресноводной лагуне, питавшейся от небольшого водопада, сбегавшего с каменистого выступа. Вне себя от радости, Тимур и его люди бросились к ней и, присев на колени, принялись жадно зачерпывать пригоршни холод­ной сладковатой воды.

Радость их, однако, была скоротечной: воздух задрожал от тревожного гула барабана — это оставшиеся на корабле воины подавали им сигнал готовиться к бою. Одним движением вско­чив на ноги, Тимур воскликнул:

— Все назад! На корабль!

Не дожидаясь воинов, он бросился к берегу, туда, где стоял корабль. Вода и хлынувший в кровь адреналин успокоили боль и придали Тимуру сил. Продираясь сквозь джунгли, он слы­шал, как стук барабана становился все настойчивее и громче; когда же он выбежал на песок, тот сделался невыносимым.

Взгляд старого солдата быстро скользнул по окружающим водам и сразу же обнаружил причину тревоги. По направле­нию к бухте и севшему на мель кораблю плыло узкое каноэ. В нем находилось пятеро полуобнаженных мускулистых муж­чин, мерно работавших веслами. Каноэ стремительно приближалось к берегу. Тимур отметил бронзовый цвет тел гребцов и коротко стриженные черные волосы. На шее у некоторых из них висели бусы, украшенные крючкообразной костью, ле­жавшей на груди.

—  Каким будет приказ? — спросил Тимура тощий воин, прекратив с его появлением тревожно колотить в барабан.

Тимур помедлил, затрудняясь с ответом. Он хорошо пони­мал — его истощенное воинство сможет одолеть разве что га­рем из престарелых жен.

—  Возьмите копья, — спокойно проговорил он. — Встаньте за мной в шеренгу.

С корабля спустились несколько остававшихся там воинов. Пережившие шторм остатки его отряда, едва волоча ноги, ото­шли, кое-как построились, ощетинились несколькими копья­ми. Потрепанное штормами и оголодавшее войско немногого стоило, но Тимур хорошо знал — в случае необходимости его солдаты с готовностью отдадут жизнь за своего командира. Ти­мур положил ладонь на рукоять самурайского меча. «Только бы не выронить его в бою», — подумал он.

Тем временем каноэ приближалось к берегу, напротив того места, где стояли монголы. Как только дно его процарапало песок у края воды, сидевшие в нем люди вышли из него, затем гребцы молча вытянули каноэ на берег и с торжественным ви­дом выстроились рядом. Несколько минут обе группы подозри­тельно разглядывали друг друга. Наконец один из прибывших направился к Тимуру и остановился перед ним. Невысокий, футов пяти ростом, не больше, с длинными белыми волосами, стянутыми шнурком из древесной коры в конский хвост, он был старше остальных. На шее у него болталось ожерелье из акуль­их зубов. Он быстро заговорил на странном певучем языке, про­изнеся длинную фразу, показавшуюся Тимуру приветственной. Тимур кивнул в ответ, не спуская глаз с соплеменников стари­ка, неподвижно стоявших у каноэ. Старик еще несколько ми­нут лопотал, затем повернулся и направился к каноэ и, нагнув­шись над бортом, стал что-то доставать оттуда.

Тимур крепче сжал рукоять меча и обернулся к своим лю­дям, взглядом предупредив быть начеку. Он успокоился, толь­ко когда старик выпрямился, держа в руках жирного тунца ве­сом не менее тридцати фунтов. Вслед за стариком другие ост­ровитяне, достав из каноэ тростниковые корзины с рыбой и моллюсками, поднесли их к ногам Тимура и его людей. Оголо­давшие воины, дождавшись одобрительного кивка своего ко­мандира, с жадностью набросились на еду, время от времени бросая благодарственные улыбки радушным хозяевам. Старик подошел к Тимуру и протянул ему сосуд из свиной кожи, на­полненный водой.

Завоевав таким образом доверие незнакомцев, аборигены замахали руками в сторону джунглей, приглашая их идти за ними. Тимур и его воины, не желавшие отдаляться от корабля, не­охотно последовали за островитянами и через пару миль труд­ного пути, проходившего по склонам гор, через густые зарос­ли, вышли на небольшую поляну. В центре ее находился ого­роженный загон, где рядом со свиньями возились дети, по пе­риметру загона стояло десятка три крытых соломой хижин. Поодаль, на самом краю поляны, виднелась хижина больше других, с высокой крышей. Здесь жил вождь маленького пле­мени, в котором Тимур не без удивления узнал уже знакомого ему седого длинноволосого старика.

Пока готовились праздничные кушанья, жители деревни с изумлением рассматривали гостей; когда же еда была готова, их с большим почетом пригласили к трапезе. Корабль, оружие, одежда незнакомцев свидетельствовали о великом знании, их встретили с радостью, втайне надеясь на их помощь в возможных конфликтах с соседними племенами. Сами же воины, ко­рейцы и китайцы, были счастливы уже тем, что избежали гибе­ли в море и голодной смерти. Островитяне предлагали им пищу, кров, женщин, и воины принимали все с громадным удоволь­ствием. Лишь Тимур проявлял сдержанность, считая подобное гостеприимство несколько странным, и, пока его воины, впер­вые за много недель наслаждались едой и покоем, он, сидя ря­дом с вождем, молча жевал жареную рыбу, поглядывал по сторонам и мысленно задавался вопросом: «Доведется ли мне ког­да-нибудь снова увидеть родную Монголию?»

Маленький отряд Тимура обосновался в деревне и в после­дующие несколько недель вполне свыкся с местным укладом. Сам Тимур поначалу селиться в деревне не хотел. Каждый ве­чер он возвращался на начинавший гнить корабль и спал там. Только когда побитые штормами борта судна начали разваливаться, он хоть и без большого желания, но перебрался к своим воинам.

В первое время он часто думал о жене и четверых своих де­тях, но когда корабль осел и развалился на части, Тимур оста­вил всякую надежду на возвращение. Воины его с радостью приняли новые условия жизни в тропиках, не сравнимые с уны­лой и опасной долей солдата китайской или монгольской ар­мии. Тимур, ставший воином еще мальчишкой, получивший в сражениях не одну рану, считал подобное отношение недопус­тимым. В душе он оставался верным слугой своего хана и счи­тал своим долгом при первой возможности вернуться к нему на службу. Но корабля не было, останки его лежали на дне бухты, а с ним исчезла и последняя надежда вернуться домой. С горь­ким сердцем Тимур уступил обстоятельствам, смирившись с горьким существованием отшельника на большом, затерянном в океане острове.

Текли годы, мало-помалу смягчая суровую натуру бывало­го воина. Постепенно он и его люди выучили мелодичный язык аборигенов, и суровый Тимур с удовольствием делился расска­зами о своих приключениях с местным вождем. Маху, как его звали, в свою очередь, поведал монголу о том, как его предки, совершив несколько поколений назад сказочное по масштабам путешествие, приплыли сюда с другого берега громадного моря на гигантских кораблях. Остров пришелся им по душе роко­том, идущим изнутри гор, и клубами дыма, выходящими из их вершин. Посчитав это добрыми знаками богов, они поселились здесь. С тех пор милость богов не иссякала — климат острова оказался благодатным, земля его в изобилии давала фрукты, а море — рыбу и моллюсков. На острове не было недостатка в ручьях и речках с питьевой водой.

Тимур посмеивался в душе над стариком, считая его леген­ды пустыми россказнями. «Как, — думал он, — эти примитив­ные люди могут совершать далекие морские путешествия в сво­их убогих каноэ?

—  Хотел бы я увидеть хотя бы один ваш гигантский ко­рабль, — однажды сказал он вождю с усмешкой.

—  Я покажу тебе корабль моих предков, — гордо ответил тот, раздраженный недоверием Тимура. — Ты его увидишь и сам во всем убедишься.

Тимура удивила серьезность в голосе Маху, и он тут же пой­мал его на слове. На следующее утро они отправились в путь. Через два дня, когда Тимур уже начал сожалеть о своем любо­пытстве, перед ними внезапно открылся небольшой кусок пес­чаного берега. Ноги Тимура начали увязать в песке, он остановился. Вождь тем временем молча вытянул руку и показал в дальний конец берега.

В первый момент Тимур ничего не понял. Пристально вгля­дываясь в кромку моря, он видел только два громадных бревна, лежавших перпендикулярно берегу. Ничего больше он не за­метил — песок был пуст. Однако, приглядевшись, он догадался, что это не просто бревна, а опоры для огромного плота, лежав­шего неподалеку и почти целиком засыпанного песком.

Не веря своим глазам, Тимур бросился к плоту. Он мчался к нему словно завороженный. Пролежав на берегу многие годы, возможно, даже десятилетия, старинный примитивный парус­ник оставался целым. Дерево нигде не прогнило. Приблизив­шись, Тимур увидел катамаран, состоящий из двух могучих бре­вен-опор, на которых крепилась большая платформа-палуба длиной футов в шестнадцать. Рассыпалась только единствен­ная мачта катамарана. Платформа кое-где рассохлась, но дос­ки ее даже не подпортились. Что же до двух опор, то они выгля­дели так, будто деревья для них только что повалили и обрабо­тали. Получалось, что Маху рассказывал вовсе не сказки. Со­мнений не было — перед Тимуром лежало судно, вполне спо­собное пересечь океан. Зачарованно разглядывая части ката­марана, Тимур видел в нем надежное средство уплыть с остро­ва на родину.

— Ты доставишь меня домой, к моему императору, — про­шептал он, не сводя взора с лежавшей на берегу деревянной конструкции.

С помощью островитян, работавших под руководством плотника-корейца, Тимур начал восстанавливать старинный ката­маран. Из нескольких росших неподалеку крепких деревьев соорудили новую палубу. На веревки и канаты пошли прочные кокосовые волокна — ими связали бревна и прикрепили к па­лубе мачту. Большой парус сплели из тростника. Всего за не­сколько недель забытый в песке древний океанский путеше­ственник был восстановлен и подготовлен к новому плаванию.

Тимур мог бы просто приказать своим воинам собираться в путь, и те бы покорно последовали за ним, но он хорошо пони­мал, что многие из них не захотят повторно рисковать своими жизнями, отправляясь в опасное плавание по океанским во­дам. Кроме того, многие из них женились на островитянках, обзавелись детьми. Когда Тимур вызвал добровольцев, из все­го его отряда вышли только трое. К ним присоединился и ста­рый Маху. Тимур с уважением отнесся к решению своих вои­нов остаться, не стал увещевать и требовать, хотя и понимал, что столь небольшой команды для управления катамараном явно недостаточно.

На палубу снесли провизию и стали ждать, когда Маху объ­явит о наступлении подходящей для отплытия погоды.

Прошло несколько недель, прежде чем задул нужный ве­тер, и старый вождь наконец сказал Тимуру:

— Богиня Хина открывает нам безопасный путь на запад. Пора отправляться.

— Я доложу императору о приобретении им новой колонии на далеком острове, — прокричал Тимур собравшимся на бере­гу, после чего волна прибоя подхватила катамаран и дующий с острова бриз начал быстро уносить его в открытое море. Загру­женный большим количеством пресной воды и провизией — сушеной рыбой и местными фруктами на многие недели пути, — катамаран отправился в новое плавание.

Когда цветущий остров исчез за волнами, путешественни­ки на мгновение испытали неуверенность, подумав, не совер­шили ли они глупость. Наплыли тяжелые воспоминания о страшных испытаниях, перенесенных ими почти десять лет назад. «Будут ли теперь силы природы более благосклонны к нам?» — размышляли они.

Один Тимур был уверен в правильности своего решения. Он полностью доверял Маху. Старик не имел большого опыта морских переходов, но зато умел определять путь по солнцу и звездам; наблюдая за облаками, он хорошо предсказывал пого­ду. Маху сказал Тимуру, что в начале осени ветер переменится и понесет их в сторону его родины. Кроме того, Маху умел ло­вить тунца на тонкую нитку и костяной крючок, куда в каче­стве наживки насаживал летающих рыб, и тем пополнял их ра­цион.

На удивление команды, потерявшей морской опыт, плыть на катамаране в открытом океане оказалось гораздо легче, чем они предполагали. Каждое утро их приветствовало светлое небо, тихая и солнечная погода. Так прошло две недели. Несколько раз небольшие шальные ураганы с крепкими ливнями попро­бовали их судно на прочность, и оно успешно выдержало про­верку. Ливень же обеспечил их запасом питьевой воды. В про­должение всего путешествия Маху, сохраняя спокойствие, от­давал команды, поглядывая на солнце днем и звезды ночью. Несколькими днями позже, разглядывая облака на горизонте, он заметил их необычное скопление на юго-западе и неожи­данно объявил Тимуру:

— Земля в двух днях пути отсюда, на южной стороне.

Радость и волнение охватили команду при мысли вскоре вновь оказаться на суше. Но к чьей земле они приближались?

На следующее утро на горизонте показалась маленькая точ­ка, становившаяся с каждым часом все больше и больше. Ока­залась она не землей, а кораблем, шедшим встречным курсом. По мере его приближения Тимур увидел низкую корму и белые треугольные паруса. Он догадался, что перед ним не крупная китайская джонка, а скорее арабское торговое судно. Он уга­дал. Судно приблизилось к ним, матросы опустили паруса, и темнолицый человек в халате и чалме приветственно помахал Тимуру. Тимур несколько минут изучающее смотрел на него, и, не заметив в его фигуре и жестах угрозы, поднялся к нему на борт.

Корабль был небольшим. Шел он из Занзибара. Капитан корабля, приветливый разговорчивый араб, поведал Тимуру, что поставляет товары во дворец самого Великого хана. Сейчас он вез в Шанхай крупный груз золота, слоновой кости и спе­ций, которые надеялся выгодно продать, а на вырученные день­ги закупить китайский фарфор и шелк. Капитан пригласил то­варищей Тимура к себе на корабль, и те охотно приняли его приглашение. Покинутый катамаран отправился в свободное плавание по Тихому океану.

Капитан судна втайне подумал, что за спасение монголь­ского военачальника ему предоставят более выгодные условия торговли, и не разочаровался в своих ожиданиях. Не успел он пришвартоваться в порту Шанхая и переброситься парой-трой­кой фраз со стражниками, как к кораблю начали стекаться тол­пы народа. Слух о прибытии солдат, тринадцать лет назад уча­ствовавших в неудачном вторжении в Японию, распространил­ся с быстротой пожара. Вскоре в порт явились представители из дворца и предложили Тимуру и его спутникам следовать за ними в Императорский город Тату для аудиенции с императо­ром. По дороге Тимур расспрашивал сопровождающих о поли­тике и войнах, происходивших во время его отсутствия.

Большая часть сведений была удручающей. Вторжение в Японию, как ему рассказали, закончилось катастрофой — тай­фун уничтожил более двух тысяч судов, почти сто тысяч вои­нов утонули. Тимур с горечью узнал, что его командующий и многие из его товарищей не вернулись на родину вместе с остатками флота. Япония так и осталась непокоренной, что мно­гих раздражало. Хубилай-хан настаивал на третьем морском походе к ее берегам, а его советники мягко, но настойчиво от­говаривали его от этого предприятия.

Менее чем за десяток лет империя расшаталась. За неуда­чей в Японии последовало поражение во Вьетнаме, куда на по­давление недовольства Великий хан отправил экспедиционный корпус. Кроме того, постройка Великого канала до Чунду едва не обернулась финансовым крахом. Слухи о пошатнувшемся здоровье императора породили вопросы о его преемнике. Сам факт правления империей Юань монголом вызывал в народе негодование. Ни у кого не оставалось сомнения в том, что им­перия Хубилай-хана, победившего в 1279 году династию Сун и объединившего Китай, медленно клонилась к закату.

По прибытии в столицу Тату Тимура и его спутников про­вели в Императорский город, прямо в личные покои импера­тора. Тимур, прежде не раз видевший императора, был оше­ломлен представшим перед ним зрелищем. Замотанный в де­сятки метров шелка, Хубилай-хан покоился на мягком ложе. Обрюзгший, изможденный, он смотрел на вошедших глубоко запавшими темными глазами. Подавленный недавней смертью любимой жены и потерей второго сына, Хубилай-хан, страдая от одиночества, в последнее время очень много ел и еще боль­ше пил. Излишества подкосили и без того слабое здоровье восьмидесятилетнего владыки, некогда внушавшего трепет и благоговение. Тимур заметил, что тучный хан страдает подаг­рой — одна нога его, сильно опухшая, лежала на высокой по­душке. Рядом с ложем, на расстоянии вытянутой руки от него, стоял кувшин с кумысом.

— Командующий Тимур, ты вернулся после долгого отсут­ствия, чтобы и дальше исполнять свой долг воина, — прогово­рил хан скрипучим голосом.

— Как прикажет мне мой император, — ответил Тимур и глубоко поклонился.

— Поведай мне о своих приключениях, Тимур, и о той та­инственной земле, где ты потерпел кораблекрушение.

Пока Тимур рассказывал о страшном урагане, унесшем его корабль от берегов Японии, и о плавании по бурному морю, слуги внесли невысокие резные стулья. Тимур и его спутники сели. Выпив поданную ему чашку кумыса, Тимур продолжил свое повествование уже несколько живее. Он сообщил о том, как ему повезло, когда их корабль прибило к цветущему остро­ву, населенному дружелюбным народом. Он представил импе­ратору Маху, сообщив, что без него не смог бы найти катама­ран и выйти в море. Историю своих странствий он закончил

встречей с торговым кораблем под командованием капитана-араба, направлявшегося в империю.

—  Ты достойно пережил все трудности, — кивнул хан. — Земля, к которой тебя прибило ураганом, действительно так прекрасна и обильна?

—  Очень обильна, хан. Там прекрасный климат, много дож­дей, растут диковинные съедобные плоды и водится много рыбы.

—  Позволь поздравить тебя, император, — заговорил мор­щинистый старец с длинной седой бородой и бесстрастным лицом, тронный советник-конфуцианец, стоявший возле ложа. Ни сам Тимур со своими спутниками, ни его живописный рас­сказ, казалось, не произвели на мудреца никакого впечатле­ния. — Ты прибавил новые земли к своей империи.

—  Правда, что ты оставил на острове монгольский гарни­зон? — спросил Хубилай.

Тимур мысленно обругал хитрого конфуцианца, лишившего его славы первооткрывателя. Он понимал — оставшиеся на ос­трове люди давно забыли воинское искусство и превратились в рыболовов и домоседов, а верность хану они потеряли задолго до кораблекрушения.

—  Да, — солгал Тимур и слегка покраснел. — На острове остался небольшой отряд. — Он повернулся к Маху, пряча гла­за от позора, но тот все понял и лишь согласно кивнул.

Хубилай внимательно посмотрел мимо сидящих, на проти­воположную стену зала, словно на ней вдруг появились знако­мые ему лица и фигуры. Тимур подумал, что от постоянного пьянства у хана начались видения.

—  Я хочу увидеть этот чудесный остров, землю, откуда надмоей империей встает солнце, — наконец мечтательно прошеп­тал Хубилай.

—  О да, хан, судя по его словам, это самый настоящий рай земной, — пробормотал конфуцианец и прибавил: — Прекрас­ная земля, как и всякая другая в твоей империи.

—  Ты знаешь, как доплыть туда, Тимур?

—  Нет, хан, я не моряк, но Маху может найти путь к остро­ву, он хорошо ориентируется по звездам и солнцу. Я уверен — на крепком корабле он обязательно доплывет туда.

— Ты хорошо послужил империи, Тимур, и верность твоя будет вознаграждена. — Хубилай начал задыхаться, закашлял­ся, изо рта его вылетел сгусток мокроты и расползся по шелко­вому халату.

— Благодарю тебя, мой император, — ответил Тимур, сно­ва поклонившись. Внезапно позади него возникли два воина из числа дворцовой стражи и проводили его вместе со спутни­ками из покоев хана.

С чувством горечи и сожаления покидал Тимур дворец. Ве­ликий Хубилай-хан оказался потрепанной старой оболочкой некогда энергичного грозного владыки, правителя империи, равной которой не знала мировая история. Безжалостный, как и его отец, Хубилай, отличавшийся от него мудростью, пони­мал значение наук. При нем они расцвели, как никогда преж­де. Он открыл дорогу купцам, ученым и путешественникам, ввел законы, провозглашавшие веротерпимость, щедро финансиро­вал географические открытия, содействовал развитию астро­номии и медицины. Просвещенный правитель, умевший смот­реть вперед, теперь превратился в полуживую развалину. «С его смертью, — думал Тимур, — все пойдет на спад, и в конце кон­цов империя рухнет».

Покидая величественный дворец, Тимур вдруг заметил, что рядом с ним нет Маху. Ему показалось странным, что старого вождя оставили в покоях императора. Несколько часов Тимур прождал его, но тот так и не появился, и в конце концов Тимур направился домой, в свою деревню, к семье. Он никогда больше не видел Маху, благодаря которому вернулся на родину, но часто вспоминал его, задаваясь вопросом о его дальнейшей судьбе.

Прошло всего два месяца, и гонцы понесли в города и де­ревни печальное известие — Хубилай-хан скончался. Здоровье великого императора не выдержало разрушительных действий возраста и алкоголизма. В Тату, городе, который он избрал сто­лицей империи, в ознаменование его славного правления была устроена пышная церемония. Позднее в южной части города, на том месте, где сейчас стоит Пекин, был сооружен алтарь. По окончании траурных церемоний погребальная процессия вы­ехала из города. Гроб Великого хана везли на богато украшеь ной повозке, за ней шла тысяча воинов, каждый из которых ве двух коней. Мрачный караван двинулся на север, в Монголии на родину Хубилай-хана, где в горах Хангай, в тайном мест была вырублена громадная усыпальница. Гроб с телом Xyбилай-хана поместили туда, вместе с животными и наложниц; ми, положив рядом несметные сокровища, собранные со все империи. Дабы никто не нашел места захоронения Великого хана и не нарушил его загробного покоя, всю прилегавшую усыпальнице территорию затоптали копытами коней. Каменетесов и строителей, вырубавших усыпальницу, казнили сразу же после завершения ими работы, как и воинов, сопровождавших процессию. Командирам же под страхом смерти запрет ли разглашать место захоронения. Спустя несколько коротких лет история потеряла след усыпальницы Хубилай-хана, а память о нем рассеяли ветры, что неустанно проносятся по склонам гор, поросших густыми лесами.

Тысячью милями южнее, на рассвете, крупная джонка oтшвартовалась от причала в Шанхае и тихо заскользила вниз по Желтой реке, к Тихому океану. Это было одно из немногих больших торговых судов императорского флота, способных бороздить океан, двухсот футов длины, с четырьмя мачтами и десятком парусов. Поскольку в империи Юань еще продолжался траур, обычный государственный флаг на джонке не был поднят как, впрочем, и какой-либо другой.

Несколько человек, находившихся на берегу, удивились столь раннему и скромному, почти незаметному отплытию океанской джонки — суда такого класса обычно провожали с большой помпой, — и только единицы отметили, что на борту её находится вдвое меньше экипажа, чем обычно. На палубе рядом с капитаном джонки стоял темнокожий старик с длинными седыми волосами. Он показывал рукой на небо и что-то говорил на странном, незнакомом языке. Величественная джонка уплывала от берегов цивилизованного мира к далекому, ешё не нанесенному на карты острову, затерявшемуся посреди бескрайних вод.

След династии

4 августа 1937года

Сяньду, Китай

Эхо донесло далекий приглушенный рокот племенного барабана войны. Сначала в воздухе поплыл мерный гул, переросший через несколько секунд в час­тые глухие удары. Редкие паузы между ними внуша­ли призрачную надежду на то, что произошла ошибка и гроз­ный звук, предвещавший кровь и смерть, вот-вот прекратится. Затем к гулу присоединился тихий треск барабана поменьше — прорезав воздух, он долетел до ушей солдат, и те приготови­лись к обороне.

Ли Хант вытянулся во весь рост в свежевыкопанной тран­шее, поднял руку и аккуратно положил на сложенную из гли­няных кирпичей стену совок. Археолог, получивший образо­вание в Оксфорде и работавший по заданию Британского му­зея, был одет, как обычно на раскопках — в длинные, защит­ного цвета, брюки и просторную рубашку с двумя большими накладными карманами, мокрые от пота и покрытые тонким слоем грязи и пыли. На голове его красовался не классиче­ский пробковый шлем, а мягкая, изрядно помятая шляпа с ши­рокими полями, заслонявшая глаза от яркого летнего солнца. Усталыми карими глазами он всмотрелся в восточную часть широкой долины, откуда доносился звук. Впервые за все вре­мя пребывания здесь далеко на горизонте, в трепещущем ма­реве жаркого утреннего воздуха он заметил маленькие облач­ка дыма.

—  Цендинь, похоже, артиллерия скоро подойдет еще ближе.

Из соседней ямы бесшумно вылез невысокий широкопле­чий человек в длинной тонкой шерстяной рубашке с красным поясом. Разрез глаз у него был почти европейским, кожа — чер­ной от загара. Местные китайцы с первого взгляда узнавали в подобном типе внешности монгола. Позади него, в траншее, несколько землекопов-китайцев тяжелыми лопатами и совка­ми продолжали рыть сухую землю.

—  Пекин сдают, — произнес он. — Смотрите, уже беженцы потянулись. — Он ткнул пальцем в неширокую дорогу, прохо­дившую в миле от них. В клубах пыли по ней катилось с полдю­жины телег, запряженных волами и набитых нехитрым скар­бом. — Нужно прекращать раскопки, сэр, иначе попадем в лапы японцев.

Хант инстинктивно положил руку на кобуру с автомати­ческим револьвером «уэбли-фосбери», висевшую у него на бедре. Пару дней назад, ночью, ему пришлось стрелять из него в группу мародеров, пытавшихся украсть корзину извлечен­ных из земли экспонатов. Вся инфраструктура Китая разваливалась, везде шныряли шайки бандитов, к счастью, по боль­шей части невооруженных и глупых, потому не слишком опас­ных. Другое дело солдаты японской императорской армии, сквозь ряды которых им предстояло просачиваться. Или про­биваться.

Китай рушился под колесами японской военной мощи. С момента захвата в 1931 году Маньчжурии японской Квантунской армией, набранной в основном из китайских предателей, японские генералы, поработившие Корею, только и ждали мо­мента захватить Китай. Шесть лет приграничных инцидентов и хорошо отрежиссированных «случайных» стычек закончились в конце концов агрессией. Испугавшись роста и победы наци­оналистической армии Китая под руководством Чан Кайши, японская императорская армия вторглась в 1937 году в север­ный Китай. Хотя китайские войска по численности во много раз превосходили японские, оснащены они были гораздо хуже. В них отсутствовала строгая дисциплина, у многих солдат не было даже начальной военной подготовки. Собрав под свои знамена всех, кого только можно, Чан Кайши проявил исклю­чительный военный талант. Он избрал тактику постоянного изматывания противника. Его отряды нападали на японцев внезапно днем и отступали ночью. Китайцы стремились лю­бой ценой замедлить продвижение японских войск в глубь тер­ритории страны.

Хант вслушивался в грохот японской артиллерии, возвещав­шей скорое падение Пекина, и понимал, какая страшная опас­ность нависла над Китаем. Захватив Пекин, японцы двинутся на столицу страны, Нанкин, возьмут его, и армии Чан Кайши останется только откатиться еще дальше на запад. С нарастающим чувством собственного поражения Хант, вскинув руку, глянул на часы, затем обернулся к Цендиню.

—  Скажите кули, чтобы к полудню заканчивали раскопки. Днем упакуем экспонаты, я завершу отчет об экспедиции, и вечером отправимся на запад. — Окинув взглядом дорогу, он вдруг заметил шедшую через место раскопок группу солдат ки­тайской армии, подавленных, в изодранной форме, озираю­щихся по сторонам, скорее всего дезертиров.

—  Завтра вы вылетаете в Нанкин? — спросил Цендинь.

—  Если в Китае еще летают самолеты. Правда, в подобной ситуации в Нанкин лететь неразумно. Я думаю взять самые важ­ные экспонаты и улететь на север, в Улан-Батор. Обо всем ос­тальном, включая инструмент и вьючный обоз, боюсь, придет­ся позаботиться вам. Через пару-тройку недель встретимся в Улан-Баторе. Я буду ждать вас там. Потом сядем на Трансси­бирский экспресс и поедем на запад.

—  Мудрое решение. Местная власть все равно падет. Долго сопротивляться они не смогут.

—  Внутренняя Монголия не имеет для японцев особого стратегического значения. Скорее всего этих защитничков, — Хант махнул в сторону, откуда звучала канонада, — самураи погонят дальше и в конце концов разгромят. На несколько дней или даже недель они задержатся в Пекине помародерствовать, а потом снова двинутся в наступление. Времени нам должно хватить.

—  Жаль, что приходится уезжать. Мы еще не закончили раскопки зала Великой гармонии, — сказал Цендинь, осмат­ривая лабиринт траншей, тянувшихся вокруг них и напоминав­ших сеть окопов времен Первой мировой.

— Да, опозорились мы, — произнес Хант и недовольно по­мотал головой. — Ладно, по крайней мере доказали, что охотни­ки за сокровищами основательно тут порылись, и не один раз.

Хант пнул ногой извлеченный из земли кусок мрамора, и тот покачнулся; археолог наблюдал, как оседает пыль, взлетев- j шая с маленькой детали некогда величественного император­ского зала. В отличие от большинства археологов, выискивав­ших в Китае древние гробницы, забитые изделиями из бронзы, ч Ханта интересовало более близкое время, эпоха династии Юань.

В Шанду он проводил третье лето — раскапывал остатки императорского летнего дворца, построенного в 1260 году. Работу он начал с каменистого склона пустынного холма, никак не ожидая вскоре наткнуться на останки былого великолепия, на изумительной красоты дворец, возведенный почти восемь веков назад и лежавший теперь у его ног.

Дошедшие до наших времен китайские хроники скудно рассказывают о той эпохе, лишь Марко Поло, венецианский путешественник, в своей «Книге» дает поразительное описа­ние Китая тринадцатого века, Шелкового пути и расцвета Шанду. Возведенный на огромной насыпи в центре окружен­ного стеной города, величественный дворец был окружен ле­сом из привезенных деревьев с дорожками из лазурита, при­дававшими всему месту волшебный голубоватый оттенок. Изящные сады и фонтаны располагались между официаль­ными и жилыми зданиями, окружавшими главное сооруже­ние, Та-Ань Ко — зал Великой гармонии, — служившее мес­том отдыха императора и высотой, равно как и роскошью, боль­ше походившее на дворец. Выстроенный из зеленого мрамора и простого камня зал, сверкавший позолотой, со стенами, ин­крустированными отполированной до зеркального блеска плит­кой, украшали картины и скульптуры лучших китайских мас­теров. Вначале он служил летней резиденцией императора, сбегавшего сюда от удушающей пекинской жары, но вскоре Сяньду превратился в научный и культурный центр. Когда здесь соорудили медицинскую школу и астрономическую об­серваторию, город сделался местом постоянного пребывания ученых, как китайских, так и иноземных. Постоянно веющий на холме бриз обвевал свежестью императора и его гостей. От­сюда император управлял империей, простиравшейся от Сре­диземноморья до Кореи.

Кроме того, здешние места были личными охотничьими угодьями императора, что добавляло им славы. На шестьдесят квадратных миль раскинулся громадный, огороженный глухим забором парк — дивные леса, орошаемые многочисленными ручьями, луга, поросшие густой травой. В парке водились кабаны, олени и другая дичь. Здесь император и его гости тешили себя охотничьими забавами. Дорожки в парке были приподня­ты над землей, дабы никто из сановников не замочил ноги. Дожившие до наших дней гобелены рассказывают о том, как охотился император, — сидя на богато убранной лошади, ря­дом с которой бежал прирученный и натренированный на по­иск подстреленной добычи гепард.

Века забвения, пренебрежения и шайки грабителей обрати­ли пышный дворец в невзрачные развалины. Даже Хант с тру­дом различал в них сады, фонтаны, речушки и деревья — ведь они существовали очень давно, несколько столетий назад. За это время цветущая земля превратилась в бесплодную равнину, уны­ло тянувшуюся вдаль, к коричневым холмам. Безжизненная ме­стность, где лишь ветер, шелестевший по высокой жухлой тра­ве, шептал о былой славе города. Сяньду, романтическое назва­ние Шанду, получивший известность благодаря поэзии Сэмюэ­ла Тейлора Колриджа, живет теперь только в мечтах.

С разрешения китайского правительства три года назад Хант приступил к раскопкам. С каждым совком выкопанной земли он восстанавливал границы зала Великой гармонии — сначала главное помещение, затем кухню и обеденный зал. Многочис­ленные изделия из бронзы и фарфора, извлеченные на поверх­ность, рассказывали ему о повседневной жизни дворца. К ра­зочарованию Ханта, он не обнаружил ни великолепных экспо­натов, ни терракотовых армий, ни ваз эпохи Мин, которые про­славили бы его имя в археологии. Работа подходила к концу, оставалось раскопать только остатки спальных покоев импе­ратора. Большинство его коллег, не желая попасть в плен к японцам, уже выехали в восточные области Китая. Хант, каза­лось, получал мазохистское удовольствие, оставаясь в центре заварушки, ожидая опасность, упрямо надвигавшуюся с севе­ро-запада Китая, находящегося рядом с Маньчжурией. Люби­тель старины и приключений, авантюрист в душе, он сознавал, что находится в центре вершащейся истории.

Хант также понимал, как обрадуется Британский музей лю­бым привезенным им экспонатам для запланированной выстав­ки под названием «Сяньду». Хаос и угроза нападения японцев шли ему на руку. Они не только придавали драматическое оча­рование историческим находкам, но и облегчали транспортиров­ку их на запад. Местные власти из соседних деревень уже сбежа­ли, правительственных чиновников, выдававших разрешение на вывоз старинных предметов, он не видел уже несколько недель. Ситуация позволяла ему братье собой любые ценности. При том условии, конечно, что ему самому удастся выбраться.

— Мне кажется, я слишком долго держал вас тут, вдали от семьи, Цендинь. Сомневаюсь, что русские позволят японцам шнырять вокруг Монголии, поэтому вам лучше уехать из этого кошмара в более безопасное место.

— Да, моя жена мне обрадуется. — Монгол улыбнулся, по­казав ряд белых острых зубов.

Их разговор прервал слабый гул пролетавшего неподалеку самолета. К югу от них в небе появилось небольшое серое пят­нышко, разрослось до тучи и ушло на восток.

— Японская разведывательная авиация, — задумчиво прого­ворил Хант. — Плохой знак для оборванцев-националистов. Ту­говато им придется, если японцы возьмут под контроль небо. — Археолог вытянул из кармана пачкусигарет«Красныйлев» и, пока Цендинь с явной тревогой рассматривал самолет, закурил. — Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше, — заключил он.

Позади них, водной изтраншей, возник какой-то шум. За­тем над землей появилась чумазая голова землекопа-китайца. Он что-то торопливо залопотал, завращал глазами.

— Что случилось? — спросил Хант, отводя в сторону руку с набитой марихуаной сигаретой.

— Он говорит, что нашел какую-то деревянную лакирован­ную вещь, — перевел Цендинь и направился к траншее. За ним последовал Хант.

Они подошли к краю траншеи и заглянули внутрь. Земле­коп, не переставая болтать, взволнованно указал совком себе под ноги. Подошли другие рабочие. В земле у ног нашедшего виднелся край большой пластины желтого цвета, похожей на поднос для кушаний.

— Цендинь, прикажите им продолжать раскопки! — рявк­нул Хант, жестом отгоняя рабочих.

Монгол спрыгнул втраншею и принялся осторожно совком и щеткой удалять грязь с находки. Хант вытащил блокнот и ка­рандаш. Сделал набросок места, зарисовал выступавший из зем­ли предмет. Перевернув лист, начал зарисовывать находку по мере того, как Цендинь вытягивал ее из земли.

Когда находка была извлечена и очищена от грязи, Хант обнаружил, что это большой деревянный, покрытый лаком ла­рец. Его поверхность сплошь покрывали мелкие изящные изоб­ражения животных и деревьев. Все детали были выписаны с уди­вительным тщанием. Изображения были инкрустированы перламутром. Крышку ларца, как с любопытством отметил Хант, украшало крупное изображение слона. Стараясь не повредить рисунки, Хант смахнул с днища ларца комочки грязи, Цендинь извлек ларец и положил на плоский камень у края траншеи.

Землекопы, побросав совки, во все глаза глядели на богато украшенный ларец. Подавляющая часть находок экспедиции Ханта не имела большого значения — то были в основном фар­форовые черепки. Изредка попадались резные изделия из не­фрита. За последние тридцать лет обнаруженный им ларец являлся единственным по-настоящему ценным предметом.

Хант внимательно осмотрел его. Внутри находилось что-то тяжелое и при движении перекатывалось по дну ларца. Ногтя­ми больших пальцев Хант попробовал найти щель между кор­пусом и крышкой, а когда нашел, попытался открыть ларец. Поначалу крышка не поддавалась — за восемьсот лет она проч­но срослась с корпусом, — но в конце концов уступила и слегка приподнялась. Хант снова поставил ларец на камень, сунул пальцы в зазор между корпусом и крышкой, надавив посиль­нее. Крышка со скрипом поползла вверх. Хант снял ее и поло­жил рядом с камнем. Цендинь и остальные рабочие, вытянув шеи, как болельщики на футбольном матче, старались разгля­деть содержимое ларца.

Внутри его оказались два предмета. Хант вытащил их и по­казал столпившимся вокруг рабочим. Это были свитки из шку­ры какого-то животного, с черными и желтыми пятнами — ле­опарда или гепарда, перевязанные кожаными полосками и свя­занные между собой. Помимо них в ларце находилась потемневшая бронзовая трубка, с одной стороны запечатанная, а с другой — закрытая колпачком. Китайцы заулыбались и захи­хикали. Они понимали важность находок, но совсем не пред­ставляли их значимости.

Хант отложил в сторону свитки и занялся трубкой. От вре­мени она стала темно-зеленой, что лишь делало ярче искусно выполненное по всей ее длине изображение дракона, хвост ко­торого завивался на колпачке как нитка на катушке.

— Давайте же, открывайте, — проговорил Цендинь взвол­нованным нетерпеливым голосом.

Хант легко снял колпачок, поднял трубку к глазам, посмот­рел внутрь. Затем повернул ее открытым концом вниз и, под­ставив под нее ладонь, осторожно потряс.

Из трубки выпал туго смотанный кусок шелка бледно-голу­бого цвета. Цендинь схватил одеяло, встряхнул его и разложил на земле у ног Ханта. Археолог подождал, когда осядет пыль, за­тем опустился на колени и, положив шелк на одеяло, принялся разворачивать его. Он оказался довольно большим, не менее пяти футов в длину. Цендинь заметил, как дрожат руки обычно не­возмутимого археолога, разглаживавшего складки на шелке.

Глазам их открылся живописнейший пейзаж, тщательно вы­писанный в мельчайших деталях, — горная вершина с глубоки­ми ущельями, долинами и ручьями. Однако картина явно пред­ставляла собой не только произведение искусства. Полевому ее краю шла надпись, выполненная уйгурской вязью — самой ран­ней монгольской письменностью, привнесенной тюркскими пе­реселенцами в азиатские степи. С левой стороны, за рамкой кар­тины, ясно виднелись изображения помельче — группа женщин, явно чей-то гарем, табун лошадей и стадо других животных, во­оруженные люди, окружавшие большие деревянные сундуки. Безжизненный пейзаж оживляла одинокая фигура, изображен­ная в самом центре. Это был верблюд, стоящий на невысоком холме, украшенный попоной с выписанными на ней двумя сло­вами. Странно, но верблюд плакал, из глаз его лились и падали на землю преувеличенно крупные слезы.

Хант изучающее смотрел на картину, и лоб его покрывался потом. Он вдруг почувствовал, как у него перехватило дыхание, а сердце забилось сильнее. Хант заставил себя сделать несколько глотков воздуха. «Не может быть», — подумал он.

—  Цендинь... Цендинь, — пробормотал археолог и, словно напуганный картиной, тихо сказал: — Это уйгурское письмо. Можешь прочитать его?

От изумления глаза помощника распахнулись до размеров серебряного доллара. Он, очевидно, тоже разгадал смысл изоб­раженного пейзажа.

Заикаясь и стуча зубами, он начал переводить текст, време­нами сбиваясь на пересказ:

—  На левой стороне говорится о некоем горном районе... «В жилище на вершине горы Бурхан-Халдун, что находится в горах Хэнтэй, спит наш император. Река Онон утоляет его жаж­ду, между долин погребенных».

—  А что написано на верблюжьей попоне? — прошептал Хант, тыкая дрожащим пальцем в центр картины.

—  Темучин-каган, — задыхаясь и понизив голос до почти­тельного, почти беззвучного шепота, ответил Цендинь.

—  Темучин, — будто в забытьи, повторил Хант.

Хант и Цендинь вдруг осознали, что рабочие-китайцы хотя и не понимали истинного значения находки, но все-таки дога­дывались — обнаружено нечто в высшей степени ценное. Вол­на чувств нахлынула на Ханта, когда он постиг всю значимость шелковой картины. Как ни старался он мысленно усомниться в ее содержании, поразительная точность и сила изображения подавляли его скептицизм. Плачущий верблюд, дары, деталь­ное описание местности, надпись на попоне. Темучин. Имен­но так звали когда-то мальчишку, ставшего впоследствии величайшим завоевателем. История человечества знает его noд другим, царским, именем — Чингисхан. Старинное шелковое полотно, обнаруженное Хантом и развернутое на неприглядном одеяле, являлось не чем иным, как картой, указывавшее место его захоронения.

Когда Хант наконец понял, что открыл тайну тайн, то рухнул на колени как подкошенный. Археологи всего мира десятилетиями мечтали о подобной находке. В жестоком противоборстве Чингисхану удалось одолеть своих противников, объединить рассеянные по степи монгольские племена и начать победоносный поход, равного которому не знала история. Е период между 1206 и 1223 годами он во главе своих орд захва­тил все земли от Египта на юге до Литвы на севере. Умер Чин­гисхан в 1227 году, на вершине своего могущества, и, как знали историки, был тайно погребен в горах Хэнтэй, на территории Монголии, недалеко от того места, где родился. Гробницу его скрыли от посторонних глаз. Согласно монгольскому преданию вместе с ним похоронили сорок наложниц, а в гробницу поло­жили несметные сокровища. Простых воинов, свидетелей по­гребения, убили сразу, а с командиров взяли клятву под страхом смерти не выдавать местонахождения гробницы.

Всякие намеки на местоположение усыпальницы исчезали по мере ухода свидетелей, ни один из которых не нарушил дан­ной клятвы, унеся ее с собой. Лишь верблюдица, согласно ле­генде, спустя примерно десять лет выболтала тайну. Как гласит старинное поверье, двугорбая верблюдица, мать верблюда, пре­данного земле вместе с великим вождем, пришла в горы Хэн­тэй, на всеми забытое место, оплакать своего сына. Хозяин вер­блюдицы догадался о причине ее горя и предположил, что там, где она стоит, должно быть, и находится усыпальница Чингисхана. Однако на этом сказание заканчивается, место упокое­ния Чингисхана, расположенное неподалеку от его родного стойбища, веками оставалось нетронутым.

Теперь же благодаря найденной Хантом и лежащей перед ним шелковой картине легенда обрела реальность.

—  Это величайшая, священная находка, — прошептал Цен­динь. — Она приведет нас к гробнице Чингисхана.

—    Да. — У Ханта, представившего себе ожидавшую его сла­ву, опять перехватило дыхание. Найти усыпальницу Чингисха­на — невероятная, немыслимая удача.

Внезапно его охватил страх — он подумал, что среди род­ственников землекопов-китайцев могут оказаться охочие до древностей бандиты. Торопливо свернув шелковое полотно, он вернул его в лакированный ларец. Затем обернул ларец одея­лом и засунул в кожаную сумку, которую уже до самого вечера не выпускал из рук.

Просеяв землю в месте обнаружения ларца и ничего боль­ше не обнаружив, Хант неохотно приказал заканчивать раскоп­ки. Рабочие молча сложили инструменты: лопаты, заступы и метлы — в деревянную повозку и выстроились за деньгами. За свой тяжелый труд, который кое-кому из них был явно не под силу, они получали сущие гроши, но охотно шли к Ханту, по­тому что в бедствующем, голодном Китае, особенно в дальних провинциях, никакой работы не было вовсе.

Расплатившись с рабочими и распустив их, упаковав и уло­жив находки на три повозки, Хант и Цендинь пообедали, пос­ле чего Хант ушел в свою палатку и принялся готовиться к отъез­ду. Впервые за все время раскопок он чувствовал беспокойство. Волнуясь, он сделал последние записи в личном рабочем жур­нале, подробно описав ларец и шелковую картину, и только тогда в полной мере осознал, что с момента их обнаружения находится в серьезной опасности. Он знал о нападениях маро­деров на археологические экспедиции в провинции Шаньси, об избиении ученых, о грабежах. Одного его коллегу едва не застрелили, отнимая бронзовые изделия трехсотлетней давно­сти. Не лучше вели себя японцы. Ханта, британского гражда­нина, они, возможно, и не тронут, но все находки отберут. Как знать? Не станет ли картина, изображающая место погребения Чингисхана, проклятием Ханта? Таким же, как гробница фараона Тутанхамона для лорда Карнарвона и его коллег, обна­руживших ее, по утверждению многих, на горе себе.

Положив под раскладушку сумку с ларцом, Хант заснул. Спал он беспокойно, тысячи мыслей вертелись в голове, сту­чали кузнечным молотом. Завывающий ветер, раскачивавший палатку, делал ночь еще более жуткой и зловещей. Хант под­нялся с рассветом, сразу схватился за сумку и облегченно вздохнул — ларец был на месте. Японцы, к счастью, находились еще далеко. Рядом с палаткой стоял Цендинь, жарил на огне козье мясо. Возле него суетились двое мальчишек, его помощники.

—  Доброе утро, сэр, — приветствовал он Ханта. — Еще не­много, и чай будет готов. Спустя пару минут он подал Ханту чашку дымящегося чая и сообщил: — Все упаковано, мулы за­пряжены, мы можем отправляться.

—  Вот и замечательно, — ответил Хант. — Если не трудно, соберите мою палатку и положите на повозку сумку с моими вещами. Она стоит под раскладушкой. Только осторожнее, в ней хрупкие вещи. — Хант присел на перевернутую плетеную корзину и, с удовольствием прихлебывая крепкий чай, стал любоваться рассветом.

Спустя час после отъезда Ханта послышался звук далекой канонады, но археолог находился уже более чем в миле от места раскопок в Шанду. Его маленький караван, состоявший из трех повозок, подъезжал к маленькой деревушке Ланьцюй. Миновав ее, Хант влился в небольшую группу беженцев, направлявших­ся на запад. В полдень караван въехал на мощенную камнем улицу старинного городка Дуолунь. Возле одной из придорож­ных харчевен Хант остановился пообедать. Поев безвкусной лапши и запив ее бульоном, в котором вместо жира плавали маленькие жучки, Хант поехал дальше. Сидя на повозке, он то и дело всматривался в чуть затянутое светлыми облаками небо. В точно назначенное время воздух прорезал отдаленный тихий стрекот мотора. Хант, вскинув голову, наблюдал, как приближается, увеличиваясь, серебристый самолет. Шел он ниже об­лаков. Прежде чем он оказался над караваном, Хант выхватил из кармана платок, привязал его к палке, которой погонял му­лов, и поднял ее. Таким примитивным способом археолог по­казывал пилоту направление ветра. Пилот покачал крыльями, давая понять, что сигнал Ханта принят, и пошел на снижение. Сделав широкий разворот, он ловко и быстро посадил шумную машину на поле возле дороги. Хант очень обрадовался, увидев, что это трехмоторный «фоккер» — самолет маневренный, устой­чивый и безопасный, предназначенный специально для поле­тов над необитаемыми районами. Хант с интересом прочитал на кабине название машины: «Счастливая Бетти».

Пропеллеры еше продолжали вращаться, когда дверь в цен­тре фюзеляжа открылась и оттуда на землю выпрыгнули два человека в потертых кожаных куртках.

—  Вы Хант? — спросил пилот, высокий, с тяжелым морщи­нистым, но приветливым лицом. — А я Рэнди Шодт. — Гово­рил он с сильным американским акцентом. — Это мой брат Дэйв. Мы прилетели за вами. Нам приказано доставить вас в Нанкин. По крайней мере так говорится в контракте. — Он похлопал себя по нагрудному карману куртки.

—  Занятно. И что же делает пара янки в такой глуши, вдали от родины? — проговорил Хант.

—  Летает в основном, — рассмеялся Шодт. — У нас на вер­фях в Эри, штат Пенсильвания, работы совсем нет.

Хант усмехнулся. Пилот производил впечатление человека разговорчивого, не привыкшего лезть за словом в карман.

—  Нас наняло китайское министерство путей сообщения, вести воздушное наблюдение за строительством железной до­роги между Пекином и Нанкином. Правда, сейчас, в связи с наступлением японцев, все работы остановлены, — пояснил Рэнди Шодт, продолжая улыбаться.

—  Вам придется изменить маршрут, — посерьезнел Хант. — Мы полетим не в Нанкин, а в Улан-Батор.

—  В Монголию? — спросил Шодт, почесывая затылок. — Далековато. Хотя... В конце концов; чем дальше от японцев, тем лучше. Хорошо, я согласен.

—  Пойду проложу маршрут и заодно проверю, хватит ли у нас горючки, — сказал Дэйв и направился к самолету. — Хоте­лось бы надеяться, что у них там есть бензоколонки, — бросил он на ходу и засмеялся.

Шодт помог Ханту проследить за погрузкой в салон «фоккера» наиболее ценных экспонатов и инструментов. Когда кор­зины и ящики почти заполнили грузовой отсек самолета, Хант взял сумку с лакированным ларцом и осторожно положил ее на переднее пассажирское сиденье.

— До Улан-Батора лететь на сто пятьдесят миль меньше, чем до Нанкина, но общий перелет туда и обратно превышает расстояние, указанное в контракте с Британским музеем, — произнес Шодт, разворачивая на коленях карту. Столица Мон­голии Улан-Батор была отмечена на ней крупной красной звез­дой. Находилась она в центре северного района страны, в че­тырехстах с лишним милях от китайской границы.

— Сейчас я напишу вам официальный запрос на измене­ние курса, — сказал Хант, вытащил ручку и блокнот и через несколько минут подал Шодту листок. — Уверен, что музей оплатит дополнительные расходы.

— Не сомневаюсь. Едва ли директор музея обрадуется, если ваши находки попадут к японцам. — Шодт снова рассмеялся. — Дэйв проложил маршрут и говорит, что долетим мы быстро. Нам предстоит пересечь пустыню Гоби. К счастью, «Счастливая Бетти» оборудована запасными баками, и мы догадались их за­полнить. Сообщите, когда будете готовы.

Хант направился к двум оставшимся повозкам с упакован­ным оборудованием и экспонатами. Возле первой стоял Цен­динь, держа под уздцы мула и поглаживая ему уши.

— Цендинь, лето у нас с вами выдалось трудное, но плодо­творное. Вы оказали мне неоценимую помощь.

— Сэр, вы оказали мне честь, назначив своим помощни­ком, и я никогда этого не забуду. Кроме того, вы сделали гран­диозное для моей страны открытие. Мои потомки будут вам особенно благодарны.

— Цендинь, прошу вас направиться с этими повозками в Шицзячжуан. Оттуда вместе с грузом поезжайте железной до­рогой в Нанкин. Там вас встретит представитель Британского музея, которому вы все и передадите. Я жду вас в Улан-Баторе. Мыс вами должны закончить исследование нашей последней находки.

— С нетерпением жду следующей экспедиции, — ответил Цендинь, крепко пожимая археологу руку.

— До свидания, друг мой, — сказал Хант.

Он вскарабкался в фюзеляж нагруженного экспонатами «фоккера». Взревели три радиальных двигателя, каждый мощ­ностью двести двадцать лошадиных сил. Цендинь смотрел, как

Шодт развернул «фоккер» по направлению ветра, дал полный газ, отчего двигатели оглушительно взревели, и пошел на взлет. Самолет несколько раз высоко подпрыгнул на кочках и нако­нец поднялся в воздух. Описав над полем грациозную дугу, Шодт медленно набрал высоту и взял курс на северо-запад, к монгольской границе.

Цендинь не двигаясь наблюдал, как самолет постепенно превращается в маленькую точку. Только когда он совсем ис­чез из виду и шум его моторов стих, Цендинь ощупал внутрен­ний карман куртки, чтобы убедиться — скатанная в трубочку шелковая картина находится там же, куда он положил ее нака­нуне в ранний предрассветный час.

Спустя два часа после взлета Хант потянулся за сумкой и и вытащил из нее ларец. Скука, вызванная однообразием поле­та, смешанная с волнением при мысли о сенсационной наход­ке, казалась невыносимой. Он не мог удержаться, чтобы еще раз не полюбоваться своим сокровищем. Держа в руках ларец, он ощущал тяжесть находившейся в нем бронзовой трубки с картиной. Внезапно его охватила тревога. Он скорее почувство­вал, чем заметил какую-то странность. Откинув крышку лар­ца, он увидел аккуратно сложенную часть шкуры гепарда. Она лежала так же, как он сам свернул и положил ее. Бронзовая труб­ка находилась рядом. Хант взял ее и удивился — она казалась тяжелее, чем прежде. Трясущимися пальцами он быстро снял колпачок, и из трубки сразу же посыпался песок. Когда послед­няя песчинка выпала на пол, Хант заглянул внутрь. Шелковый свиток исчез.

Глаза у Ханта вылезли из орбит, он задыхался от осозна­ния, что его одурачили. Шок быстро сменился злостью, он об­рел голос и дико заорал пилотам:

— Назад! Поворачивайте назад! Возвращайтесь!

Просьба его осталась без ответа. Пилоты не обратили на его крики никакого внимания. У них появились свои, куда более серьезные причины для беспокойства.

Двухмоторный бомбардировщик «Мицубиси G3M», изве­стный на Западе под названием «Нелл», не выполнял боевое задание по поиску и уничтожению целей, а всего лишь совер­шал рутинный полет, лениво кружа на высоте девяти тысяч футов, вел разведку местности, искал следы русской авиации, которая, по слухам, базировалась в Монголии.

Японцы, легко покорившие Маньчжурию и успешно про­двигавшиеся в глубь северной части Китая, начали с большим интересом поглядывать на порты и угольные бассейны Сиби­ри. Русские, заподозрив неладное, подтянули к границе с Ки­таем дополнительные силы; кроме того, подписанный недав­но с Монголией договор о ее защите позволял им вводить в северную часть страны войска и в случае необходимости ис­пользовать там авиацию. Поэтому японцы, готовясь к прямо­му вторжению в Монголию с территории Маньчжурии — ак­ция была намечена на 1939 год, — усиленно собирали развед­данные о погранзаставах, прощупывали пограничные укреп­ления.

«Нелл» впустую летал над восточной Монголией — ни войск, ни следов строительства аэродромов для русских самолетов лет­чики не обнаружили. «Если и есть в Монголии какая-то воен­ная активность, то намного севернее», — заключил старший пилот. Он не видел под собой ничего, кроме редких кочевьев, верблюдов и бескрайней пустыни Гоби.

—  Только песок и камни, — произнес второй пилот, моло­дой лейтенант по фамилии Миябэ, и широко зевнул.

—  Буферная территория перед плодородными северными землями, — ответил капитан Нобудзи Нэгиши. — Молюсь, что­бы нас перевели на передовую, когда начнется северная кам­пания. Мы и так пропустили самое интересное в китайской операции — не видели взятия ни Шанхая, ни Пекина.

Осматривая расстилавшуюся под ними плоскую равнину, Миябэ краем глаза уловил слабый блеск. Окинув взглядом го­ризонт, он увидел его источник. Покосившись на командира, лейтенант сказал:

—  Капитан, вижу самолет. Идет впереди нас, немного ниже. Вон он, — вытянул лейтенант руку в перчатке, показывая на­правление.

Нэгиши напряг зрение и тоже заметил его.

—  Трехмоторный «фоккер», летит на северо-запад, в сто­рону Улан-Батора, — отозвался он. — Наконец-то и мы сра­зимся.

—  Но, командир, это гражданская машина. И по-моему, даже не китайская, — произнес Миябэ, изучая фюзеляж «фоккера». — Нам приказано атаковать только китайскую авиацию.

—  Любой полет всегда связан с риском, — небрежно бро­сил Нэгиши. — К тому же летчик не должен отказываться от боевой практики.

Миябэ хорошо знал — никто не осудит их, если они про­явят излишнюю агрессивность на китайском театре военных действий. Да ему и самому в душе хотелось вступить в воздуш­ный бой. Пилотам бомбардировщиков редко выпадает такая возможность. «Фоккер» для них — легкая добыча. Его нужно только догнать и не упустить.

—  Стрелкам — приготовиться! — гаркнул капитан по селек­торной связи. — Атакуем воздушную цель.

Экипаж штурмового бомбардировщика, состоявший из пяти человек, разом напрягся. Стрелки приникли к орудиям и пуле­метам. Все почувствовали себя охотниками. Роль неожиданная и приятная, поскольку бомбардировщики чаще сами станови­лись добычей маленьких юрких истребителей. Капитан Нэги­ши прикинул на глаз курс трехмоторника, потянул на себя штур­вал, и бомбардировщик стал медленно совершать правый раз­ворот. Однако раньше, чем «мицубиси» оказался над «фоккером», тот исчез.

Вскоре он показался впереди. Максимальная скорость «ми­цубиси» вдвое превышала скорость «фоккера», и Нэгиши быст­ро догнал его.

—  Головные пулеметы — огонь! — прокричал капитан, ког­да расстояние между машинами позволило сделать прицельные выстрелы.

Однако «фоккер» не собирался дожидаться, когда его изрешетят тяжелыми пулями. Рэнди Шодт давно заметил японский самолет, но не придал ему никакого значения, пока тот не на­чал пристраиваться ему в хвост. Поначалу он надеялся, что «ми­цубиси» совершает безобидный облет местности, но надежды его растаяли, когда тот не просто лег на его курс, а явно начал готовиться к атаке. Шодт понимал, что уступает японцу в ско­рости, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как попытаться уйти от преследования за счет высокой маневрен­ности своей машины.

Не успел башенный стрелок нажать на гашетки пулемета, как «фоккер» резко ушел влево и словно растаял в воздухе. Бом­бардировщик ушел вперед, а пули улетели в пустоту, не нанеся «фоккеру» никакого урона.

Неожиданный маневр «фоккера» застал врасплох капитана Нэгиши. Выругавшись, он попытался как можно быстрее раз­вернуть бомбардировщик. Внезапно самолет затрясся, а по фюзеляжу разнеслось эхо выстрелов — это боковой стрелок заметил «фоккер» и дал в его сторону длинную очередь.

Громче всех в эти минуты ругался Хант — от постоянных резких виражей корзины с экспонатами начали сваливаться и разъезжаться по всему салону. Одна из них ударилась о борт. По донесшемуся из нее громкому треску Хант догадался — раз­билась старинная фарфоровая посуда. Хант не понимал причин странного поведения Шодта до тех пор, пока во время од­ного из маневров не заметил в окне силуэт японского бомбар­дировщика. Внутри у него разом похолодело.

Шодт изо всех сил старался выйти из-под линии огня, ис­пользуя все уловки и приемы. Он надеялся, что измотает япон­ца и тот просто отстанет от него, но вышло с точностью до на­оборот — упорство, с которым он боролся за жизнь, лишь ра­зозлило Нэгиши. Нежелание «фоккера» становиться легкой добычей подхлестнуло охотничий азарт капитана. «Мицубиси» неотступно преследовал цель. Снова и снова Шодт уходил в виражи, пытаясь сбросить с хвоста бомбардировщик. Тот на время отдалялся, иногда исчезал из поля зрения, но потом сно­ва возвращался. Так продолжалось до тех пор, пока один из японских пулеметчиков не поймал «фоккер» в прицел.

Первым вышел из строя задний стабилизатор «фоккера». Град пуль сначала пробил его, а вскоре и вовсе сорвал. Нэгиши жадно облизнул губы. Без стабилизатора самолет не может по­вернуть ни вправо, ни влево. По-волчьи скалясь, капитан при­близил бомбардировщик к «фоккеру», до гибели которого, как он полагал, оставались считанные минуты. Снова загрохотал пулемет. К изумлению Нэгиши, «фоккер» снова юркнул впра­во и вдруг замер в воздухе.

Шодт не собирался так просто сдаваться. Даже на двух мо­торах он мог долго уходить от японца. Последняя очередь про­шила фюзеляж, не задев рулевое управление. Хант уже не воз­мущался, слыша треск фарфора, а лишь вздыхал и кисло мор­щился.

Нэгиши, разгадав тактику Шодта, снова пошел на разво­рот. Описав широкую дугу, он зашел в бок «фоккера». В таком положении уйти из-под огня «мицубиси» было попросту невоз­можно. Прогремела третья очередь. Шквал пуль превратил об­шивку установленного на крыле левого двигателя «фоккера» в обломки. Повалил дым. Шодт успел перекрыть подачу в двига­тель топлива, не дав вспыхнуть пламени. Прилагая все свое уме­ние, он продолжал удерживать машину в воздухе на оставшихся двух двигателях, но песочные часы уже отсчитали его время. Следующая очередь, выпущенная верхним боковым стрелком «мицубиси», перебив управление руля высоты, закончила по­лет «Счастливой Бетти».

Потеряв способность держаться в воздухе, изрешеченный пулями, поврежденный «фоккер» начал снижаться. Шодт бес­помощно смотрел, как приближается земля. К его удивлению, машина продолжала сохранять равновесие и шла вниз довольно плавно, лишь нос ее был чуть опущен. Перед самым приземле­нием Шодт отключил двигатели, чтобы избежать взрыва, и сра­зу же почувствовал сильный толчок. Сначала в песок зарылось левое крыло, отчего самолет неуклюже покатился словно отвалившееся колесо телеги.

Экипаж «мицубиси» не без некоторого разочарования на­блюдал за кульбитами «фоккера». Нэгиши и вся его команда ожидали, что самолет взорвется, но вместо этого «фоккер», про­катившись по земле, дважды высоко подскочил, а затем сва­лился впесчаный овраг.

Несмотря на сложности, с которыми столкнулись, сбивая беззащитный гражданский самолет, японцы испытывали ра­дость.

— Отлично, ребята, — сказал Нэгиши по селектору. — Толь­ко в следующий раз действуйте точнее и быстрее. — Он развер­нул бомбардировщик и лег на обратный курс, в Маньчжурию.

Шодт и его брат погибли сразу — их раздавило кабиной, смятой при вращении самолета, на первом же обороте. Хант уцелел. Неполных двое суток он пролежал в помятом фюзеля­же с перебитым позвоночником и почти оторванной ногой, цепляясь за жизнь. Из последних сил он дотянулся до сумки с ларцом и прижал ее к груди. Испуская последний вздох, он даже не догадывался, что ключ к тайне несметных сокровищ, кото­рым суждено ошеломить мир, все еше остается в его руках.

Часть I Сейша

1

Озеро Байкал,

Сибирь 2 июня 2007 года 

Неподвижные воды самого глубокого в мире озера, по­добно ограненному алмазу, излучают бездонный про­зрачный синий цвет. Питаемое древними холодны­ми потоками, без ила и отложений, озеро Байкал состоит из кристально чистой, изумительной воды. Помогает ее поддерживать и крошечное ракообразное, байкальская эпишура, пожирающая водоросли и планктон, которые загрязняют большинство пресноводных озер. Это делает байкальскую воду прозрачной настолько, что в безветренный день можно увидеть серебряную монету, лежащую на глубине ста футов.

Окруженная скалистыми заснеженными вершинами с севе­ра и непроходимой, состоящей из березы, лиственницы и сос­ны тайгой с юга, голубая жемчужина Сибири маяком красоты оживляет неприветливый пейзаж. Расположенное в самом серд­це Южной Сибири озеро длиной четыреста миль имеет форму полумесяца, изгибающегося вдоль северной границы Монго­лии. Глубина Байкала, этой гигантской массы воды, достигает в некоторых местах мили. Озеро обладает пятой частью всех запасов пресной воды на планете, больше, чем Великие озера Северной Америки, вместе взятые. Берега его пустынны, за исключением нескольких маленьких рыбацких деревушек, по­этому Байкал можно смело назвать морем дикой свободы и спо­койствия. Лишь на северной оконечности озера есть более или менее значительные населенные пункты. Иркутск, полумил­лионный город, расположен в сорока пяти милях западнее Байкала, а в небольшом отдалении от его восточной части на­ходится старинный город Улан-Удэ.

Тереза Холлема, голландский геофизик, оторвала взгляд от ноутбука и залюбовалась окаймляющими край озера пурпурны­ми горами, увенчанными у вершин хлопковыми шарами обла­ков, наслаждаясь видом голубого неба, так редко баловавшим ее на родине, в Амстердаме. Глубоко вдыхая чистый прохлад­ный воздух, она словно старалась слиться с окружающим пей­зажем, запечатлеть в памяти ощущения.

— Приятный денек, не правда ли? — спросила Татьяна Боржин. Она говорила глубоким голосом, но довольно монотон­но, что характерно для русских, владеющих английским язы­ком. Резкий тон и деловой вид резко контрастировали с ее внеш­ностью. Очень похожая на местную жительницу, бурятку, Тать­яна на самом деле была монголкой. Невысокая, с длинными черными волосами, бронзовой кожей и миндалевидными глаза­ми, она отличалась естественной, здоровой красотой. Правда, взгляд у нее всегда был очень пристальным, словно она все в жизни воспринимала с необычайной серьезностью.

— Даже не думала, что в Сибири так красиво. От озера про­сто дух захватывает, — отозвалась Тереза. — Какое оно тихое и спокойное.

— Да, но эта мирно спящая жемчужина в любой момент мо­жет стать дикой и злой. Сарма, северо-западный ветер, врывает­ся сюда с силой урагана. На местных кладбищах похоронено не­мало рыбаков, отказавшихся уважать могущество Байкала.

Легкий холодок пробежал по спине у Терезы. Местные жи­тели, как она успела заметить, часто и с большой охотой рас­сказывали о духе озера. Древние воды Байкала были гордостью и культурным наследием сибиряков, а защита их от промыш­ленных отходов, начатая группой местных экологов, превра­тилась в общемировое движение, даже российское правитель­ство поразил размах протестного движения, когда оно лет пять­десят назад надумало возвести на южном берегу Байкала цел­люлозно-бумажный комбинат. Тереза искренне надеялась, что их присутствие останется незамеченным и не вызовет атаку ре­зиновой армады гринписовских лодок.

«Да и наша деятельность на озере вполне безобидна», — убеждала она себя. По договору с работодателем, компанией «Ройял датч шелл», Тереза должна была всего лишь проверить часть озера на наличие под ним запасов нефти и в душё даже не надеялась их найти. Сама же компания, по ее мнению, про­сто заигрывала с любыми подвернувшимися под руку сибир­скими предпринимателями в надежде вовремя занять нишу и в будущем получить значительный и выгодный контракт.

До приезда в Сибирь Тереза ни разу не слышала о нефтяном консорциуме «Аварга», но знала — на российском нефтяном рынке вертится множество фирм. Все «сливки» достались, как и везде в мире, компаниям, близким к правительству: «ЮКОСу» и «Газпрому», — остальным приходилось довольствоваться куска­ми пирога помельче. Однако насколько могла судить Тереза, у нефтяного консорциума «Аварга» не было ни крошки.

— Они явно не вкладывают доходы в исследования и разра­ботки, — пошутила она со своими коллегами, приданными ей в помощники инженерами компании «Шелл», входя на борт видавшей виды рыбацкой лодки, арендованной для исследова­ния озера.

— Просто интересно, как эта посудина еще держится на воде, — отозвался Джим Уоффорд, высокий добродушный гео­физик из Арканзаса, с густыми усами, в которых пряталась улыбка.

По всем законам суденышко с высоко поднятым носом, на котором они находились, должно было затонуть лет десять на­зад. Краска на деревянных бортах давно облупилась, повсюду пахло плесенью, гнилью и тухлой рыбой. Металлические части лодки не чистились десятилетиями, а палуба если и мылась, то только проливным дождем. Тереза с тревогой обратила внима­ние на непрерывно работающий трюмный насос.

— Своих судов у нас нет, — отрезала Татьяна, представи­тельница нефтяного консорциума. Она с самого начала вела переговоры с компанией «Шелл». Других сотрудников «Аварги» Тереза не видела.

— Все нормально. Недостаток пространства вполне ком­пенсируется отсутствием комфорта, — отозвался Уоффорд с усмешкой.

—  Да, конечно, ничего страшного. Лично я ко всему готов, лишь бы где-нибудь в укромном уголке завалялась баночка чер­ной икры, — вторил Уоффорду его напарник, Дэйв Рой, инженер-сейсмолог, говоривший с мягким бостонским акцентом. Рой уже знал, что только на озере Байкал водится огромных размеров осетр, дающий до двадцати фунтов икры.

Тереза помогла Рою и Уоффорду внести на лодку монито­ры, кабели, диски и разложить на тесной палубе двадцативось­мифутовой рыбацкой лодки.

—  Икры захотелось? Это с пивом-то? — Она деланно по­морщилась.

—  На самом деле пиво и икра прекрасно сочетаются друг с другом, — ответил Рой с самым серьезным видом. — Содержа­щийся в икре натрий способствует появлению жажды, которая прекрасно утоляется напитком на основе солода.

—  Другими словами, икра — хороший предлог, чтобы вы­пить пива?

—  Чтобы выпить пива, не нужен предлог, — негодующе от­ветил Уоффорд.

—  Сдаюсь, — рассмеялась Тереза. — Где уж мне спорить с алкоголиком, а уж с двумя-то — тем более.

Татьяна равнодушно, без тени улыбки, наблюдала за их ве­селой перепалкой, затем, когда все оборудование оказалось на борту, кивнула капитану, мужчине в жаккардовой твидовой шляпе, с морщинистым строгим лицом, украшенным крупным носом картошкой, имевшим от частого употребления водки устойчиво лиловый цвет. Тот немедленно скрылся в малень­кой рулевой рубке, завел шумный дымный мотор, потом отце­пил причальные канаты. Лодка медленно, с едва заметными рывками, стала уходить от причала небольшой рыбацкой дере­вушки Листвянки, стоявшей в юго-западной части озера и за­пруженной летом толпами туристов, в тихие воды Байкала.

Татьяна развернула карту озера и обвела пальцем неболь­шой район милях в сорока к северу от Листвянки.

—  Проводить исследования будем здесь, в бухте Песчаной, — сообщила она геологам. — Рыбаки утверждают, что часто виде­ли там на поверхности воды маслянистые пятна. Это свидетель­ствует о просачивании со дна углеводорода.

— Татьяна, я полагаю, вы не собираетесь просить нас вести глубоководную разведку? — осведомился Уоффорд.

— Я догадываюсь об ограниченных возможностях вашего оборудования, но нам их вполне хватит. Относительно высо­кие запасы нефти, по нашим данным, имеются в центре озера, но глубина там слишком большая. Поэтому исследовать мы будем только четыре района в южной части Байкала, недалеко от берега, то есть предположительно на мелководье.

— Много времени нам не потребуется, — сказал Рой, под­соединяя к трехфутовому желтому буксировочному диску во­донепроницаемый кабель. В дополнение к изображению дна озера, полученному с помощью акустики, установленный на диске датчик гидролокатора бокового обзора должен был ука­зать примерную глубину озера.

— Все участки расположены вдоль западного берега? — по­интересовалась Тереза.

— Только один, основной. В бухте Песчаной. Чтобы до­браться до трех остальных, а они находятся на восточном бере­гу, нам предстоит пересечь озеро.

Мимо пристани протарахтела старенькая рыбацкая лодка, неподалеку, оставляя за собой пенные буруны, прошло грузо­вое судно на подводных крыльях, возвращавшееся в Листвян­ку с противоположного берега реки Ангары. Изящное, гладкое, оно выглядело неуместно среди деревянных рыбацких лодчо­нок, болтавшихся на волнах вдоль берега. Выйдя из маленькой гавани, лодка с исследователями, обогнув скалистое западное побережье, повернула на север. Непроходимая тайга и густая высокая трава подступали почти к самой воде. Любуясь богаты­ми красками ландшафта на фоне голубого неба, Тереза не могла себе представить, как дико и неприютно выглядят здешние мес­та зимой, когда озеро покрывается льдом толщиной четыре фута. От этой мысли Тереза поежилась и подумала, что ей очень по­везло оказаться на озере сейчас, в самые длинные дни.

Впрочем, для Терезы, инженера-нефтяника, это было не важно. Она обожала путешествовать и согласилась бы, просто ради эксперимента и накопления опыта, побывать на озере и в январе. Наделенная ясным аналитическим умом, она специаль­но выбрала себе профессию, дававшую возможность посетить самые разные места. Тереза долгое время работала в Индоне­зии, Венесуэле, странах Балтии, совершала в поисках место­рождений нефти и газа множество случайных, коротких, как сейчас, двухнедельных поездок по глухим уголкам планеты. Работая в области, традиционно считающейся мужской, она не чувствовала себя ущемленной. Ее живой общительный харак­тер и привлекательная внешность легко разрушали стереоти­пы и барьеры. Высокая, спортивная, с длинными черными во­лосами и задорным взглядом карих глаз, она многим нравилась и пользовалась этим.

В сорока милях к северу от Листвянки в западный берег озе­ра врезалась небольшая бухта Песчаная, защищавшая узенькую полоску песка. На подходе к ней Татьяна повернулась к Терезе и объявила:

—  Исследования начнем здесь.

Капитан оставил двигатель работать на холостых оборотах, и лодка начала медленно дрейфовать вдоль бухты. Рой и Уоф­форд с кормы опустили в воду диск с гидролокатором бокового обзора, Тереза закрепила на поручне спутниковую антенну и подключила ее к компьютеру гидролокатора. Татьяна взгляну­ла на эхолот, установленный в рулевой рубке, и крикнула:

—  Глубина тридцать метров!

—  Хорошо. Не очень глубоко, — отозвалась Тереза, когда лодка снова тихо пошла вперед, оставив диск в ста футах позади себя. На мониторе появилось и начало прокручиваться цветное изображение дна, очень четкое благодаря использованию циф­ровой аппаратуры, обрабатывавшей звуковые сигналы, посту­пающие с датчиков на диске.

—  При глубине максимум пятьдесят метров результаты мы получим точные, — сказал Уоффорд. — Если окажется глубже, то нам понадобятся и кабель подлиннее, и судно покрупнее.

—  И икры побольше, — прибавил Рой, не перестававший шарить жадным взглядом по углам лодки.

Убогое суденышко покачивалось на волнах, изредка то ухо­дя к берегу, то возвращаясь; капитан, с побитым непогодой и алкоголем лицом, легко держал штурвал, пока четверо его пас­сажиров, толпившихся на корме, наклонившись, смотрели на монитор. Они отмечали необычные геологические образова­ния, Тереза и ее коллеги, опытные геологи, пристально вгля­дывались в изображения, искали признаки утечки углеводоро­да, обращали внимание на необычные геологические образо­вания и записывали их координаты. Конечно, для полноты ре­зультатов затем обычно берутся пробы воды и грунта со дна, для чего делается неглубокое бурение и проводится геохими­ческий анализ образцов, ведь просачивание может происходить изнутри, однако первым делом геологи используются гидроло­катор, который точно показывает, имеет ли смысл проводить дальнейшие исследования.

Увидев, что лодка подходит к северному краю бухты и ка­питан собирается развернуть ее, Тереза поднялась и расправи­ла затекшие плечи. Исследование первого участка заканчива­лось. Тереза обвела взглядом озеро и заметила почти в самом его центре крупное грязно-серое пятно корабля, очень похожего на исследовательское судно. На кормовой палубе находил­ся старенький вертолет. Винты его вращались, он явно соби­рался взлетать. Присмотревшись, Тереза заметила на мачте два флага — российский и американский. «Похоже, ведут совмест­ную научную работу», — подумала она. Готовясь к поездке, она много читала о Байкале и с интересом узнала, что западные уче­ные проявляют большой интерес как к самому живописному озеру, так и к его уникальной фауне и флоре. Изучать Байкал, его поразительно чистую воду съезжались геофизики, микро­биологи и экологи со всего мира.

— Последний заход! — прокричал Рой с другого конца па­лубы. Спустя двадцать минут они подошли к южному берегу бухты, завершив проверку дна. Гидролокатор показал три по­тенциально многообещающих структурных образования. Тере­за занесла их в файл, отметив как «требующие дальнейшего изучения».

— Все, сворачиваемся. Начало сегодняшней программе по­ложено. Здесь нам больше делать нечего, — изрек Уоффорд и повернулся к Татьяне: — Куда теперь?

— Вот сюда. — Татьяна ткнула изящным пальчиком в учас­ток у противоположного берега озера. — Расположен в тридца­ти пяти километрах к юго-востоку от бухты, где мы находимся. Придется пересечь озеро.

—  Давайте не будем вытягивать диск на палубу. Скорость лодки небольшая, с кабелем ничего не случится. Заодно посмот­рим глубину, — предложила Тереза.

—  Как скажешь, — отозвался Уоффорд, опустился на палу­бу и, вытянув ноги, положил их на перила. Удобно развалив­шись, он лениво посматривал на монитор, но вдруг равнодуш­ное выражение его лица сменилось любопытством.

—  Очень странно, — пробормотал он.

Рой склонился над монитором. Сероватое изображение дна озера вдруг сделалось волнистым, затем вовсе исчезло, и по экрану взад-вперед побежали, накладываясь друг на друга, ос­троконечные линии.

—  Диск отскакивает от дна? — предположил он.

—  Нет, — ответил Уоффорд, проверяя глубину. — Он идет в сорока метрах от дна озера.

Помехи продолжались еще несколько секунд, затем исчез­ли так же внезапно, как и появились. Экран снова показывал ровный ясный контур.

—  Возможно, какому-то местному осетру понравился наш диск и он решил отхватить от него кусочек? — пошутил Уоф­форд, довольный что оборудование снова работает нормально. Последние его слова отчасти заглушил далекий низкий рокот, эхом пронесшийся над водой.

Затем послышался еще более далекий и низкий гул, похо­жий на отголосок громового раската, незнакомый исследова­телям. Отзвук его стоял над озером примерно полминуты. Все разом повернули головы на север, откуда донесся необычный грозный шум, но источника его не увидели.

—  Строители ведут взрывные работы? — недоуменно про­говорила Тереза, пытаясь найти объяснение происходящему и заглушить тревогу.

—  Возможно, — ответил Рой. — В любом случае это далеко отсюда.

Покосившись на монитор, он заметил краткий всплеск шума, исказившего изображение, после чего картинка вновь стала ясной и четкой.

—  Мне все равно, что это, — поморщился Уоффорд, — лишь бы наше оборудование не вышло из строя.

2

Десятью милями севернее Руди Ганн сошел с мостика рус­ского исследовательского судна, выкрашенного в серый цвет, и оглядел лазурное небо. Сняв очки в роговой оправе, он про­тер стекла, снова надел их и посмотрел вверх. Покачав голо­вой, он вернулся на мостик и тихо произнес:

— Странно. Похоже на гром, а на небе ни облачка.

В ответ раздался добродушный смех доктора Александра Саргова. Высокий, дородный, с гривой черных волос и черной окладистой бородой, он походил на циркового медведя. Вну­шительная внешность доктора смягчалась его веселым нравом и теплым взглядом светящихся жизнелюбием темных глаз. Геофизик из лимнологического института при Российской акаде­мии наук часто закатывался раскатистым заразительным сме­хом, особенно когда его работу, как сейчас, оплачивали оче­редные американские друзья.

— Какие вы, западники, все-таки потешные, — прогово­рил он с сильным акцентом, не переставая смеяться.

— Александр, вам следует простить Руди, — раздался мяг­кий глубокий голос с противоположной стороны мостика. — Он никогда не жил в сейсмоопасных районах. Зеленые глаза Дирка Питта, шуткой поддержавшего своего представителя, искрились радостью. Глава Национального подводного и мор­ского агентства оторвал взгляд от ряда мониторов, поднялся во весь свой высокий, шесть футов, рост и потянулся. Пальцы его поднятых вверх рук коснулись потолка. Два десятка лет подводных путешествий не одряхлили его тела, он был все так же мускулист и подтянут. Лишь сетка морщинок под глазами и седина на висках говорили о беспрестанной борьбе с возра­стом.

— Сейсмоопасных? — задумчиво повторил Ганн. — Где-то происходит землетрясение. — Смышленый заместитель дирек­тора НУМА, выпускник военной академии в Аннаполисе и бывший офицер ВМФ удивленно разглядывал озеро. — Мне доводилось пару раз их ощущать, но никогда — слышать, — сообщил он.

— Слабенькие действительно не слышно, если не считать звона посуды в серванте, но сильные издают звук, похожий на грохот несущегося на тебя локомотива, — сказал Питт.

— Под Байкалом часто отмечается тектоническая актив­ность, — прибавил Саргов. — И землетрясения здесь не ред­кость.

— Лично я могу обойтись без них, — застенчиво произнес Ганн, наблюдая за мониторами. — Надеюсь, они не помеша­ют нам собирать данные о подводных течениях.

Объединенная российско-американская группа ученых, находившаяся на борту научно-исследовательского судна «Ве­рещагин», занималась поисками не нанесенных на карты под­водных течений на Байкале. Питт, не любивший протирать штаны в вашингтонской штаб-квартире НУМА, возглавил не­большую экспедицию, куда по соглашению с правительством США входили ученые из Иркутского лимнологического ин­ститута. Русские обеспечили команду ученых судном с экипа­жем, американцы снабдили высокотехнологичным оборудо­ванием — радиогидроакустическими буями и аппаратурой для получения трехмерного изображения рельефа дна и течений. Ученым давно было известно — в байкальских глубинах обра­зуются уникальные потоки с непредсказуемым поведением. Жители прибрежных деревушек частенько рассказывали о вне­запно появляющихся водоворотах, затягивающих в себя сети, а вместе с ними и лодки с рыбаками.

От самой северной оконечности озера научно-исследовательская группа разбросала по поверхности воды десятки не­больших сенсорных датчиков, запакованных в оранжевые по­плавки с грузилами, позволявшими им дрейфовать на различ­ной глубине. Устройства постоянно измеряли температуру воды, давление, определяли координаты своего нахождения и посылали информацию на большие приемопередатчики, не­подвижно висевшие под водой в разных частях озера. Компь­ютеры на борту «Верещагина» обрабатывали данные, получен­ные с приемопередатчиков, превращая их в трехмерные графики. Ганн пробежал взглядом ряд установленных перед ним монито­ров с изображениями центральной части озера, походившими на пирамидки из стеклянных шариков, плавающих в чашке с голубым полурастаявшим мороженым. Внезапно шарики водной из пирамидок подпрыгнули почти в унисон и поползли к верх­нему краю монитора.

—  Ого! Ничего себе! — выпалил он. — Либо один из наших приемопередатчиков наклонился, либо на дне озера происхо­дит какая-то активность.

Питт и Саргов повернулись к нему, внимательно посмот­рели на мониторы и увидели мчащиеся к поверхности озера оранжевые точки.

—  Подводное течение очень быстро поднимается вверх, — предположил Саргов. — Землетрясение такой силы? Здесь? Трудно представить. — Он удивленно поднял брови.

—  Возможно, это не само землетрясение, а его результат, — сказал Питт. — Подводный оползень, вызванный незначитель­ным землетрясением, может дать столь интенсивный подъем.

Питт оказался прав, все началось в ста тридцати милях к северу от «Верещагина» в двухстах футах от поверхности озера. Первый рокот, отозвавшийся эхом по всему Байкалу, произве­ли ударные волны, появившиеся вследствие сильного земле­трясения, достигавшего шести и семи десятых балла по шкале Рихтера. Хотя позже сейсмологи установили, что эпицентр на­ходился возле северной оконечности озера, разрушительный эффект ощущался на половине его площади, даже на острове Ольхон. Крупный сухой бесплодный массив Ольхон располо­жен в центре Байкала. Восточный берег острова невероятно крут, он уходит вниз почти вертикально, как шахта лифта. Именно здесь находится самая глубокая часть Байкала.

Сейсмические исследования выявили множество линий сброса породы под дном озера, включая и врез в остров Оль­хон. Если бы геологи изучили линии сброса породы до и пос­ле землетрясения, обнаружили бы смещение в неполных три миллиметра, однако и его хватило, чтобы вызвать, как говорят ученые, «деформацию породы с вертикальным сдвигом», или, проще, — оползень.

Невидимым результатом землетрясения стало отслоение от зажатых горами аллювиальных отложений глыбы толщиной почти двадцать метров. Гигантская масса свободно заскользи­ла из подземного ущелья, как лавина, по пути накапливая вес и увеличивая скорость. Гора камня, ила и грязи рухнула с высо­ты полутора тысяч метров на дно озера, стерев в порошок под­водные холмы и обнаженную породу.

В считанные секунды миллион кубических метров осадка ударил о дно, подняв клубы ила. Приглушенный звук громад­ного оползня быстро стих, но высвободилась накопленная за время падения колоссальная энергия. Движущийся осадок сме­стил невероятную толщу воды, направив ее сначала на дно, к основанию оползня, а затем понес наверх. Словно сложенные горстью руки зачерпнули воду со дна, выбросив ее на поверх­ность Байкала. Неукротимая мощь нескольких миллионов литров воды должна была куда-то выплеснуться.

Подводный оползень ударил в дно озера к югу от острова Ольхон, откуда поднявшаяся волна пошла дальше в том же на­правлении. К северу от оползня поверхность Байкала остава­лась относительно спокойной, а к югу двинулась волна сокру­шающей силы. На море подобные волны называют цунами, а в ограниченном пространстве озер — сейши.

Десятифутовый столб воды несся вдоль озера. На мелково­дье его размеры и скорость значительно возросли, он превра­тился в смертоносную лавину.

Стоя на мостике «Верещагина», Питт и Ганн с растущей тревогой следили за движением волны-убийцы. На мониторах увеличенная трехмерная карта озера к югу от острова Ольхон пестрела ежесекундно расширяющимся водоворотом оранже­вых точек.

—  Руди, сними данные только с сенсоров, находящихся на поверхности, — попросил Питт. — Нам нужно точно знать, что происходит наверху.

Ганн набрал и ввел в компьютер короткую команду, и на мониторе сразу же появилось двухмерная картинка — верени­ца покачивающихся поплавков, растянувшаяся на пять миль. Глаза всех стоявших на мостике устремились на экран, где было ясно видно — чем ближе к югу лежит поплавок, тем сильнее и чаще он подскакивает.

—  Все понятно, катящаяся волна. Когда она проходит мимо датчиков, они подпрыгивают метров на пять, — сообщил Ганн обратив к Питту и Саргову мрачное лицо.

—  Конечно, оползень способен вызвать такую волну, — проговорил Саргов, мысленно расшифровывая электронные изображения. Затем он повернулся к висевшей на стене кар­те. — Поскольку волна смещается на юг, она пройдет по мел­кой дельте реки Селенги и, может быть, там растеряет свою силу.

Питт покачал головой:

—  Скорее наоборот. На мелководье катящиеся волны силу только набирают. Руди, какова ее скорость?

Ганн, подвигав мышкой, вычертил между двумя поплавка­ми прямую линию, измерил расстояние, высоту.

—  Если судить по пиковым показаниям датчиков, то волна идет со скоростью примерно сто двадцать пять миль в час.

—  Иначе говоря, здесь она будет минут через пятнадцать, — подытожил Питт. Ум его лихорадочно работал. «Верещагин», судно крепкое и надежное, по его мнению, имело все шансы выдержать удар волны с минимальными потерями. «Гораздо хуже придется рыбацким лодкам и транспортным кораблям — их конструкция не позволяет выдержать натиск десятиметро­вой лавины. Еще больший ущерб волна нанесет жителям при­брежных деревушек, не подозревающих о приближении сти­хии. Особенно в низинных районах», — думал он.

—  Доктор Саргов, сообщите, пожалуйста, капитану об опас­ности. Пусть предупредит все суда, находящиеся на озере. Когда волна появится в поле зрения, уходить от нее будет уже поздно. Имеет смысл также связаться с представителями властей. Жи­телей деревень необходимо эвакуировать — есть риск полного затопления части берега. Нельзя терять ни секунды.

Саргов бросился к судовому радио, включил его и приник к микрофону. В ответ динамик затрещал сотней голосов, тре­бовавших подтверждения полученной информации. Питт хотя и не понимал по-русски, но догадался по скептическому тону говоривших — Саргову никто не поверил. Одни приняли его за чокнутого, другие за пьяного. Питт лишь улыбнулся, когда обычно веселый и спокойный ученый вдруг покраснел и за­бористо выругался в микрофон.

—  Недоумки! Они еще и дураком меня называют! — кипя­тился он.

Предупреждение восприняли всерьез, только когда едва не опрокинулся задетый краем волны рыболовецкий катер в за­щищенной бухте залива Аяя и его капитан в панике не сооб­щил по радио о случившемся. Питт осмотрел горизонт в би­нокль и увидел, как в поисках безопасного места к Листвянке на полной скорости мчатся десятка два рыбацких моторных лодок, небольшой сухогруз и судно на подводных крыльях.

—  Полагаю, Алекс, они вас все-таки услышали, — сказал Питт.

—  Слава Богу! — Саргов облегченно вздохнул. — Милиция уже передала предупреждение о волне во все прибрежные по­селки. Добровольцы ходят по домам, оповещают жителей. Из опасных районов уже началась эвакуация жителей. Мы сдела­ли все, что могли.

—  Не могли бы вы попросить нашего капитана увеличить скорость и как можно быстрее двинуться к западному берегу, лучше всего в Листвянку? — с улыбкой спросил Питт. Саргов понял, что в суматохе и горячке забыл о положении собствен­ной группы, очень близком к бедственному.

—  Да, конечно, — кивнул он.

Пока «Верещагин», быстро набирая скорость, шел в сторо­ну Листвянки, Ганн в который уже раз внимательно поглядел на карту Байкала и ткнул пальцем в нижнюю его часть, изогну­тую к западу.

—  Если волна продолжит идти на юг, мы избежим ее ос­новного удара, — заметил он.

—  На это я и рассчитываю, — отозвался Питт.

—  Мы находимся в восемнадцати милях от Листвянки, — произнес Саргов, рассматривая в иллюминатор западный бе­рег озера. — Вы хотите сказать, что край волны нас заденет?

—  Скорее всего, если не успеем уйти отсюда подальше.

В Листвянке гудела старенькая сирена, охваченные пани­кой жители, бегая по берегу, вытягивали свои лодки, крепили их к причалу канатами и цепями. Школьников распустили с уроков, наказав им предупредить родителей об идущей к бере­гу волне, прибрежные магазинчики спешно закрывались. Жители стекались на вершины холмов, испуганно глядя оттуда на

озеро, ожидая появления водяной горы и надеясь переждать там удар стихии.

—  Похоже на скачки, — мрачно хмыкнул Саргов.

Перед ними маячило с десяток лодок, издали похожих на точки, двигавшихся к Листвянке на предельной скорости, слов­но их туда притягивал огромный магнит. Капитан «Верещаги­на» Иван Харитонов, обычно спокойный и уравновешенный, крепко сжав руль, вел корабль на максимальной скорости. «Да­вай быстрее, давай же», — иногда шептал он. Как и все осталь­ные на мостике, он иногда окидывал взглядом северную часть озера, стараясь заметить признаки надвигавшейся волны.

Посмотрев на экран судового радара, Питт вдруг заметил милях в десяти к юго-востоку от «Верещагина» неподвижную точку.

—  По-моему, не все получили наше предупреждение. — Он повернулся к Саргову и кивнул на радар.

—  Вот кретин — вероятно, он не включил радио, — пробор­мотал доктор и, взяв бинокль, принялся разглядывать в иллю­минатор водную гладь. Вскоре он заметил вдали крошечное тем­ное пятнышко, неторопливо перемещавшееся от западного бе­рега озера к восточному.

—  Прутся в самое пекло. — С этими словами доктор опять взял радиомикрофон. Попытки обратиться к одинокому судну остались безрезультатны — в эфире царило молчание. — Их неведение будет стоить им жизни, — медленно произнес он, покачал головой и отложил микрофон. Его мучительные размышления прервал усиливавшийся гул, от которого задрожали стекла на мостике.

Над самой поверхностью озера к «Верещагину» быстро ле­тел маленький вертолет; у самого мостика он взмыл вверх и за­вис над правым бортом. Это был «камов» — «Ка-2», старень­кая, еще советского производства, гражданская «вертушка», золотое время которого пришлось на шестидесятые годы прошлого века. Тогда он считался лучшим гражданским воздуш­ным транспортным средством, легким и мускулистым. Крас­ка на корпусе вертолета давно поблекла, но тем ярче сияла на нем крупная эмблема лимнологического института. Тридца­типятилетней давности машина чуть снизилась, пилот с сига­рой во рту приветливо помахал стоявшим на мостике.

—  Разбросал все поплавки, получил разрешение посадить птичку и закрепить ее на случай удара волны, — затрещал в ди­намике глубокий голос Ала Джордино.

Саргов поднялся, оглядел мостик, затем тревожно посмот­рел на вертолет, совершавший над судном пугающие маневры.

—  Послушайте, — обратился он к Питту хриплым от него­дования голосом. — Вертолет — ценнейшее имущество инсти­тута.

—  Не волнуйтесь, дорогой Александр. Ал Джордино может спокойно провести «боинг» сквозь дырку от бублика, — заве­рил доктора Питт.

—  Лучше бы он сел где-нибудь на берегу, а не подвергал риску ни машину, ни корабль. На палубе и так развернуться негде, — проворчал Ганн.

—  Конечно, — поддержал его Саргов, желавший только од­ного — чтобы вертолет немедленно убрался от мостика.

—  Если вы не возражаете, я слетаю вон к той рыбацкой лод­ке, предупрежу людей об опасности, — сказал Пигг.

Саргов внимательно посмотрел в спокойные глаза Питта, затем согласно кивнул. Питт быстро взял радиомикрофон.

—  Ал, как у тебя с горючим? — спросил он.

—  Только сейчас заправился в аэропорту Байкал. Хватит на три с половиной часа, если поэкономим, — устало произнес Джордино. — Правда, сиденье тут явно сконструировано не для меня. — Отлетав до полудня, он чувствовал себя утомленным. Сидеть в неудобном кресле и пилотировать старый вертолет ему было трудно.

—  Тогда садись на платформу, но двигатель не глуши. Еще придется лететь, чтобы предупредить об опасности людей вон на той лодке. — Питт махнул в сторону озера.

—  Понял, — проскрипел динамик. В ту же секунду вертолет ушел вверх, затем скользнул к корме и мягко сел на посадоч­ную платформу, возвышавшуюся над палубой.

—  Руди, держи с нами связь по радио, сообщай о местона­хождении волны. Сначала мы предупредим лодку, потом на­правимся к берегу, — сказал Питт.

—  Да-да, обязательно, — ответил Ганн и кивнул, но Питт уже не слышал его. Он бросился к себе в каюту, вынырнув от­туда через несколько секунд с большим красным рюкзаком на плече, а потом одним махом взлетел по лестнице на верхнюю палубу, пробежал вдоль борта, мимо декомпрессионной каме­ры, похожей на гигантскую лампочку размером со шкаф. Над Питтом, обдавая его тугими струями воздуха, рокотал верто­лет. Пригнувшись, он метнулся к правой двери кабины.

Старенькая тридцатифутовая машина напоминала Питту стрекозу. Без грузового отсека она на первый взгляд казалась небольшой. Угловатая крошечная кабина со спаренными ры­чагами управления и демонтированным пассажирским отделе­нием была не очень удобной. Винтокрылый вертолет создава­ли для выполнения самых разных задач: обработки полей, для чего на нем устанавливались громадные баки с химикатами; транспортировки больных — в этом случае к нему крепили спе­циальный медицинский отсек, санитарную машину или про­сто устанавливали пассажирское сиденье. Сейчас вертолет имел лишь открытую платформу, куда загружалось институтское обо­рудование и где за ограждением, смонтированным из ряда лег­ких труб, лежали поплавки с датчиками. Над фюзеляжем нахо­дились два радиальных поршневых двигателя, приводивших в действие два раздельных, стоявших друг над другом на одной оси винта, вращавшихся в разные стороны. Похожий на спа­ренные веретена двойной хвост заканчивался не маленьким лопастным винтом, а широкими стабилизаторами и подъем­ником с крюками. К.а-26, или, как его называют на Западе, «за­дира», был сконструирован в основном для транспортировки всевозможных крупных грузов и как нельзя лучше подходил для работы с исследовательскими судами, поскольку мог садиться даже на очень небольшие платформы.

Не успел Питт добежать до правой двери кабины, как она открылась и на платформу выпрыгнул молодой русский ин­женер в бейсболке с надписью: «ZZ Тор». Кивком приглашая Питта в кабину, он передал ему радионаушники с микрофо­ном и, торопливо соскочив с платформы, побежал к мостику. Питт сунул рюкзак под кресло, нырнул в кабину, кивнул Джор- дино, своему старому другу, и захлопнул дверь.

Альберт Джордино внешне нисколько не напоминал воз­душного аса. Коренастый итальянец с крупными, как пнев­матические молоты, руками, густой шевелюрой непослушных волос и вечной сигарой во рту был почти на фут ниже Питта. Его лицо с тяжелыми складками кожи вот уже несколько дней не знало бритвы. В карих глазах Ала светился глубокий ум, на губах независимо от обстоятельств всегда играла саркастиче­ская усмешка. Давний друг Питта и директор технического цен­тра подводных работ, он чувствовал себя как дома в кабине любого летательного, а особенно — подводного аппарата.

—  Я слышал тревожные вести. Полетим вслед за тем коры­том в Листвянку? — Он мотнул головой в сторону озера.

—  Нет, просто предупредим их и вернемся. Взлетай и бери курс на юго-восток. По пути я тебе все изложу.

Джордино быстро поднял вертолет в воздух, на высоте двух­сот футов повернул машину и устремился к ничего не подозре­вавшей лодке. Подождав, пока Джордино наберет скорость во­семьдесят миль в час, Питт начал рассказывать про сейшу и про неудачные попытки связаться с одинокой лодчонкой. Когда на горизонте показался ее темный корпус, Джордино скорректи­ровал курс, а Питт связался с «Верещагиным».

—  Руди, как там ведет себя волна?

—  Набирает силу с каждой минутой, — мрачно ответил Ганн. — Высота ее достигает почти тридцати футов в центре, скорость увеличивается. Сейчас она проходит дельту Селенги.

—  Сколько времени у нас осталось?

Ганн умолк, Питт услышал щелчки клавиш.

—  До «Верещагина» ей идти примерно тридцать семь ми­нут. Если мы отправимся к Листвянке немедленно, то в момент подхода волны будем находиться в пяти милях от берега.

—  Спасибо, Руди. Задрайте вселюки и иллюминаторы. Мы предупредим людей на лодке и сразу отправимся к вам.

—  Принято, — ответил Ганн, внезапно почувствовав, что хотел бы поменяться с Питтом местами.

Пассажирам «Верещагина», находившегося в сорока милях от волны, были хорошо видны и холмы, окружавшие Листвян­ку, и сама деревушка. Корабль на полной скорости шел к бере­гу. Команда и ученые понимали, что им удастся уйти из-под основного удара волны, а незащищенную Листвянку могло за­топить наводнение. Отсчитывая минуты, Ганн посмотрел в ил­люминатор, молча полюбовался живописной деревушкой и представил, как она будет выглядеть через час.

3

— По-видимому, кто-то желает составить нам компанию, — протянул Уоффорд, вытянув руку в сторону кормы, вдали от которой у самого горизонта показалась маленькая точка.

Тереза тоже заметила ее, но не придала значения. Однако слова Уоффорда почему-то заставили всех замереть и, повер­нув головы, неотрывно наблюдать за быстрым приближением летающего объекта. Точка оказалась небольшим, серебристого цвета, вертолетом, явно летевшим к ним с западной стороны озера.

Их суденышко лениво дрейфовало к восточному берегу, волоча за собой диск с исследовательским оборудованием, и ни капитан, ни ученые не подозревали о нависшей над ними опас­ности. Никто не заметил внезапного исчезновения других су­дов. Правда, на территории громадного озера в этом не было ничего необычного.

Когда нескладный вертолет, ревя двигателями, поравнялся с лодкой, глаза всех находившихся на палубе устремились на него. Машина покружила над центром лодки, затем сместилась к корме и зависла над ее левым бортом. Исследователи увидели на пассажирском сиденье высокого темноволосого мужчину. Он помахал им микрофоном, потом показал на наушники.

— Он хочет поговорить с нами по радио, — догадался Уоф­форд. — Где оно у вас, капитан?

Татьяна перевела его слова встревоженному капитану, тот мотнул головой и что-то раздраженно ответил ей. Затем он схва­тил висевший у руля радиомикрофон, поднял вверх и, тряся им, свободной рукой полоснул себя по горлу.

— Радио у него не работает уже два года, — сообщила Тать­яна то, что все и без нее сразу поняли. — Капитан уверяет, оно ему не нужно, он и без него отлично управляется.

—  Почему даже это меня не удивляет? — простонал Рой, закатывая глаза.

—  Он наверняка не был бойскаутом, — прибавил Уоффорд.

—  Похоже, он хочет повернуть нас обратно, в Листвянку, — сказала Тереза, поняв манипуляции пассажира вертолета.

—  Вертолет принадлежит лимнологическому институту, — отметила Татьяна. — Они не имеют права нам приказывать. Не обращайте внимания.

—  А я думаю, они пытаются о чем-то нас предупредить, — возразила Тереза, наблюдая, как вертолет несколько раз под­нялся и опустился. Сидящий в кресле второго пилота пасса­жир продолжал все так же неистово махать руками.

—  Возможно, мы каким-то образом им помешали. — Тать­яна пожала плечами и, тоже замахав руками, крикнула: — Все понятно, двигайте отсюда! Улетайте!

Джордино высунулся из окна кабины и весело усмехнулся. Раздраженный капитан суденышка, глядя на вертолет, грозил кулаком и крыл незваных гостей последними словами, Татья­на, отчаянно жестикулируя, прогоняла их прочь.

—  Не очень-то они нам рады, — процедил Джорджино.

—  Очевидно, у капитана либо мало мозгов, либо много спир­та, — ответил Питт, расстроенно покачав головой.

—  Да, неплохие пантомимы ты разыгрываешь. Похуже, ко­нечно, чем у Марселя Марсо, но для байкальской глуши впол­не сойдет.

—  Вместо того чтобы язвить, ты бы лучше взглянул на их ватерлинию, — посоветовал Питт. — Еще немного, и это коры­то начнет тонуть.

Джордино, осмотрев ближайший к ним борт лодки, отме­тил чуть осевшую кормовую часть.

—  Похоже, оно уже тонет, — заключил он.

—  Шансов выдержать напор тридцатифутовой волны у лод­ки никаких, — заметил Питт. — Придется мне спускаться на палубу.

Джордино и не подумал подвергать сомнению правильность решения. Он не стал говорить Питту об опасности подобного эксперимента, поскольку знал — все аргументы будут беспо­лезны. Характером Питт напоминал бойскаута-переростка, ко­торый обязательно поможет старой леди перейти через дорогу, даже если та будет твердить ему: «Спасибо, не нужно». При любой степени риска о своей собственной безопасности он ду­мал в последнюю очередь. Джордино медленно кружил над лодкой в поисках удобного места для высадки Питта и не на­ходил — суденышко было слишком мало, а кроме того, мешала мачта, десятифутовый штырь, торчавший возле руля. Как Джор­дино ни прикидывал, но лопасти винта обязательно должны были задеть ее.

— Чертова мачта. Не даст сесть, а прыгать с высоты двадца­ти футов опасно. В лучшем случае ноги переломаешь, — хлад­нокровно произнес он.

Питт, оглядев древнюю лодчонку и ее ошарашенно взирав­ших на них пассажиров, беспомощно кивнул.

— И купаться сейчас мне тоже что-то не хочется. Но если ты подведешь вертолет максимально близко к мачте, я соскольз­ну по ней как пожарные по трубе.

Идея показалась Джордино дикой, но иных путей попасть на лодку не было. Сумей он насколько возможно приблизиться к мачте, Питт сможет уцепиться за нее и спуститься на палубу. Маневр этот даже на суше требовал немалого мастерства, а уж на воде, во время качки — тем более. Джордино хорошо пони­мал: одно неловкое движение — и удар мачты свалит Питта. Хорошо еще, если он упадет в воду, а не на палубу.

Вертолет взмыл вверх и завис в десяти футах от мачты. За­тем Джордино сравнял скорость со скоростью дрейфующей лодки, чуть отвел машину в сторону, чтобы пассажирская дверь оказалась как раз напротив мачты, а через минуту, убедившись в правильности своих визуальных расчетов, начал снижаться. Когда до мачты оставалось фута три, Джордино закончил сни­жение.

— Лодку качает. Действовать нужно быстро. Я опущу птич­ку исразу уйду вверх, — произнес Джордино в микрофон. — Не сумеешь соскользнуть, дай мне знак, я подлечу и возьму тебя.

— Возвращаться в вертолет я не планирую, — твердо отве­тил Питт. — Мне хватит секунды, чтобы схватиться за мачту.

Питт снял наушники, вытянул из-под ног свой красный рюкзак и открыл дверь. В кабину ворвался поток воздуха, раз­гоняемого винтами. Питт швырнул вниз рюкзак, проследив, как тот с тяжелым стуком упал на крышу рулевой рубки, потом усел­ся в дверном проеме, свесив ноги, и знаком показал Джордино остановить вертолет. Перед ним раскачивалась мачта. Поймав момент, когда лодка оказалась между волнами и замерла, Питт выбросил вверх раскрытую правую ладонь. Джордино понял сигнал и сразу же опустил вертолет на три фута. Питт рывком подался вперед и исчез. Джордино даже не взглянул на мачту, у него не было времени проверять, сумел Питт уцепиться или нет. Только подняв вертолет, он выглянул в боковое окно и увидел, как Питт, обхватив мачту руками и ногами, спускается по ней на палубу.

—  «Верещагин» вызывает вертолет, — затрещал в наушни­ках голос Ганна.

—  Слушаю, Руди, — ответил Джордино. — Ну как там у вас? Что слышно?

—  Сообщаю последние данные о волне. Она идет к южному побережью со скоростью сто тридцать пять миль в час, высота ее в центре составляет тридцать пять футов. Прошла дельту Селенги. Ожидаем увеличения скорости.

—  К южному? — повторил Джордино. — Не так уж и плохо. А до нас когда дойдет?

—  В том месте, где находитесь вы, она будет через восем­надцать минут. К нам подойдет через десять минут. Капитан уже разворачивает корабль носом к волне. Полагаю, вы на вся­кий случай остаетесь поблизости, да?

—  Руди, я правильно тебя расслышал? Ты сказал, через во­семнадцать минут?

—  Все правильно.

«Для полузатопленной лодки уйти в безопасное место, да еще за восемнадцать минут? Нереально», — подумал Джордино.

Он внимательно оглядел почерневший от времени корпус, медленно погружавшийся в воду, и поморщился. «Ни единого шанса». Гнетущее чувство вины овладело Джордино. Получа­лось, что он, высадив на палубу Питта, собственной рукой по­слал своего старого друга на верную гибель.

***

Вывалившись из кабины, Питт уцепился за перекладину мачты, осмотрел облупленную спутниковую антенну и торчав­шую прямо напротив его лица радиоантенну. Как только вер­толет ушел вверх и струи воздуха от винтов перестали срывать Питта с мачты, он обхватил ее ногами, сжал их, чтобы не сва­литься камнем на палубу, и неторопливо, словно нехотя, за­скользил вниз. Оказавшись на крыше рулевой рубки, он под­хватил свой рюкзак и, спрыгнув на палубу, повернулся к оша­рашенным пассажирам рыбацкого судна.

—  Привет, — выговорил он, улыбнулся обезоруживающей улыбкой и продолжил уже по-английски: — Из вас английский кто-нибудь понимает?

—  Все понимают, кроме капитана, — тихо пробормотала Тереза, еще не пришедшая в себя после ошеломляющего зре­лища.

—  Как прикажете понимать ваше вторжение? — сурово спросила Татьяна. Ее темные глаза подозрительно разглядыва­ли Питта. Позади нее, у двери рулевой рубки, маячил капитан и с таким же высокомерным видом что-то говорил.

—  Товарищи, передайте своему капитану, что если он хо­чет и завтра пить водку, то пусть разворачивает свое корыто и дует отсюда в Листвянку на самой полной скорости, — прика­зал Питт командирским голосом.

—  А в чем дело? — Несмотря на все попытки Терезы унять волнение, голос выдавал ее.

—  Подводный оползень у острова Ольхон вызвал волну. Сюда идет стена воды высотой тридцать футов. Мы связались по радио со всеми судами и, как видите, все они ушли. Только ваш добрый беспутный капитан нас не услышал.

Лицо Татьяны мгновенно посерело, она повернулась к ка­питану и что-то зашептала ему. Тот, молча кивнув, мигом по­вернулся и скрылся в рулевой рубке. Через секунду жалобно завизжал судовой двигатель, пущенный на максимальные обо­роты, и лодка, набирая скорость, ринулась в сторону Листвянки. На кормовой палубе Рой и Уоффорд уже паковали обору­дование.

Взглянув вверх, Питт с беспокойством обнаружил, что Джор­дино улетел. Вертолет слабой точкой мелькал уже у самого гори­зонта. Питт предпочел бы видеть вертолет рядом, поскольку лодка, по его мнению, определенно могла не выдержать встре­чи с волной. Присутствие Джордино придало бы им уверенно­сти. Питт мысленно обругал себя — впопыхах он не догадался взять с собой рацию.

— Спасибо за то, что прилетели предупредить нас, — заго­ворила Тереза, подходя к Питу, и, нервно улыбаясь, протянула ему руку. — Какой рискованный маневр вы проделали, — с под­купающей искренностью продолжила она мягким голосом. Она напомнила Питту его жену, Лорен, и поэтому сразу понрави­лась. Во всяком случае, он так подумал.

— Да, мы очень благодарны вам за предупреждение, — про­говорила Татьяна извиняющимся тоном. Голос ее потеплел, стал более дружелюбным. Представившись, она поинтересова­лась: — Вы прилетели с корабля, принадлежащего лимнологи­ческому институту?

— Да. Он с нашей группой направляется к Листвянке вмес­те с остальными судами. Ваше — последнее. Мы не смогли до­кричаться до вас по радио.

— Я говорил тебе — с лодкой что-то не в порядке, — шеп­нул Уоффорд Рою.

— Да, и с капитаном тоже, — кивнул в ответ Рой.

— Мистер Питг, похоже, нам придется вместе пережить удар волны. Сколько времени осталось до ее подхода? — спросила Татьяна.

Питт бросил взгляд на свои оранжевые водолазные часы.

— Учитывая ее скорость, меньше пятнадцати минут.

Татьяна хмыкнула.

— До Листвянки мы точно добраться не успеем, — тихо ска­зала она.

— В южной своей части озеро расширяется, то есть ближе к западу волна начнет рассеиваться. Чем ближе мы окажемся к Листвянке, тем слабее она будет и тем легче мы с ней справим­ся, — попытался успокоить ее Питт.

В душе же он испытывал нешуточный страх за пассажиров, так как понимал — удержаться на палубе убогой лодочки даже

в бушующей луже невозможно. Корпус суденышка с каждой минутой все глубже погружался в воду. Двигатель дымил и чи­хал, казалось, готовый влюбой момент заглохнуть. Дерево дав­но прогнило. Питт легко представлял себе, в каком ужасном состоянии находятся трюм и дно лодки.

—  В любом случае нам имеет смысл подготовиться к удару волны. Наденьте спасательные жилеты. Если не хотите, чтобы ваше имущество смыло за борт, упакуйте его и привяжите к перилам.

Рой и Уоффорд с помощью Терезы торопливо обмотали толстыми веревками ящики с аппаратурой и закрепили у бор­тов. Татьяна ушла в рулевую рубку, несколько минут рылась там и вернулась с охапкой спасательных жилетов.

—  Нашла только четыре, — сообщила она. — Капитан от жилета отказывается, но на всех все равно не хватит. — Она посмотрела на Питта так, словно он на лодке был лишним.

—  Все нормально, у меня есть свой, — ответил он на ее не­мой вопрос. Пока все надевали жилеты, Питт, нимало не сму­щаясь, сбросил ботинки, верхнюю одежду, извлек из рюкзака неопреновый сухой водолазный костюм и уверенными движе­ниями натянул его.

—  Что это за шум? — спросила Тереза дрогнувшим голосом.

Над озером пронесся едва слышный гул, далекий и гроз­ный. Питту показалось, что в нескольких милях отсюда, оги­бая подножие гор, мчится грузовой состав. Несколько раз гул то усиливался, то стихал, потом на несколько секунд сделался постоянным, а затем начал приближаться.

Питт и не глядя на озеро знал — их время истекает. Руди ошибся в своих расчетах — волна настигнет их раньше указан­ного им времени.

—  Вон она! — завопил Рой, вскидывая руку.

—  Какой ужас! — У Терезы, потрясенной видом волны, пе­рехватило дыхание.

То, что надвигалось на утлую лодчонку, совсем не походи­ло на серповидные, увенчанные белой пеной прибрежные вол­ны, прыжками по которым так наслаждаются серферы. На оце­пеневших пассажиров гиблого суденышка катился абсолютно гладкий громадный столб воды. Он двигался зигзагами, посто­янно смещаясь от одного берега к другому, словно гигантский волчок, пляшущий по поверхности озера. Волна наводила ужас своими размерами. Высота ее достигала без малого сорока фу­тов. Казавшаяся живой стена воды будто сошла с сюрреалис­тической картины, движение ее сопровождалось рокотом, ко­торый заставил всех разом застыть и устремить на нее поражен­ные взгляды.

Всех, кроме Питта.

—  Татьяна, скажите капитану, чтобы он повернул лодку носом к волне, — приказал он. Потрепанный непогодой и вод­кой капитан с глазами, как чайные блюдца, повернул руль. Питт не сомневался — волна разнесет древнюю посудину в щепки, но уж такая у него была натура — пока оставался хоть один шанс, он не опускал руки. Тем более теперь, когда нужно было спа­сать пассажиров лодки.

Главное состояло в том, чтобы не дать им выпасть за борт. Скользнув взглядом по палубе, Питт заметил старую рыбацкую сеть, валявшуюся у правого борта.

—  Джим, помоги мне растянуть сеть, — бросил он на ходу, направляясь к ней.

Вместе они размотали сеть, набросив ее на крышу рулевой рубки, а концы привязали к перилам.

—  А это еще зачем? — недоуменно спросила Тереза, рас­сматривая натянутую над палубой сеть.

—  Как только волна приблизится, всем ложиться на сеть, — скомандовал Питт. — Держитесь крепче — она пружинит, не даст вам удариться о палубу, а заодно избавит от нежелатель­ного купания в озере.

Пока капитан разворачивал лодку носом к волне, пятеро пассажиров — две женщины и трое мужчин — встали у сети со стороны кормы. Рой, оказавшийся рядом с Питтом, шепнул ему на ухо:

—  Бессмысленные старания, мистер Питт. Я не хуже вас знаю: лодке каюк.

—  Никогда не торопитесь проститься с жизнью, — так же шепотом ответил Питт и уверенно посмотрел на него.

Глухой рокот катившейся волны становился все громче. Не более пяти миль отделяло ее от лодки. До столкновения с ней оставались считанные минуты. Все готовили себя к само­му худшему, кто-то тихо молился, кто-то, следя за волной, с холодной презрительной усмешкой ждал смерти. В раздира­ющем уши реве водяной громады никто не услышал звук под­летавшего вертолета. Только когда до лодки ему оставалось не больше ста футов, Уоффорд уловил шум моторов и вскинул голову.

—  Что такое? На кой черт он сюда прилетел? — недоуменно буркнул он.

На мгновение все забыли о волне и устремили взгляды на вертолет, затем снова опустили головы, посмотрели на волну, потом опять на вертолет, но теперь глаз от него уже не отводи­ли. Под вертолетом, на двадцатифутовом тросе и в футах трех от поверхности воды, болтался белый цилиндрический предмет. Он был очень похож на подъемник, отчего все, включая Питта, решили, что пилот рехнулся. В такие минуты лететь к лодке, которой до гибели оставалось несколько минут, с уст­ройством для транспортировки мог только сумасшедший.

Ко всеобщему изумлению, лицо Питта внезапно расплы­лось в широкой улыбке. Он узнал доставленный Джордино предмет — ведь он едва не споткнулся об него, когда бежал вдоль борта «Верещагина». То была декомпрессионная каме­ра, средство безопасности, куда помещали ныряльщика, попав­шего во внештатную ситуацию. Джордино очень быстро сооб­разил, что пассажиры тонущей лодки смогут спастись, укрыв­шись в ней. Питт замахал руками, знаками показывал Джорди­но опустить камеру на кормовую палубу.

Джордино видел надвигавшуюся сейшу, поэтому действо­вал быстро. Он сразу увел вертолет влево, немного подождал, пока камера не перестанет качаться, затем быстро снизился, и декомпрессионная камера весом в одну тон ну мягко стукнулась о палубу.

Питт торопливо отцепил тросы и, отскочив к борту, под­нял вверх большой палец. Вертолет сразу взмыл вверх, покру­жил над лодкой. Джордино удостоверился, что камера лежит на месте, и начал уходить в сторону «Верещагина».

—  И зачем он притащил нам эту болванку? — сказала Татьяна.

—  В этом неказистом поплавке лежит ваш спасительный билет, — поправил ее Питт. — Давайте залезайте внутрь. Быст­рее, не теряйте время.

Питт вскинул голову — стремительно двигавшаяся волна находилась примерно в миле от них. Он поднял защелку, от­крывая уплотненный замок, и распахнул круглый тяжелый люк. Тереза первой нырнула внутрь, за ней последовали Уоффорд и Рой. Татьяна, поколебавшись, схватила кожаный ранец и спу­стилась в камеру.

—  Скорее, — торопил ее Питт. — Не тот момент, чтобы ис­кать багаж.

С капитана слетела его обычная наглость. Он с благоговей­ным ужасом оглядел катящуюся на лодку водную громаду, бро­сил руль и полез в камеру.

—  А вы разве не с нами? — спросила Татьяна Питта, когда тот начал опускать люк.

—  Шестерым здесь не уместиться. Кроме того, кто-то ведь должен закрыть вас, — подмигнул он ей — Там есть три одеяла и большой матрас. Держитесь друг за друга крепче, волна под­ходит.

Лязгнул металл, щелкнул замок, и люк закрылся. Странная тишина внезапно окутала находившихся в камере людей, но продолжалась она недолго. Не прошло и минуты, как лодку накрыла волна.

Тереза сидела напротив иллюминатора. Повернув голову, она увидела в толстом стекле Питта, их таинственного спаси­теля, явившегося внезапно, словно ниоткуда. Она заметила, как он нагнулся над рюкзаком, достал оттуда маску, трубку и два небольших, скрепленных между собой акваланга. Быстро надев их и застегнув ремни, он подошел к перилам у правого бор­та и, прежде чем водная стена накрыла их, прыгнул. Дальше Тереза ничего, кроме воды, не видела.

Волна накатила на рыбацкую лодчонку, когда та находи­лась милях в пятнадцати от Листвянки и западного берега. Ис­следователи в камере и понятия не имели, какая страшная сила обрушилась на них — в тот момент вращающаяся водяная глы­ба размером с трехэтажный дом летела по поверхности озера со скоростью сто пятьдесят миль в час.

С высоты двухсот футов Джордино видел момент столкно­вения лодки с волной. Нос ее взлетел вверх — казалось, она со­бирается подняться вертикально, но затем последовал еще один удар, в днище, и старенький корпус, переломившись пополам, исчез в массе воды, словно растворился в ней. В стремитель­ном движении к берегу, волна погребла под собой лодку. Ка­ким-то чудом уцелела только рулевая рубка, болтавшаяся на поверхности озера позади сейши. Кормовая палуба и лежавшая на ней компрессионная камера ушли под воду. Неожиданно выпрыгнула из воды черная носовая часть лодки и, махнув ос­татком мачты, будто попрощавшись с небом, исчезла в кипя­щих пузырях, медленно опускаясь на холодное дно Байкала.

4

—  Держитесь крепче! — прокричала Тереза сквозь внезап­но накативший рев воды. Слова ее эхом отозвались в камере. Вода яростно швыряла и крутила ее. Обитатели катались по ней, беспомощно махая руками. Сначала камера вместе с лодкой встала вертикально, а затем ее начало швырять из стороны в сторону. Трое мужчин и две женщины отчаянно цеплялись за приваренные поручни, пытаясь болтаться на них, а не летать по камере как живые ракеты. В момент столкновения лодки с волной время для них будто застыло. Простояв несколько се­кунд вертикально, лодка начала ломаться. Все услышали силь­ный треск под ногами — это задрожала палуба, а потом лодка развалилась. Освободившись от более легкой носовой части, тяжелая корма наклонилась назад и начала медленно опускать­ся. Волна с диким грохотом пронеслась над кормой и умчалась к берегу.

Терезе показалось, что она стала участницей замедленной съемки. Сначала она ощутила, что лодка уходит вниз, затем ус­лышала рев воды и почувствовала, как камера под ударом вол­ны переворачивается и плавно ложится на бок. Каким бы сла­бым ни было падение, удар камеры о воду оторвал ее обитате­лей от поручней — их руки, ноги, тела свились в копошащийся клубок, крики смешались с хрипами и кашлем. Тусклый свет, вспыхивавший в иллюминаторе, стал меркнуть, а потом и вов­се исчез. Камера погрузилась в пугающий мрак.

Волна, невидимая потерпевшим крушение, развернулась над кормой на сто восемьдесят градусов, вдавила ее в воду, на­мертво прижав к компрессионной камере. Моторный отсек, сразу же заполнившийся водой, вместе с гребным валом увели­чили нагрузку. Хотя основная мощь воды прошла над ними вскользь, под действием собственной тяжести обломок лодки медленно шел на дно. Компрессионная камера из средства спа­сения превратилась в орудие убийства, в гроб, уносивший жи­вых людей на дно сибирского озера.

Прочная стальная камера могла выдерживать давление в тридцать атмосфер при погружении на тысячу футов. Однако там, где затонула рыбацкая лодка, было значительно глубже, и это означало, что камера сплющится задолго до того, как упа­дет на дно озера. В обычной ситуации, даже при полной загруз­ке, когда в ней находились пять человек, камера выскакивала из воды и свободно дрейфовала по ее поверхности. Сейчас же на нее всем своим весом давила и увлекала на дно часть пере­вернутой кормы.

По сгущающейся за иллюминатором темноте Тереза дога­далась, что они погружаются все глубже. Она вспомнила слова Питта, которые он произнес перед тем, как закрыть их. Он на­звал камеру поплавком. «Значит, утонуть она не может, — по­думала она и огляделась, но нигде не заметила следов течи. — Похоже, нас что-то тянет вниз», — пришла она к выводу.

—  Все, кто может, ползите сюда! — закричала она, ощупью пробравшись к днищу камеры. — В этой части нужно увели­чить вес.

Ее побитые и оглушенные товарищи кое-как переместились к ней, обнялись, стараясь не удариться, крепко прижались друг к другу. Тысяча фунтов массы сама по себе не смогла бы осво­бодить их, но Тереза правильно угадала точку — днище камеры находилось почти у края кормы. Теперь над их головами был только двигатель, самая тяжелая часть кормы. Дополнительный вес возле центра тяжести позволил верхнему отсеку камеры чуть приподняться и начать постепенно, миллиметр за миллимет­ром, выскальзывать из-под днища кормы.

По мере погружения увеличивалось давление. Послышал­ся слабый треск, камера грозила исчерпать запас прочности. К счастью, одновременно увеличивался угол подъема камеры. Она заскользила быстрее. Внутри никто не ощущал, как камера мед­ленно двигалась вверх, лишь слышался скрежет стали о ребри­стый борт кормы. Прошло еще с полминуты, и камера встала под углом сорок градусов. Снова раздался скрежет, на этот раз очень громкий, и камера, вырвавшись из-под днища лодки, стремительно полетела вверх.

Сидевшим внутри казалось, что они очутились на «русских горках». С каждой долей секунды камера набирала скорость. Она выскочила из воды подобно ракете, пролетела по инерции футов пять и шлепнулась в воду. Джордино, продолжавшему висеть неподалеку в своем «камове» и неотрывно следить за озером, показалось, что он опять стал свидетелем неудачного запуска межконтинентальной баллистической ракеты «трай­дент» с атомной подводной лодки класса «Огайо». От упавшей камеры расходились концентрические круги, вода вокруг нее кипела. Джордино сочувственно покачал головой: он представ­лял, что испытывают пассажиры камеры, вылетевшей с глуби­ны не менее восьмидесяти футов, особенно если учесть, что скорость ее по мере приближения к поверхности увеличивает­ся. Полет камеры и шлепок в воду получились очень эффект­ными.

Джордино подвел вертолет поближе к месту падения каме­ры, разглядел закрытый люк и облегченно вздохнул. Камера тем временем, идиллически покачиваясь на легких, с небольшими бурунчиками, волнах, тихо поплыла к берегу.

Несмотря на синяки и ссадины, Тереза радостно заулыба­лась, снова увидев за стеклом иллюминатора голубое небо. Рас­сматривая его, она заметила, что камера уверенно держится на поверхности озера, и немного успокоилась. По небу скользну­ла серебристая тень. Узнав в ней вертолет, Тереза совсем вос­прянула духом. «Он прилетел спасать нас», — подумала она. Те­реза повернулась и оглядела своих товарищей по несчастью, обессиленных, неподвижно лежавших вокруг нее.

Бурное путешествие оставило на их телах множество синя­ков и ссадин, но, к счастью, никто серьезно не пострадал. У сурового капитана рыбацкой лодки на лбу виднелся большой кровоподтек, Уоффорд крепко приложился спиной к поручню. Рой и две женщины вовсе избежали требующих длительного лечения травм. Тереза представила себе, сколько бы костей они себе переломали, не окажись в камере матрасов, и почувство­вала легкий озноб. Она окончательно успокоилась, и мысли ее обернулись к Питту, человеку, спасшему их. Удалось ли ему самому спастись?

Глава и ветеран НУМА решил: будет лучше, если он встре­тит волну в открытой воде. Выросший в городе Ньюпорт-Бич, с детских лет привыкший бороться с волнами, опытный сер­фер Питт хорошо знал, что самое безопасное — это подныр­нуть под надвигающуюся волну. Тогда она пройдет верхом, не причинив вреда. Заперев исследователей в компрессионной камере, он торопливо надел маску, подсоединенную к дыхатель­ному аппарату «Драгер», и прыгнул с лодки. В воде он отчаян­но заработал руками и ногами, стараясь отплыть от нее как мож­но дальше. До подхода сейши оставались считанные секунды, а ему еще нужно было уйти в глубину, чтобы оказаться под вол­ной. Он не успел скрыться от нее, опоздав на каких-то пару се­кунд.

Волна обрушилась на него, когда он находился всего в мет­ре от поверхности озера. В результате, вместо того чтобы пе­реждать опасность в относительной тишине, он столкнулся с водяной стеной. Питту показалось, будто он вскочил на эска­латор, несущийся вверх с дикой скоростью. Внутри у него все упало. Его поволокло на гребень волны. В отличие от лодки, попавшей внутрь волны и переломившейся, Питта придавило к водной стене. Он стал частью волны.

Уши у него заложило от грохота многотонной водной мас­сы; из-за сотен потоков, неистово круживших перед глазами, он ничего не видел. К счастью, несмотря на кромешный ад, творившийся вокруг него, он мог нормально дышать. На какое-то мгновение ему почудилось, что он летит по воздуху. Питт даже обрадовался неожиданному приятному ощущению. Угне­тала, правда, мысль о возможном падении вниз. В этом случае вода его просто раздавила бы как асфальтовый каток. Сначала он пробовал было бороться с водой, но, поняв бессмысленность своих попыток, решил поберечь силы. «Будь что будет», — по­думал он, продолжая лететь вверх. Движения вперед он не чув­ствовал, хотя волна к тому времени отнесла его от лодки на не­сколько сотен ярдов.

Неожиданно для себя Питт почувствовал, как ноги его ото­рвались от воды, а затем перед глазами вспыхнул свет. Его под­бросило, не очень высоко, после чего он шлепнулся животом на воду, помимо своей воли развернулся и быстро заскользил вперед. Питт мгновенно сообразил — он находится на гребне воды и его несет к ее передней, самой опасной части, по кото­рой он взлетел сюда. Всего несколько дюймов отделяли Питта от отвесной тридцатифутовой стены, спускавшейся к поверх­ности озера. Вокруг него шипел и кипел водный поток. Питт хорошо понимал — свались он, и вода тут же раздавит его.

Он развернулся перпендикулярно передней части стены и, что есть силы отталкиваясь ногами, медленно заскользил по плоской вершине. Почувствовав, как движущаяся вода по инер­ции тянет его назад, он еще энергичнее заработал ногами. Питт словно отталкивал от себя волну. С яростью рвущегося к фи­нишу пловца-спринтера он бросился вперед по гребню. Руки его вращались как пропеллеры, ноги били по воде с умопомра­чительной частотой. Ревущая вода продолжала тянуть его, ста­раясь засосать в себя, но Питт не желал сдаваться и яростно бился за жизнь.

Постепенно вода начала отпускать Питта, и вскоре он уже спокойно доплыл по гребню волны к ее тыльной части и скольз­нул вниз. Поток увлек его, но падал он каскадами, не успевая набрать большую скорость. Питт внутренне собрался, готовясь удариться о поверхность озера, но удара не произошло. Поток внезапно потерял скорость, вокруг маски замелькали пузыри, и Питт догадался, что плывет уже подводой. Многотонная сте­на воды понеслась дальше, грохот ее вскоре смолк. Питт взгля­нул на глубиномер, прикрепленный к ремню безопасности, и увидел, что находится на глубине двадцати футов.

Повернувшись лицом вверх, он оглядел сверкающую поверх­ность воды и, лениво отталкиваясь ногами, поплыл к ней. Высунув из воды голову, он посмотрел вслед ревущей волне, неумолимо катившейся на сокрушительное рандеву с южным берегом озера. Рев медленно затихал вдали, уступая место друго­му звуку, вначале непонятному, но вскоре он определил его — это был рокот вертолетного двигателя. Развернувшись, Питт обнаружил «камов» совсем недалеко от себя. Джордино вел его почти над самой водой, и летел он точно к нему. Скользнув взглядом по воде до самого горизонта, Питт не заметил на ней никаких признаков рыбацкой лодки.

Джордино завис недалеко от Питта, совсем низко, волны ударялись о колеса шасси. Питт быстро подплыл к открытой пассажирской двери качавшегося над водой вертолета и вска­рабкался на сиденье. Не успел он снять маску, как Джордино уже поднял вертолет.

—  Многих после такого разрывало на куски, — сообщил Джордино, усмехаясь. Он был рад, что нашел друга в целости и сохранности.

—  Я славно поплавал в аэродинамической трубе, — ото­звался Питт, хватая ртом воздух и в изнеможении закрывая глаза. — Что с лодкой?

Джордино сокрушенно покачал головой.

—  Забудь о ней. Ее переломило как щепку. Пошла на дно вместе с декомпрессионной камерой. Правда, та вскоре выско­чила на поверхность как пуля. В иллюминаторе видел, как мне кто-то махал, — значит, живы. Наша старенькая баночка спас­ла их. Я связался с «Верещагиным», попросил поторопиться. Капсулу скоро выловят.

—  Приятная новость. Без декомпрессионной камеры они бы утонули.

—  Извини, не мог прилететь за тобой раньше. Волна ме­шала.

—  Да ладно, не переживай. Я тут совсем неплохо провел время, — кивнул Питт и через силу улыбнулся. Вспоминать ужасные минуты на гребне волны не хотелось, и он перевел раз­говор на другую тему: — А как «Верещагин»? Надеюсь, собствен­ность института не слишком пострадала?

—  Возле Листвянки высота волны упала до четырнадцати футов, и «Верещагин» прошел сквозь нее, даже не шелохнув­шись. Руди говорит, что только кресла выехали из-под стола, а

в остальном все нормально. А вот деревне, говорят, достанется крепенько. Нотам все в полной готовности.

Опустив голову, Питт рассматривал озеро, но нигде не ви­дел декомпрессионную камеру.

— Далеко меня отнесло? — поинтересовался он, наконец отдышавшись. Он начал успокаиваться и сразу же почувство­вал во всем теле боль от синяков, полученных во время борьбы с водной стихией.

— Примерно на три мили, — ответил Джордино.

— За такое короткое время? Да мне золотую медаль пора давать, — произнес Питт, смахивая с брови капельку воды.

Джордино увеличил скорость. Он вел вертолет на север, футах в пятнадцати от поверхности озера. Вскоре прямо по курсу они увидели мирно качавшийся на небольших волнах крупный предмет цилиндрической формы. Приближаясь к нему, Джордино сбавил скорость.

— Держу пари, что внутри становится душновато, — ска­зал он.

— Проиграешь. Реальная опасность отравления углекислым газом возникнет не раньше чем через два-три часа, — отозвал­ся Питт. — Когда подойдет «Верещагин»?

— Через полтора часа. Боюсь, я не смогу все это время бол­таться в воздухе. — Джордино щелкнул пальцем податчику топ­лива, стрелка которого уходила влево.

— Хорошо, возвращайся, а я составлю им компанию. Так они хотя бы будут знать, что о них не забыли.

— А не достаточно ли тебе прохладительных ванн? Учти, возможно переохлаждение, — предупредил его Джордино, сни­жаясь до нескольких футов.

— Ты бы себе это говорил, когда плещешься в ручейках у Скалистых гор. Да температурку бы там померил для разнооб­разия, — парировал Питт. — Скажи Александру, чтобы посмат­ривал на воду, а то еще переедет нас.

Питт снова натянул налицо маску, выпрыгнул из вертоле­та и, подняв фонтан брызг, нырнул в воду в нескольких футах от декомпрессионной камеры. Джордино сразу же поднял вер­толет и взял курс к «Верещагину», а Питт подплыл к иллюми­натору, прижался к нему маской и заглянул внутрь.

Увидев перед собой маску и разглядев в ней зеленые глаза Питта, Тереза ахнула от неожиданности.

— Он все-таки остался жив, — изумленно пробормотала она.

Остальные тоже приникли к иллюминатору и замахали Пит­ту. Они и представить себе не могли, что, прежде чем вернуться к ним на вертолете, он проделал трехмильное путешествие по озеру на гребне волны.

Питт постучал указательным пальцем по стеклу иллюми­натора, затем соединил его с большим.

— Он спрашивает, в порядке ли мы, — пояснил Рой.

Татьяна, находившаяся ближе всех к иллюминатору, энер­гично закивала и повторила знак. Питт коснулся ладонью сво­их часов и вытянул вверх указательный палец.

Татьяна снова понимающе кивнула.

— Нам осталось ждать всего час, — сообщила она. — По­мощь уже в пути.

— Ну что ж, полагаю, можно устроиться поудобнее, — ска­зал Уоффорд. Вместе с Роем они переложили сбившиеся мат­расы, и все смогли усесться комфортнее.

Питт осмотрел камеру, проверяя корпус на наличие повреж­дений и течей. Убедившись, что капсула совершенно цела, Питт взгромоздился на ее верхнюю часть, торчащую из воды. В чис­том полуденном воздухе он без труда разглядел появившуюся вдали темную точку «Верещагина» и начал внимательно сле­дить за его приближением.

К тому времени, когда судно остановилось ярдах в пятиде­сяти от декомпрессионной камеры, Джордино уже успел смон­тировать на фюзеляже вертолета большой подъемный кран. Тросы все так же болтались в буксирных кольцах камеры, так что Питту пришлось лишь собрать их и навесить на крюк. Сам он уселся на камеру верхом и казался наездником, оседлавшим гигантского белого жеребца. Джордино поднял камеру и береж­но опустил ее на кормовую палубу «Верещагина». В ту же се­кунду Питт спрыгнул с нее и засуетился у входного люка, от­крывая замок. К распахнувшемуся люку подбежал Ганн и, за­глянув внутрь, помог Терезе и Татьяне выбраться наружу. Трое мужчин вылезли следом за ними сами.

— Слушай, это же просто великолепно, — проговорил Уоф­форд, вдыхая чистый свежий воздух.

Капитан рыбацкой лодки, появившийся из камеры послед­ним, сразу подошел к борту и, опершись на перила, стал огля­дывать озеро в поисках своей погибшей посудины.

— Скажите ему, чтобы не напрягал зрение, — шепнул Питт Татьяне. — Его лодка утонула. Волна переломила ее.

Татьяна перевела капитану слова Питта. Тот в ответ на ее сообщение покачал головой и внезапно заплакал.

— Мы и не думали вас увидеть, — сказала Тереза. — Как вам удалось выжить?

— Иногда мне очень везет, — усмехнулся Питт, открывая рюкзак и укладывая в него водолазный костюм.

— Еще раз спасибо вам. — Благодарность Терезы слилась с хором восхищенных голосов. Команда судна и исследователи восторгались мужеством Питта.

— Говорите спасибо не мне, а Джордино, ведь это он дога­дался привезти вам декомпрессионную камеру.

Джордино выступил вперед и церемонно поклонился.

— Весьма польщен, дамы и господа, — улыбаясь, произнес он. — Надеюсь, маленькое путешествие в консервной банке доставило вам удовольствие.

— Вы спасли нам жизнь, мистер Джордино, — отозвалась Тереза, взяла его руку и долго трясла.

— Пожалуйста, зовите меня просто Ал. — Под взглядом сим­патичной голландки хрипловатый голос итальянца смягчился.

— Зато теперь я хорошо знаю, каково быть шариком в пин­боле, — пробормотал Рой.

— Послушайте, у них на судне есть водка? — угрюмо спро­сил Уоффорд, потирая ушибленную спину, и застонал.

— Простудились? — участливо поинтересовался Ганн, под­слушав вопрос, и заулыбался. — Прошу за мной, дамы и госпо­да. Сначала вас осмотрит судовой врач, а потом вы сможете либо отдохнуть в каютах, либо выпить на камбузе. В Листвянке тво­рится кошмар, до завтрашнего утра туда лучше не соваться.

— Ал, отведи их ко врачу. Я приду попозже, сначала пере­брошусь парой словечек с Руди, — сказал Питт.

— С удовольствием, — ответил Джордино и, взяв Терезу под руку, повел подлинному переходу в крошечную судовую мед­санчасть. Остальные потянулись за ними.

Руди подошел к Питту и похлопал по плечу.

— Ал рассказывал о твоей прогулке на волне. Знай я об этом намерении заранее, прицепил бы к тебе пяток датчиков. Сам понимаешь, интересно все-таки знать, какова скорость пото­ков внутри волны, ну и все такое, — усмехнулся он.

— Буду рад поделиться с тобой опытом в гидрогазодинами­ке за рюмкой текилы, — отозвался Питт. — Как там на берегу? Разрушений много?

— Судя потому, что мы видели с «Верещагина», Листвянка в целом шторм выдержала. Пристань, конечно, уничтожена, пару лодок вынесло на берег. Валяются на центральной улице, но в остальном более или менее нормально. Да, разве что не­сколько прибрежных палаток снесло. Главное — человеческих жертв нет, власти успели предупредить население о приближе­нии волны. Мы тоже слышали сообщение по рации.

— Расслабляться нам не следует, возможно повторение под­земных толчков, — сказал Питт.

— У меня прямая связь с Национальным информационным центром по прогнозированию землетрясений, он находится в Голдене, штат Колорадо. Они пообещали сразу предупредить нас, если заметят что-нибудь подозрительное.

Озеро окутывал сумрак, «Верешагин» медленно дрейфовал в сторону Листвянки. На носовой палубе исследовательского судна команда, облепив поручни, разглядывала разрушенный берег. Волна молотом ударила в него, с корнем вырвала дере­вья и разрушила хилые постройки, однако большая часть по­селка и сооружений остались неповрежденными. Корабль бро­сил якорь уже в темноте примерно в миле от разрушенной при­стани, над которой соорудили временное освещение в виде длинной гирлянды лампочек. Над водой плыл тихий рокот трак­тора «Беларусь» — это жители, несмотря на глухую ночь, продолжали расчищать улицы и побережье от обломков.

В углу камбуза сидели Рой, Уоффорд и капитан погибшей лодки. Один из членов команды щедро угощал их водкой «Ал­тай». Напротив них, у противоположной стены, расположились

Питт, Джордино, Саргов, Тереза и Татьяна, заканчивая обед, состоявший из запеченного осетра. Когда помощник кока уб­рал пустые тарелки, Саргов достал бутылку без этикетки и раз­лил по рюмкам мутноватую жидкость.

— Ваше здоровье, — сказал Джордино, по очереди повора­чиваясь к дамам и чокаясь с ними.

— Которое благодаря вам значительно улучшилось, — от­ветила Тереза и рассмеялась. Она глотнула напитка, и глаза ее округлились, а улыбка слетела с лица. — Что это? — задыха­ясь, спросила она. — По вкусу напоминает щелочной отбели­ватель.

Саргов оглушительно захохотал.

— Это самогон. В поселке раздобыл, у своего старинного приятеля. В Америке нечто подобное называется, кажется, муншайн.

Под общий дружный смех Тереза оттолкнула от себя недо­питую рюмку.

— Нет уж, лучше я выпью водки, — произнесла она и за­улыбалась.

— Поведайте мне, зачем двум таким шикарным девушкам понадобилось выискивать нефть на Байкале? — спросил Питт, допивая рюмку.

— Затем, что нефтяной консорциум «Аварга» приобрел пра­ва на разработку месторождений к востоку от озера, — сооб­щила Татьяна.

— Озеро Байкал — культурное достояние человечества. Орга­низация Объединенных Наций присвоила ему статус мирово­го наследия; защитники окружающей среды по всему земному шару молятся на него как на икону. Вы догадываетесь, как они взвоют, если узнают о вашей работе? — вмешался Саргов. — Как вы, собственно, собираетесь здесь бурить?

Татьяна кивнула:

— Все правильно. Мы уважаем священные воды Байкала и никогда не установим на нем вышки. Если наши предположе­ния подтвердятся и месторождения окажутся перспективными, мы будем бурить, но с принадлежащей нам территории, под большим углом. Скважина пройдет под дном озера и уткнется прямо в залежи нефти.

—  Разумно, — согласился Джордино. — В Мексиканском заливе бурят под углом, а иногда даже ведут скважину гори­зонтально. — Правда, технологические тонкости нефтедобы­чи никак не объясняют мне причину пребывания здесь пре­лестного голландского ангела из Роттердама. — Широко улыбнувшись, он посмотрел на Терезу.

Польщенная комплиментом, та вспыхнула и, немного по­дождав, ответила:

—  Из Амстердама. Я там живу и работаю. А сейчас вместе с моими американскими коллегами-алкоголиками выполняю контракт, заключенный с «Шеллойл». — Объясняя, она ткнула большим пальцем себе за спину, туда, где уже изрядно подвы­пившие Рой и Уоффорд громко делились со своим русским собутыльником скабрезными анекдотами.

—  Мы находимся тут по просьбе нефтяного концерна «Авар­га», — продолжала она. — У них нет оборудования для морской нефтеразведки, что вполне объяснимо. Наша компания вела исследования на Балтике, в Западной Сибири. Это мы искали нефть на Самотлоре. С нефтяным концерном «Аварга» у нас заключен контракт на совместный поиск нефти в регионах, кажущихся перспективными. Так что вполне естественно, что мы находимся здесь.

—  Ну и как, удалось вам сегодня найти залежи нефти? — спросил Питт.

—  Пока мы исследовали структуру дна озера на наличие просачивания углеводорода, а измерять потенциальные запа­сы будем потом, уже с помощью сейсмического оборудования. К моменту подхода волны никаких факторов, указывающих на утечку нефти, мы не обнаружили.

—  Утечка нефти? — переспросил Саргов.

—  Да, обычный и, нужно сказать, примитивный способ обнаружения нефтяных запасов. В морях и океанах нефть про­сачивается со дна и всплывает на поверхность. До того как по­явились морские сейсмические источники, бумеры и другое аналогичное оборудование, позволяющее прозвонить осадочные глубины и получить визуальное геологическое изображе­ние дна, только так и определяли наличие залежей углеводоро­дов — по пятнам на морской поверхности.

—  У нас есть рассказы местных рыбаков, подтверждающие наши догадки. Они видели на поверхности озера нефтяные пят­на, — пояснила Татьяна. — Мы, конечно, понимаем, что запа­сы могут оказаться небольшими, экономически невыгодными для промышленной добычи.

—  Потенциально очень дорогостоящее предприятие, учи­тывая разную глубину озера, — добавил Питт.

—  Ну уж если мы заговорили о предприятиях, то позволь­те вас спросить, мистер Питт, а что вы и другие сотрудники НУМА делаете на борту российского исследовательского суд­на? — спросила Татьяна.

—  Мы здесь в гостях у Александра и его лимнологического института, — ответил Питт, пощелкав пальцами по пустой рюм­ке, которую Саргов тут же наполнил. — Ведем совместные ис­следования по определению направления внутренних течений и их влияния на местную флору и фауну.

—  И каким же образом вы узнали о приближении волны? Вас кто-то предупредил?

—  Сенсорные датчики дали знать. Мы разбросали по озеру несколько сотен поплавков с датчиками, чтобы измерять тем­пературу воды, давление и прочее. Больше всего было раскида­но возле острова Ольхон, где мы и находились, когда поступил первый сигнал об опасности. Спасибо Руди, это он заметил подводный оползень и момент возникновения сейшей.

—  Повезло вам, да и всем другим тоже, — заметила Тереза.

—  У Руди нюх на катастрофы, — усмехнулся Питт.

—  Это все ерунда, — махнул рукой Джордино. — Вот при­ехать в Сибирь без единой бутылки «Джек Дэниелс» — действи­тельно катастрофа. — Он отпил глоток самогона, поморщился и с отвращением посмотрел на свою рюмку.

—  Позор нам. Все базовые данные полетели насмарку из-за посторонних шумов, — густым босом возвестил Саргов, направ­ляя беседу в научное русло. — Одно хорошо — удалось полу­чить точную информацию о возникновении волны.

—  А ваши поплавки с датчиками могут показать, где имен­но возникло землетрясение? — поинтересовалась Татьяна.

—  Если оно произошло под землей, то да, — кивнул Питт.

— Руди пообещал завтра разобраться с компьютерами и по показаниям датчиков установить точное место. Он разговари­вал с сейсмологами, и те уверяли его, что помогут. Ладно, не знаю, как вы, а я отправляюсь спать.

— Я тоже, — отозвался Питт, подавляя зевоту. — Разреши­те проводить вас до каюты? — невинно спросил он Татьяну.

— Охотно разрешаю, — ответила она. — Тем более что, по- моему, меня слегка пошатывает.

К ним присоединился Саргов, все трое поднялись и поже­лали остальным спокойной ночи.

— Полагаю, вы останетесь дожидаться торта безе? — спро­сил Питт, улыбаясь Терезе и Джордино.

— Я жажду услышать романтические баллады о Голландии. У меня уши горят от нетерпения, — отозвался Джордино.

— А скучные рассказы о геологоразведке на морских глу­бинах вас не устроят? — рассмеялась Тереза.

— Да, о глубинах как раз кстати. Чувствую, запало глубо­ко. — Питт, едва сдерживая смех, подмигнул Джордино и, еще раз пожелав спокойной ночи, ушел.

Поддерживая Татьяну под локоть, он проводил ее до кор­мы, где находилась ее каюта. Не успела она скрыться за две­рью, как начало сказываться напряжение дня. Питт добрался до своей каюты, не раздеваясь рухнул в кровать и с удоволь­ствием вытянулся. Несмотря на усталость, заснул он не сразу. В мозгу снова и снова прокручивались события прошедшего дня, его ощущения и переживания, пока наконец сон не обво­лок его спасительной темной пеленой.

5

Проспав не более четырех часов, Питт внезапно проснулся и замер, прислушиваясь. Тишина показалась ему подозритель­ной, внутреннее чутье подсказывало — происходит нечто стран­ное. Включив настольную лампу, он опустил ноги с кровати, встал и едва не полетел на пол. Питт сразу догадался, что судно накренилось в корме под углом почти десять градусов.

Он торопливо оделся, взбежал по лестнице на верхнюю па­лубу и двинулся по ее внешнему переходу. Он не увидел ни души ни здесь, ни на внешней палубе, которой заканчивался пере­ход, — весь корабль словно вымер. Вокруг было неожиданно тихо. Питт прошел в носовую часть и только здесь понял, что его смутило. Он не слышал звука работающих двигателей. В моторном отделении, сотрясая ночной воздух, глухо постуки­вал только запасной генератор.

Питт в три прыжка преодолел еще одну лестницу, ведущую наверх, рывком открыл дверь. К его изумлению, никого не было и на капитанском мостике. Он начал подумывать, что остался один, обвел взглядом пульт управления, нашел кнопку «трево­га» и нажал ее. В тот же миг,расколов ночную безмятежность, включились сирены и сигнальные колокольчики. Судно погру­зилось в истошный вой и оглушительный звон.

Спустя несколько секунд на мостик, словно разозленный бык, вырвавшийся из загона, влетел сухощавый капитан «Ве­рещагина».

—  Что здесь происходит? — пробормотал он, от ярости да еще среди ночи едва подбирая нужные английские слова. — Где вахтенный Анатолий?

—  Корабль тонет, — спокойно отозвался Питт. — Когда я вошел сюда минуту назад, никакого вахтенного здесь не было.

От изумления капитан вытаращил глаза. Только теперь он заметил, как сильно накренилось судно.

—  Нужно увеличить подачу электроэнергии. Моторист, черт его дери! — заорал он и бросился к телефону. Но не успел капи­тан схватить трубку и связаться с машинным отделением, как мостик погрузился в кромешную тьму. Разом погасло все — фонари на мачтах, лампы в каютах, монитор пульта управле­ния. Даже сирены и колокольчики начали мало-помалу стихать.

Ругаясь на чем свет стоит, капитан принялся шарить рука­ми по пульту управления, пытаясь нащупать выключатель ава­рийного аккумулятора, повернул его, и тусклый свет озарил мостик. В слабом мерцании ламп возникла фигура главного инженера, влетевшего на мостик. Грузный мужчина с аккурат­но подстриженной бородкой, он стоял в дверях, судорожно гло­тая воздух. Взгляд его синих глаз был паническим.

— Капитан, люки в машинное отделение задраены и ско­ваны цепью. Войти туда невозможно. Думаю, помещение на­половину затоплено, — сообщил он.

— Кто-то задраил люки? Что происходит?.. Почему мы то­нем, стоя на якоре? — спрашивал капитан, стряхивая с себя оцепенение и пытаясь в уме найти ответы на свои вопросы.

— Похоже, трюмы уже затопило. Нижняя палуба быстро набирает воду, — отчеканил инженер, наконец отдышавшись.

— Ничего не поделаешь, придется покидать корабль, — ска­зал Питт хладнокровно.

Слова его, логичные и безжалостные, болью отдались в серд­це капитана. Приказ покинуть корабль для него, да и для лю­бого другого капитана, был равносилен согласию матери рас­статься с собственным ребенком. Никакой другой приказ не несет в себе больших страданий. Последующие мытарства, связанные с ответственностью перед судовладельцами, страховы­ми компаниями и морским управлением, — вещи неприятные. Писать отчеты, доказывать, оправдываться — дело сложное и хлопотное. Однако даже оно не доставляет капитану больших страданий, чем вид убегающей с палубы, насмерть перепуган­ной команды и последующий уход под воду ставшей родным домом громады из дерева и стали. Как и семейные автомобили, корабли несут в себе частичку души своих капитанов и матро­сов, уникальные черты их характеров, привычки, склонности и причуды. Многие капитаны относятся к своим кораблям как к возлюбленным, и Харитонов был из их числа.

Он как-то внезапно осунулся и сник. Умом капитан пони­мал справедливость слов Питта, смирился с ними, но отдать приказ не мог. Он мрачно посмотрел на инженера и, не говоря ни слова, кивнул.

Питт выскочил с мостика, на ходу лихорадочно раздумы­вая над тем, как бы подольше удержать судно на плаву. Мысль снова облачиться в водолазный костюм и попробовать про­браться в машинное отделение казалась соблазнительной, но не слишком удачной. Ну проберется он клюкам, собьет цепь — на это, кстати, потребуется немало времени, — а дальше что? Если пробоина расположена в днище, под машинным отделе­нием, он ничего не сможет сделать, чтобы остановить воду.

Ответ пришел к нему внезапно, когда он столкнулся с Джор­дино и Ганном, выскочившими вместе с остальными на верх­нюю палубу.

— Похоже, мы снова промокнем, — пробасил Джордино. В голосе его не было ни капли тревоги.

— Машинное отделение заблокировано и наполняется во­дой. Мы тонем. Сколько еще корабль продержится на плаву — не знаю. Во всяком случае, недолго, — отозвался Питт и внима­тельно посмотрел вниз, на кренящуюся кормовую палубу. — Сколько времени тебе понадобится на разогрев двигателя?

— Считай, что я его уже разогрел, — ответил Джордино и ринулся на корму, не дожидаясь объяснений Питта.

— Руди, позаботься об исследователях, которых мы спасли. Собери их и приведи к спасательной шлюпке. Затем постарай­ся убедить капитана ослабить якорную цепь, — проговорил он Ганну, трясшемуся на холодном ветру в легонькой ветровке. Тот кивнул, и Питт побежал следом за Джордино.

— У вас есть какая-то мысль? — крикнул ему вдогонку Руди.

— Да, гениальная, — бросил Питт через плечо и скрылся из виду.

«Камов» взмыл в ночное небо, ненадолго зависнув над то­нущим кораблем.

— Дети и женщины садятся в лодку первыми. Не забыл? — спросил Джордино, поудобнее устраиваясь в кресле первого пилота.

— Я попросил Руди приглядеть за исследователями, чтобы те не растерялись в суматохе, и привести их на палубу, — отве­тил Питт, догадываясь, о ком беспокоится Джордино. — Не переживай, ни Тереза, ни остальные не успеют ног замочить, как мы уже вернемся.

Выглянув из окон кабины, они осмотрели корпус корабля, больше освещенного береговыми огнями, чем включенными на нем аварийными лампами. Питт очень надеялся, что все сло­жится так, как он задумал, и корабль продержится на воде до их возвращения. «Верещагин»тонул, и сверху это было особен­но заметно. Вода в кормовой части уже закрывала ватерлинию. «Через полчаса она дойдет до верхней палубы», — подумал Питт. Джордино по привычке взял курс на Листвянку. Питт оторвал взгляд от терпящего бедствие судна и перевел его на берег и болтавшиеся на волнах причаленные к нему лодки.

— Ищешь что-нибудь особенное? — спросил Джордино.

— Да. Надеюсь отыскать мощный буксир, — ответил Питт, хотя и знал, что такого судна на озере нет. Рыбацкие лодки, маломощные суденышки вроде того, что потеряла геологораз­ведочная группа, его не интересовали. Три-четыре таких волна легко забросила на берег и перевернула.

— Как тебе вон тот рослый крепыш? — спросил Джорди­но, мотнув головой в сторону длинного ряда огней милях в двух от них.

— Странно. Вчера вечером его тут не было. Возможно, не­давно подошел. Давай-ка посмотрим.

Джордино, увеличив скорость, повел вертолет к огням, ко­торые вскоре приняли очертания внушительного судна. По мере приближения к нему Питт увидел, что это сухогруз длиной мак­симум футов двести. Корпус его, выкрашенный в черный цвет, от самого верха до ватерлинии покрывали крупные пятна ржав­чины. На синей, потускневшей от времени трубе, возвышав­шейся над другими, красовался золотой меч. Судно явно бо­роздило воды Байкала уже несколько десятилетий, перевозило лес и уголь из Листвянки в отдаленные поселки на северном берегу. Джордино приблизил вертолет к правому борту, и Питт заметил установленный на кормовой палубе большой черный подъемник. Он снова оглядел облезлый борт, трубу и покачал головой:

— Не пойдет. Он пришвартован, дым из труб не идет —зна­чит, двигатели у него скорее всего холодные, а разогревать их очень долго. — Питт посмотрел в сторону деревни. — Думаю, сейчас нам нужна скорость, а не мощность.

— Скорость? — переспросил Джордино и, не задавая во­просов, взял курс на деревню.

— Да, скорость, — повторил Питт, кивнув на вереницу ог­ней вдалеке, обрамлявших изящный корпус.

На борту «Верещагина» полным ходом, но без спешки и паники шла подготовка к эвакуации. Половина команды уже сидела в двух спасательных шлюпках, и моторист готовился спустить их на воду. Ганн пробился сквозь толпу матросов и исследователей к дальней части палубы, затем спустился вниз. В конце перехода вода заливала палубные надстройки, а там, где шел Ганн, она пока доходила только до лодыжек. Гостевые каюты находились рядом, и Руди с облегчением увидел, что вода в них еще не проникла. Он окликнул Терезу и Татьяну, забара­банил в дверь, повернул ручку, и дверь подалась. Каюта оказа­лась пустой. Руди не заметил в ней личных вещей, но не уди­вился, поскольку Тереза и Татьяна не успели захватить с собой ничего с тонущей лодки — в чем были, в том и бросились в де­компрессионную камеру. Только скомканные одеяла на кро­ватях указывали на то, что в них спали.

Закрыв дверь, Руди отправился к следующей каюте и стал звать Роя, Уоффорда и капитана рыбацкой лодки. Ему никто не ответил, тогда он, преодолевая сопротивление воды, рыв­ком открыл дверь каюты. Ее заняли Рой и Уоффорд. Ганн сно­ва окликнул их, но и эта каюта была пуста. Кровати, как и в первой каюте, выглядели так, словно с них недавно встали. Ему оставалось проверить только каюту капитана, но возле нее вода поднялась уже ему по грудь. И Ганн не пошел к ней, не желая подвергать себя опасности вторично подхватить двусто­роннее воспаление легких. Он успокоил себя мыслью о том, что капитан вместе с остальными давно находится наверху. Повер­нувшись, он направился к лестнице, поднялся на верхнюю па­лубу, где на воду спускали третью спасательную шлюпку. Ог­лядев стоявших на палубе — а на корабле оставалась всего гор­стка матросов и ученых, — он не увидел спасенных ими геоло­горазведчиков. Ганну оставалось сделать один-единственный разумный вывод, который он с большим облегчением и сделал: «Пока я шел к ним по палубе, они поднялись наверх. В толпе я их не заметил. Их, конечно же, отправили на берег в одной из первых спасательных шлюпок».

Иван Попович, капитан судна на воздушной подушке «Вос­ход», спал, завернувшись в одеяло, и видел сон, как он сидит себе на берегу Лены и рыбачит на муху. Разбудил его громкий настойчивый рокот. Невысокий румяный крепыш встрепенул­ся, поднялся с кровати, неторопливо натянул тяжелый тулуп, сунул ноги в тапочки и, полусонный, зашлепал к двери. Выйдя из своей крошечной каютки, он полез по узкой лестнице на кормовую палубу.

Яркий свет прожекторов ударил ему в лицо. Глазам стало больно, капитан прикрыл их ладонями, полы тулупа распахну­лись, и тело обдало порывом холодного ветра. Лучи прожекто­ров поползли наверх, на мгновение застыли, затем исчезли, ушли куда-то в сторону. Постепенно растаяли рокот двигателя и шум вертолетных лопастей. Попович потер глаза, стараясь унять прыгавшие перед ними яркие пятна. Когда он оторвал от лица руки, то, к великому своему изумлению, увидел перед со­бой незнакомца, высокого, темноволосого, сияющего друже­ской белозубой улыбкой.

— Добрый вечер, капитан. Не возражаете, если я восполь­зуюсь вашим судном? — невозмутимо спросил незнакомец.

Судно на подводных крыльях на полной скорости мчалось через бухту к «Верещагину». Свистел разрезаемый корпусом ветер, над подводными крыльями вились, разлетались в сто­роны буруны. Рейс был недолгим. Попович, чуть сбавив ход, ловко, с шиком развернул «Восход», так чтобы корма его ока­залась всего в нескольких футах от носа «Верещагина», и по­ставил двигатель на холостые обороты. Питт оглядел иссле­довательский корабль. С борта судна на подводных крыльях он выглядел смешно — задранный вверх, градусов на двадцать, нос, осевшая корма. Положение было отчаянным— терпящий бедствие корабль мог пойти на дно в любую секунду, от малей­шего толчка.

Сверху послышалось металлическое клацанье — это Хари­тонов отдал приказ поднять якорь, — и тяжелая тридцатифуто­вая якорная цепь вслед за тросом, громыхая по корпусу, по­ползла в клюз. Когда последнее звено ее показалось над водой, Питт заметил, что нос «Верещагина», не удерживаемый якорем и цепью, поднялся еще на два-три фута.

— Бросаем причальный трос, — раздался сверху голос.

Посмотрев наверх, Питт увидел, как Джордино, стоявший у перил рядом с Ганном, утвердительно кивнул. Через секунду они подтащили к борту бобину с канатом и, перебросив его конец с петлей через борт, стали опускать все ниже и ниже. Попович, опытный моряк, туг же начал медленно подавать суд­но назад и остановился, только когда Питт смог дотянуться до петли. Тот подтянул канат, набросил петлю на шпиль и поднял вверх большой палец.

— Канат закреплен. Давай тяни нас, Иван! — крикнул Пигг.

Попович включил дизель и неторопливо повел судно впе­ред. Когда канат натянулся, Попович начал понемногу прибав­лять обороты и вскоре судно шло уже на предельной скорости.

Стоя на корме, Питт слышал тонкое жужжание двигателей. Вода кипела вокруг подводных крыльев, однако он не только не чувствовал скорости, но и не ощущал движения вперед. «Вос­ход» в сравнении с «Верещагиным» казался просто комариком, но Питт хорошо знал, что этот комарик умеет очень больно ку­саться и сможет вытянуть из пучины даже слона. «Восход» раз­вивал скорость тридцать два узла благодаря двум дизелям мощ­ностью в тысячу лошадиных сил каждый.

Никто поначалу не ощущал движения, но шли секунды и корабль дюйм за дюймом, фут за футом пополз к берегу. Джор­дино и Ганн, находившиеся на мостике вместе с капитаном «Верещагина» и частью команды, затаив дыхание следили, как медленно, но верно приближается к ним берег. Попович из­брал самый короткий маршрут, ведя «Восход» в самый центр Листвянки.

Время от времени над водой разносились скрежет и треск — тревожные звуки, доносившиеся из недр «Верещагина». Корабль проходил своего рода проверку на прочность конструкции в экстремальных условиях битвы, которую вели между собой его гордо задранный к небу нос и полузатопленная корма, где пер­вый старался выжить, а вторая — утонуть. Питт с напряжением следил за ходом корабля, видел, как содрогается его корпус, и был готов сбросить петлю каната сразу, как только «Вереща­гин» полностью скроется под водой, потому что иначе тот по­тянул бы за собой и «Восход».

Пока «Верещагин» тащился к берегу и корма его все боль­ше и больше оседала в воду, минуты всем казались часами. От­куда-то из воды, из металлических внутренностей «Верещаги­на» снова донесся скрежет, заставивший все судно вздрогнуть. Скорость его упала почти до нуля. В ту же секунду по палубе заиграли пятна желтого света от уличных фонарей. Попович подвел «Восход» к берегу, вышел на мелководье возле старой заброшенной пристани и повел судно вдоль полуразрушенных лодочных причалов. Со стороны могло показаться, будто По­пович хочет выйти на сушу, и все молились, чтобы он не оста­навливался. И капитан двигался вперед. Рев двигателей, отра­жавшийся от стен зданий, эхом разносился по всей Листвянке. Попович остановился в нескольких ярдах от берега, когда по приглушенному скрежету днища «Верещагина» о гальку все поняли — корабль прочно лежит на твердой поверхности.

В капитанской каюте «Восхода» Попович не слышал скре­жета, он почувствовал, что исследовательский корабль лег на грунт, и сразу выключил перегретые дизели. Эхо еще разноси­ло по деревне их рокот, а у берега внезапно наступила мертвая тишина. Она продолжалась несколько секунд и разорвалась громкими радостными криками — сначала со стороны прича­ливших шлюпок, затем их подхватили столпившиеся на берегу жители, а вскоре к ним присоединились те, кто все это время оставался на борту «Верещагина». Крики смешались с руко­плесканиями в честь героических усилий Питта и Поповича. Капитан в знак признательности ответил двумя короткими гуд­ками, после чего вышел на кормовую палубу помахал рукой пассажирам «Верещагина».

— Восхищаюсь вами, капитан, — сказал Питт. — Вы управ­ляетесь с рулевым колесом так же великолепно, как в свое вре­мя Рахманинов с клавишами фортепьяно.

— Разве я мог допустить, чтобы мой дедушка ушел на дно? — ответил Попович, грустно глядя на «Верещагина». — Когда-то я еше сопливым юнцом драил его палубы. — Он мягко улыб­нулся. — К тому же Харитонов — мой старинный друг. Я не мог оставить его в беде.

— Благодаря вам, капитан, «Верещагин» снова выйдет в Байкал. Надеюсь, под командованием капитана Харитонова.

— Дай Бог. Он связывался со мной по рации — сказал, что кто-то пробил днище специально. Возможно, эти, как их там,

энвироменталисты. Ведут себя так, словно Байкал принадле­жит только им.

Питт впервые задумался над таким предположением. «Са­ботаж? Но кому понадобилось дырявить корпус исследователь­ского судна. И зачем? Нужно расспросить Саргова — может быть, он что-нибудь знает о местных экологах».

В Листвянке кипела жизнь, словно был полдень, а не пол­ночь. Жители торопливо сбегались к берегу, спрашивали, не нужна ли помощь. Все радовались спасению «Верещагина», и неудивительно — и судно, и капитана здесь хорошо знали. Не­сколько лодок сновали между берегом и кораблем, доставля­ли с него остававшихся там членов экипажа. Несколько де­сятков крепких мужчин с помощью лебедок крепили судно тросами, чтобы оно не завалилось набок. Для пассажиров с «Верещагина» открыли здание расположенной неподалеку ма­ленькой рыбокоптильни, уже приведенной в порядок после не­давнего наводнения, к счастью, не очень ее затронувшего. Лишь сырой пол напоминал об ударившей в берег волне. Вско­ре сюда потянулись жители: кто — с рыбой, кто — с водкой, кто — с кофе. Свежекопченый омуль оказался очень кстати для тех, кто, несмотря на пережитую опасность, не страдал отсут­ствием аппетита.

Вошедших в помещение склада Питта и Поповича встре­тили приветственными возгласами и аплодисментами. Капи­тан Харитонов, растроганный до слез, поблагодарив всех за помощь, неуклюже обнял своего старинного друга Поповича.

— Спасибо, Иван. Ты и меня спас, и «Верещагина», — про­бормотал он.

— Всегда рад тебе помочь, — ответил Попович. — Да и не меня нужно благодарить, а мистера Питта. Это он догадался использовать в качестве буксира мой паром. Молодец.

— Надеюсь, Иван, в следующий раз мне не придется будить вас среди ночи, — отозвался Питт и с улыбкой посмотрел на домашние тапочки, которые Попович второпях забыл сменить на ботинки. Затем он повернулся к капитану Харитонову и спросил: — Вся команда в сборе?

Во взгляде капитана скользнули неуверенность и беспокой­ство.

— Вы знаете, я так и не увидел вахтенного Анатолия. И док­тора Саргова что-то нет. Я думал, они уплыли с вами.

— Александр? Нет, он оставался на корабле. Я не видел его с тех пор, как мы расстались после ужина.

— Я не заметил его ни в одной из спасательных шлюпок, — сказал Харитонов.

К ним подошли Джордино и Ганн. Вид у обоих был подав­ленный.

— Еще кое-кого нет, — вмешался в разговор Джордино, ус­лышав краем уха, о чем идет беседа. — Пропала вся геологораз­ведочная группа, которую мы спасли. Ганн не нашел их в каю­тах, в спасательных шлюпках их тоже не видели.

— Я все каюты проверил, за исключением той, что занимал капитан рыбацкой лодки. И все были пусты.

— Никто не видел, как они покидали корабль? — спросил Питт.

— Никто, — ответил Джордино, с сомнением покачав голо­вой. — Как сквозь землю провалились. Исчезли, словно их и не было.

6

Спустя несколько часов солнце выползло из-за юго-восточ­ной части горизонта, и в его свете бедственное положение «Ве­рещагина» обнаружилось еще явственнее. Машинное отделе­ние, кормовой трюм и каюты нижней палубы полностью исчез­ли под водой, залившей еще и почти треть основной палубы. Сколько бы еще продержался корабль, если бы его не отбукси­ровали, можно было только гадать, но явно недолго.

Стоя возле обломков сметенной волной сувенирной лавки, Питт и капитан Харитонов рассматривали оседавшее исследо­вательское судно. В дальней части кормы Питт заметил сверка­ющие шкурки двух нерп. Серебристо-черные зверьки, высунув мордочки, огляделись круглыми, блестящими как бусинки глазенками и лениво поплыли к перилам. Двигались они грациоз­но и неторопливо. У самых перил нерпы бесшумно нырнули. «Здесь, на Байкале, им полное раздолье», — думал Питт. Любу­ясь нерпами и ожидая, когда они снова появятся на поверхно­сти озера, он вдруг заметил усамой ватерлинии судна след крас­ной краски, появившийся либо от удара о причал, либо от столк­новения с небольшой лодкой. «Мы ни с кем не сталкивались. Разве что кто-то причаливал к «Верещагину». Но кто?» — уди­вился Питт.

—  К нам выехали спасатели из Иркутска, — мрачно произ­нес капитан. — Только до завтрашнего утра они сюда не добе­рутся. Придется ставить дополнительные насосы, откачивать воду. Думаю, занятие бесполезное. Хорошо бы найти пробоину.

—  Меня больше волнует другое — куда пропали Александр и ученые, которые вели разведку нефти, — сказал Питт. — На берегу их нет, следовательно, можно предположить, что они погибли.

Капитан неохотно кивнул и помрачнел еще больше.

—  Да, необходимо найти моего друга Александра. Боюсь, придется ждать, когда прибудут милицейские водолазы.

—  Полагаю, капитан, так долго нам ждать как раз не при­дется, — ответил Питт, кивнув в сторону приближавшегося к ним человека.

Ярдах в пятидесяти от них показалась фигура Ала Джордино, медленно бредущего вдоль кромки воды с громадным болторезом на плече.

—  Вот. Прекрасная штука. Купил на местном рынке, — со­общил он, подходя к капитану и Питту, и подбросил на плече тяжелый инструмент, длинные ручки которого доходили ему почти до талии.

—  Вы не станете возражать, если мы войдем в корабельные помещения, доступ в которые обычно запрещен? — спросил Питт.

—  Вы собираетесь искать повреждение? — Харитонова изу­мила инициатива Питта.

—  Нам нужно точно знать, где Александр и другие ученые. Если они погибли, мы найдем их на корабле, предположитель­но в их каютах, — резко ответил Джордино.

—  Тот, кто пытался потопить ваше судно, возможно, край­не заинтересован в том, чтобы исследование Байкала на нали­чие нефти было остановлено, — заметил Питт и прибавил: — И я намерен выяснить, прав или нет. Наши водолазные костюмы находятся в переднем отсеке, а туда пройти можно.

—  Но это небезопасно, — слабо возразил капитан.

—  Наверное. Однако основная трудность состоит в другом — уговорить Джордино нырнуть до завтрака. — Питт старался смяг­чить впечатление от своей необычной просьбы.

—  Надеюсь, Международный дом оладий протянул свои щупальца до Сибири и нам уже напекли блинчиков с осетром, — проговорил Джордино, вопросительно подняв бровь.

—  Не сомневаюсь, — усмехнулся Питт. — Молись, чтобы они не закончились до твоего возвращения.

Ганн погрузился в «зодиак» вместе с Питтом и Джордино, и они отправились к судну, прочно сидевшему на мели. До­бравшись по осевшей палубе до носового трюма, Ганн помогим надеть костюмы и пояса с грузом, подсоединил шланги к аква­лангам. Прежде чем они надели маски, Ганн ткнул пальцем в потолок.

—  Я схожу на мостик, посмотрю по компьютеру самые по­следние данные по сейсмической обстановке в регионе. Не уп­лывайте от меня с русалками, — сказал он.

—  Нет тут никаких русалок и быть не может в такой жуткой воде. Как лед холодная, посинеть можно, — проворчал Джор­дино.

Ласты Питт и Джордино надевать не стали и, прошлепав резиновыми подошвами по палубе, начали входить в воду. Они продолжали идти до тех пор, пока вода не дошла им до плеч. Затем Питт поднял руку, включил «шахтерский» фонарь и ныр­нул. В нескольких футах над ним находилась боковая металли­ческая лестница, прикрепленная к правому борту. Питт встал на пол и, преодолевая сопротивление воды, пошел вперед. Дви­гался он медленно и неуклюже, словно чудовище, порожден­ное Франкенштейном. Пляшущий луч фонарика, то и дело по­являвшийся перед ним, говорил, что Джордино движется в нескольких футах от него.

Питт в несколько прыжков спустился по лестнице, мино­вав первый ярус кают, и оказался на нижней палубе, недалеко от машинного отделения. Стоило Питту удалиться от поверх­ности воды и падающего на нее дневного света, как мгла тут же окутывала его. Вода была чистой, как в бассейне, и луч фонаря прорезывал в ней длинную светлую полосу. Передвигаться пеш­ком оказалось, к сожалению Питта, легче, чем плыть, и он пред­почел добираться до правого борта и машинного отделения небольшими скачками, подобно астронавту на Луне. Ведущая внутрь тяжелая стальная дверь, как и сообщал главный инже­нер, была плотно закрыта. Ручку ее обматывала старая ржавая цепь, шедшая к ближайшей переборке и закрепленная на ней. Питт отметил, что золотистый замок, навешенный на звенья цепи и сковывавший ее, выглядел новым.

Свет от фонаря Джордино упал на ручку, и Питт вниматель­но оглядел ее. Затем показались ножницы болтореза, и по кос­тюму Питта скользнули его ручки. Джордино, вцепившись болторезом в звено цепи возле замка, нажал на них, и часть цепи слетела. Питт обернулся, посмотрел на друга. Тот, легко ору­дуя тяжелым инструментом, перекусывал цепь без особого тру­да, словно колол грецкие орехи. Когда оставшаяся часть цепи повисла, Питт размотал ее остаток с ручки, швырнул на пол и открыл дверь.

Несмотря на то что лет «Верещагину» было больше тридца­ти, машинное отделение судна выглядело идеально чистым, в основном благодаря заслугам главного инженера, который не терпел беспорядка и грязи, регулярно приходил сюда и все при­дирчиво осматривал. Большую часть помещения занимал стоявший в центре массивный корабельный дизель-генератор. Питт медленно обошел отсек, выискивая следы повреждений в палу­бе, переборках и в самом двигателе, но ничего не обнаружил. Лишь решетчатая крышка люка находилась не на месте — ее кто- то вытащил из дальней части палубы и прислонил к ящику с инструментами. Заглянув внутрь, Питт увидел в ящике отвер­стие, открывавшее лаз к днищу корабля. Вел туда короткий, четырехфутовый, спуск, протиснуться в который можно было лишь согнувшись. Между днищем и корпусом палубы имелось пространство, довольно узкое, но вполне достаточное, чтобы ползком добраться до любой части изогнутого стального кор­пуса судна.

Протиснувшись в отверстие, Питт спустился вниз и, встав на четвереньки, сначала проверил ближайшую пластину, а за­тем двинулся вперед, к корме.

Везде, куда доставал луч его фонаря, стальные пластины корпуса были целыми, нигде Питт не увидел ни малейшего по­вреждения. Осторожно поворачиваясь, Питт вдруг наткнулся спиной на какой-то предмет. В ту же секунду в пространстве показалась голова Джордино. Луч его «шахтерского» фонаря осветил пространство за спиной Пита, и он разглядел и сам предмет, и идущую от него широкую трубу. Изучая ее, Питт краем глаза заметил, как Джордино дважды утвердительно кив­нул ему.

Предмет, на который Питт наткнулся, оказался клапаном, возвышавшимся примерно на фут над отводной трубой. Рядом с ним болталась небольшая фанерная бирка с надписью, сде­ланной крупными белыми буквами. Даже не зная русского, Питт догадался, что означает она «Осторожно!». Питт положил обтянутую перчаткой руку на клапан и попробовал повернуть его против часовой стрелки. Клапан не подавался. Зато когда Питт попытался повернуть его в противоположную сторону, клапан пошел довольно легко. Закрутив его до конца, Питт взглянул на Джордино, и тот снова с понимающим видом кивнул. Все было очень просто — клапан открывал корабельный кингстон, через который вода попадала в трюм, и корабль то­нул. Получалось, что кто-то вошел в машинное отделение, от­вернул клапан, отключил трюмный насос и вышел, заблокиро­вав дверь цепью. Очень необременительный и вполне безопас­ный, особенно среди ночи, способ отправить на дно исследо­вательское судно.

Питт вплавь отправился ктрюмной части, пересек машин­ное отделение. На противоположной стороне он обнаружил точно такую же решетчатую пластину, закрывавшую люк в па­лубе, но здесь уже стоявшую на месте. Подняв ее, Питт спус­тился вниз и осмотрел кингстон левого борта. Он также был открыт. Закрутив клапан, Питт подал руку Джордино, и тот вытянул его наверх.

Половина намеченной работы была сделана. Они вошли в машинное отделение и определили причину затопления кораб­ля. Оставалось выяснить где Саргов, Анатолий и пропавшие геологоразведчики. Взглянув на часы, Питт отметил, что они находятся под водой уже почти тридцать минут. Воздуха у них в аквалангах оставалось еще довольно много, но давал себя знать холод, продиравший до костей. От него не спасала даже утеп­ляющая прокладка костюма. Когда-то Питт и не заметил бы такой мелочи, как ледяная вода, но молодость, к сожалению, прошла. Безжалостное время отняло ее у Питта.

Стряхивая неприятные мысли об ушедшей юности и стой­кости к дискомфорту, Питт направился к выходу. За ним по­следовал Джордино. В первую очередь они обследовали все углы и закутки возле машинного отделения. Не обнаружив в них следов беспорядка, они поднялись по лестнице на один пролет к нижнему ярусу кают. В центре судна, по всей его длине, от носа к корме, шел длинный коридор с рядами кают по обе­им сторонам.

Питт знаками показал Джордино, что собирается проверить каюты, идущие вдоль правого борт, оставляя итальянцу левый борт. Входя в первую каюту, принадлежавшую Саргову, Питт вдруг почувствовал себя вором-домушником. Если не считать заполнявшей каюту воды, ничто здесь не говорило о том, что хозяин покидал ее в спешке. К удивлению Питта, все вещи на­ходились на своих местах. Лишь несколько листов бумаги с машинописным текстом да пара вырезок из местной газеты лениво плавали по поверхности воды. На столе стоял откры­тый ноутбук с давно потухшим экраном. На спинке стула висел свитер грубой вязки — в нем Саргов сидел во время обеда. За­глянув в маленький шкафчик, Питт увидел на полке несколько пар брюк, аккуратно сложенных, а одни брюки болтались на вешалке, рядом с рубашками. Видимо, Саргов собирался на­деть их. Питт подумал, что так не ведут себя люди, собирающи­еся срочно покидать каюту.

Выйдя из каюты Саргова, он быстро обыскал следующие три каюты и перешел к последней, находившейся у правого борта. Именно сюда не входил Ганн, поскольку эта часть ко­рабля была сильно затоплена. В дальнем конце перехода мель­кал свет — Джордино опередил Питта и уже заканчивал осмотр.

Питт повернул ручку и, навалившись плечом на дверь, от­талкивая заполнявшую каюту воду, вошел внутрь. Здесь, как и в предыдущих помещениях, все было убрано. Питт снова не заметил никаких следов беспорядка. Он уже собрался выходить, когда взгляд его привлекла одна странность. Приглядевшись, он понял какая, — в отличие от других кают, оказавшихся пус­тыми, в этой находился ее обитатель.

В узкой полоске тусклого света лежавшую на кровати фи­гуру можно было принять за большую спортивную сумку или положенные друг на друга подушки. Не шевелясь, Питт неко­торое время разглядывал ее, затем подошел поближе. Он уви­дел перед собой мужчину, бледного как мертвец, каковым он на самом деле и был.

Питт медленно подошел вплотную к кровати и осторожно наклонился над телом, освещая его своим фонариком. Он узнал капитана рыбацкой лодки. Его немигающие открытые глаза были устремлены на Питта, выражение лица, как у всех мертвецов, казалось удивленным и растерянным. На капитане была футбол­ка, ноги его были аккуратно накрыты тяжелым одеялом, ко­торое не давало телу всплыть. Подняться на поверхность тру­пу предстояло позже, когда из легких окончательно выйдет воздух.

Переводя луч фонарика с одной части тела на другую, Питт заметил на черепе капитана, чуть выше левого уха, небольшую вмятину. Вытянув руку, он нащупал ее и начал пристально раз­глядывать. Кожа вокруг нее была явно неповрежденной, но Питт нисколько не сомневался в том, что капитану нанесли сильный удар по голове. Он представил, что капитан мог уме­реть не от удара, а захлебнуться, находясь в полуобморочном состоянии, и от этой неприятной мысли его передернуло.

Дверь открылась, и в проеме показался Джордино. В свете двух фонариков Питт, присев на корточки, обшарил взглядом ковровое покрытие пола у кровати. Он не нашел ни массивных керамических кувшинов, ни бутылок с водкой, ни свинцовых пресс-папье. На полу не было ничего, что могло бы послужить орудием убийства. С полок тоже ничего не падало. Собствен­но, каюта была пуста, в ней и мебели-то не было. Просто сво­бодное помещение спартанского типа, предоставленное на ночь капитану, случайному гостю, явившемуся без вещей.

Питт в последний раз посмотрел на старика и подумал, что интуиция и сейчас не обманула его: едва взглянув, он сразу по­нял, что смерть капитана рыбацкой лодки не трагическая слу­чайность. Его убили.

7

— Все исчезло, все! — возмущенно кричал Ганн. Лицо его раскраснелось от гнева. — Кто-то систематически скачивал нашу базу данных, взял ее всю, а оригинал стер. Весь труд на­смарку. Все, что мы собрали за последние две недели, исчезло.

Стоя на мостике, помогая Джордино и Питту снять аква­ланги и выбраться из костюмов, Ганн продолжал кипятиться.

— Как насчет резервных копий, Руди? — спросил Питт.

— Хороший вопрос, — заметил Джордино, вешая на крюк водолазный костюм. — Руди у нас известный заклинатель компьютеров и человек обстоятельный, он все копирует дважды, ато и трижды.

— Да говорю же вам — ничего не осталось. Набор дисков с копиями тоже исчез! — воскликнул Ганн. — Черт подери, ведь точно знали, что нужно брать.

— Ты подозреваешь нашего друга Саргова? — поинтересо­вался Джордино.

— Не думаю, — ответил Питт. — Каюта его не напоминала комнату художника, собирающегося покидать корабль.

— Одного не понимаю — ну кому могли понадобиться наши научные данные? Они же не имеют практического значения. Ими заинтересуются разве что узкие специалисты. Своим рус­ским коллегам мы передавали все дубликаты. Кто еще станет их изучать? — задавался безответными мучительными вопросами Ганн, но уже по инерции. Гнев его начал мало-помалу проходить.

Питт задумался.

—  Возможно, информацию украли вовсе не по причине ее большого научного значения. Вор мог преследовать и совер­шенно иную цель — не дать вам увидеть в общей ее массе нечто такое, что вам видеть не следует, — неторопливо произнес он.

—  И такое не исключено, — согласился Джордино. — Руди, это означает, что твой любимый компьютер, тот, который ле­жит на дне Байкала, напичкан соблазнительными сведениями.

—  Очень слабое утешение, — пробормотал Ганн.

—  Не горюй, Руди. По крайней мере твое положение луч­ше, чем у старого рыбака-капитана.

—  Наверное. Тот потерял свою дорогую лодку, — кивнул Ганн.

—  Нет, друг мой. Он потерял намного больше, — произнес Питт и рассказал, как обнаружил тело убитого рыбака.

—  Еще того не легче. Кому понадобилось его убивать? — Ганн от изумления открыл рот. — Да, а где тогда остальные? Их похитили? Или они ушли по доброй воле, после того как убили капитана и уничтожили данные на моем компьютере?

Те же вопросы роились в голове у Питта и не находили от­вета.

К полудню на борт «Верещагина» от городской подстан­ции протянули кабель электропитания, что позволило вклю­чить трюмные насосы. На кормовой палубе установили до­полнительные насосы, и те, жужжа, принялись откачивать за­полнявшую судно воду. Мало-помалу начал вырисовываться корпус корабля, правда, стоявшим на берегу членам коман­ды, наблюдавшим за работами, казалось, что все идет слиш­ком медленно.

В Листвянке жители продолжали очищать прибрежную по­лосу озера от обломков. Первым восстановили знаменитый от­крытый рыбный рынок, гордость поселка.

В нескольких палатках сразу появился ароматный ассорти­мент свежекопченой рыбы. Отовсюду доносился визг пил и стук молотков — владельцы прибрежных сувенирных лотков, при­нявших на себя основной удар стихии, старались как можно быстрее возродить к жизни свои детища.

Вскоре по Листвянке поползли слухи, что в другой части озера, южнее, тоже прошла сейша, вызванная подземным зем­летрясением. Поговаривали о крупных разрушениях, к счастью не повлекших за собой человеческих жертв. Сильнее всего по­страдал Байкальский целлюлозно-бумажный комбинат, круп­нейшее местное предприятие. Часть корпусов его оказалась сильно поврежденной, отчего работу комбината пришлось ос­тановить на несколько недель, вплоть до окончания ремонта и очистки территории от мусора. Пришло известие о серьез­ных разрушениях части старого нефтепровода Тайшет — На­ходка, проходившего вдоль берега озера. Туда для оценки ущер­ба, вызванного предполагаемым попаданием нефти в почву и само озеро, уже выехали специалисты-экологи из лимнологи­ческого института.

Сразу после обеда на борту «Верещагина» появился на­чальник поселковой милиции в сопровождении двух следова­телей, прибывших из Иркутска. Милицейские чины взобра­лись на мостик, где их официально-сухо приветствовал капи­тан Харитонов. Начальник, в неряшливой, мешком висевшей на нем форме, сделал вид, что не замечает устремленных на него взглядов троих американцев, сидевших у дальней стены мостика за компьютером. Он словно говорил им: «Хотите — уходите, хотите — оставайтесь, только не мешайте». Чванли­вый бюрократ чувствовал себя в Листвянке как сыр в масле — не бедствовал, обирал местных торговцев и не обременяя себя лишними служебными заботами. Пока Харитонов рассказы­вал ему о пропавших членах команды и о найденном в каюте затонувшего корабля трупе капитана, лицо начальника мили­ции наливалось краской. Если пропажу людей можно было объяснить их собственной неосторожностью, а затопление корабля — полученной пробоиной, то труп существенно ус­ложнял ему жизнь. Убийство означало для него нежелатель­ный визит руководства, составление бумаг, проверку отчетов. В Листвянке уровень уголовной преступности не поднимался выше кражи велосипеда и потасовки в баре, и начальнику милиции очень хотелось, чтобы такое положение вещей со­хранялось и дальше.

— Какое еще убийство?! — взвизгнул он. — Чушь собачья. Знаю я этого Беликова. Законченный алкаш. Нажрался, поди, старый козел. Несчастный случай, — небрежно отмахнулся он.

—  А куда тогда делись два человека из команды и ученые, которых мы спасли? — негодующе спросил Харитонов, в кото­ром тоже начала закипать злость.

—  Ну, с матросами твоими все просто. Кингстоны они от­крыли по ошибке, испугались своей оплошности и, чтобы не отвечать за нее, пошептались и решили смыться с корабля. Уве­рен, в конце концов сами найдутся. Где-нибудь в пивной, — ответил начальник и, вдруг заметив, что следователей его аргу­ментация не убеждает, серьезными тоном прибавил: — Конеч­но, я лично допрошу всех матросов и пассажиров корабля и составлю подробный отчет.

Питт перевел взгляд с высокомерного офицера на следова­телей. Работники Иркутского городского управления по рас­следованию уголовных дел отличались от местного законника даже внешне. Одетые не в форму, а в элегантные костюмы, под которыми Питт заметил спрятанное оружие, они не выглядели обычными рядовыми сотрудниками, держались уверенно и с достоинством, но не высокомерно и не вызывающе, как их кол­лега. Следователи определенно обучались не в местном мили­цейском училище. Когда они начали допрашивать находивших­ся на борту «Верещагина» пассажиров и матросов, Питт с любопытством отметил, что Саргов их интересует гораздо боль­ше, чем все остальные пропавшие ученые и погибший старый рыбак.

—  Кто сказал, что Бориса Баденова[369] нет? Он жив и здрав­ствует, — пробормотал себе под нос Джордино после краткой беседы со следователями.

Покончив с допросами, представители закона вернулись на мостик, где милицейский начальник в последний раз строго посоветовал капитану Харитонову не распространяться о про­исшедших на корабле событиях, пообещав выводы сделать лич­но. После того как он и следователи удалились, капитан «Верещагина» мрачно сообщил, что в соответствии с полученным приказом ему придется немедленно вызвать на борт всю коман­ду. До окончания расследования никому, ни матросам, ни гос­тям, не разрешалось покидать судно.

— Кошмар. А я-то надеялся сбегать на берег пивка попить, — простонал Джордино.

— Черт подери. Как я не хотел сюда ташиться! — в сердцах воскликнул Ганн. — Сидел бы сейчас в Вашингтоне, а не в си­бирской ссылке.

— Вашингтон — неважное местечко. Летом представляет собой жалкую болотистую лужу, — отозвался Питт, любуясь с мостика панорамой озера.

— В полутора милях от «Верещагина» он вдруг заметил тем­ный силуэт сухогруза, того самого, над которым они с Джорди­но пролетали прошлым вечером. Корабль подошел к самому берегу и стоял в доке, у неповрежденного пирса, в самом конце поселка. Установленный на причале громадный кран снимал с его кормовой части большие контейнеры.

Питт механически снял с крюка у иллюминатора бинокль, навел его на сухогруз, принялся осматривать палубу, затем перевел взгляд на берег. Он увидел там два тягача с открытой платформой, стоявших у самой кромки воды, и неподалеку от них крытый грузовик. Кран разгружал сухогруз, что показа­лось Питту довольно странным, поскольку, как правило, озе­ром грузы уходили из Листвянки, а не приходили туда. Посе­лок считался портом отправления. Отсюда товары доставлялись во все большие и маленькие деревни по всему Байкалу. Питт навел бинокль на платформу одного из тягачей и увидел на ней стоявший на поддоне странный высокий предмет, массивный, закрытый брезентом.

— Капитан, — обратился Питт к Харитонову и показал на сухогруз. — Видите это судно? Не знаете, откуда оно пришло?

Капитан Харитонов подошел к иллюминатору и, прищу­рившись, посмотрел на сухогруз.

—  Это «Приморский», — ответил он. — Давно у нас плава­ет. Грузы разные по Байкалу возит. Когда-то несколько лет кур­сировал только между Листвянкой и Байкальским, оно на се­вере расположено, доставлял туда сталь и древесину для строи­тельства небольшой железнодорожной ветки, ответвления от основной трассы. В прошлом году строительство закончилось, и корабль почти полгода мертво простоял на якоре. Недавно я краем уха слышал, будто бы его зафрахтовала какая-то нефтя­ная компания. Команду свою доставила. Старую команду спи­сала. Ребята здорово на них обиделись. Кто его знает, что они теперь перевозят. Может быть, оборудование для перекачки нефти, трубы для нефтепровода.

—  Нефтяная компания? — повторил Питт. — А вы, слу­чайно, не помните ее название? Не нефтяной консорциум «Аварга»?

Харитонов поднял голову, подумал с минуту и ответил:

—  Вы знаете, да. Она. «Аварга». Простите, замотался, из головы вылетело. Послушайте, может быть, они что-нибудь знают о наших пропавших ученых? — встрепенулся он. — Об Александре, Анатолии, — прибавил капитан и, повернувшись, быстро пошел к рации.

Взяв трубку, Харитонов начал вызывать капитана сухогру­за, название которому дал горный хребет, протянувшийся вдоль западного побережья Байкала. Капитан «Приморского» вско­ре отозвался недовольным хриплым голосом. На вопросы Ха­ритонова он отвечал односложно и быстро. В продолжение их разговора Питт не переставалследить за сухогрузом. Его осо­бенное внимание привлекла пустая корма судна.

Джордино неторопливо подошел к Питту, небрежно взял у него бинокль и вцепился взглядом в сухогруз. Отметив скры­тые под брезентом предметы, он заметил:

—  Странная таинственность. Зачем им потребовалось пря­тать грузы? Не поделитесь вашими мыслями по этому поводу, мистер Питт? Хотя не важно. Если их самих спросить, они от­ветят, что в контейнерах находятся запчасти к тракторам.

—  Ты лучше посмотри на кормовую палубу, — посоветовал Питт.

—  Прошлым вечером на ней стоял небольшой подъемный кран, — сказал Джордино. — Теперь его нет, как и наших коллег.

—  Совершенно верно, кран стоял. Мы не могли его перепу­тать с чем-то другим. Кран — это тебе не фрагмент детской го­ловоломки.

—  И какой бы величины он ни был, разобрать его за столь короткое время можно только при содействии полусотни ме­хаников под руководством инженеров, — прибавил Джордино.

— Судя потому, что я вижу сейчас, на корабле работает гор­стка матросов — как говорится, экипаж сокращенного состава.

Радостный голос Харитонова возвестил об окончании пе­реговоров с капитаном сухогруза.

— Прошу прощения, господа, я перебью вас. Капитан «При­морского» сообщил, что пассажиров у него нет и об ученых-нефтеразведчиках он ничего не знает. Уверяет, что вообще впер­вые слышит и о них, и о каких-то поисках нефти в районе Бай­кала.

— Держу пари — еще он не знает местонахождение могилы капитана Гранта, — вставил Джордино.

— Он не упоминал о договоре с фирмой-фрахтовщиком? — спросил Питт.

— Как же не упоминал. Сказал. Он заключил транспорт­ный договор, согласно которому перевозит из Иркутска в Бай­кальское сельскохозяйственное оборудования и запчасти для тракторов.

8

Молоденький милиционер, которому начальник поручил стоять на берегу и следить, чтобы никто не покидал корабль, очень скоро начал тяготиться своей миссией. Вышагивая туда- сюда по берегу в нескольких футах от носовой части «Вереща­гина», с наступлением вечера он смотрел главным образом не в сторону судна, а на двери бара, стоявшего в конце улицы. До­носившиеся оттуда гулкие басы и грохот ударных полностью захватили его внимание, и он, отвернувшись от явно опосты­левшего ему корабля, уже не сводил взгляда с мигающих огней у входа в бар. Его больше занимали фигуристые туристки и сту­дентки, приехавшие из Иркутска домой на каникулы. Изредка он, правда, вспоминал о своем задании, поворачивался к «Ве­рещагину», но тут же отводил от него взгляд и снова впивался в двери бара.

Стоя спиной к «Верещагину», он не мог заметить, как с его борта, со стороны кормы, спустились двое мужчин в черных костюмах, бесшумно скользнули в резиновый «зодиак» и, от­толкнувшись от борта, взялись за весла.

Питт и Джордино предусмотрительно вели лодку так, что­бы корабль оставался между ними и милиционером, закрывая ему обзор.

—  Ужас. В пяти минутах от нас находятся два прекрасных питейных заведения, а мы плывем от них, а не к ним. У тебя нет сердца, Питт, — тихо бормотал Джордино. — Не тянет меня на рыбалку сегодня. Я выпить хочу.

—  Я спасаю тебя, твой желудок и твои зубы от пары буты­лок теплого пива и лежалых неразгрызаемых сушек, — отозвался Питт.

—  Знаешь, теплое пиво лучше, чем никакого, — мечтатель­но проговорил итальянец.

Хотя фигуры их быстро таяли в темноте позднего вечера, Питт еще примерно милю продолжал грести, прежде чем заве­сти двадцатипятисильный подвесной мотор. Тот, прочихав­шись, бодро затарахтел, и Питт, повернув лодку параллельно берегу, повел ее на малых оборотах. Джордино достал со дна лодки диск с сонаром, подцепил к нему конец тонкого, намо­танного на катушку стометрового кабеля и опустил в воду. По­том он откинул крышку ноутбука и запустил программу гидро­локации бокового обзора. Спустя несколько минут на экране поплыли желтоватые, немного нечеткие изображения озерно­го дна.

—  Начинаю осмотр, — возвестил Джордино. — Вижу хол­мистое песчаное дно, глубина — сто семьдесят футов.

Питт продолжал вести лодку тем же курсом, пока не порав­нялся с сухогрузом, затем, повернув назад, чуть отдалился от берега. Проплыв еще с четверть мили, Питт снова развернул «зодиак» и направил в противоположную сторону, опять уда­лившись от берега на несколько десятков футов.

—  Похоже, вчера, когда мы пролетали над «Приморским», на борту его никого не было. Да и стоял он немного дальше. Ря­дом с тем местом, где он находится сейчас, — заметил Питт. — Вон там. — Он показал рукой в сторону пристани и вниматель­но оглядел ее, вспоминая знакомые ориентиры, виденные им накануне с высоты вертолета, и выискивая их на берегу.

Джордино кивнул:

— Согласен. Значит, мы ищем там, где нужно.

Питт извлек из кармана компас; посветив на него тонким фонариком-ручкой, проверил курс. Проплыв с полмили, он опять развернул «зодиак». Так, постепенно удаляясь от берега, они еще час с лишним обследовали дно Байкала. Джордино, не отрываясь от экрана, следил за его контуром.

Питт перевел взгляд на берег, готовясь развернуть лодку возле воображаемой линии, как вдруг Джордино взволнованно прошептал:

— По-моему, что-то нашел.

Питт, продолжая вести лодку, наклонился и посмотрел на экран ноутбука. Он увидел на экране четкое изображение стран­ного движущегося темного объекта. К нему вела другая тонкая линия, расположенная под углом. Объект медленно увеличи­вался в размерах и наконец принял форму буквы А с дополнительными перекладинами.

— Длина — примерно сорок футов, — сказал Джордино. — Занятно. Очень похоже на ту конструкцию, что мы с тобой ви­дели на кормовой палубе «Приморского». Как им не стыдно засорять дно Байкала.

— Стыдно, говоришь? Вот это уж точно. — Питт кивнул, отвернулся от экрана и начал рассматривать черный силуэт су­хогруза. — Только есть один вопрос, мой дорогой Ватсон: за­чем они засоряют дно?

Когда Питт, нагнувшись, заглушил мотор, Джордино дога­дался, что его друг прямо сейчас отправится на поиски ответа. Сухогруз не только привлекал внимание Питта, но и казался ему подозрительным. И интерес к нему усилился после того, как Харитонов сообщил, что зафрахтовал его нефтяной кон­церн «Аварга». Питт не сомневался в наличии некоей связи между сухогрузом и исчезновением Саргова вместе с группой исследователей. Посматривая в сторону «Приморского», Джор­дино торопливо выбрал трос, положил сонар на дно лодки, за­крыл крышку ноутбука и взялся за весла.

«Приморский» мрачно итихо стоял в доке у пристани, рас­положенной на самом краю поселка. На соседнем пирсе вы­рисовывались очертания двух тягачей с открытыми платфор­мами, на которых возвышались скрытые брезентом странные высокие предметы. Вход в док перегораживала длинная цепь, натянутая между рядом столбов. В будочке у входа сидели двое охранников. Возле одного тягача стояли, переминаясь с ноги на ногу, двое мужчин и посматривали на карту, лежавшую на переднем левом крыле машины. Сам корабль казался безжиз­ненным.

Питт и Джордино бесшумно приблизились к его корме и медленно поплыли в тени высокой хвостовой части. У причаль­ного троса, свисавшего с борта до поверхности воды, они оста­новились. Питт ухватился за трос и, перебирая по нему рука­ми, подтянул лодку в глубь дока. Пока Джордино наматывал конец троса на потрескавшийся столб, Питт осторожно вы­брался из лодки на деревянный настил.

Тягачи были припаркованы на противоположном краю дока, недалеко от носовой части судна; Питт мог слышать го­лоса мужчин, бродивших по пустынному пирсу. Заметив две проржавевшие бочки из-под масла, Питт прополз к ним и скрылся в их тени. Через секунду к нему бесшумно присоеди­нился Джордино.

—  Пусто, как в церкви в понедельник, — прошептал он, оглядывая корабль, безмолвный и бесшумный, похожий на призрак.

—  Да, вид у него слишком мирный.

Питт, высунувшись из-за бочки, увидел неподалеку трап, тянувшийся до переднего трюма сухогруза. Затем он осмотрел поручень ближайшего борта, футов на восемь возвышавшего­ся над доком.

—  По-моему, трап для нас — это слишком шикарно, — про­шептал он Джордино. — Думаю, лучше забраться с них, — ткнул он пальцем в одну из бочек.

Питт осторожно подкатил бочку к краю дока и быстро вска­рабкался на нее. Хорошенько оттолкнувшись, он прыгнул впе­ред, перелетел через три фута воды, отделявших пирс от сухо­груза, и уцепился за нижний бортовой поручень на его корпу­се. Повиснув на нем, он раскачался, а затем перемахнул через борт, точно вписавшись между толстыми прутьями поручня, и приземлился на палубу. Джордино подвел небольшой рост — итальянец едва успел вцепиться в нижний поручень одной ру­кой, и Питту пришлось втягивать друга на борт.

— В следующий раз я сделаю проще — воспользуюсь лиф­том, — пробормотал Джордино, протискиваясь между прутьями.

Стараясь дышать как можно тише, они, таясь в тени, раз­глядывали корабль. По океанским стандартам он был не круп­ным —чуть более двухсот футов в длину. Построено судно было по классическому проекту, как и любой другой сухогруз: высо­кая длинная надстройка в центре и широкая палуба в носовой и хвостовой частях. Корпус его был выполнен из стали, а дере­вянные палубы — из твердого тика. Повсюду темнели намерт­во въевшиеся пятна, оставленные бочками с горючим, масла­ми и всевозможными химикатами, остатки которых, кое-где смешавшись за десятки лет службы судна, превратились в гус­тую и вязкую как патока массу. Питт обвел взглядом кормовую палубу, на которой возвышалось с полдесятка металлических контейнеров, окружавших единственный люк в трюмное помещение. Питт и Джордино бесшумно двинулись вдоль тени к одному из контейнеров. Там, где тень уменьшалась, им при­шлось ползти. Они приблизились к люку, остановились и, обер­нувшись, рассмотрели кормовую палубу из более выгодного положения.

По периметру обширного пространства лежали связки труб небольшого диаметра. Центральная часть палубы оставалась пустой, и даже в темноте, по оставленным на дереве глубоким вмятинам и царапинам, можно было разглядеть следы мощных стоек таинственной конструкции, замеченной Питтом и Джор­дино накануне вечером. Однако гораздо более интригующей показалась им круглая массивная шестифутовая крышка, за­крывавшая отверстие в палубе, в самом центре оставленных стойками отметин.

— Похоже на шахту. Видел такие на буровых судах в Север­ном море, — прошептал Питт.

— Только похоже. Буровой трубы нет, — отозвался Джор­дино.

Увиденное поставило их в тупик. Буровые суда оборудуют­ся не только трубами, но также насосами и хранилищами для нефти. На стареньком сухогрузе можно было разве что смонти­ровать буровую установку, но уж никак не качать нефть. Сле­довательно, отверстие предназначалось для иных целей.

Питт не стал долго раздумывать, а торопливо направился по переходу вдоль правого борта. Добравшись до резкого, под девяносто градусов, поворота, он остановился и вжался в стену перегородки. Напротив него находилась другая перегородка. Питт напряг слух, но не услышал ничего тревожного. Корабль казался пустым. Он снова двинулся вперед, вплотную за ним семенил Джордино, успокоившийся и отдышавшийся после волнующего прыжка.

Они медленно и бесшумно поползли вперед, достигли дру­гого перехода, шедшего перпендикулярно, по центру надстрой­ки от бимса до бимса. Одинокая слабенькая лампочка освеща­ла его мутноватым желтым светом. Где-то вдалеке работал элек­трогенератор, и шум его напоминал стрекотание роя цикад. Питт, выступив вперед, натянул рукав свитера на ладонь, при­поднялся на цыпочках и чуть отвернул лампочку. Та сразу по­гасла. Отгороженные от света фонарей, установленных в доке, они погрузились в почти полный мрак.

Питт и Джордино продолжали стоять на пересечении пере­ходов, когда вдруг позади них внезапно раздался щелчок двер­ной ручки. Оба разом бросились в боковой переход, чтобы не оказаться в поле зрения выходившего. Пробежав несколько футов, они заметили слева от себя полуоткрытую дверь какого- то скудно освещенного помещения. Им ничего не оставалось, как только юркнуть туда. Питт осторожно прикрыл дверь. Они стояли, вжавшись в стены, едва дыша.

Замерев и вслушиваясь в отдаленный звук шагов, к сча­стью, не приближавшихся к ним, они оглядели комнату и поня­ли, что оказались в официальном помещении, напоминающем конференц-зал, роскошный интерьер которого резко контрас­тировал с убогим внешним видом сухогруза. Пол устилал пер­сидский ковер с ярким рисунком, в центре зала стоял резной стол красного дерева, а вдоль стен расположились высокие ко­жаные кресла. Стены зала украшали тисненые обои и несколь­ко прекрасно написанных небольших картин. Дополнявшие изысканность интерьера искусственные цветы делали зал по­хожим на фойе фешенебельного отеля «Уолдорф-Астория». В противоположном конце зала были двойные двери, которые вели на корабельный камбуз. Недалеко от себя Питт увидел смонти­рованный на перегородке, на уровне глаз, большой плоский те­левизор, провод от которого шел к спутниковой антенне.

— Прекрасная атмосфера для поглощения каши и борща, — оценил обстановку Джордино.

Питт, пропустив мимо ушей замечание друга, направился к висевшим на стене большим листам. Это были увеличенные изображения отдельных участков байкальского дна, получен­ные с помощью компьютера. В некоторых местах на них вид­нелись круги, сделанные красным фломастером. Больше всего таких кругов было на изображении северной оконечности озе­ра — здесь они часто наслаивались друг на друга и даже заходи­ли на берег, в район расположения старого нефтепровода, про­ходившего с востока на запад.

— Районы предполагаемого бурения? — спросил Джордино.

— Вероятно. Не думаю, что ребята из экологического дви­жения, воспитанные на лозунгах «Берегите мать-природу!», сильно обрадовались бы, покажи мы им эти карты, — ответил Питт.

Услышав, как в переходе снова загремели шаги, Джордино приник к двери. Когда они стихли вдали, он чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу.

— Все тихо. Забавно, а ведь со стороны корабль выглядит необитаемым.

— Очень хотелось бы взглянуть на ту шлюпку, которая при­плыла с берега, — зашептал Питт и медленно, стараясь не шу­меть, раскрыл дверь.

Они осторожно выскользнули в боковой зал, через него выбрались назад, к прибрежному проходу, и двинулись впе­ред, вдоль основной палубной надстройки. Вскоре она закон­чилась носовой палубой с двумя углублениями для установки контейнеров. У самого носа, в люльке, привинченной к палу­бе, на уровне поручней висела видавшая виды шлюпка. Не от­цепленный от нее трос, шедший к стоявшей рядом лебедке, говорил о ее недавнем прибытии и спешке, в которой высади­лись пассажиры.

—  Ее отлично видно с мостика, — сказал Джордино, мот­нув головой в сторону неясного света, сочившегося из окна ка­питанской рубки футах в двадцати над их головами.

—  Маловероятно, чтобы сюда кто-то смотрел, — ответил Питт. — Я сейчас, только проверю шлюпку.

Пока Джордино прятался втени, Питт, низко пригнувшись, пронесся к противоположному борту и всем телом прижался к поручням. Палубу заливал мутный желтоватый свет со сторо­ны дока и сверху, с мостика. Неясная фигура Питта при каж­дом его шаге вырисовывалась на палубе. Краем глаза он видел и тягач возле дока, и продолжавших сновать возле него людей. Одетый в темные брюки и свитер, с такого расстояния он был им практически незаметен. Поэтому больше Питта заботили возможные пассажиры на борту.

Одним прыжком подскочив к шлюпке, он быстро перегнул­ся через перила, заглянул в ее носовую часть и тут же присел на корточки, притаившись в тени. Пока его пульс приходил в нор­му, Питт вслушивался в звуки, надеясь по ним определить — заметили его или нет, но вокруг все было тихо. До ушей долета­ли лишь отзвуки работ в доке и слабая музыка из бара. Питт взглянул наверх и увидел в окне силуэты двух беседующих муж­чин. Увлеченные разговором, они не обращали ни малейшего внимания на палубу.

Присев на корточки, Питт вытащил из-за пазухи тонкий фонарик-карандаш, навел его на корпус шлюпки и на секунду включил. Крошечный лучик осветил побитый деревянный борт, выкрашенный в темно-красный цвет. Питт провел ладонью по борту — мелкие чешуйки краски прилипли к пальцам. Такого же цвета были и следы, оставленные на правом борту «Вереща­гина».

Выпрямившись, Питт собрался было перейти к корме шлюп­ки, как вдруг взгляд его привлекло ее содержимое. Он протянул руку, потрогал днище шлюпки, затем снова включил фонарик и посветил им. Тонкий луч выхватил из темноты поношенную бейсболку с вышитой впереди эмблемой — мчащимся быком. Питт сразу узнал в ней престижный талисман Арканзасского университета, гордость Джима Уоффорда, которому бейсбол­ка и принадлежала. Теперь у него уже не оставалось сомнений в том, что «Приморский» имеет прямое отношение к попытке потопить «Верещагина» и к пропаже исследователей.

Убрав фонарик, он чуть приподнялся и снова оглядел мос­тик. Мужчины продолжали говорить о чем-то напротив окна, но не поворачивались к нему. Питт заскользил к корме шлюп­ки и вдруг остановился как вкопанный. Всем своим существом он вдруг почувствовал опасность. Он ничего не видел, но ин­туиция подсказывала ему, что рядом кто-то есть. Он уже со­брался было отпрыгнуть в сторону, но опоздал. В глаза ему ударил луч галогенного фонаря, воздух разрезал тонкий крик: «Стоять!»

9

Из тени в полосу света, падавшего со стороны дока, высту­пил человек. Он направился к Питту и остановился футах в пяти от него. Тщедушный, невысокий, с сальными волосами, цве­том не отличавшимися от его рабочей спецовки, он нервно по­качивался на пятках, но девятимиллиметровый автоматиче­ский пистолет Ярыгина держал твердо. Ствол его смотрел точно в грудь Питту. Мужчина, догадался Питт, давно наблюдал за ним, устроившись за переборкой, откуда открывался прекрас­ный обзор на часть палубы и сходни. «Да, именно оттуда он меня и заметил. Сначала обратил внимание на свет от фонарика и подполз поближе».

На вид охраннику едва исполнилось двадцать. Он внима­тельно рассматривал Питта наметанным взглядом карих глаз. Питт решил, что сегодняшнее дежурство у него не первое и что по профессии он не охранник — пальцы, сжимавшие рукоять пистолета, были в машинном масле. «Скорее это механик», — подумал Питт. Однако пистолет он держал профессионально, словно обучался владению оружием. Питт не тешил себя ил­люзиями — охранник или механик, парень при первой же опас­ности не задумываясь нажмет на спуск.

Он оказался в незавидной ситуации. Его застигли врасп­лох, зажали между баком и боковыми поручнями. Впереди была открытая палуба и вооруженный человек. И тем не менее, как только парень поднес к губам рацию, Питт решил действовать. Ему оставалось либо, рискуя получить пулю в лицо, прыгнуть на него, либо бросаться за борт и плыть к берегу в ледяной воде. Имелся еще и третий вариант развития событий — по­явление Джордино. Но Джордино находился пятьюдесятью футами ниже и, разумеется, ничего не мог видеть. Да и появись он на передней палубе, так в ту же секунду попал бы в поле зре­ния охранника.

Пока охранник, не отрывая глаз от Питта, что-то говорил в микрофон, тот спокойно стоял, размышляя о том, какое ему выйдет наказание за нарушение закона о вторжении в част­ную собственность, и кисло хмыкнул, вспомнив, что по край­ней мере долгое путешествие в сибирскую ссылку ему не гро­зит, поскольку он уже там находится. Он вдруг вспомнил об убитом старом рыбаке, обнаруженном им на борту «Вереща­гина». «Российский ГУЛАГ хоть и не усыпан розами, но все равно лучше», — подумал Питт.

Ожидая, когда охранник закончит разговор и выключит рацию, которая в этот момент издаст громкий отвлекающий писк, Питт слегка согнул ноги в коленях. Тот, с кем говорил охранник, вдруг повысил голос, и парень вздрогнул. В ту же секунду Питт, собираясь прыгнуть вниз, схватился левой ру­кой за бортовые перила и сжал ноги. Однако больше он ничего не успел сделать.

Ствол пистолета в руке охранника изрыгнул пламя, дернул­ся вверх, и сразу же раздался грохот. Пуля ударила в деревян­ные перила, выбив из них веер осколков. У Питта замерло серд­це, когда один из них, размером с бейсбольный мяч, просвис­тел в нескольких дюймах от его руки. Описав небольшую дугу, осколок с тихим плеском шлепнулся в воду. Питт стоял не шевелясь, тревожно прислушиваясь уже не к треску рации, а к звукам выстрелов, зазвучавшим на палубе. Двое мужчин, вооруженные пистолетами Ярыгина, со всех ног бежали по сходням. В одном из них Питт сразу узнал пропав­шего рулевого «Верещагина». Анатолия, угрюмого сутулого парня. Вскоре с мостика по узенькой лестнице спустился тре­тий человек, начальственного вида.

Худощавый, с длинными черными волосами, он оглядел присутствующих жестокими карими глазами. Даже в тусклом свете Питт разглядел на его левой щеке длинный шрам, явно оставленный ножом, — метку юности, проведенной в крова­вых драках.

— Этот тип прятался за бочкой, — доложил охранник.

Черноволосый бросил в сторону Питта короткий взгляд,

затем повернулся к двум только что появившимся матросам.

— Обыскать все, у него могут быть сообщники. Не стрелять. Мы не должны привлекать к себе лишнего внимания.

Выслушав приказ, матросы тут же бросились обыскивать все затененные места на палубе. Питта вывели на середину, поставили под центральным фонарем.

— Где Александр? — хладнокровно спросил он. — Мы с ним договорились встретиться здесь.

Питт и не ожидал, что его блеф сработает, просто тянул вре­мя, изучал преступного босса, проверял его реакцию. Но тот не предложил ему ничего, кроме слегка изогнутой брови.

— Англичанин? — наконец спросил он не без любопыт­ства. — Вы, должно быть, с «Верещагина». Мне очень жаль, что вы заблудились.

— Зато я нашел тех, кто пытался затопить судно, — париро­вал Питт.

В неясном свете он не мог разглядеть лица собеседника и не видел, как оно вспыхнуло. В эту секунду подошли Анатолий и его напарник, сообщив, что никого больше на палубе нет, и за это короткое время босс успел справиться с собой.

— Так гость заявился к нам один? — хмыкнул он. — В та­ком случае посадите его к коллеге, а потом без шума опустите за борт, туда, где их никто не отыщет, — прошипел он.

Охранник выступил вперед, ткнул Питта стволом пистоле­та под ребра и мотнул головой в сторону бортового перехода. Питт неохотно подчинился и под конвоем из трех человек — охранника и двух матросов — двинулся в тень, туда, где они с Джордино некоторое время назад расстались. Краем глаза он заметил, как человек с обезображенным шрамом лицом подо­шел к лестнице и начал взбираться на мостик.

Иногда Питту казалось, что Джордино вот-вот выскочит или из тени перехода, или из-за угла на их пересечении, набросит­ся на сопровождающих, но он не появился. Спустя несколько минут они оказались на кормовой палубе. Питта подвели к од­ному из старых ржавых контейнеров, стоявших в ряду с други­ми у поручней. И Питт решил действовать самостоятельно, быстро и спокойно. Дождавшись, когда один из матросов на­чал возиться с замком на контейнере, он пошел в наступление. Охранник, все еще державший ствол пистолета у него под реб­рами, начал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Легким молниеносным движением левого локтя Питт отвел ствол от своего тела. Прежде чем охранник понял, что произошло, Питт нанес ему боковой в челюсть, вложив в удар весь свой вес. Он надеялся отправить охранника в нокаут, но тот устоял. Заша­тавшись, он выбросил руки вперед, словно хотел удержаться за Анатолия. Пистолет полетел на палубу.

Второй матрос продолжал копаться с замком, и Питт ре­шил воспользоваться моментом — бросился на палубу, наме­реваясь схватить пистолет. Он уже дотронулся вытянутой ру­кой до отделанной пластмассой рукоятки «Ярыгина», как вдруг ему на спину рухнула стосемидесятифунтовая туша. Это Анатолий, не найдя ничего лучшего, хладнокровно швырнул на Питта своего товарища, едва державшегося на ногах, и тот при­гвоздил американца к полу. Питт попытался было сбросить с себя охранника, но в ту же секунду почувствовал чуть ниже че­репа холодный стальной ствол автоматического пистолета и замер. Он понимал, что приказ «не стрелять!», отданный чело­веком с изуродованным лицом, имеет свои пределы, поэтому медленно отвел руку от оружия. Не отрывая пистолета от его шеи, Питта поставили на ко­лени. Матрос наконец-то справился с замком, снял его с пе­тель и распахнул двойную дверь большого, длиной двадцать футов, контейнера. Сильным толчком в спину Питта впихнули туда, в темноте он задел обо что-то и упал на мягкий объект. В упавшем на секунду слабом лучике света с палубы Питт уви­дел, что свалился на человека, свернувшегося калачиком на полу. Человек пошевелился, приподнялся на локте и повернул скрытое темнотой лицо к Питту.

— Ах, это вы, Дирк. Очень мило. Спасибо, что заглянули, — послышался хрипловатый усталый голос Александра Саргова.

Джордино отлично видел, как Питта задержали в носовой части судна. Он в тот момент прятался в тени и проклинал свое бессилие. Без оружия он ничем не мог помочь своему другу. Поначалу он хотел ринуться на охранника, но разумно рассу­дил, что, пока будет мчаться через всю палубу, его просто подстрелят. А предупредительный выстрел, сделанный охранни­ком в Питта, заставил Джордино выбросить из головы демон­стративный героизм. Затем он услышал топот бегущих ног и, замерев, наблюдал за происходящим. Незадолго до того как Питта повели к контейнерам, Джордино тихонько вылез из сво­его укрытия и на цыпочках скользнул к правому борту, побли­же к трапу, надеясь, когда станет отбивать Питта, позвать на помощь мужчин, находившихся на берегу.

Он медленно прошел вдоль перегородки, потом пробежал по палубе и юркнул в переход. Не успел он завернуть за угол, как столкнулся с одетой в черную униформу фигурой, мчавшей­ся с противоположной стороны. Джордино и матрос, словно в немом кино про неуклюжих полицейских, сшиблись и, отско­чив друг от друга как теннисные мячики, упали на пол. Оба ото­ропели от неожиданности. Первым оправился от столкновения Джордино. Проворный как кошка, он вскочил и бросился на пытавшегося подняться матроса. Ухватив его за плечи громад­ными ручищами, Джордино изо всех сил ударил парня о стену. Послышался мягкий стук черепа о сталь, и тело матроса сразу же обмякло в руках итальянца.

Не успел матрос сползти с перегородки и рухнуть на пол, как послышался стук шагов на палубе. Джордино выглянул и увидел Питта в сопровождении трех человек, причем один из них был вооружен. Быстро схватив потерявшего сознание мат­роса, Джордино оттащил его в конференц-зал, где положил на стол и оглядел. Матрос оказался одного роста с ним. Унифор­ма на нем была такая же, как и на охраннике. Джордино обша­рил его карманы, оружия не нашел и предположил, что перед ним скорее всего радист судна. Он стащил с него униформу, переоделся, сдернул с головы матроса тонкую вязаную шапоч­ку и натянул ее до самых глаз. Подойдя к зеркалу, Джордино полюбовался своим видом. Решив, что в темноте его никто не отличит от любого другого охранника, он вышел в коридор и двинулся вперед, не представляя, какими будут его дальнейшие действия.

Одежда на Саргове была помята, левый глаз заплыл, но, несмотря на потрепанный вид, взгляд его заискрился жизнью, как только ученый узнал Питта.

—  Александр, похоже, вам изрядно досталось. Вам боль­но? — спросил Питт, помогая Саргову усесться.

—  Со мной все нормально, — ответил тот заметно окреп­шим голосом. — Пару раз только врезали, когда я одного из них свалил. — На лице Саргова появилась слабая довольная улыбка.

Позади них захлопнулась двойная дверь контейнера, погру­зив помещение в кромешную темноту. Один из матросов взял в руку пульт управления корабельным краном, стоявшим непо­далеку, и в ту же секунду заработал дизель-генератор. Стрела крана медленно поползла над палубой. Над контейнером, в котором находились Питт и Саргов, матрос резко остановил стрелу. Свисавший с нее большой стальной крюк закачался из стороны в сторону. Матрос нажал на кнопку и, дождавшись, когда крюк с громким стуком опустится на крышу контейнера, остановил его.

Внутри контейнера Питт включил фонарь-карандаш и ос­мотрелся. Саргов к тому моменту воспрянул духом, к нему вер­нулась его прежняя уверенность.

—  Я знаю, это они пытались потопить «Верещагина», — сказал он. — И раз вы здесь, значит, они потерпели неудачу. Я прав?

—  Не совсем, — ответил Питт. — Судно начало тонуть, но мы успели отбуксировать его к Листвянке. Пропали ученые, которые вели нефтеразработку. Вы не знаете, они здесь?

— Да, но нас разлучили, когда привезли сюда. Я услышал странную возню в переходе, выглянул из своей каюты, узнать что происходит, и сразу же наткнулся на ствол пистолета. Дер­жал его Анатолий, наш рулевой. Он и эта молодая женщина, Татьяна, под угрозой оружия заставили нас идти к шлюпке, усадили в нее и привезли сюда. С какой целью они нас похити­ли — для меня совершенная загадка. — Саргов удивленно за­мотал головой.

— Сейчас гораздо важнее знать не как вы сюда попали, а как нам отсюда выбираться, — отозвался Питт, вставая с пола. Он оглядел контейнер, но не нашел в нем ничего, кроме раз­бросанных по углам тряпок.

Тем временем снаружи матросы готовились спустить кон­тейнер за борт. Анатолий накинул петли тросов на скобы в его основании. Второй матрос, худенький, с сальными волосами, влез на крышу контейнера, собрал их концы и накинул на крюк крана. Охранник, слегка пошатываясь после полученного от Питта удара, нашел свой пистолет и наблюдал за происходив­шим, предусмотрительно отойдя от контейнера на почтитель­ное расстояние.

Спрыгнув с крыши контейнера, худенький матрос вер­нулся к пульту управления, висевшему в нескольких ярдах от подъемного крана, в слабо освещенном месте. Нажатием кнопки он повел вверх штангу, а когда тросы натянулись, на­чал медленно поднимать контейнер с палубы. Вскоре тот, по­качиваясь, висел в воздухе. Матрос не сводил взгляде контей­нера, поэтому не заметил как сбоку к нему, пригибаясь, подбе­жал человек. Не видел он и кулак, который явился откуда-то из темноты и, описав дугу, словно пущенный из пращи бильярд­ный шар, мощно опустился ему на шею, под левым ухом. Не потеряй он сознания от точного удара в сонную артерию, то увидел бы лицо Ала Джордино, который, подхватив его, от­швырнул в сторону и встал у пульта.

Изучать его работу Джордино было некогда. Он нажал на первую попавшуюся кнопку и угадал — стрела пошла вверх, еще на несколько дюймов приподняв контейнер. Затем он уже интуитивно определил кнопки горизонтального перемещения стрелы и проверил свою догадку, нажав на них. Контейнер двинулся сначала вперед, потом назад. Джордино повел кон­тейнер к борту, остановился, затем чуть-чуть перенес его даль­ше, едва не задев за поручень, и снова нажал на «стоп». Гро­мадная коробка контейнера, раскачиваясь, висела над водой в двух-трех ярдах от борта сухогруза. Как Джордино и предпола­гал, Анатолий и второй матрос решили насладиться видом то­нущего контейнера. Они подошли к поручню и встали рядом, держась за него. Несмотря на холод, по лбу Джордино текли тонкие струйки пота. Наконец Анатолий махнул и крикнул:

— Давай опускай!

Джордино снова рывком двинул стрелу вперед, остановил­ся и, когда контейнер раскачался в полную силу, резко повел его назад, в сторону борта.

Матрос и охранник от неожиданности застыли у поручня, наблюдая, как вернулась и остановилась над палубой стрела, а под ней, качаясь, как громадный маятник, на них стремитель­но летел двухтонный контейнер.

Еще не пришедший в себя охранник, отчаянно ругаясь, рез­ко отшатнулся назад, и контейнер просвистел мимо него, всего в нескольких дюймах. Анатолию повезло меньше. Он не успел увернуться, и контейнер врезался ему в грудь. Анатолий закри­чал, но крик его тут же оборвался, перейдя в хрип, — острый угол контейнера проломил ему грудную клетку, и матрос слов­но тряпичная кукла свалился на палубу.

Ошеломленный охранник, стоявший у перил, обернулся и заорал как сумасшедший, но, увидев за пультом управления не своего товарища, а незнакомого человека, сразу умолк и потя­нулся за пистолетом. Он уже доставал его из кобуры, когда Джордино, ни секунды не мешкая, перевел стрелу вправо, на­правив контейнер к поручню. Вскинув пистолет, охранник вы­стрелил, но Джордино успел пригнуться, и пуля прожужжала над его головой. Даже теперь, сгибаясь, он не выпускал из рук пульт управления краном.

Контейнер, не переставая вращаться, достиг высшей точки колебания и понесся вниз, к поручню. Охранник находился на траектории его полета и пригнулся, надеясь уйти от удара. Он прицелился и снова выстрелил. Пуля снова прошла мимо Джор­дино, который следил за двухтонной глыбой. Как только та ока­залась над охранником, он резко нажал на кнопку «вниз», и металлическая громада тяжело опустилась.

И в тот же миг над палубой пронесся дикий крик. Контей­нер, коснувшись палубы, под действием ускорения упал на бок. Охранник, вскочив, попытался отбежать, но стальная коробка переломила ему ноги как спички. Придавленный к палубе, он мучительно завыл. Джордино подбежал к нему, прижав ногой запястье, поднял выпавший из судорожно сжимавшихся паль­цев пистолет. Затем, сорвав с головы шапочку, сунул ее в рот охраннику, чтобы хотя бы на время заглушить его стоны.

— Никогда не стой под стрелой, тем более груженой, — про­ворчал Джордино охраннику, уставившемуся мимо него, в пу­стоту, глазами, полными ужаса и боли.

Прицелившись в замок, Джордино выстрелил дважды, со­рвал дужку с покореженного механизма, поднял рычаг и рас­пахнул одну половину дверей. Та, выломав едва державшиеся на погнутом контейнере петли, свалилась на палубу. Питт и Саргов выкатились из контейнера, как две игральные кости, охая, чертыхаясь и потирая ушибленные места, поднялись.

— Ал, ты, случайно, в прошлой жизни на ярмарочной ка­русели не работал? — проговорил Питт, криво усмехнувшись.

— Нет, пока я практикуюсь, чтобы в будущей наконец на­стоящим делом заняться, — ответил Джордино. — Ну, мальчи­ки, как вы тут? В норме? Тогда поторапливаемся. Боюсь, нам нужно срочно освободить помещение.

В передней части корабля, со стороны трапа, послышались шаги и громкие голоса. Окинув взглядом кормовую палубу, Питт заметил на ней неподвижно лежавшие тела и только за­тем посмотрел на Саргова. Потрепанный русский ученый сту­пал медленно, его плачевное состояние не позволяло ему дви­гаться быстрее.

— Я побежал за лодкой, а ты помоги Александру дойти до кормового трапа, — бросил Питт.

Джордино в ответ коротко кивнул, и Питт понесся к пери­лам правого борта, вскочил на парапет и, согнув колени, прыг­нул вперед, по направлению к доку. Не оттолкнувшись, он едва не промазал мимо пирса, приземлился на пятки, но удержал­ся и, бросив корпус вперед, ничком повалился на доски. Вы­ставив руки, перевернулся, вскочил и побежал вдоль дока к лодке.

С корабля донеслись голоса и начали приближаться, вспых­нули лучи прожекторов. Скрываться было уже бесполезно, и Питт, выпрямившись, под фохотусиливавшихся шагов изо всех сил ринулся к «зодиаку». Прыгнув в лодку, он начал молиться, чтобы мотор завелся как можно скорее, и Всевышний услышал его. Питт всего раз дернул трос, и мотор взревел. Дав полный газ, Питт устремился к сухогрузу, и через несколько секунд лод­ка ткнулась резиновым носом в его стальной борт.

Питт выключил двигатель, посмотрел вверх и прямо над собой увидел Саргова. Ученый висел на кормовом канате, вце­пившись в него ослабевшими пальцами. Джордино стоял ря­дом с ним и поддерживал под руки.

—  Отпускай его! — сказал Питт. — Быстрее!

В ту же секунду грузный Саргов камнем заскользил вниз и едва не свалил подхватившего его Питта за борт. Как два меш­ка, они упали на дно лодки. Наверху послышались пистолет­ные выстрелы, затем прогремела автоматная очередь. В тот же миг на кормовом канате возникла фигура Джордино, он начал спускаться, но в нескольких футах от лодки вдруг остановился. Крики матросов раздавались уже почти над самыми головами беглецов. Джордино спустился еще на пару футов, затем бес­шумно спрыгнул в лодку.

—  Все, занавес, — прошептал он.

—  Питт, державший в руках трос, рванул его, и двигатель тут же завелся. «Зодиак» вылетел из-под кормы сухогруза, про­несся вдоль дебаркадера, а затем начал уходить от берега. Юр­кая лодка легко скользила по воде фибергласовым корпусом, оборудованным по ватерлинии трубками, обеспечивающими ей дополнительную устойчивость и скорость. В те несколько се­кунд, что беглецы оставались в поле зрения команды и рабо­чих, находившихся на корабле и берегу, им пришлось приги­баться, чтобы не стать отличной мишенью.

Однако никто в них не стрелял. Питт осторожно оглянул­ся, рассмотрел с полдесятка человек, прилипших к поручню сухогруза. Они просто стояли и смотрели вслед уходящей лод­ке, которая спустя несколько мгновений исчезла в темноте.

— Очень странно. Не много же времени им понадобилось, чтобы стать пацифистами, — отметил Джордино, наблюдая за сухогрузом.

— Напрасно тебя это удивляет. Они всего лишь не хотят будоражить деревню беспорядочной пальбой, — сказал Питт.

Он уже не пытался скрыть курс, а открыто направил лодку прямиком к «Верещагину». Через несколько минут они уже подходили к борту исследовательского судна. Питт сбросил скорость и медленно повел «зодиак» к правому борту. Вспом­нивший о своих обязанностях постовой милиционер на берегу заметил их и начал звать, требуя остановиться. Саргов вскочил и истошно прокричал ему в ответ длинную фразу. Милицио­нер постоял немного в явном замешательстве, затем встрепе­нулся и бросился в деревню.

— Я сказал этому чудику, чтобы он привел сюда шефа. Про­сто так, без начальства, мы сухогруз не обыщем, не пустят, — пояснил Саргов.

Руди Ганн, нервно вышагивавший по палубе все то время, что Питт отсутствовал, услышав голоса, изумился и бросился с мостика вниз, встречать прибывших. Он подбежал к ним, ког­да все трое уже оказались на борту.

— Доктор Саргов... с вами все в порядке? — спросил Ганн, разглядывая помятое, утомленное лицо ученого и окровавлен­ную одежду.

— В полнейшем. Пожалуйста, найдите капитана, мне нуж­но с ним переговорить. Срочно.

Ганн поспешил разбудить врача и капитана Харитонова, а Питт отправился вместе с Сарговым в корабельную медсан­часть. Пока врач осматривал ученого, Джордино, успевший найти где-то бутылку водки, разлил ее по рюмкам. После вто­рой, когда к Саргову вернулась его уверенность, а лицо обрело естественный розовый цвет, он произнес:

—  Положение мое было просто отчаянным. Дорогие дру­зья, теперь я ваш должник. Давайте выпьем за НУМА. — Он почтительно приподнял рюмку, подмигнул американцам и, как обычно легко, залпом выпил ее.

—  Ваше здоровье, доктор, — сказал Питт.

—  И ваше тоже, — отозвался Саргов.

—  Вы знаете, что стало с Терезой и ее коллегами? — спро­сил Джордино, не скрывая беспокойства.

—  Нет, как только мы оказались на борту сухогруза, нас сра­зу же разделили. Меня они хотели убить, это совершенно ясно, а их по каким-то причинам собирались оставить в живых. Я бы предположил, что они все еще находятся на сухогрузе.

—  Александр, дорогой, рад видеть вас целым и невреди­мым, — проревел капитан Харитонов, протискиваясь в тесную каюту медсанчасти.

—  У него вывихнуто запястье и множественные раны на теле, — сухо доложил врач. Он только что сделал Саргову пере­вязку и теперь заклеивал пластырем синяки и порезы на лице.

—  Ничего страшного, — отозвался Саргов. — Ладно, хватит скорой помощи, — отстранил он врача. — Слушай, Иван. Су­хогруз, что принадлежит нефтяному консорциуму «Аварга»... в общем, это люди из его команды пытались потопить «Вереща­гина». Я видел там Анатолия, нашего рулевого, он работает на них. И возможно, Татьяна тоже.

—  Анатолий? Я ведь только что нанял его, перед самым на­чалом работы. Мой рулевой внезапно заболел, попал в больни­цу с серьезным пищевым отравлением. Значит, он предатель? Вот... Хорошо, я сейчас же свяжусь с властями. Нельзя дать им уйти от ответственности.

Власти, в образе начальника местной милиции и его моло­денького заместителя, в сопровождении уже знакомых Питту следователей из Иркутска прибыли ровно через час. Столько времени понадобилось, чтобы сначала разбудить хамоватого начальника, потом подождать, пока он позавтракает горячими сардельками и кофе, и только потом наденет мундир и отпра­вится на «Верещагин». По пути он заехал за следователями, ос­тановившимися в гостинице.

Саргов повторил рассказ о своем похищении, Питт и Джор­дино добавили в него подробности о своих поисках пропавших ученых, о странном кране и его исчезновении и о побеге с су­хогруза. Иркутские следователи нередко прерывали их, зада­вая точные грамотные вопросы и уточняя важные детали. Питт обратил внимание на обстоятельство, показавшееся ему занят­ным, — следователи демонстрировали не только явное уваже­ние к ученым, но и знакомство если не с ними, то по крайней мере с предметом их исследований.

—  Разумнее всего провести на сухогрузе обыск всеми вве­ренными мне силами общественной безопасности, — гневно возвестил начальник милиции. — Сергей, давай-ка лети в Ли­ствянку, поднимай всех наших сотрудников, скажи, чтобы под­ходили к отделению.

Минул еще почти час, прежде чем небольшой отряд, состо­ящий из местных милиционеров, собрался у здания отделения и отправился к пристани. Шествие возглавлял бравый и наду­тый как индюк начальник. Первые лучи рассвета только-только легли на землю, разрывая серый предрассветный покров и рассеивая плывший над ней туман. Питт шел рядом с Джорди­но, справа и слева от них двигались Ганн и Саргов. Вслед за отрядом они миновали ворота дока, уже открытые и неохраня­емые. В доке тоже никого не было. Питт оглядел площадку пе­ред ним, и у него засосало под ложечкой — все три грузовика, которые вчера стояли здесь, у самой воды, исчезли.

Вальяжный начальник милиции рванулся вперед, побежал по трапу, властно крича и требуя к себе капитана сухогруза. Однако он не услышал на борту ничего, кроме тарахтенья гене­ратора. Питт двинулся вслед за ним на пустой капитанский мостик, оглядел стены с предусмотрительно снятыми с них кар­тами и графиками. Неторопливо и методично милиционеры обшарили весь корабль, но нигде никого не обнаружили. Не нашли даже и намекана цель, с которой корабль прибыл в Ли­ствянку. Никто не мог сказать, ни зачем, ни откуда он появил­ся, ни каковы намерения команды, внезапно покинувшей его.

—  Вспомнишь тут о Летучем Голландце, — пробормотал Джордино. — Даже в каютах ни единой личной вещи. Молод­цы, быстро смотались ребята.

— Даже слишком быстро. Наверняка заранее готовились к внезапному уходу, потому и успели все собрать за такое корот­кое время, пока нас тут не было. Нет, к тому моменту, когда мы появились здесь, они практически были готовы покинуть ко­рабль. Уверен, мы не нашли бы прежде всего никакой информации о матросах — ни кто они, ни где их набрали. Они плани­ровали оставить корабль абсолютно пустым.

—  И забрать с собой похищенных ими ученых-нефтеразведчиков, — прибавил Джордино, мысли которого снова вер­нулись к Терезе. Питт ничего не Ответил, и Джордино, помол­чав, вернулся на мостик.

Питт стоял на крыле мостика, оглядывая кормовую палубу, ряды пустых контейнеров на ней, и мучительно размышлял над возможными мотивами похищения нефтяников и их дальней­шей судьбой. Розовый отблеск восходящего солнца рассеял мрак вокруг корабля, осветил вмятины, оставленные в палубе тяжелыми опорами крана. Какие бы тайны ни хранил сухогруз, они сейчас недоступны. Ушли вместе с грузом и командой.

«Но кран. Спрятать его невозможно. Они могли его только утопить», — думал Питт. Он и сам не мог сказать, зачем им ну­жен этот кран, лишь в глубине души подозревал — его исчезно­вение составляет маленькую, но важную часть большой тайны.

Часть II Путь в Сяньду

10

Щурясь от яркого света, капитан Говард прижал к гла­зам потертый бинокль и обвел взглядом сверкавшие перед ним ярко-голубые открытые воды Персидско­го залива. Фарватер в это время дня обычно походил на громадный шумный улей, заполненный сухогрузами, тан­керами и боевыми кораблями, стремившимися обойти друг дру­га, чтобы занять место получше, особенно на подходе к неши­рокому Ормузскому проливу. С наступлением в Катаре вечера, к удовольствию капитана Говарда, судоходное движение обыч­но почти прекращалось. Впереди него из залива появился на­груженный сырой нефтью громадный танкер. Милях в двух от кормы виднелось небольшое буровое судно. Довольный, что на внешнем рейде не было других кораблей, кроме танкеров, Го­вард облегченно вздохнул и перевел взгляд на нос своего судна.

Без бинокля он не мог ясно увидеть его, поскольку тяже­лый форпик находился от капитана на расстоянии восьмисот футов. Капитан видел, как впереди, над белой верхней палубой его массивного супертанкера «Маржан», колеблется жаркий воздух. Судно Говарда входило в разряд «очень больших танке­ров для транспортировки жидких грузов» — расчетная вмести­мость его трюмов составляла более двух миллионов баррелей сырой нефти. Это был громадный корабль, превосходивший своими размерами небоскреб Крайслер-билдинг. В многочис­ленные трюмы корабля, похожие на громадные бочки, закачи­валась нефть, добытая на изобильных нефтяных полях Гавара.

Проход через Ормузский пролив неизбежно вселял в Говар­да безотчетную тревогу. Хотя американский военно-морской флот в заливе зримо присутствовал, все входящие в водный путь коммерческие суда военные охватить не могли. Причины для волнения имелись: в небольшом отдалении находится Иран, а страны Аравийского полуострова кишели террористами. Про­хаживаясь по мостику и посматривая на горизонт, Говард знал, что не перестанет волноваться до тех пор, пока не возьмет на борт груз и не выйдет снова в открытые воды Аравийского моря.

Внимание Говарда привлекло неожиданное движение на палубе, он подкрутил бинокль и принялся наблюдать за жили­стым моряком с косматыми светлыми волосами. Тот на пол­ной скорости, лавируя между перегородками, трубами и кла­панами, летел по палубе на потрепанном желтом мопеде. Го­вард проследил, как он зашел на поворот и пронесся мимо раз­валившегося в шезлонге полуголого человека с секундомером в руке.

— Смотрю, первый помощник все еще пытается побить мой рекорд, — произнес Говард с усмешкой.

— Думаю, ваш рекорд продержится еще день, не больше, — не оборачиваясь, отозвался старший помощник, склонивший­ся над цветной береговой картой, и уверенно кивнул.

Говард рассмеялся про себя. Тридцать человек команды его супертанкера в минуты затишья, когда нефть заливали или выкачивали, выдумывали себе развлечения, чтобы скрасить скуку, вызванную долгими трансатлантическими переходами. Чаще всего для этих целей использовался разболтанный мопед, служивший для перемещений по громадной палубе. Мат­росы сооружали подобие трека, раскладывали на нем препят­ствия в виде груды канатов и устраивали соревнования по мотокроссу. Относились к игре серьезно, словно речь шла о крупном заезде вроде «Индианаполис-500». К сожалению мат­росов, капитан завершил карьеру палубного мотогонщика, по­казав лучшее время, и до сих пор его рекорд и не был побит. И никто из них не знал, что в молодости Говард, живший на юге Калифорнии, был мотогонщиком и участвовал в профессио­нальных соревнованиях.

— Подходим к Дахрану, сэр, — доложил старший помощ­ник Йенсен, афроамериканец, говоривший с мягким Хьюстон­ским акцентом. — До Рас-Таннуры осталось двадцать пять миль. Отключить автопилот?

— Да, переходим на ручное управление. Уменьши скорость до десяти миль. Сообщи начальнику причала, чтобы его люди готовились принять концы примерно через два часа.

Капитану такого супертанкера, без преувеличения — ма­монта мореплавания, прежде всего необходимо предвидеть каж­дую мелочь. С пустыми трюмами и высокой посадкой, гигант­ский корабль был чуть более маневренным, но для стоящих на мостике он оставался той же малоповоротливой громадой.

Вдоль западной береговой линии пыльная коричневая пус­тыня уступила место городу Дахрану, корпоративному центру и родине нефтяного конгломерата «Сауди Арамко». Миновав его и находящийся рядом с ним порт Даммам, супертанкер «Маржан» двинулся к тонкому полуострову, выступавшему в залив с севера. Полуостров, словно щупальца гигантского спру­та, опутывали трубопроводы Рас-Таннуры.

Рас-Таннура — Великие ворота саудовской нефтяной ин­дустрии, ее центральный пост. Более половины всей добывае­мой в Саудовской Аравии сырой нефти экспортируется из ком­плекса Рас-Таннура, владельцем которого является государство. Паутиной трубопровода он связан с богатейшими нефтяными полями в центральной, пустынной части страны. На кончике полуострова выстроились десятки огромных резервуаров — хра­нилищ сырой нефти, главного богатства Саудовской Аравии. Рядом с ними расположены баки с природным газом и продук­тами нефтепереработки. Все эти сокровища ожидают транспор­тировки в Азию и на Запад. Чуть поодаль высятся корпуса са­мого крупного в мире нефтеперегонного завода, где сырая нефть перерабатывается в нефтепродукты. Однако самая впечатляю­щая особенность Рас-Таннуры как раз не видна.

Капитану Говарду с мостика открывался великолепный вид на побережье, но он равнодушно отвернулся от резервуаров и трубопровода. Взгляд его застыл на шести супертанкерах, при­швартованных попарно к стационарному терминалу под назва­нием «Морской остров». Терминал больше чем на милю вда­вался вводу. Подобно оазису, дающему воду и еду измученным жаждой, изголодавшимся верблюдам, терминал «Морской ос­тров» наполнял бездонные желудки супертанкеров сырой неф­тью, мощным потоком лившейся из резервуаров на берегу. Не­видимая под волнами сеть тридцатидюймовых выпускных труб две мили тянулась по дну залива к глубоководной станции закачки.

Пока «Маржан» неторопливо скользил к причалу, капитан Говард наблюдал, как три небольших буксира выравнивают греческий танкер у «Морского острова». Следующим на погруз­ку вставал его «Маржан». Управление супертанкером принял на себя лоцман, повернув судно бортом к пустому причалу в самом конце загрузочного терминала, как раз напротив гре­ческого судна. Пока они ожидали, когда буксиры подхватят сброшенные «Маржаном» концы и подтянут к терминалу, Го­вард залюбовался двумя шеренгами из семи супертанкеров. Ог­ромные, длиной более тысячи футов, намного больше «Тита­ника», они являли собой образцы самого современного кораб­лестроения. За годы работы, а до «Маржана» он долго водил и крупные танкеры, Говарду доводилось видеть сотни больших судов, но и теперь зрелище супертанкера водоизмещением сто шестьдесят тысяч тонн и выше наполняло его благоговейным трепетом.

Внимание Говарда привлекло показавшееся вдали араб­ское каботажное судно с грязно-белым парусом на одинокой мачте, и он посмотрел в сторону полуострова, восхищаясь изя­ществом парусника. Тот обогнул часть береговой линии, про­шел мимо черного бурового судна, вставшего совсем недавно позади «Маржана», и направился на север, не удаляясь от по­бережья.

—  Концы отданы по левому борту, сэр, — прервал мысли Говарда голос лоцмана.

Говард молча кивнул, и вскоре все те же три буксира пота­щили массивный корабль к причалу терминала «Морской ост­ров». Затем на берегу заработали мощные насосы и в пустые трюмы «Маржана» из труб полилась нефть, отчего супертанкер начал медленно оседать. Теперь, когда корабль был причален и началась закачка, капитан Говард позволил себе немного рас­слабиться. Он был свободен от своих обязанностей по крайней мере на несколько последующих часов.

* * *

Незадолго до полуночи Говард очнулся от короткой дремо­ты и, решив размять ноги, поднялся и неторопливым шагом двинулся вдоль передней палубы супертанкера. Загрузка под­ходила к концу, «Маржан» выдерживал расписание, и втри часа ночи буксиры должны были оттащить его от причала, освобо­див место для другого судна, дожидавшегося своей очереди. Далекий звук трубы возвестил окончание загрузки одного из стоящих впереди супертанкеров и его готовность отходить от «Морского острова». К нему направились буксиры.

Разглядывая огни, мерцающие вдоль саудовского берега, Говард вдруг почувствовал, как вздрогнули и застучали по бор­ту супертанкера «дельфины» — навешенные вдоль всех при­чалов «Морского острова» противоударные устройства в виде массивных подушек. «Дельфины» обеспечивали устойчивость стоявших на якоре танкеров во время загрузки, не давая им за­валиться на стенку причала. Внезапно Говард понял, что пере­стук «дельфинов» раздается не только у борта его судна, а по всему терминалу, и эхо разносит его вдоль «Морского остро­ва». Подойдя к поручню, Говард наклонился и посмотрел вдаль, на покачивавшуюся за «Маржаном» вереницу судов у загрузоч­ного причала.

Ночами «Морской остров» и супертанкеры возле него были расцвечены огнями как рождественские елки. В свете много­численных гирлянд Говард увидел, что не корабли, а терминал раскачивается из стороны в сторону и бьет по их бортам. «Не­вероятно. Терминал стоит на сотнях опор, вбитых в морское дно. Двигаться могут только супертанкеры. Это они покачива­ются, стучат бортами о терминал», — размышлял Говард. Од­нако, разглядывая терминал, он замечал обратное — причал извивался наподобие змеи и ударял по бортам танкеров, стояв­ших по обеим его сторонам.

Стук амортизаторов-«дельфинов» становился все громче и громче и наконец перерос в грохот. Говард, не в силах постичь происходящее, казавшееся ему немыслимым, вцепился в по­ручни так, что суставы пальцев побелели. Застыв у борта, он испуганно таращился на берег. Внезапно от его супертанкера один за другим с силой оторвались четыре двадцатичетырех­дюймовых заправочных рукава и начали расплескивать нефть во всех направлениях. Близкий вопль разрезал воздух, и Говард увидел инженера, старавшегося удержаться на скользкой, ка­чающейся платформе терминала.

Насколько хватало глаз Говард видел одно и то же — дер­гавшуюся, извивавшуюся стальную иглу терминала, бьющую в борта огромных супертанкеров. По мере того как с других тан­керов начали срываться заправочные рукава, воздух наполнял­ся воем сирен и тревожным звоном сигнальных колокольчи­ков. Борта и палубы судов заливала черная густая жидкость. Позади «Маржана» взывал и молил о помощи истошный хор невидимых голосов. Говард снова всмотрелся в терминал и за­метил двух человек в желтых касках, с воплями бежавших по платформе.

Позади них медленно, по цепочке, один за другим, начали гаснуть огни терминала. Говард секунду не мигая смотрел на терминал, и вдруг с ужасом осознал причину исчезновения ог­ней — терминал «Морской остров» со всеми своими сооруже­ниями уходил из-под ног, погружаясь в воду.

Стук терминала о борт «Маржана» усилился, «дельфины» — швартовные палы — яростно били в него, сдирая краску и ос­тавляя вмятины. До слуха Говарда внезапно долетел низкий рокот, шедший, казалось, из глубин моря. Спустя секунду он явственно ощутил дрожь под ногами. Рокот нарастал, перерос в рев, но вскоре затих так же внезапно, как и начался. А потом раздались душераздирающие вопли и на терминале показалась толпа обезумевших, бегущих сломя голову людей.

Когда рухнули опоры, державшие «Морской остров», и тер­минал, ярд за ярдом, быстро исчез под волнами, Говарду при­шло на ум сравнение с карточным домиком. Только услышав крики тонущих, он пришел в себя, и ужас от развернувшейся перед его глазами картины сменился страхом за свой корабль и собственную безопасность. Оторвавшись от поручней, он бро­сился к мостику, на ходу сорвал с пояса рацию и начал выкри­кивать команды.

—  Рубить швартовы! Быстрее! Слышите меня?! Рубите швар­товы! — задыхаясь, повторял он.

В кровь брызнул адреналин, прошел по всему телу; страх подхлестывал Говарда. Он со всех ног побежал по палубе. До мостика оставалось метров сто. Ноги его дрожали, но даже там, где нефть плескалась небольшими озерками и доходила ему до щиколотки, он не сбавлял скорости. Ручейки нефти стекали с корабля в залив.

— Передайте... инженеру-механику... винты... на полные обороты... назад... немедленно, — прохрипел Говард в микро­фон, хватая ртом воздух. Легкие его горели от острой нехватки кислорода.

Добежав до кормовой надстройки, он, не поворачивая к лифту, находившемуся в нескольких коридорах от него, устре­мился прямиком к ближайшей лестнице. Преодолевая восемь пролетов до мостика, он скорее почувствовал, чем услышал тихий звук работающих двигателей. Запыхавшийся, но обод­ренный, он влетел на мостик, бросился к переднему окну и за­мер, увидев, что сбываются самые худшие его опасения.

Перед «Маржаном» стояли четыре пары супертанкеров. Не­сколько минут назад их разделял терминал «Морской остров», теперь же терминал исчез, он погружался на дно залива, на глу­бину девяносто футов, но швартовы, зафиксированные на нем, продолжали держать суда. Под тяжестью уходящего в глубь тер­минала швартовы натягивались, заставляя пары громадных су­пертанкеров сближаться. В полуночной темноте Говард видел сходящиеся огни двух ближайших к нему судов, а вскоре услы­шал, как заскрежетали их прижатые друг к другу борта.

— Тревога! Все на корму! Быстрее! — заревел Говард и по­вернулся к старшему помощнику. — Что у нас со швартовами?

— Кормовые швартовы обрублены, сэр, — ответил Йенсен. Вид у него был изможденный. — Жду сообщения от команды, которая рубит носовые швартовы. С минуту на минуту должны закончить, — ответил он, прижал к глазам бинокль и приба­вил: — Да, в носовой части правого борта осталось всего два швартовых.

— На нас движется «Аскона», — произнес рулевой и мот­нул головой вправо.

Говард проследил за его движением, разглядел в сумерках черно-красный танкер под греческим флагом, примерно такой же длины, как и «Маржан», а в его судне было триста тридцать три метра. Несколько часов назад «Аскона» бросила якорь в шестидесяти футах от «Маржана», теперь же расстояние меж­ду ними уменьшилось и продолжало сокращаться. Оба судна, словно под действием гигантского магнита, медленно сближа­лись бортами.

Все, кто находился на мостике «Маржана», беспомощно наблюдали за «Асконой». Волнение команды передалось Говар­ду, дыхание его стало тяжелым, пульс участился. Из временно­го забытья его вывел задрожавший пол — это винты «Маржа­на», набрав наконец полные обороты, в отчаянной ярости на­чали загребать воду. Инженер-механик, не поддавшись общей панике, выполнил приказ Говарда в кратчайшее время.

Поначалу никто ничего не заметил, движение судна ощути­ли только спустя несколько секунд, когда «Маржан», постепен­но набирая скорость, начал медленно удаляться от «Асконы». Два оставшихся швартовых натянулись, на мгновение остано­вив судно, но, надрубленные, с треском лопнули, и «Маржан» продолжил отход. «Аскона», громадный танкер южнокорей­ской постройки, продолжала неумолимо приближаться к шерен­ге, в которой стоял «Маржан». С высоты мостика, откуда на нее смотрел Говард, казалось, будто она уже вплотную подо­шла к «Маржану» и с палубы одного танкера можно шагнуть на палубу другого.

—  Правый борт, двадцать, — приказал он рулевому, пыта­ясь увеличить угол между носовой частью «Маржана» и корпу­сом «Асконы». Говарду удалось отвести супертанкер на триста футов от тонущего терминала — явно недостаточно, чтобы из­бежать столкновения с греческим судном.

И оно вскоре последовало — правда, оказалось мягче, чем предполагал Говард. О нем засвидетельствовал лишь продол­жительный тонкий скрежет металла. Во время соприкоснове­ния носовая часть «Маржана» находилась почти в самом цент­ре «Асконы, прочертила длинную полосу на ее поручнях, но корпуса не пострадали, поскольку «Маржан» продолжал уда­ляться от терминала. А через полминуты суда разошлись.

Говард приказал немедленно заглушить двигатели и спус­тить на воду две спасательные шлюпки, отправив их на поиски тонущих рабочих терминала. Затем двигатели «Маржана» сно­ва заработали, и супертанкер медленно отошел еще на тысячу футов. Вся команда, столпившись у поручней, наблюдала за развернувшейся трагедией.

Все десять находившихся у причала супертанкеров серьез­но пострадали. Два из них сомкнулись так сильно, что впо­следствии аварийной команде из четырех десятков сварщиков для их освобождения потребовалось два дня срезать палубные надстройки. Трем судам пробило насквозь двойной стальной корпус, в залив вылилось тысячи галлонов нефти, вследствие чего суда сильно накренились. «Маржан» отделался минималь­ными повреждениями благодаря оперативным и умелым дей­ствиям Говарда; ни один из трюмов во время контакта с «Асконой» не был поврежден. Однако радость капитана длилась не­долго — не прошло и минуты, как над заливом пронеслось эхо серии взрывов.

— Сэр, взгляните на нефтеперегонный завод, — сказал ру­левой, вытягивая руку в сторону западного побережья. Там вда­ли показалось оранжевое зарево, оно постоянно увеличивалось, пополняясь отсветом новых взрывов, прогремевших над водой, и вскоре выросло до размеров встающего из-за горизонта солн­ца. Грохот взрывов становился все громче, содрогалась вода в заливе. Несколько часов не отрываясь Говард и матросы наблю­дали устрашающее зрелище. Дикий фейерверк трещал над бе­регом, заливая его огнем и обволакивая черным дымом. Не про­шло и минуты, как корабли окутал густой запах горящей нефти и поплыл дальше, распространяясь по всему заливу.

— Как им это удалось? — недоуменно проговорил старший помощник. — Как террористы проникли на территорию заво­да, да еще с таким количеством взрывчатки. Это же один из са­мых надежно охраняемых объектов в мире.

В навалившейся тишине Говард покачал головой. Йенсен был прав: нефтеперерабатывающий комплекс оберегала целая армия частных охранников, он был нашпигован специальной аппаратурой, охранники находились и среди рабочих и служа­щих. Даже мышь не могла проскользнуть туда незаметно. «По­разительно. Мастерски продуманная и выполненная операция. Пройти внутрь комплекса с сотнями килограммов взрывчатки, заложить ее в нужных местах, привести в действие», — разду­мывал Говард, опасливо поглядывая на воду, но взрывы грохо­тали только на берегу. Вокруг все оставалось спокойным. «Слава Богу, мы в безопасности. Без особых потерь и, главное, — без человеческих жертв». Капитан надеялся как можно скорее и подальше уйти от ставшего опасным места. Когда вернулись спасательные шлюпки, закончив поиски уцелевших в воде, Говард отдал приказ увести «Маржан» на несколько миль вглубь залива и заглушить двигатели. Остаток ночи Говард провел, задумчиво блуждая по громадной палубе супертанкера.

Только на рассвете, когда на место катастрофы начали при­бывать многочисленные аварийные команды и бригады «Ско­рой помощи», стало возможным в полной мере оценить степень разрушений. Нефтеперерабатывающий комплекс Рас-Таннуры, один из крупнейших в мире, превратился в дымящиеся развали­ны, все было уничтожено разбушевавшимся пожаром. Выступав­ший в залив терминал «Морской остров», способный одновре­менно принимать восемнадцать супертанкеров и закачивать в их трюмы сырую нефть, полностью исчез в водах залива. Близ­лежащая резервуарная станция, хранилища которой вмещали почти тридцать миллионов баррелей нефтепродуктов, исчезла, а на ее месте разлилось густое черное озеро метровой глубины, где плавали обломки труб и строительных конструкций. По­всюду торчали остовы покореженных, треснувших резервуаров. В простиравшейся дальше пустыне торчали бесчисленные тру­бы, переломленные, словно прутики, вокруг них образовыва­лись нефтяные лужи и целые пруды. Нефть растекалась по пес­ку, впитываясь в него.

Меньше чем за сутки почти треть мощностей Саудовской Аравии по экспорту сырой нефти перестала существовать, од­нако виновными в разрушениях оказались вовсе не террорис­ты. Сейсмологи всего мира уже выявили причину катастрофы. Мощное землетрясение силой 7,3 балла по шкале Рихтера по­трясло восточное побережье Саудовской Аравии. Аналитики и ученые мужи в один голос выражали скорбь по поводу траги­ческой случайности, вызванной капризами матери-природы. Эпицентр землетрясения, как показали компьютерные расче­ты, находился всего в двух милях от Рас-Таннуры. Печальное совпадение, две нелепые случайности: громадной силы земле­трясение, локализованное в небольшой точке, и сама точка — нефтеперегонный завод и терминал. Появившаяся в результа­те землетрясения ударная волна прокатилась не только по Пер­сидскому заливу, но и еще многие месяцы сотрясала разные точки земного шара.

11

Хан Чжоу, бригадир портовых грузчиков, сделал последнюю затяжку дешевенькой сигаретки без фильтра, щелчком отправил окурок за перила и с ленивым любопытством проследил, как тот упал в грязную воду. «Вот было бы забавно, если б полыхнуло, — полушутя-полусерьезно размышлял Чжоу. — Хотя может, конеч­но. В этой чертовой воде, кроме мусора, столько нефти разлито, что хватит небольшой город спалить». Окурок зашипел и потух, превратившись в безвредный мусор, поплыл по реке, рядышком с перевернувшейся вверх брюхом макрелью.

Судя по количеству дохлой рыбы, любой сильно бы затруд­нился назвать илистые воды, омывающие китайский порт Нинбо, особенно гостеприимными. Многочисленные постройки, как грибы после дождя выраставшие вдоль всего побережья, способствовали дополнительному загрязнению уже мутной, нечистой воды, в которую чего только не стекало и не падало с десятков стареньких танкеров, контейнеровозов и сухогрузов, многие из которых давно отслужили свой срок. Расположен­ный в дельте реки Янцзы, недалеко от Шанхая, Нинбо рос стре­мительно, быстро превращаясь в один из важнейших и самых крупных морских портов Китая, отчасти благодаря глубоковод­ному каналу, позволявшему входить в доки даже супертанке­рам водоизмещением свыше трехсот тысяч тонн.

«Чжоу!» — послышался лающий голос, обладатель которо­го действительно походил на упитанного бульдога. Чжоу по­вернулся и увидел своего босса, начальника третьего контей­нерного терминала порта Нинбо, вальяжно ступавшего по тра­пу. Звали его Цинлинь. Самодур с отталкивающей внешно­стью и противным характером, вечной брезгливой ухмылкой на одутловатом лице, он направлялся прямиком к Чжоу.

—  Чжоу! — повторил он, приближаясь. — У нас измени­лось расписание. «Акагисан-мару» рейсом из Сингапура за­держивается из-за проблем с двигателями, так что примем вместо нее «Жасмин стар» и поставим в док ЗА. Она прибудет в семь тридцать. Проверь, чтобы все грузчики к тому времени были на месте.

—  Хорошо, сделаю, — ответил Чжоу и кивнул.

Контейнерный терминал, где трудился Чжоу со своей бри­гадой, работал круглосуточно. В прибрежных водах Восточно- Китайского моря ни на минуту не прекращалось движение — одни корабли входили, другие выходили, третьи дожидались своей очереди в док. Нескончаемым потоком текла в трюмы судов, а затем мгновенно поглощалась рынками промышлен­но развитых стран продукция, изготовленная бесчисленными трудолюбивыми китайскими ремесленниками, — дешевенькая электроника, детские игрушки, одежда. Громыхающие контей­неровозы, отправлявшиеся из Нинбо, неутомимые лошадки морских перевозок, обеспечивали товарами и всю мировую тор­говлю, и взлет китайской экономики.

—  Обязательно проследи, слышишь? И поглядывай за груз­чиками. Мне на них жалуются — говорят, они у тебя непово­ротливые, — проворчал Цинлинь. Опустив голову, он достал из-за уха желтый карандаш, посмотрел в журнал, который дер­жал в руках, сделал в нем какую-то отметку и двинулся дальше по причалу. Сделав несколько шагов, он вдруг резко обер­нулся, и глаза его, устремленные, как показалось Чжоу, пря­мо на него, округлились от ужаса. Чжоу ответил недоуменным взглядом.

—  Он горит, — пролепетал Цинлинь.

Догадавшись, что шеф смотрит мимо него, Чжоу тоже обер­нулся.

В гавани, окружавшей терминал, медленно дрейфовало де­сятка полтора различных судов — крупных контейнеровозов и громадных супертанкеров, на фоне которых обычные грузовые суда казались мелкими лодчонками. Внимание Чжоу сразу при­влек один корабль, выделявшийся среди остальных длинным шлейфом густого черного дыма.

Выглядел корабль неважно, как заметил Чжоу, и не ошиб­ся. Кем-то давно брошенный, списанный и отправленный в специальный док, он одиноко стоял там, дожидаясь, когда при­дут сварщики, разрежут его на куски и отправят в металлолом. «Ему по меньшей мере лет сорок», — подумал Чжоу, рассмат­ривая потускневший, покрытый коричневыми пятнами ржав­чины некогда черно-голубой корпус. Дым, становившийся с каждой секундой все гуще, напоминал перевернутый водопад, вырываясь из переднего трюма и постепенно окутывая палуб­ную надстройку. Иногда сквозь черную толщу дыма прорыва­лись желтые языки пламени и, извиваясь, плясали по корпусу, неожиданно взмывали ввысь футов на двадцать. Чжоу перевел взгляд на нос корабля, оставлявшего за собой на воде пенис­тый белый след, и изумленно пролепетал:

—  Вы только посмотрите, как быстро он идет.

—  Кретины! — завизжал Цинлинь. — Им нужно немедлен­но сменить курс, они не подойдут к берегу, врежутся в какое-нибудь судно. Там нет места для прохода. — Он в сердцах швыр­нул на бетон свой журнал и побежал по терминалу в офис, на­деясь по рации связаться с экипажем заблудившегося, как он считал, корабля.

Судовые операторы, дежурные всех прибрежных служб дав­но следили за пылающим судном и наперебой предлагали его команде свою помощь, но все их радиообращения оставались без ответа.

Чжоу как вкопанный стоял на контейнерной палубе, наблю­дая за приближением горящего корабля к берегу. Отголосок прошлого промчался между двумя качавшимися на якоре бар­жами, чудом не столкнувшисьс ними, так как едва ли находив­шаяся на нем команда видела в таком дыму хоть что-нибудь. В какой-то момент Чжоу подумал, что корабль устремился к со­седнему контейнерному терминалу, но тот внезапно сделал широкий поворот и двинулся в сторону порта. Когда корабль постепенно выправил курс, Чжоу стало понятно —тот идет точ­но на основную нефтеналивную станцию Нинбо.

К своему удивлению, Чжоу не видел на палубе людей, бо­рющихся с огнем. Он обвел взглядом корпус корабля, где не было ни единой фигуры. В те несколько секунд, когда дым вдруг рассеялся и показался мостик, Чжоу также никого не заметил. Его начал охватывать страх. «Корабль-призрак?» — подумал он, и от этой мысли по спине его побежали мурашки.

У прибрежного терминала Нинбо, недавно расширенного для одновременного приема четырех океанских судов, ожидая разгрузки, стояли два супертанкера. Пылающий обломок прош­лого нацелился в борт одного из них — черно-белого транс­портного бегемота, принадлежащего правительству Саудовской Аравии. Старший помощник судна, ошалев от страха, вклю­чил сирену на полную мощь, и ее оглушающий тревожный вой разнесся по гавани. Однако шедший на таран корабль ни на сотую градуса не сменил курс. Не веря своим глазам, неспо­собный ничего предпринять для спасения своего судна, стар­пом бессильно наблюдал с мостика за неумолимым приближе­нием огненного снаряда.

Встревоженные сиреной, на палубу супертанкера начали сбегаться матросы, издали похожие на муравьев. Увидев мчав­шуюся на них пороховую бочку, они, толкаясь, обгоняя друг друга, со всех ног бросились по единственному трапу на берег. Старпом, в компании с торопливо поднявшимся к нему на мо­стик капитаном, не мигая и не шевелясь, продолжал смотреть на столб огня и дыма и ждать, когда ржавый утиль врежется в их танкер. Однако удара не последовало. В последнюю секунду горя­щий корабль неожиданно и резко свернул в сторону, словно кто-то дернул его нос за громадную веревку, и, пройдя всего в футе от танкера, устремился в сторону порта. Когда он оставил за собой несколько судов, неторопливой вереницей двигавших­ся вдоль берега, стало ясно — он наконец вышел на нужную цель. Ею был соседний терминал, представлявший собой длин­ную наклонную плоскость длиной шестьсот футов, стоявшую на секционных опорах, вдававшуюся в залив и частично находившуюся ниже поверхности воды. На терминале был проло­жен трубопровод, по которому при помощи здесь же находив­шихся насосов сырая нефть с танкеров перекачивалась на бе­рег, в хранилища.

Ржавая посудина летела вперед стрелой; пламя, рвавшее­ся из ее переднего трюма, заливало уже всю переднюю палу­бу. Никто на судне не пытался его остановить, и большего того: с каждой секундой оно явно набирало скорость. Врезавшись носом в терминал, оно переломило сделанную из бруса платформу словно коробок спичек; во все стороны полетели заго­ревшиеся куски дерева. Терминал покачнулся, ближайшие опоры разлетелись вдребезги, другие, не выдержав мощного удара, начали разрушаться. Само же протаранившее терми­нал судно, не задержавшись ни на долю секунды, на той же предельной скорости ушло дальше. Примерно в ста ярдах впе­реди него человек пять матросов, сбежавших по трапу с тан­кера, в нерешительности застыли на нем, не зная, куда дви­гаться в поисках спасения — на берег или назад на корабль. Ответ они получили через несколько секунд, когда огненный таран врезался в трап и он, исчезнув в дыму и пламени, мгно­венно превратился в груду стали, дерева и человеческих тел и быстро ушел под воду. Продолжавшие вращаться винты ко­рабля доделали остальное, окрасив вспенившуюся воду в кро­вавый цвет.

После всех этих разрушений корабль продолжал неуклон­но двигаться вперед, правда, значительно медленнее — меша­ли разбросанные по воде обломки конструкций. Тем не менее корабль, будто на ходулях, кренясь то на один, то на другой борт, шел вперед, к берегу. Разметав несколько оставшихся опор, он, словно живое существо, не желавшее погибать в воде, рванулся к берегу, где стояли гигантские нефтехранилища. В последнем броске он вылетел на прибрежную полосу и оста­новился. Послышался страшный треск, эхом прокатившийся по гавани, и таинственный корабль начал разваливаться. Из трюма его вырвались облака едкого черного дыма. Свидетели произведенных странным кораблем разрушений облегченно вздохнули, полагая, что худшее уже позади, как вдруг недра корабля сотряс глухой взрыв, сопровождавшийся выбросом дыма и огня. Корабль вздрогнул, и его носовую часть, объ­ятую оранжевым пламенем, выбросило на берег. В последую­щие несколько мгновений пожар вспыхнул с новой силой. Огонь пожрал пятна нефти, окружавшие судно, и быстро пе­рекинулся на берег, достиг гавани, взлетел на стоявшие на якоре танкеры. Вскоре пламя бушевало уже по всему острову, и начался ад, невидимый со стороны за плотными клубами густого черного дыма.

Чжоу, находившийся на противоположной стороне бухты, оторопело наблюдал за пламенем, охватывавшим терминал с нефтезаправочным комплексом. Переведя взгляд на сухогруз, на котором после взрыва пожар усилился и в конце концов расплавил его внутренности, Чжоу попытался понять — каким же нужно быть маньяком-самоубийцей, чтобы согласиться за­живо сгореть в таком кошмаре.

В это время от острова Цэцзы, отстоящего от дока, где про­должал недоумевать Чжоу, ровно на милю, отчалила неболь­шая моторная лодка, когда-то белая, но выцветшая от време­ни. На носу ее, скрытый от посторонних глаз низко натяну­тым парусиновым навесом, лежал дотемна загорелый человек и сквозь раздвижной телескоп от лазерного прицела рассмат­ривал творившийся на берегу огненный кошмар. Оценив на взгляд степень разрушений, человек довольно усмехнулся, сло­жил телескоп, разобрал прицел и радиопередатчик, по которо­му несколько минут назад в старенькую автоматическую нави­гационную систему поступили данные о курсе лодки. В сгущав­шемся над водой дыму человек уложил приборы в небольшой тонкий чемоданчик из нержавеющей стали, перекинул руку с чемоданчиком через планшир и медленно разжал пальцы. Че­моданчик тихо скользнул в воду и через несколько секунд оказался на дне гавани Нинбо, в трехдюймовом слое мягкого ила.

Человек повернул к рулевому лицо, обезображенное с ле­вой стороны длинным тонким шрамом.

—  Причалишь к городской пристани, — приказал он низ­ким негромким голосом. — Я должен успеть на самолет.

Только через полтора дня пожарные бригады, съехавшиеся в порт со всего города, смогли погасить огонь. Буксирные ка­тера своими оперативными действиями спасли от разрушения супертанкер, протащили сквозь горящую на воде нефтяную пленку и вывели в залив, где пожар удалось ликвидировать срав­нительно быстро.

Береговым сооружениям повезло меньше. Огонь полно­стью уничтожил терминал на острове Цэцзы и унес жизни деся­ти рабочих станции перекачки нефти. Кроме того, около де­сятка матросов со спасенного супертанкера считались без вес­ти пропавшими, правда, мало кто сомневался в том, что и они погибли в огне.

Когда наконец на борт таинственного брошенного сухогруза прибыли следователи и обыскали его, то не нашли ни одного тела. Это совпадало с показаниями свидетелей, в один голос говоривших о пустом корабле. Получалось, что сухогруз отпра­вился в последнее плавание по собственной воле. Корабль был здесь никому не известен, его проверка по страховым докумен­там показала, что несколько лет назад он принадлежал некое­му малайскому бизнесмену, торговавшему подержанными су­дами, который сплавил окончательно пришедшее в негодность судно на металлолом. Скупщика металлолома не нашли, фир­ма его оказалась подставной, а адрес — фиктивным. На этом следы терялись.

Посовещавшись, следователи вознамерились было обви­нить в преступлении бывшую команду сухогруза, недовольную увольнением в результате списания корабля в утиль. Она яко­бы тайком вывела судно с места стоянки, подожгла, скрылась в дыму, а более серьезных разрушений порт Нинбо избежал по чистой случайности. Версия не выдерживала критики, поэто­му с молчаливого согласия властей было решено считать про­исшедшее трагической случайностью. Местные журналисты окрестили наделавшее столько бед судно таинственным пустым огненным кораблем Нинбо. У Хана Чжоу имелась своя версия, но он счел за лучшее о ней не распространяться. Он был абсо­лютно уверен, что кораблем кто-то незримо управлял и напра­вил к берегу специально.

12

— Джен, совещание начинается ровно через десять минут в Золотом конференц-зале. Кофейку туда принести?

Джен Монтегю Клейтон, вскинув голову, пристально по­смотрела на стоявшего в дверях коллегу, словно тот только что свалился с Марса.

— Харви, я скоро начну писать капуччино. Кофеина в моей крови хватит, чтобы запустить «шаттл». Ладно, все равно спа­сибо. — Она махнула рукой. — Иди, я скоро буду.

— Я пока проверю проекционную систему, — застенчиво проговорил Харви и скрылся в коридоре.

Клейтон и сама не знала, сколько чашек кофе выпила за прошедшие двое суток, потому что держалась только на нем. С момента поступления информации о землетрясении в Рас-Таннуре она работала не переставая — пыталась оценить экономи­ческие потери, а параллельно выведывала через своих людей, телефонными номерами которых был забит ее «Ролодекс», ин­сайдерскую информацию о состоянии дел в разных фирмах, занимавшихся сделками с нефтью. От стола она отрывалась под утро, часа в два, ненадолго отправлялась в свою стильную квар­тиру в Ист-Виллидже, чтобы забыть царивший вокруг нее хаос, поспать, принять душ и переодеться. Старший аналитик отдела банковских инвестиций сектора товарных сделок фирмы «Голдман Сакс» Джен Клейтон умела работать по двадцать четыре часа в сутки, но даже она растеря­лась, узнав о случившемся в Рас-Таннуре. К подобному обвалу она оказалась попросту не готова. С момента катастрофы ее советы требовались всем руководителям фирмы. Руководите­ли отделов продаж и фондов то и дело подступали к ней с во­просами, что делать и как оперировать клиентскими счетами. В конце концов ей пришлось отключить телефон, чтобы сосредоточиться и проверить электронную почту. Взглянув в очеред­ной раз на последние данные по экспорту нефти, Клейтон вста­ла, расправила складки на своем бежевом костюме от Кая Юнгера и, подхватив ноутбук, направилась к двери. На полпути она остановилась, вернулась к столу и, осуждающе покачав головой, залпом выпила керамическую чашечку свежезаваренного кофе.

Конференц-зал был забит до отказа, преимущественно мужчинами, с тревогой ожидавшими ее доклада. Пока Харви, открывший совещание, делал краткий экономический обзор, Клейтон изучала аудиторию. Она быстро заметила вкрапле­ния партнеров по бизнесу и менеджеров старшего звена по ранней седине и выпуклым животам — свидетельствам дол­гих часов, проведенных в стенах рабочих кабинетов. Противо­положную сторону спектра представляла молодежь — помощ­ники и заместители руководителей, агрессивные, хваткие го­ловорезы бизнеса, неистовые в своем желании подняться на самый верх служебной лестницы, занять священные места в высшем руководстве, гарантировавшие по окончании года ста­бильные семизначные бонусы. Как минимум половину высо­кооплачиваемых сотрудников и переутомленных профессиона­лов в области инвестиций совершенно не заботило, сбудутся прогнозы Клейтон или нет, их интересовало другое — на кого с валить убытки. Успевшие обзавестись козлами отпущения взи­рали на Клейтон с полным равнодушием. Те же, кто слушал ее внимательно, поняли сразу — дело свое она знает. За то корот­кое время, что проработала в фирме, Клейтон заслужила репу­тацию здравомыслящего аналитика, обладающего уникальной способностью предугадывать развитие рыночных тенденций.

— А теперь Джен расскажет о текущем состоянии дел на нефтяных рынках, — закончил Харви, передавая Клейтон мес­то за кафедрой. Подключив ноутбук к проектору, она немного подождала, пока на экране не появится окно программы «Пауэрпойнт» с ее презентацией. Харви подошел к окну и закрыл жалюзи, скрыв открывавшуюся с высоты Уолл-стрит впечат­ляющую картину расположенного ниже Манхэттена.

— Дамы и господа, перед вами Рас-Таннура, — начала Клей­тон мягким, но уверенным голосом. На экране вспыхнула кар­та Саудовской Аравии, за ней поплыли фотографии нефтепе­регонного завода и хранилищ сырой нефти.

—  Рас-Таннура является самым крупным отгрузочным тер­миналом, из которого нефть и природный газ поступают во все точки мира. Точнее, являлся до вчерашнего мощного земле­трясения. Оценки потерь еще ведутся, но уже теперь совершен­но ясно — пожар уничтожил почти шестьдесят процентов экспортных способностей завода, в той или иной степени повреж­дено около половины нефте- и газохранилищ.

—  В какой мере катастрофа повлияет на мировой экспорт нефти? — прервал ее молодой мужчина с оттопыренными уша­ми по имени Эли, который в продолжение всего доклада жевал пончики.

—  Никоим образом, — ответила Клейтон, сделав паузу, что­бы дать ему время заглотить приманку.

—  Тогда почему все только и говорят о новом нефтяном кризисе? — спросил он, и с губ его полетели крошки.

—  Основная часть продукции нефтеперерабатывающего завода потребляется самой Саудовской Аравией. На экспорт­ные способности повлияет разрушение трубопровода и терми­нала. — На экране вспыхнуло следующее изображение — вид «Морского острова» и стоявших возле него на якоре десятка супертанкеров.

—  Плавучие терминалы должны выдерживать землетрясе­ния на море, — послышался голос с дальних рядов.

—  Да, но не когда эпицентр землетрясения находится на расстоянии менее двух миль от объекта, — парировала Клей­тон. Кстати, «Морской остров» — это не плавучий терминал, он возведен на опорах, вбитых в морское дно. В результате сдви­га почвы, вызванного землетрясением, прибрежный терминал, известный под названием «Морской остров» и принимавший основную часть супертанкеров, оказался полностью разрушен. Иначе говоря, экспортная способность Саудовской Аравии подорвана. Кроме того, землетрясение стерло с лица земли и все соседние причалы, береговые, размером поменьше. Практически девяносто процентов экспортной инфраструктуры в Рас-Таннуре полностью или частично выведено из строя. Вот почему все заговорили о новом нефтяном кризисе, — ответила она, в упор глядя на Эли.

Мрачная тишина окутала конференц-зал. Разорвал ее Эли, доевший последний пончик.

—  Джен, а сколько это будет в цифрах?

— Можешь вычесть из общемировых поставок нефти при­мерно шесть миллионов баррелей в день — это доля Саудов­ской Аравии.

— Около десяти процентов мирового суточного потребле­ния? — угрюмо поинтересовался один из топ-менеджеров.

— Скорее ближе к семи, но все равно общую ситуациюха­рактеризует.

Клейтон высветила очередной слайд — график взлета цены барреля западнотехасской сырой нефти на Нью-Йоркской то­варно-сырьевой бирже.

— Как вам всем известно, в последние двадцать четыре часа рынки отреагировали на события в Рас-Таннуре со свойствен­ной им в таких случаях дикой истерикой, взвинтив цену на сы­рую нефть до ста двадцати пяти долларов, и это не предел. Кто из вас в курсе, те, наверное, уже видели, что случилось с индек­сом Доу-Джонса. — Она замолчала, и голос ее сменил хор тяго­стных стонов. Удрученно закачались головы. О крушении ин­декса знали, по-видимому, все.

— Так, здесь все понятно, — снова проговорил Эли. — Но дальше-то что будет?

— Вопрос на миллион долларов. Если бы я знала ответ. На данный момент рынком управляет страх, вызванный неуве­ренностью, а страх, как все мы знаем, имеет свойство провоцировать людей на необдуманные поступки. Какие? Это никто не возьмется предсказать.

Клейтон замолчала, отхлебнула из стоявшей перед ней чаш­ки глоток кофе. Она чувствовала — аудитория ловит каждое ее слово. Обычно внимание мужской аудитории сосредотачива­лось на ее привлекательной внешности, сейчас же все восхи­щались ее знанием предмета. С полминуты она наслаждалась привкусом славы, затем продолжила:

—  Не советую недооценивать трагедию, случившуюся в Сау­довской Аравии. Разрушение комплекса в Рас-Таннуре неизбеж­но отразится на экспортных ценах на нефть. Что касается Со­единенных Штатов, думаю, что правительство начнет призывать граждан к экономии. Ожидайте как минимум повторения кри­зиса, возникшего после террористических атак одиннадцатого сентября две тысячи первого года, а возможно, и более сильно­го. Когда сто двадцать пять долларов за баррель нефти превра­тятся в семь долларов за галлон бензина, Джон Потребитель по­ставит свой «хаммер» в гараж и отправится на автобусную оста­новку. Цены взлетят на все, начиная с памперсов и заканчивая авиабилетами, и пошатнут нашу экономику. Население к подоб­ному скачку не готово, и, когда он произойдет, люди испытают шок. Потребительский спрос резко сократится.

—  Разве президент страны не сможет нам помочь? — выпа­лил все тот же Эли.

—  Незначительно. По моему мнению, есть два способа смяг­чить удар. Первый — использовать наш стратегический запас нефти и таким образом восполнить ее нехватку. Второй — реа­лизовать проект добычи нефти на территории Национального заповедника дикой природы, одобренный предыдущей адми­нистрацией. Этот вопрос появится на повестке дня в самом ближайшем будущем, поскольку мощности трубопровода на Аляске полностью загружены. Таким образом нам удастся обес­печить более или менее приемлемый уровень необходимого потребления нефти. Однако в некоторых частях страны нехват­ка горючего все равно будет ощущаться.

—  Так чего же нам ожидать в краткосрочной перспективе? — спросил Эли.

—  Поскольку мы не знаем, как на поведении рынка отра­зятся страх и неуверенность, давайте остановимся на динами­ке вероятного спроса и предложения. Здесь преобладающие тен­денции спрогнозировать можно. Предельные цены в последую­щие месяцы снизят уровень потребления, что заставит умень­шить цены на нефть. Кроме того, остальные десять стран — членов ОПЕК постараются восполнить нехватку сырой нефти на рынке, заграбастав себе барыши, предназначавшиеся Сау­довской Аравии; правда, неясно, обладают ли они соответству­ющей инфраструктурой.

—  Постойте, какой смысл странам ОПЕК снижать цены на нефть? — продолжал приставать Эли.

—  Никакого, разумеется, но только когда спрос остается неизменным. Однако в данном случае мы имеем дело с посто­янной нехваткой, грозящей экономике коллапсом. Если цена на нефть продержится на уровне ста двадцати пяти долларов достаточно долго, начнется мировой кризис, сравнимый по остроте с Великой депрессией.

—  Не кажутся ли вам эти прогнозы результатом чисто тео­ретических выкладок?

—  Никоим образом. Страны ОПЕК, точно так же как и все остальные, не хотят иметь дело с мировым экономическим кри­зисом, поэтому неизбежно пойдут на сокращение доходов. Се­годня для нас самая главная забота — откуда брать сырую нефть. Цепочка ее поступления на рынок разрушена — вот в чем при­чина возникшей проблемы.

—  И что в такой ситуации делать инвесторам? — спросил Эли без обиняков.

—  По предварительным оценкам специалистов, терминал в Рас-Таннуре будет полностью восстановлен не раньше чем через шесть — девять месяцев. Я бы посоветовала сократить по­зиции по нефти на данном уровне цен, поскольку месяцев че­рез девять — двенадцать они станут более приемлемыми.

—  Ты в этом уверена? — спросил Эли с оттенком скепти­цизма.

—  Совершенно не уверена, — так же резко ответила Клей­тон. — Завтра на Венесуэлу может упасть крупный метеорит, послезавтра в Нигерии совершится новый государственный переворот и к власти придет фашистский диктатор, и так далее и тому подобное... Найдется тысяча и одна политическая или экологическая причина, из-за которой рыночные цены взле­тят в течение секунды, и в этом наша беда. Сейчас даже незна­чительная дурная новость способна привести к спаду, а спад приведет к депрессии, выходить из которой придется годами. Правда, лично мне трудно представить, что ближайшее буду­щее принесет нам еще одну трагедию, аналогичную происшед­шей в Рас-Таннуре, с таким же неблагоприятным рыночным эффектом. У вас есть еще вопросы? — спросила Клейтон и вы­тащила из проектора последний слайд.

Харви открыл жалюзи, в окна хлынул яркий солнечный свет, заставивший всех на мгновение прищуриться.

—  Джен, мой отдел занимается продажами обычных ак­ций, — заговорила яркая невысокая блондинка. — Скажите, какие страны больше других пострадают от уменьшения экс­портных поставок из Саудовской Аравии?

—  Сандра, могу сообщить только, куда она экспортирует нефть. Соединенные Штаты закупают у саудовцев нефть с на­чала тридцатых годов прошлого века. В последнее время Ва­шингтон пытается уменьшить зависимость от сырьевых поста­вок с Ближнего Востока, но как бы там ни было, а пятьдесят процентов всего нашего импорта нефти идет из Саудовской Аравии.

—  Как чувствует себя Европейский союз?

—  Западная Европа вполне удовлетворяет свои нефтяные запросы за счет месторождений в Северном море, но закупки в Саудовской Аравии значительны и там. Полагаю, смягчить не­хватку им смогут за счет труб из соседних стран — поставщи­ков нефти. Нет, там до экономического краха далеко. Самый страшный удар получат страны Азии.

Она запустила на компьютере нужный файл и, допивая кофе, с удивлением отметила, что присутствующие не только не соби­раются уходить, а сидят не шелохнувшись, ожидая продолжения.

—  Основную тяжесть кризиса ощутит Япония, — снова за­говорила Клейтон. — Японцы экспортируют сто процентов сырой нефти и уже пострадали от недавнего землетрясения в Сибири, частично разрушившего нефтепровод Тайшет — На­ходка. Каприз природы, в результате которого цена барреля нефти подскочила на три-четыре доллара, но пока данный факт мало кому известен, — отметила Клейтон. — Поскольку два­дцать два процента сырой нефти Япония импортирует из Сау­довской Аравии, события в Рас-Таннуре очень болезненно от­разятся на экономике страны. Правда, увеличение поставок из России способно уменьшить напряжение на японском рынке. Поврежденный трубопровод восстановят, но до того момента Японии все равно придется ужаться.

—  А Китай? — раздался чей-то голос из задних рядов. — Вы наверняка знаете о пожаре вблизи Шанхая.

Клейтон нахмурилась, пробежав глазами открытую стра­ницу.

—  Ситуация в Китае точно такая же, как в Японии. При­мерно двадцать два процента всей импортируемой Китаем неф­ти поступает из Саудовской Аравии, только морским путем. Я еще не успела проанализировать ущерб от пожара, но одно можно сказать определенно — трагедии в Нинбо и Рас-Таннуре пошатнут китайскую экономику в самом ближайшем бу­дущем.

—  Есть ли у китайцев альтернативные источники нефти? — спросил все тот же голос.

—  Есть, но задействовать их быстро не получится. Россия импортирует нефть в Китай, но немного. Русские предпочита­ют иметь дело с Западом и Японией. Казахстан мог бы покрыть нехватку, но его нефтепровод уже загружен на полную мощ­ность. Уверена — китайская экономика пострадает очень серьезно, она уже сейчас испытывает нехватку энергетических ре­сурсов. — Клейтон мысленно сделала пометку: вернувшись в офис, поглубже изучить положение дел в Китае.

—  В начале своего доклада вы упомянули о нехватке топли­ва на внутреннем рынке, — произнес мужчина с одутловатым лицом, с красным галстуком. — Насколько она окажется острой?

—  Я бы ожидала лишь временной нехватки топлива, и толь­ко в отдельных регионах страны. Иных рынков кризис не кос­нется. Только не следует забывать — основной проблемой явля­ется страх, страх перед сокращением поставок топлива, реаль­ный или надуманный — не важно. Вот что способно привести нас к полному экономическому краху, а не сами ограничения.

Совещание закончилось, и мрачные финансисты, пооди­ночке и группами, заторопились по своим рабочим кабинетам-сотам. Клейтон закрыла ноутбук и, подхватив его, уже собира­лась направиться к двери, как вдруг рядом с ней выросла фигу­ра Эли. Клейтон повернулась и, смутно предчувствуя недоброе, пристально оглядела его неопрятный костюм, крошки от пон­чиков и сахарную пудру на лацканах и галстуке.

—  Отличное выступление, Джен, — заулыбался Эли. — Раз­решишь угостить тебя чашечкой кофе?

Клейтон только и смогла, что, сжав зубы, коротко кивнуть и выдавить подобие улыбки.

13

Стоял удушающе жаркий пекинский день. Перенаселенный город задыхался, окутанный смогом, висевшим в горячем влаж­ном воздухе. Асфальт плавился под колесами машин и велоси­педов, сновавших по запруженным транспортом бульварам. Матери, подхватив детишек, устремлялись к многочисленным городским прудам в надежде найти спасение от жары. Улич­ные мальчишки, предлагавшие измученным жаждой, потным туристам и бизнесменам охлажденную кока-колу, делали ги­гантские барыши.

Немного прохладнее было в обширном зале штаб-кварти­ры Коммунистической партии Китая, расположенной в охра­няемом комплексе зданий к западу от знаменитого Запретного города. Находившийся в самой глубине старинного сооруже­ния с весьма неподходящим названием «Дворец, исполненный сострадания», зал заседаний представлял собой просторное помещение без окон и удивлял причудливым смешением сти­лей: изящные старинные гобелены и прекрасные, ручной ра­боты ковры соседствовали с дешевой убогой конторской мебе­лью шестидесятых годов прошлого века. В центре зала, за об­шарпанным круглым столом, сидели с полдесятка суровых муж­чин, составлявших элиту компартии — Постоянную комиссию политбюро, самого влиятельного органа власти в правительстве Китая. Возглавлял совещание генеральный секретарь партии и президент страны Цюань Фэй.

Министру торговли Шинчжэ, лысеющему человеку с гла­зами, похожими на крупные блестящие бусинки, температура в зале казалась гораздо выше, чем снаружи. Он и его замести­тельница стояли в нескольких ярдах от стола, не решаясь под­ходить ближе.

—  Шинчжэ, я тебя не понимаю. Совсем недавно, в ноябре, государство одобрило пятилетний план экономического раз­вития страны, — высокомерно изрекал президент Фэй тоном профессора, отчитывающего студента-двоечника, — а ты пы­таешься уверить меня в том, что несколько, как ты сам выра­зился, случайностей ставят под угрозу выполнение поставлен­ных партией целей?

Шинчжэ откашлялся, потирая брюки влажной ладонью.

— Товарищ генеральный секретарь и члены политбюро, — заговорил он, поклонившись собравшимся чиновникам. — За последние несколько лет потребности Китая в энергетике зна­чительно выросли. Быстрый и динамичный экономический рост страны вызвал рост потребления энергии. Всего лишь несколько лет назад Китай был одним из обычных экспортеров сырой нефти. Сегодня более половины потребляемой нами сырой нефти составляет импорт. Ситуация весьма печальная, но ее диктует объем нашей экономики. Нравится нам или нет, но мы стали заложниками политических сил, хозяйничающих на зарубежном нефтяном рынке. Точно так же, кстати, как и американцы, которые вот уже четыре десятка лет зависят от прихоти стран — членов ОПЕК.

— Хватит, понятно. О росте нашей экономики и об увели­чении потребности в энергоресурсах мы уже слышали, — обо­рвал его Фэй, моложавый, подтянутый пятидесятидвухлетний мужчина, совсем недавно избранный на этот пост. По своим взглядам он тяготел к традиционалистам, но не хотел терять поддержку и среди либералов, поэтому ему постоянно прихо­дилось лавировать и угождать, очаровывать и хитрить. Прези­дент имел репутацию человека вспыльчивого, о чем Шинчжэ хорошо знал, но ценил правду, да и лукавить не умел.

— Насколько серьезны наши потери? — спросил его один из членов политбюро.

— Очень серьезны. Равносильны тому, как если бы челове­ку отрезали одну конечность. Землетрясение в Саудовской Ара­вии на несколько месяцев ограничит их способность отгружать нам нефть, хотя, конечно, мы за это время можем поискать аль­тернативные источники. Гораздо более сильный негативный эффект имеет пожар в гавани Нинбо. Практически треть на­шего импорта нефти идет через его терминалы. Инфраструктуру, необходимую для приема танкеров и перекачки нефти невозможно восстановить в короткие сроки. К сожалению, я вынужден констатировать, что в ближайшее время мы столк­немся с острой нехваткой энергоресурсов, быстро восполнить которую в полном объеме будет весьма нелегко.

—   Мне докладывали, нам потребуется год на то, чтобы уст­ранить повреждения и довести поставки до нынешнего уров­ня, — сказал другой чиновник, пожилой, с седыми волосами.

—   Я не взялся бы оценивать степень разрушений, — отве­тил Шинчжэ, слегка поклонившись.

Флуоресцентные лампы на потолке вдруг вспыхнули и по­гасли, умолкла шумная и не особенно эффективная система кондиционирования воздуха. На несколько секунд в погрузив­шемся во мрак зале повисла тишина. Прошло несколько секунд, и лампы снова загорелись, одновременно с ними ожили и кон­диционеры. И тут же проявился горячий нрав президента.

—   Нужно немедленно покончить с отключениями электро­энергии! — взревел он. — Шанхай пять дней сидит без элект­ричества. Заводы и фабрики ввели ограничения на ее исполь­зование, сокращена рабочая неделя. Рабочие не могут согреть себе обед. В домах нет света. И ты еще говоришь мне тут о со­кращении поставок сырой нефти?! Да ты знаешь, чем это гро­зит нашей стране?! Окончательным срывом пятилетнего пла­на. Хватит! Проблемы мне известны не хуже тебя! — Он нена­долго умолк и затем прошипел: — Я желаю знать, какие меры принимаются для их решения.

Под взглядом президента Шинчжэ заметно ссутулился. Он обвел глазами членов политбюро и увидел, что те тоже оробели и отвечать не собираются. Пришлось снова говорить ему. Тихо вздохнув, он продолжил еле слышно:

—  Как вы знаете, очень скоро вступят в действие три до­полнительных генератора на гидроэлектростанции в Трех ущель­ях. Кроме того, на разных стадиях завершения постройки на­ходятся пять новых теплоэлектростанций, работающих на угле и природном газе. Правда, есть трудности с поставками необ­ходимого количества мазута и природного газа для электро­станций. Они возникали и раньше, но в последнее время стали основной проблемой. Несмотря на протесты вьетнамского правительства, наши нефтяные компании, финансируемые го­сударством, активизировали поиски нефти в Южно-Китайском море. Мы постоянно работаем над расширением зарубежного круга поставщиков нефти. Хотелось бы довести до вашего све­дения, что не так давно министерство иностранных дел успеш­но завершило переговоры с Ираном по вопросу закупки у него значительного количества мазута. И наконец, мы неослабно ведем поиск западных компаний, обладающих привлекатель­ными запасами нефти.

— Министр Шинчжэ абсолютно прав, — вежливо кашля­нув, заговорил седовласый министр иностранных дел, до этого времени тихо сидевший за столом. — Только хотелось бы отме­тить — все упоминавшиеся им действия рассчитаны на долго­срочную перспективу и сегодняшних экстренных задач решить не могут.

— Я снова спрашиваю вас всех: что делается для обеспече­ния бесперебойных поставок нефти в требуемом для страны объеме? — Голос Фэя взлетел на целую октаву.

— Помимо Ирана мы вели переговоры с некоторыми ближ­невосточными странами на предмет повышения их поставок в Китай. В данном случае нам, к сожалению, придется конкури­ровать с Западом по ценовым вопросам, — прибавил Шинчжэ негромко. — Страны Ближнего Востока готовы пойти нам на­встречу, но... — он помялся, — трагедия в гавани Нинбо суще­ственно ограничивает наши транспортные возможности. Мы физически не можем принимать нефть морским путем.

— С русскими ты не разговаривал?

— У них очередной роман с японцами, — ответил министр и брезгливо поморщился. — Россия проигнорировала наши предложения о совместной прокладке трубопровода из Запад­ной Сибири в Китай и приняла японский проект. В угоду им трубопровод проведут до Тихоокеанского побережья. Мы мо­жем рассчитывать только на железнодорожные поставки, но для удовлетворения наших текущих потребностей их определенно не хватит.

— То есть быстрого и разумного решения возникших у нас проблем нет, — проворчал Фэй, ярость которого стихла до не­довольства. — Об экономическом росте нам придется забыть, наше преимущество перед Западом сократится, провинции вер­нутся к кооперативным хозяйствам, а отключения электроэнер­гии продолжатся. Так?

В зале снова повисла тишина — казалось, перед генераль­ным секретарем, готовым в любой момент вспылить, все пере­стали дышать. Лишь монотонное слабое жужжание кондицио­неров нарушало угрюмое молчание конференц-зала. Вдруг за­меститель Шинчжэ, миниатюрная женщина средних лет по имени Йи, откашлялась и робко произнесла:

—  Прошу меня простить, товарищ генеральный секретарь, и вы, министр Шинчжэ, — она по очереди поклонилась обоим, — наше министерство перед самым совещанием получило доволь­но странное предложение по поставкам энергоресурсов. Изви­ните, министр, у меня не было возможности познакомить вас с документом раньше. — Она повернулась к Шинчжэ и скромно прибавила: — И к своему стыду, я вынуждена признаться, что поначалу не оценила всю его важность.

—  Что за предложение? — спросил Фэй.

—  Некое юридическое лицо из Монголии готово поставлять нам высококачественную сырую нефть...

—  Из Монголии? — повторил генсек. — Там нет никакой нефти.

—  Тем не менее нам хладнокровно гарантируют поставки в объеме миллиона баррелей в сутки, — продолжала Йи. — Срок начала поставок — девяносто дней.

Присутствующие зашумели. Шинчжэ, решив разделить не­годование политбюро, впился недовольным взглядом в Йи и резко проговорил:

—  Абсурд! Этого не может быть!

—  Подождите, — сказал Фэй и понимающе улыбнулся. Про­жженный интриган, он сразу догадался о том, что в министер­стве идет внутренняя борьба между Шинчжэ и его заместитель­ницей. — Давайте сначала узнаем о сути предложения. Продол­жайте, — кивнул он Йи.

—  Все дело в условиях, — отозвалась Йи, заметно нервни­чая, и замолчала. Она надеялась, что на этом обсуждение за­кончится, но поскольку глаза присутствующих были устремле­ны на нее, застенчиво продолжила: — Цена нефти должна соот­ветствовать текущей рыночной. Поставщик получает исключительное право пользования северо-восточным нефтепроводом, идущим до порта Циньхуандао, и, кроме того, он требует офи­циально передать правительству Монголии часть нашей терри­тории, Внутреннюю Монголию.

Обычно уравновешенная аудитория взорвалась негодую­щим ревом. Казалось, стены затряслись от яростных возгласов. С минуту члены политбюро неистовствовали, лишь один Фэй оставался спокоен. Дав подчиненным выплеснуть возмущение, он взял со стола пепельницу, ударил ею по столу, прекращая гвалт, и хладнокровно сказал:

— Достаточно. Прошу определить степень реальности пред­ложения. Прежде всего выясните, есть ли у поставщика нефть вообще. Только потом начнем разговаривать о ценах. О разум­ных ценах, — поправился он.

— Как пожелаете, генеральный секретарь. — Шинчжэ по­клонился.

— Только скажите мне для начала — что это за наглый по­ставщик, выдвинувший нам столь нелепые условия? Откуда он взялся?

Шинчжэ беспомощно взглянул на Йи.

— Какая-то странная маленькая компания, о которой в на­шем министерстве до сих пор никто ничего не слышал. Назы­вает себя нефтяным консорциумом «Аварга».

14

Они безнадежно заблудились. Через две недели после по­лучения инструкций о проведении геологоразведки в верхней части долины реки Селенги и отъезда из Улан-Удэ группа сейс­мологов, состоящая из пяти человек, сбилась с пути. Ситуация ухудшалась тем, что никто из них, сотрудников российской нефтяной компании «Лукойл», никогда не бывал в здешних местах. Несчастья начались вскоре после отъезда, когда кто- то пролил горячий кофе на систему глобальной навигации и определения местонахождения, в результате чего она вскоре тихо умерла. Они не остановились и продолжали путь на юг, даже когда, наткнувшись на монгольскую границу, перешли ее. Да они и сами об этом не знали, так как российские карты, взя­тые ими с собой для подстраховки, уже ничем не могли помочь, они просто не охватывали территорию южнее Сибири. В на­стоящую минуту они понятия не имели, где находятся. Дви­гаться вперед их заставляли показания сейсмоприборов, уста­новленных на тягаче, и обнаруженные ими многочисленные подповерхностные сгибы — лучшие свидетельства возможного наличия структурных ловушек. А структурные ловушки в оса­дочной породе — огромные естественные резервуары, в кото­рых могут скапливаться и газ, и нефть. Отслеживая глубинные ловушки, означавшие потенциальные залежи нефти, исследо­вательская группа смещалась все дальше на юго-запад и в кон­це концов потеряла свой основной ориентир — русло реки.

—  Нам остается только двигаться на север, по нашим сле­дам, если мы их отыщем, конечно, — сказал Дмитрий, невысо­кий, начинавший лысеть руководитель группы. Он регулярно посматривал на запад, отмечая, как с приближением заката уд­линяются тени редких деревьев.

—  Нужно было оставлять какие-нибудь метки. Вот накида­ли бы хлебных крошек и домой бы быстренько вернулись, — мрачно пошутил молодой техник по имени Влад.

—  Полагаю, до Кяхты мы не дотянем, горючки не хватит, — отозвался водитель, чем-то напоминавший свой тягач, — вы­сокого роста, широкоплечий, грузный, с похожими на бревна ногами и руками. Ухватившись за открытую дверь кабины, он влез внутрь, растянулся на сиденье и, подложив под голову мя­систые руки, задремал. Под брюхом громадного тридцатитон­ного тягача висела массивная стальная плита, которая ударяла по земле, получая в ответ сейсмические импульсы. На некото­ром расстоянии от тягача раскладывались маленькие приемо­передатчики, принимавшие ответные импульсы от подповерх­ностных осадочных слоев. Компьютер преобразовывал сиг­налы в изображения-карты.

К группе подъехал и остановился грязный полноприводный красный грузовик технической поддержки, из него выпрыгну­ли двое и присоединились к беседе.

—  Мы не имеем права пересекать границу, да и кто знает, где она, эта граница, — заговорил первым водитель грузовика.

— Действительно, пора возвращаться. В конце концов, дан­ные подтверждают наличие здесь больших запасов нефти или газа. Большего от нас не требуется, — отозвался Дмитрий. — Нам приказали вести разведку только две недели. Мы свою ра­боту сделали, а дальше пусть чиновники беспокоятся, добива­ются разрешения на бурение. Что касается границы, то она долж­на быть севернее нас. Наша задача — достать горючее, чтобы добраться до нее.

Водитель собирался было снова пожаловаться, как вдруг внимание всех привлек далекий приглушенный гул.

— Там, на холме, — сказал Влад.

Вдалеке, над скалистым холмом, возвышался небольшой, покрытый густым сосновым лесом горный кряж, переливав­шийся всеми оттенками зеленого цвета. В нескольких милях от него по безоблачному небу в направлении леса плыли клубы серого дыма. Когда стихло эхо взрыва, со склона холма раздал­ся слабый звук работающей тяжелой техники.

— Мать моя Россия, что это было? — раздалось из кабины тягача глухое ворчание шофера.

— Взрывники работают где-то в горах, — ответил Дмит­рий. — Возможно, прокладывают шахты.

— Приятно знать, что мы не одиноки в этой дикой глу­ши, — пробормотал шофер, повернулся на бок и снова задремал.

— Интересно, а они не помогли бы нам вернуться? Дорогу бы показали, горючки подбросили, — рискнул предположить Влад.

Ответа не пришлось долго ждать. Сначала послышался ти­хий рокот двигателя, он постепенно приближался, и спустя пару минут вдалеке показался последний модели джип с полным приводом. Обогнув холм, он понесся по равнине к группе гео­логов и, не сбавляя скорости, резко остановился возле них, под­няв облако пыли. Некоторое время два его пассажира непо­движно сидели в кабине, разглядывая геологов, затем осторож­но вышли.

Русские геологи сразу же признали в прибывших монголов. Плосколицые, с небольшими носами и высокими скулами, раз­ного роста, те продолжали рассматривать их. Затем тот, что пониже, вышел из машины и спросил отрывистым, лающим голосом:

— Кто такие? Что здесь делаете?

— Мы сбились с пути, — невозмутимо ответил Дмитрий. — Вели геологоразведку долины, дорогу потеряли. Нам нужно вернуться назад, в Кяхту, но у нас бензина не хватит. Не выру­чите нас?

При слове «геологоразведка» глаза монгола расширились, и он с интересом оглядел стоявший за людьми тягач.

— Так вы искали нефть? — проговорил он более спокой­ным тоном.

Инженер кивнул.

— Нет здесь никакой нефти, — снова пролаял монгол и мах­нул рукой. — Разбивайте лагерь, а утром я привезу вам горюче­го и покажу дорогу на Кяхту.

Не пошутив на прощание и даже не прощаясь, он повер­нулся, уселся в кабину рядом с шофером, и джип, с ревом раз­вернувшись, устремился в сторону гор.

— Ну вот наши проблемы и разрешились, — удовлетво­ренно произнес Дмитрий. — Давайте устраиваться на ночлег. Завтра с утра поедем домой. Надеюсь, у тебя водка еще оста­лась? — Он похлопал по плечу дремлющего водителя тягача и рассмеялся.

Темнота пала сразу, как только солнце закатилось за хол­мы, наполнив ночной воздух холодом и сыростью. Перед боль­шой парусиновой палаткой развели костер, геологи расселись вокруг него, съели безвкусный ужин, состоявший из риса с ту­шенкой. Вскоре появились карты и водка. Играли на сигареты и мелочь.

— Три листа, — рассмеялся Дмитрий, в очередной раз сни­мая банк в три листика, русскую карточную игру, похожую на кункен. Глаза подвыпившего руководителя блестели под навис­шими веками, а когда он пил водку, с краешков его губ текли тоненькие струйки. Сегодня ему везло — он стремительно опу­стошал карманы своих таких же нетрезвых коллег.

— Продолжай в том же духе, и скоро накопишь на дачу у Черного моря, — сказал один из них.

— Или на собачью будку у Каспийского, — отозвался дру­гой и расхохотался.

— Не идет игра сегодня, — недовольно проворчал Влад, подсчитав, что проиграл за вечер около ста рублей. — Пойду-ка я лучше в спальный мешок залезу, а то Дмитрий совсем об­дерет.

Пропустив мимо ушей насмешливые замечания, молодой техник поднялся, оглядел палатку, но, решив перед сном об­легчиться, направился за тягач. Усталый, пьяненький, он не заметил под ногой рытвину, поскользнулся и полетел в овраг, на дне которого больно стукнулся о крупный камень. Минуты две он лежал, тихо проклиная себя за неуклюжесть и потирая ушибленное колено. Внезапно до ушей его долетело цоканье копыт, приближавшееся к их лагерю. Влад поднялся на четве­реньки, дополз до края оврага и, прячась за тягачом, из-под его днища посмотрел в сторону палатки. Возле нее продолжал гореть костер, вокруг все так же сидели и шутили геологи.

Голоса их сразу стихли, когда к палатке подъехала неболь­шая группа всадников. Сначала Влад не поверил своим гла­зам — подумал, что спит, потер их, снова посмотрел на всад­ников. Они приблизились вплотную к костру, и Влад отчетли­во разглядел шестерых свирепого вида воинов, казалось, сошед­ших со средневекового гобелена: в оранжевых шелковых халатах до колен и широких белых шароварах, заправленных в корот­кие, дубленой кожи, сапоги. За светло-синими поясами торча­ли сабли в ножнах, на плечах висели составные луки и колча­ны, набитые оперенными стрелами. На головах воинов тускло блестели металлические шлемы, похожие на перевернутые пи­алы; макушки их украшали густые косички, сплетенные из кон­ского волоса. Грозный и дикий вид всадников усиливали их длинные тонкие усы, свисавшие едва ли не до груди.

Дмитрий поднялся и направился к гостям, приветствуя их початой бутылкой водки.

— Присоединяйтесь, товарищи, давайте выпьем за ваших прекрасных коней, — произнес он не слишком внятно, тряся в воздухе бутылкой.

Предложение его не встретило ответа. Всадники молчали, холодно рассматривая фигуру инженера. Внезапно один из них чуть нагнулся. Молниеносным движением, которое Влад впо­следствии прокручивал в памяти снова и снова, он выхватил лук, упер его в седло, натянул тетиву и выпустил стрелу. Влад не заметил, как она летела, он увидел только, что бутылка выскочи­ла из руки Дмитрия и, упав на землю, разлетелась десятками осколков. В тот же миг Дмитрий, хватаясь за горло, из которого торчало древко стрелы, сделал несколько шагов назад, рухнул на колени, затем повалился на землю. Он попытался что-то сказать, но изо рта у него вырвался лишь тихий хрип и сразу потонул в потоке крови, хлынувшей ему на грудь.

Трое сидевших вокруг костра геологов в ужасе вскочили, и эти их движения стали последними — в них шквалом полетели стрелы. Воины хладнокровно расстреливали своих жертв, спо­койно натягивали луки, размеренно выпускали разом по две- три стрелы. Они действовали без суеты, методично и быстро. У полупьяных геологов не было ни единого шанса на спасение, лучники били их в упор, особенно не целясь. Все произошло в считанные секунды — ночную тишину разорвал свист стрел, да эхо разнесло по равнине негромкие сдавленные крики. Безжиз­ненные тела геологов лежали на земле, пронзенные стрелами, торчавшими словно надгробия.

Насмерть перепуганный Влад глядел, как убивают его то­варищей. Когда в Дмитрия полетела первая стрела, он едва не вскрикнул от неожиданности. Сердце стучало так, словно со­биралось вырваться из груди. В кровь брызнул адреналин, страх заставил подняться и побежать куда глаза глядят. Он переполз на противоположную сторону оврага и бросился наутек. Так быстро Влад никогда не бегал. Он уже не чувствовал ни опья­нения, ни боли в колене, думая только о том, как бы спастись. Несколько раз он падал, резал ноги и руки об острые камни, но, не замечая ран, торопливо поднимался и снова бежал, не сбавляя скорости. Он постоянно вслушивался втишину, пыта­ясь за бешеным стуком сердца уловить цокот копыт. Но пого­ни не было.

Спотыкаясь и дрожа, он мчался в течение двух часов, ни на секунду не останавливаясь, пока наконец не достиг мчащихся шумных вод Селенги. Двигаясь вдоль берега реки, Влад набрел на два валуна, между которыми решил укрыться от возможного преследования. Он втиснулся в расщелину между камнями и быстро заснул в надежде стряхнуть с себя живой кошмар, кото­рому стал свидетелем.

15

Отсутствие удобств и бесконечная тряска заставили Терезу вспомнить вестерны, а именно — кадры пересечения почтовы­ми дилижансами Баттерфилда диких прерий юго-западной ча­сти Америки в 1860-х годах. Двухтонный автофургон сотрясал­ся от каждой кочки и рытвины, и вибрация его передавалась Терезе с такой силой, что, казалось, все ее кости бренчат. Путы на руках, жесткая деревянная скамья и два охранника, сидя­щих напротив, ощущение комфорта не усиливали. Только при­сутствие закованных в наручники Роя и Уоффорда вносило хоть какое-то успокоение в ее расстроенную душу.

Раздраженная, усталая и голодная, Тереза пыталась проана­лизировать и увидеть смысл в событиях на Байкале. Татьяна, разбудив ее среди ночи и приставив к груди пистолет, практи­чески ничего не говорила. Терезу и других ученых вывели из кают, усадили в шлюпку и вскоре доставили на черный сухогруз, потом вытолкали на берег и заперли в автофургоне. Какое-то время они просидели в нем, пережидая выстрелы и су­матоху на корабле, а затем грузовик тронулся, и они куда-то поехали.

Она задавалась мрачным вопросом относительно судьбы русского доктора Саргова, которого охранники грубо схватили за руки и потащили в другую часть сухогруза. Ничего хорошего такое обращение не предвещало, и Тереза, естественно, опаса­лась за жизнь веселого общительного ученого. Волновалась Тереза и за судно. Когда они покидали «Верещагин», она заме­тила, что судно сидит глубоко в воде. Она не видела Ала, Дир­ка, других членов команды и подозревала, что и они тоже нахо­дятся в опасности. Сильнее всего ее мучил вопрос — с какой же целью их по­хитили? Собственная судьба ее, разумеется, тревожила, но жа­лость к себе быстро исчезла, когда она внимательно рассмот­рела Роя и Уоффорда. Они страдали гораздо сильнее: у Уоф­форда была серьезно травмирована нога — скорее всего он сло­мал ее, когда, потеряв равновесие на трапе, упал на палубу сухогруза. Он сидел, вытянув ногу перед собой, и всякий раз, когда грузовик качался или подпрыгивал, морщась от боли, чуть приподнимал ее.

Тереза пристально оглядела дремавшего Роя и увидела, что рубашка у него на груди испачкана кровью. Там, на сухогрузе, он остановился, чтобы помочь Уоффорду подняться в грузо­вик, и один из охранников ударил его по лицу прикладом кара­бина, отчего Рой на несколько минут потерял сознание и его, как мешок, за руки, волоком втащили в фургон.

Очередной удар о кочку выбил из Терезы страх. Она попро­бовала закрыть глаза и подремать, отрешившись от окружав­шего ее кошмара. Грузовик трясло еще часов пять, затем, как показалось Терезе, они проехали какой-то город, довольно большой, судя по количеству остановок на светофорах и гуд­кам машин. Затем шум автомобилей стих, грузовик снова стал набирать скорость и вскоре опять выехал на проселочную до­рогу, по которой катил еще часа четыре. Наконец грузовик по­ехал медленнее, и по внезапной настороженности охранников Тереза догадалась, что они прибыли к месту назначения.

— Родись мы птичками или мушками, смогли бы улететь, — невесело усмехнулся Уоффорд после того, как грузовик попал колесом в глубокую выбоину и резкий толчок сбросил их с си­дений.

Тереза через силу улыбнулась ободряющей шутке, но отве­тить не успела — грузовик остановился. Двигатель замолк, и открылась задняя дверь фургона. На секунду всех ослепил яр­кий свет. По кивку одного из охранников Тереза и ее друзья поднялись, спустились по приставной лестнице и встали, об­водя глазами местность.

Они находились в центре странного поселения, состоявше­го из двух раздельных зданий. Над ними простиралось яркое синее небо. Несмотря на легкий прохладный ветерок, обдував­ший их лица, температура была выше, чем на Байкале. Тереза потянула носом воздух, отметив в нем горьковатый степной аромат. Внизу на многие мили простиралась поросшая травой равнина, рядом с поселением высились серо-зеленые горы. Казалось, что все вокруг частью построено, а частью вырубле­но в склоне горы, поросшем низким кустарником и окружен­ном высокими соснами.

Слева стояло невысокое кирпичное здание, похожее на не­большой заводской корпус, наполовину скрытое за длинным рядом валунов и деревьев. К торцу его была пристроена конюш­ня, казавшаяся неуместной среди современных построек. С десяток низкорослых сильных лошадей паслись в большом за­гоне, выгрызая из каменистой пыльной почвы остатки травы. В другом торце здания находился гараж, сквозь открытые двой­ные двери виднелся целый автопарк — грузовики, транспорте­ры, джипы. Там же стояли длинные верстаки с инструментом, на стенах висели полки с канистрами. Посреди гаража стояло множество землеройной техники, вокруг нее суетились чело­век десять рабочих в черных спецовках.

— Как-то сразу вспоминается Индия, постройка Тадж-Ма­хала, — пробормотал Рой.

— Можешь считать, что мы заехали в Индию, — мрачно отозвался Уоффорд и тихо застонал.

Тереза повернулась и осмотрела второе здание. Она мыс­ленно согласилась с Роем — оно действительно имело не­большое сходство с индийским оригиналом, только отличалось меньшими размерами. В отличие от заурядного кирпичного строения, выполнявшего явно промышленные функции, это возводили с претензией на художественную выразительность. Вход в него, выполненный в виде арки, украшали две невысо­кие массивные колонны из белого мрамора. Внутрь вела кры­тая галерея. Центральный зал строения, приземистого, словно выраставшего из земли, венчала куполообразная белая крыша с длинным золотым шпилем в центре. Строение до некоторой степени напоминало храм Тадж-Махал. Однако несмотря на определенное изящество, Тереза сочла его безвкусным, по­скольку оно больше походило на упавшую с небес гигантскую ложку с ванильным мороженым.

Не менее роскошным был раскинувшийся перед зданием пейзаж. Два канала, пересекавшие территорию комплекса, пи­тали водой большой бассейн у входа, после чего исчезали под фундаментом строения. Прислушавшись, Тереза уловила плеск волн текущей неподалеку от поселения реки и подумала, что каналы были прорыты от нее. Каналы и бассейн окружал пыш­ный, сверкающий зеленью декоративный сад, подстриженный с такой тщательностью, чтобы любой английский аристократ мог позеленеть от зависти.

За лужайкой Тереза заметила Анатолия, разговаривавшего с человеком, на поясе у которого висела кобура с пистолетом. Выслушав, человек кивнул, торопливо подошел к фургону и сказал с сильным акцентом: «Вперед! Проходите!» Охранники подтвердили команду тычками карабинов в спину Роя и Уоффорда.

Тереза и Рой, подхватив Уоффорда под руки, направились за малорослым собеседником Анатолия по дорожке к роскош­ному зданию, которое только что разглядывали. Подойдя к пор­тику, они увидели высокую резную дубовую дверь. По бокам ее, как швейцары в отеле «Савой», стояли стражники в ярких, красиво расшитых длинных халатах из оранжевого шелка. Они не открыли дверь, даже не пошевелились, и Тереза поняла, что это охрана. Стражи недвижимо возвышались у дверей, крепко сжимая в руках длинные остроконечные копья.

Двери открылись сами. Тереза и ее спутники поднялись по короткой лестнице и очутились в зале с куполообразным по­толком и стенами, увешанными старинными картинами с оди­наковыми идиллическими пейзажами — пасущиеся в степи лошади. Откуда-то из-за открытой двери появился коротконо­гий слуга или домоправитель с неприятным ухмыляющимся лицом и кивком пригласил их следовать за ним. Осторожно сту­пая по полированному мраморному полу, он повел пленников через зал внутрь, в гостевые покои. Терезу, Роя и Уоффорда одного за другим ввели в одинаково удобные, красиво обстав­ленные комнаты. За каждым слуга закрывал дверь и запирал на ключ. Замки были несложными по конструкции, но довольно крепкими.

Тереза увидела кровать, а рядом с ней — стол с пиалой ды­мящегося супа и куском хлеба. Быстренько смыв с лица и рук дорожную грязь, она уселась за стол и жадно съела суп. Неве­роятная усталость превозмогла наконец ее страхи, Тереза легла на мягкую постель и мгновенно уснула.

Три часа спустя ее разбудил тяжелый стук в дверь. Открыв глаза, Тереза увидела того же низкорослого слугу.

— Сюда, пожалуйста, — проговорил он, следя за ней похот­ливыми глазками.

Рой и Уоффорд уже ждали в прихожей. Тереза приятно уди­вилась, заметив повязку на ноге Уоффорда, который стоял, опираясь на трость. Глубокая рана на голове Роя тоже была об­работана и перевязана. Вместо испачканной кровью рубашки на нем был свободный хлопковый пуловер.

— Выглядите прекрасно. Хоть сейчас на обложку спортив­ного журнала. Образцы здоровья, — улыбнулась Тереза.

— Да уж, станешь образцом после такого испытания на уда­ропрочность, — отозвался Рой.

— Уровень гостеприимства значительно возрос, — сказал Уоффорд, постучав по полу тростью.

Их снова вывели в зал, откуда они по главному коридору прошли в просторную гостиную. На книжных полках, протя­нувшихся вдоль стен и заканчивавшихся с одной стороны ка­мином, а с другой — баром, выстроились ряды старинных фо­лиантов в кожаных переплетах. Тереза нервно поежилась, по­косившись на чучело медведя, нависшего над ней со стены, с оскаленной пастью и растопыренными когтистыми лапами, изготовившегося к броску. На долю секунды она почувствова­ла себя его беззащитной жертвой. Вошедшему в комнату на первый взгляд могло показаться, что он попал в жилище так­сидермиста. Повсюду стояли чучела оленей, большерогих ба­ранов, волков и лис — все со злобными мордами, будто жи­вотные собирались сразиться с каждым, кто покусится на их территорию. В центре комнаты находились двое — Татьяна и рядом с ней незнакомый Терезе мужчина, очень похожий в ко­лоритной обстановке на сошедшее со стены чучело.

Рассмотрев его повнимательнее, Тереза поняла причину сходства — когда он пытался улыбнуться, на лице его появлялась такая же хищная ухмылка, сверкали острые зубы; он будто только и ждал момента, чтобы впиться ими в чью-то плоть. В остальном его внешность Тереза не назвала бы впечатляющей. Невысокий, худенький, но крепкий, с аккуратно зачесанны­ми назад длинными иссиня-черными волосами. По класси­ческим монгольским стандартам он был, несомненно, красив — высокие скулы, миндалевидные глаза, имевшие едва заметный странный золотисто-каштановый оттенок. Избороздившие лицо морщинки — следствие длительного пребывания на солн­це и ветру — вызывали предположения о годах, проведенных в работе под открытым небом. Однако манеры и роскошный модный костюм свидетельствовали о том, что те времена давно миновали.

— Очень мило с вашей стороны присоединиться к нам, — проговорила Татьяна бесстрастным голосом. — Позвольте пред­ставить вам господина Толгоя Боржина, президентанефтяно­го консорциума «Аварга».

— Рад познакомиться. — Уоффорд, прихрамывая, подошел к монголу, крепко, как старому другу, пожал ему руку и, не вы­пуская ее, продолжил: — А не соблаговолите ли поведать нам, на кой черт вы нас сюда притащили?

Неожиданный и требовательный вопрос Уоффорда, каза­лось, застиг монгола врасплох, он ответил не сразу, сначала резко выдернул руку.

— Вы находитесь в моем доме, который одновременно яв­ляется и штаб-квартирой нашей фирмы.

— В Монголии? — спросил Рой.

— Сожалею по поводу вашего поспешного отъезда из Си­бири, — ответил Боржин, проигнорировав замечание Роя. — Татьяна сообщила мне, что ваши жизни находились в опас­ности.

— Вот как? — удивилась Тереза и бросила осторожный взгляд на свою бывшую соседку по каюте.

— Простите, мне пришлось применить силу, но это была вынужденная мера, — принялась объяснять Татьяна. — Сроч­но уехать с Байкала нас заставили действия особо агрессивно настроенных экологов. Часть из них просочилась на «Вереща­гин» с целью затопить его. К счастью, я успела связаться с од­ним из судов, находившихся поблизости, и его команда помог­ла нам срочно эвакуироваться. Нам помогло то, что мы дей­ствовали быстро, не привлекая к себе внимания. В противном случае мы бы спровоцировали хулиганов на дальнейшие акции.

— Никогда не слышала о столь воинственных байкальских экологах, — проговорила Тереза.

— Новая порода молодых радикалов. К сожалению, с ос­лаблением государственно-административного контроля юнцы максималисты осмелели, стали более наглыми.

— А что произошло с русским ученым, доктором Сарговым? Вы ведь его вывели с корабля вместе с нами?

— Он предпочел вернуться назад, чтобы предупредить сво­их коллег об опасности. Боюсь, мы не можем поручиться за его дальнейшую безопасность.

— Он погиб? Что стало с командой? С другими пассажира­ми «Верещагина»?

— Обстоятельства и требования безопасности вынудили нас эвакуироваться из тех мест. На данный момент у меня нет ин­формации ни о судне, ни о докторе Саргове.

При этих словах кровь отхлынула с лица Терезы.

— Итак, зачем вы привезли нас сюда? — опять спросил Рой.

— Мы временно приостановили выполнение проекта на озере Байкал, но ваша помощь в оценке перспектив добычи нефти там по-прежнему имеет для нас важное значение. Вы подписали с нами контракт на шесть недель, время еще оста­лось. Мы собираемся начать новый проект.

— Вы уведомили о своем желании нашу компанию? — спро­сила Тереза, вспомнив, что в спешке оставила свой мобильный телефон на «Верещагине». — Мне необходимо обсудить ваше предложение со своим руководством.

— К сожалению, наша микроволновая телефонная линия в настоящее время не работает. Обычная проблема в труднодо­ступных районах. Вы наверняка с ней уже сталкивались. Как только связь восстановится, мы предоставим вам возможность связаться с кем угодно.

— Почему вы держите нас взаперти, словно зверей в клетках?

— Наши проекты имеют особую важность не только для нас. Простите, но нам очень не хотелось бы, чтобы посторонние люди разгуливали, где им вздумается. В более подходящее вре­мя мы организуем для вас небольшую обзорную экскурсию по всему комплексу.

— А если вместо продолжения контракта мы пожелаем про­сто немедленно уехать отсюда? Что тогда? — осторожно спро­сила Тереза.

—  Тогда вас посадят в машину и довезут до Улан-Батора, где вы сядете на самолет и полетите домой, — улыбнулся Боржин, сверкнув острыми зубами.

Все еще утомленная поездкой, Тереза не знала, что и поду­мать. Она решила пока немного подождать, а не нервировать собеседников настойчивыми просьбами.

—  Хорошо, — кивнула она. — Так чем же нам придется за­ниматься?

Все тот же слуга вкатил в комнату длинный стол с кипами папок и тремя ноутбуками, забитыми геологическими данны­ми и изображениями подповерхностных сейсмических профи­лей. Просьба Боржина оказалась предельно проста:

—  Мы хотели бы расширить работы по бурению грунта, параллельно начав их вдругом географическом районе. Иссле­дования почвы у вас под рукой. Назовите места оптимальных точек бурения, — сказал он, повернулся и вышел из комнаты. За ним, не отставая ни на шаг, последовала Татьяна.

—  Вот влипли, черт подери, — пробормотал Рой, подни­маясь.

—  Насколько я могу судить, данные собирали профессио­налы, — отозвался Уоффорд, беря со стола карту подповерхно­стных изопахит с изображениями толщины различных подзем­ных осадочных слоев.

—  Не желаю я смотреть никакие данные! — воскликнул Рой, швыряя папку на стол.

—  Спокойно, мальчуган, — прошептал Уоффорд, кивнув наверх. — Улыбнись, тебя фотографируют.

Рой поднял глаза и, присмотревшись, заметил миниатюр­ную видеокамеру, вмонтированную в глаз чучела оленя с ди­ким кровожадным оскалом.

—  Давайте по крайней мере притворимся, что изучаем до­кументацию, — тихо продолжал Уоффорд, прикрывая рот лис­том бумаги.

Рой присел рядом с ним, придвинул к себе ноутбук, затем нагнулся и, пряча лицо от камеры за монитором, ответил:

—  Слушай, они мне не нравятся. По всему — явные афери­сты. Не забывай, что привезли нас сюда насильно, под угрозой оружия.

— Я полностью согласна, — прошептала Тереза. — Вся эта история с прекращением работ на Байкале просто смехотворна.

— Насколько я помню, Татьяна грозилась мне ухо отстре­лить, если я не уйду с «Верещагина» вместе с ней, — задумчиво произнес Уоффорд, почесывая мочку уха. — Непохоже на речи человека, всерьез озабоченного моей безопасностью.

Тереза развернула топографическую карту горной цепи, ткнула в нее пальцем и нагнулась к Уоффорду, будто советова­лась с ним о чем-то.

— Как ты думаешь, Саргов жив? — спросила она. — Мне кажется, он попал в нашу компанию случайно. Он им не ну­жен. Как ты думаешь, могли они убить его?

— Ничего определенного сказать нельзя, но все возможно, — сказал Рой. — И если это так, следует предположить, что по­добная судьба ждет и нас после того, как мы выполним работу. Им нужна какая-то информация, но какая именно — нам не­известно. Печально.

— Ситуация кошмарная. — Тереза покачала головой и вздох­нула. — Мы должны найти способ выбраться отсюда.

— Я заметил гараж возле здания, похожего на цех, за лу­жайкой. Там полно разных автомашин. Если бы нам удалось захватить один из грузовиков, мы могли бы вырваться на нем отсюда и доехать до Улан-Батора. Дорогу нашли бы как-ни­будь, — предположил Уоффорд.

— Сомневаюсь. Во-первых, нам не выбраться из комнат, а во-вторых, пока мы здесь, они следят за каждым нашим движе­нием. К побегу следует подготовиться и действовать быстро, — чуть слышно ответила Тереза.

— Боюсь, я не готов ни к прыжкам с шестом, ни к сприн­терским рывкам, — заявил Уоффорд, потирая травмированную ногу. — Придется вам действовать без меня.

—  У меня появилась одна маленькая идейка. — Рой посмот­рел на стол у противоположной стены, засуетился, принялся шарить перед собой якобы в поисках куда-то запропастившей­ся ручки и, не найдя ее, поднялся. Он пересек комнату, подо­шел к столу и, протянув руку, начал вытаскивать из кожаного цилиндрического держателя карандаш. Затем он повернулся спиной к видеокамере, загородив ей обзор, потянул вместе с карандашом маленький серебристый ножичек для распечаты­вания конвертов и быстро сунул его в рукав. Вернувшись к сво­ему ноутбуку, он нагнулся над ним и, выводя на листе бумаги бессмысленные каракули, будто делая пометки, зашептал Те­резе и Уоффорду:

—  Сегодня ночью я выйду из своей комнаты, выпушу Тере­зу, и мы отправимся на разведку; выясним, как тут и что. Завт­ра ночью попытаемся улизнуть. — Он помолчал и прибавил с усмешкой: — В одной связке с инвалидом.

—  Весьма меня обяжете, — кивнул Уоффорд. — Ты не по­веришь, но я говорю совершенно серьезно.

16

Рой проснулся ровно в два часа ночи, быстро оделся и выта­щил из-под матраса спрятанный там нож. В темноте он на ощупь пробрался к закрытой двери. Помня конструкцию замка, наша­рил щель между притолокой и дверью, сунул туда нож, поводил им вверх-вниз, уперся в одну из трех составных скоб, потыкал в нее острием ножа и, нащупав соединительную шпильку, осто­рожно ее выдавил. Затем проделал то же самое с остальными дву­мя скобами. Чуть приподняв дверь, Рой тихо потянул ее на себя. Засов разомкнулся, и Рой осторожно вышел из комнаты, плот­но прикрыв за собой дверь, чтобы со стороны она казалась за­пертой.

Широкий коридор был пуст. Рой на цыпочках подкрался к соседней комнате, повернув ручку замка, открыл ее и сразу уви­дел Терезу, в ожидании сидевшую на кровати.

Рой улыбнулся, а потом кивнул ей, приглашая следовать за ним. Тереза осторожно выбралась в коридор, и они крадучись двинулись к главному залу. Два ряда вделанных в пол эконо­мичных ламп заливали приглушенным светом коридор, по всем признакам безлюдный. Внезапно в звенящей тишине раздался скрип Терезиных туфель, она торопливо сняла их и дальше про­должила путь в чулках.

В зале ярко горела большая хрустальная люстра, заставив­шая Роя и Терезу вжаться в стену и двигаться еще осторожнее. Прислушавшись, Рой опустился на четвереньки и по-собачьи засеменил вперед, к узкому, похожему на бойницу окну, выхо­дившему на главный вход. Приподняв голову, Рой быстро вы­глянул в него и сразу же нагнулся, покачав головой. Несмотря на поздний час, на входе все так же стояли двое стражников.

— Придется искать запасной выход, — прошептал Рой.

Хорошенько рассмотрев зал, они разобрались во внутрен­нем расположении здания. Походило оно на букву Т. Тереза и Рой находились в ее основании. Слева от них располагались комнаты для гостей, а справа, насколько они могли предполо­жить, — помещения для постоянных обитателей. Они пополз­ли дальше, и вскоре коридор привел их к рабочему кабинету.

Тишину здания нарушало лишь тиканье маятника в старин­ных высоких кабинетных часах. Они приблизились к кабинету и двинулись вдоль стены. Здесь было темнее. Они поднялись, зашагали на цыпочках, миновали центральный обеденный зал и два небольших конференц-зала. Стены комнат были украше­ны старинными вещами, среди которых особое место занима­ла внушительная подборка антиквариата эпохи Сон и Цзинь. И везде Тереза обводила взглядом потолки, пытаясь увидеть скрытые камеры, но нигде не замечала их. Внезапно до ее ушей долетел странный свист, и она схватила Роя за руку, впившись в нее ногтями. Только увидев, как он морщится от боли, Тереза отпустила его. С минуту они неподвижно стояли, прислушива­ясь, и вскоре выяснили источник необычного звука — это за стенами здания свистел ветер.

Коридор заканчивался широкой открытой гостиной с гро­мадными, почти во всю стену, окнами с трех сторон. В темноте смотреть в них было бессмысленно, но Тереза и Рой ощутили красоту открывавшегося за ними величественного пейзажа — горные вершины, тянувшиеся вниз вереницы холмов, окружен­ных равнинами. Недалеко от гостиной находилась узкая, уст­ланная ковром лестница. В темноте Рой ее разглядел, поманил Терезу, та кивнула в ответ, и они так же бесшумно двинулись к ней. Тереза с радостью ступила на густой ворс, от напряжен­ной ходьбы по мраморным плитам ноги у нее начали побали­вать. Пройдя один проле,т, на повороте она, случайно подняв голову, разглядела на стене громадный портрет древнего вои­на. Облаченный в короткий толстый халат до колен, оторочен­ный мехом и перетянутый широким оранжевым поясом, в клас­сическом монгольском шлеме в форме перевернутой пиалы, воин гордо восседал на красивом коне. Он торжествующе взи­рал на Терезу, и столь пронзительным был взгляд его золотис­то-черных глаз, что Тереза невольно съежилась. Губы монгола были сложены в высокомерную улыбку, такую же, как у Боржина, из-под которой сверкали острые зубы. Изображение было поразительно реалистичным, на какое-то мгновение монгол показался Терезе живым, и она, быстро повернувшись к кар­тине спиной, заторопилась вниз. Последний пролет лестницы, нагоняя Роя, она преодолела почти бегом.

Сойдя с последней ступеньки, они очутились в полутемном узеньком коридорчике, ведущем из здания. Окна одной из стен выходили в большой внутренний двор. Тереза и Рой, прильнув к ближайшему окну, увидели едва заметный во мраке силуэт другого здания.

— Здесь должна быть дверь во внутренний двор, — прошеп­тал Рой. — Если мы выберемся отсюда, то сможем обойти сто­рону с гостевыми комнатами и подобраться к гаражу.

— Джиму с его раненой ногой будет сложно осилить такой сложный путь, зато тут нет охранников. Давай найдем выход.

Они торопливо зашагали в конец коридора, где после не­долгих поисков обнаружили дверь. Тереза легонько толкнула ее, она оказалась заперта. Тереза повернула ручку замка, пыта­ясь открыть дверь и в страхе ожидая воя сирены, но все остава­лось тихо. Они вышли на открытый внутренний двор, слабо освещенный редкими уличными фонарями. Ночь была холод­ной, с гор дул резкий пронизывающий ветер. В своей легкой одежде Тереза быстро замерзла.

Они направились по тропинке, выложенной сланцевой плит­кой, обогнули здание и приблизились к каменному строению, находившемуся в дальней части комплекса. Это была, судя по всему, маленькая культовая постройка странной архитектуры — круглая по форме, с куполообразной крышей. Если в строитель­стве главного здания использовался мрамор, то святилище было возведено из грубо обработанного камня, да и выглядело на­много старше. Его словно перенесли сюда откуда-то с археологических раскопок. На подходе к святилищу Рой краем глаза уловил темное пятно и направился к нему. Пятно оказалось входом в длинный извилистый туннель, который вывел Роя и Терезу, неотступно следовавшую за ним по пятам, в дальнюю часть строения.

—  По-моему, там я видел автомашины, — прошептал Рой.

С задней стороны святилища, неподалеку от его каменной стены, находилась невысокая крытая постройка, окруженная редким забором. Некогда она явно служила загоном для скота, теперь же выполняла функцию склада — повсюду валялась ка­кая-то рухлядь, сломанные телеги, ящики, корзины, различный ржавый и сломанный ручной сельскохозяйственный инстру­мент. Из-под холстины выглядывали колесо и щиток старого, покрытого пылью мотоцикла. Вдали, у самого забора, Рой уви­дел автомобиль, тот самый, который попался ему на глаза рань­ше. Тоже очень старый, непонятно какой модели, он стоял тут никак не меньше двух десятков лет как минимум на двух давно спущенных шинах.

—  Ничего из того, что мы видим, до Улан-Батора нас не довезет, — разочарованно проговорила Тереза.

Рой угрюмо кивнул.

—  Значит, будем пробираться к гаражу, который находится в стороне от главного здания, — отозвался он и застыл, услы­шав шум, в котором сразу же узнал фырканье коней. Они явно находились где-то поблизости. Затем послышалось ржание, уже совсем рядом. — Скорее. Прячемся за повозку, — шепнул Рой, кивая в сторону загона.

Бросившись на землю, они бесшумно проползли под длин­ной слегой забора, скользнули за ближайшую повозку и, при­таившись за деревянным колесом, принялись сквозь его спи­цы осматривать двор. Вначале раздался цокот копыт по сланцевым плиткам, а затем показались два всадника. Они объехали святилище, за­тем направились к загону, неторопливо проскакали вдоль за­бора и остановились. Одеты они были почти так же, как и воин на виденном Терезой портрете, — в оранжевых халатах, отливающих золотом в неясном свете, в мешковатых штанах, сапо­гах с высокими каблуками и полукруглых шлемах, украшенных косицами из конского волоса. Несколько минут они крутились всего в нескольких футах от колеса, за которым, стараясь не дышать, вжимались в землю Рой и Тереза. Она чувствовала за­пах конского пота и взбиваемой копытами пыли.

Затем один из всадников выкрикнул что-то неразборчивое, и лошади разом понеслись вскачь. В мгновение ока воины ис­чезли в темноте, перестуке копыт и легких облаках пыли.

— Ночной дозор, — объявил Рой, когда звук копыт стих.

— Рядом с ним чувствуешь себя неуютно, — сказала Тере­за, медленно поднимаясь и отряхиваясь.

— Пожалуй, времени на разведку у нас осталось совсем не­много. Они скорее всего еще вернутся сюда. Нужно проверить, можно ли добраться до гаража вдоль другой стены главного здания.

— Хорошо, давай посмотрим. Главное — убраться отсюда поскорее. Встречаться с такими воинственными ребятами дваж­ды за ночь мне что-то не хочется.

Протиснувшись под слегой, они выползли наружу и бро­сились к тому крылу главного здания, где находились ком­наты для гостей, но не успели добежать до стены, как позади них неожиданно раздались резкие гортанные крики и быст­рый лошадиный топот. Обернувшись, они с ужасом увидели летящих на них всадников. Всего несколько десятков ярдов от­деляло от них Терезу и Роя. Воины обманули их — ускакали не­далеко, затем бесшумно вернулись и спрятались в тени камен­ного святилища. Завидев Роя и Терезу, они устремились за ними в погоню и застали почти на самой середине внутреннего двора.

Беглецы в смятении замерли ни месте. Они не знали, в ка­кую сторону бежать — то ли назад, к главному зданию, то ли вперед, через двор. В сущности, разницы никакой не было, всад­ники настигли бы их все равно, поскольку отлично видели. Те­реза увидела, как один из них вдруг слегка откинулся назад, натянул поводья, и конь встал на дыбы. Второй всадник про­должал скакать, направив коня на них.

Рой сразу понял, что всадник хочет сбить их с ног. Тереза расширенными от ужаса глазами смотрела на неумолимо при­ближавшегося воина.

— Вперед! Беги! — закричал Рой и, схватив Терезу за плечи, оттолкнул в сторону. Всадник был уже рядом с ними, но Рой успел спасти Терезу и сам увернулся от коня. Всадник пронес­ся мимо. А затем Рой сделал нечто невероятное. Вместо того чтобы укрываться от нападавших, он повернулся и побежал за всадником.

Ничего не подозревавший воин проскакал еще несколько ярдов, затем остановился и развернул коня вправо, намерева­ясь снова попытаться сбить беглецов. Однако в этот момент передним неожиданно возник Рой. Подпрыгнув, инженер-сейс­молог ухватился за поводья и резко дернул их вниз. Конь за­хрипел от боли.

— Хватите нас веселого дерби, — пробормотал Рой.

Всадник изумленно смотрел, как Рой останавливает хоро­шо объезженного коня и тот, хрипя и выпуская клубы пены, покоряется ему.

— Не-е-е-е-ет! — раздался крик Терезы, такой пронзитель­ный и громкий, что его, наверное, услышали даже в Тибете.

Рой, бросив короткий взгляд на Терезу, увидел, что та ва­ляется у стены, но никакая опасность ей не угрожает. Только потом он уловил слабое движение вдали — навстречу ему выле­тел какой-то предмет. Затем он почувствовал сильный удар в грудь, и внутри у него словно все загорелось. Он начал оседать на землю, упал на колени, его охватила слабость. Почти сразу же рядом с ним появилась Тереза, подхватив его за плечи.

Длинная стрела с отточенным как бритва наконечником, выпущенная вторым всадником, прошла в миллиметрах от серд­ца Роя. Она насквозь пронзила его тело и вышла со спины как раз напротив сердца, пробив легочную артерию. Эффект был почти тот же самый, что и при попадании в сердце, — обильное внутреннее кровотечение, приводящее к неизбежной его оста­новке.

Тереза отчаянно пыталась остановить поток крови, стекав­шей на грудь Роя, — зажимала ладонью место, куда попала стре­ла, но ничем не могла помочь. Рой истекал кровью. Тереза при­жала к себе его лицо, с которого начала медленно сходить крас­ка. Он жадно хватал ртом воздух, тело его обмякало. На секун­ду глаза его вдруг вспыхнули, и Тереза подумала, что он про­держится. Рой посмотрел на Терезу и мучительно выдохнул:

—  Постарайся спастись.

В следующую секунду веки его сомкнулись, и он умер.

17

Пассажирский сверхзвуковой лайнер «Ту-154» Аэрофлота медленно снизился, сделал круг над Улан-Батором, поймав ве­тер, поравнялся с главной взлетно-посадочной полосой аэро­порта Буянт-Уха и начал садиться. Под безоблачным небом Монголии, сидя в тесном пассажирском кресле у окна, Питт любовался панорамой города и окружавшим пейзажем. Мно­гочисленные строительные краны и бульдозеры свидетельство­вали о том, что столица Монголии стремительно растет. Пер­вое впечатление от города оставалось неважным. Улан-Батор казался задворками советского блока, увязшими в середине 1950-х годов. Город с населением в миллион двести тысяч че­ловек был когда-то возведен по советским проектам, отличав­шимся безликостью и однообразием. Десятки районов с уны­лыми серыми домами, дарующими тепло и комфорт на уров­не тюремного барака, усеивают Улан-Батор. Некое подобие архитектурного самосознания проглядывается лишь в партий­но-правительственных монолитах, окружающих центр горо­да. Однако недавно обретенная независимость, вкус к демо­кратическим преобразованиям и рост экономики позволили разнообразить и модернизировать некогда застойную столицу. Быстро растущие сети ярких магазинов, шикарных ресторанов и модных ночных клубов оживили облик Улан-Батора, доба­вили ему динамичности и новизны. Однако окраинные райо­ны все так же состоят из множества ветхих войлочных юрт, на­поминающих перевернутые пиалы, — традиционных жилищ монгольских скотоводов и их семей. Сотни белых и серых юрт раскинулись по пустынным полям вокруг Улан-Батора, един­ственного настоящего города в стране.

О Монголии на Западе известно очень немного. Да практи­чески ничего, если не считать Чингисхана и монгольской го­вядины. Малонаселенная страна, зажатая между Россией и Китаем, занимающая обширную территорию, равную Аляс­ке. Скалистые горы формируют пейзаж на севере и западе стра­ны, с юга раскинулась пустыня Гоби. Середину Монголии пе­ререзают бескрайние степи и холмистые поля, давшие миру не­превзойденных наездников, составивших некогда ее славу. По­бедоносные времена кочующих монгольских орд давно стали историческими воспоминаниями. Годы советской власти во­гнали Монголию, одно из самых крупных государств коммуни­стического блока, в бедность и отсталость. Лишь в последние годы монгольский народ вновь начал обретать собственный голос.

Разглядывая окружающие Улан-Батор горы, Питт размыш­лял о том, был ли он прав, настояв на отъезде в Монголию. В конце концов, на озере Байкал пытались потопить российское судно, а не собственность НУМА. Для людей инцидент про­шел бесследно. Судьба ученых, проводивших геологоразведку, не должна бы его интересовать. Уехали они сами или их похи­тили — не его проблема. Даже если и похитили — что из того? Казалось, он должен был бы обо всем забыть. Но Питт не за­был, более того, его мучила мысль о возможной связи прово­дившейся геологоразведки с похищением. Он чувствовал, что кто-то решил провернуть аферу очень крупного масштаба. Кто- то затеял недоброе с...

Как только колеса самолета завизжали по взлетно-посадоч­ной полосе, он потыкал в подлокотник соседнего кресла. Ал Джордино заснул через несколько секунд после вылета из Ир­кутска и не прервал сопения, даже когда стюардесса пролила ему кофе на брюки. Медленно открыв тяжелые веки, италья­нец посмотрел в окно. Заметив бетонированную полосу, сразу же проснулся и выпрямился в кресле.

—  Как прошел полет? Я ничего интересного не пропус­тил? — спросил он, подавив зевок.

—  Прошел как обычно. Обширные территории с богатой растительностью. Повсюду овцы и лошади. Парочка полуни­щих колхозов.

— То, что мне нужно, — ответил Джордино, подозрительно разглядывая пятнышко на брюках.

— Добро пожаловать в Монголию и ее столицу Улан-Ба­тор. «Красный Герой» в переводе с монгольского, — донесся с противоположного ряда трубный веселый голос Саргова. Джор­дино посмотрел на его залепленное пластырем лицо, на сдав­ленную узеньким креслицем могучую фигуру и удивленно подумал: «Как в таком положении можно сохранять оптимизм?» Ответ он нашел быстро, заметив на груди ученого выпуклость, напоминающую формой большую фляжку.

Все трое проследовали на таможенный досмотр. По дороге Питту и Джордино, проявившим экстраординарную сообрази­тельность и прыть, удалось получить свой багаж. По междуна­родным стандартам аэропорт был небольшим и немноголюд­ным, поэтому, ожидая такси, Питт легко заметил странного юркого человека в красной рубашке, несколько раз попавшего­ся ему на глаза. Взгляду него был изучающий. Оглядев зал, Питт увидел, что многие рассматривают его с большим удивлением. Наверняка любопытство вызывал его рост, шесть футов три дюйма, большая редкость в стране малорослых монголов.

Старенькое обшарпанное такси доставило их в город за счи­танные минуты.

— В последние годы Монголия вообще и Улан-Батор в част­ности сильно преобразились, — возвестил Саргов.

— Думаю, за последние пару-тройку веков не так уж и силь­но, — мрачно возразил Джордино, кивая на ряды войлочных юрт.

— Так получилось, что Монголия пропустила остановку под названием «Двадцатый век», — кивнул Саргов, — сразу попала в двадцать первый, но быстро осваивается в новой обстановке. Здесь, как и в России, полицейское государство больше не кон­тролирует повседневную жизнь населения. Люди учатся пользо­ваться демократическими свободами. Согласен, у вас город ос­тавляет невеселое впечатление, но видели бы его лет десять на­зад. Вот уж когда был мрак.

— Вы часто здесь бывали? — спросил Питт.

— Да, мы с нашими коллегами из Академии наук Монго­лии разрабатывали несколько совместных проектов. Работали на озере Хубсугул.

Такси резко накренилось, объезжая выбоину, и вскоре, взвизгнув тормозами, остановилось перед отелем «Континен­таль». Пока Саргов улаживал формальности с регистрацией, Питт восхищался многочисленными репродукциями средневе­ковых гравюр и копиями художественных изделий, украшав­ших огромный холл. Повернувшись кокну, он увидел, как воз­ле здания отеля остановился автомобиль и из него вышел чело­век в красной рубашке. Тот самый, что следил за ними в аэро­порту.

Пока он бродил возле машины, Питт хорошо рассмотрел его. Чертами лица незнакомец напоминал кавказца, из чего Питт предположил, что это не сотрудник монгольской поли­ции или иммиграционной службы. Чувствовал он себя впол­не уверенно и раскованно, двигался легко, постоянно улыбал­ся, демонстрируя большие зубы. И тем не менее он не похо­дил на обычного полицейского-топтуна, следящего за объек­том. Скользнув взглядом по левой стороне его спины, Питт обнаружил чуть выше талии бугорок, явно от кобуры.

Подошел Саргов.

—  Пойдемте, я все устроил, — сказал он и протянул Питту и Джордино ключи. — Наши номера расположены рядом, на четвертом этаже. Посыльные уже поднимают багаж. Слушай­те, почему бы нам прямо сейчас не перекусить? Давайте зайдем в кафе, посидим, обмозгуем план наших дальнейших действий.

—  Если есть перспектива попить холодного пивка, то, счи­тайте, я уже там сижу, — отозвался Джордино.

—  У меня от аэрофлотовского сиденья все затекло. Пожа­луй, я пройдусь немного, разомну ноги. Один-два квартала, туда и обратно, не больше, — сказал Питт. — Присоединюсь к вам минут через пять. А вы пока закажите мне бутерброд с тунцом.

Увидев выходящего из отеля Питта, человек в красной ру­башке резко отвернулся от него и, облокотившись на капот машины, посмотрел на часы, словно ожидая кого-то. Питт равнодушно прошел мимо, затем развернулся и направился в противоположную сторону, столкнувшись у входа в отель с группой японских туристов. Он двигался быстро и на своих длинных ногах расстояние в два квартала преодолел за считаные минуты. Питт вильнул за угол, метнув вбок короткий взгляд. Как он и предполагал, человек в красной рубашке сле­довал за ним.

Питт свернул на маленькую боковую улочку, заполненную с двух сторон мелкими лавочками, выставившими свой товар прямо на тротуар. Ненадолго оторвавшись от преследования, Питт бросился бежать, ураганом пролетев мимо дюжины ла­вок. Нырнув за газетный киоск, он перешел на шаг, сбавил ход возле магазинчика одежды без крыши. Одна из стоек с тяжелы­ми шубами и дубленками тянулась вдоль окна, обеспечивая прекрасное укрытие от взглядов с улицы. Питт юркнул в мага­зин, обогнул стойку и встал за ней, прижавшись спиной к раз­борной стене.

Из-за прилавка с наваленной на нем разномастной обувью выплыла морщинистая старуха в переднике, приблизилась к Питту и вопросительно посмотрела на него.

—  Ш-ш-ш... — Он прижал палец к губам и улыбнулся. Ста­руха сделала удивленное лицо и, покачивая головой, потащи­лась в дальнюю часть магазина.

Ждал Питт недолго. Не прошло и пяти секунд, как в мага­зин вбежал все тот же человек в красной рубашке. Он запыхал­ся — в поисках Питта ему приходилось заглядывать в каждый магазин на своем пути. Питт не видел его, но торопливые шаги возвестили ему о появлении преследователя. Он продолжал не­подвижно стоять, прислушиваясь к скрипу кожаных подошв по бетонному полу. Внезапно он стих, а когда снова возобновился, Питт как разжатая пружина выскочил из своего укрытия.

Заметив движение позади себя, человек в красной рубашке бросился наутек, надеясь скрыться в соседнем магазинчике. Обернувшись, он увидел, что Питт, который был выше его по­чти на фут, уже навис над ним. Прежде чем он успел среагиро­вать на нападение, руки Питта клещами обхватили его за плечи.

Питт мог легко сдавить ему горло, повалить на землю или развернуть лицом к себе, но ему не хотелось затевать драку в людном месте, поэтому он просто толкнул человека вперед и собственным весом придавил его к высокой стойке для голов­ных уборов. Лицо преследователя скрылось среди бейсболок с яркими буквами и тусклых шляп. Для того чтобы обездвижить его, стена подошла бы лучше, однако Питта нисколько не уди­вило, когда незнакомец, извернувшись, одной рукой ткнул его в живот, а вторую забросил за спину.

Питт отошел от назойливого преследователя и с усмешкой принялся разглядывать его. Тот недоуменно похлопал себя сна­чала по спине, затем по бокам.

— Вы, случайно, не это ищете? — спросил он, выбросив руку и наводя ему в грудь ствол автоматического пистолета Сердю­кова. Незнакомец побледнел, перестал ощупывать себя, холод­но посмотрел на Питта и вдруг улыбнулся.

— Мистер Питт. Вы молодец, воспользовались своим пре­имуществом, — произнес он на хорошем английском с едва за­метным акцентом.

— Мне не нравятся люди, которые не дают мне ходить спо­койно, — сказал Питт, не опуская пистолета.

— Вам не нужно меня бояться, мистер Питт, — произнес незнакомец, подняв голову и оглядывая улицу возле магази­на. — Я ваш друг, — продолжил он. — Я не слежу за вами, а оберегаю от неприятностей.

— Вот как? Ну хорошо. Тогда пойдемте в кафе, я познаком­лю вас со своими друзьями. Им наверняка будет интересно по­беседовать с вами.

— В отель «Континенталь»? — все так же улыбаясь, осведо­мился незнакомец и снял с макушки детскую кепочку с изоб­ражением бегущего верблюда, упавшую на него во время пота­совки. Он отошел от стойки и двинулся по направлению к оте­лю. Питт, сунув пистолет в карман, следовал за ним, размышляя о странной эксцентричности своего неожиданного знакомца и о том, от кого же тот оберегал его.

Русский не делал попыток скрыться, а, напротив, смело прошел в отель, пересек фойе и вступил в зал центрального ре­сторана. К удивлению Питта, он направлялся прямо к большой кабинке, где сидели Джордино и Саргов, наслаждаясь люби­мым напитком.

— Сашка! Привет, старый козел! — приветствовал он Сар­гова и снова рассмеялся.

—  Корсов?! Так тебя еще не отозвали отсюда? — удивился Саргов, поднимаясь и заключая его в объятия.

—  И не собираются. Мою роль здесь трудно переоценить, — с нарочитой серьезностью отозвался Корсов. Он внимательно осмотрел лицо друга и, нахмурившись, проговорил: — Ты вы­глядишь, словно только что вернулся из ГУЛАГа.

—  Не обращай внимания. Последствия короткого пребы­вания в руках невежливых полукровок. Я же тебе все рассказы­вал. А, простите, — встрепенулся он. — Давай я представлю тебя моим американским друзьям. Познакомьтесь, это Иван Кор­сов, специальный атташе при российском посольстве здесь, в Улан-Баторе. Он согласился помочь нам в поисках следов этой чертовой «Аварги».

—  Он следит за нами с самого аэропорта, — вставил Питт и с легким подозрением взглянул на Корсова.

—  Александр сообщил мне о вашем приезде. Я проверял, следит ли кто за вами или нет, — объяснил Корсов.

—  Похоже, мне следует извиниться перед вами, — улыбнул­ся Питт, незаметно возвращая ему пистолет и пожимая руку.

—  Ничего страшного, — ответил тот. — Разве что моей жене может не понравиться новая форма моего носа. — Он потер синеватую полосу, оставленную вешалкой для шляп.

—  Как она вообще может на тебя смотреть — вот что для меня всегда оставалось загадкой, — рассмеялся Саргов.

Все четверо сели и заказали обед. Вскоре их разговор стал намного серьезнее.

—  Александр, ты говорил мне о неудачной попытке зато­пить ваш «Верещагин», о похищении ученых, проводивших разведку, о своем спасении, но я никак не предполагал, что ты ранен, — произнес Корсов.

—  Все сложилось бы для меня намного хуже, не подоспей на помошь Питт с Джордино. — Подняв бокал, Саргов чуть поклонился в их сторону.

—  А мы не промокли бы насквозь, таскаясь ночами по не­освещенным кораблям, — прибавил Джордино.

—  Почему ты так уверен, что похищенные ученые находят­ся в Монголии?

— Нам известно точно — сухогруз арендовал нефтяной кон­сорциум «Аварга» и ученые работали на Байкале в соответствии с подписанным с ним контрактом. Местные власти и милиция не смогли найти ни юридического адреса компании, ни счетов в банках, поэтому мы и предположили — искать ее следы нужно в Монголии. Таможенники подтвердили нашу догадку, от них поступила информация о пересечении российско-монголь- ской границы в пункте Наушки несколькими грузовиками, по описанию, тех самых, что мы видели в Листвянке.

— Они делали официальный запрос в местные правоохра­нительные органы?

— Да, делали. Обращались за помощью в управление поли­ции. На самом верху идут переговоры о согласовании действий. Правда, в Иркутске какой-то чин предупредил меня, что обыч­но местные власти не очень торопятся оказывать помощь кому бы то ни было. Традиция такая — не спешить.

— Что верно, то верно, — согласился Корсов, кивнув. — Сейчас российское влияние в Монголии намного слабее, чем раньше. Да и уровень безопасности снизился. Демократиче­ские реформы и тяга к экономическому росту ослабили конт­роль властей над населением страны. — Корсов, подняв брови, посмотрел на Питта и Джордино.

— Всегда приходится чем-то поступаться. Свобода даром не приходит. А как же иначе? — сказал Джордино.

— Товарищ Ал, поверьте мне, все мы хотим реформ и рас­ширения гражданских свобод. Но зачем же мне работу услож­нять?

— А в чем, собственно, заключается ваша работа? — поин­тересовался Питт. — Насколько я понял, вы причислены к рос­сийскому посольству?

— Специальный посланник и помощник руководителя ин­формационного отдела, к вашим услугам. Я обеспечиваю по­сольство самой свежей и самой надежной информацией о по­ложении в стране, о ее внутренней и внешней политике.

Питт и Джордино молча понимающе переглянулись.

— Опять издеваешься, Иван? — улыбнулся Саргов. — Пре­крати. Давай лучше об «Аварге». Что ты можешь о ней сооб­щить?

Откинувшись на спинку кресла, Корсов подождал, пока официант расставит перед ними очередные бокалы, и, пони­зив голос, начал рассказывать:

—  Очень странная это организация, нефтяной консорциум «Аварга».

—  В чем состоит ее странность? — спросил Саргов.

—  Для начала, корпоративное юридическое лицо — поня­тие для Монголии относительно новое. Общеизвестно, что при коммунистах ни о какой частной собственности и речи не мог­ло идти. Лишь пятнадцать лет назад в Монголии стали появ­ляться независимые самоуправляемые компании. В последние пять лет произошел настоящий взрыв деловой активности, фирмы стали возникать как грибы после дождя — частные, образованные одиночками или группами лиц, с участием го­сударственного или зарубежного капитала. Последнее особен­но характерно для горнодобывающей промышленности, поскольку государство не обладало финансовыми возможностя­ми, а у населения не было сколько-нибудь значительных сумм для создания стартового капитала. Вот тут-то и появляется «Авар­га», и заметь, Саш, в деньгах она не нуждается.

—  Возможно, партнером выступила какая-то правитель­ственная структура, — предположил Питт.

—  Нет, я проверял их регистрационные документы. «Авар­га» — абсолютно частная компания. Никаких связей с госструк­турами нет. Но что еще интереснее — «Аварга» стала одной из первых частных компаний в стране, зарегистрирована она в начале девяностых, сразу после обретения Монголией фактической независимости от социалистического блока. Кстати ска­зать, так назывался древний город, который, как считают не­которые, был первой столицей Монголии.

—  Деньги могут подтянуться в процессе деятельности, — начал размышлять вслух Джордино. — Заключили договор на аренду земли, купили пару грузовиков, начали работать. По­том привлекли чьи-то капиталы.

—  Такое возможно. Я не знаю, с чего они начали, но их те­кущих активов хватит на тысячи грузовиков.

— Что еще разузнал? — продолжал расспрашивать Саргов.

—  У них есть несколько скважин, они добывают нефть, но в ограниченных количествах и где-то на севере Монголии, вбли­зи сибирской границы. Они пробурили несколько пробных скважин в районе пустыни Гоби. Совсем недавно они приоб­рели права на поиск нефти в районе озера Байкал — там территория покрупнее. Но все это только бумага и скудные баррели нефти, которую еще неизвестно, можно ли продать и за сколь­ко. Их единственный материальный актив, который можно уви­деть и пощупать, — склады и мастерские по ремонту нефтедо­бывающего оборудования, расположенные к югу от Улан-Ба­тора, возле старого железнодорожного депо. И последнее — совсем недавно «Аварга» возвестила о начале добычи меди в маленькой шахте недалеко от Каракорума.

—  В этих сведениях нет ничего экстраординарного, — за­метил Питт.

—  Да, потому что они общеизвестные. А вот другие их ак­тивы, распечатку которых я получил из министерства сель­ского хозяйства и промышленности, знают далеко не все. Кста­ти, самое интригующее содержится именно там.

Глаза Корсова вдруг забегали, и это характерное движение навело Питта на мысль о том, что министерство скорее всего не совсем в курсе ни о самом факте, ни о способе добычи Кор- совым ценной внутренней информации.

—  Нефтяной консорциум «Аварга», — продолжил Кор­сов, — приобрел права на добычу нефти и полезных ископае­мых в самых разных частях страны. В сумме они составляют огромную территорию. Но самое удивительное в другом — они приобрели в собственность обширные участки государствен­ной земли, тысячи акров. Подобных привилегий в Монголии удостаиваются единицы. Мой источник сообщает о гигантских суммах, заплаченных «Аваргой» правительству Монголии за по­лучение прав. Но только явных материальных ресурсов для про­ведения сделок такого объема у них нет.

—  Всегда и везде найдется банк, который охотно одолжит деньги под перспективный проект, — пробормотал Питт. — Существуют еще иностранные фонды. Кто мешает «Аварге» выйти на них? Полезные ископаемые — кусок лакомый.

—  Допускаю, хотя свидетельств, подтверждающих ваше предположение, я не обнаружил. Да, поведаю вам один любо­пытный факт: значительная часть приобретенных земель на­ходится в пустыне Гоби, где ни нефти, ни полезных ископае­мых быть не может. Геология не та.

Появился официант и поставил перед Корсовым тарелку с жареной бараниной. Тот запихнул в рот крупный кусок мяса, быстро прожевал его и опять заговорил:

—  Мне показалась любопытной странная таинственность главы компании. Он не замешан в политике. У него нет связей с государственными чиновниками. В большинстве своем они его попросту не знают. Оплата производится наличными, и источник ее мне неизвестен. По моим сведениям, глава компа­нии безвыездно находится в Сяньду.

—  Сяньду? — переспросил Питт.

—  Так называется место, где находится его личная резиден­ция и одновременно штаб-квартире «Аварги». Расположено примерно в двухстах пятидесяти километрах к юго-востоку от­сюда. Сам я никогда его не видел, но много слышал о нем от одного из руководителей «ЮКОСа», несколько лет назад при­езжавшего туда для заключения какой-то сделки. Небольшой, но роскошный дворец, уменьшенная копия летней резиденции монгольского императора тринадцатого века. Набит очень ред­кими старинными предметами. Считается единственным в сво­ем роде жилищем в Монголии. Странно, я даже не слышал, что там бывал кто-то из монголов.

—  Дополнительные свидетельства необъяснимого богат­ства, — резюмировал Саргов. — Так как вы думаете, друзья мои, где могут находиться пленники? Здесь, на территории склада или в этом Сяньду?

—  Трудно сказать. Следы в тамошней местности долго не сохраняются, но я бы начал поиски именно оттуда. Кстати, а с какой целью похитили ваших знакомых, ученых, которые вели разведку нефти?

—  Хороший вопрос. Вот бы знать на него ответ, — отозвал­ся Питт. — Предлагаю все-таки начать с того, что ближе. Со складов и мастерских. Можете предоставить нам возможность проникнуть туда?

— Ну разумеется, — ответил Корсов обиженным голосом — вопрос явно показался ему бестактным. — Я давно уже все там осмотрел. Территория охраняется, но со стороны железнодо­рожных путей просочиться туда вполне возможно.

— Быстрый ночной досмотр местности никого не обеспо­коит, — сказал Джордино.

— Я предполагал, что вам захочется взглянуть на их владе­ния. Вам следует только проверить — там ваши нефтяники или нет, больше ничего. Если их там не окажется, мы сможем под­ключить к поискам монгольскую полицию. В противном слу­чае мы состаримся прежде, чем те пошевелятся. Уверяю вас, товарищи, в Монголии слишком многое переменилось.

— Вам ничего не удалось выяснить относительно Татьяны?

— К сожалению, нет. Если верить местным иммиграцион­ным властям, она могла появиться в Сибири под вымышлен­ным именем. Однако если она как-то связана с «Аваргой» и находится в Монголии, мы ее отыщем. — Корсов покончил с мясом, запив его бокалом сваренного китайцами пива. — Лад­но, все. Сегодня в полночь. Встретимся за отелем, и я отвезу вас на объект.Сами понимаете, в моем положении идти с вами довольно опасно. — Он усмехнулся, обнажив крупные блестя­щие зубы. — Так что действовать придется самим.

— Боюсь, действия в стиле мастеров плаща и кинжала мне сейчас мало подходят. — Покачав перевязанной кистью, Сар­гов разочарованно вздохнул.

— Тем лучше, товарищи, — успокоил их Питт. — Не будем устраивать международный скандал по пустякам. В случае чего мы прикинемся туристами, случайно заблудившимися в незна­комом районе.

— Так и сделайте. Что тут особенного? Кому вы навредили тем, что просто прошлись по чужой территории? — согласился Саргов.

Веселое лицо Корсова вдруг стало серьезным.

—  Должен вам сообщить одну весьма неприятную новость. Можете считать ее предупреждением. Два дня назад группа рус­ских геологов из компании «Лукойл» попала в засаду и была расстреляна из луков неизвестными всадниками в горном рай­оне на севере Монголии. Без всякой видимой причины. Четве­рых убили, пятому удалось незаметно скрыться. Нашли его, изможденного и напуганного до ужаса, пастухи неподалеку от деревушки Эроо. Когда он в сопровождении чинов из местной полиции пришел на место их последней стоянки, там все было убрано. Никаких следов — ни техники, ни тел, ничего. Спасшегося сопроводили в Сибирь, а компания «Лукойл» выступи­ла с заявлением о том, что четверо ее сотрудников пропали без вести.

—  Прослеживается какая-то связь с «Аваргой»? — спросил Джордино.

—  Откуда мы можем знать, когда свидетелей нет? Но со­гласитесь, совпадение довольно странное.

На мгновение все замолчали, затем Питт снова спросил:

—  Иван, вы нам рассказали о самом концерне «Аварга». Теперь скажите о том, кто за ним стоит.

—  Точнее, о тех, — поправил его Корсов. — Компания за­регистрирована на некоего Толгоя Боржина. У него, по слухам, есть сестра и младший брат, но имена их я пока не выяснил. Предположительно сестрой может быть Татьяна. Я постараюсь добыть нужную информацию. Согласно данным, они выходцы из Монголии, но никто ничего не может сказать об их семье даже в конфиденциальных и не бесплатных беседах. Воспиты­вался Боржин в государственной коммуне, в аймаке Хэнтий. Мать его умерла, когда он был еще младенцем, отец долгое вре­мя работал в горах — начал с разнорабочего, закончил масте­ром геологоразведки. Политического влияния, как я уже упо­минал, семья не имеет, и в высших кругах в Улан-Баторе нико­го у них нет. Правда, ходит один странный слух — семейство причисляет себя к так называемому Золотому клану. Самозван­цы, я думаю.

—  Что это за клан такой? Хранители сокровищ далеких пред­ков? — поинтересовался Джордино.

—  Нет. — Корсов покачал головой. — Название «Золотой клан» указывает не на богатство, а на происхождение.

—  Подобное название просто обязано предполагать нали­чие припрятанных где-нибудь значительных ценностей. Не все же в их роду отличались бедностью?

—  Ну, в Золотом клане были очень небедные люди, — ус­мехнулся Корсов. — Владели несметными сокровищами, гро­мадными землями. Строго говоря, в кармане у них был почти весь Азиатский континент.

—  Вы хотите сказать... — заговорил Питт, но Корсов пере­бил его:

—  Совершенно верно, мистер Питт. Как говорят истори­ческие хроники, Золотой клан ведет свое происхождение от самого Темучина.

—  Темучина? — переспросил Джордино.

—  Именно. Темучина, опытного тактика, гениального стра­тега и завоевателя; пожалуй, величайшего из вождей Средне­вековья...

—  Более известного миру под именем Чингисхан, — закон­чил за него Питт.

18

Поужинав много позже обычного, одевшись во все темное, Питт и Джордино вышли из отеля, демонстративно пошумев у регистрационной стойки, выясняя адреса ближайших баров. Хотя иностранные туристы давно уже перестали быть редко­стью в Улан-Баторе, Питг настоял на небольшой демонстрации, чтобы не вызывать никаких подозрений. Беззаботной поход­кой они обошли здание отеля и устроились в небольшом кафе напротив заднего входа. Кафе было переполнено, но им все же удалось отыскать столик в углу и в ожидании, пока часы пока­жут двенадцать, выпить по паре бокалов пива. Неподалеку от них группа подвыпивших бизнесменов монотонно выводила какую-то балладу, пытаясь нестройными голосами попасть в унисон с рыжеволосой официанткой, подыгрывавшей им на струнном инструменте под названием ятага. Песня тянулась так долго, что Питт с удивлением подумал: «Интересно, закончит­ся ли она когда-нибудь?»

Корсов появился ровно в полночь, подъехав к отелю на се­рой «тойоте»-седане. Не сбавляя скорости, он распахнул две­ри, Питт и Джордино запрыгнули в машину. Корсов сразу на­давил на газ и помчался вперед. Он долго кружил по окольным улицам, пронесся по центру города, мимо просторной площа­ди Сухэ-Батора, названной в честь знаменитого революционе­ра, победившего китайцев в 1922 году и провозгласившего не­зависимость Монголии. Заслуженный герой, наверное, с боль­шим неудовольствием посмотрел бы сейчас на толпу молодежи, собравшейся в священном для него месте послушать выступле­ние местных рок-знаменитостей, исполнявших музыку в стиле грандж.

«Тойота» свернула на юг и вскоре, оставив за собой центр с его потоками автомашин, помчалась вдоль полутемных улиц.

—  У меня есть для вас небольшие сюрпризы. Лежат на зад­нем сиденье, — сообщил Корсов, улыбаясь и поблескивая в смотровом зеркале крупными, выступающими вперед зубами. Джордино, перегнувшись, пошарил по сиденью и достал отту­да две свернутые, изрядно поношенные спецовки и две строи­тельные каски с облупившейся краской.

—  Так вам будет и теплее, и комфортнее. В темноте вполне сойдете за складских рабочих.

—  Или за безработных бродяг, — добавил Джордино, с тру­дом натягивая на себя спецовку. Казалось, ветхая, побитая мо­лью ткань вот-вот лопнет на его могучих руках и груди. Заме­тив, что рукава куртки Питта дюймов на шесть короче, чем нуж­но, Джордино тихо рассмеялся: — Я вижу, у вас нет по сосед­ству круглосуточных мастерских по ремонту одежды.

—  Ха, очень смешно! — С этими словами Корсов запустил руку под сиденье, вытянул оттуда большой пакет, карманный фонарь и передал их Питту.

—  Снимки объекта. Сделаны аэрофотосъемкой. Их мне любезно предоставило министерство строительства и городского развития. Не очень детальные, но общее представление о рас­положении зданий дают.

—  Похоже, Иван, сегодня вечером вам было чем заняться, — сказал Питт.

—  Я надеюсь, вы не думаете, что человек, имеющий жену и пятерых детей, после работы сразу бежит домой? — со смехом ответил Корсов.

Они достигли южной окраины города, где Корсов повер­нул на запад, направив «тойоту» вдоль железнодорожных пу­тей. Проезжая мимо центрального железнодорожного вокзала Улан-Батора, Корсов сбавил скорость. В тусклом свете карман­ного фонарика Питт и Джордино начали торопливо просматривать снимки.

Просмотр их ничего не дал. Они были сделаны определен­но с большой высоты, несовершенной аппаратурой и охваты­вали район площадью два квадратных километра. Если бы Кор­сов заранее не обвел на них красным фломастером нужное ме­сто, Питт так и не понял бы, где им предстояло искать своих коллег. Принадлежащая «Аварге» территория была небольшой, прямоугольной формы, в противоположных концах ее стояли два больших здания, а между ними находились строения по­меньше. Практически все свободное место занимали штабеля труб и ряды с оборудованием. С трех сторон участок ограждал забор, четвертая, восточная, где проходили железнодорожные пути, была открытой. Вдоль одной стороны забора тянулась улочка. Питт ткнул пальцем в восточную часть, провел им по путям, давая понять Джордино, что они соединяются с основ­ной железной дорогой.

Корсов выключил фары, вильнул к бровке и остановился. Впереди стояло невысокое законченное здание без крыши. Когда-то в нем находилась местная пекарня, от которой пос­ле вспыхнувшего пару лет назад пожара остались лишь обго­релые стены.

—  Прямо за этим пепелищем идут подъездные пути на объект, по ним проберетесь внутрь. Стены там нет, только двустворчатые металлические ворота, соединенные цепью. Как действовать — разберетесь, — заверил Корсов и вручил Питту кусачки. — Я буду у железнодорожного депо около трех ночи, затем ровно в три пятнадцать подъеду сюда и остановлюсь. Минуты на две, не больше. Не успеете к этому времени — даль­ше ваши проблемы, а я вас не знаю.

—  Спасибо, Иван, и не волнуйся — до трех мы справимся.

—  Ну и замечательно. Только запомните, пожалуйста: зво­нить вам в случае чего нужно не в российское посольство, а в американское.

Питт и Джордино направились к обгорелому зданию, до­ждались, когда задние огни машины Корсова скроются вдали, и только потом двинулись дальше. Подъездные пути они нашли быстро, по возвышавшемуся над дорогой бетонному настилу, и в полной темноте двинулись по ним в сторону мерцавших впереди слабых огоньков.

—  Знаешь, а мне кажется, он сейчас едет назад, в то уют­ненькое кафе пить водочку, — предположил Джордино, заго­раживая лицо от порывов ледяного ветра.

—  Та барменша замужем, не беспокойся. Зачем ему напрас­но время тратить, — отозвался Питт.

—  Никогда бы не подумал, что сидеть в баре означает тра­тить время. Лично для меня в любом баре время как будто оста­навливается.

—  Ну, пока не принесут счет — да. Не горюй. Если найдем Терезу и ее коллег, я первый куплю тебе бутылку «Столи».

—  Договорились.

Они спустились с железнодорожного полотна, прошли фу­тов пятнадцать в сторону, приблизились к забору. Сделали еще несколько шагов, и перед ними, как и говорил Корсов, возник­ли двойные ворота из металлической сетки. Соединяла их тон­кая цепь, протянутая через два прута и перехваченная навес­ным замком. Питт вытянул из кармана кусачки и быстро про­резал в сетке большую букву «Г»; Джордино, ухватившись за ее верхний край, оттянул сетку вниз, давая пролезть Питту, затем пробрался сам.

Битком забитый двор был ярко освещен; несмотря на позд­ний час, везде кипела работа — сновали люди, ездили погруз­чики. Стараясь по возможности держаться ближе к тени, Питт и Джордино двинулись вдоль большого здания, похоже­го на ремонтный цех, к восточной стороне участка. Большие ворота здания были настежь распахнуты, Питт и Джордино метнулись к одной из створок и спрятались за ней, боясь по­шевелиться. Со своей выгодной позиции они хорошо видели все, что происходило во дворе. Слева от них с десяток человек копошились возле железнодорожной ветки, на которой сто­яли четыре открытые железнодорожные платформы. На одну из них мостовой кран перетаскивал связки четырехфутовых труб, к остальным два желтых погрузчика подвозили ящики с оборудованием. Питт немного успокоился, заметив на рабо­чих такие же, как и у них с Джордино, старенькие, поношен­ные спецовки и каски.

—  Трубы предназначаются для буровых скважин. Здесь их, выходит, и хранят, — шепотом констатировал Питт, наблюдая за погрузкой. — Ничего необычного нет.

—  Ну разве что одна мелочь — этих труб хватило бы, чтобы добурить до земного ядра, — задумчиво ответил Джордино, ог­лядывая двор.

Питт проследовал за его внимательным взглядом и кивнул. Весь двор был заставлен связками труб длиной по сорок футов и диаметром от четырех футов и выше. Уложенные штабелями, они поднимались ввысь на десятки футов. Со стороны они ка­зались жутким металлическим лесом, высаженным ровными рядами и аккуратно подстриженным. Боковая часть террито­рии была усеяна штабелями пониже, составленными из труб меньшего диаметра и каких-то ящиков. Эти напоминали кус­тарник.

Питт перевел внимание на открытый вход в склад, скольз­нул к нему и осторожно заглянул внутрь. Склад был ярко осве­щен, но Питт не увидел в нем признаков движения. Только пор­тативный радиоприемник, надрывавшийся незнакомой попсо­вой мелодией на небольшом столике в ближнем углу, указывал на присутствие рабочих. Выпрямившись, Питт и Джордино торопливо вошли внутрь, встали за грузовиком у боковой сте­ны и принялись разглядывать помещение.

В передней части между двумя многотонными самосвала­ми, припаркованными у стен, стояло с полдюжины открытых трейлеров. За ними выстроились тяжелые экскаваторы «Хитачи» и бульдозеры. В задней части склада располагалась ремонт­но-сборочная мастерская. Там на полу грудами лежали кронштейны, детали, полуразобранные узлы. Один из них, почти готовый, стоявший на колченогих металлических козлах, Питт узнал сразу.

—  Насос для нефтяной скважины, — сказал он, вспомнив, как еще мальчишкой, в южной Калифорнии, лазил со своими друзьями по заброшенным нефтяным полям, заваленным ржавым оборудованием. Правда, эти выглядели покороче и поком­пактнее, чем те, давнишние, с помощью которых выкачивали нефть из старых скважин, откуда из-за недостатка давления она уже не могла поступать на поверхность сама.

—  Больше напоминает недоделанную карусель для брига­ды сварщиков, — ответил Джордино и внезапно кивнул на сто­лик в углу. Только теперь они разглядели сидящего за ним че­ловека, тихо разговаривавшего с кем-то по телефону.

Прячась за открытой платформой тягача, Питт и Джорди­но подползли поближе к дверям, выскочили из своего укрытия и медленно двинулись со склада, как вдруг с улицы послыша­лись голоса. Кто-то разговаривал недалеко от ворот. Питт и Джордино снова юркнули за тягач, присели за его передним колесом. Вскоре в здание, оживленно беседуя, вошли двое ра­бочих и направились в дальний конец, в офис. Питт и Джорди­но, петляя между грузовиками, с разных сторон метнулись к дверям, выскочили со склада, снова сошлись у груды пустых поддонов.

—  Любой из этих грузовиков мог находиться на Байкале, но крытого грузовика, того, что мы с тобой видели у дока, здесь нет, — прошептал Джордино.

—  Посмотрим в другом здании, у противоположной сте­ны, — ответил Питт, кивнув в ту сторону. Второй склад нахо­дился в более темной части двора и казался запертым. Огибая низкие узкие навесы без стен, по виду — инструментальные склады, которыми была занята вся северная сторона, Джорди­но и Питт двинулись к дальнему складу. В центре объекта на­ходилось еше несколько навесов, неподалеку виднелась будка для охраны. Питт догадался, что где-то неподалеку должен быть центральный вход на объект, и вильнул в сторону, уходя из зоны видимости. Джордино по пятам следовал за ним. Они прибавили шагу, добрались до последнего навеса с небольшим, ис­пачканным машинным маслом верстаком и таким же грязным ящиком с инструментами и остановились.

Второй склад, размером такой же, как и первый, находился точно напротив них. Он был неосвещен, и никакой активнос­ти внутри не наблюдалось. Его большие ворота и дверь возле них были закрыты. Однако самое главное отличие этого склада от первого состояло в присутствии возле него вооруженного охранника, мерно прохаживавшегося вокруг здания.

— Какой смысл охранять отдельное здание на уже охраняе­мой территории? — задал риторический вопрос Джордино.

— А ты не хотел бы выяснить?

Питт развернулся к ящику с инструментами и порылся в его содержимом.

— Наверное, подойдет, — пробормотал он, выбрав из кучи инструмента кувалду с длинной ручкой и вскинув ее на плечо.

Джордино перевернул ящик и вытряхнул весь инструмент на верстак. Оставив себе только ножовку и тяжелый разводной ключ, он сунул ящик под мышку.

— Ну что босс, отправляемся. Пора приступать к слесар­ным работам, — пробормотал он и выступил на свет вслед за Питом.

Плечом к плечу, шагая в ногу, они двинулись по касатель­ной к складу. Шли они уверенно, как хозяева территории. По­началу охранник не обратил на них никакого внимания. В сво­их потрепанных спецовках и побитых касках они ничем не вы­делялись среди остальных рабочих на объекте. Правда, когда он понял, что они направляются к двери закрытого склада, то встрепенулся и окликнул их.

— Стоять! — рявкнул он по-монгольски. — Куда вы, черт подери, претесь?!

Джордино остановился, но только чтобы наклониться и неторопливо поправить развязавшийся шнурок. Питт продол­жал спокойно идти к двери, словно возле нее и не было охран­ника.

— Стоять! — снова завопил тот, поворачиваясь к Питту и хватаясь рукой за кобуру.

Питт остановился, только когда от охранника его отделяло не больше ярда. Широко улыбнувшись, он пристально посмот­рел ему в глаза.

— Извини, приятель, не понимаю я твоего языка. No habla, — мягко произнес он извиняющимся тоном и пожал плечами.

Пока охранник вслушивался в странную речь и недоумен­но рассматривал кавказские черты лица Питта, сзади к нему подкрался Джордино и, размахнувшись, опустил тяжелый ящик с инструментом ему на голову. Охранник ничком свалился на землю, на лету потеряв сознание.

—  Ты знаешь, а он все-таки погнул мне крышку, — с неудо­вольствием заметил Джордино, оглядывая ящик.

—  Если есть страховка, то ничего страшного. Давай берись. Положим нашу Спящую красавицу в более подходящее мес­то, — сказал Питт, переступая через неподвижное тело.

Он приблизился к складу, подергал ручку двери, но та оказа­лась закрытой. Он поднял кувалду и изо всех сил ударил по руч­ке. Замок развалился, язычок вылетел из косяка, и Питт несиль­ным толчком распахнул дверь. Джордино, подхватив охранни­ка под руки, затащил его внутрь, аккуратно уложил вдоль сте­ны лицом вниз. Питт закрыл дверь.

Было темно. Питт достал из кармана фонарик, посветив, нашел на стене выключатель, повернул его, и помещение за­лил яркий флуоресцентный свет. К удивлению Питта и Джор­дино, склад оказался практически пустым. Только стоявшие в центре два тягача с открытыми платформами придавали помещению обитаемый вид. Одна платформа была пустой, на вто­рой стояла какая-та машина, скрытая от посторонних глаз под брезентом. Обтекаемая, стремительностью форм она напоми­нала вагон подземки. Своими размерами она впечатляла точно так же, как и та вертикально стоявшая установка, которую Питт с Джордино видели на борту сухогруза на озере Байкал, только эта располагалась горизонтально.

—  Не похоже на предмет наших поисков, — заметил Питт.

—  Кто же мешает нам развернуть и посмотреть, какую тай­ну они там спрятали? — сказал Джордино, вытаскивая из по­мятого ящика ножовку. Запрыгнув на платформу, он принялся резать веревки, которые, плотно обматывая машину, придава­ли ей сходство с мумией. Когда с последним узлом было по­кончено, Питт, вытянув вверх руки, сорвал с машины брезент. Пока покров сползал на пол, они словно завороженные раз­глядывали тридцатифутовой длины механизм, похожий на гро­мадную трубу. От массивной цилиндрической головки к опор­ной раме, расположенной в хвостовой части машины, тянулись, переплетаясь между собой, различного размера трубки и гидравлические шланги. Питт обошел тягач, со всех сторон осмот­рел машину, потрогал толстый диск диаметром восемь футов, смонтированный на головке и усеянный множеством дисков поменьше.

— Установка для горизонтального бурения, — уверенно произнес он, погладив один из небольших дисков, немного сто­ченный от длительного использования.

— Корсов упоминал, что у компании есть какие-то интере­сы в горнодобывающей промышленности. Я слышал, Монго­лия богата залежами меди и угля.

— Слишком дорогая игрушка дли их скромных интересов.

Внезапно откуда-то из глубины двора донесся пронзитель­ный свист. Питт и Джордино резко повернули головы к двери и сразу же увидели, как мелькнул в ней силуэт охранника.

— Кто-то проснулся и, не предупредив нас, вызвал контро­лера, — буркнул Питт.

— А я билет не успел купить, да у меня и денег-то с собой нет.

— В любом случае все, что нам нужно, мы увидели. Пойдем отсюда, прикинемся заплутавшими путниками.

Они побежали к двери, Питт толкнул ее, и та со скрипом приоткрылась. Он выглянул наружу и увидел, что к складу на джипе едут трое вооруженных охранников. Один из них сидел на заднем сиденье, потирая ушибленную голову. Не трудно было догадаться, что это тот самый страж, которого Джордино огрел ящиком.

Питт мгновенно распахнул дверь и метнулся в сторону от здания. Джордино бежал, не отставая от него. Охранники в ма­шине наперебой закричали, но Питт и Джордино скрылись за первым же штабелем труб.

— Надеюсь, у них нет собак, — проговорил Джордино, не­много отдышавшись.

— По крайней мере лая не слышно. — Питт инстинктивно крепче сжал рукоять кувалды, которую прихватил с собой, по­кидая склад.

— Пора пробираться к железнодорожным путям. Пока ох­ранники будут топтаться здесь, мы попетляем между трубами и, если повезет, незаметно пройдем мимо вон той платформы. Есть шанс уйти без особых потерь, — сказал Питт.

— Давай, я — за тобой, — отозвался Джордино.

Они опять бросились вперед, петляя и кружа вдоль гигант­ских сооружений из труб высотой двадцать футов. В несколь­ких ярдах позади орали охранники, пустившиеся за ними в по­гоню и имевшие перед Джордино и Питтом большое преиму­щество — они сидели в автомобиле. Преследуемым ничего не оставалось, как резко сворачивать из стороны в сторону, слов­но пробираясь сквозь лес громадных секвой.

Друзья изо всех сил мчались по направлению к железнодо­рожным путям. Последнюю остановку перед основным брос­ком они сделали возле крайней линии штабелей. В нескольких футах от нее заканчивалась ветка, идущая на объект, за ней впе­реди маячила южная его граница, отмеченная двенадцатифу­товой высоты кирпичной стеной.

—  Перескочить через нее мы определенно не сможем, — прошептал Питт. — Придется идти вдоль полотна.

Они выскочили из-за пирамиды, перепрыгнули через рель­сы и, чтобы не привлекать внимания, быстро зашагали к стене. Впереди них шла загрузка одной из платформ. Когда раздались свистки, работа ненадолго прервалась, грузчики встревоженно завертели головами, осматривая двор, но, увидев, что машина с охранниками едет к складу, продолжили заносить на плат­форму оборудование.

Надвинув на глаза каски, Питт и Джордино шли по проти­воположной стороне полотна, надеясь беспрепятственно про­скочить место загрузки платформ. Они уже миновали первую из них, как вдруг на нее вскочил бригадир и неожиданно спрыг­нул перед Джордино, шедшим в нескольких ярдах позади Питта. Приземлился он неудачно, пошатнулся и, столкнувшись с коренастым итальянцем, как с бетонной стеной, замер.

Монгол извинился, затем внимательно посмотрел в лицо Джордино и спросил:

—  Эй, ты кто?

Джордино не понял слов, но тревогу в голосе почувствовал сразу, поэтому тут же отвесил мастеру короткий мощный удар в челюсть. Тот повалился на гальку, и сразу же раздались воз­мущенные крики. Двое рабочих на следующей платформе за­метили происходящее и замахали руками, призывая охранни­ков. Те остановились возле склада, но, услышав рабочих, не­медленно развернули джип и помчались в сторону железнодо­рожного полотна.

— Не многовато ли шума для путешествия инкогнито? — спросил Питт Джордино.

— А как еше я должен был сказать ему, чтобы не совал нос в чужие дела? — пробормотал итальянец.

Питт быстро осмотрел железнодорожное полотно и ворота впереди. «Добежать туда мы успеем, но там нас охранники и схватят. На джипе они доберутся до ворот парой секунд позже нас, а если поднажмут, то смогут и преградить нам путь к сте­не», — подумал он и сказал:

— Расходимся. Постарайся отвлечь на себя внимание ох­ранников в джипе. Я посмотрю, нет ли поблизости какого транспорта.

— Отвлечь внимание? — переспросил Джордино. — Не про­блема.

Они вместе нырнули под ближайшую платформу и вылез­ли с другой стороны. Питт остался сидеть в тени платформы наблюдать, а Джордино выскочил на свет и понесся назад, к штабелям. Пару секунд спустя вдогонку за ним бросились трое рабочих, гравий и песок из-под их ботинок полетели Питту в лицо. Отвернувшись, он заметил, как джип резко свернул и фары его выхватили из темноты фигуру Джордино.

Настала очередь Питта действовать. Что было сил он устре­мился к следующей платформе, возле которой стоял автопо­грузчик со связкой труб на вилах. Питт бросился к кабине по­грузчика, распахнул дверь, вскочил в нее и с размаху опустил кувалду на ногу водителю. Изумленный водитель сначала рассматривал невесть откуда взявшегося Питта, затем, словно вспомнив о раздробленных пальцах, дико взвыл от боли и, не дожидаясь уговоров в виде второго удара, толкнул противо­положную дверь, вывалился из кабины на землю и растворился в темноте.

— Извини, парень, извини, но мне срочно нужна твоя ма­шина, — пробормотал Питт, откладывая кувалду и усаживаясь на водительское место.

Последний раз он ездил на погрузчике лет двадцать назад, когда, учась в колледже, подрабатывал на дистрибьюторском складе запчастей для автомашин, и быстро вспомнил, как им управлять. Он лихо, на одном заднем колесе, развернул погруз­чик, надавил на газ и понесся туда, где был Джордино. От рез­кого толчка трубы полетели в разные стороны. Питт опустил вилы, и теперь два массивных металлических зуба угрожающе торчали в ярде от земли.

Напарник Питта по разведке объекта пронесся к лабирин­ту сложенных труб и метался там, пока перед ним не появился вооруженный охранник. Джип с его двумя товарищами летел на него через центр двора, сзади Джордино настигали трое ра­бочих. Несмотря на явное неравенство сил, Джордино правильно рассудил, что встреча с невооруженными рабочими грозит ему меньшими неприятностями, развернулся и, выставив пле­чо, устремился на одного из них. Наблюдая столкновение, Питт подумал, что именно так мчащийся бык врезается в мягкую игрушку. Рабочий замер, вскинув руки и хватая ртом воздух; лицо его посинело, глаза вылезли из орбит, и он упал на плечо Джордино, согнувшись пополам. Не сбавляя скорости, могу­чий итальянец с бесчувственным рабочим на плече корпусом ударил его товарища. Тот отпрянул в сторону, и Джордино упал, успев, правда сбросить ношу себе под ноги.

Он сразу вскочил, намереваясь уложить и третьего пресле­дователя. Однако тот, худенький невысокий человечек с длин­ными бакенбардами, снова отскочил в сторону и, изловчив­шись, запрыгнул итальянцу на спину. Обхватив шею Джорди­но обеими руками, он начал сжимать хватку. Джордино бросился на землю, пытаясь стряхнуть с себя рабочего. Джип в это время стремительно приближался и, пока Джордино бил­ся как в тисках, завизжав тормозами, остановился рядом. Осо­знав бесполезность сопротивления — рабочий вцепился в него как клещ, — Джордино перестал бороться и распластался на земле, лихорадочно подыскивая выход из сложившейся ситуа­ции. В том, что борьба не закончена и уж тем более не проигра­на, он нисколько не сомневался.

Приподняв голову и посмотрев сквозь лобовое стекло, он увидел победную ухмылку водителя. Он выглядел так, словно сорвал куш в крупнейшем казино Лас-Вегаса. Его сосед, тощий сморчок, по виду — начальник охраны, начал выбираться из джипа и вдруг застыл. В следующее мгновение лицо его пере­косил ужас, а еще через секунду всех сидящих в джипе ослепил яркий желтый свет.

Питт несся на погрузчике, нацелив вилы на водительскую дверь. Парализованный страхом начальник охраны истошно завопил: «Вперед!» — но у водителя уже не оставалось времени отъехать. Вилы погрузчика вонзились в дверь как два ножа в сыр, сжав ошалевшего от паники водителя. Рама погрузчика вдавила дверь внутрь, едва не переломав ноги начальнику ох­раны. Он и водитель успели выскочить из машины, как раз когда Питт, получше подцепив ее, поднял вверх на ярд, ударил ма­шину о борт платформы, затем быстро вытянул вилы и искоре­женный джип упал на землю.

Руки, сдавливавшие шею Джордино, ослабли, и он немед­ленно воспользовался этим. Схватив украшенного бакенбар­дами рабочего за кисть, он вонзил локоть ему под ребра. То ох­нул и начал сползать со спины Джордино, но итальянец не дал ему убежать. Развернувшись, он со всего маху, словно вбивая гвоздь, ударил рабочего одним кулаком в лоб, а другим в ухо. Рабочий, охнув, опустился на четвереньки. Испуганным взгля­дом он следил, как Джордино поднимается.

Водитель джипа валялся на земле, но начальник охраны еще оставался на ногах. Джордино метнул в его сторону быстрый взгляд и с радостью отметил, что пистолет в его руках повернут в другую сторону — на погрузчик, который, сверкая вилами, летел прямо на него. Охранник дважды выстрелил, но руки его тряслись от страха и пули прошли мимо Пита — одна ударила в раму, вторая пробила стекло кабины и просвистела в футе над его головой. Охранник метнулся в сторону, спасаясь от вил. Пригнувшись к рулю, Питт слышал звуки выстрелов и свист пули, но продолжал надвигаться на охранника. Заметив, что тот пытается уползти, Питт опустил вилы, нацелив их ему в грудь.

Откатись охранник в сторону, он остался бы невредим, но он поступил как раз наоборот — вскочил и пустился от погруз­чика наутек. Однако далеко он не убежал — вилы настигли его и ударили в спину. В ту же секунду Питт резко вывернул руль, одновременно подняв вилы, и те, подцепив охранника за курт­ку, потащили вверх. Охранник, выронив пистолет и истошно вопя, болтался в воздухе, а вилы все ползли и ползли, отдаляя его от земли. Больше всего охранник хотел удержаться на ви­лах, а не свалиться с них, поскольку неминуемо попал бы под массивные колеса погрузчика.

—  Нет, дружок. Машину водить тебе еще учиться и учить­ся. Гляди, что натворил. Ведь так и человека убить можно, — прохрипел Джордино, запрыгивая в кабину и усаживаясь ря­дом с Питом.

—  Мои водительские навыки тут ни при чем. Разве я дол­жен думать о технике безопасности? — отозвался Питт.

Он уже развернул погрузчик и теперь, увеличивая скорость, мчался вдоль железнодорожного полотна к воротам. Когда он проезжал мимо одного из открытых складов, стоявшие там ра­бочие кинулись врассыпную, пропуская надвигавшуюся маши­ну с болтавшимся на вилах охранником, молившим о помощи.

Завидев неподалеку невысокую стену, выстроенную из бо­чек с маслом, Питт свернул к ней, чуть увеличил скорость и за­тем резко затормозил, ударив колесами в нижний ряд. Охран­ник соскользнул с вил и полетел вниз. Секунду он парил в воз­духе словно птица, махая руками-крыльями, потом плюхнулся на верхний ряд бочек, стена развалилась, и охранник полетел вниз.

—  Все, конец пути. Пассажиры первого класса выходят. Желаем вам приятного отдыха, — сказал Питт, провожая его взглядом.

Отъезжая, Питт услышал за спиной ругань и в душе обра­довался — значит, охранник остался более или менее невредим.

Опять развернув погрузчик, Питг выжал полный газ и ри­нулся в сторону ворот. До него долетели крики рабочих и ох­ранника, бегавших возле помятого джипа, Питт обернулся и увидел, что двое самых отчаянных рабочих и охранник броси­лись за ними в погоню. Раздалось несколько выстрелов, но пули попали в корпус погрузчика, набиравшего скорость. Постепен­но расстояние между ним и обозленными преследователями увеличивалось.

Приближаясь к воротам, Питт, вильнув, прижал погрузчик к полотну так, что правое переднее колесо застучало по шпалам.

— Скорость для тарана подходящая, — сказал Джордино, следя за движениями Питта и приготовившись к удару.

Питт нацелился в левый край ворот, сильнее сжав руль. Левый клык погрузчика снес верхнюю петлю ворот, вторая, погнувшись, отвалилась сама. Передние колеса погрузчика на мгновение оторвались от земли и опустились. Металлическая сетка изогнулась под ударом, правые петли с треском отскочи­ли от стоек, и ворота, подскочив в воздух, отлетели в сторону.

Погрузчик выскочил с территории объекта. Питг судорож­но вцепился в руль, не давая погрузчику соскользнуть в кювет. Под колесами зашуршал гравий, все три колеса норовили за­рыться в него, проворачиваясь на месте. Погрузчик швыряло из стороны в сторону, но Питт, не отрывая педали газа от пола, крепко держал руль.

— Надеюсь, такси за нами приедет пораньше, — прокри­чал он.

— Хорошо бы. На такой трассе нас быстро догонят, — про­говорил Джордино и увидел, как в сторону помятых ворот на полной скорости несется автомобиль.

Колесо попало на крупный камень, погрузчик подбросило, и Питт едва смог удержать его в равновесии. Ехать на столь не­устойчивом и неприспособленном для плохих дорог транспорт­ном средстве было очень сложно. Кругом стояла кромешная тьма, фары Питт выключил сразу же, как только они выбра­лись за ворота. Наконец впереди на пригорке показался чер­ный силуэт сгоревшей пекарни, и Питт нажал на тормоз. Ко­леса заскользили по гравию, погрузчик остановился только яр­дов через десять.

— Приехали, вылезаем, — сказал Питт и, спрыгнув на зем­лю, принялся внимательно осматривать дорогу. Вскоре он на­шел что искал — крупный плоский камень. Поставив руль так, чтобы колеса погрузчика оказались посреди гравийной доро­ги, Питт надавил акселератор, прижал его камнем и отскочил в сторону. Колеса погрузчика завращались, он подпрыгнул на месте и понесся дальше, исчезая в ночи.

— Жаль, — вздохнул Джордино, взбираясь на пригорок. — Я даже как-то начал привязываться к этой машинке.

—  Не волнуйся, какой-нибудь пастух в пустыне Гоби най­дет ему достойное применение.

Они прошли по небольшой, усеянной камнями поляне, обогнули овраг и нырнули за полуразрушенную стену пекарни. Прижавшись к ней, оглядели противоположную сторону ули­цы. Автомобиля Корсова нигде не было видно.

—  Напомни мне при случае помянуть нехорошим словом КГБ. В обществе, конечно, — изрек Джордино.

Сквозь ветки дерева они продолжали разглядывать дорогу, и вскоре, примерно в полумиле от пекарни, заметили малень­кие красные пятнышки фар.

—  Будем надеяться, что это за нами, — сказал Питт.

Они оторвались от стены и что есть мочи бросились по на­правлению к подъезжавшей машине. Бежали, пригнувшись, стараясь держаться в тени деревьев. Когда раздался шорох шин, они пересекли дорогу, встали у деревьев. Ярдов за двадцать до них автомобиль резко сбавил скорость, медленно подъехал к стене пекарни и остановился. Это была серая «тойота».

—  Добрый вечер, джентльмены, — приветствовал их, усме­хаясь, Корсов, когда Питт и Джордино заскочили внутрь. От него заметно попахивало водкой. — Как прошла экскурсия? Успешно?

—  Да, — ответил Питт, — только хозяева какие-то нервные попались. Или слишком вежливые. Бегут за нами... Может быть, до дома проводить хотят?

Взглянув в зеркало, Корсов увидел прыгающие светлые пят­на фар, совсем близко от «тойоты». Ни слова не говоря, он, на­давив на газ, развернул машину и, разбрасывая по сторонам гравий, понесся в город. На первых же улочках он запетлял и вскоре с визгом затормозил у входа в отель.

—  Спокойной вам ночи, джентльмены, — пробормотал Корсов уже не вполне членораздельно. — Вернемся к работе завтра. С удовольствием выслушаю самый подробный доклад о вашей ночной прогулке.

—  Спасибо, Иван. Постарайся доехать до дома целым и не­вредимым.

—  А как же иначе? — улыбнулся Корсов.

Как только Питт захлопнул дверь, «тойота», взревев двига­телем, рванула вперед, с умопомрачительной скоростью понес­лась по улице и, завизжав шинами, скрылась за углом. Питт и Джордино зашагали к отелю. Внезапно Джордино остановился и ткнул пальцем в сторону кафе. Несмотря на поздний час, оно было еще открыто и из него доносились музыка и смех.

Питт недоуменно посмотрел на друга.

— Пойдем, пойдем. Не ты ли обещал мне пивка? Нет? Ну, все равно, пару бокалов ты мне всегда должен.

19

Тереза сидела в кабинете, отрешенно рассматривая сейс­мические карты. Мало-помалу потрясение, вызванное звер­ским убийством Роя, сменилось мрачной меланхолией, смешан­ной с бессильной яростью. Он заменил ей брата, и его убий­ство прошлой ночью жуткой болью отозвалось в душе Терезы. Хуже того, почти сразу после смерти Роя во дворе появилась Татьяна. Глаза ее горели — казалось, из них сыплются искры. Приблизившись к Терезе, она злобно прошептала:

— Такая же судьба уготована и тебе, если не будешь пови­новаться.

Стражнику, убившему Роя, она приказала отволочь Терезу в ее комнату и сторожить по ночам.

Охрану выставили и у дверей комнаты Уоффорда. Под по­стоянным наблюдением они находились и днем. Тереза обвела взглядом кабинет, в открытую дверь которого виднелись даль­ний конец холла и лестница с замершими у ступеней двумя стражниками с каменными лицами, следившими за каждым ее движением. Яркие шелковые халаты, дээлы, несколько смяг­чали их суровый облик, но одежда уже не могла скрыть от Те­резы функций стражей. Еще ночью она убедилась — вся стра­жа здесь состоит из профессиональных убийц.

Неподалеку от Терезы, положив травмированную ногу на невысокий стульчик, сидел Уоффорд, погрузившись в изуче­ние геологических данных. Узнав о гибели Роя, он тоже испы­тал шок, но, как показалось Терезе, уже оправился от него.

«Слишком быстро», — поначалу думала она, но потом решила, что скорее всего Уоффорд решил попросту забыться в работе.

— Давай просто выполнять их просьбу, — сказал он. — Это единственное, что сохраняет нам жизнь.

«Наверное, он все-таки прав», — подумала она, пытаясь сконцентрироваться на лежащем перед ней отчете. В нем при­водилась геологическая оценка бассейна, расположенного на равнине, местоположение которой не указывалось. Поверх тя­нувшихся отложений известняка и песчаника залегали глина и сланец. Подобные стратиграфические особенности местности свидетельствовали о возможном наличии запасов нефти.

— Куда ни посмотришь, везде геология кажется многообе­щающей, — сообщила она Уоффорду.

— Ты еще сюда посмотри, — отозвался он и развернул передТерезой увеличенное компьютерное изображение несколь­ких слоистых осадочных уровней довольно ограниченного ре­гиона, также не указанного. Карта была составлена группой специалистов-сейсмологов, посылавших ударные импульсы в глубь Земли и записывавших звуковые отражения. Тереза, за­интересовавшись, привстала, чтобы получше рассмотреть кар­ту. Она никогда раньше не видела подобных изображений. Большинство схем имели нечеткие линии, профили в них по­ходили больше на кляксы из «чернильного» теста Роршаха, поставленные на корабле во время сильной качки. На схеме, ко­торую Тереза рассматривала, профили отличались высокой чет­костью, линии подповерхностных слоев были ясно очерчены.

— Удивительное изображение, — заметила она. — Не виде­ла ничего подобного. Сделано определенно с помощью перво­классного современного оборудования.

— Я тоже с таким рисуночком впервые сталкиваюсь. Толь­ко четкость и ясность линий не самое удивительное в изобра­жении. Ты взгляни вот сюда, — прибавил Уоффорд и, вытя­нувшись, ткнул пальцем в выпуклость в самом низу страницы, простиравшуюся явно за границы изображения. Тереза наклонилась и принялась тщательно изучать ее.

— Похоже на картинку из учебника — классическая, да еще великолепно прорисованная антиклинальная ловушка, — произнесла она, характеризуя выпуклость отложений. Острый вы­ступ осадочного купола вроде того, который она сейчас рассмат­ривала, для геофизиков всегда являлся сигналом, первым при­знаком накопленных запасов нефти.

—  Изумительно ровные линии, — согласился Уоффорд. Он пододвинул к себе стопку аналогичных карт, снял несколько верхних и развернул на столе перед Терезой. — Гляди, тянется почти на сорок километров. Есть шесть других, помельче, в том же районе.

—  Явные свидетельства крупных запасов.

Уоффорд пожал плечами:

—  Сказать заранее сложно, необходимо проверить. Пробу­рить несколько пробных скважин. Но на изображении все вы­глядит вполне привлекательно.

—  Еще шесть, говоришь? Да это же колоссальные запасы.

—  Это как минимум. Я еще не все карты проверил, но прог­нозы уже ошеломляют. По самым минимальным подсчетам, в одной только ловушке плещется миллиарда два баррелей неф­ти. А если прибавить другие, то получится свыше десяти мил­лиардов. И это только в пределах одного поля, заметь. А сколь­ко их в том регионе? Этого мы с тобой пока не знаем. Но все равно запасы просто гигантские.

—  Невероятно, — прошептала Тереза. — Месторасположе­ние неизвестно?

—  В том-то и дело, что нет. Ничего не указано. Кто-то старательно удалил изданных все географические названия. Единственно, что могу сказать, — запасы подземные, поверх­ностная топография плоская, с преобладающей песчаной ос­новой.

—  Считаешь, мы видим перед собой месторождение, рав­ное по объему Североморскому, но не знаем, где оно нахо­дится?

—  А как узнаешь? Ничего же нет — ни одного указания, ни единого ориентира.

Слушая рассказ Питта и Джордино, Саргов заразительно смеялся, и огромный живот его ходил ходуном.

—  Значит, подцепил клыком охранника и таскал его так по объекту? — сквозь хохот проговорил он. — Да, ничего не скажешь. Есть у вас, у американцев, талант к сценическим эф­фектам.

—  Случайность, — отмахнулся Питт. — Я вовсе не предпо­лагал покидать территорию на машине. Это Ал убедил меня воспользоваться местным такси.

—  Мы едва избежали финального выхода на сцену. В об­щем, на «бис» не получилось, — ухмыльнулся Джордино и потянулся к чашке утреннего кофе.

—  Уверен: вашим друзьям охранникам сейчас такой наго­няй дают — не позавидуешь. Разумеется, их заинтересует, за­чем это двум иностранцам понадобилось устраивать пляски на объекте. Жаль, вам не удалось выяснить, находятся там наши коллеги геологи или нет.

—  Да, единственно интересной вещицей оказалась туннель­ная бурильная машина. Лежала на платформе, под брезентом. По размерам очень напоминает ту штуковину, что мы видели на сухогрузе на озере Байкал.

—  Возможно, она откуда-то украдена и доставлена сюда тай­ком. Насколько мне известно, Монголия не имеет права заку­пать высокотехнологичное оборудование. «Аварга» наверняка скрывает от правительства страны свое приобретение. Навер­няка нарушает запрет, вот и таится.

—  Весьма возможно, — согласился Питт. — Я бы очень хо­тел знать, какие еще устройства они разгружали там, на Байка­ле, под покровом ночи. Все было упаковано или накрыто бре­зентом.

Саргов поднял голову и увидел Корсова, входившего в оживленное кафе, расположенное напротив площади Сухэ-Батора.

—  А вот и наш эксперт. Его-то мы сейчас и порасспрашиваем, — сказал он и, поднимаясь, подал руку своему посоль­скому другу. Корсов ответил обычной зубастой улыбкой, подо­двинул стул, подсел к столу.

—  Надеюсь, ночь у всех выдалась спокойной? — спросил он Питта и Джордино.

— Ночь — да, утро не очень. Водочкаеще не совсем вывет­рилась, — усмехнулся в ответ Питт и понимающе взглянул на Джордино. Его друг вечером после пива изрядно приложился к бутылке и сейчас мучился легким похмельем.

— Иван, мы только что обсуждали нашу экскурсию и на­ходку. По официальным каналам пока ничего не проходи­ло? — поинтересовался Саргов.

— Пока нет, — ответил Корсов, и лицо его внезапно стало очень серьезным. — В Национальную полицию никто не обра­щался. А вот в министерство юстиции запрос поступил. Про­шу прощения, я ошибся, когда сказал, что у «Аварги» нет свя­зей в правительственных кругах. Теперь сам знаю — есть. На­верняка кому-то наверху дали крупную взятку.

— Для Терезы и ее друзей каждый час довольно много зна­чит, — сказал Джордино.

— Наше посольство делает все возможное в данной ситуа­ции, по официальным каналам. Я со своей стороны задейство­вал все свои, неофициальные. Не волнуйтесь, друзья мои, мы обязательно найдем их.

Саргов допил чай и поставил чашку на стол.

— Боюсь, проблема гораздо серьезнее, чем мы думаем. Иван не всегда может нам помочь, потому что монгольское прави­тельство работает по своему графику, — пояснил он. — Оно, конечно же, несмотря ни на какие взятки, затрудняющие про­ведение расследования, в конечном счете отвечает на россий­ские запросы. Только тянет до последнего. Пока будет длиться бюрократическая волокита, мы можем заняться другими дела­ми. Я, к примеру, собираюсь вылететь в Иркутск, написать от­чет о повреждениях, полученных «Верещагиным». Предлагаю вам составить мне компанию. Тем более что три билета на сегодняшний дневной рейс я уже заказал. Питт и Джордино понимающе посмотрели на Корсова, за­тем перевели взгляд на Саргова.

— Извини, Александр, у нас немного другие планы, — про­изнес Питт.

— Вы намерены вернуться сразу в Соединенные Штаты? Ну что ж... Я, правда, думал, вы захотите взятье собой своего това­рища, Руди.

—  Нет, лететь в Соединенные Штаты, Сибирь или куда- либо еще мы не собираемся.

—  Тогда я вас не понимаю. Чем же вы будете заниматься?

—  Мы отправляемся в таинственное место под названием Сяньду, — ответил Питт, блеснув зеленоватыми глазами.

20

Агентурная сеть Корсова снова оправдала себя, доказав свою эффективность. Хотя после развала Советского Союза централь­ное правительство Улан-Батора и дало резкий крен в сторону демократии, в аппарате его, на всех уровнях, по-прежнему от­мечалось сильное влияние коммунистов, многие из которых не изменили своим промосковским симпатиям. О грядущем ви­зите в Монголию крупной государственной делегации Китая Корсова уведомил мелкий госчиновник, аналитик средней руки из министерства иностранных дел. А уже Корсов увидел в нем прекрасную возможность для Питта и Джордино.

Министр торговли Китая вскоре должен был прибыть яко­бы с целью посещения нового завода по переработке и исполь­зованию солнечной энергии, недавно запущенного в строй не­далеко от Улан-Батора. Однако большую часть времени, отве­денного на визит, министр предполагал отвести для частной поездки и переговоров с главой нефтяного консорциума «Авар га» в его резиденции, находящейся к юго-востоку от монголь­ской столицы.

—  Я могу ввести вас в состав группы. Так вы сможете до­ехать до главного входа в резиденцию Боржина. Дальше все на вашу собственную инициативу, — говорил Корсов, сидя напро­тив Питта и Джордино.

—  Иван, не хочу вас обижать, но кто же нас с Питтом при­мет за китайцев? — спросил Джордино.

—  Вам даже не нужно будет притворяться китайцами, — заверил его Корсов. — Вы поедете в составе монгольской груп­пы сопровождения. В качестве охраны.

Джордино задумчиво наморщил бровь, силясь понять внеш­нюю разницу между монголами и китайцами.

Корсов объяснил им, что официальный прием министра запланирован во второй половине дня и пройдет сразу после его прилета. Вечером китайскую делегацию будет сопровождать большой эскорт. На следующий же день, на время посещения завода по переработке солнечной энергии в электрическую и поездки в штаб-квартиру «Аварги», эскорт по просьбе китай­ской стороны сократится до небольшой группы.

— Таким образом, мы временно станем сотрудниками мон­гольских спецслужб? — уточнил Питт.

Корсов кивнул:

— Совершенно верно. Как правило, сопровождают делега­ции офицеры Национальной полиции, но здесь я внес свои коррективы, которые позволят вам войти в группу. Численность ее не изменится. Вы вместе с другими офицерами охраны по­сетите предприятие, а затем отправитесь в Сяньду. Еще раз по­вторяю — можете не ехать, я внедрю в группу своих оператив­ников, и они все сделают в лучшем виде.

— Спасибо, не нужно, — твердо ответил Питт. — Мы риск­нем, отправимся сами. Вы и так уже увязли в нашем деле.

— Я ни в чем не увяз, — поправил его Корсов. — А в случае чего буду все отрицать. Надеюсь, вы тоже не собираетесь рас­крывать свои источники информации? — прибавил он с ус­мешкой.

— Естественно.

— Вот и замечательно. Запомните — не лезьте куда не сле­дует, в конфликты не встревайте. Ваша единственная задача — удостовериться, что ваши друзья находятся на территории ком­плекса. Остальное не ваше дело. Дальше начинаю действовать я. При наличии доказательств мы найдем способ заставить на­ших дорогих монгольских коллег шевелиться.

— Спасибо, все ясно. Сколько мы должны вам на взятки?

—  Какое гадкое слово, — поморщился Корсов. Лицо его приобрело страдальческое выражение. — Мой бизнес — ин­формация. Мелочишку, которую я потратил на краткосроч­ное зачисление вас в полицейский эскорт, вполне компенси­руют ваши сведения о нефтяном концерне «Аварга», о мисте­ре Боржине и его планах. Счастливого пути. Иначе говоря, я жду вас здесь завтра поздним вечером. Заранее приглашаю на тарелку борща.

—  Мм... Это уже не мотивация, а искушение, — простонал Джордино.

—  Да, еще кое-что, — прибавил Корсов с улыбкой. — По­старайтесь, чтобы китайский министр вернулся из поездки живым.

Питт и Джордино приехали на предприятие по переработ­ке солнечной энергии на такси за целый час до появления там китайского министра. Улыбнувшись стоявшему в воротах по­лусонному вахтеру, они помахали перед его носом удостовере­ниями с надписью «Пресса», выданными им Корсовым, и, пританцовывая, вошли на территорию завода. На площади десять с небольшим акров рядами стояли десятки черных солнечных батарей, питавших энергией громадную тепловую электростан­цию, расположенную рядом и работавшую на угольном топли­ве. Возведенное местной компанией и названное эксперимен­тальным, предприятие могло в лучшем случае обеспечить све­том крупный стадион. В Монголии двести шестьдесят дней в году — солнечные, этого хватит, чтобы вырабатывать значитель­ное количество электричества, но уровень технологии в стране крайне низкий и не позволяет воспользоваться имеющимся природным ресурсом.

Стараясь держаться подальше от наспех возведенной три­буны, на которой в ожидании китайской делегации томились с десяток членов монгольского правительства и руководство предприятия, Питт и Джордино пристроились у входа, за большой солнечной батареей, откуда следили за происходя­щим. Одетые в темные китайские спортивные куртки и тем­ные береты, со скрытыми под крупными солнцезащитными очками лицами, издали они очень походили на типов из мест­ной охраны. Им не пришлось долго ждать появления делега­ции. Они не простояли за своим укрытием и трех минут, как в ворота завода въехала кавалькада машин и остановилась неда­леко от трибуны.

Питт улыбнулся про себя, увидев разномастные автомаши­ны, составлявшие автоколонну. Делегацию и сопровождающих лиц привезли не на черных лимузинах, а на джипах, ухожен­ных и привлекательных, но не подходящих для торжественно­го случая. Китайский министр и его помощники сидели в трех «тойотах-лендкрузерах», монгольская охрана прибыла на двух потрепанных российских «УАЗах» игривого желтого цвета. У последнего был сильно помят передний бампер — след недав­него столкновения. Российский четырехдверный «УАЗ» явля­ет собой гражданский вариант военного джипа. Разглядывая транспорт монгольского сопровождения, Питт вспомнил угло­ватый полноприводный американский «Интернэшнл харвестер» конца 1960-х годов.

—  Вот и наш автомобиль прибыл, — сказал он и кивнул на помятый «УАЗ» в конце колонны.

—  Надеюсь, он оборудован спутниковой навигационной системой и радиоприемником, — заметил Джордино.

—  Скажи спасибо, если его шины изготовлены в нашем веке, — пробормотал Питт.

Питт увидел, как два человека лениво вылезли из маши­ны, двинулись вдоль солнечных батарей, зашли за трибуну, где представители местных властей горячо приветствовали ки­тайского министра, и вскоре скрылись из глаз. Убедившись, что высокие стороны заняты друг другом, Питт и Джордино выскользнули из своего укрытия и двинулись к «УАЗу». Никто не обратил внимания на двух одинаково одетых охранников, сев­ших на передние места в машину сопровождения.

—  Вот твоя навигационная система. Держи, — сказал Питт, взял с приборной панели карту местности и, бросив ее на коле­ни Джордино, вдруг рассмеялся, заметив, что в машине нет даже обычного радиоприемника.

В нескольких ярдах впереди них китайский министр тор­говли Шинчжэ коротко ответил на приветственную речь, об­менялся рукопожатиями с руководством завода, сошел с три­буны и торопливо прошелся вдоль батарей. Обзор их занял не более десяти минут. Затем министр поблагодарил монгольских чиновников за приглашение, снова потряс им руки и удалился в свой автомобиль.

—  У него муравьи в штанах, что ли? — проговорил Джорди­но, удивленный краткостью визита.

—  Полагаю, ему не терпится поскорее попасть в Сяньду. Поездка на завод явно не самая яркая часть его визита.

Питт и Джордино, пригнувшись, следили, как кавалькада, сделав круг по заводу, проехала мимо них к воротам. Только тогда Питт завел двигатель и, рванув с места, присоединился к колонне, встав за третьей «тойотой».

Караван, покачиваясь на неровной дороге, проехал к вос­току от Улан-Батора, обогнул подножия гор Баянзурх-Нуруу. Их путь венчала Баянзурх, одна из четырех священных гор, ок­ружающих Улан-Батор и указывающих на четыре стороны све­та. Постепенно величественные горы уступили место перели­вам равнин, поросших травой, без единого деревца, тянувших­ся куда хватало глаз, до самого горизонта. Взорам путешествен­ников предстала знаменитая азиатская степь, богатая своей историей. Тучные пастбища широким зеленым поясом охва­тывали Монголию от края до края. Высокие летние травы колыхались, словно океанские волны, под дуновением бриза, дви­жению которого не мог помешать никто.

Идущая впереди машина въехала на мощенную гравием дорогу, которая перешла в грязный проселок, а тот, в свою оче­редь, сменился двумя проложенными в степи колеями. Чтобы не сбиться с пути, Питту, шедшему в конце колонны, приходи­лось ориентироваться по грязному мареву, в которое превра­щалась поднятая колесами пыль, смешиваясь с выхлопными газами. Ситуацию осложнял ветер, порывы которого разноси­ли марево повсюду, и тогда ехать нужно было на слабый звук моторов, едва слышный в его завываниях. Колонна двигалась на юго-восток, часа три петляла по хол­мам, поросшим травами, затем поднялась и преодолела неболь­шое предгорье. Спустя полчаса головная машина уткнулась в ржавые покосившиеся ворота и, свернув, выехала на неширо­кую асфальтовую дорогу, как отметил про себя Питт, профес­сионально выложенную и ухоженную. Несколько миль маши­ны шли вверх, затем, обогнув небольшой горный хребет, при­близились к узкой стремительной реке. От нее уходил в сторо­ну крытый бетонированный водовод, по которому караван, петляя между валунами, проследовал дальше и вскоре прибли­зился к высокой стене, окружавшей полдюжины различных строений. Водовод уходил под стену возле небольшого арочно­го входа в комплекс и тянулся дальше. Два стража в ярких дээлах стояли по обе стороны нешироких массивных металличе­ских ворот, преграждая вход скрещенными копьями. Когда ма­шины сбавили скорость и остановились, Питт начал размыш­лять о дальнейших действиях.

— Знаешь, нам, наверное, не стоит пользоваться главным входом. Отстанем-ка мы от основной группы, — поделился он своими мыслями с Джордино.

— Я давно подозревал, что у тебя нет тяги к коллективизму, — заметил Джордино. — Как поступим?

— Сам не знаю. Но нас не должны обнаружить — это точно.

Джордино пристально осмотрел вход, мысленно прикинул

имеющиеся возможности.

— Кроме проблем с машиной, ничего в голову не прихо­дит, — сказал он.

— Да? Ну, спущенная шина очень бы нам подошла.

— Считай, она у нас есть.

Выскользнув из пассажирской двери, Джордино, пригиба­ясь, подполз к заднему колесу, быстро снял со штуцера колпа­чок и надавил на клапан. Затем он вставил в отверстие заготов­ленную спичку и немного подождал, пока воздух с тихим свис­том не вышел из камеры. В считанные секунды она стала плос­кой как блин. Затем Джордино так же быстро навернул колпачок и бросился назад в кабину. Не успел он усесться поудобнее, как металлические ворота распахнулись и машины тронулись внутрь комплекса.

Питт двинулся вслед за машинами, но как только проехал ворота, сразу же остановился. Один из охранников строго по­смотрел на него. Питт ткнул пальцем в спущенную шину, страж­ник пристально осмотрел ее и кивнул. Гортанно прокричав что- то по-монгольски, он сделал знак Питту свернуть направо.

Однако Питт проехал за кортежем еще несколько ярдов, демонстративно хлопая шиной и внимательно изучая комплекс. Впереди стояло мраморное здание, богато украшенное резьбой, а перед ним был разбит небольшой сад. Питт понятия не имел о том, что представлял собой несколько веков назад настоящий Сяньду, но увиденное им строение выглядело по-своему вели­колепно. Китайскому министру был оказан торжественный и зрелищный прием — впереди кавалькады, направлявшейся к главному входу, украшенному портиком, шли два белоснеж­ных коня. На одном из девяти длинных шестов возле корот­кой лестницы трещал на ветру китайский флаг. С остальных, заметил Питт, свисали длинные куски белого меха, напоми­нающие лисьи хвосты. Пока машины подъезжали к главному входу, Питт попытался определить встречающих — кто же Боржин, но поскольку находился далеко от здания, не смог даже рассмотреть лиц.

—  Татьяны среди участников приветственного комитета, случайно, нет? — пробормотал он себе под нос, выруливая впра­во, к скромному строению.

Джордино прищурился, сквозь ветровое стекло разгляды­вая выстроившихся возле лестницы хозяев.

—  Вижу одну женщину, но она это или нет — затрудняюсь сказать точно, — отозвался он.

Питт подвел машину к гаражу, затормозил и въехал в воро­та. В закрытом помещении хлопки шины по бетону стали слыш­ны громче. Питт остановился возле отдельного бокса, вдоль стен которого расположились стеллажи с инструментом. К машине бежал механик в промасленном комбинезоне и красной бейс­болке, надетой козырьком назад, и, размахивая руками, что-то кричал Питту, но тот на все его манипуляции лишь дружелюб­но улыбался и кивал.

—  Пуфф-пуфф, — сообщил он приблизившемуся меха­нику.

Тот обошел капот машины, оглядел проделанную Джорди­но работу и, явно оставшись ею доволен, поднял голову, по­смотрел на Питта и тоже кивнул. Затем он повернулся, ушел в глубь бокса и вскоре вернулся с домкратом.

—  Неплохо было бы прогуляться, — сказал Питт, вылезая из машины.

Джордино последовал за ним. Они направились к дверям, остановились, показывая, что будто бы хотят просто поразмять ноги, пока механик станет возиться с камерами. Тот, мельком взглянув на них, начал домкратом поднимать машину. Однако вместо того, чтобы с интересом наблюдать за его работой, Питт и Джордино все свое внимание сконцентрировали на гараже. В передней его части выстроилось несколько полноприводных внедорожников последних моделей, за ними темнели грузови­ки и какая-то землеройная техника. Джордино, поставив ногу на мини-трактор с небольшой сенокосилкой, изучающим взгля­дом рассматривал запыленный серый автофургон.

— Автофургон, — тихо произнес он. — Очень напоминает тот, что мы видели с тобой на Байкале.

— Действительно напоминает, — согласился Питт. — А что скажешь насчет этого? — ткнул он пальцем в стоявший рядом с автофургоном тягач с открытым кузовом, с которого свисали кусок брезента и веревки.

Джордино перевел взгляд с автофургона на тягач, затем об­ратно.

— Ты хочешь сказать, мы пришли точно по адресу?

— Очень может быть, — ответил Питт. Он осмотрел приле­гавший к гаражу двор и кивнул в сторону соседнего здания: — Зайдем туда, посмотрим. Как я понимаю, мы с тобой временно пользуемся дипломатической неприкосновенностью.

Они уверенно, словно знали, куда и зачем идут, зашагали к стоявшему рядом кирпичному зданию, миновали погрузочно- разгрузочную площадку и исчезли за стеклянной входной две­рью. Питт ожидал увидеть холл, что-то вроде приемной, но вме­сто этого перед ними открылось просторное помещение, похо­жее на цех или склад, за которым располагался коридор. На сто­лах лежало какое-то оборудование, повсюду валялись печатные платы, за одним из столов сидели двое мужчин в белых анти­статических халатах. Один из них, с маленькими птичьими глаз­ками за очками в тонкой круглой оправе, остановился и подо­зрительно оглядел Питта и Джордино.

— Туалет? — произнес Питт по-русски слово, выученное в Сибири.

Мужчина еще пару секунд изучающее разглядывал его, за­тем кивнул в сторону коридора.

—  Туда и направо, — ответил он тоже по-русски и, опус­тившись на стул, снова взялся за паяльник.

Питт и Джордино прошли мимо сидящих и свернули в ко­ридор.

—  Поразительные языковые способности, — деловито про­изнес Джордино.

—  Завидуешь? Это одно из пяти слов, которые мне удалось запомнить, — похвастался Питт. — Просто вовремя вспомнил, как Корсов говорил, что большинство монголов немного по­нимают по-русски.

Они медленно двигались вдоль широкого коридора с отде­ланными кафельной плиткой стенами. Длина его составляла примерно футов двадцать, и почти такой же высоты были сте­ны. Широкие черные тормозные полосы указывали на регуляр­ное движение по нему тяжелого автомобильного транспорта. В стенах по бокам коридора имелись громадные окна, сквозь ко­торые можно было увидеть множество комнат: небольшие ла­боратории, заставленные электронной, испытательной и сбо­рочной аппаратурой. Только один раз на глаза им попалось офисное помещение, обставленное по-спартански скудно. В здании было тихо и холодно, на всем этаже, видимо, работали всего пять-шесть инженеров и техников.

—  Больше напоминает сельскую радиостанцию, чем бен­зозаправку корпорации «Эксон», — пробурчал Джордино.

—  Знаешь, вся обстановка наводит меня на мысль, что их интересует вовсе не добыча нефти. Следовательно, Терезы и ее коллег здесь может и не быть. Их отвезли куда-то в другое место.

Они прошли мимо туалета в конец коридора и уткнулись в толстую металлическую дверь с высоким порогом. Оглядев пу­стой коридор, Питт, взявшись за ручку, толкнул дверь, и она сначала чуть подалась внутрь, затем раскрылась пошире. Джор­дино и Питт увидели перед собой обширное помещение с высокими, футов тридцать высотой, стенами, занимавшее, по- видимому, всю заднюю часть здания. Отовсюду — из пола, со стен и даже с потолка — торчали ряды острых конусов, напо­минавших острия пик и придававших помещению сходство со средневековой камерой пыток. Несмотря на угрожающий вид, шипы оказались совершенно безопасными. Питг, нагнув­шись, сжал несколько штук в пучок — мягкая пенорезина по­слушно смялась под пальцами.

— Глушилки. Конусы поглощают радиочастотные электро­магнитные волны, — проговорил Джордино. — Такие подуш­ки используют для выполнения заказов министерства оборо­ны, когда тестируют мудреное электронное оборудование.

— А вот, кстати, и это самое мудреное оборудование, — ска­зал Питт и указал в центр комнаты, где на подпорках, возвы­шаясь над конусами, стояла большая платформа. По краям ее вплотную друг к другу выстроились большие металлические ящики и множество компьютеров на стойках. В центре плат­формы на подставке-треноге стояло какое-то устройство, по форме очень похожее на торпеду. Бесшумной кошачьей поход­кой Питт и Джордино двинулись от двери к платформе.

— Сложная штука. Тупорылые в таких не разбираются, — заметил Питт, не сводя глаз с устройства.

Питт и Джордино насчитали на платформе, в ящиках и на стойках больше сорока компьютерных блоков, соединенных между собой сорока ярдами толстого черного кабеля. На каж­дой стойке имелись небольшой жидкокристаллический дисплей и несколько измерительных приборов. Последним в их ряду был большой ящик с двумя крупными круговыми шкалами и над­писями «Erweiterung» и «Frequenz».

Удивленно вскинув брови, Питт замер у надписей.

— В колледже я, конечно, был не самым сильным специа­листом по иностранным языкам, но, по-моему, это немецкий. Последнее слово переводится скорее всего как «частота».

— Немецкий? Я бы сказал, что сейчас больше в моде рус­ский или китайский.

— Странно. Похоже, большая часть оборудования изготов­лена в Германии.

— Я могу сказать пока только одно — мощности они ис­пользуют ужасающие. — Джордино принялся считать после­довательносоединенные передатчики. — Что скажешь об этом?

—  Могу только предположить. Большие ящики очень по­хожи на обычные радиопередатчики. Компьютеры исполь­зуются для обработки данных. Что за устройство висит в цен­тре — ума не приложу. — Питт приблизился к устройству, занимавшему центральную часть платформы. Оно состояло из трех длинных, соединенных вместе труб и возвышалось футов на десять. Нижняя часть его, обмотанная плотной толстой ма­терией, почти касалась пола, из противоположной, возвышав­шейся высоко над головой Питта, торчали мотки проводов, концы которых уходили к компьютерным стойкам.

—  Мне вспомнился почему-то усилитель-передатчик. Прав­да, такого я ни разу не видел. Система сейсмического изобра­жения, такие в нефтеразведке применяются, — произнес он, пристально разглядывая устройство.

—  Я тоже впервые вижу подобное. Выглядит как суперсов­ременное оборудование, последнее слово в нефтедобыче.

Питт начал рассматривать лежавшие перед ним инструк­ции по эксплуатации и блокноты. Последние он пробежал бы­стро, поскольку исписаны они были по-немецки. Затем он от­крыл толстую книгу, показавшуюся ему основным руковод­ством по эксплуатации странного устройства, но читать не стал, а просто выдрал из него несколько первых страниц и сунул в карман.

—  Легкое чтиво на время поездки домой? — поинтересо­вался Джордино.

—  Да, и заодно попрактиковаться в спряжении немецких глаголов.

Питт закрыл руководство, и они так же осторожно напра­вились к двери. Выйдя в коридор, они неожиданно услышали негромкий разговор, доносившийся из расположенной рядом лаборатории.

—  Неужто сучьи дети решили проследить за нами? — спро­сил Джордино.

—  Очень может быть, — согласился Питт, осматривая ко­ридор. Он сделал несколько шагов назад, приоткрыл дверь ла­боратории, затем вернулся к Джордино. — Попробуем незамет­но проскользнуть мимо них.

Они быстро двинулись по коридору, у двери одной из лабо­раторий Питт задержался и, взявшись за ручку, открыл ее. Они скользнули внутрь.

Джордино последовал за Питом, закрыл за собой дверь и выключил свет. Стоя рядом с окном, вне поля зрения находив­шихся в лаборатории, они обратили внимание на странные за­пахи, наполнявшие ее. Всматриваясь в темноту, Питт разгля­дел на столе множество небольших канистр из нержавеющей стали, а также десятки щеток и горки зубочисток.

— Думаю, они заглотили приманку, — прошептал Джор­дино.

Из коридора донеслось эхо чьих-то шагов, сначала прибли­жавшихся, затем удаляющихся. Осторожно выглянув в окно, Джордино увидел двух мужчин в шелковых комбинезонах, ша­гавших к двери комнаты, в которой они с Питтом только что побывали.

— Найди-ка мне швабру, — бросил он Питту, рывком рас­пахнул дверь, а уже через секунду мчался по коридору. Правда, не в сторону выхода, а вслед идущим. Набрав хорошую скорость, он, как заправский хоккейный полузащитник, всем корпусом врезался в них как раз в тот момент, когда они заходили в комнату. Столкновение напомнило Питту удар шара о кегли — муж­чины влетели в лабораторию и распластались на полу. Прежде чем они успели сообразить, что стали жертвами нападения, Джордино вскочил, выпрыгнул из комнаты и захлопнул дверь. К нему сразу же подбежал Питт с найденной в ванной комнате шваброй. Джордино посильнее оттянул дверь и пропихнул щет­ку в дверную ручку между косяками.

— Ну, главное — начать, а там дело пойдет, — сказал он, потирая ушибленное плечо.

Запертые в комнате для проведения испытаний кричали, но голоса их, приглушенные звукоизолирующим материалом до едва слышного шепота, еле слышались из-за двери. Питт улыбнулся.

Они двинулись по коридору в направлении выхода. Вне­запно Питт остановился возле двери комнаты, в которой они только что прятались.

—  Зайдем? Из детского любопытства, — предложил он.

Они снова прошли в лабораторию, Джордино нажал вы­ключатель и произнес:

—  Темную кошку лучше искать все-таки при свете.

Питт обошел комнату, осматривая стальные канистры, на­полненные, как он определил по запаху, формальдегидом. За­державшись у одной из них, он обратил внимание на стояв­ший рядом поднос, на котором лежал сверкающий предмет. Найдя пинцет, Питт взял предмет и вытер его полотенцем.

Находка оказалась крупным серебряным кулоном старин­ной искусной работы, выполненным в форме плоского огра­ненного алмаза. Верхнюю часть аверса украшала изящная фи­гурка двуглавого орла, под ним искрился красный камень, внизу шла надпись арабской вязью. Вещица была, несомнен­но, древней и, судя по всему, могла принадлежать либо знат­ной аристократке из окружения императрицы, либо самой им­ператрице.

—  Нечто среднее между лабораторией по консервации древ­ностей и электротехнической мастерской? — охарактеризовал помещение Питт. — Или то и другое вместе? Довольно стран­ное сочетание.

—  Кто знает? Возможно, ему нравится собирать старинные украшения. Кстати, нам, наверное, пора сматываться отсюда, пока наши друзья не вспомнили, что у них есть оружие. Как ты считаешь?

Питт сунул кулон в карман, торопливо выключил свет и отправился вслед за Джордино в коридор. Они беспрепятствен­но дошли до двери, скользнули в нее и снова очутились в мас­терской. За столом сидел тот же инженер в белом халате. Под­няв голову, он удивленно оглядел их.

—  Спасибо, друг. Очень вовремя, — сказал Питт и вышел на улицу.

Усилившийся ветер вихрем налетал на странный поселок, засыпая его густым слоем пыли. Питт и Джордино останови­лись возле гаража, где механик все еще возился с их машиной. За время их отсутствия ему удалось снять только одно переднее колесо — гайки проржавели и намертво прилипли к болтам. Питт встал напротив дверей в гараж, оглядел лужайку и за ней центральное здание, резиденцию Боржина. На лестнице он за­метил двух лениво болтавших монгольских охранников из груп­пы сопровождения. Еще двое стояли по обе стороны дверей, ведущих в резиденцию.

— Уж если они наших друзей из монгольской когорты в две­ри не пускают, то что говорить о нас, — сказал он.

— Придется искать другой вход. Если Тереза и ее коллеги находятся здесь, они должны быть или в этом здании, или где- то поблизости, — отозвался Джордино, оглядывая террито­рию, окружавшую резиденцию, в поисках удобных подходов к нему. — Да и времени у нас особенно нет. С минуты на ми­нуту могут появиться наши заботливые горничные.

— А почему мы должны именно входить туда? — спросил Питт.

Вернувшись к гаражу, он кивнул настоявшую возле дверей мототележку для стрижки газонов, вытянув шею, посмотрел на замок зажигания, убедился, что из него торчит ключ. Как толь­ко возившийся с их машиной механик отвернулся, Питт схва­тился за руль газонокосилки и поволок ее от двери. На помощь к нему поспешил Джордино, и они практически на руках унес­ли ее в сторону и завернули за угол. Оказавшись вне поля зре­ния обитателей гаража, Питт вскочил в седло и запустил газо­вый двигатель.

Зеленая мототележка, обычно использовавшаяся для ухода за полем для гольфа, имела между двумя передними сиденьями небольшую открытую платформу. Питт до упора выжал педаль акселератора, и мототележка, разбрызгивая задними колесами мелкий гравий, понеслась вперед по лужайке. Краем правого глаза он заметил, как в конюшню, расположенную в дальнем торце лабораторного здания, въехали двое всадников; фигуры их на время исчезли в висевших над землей клубах пыли. Питт быстро крутанул руль влево, направив мототележку в дальнюю часть комплекса.

Мототележка пролетела мимо главного входа, и поскольку Питт вел ее по дорожке, идущей вдоль стены, внешняя охрана не обратила на нее никакого внимания. Подъезжая к неболь­шому декоративному мосту, Питт чуть сбавил скорость. Под мостом в акведуке шумела вода, расходившаяся дальше по многочисленным каналам, пересекавшим всю территорию стран­ного поселения.

—  Отличная ирригационная система, — заметил Джорди­но, когда Питт остановил мототележку на вершине моста. Сле­ва от них находились отверстия двух громадных впускных труб, проходивших под стеной, через которые вода поступала в мно­гочисленные каналы на территории комплекса. Они двинулись дальше вдоль стены, проходившей слева от резиденции, огля­дели здание, но нигде дополнительных дверей не нашли. Вой­ти в здание можно было только через главный вход, где стояли монгольская охрана и местные стражники.

Впереди них стена неожиданно заканчивалась скалистой глубокой пропастью. По другую сторону стены подземная тру­ба извергала выходившую из поселка воду, и та водопадом ус­тремлялась вниз по уступам на склоне горы, а внизу соединя­лась с водами реки. Питт, припарковав тележку у дерева, подошел к краю пропасти. Между стеной и стоявшей ниже ее резиденцией лежало открытое пространство, слишком крутое, чтобы преодолеть его на тележке, но и не такое отвесное, как русло водопада. Небольшая тропинка спускалась к узкому пла­то, служившему естественным фундаментом для резиденции, обосновавшейся на склоне горы. За небольшой полоской ров­ной земли равнина снова резко шла под уклон, упиралась в гору и примерно с полмили тянулась над ее подножием, избавляя владельца от необходимости охранять стену, прикрывавшую тыльную часть резиденции.

—  Попробуем найти черный ход, — предложил Джордино.

—  Ничего другого не остается. Ну разве что разогнаться на тележке и вломиться в главный. Будем надеяться, где-то все- таки должен быть запасной.

Они продолжали спускаться по узенькой крутой тропинке, сильно истоптанной лошадиными подковами. На равнину ло­жился влажный туман, принесенный ветром с водопада, до ко­стей пронизывавший их холодом. Пробираясь к задней сторо­не резиденции, они увидели, что возведена она на небольшом уступе, возвышавшемся над ними и примыкавшем к основной горной гряде.

— Не много же здесь легких путей выхода и отхода, а? — спросил Джордино, поглядывая на выложенную из острого кам­ня стену, тянувшуюся вокруг всего здания.

— Пожарную инспекцию бы на них напустить, — задумчи­во отозвался Питт.

Двигаясь к центру резиденции, они прижимались к стене, стараясь не попасть в поле зрения возможных обитателей ком­нат на верхнем этаже, решивших побаловать себя экзотиче­скими горными видами. Резкие порывы ветра налетали все чаще, и, чтобы пыль не забивала глаза, Питту с Джордино приходи­лось то и дело прикрывать лица беретами.

Достигнув края внутреннего двора, они, пригнувшись, про­брались вдоль невысокой каменной ограды и почти сразу же увидели главный вход в здание, по сторонам которого стояли облаченные в шелковые халаты стражники.

— Не хочешь продемонстрировать им свои лингвистические способности? — спросил Джордино вполне серьезно.

Питту на самом деле очень не хотелось пробиваться в рези­денцию с боем, поскольку полной уверенности в том, что Те­реза с коллегами находится здесь, не было. Правда, и особо рисковать им было нечем — свой отход они уже и так испорти­ли стычкой в лаборатории, — поэтому как проникнут внутрь, силой или нет, уже не имело значения.

— Видишь два ряда вон тех кустов? Они проходят почти у самой двери, — сказал он. — Если нам удастся спрятаться за ними, мы сможем подобраться к зданию незаметно и устроить охранникам небольшой сюрприз.

Джордино кивнул, оглядывая стоявшее напротив стран­ное круглое каменное здание. Дождавшись очередного поры­ва ветра, который, подняв пыль, погнал ее по двору, они бро­сились к зданию, обогнули его, нырнули между кустов, обра­зовывавших неширокий проход, напоминавший туннель, и замерли. Пригнувшись, они наблюдали за стоявшими у входа в резиденцию стражниками. Сотрудники монгольской охра­ны так же топтались неподалеку от входа, прижимаясь к сте­нам портика, спасавшего их от ветра. Питту и Джордино уда­лось проскользнуть по территории незамеченными.

По крайней мере они так думали.

21

Четыре часа тряски вдоль склонов гор и по степи централь­ной Монголии, путешествие по дорогам, представлявшим со­бой две колеи, изрытые многочисленными колдобинами и яма­ми, почти убедили министра торговли Шинчжэ в бесплоднос­ти его поездки. Нельзя было ожидать волшебных поставок нефти из Монголии. За все время пути он не увидел ни единой нефтяной вышки. Президент Фэй ошибся, поверив в дурацкие выдумки шарлатана, хотя лучше бы ему смело заглянуть в глаза реальности. А в результате его ошибки Шинчжэ приходится выполнять роль Дон Кихота.

Министр торговли сердито ждал, когда его водитель подъ­едет к следующему гэру, предполагая увидеть президента «Аварги» встречающим его на колченогом пони. Однако едва запы­ленный кортеж миновал красивые ворота, оказался на ухожен­ной территории комплекса и стал приближаться к величе­ственной резиденции Толгоя Боржина, гнев и раздражение министра быстро улетучились. Сам факт сооружения подоб­ного форпоста цивилизации в самом центре дикой страны заслуживал уважения, а визит сюда вдруг показался мини­стру вовсе не напрасным. Боржин встречал почетного гостя на ступеньках своей резиденции и выглядел совсем не как овцевод.

Как только министр вылез из машины, хозяин, одетый в прекрасный европейский костюм, отвесил ему уважительный глубокий поклон и произнес короткое приветствие. Перевод­чик говорил на великолепном мандарине.

— Добро пожаловать, министр Шинчжэ. Надеюсь, путеше­ствие было приятным?

— Я рад познакомиться с красотами монгольской приро­ды, — дипломатично ответил Шинчжэ, стряхивая пыль с бро­вей и шек.

— Разрешите представить вам мою сестру Татьяну — она отвечает за проведение работ на местах.

Татьяна грациозно поклонилась Шинчжэ, отметившему ее высокомерный, как и у брата, взгляд. Министр устало улыб­нулся, затем, как того требовал протокол, представил своих спутников. К двери он шел по красивой ковровой дорожке, меж двух рядов всадников в старинном воинском облачении. При­ем министру пришелся по душе.

— Я много слышал о монгольских лошадях, — сказал он. — Вы тоже разводите лошадей, господин Боржин?

— Нет, но лошади у меня есть. Не много. Их использует моя охрана. Я требую от своих людей отличного владения лошадью и луком.

— Занятная любовь к прошлому, — сказал Шинчжэ.

— Она имеет также и вполне практический оттенок. В здеш­них местах монгольская лошадка пройдет там, где не проедет никакое транспортное средство. И некоторые навыки ведения войны, даже самые древние, не теряют своей ценности. Совре­менные технологии — это все замечательно и прекрасно, но мои предки завоевали полмира лошадью и луком. Я уверен, они и сегодня нам пригодятся. Но давайте уйдем с этого адского вет­ра и отдохнем в помещении, — предложил Боржин, приглашая гостей зайти. Он повел их через центральный зал в дальнюю часть здания, в большой конференц-зал. Шинчжэ, восхищенный множеством старинных вещей, украшавших коридор, ос­тановился перед бронзовой скульптурой вздыбленной лошади. Позеленевшая от времени фигура угрожающим темным пят­ном выделялась на отделанной мозаикой стене.

— Прекрасная скульптура, — заметил Шинчжэ, сразу уз­нав руку китайского мастера. — Эпоха Юань?

— Нет, Сун, или даже чуть старше, — ответил Боржин, впе­чатленный вкусом и познаниями министра. — Большинство находящихся здесь старинных предметов датируются началом тринадцатого столетия, временем величайших завоеваний в истории Монголии. Мозаика на стене привезена из Самаркан­да, а резной пьедестал, на котором стоит скульптура, доставле­на из Индии. Изготовлена примерно в тысяча двухсотом году. Вы тоже коллекционер?

— Неофициальный, — улыбнулся министр. — У меня есть довольно скромное собрание старинного фарфора эпохи дина­стий Юань и Мин, но и только. Ваша коллекция меня очень впечатлила. Не часто встретишь в продаже предметы той поры.

— У меня есть знакомый дилер в Гонконге, специализиру­ющийся на предметах старины, — пояснил Боржин, и взгляд его сразу потух.

В дальнем конце коридора, у дверей зала, группа ненадолго задержалась и прошла внутрь. Из огромных, во всю стену, окон открывался великолепный вид на горы, двор же практически не просматривался. Однако сейчас, из-за порывов сильного ветра, разносившего клубы пыли, нельзя было насладиться ве­ликолепной панорамой. Лишь иногда, когда ветер ненадолго утихал, гости могли видеть очертания необозримых степей. Боржин провел гостей мимо кожаных кресел и диванов к столу черного дерева, за которым все расселись.

Боржин сел напротив китайского министра, спиной к сте­не, увешанной старинным оружием. Здесь был целый арсенал, которого хватило бы на десяток средневековых воинов, — дро­тики и копья, мечи и сабли. Под самым потолком расположи­лись ряды шлемов с косичками из конского волоса на остриях. Под ними висели разнообразные щиты. На длинной полке в центре стены лежали круглые глиняные предметы, по всем при­знакам — ручное зажигательное оружие, предшественник со­временных гранат. Над всем этим великолепием молчаливым стражем стояло чучело сокола с угрожающе распахнутыми крыль­ями, поднятой вверх головой и клювом, открытым, словно в предсмертном крике. Шинчжэ осмотрел доспехи и оружие, затем фигуру сокола и наконец перевел взгляд на владельца поместья, почувствовав невольную дрожь. Что-то в облике таинственного нефтяного магната напоминало ему хищную птицу. Во всяком случае, глаза его были гак же холодны и безжалостны. Шинчжэ показалось, что ему ничего не стоит сорвать со стены одно из копий и не задумываясь пронзить им собеседника. Слегка кивнув слуге, поставившему перед ним чашку с чаем, министр попытался стряхнуть с себя странное наваждение и сконцентрироваться на цели своего визита.

—  Наше правительство получило ваше предложение о по­ставке в Китай крупных партий сырой нефти. Партийное ру­ководство благодарит вас за столь шедрое предложение, но хо­тело бы знать о его источниках. Я прибыл сюда с целью удосто­вериться в легитимности предложения и обсудить условия оп­латы, необходимые для заключения соглашения.

Боржин откинулся на спинку кресла и рассмеялся.

—  Ну разумеется. Откуда у Монголии, тысячу лет оставав­шейся для Китая Немезидой, вдруг появилась нефть и желание помочь попавшему в беду южному соседу? С чего бы это в пыль­ной стране, где, кроме песка и гор, ничего не было, стране, за­селенной, сточки зрения китайцев, сбродом, скотоводами, ко­чевниками и жалкими крестьянами, вдруг взялись природные ресурсы? Я вам охотно объясню. Вы сделали нас пленниками на нашей собственной земле. Вы и русские на многие десяти­летия отгородили нас от остального мира. Мы стали изгоями, пустынниками. Монголия превратилась в клочок суши, не имеющий выхода к морю, в дикий край, забытый всеми, жи­вущий вне времени и пространства. Боюсь, министр Шинч­жэ, с прошлым навсегда покончено. Вы и не заметили, как Монголия стала богатой страной, не оценили перемен, вы их даже видеть не захотели. У вас был шанс, но вы им не воспользовались. Сейчас западные компании толкаются в очереди за правами на разработку наших месторождений, рвутся к нашей древесине. Они тоже опоздали — нашей нефти они не получат. Все работы мы провели своими силами, когда никому и в голо­ву не приходило, что у нас есть нефть. И теперь все сливки сни­мем мы.

Он кивнул Татьяне, и та, достав со стоящего рядом бюро карту, развернула ее перед китайским министром. Края карты, дабы та не сворачивалась, Татьяна прижала резными нефрито­выми фигурками, украшавшими центр стола.

Шинчжэ узнал карту Монголии. На ней, в юго-восточной части страны, был нарисован неправильной формы овал, по­хожий на амебу, утонувшую в дешевом мерло. Овал протянул­ся примерно на пятьдесят миль, его южная часть проходила вдоль границы Внутренней Монголии.

—  Месторождение Темучин. Колоссальных размеров. По сравнению с ним ваше стареющее месторождение Дацин — жалкая плевательница, — сообщил Боржин, и министр Шинч­жэ знал, что тот не ошибается: запасы некогда крупнейшего нефтяного поля подходили к концу. — Проведенные нами испытания указывают на потенциальные запасы в размере соро­ка миллиардов баррелей сырой нефти и пятидесяти триллио­нов кубических футов природного газа. Мы готовы поставлять вам миллион баррелей сырой нефти в сутки как минимум.

—  Почему никто не знает о столь значительном откры­тии? — спросил Шинчжэ с оттенком скептицизма в голосе. — Мы никогда не слышали о такой находке, да еще вблизи на­ших границ.

Боржин хищно усмехнулся, обнажив длинные сверкающие зубы.

—  Об этом месторождении вообще мало кто знает. Доста­точно сказать, что и монгольскому правительству о нем ничего не известно. Иначе мне никогда бы не удалось приобрести в собственность весь район. Отдельные компании вели в Мон­голии незначительные и потому малоэффективные исследо­вательские работы по определению нашего нефтяного потен­циала, но все они пропустили главное, сущее золотое дно, если хотите. — Улыбка его стала неожиданно покровительствен­но-мягкой. — На наших месторождениях нефть залегает на очень большой глубине, потому их попростуне увидели те, кто искал ее раньше. Однако мне не хотелось бы утомлять вас деталями. Достаточно будет сказать, что проведенные нами работы подтвердили наши изначальные догадки относительно объемов.

Шинчжэ тихо сидел, вслушиваясь в слова Боржина и одно­временно рассматривая карту. Кровь схлынула с его лица, ког­да он понял, какими невиданными запасами нефти тот обладает. И ему ничего не оставалось делать, кроме как признать объек­тивный факт. Затем внутри у него все похолодело от осознания того, что высокомерный интриган сомнительных моральных устоев диктует его стране свою волю. В этой партии Шинчжэ проигрывал, все козыри находились на руках у Боржина.

— Наличие нефти — это одно, но ее доставка в течение де­вяноста дней — совсем другое, — холодно заметил министр. — Пока мне совершенно непонятно, как вы собираетесь выпол­нять данный пункт договора и возможно ли такое вообще.

— Потребуются некоторые действия с вашей стороны, впол­не выполнимые, — ответил Боржин и, повернувшись к Татья­не, попросил ее снять с бюро еще одну карту. Она развернула ее, и Шинчжэ увидел на ней Монголию и часть северного Ки­тая. Весь китайский сектор карты опутывала паутина красных линий.

— Все китайские нефтепроводы, — пояснил министру Бор­жин. — Взгляните на недавно законченный северо-восточный трубопровод от Дацина до Пекина, с ответвлением к термина­лам порта Циньхуандао.

Шинчжэ изучил карту, заметив на пути трубопровода, в пустынной местности на территории Внутренней Монголии, небольшой красный крестик, нарисованный фломастером.

— Район «Икс» расположен в тридцати километрах от мон­гольской границы и в сорока километрах от почти завершен­ного участка трубопровода, который я сейчас веду к вашей гра­нице. Вам нужно будет всего лишь протянуть дополнительную ветку от моего трубопровода к вашему, идущему от Дацина, — и все, нефть пошла.

— Протянуть сорок километров нефтепровода? За девяно­сто дней? Это невозможно.

Боржин поднялся и заходил вокруг стола.

— Перестаньте, министр. В шестидесятых годах позапрош­лого века американцы прокладывали по десять километров рельсов в сутки. Я взял на себя смелость обследовать маршрут и закупил все необходимые трубы. Кроме того, могу предоста­вить специальное землеройное оборудование, в качестве допол­нительной услуги, разумеется. Простите меня, но для страны, которая возвела плотину Трех ущелий, проложить каких-то тридцать километров трубопровода — детская забава.

—  Похоже, вы все успели предусмотреть, — произнес Шин­чжэ с плохо скрытым презрением в голосе.

—  Именно так и должен поступать заботливый деловой партнер, — ухмыльнулся Боржин. — Что же касается оплаты, то здесь мои требования весьма скромные. Каждый баррель нефти будет вам стоить сто сорок шесть тысяч тугриков, или сто двадцать пять долларов США. За это вы соглашаетесь пере­дать нам земли южной Монголии, или, как вы их называете, автономную область Внутренняя Монголия. Кроме того, вы передаете мне эксклюзивные права на пользование нефтепро­водом до порта Циньхуандао, а также обязуетесь предоставить в мое исключительное пользование портовое сооружение, от­куда я мог бы экспортировать излишки нефти.

Боржин дал возможность Шинчжэ, оторопевшему от не­слыханнодерзких требований, прийти в себя. Он отвернулся, подошел к окну и стал пристально рассматривать порывы вет­ра, очень похожие на языки пламени. Краем глаза он уловил легкое движение возле кустов. Он присмотрелся и увидел двух мужчин, одетых в черное. Пригибаясь к земле, они бежали к святилищу. Понаблюдав за ними, отметив, что они забежали за строение, обогнули его, очутились у входа и юркнули внутрь, он напрягся. На шее у него выступили жилы. Он резко повер­нулся к Шинчжэ и произнес:

—  Прошу прощения, господин министр, у меня появилось срочное дело. Я должен вас покинуть. — Он торопливо зашагал к двери, на ходу бросив через плечо: — Ненадолго.

Прежде чем Шинчжэ успел ответить ему, нахальный мон­гол выскочил из конференц-зала.

22

Ветер ненадолго утих, заставив Питта и Джордино прита­иться за каменными перилами короткой лестницы, ведущей ко входу в здание. Подняв голову, Питт залюбовался высоким сво­дом и аркой возле него. Хотя постройка и казалась древней, очевидно, ее восстанавливали или реставрировали, свидетельством чему были тщательно заделанные швы каменной клад­ки. По ее расположению в центре двора Питт предположил, что остальные здания странного поселения возводились скорее все­го позднее, вокруг этого строения.

—  Буддийский храм, — предположил Джордино, заметив сквозь приоткрытую дверь мерцающий огонек свечей.

—  Очень возможно, — ответил Питт, осведомленный отом, что главной религией Монголии является буддизм. Им бы еще постоять немного, дождаться, когда очередной порыв ветра поднимет пыль, но любопытство взяло верх. Они осторожно вошли внутрь строения и оказались в широком коридоре, который вел в главное помещение храма.

В свете десятков горящих факелов и свечей Питт и Джор­дино с удивлением поняли, что находятся скорее не в храме, а в усыпальнице. У дальней стены виднелся небольшой дере­вянный алтарь, но центральную часть помещения занимали две усыпальницы из белого мрамора, по виду и оформлению сделанные определенно недавно. Тела были положены в них явно в последние двадцать — тридцать лет. Питт не знал ки­риллицы и не мог прочитать надписи на усыпальницах, но, припомнив рассказанную ему Корсовым биографию Боржи- на, предположил, что усыпальницы принадлежат его отцу и матери.

В то же время он не стал бы уверенно утверждать, кто поко­ится в центральной части склепа. На полированном мрамор­ном постаменте стоял резной гранитный саркофаг, который выглядел намного старше остальных. Не впечатляющий свои­ми размерами, он весь был украшен разноцветными фигурами лошадей и диких животных. Изображения не стерлись от вре­мени, а вот краска местами облупилась. У изголовья гробницы стояли девять шестов с кусками белого меха, таких же, как и при входе в резиденцию.

—  Кого это с такой пышностью провожали в загробный мир? — спросил Джордино, разглядывая саркофаг.

—  Похоже, мистер Боржин — потомок древней скотовод­ческой аристократии, — ответил Питт.

Джордино отвел взгляд от саркофага и заметил предмет, темневший чуть ниже алтаря.

— Я так думаю, им нужно еще одно надгробие, — сказал он, кивая в сторону алтаря.

Входя сюда, они не заметили тела; оно открылось их глазам только теперь, когда они стояли в центре зала. Тело покоилось на деревянной лавке, приставленной к алтарю. Питт и Джор­дино приблизились к нему и в ужасе замерли. Они узнали Роя. Он лежал на спине, до пояса накрытый грубым одеялом, из гру­ди его торчал обломок стрелы.

— Значит, Тереза и Уоффорд находятся здесь, — упавшим голосом проговорил Джордино.

— Давай будем надеяться, что их не постигла такая же судь­ба, — тихо произнес Питт. Он подтянул одеяло, прикрыв им лицо Роя. Пока он раздумывал, не пора ли им возвращаться, тишину святилища разорвал приближающийся топот ботинок по каменному полу. Спустя секунду в зал ворвались два страж­ника, которых он заметил во дворе. Одетые так же, как и стра­жи у главного входа в резиденцию, они были вооружены, но не огнестрельным оружием, а деревянными пиками с длинными, отточенными как бритва остриями. На поясах у них болтались короткие ножи в деревянных ножнах, за спиной висели луки и колчаны со стрелами. Подобным старинным оружием, опас­ным и теперь не менее современного стрелкового, монгольские воины в Средние века покорили полмира.

Оказавшись в святилище, стражники замедлили шаг, а за­тем остановились и огляделись. Заметив Питта и Джордино возле алтаря, они обошли центральный склеп и бросились на них с копьями наперевес. Они не стали метать пики, хорошо понимая, что в замкнутом пространстве у незваных пришель­цев нет шансов увернуться от них.

Джордино среагировал первым — схватил стоявшую у ал­таря скамейку и швырнул ножками вперед в сторону нападав­ших. Расчет его оказался точен — скамейка, скользнув по полу, ударила верхними ножками точно в коленные чашечки перво­го нападавшего. Тот полетел на пол, ударился лицом о камень, его копье, выпав из руки, откатилось в сторону.

Второй стражник, перепрыгнув через скамейку, мчался пря­мо на Питта, целясь копьем в живот. Питт перенес вес на пятки и чуть согнул ноги в коленях, ожидая последнего броска. Взгляд его не отрывался от острия копья. Он, словно бросив вызов здра­вому смыслу, стоял недвижимо, как мишень на полигоне. Страж­ник предположил, что Питт окаменел от ужаса и убить его бу­дет очень легко, но тот только ждал, пока стражник окажется на расстоянии пары шагов от него и замахнется копьем. В ту же секунду Питт отпрыгнул в сторону и левой рукой ударил по древку копья, направив его в пустоту. Стражник проскочил мимо Питта, удивленный тем, что не поразил цель. Он попы­тался повернуться и снова нацелить острие копья в живот Пит­ту. Тот попытался вырвать копье из рук стражника, но пальцы его скользнули по древку. Стражник развернулся и нанес Пит­ту удар древком копья в предплечье.

Оба потеряли равновесие и повалились в разные стороны: стражник — на алтарь, а Питт — к подножию саркофага, но бы­стро вскочил, чтобы оказаться на ногах, готовым к повторно­му нападению, затем отскочил к каменной гробнице, темнев­шей в нескольких дюймах позади него. Стражник тоже поднялся, подозрительно оглядел Питта, крепче сжал копье и, набрав воздуха, снова ринулся на противника. Глаза страж­ника были устремлены на грудь Питта, куда он собирался вон­зить острие копья.

Питт стоял, прислонившись к гробнице, безоружный, взгля­дом ища чем бы защититься. Краем глаза он заметил, как Джор­дино, повалив второго стражника и подмяв под себя, молотит его громадными кулачищами. Занятый своим делом, италья­нец ничем не мог помочь Питту, и тогда тот вдруг вспомнил о шестах с кусками меха. Девять длинных деревянных шестов стояли, воткнутые в мраморные подставки у изголовья центрального саркофага. Питт быстро отступил к ним, продолжая следить за надвигавшимся стражником, опустил правую руку и нащупал шест. Стражник не придал значения его манипуляциям — был слишком занят мыслью поскорее убить Питта, — поэтому сконцентрировал все внимание на его корпусе. Он продолжал наступать на Питта, постепенно увеличивая скорость. Питт выждал, пока стражник не оказался шагах в десяти от него, быстро выдернул шест и вытянул его наподобие копья. Шест оказался намного длиннее копья в руках стражника. На лице воина отразилось изумле­ние, он попытался было остановиться, но не смог — бежал слишком быстро. Со всего размаху он налетел животом на ту­пой конец шеста. Чтобы увеличить силу удара, Питт подался вперед, и стражник, охнув, осел на колени. Копье выпало из его ослабевших рук и покатилось по полированному полу. Стражник пополз к нему, словно забыв о Питте, когда же он поднял голову, то оцепенел от ужаса: шест в руках Питта опи­сал дугу в воздухе, и теперь его мраморная подставка прибли­жалась к голове стражника. Он попытался увернуться от нее и опустил голову, отчего удар пришелся не по затылку, а по ма­кушке. Голова стражника дернулась, он повалился ничком на пол, ударился лицом и потерял сознание.

Питт отбросил шест в сторону.

—  Ну вот тебе раз. Никакого уважения к чужой меблиров­ке, — проворчал Джордино.

Питт, обернувшись, посмотрел на него. Джордино потирал костяшки пальцев о полу куртки. Рядом с ним валялось бес­чувственное тело его противника.

—  Как себя чувствуешь?

—  Намного лучше, чем мой лежащий друг. Тебе не кажет­ся, что нам пора выбираться из этой коробки, пока сюда не на­бежали другие копейщики?

—  Кажется.

Прежде чем они заторопились к выходу, Питт, нагнувшись, подхватил копье. Они приблизились к дверям, Питт осторож­но выглянул из здания и осмотрел внутренний двор. То, что он увидел, его совсем не обрадовало.

Два конных охранника в ярких шелковых халатах и круг­лых металлических шлемах, сменив пеших, находились возле дверей резиденции. Несколько всадников прочесывали близ­лежащую территорию двора в поисках следов Питта и Джор­дино. Те, отлично понимая, что ничего хорошего от встречи с воинами их не ждет, нырнули в сторону и под прикрытием клубов пыли побежали вдоль стены святилища к его тыльной части. На ходу они успели разглядеть правое крыло резиден­ции и еще человек шесть всадников. Те, заметив их, поскака­ли к ним. В отличие от остальных у этих на плечах болтались винтовки.

— Ничего не скажешь, самое подходящее время вводить в бой кавалерию, — сказал Джордино.

— Способ, которым мы выйдем отсюда, с каждой секундой становится все отчетливее и яснее, — заметил Питт, понимая, что избежать встречи с вооруженными всадниками они могут, только если быстро и незаметно пересекут внутренний двор и отступят назад к стене.

Добежав до крытого загона неподалеку от святилища, они решили срезать путь и нырнули в него. Лавируя между горами пыльной рухляди, ящиков и корзин, у противоположной сто­роны загона они неожиданно наткнулись на древнее авто, кем- то оставленное и давно забытое. Питт узнал в нем «Роллс-ройс» 1920-х годов. Протискиваясь сквозь прутья изгороди, Питт вдруг услышал тонкий свист, за которым последовал звон. Вскинув глаза, он увидел покачивающуюся стрелу, впившую­ся в доску, пролетевшую всего в нескольких дюймах от головы Джордино.

— Нагнись! — завопил он и приник к земле. Над ним про­пела еще одна стрела.

Джордино успел присесть за деревянной бочкой, в опору которой вонзилась следующая стрела.

— Вон четвертый всадник! — выкрикнул Джордино, вы­глядывая из-за бочки.

Питт обвел глазами двор и увидел возле ограды еще одного конного стражника. Остановившись, тот натягивал лук. На этот раз мишенью был он. Питт юркнул за тележку, и стрела про­шла мимо. Как только она ударила в доску, Питт, чувствуя, что пора и им начинать действовать, вскочил и ринулся на воина. Тот, повернув голову, доставал из колчана очередную стрелу. Питт, размахнувшись, метнул в противника поднятое в святи­лище копье.

Всадник находился от него на расстоянии около пятидеся­ти футов, но бросок Питта был точен. Если бы воин не нагнул­ся, вытягивая стрелу, копье не ударило бы ему в предплечье, а проткнуло его насквозь. Лук у воина выпал, он схватился левой рукой за рану, пытаясь остановить кровь.

Питт и Джордино получили передышку, правда, короткую. Три других всадника подскакали к раненому товарищу и при­нялись лихорадочно осыпать непрошеных гостей стрелами. Завывание и свист ветра заглушил дробный стук копыт, до­несшийся с противоположной стороны загона. В считанные секунды воздух наполнился воем десятков стрел. Острые на­конечники вонзались в доски, ящики и тележки, ломали пру­тья корзин. Лучники явно знали свою работу и при каждом дви­жении Питта и Джордино обрушивали на них град стрел. А те летели на них как железо к магниту.

И только благодаря резким порывам ветра, отклонявшим полет стрел, незваные гости еще оставались живы. Ветер играл им на руку — забивал глаза всадников пылью и мешал целить­ся. К чести Питта и Джордино, следует сказать, что и они не сидели без дела, а отбивались от атакующих всем, что попада­лось под руку.

Безоружные, они оборонялись как могли. В фургонах они нашли массу сломанного сельскохозяйственного инструмента, каковой использовали в качестве метательных орудий. Джор­дино очень быстро освоил приемы метания двузубых вил и, изловчившись, одного воина выбил из седла, а другого силь­но ранил в бедро. Летающие вилы, грабли и лопаты помогли на некоторое время сдержать атаки нападавших, но все это было временное решение. В конце концов все знали, что де­ваться Питту и Джордино некуда и рано или поздно им придет­ся сдаться.

В разыгравшемся сражении ветер и пыль стали союзника­ми Питта и Джордино, обеспечивая им временное, но все же прикрытие, мешая всадникам вести прицельный огонь. Но как только атмосферные боги решали немного передохнуть от тру­дов праведных, ситуация сразу менялась. Стоило только пыли осесть, наступал кошмар. Питт и Джордино оказывались как на ладони, и стрелки в дикой ярости выпускали в них десятки стрел. В такие минуты они, побросав инструменты, падали на землю, не пытаясь подняться. Чаще всего они искали укрытия под повозками, где большие колеса гарантировали им хоть какую-то безопасность. Иногда, правда, стрелы попадали даже между спицами и, не будь они такими частыми и широкими, их бы давно убили. В последние минуты к пению стрел приба­вился еще и свист пуль. Посчитав луки оружием в такую погоду неэффективным, всадники, стоявшие у противоположной сто­роны загона, открыли огонь из ружей.

— Пижоны. Не могли обойтись без дешевых мизансцен из жизни Дикого Запада. Тоже мне армия генерала Кастера, — с горечью пробормотал Джордино, вытирая сочившуюся из раны струйку крови. Пуля пробила спицу, и отлетевшая щепка вон­зилась ему в щеку. — Как ты думаешь, перестанут они стрелять, если мы выкинем белый платок?

— Не перестанут, — уверенно ответил Питт, вспомнив Роя. Стрела ударила в обод колеса прямо напротив его лица, и он инстинктивно отпрянул. В спину ему ткнулось что-то тонкое и узловатое. Питт снова приник к земле, слегка повернул го­лову посмотреть, на что это он так больно наткнулся, и уви­дел рядом с фургоном непонятной формы крупный предмет, накрытый старым брезентом. Налетел очередной смертонос­ный шквал, вынудив Питта вжаться в землю рядом с Джор­дино.

— Давай-ка попробуем навалиться на одного из наездни­ков, — предложил Джордино. — Как только ветер опять под­нимется, бежим к нему. Ты хватаешься за уздечку, я сваливаю вольтижировщика, и мы получаем лошадь. По-моему, един­ственно верный способ вырваться от таких негостеприимных хозяев. Иначе они нас тут замордуют.

— Рискованное предприятие, — ответил Питт, — но ничего лучше у нас нет. — Он повернулся на бок, зацепив ногой бре­зент, накрывавший странный предмет. Тот немного сполз на землю, обнажив сверкающую металлом деталь. Питт начал вни­мательно ее рассматривать, затем Джордино увидел, как забле­стели его глаза.

— Наши планы меняются, — проговорил Питт, заглянул под брезент, затем повернулся к Джордино и сообщил: — Ты прав: отсюда мы уедем на лошади, но только на железной.

23

Висевшая на стене рация затрещала, приняв сигнал, а за­тем послышался грубый мужской голос. Статические поме­хи, создаваемые завыванием ветра, заглушали его, но не со­всем — поскольку говоривший находился недалеко, сигнал был сильным.

— Мы окружили их возле святилища. Они приехали вместе с китайской делегацией, в составе монгольского государствен­ного эскорта, но не имеют к нему никакого отношения. Внед­рились обманным путем. Мои люди, которых они заперли в лабораторном корпусе, утверждают, что внешне они напоминают русских, а не китайцев.

— Понятно, — ответил Боржин в микрофон раздраженным голосом. — Агенты федеральной службы или, что скорее все­го, шпионы, нанятые нашими русскими конкурентами. Запом­ни — они не должны выйти за пределы комплекса живыми. Да, я хочу знать, как они проникли к нам незамеченными. Расспроси начальника охраны. Почему их не проверили?

Боржин повесил рацию и закрыл кабинет вишневого де­рева, за которым скрывался двусторонний радиопередатчик. Он вышел из маленькой приемной, пересек холл и вернулся в конференц-зал, чтобы продолжить переговоры. Китайский министр стоял у окна и рассматривал разыгравшуюся пыль­ную бурю, как нельзя лучше отражавшую его внутреннее со­стояние.

— Простите за вынужденный перерыв, — произнес Боржин с мрачной улыбкой, усаживаясь за стол. — Возникла неболь­шая проблема с двумя сотрудниками монгольской охраны из вашего эскорта. Боюсь, они не смогут вас сопровождать. Я, ра­зумеется, пошлю вместо них двух своих людей.

Шинчжэ неопределенно кивнул.

— Проблема как-то связана с выстрелами, которые мы слы­шали? — поинтересовался он.

— Никоим образом, — ответил Боржин. — Звук выстрелов доносился со стрельбища. Там идет обычная тренировка по стрельбе. Нет причин для беспокойства.

Министр продолжал безучастно глядеть в окно, мысли же его витали совсем в другом месте. Медленно, словно постарев на десятилетия, он неуклюже повернулся и сел напротив Боржина.

— Ваше предложение очень напоминает шантаж, а выдви­гаемые вами условия просто абсурдны, — сказал он, перестав сдерживать ярость.

— Мои условия вовсе не чрезмерны, тем более для страны, стоящей перед лицом кризиса, грозящего ей коллапсом всей экономики, — прошипел Боржин.

Шинчжэ с нескрываемым презрением разглядывал нагло­го монгола. Он невзлюбил высокомерного и требовательного магната с того момента, когда увидел его. Внешне обходитель­ный и любезный, он явно ненавидел Китай и завидовал его лидирующему положению в мире. Для Шинчжэ вести с ним переговоры было сущей мукой, а обсуждать навязываемые им условия — форменным издевательством, но он хорошо знал на­строение своего правительства вообще и характер президен­та страны в частности. Все они ждали от него нефти. Поэтому Шинчжэ в душе знал, что согласится на унизительные условия, выдвинутые Боржином, но только из страха перед своим руко­водством и под давлением обстоятельств. «Никто не мешает мне, пока идет подготовка к подписанию договора, параллель­но искать и другие пути к нефти», — размышлял он.

— Министр Шинчжэ, рассматривайте наш договор всего лишь как взаимовыгодную сделку, — продолжал Боржин. — Китай получает нефть, экономика его продолжает расти, я ста­новлюсь вашим основным поставщиком, а Монгольский авто­номный район, воссоединяясь с братской страной, станет час­тью Великой Монголии.

— Отторжение суверенной территории всегда воспринима­ется болезненно.

— Да что же такого значительного теряет Китай? Давайте посмотрим. Кусок безжизненной пыльной территории, сель­ского района, заселенного монгольскими скотоводами. Радо­ваться нужно, что они воссоединятся со своей родиной, с на­цией, к которой принадлежат.

—  Возможно, относительно материальной ценности тер­ритории вы и не ошибаетесь, но согласитесь: вмешательство частного лица в процесс урегулирования территориальных проблем — факт не совсем обычный.

—  Да, конечно. Больше того — мое правительство ничего не знает о моих переговорах. С моей стороны это будет личный политический дар моему народу.

—  Не забывайте — дар материально весьма выгодный.

—  Как посредник я, конечно, получу свою долю, но уверяю вас, она весьма скромная — крошечный процент в виде малень­кой территории. — Коварно улыбаясь, Боржин передал Шинч­жэ толстую папку в кожаном переплете. — Я позволил себе за­готовить необходимые соглашения для государственных представителей обеих стран. Остается только подписать их. Буду рад в самом ближайшем будущем получить уведомление о том, что ваша страна принимает мои предложения.

—  Я передам ваши пожелания генеральному секретарю и госсовету завтра днем. С решением мы тянуть не будем. Хоте­лось лишь предупредить — ваша неуступчивость может стать главным аргументом против подписания соглашения.

—  Пусть будет так, но изменять условия я не намерен. — Боржин поднялся. — Надеюсь на дальнейшее плодотворное сотрудничество, министр Шинчжэ. — Боржин поклонился, церемонно и неискренне.

Шинчжэ тоже встал с кресла и, отвесив Боржину холодный поклон, вышел из комнаты вместе со своим окружением. Бор­жин и Татьяна проводили китайскую делегацию до двери, по­наблюдали, как гости вышли из здания и, прикрываясь пола­ми пиджаков от порывов налетающего ветра вперемешку с пы­лью, расселись по автомобилям. Только когда фары министер­ского кортежа исчезли за закрытыми воротами, Боржин закрыл дверь и повернулся к Татьяне.

—  Слива созрела. Можно приступать к сбору урожая, — проговорил он и неторопливо двинулся по коридору.

—  Да, но и рискуем мы сильно. Им нелегко отказаться от Внутренней Монголии. Народ подозрительный. Как бы не рас­кусили нашу хитрость.

— Чепуха. Кочевники, жаждущие воссоединения со своей исторической родиной, — великолепная легенда. В результате они своими руками отдадут нам громадные залежи нефти, а потом у нас же будут ее покупать. Вот действительно ирония судьбы.

— Они могут сильно расстроиться, когда узнают правду. Аннулируют соглашение или еще того хуже... А уж платить цену выше рыночной никогда не согласятся.

— Вопрос относительно цены чисто технический. С нашей новоприобретенной технологией мы расшатаем весь нефтяной рынок и нагреем на этом руки. Мы дважды продемонстрировали свои возможности в Персидском заливе, и покажем еще не раз, если потребуется.

Они прошли в конференц-зал, остановились возле неболь­шого бара с десятками полок, уставленных различными напит­ками. Боржин взял бутылку коньяка, налил две рюмки.

— Дорогая сестра, мы уже победили. Как только к китай­цам потечет наша нефть, они окажутся у нас на крючке. Не вол­нуйся, даже если все будут знать — не пикнут. А если все-таки посмеют пикнуть, мы ускорим строительство нашего нефтепро­вода в России, через Сибирь, до порта Находка. Начнем продавать нефть японцам, всему остальному миру. Мы рассмеемся в лицо китайцам.

— Да, ты прав. Никуда они от нас не денутся. Положение у них сейчас просто отчаянное. Благодаря действиям нашего бра­та в Нинбо.

— Наш «Темучин» творит чудеса, не так ли?

— Ты еще не забыл, как он едва не угробил меня на Байка­ле? — раздраженно спросила она.

—  Сестричка, то был непредвиденный побочный эффект, он вызвал слишком большую волну. Тем более что все обошлось. Ты здесь, жива и здорова, — проговорил Боржин чуть покрови­тельственным тоном. — Но все равно, согласись, инструмент очень эффективный. Сначала разрушил строящийся нефтепро­вод в Сибири, затем устроил пожар в китайском порту Нинбо. И никто не увидел никакой связи между этими событиями. А в довершение всего — блестящая комбинация в Персидском заливе. Еще разок используем его на Ближнем Востоке, и ки­тайцы рухнут к нашим ногам.

—  «Темучин» пересекает Тихий океан? Приближается к Аме­рике для нанесения главного удара?

—  Разумеется. Уже в пути. Оборудование с Байкала прибы­ло в Сеул два дня назад, и вскоре исполнители отправились в путь. С «Темучином» я отправил ту же группу, что работала на раскопках в горах Хэнтэй. После инцидента с русскими нефтеразведчиками нам все равно пришлось бы уезжать.

—  Жаль, их исследования ничем нам не помогли. Усыпаль­ницы возле места погребения Чингиса оказались пустыми. Оче­видно, их либо кто-то разграбил, либо их сделали для того, что­бы сбить со следа расхитителей. Скорее последнее. Если бы там было хоть что-нибудь ценное, оно обязательно бы всплыло на антикварном рынке.

—  Ничего, китайцы скоро обеспечат нас наличностью. Подождем недельку-другую, а там нефтяной рынок снова тряхнет, — отозвался Боржин с улыбкой, — и наши китайские друзья тут же станут сговорчивее.

Он вышел из конференц-зала и направился к ближайшей лестнице. Сестра последовала за ним. Боржин остановился на верхней ступеньке и поднял рюмку к громадному портрету сред­невекового монгольского воина, висевшему на стене напротив.

—  Первый шаг сделан. Мы вступили на путь восстановле­ния богатства и славы Золотого клана.

—  Наш отец гордился бы нами, — вторила ему Татьяна. — Мы должны быть благодарны ему, это он проторил нам дорогу.

—  За отца и нашего повелителя Чингиса, — произнес Боржин и залпом выпил коньяк. — Да продолжатся наши завоевания!

24

За зданием резиденции начальник службы безопасности комплекса по имени Батболд, громадный, как медведь, пристег­нул к поясу рацию. Он только что получил сообщение об отъезде китайской делегации. «Если те два урода еще живы, — подумал он, — мы их быстро прикончим пулями».

Клубы пыли не давали хорошенько осмотреть внутреннюю часть загона, но теперь, когда китайцев нет, можно было не стесняться. Загнанные под фургон незваные гости уже не ме­тали в нападающих сельскохозяйственные орудия. «Теперь все их уловки бесполезны», — размышлял Батболд, поглядывая на загон. Вот уже несколько минут наглецы, тайком проникшие на территорию поселка, не подавали никаких признаков жизни. «Наверное, сдохли», — решил Батболд, но на всякий случай от­дал приказ еще разок обстрелять центральную часть загона.

Вытащив из-за пояса короткую саблю, Батболд слез с коня и пешком, в сопровождении трех стражников, пошел к загону, чтобы найти тела погибших. Когда до забора оставалось фута три, они вдруг услышали треск, а потом стоявшая впереди сте­на ящиков и корзин начала пошатываться. Батболд и его люди замерли, недоуменно переглянувшись. Вскоре раздался и стих странный треск, а потом его сменило мягкое металлическое жужжание. Начальник службы безопасности сделал осторож­ный шаг вперед, пригнулся, прищурился и наконец увидел источник движения и шума. Находился он за стеной из поло­манной тары, рядом с фургоном. А потом металлическое жуж­жание повторилось.

— Вон они! — заорал он, указывая на фургон. — Стреляйте! Стреляйте все!

Три стражника мигом вскинули карабины, прижали к пле­чам приклады, но не успели выстрелить ни разу, поскольку из загона сначала донеслось громкое рычание, вслед за которым стена ящиков и корзин разлетелась, из образовавшейся бреши выскочил невысокий обтекаемый предмет и со страшным ре­вом пронесся мимо них.

У Батболда рот открылся от изумления, когда он узнал в нем старенький мотоцикл с коляской, красного цвета, с местами облупившейся краской. Летел он прямо на них. За рулем мото­цикла никого не было, лишь стояла перевернутая вверх дном большая корзина. Вторая такая же корзина стояла на коляске. Батболд шарахнулся в сторону. Решив проверить, не обманы­вают ли его собственные глаза, он попытался было ударить саб­лей по корзине-водителю, но промазал — мотоцикл на беше­ной скорости пронесся мимо него.

Зато успел Джордино. Высунув из-под корзины руку с сов­ковой лопатой, он ткнул ее в лицо Батболду, порвав ему щеку. Раздался стук железа о зубы, Батболд взвыл от боли и бросился на землю. В глазах у него застыл ужас, смешанный с удивлени­ем, — он никак не мог понять, что произошло.

Мотоцикл устремился на трех стражников, стоявших поза­ди Батболда, и те, забыв про оружие, в панике бросились врас­сыпную. Один из них поскользнулся, и коляска проехала ему по коленям. Второму удалось откатиться без потерь. Третьему не повезло больше всех — Джордино настиг его ударом лопаты в шею, и стражник, истекая кровью, отлетел к забору.

Посматривая сквозь щели в досках ящика, надетого на го­лову и закрытого для большей безопасности корзиной, Питт направил мотоцикл в сторону от всадников, вооруженных вин­товками, нацелившись на лучников. Он намеревался проско­чить между двумя стражниками и так прорвать линию осады.

—  Держись! Обстановка накаляется! — крикнул он Джор­дино.

В ту же секунду в воздухе завыли стрелы, и их кустарная деревянная броня задрожала под их ударами. Питт почувство­вал укол в левое бедро, и если бы не был так занят маневриро­ванием, то увидел бы и тонкую струйку крови, ползущую по ноге.

Старенький мотоцикл вынес их из окружения, окутав конных стражников клубами черного дыма и пылью. Как Питт и предполагал, воины, вооруженные карабинами, прекра­тили огонь, боясь попасть в лучников. Однако перед лучниками помех не было, и они дружно осыпали мотоцикл лавиной стрел.

Решив уйти с линии огня, Питт развернул мотоцикл и по­гнал его на одного из всадников. Лошадь испугалась оглуши­тельного тарахтенья, резко встала на дыбы, и всадник от не­ожиданности полетел на землю. В последний момент он успел метнуть в Питга копье, и довольно удачно: оно пролетело всего в нескольких дюймах от его лица и затем впилось острием в зем­лю. Питт вырвался из смертельного кольца и устремился прочь от внутреннего двора.

Джордино, повернувшись в коляске, оглядел всадников. Те, быстро перегруппировавшись, бросились вслед за мотоциклом.

— Они скачут за нами! —прокричал он. — Ничего, сейчас я с ними в кидалки поиграю. Сообщи, когда взлетать будем.

— Очень скоро. Можешь приготовиться, — отозвался Питт.

Прежде чем усесться в коляске мотоцикла, Джордино, за­метив в углу фургона мешок с подковами, предусмотрительно захватил его и теперь собирался использовать подковы в ка­честве метательных орудий. Для пристрелки он швырнул не­сколько подков в ближнего всадника. Первые две подковы улетели в сторону, но Джордино быстро понял их аэродина­мические свойства, и уже третья подкова попала в цель. В сле­дующую минуту Джордино вывел из игры двух всадников и ох­ладил пыл остальных. Стражникам пришлось держать безопас­ную дистанцию, и, как следствие, дождь из стрел заметно утих.

Питт, вцепившись в руль мотоцикла, выжимая полный газ, гнал его к краю внутреннего двора. Увидев в загоне старенький чехословацкий мотоцикл «Ява» модели 500 ОНС выпуска 1950-х годов, он подумал, что тот давно умер. Однако, к его радости, мотоцикл не только подал признаки жизни, но и оказался бодрячком — шины его оказались не сильно сдутыми, в баке плес­калось с полгаллона бензина, грязноватого, но вполне пригод­ного, а двигатель завелся, как говорят бывалые байкеры, прак­тически с полпинка. После седьмого кика по стартеру двухци­линдровый двигатель, пару минут почихав, взревел. Питт и Джордино улыбнулись, почувствовав хоть и слабый, но устой­чивый запах свободы.

Метко раскидывая подковы, Джордино пробил брешь в ря­дах всадников и отогнал их на безопасное расстояние. Остава­лось совершить главное действо. Питт резко повернул руль, и мотоцикл устремился к обрыву.

— Пристегнитесь, мистер Джордино. Вроде взлетаем, — сообщил Питг другу.

Джордино немедленно нырнул в коляску, уперся ногой в переднюю ее часть, прижавшись спиной к сиденью. Одновре­менно правой рукой он схватился за поручни, в левую взял по­следнюю подкову, прошептал: «На удачу!» — и воткнул ее в щель между обтекателем и краем коляски.

Со стороны обрыва стены не было, ее и не имело смысла там возводить. Никому и в голову не приходило, что найдется смельчак, готовый совершить самоубийственный прыжок с уте­са через глубокий, почти отвесный обрыв. Но иного шанса на спасение у Питта с Джордино не было. Подлетая к краю двора, он чуть притормозил, затем снова дал полный газ и повел мо­тоцикл к краю утеса.

Потому, как внутри у него все оборвалось, Питт понял, что они летят. Опустив глаза, он не увидел под колесами мотоцик­ла земной тверди. Первые тридцать футов они падали почти вертикально. Мотоцикл со свистом рассек воздух и всеми тре­мя колесами встал на землю. От удара утыканные стрелами ящики и корзинки на головах пассажиров рассыпались. Питт был только рад отделаться от неудобных кустарных лат, хотя и понимал — только благодаря им они и остались целы и невре­димы. Однако теперь все его внимание сконцентрировалось на том, чтобы удержать мотоцикл в равновесии.

С тяжелой, перевешивающей мотоцикл коляской машина по всем законам физики должна была в момент касания земли перевернуться, однако Питт удержал ее, вцепившись в рультак, что побелели костяшки пальцев. На бешеной скорости мото­цикл летел по склону горы. Подкова Джордино не подвела, при­несла им удачу — на их беспокойном пути серьезных препят­ствий в виде валунов и канав не возникало. Иногда, правда, то впереди по курсу, то по бокам вдруг отчего-то брызгал по сто­ронам гравий, но Питт не придавал этому обстоятельству ни­какого значения до тех пор, пока не догадался о вызывающей его причине, — отставшие воины вели по ним прицельный огонь из карабинов. За ревом мотоцикла и воем ветра они по­просту не слышали звука выстрелов. Очередной порыв ветра окутал их облаком пыли, и на какое-то время они стали неуяз­вимы для противника. Правда, ветер ослепил Питта, и тот не­произвольно зажмурился, надеясь за несколько секунд не на­лететь на камень или дерево.

На выступе стояли несколько стражников и, страшно руга­ясь, беспрестанно палили по удалявшемуся мотоциклу. С пол­дюжины всадников устремились в погоню за ним. По крутому склону лошади спускались медленно и осторожно, но как толь­ко оказались внизу, стали потихоньку набирать прыть.

Питт и Джордино изо всех сил вцепились в мотоцикл, стре­лой мчавшийся вниз по горе со скоростью никак не меньше восьмидесяти миль в час. Питт отпустил ручку заднего тормо­за, на которую инстинктивно нажимал с тех пор, как они ото­рвались от края утеса. На крутом длинном спуске тормоз стал бесполезен.

После нескольких секунд почти вертикального падения гора стала понемногу переходить в равнину. Поначалу не очень за­метно, но хотя бы исчезло ощущение свободного полета и пус­тоты в желудке. Питт даже начал потихоньку двигать рулем, стараясь объезжать пятна кустарника, усеивающие склон, и редкие валуны. Мало-помалу он обрел полный контроль над мотоциклом. На одной рытвине они подскочили так высоко, что чуть было не вылетели, но смогли-таки опуститься на си­денья и покрепче ухватиться за руль и поручни перед очеред­ной ямой. Питту казалось, что почки у него оторвались от бесконечной тряски: плохие амортизаторы и жесткое сиденье пре­вращали поездку в сплошной кошмар.

Несколько раз мотоцикл сильно кренился то в одну, то в другую сторону, грозя перевернуться, и всякий раз Питг вы­правлял ход машины рулем, вто время как Джордино, высовы­ваясь из коляски, помогал ему сохранять ее равновесие. Питту не удавалось избегать столкновений с отдельными препятстви­ями, неоднократно то коляска, то весь мотоцикл подскакивали на крупных камнях. В результате гладкий обтекаемый нос ко­ляски, побитый отлетавшими камнями, выглядел так, словно по ней кто-то хорошенько прошелся кувалдой.

Постепенно крутой склон перешел в равнину, а кустарник и валуны уступили место сухой траве. Вскоре Питт незаметно для себя прибавил газу. Почва становилась мягче. Ветер не ути­хал, как и прежде продолжая хлестать в лицо. Густая пыль, сто­явшая в воздухе, не оседала, ограничивая обзор до нескольких десятков футов.

— Погоня еще есть? — прокричал Питт.

Джордино утвердительно кивнул. Он несколько раз обора­чивался и видел, как всадники спускались с горы. Хотя пресле­дователи изрядно поотстали и за тучами пыли были незамет­ны, Джордино отлично понимал, что они идут за ними. «Пого­ня только начинается», — хмуро подумал он.

Питт тоже не сомневался в упорстве воинов. Пока старень­кий мотоцикл тарахтел, они оставались недосягаемы для всад­ников. Но безопасность их была относительной. Питт отлично знал — преследователи не отстанут. Оставалось надеяться на то, что сильный ветер заметет следы. Фактически жизнь их те­перь зависела от количества бензина в стареньком мотоцикле.

Чтобы отогнать неприятные мысли, Питт принялся раз­мышлять о мотоцикле. «Ява» чешского производства впервые появилась в продаже еще до войны. Создали ее на военном за­воде, где производили гранаты и другое вооружение. В после­военные годы легкая, оснащенная мощным мотором, вобрав­шая в себя все технические новинки своего времени «Ява» сде­лалась очень популярной благодаря главным образом своей неприхотливости и живучести. Когда завод национализирова­ли, спрос на нее на западном рынке упал. Старенький мото­цикл под Питтом, несмотря на стоялый бензин, продолжал мерно трещать и скорость давал приличную. «Выжмем из тебя максимум», — думал Питт, надеясь как можно дальше оторвать­ся от преследования. Сжав зубы и прищурившись, он крепче сжал руль и еще поддал газу, устремляя мотоцикл в серый от пыли воющий мрак.

25

Темнота быстро окутала широкую степь, похожую на за­стывшие невысокие волны. Сквозь нависшие над пыльной бу­рей облака неясно мерцали луна и заезды. Вокруг была черно. Лишь изредка где-то вдали загорался и тут же гас слабый ого­нек, пожираемый порывом серого ветра. Вой его заглушал треск уверенно работавшего двухцилиндрового четырехтактного мо­тора, уносившего Питта и Джордино.

Чешский мотоциклет, часто подскакивая, несся по траве, как доска для серфинга по морю. Побитый годами, он скрипел и бренчал, подпрыгивая на кочках, и кренился из стороны в сторону. Вцепившись затекшими руками в руль, Питт выжи­мал из него все возможные лошадиные силы. Несмотря на пе­ресеченную местность, мотоциклетик держал постоянную ско­рость почти полсотни миль в час, что позволяло уходить от преследования все дальше и дальше. Правда, вданный момент расстояние уже не играло большой роли — мотоцикл остав­лял в почве глубокие следы, по котором всадники легко могли найти его.

Питт втайне надеялся обнаружить пересечение дорог, где он смог бы запутать преследователей, но ничего, кроме тро­пок, пробитых лошадиными копытами, ему не попадалось. Однажды перед глазами мелькнул слабый огонек, и Питт на­правил мотоцикл в ту сторону, но огонек быстро исчез в оче­редной туче пыли, и они снова оказались в кромешной мгле. Хотя свет фары и не выхватывал впереди ничего похожего на дорогу, Питт успел заметить, что характер местности изменил­ся — холмы уменьшились в размерах и стали более пологими, почти исчезла трава.

«Должно быть, мы въехали в район с более ровным ланд­шафтом», — бесстрастно подумал Питт, заметив, что Джорди­но перестал чертыхаться при каждом толчке. Вскоре холмы и вовсе исчезли, густая трава сменилась редкой чахлой раститель­ностью, а почва из мягкой превратилась в твердую, из которой кое-где торчали редкие кустики.

Они пересекли северную границу пустыни Гоби, обширное пространство, занимающее треть Монголии. В древности на ее месте находилось внутреннее море. Скорее каменистая, чем песчаная равнина с засушливым климатом, Гоби дает приста­нище многочисленным популяциям газелей, ястребов, другим представителям дикой природы, прекрасно чувствующим себя в местности, некогда кишевшей одними динозаврами. Но Питт и Джордино ничего не замечали в кромешной темноте, особен­но Джордино, который настолько привык к тряске, что не за­метил бы, если бы мотоцикл поскакал по гранитным плитам. Питт, наклонившись к рулю, пристально вглядывался в доро­гу, старательно объезжая громадные зазубренные валуны. Не­сколько минут он лавировал между невысокими горами, за ко­торыми внезапно открылась широкая плоская равнина.

Как только покрышки начали сильнее сцепляться с грун­том, мотоцикл прибавил в скорости. Только вести его стало намного труднее — к пыли в воздухе прибавилась грязь. Еще час трехколеснаямашина мчалась по пустыне, давя кусты и разбрасывая по сторонам мелкие камни, а потом двигатель на­чал чихать и кашлять. Питт понял, что вскоре он совсем за­глохнет, и умолял его продержаться хотя бы еще немного. Мо­тоцикл протащился еще милю и встал как вкопанный — бак его окончательно опустел и по сухости ничем не уступал окру­жающему пейзажу.

Они стояли на каменистом пятачке с нанесенным на него тонким слоем песка, окруженные пустыней и безмолвием. Пос­ле нескольких часов оглушительного треска Питт отдыхал, при­слушиваясь к свисту и вою ветра в макушках карликового кус­тарника, шелесту песчинок, летящих по земле и постукиваю­щих по мотоциклу. Буря стихла до редких порывов, облака ушли, и небо над ними просветлело. Звездные россыпи взира­ли на Питта и Джордино сквозь легкий серый занавес, бросая тихий свет на непотревоженную пустыню.

Питт повернулся к коляске и оглядел Джордино, лицо ко­торого, покрытое толстым слоем пыли, в сумерках напомина­ло погребальную маску на мумии. Кое-где на волосы и одежду налипла зеленая грязь. Питт с трудом поверил, что друг его по­просту уснул, продолжая, однако, цепко держаться за поручень коляски. Проснулся он через несколько минут от неожиданно­го ощущения отсутствия качки и рокота двигателя. Он часто заморгал, потом открыл глаза, всмотрелся в окружающую их темную пустошь.

—  Надеюсь, мы приехали сюда не для того, чтобы наблю­дать за гонками на подводных лодках? — поинтересовался он.

—  Нет, — ответил Питт. — В сегодняшней вечерней про­грамме одни только скачки.

Джордино выпрыгнул из коляски и потянулся. Питт огля­дел рану на бедре. Стрела чуть задела его и ударила в охлаждаю­щие ребра двигателя. Кончик ее еще торчал там. Рана давно уже прекратила кровоточить. Покрытая песком, как и подсохшая струйка крови, она напоминала толстый слой краски «вишне­вая глазурь».

— Нога в порядке? — спросил Джордино, заметив рану.

— Да. Промазал стрелок. Видимо, собирался пригвоздить меня к мотоциклу, — ответил Питт, вытаскивая кусок стрелы.

Джордино покрутил головой, поглядел в ту сторону, откуда они приехали.

— Как думаешь, долго им еще до нас скакать?

Питт мысленно прикинул время, которое они проехали, предположительное расстояние до Сяньду и ответил:

— Все зависит от того, насколько быстро поедут. Полагаю, нас разделяет не меньше двадцати миль. Гнать лошадей они не будут, да и отдыхать им тоже нужно.

— А если предположить, что путь можно сократить, объ­ехав горы, или что они пошлют в погоню автомобили?

— Давно бы послали. Я о другом волновался: нет ли у них в арсенале вертолетов. Правда, в такую пыльную бурю от них мало толку.

— Хорошо бы у них на задницах мозоли от седел появились, так ведь нет же. Или бы спать завалились, дали нам возмож­ность улизнуть отсюда подобру-поздорову.

— Боюсь, они все равно найдут нас по следу; дорог, судя по всему, поблизости нет, — ответил Питт. Он поднялся и обвел мотоциклетной фарой местность. Кругом была пустыня. На­лево тянулся высокий, похожий на длинную стену кряж. Во всех других направлениях ландшафт оставался пустынным и плоским, как бильярдный стол.

— После столь впечатляющего путешествия верхом на от­бойном молотке да по стиральной доске я бы предпочел немного пройтись пешочком. Ножонки поразмять. Пойдем навстречу ветру?

— Обязательно. Только сначала проделаем один фокус, — сказал Питт.

— Какой фокус?

— Довольно простой, но эффектный. Называется «Исчез­новение мотоцикла в пустыне».

Очень скоро шестеро всадников оставили попытки догнать беглецов и перешли на спокойный аллюр. Так они могли дви­гаться много часов подряд. Монгольская лошадь — животное поразительно выносливое. Веками их приучали переносить труд­ности. Монгольская лошадка не знает усталости, способна вы­жить в условиях бескормицы, а скакать по степи может хоть весь день. Коротконогая, коренастая, неказистая на вид и очень крепкая, она не имеет себе равных среди западных пород.

Ехавшие плотной цепью всадники приблизились к основа­нию горы, и там командир группы внезапно остановился. Он слез с коня, нагнулся, наклонил к земле строгое неподвижное лицо и, включив карманный фонарь, сквозь тяжелые, как у лягушки-быка, веки принялся рассматривать следы протек­торов — две глубокие канавки с вмятой травой. Довольно кив­нув, он снова вскочил в седло, сунул фонарик в карман и, при­шпорив лошадь, двинулся по следу. Остальные теперь держа­лись от него в почтительном отдалении.

Командир полагал, что старый мотоцикл проедет еще миль тридцать, не больше. Впереди расстилались степи, а дальше шла пустыня. «На сто миль вперед беглецам не найти укрытия, — раздумывал он. — Если не гнать лошадей, то через восемь ча­сов мы их все равно настигнем». Он решил не вызывать на по­мощь моторизованную группу — не хотел унижать своих вои­нов. Все они были прекрасными наездниками. Всех их учили сначала сидеть на лошади, а уж потом ходить, что доказывала их клешеногость. И наглецам, тайком проникшим в комплекс да еще побившим стражников, от них не уйти. Еще несколько часов неторопливой погони, и с ними будет покончено.

Они продолжали скакать всю ночь, ежась на ледяном вет­ру, то и дело посвечивая фонариком и осматривая следы, ос­тавленные покрышками. Поначалу в порывах ветра они даже слышали стук мотоциклетного мотора, но вскоре он стих, ис­чез за дальними холмами. Всадники ехали в молчаливой за­думчивости. Они проскакали еще пять часов, останавливаясь лишь раз, на границе ровной пустыни.

Здесь, на твердой почве, увидеть следы покрышек стало труднее. Всадники часто теряли их, останавливались, искали, обшаривая землю лучом карманных фонарей, и, находя, снова отправлялись в путь. На рассвете песчаная буря, все это время хлеставшая по ним, наконец-то улеглась. В утренние часы следы мотоцикла сделались виднее, всадники приободрились и поехали быстрее. Командир группы выслал вперед разведчика, чтобы тот предупредил их, если вдруг следы на каменистой по­чве опять потеряются.

Всадники проехали по следу вдоль большой песчаной на­сыпи, примыкавшей к отвесной скале. Впереди расстилалась широкая равнина. Следы мотоциклетных покрышек сделались отчетливее, колеса увязли в песке и вдруг исчезли. Когда груп­па во главе с командиром подъехала к разведчику, тот беспомощно крутился по песчаной насыпи. Увидев подъезжающего к нему командира, он присел на корточки и повернул к нему изумленное лицо с бессмысленным взглядом.

— Ты почему остановился? — рявкнул командир.

— Следы... они исчезли, — запинаясь, пробормотал раз­ведчик.

— Тогда иди вперед и найди их.

— Я уже ходил смотрел. Следов нигде нет. Песок... на нем следы остаются, но их там нет. Они обрываются здесь, — гово­рил разведчик, тыкая пальцем в песок.

— Вот дурак, — буркнул командир и, пришпорив лошадь, повернул вправо. Оглядывая землю, он объехал стоявшую в центре группу, сделал еще один круг, увеличив радиус, но сле­дов не обнаружил. Затем он присоединился к своим воинам, и те заметили, что лицо у него сделалось таким же озадаченным, как и у разведчика. Никто не понимал, куда подевались следы.

Командир соскочил с лошади, обошел обрывающиеся сле­ды. Каблуки его сапог оставляли глубокие ямки на тонком слое песка, нанесенного на каменистую почву. Командир прошел взад и вперед вдоль двух полос, оставленных колесами мото­цикла, и остановился, оглядывая песок. Ровным слоем он покрывал землю во всех направлениях. Следы лошадиных копыт на нем виднелись хорошо, но отпечатков покрышек не было. Разведчик оказался прав — они действительно обрывались. Странно было и то, что рядом с ними не оказалось вообще ни­каких следов — ни обуви, ни босых ног.

Мотоцикл бесследно исчез. Он словно доехал до песчаника и взмыл в небо вместе со своими седоками. Растворился.

26

Сидевшие на корточках Питт и Джордино, забившиеся в узкую расщелину, внимательно наблюдали за всем, что проис­ходило внизу, на расстоянии шестидесяти футов от них. Им удалось не только найти укромное убежище на скале, но и за­браться туда. Устроившись на утесе, оставаясь невидимыми для преследователей, они во все глаза следили за их действиями. Но прежде они умудрились даже несколько часов поспать, рас­тянувшись на теплом камне. Разбудили их всадники, явивши­еся вскоре после рассвета. Утес находился к востоку от них, и восходящее солнце слепило стражникам глаза, тогда как Питт и Джордино в тени нависшей скалы могли хорошо их рассмот­реть.

Они тихо усмехались, следя за манипуляциями разведчика и командира, представляли их изумление при виде исчезнув­ших в никуда следов мотоцикла. Да, задали они монголам за­дачку — кустов нет, лесов нет, и мотоцикла тоже нет. Не без ехидного интереса они наблюдали, как два всадника, спустив­шись с коней, прошли вперед, тогда как остальные четверо раз­брелись по сторонам в поисках таинственным образом исчез­нувшего мотоцикла. Как Питт и предполагал, стражники ис­кали следы впереди. Им и в голову не приходило, что мотоцикл мог поехать назад по собственным следам.

—  Послушай, Гудини, по-моему, они в бешенстве, — про­шептал Джордино.

—  Вот и отлично. Когда человек в бешенстве, он теряет со­образительность и наблюдательность.

С час они сидели и ждали, пока всадники бродили, выис­кивая на песке признаки мотоцикла, после чего снова собра­лись у места, где следы его обрывались. Командир отдал при­каз, и воины, растянувшись, отправились по своим следам и колее мотоцикла в обратную сторону. Они шли, пока не наткну­лись на скалу, чуть выступавшую от каменной стены, оглядели отвесный край.

—  Вот теперь пора залегать, — шепнул Питт и вместе с Джор­дино залез поглубже в расщелину. Затем они услышали при­ближающийся перестук подков. Лошади двигались прямо к той скале, где они затаились. Питт и Джордино замерли. Стук под­ков прекратился, послышался шорох. Перед тем как забраться в расщелину, они тщательно замели все следы, но поскольку делали все в ночной темноте, что-то могли и пропустить. Сей­час невнимательность могла стоить им жизни.

У Питта бешено заколотилось сердце, когда до него доле­тел тихий разговор. Нетрудно было догадаться, какие действия за ним последуют. Вскоре один из всадников слез с коня и, цеп­ляясь за камни, начал подниматься по скале. Двигался он мед­ленно, с трудом нашаривая уступы, но по стуку его сапог Питт определил — тот неумолимо приближается к ним. Он посмот­рел на Джордино и увидел, что его друг уже приподнялся, а в прижатой к ноге ладони у него находится камень величиной с бейсбольный мяч. Он начал постепенно поднимать ее, но Питт всем телом навалился на его руку, прижав к скале.

—  Никого! — крикнул лазутчик, голова которого находи­лась всего в двух футах от расщелины. Джордино начал сги­бать руку, но Питт только сильнее навалился на нее, останав­ливая движение. Секунду спустя командир приказал воину спускаться. Питт понял смысл его слов по удалявшемуся шороху сапог о камни. Прошло еще несколько минут, воин спрыг­нул на землю и сел на коня. Командир выкрикнул новый при­каз, и группа тронулась. Вскоре стук копыт начал замирать вдали.

—  Еще бы чуть-чуть, и он нас заметил, — проговорил Джор­дино.

—  Молодец скалолаз, испугался и не полез выше. А то не­пременно получил бы по лбу. Умница; возможно, жизнь себе спас, — отозвался Питт и поглядел на ладонь Джордино, все еще сжимавшую камень. — Ты где так навострился камни-то хватать? В металки ребенком часто играл?

—  Нет, в юношестве. В фастбол, — поправил его Джордино.

Провожая взглядом удаляющихся воинов, он спросил:

—  Полагаешь, лучше пока остаться тут?

—  Да, чутье, разум и деньги подсказывают мне, что наши друзья обязательно вернутся.

Питт читал много исторических романов о Средневековье и знал, что излюбленной тактикой монгольских завоевателей было неожиданное возвращение на место действия. Первым этот прием начал использовать сам Чингисхан, когда сталки­вался с превосходящими силами противника. Армия его часто разыгрывала сложные организованные отступления. Некото­рые из них длились по нескольку дней. Ничего не подозревав­ший противник расслаблялся, терял бдительность, а через ко­роткое время Чингисхан внезапно возвращался и разбивал его. Питт знал — отправляться в пустыню немедленно означало идти на риск. Более мобильные всадники легко бы их обнаружили. Поэтому они решили не двигаться с места до тех пор, пока пре­следователи не уйдут совсем.

Сидя на корточках в своем каменном логовище, Питт и Джордино отдыхали от ночного приключения. Дождавшись, когда опасность, все еще видневшаяся на горизонте, оконча­тельно рассеется, они уснули. Разбудил их близкий шум, очень напоминавший по звуку далекие раскаты грома, однако небо было чистым. Приподнявшись и оглядев местность, они уви­дели на севере большое облако пыли и силуэты шестерых всад­ников. Лошади неслись во весь опор по своим утренним сле­дам и с такой яростью били копытами о землю, выжимая ско­рость, словно участвовали в скачках на ипподроме Санта-Анита. Не прошло и пяти секунд, как вся группа проскакала мимо скалы, на которой прятались Питт и Джордино, к краю мото­циклетного следа. Здесь лошади перешли на шаг. Всадники снова рассредоточились, опустив головы, опять принялись раз­глядывать песок, выискивая ответ на измучивший их вопрос: «Куда же подевались незваные пришельцы?» Около часа они бродили у скал, ничего нового не обнаружили, снова собрались у оборвавшейся мотоциклетной колеи, о чем-то пошептались и точно так же быстро, как и появились, умчались назад на се­вер, по своим следам.

—  Неплохой выход на «бис», — констатировал Джордино, когда всадники растворились за горизонтом.

—  Полагаю, теперь уж вечеринка точно закончена, — сказал Питт. — Наверное, и нам с тобой пора спускаться на грешную землю и отправляться на поиски киоска с кофе и булочками.

Они уже почти сутки не ели, и в желудках у обоих здорово урчало. Спустившись со скалы, они отправились по своим сле­дам, пока не дошли до росших неподалеку кустов тамариска. Питт усмехнулся, заметив в центре куста корни, торчавшие из коляски мотоцикла, похожей на большую раковину. Приглядевшись, он увидел и часть руля, в темноте не слишком акку­ратно засыпанного камнями. Однако всадники их оплошнос­тей не заметили, поскольку не обращали внимания на расти­тельность.

— В общем, конечно, неплохо для ночных работ по маски­ровке, — отметил Питт.

— Я думаю, нам просто очень крупно повезло, — прибавил Джордино. — Он похлопал себя по карману куртки, проверяя, там ли еще подкова, последняя, снятая им с мотоцикла.

Трюк с исчезновением мотоцикла, придуманный Питтом, удался. После того как у них кончился бензин, оставалось толь­ко одно — спрятать мотоцикл. Он двинулся пешком назад по колее и примерно через двести футов нашел овраг, заполненный слежавшимся мелким камнем. Вернувшись назад к мотоциклу, Питт ветками размел часть колеи. Затем они с Джордино приня­лись толкать мотоцикл по колее в обратную сторону, к оврагу, иногда останавливаясь и в свете фары сметая отпечатки своей обуви. Преследователи видели только, что следы обрываются. Они не догадались, что мотоцикл оттащили назад.

Питт и Джордино затащили мотоцикл в овраг как можно дальше, после чего приступили к его захоронению. В коляске под сиденьем Джордино обнаружил набор инструментов, с по­мощью которых они, все так же при свете фары, отсоединили коляску от мотоцикла. Мотоцикл они положили в уже имевшуюся в овраге небольшую канавку и стали засыпать песком. Поначалу работа шла медленно, но Питт, порывшись в ящике для инструмента под сиденьем, наткнулся на небольшую лопа­ту. С ней дело пошло веселее. Сыграл им на руку и легкий вете­рок, быстро засыпав мотоцикл слоем песка и пыли. С коляской, однако, им пришлось основательно повозить­ся. Прежде всего нужно было куда-то ее засунуть. В конце кон­цов подходящее место было найдено, небольшая впадина глу­биной шесть дюймов, но поскольку увеличить ее до нужных размеров без кирки и лопаты не представлялось возможным, Питт решил пойти другим путем — затолкать коляску в самую гущу кустов тамариска. Джордино натаскал больших камней, обложил ими кустарник по всему периметру, несколько кустов они выдернули и прикрыли ими сиденье и боковое колесо. Они, разумеется, понимали: при желании даже не очень наблюда­тельный человек коляску разглядит — но понадеялись на несо­образительность всадников. Надежды их полностью оправда­лись — никто из них не обратил внимания на кустарник.

Под обжигающими лучами полуденного солнца дрожал у самой земли раскаленный воздух. Питт и Джордино с тоской посмотрели на полузакопанную коляску.

—  Вот уж не думал, что мне снова захочется потрястись в этой карете, — произнес Джордино.

—  При отсутствии альтернативы она не так уж и плоха, — согласился Питт, осматривая горизонт в поисках признаков жизни, но увидел только бескрайнюю и бесплодную пустыню, погруженную в безмолвие.

Питт вытянул вперед левую руку. Циферблат часов оказал­ся на уровне его глаз. Затем он развернулся лицом к солнцу и поворачивался, пока яркий желтый шар не совместился с боль­шой стрелкой, указывавшей на два часа. Он проделал старый фокус по определению местонахождения. В результате своих действий он узнал, где находится юг — между часовой стрел­кой и двенадцатью часами, если стоять в Северном полушарии. Глядя поверх циферблата на местность, он выяснил: час соответствует югу, семь часов — северу, а запад лежит между дву­мя и четырьмя часами.

—  Мы идем на запад, — сообщил Питт, указывая на вид­невшиеся на горизонте красноватые холмы. — Где-то в том на­правлении проходит Трансмонгольская магистраль, она связы­вает Пекин с Улан-Батором. Двигаясь на запад, мы в конечном счете обязательно уткнемся в нее.

—  В конечном счете, — медленно повторил Джордино. — Судя по твоему голосу, мы не знаем, сколько нам придется до нее идти.

—  Верно, не знаем. — Питт кивнул, помолчал, затем повер­нулся и зашагал на запад.

27

Враждебно принимает гостей пустыня Гоби, печально из­вестная своими экстремальными температурными колебани­ями, самая жестокая изо всех пустынь. Летом жара здесь до­стигает пятидесяти градусов, зимой морозы доходят до три­дцати. В течение суток перепад температур может составить градусов тридцать. Гоби, название которой дало монгольское слово, означающее «безводное место», занимает по площади пятое место среди самых крупных пустынь в мире. Когда-то на месте засушливых земель плескалось внутреннее море, в более поздние эры образовались болотистые равнины, давшие приют динозаврам. Юго-западная часть Гоби и теперь счита­ется одним из излюбленных мест палеонтологов всего мира, съезжающихся сюда на поиски древних окаменелостей.

Питту и Джордино холмистые равнины, пустынные и длин­ные, напоминали океан, только созданный из песка, гравия и крупного камня. Обрывистые горы из розового песчаника и скалистые красноватые холмы окружают громадную равнину из песка и гравия, усыпанную коричневыми, серыми и черны­ми камнями. На фоне голубого неба бесплодная суровая земля казалась прекрасной в своей первозданной дикости. Однако для двоих путников, бредущих по ее бескрайнему простору, теат­ральная красота пейзажа служила слабым утешением: они пре­красно сознавали, что находятся в гиблом месте.

Дневная температура зашкаливала за сорок градусов, солн­це нещадно палило каменистую землю. Ветер стих до легкого бриза, но прохлады от него было как от паяльной лампы. Пут­ники и не думали подворачивать рукава рубашек или брюки, хорошо зная — защита от ультрафиолета в пустыне важнее, чем удобство. Они страдали от зноя, но оставались в куртках, поту­же запахнувшись в них в преддверии ночного холода. Оторвав по куску подкладки, они смастерили себе некое подобие бан­дан и, обмотав ими головы, стали похожи на заблудившихся пиратов. Однако ничего смешного в своей задаче они не виде­ли. На вторые сутки путешествия без воды и пищи, изнывая днем под беспощадными лучами солнца, а ночью страдая от лютого холода, Питт и Джордино столкнулись сразу с двумя опасностями — обезвоживанием и гипотермией. Странно, но муки голода у них прошли, сменившись неумолимой и неутолимой жаждой. Фунты пыли, которой они наглотались во вре­мя поездки на мотоцикле, только ухудшали их и без того не­важное состояние. Забив дыхательные пути, временами она вызывала удушье.

Питт хорошо знал основной закон выживания в пустыне — беречь силы. В пустыне можно прожить трое суток, только если не переутомляться днем, на изнуряющей жаре. В противном случае время сократится вдвое. Питт решил, что поскольку они хорошо отдохнули после ночных потрясений, то до наступле­ния ночи им в любом случае предстояло как можно быстрее найти признаки цивилизации.

Питт выбирал впереди какой-либо ориентир и размеренно двигался к нему. Каждые полчаса они выискивали гору или ва­лун и отдыхали в их тени, немного охлаждаясь от солнцепека. Так они шли до тех пор, пока солнце не начало закатываться за горизонт и температура не опустилась до умеренной.

Гоби — пустыня большая и малонаселенная, однако со­вершенно безжизненной ее назвать нельзя. Там, где можно вырыть неглубокий колодец, образуются крошечные поселе­ния, скотоводы-кочевники же ходят со своими стадами по ок­раинам пустыни, поросшим скудной травой и кустарником. Питт надеялся в конце концов набрести или на кочевье, или на деревушку. Он был прав. На западе пролегала железнодорож­ная магистраль, связывающая Пекин с Улан-Батором, парал­лельно которой шла пыльная автомобильная дорога. Однако Питт не знал, сколько миль им еще придется пройти.

Питт продолжал брести на запад, сверяя курс по солнцу и часам. Проходя по небольшой равнине, они натолкнулись на следы колес, пересекавших их путь перпендикулярно.

— Аллилуйя, есть жизнь на этой заброшенной планете, — произнес Джордино.

Питт нагнулся и стал изучать следы. Оставил их определен­но или тяжелый джип, или грузовик. Однако колея была едва заметна и уже присыпана налетевшим песком.

— Проехали не вчера, — заключил Питт.

— То есть менять курс не имеет смысла?

— Эти следы, возможно, оставлены и пять дней, и пять ме­сяцев назад, — ответил Питт, покачивая головой.

Подавив в себе соблазн направиться по следам, они про­должили путь на запад. Позднее они видели еще несколько сле­дов от автомобильных покрышек, но уже не обращали на них внимания. В Гоби, впрочем, как и на большей территории Мон­голии, официальных дорог не много. Ездят по стране в основном по известным ориентирам. Монголия испещрена милли­ардами нитей-дорог, ее территория на спутниковой карте на­поминает пол, усыпанный спагетти.

По мере того как солнце заходило за горизонт, пустынный воздух начал охлаждаться. Утомленные жарой и обезвожива­нием, усталые путники с удовольствием вдыхали свежий воз­дух. Они зашагали бодрее. Питт наметил привал у очередного ориентира — невысокой скалы с тремя вершинами, до которой они добрались вскоре после полуночи. Светивший в чистом небе яркий полумесяц помог им добраться до нужной горы в темноте.

Они остановились передохнуть, легли на гладкую плиту песчаника. Питт, положив руки под голову, рассматривал звезды.

— Большая Медведица вон там, — сказал Джордино, ука­зывая на легко различимую часть созвездия. — Малая Медве­дица находится прямо за ней.

— Поларис, то есть Полярная звезда, на краю ковша.

Питт поднялся и повернулся лицом к Полярной звезде, за­тем вытянул в сторону левую руку.

— Значит, запад там, — сказал он, указывая пальцами на кряж, темневший примерно в двух милях от них.

— Предлагаю добраться до него, пока не стемнело, — ото­звался Джордино и с тихим ворчанием встал с плиты. Подкова в куртке ткнула его в бок, он непроизвольно похлопал себя по карману и понимающе улыбнулся.

Обретя новый азимут, они двинулись вперед. Каждые пять минут Питт сверял маршрут по звездам, удостоверяясь, что Полярная звезда остается справа от них. Начинали сказывать­ся голод и отсутствие воды — шаг их замедлился, разговоры стихли. Давала знать о себе рана на ноге Питта, которая побаливала и горела. Он с трудом наступал на левую ногу. Прохлад­ный ночной воздух сменился морозным, и они потуже запах­нулись в куртки, покрепче затянули ремни. Ходьба давала им тепло, но отнимала драгоценную и невосполнимую мышечную энергию.

— Ты обещал мне, что после Мали мы никогда больше не попадем в пустыню, — произнес Джордино, мысленно возвра­щаясь к тому времени, когда они едва не погибли в Сахаре, выискивая признаки радиоактивного загрязнения.

— Я имел в виду пустыни вблизи Сахары, — ответил Питт.

— Не цепляйся за технические детали. Интересно, если Руди догадается вызвать береговую охрану, в каком месте они будут нас поджидать?

— Трудно сказать. Я попросил его собрать оставшееся обо­рудование, нанять грузовик и отправляться в Монголию. Ду­маю, к концу этой недели он уже заявится в Улан-Батор. Так что наша заботливая наседка не увидит нас еще дня три.

— А когда мы доберемся до Улан-Батора?

Питт невольно усмехнулся. Конечно, имей они хотя бы до­статочный запас воды, они бы туда дошли. Точнее, дошел бы двужильный итальянец с Питтом на плече. «Но воды у нас нет, и неизвестно, когда будет», — мрачно подумал он.

По мере того как температура продолжала падать, на них все чаще с севера налетал морозный ветер. Движение стало не­обходимостью как противоядие от холода. Дополнительно со­гревала мысль о непродолжительности летних ночей в пусты­не. Питт продолжал двигаться на запад, к кряжу, и хотя часто смотрел на него, временами ему казалось будто тот не при­ближается. Через два часа долгого, утомительного перехода по долине перед ними возник ряд невысоких холмов, которые они преодолевали уже на четвереньках. Совершенно неожиданно холмы вдруг начали увеличиваться в размерах, и последний напоминал скорее крупный утес, примыкавший к началу хреб­та, цели их пути. После непродолжительного отдыха они дви­нулись дальше; уже ползком одолели последнее препятствие — длинный каменистый склон, и взобрались на плоскую пло­щадку у вершины, усыпанную валунами. Подъем окончатель­но истощил их. Стоя на четвереньках, они долго хватали ртом воздух.

Медленно плывущее по небу облако на несколько минут заслонило от них луну, окутав вершину кряжа масляной чер­нотой. Чтобы дать отдохнуть ногам, Питт присел на камень в форме гриба; Джордино, тяжело дыша, стоял рядом на четве­реньках. Воли у них еще хватало, но силы были уже не те, что десять лет назад. Тогда они были жеребцами, сейчас возраст давал себя знать мелкими болячками и сильной ломотой во всем теле.

— Все царство за спутниковый телефон, — прохрипел Джор­дино.

— Я бы согласился на лошадь, — отозвался Питт.

Пока они приходили в себя, из-за облака выскользнул се­ребристый полумесяц и залил окружающую местность туман­ным голубым светом. Питт встал, потянулся, посмотрел на противоположную сторону кряжа. Крутой склон заканчивал­ся низкими каменистыми холмами, окружавшими неглубокую чашевидную долину. Питт внимательно оглядел ее и заметил странные объекты, показавшиеся ему вначале темными круг­лыми пятнами, разбросанными по центральной части.

— Ал, подойди и посмотри туда. Скажи, мне, случайно, не мерещится? — указал он рукой в сторону впадины.

— Если ты видишь кружку пива и сандвич «субмарина», то можешь меня не утруждать — ты галлюцинируешь, — ответил Джордино, неохотно поднимаясь и направляясь к Питту. Он долго напряженно вглядывался в склон и в конце концов кив­нул, рассмотрев в неясном свете с десяток пятен, рассыпавших­ся по долине.

— Не Манхэттен, конечно, но какая-то цивилизация явно присутствует.

— Темные пятна очень похожи на гэры. Возможно, мы на­ткнулись на небольшое поселение или на кочевье, — предпо­ложил Питт.

—  Не настолько небольшое, чтобы там не оказалось кофей­ника, — произнес Джордино, потирая ладони от холода.

—  Будь я на твоем месте, меня бы устроил и чай.

—  От горячего чая я бы не отказался.

Питт глянул на часы — они показывали почти три часа утра.

—  Если двинемся сейчас, то к рассвету спустимся.

—  Как раз к завтраку, — поправил его Джордино.

У них словно прибавилось сил. Они бодро, хотя и осторож­но, устремились вниз, в неглубокое ущелье, затем проползли между усыпанными камнем холмами. Они двигались с удвоен­ной энергией, уверенные в том, что худшее из их испытаний ос­талось позади. В лежавшей перед ними деревне, теперь уже явственно видневшейся в предрассветной дымке, путников ожи­дали вода и пища.

Их продвижение отчасти замедлилось из-за необходимо­сти огибать несколько слишком крутых вертикальных подъ­емов. Обессилевшие, они не смогли на них забраться. Они мед­ленно обошли плоский, похожий на огромный стол валун и остановились отдохнуть на краю небольшого плато. Внизу, примерно в миле от них, черным, как тень, пятном лежало поселение.

Первые солнечные лучи прорезали восточную часть неба, но света дали не много. Питт и Джордино разглядели впереди только центральное сооружение деревни, темно-серый силуэт которого отчетливо виднелся на светлом фоне песка. Питт на­считал вокруг него двадцать две круглые юрты. Издали они показались ему гораздо крупнее тех, которые уже доводилось ви­деть в Улан-Баторе и его окрестностях. Настораживало его толь­ко отсутствие огня — он не видел ни костров, ни факелов. Все время, пока они двигались к поселку, он оставался черным как смоль.

Питт разглядел разбросанные по всему поселению или сто­янке темные фигуры животных, взрослых и детенышей, принад­лежавших местным обитателям. Большое расстояние до посел­ка не позволяло сказать, лошади это были или верблюды. Одни находились в открытом загоне вблизи гэров, другие свободно бродили по долине неподалеку от поселения.

— Помнится мне, ты мечтал о лошади? — спросил Джор­дино.

— Будем надеяться, там есть не только верблюды.

Они довольно легко преодолели последнюю равнину. Ког­да между ними и поселением оставалась всего сотня ярдов, Питт внезапно замер как вкопанный. Джордино, заметив это, тоже остановился, напряг зрение и слух, пытаясь уловить признаки опасности, но не заметил ничего необычного. Ночь была ти­хой, тишину нарушали только порывы ветра. По поселению никто не перемещался.

— Что тебя так насторожило? — наконец прошептал он Питту.

— Взгляни на животных. Они не двигаются, — тихо отве­тил Питт.

Джордино долго всматривался в разбросанные по поселе­нию темные пятна животных, пытаясь отметить какое-то ше­веление. В нескольких ярдах от того места, где они находились, он отыскал глазами нечеткие силуэты трех коричневых верб­людов, стоявших вместе, с поднятыми головами. Он несколь­ко минут разглядывал их. Животные не делали попыток поше­велиться, они словно замерли.

— Возможно, они спят, — предложил Джордино.

— Нет, — ответил Питт. — Принюхайся, запахов тоже нет.

Питту случалось посещать довольно много ферм и ранчо,

поэтому он хорошо знал — прежде чувствуется запах испраж­нений, а потом уже самих животных. Он сделал несколько ша­гов вперед, медленных и осторожных, пока не поравнялся с группой из трех верблюдов. Они не выказали страха, оставаясь неподвижными, даже когда Питт провел рукой по шее одного из них. Джордино с изумлением наблюдал, как Питт похлопал верблюда по ноге. Верблюд не сопротивлялся, он лишь снача­ла покачнулся, а потом медленно завалился на бок. Джордино, подбежав, уставился на животное, которое, перевернувшись на спину, недвижимо лежало, вытянув ноги к небу. Точнее, не ноги, а бруски.

Упавший верблюд, как и все остальные, был сделан из де­рева.

28

—  Как это они исчезли? Куда? Почему? — По мере того как в Боржине закипала ярость, вена на его шее вздувалась, напо­миная обхватившего горло червя. — Ведь твои люди все время шли за ними!

Хотя начальник охраны был намного выше Боржина, стоя перед хозяином с понурой головой, он словно уменьшился в размерах, увял, как цветок, от резких окриков Боржина.

—  Их следы просто исчезли в песке, господин. Другой ко­леи там нет, то есть их никто не ждал там на автомобиле. До ближайшей деревни им идти километров пятьдесят к востоку, хотя они двигались на юг. Им не выжить в Гоби, мой господин. Это нереально, — тихо проговорил Батболд.

Татьяна, стоя у бара, готовила брату и себе по коктейлю из мартини с водкой и одновременно вслушивалась в разговор. Она подала брату бокал, отхлебнула глоток из своего, затем спросила:

—  На кого они работают? На китайцев?

—  Нет, — ответил Батболд. — Я так не думаю. В монголь­ский государственный эскорт их, очевидно, включили за взят­ку. Китайцы, похоже, не заметили их отсутствия и как ни в чем не бывало уехали. Примечательно то, что внешне они очень похожи на тех людей, которые прорвались на наши склады в Улан-Баторе два дня назад.

—  Китайцы действовали бы намного аккуратнее, — вста­вил Боржин.

—  Нет, они не китайцы, — повторил Батболд. — Я видел их. Они похожи на русских. Хотя доктор Гантумур из лаборатории утверждает, что они разговаривали с ним по-английски да еще с американским акцентом.

Татьяна внезапно поперхнулась коктейлем, опустила бокал на стол и прокашлялась.

—  Американцы? — запинаясь, переспросила она. — А как они выглядят?

— Я мельком видел их в окно. Успел только заметить, что один высокий и худой, черноволосый, а второй — пониже, очень крепкий, с вьющимися волосами, — сказал Боржин.

Батболд кивнул.

— Верно, именно так они и выглядят, — пробормотал он, не упомянув, что хорошо разглядел их, когда оказался рядом и получил удар лопатой в лицо.

— Я знаю их, — выдохнула Татьяна. — Они из НУМА. Зо­вут их Дирк Питт и Ал Джордино. Это они спасли нас от волны там, на Байкале, когда мы находились на рыбацком судне. Они же незадолго до нашего отъезда из Сибири пробрались на борт «Приморского» и выкрали русского ученого.

— Но как они выследили тебя здесь? — резко спросил Боржин.

— Я не знаю. Возможно, докопались до арендного догово­ра с «Приморским».

— Они суют нос в дела, которые их не касаются. Как они проникли в комплекс? — спросил он, повернувшись к Бат- болду.

— Они въехали в гараж с проткнутой шиной, затем вышли оттуда и отправились в лабораторный корпус. Доктор Ганту- мур немедленно позвонил мне. Пробыли они там очень недол­го, несколько минут. Потом им, уж не знаю как, удалось про­скользнуть мимо моих стражников и подойти к резиденции. Полагаю, они искали возможность проникнуть сюда, но ниче­го не нашли и двинулись в сторону святилища. Здесь вы их и заметили.

Лицо Боржина опять вспыхнуло гневом, червяк вены на шее пополз вверх.

— Я уверена, они разыскивают сотрудников нефтяной ком­пании, — сказала Татьяна. — Они ничего не знают о нашей ра­боте. Не волнуйся, брат.

— Ты навела их на резиденцию. Ты виновата в том, что те­перь они знают, где мы находимся, — зашипел Боржин.

— Не сваливай на меня свою вину! — заорала в ответ Татья­на. — Если бы ты не убил немцев, прежде чем они полностью завершили обработку данных о полевых испытаниях, нам бы не понадобилась дополнительная помощь.

Боржин впился взглядом в сестру, отказываясь признать правоту ее слов.

—  От этих нефтяников нужно срочно избавляться. Прика­жи им поторопиться с анализом данных. К концу недели их не должно здесь быть, — произнес он, сверкая злобным взглядом.

—  Не переживай, прошу тебя. Американцам ничего не из­вестно о нашей работе. К тому же они просто не выживут в пу­стыне.

—  Возможно, ты и права, — ответил Боржин. Гнев его за­метно охладел. — Наши морские путешественники не скоро увидят воду, если вообще увидят. Однако для подстраховки, Батболд, отправь-ка в путь своего монаха, — прибавил он, по­ворачиваясь к начальнику охраны.

—  Весьма благоразумное решение, брат.

—  За их сухое и пыльное отплытие в мир иной, — задумчи­во произнес он, поднял бокал и отпил несколько глотков кок­тейля.

Татьяна залпом допила свой бокал, размышляя про себя о переходе американцев в иной мир. Она знала их как людей ре­шительных и твердых и была абсолютно уверена, что так про­сто они не сдадутся.

Впечатление было такое, словно они гуляли по одной из заброшенных голливудских площадок, где снимался вестерн, только обычных ковбойских лошадей заменяли верблюды. Про­бираясь по загону, Питт и Джордино не могли сдержать удив­ления, наткнувшись на длинное деревянное корыто для водо­поя деревянных животных. В лучах раннего утреннего солнца неподвижное деревянное стадо, расставленное вокруг поселе­ния, отбрасывало длинные тени. От нечего делать Питт решил сосчитать животных, но после сотни бросил свое занятие.

—  Я вспомнил об одном парне из Техаса, который всю жизнь покупал только «Кадиллаки» и, отъездив несколько лет, зака­пывал их у себя на ранчо, но не полностью, а так чтобы были видны крыши и стекла, — сообщил Джордино.

—  Думаю, этот скот здесь поместили не из любви к искус­ству, если такое вообще можно назвать искусством.

Они протиснулись к ближайшей юрте размером вдвое боль­ше обычной. Диаметр ее составлял никак не меньше ста футов, а высота — больше десяти. Питт отыскал выкрашенную белой краской входную дверь, расположенную, как и в любой мон­гольской юрте, с южной стороны. Он постучал костяшками пальцев по косяку, крикнул по возможности веселее: «Привет! Есть тут кто?» Стук его отозвался внутри тонким эхом, сама дверь даже не качнулась. Питт положил ладонь на ткань, нада­вил, но и она не подалась внутрь, словно изнутри ее что-то под­пирало.

— Ничего себе матерчатая избушка. С места не сдвинешь, — заметил он.

Ухватившись за край материи, он оторвал ее от внутренне­го каркаса. Под материей находился тонкий слой войлока, Питт оторвал часть и от него. Обнажилась металлическая поверх­ность, также выкрашенная в белый цвет.

— Накопительный бак, — сказал Питт и провел по металлу ладонью.

— Думаешь, в нем вода?

— Нет. Скорее нефть, — ответил Питт, отходя в сторону и оглядывая другие лжеюрты необычного поселения.

— Как жилища они, по стандартам кочевников, великова­ты, но в качестве нефтехранилищ слишком малы, — заметил Джордино.

— Гарантирую — мы с тобой видим только верхушку айс­берга. Основные емкости хранилищ находятся под землей, вко­паны футов на тридцать или все сорок. Юрты — всего лишь макушки.

Джордино протер основание резервуара, нашел небольшой камень, постучал им по металлу. Отозвалось долгое эхо, свиде­тельствующее о громадном объеме нефтехранилища.

— Здесь пока пусто, — буркнул Джордино, отошел на не­сколько шагов и с силой запустил камень в следующую юрту. Камень отскочил от нее, произведя аналогичный тонкий звук. — И там тоже пусто, — резюмировал он.

— М-да... Вот тебе и попили кофейку, — произнес Питт.

— На кой черт и кому понадобилось возводить в центре пу­стыни нефтехранилища да еще камуфлировать их под поселок?

—  Возможно, мы находимся рядом с китайской границей, — предположил Питт. — Кто-то ворует у китайцев нефть и хочет скрыть свои действия. Аэрофотосъемка или спутниковая съем­ка подделки не выявят. На снимках поселение будет выглядеть как настоящее.

—  Раз хранилища еще пусты, значит, нефтяные скважины пока не пробурили. Или они еще не заполнились нефтью.

Блуждая по фальшивой деревне, они быстро выяснили, что воды и пищи здесь не найдут, и таинственность поселения ут­ратила для них свое очарование. Они прошли по всему ряду юрт в надежде обнаружить, помимо нефтехранилищ, тайни­ки с запасами, но поиски оказались безрезультатными. Все юрты скрывали под собой гигантские резервуары, как мини­мум наполовину закопанные в песок. Только в последней они обнаружили открытую дверь, вошли внутрь и увидели насос­ную станцию, тоже вкопанную в землю футов на двадцать. От торчащей из земли огромной, четырехфутовой, впускной тру­бы тянулся лабиринт труб к следующему накопительному ре­зервуару.

—  Подземный нефтепровод, — заметил Питт.

—  Землю рыли при помощи туннельной буровой установ­ки, — проговорил Джордино. — Одну из таких я совсем недав­но видел. Не напомнишь где?

—  Вполне возможно, у наших друзей из нефтяного концер­на «Аварга», на их территории под Улан-Батором. Я все время думаю об их шашнях с китайцами, только ни одного вразуми­тельного вывода не могу сделать. Одни предположения.

Усталые и разочарованные неудачными поисками еды и питья, они снова замолчали. Восходящее солнце принялось накалять песок и камни возле фиктивного поселения. Измо­танные ночным переходом, ослабевшие от нехватки пищи и воды, друзья поступили мудро, решив отдохнуть. Надрав кус­ков войлока с одного из резервуаров, они кое-как смастерили пару толстых матрасов и разлеглись на них в тени насосной станции. Самодельные постели казались усталым мышцам пу­ховыми перинами. Очень быстро сон унес их.

Когда они наконец пробудились и поднялись, слепящее, похожее на флуоресцентный шар солнце клонилось к запад­ной линии горизонта. Сон не восстановил их энергетический запас, и деревню они покидали в состоянии полудремы. Каж­дый небольшой подъем требовал заметных усилий, но они заставляли себя пусть медленно, но двигаться вперед. Ступали они тяжело, словно во время сна успели постареть лет на со­рок. Питт, в очередной раз сверив по часам и солнечным лу­чам маршрут, убедился, что движутся они в правильном на­правлении, на запад. Недавняя мысль о том, чтобы идти вдоль подземного трубопровода была ими отброшена. Шли они мол­ча, погруженные каждый в свои угрюмые думы, наклоняясь всем телом и старательно ставя ногу, дабы не поскользнуться и не упасть.

Постепенно начинали задувать ветры, тыча их в спину, тол­кая в бока, закручивая на месте, словно подготавливая к появ­лению иной, еще более грозной силы. Северный ветер принес с собой холод. Они захватили с собой по нескольку кусков вой­лока, окутали ими головы, набросили на себя как пончо. Питт наметил очередной ориентир — темневшую вдали скалу, изби­тую ветрами, придавшими ей некоторое сходство с буквой S. Солнце неуклонно клонилось к горизонту, и они из последних сил волокли ноги, стараясь успеть добраться до цели к ночи. Питт знал — поднявшийся ветер скроет от них главный ориентир, Полярную звезду, а блуждать в таком состоянии да еще в кромешной тьме не хотелось.

В мозгу начала бесконечно повторяться раздражающая ман­тра: «Иди, или умрешь», — толкавшая Питта вперед. Обожжен­ное солнцем обезвоженноегорло саднило, но он старался не думать о воде. Он бросил взгляд на Джордино. Тот шел вперед, нагнув голову как буйвол, но глаза у него были полусонные. Все незначительные остатки их физической и умственной энер­гии сосредоточивалась сейчас на движении ног, на преодоле­нии одного фута за другим.

Время, казалось, перестало существовать, равно как и со­знание. Питт чувствовал, что глаза его открыты, но не мог точ­но сказать — спит или нет. Он не знал сколько времени нахо­дился в забытьи, но, с трудом повернувшись, опять увидел, как Джордино едва тащится рядом с ним, и немного успоко­ился. В мозгу завертелись обрывки мыслей, эпизоды из жиз­ни. Он вспомнил о своей жене Лорен, работавшей в библиотеке конгресса в Вашингтоне. Любовниками они были уже много лет, а поженились совсем недавно. Питт счел свои пу­тешествия по земному шару занятием прошлым и невозврат­ным и решил осесть. Она же хорошо понимала — его неутоли­мая страсть к кочевой жизни не исчезнет, как бы он себя в этом ни убеждал. «Она у него в крови», — думала Лорен. И была права. Через несколько месяцев после перехода на работу в руководство НУМА Питт загорелся идеей управления агент­ством из вашингтонской штаб-квартиры. На нее его натолк­нула Лорен, отлично понимавшая, как счастлив он со своей первой любовью, морем. Она уверяла его, что непродолжи­тельная раздельная жизнь пойдет им только на пользу, укре­пит их отношения. Хотя, конечно, сама не верила в то, что говорила. Он последовал ее совету, успокаивая себя мыслью: «Мой отъезд сделает ее свободнее, даст ей возможность уде­лить больше времени работе и сделать хорошую карьеру на Ка­питолийском холме». Как показывала практика, его отъезд гро­зил сделать ее вдовой.

Спустя час, а может быть, и два ветры решили задуть всерь­ез. С северо-запада налетел настоящий шквал. Он принес с собой облака пыли, в которой немедленно растаяли звезды и исчез их единственный источник света. В считанные минуты путников запорошило пылью, а всю местность заволокло ту­маном. Скрылся из виду и их ориентир, хотя это было уже и не важно: измотанные, едва державшиеся на одеревеневших но­гах, они все равно не добрались бы до него.

Они двигались как зомби, безжизненные внешне, но не­преклонно идущие и не желающие падать. Джордино методич­но шагал вперед рядом с Питтом, прижимаясь к нему плечом, словно их связывала незримая крепкая нить. Ветры нарастали, больно хлестали в лицо, засыпали глаза пылью. Иногда приходилось идти, не разжимая воспаленных глаз, но они все-таки тащились вперед, хотя давно сбились со своего маршрута. Из­можденные, ослепленные ветрами, они, чтобы защитить гла­за, непроизвольно повернули, и теперь шли на юг, подгоняе­мые пронизывающими ветрами.

От столкновения с очередным порывом они зашатались, и, казалось, бесконечно стояли, пока не рухнули у скалы. Пер­вым повалился Джордино. Он уперся рукой в камень, надеясь остановить падение, но ослабевшая рука не удержала его, со­гнулась, и он покатился под скалу. Питт остановился и протя­нул руку Джордино в надежде помочь подняться; тот припод­нял широкую ладонь, обхватил запястье Питта и дернул. Питт покачнулся, ноги его подкосились, и он упал на Джордино, перекатился на бок и распластался на ложе из мягкого прохлад­ного песка. Он лежал и грезил. Он вдруг заметил, что острый песок уже не покалывает его тело. Скрытый ночной темнотой и порывами ветра, Джордино подполз к скале, приютился в за­зубренной расщелине, в самом низу ее, спасаясь от воющего ветра. Питт вытянул руку, нащупал уползавшего Джордино и двинулся за ним. Пристроившись в той же расщелине, он развернул свой кусок войлока, накинул его на лицо себе и Джор­дино, разбросал руки по песку и закрыл глаза.

Под шелест пустынной песчаной бури они потеряли со­знание.

29

Джордино спал. И снилось ему, будто он плывет по тихо­му водоему, заполненному тропической водой. Правда, теп­лая влага была почему-то плотной и вязкой, как сироп, отчего и двигался он в ней с трудом, и сами движения его были вялы­ми. Внезапно вода налетела на его лицо десятками маленьких жарких волн. Он мотнул головой, пытаясь уйти от них, но теп­лые волны не отступали. А потом сон вдруг словно ожил и на­чал превращаться в явь. Появился запах, да такой отвратитель­ный. Запах, слишком сильный и гадкий, чтобы быть частью сна. Отталкивающая вонь и заставила его в конце концов пробудить­ся. Джордино, скривившись от боли, разомкнул сначала одно усталое набухшее веко, потом другое.

Яркий свет ударил ему в глаза, он скосил их, но все равно успел заметить, что никакого тропического пруда нет и теплые волны тело его не ласкают. Вместо них прямо в лицо ему ты­чется громадная мокрая швабра розового цвета и все пытается протереть ему щеки. Он снова мотнул головой, и тогда швабра вдруг разошлась надвое и за ней показался частокол здоровен­ных желтых зубов. Постепенно она сложилась в длинную жут­коватую ухмылку. Кроме того, швабра еще и дышала. В довер­шение всего за шваброй тянулась чья-то морда, такая длинная, что, казалось, никогда не кончится. Швабра вздохнула, обдав Джордино целым облаком удушающих ароматов, в котором уга­дывался и гнилой лук, и чеснок, и лимбургский сыр.

Сомкнув и быстро открыв оба глаза в попытке избавиться от наваждения, он посмотрел поверх длинной морды и наткнул­ся на шоколадного цвета глаза под длинными ресницами. Вер­блюд удивленно оглядел Джордино, после чего издал короткий рев и только затем, отойдя в сторонку, принялся увлеченно жевать выступавший из песка кусок войлока.

Напрягая последние силы, Джордино приподнялся, сел и только тогда понял — сиропом во сне показался ему нагретый солнцем песок. Занесенный в небольшую расщелину бушевав­шей всю ночь песчаной бурей, он покрывал землю плотным слоем почти в фут толщиной. Медленно вытянув ослабевшие руки из песчаного болота, Джордино принялся расталкивать лежавшую рядом фигуру Питта, обмотанную войлоком и засы­панную песком. Затем он смахнул несколько пригоршней пес­ка вперемешку с коричневым кварцем с его лица и рук. Войлок зашевелился, потом появились руки и сбросили его, обнажив осунувшееся, измученное лицо. Сильно загоревшее, с опухши­ми потрескавшимися губами, но на котором все тем же живым огнем горели запавшие зеленые глаза. Увидев друга, Питт сла­бо улыбнулся.

—  Еще один день в раю, — прохрипел он обожженным ртом, оглядевшись и узнав расщелину. Песчаная буря закончилась, оставив им чистое небо, яркое солнце и одеяло из песка.

Они приподнялись и сели, прижавшись спиной к камню. Песок ручьями стекал с них. Джордино запустил руку в кар­ман, нащупал подкову и едва заметно, но уверенно кивнул.

—  У нас тут компания образовалась, — проговорил он ох­рипшим голосом.

Питт медленно выполз из-под песчаного одеяла и посмот­рел на верблюда, стоявшего в нескольких футах от них. По двум горбам, чуть свисавшим на сторону, Питт определил его поро­ду — бактриан. Спутанная шерсть животного напоминала цве­том кофе со сливками, но по бокам была значительно темнее. Верблюд ответил Питту таким же долгим изучающим взглядом, после чего вернулся к своему занятию — жеванию войлока.

— Корабль пустыни, — сказал Питт.

— Скорее похож на буксир. Как с ним поступим? Сразу съе­дим или поедем? — спросил Джордино.

Пока Питт раздумывал над ответом и пришел к выводу, что сил у них нет ни на то, ни на другое, из-за ближайшего холма послышался резкий свист, затем показалась голова мальчика, а вскоре и он сам возник верхом на пестрой светло-коричневой лошадке. Одет он был в зеленый дээл, на голове с короткими черными волосами сидела полинялая бейсболка. Мальчик, по­стоянно окликая верблюда, подъехал к нему. Как только тот вскинул голову, мальчик быстро накинул на шею животного заранее приготовленный аркан и потянул к себе. Уже потом взгляд его скользнул по песку, и он увидел лежащих в расщели­не Питта и Джордино. Глаза мальчика округлились; поражен­ный, он с минуту разглядывал измученных мужчин, по виду больше напоминавших призраков.

— Привет! — Питт тепло улыбнулся мальчику и поднял­ся, но ослабевшие ноги разъезжались на песке. — Не помо­жешь нам?

— Вы... говорят по-английски, — запинаясь, сказал маль­чик.

— Да, — кивнул Питт. — Ты понимаешь меня?

— Я изучаю английский язык в монастыре, — гордо отве­тил мальчик, отчетливо выговаривая каждый слог.

— Мы заблудились, — сказал Джордино хрипло. — Ты не мог бы поделиться с нами водой или какой-нибудь пищей?

Мальчик соскользнул с деревянного седла на землю и до­стал из заплечной сумки большую фляжку из козлиной шкуры, наполненную водой. Питт и Джордино по очереди набросились на воду — пили сначала маленькими, потом уже большими глотками. Пока изможденные путники утоляли жажду, маль­чик извлек из сумки замотанную в платок большую пластину творога. Раскрошив ее на маленькие кусочки, он предложил их Питту и Джордино, и те с благодарностью съели напоминав­ший по вкусу мягкую жевательную резинку творог, запив его остатками воды.

— Меня зовут Нойон, — сказал мальчик. — А вас как?

— Меня — Дирк, его — Ал. Мы очень рады, что встретили тебя, Нойон.

— Глупые вы, Дирк и Ал. Кто же отправляется в Гоби без воды, пищи и коней? — серьезно произнес их спаситель. — Внезапно его мальчишеское лицо осветилось улыбкой, и он прибавил: — Поехали ко мне, я познакомлю вас с моей семьей. Отсюда не больше километра. Даже для вас недолго.

Мальчик снял деревянное седло с лошади и, поддерживая Питта и Джордино, помог им забраться на нее. Монгольская лошадка была невысокой; Питт довольно легко уселся верхом, подтянул Джордино, и тот устроился позади него. Нойон взял поводья и двинулся на север. Верблюд вышагивал позади.

Они прошли совсем немного, когда перед ними возник не­высокий, но широкий кряж из песчаника. Объехав его, они уви­дели на противоположной стороне большую равнину с рассы­панными по ней многочисленными фигурами верблюдов, бро­дивших в поисках пищи — пучков травы, торчащих из камени­стой почвы. В центре равнины стояла одинокая юрта, когда-то белая, но ставшая от времени грязно-серой. Дверь,, находив­шаяся с южной стороны, напоминала цветом пожухлый апель­син. Два шеста с натянутой между ними и юртой толстой ве­ревкой, выполняли функцию загона, по которому бродили не­сколько крепких гнедых лошадей. Сурового вида, гладко вы­бритый человек с пронизывающим взглядом темных глаз как раз седлал одну из них, когда Нойон подвел к юрте свой малень­кий караван.

— Отец, я нашел этих людей в пустыне. Они из Америки, заблудились.

По исхудавшим, осунувшимся лицам Питта и Джордино, по их сгорбленным фигурам отец Нойона сразу догадался, что те уже стояли у порога юрты Эрлэг-хана, в монгольской тради­ции — повелителя загробного мира. Он подошел к лошади, по­мог прибывшим спуститься, пожал протянутые ему слабые дро­жащие руки.

— Привяжи лошадь, — приказал он сыну, а сам повел гос­тей в юрту.

Пригнувшись и нырнув в гэр, Питт и Джордино поразились уютной обстановке, представлявшей разительный контраст с неприглядным внешним видом жилища. Земляной пол был устлан красивым ярким ковром, решетки стены завешены по­добранными в тон ковру яркими тканями и плетениями. Шка­фы с выдвижными ящиками и столы были выкрашены в весе­лые красный, оранжевый и синий тона, а решетка потолка — в лимонно-желтый. Вся отделка свидетельствовала об особом вкусе его обитателей.

Интерьер гэра соответствовал традициям повседневной кочевой жизни, в которых большую роль играют поверья. Сле­ва от входа находились стойка и шкаф для седла и других муж­ских вещей. Правую, женскую, сторону занимали кухонные принадлежности. Очаг и плита располагались в центре; от пли­ты вверх, к отверстию в потолке, тянулась длинная металли­ческая труба. Вдоль стен гэра стояли три низенькие кровати. В задней части находился семейный алтарь.

Отец Нойона провел Питта и Джордино вдоль левой сторо­ны гэра, усадил на маленькие табуретки возле очага. Невысо­кая женщина с длинными темными волосами и веселыми гла­зами, подогревавшая на огне видавший лучшие времена зава­рочный чайник, улыбнулась вошедшим. Заметив, как они утом­лены, женщина принесла им влажные полотенца обтереть лица и руки, после чего порезала в большой котелок несколько кус­ков баранины, залила водой и поставила на огонь. Увидев на ноге Питта окровавленную тряпку, она принялась отдирать ее. Пока Питт и Джордино чашку за чашкой жадно пили черный чай, она промыла рану и перевязала ногу чистым полотенцем. Когда баранина сварилась, она гордо подала всем троим по ог­ромной порции мяса, а в центр стола поставила блюдо с суше­ным сыром. Для изголодавшихся Питта и Джордино скромная еда монгольского кочевника казалась изысканнее любого блю­да французской кухни. После того как с бараниной и сыром было покончено, отец Нойона принес кожаный бурдюк с пе­ребродившим кобыльим молоком, айраком, и три пиалы.

В гэр вошел Нойон и сел позади мужчин, готовый служить переводчиком своим родителям, не говорившим по-английски. Отец его заговорил первым. Глядя в глаза Питту, он произнес длинную фразу тихим и глубоким голосом.

—  Мой отец Цэнгэл и моя мать Ариунаа рады видеть вас в нашем доме, — сказал мальчик.

—  Мы благодарим твоих родителей за гостеприимство. Вы спасли нам жизнь, — ответил Питт и приподнял пиалу с айра­ком. На вкус напиток напоминал теплое пиво, смешанное с пахтой.

—  Скажи, как вы оказались в Гоби без воды и пищи, — спро­сил Цэнгэл через своего сына.

—  Мы туристы, отстали от своей группы во время краткого посещения пустыни, — быстро сориентировался Джордино. — Мы попытались вернуться, пошли по своим следам, но сбились с пути. Началась песчаная буря и замела все следы.

—  Вам повезло, что мой сын нашел вас. Здесь не многие выживают, а те, кто выживает, сходят с ума.

—  Далеко ли до ближайшей деревни? — спросил Питт.

—  В двадцати километрах отсюда есть маленькое поселе­ние. Но пожалуй, хватит с вас расспросов на сегодня, — сказал Цэнгэл, видя, как утомлены его гости. — После еды вам необ­ходимо отдохнуть. Завтра еще побеседуем.

Нойон проводил гостей до двух маленьких кроватей, а сам вслед за отцом вышел из гэра приглядеть за стадом. Питт пова­лился на уютную кровать с подушкой и, прежде чем погрузить­ся в глубокий сон, полюбовался на желтый потолок и опоры.

Они проснулись перед сумерками от ударившего в нос за­паха кипевшей на очаге баранины. Поднявшись, они решили поразмять ноги и выбрались наружу, обошли стадо приручен­ных верблюдов, свободно бродивших по долине. Вскоре при­скакали и Цэнгэл с Нойоном, проведя день в осмотре близлежащих песков.

— Вот теперь вы выглядите получше, — сказал Цэнгэл че­рез своего сына.

— Благодаря вам, — ответил Питт.

Еда, обилие жидкости помогли им быстро восстановить силы, они ощущали себя удивительно посвежевшими.

— Моя жена — большая мастерица готовить. У нее не на­питки получаются, а эликсир, — усмехнулся Цэнгэл. Он стре­ножил коней, затем умылся из ведра, наполненного мыльной водой, и снова повел гостей в гэр. Их уже ждали новые порции баранины и сыра с гарниром из вареной лапши. На сей раз Питт и Джордино насыщались уже не так жадно и торопливо. Айрак принесли раньше, чем еда закончилась, и в большем количе­стве. Пили напиток из маленьких керамических пиал, которые, казалось, никогда не пустовали.

— Большое у вас стадо, — заметил Джордино, решив по­хвалить Цэнгэла как рачительного хозяина. — Сколько голов?

— У нас сто тридцать верблюдов и пять лошадей, — ответил Цэнгэл. — Стадо очень неплохое, только когда-то, по ту сторо­ну границы, скота у нас было в четыре раза больше.

— В китайской Внутренней Монголии? — спросил Джор­дино.

— Да, в так называемой автономной области, которая стала ничем не лучше любой другой китайской провинции. — Цэн­гэл смотрел на огонь, и глаза его излучали ярость.

— Почему вы уехали?

Цэнгэл кивнул на домашний алтарь, где стояла пожелтев­шая черно-белая фотография, изображавшая мальчика на ло­шади и рядом с ним мужчину средних лет, державшего в руке поводья. Питт догадался по пронизывающему взгляду, что это сам Цэнгэл и его отец.

—  По крайней мере пять поколений моих предков пасли стада на восточных склонах Гоби. Когда-то мой отец получил в наследство стадо в тысячу верблюдов. Но те дни давно унес ве­тер. Там больше нет места для простого кочевника. Китайские чиновники распоряжаются землей, как им вздумается, не заботясь о ее рекультивации. Бессчетное количество раз нас изго­няли с пастбищ, веками принадлежавших нашим предкам. Мы были вынуждены уходить на худшие земли, в бесплодные час­ти пустыни. Тем временем китайцы высасывают воду везде, где только могут, ради благородного дела промышленного разви­тия государства. В результате поля исчезают прямо у них из- под носа. Пустыня растет день ото дня, но это безжизненная пустыня. Дураки не видят ничего, а заметят лишь тогда, когда пески начнут пожирать их столицу Пекин. Только в этом слу­чае слишком поздно будет что-либо исправлять. Я оказался перед выбором — погибнуть или спасти семью. Мне ничего не оставалось, кроме как пересечь границу. Условия жизни здесь похуже, зато в Монголии по крайней мере еще уважают ското­водов, — гордо произнес он.

Рассматривая старую фотографию, Питт еще раз глотнул горьковатого айрака.

—  Лишать человека источника существования везде счита­ется преступлением, — сказал он.

Он перевел внимательный взгляд на вставленный в рамку эстамп у дальней части алтаря — портрет тучного человека с реденькой козлиной бородкой, стилизованный под средневе­ковую гравюру.

—  Цэнгэл, чей портрет стоит вон там на алтаре?

—  Это Хубилай-хан, император династии Юань. Самый могущественный правитель в мире, он был очень доброжела­телен к простому народу. — ответил Цэнгэл так, словно тот был еще жив.

—  Хубилай-хан? — переспросил Джордино.

Цэнгэл кивнул.

—  В Китае жилось намного лучше, когда им управлял мон­гол, — добавил он задумчиво.

—  За столько времени мир изменился, — сказал Питт.

Айрак начал сказываться на Цэнгэле, выпившем с полдю­жины пиал напитка. По мере того как он опустошал пиалу за пиалой, глаза его стекленели, движения делались вялыми. По­чувствовав, как трудно хозяину справляться с собой во время разговоров о геополитике, Питт попытался сменить тему.

—  Цэнгэл, пока бродили по пустыне, еще до начала песча­ной бури, мы наткнулись на странное искусственное поселе­ние, окруженное деревянными верблюдами. Вам не доводилось такие видеть?

Цэнгэл в ответ хрипло рассмеялся, и смех его напоминал ржание.

— Доводилось, доводилось. Самый богатый скотовод в Гоби, чьи кобылы не дают ни капли молока. — Он усмехнулся и сде­лал еще глоток айрака.

— Кто его построил? — спросил Джордино.

— Не так давно в Гоби появилась большая группа людей с оборудованием, трубами и копательной машиной. Они проры­ли под землей туннели длиной в десятки километров. Я рабо­тал у них, недолго. Проводником. Заплатили мало. Их началь­ник сообщил мне, что они выполняют заказ какой-то нефтя­ной компании из Улан-Батора. Компания просила их никому ничего о нем не говорить. Потом они исчезли. Остальные ра­бочие сильно нервничали. Они быстренько расставили дере­вянных верблюдов, вкопали большие цистерны, замаскировав их под гэры, и уехали. Было это несколько месяцев назад. С тех пор цистерны стоят пустыми, пыль и фязь собирают. Да и В других местах тоже.

— Как? Есть еще такие лжедеревни? — спросил Питт.

— Да, есть еще три поселения с металлическими гэрами, они расположены неподалеку от границы. В точности такие же, как и то, что вы видели. Совершенно одинаковые. Все пустые, и везде стоят деревянные верблюды.

— В этом районе есть нефтяные скважины, или, может быть, их там бурят? — спросил Питт.

Цэнгэл на мгновение задумался, затем отрицательно пока­чал головой:

— Нет. Нефтяные скважины я видел в Китае, много лет на­зад, а в этом районе — ни одной.

— Как вы думаете, зачем они маскируют цистерны и ставят деревянных верблюдов?

—  Не знаю. Поговаривают, цистерны вкопал какой-то бо­гатый скотовод. Предполагает собирать в них дождевую воду и затем поливать ею землю, пастбища к жизни возвращать. Мест­ный шаман утверждает, что деревянные животные — это плата предкам за беспокойство, причиненное осквернением пусты­ни в результате подземных работ. Кто-то считает все это делом рук сумасшедшего. Только все они ошибаются. Я думаю, ка­кой-то очень богатый и влиятельный человек собирается тай­но забрать себе богатства пустыни. Иначе зачем ему скрывать свои действия? Только злые сердцем скрывают свои поступки.

Айрак почти валил Цэнгэла с ног. Он допил остатки из сво­ей пиалы, поднялся на нестойких ногах, пожелал гостям и се­мье спокойной ночи и направился к одной из кроватей. По­дойдя к ней, он как подкошенный рухнул на покрывала, и спу­стя несколько минут уже смачно храпел. Питт и Джордино помогли его жене и сыну убрать со стола и вышли подышать свежим воздухом.

—  И все-таки бессмыслица какая-то получается, — сказал Джордино, пристально глядя на вечернее небо. — Зачем кому- то понадобилось вкапывать в пустыне цистерны? Уж не пыль же на них собирать?

—  Возможно, здесь скрывается нечто более важное, чем просто цистерны, — предположил Питт.

—  У тебя есть какие-то мысли? Поделись.

—  Полагаю, мы находимся возле гигантского источника нефти, — ответил Питт.

30

Несмотря на оглушительный храп Цэнгэла, спали Питт и Джордино крепко. Их положили на кровати, а Нойон улегся на ковер, предварительно разложив на нем несколько подушек. Проснулись все на рассвете, позавтракали вареной лапшой и чаем. Цэнгэл оседлал гостям двух лошадей. Питт и Джордино отправлялись вместе с Нойоном в соседнюю деревню. Там рас­полагался небольшой монастырь, организовавший для детей из округи школу, куда они на три дня в неделю и приезжали. В монастырь из Улан-Батора, не очень, правда, регулярно, при­езжал крытый грузовике продуктами. Предполагалось, что Питт и Джордино дождутся его в монастыре и отправятся на нем в столицу.

Питт поблагодарил жену Цэнгэла Ариунаа за радушный прием, неуклюже сунул ей в руку несколько пыльных банкнот и повернулся к Цэнгэлу.

— Простите, нам нечем отблагодарить вас за доброту и ве­ликодушие.

— Дверь в гэр пастуха всегда открыта. Удачи вам в вашем путешествии, и вспоминайте добром своих друзей из Гоби.

Они попрощались, пожав друг другу руки. Цэнгэл отпра­вился смотреть за стадом, а Питт, Джордино и Нойон, усевшись на трех крепких лошадок, двинулись в путь на север.

— Твой отец — хороший человек,— сказал Питт, глядя, как клубится пыль под копытами лошади Цэнгэла, исчезавшего на горизонте.

— Да, но он часто грустит, поскольку мы живем не на земле наших предков. Нет, у нас тут все нормально, только я же знаю, сердце его лежит в земле Гулунбуир, к юго-востоку отсюда.

— Уж если он здесь преуспел, то везде сможет обеспечить семью, — произнес Джордино, с сомнением разглядывая не­взрачную местность.

— Жизнь здесь — борьба, но когда вырасту, я стану помо­гать отцу. Поеду в Улан-Батор, выучусь в университете на вра­ча и куплю ему всех верблюдов, каких он только захочет.

Они пересекли каменистую равнину, миновали остроко­нечные ряды высокого песчаника. Лошади давно изучили мар­шрут, и их не нужно было направлять поводьями, так мулы в Большом каньоне знают каждый камень на пути к реке Коло­радо. Прошло совсем немного времени, и пятые точки Питта и Джордино стали испытывать определенный дискомфорт. Седла на лошадях были традиционными монгольскими, сде­ланными из дерева. Нойон, как и все дети, выросшие в мон­гольских степях и пустынных районах, научился прежде си­деть верхом, а уж потом ходить. Ему, привычному к постоян­ным длительным поездкам, твердое седло беспокойства не доставляло. Однако Питту и Джордино такая езда напомина­ла спуск на садовой скамейке по бесконечно длинной лест­нице. Вскоре при каждом подпрыгивании на седле они болез­ненно морщились.

—  Здесь точно нет ни автобусных остановок, ни маленьких аэропортов? — попробовал пошутить Джордино и тихо просто­нал от очередного толчка.

Нойон воспринял его вопрос на удивление серьезно.

—  Автобусы тут не ходят. Первая остановка будет в той де­ревне, куда мы едем. И аэропортов нет. А вот самолет есть. Со­всем рядом. Сейчас я вам его покажу.

Прежде чем Джордино успел отказаться, Нойон ударил пят­ками свою лошадь, и та весело поскакала на восток, к неболь­шому хребту из песчаника футов тридцать длиной.

—  Как раз то, что нам нужно, лишние полмили, — просто­нал Питт. — Ничего страшного, друг мой. Пяток лишних синя­ков на заднице нам с тобой совсем не помешает. Зато на само­летик поглядим, «Лирджет».

Они повернули лошадей и двинулись вслед за Нойоном. Они хотели было поехать шагом, но их лошади, не желая отста­вать от ведущей, сами взяли в галоп. В считанные минуты они долетели до хребта, обошли его с северной стороны, затем им пришлось пересечь небольшую каменистую равнину. Копыта лошадей громко цокали по плоскому песчанику. Обогнув не­сколько крупных валунов, они наконец заметили Нойона, ожи­давшего их в тени невысокой скалы. К огорчению Джордино, здесь не было ни слабого подобия аэропорта, ни воздушного судна. Куда хватало глаз, всюду лежал ровный песок с пятнами одиноких гор и неровными полосами кряжей. «Спасибо, что хоть в одном мальчуган оказался прав, — подумал он, — ехать недалеко».

Джордино и Питт, подтянув поводья, заставили лошадей перейти на шаг. Пока они приближались к Нойону, тот, улы­баясь, смотрел на них. Когда же они встали рядом с ним, он мотнул головой в сторону правой части кряжа.

Питт пристально оглядел горный хребет, отметив лишь по­логую скалистую поверхность, покрытую слоем красного пес­ка. Некоторые скалы имели, правда, необычную форму и от­ливали слабым серебристым оттенком.

—  Прекрасный сад камней, — задумчиво промолвил Джор­дино. — И что дальше?

Однако Питта картина заинтриговала, и он подъехал бли­же, сразу отметив странную пропорциональность двух высту­пающих из песка объектов. Приблизившись вплотную, он вдруг увидел, что это вовсе не камни, а два радиальных двигателя, полузасыпанных песком. Один был установлен на тупой носо­вой части перевернутого фюзеляжа, второй — на крыле, распо­ложенном рядом с ним и полностью ушедшем в песок.

Нойон и Джордино подъехали к Питту в тот самый момент, когда он, соскочив с лошади, принялся сбивать песок с одного из погребенных в земле обтекателей. Поглядывая на него, Джор­дино с изумлением произнес:

—  И правда самолетик. Только не «Лирджет», а трехмотор­ный «Фоккер».

31

Более семидесяти лет «Фоккер F VII» пролежал там же, где и потерпел крушение, никем не потревоженный. Ветер заби­вал песком его вонзившийся в землю разрушенный грузовой отсек, в результате правое крыло и больше половины фюзеля­жа оказались погребенными. В некотором отдалении под ку­чей песка лежало правое крыло с двигателем, погнутое от столк­новения со скалой и оторванное от корпуса во время падения. Нос самолета смялся и напоминал меха аккордеона, кабина до самой двери забилась песком, в котором угадывались скелеты первого и второго пилотов, пристегнутых ремнями к своим креслам. Питт принялся счищать песок, толстым слоем налип­ший под левым стеклом, и вскоре прочитал потускневшие от времени буквы названия самолета: «Счастливая Бетти».

—  Весьма неподходящее местечко они выбрали для посад­ки, — заметил Джордино. — По-моему, ты мне когда-то гово­рил, будто в свое время эти птички считались самыми надеж­ными?

—  Почти. Трехмоторный «фоккер», как и трехмоторный «форд», обладал поразительной живучестью. На таком самоле­те адмирал Берд летал над Арктикой и Антарктикой. Еще в де­вятьсот двадцать восьмом Чарлз Кингсфорд-Смит летал в своем «Фоккере F VII», «Южном кресте», над Тихим океаном. С двигателями «Райт уорлвинд» они могли летать практически везде, — ответил Питт. Он отлично знал технические характе­ристики старых самолетов и мог много рассказывать о них, тем более что в его коллекции редких машин и самолетов в Вашинг­тоне имелся и трехмоторный «форд».

— Он явно потерпел аварию. Возможно, попал в песчаную бурю, — предположил Джордино.

Пока Нойон, стоя в почтительном отдалении, наблюдал за ними, Питт и Джордино обошли с обеих сторон исцарапанный песком внушительный фюзеляж и нашли в одном месте едва заметный выступ. Счистив несколько дюймов песка, они об­наружили, что наткнулись на нижний край боковой двери, ведущей в грузовой отсек фюзеляжа. Оба принялись сбрасывать песок и вскоре расчистили напротив двери довольно большое отверстие. Через несколько минут они полностью обкопали дверь по краям, несколькими ударами Питт счистил песок с самой двери. Оставалось только открыть ее. Джордино смахнул с двери остатки песка, и только тогда Питт заметил в ней вереницу пулевых отверстий. Оглядев часть фюзеляжа у двери, он и в нем тоже нашел пулевые отверстия.

— Вношу поправку относительно причины гибели самоле­та, — сказал он, проводя пальцами по отверстиям. — Он не по­терпел аварию, его сбили.

— Интересно зачем? — задумчиво произнес Джордино. Он потянулся к дверной ручке, но в ту же минуту раздался голос Нойона.

— Не нужно открывать! — кричал мальчик. — Старые люди говорят — внутри сидят покойники, а ламы учат не нарушать их покой. Вот почему пастухи не открывали этот самолет.

— Мы тоже относимся к мертвым с уважением, — заверил его Питт. — Только посмотрим, достойно ли они похоронены, чтобы их души могли покоиться с миром.

Джордино повернул ручку, осторожно потянул на себя дверь, и она открылась. Внутри темного грузового отсека у стены, свя­зывавшей его с кабиной, валялась груда песка вперемешку со щепками и осколками фарфоровых изделий, словно в послед­ние минуты жизни самолет неуправляемо пикировал. Питт поднял большой кусок фарфоровой тарелки династии Юань, покрытой глазурью и украшенной голубым и темно-синим изоб­ражением павлина.

—  Посуда явно не для повседневного пользования, — ска­зал он, оценив антиквариат. — Могу поклясться, ей лет пять­сот, не меньше.

Не являясь признанным экспертом, Питт тем не менее при­обрел за время работы определенные познания об изделиях из глины и фарфора. Помогли ему в этом и коллеги, с которыми он выискивал останки потерпевших крушение кораблей. Не­редко только по осколкам глиняной посуды, обнаруженным среди груды балласта, и можно было определить возраст и про­исхождение затонувшего судна.

—  Получается, что мы столкнулись с самой удивительной загадкой в мире, — резюмировал Джордино и отступил от две­ри, давая Питту возможность заглянуть внутрь.

Внутри царил полный беспорядок. В грузовом отсеке было некуда ступить — всюду валялись разбитые ящики и корзины. Их содержимое — превратившиеся в осколки фарфоровые из­делия — устилали пол плотным бело-голубым ковром. Лишь несколько ящиков, закрепленных в хвостовой части, выдержа­ли страшный удар самолета о землю.

Питт ползком пробрался в фюзеляж, остановился и немно­го подождал, пока глаза не привыкли к темноте. Салон траги­чески погибшего, зарывшегося носом в землю «Фоккера», мрач­ная кабина, застоявшийся пыльный воздух оставляли жуткова­тое впечатление, которое только усиливалось рядами неровно висевших вдоль стен откидных сидений. Чуть пригнув голову, Питт огляделся и двинулся в первую очередь в хвостовую часть, к уцелевшим ящикам. Острая фарфоровая крошка, похрусты­вавшая под коленями и покалывавшая при каждом движении, заставляла его крайне осторожно перемещаться среди нагро­мождения осколков. Пять ящиков с трафаретными надписями по бокам: «Осторожно, не бросать. Собственность Британско­го музея», — оставались еще целыми. Крышка одного ящика отскочила при аварии, и Питт оторвал ее, ухватившись за край. Внутри находилась завернутая в кусок грязноватой материи большая белая фарфоровая чаша с зазубренными краями, по­крытая зеленовато-голубой глазурью. Возраст ее составлял не менее семисот лет. Питт достал ее, подержал в руках, восхитив­шись удивительной работой древнего мастера, затем положил назад в ящик. Вывод напрашивался сам собой — самолет пере­возил ценный груз, состоявший из предметов старины, и пас­сажиров, к счастью, на его борту не было.

Питт, как с горки, начал спускаться по проходу к кабине. На середине пути к нему присоединился Джордино.

—  Как полагаешь, откуда летел груз? — приглушенно спро­сил он.

—  Могу сказать только куда. В Британский музей. В хвосте уцелело несколько ящиков. Судя по всему, везли старинный фарфор.

Питт продолжал ползти вперед, добрался до первого ряда пассажирских сидений и двинулся дальше, к переборке между кабиной и грузопассажирским отсеком. При ударе о землю не­сколько ящиков и корзин по инерции полетели в кабину и раз­бились, образовав в передней ее части гору мусора из деревян­ных обломков и осколков посуды, куда со временем прибавился и песок. Перешагивая через разбитый горшок с торчащими вверх острыми краями, Питт вдруг заметил лежавшую непо­далеку на полу, в груде битой посуды, кожаную куртку. Он про­лез мимо опасных осколков, сдвинул в сторону ящик, мешав­ший ему подобраться к куртке, оглядел ее внимательнее и застыл на месте. В мутном свете, проникавшем сквозь полуоткрытую дверь, он вдруг увидел, что в куртке находится ее обладатель.

Мумифицированные останки Ли Ханта несколько десяти­летий пролежали там, где его застигла смерть, куда ему, теряя сознание от боли, со сломанным позвоночником, удалось все-таки доползти. И сейчас его высохшая левая рука судорожно прижимала к телу деревянный ларец, а в окостеневших пальцах правой застыл маленький блокнот. Гримаса страдания ис­кажала его морщинистое лицо, хорошо сохранившееся в сухом воздухе пустыни, чуть присыпанное тонким слоем песка.

—  Бедняга. Он пережил аварию, чтобы мучительно умереть позже, — произнес Питт сдавленным голосом.

—  Шкатулкам блокнот определенно представляли для него большую ценность, — отозвался Джордино.

С благоговением, смешанным с чувством неловкости, Питт осторожно вынул из объятий скелета деревянный ларец, пере­дал Джордино, затем вытянул из окостеневших пальцев блок­нот. Заметив валявшуюся рядом на полу мягкую шляпу, Питт осторожно накрыл ею лицо покойника.

—  Я думаю, пилотам пришлось не намного лучше, — ска­зал он и посмотрел в кабину. Осторожно переступив через тело Ханта, он двинулся к передней переборке и попытался сквозь небольшое отверстие заглянуть в кабину. Вся она оказалась заполнена песком, попавшим в нее во время удара самолета о землю.

—  Хорошо бы вернуться сюда и откопать тут все, — сказал Джордино, глядя через плечо Питта.

—  Да, придется приезжать сюда еще раз, — согласился Питт. Он нисколько не сомневался в том, что скелеты пилотов хоро­шо сохранились под слоем тяжелого песка.

Они пробрались назад, в фюзеляж, и выбрались из боковой двери на яркий солнечный свет. Нойон, ожидая их, нервно про­хаживался взад и вперед, но, увидев, как Питт и Джордино по­являются из самолета, радостно улыбнулся. Джордино показал Нойону обнаруженный ими в «фоккере» желтый ларец, затем осторожно снял с него крышку. Внутри оказались бронзовый цилиндр и туго смотанный свиток из шкуры гепарда. Все лежа­ло в том же положении, в каком ларец когда-то обнаружил Хант.

—  На план-схему кладов с расположениями пиратских со­кровищ не похоже, — сообщил Джордино, не без некоторого разочарования рассматривая содержимое. Он взял бронзовый цилиндр, опрокинул вверх дном, посмотрел внутрь, нотам ни­чего не было.

—  Посмотрим, что есть в блокноте, — сказал Питт, откры­вая его. На первой странице он увидел и громко прочитал над­пись: — «Раскопки в Шанду. Начались пятнадцатого мая тыся­ча девятьсот тридцать седьмого года. Полевой дневник руково­дителя раскопок, доктора Ли Ханта».

— Читай скорее, — настаивал Джордино. — Мне не тер­пится узнать, предназначалась ли шкура гепарда для отделки скамеечки для ног в библиотеке мистера Ханта или ею пред­полагали обшить подушку для сидения в будуаре его возлюб­ленной.

— Друзья мои, нам нужно ехать, иначе мы опоздаем на ав­тобус, идущий в монастырь, — прервал их Нойон.

— Ладно, тайна подождет. — Питт сунул дневник в карман рубашки, подошел к фюзеляжу и крепко закрыл дверь.

— Как поступим с теми, кто находится в самолете? — спро­сил Джордино.

— Когда вернемся в Улан-Батор, я сразу позвоню доктору Саргову. Он должен знать, с кем из монгольского правитель­ства нужно связаться и получить официальное разрешение на проведение соответствующих раскопок. Надеюсь, в результате найденные доктором Хантом экспонаты, за которые ему при­шлось заплатить жизнью, наконец-то попадут в Британский музей.

—         Передай ему, пусть археолога и пилотов похоронят по-человечески.

Пока Джордино засовывал ларец в кожаную подседельную сумку, Питт, разбросав песок из-под двери, плотнее закрыл ее. Затем они снова взгромоздились на лошадей, которых все это время держал под уздцы Нойон, и как могли устроились в не­удобных деревянных седлах.

— Ты точно знаешь, что к седлам не полагаются мягонькие подушечки? Может быть, стоило поискать в самолете? — мор­щась и постанывая от боли, спросил Джордино.

Питт только мотнул головой и через силу улыбнулся. Пока они рысью скакали к деревне, он часто оборачивался и, при­стально рассматривая запыленные останки старого самолета, задавался вопросом, какие тайны может скрывать дневник Ханта.

Часовая поездка закончилась прибытием в крошечную де­ревушку под названием Сэнж. На большинстве карт найти ее просто невозможно, так как вся она состоит из полдюжины гэр, сгрудившихся вокруг торчащей из земли трубы с небольшим поливочным краном. Круглый год из него течет ручеек, обес­печивающий водой людей и скот. В противном случае местным жителям пришлось бы частенько уходить с насиженного места в поисках плодородных пастбищ. Как и везде в сельских мест­ностях, вокруг деревеньки бродили верблюды и лошади, чис­ленностью намного превышавшие ее двуногих обитателей.

Нойон провел Питта и Джордино к гэру, над крышей кото­рого реяло оранжевое знамя. Они привязали лошадей к врыто­му рядом невысокому столбу со свисавшими с него веревками. Несколько детей, игравших в салки, бегая друг за другом, на мгновение остановились, с любопытством посмотрели на чу­жестранцев и тут же возобновили игру. Джордино покачивался, как подвыпивший матрос, ноги и спина его болели от длитель­ной поездки в деревянном седле.

— В следующий раз попробую путешествовать на верблю­де. Между его горбов по крайней мере мягче. Надеюсь, не сва­люсь.

Питт тоже был рад встать на твердую почву — скачки в де­ревянном седле не доставили ему большого удовольствия.

— Покатаетесь сезон с пастухами и будете держаться в сед­ле как арат, — сказал Нойон.

— Если я покатаюсь сезон с вашими пастухами, меня мож­но будет только в телеге возить, — недовольно отозвался Джор­дино.

Какой-то старик заметил их, подошел, припадая на изуве­ченную ногу, и о чем-то быстро заговорил с мальчиком.

— Его зовут Отгонбаяр, — сказал Нойон. — Он приглашает вас в свой гэр выпить по чашке айрака.

Из-за окружавших деревню холмов эхо донесло тонкое мо­нотонное жужжание автомобильного двигателя, затем показал­ся и сам источник звука — небольшой, давно потерявший из­начальный цвет автобус. Перевалив через кряж, оставляя за собой тучи пыли, он повернул в сторону деревушки. Нойон, посмотрев в его сторону, покачал головой.

— Боюсь, вам не удастся зайти к Отгонбаяру — это наш ав­тобус идет.

— Пожалуйста, скажи старику, что мы благодарим его за приглашение, но не можем его сейчас принять. В другой раз — может быть, — отозвался Питт.

Он подошел к старому инвалиду и тепло пожал ему руку. Старик, кивнув, понимающе улыбнулся, обнажив беззубые десны.

С громким скрежетом тормозов автобус остановился, и во­дитель несколько раз нажал на клаксон. Дети, игравшие непо­далеку, разом перестали шалить, выстроились в цепочку, со­лидно проследовали к автобусу и, как только водитель раскрыл боковую дверь-гармошку, запрыгнули внутрь.

— Пойдем. — Нойон кивнул в сторону автобуса, пригла­шая Питта и Джордино следовать за ним.

Автобус, «КавЗ» модели 3976 выпуска середины 1980-х го­дов достался Монголии случайно — его забыла или просто бро­сила уходившая на родину одна из войсковых частей. Как и многие другие транспортные средства, оставшиеся после ухода Советской армии, автобус давным-давно отслужил свой техни­ческий срок. Возможно, он и в Монголии-то появился уже после списания у себя на родине, считавшей себя обязанной охра­нять от неведомых врагов своих южных соседей. Однако он еще ездил — можно сказать, обрел вторую жизнь. Краска на нем безнадежно потускнела, а местами совсем облупилась, стекла потрескались, а шины полысели. Опытный шофер определил бы сразу — автобус честно отмотал двести пятьдесят тысяч миль, зафиксированных на его спидометре, и все они оставили на нем свой след. Однако как старого, потрепанного, но опытного бок­сера, не желающего сдаваться, его подлатали, подмазали, как могли отремонтировали двигатель и снова выпустили на трас­су, участвовать в новом суровом бою.

Взбираясь за Нойоном по ступенькам автобуса, Питт уди­вился, заметив за рулем человека, внешне очень похожего на англосакса. Тот улыбнулся ему сквозь густую, с сильной просе­дью, бороду, и бледно-голубые глаза его заискрились весельем.

— Хей, ребята! — воскликнул он. — Нойон успел сообщить мне о вас. Вы из Штатов? Я тоже. Занимайте места, сейчас тро­гаемся.

В автобусе было всего двадцать мест, и после того, как он собрал из трех ближайших деревень всех детей, направлявших­ся в монастырь на учебу, их осталось всего четыре. На двух из них, позади водителя, растянулась и крепко спала черная как уголь такса. Два места напротив оставались свободными. Питт устало плюхнулся к окну, а Джордино, придерживаясь за пору­чень, медленно опустился рядом. Водитель захлопнул дверь и начал быстро выруливать из деревни. Выехав на оперативный простор, он начал разгонять старенькое транспортное средство. Стучала об пол педаль акселератора, трещала шестеренка в ко­робке передач, двигатель то ревел, то жалобно звенел. Через несколько минут резких манипуляций водителю удалось дове­сти скорость автобуса до пятидесяти миль в час, и он шустро поскакал покаменистой, испещренной ямками пустыне.

— Монастырь Булангийн, доложу я вам, — это не популяр­ный курорт. — Водитель усмехнулся и посмотрел на Питта и Джордино в прямоугольное зеркало, висевшее над солнцеза­щитным щитком. — А вы, я так понимаю, по Гоби на лошадях путешествуете? От какой-то туристической фирмы?

— Можно и так сказать, — ответил Питт кивая. — Правда, слава Богу, часть, включающая в себя катание на лошадях, в нашей туристической программе уже закончена. Все, попуте­шествовали. Возвращаемся в Улан-Батор.

— О, нет проблем. Завтра в монастырь из Улан-Батора дол­жен прибыть грузовик с продуктами. Если вашей душе не пре­тит провести ночку в обществе высокодуховных немногослов­ных монахов, любителей побить в барабаны и повращать сво­ими трещотками, то завтра утром уже будете на пути в Улан- Батор.

— Замечательно, — ответил Питт, подпрыгивая на рытви­не вместе с автобусом. Он улыбнулся, заметив, что такса, под­скочив в воздух и опустившись на сиденья, даже глаз не от­крыла.

— А можно поинтересоваться, чем вы-то здесь занимае­тесь? — обратился к водителю Джордино.

—  Да почему же нет. Я помогаю одному частному амери­канскому археологическому фонду, который, в свою очередь, помогает возрождать буддийские монастыри. До большевист­ского переворота девятьсот двадцать первого года в Монголии насчитывалось свыше семисот монастырей. Почти все они были разграблены и сожжены в девятьсот тридцатых, в ходе развя­занной правительством антирелигиозной кампании. Тысячи монахов подверглись гонениям, многих расстреляли, некото­рых даже сослали в сибирские лагеря. Кто-то так и погиб там, но кто-то и уцелел. Оставшихся в живых заставили отречься от своих религиозных убеждений. Правда, многие продолжали верить и совершать богослужения, но тайно.

—  Должно быть, нелегко им возводить святилища и рели­гиозные сооружения, выискивать книги, предметы культа. На­верное, многое приходится писать и делать заново.

—  К счастью, монахи успели закопать древние тексты и предметы культа. Даже монастырские сокровища умудрились припрятать в горах. Они же неглупые — предполагали, чем для них обернется революция. Вот и позаботились о сохранении наиболее ценных предметов. Верили, что все вернется. Так и случилось. Монастырей открывается множество, и каждый день туда приносят старинные предметы. Люди довольны действи­ями правительства, осудившего прошлые антирелигиозные дей­ствия и разрешившего отправлять обряды открыто. В общем, религия постепенно возвращается в Монголию.

—  А каким образом вы влились в широкие массы пустын­ников — водителей школьных автобусов? — улыбнулся Джор­дино.

Водитель рассмеялся.

—  Ну, я не совсем водитель. Группа, в которой я работаю, состоит не только из археологов. Среди нас есть и плотники, и учителя, и историки, и математики. В соответствии с контрак­том мы обязаны не только восстанавливать монастыри, но и строить школы и давать местным детишкам кое-какие знания. Кочевая жизнь вносит, конечно, свои коррективы. Они сего­дня здесь, завтра там. То есть школ нужно много. Систематиче­ское образование получают очень немногие, сами понимаете. Мы учим ребят читать, писать, монгольскому и английскому язы­кам, даем начальные знания а вместе с ними шанс на лучшую жизнь. Вот, например, ваш друг Нойон. Уже три языка знает, в математике неплохо разбирается. Дать ему возможность продол­жить образование — и вполне может стать хоть инженером, хоть врачом. Очень смышленый парень, большие надежды подает. Вот в этом и состоит наша главная задача — вытянуть ребят из бедности.

Автобус, скрипя, перевалил через невысокий горный хре­бет и спустился в узкую долину, в центре которой открывалась удивительной красоты поляна. Поросшая густой зеленой тра­вой и усеянная пурпурными кустами, она скрашивала унылое однообразие пустыни. Питт обратил внимание на несколько маленьких каменных зданий посреди густорастущих кустов, а рядом с ними — полдюжины простеньких юрт. Чуть поодаль находился загон, где лежали и ходили верблюды и козы, у ок­раины селения стояло несколько внедорожников.

— Монастырь Булангийн, — возвестил водитель. — Оби­тель с двенадцатью монахами, одним ламой и семнадцатью вер­блюдами, к которым иногда присоединяются один-два изго­лодавшихся добровольца из Соединенных Штатов и прочей Америки. Он въехал на избитую колею и подвел автобус к од­ной из юрт.

— А вот и школа, — сказал водитель Питту и Джордино, наблюдавшим, как дети выпрыгивают из автобуса.

Нойон, пробегая мимо них, махнул рукой и устремился к двери.

— Боюсь, я должен вас покинуть, — сообщил водитель, ког­да дети убежали. — У меня скоро начинается урок географии. А вы, ребята, отправляйтесь к большому зданию с драконом на свесе крыши и там найдите ламу Сантанаи. Он говорит по-анг­лийски и охотно приютит вас до утра.

— Тебя можно будет увидеть попозже?

— Скорее всего нет. Мне еще нужно детей по домам разво­зить. И потом, я обещал в одну деревушку заехать, поболтать с жителями о западных демократиях. Так что давайте прощать­ся. В любом случае я рад был встретиться с вами. Приятного ночлега.

— Громадное спасибо за информацию и за то, что подвез, — ответил Питт.

Одной рукой водитель сгреб в охапку беспробудно спящую таксу, другой достал из-под сиденья учебник географии и лег­кой пружинистой походкой зашагал к школе, такому же гэру, как и остальные, только покрупнее, в которой его уже ждали ученики.

—  Приятный парень, — заметил Джордино, вылезая из ав­тобуса.

Выходя вслед за ним, Питт заметил рядом с верхним зерка­лом небольшой плакатик: «Добро пожаловать. Вашего водите­ля зовут Клайв Касслер».

—  Очень приятно. Зато водит он как Марио Андретти, — проговорил он.

Они двинулись по поселку к трем зданиям, формой напоми­навшим пагоды, загнутые края крыш которых были выложены старинной керамической плиткой голубого оттенка. В цент­ральном, самом крупном, здании находился главный храм, по бокам стояли усыпальница и склад. Питт и Джордино поднялись по короткой лестнице, ведущей в храм, полюбовались ис­кусно вырезанными из камня драконами, венчавшими карниз и обвивавшими своими длинными хвостами всю крышу с кру­то уходящими вниз углами. Друзья задумчиво вошли в храм че­рез очень широкие, распахнутые настежь ворота, и их сразу приветствовал тихий хор поющих голосов.

Когда глаза Питта и Джордино постепенно привыкли к по­лутьме храма, они смогли разглядеть две широкие, разделенные проходом скамейки, тянувшиеся вдоль всего здания и закан­чивавшиеся алтарем. На каждой скамейке, поджав под себя ноги, сидели лицом друг к другу по полдюжине старых мона­хов, все с наголо выбритыми головами, в ярких одеяниях. Си­дели они недвижимо и пели. Питт и Джордино на цыпочках обошли помещение храма по часовой стрелке и, присев у зад­ней стены, стали наблюдать за окончанием молитвы.

Тибетский ламаизм — практическая форма монгольского буддизма. Религиозные связи между регионами образовались много веков назад. До начала правительственной антирелиги­озной кампании практически треть монгольских мужчин были действующими ламами и вели аскетическую жизнь в каком- нибудь скромном монастыре, во множестве рассыпанных по стране. Во время коммунистического правления буддизм прак­тически исчез, и сейчас новые поколения монголов фактиче­ски заново знакомятся с духовными началами религии своих предков.

Наблюдая за действом, мало изменившимся на протяжении десятков веков, ибо ритуал веками оставался неизменным, Питт и Джордино не могли не поддаться царившей в храме мисти­ческой обстановке. Экзотический аромат курившихся благово­ний очаровывал их, успокаивал и вызывал приятные ощуще­ния. Внутреннее убранство храма, озаренное слабым пламенем свечей, испускало умиротворяющий теплый свет. Переливались разноцветными пятнами выкрашенный красной охрой потолок и ярко-малиновые знамена, свисавшие со стен. Десятки сверкающих статуй реинкарнаций Будды украшали алтарь и все свободные места храма. Навязчивый, заунывный мотив, непре­станный, тягучий и обволакивающий, лился с губ достопочтен­ных лам.

Ламы, аскетического вида, со строгими морщинистыми лицами, глядя в молитвенные книги, разложенные перед ними, повторяли строка за строкой мантры. К концу молитвы пение становилось все громче и громче, и когда голоса набрали пол­ную силу, самый старый из них, в очках с толстыми стеклами, принялся колотить в барабан из козлиной шкуры. Остальные ламы присоединились к нему — кто зазвенел крошечным ла­тунным колокольчиком, кто загудел в белые раковины. Звук постепенно нарастал, и вскоре Питту с Джордино показалось, что от него затряслись стены храма. И вдруг, словно чья-то невидимая рука выключила звук, крещендо оборвалось и воца­рилась полная тишина, в которой монахи еще медитировали несколько мгновений, поле чего начали подниматься со ска­меек.

Лама в очках с толстыми стеклами отложил в сторону бара­бан, затем подошел к Питту и Джордино. Лет ему было под де­вяносто, но по его сильным и легким движениям ему никак нельзя было дать больше сорока пяти. Его темные глаза лучи­лись добротой и мудростью.

— Значит, вы и есть те самые американцы, путешествовав­шие по пустыне? — спросил он на хорошем английском, но с сильным акцентом. — Меня зовут Сантанаи. Добро пожаловать в наш храм. В нашу сегодняшнюю молитву мы включили бла­годарность за ваше счастливое возвращение из песков.

— Простите нас за вторжение, — сказал Питт, крайне удив­ленный странной осведомленностью ламы об их предполагае­мом прибытии в монастырь.

— Путь к просветлению открыт для всех, — улыбнулся лама. — Пойдемте, я покажу вам наш дом.

Вслед за Питом и Джордино старый лама вышел на улицу, затем, обогнув здание храма, повел их по деревне.

— Наш монастырь был открыт в двадцатых годах девятна­дцатого века, — начал объяснять он. — Обитатели его пережили все перипетии антирелигиозной кампании относительно спо­койно. Правительственные войска уничтожили жилища, раз­грабили продовольственные лавки, увели верующих, но по при­чинам, мне до сих пор непонятным, храм не тронули. Так он и простоял много десятилетий, хоть и пустой, но в целости и со­хранности. Священные тексты, статуи и реликвии сберегли скотоводы, закопав их в песках неподалеку. Когда новое пра­вительство провозгласило принцип терпимости к вере, мы от­крыли храм, ставший вскоре центром нашего монастыря.

— Здания выглядят неплохо, — заметил Джордино. — Осо­бых следов разрушений не видно.

— Да, за ними следили пастухи и спрятавшиеся неподалеку монахи. Ремонтировали по возможности. Монастырь отчасти спасла его удаленность от центра. Не каждый правительствен­ный атеист, даже самый оголтелый, соглашался тащиться в та­кую глушь. Это нас и выручило. Но все равно работ по восста­новлению монастыря хватает, — произнес лама, кивнув на шта­бели досок и прочего строительного материала. — Пока прихо­дится жить в гэрах, но, надеюсь, скоро переедем в постоянные каменные и деревянные здания.

— Вас здесь всего тринадцать? Вы и двенадцать монахов?

— Да. Иногда к нам приезжает молодой человек, послуш­ник. Тоже хочет стать монахом. Со временем я предполагаю взять сюда еще человек десять монахов.

Лама провел Питта и Джордино к одному из зданий помень­ше, расположенному рядом с центральным храмом.

—  Простите, но ничего лучше пока предложить не могу. Здесь у нас склад всякого оборудования. Им пользуются аме­риканские археологи, что вот уже несколько недель работают в пятидесяти километрах отсюда. Иногда наведываются к нам. Здесь есть матрасы, можете ими воспользоваться. Я так пони­маю, вы хотели бы завтра отправиться в Улан-Батор на грузо­вике, который привозит нам оттуда продукты?

—  Да. — Питт горячо кивнул. — Нам срочно нужно в Улан- Батор.

—  Уедете. Завтра к вечеру уже будете на месте. Заходите, располагайтесь, чувствуйте себя как дома, а я должен возвра­щаться в храм на предвечерние чтения. После захода солнца прошу вас присоединиться к нашей трапезе.

Лама тихо повернулся и зашагал к храму, его свободная красная накидка трепетала на легком ветерке. Питт и Джорди­но поднялись по узенькой лестнице, прошли внутрь склада, длинного узкого помещения с высоким потолком. Им при­шлось обходить стоявший сразу за дверью громадный колокол, старинный, побитый временем и непогодой. Очевидно, в ста­рину он долго провисел на колокольне. Вдоль одной стены гро­моздились ящики и мешки с крупами, чаем, лапшой и прочи­ми продуктами. Вдоль другой были сложены связки одеял и меховых вещей, заготовленных в преддверии долгой мороз­ной зимы. В задней части склада, под картиной, изображав­шей Шакьямуни, Будду, восседавшего на троне в форме лото­са, они нашли с полдюжины раскладушек.

—  Мне показалась очень странной его осведомленность, — проговорил Питт. — Откуда он узнал о нашем приезде?

—  Пустыня маленькая, слухи распространяются быстро, — пожал плечами Джордино. — Лучше подумай о приятном. К примеру, нам не придется спать на земле. До отъезда у нас куча времени, можно хорошо отдохнуть. Лично я собираюсь исполь­зовать вот эту кровать по ее прямому назначению прямо сей­час. — С этими словами он завалился на одну из раскладушек.

—  А я сначала немного почитаю, — сказал Питт и, прежде чем Джордино успел захрапеть, ушел к двери.

Усевшись на верхнюю ступеньку лестницы, он оглядел ста­ринный храм, пыльную долину, окружавшую селение и тянув­шуюся до самого горизонта, затем открыл рюкзак, достал отту­да дневник доктора Ли Ханта и принялся читать.

32

—  До свидания, Питт! До свидания, Ал! — раздался голос Нойона. Питт, увлеченный чтением, не заметил, как тот подо­шел к самой лестнице. Он поднялся и пожал ему руку, удивив­шись крепости ладони десятилетнего мальчишки.

—  Пока, друг мой, — ответил Питт. — Надеюсь, мы еще встретимся.

—  Да. В следующий раз я вам дам верблюдов, — улыбнулся мальчик и, еще раз махнув рукой, побежал к автобусу, ожидав­шему его на краю селения. Нойон вскочил в него, двери за ним захлопнулись, и старенькая машина, взревевдвигателем, пота­щилась на горный хребет, навстречу заходящему солнцу. Шум мотора разбудил Джордино, и он вышел на крыльцо, с хрустом разминая руки, окончательно просыпаясь.

—  Нойон и другие ребята отправились после школы по до­мам? — спросил он, заметив автобус прежде, чем тот успел пе­ревалить за холм.

—  Заходил к нам попрощаться. Попросил передать тебе, что готов предоставить тебе для тренировок самого лучшего своего бегового верблюда, — буркнул Питт и, как показалось Джор­дино, с весьма загадочным видом снова уткнулся в дневник погибшего археолога.

—  Вижу, тебя по-настояшему захватила археологическая сага. Интересно?

—  Даже не поверишь насколько, — ответил Питт.

Джордино сразу уловил серьезные нотки в голосе друга и

присел рядом с ним.

—  А что он там выискивал?

—  Доктор Хант, его монгольский друг и бригада китайцев пытались докопаться до развалин некогда очень богатого, а позднее исчезнувшего города на севере Китая под названием Шанду.

—  Ни разу не слышал о таком.

—  Возможно, знаешь его под другим, более романтическим западным названием... Сяньду.

—  Нет, не знаю, — мотнул головой Джордино. — А ты уве­рен, что он действительно когда-то существовал?

— Скорее да, чем нет. Там находился летний дворец Хубилай-хана. Он возвел его примерно в ста двадцати милях от Пе­кина и спасался там от летней жары. Город окружали обнесен­ные забором охотничья угодья, в близлежащих деревнях про­живало свыше ста тысяч человек. К тому времени как там по­явился Хант, вся местность давно превратилась в бесплодную пустынную равнину, испещренную одинокими горами и гру­дами камней.

— Иначе говоря, все находки датируются эпохой правле­ния Хубилай-хана? Они, должно быть, стоят кучу денег. Я имею в виду часть, оставшуюся целой после крушения самолета.

— Очень возможно, хотя сам археолог был разочарован сво­ей работой. По его собственным словам, вплоть до последнего дня раскопок ему не удалось обнаружить ничего по-настояще­му значительного. И здесь всплывают ларец и шкура гепарда. Оказывается, именно их он и нашел в последний день. — Открытый ларец со шкурой гепарда и бронзовым цилиндром внут­ри находился рядом с Питтом, на ступеньке. Первой он выта­щил шкуру гепарда. — Хант практически не упоминает о шку­ре гепарда, но ты посмотри-ка вот сюда, — сказал он, раскла­дывая мех, затем переворачивая его. На ровной поверхности в восьми квадратах одинакового размера были нарисованы не­большие картины. Первая изображала большую китайскую джонку, плывущую в сопровождении двух судов поменьше, по широкой реке. Следующая за ней картина изображала море и корабли. На седьмой корабли уже стояли на якоре в неболь­шой бухте, а на восьмой был виден большой корабль, объ­ятый пламенем. Огонь поднимался по фок-мачте и уже начал охватывать знамя, полощущееся на ветру мелкими волнами. На берегу, неподалеку от корабля, лежало множество ящиков и корзин, окруженных огненным кольцом. Языкастое пламя и дым пожирали землю вдоль бухты.

—  Сериал, похоже, рассказывает о морском путешествии, закончившемся крупным пожаром, — предположил Джорди­но. — Возможно, мореплаватели столкнулись с противником, к тому времени уже хорошо знакомым с греческим огнем. Либо корабль подошел слишком близко к горевшему лесу на побере­жье, подул ветер, и искры от пожарища долетели до него. Наш знакомый британский археолог ничего не пишет по поводу этих миниатюр?

—  Ни единого слова. Мне кажется, он даже не удосужился как следует осмотреть шкуру. Так и умер в полном неведении.

—  Как он описывает ларец?

—  Никак. Его заинтересовал не сам ларец, а лежавший в нем бронзовый цилиндр. Точнее, вложенный в него забавный предмет — шелковый свиток с нарисованной на нем картиной, или, скорее, картой, указывающей на место захоронения не­сметных сокровищ.

—  Но цилиндр был пуст, когда мы нашли его. Ты думаешь, свиток и сейчас находится в самолете? Рядом с Хантом?

—  На, сам почитай его завершающие записи, — предложил Питт, передавая Джордино дневник. — Три больших абзаца на последней странице.

5августа, 1937год. Запись сделана на борту самолета. Ле­тим в Улан-Батор. С тяжелым сердцем я пишу о своем ужас­ном открытии. Цендинь, мой верный помощник, деловой парт­нер и друг, в конце концов предал меня. Шелковый свиток исчез, украден из цилиндра, который я бережно хранил со времени его обнаружения. Украсть его у меня мог только Цендинь. Он нанес мне удар в спину. Пропажа обнаружена мною уже после того, как самолет взлетел. Со свитком утерян след, ведущий к Ч., я все еще тешу себя надеждой, что мне удастся восстановить карту по памяти. Затем я соберу небольшую группу и с помо­щью Б. У. отправлюсь на поиски. Возможно, мне повезет, я встречусь с Цендинем где-нибудь на склонах Бурхан-Халдун и тогда верну себе пропажу. Моя единственная надежда...

Абзац заканчивался на полуслове и возобновлялся позднее, но уже неровным почерком. Джордино сразу обратил внима­ние на то, что запыленная страница была забрызгана каплями крови.

 Дата неизвестна. Мы потерпели крушение в пустыне, нас сбил японский военный самолет. Оба пилота погибли. Мне ка­жется, у меня сломан позвоночник и обе ноги. Не могу двигать­ся. Жду помощи. Молюсь, чтобы нас нашли как можно быст­рее. Боль просто невыносима.

Последний абзац Джордино едва смог прочитать. Почерк был очень неразборчивым, напоминал скорее каракули:

Последняя запись. Помощи не будет. Искренне сожалею, что подвел Лидс и Британский музей. Последние слова любви жене моей Эмили. Господи, прими наши души.

— Бедный земляной червь, — сказал Джордино, закончив чтение. — Вот почему он лежал поверх кучи осколков. Навер­ное, пытался выбраться. После крушения самолета прожил не­сколько мучительных дней.

— По-моему, он больше мучился не от физической боли, а от сознания потери ценного свитка.

— На чьи же сокровища указывала нарисованная на свитке карта? И кто такой этот Ч.?

— Хант рассказывает о свитке на предыдущих страницах. Детально его описывает. Он, как и его помощник Цендинь, был убежден, что на нем изображена тайная усыпальница. Выруб­лена где-то в горах Хэнтэй в Монголии. Усыпальница очень родовитого вельможи. Хант даже рассказывает легенду о том, как ее нашли. Согласно легенде, над ней плакала верблюдица. На первый взгляд все выглядит вполне логичным — и факты, и сказание. Короче говоря, на карте показано место погребения Чингисхана.

Джордино, тихо присвистнув, покачал головой:

— Чингисхан, говоришь? Таких карт бродит по свету тыся­чи. Скорее всего очередная фальшивка. Старичок Чингис умел шутить. Нет, могилу его никогда не найдут. Среди самых важ­ных археологических загадок она занимает одно из первых мест.

Питт долго смотрел на клубящееся облако пыли у линии горизонта, и перед глазами его пронеслись тысячи увлекатель­ных картин, вызванных разыгравшейся фантазией. Поняв, что увлекся видениями, он тряхнул головой.

— Совсем напротив, — вдруг заявил он и прибавил, уже тише: — Я уверен — усыпальницу его нашли.

Джордино уставился на него ничего не понимающим взгля­дом, но оспаривать его утверждение не стал. Питт перелистал дневник, нашел место в самом его начале и показал его Джор­дино.

—  Полное имя помощника Ханта — Цендинь Боржин. Те­перь понятно?

—  Не может быть, — прошептал Джордино. — Отец нашего Толгоя?

—  Если не ошибаюсь, мы с тобой не так давно видели мра­морную гробницу Цендиня Боржина.

—  Но если в каменном святилище в каменном надгробии покоится Цендинь, то в мраморном саркофаге в центре...

—  Вы правы, мой чрезвычайно догадливый друг. В мрамор­ном саркофаге лежит тело Чингисхана.

После захода солнца они присоединились к ламе и мона­хам, собравшимся в одном из гэров на ужин, очень скромный, как, впрочем, и завтрак, и обед. Состоял он из овощного супа с вермишелью и пиалы землисто-черного чая. Монахи ели в по­чтительном молчании, на изредка бросаемые ламой короткие вопросы отвечали исключительно кивками. Питт тайком изу­чал лица высохших монахов, двигавшихся со стоической гра­циозностью. Большинству давно перевалило за шестьдесят, их умудренные глаза ярко сверкали среди глубоких морщин, из­бороздивших лица. Все монахи были гладко выбриты, за исключением послушника, голову которого венчала густая шеве­люра. В два приема проглотив еду и чай, он повернулся к Питту с Джордино и с улыбкой бесцеремонно пялился на них, пока остальные заканчивали ужин.

После ужина Питт и Джордино вместе с монахами перешли в храм посмотреть вечернюю молитву и только потом удали­лись к себе, в здание склада. Разгаданная тайна местонахожде­ния усыпальницы Чингисхана полностью овладела мыслями Питта — теперь ему хотелось как можно быстрее вернуться в Улан-Батор. Готовясь ко сну, он пододвинул раскладушку по­ближе к дверному проему.

—  Уже не можешь спать в закрытом помещении? — поин­тересовался Джордино и тихо рассмеялся.

— Не в этом дело, — ответил Питт. — Есть у меня кое-какие причины для беспокойства.

— Для меня предметом для беспокойства может быть толь­ко отсутствие сносной пищи. Почти неделю голодный хожу. Начинает надоедать, — недовольно проворчал Джордино, за­бираясь под одеяло.

Питт снял с одной из полок открытую коробку, набитую благовониями, четками и другими атрибутами для буддийской молитвы. Минут пять он зачем-то возился с ней, затем погасил керосиновую лампу и присоединился к Джордино — залез под одеяло и быстро уснул.

Непрошеный гость явился сразу после полуночи. Тихо сту­пая, он слегка приоткрыл складскую дверь и вместе с тонкой струйкой лунного света бочком пролез в образовавшуюся щель. Он чуть подождал, пока его глаза не привыкнут к полутьме, за­тем двинулся к кровати, стоявшей неподалеку от двери. Приближаясь к ней, он случайно задел ногой валявшийся на полу крошечный колокольчик для молитвы, и тот слабо звякнул. Негромкий отголосок от слабого металлического звука разнес­ся по комнате. Пришелец застыл на месте, долго стоял не дви­гаясь и даже не дыша. Потом все снова стихло. Шли секунды, до ушей его доносился шорох и дуновение ветра.

Человек медленно опустился на пол, пошарив руками, на­щупал колокольчик, осторожно, мягкой рукой отодвинул его в сторону. Пока он это делал, костяшки его пальцев скользну­ли по второму колокольчику. Он и его убрал с дороги, после чего снова двинулся к кровати. Он уже мог разглядеть фигуру спящего человека, неподвижно лежавшего под одеялом. Встав над ним, он вытянул из-под полы своей накидки длинный двуручный меч, поднял его над кроватью, крепче сжал ладо­нями рукоять и нанес хлесткий смертельный удар. Лезвие вспо­роло одеяло чуть ниже подушки, там, где должна была нахо­диться шея.

Человек снова застыл. Его смутила легкость, с какой лез­вие вошло в жертву. Он не почувствовал сопротивления кос­тей, не услышал их треска. Не раздалось ни хрипа, ни булька­нья крови в горле умирающего. Напротив, меч, описав дугу, разрезал одеяло, матрас, холстину кровати и впился в деревянный пол. Незадачливый убийца, изумленный и одновременно напуганный, никак не мог понять, что же случилось, а когда все же понял, то было уже слишком поздно.

Питт, стремительно вскочив с кровати, стоявшей ярдах в десяти, набросился на него. Несостоявшийся киллер был хо­рошо виден на фоне лунного света, падавшего в открытую дверь, и представлял для Питта отличную мишень. В руках Питт сжи­мал острую штыковую лопату, найденную им на складе и при­прятанную под раскладушкой. В шаге от кровати, где под одея­лом лежали только взбитые подушки, Питт занес руку и сильно ткнул лопатой в темный силуэт.

Пришельцу оставалось только защищаться. Заслышав шаги Питта, он выдернул меч из доски и принялся вращать им над головой, а затем, когда шаги стали приближаться, наудачу, по­скольку в темноте не мог видеть Питта, полоснул им воздух, ори­ентируясь по звуку. Однако и сейчас он безнадежно опоздал.

Питт опередил его. Пока убийца готовился нанести по­следний удар, из мрака вдруг вылетела лопата, и острие ее вон­зилось ему в предплечье. Послышался хруст костей и треск раз­рываемых связок, а затем раздался душераздирающий крик боли, эхом пронесшийся по всему поселку.

Меч вылетел из руки незваного гостя и со звоном упал на дощатый пол. Зажимая ладонью рваную рану, он на подкосив­шихся ногах попятился к выходу. Питт еще раз ткнул его лез­вием лопаты, но странному гостю удалось отшатнуться в сто­рону. Их разделяла кровать, Питт сделал еще один выпад и снова попал, на этот раз в живот нападавшему. Тот согнулся и, по­вернувшись, побежал к двери. Третий выпад Питта пришелся в центр позвоночника, а четвертый — в левую ногу, в середину икры. Последний оказался самым сильным.

Нападавший снова взревел от боли, зашатался, потерял рав­новесие и рухнул лицом вниз. В падении он продолжал сжи­мать рукой рану на предплечье, потому и не смог вытянуть ее вперед. Он не увидел в темноте высокий тяжелый колокол и со всего размаху ударился об него лбом. Питт услышал щелчок и хруст, напоминавший треск разламывающейся бейсбольной биты, и последовавший за ним стук тела, упавшего на пол.

Джордино материализовался рядом с Питтом, обошел кро­вать и распахнул дверь. В ярком свете полной луны они увиде­ли лежавшее на боку безжизненное тело непрошеного гостя с неестественно вывернутой головой.

— Перелом шейных позвонков, — констатировал Джорди­но, наклоняясь над убитым.

— Легко и быстро отделался. Нам с тобой он приготовил кое-что поинтереснее. — Питт приставил к стене свое оружие и подобрал с пола двуручный самурайский меч.

На дорожке, ведущей к складу, замелькали огни, и вскоре на крыльце собралась небольшая толпа монахов с керосино­выми лампами в руках. Первым поднялся старый лама.

— Мы слышали крики, — заговорил лама, затем посмотрел вниз и увидел лежавшее у его ног тело. В пламени ламп ярко сверкала кроваво-красная накидка незваного пришельца. Даже Джордино изумился, разглядев на умершем облачение, харак­терное для буддийских монахов, представителей учения, отвергающего насилие. Лама сразу узнал и черные волосы, и юно­шеское лицо монастырского послушника.

— Цэноуи, — сказал лама бесстрастным голосом. — Он умер.

— Он пытался убить нас, — проговорил Питт, протягивая меч и показывая на разрубленные подушки и одеяло на крова­ти. — Я ткнул его лопатой, он поскользнулся и упал. Падая, ударился головой о колокол и сломал шейные позвонки. Подо­зреваю, если его обыскать, мы найдем на нем и другое оружие.

Лама повернулся к одному из монахов и что-то сказал ему по-монгольски. Монах опустился на колени и обшарил одеж­ду лежавшего послушника. Под одной из складок его облаче­ния обнаружился кинжал, а под другой — автоматический пи­столет.

— Не таким следует исполнять священный закон, — про­изнес лама и покачал головой.

— Давно он находится в вашем монастыре? — спросил Питт.

— Он приехал за день до вас. Сказал, что жил в долине реки Орхон, но двинулся в Гоби в надежде обрести внутреннее уми­ротворение.

— Во-во, как раз его-то он и нашел, — одобрительно заки­вал Джордино и брезгливо ухмыльнулся.

Некоторое время лама стоял в задумчивости, затем подо­зрительно посмотрел на Питта и Джордино.

—  Я вспомнил. Он расспрашивал меня о двух иностранцах, которые, по его словам, идут через пустыню и должны появить­ся в нашем монастыре. Теперь-то я понимаю, он интересовал­ся вами. Я ответил, что об иностранцах мне ничего не извест­но, но если они собираются попасть в Улан-Батор, то непре­менно появятся у нас, поскольку сюда раз в неделю приезжает машина с продуктами и уезжает обратно. Других вариантов уехать в столицу здесь попросту нет. Как только он об этом ус­лышал, то сразу же изъявил желание погостить у нас несколько дней.

—  Теперь я понимаю, откуда вы узнали о нашем приезде, — кивнул Питт.

—  Но зачем он покушался на вашу жизнь?

Питт кратко поведал ламе о посещении штаб-квартиры Бор­жина в поисках пропавших нефтяников и о том, как они едва унесли оттуда ноги.

—  Этот человек скорее всего работал на Боржина, — за­ключил он свой рассказ.

—  Значит, он не монах?

—  Возможно, и монах, — пожал плечами Питт, — только молитвы, как мы видим, не самое главное его занятие.

—  Да, я неоднократно замечал, что многого он не знает, но списывал на нехватку обучения, — произнес лама. Лицо его сделалось суровым, когда он прибавил: — Попытка убийства в монастыре привлечет к нам ненужное внимание со стороны властей.

—  Он погиб случайно: в темноте споткнулся, упал и уда­рился о колокол. Так и сообщите властям, — посоветовал Питт.

—  Зачем вам все эти расследования, допросы? — вторил ему Джордино. — Его смерть всего лишь несчастный случай, не более того.

—  Вы правы, — согласился лама. — Ваш рассказ похож на правду. А раз так, то и властям мы сообщим, что послушник погиб в результате несчастного случая. Конечно, после того, как вы уедете.

По знаку ламы двое монахов завернули тело лжепослушника в одеяло и двинулись в храм.

— Я сожалею, что подверг вашу жизнь опасности, — сказал лама.

— А мы сожалеем, что своим визитом навлекли неприятно­сти на ваш монастырь, — отозвался Питт.

— Пусть остаток ночи пройдет для вас спокойно. — Лама повернулся и торопливо зашагал в храм, где монахи уже совер­шали краткую молитву по умершему.

— Мы провели блестящие и быстрые следственные дей­ствия, — похвалил себя Джордино и закрыл дверь за вошедшим Питтом. Затем он быстро оттащил поврежденную кровать в дальний конец помещения и, вернувшись, спросил: — Крап­леный монах в колоде. Неплохо придумано. И как ты об этом догадался?

— Интуиция и наблюдательность. Физиономия у него была не совсем аскетичная. Румяная и цветущая. Да и, судя по мус­кулатуре, от недоедания он не очень страдал. Кроме того, во время ужина он глаз с нас не сводил. К тому же я представить себе не могу, чтобы такой предусмотрительный человек, как Боржин, не послал своего агента обшарить округу. Хотя бы удо­стовериться в нашей гибели. Фальшивый монах как нельзя луч­ше подходит для такой цели.

— Будем надеяться, он заявился сюда один. В общем, я кое- чем тебе обязан. Так что теперь моя очередь.

— Твоя очередь чего? — недоуменно спросил Питт.

— Дежурить с лопатой наперевес до утра, — ответил Джор­дино, беря в руки старенький инструмент с зазубренным лез­вием. Он повертел его в руках и сунул под койку.

На следующее утро приехал грузовик, привез продукты — десятка три ящиков с овощами, сухофруктами и другой прови­зией. Питт и Джордино помогли обитателям монастыря занес­ти их на склад, после чего монахи отправились в храм на меди­тацию. Лама, задержавшись, перебросился парой фраз с води­телем фузовика, затем подошел к уже собравшимся в путь Питту и Джордино.

— Водитель только рад вашей компании. Примерно через пять часов вы будете в Улан-Баторе.

— Примите нашу искреннюю благодарность за гостепри­имство, — произнес Питт. Он перевел взгляд на храм, где на лавке лежало завернутое в одеяло тело несостоявшегося убий­цы, и спросил ламу: — Никто еще не интересовался вашим по­чившим гостем?

— Нет, — ответил тот и мотнул головой. — Через четыре дня мы кремируем тело, пепел оставим на территории селения. Он не нес в своем сердце дух Шакьямуни. — Лама произнес историческое имя Будды. Помолчав, старый лама, посмотрел на Питта и Джордино и продолжил: — Мое сердце говорит мне, что вы люди чести и долга. Пусть вам сопутствуют мудрость и сила, и тогда вы обретете что ищете.

Лама глубоко поклонился, Питт и Джордино ответили ему столь же уважительным поклоном, направились к грузовику и забрались в кабину. Водитель, молодой монгол с дыркой вмес­то трех передних зубов, широко улыбнулся им, завел двигатель и начал медленно выезжать из деревушки. Поднявшаяся пыль оседала на одежды и сандалии старого ламы. Пока грузовик не скрылся на горизонте, он продолжал недвижимо стоять с опу­щенной головой, погруженный в раздумья.

Грузовик монотонно покачивался, преодолевая пустыню; Питт и Джордино молча сидели, каждый по-своему обдумы­вая прощальные слова, сказанные им ламой. Им обоим пока­залось, будто старик, зная о цели их поисков, дал им свое бла­гословение.

— Придется нам возвращаться, — наконец пробормотал Питт.

— Ты имеешь в виду в Сяньду?

— Да, в Сяньду.

Часть III Земная дрожь

33

 Морской окунь оглядел голубовато-стальным глазом длинную фигуру, плывущую к нему. Он бы принял ее за акулу, если бы она двигалась не так медленно. На дельфина она тоже не была похожа — кожа хоть и голубоватая, но слишком уж яркая, почти слепящая. К тому же перемещалась она под водой как-то странно, да и вид у нее был не совсем рыбий — заканчивалась фигура не хвостом, а двумя длинными желтоватыми отростками. Так и не решив, кто это — друг или враг, окунь счел за лучшее пропустить непонят­ное существо. Он отплыл в сторону, затем направился в поис­ках пищи к другой стороне рифа.

Проносившаяся в голубом мраке Саммер Питт даже не за­метила большую рыбу. Все ее внимание было сосредоточено на желтом нейлоновом шнуре, натянутом вблизи дна в качестве ориентира, вдоль которого она сейчас и плыла. Ее гибкое тело грациозно двигалось в воде в ровном темпе, проходя в футе- двух над шишковатыми краями кораллового рифа. Обеими ру­ками Саммер сжимала цифровую видеокамеру, снимая цвет­ное изображение рифа по обе стороны от желтого шнура.

Видеосъемку Саммер вела по заданию НУМА, одним из рабочих проектов которого была оценка состояния коралловых рифов в районе Гавайских островов. Отложение осадков, исто­щение рыбных запасов и эпидемии среди морских водорослей вследствие загрязнения и глобального потепления вызывали медленную, но неуклонную деградацию коралловых рифов по всему миру. Хотя гавайские рифы пострадали меньше осталь­ных, не было никакой гарантии, что и они не подвергнутся серь­езному разложению и массовой гибели — явлениям, давно от­меченным среди рифовых отложений вокруг Австралии, Оки­навы и Микронезии. Мониторинг здоровья рифов давал воз­можность определить, какое влияние оказывает на них деятель­ность человека, и заранее минимизировать негативный эффект.

Методология отличалась замечательной простотой. Видео­кадры изучаемого рифа сравнивались с типовыми изображе­ниями, полученными несколько месяцев или даже лет назад в тех же местах. Подсчет количества рыбы и придонных, обита­ющих в ложе океана организмов давал вполне ясное представ­ление о состоянии здоровья рифа. В проект НУМА входило исследование нескольких десятков рифов, окружавших остро­ва. На основании подобных работ делалась оценка состояния вод всего региона.

Лениво отталкиваясь ластами, Саммер плыла вдоль шнура, пока не достигла конечной точки — песчаной ямки, отмечен­ной воткнутым в дно штырем из нержавеющей стали с пласт­массовой пластинкой наверху. На пластинке имелась надпись, сделанная жировым несмываемым фломастером. Саммер протянула руку, повернула табличку надписью к объективу, сняла ее, местность и только потом выключила камеру. Отворачива­ясь от пластины, она заметила краем глаза в расположенной неподалеку кучке песка какой-то предмет. Заинтересовавшись, несколькими короткими взмахами ласт она подплыла побли­же, скользнув над горкой из небольших камней. Маленький осьминог полз по камням. По мере того как он то набирал в жабры воду, то выпускал ее, тельце его то поднималось, то опус­калось. Саммер полюбовалась умненьким беспозвоночным, но он вдруг раздул мантию и изменил свой цвет, сделавшись по­чти прозрачным, и, перебирая щупальцами, кренясь по сторо­нам, побежал к рифу. Саммер перевела взгляд на песчаную куч­ку и увидела выступающую из нее часть небольшого круглого предмета. С него на Саммер смотрело миниатюрное и, как ей показалось, улыбающееся лицо, словно радующееся тому, что его наконец нашли. Саммер стряхнула с него тонкий слой пес­ка, осторожно вытянула предмет, поднесла к маске.

Это оказалась маленькая фигурка девушки в развевающем­ся красном платье, волосы девушки были искусно уложены в высокую прическу. Пухленькие розовые шеки придавали ей сходство с херувимом, узкий разрез глаз выдавал азиатку. Ху­дожественное исполнение фигурки не отличалось особым изяществом, но поза девушки и одежда свидетельствовали о ста­ринной работе. Уже по привычке, в тайной надежде увидеть штамп «Сделано в Гонконге», Саммер повертела в руках стату­этку, даже стряхнула с нее песчинки, но никаких надписей не обнаружила. Сунув незанятую руку в песок, Саммер пошарила в нем, но никаких других предметов вблизи от того места, где она сделала свою находку, не нащупала.

Внимание ее привлекли серебристые пузырьки воздуха еще одного аквалангиста — мужчины, который, упершись колена­ми в риф, брал с него образцы отложений. Саммер подплыла к нему, помахала рукой перед его маской, затем показала фар­форовую фигурку.

По мере того как Дирк — брат Саммер — рассматривал на­ходку, его светло-зеленые глаза зажигались любопытством. Худощавый, высокий, как и отец, Дирк, названный также в его честь, уложил образец в специальную водолазную сумку, закрепил его там, вытянулся и знаками попросил Саммер показать ему место, где она обнаружила фигурку. Они отплыли от рифов, миновали отмель и приблизились к каменистому кусоч­ку дна. Там Саммер и увидела смеющееся личико фигурки. Дирк подплыл к сестре, и они вдвоем начали кружить возле отмели, в нескольких футах от дна, внимательно разглядывая его. Дви­гались они к берегу. Неподалеку от него волнообразная песча­ная поверхность внезапно обрывалась слоистым, искривлен­ным участком лавы. Дальше от берега песчаное дно шло под крутой уклон на глубину до пятнадцати тысяч футов. В центре песчаного участка возникла колония кораллов. Дирк спустил­ся пониже и оглядел его. Колония кораллов тянулась прямой линией футов десять, после чего исчезала под песком. Дирк отметил, что песок меж­ду колонией кораллов и слоем лавы, идущим вверх по берегу и образующим стену, имеет более темный цвет. Саммер прибли­зилась к небольшому круглому коралловому кусту, поднимав­шемуся со дна, и помахала Дирку. Тот, оттолкнувшись от боль­шого прямоугольного камня шириной почти шесть футов, бы­стро подплыл к сестре и начал осматривать куст. Прижавшись всем телом ко дну, обтянутой в перчатку рукой он ощупал его край, покрытый жесткими наростами, затем провел ладонью по поверхности. Он надавил на толстый слой налипших мор­ских водорослей в центре куста, и тот начал разрушаться. Кив­ком подтвердив интерес, Саммер придвинулась поближе и сня­ла объект с близкого расстояния. Затем ныряльщики, бросив осматривать куст, стали кружить дальше в поисках новых на­ходок, но так ничего и не обнаружили. Вернувшись к точке, с которой начали осмотр, они оттолкнулись от слоистого дна и пошли вверх. Поверхность океана находилась от них на рас­стоянии тридцати футов.

Головы их выскочили из сапфирово-голубой воды круп­ного залива Келиули в юго-западной части Большого остро­ва. В нескольких сотнях ярдов от них находился скалистый берег с застывшей лавой. Грохот волн, разбивавшихся о кам­ни, эхо разносило по всей бухте, превращало его в глухой ро­кот, сопровождавшийся шипением водной пены, устилавшей всю прибрежную полосу.

Дирк подплыл к маленькой надувной лодке, болтавшейся на якоре неподалеку, перевалился в нее. Не отстегивая аква­ланг и пояс с балластом, он перегнулся через борт и, вытянув руку, помог сестре забраться в лодку. Саммер сорвала с лица маску и, задыхаясь, начала хватать ртом воздух. Отдышавшись, она спросила брата:

— Что скажешь о кораллах в центре песчаного пятна?

— Отмечается некоторая линейная зависимость.

— Я тоже так подумала. Нужно бы накопать по краям не­много песку — проверить, не все ли еще там эти кораллы по­жрали.

Она вытащила из своей водолазной сумки фигурку и при­нялась рассматривать ее в солнечном свете.

— Полагаешь, кораллы могут скрывать следы кораблекру­шения? — усмехнулся Дирк, вытягивая булинь и заводя малень­кий подвесной мотор.

— Откуда тогда эта девчушка сюда попала? — ответила Сам­мер, вертя в руках статуэтку. — Интересно, сколько ей лет.

— Представления не имею, — отозвался Дирк. — Она меня не интересует. Меня больше занимает та прямоугольная плита.

— У тебя есть относительнонее какая-то идея?

— Идея-то есть, окончательные выводы я сделаю только после того, как хорошенько проанализирую данные на компь­ютере.

Дирк поддал газу, и маленькая лодка поскакала на невысо­ких волнах к стоявшему на якоре в полутора милях от них научно-исследовательскому судну светло-бирюзового цвета, при­надлежавшему НУМА. По мере их приближения к корме все четче вырисовывалась надпись, сделанная на транце крупны­ми черными буквами: «“МАРИАНА ИКСПЛОРЕР” — мор­ские исследования». Дирк подвел лодку к левому борту, остано­вился под небольшим подъемным краном, причальные тросы которого свисали над самой водой. Пока Дирк и Саммер при­вязывали тросы к петлям на резиновых бортах своей лодки, над поручнями показалась мужская фигура. Мускулистый торс, гу­стые усы и холодные стальные глаза — мужчина казался копи­ей легендарного шерифа Уайатта Эрпа, разве что акцент у него был густой, техасский.

— А теперь крепче держимся за портки, ребята, — прокри­чал он и нажал на кнопку лебедки с гидроприводом.

Не прошло и двух секунд, как Джек Далгрен вытащил лод­ку из воды и опустил на палубу судна. Помогая брату и сестре снять водолазное снаряжение и уложить в кладовую, он спро­сил Саммер:

— Удалось заснять последний риф? Капитан интересо­вался, можно ли поднимать якорь и отправляться в другой район исследований, Лелеиви-Пойнт, с восточной стороны острова.

— Отвечу так: и да и нет, — отозвалась Саммер. — Со сбо­ром данных мы в общем-то закончили, но мне хотелось бы еще разок сплавать, посмотреть на риф.

Дирк протянул Далгрену найденную сестрой фигурку.

— Саммер полагает, что мы наткнулись на место крушения корабля с несметными сокровищами, — улыбнулся он.

— Несметные культурные сокровища для меня ничем не хуже, — парировала сестра.

—  Какие признаки кораблекрушения обнаружили? — с интересом спросил Далгрен.

—  Строго говоря, никаких, — пожал плечами Дирк, — толь­ко один занятный каменный предмет. Нужно посмотреть ви­деозапись.

Дирк и Саммер приняли душ, переоделись, а затем снова встретились с Далгреном в одной из лабораторий, устроенных на борту корабля. К тому времени Далгрен уже подключил ви­деокамеру к монитору и просматривал отснятый материал на большом экране. Как только появился прямоугольный камень, Дирк, быстро вытянув руку, нажал кнопку «Пауза».

—  Не припомню сразу где, но мне уже доводилось видеть такие же камни, — задумчиво проговорил он, уселся за сосед­ний компьютер и принялся щелкать клавишами. — Вот, нашел. На конференции по подводной археологии, в докладе одного малазийца об обнаружении останков погибшего корабля.

Прошло несколько секунд поиска, и Дирк вышел на нуж­ный сайт с копией доклада, содержавшей фотографии прово­дившихся под водой раскопок. Дирк пролистал изображения и нашел снимок большой каменной плиты. Увеличив изображе­ние, он увидел его структуру и детали. Это был прямоугольный кусок гранита, с одной стороны стесанный под конус; в центре камня имелись два сквозных отверстия.

—  Если счистить с него все наросты, будет точная копия плиты, обнаруженной Саммер, — заверил Далгрен, сравнивая изображения на компьютерах.

—  Идентичны не только по форме, но даже по размеру, — отметил Дирк.

—  Ладно, умники, сдаюсь. Говорите, что это, — тихо рас­смеялась Саммер.

—  Якорь, сестрица, — ответил Дирк. — Точнее, каменный балласт, который укладывался в деревянный дрек. В дни, когда никто не слышал ни о свинце, ни об олове, люди в простоте своей мастерили якоря из подручного материала — дерева и камня. Просто и надежно.

—  И о каких же днях ты нам рассказываешь? О заре море­плавания, наверное, — произнес Далгрен.

Дирк кивнул.

— Вот поэтому-то камень меня и заинтересовал. Уж очень якорь, найденный Саммер, похож на этот, — ткнул он пальцем в экран.

— Хорошо, мы согласны, ты прав, — заявила Саммер. — Но только к чему все твои аналогии? Кстати, а что за обломки обнаружили твои малазийские докладчики?

— А обнаружили они, дорогая сестричка, — Дирк на мину­ту замолчал, перелистал несколько фотоснимков, остановив­шись на компьютерном изображении длинного четырехмачто­вого старинного корабля, — вот такое судно. Поверишь, что это китайская джонка тринадцатого века?

34

Воздух над островом Харк был подернут туманной корич­невой дымкой. Пропитанный маслом дым, вырвавшийся в ре­зультате пожарища в Рас-Таннуре неделю назад, еще плавал черными пятнами в небе над Персидским заливом. Даже на острове Харк, куске известняка, торчащем у иранского берега, в ста восьмидесяти милях от Рас-Таннуры, дышать было не­возможно — воздух, густо насыщенный нефтяными парами, оставлял во рту отвратительный маслянистый осадок с привку­сом нефти. Воды к востоку от крошечного острова были заражены ядо­витыми отходами, оставленными растекшимися на поверхно­сти большими нефтяными пятнами. Однако загрязняли воды не танкеры, а прибрежные предприятия, из поврежденных труб которых до сих пор стекали в залив большие и маленькие неф­тяные ручьи. Громадная Т-образная пристань на восточной стороне острова имела огромный причал, способный прини­мать десять танкеров одновременно. Причал, расположенный на искусственном острове, к западу от Харка, мог обслуживать сразу несколько супертанкеров. Нефть к заправкам подавалась самотеком из хранилищ, установленных в его гористой цент­ральной части. Таким образом, не очень большой по размеру остров Харк был, по сути, и главным нефтяным экспортным терминалом Ирана, и одним из крупнейших транспортных уз­лов в мире.

Уже спустились сумерки, когда старенькое буровое судно с облупившейся по бортам краской протарахтело мимо солид­ных танкеров, выстроившихся на загрузку вдоль восточного терминала. Двигаясь под углом на север, судно чуть изменило курс, повернуло и, приблизившись к острову, бросило якорь вблизи скал, у южной оконечности острова. Иранский воен­ный корабль, патрулировавший прибрежные воды, прошел со­всем близко от него, не обратив никакого внимания на потре­панную посудину, над которой развевался индийский флаг.

Рабочие на берегу тоже весьма равнодушно поглядывали в ее сторону, а когда опустилась ночь, и совсем о ней забыли. Однако именно тогда на буровом судне и закипела жизнь. Изу­чая прибрежные воды, оно неторопливо прошло сначала на­зад, затем вперед и остановилось. Потом вдруг заработали его подруливающие устройства, выведя судно в точку, явно неудач­ную, поскольку и течение, и ветер здесь были довольно силь­ными. В полумраке палубы засуетилась команда, облаченная в черные водолазные костюмы. Несколько человек быстро собра­ли под буровой вышкой короткую бурильную колонну и так же споро опустили ее в шахтное отверстие. Правда, на конце бу­рильной колонны установили не обычную коническую шарош­ку, а некий странный инструмент из трех длинных цилиндров, соединенных в виде треноги.

После того как треногу погрузили на самое дно, команда бесшумно исчезла с палубы, и корабль снова замер. Однако через двадцать минут точно под днищем корабля раздался ро­кот, напоминавший подводный взрыв. Люди, находившиеся на берегу и на соседних кораблях, если бы прислушались, уловили бы лишь приглушенный хлопок. На глубине же пятидесяти футов от корпуса судна в этот момент была сгенерирована и направлена в дно залива ужасающей мощности звуковая вол­на. Нацеленная вертикально, сейсмическая волна отразилась от земной коры и, никому не нанеся вреда, ушла в сторону и рас­сеялась. Никому, если не считать точки, в которую были наце­лены три удлиненных цилиндра, сфокусировавших удар и по глубине, и по координатам, вследствие чего он пришелся точ­но куда и был направлен — в линию разлома между тектони­ческими плитами.

За первым ударом последовал второй, а затем и третий. Уси­ленная акустическая бомбардировка разломов, проходящих в морском дне вибрирующими сейсмическими волнами, продол­жалась до тех пор, пока края тектонических плит, перестав их выдерживать, не дрогнули. Подобно Элле Фицджеральд, заставлявшей силой своего голоса дрожать посуду, постоянные акустические вибрации привели в легкое движение края раз­ломов, находившихся в полумиле от морского дна.

Движение их отозвалось на земной поверхности мощным землетрясением, сила которого, по данным Геологического комитета США, составила 7,2 балла по шкале Рихтера. По всем параметрам это было убийственное землетрясение. Людские потери были минимальными, пострадали в основном лишь несколько деревушек на иранском побережье напротив острова Харк. Поскольку воды Персидского залива неглубоки и цуна­ми там образоваться не может, обрушилось землетрясение глав­ным образом на часть иранской береговой линии. И на остров Харк.

Разрушениям он подвергся поистине катастрофическим. Крошечный нефтеперекачивающий остров дрожал так, слов­но под ним взорвали ядерную бомбу. Десятки нефтехранилищ лопнули как воздушные шарики, нефть из них брызнула во все стороны и стремительными реками понеслась в море. Гро­мадный стационарный нефтяной терминал на восточном бе­регу развалился на десятки частей, которые поплыли по зали­ву, тараня стоявшие на якорях танкеры. Терминал для супер­танкеров на западном берегу острова исчез в водах залива, буд­то его и не было. Убогое буровое суденышко, не дожидаясь начала проверок, инспекций и оценки ущерба, с первыми же лучами солнца на полной скорости устремилось к югу. Вокруг острова уже кру­жили спасательные корабли, в небе над ним летали вертолеты, и снова никто не обратил внимания на потрепанное буровое судно, уходившее от эпицентра трагедии. Вот так не возбужда­ющее подозрений судно, которому самое место на кладбище кораблей, в одиночку обрушило весь иранский нефтяной экс­порт, снова создав на мировом нефтяном рынке панику, вверг­шую китайскую экономику в состояние коллапса.

35

На нефтяном рынке информация о землетрясении на ост­рове Харк, стершем с лица земли все терминалы и нефтехрани­лища, произвела эффект ядерного взрыва, вызвав невиданную панику. Все бросились скупать нефть. Впавшие в прострацию оптовики заключали нефтяные фьючерсы по астрономическим расценкам, в результате чего цена на баррель сырой нефти взле­тела до ста пятидесяти долларов. В обратном направлении ле­тел индекс Доу-Джонса на Уолл-стрит. Биржу залихорадило, и к двенадцати дня торги на ней были остановлены. К этому вре­мени в результате массового сброса всех акций рынок потерял двадцать процентов.

В Америке озабоченные владельцы машин отреагировали на биржевые новости самым естественным образом — броси­лись заправлять свои машины пока еще дешевым бензином. В результате панического спроса бензозаправки выкачали досу­ха вместе с запасами. Перебои с поставками горючего начались уже на следующее утро во всех штатах. Обстановка быстро на­калялась. Сначала потасовки между озлобленными автомоби­листами вспыхивали в отдельных округах, но вскоре сообще­ния о стычках стали поступать уже изо всех точек страны.

Глава государства провел в Белом доме, в своем рабочем кабинете, экстренное совещание, на котором присутствовали его ближайшие помощники, советники из Агентства нацио­нальной безопасности, экономисты и военные. Президент, прожженный популист, бывший губернатор штата Монтана, молча слушал, как его старший советник по экономическим вопросам монотонно, бесстрастным голосом, словно речь шла о покупке игрушек для рождественской елки, перечислял ката­строфические последствия, которые вызовет нефтяной кризис, потрясший мир.

— Увеличение цены на нефть почти вдвое в течение одного месяца создаст беспрецедентное инфляционное давление, — бубнил советник, лысоватый человек в толстых очках. — По­мимо транспортного сектора, который, естественно, ощутит нехватку горючего, в стране существуют и другие отрасли, на­прямую зависящие от постоянного поступления нефти. Всплеск цен на нефть приведет к тому, что подоражают пластмасса, хи­микаты, краски, текстиль. Всех их напрямую коснется. Уве­личение стоимости товаров неизбежно скажется на покупатель­ной способности потребителя, который и без того огорошен по­стоянно растущими ценами на бензин. В ближайшей перспек­тиве следует ожидать рецессии, но и это не все. Мы находимся на пороге глубокой и затяжной депрессии даже не националь­ного, а мирового масштаба.

— Взвинчивание цены — реакция неизбежная? — спросил президент. — В конце концов, мы же не импортируем ни капли нефти из Ирана.

— В данном случае большую роль играет, вне всякого со­мнения, определенный элемент паники. Трагедия на острове Харк подрывает всю систему мировой транспортировки неф­ти, что, конечно же, скажется на ценах внутри США, даже если наш нефтяной импорт останется неизменным. Разумеется, мы готовы к уменьшению поставок в результате событий в Рас- Таннуре, но уничтожения терминалов на острове Харк рынки просто не выдержат. Уже сейчас набирают силу тревога и ин­фляционные ожидания, порожденные разного рода слухами. Многие сваливают вину за оба инцидента на активизацию террористических групп по всему Персидскому заливу.

— Есть ли в этих слухах хотя бы доля правды? — обратился президент к советнику по национальной безопасности, худо­му, мучительно обдумывавшему каждое слово экономисту.

— Я поинтересуюсь в Лэнгли, — ответил тот и посмотрел на президента отсутствующим взглядом. — Однако, насколько мне известно, все трагедии имеют естественное происхожде­ние — землетрясения. Да, два землетрясения, происшедших в непосредственной близости друг от друга, — вещь необычная, но и такое случается. Каприз природы. — Он пожал плечами.

—  Хорошо, я удовлетворен вашим ответом, но только не нужно давать фанатикам повод спекулировать на событиях, а нашим конкурентам набирать на них положительные очки. Дэннис, следует повысить уровень террористической безопас­ности во всех морских портах. Усильте разведку, вышлите пер­воклассных экспертов во все терминалы, особенно в район Персидского залива.

—  Считайте, уже сделано, господин президент, — отчека­нил директор Агентства национальной безопасности, сидевший напротив главы правительства.

—  Гарнер, в качестве немедленной меры по снятию обще­ственной истерии предлагаю выбросить на рынок часть нефти из стратегических национальных запасов. Удовлетворим ажио­тажный спрос, — предложил вице-президент Джеймс Сэндекер, адмирал в отставке и бывший глава НУМА, невысокий крепкий человек среднего возраста, с горящими глазами и ры­жей вандейковской бородкой клинышком. Старый друг пре­зидента, он редко обращался к нему иначе, как по имени, даже в официальной обстановке. — На некоторое время нефтяные рынки остынут. Кроме того, народ утихомирится, увидев, как мы открываем национальный нефтяной запас. Мы нейтрали­зуем страх немедленного прекращения поставок нефти. Воз­можно, удастся внушить некоторую уверенность рынкам, хотя не думаю — там слишком много паникеров.

Президент кивнул и крикнул в сторону, помощнику:

—  Немедленно начинай составлять президентский указ.

—  Я не говорю уже о том, что выброс на рынок нефти из стратегических запасов —отличное средство для поднятия пре­стижа главы страны, — прибавил Сэндекер и, подняв глаза, слегка кивнул в сторону громадного портрета Теодора Рузвель­та, висевшего на стене сбоку.

— Давай сделаем максимум возможного, — согласился пре­зидент. — Свяжись с телесетями и определи время обращения к нации, — приказал он. — Я буду говорить о временной необ­ходимости экономить топливо. Срок назову тридцать дней, не больше. За это время заводы успеют произвести достаточное количество топлива, и мы справимся со спросом. Но самая глав­ная задача сейчас — успокоить нацию. Потом уже будем думать, как выбираться из этого кошмара.

— Можно и другие возможности задействовать, — задум­чиво пробормотал глава администрации. — К примеру, времен­но заморозить цены и нормировать продажу горючего.

— Гораздо разумнее заняться продвижением средств эко­номии на публике, а втайне потихоньку начать кое-кому вы­кручивать руки, — парировал Сэндекер. — Мы можем надавить на кое-кого из наших нефтеносных партнеров, заставить их увеличить и добычу, и поставки. Местные производители мог­ли бы помочь нам, хотя я понимаю — аляскинский нефтепро­вод опять работает с полной нагрузкой.

— Да, арктическим буровым пришлось увеличить добы­чу нефти, — подтвердил советник по экономическим вопро­сам. — В противном случае мы оказались бы в еще более слож­ной ситуации. Кстати, это означает, что мы скоро достигнем предела своих возможностей. Перечисленные средства хороши, ничего не скажешь, но на внутреннее потребление они окажут малозаметный эффект. Уродливая действительность состоит в том, что они никоим образом не отразятся на мировых нефтя­ных рынках. Саудовской Аравии и Ирану потребуется много месяцев на восстановление своих экспортных способностей — вот в чем основная проблема. Минимум через полгода они смо­гут удовлетворить потребности в нефти в полном объеме. Бо­юсь, мы никак не можем повлиять на рост цен на нефть, они вне нашего контроля.

Мрачное заключение эксперта заставило всех замолчать. Наконец президент произнес:

— Хорошо, джентльмены, выкладываем карты на стол. Мне требуется правдивая картина событий и все варианты ее даль­нейшего развития, вплоть до самого пессимистического сце­нария. Полагаю, действовать следует быстро. Сколько време­ни у нас есть до начала развала экономики при сегодняшнем уровне цен на нефть? — прямо спросил он, устремив внима­тельные черные глаза на умудренного экономиста.

—  Затрудняюсь сказать. — Тот занервничал, зашелестел бумагами. — До первых остановок производств и начала мас­совых увольнений не больше тридцати дней. Как только рын­ки оправятся от первого шока, ценовое давление может сни­зиться. Полной экономической катастрофы удастся избежать, только если цены на нефть упадут на тридцать — сорок долла­ров. Обратная сторона ситуации заключается в неустойчивос­ти рынка. Еще одно подобное событие, и на нас свалится уже не национальный, а общемировой экономический кризис.

—  Еще одно подобное событие, — тихо повторил прези­дент. — Да сохранит нас от него Господь.

36

Песчаная насыпь, подарившая Саммер фарфоровую стату­этку, выглядела теперь как подводная строительная площадка. Во все стороны от нее протянулись алюминиевые сетки и жел­тые шнуры, укрепленные воткнутыми в дно штырями с красны­ми пластмассовыми пластинами. После обнаружения Дирком и Саммер в песке, на глубине двух футов, крупной деревянной опоры для каменного якоря, рутинные действия по отбору образцов вблизи каменистых отложений переросли в полно­масштабные раскопки. Дополнительные небольшие пробные шурфы подтвердили предположение Дирка — фарфоровая фигурка и якорь являются не случайными предметами, упав­шими за борт, а деталями и свидетельствами кораблекруше­ния. Предположительно крупные части судна находились в пес­ке между двумя коралловыми рифами. Найденные в последующие дни искусно выполненные и хорошо обработанные бело-голубые фарфоровые блюда и чаш­ки, культовые предметы и резные фигурки из нефрита намека­ли на китайское происхождение погибшего в здешних водах корабля. Извлеченные со дна крупные детали корпуса корабля сравнили с аналогичными, занесенными в археологические каталоги, и обнаружили явное сходство. Сомнений не остава­лось — у острова разбилась крупная китайская джонка. К изум­лению и огорчению Саммер, материальное подтверждение фак­та о посещении Гавайских островов в Средние века китайским судном вызвало сенсацию. Представители СМИ со всего мира налетели как стервятники, фотографировали ее и выспраши­вали. После дюжины однообразных газетных и журнальных интервью она решила покончить с саморекламой, с громадным удовольствием натянула на себя ласты, нацепила акваланг и скрылась под водой, погрузившись в раскопки. Только так, думала Саммер, можно избавиться от назойливого внимания прессы и заняться любимым делом. Ее затея оправдалась — газетчики вскоре потеряли к ней всякий интерес.

Саммер проплыла над решетками мимо двух аквалангис­тов, сдувавших песок с крупной балки, предположительно вы­полнявшей на древнем корабле функцию стернпоста. В не­скольких ярдах от нее щупы, введенные в песок вручную, сно­ва уткнулись в дерево, должно быть, руль. Она приблизилась к краю рабочей площадки, ухватилась за свисавший до самого дна трос и, подняв вверх сжатую в кулак руку, начала всплы­вать.

Над площадкой, где велись подводные раскопки, теперь стояла на якоре небольшая металлическая баржа коричневого цвета. Саммер выскочила на поверхность в нескольких ярдах от бортовой лестницы. Оттолкнувшись от борта ластами, она подпрыгнула и перевалилась на палубу. Строго говоря, баржа представляла собой всего лишь открытую платформу без по­ручней, с темной крошечной надстройкой на корме. К одной из стен надстройки была прибита полка, забитая водолазным снаряжением, вдоль кормового поручня выстроились генера­тор, водяной насос и несколько компрессоров. Единственным намеком на фривольное времяпрепровождение и отдых от рас­копок служили две доски для серфинга, лежавшие на крыше надстройки. Принадлежали они Дирку и Саммер. В какую бы часть Гавайев ни забрасывала их работа, они всегда брали эти доски с собой.

— Как водичка? — послышался тягучий голос Джека Далгрена. Пока Саммер укладывала акваланг, маску и ласты, он, согнувшись, с отверткой в руке осматривал один из компрес­соров.

— Гавайи, — ответила она и рассмеялась. — Здесь водичка всегда прекрасная. — Она сняла с вешалки полотенце, вытерла волосы и подошла к Далгрену.

— А ты чем занимаешься? — поинтересовалась Саммер.

—  Компрессоры проверяю. Жду, когда подойдет «Мариана иксплорер» с последней порцией горючего. Нам же два комп­рессора понадобятся: один для питания водолазам, подачи воз­духа на маски, а другой — для воздуховода. С двумя компрессо­рами у водолазов будет не работа, а праздник.

—  Меня больше интересует, сможем ли мы применить воз­духовод в последних местах раскопок.

Воздуховод представлял собой обычную длинную пластмас­совую трубку, в которую подавался сжатый воздух. Воздух под давлением шел по нему, создавая вакуумный эффект, то есть идеальное условие для очистки предметов на подводной рабо­чей площадке от песка, грязи и щепок.

—  Исследовательское судно «Мариана иксплорер» вызывает «Коричневую Бесс», — послышался скрипучий голос из висев­шей на поручне рации.

Оба сразу узнали голос Дирка.

—  «Коричневая Бесс» на связи. Давай подваливай скорее, — ответил Далгрен.

—  Джек, мыс запасом топлива и хот-догов находимся в де­сяти милях от вас. Капитан говорит, на разгрузку будем захо­дить с подветренной стороны.

—  Ждем вас. — Далгрен впился взглядом в горизонт и заме­тил бирюзовую точку, идущую прямым курсом к барже. Радио снова затрещало.

—  Да, предупреди Саммер, что к ней едет гость. Жаждет поболтать с ней об обломках. Все, конец связи.

—  Только не очередной репортер! — Саммер замотала го­ловой и поморщилась как от зубной боли.

—  Саммер умоляет вас плыть сюда как можно скорее. Она горит желанием рассказать дорогому гостю все о раскопках. Конец связи, — проговорил Далгрен в микрофон, едва сдержи­вая смех под огненным взглядом Саммер.

Исследовательское судно НУМА прибыло меньше чем че­рез час и встало рядом с баржей. Пока Далгрен наблюдал за погрузкой пятидесятипятигаллонной цистерны с горючим, Саммер взошла на борт «Марианы» и направилась в конференц-зал. Там она нашла Дирка, попивающего кофе в компа­нии темнокожего мужчины азиатской наружности, одетого в слаксы и светло-синюю тенниску.

—  Саммер, познакомься с доктором Альфредом Тонгом, — представил ее Дирк.

Тонг встал и поклонился, затем пожал протянутую Саммер руку.

—  Рад познакомиться с вами, мисс Питт, — сказал он, гля­дя в серые глаза девушки выше его на голову.

Она отметила, что ладонь у него крепкая, а кожа не темная, а светлая, только очень загорелая. «Он много времени прово­дил на солнце», — решила она. Саммер старательно отводила взгляд от длинного, бросавшегося в глаза глубокого шрама, пересекавшего левую щеку доктора, фиксируя внимание на его карих глазах и черных как уголь волосах.

—  Слава Богу, вы не журналист, — проговорила Саммер и невольно вспыхнула. — В последнее время они мне изрядно надоели.

—  Доктор Тонг — директор хранилища Национального му­зея Малайзии, — пояснил Дирк.

—  Совершенно верно, — подтвердил Тонг, снова кивнул и продолжил на беглом английском. Говорил он довольно стран­но — то медленно, то быстро. — Я участвовал в семинаре, орга­низованном Гавайским университетом, и там от одного своего знакомого услышал о вашем открытии. Он же связал меня с представителями НУМА. Ваш брат и капитан любезно пригла­сили меня сюда. И вот я здесь. Не волнуйтесь, визит мой про­длится недолго.

—  Вам просто повезло. Ваше желание совпало по времени с отправкой исследовательского судна. Логистика судьбы, если можно так сказать. «Мариана» как раз стояла в Хило, загружа­лась горючим и провизией. Вечером мы отправляемся обрат­но, — пояснил Дирк.

—  В чем состоит ваш интерес к нашим раскопкам? — спро­сила Саммер.

—  В нашем музее имеется значительная коллекция старин­ных изделий из Юго-Восточной Азии, а также обширная вы­ставка артефактов с затопленного китайского судна четырна­дцатого века, найденного в Малаккском проливе. Хотя я и не являюсь большим специалистом по фарфору династий Мин и Юань, некоторыми знаниями, необходимыми мне в работе, я все же обладаю. Меня интересуют обнаруженные вами пред­меты. Иначе говоря, я смог бы помочь вам определить возраст судна по вашим экспонатам. Как и мног ие, я восхищен вашим открытием. Обнаружить в западной части Тихого океана ки­тайское судно тринадцатого века — редкая удача.

—  Да, определение возраста судна для нас вопрос ключе­вой, — отозвалась Саммер. — Но боюсь, мы откопали еще не так много керамических изделий, чтобы делать окончатель­ные выводы. Часть образцов мы отправили в Калифорнийский университет на экспертизу, но все оставшееся я охотно вам покажу.

—  Возможно, понадобятся описание и конфигурация мест­ности, где вы сделали свои находки. Не поделитесь ими со мной?

Дирк развернул на столе перед Тонгом большой лист бу­маги.

—  Я как раз перед приходом Саммер собирался познако­мить вас с картой раскопок.

Они расселись вокруг стола и принялись разглядывать ком­пьютерную диаграмму предполагаемого места кораблекруше­ния. Это был его вид сверху. Части бревен и экспонаты были рассеяны на территории, напоминавшей подкову и располагав­шейся рядом со слоем лавовых отложений. Тонг удивился не­значительному количеству нанесенных на диаграмму деревян­ных останков и предметов, что свидетельствовало о небольшом размере погибшего судна.

—  Вместе с археологами из Гавайского университета мы выкопали практически все найденные части корабля, но, к со­жалению, видим мы только десятую их часть. Большая часть судна находится на значительной глубине, — сказал Дирк.

—  Вы имеете в виду под кораллом? — спросил Тонг.

— Нет, останки судна лежат перпендикулярно двум рифам, носом к берегу, и занесены толстым слоем песка, — сказала Саммер и показала на диаграмму. По обе стороны археологи­ческой площадки находились коралловые образования. — Ко­раллы не пожрали предметы только потому, что их защитил песок. Мы полагаем, тысячелетия назад, когда море было мельче, здесь была расщелина, в которую постепенно намы­вало песок.

— Если, как вы утверждаете, коралл не обволок останки корабля, почему вы их не видите?

— Если коротко, то нам мешает лава. — Саммер провела пальцем по краю подковы, откуда, судя по карте, вплоть до са­мого берега дно было каменистым. — Взгляните в окно, и сами увидите: вся береговая зона представляет собой большое плато застывшей лавы. Остальная часть судна, к сожалению, скрыта под ним.

— Очень любопытно, — произнес Тонг, подняв брови. — Следовательно, и сами останки корабля, и его груз лежат в це­лости и сохранности под слоем лавы?

— Да, под слоем лавы, но не совсем в целости и сохраннос­ти. Лава ведь могла все уничтожить. Корабль мог сохраниться в том случае, если его сначала засыпало песком, а потом уже на­крыло лавой. Куски дерева, найденные нами возле плато лавы, на большой глубине, сохранились неплохо. Отсюда мы и при­шли к выводу, что основная часть корабля лежит где-то здесь.

— Во всей этой истории есть и положительный момент — та же лава может помочь нам определить возраст судна, — сно­ва заговорил Дирк. — Мы попросили местных вулканологов проверить сведения об извержениях здешних вулканов, на­правлении потоков лавы. Пока нам известно, что по крайней мере в последние двести лет или даже чуть больше в этой час­ти острова никакой вулканической активности не наблюда­лось. Более детальную информацию мы надеемся получить дня через два-три.

— А что именно вы успели идентифицировать?

— Несколько кусков древесины, предположительно часть кормы. Бревна, из которых был построен корпус, имели раз­мер довольно внушительный. Нам представляется, корабль был футов двести в длину, а то и больше. Мы нашли якорный ка­мень, совпадающий по форме с теми, что делались в Средние века в Китае. Тоже солидного размера. Нет, мы уверены в том, что судно было очень большим.

—  Судно такого возраста и размера, безусловно, может быть только китайским, — произнес Тонг.

—  Да, — согласился Дирк, — европейские суда того време­ни были вдвое меньше. Мне доводилось слышать легенду об адмирале Чжэне Хэ, который в тысяча четыреста пятом году во главе так называемого Флота сокровищ совершил кругосвет­ное плавание. Здесь, разумеется, потерпел крушение не шес­тимачтовый пятисотфутовой длины бегемот, какими, по слу­хам, располагал Чжэн Хэ, если подобные монстры вообще в то время существовали.

—  История любит преувеличивать, — с улыбкой кивнул Тонг. — Однако пересечь половину Тихого океана за сто лет до предположительного плавания Чжэна Хэ — событие уни­кальное.

—  Найденные на месте кораблекрушения керамические изделия неопровержимо свидетельствуют об очень древнем происхождении корабля, — сказала Саммер. — Формы фигу­рок и рисунок на посуде позволяют датировать возраст кораб­ля примерно тринадцатым-четырнадцатым веками. Возможно, и вы подтвердите наши выводы, когда посмотрите найденную керамику.

—  С удовольствием. Мне и самому любопытно посмотреть на ваши находки.

Саммер повела гостя и Дирка по лестнице наверх, в ярко освещенную лабораторию. На корабельной переборке висели ряды полок, уставленные пластмассовыми коробками с чистой водой, в которых лежали экспонаты, извлеченные с места ко­раблекрушения.

—  Мы подняли главным образом мелкие детали корабля, — пояснила Саммер. — Трюм с содержимым и каюты, должно быть, погребены под лавой — на это указывают немногочисленные личные вещи, обнаруженные рядом с ней. Нам попалась кое- какая утварь и совершенно целый большой горшок. — Она по­казала на одну из полок. — Вас, правда, скорее всего больше заинтересует вот эта вещица. — Саммер вытянула с полки две плоские коробки и поставила на столик из нержавеющей ста­ли. В коробках находились фарфоровые черепки, несколько целых тарелочек и блюдо, в основном белого цвета; только одно блюдо было сделано из черной глины. Глаза Тонга вспыхнули, он протер очки и, нагнувшись, принялся внимательно рассмат­ривать находки.

— Очень, очень занятно, — бормотал он, переводя взгляд с одного предмета на другой.

— Что вы можете сказать об их форме? — спросила Саммер.

— По внешнему рисунку, материалу и способу обжига мож­но определить место, где изготовлены все вещи. Несомненно Китай, Цзиндэчжэньили Цзинань. Качество исполнения, ко­нечно, пониже, чем в более позднюю эпоху Мин. Вижу пе­чать, рыба. Вот она. — Он поднял одну из тарелок. — Мне она уже встречалась на чашках эпохи Юань. В общем, я соглаша­юсь с вашей оценкой — вся керамика имеет характеристики, присущие аналогичным предметам, изготавливавшимся в пе­риод династий Сон и Юань, то есть в двенадцатом-тринадцатом веках.

Губы Саммер расплылись в широкой улыбке, она радостно подмигнула Дирку. Тонг потянулся к коробке и извлек из нее последний образец — бирюзово-белое блюдо, покрытое глазу­рью, немного оббитое по краям и с маленькой трещинкой в се­редине. В центре блюда был нарисован павлин с раскрытыми крыльями, по краю блюда шел другой рисунок, поменьше, — гепард, преследующий стадо оленей. Тонг с неожиданным но­вым интересом долго изучал блюдо, оглядывал со всех сторон, подносил к глазам, всматриваясь в качество глазури и изобра­жений животных. Казалось, он проверяет не только внешнее сходство последних с живыми оригиналами, но и их повадки и движения.

— Один из сотрудников лаборатории сообщил, что видел почти такой же рисунок в базе данных императорской посуды династии Юань, — сообщил Дирк.

—  Да, очень похоже, — согласился Тонг, вернул блюдо в коробку и тонко усмехнулся. — Только «похоже», — прибавил он, — означает, что данное блюдо не имеет никакого отноше­ния к императорской посуде. Изделие неплохое, но явно мас­сового производства и предназначалось для свободной прода­жи. Но с вашей датировкой я соглашусь, эпоха Юань, которая, как вам хорошо известно, продолжалась с тысяча двести шесть­десят четвертого по тысяча триста шестьдесят восьмой год. То есть задолго до адмирала Чжэна.

—  Примечательным нам кажется сам факт прибытия в га­вайские воды китайского судна того времени. Просто неверо­ятно.

Дверь в лабораторию открылась, и вошел капитан «Мариа­ны» Билл Стенсет, высокий как колокольня, с песочного цвета волосами. Все на корабле обожали его за здравый ум и мягкие, интеллигентные манеры. Голос он не повышал никогда и ни на кого, что бы вокруг ни происходило.

—  Далгрен закончил разгрузку топлива и провианта на ваш плавучий отель, — сообщил он с улыбкой. — Если не хотите добираться до баржи вплавь, в обычной одежде, прошу пото­рапливаться.

—  Спасибо, капитан, мы заканчиваем. Мы с Дирком уже собираемся домой, на баржу.

—  Вы все еще продолжаете раскопки? — спросил Тонг.

—  Уже заканчиваем. Осталось вытащить несколько кусков древесины — мы думаем, они когда-то составляли часть руля и его стойки, — ответила Саммер. — Если мы окажемся правы, то получим более точное представление о размерах судна. «Ма­риана иксплорер» же продолжит намеченную программу — от­правится изучать рифы на противоположной стороне острова. Мы с Дирком и Далгреном еще несколько дней пробудем здесь, завершим раскопки.

—  Понятно, — кивнул Тонг. — Ну что ж. Благодарю вас за подробный рассказ и за возможность познакомиться с вашими находками. По возвращении в Малайзию я посмотрю наши каталоги, прикину, чем еще могу вам помочь. Возможно, най­ду похожую керамику.

—  Спасибо, что нашли время посетить нас. Мы были рады услышать ваше мнение, и нам приятно, что оно полностью сов­пало с нашим. Особенно важна ваша датировка возраста судна — она подтверждает наши первоначальные предположения. Если вначале мы считали корабль просто очень древним, то теперь хотя бы приблизительно знаем время его постройки.

Дирк и Саммер, быстренько собрав бумаги и личные вещи, перебрались на баржу, где Далгрен торопливо отвязывал кора­бельные причальные концы. Хрипло прозвучал горн, и капи­тан Стенсет начал отводить исследовательское судно от баржи. Прошло совсем немного времени, и бирюзовый силуэт кораб­ля, растворившись вблизи скалистого побережья, ушел в сто­рону Хило.

— Итак, сестрица. Что же нам с тобой удалось выяснить о нашем китайце, погребенном под лавой? — спросил Дирк, про­тянув руку к громадному кулеру и после долгих поисков вы­удив оттуда бутылку прохладительного.

— Доктор Тонг подтвердил наши изначальные предполо­жения относительно возраста керамики, и в результате найден­ное судно стало на семь или даже восемь веков старше, — отве­тила Саммер.

— Наш добрый доктор, насколько я заметил, весьма заин­тересовался блюдом, которое наши ребята из лаборатории счи­тают частью императорской посуды, но не разделил их уверен­ность? — заметил Дирк.

— Возможно, профессиональная зависть, — предположила Саммер и усмехнулась. — Тут я его хорошо понимаю.

— А может, просто деньги, — вставил Далгрен, плюхаясь в шезлонг рядом с Дирком с банкой пива в руке. Он вытянул длинные ноги, положил их на поручень и закончил мысль: — Деньги — они всему голова.

37

В пяти тысячах милях к востоку от Гавайев холл отеля «Кон­тиненталь» в Улан-Баторе пополнился двумя гостями: едва во­лоча ноги, туда вошли Питт и Джордино, измотанные, в мятой пропыленной одежде и грязной обуви, провонявшие потом, больше похожие на бродяг, чем на здешних постояльцев. Лица их покрывали солнечные ожоги и клочья щетины разной дли­ны. Не хватало только роя навозных мух над головами.

Дежурный администратор презрительно отвернул сморщен­ный нос от приблизившихся к нему бомжей с затуманенными глазами.

—  В номера сорок двадцать четыре и сорок двадцать пять никакой корреспонденции не поступало? — внезапно осведо­мился один из них, и под потрескавшимися губами сверкнули неожиданно белые зубы.

Брови дежурного администратора поползли вверх, а челюсть немного опустилась, когда в спросившем он узнал Дирка Пит­та, а в его спутнике — Альберта Джордино. Медленно повер­нувшись к висевшим на стене ящичкам, он извлек из них два пакета: один — обычный, другой покрупнее, перевязанный подарочной лентой с крупным бантом.

—  Одно письмо и одна бандероль, — сказал он, передавая пакеты.

Взяв письмо и передав бандероль Джордино, Питт отошел от стойки.

—  От Корсова, — бросил он через плечо.

—  Сгораю от нетерпения узнать, каких ужасов понаписал нам наш дорогой кагэбэшник.

—  Его вызывали на беседу в местное министерство ино­странных дел. Сейчас он в Иркутске. Передает тебе привет, на­деется, наш променад на юг оказался продуктивным. Свяжется с нами через несколько дней, после того как вернется в Улан- Батор.

—  Очень любезно с его стороны, — заметил Джордино с плохо скрытым сарказмом в голосе. — Интересно, Тереза и Джим могут себе позволить такую роскошь, как ожидание его прибытия? — Он надорвал подарочную упаковку на пакете, под которой оказалась старинная книга в кожаном переплете и бан­ка витаминов. Из-под бумаги на пол вылетела красочная от­крытка. Джордино поднял ее и протянул Питту, спросив: — От жены?

Питт кивнул, молча прочитал написанные от руки строки:

Высылаю твою любимую книгу и еще витамины для под­держания здоровья. Витамины очень сильные, будь с ними ос­торожен, любовь моя.

Наши дети шлют тебе наилучшие пожелания с Гавайев.

Они нашли останки древнего корабля, что вызвало ажиотаж

в научном мире. Без тебя в Вашингтоне страшно скучно, воз­вращайся поскорее домой.

 Лорен.

— Книга и витамины. Никакой романтики. Не узнаю мис­сис Питт, — недовольно пропел Джордино.

— Ничего ты не понимаешь. Мой любимейший роман. Все­гда поднимал мне настроение. — Питт взял увесистый том и показал Джордино корешок.

— «Моби Дик» Мелвилла. Да, неплохой выбор. Хотя лично мне ближе приключения Арчи и Вероники.

Питт раскрыл книгу, начал листать и наконец обнаружил то, что искал, — вырез в страницах, в котором покоился авто­матический «Кольт» сорок пятого калибра.

Джордино присвистнул.

— Прости, я ошибался. Твоя супруга и сейчас не лишена романтики.

Питт потряс баночкой витаминов, открутил крышку, по­смотрел внутрь — там лежало десятка два патронов к «кольту».

— Для работницы конгресса довольно оригинальное почто­вое отправление. И не боится же отправлять за полсвета огне­стрельное оружие, да еще с патронами, — уважительно произ­нес Джордино.

— Нет, не боится. Наверное, потому, что пока не попада­лась, — усмехнулся Питт. Он закрыл баночку и сунул книгу под мышку.

— С такими горячими подарками нам нет необходимости сидеть и ждать Корсова, — сказал Джордино.

Питт едва заметно кивнул.

— Я тоже так думаю. К тому же нам просто небезопасно оставаться здесь надолго. Рано или поздно Боржин узнает о гибели своего лжебуддийского монаха и сразу все поймет. Так что быстренько сделаем кое-какие приготовления и отправля­емся.

 — Душ и пиво входят в нашу программу восстановления сил?

—  Несомненно, но сперва факты, — отозвался Питт, на­правляясь к бизнес-центру, находившемуся в дальнем углу хол­ла и свободному в такой час от посетителей. Сунув руку в кар­ман, он выудил оттуда серебряный кулон, прихваченный им из лаборатории в штаб-квартире Боржина, и положил его в копировальную машину. Получив листок с копией, он нацарапал на нем несколько корявых строк и сунул в стоявший рядом факс, на память набрав длинный международный номер. За­тем он запустил в факс страницы, вырванные из немецкой ин­струкции по эксплуатации непонятного сейсмического устрой­ства, возможно, преобразователя сейсмической записи в изоб­ражение среды, и набрал второй номер.

—  Дадим бездельникам возможность потрудиться над иг­рушкой из сатанинской мастерской, — пробормотал он под нос и направился в свою комнату.

Внешне дом со звучным названием «Джорджтаун керридж» ничем не отличался от остальных, расположенных в богатом квартале Вашингтона, округ Колумбия: такой же претенци­озно величественный, чопорный и очень старый — потемнев­шие от времени кирпичные стены, свежевыкрашенный кар­низ, сверкающие чистотой стекла в окнах девятнадцатого века, ухоженный дворик с идеально подстриженной травой. Безыс- кусность архитектуры с лихвой компенсировалась изяществом интерьера, напоминавшего книгохранилище Нью-Йоркской публичной библиотеки. Почти все стены в доме от пола до по­толка были заняты полками полированного дерева, забитыми книгами по истории кораблей и мореплаванию. В идеальном порядке и навалом книги стояли и лежали везде — на обеден­ном столе, на кухонных столах и подоконниках. На кухонных полках они тоже стояли. Кособокими неустойчивыми пирами­дами они тут и там лежали на полу. Эксцентричный владелец дома Джулиан (Сен-Жюльен) Перлмуттер считал внутреннее убранство своего жилища и ца­рившую в нем разновидность порядка вещами само собойразумеющимися и иного не потерпел бы. Книги были не просто основной страстью известнейшего историка мореплавания, со­бравшего уникальную по своей информативности библиотеку, при одном упоминании о которой его коллеги-коллекционе­ры жадно глотали слюну. В отличие от других собирателей Перлмуттер был человеком щедрым и не только охотно де­лился знаниями, но и позволял пользоваться своим архивом; впрочем, исключительно тем, кто, как и он, обожал море, бре­дил морем.

Писк и тихое бормотание факса разбудили Перлмуттера, заснувшего в глубоком кожаном кресле за чтением вахтенного журнала знаменитого корабля-призрака «Мария Целеста». Он поднял с кресла свое грузное, весом почти четыреста фунтов, тело, подошел к рабочему столу и вытянул полученный факс. Почесал густую седую бороду, ознакомившись с коротеньким текстом:

«Джулиан, с меня бутылка свежеприготовленного айрака, если сможете идентифицировать вот это. Питт».

— Айрак, — повторил Перлмуттер и усмехнулся. — Вот чер­тов шантажист.

Он был страшным гурманом, о чем красноречиво свидетель­ствовал его шарообразный живот. Обещанный Питтом мон­гольский напиток из перебродившего кобыльего молока задел его за живое, за кулинарную струну. Перлмуттер принялся изу­чать следующую страницу факса, содержавшую копию реверса серебряного кулона.

— Дирк, я не ювелир, но знаю человека, который мог бы тебе помочь, — сказал он, затем поднял телефонную трубку, набрал номер и стал ждать ответа.

— Гордон? — заговорил он, услышав ответ. — Это Джули­ан. Послушай, мы договорились пообедать в четверг, но я хо­тел бы встретиться с тобой раньше. Срочно потребовалась твоя помощь. Скажи, ты сегодня свободен? Отлично, отлично, тог­да до встречи. Ровно в полдень. Нет, заказ я сделаю сам.

Перлмуттер повесил трубку, снова взглянул на изображе­ние. «Судя по тому, что факс пришел от Питта, за кулоном прячется какая-то тайна. Невероятная и опасная», — разду­мывал он.

* * *

«Монокль» возле Капитолийского холма кишмя кишел по­сетителями, заскочившими на ленч. Ресторан, пользовавший­ся большой популярностью среди политического бомонда, был переполнен сенаторами, лоббистами и сотрудниками с Холма. Перлмуттер быстро заметил своего друга Гордона Итена. По­скольку синего костюма на нем не было, сидел он не в зале, а в боковой кабинке.

—  Джулиан, друг мой. Как я рад снова видеть тебя, — ска­зал, поднявшись, Итен, высокий, дородный, с мягким харак­тером писателя-юмориста и цепким наблюдательным взглядом детектива.

—  Я вижу, мне придется тебя догонять, — усмехнулся Перл­муттер, оглядывая стоявший перед Итеном почти пустой бокал мартини.

Перлмуттер подозвал официанта и заказал себе бокал джи­на. Затем каждый заказал себе ленч. В ожидании официанта Перлмуттер вручил Итену полученный от Питта факс.

—  Прости, друг, боюсь, придется начать со скучного дела, а не с удовольствий, — сказал он. — Один мой друг наткнулся в Монголии вот на эту вещицу и хотел бы иметь представление о том, насколько она значима. Не мог бы ты просветить его на этот счет?

Итен с каменным лицом рассматривал фотокопии. Через руки этого известнейшего специалиста по старинным предме­там, привлекавшегося в качестве оценщика аукционным домом «Сотбис», прошли в буквальном смысле тысячи исторических реликвий. Без его мнения ни один предмет не выставлялся на аукцион. Друг Перлмуттера с детства, он частенько доверитель­но сообщал о продаже вещиц, стоивших его внимания.

—  О качестве сказать трудно, — уклончиво начал Итен. — Как можно оценить стоимость по бумажке?

—  Зная моего друга, я бы предположил, что интересуют его как раз не стоимость кулона, а его возраст и исторический кон­текст.

—  Так бы сразу и сказал, — с облегчением ответил Итен, словно у него явно гора с плеч свалилась.

—  Так тебе знаком этот предмет?

—  Думаю, да. Я видел нечто подобное в перечне лотов на аукционе несколько месяцев назад. Разумеется, желательно увидеть вещь вживую, иначе невозможно проверить подлин­ность.

—  Что можешь о ней рассказать? — спросил Перлмуттер, вытаскивая из кармана ручку и записную книжку.

—  Кулон по происхождению сельджукский. Двуглавый орел — элемент уникальный, излюбленный династический символ.

—  Если мне не изменяет память, сельджуки — это какая-то шайка турецких мусульман, контролировавшая громадный ку­сок древней Византии, — сказал Перлмуттер.

—  Да, примерно в первом тысячелетии нашей эры они на­воднили Персию, на тысяча двухсотый год приходится расцвет их могущества, но вскоре они пали под ударами своего главно­го соперника, хорезмского шаха Мухаммеда Второго Ала-ад- Дина. Сельджуки известны как прекрасные ремесленники, осо­бенно им удавалась резьба по камню, хотя и в изделиях из ме­талла они тоже слыли неплохими умельцами. Какое-то время они даже чеканили серебряные и медные монеты.

—  Иначе говоря, подобные кулоны они делать умели.

—  Несомненно. Для сельджуков становится характерным на поздних своих изделиях из металла делать мелкие каллигра­фические надписи — мусульманские молитвы или изречения. Есть у меня знакомый, профессор Колумбийского универси­тета, он мог бы перевести надпись. Стиль письма скорее всего куфический. Кто знает — возможно, здесь выведен личный де­виз султана.

—  Хочешь сказать, не исключена его принадлежность столь высокому роду?

—  Конечно. Видишь ли, сельджуки в своей повседневной работе серебром и золотом пользовались крайне редко. Эти металлы считались роскошью, а роскошь несовместима с ис­ламскими традициями, культивирующими идеалы простоты. Конечно, на султанов подобные ограничения распространялись не всегда, и многие из них носили как серебряные, так и золо­тые украшения. Если кулон сделан из серебра, а по-видимому, так оно и есть, то очень высока вероятность принадлежности его султану или его ближайшему окружению.

—  Значит, так и запишем. Кулон сельджукской работы, из­готовлен в одиннадцатом или двенадцатом веке, возможно, для самого султана, — подвел итог Перлмуттер, делая пометки в книжке.

—  Совершенно верно. Недавно мне довелось оценивать несколько вещиц, появившихся на аукционе вследствие об­наружения тайника Мелик-шаха, султана сельджуков, умерше­го в тысяча девяносто втором году. Говоришь, твой друг нашел кулон в Монголии? Очень занятно. Как я уже упоминал, сельд­жуков разбил Мохаммед Второй Ала-ад-Дин, но его, в свою очередь, примерно в тысяча двести двадцатом году

сокрушилЧингисхан. Кулон этот, может быть, попал в Монголию в качестве военной добычи.

Подошел официант, принес и расставил на столе тарелки с ленчем — порционный стейк из спинки для Итена и телячью печень для Перлмуттера.

—  Кстати, вспомнил, Гордон. По-моему, на аукционы очень нечасто попадают изделия азиатской работы двенадцатого-три- надцатого веков.

—  Ты прав. Я бы сказал, крайне редко приходится иметь дело с предметами того времени. Но вот странность. Лет во- семь-девять назад к нам на «Сотбис» обратился один брокер из Малайзии и предложил поставлять нам изделия именно той эпохи. С тех пор мы регулярно получаем от него самые разные предметы, но главным образом украшения. Продали уже мил­лионов на сто долларов, не меньше. И по моим сведениям, при­мерно на такую же сумму наторговал аукцион «Кристис».

—  Вот это да! И откуда же он берет все эти реликвии?

—  Могу только догадываться, — ответил Итен, — отправ­ляя в рот кусочек стейка. — Этот малайзиец довольно таин­ственный парень — наотрез отказывается раскрывать свои ис­точники. Мне не раз поручали встретиться с ним тет-а-тет, я так и эдак его расспрашивал, но ничего не добился. Причем обрати внимание — за столько лет ни единой подделки. Все подлинное, до последней мелочи.

— Кажется немного необычным, — согласился Перлмут­тер. — В подобном объеме все подлинное и все из Малайзии.

— Да, но купить-то он мог все где угодно. Брокер все-таки, наверняка имеет связи по всему миру. Только название его фирмы звучит как-то не по-малайзийски.

— И как же оно звучит? — поинтересовался Перлмуттер, заканчивая еду.

— Название загадочное — «Бурят трейдинг компани».

38

Тереза даже почувствовала некоторое облегчение, когда дверь в ее комнату открылась и появившийся стражник жес­том приказал ей выходить в коридор. «Если они собираются убить меня, так пусть убивают побыстрее. Уж лучше мгновенная смерть, чем заключение и бесконечный страх ожидания», — по­думала она.

Прошло два дня с того момента, когда ее, ничего не объяс­няя, стали держать под замком. Никто к ней не заходил, если не считать слуги с подносом еды. Она, естественно, ничего не знала о визите китайской делегации, но шум подъезжавших и отъезжавших машин слышала. Большое волнение вызвала у нее сильная стрельба, внезапно начавшаяся в дальней части посел­ка. Тереза бросилась к окну, попыталась хоть что-нибудь раз­глядеть, но окно было слишком маленьким, погода ветреной, и, кроме пыли, она ничего не увидела. На следующий день, стоя от безделья у окна, она заметила, как мимо здания проскакала группа всадников, правда, небольшая, обычно на охрану по­селка их выезжало много больше.

Столкнувшись с Уоффордом, она обрадовалась. Тот стоял, опираясь на трость. Он мягко улыбнулся ей и сказал:

— Каникулы закончились. По-моему, нас возвращают к работе.

Его слова оказались пророческими — их снова провели в рабочий кабинет. За столом в ожидании, попыхивая толстой сигарой, сидел Боржин. Он казался не таким злым, каким они видели его в прошлый раз, зато более высокомерным и само­уверенным.

—  Заходите, садитесь, друзья мои, — проговорил он, жес­том приглашая их к столу. — Надеюсь, вы хорошо отдохнули от работы.

—  Вне всякого сомнения, — ответил Уоффорд. — Четыре стены и запертая дверь очень способствуют отдыху.

Пропустив колкое замечание мимо ушей, Боржин ткнул пальцем в стопку новых сейсмических данных.

—  Ваша работа подходит к концу, — сообщил он. — Оста­лось только выбрать подходящие места для нефтяных скважин вот в этом районе. И сделать это нужно срочно. — Он развер­нул топографическую карту района площадью двести квадрат­ных миль.

Тереза и Уоффорд сразу поняли — в него входит участок пустыни Гоби, расположенный на территории Китая, к юго- востоку от монгольской границы.

—  Вы уже предоставляли аналогичную информацию отно­сительно участков с перспективными залежами нефти. Должен сказать, вы очень проницательны. Полученные практические данные подтверждают ваши оценки. Как видите, здесь, на кар­те местности, исследованные вами точки уже отмечены. Весь регион крайне перспективен. Прошу вас наметить зоны при­оритетного бурения пробных нефтяных скважин. Мы хотели бы не терять время на мелочи, а сразу начать крупную промыш­ленную добычу.

—  Я смотрю, отдельные районы расположены в Китае, — заявил Уоффорд, проводя пальцем по карте.

—  Да, есть и такие, — ответил Боржин равнодушным голо­сом, не затрудняя себя дальнейшими разъяснениями.

—  Непонятно, как китайцы могли просмотреть регионы с такой перспективой? — спросил Уоффорд.

—  У них не было соответствующего оборудования. У нас оно есть, — нетерпеливо отозвался Боржин. — Дело не в китайцах. Мне нужно в ближайшие шесть месяцев пробурить двести сква­жин в местах, богатых залежами нефти. Найдите мне их.

Высокомерие Боржина в конце концов вывело Уоффорда из себя. По тому, как покрылось краской его лицо, Тереза по­няла — он может наговорить монголу грубостей, и тот обозлит­ся. Она решила опередить его.

— Мы готовы сделать эту работу, — выпалила она и доба­вила: — Нам потребуется дня три-четыре. — По ее расчетам, этого времени им должно хватить.

— У вас есть сутки, — отрезал Боржин. — Завтра днем с вами встретится мой главный инженер, и вы познакомите его с де­тальным исследованием местности.

— Когда закончим, мы сможем вернуться в Улан-Батор? — спросила Тереза.

— На следующий же день вас отвезут на машине.

— Тогда нам лучше начать работу немедленно, — сказала Тереза, схватила папку и рассыпала ее содержимое по столу. Несколько минут Боржин с недоверчивой гримасой наблюдал за ней, затем поднялся и вышел из кабинета. Как только его шаги затихли в коридоре, Уоффорд повернулся к Терезе и по­качал головой.

— Демонстрация желания к сотрудничеству выглядела ма­лоубедительно, — прошептал он. — Начинаем все сначала?

— Пусть лучше думает, будто мы ему верим, — отозвалась Тереза, прикрывая губы листком с данными. — Кроме того мне вовсе не хотелось, чтобы ты взорвался и разозлил его, в резуль­тате чего нас обоих убили бы.

Уоффорд застенчиво улыбнулся, только теперь начиная понимать, как близко подошел к опасной черте.

Все еще опасаясь камеры слежения, Тереза развернула пе­ред собой первую попавшуюся диаграмму — ею оказалась са­мая нижняя в стопке, — быстро подсунула под нее чистый лист бумаги, взяла ручку и написала: «Варианты побега».

Сделав ниже несколько быстрых пометок, она передвину­ла лист Уоффорду. Он приподнял карту и с интересом углубил­ся в ее комментарии. Пока он их читал, Тереза обратила вни­мание на обратную сторону карты, на ней был изображен Пер­сидский залив. Через него проходил ряд красных пунктирных линий разной толщины. В двух местах, обозначенных толстым пунктиром, Тереза увидела два красных круга. В центре одного из них находилась Рас-Таннура, в другом лежал маленький ос­тров, расположенный неподалеку от иранского побережья.

—  Джим, взгляни-ка на эту карту, — прервала она Уоффор­да и повернула ее обратной стороной к нему.

—  Карта разломов, — сказал Уоффорд. — Красными пунк­тирами отмечены границы тектонических плит и отходящие от них основные зоны разломов.

Изолированные от окружающего мира с момента похище­ния, они ничего не знали о разрушительных землетрясениях, потрясших залив совсем недавно. Уоффорд продолжал изучать территорию, отмеченную кругами, а Тереза решила взглянуть карты. Просмотрев их, она вытянула две подобные. На первой был изображен крупный вид озера Байкал в Сибири.

—  Джим, ты посмотри, что я нашла, — сказала она, держа карту. Палец ее указывал на верхнюю часть окрашенного в го­лубой цвет озера, а выше, у северной его оконечности, был тоже нарисован красный круг, и как раз над зоной разлома. Север­нее, в полутора милях от него, проходил недавно построенный нефтепровод, тоже отмеченный на карте.

—  Тебе не кажется, что они могли как-то воздействовать на разлом, чтобы вызвать сейшу? — спросила она.

—  Разве что заложить где-нибудь рядом ядерный заряд, — ответил Уоффорд и прибавил не совсем уверенным голосом: — Иных способов я не знаю.

Тереза развернула другую карту, и они сразу же узнали по­бережье Аляски, от Анкориджа вниз, к Британской Колумбии. Яркой желтой линией на ней был отмечен Трансаляскинский нефтепровод, тянувшийся от порта Валдиз в глубь штата. Сюда с Арктической низменности, из богатейших нефтяных полей залива Прудхоу-Бей трубы диаметром четыре фута несли сы­рую нефть, выбрасывая на внутренний рынок США миллион баррелей в сутки.

С нарастающей тревогой Тереза провела пальцем по тол­стой пунктирной линии, совпадавшей с линей разлома, тянув­шейся вдоль побережья. Город-порт Валдиз, под которым она проходила, был отмечен темно-красным кружком.

В тихом ужасе они взирали на метку, гадая, какую траге­дию Боржин приготовил для Трансаляскинского нефтепро­вода.

39

Хайрем Йегер по-волчьи, в два жадных приема, заглотил сандвич с жареным цыпленком, залпом выпил чашку зелено­го чая и, извинившись перед коллегами, покинул кафетерий. Руководитель компьютерного исследовательского центра НУМА предпочитал не отлучаться надолго из своего напичканного разнообразной аппаратурой логова, расположенного на деся­том этаже вашингтонской штаб-квартиры организации. Вы­скочив из кафетерия, он усмехнулся про себя, заметив двух гос­тей НУМА, известных политиков в синих костюмах, косо ог­лядевших его, сорокалетнего с солидным лишком мужчину, в футболке с надписью «Роллинг стоунз».

Долговязый компьютерный гений щеголял своим нонкон­формизмом. Он фланировал в застиранных джинсах и ковбой­ских сапогах и стягивал длинные седеющие волосы в «кон­ский хвост». Однако его мастерство напрочь затмевало внешний вид, о чем говорил компьютерный центр, который он создал с нуля, собственноручно собирая блоки и разрабатывая все нуж­ные ему программы. Его компьютерные базы данных, самые полные в мире, содержали не только всевозможные сведения по океанографии и подводным исследованиям, но и данные о ме­теоусловиях и температуре воды в любой точке земного шара. Йегер получал информацию с тысяч компьютеров, установ­ленных на станциях слежения по всем континентам. Центр свой он использовал как обоюдоострый меч, не только акку­мулируя информацию, но и регулярно снабжая ею исследова­телей НУМА, помогая им во всех их проектах. Более того, ни­кто не мог припомнить случая, когда Йегер отказал бы кому-нибудь в просьбе, ссылаясь на занятость или по другим при­чинам. Напротив, для него не составляло труда посидеть ради агентства НУМА лишний часик рядом со своим электронным детищем. Как только двери лифта раскрылись на десятом этаже, Йе­гер торопливо прошел в свою компьютерную лабораторию, напоминающую сводчатым потолком пещеру с консолью в форме подковы. В стоящем перед ней крутящемся кресле в ожидании Йегера сидел крепкий, начинающий лысеть мужчи­на с мягкими чертами лица.

—  Даже не верится, — улыбнулся гость. — Смог-таки под­ловить тебя и посидеть на твоем насесте.

—  В отличие от моих любимых компьютеров мне еще тре­буется пища, — ответил Йегер. — Рад видеть тебя, Фил, — при­бавил он, пожимая коллеге руку. — Как там у тебя дела в карь­ере? Гравий еще не кончился?

Доктор Филлип Маккаммон хмыкнул в ответ. Руководитель отдела морской геологии НУМА считался ведущим местным экспертом по подводным осадочным отложениям. Кроме того, так получилось, что его отдел находился в одном из подземных этажей здания штаб-квартиры.

—  До гравия не добрались, пока только камни ворочаем, — ответил Маккаммон. — Я вот почему зашел. Мне нужны кое-какие твои ресурсы.

—  Мои владения в полном твоем распоряжении, — отозвал­ся Йегер, обводя руками свой центр, обладавший мощностью полудюжины суперкомпьютеров.

—  Не волнуйся, надолго я в твоем храме не задержусь. Видишь ли, я получил неофициальный запрос от партнера из Лэнг­ли — тот просил меня проверить кое-какие сейсмические дан­ные. Предполагаю, ЦРУ заинтересовалось двумя недавними землетрясениями, превратившими в пыль нефтеперегонное оборудование в Персидском заливе.

—  Интересное совпадение. Два землетрясения, почти оди­наковой магнитуды, происходят недалеко друг от друга, и оба в местах транспортировки нефти. Еще один всплеск цен на бен­зин, и я пересаживаюсь на велосипед, — невесело усмехнулся Йегер.

—  Многие сделают то же самое.

—  Так чем я могу тебе помочь?

— Они запросили Национальный центр информации о зем­летрясениях в Голдене, штат Колорадо, предоставить им копию отчета обо всех землетрясениях, происшедших в мире за по­следние пять лет. Вот он, — сказал Маккаммон, вручая Йегеру листок бумаги с соответствующими данными. — Один из моих аналитиков написал программку и определил особые характе­ристики недавних землетрясений в Персидском заливе. Срав­нить бы их по твоей базе данных — может быть, найдутся схо­жие профили?

— Думаешь, неспроста все это?

— Нет, не думаю, что такое возможно. Но лучше проверить, чтобы у наших друзей никаких сомнений не оставалось.

Йегер кивнул.

— Не проблема. Сейчас вызову Макс, и она через пару ча­сиков вытянет из Голдена всю нужную информацию. Ты при­шлешь мне свою программку, и к завтрашнему утру мы полу­чим ответы. Годится?

— Отлично. Спасибо, Хайрем. Программу я тебе отправлю прямо сейчас, как только вернусь в отдел.

Пока Маккаммон направлялся к лифту, Йегер придвинул кресло ближе к клавиатуре и монитору и принялся печатать набор команд. Остановился он, только когда заметил лежащий в корзинке для поступающих бумаг многостраничный факс. Прочитав на нем место отправления — отель «Континенталь», Улан-Батор, — он мучительно застонал.

— Ну, пошло-поехало. Раз начался дождь, значит, жди — польет как из ведра, — пробормотал он и заскользил взглядом по факсу. Затем снова сел к клавиатуре и опять начал печатать.

В ту же секунду на противоположной стороне консоли ма­териализовалась красивая женщина в полупрозрачной белой блузке и плиссированной юбке до колен.

— Добрый день, Хайрем. Я уже начала волноваться — поду­мала, ты сегодня больше не зайдешь.

— Куда же я от тебя денусь, Макс, — ответил он. Макс пред­ставляла собой мираж, или, иначе, голографическое изображе­ние, созданное Йегером. В его компьютерной сети она выпол­няла функцию дружественного пользователя интерфейса. Ли­цом точная копия его жены, но фигурой на двадцать лет моло­же, Макс со временем сделалась для самого Йегера и остальных сотрудников НУМА реально действующим персонажем, справ­лявшимся силой своего могучего искусственного интеллекта с задачами поразительной сложности.

—  Вижу, все тебя взахлеб хвалят, — хитро проворковала она. — Так с чем ты пришел сегодня? Серьезная проблема или так, мелочь какая-нибудь?

—  Да вот обе свалились, — хмуро ответил он. — Ты сегодня ночку поработать не могла бы, на максимальной мощности?

—  Ты же знаешь, я никогда не сплю, — отозвалась Макс, закатывая рукава блузки. — С чего начнем?

—  Думаю, с босса. — Йегер хмыкнул, раскладывая перед собой листки факса. — Посмотри, какой он мне серьезный до­кумент прислал из Улан-Батора.

40

Тропическое солнце медленно поднималось над горами, покрытыми слоями застывшей лавы, над кокосовыми пальма­ми и наконец залило стоявшую на якоре баржу лучами золоти­стого света. На борту плавучей платформы из включенной на полную мощь басовой колонки вырывался хриплый ритмич­ный рев гавайской мелодии в исполнении местного ансамбля гавайских гитар, заглушавший жужжание портативного гене­ратора.

Саммер, Дирк и Далгрен уже давно проснулись, вылезли из своих кроватей в маленькой надстройке и готовились к долгой, на целый день, работе под водой. Пока Дирк доливал горючее в бензобаки компрессоров, Саммер позавтракала свежей папай­ей и бананами, запив их бокалом сока гуавы.

—  Кто пойдет первым? — разглядывая спокойные утрен­ние воды, окружавшие баржу, спросила она.

—  Я думал, капитан Джек составил расписание работ, — ответил Дирк, кивнув на Далгрена.

Далгрен, в плавках, полинялой гавайской рубашке и шле­панцах, нагнулся, проверяя регуляторы подачи воздуха на лег­ких водолазных шлемах. Прозвище «Капитан» он получил за помятую фуражку, очень напоминавшую морскую. Такие фу­ражки, с крупной, на весь околыш и тулью, эмблемой в виде двух перекрещенных якорей, классические капитанские, обо­жают богатые яхтсмены и носят с гордостью. Правда, фуражка Далгрена выглядела так, словно по ней проехал танк М-1.

— Капитан все составил, — грозным голосом рявкнул Далг­рен. — Работать будем сменно, по девяносто минут. Первая сме­на — ты и я. Затем маленький перерыв, и идет вторая смена — я и ты. — Он повернулся к Саммер. — Если хочешь. А Дирк оста­нется подправлять загар.

— Что-то не видно блендера для коктейлей на нашей посу­дине, — сокрушенно заметил Дирк.

— Извините, сэр, но вам он и не нужен. Остатки рома ис­чезли прошлым вечером. Использовались для медицинских целей, — прибавил Далгрен.

По лицу Дирка пробежал испуг, Саммер закатила глаза и прошептала:

— Боже, с кем я связалась. Ладно, мои дорогие потенци­альные анонимные алкоголики, пора браться за дело. Если вдруг нам повезет и мы найдем руль, то всем придется потрудиться. Выкапывать его будет трудно. Еще нужно сетку снимать, мар­керы, укладывать их. Я хотела бы до возвращения «Марианы» осмотреть здесь еще несколько площадок.

Далгрен выпрямился, снял фуражку и, прицелившись, мет­нул в Саммер. Фуражка, красиво спланировав, попала точно ей в грудь. Саммер попыталась было поймать ее налету, но ре­акция у нее вышла запоздалая, и она схватила фуражку, только когда та уже коснулась ее.

— Держи, раззява, — заявил Далгрен. — И тренируйся. Со временем из тебя получится бунтарь не хуже Уильяма Блая. За­хватишь наш понтон, объявишьсебя капитаном, — разглаголь­ствовал он.

Дирк рассмеялся, а Саммер, вспыхнув, пригрозила:

— Ты со мной поосторожнее, а то перережу тебе шланг по­дачи воздуха. Попрыгаешь тогда у меня.

Дирк, дотянувшись, включил компрессоры, затем, присо­единившись к Дал грену, влез в эластичный водолазный костюм. Ему с Далгреном предстояло работать, получая воздух от одно­го из компрессоров, через длинные шланги. Без громоздких аквалангов двигаться было, несомненно, легче, но зато с ними продлевалось время пребывания на дне. Поскольку глубина в месте обнаружения обломков корабля составляла всего три­дцать футов, теоретически с аквалангами они могли там нахо­диться хоть целый день, не опасаясь, что шланг перегнется и подача воздуха приостановится.

Саммер, подхватив воздуховод, трубку из поливинилхлори­да, перебросила его через борт. К рабочей части воздуховода подсоединялся шланг от второго компрессора, через регулиро­вочный клапан которого внутрь трубки подавался воздух. Сам­мер осторожно вводила трубку с закрепленным на ней шлан­гом в уже опушенный сильфон, пока та не коснулась дна и не ослабло ее натяжение.

Дирк надел ласты, затем посмотрел на часы.

—  Увидимся через девяносто минут, — сказал он Саммер и натянул на голову эластичный водолазный шлем.

—  Не волнуйтесь, я буду посматривать за шлангами, — про­кричала в ответ Саммер, стараясь заглушить гул компрессоров. Она приблизилась к поручням, поправила шланги и сильфон, чтобы они не запутались ни при погружении водолазов, ни во время их работы. Дирк махнул ей рукой и, подпрыгнув, погру­зился в воду; за ним спустя секунду последовал Далгрен.

Рокот компрессоров растаял сразу, едва Дирк оказался в бирюзовой воде и начал погружаться. Как только вода сомкну­лась над ним, он повернулся головой вниз, отталкиваясь лас­тами, быстро достиг дна и нашел сильфон с воздуховодом. Схватив его, он бросился догонять Далгрена, который уходил глубже. Остановились они у двух маркеров, оранжевых пласт­массовых флажков, воткнутых в песок. Дирк поднес к глазам воздуховод, повернул рычаг. Струя сжатого воздуха ударила в нижнюю часть трубки, затем послышалось бульканье, и воз­дух пошел вверх, унося с собой песок вперемешку с водой. Дирк поводил по дну трубкой воздуховода, счистил песок возле мар­кера, потом выкопал вокруг него небольшую ямку.

Далгрен с полминуты смотрел на него, после чего занял позицию в нескольких футах правее. В руках у него был инст­румент вроде рыбацкого бура, только поменьше. Он прощупы­вал им песок, вкручивая до тех пор, пока острие его не утыка­лось во что-нибудь твердое. Далгрен настолько набил руку в своем деле, что по вибрации бура мог определить, обо что уда­рился бур — о камень или дерево. Ничего не нащупав, он вытя­гивал бур, перемещался на фут и повторял операцию. Сделав пять-шесть отверстий, он отмечал осмотренный участок — ста­вил по его периметру оранжевые флажки.

Отверстие, которое начал проделывать в песке Дирк, росло медленно. Работать ему пришлось на тяжелой, покрытой плот­ной коркой поверхности. Поглядев на отмеченный Далгреном периметр, он замер, удивившись размеру обнаруженного ими предмета. «Если это действительно руль, нам придется увеличить габариты обнаруженного судна раза в полтора», — поду­мал он.

Саммер прошлась по барже, в очередной раз проверила по­казания датчиков на компрессорах, пододвинула шезлонг по­ближе и развалилась в нем. С берега дул легкий освежающий ветерок, иногда настолько прохладный, что у Саммер мурашки бегали по спине. Хорошо еще, что солнце быстро нагревало палубу.

Окружающий ее пейзаж радовал глаз. Саммер полюбова­лась скалистым гавайским побережьем, вдыхая ароматы экзо­тической растительности, доносившиеся из глубины острова, и перевела ленивый взгляд на легкие волны Тихого океана, словно пропитанные яркой синевой, исходящей из водных глу­бин. Затем рассеянно посмотрела на появившуюся вдали точ­ку, вдохнула полной грудью чистый пахучий воздух и закрыла глаза.

41

Питт успел встать и одеться, когда рано утром в дверь его гостиничного номера постучали. Не без некоторого беспокой­ства он открыл ее и увидел стоявшего в коридоре Ала Джорди­но с радостной улыбкой на лице.

— Представляешь? — сообщил он. — Иду я по холлу, смот­рю, какой-то бродяжка топчется. — Он ткнул большим паль­цем себе за плечо. — Решил тебе показать. Как, думаешь, мыс ним поступим?

Усталый, всклокоченный Руди Ганн выглянул из-за широ­кой спины Джордино, увидел Питта, и тревога на его лице сме­нилась облегчением.

—  Ба, да это же мой заместитель, — улыбнулся Питт. — Я уж думал, ты в сибирской глуши решил остаться, у какой-ни­будь смазливой незамужней дамы бальзаковского возраста.

—  Черт подери, вы даже не представляете, с каким удоволь­ствием я умотал из этой бальзаковской сибирской глуши. Прав­да, знай я, что Монголия еще глуше, я бы, пожалуй, остался, — затараторил Ганн, входя в комнату и сразу валясь в кресло. — Хоть бы кто сообщил, что во всей стране нет ни единой асфаль­товой дороги, так нет же. Ехал почти всю ночь по каким-то кол­добинам, по камням.

Налив ему чашку кофе из кофеварки, Питт спросил:

—  Удалось привезти исследовательское и водолазное обо­рудование?

—  Удалось. Все в грузовике. Институт меня им облагоде­тельствовал — то ли в аренду дал, то ли продал, я так и не разо­брался. Вытянул из меня всю душу, а пограничники — все руб­ли, за то что пропускают в Монголию. Уверен, они приняли меня за цэрэушника, пробирающегося сюда нелегально.

—  Глаза у тебя мутные, подозрительные глаза, — пробор­мотал Джордино. — Вот они тебя и вытряхнули.

—  Жаловаться на них, конечно, бесполезно. — Ганн посмот­рел на Питта. — Ал рассказал мне о вашем путешествии по Гоби. Похоже, вы натерпелись побольше меня.

—  Зато прогулялись по малонаселенной сельской местнос­ти, — усмехнулся Питт.

—  Да уж... Представляю. Этот придурок из как там его, Шан- ду, Сянвду... он все еще удерживает у себя нефтяников?

—  Нам точно известно, что Рой убит. Остальные, как мы предполагаем, пока живы и находятся там.

Разговор прервал телефонный звонок. Питт снял трубку, затем подошел с ней в центр комнаты и нажал кнопку громкой связи. Из динамика загремел добродушно-веселый голос Хай- рема Йегера.

— Привет из Вашингтона, где местные бюрократы уже на­чинают волноваться и задаваться вопросом: «Куда же запропа­стились наши любезные глубоководные гуру?»

— Передай им, гуру находятся под водой, наслаждаются видом удивительных сокровищ большой Монголии, — ответил Питт.

— Я так и подозревал. Уверен, вы, разумеется, в курсе всех горячих политических новостей, касающихся страны, в кото­рой находитесь.

Йегер замолчал, а его собеседники недоуменно перегляну­лись.

— О каких новостях идет речь? Мы, видишь ли, некоторое время были тут очень заняты.

Йегер хмыкнул.

— Сегодня утром представитель Китая в ООН заявил о воз­можной передаче Монголии части китайской территории, в частности Внутренней Монголии.

— Я заметил на площади неподалеку отсюда толпу — радо­стную, хорошо одетую. Подумал, люди собираются отмечать какой-то местный праздник, — проговорил Ганн. — Я посмот­рел на них и отправился дальше.

— Китай просит расценивать свои действия как жест доб­рой воли по отношению к своему старому доброму соседу. Их представитель сорвал в ООН аплодисменты, каких Мик Джаггер не видывал. Главы западных стран наперебой поздравляют обе страны. Подпольные группы, которые десятилетиями вели борьбу за воссоединение Внутренней Монголии с историче­ской родиной, объявили о прекращении своих действий. Во­прос о статусе Внутренней Монголии всегда был больным мес­том в отношении Китая и Монголии. Правда, аналитики ут­верждают, что здесь скорее замешаны не политика и добрая воля, а экономика. Поговаривают даже о тайном соглашении по строительству нефтепровода и договоре о поставках Китаю нефти, без которой его развитие остановится. Вместе с тем ни­кто подобные сведения всерьез не воспринимает. У Монголии просто нет таких энергетических ресурсов.

— Можешь не сомневаться — есть. А скептикам сообщи, что мы с Алом, можно сказать, стали участниками тех самых тайных переговоров, — отозвался Питт и многозначительно посмотрел на Джордино.

— Я чувствовал, вы где-то поблизости от переговоров вер­титесь, — рассмеялся Йегер.

— Переговоры в большей степени касаются не нас, а неф­тяного концерна «Аварга» и его владельца, Толгоя Боржина. Мы с Алом видели часть его ресурсов. Вдоль границы с Китаем уже стоят нефтехранилища.

— Просто удивительно, насколько быстро ему преподнес­ли золотой ключ от дворца, — сказал Джордино. — Должно быть, он умеет и торговаться, и убеждать.

— Или врать. Хайрем, как там у тебя идет дело с проверкой информации, что я тебе отослал? — спросил Питт.

— Макс всю ночь работала и выкопала все, что только мож­но. И Боржин, и его фирма — полнейшая загадка. В деньгах не нуждается, но вся его деятельность покрыта тайной. Живет, как разведчик, в подполье.

— То же самое нам говорил один наш местный знакомый, русский, — подтвердил Джордино. — Ничего не удалось узнать о его нефтяных ресурсах?

— Могу поручиться — в Монголии у нефтяного концерна «Аварга» всего полдюжины действующих скважин. Но нефть он не экспортирует и не импортирует.

— То есть объемов, требуемых для китайцев или для кого бы то ни было, у него попросту нет, так?

— По крайней мере не имеется доказательств обратного. Странно, но мы отыскали несколько контрактов на весьма зна­чительные суммы, заключенных «Аваргой» с двумя солидны­ми западными фирмами, производителями оборудования для нефтедобычи. Что, правда, неудивительно. Сейчас, когда цена нефти перевалила за сто пятьдесят долларов за баррель, все, у кого есть возможность, бросились искать новые залежи. Обо­рудование для нефтеразведки, бурильные установки идут на­расхват. Изготовители и перекупщики процветают. «Аварга» здесь впереди всех. За последние три года концерн закупил колоссальное количество бурильного оборудования, труб для перекачки нефти, насосов, и все это добро отправлено в Мон­голию.

— Часть его мы нашли прямо здесь, в Улан-Баторе.

— Единственное, что прошло мимо Монголии, — это уста­новка для горизонтального бурения. Мы нашли одну запись, согласно которой она отправлена в Малайзию.

— Возможно, компания, родственная «Аварге»? — предпо­ложил Питт.

— Возможно. Установка, которую вы видели, предназначе­на для прокладки нефтепроводов на небольшой глубине. Ины­ми словами, идеально подходит для проведения работ в мягких песках, например в пустыне Гоби. В общем, невыясненным осталось одно — откуда у Боржина такие деньги, если никто его не спонсирует. По крайней мере видимых следов тому нет. В то же время его финансы, похоже, и не думают иссякать, — задумчиво произнес Йегер.

— Есть у него спонсор, — возразил Питт. — И зовут его Чингисхан.

— Не понял юмора.

— А никакого юмора тут и нет, — спокойно отозвался Джор­дино. — Чингис лежит у него на заднем дворе.

Пока Джордино рассказывал Ганну и Йегеру о существова­нии гробницы в святилище на территории штаб-квартиры Бор­жина и о последующей находке в трехмоторном самолете, днев­нике Ханта, Питт вытянул пришедший ему десятистраничный факс от Перлмуттера.

— Джулиан подтверждает нашу версию, — сообщил он. — В последние восемь лет «Сотбис» и другие ведущие аукцион­ные дома регулярно получают различные экспонаты и художе­ственные изделия двенадцатого-тринадцатого веков, главным образом центральноазиатского происхождения.

— Добыча из гробницы Чингисхана? — спросил Ганн.

— Общая сумма поставленного составляет свыше ста мил­лионов долларов. Перлмуттер проверил — места изготовления экспонатов соответствуют географическим областям завоева­ний Чингисхана, вплоть до его смерти. Все сходится. Поставки осуществляет мелкая малайзийская фирма «Бурят трейдинг компании.

— Так это она и приобрела установку для горизонтального бурения! — воскликнул Йегер.

—  Удивляюсь, насколько тесен наш мир, а? Хайрем, не со­чти за труд, когда мы закончим разговор, посмотри с Макс по­внимательнее на дочернюю малайзийскую компанию Боржина.

—  Обязательно. Кстати, ты не хотел бы поболтать о немец­ком штруделе? О том, что мне прислал.

—  Ах да, документы, написанные по-немецки. Выяснили с Макс что-нибудь интересное?

—  Не много, в общем. Очень похоже на первые страницы инструкции по эксплуатации. Ты обнаружил ее возле массив-' ного электрического устройства?

—  В комнате, где стоит масса вычислительного оборудова­ния, подключенного к трубке длиной футов десять, стоящей на треноге. Не предполагаешь, что бы это могло быть?

—  Точное назначение устройства определить сложно — информации мало. На страницах описывается общий прин­цип действия акустико-сейсмического отражателя.

—  Так, хорошо. А теперь попробуй по-английски, — пред­ложил Джордино.

—  Установка испытательная, используется в основном для проведения лабораторных экспериментов. Новейшая техноло­гия. Разработанная и успешно реализованная фон Вахтером.

—  Кто такой фон Вахтер? — спросил Питт.

—  Доктор Фридрих фон Вахтер. Выдающийся инженер- электрик. Профессор Гейдельбергского университета. Извес­тен своими исследованиями в акустике и сейсмическом отра­жении. Макс выявила связь между фон Вахтером и акустико­сейсмическим отражателем. В одной из его последних работ рассматривается теоретическое применение параметрической акустической антенны для подземного отражения.

Ганн не стал беспокоить Питта, который, как и Джордино, внимательно вслушивался в голос Йегера, гремевший из дина­мика, и сам налил себе еще кофе.

— Хотя информация о его изобретении скудна и туманна, можно предположить, что доктору фон Вахтеру удалось создать рабочую модель акустико-сейсмического отражателя, — про­должал Йегер. Как известно, в процессе обнаружения нефти при помощи сейсмоволн участвует механическая ударная установка, смонтированная на тягаче, или взрыв обычного ди­намита. В результате в глубь Земли посылаются ударные вол­ны. Потом записывается отраженная сейсмическая волна, и компьютер моделирует изображение геологической среды.

— Все так. С одним дополнением: на кораблях для генери­рования волн применяется воздушная пушка, — заметил Джор­дино.

— Фон Вахтер избавился от необходимости проводить взрыв, разработав электрическое устройство, генерирующее ударные волны. Акустический отражатель, если я правильно понимаю принцип его действия, генерирует звуковой удар высокой час­тоты, который под поверхностью превращается в сейсмические волны.

— Наши эксперименты с исследовательскими сонарными системами показывают, что высокочастотные волны не обес­печивают нужное проникновение и не позволяют видеть про­фили на большой глубине от поверхности Земли, — заметил Джордино.

— Совершенно верно. Большинство волн легко преломля­ются, едва проникая под поверхность. Фон Вахтер создал уст­ройство, осуществляющее направленную бомбардировку Зем­ли, если хотите, звуковыми волнами, гарантирующее более вы­сокий процент глубокого проникновения. Судя по начальным данным из инструкции и вашему описанию устройства, я бы предположил следующее: фон Вахтер, очевидно, использует три различных источника передачи звуковых волн.

— Уверен — с помощью своего устройства они и нашли Чингисхана, — заметил Питт. — Его похоронили, конечно же, тайно, в горах. Позднее рядом положили Хубилая и других ро­довитых монголов.

— Это же устройство они используют и для поисков неф­ти, — вставил Ганн.

— Великолепная новинка. Любая нефтяная компания от­валила бы за нее миллиарды. Доктор фон Вахтер, видимо, очень богатый человек, — сказал Джордино.

— Боюсь, не богатый, а мертвый. Он и его группа немецких инженеров погибли во время оползня в Монголии чуть больше года назад.

—  Твой голос звучит очень подозрительно, — отметил Джор­дино.

—  Наверное, потому, что на тот момент вся группа выпол­няла работы по контракту с нефтяным концерном «Аварга», — ответил Йегер.

—  Еще несколько пятен крови на руках Боржина, — произ­нес Питт хладнокровно. — Безжалостность и кровожадность «Аварги» и ее главы Толгоя Боржина перестают для меня быть новостью.

—  Да, мрачноватая складывается картинка, — вторил ему Джордино. — Одна группа исследователей убита, вторая похи­щена. Проходческая врубовая машина, оборудование для спе­циального бурения, разбросанные в самом центре пустыни неф­техранилища, замаскированные под деревни. Одну видели мы; наш друг Цэнгэл, кочевник, видел несколько. Нефтехранилища связаны системой подземного трубопровода, проложенно­го тайно в самых диких пустынных регионах. Но, друзья мои, ведь нефти-то нет. Почему?

На некоторое время в комнате воцарилась тишина — каза­лось, слышался даже звук шестеренок, работающих в головах крепко задумавшихся над простым вопросом исследователей. Внезапно лицо Питта озарилось догадкой.

—  Почему? Да потому что они не могли бурить там, где нефть есть.

—  Это Боржин-то не мог? Да с его деньгами он не пожалеет взяток и получит право бурить в любой точке Монголии, — па­рировал Джордино.

—  А предположим, нефть находится не в Монголии?

—  Ну конечно же! — воскликнул Ганн, догадавшись, куда клонит Питт. — Он нашел нефть в Китае, во Внутренней Мон­голии, это же очевидно. Только как он смог уговорить китай­цев отдать эту территорию, вот что мне непонятно.

— Очень просто уговорил, — снова забасил Йегер. — После двух землетрясений в Персидском заливе и пожара в основном терминале возле Шанхая, куда поступает весь нефтяной им­порт, китайцы оказались в тяжелейшей экономической ситуа­ции. Естественно, за сутки потерять больше половины своего импорта. Да они на что угодно согласятся, лишь бы поскорее получить нефть. В их положении возможны любые, самые ир­рациональные действия.

— Вот почему всенефтехранилища Боржина стоят вдоль китайской границы. Не исключено, что он уже тайно пробу­рил горизонтальные скважины во Внутреннюю Монголию и кое-какие цистерны уже заполнил, — размышлял вслух Питт. — Китайцы увидят только, что конечный продукт поступает к ним из Монголии, но не догадаются, откуда он берется. Им и в голову не придет, что нефть черпают из их собственного ко­лодца.

— В конце концов догадаются, — твердо сказал Ганн. — Вот когда мне очень не захочется быть поблизости от Великой Ки­тайской стены.

— Его план объясняет и похищение группы ученых, кото­рые вели нефтеразведку на Байкале, — отметил Джордино. — Возможно, ему потребовалась их помощь в определении мест бурения, ведь нефть ему нужна как можно быстрее.

— Он мог бы найти экспертов и никого не похищая, — ска­зал Йегер.

— Разумеется, но ему не хотелось расширять круг лиц, зна­комых с его делами. Чем больше людей вовлечено в его план, тем выше риск разгадки.

— Может быть, теперь, когда контракт с китайцами заклю­чен, он их отпустит, — предположил Ганн.

— Как раз нет, — возразил Питт. — Он уже убил одного из них, Роя, и нас тоже пытался убить. Нет, как только Боржин получит всю требуемую информацию, он сразу же от них изба­вится.

— С американским посольством вы еще не связывались? Для спасения ученых необходимо привлечь политические сред­ства, — заявил Ганн.

Питт и Джордино понимающе переглянулись.

— Увы, Руди, в данном случае дипломатам делать нечего, — произнес Джордино. — Боржин отлично защищен. Наши рус­ские друзья пытались было схватить его за руку, но безуспеш­но, а уж у них в этой точке мира влияние побольше нашего.

— Но нужно же что-то делать, — волновался Ганн.

—  Вот мы и сделаем, — отрзвался Питт. — Заниматься Бор- жином придется нам.

—  Это невозможно. Действия от имени Соединенных Шта­тов, да еще нелегальные, вызовут международный скандал.

—  Естественно. Но мы же не собираемся уведомлять пра­вительство Соединенных Штатов о том, что собираемся про­водить операции от его имени. Не волнуйся, никто ничего не узнает. Участвовать в операции буду я и Ал. Ну и еще ты.

Лицо Ганна побледнело, в глазах появилось испуганное выражение, внутри все похолодело.

—  И зачем я только уехал из Сибири, — еле слышно про­бормотал он.

42

Доктор Маккаммон вошел в компьютерный центр НУМА в тот самый момент, когда Йегер вешал трубку после разговора с Монголией. Напротив него висело голографическое изобра­жение Макс. Заметив входящего морского геолога, она повер­нулась к нему и с улыбкой произнесла:

—  Добрый вечер, доктор Маккаммон. Вижу, вы снова за­держались на работе.

—  Добрый вечер, — ответил Маккаммон, думая, не выгля­дит ли он глупо, разговаривая с образом, сгенерированным компь­ютером. Он нервно поежился и приветствовал Йегера.

—  Привет, Хайрем. Долгий выдался денек? — спросил он и только сейчас заметил — на компьютерщике была та же самая одежда, что и днем раньше.

—  Слишком, — ответил Йегер, подавляя зевоту. — Вчера поздно вечером пришел запрос от босса, пришлось потрудить­ся. А ваш запрос готов, давно ждет вас.

—  Пришлось убить часть дня на внезапные совещания. На­верное, все данные из центра по землетрясениям тебе снять не удалось, — предположил Маккаммон.

—  Как это не удалось? — обиженно произнес Йегер. — Макс способна одновременно решать множество задач.

—  Еще как способна. — Образ снова улыбнулся. — Если, конечно, кое-кто из нас не будет суетиться и нервничать по пустякам.

—  Ночью у нас уже были все данные, — сообщил Йегер, не обращая внимания на замечание Макс, — а утром прогнали вашу программу. Макс, — обратился он к копии своей супру­ги, — пожалуйста, распечатай доктору Маккаммону экземпляр полученных результатов, а параллельно сделай кратенький об­зор выявленной информации.

—  Конечно, один момент, — ответила Макс.

В ту же секунду стоявший в углу комнаты лазерный прин­тер размером с обеденный стол включился, зажужжал и начал выбрасывать на лоток отпечатанные листы. А чуть позже, тща­тельно подбирая слова, заговорила Макс:

—  Данные, полученные из Национального центра инфор­мации о землетрясениях, отражают сейсмическую активность за последние пять лет по всему миру, включая и те два крупных землетрясения, которые недавно обрушились на Персидский залив. Я проработала вашу программку, в которой они анали­зируются, затем отобрала общие для них ключевые моменты и начала искать похожие по базе данных центра. Интересно от­метить, что я нашла несколько редких характеристик, согласу­ющихся с ключевыми моментами.

Макс подождала эффекта, выслушала довольные возгласы, затем, приблизившись к Йегеру и Маккаммону, продолжила:

—  Оба события подпадают под классификацию чрезвычай­но неглубоких землетрясений — эпицентры их находились ме­нее чем в трех километрах от земной поверхности. Сравните с мелкофокусными землетрясениями, происходящими на глуби­не от пяти до пятнадцати километров.

—  Значительное различие, — проронил Маккаммон.

—  Меньшее значение имеет факт, что оба землетрясения имели тектоническое, а не вулканическое происхождение, с магнитудой более семи баллов по шкале Рихтера.

—  Разве не редкость само подобное совпадение — два зем­летрясения, да еще с равной магнитудой? — спросил Йегер.

— Немного необычно, но и такое случается, — ответил Мак­каммон. — Конечно, землетрясение такой силы, происшедшее в Лос-Анджелесе, вызвало бы внимание по всему миру, но тря­хани оно в другом Богом забытом месте, о нем никто и не узна­ет. Раз в месяц где-нибудь в мире обязательно случается земле­трясение магнитудой в семь баллов и более. Бывают они чаще всего в малонаселенных районах, под водой, вот мы о них ни­чего и не слышим.

— Все правильно, — подтвердила Макс. — Правда, между данными землетрясениями одинаковой силы существует еще одна статистически значимая аномалия, заключающаяся в их непосредственной близости друг к другу.

— Есть еще сходства, Макс? — продолжал спрашивать Йегер.

— Да. Повреждения, вызванные землетрясениями, несоиз­меримы с их размерами, хотя точное их количество определить сложно. В обоих случаях зарегистрированы структурные раз­рушения, превышающие норму для землетрясений аналогич­ной магнитуды. По фактическому уровню повреждений дан­ные землетрясения можно соотнести с более мощными, маг­нитудой в восемь баллов.

— Шкала Рихтера не всегда является точным показателем раз­рушительной силы землетрясения, — отметил Маккаммон. — Особенно для неглубоких, мелкофокусных. В данном случае мы имеем дело как раз с мелкими, оказавшимися в высшей сте­пени разрушительными. Иначе говоря, интенсивность их соответствует землетрясениям более высокой магнитуды.

Макс на секунду нахмурилась, мгновенно пробежала дан­ные и утвердительно кивнула Маккаммону:

— Вы абсолютно правы, доктор. Первичные сейсмические волны в обоих землетрясениях имели гораздо меньшую магни­туду, чем поверхностные.

— Еще что-нибудь, Макс? — спросил Маккаммон. Он ус­покоился, перестал воспринимать голографический образ как привидение.

— Да, заключительный аспект. В обоих землетрясениях до возникновения волн, вызывающих собственно землетрясение, отмечалось прохождение продольных волн низкой магнитуды.

— Полагаю, предварительные сейсмические толчки, — ска­зал Маккаммон. — Ничего необычного.

— Может мне кто-нибудь из простой любезности сообщить, что означают все эти продольные и поверхностные волны? — устало спросил Йегер.

Макс кивнула.

— Все тебе рассказывать? Хорошо. Начнем с элементарной сейсмологии. Сдвиг или скольжение, вызванные обычным тек­тоническим землетрясением, генерируют три типа сейсмиче­ского возбуждения волн — если угодно, ударных волн. Началь­ную волну называют предварительной, или продольной. По своим свойствам она аналогична звуковой волне и способна пройти сквозь твердую скалистую породу и даже сквозь земное ядро. Более медленная, вторичная, волна называется попереч­ной. Поперечные волны, достигнув земной поверхности, в на­правлении своего движения могут разрезать и крушить скалы, производить разрушительные вертикальные и горизонтальные смещения земли. По мере приближения к земной поверхности оба типа волн преломляются, генерируя дополнительные по­верхностные волны, которые и вызывают основную массу со­трясений на Земле.

— Понятно, — проговорил Йегер. — От эпицентра земле­трясения, иными словами, идут разные частоты.

— Все верно, — подтвердил Маккаммон.

— Там, где произошли эти два землетрясения, есть круп­ные пересечения сбросовой плоскости?

— Персидский залив, как известно, находится вблизи гра­ницы двух тектонических плит, Аравийской и Евразийской. Практически вся сейсмическая активность в мире происходит в узких зонах, примыкающих к границам. Крупнейшие земле­трясения, случившиеся в Иране, Афганистане и Пакистане, заставляют полагать, что в землетрясениях в Персидском зали­ве нет ничего экстраординарного, если бы их разделяло боль­шее расстояние.

— Я полагаю, мы не слишком-то помогли твоему другу из Лэнгли, — заключил Йегер.

— Пока не могу ничего прокомментировать, — ответил Маккаммон. — Однако в любом случае благодаря Макс у него теперь есть масса интересных данных. Пусть думает.

Маккаммон направился к принтеру за распечаткой, а Йе­гер задал компьютеру еще один вопрос:

—  Послушай, Макс, когда ты работала с программой Фила, то сопоставляла с данными параметрами другие землетрясения?

—  Ну как же, сопоставляла, разумеется. Мне гораздо легче развернуть перед тобой график, так что давай перейдем на ви­деоуправление.

Позади Макс внезапно вспыхнул большой белый экран, и на нем появилась цветная карта мира. В районе Персидского залива, в местах, где произошли недавние землетрясения, по­явились две пульсирующие красные точки. Через несколько секунд зажглось еще несколько групп таких же точек, сконцен­трированных главным образом в регионах Северо-Восточной Азии. Вслед за ними загорелось несколько одиночных точек, севернее остальных. Маккаммон, отложив распечатку, подошел к экрану и принялся с интересом разглядывать карту.

—  Национальный центр информации о землетрясениях сообщил в общей сложности о тридцати четырех сейсмических событиях, и два из них по характеристикам совпадают с проис­шедшими в Персидском заливе. Последнее имело место неде­лю назад в Сибири, — прокомментировала Макс, указывая на самую северную одинокую красную точку.

При этих словах из глаз Йегера сначала исчезла сонливость, затем они округлились.

—  А предыдущее где произошло? — торопливо прогово­рил он.

—  Предположительно в Монголии. Пятнадцать событий произошли в горах к востоку от ее столицы, Улан-Батора, де­сять — на юго-востоке Монголии, в аймаке Дорноговь, и еще девять — в приграничных областях Китая. В Сибири зарегист­рировано только одно событие, на озере Байкал.

—  Монголия, — медленно пробормотал Йегер, мотая голо­вой, словно не желая верить своей догадке. Он неторопливо поднялся, протер усталые, воспаленные глаза и повернулся к Маккаммону.

—  Фил, — сказал он, — по-моему, нам, всем троим, не по­мешает выпить по чашечке кофе.

43

Саммер вставила в портативный МРЗ-плейер недавно вы­шедший диск гитариста Нильса Лофгрена и тихо мурлыкала под музыку, не забывая поправлять шланги и сильфон. Ее одолева­ла скука, и она уже начала думать о том, как бы поскорее ока­заться в воде и продолжить работу. Она встала с шезлонга, потянулась, оглядела океан и снова заметила черный корабль, тот самый, что видела раньше, совсем недавно казавшийся малень­кой точкой. Теперь он уже огибал Кахака-Хакеа-Пойнт. Стран­ное неприятное предчувствие шевельнулось в дальней части мозга, когда, проследив за его курсом, она поняла — корабль идет точно к барже НУМА.

— Хватит с меня репортеров, — вслух произнесла она, на­деясь не увидеть их на корабле. По мере приближения судна смутная тревога росла, когда же оно подошло совсем близко и Саммер смогла хорошенько его разглядеть, то не на шутку пе­репугалась. Она узнала его назначение.

Приближавшееся судно было буровым. Небольшим по стандартам ведения геологоразведки, длиной не более двух­сот футов, и очень старым. На вид ему было лет тридцать. Судя по ржавчине, пятнами покрывавшей корпус судна, лучшие его дни давно миновали. Однако внешний вид корабля беспокоил Саммер меньше всего. «Что ему делать тут, в гавайских водах? Не находили же еще у берегов Гавайев залежей нефти? А бу­рить вдали от берега, очень крутого, уходящего в глубину на де­сять тысяч футов и больше, — занятие очень дорогостоящее», — размышляла Саммер.

Она продолжала следить за кораблем, который приблизил­ся к барже на расстояние мили и, как казалось Саммер, не со­бирался сбавлять скорость. Когда судно оказалось в четверти мили от баржи, Саммер покосилась на приколоченный к кры­ше их спальной пристройки самодельный флагшток с крупным красным полотнищем, пересеченным горизонтальной белой полосой. «Они что, не узнают водолазный флаг?» — удивилась Саммер.

—  У меня два водолаза на дне работают, идиот! — пробор­мотала она, видя, что никто на корабле и не думает сворачи­вать в сторону. Корабль был уже совсем близко, она разглядела на мостике две фигуры, быстро подошла к поручню, затем от­бежала и принялась отчаянно махать рукой, указывая на водо­лазный флаг. Наконец Саммер заметила, что судно замедляет ход, но подходит к барже, игнорируя всякую осторожность. Буровое судно приблизилось к борту баржи, словно собираясь брать ее на абордаж.

Саммер бросилась к надстройке, на стене которой висела морская рация. Настроившись на 16-й канал ультракороткого диапазона, она закричала в микрофон:

—  Приближающемуся буровому судну. Говорит научно-ис- следовательская баржа агентства НУМА. У нас на дне работа­ют два водолаза. Повторяю — работают два водолаза. Пожалуй­ста, остановитесь!

Она с волнением ждала ответа, но его не последовало. Еще более взволнованным голосом она повторила предупреждение, и снова безуспешно. Ответа не было.

К этому моменту буровое судно находилось всего в несколь­ких футах от борта баржи. Саммер опять подбежала к поручню, закричала, замахала в сторону водолазного флага. И тут судно чуть изменило курс, но, как обратила внимание Саммер, толь­ко для того, чтобы совсем вплотную подойти к борту баржи. Заскрежетало железо, двигатель на буровом судне перевели на малые обороты, и оно начало останавливаться. Саммер, уже настроившаяся на встречу с оравой пошатывающихся от мор­ской болезни репортеров и операторов, удивилась — прижатый к барже борт судна и его палуба оставались пустыми. Неприят­ный холодок пробежал по спине Саммер. Она видела фигуры на мостике, и теперь отсутствие людей ее настораживало. «По­чему они прячутся? И где? На баке?» — тревожно думала она.

Прижатое опытной рукой штурвального к борту баржи, суд­но замерло. Включились боковые двигатели, и черный борт суд­на, вплотную прижавшись к крошечной барже, грозно навис над ней. Фактически судно причалило к барже как к дебарка­деру.

С минуту корабль оставался пустым, в полной тишине. Сам­мер рассматривала его со смешанным чувством любопытства и беспокойства. Вдруг из глубин корабля послышался гортанный крик, и из ближайшей к борту двери вылетели с полдюжины мужчин. Перед Саммер замелькали полуголые фигуры и азиат­ские лица.

Пока нападавшие, цепляясь за поручни судна, спрыгивали на баржу и растекались по ней, Саммер, повернувшись, броси­лась к надстройке. Она чувствовала, как кто-то преследует ее, но, не оборачиваясь, схватила микрофон и закричала:

— Передаю сигнал бедствия! Говорит...

Голос ее оборвался, когда вдруг сзади появились две смуг­лые грубые руки, схватили рацию и оторвали от стены. Микро­фон вылетел из ладоней Саммер. С издевательской усмешкой человек повернулся, швырнул рацию за борт, и та шлепнулась в воду. Затем он снова взглянул на Саммер, на губах его играла сальная улыбка, открывавшая ряд грязных желтых зубов. Сам­мер замерла в ужасе, затем резко шагнула к нему и нанесла силь­ный резкий удар коленом в пах.

— Грязная мокрица, — прохрипел он и от внезапной ост­рой боли рухнул на колени как подкошенный. Глаза его, каза­лось, вот-вот вылезут из орбит, а сам он потеряет сознание. Она быстро отошла от него и с разворота вонзила мысок ноги ему в висок. Он упал и покатился по палубе.

Два других налетчика, увидевших схватку, метнулись к Сам­мер, схватили ее за руки, оттащили от жертвы. Она начала вы­рываться, но один из нападавших выхватил нож и, обхватив за шею, сопя в ухо и обдавая несвежим дыханием, приставил к горлу лезвие. Другой нашел кусок веревки, торопливо перехватив ею запястья и локти Саммер.

Охваченная страхом, беспомощная, лишенная возможнос­ти действовать, Саммер начала рассматривать противников и думать, как ей поступить дальше. Все нападавшие были низко­рослыми, но мускулистыми и крепкими. Явные выходцы из Азии, но широкоскулые и не с такими узкими глазами, как у азиатов классического, китайского типа. Все они были одеты в черные футболки и рабочие брюки, все выглядели так, словно всю жизнь занимались тяжелым физическим трудом. Саммер предположила, что перед ней индонезийские пираты, но ни­как не могла сообразить, какие ценности могли их заинтересо­вать на убогой барже.

Пристально вглядываясь в дальний конец баржи, Саммер вдруг почувствовала, как внутри ее все холодеет. Двое нападав­ших, замахав в воздухе принесенными с собой топорами, в не­сколько ударов перерубили кормовые якорные канаты и теперь направлялись в носовую часть проделать то же самое. За их ра­ботой наблюдал третий, стоявший к Саммер спиной. Профиль его показался ей знакомым, но она никак не могла вспомнить, где видела этого человека. Узнала она его, только когда он по­вернулся к ней лицом. В глаза Саммер сразу бросился длинный шрам на левой щеке.

—  Доктор Тонг, — удивленно прошептала она.

Пока двое подчиненных расправлялись с носовыми кана­тами, он неторопливо приближался к Саммер, не замечая ее. Взгляд его скользил постоявшему на палубе оборудованию. Ког­да он оказался в нескольких ярдах от нее, Саммер крикнула:

—  Здесь нет никаких экспонатов, Тонг.

Саммер догадалась, что никакой он не доктор, а обычный охотник за подводными сокровищами.

Тонг, не обращая на нее никакого внимания, продолжал раздраженно коситься на компрессоры, затем он повернулся и лающим голосом отдал приказ пирату, которого Саммер попы­талась вывести из строя. Тот уже поднялся и, прихрамывая, ходил по барже, унимая боль. Кивнув, он заковылял к надстройке, где продолжал жужжать небольшой генератор. Он поступил с ним точно так же, как и с рацией, — поднял над собой, раз­махнулся и швырнул в воду. В генераторе что-то забулькало, и вскоре небольшой газовый моторчик внутри его замолчал. Пи­рат поднял голову и вперил взгляд в компрессоры. Прихрамывая, он подошел к ближайшему и принялся искать выключа­тель.

—  Нет! — завопила Саммер.

Найдя кнопку с надписью «Стоп», побитый налетчик на­жал на нее и со злорадной ухмылкой повернулся к Саммер. Компрессор сразу начал стихать и через минуту выключился.

—  Внизу работают водолазы, отсюда им подается воздух. Включите компрессор, — умоляла Саммер.

Тонг пропустил ее просьбу мимо ушей. Он кивнул, и на­летчик, посмотрев на Саммер с той же гадливой ухмылкой, про­ковылял ко второму компрессору и остановил его. Когда рокот компрессоров смолк, Тонг подошел к Саммер, приблизил к ней обезображенное лицо и злобно прошипел:

— Надеюсь, ваш брат хорошо плавает.

Волна ярости охватила Саммер, заглушив страх, но она смол­чала. Тот, кто, обхватив ее шею, прижимал к ней нож, усилил хватку, а затем обратился к Тонгу на незнакомом языке:

— Убить ее?

Тонг похотливым взглядом впился в загорелое спортивное гело Саммер.

— Нет, — ответил он. — Возьмем ее на борт.

Помощники Тонга, ловко орудуя топорами, перерубили

якорные канаты и с топорами на плечах направились к Тонгу. Баржа, лишившись якорей, немного постояв на месте, начала под действием течения уходить в море. Рулевой на бурильном судне вручную завел подруливающие двигатели и чуть отвел его назад, но не отдалялся от баржи. Матросу приходилось манев­рировать, избегая столкновения со свободно болтавшейся на волнах баржей. Несколько раз они опасно сближались борта­ми, и баржа с тихим металлическим стуком налетала на более высокий борт судна и царапала его.

— Выведите из строя резиновую лодку! — пролаял Тонг од­ному из помощников, держащих топор. — Всем остальным — уходить назад, на судно.

Небольшой «зодиак» висел в люльке на носу баржи и ис­пользовался в случаях, когда кому-то из водолазов нужно было срочно добраться до берега. Помощник Тонга подбежал к люль­ке и двумя короткими ударами перерубил тросы, крепившие лодку, затем, выхватив из-за пояса нож, несколько раз воткнул его в лодку в нескольких местах. Зашипел выходивший из нее воздух. Для большей уверенности бандит вытянул сдувшийся «зодиак» из люльки и швырнул в воду. Несколько минут плос­кая лодка покачалась на поверхности, затем волны накрыли ее и она пошла на дно.

Саммер не увидела, как тонет их лодка, — державший ее головорез, заставил девушку отвернуться, придавив лицом к поручням. Тысяча мыслей пронеслась у нее в голове. Следова­ло ли ей рискнуть и попытаться освободиться от захвата, с при­ставленным к горлу ножом? Как помочь Дирку и Джеку? Что ждет ее на борту бурового судна? Какие бы варианты она ни прокручивала, все они заканчивались плохо. «У меня есть толь­ко один шанс спастись, — пришла она к единственному выво­ду, — прыгнуть в воду. Даже со связанными руками я дам сто очков вперед этим жлобам. Рвануться в воду, проплыть под баржей, вынырнуть с другой стороны. Только бы вырваться из за­хвата. И не суетиться. Действовать спокойно. Тогда бы я сумела помочь Дирку и Джеку подняться, а втроем мы смогли бы серь­езно противостоять налетчикам. Если они там еще живы. Нет- нет, конечно, они живы». Саммер притворилась уставшей, по­терявшей волю к сопротивлению и последовала за пиратами, влезавшими на буровое судно. Они вставали на поручни бар­жи, дотягивались до поручней бурового судна, хватались за них, подтягивались и переваливались на палубу. Державший ее бан­дит толкнул Саммер в спину, взял за локти, и она ступила на поручни баржи. Вытягивая руки вверх, она сделала вид, что оступилась, быстро согнула правую ногу и ударила пяткой в нос державшему ее бандиту. Хватка на шее ослабла, нож ушел в сто­рону и стал не опасен, хрип за спиной и бульканье крови сви­детельствовали о сломанном носе. Поэтому Саммер не стала оборачиваться, проверять, нужно ли ей повторять прием, а, резко согнувшись, бросилась вниз, в узкую полоску воды меж­ду черным кораблем и баржей.

Какую-то долю секунды она висела в воздухе, ожидая паде­ния и всплеска воды, но их не последовало.

Словно из ниоткуда над поручнями возникли две сильные руки и схватили ее за воротник рубашки и шорты. Вместо вер­тикального падения Саммер почувствовала свободный полет вверх и кувырок через перила. Прежде чем она плашмя шлеп­нулась на палубу, эти же руки снова подхватили ее и неожи­данно осторожно поставили на ноги. Руки принадлежали Тон­гу. Для человека ниже Саммер почти на фут он проявил удиви­тельную силу, не говоря уже о ловкости.

— Вы пойдете на борт нашего судна! — рявкнул он.

Удар его пришелся в левую часть лица Саммер. Он был на­столько быстрым, что она даже не успела увернуться. Ноги под­косились, и она упала на колени. Перед глазами заплясали яр­кие искры, но сознание Саммер не потеряла. Ошеломленную, полуоглушенную, ее втащили на буровое судно, проволокли по палубе и, втащив на мостик, заперли в крохотной каморке по­зади рулевой рубки.

Саммер примостилась на смотанном канате, оперлась спи­ной о стену. Ей казалось, весь мир вращается перед глазами. К горлу подступала тошнота, она долго старалась сдержать ее, но наконец выплеснула в грязное ведро, стоявшее в углу. Она сра­зу же почувствовала себя лучше, вскочила и бросилась к неболь­шому открытому иллюминату. Свежий воздух, который она жадно глотала, постепенно помог ей прийти в чувство. Взгляд ее просветлел, она увидела ту же бухту, то самое место, где со­всем недавно стояла баржа.

«А где же наша баржа?» — подумала Саммер и, повертев головой, в конце концов обнаружила на поверхности океана постепенно отдаляющуюся слабую коричневую точку. Прищу­рившись, Саммер попыталась разглядеть на ней фигуры Дирка и Джека, но ничего не увидела.

Пустая баржа уходила в открытый океан без них.

44

Дирк почувствовал, как руки его обмякли и начали ослабе­вать. Ему приходилось держать тяжелый сильфон и поминутно поправлять шланги, все время норовившие перехлестнуться или согнуться от невидимых толчков в окружавшей воде. Хотя Дал­грен иногда и помогал ему, вся тяжесть управления сильфоном вот уже больше часа лежала на нем. Работа стала более напря­женной из-за нарастающих подводных течений, вызванных отливом, который отбрасывал поверхностную воду в сторону моря со скоростью почти два узла. На дне потоки значительно ослабевали, но все равно удержать на месте извивающийся, норовивший вырваться сильфон было невероятно сложно — процесс напоминал установку флага на булавочной головке при сильном ветре на крыше дома.

Не переставая удерживать сильфон, Дирк посмотрел на во­долазные часы. До окончания монотонной работы и перерыва оставалось всего пятнадцать минут. Раскопки шли медленнее, чем он предполагал, и тем не менее они смогли очистить от на­роста и песка большой прямоугольный кусок дерева шириной футов шесть. Кусок был толстым и плоским, очень напоминав­шим формой корабельный руль. Правда, немного озадачивал его размер. Далгрен, прощупывая буром дерево, определил его длину — она составила двадцать футов. Размер руля небыва­лый для парусников того времени.

Проследив за уходящими вверх пузырькам воздуха, Дирк увидел, что рядом с их баржей находится большое черное суд­но. Они с Далгреном слышали рокот его винтов, видели, как оно приближалось и подруливало, надеясь про себя, что придурок-рулевой не совсем тупой и не бросит якорь прямо им на головы. «Еще одну группу киношников принесла нелегкая, — решил Дирк. — Сейчас начнут снимать, а то и поплавать захо­тят, пофотографировать подводные работы. Привет, ребята, только вас нам тут недоставало», — саркастически подумал он.

Он недовольно мотнул головой, и раздражение, казалось, немного прошло. Он вернулся к работе — попытался счистить тонкий слой песка, подвигал сильфоном, провел кончиком воз­духовода по песку, но тот остался неподвижен. Воздуховод не работал, не всасывал песок. Только теперь Дирк заметил, что и вибрация исчезла, и шума от работавшего наверху компрессо­ра тоже нет. Отключить компрессор могла Саммер, подавая им таким образом сигнал срочно подниматься на баржу, либо в двигателе компрессора закончилось горючее. Дирк застыл, ре­шив минуту-другую не всплывать, а дождаться, пока Саммер вновь запустит компрессор.

В нескольких ярдах от него Далгрен продолжал вгонять в песок бур. Краем глаза Дирк заметил, как он вдруг вздрогнул и начал всплывать. Что-то в движениях Джека показалось ему подозрительным. Оглядев друга, Дирк понял — интуиция не обманула его. Далгрен выронил бур и обхватил ладонями мас­ку с подходящим к ней шлангом. Ноги его безжизненно болта­лись в воде. Несколько секунд он провисел неподвижно, затем начал всплывать. Выглядел он, как подумалось Дирку, словно марионетка, подвешенная на тонкой пружинке.

У него не было времени отреагировать на поведение Дже­ка, поскольку секундой позже сильфон, висевший в его руках спокойно, вдруг ожил, вырвался и устремился на Далгрена. Шланг, идущий к маске Дирка, натянулся, Дирк резко вски­нул голову и, ухватившись за шланг, хотел было потянуть его вниз, но тот пошел вверх, увлекая его с собой.

— Какого... — попытался произнести он, но недоговорил — в шланге не было воздуха. Для проверки он сделал небольшой вдох — бесполезно. Подача воздуха прекратилась. Кто-то вы­ключил компрессор, питавший шланги воздухом. Как и Далг­рен, он непроизвольно схватился за шланг, чтобы управлять движениями и не дать водолазному шлему сместиться. Позади него вышедший из-под контроля сильфон то беспорядочно болтался из стороны в сторону, то извивался на месте в дикой пляске. Вдруг он, раскачавшись, устремился прямо на Дирка, ударил ребристой поверхностью по ноге и сразу же отскочил. Без воздуха, повиснув тряпичной куклой, после весьма болез­ненного контакта с сильфоном, Дирк имел достаточно основа­ний, чтобы впасть в панику. А в воде от паники до гибели мень­ше шага.

Но Дирк не запаниковал. Лучшие годы своей жизни он от­дал подводному плаванию, и внезапный отказ техники под во­дой не стал для него чем-то новым. На мелководье ему уже не раз доводилось всплывать с опустошенным досуха аквалангом. Он накрепко запомнил аксиому: ключевой момент выживания в чрезвычайной ситуации, под водой или в любом другом мес­те, — это способность сохранять спокойствие и мыслить логи­чески.

Главной задачей оставалось достать воздух. Можно было просто поддаться естественному порыву и всплыть на поверх­ность, но Дирк не видел в этом никакой необходимости. У каж­дого водолаза, работающего без акваланга, с подачей воздуха в шлем через шланг, имеется неприкосновенный запас — буты­лочка воздуха величиной с термос объемом тринадцать куби­ческих футов, так называемый пони-бак. Воздуха в нем хватает на десять минут. Одной рукой Дирк отцепил шланг, другой — висевшую с левой стороны пояса жизнеобеспечения бутылку с воздухом, открыл на ней кран и тут же сделал два больших глот­ка через регулятор. Сердцебиение сразу прошло, пульс пришел в норму.

Мысли его вернулись к Далфену. Воздух им подавался че­рез один раздваивающийся шланг. В тридцати футах перед со­бой Дирк увидел пузырьки воздуха, поднимавшиеся от шлема Далгрена, и по ним догадался — тот тоже приложился к ава­рийной бутылке. Сильфон, опасно болтавшийся за спиной Далгрена, двинулся к нему, но пронесся мимо. Находившую­ся в сильфоне трубу воздуховода словно кто-то тянул вверх, поэтому гофрированная трубка постоянно извивалась, прыгая в воде как мячик на резинке и норовя задеть водолазов. Дирк заметил, как сильфон снова зашел за спину Далгрену, сжался и подал другу знак рукой быть настороже. Однако техасец не уви­дел сигнала, он был занят тем, что поднимался к поверхности, перебирая руками по шлангу подачи воздуха в его шлем. Не прошло и секунды, как гофрированная труба сильфона растя­нулась и стремительно полетела на Далгрена. На этот раз, к ужасу Дирка, удар пришелся в затылок. Тело Далгрена сразу обмякло, сильфон, извиваясь и подпрыгивая, двинулся в сто­рону.

Дирк мысленно выругался и почувствовал, как у него снова участился пульс. Он заметил, что дно уходит вниз, в то время как их все сильнее тянет вверх. Ветер с берега на поверхности воды усилился, как и подводные течения, вследствие чего бар­жу относило в море уже на скорости четыре узла. «С чего бы это баржа начала двигаться сама собой? И где, черт подери, Сам­мер?» — недоумевал Дирк. Он повернулся к Далгрену, уже не думая о выходе на поверхность. Прежде нужно было доплыть до Далгрена и убедиться, что тот еще дышит.

С отчаянной решимостью Дирк начал перемещаться по шлангу к Далгрену. Каждое движение причиняло боль, кото­рую усиливал закрепленный на талии тридцатипятифунтовый пояс-балласт. Избавиться от него Дирк не рискнул, поскольку должен был оставаться на той же глубине, что и его друг.

Подтягиваясь, как подводный альпинист, Дирк сократил расстояние до Далгрена до десяти футов, как вдруг снова по­явилась его подводная немезида — сжимающийся и разжима­ющийся сильфон. Нацеливался он снова на Далфена и летел на расстоянии вытянутой руки от Дирка. Внезапно сильфон остановился и, изменив направление, двинулся к нему, но очень медленно. Дирк, выбросив вперед руку, схватил гофрирован­ную трубку и обвил ее ногами. Тяжелая от наполнившей ее воды, она сжалась и, дернувшись, едва не вырвала его ноги из ласт. Оседлав сильфон, словно взбрыкивающую полудикую лошадь, Дирк, извиваясь и подпрыгивая вместе с ним, прополз по сильфону вверх, где в паре футов от поверхности воды гофрирован­ная трубка крепилась к резиновому шлангу. Вытащив из при­стегнутых к ноге ножен короткий водолазный нож, Дирк вон­зил лезвие в резиновый шланг и начал яростно перерезать его. С последним ударом грузный сильфон забился, как озлоблен­ный раненый зверь, и устремился на дно. Дирк успел спрыг­нуть с него, от души дав ему прощального пинка.

Освободившись от взбесившейся трубки, Дирк все свое вни­мание перевел на Далгрена. Битва за освобождение от сильфона закончилось потерей шланга, и неподвижно плывущего Дал­грена он увидел в тридцати футах от себя. Друг его походил на мокрую тряпку, болтавшуюся на буксире шланга, отходившего от водолазного шлема. Дирк снова вцепился в свой шланг и принялся подтягиваться на нем. Руки его болели все сильнее, каждый фут давался с громадным трудом, но в конце концов он настиг Далгрена. Перехватив себя по талии своим шлангом и завязав его беседочным узлом, он сильно оттолкнулся нога­ми и подплыл к другу. Вытянув руку, он схватил его за пояс жизнеобеспечения, подтянул к себе и сквозь маску начал ос­матривать лицо.

Далгрен был без сознания. Он едва заметно дышал, из его регулятора каждые несколько секунд вырывалась стайка ма­леньких пузырьков. Одной рукой обхватив за плечи Далгрена, второй Дирк сначала отстегнул пояс с грузом, затем, опустив ее вниз, нажал на поясе жизнеобеспечения кнопку накачки спасательного жилета. Мизерного количества воздуха, остававше­гося в пони-баке, все же хватило, чтобы жилет надулся до по­ловины своего объема, и на этом воздух у Дирка закончился совсем. Однако и такого объема жилету хватило. Он благопо­лучно вынес их на поверхность. Чтобы сократить время подъ­ема, Дирк отталкивался ластами.

Едва они успели высунуть головы из воды, как их потянуло вперед, и они, словно водный лыжник, забывший отцепить трос, ушли под воду. Через секунду они снова всплыли, затем опять скрылись над поверхностью воды. Пока они таким обра­зом то ныряли под воду, то выныривали, Дирк, дотянувшись до пряжки, отстегнул у Далгрена его пояс-балласт, после чего ему удалось сорвать с лица водолазный шлем. Хватая воздух во время всплытий, он успел снять с пояса жизнеобеспечения Дал­грена трубку и подсоединить ее к его надувному жилету. Как только головы их оказывались над поверхностью воды, Дирк набирал воздух, а когда они уходили под воду, он, приникая ртом к трубке, открывал клапан и накачивал его жилет. Вскоре жилет Далгрена заполнился воздухом, в результате погружать­ся они стали реже.

Дирк опасался, что шланг, натянувшись, может захлестнуть шею Далгрену, поэтому обрезал его и привязал к петле на по­ясе жизнеобеспечения друга. Теперь он мог спокойно смотреть, как Далгрена буксирует по поверхности воды. Дирку остава­лось только следить, чтобы не перетерся шланг.

Поглядывая на Далгрена, он занялся своим шлангом. Ему было необходимо как можно быстрее попасть на баржу. Тем же способом, что и раньше, перебирая руками, он двинулся к ней. От баржи его отделяло футов сорок, но руки у него страшно устали. Он едва шевелил ими, двигаясь из последних сил, пре­одолевая дюйм за дюймом. Порой боль начинала пересиливать волю, его охватывало отчаяние, и сознание, казалось, отказы­валось повиноваться ему. Не раз и не два он ловил себя на мыс­ли бросить попытки добраться до баржи и оставить все как есть, но снова и снова превозмогал себя и продолжал двигаться к барже. Уже находясь почти рядом с ней, он поднял голову и огля­дел поручни у борта, надеясь где-нибудь возле них увидеть Сам­мер, но на палубе никого не было. Дирк знал — по собственной воле сестра пост никогда не оставит. Значит, какие-то стран­ные события произошли в тот момент, когда возле них стоял тот черный корабль, решил Дирк. Дальше этого момента мысль его не простиралась, о неприятном он думать не хотел. Им овла­дело смешанное чувство тревоги и необходимости как можно быстрее помочь сестре. Оно придало ему сил, и Дирк, крепче цепляясь за шланг, подтянулся к барже. А уже у самого борта все чувства затмила ярость, подхлестнув его.

Дирк подтянулся на поручнях и перевалился через перила на палубу, едва не потеряв сознание. Он позволил себе только две секунды отдыха, затем сорвал шлем, остальное водолазное снаряжение и оглядел палубу в поисках Саммер. Он громко звал ее, но ответом ему было молчание. Поднявшись, он схватил шланг Далгрена и стал вытягивать друга из воды. Несколько раз техасца накрывало большими волнами, и он на две-три секун­ды исчезал под водой, но затем снова появлялся. Он пришел в себя и даже пытался шевелить ногами, но поскольку потерял много сил, попытки его плыть самостоятельно, отталкиваясь ластами, выглядели неуклюже и, главным образом, бесполезно. Изнуренный, действуя автоматически, на пределе возможнос­тей, Дирк все же подтянул Далгрена к барже и привязал его ка­нат к поручням. Затем, перевесившись через поручень, он сгреб Далгрена за ворот костюма и поднял на борт.

Далгрен покатился по палубе, немного полежал, затем сел. Дрожащими от изнеможения руками он снял водолазный шлем и затуманенным взглядом посмотрел в глаза Дирку. Потерев затылок, он поморщился, нащупав на нем шишку с бейсболь­ный мяч.

— Проклятие... Что происходит? — спросил он нечленораз­дельно.

— Где? Под водой или на барже? И когда? До или после того, как сильфон хлопнул тебя по затылку? — ответил Дирк.

— Ах, так вот кто шарахнул меня. Помню только искры и падение на дно. Потом воздух исчез. Я воспользовался пони- баком, приготовился к всплытию, и тут сначала звездочки, а потом — темнота.

— Тебе повезло — смог продержаться на аварийном запасе воздуха. Всего за нескольких минут мне нужно было обрезать сильфон и вытащить тебя на поверхность. Причем сам я все это время был на буксире.

—  Спасибо, что не оставил меня внизу, — улыбнулся Далг­рен. Сознание постепенно возвращалось к нему. — Так, ну а где же Саммер? И почему мы находимся в двадцати милях от берега? — спросил он, смерив на глаз расстояние до темнев­ших вдали гавайских скал.

—  Не знаю, — ответил Дирк в мрачной задумчивости.

Пока Далгрен отдыхал, Дирк обыскал надстройку и всю баржу, но следов Саммер нигде не обнаружил. Сестра исчезла. Когда он вернулся к Далгрену, тот ни о чем не стал его расспра­шивать — результат поисков был написан у Дирка на лице.

—  Рация исчезла. «Зодиака» нет. Генератор пропал, все швартовы обрублены на уровне палубы, — произнес Дирк.

—  То есть мы дрейфуем в Китай. Гавайские пираты?

—  Или охотники за сокровищами, подумавшие, что наша баржа набита золотом. — Дирк повернулся и посмотрел на ост­ров. Бухту он уже не мог видеть, но знал — черный корабль все еще находится там.

—  Вспоминаешь судно, которое мы видели и слышали? — спросил Далгрен, окончательно пришедший в норму.

-     Да.

—  В таком случае Саммер должна находиться там.

Дирк молча кивнул. «Если она на судне, то с ней все в по­рядке. Значит, надежда есть», — размышлял он. Вместе с тем баржа продолжала удаляться от берега, и надежда добраться до судна и спасти Саммер таяла с каждой секундой. Прежде чем помогать Саммер, им следовало бы помочь себе. Дрейфовать на неуправляемой барже по Тихому океану — занятие смер­тельно опасное, в этом районе можно неделями не встретить проходящий корабль. «Надежда... — Дирк горько усмехнулся, бессильно наблюдая, как остров мало-помалу уменьшается в размерах. — Нужно как можно быстрее добраться до берега. Но как?!»

45

Руди Ганн снова находился там, куда после поездки по Си­бири ни одна сила в мире не смогла бы его затащить, не считая, конечно, Питта, — в кабине тряского русского грузовика. Еха­ли они по ужасной грунтовой дороге, изрытой колдобинами. Ганна швыряло из стороны в сторону. От постоянной тряски у него болело все — спина, зад, руки и ноги. После каждой ямы и рытвины, заставлявших зубы лязгать, он был убежден, что про­изводитель грузовика сознательно не установил на транспорт­ном средстве амортизаторы.

— Подвеску для этого урода наверняка разрабатывал мар­киз де Сад, — поморщившись, сказал он, когда грузовик в оче­редной раз запрыгал на камнях.

— Расслабься, — усмехнулся Джордино, сидевший за ру­лем. — Мы едем по обычной, вполне гладкой монгольской ав­тостраде.

Повертев головой и отметив, что автострада состояла ис­ключительно из забитой грязью и камнями колеи с многочис­ленными ямами и клочками травы, Ганн, и без того бледный, побледнел еще больше. С самого полудня, беспрерывно под­скакивая, они мчались по открытой степи к логову Боржина, в Сяньду. Полагаться приходилось только на коллективную па­мять Питта и Джордино. Они не раз останавливались и, стоя среди десятков следов, оставленных разными колесами, гада­ли, куда ехать дальше среди однообразных холмов. Иногда до­рогу им подсказывали знакомые ориентиры. Окончательно убе­дились они в правильности выбранного направления, только когда подъехали к небольшой горной цепи, расположенной к юго-востоку от поселения.

Джордино на минуту высунулся из окна, посмотрел вдаль, затем повернулся к Руди и обрадованно сообщил:

— Считай, приехали, дружище. Еще каких-то часика два, и все твои неприятности закончатся.

Ганн угрюмо кивнул, в душе подозревая, что как раз тогда- то настоящие неприятности у него и начнутся. Звонок от Хайрема Йегера перед самым отъездом из Улан-Батора прибавил ему тревоги, а их миссии придал новый смысл: она стала не только срочной, но и необходимой. Случайно обнаруженная информация о происшедшей в Монголии серии странных зем­летрясений нуждалась в срочной проверке.

—  Мы пытаемся выявить связь между ними и землетрясе­ниями в Персидском заливе. Находимся в самом начале, — ус­талым голосом сообщил Йегер. — Известно не много. Серия землетрясений тряханула несколько регионов в северной час­ти центральной Монголии. Многочисленные разрозненные землетрясения произошли вдоль южной границы, совсем ря­дом с Китаем. Несмотря на умеренную магнитуду, согласно шкале Рихтера все они вызвали поверхностные волны сверх­высокой интенсивности, то есть особенно разрушительные. Кроме того, как обнаружил доктор Маккаммон,предваритель­ные сейсмические толчки, предшествовавшие всем землетря­сениям, имели почти одинаковую интенсивность, что нехарак­терно для природных землетрясений.

—  Иначе говоря, ты считаешь, землетрясения были спро­воцированы? Вызваны искусственно? — спросил Питт.

—  Как бы неправдоподобно ни звучало, но да. Вывод под­тверждается показаниями сейсмоприборов.

—  Известно, что землетрясение может возникнуть вслед­ствие бурения, в результате ядерного взрыва. Помню, когда ста­рый арсенал Роки-Флэтс возле Денвера начал впрыскивать за­грязненную воду на большую глубину, несколько землетрясе­ний тряхнули весь окружающий район. Вы не уточняли, не проводятся ли где-нибудь в Монголии масштабные буровые работы? Или, может быть, ее южный сосед проводил ядерные испытания вблизи ее границ?

—  Удалось определить пока эпицентры землетрясений, про­исходивших в северной части страны. Они находятся в трудно­доступной гористой местности к востоку от Улан-Батора. Кста­ти, Макс отметила одну деталь: в землетрясениях, вызванных бурением, предшоковая сейсмичность неоднородна. Сейсмические профили землетрясений в южных регионах мы еще не проверили, поэтому не могу сказать, вызвали их ядерные ис­пытания или нет.

—  Не знаю отчего, но мне на память приходит работа по­койного доктора Вахтера. Нет ли во всех этих землетрясениях ее следов?

—  Дайте ему пирожок, — сказал Йегер. — Свет забрезжил после того, как Макс сообщила нам о гибели фон Вахтера во время оползня в горах Хэнтэй. Слишком много совпадений. Мы пришли к выводу, что этот акустико-сейсмический отражатель, новейшая технологическая разработка, обязательно имеет ка­кое-то отношение к землетрясениям.

—  По-моему, невозможно, — возразил Ганн. — Ты пред­ставляешь, какой силы ударную волну нужно послать в глубь Земли,чтобы получить землетрясение?

—  Знаю. Общее впечатление у меня имеется, — ответил Йегер. — Только у доктора Маккаммона, работающего с Макс и некоторыми другими сейсмологами, есть на этот счет кое- какие идеи. Нам удалось побеседовать с коллегой фон Вахтера, которому сам доктор рассказывал о своих успехах в получении нужного отражения. Секрет его устройства кроется, если хоти­те, в способности уплотнять и нацеленно направлять испуска­емые акустические волны внутрь Земли. Обычно передаваемые звуковые волны ведут себя как брошенная в водоем галька — немного, но расходятся во всех направлениях. Фон Вахтер раз­работал устройство, позволяющее концентрировать волны в неширокой полосе и направлять их в глубь Земли. Результиру­ющие волны, отразившиеся от внутренней части Земли и вы­ходящие на поверхность, дают отклик, детальное изображение высочайшей точности, недостижимое с помощью обычных технологий. По крайней мере так утверждают ученые.

—  И что дальше? Как ты сейсмическое изображение пре­вратишь в землетрясение? — допытывался Ганн.

—  Верой, друг мой, в гений фон Вахтера. Во-первых, его система дает детальное изображение, которое явным образом идентифицирует подземные разломы и линии сброса породы. Правда, на небольшой глубине все это обнаруживается и обыч­ной специальной техникой.

—  Хорошо, сейсмический отражатель фон Вахтера точно отмечает линии разломов внутри Земли, — говорил Ганн. — Только центры давления еще нужно возбудить каким-то обра­зом, получить сдвиг, за счет бурения или взрыва. Иначе земле­трясение не возникнет.

—  Именно здесь вера в гений Вахтера нам и понадобится. Правильно. Чтобы вызвать землетрясение, линию разлома нуж­но расшевелить. А вот как — самой линии разлома абсолютно все равно... Хоть бурением, хоть взрывом...

—  Хоть акустическим ударом, — закончил Питт фразу Йе­гера. — Разумно. Значит, та самая десятифутовая штука на тре­ноге и есть преобразователь, который генерирует акустический взрыв. Когда я ее увидел рядом с мощными источниками пита­ния, у меня сразу мелькнула мысль, что она могла бы сгенери­ровать звуковой удар.

—  Если акустический взрыв направить точно в линию сбро­са породы, возникшая от сейсмических волн вибрация способна вызвать ее разрушение и, как следствие, землетрясение. В тео­рии, конечно. Однако Маккаммон и Макс признают ее дей­ственность. Возможно, сам фон Вахтер не предполагал исполь­зовать свой отражатель подобным образом, просто в результа­те его действий землетрясение возникло как побочный эффект.

—  Нам, собственно говоря, неинтересно, как там все про­исходило; главное состоит в том, что изобретение фон Вахтера находится теперь в руках Боржина. Мы вынуждены признать — он имеет возможность вызывать землетрясения где угодно и когда угодно.

—  По-моему, вы уже наблюдали устройство фон Вахтера в действии, — сказал Йегер. — Одно из землетрясений, соответ­ствующих профилю, случилось на озере Байкал. Подводный оползень оно вызвало скорее всего случайно, а тот, в свою оче­редь, поднял сильную волну, сейшу, которая едва тебя не уби­ла. Мы здесь не без оснований подозреваем, что настоящей их целью был нефтепровод в северной оконечности. Им удалось его разрушить.

—  Так вот почему они пытались потопить «Верещагин» и уничтожить наши компьютеры. Мы рассказывали Татьяне, се­стре Боржина, о своих исследованиях на Байкале. Она, конеч­но, сразу же смекнула, что наше оборудование засечет искусст­венные сигналы, предшествовавшие землетрясению, — сказал Джордино.

—  Не только засечет, а проследит за ними и в конце концов приведет к их источнику — судну «Приморский», — прибавил Питт.

—  Они поставили свою добычу на службу разрушению, — резюмировал Ганн.

—  Да, но дело может обстоять еще хуже, чем ты думаешь. Прежде всего мы не знаем цель, или мотивацию, стоящую за землетрясениями в Монголии и Китае. Однако по своим отли­чительным особенностям они идентичны землетрясениям в Персидском заливе, разрушившим экспортный потенциал все­го региона.

Все присутствовавшие в гостиничном номере Питта были потрясены. Во-первых, ошеломляющей технологией. Однако еще более невероятным был тот факт, что использовалась она для глобального обрушения нефтяного рынка. А все нити вели к загадочному монголу, затаившемуся в центральной части стра­ны, за стенами своего поместья, напоминавшего небольшой военный лагерь. Питту становились яснее интриги Боржина, методичность и целенаправленность разрушений. Наверняка, открыв во Внутренней Монголии богатейшие месторождения нефти, он возомнил себя будущим императором Азии. «Толь­ко ли Азии? — подумал Питт. — Нет, Азией его амбиции не удовлетворятся».

— Наверх уже сообщили? — поинтересовался он.

— Я связывался с вице-президентом Сэндекером, а сего­дня встречаюсь с ним. Старый бык хочет видеть конкретику. Обещал, что, если дело обстоит так, как мы говорим, и факты подтвердятся, он убедит президента созвать Совет националь­ной безопасности и обратить внимание советников на разви­тие событий. Я рассказал ему о твоем участии, и он попросил тебя найти доказательства, точно указывающие на связь между Боржином и землетрясениями.

Адмирал Джеймс Сэндекер, в настоящее время — вице- президент США, в прежние годы был непосредственным ше­фом Питта в агентстве НУМА и продолжал поддерживать близ­кие отношения с Питтом и другими своими бывшими сотруд­никами.

— Доказательства, — повторил Питт. — Они находятся в по­местье Боржина. Там же стоит и сейсмический отражатель, хотя, мне думается, не тот, который он использовал на Байкале.

— Возможно, байкальская система плавала в Персидский залив. Следует предполагать, у Боржина есть как минимум два таких устройства, — сказал Йегер.

— Гораздо надежнее иметь три. Полагаю, случаи на Байка­ле и в заливе убедили всех в том, что землетрясения можно вы­зывать с борта корабля.

—  Да, эпицентры всех трех землетрясений находились вбли­зи берегов.

—  Посудам можно обнаружить связь с Боржином, — заме­тил Питт. — На байкальском корабле стояли буровая вышка и подъемный кран на кормовой палубе. Хорошо бы попробовать поискать в Персидском заливе подобное судно, маскирующее­ся под научно-исследовательское.

—  Один факт, что какой-то безумец может устроить земле­трясение в любой точке земного шара, кого угодно напугает, — вставил Йегер.

—  Вы, ребята, будьте поосторожнее. Помочь вам в Монго­лии не сумеет даже наш вице-президент.

—  Спасибо, Хайрем. Займись поисками похожих судов, а мы тут посмотрим, как бы поприжать Боржина.

Питт не стал дожидаться сообщения о результатах встречи Йегера с Сэндекером. По его мнению, немногое можно сделать за такой короткий срок. Несмотря на прочно развивающиеся связи между Монголией и США, пройдут дни или даже неде­ли, прежде чем начнется правительственное расследование. И это еще в случае, если найдутся достаточные для того основа­ния, безупречные доказательства вины Боржина.

Поскольку жизням Терезы и Уоффорда грозила прямая опасность, Питт разработал план проникновения в логово Боржина и вместе с Джордино и Ганном двинулся в Сяньду. Он понимал — Боржин подобной наглости от него не ожида­ет. «Если хорошенько все обмозговать, то при известной доле удачи нам удастся освободить Терезу и Уоффорда. Они-то и ста­нут живым доказательством против Боржина», — решил Питт.

Запыленный грузовик уткнулся в невысокий холм, Джор­дино затормозил и выехал на боковую дорогу. Ровно подстри­женная лужайка, забор с металлическими воротами — все сви­детельствовало о том, что они приближаются к главным воро­там логова Боржина.

—  Счастливая дорожка, ведущая в Сяньду, — объявил Джор­дино.

—  Будем надеяться, встречное движение сегодня не очень интенсивное, — поморщился Питт.

Приближались сумерки. «Маловероятно, чтобы в такое вре­мя кто-то решил уехать из поселка. До Улан-Батора четыре часа пути, — подумал Питт. — Конечно, есть риск попасться на гла­за конной страже, если той вздумается объехать поселок, но тут уж ничего не поделаешь».

Джордино вильнул вправо и повел грузовик по пустынной извилистой дороге в самое сердце горного хребта. Перевалив по крутому склону через вершину и проехав еще немного до того места, где возле дороги неожиданно появилась неширокая, но быстрая речка, Джордино сбавил скорость. Ливень, начавшийся в горах совсем недавно, неожиданно сильный, сопровождав­шийся ветром, наполнил реку, и та забурлила, превратившись в мощный, выходящий из берегов поток. После стольких дней изнуряющей жары и пыльных бурь Джордино удивился, уви­дев, как быстро дорога становится похожей на грязное месиво.

— Если память мне не изменяет, поселение расположено примерно в двух милях от места появления реки, — сказал он.

— Смотрим внимательно, нам нельзя пропустить акве­дук, — отозвался Питт.

Джордино вел машину медленно, все трое напряженно по­сматривали то на дорогу, то на местность, с тревогой ожидая увидеть конную стражу. Питт первым заметил громадную тру­бу бетонного акведука, выраставшего перед руслом реки. В него она вносила свои, питая поселок. Акведук служил им ориентиром, от него до поселка оставалось всего одна миля.

Джордино нашел у дороги небольшую площадку, поросшую редким сосняком, въехал туда и заглушил мотор. Пыльный, за­ляпанный грязью грузовик в темноте был абсолютно незаме­тен, увидеть его со стороны дороги мог только очень наблюда­тельный человек с отличным зрением.

Ганн нервно посмотрел на часы — без малого восемь.

— И что теперь? — спросил он.

Питт вытащил термос, чашки, налил всем кофе.

— Отдыхаем, наслаждаемся жизнью и ждем, пока совсем не стемнеет, — ответил он, прихлебывая горячий напиток, — и не наступит страшный час призраков, чудовищ и вампиров. Ты, Ганн, кого из них первым хотел бы увидеть?

46

Пока Дирк и Далгрен, сняв водолазные костюмы и стрях­нув усталость, сидели у поручней, размышляя о способах воз­вращения на землю, устойчивый тропический бриз продолжал тихо относить баржу от гавайского берега.

—  Даже если бы у нас были мачта и парус, управлять этим корытом мы бы все равно не смогли, — возвестил Далгрен.

—  Давай не будем говорить о том, чего у нас нет, — пред­ложил Дирк. — Решаем все проблемы постепенно. Прежде всего нужно заставить баржу хотя бы уменьшить скорость дрейфа. Как?

—  С помощью якоря.

—  Вот я и думаю, из чего бы его соорудить. — Он поднялся и подошел к одному из компрессоров.

—  Для якоря дороговато будет, но я согласен, — кивнул Далгрен, вставая. Собрав остатки швартовых, он принялся свя­зывать их.

Им удалось смастерить тридцатифутовый канат. Один ко­нец его они закрепили на кормовой швартовной трубе, ко вто­рому привязали компрессор, вдвоем подняли его, осторожно пе­ренесли через поручни и опустили в воду. Оба надеялись, что бол­тающийся под поверхностью воды импровизированный якорь хотя бы немного замедлит движение баржи в открытый океан, по крайней мере нейтрализует действие ветра.

—  Кроме того, компрессор отпугнет акул, особенно тех, которые захотят попробовать его на вкус, — пошутил Далгрен.

—  Мы решили самую маленькую из наших проблем, — отозвался Дирк и оглядел горизонт, выискивая на нем точки судов, чье внимание они могли бы привлечь, но воды в юго-западной оконечности Гавайских островов были совершен­но пусты.

—  Похоже, выбираться придется самим, — заключил он.

Они принялись рассматривать находящиеся на барже пред­меты. «Зодиак» пропал, а вместе с ним исчезла возможность покинуть баржу и направиться к берегу. Оставались компрес­сор, водяной насос, куча водолазного снаряжения, немного еды и кое-какая одежда.

Далгрен подошел к надстройке и, постукивая костяшками пальцев по стене, снова принялся размышлять:

— Мы могли бы смастерить из этой штуковины плот. Набор инструментов у нас есть, веревок и канатов сколько угодно.

Дирк выслушал его без энтузиазма.

— День провозимся, а за это время нас унесет так далеко, что мы замучаемся возвращаться обратно. Ведь плыть придет­ся против ветра и течения. Уж лучше вообще ничего не пред­принимать, а просто ждать пока нас кто-нибудь заметит с про­ходящего судна.

— Я всего лишь думаю, как бы побыстрее прийти на по­мощь Саммер.

Те же мысли одолевали и самого Дирка. Ситуация, в кото­рой они с Далгреном оказались, его совершенно не беспокои­ла. На барже имелся внушительный запас продовольствия и воды. И он знал — как только «Мариана иксплорер» вернется за ними и обнаружит, что баржа исчезла, сразу же начнется полномасштабная операция по их спасению. «Нас найдут мак­симум через неделю, — раздумывал он. — А вот сколько време­ни осталось у Саммер — неизвестно».

Мысль о возможной гибели сестры обдала его ужасом, Дирк беспрестанно гадал о том, кто мог ее похитить. Он про­клинал себя за бессилие, за неспособность придумать способ побыстрее добраться до берега, за то, что по этой причине вынужден сидеть и беспомощно смотреть, как их относит все дальше и дальше. Он встал, прошелся по палубе. Случайно на глаза ему попалась доска для серфинга, прихваченная с собой Саммер, и сердце его снова пронзила боль от осознания соб­ственного бессилия. В голове так и не появилось ни одной хорошей мысли.

Внезапно он остановился, озаренный великолепной иде­ей. «Да как же я об этом сразу не подумал? Ведь все лежит перед глазами», — подумал он и замер. Ему на секунду пока­залось, что это Саммер мысленно, усилием воли подала ему сигнал.

Лицо его засияло радостью, и, повернувшись к Далгрену, он сказал с уверенной улыбкой:

—  Нет, мы станем мастерить не плот, Джек, а катамаран.

Серебристая чайка, захлопав крыльями, с резким сердитым криком оторвалась от воды, едва успев ускользнуть от уже навис­шей над ней доски. Кружа в небе, она подозрительно оглядела странный плавучий предмет, скользивший по волнам, затем сно­ва села на воду следить за рыбой. Ничего похожего птица в жиз­ни своей не видела. Большинство людей, кстати сказать, тоже.

Результатом мыслительных усилий Дирка стала идея созда­ния катамарана из двух досок для серфинга, принадлежащих ему и Саммер, и друзья тут же приступили к ее реализации, начав с работоспособной конструкции. Две плавучие фибергласовые доски послужили боковинами-понтонами. Далгрена тоже посе­тила удачная мысль — перекладины он предложил сделать из деталей раскладушки. Его замысел был воплощен сразу — с од­ной из раскладушек срезали материал, две легкие алюминиевые трубки положили на доски крест-накрест и туго скрепили льня­ными веревками, а для верности еще и обмотали водостойкой клейкой лентой для герметизации воздуховодов. Далгрен пошел в своих замыслах еще дальше:

—  Если проделать в центральной части досок по неболь­шому отверстию и опустить на веревке небольшой груз, то мож­но надеяться, что наш маленький уродец не запляшет на пер­вой же волне и не перевернется.

—  Ты с ума сошел? Это доски от Грега Нолла, специальная работа, стиль винтаж. Саммер убьет нас на месте.

Пришлось идти другим путем. Они взяли еще одну трубку и установили в качестве импровизированной мачты, закрепив веревками. Из ткани, сорванной с двух раскладушек, сооруди­ли парус веселенького бледно-голубого цвета. Меньше чем за два часа друзья сделали небольшое, диковатого вида подобие катамарана.

—  Конечно, в регате Сидней — Хобарт участвовать на та­ком я бы не рискнул, но до Большого острова мы доберемся — гарантирую, — сказал Дирк, любуясь изделием.

— Да, наверное, — растягивая слова, согласился Далгрен. — Омерзителен, как смертный грех, но в высшей степени функ­ционален. Тебе придется полюбить его.

Они снова облачились в водолазные костюмы, привязали к мачте сумку с водой и продуктами и спустили катамаран на воду. Осторожно ступив на него, проверили устойчивость конструк­ции и остались ею довольны, после чего Далгрен обрезал ве­ревку, связывавшую катамаран с баржей. Как только они, упер­шись ногами, развернули парус, баржа стала быстро отдалять­ся от них. Дирк натянул самодельный парусный канат и при­вязал к задней перекладине. К его изумлению, их детище шустро запрыгало по волнам. Ветер был свежим, и бледно-голубень­кий парус лихо надувался.

Опасаясь, что их сооружение разлетится, Далгрен и Дирк легли на доски, готовые в случае необходимости схватиться за веревки, но работа их оказалась крепкой. Узлы не слабли, и доски уверенно, синхронно набрасывались на волны. Крепко прихваченные веревками и скотчем перекладины не шевели­лись. В конце концов Далгрену и Дирку надоело лежать в воде и они сели.

— Ощущение такое, словно я катаюсь на лыжах в шезлон­ге, — сказал Далгрен с улыбкой, отряхиваясь после очередной накрывшей его волны.

Их маленький катамаран оказался устойчив и уверенно рвался вперед. На руле, функцию которого исполняла лопа­та, привязанная к кормовой перекладине, сидел Дирк. Управ­лять прочно примотанной лопатой было сложно, поэтому они часа два шли только по прямой, затем меняли курс — склады­вали парус, руками и ногами поворачивали нос катамарана при­мерно на девяносто градусов, потом снова поднимали парус и ловили нужный ветер.

— Может, все-таки передумаешь относительно участия в регате Сидней — Хобарт? — с упреком спросил Далгрен. — Посмотри, как он идет. Мечта.

— Ты прав, идет прекрасно. Хорошо, я подумаю. Но водо­лазный костюм надену другой, обязательно. Мокрый для него точно не подходит, тут сухой нужен.

Их изумила небывалая жесткость конструкции и эффектив­ность их детища. Не успела баржа окончательно скрыться с глаз, как с другой стороны на горизонте показались очертания Боль­шого острова. Едва они сели в катамаран, мысли Дирка верну­лись к Саммер. Как и у всех близнецов, у них было очень силь­но развито чувство сплоченности и семейной верности, не все­гда присущее детям одних родителей, разделенным по возра­сту годами. Дирк мог почти физически ощущать присутствие Саммер, твердо знал, что она жива. «Продержись еще немно­го, — мысленно умолял он ее. — Мы идем к тебе на помощь».

По мере приближения к гавайскому берегу все четче вырисовывались покрытые черной лавой склоны Мауна-Лоа, мер­цавшие фиолетовым светом в лучах предзакатного солнца. Зуб­чатая часть была преимущественно пустынна. Горы и утесы лавы не располагали к отдыху, а песчаные пляжи с темным пес­ком были редки. Далгрен указал на скалистую точку примерно в двух милях к югу, выступавшую в Тихий океан и похожую на сжатый кулак.

—  По-моему, это Хумухуму-Пойнт.

—  Очень похоже, — согласился Дирк, пытаясь в наступаю­щей темноте разглядеть и другие ориентиры.

—  Тогда залив Келиули находится совсем рядом, на проти­воположной стороне от нее. Гляди-ка, мы приплыли почти в то место, откуда стартовали.

—  Еще одно преимущество мореплавания на доске для сер­финга, — сказал Далгрен и оглядел другую часть берега. — Бли­жайшей точкой, где мы могли бы пристать и откуда быстрее всего добраться до полицейского участка, будет Милолии.

—  Милях в шести отсюда.

—  Здоровая прогулка по воде. Есть другой вариант — обой­тись без полиции, плыть в другом направлении и самим нанес­ти визит ребяткам, устроившим нам увеселительную прогулку по океану.

Далгрен угадал ответ Дирка по блеснувшим в его глазах не­добрым огонькам. Не говоря ни слова, они развернули катама­ран и направились к побережью залива Келиули.

47

Пока полуденное солнце черепашьим шагом ползло к за­кату, Саммер томилась, запертая в тесной кладовке. Осмотр комнатушки принес неутешительные результаты — она не на­шла ни инструментов, ни предметов, пригодных для побега. Оставалось только сидеть, задаваясь вопросами о судьбе Дир­ка и Джека. В конце концов она соорудила себе что-то вроде кресла — придвинула к иллюминатору пустую корзину, к ко­торой вместо спинки приставила смотанный кольцом канат. Усевшись с относительным комфортом, она подставила лицо бризу и принялась внимательно рассматривать море.

Вскоре до ее укромного уголка донесся отголосок какой- то деятельности, происходившей на кормовой палубе судна. На воду спустили резиновую лодку. Она видела, как несколь­ко водолазов опустились на дно в месте их подводных раско­пок. Саммер в душе порадовалась бесполезности этих попы­ток — ведь все экспонаты, лежавшие на дне в пределах види­мости, они давно вытащили и отправили на берег. Остались только те, которые нужно было выкапывать.

После возвращения водолазов она увидела и почувствова­ла, как буровое судно переместилось. Ближе к закату на судне опять закипела работа, раздался шум, и подъемный кран в дальнем конце палубы поднял стрелу. Она немало удивилась, когда дверь в ее каморку распахнулась и на пороге показался головорез с бычьей шеей и кривыми зубами. Он знаком при­казал Саммер выходить и следовать за ним по палубе на мос­тик. Там возле стола с разложенной на нем схемой под яркой вращающейся лампой стоял Тонг. Взглянув на подошедшую Саммер, он снисходительно усмехнулся.

— Мисс Питт. Мои водолазы удостоверились в тщатель­ности ваших раскопок. Вы нам не соврали. Значительная часть корабля действительно находится под слоем лавы. Его размер и форму нам предстоит выяснить в процессе будущей работы.

Он подождал ответа, но Саммер лишь молча смерила его холодным взглядом, затем подняла вверх связанные руки.

—  Ах да, совсем забыл. Ладно, я освобожу вас, тем более что бежать вам все равно некуда, — сказал он и кивнул Бычьей Шее. Тот вытащил нож и быстро перерезал веревки. Потирая запястья, Саммер лениво осмотрела мостик. Одинокий руле­вой стоял у лобового окна, не сводя глаз с радара. Не считая самой Саммер, ее сопровождающего и собеседника, на мости­ке больше никого не было. Тонг кивком пригласил ее сесть на стул рядом с ним, и она нерешительно последовала его пригла­шению.

—  Все правильно, — тихо сказала Саммер. — Мы говорили вам на борту судна «Мариана иксплорер», что все экспонаты, не залитые лавой, мы вытащили с места крушения на поверх­ность. Их было очень немного.

Тонг улыбнулся Саммер, затем наклонился к ней и поло­жил руку на ее колено. Она захотела дать ему пощечину и вы­скочить из-за стола, но сдержалась. Вместо этого она просто смерила его ледяным взглядом, старательно пряча за ним не­нависть, страх и отвращение.

—  Дорогая Саммер, мы обогнали «Мариану иксплорер» недалеко от Хило. — Тонг косо посмотрел на нее. — Сейчас корабль, должно быть, находится в пункте своего назначе­ния, в Лелеиви-Пойнт, на противоположной стороне остро­ва, — прибавил он со злой усмешкой.

—  Почему этот затонувший корабль так заинтересовал вас? — спросила она, надеясь отвлечь его внимание от нее.

—  Неужели вы действительно ничего не понимаете? — не­доверчиво пробормотал он, убрал руку с ее колена и вернул­ся к схеме на столе. Она представляла собой полученное с по­мощью гидролокатора изображение морского дна, где место крушения корабля и близлежащие участки лавы были отмече­ны большим крестом. — Вы в своих исследованиях не прони­кали сквозь область лавы? — предположил он.

—  Нет, конечно, нет. Доктор Тонг, я представления не имею, что вы ищете. Экспонатов у нас нет, они отправлены, оставшаяся часть корабля покрыта лавой. Больше здесь ни вам, ни кому-либо еще делать нечего.

—  Ошибаетесь, нам очень даже есть чего тут делать.

Саммер уставилась на Тонга со страхом и любопытством, не в силах сообразить, какую мерзость охотники за сокрови­щами могли еще припрятать в запасе.

Тонг оставил Саммер под присмотром охранника, а сам направился к крылу мостика, спустился на несколько ступе­нек вниз. Саммер видела, как на кормовой части он прибли­зился к большому люку в одной из переборок, открыл его и вошел в просторную комнату. Вдоль всех ее стен тянулись полки с компьютерами и электронными панелями; оборудо­вания здесь было вдвое больше, чем в испытательной камере в семейном убежище в Монголии. Возле стола напротив длин­ного ряда цветных мониторов стоял невысокий человек с су­ровым лицом и стальными глазами. Тот самый, кто возглавлял исследования в горах Хэнтэй, прерванные убийством русских сейсмологов. Он кивнул входившему Тонгу.

— Мы определили цель — второстепенный сброс — и ввели ее координаты, — сообщил он сухо. — Цель расположена очень близко, но, боюсь, нужного разрыва в плато застывшей лавы может не получиться. Я согласен с твоим братом — не нужно больше тратить время здесь, пора отправляться на Аляску.

Оскорбительный тон собеседника возмутил Тонга, но он взял себя в руки.

— Задержка на день-два ничего не изменит, но может сто­ить свеч. Если нам повезло и здесь на самом деле лежит импе­раторское судно эпохи Юань, миссия на Аляске в сравнении с нашей работой здесь покажется детской забавой.

Невысокий безразлично пожал плечами:

— Пусть так. Тогда я рекомендовал бы провести четыре-пять детонаций с постепенным увеличением мощности, затем вы­слать водолазов проверить результаты. Они покажут нам, есть ли дальнейший смысл рвать лаву или нет.

— Отлично. Начинай подготовку к акустическим ударам. Работать будем всю ночь. Если безуспешно, то завтра утром все бросаем и перемещаемся на Аляску.

Тонг отступил от стола, уступив место инженерам. Как и в Персидском заливе, через буровую шахту в воду опустили сейсмоакустический отражатель в тяжелой раме, подвели к пласту и установили. В качестве целей выбрали проходившие непода­леку подземные разломы и сбросы породы, после чего включи­лись компьютерные процессоры и усилители сигналов. Послы­шался первый щелчок компьютера, мощный электрический разряд вырвался из трех излучателей и прошел на глубину пять морских саженей. Спустя секунду до поверхности воды дошел отголосок далекого акустического удара. Поднялись небольшие волны, корабль задрожал.

Тонг с предвкушающей усмешкой стоял за спиной инже­неров, втайне ожидая получить от своего длительного морско­го путешествия двойной успех.

В миле от них едва заметный в ночном мраке катамаран обогнул мыс и тихо скользнул в маленькую бухточку. Дирк и Далгрен, лежа плашмя на досках, гребли руками и лопатой, ста­раясь удержать свое плавсредство в тени скалистого берега. За­метив короткий, в несколько футов, прибрежный выступ, едва возвышавшийся над водой, они подплыли к нему, вытянули катамаран, поставили его вплотную к стене лавы. Дирк, при­жавшись к ней, оглядел яркие огоньки стоявшего неподалеку бурового судна, затем отвязал от катамарана мачту с парусом, сделав его практически невидимым на воде.

Несколько минут Дирк и Далгрен сидели на камне, привы­кая к твердой земле после целого дня, проведенного на волнах, и рассматривая очертания корабля. Судно стояло так близко, что им удалось даже разглядеть с десяток фигур, возившихся у подъемного крана, на хорошо освещенной кормовой палубе. Они видели, как через буровое отверстие в палубе в воду опус­кали какое-то странное устройство — длинный цилиндр с тре­ногой на конце.

—  Думаешь, они действительно собираются пробурить лаву и добраться до обломков корабля? — задал Далгрен риториче­ский вопрос.

—  Слабо представляю, что им удастся извлечь на поверх­ность таким способом.

Они поели, забросили в воду остатки воды и пищи и растя­нулись на теплой лаве. Восстановив силы, друзья принялись разрабатывать план нападения на судно, когда вдруг услышали возле корабля странный низкий шум. Звук напоминал при­глушенный хлопок, раздавшийся либо внутри корабля, либо под его днищем.

— Что это было? — протянул Далгрен.

— Подводный взрыв? — пробормотал Дирк. Он оглядел вод­ную поверхность вокруг корабля, ожидая появления волн и сте­ны брызг, но вокруг все было тихо. Лишь мелкая рябь пробе­жала по воде, да и только.

— Странно, но вода остается совершенно спокойной. Долж­но быть, рвануло внутри судна, — сказал он.

— Однако я не вижу на палубе особенного оживления, — отозвался Далгрен, отметив, что за минуту до взрыва вся па­лубная команда как раз скрылась. На судне все казалось спо­койным. — Подойдем поближе? — предложил он.

Они принялись вытягивать катамаран на воду, и в этот мо­мент произошел очередной тихий хлопок. Как и первый, он не оказал никакого воздействия на воду ни в бухте, ни вдали от нее. Пока Дирк и Далгрен ломали голову над происхождением странного звука, донесся новый, уже более сильный, напоми­навший уже не хлопок, а долгий рокот. Лава под их ногами чуть вздрогнула. Затем все стихло, а потом шум начал приближать­ся к ним изнутри земли. Лава содрогнулась так, что они едва устояли на ногах. С утеса, нависавшего над ними, дождем по­сыпались небольшие куски лавы и мелкие камни.

— Берегись! — прокричал Дирк, ткнув рукой вверх на ог­ромный валун, который, покачавшись на утесе, оторвался от него и начал сползать на них. Они отскочили в сторону, и ка­менная глыба, прокатившись по лаве, слегка задев за край ка­тамарана, плюхнулась в воду.

Еще несколько секунд земля содрогалась, затем все умолк­ло. Несколько крупных, покрытых пеной волн, вызванных зем­летрясением, ударили в скалу, и опять все стихло.

— Я уж подумал, на нас вся скала обвалится, — проговорил Далгрен.

— Очень даже может обрушиться, — ответил Дирк, хмуро оглядывая высокую, покрытую лавой каменную стену. — Пред­лагаю не дожидаться окончания эксперимента.

Далгрен оглядел буровое судно.

—  Это они вызывают землетрясения, — уверенно произнес он. — Каким-то взрывом.

—  Пока нет доказательств, будем считать случившееся до­садным совпадением. Возможно, они попытались врезаться в плато застывшей лавы. Они же хотят достать обломки.

—  Пусть достают. Нам нужно выручать Саммер, пока они не надумали расколоть весь остров.

Они торопливо столкнули в воду катамаран, легли на дос­ки, прижавшись к ним, и осторожно, без всплесков, двинулись от скал к буровому судну. Далгрен, не сводивший глаз с его бор­та, вдруг опустил голову и заметил, что край доски похож на блин. «Черт подери, неужели это камень так его расплющил? — поду­мал он и огорченно поморщился. — Саммер наверняка расстро­ится».

Сказать Дирку о загубленной именной доске у него не хва­тило мужества.

48

Саммер сидела в рулевой рубке за столом с лежащей на нем схемой, просчитывая варианты побега, когда раздался первый акустический удар. Приглушенный тяжелый гул прозвучал пря­мо под днищем корабля. Саммер подумала, что Тонг пытается взрывом снять пласт лавы и так достать обломки.

Бычья Шея, расположившись напротив, злорадно таращил­ся на нее. Заметив на ее лице смесь злости и смущения, он рас­плылся в тонкой ехидной усмешке. После второго удара, со­трясшего мостик несколькими секундами позже, его желтые прокуренные зубы обнажились еще больше.

Любопытство, которое вызывали в Саммер ее похитители, оказалось сильнее омерзения. Их действия заинтриговали ее. Настойчивое желание добраться до обломков старинного ко­рабля свидетельствовало о том, что для них они представляли огромную ценность. Саммер вспомнила интерес, проявленный Тонгом к фарфоровому блюду, предположительно, если судить по метке, принадлежавшему императорской фамилии. Ей по­казалось, однако, что Тонг стремится получить нечто большее, чем гончарные изделия, если он так неудержимо рвется разру­шить лаву и добраться до останков старинного корабля. «Ско­рее всего золото или драгоценности», — сделала вывод Саммер.

Когда мостик вторично вздрогнул от далекого удара, она снова вернулась к мысли о побеге. Саммер понимала — во что бы то ни стало надо убраться с судна как можно быстрее и ис­пользовать для этого малейшую удобную возможность. Плава­ла Саммер прекрасно. Окажись она в воде, ей не потребуется много времени, чтобы добраться до каменистого берега бухты. Путешествие в глубь гористого острова или вдоль изрезанного скалами побережья не станет веселой прогулкой, но там она по крайней мере сможет хотя бы спрятаться и ждать возвращения «Марианы». Какие бы трудности ей ни пришлось преодолевать, это намного лучше перспективы оставаться на судне, в окру­жении бандитов.

«Лучшего шанса, чем сейчас, у меня не будет», — подумала Саммер, искоса посматривая на стоявшего к ней спиной руле­вого и звероподобного охранника. Рулевой не представлял для нее особой угрозы. Совсем еще мальчишка, худенький, по виду — роб­кий и неуверенный в себе. Иногда, оборачиваясь, он с испугом и восторгом глазел на высокую, ростом шесть футов, Саммер, словно та была Афродитой.

Все свое внимание она сконцентрировала на Бычьей Шее. Охранник внимательно следил за ней. «С ним придется пово­зиться. Силой этого кривозубого урода не возьмешь. Против него нужно действовать внезапностью», — раздумывала Сам­мер, исподлобья разглядывая его отталкивающую физиономию.

Свыкнувшись с мыслью о необходимости побега, Саммер наконец сказала себе: «Все, хватит голову ломать. Или сейчас, или никогда». Не отрывая глаз от окна, словно залюбовавшись ночным океаном, показывая всем своим видом, что всего лишь хочет сесть поудобнее и получше рассмотреть его, она заворо­чалась на стуле, чуть приподнялась и вытянула ноги из-под сто­ла. Бычья Шея тут же поднялся и подошел к ней сзади, встав в нескольких футах от нее.

Саммер на секунду замерла, глубоко вдохнула, успокаивая пульс, затем повернулась к левому крылу мостика и метнулась к двери, будто торопилась вскочить в собиравшийся уходить лифт. Охранник немедленно заорал на нее, приказывая оста­новиться, но она, словно не слыша его, продолжала бежать. Ей почти удалось достичь двери. Удивленный головорез бросился за ней и, нагнав, грубо схватил за плечо, стараясь остановить. Скорость, с какой Саммер применила контрприем, изумила ее саму.

Она предполагала, как он поступит, и ждала, когда рука его ляжет на ее плечо. В ту же секунду она отскочила в сторону, одновременно захватив его запястье и вывернув руку. Затем Саммер сделала шаг назад и опустилась на правое колено. Бан­дит, угадав намерение девушки перебросить его через себя, попытался было отскочить в сторону, но в тот же момент Саммер сильнее вывернула его запястье. Бандит застыл, догадавшись, что еще немного — и девушка порвет ему сухожилия. Разозлен­ный, он сделал попытку ударить ее свободной рукой, но безус­пешно — лишенный равновесия, он смог лишь дотянуться и несильно задеть ее спину. В ответ Саммер, вскочив, нанесла каблуком удары по подъемам ног бандита и тут же вывернула его руку в обратную сторону. Крича и задыхаясь от боли, бан­дит свалился на спину, снова замахал в воздухе свободной ру­кой, но движения его были слабы и неопасны. Он попытался было приподняться, встал на ноги, но Саммер в третий раз вы­вернула ему руку. Боль пересилила злость, и бандит снова по­валился на спину. В падении он ударился головой о консоль, потерял сознание и сполз на пол. Пока его запястье оставалось в руках Саммер, он был ей не опасен.

Внезапно на консоли вспыхнула большая красная кнопка, и рокот внутри судна заставил его завибрировать. Падая, Бы­чья Шея случайно задел головой кнопку автоматического за­пуска судовых двигателей и вывода их из ручного управления. Мальчишка-рулевой, насмерть перепуганный действиями Сам­мер и особенно ее победой над более сильным противником, отшатнулся в сторону и, тыкая в пульсирующую красную кноп­ку, залепетал что-то по-монгольски. Саммер, воспользовавшись короткой передышкой, отдышалась и осмотрела консоль.

Надписи над кнопками и ручками были китайские, но кое-где поверх фабричных пластин кто-то наклеил бумажки с анг­лийскими обозначениями. Саммер обвела взглядом консоль, заметила ручку с надписью «Ручное управление двигателями», и в ту же секунду в голову ей пришла, как ей показалось, отлич­ная идея.

— Меняем планы по ходу работы, — пробормотала она ни­чего не понимавшему рулевому. — Сначала немного прока­тимся.

Саммер поискала на консоли переключатели с двумя кру­говыми шкалами и надписями: «Двигатель левого борта впе­ред» и «Двигатель левого борта назад». Вытянув свободную руку, она вывела показания шкал на ноль. Почти сразу под днищем судна прозвучал третий сильный хлопок — это инже­неры снова выпустили мощный электрический разряд, сгене­рировавший акустический удар. «Очень вовремя», — подума­ла Саммер. Взрыв заглушил звук заработавших двигателей. «Если совсем повезет, никто не заметит, как судно боковым ходом движется поперек бухты. Мне только три-четыре мину­ты нужно, чтобы оно врезалось в скалу», — лихорадочно дума­ла Саммер. Она полагалась на замешательство команды, на су­матоху, в которой надеялась ускользнуть.

— Назад! — рявкнула она трясущемуся рулевому, сделав­шему робкую попытку подступить к консоли. Тот отскочил от руля, с ужасом поглядев на лицо еще не пришедшего в себя ох­ранника, запястье которого крепко держала Саммер.

Буровое судно, подталкиваемое устойчиво работавшими боковыми двигателями, двигалось через бухту медленно и тихо. Саммер почудился слабый стук, шедший от ватерлинии кораб­ля, но, поскольку судно не замедлило ход, она не обратила на него внимания. Вытянув шею, она попыталась заглянуть через стекло на воду, но ничего не смогла разобрать в ночном мраке. Рука ее, державшая запястье громилы, начала уставать. «Еще немного, он придет в сознание и начнет вырываться. Сейчас я с ним уже не справлюсь», — с тревогой думала она.

Она нервно считала секунды, желая только одного — как можно быстрее услышать скрежет борта о скалу. Но услышала она не скрежет, а совсем другое — мужской голос, донесшийся из открытой двери.

—  И чем вы тут занимаетесь? — ворчливо спросил он.

Повернув голову, Саммер увидела Тонга. Он стоял в двер­ном проеме с автоматическим пистолетом в руке, ствол кото­рого был нацелен ей в грудь.

49

Им пришлось отчаянно работать руками и ногами, чтобы как можно скорее преодолеть сто ярдов, отделявших их от бу­рового судна, и, обогнув корму, подойти к нему с левого, менее освещенного борта. Оглядев его и не заметив на нем ни дозор­ных, ни команды, Далгрен, неожиданно придвинувшись к Дир­ку, прошептал:

—  Посмотри на мостик! Быстрее!

Дирк, вскинув голову, обвел взглядом главную корабель­ную надстройку. В проеме распахнутой двери на мгновение мелькнул силуэт высокой девушки с длинными, до плеч, ры­жими волосами.

—  Саммер, — выдохнул Дирк.

—  Я уверен — это она, — отозвался Далгрен.

При виде сестры, живой и невредимой, Дирк почувствовал громадное облегчение. С удвоенной энергией они замахали ру­ками и с легким стуком причалили к судну.

—  Полезли на борт. Разберемся, что там происходит.

Забраться на борт оказалось сложнее, чем они предполага­ли. В самой нижней своей части корма отстояла от воды на це­лых десять футов. Далгрен и Дирк надеялись попасть на судно по одной из якорных цепей, но на месте его удерживали не яко­ря, а позиционные двигатели.

—  Поплыли вперед — может быть, найдем бортовую лест­ницу, — предложил Дирк, не очень на это надеясь, поскольку на специальных судах их монтировали крайне редко.

Не обнаружив лестницы, они были вынуждены вернуться обратно. Как раз в тот момент, когда в третий раз раздался ро­кот, напоминавший подводный взрыв. Они видели, как качну­лось судно и по воде пошла мелкая рябь, но опять не возникло основного признака подводного взрыва — кипения волн. Огни

вокруг буровой шахты освещали внутреннюю часть корабля, и они видели кабели, идущие вниз, к устройству с треногой, ус­тановленному прямо на морском дне.

Друзья проплыли еще немного вдоль борта судна, и только тогда Дирк внезапно услышал, что боковые двигатели молчат. Прежде чем он успел понять что произошло, мощный борт уда­рил в катамаран, тот подпрыгнул, и поднимавшаяся волна под­хватила его. Второй удар борта поставил катамаран перпенди­кулярно поверхности. Судно продолжало надвигаться на них боком, постепенно набирая скорость. Сидя на верхней доске, Дирк видел, что катамаран вот-вот шлепнется на воду. Тогда борт навалится на нижнюю доску, подомнет ее под себя, и ка­тамаран попросту затянет под днище судна.

—         Отцепляйся от доски немедленно! — крикнул Дирк Далгрену.

Он уже приготовился спрыгивать с катамарана, как вдруг заметил над головой свисающую с борта петлю. Это были не­сколько колец лежащего на палубе неиспользуемого причаль­ного троса, свалившиеся во время движения судна. Свисали они всего в нескольких футах от палубы. В отчаянной попытке Дирк встал на доску катамарана, подпрыгнул и едва смог одной ру­кой дотянуться до каната. Подтянувшись, он ухватился за него обеими руками, уперся ногами в борт и потянул канат. Кольца распустились, канат медленно сполз вниз и завис в ярде от воды.

Дирк обернулся и увидел, как упавший плашмя катамаран медленно уползает под борт навалившегося на него судна. Не прошло и секунды, как оно похоронило его под собой. Далг­рен, находившийся в нескольких ярдах от борта, на гребне вол­ны, махал ногами и руками как сумасшедший, стараясь уплыть подальше.

—  Плыви сюда! — негромко позвал Дирк, опасаясь быть услышанным на борту судна. — Здесь есть канат!

Ему оставалось надеяться, что их борьбу за выживание ни­кто из команды судна не заметил.

Далгрен услышал его, развернулся и еще скорее, чем преж­де, поплыл к Дирку. Оба понимали — в таком темпе ни один из них долго не продержится. У самого борта судна, казалось, ки­пели десятки водоворотов, круживших во всех направлениях. Далгрена швыряло то в одну, то в другую сторону. Когда нако­нец он оказался у самого борта — на гребне очередной волны, — Дирк, выбросив руку, схватил его за костюм и что было сил дер­нул к себе. Сил вполне хватило, чтобы Далгрен дотянулся до каната и, обвив его руками и ногами, крепко прижался к нему. С минуту он висел не шевелясь, восстанавливая дыхание.

—  Круто же я поплавал, — наконец пробормотал он.

—  Обрати внимание — сегодня мне уже дважды пришлось выуживать тебя из воды, — заметил Дирк. — Если ты и дальше собираешься так купаться, то советую тебе сначала немного похудеть. У меня руки, знаешь ли, не железные.

—  Хорошо, я подумаю над твоим советом, — отозвался Дал­грен.

Немного отдохнув, они по противоположным концам ка­ната забрались на судно и вылезли на палубу в нескольких яр­дах друг от друга. По доносившимся с кормы негромким голо­сам они догадались, что там находятся несколько человек, ра­зошлись и разными путями, никем не замеченные, пробрались на левый траверз. Дирк быстро оглядел стену лавы, неумолимо приближавшуюся в темноте, и понял — если никто из присут­ствующих на судне не замечает неминуемого столкновения со скалой, то, значит, в рулевой рубке явно творится что-то не­ладное.

—  Нужно торопиться, — прошептал Дирк. — Чувствую я, мы тут надолго не задержимся. Корабль идет на скалы.

Пока они двигались вперед, снова послышался далекий, продолжительный рокот. Только на этот раз он доносился не из глубины океана, а со стороны берега.

В пяти тысячах миль от Гавайев, на десятом этаже штаб- квартиры агентства НУМА, открылись двери лифта, в коридор вышел заспанный Хайрем Йегер с термосом кофе, заваренного из смеси суматранских сортов, и, сутулясь, протопал в свой компьютерный центр. При виде расположившегося в его крес­ле доктора Маккаммона он удивленно вытаращил глаза. Док­тор выглядел встревоженным.

—  Ты специально взялся подлавливать меня, Фил? — спро­сил Йегер.

— Извини за раннее вторжение. Срочные и важные ново­сти из Национального центра информации о землетрясениях.

Он развернул на столе сейсмограмму, а Йегер опустился в стоявшее рядом вертящееся кресло.

— Всего несколько секунд назад крупное землетрясение сотрясло Большой остров на Гавайях, — сказал Маккаммон. — Магнитуда — чуть более семи баллов. Кстати, близповерхностное землетрясение. Эпицентр его находился всего в миле от берега, в заливе Келиули.

— Как выглядели предварительные сейсмические толчки?

Маккаммон нахмурил лоб.

— Очень похожи на те, которые мы с тобой видели на гра­фиках. Высока вероятность искусственного происхождения. Я пару минут назад передал данные Макс для анализа. Надеюсь, ты не возражаешь, что я воспользовался ее талантами в твое отсутствие? — прибавил он.

Макс, скрестив на груди руки, стояла за компьютером в глу­бокой задумчивости. Оторвавшись от своих мыслей, она повер­нулась и улыбнулась Маккаммону.

— Доктор Маккаммон, я рада помочь вам в любое время. Вы даже не представляете, какое это удовольствие работать с джентльменом, — прибавила она, наморщив носик и тихо фыркнув в сторону Йегера.

— И тебе тоже доброе утро, Макс, — отозвался Йегер. — Ты уже закончила с анализом для доктора Маккаммона?

— Да, — кивнула Макс. — Доктор Маккаммон покажет тебе график. Перед землетрясением зарегистрировано два первич­ных предварительных толчка, и у каждого практически иден­тичные сейсмические характеристики, хотя во втором толчке отмечалось некоторое увеличение интенсивности. Оба предва­рительных толчка скорее всего возникли недалеко от поверх­ности.

— Насколько они совпадают с предварительными толчка­ми, зарегистрированными до двух землетрясений в Персидском заливе? — спросил Йегер.

—  Предварительные толчки по сигнальных характеристи­кам практически идентичны тем, что предшествовали земле­трясениям в Рас-Таннуре и на острове Харк. Подобно им они также возникали возле поверхности.

В тишине комнаты Йегер и Маккаммон мрачно перегляну­лись.

—  Гавайи, — наконец сказал Йегер. — Почему Гавайи? — спросил он и вдруг, тряхнув головой, прибавил: — Все, пора информировать Белый дом, и немедленно.

50

Не сводя взгляда с направленного ей в грудь ствола автома­тического пистолета «Шок», Саммер только крепче сжала за­пястье Бычьей Шеи. Тонг продолжал стоять в дверях, оцени­вая ситуацию. Позади него над водой пронеслось эхо далекого грома, но он умышленно не замечал звука, в душе восхищаясь самообладанием и мужеством Саммер, ухитрившейся победить одного из самых сильных его подчиненных.

На противоположной стороне мостика рулевой, придя в себя, обрел дар речи, но тем не менее предпочел сохранять бе­зопасную дистанцию между собой и Саммер.

—  Бортовые двигатели включены! — кричал он Тонгу. — Мы несемся прямо на скалы. — Он отчаянно замахал руками в сторону покрытых лавой утесов. В свете палубных огней они с каждой секундой вырисовывались все более явственнее и уг­рожающе.

Тонг хотя и слышал рулевого, но, похоже, не вполне пони­мал. Когда же он проследил взглядом за движением его рук и, повернувшись, посмотрел в окно в крыле мостика, из темноты вдруг появились две сильные руки, облаченные в черный нео­прен водолазного костюма, потянулись к нему и обхватили за пояс. Тонг инстинктивно нажал на спусковой крючок, прогре­мел выстрел, но пуля, никого не задев, прошила крышу мости­ка. Тонг развернулся, намереваясь ударить нападавшего руко­яткой пистолета как дубиной, однако движение его оказалось слишком медленным. Нападавший, не выпуская Тонга, встряхнул его. Тонг зашатался, чтобы не упасть и вырваться из желез­ных рук, и сделал шаг вперед. Этим маневром он лишь ухуд­шил ситуацию — навалился на нападавшего, и тот не преми­нул воспользоваться своим преимуществом. Он еще раз трях­нул Тонга, и тот окончательно потерял равновесие. Затем на­падавший рывком подбросил монгола в воздух, перехватил за колени, перевалил через борт и отпустил. Издав дикий крик, пораженный ужасом Тонг полетел вниз, а спустя секунду голос его потонул в плеске воды.

На крыле мостика появился Джек Далгрен, бывший весов­щик на холодильном комбинате, и, улыбнувшись, подмигнул Саммер. В следующее мгновение мимо него на мостик ворвал­ся Дирк с пожарным крюком в руках, прихваченным на ниж­ней палубе, и с налету вонзил его тупой конец под ребро удер­живаемому Саммер бандиту.

— Слава Богу, с вами все в порядке, — облегченно вздохну­ла Саммер, увидев брата и Далгрена.

— Здорово промокли, но живы, — улыбнулся Дирк.

Радостное воссоединение экипажа баржи прервал резкий

скрежет. Буровое судно, махина водоизмещением четыре тысячи тонн, под неуклонным действием боковых двигателей вре­залось боком в край бухты. Звук от удара стали о лаву и после­дующий треск по ватерлинии разнесся по всему судну. Острый вулканический камень легко вошел в стальной корпус, в десятке мест пробив нижний трюм. Словно в решето, внутрь судна хлынули потоки воды, быстро заполнив трюмные отсеки до палубы. Где-то внизу, между бортом корабля и берегом, в уз­кой полоске воды кружилось безжизненное тело незадачливо­го Тонга, раздавленного ударом судна о берег.

Молодой рулевой первым догадался, как нужно поступить: нажав кнопку тревоги, он опрометью бросился на корму и, ни секунды не колеблясь, сиганул в воду. Саммер отпустила на­конец запястье Бычьей Шеи, но тот уже не имел ни сил, ни желания бороться. Он медленно поднялся и, подталкиваемый Дирком, вышел на крыло мостика, откуда так же медленно по­плелся вниз. Снаружи крики слились с непрекращающимся грохотом.

— Не знаю почему, но я всегда подозревал, что ты умеешь водить корабли, — произнес Дирк, с улыбкой глядя на сестру.

— Только в экстренных случаях, — ответила Саммер.

—  Итак, вся команда в сборе и направляется сюда, — сооб­щил Далгрен, всматриваясь с крыла мостика в палубу. Совсем небольшое расстояние и два лестничных пролета отделяют нас от шайки вооруженных бандитов. Они бегут по палубе по на­правлению к мостику.

—  Поплавать сможешь? — спросил Дирк, намереваясь уве­сти всех через боковую дверь мостика на правый борт, туда, где палуба была чуть скошена.

—  Вполне, — ответила Саммер. — У меня на сегодня в пла­нах стояла водная прогулка, только вот вы помешали.

По узенькой лестнице троица протиснулась с мостика на нижнюю палубу, где ночной воздух сотрясали вопли и крики команды. В носовой части судна несколько человек готовили к спуску шлюпку, хотя в этом не было особой необходимости — вода местами заливала палубу с накренившегося левого борта. Саммер и остальные, не желая попадаться на глаза разъярен­ной команде, немедленно бросились в противоположную сто­рону. Судно стояло под небольшим углом, носом вверх. Дирк, Далгрен и Саммер вскочили на поручень, заскользили вниз и, оказавшись в воде, быстро поплыли прочь от судна.

Со стороны острова послышался очередной нарастающий рокот, а затем побережье сотряс еще один толчок, куда мощнее предыдущего. Это было уже настоящее землетрясение. Со скал вдоль всей бухты посыпались куски оторвавшейся лавы. Они падали в воду, поднимая пенистые волны и брызги. Казалось, внизу, под водой, рвутся десятки бомб.

Утес, возвышавшийся над судном, вдруг зашатался. Земле­трясение оторвало от него громадный треугольник лавы, он стремительно полетел вниз и рухнул на палубу. Острый край его снес заднюю часть мостика, боковая часть, пробив палубу, обрушилась на компьютерный зал и превратила его в обломки. Основание треугольника смело середину левого траверса. В центре палубы образовалась огромная рваная дыра с переби­тыми бортами и полуразрушенными надстройками по краям. Насмерть перепуганная команда в панике бросалась в воду, спасаясь с тонущего судна. Забытая всеми шлюпка, оторвав­шаяся от борта, одиноко кружилась на носу в потоке хлынув­шей воды.

Грохот землетрясения наконец стих, а с ним прекратились крушение скал и камнепад. Вечерний воздух наполнился зву­ками, доносившимися с гибнущего судна, — треском и булька­ньем, прерываемыми редкими криками бултыхавшихся в воде членов команды. В ста ярдах от катастрофы Дирк, Саммер и Далгрен плыли, рассекая воду и наблюдая за финальными ми­нутами старого судна.

— Из него вышел бы замечательный риф, — заметил Далг­рен, когда корма буровика еще сильнее накренилась. Спустя несколько мгновений судно медленно повалилось на бок, за­тем вода сомкнулась над ним, и оно начало опускаться на дно, где на семидесятифутовой глубине и нашло последнее свое оби­талище.

— Зачем же они так рвались к обломкам корабля? — спро­сил Дирк.

— Я так и не смогла этого выяснить, — ответила Саммер. — Но, как видишь, они были готовы пойти на крайние меры ради того, чтобы разрушить плато застывшей лавы и добраться до них.

— Вызвав два последовательных землетрясения. Оригиналь­ный способ, — прибавил Далгрен. — Хотел бы я увидеть чер­ный ящик, которым они пользуются в сейсмических целях.

— Меня бы устроило просто узнать, кто они, — произнесла Саммер.

Сверху послышался гул приближающегося самолета, взле­тевшего с побережья для осмотра бухты. Турбовинтовой «Гер­кулес НС-130», принадлежащий береговой охране штата, ле­тел с зажженными посадочными огнями, ярко освещавшими поверхность океана. Самолет сделал несколько кругов над ме­стом катастрофы, осветил пустую спасательную шлюпку и ис­кромсанный кран, затем, расширив поиск, начал выискивать в воде спасшихся. Несколькими минутами позже для поддержки «геркулеса» с военного аэродрома Хикам-Филд, расположен­ного на острове Оаху, поднялись два истребителя «F-15» из со­става сил Национальной гвардии, с ревом подлетели к бухте и, снизившись и сбросив скорость, закружили над ней. Как толь­ко Хайрем Йегер узнал о повторном толчке, то, никому ничего не сказав в агентстве НУМА, по собственной инициативе свя­зался с вице-президентом и убедил его отдать приказ о прове­дении обследования региона, в котором произошли недавние землетрясения. Через несколько минут после его разговора во­енные приступили к проведению операции. Исследовали всю местность, от эпицентра до прибрежной водной полосы.

—  Прекрасное зрелище для усталых глаз, — сказала Сам­мер, наблюдая за кружащим над ними «геркулесом». — Не знаю, зачем они здесь, но я им очень рада.

—  Спорю на что угодно — за нами уже выслали катер с пиц­цей и кофе, — отозвался Дирк.

—  Ну его к черту, этот катер. Не нужен он нам. У нас свое спасательное плавсредство имеется, — произнес Далгрен и не­ожиданно рассмеялся.

Он сделал несколько взмахов в сторону, где по воде плыл какой-то предмет, и через минуту вернулся, волоча на веревке немного поврежденный, но в общем вполне пригодный к пла­ванию катамаран.

—  Наш катамаран? Жив еще?! —удивленно воскликнул Дирк.

Внимательно осмотрев катамаран, Саммер хмуро заметила:

—  А что здесь делает моя доска для серфинга?

Далгрен с Дирком молчали, внутренне давясь от смеха. Сам­мер перевела взгляд на алюминиевую конструкцию, обратила внимание на расплющенную, сильно поцарапанную доску Дир­ка и удивленно спросила брата:

—  А с твоей доской что произошло?

—  Сестрица, я тебе все потом расскажу. Долгая история, — ответил Дирк, пожимая плечами.

51

Стрелки часов остановились. Или по крайней мере так казалось Терезе. Она понимала, что постоянные взгляды на богато украшенный циферблат, висевший на стене в рабочем кабинете Боржина, лишь замедляют ее собственные движения. Ожидание второй попытки побега заставляло ее нервничать, и Терезе пришлось усилием воли заставить себя оторваться от ча­сов, по крайней мере принять сосредоточенный вид и склонить­ся надлежащим перед ней геологическим отчетом.

Заканчивались вторые сутки их напряженного сидения вза­перти в рабочем кабинете. Трудились они до поздней ночи, от­рываясь эпизодически только для того, чтобы перекусить. Их похитители не знали, что анализ материалов, полученных с бу­ровых скважин, Тереза и Уоффорд закончили еще несколько часов назад. Они имитировали деятельность в надежде увидеть вечером не нескольких стражников, а одного. Как это случи­лось вчера. Второй стражник, обычно стоявший на часах возле их двери, куда-то исчез после обеда, а в его отсутствие шансы на побег и спасение у них существенно возрастали.

Тереза поглядела на Уоффорда, рассматривавшего данные о преобразовании с почти детской радостью. Глаза его горели, он восхищался четкостью линий и детальностью отображения, полученного с помощью технологии, изобретенной фон Вах­тером. Поглощенный работой, он анализировал профили с фантастической быстротой. Тереза завидовала его спокойствию. Хотела бы она изгнать из головы страх так же легко, как, ей каза­лось, это сделал Уоффорд.

Стрелки часов переползали через девятку, когда в кабинет вошла Татьяна, одетая в темные слаксы и легкий тонкий шер­стяной свитер им в тон. Ее длинные волосы были аккуратно причесаны, на шее висел великолепный золотой амулет. Одна­ко, как заметил Уоффорд, привлекательная внешность и эле­гантная одежда не могли скрыть ее истинную сущность — хо­лод и безразличие души.

— Вы закончили анализ? — без обиняков спросила она.

— Нет, — ответил Уоффорд. — Полученные дополнитель­ные профили несколько меняют наши первоначальные выво­ды. Для оптимизации перспектив бурения нам нужно сделать необходимые поправки.

— Сколько времени они займут?

Уоффорд глубоко зевнул для большего эффекта безразличия.

— Часа три-четыре, наверное. Примерно так.

Татьяна поглядела на часы.

— Тогда займетесь этим завтра с утра, а к обеду, полагаю, закончите и проинформируете моего брата о полученных ре­зультатах.

—  Нас отвезут в Улан-Батор после обеда? — спросила Те­реза.

—  Конечно, — ответила Татьяна с тонкой улыбкой, в кото­рой явственно сквозила неискренность.

Повернувшись к ним спиной, она отдала короткий приказ стоявшему в двери охраннику, и тот скрылся в коридоре. Тере­за и Уоффорд сделали вид, будто раскладывают отчеты по со­ответствующим папкам. Действия их были неторопливыми. Они тянули время как могли, понимая — их самый лучший, самый верный шанс бежать заключается в том, чтобы на неко­торое время остаться одним, невидимым страже.

Они оставались в комнате долго, но не настолько, чтобы вызвать подозрения, затем поднялись и направились к дверям. Уоффорд сунул под мышку несколько папок, собираясь взять их с собой, но охранник, ткнув в них пальцем, замотал голо­вой. Положив папки на стол, Уоффорд взялся за трость и, пре­увеличенно сильно прихрамывая, поплелся к выходу. За ним двигалась Тереза. Охранник шел последним, ни на шаг не от­ставая от них.

Пока они шагали вдоль длинного коридора, сердце Терезы бешено стучало. В здании было тихо, лампы светили вполси­лы, создавая впечатление, что дневная жизнь закончена и Тать­яна с Боржином удалились в свои комнаты в южном крыле. Пустоту нарушило появление коротконогого швейцара, вышедшего из боковой комнаты с бутылкой водки в руке. Он презри­тельно оглядел пленников и понесся к лестнице, которая вела вниз, в комнаты для прислуги.

Уоффорд для пущего эффекта постанывал, разыгрывая роль безобидного инвалида. В конце главного коридора он чуть за­держался, якобы потирая ногу, быстро скользнул взглядом по боковым переходам и, убедившись, что в них нет ни слуг, ни стражи, заковылял дальше. Пересекая холл, подождал, пока они приблизятся к дверям своих комнат в северной части здания, и приступил к исполнению основного, самого драматического действия.

Внешне все выглядело вполне естественно. Уоффорд про­сто неаккуратно поставил ногу, поскользнулся и, дабы не упасть, выставил трость чуть дальше обычного, задев ею ногу Терезы. Та споткнулась и полетела на пол. Движения были про­деланы в лучших традициях голливудских каскадеров, особен­но полет Терезы. От толчка Уоффорд зашатался и, чертыхнув­шись, опустился на здоровое колено. Он сочувственно посмот­рел на Терезу, распластавшуюся на полу. Девушка постаныва­ла и, судя по всему, едва могла шевелиться. По режиссерскому замыслу Уоффорда, в этот момент в игру должен был вступить охранник.

Как и предполагал Уоффорд, стражник, хотя и монгол, по­вел себя как джентльмен, а не как варвар, и нагнулся, чтобы помочь Терезе подняться. Уоффорд, не вставая, выжидал, и как только стражник обхватил ладонь Терезы двумя руками, бро­сился на него как кошка.

Оттолкнувшись здоровой ногой, он вскочил и, схватив трость, со всего размаху ударил ею стражника. Острый край ручки вонзился стражнику в горло. Голова его смешно дерну­лась назад. Сила удара была столь велика, что трость перело­милась и тяжелая ручка со стуком покатилась по мраморному полу. Уоффорд увидел, как глаза стражника закатились и он рухнул навзничь.

Тереза и Уоффорд на несколько секунд замерли в тишине дома, с напряжением ожидая криков и топота охранников в коридоре, однако вокруг все было спокойно; единственный звук, который Тереза слышала, был громкий стук сердца в груди.

— Ты в порядке? — прошептал Уоффорд, наклоняясь над Терезой и помогая ей встать на ноги.

— В порядке. Он мертв? — спросила она, указывая дрожа­щим пальцем на стражника.

— Нет, просто прилег отдохнуть. — Уоффорд вытянул из кармана шнур от портьеры, позаимствованный им в своей ком­нате, и торопливо связал стражнику руки и ноги.

Вдвоем с Терезой они поволокли бесчувственное тело по полированному полу, перевалили через высокий порог первой же из своих комнат и протащили подальше от двери. Стянув с подушки наволочку, Уоффорд заткнул ею стражнику рот, за­тем они вышли и закрыли дверь на засов.

—  Итак, ты готова к приступу пиромании? — спросил он Терезу.

Она беспокойно кивнула, и они вдвоем, ступая тихо и ос­торожно, двинулись в главный холл.

—  Тогда удачи. Я жду тебя здесь, — прошептал Уоффорд и спрятался за колонну.

Тереза сама настояла на том, что в рабочий кабинет возвра­щаться нужно ей одной.

«Так будет лучше», — убеждала она Уоффорда. Тот ее по­нял: двигаясь неуклюже, фактически на одной ноге, своей не­ловкостью он ставил под угрозу все задуманное.

Прижимаясь к стене, легко и бесшумно ступая по камен­ному полу, Тереза двигалась по главному коридору так быстро, насколько ей позволяла смелость. В холле у входа в рабочий кабинет было так же тихо и пустынно, безмолвие нарушало лишь слабое тиканье маятника старинных часов. Тереза метнулась к кабинету, скользнула в приоткрытую дверь, мыслен­но поблагодарив стражника за выключенный во время их ухо­да свет. Мрак комнаты делал ее незаметной из освещенного холла, и Тереза позволила себе сделать несколько глубоких вдо­хов, чтобы хоть немного умерить тревогу.

Двигаясь на ощупь в знакомой комнате, она приблизилась к книжному шкафу, стоявшему вдоль дальней стены. Вытащи­ла из него наугад несколько книг, опустилась на колени и при­нялась тихонько вырывать из них страницы и мять, рассыпая по полу. Нарвав несколько кучек, необходимых для разведения костра, она обложила их стопками раскрытых книг страница­ми вниз, а корешками — вверх. Удовлетворившисьсодеянным, Тереза поднялась и пошла вдоль стены, пока не уткнулась в небольшой столик в углу. На нем лежала коробка сигар и стоял хрустальный графин с коньяком. Тереза схватила графин и, вернувшись к разложенным на полу книгам, облила их конья­ком. Затем она снова двинулась к столу, открыла коробку с си­гарами и принялась шарить в ней, пока не нашла коробку спи­чек, которую днем раньше там увидел Уоффорд. Зажав в кулаке спички, Тереза на цыпочках пересекла комнату и, тихонько приоткрыв дверь, осторожно выглянула в холл. Ни в холле, ни в главном коридоре никого не было.

Мурашки поползли у нее по спине, когда она, склонившись над вырванными страницами, чиркнула спичкой и, подождав, пока она разгорится, сунула ее внутрь. Казалось, облитая конь­яком бумага загорается очень неохотно. Не последовало сата­нинской огненной вспышки, не повалил столбом дым. В глу­бине бумаги тихо забилось слабое голубоватое пламя. Набирая силу, разбежалось по рваной бумаге, а от нее пульсирующими горячими ручейками потекло по ковру, к стопкам книг.

— Гори! — громко приказала Тереза. — Сожги к чертям со­бачьим этот мерзкий дом.

52

Они были похожи на привидения, на великанов людоедов с черной прорезиненной, на толстой подкладке кожей, сколь­зивших меж деревьев бесшумно, словно духи, явившиеся из потустороннего мира. Три темные фигуры, двигавшиеся неук­люжей поступью, в полном молчании, пересекли дорогу, затем крадучись направились в сторону акведука. В нескольких яр­дах от них текла стремительная горная речка, и яростный шум и плеск ее отзывался легким эхом. Одна из фигур вытянула мощ­ную руку, сунула внутрь акведука, затем включила тонкий кар­манный фонарик. Осветился чистый горный поток, текущий медленно и ровно, совсем не так яростно, как только что ви­денная ими речка.

После заката они еще с час просидели в грузовике, дожида­ясь, пока кромешная тьма не окутает лесок на склоне горы. До восхода луны у них оставалось в запасе еще час или даже два. Они запрыгнули в фургон, где лежали три сумки с приготов­ленными костюмами и водолазным снаряжением.

— Глубоко в акведуке? — поинтересовался Ганн, облачаясь в сухой водолазный неопреновый костюм черного цвета.

—  Футов шесть, не больше, — ответил Питт. — Можно было бы обойтись маской с трубкой, но кто знает, не придется ли нам долго оставаться в воде. Так что лучше все-таки плыть с ребризером. — Он застегнул костюм и начал надевать маску и прилаживать шланги. Система повторного вдоха, или изолирующий дыхательный аппарат, весом более тридцати фунтов позволяет дайверу постоянно дышать чистым воздухом за счет того, что выдыхаемый воздух проходит через нейтрализатор и очищается от двуокиси углерода. В ребризере нет большого стального акваланга с воздухом, в нем используются один не­большой акваланг и коробка с нейтрализатором, а кроме того, из ребризера выходят очень маленькие, практически невиди­мые пузырьки воздуха. Питт застегнул водолазный пояс с бал­ластом, прикрепил к нему водонепроницаемую водолазную сумку. В нее он положил ботинки, две ручные рации и «Кольт». Он вылез из грузовика, обошел его, осмотрел близлежащую местность, затем сунул голову в фургон.

—  Ну как, джентльмен, вы готовы к полуночному заплы­ву? — спросил он.

—  Лично я готов к теплой ванне и рюмочке бурбона, — про­бормотал Ганн.

—  Ванна подана, смокинги надеты, осталось взять кое-ка- кие мелочи. — Питт полез в ящик с инструментами и гремел ими, пока не вытащил ножовку по металлу, тяжелый развод­ной ключ, монтажный ломик и подводный фонарь, который сразу прицепил себе к поясу, и спрыгнул на землю. За ним последовал Ганн. Лицо его было серьезным, взгляд — целеустрем­ленным.

Одетые в сухие водолазные костюмы, держа в руках легкие ласты для дайвинга, они подобрались к акведуку. У самого вхо­да в V-образный канал Питт еще раз оглядел местность. Луна пока не появилась, и видимость в темноте, с полузатянутым облаками небом, не превышала тридцати футов. «В акведуке мы будем абсолютно незаметны», — подумал он.

—  Старайтесь плыть как можно медленнее. На поверхность мы выйдем под небольшим мостом, недалеко от ограждающей стены, — говорил Питт, натягивая ласты. Проверив регулятор, он надел маску и мягко скатился в акведук. Ганн с легким плес­ком вошел в воду несколькими секундами позже. Последним в воду скользнул Джордино. Они бы замерзли в ледяном горном потоке в считанные минуты, если бы не теплые сухие костюмы, в которых вода ка­залась лишь немного прохладной. Питт, вспотевший в нем на воздухе, был только рад слегка остудиться, хотя маска и область вокруг рта охладились довольно сильно.

Сбегающая с гор вода текла в акведуке по инерции, и поток ее оказался быстрее, чем они предполагали, поэтому Питт пе­ревернулся и поплыл на спине, ластами вперед. Лениво шеве­ля ногами, отталкивая набегавший поток, он смог уменьшить скорость движения до минимума. Акведук вился вдоль прохо­дившей по поселку дороги по мере спуска Питта и петлял, при­бивая его то к одной, то к другой стороне акведука. Задевая сте­ны, Питт бесшумно скользил по ним дальше, поскольку бетон­ный канал давно оброс тонким слоем водорослей.

Если бы не опасная миссия, Питт бы с удовольствием по­плавал в прохладе, поглядывая на ночное небо и ели, которы­ми был обсажен акведук, вдыхая их терпкий аромат. Затем де­ревья вдруг исчезли, ложе акведука выпрямилось, вода теперь текла по открытому пространству. Впереди тускло забрезжил свет фонаря, а через несколько секунд Питт уже различил верх­нюю часть стены, окружавшей поселение.

На самом деле источников света оказалось два — первый висел на самом верху стены, второй пробивался из окна доми­ка, где находилась стража — два угрюмых субъекта, сидевших у панорамного монитора и о чем-то болтавших между собой. На видеомонитор поступало онлайновое изображение примерно с десятка камер, установленных по всему периметру поселения. Одна из камер висела прямо над акведуком, оборудованная, как и все остальные, прибором ночного видения. На экране изредка мелькали зернистые зеленоватые силуэты волков или косуль, пробегавших неподалеку от стены, удаленные объек­ты были практически неразличимы из-за небольшого обзора камер. Дисциплинированные стражники не спали и не игра­ли, как часто водится, в карты, а усердно смотрели на монитор, развеивая скуку немногословной беседой. Уж кто-кто, а они- то отлично знали нетерпимость Боржина к недобросовестному выполнению обязанностей. При виде стены Питт выпустил немного воздуха из костю­ма и ушел под воду, оставив между собой и поверхностью всего несколько дюймов. Перед погружением он обернулся, разгля­дел темную фигуру плывущего за ним Ганна и несколько раз кивнул. Он надеялся, что Ганн поймет смысл его движений и тоже скроется под водой.

Вода была достаточно чистой, поэтому Питт очень легко заметил слабые огни и за ними смутные очертания трубы в сте­не. На подходе к ней Питт напрягся и чуть согнул ноги, чтобы смягчить возможный удар о стенки трубы. Он поступил совер­шенно правильно — стоило только промелькнуть огням, как ласты его уперлись, но не в стену, а в металлическую решетку, отфильтровывавшую водоросли, а заодно ограждавшую посе­ление от непрошеных пришельцев, решивших пробраться в него по акведуку. Питт быстро прильнул к стене, затем, поджав колени, опустился на дно и, посматривая вверх, стал ждать. Вскоре свет ему заслонил темный предмет. Питг, протянув руку, схватил за пояс Ганна и, прежде чем тот успел удариться о ре­шетку, притянул к себе. Джордино подплыл почти следом за ним и, как и Питт, уперся ногами в решетку.

Охранники в домике продолжали все так же сидеть у мони­тора, ничего не подозревая о трех незваных гостях, сидевших всего в нескольких футах от них. Взгляни они на изображение, поступавшее с камеры над акведуком попристальнее, они бы наверняка увидели в воде темнеющие объекты и вышли посмот­реть на них. А если бы они вышли из своего теплого домика и прислушались, то услышали бы и негромкий лязг под водой.

Решетка оказалась более легким препятствием, чем ожида­лось, поскольку состояла только из вертикальных стальных прутьев, расположенных в шести дюймах друг от друга. Джор­дино ощупал решетку, нашел центральный прут и, не отпуская его, опустился на дно акведука, где набросился на основание прута с ножовкой. Прутья старой решетки изрядно проржаве­ли, и Джордино понадобилось меньше минуты, чтобы перепи­лить их. Уперев ноги в днище трубы и акведука и края целых прутьев, он взялся могучими руками за края перепиленных пру­тьев, потянул их на себя, затем отогнул чуть-чуть вверх. В ниж­ней части решетки образовалось отверстие вполне достаточно­го размера, чтобы водолазы смогли протиснуться в него.

Ганн сидел, наблюдая за действиями Джордино. Италья­нец вывел его из задумчивости толчком в плечо. Ганн вздрог­нул и полез в отверстие. Джордино подталкивал его руками. Ганн повертелся и, помогая себе руками и ногами, протиснул­ся сквозь оставшиеся прутья. Оказавшись на другой стороне, он отплыл на пару ярдов, повернулся и, отбиваясь ластами от потока, стал напряженно ждать Джордино и Питта. Успокоил­ся он и снова поплыл, только когда увидел, как их темные фи­гуры, скользнув между прутьями, приближаются к нему. Он опять развернулся, и течением его понесло дальше. Они мед­ленно плыли по трубе, проходившей внутри стены, в полней­шей темноте и спустя пару минут оказались уже на территории поселения, в открытом акведуке.

Ганн непринужденно пошевеливал ластами и с опоздани­ем заметил небольшой каменный мостик, висевший как раз на уровне его лица и неумолимо приближавшийся к нему. Он отчаянно заработал ластами, стараясь остановиться, и в это время мощная рука, возникшая словно из ниоткуда, сгребла его в охапку и прижала к краю акведука.

— Конечная, Руди, — раздался шепот Питта. — Выходим.

Вылезать по крутому и скользкому бетону было очень слож­но, но здесь им на помощь пришел мостик — цепляясь за него и за прутья перил, они довольно быстро выбрались на берег. Сидя в тени мостика, они торопливо сняли водолазное снаря­жение, костюмы и, связав их, уложили в воду возле опор. Ос­мотр территории дал положительные результаты — кругом было тихо и пустынно, конных патрулей в пределах видимости не наблюдалось.

Ганн расстегнул молнию на сумке, извлек очки, ботинки и небольшую цифровую фотокамеру. Рядом с ним Питт доставал из своей сумки «кольт» и рации. Проверив уровень громкости и убедившись, что он стоит на минимуме, одну рацию Питт пристегнул на пояс себе, другую передал Ганну.

— Извини, лишнего пистолета нет. Попадешь в переделку — звони, — сказал Питт.

— Можешь поверить, я надолго там не застряну. Моргнуть не успеете, как я уже вернусь.

В задачу Ганна входило пробраться в лабораторию, сфото­графировать странное сейсмическое устройство и уйти, прихва­тив всю подвернувшуюся под руку документацию. В случае если в лаборатории окажется кто-то из сотрудников, Ганн не дол­жен был ничего предпринимать, а просто возвратиться к мос­тику и ждать там Питта и Джордино. Себе они выбрали самое сложное — пробраться в центральное здание, найти Терезу и Уоффорда.

—  В идеальном варианте, если выберемся из здания мирно и тихо, встречаемся здесь. При возникновении внештатной ситуации уходим к гаражу и захватываем первую попавшуюся автомашину Боржина.

—  Бери, Руди. — Джордино протянул ему монтажный ло­мик. — Хорошая штука. Может и двери открывать, и успокаи­вать излишне любопытных лабораторных мышек. В общем, все неприятности как рукой снимает.

Ганн, оставшись равнодушен к юмору, кивнул с хмурой ус­мешкой, схватил ломик и, пригибаясь, побежал в направлении лаборатории. В душе он проклинал Питта и Джордино, втянув­ших его в очевидную авантюру, но, с другой стороны, отчетли­во понимал — иных средств спасти Терезу и Уоффорда, а также выяснить истинные намерения Боржина у них нет. «Нет, здесь работы как раз на троих. Вытаскивать пленников и одновре­менно обследовать лабораторию два человека не смогут. Я тут определенно нужен», — подумал Ганн и поглядел вверх, слов­но ожидал увидеть парашютистов из спецподразделений, чу­десным образом прослышавших об их акции и прилетевших оказать необходимую поддержку. Однако небеса могли пред­ложить ему только облака и пробивавшееся сквозь них слабое мерцание нескольких звезд.

Ганн хотел было помолиться, но передумал и, набирая ско­рость, понесся по открытой части поселения. С быстротой пти­цы он кидался от куста к кусту, ненадолго застывая в их тени. Только главную дорогу, ведущую к центральному зданию, по­сыпанную гравием, ему пришлось пересекать медленно и дол­го, мелким, почти черепашьим, шагом. Ноги он ставил предель­но осторожно, чтобы под подошвой не раздался предательский громкий скрип и шорох камней. Из гаража послышались звон и клацанье инструментов, свидетельствовавшие о том, что по крайней мере один механик выполняет какую-то срочную ра­боту.

Он двинулся к соседнему зданию, где располагалась лабо­ратория, но внезапный лошадиный храп заставил его замереть на месте. Ганн напряг слух, обвел взглядом территорию, не ус­лышал и не увидел ничего подозрительного и решил, что храп донесся из конюшни, пристроенной к противоположной стороне здания. Он облегченно вздохнул, когда, осмотрев лабора­торный корпус, увидел редкий слабый свет только на первом этаже. Правда, окна между этажами освещались ярко, а откуда-то сверху доносилась слабая музыка. Ганн подумал, что на верхнем этаже находятся жилые помещения.

Еще раз удостоверившись в отсутствии поблизости конно­го патруля, он прокрался к входной стеклянной двери и толк­нул ее. К его удивлению, она оказалась открытой и вела в ис­пытательный зал. Он стремительно вошел туда, закрыв за со­бой дверь. В зале неярко горели несколько настольных ламп и слышалось тихое жужжание десятка осциллографов. Людей не было. Ганн заметил в углу настенную вешалку с висевшими на ней белыми халатами с длинными рукавами, сорвал с нее пер­вый попавшийся, быстро натянул на себя, скрывая под ним темную куртку. «Может, повезет, примут за сотрудника», — мелькнула у него мысль. Он надеялся, халата ему хватит, чтобы обмануть бдительность стражника, если тот с улицы случайно заметит в окне его фигуру.

Руди вышел в главный коридор, тянувшийся вдоль всего здания, отметив, что в некоторых комнатах горит свет. От стра­ха быть пойманным в пустом коридоре он на секунду остано­вился, затем устремился к дальней двери. Он шел насколько возможно быстро, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, голова его была опущена, целеустремленный, исподлобья взгляд направлен вперед. Трем-четырем инженерам, припозднив­шимся за своими столами, он показался белым пятном, про­мелькнувшим перед окнами. Одним из их коллег, кем-то в белом халате, торопившимся в душ.

Ганн быстро добрался до толстой металлической двери в конце коридора. Тяжело дыша от волнения, с колотившимся сердцем он взялся за ручку, опустил ее и несильно толкнул дверь. Массивная стальная плита чуть отошла в сторону, от­крывая перед ним громадную звуконепроницаемую камеру. В центре ее, на небольшом прямоугольном возвышении, под яр­ким кругом из множества ламп стояло акустико-сейсмическое устройство, изобретенное и созданное фон Вахтером, то самое, о котором ему рассказывали Питт и Джордино. Ганн сразу уз­нал его.

Поблагодарив судьбу за то, что в камере никого не оказа­лось, Ганн протиснулся внутрь и сразу направился к возвы­шению.

«Половина работы сделана», — пробормотал он, извлекая из кармана фотокамеру. Заметив на поясе рацию, он подумал, что неплохо было бы узнать, как там дела у Питта и Джордино.

53

—  Если сможешь отвлечь внимание от фасада, мне удастся проскользнуть мимо них, зайти сбоку и преподнести им непло­хой сюрприз, — шептал Питт, изучая лица и фигуры двух стражников, застывших, подобно изваяниям, по обеим сторонам главного входа в центральное здание.

—  Отвлеку, конечно. Для решения любых задач у меня есть любимый ключик. Разводной, — ответил Джордино, поглажи­вая висевший на поясе увесистый стальной инструмент крас­ного цвета.

Питт опустил голову и снял с предохранителя «кольт». Вой­ти в здание, не подавив сопротивление стражников, было не­возможно, и друзья подготовились к схватке. Прорваться в зда­ние следовало без выстрелов, не вызвав переполоха, в против­ном случае им пришлось бы иметь дело с небольшой, но отлич­но вооруженной армией, собранной Боржином в поселении.

Короткими и быстрыми перебежками Питт и Джордино двигались вдоль одного из обводных каналов, текущих к зда­нию, постепенно приближаясь к нему. Они бросились на зем­лю и поползли к розарию, окружавшему главный вход. Погля­дывая на стражников сквозь ветки, усыпанные желтыми и цве­та слоновой кости дамасскими розами, они понимали, что уже находятся в пределах их видимости.

Стражники, свыкшиеся с тишиной, не предвещавшей, как и прежде, никаких происшествий, безмятежно стояли, присло­нившись к стене здания. Редко кто появлялся на территории позднее десяти вечера, включая Боржина и его сестру, если, конечно, они не уезжали с утра в Улан-Батор.

Питт сделал Джордино знак оставаться на месте пять ми­нут, пока он не сменит позицию. Джордино понимающе кив­нул и, присев еще ниже, затаился под кустом; Питт начал бес­шумно огибать главный вход, подбираясь к правой боковой части. Все так же прячась за розовыми кустами, он прибли­зился к главной дороге и так же, как Ганн, мягко ступая по гравию, пересек ее. Поскольку место было открытое и страж­ники влюбой момент могли заметить его, двигался Питт быст­ро. Пригнувшись, он метнулся к стене здания. Возле самого фасада росли одинокие кусты. Питт юркнул в раскидистый можжевельник, слегка раздвинув ветки, осмотрел централь­ный вход. Все так же спокойно стояли у дверей стражники, не заметившие его, хотя находился он всего лишь в дюжине яр­дов от них.

Стремительно перемещаясь от куста к кусту, Питт в конце концов достиг края крытой входной галереи. Припав на коле­но, он крепче сжал рукоятку «Кольта», ожидая выхода Джорди­но. Начиналась заключительная сцена первого акта.

Не увидев в действиях стражей ничего подозрительного, Джордино дал Питту еще минуту и только потом начал выдви­гаться из розовых кустов. Как он успел заметить, массивные опоры колонн, державших крышу галереи, ограничивая види­мость, давали возможность незаметно подойти к ней сбоку. Джордино медленно прополз под кустами к стене здания и, убе­дившись, что одна из опор загораживает стражникам обзор, вышел из своего укрытия.

Поскольку он находился в мертвой зоне, охранники не ви­дели его, но и он их тоже не видел, поэтому ушел правее и оста­новился. От входной двери его отделяло меньше двадцати фу­тов — для решающего броска расстояние вполне достаточное. Джордино снял с пояса разводной ключ и бесшумно вышел из мертвой зоны. Мгновенно прицелившись, он откинулся назад и, словно томагавк, метнул ключ в одного из охранников.

Оба стражника заметили его появление, но оно оказалось для них столь неожиданным, что они попросту оторопели и не успели среагировать. Они изумленно наблюдали за полетом красного предмета, который, описав дугу, ударил в грудь одно­го из них, сломал несколько ребер и перебил дыхание. Атакованный стражник, застонав от шока и боли, рухнул на колени как подкошенный. Другой инстинктивно бросился ему на по­мощь, наклонился над ним и, убедившись, что травма не столь уж серьезная, выпрямился, собираясь напасть на Джордино, но тот успел спрятаться за ближайшей колонной. Стражник, ос­торожно ступая, начал крадучись подбираться к ней, но тут внимание его привлек звук шагов за спиной. Он резко обер­нулся, но увидел, да и то мельком, рукоятку «кольта», мельк­нувшую в воздухе и опустившуюся ему точно в висок.

Глаза стражника закатились, он, не издав ни звука, начал падать, но Питт успел подхватить его под руки. Из-за колонны выскочил Джордино, подбежал к Питту и, перехватив у него стражника, поволок того к кустам. Внезапно Питт заметил в его глазах тревогу, а затем услышал крик: «Ложись!»

Питт бросился на землю, Джордино, вытянув руки и оттолк­нувшись, перепрыгнул через него и бросился на первого ох­ранника, стоявшего за Питтом. Пока Питт вышибал дух из вто­рого стражника, первый, немного придя в себя, поднялся и дви­нулся на Питта с ножом, нацелившись ему под левую лопатку. Джордино в полете выбил нож из его руки и, навалившись на стражника всем весом, повалил на землю. Несмотря на силь­ный удар, которого хватило бы, чтобы стражник снова поте­рял сознание, Джордино надавил ему на грудь обеими рука­ми. Лицостражника скривила невыносимая боль — к уже сло­манным ребрам добавились еще два. Даже не пытаясь сопротив­ляться, он начал жадно глотать воздух и попытался крикнуть, но вонзившийся ему в горло кулак Джордино превратил крик в едва слышный хрип. Второй удар увел стражника в глубокий нокаут.

—  Вот жлоб. Чуть не испортил нам всю операцию, — вы­дохнул Джордино.

—  Говорил тебе — в успех верить нужно, — сказал Питт, поднявшись и оглядывая территорию. Везде стояла тишина, свет в здании не зажигали. Если бы стражники успели поднять тревогу, они бы это и услышали, и увидели.

-    Давай-ка уберем неугомонных дозорных с дороги. — Питт кивнул на стражников и, подхватив первого, поволок к кустам.

Джордино, схватив за воротник второго, легко оторвал его от земли и последовал за Питтом. За кусты он заходить не стал, а просто перекинул через них стражника и отряхнул руки.

— Все. Надеюсь до смены почетного караула время еще есть, — недовольно прошептал он.

Питт, уложив стражника, появился из-за кустов, вниматель­но посмотрел на Джордино, и глаза его хитро блеснули.

— Знаешь, по-моему смена может наступить даже раньше, чем ты предполагаешь.

54

Тереза немного понаблюдала, как маленькие язычки пла­мени, постепенно поглощая разорванные страницы, росли, множились и набирали силу. Огонь добрался до стопок с рас­крытыми книгами и вовсю заплясал на них. Когда Терезе стало ясно, что он не погаснет, она тихо подошла к двери кабинета, схватив на ходу со стола папку с отчетами, которую не смог уне­сти с собой Уоффорд. Среди них были образцы изображений великолепного качества, полученные когда-то фон Вахтером, карты разломов с их пометками, сделанными красным флома­стером, среди которых была и карта Аляски. Бросив прощаль­ный взгляд на разгорающееся желтое пламя, начинавшее вспы­хивать и потрескивать у дальней стены кабинета, Тереза повер­нулась и выскочила в коридор.

Она побежала на цыпочках как могла быстро, стараясь не стучать каблуками по каменному полу. Тереза стремилась по­скорее вырваться из здания, радуясь возможности убежать и в то же время хорошо сознавая, что эта попытка побега может оказаться для нее последней. План они разработали самый простой — спрятаться где-нибудь, подальше от холла, дождаться, когда пожар привлечет внимание стражников, стоящих у цент­ральных дверей, и те ринутся в кабинет, в этот момент выско­чить из здания, в возникшей суматохе пробраться к гаражу, за­хватить машину и, выбив ворота, уехать. Теперь, когда пожар разгорелся, уверенность Терезы в выполнимости их плана, на первый взгляд примитивного, существенно выросла.

Приближаясь к холлу, она перешла на шаг, взглядом отыс­кала место, где спрятался Уоффорд, и сразу увидела его самого. Он стоял рядом с волнистой колонной. Заметив ее, он посмот­рел на нее глазами, полными страха. Тереза ободряюще улыб­нулась в ответ, утвердительным кивком дала понять, что ее по­ход увенчался успехом. Обычно жизнерадостный Уоффорд про­должал молча неподвижно стоять с застывшей гримасой отча­яния на лице.

А затем из-за его спины вышла Татьяна с маленьким авто­матическим пистолетом в руке. Угрожающе усмехаясь, она про­шипела Терезе:

—  Прекрасный вечер сегодня, не правда ли?

Терезу словно окатили ледяным душем, по спине побежа­ли не мурашки, а «Полярный экспресс». Внезапно — то ли от отчаяния, то ли от вида омерзительной злобной ухмылки — страх ее сменился злостью. Не будь Уоффорд в руках Татьяны, она бы, невзирая на опасность, бросилась на нее. Но даже и теперь она просто так сдаваться не собиралась.

—  Мне не спалось, — попробовала соврать она. — Анализ мы практически закончили. Я упросила стражника разрешить нам пройти в кабинет, взять кое-какие данные. Мы могли бы посмотреть их у себя в комнатах, — сказала она, кивнув на пап­ку с файлами у себя под мышкой.

Ложь даже ей самой показалась неуклюжей, а уж тем бо­лее Татьяне. Тереза видела — монголка не верит ни единому ее слову.

—  Ну и где же этот стражник? — тем не менее спросила она.

—  Закрывает рабочий кабинет, — невозмутимо ответила Тереза.

В этот момент, очень своевременно, в коридоре послышал­ся шум — это огонь, подобравшись к книжным полкам, унич­тожил стойки, и книги посыпались на пол. На лице Татьяны мелькнуло удивление, смешанное с любопытством. Не отводя от Уоффорда пистолет, она сделала шаг к центру холла, вытянула шею, стараясь рассмотреть коридор. Уоффорд бросил на Терезу быстрый взгляд, и она едва заметно кивнула.

Они действовали слаженно, словно по команде. Тереза мет­нула папку с файлами в лицо Татьяне, в ту же секунду Уоффорд попытался схватить ее руку, державшую пистолет. С невероят­ной быстротой, изумивших их обоих, Татьяна отскочила от Уоффорда и одновременно уклонилась от папки, которая, не причинив никакого вреда, пролетела мимо ее головы и упала на пол. Файлы рассыпались по полу.

— За такие штучки мне следовало бы убить вас на месте, — зашипела она в ухо Терезе, сделав Уоффорду знак пистолетом отойти в сторону. — Посмотрим, что еще вы тут приготовили.

Подталкивая Терезу в спину стволом автоматического «Ма­карова», она повела ее к главному входу в здание. Вытянув руку, Татьяна распахнула дверь и рявкнула:

— Стража! Ко мне!

Два стражника в старинном военном монгольском облаче­нии, в надвинутых на глаза шлемах ворвались внутрь и мгно­венно оценили обстановку. Первый охранник, подскочив к Уоффорду, вытянул из кармана пистолет и ткнул геофизика стволом под ребра. Второй стражник, поприземистее и поши­ре в плечах, подступил к Терезе и быстрым движением схватил за руки.

— Взять ее! — приказала Татьяна, убирая ствол пистолета от лица Терезы. Стражник подчинился и резко оттолкнул ее от Татьяны. Тереза взглянула на беспомощного Уоффорда, и при­ступ отчаяния охватил ее. Внезапно страх в его лице сменился надеждой, а глаза радостно засверкали. Тереза, удивленная пе­ременой, замерла, а в следующее мгновение почувствовала, как слабеет хватка стражника на ее руках. Потом он незаметно и вовсе отпустил ее руки, неожиданно резко повернулся и вце­пился в запястье Татьяны. Дернув ее на себя, он ловко вывер­нул руку и сдавил еще сильнее. Прежде чем та поняла, что, соб­ственно, происходит, пистолет выскользнул у нее из пальцев и со звоном упал на мраморный пол. Стражник снова дернул Татьяну за запястье, и та, вскрикнув от боли, распласталась на полу.

—  Что ты делаешь?! — завизжала она, поднимаясь с пола и прижимая к груди вывихнутую руку. Затем она в первый раз за все это время пристально посмотрела на стражника, заметила манжеты рубашки, выступающие из-под халата дюйма на два. На лице его появилась неуместная сейчас улыбка, показавша­яся ей очень знакомой. Она перевела взгляд на второго страж­ника, увидела, что одежда на его крупной фигуре едва не лопа­ется по швам, а пистолет в сильной руке нацелен на нее. Под­няв голову и вглядевшись в его лицо, она разинула рот от удив­ления — проницательные зеленые глаза взирали на нее не без некоторого злорадства.

—  Вы?! — чуть слышно прохрипела она, потеряв от волне­ния голос.

—  А вы кого ожидали? Деда Мороза с заказанной пиццей? — ответил Питт, направив «кольт» ей в живот.

—  Но вы же погибли в пустыне, — пробормотала она.

—  Увы, нет. Погиб не я, а тот лжемонах, ваш подручный, — ответил Джордино, поднимая с пола «Макаров». От его слов Татьяна съежилась и, казалось, стала еще меньше.

—  Ал, ты вернулся, — произнесла Тереза, радуясь перемене событий. Джордино пожал ее ладонь.

—  Извини, что пришлось тебя толкнуть, — проговорил он. Тереза понимающе кивнула и тоже сжала его ладонь.

—  Какое счастье видеть вас, мистер Питт. Без вас мы едва ли выбрались бы отсюда, — признался Уоффорд.

—  Мы видели, что они сделали с Роем, — проговорил Питт, смерив Татьяну ледяным взглядом. —Да, обстановка здесь со­всем не напоминает лагерь девичьей скаутской организации. В любом случае вы избавили нас от необходимости искать вас.

—  Пора, наверное, отправляться восвояси, пока сюда не прискакали настоящие стражники, — прибавил Джордино и, взяв Терезу под локоть, направился к дверям.

—  Подождите! — воскликнула она. — Сейсмические дан­ные. Мы нашли доказательства их причастности к землетрясе­ниям. Они собираются воздействовать на тектонические раз­ломы в Персидском заливе и на Аляске.

—  Абсурд! — возмущенно заявила Татьяна.

— А с вами никто и не разговаривает, душа моя, — оборвал ее Джордино, поводя стволом «Макарова».

— Все так, — подтвердил Уоффорд, нагибаясь и помогая Терезе собрать рассыпавшиеся по полу файлы. — Они хотели разрушить нефтепровод, идущий вдоль северной части озера Байкал, но вместе с вызванным ими землетрясением появилась сейша. Они действительно планируют землетрясения в Персид­ском заливе и на Аляске, чтобы уничтожить Трансаляскинский нефтепровод.

— Боюсь, с Персидским заливом вы опоздали. Там они уже поработали. Залив тряхнуло дважды, — сказал Питт.

— Данные должны отлично вписаться в фотоснимки, ко­торые сейчас, пока мы тут болтаем, делает Руди, — прибавил Джордино.

Питт заметил вопросительные взгляды Терезы и Уоффорда.

— Акустико-сейсмический отражатель установлен в лабо­раторном корпусе напротив. Использовался, как мы полагаем, для инициирования землетрясений, вызвавших колоссальные разрушения в нефтяных портах и терминалах Персидского за­лива. Вашей документацией мы дополнительно подтвердим первоначальные выводы и закроем все дебаты. Правда, мы ни­чего не знали об их планах относительно Аляски.

Тереза стояла с кипой бумаг, когда по коридору вдруг про­несся оглушительный вой. Пламя в кабинете разрослось, и по­явившийся дым достиг пожарных датчиков, расположенных за стенами кабинета. Вскоре все пожарные сирены в здании на­перебой завыли.

— Мы подожгли рабочий кабинет, — спокойно объяснила Тереза. — Надеялись пожаром отвлечь их внимание и в сумато­хе улизнуть.

— Такая возможность у нас пока еще есть, — отозвался Питт. — Предлагаю не дожидаться, когда сюда заявится пожар­ная команда.

Он торопливо вышел из резиденции, за ним последовали Тереза и Уоффорд. Татьяна, прижавшись к стене, начала было смещаться к боковому выходу, но Джордино лишь улыбнулся ее попыткам ускользнуть, приблизился к ней и сгреб за ши­ворот.

—  Не рано ли вы от нас сматываетесь, мисс? Скажите, что вам нравится больше — идти с нами по земле или сразу улететь на небо? — язвительно спросил он и толкнул ее в выходу. Тать­яна обернулась и прорычала что-то по-монгольски, но Джор­дино толчком в плечо придал ускорения, и ей волей-неволей пришлось подчиниться.

На улице Питт, хорошо ориентировавшийся на территории поселения, торопливо повел группу вбок и, зайдя за колонну, остановился. Послышавшийся вдалеке, справа, перестук под­ков скачущих лошадей говорил о том, что конный патруль, объезжавший северную часть резиденции, услышал тревогу и мчится к главному входу. Впереди слева, у конюшни и поме­щения для стражи, раздались крики, возникла суета. Питт уви­дел разбуженных тревогой стражников с лампами и фонарями, устремившихся в здание резиденции.

Питт в душе проклинал инициативу Терезы поджечь каби­нет и заодно свою медлительность. Выйди они всего лишь не­сколькими минутами раньше, и суматоха сыграла бы им на руку. Теперь же вся стража, поднятая сиреной, неслась прямо на них. Единственным их спасением было спрятаться и, за­мерев, надеяться, что стражники проскочат мимо них, нико­го не заметив. Питт махнул рукой в сторону розовых кустов за колоннами.

—  Все скрываемся там. Ложимся и ждем, пока стражники не войдут в здание, затем встаем и убегаем, — негромко произ­нес он.

Тереза и Уоффорд, мигом нырнув за кусты, плюхнулись на землю и немного проползли вперед, прячась под колючими вет­ками. Джордино, держа Татьяну на весу, одним махом оказал­ся за кустами, рывком опустил ее на землю, сам пристроился рядом, зажав ей рот ладонью. Прижав к ее губам ствол «Мака­рова», он прошептал:

—  Помолчим немного, ладно?

Питт в броске перемахнул через кусты, отцепил от пояса рацию и прижал к губам.

—  Руди, ты меня слышишь? — чуть слышно проговорил он.

—  Я весь внимание, — последовал столь же тихий ответ.

—  Мы пробираемся к выходу, но ненадолго задержимся. Тут намечается мероприятие местного значения. Встречаемся че­рез пять минут.

—  Понял. Закругляюсь и отправляюсь к гаражу. Отбой.

Питт бросился на землю, и очень вовремя — мимо промчались трое охранников, выскочивших из конюшни. Пешие, они прогремели ботинками в нескольких футах от Питта и ворва­лись в резиденцию, даже не заметив, что у входа нет обычной стражи. Возле главного входа дополнительно включилось лишь несколько слабеньких ламп, что позволяло Питту и остальным прятаться в окружавшей темноте.

Конный патруль находился ярдах в пятидесяти от них. Питт хотел было, прежде чем они приблизятся, провести группу вдоль кустов в глубь поселения, но внезапно ему пришла идея получ­ше. «Конные стражники наверняка не заметят лежащих возле кустов людей. Они даже не подумают, что тут кто-то есть. Да и внимание их будет целиком приковано к главному входу. Если устроенный Терезой пожар разгорится посильнее, все бросят­ся тушить его», — размышлял он.

Конный патруль из восьми человек галопом пронесся мимо них к центральному входу и вдруг остановился у самой гравий­ной дорожки. Глядя, как всадники, развернувшись большим полукругом, подскакали к краю галереи и замерли там, Питт почувствовал себя неуютно. Две лошади беспокойно зафыр­кали, всадники, натянув поводья, пытались успокоить их. Внутри здания внезапно смолкли звуки пожарной тревоги, с противоположной стороны ко входу подбежала вторая группа стражников, пеших, и остановилась неподалеку от всадников. «Пожар либо вышел из-под контроля, либо им, к сожалению, удалось потушить его. Жаль. Нас бы больше устроило, если бы он успел распространиться на другие комнаты», — поду­мал Питт.

Окончательный ответ принесла ослепительная вспышка белого света. Раздался сильный щелчок, и на стропилах мости­ка ярко загорелись с десяток прожекторов. Свет галогенных ламп залил центральную часть поселения, тут же осветив Пит­та и всех остальных, лежавших под розовыми кустами.

Питт, крепко сжав рукоять «кольта» прицелился в ближай­шего всадника. Пешие стражники находились довольно дале­ко и, казалось, не были вооружены. Иначе обстояло дело с кон­ной стражей. Помимо обычных луков и стрел, Питт с огорчени­ем увидел у них карабины, прижатые к плечам и нацеленные в их сторону. Даже с «Макаровым», застывшим в руке Джордино и наведенным на всадников, шансы оказывались неравными.

Не успели противники обменяться первыми залпами, как из здания эхо донесло топот ботинок по мраморному полу и на портик стремглав вылетели четыре человека. Первыми бежа­ли три охранника. Перепрыгивая через ступеньки, они бро­сились вперед, затем остановились и посмотрели на Питта и остальных. Их желтые халаты почернели от сажи и копоти, но в глазах не было паники. Однако гораздо больше, чем их вид и лица, Питта обеспокоило другое — автоматы «АК-74», кото­рые они, обняв, как младенцев, прижимали к груди.

Вскоре мимо них пронесся четвертый. Сломя голову он до­бежал до центра дорожки, ведущей в резиденцию. На Боржине был синий шелковый халат, резко контрастировавший с его налитым злостью красным лицом. Остановившись, он метнул взгляд на кусты у колонн, возле которых лежали раздетые, еще не пришедшие в себя стражники, тела которых так же были ярко освещены, затем повернулся к Питту и остальным. Глаза его сверкнули дикой ненавистью.

— Ты заплатишь мне за это, — прорычал он.

55

Как только Ганн вошел в звукопоглощающую камеру, его охватила волна любопытства, заставившая забыть про страх, от которого трепетало сердце и дрожали ноги. Ему и раньше дово­дилось видеть подобные камеры, но эта, от пола до высокого потолка забитая ультрасовременной электронной аппаратурой, вызвала у него почти детский восторг. Связанные между собой пучками разноцветных проводов плотные ряды мониторов, си­стемных блоков и разнообразных приборов с датчиками напом­нили ему пункт управления подводной лодкой «Трайдент». Еще больший интерес представлял для него странный, составлен­ный из трех плотно прилегавших друг к другу трубок аппарат длиной десять футов, возвышавшийся в центре комнаты. Чем дольше Ганн рассматривал акустические излучатели, тем сильнее росла в нем убежденность в справедливости слов Йегера, утверждавшего, что данное устройство способно вызывать зем­летрясения. Его обдало ледяным холодом.

Правда, холод вскоре сменился жарой, по всему телу Ганна потекли струйки пота, так как температура в комнате перева­ливала за сорок градусов. Ганн с изумлением отметил, что все оборудование в камере включено и работает, как ему показа­лось, по программе, выполняя какие-то тестирования. Тепло, излучаемое источниками мощности, питающими электрони­ку, превращало комнату в сауну. Ганн стянул с себя украден­ный халат, черную утепленную куртку и, вытащив цифровую фотокамеру, взгромоздился на центральную платформу. Он принялся лихорадочно фотографировать оборудование, начав с дальнего угла, ведя камерой по часовой стрелке. Истекая потом, он приблизился к двери и чуть приоткрыл ее, впуская струйку свежего воздуха. Поскольку к камере мог кто-то подойти, Ганн, не желая быть застигнутым врасплох, решил оставить дверь открытой. В этом случае задача его усложнялась — ему прихо­дилось следить и за дверью, и прислушиваться к рации. Немного постояв в задумчивости, он возобновил работу.

Дойдя до высокой консоли с мягким бархатным креслом перед ней, Ганн остановился. Перед ним, как он сразу понял, находился пульт управления системой, откуда оператор при­водил в действие сейсмический отражатель. Ганн уселся в крес­ло и впился взглядом в стоявший перед ним плоский мони­тор, на ярко-синем поле которого горела надпись на немец­ком языке: «Идет тест». Зачаточные знания немецкого у Ган­на были — он приобрел их от своих немецких коллег во время многомесячного совместного исследования корабля «Виль­гельм Густлоф», затонувшего во время Второй мировой вой­ны. Кроме того, ему приходилось прогонять тестовые програм­мы, и кое-чего он нахватался и от них. Он нажал клавишу «пре­рвать», и на экране мгновенно вспыхнула красочная абстракт­ная картинка.

Присмотревшись, Ганн разгадал ее — это было трехмерное изображение осадочных слоев, каждый из которых имел свой оттенок желто-золотого цвета. Шкала с одной стороны пока­зывала глубину пятьсот метров. Немного подумав, Ганн окон­чательно убедился, что рассматривает стратиграфическую кар­ту отложений, находящихся в глубине под лабораторией. Ганн потянулся к трекбол-мышке и пододвинул ее к себе. Когда кур­сор перемещался по экрану, из возвышавшихся в нескольких футах от Ганна преобразователей донеслось громкое тиканье. Потом оно замерло, и на мониторе вновь возникло новое глу­бинное изображение. Ганн отметил, что шкала показывает уже глубину пятьсот пятьдесят метров.

«Действительно, фон Вахтеру удалось создать систему по­лучения удивительно точного изображения слоев», — подумал Ганн. Он покатал мышку по столу, всякий раз удивляясь как точности, так и четкости изображения осадочных слоев, лежав­ших в сотнях футов под ним. Синхронное перемещением мыш­ки работал и акустический отражатель, электромотор вращал позиционный механизм, изменяя угол проникновения. Слов­но ребенок, дорвавшийся до увлекательной компьютерной иг­рушки, Ганн, забывобо всем на свете, не отрываясь смотрел на появлявшиеся изображения, генерируемые устройством, изу­чал формы и отклонения подземных слоев. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда наконец услышал писк рации. Он бросился к приоткрытой двери, чтобы не потерять сигнал в ка­мере, способной подавить его. Нажатием кнопки он дал знать Питту, что слышит его, за­тем тихонько выглянул в коридор, остававшийся, как и преж­де, безжизненно пустым, затем метнулся назад, к возвышению, и закончил съемки отражателя и оборудования. Натянув курт­ку и халат, Ганн приготовился уходить, но в этот момент взгляд его упал на стопку документов у пульта управления. Он быстро пролистал их и схватил толстую брошюру вместе с маленькой стальной подставкой, на первый взгляд показавшуюся ему ин­струкцией по использованию. Первые страницы из нее вырвал Питт во время своего визита сюда. Ганн пролистал брошюру, сунул ее вместе с подставкой во внутренний карман куртки, застегнул его на молнию и двинулся к выходу. В нескольких шагах от двери рация сначала затрещала, а потом из нее послы­шался голос.

Когда Ганн в конце концов осознал, что голос принадле­жит не Питту и не Джордино, сердце его упало. «Все, это про­вал», — едва шевеля губами пролепетал он.

56

Опустив «Кольт», дабы не спровоцировать стражников, дер­жавших пальцы на спусковых крючках автоматов, в любую се­кунду готовых открыть огонь, Питт поднялся. За ним встал Джордино, рывком притянул к себе Татьяну, повернул лицом к брату и приставил к ее уху ствол «Макарова». Татьяна попыта­лась вырваться, но Джордино крепко держал ее.

—  Отпусти меня, ты, свинья! Вы все — трупы! — прошипе­ла она.

Джордино лишь улыбнулся, схватил ее за волосы и сунул ей ствол пистолета в самое ухо. Татьяна поморщилась от боли и прекратила сопротивление.

Пока все смотрели на Татьяну, Питт медленно поднял «кольт» и направил ствол в живот Боржину. Левой рукой он нажал кноп­ку «вкл.» на рации, надеясь, что Ганн сообразит, в какую пере­делку они попали.

Боржин без особого интереса посмотрел на сестру. Каза­лось, ее отчаянное положение не произвело на него никакого впечатления. Питта и Джордино он разглядывал уже присталь­нее, и когда узнал, лицо его налилось кровью, а глаза вспыхну­ли ненавистью.

—  Вы?! — воскликнул он, обретя хладнокровие. — Вы не погибли в пустыне? Снова явились сюда, в мои владения? За­чем вы так глупо рискуете? Чтобы спасти своих друзей? — Он кивнул в сторону Терезы и Уоффорда, благоразумно спрятав­шихся за Татьяну.

—  Мы явились, чтобы положить конец твоим планам. За­ставить тебя прекратить поиски нефти, ради которой ты идешь на убийства и разрушения, вызывая землетрясения, — ответил Питт. — Да, мы спасаем своих друзей. А еще мы явились сюда за Чингисом.

Упоминание Питта о землетрясениях не вызвало у Боржи­на никакой реакции, но стоило ему только произнести имя Чингисхана, как он побледнел и едва не затрясся. Глаза его пре­вратились в щелочки, лицо напряглось. Питту показалось, что еще немного, и изо рта его изрыгнется пламя.

—  Сначала вы встретитесь со смертью, — выкрикнул он, кивая на окружавших его стражников.

—  Возможно, но в компании с тобой и твоей сестрой. При­ятное будет путешествие.

Боржин не без любопытства взирал на наглеца, осмелив­шегося открыто угрожать ему, и по его спокойному лицу и твердому взгляду понял, что Питту не раз доводилось смот­реть в глаза смерти. Спокойная уверенность Питта не остав­ляла у Боржина сомнений в его решимости. Как и его кумир Чингис, он не выказывал страха перед смертельной схваткой. Однако Боржин подозревал наличие у Питта одной слабости, которую надеялся использовать в качестве своего главного преимущества, дабы раз и навсегда отделаться от этого чело­века.

—  Мои люди превратят вас в решето, — ответил он угро­зой. — Но я не желаю смерти своей сестре. Отпусти ее, и твои друзья свободны.

—  Нет! — протестующее воскликнула Тереза и, выступив вперед, закрыла собой Джордино и Татьяну.

—  Уйти мы должны все, — заявила она и прошептала в сто­рону, Джордино: — Мы вас не оставим.

—  В вашем положении условий не выставляют, — усмех­нулся Боржин. — Соглашайтесь, пока есть возможность. — Он сделал вид, что собирается немного пройтись, но Питт сразу разгадал его маневр — Боржин хотел всего лишь уйти из-под линии огня, спрятаться за спины стражников. Немного похо­див взад и вперед, Боржин так и поступил. Питт, не сводя с него глаз, продолжал целиться в его сторону. Наступала ре­шительная минута. «Сейчас он отдаст приказ стрелять», — подумал Питт и медленно положил палец на спусковой крю­чок «Кольта».

Внезапно послышавшийся гул заставил всех застыть. Ка­залось, где-то далеко кто-то с силой непрерывно колотит гро­мадной кувалдой по гигантскому стальному котелку, вызывая взрывное эхо. Однако источником странных залпов было не оружие в руках людей, стоявших возле центрального входа в здание резиденции. Звуки доносились с противоположной сто­роны поселения, оттуда, где находился лабораторный корпус. Спустя двадцать секунд, в продолжении которых никто не по­шевелился, раздался второй удар, как и первый, напоминав­ший отдаленный взрыв. Татьяна, первой придя в себя, узнала звук. Голосом, в котором явственно сквозил ужас, она закри­чала брату:

— Кто-то включил устройство фон Вахтера!

Словно в подтверждение ее слов эхо разнесло третий удар, теперь напоминавший приглушенный звон большого храмово­го гонга, заглушивший слова Татьяны и сотрясший лаборатор­ный корпус.

В создавшейся критической ситуации Ганн выказал редкое спокойствие. Задачу Питт ему поставил несложную — сфото­графировать доказательства и, что бы ни случилось, уходить с территории поселения, связаться с американскими властями и передать им фотоснимки для изобличения Боржина перед ли­цом мирового сообщества как человека непредсказуемого. Од­нако Ганн не мог просто уйти, оставив друзей вбеде. Он пони­мал также, что рваться им на помощь с монтажным ломиком в руках не только глупо, но и опасно — он сам может погибнуть. И тогда Ганн решил использовать джинна, выпущенного Боржином из кувшина, против него самого. «Пусть слуга уничто­жит своего хозяина», — прошептал он.

Ганн прикрыл дверь и бросился к пульту управления. Мыс­ленно поблагодарив оператора, оставившего систему включен­ной, он потратил считанные минуты на изучение основных принципов ее работы. Затем он вскочил в кресло, схватил трек­бол-мышку и начал перелистывать изображения в поисках од­ного из первых, увиденных им. Следуя его командам, устрой­ство с треногой меняло угол направления. Ганн отключил его, оставив мышку и перейдя на клавиатуру. Наконец он увидел нужное изображение со странным скачком линии осадочного слоя, явно показывавшей разрез в двух осадочных слоях. Вбли­зи разреза виднелось множество пятен и линий, фактически означавших трещины в основании скалы. Ганн не имел ни ма­лейшего представления, действительно ли он видит разлом и не испытывает ли тот какое-либо давление. Да это ему было и не важно — при помощи акустико-сейсмического отражателя он мог и сам создать давление. Ганн не представлял результа­тов своих действий, да и не задумывался о них, рассудив, что в создавшейся обстановке иного, лучшего варианта у него попро­сту нет.

Он направил курсор в самый центр осадочного разреза и кликнул мышкой. Поверх указанной точки вспыхнул красный прицел, и сразу же затикало устройство. Ганн перевел курсор в верхнюю часть экрана и быстро пролистал пункты меню. От торопливой, напряженной работы в душной от жары камере на лбу у него появились капельки пота. Вполне естественно, все команды были на немецком, поскольку программа создавалась фон Вахтером и его группой. Ганн судорожно напрягал мозги, вызывая в памяти забытые слова и фразы. Ему вспомнился от­чет Йегера, в котором тот говорил, что для получения изобра­жения фон Вахтер использовал концентрированные пучки волн высокой частоты, поэтому выбрал наивысшее ее значение. Сло­во WEITE, по его предположению, должно было означать амп­литуду, поэтому, для достижения максимальной мощности, он поставил ее на высшее значение. Затем он выставил интервал между повторными циклами — двадцать секунд. На экране по­явился красный прямоугольник с крупными белыми буквами AKTIVIEREN. Ганн мысленно скрестил пальцы и кликнул мышкой.

В первые секунды ничего не происходило. Потом зарабо­тала программа, на экране замелькали какие-то цифры и над­писи. Вначале Ганн подумал, что это ему только кажется от напряжения, но через пару секундой уже на самом деле и видел, и слышал, как в камере стали по очереди оживать и включаться в работу усилители и системные блоки. Камера наполнилась ти­хим шумом, температура в ней поднялась не меньше чем на де­сять градусов. Ганн вытер мокрый лоб. Тренога фон Вахтера снова затикала, на этот раз с нарастающей громкостью и час­тотой. Затем из ее нижней части вырвалась вспышка и послы­шался грохот. У Ганна было такое ощущение, словно в несколь­ких дюймах от него вспыхнула молния. Акустический удар со­тряс здание, едва не сбросив Ганна на пол. В ушах у него зазве­нело. Он вскочил с кресла и, пошатываясь, направился было к двери, затем остановился и испуганно обернулся.

«Это все изоляторы. Они не дают распространиться зву­ку, — прошептал он, оглядывая камеру. — Она же для того и создавалась, чтобы поглощать звуковые волны. Даже концент­рированный акустический удар и тот глушится звукопоглоща­ющими панелями на полу. А я как дурак бью по ним. Выходит, все мои попытки напрасны?» Логика подсказывала Ганну един­ственный неприятный, но правильный вывод — ничего у него не получилось.

Ганн спрыгнул с возвышения и, наступая на конусы-глушители, двинулся к основанию трехногого устройства фон Вахтера. По времени должен был прозвучать второй удар, и Ганн, приготовившись к нему, зажал уши. Мгновением поз­же из преобразователей вырвался второй оглушающий акус­тический удар, мощнее первого.

От грохота и вибрации Ганн свалился на колени, но быст­ро пришел в себя и пополз к основанию треноги. Неистово отрывая вокруг нее от пола звукоизолирующие конусы и па­нели, он вслух считал до двадцати, ожидая третьего удара. Ему повезло — звукоизолирующие панели не были приклеены к полу, и он быстро освободил от них довольно большую пло­щадь. Под панелями оказалась на вид обычная плитка, но по специфическому блеску Ганн сразу узнал в ней свинец — со­здатели камеры использовали его для дополнительной звукозащиты. Не переставая считать, Ганн бросился к пульту управ­ления, схватил положенный им на стол монтажный ломик, вер­нулся и вонзил его в шов между плитками. Одну ему удалось вытащить, другую он протолкнул внутрь. «Четырнадцать, пят­надцать, шестнадцать», — считал он, одновременно выворачи­вая плитки. В результате его усилий под преобразователями возникла дыра, достаточная для прохождения импульса. Насчет «девятнадцать» Ганн отпрыгнул в сторону, предусмотритель­но закрыв уши. Не успел он приземлиться на конусы, как раз­дался третий удар. Покосившись на устройство, он увидел, что залп пришелся в тонкий слой бетона, служившего основани­ем здания.

«Ну, против бетона я бессилен», — пробормотал Ганн, на­правляясь к двери.

Он с тяжелым сердцем открыл ее, предполагая увидеть тол­пу, ожидающую его появления, но, к его радостному удивле­нию, коридор был почти пуст. Стража побежала к резиденции Боржина, покинув на время лабораторный корпус. В дальнем конце коридора стояло несколько человек, ученых и инжене­ров, двое из них — в пижамах. Увидев, как Ганн выходит из ка­меры, один из них истошно завопил, тыча в него пальцем, и вся группа бросилась в его сторону. Имея всего несколько яр­дов преимущества, Ганн рванулся в первую попавшуюся ком­нату и захлопнул за собой дверь.

Как и все лабораторные помещения в здании, обставлена она была скудно. Возле одной стены, в самом ее центре, нахо­дился длинный стол, обитый серым металлом и заставленный с одной стороны электронными приборами. Ганн, скользнув безразличным взглядом по столу и шкафам, завертел головой, выискивая окно. Это единственное, что в данный момент его действительно интересовало. Окно было небольшим и выхо­дило в центральную часть поселения. Подлетев к нему, Ганн мысленно поблагодарил Джордино за монтажный ломик. Схва­тив его двумя руками, он тупым концом ломика ударил в угол окна, и все стекло, треснув, осыпалось на пол. Стряхнув с по­доконника несколько осколков, Ганн, вытянув вперед руки, нырнул в окно. Не успели пальцы его коснуться земли, как ус­тройство выпустило четвертый, финальный залп. Ганну он по­казался куда как слабее, и неудивительно — ведь он уже нахо­дился вне стен здания.

Сквозь разбитое окно он услышал неистовые вопли, но сей­час ученым было уже не до Ганна — они, как он догадывался, и не подумали преследовать его. Они бежали в камеру отключать систему, пока она не ударила еше. Ганн поднялся и нетороп­ливо зашагал от корпуса. Мысли его были мрачны. Его план вызвать землетрясение оказался бесполезной авантюрой. «Тем же, — с ужасом думал он, — закончится и попытка спасти жиз­ни Питта и Джордино».

57

Когда эхо разнесло по поселению звук второго акустиче­ского удара, Боржин приказал двум конным стражникам прове­рить, что происходит. Те галопом понеслись по затемненному поселению под затихающий вдали шум. Внезапно его отголос­ки и стук копыт скачущих лошадей заглушил третий гулкий удар, вызванный сейсмическим залпом.

— Похоже, вы пришли не один, а с друзьями? — Боржин не­годующе фыркнул, взглянув на Питта. — И много их у вас тут?

— Для прекращения вашей преступной деятельности впол­не достаточно, — ответил Питт.

— Они умрут вместе с вами.

Из лабораторного корпуса послышался треск выбиваемого стекла, и сразу же последовал четвертый разряд акустико-сейсмического отражателя. Затем все стихло.

— Похоже, ваши друзья познакомились с моей стражей, — злобно усмехнулся Боржин.

С лица его еще не сползла усмешка, когда со стороны гор до них долетел далекий рокот, похожий на раскаты грома. Толь­ко на этот раз он не замер на вершинах, а начал приближаться, набирая силу. Так грохочет, набирая скорость и сотрясая окру­гу, сильный камнепад. За стенами поселения, у предгорий, жалобно, в унисон, завыла стая волков. В предчувствии надвига­ющегося катаклизма лошади под всадниками заволновались, храпя, забили копытами. Люди же, не понимая ни значения происходящего, ни его последствий, оставались глухи к пре­дупреждениям природы. Всадники, натягивая поводья, сдерживали рвавшихся лошадей, остальные продолжали безмолв­но стоять.

В километре от поверхности земли три сжатые звуковые волны, выпущенные из трех преобразователей, под разными углами ударили в разлом в точке, указанной Ганном. Разрез в осадочном слое оказался древним диагональным сбросом. Пер­вые два залпа были не очень сильными, волны частью погло­тила, а частью рассеяла экранировка камеры, и в результате до разлома долетел очень слабый импульс. Третий же залп всей мощью сходящихся в одной точке ударных волн обрушился на разлом. Осадочный слой выстоял, не разломился, но за­вибрировал под ударами сейсмических волн. Четвертого зал­па оказалось достаточно для появления катастрофического ре­зонанса.

Линия разлома, по сути, является трещиной в горном об­разовании, стороны которой могут смещаться. Большинство землетрясений являются результатом выхода энергии в какой- то точке разлома. Тектонический сдвиг, возникающий ниже, ведет к нарастанию давления в ней — в результате происходит неожиданное скольжение сторон разлома. Во время этого сколь­жения выпускается накопленная в точке разлома энергия. Сколь­жение отражается на поверхности земли в виде разнообразных ударных волн, которые и производят разрушения.

Для разлома, расположенного в глубине земли под монголь­скими горами, четвертый, и финальный, залп акустических волн был самым точным, эффективным. Сейсмические колеба­ния сотрясли разлом, заставив его сместиться как в вертикаль­ном, так и в горизонтальном направлении. Движение было минимальным, всего несколько дюймов на длину четверть мили, но, поскольку разлом находился вблизи земной поверхности, воздействие волны оказалось драматическим.

Ударные волны жутким зловещим клубком вырвались на поверхность, производя горизонтальные и вертикальные виб­рации. Магнитуда землетрясения по шкале Рихтера, если бы его кто-нибудь измерял, составила бы 7,5 балла. Однако шкала Рихтера не способна измерить интенсивность землетрясения, его сокрушающую силу на поверхности земли, где тряска ощу­щается на порядок сильнее.

Для Питта и других движению предшествовал низкий ро­кот нарастающей интенсивности. Когда он докатился до посе­ления, всем показалось, будто под ними на полной скорости летит грузовой состав. Затем ударная волна вышла на поверх­ность и земля под их ногами зашевелилась. Сначала она смещалась только вперед и назад, потом, будто преодолев сдержи­вавшие ее силы, задвигалась во всех направлениях с нарастаю­щей частотой и интенсивностью.

Питт и стражники, осторожно наблюдавшие друг за другом, начали покачиваться и падать. Питт увидел, как один страж­ник, не устояв, повалился на ступеньки входа, выбросив впе­ред руку с автоматом, и нажал на спуск, выпустив длинную оче­редь, которая прошла над головой Питта. Питт, даже не пыта­ясь удержаться на ногах, бросился на землю, выставив «кольт». В создавшейся ситуации более легкое маленькое оружие дава­ло ему неожиданное преимущество перед автоматами. Несмотря на тряску, Питт прицелился, выстрелил в ближайшего охран­ника, старавшегося устоять, и тот рухнул на землю. Питт навел пистолет на второго охранника, ползавшего по земле на коле­нях в попытке сохранить равновесие, и, прежде чем тот успел открыть огонь из своего «АК-74», трижды нажал на спусковой крючок. Две из выпущенных им пуль достигли цели, охранник повалился на бок. В последний момент он успел-таки дать по Питту залп, но пули лишь взрыли землю слева от него.

Питт немедленно взял на мушку первого охранника, упав­шего перед Боржином. Сам монгольский магнат при первых же выстрелах быстро пополз по лестнице в здание и успел ныр­нуть внутрь, прежде чем Питт смог поймать его на мушку. Ох­ранник последовал за своим господином. Питт выстрелил в него один раз, но промахнулся. Рядом с ним раздался еще один вы­стрел — это Джордино, повалив на землю Татьяну, поддержал Питта, и тоже безрезультатно. Тряска достигла апогея и не да­вала вести прицельный огонь, поэтому стражнику удалось полз­ком скрыться с поля боя невредимым.

Гораздо меньшую опасность представляли конные страж­ники, стоявшие на противоположной стороне дороги. Лошади под ними вскидывали головы и испуганно ржали. Не понимая, отчего дрожит земля, они бились из стороны в сторону, взбры­кивали, мешая всадникам вступить в перестрелку. Три лошади паниковали так, что всадники едва удерживали их, изо всех сил натягивая поводья. Четвертая лошадь, обезумев, едва не сбро­сив всадника, понеслась по территории к загону, топча копы­тами распластанные тела погибших стражников.

Мощная тряска продолжалась еще минуту, в продолжение которой Питта и его спутников швыряло по земле и подбрасы­вало в воздух. Из здания резиденции доносился хаотичный звон стекла и треск дерева. Свет в здании погас. Со стороны лабора­торного корпуса доносился слабый звук одинокой сирены.

Затем все закончилось. Грохот прекратился, тряска посте­пенно стихла, над поселком повисла жуткая тишина. Прожек­торы на арке отключились, на Питта и остальных пала спаси­тельная темнота. Он понимал, однако, что до окончания сра­жения еще очень далеко.

Питт внимательно оглядел своих спутников. Тереза и Уоф­форд были невредимы, но Джордино получил ранение. Поле­вой ноге его текла тоненькая струйка крови. Джордино, заме­тив взгляд Питта, посмотрел на ноги и, поморщившись, брезг­ливо хмыкнул.

—  Ерунда, пуля от ручного пулемета ударила, отрикошетив от мраморной колонны. Царапина, главное — кость не задета.

Питт, кивнув, повернулся к всадникам, лошади под кото­рыми начали успокаиваться.

—  Быстро прячемся за колоннами, — сказал Питт. Он не успел договорить, как один из всадников открыл по ним огонь из карабина.

Чуть прихрамывая, Джордино потащил за собой Татьяну к основанию одной из колонн. Тереза и Уоффорд к тому време­ни уже добежали до противоположной опоры и, скрывшись за ней, присели на корточки. Питг прикрывал их отход, выпус­тив несколько пуль в стрелявшего стражника, затем и сам метнулся к третьей колонне. Прижавшись к мраморным опорам, они обеспечили себе хотя бы временное убежище от пуль как со стороны засевших в здании, так и со стороны конных страж­ников.

Лошади под остававшимися пятью всадниками успокои­лись, и те, открыв беспорядочный огонь, осыпали все три ко­лонны пулями. Всадники находились в худшем положении — противники их успели скрыться, а они оставались на откры­том пространстве. Джордино, присев на колено, быстро вы­глянул из-за колонны, дважды выстрелил в одного из страж­ников, ранив его в плечо и ногу, и снова юркнул назад. Ране­ный охранник опустил карабин и отступил к розовым кустам, его товарищи ответили беглым прицельным огнем — пули откололи несколько кусков мрамора с колонны, за которой си­дел Джордино. Пока стражники обстреливали Джордино, Питт тихонько выглянул из своего укрытия и выпустил две пули, одна из которых зацепила руку крайнего стражника. Их ко­мандир резко отдал приказ, и стражники метнулись назад, под защиту розовых кустов.

Джордино повернулся к Питту и крикнул:

— Они вернутся. Уверен — сейчас спешатся и начнут контр­атаковать.

— Скорее всего уже обходят нас, пока мы разговариваем, — ответил Питт.

Он подумал о Ганне и потянулся к рации, но ее не оказа­лось на месте. «Видимо, сорвало во время тряски», — подумал Питт.

— Черт подери, я рацию потерял, — сказал он.

— Руди все равно ничем нам здесь не поможет, — отозвался Джордино и прибавил: — У меня всего пять патронов осталось.

У Питта в обойме «кольта» оставалось не больше. Положе­ние становилось угрожающим. Джордино и Уоффорд сильно прихрамывали и быстро передвигаться не могли. Стражники, вне всякого сомнения, намеревались атаковать их с трех сто­рон. Питт бросил взгляд на полуоткрытую дверь и подумал, что здание резиденции — единственное место, где они могли бы найти защиту. Смущала его только странная тишина внутри. «Хотя, возможно, мне удалось ранить стражника и, кроме Боржина, внутри никого нет», — предположил он.

Питт привстал и приготовился вести за собой группу в зда­ние, как вдруг в дверном проеме показалась тень. В неясном свете Питт с трудом различил ствол выглядывавшего автомата. Последовавший затем шорох в розовых кустах за его спиной подсказал, насколько он опоздал. Мышеловка захлопнулась. Бежатьбыло некуда. Приходилось принимать бой здесь, у ко­лонн, с превосходившими по численности стражниками.

Со стороны горных склонов опять донесся рокот. Такой же грозный и мощный, как прежде, но с примесью странных зло­вещих звуков, каких не слышалось в рокоте, предшествовав­шем землетрясению. Звуки эти предвещали новую, неожидан­ную катастрофу.

58

Источник необычного рокота, как определил Питт, вслу­шиваясь в него, располагался скорее в горах, а не под ними. Громоподобный, раскатистый, он не собирался утихать, а, на­против, с каждой секундой усиливался. Вскоре рокот перешел в рев и начал приближаться, все быстрее и быстрее. Все, кто находился в поселении, в смятении повернулись к главным воротам, куда он явно направлялся. Невероятно, но надвигав­шийся рев начал еще и усиливаться. Казалось, над поселени­ем заходят на посадку сразу десятка полтора авиалайнеров «Боинг-747».

Трудно было представить, но рев перекрыли два истошных голоса. Стражники, находившиеся у главных ворот и невиди­мые из поселения, сначала в ужасе попятились, затем со всех ног бросились открывать тяжелые металлические ворота. А за­тем их крики и попытка спастись скрыла неожиданно возник­шая гигантская стена воды.

В четверти мили от поселения, в горах, землетрясение выз­вало глубокий пролом русла реки перпендикулярно ее берегам. Стремительная река закружила в водовороте и под действием силы тяжести изменила направление. Возле акведука река по­вернула вбок, проложив себе новое русло вдоль насыпной до­роги.

Река устремилась к поселению Боржина, на ходу заполнив собой громадную впадину. Между грунтовой дорогой и акведу­ком имелась высокая, довольно широкая насыпь, вымощенная камнем и использовавшаяся для транспортировки в поселение оборудования. Она-то некстати и послужила своего рода дам­бой. Вода заполнила впадину, превратив ее в озеро, и, стреми­тельно пополняясь тоннами воды с гор, стала переливаться че­рез край. Она подмыла земляное основание насыпи, в несколь­ких местах пробила ее, и вскоре вся насыпь рухнула под тяже­стью собственного веса и смешалась с потоком.

Почерневшая от земли, разом освобожденная ледяная вода превратилась в десятифутовую волну и ринулась на поселе­ние. Стражники у ворот слишком поздно увидели приближе­ние опасности и не успели спастись — лавина раздавила их, разметала ворота и ворвалась на территорию поселения. В не­скольких ярдах от ворот поток неожиданно разделился, часть его обрушилась на ворота, а часть, пробив стену, прошла над акведуком. На территории поселения потоки соединились. Об­разовавшаяся шестифутовая волна покатилась к зданию рези­денции Боржина.

Следя за приближавшейся стеной воды, Питт понимал — уйти от нее они не смогут. Скользнув взглядом по окружавшей местности, он не увидел и подходящего убежища.

— Хватайтесь за колонны! — закричал он.

Мраморные колонны, выполненные под старину, имели глубокие длинные продольные волны, позволявшие хорошень­ко ухватиться за их края. Тереза и Уоффорд, обхватив колонну, сцепились руками. Джордино, не выпуская из руки «Макаров», обвил колонну. Татьяна, отбросив страх быть убитой, в ужасе от надвигавшейся водной стихии, обхватила и колонну, и Джор­дино. Питт едва успел лечь на землю и схватиться за колонну, как начался потоп.

Однако прежде раздались дикие крики. Подкрадывавшие­ся к колоннам стражники были застигнуты потоком врасплох, пешими. В секунду вода подбросила их и, поглотив, устреми­лась к резиденции. Питт услышал душераздирающий вопль одного из стражников в нескольких футах от себя. Вода, под­хватив его, прибила к стене здания.

Волна шла путем наименьшего сопротивления, она прока­тилась по северной части поселения, только краем задев лабо­раторный корпус, и совсем обошла гараж. Лавина ревущей воды накатила на резиденцию и с грохотом ворвалась в нее. Как и предполагал Питт, мраморные колонны выдержали напор. Вслед за волной шел поток. Питт сжимал пальцами ребристые края до тех пор, пока вода постепенно не потеряла силу. Пер­воначальный страх быть оторванным от колонны и расплющен­ным о стену вытеснило внезапное ощущение ледяного холода. От неожиданности Питт задохнулся, тело его словно прониза­ли тысячи мелких игл. Еще сильнее уцепившись за колонну, он попытался достать ногами до земли. Уровень воды спадал, она доходила ему уже только до бедер. У расположенной рядом колонны Джордино вытаскивал из воды Татьяну. Монголка кашляла, тряслась и что-то бессвязно бормотала. Через секун­ду у следующей колонны из воды, хватая ртом воздух и стуча зубами, показались Тереза и Уоффорд.

В поисках спуска к предгорьям стена воды устремилась в резиденцию. Она проломила стену только возле двери, а в ос­новном здание, выполненное из тяжелого камня, выстояло, и вода была вынуждена отступить. Образовавшиеся водовороты в конце концов превратились в сплошной поток, накрывший всю северную часть поселения и широким водопадом ливший­ся с утеса. До Питта донеслись слабые крики несчастных, уце­левших после потопа только для того, чтобы вместе с водопа­дом упасть на скалы. Совсем рядом раздался громкий всплеск, вода частично размыла фундамент резиденции, и северный угол ее начал рушиться.

Поток возле входа в здание совсем стих, и Питт, кивком позвав остальных, начал пробираться к колонне, возле кото­рой стоял Джордино. Он брезгливо, не испытывая жалости, взирал на одеревенелые тела охранников, плававшие у лест­ницы. Достигнув колонны, он сразу обратил внимание наТатьяну — та, беспрестанно дрожа, остекленевшими глазами смот­рела на происходящее. Даже нечувствительный как камень Джордино, казалось, оцепенел — боль от полученной раны и ледяная ванна довели его до полуобморочного состояния. Питт хорошо понимал — дальнейшее пребывание в холодной воде грозит им всем гипотермией. Следовало как можно быстрее выбираться из нее.

— Нужно выйти на сухое место. За мной, туда, — скоман­довал он, махнув в сторону лабораторного корпуса, стоявшего на небольшом возвышении. Уоффорд взял под локоть Терезу, Питт проследил, чтобы Татьяна не оторвалась от Джордино, но он мог бы и не волноваться — подавленная увиденным, окоченевшая, она была не в силах идти без посторонней помощи.

Отклонившийся от здания резиденции поток разделялся на территории поселения на две быстрые речушки — первая текла через главные въездные ворота к северной части резиденции и продолжала размывать и без того порушенные стены, а вторая, поднимая водовороты у лабораторного корпуса, резко разво­рачивалась и возвращалась назад, к крыльцу резиденции. Не­большая часть воды текла сквозь здание, но основная ее масса, соединившись и снова набрав мощь, продолжала стремитель­но катиться вокруг поселения.

Вторая волна, правда, гораздо меньше прежней, настигла Питта и остальных, погрузив их по пояс в воду, но он быстро увел группу в сторону, где было значительно мельче. Однако, куда бы они ни направлялись, везде ледяная вода доходила им до лодыжек. Отовсюду слышались крики и призывы о помо­щи — ученые из последних сил пытались не дать воде зато­пить лабораторный корпус. В гараже кто-то безуспешно ста­рался завести машину. Но настоящий хаос начался через не­сколько минут. Лошади, вырвавшиеся из загона во время зем­летрясения , сбившись в табун, в страхе метались по территории.

Спутников Питта начал одолевать холод. Увидев, что Тере­за падает, он бросился на помощь Уоффорду. Вдвоем они по­ставили ее на ноги.

— Она теряет сознание, — прошептал Уоффорд.

Питт посмотрел на Терезу. Глаза ее были полузакрыты, она непрестанно дрожала, кожа ее побелела, мышцы обмякли. Те­реза была на грани гипотермии.

— Нужно как можно быстрее обсушить и согреть ее, — ска­зал Уоффорд.

Она находились в самом центре потока, и варианты дей­ствий у них были ограниченны. Положение становилось все хуже, когда вдруг из ворот гаража вырвался автомобиль с за­жженными подфарниками.

Глубина воды вокруг гаража составляла не меньше фута, но автомобиль прорывался сквозь нее как танк. Питт с тревогой следил, как он ринулся в сторону резиденции. Затем водитель включил фары, и автомобиль словно пьяный закачался из сто­роны в сторону, ощупывая лучами местность. Через минуту, най­дя Питта, автомобиль перестал шарахаться и устремился к ним.

Питт и его спутники замерли, оказавшись в центре открыто­го широкого пространства, не имея возможности быстро спря­таться — черная вода бурлила у их щиколоток, мешала ходьбе, да и подходящих укрытий рядом не было. С полминуты Питт спокойно наблюдал за приближавшимся автомобилем, затем повернулся к Уоффорду.

—  Постарайся не дать Терезе упасть. Я сейчас, — сказал он, снял с плеча ее руку, поднял «Кольт» и навел на лобовое стекло, целясь в невидимого водителя.

Питт продолжал целиться, держа палец на спусковом крюч­ке. Водитель отлично видел его, но бесстрашно двигался вперед, рассекая бампером и крыльями мутную воду. Питт ждал, пока мощный, черный как смоль «ренджровер» приблизится. Авто­мобиль, сделав широкий разворот, остановился в нескольких ярдах от Питта, боком к нему. Питт все так же не видел водителя за тонированным стеклом, но теперь мог прицелиться получше. Оставалось только нажать на спуск. Питт сделал шаг вперед.

Автомобиль продолжал стоять, выпуская из-под нагретого днища клубы пара. У порогов лопались пузырьки воды. Питт всматривался в боковое стекло. Внезапно оно медленно пополз­ло вниз, и в темноте салона Питт разглядел знакомое лицо Руди с круглыми совиными очками на носу. Лицо высунулось нару­жу, и веселый голос произнес:

—  Привет всем. Кто из вас такси заказывал?

59

Терезу разместили на заднем сиденье «Ренджровера», туда же Джордино втолкнул Татьяну, затем забрался сам и сел ря­дом с Терезой. Уоффорд занял пассажирское место впереди, Ганн включил печку на полную мощность. Салон стал быстро нагреваться. Джордино, едва согревшись и перестав трястись, снял с Терезы верхнюю одежду и обувь. Жара быстро вернула всех к жизни, даже Тереза удивила всех тем, что, довольно ско­ро отогревшись, села и стала помогать Джордино перевязывать рану на ноге.

— Наверное, нам следует поблагодарить тебя. Это ведь ты тряханул логово Боржина? — спросил Питт у Ганна, продол­жая стоять у автомобиля, опираясь локтем на открытое води­тельское окно.

— Скорее доктор фон Вахтер. Его сейсмический прибор ока­зался очень эффективным и легким в использовании. Играючи нажимаешь кнопки — и на тебе, все мгновенно сотрясается.

— Еле успеваешь убежать, я бы добавил, — улыбнулся Питт.

— Хорошую ты задал встряску, Руди, — проворчал Джор­дино с заднего сиденья. — С потопом ты, конечно, погорячил­ся. Можно было бы обойтись и без ледяных ванн.

— Извини, но я не могу нести ответственность за побочные эффекты в виде пожаров и наводнений, — ответил Ганн с при­творным смирением.

Питт обернулся, посмотрел на лабораторный корпус и толь­ко теперь заметил столбы дыма и пламя в окнах второго этажа. Затем раздался треск лопнувшей газовой трубы, за ним после­довал взрыв, сорвавший с корпуса часть крыши, и вверх взмыл громадный огненный шар. Кучка ученых в отчаянии пыталась спасти оборудование, исследовательские материалы и вещи, пока пожар не охватил все здание.

К отогревшейся в теплом салоне Татьяне вернулась ее преж­няя злость.

— Убирайтесь из автомобиля моего брата! — крикнула она.

— Хороший автомобиль, — кивнул Ганн. — Напомните мне потом, чтобы я не забыл поблагодарить его за оставленные в замке ключи.

Ганн открыл дверь и спрыгнул с водительского кресла.

— Сядешь за руль? — спросил он Питта. — Давай. А я при­строюсь сзади, рядышком с нашей дикой киской.

— Нет, — ответил Питт, пристально глядя на резиденцию. — Мне нужен Боржин.

 —         Иди, иди. Он тебе быстро башку продырявит, — огрыз­нулась Татьяна.

—  С меня хватит, — пробормотал, не повышая голоса, Джордино и резким ударом в челюсть послал ее в нокаут. Тать­яна, не охнув, повалилась на пол. — Вот же довела, зараза. Ну сколько можно ее терпеть? — извиняющимся тоном произнес он и повернулся к Питту. — Массовка нужна?

—  С неповрежденными ходулями не помешала бы, — отве­тил Питт, кивая на перевязанную ногу Джордино. — Нет. Ос­тавайся с Руди. Вывезешь всех отсюда в случае каких-либо не­ожиданностей. А я пойду, проверю только, не исчезли наш гос­теприимный хозяин.

—  Долго в ледяной воде ты не продержишься, — сказал Ганн, заметив, что Питт все еще продолжает дрожать. — Возьми по крайней мере мою куртку. — Он снял ее и подал Питту в окно. — Надень вместо маскарадного костюма. — Ганн усмех­нулся, оглядывая апельсинового цвета дээл, снятый Питом со стражника.

Питт сбросил насквозь промокшее и ставшее неудобным одеяние, с удовольствием натянул сухую теплую куртку, наглу­хо застегнул молнию.

—  Спасибо, Руди. Постарайся уехать отсюда, пока все по­местье не сползло с горы. Если я не вернусь через час, отправ­ляйтесь в Улан-Батор без меня.

—  Мы будем ждать тебя.

Ганн снова вскочил в «Ренджровер», включил двигатель и медленно повел машину к выезду из поселения. Массивные ворота, сорванные водой, валялись неподалеку вместе с облом­ками каменной стены, кусками бетонных плит и прочим мусо­ром. Питт долго следил, как мощная четырехприводная маши­на, неловко покачиваясь, перевалила через гору мусора и по­ехала вдоль акведука. Огни ее становились все меньше и слабее и наконец совсем скрылись.

Пробираясь к темному затопленному зданию резиденции, Питт внезапно ощутил приступ меланхолии. Ему было холод­но и одиноко. «Интересно, что там мне Боржин еще пригото­вил?» — подумал он, и этот вопрос моментально взбодрил его.

60

Потоп закончился, основная волна ушла, но в здание все еще продолжала просачиваться вода. Местами она поднималась до полуфута. Питт взошел по ступенькам и остановился у раскры­той двери, заметив в воде за большой декоративной вазой тело стражника, лежавшее лицом вниз. Приблизившись, Питт осмот­рел его. Следов огнестрельных ранений на нем не было, и Питт решил, что это один из простых караульных, погибших во время наводнения. Поток не унес его, а втиснул между декоративной вазой и стеной резиденции. Даже теперь негнущимися омерт­вевшими пальцами стражник продолжал сжимать копье. Нагнув­шись, Питт снял со стражника короткий оранжевый халат, вы­дернул из руки копье. Затем он продел копье в рукава халата так, чтобы один рукав свисал с его острия. «Ловушка для дурака, но сработать может. Еще неизвестно, с кем или с чем придется столк­нуться внутри здания», — подумал Питт.

Пригнувшись, он быстро скользнул внутрь, держа наго­тове свой «кольт», и сразу обвел взглядом холл. Он оказался пустым, в здании было тихо, лишь с дальней лестницы ручей­ком стекала вода. Электричество погасло сразу после землетря­сения, только кое-где под потолком холла горели несколько крас­ных аварийных светильников, работавших от генератора, уста­новленного позади здания. Света они давали не много, отбра­сывая темно-вишневые тени на опустевшие коридоры.

Питт всмотрелся в три отходящих от холла коридора. Даль­нюю стену северного частично разрушил поток, сквозь обра­зовавшийся пролом на землю все еще стекала неширокая река. «По этому коридору Боржин уйти не мог, разве что на каяке и в преисподнюю», — подумал Питт, потому что река устремлялась к водопаду. Питт вспомнил рассказ Терезы: она упоми­нала главный коридор и второй этаж, на котором находился рабочий кабинет, — и двинулся по центральному коридору.

Он шел, прижимаясь к стене, не опуская «кольт», иногда останавливаясь. Копье он сунул под мышку и левой рукой по­водил им из стороны в сторону. Халат покачивался и играл роль его передового, шагавшего по центру коридора.

Двигался Питт медленно, не отрывая ног от пола, чтобы плеском воды не предупредить о своем приближении. Да он и не мог ступать нормально окоченевшими от холода ногами. Порой ему казалось, что он идет на деревянных обрубках. Ни к быстрой ходьбе, ни тем более к погоне Питт не был готов, он старался хотя бы сохранять какое-то равновесие.

Он перемещался размеренно, терпеливо, минуя маленькие боковые комнатки, не заходя и даже не заглядывая в них. Возле каждого дверного проема он замирал, по несколько минут ждал, прислушиваясь, не крадется ли кто за ним, затем опять шел вперед. Возле упавшего жертвенника и нескольких статуй, пре­граждавших ему путь, Питту пришлось сместиться в центр ко­ридора. Подбираясь к кухне, он снова вжался в стену и, выста­вив копье с халатом, повел им из стороны в сторону.

Насквозь продрогший Питт всеми силами старался не ут­ратить остроту зрения и слуха. Заслышав неясный шум, он не­медленно остановился проверить, не является ли это плодом его воображения, и снова повел копьем.

Сначала из кухни раздалось несколько залпов, резких, ог­лушительных, пронесшихся эхом по всем коридорам. Затем последовала автоматная очередь, в клочья разорвавшая его при­манку. Засвистели пули, ударив в стену в нескольких футах от Питта. В свете вспышек Питт разглядел красный халат. Он хлад­нокровно прицелился в дверной проем и трижды выстрелил в сторону вспышек.

Не успел стихнуть звук выстрелов его «Кольта», как из кух­ни донеслись стон, лязг автомата о мраморный пол и звон по­катившихся кастрюль. Затем послышались хрип и мягкий стук упавшего тела.

—  Барсижар? — закричал откуда-то из глубины коридора Боржин.

Питт усмехнулся про себя, не услышав ответа. Тишина все­лила в него уверенность, что в здании больше не осталось страж­ников. Никто не стоял теперь между ним и Боржином. Бросив ставшее ненужным копье с халатом, он ринулся на звук голоса Боржина. Ноги его словно налились свинцом, но он заставил себя идти быстрее. Иногда, придерживаясь за стену, дабы не упасть, он решался перейти на бег. Впереди внезапно раздался плеск воды, и Боржин растворился в конце коридора.

Громкий треск донесся с северной стороны дома, где на­чинало разваливаться крыло, пострадавшее от удара первой волны. Вода стремительно подмывала здание, все ближе и бли­же к центру его подбирались жадные злые ручейки. Питт по­нимал — возведенное на утесе, оно в любой момент могло по­ползти вниз. И тем не менее он гнал от себя мысль о возвраще­нии. Теперь, когда Боржин находился рядом, Питт считал, что, несмотря ни на какие опасности, обязан взять его живым.

Питт торопливо прошел мимо ряда боковых комнат, оста­новился перед почерневшим от пожара кабинетом. Он напряг­ся, унял холод и дрожь, заставив себя сконцентрироваться не на собственных ощущениях, а на окружающей обстановке. По мере удаления от холла монотонное журчание воды станови­лось все громче. В тусклом свете аварийных ламп он увидел кас­кады воды на лестнице, расположенной напротив кабинета. Питт заметил едва различимые следы обуви, уходившие через холл в глубь сухого конференц-зала.

Питт осторожно прошел мимо лестницы и наконец-то с радостью ощутил отсутствие ледяной воды под ногами, оказав­шись на сухом пространстве. Он осторожно приблизился к двер­ному проему конференц-зала и тихонько заглянул внутрь. Позд­няя луна выползла над горизонтом и сквозь высокие окна за­ливала громадную комнату тонким серебристым светом. Питт старался определить, в каком месте похожего на пещеру зала притаился Боржин, внимательно прислушивался, но вокруг было тихо. Он бесшумно вступил в зал, принялся обводить его взглядом и стволом «Кольта».

Боржин безошибочно выбрал момент для выстрела. Он вы­скочил из-за стола как раз в ту секунду, когда Питт смотрел в противоположную сторону. Слишком поздно среагировал Питт на шум. За долю секунды до того, как он успел повернуться, громко и властно зазвенела тетива. Питт дернулся, теряя равновесие, выстрелил в Боржина, но промахнулся — пуля про­шла в футе от него, разбив оконное стекло. Выстрел Боржина был куда как точнее.

Питт увидел мимолетный проблеск оперенной стрелы у са­мой груди, затем ощутил сильный удар чуть ниже сердца, сбив­ший его с ног, и холод вошедшего наконечника. Лежа на спи­не, Питт поймал взглядом Боржина — тот уже стоял возле него, сложенными на груди руками прижимая к себе длинный лук. Лунный свет искрился на его острых зубах, обнаженных в до­вольной, смертельной усмешке.

61

Преодолев гору мусора у въезда в поселение, Ганн вывел внедорожник за его территорию, объехал кусок рухнувшей сте­ны и поднялся не небольшой холм, на вершине которого ос­тановился. Немного подумав, он развернул «Ренджровер» ка­потом к поселению и выключил фары. С высоты холма всем сидевшим в машине было хорошо видно, как рушатся остат­ки преступного гнезда. Разъяренный горный поток местами пробил и разрушил стену, возле входа в резиденцию плеска­лось небольшое озерцо, из лабораторного корпуса, располо­женного в противоположной стороне поселения, к небу под­нимались столбы дыма и длинные, ежесекундно растущие язы­ки пламени.

—  Я был бы только рад, если бы от этого местечка даже пепла не осталось, — заметил Уоффорд, с явной радостью следивший за гибелью поселения.

—  Скорее всего так и случится, ведь до ближайшей пожар­ной команды миль сто пятьдесят будет, не меньше, — вторил ему Ганн.

Джордино, вспотевший от жары, которой продолжали на­слаждаться промерзшие Уоффорд и Тереза, попросившие Ган­на не выключать печку, выскочил из внедорожника. Прихра­мывая, он обошел машину и, облокотившись на заднюю дверь, залюбовался открывающимся внизу зрелищем. Ветер донес со стороны резиденции слабые звуки перестрелки, спустя неко­торое время раздался еще один выстрел.

—  Нельзя нам было отпускать его одного, — недовольно процедил сквозь зубы Джордино.

— Если Питт что задумал — его никто не остановит, — ото­звался Ганн. — Все нормально, он вернется, — успокоил он Джордино, хотя в душе не очень верил своим словам.

Боржин положил старинный лук обратно в специальный шкаф, в котором у него хранилась коллекция образцов средне­векового оружия, подошел к разбитому окну и выглянул нару­жу. Поток прорывался сквозь здание, пробив стены, собирался на выступе у края поселения и широким водопадом обруши­вался с утеса. Гораздо большее беспокойство вызывала у него вода, накопившаяся в центре поселения и подбиравшаяся к святилищу. Боржин печально смотрел на приземистое камен­ное строение, не уверенный в его прочности. Оно, правда, пока оставалось целым, но вход в него, арочная лестничная площад­ка, после землетрясения едва держалась и ежесекундно грози­ла развалиться окончательно.

Даже не взглянув на лежавшее у противоположной стены тело Питта, Боржин устремился к дверям, выскочил из конференц-зала и помчался вниз по ближайшей лестнице. Сте­кавшая по ней вода волнами поднималась у его ног. Чтобы не поскользнуться и не упасть, он крепко хватался за перила. Спускаясь, Боржин на секунду задержался возле потемневше­го портрета, посмотрел на него и тихо кивнул, словно подчи­ненный, получивший приказ от своего великого властелина, хана и покорителя мира. Чем ниже он спускался, тем выше поднимался уровень воды. На первом этаже она доходила ему уже до талии. Он открыл засов боковой двери, распахнул ее, и ледяной поток хлынул наружу. Покачиваясь, как подвыпивший матрос, Боржин вразвалку двинулся на окоченевших, негнущихся ногах через залитый водой двор к полуразрушен­ному входу в святилище. Перешагивая через упавшие камни, он вошел в него. Внутри все так же горели факелы. Боржин облегченно вздохнул, увидев, что воды в святилище просочилось не много и уровень ее на каменном полу не превышает трех дюймов. Проверив саркофаги и удостоверившись в их целости, Бор­жин принялся осматривать стены и потолок. На потолке обра­зовалась гигантская паутина трещин. Сокрушительное земле­трясение привело древнее сооружение в угрожающее состоя­ние. Боржин перевел нервный взгляд с потолка на централь­ную гробницу. Размышляя о том, как бы ему сохранить самую дорогую для себя реликвию, он не заметил быструю слабую тень, мелькнувшую возле одного из факелов.

—  Ваш мир рушится, Боржин. И вы вместе с ним.

Монгол резко обернулся и застыл, словно увидел привиде­ние. В нескольких ярдах от него стоял Питт, живой и невреди­мый, с торчащей из груди стрелой. Ствол «Кольта» в его твер­дой руке, нацеленный точно в грудь Боржина, рассеивал все сомнения о чудесном воскрешении. Боржин недоверчиво взгля­нул в лицо Питта.

Питт дотронулся до края мраморного саркофага и, не отво­дя «кольта», проговорил:

—  Вы очень благоразумно поступили, собрав своих род­ственников вместе. Здесь ваш отец?

Боржин тихо кивнул, стараясь вернуть себе обычное само­обладание при виде воскресшего человека, которого он совсем недавно убил.

—  Стало быть, именно он выкрал у британского археолога карту с отмеченным на ней местом захоронения Чингисха­на, — продолжал Питт, — но для обнаружения его одной карты оказалось мало.

Последние слова Питта заставили Боржина удивленно вски­нуть брови.

—  Мой отец получил только общую информацию. Точное место можно было определить лишь при помощи специально­го оборудования.

—  Акустико-сейсмического отражателя фон Вахтера.

—  Совершенно верно. Опытный образец сразу обнаружил место захоронения. Дополнительные усовершенствования ус­тройства, как вы, надеюсь, успели заметить, тоже доказали свою эффективность, — произнес Боржин с иронией.

Питт заметил, как забегали глаза монгола в поисках хоть какого-нибудь оружия. Он медленно выдвинулся в центр зала, положил руку на гранитный саркофаг, стоящий на небольшом возвышении.

—  Вот здесь и покоится Чингисхан, — сообщил Боржин. Уставший, насквозь промерзший, он не мог не чувствовать странного почтения перед древним воином и повелителем.

—  Полагаю, народ Монголии не поймет вас, когда узна­ет, где и в каких условиях вы хранили тело его национально­го героя.

—  Народ Монголии восстанет в преддверии новой зари по­корения мира, — ответил Боржин, возвышая голос до пронзи­тельного крика. — Во имя Темучина мы поднимемся против глупцов мира и займем достойное место в пантеоне глобально­го превосходства.

Истерику несостоявшегося завоевателя мира прервал но­вый тяжелый рокот, донесшийся из глубин земли. Звучал он несколько секунд, за ним последовал сильный треск, и все се­верное крыло здания резиденции, точнее — того, что от него еще оставалось, оторвалось от фундамента и заскользило вниз.

Вся территория поселения сотряслась, обрушились стены еще стоявших корпусов, в том числе и святилища. Пол мавзо­лея завибрировал под ногами Питта и Боржина. Они зашата­лись, теряя равновесие. Превозмогая холод, Питт крепче схва­тился за саркофаг, ни на долю секунды не отводя ствол «коль­та» от груди Боржина.

Боржин упал на колено, но как только рокот и тряска пре­кратились, быстро поднялся. Над головой его послышался треск, он поднял глаза и замер от ужаса. Громадный кусок по­толка, с шумом рассекая воздух, рухнул у самых его ног.

Питт прижался к боковой части саркофага и уперся ногами в пол. Взгляд его был устремлен на Боржина. Святилише тем временем продолжало разваливаться. Поднимая клубы слепя­щей пыли, с потолка сыпались камни вперемешку со штука­туркой. Несколько кусков потолка свалилось рядом с Питтом, но ни один из них не задел его. Он почувствовал дуновение ветра, ворвавшегося через громадные рваные дыры, зияющие в потолке и стенах, подождал несколько секунд, пока рассе­ется пыль, затем поднялся. Стоя среди обломков в потемнев­шем святилище, он увидел, что половина потолка и вся зад­няя стена обрушились от тряски. Сквозь отверстия виднелся загон для лошадей и темный силуэт оставленного в нем старо­го автомобиля.

Боржина он увидел не сразу, а только через несколько се­кунд. Из каменной насыпи торчали только его голова и часть туловища. Питт подошел к нему. Боржин открыл глаза, мут­ные, бессмысленные. Из уголка его рта сочилась струйка кро­ви. Питт заметил, что шея монгола неестественно повернута. Взгляд его постепенно сделался осмысленным, сосредоточил­ся на Питте и сразу же вспыхнул ненавистью.

—  Почему... ну почему вы не умерли? — пробормотал Бор­жин, запинаясь. Ответа он так и не услышал. Из горла его вы­рвался сдавленный хрип, глаза потускнели и закатились. Толгой Боржин, сломленный в зените своих устремлений к миро­вому господству, тихо и быстро умер в тени Чингисхана.

Питт, не чувствуя жалости, долго глядел на раздавленное тело, потом медленно опустил «Кольт». Он расстегнул молнию на нагрудном кармане куртки, повернулся к свету и заглянул внутрь. Толстая инструкция по использованию акустико-сей­смического отражателя с тяжелой металлической подставкой лежала там, куда Ганн сунул ее. Стрела насквозь прошла через все страницы брошюры и даже помяла подставку, но не проби­ла ее и не коснулась сердца Питта.

Питт приблизился к Боржину и в последний раз оглядел его безжизненное тело.

—  Иногда мне просто везет, — сказал он, отвечая на его последний вопрос.

В результате обрушения северного крыла резиденции вода в центральной территории поселка поднялась. Вокруг святи­лища бушевал поток, грозивший залить и развалить уже повреж­денную постройку. Питт понимал: размыв его фундамента и падение со скалы вслед за северной частью резиденции всего лишь вопрос времени. Но не только здание превратится в руи­ны — разрушится гробница Чингисхана, и тогда останки его исчезнут навечно.

Питт уже повернулся, чтобы выбежать из святилища преж­де, чем рухнет еще одна стена, но задержался, и в этот момент взгляд его упал на полуразрушенную заднюю стену и видневший­ся за святилищем загон. Затем он вновь посмотрел на саркофаг с Чингисханом, чудом сохранившийся в эпицентре крушащегося святилища. «Неужели я последний, кто видит его?» — мелькну­ла внезапная мысль. И тогда его осенило. Идея казалась безум­ной, но даже слабая возможность ее реализации заставила дро­жавшего от холода Питта улыбнуться.

— Ладно, — произнес он, взирая на саркофаг. — Посмот­рим, удастся ли нам свершить еще одно завоевание.

62

Чувствительность начала возвращаться к ногам Питга, толь­ко когда он, выбравшись из святилища, вошел в загон, и со­провождалась болезненным покалыванием. Прихрамывая и спотыкаясь, Питт приблизился к деревянному забору и выло­мал из него несколько слег, освобождая необходимое простран­ство. Разбрасывая ящики и корзины, он прокладывал в нагро­мождениях мусора и развалин широкую тропинку, пока не до­стиг своей цели — покрытого слоем пыли и грязи старого от­крытого туристического автомобиля.

Это был роскошный «Роллс-ройс» модели 1921 года «Золо­той призрак», с кузовом, выполненным на заказ известным английским мастером Парком Вардом. За десятки лет грязь и пыль превратили оригинальный баклажанный цвет в пурпур­ный. Давно потускневший, он некогда удачно дополнял полированный алюминиевый капот автомобиля и колпаки на коле­сах. Питт недоумевал, как такой раритет, более уместный в Лондоне, мог закончить свои дни в глухом районе Монголии. На память ему пришел Т.Э. Лоуренс, который ездил на брониро­ванном «роллс-ройсе» 1914 года выпуска, собранном на шасси от «Серебряного призрака» во время турецкой кампании в Ара­вии. «Неужели столько лет назад в пустыне Гоби знали о пора­зительной живучести этого автомобиля?» — размышлял он. — А может быть, его привезли сюда после Монгольской револю­ции, разъезжали на нем высшие работники компартии, а по­том передали семье Боржина?»

Впрочем,для Питта все это не и мело особого значения. Его интересовало другое — заводная ручка с посеребренной на­сечкой, торчавшая из отверстия в носовой части старинного транспортного средства. Автомобиль имел электрический стар­тер, но на всякий случай комплектовался и заводной ручкой. Питт слабо, однако все же надеялся, что ему удастся завести автомобиль. Если, конечно, поршни не совсем прикипели к цилиндрам.

Питт открыл правую, водительскую, дверь, поставил руч­ку переключения передач на нейтральную скорость, подошел к передней части автомобиля. Наклонившись, он двумя рука­ми взялся за заводную ручку, согнув ноги в коленях, изо всех сил повернул ее вверх. Ручка осталась на месте. Со второй попытки она немного подалась. Питт немного отдохнул и сно­ва взялся за работу. В конце концов ему удалось провернуть рукоятку полностью, подняв и опустив поршни в цилиндрах.

Дома в Вашингтоне у Питта была небольшая коллекция ста­ринных автомобилей, и некоторое представление о хитростях запуска их двигателей он имел. Он снова подошел к двери, сел в водительское кресло, отрегулировал дроссель, искру и топ­ливный насос, рычажки управления которыми располагались на рулевой колонке. Затем он открыл капот и закачал в кро­шечный топливный насос горючее. «Хорошо, если бы оно еще было», — подумал он, вернулся к заводной ручке и опять при­нялся вращать ее. Каждый поворот ручки, каждая попытка двигателя вобрать в себя смесь из воздуха и горючего сопровождались хрипом. Ослабевший от долгого пребывания на холоде, Питт начал те­рять силы. Рывки давались ему со все большим и большим тру­дом, и тем не менее он упорно продолжал крутить ручку. Пона­чалу двигатель почти сразу глох, но на десятой попытке мотор вдруг зачихал и закашлял. Вдохновленный выказанными им признаками жизни, Питт повернул ручку еще несколько раз, и двигатель издал невнятное бормотание, очень похожее на начало устойчивой работы. С заледенелыми ногами, обли­ваясь потом, Питт упрямо крутил ручку. Спина у него боле­ла от постоянных наклонов и рывков вверх. И наконец слу­чилось чудо — искра воспламенила рабочую смесь, и двигатель завелся. Звук его напоминал ровное, довольное кудахтанье.

Пока старинный автомобиль грелся, извергая из ржавой выхлопной трубы клубы густого черного дыма, Питт отдышал­ся и передохнул. Побродив по загону, он нашел небольшую бочку, набитую цепями, взял их и бросил в заднюю часть авто­мобиля. Сев за руль, он переключил скорость, онемевшей но­гой отпустил сцепление, и «ройс», переваливаясь с боку набок, пополз из загона.

63

— Час уже давно прошел, — заметил Ганн, хмуро погляды­вая на часы.

Они с Джордино стояли на возвышении, наблюдая за раз­вернувшейся внизу сценой гибели. Лабораторный корпус и сто­ящий рядом гараж пожирал огненный смерч. Черный дым и языки пламени вздымались к небу, желтое зарево плясало по всей территории поселения. Большая часть резиденции исчез­ла, место ее заняла вода, продолжавшая течь с гор. Там, где на­ходилось северное крыло, плескалось озеро.

— Давай-ка быстренько сгоняем туда, — сказал Джорди­но. — Возможно, он ранен и не может выбраться.

Ганн кивнул. Прошел почти час с того момента, как они услышали автоматную стрельбу. По мнению Руди, Питт дол­жен был давным-давно вернуться.

Они направились к дверям автомобиля и в ту же секунду снизу опять донесся глухой рокот. Ганн и Джордино догадыва­лись — на этот раз источником было не землетрясение, а вода, размывавшая фундамент зданий. Они остановились и посмот­рели вниз, боясь даже подумать о том, что случится дальше. С высоты глазам их предстало кошмарное зрелище — оставшие­ся строения рушились как карточные домики. Стены валились друг за другом, словно их кто-то подталкивал. Набирая в паде­нии скорость, на земле они со страшным грохотом рассыпа­лись. В считанные секунды исчезла северная часть резиденции. Центральная ее часть, издав оглушительный скрежет, просто сложилась, скрывшись под водой. Под ее ударами длинный белый шпиль рассыпался на тысячу мелких кусочков. Основ­ная часть резиденции сползла вниз, к основанию горы, оста­вив за собой торчавшие из воды жалкие горки развалин. Мень­ше чем за полминуты все было кончено. Целой оставалась только малая часть южного крыла, возвышавшаяся посреди потока, бушевавшего на том месте, где совсем недавно стояла резиденция.

С разрушением здания исчезла и последняя надежда обна­ружить Питта живым. Ганн и Джордино хорошо понимали — ни в самом здании, ни возле него спастись было невозможно. Они стояли молча и хмуро смотрели, как свирепствует внизу река, сметая остатки жилищ. Рев ее дополнялся треском пожарища, бушевавшего в лабораторном корпусе, разрывая ночную тишину. Внезапно среди общего гибельного шума Ганн уловил странное тарахтенье.

—  Что это? — спросил он, показав рукой в сторону южного крыла резиденции. Крошечная часть ее каким-то чудом оста­валась целой, а земля вокруг нее еще не была залита водой. Ганн прислушался. Тарахтенье усилилось до хриплого визга. Узнав наконец звук автомобильного мотора, работающего на преде­ле, Ганн встрепенулся и, пригнувшись, начал вглядываться вниз. Двигатель эпизодически чихал и задыхался, но работал, тащился вверх на холм. Вскоре тарахтенье сделалось совсем отчетливым, и появились две большие фары, медленно ползу­щие к вершине холма.

Вскоре показался и сам движущийся объект. На фоне пы­лающего лабораторного корпуса и валившего из него столба дыма он казался огромным доисторическим насекомым, вы­биравшимся из земли наружу. Две большие тусклые фары, слов­но пара громадных желтых глаз, вонзались в ночь. За ними вид­нелось сверкающее металлическое тело, темное, с белесыми пятнами. Вокруг объекта тучей висели пыль и грязь, поднятые болтавшимися позади него придатками. Насекомое даже ды­шало, из головы его тонкой струйкой шел пар, собираясь не­большим облачком.

Невиданное существо еле двигалось, каждый дюйм давался ему с громадным трудом, но наконец, тяжело переваливаясь и поскрипывая, добравшись-таки до холма, начало вползать на него и встало. Внезапный сильный порыв ветра унес в сторону дым и пыль, и в свете фар внедорожника Ганн с Джордино уви­дели, что никакое это не гигантское насекомое, а старинный «роллс-ройс» из загона.

— Я знаю только одного человека, который станет кататься в таком корыте да еще в такое время! — радостно воскликнул Джордино.

Вскочив в «Ренджровер», Ганн погнал машину вниз по хол­му. Поймав фарами «Роллс», Ганн заметил, что антиквариат хотя и крайне медленно, но все же движется вверх, волоча за собой на привязанных к заднему бамперу цепях что-то очень тяжелое. Древний старичок отчаянно пытался втащить на вер­шину холма серьезный груз, превышавший, по всей видимос­ти, его собственный вес.

Сидевший за рулем «Роллса» Питт приветливо махнул ру­кой Ганну, затем снова схватился за руль. Его замерзшая нога до упора вдавила педаль газа, ручка скоростей была установле­на на первой передаче. Задние колеса проворачивались, стара­ясь уцепиться за рассыпающуюся почву. Однако груз позади был настолько огромен, что автомобиль явно ему проигрывал. Двигатель его под капотом отчаянно стучал, вода в радиаторе выкипала. Питт отлично понимал: еще немного — и двигатель заклинит.

Он крайне удивился, увидев вдруг рядом с собой Джорди­но, который, ни слова не говоря, а только подмигнув, схватил­ся за стойку и начал подталкивать автомобиль. Несмотря на рану, он всем своим весом наваливался на стойку. Затем по­явились Ганн, Уоффорд и даже Тереза и стали помогать ему, изо всех сил подталкивая «Роллс».

Общих усилий оказалось вполне достаточно, и лимузин неожиданно рванулся вперед. В тридцати футах позади него по склону холма, слегка подпрыгивая на кочках, полз громадный кусок гранита. От внезапного толчка он едва не опрокинулся, но устоял и покорно пополз за обретшим второе дыхание авто­мобилем. Вскарабкавшись чуть выше и оказавшись на сухом, безопасном месте, Питт выключил пыхтящий двигатель. Из радиатора ударила последняя струйка пара.

Когда дым и пар рассеялись, Питт увидел, что окружен дю­жиной инженеров и техников, успевших спастись от землетря­сения и наводнения. Были среди них и стражники, поначалу помогавшие ученым бороться с огнем, но, осознав бесполез­ность своих попыток, устремившиеся из поселка вслед за Пит­том. Он осторожно вылез из машины и пошел к ее задней час­ти. Джордино и остальные уже стояли там, разглядывая привя­занный цепями уцелевший груз.

На всякий случай Питт сунул руку в карман, нащупал ру­коятку «Кольта», но опасения его оказались напрасны. Никто из монголов и не думал нападать на него. Напротив, увидев об­вязанный цепями саркофаг с останками Чингисхана, они за­улыбались Питту и бросились благодарить его.

Путешествие в рай

64

Крейсер «Анцио» Военно-морских сил США вышел с места своей стоянки у берегов Объединенных Араб­ских Эмиратов, неподалеку от Ормузского пролива, и, повернув на север, начал пересекать Персидский залив. Далеко не самый крупный корабль в составе военных сил в заливе, оборудованный системой «Иджис» крейсер класса «Тикондерога» был самым опасным. Оборудованный РЛС с фазированной решеткой, расположенной в мощной палубной надстройке, корабль мог засекать, вести и уничтожать цели на суше, море и в воздухе в радиусе двухсот миль. Одно нажатие кнопки — и с вертикальной пусковой установки, расположен­ной в трюме, вылетала одна из двадцати двух ракет «томагавк» или «стандарт», в считанные секунды уничтожая цель.

Вся электронная начинка управлялась из боевого инфор­мационного центра — полутемного помещения, спрятанного в глубине корабля. В приглушенном голубом свете ламп капитан Роберт Банз пристально смотрел на один из крупных экранов, висевших на стене. Регион залива, окружавший корабль, пест­рел передвигавшимися изображениями различных цветов и форм с нанесенными на них символами. Каждый символ соот­ветствовал морскому и воздушному судну, попадавшему в поле зрения радара. Одно изображение в виде красного круга медлен­но смещалось слева направо в направлении Ормузского проли­ва, пересекая курс «Анцио».

— Двенадцать миль до перехвата, — доложил сидящий ря­дом матрос, один из специалистов по радиоэлектронному сле­жению, сидевший в комнате неподалеку от капитана.

—  Следить не отрываясь, — отозвался капитан. Кадровый офицер флота, старательный и неглупый, пользующийся ува­жением команды, Банз с удовольствием выполнял свою мис­сию в заливе. Тоску по жене и детям заглушало в нем чувство ответственности, а нередко возникавшие опасные ситуации придавали сил и вносили особую остроту в рутинную работу.

—  Через три мили пересечем иранскую границу, — предуп­редил моложавый офицер, помощник капитана по боевым дей­ствиям, стоявший возле него. — Они явно идут туда, в безопас­ное место.

—  Полагаю, иранцы не станут укрывать их после острова Харк, — ответил Банз. —Пат, я иду на мостик, буду следить оттуда. Ты остаешься здесь за командира.

—  Так точно, капитан. В случае чего свяжусь с вами.

Банз вышел из полутемного командного центра, поднялся

на мостик, залитый отраженным от воды солнечным светом. У руля стоял темноволосый офицер и, прижав к глазам бинокль, следил за идущим впереди черным судном.

—  Старший помощник, это и есть наша цель? — спросил капитан.

Брэд Найт, старший помощник, он же начальник опера­тивной разведки «Анцио», кивнул.

—  Так точно, сэр. Буровое судно. Воздушная разведка под­твердила. Название «Байан стар», порт приписки — Куала-Лумпур. Наши спутники засекли его и в Рас-Таннуре, и в районе острова Харк накануне землетрясений. — Найт скользнул взгля­дом по носовой части палубы, где взвод морской пехоты в пол­ной боевой экипировке готовился спускать на воду две лодки «зодиак».

—  Похоже, абордажная группа готова, сэр.

—  Отлично. Посмотрим как поведет себя буровик.

Банз приблизился к сидевшему радиооператору и скоман­довал буровому судну остановиться для досмотра и приема на борт группы инспекторов. Оператор передал приказ сначала по- английски, затем по-арабски. Буровое судно не отвечало.

—  Идет, не снижая скорости, — сообщил оператор, следя­щий за судном на радаре.

— Не поверю, что они нас не видят и не слышат. Два истре­бителя «F/A-18» с авианосца «Рональд Рейган» поочередно ле­тали над ними больше часа.

— По-моему, придется действовать по старинке. Дадим залп чуть повыше носа, сразу все увидят, — произнес Банз. Для та­кого случая на крейсере имелись не только две пятидюймовые пушки, но и кое-что позлее.

Когда расстояние между крейсером и буровым судном со­ставляло менее двух миль, оператор неожиданно выкрикнул:

— Сэр, они резко снижают скорость.

Банз, нагнувшись, посмотрел на экран радара. Буровик дей­ствительно уже не так резво стремился на юго-восток.

— Подходим с левого борта. Морской пехоте — пригото­виться.

Изящный серый крейсер резко взял курс на северо-восток и вскоре поравнялся с буровым судном. Теперь их разделяло всего полмили. Морские пехотинцы быстро спустили на воду лодки, погрузились в них и, заведя моторы, устремились к бу­ровику. Не успели они отдалиться на десяток ярдов, как Найт неожиданно повернулся к Банзу.

— Капитан, у кормы вражеского судна вижу две спасатель­ные шлюпки. Полагаю, команда покидает борт.

Банз взял у него бинокль и начал внимательно осматривать буровое судно. Две спасательные шлюпки с людьми, одетыми в черные комбинезоны, отчаливали от судна. Банз качнул бинок­лем в сторону старенького покинутого буровика как раз в тот момент, когда из его трюма показались клубы белого дыма.

— Мерзавцы подожгли судно, — презрительно скривил он губы. — Передайте морпехам, пусть возвращаются.

Команда «Анцио» с удивлением наблюдала, как буровое судно начало быстро осаживаться в воду. Прошло всего несколь­ко минут, и соленые воды Персидского залива начали погло­щать буровик. Сначала в воду ушел затопленный водой нос. Корма поднялась, потом, словно гигантский нож, начала вон­заться в воду, и, наконец, с неожиданным всплеском скрылась в волнах.

Покачивая головой, Найт наблюдал, как над затонувшим судном пузырилась вода.

—  Пентагону такой финал не понравится. Нам было при­казано захватить судно в целости и сохранности. На его борту находится какая-то новейшая разработка военного характера.

—  У нас есть команда, — ответил Банз, кивая в сторону спасательных шлюпок, направлявшихся, как ни странно, не к иранскому берегу, а к крейсеру. — А если Пентагону что-то нужно на судне, пусть поднимают его. Пожалуйста, вот оно. Лежит в иранских водах, на глубине всего триста футов, — прибавил он с легкой улыбкой.

65

Прохладный легкий ветерок обдувал склоны горы Бурхан-Халдун, подхватывая и раздувая сине-красные государственные монгольские флаги, во множестве реявшие высоко над голова­ми собравшихся. Гигантское полотнище шириной пятьдесят футов реяло над величественным гранитным мавзолеем, фасад которого мастера — резчики по камню закончили украшать все­го два дня назад. Мавзолей, пока пустой, был окружен плотной толпой, состоявшей из государственных деятелей, важных гос­тей и представителей прессы, тихо переговаривавшихся между собой.

Сначала по толпе прошелестел густой взволнованный ше­пот, потом все стихло, а затем послышалась мерная четкая по­ступь, приближавшаяся с каждой секундой. Из-за жиденькой сосновой рощицы показалась рота солдат и офицеров монголь­ской армии. Чуть наклоняясь вперед, они поднимались вверх по склону. Это была первая из длинной вереницы колонн, со­провождавших останки Чингисхана к последнему месту упо­коения. Погребение сопровождалось отданием всех воинских почестей великому предку.

Во время битвы при осаде города Иньчуань в северо-запад- ном Китае Чингисхан упал с лошади и спустя несколько дней от полученных травм скончался. Тело его тайно вернулось с похоронной процессией в Монголию и тайно же было погре­бено на склонах горы Бурхан-Халдун в 1227 году. История, правда, не сохранила описание процессии. Доподлинно извест­но одно — воины Чингисхана хотели на время скрыть от вра­гов смерть своего повелителя и навеки от человечества место его погребения. Поэтому уместно было бы предположить, что привезли его не в роскошном саркофаге, а в чем-то более про­стом, возможно даже, в убогом и неподходящем для случая предмете, а сама процессия не отличалась роскошью. Похоро­нили его в безлюдном месте, рядом с несметными сокровища­ми. Прошло восемь веков, и никто уже не делал тайны из его перезахоронения.

Неделю саркофаг с телом великого монгольского воина на­ходился в Улан-Баторе. Попрощаться с великим предком при­шли свыше двух миллионов человек, более двух третей населе­ния страны. Тысячи людей приезжали и приходили в столицу из самых дальних уголков Монголии, чтобы посмотреть на саркофаг с телом. Три дня к мавзолею шла похоронная процессия, и вдоль всего ее пути днем и ночью толпами стоял народ с фла­гами и портретами древнего военачальника. Женщины и дети махали руками и плакали, провожая глазами саркофаг и про­цессию. День похорон был объявлен национальным днем тра­ура, а последующий день — национальным праздником поми­новения. В день погребения многокилометровый караван под­нялся по временной дороге к тихому местечку недалеко от ос­нования горы Бурхан-Халдун, где, согласно легенде, родился военный правитель Монголии.

Питт, Джордино, Ганн, Тереза и Уоффорд сидели в первом ряду трибуны для самых почетных гостей, всего в нескольких ярдах от президента Монголии и руководства парламента. Когда похоронная процессия приблизилась, Питт, наклонившись, подмигнул сидевшему рядом с ним мальчику. Нойон и его ро­дители, приглашенные на торжество Питтом, с невыразимым почтением и восторгом взирали на саркофаг с телом хана. Гла­за мальчишки раскрылись от удивления.

С величайшими, невиданными доселе в стране почестями, достойными славы Чингисхана, тело его везли на желтой по­гребальной колеснице, запряженной восьмеркой белоснежных, ступавших в ногу коней. На колеснице стоял гранитный сар­кофаг, спасенный Питтом от наводнения. Он был весь усыпан цветками лотоса.

Перед самым входом в усыпальницу несколько старых лам в светло-красных одеждах и желтых полукруглых шапках тихо заняли места во главе процессии. Внизу два монаха задули в радонги, громадные телескопические трубы, и их глубокий ба­ритон разнесся над долиной. Эхо подхватило его и понесло дальше. Монахи начали долгую заупокойную молитву, сопро­вождая ее гулом барабанов, звоном тамбуринов и возжиганием благовоний. По завершении церемонии ламы так же бесшумно отошли в сторону, как и появились, уступив место старому шаману. Век Чингисхана был наполнен мистицизмом, шама­низм играл важную роль в жизни скотоводов. Седой длинно­бородый шаман, одетый в оленьи шкуры, выкрикивая закли­нания, исполнил ритуальный танец вокруг огромного костра, в котором лежали овечьи кости. Пронзительными криками он восхвалял останки хана, провожая их из страны вечно голубого неба в загробную жизнь на покорение небес.

Когда церемония закончилась, гранитный саркофаг вкати­ли в мавзолей, затем кран опустил шеститонную полирован­ную гранитную плиту, навеки закрыв его. Позднее многие из присутствовавших утверждали, что в этот момент слышали да­лекий отзвук грома, хотя небо было абсолютно безоблачным. Чингисхан вновь обрел покой в своих любимых горах, и усы­пальница его с той поры является Меккой для туристов, исто­риков и всех монголов.

Когда толпа начала рассеиваться, появились Иван Корсов и Александр Саргов, сидевшие чуть поодаль, рядом с россий­ским послом.

— Да у вас просто нюх на исторические сокровища как на суше, так и на море, — рассмеялся Саргов, по-дружески обни­мая Питта и Джордино. Хватка у него была все та же, медвежья.

— Премия за попытку отгадать, кто же пытался затопить «Верещагин», — ответил Питт.

— Вижу, вижу, — кивнул Саргов. — Кстати, наш совмест­ный проект на Байкале еще не закончен. «Верещагин» сейчас находится на ремонте, но к следующему сезону корабль будет готов. Надеюсь увидеть вас обоих.

— Обязательно приедем, Александр.

—  Надеюсь, сейша больше не появится, — прибавил Джор­дино.

Корсов бочком, с обычной своей улыбкой от уха до уха, приблизился к Питту.

—  Наслышан о вашей деятельности, — сказал он. — Впе­чатляет. Если захотите устроиться на работу в ФСБ, всегда го­тов дать рекомендацию. Нам нужны люди с такими талантами.

—  Вы бы пореже распространялись об этом. Если дойдет до моего босса, у меня могут быть неприятности. Он подобных шуток не понимает, — рассмеялся Питт.

Подошел президент Монголии в окружении небольшой свиты. Саргов торопливо попрощался, и краем глаза Питт за­метил, как незаметно растворился в остатках толпы Корсов. Президент, невысокий лощеный мужчина лет сорока пяти, за­говорил на безупречном английском и почти без акцента.

—  Мистер Питт, от лица всего монгольского народа хочу поблагодарить вас и сотрудников агентства НУМА за спасение останков Чингисхана для наших потомков.

—  Великая историческая личность заслуживает вечной жиз­ни, — ответил Питт, чуть кивнув в сторону мавзолея. — Жаль, сокровища из его прежней гробницы утеряны.

—  Да. Считаю национальной трагедией, что сокровища Чингисхана разошлись по частным коллекционерам ради обо­гащения Боржина и его родственников. Возможно, нам удаст­ся выкупить часть их на доходы, полученные от экспорта неф­ти. Археологи, правда, уверены, что значительная часть со­кровищ находится в гробнице Хубилай-хана, которую Боржину, к счастью, не удалось найти. Надеюсь, они находятся на территории Монголии, возможно, неподалеку отсюда.

—  Хубилай-хан, — повторил Питт и посмотрел на мавзо­лей. На гранитном фасаде он заметил изображение волка, вы­крашенное в синий цвет.

—  Так гласит легенда, мистер Питт. А теперь мне хотелось бы поблагодарить вас за раскрытие преступной деятельности семейства Боржин и за помощь в предотвращении дальнейше­го беззакония. Специальная комиссия занимается сейчас рас­следованием всего, что связано с этой семьей. Память об их действиях будет похоронена вместе с телом самого Боржина.

—  Надеюсь, Татьяна сотрудничает со следствием.

—  Более чем охотно, — сказал президент, пряча тонкую усмешку. Татьяна находилась в специальной тюрьме и была го­това на все, только бы сократить срок своего пребывания там. — С ее помощью и при содействии ваших компаний, — прези­дент кивнул Терезе и Уоффорду, — нам удастся использовать фантастические нефтяные ресурсы на благо всей Монголии.

—  Китай не собирается требовать назад Внутреннюю Мон­голию? — поинтересовался Ганн.

—  Подобный шаг политически опасен. Мировое сообще­ство признало передачу Внутренней Монголии, население края приняло его с восторгом. Нет, китайцам придется удовлетво­риться нефтью, которую мы пообещали поставлять им по очень выгодным ценам. По крайней мере до тех пор, пока не закон­чится строительство нефтепровода до российского порта На­ходка. — Президент улыбнулся и помахал рукой российскому послу. Тот стоял в нескольких ярдах, о чем-то разговаривая с Сарговым.

—  Доходы от нефти должны получать те, кто больше других в них нуждается, — заметил Питт.

—  Мы изучили опыт одного из ваших штатов, Аляски. Часть доходов следует распределять между всеми жителями, а оста­ток направлять на совершенствование систем здравоохранения и образования, на инфраструктуру. Пример Боржина ясно по­казывает — ни цента доходов не должно оседать в одном кармане.

—  Благодарю вас, господин президент. Я хотел бы обратить­ся к вам с личной просьбой. В пустыне Гоби мы обнаружили самолет, потерпевший крушение лет семьдесят назад.

—  Я знаю, мне о нем сообщил помощник, занимающийся вопросами, связанными с древностями. Монгольский универ­ситет уже собрал группу ученых и студентов. Вскоре они от­правятся на раскопки самолета. Тела пилотов и пассажира бу­дут отправлены на родину для достойного захоронения.

—  Они этого заслуживают.

— Разумеется, мистер Питт, — ответил президент и посмот­рел на помощника, тихонько потянувшего его за рукав. Прези­дент кивнул и собрался уже быстро попрощаться, как вдруг снова повернулся к Питту.

— Простите, чуть не забыл, — произнес он. — Народ Мон­голии хочет сделать вам подарок. Я слышал, вы любите такие вещи.

Он повел рукой в сторону грузовика с открытым кузовом, остановившегося ярдах в ста от процессии. В кузове находился длинный предмет, накрытый брезентовым чехлом. Пока Питт и остальные удивленно гадали, что это может быть, в кузов за­прыгнули двое рабочих и сдернули чехол. Под ним оказался пыльный и грязный «Роллс-ройс» Боржина.

— Здорово же тебе придется с ним повозиться, — пробор­мотал Уоффорд, оглядывая древний автомобиль.

— Моя жена Лорен будет в восторге. — Питт натужно улыб­нулся.

— Я бы очень хотела как-нибудь с ней познакомиться, — заметила Тереза.

— Заходи, когда появишься в Вашингтоне. Хотя, я слышал, вы с Уоффордом на некоторое время остаетесь здесь?

— Компания предоставила нам три недели оплачиваемого отпуска. Мы едем по домам, потом снова возвращаемся сюда.

По взгляду, который она бросила на Джордино, и тону ее голоса Питт догадался, что слово «возвращаемся» относилось не к Уоффорду.

— Неужели ты надеешься за три недели вылечить и приру­чить неистового морского волка Джордино?

— Думаю, у меня получится, — хитро ответила она.

Джордино широко улыбался, опираясь на трость и держа

на весу плотно перевязанную ногу.

— Спасибо за заботу, босс, но я всегда мечтал увидеть Зюй­дерзее.

Они попрощались, и Питт направился к грузовику с «Роллс-ройсом». Ганн, немного задержавшись, последовал за ним.

—  Министр энергетики Монголии только что сообщил мне, что цены на нефть снизились сегодня еще на десять долларов, — сказал он, вставая рядом с Питтом. — Трейдеры успокоились, узнав о гибели нефтяного концерна «Аварга», ответственного за землетрясения. Учитывая сообщения о гигантских запасах нефти в районе Внутренней Монголии, эксперты предполага­ют дальнейшее падение цен. Поговаривают, будто очень скоро уровень цен станет даже ниже того, что был до землетрясений в Персидском заливе.

—  Главное — улеглась паника и предотвращена возмож­ность глобальной рецессии. Может быть, промышленно раз­витые страны наконец-то извлекут нужный урок и всерьез зай­мутся созданием возобновляемых источников энергии.

—  Пока их основательно не прижмет — не займутся, — ото­звался Ганн. — Я краем уха услышал неважную новость. Пента­гон лютует: им не досталось ни одного из трех устройств, разра­ботанных фон Вахтером. Два, как сам знаешь, уничтожены, а третье затонуло вместе с буровым судном в Персидском заливе.

—  И при чем тут агентство НУМА? Мы не несем никакой ответственности за последствия.

—  Да, конечно. Повезло Дирку и Саммер — они случайно натолкнулись на брата Боржина. Точнее, он о них споткнул­ся. — Ганн покачал головой. — Доберись он до Валдиза, как планировал, такое бы на Трансаляскинском нефтепроводе ус­троил, Персидский залив детской забавой показался бы.

Питт, казалось, даже не вслушивался в слова Ганна.

—  Саммер обнаружила останки затонувшего китайского корабля, — произнес он, посмотрев на Ганна отсутствующим взглядом. Внезапно глаза его заблестели.

Ганн не удивлялся поведению босса. Тот нередко забывал обо всем и думал на несколько шагов вперед. Поэтому Руди продолжал как ни в чем не бывало:

—  Ладно, устройства пропали, но ведь куда-то подевались и рабочие записи фон Вахтера. Скорее всего сгорели. Боржин наверняка держал все записи профессора в своей резиденции. В общем, пропала технология, черта с два теперь чего восста­новишь.

—  Ты сильно сожалеешь об этом?

—  Я? Нет, конечно. Хотя было бы просто интересно посмот­реть на документацию. Да и вообще, лучше бы она была у меня, чем попала в руки таких, как Боржин.

—  Между нами, сообщаю тебе, — инструкция, которую ты взял в лабораторном корпусе, выдержала огонь и воду.

— Инструкция на устройство фон Вахтера?! — воскликнул Ганн. — Да по ней же восстановить акустико-сейсмический отражатель — полгода работы. Надеюсь, она хранится в надеж­ном месте?

— Надежнее не бывает, — заверил его Питт.

— Ты уверен? — допытывался Ганн.

Питт подошел к задней части «роллса» и открыл большой кожаный чемодан, расположенный в багажном отделении ав­томобиля. На дне его, в пыли, лежала инструкция на акусти­ко-сейсмический отражатель с торчащим из нее обломком стрелы.

Ганн тихонько присвистнул, затем медленно прикрыл гла­за ладонью и отвернулся.

— Считай, что я никогда ее не видел.

Питт застегнул чемодан, лениво обошел автомобиль. По небу с запада наплывали серые облака, обещая сильный дождь. Остававшийся возле усыпальницы народ начал быстро расхо­диться по машинам и автобусам. В ливень спуститься с горы, не говоря уже о том, чтобы въехать на нее, было трудновато.

— Пошли отсюда, хватит, нагляделся. — Ганн подхватил Питта за руку и повел к взятому напрокат джипу. — Ну как, босс? Летим в Вашингтон? — весело спросил он.

Питт внезапно остановился и, обернувшись, в последний раз внимательно посмотрел на мавзолей Чингисхана.

— Нет, Руди, — ответил он, покачав головой. — Лети один, а я на несколько дней задержусь.

— Где? Ты остаешься здесь? — удивился Ганн.

— Нет. — Питт, хитро улыбаясь, подмигнул ему. В глазах его светились странные огоньки. — Я решил немного поохо­титься. На волка.

66

Пока «Мариана иксплорер», исследовательский корабль, принадлежащий агентству НУМА, огибал покрытой лавой длин­ный крючковатый палец Кахакахакеа-Пойнто, солнце успело раскалить палубу. У входа в уже знакомую бухту в заливе Келиули капитан корабля Билл Стенсет приказал сбавить скорость. Впереди и слева по курсу он заметил покачивавшийся на по­верхности воды красный маркерный буй. В семидесяти футах под ним лежали останки бурового судна ушедшего в небытие нефтяного концерна «Аварга», частично придавленные отвалив­шимся от скалы куском лавы. Дальше к берегу начиналось мел­ководье, и Стенсет приказал заглушить моторы и бросить якорь.

—  Прибыли. Бухта Келиули, — возвестил он, поворачива­ясь к задней части мостика.

Питт сидел за столом из черного дерева, застеленным кар­той, и, держа в руках лупу, изучал гавайское побережье. Рядом с ним лежала старинная карта из шкуры гепарда, найденная им в пустыне Гоби в потерпевшем крушение «Фоккере», рядом с телом Ханта. Дети Питта, Дирк и Саммер, стояли рядом, с ин­тересом заглядывая ему через плечо.

—  Итак, перед нами место преступления, — сказал Питт- старший, поднимаясь с кресла и подходя к иллюминатору. Он потянулся и зевнул — недавний перелет из Улан-Батора в Го­нолулу через Иркутск и Токио вымотал его.

Теплый влажный ветер приятно ласкал кожу, освежал и бодрил, особенно после сна в холодном самолете, успевшем взлететь до того, как легкий снежок перерос в буран.

Возвращение Питта на Гавайи сопровождалось легкой ме­ланхолией, усилившейся трехчасовой задержкой в Гонолулу. Из-за нелетной погоды все рейсы местных авиалиний на Хило откладывались, и Питт, взяв напрокат машину, отправился че­рез горы Коолау, на восточное побережье Оаху. В стороне от основной автомагистрали, неподалеку от Каилуа-Бич, нахо­дилось маленькое кладбище, небольшой ухоженный участок земли, окруженный сочной растительностью, откуда хорошо просматривался океан. Питт неторопливо шел по нему, раз­глядывая могильные плиты разных цветов и размеров. Под те­нистыми ветвями цветущей плюмерии он нашел могилу Сам­мер Моран.

Его первая и самая глубокая любовь, мать его детей, Сам­мер Моран умерла совсем недавно. Попав в тяжелейшую авто­мобильную катастрофу, она уцелела, но Питт не знал об этом и жил уединенно. Он был убежден в гибели жены и даже о смер­ти ее узнал случайно. Много лет он провел в безуспешных по­пытках стереть всякую память о ней, но однажды к нему при­ехали его дети. Вернулись давно забытые чувства, появилась гнетущая мысль о том, насколько бы иначе сложилась его жизнь, знай он, что Саммер жива и воспитывает их близне­цов. Он и его теперешняя жена Лорен полюбили детей, но чув­ство потери не исчезало. Иногда к нему примешивалось и лег­кое негодование: время, которое он мог бы провести с Саммер, казалось ему безнадежно потерянным.

С горестным сердцем он нарвал цветков плюмерии, влаж­ных и свежих, тихо осыпал ими могилу. Он долго стоял возле нее, задумчиво глядя на океан. Мягкие волны его второй люб­ви, моря, смыли остатки боли. Усталый, утомленный жарой, но с новой надеждой он покинул кладбище.

Стоя на мостике рядом с детьми, он ощущал себя счастли­вым — ведь в них жила и частичка Саммер. Им передались его дерзость и авантюрный склад характера. Мысли Питта верну­лись к тайне затонувшего старинного китайского судна.

—  Маркерный буй стоит как раз в том месте, где Саммер отправила на дно буровое судно, — улыбнулся Дирк, кивнув на поверхность воды за иллюминатором. — Обломки затонувше­го китайского корабля лежат почти рядом с мертвой точкой пещеры, — сказал он, поводя рукой вправо.

—  Все артефакты датируются как минимум тринадцатым веком? — спросил Питт.

—  По крайней мере все на это указывает, — ответила Сам­мер. — Найденная керамика относится к периоду от поздней династии Сон до ранней династии Юань. Образцы дерева — в основном вяз — датируются примерно тысяча двести восьми­десятым годом. На знаменитых китайских верфях Лонцзяна ис­пользовался вяз и другие породы, этот факт косвенно подтверж­дает наши выводы.

—  Местные геологические хроники также не противоречат им, — сказал Дирк. — Поскольку обломки корабля находятся под лавой, мы проверили все известные источники о вулка­нических извержениях на Большом острове. Хотя самый из­вестный и активно действующий вулкан здесь Килауэа, в не­давнем прошлом частенько извергались и Хуалалаи, и Мауна-Лоа. Мауна-Лоа расположен ближе к бухте и за последние сто пятьдесят лет извергался тридцать шесть раз. Сколько лавы из него попало на дно во время более ранних извержений — никто не знает. Местным геологам удалось собрать и подверг­нуть радиоуглеродному анализу образцы угля, извлеченные из-под слоев лавы. Кстати, как выяснилось, одному из образцов лавы, взятому из соседнего залива Похуэ, примерно восемьсот лет. Мы не знаем наверняка, какая именно лава прошла через пещеру и накрыла обломки погибшего корабля — та же самая, от того же извержения или нет, но я думаю, что это она. И если я прав, то наш корабль построен не позднее тысяча трехсотого года.

—  Интересно, подтверждаются какие-нибудь наши пред­положения твоей таинственной картой на шкуре гепарда? — поинтересовалась Саммер.

—  Невозможно сказать точно, к какому времени относится изображенное на ней морское путешествие, но некоторые сов­падения есть, — ответил Питт. — Прежде всего гигантские размеры первого корабля, четырехмачтовой джонки. Найден­ные вами обломки, особенно детали руля, откопанные Дир­ком и Джеком, вполне им соответствуют. К сожалению, под изображениями нет объяснительного текста. Только несколь­ко слов по краю карты, и они переводятся как «Долгое путе­шествие в рай».

Питт снова уселся за стол и принялся рассматривать изоб­ражения на гепардовой шкуре. На некоторых из них отчетливо просматривались четырехмачтовая джонка, идущая под пару­сами, и два корабля сопровождения поменьше. Следующие рисунки показывали долгое океанское путешествие и прибы­тие кораблей к группе островов. Относительно друг друга они располагались примерно так же, как самые крупные из восьми гавайских островов. Однако самой интригующей была послед­няя картинка, на которой изображался корабль, стоящий на якоре возле утеса. Огонь и дым окутывали и его, и все побережье. С особенным интересом Питт разглядывал охваченный пламенем флаг на мачте джонки.

— Вулканическое извержение передано с абсолютной точ­ностью, заметил он. — Кажется, что горит сам корабль, но это не так. Он вовсе не горит, огонь вырывается из вулкана на берегу.

— Обрати внимание на ящики на борту джонки, — замети­ла Саммер. — Не за ними ли охотился Тонг, или младший Бор- жин. Возможно, корабль вез значительные сокровища. Вот по­чему они так хотели с помощью искусственно вызванного зем­летрясения пробиться сквозь толщу лавы.

— Полагаю, ты права, — отозвался Дирк. — По-моему, тоже все дело в этих ящиках. Если верить рисунку, груз свезли на берег, где он был уничтожен извержением вулкана.

— А ты уверен, что он был уничтожен? — спросил Питт с загадочной улыбкой.

— Да как же он мог уцелеть в таком аду? Какие сокровища уцелеют в потоках вулканической лавы? — спросила Саммер. Она взяла увеличительное стекло, стала разглядывать послед­ний квадратик рисунка, и брови ее поползли вверх. Она увиде­ла, что ящики окружены черными камнями и огонь не касается их. Ни над ними, ни вокруг них не было языков пламени.

— Вообще-то, судя по картинке, ящики целы, — смущенно проговорила она. — Значит, ты думаешь, они сохранились?

— Думаю, что попытка того стоит. По крайней мере удос­товеримся, правя или нет.

— Ну а если они погребены под лавой? — возразил Дирк.

— Ты хотя бы из вежливости поверь старому бойскауту. — Питт, улыбаясь, направился к выходу с мостика.

Оптимизм отца не убедил Дирка и Саммер. С изрядной до­лей скепсиса они последовали за ним на корму и стали разби­рать водолазное снаряжение. Затем они погрузились вместе с ним в «Зодиак», и Джек Далгрен опустил лодку на воду.

— Первого, кто найдет вазу эпохи Мин, ожидает бутылка текилы, — пообещал он.

— Приготовь соль и лайм, — прокричала ему в ответ Саммер.

Питт повел «зодиак» к берегу, срезал угол, подплыв к бли­жайшему берегу бухты, и в нескольких ярдах от линии прибоя заглушил мотор. Дирк спустил через борт лодки якорь, после чего они облачились в водолазное снаряжение.

—  Будем двигаться параллельно берегу как можно ближе к линии прибоя, — инструктировал детей Питт. — Смотрите не заденьте о волнорезы.

—  Что мы, собственно, ищем? — спросил Дирк.

—  Лестницу в рай, — шутливо ответил Питт и, загадочно усмехнувшись, натянул на лицо маску. Потом сел на край лод­ки, плюхнулся спиной в воду и исчез под небольшой волной.

Дирк и Саммер, торопливо надев маски, последовали за отцом.

Они сгруппировались на дне, менее чем в тридцати футах от поверхности. Вода здесь была темной и мутной. Волны при­боя накатывали на скалистый берег, покрывая его пеной и во­дорослями, уменьшая видимость до нескольких футов. Саммер заметила, как отец кивнул ей, затем повернулся и поплыл во тьму. Она поспешила за ним. Последним двигался Дирк.

Дно представляло собой неровный слой лавы, резко под­нимавшийся слева от них. Даже под водой Саммер чувствова­ла, как набегающие волны относят ее в сторону. Чтобы избе­жать столкновения со вздымавшейся горой лавы, ей приходи­лось часто переворачиваться и отталкиваться от нее ластами.

Она минут двадцать плыла за ластами и тонкой струйкой пузырьков, выходящей из бризера ее отца, после чего он вне­запно исчез в темной воде впереди нее. Она предположила, что они находятся примерно на полпути от крутого берега бухты, и, проплыв еще минут десять на взгляд и на ощупь, убедилась в правильности своего предположения.

Перемещаясь вдоль линии прибоя, она чувствовала, как волны относят ее к стене лавы. Она снова перевернулась на спи­ну головой к морю и уже собралась было оттолкнуться от нее, как вдруг еще более мощная волна отбросила ее к берегу. Сам­мер сопротивлялась, но силы были явно неравны, и вскоре третья волна придавила ее спиной к лаве. Она услышала скрежет стального акваланга о камень.

Саммер не пострадала от столкновения и спокойно ждала, пока волна пройдет над ней и она сможет продолжить путь. Она уже приготовилась отталкиваться от лавы, но внезапно заме­тила над головой темное пятно в скале. Приблизившись к нему, она заглянула внутрь и увидела перед собой круглый, как тру­ба, длинный ход, чуть изогнутый вверх и тянувшийся к берего­вой линии. Чтобы проверить, не ошиблась ли она и не обычная ли это глубокая полость, Саммер достала фонарь и посветила им внутрь отверстия. Луч фонаря, хоть и неяркий в мутной воде, не отразился, наткнувшись на противоположную стену. Ока­залось, что это действительно очень длинный ход.

Сердце ее замерло, когда она наконец догадалась, что имен­но этот ход и ищет ее отец. Она прижалась к стене и, когда но­вая волна прошла над ней, принялась стучать фонарем об ак­валанг. Эхо разнесло под водой стук металла.

Почти сразу появился Дирк, удивленно взглянул на сестру, проследил за движением ее руки и с еще большим удивлением посмотрел на отверстие. Примерно через минуту к ним подплыл отец, заметил отверстие и погладил Саммер по голове. Вклю­чив фонарь, он легко проник в отверстие и поплыл. Саммер и Дирк следовали за ним.

Питт сразу догадался, что находятся они в лавовой трубе, туннеле с почти идеально круглыми и гладкими стенками, слов­но пробитыми и отшлифованными специальными машинами. На самом же деле трубу образовал постоянный поток горячей лавы. Снаружи он постепенно охлаждался, внутри же оставал­ся раскаленным. В конце концов горячая центральная часть его вытекла, образовав трубу. Размер у лавовых труб бывает самый разный — одни достигают в ширину пятидесяти футов, другие, такие, правда, встречаются крайне редко, тянутся на несколь­ко миль. Труба, на которую натолкнулась Саммер, оказалась неширокой — диаметр ее составлял всего шесть футов.

Тридцать футов Питт плыл по ней, отмечая по глубиноме­ру небольшой подъем. Внезапно труба расширилась, Питт за­метил отражение от фонаря и увидел над головой поверхность крошечного озера, чистого и спокойного. Высунув голову из воды и поводив по сторонам фонарем, он разглядел с трех сторон гладкие черные стены лавы, вертикально уходящие в воду. Четвертая сторона имела углубление в виде громадной ниши. Питт словно нехотя или растягивая удовольствие, медленно направился туда, а чуть позади него в футе от поверхности воды, освещая ему путь своими фонарями, плыли Саммер и Дирк. Они приблизились к стене, высунулись из воды и, вытащив изо ртов регуляторы, заговорили.

—  Поразительно! — воскликнула Саммер. — Полость под водой оказалась входом в туннель, который привел нас в по­тайное озеро. Дышать здесь, правда, не очень приятно, не ме­шало бы кондиционер повесить.

Воздух над озером был сырым и отдавал плесенью. Саммер подумывала, не воспользоваться ли ребризером.

—  Когда-то пещера была много больше, но потоки лавы, стекавшие с близлежащих гор, постепенно сузили ее, — сказал Питт. — Нам просто повезло, что осталась лавовая труба.

Дирк снял бак, пояс с балластом и обвел фонарем сначала пол ниши, затем стены возле нее. Внимание его привлекла странная тень.

—  Саммер, взгляни, кто это там позади тебя? —спросил он.

Саммер обернулась и вскрикнула от страха, увидев стоящую над ней фигуру мужчины. Когда же она осознала, что фигура — всего лишь статуя, страх ее сменился изумлением.

—  Глиняный воин? — спросил Дирк.

Саммер посветила по сторонам фонарем и заметила непо­далеку еще одну фигуру. Обе они изображали воинов среднего роста, в боевых одеждах, с вылепленными из глины мечами в руках. Саммер придвинулась к одной из них, внимательно рас­смотрела детали — гладко зачесанные волосы, миндалевидные глаза, тонкие свисающие усы.

—  Терракотовые воины императора Циня? — спросил Питт. — Или копии тринадцатого века?

Саммер вопросительно посмотрела на отца.

—  Откуда здесь фигуры тринадцатого века? Кто их сюда мог завезти?

Питт подошел к фигурам и заметил узенькую тропинку, прорубленную в лаве.

—  Они приведут нас к ответу, — произнес он.

Он протиснулся между фигурами и двинулся вперед. За ним, не отставая ни на шаг, держась за руки, шли Саммер и Дирк. Истоптанная тропинка, обогнув несколько стен лавы, неожи­данно закончилась просторным искусственным образованием, напоминавшим формой круглую пещеру. 

Питт и его дети остановились при входе, пораженные уви­денным. Лучи их фонарей скользили по громадным стенам, по выбитым в них многочисленным углублениям, в которых стояла целая терракотовая армия. На шее каждой фигуры ви­села тяжелая золотая цепь с украшением или амулетом, усы­панным драгоценными камнями. Внутри пещеры, перед сте­нами, плотным кольцом стояли еще скульптуры, главным об­разом животных, но не в натуральную величину, а меньше. Одни фигуры были вырезаны из нефрита или простого кам­ня, другие позолочены. Олень бесстрашно пасся рядом с боль­шими соколами. В самом центре пещеры стояли фигуры двух вздыбленных лошадей, а между ними — многочисленные сто­лы и шкафчики с ящичками, покрытые слоем многовековой пыли. У громадного тикового стола располагалось роскошное ложе, на столе лежал тонкий коврик, на котором в свете фонарей поблескивала золотом старинная посуда — изящные тарелки, блюда, различные приборы, кубки. Напротив стола лежала гора украшений, на некоторых из них имелись надпи­си, сделанные арабской вязью или китайскими иероглифами. На других столах светились зеркала, изумительной резьбы шка­тулки и мелкие статуэтки, украшенные драгоценными камня­ми. Саммер осторожно приблизилась к ближайшему шкафчи­ку и выдвинула первый попавшийся ящик. Внутри его находи­лись отделанные красным шелком коробочки с янтарем, сап­фирами и рубинами.

Скульптуры и драгоценности не заинтересовали Питта. Он смотрел мимо статуй и сокровищ, в центр пещеры, где на не­большом каменном возвышении лежал длинный деревянный ящик желтого цвета, с богатой резьбой по бокам. Питт подо­шел к нему. Рядом с ящиком стояло чучело гепарда, изготовившегося к броску. Шерсть на нем поднялась дыбом, когти были выпущены, зубы оскалены. Гепард был как живой — казалось, вот-вот, рассекая воздух, ринется на Питта. Он осветил фона­рем верхнюю часть ящика и улыбнулся, увидев знакомое изоб­ражение — крупную резную фигуру волка синего цвета.

—  Позвольте представить вам покойного императора им­перии Юань, Хубилай-хана.

—  Хубилай-хана? — почтительно выдохнула Саммер, и глаза ее округлились. — Не может быть.

—  Я думал, его похоронили где-нибудь рядом с Чингисха­ном, — сказал Дирк.

—  Да, по крайней мере так гласит популярная народная ле­генда. Однако многое в ней не сходится. С помощью сейсми­ческого прибора Боржин обнаружил могилу Чингисхана, но до гробницы Хубилая так и не добрался, хотя она должна была находиться где-то рядом. Потом здесь появился доктор Тонг. Зачем он, отложив выполнение приказа разрушить Трансаляс­кинский нефтепровод, остался на месте древнего кораблекру­шения? Очевидно, он хотел найти здесь то, что его брат высо­ко оценил бы. Подозреваю, в Монголии им в руки попал ключ к разгадке тайны местонахождения усыпальницы Хубилая либо они наткнулись на гробницу, якобы его, но оказавшую­ся пустой.

—  Пока не вижу никакой связи с Гавайями, — пробормота­ла Саммер.

—  Перейдем к истории с картой на шкуре гепарда. Архео­лог доктор Хант откопал ее в Сяньду — вот вам прямая связь с Хубилаем. Предание гласит, что у императора были дрессиро­ванные гепарды, с которыми он охотился. То есть шкуру для карты дал один из его любимцев. Вероятнее всего, Хант откопал две карты — одну на шкуре гепарда, другую — на шелке, и как раз последняя, как я предполагаю, точно указывала место­нахождение могилы Чингисхана. Отец Боржина стал облада­телем карты на шелке, а сын убедил себя в том, что только она имеет ценность. По какой причине — не знаю, но оба они поначалу не поняли значения карты на гепардовой шкуре. Мне же все стало понятно, как только я увидел на ней изображение синего волка.

—  Какого синего волка? — недоуменно спросила Саммер.

— Вот этого, — ответил Питт, показывая на верхнюю часть ящика. — Синий волк — знаменитая эмблема ханов-императоров, созданная Чингисханом. Приглядитесь к последнему рисунку на шкуре, и вы увидите флаг с изображением синего волка, развевающийся на одной из мачт пылающей джонки. Подобный флаг никогда не появился бы в отсутствие хана. Об­наруженные вами обломки соответствуют по размерам нари­сованной императорской джонке, отправившейся в плавание из Китая. Джонка эта была изготовлена спустя полвека после того, как умер Чингисхан. Следовательно, он просто не мог совершить это морское путешествие. Вместе с тем дата совпа­дает с периодом правления Хубилай-хана. И с годом его смер­ти. Вот так карта на шкуре гепарда и рассказала мне о послед­нем путешествии Хубилая.

—  Но почему он отправился на Гавайи? — допытывалась Саммер, проводя лучом по саркофагу. На мгновение она задер­жалась взглядом на грубом деревянном посохе, прислоненном к нему. С его потертой ручки свисали бусы из зуба акулы.

—  Последние его годы были очень трудными. Возможно, «путешествие в рай» было частью его плана отойти в вечность на прекрасном далеком острове.

—  Должно быть, здесь собраны все сокровища, привезен­ные Хубилаем из военных походов, — сказал Дирк, ошелом­ленный количеством золота и драгоценностей. — Возможно, есть даже часть сокровищ Чингисхана. Представляю, сколько все это стоит. Баснословные деньги.

—  Сокровища Чингисхана у монгольского народа украл Боржин. Думаю, в Монголии будут только рады получить на­зад сокровища Хубилая. Уверен — они найдут для его усыпаль­ницы более подходящее место на горе Бурхан-Халдун, где Хубилай-хан встретится с вечностью.

Вид открытой ими гробницы изумил и потряс их. Обходя пещеру и восхищаясь древними украшениями, они незаметно для себя продолжили разговор почтительным шепотом. Свет их фонарей начал тускнеть — садились батарейки. Тени фигур потемнели и удлинились. Казалось, пещера пропиталась тай­нами и аурой Средних веков. Питту и его детям почудилось, будто и они соприкоснулись с ними. Когда луч фонарика Пит­та отразился от поблескивавшей стены, он вдруг вспомнил о настоящем Сяньду, воспетом незабываемым стихотворением Сэмюэла Колриджа.

—  «Тень купола дворца услады плыла размеренно меж волн, — начал он декламировать тихим голосом, — где из пе­щер и водопадов и ропот слышался, и стон».

Саммер подошла к отцу и сжала его руку.

— Мама всегда называла тебя неисправимым романти­ком, — тихо улыбнувшись, произнесла она.

Свет их фонарей Совсем ослаб. Питт и Саммер направились к тропинке. Пока они в последний раз осматривали пещеру, к ним незаметно приблизился Дирк.

— Сначала ты спас саркофаг Чингисхана. Теперь отыскал усыпальницу Хубилая и сокровища целой империи, — восхи­щенно произнес он. — Прославился на века.

Саммер утвердительно кивнула.

— Пап, иногда ты просто великолепен.

Питт раскинул руки, обхватил детей за плечи и прижал к себе.

— Да, вы правы, — сказал он и широко улыбнулся. — Иногда мне очень здорово везет.

Клайв Касслер, Дирк Касслер «Арктический дрейф»

Посвящается памяти Ли Ханта.

Да, он был лицом невымышленным. Он был моим закадычным другом, весельчаком и безрассудным Казановой, которому невероятно везло с женщинами (в чем ему завидовали все мужчины поголовно). Я убивал его в прологах целых десяти книг серии про Дирка Пита. Он всегда хотел сыграть в повествовании более важную роль, но не жаловался, потому что ему нравилась слава. Прощай, старик, мне будет сильно тебя не хватать.

Пролог ДОРОГА К СМЕРТИ

Апрель 1848 года, пролив Виктория

в Северном Ледовитом океане

По кораблю разнесся протяжный вопль, подобный крику раненого зверя в джунглях. Он звучал словно мольба о смерти. Потом вступил второй голос, третий — и в темноте зазвенел целый дьявольский хор. Когда крики стихли, настала гнетущая тишина. Однако вскоре вновь раздался вопль чьей-то измученной души, и вновь подтянулся нестройный хор безумцев. Те немногие моряки, что смогли сохранить рассудок и забаррикадировались от остальной команды, прислушивались к воплям и стонам, надеясь, что их смерть будет менее мучительной.

У себя в каюте капитан второго ранга Джеймс Фицджеймс тоже прислушался к крикам и сжал в руке кусок серебристой руды. Он поднес холодный камень к глазам, проклиная его блеск. Неизвестный минерал стал причиной многочисленных несчастий еще до того, как попал на корабль. Сначала два матроса свалились за борт вельбота, доставившего первые образцы руды, и замерзли насмерть в ледяной воде. Потом в драке с обезумевшим помощником корабельного плотника погиб еще один моряк: он получил удар ножом. Последние несколько недель больше половины членов команды медленно, но верно теряли рассудок.

Вне всякого сомнения, причиной тому послужила зимовка в замкнутом пространстве, однако и таинственный минерал также сыграл свою роль.

Размышления капитана прервал настойчивый стук в дверь. Чтобы попусту не тратить сил, он остался сидеть и отрывисто бросил:

— Да.

Дверь распахнулась настежь, и на пороге возник боцман — краснощекий мужчина невысокого роста с усталым перепачканным лицом и в грязном свитере.

— Капитан, они снова пытаются сломать баррикаду! — с сильным шотландским акцентом воскликнул он.

—Передай лейтенанту Фэйрхолму, — ответил Фицджеймс, медленно поднимаясь на ноги, — пусть соберет людей.

Он швырнул камень на койку и вышел в темный затхлый коридор, едва освещенный тусклыми свечными фонарями. Где-то за грузовым люком боцман исчез, а Фицджеймс направился дальше. Вскоре он остановился возле высокой груды хлама, перегородившей коридор. До самого потолка были тщательно уложены корабельные орудия, бочки, ящики — в ход пошло все, чем можно забить проход и создать временную баррикаду, чтобы отгородить каюты на носу судна. По ту сторону завала раздавалось пыхтенье матросов и скрип дерева.

— Они снова принялись за свое, сэр, — проговорил невыспавшийся часовой, стоявший возле баррикады с кремневым ружьем в руках. Парню едва исполнилось девятнадцать, и неаккуратная поросль топорщилась у него на подбородке, словно кустики вереска.

— Скоро им достанется весь корабль, — усталым голосом ответил Фицджеймс.

Позади раздался скрип трапа, и с нижней палубы поднялись трое матросов. В коридор ворвался порыв ледяного ветра, потом кто-то плотно прикрыл люк крышкой. Тощий офицер в бушлате, лейтенант Фэйрхолм, выступил из темноты и обратился к Фицджеймсу:

— Сэр, арсенал пока наш. Боцман Макдональд собирает людей в офицерской кают-компании. — Лейтенант поднял капсюльный револьвер дулом кверху и добавил: — Мы втроем решили вооружиться.

Фицджеймс кивнул, глядя на ружья в руках изможденных моряков флота Ее Величества.

— Спасибо, лейтенант. Стрелять только по моему приказу, — добавил он вполголоса.

Из-за баррикады раздался пронзительный вопль, сопровождаемый звоном кастрюль и сковородок. Судя по звукам, члены экипажа по ту сторону преграды окончательно утратили рассудок. Капитану даже думать не хотелось, что там сейчас творится.

— Они становятся все более агрессивными, — приглушенным голосом сказал лейтенант.

Фицджеймс мрачно кивнул. Принимая решение пополнить ряды арктических исследователей, он и помыслить не мог, что однажды ему придется усмирять обезумевшую команду. Благодаря живому уму и обходительности молодой офицер быстро поднимался по служебной лестнице, получая повышение за повышением, а к тридцати годам принял командование корветом флота Ее Величества. И вот в возрасте тридцати шести лет капитан, некогда считавшийся первым красавцем на всем флоте, в борьбе за собственную жизнь встал перед непростым выбором.

Вероятно, помешательство команды можно было объяснить естественными причинами: зимовка на борту затертого льдами судна — сама по себе тяжкое испытание. Оторванные от внешнего мира люди месяцами жили в темноте и в холоде, ютясь на нижней палубе и страдая от клаустрофобии, цинги и обморожений. Вдобавок им приходилось бороться с крысами. В таких условиях и одну зиму пережить непросто, а между тем корабль уже третий год как застрял во льдах Арктики. Запасы еды и топлива подходили к концу, люди сидели на голодном пайке. Да и смерть главы экспедиции, сэра Джона Франклина, произвела на членов команды самое гнетущее впечатление.

И все же Фицджеймс был уверен, что причина не только в этом. Когда помощник боцмана сорвал с себя всю одежду, прыгнул за борт и с воплями бросился бежать по снежной равнине, это еще можно было отнести на счет слабого психического здоровья. Но когда три четверти команды принялись кричать и метаться во сне, разговаривать сами с собой и видеть галлюцинации, капитан понял, что дело нечисто. Фицджеймс приказал перевести впавших в буйство матросов на бак и перегородить проход.

— Что-то на корабле определенно сводит их с ума, — тихо сказал Фэйрхолм, будто читая мысли капитана.

Фицджеймс хотел кивнуть в ответ, но тут с вершины баррикады слетел ящик, едва не задев его по голове. Под потолком показалось бледное лицо с горящими глазами, красными в свете тусклого фонаря. Безумец мгновенно протиснулся в образовавшееся отверстие и упал уже по эту сторону заграждения. Он стремительно вскочил на ноги, и Фицджеймс узнал одного из кочегаров, обслуживавших паровой двигатель корабля. Тот был обнажен по пояс, хотя на корабле стоял холод. В руке безумец сжимал огромный нож, явно позаимствованный с камбуза.

— И где тут жертвенные ягнята? — воскликнул он, занося нож.

Пока он не успел нанести удар, один из моряков поднял мушкет и выстрелил кочегару в лицо. Обливаясь кровью, тот выронил нож и рухнул на палубу.

Фицджеймс обернулся к стоявшим позади него членам команды. Усталые, изнуренные голодом люди ждали его приказов.

— Немедленно покинуть корабль! До заката остается не меньше часа, мы успеем добраться до «Террора». Лейтенант, доставьте в кают-компанию зимнее обмундирование и снаряжение.

— Сколько саней брать?

— Отставить сани! Упакуйте столько провизии, сколько можно унести. Снаряжение нам не понадобится.

— Так точно, — ответил Фэйрхолм. Сделав знак двум матросам, он спустился в грузовой люк. В трюме хранились парки, теплые ботинки и рукавицы, в которых члены экипажа работали на палубе или производили вылазки. Быстро взяв несколько комплектов штормового обмундирования, моряки потащили их в сторону кают-компании на корме судна.

Фицджеймс отправился в свою каюту забрать компас, золотые часы и несколько писем домой. Он раскрыл судовой журнал и дрожащей рукой сделал последнюю запись, потом зажмурился, сознавая свое полное поражение, и захлопнул книгу в кожаном переплете. По традиции, журнал следовало взять с собой, однако вместо этого он запер его в ящике стола, положив на подборку дагеротипов.

В кают-компании его ждало всего одиннадцать моряков — остальные члены экипажа, в котором когда-то насчитывалось шестьдесят восемь человек, погибли или повредились рассудком. Капитан надел парку и теплые ботинки и повел своих людей наверх по трапу Откинув крышку люка, словно открыв двери ледяного ада, они поднялись на палубу и очутились на ослепительно-белом просторе.

Воющие ветра осыпали их мириадами ледяных кристалликов, безжалостно впивавшихся в кожу на страшном сорокаградусном морозе. Невозможно было рассмотреть, где льды, а где небо, где начинается верх и кончается низ. Борясь с порывами ветра, Фицджеймс на ощупь двинулся по заваленной снегом палубе к трапу и ступил на паковый лед.

Всего в полумиле находился второй корабль экспедиции — «Террор», также затертый льдами. Но из-за пурги видимость не превышала нескольких ярдов. Если они не отыщут судно, то будут обречены на смерть посреди ледяной пустыни. Путь между кораблями отмечали деревянные колышки, вбитые в лед через каждые сто футов, вот только при такой погоде поиск меток становился поистине непосильной задачей.

Фицджеймс достал компас и взял азимут двенадцать градусов — именно там, как он знал, стоит «Террор». На самом деле корабль находился восточнее выбранного курса, однако близость к магнитному полюсу искажала показания прибора. Моля Бога, чтобы со времени их последней вылазки лед не переместился, капитан зашагал вперед, склонившись над компасом и борясь с порывами ветра. Остальные члены команды уцепились за веревку, и группа побрела по ледяному полю, словно гигантская многоножка.

Ледяной ветер бросал острые снежинки, они безжалостно впивались в лицо, но молодой капитан шел вперед, опустив голову и не отрывая глаз от компаса. Отсчитав сто шагов, он остановился и посмотрел вокруг. К счастью, первый колышек оказался неподалеку, хотя при такой пурге его было сложно заметить. Миновав метку, Фицджеймс снова сверился с компасом и направился к следующему ориентиру. Вереница людей двигалась от колышка к колышку, перебираясь через наметенные сугробы, которые порой достигали тридцати-сорока футов в вышину. Фицджеймс старался думать лишь об этом переходе, отбросив в сторону сожаления о покинутом на волю безумцев корабле. В глубине души он понимал, что иначе было нельзя. После трех лет во льдах Арктики приоритеты поменялись — теперь надо выжить во что бы то ни стало.

И вдруг раздался внезапный грохот, едва не убивший его надежды. Звук был такой силы, что перекрыл вой ветра. Он походил на пушечный выстрел, только капитан понял сразу: это трещит под ногами лед, многометровые слои которого постоянно находятся в движении, то сжимаясь, то расширяясь.

С тех пор, как в сентябре 1846 года оба судна экспедиции застряли во льдах посреди огромной ледяной равнины под названием море Бофорта, вместе с полосой дрейфующего льда их отнесло на двадцать миль. Лето 1847 года выдалось холодным, и лед не растаял, да и нынешняя весна теплой погодой не радовала. Надежда на то, что летом корабли освободятся из ледяного плена, была совсем ничтожна. В то же время подвижки льда несли смертельную опасность, угрожая сломать корпус, словно спичечный коробок… Шестьдесят семь лет спустя Эрнест Шеклтон будет беспомощно наблюдать, как его корабль «Стойкий» сжимают и крушат льды Антарктики.

Сердце Фицджеймса застучало, как молот, и он пошел быстрее. Вдали снова послышался зловещий треск льда. Веревка в его руках натянулась, поскольку многие не успевали, однако темп снижать он не стал. Наконец сквозь метель проглянула темная глыба.

— Вот он! — крикнул капитан. — Шире шаг, мы почти добрались!

В едином порыве моряки бросились к цели. Взобравшись на очередной торос, они увидели «Террор». Судно с выкрашенным черной краской корпусом и золотой каймой по краю достигало ста двух футов в длину; как размером, так и видом оно напоминало «Эребус». Хотя сейчас «Террор» мало походил на корабль: паруса свернуты и спрятаны, корму закрывает брезентовый тент. Для утепления жилых помещений корпус засыпали снегом почти по самые поручни. Мачты и такелаж покрыты толстым слоем льда. Крепкий бомбардирский корабль стоял точно молоком облитый.

Фицджеймс ступил на борт и с удивлением увидел, как по обледенелой палубе снуют моряки. Подошел мичман и провел беглецов на камбуз. Пока они стряхивали снег с одежды и отогревали у плиты озябшие руки, стюард налил всем бренди. Наслаждаясь вкусом напитка и постепенно приходя в себя, капитан заметил, что корабль гудит, как потревоженный улей, — в темноте бурлила жизнь, люди громко переговаривались и перетаскивали припасы к грузовому люку. Команда «Террора» выглядела ничуть не лучше, чем его собственные подчиненные, и производила удручающее впечатление: бледные и изможденные лица, у многих развилась цинга. Фицджеймс и сам потерял уже два зуба из-за дефицита витамина С, при котором гноятся десны и выпадают волосы. В экспедицию взяли запасы лимонного сока и регулярно выдавали его всем членам команды, однако со временем он утратил лечебные свойства. А когда закончилось свежее мясо, болезнь стала косить всех без разбору. Моряки прекрасно знали — если цингу не лечить, она приведет к смерти…

Наконец вышел капитан «Террора» — несгибаемый ирландец по имени Фрэнсис Крозье. Он был опытным полярником и провел в море большую часть жизни. Как и многие до него, Крозье пытался отыскать в неизведанных морях Арктики проход между Атлантическим и Тихим океанами. Открытие Северо-Западного прохода должно было стать, пожалуй, последним из великих морских открытий — больше белых пятен на карте не осталось. Уже десятки попыток окончились неудачей, но эта экспедиция не могла потерпеть поражение. С самого начала она будто была обречена на успех: в море вышли два корабля, оснащенные специально для арктических путешествий, а во главе стоял сэр Джон Франклин, личность популярная и загадочная. Однако проход они так и не нашли. Отчаянный рывок к побережью Северной Америки, предпринятый на излете полярного лета, уже не спас их — было слишком поздно, и лед сковал беззащитные корабли в открытом море. Вскоре после этого умер Франклин. Теперь же упрямый Крозье решил вывести остатки экспедиции на Большую землю и превратить позорное поражение в победу.

— Вы покинули «Эребус»? — прямо спросил он у Фицджеймса.

Молодой капитан коротко кивнул.

— Остальные члены команды совсем лишились рассудка.

— Я прочел письмо, в котором вы описывали свои злоключения. Весьма странная вышла история. У пары моих людей тоже был нервный срыв, но чтобы вся команда…

— Это чертовски странно, — ответил Фицджеймс, испытывая крайнюю неловкость. — Я рад, что нам удалось ноги унести из этого бедлама.

— Теперь они обречены, — пробормотал Крозье. — Хотя кто знает, сможем ли мы избегнуть той же участи.

— Паковый лед трескается.

Крозье кивнул. Ледяные поля постоянно трескались под действием внутренних процессов. Хотя большая часть подвижек происходит осенью и в начале зимы, когда море замерзает, весенний лед также опасен — в нем образуются расщелины и проталины.

— Корпус так и трещит, — заметил Крозье. — Боюсь, корабль не выдержит давления льдов. Я велел перенести запасы провизии на лед и спустить оставшиеся шлюпки. Похоже, придется покинуть оба судна гораздо раньше, чем мы рассчитывали, — добавил он, содрогнувшись. — Остается уповать на Господа и молиться, чтобы шторм утих до того, как мы покинем судно.

После скудной трапезы, состоявшей из консервированной баранины с пастернаком, Фицджеймс и остатки его команды приняли участие в выгрузке провианта на лед. Громовые раскаты стали реже, хотя порой и заглушали вой ветра. Внутри «Террора» моряки напряженно внимали скрипам и стонам деревянного корпуса судна, сжимаемого льдами. Когда последний ящик спустили на лед, люди забились в темный трюм, отчаянно надеясь на лучшее.

Следующие сорок восемь часов они прислушивались к треску коварного льда, моля Бога о том, чтобы корабль уцелел. Однако надежды их рухнули в один миг, когда раздался громкий хруст дерева. Прочное судно вытолкнуло наверх, потом оно завалилось набок, и корпус лопнул, как воздушный шар. К счастью, пострадавших было всего двое, однако корабль было уже не спасти. «Террору» предстояло сойти в ледяную могилу, лишь дата погребения оставалась пока неизвестной.

Крозье эвакуировал команду и погрузил провиант на три спасательные шлюпки, поставленные на полозья, чтобы легче было тащить их по льду. Предвидя подобный исход экспедиции, за последние девять месяцев Крозье и Фицджеймс доставили к ближайшему берегу несколько шлюпок с припасами. Запас продовольствия на Земле Короля Уильяма очень пригодился бы оставшимся без крова морякам. Но чтобы добраться до него, изможденной команде предстояло пройти тридцать миль по ледяным торосам.

— Мы можем отбить «Эребус», — предложил Фицджеймс, вглядываясь в облепленные толстым слоем льда мачты своего бывшего судна.

— Люди слишком истощены, чтобы сражаться друг с другом и со стихией, — ответил Крозье. — Несомненно, «Эребус» либо пойдет на дно вслед за «Террором», либо так и останется в чертовом ледяном плену.

— Да смилостивится над ними Господь! — прошептал Фицджеймс, бросая прощальный взгляд на покинутое судно.

Разделившись на группы по восемь человек, моряки впряглись в лямки и потащили тяжелые шлюпки, словно быки — плуг. Они брели по неровному ледяному полю, направляясь к суше. К счастью, ветер стих, температура поднялась почти до минус пятнадцати. Тем не менее для голодных и замерзших людей нагрузка была практически непосильной. Они быстро начали слабеть и падать духом.

Моряки тащили и толкали неподъемный груз пять долгих дней и наконец достигли покрытого галькой пустынного острова. Земля Короля Уильяма, известная в наши дни как остров Короля Уильяма, оказалась одним из самых негостеприимных мест на планете. Растительность на продуваемом всеми ветрами острове размером со штат Коннектикут произрастала настолько скудная, что животные избегали его. Даже неприхотливые эскимосы редко забредали в те края, потому что ни северные олени, ни тюлени там не водились.

Однако люди Крозье этого не знали. Лишь позже, совершив несколько вылазок на санях, они поняли, что это остров, а не северная оконечность континента, как повсеместно считалось в 1845 году. Крозье наверняка понял и еще одну вещь. От ближайшего человеческого жилья их отделяло около тысячи миль. Проще всего было добраться до захудалого поселения Компании Гудзонова залива, находившегося южнее на берегу реки Бак. От южной оконечности острова до устья реки было по меньшей мере сто пятьдесят миль открытого моря, а значит, проклятые шлюпки придется тащить с собой.

Крозье дал команде несколько дней отдыха и на некоторое время увеличил скудный рацион до нормальных порций. Перед изнурительным походом нужно было основательно подкрепить силы. Ждать долго капитан тоже не мог, ведь на счету был каждый день: достичь торгового поселения следовало прежде, чем начнутся осенние метели. Бывалый моряк давно не питал никаких иллюзий: они вряд ли дойдут туда в полном составе, если вообще смогут всерьез приблизиться к цели. В лучшем случае самые выносливые успеют добраться вовремя и организуют для спасения товарищей поисковую партию. Это был их единственный шанс.

И вот опять морякам пришлось шаг за шагом тянуть шлюпки; правда, идти по гладкому льду вдоль берега было куда проще. Вскоре они с ужасом осознали, что идут по дороге смерти: ослабевшие от недоедания люди уже не справлялись с непосильными физическими нагрузками на жестоком морозе. Хуже мороза была только постоянная жажда. Горючее давно закончилось, походные плитки оказались совершенно бесполезны, и добывать питьевую воду изо льда стало сущим мучением. Моряки пытались есть снег, но несколько капель влаги лишь разжигали жажду, и потом несчастные долго не могли согреться. Так к другим недугам прибавилось обезвоживание, будто они не погибали посреди огромной ледяной равнины, а брели по пустыне Сахара. День за днем люди теряли силы и умирали. Выжившие упорно двигались на юг. Сначала они рыли неглубокие могилы, потом просто бросали умерших на льду, чтобы сберечь и без того скудные силы.

Взобравшись на покрытый снегом гребень, Фицджеймс поднял руку и остановился. Две упряжки по восемь человек в каждой замедлили неверный шаг, и привязанные к шлюпкам веревки провисли до земли. Тяжелая деревянная лодка, груженная припасами и снаряжением, весила более двух тысяч фунтов. Волочить ее по льду было все равно, что тащить за собой носорога. Люди в изнеможении рухнули на колени, жадно вдыхая обжигающий легкие ледяной воздух.

День выдался ясный, яркий солнечный свет заливал расстилавшуюся перед ними снежную пустыню, слепя глаза. Фицджеймс снял сетчатые защитные очки и обошел всех членов команды, подбадривая их и проверяя, насколько сильно люди пострадали от мороза. Он почти закончил с экипажем второй шлюпки, когда раздался крик:

— Сэр, да это же «Эребус»! Он освободился ото льда!

Фицджеймс повернулся и увидел, как помощник старшины указывает на линию горизонта. Моряк поспешно высвободился из упряжи, подбежал к берегу и выскочил на лед.

— Стрикленд! Стой где стоишь! — приказал Фицджеймс.

Но моряк его будто и не слышал. Он даже не замедлил бега, спотыкаясь и чуть не падая на неровном плавучем льду. На горизонте маячило какое-то темное пятно. Фицджеймс всмотрелся попристальнее и раскрыл рот от изумления. На расстоянии трех лиг четко виднелся черный корпус и прямые мачты крупного парусного судна. Это мог быть только «Эребус»!

Фицджеймс напряженно разглядывал судно, едва дыша. Стрикленд был прав. Корабль перемещался — видимо, он смог вырваться из ледяного плена.

Пораженный капитан шагнул к шлюпке, пошарил под сиденьем и достал складную подзорную трубу. Направив ее на темное пятно, он сразу же узнал некогда вверенное ему судно. Однако выглядело оно как корабль-призрак — паруса свернуты, палуба пуста. Интересно, а знают ли его сумасшедшие обитатели о том, что они куда-то плывут? Но радости у капитана поубавилось, когда он рассмотрел поверхность вокруг корабля. Это был сплошной лед.

— Он все еще скован льдами, — прошептал Фицджеймс, глядя на идущий кормой вперед корабль. В сущности, «Эребус» вместе с огромной льдиной десяти миль в длину дрейфовал в южном направлении. Шансов уцелеть у него стало чуть больше, если только напор льдов не расколет корпус судна.

Фицджеймс вздохнул, потом обратился к двум самым крепким членам экипажа:

— Рид, Салливан, немедленно догоните матроса Стрикленда и приведите его обратно, — гаркнул он.

Они поднялись и бросились вслед за Стриклендом, который уже добрался до плавучего льда и исчез за огромным торосом. Фицджеймс снова принялся рассматривать судно, пытаясь увидеть повреждения корпуса или хоть какие-то признаки жизни на борту. Однако расстояние было слишком велико. Капитан вспомнил о главе экспедиции Франклине, чье тело теперь лежало в трюме, обложенное льдом. «Может, этот стреляный воробей в конце концов упокоится в родной земле», — подумал Фицджеймс. У него-то шансов почти не осталось. Маловероятно, что он когда-либо окажется в Англии, живым или мертвым.

Полчаса спустя Рид и Салливан вернулись к шлюпке. Оба смотрели себе под ноги, а один из них сжимал в руках шарф Стрикленда, которым тот раньше закрывал шею и лицо.

— Где он? — спросил капитан.

— Провалился в трещину, запорошенную снегом, — ответил Салливан, корабельный такелажник с грустными голубыми глазами. — Мы пытались его вытащить, но он ушел под лед прежде, чем мы успели как следует ухватиться…

Он протянул капитану смерзшийся шарф — единственное, что осталось от Стрикленда.

Фицджеймс понял, что это уже не имеет значения. Даже если бы им удалось вытащить матроса из воды, тот умер бы раньше, чем они смогли бы достать ему сухую одежду. Стрикленду в каком-то смысле даже повезло: по крайней мере, смерть его была быстрой.

Пытаясь поскорее выбросить эту картину из головы, Фицджеймс сурово прикрикнул на хмурых моряков:

— Вернитесь в упряжки! Пора в путь.

Больше об этой потере они не говорили.

* * *

С каждым днем идти на юг становилось все труднее. Постепенно моряки разбились на группы в зависимости от степени выносливости. Крозье и несколько человек с «Террора» ушли на десять миль вперед, прокладывая путь вдоль побережья. Следом шел Фицджеймс, за ним три или четыре группы отстающих. Они настолько ослабели от болезней и голода, что не могли поддерживать темп и фактически были обречены. Из своей команды Фицджеймс потерял уже троих, однако продолжал упорно идти вперед. Теперь непосильный груз тащило лишь тринадцать моряков.

Надежда на спасение оставалась, пока стояла довольно теплая и почти безветренная погода. Бураны случаются в этих широтах даже в конце весны, поэтому, увидев на западном горизонте черную гряду облаков, люди окончательно пали духом. Пронзительные ветра задули по ледяной равнине и безжалостно набросились на пологий остров. Пурга сбивала с ног, слепила глаза, и Фицджеймсу не оставалось ничего иного, как перевернуть шлюпку вверх дном и вместе с товарищами укрыться от непогоды под деревянным корпусом. Четыре дня кряду ветра яростно бились и стучали о дно, словно молоты. Сидя под жалкой скорлупкой практически без еды и не имея никакой возможности согреться, изможденные люди медленно умирали.

Фицджеймс тоже балансировал на грани забытья, чувствуя, как постепенно умирает его тело. Когда конец был уже близок, он ощутил внезапный прилив сил. Возможно, причиной тому стало любопытство. Перебравшись через тела своих товарищей, он пролез под бортом наружу, поднялся на ноги и прислонился к корпусу шлюпки. На несколько мгновений штормовые ветра утихли, и капитан спокойно стоял посреди огромной ледяной пустыни, вглядываясь в меркнущий свет сумерек. Он заставил себя поднять глаза и посмотрел вдаль в последний раз.

Корабль все еще был там. Царапая острыми мачтами горизонт, закованный в лед, «Эребус» сиял призрачным светом.

«Какую тайну ты скрываешь?» — хотел крикнуть капитан, но с пересохших губ сорвался лишь легкий шепот. Не сводя сияющих глаз с горизонта, мертвый Фицджеймс медленно сполз по борту шлюпки.

Напротив медленно дрейфовал «Эребус» — закованная в лед могила. Как и его экипаж, корабль вскоре падет жертвой сурового арктического климата, став последним свидетелем попытки Франклина отыскать Северо-Западный проход. С исчезновением судна канет в Лету и сага о безумной команде Фицджеймса. Однако капитан так и не узнал, что корабль скрывает тайну, от которой столетие спустя будет зависеть само существование человечества.

Часть I ДЫХАНИЕ ДЬЯВОЛА

1

Апрель 2011 г., Внутренний проход,

Британская Колумбия

Шестидесятифутовый траулер со стальным корпусом выглядел так, как, по идее, должны выглядеть все промысловые суда, хотя это редко им удается. Сети аккуратно намотаны на ролы, на палубе ничего лишнего. Корпус и надстройка тщательно очищены от ржавчины и сажи, а наиболее пострадавшие от воздействия стихий места покрыты свежей краской. Даже слегка потертые кранцы отмыты от грязи. Возможно, «Вентура» и не была самым прибыльным рыболовным судном в северных водах Британской Колумбии, однако порядок на ней поддерживался идеальный.

Опрятный внешний вид судна отражал характер владельца — добросовестного и трудолюбивого Стива Миллера. Как и его траулер, Миллер не укладывался в привычные рамки и мало походил на обычного рыбака. Устав от работы врача-травматолога в Индианаполисе, где ему приходилось латать жертв автомобильных аварий, он решил вернуться в городок своей юности на северо-восточном побережье Канады и заняться чем-нибудь другим. У Миллера был надежный банковский счет, и он любил море, поэтому промысловое рыболовство казалось идеальным вариантом. Ведя свое судно сквозь моросящий дождик этим ранним утром, Миллер был абсолютно счастлив, и на лице его сияла широкая улыбка.

В рулевую рубку заглянул встрепанный черноволосый парнишка.

— И где сегодня будет клево, капитан?

Миллер внимательно вгляделся в переднее окно, потом принюхался и заметил:

— Ну, Баки, рыба наверняка ждет нас на западном побережье острова Джил. — Он добродушно усмехнулся и добавил: — Иди-ка лучше вздремни, скоро закидывать сети.

— Конечно, шеф. Минут двадцать у меня есть?

— Я бы сказал, минут восемнадцать. — Миллер улыбнулся, бросив взгляд на морскую навигационную карту. Повернув штурвал на несколько градусов, он направил судно в пролив между двумя зелеными островками прямо по курсу. Они пересекали Внутренний проход — узкую полоску моря между Ванкувером и Джуно. Водный путь змеился мимо заросших соснами островов и навевал воспоминания о живописных фьордах Норвегии.

По Внутреннему проходу обычно курсировали круизные суда, направляющиеся на Аляску, а промысловики и туристы-любители в поисках лосося или палтуса заходили в эти воды довольно редко. Как и многие рыбаки, Миллер предпочитал более ценную нерку и ловил рыбу в узких заливах и в океане, используя кошельковый невод. Улова вполне хватало, чтобы сводить концы с концами, а о большем он и не мечтал: мало кому из здешних рыбаков удавалось разбогатеть. Благодаря тщательному планированию и энтузиазму он умудрялся оставаться в плюсе, хотя серьезными успехами похвастаться не мог. Попивая утренний кофе, Миллер смотрел на встроенный в панель управления экран радиолокатора. Приметив два судна в нескольких милях к северу, он оставил штурвал и вышел из рубки, чтобы проверить сети уже в третий раз за утро. Убедившись, что дыр нигде нет, вернулся обратно на мостик.

Баки стоял у поручня — видно, решил заменить сон перекуром. Он затянулся «Мальборо», кивнул Миллеру и посмотрел в небо. Небо скрывала пелена светло-серых облаков, и судя по их цвету, рыбакам грозил только легкий дождик. Баки вглядывался в зеленые острова на западном краю пролива Хекате. Прямо по курсу он заметил странное густое облако, клубящееся над поверхностью воды. В этих водах туман — частое явление, и все же такое образование показалось ему довольно необычным: слишком белое и плотное для морского тумана. Глубоко затянувшись в последний раз, Баки выбросил сигарету, выдохнул дым и отправился в рубку.

Миллер тоже увидел белое облако и решил рассмотреть его в бинокль.

— Вы тоже заметили, шеф? Прикольное облачко, да? — протянул Баки.

— Еще бы. Как ни странно, рядом нет судов, которые могли бы выпустить такую штуку, — ответил Миллер, пристально изучая горизонт. — Похоже, что это дым или пар. Наверное, с острова Джил ветром принесло.

— Ага, с какой-нибудь коптильни, — усмехнулся матрос, обнажив кривые зубы.

Миллер опустил бинокль и взялся за штурвал. Путь вокруг острова Джил пролегал прямо через центр облака. Миллер побарабанил пальцами по потертому деревянному колесу, но так и не стал менять курс.

Когда судно приблизилось к границе облака, Миллер взглянул на воду и удивленно поднял брови. Цвет воды резко менялся: сначала она была зеленой, потом коричневой и наконец стала темно-красной. В бурой жиже кверху брюхом плавали мертвые лососи. И тут траулер вошел в странный туман.

Люди в рубке моментально почувствовали, как изменилась температура — на них будто набросили холодное мокрое одеяло. У Миллера запершило в горле, во рту появился кислый привкус. Следом застучало в висках, и стало нечем дышать. Когда он судорожно вдохнул, колени подогнулись, перед глазами поплыли звезды. В рубку с воплем вбежал второй матрос, и Миллер позабыл о своей боли.

— Капитан… мне нечем дышать, — воскликнул краснолицый мужчина с длинными бакенбардами, хватая воздух ртом.

Глаза его выпучились, лицо посинело. Миллер шагнул к нему, но матрос потерял сознание и рухнул вниз.

Миллер отчаянно ринулся к радиопередатчику, и тут рубка завертелась у него перед глазами. Сквозь пелену он разглядел Баки, лежавшего на палубе ничком. Задыхаясь, Миллер смел попавшиеся под руку карты и карандаши и наконец схватил микрофон. Он поднес его ко рту, чтобы подать сигнал бедствия, но не смог выговорить ни слова. Упав на колени, почувствовал дикую боль, будто тело его оказалось на наковальне под ударами огромного молота. Удушье усиливалось, в глазах темнело. Миллер изо всех сил пытался не потерять сознание, однако пустота наступала со всех сторон. Он боролся до самого конца, потом глубоко вздохнул, и ледяная рука смерти прекратила его мучения.

2

— Улов на борту! — крикнула Саммер Питт в сторону рубки. — Вези нас на следующее волшебное место.

Высокая и стройная девушка в бирюзовом дождевике стояла на верхней палубе судна. Ученый-океанограф, она держала в руках что-то вроде удочки с катушкой, на которую наматывала полипропиленовую леску. «Улов» на конце лески раскачивался от порывов легкого бриза. Это была не рыба, а серый пластиковый цилиндр — батометр Нискина, который позволяет брать пробы морской воды с глубины. Саммер аккуратно взяла бутыль и направилась в рубку. Под палубой громко взревели моторы, судно резко дернулось. Девушка едва устояла на ногах.

— Эй, полегче там! — крикнула она, наконец добравшись до рубки.

За штурвалом сидел ее брат, Дирк Питт, радостно хихикая.

— Должна же ты поддерживать форму, — ответил он. — Ты была до чертиков похожа на пьяную балерину!

Его слова еще больше разозлили Саммер, но потом она осознала комизм ситуации и весело рассмеялась.

— Тогда не удивляйся, если обнаружишь сегодня на своей койке ведро мокрых устриц!

— Не забудь полить их кайеннским соусом, — ответил Дирк, сбавил скорость и сверился с навигационной картой на экране ближайшего к нему монитора. — Между прочим, это был образец 17-F.

Саммер вылила воду из батометра в прозрачную стеклянную трубочку и надписала заранее отпечатанную этикетку. Затем она убрала пробирку в проложенный пенопластом контейнер, в котором уже лежала дюжина других проб морской воды. Изначально экспедиция задумывалась как плановое исследование состояния планктона на южном побережье Аляски. Затем о ней прознало Министерство рыболовства и океанов Канады и попросило продолжить забор проб воды вплоть до Ванкувера. Помимо круизных маршрутов по Внутреннему проходу также пролегали пути миграции серых и горбатых китов, вызывающих неизменный интерес морских биологов. Микроскопический планктон является ключевым звеном пищевой цепочки, поскольку им питается криль, который в свою очередь служит пищей Для усатых китов. Дирк и Саммер, понимая, как важно получить полную картину экологического состояния региона, добились одобрения своего руководства из Национального управления подводных исследований (НУПИ) на расширение проекта.

— Где берем следующую пробу? — спросила Саммер, присаживаясь на деревянный табурет и глядя на волны за бортом.

Дирк снова посмотрел на монитор и увидел маленький черный треугольник вверху экрана. Компьютерная программа «Хайпэк» обозначала предыдущие места забора проб и прокладывала маршрут к следующим целям.

— До цели восемь миль. Мы вполне успеем перекусить. — Он открыл холодильник и достал сэндвич с ветчиной и имбирный эль, потом поправил штурвал, чтобы судно следовало выбранным курсом.

Сорокапятифутовый алюминиевый катер несся по водной глади прохода, как стрела. Он был выкрашен в традиционный для всех судов НУПИ бирюзовый цвет и оснащен гидрокостюмами для погружения в холодных водах, океанографическим оборудованием и даже аппаратом для подводной съемки. Удобства здесь были самыми минимальными, зато для выполнения прибрежных научных исследований катер годился идеально.

Дирк повернул штурвал вправо, стараясь держаться как можно дальше от сверкающего белого лайнера компании «Принцесс-лайнс», который шел им навстречу. Высунув руку в боковое окно рубки, Дирк поприветствовал туристов, и туристы принялись радостно махать в ответ.

— Да эти лайнеры тут каждый час проходят, — заметила Саммер.

— В летние месяцы здесь курсирует более тридцати судов, так что Внутренний проход здорово смахивает на платную автостраду в Нью-Джерси.

— Ты же никогда не был в Нью-Джерси.

— Ладно, — пожал плечами Дирк. — Тогда на магистраль Эйч-1 в Гонолулу в час пик.

Брат с сестрой выросли на Гавайях и потому очень любили море. Мать растила их в одиночку и привила своим детям интерес к морской биологии, а также научила их нырять в раннем возрасте. Хотя Дирк и Саммер были разнояйцевыми близнецами, оба обладали атлетическим телосложением и страстью к приключениям. Большую часть жизни они провели в воде или рядом с ней, поэтому и в колледже решили изучать море, только в разных концах страны: Саммер получила ученую степень в Институте океанографии Скрипса в Калифорнии, а Дирк окончил Морской колледж в Нью-Йорке.

И только перед смертью мать рассказала детям об отце, который возглавлял Национальное управление подводных исследований и носил то же имя, что и Дирк. Долгожданная встреча с совершенно незнакомым человеком положила начало теплым отношениям. Теперь брат с сестрой трудились под его руководством в отделе особых проектов НУПИ. Это была не работа, а мечта — они могли путешествовать по всему миру, изучать океаны и разгадывать бесчисленные тайны морских глубин.

Проходя мимо рыбацкого судна, которое двигалось на север, Дирк замедлил скорость, а четверть мили спустя снова прибавил оборотов. Когда катер приблизился к точке назначения, он заглушил двигатели и лег в дрейф над нужным местом. Саммер вышла на корму, достала батометр и привязала его к леске. Неподалеку вынырнули две белокрылые морские свиньи и с любопытством уставились на катер.

— Смотри, не задень Флиппера[370], когда будешь бросать эту штуку, — заметил Дирк, выходя на палубу. — Дашь по башке морской свинье — испортишь себе карму.

— А если дать по башке собственному брату?

— Тут и сравнивать нечего — для кармы это гораздо хуже! — Он улыбнулся, глядя, как морские млекопитающие исчезают под водой. Дирк внимательно осмотрел водную гладь в надежде, что они вынырнут снова, и тут заметил все то же рыбацкое судно. Оно плавно сменило курс и теперь шло на юг. Дирк внезапно понял, что оно ходит кругами и довольно скоро врежется в их катер.

— Давай скорей, Саммер! Похоже, парень совсем не смотрит, куда его несет.

Саммер взглянула на приближающееся судно и забросила батометр в воду. Тяжелый прибор быстро скрылся в темной воде, следом за ним ушло футов двенадцать лески. Когда она натянулась, Саммер резко дернула, и бутыль перевернулась, наполнившись подповерхностной водой. Крутя катушку, девушка поглядывала на рыбацкий траулер. Он медленно описывал дугу всего в сотне футов от них, и вот его нос нацелился прямо на катер НУПИ.

Дирк вернулся в рубку и нажал кнопку на панели управления. Из двух рупоров на носу раздался пронзительный гудок, многократно усиленный эхом. Однако траулер продолжать идти им навстречу как ни в чем не бывало. Медленно, но верно он приближался к точке рандеву с исследовательским судном.

Пока Саммер вытаскивала пробу воды, Дирк мигом запустил двигатель и поднял рукоятку до упора. Катер резко рванул на несколько ярдов влево, едва разминувшись с рыбацким судном.

— Похоже, там никого нет! — крикнула Саммер. Дирк тем временем повесил радиомикрофон на рычаг и кивнул.

— И на связь не выходят… Саммер, подержи-ка штурвал!

Девушка бросилась в рубку, положила пробирку с водой в контейнер и села за штурвал.

— Хочешь забраться на борт? — спросила она, угадав намерение брата.

— Да. Попробуй взять ту же скорость и подойти к ним вплотную.

Саммер погналась за траулером, следуя у него в кильватере, потом зашла сбоку. Ей стало ясно, что он движется по спирали. Прикинув траекторию, Саммер встревожилась. Прилив достиг высшей точки, и при таком курсе судно непременно врежется в остров Джил. Всего через несколько минут оно подойдет к берегу и разобьется о скалы.

— Поторопись! — крикнула она брату. — Сейчас оно врежется в берег!

Дирк кивнул и жестом велел ей подвести катер еще ближе. Перебравшись через невысокие поручни на носу, он приготовился к прыжку. Саммер примерилась к скорости траулера, учла радиус разворота и подвела катер почти вплотную к борту. Когда дистанция между судами сократилась до двух футов, Дирк прыгнул и приземлился на палубу рядом с ролом для сетей. Саммер сразу отошла на безопасное расстояние и теперь следовала в нескольких футах позади траулера.

Пробравшись мимо сетей, Дирк бросился в рулевую рубку, где глазам его предстала страшная картина. На палубе распростерлись трое мужчин с искаженными болью лицами. Один из них уставился невидящим взглядом в пространство, сжимая в окоченевшей руке карандаш. Судя по землистому цвету кожи, рыбаки были мертвы, однако Дирк все равно проверил их пульс. Он с удивлением отметил, что на телах нет никаких внешних повреждений — ни крови, ни ран. Убедившись, что людям уже не помочь, он стряхнул оторопь, твердой рукой взялся за штурвал, выровнял курс траулера, связался с Саммер и велел следовать за ним. Недоумевая, что же стало причиной смерти лежащих у его ног рыбаков, Дирк направил судно в ближайший порт.

3

Сотрудник охраны Белого дома стоял у входа на Пенсильвания-авеню и в замешательстве разглядывал шагающего по тротуару человека. Человек был невысок ростом, но шел уверенной походкой, выпятив грудь и расправив плечи. От него так и веяло силой и властностью, а рыжая шевелюра и бородка клинышком делали его похожим на петуха, важно вышагивающего по курятнику. Внимание охранника привлек не столько внешний вид мужчины, сколько огромная незажженная сигара, которая торчала у него в зубах.

— Чарли, это случайно не вице-президент? — спросил он своего напарника, сидевшего в караульной. Тот разговаривал по телефону и не услышал вопроса. Мужчина тем временем подошел к узкому проходу рядом с будкой.

— Добрый вечер, — решительно сказал он. — У меня назначена встреча с президентом на восемь часов.

— Будьте добры предъявить документы, — нервно проговорил охранник.

— Мне они ни к чему, — отрезал мужчина. Он остановился и вынул сигару изо рта. — Меня зовут Сандекер.

— Да, сэр. Но все равно надо предъявить документы, сэр, — ответил охранник, отчаянно краснея.

Сандекер прищурился, потом взгляд его смягчился:

— Понимаю, ты просто выполняешь свои обязанности, сынок. Позови-ка сюда начальника службы безопасности Мида и скажи, что пришел Сандекер.

Не успел растерянный охранник ответить, как из караулки выглянул его напарник.

— Добрый вечер, господин вице-президент. Вы снова на вечернюю встречу с президентом? — спросил он.

— И тебе доброго вечера, Чарли, — ответил Сандекер. — Только в позднее время нам с президентом и удается поговорить.

— Пожалуйста, проходите.

Сандекер шагнул было вперед, потом остановился.

— Значит, у вас тут новичок, — кивнул вице-президент в сторону пытавшегося его задержать охранника, потом обменялся с ним крепким рукопожатием. — Продолжай в том же духе, сынок! — сказал он и неторопливо направился к Белому дому.

Хотя Джеймс Сандекер и проработал в Вашингтоне большую часть жизни, он никогда не придерживался протокола. В высших кругах американской политической элиты отставной адмирал славился прямолинейностью, с которой долгие годы управлял Национальным управлением подводных исследований. Сандекер изрядно удивился, когда президент попросил его заменить неожиданно скончавшегося кандидата на пост вице-президента. Сандекеру не хватало политической жилки, однако он понимал, что на этой должности сможет многое сделать для защиты окружающей среды и океанов, которые так любил, и потому предложение принял.

Став вице-президентом, Сандекер изо всех сил избегал протокольных условностей и заставлял нервничать службу безопасности, которая частенько теряла его из виду. Будучи ярым поборником здорового образа жизни, Сандекер регулярно бегал трусцой по парку Мол без всякой охраны. Традиционное восточное крыло он променял на здание Исполнительного управления Эйзенхауэра. Там и работалось лучше, и не было политического тумана, царившего в руководящих кругах. В любую погоду Сандекер неспешно шагал в Белый дом по Пенсильвания-авеню, предпочитая глоток свежего воздуха душному подземному тоннелю, соединявшему оба здания. Он даже на собрания Конгресса добирался пешком, и сопровождавшим его сотрудникам службы безопасности приходилось изрядно попотеть, чтобы угнаться за ним.

Сандекер миновал еще один контрольно-пропускной пункт в западном крыле, после чего был препровожден в Овальный кабинет. Он вошел черезсеверо-западную дверь, пересек застеленную синим ковром комнату и сел наискосок от президента, расположившегося за своим столом. Только тогда бывший адмирал внимательно посмотрел на главу государства и вздрогнул.

Президент Гарнер Уорд явно был не в форме. В прошлом независимый кандидат-популист от штата Монтана, слегка напоминавший Тедди Рузвельта и внешностью, и характером, он выглядел так, словно неделю не спал. Под красными глазами набухли мешки, лицо посерело и осунулось. Он мрачно уставился на Сандекера, и тот поразился, насколько неунывающий и улыбчивый президент стал не похож на себя.

— Гарнер, ты прямо-таки горишь на работе, — озабоченно заметил Сандекер.

— Что поделаешь, — устало ответил президент. — У нас тут черт-те что творится.

— Я слышал в новостях, что цена на бензин взлетела до десяти долларов за галлон. Последствия нефтяного кризиса оказались довольно болезненными.

Совершенно неожиданно в стране опять подскочили цены на нефть. В ответ на санкции Запада Иран совсем прекратил поставки, а забастовка рабочих в Нигерии свела экспорт африканской нефти практически к нулю. Однако больше всего по Штатам ударила Венесуэла — ее непредсказуемый президент внезапно приостановил поставки нефти. Цены на бензин и дизельное топливо поднялись до небес, и в стране возник острый дефицит.

— Худшее еще впереди, — заметил президент, бросил на стол конверт и жестом велел Сандекеру открыть его. — Письмо от премьер-министра Канады. Их парламент принял закон, направленный на сокращение выбросов парниковых газов, так что, по всей вероятности, они прикроют большую часть разработок нефтяных песков Атабаски. И поэтому премьер с прискорбием сообщает, что вплоть до решения проблемы выброса углекислого газа экспорт нефти в США будет приостановлен.

Сандекер прочел письмо и медленно покачал головой:

— Эти месторождения дают нам порядка пятнадцати процентов импорта нефти. Удар для экономики будет поистине сокрушительным.

Недавний скачок цен тяжело отозвался на США. Когда на северо-восток страны обрушились морозы, а запасы топлива иссякли, сотни людей замерзли насмерть. Авиалинии, грузоперевозчики и прочие транспортные предприятия оказались на грани банкротства, сотни тысяч людей лишились работы. Экономика страны катилась в пропасть, и общественность винила во всем правительство, которое не смогло сбалансировать спрос и предложение.

— Злиться на канадцев смысла нет, — сказал президент. — Закрыть Атабаску — жест благородный, особенно с учетом глобального потепления, которое идет значительно интенсивнее, чем прогнозировали ученые.

Сандекер кивнул.

— Я только что получил доклад Национального управления подводных исследований. Океаны нагреваются гораздо быстрее, чем предполагалось, и так же стремительно растет уровень воды. По всей видимости, процесс таяния полярных шапок не прекратится. Представить невозможно, насколько сильно изменится климат на Земле в результате подъема уровня Мирового океана.

— Будто других проблем у нас не хватает! — пробормотал президент. — Вдобавок, мы столкнулись с потенциально необратимыми экономическими последствиями. Глобальная антиугольная кампания набирает обороты. Многие страны всерьез подумывают объявить бойкот американским и китайским товарам, если мы не перестанем работать на угле.

— Проблема в том, — заметил Сандекер, — что угольные электростанции, крупнейший источник парниковых выбросов, также производят половину потребляемого нами электричества. Кроме того, в США самые большие запасы угля в мире. Положение у нас почти безвыходное.

— Не уверен, что экономика страны переживет международный бойкот, — тихо ответил Уорд, откинулся на спинку кресла и потер глаза. Глава государства выглядел вконец измотанным. — Боюсь, Джим, мы дошли до предела. Если срочно не предпринять правильных шагов, нам грозит не только экономическая, но и экологическая катастрофа.

Напряжение росло, проблемы накладывались одна на другую, и Сандекер видел, что все это уже сказывается на здоровье президента.

— Выбор нам предстоит непростой, — ответил Сандекер. Ему было жаль президента, которого он считал близким другом, и адмирал добавил: — Ты не сможешь справиться с этим в одиночку, Гарнер.

В усталых глазах президента вспыхнул гнев.

— Может, и не смогу. Однако не моя в том вина! Мы шли к этому последние лет десять, или даже больше, и никто не нашел в себе сил действовать. Предыдущее руководство только и делало, что поддерживало нефтяные компании, а на исследования возобновляемых источников энергии шли жалкие крохи! То же самое и с глобальным потеплением. Конгресс был слишком озабочен защитой угольной промышленности и совершенно не думал об окружающей среде. Все отлично знали, что в один прекрасный день наша экономическая зависимость от экспортной нефти погубит нас, и вот этот день настал!

— Недальновидность прежнего руководства не подлежит сомнению, — согласился Сандекер. — Вашингтон никогда не славился особым мужеством. И все же ради американского народа мы должны сделать все, что в наших силах, чтобы исправить ошибки прошлого.

— Ради американского народа, — с тоской повторил президент. — И что я скажу людям? Извините, что мы прятали голову в песок? Простите, но теперь у нас ужасающая нехватка топлива, гиперинфляция, безработица и экономический кризис? Ах да, еще весь мир хочет, чтобы мы перестали сжигать уголь, так что сидеть вам без света?

Президент в изнеможении откинулся на спинку кресла и немигающим взглядом уставился в стену.

— Чуда совершить для них я не смогу… — сказал он.

Сандекер долго молчал, потом тихо проговорил:

— Чуда от тебя никто и не требует, ты просто должен разделить их боль. Эту пилюлю нелегко будет проглотить, однако нам придется занять твердую позицию и отказаться от использования нефти. Когда действительно надо, люди способны вынести многое. Выложи им все как есть, Гарнер, и они поддержат нас и пойдут на необходимые жертвы.

— Может, и так, — расстроенно ответил президент. — Только поддержат ли они нас, если выяснится, что уже слишком поздно?

4

Элизабет Финли подошла к окну спальни и посмотрела на небо. С самого утра моросил мелкий дождик, которому конца не было видно. Она повернулась к другому окну и окинула пристальным взглядом залив Виктория, плескавшийся за каменной дамбой позади дома. Легкий ветерок слегка тревожил спокойную гладь акватории, отчего на волнах появлялись белые барашки. Чем не день для прогулки под парусом? Весной на северо-западном побережье Канады погода бывает и похуже.

Натянув теплый свитер и потрепанный желтый дождевик, Элизабет спустилась вниз по лестнице. Огромный дом на берегу залива, построенный ее покойным мужем в 90-е годы прошлого века, напоминал пчелиные соты: множество просторных комнат с окнами во всю стену. Из них открывался великолепный вид на старый центр Виктории, которую Ти-Джей Финли очень любил и которой готов был постоянно любоваться. Будучи личностью неординарной, в свое время он играл ведущую роль на местной политической арене. Финли занялся политикой еще в юности, унаследовав пакет акций Канадской Тихоокеанской железной дороги. Он пользовался любовью избирателей и стал бессменным членом парламента от округа Виктория. Потом он скоропостижно скончался от сердечного приступа, однако, несомненно, был бы рад узнать, что его тридцатипятилетняя жена с легкостью победила на выборах и заняла его кресло в парламенте.

Элизабет Финли была хрупкой, но отважной женщиной и вела свой род от первых канадских поселенцев, чем очень гордилась. Она считала, что страна нуждается в защите от чрезмерного внешнего влияния, и выступала за ужесточение иммиграционной политики, ограничение притока иностранного капитала и зарубежной собственности. И хотя местные бизнесмены не жаловали Элизабет, многие восхищались ее мужеством, честностью и прямотой.

Выйдя через заднюю дверь, Элизабет миновала ухоженный газон и спустилась по ступеням к массивному деревянному причалу. По пятам за ней следовал черный лабрадор, радостно виляя хвостом. У причала стояли изящная моторная яхта длиной в шестьдесят пять футов и легкий шестнадпатифутовый швертбот «Уэйфарер» с ярко-желтым корпусом. Хотя обоим судам было лет по двадцать, они находились в прекрасном состоянии: медные и деревянные детали отполированы до блеска, паруса и оснастка новые.

Услышав стук шагов по деревянному настилу, навстречу Элизабет вышел худой седоволосый мужчина.

— Доброе утро, миссис Финли. Решили покататься на «Колумбия-Экспрессе»? — спросил он, указав в сторону яхты.

— Нет, Эдвард. Сегодня хочу походить под парусом. Надеюсь хоть немного отвлечься от политических забот.

— Прекрасный выбор! — ответил Эдвард и помог им с собакой взойти на борт. Отвязав швартовы на носу и на корме, он оттолкнул парусник от причала. Элизабет тем временем подняла грот.

— Берегитесь грузовых судов, — напомнил ей смотритель. — Движение сегодня довольно оживленное.

— Спасибо, Эдвард. К обеду мы наверняка вернемся.

Легкий бриз быстро наполнил парус, и Финли вывела лодку в залив, не включая двигатель. Взяв к юго-западу, она обогнула паром, направляющийся в Сиэтл. Потом надела спасжилет и огляделась по сторонам. Слева раскинулся причудливый берег острова Виктория: здания начала прошлого века напоминали кукольные домики. Далеко впереди по проливу Хуан-де-Фука сплошным потоком следовали грузовые суда, некоторые сворачивали в Сиэтл, другие шли в Ванкувер. На волнах пролива Элизабет заметила еще несколько бесстрашных яхт и рыбацких траулеров, однако места для маневра оставалось предостаточно. Мимо Финли пронесся небольшой моторный катер, и одинокий водитель uo-дружески помахал ей рукой, прежде чем скрыться вдали.

Откинувшись назад, Элизабет вдохнула соленый воздух и подняла воротник повыше, чтобы защититься от брызг. Она направилась к группе островков к западу от Виктории, позволив «Уэйфареру» идти как ему вздумается. Мыслями она унеслась в далекое прошлое, вспоминая их с Ти-Джеем путешествие по Тихому океану. Было это лет двадцать назад на яхте гораздо больше этой. Бороздя океанские просторы, Элизабет поняла, что одиночество приносит ей умиротворение. Она всегда считала хождение под парусом лучшим средством от стресса. Уже через несколько минут Финли почувствовала, как вода унесла все заботы и успокоила нервы. Да уж, этой стране явно нужно больше яхт и меньше психологов.

Элизабет пересекала залив, и лодочка летела вперед на невысокой волне. Подойдя к острову Дискавери, она повернула на юго-восток и вошла в маленькую бухту, которая простиралась вдоль зеленого островка всего в милю длиной. Рядом с яхтой вынырнула небольшая стая косаток, и Финли несколько минут гналась за ними, пока животные не ушли под воду. Свернув обратно к острову, она увидела, что других судов поблизости нет, не считая моторного катера, который она уже встречала чуть раньше. Катер нарезал большие круги далеко впереди, и Финли неодобрительно покачала головой: слишком много шуму было от его мощного подвесного мотора.

Внезапно катер притормозил поблизости, и мужчина засуетился, доставая удочку. Элизабет повернула руль и пошла левым галсом, намереваясь уйти подальше от берега. Не успела она отойти на несколько ярдов, как раздался громкий всплеск и крик о помощи.

Финли оглянулась и увидела, что мужчина барахтается в воде, отчаянно колотя руками, — верный признак того, что плавать он не умеет. Тяжелая куртка тянула его на дно, он погрузился с головой, потом снова вынырнул на поверхность. Финли резко налегла на румпель, поймала парусом порыв ветра и направила яхту к утопающему. Затем она быстро опустила грот, прошла еще несколько ярдов и остановилась борт о борт с катером.

Незадачливый рыбак оказался довольно крепким мужчиной с короткими волосами и обветренным лицом. Продолжая судорожно барахтаться, он неожиданно спокойно посмотрел на свою спасительницу, и в его пронзительном взгляде не было и тени страха. Возле леера яростно метался и лаял черный лабрадор, и мужчина недовольно поморщился.

Финли прекрасно знала, как опасны бывают утопающие для своих же спасателей, поэтому оглянулась в поисках багра. Не обнаружив его в пределах видимости, она схватила кормовой швартов и точным движением бросила его человеку за бортом. Он успел обернуть канат вокруг руки прежде, чем снова ушел под воду. Уперевшись в фальшборт ногой, Финли потащила конец, едва справляясь с тяжестью. В нескольких футах от кормы мужчина вынырнул на поверхность, тяжело дыша и хватая воздух ртом.

— Не волнуйтесь! — попыталась успокоить его Элизабет, закрепляя конец. — Все будет хорошо.

Мужчина собрался с силами и подтянулся поближе к корме, тяжело дыша.

— Помогите забраться на борт! — отрывисто бросил он.

Не раздумывая, Финли протянула ему руку. Внезапно женщина почувствовала, что ее тащат в воду. Утопающий ловко схватил ее за запястье, обеими ногами уперся в корму и сделал резкий рывок назад. Потеряв равновесие, хрупкая женщина перелетела через леер и нырнула вниз головой.

Удивление Элизабет сменилось шоком: вода было ледяной. Она сгруппировалась и попыталась вынырнуть на поверхность. Вот только ничего у нее не вышло.

Утопающий отпустил запястье, но вцепился ей в руку чуть повыше локтя. К ужасу Финли, он тянул ее ниже и ниже. Если бы не спасательный жилет, она ушла бы под воду гораздо глубже. Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Вглядевшись сквозь бурлящую пелену пузырьков воздуха, Элизабет с ужасом увидела во рту у нападающего загубник — он мог дышать под водой! Пытаясь вырваться из мертвой хватки, Элизабет отпихнула его и ощутила под одеждой эластичную ткань.

Это же гидрокостюм… Внезапно она осознала весь ужас своего положения: ее пытаются убить!

Ощутив небывалый выброс адреналина, хрупкая женщина принялась брыкаться и молотить руками изо всех сил. Она заехала убийце локтем в лицо и выбила загубник у него изо рта. Тот ослабил хватку, и Элизабет рванула к поверхности. Но прежде чем она успела вынырнуть, мужчина поймал ее за лодыжку, и судьба Финли была решена.

Воздух в легких кончался, однако женщина отчаянно боролась еще с минуту, и лишь потом в глазах у нее потемнело. Даже паникуя, она помнила о лабрадоре, чей встревоженный лай слышался из-под воды. Приток кислорода к мозгу прекратился, движения жертвы становились все более вялыми. Не в силах дольше задерживать дыхание, Элизабет невольно вдохнула, и легкие заполнила ледяная соленая вода. Она еще раз судорожно попыталась вдохнуть, взмахнула руками и потеряла сознание.

Нападавший продержал безвольное тело под водой еще пару минут, потом осторожно вынырнул рядом с яхтой. Убедившись, что поблизости никого нет, он подплыл к своему катеру и взобрался на борт. Затем сбросил куртку, под которой у него оказался баллон для подводного плавания и грузовой пояс. Стащив с себя снаряжение и гидрокостюм, он переоделся в сухую одежду, запустил двигатель и быстро отошел прочь. На борту швертбота горестно лаял черный лабрадор, глядя, как его хозяйку относит течением все дальше и дальше.

Убийца безучастно посмотрел на пса, отвернулся и не спеша покинул место преступления, направившись в сторону Виктории.

5

Прибытие «Вентуры» в порт Китимата вызвало всеобщий переполох. Большинство жителей одиннадцатитысячного городка знали погибших рыбаков и приходились им либо соседями, либо друзьями. Едва Дирк пришвартовал траулер у причала Королевской канадской конной полиции, местные жители тут же прознали о трагедии. Члены семей погибших и сочувствующие им запрудили весь пирс, пока их не вывели за временное ограждение, водруженное здоровым, как бык, полицейским.

Под любопытными взглядами зевак Саммер привязала исследовательский катер НУПИ рядом с траулером и присоединилась к брату. Подъехали медики и погрузили в фургон трое закрытых носилок. Полицейский провел Саммер и Дирка в магазинчик рыболовных товаров неподалеку, чтобы записать показания об их ужасной находке.

— Когда вы поднялись на борт, все трое были уже мертвы?

Монотонный голос начальника полиции Китимата как нельзя лучше гармонировал с его тусклым лицом. Уставившись на Дирка и Саммер немигающими серыми глазами, сидевшими над носом-пуговкой и абсолютно ничего не выражающим ртом, он внимательно изучал брата с сестрой. Дирк сразу понял, что перед ним типичный представитель закона, чьи непомерные амбиции никак не соответствуют занимаемой должности.

— Да. Первым делом я, разумеется, проверил пульс, однако, судя по цвету кожи и температуре тел, рыбаки умерли до того, как я взобрался на борт.

— Вы двигали тела?

— Нет. Я просто прикрыл их одеялами, когда мы подошли ближе к порту. Мне кажется, они умерли там же, где и упали.

Начальник полиции мрачно кивнул.

— Вы слышали сигналы о помощи? Там были другие суда?

— Нет, никаких сигналов не поступало, — ответила Саммер.

— Единственное судно, которое я заметил, — круизный лайнер, удалявшийся по проходу. Он был в нескольких милях к северу от нас, когда мы обнаружили «Вентуру».

Полицейский еще с минуту буравил их взглядом, потом захлопнул блокнотик, в котором что-то черкал.

— И что же, по-вашему, там произошло? — спросил он, недоуменно подняв брови.

— Думаю, патологоанатом скажет наверняка, — ответил Дирк. — Хотя если вам интересно мое мнение, то, скорее всего, это отравление монооксидом углерода. Возможно, была утечка в выхлопной системе, и угарный газ скопился в рулевой рубке.

— Все они лежали на мостике, так что вполне вероятно, — кивнул начальник полиции. — Вы не чувствуете признаков отравления?

— Вроде бы нет. Я сразу открыл все люки, просто на всякий случай.

— Вы не заметили чего-нибудь еще, что может помочь следствию?

Дирк задумался на минуту, потом кивнул.

— На полу возле панели управления была странная надпись.

Брови полицейского снова поползли вверх:

— Покажите.

Дирк провел его и Саммер обратно на мостик «Вентуры». Рядом со штурвалом он указал носком ботинка вниз. Начальник полиции присел на корточки, недовольный тем, что упустил такую деталь при первичном осмотре места происшествия. В нескольких дюймах над палубой была едва заметная карандашная надпись. Именно там лежащий ничком человек попытался бы оставить сообщение.

Инспектор достал фонарик и осветил надпись. Дрожащей рукой было выведено одно слово: «УДУШ Г» с пробелом перед последней буквой. Полицейский поднял с пола карандаш, закатившийся в угол.

— Вероятно, он не смог дописать букву «Е». Судя по положению тела, надпись сделана капитаном, — заметил Дирк. — Думаю, он упал слишком быстро и не смог дотянуться до радиопередатчика.

Полицейский недовольно пробурчал что-то себе под нос, все еще расстраиваясь, что сам не заметил надпись.

— Это еще ни о чем не говорит, может, надпись была там и раньше. — Он поднялся на ноги и уставился на Саммер и Дирка. — Сами-то вы что забыли в проливе Хекате?

— Национальное управление подводных исследований поручило нам изучить состояние фитопланктона вдоль Внутреннего прохода, — объяснила Саммер. — Мы берем пробы воды от Джуно до Ванкувера по просьбе Министерства рыболовства Канады.

Инспектор оглядел лодку агентства НУПИ, потом кивнул.

— Что ж, придется вам задержаться на день-два, пока не закончится предварительное расследование. Судно можете оставить здесь же — это муниципальный причал. В паре кварталов отсюда есть неплохой мотель. Загляните завтра часа в три пополудни ко мне в офис, машину я пришлю.

— Рады помочь следствию, — сухо откликнулся Дирк, недовольный тем, что с ними обращаются как с возможными подозреваемыми.

На этом допрос был окончен. Дирк с Саммер вышли из вагончика и направились к своему катеру. Внезапно раздался рев мотора: в порт влетел рабочий катер из фибергласа, почти такой же, как и у них. Скорость была слишком высока, поэтому нос крепко приложился о причал буквально через пару секунд после того, как водитель выключил двигатель. Из рубки выскочил мужчина в клетчатой рубашке, поспешно схватил конец и привязал его позади судна НУПИ. Затем он спрыгнул на пирс и бросился бежать по деревянному настилу тяжело грохоча ботинками. Выглядел он довольно дико — искаженное лицо, взлохмаченные волосы, широко распахнутые темные глаза. Несмотря на это, было в нем что-то неуловимо привлекательное.

— Это вы, ребята, нашли «Вентуру»? — воскликнул он, пристально взглянув на Дирка и Саммер. Голос был приятный, слова незнакомец проговаривал четко, что составляло резкий контраст с его всклокоченным видом.

— Да, — ответил Дирк. — Я привел ее в порт.

Мужчина коротко кивнул, потом бросился к инспектору и принялся с ним спорить на повышенных тонах.

— Нам здесь явно не рады, — пробормотал Дирк, перебираясь на борт катера НУПИ. — Как думаешь, неужели все местные ведут себя как дикие гризли?

— Мы принесли в тихий сонный Китимат слишком дурные вести, — ответила Саммер.

Привязав катер как следует, они забрали пробы воды и направились на север городка, который на поверку оказался не таким уж сонным. Китимат переживал мини-бум — международные компании обнаружили, что глубоководный порт на юго-западе от центра при некоторых вложениях может стать крупнейшим канадским транспортным узлом к северу от Ванкувера. Недавно старый алюминиевый завод «Алькон» получил миллиардные инвестиции; лесозаготовительные предприятия и туристический бизнес также успешно развивались.

Дирк и Саммер нашли транспортно-экспедиторскую контору и отправили пробы воды в лабораторию НУПИ в Сиэтле. Потом наскоро перекусили и решили зайти на пристань, чтобы забрать кое-какие вещи с катера. Стоя на мостике, Саммер невольно принялась разглядывать «Вентуру», пришвартованную рядом с ними. Полиция закончила осмотр и уехала. Казалось, пустая палуба траулера была окутана мрачной пеленой. Дирк шагнул к сестре и понял ее с полувзгляда.

— Их уже не вернуть… Трудный был день, давай-ка пойдем в мотель и ляжем спать.

— Я все думаю о том послании, которое оставил капитан. Вдруг он пытался предостеречь нас?

— Они погибли почти мгновенно. Может, это и не было посланием…

Саммер покачала головой. Она была твердо уверена, что странное слово несло гораздо больше смысла, чем могло показаться на первый взгляд. Однако девушка понятия не имела, что оно значит. Рано или поздно она обязательно это выяснит.

6

Ресторанчик с такой обстановкой никогда не попал бы на страницы «Архитектурного дайджеста», зато омлет с копченым лососем явно тянул на пять звезд. Посмотрев на голову лося прямо позади Саммер, Дирк усмехнулся и продолжил завтрак. По стенам висело не меньше дюжины других трофеев, глядящих на посетителей твердыми стеклянными глазами.

— Насмотришься на эти морды, так и мяса в рот не возьмешь, — скривилась Саммер, кивнув в сторону оскаленной пасти гризли.

— Наверное, здешний таксидермист — самый богатый человек в городе.

— Или владелец этого заведения.

Саммер отхлебнула кофе. Входная дверь отворилась, в ресторанчик вошел высокий мужчина и направился прямо к их столику. Дирк и Саммер сразу узнали в нем взволнованного владельца катера, которого видели вчера на причале.

— Не возражаете, если я к вам присоединюсь? — миролюбиво спросил он.

— Конечно, садитесь, — ответил Дирк, выдвигая стул для гостя. — Я Дирк Питт, а это моя сестра Саммер.

Приподняв одну бровь, незнакомец уставился на девушку, потом протянул руку и ответил:

— Рад знакомству, меня зовут Тревор Миллер. Мой старший брат Стив был капитаном «Вентуры».

— Примите наши соболезнования, — ответила Саммер.

Судя по всему, Миллера глубоко потрясла гибель брата.

— Стив был хорошим человеком, — заметил Тревор, и глаза его затуманились. Потом он бросил взгляд на Саммер и сконфуженно улыбнулся. — Извините за вчерашнее поведение… Когда я услышал по радио о гибели брата, то расстроился и растерялся.

— Мы все понимаем, — ответила Саммер. — Думаю, все вчера немного растерялись.

Тревор расспросил их, как именно все произошло, и Саммер рассказала, что они делали в проливе Хекате, когда наткнулись на рыбацкое судно.

— Ваш брат давно рыбачил в этих водах? — спросил Дирк.

— Нет, всего пару-тройку лет. Раньше он был доктором, потом продал практику и занялся рыбной ловлей. Надо сказать, дела у него шли просто отлично, несмотря на природоохранные ограничения, наложенные на коммерческое рыболовство.

— Рыбалка — довольно странное занятие для дипломированного врача, — заметила Саммер.

— Мы с братом буквально выросли на воде. Наш отец работал инженером в местной горнодобывающей компании и был заядлым рыбаком. Мы много путешествовали, да и на лодке часто ходили. Стив обожал море — еще в старших классах устроился матросом на траулер.

— Свой траулер он держал в превосходном состоянии. Я никогда не видал на рыбацком судне такой безупречной чистоты.

— Брат шутил, что «Вентура» — гордость всего северо-западного побережья. Стив очень трепетно относился к чистоте. Нигде ни пятнышка, оборудование работало как часы. Именно поэтому в несчастный случай верится с трудом. — Тревор посмотрел в окно, однако мысли его витали где-то далеко. Затем он повернулся к Дирку и тихо спросил: — Когда вы нашли судно, все были уже мертвы?

— Увы. Траулер двигался по кругу, у штурвала никого.

— Если бы Дирк не перебрался на борт «Вентуры», она непременно разбилась бы о скалы возле острова Джил, добавила Саммер.

— Спасибо вам!.. Вскрытие показало, что люди погибли от удушья. Как считает полиция, произошло отравление угарным газом. Знаете, что странно? Я внимательно осмотрел судно вдоль и поперек, однако так и не нашел, где случилась утечка!

— Двигатель располагается на корме — довольно далеко от рулевой рубки, так что ситуация действительно странная. Возможно, никакой утечки и не было — просто неудачное сочетание погодных условий и режима работы двигателя. Газ вполне мог скопиться в рубке, — предположил Дирк. — И все равно подозрительно, что трое мужчин погибли так быстро.

— Всему бывает логичное объяснение, — откликнулась Саммер. — Несколько лет назад по озеру Повелл прокатилась череда загадочных смертей — отдыхающие тонули один за другим. Оказалось, выхлопные газы накапливались в кормовой части лодок, и пловцы умирали от удушья.

— Стив был таким осторожным!..

— От невидимого убийцы не уйдешь, — заметил Дирк.

Тревор разнервничался и даже побледнел — разговор давался ему нелегко. Саммер налила кофе и попыталась сменить тему:

— Если мы хоть чем-нибудь можем помочь, только скажите. — В ее серых глазах светилось неподдельное участие.

— Спасибо, что попытались прийти на помощь брату и его команде, и спасибо за спасение «Вентуры»!.. — Тревор помедлил, потом все-таки решился. — Хочу попросить вас об одном одолжении. Не могли бы вы отвезти меня на то место, где нашли траулер?

— Это далеко, миль пятьдесят будет…

— Можем пойти на моем катере — он делает двадцать пять узлов. Хочу увидеть, где все случилось…

Саммер посмотрела на часы, висящие под оскаленной пастью пумы.

— До встречи с инспектором время еще есть, — заметила девушка. — Вполне можем успеть метнуться туда и обратно.

— Мне надо проверить подводный аппарат и узнать, не пришел ли ответ из лаборатории. Поезжай с мистером Миллером, а я все объясню инспектору, если вы задержитесь.

— Зовите меня Тревор, — улыбнулся их новый знакомый. — Обещаю привезти ее вовремя.

Саммер смутилась, потому что у Тревора был такой вид, будто он приглашал девушку на свидание и спрашивал разрешения у ее строгого отца.

— Займи мне там местечко под следовательской лампой, — попросила она брата. — Увидимся в три часа.

7

Тревор помог Саммер подняться на борт и быстро отдал швартовы. Когда катер отошел от причала, девушка перегнулась через рейлинг и увидела на корме логотип Министерства природных ресурсов Канады. Выйдя из порта, Тревор прибавил скорость и понесся по каналу Дугласа. Саммер зашла в рубку и опустилась на скамью рядом с креслом рулевого.

— А чем ты занимаешься в Министерстве природных ресурсов?

— Я эколог прибрежной зоны в Лесной службе Канады, — ответил Тревор, огибая груженный лесом сухогруз, и направил катер к центру канала. — В основном работаю с промышленными концернами на северном побережье Британской Колумбии. Наша база находится прямо в Китимате — порт растет, так что дел полно. Наверное, по сравнению с проектами НУПИ, над которыми работаете вы с братом, это просто скукота!

— Сбор проб планктона во Внутреннем проходе не настолько увлекателен, как тебе кажется, — улыбнулась Саммер.

— Я с удовольствием взглянул бы на результаты вашего исследования! Местные рыбаки несколько раз сообщали о массовой гибели морской живности, хотя документальных подтверждений пока нет.

— Всегда рада поработать с коллегой — исследование морских глубин так объединяет! — рассмеялась Саммер.

Катер шел на высокой скорости, скользя по спокойной глади извилистого канала. Поросшие густыми соснами участки суши глубоко врезались в воду, создавая живописные препятствия. Проследив путь по навигационной карте, Саммер велела Тревору сбавить обороты при входе в пролив Хекате. Внезапно начался ливень, и на несколько минут все скрылось в серой пелене. Когда катер подошел к острову Джил, дождь почти прекратился, и видимость улучшилась до мили или двух. Саммер сверилась с показаниями радара, оглядела горизонт и убедилась, что других судов поблизости нет.

— Теперь поведу я, — сказала девушка и положила руку на рулевое колесо. Тревор пожал плечами и уступил ей кресло. Саммер повернула к острову, сбросила скорость и направилась на север.

— Мы стояли примерно вот здесь, когда в миле к северо-западу заметили «Вентуру». Она медленно входила в поворот, постепенно приближаясь к нашему траверзу. Если бы мы не убрались у нее с дороги, она непременно бы в нас врезалась.

Тревор пристально смотрел в окно, пытаясь представить, как все произошло.

— Я была на корме, брала пробу. Нам показалось, что в рулевой рубке никого нет, по радио тоже никто не отвечал. Я подвела катер поближе к «Вентуре», Дирк перепрыгнул на борт. И тогда он увидел твоего брата…

Тревор кивнул, ушел на корму и уставился на воду. Снова пошел мелкий дождик, капли падали на его лицо. Саммер немного подождала, потом тихо подошла и взяла Тревора за руку.

— Мне очень жаль, что твой брат погиб…

Тревор сжал ее ладонь, но мыслями был далеко. Вдруг он прищурился, что-то заметив вдали. В нескольких десятках ярдов от них будто из ниоткуда возникло белое облако. Оно стремительно увеличивалось в размерах и почти вплотную подошло к катеру.

— Туман не бывает таким кипенно-белым! — удивилась Саммер. — И пахнет он как-то странно и едко…

Облако клубилось уже на носу катера, когда мелкий дождик перешел в ливень. Тревор и Саммер поспешили в рулевую рубку, скрываясь от потоков воды, хлынувших на палубу. Сквозь окна они увидели, как тяжелые струи сбили облако, и оно исчезло в пелене дождя.

— Вот это да! — протянула Саммер.

Тревор завел мотор, налег на рычаг газа и направился в Китимат. По пути им попалось несколько мертвых рыб, плававших кверху брюхом.

— Дыхание дьявола… — пробормотал он.

— Какое дыхание?

— Дыхание дьявола, — повторил Тревор, встревоженно глядя на Саммер. — Несколько недель назад погиб местный рыбак народности хайсла. Тело прибило к одному из островов, поэтому власти считают, что он утонул, столкнувшись в тумане с каким-нибудь крупным судном. Или с сердцем плохо стало, не знаю точно…

Дождь практически перестал, однако Тревор не отрываясь смотрел на водную гладь прямо по курсу.

— Продолжай, — попросила Саммер, заметив его нерешительность.

— Сначала я не придал происшествию особого значения… Несколько дней назад брат нашел лодку и попросил доставить ее семье погибшего. Рыбак жил в деревне Китамаат, в поселении хайсла. Я выполнял для них кое-какие исследования воды, поэтому подружился с несколькими местными жителями. Так вот, дядя погибшего настойчиво повторял, что его убило Дыхание дьявола…

— Что он имел в виду?

— Якобы дьявол решил, что время рыбака пришло, и дохнул на него холодным белым облаком, которое убило и его, и все живое вокруг.

— Ага, вот откуда массовая гибель рыб и прочей морской живности!

Тревор невесело усмехнулся:

— Наверняка старик был просто пьян. И вообще, сверхъестественные силы занимают важное место в фольклоре хайсла.

— Да, похоже на бабушкины сказки, — согласилась Саммер.

Тем не менее девушка почувствовала, как по спине пробежал холодок. Остаток пути они проделали молча, размышляя над странными словами старика-хайсла и гадая, что же они видели на самом деле.

* * *

В нескольких милях от Китимата прямо у них над головой пролетел частный вертолет, направлявшийся к островку суши чуть севернее. Там находилось какое-то промышленное предприятие. На заросшем лесом берегу стоял деревянный причал, у которого были пришвартованы несколько лодок и большая роскошная яхта. На лужайке неподалеку раскинулся белый туристический тент.

— Охотничий домик для богатых и знаменитых? — спросила Саммер, кивнув в сторону шатра.

— Все гораздо обыденнее. Это опытный завод по секвестрации углерода, построенный компанией «Терра Грин». Я участвовал в утверждении площадки под строительство и нескольких инспекциях во время постройки.

— Я знаю, в чем суть метода секвестрации углерода. Образующиеся при переработке угля парниковые газы собирают и сжижают, потом закачивают глубоко под землю или под морское дно. Однако это довольно дорогой способ борьбы с загрязнением атмосферы.

— Новые квоты на парниковые газы сделали его очень востребованным. В Канаде квоты особенно дороги; многие предприятия торгуют ими, однако цены взлетели гораздо выше, чем ожидалось. Горнодобывающие и электроэнергетические компании отчаянно изыскивают менее затратные варианты. Так что если Гойетту удастся расширить бизнес, он заработает кучу денег на своей технологии секвестрации.

— Гы имеешь в виду магната Митчелла Гойетта — борца за окружающую среду?

— Да, это он владеет «Терра Грин». Для многих канадцев Гойетт вроде культового героя: строит плотины, ветряные электростанции и станции на солнечных батареях по всей стране и при этом усиленно нахваливает водородное топливо.

— Я слышала, что для производства экологически чистой энергии он призывал строить ветряные электростанции на побережье Атлантического океана. Хотя вон та посудина вряд ли ходит на водородном топливе! — Саммер махнула рукой в сторону шикарной итальянской яхты.

— Ну нет, Гойетт не привык отказывать себе в роскоши, как другие «зеленые». Свои миллиарды он заработал вовсе не на спасении окружающей среды, только никого это особо не волнует. Поговаривают, что ему совершенно плевать на экологию — он просто делает на ней деньги.

— Гойетт в этом определенно преуспел, — заметила Саммер, разглядывая яхту. — Почему он построил завод по секвестрации именно здесь?

— Название Атабаска тебе о чем-нибудь говорит? Нефтяные пески Атабаски требуют очень много энергии для переработки сырой нефти. Побочный продукт — двуокись углерода, которая выделяется в огромных количествах. В соответствии с новой конвенцией о парниковых газах все операции по переработке нефтяного сырья пришлось бы свернуть, пока не будет решена проблема С0₂. И тут появляется Митчелл Гойетт! Нефтяные компании уже начали прокладку небольшого нефтепровода от месторождений Атабаски до Китимата. Гойетт даже убедил их построить еще один трубопровод для сжиженной двуокиси углерода.

— Я с братом видела в проливе несколько нефтяных танкеров.

— Мы изо всех сил боролись с прокладкой нефтепровода, опасаясь утечек, но тщетно. Тем временем Гойетт убедил правительство в том, что завод непременно должен стоять на берегу, и даже получил земельный участок от Министерства природных ресурсов…

— Какая досада, что ему отдали на растерзание этот нетронутый уголок дикой природы!..

— В министерстве тоже многие были против, однако проект утвердил сам министр. Более того, он лично будет присутствовать на сегодняшнем открытии завода и на банкете.

— А тебя, конечно, не позвали?

— Должно быть, приглашение на почте затерялось… Нет, постой-ка, его собака съела! — рассмеялся Тревор.

Саммер впервые видела его улыбающимся и поразилась неожиданной теплоте его взгляда.

Вернувшись в Китимат, Тревор пришвартовался рядом с катером НУПИ. Дирк сидел в рулевой кабине, печатая что-то на ноутбуке. Заметив Тревора и Саммер, он закрыл компьютер и с мрачным видом вышел на палубу.

— Вернулись вовремя, как и обещали, — сказала Саммер, глядя на часы. — До трех еще далеко.

— Думаю, встреча с начальником полиции — меньшая из наших проблем, — ответил Дирк. — Я только что получил результаты проб воды, которые мы вчера отправили в Сиэтл.

— Ты чего такой хмурый?

Дирк протянул сестре распечатку и окинул взглядом залив.

— Воды прибрежной зоны якобы экологически чистого Китимата смертельно опасны для всего живого…

8

Митчелл Гойетт с самодовольным видом выпил залпом бокал шампанского «Круг Кло дю Мениль». Поставив пустой фужер на столик, он прислушался к шуму вертолета, от вращения лопастей которого заколыхался тент над головой.

— Прошу прощения, джентльмены, — перебил Гойетт своих собеседников низким, звучным голосом. — Это, должно быть, премьер-министр.

Пробравшись сквозь плотную группку провинциальных политиков, магнат вышел из беседки и направился к вертолетной площадке.

Гойетта, крупного импозантного мужчину, отличал почти глянцевый лоск. Широко поставленные глазки, зализанные назад волосы, а также неизменная ухмылка придавали ему сходство с диким кабаном. При этом двигался он на удивление плавно, почти грациозно, что резко контрастировало с его надменным видом. Это были повадки человека, который сколотил состояние, не чураясь никаких средств, будь то предательство, подкуп или шантаж.

Нищим Гойетт не был никогда. В свое время ему удалось весьма удачно распорядиться полученной в наследство землей. Его участком заинтересовалась гидроэнергетическая компания; взамен арендной платы он потребовал процент с дохода электростанции и ничуть не прогадал, поскольку энергетические потребности Ванкувера с каждым годом только росли. Гойетт делал одно вложение за другим: сначала занялся разработкой сырьевых ресурсов и скупкой буровых, потом подался в теплоэнергетику, потом построил уже свои гидроэлектростанции. Запустив массированную пиар-кампанию, он рекламировал собственные предприятия по производству возобновляемой энергии и позиционировал себя как выходца из народа, надеясь на получение выгодных госконтрактов. Поскольку «Терра Грин» была закрытой акционерной компанией, мало кто знал о том, что большую часть ее активов составляли газовые, угольные и нефтяные месторождения, а тщательно созданный Гойеттом образ борца за чистоту окружающей среды имел мало отношения к его истинному обличью.

Гойетт пронаблюдал за тем, как вертолет «Сикорский» S-76 завис в воздухе, а потом опустился на широкую круглую площадку; его сдвоенный двигатель затих. Второй пилот выбрался наружу и открыл пассажирскую дверь. Низко пригнув голову и приседая под вращающимися лопастями, на землю шагнул невысокий седовласый мужчина в сопровождении двух помощников.

— Добро пожаловать в Китимат и на новый завод компании «Терра Грин», господин премьер-министр! — воскликнул Гойетт, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Полет прошел нормально?

— Просто замечательно! Дождь перестал, и мы смогли полюбоваться чудным видом. — Канадский премьер-министр, солидный мужчина по фамилии Баррет, пожал протянутую магнатом руку. — Рад снова увидеться, Митч. Спасибо, что подбросили. Я и не знал, что вы переманили на свою сторону одного из моих служащих.

Баррет кивнул в сторону своего спутника, который вылез из вертолета и подошел к ним. У него были набрякшие веки, круги под глазами и явно обозначившаяся лысина.

— Министр природных ресурсов Джеймсон сыграл далеко не последнюю роль в утверждении моего нового проекта, — просиял Гойетт. — Добро пожаловать, и разрешите представить вам, так сказать, готовый продукт!

Министр ресурсов пребывал в не столь радужном настроении. Он натянуто улыбнулся и ответил:

— Приятно видеть, что завод работает.

— Первый из множества заводов, и все благодаря вам! — воскликнул Гойетт и подмигнул премьер-министру.

— Да, ваш директор по инвестициям упоминал, что еще один завод строится под Нью-Брансуиком. — Баррет махнул рукой в сторону вертолета.

— Мой директор по инвестициям?.. — удивленно переспросил Гойетт.

Он обернулся к вертолету и увидел, как из него вылез еще один мужчина и потянулся, разминая затекшие члены. Прищурился на солнце, потом провел рукой по черным коротко стриженным волосам. Темно-синий костюм от хорошего портного не помог прибывшему скрыть атлетическое телосложение, зато в нем он вполне тянул на члена совета директоров. Глядя на приближающегося «директора по инвестициям», Гойетт изо всех сил пытался сохранить невозмутимое выражение лица.

— Мистер Гойетт, — расплылся тот в наглой улыбке. — Я привез вам документы на подпись, прямо из Ванкувера — отторжение собственности.

Для вящей убедительности он похлопал по кожаной сумке, висевшей у него на плече.

— Превосходно, — фыркнул Гойетт, взяв себя в руки. Вид личного наемного убийцы, вылезающего из вертолета, в котором прибыла верхушка правительства Канады, несколько выбил его из колеи. — Пройдите в кабинет директора, я скоро подойду к вам.

Гойетт поспешно проводил премьер-министра к белому тенту, под которым ждали вино и закуски, а также струнный квартет, развлекавший высоких гостей в ожидании церемонии открытия. Инженер с лицом клоуна, оказавшийся директором нового предприятия, провел краткуюобзорную экскурсию. Он показал посетителям две огромные насосные станции, потом несколько громадных сборных резервуаров, частично скрытых окружающими завод соснами.

— Из Альберты двуокись углерода поступает в сжиженном состоянии и помещается в резервуары, — объяснил директор. — Затем под высоким давлением она закачивается под землю прямо под нами. Мы пробурили шахту глубиной в восемьсот метров: сначала идет толстый слой покрывающей горной породы, потом губчатая осадочная порода, заполненная морской водой. Таким образом, строение грунта идеально подходит для удержания С0₂, и никакие утечки даже теоретически невозможны.

— А если случится землетрясение? — поинтересовался премьер-министр.

— До ближайшего разлома не меньше тридцати миль, следовательно, вероятность большого землетрясения крайне мала. К тому же на таких глубинах, где мы храним сжиженный газ, угрозы утечки в результате геологической активности практически не существует.

— А сколько именно двуокиси углерода с месторождений Атабаски поместится здесь?

— Боюсь, лишь малая доля. Нам понадобится гораздо больше заводов, чтобы утилизировать все парниковые газы с этих нефтяных песков и начать разработку месторождения в полную силу.

Пользуясь случаем, Гойетт сделал очередной маркетинговый ход:

— Как вам известно, из-за ужесточения норм выброса углекислого газа добычу нефти в Альберте пришлось значительно сократить. Ситуация на угольных электростанциях восточного побережья не менее плачевная. Воздействие на экономику страны окажется катастрофическим… В то же время решение проблемы прямо перед вами! Мы уже подыскали несколько участков, которые вполне подойдут для постройки подобных заводов. И теперь нам нужна лишь ваша поддержка.

— Возможно, однако идея превратить побережье Британской Колумбии в хранилище промышленных отходов Альберты не кажется мне такой уж удачной, — холодно ответил премьер-министр. Он был родом из Ванкувера и очень гордился своими корнями.

— Не забывайте про пошлину, которую Британская Колумбия получит с каждой тонны углекислого газа, перевозимой через ее границу. Часть пойдет и в федеральную казну, однако основной доход осядет именно в вашей области. Фактически перед вами — выгодный и совершенно безопасный способ увеличить благосостояние региона. К тому же вы наверняка обратили внимание и на новый порт. — Гойетт указал на огромное здание, разместившееся в небольшой бухте. — Для приема танкеров, перевозящих С0₂, мы построили крытую пристань длиной в пятьсот футов. Поставки уже начались, мы вполне готовы принимать углеродосодержащие отходы не только от промышленных предприятий Ванкувера, но и с буровых по всему побережью. Дайте нам построить такие же предприятия по всей стране, и мы позаботимся о большей части канадских государственных квот на парниковые газы. Резерв производственных мощностей этих прибрежных заводов позволит утилизировать даже американские и китайские отходы, причем за весьма умеренную плату.

Глаза политика заблестели при упоминании дополнительных доходов, которые потекут в государственную казну.

— И насколько безопасна ваша технология?

— Сэр, заметьте, это ведь не ядерные отходы. Перед вами — прототип, и вот уже несколько недель он работает совершенно безукоризненно. Господин премьер-министр, я предлагаю вам беспроигрышный вариант! Я строю и обслуживаю заводы, отвечаю за их безопасность, а правительство дает мне зеленый свет и получает огромные доходы.

— Сколько же получите с этого вы?

— Как-нибудь сведу концы с концами! — Гойетт разразился радостным смехом, подвывая, как гиена. — Мне нужно лишь ваше одобрение и содействие министра ресурсов при выборе площадок и прокладке трубопроводов. С этим, как я понимаю, проблем не будет, верно, министр Джеймсон?

Тот посмотрел на него одновременно измученно и подобострастно:

— Полагаю, нашему взаимовыгодному союзу мало что может помешать.

— Что ж, пришлите проекты ваших предложений, мои советники их рассмотрят, — сказал Баррет. — Кстати, где тут ваше замечательное шампанское?

Группа политиков направилась к тенту, чтобы продолжить фуршет. Гойетт тем временем незаметно отозвал министра ресурсов в сторонку.

— Полагаю, вам уже доставили «БМВ»? — спросил он, улыбаясь, как акула.

— Благодарю вас за щедрый подарок, жена просто в экстазе. Однако впредь прошу вас делать причитающиеся мне… м-мм, вознаграждения менее заметными.

— Не беспокойтесь, деньги на офшорный счет я тоже перевел.

Джеймсон пропустил это замечание мимо ушей:

— Что вы там рассказывали про новые заводы вдоль всего побережья? Мы оба прекрасно знаем, что строение грунта в этом регионе, мягко говоря, не подходит для хранения таких огромных объемов отходов. Ваш так называемый водоносный горизонт будет заполнен буквально в ближайшие месяцы.

— Этот завод проработает столько, сколько нужно, — назидательно заметил Гойетт. — Мы смогли решить проблему вместимости. И до тех пор, пока нас курирует та самая группа геологов из вашего Министерства ресурсов, сложностей не предвидится. За сходную плату главный геолог охотно пересмотрел свои прогнозы относительно вместимости пласта.

Гойетт снова усмехнулся.

Узнав о том, что в его собственном министерстве процветает коррупция, а он с этого ничего не имеет, Джеймсон скривился. Он так и не мог вспомнить, в какой момент понял, что Гойетт окончательно прибрал его к рукам. Встретились они на хоккейном матче, когда Джеймсон избирался в парламент на первый срок. В то время Гойетт показался ему богатым меценатом прогрессивных взглядов, пекущимся о нуждах страны. С ростом карьеры Джеймсона увеличивались и взносы на его поддержку, пока однажды окончательно не стерлась черта между пожертвованием и мздой. За взносами последовали перелеты на частных самолетах, бесплатный отдых и наконец откровенные взятки звонкой монетой. Джеймсон был полон амбиций, имел жену и четверых детей, которых приходилось содержать на скромную зарплату госслужащего, поэтому брал деньги Гойетта не раздумывая и убеждал себя в том, что лоббирование интересов магната не идет в ущерб интересам страны. Однако, став министром природных ресурсов, Джеймсон увидел настоящее лицо Гойетта: публичный образ борца с загрязнением окружающей среды скрывал мегаломана, одержимого страстью к деньгам. На каждую ветряную электростанцию, открытую им с большой шумихой, приходилось полдюжины угольных шахт, право собственности на которые он старался не афишировать. На плечи министра легли заботы о поддержке липовых заявок на открытие рудников, поддельные экологические экспертизы, выдача регулярных правительственных субсидий на содержание и развитие предприятий Гойетта. И тогда взятки потекли рекой. Джеймсон прикупил прекрасный дом в престижном районе Оттавы, в Роклиф-парк, и накопил на счетах достаточно денег, чтобы дать своим детям отличное образование. И все же он никогда не думал, что настолько увязнет в делах Гойетта. Теперь министр чувствовал — обратной дороги для него нет.

— Даже и не знаю, насколько я смогу вам помочь в этом, — проговорил он усталым голосом.

— Сделаешь все, как я велю! — прошипел Гойетт, сверля министра ледяным взглядом. — Иначе сгниешь в Кингстонской тюрьме!

Уверившись в лояльности министра, Гойетт немного расслабился и махнул рукой в сторону тента:

— Выше голову, Джеймсон! Пора присоединиться к премьеру и произнести тост за богатства, которые он нам ниспошлет.

9

Клэй Зак нахально водрузил ноги на стол директора завода и небрежно листал книгу по истории освоения Дикого Запада. Заслышав гул мотора улетающего вертолета, от которого задрожали стекла панорамного окна, он поднял голову. Спустя несколько секунд в кабинет вошел Гойетт с недовольной гримасой на лице.

— Что ж, господин директор по инвестициям, похоже, на вертолет ты опоздал.

— Скажу тебе, паршивый выдался полет, — ответил Зак, убирая книгу в сумку. — Теснота и духота, твои политики такое там устроили… Лучше бы завел «Еврокоптер» ЕС-155. Летает он куда быстрее, чем твоя машинка. Не придется тратить кучу времени и тереться среди этих проституток… Кстати о проститутках: кажется, твой министр ресурсов тебя терпеть не может.

Гойетт пропустил его слова мимо ушей и уселся в кресло возле стола.

— Премьер-министр только что узнал о смерти Элизабет Финли. Происшествие сочли несчастным случаем.

— Ну да, Финли упала за борт и утонула. Странно, что эта далеко не бедная женщина так и не научилась держаться на плаву, — ухмыльнулся Зак.

— Ты ведь не оставил улик? — приглушенным голосом спросил Гойетт.

Зак поморщился:

— Именно поэтому мои услуги так недешевы. Если только пес Финли не заговорит и не даст показания, никто даже не заподозрит, что это вовсе не трагическая случайность.

Зак откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

— С кончиной Элизабет Финли закончилась и кампания против экспорта нефти и газа в Китай. — Киллер подался вперед и внимательно посмотрел Гойетту в глаза. — Сколько ты потерял бы на газовом месторождении Мелвилл с утверждением этого законопроекта?

Гойетт тоже ответил ему пристальным взглядом, но так ничего и не прочел в его глазах. Этот человек побывал во многих переделках, и теперь на его лице не отражалось ни единой эмоции. Идеальный игрок в покер. Если глаза — зеркало души, то у Зака ее просто нет, подумал магнат. С наемными убийцами опасно иметь дело, и все же этот оказался настоящим профессионалом. К тому же польза от него была огромная.

— Сумма довольно значительная, — наконец ответил Гойетт.

— Исходя из этого надо бы пересмотреть и мое вознаграждение.

— Получишь столько, сколько было оговорено. Половину сейчас, половину после окончания расследования. Деньги поступят на твой счет на Каймановых островах, как и ранее.

— Это лишь первое звено цепочки, — улыбнулся Зак. — Надо бы проверить, сколько у меня уже скопилось сбережений на черный день, и оттянуться месяцок где-нибудь на солнечных Карибах.

— Пожалуй, тебе действительно лучше ненадолго покинуть Канаду. — Гойетт помедлил, раздумывая, стоит ли рисковать. Впрочем, Зак работал без проколов, да и следы заметал отлично. Наконец он решился. — Есть еще один проект, как раз для тебя. Небольшое дельце в Штатах. И это не работа с людьми.

— Какова цена вопроса? — поинтересовался Зак, не собираясь отказываться от заказа. Хотя он и считал Гойетта кретином, магнат всегда хорошо оплачивал его услуги. Да что там, он прекрасно их оплачивал!

Гойетт протянул ему папку:

— Почитаешь в самолете. У ворот ждет машина, водитель отвезет тебя в аэропорт.

— Отправляешь меня коммерческим рейсом? Будешь продолжать в том же духе, тебе скоро понадобится новый директор по инвестициям!

Зак поднялся и вышел из кабинета с царственным видом. Гойетт лишь покачал головой.

10

Лиза Лейн потерла усталые глаза и снова принялась рассматривать периодическую систему элементов. Такой плакат висит в каждом кабинете химии во всех школах страны. Ученый-биохимик давно выучила таблицу Менделеева наизусть и могла бы даже перечислить элементы задом наперед, если потребуется. Теперь она пристально разглядывала плакат, надеясь на внезапное озарение — хоть что-нибудь, что направит поиски в нужную сторону.

Лиза искала надежный, долговечный катализатор, который помог бы отделить молекулу кислорода от молекулы углерода. Наконец взгляд ее остановился на сорок четвертом элементе, родии, обозначенном Rh. С помощью компьютерного моделирования она выяснила, что наиболее вероятным катализатором искомой реакции является соединение металлов. По предварительным данным, родий вполне подходил, однако он оказался совсем неэффективен, к тому же очень дорог. Проект Лизы в НИИ прикладной экологии университета Джорджа Вашингтона считался нереализуемым. Возможно, он так и остался бы просто прооднако потенциал подобного научного открытия был Если решение существует, следует найти его во что бы то ни стало.

Глядя на характеристики родия, Лиза заметила, что предыдущий элемент имеет сходное обозначение, Ru. Задумчиво накручивая на палец прядь длинных каштановых волос, женщина произнесла вслух: «Рутений». Переходный металл, относящийся к платиновой группе. Пока работать с ним Лизе не доводилось.

— Боб! — окликнула она худощавого мужчину в лабораторном халате, сидящего за соседним компьютером. — Мы, что, до сих пор не получили образец рутения, который я заказала?

Боб Гамильтон оторвался от монитора и закатил глаза:

— Лиза, рутений достать куда сложнее, чем выпросить выходной у начальства. Мне пришлось обзвонить двадцать поставщиков, и ни у кого рутения не оказалось! В конце концов мне посоветовали обратиться в геологическую лабораторию в Онтарио, они-то с нами и поделились. Стоил он дороже, чем образец родия, поэтому я заказал всего две унции. Сейчас схожу на склад и проверю, пришел заказ или нет.

Боб вышел из лаборатории и направился по коридору к складскому помещению, где под надежной охраной размещались особые вещества. Сидящий за зарешеченным окошком аспирант достал небольшую коробку и поставил ее на конторку. Забрав посылку, Боб вернулся в лабораторию и передал коробку Лизе.

— Повезло тебе. Образец доставили вчера.

Лиза открыла посылку и обнаружила внутри пластиковый контейнер с несколькими крошечными кусочками матового металла. Она положила один из них на предметное стекло и принялась изучать его под микроскопом. При сильном увеличении металл напоминал пушистый снежный ком. Измерив массу образца, Лиза поместила его в большую серую кювету спектрометра. К прибору были подключены целых четыре компьютера и несколько баллонов со сжатым газом. Лиза присела за клавиатуру и ввела серию команд, запустив программу испытаний.

— Думаешь получить за это билет в Стокгольм и Нобелевскую премию? — спросил Боб.

— Если опыт удастся, меня вполне устроит и билет на матч «Редскинс»[371].

Посмотрев на настенные часы, Лиза предложила:

— Может, пойдем перекусим? Результаты будут через час, не раньше.

— Ну пойдем, — ответил Боб, снимая халат и бросаясь к двери с Лизой наперегонки.

Съев сэндвич с индейкой, Лиза вернулась в свой крошечный кабинет, смежный с лабораторией. Минуту спустя Боб заглянул в дверь и, вытаращив глаза, воскликнул:

— Лиза, скорей иди сюда и посмотри сама!

Лейн помчалась в лабораторию. У нее сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда Боб остановился напротив спектрометра и указал на бегущие но экрану цифры и пульсирующий столбчатый график.

— Ты забыла убрать образец родия, — тихо сказал Боб. — Но взгляни-ка на результат: столько оксалата…

Лиза еще раз посмотрела на монитор и вздрогнула. В спектрометре велся подсчет молекулярного выхода продуктов реакции в присутствии катализатора. Рутений успешно разорвал связи в молекуле двуокиси углерода, заставив частицы перегруппироваться в двухуглеродное соединение под названием оксалат. Комбинация рутения и родия, в отличие от предыдущих катализаторов, позволила провести реакцию, в которой побочных продуктов не было вовсе. Лиза случайно решила загадку, над которой бились ученые всего мира!

— Глазам своим не верю, — прошептал Боб. — Каталитическая реакция просто идеальна!

У Лизы голова пошла кругом, и она в изнеможении опустилась на стул. Дважды проверив результаты, Лейн так и не увидела ни одной ошибки. Наконец женщина убедилась, что попала в яблочко.

— Надо скорее сообщить Максвеллу, — воскликнула она.

Доктор Горацио Максвелл был директором НИИ прикладной экологии университета Джорджа Вашингтона.

— Максвеллу? Ты с ума сошла! Через два дня он выступает в Конгрессе.

— Знаю. По идее, я должна сопровождать его на Капитолийский холм.

— Ты просто камикадзе! — покачал головой Боб. — Если расскажешь сейчас, ему придется включить это в свой отчет, чтобы увеличить финансирование НИИ.

— Что же в этом плохого?

— А вдруг опыт не удастся повторить?! Один лабораторный тест не раскроет загадку вселенной. Прежде чем пойдем к Максвеллу, давай запустим все еще разок и задокументируем каждый шаг. Подожди хотя бы, пока он выступит со своим докладом, — попытался убедить ее Боб.

— Пожалуй, ты прав. На всякий случай проведем эксперимент еще несколько раз в разных условиях. Единственное, что нас ограничивает, — малое количество рутения.

— Думаю, это меньшая из наших проблем, — ответил Боб и, к сожалению, оказался прав.

11

Самолет авиакомпании «Эйр Канада» легко и плавно скользил в небе над Онтарио. Сквозь крошечные иллюминаторы салона первого класса земля казалась огромным зеленым лоскутным одеялом. Однако Зака больше интересовали стройные ножки юной стюардессы, развозящей напитки, нежели вид из окна. Девушка поймала его пристальный взгляд и подала мартини в пластиковом стаканчике.

— Последний, — задорно улыбнулась она. — Совсем скоро мы будем в Торонто.

— Последний — самый сладкий, — усмехнулся Зак.

В слаксах цвета хаки и синем спортивном пиджаке он выглядел как типичный менеджер по продажам, летящий на очередную конференцию. На деле все было совсем иначе.

Единственный сын пьющей матери-одиночки, особо не принимавшей участия в его воспитании, Зак вырос в трущобах Садбери, в провинции Онтарио. В пятнадцать он бросил школу и устроился на никелевый рудник. Тяжелый физический труд помог ему приобрести силу и выносливость, которые не подводили его и двадцать лет спустя. Карьера шахтера закончилась довольно быстро: Зак совершил свое первое убийство, проломив череп горняку за нелестные высказывания о его матери.

Ему пришлось спешно покинуть Онтарио и озаботиться новыми документами. Зак подался в Ванкувер, где занялся торговлей наркотиками. Благодаря физической силе и крутому нраву он стал наемным убийцей на службе у местного метамфетаминового короля по кличке Швед. Деньги потекли рекой, однако Зак распорядился ими с умом. Он занялся самообразованием: читал все подряд, засел за экономику и финансы. В отличие от своих подельников, Зак не тратил нажитые неправедным путем деньги на продажных женщин и спортивные машины — он ловко вкладывал средства в акции и недвижимость.

Впрочем, выгодная карьера наркоторговца тоже оказалась недолгой. Конец ей положила не полиция, а конкуренты из Гонконга, решившие расширить свой рынок сбыта.

Во время ночной сделки в ванкуверском Стенли-парке всю банду Шведа расстреляли в упор. Спасся один Зак — он нырнул в густые кусты.

Зак долго ждал шанса отомстить, неделями наблюдая за роскошной яхтой, арендованной китайским синдикатом для своих главарей. Он вспомнил навыки шахтера, собрал бомбу с часовым механизмом и превратил судно конкурентов в огненный шар. Любуясь взрывом с безопасного расстояния, Зак заметил, что ударной волной выбросило в воду какого-то отдыхающего с соседней яхты. Зак понял, что полиция вряд ли станет тщательно расследовать гибель банды наркоторговцев, в то время как смерть богатого бизнесмена привлечет ненужное внимание. Поэтому он поспешил выудить бесчувственное тело из воды и дождался, пока человек придет в себя.

Благодарность Митчелла Гойетта не знала границ.

— Вы мне жизнь спасли! — воскликнул он, откашлявшись и отплевавшись от морской воды. — Я хочу вас наградить!

— Лучше возьмите меня на работу, — ответил Зак.

Много лет спустя, вспоминая историю их знакомства, Зак долго смеялся. Даже Гойетт оценил иронию ситуации. Магнат восхитился диверсионными навыками бывшего горняка и нанял его в качестве высокооплачиваемого убийцы. Разумеется, Гойетт прекрасно отдавал себе отчет в том, что преданность Зака основывается исключительно на деньгах, и всегда держал ухо востро. В свою очередь, киллера вполне устраивала жизнь волка-одиночки. Получая высокую плату за свои услуги, он никогда не упускал случая покуражиться над богатым и влиятельным работодателем.

Самолет приземлился в международном аэропорту Торонто «Пирсон» с опережением графика. Зак прогнал дремоту, навеянную выпитым в полете мартини, покинул салон первого класса и направился к стойке службы проката. Взяв ключи от бежевого четырехдверного седана и забрав багаж, он направился на юг вдоль западного берега озера Онтарио. Преодолев семьдесят миль по магистрали, проходившей вдоль прибрежной полосы, наемный убийца свернул под знак с надписью «Ниагара». В миле от знаменитого водопада Зак проехал по Радужному мосту и, показав на таможне фальшивый канадский паспорт, очутился на территории штата Нью-Йорк.

Свернув на юг, он вскоре добрался до Буффало, где легко отыскал городской аэропорт и успел на рейс до Вашингтона. Салон оказался наполовину пуст. В этот раз Зак летел под другим именем, уже по американскому паспорту, тоже, впрочем, фальшивому. В сумерках самолет пролетел над рекой Потомак и сел в Национальном аэропорту Рейгана. Зак впервые посетил столицу, поэтому добросовестно высматривал городские достопримечательности, расположившись на заднем сиденье такси. Глядя на мигающие красные огоньки на верхушке памятника Вашингтону, он лениво размышлял о том, как отнесся бы к помпезному обелиску сам Джордж.

Зак остановился в гостинице «Мэйфлауэр», поднялся в номер и внимательно изучил папку Гойетта, потом сел в лифт и отправился в бар-ресторан на первом этаже. Выбрав отдельную кабинку в самом углу, заказал мартини и посмотрел на часы. В четверть восьмого к нему подошел худощавый мужчина с растрепанной бородой.

— Мистер Джонс? — спросил он, нервно оглядывая Зака.

Тот изобразил некое подобие улыбки:

— Да, присаживайтесь.

— Я Гамильтон. Боб Гамильтон из Лаборатории прикладной экологии университета Джорджа Вашингтона, — тихо представился он, тревожно посмотрел на Зака, потом глубоко вздохнул и нерешительно сел за стол.

12

Вскоре после встречи президента с Сандекером случилось чудо: канадский премьер-министр прислал еще одно письмо, в котором предлагался возможный выход из набирающего обороты кризиса. В прошлом году далеко на севере Арктики были обнаружены крупные залежи газа. По предварительным прогнозам, участок в проливе Вайкаунт-Мелвилл вполне мог оказаться богатейшим в мире месторождением природного газа. Частная фирма, совершившая это открытие, уже отправила в пролив целую флотилию танкеров для транспортировки газа в Америку.

Президент только и ждал подходящего шанса, чтобы приступить к решению более глобальных задач. Несмотря на несколько завышенную цену, соответствующие соглашения были незамедлительно подписаны. Компания обещала поставить американцам весь газ, который они смогут добыть. По крайней мере, такие гарантии дал некий Митчелл Гойетт, владелец разведывательной и добывающей компании.

* * *

Проигнорировав экономических и политических советников, убеждавших повременить с принятием решения, президент незамедлительно обратился к согражданам. Он выступил по телевидению с официальным заявлением, в котором изложил общественности свои далеко идущие планы. Трансляция велась прямо из Овального кабинета.

— Дорогие сограждане! Над Америкой нависла серьезная угроза, — торжественно объявил президент, постаравшись убрать из голоса все нотки обычного для него оптимизма. — В то время как на страну надвигается энергетический кризис, экологический кризис ставит под угрозу само наше существование! Зависимость от экспорта нефти привела как к экономическим последствиям, которые все вы уже ощутили на себе, так и к увеличению объема выбросов парниковых газов. По свидетельствам ученых, мы проигрываем в битве с глобальным потеплением! В целях обеспечения национальной безопасности, а также для спасения всего мира, к 2020 году Соединенные Штаты должны достичь углеродной нейтральности. Некоторые сочтут такую меру слишком радикальной или даже невыполнимой. Однако другого выхода у нас нет. Сегодня я обращаюсь к частным компаниям, к научным и правительственным учреждениям с просьбой бросить все силы на исследовательские работы и изыскать методы удовлетворения наших энергетических потребностей за счет альтернативных видов топлива и возобновляемых источников энергии. Нефть не должна быть и не будет тем топливом, от которого зависит экономика Америки! В ближайшее время Конгресс рассмотрит проект финансирования новых исследований и технологий.

Я уверен, что, поставив перед собой правильные задачи и выделив надлежащие ресурсы, мы вместе достигнем этой цели. Тем не менее уже сегодня следует пойти на определенные жертвы: ограничивать выбросы в атмосферу и бороться с нефтяной зависимостью, которая душит нашу экономику. В свете недавнего соглашения о поставках природного газа я предписываю в течение двух лет переоборудовать все наши угольные и нефтесжигающие электростанции для работы на газе. С удовольствием сообщаю, что президент Китая Жень согласился принять в своей стране аналогичные меры. В заключение добавлю, что в ближайшее время представлю проект, в соответствии с которым американское автомобилестроение ускорит производство транспорта, работающего на газе и электричестве. Надеюсь, подобные шаги предпримут и другие страны мира.

Настали трудные времена, но с вашей поддержкой будущее станет более безопасным! Спасибо за внимание.

Когда камеры выключили, к Уорду подошел глава администрации президента Чарльз Мид — невысокий лысеющий мужчина.

— Прекрасная речь, сэр! Думаю, теперь антиугольные протесты прекратятся, фанатики хоть немного успокоятся и отменят бойкот.

— Спасибо, Чарли, надеюсь, ты прав. Речь была прекрасная. Вот только никакой второй срок мне теперь уж точно не светит, — добавил президент, криво усмехнувшись.

13

Зал 2318 в офисном здании Рэйберн-Хаус наводнили репортеры и зрители. Как правило, публичные слушания подкомитета по энергетике и окружающей среде нижней палаты Конгресса редко привлекали столь пристальное внимание общественности. Однако требование президента ограничить выброс парниковых газов вызвало небывалую шумиху в СМИ и подогрело интерес к работе подкомитета и предстоящему слушанию. Темой заседания стал обзор новых технологий, призванных помочь в борьбе с глобальным потеплением.

Увидев, что дверь открылась и в зал вошли восемнадцать конгрессменов, толпа постепенно умолкла. Члены подкомитета поднялись на специальное возвышение, где стояли кресла. Последней в зале появилась привлекательная женщина с волосами цвета корицы. На ней был темно-фиолетовый пиджак и юбка от Прада, почти в тон ее фиалковым глазам.

Лорен Смит, представитель седьмого округа штата Колорадо, посвятила всю жизнь работе в Конгрессе, но никогда не скрывала своей женственности. Хотя ей и было за сорок, женщина одевалась модно и элегантно. Тем не менее коллеги-мужчины давно убедились, что красота и безупречный вкус ничуть не умаляют ума и профессиональных качеств Лорен, которыми она славилась на политической арене.

Изящно покачивая бедрами, Лорен подошла к помосту и заняла место рядом с главой комитета, тучным седоволосым конгрессменом от штата Джорджия.

— Объявляю заседание открытым, — с сильным южным акцентом произнес председатель. — Учитывая интерес общественности к нашей теме, я опускаю вступительное слово и прошу выйти первого докладчика.

Он повернулся к Лорен и подмигнул ей, получив в ответ улыбку. Оба конгрессмена много лет были добрыми друзьями, хотя и состояли в разных партиях и, в отличие от большинства членов нижней палаты, не разменивались на показные дрязги, объединив усилия во имя интересов страны.

Ведущие ученые и руководители промышленных предприятий один за другим рассказывали о поисках энергоносителей, использование которых не приводило бы к выбросу окиси углерода. Обещания их были весьма радужными, но прогнозы слишком долгосрочными: когда члены палаты спрашивали о готовности немедленно запустить производство, эксперты отвечали уклончиво.

— Массовое производство еще не отработано, — признался очередной специалист. — Даже если каждый мужчина, женщина и ребенок в стране согласятся перейти на работающие на водороде автомобили, то мы не сможем обеспечить их топливом в достаточных количествах.

— И сколько придется ждать? — спросил конгрессмен из Миссури.

— Лет десять…

Публика неодобрительно зашумела. Примерно то же самое говорил каждый докладчик. Достижения науки и современные технологии были очень востребованы на рынке, и все же прогресс шел чрезвычайно медленно. Никакого технологического прорыва, который позволил бы откликнуться на призыв президента, не предвиделось. Спасение страны и всего мира от последствий глобального потепления откладывалось на неопределенный срок.

Наконец вышел последний докладчик — невысокий мужчина в очках, возглавлявший Лабораторию прикладной экологии университета Джорджа Вашингтона в пригороде Мэриленда. Лорен подалась вперед и улыбнулась Лизе Лейн, занявшей место рядом с доктором Максвеллом. Едва он закончил предварительный отчет, Лорен незамедлительно перешла к вопросам.

— Доктор Максвелл, университет Вашингтона идет в авангарде поисков альтернативных источников энергии. Не могли бы вы рассказать, какими из ваших наработок мы сможем воспользоваться уже в ближайшем будущем?

Максвелл утвердительно покивал, потом сбивчиво проговорил:

— Определенно, есть у нас несколько передовых исследовательских программ в области солнечной энергии, биотоплива и синтеза водорода. Однако сейчас мы не можем предоставить готового решения, способного удовлетворить новые жесткие требования президента.

Лорен заметила, что, услышав последнюю фразу Максвелла, Лиза закусила губу. Остальные члены комиссии переняли эстафету и принялись забрасывать ученого вопросами. И все же в течение часа не было сказано ничего, что тянуло бы на научное открытие. Президент рискнул, сделав ставку на ведущих ученых и инженеров, и, по всей видимости, проиграл: они так и не смогли найти путей выхода из энергетического кризиса.

Председатель объявил заседание закрытым, и журналисты быстро покинули зал, спеша подготовить материалы к печати. Лорен подошла к доктору Максвеллу, поблагодарила его за доклад и поздоровалась с Лизой.

— Привет, соседка! — улыбнулась она, обнимая давнюю приятельницу и соседку по общежитию в колледже. — Я думала, ты так и сидишь в Брукхейвенской национальной лаборатории в Нью-Йорке.

— Я ушла оттуда несколько месяцев назад и присоединилась к исследовательской программе доктора Максвелла. У них финансирование гораздо лучше, — пояснила Лиза. — С самого переезда в Вашингтон собиралась тебе позвонить, но дел было по горло.

— Надо думать! К тому же после недавнего обращения президента разработки вашего НИИ приобрели особую важность.

Лиза посерьезнела и придвинулась ближе к Лорен:

— Знаешь, мне очень нужно кое-что с тобой обсудить. Это касается моего исследования, — тихо сказала она.

— Давай поговорим сегодня за ужином. Муж заедет за мной через полчасика, и мы вместе куда-нибудь отправимся.

Лиза задумалась, потом кивнула:

— С удовольствием! Пойду пока попрощаюсь с доктором Максвеллом. А твой муж не будет против моего общества?

— Навряд ли! — рассмеялась Лорен. — Он обожает вывозить красоток в свет.

* * *

Лорен и Лиза стояли у северного входа в Рэйберн-Хаус, глядя, как наиболее состоятельные члены Конгресса и сопровождающие их лоббисты один за другим рассаживаются по лимузинам и седанам «Мерседес». Лиза немного отвлеклась на лидера партии парламентского большинства и едва не пропустила появление щеголеватого старинного кабриолета, который внезапно возник у бордюра и чуть не задел ее высоким передним крылом. Из машины выскочил крепкий черноволосый мужчина с сияющими зелеными глазами, сжал Лорен в объятиях и страстно поцеловал.

— Лиза, знакомься, — немного смущенно сказала Лорен, — мой муж, Дирк Питт.

Питт-старший тепло улыбнулся удивленной Лизе и пожал ей руку.

— Не волнуйтесь, — рассмеялся он, — я набрасываюсь на хорошеньких женщин, только если они работают в Конгрессе.

Лиза покраснела. По глазам Питта она поняла, что человек он рисковый, но с добрым сердцем.

— Я пригласила Лизу поужинать с нами, — объяснила мужу Лорен.

— Очень рад, — кивнул Питт. — Надеюсь, вы любите проехаться с ветерком.

— Вот это автомобиль! — восхищенно воскликнула Лиза. — Как же он называется?

— «Оберн Спидстер», 1932 года. Я только вчера покончил с ремонтом тормозов и решил, что неплохо бы на нем прокатиться.

Лиза посмотрела на элегантный автомобиль, выкрашенный в синий и бежевый цвета. В открытом двухместном салоне было только одно довольно узкое сиденье, задняя часть кузова сужалась, образуя классический «рыбий хвост».

— Вряд ли мы втроем здесь поместимся, — засомневалась Лиза.

— Места хватит на всех, если вы не против сесть сзади, — ответил Питт. Он подошел и потянул вниз крышку багажника, под которой обнаружилось откидное сиденье для третьего пассажира.

— Ух ты! Всегда мечтала проехаться на «тещином месте»! — обрадовалась Лиза. Она уверенно вскарабкалась на подножку и запрыгнула внутрь. — Мой дедушка частенько рассказывал, как ездил на откидном сиденье отцовского «Паккарда» во времена Великой депрессии.

— Нет лучшего способа повидать мир! — подмигнул ей Питт и помог Лорен забраться на переднее сиденье.

Они нырнули в поток транспорта и проехали мимо Молла, пересекли мост Джорджа Мейсона и направились на юг в Вирджинию. Памятники остались далеко позади, машин на дороге поубавилось, и Питт вдавил педаль газа в пол. Под капотом прятался надежный и мощный двенадцатицилиндровый двигатель, и элегантный «Оберн» быстро превысил максимально допустимую скорость. Лиза радостно улыбалась, наслаждаясь порывами ветра, треплющими волосы, и как маленькая девочка махала проезжающим машинам. Лорен положила руку на колено мужа и улыбнулась: у него определенно был талант находить приключения всегда и повсюду.

Миновав Маунт-Вернон, Питт съехал со скоростного шоссе, затем на маленьком перекрестке свернул на грунтовую дорогу, вившуюся между деревьев. Прямо на берегу реки Потомак стоял небольшой ресторанчик. Питт припарковал «Оберн» и выключил мотор. В воздухе запахло приправами к блюдам из мяса краба.

— Здесь лучшие крабы со специями во всей столице! — гордо заявил Питт.

Ресторанчик некогда был жилым домом, позже перестроенным в довольно простую, но уютную закусочную. Едва они присели за столик с видом на Потомак, как помещение заполнили местные завсегдатаи.

— Лорен сказала, что вы химик-исследователь в университете Джорджа Вашингтона, — обратился Питт к Лизе, заказав пива и крабов для всех троих.

— Да, я вхожу в группу ученых-экологов, работаю над проблемой глобального потепления.

— Если наскучит спокойная жизнь, приходите к нам в НУПИ — мы занимаемся самыми современными и продвинутыми исследованиями морских глубин, — с улыбкой заметил Питт. — Целая группа изучает последствия потепления океана и повышения уровня кислотности. Недавно я сам рассматривал проект по анализу уровня карбонизации Мирового океана и возможностях усиления абсорбции углерода на больших глубинах.

— В последнее время все внимание уделяется атмосферному загрязнению, поэтому я рада, что вы занимаетесь океанами. Похоже, наши исследования перекликаются: я работаю над проектом по сокращению выбросов парниковых газов и с удовольствием ознакомилась бы с выводами ваших ученых.

— Пока готов лишь предварительный отчет, и все же, возможно, он вам пригодится. Я пришлю копию или лучше сам завезу его завтра утром. Заеду по дороге в Капитолий, — пояснил он для Лорен, скорчив недовольную физиономию.

— Все исполнительные ведомства обязаны согласовывать годовой бюджет, — назидательно заметила Лорен. — И особенно те из них, которыми управляют пираты.

Она звонко рассмеялась и обняла Пита, потом обратилась к подруге:

— Лиза, ты вроде хотела обсудить со мной свое исследование. Расскажи нам о нем!

Лейн сделала большой глоток пива и с надеждой посмотрела на Лорен.

— Об этом не знает никто, кроме моего лаборанта. Мне кажется, я сделала очень важное научное открытие. — Лиза говорила шепотом, словно боялась, что ее услышат другие посетители ресторанчика.

— И что же это за открытие? — поторопила ее заинтригованная подруга.

— В моем исследовании производится манипуляция с углеводородами на молекулярном уровне. Мы обнаружили один сильный катализатор, который позволит осуществить искусственный фотосинтез в массовых масштабах!

— Ты хочешь сказать, вы повторите то же самое, что делают растения? Будете превращать свет в энергию?

— Ну да, ты еще помнишь уроки ботаники. На всякий случай поясню подробнее. Видишь вон тот цветок? — Лиза указала на большой папоротник, висевший в вазоне рядом с окном. — Он улавливает энергию солнца, берет из почвы воду, из воздуха — углекислый газ и производит углеводы, благодаря которым и растет. Единственным побочным продуктом реакции является кислород, а им дышат все остальные существа на планете. В этом вся суть фотосинтеза.

— И все же реакция настолько сложная, что пока ученые не смогли воспроизвести ее своими силами, — добавил заинтересовавшийся разговором Питт.

Лиза умолкла, дожидаясь, пока официантка обслужит их и уйдет. Женщина расстелила на столе лист толстой коричневой бумаги и вывалила на него целую горку вареных крабов, от которых шел пар. Друзья вооружились деревянными молоточками и приступили к еде.

— В общем, вы правы. Ученые смогли повторить некоторые фазы реакции, но не более. Процесс фотосинтеза невероятно сложен. Поэтому тысячи исследователей по всему миру, занимающиеся искусственным фотосинтезом, сосредоточивают свои усилия на каком-то одном аспекте.

— И ты в том числе? — спросила Лорен.

— Ну да, и я тоже. Наша лаборатория изучает способность растений разбивать молекулы воды на атомы. Если сможем успешно воспроизвести этот процесс (а когда-нибудь мы обязательно сможем), то получим неисчерпаемый источник дешевого водородного топлива!

— Твое открытие лежит в другой области?

— Я занимаюсь реакцией, которая называется «Фотосистема 1», и должна придумать, как расщепить углекислый газ.

— И каковы основные трудности? — спросил Питт.

Лиза приступила ко второму крабу, отломила клешню и высосала мясо.

— Просто объедение!.. Главная проблема заключается в том, что реакцию разложения запустить очень трудно. В природе для этого служит хлорофилл, однако в лабораторных условиях он слишком быстро разрушается. Вот я и пыталась подобрать искусственный катализатор, который помог бы разбить молекулы углекислого газа. — Лиза оторвалась от еды и тихо сказала: — И я нашла решение! Точнее, случайно на него наткнулась. Я забыла образец родия в камере для испытаний и положила туда еще один элемент под названием рутений. В сочетании со светом началась бурная реакция димеризации молекул С0₂ на оксалаты.

Лорен вытерла руки салфеткой и глотнула пива.

— От твоей химии у меня голова кругом, — посетовала она.

— Ты уверена, что пиво с крабами здесь ни при чем? — усмехнулся Питт.

— Прости, пожалуйста! Большинство моих друзей — биохимики, поэтому иногда я и за пределами лаборатории сыплю терминами, которые никому не знакомы.

— Лорен гораздо лучше разбирается в государственной политике, чем в точных науках, — продолжал поддразнивать жену Питт. — Так что там у вас оказалось на выходе реакции?

— В общем, каталитическая реакция разбила углекислый газ на простые компоненты. В дальнейшем из них можно получать какое-нибудь углеродное топливо вроде этанола. Однако самая главная трудность заключалась именно в димеризации С0₂.

Горка крабов постепенно превратилась в груду пустых панцирей и клешней. Официантка проворно убрала со стола и вскоре вернулась с кофе и лаймовым пирогом.

— Ты уж извини, только я все равно не до конца тебя понимаю, — призналась Лорен за десертом.

Лиза уставилась в окно, разглядывая мигающие огни на том берегу реки.

— Я вполне уверена, что найденный мною катализатор подойдет для создания установки искусственного фотосинтеза.

— Его можно будет осуществлять в промышленных масштабах? — спросил Питт.

Лиза скромно кивнула:

— Разумеется. Нужен только родий, рутений — и свет.

Лорен недоверчиво покачала головой.

— Неужели тебе удалось придумать устройство, которое превратит углекислый газ в безвредное вещество? И его можно будет внедрить на электростанциях и других промышленных предприятиях, загрязняющих атмосферу?

— Да, именно. К тому же дальнейшие перспективы еще более радужные.

— В каком смысле?

— Можно построить сотни заводов. И каждый из них будет действовать как сосновый лес!

— Значит, есть реальный шанс уменьшить уровень углекислого газа в атмосфере, — подвел итог Питт.

Лиза снова кивнула, плотно сжав губы. Лорен схватила подругу за руку и крепко пожала:

— Выходит, ты нашла реальное решение проблемы глобального потепления!

Лиза смущенно покосилась на свой пирог и кивнула.

— Мой способ абсолютно надежен. Многое предстоит сделать, и все же я не вижу причин, препятствующих проектировке и постройке промышленной системы искусственного фотосинтеза в ближайшие несколько месяцев. Особенно если будут деньги и политическая поддержка, — добавила она, глядя на Лорен.

Та сидела, крепко задумавшись и забыв про десерт.

— Почему же ты ничего не сказала на сегодняшнем слушании? Почему доктор Максвелл даже не упомянул об этом?

Лиза беспомощно посмотрела на папоротник в горшке.

— Он ничего пока не знает, — тихо ответила она. — Моему открытию всего несколько дней, и я до сих пор не могу до конца поверить в то, что мне удалось совершить… Лаборант убедил меня ничего не рассказывать доктору Максвеллу до его выступления — по крайней мере, не проверив еще раз.Мы боялись шумихи в СМИ…

— Пожалуй, вы правы, — согласился Питт.

— У тебя есть причина сомневаться в результатах? — спросила Лорен.

Лиза покачала головой:

— Мы раз десять повторили реакцию, так что я на сто процентов уверена, что катализатор подходит.

— Пора действовать! — уверенно сказала Лорен. — Завтра же сообщи Максвеллу, а я тем временем пущу слух о твоем открытии. Потом попробую организовать личную встречу с президентом.

— С президентом? — ахнула Лиза.

— Разумеется. Нам понадобится приказ главы исполнительной власти, чтобы запустить производство до того, как будет выделено финансирование. Президент прекрасно понимает, насколько остра проблема утилизации углекислого газа. Если решение уже существует, он наверняка отреагирует незамедлительно!

Лиза ошарашенно промолчала, пытаясь осознать происходящее, потом медленно кивнула.

— Ты, как всегда, права! Я завтра же расскажу обо всем доктору Максвеллу.

Питт уплатил по счету, и все трое двинулись к машине. Обратная дорога прошла почти в полном молчании — их мысли были поглощены огромной важностью открытия. Подъехав к дому Лизы в Александрии, Лорен выпрыгнула из автомобиля и крепко обняла подругу.

— Я так тобой горжусь! Помнишь, в колледже мы все шутили про спасение мира? — улыбнулась она. — А ведь тебе это действительно удалось.

— Спасибо, что поддержала в трудную минуту, — ответила Лиза. — Спокойной ночи, Питт.

— Не забудьте — завтра утром я завезу вам результаты наших морских исследований.

Едва Лорен забралась обратно в салон, Питт включил первую скорость и рванул с места.

— Джорджтаун или ангар?

— Сегодня пусть будет ангар, — ответила Лорен, крепко прижимаясь к мужу.

Питт улыбнулся, направив «Оберн» к Международному аэропорту имени Рейгана. Поженившись, Дирк и Лорен сохранили свои холостяцкие апартаменты. У Лорен был модный городской особняк в Джорджтауне, однако большую часть времени она проводила в эклектичном жилище мужа.

Добравшись до аэропорта, Дирк свернул на пыльную проселочную дорогу, ведущую к неосвещенному участку аэродрома. Он миновал электрический шлагбаум и подъехал к старому ангару, которому на вид было несколько десятков лет. Набрав на дистанционном пульте код, Питт отключил сигнализацию, открыл боковую дверь и зажег свет. Многочисленные лампы осветили огромное пространство, похожее скорее на транспортный музей, чем на жилой дом. По центру помещения стояли десятки отполированных до блеска антикварных автомобилей. Вдоль стены на настоящих рельсах вытянулся пульмановский железнодорожный вагон. Рядом с ним — чугунная ванна с подвесным мотором и ветхий надувной плот с самодельной каютой и мачтой. Фары «Оберна» высветили два самолета, стоявшие в задней части ангара: трехмоторный «Форд» начала тридцатых и немецкий реактивный «Мессершмит-162» времен Второй мировой. Самолеты, как и другие экспонаты коллекции Питта, достались ему в память о предыдущих приключениях. Даже нелепая ванна и плот напоминали о смертельной опасности и утраченной любви, и глядя на них, Питт нередко задумывался о бренности бытия.

Припарковав «Оберн» рядом с «Роллс-Ройсом» «Серебряный призрак» 1921 года, который Питт еще реставрировал, он выключил двигатель. Лорен дождалась, пока закроется автоматическая дверь, и спросила мужа:

— Интересно, как бы мои избиратели отнеслись к тому, что их конгрессмен живет в заброшенном ангаре?

— Наверняка пожалели бы тебя и как следует расщедрились! — рассмеялся Питт.

Он взял жену за руку и повел в квартиру по винтовой лестнице. Воспользовавшись своим новым статусом, Лорен убедила Дирка перестроить кухню и сделать еще одну комнату, в которой она могла бы работать. Однако больше ничего менять не стала — ни морские пейзажи, висевшие по стенам, ни латунные иллюминаторы, ни прочие диковинки, желая сохранить царивший здесь дух свободы и приключений.

— Думаешь, открытие Лизы позволит обратить глобальное потепление вспять? — спросила Лорен, разливая по бокалам пино-нуар с романтичным названием «Арктический туман».

— При наличии необходимых средств возможно многое. Разумеется, одно дело — лабораторные исследования, и совсем другое — запуск массового производства. Тем не менее главные трудности позади — у нас есть способ решения проблемы.

Лорен подошла к Питту и подала ему бокал.

— Как только об открытии узнают, поднимется шумиха, — заметила она, уже предвидя возможные осложнения.

Питт обнял жену за талию и притянул ее к себе.

— Ничего страшного, — усмехнулся он. — Впереди у нас целая ночь, а там пусть себе беснуются.

14

Подбросив Лорен к станции метро в аэропорту, откуда она могла доехать до Капитолия, Питт направился в штаб-квартиру НУПИ — высокое здание из стекла и бетона на берегу реки Потомак. Там он взял копию исследования уровня карбонизации Мирового океана, вернулся к машине и поехал по Массачусетс-авеню в округ Колумбия. Стоял погожий весенний день. До изнурительного жаркого и влажного лета, когда горожане вспоминают, что столица построена на болотах, оставалось еще несколько недель. Утро выдалось теплым, но ехать с открытым верхом было пока комфортно. Питт понимал, что лучше поберечь машину и поставить ее в ангар к остальным экспонатам своей коллекции, однако ему очень хотелось прокатиться на кабриолете. Старый автомобиль оказался невероятно проворен, к тому же другие водители, изумленно глазевшие на изящные линии антикварного «Оберна», оставляли ему достаточно места для маневра.

Питт и сам был ходячим анахронизмом: он питал глубокую привязанность к старым самолетам и автомобилям, словно всю жизнь среди них прожил. Впрочем, почти с той же силой его влекло море и тайны подводных глубин. Дирка вечно манил ветер странствий, он никогда не мог долго усидеть на одном месте. Вероятно, именно обостренное восприятие старины позволяло ему решать загадки современности, находя ответы в далеком прошлом.

Лаборатория прикладной экологии расположилась на тихой улочке рядом с парком Рок-Крик, недалеко от ливанского посольства. Питт оставил машину под окнами трехэтажного кирпичного здания, сунул папку с отчетом под мышку и направился к дверям. Охранник на входе выписал временный пропуск и объяснил, как найти кабинет Лизы на втором этаже.

Питт прошел к лифту и увидел, как из него вышел уборщик, толкая перед собой тележку с мусором. Одетый в серый комбинезон широкоплечий мужчина бросил на него пронзительный взгляд и расплылся в добродушной улыбке. Питт пожал плечами, зашел в лифт и надавил кнопку. Терпеливо дождавшись, пока кабина поднимется на второй этаж, он услышал тихий звон, но двери так и не открылись: мощный толчок швырнул Дирка на пол.

Взрыв прогремел примерно в сотне футов, однако все здание содрогнулось, словно от сейсмического удара. Лифт завибрировал, свет замигал и погас. Потирая шишку на затылке, Питт поспешно вскочил на ноги и нащупал панель управления. Ни одна кнопка не действовала, поэтому он нашарил линию стыка и с силой разжал дверные створки. Как оказалось, лифт всего на фут не доехал до нужного этажа. Дирк потянулся, раздвинул внешние двери, взобрался на площадку и увидел ужасающий разгром.

Аварийная сигнализация наполняла здание пронзительным звоном и заглушала крики. В воздухе висело густое облако пыли, дышать было тяжело. Питт едва различил толпу людей, поспешно продвигавшихся к ближайшей лестничной клетке. Больше всего пострадал главный коридор и выходящие в него помещения. Взрыв оказался недостаточно силен, чтобы разрушить несущие конструкции здания, и все же многие внутренние стены рухнули, а почти все окна остались без стекол. Питт оглядел ближайший завал и внезапно осознал, что лаборатория Лизы находится в эпицентре взрыва.

Пробираясь по коридору, он встретил несколько отчаянно кашляющих ученых, покрытых пылью с головы до ног. На полу лежали обломки межкомнатных перегородок, окно в холле отсутствовало. Из соседнего кабинета, шатаясь, вышла бледная женщина с окровавленной рукой. Питт помог ей перевязать рану платком.

— Где кабинет Лизы Лейн? — спросил он.

Женщина махнула рукой в сторону зияющей дыры слева и побрела к лестнице.

Питт подошел к дверному проему и шагнул внутрь. Облако густого белого дыма все еще висело в воздухе и медленно перемещалось к стене, в которой раньше было панорамное окно. С улицы доносился вой сирен на машинах «Скорой помощи».

Внутри лаборатории Питт обнаружил разбитую аппаратуру и груды обломков. В торец комнаты впечаталась газовая горелка, отброшенная туда ударной волной. Дымящиеся развалины и побитые осколками стены подтвердили худшие опасения Питта: взрыв действительно прогремел в кабинете Лизы. Однако потолок не рухнул, мебель почти цела — значит, заряд был не очень большой мощности. Наверняка в остальных помещениях никто не пострадал, чего не скажешь о работниках этой лаборатории.

Питт быстро обыскал комнату, зовя Лизу по имени и заглядывая под завалы. Он едва не прошел мимо пыльной туфли, торчавшей из-под дверцы шкафа. Отбросив обломки в сторону, Дирк обнаружил Лизу. Она лежала без движения, левая нога согнулась под странным углом, блузка вымокла от крови. Однако глаза женщины были открыты: блуждающий взгляд мало-помалу сфокусировался, и она узнала Питта.

— Разве ты не знаешь, что химические опыты могут быть опасны для жизни? — вымученно улыбнулся Питт.

Он ощупал окровавленное плечо Лизы и обнаружил большой кусок стекла, торчащий из руки. Осколок подался, и Питт вытащил его, потом зажал рану, чтобы остановить кровотечение. Лиза слегка поморщилась и потеряла сознание.

Дирк замер и другой рукой проверил пульс. В лабораторию ворвался пожарник, размахивая топором.

— Срочно врача! — закричал Питт.

Пожарник недоуменно уставился на него, потом вызвал по рации помощь. Через несколько минут появилась бригада «Скорой» и принялась осматривать Лизу. Питт проследил, как ее уложили на носилки, и проводил бригаду до машины.

— Хотя пульс слабый, думаю, она выживет, — обнадежил санитар, и машина умчалась в университетский медицинский центр Джорджтауна.

Дирк попытался пробраться сквозь толпу медиков и сбежавшихся зевак, и тут его остановил молодой фельдшер.

— Лучше присядьте, сэр, и дайте мне осмотреть вас, — озабоченно проговорил он, указывая на руку Питта. Тот глянул на рукав и увидел, что он весь в крови.

— Ничего страшного, это не моя кровь.

Дойдя до края тротуара, Дирк в испуге остановился. «Оберн» почти целиком засыпало осколками стекла. Машина была изуродована вмятинами и царапинами, кожаное сиденье изрезано щепками и обломками, решетка радиатора погнута упавшей доской, на асфальте растекалась лужа. Питт посмотрел вверх и покачал головой: сам того не подозревая, он припарковался прямо под окнами лаборатории Лизы.

Дирк присел на подножку и попытался взять себя в руки. Вокруг царил полный хаос. Оглушительно завывали сирены, повсюду бродили всклокоченные работники лаборатории. Из выбитых окон валил дым, хотя пожар так и не начался. Питта не оставляло странное чувство, что взрыв произошел не случайно. Он поднялся на ноги, вспомнил о раненой Лизе и, оглядев изуродованный «Оберн», ощутил прилив гнева.

* * *

Стоя позади живой изгороди на другой стороне улицы, Клэй Зак с чувством выполненного долга наблюдал за царившей вокруг здания суматохой. После того как «Скорая» увезла Лизу в больницу и дым начал понемногу развеиваться, киллер направился на соседнюю улицу, где оставил взятый в прокат седан. Сняв комбинезон, он сунул его в ближайшую урну, сел в машину и не спеша поехал в Международный аэропорт Рейгана.

15

Над спокойными водами вокруг Китимата висела легкая дымка. Восточного края неба коснулись первые серые полосы, предвещавшие рассвет. Гул грузовиков на улицах городка эхом разносился по бухте, нарушая тишину раннего утра.

В рулевой рубке исследовательского судна НУПИ Питт-младший отставил кружку с кофе в сторону и завел двигатель. Бортовой дизель немедленно пробудился к жизни, и влажный воздух огласился мерным рокотом. Заметив на пристани рослую фигуру, Дирк выглянул из окна.

— Смотри-ка, твой кавалер явился вовремя, — громко заметил он.

Саммер вышла из каюты, смерила брата презрительным взглядом и шагнула на корму навстречу Тревору Миллеру. Под мышкой он держал тяжелый чемоданчик.

— Доброе утро! — поприветствовала его Саммер. — Вижу, тебе повезло?

Тревор передал свою ношу Саммер и ступил на борт. С восхищением посмотрев на девушку, он довольно кивнул.

— Повезло нам всем, что в Китимате есть такой огромный бассейн — хоть Олимпиады проводи. Руководитель техслужбы одолжил мне анализатор в обмен на ящик пива.

— Вот она, цена науки, — глубокомысленно заметил Дирк, высовываясь из рубки.

— Понятное дело, оборудование НУПИ куда лучше, но с помощью этого прибора мы хотя бы измерим уровень pH.

— Определим навскидку, и если выяснится, что уровень pH низкий, значит, кислотность высокая. А это свидетельоб увеличении количества углекислого газа в морской воде, — объяснила Саммер.

Девушка открыла чемоданчик, в котором обнаружился переносной анализатор качества воды и комплект пластиковых пробирок.

— Самое главное — подтвердить высокий уровень кислотности, о котором свидетельствуют результаты лабораторных исследований. Для этого твой анализатор вполне сгодится.

Пришедшие из Сиэтла результаты оказались шокирующими. В нескольких пробах, взятых в устье канала Дугласа, уровень pH был в триста раз ниже, чем в других образцах из Внутреннего прохода. Самые тревожные результаты показала последняя проба, которую Дирк с Саммер взяли за несколько минут до того, как «Вентура» едва не врезалась в их судно. В этом месте уровень pH был почти таким же, как у электролита кислотного аккумулятора…

Саммер убрала концы, и Дирк направил катер к проливу.

— Спасибо, что никуда не уехали, — сказал Тревор. — Ведь это только местная проблема.

— Вода не держится в рамках международных границ! Если произошло загрязнение, мы обязаны расследовать инцидент, — ответил Дирк.

Саммер посмотрела Тревору в глаза и увидела, как сильно он обеспокоен. Пока никто не сказал этого вслух, однако все трое понимали, что загадочная смерть его брата может быть связана со странными результатами проб.

— Вчера мы беседовали с инспектором полиции, — тихо проговорила Саммер. — Он так и не обнаружил никаких новых фактов по делу твоего брата.

— Увы, — сухо ответил Тревор. — Полиция закрыла дело, объявив смерть рыбаков несчастным случаем. Якобы выхлопные газы скопились в рубке и убили их. Разумеется, никаких доказательств у них нет…

Саммер вспомнила странное облако, которое они видели на воде, и жуткое предание народности хайсла о Дыхании дьявола.

— Я тоже не верю в эту версию, — заметила она.

— Кто знает, что там произошло на самом деле… Надеюсь, анализатор поможет нам хоть что-то прояснить.

Дирк вел судно на максимальной скорости в течение двух часов, пока они не добрались до пролива Хекате. Сверившись с навигационной системой, он выключил двигатель на месте забора последней пробы. Саммер забросила батометр, вынула пробирку с морской водой и вставила ее в анализатор.

— Уровень pH примерно шесть целых и четыре десятых. Не так мало, как два дня назад, и все же это гораздо ниже положенной нормы.

— Он достаточно низок для того, чтобы вода стала непригодной для фитопланктона. И это означает гибель всех остальных звеньев пищевой цепи, — заметил Дирк.

Саммер невольно залюбовалась суровой красотой острова Джил и маленьких фьордов вдоль прохода.

— Понятия не имею, что могло вызвать такое повышение уровня кислотности в этом нетронутом уголке природы, — задумчиво покачала головой девушка.

— Скажем, какое-нибудь грузовое судно перевозило токсичные отходы и произошла утечка, либо оно просто вывалило их посреди пролива, — предположил Дирк.

— Это маловероятно, — покачал головой Тревор. — Коммерческие суда огибают остров Джил с другой стороны, а здесь ходят лишь рыбацкие суда и паромы. Ну, и круизные лайнеры с Аляски, разумеется.

— Тогда придется брать пробы до тех пор, пока не обнаружим источник загрязнения, — сказала Саммер, наклеивая этикетку на пробирку и готовясь снова забросить батометр.

Следующие несколько часов Дирк водил судно расширяющимися кругами, в то время как Саммер с Тревором брали пробы воды. К их досаде, показатели ни у одного из образцов даже не приблизились к уровню pH, который обнаружила лаборатория в Сиэтле. Ближе к вечеру Дирк выключил двигатель и объявил перерыв на обед. Затем он распечатал карту и поделился с Саммер и Тревором своими соображениями.

— Мы сделали несколько расширяющихся кругов, увеличив радиус до восьми миль. Как выяснилось, максимальные показатели кислотности были именно в месте забора первого сегодняшнего образца. К югу от этой точки уровень pH в норме. К северу картина совсем иная — кислотность снова повышается вот на этом участке, имеющем форму треугольника.

— Отравленную воду сносит течением, — кивнул Тревор. — Возможно, имел место разовый выброс.

— А вдруг это природный феномен? — предположила Саммер. — Где-то под водой находится продукт вулканической деятельности, какой-нибудь минерал, вызывающий высокую кислотность.

— Зная, где искать, мы сможем найти ответ, — заметил Дирк.

— Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Тревор.

— Нам помогут технологии НУПИ, — объяснила Саммер. — На борту нашего катера есть гидролокатор бокового обзора и аппарат для подводной съемки. Если на дне лежит что-нибудь подозрительное, мы его обязательно найдем.

— Уже поздно, так что придется подождать до завтра, — сказал Дирк.

Запустив двигатель, он развернулся к Китимату и разогнался до двадцати пяти узлов. На подходе к городу Питт присвистнул, увидев в небольшой бухте танкер-газовоз.

— Кто бы мог подумать, что мы встретим такую штуку в тихом Китимате!

— Видимо, танкер разгружается на заводе по секвестрации углерода, принадлежащем Митчеллу Гойетту, — сказала Саммер.

Пока они с Тревором объясняли Дирку принцип работы предприятия, он сбавил скорость и направил судно поближе к танкеру.

— Что ты делаешь? — воскликнула Саммер.

— Секвестрация углерода! Сама знаешь: диоксид углерода и кислотность прекрасно сочетаются, прямо как арахисовое масло и варенье. Возможно, все дело в танкере…

— Танкер привозит С0₂ и выгружает его на заводе. Вероятно, по пути случилась утечка, — предположил Тревор. — Впрочем, судно прибыло вчера вечером или сегодня рано утром…

— Тревор прав, — согласилась Саммер. — Вчера танкера здесь не было, и в проливе мы его тоже не видели.

Она внимательно оглядела заводскую пристань, которая далеко вдавалась в пролив. Яхта Гойетта и лодки других гостей исчезли.

— На всякий случай возьмем несколько проб воды, просто чтобы убедиться в порядочности Гойетта, — возразил Дирк.

Несколько секунд спустя из крытого дока вылетел черный моторный катер и направился прямо к судну НУПИ. Дирк проигнорировал его и продолжал идти прежним курсом, не сбавляя скорости.

— Надо же, какая бдительность, — пробормотал он. — До причала больше мили, а они уже тут как тут.

Катер развернулся, обошел исследовательское судно по кругу и приблизился к нему почти вплотную. На борту были трое охранников в самой обычной коричневой униформе, однако штурмовые винтовки «Хеклер и Кох» НК416 у них на коленях недвусмысленно свидетельствовали о серьезности намерений.

— Вы приблизились к частным владениям, — пролаял в мегафон один из охранников. — Немедленно поворачивайте назад!

Для большей убедительности другой охранник — рослый эскимос со стрижкой «ежик» — помахал в воздухе автоматом.

— Я просто хотел порыбачить вон в той бухте! — прокричал в ответ Дирк и указал на небольшой заливчик рядом с причалом. — Там есть глубокая яма, в которой полно кижучей.

— Никакой рыбалки! — завопил охранник.

«Ежик» нацелил автомат на Дирка, потом махнул в сторону. Питт небрежно крутанул штурвал и с непринужденным видом пожал плечами. Вдобавок он на прощание дружелюбно помахал охранникам рукой. Когда судно развернулось, Саммер осторожно свесилась за борт и взяла пробу воды.

— К чему им усиленная охрана? — спросил Дирк у Тревора уже на подходе к Китимату.

— Якобы пытаются защитить свои передовые технологии, однако разве можно знать наверняка? Гойетт вел себя как параноик с первых же дней постройки завода. Привез собственных строителей, да и сейчас завод обслуживают люди со стороны. В основном тлингиты, но не из Китимата. Насколько я знаю, там не работает ни один местный житель. Кроме того, сотрудники живут прямо на территории предприятия и в городе даже не появляются.

— А ты бывал на этом заводе?

— Нет. Я исследовал его возможное влияние на окружающую среду и написал заключение. Планы завода я видел, разок побывал на стройке, однако, получив санкции, они меня так ни разу и не позвали. Я подал запрос на осмотр после ввода оборудования в эксплуатацию, но поддержки вышестоящего начальства не добился.

— Должно быть, Митчелл Гойетт имеет хорошие связи и может припугнуть кого следует, — заметил Дирк.

— Именно! Насколько я знаю, он приложил немало усилий, чтобы выбить участок для завода. Все санкции и разрешения администрации он получил без сучка, без задоринки. Раньше здесь о таком и не слышали… Похоже, он как следует подмазал нужных людей.

Саммер прервала беседу, войдя на мостик с пробиркой в руках.

— Кислотность в норме — по крайней мере, в радиусе мили от завода.

— Это все равно ни о чем не говорит — мы брали пробу слишком далеко, — возразил Тревор, с задумчивым видом оглядывая завод.

Дирк тем временем кое-что задумал. Обычно он играл по правилам, однако тактика запугивания действовала на него, словно красная тряпка на быка. Саммер часто шутила, что он совсем как Кларк Кент[372] — всегда подаст милостыню попрошайке и переведет старушку через дорогу. Но если Дирку пытались что-то запретить, он превращался в тасманского дьявола. Столкновение с охранниками вызвало у него серьезные подозрения и заставило забыть о правилах. Дирк дождался, когда судно причалит, попрощался с Тревором и договорился поужинать вместе через час. Потом он повернулся к Саммер и сказал:

— Пора заглянуть на этот завод.

Саммер полюбовалась огнями Китимата, пляшущими на воде. Сумерки сгущались. И тут сестра сказала то, чего Дирк от нее никак не ожидал:

— Знаешь, пожалуй, я отправлюсь с тобой.

16

После шести вечера Лорен с Питом-старшим приехали в университетскую клинику Джорджтауна, чтобы навестить Лизу Лейн. Учитывая, что она побывала на волосок от смерти, женщина выглядела очень даже неплохо. Хотя левое плечо у Лизы было перевязано, нога загипсована и на вытяжке, а лицо бледное, при виде посетителей она заметно оживилась и обрадовалась.

Лорен бросилась к подруге и осторожно поцеловала ее в щеку. Питт тем временем поставил в вазу букет розовых лилий.

— Похоже, здешние врачи славно подлатали тебя, — усмехнулся он.

— Бедная моя, как ты себя чувствуешь? — воскликнула Лорен, ставя стул поближе к кровати.

— Могло быть гораздо хуже! — немного натянуто улыбнулась Лиза. — Обезболивающее не очень-то помогает — нога болит ужасно… Впрочем, врачи говорят, до свадьбы заживет. Кстати, напомните мне потом отменить занятия по аэробике на ближайшие несколько недель.

Затем Лиза посерьезнела и обратилась к Питту:

— Сегодня перелили шесть единиц красных кровяных телец. Доктор сказал, мне здорово повезло. Если бы ты не нашел меня вовремя, я истекла бы кровью… Спасибо, что спас мне жизнь!

Питт подмигнул ей и отшутился:

— Лиза, мы не можем тебя потерять — ты теперь слишком важная птица.

— Просто чудо какое-то! — вздохнула Лорен. — По словам Дирка, от лаборатории мало что осталось. Удивительно, что никто не погиб.

— Сегодня меня навестил доктор Максвелл и пообещал новую лабораторию, — улыбнулась Лиза. — Правда, он немного расстроился, когда понял, что я ничего толком не помню.

— Так ты не знаешь, что стало причиной взрыва? — спросила Лорен.

— Увы. Я вообще считала, что рвануло в соседней лаборатории.

— Судя по тому, что я успел увидеть, эпицентр находился в той комнате, где я нашел тебя, — возразил Питт.

— Да, доктор Максвелл сказал то же самое. Вряд ли он поверил, когда я пыталась убедить его, что в моей лаборатории не было ничего настолько взрывоопасного.

— Рвануло что надо, — согласился Питт.

— Я весь день вспоминала, какое именно оборудование у нас было. Все вещества, с которыми мы работаем, инертны. Есть, правда, несколько баллонов с газом для экспериментов, однако доктор Максвелл сказал, что они не пострадали при взрыве. Да и все наши приборы совершенно безопасны. Просто в голове не укладывается, как такое вообще могло случиться!

— Ты ни в чем не виновата, — уверила подругу Лорен. — Должно быть, дело в старых коммуникациях: газовая труба прохудилась или еще что.

В палату вошла медсестра с суровым лицом, помогла Лизе сесть повыше и поставила перед ней поднос с ужином.

— Что ж, нам пора, а ты наслаждайся разносолами больничной кухни, — сказал Питт.

— Куда уж больничной еде до твоих крабов! — притворно вздохнула Лиза, потом нахмурилась. — Кстати, доктор Максвелл упомянул, что от взрыва сильно пострадала антикварная машина, припаркованная прямо под окнами. Это, часом, был не твой «Оберн»?..

Питт удрученно кивнул.

— Увы. Впрочем, я его снова починю, и будет как новенький.

Раздался тихий стук в дверь, и в комнату вошел высокий мужчина с растрепанной бородой.

— Привет, Боб! Спасибо, что пришел. Познакомься с моими друзьями, — сказала Лиза и представила им своего лаборанта Боба Гамильтона. — Поверить не могу, что на тебе нет ни царапины!

— Мне повезло: я пошел в столовую пообедать, когда рвануло, — пробормотал тот, нерешительно поглядывая на Лорен и Питта.

— Да уж, вам определенно повезло, — согласилась Лорен. — Представляю, какое вы испытали потрясение!

— Да-да. Должно быть, взорвался один из баллонов или произошла утечка газа. Неважно, как это случилось, — главное, погибли все результаты Лизиного исследования!

— Да неужели? — вежливо откликнулся Питт.

— Все компьютеры уничтожены, а ведь в них хранилась база данных, — ответил Боб.

— Думаю, я быстро смогу восстановить все данные, если только у меня будет лаборатория…

— Я позабочусь о том, чтобы руководство университета приняло меры безопасности, когда ты вернешься к работе, — уверила подругу Лорен. Затем она обратилась к Бобу: — Мы уже собирались уходить, так что всего хорошего. Рада была познакомиться!

Лорен склонилась и поцеловала подругу на прощание:

— Поправляйся, милая! Я обязательно зайду к тебе завтра.

Они с Питом вышли из палаты и направились к лифту по ярко освещенному больничному коридору.

— Вот бедняжка! Я так счастлива, что она в надежных руках.

Дирк молча кивнул в ответ, и Лорен озабоченно вгляделась в его зеленые глаза. Мыслями Питт был где-то далеко… Обычно Лорен замечала этот взгляд, когда ее муж разыскивал старинный затонувший корабль или пытался раскрыть тайну какого-нибудь древнего фолианта.

— Где ты, милый? — не выдержала она.

— Обед, — загадочно ответил Питт.

— При чем здесь обед?

— Когда обычно люди обедают?

Лорен недоуменно уставилась на мужа:

— Кто как, но приблизительно с половины двенадцатого до часу.

— Я вошел в здание прямо перед взрывом. Это было в десять пятнадцать, а наш дружище Боб уже обедал, — скептично заметил Питт. — Более того, я видел, как он стоял на другой стороне улицы и наблюдал за «Скорой», которая увезла Лизу в больницу. И вовсе не выглядел расстроенным тем, что его коллега едва не погибла.

— Брось, он просто был в шоке! Да и ты, наверно, тоже. Вероятно, он ранняя пташка — приходит на работу часов в пять и в десять уже готов пообедать. — Лорен насмешливо посмотрела на мужа и покачала головой. — Это еще ни о чем не говорит.

— Пожалуй, ты права, — ответил Питт, открывая дверь центрального входа и беря жену за руку. — Кто я такой, чтобы спорить с политиком?

17

Артур Джеймсон сидел в кожаном кресле с высокой спинкой и наводил порядок на своем столе красного дерева. Просторный кабинет министра природных ресурсов в здании Уильяма Логана был оформлен довольно скромно, зато с высоты двадцать первого этажа открывался потрясающий вид на Оттаву. Раздался стук в дверь, и вошел молодой человек слегка за двадцать, чем-то похожий на Джима Керри. Джеймсон посмотрел на старинные часы своего деда — было уже около четырех. Он тяжело вздохнул, понимая, что от бумажной работы ему сегодня никуда не деться.

— Входи, Стивен. Ну, что на этот раз испортит мне выходные?

— Не волнуйтесь, сэр, никаких экологических катастроф! — улыбнулся секретарь. — Пришел рапорт из Тихоокеанского лесного центра в Британской Колумбии. Думаю, вам следует взглянуть на него. Один из наших экологов-полевиков обнаружил необычайно высокий уровень кислотности в прибрежных водах Китимата.

— В Китимате, говоришь? — насторожился министр.

— Да. Вы ведь недавно были там на заводе по переработке углеродосодержащих отходов?

Джеймсон кивнул, взял папку и быстро прочел рапорт. Сверившись с картой, он облегченно вздохнул.

— Аномалия обнаружена милях в шестидесяти от Китимата, в водах Внутреннего прохода. Промышленных предприятий там нет; вероятно, произошла ошибка при заборе проб. Ничего страшного, мы часто получаем ложные сообщения, — спокойно сказал министр, аккуратно закрыл папку и отложил ее в сторону.

— Может быть, следует позвонить в наш офис в Британской Колумбии и попросить их взять повторные пробы?

— Да, так мы и сделаем, — задумчиво кивнул Джеймсон. — Позвоню им в понедельник и распоряжусь провести контрольный замер. А пока не будем волноваться раньше времени, дождемся результатов.

Секретарь согласно кивнул, продолжая стоять рядом. Джеймсон пристально посмотрел на него и отеческим тоном сказал:

— Знаешь, Стивен, выметайся-ка отсюда! Своди свою подружку куда-нибудь поужинать, например, в то новое бистро с видом на реку.

— Вы не так много мне платите, чтобы хватало на подобные излишества, — усмехнулся секретарь. — И все же ловлю вас на слове — и убегаю. Хороших выходных, сэр! Увидимся в понедельник.

Джеймсон посмотрел ему вслед и подождал, пока затихнут шаги в коридоре. Потом схватил папку и снова перечитал рапорт. По всей видимости, повышение уровня кислотности не имело никакого отношения к заводу Гойетта, однако министр почувствовал неладное. Он слишком глубоко влип в дела магната, чтобы игнорировать подобные тревожные звоночки. Наконец инстинкт самосохранения взял верх, и Джеймсон потянулся к телефону. Набрав номер, он скрипя зубами дождался ответа. После третьего звонка приветливый женский голос уверенно произнес:

— Компания «Терра Грин». Чем я могу вам помочь?

— Это министр ресурсов Джеймсон, — грубо ответил он. — Соедините меня с Митчеллом Гойеттом!

18

Дирк и Саммер тихонько отчалили и направились к заливу. Когда течение отнесло катер на достаточное расстояние, Дирк включил двигатель и медленно двинулся по каналу. Небо прояснилось, среди редких облаков проглянули звезды, бросавшие призрачный свет на воду. Полночь миновала, и единственным звуком помимо гула мотора был рев, доносившийся из портовых кабаков.

Дирк ориентировался на мачтовый фонарь рыбацкого судна, вышедшего на лов кижуча, и держался центра канала. Оставив позади огни Китимата, катер прошел еще несколько миль в полной темноте, пока канал не сделал крутой поворот. Прямо по курсу вода сияла, как полированный хром, отражая огни секвестрационного завода компании «Терра Грин».

Пока судно шло вниз по течению, Дирк рассматривал территорию предприятия, ярко освещенную фонарями, бросавшими на прибрежные сосны причудливые тени. При этом пристань оставалась в полной темноте, надежно скрывавшей танкер-газовоз.

Саммер достала бинокль ночного видения и осмотрела берег.

— На Западном фронте без перемен, — заметила девушка. — На первый взгляд ни на пристани, ни на корабле никого нет.

— Наверняка там всего пара головорезов-охранников, которые просто следят за изображением с камер.

— Давай надеяться, что они смотрят борьбу по телику! Тогда мы спокойненько возьмем пробы воды и уберемся восвояси.

Дирк отошел от завода мили на две, укрывшись за несколькими поворотами канала, положил руль вправо, развернулся у самого берега и выключил ходовые огни. В призрачном свете звезд были прекрасно видны сосны, стоявшие на границе воды, однако Дирк на всякий случай сбавил ход и стал поглядывать на показания эхолота, следя за глубиной. Саммер тоже не скучала — наблюдала в бинокль за линией берега и шепотом сообщала брату поправки к курсу.

Самым малым ходом они приблизились к заводу «Терра Грин» на три четверти мили, оставаясь вне зоны видимости. Небольшая бухточка, в которой притаились Дирк с Саммер, была последним укромным местом на их пути — дальше гладь канала освещали яркие прожектора. Саммер бесшумно спустила якорь, Дирк тем временем выключил двигатель. Стояла звенящая тишина, слегка оживляемая шелестом ветра в верхушках сосен. Затем ветер переменился, принеся с собой рев насосов и жужжание электрических генераторов, которые скрыли все посторонние шумы.

Дирк посмотрел на часы для подводного плавания фирмы «Докса» и надел сухой гидрокостюм черного цвета.

— Приближается стояние прилива, — тихо сказал он. — Плыть придется против течения, зато потом оно будет толкать нас в спину.

Готовясь к вылазке, Питт-младший заранее рассчитал время, чтобы им не пришлось перенапрягаться на обратном пути. Впрочем, течение вряд ли могло сильно им помешать. Брат с сестрой были прекрасными пловцами и с удовольствием участвовали в марафонских заплывах, как только представлялась такая возможность.

Саммер отрегулировала ремни на компенсаторе плавучести с одним баллоном, потом прицепила к нему небольшой мешочек с несколькими пустыми пробирками и подождала, пока Дирк прикрепит баллон и наденет ласты.

— Полуночная прогулка на северо-востоке Тихого океана, — мечтательно сказала девушка, глядя в звездное небо. — Да мы с тобой романтики, брат!

— Какая там романтика, вода плюс четыре! — отмахнулся Дирк, зажимая зубами дыхательную трубку.

Переглянувшись, брат с сестрой тихо скользнули в ледяную черную воду. Отрегулировав плавучесть, они осмотрелись и поплыли к выходу из бухточки. Дирк и Саммер держались недалеко от поверхности, разрезая чернильную гладь, словно пара выслеживающих добычу аллигаторов. Экономя воздух в баллонах, пловцы вдыхали свежий ночной воздух через силиконовые трубки.

Течение оказалось немного быстрее, чем предполагал Дирк, поскольку его усиливала впадавшая в канал река Китимат. Дирк и Саммер вполне справлялись, но дополнительная нагрузка заставила их попотеть. Хотя вода была ледяная, Дирк прямо-таки парился в теплом гидрокостюме.

В полумиле от завода Саммер похлопала брата по плечу и указала рукой в сторону берега. В тени густых сосен стояла какая-то лодка. Огни, как и на их катере, были потушены, и в неверном свете звезд они так и не смогли точно определить ее размеры.

Дирк кивнул Саммер и направился дальше. Они быстро плыли в слаженном ритме, пока не оказались в двух сотнях ярдов от завода. Остановившись передохнуть, Питт попытался рассмотреть площадку за прожекторами.

Завод располагался буквой «Г», широкой частью к крытой пристани. От конструкции, перекачивающей сжиженный углекислый газ, доносилось завывание насосов и гул генераторов. В нескольких ярдах от вертолетной площадки стояло отдельное, судя по окнам, административное здание. Жилых помещений для персонала было не видно, вероятно, они находились ближе к Китимату. По правую руку от Дирка тянулся прочный пирс с одной-единственной лодкой. Похоже, тот самый катер, который гонялся за ними днем.

Саммер подплыла к брату, достала пробирку, вынула пробку и набрала воды.

— По пути сюда я уже взяла две пробы, — шепнула она. — Возьмем еще парочку возле самой пристани, и можно возвращаться.

— Так и сделаем, — ответил Дирк. — А теперь уходим под воду.

Он определил свое местонахождение по компасу, сунул в рот загубник, спустил воздух из компенсатора плавучести и, погрузившись на несколько футов, поплыл к огромному крытому причалу. Хотя гофрированное сооружение из жести было довольно узким, в длину оно достигало размеров футбольного поля, и девяностометровый танкер вполне помещался в нем.

Вода была черная, как чернила, и Дирк едва мог разглядеть светящийся циферблат компаса. Возле причала стало заметно светлее — помог свет прожекторов. Питт продолжал плыть, пока не приблизился к танкеру вплотную. Медленно поднявшись, он вынырнул на поверхность прямо под леером на корме. Быстро огляделся по сторонам и убедился, что в такое позднее время нигде нет ни души. Стянув капюшон набок, он высвободил одно ухо и прислушался, но потом понял, что гудение насосной установки заглушило бы любые голоса. Дирк отплыл подальше, пытаясь рассмотреть судно.

Корпус был обтекаемой формы, вместимость газовоза составляла две с половиной тысячи кубометров сжиженного газа, который перевозился в двух горизонтальных металлических резервуарах, расположенных в трюме. Большие трансатлантические танкеры вмещают в пятьдесят раз больше природного газа, этот же использовался исключительно для местных нужд.

По прикидкам Дирка, судно бороздило моря уже лет десять-двенадцать: износ был отчетливо виден на швах; тем не менее танкер находился в прекрасном состоянии. Дирк не знал, какие именно модификации пришлось произвести для перевозки углекислого газа, и все же вряд ли они были значительными. Хотя С0₂ превосходит природный газ по плотности, для перехода в жидкое состояние он не требует настолько низких температур. На корме блеснули золотые буквы — судно называлось «Чихуа-хуа». Чуть ниже значилось выведенное белой краской место приписки — город Панама.

В нескольких ярдах от Дирка забурлили пузыри, и на поверхности появилась голова Саммер. Девушка с опаской огляделась и достала пробирку для следующей пробы. Когда она закончила, Питт указал на носовую часть и ушел под воду. Саммер последовала за братом. Они проплыли вдоль танкера и вынырнули рядом с носом. Дирк посмотрел на грузовую ватерлинию над их головами и понял, что до водоизмещения с полным грузом не хватает всего пары футов.

Корабль и насосную установку на берегу соединяли несколько похожих на толстые щупальца труб. Это были так называемые «сливно-наливные устройства», по которым перекачивался сжиженный С0₂. Трубки с шарнирными сочленениями вибрировали, из-под крыши насосной установки вырывались струйки белого дыма — конденсат охлажденного и сжатого газа. Саммер достала последнюю пустую пробирку и взяла пробу воды, размышляя, насколько загрязнена вода вокруг причала. Завязав мешочек с пробами покрепче, она поплыла к брату. Дирк махнул рукой в сторону бухты и прошептал:

— Уходим.

Саммер кивнула, поплыла было за ним, потом заколебалась. Недоуменно глядя на трубы над головой Дирка, девушка указала на них пальцем. Питт с минуту пристально смотрел вверх, но ничего необычного не заметил.

— В чем дело? — тихо спросил он.

— Что-то с ними не так. Думаю, углекислый газ поступает на танкер.

Дирк еще раз пристально посмотрел на ритмично раскачивающиеся грубы, однако не понял, в каком направлении движется газ. Он повернулся к Саммер и кивнул: как правило, интуиция редко подводила его сестру. Одного подозрения было вполне достаточно, чтобы Дирк решил проверить ее догадку.

— Думаешь, это важно? — спросила Саммер.

— Кто его знает, — тихо ответил Дирк. — Зачем закачивать С0₂ на танкер? Возможно, сюда ведет газопровод с Атабаски.

— Тревор говорил, что здесь есть лишь нефтепровод и линия подачи С0₂.

— Ты обратила внимание на осадку танкера утром?

— К сожалению, нет. Хотя знаешь, если он стоит здесь с утра, то наверняка бы уже успел разгрузиться.

Дирк снова оглядел громоздкое судно, низко сидящее в воде.

— Я не очень-то разбираюсь в газовозах, знаю лишь, что насосы на берегу закачивают сжиженный газ на судно. На борту тоже есть установка, которая перекачивает содержимое танкера в пункте назначения. Судя по звуку, насосы на берегу включены…

— Вероятно, они закачивают газ под землю или во временные резервуары.

— Ну да. Впрочем, шум стоит такой, что трудно сказать наверняка.

Дирк подплыл на несколько ярдов к пристани, вынырнул и огляделся. Там по-прежнему не было ни души. Дирк стянул баллон и грузовой пояс и повесил их на кнехт.

— Неужели ты собираешь пробраться на борт? — Саммер воззрилась на брата с таким видом, будто он повредился рассудком.

Дирк сверкнул белоснежными зубами в широкой улыбке.

— А как еще мы отгадаем эту загадку, дорогой Ватсон?

Ждать брата в воде и нервничать за него Саммер не хотелось. Сняв компенсатор и груз, она повесила их рядом со снаряжением Дирка и вылезла на причал. Девушка осторожно шла по доскам и сердито бормотала себе под нос:

— Ну, спасибо, Шерлок…

19

На мониторе слежения что-то мелькнуло. Охранник-алеут чудом заметил легкую рябь на воде возле кормы танкера и быстро увеличил изображение. Так и есть — на долю секунды камера на пристани зафиксировала темный объект, скрывшийся под водой. Наверняка это просто тюлень, подумал охранник и все же решил выйти из опостылевшей караулки, чтобы немного поразмяться.

Он взял рацию и связался с дежурным на борту «Чихуахуа».

— Охрана завода. Мы засекли какой-то объект возле вашей кормы. Сейчас схожу, проверю.

— Берег, вас понял, — ответил сонный голос. — Мы не будем гасить освещение.

Охранникнатянул куртку, схватил фонарик и замер перед шкафчиком с оружием. Он хотел было взять штурмовую винтовку «Хеклер и Кох», потом передумал и выбрал автоматический пистолет «глок».

— Думаю, не стоит палить по тюленям в ночи, — пробормотал он и двинулся в сторону пирса.

* * *

Перекачивая газ по трубам, танкер выдавал оглушительную какофонию звуков. Дирк знал, что за операцией непременно наблюдают несколько рабочих, которые сидят в трюме или на берегу за панелью управления насосной установки. Хотя на пристани было темно, сам танкер сиял огнями и казался пустым. За пару минут они с Саммер вполне успеют пробраться на борт и определить, работают насосы или нет.

Проскользнув по причалу, Дирк и Саммер пробрались к главному трапу в центре судна. Их гидрокостюмы хлюпали при ходьбе, однако работающая насосная установка прекрасно заглушала все посторонние звуки. В том числе и шум катера, приближающегося к пристани…

Охранник подвел катер к причалу, не включая ходовых огней. Сначала он оглядел корму, потом прошелся вдоль внешнего борта танкера. У носовой части развернулся — и неожиданно заметил висящее на кнехте снаряжение для погружений. Выключил двигатель, подошел к причалу, привязал катер и внимательно осмотрел находку.

Саммер собиралась подняться по трапу и тут увидела охранника, заметив краем глаза какое-то движение. Дирк уже успел сделать несколько шагов, когда сестра прошептала:

— Мы не одни!

Дирк взглянул на охранника, стоявшего к ним спиной.

— Давай поднимемся на борт, на судне легче спрятаться.

Пригнувшись, он бросился бежать по трапу, Саммер тоже не отставала. Они с замиранием сердца ждали, что охранник вот-вот окликнет их, однако вроде бы все обошлось. Дирк уже был в шаге от борта, и тут на палубе возникла словно из ниоткуда темная фигура, и что-то просвистело в воздухе. Дирк слишком поздно понял, что это дубинка, нацеленная ему прямо в лицо. Он попытался присесть, по увернуться не успел: деревянная дубинка обрушилась ему на макушку. Если бы не капюшон гидрокостюма, смягчивший удар, Дирк умер бы на месте. Перед глазами замелькали звезды, колени подогнулись, и он свалился в воду, перелетев через перила сходней. Сила удара была такова, что он перевернулся в воздухе и пошел в воду вниз головой.

Саммер попыталась поймать его — протянутая рука схватила лишь воздух. Она что-то крикнула, но Дирк не услышал ни звука. Через миг он потерял сестру из виду.

Казалось, падению не будет конца. Когда Дирк наконец рухнул в воду, боли он не почувствовал. В глазах потемнело, и он потерял сознание.

20

Фигура наверху трапа выступила из тени и оказалась огромным, как бык, мужчиной с длинной косматой бородой. Он уставился на Саммер горящими глазами и недобро усмехнулся, помахивая дубинкой.

Саммер застыла на сходнях, потом невольно отступила на несколько шагов и покосилась на темную воду под ногами. Дирк пока так и не всплыл на поверхность. Трап задрожал — к девушке устремился береговой охранник. Алеут был в форме и чисто выбрит, и представлялся менее опасным противником, чем бородатый варвар на палубе. Саммер поспешно шагнула к охраннику.

— Мой брат упал в воду! Он же утонет! — закричала девушка, пытаясь проскользнуть на берег. Охранник вытащил из кобуры автоматический «глок» и направил его Саммер в грудь.

— Вы проникли на частную территорию, — без всякого выражения ответил он, и Саммер поняла, что разжалобить охранника не удастся. — До утра пробудете под стражей, потом мы свяжемся с начальством, а уж оно решит, как с вами быть.

— Давай посторожу ее! — предложил мордоворот на борту. — И покажу, что значит посягать на чужие права!

Он расхохотался так, что на бороду брызнули капли слюны.

— Это компетенция береговой службы, Джонсон, — ответил охранник, с отвращением глядя на вахтенного.

— У нас мотор заглох! Мы просто хотели попросить о помощи, — убеждала его Саммер. — Мой брат…

Она посмотрела в воду и умоляюще сложила руки. Вода под сходнями успокоилась, однако Дирка так и не было видно.

Охранник махнул пистолетом, велев Саммер идти на берег. Сам он двинулся следом, потом остановился и проворчал:

— Вылови парня из воды, Джонсон. И приведи в караулку, если тот еще жив. — Поймав тяжелый взгляд вахтенного, он добавил: — На твоем месте я бы молился, чтобы он не утоп.

Бугай выругался и нехотя побрел по трапу. Удаляясь от танкера, Саммер все время оглядывалась, надеясь увидеть Дирка. Охранник не обратил на мольбы девушки ни малейшего внимания. Когда они проходили под фонарем, Саммер заметила холодный блеск в его глазах и умолкла. Возможно, в отличие от вахтенного, он и не был садистом, однако вполне мог нажать на спуск, если пленница окажет сопротивление. Саммер окончательно утратила мужество и беспомощно побрела вперед, опустив голову. Наверняка Дирк был без сознания, когда упал в воду. С тех пор прошло достаточно времени, и девушка с ужасом поняла: брат пропал, и она ничем не может ему помочь.

* * *

Джонсон спустился на пристань и поглядел на воду Тела нигде не было. Бородатый громила прошелся по причалу, однако не обнаружил никаких признаков того, что Дирк выбрался на поверхность. Проплыть незамеченным вдоль судна он тоже не мог. Значит, лежит на дне мертвый. Вахтенный еще раз уставился на спокойную гладь, грязно выругался и неторопливо двинулся на танкер.

Дирк был в десяти футах от поверхности, однако он вовсе не утонул. После падения Питт попытался бороться с подступающей темнотой и потерял сознание. Сквозь пелену ему чудились странные вещи: то он перемещался вдоль дна будто сам по себе, то вдруг к губам кто-то прижал какой-то шланг. Вскоре Дирка вновь накрыло беспамятство, и он соскользнул в черную пустоту.

Боль в виске привела Дирка в себя. Он слегка ударился спиной и ногами, потом его будто запихали в тесный шкаф. Кто-то звал его по имени, но других слов Дирк не разобрал. Голос умолк, раздались удаляющиеся шаги. Он изо всех сил попытался поднять свинцовые веки, и тут пришла головная боль. Перед глазами снова вспыхнули мириады звезд, а потом опять не стало ни света, ни звука, ни боли.

21

В сопровождении охранника Саммер покинула пристань и миновала длинное здание насосной станции. Девушку потрясла неожиданная жестокость охранников но отношению к ее брату, однако она постаралась взять себя руки и рассуждать логически. Неужели на заводе было нечто настолько важное, что оправдывало подобные меры? Или они и в самом деле перекачивали С0₂ в танкер? Саммер покосилась на охранника, следовавшего за ней по пятам с пистолетом в руке. Почему охрана ведет себя так, словно здесь сверхсекретный объект?

Гул насосов становился все тише. Подходя к административному зданию и смежному с ним караульному помещению, в кустах слева от дорожки Саммер услышала шорох. Вспомнив чучело гризли в местном ресторанчике, девушка испуганно шарахнулась в сторону. Сбитый с толку охранник направил пистолет на Саммер и покосился на кусты. Шуршание стихло, потом сидевший в них человек резко встал во весь рост и размахнулся. Охранник попытался выстрелить, но тут в руке неизвестного мелькнул какой-то предмет и ударил алеута по лицу прежде, чем тот успел нажать на курок. Саммер обернулась и увидела водолазный пояс со смещенными на одну сторону грузами. Охранник упал, но тут же поднялся на одно колено. Удар оглушил его, по голове текла кровь, и все же алеут нашел в себе силы прицелиться и нажал на спусковой крючок.

Если бы Саммер не ударила охранника ногой в челюсть, вряд ли бы тот промахнулся. Однако пуля ушла в небо. Алеут потерял сознание, и пистолет выскользнул из его безжизненных пальцев.

— Хм, твои красивые ножки куда опаснее, чем я полагал, — раздался знакомый голос.

Криво улыбаясь, из кустов выбрался Тревор Миллер. Как и Саммер, он был одет в водолазный костюм и тяжело дышал.

— Тревор! — изумленно воскликнула девушка. — Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты… Ладно, давай поскорее выберемся отсюда.

Тревор поднял пистолет охранника и швырнул его подальше в кусты, потом схватил Саммер за руку и бросился бежать. В здании неподалеку вспыхнул свет.

Не останавливаясь, они припустили к причалу. Тревор сгреб водолазное снаряжение и кинул его в стоявший здесь же катер охраны. Саммер не могла отвести глаз от черной глади воды.

— Дирк упал в воду… — выпалила она.

— Знаю, — ответил Тревор и кивнул в сторону катера. На деревянной скамье в полубессознательном состоянии лежал Дирк, уставившись на них стеклянными глазами. Он с трудом приподнял голову и подмигнул сестре. Саммер прыгнула в лодку и бросилась его обнимать, сама не своя от пережитого потрясения.

— Как ты выбрался? — спросила она, заметив струйку подсохшей крови на виске Дирка.

Дирк указал на Тревора, отвязывающего концы.

— Не время для банальностей, — улыбнулся Миллер. Запустив двигатель, он обогнул танкер и вылетел из дока на максимальной скорости.

В тусклом свете звезд Саммер безуспешно пыталась рассмотреть голову брата. На макушке вздулась большая шишка, волосы вымокли от крови. Если бы не капюшон, рана была бы куда более опасной, а возможно, даже смертельной.

— Забыл надеть каску, — прошептал Дирк, тщетно пытаясь сфокусировать взгляд.

— Твою тыкву так просто не расколоть! — облегченно рассмеялась сестра.

Петляя в темноте, Тревор держался берега. Наконец он подошел к лодке, замеченной Саммер по пути к причалу, и сбавил скорость. Теперь девушка узнала судно Министерства природных ресурсов, на котором плавал Тревор. Он помог Дирку с Саммер взобраться на борт и бросил катер охраны на волю течения. Быстро подняв якорь, эколог покинул зону видимости, развернулся и на самой низкой скорости направился в Китимат.

Когда они проплывали мимо завода «Терра Грин», на берегу кое-где мелькали лучи фонариков, однако общей тревоги не было. Никем не замеченное, судно спокойно добралось до Китимата. Тревор заглушил двигатель и привязал концы. Дирк понемногу пришел в себя, вот только голова еще кружилась и болела. После того как эколог помог ему выбраться на причал, Питт крепко пожал его руку.

— Спасибо, что выудил меня из воды. Если бы не ты, я до сих пор отдыхал бы на дне.

— Просто повезло! Я плыл вдоль причала, когда услышал катер. Потом охранник вылез на берег, и я спрятался прямо под трапом. Сначала даже не понял, что это вы с сестрой, пока она не закричала. Ты упал в воду всего в паре футов от меня. Я увидел, что ты не шевелишься, и сразу засунул тебе в рот загубник. Труднее всего было оставаться под водой, пока они не уйдут.

— Как не стыдно: госслужащий под покровом ночи проникает на частную территорию! — насмешливо воскликнула Саммер.

— Сами виноваты, — отрезал Тревор. — Совсем сбили меня с толку разговорами о пробах воды и утечке с завода. Вот я и решил проверить…

Он протянул Саммер мешочек с несколькими пробирками.

— Надеюсь, результаты совпадут, — ответила девушка, доставая свои пробы. — Правда, анализатор остался на нашем судне, так что…

— Служба такси «Миллер» к вашим услугам! Утром у меня проверка на одной шахте, а после обеда я вас отвезу.

— Вот и отлично. Спасибо тебе, Тревор! Возможно, в следующий раз нам стоит работать в более тесном контакте с местными специалистами, — с очаровательной улыбкой заметила Саммер.

Глаза Тревора радостно сверкнули:

— Вот и я о том же.

22

В сумерках глыбы льда в неспокойных водах пролива Ланкастер напоминали куски зефира, плавающего в море горячего шоколада. На линии горизонта мимо мрачной громады острова Девон медленно ползла темная махина, за которой тянулся шлейф черного дыма.

— Расстояние двенадцать километров, сэр. Его курс перпендикулярен нашему. — Рулевой, рыжеволосый младший лейтенант с оттопыренными ушами, отвернулся от радиолокатора и вопросительно посмотрел на капитана.

Капитан Дик Вебер опустил бинокль, не отрывая взгляда от судна на горизонте.

— Следуйте к точке рандеву, пока не установим, кто это, — ответил он, не оборачиваясь.

Рулевой повернул штурвал на сто восемьдесят градусов и снова посмотрел на экран радара. Восьмидесятифутовое судно канадской береговой охраны медленно шло пересекающимся курсом с неизвестным кораблем. «Лира» всего несколько дней назад приступила к защите арктических территорий Канады и патрулировала восточные подступы к Северо-Западному проходу. Хотя зимний лед начал та_ять давно, сегодняшний корабль оказался первым коммерсудном, попавшимся им в холодных арктических Через месяц или два огромные танкеры, контейнеровозы и сопровождающие их ледоколы пойдут сплошным потоком — откроется северный транзит.

Еще лет десять назад сама идея контролировать движение судов в Северо-Западном проходе показалась бы смехотворной. Со времен начала освоения Арктики люди знали: за исключением нескольких летних дней проход всегда скован льдами. Ледоколы редко заходили сюда, поэтому лишь немногие исследователи отваживались пройти северным путем. Однако глобальное потепление в корне изменило ситуацию: теперь на несколько месяцев в году этот маршрут становился судоходным.

Ученые подсчитали, что за последние тридцать лет арктические льды сократились на сорок тысяч квадратных миль. По большей части это произошло из-за парадокса альбедо. Альбедо характеризует долю света, отражаемого Землей обратно в космос. В замороженном состоянии льды Арктики отражают до девяноста процентов солнечного излучения, однако когда они тают, морская вода, наоборот, поглощает примерно такое же количество, отражая лишь десять процентов. Именно поэтому арктические температуры растут в два раза быстрее, чем в других частях планеты.

Вебер наблюдал, как нос судна прорывается сквозь плавучие ледяные поля, молча проклиная и глобальное потепление, и свою незадачливую судьбу. Совсем недавно он жил в Квебеке и с удовольствием патрулировал реку Св. Лаврентия, а теперь неожиданно оказался капитаном корабля в самом забытом богом уголке планеты. Вдобавок все его нынешние обязанности сводились к взиманию платы с проходящих мимо судов.

Северо-Западный проход стал судоходен, премьер немедленно объявил его внутренними водами Канады и выделил средства на постройку глубоководного арктического порта в Нансивике. Вскоре он надумал создать военный ледокольный флот и открыть новые военные базы. Тут к кампании подключились некие заинтересованные круги, вынудившие парламент поддержать премьер-министра и наложить более жесткие ограничения на иностранные суда, пользующиеся проходом в целях транзита.

В соответствии с новым законом все иностранные корабли должны были уведомить о запланированном маршруте береговую службу, внести плату (как на том же Панамском канале) и двигаться в сопровождении канадского коммерческого ледокола по строго определенным участкам прохода. Несколько государств, включая Россию, Данию и США, отвергли претензии Канады и перестали пользоваться Северо-Западным проходом. Однако другие развитые страны сочли этот вариант более подходящим, чем путь через Панамский канал. Экономическая выгода была налицо: торговые суда, курсирующие между Европой и Восточной Азией, сократили маршруты перевозок на несколько тысяч миль, не говоря уже о судах с большим тоннажем, которым раньше приходилось огибать мыс Горн. В результате стоимость транспортировки каждого контейнера уменьшилась на тысячу долларов, что сделало проход весьма привлекательным для торгового флота.

Льды таяли куда быстрее, чем прогнозировали ученые, и вскоре первые транспортные компании рискнули опробовать короткий путь. Большую часть года проход все еще был покрыт толстым слоем льда, зато в летние месяцы становился вполне судоходен. К услугам самых оборотистых дельцов были мощные ледоколы, курсировавшие по маршруту с апреля по сентябрь. Судя по всему, лет через десять-двадцать Северо-Западный проход будет открыт круглогодично.

Глядя на приближающееся торговое судно, Вебер мечтал о том, чтобы весь проход вновь покрылся толстым слоем льда. Впрочем, появление корабля несколько разнообразило бесконечную череду айсбергов, от которых его уже тошнило.

— Четыре километра до цели, расстояние сокращается, — доложил рулевой.

Вебер повернулся к долговязому радисту, сидящему в углу тесного мостика.

— Хопкинс, проведите идентификацию и узнайте тип груза.

Радист попытался связаться с кораблем, однако ответом была тишина. Он недоуменно проверил оборудование, потом предпринял еще несколько попыток.

— Они не отвечают, сэр! — растерянно доложил радист. Как правило, проходящие мимо суда всегда откликались, и изнывающие от скуки члены команды были горазды поболтать.

— Попробуйте еще, — приказал Вебер. — Скоро мы подойдем достаточно близко для визуальной идентификации.

— Осталось два километра, — отрапортовал рулевой.

Вебер настроил бинокль и оглядел судно. Это был небольшой новенький контейнеровоз футов четыреста в длину. Увидев на верхней палубе всего несколько контейнеров, капитан удивился: обычно на судах подобного типа контейнеры ставят в шесть или семь рядов. Он нашел грузовую ватерлинию и удивился еще больше — она находилась в нескольких футах над водой. На мостике было темно, зато на топе мачты позади надстройки он разглядел гордо реявший на ветру звездно-полосатый флаг.

— Судно-то американское, — прошептал он.

Это было довольно странно, поскольку по распоряжению своего правительства американские корабли негласно бойкотировали проход. Вебер навел бинокль на корму и успел прочесть меркнущие в наступающих сумерках белые буквы.

— Судно называется «Атланта», — уточнил он для Хопкинса.

Радист кивнул, попытался вызвать контейнеровоз по имени, и снова не получил ответа.

Вебер повесил бинокль на металлический крючок, взял со штурманского стола папку и пролистал компьютерную распечатку в поисках названия «Атланта». Все иностранные суда, идущие транзитом через Северо-Западный проход, были обязаны уведомить береговую охрану за девяносто шесть часов. Вебер просмотрел новые данные, пришедшие по спутнику, однако и там упоминания об «Атланте» не было.

— Подведите корабль к левому борту контейнеровоза. Хопкинс, сообщите им, что судно находится в территориальных водах Канады, поэтому обязано остановиться и приготовиться к досмотру.

Пока Хопкинс передавал сообщение, рулевой изменил курс и сверился с показаниями радара.

— Впереди пролив сужается, сэр, — доложил он. — Паковый лед выступает километрах в трех слева на траверзе.

Вебер кивнул, не сводя глаз с «Атланты». Она шла с неожиданно большой скоростью, примерно узлов пятнадцать. Когда корабль береговой охраны подошел ближе, капитан снова обратил внимание на высокую осадку контейнеровоза. Что забыло в этих водах полупустое грузовое судно?!

— До точки рандеву один километр, — объявил рулевой.

— Еще ближе. Подойдите на расстояние ста метров, — приказал капитан.

Торговое судно будто и не видело патрульный корабль. Если бы канадцы внимательнее смотрели на радар, то наверняка заметили бы, что американский контейнеровоз одновременно увеличивает скорость и коварно меняет курс.

— Почему они не отвечают? — пробормотал рулевой, начиная беспокоиться.

— Сейчас они нас заметят! — воскликнул Вебер, подошел к панели и нажал кнопку, включающую судовой гудок. Раздались два оглушительных свистка, эхом пронесшиеся по воде. Моряки на мостике замерли, ожидая ответа, однако его так и не последовало.

Больше в создавшейся ситуации Вебер ничего не мог поделать. В отличие от береговой охраны США, канадская служба являлась гражданской, а не военной организацией, и оружия на борту не было.

Рулевой посмотрел на экран радара и доложил:

— Скорость они не сбросили. Пожалуй, даже увеличили… Сэр, мы подходим к паковому льду! — В его голосе прозвучала тревога.

Следя за контейнеровозом, рулевой упустил из виду льды по левому борту. Метрах в десяти справа шла «Атланта», неуклонно приближаясь к судну береговой охраны.

Вебер покосился на высокий борт торгового судна и задумался, какой идиот им управляет. Внезапно нос корабля начал поворачиваться к «Лире», и капитан понял, что шутки кончились.

— Лево на борт! — завопил он.

Никто не ожидал, что контейнеровоз нападет на береговую охрану, и все же в следующий миг высокий борт «Атланты» вплотную навис над их палубой. Патрульный кораблик заметался и попробовал удрать, словно букашка из-под ног слона. Мгновенно отреагировав на команду капитана, рулевой лихорадочно повернул штурвал и стал молиться о том, чтобы они успели проскользнуть. Но «Атланта» подошла слишком близко.

Корпус контейнеровоза с треском врезался в «Лиру». Поскольку кораблик охраны почти успел развернуться, основной удар пришелся на корму. «Лира» едва не опрокинулась, палубу лизнула огромная волна. Команда в ужасе замерла. Казалось, минула целая вечность, прежде чем судно выровнялось и отошло от контейнеровоза. И все же опасность пока не миновала. Экипаж не знал, что в результате столкновения у «Лиры» оторвался руль. С бешено вращающимся гребным винтом патрульный корабль летел навстречу ближайшей паковой льдине. Пройдя несколько футов по ледяному крошеву, он резко столкнулся с глыбой, и вся команда попадала на палубу.

Вебер поднялся на ноги, помог выключить двигатели и быстро оценил ущерб. К счастью, команда почти не пострадала, не считая ушибов и ссадин. Судну повезло куда меньше. Не считая утраченного руля, у «Лиры» был смят нос и серьезно повреждена корма. Им придется ждать не менее четырех дней, пока прибудет буксир и доставит корабль в док для ремонта.

Стерев со щеки кровь, Вебер вышел на крыло мостика и посмотрел на запад. Ему удалось увидеть лишь ходовые огни удаляющегося контейнеровоза, а затем тот скрылся в пелене тумана. Капитан покачал головой.

— Наглый ублюдок! — процедил он сквозь зубы. — Ты еще за это заплатишь!..

* * *

Тем не менее вышло иначе. Береговая охрана оповестила военно-воздушные силы Канады, но самолету-разведчику «Аврора» СР-140 взлететь не удалось — с юга острова Баффин стремительно надвигался грозовой фронт. Когда самолет наконец поднялся в воздух с гринвудской базы в Новой Шотландии и прибыл к проливу Ланкастер, прошло более шести часов. С запада проход блокировали военный ледокол и катер береговой охраны, надеявшиеся захватить воинственный контейнеровоз возле острова Принца Уэльского. Однако огромный черный корабль исчез без следа.

Береговая охрана и военно-воздушные силы трое суток прочесывали воды вокруг пролива Ланкастер, несколько раз все возможные маршруты. Но американское торсудно они так не нашли. Потом поиски тихо сверВебер с командой продолжали недоумевать, куда же подеваться злосчастный контейнеровоз.

23

Доктор Кевин Бью взглянул на почерневшее небо и поморщился. Всего несколько часов назад сияло солнце, ветра не было и в помине, ртуть в термометре бодро держалась отметки в минус шесть. И вдруг барометр резко упал, задул западный ветер. В четверти мили бились серые воды Арктики, с шумом ударяясь о неровный край паковой льдины и вздымая фонтаны ледяных брызг.

Затянув потуже капюшон парки, ученый повернулся спиной к пронизывающему ветру и внимательно осмотрел место, за последние несколько недель ставшее ему домом. Дрейфующая станция № 7 вряд ли удостоилась бы пяти звезд за роскошь и комфорт в форбсовском рейтинге. Лагерь состоял из шести сборных домиков, выстроившихся плотным полукругом. Все двери выходили на юг, с другой стороны территорию огибал крытый навес, занесенный снегом. Слева притулились крошечные спальные бараки и здание побольше, служившее полярникам и кухней, и кают-компанией. Напротив стояло приземистое строение, в котором находилась общая лаборатория.

Эта дрейфующая станция, как и несколько других подобных, была организована Министерством морского флота и рыболовства для изучения динамики паковых льдов. За год своего существования исследовательская лаборатория, расположенная на огромном ледовом поле, передвинулась миль на двести к югу моря Бофорта. Теперь лагерь находился на краю шельфового ледника почти строго на север от Юкона, примерно в ста пятидесяти милях от побережья Северной Америки. Приближалось лето, и, поскольку паковый лед недолговечен, станции оставалось работать всего ничего. Ежедневные измерения льдины свидетельствовали о том, что лед тает: его толщина уменьшилась с трех футов до четырнадцати дюймов. По прикидкам Бью, ему и четырем другим ученым оставалось провести здесь не больше пары недель. Потом станцию придется разбирать и вывозить.

Океанограф-полярник устало побрел в радиорубку, проваливаясь в снег чуть ли не по колено. Сквозь шум ветра слышался рев дизельного двигателя, время от времени то повышающего, то сбрасывающего обороты. За территорией лагеря сновал туда-сюда желтый фронтальный погрузчик на гусеничном ходу, расчищающий снежные завалы. Неровная взлетно-посадочная полоса была жизненной артерией станции: еженедельное снабжение осуществлял самолет «Твин Оттер». Поэтому Бью строго следил за чистотой дорожки.

Не обращая внимания на шум, Кевин вошел в совмещенную с радиорубкой лабораторию, на пороге стряхнул с обуви снег, пробрался мимо стопок научных журналов и каких-то приборов в каморку, где стояла спутниковая радиостанция. У передатчика сидел улыбчивый светловолосый мужчина с немного безумным взглядом. Скотт Кейс был талантливым физиком, изучавшим солнечную радиацию вблизи полюсов. Как и остальные участники экспедиции, он совмещал несколько должностей и, помимо прочего, был старшим радистом.

— Атмосферные помехи опять блокируют наш сигнал, — сообщил он Бью. — Прием со спутника — ноль, от наземного передатчика толку тоже нет.

— Это из-за шторма. Слушай, а ребята в Туктояктуке в курсе, что мы пытаемся связаться с ними?

— Кто их знает, — пожал плечами Кейс, — обратной связи тоже нет.

Тонкие стены завибрировали от рева погрузчика, пытающегося убрать с полосы ледяную глыбу.

— Ты решил расчистить поле на всякий случай? — понимающе кивнул Кейс.

— К вечеру из Туктояктука должны доставить провиант. Вероятно, они и не знают, что у нас тут начинается снежная буря. Попытайся выйти на связь, Скотт. Может, еще не поздно отменить вылет, пилотов лучше поберечь.

Не успел Кейс предпринять очередную попытку, как передатчик захрипел и сквозь помехи прорвался уверенный голос:

— Дрейфующая станция № 7! Дрейфующая станция № 7, это исследовательское судно «Нарвал» агентства НУПИ. Вы меня слышите? Прием!

Отпихнув Кейса в сторону, Бью бросился к передатчику и быстро ответил:

— «Нарвал», говорит доктор Кевин Бью с дрейфующей станции № 7. Прием!

— Доктор Бью, мы вовсе не собирались перехватывать ваши сообщения, однако услышали, что вы пытаетесь связаться со станцией береговой охраны в Туктояктуке. Также мы поймали несколько их вызовов, оставшихся без ответа. Хотите, мы передадим им сообщение?

— Будем вам очень признательны!

Бью продиктовал американцам депешу, в которой просил базу отложить доставку провизии на сутки в связи с плохой погодой. Несколько минут спустя «Нарвал» передал подтверждение от Туктояктука.

— Огромное спасибо, — радировал Бью. — Теперь бедному пилоту не придется бороться со штормом.

— Всегда пожалуйста! Кстати, каковы ваши координаты?

Бью сообщил американцам свое местоположение, они ответили тем же.

— Ну что, парни, готовы к шторму? Похоже, буря идет знатная, — радировал «Нарвал».

— До сих пор мы неплохо справлялись с капризами Снежной королевы. И все же спасибо за беспокойство.

— Прощайте, станция № 7. Конец связи.

Бью облегченно вздохнул и отложил микрофон.

— Кто сказал, что американцам не место в Арктике? — воскликнул он, надел парку и вышел.

* * *

В тридцати пяти милях к юго-западу Билл Стенсет с тревогой изучал метеорологическую сводку. Как старый морской волк и достойный потомок древних викингов, он перенес немало штормов во всех океанах планеты. И все же стремительно надвигающаяся арктическая буря серьезно встревожила капитана «Нарвала».

— Судя по прогнозу, сила ветра растет, — уверенно заметил он. — Думаю, шторм будет сильный. Не хотел бы я оказаться на месте тех бедолаг на льдине.

Позади Стенсета на мостике стоял Руди Гунн. Услышав слова капитана, он страдальчески скривился: попасть в самое сердце арктического шторма было то еще развлечение. Он бы с огромным удовольствием поменялся местами с полярниками, которые наверняка засели в теплом бараке и режутся в карты. Любовь Стенсета к сомнительным прелестям морской жизни недвусмысленно свидетельствовала о том, что старый моряк чувствует себя в море как дома.

Гунн был совсем не таков. Хотя в свое время он закончил Военно-морскую академию в Аннаполисе и провел в море несколько лет, теперь Руди большую часть времени просиживал за письменным столом. Заместитель директора Национального управления подводных исследований обычно находился в штаб-квартире НУПИ, в Вашингтоне. Невысокого роста, крепкий и жилистый, он носил очки в роговой и являл собой полную противоположность Стенсету. И все же Гунн тоже не мог устоять перед романтикой океанографических приключений и всегда с удовольствием брался за испытание нового подводного оборудования.

— бы скорее пожалел белых медведей, — откликнулся Гунн. — когда придет грозовой фронт?

Стенсет внимательно посмотрел на кучевые облака прямо по курсу:

— Примерно через час или два, не позже. Думаю, в течение получаса следует поднять и закрепить «Бладхаунд».

— Вряд ли ребята захотят так скоро вернуться в конуру. Я схожу в оперативную рубку и предупрежу их. Капитан, сообщите, пожалуйста, если погода испортится скорее, чем ожидается.

Стенсет кивнул. Гунн покинул мостик и отправился на корму. Двухсотфутовое исследовательское судно мерно покачивалось на растущих волнах, и Руди несколько раз приходилось хвататься за поручни. В центре корпуса была вертикальная шахта, в которой плескалась морская вода, время от времени выливаясь на палубу. Спустившись по сходному трапу, он вошел в дверь с табличкой «Лаборатория», ведущую в большой отсек. Часть помещения занимали многочисленные встроенные мониторы. Поступающие с батискафа данные записывали два оператора.

— Они на дне? — спросил Гунн.

— Да. Примерно в двух милях к востоку от нас. Кстати сказать, они уже зашли в территориальные воды Канады.

— С ними можно связаться?

Оператор кивнул и передал ему наушники с микрофоном.

— «Бладхаунд», это «Нарвал». Погода резко ухудшается. Прекращайте изыскания и срочно всплывайте!

Повисла длинная пауза, потом последовал едва слышный из-за помех ответ.

— Вас понял, «Нарвал», — раздался голос с сильным техасским акцентом. — Прекращаем изыскания через полчаса. Конец связи!

Гунн собрался было ответить, потом передумал. Спорить с этой парочкой твердолобых упрямцев совершенно бесполезно. Сняв наушники, он покачал головой, откинулся на спинку кресла и стал ждать, пока пройдут полчаса.

24

«Бладхаунд» недаром получил свое название: подобно охотничьему псу, он рыскал по окрестностям, низко опустив нос. Вот только эти самые окрестности лежали на глубине двух тысяч футов от поверхности моря Бофорта, а носом ему служил электронный датчик. Двухместный батискаф с титановым корпусом был сконструирован специально для поиска гидротермальных источников на больших глубинах. Подводные гейзеры, горячими фонтанами бьющие из разломов земной коры, порой давали жизнь удивительнейшим морским обитателям. Однако гораздо больше исследователей из НУПИ интересовали залежи полезных ископаемых, сопутствующие термальным источникам. Довольно часто потоки воды, вырывающиеся из-под океанского дна, представляли собой богатый минералами коктейль с вкраплениями марганца, железа и даже золота. С развитием технологий подводной добычи такие участки приобрели особую важность.

— Температура воды выросла еще на градус. «Черный курильщик»[373] где-то рядом! — протянул звучным голосом Джек Дальгрен.

Сидящий в кресле второго пилота широкоплечий инженер-механик внимательно изучал показания монитора. Почесав густые ковбойские усы, он перевел взгляд на смотровое окно из оргстекла, в котором виднелось тускло-коричневое морское дно, ярко освещенное шестью прожекторами. Ни малейших признаков того, что где-то поблизости находится гидротермальный источник, не было.

— Может, рыба икнула? — предположил пилот, пристально взглянул на напарника и добавил: — Или, как говорят у вас в Техасе, пустила ветры…

Эл Джордино так развеселился, что едва не выронил незажженную сигару. Ему нравилось поддразнивать голубоглазого техасца, который был гораздо младше его. Невысокий, плотного телосложения итальянец с мощными накачанными руками сидел в кресле пилота, как у себя дома на диване. Джордино много лет проработал в группе спецпроектов НУПИ, где ему довелось пилотировать абсолютно любые аппараты — от аэростатов до батискафов. Теперь он возглавлял отдел подводных технологий. Впрочем, постройка и испытание новинок вроде «Бладхаунда» были для него скорее удовольствием, чем работой.

Джордино и Дальгрен уже две недели искали термальные источники на дне Арктики. Опираясь на результаты батиметрической съемки, они исследовали подводные расселины и приподнятые участки земной коры, свидетельствующие о вулканической активности. Пока им не очень-то везло, что не радовало инженеров-конструкторов «Бладхаунда», которым хотелось как можно скорее испытать новый батискаф.

Дальгрен пропустил реплику Джордино мимо ушей и посмотрел на часы.

— С тех пор как Руди велел нам возвращаться, прошло двадцать минут. Наверное, он уже с ума сходит. Давай-ка подниматься, не то наверху нас будут ждать целых две бури вместо одной.

— Руди не станет волноваться без нужды, — ответил Джордино, — хотя лучше не гневить богов.

Он повернул рукоятку управления и направил батискаф на запад, по-прежнему держась дна. Они прошли несколько ярдов и вдруг увидели россыпь некрупных валунов. Морское дно плавно пошло вверх, камни становились все больше. Дальгрен схватил распечатку профиля дна и попытался определить местоположение.

— Похоже, где-то рядом подводная горка. Почему-то сейсмологов она не особо вдохновила.

— Наши сейсмологи слишком много лет просидели в офисе с кондиционером.

Дальгрен отложил карту, посмотрел в монитор и чуть не подпрыгнул от радости.

— Полный абзац! Температура воды подскочила на десять градусов!

Увидев скопления валунов на дне океана, Джордино довольно улыбнулся.

— Геология дна тоже изменилась. Судя по профилю, здесь вполне может обнаружиться гейзер. Давай попробуем выследить его по повышению температуры.

Джордино корректировал курс, Дальгрен следил за изменениями температуры, которые привели их к резкому подъему дна. На пути появилась груда валунов, и Джордино пришлось поднять батискаф повыше. Они миновали вершину насыпи и начали спускаться. На другой стороне их ждала совсем иная картина: серый лунный ландшафт резко сменился на переливающийся всеми цветами радуги подводный оазис. Дно устилали желтые моллюски, красные рифтии и золотые крабы-пауки. Мимо смотрового отверстия прошмыгнул ярко-голубой кальмар, следом за ним пронесся серебристый косяк полярной трески. Практически в мгновение ока необитаемый черно-белый мир превратился в поразительно яркую колонию, кишащую живыми существами.

— Теперь я понимаю, что испытала Дороти, оказавшись в стране Оз, — пробормотал Дальгрен.

— Какова температура воды?

— Уже достигла двадцати двух градусов и продолжает расти. Поздравляю, шеф, вы только что обнаружили гидротермальный источник!

Джордино довольно кивнул.

— Определи наши координаты и давай проверим минеральный анализатор, пока…

Зашипело радио, сквозь помехи прорвался встревоженный голос:

— «Нарвал» вызывает «Бладхаунд»… «Нарвал» вызывает «Бладхаунд»! Немедленно поднимайтесь на поверхность! Высота волны уже достигла трех метров и продолжает расти. Повторяю, немедленно поднимайтесь на поверхность!

— Пока Руди не позовет нас домой, — вздохнул Дальгрен, закончив недосказанную Джордино фразу.

Эл усмехнулся:

— Ты замечал, что когда Руди нервничает, голос у него поднимается на пару октав?

— Вообще-то, он платит нам зарплату, — напомнил шефу Дальгрен.

— Что ж, мы ведь не хотим ободрать краску с нашей новой игрушки. Возьмем пару образцов породы и поднимемся.

Дальгрен радировал Гунну о всплытии, потом дотянулся до панели управления и включил шарнирную руку, закрепленную снаружи корпуса. Джордино направил «Бладхаунд» к скоплению валунов размером с хороший грейпфрут, ведя «носом» прямо над камнями. Используя манипулятор как щетку, Дальгрен загреб несколько образцов грунта в сетку под головкой датчика. Бортовые компьютеры быстро произвели анализ плотности и магнитных характеристик.

— Образец наш вулканического происхождения, в основном состоит из минералов железисто-магнезиальной группы. Вижу марганец и железо, а также вкрапления никеля, платины и сульфида меди, — доложил Дальгрен, читая с экрана компьютера.

— Отличное начало! Сохрани результаты. Парни из лаборатории распилят образцы и сравнят с показаниями датчика. Как только шторм закончится, мы хорошенько обследуем это место.

— Лакомый кусочек нам попался!

— Я немного разочарован, мой техасский друг, — ответил Джордино, грустно покачав головой.

— Из-за золота?

— Увы, его-то мы и не нашли. Впрочем, надо довольствоваться малым — редкостные лентяи вроде тебя тоже на вес золота.

К досаде Дальгрена, Джордино хохотал над собственной шуткой большую часть пути наверх.

25

Когда «Бладхаунд» вынырнул в шахте «Нарвала», по морю Бофорта неслись двенадцатифутовые волны и дул почти ураганный ветер. Вода выплескивалась на палубу, судно зарывалось носом и тяжело раскачивалось на волнах. Прежде чем батискаф успели вытащить из воды, он дважды ударился об амортизированный обод шахты. Джордино и Дальгрен быстро выбрались из «Бладхаунда», захватили пробы грунта и со всех ног помчались в оперативную рубку. Их встретил изрядно сердитый Гунн.

— Ты едва не смял, словно консервную банку, подводный аппарат стоимостью в десять миллионов долларов! — грозно зыркнул он на Джордино. — Сам знаешь, при таких погодных условиях в море на нем выходить нельзя!

Будто в подтверждение его слов судно рухнуло в глубокую впадину между гребнями двух гигантских волн, и приводной вал задрожал у них под ногами.

— Расслабься, Руди! — Джордино расплылся в довольной улыбке и бросил Гунну мокрый кусок породы. Замдиректора НУПИ с трудом поймал его, испачкав и намочив рубашку.

— Вы все-таки напали на след? — воскликнул он, изумленно подняв брови.

— И даже больше, — вклинился в разговор Дальгрен. — Мы обнаружили изменение температуры, и Ал привел нас прямо к гейзеру! Там оказался славный такой разломчик длиной в милю, с водой горячей, что твой суп, и с кучей клецок в придачу!

Лицо Гунна смягчилось:

— Только находка вас и спасла, ребята. — Вид у Руди стал мечтательный, как у мальчишки в кондитерской лавке. — Вы обнаружили признаки залегания полезных ископаемых?

— Еще бы! Судя по всему, месторождение большое, — ответил Джордино, — хотя мы успели осмотреть лишь краешек.

— А как новые электронные датчики? «Бладхаунд» хорошо показал себя в деле?

— Он выл, как койот на луну! — улыбнулся Дальгрен. — Датчики обнаружили тринадцать химических элементов.

— Насколько точны результаты, нам скажет лаборатория, — сказал Джордино. — Если верить датчикам, этот мокрый камень напичкан марганцем и железом!

— И этого добра там, похоже, хватит, чтобы купить тебе десяток таких «Бладхаундов», Руди, — добавил Дальгрен.

— А золота вы не нашли? — спросил Гунн.

Джордино закатил глаза, повернулся к шефу спиной и демонстративно направился к выходу.

— Я вам, что, царь Мидас? — пробурчал он, исчезая в дверном проеме.

26

Весенний шторм обрушился на юго-восток моря Бофорта направленным ударом, словно кулак боксера-тяжеловеса. Яростные ветра неслись параллельно земле, превращая снежинки в острые колючие льдинки. Метель укрыла все вокруг густой белой пеленой, видимость упала почти до нуля. Суровая Арктика показала свой звериный оскал.

Кают-компания скрипела и содрогалась под порывами ветра, и Кевин Бью невольно задумался, выдержит ли конструкция здания. Допив остатки кофе, он попытался вникнуть в научный журнал, лежавший на столе. Хотя во время пребывания на станции ему довелось пережить уже дюжину штормов, Бью все еще не привык к их безудержной свирепости. Остальные участники экспедиции спокойно занимались своими делами, и только он не мог заставить себя думать о работе — Кевину казалось, что лагерь вот-вот снесет в океан.

Коренастый повар и по совместительству плотник по имени Бенсон сел за стол напротив Бью и отхлебнул кофе из большой кружки.

— Ну и ветрище сегодня, да? — усмехнулся он сквозь густую черную бороду.

— Того и гляди нас сдует с этой льдины, — ответил Бью, указав на качающуюся крышу.

— Что ж, тогда остается надеяться, что нас унесет туда, где тепло и солнечно, а лед встречается только в напитках. — Он сделал еще глоток, заметил, что чашка Бью пуста, и спросил: — Тебе подлить?

Бенсон прошел к электрическому кофейнику, наполнил чашку, двинулся обратно к столу и вдруг застыл на месте. Сквозь вой ветра послышался механический гул. Однако Бенсон встревожился вовсе не поэтому: одновременно с шумом мотора раздался треск, заставивший его содрогнуться.

Бью уставилсяна Бенсона и тоже прислушался. Звук становился все ближе, потом со стороны станции ему почудился чей-то крик, и в следующий миг вокруг разверзся настоящий ад.

С громким хрустом торцевая стена исчезла без следа. Вместо нее возник огромный серый клин, разрезавший комнату пополам и оставивший после себя тридцатифутовую полосу разрушений. Лишившуюся опоры крышу тут же унесло порывом ветра, который мгновенно выстудил разгромленное помещение. Бью с ужасом увидел, как пропал за серой стеной Бенсон. Только что повар стоял с кружкой кофе в руках и в следующий миг исчез в брызгах ледяных осколков и пены.

Пол выгнулся под ногами, Бью отбросило к двери вместе со столом. Вскочив на ноги, ученый изумленно уставился на серую махину прямо перед собой. Это же корабль, наконец осознал он; через лагерь пронесся корабль и расколол истончившуюся льдину.

Из-за сильной метели возникшее из ниоткуда судно казалось призраком, и все же на борту были отчетливо видны нарисованные белой краской цифры — 54. Мимо Бью с громким скрежетом пронесся нос корабля и мачта, на которой мелькнул американский флаг. Ученый инстинктивно бросился к краю льдины, зовя Бенсона по имени, и едва не кувыркнулся в черный разлом, оставленный судном.

Стряхнув оцепенение, Бью схватил парку и бросился к разрушенному дверному проему. Ветер сбивал с ног, льдина угрожающе качалась. Бью попытался определить, как сильно пострадал лагерь, прошел несколько десятков футов вправо и очутился у открытой воды. Раньше здесь стояли три жилых барака, теперь же лишь качались куски льда на черных волнах.

Сердце ученого оборвалось: совсем недавно один из полярников закончил дежурство и пошел отсыпаться… Судьба двух других членов экспедиции — радиста Кейса и инженера-механика Квинлона — пока была неизвестна.

Бью обернулся к лаборатории и увидел, что голубые стены еще виднеются вдалеке. Он попытался подойти ближе и снова едва не свалился в разлом. Особо не раздумывая, разбежался и перепрыгнул через трехфутовую расселину, довольно сильно ударившись об лед. Борясь с порывами ветра, наконец подобрался к строению, перевел дух, распахнул дверь и застыл на пороге.

Здесь тоже прошел неизвестный корабль. Как и от кают-компании, от лаборатории мало что осталось: почти у самого порога плескалась черная вода, в которой плавали обломки. Чудесным образом радиорубка уцелела. Удар отделил ее от главного здания, но стены выстояли. Сквозь вой ветра раздавался голос радиста, пытавшегося вызвать помощь.

Подойдя ближе, Бью заметил Кейса. Тот сидел за своим столом и что-то повторял в неработающий микрофон. До катастрофы электрогенераторы станции находились в здании склада и, разумеется, утонули в первую очередь. Тока не было уже несколько минут.

Бью положил руку Кейсу на плечо, и радист медленно опустил микрофон. В глазах его плескался страх. Вдруг раздался громкий хруст, пол под ногами содрогнулся.

— Лед ломается! — завопил Бью. — Бежим отсюда!

Он сдернул Кейса со стула и потащил к выходу. Они мчались прочь, слыша позади треск. Перепрыгнув через невысокий пригорок, полярники обернулись и увидели, что лед раскололся как зеркало: поверхность пошла трещинами, распалась на несколько десятков кусков, быстро разошедшихся в разные стороны, и радиорубка погрузилась в черную воду. Дрейфующая станция № 7 затонула всего за пару минут…

Полярники стояли и тупо смотрели на останки базы, и тут Бью почудился крик о помощи. Вглядываясь в снеговую завесу, он прислушался. Недалеко от затонувшей радиорубки Бью заметил барахтающегося в воде человека.

— Там Квинлон! — закричал Кейс, тоже увидев тонущего. Собравшись с духом, он бросился на помощь.

В ледяной воде Квинлон быстро терял силы. Мокрая парка и ботинки непременно утянули бы его на дно, если бы он не ухватился за плавающую льдину. Выбраться самостоятельно он уже не мог и все же умудрился подплыть к Бью и Кейсу, из последних сил работая ногами.

Полярники бросились к краю льдины и схватили Квинлона за руки. Подтащив его поближе, они стали тянуть изо всех сил, однако вскоре несчастный снова соскользнул в воду. Вместе с промокшей одеждой и обувью Квинлон весил больше трехсот фунтов. Осознав свою ошибку, Бью и Кейс перевернули его и дюйм за дюймом закатили на льдину.

— Надо поскорее спрятать его от ветра, — воскликнул Бью, оглядываясь в поисках укрытия. За исключением полуразрушенного склада на небольшой льдине вдалеке, все строения и даже их обломки исчезли.

— Возле взлетной полосы есть сугроб, — вспомнил Кейс и махнул рукой.

Не зря Квинлон пытался очистить полосу, сгребая снег в высокие кучи. Хотя от взлетного поля мало что осталось, всего в пятидесяти ярдах от них возвышался большой сугроб.

Схватив Квинлона за руки, Бью и Кейс потащили его по льду, как мешок с картошкой. Они знали, что инженер балансирует на грани жизни и смерти, и если они хотят спасти его, то в первую очередь нужно укрыться от пронизывающего ветра. Тяжело дыша и отчаянно потея, они подтащили Квинлона к подножью десятифутового сугроба с подветренной стороны.

Сорвав со спасенного промокшую и смерзшуюся одежду, они растерли его снегом и с головой завернули в свои сухие парки. Квинлон весь посинел и сильно дрожал и все же был в сознании, что давало некоторую надежду Следуя примеру Кейса, Бью принялся копать небольшую ямку сбоку сугроба. Первым они укрыли от пронизывающего ветра Квинлона, потом залезли сами и прижались друг другу, чтобы поскорее согреться.

Бью выглянул из жалкого укрытия и увидел, что теперь они дрейфуют на небольшой льдине, постепенно удаляющейся от остатков лагеря. Их уносило в открытое море. Каждые несколько минут раздавался угрожающий треск, и островок становился все меньше. В штормовом море им грозила неминуемая гибель, это был лишь вопрос времени.

Никто не знал о несчастье на станции, поэтому надежды выжить не оставалось. Дрожа от холода, Бью все думал о безжалостном корабле, который разрушил их лагерь неожиданно и без всяких на то причин. Его разум отказывался принять столь бессмысленную жестокость. Тряхнув головой, он прогнал мысли о призрачном судне, обернулся к своим товарищам и стал ждать смерти.

27

Радист «Нарвала» поймал слабый сигнал и несколько раз пытался связаться с отправителем, однако ответом ему была тишина.

Капитан Стенсет прочел накорябанную радистом записку, покачал головой и зачитал сообщение вслух:

— «Терплю бедствие, терплю бедствие. Говорит дрейфующая станция № 7. Лагерь разваливается…». И это все? — Он яростно сверкнул глазами.

Радист молча кивнул. Стенсет отвернулся и скомандовал рулевому:

— Самый полный вперед! Возьмите влево, курс по компасу ноль один пять. — Он обернулся к старшему офицеру. — Следуйте к предыдущему местоположению станции. И назначьте на мостик еще троих смотрящих!

Капитан остановился за спиной радиста.

— Сообщите американской и канадской береговой охране о поступившем сигнале бедствия и передайте, что мы уже вышли к месту катастрофы. Также разыщите и уведомьте все суда в зоне досягаемости. Потом позовите на мостик Гунна и Джордино.

— Сэр, ближайшая база береговой охраны — канадская, расположена в Туктояктуке. Это более двухсот миль отсюда…

Стенсет посмотрел в окно радиорубки, в которое билась пурга, и представил, каково приходится сейчас обитателям дрейфующей станции.

— Тогда у них единственный ангел-спаситель — с бирюзовыми крыльями, — тихо ответил он.

Номинальная скорость «Нарвала» составляла двадцать три узла, однако в бурном море он едва ли смог бы сделать больше двенадцати. Шторм достиг апогея — ветер дул со скоростью семьдесят миль в час, тридцатифутовые волны швыряли корабль, как ореховую скорлупку. Рулевой озабоченно следил за автопилотом, опасаясь, что из-за постоянных корректировок курса механизм выйдет из строя: судно никак не желало двигаться на северо-восток.

Гунн и Джордино подошли к Стенсету и прочли сообщение, примятое с дрейфующей станции.

— Рановато пока для вскрытия льда, — заметил Гунн, задумчиво потирая подбородок. — Хотя иногда дрейфующие льдины раскалываются в мгновение ока. Впрочем, вряд ли эго происходит совсем уж неожиданно.

— Вероятно, они переполошились из-за небольшой трещины и потеряли радиорубку или даже электрогенераторы, — предположил Стенсет.

— Будем надеяться на лучшее, — кивнул Гунн, глядя на бушующий за окном вихрь. — Если им есть где укрыться от шторма, то все в порядке.

— Есть и другая вероятность, — тихо сказал Джордино. — Дрейфующая станция находилась слишком далеко от берега, штормовой нагон воды разбил льдину, и лагерь развалился на части.

Капитан и Руди Гунн мрачно кивнули, понимая, что в этом случае шансов на спасение у полярников практически не было.

— Каков ориентировочный прогноз? — спросил Гунн.

— Шторм утихнет не раньше, чем через шесть-восемь часов. Придется обождать, иначе мы не сможем высадить на лед поисковую команду, — ответил Стенсет.

— Сэр! — перебил его рулевой. — Там большая льдина.

Стенсет увидел слева по носу айсберг размером с дом.

— Сбавить ход и скорректировать курс! Сколько до дрейфующей станции?

— Осталось менее восемнадцати миль, сэр.

Стенсет шагнул к экрану радара и установил радиус действия в десять миль. В верхнем углу возникла зеленая ломаная линия, под которой капитан заметил небольшое пятнышко и указал на него пальцем.

— Вот здесь должна находиться станция, — мрачно сказал он.

— Похоже, дрейфующая станция вдруг стала подводной, — вздохнул Джордино.

Гунн прищурился, внимательно разглядывая радар, и ткнул пальцем в угол экрана.

— Смотрите, вон там идет какой-то корабль.

Стенсет тоже присмотрелся и отметил, что неизвестное судно направляется на юго-восток. Он приказал радисту окликнуть корабль, однако ответа не последовало.

— Возможно, китобой-браконьер, — предположил капитан. — В море Бофорта частенько заплывают японцы, чтобы поохотиться на белух.

— В такую погоду им явно не до выхода на связь, — откликнулся Джордино.

Вскоре они приблизились к шельфовым льдам, где раньше была станция, и забыли про неизвестное судно. На пути «Нарвала» появились большие глыбы льда. Теперь к спасательной операции подключился уже весь состав экспедиции. Ученые тоже решили бросить вызов стихии и присоединитьк команде корабля. Одевшись в штормовое обмундирование, они выстроились вдоль леерного ограждения и принялись высматривать своих коллег в ледяных арктических водах.

Наконец «Нарвал» достиг указанной точки, и Стенсет подвел его к льдине на расстояние сотни футов. Исследовательское судно медленно курсировало мимо многочисленных айсбергов, недавно отколовшихся от ледяного поля. Капитан приказал включить на борту все огни и периодически сигналить корабельным гудком «Каленберг», надеясь, что терпящие бедствие полярники услышат оглушительный рев и заметят свет. Мощный ветер начал стихать, снежная пелена постепенно рассеивалась. Однако все было тщетно: на расстилавшейся ледяной равнине не обнаружилось ни малейших признаков лагеря или людей. Если они здесь и были, то теперь их отделяло от поверхности по крайней мере две тысячи футов темной воды.

28

Кевин Бью обреченно наблюдал, как под натиском волн их укрытие величиной с линкор постепенно уменьшилось размеров небольшого домишки. С каждым ударом от льдины откалывались новые куски, качка усиливалась, и их все дальше уносило в открытое море. Айсберг погружался в воду, захлестывающую его подножье. Дрожа от пронизывающего холода, Бью с отвращением отметил, что теперь вдобавок ко всему его скрутил приступ морской болезни.

Оглянувшись на своих товарищей, ученый подумал, что ему грех жаловаться. Квинлон был близок к обмороку, вызванному переохлаждением, да и Кейси выглядел неважно. Радист сидел на корточках, уставившись в никуда пустыми глазами. Бью попытался его разговорить, но тот лишь непонимающе моргнул пару раз и ничего не ответил.

Бью всерьез подумывал о том, чтобы снять с Квинлона обе парки и немного отогреться, однако решил этого не делать: хотя Квинлон был едва жив, им с Кейси вряд ли удастся спастись. Бью поглядел на беснующиеся вокруг ледяного плота волны и представил, как здорово было бы прекратить все мучения разом, бросившись в воду. Смерть пришла бы практически мгновенно. Впрочем, до края была по меньшей мере дюжина шагов, и Бью понял, что у него просто не хватит на это сил.

Вдруг накатила огромная волна и глухо ударилась о льдину. Раздался треск, и айсберг развалился прямо у Бью под ногами. Вторая волна отбросила отколовшийся кусок, и Бью инстинктивно схватился за острый край всего в футе от уступа, на котором лежал Квинлон. Сидевший рядом Кейс даже не пошевельнулся, чтобы помочь повисшему над ледяной бездной товарищу…

Волны бились в паре футов внизу, сердце выпрыгивало у Бью из груди, однако он нашел в себе силы, подтянулся и залез на вершину снежной насыпи. От нее оставалось уже не так много — льдина теперь была размером с пикап, штормовое море яростно швыряло ее по волнам. Бью балансировал на самой макушке, с замиранием сердца ожидая, когда все трое полярников рухнут в ледяную могилу. Он твердо знал, что им оставались считаные минуты.

Сквозь снежную пелену внезапно прорвался яркий свет, подобный солнцу после грозы. Бью на миг ослеп и зажмурился, чтобы скрыться от слепящего луча. Через несколько секунд свет исчез, в лицо Бью снова полетели колючие снежинки. Он изо всех сил вглядывался вдаль, но так и не разглядел ничего сквозь вьюгу. Окончательно смирившись с поражением, он закрыл глаза и бессильно обмяк, чувствуя, как последние силы покидают его.

29

Заправленный «зодиак» уже закрепили на лебедке, когда капитан велел отплывать. На Джеке Дальгрене был ярко-желтый спасательный костюм «Мустанг», в лодке имелся водонепроницаемый контейнер с портативным навигатором и устройством двусторонней радиосвязи. Джек завел подвесной двигатель и подождал коренастого мужчину, торопливо идущего по палубе.

Эл Джордино не успел переодеться, просто схватил на мостике парку и поспешил к «зодиаку». Когда он прыгнул на борт, Дальгрен показал члену экипажа два поднятых больших пальца, и тот быстро опустил надувную шлюпку на воду. Джордино откинул крепежный гак, и Дальгрен дал полный газ. Они стремительно рванули вперед, лавируя между высокими волнами и вздымая в воздух шлейф ледяных брызг. Джордино пригнулся и махнул рукой.

— Вон там, ярдах в двухстах по левому борту «Нарвала», должен быть небольшой айсберг! — прокричал он. — Прямо по курсу у нас ледяная полоса, придется обогнуть ее слева.

Сквозь слепящую метель Дальгрен разглядел расплывчатые контуры огромной льдины. Сверившись с компасом, он подвел «зодиак» поближе и резко повернул. Пролетев по прямой на большой скорости, «зодиак» слегка замедлил ход, достигнув противоположной стороны поля.

«Нарвал» уже совсем скрылся из виду, вокруг шлюпки перекатывались на волнах десятки небольших айсбергов. Яростный ветер поднял в воздух снег с ближайшей льдины, и видимость упала футов до пятидесяти. Джордино сидел на носу, зорко вглядываясь в воду, как орел в поисках добычи, и отдавал указания Дальгрену. Они прошли сквозь мешанину больших и малых айсбергов, швыряемых волнами друг на друга. Под руководством Джордино Дальгрен обогнул несколько льдин, и вдруг итальянец уверенно указал на высокий ледяной шпиль.

— Вон там! — крикнул он.

Дальгрен ударил по газам и ринулся к ледяной глыбе, мало чем отличающейся от десятков таких же. Однако на самом гребне что-то чернело, и когда «зодиак» приблизился, Дальгрен понял, что это распростертый навзничь человек. Джек быстро обошел айсберг по кругу, пытаясь найти безопасное место для высадки, но пристать было решительно негде — склоны льдины почти отвесно уходили вверх. Наконец он обнаружил еще двух человек, ютившихся в небольшой выемке во льду всего в нескольких футах от воды.

— Давай к тому выступу! — приказал Джордино.

Дальгрен кивнул, потом ответил:

— Держись крепче!

Он обошел айсберг по кругу, чтобы набрать скорость, поднял рычаг до упора и направил шлюпку на льдину. Нос надувной лодки скользнул по небольшому уступу и врезался в сугроб прямо под двумя замерзающими полярниками. Когда лодка резко остановилась, Дальгрен и Джордино едва не вылетели на льдину.

Джек вскочил на ноги, отряхнулся от снега и улыбнулся Кейсу, который смотрел на него без всякого выражения.

— Потерпите пять минут, друзья мои! Горячий куриный супчик ждет вас, — воскликнул Джордино, подхватил Квинлона, как тряпичную куклу, и уложил его между двумя сиденьями. Затем он взял под руку Кейса и помог оцепеневшему мужчине перебраться на «зодиак». Дальгрен достал пару сухих одеял и быстро укутал обоих полярников.

— Ты сможешь достать третьего?

Джордино оглядел шестифутовый сугроб и кивнул.

— Смогу, только двигатель не глуши — похоже, льдина доживает последние минуты.

Выбравшись из шлюпки, Джордино нашел точку опоры и полез наверх. Он выбивал кулаком выемки в снегу, за которые цеплялся пальцами, а потом ставил в них ноги. Айсберг покачивался на волнах и мотался из стороны в сторону. Несколько раз Джордино едва не слетел в воду. Он добрался до гребня, заглянул за край и увидел лежавшего ничком Бью. Обхватив его за туловище, Эл подтянул безвольное тело к себе и перекинул через плечо. Одной рукой он придерживал ноги Бью, другой цеплялся за выступы.

Джордино нес Бью легко, словно мешок с картофелем. Могучий итальянец не терял зря ни минуты — спустившись на несколько шагов, он оттолкнулся от снежной стены и прыгнул в лодку. Затем положил Бью рядом с его замерзшими товарищами, оперся о борт «зодиака», вытянул короткие мощные ноги и сильным толчком освободил лодку от айсберга. Наконец Эл взобрался на борт, и Дальгрен отошел от льдины задним ходом.

Едва Дальгрен развернул шлюпку и двинулся вперед, как накатил огромный вал. Джордино вытянулся и придавил своим весом спасенных полярников к дну лодки. Всех обрызгало ледяной пеной, нос задрался к небу, и маленькое суденышко встало почти на попа. Потом вал отхлынул, надувная лодка опустилась во впадину между волнами. Дальгрен развернулся носом к следующему валу и успешно пронесся на нем вперед.

Когда «зодиак» выровнялся после второго вала, Дальгрен и Джордино оглянулись и увидели две огромные волны, обрушившиеся на покинутый айсберг. С ужасом и восхищением они смотрели, как первый вал едва не опрокинул ледяной шпиль набок, однако тот устоял. Следом подошел второй, так и не дав айсбергу выровняться, и накрыл его. Когда волна откатилась, на поверхность вынырнуло лишь несколько обломков.

Приди помощь чуть позже, и два гигантских вала смыли бы Бью, Кейса и Квинлона в ледяное море, где их ждала почти мгновенная смерть.

30

Всех троих канадских полярников удалось доставить на корабль живыми. Дальгрену посчастливилось найти исследовательское судно всего за несколько минут. Шторм глушил любые сигналы со спутника, и навигатор оказался совершенно бесполезен, поэтому Джеку пришлось прокладывать обратный курс по компасу, ориентируясь на прежнее местонахождение корабля. Полоса льда, которая раньше блокировала проход, уже переместилась, открыв прямой путь. Джордино услышал вой пневматического гудка и вскоре сквозь пелену вьюги увидел сияющий всеми огнями «Нарвал».

Швыряемый волнами «зодиак» закрепили на лебедке и подняли на борт. Укутанный с головы до ног Руди Гунн уже ждал их на палубе и немедленно распорядился перенести пострадавших в корабельный лазарет. Бью и Кейс очнулись довольно скоро, а вот Квинлон несколько часов не приходил в сознание. Врач отчаянно боролся за его жизнь: сердце Квинлона дважды останавливалось, и его дважды реанимировали, прежде чем удалось поднять температуру тела до тридцати шести и шести и стабилизировать давление.

Стряхнув лед с одежды, Джордино и Дальгрен переоделись в сухое и отправились на мостик, где их ждал Гунн.

— Мог ли еще кто-нибудь из полярников уцелеть?

Дальгрен покачал головой:

— Я уже расспросил того парня, который был в сознании… В лагере оставалось еще двое, но они наверняка погибли, когда льдину пробил корабль.

— Корабль?!

— И не просто корабль, — мрачно кивнул Дальгрен. — Американский военный корабль. Он намеренно уничтожил станцию, расколов их дрейфующую льдину на куски.

— Не может быть! — воскликнул Гунн.

— Я лишь передаю его слова.

Гунн задумался, недоверчиво прищурившись.

— Поиски прерывать не станем, — наконец негромко распорядился он. Потом взгляд его потеплел, и он обратился к Джордино и Дальгрену: — Это был настоящий подвиг, причем в крайне неблагоприятных погодных условиях!

— Не хотел бы я очутиться на месте тех канадцев, — поежился Джордино. — Кстати, наш Дальгрен тот еще герой, — усмехнулся он.

— За такие слова я вряд ли разделю с тобой свой «Джек Дэниелс», — пригрозил Джек.

Эл обнял техасца за плечи и увел с мостика.

— Всего по одной, мой друг, и весь Юкон твой!

«Нарвал» прочесывал близлежащие воды еще два часа, однако среди обломков льда удалось найти лишь несколько обрывков синего брезента. Когда крупных айсбергов, на которых могли укрыться люди, уже не осталось, Гунн скрепя сердце прекратил поиски.

— На базе в Прудо-Бэй лучшие условия. Однако порт Туктояктук на пятьдесят миль ближе, и у них есть аэродром, — рассудил Стенсет, изучая карту североамериканского побережья.

— К тому же, во второй порт нам не придется идти против волны, — заметил Гунн, заглядывая капитану через плечо. — Лучше доставить пострадавших на берег как можно скорее. Решено, идем в Туктояктук.

Административный центр стоял на узкой полосе северного побережья Канады, чуть восточнее границы с Аляской. Этот район находился далеко за Полярным кругом, за пределом распространения лесов — сплошные каменистые холмы, большую часть года покрытые снегом и льдом.

«Нарвал» боролся со штормовыми волнами еще четырнадцать часов. Постепенно ветер стих, но но морю Бофорта по-прежнему гуляли высокие буруны. Наконец судно вошло в акваторию залива Кугмаллит. Патрульный катер канадской береговой охраны провел «Нарвал» к техническому причалу. Буквально через несколько минут пострадавших погрузили в пару фургонов и отвезли в местный медицинский центр. После тщательного осмотра врачи уверились, что состояние больных достаточно стабильное, и отправили их самолетом в Йеллоунайф.

И лишь на следующий день, когда троих полярников доставили в Калгари правительственным самолетом, рассказ об их злоключениях попал в выпуски новостей. В прессе поднялась большая шумиха, все крупные газеты и телеканалы мгновенно устроили охоту на ведьм: свидетельство Бью об американском военном судне, разрушившем дрейфующую станцию и бросившем ее обитателей на произвол судьбы, сильно всколыхнуло общественность.

Канадское правительство тоже разошлось не на шутку: могущество южного соседа давно не давало ему покоя, особенно в свете досадного инцидента с загадочной «Атлантой», который изрядно разозлил службу береговой охраны и военных. Известный своими националистическими взглядами премьер-министр, чья популярность давно уже падала, о таком шансе не мог и мечтать. Он немедленно пригласил спасенных ученых в свою резиденцию на Сассекс-драйв в Оттаве, где чествовал их как героев, а потом заставил выступить в прямом эфире и в красках описать, как воинственные американцы разрушили мирную исследовательскую станцию. В тщательно продуманном и разыгранном как по нотам шоу премьер назвал данный инцидент «варварским актом агрессии».

— Мы не позволим нарушать суверенитет Канады! — визжал премьер в камеры. Разгневанный парламент поддержал его краснобайство, и премьер перебросил дополнительные войска в Арктику, также пригрозив прекратить экспорт нефти и газа. — Великая канадская нация не позволит себя третировать! Если для защиты нашего суверенитета придется воевать, что ж — к войне мы готовы!

За одну ночь популярность премьер-министра взлетела до небес. Оценив реакцию общественности, другие политиканы тоже принялись муссировать антиамериканскую тему на все лады. С легкой руки своекорыстного народного избранника и искусно направляемых СМИ история несчастных полярников зажила собственной жизнью. Их записали в мученики, а потом и в национальные герои. Между тем ни в одном из репортажей не было ни слова о роли исследовательского судна НУПИ и проявленном его командой героизме при спасении троих канадских ученых.

31

— Джим, у тебя найдется минутка?

Идущий по коридору западного крыла Белого дома вице-президент Джеймс Сандекер оглянулся и увидел канадского посла со скорбной миной на лице. Джон Дэвис был обладателем аристократичной внешности и густых серебристых бровей.

— Доброе утро, Джон. Что привело тебя с утра пораньше в нашу глухомань?

— Рад тебя видеть, Джим, — ответил Дэвис, и лицо его немного прояснилось. — К сожалению, меня отправили поскандалить с твоим президентом из-за всей той неразберихи вокруг Северо-Западного прохода.

— Я как раз иду на встречу с президентом, посвященную обсуждению именно этого вопроса. Жаль, что так вышло с вашей станцией, однако, насколько мне известно, наших военных кораблей в тех водах не было.

— Скользкая это тема. Наши радикалы раздули из мухи слона. — Посол перешел на шепот. — Даже премьер-министр жаждет крови, хотя для него данный инцидент лишь способ набрать голоса. Как бы эта нелепица не обернулась большой трагедией…

Тревога в серых глазах посла недвусмысленно подсказала Сандекеру, что тот знает, о чем говорит.

— Не волнуйся, Джон, здравомыслящих политиков у вас в парламенте все равно больше. Слишком многое поставлено на карту, чтобы позволить этой истории перерасти в нечто серьезное.

Дэвис неуверенно кивнул.

— Надеюсь, ты прав. Послушай, Джим, я хочу выразить благодарность твоему агентству НУПИ и экипажу «Нарвала». Хотя в прессе об этом ни слова, они блестяще провели ту спасательную операцию!

— Я скажу своим ребятам. А ты передавай сердечный привет Мэгги. Кстати, не отправиться ли нам с женами на морскую прогулку?

— С удовольствием! Ну, будь здоров, Джим.

Помощник президента провел Сандекера в Овальный кабинет через северо-западный вход. Вокруг журнального столика сидели глава администрации, советник по национальной безопасности и министр обороны США. Президент стоял у комода и наливал кофе из антикварного серебряного кофейника.

— Будешь кофе, Джим? — спросил Уорд. Черные круги под глазами президента никуда не делись, и все же он выглядел гораздо бодрее, чем во время последнего визита

— Конечно, Гарнер. Мне черный без сахара.

Остальные сотрудники администрации пришли в ужас от того, что Сандекер называет президента по имени, но ему было наплевать. Как, впрочем, и Уорду. Президент вручил Сандекеру чашку и опустился в золотистое кресло.

— Ты пропустил самое интересное, Джим. Канадский посол только что устроил здесь настоящий цирк — пылал праведным гневом и красочно расписывал оба вопиющих инцидента в Арктике.

Сандекер кивнул.

— Я столкнулся с ним в коридоре. Похоже, канадцы настроены весьма решительно.

— Они недовольны новым проектом по орошению земель Среднего Запада водами Великих озер, — заметил глава администрации президента Мид. — К тому же ни для кого не секрет, что рейтинг премьер-министра падает, а осенью выборы в парламент!..

— Кроме того, есть основания полагать, что они пытаются воспрепятствовать присутствию наших нефтяных компаний в Арктике, — добавила советник по национальной безопасности, блондинка с короткой стрижкой по фамилии Мосс. — Канадцы весьма трепетно относятся к своим нефтяным и газовым ресурсам, значимость которых неуклонно растет.

— Учитывая создавшуюся ситуацию, сейчас не самое подходящее время ссориться с нами, — вставил Мид.

— Точнее, сейчас не самое подходящее время для нас ссориться с ними, — поправил его Сандекер.

— Ты прав, Джим, — откликнулся президент. — К сожалению, в данный момент у канадцев немало козырей.

— И эту партию ведут они, — вздохнула Мосс. — Посол уведомил, что премьер-министр Баррет намерен настаивать на полном запрете вхождения судов под американским флагом в канадскую Арктику. В случае нарушения границы территориальных вод он грозится применить военные санкции.

— Премьер-министр явно не дипломат, — заметил президент.

— Более того, он велел послу намекнуть, что следующей мерой будет сокращение экспорта нефти, газа и электричества, — сообщил Мид Сандекеру.

— В ход идут жесткие методы! — возмутился Сандекер. — В данный момент девяносто процентов природного газа мы импортируем из Канады… Насколько я знаю, мы очень рассчитывали на поставки из залива Мелвилл, с помощью которых собирались решить наши насущные проблемы в сфере энергетики, — добавил он, обращаясь к президенту.

— Мы не вправе рисковать этими договоренностями, — вздохнул президент. — Иначе страна из кризиса не выйдет, и экономика окончательно дестабилизируется.

— Действия премьер-министра как нельзя лучше дополняют его громкие заявления о суверенитете, которыми он пытается спасти свою падающую популярность, — заявила Мосс. — Несколько лет назад он осознал экономическую выгодность незамерзающего Северо-Западного прохода и потребовал признания территориальных прав Канады. Очень показательное выступление, особенно в свете его нового воззвания к канадским традиционалистам.

— Арктические месторождения — весомый аргумент в любом споре, — кивнул Мид.

— На них претендуют и русские, — напомнил Сандекер. — После принятия Конвенции ООН по международному морскому праву все страны, имеющие выход к морю, ринулись строить арктические империи и разрабатывать континентальные шельфы, основываясь на своих давних территориальных притязаниях. Фактически, мы встряли в раздел морского дна, в котором участвуют канадцы, русдатчане и норвежцы.

— Все верно, — подтвердила Мосс. — К слову сказать, у нас нет особых территориальных споров с канадцами. Но эта истерия вокруг Северо-Западного прохода вполне объяснима — он и открывает доступ к ресурсам Арктики, и упрощает их транспортировку.

— Похоже, у канадцев есть достаточно законных оснований, чтобы объявить проход своими внутренними водами, — вздохнул президент.

Министр обороны побагровел. Как и Сандекер, он был моряком, потом некоторое время руководил одной из крупнейших нефтяных компаний США и снова вернулся на государственную службу.

— Господин президент, Соединенные Штаты всегда занимали в этом вопросе очень четкую позицию и считали Северо-Западный проход международным проливом! Конвенция ООН по морскому праву также регламентирует беспрепятственное использование подобных каналов в целях транзита международных судов.

— Если мы находимся в дружественных отношениях с Канадой, то какое нам дело до юридического статуса пролива? — спросил президент.

— Мы не можем допустить подобного прецедента, поскольку в данный момент Малаккский пролив, Гибралтар и Баб-эль-Мандебский пролив в Красном море имеют статус международных, — пояснила Мосс. — Это значит, что они открыты для торговых судов всех стран, не говоря уже о кораблях нашего собственного военно-морского флота.

— Не говоря уже о Босфоре и Дарданеллах, — добавил Сандекер.

— Безусловно! — поддакнула Мосс. — Если мы сделаем исключение для Северо-Западного прохода, тогда у тех же малазийцев появятся веские основания устанавливать свои режимы прохождения судов. Таким образом, последствия будут, мягко говоря, негативными.

— И не забывайте про американский подводный флот, — добавил Сандекер. — Нельзя так просто отказаться от арктических операций.

— Джим совершенно прав, — подхватил министр обороны. — Мы по-прежнему играем в салочки с русскими подлодками, а тут еще и китайский флот подключится… Недавно они провели испытания новой баллистической ракеты, которая имеет дальность полета пять тысяч миль. Вполне логично, что китайцы уйдут под лед, как и русские в свое время, чтобы обеспечить возможность первого удара. Господин президент, для нашей национальной безопасности Арктика всегда будет ключевым районом. Нельзя позволить им выставить нас с территории, от которой до наших границ рукой подать!

Президент молча отошел к восточному окну и уставился на Розовый сад.

— Полагаю, меры принимать придется. И все же нет никакой нужды обострять конфликт. Давайте-ка добровольно подчинимся запрету на срок в девяносто дней. Ни одно судно под американским флагом, включая подводные лодки, не должно даже приближаться к территории канадской Арктики. Тем временем самые горячие головы остынут, и тогда госдепартамент организует встречу с премьер-министром Барретом, на которой мы попробуем внести хоть немного здравого смысла в это шапито.

— Отличное предложение, — поморщился Мид. — Я немедленно уведомлю о нем госсекретаря.

— Господин президент, остался последний вопрос, — подал голос министр обороны. — Необходимо разработать план военных действий и предусмотреть ответные удары на случай неблагоприятного развития событий.

— Господи Боже! — взорвался президент. — Вы в своем Это же Канада!

Повисла неловкая пауза, Гарнер гневно сверлил взглядом министра обороны.

— Делайте то, что должны. Насколько я вас знаю, детально разработанный план по захвату соседнего государства давно готов.

Министр обороны сидел с каменным лицом, не собираясь отрицать обвинение.

— Думается, нам следует сосредоточиться на том, кто же настраивает канадцев против США, — вмешался Сандекер. — Что именно мы знаем об этих двух инцидентах?

— Боюсь, почти ничего, поскольку они произошли в самых отдаленных районах, — ответила Мосс. — В первом инциденте участвовало торговое судно под американским флагом. Оно протаранило канадский катер службы береговой охраны. Со слов канадцев, это был небольшой контейнеровоз под именем «Атланта». Они надеялись перехватить судно дальше по проходу возле острова Сомерсет, но корабль исчез без следа. По мнению канадцев, он затонул, в то время как наши аналитики считают вполне вероятным, что судно спокойно проскользнуло обратным курсом в Атлантику. В морских регистрах значится двенадцать кораблей с таким именем, и только один подходит по размеру и конфигурации. Вот уже три недели он стоит в сухом доке в Мобиле, штат Алабама.

— Возможно, канадцы были правы, и та «Атланта» затонула, получив повреждения при столкновении, — сказал президент. — В противном случае остается предположить, что произошло ошибочное опознание.

— Весьма странно, что судно пыталось пройти через пролив — и вдруг исчезло, — подметил Сандекер. — Кстати, что там стряслось с дрейфующей станцией в море Бофорта? Насколько я знаю, наших судов там вообще нет.

— Именно, — подтвердила Мосс. — Все трое выживших в один голос утверждают, что лагерь разгромил серый крейсер иод американским флагом. Один из полярников заметил на борту номер 54. Как оказалось, в данный момент находится на базе в море Бофорта.

— Один из наших фрегатов?

— Да, ракетный фрегат «Форд», порт приписки Эверетт, штат Вашингтон. Во время инцидента он осуществлял огневую поддержку учений подводных лодок на мысе Барроу в трехстах милях от дрейфующей станции. Кроме того, «Форд» не относится к классу ледовых судов — ему совершенно нечего было делать в ледяных полях, окружающих лагерь.

— Еще один случай ошибочного опознания? — усмехнулся президент.

— Кто его знает. В тех водах не так много судов; к тому же был сильный шторм, который препятствовал видимости.

— Что показывают спутниковые данные? — спросил Сандекер.

Мосс пролистала папку и нашла отчет.

— По понятным причинам зона покрытия спутника в этом регионе носит спорадический характер. К сожалению, в течение двенадцати часов после инцидента изображений не поступало.

— Канадцы могли ошибиться? Мы хотя бы знаем точно, что это не был наш «Форд»? — спросил президент.

— Да, сэр, — ответил министр обороны. — Командование ВВС в зоне Тихого океана проверило навигационные данные. Наш «Форд» никогда не приближался к дрейфующей станции.

— Вы уведомили об этом канадцев?

— Начальник штаба ВС Канады ознакомился с нашими данными и не для протокола заявил, что не сомневается в непричастности «Форда», — ответил министр обороны. — Сказать по правде, это политики делают вид, что не верят ни единому нашему слову: выгода, извлеченная ими из инцидента, слишком высока, чтобы идти на попятный.

— Разыщите оба судна, и мы выберемся из этой пере— заключил президент.

Советники приуныли, поскольку время было упущено: мало что можно поделать, не имея прямого доступа в канадскую Арктику.

— Мы постараемся, сэр, — пообещал министр обороны.

Глава администрации озвучил время, проводил всех до дверей и начал готовиться к следующей запланированной встрече. Когда чиновники ушли, Уорд вернулся к окну и посмотрел на Розовый сад.

— Война с Канадой… — пробормотал он. — Какая нелепость!

32

Митчелл Гойетт сидел в кабинете со стеклянными стенами на верхней палубе своей яхты и лениво наблюдал за серебристым гидропланом, движущимся по водной глади. Самолетик оторвался от воды и направился к югу, минуя высотные здания на берегу бухты Ванкувера. Магнат глотнул мартини, потом бросил взгляд на увесистый контракт, лежащий на столе.

— Условия договора приемлемые? — спросил он.

Сидящий напротив Гойетта черноволосый коротышка в очках с толстыми стеклами кивнул.

— Юридический отдел внимательно ознакомился с контрактом и не обнаружил никаких расхождений с устными договоренностями. Китайцы очень довольны пробной партией и с нетерпением ждут начала поставок.

— Цена и количество их устраивают?

— Да, сэр. Они согласны получать до пяти миллионов тонн неочищенной нефти в год с месторождений Атабаски и весь природный газ, добываемый в проливе Мелвилл, за цену, на десять процентов превышающую рыночную стоимость сырья, при условии, что мы продлим срок действия контракта.

Гойетт откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке.

— Наши океанские баржи показали, что вполне способны перевозить оптовые партии обоих типов груза. На следующей неделе мы пустим в эксплуатацию уже пятую колонну барж для транспортировки природного газа. Ожидаемые доходы по контракту с китайцами весьма впечатляют.

— Газовое месторождение в проливе Мелвилл — это просто подарок. Предполагаемая чистая прибыль от каждой поставки в Китай составит пять миллионов долларов. При условии, что канадское правительство не наложит ограничения на экспорт природных ресурсов в Китай, мы отлично наживемся на их растущих энергетических потребностях.

— Похоже, скоропостижная смерть члена парламента Финли решила эту проблему, — хитро усмехнулся Гойетт.

— В свете предписания, ограничивающего выброс углекислого газа, ваша сделка с китайцами выглядит особенно удачной. Переработка нефти в Атабаске сильно сократилась, значит, газовое месторождение в Альберте принесет немалый доход. Разумеется, тогда придется нарушить условия договора с американцами, которые также рассчитывают на поставки природного газа из Мелвилла.

— На китайцах я заработаю на десять процентов больше.

— Президент США рассчитывал, что этот газ поможет предотвратить энергетический кризис в стране, — вкрадчиво заметил поверенный.

— Ну да, американцы очень надеялись на меня и мои месторождения в Мелвилле, — рассмеялся Гойетт. — Надо поддать жару — пусть поварятся в собственном соку! — Глаза магната сверкнули недобрым огнем. — Вот когда они впадут в отчаяние, то заплатят мою цену, иначе им не выжить. Мои повезут им природный газ, а обратно пусть возвращаются груженные углекислым газом. Я же стану взимать за услуги дополнительную плату! Разумеется, перед этим они должны вложиться в расширение моего баржевого флота. Деваться им некуда, так что согласятся как миленькие!

По губам Гойетта медленно расползалась довольная улыбка.

— И все же я опасаюсь политических осложнений. Антиамериканские настроения настолько сильны, что недовольство общественности может сказаться на нашем бизнесе с китайцами. Некоторые особо рьяные члены парламента готовы объявить Штатам войну!

— Идиотские выходки наших политиков я предотвращать не могу. Мне нужно было срочно удалить американцев из Арктики и приобрести права на газовые и нефтяные месторождения. Пусть с месторождением в Мелвилле нам просто повезло, и все же пока эта стратегия отлично работает.

— Группа ученых-геофизиков скоро отыщет все газоносные участки в Мелвилле, а также укажет несколько потенциальных мест залегания полезных ископаемых. Надеюсь, министр природных ресурсов и дальше будет действовать в наших интересах.

— О министре Джеймсоне даже не беспокойтесь — он сделает все, как я скажу. Кстати, как там наша «Альберта»?

— Судно прибыло в Нью-Йорк без происшествий, взяло коммерческий груз и в данный момент следует в Индию. Похоже, подозрений ни у кого не возникло.

— Хорошо. Отправьте его в Индонезию на перекраску прежде, чем судно вернется в Ванкувер.

— Будет сделано, — кивнул поверенный.

Гойетт снова откинулся на спинку кресла и отхлебнул мартини.

— Ты Марси не видел?

Марси была одной из многочисленных стриптизерш, которых держал при себе Гойетт, и вечно бродила по яхте в откровенных нарядах. Референт отрицательно покачал головой, и, поняв намек, собрался уходить.

— Я сообщу китайцам, что сделка состоялась, — подытожил он, забрал контракт со стола Гойетта и быстро вышел вон.

Магнат допил мартини, потянулся к телефону, и вдруг знакомый голос заставил его застыть на месте.

— Еще по одной, Митч?

Гойетт обернулся и увидел Клэя Закас двумя бокалами мартини в руке. Он был в темных слаксах и серо-коричневом свитере, почти в тон с землистым цветом стен. Зак непринужденно направился к столу, поставил бокал перед хозяином кабинета и сел в кресло напротив.

— Митчелл Гойетт — король Арктики? Знаешь, мне тут попались фотки твоих океанских барж, и они произвели на меня неизгладимое впечатление. Прямо торжество инженерной мысли какое-то!

— Их специально сконструировали для трансатлантических перевозок, — отчеканил Гойетт, наконец придя в себя. Он изрядно разозлился и решил обязательно сказать пару ласковых своей охране. — С полным грузом они спокойно выдержат ураган второй категории.

— Впечатляет! — признал Зак, прихлебывая мартини. — Впрочем, боюсь, твои зеленые друзья не оценят того, как ты безжалостно уничтожаешь девственные ландшафты Канады, лишь бы стрясти пару баксов с китайцев.

— Не ожидал увидеть тебя так скоро, — выдавил из себя Гойетт, пропустив замечание Зака мимо ушей. — Как все прошло в Штатах?

— Замечательно. Не зря ты заинтересовался работой этой лаборатории. У меня была в высшей степени познавательная беседа об искусственном фотосинтезе с одной лабораторной крысой.

Зак подробно рассказал о проекте Лизы Лейн и ее недавнем открытии. Узнав о научном прорыве американки, даже перестал сердиться на Зака. Он снова уставился в окно, напряженно осмысливая услышанное.

Похоже, американцы смогут наладить переработку двуокиси углерода в промышленных масштабах, — протянул он. — И все же им понадобится несколько лет, а то и больше.

Зак покачал головой:

— Я, конечно, не ученый, но твой парень из лаборатории в своем деле шарит. Он уверен, что денежные затраты на реализацию проекта переработки С0₂ будут минимальными. По его прикидкам, в ближайшие пять лет возле больших городов и промышленных предприятий можно построить сотни таких заводов.

— Но ведь ты принял все меры, чтобы предотвратить подобное развитие событий? — уточнил Гойетт, буравя Зака взглядом.

Киллер улыбнулся:

— Никакого кровопролития, помнишь? Лаборатория и все материалы уничтожены, как ты и хотел. Зато ведущий научный сотрудник до сих пор жива и знает формулу. Есть у меня веские подозрения, что дамочка успела поделиться своим рецептом с кучей народу.

Гойетт не мигая смотрел на Зака, и его терзали сомнения: не зря ли он запретил киллеру разделаться с Лизой Лейн.

— А твоя лабораторная крыса наверняка уже связалась с конкурентами, — подначил его Зак.

— Если так, ему не жить! — рявкнул Гойетт. Он покачал головой и шумно вздохнул. — Конец моим далекоидущим планам по постройке секвестрационных заводов… Вдобавок открытие позволит запустить нефтеперерабатывающие предприятия Атабаски в полную силу и даже увеличить производство. Сырая нефть упадет в цене, и плакал тогда мой контракт с китайцами. Я этого не допущу!

Зак посмеялся над жадной злостью Гойетта, и тот еще больше завелся. Киллер полез в карман, достал маленький серый камешек и щелчком отправил его через стол. Гойетт машинально поймал кусочек породы и недоуменно уставился на Зака.

— Митч, Митч, Митч… Ты главного не видишь! Где же тот пламенный защитник окружающей среды, Зеленый магнат, лучший друг обнимателей деревьев?

— Ты чего несешь? — ощерился Гойетт.

— Глаза разуй! Этот минерал называется рутений. А еще он является катализатором в реакции искусственного фотосинтеза. Он — ключ ко всему!

Гойетт так и впился в камешек глазами.

— Продолжай, — выпалил он.

— Рутений встречается гораздо реже, чем золото. На земле есть всего несколько мест, где его добывали, да и те давно выработаны. Этот образец — с геологического торгового склада в Онтарио. Вполне вероятно, больше рутений нигде не достать. Искусственный фотосинтез без него невозможен, а значит, твое положение вовсе не безнадежно. Подумай: тот, кто владеет запасами минерала, держит в руках ключ к проблеме глобального потепления. Представляешь, как твои зеленые друзья будут тебя боготворить?

Одержимый жадностью и жаждой власти Гойетт мгновенно собрался. В его глазах словно загорелось по доллару.

— Точно! — хищно усмехнулся магнат. — Надо немедленно изучить рынок и принять меры! — Он повернулся к Заку и заметил: — Из тебя вышла бы отличная ищейка! Не хочешь прокатиться до склада в Онтарио и разузнать, сколько осталось рутения и где они его взяли?

— Надеюсь, авиалинии «Терра Грин» к моим услугам? — ухмыльнулся Зак.

— Ради бога, бери мой реактивный самолет, — пробурчал — Кстати, есть для тебя и еще одно дельце, с которым надо разобраться. Кое-кто в Китимате вставляет мне палки в колеса.

— Китимат… Это где-то рядом с Принс-Рупертом?

Гойетт кивнул и вручил ему факс, присланный министром природных ресурсов. Пробежав документ глазами, киллер сунул его в карман, залпом допил мартини и поднялся.

— По пути в Онтарио я с ним разберусь. — Он отошел к двери и обернулся к Гойетту. — Я тут подумал вот о чем: эта твоя лабораторная крыса, Боб Гамильтон, кажется? За свой донос он вполне заслужил хорошую премию. Да и в будущем тоже может пригодиться.

— Наверное, — вздохнул Гойетт, закрыл глаза и поморщился. — В следующий раз не забудь постучать, ладно?

Не услышав ответа, магнат открыл глаза, но киллер уже ушел.

33

Воскресенье выдалось солнечным, поэтому, придя на пристань в девять утра, Питт-старший обнаружил, что самые заядлые члены потомакского яхт-клуба уже успели выйти на воду. Навстречу ему попался толстяк, тащивший пустой топливный бачок. Было тепло и влажно, поэтому мужчина отчаянно потел и утирался рукой.

— Прошу прощения, вы не подскажете, где стоит «Роберта Энн»?

Лицо толстяка оживилось:

— Знаю-знаю, это лодка Дэна Мартина. Пройдите к крайнему причалу, третье или четвертое место. И передайте Дэну, что Тони просил вернуть электродрель.

Питт поблагодарил его и отправился к дальнему причалу. Едва спустившись к воде, он сразу заметил «Роберту Энн» с гладким, отполированным до блеска корпусом почти в сорок футов длиной. Построенный в Гонконге в конце 30-х годов прошлого века, парусник был изысканно традиционен: тиковое и красное дерево, сверкающая на солнце латунная отделка. Судно находилось в превосходном состоянии, и от него веяло романтикой другой эпохи. Питт восхищенно оглядел изящные линии и представил Кларка Гейбла и Кэрол Ломбард, идущих на яхте под звездным небом куда-нибудь в Каталину с ящиком шампанского на борту. Внезапно с кормы донеслась отборная ругань. Дирк подошел ближе и увидел темноволосого мужчину, копающегося в небольшом встроенном моторе.

— Эй, на яхте! — крикнул Питт.

Мужчина подскочил, узнал посетителя и сменил недовольную гримасу на приветливую улыбку:

— Дирк Питт! Какой приятный сюрприз! Пришел посмеяться над моей скорлупкой?

— Вовсе нет! Твоя старушка «Роберта Энн» в образцовом состоянии, — заметил Питт, шагнув на борт и пожав руку Дэну Мартину.

Коренастый уроженец Бостона уставился на Дирка голубыми, как у эльфа, глазами, в которых плясали искорки.

— Готовлюсь к регате на Кубок президента. Осталась неделя, а я никак не приведу в порядок мотор. Карбюратор новый, провода и топливный насос тоже сменил, и все равно не заводится…

Питт склонился и внимательно оглядел четырехцилиндровый двигатель.

— Похоже, движок со старого американского «Остина», — предположил он, вспомнив миниатюрную машину, выпускавшуюся в двадцатые-тридцатые годы прошлого века.

— Почти угадал. На самом деле двигатель — с американского «Бентама». У второго владельца яхты был автосалон по продаже автомобилей этой марки, вот он и поменял заводской двигатель на «Бентам». И пока я не решил подготовиться к регате, все работало как часы…

— Так оно и бывает.

— Пиво будешь? — предложил Мартин, вытирая тряпкой испачканные в масле руки.

— Рановато еще для пива, — ответил Питт.

Мартин распахнул переносной холодильник, пошарил и вытащил бутылку «Сэма Адамса». Открыв крышку, он прислонился к перилам и с удовольствием сделал большой глоток.

— Вряд ли ты приехал поболтать о яхтах, — заметил Мартин.

— Нет, это лишь приятное дополнение, — усмехнулся Питт. — Вообще-то, Дэн, я пришел из-за того взрыва в лаборатории университета Джорджа Вашингтона.

— Поскольку директор НУПИ явился сюда, а не ко мне в офис, эта беседа не для протокола?

— Так точно.

— И с чем связан твой интерес? — Мартин принялся внимательно разглядывать этикетку на бутылке.

— При взрыве пострадала лаборатория Лизы Лейн, она близкая подруга моей жены. Когда рвануло, я как раз вошел в здание, чтобы отдать Лизе один отчет.

— Удивительно, что обошлось без жертв, — заметил Мартин. — Впрочем, похоже, взрыв был направленный.

— Дело расследуют твои ребята?

Мартин кивнул.

— Когда вашингтонская полиция не смогла определить причину взрыва, они заподозрили теракт и обратились к нам. Несколько дней назад мы направили туда своих агентов.

Дэн Мартин возглавлял оперативное подразделение ФБР по борьбе с внутренним терроризмом. Как и Питт, Мартин увлекался сборкой старинных автомобилей и яхт. Несколько лет назад они оказались соперниками на конкурсе ретро-автомобилей, после которого крепко подружились.

— Значит, никто не верит, что взрыв произошел случайно? — поинтересовался Питт.

— Пока мы не можем сказать наверняка, и все же факты свидетельствуют о диверсии. Полиция первым делом проверила линию газоснабжения, однако эпицентр взрыва находился довольно далеко от нее. Газопровод не пострадал, иначе последствия были бы куда хуже.

— Получается, источником стало взрывное устройство или же оборудование в лаборатории?

Мартин кивнул.

— Также могли рвануть баллоны с кислородом и углекислым газом в самой лаборатории. Мои агенты провели выборочную проверку сгоревших остатков на предмет обнаружения посторонних веществ. Результаты экспертизы уже завтра будут у меня на столе.

— Мисс Лейн категорически отрицает, что в лаборатории было настолько опасное оборудование. Ты знаком с областью ее исследований?

— Какие-то биохимические эксперименты, связанные с парниковыми газами.

Питт подробно описал, чем именно Лиза занималась перед взрывом, и объяснил Мартину самую суть ее открытия.

— Думаешь, взрыв связан с ее исследованием? — спросил Дэн, допив пиво и бросив пустую бутылку обратно в холодильник.

— Доказательств никаких, одни подозрения. Если выяснится, что сработало взрывное устройство, будем знать наверняка.

— Кого-нибудь подозреваешь?

Питт покачал головой:

— Когда я задал этот вопрос мисс Лейн, она никого не смогла назвать.

— Если исключим случайный взрыв, то прошерстим весь персонал и узнаем, есть ли у кого-нибудь личная заинтересованность. Кстати, я добавил бы в список причин промышленный саботаж. Надо проверить, не было ли к университету каких-нибудь крупных судебных исков — это может направить нас в нужную сторону.

— Кстати, о направлениях. У Лизы Лейн есть помощник по имени Боб Гамильтон. Доказательств у меня никаких, и все же его отсутствие в момент взрыва крайне подозрительно.

Мартин прочел в глазах друга беспокойство. Он достаточно знал Питта: тот никогда не строил необоснованных догадок и не был подвержен паранойе. Если ему что-то показалось подозрительным, наверняка это неспроста.

— Я проверю ассистента, — пообещал Мартин. — Еще что-нибудь заметил?

Дирк кивнул, хитро улыбнувшись:

— Есть тут один перекос, — заметил он, заглядывая в небольшой двигательный отсек. Снял крышку распределителя зажигания, повернул ее на сто восемьдесят градусов, потом поставил на место и снова закрепил. — Попробуй завести теперь, — велел он Мартину.

кинулся в рубку и нажал на кнопку стартера. Маленький мотор провернулся, чихнул и закрутился на холостом ходу, словно взбесившаяся швейная машинка. Мартин немного прогрел двигатель, потом выключил зажигание и смущенно улыбнулся.

— Кстати, Тони просил вернуть ему дрель, — вспомнил Питт, поднимаясь на ноги.

— Спасибо, что зашел, Дирк. Когда получу результаты экспертизы, позвоню.

— Буду очень благодарен. Удачи на регате!

Питт уже взобрался на причал, и тут Мартин вспомнил еще кое-что.

— Я слышал, ты закончил реставрировать свой «Оберн» и разъезжаешь в нем по городу! — крикнул он. — Покажешь как-нибудь?

Питт поморщился и покачал головой:

— Боюсь, это все злые языки, — ответил он, отвернулся и зашагал прочь.

34

Экспертиза остатков горения из лаборатории университета Джорджа Вашингтона легла Мартину на стол в десять часов на следующее утро. Обсудив результаты с ведущим следователем по делу, Мартин позвонил Питту.

— Дирк, я тут просмотрел результаты экспертизы. К сожалению, копию прислать не могу.

— Понимаю. А как насчет взглянуть с высоты птичьего полета?

— Знаешь, ты угадал. Химики нашли следы нитроглицерина по всему помещению — это наверняка было взрывное устройство.

— Нитроглицерин входит в состав динамита, если я не ошибаюсь?

— Да, им пропитывают адсорбент и спрессовывают в цилиндрическую форму, получается динамит. Не очень современно, зато взрыв очень мощный.

— Я не знал, что его до сих пор выпускают.

— Динамит придумали давно, и до сих пор он весьма востребован и широко применяется — например, в рудниках.

— Есть шансы определить, откуда он взялся?

— Производителей не так уж много, и каждый использует формулу, незначительно отличающуюся от других. В лаборатории уже сравнили образцы и вышли на канадское предприятие.

— Что ж, уже хорошо.

— Увы, на этом след наверняка оборвется. Разумеется, мы пошлем людей на завод-изготовитель и проверим их отчеты о сбыте, только я сильно ни на что не рассчитываю. Взрывчатку могли украсть у покупателя, который даже не догадывается о пропаже. Надеюсь, это не начало серии взрывов.

— Вряд ли, — успокоил его Питт. — Думаю, лаборатория Лизы Лейн пострадала не случайно.

— Пожалуй, ты прав. Наши эксперты обнаружили кое-что, подтверждающее твою теорию: взрывчатка была упакована в картонный контейнер. Наш подрывник собрал довольно безопасную игрушку: в отличие от бомбы из отрезка трубы, начиненной шрапнелью, которая убивает или калечит, эта определенно не была рассчитана на убийство большого количества людей.

— Экий он милосердный, — скептично заметил Питт. — Насколько я понял, вам еще многое предстоит выяснить?

— Да, результаты экспертизы дают делу неожиданный поворот. Мы собираемся допросить каждого работника в здании. Надеюсь, кто-нибудь заметил постороннего или просто что-нибудь подозрительное, и мы обнаружим зацепку. — Мартин знал, что подобные преступления, лишенные очевидного мотива, особенно муторны для следователя, и их довольно сложно раскрыть.

— Спасибо за информацию, Дэн, и удачи тебе! Если я что-нибудь узнаю — обязательно сообщу.

Питт повесил трубку и отправился на брифинг НУПИ, посвященный оборудованию для наблюдения за ураганами в Мексиканском заливе. Затем он сверился с ежедневником, отменил все встречи во второй половине дня и покинул здание. Взрыв в лаборатории университета Вашингтона не давал Дирку покоя; он не мог избавиться от ощущения, что дело очень серьезное.

Питт поехал в университетскую клинику Джорджтауна, надеясь, что Лизу еще не выписали. Он обнаружил ее в той же палате на втором этаже в обществе коренастого мужчины в костюме-тройке. Когда Питт вошел, охранник поднялся со стула в углу и пристально посмотрел на посетителя.

— Все в порядке, агент Бишоп, — уверила его Лиза. — Это Дирк Питт, мой друг.

Агент ФБР бесстрастно кивнул и вышел в коридор.

— Подумать только! — воскликнула Лиза. — ФБР допрашивало меня весь день, да еще и охрану приставило.

— Должно быть, они неровно дышат к хорошеньким биохимикам, — тепло улыбнулся Питт, обрадовавшись, что Мартин отнесся к его подозрениям всерьез и приставил к Лизе охрану.

Лиза вспыхнула от неожиданного комплимента.

— Лорен недавно звонила, но не сказала, что ты меня навестишь.

— Я узнал об участии ФБР в расследовании и забеспокоился.

Лиза выглядела гораздо лучше, чем во время их последней встречи. Бледность прошла, глаза смотрели ясно и живо, голос окреп. И все же гипс на ноге и повязка на руке недвусмысленно показывали, что в ближайшие несколько недель она вряд ли сможет играть в твистер.

— Что происходит? Они ничего не объяснили, — вздохнула Лиза, умоляюще глядя на Питта.

— ФБР думает, что в твою лабораторию подложили взрывное устройство.

— По их расспросам я так и поняла, — прошептала женщина. — В голове не укладывается…

— Эксперты нашли следы взрывчатого вещества. Знаю, в такое поверить трудно. У тебя есть враги или недоброжелатели, которые точат на тебя зуб?

— Мы уже перебрали со следователем все варианты, — покачала головой Лиза. — Никто из моих знакомых даже помыслить о таком не смог бы! Знакомые Боба тоже вне подозрений.

— Существует и другой вариант: взрывное устройство подбросил какой-нибудь сумасшедший, обиженный на университет.

— Пожалуй, это единственное разумное объяснение. Но мы с Бобом всегда запираем лабораторию, когда уходим.

— Есть и третий вариант. Как думаешь, может ли твое открытие навредить кому-нибудь из конкурентов?

Лиза ненадолго задумалась.

— Вообще-то, такое возможно. В опубликованных статьях я писала о целях и задачах исследования, и они вызвали определенный отклик. Впрочем, кроме вас с Лорен и Боба, о новом катализаторе не известно никому. Даже если кто-то узнал о моем прорыве, сомневаюсь, что он успел так быстро отреагировать.

Питт промолчал. Лиза уставилась в окно, потом добавила:

— Да и кому может навредить искусственный фотосинтез? Ведь все только выиграют, если удастся решить проблему парниковых газов.

— Если мы найдем ответ, найдем и подозреваемого, — заверил женщину Питт. Он посмотрел на инвалидную коляску возле кровати. — Так когда же тебя выпустят на волю?

— Доктор обещал выписать завтра. Никак не дождусь! Хочу поскорее вернуться к работе и подробно описать свою находку.

— Восстановить данные испытаний сможешь?

— По идее, они все здесь, — Лиза постучала пальцем по лбу. — И все же кое-какое оборудование мне понадобится. Разумеется, при условии, что на складе «Кооператива горнопромышленников» в Онтарио найдется еще один образец рутения.

— Первый образец тоже оттуда?

— Да. К сожалению, рутений — очень дорогой металл. Единственное слабое место моего открытия…

— Думаю, проблем с финансированием у тебя не предвидится.

— Дело не только в стоимости, рутения вообще очень мало. Боб сказал, его почти невозможно достать.

Питт задумался, потом улыбнулся Лизе:

— Не волнуйся, все образуется. Пожалуй, не стану тебя утомлять, отдыхай и поправляйся поскорее. Надо будет повозить твою коляску — звони!

— Спасибо, Дирк. Вы с Лорен так добры ко мне! Как только встану на ноги, приглашаю вас на ужин.

— Жду не дождусь!

Питт вернулся в машину, посмотрел на часы — была половина шестого. Подчинившись внезапному порыву, он позвонил Лорен, предупредил, что задержится, и поехал обратно в штаб-квартиру НУПИ. Поднялся на лифте на десятый этаж и направился в святая святых компьютерного центра, чьи новейшие информационные процессоры и системы хранения вмещали подробнейшую, не имеющую аналогов базу данных по Мировому океану. Она ежесекундно пополнялась сведениями о течениях, приливах и погодных условиях, поступающими через спутники связи с сотен разбросанных по всему земному шару исследовательских станций, плавучих лабораторий и наблюдательных пунктов. Также в центре хранилось огромное количество цифровых данных по океанографии, что обеспечивало мгновенный доступ к новейшим открытиям ученых-океанологов.

Перед подковообразной консолью сидел длинноволосый мужчина с собранными в хвост волосами и отчаянно спорил с женщиной, стоявшей в нескольких футах от него.

Хирам Егер являлся разработчиком компьютерного центра НУПИ и непревзойденным экспертом по управлению базами данных. Причудливо одетый в ярко-синюю футболку с кислотными разводами и ковбойские сапоги, Егер был на примерным семьянином и души не чаял в двух дочках-подростках. Питт знал, что Егер всегда готовит жене и детям завтрак и даже иногда сбегает с работы, чтобы сходить на школьный футбольный матч или концерт, а потом отрабатывает пропущенные часы по ночам.

Подойдя ближе, Питт в очередной раз изумился: спорящая с Егером женщина была не настоящим человеком, а трехмерной голограммой. Егер создал для обширной сетевой системы виртуальный интерфейс, придал ему облик своей жены и любовно назвал голографическую женщину Макс.

— Мистер Питт, пожалуйста, урезоньте Хирама, — сердито проговорила Макс, поворачиваясь к Питту. — Мне никак не удается его убедить, что женская сумочка должна быть в тон туфлям!

— Макс, ты, как всегда, права, — кивнул Питт.

— Спасибо. Вот видишь! — назидательно заметила она Егеру.

— Ладно, ладно! — всплеснул руками тот. — Много от тебя помощи, я и сам выберу подарок жене ко дню рождения. — Повернулся к Дирку и сокрушенно покачал головой: — И зачем я научил ее спорить, как моя жена…

Питт опустился на стул рядом и рассмеялся:

— Ты сам хотел, чтобы она была максимально похожа на оригинал.

— А ты наверняка пришел по делу, так что хватит обсуждать тонкости дамского гардероба! — взмолился Егер.

— Вообще-то, у меня есть к Макс несколько вопросов по минералогии.

— Давно пора сменить тему, — отозвалась голограмма, глядя на Егера сверху вниз. — Всегда рада помочь, господин директор. Что вы хотите узнать?

— Для начала скажи, что ты знаешь о металле под названием рутений?

Макс прикрыла глаза, потом быстро проговорила:

— Рутений является переходным металлом платиновой группы, отличается повышенной прочностью и твердостью. Серебристого цвета, атомный номер сорок четыре, обозначается символом Ru. Название происходит от латинского «Ruthenia», латинское наименование Руси, в поздней латыни — России. Открыт Карлом Клаусом в 1844 году.

— Есть ли у него какое-нибудь уникальное свойство? — спросил Питт.

— Его использовали для придания сплавам особой прочности в сочетании с такими элементами, как титан, например. Рутений высоко ценился в сталеплавильной промышленности, однако из-за перебоев в поставках цена резко выросла, и изготовители заменили его более дешевыми компонентами.

— И сколько же он стоит? — поинтересовался Егер.

— Рутений является одним из самых редких металлов на Земле. На данный момент цена превысила двенадцать тысяч долларов за унцию.

— Ух ты! — воскликнул Егер. — В десять раз дороже золота. Вот бы у меня была рутениевая шахта!

— Хирам бьет не бровь, а в глаз, — кивнул Питт. — И где же добывают этот металл?

Макс нахмурилась, ожидая, пока процессоры обработают базы данных.

— В данный момент регулярных поставок рутения нет. В прошлом веке его разрабатывали в Южной Африке и в Уральских горах в России. В Африке добывали примерно десять тысяч тонн в год в одной-единственной шахте в Бушвельде. В 70-е годы XX века она достигла максимума выдачи, потом был спад, и, несмотря на резкий рост цен, к 2000 году выработка рутения практически прекратилась.

— Другими словами, их запасы подошли к концу, — подытожил Питт.

— Совершенно верно. За последние сорок лет в том регионе новых месторождений так и не обнаружили.

— А как обстоят дела у русских? — спросил Егер.

Макс отрицательно покачала головой.

— Российский рутений добывался в двух небольших шахтах, расположенных недалеко друг от друга в районе Витима. Максимум выдачи пришелся на пятидесятые годы прошлого века. Потом случился сильный оползень, похоронивший оба месторождения. Русские не стали восстанавливать шахты, поскольку это заняло бы долгие годы.

— Теперь понятно, почему цены на рутений кусаются, — вздохнул Егер. — Зачем тебе этот минерал, Дирк?

Питт рассказал про открытие Лизы Лейн в области искусственного фотосинтеза и описал каталитические свойства рутения, закончив взрывом в лаборатории. Хирам изумленно присвистнул.

— Похоже, владелец шахты может стать очень богатым человеком.

— Только при условии, что этот металл вообще есть хоть где-нибудь, — ответил Питт. — Кстати, Макс, куда мне следует обратиться для покупки образца рутения?

Макс подняла глаза к потолку:

— Так, посмотрим… На Уолл-стрит есть парочка брокеров, занимающихся драгметаллами. Они хранят рутений в инвестиционных целях, однако его количество сравнительно невелико. В Южной Америке я нашла небольшую платиновую шахту, где рутений является побочным продуктом выработки, но эта руда требует дополнительной очистки. В настоящее время запасы рутения крайне скудны, последний известный источник — геологический склад в Онтарио. У них есть ограниченное количество высококачественного рутения, который они отпускают тройскими унциями[374].

— Именно там Лиза и приобрела свой образец, — отметил Питт. — Что еще ты знаешь об этом поставщике?

— «Кооператив горнопромышленников» объединяет несколько канадских шахт, находящихся в частной собственности и имеющих разных владельцев, занимается оптовыми поставками руды. Центральный офис находится в городке Блайнд-Ривер в Онтарио.

— Спасибо, Макс. Ты мне очень помогла! — поблагодарил ее Питт. Он уже давно привык общаться с голографической женщиной и относился к ней как к живому человеку.

— Всегда пожалуйста, — кивнула Макс. Обернувшись к Егеру, она напомнила: — И не забудь мой совет по поводу подарка.

— Прощай, Макс, — отозвался Хирам, набирая на клавиатуре комбинацию команд. В тот же миг голограмма исчезла.

Егер переглянулся с Питтом:

— Очень жаль, если из-за отсутствия рутения открытие твоей знакомой окажется бесполезным.

— Уверен, выход обязательно найдется.

— Тот, кто взорвал лабораторию, может знать и о нехватке минерала.

Питт кивнул.

— Боюсь, ты прав. Если они пошли на убийство, лишь бы остановить исследования, то вполне могут попытаться монополизировать оставшиеся запасы.

— Что ты намерен предпринять?

— Вариантов немного, — пожал плечами Дирк. — Отправлюсь в Онтарио и узнаю, сколько еще осталось рутения на планете.

Часть II ЧЕРНЫЙ КОБЛУН

35

Саммер стояла на пристани и ждала. На ней был обтягивающий свитер шафранового цвета, прекрасно оттенявший сверкающие рыжие волосы, которые падали на плечи волной. Наконец на противоположной стороне залива появилось судно, и взгляд серых глаз смягчился. Лодка подошла к причалу, Тревор высунулся из рубки и помахал девушке рукой.

— Нам по пути, моряк? — спросила она с улыбкой.

— Если уж наши пути пересеклись, то дорога у нас одна, — кивнул он, протянул руку и помог Саммер подняться на борт. — А где Дирк?

— Голова у него все еще болит, поэтому братец выпил аспирина и снова лег в постель.

Тревор отдал концы, прошел мимо муниципального причала и направил судно к выходу из бухты. Если бы он посмотрел на грунтовую площадку для стоянки автомобилей, то наверняка заметил бы одетого с иголочки мужчину в коричневом джипе, глядящего им вслед.

— Ты закончил свою утреннюю проверку? — спросила Саммер, когда они огибали тяжелогруженый лесовоз.

— Да. Алюминиевый завод решил немного увеличить разгрузочную площадку. В таких случаях требуется обязательная оценка воздействия на окружающую среду. — Тревор криво усмехнулся и посмотрел Саммер в глаза. — Знаешь, не встретив полицейских возле своего катера утром, я вздохнул с облегчением.

— Сильно сомневаюсь, что тебя хоть кто-нибудь увидел на заводе «Терра Грин». Скорее мы с Дирком угодим на местный стенд «Их разыскивает полиция» возле почты, — вымученно рассмеялась девушка.

— Охрана завода не посмеет обратиться в полицию: они уверены, что виновны в убийстве Дирка.

— Ага, если только камеры слежения не засекли, как ты выуживаешь его из воды.

— Тогда неприятности нам обеспечены, — признал Тревор. — Послушай, может, вам с Дирком лучше пока не светиться? В маленьком Китимате рыжеволосые чужаки, да еще такие высокие и красивые, здорово бросаются в глаза.

Саммер ничуть не смутилась, лишь придвинулась ближе и заглянула Тревору в глаза. Он отпустил рулевое колесо, обнял ее за талию, притянул к себе и, ответив девушке долгим взглядом, страстно поцеловал ее.

— Не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, — прошептал он.

Лоцман с проезжающего мимо грузового суденышка заметил их объятия и радостно нажал на гудок. Тревор осторожно освободил одну руку, помахал в ответ и взялся за штурвал. Всю дорогу он крепко держал Саммер за талию.

Бирюзовый катер НУПИ стоял на якоре там же, где они оставили его вчера. Саммер быстро перешла на борт, и обе лодки помчались наперегонки в Китимат, пройдя мимо завода «Терра Грин» без всяких приключений. Едва они привязали катера у причала, навстречу медленной походкой вышел Дирк. На голове у него была спортивная кепка, маскирующая повязку.

— Как голова? — спросил Тревор.

— Получше. Звездочки и птички уже улетели, но звон как на колокольне Святой Марии.

Саммер закрепила катер НУПИ, взяла чемоданчик и подошла к мужчинам.

— Готовы поработать?

— Ах да, пробы воды, — вспомнил Тревор.

— Именно, — кивнула Саммер и указала на анализатор воды, позаимствованный из муниципального бассейна.

Поднявшись на катер Тревора, девушка помогла собрать пробы, сделанные прошлой ночью. Дирк и Тревор присели на фальшборт, Саммер открыла чемоданчик и начала проверять кислотность воды в образцах.

— Уровень pH 8,1, — заметила Саммер, проверив первый образец. — Кислотность чуть выше, чем в прилегающих водах, однако это еще ни о чем не говорит.

Закончив со своими пробами, девушка приступила к образцам, собранным Тревором. Результаты везде были примерно одинаковыми. Саммер огорченно вздохнула и пояснила:

— Уровень pH колеблется в пределах 8,1. Как ни удивительно, вода вокруг завода «Терра Грин» обладает нормальной кислотностью.

— Похоже, теория о преступном выбросе двуокиси углерода не подтвердилась, — кивнул Тревор.

— Митчелл Гойетт заслужил медаль, — саркастично заметил Дирк.

— Этот танкер не дает мне покоя, — задумчиво протянула Саммер.

Тревор непонимающе взглянул на девушку.

— Мы зашли в тупик и ничем не можем подтвердить своих подозрений, однако и я, и Дирк считаем, что танкер скорее загружал С0₂, чем сгружал.

— Хм, зачем бы им это? Разве что они перевозят газ на другой секвестрационный завод. Или сливают в море…

— Прежде чем гоняться за танкером по всему миру, мы должны еще раз наведаться в то место, где обнаружили критический уровень кислотности, то есть в пролив Хекате, — решила Саммер, потом кивнула в сторону катера НУПИ. — Необходимое оборудование у нас есть.

— Ты права, — согласился Питт. — Следует изучить морское дно возле острова Джил. Разгадка наверняка находится там.

— Вы можете остаться и провести исследование? — с надеждой спросил Тревор.

Дирк с Саммер переглянулись:

— Мне звонили из офиса в Сиэтле. К концу недели нас ждут в Пьюджет-Саунд — судно понадобится для выполнения каких-то исследований. Можем задержаться на два дня, потом в путь.

— За это время мы вполне успеем изучить большую часть дна у острова Джил, — уверила Тревора Саммер. — Завтра с утра и начнем. Ты с нами, Тревор?

Теперь наступила очередь девушки смотреть на него с надеждой.

— Куда же вы без меня? — радостно воскликнул он.

Они вместе выехали с пристани — и снова не заметили коричневый джип с наклейкой пункта проката на бампере. Клэй Зак остановился неподалеку от причала и принялся изучать обстановку. Он посмотрел в ветровое стекло на два катера, стоявшие рядом, удовлетворительно кивнул и медленно поехал прочь.

36

Когда на следующее утро Тревор вышел около семи часов на пристань, брат с сестрой уже устанавливали на корме гидролокационное оборудование. Пока Дирк сматывал буксировочный трос, Тревор тайком поцеловал Саммер и поставил на палубу сумку-холодильник.

— Надеюсь, никто не против перекусить копченым лососем?

— Ну, обычно Дирк питается исключительно арахисовым маслом и маринованными огурчиками, так что лосось — отличная альтернатива! — улыбнулась Саммер.

— Зато они никогда не портятся, — буркнул Питт. Он пошел в рубку, завел мотор и вернулся на корму. — Перед поездкой нам придется заправиться.

— За поворотом есть топливный причал, — ответил Тревор. — Там подешевле, чем на пристани. Кстати, мне тоже не помешает наполнить бак. Давайте вы пойдете за мной, а потом мы оставим мою лодку на выходе из канала.

Дирк кивнул в знак согласия, Тревор перелез через борт и отправился на свой катер, стоявший возле судна НУПИ. Открыв рубку, он завел двигатель и прислушался к глубокому хриплому реву на холостых оборотах. Потом посмотрел на указатель уровня топлива и заметил солнечные очки, которые Саммер оставила на приборной доске. Подняв голову, он увидел, что девушка отвязывает тросы. Тревор схватил очки, спрыгнул на причал и подбежал к Саммер.

— Такие красивые серые глаза надо беречь от солнца!

Саммер бросила носовой швартов на палубу и заметила Тревора с ее очками в руке. Она покосилась на затянутое тучами небо и посмотрела ему в глаза.

— Насчет солнца ты немного загнул… Впрочем, спасибо, что не присвоил чужую вещь.

Саммер протянула руку, чтобы забрать очки, и тут раздался громкий треск. За ним последовал оглушительный взрыв. Молодые люди упали на причал, и их осыпало дождем обломков. Тревор прикрыл девушку собой, защитив ее от падающих щепок и осколков, некоторые из которых тут же вонзились ему в спину.

Виновником страшного взрыва стало простейшее устройство со временем срабатывания в пять минут: четыре шашки динамита и бикфордов шнур, подсоединенный к зажиганию. Лодка Тревора сильно пострадала: корму почти оторвало, рубка разлетелась на мелкие части. Судно стремительно ушло под воду, из которой виднелся лишь нос, крепко привязанный к причалу и потому задранный под нелепым углом.

Когда раздался взрыв, Дирк стоял в рубке, поэтому осколки его не задели. Он выскочил на палубу и бросился к сестре, которой Тревор как раз помогал подняться на ноги. Как и Дирк, она совсем не пострадала. Тревору повезло меньше: в плече засел крупный осколок, спина вымокла от крови, в ногу вонзилась щепка, и он сильно хромал. Не обращая внимания на травмы, Тревор бросился к дымящимся останкам своего судна. Саммер и Дирк осмотрели друг друга и убедились, что оба целы. Питт схватил огнетушитель и погасил несколько тлеющих обломков, пока те не разгорелись.

Девушка нашла полотенце и поспешила к Тревору, который пытался зажать порез на плече, ошеломленно глядя на руины своего катера. Раздался вой полицейской сирены, и Тревор обернулся к Саммер. В глазах его боль мешалась с гневом.

— Наверняка это «Терра Грин», — тихо сказал он. — А вдруг и брата моего убили они?

* * *

Клэй Зак сидел в маленькой кофейне в паре миль от причала и смотрел в окно, любуясь клубами дыма и языками огня над водой. Он допил кофе со слоеным пирожным, оставил на столике щедрые чаевые и отправился к своему коричневому джипу, припаркованному чуть поодаль.

— Дым над водой, — пробормотал он вслух и принялся напевать одноименную песню «Дип Перпл».

Нисколько не сомневаясь в удачном исходе операции, Зак поехал в аэропорт, где на летном поле его уже ждал частный самолет Митчелла Гойетта.

37

Самолет бизнес-класса сделал круг над аэродромом, дожидаясь, пока освободится взлетно-посадочная полоса, и мягко коснулся грунта. Принадлежащий НУПИ «Хокер 750» был выкрашен в такой же ярко-бирюзовый цвет, как морские суда агентства. Реактивный самолетик прокатился по инерции до здания из красного кирпича и наконец остановился рядом с более крупным «Гольфстримом G650». Дверь в фюзеляже открылась, и Питт-старший быстро спустился по трапу, на ходу натягивая куртку, чтобы защититься от пронизывающего ветра. В здании аэровокзала его поприветствовал дружелюбный толстяк за стойкой регистрации.

— Добро пожаловать в Эллиот-Лейк! Нечасто у нас садятся два самолета в один день, — с деревенским выговором протянул служащий аэропорта.

— Что, для регулярных авиалиний полоса коротковата? — спросил Питт.

— Сейчас она всего четыре с половиной тысячи футов, по в следующем году мы планируем сделать ее длиннее. Не хотите взять машину в прокат?

Дирк утвердительно кивнул и вскоре вышел из аэровокзала со связкой ключей от синего кроссовера «Форд». Расстелив на капоте машины карту, он принялся изучать местность. Эллиот-Лейк — маленький городок неподалеку от северо-восточного берега Гурона, милях в двухстах семидесяти пяти от Детройта, относится к округу Алгома в провинции Онтарио. Вокруг раскинулись скалистые горы, извилистые реки и глубокие озера. Аэропорт стоял посреди густых лесов в нескольких милях от города. Сквозь горы до Гурона тянулось шоссе, упиравшееся в Трансканадскую магистраль. Цель поездки лежала примерно в пятнадцати милях к западу — старый лесозаготовительный и шахтерский поселок под названием Блайнд-Ривер.

Дорога оказалась весьма живописной: шоссе петляло по горам мимо нескольких озер и бурной речки, образующей высокий водопад. Ближе к берегам Гурона местность стала более пологой. Питт медленно проехал сквозь поселок, любуясь деревянными домишками, построенными в основном в 30-е годы прошлого века. Выехав на окраину Блайнд-Ривер, он увидел большой железный сарай и примыкающую к нему площадку с высокими кучами камней и руды. Над старой вывеской, гласившей «Кооператив Горнопромышленников Онтарио, склад», развевался флаг с кленовым листом. Питт припарковался возле входа и увидел плечистого мужчину, который спустился с крыльца и сел в белый седан последней модели. Незнакомец внимательно наблюдал за Питтом сквозь темные очки, дожидаясь, пока он выберется из машины и войдет в здание.

Пыльное помещение смахивало на музей горнодобывающей техники. По углам стояли ржавые тачки для руды и кирки, по стенам висели полки, забитые журналами по горному делу и старыми фотографиями. За длинной деревянной стойкой виднелся огромный старинный сейф, в котором, по всей вероятности, хранились самые ценные образцы минералов.

За стойкой сидел старик, выглядевший таким же запыленным, как и все вещи в сарае. У него была грушевидная голова, седые волосы и усы, странным образом гармонировавшие с выцветшей фланелевой рубашкой и полосатыми подтяжками. Из-под бифокальных очков, спущенных на кончик носа, на Питта внимательно уставились серые глаза.

— Доброе утро, — поздоровался Дирк, предварительно представившись. Он оглядел блестящий жестяной баллон, напоминающий фляжку, и добавил: — Какая славная у вас масленка!

Старик понял, что Питт не заблудившийся турист, ищущий дорогу, и заметно оживился.

— Раньше из таких наполняли масляные лампы в шахте. Эта — из Брюс-Майне, тут неподалеку. Мой дедуля работал на тамошних медных рудниках, пока их не прикрыли в 1921-м, — хриплым голосом пояснил старик.

— И много здесь медных рудников? — поинтересовался Питт.

— Да не сказал бы — почти все медные и золотые шахты выработали десятки лет назад. В свое время тут крутилась куча черных старателей, однако мало кто из них смог разбогатеть, — ответил он, качая головой. Посмотрев Питту в глаза, старик спросил: — Чем могу помочь?

— Меня интересуют ваши запасы рутения.

— Рутений? — переспросил он, подозрительно оглядывая Питта. — Вы, что, за компанию с тем здоровяком?

— Нет.

Питт вспомнил странного незнакомца в коричневом костюме, которого он, несомненно, где-то видел.

— Чудеса, да и только, — прищурился старик. — Тот парень сказал, что он из Министерства природных ресурсов в Оттаве и явился проверить наши запасы рутения. Это единственный минерал, который его интересовал, и тут следом являетесь вы и спрашиваете то же самое.

— Он представился?

— Кажется, его зовут Джон Бут. Странный тип, скажу я вам… Итак, мистер Питт, зачем вам рутений?

Дирк в общих чертах обрисовал суть исследования Лизы Лейн в университете Джорджа Вашингтона и значение рутения как катализатора. Он не стал вдаваться в подробности и не упомянул ни о важности открытия, ни о взрыве в лаборатории.

— Да, было дело, неделю назад я выслал им образец. Кроме государственных и частных лабораторий, мало кто интересуется рутением. Цены на него взлетели до небес, так что покупателей почти нет. Разумеется, мы неплохо на нем заработали, однако пополнить запасы, увы, не можем.

— Значит, постоянного поставщика нет?

— Какое там! Боюсь, скоро рутения у нас совсем не останется. Раньше его присылали с платиновой шахты в восточном Онтарио, однако теперь его доля ничтожно мала. Как я уже сказал мистеру Буту, большую часть рутения нам продали эскимосы.

— Они добыли его на севере?

— Видимо, да. Я показал мистеру Буту данные по закупкам, — старик кивнул на толстую книгу в кожаном переплете, лежащую на другом конце прилавка. — Дело было лет сто назад, судя по журналу записей. Сохранился подробный отчет, эскимосы прибыли из Арктики, с полуострова Аделейд. Они называли рутений «черный коблун», мы же всегда говорим «аделейдская руда».

— Вот, значит, откуда все ваши запасы рутения?

— Судя по всему, да. Кто знает, может, у эскимосов еще осталось… Давно это было. Говорят, эскимосы боялись возвращаться на остров, где нашли рутений, потому что над ним висело страшное проклятие. Вроде бы плохие духи сводили людей с ума или убивали… В общем, обычные суеверия и легенды народов севера.

— Порой местечковые легенды имеют под собой некоторые основания, — заметил Питт. — Вы не против, если я взгляну на ваши записи?

— Да ради бога.

Старый геолог засеменил к дальнемуконцу прилавка, взял книгу и начал листать. Внезапно он нахмурился и покраснел от гнева.

— Матерь Божья! Он вырвал страницы прямо у меня на глазах! Здесь была нарисованная от руки карта, указывающая путь к шахте. Теперь же ее нет…

Старик швырнул журнал на прилавок и сердито устана дверь. Питт увидел, что две странички аккуратно вырваны.

— Позволю себе сказать, этот ваш мистер Бут явно не тот, за кого себя выдает.

— Мне следовало сразу догадаться — он даже не знает, что такое шлиховый лоток, — проворчал старик. — Зачем ему понадобилось портить наши записи? Ведь я мог снять для него копию…

Питт прекрасно знал ответ на этот вопрос. Мистер Бут не хотел, чтобы об источнике эскимосского рутения узнали другие. Перевернув журнал, Дирк прочел записи на страницах, предшествовавших вырванным.

«22 октября 1917 г.

Горацио Такер от лица Торговой компании «Черчилль» приобрел неочищенную руду в следующих количествах:

1) 5 тонн медной руды;

2) 12 тонн свинцовой руды;

3) 2 тонны цинка;

4) ¼ тонны рутения (аделейдский образец, «черный коблун»).

Указание источника и комментарии приемщика смотри далее».

— Это единственная закупка рутения у эскимосов? — поинтересовался Питт.

Старик кивнул.

— На вырванных страницах указано, что на самом деле металл закупили за несколько десятков лет до этого. Просто фактория в Черчилле не могла найти рынок сбыта, пока Такер не привез нам образец вместе с другими минералами, добытыми в шахте Манитобы.

— Как думаете, сохранились ли записи той компании?

— Вряд ли, они разорились году так в 1960-м. Несколько лет спустя я повстречал Такера в Виннипеге незадолго до его смерти. Помню, он рассказывал, что их старая контора в Черчилле сгорела дотла. Думаю, все записи погибли при пожаре.

— След обрывается… Мне жаль, что у вас украли записи, но все равно спасибо за помощь!

— Погодите-ка, — остановил его старик. Он повернулся к сейфу, открыл дверцу и принялся что-то искать. Он достал маленький серебристый камешек и передал его Питту.

— «Черный коблун»?

— Образец за счет заведения — будете хотя бы знать, что ищете.

Питт перегнулся через прилавок, пожал старому геологу руку и поблагодарил его за потраченное время.

— Кстати, — добавил старик ему вслед. — Встретите этого мистера Бута — так передайте, если он попадется мне на глаза, я его кайлом отоварю, чтоб неповадно было!

После полудня под влиянием надвигающегося холодного фронта резко похолодало, и Питт едва дождался, пока машина прогреется. Он покинул стоянку кооператива, по-быстрому пообедал в закусочной в Блайнд-Ривер и отправился по извилистой горной дороге обратно в аэропорт. Размышляя над эскимосской легендой, Дирк решил, что рутений они нашли в Арктике, предположительно возле стоянки в Аделейде. Только каким образом эти кочевники, владеющие лишь примитивными орудиями труда, смогли добыть минерал? Остались ли там крупные запасы? Кто такой Джон Бут и почему он интересуется эскимосским металлом?

На все эти вопросы ответа не было. Дорога серпантином вилась между живописных гор, поворачивая то влево, то вправо. Впереди показался жилой автофургон, едущий с небольшой скоростью, и Питт притормозил. Добравшись до прямого участка, водитель фургона посторонился и махнул рукой. Нажав на педаль, Дирк миновал дом на колесах и отчто номера у него колорадские.

Дальше шоссе делало крутой поворот, внизу был обрыв и горная река. Проезжая по виражу, Питт увидел дорогу на милю вперед — она шла зигзагом в обратном направлении, огибая отрог горы. На следующем повороте он заметил припаркованный белый седан. Именно на таком автомобиле Джон Бут приехал на склад. Дорога опять вильнула, и Питт потерял седан из виду.

За двойным поворотом снова был ровный участок пути. По левую руку склон горы резко обрывался, в нескольких сотнях футов внизу бежала река. Едва машина набрала скорость, Питт услышал слабый хлопок, напомнивший ему фейерверки на Четвертое июля. Он посмотрел вперед, однако ничего особенного не заметил. Вдруг раздался мощный гул, наверху что-то замелькало, и Питт понял, что на него катится глыба размером с дом. Огромная скала падала прямо на то место, где вскоре должна была оказаться машина Дирка.

Питт ударил по тормозам, вдавив педаль в пол. Шины завизжали и завибрировали, однако антиблокировочная система не дала автомобилю пойти юзом. Пока Дирк с замиранием сердца ждал остановки, он увидел, что на него идет оползень. Вслед за огромной скалой по склону неслась целая стена камней и гравия. Казалось, половина горы пришла в движение, и Питт понял: шанс на спасение у него всего один.

Он успел замедлить ход машины ровно настолько, чтобы разминуться с первой гигантской глыбой. Та ударилась об асфальт всего в двадцати футах впереди и раскололась. Большая часть камней пролетела мимо, смела ограждение и покатилась с обрыва в реку. Несколько валунов остались на дороге, и вскоре их засыпало более мелкими камнями.

Машина врезалась в гранитную глыбу и остановилась. Хотя бампер и решетка радиатора погнулись, движок уцелел. Питт почувствовал сильный толчок, раскрылась передняя подушка безопасности, автомобиль отбросило назад. Дирк среагировал мгновенно: подушка еще не успела развернуться, а он уже дернул рычаг автоматической коробки передач и дал задний ход, утопив педаль газа.

Задние колеса бешено завращались, запахло жженой резиной, и машина рванула назад. Питт вцепился в руль и крепко держал его, пытаясь выровнять автомобиль. Под ногами визжала трансмиссия, на низшей передаче при движении задним ходом двигатель начал захлебываться. Питт посмотрел наверх и понял, что прямо на него надвигается лавина камней и щебня. Оползень захватывал все большую территорию, и теперь спасения не было.

Стена камней хлынула на шоссе подобно серой волне. На миг Питту показалось, что оползень пройдет стороной, и машина успеет проскочить, однако следом обрушилось еще несколько глыб, и дорогу сзади засыпало. Ему оставалось лишь сжимать руль и слушать скрежет железа, скользя по несущимся вниз камням.

«Форд» перевалился через очередную глыбу, задний мост сломался, колесо покатилось с обрыва. Вторая волна нахлынула, приподняла автомобиль и перевернула на крышу. Вначале Питта прижало к креслу, потом отбросило влево, и его голова наткнулась на надувающуюся боковую подушку безопасности. Но подушка раскрылась не до конца, и когда несколько секунд спустя Питта снова швырнуло влево, он сильно ударился о стекло. По кузову грохотали камни, машина неуклонно скользила к обрыву и вдруг замерла. Питт балансировал на грани обморока, в глазах все плыло. Вокруг сыпался щебень, по лицу потекло что-то мокрое и горячее, и наконец Дирк провалился в звенящую пустоту.

38

Судя по пульсирующей боли, бившейся в черепе, словно отбойный молоток, Питт был еще жив. Следом за болевыми ощущениями включился слух, и где-то совсем близко Дирк разобрал ритмичный скрежет. Он кое-как пошевелил пальцами и обнаружил, что крепко сжимает руль. Ноги были свободны, а голова, грудь и руки — обездвижены. Дышать тоже удавалось с трудом, и Питт рванулся изо всех сил, пытаясь освободиться, но тщетно — он чувствовал себя спеленатой мумией. Дирк медленно поднял свинцовые веки и увидел лишь тьму.

Легкие защемило, Питт дернулся сильнее и наконец освободил руку. Снаружи послышался чей-то голос и громкий шорох, затем его лица что-то коснулось, и вспыхнул ослепительный свет. Глубоко вдохнув пыльного воздуха, Дирк прищурился и попытался разглядеть хоть что-нибудь сквозь висящую в салоне дымку. Прямо на него ласково смотрели карие глаза, принадлежащие черной с рыжими подпалинами таксе. Как ни странно, она стояла вверх ногами. Песик подполз ближе, обнюхал лицо Питта и лизнул его в нос.

— Не мешайся, Маузер, кажется, он еще жив, — раздался мужской голос.

Питт увидел две крепкие ладони, принявшиеся выкапывать его засыпанную землей и щебнем грудь и голову. Наконец, руки Дирка освободились, и он принялся помогать своему спасителю. Отерев рукавом спекшуюся кровь и пыль с лица, огляделся. Ремень безопасности довольно ощутимо врезался в грудь, и Питт с запозданием понял, что вверх ногами висит он, а не такса. Заботливые руки нажали на кнопку фиксатора, и Питт свалился на потолок. Он пополз было к окну со стороны водителя, и тут чьи-то руки потянули его к открытой пассажирской двери.

Питт к совету прислушался и пополз к другой дверце. Поднявшись на ноги, он обнаружил, что голова почти не болит, вот только по щеке течет струйка крови. Он посмотрел на изуродованную машину и поразился своей невероятной удаче.

Оползень перевернул «Форд» вверх ногами и протащил до самого края пропасти, на дне которой шумела река. Если бы не прочно установленный дорожный указатель, Питт слетел бы с обрыва и разбился насмерть. Тонкий столбик зацепил переднее крыло и пригвоздил машину к краю дороги, в то время как осыпь устремилась вниз, разделившись на два потока. На протяжении пятидесяти ярдов шоссе покрывал толстый слой земли и камней.

— Видно, вы безгрешны, как младенец, мистер, иначе непременно слетели бы вниз.

Его спаситель оказался румяным мужчиной в возрасте, с седыми волосами и седой же бородой. Питт вгляделся в веселые серые глаза незнакомца и ответил:

— Вряд ли тут дело в праведной жизни. Спасибо, что вытащили меня. Если бы не вы, умер бы от удушья!

— Не стоит благодарностей. Идемте-ка в фургон, я немного подлатаю вас, — предложил мужчина, показав в сторону дома на колесах, стоявшего на чистом асфальте в нескольких ярдах от обвала.

Питт кивнул и пошел за незнакомцем и его маленькой черно-рыжей таксой. Внутри фургон был отделан тиковым деревом и полированной латунью, словно роскошная яхта. Одну стену занимал книжный шкаф, уставленный справочниками по горному делу и геологии.

— Приведите себя в порядок, а я поищу аптечку.

Питт сполоснул руки и лицо в керамической раковине, и тут, сверкая мигалкой, подъехала машина канадской полиции. Владелец фургона вышел к полицейским и кратко описал происшествие. Через несколько минут он вернулся и наложил Питту повязку, охватывающую всю левую сторону головы.

— Ребята говорят, в нескольких милях отсюда работает бригада дорожных строителей. У них есть фронтальный потак что шоссе расчистят довольно быстро — через час или два. Полицейские хотят взять у вас показания — разумеется, когда будете в состоянии говорить.

— Спасибо, что отделались от них. У меня до сих пор голова кругом.

— Простите, что не сообразил раньше — вам определенно надо выпить. Чего вам предложить?

— Эх, сейчас бы текилы… — вздохнул Питт, опускаясь на маленькое кресло с кожаной обивкой. Такса моментально вспрыгнула к нему на колени и принялась ластиться, надеясь, что Питт почешет ей за ушами.

— Вам повезло, — сказал мужчина, доставая из шкафчика текилу «Дон Хулио». Рассмотрев пузатую бутылку на свет, он заметил: — Пара глотков еще осталась.

— Сегодня мне повезло дважды! Отличный сорт, — похвалил Питт, узнав дорогую марку напитка из сока голубой агавы.

— Мы с Маузером любим путешествовать с комфортом, — усмехнулся мужчина и налил две щедрые порции текилы.

Питт влил в себя тепловатую жидкость, наслаждаясь каждым оттенком изысканного вкуса и аромата. В голове почти сразу прояснилось.

— Ну и оползень, — покачал головой мужчина. — Хорошо, что вы не оказались несколькими ярдами дальше по дороге.

— Я видел, как он идет, и попытался отъехать назад, только не успел.

— Не знаю, уж каким идиотом надо быть, чтобы вести подрывные работы прямо над шоссе, — возмутился мужчина. — Надеюсь, полицейские найдут этого мерзавца!

— Подрывные работы? — воскликнул Питт, сразу припомнив белый седан.

— Я слышал хлопок и заметил клуб белого дыма на верхушке горы. Потом уже посыпались валуны. Я рассказал об этом полицейским, однако они заверили, что поблизости не ведется никаких подрывных работ.

— А почему вы уверены, что оползень вызвал именно взрыв?

Мужчина присел и открыл дверцу под книжными полками. Под толстым одеялом лежал деревянный ящичек с буквами «Дино Нобель». Производитель обыграл фамилию изобретателя динамита — Альфреда Нобеля. Подняв крышку, мужчина показал Питту несколько желтых восьмидюймовых шашек.

— Я и сам порой использую динамит, когда ищу рудную жилу.

— Так вы старатель? — спросил Питт, указав на полку с книгами по геологии.

— Для меня это скорее увлечение, чем профессия. Мне нравится искать что-нибудь ценное. Сам я никогда не стал бы вести подрывные работы близко к дорогам или населенным пунктам, однако, боюсь, именно это здесь и произошло. Какой-нибудь недоумок заметил блестящий камушек и решил копнуть глубже… Представляю, что за счет выставит ему администрация, если его поймают.

Питт молча кивнул, всерьез полагая, что взрыв устроил не обычный старатель.

— И что же вы ищете в этих местах? — спросил он.

— Серебро, — ответил старатель, взял бутылку и долил Дирку текилы. — Возле Алгома-Миллс в свое время находился серебряный рудник, еще до того, как поднялся ажиотаж вокруг урана. Думаю, если здесь когда-то было крупное месторождение, то осталось и несколько мелких жил, а больше мне и не надо. — Он покачал головой и усмехнулся. — Впрочем, пока я ничего не нашел.

Питт улыбнулся в ответ и выпил текилы.

— Вы слышали когда-нибудь про минерал под названием рутений?

Старатель потер подбородок:

— Ну, он относится к платиновой группе и в этих местах не встречается. Я знаю, цена на него взлетела до небес, и, вероятно, много кто его теперь ищет, только мне рутений никогда не попадался. Да и вряд ли кто из моих знакомых его находил. Если не ошибаюсь, в мире есть всего несколько мест, где его добывают. Помнится, рутений был замешан в той истории с безумной фабрикой в Претории.

— Я ничего об этом не слыхал, — удивился Питт.

— Это старая шахтерская легенда. Я наткнулся на нее, собирая материалы по алмазам. В начале прошлого века в Претории, что в Южной Африке, построили небольшую ткацкую фабрику. Так вот, примерно через год ткачи один за другим стали сходить с ума. Дело дошло до того, что фабрику собирались закрыть. Вероятно, сумасшествие вызвали химикаты, которые использовались на производстве, однако наверняка сказать сложно. Позже выяснилось следующее: фабрику построили рядом с платиновой шахтой, богатой рутением. Тогда его ценности еще не знали, и рутениевую руду просто сваливали возле фабрики. По крайней мере, один историк связывает сумасшествие с именно необычным минералом.

— Надо же, как интересно, — проговорил Питт, вспоминая разговор со стариком-геологом. — А вам не доводилось слышать про старинные эскимосские шахты далеко на севере?

— Увы. Понятное дело, в наши дни Арктика стала лакомым куском по части полезных ископаемых. Алмазы на северо-западе, уголь на острове Элсмир — и, разумеется, нефть с газом по всей территории канадского севера.

Неожиданно в фургон заглянул полицейский с каменным выражением лица и попросил Питта заполнить акт о происшествии. Следом прибыла команда дорожных строителей и быстро расчистила дорогу Движение по одной полосе вскоре возобновилось.

— Вас не затруднит подбросить меня до аэропорта в Эллиот-Лейк? — спросил Дирк у гостеприимного старателя.

— Я направляюсь в район Садбери, так что нам почти по пути. Садитесь вперед, — ответил он, занимая место водителя.

Автофургон с трудом протиснулся мимо завалов и выехал на шоссе по другую сторону оползня. Всю дорогу двое мужчин увлеченно обсуждали горный промысел, его прошлое и настоящее, пока дом на колесах не остановился возле крошечного здания аэровокзала.

— Ну, вот мы и приехали, мистер…

— Питт. Дирк Питт.

— А меня зовут Клайв Касслер. В добрый путь, мистер Питт!

Питт пожал мужчине руку, погладил таксу и выбрался из фургона.

— Я вам очень признателен за помощь, — сказал он, глядя на старателя и смутно вспоминая, что где-то они уже встречались. — Надеюсь, вы найдете свою серебряную жилу!

Дирк вошел в здание аэровокзала и направился к администратору, мигом скорчившему недовольную мину. У Питта был такой вид, словно его переехал автобус дальнего следования: волосы и одежда облеплены грязью, на голове окровавленная повязка. Когда он объяснил служащему, что взятая напрокат машина лежит колесами кверху на самом краю утеса, доверху забитая щебнем, того едва удар не хватил.

Заполняя целую стопку документов на страховку, Питт выглянул в окно и заметил, что «Гольфстрима» на поле уже нет.

— Скажите, давно ли отбыл мой собрат на реактивном самолете? — поинтересовался он у администратора.

— Час или два назад. Как и вы, он не стал задерживаться.

— Кажется, я видел этого парня в городе. Эдакий крепкий малый в коричневом костюме, да?

— Именно так и выглядел тот пассажир.

— Не подскажете, куда он направился?

— Хм, вы оба суете нос в чужие дела — он тоже расспрашивал про вас, — хмыкнул администратор, потом взял планшет с зажимом для бумаги и провел пальцем по списку прибытий и отправлений.

Питт непринужденно заглянул за плечо служащего, прочел и постарался запомнить бортовой номер — C-FTGI.

— Я не могу сообщить, кто на борту, однако скажу, что самолет направляется в Ванкувер, с дозаправкой в Реджайне, провинция Саскачеван.

— И часто он бывает в Эллиот-Лейк?

— Нет, я видел этот самолет впервые. — Администратор кивнул в сторону маленького кафе в углу аэровокзала. — Почему бы вам не выпить кофе, пока я сообщу экипажу о вашем прибытии?

Питт направился в зал ожидания и налил себе чашку кофе из грязного стеклянного кофейника. По висящему в углу телевизору транслировали родео в Калгари, только Дирку не было до отчаянных наездников никакого дела: он напряженно вертел в уме кусочки головоломки, в которую складывались события последних нескольких дней. Поездку в «Кооператив горнопромышленников» Питт предпринял под влиянием момента, и все же интуиция его не подвела. Поиск месторождения рутения имел огромное значение, вдобавок у него появились конкуренты. Дирк вспомнил одетого с иголочки мужчину в белом седане, некоего Джона Бута. Кого-то он напоминал, вот только у Питта не было знакомых в Ванкувере, которые могли себе позволить частный реактивный самолет.

Администратор заглянул в зал ожидания, налил себе кружку кофе и обратился к Дирку:

— Ваш экипаж скоро прибудет. Я сказал им, что вы уже готовы вылететь.

Служащий взял пакетик с сахаром, намереваясь насыпать его в кофе. Неожиданно пакетик разорвался пополам, и белые гранулы брызнули на пол.

— Черт! — простонал администратор, отбрасывая опустевший пакетик. — Что ж, по крайней мере, ночному уборщику будет чем заняться.

Питт уставился на просыпанный сахар, однако совершенно с другим выражением лица. Его глаза заблестели, губы изогнулись в лукавой улыбке.

— Какая удачная незадача! — воскликнул он, удивив и без того обескураженного служащего. — Спасибо за помощь! Пойду сделаю пару звонков, и сразу в путь.

Несколько минут спустя Дирк уже шагал упругой походкой по летному полю, забыв про ссадины и ушибы. На губах его застыла все та же озорная улыбка.

39

— Министр Джеймсон, Митчелл Гойетт на линии. — В дверь кабинета, подобно суслику, осторожно заглянула седоволосая секретарша.

Джеймсон кивнул, подождал, пока за ней закроется дверь, и неохотно поднял трубку.

— Как там дела в нашей чудной столице, Артур? — с напускной дружелюбностью спросил Гойетт.

— В Оттаве стоят теплые весенние деньки, а в парламенте царит жаркая ура-патриотическая атмосфера.

— Пора бы нам вернуть канадские ресурсы Канаде, — фыркнул Гойетт.

— Ну да, и продать их китайцам, — сухо заметил министр.

Гойетт моментально сменил тон:

— В Арктике на юго-западе от острова Виктория есть камней под названием острова Королевского географического общества. Мне нужно право на разработку недр во всем регионе, — сообщил магнат с такой непринужденностью, будто речь шла о чашке кофе.

— Сейчас посмотрим, — ответил Джеймсон, вынимая из ящика стопку бумаг. Найдя карту пролива Виктория, испещренную пронумерованными линиями сетки координат, он сел поближе к компьютеру. Введя координаты, министр нашел сведения о лицензиях на разработку и добычу, выданные правительством. Через несколько минут ответ для Гойетта был готов.

— Боюсь, лицензия на добычу уже выдана. Она распространяется на тридцать процентов островов, в основном на южную часть острова Вест. Срок действия — десять лет, однако получена всего лишь два года назад и принадлежит холдингу «Кингфишер», дочернему предприятию американской горнопромышленной компании из Бьютта, штат Монтана. У них там одна шахта, в которой добывают цинк в сравнительно небольших количествах и только в теплое время года.

— Значит, лицензия выдана американской фирме?

— Да, через холдинговую компанию. С юридической точки зрения это вполне законно — в том случае, если они предпринимают необходимые меры безопасности и соблюдают условия лицензионного договора.

— Лицензию необходимо срочно отозвать и передать одному из моих дочерних предприятий, — безапелляционно заявил Гойетт.

Джеймсон покачал головой, поражаясь наглости магната:

— Для этого требуется нарушение лицензионного соглашения — например, загрязнение окружающей среды или махинации с выплатами. Поймите, Митчелл, мы не можем расторгнуть договор в одностороннем порядке — они непременно подадут судебный иск.

— Тогда как же мне получить эту чертову лицензию? — вышел из себя Гойетт.

— Судя по последней инспекции, американцы четко исполняют все условия договора, так что вам остается лишь попытаться перекупить у них права. Разумеется, они сдерут с вас три шкуры… Впрочем, есть и другая альтернатива.

— И что же это? — нетерпеливо переспросил Гойетт.

— В договоре прописан один момент, касающийся национальной обороны. Если эта свистопляска с Соединенными Штатами продолжится, то можно использовать ее как законное основание для прекращения действия лицензии. В случае войны, конфликта или расторжения отношений между странами лицензия аннулируется. Шансов на успех маловато, но кто знает… А зачем вам понадобились эти острова?

— Там есть кое-что не хуже золота, — тихо проговорил Гойетт. Слегка опомнившись, он рявкнул: — Подготовьте список документов, необходимых для получения лицензии, а я уж как-нибудь заставлю эту американскую корпорацию отступить!

— Что ж, — ответил Джеймсон, стиснув зубы. — Буду ждать ваших дальнейших указаний.

— Это еще не все. Как вы знаете, пролив Мелвилл весьма богат природным газом. Между тем, у меня есть права лишь на малую толику разработок. В ближайшее время вам следует передать мне контроль над всеми месторождениями.

Повисла длинная пауза, и наконец Джеймсон пробормотал:

— Не уверен, что это возможно.

— Нет ничего невозможного, особенно за хорошую плату! — рассмеялся Гойетт. — Большинство тамошних участков покрыты льдом, и никому нет до них дела. Ну, или пока не было.

— В том-то и проблема. Я слышал, что из Мелвилла уже начали осуществляться крупные поставки. Мы десятками получаем заявки на добычу.

— Так отклоняйте их! Газовые месторождения Мелвилла принесут миллиарды долларов, и я не позволю им ускользнуть у меня между пальцев! — рявкнул Гойетт. — Я вышлю вам карты, где укажу заданные районы, в которые входит большая часть месторождений пролива Мелвилл и еще несколько регионов. Я собираюсь значительно расширить добычу полезных ископаемых в Арктике, и мне понадобятся лицензии на все, что там есть! Прибыли будут огромными, как и ваше вознаграждение. Так что отнеситесь к этому серьезно, Артур! Всего хорошего.

Джеймсон услышал щелчок, и соединение прервалось. Министр ресурсов застыл на месте, чувствуя, как в нем поднимается волна гнева, и в сердцах бросил трубку.

В двух тысячах миль к западу Гойетт отключил громкую связь и откинулся на спинку кресла. Напротив него сидел Клэй Зак, внимательно и бесстрастно глядя магнату в глаза.

— Ничего в этой жизни не дается легко, — проворчал Гойетт. — Итак, давай еще раз: почему этот проклятый рутений так важен?

— Все просто. Если монополизируешь запасы рутения, в твоих руках окажется главный компонент, с помощью которого можно положить конец глобальному потеплению. А там уже выбор за тобой: либо решишь нажиться, либо потешить свое самолюбие…

— Продолжай! — фыркнул Гойетт.

— Предположим, тебе удастся завладеть главным месторождением рутения. И вот тогда придется выбирать. Знаменитый защитник окружающей среды Митчелл Гойетт может стать спасителем всей планеты, заодно неплохо заработав: на твоем рутении будут функционировать сотни и тысячи предприятий, осуществляющих искусственный фотосинтез.

— Это рискованно с точки зрения спроса, — усомнился Гойетт. — Кто знает, сколько рутения понадобится: прибыли могут быть либо огромными, либо ничтожными. Я вложил большую часть своих активов в обретение контроля над Северо-Западным проходом. Много средств ушло на постройку предприятий по добыче и переработке нефти и газа, к тому же я собрал целый арктический флот. Я заключил долгосрочные контракты с китайцами, да и американцы скоро будут валяться у меня в ногах. Добавь к тому высокий потенциал моего бизнеса по секвестрации углекислого газа. Если обернуть глобальное потепление вспять или даже просто замедлить его, то возникнет другая проблема: оледенение. И придется менять всю деловую стратегию!

— Ну, в таком случае вернемся к безжалостному капиталисту Митчеллу Гойетту, который и с завязанными глазами найдет свою выгоду и не остановится ни перед чем, лишь бы его финансовая империя продолжала расти.

— Какая грубая лесть! — саркастично заметил довольный Гойетт. — И тем не менее выбор ты мне упростил. Я не позволю снова превратить Северо-Западный проход в кусок сплошного льда. Недавнее потепление дало мне контроль над месторождениями в проливе Мелвилл, да и тамошний транспорт теперь весь мой. Лет через десять-пятнадцать, когда нефть и газ иссякнут, можно сыграть в спасителя планеты. Кстати, цены на рутений должны к тому моменту вырасти в разы.

— Вот это, я понимаю, настоящий капиталист!

Гойетт поднял со стола два листка бумаги — записи из регистрационного журнала, украденные Заком у «Кооператива горнопромышленников».

— И все же основания для заявки крайне неубеди— заметил он, внимательно изучив страницы. — В 1917 году торговец закупает руду у эскимоса, чей дед разжился ею семьдесят лет назад. Сам дед родом из Аделейда, но утверждает, что рутений нашел на островах Королевского географического общества. Вдобавок, эскимос называет его «черный коблун» и твердит, что источник проклят злыми духами… Вряд ли этих сведений достаточно для заявки на открытие рудника.

Магнат искоса посмотрел на Зака, опасаясь, как бы все история не оказалась ловушкой, подстроенной хитрым киллером.

Тот спокойно ответил ему долгим взглядом и сказал:

— Возможно, это рискованное предприятие. Тем не менее эскимосы свой рутений откуда-то взяли, хоть дело и было в Арктике сто шестьдесят лет назад. У нас есть рисунок карты, на котором точно указано, где нашли рутений. У эскимосов экскаваторов не было, так что наверняка металл лежал близко к земле. Там должно быть еще! Американская компания искала цинк, вдобавок на другой стороне острова. Да, Митч, предприятие рискованное, однако выгода может оказаться поистине огромной. Разумеется, при условии, что минерал там, и ты доберешься до него первым.

— Разве мы не единственные, кому известно про эскимосские запасы?

Зак поморщился, поджав губы:

— Существует вероятность, что об этом знает некий Дирк Питт.

— Питт? — недоуменно переспросил Гойетт.

— Он возглавляет Национальное управление подводных исследований США. Я наткнулся на него в Вашингтоне — после взрыва он возился с руководителем лаборатории. Потом он появился на складе «Кооператива горнопромышленников» сразу за мной. Я попытался устроить ему несчастный случай на дороге из городка, но ему помог какой-то старик. Питт наверняка знает о важности рутения в реакции искусственного фотосинтеза…

— Возможно, он вышел на твой след, — озабоченно проговорил Гойетт.

— С этим я запросто разберусь.

— Вряд ли стоит подкладывать взрывчатку такому заметному госслужащему. Если он будет сидеть в Штатах, то не сможет нам помешать. Я приставлю к нему «хвост», просто на всякий случай. А тебе пора отправиться в Арктику и обследовать острова Королевского географического общества. Возьми с собой ребят из службы безопасности и несколько моих лучших геологов. После этого попробуем убрать с пути ту американскую компанию. Найди мне рутений любой ценой! Весь рутений должен стать моим!

— Вот Митчелл Гойетт, которого я знаю и люблю, — заметил Зак с кривой ухмылочкой. — Мы еще не обсудили мой гонорар.

— Пока весь наш план — не более чем воздушный замок. Пусть будет десять процентов доходов с добычи.

— Пятьдесят процентов меня вполне устроят.

— Ты с ума сошел! На мне — все первоначальные издержки. Пятнадцать процентов.

— Что ж, пусть будет двадцать.

Гойетт стиснул зубы:

— Кыш с моей лодки! Желаю тебе как следует померзнуть…

40

Невзирая на мольбы Лорен остаться в постели и отдохнуть, с утра пораньше Питт-старший вскочил и собрался на работу. Тело болело гораздо сильнее, чем вчера, и он медленно размялся, разгоняя кровь по жилам. Текила с апельсиновым соком наверняка сняла бы неприятные ощущения, однако Питт решил не усугублять свое состояние: чтобы прошла боль, потребуется время. Да и годы, признаться, уже не те.

Лорен отвела мужа в ванную, обработала ссадину на голове и заклеила пластырем.

— Эту рану хоть волосами можно прикрыть, — вздохнула она, проводя пальцем по шрамам на груди и на спине Дирка. Бесчисленные схватки со смертью оставили отметины не только на его теле, но и в душе.

— Мне здорово повезло! — язвительно заметил Питт.

— Надеюсь, ты теперь образумишься, — ответила Лорен, осторожно обнимая мужа.

Рассказывая Лорен о своих приключениях в Онтарио, Питт не стал вдаваться в подробности, и она так и не узнала, что оползень произошел не случайно. Лорен поцеловала мужа в висок и напомнила, что в обеденный перерыв он обещал отвезти ее куда-нибудь перекусить.

— Заеду за тобой в полдень, — уверил ее Питт.

К восьми часам он был уже у себя в офисе, затем отсидел пару научных совещаний и набрал номер Дэна Мартина. Директор ФБР звонку обрадовался.

— Знаешь, Дирк, твоя вчерашняя наводка здорово помогла. Ты оказался прав: уборщики в лаборатории университета Джорджа Вашингтона работают только по вечерам. Мы просмотрели записи с камер наблюдения и получили отличный снимок того заплутавшего утреннего уборщика. Он идеально подходит под твое описание!

Сидя в зале ожидания аэропорта Эллиот-Лейк, Питт наконец признал в незнакомце со склада горнопромышленников уборщика, которого встретил в лаборатории незадолго взрыва.

— Вы смогли установить личность?

— Выяснив, что он не имеет никакого отношения к персоналу лаборатории, мы прогнали его фото через нашу базу данных. Сам понимаешь, наверняка сказать сложно, однако мы получили список из нескольких подозреваемых, и один из них здорово смахивает на нашего парня. По эту сторону границы он известен как Роберт Форд из Баффало, штат Нью-Йорк. Впрочем, и имя, и адрес оказались липовыми.

Питт повторил вслух имя Роберта Форда, потом вспомнил псевдоним, который он использовал в Блайнд-Ривер — Джон Бут. Очень показательно: убийцу Линкольна звали Джон Уилкс Бут, а Роберт Форд застрелил Джесси Джеймса.

— Он восхищается политическими убийцами прошлого.

— Похоже, это и есть его сфера деятельности. Мы обменялись данными с канадскими властями, и они признали в нем парня по имени Клэй Зак.

— Они его арестуют?

— И рады бы, да найти не могут. Его подозревают в убийстве двадцатилетней давности на канадском никелевом руднике. С тех пор его местонахождение неизвестно.

— Никелевый рудник? Возможно, там он и научился работать с динамитом.

— Мы продолжаем проверку этой версии. Канадцы вряд ли его поймают, зато, если он появится в Штатах, у нас есть неплохие шансы его арестовать.

— Отличная работа, Дэн. За такое короткое время ты многое успел.

— Повезло, что ты вспомнил этого парня. Кстати, есть еще один интересный момент. Помнишь лаборанта Лизы Лейн, Боба Гамильтона? Мы добились ордера и проверили его финансы. Буквально на днях на его счет поступило пятьдесят тысяч долларов. Отправителем значится некая офшорная компания.

— Так и знал, с этим Бобом что-то не так!

— Мы еще немного покопаем и к концу недели пригласим его побеседовать. Не знаю, есть ли прямая связь, но пока все выглядит довольно многообещающе.

— Рад, что твое расследование идет полным ходом.

— Спасибо за наводку, Дирк!

Питт вспомнил про свое собственное расследование и направился в компьютерный центр на десятом этаже. Егер все так же сидел за панелью управления и спорил с Макс, стоявшей возле экрана проектора. На нем была выведена карта обоих полушарий, где десятки светящихся точек указывали на буйки, размещенные во всех морях и океанах. Через спутник метеорологическая и океанографическая информация с буйков поступала в штаб-квартиру НУПИ.

— Проблемы с буйковой системой? — спросил Питт, присаживаясь позади Егера.

— Связь с некоторыми сегментами потеряна, — ответил Хирам. — Макс проводит проверку программного обеспечения, чтобы распознать и исправить проблему.

— Если бы последнюю версию программного обеспечения проверили должным образом, ничего подобного не случилось бы! — проворчала Макс. Она поздоровалась с Питтом и заметила пластырь. — Что у вас с головой?

— Да так, угодил в небольшое ДТП на горной дороге.

— Мы нашли владельца самолета, чей бортовой номер ты сообщил вчера, — объявил Егер.

— Не будем отвлекать Макс — наладка буйковой системы гораздо важнее.

— Я вполне способна работать в многозадачном режиме! — немного обиженно заметила Макс.

— Она проводит проверку, которая займет минут двадцать, — объяснил Егер. — Так что пока не готовы результаты, мы можем озадачить ее другими вопросами.

Повернувшись к голографической женщине, Егер попросил:

— Макс, выведи на экран информацию о канадском реактивном самолете «Гольфстрим».

— Реактивное воздушное судно «Гольфстрим G650», вмещает восемнадцать пассажиров, произведено в 2009 году. По данным канадского регистрационного реестра, бортовой номер C-FTGI принадлежит корпорации «Терра Грин Индастриз», Ванкувер, Канада. Это частная компания, возглавляемая неким Митчеллом Гойеттом.

— Стало быть, последние три буквы номера означают название компании, — заметил Егер. — Что ж, по крайней мере, он не стал присваивать самолету свои собственные инициалы, как это делает большинство неприлично богатых владельцев реактивных самолетов.

— Гойетт, — задумчиво пробормотал Питт. — Вроде он занимается исключительно экологически чистыми источниками энергии?

— Среди принадлежащих ему активов числятся ветряные, геотермические и гидроэлектростанции, а также несколько полей солнечных батарей, — перечислила Макс.

— Закрытые компании вызывают у меня много вопросов, — добавил Егер. — Поэтому мы с Макс решили копнуть поглубже и обнаружили еще пару десятков предприятий, принадлежащих «Терра Грин». Как выяснилось, некоторые из них занимаются добычей нефти, газа и прочих природных ископаемых в Атабаске, что в Альберте.

— Выходит, корпорация «Терра Грин» не такая уж и «зеленая», какой пытается казаться, — язвительно заметил Питт.

— Хуже того! Дочернее предприятие корпорации владеет правами на добычу газа в недавно открытом месторождении в проливе Мелвилл. И его ценность многократно превышает все прочие активы «Терры Грин»… Кроме того, мы обнаружили интересный морской след. В последние годы «Терра Грин» заказала верфи в заливе Миссисипи постройку нескольких больших ледоколов, а также огромных нефтяных и СПГ-танкеров. На той же верфи строили недавно исследовательское судно для НУПИ, запуск которого пришлось отсрочить из-за их обязательств перед «Терра Грин».

— Помню-помню, судостроительный завод Лоуден в Новом Орлеане, — воскликнул Питт. — Я видел в доке один из тех танкеров. Огромная бандура… Интересно, что они перевозят?

— Я не пробовала установить местонахождение судов. Если это необходимо… — начала Макс.

Питт покачал головой:

— Наверное, это не так важно. Макс, не могла бы ты узнать, занимается ли «Терра Грин» исследованиями, связанными с искусственным фотосинтезом или другими способами борьбы с парниковыми газами?

Макс замерла и принялась сканировать базы данных в поисках опубликованных отчетов о научно-исследовательской работе и сообщений для печати.

— У меня нет данных о том, что «Терра Грин» занимается искусственным фотосинтезом. У них есть небольшой исследовательский центр, изучающий солнечную энергию, и еще я нашла несколько статей, посвященных секвестрации углекислого газа. Совсем недавно корпорация запустила секвестрационный завод в Китимате, в Британской Колумбии. В настоящее время «Терра Грин» ведет переговоры с канадским правительством и собирается построить десятки подобных предприятий по всей стране.

— Китимат, говоришь? Я только что получил электронное письмо от Саммер, она сейчас там, — сообщил Егер.

— Да, ребята решили задержаться там на несколько дней — изучают кислотность воды во Внутреннем проходе, — кивнул Питт.

— Думаешь, заводы по секвестрации углекислого газа — достаточный повод, чтобы попытаться прикрыть исследование Лизы Лейн? — спросил Егер.

— Точно не знаю, однако все возможно. Совершенно ясно, что Гойетт охотится за рутением.

Питт рассказал про свою поездку в «Кооператив горнопромышленников» и незнакомца, которого он прежде встречал в лаборатории университета Джорджа Вашингтона. Он зачитал выписку из регистрационного журнала и передал свои заметки Егеру.

— Макс, в нашей последней беседе ты упоминала, что в настоящий момент добыча рутения практически не ведется.

— Именно, за исключением одной шахты в Боливии, где выход минерала совсем ничтожен.

— У «Кооператива горнопромышленников» рутения почти не осталось. Есть ли какие-нибудь данные, свидетельствующие о том, что в Арктике могут быть его залежи?

Макс застыла на миг, потом покачала головой.

— Нет, сэр. Я не нашла ни единого упоминания об обнаружении рутения или заявках на его разработку в наших базах. Это данные примерно с 60-х годов XX века.

Питт сверился с регистрационными записями и сказал:

— В 1917 году в журнале появилась пометка о том, что шестьюдесятью годами ранее некоторое количество рутения, так называемый «черный коблун», перекупили у эскимосов с полуострова Аделейд. Что скажешь, Макс?

— Простите, сэр, я не нашла никаких упоминаний, относящихся к делу, — расстроенно ответила голографическая женщина.

— Меня она «сэром» ни разу не назвала, — пробормотал уязвленный Егер.

Макс проигнорировала его замечание, пытаясь выполнить еще один запрос для Питта.

— Полуостров Аделейд находится на северном побережье Нунавута, к югу от острова Кинг-Уильям. Эти земли практически необитаемы, лишь в теплое время года там иногда появляются эскимосы.

— Макс, а что такое «черный коблун»? — спросил Егер.

Голограмма задумалась, сверяясь с лингвистической базой данных Стэндфордского университета. Потом склонила голову набок, и на лице ее появилось смущенное выражение.

— Эти два слова противоречат друг другу.

— Пожалуйста, объясни подробнее, — попросил Егер.

— В переводе «коблун» означает «белый человек». Таким образом, мы получаем «черный белый человек».

— Действительно, ерунда выходит! — удивился Егер. — Возможно, это значит белый человек, одетый в черное, или наоборот.

— Вполне вероятно, — кивнул Питт. — Впрочем, в то время в удаленных районах Арктики вряд ли ступала нога хоть белого, хоть черного человека. Не так ли, Макс?

— В общем, вы правы. Исследование канадской Арктики началось с поиска британцами Северо-Западного прохода в Тихий океан. К середине девятнадцатого века основные западные и восточные районы уже были нанесены на карту. Центральная часть, включая несколько проливов вокруг полуострова Аделейд, долгое время оставалась неохваченной.

Питт сверился с записями «Кооператива горнопромышленников».

— Судя по всему, канадцы закупили рутений у эскимосов примерно в 1849 году.

— Компания «Хадсон Бэй» снарядила экспедицию для исследования североамериканского побережья между 1837 и 1839 годами.

— Рановато, — заметил Егер.

— Следующую попытку предпринял Джон Рэй в 1851 году. В поисках пропавшей экспедиции Франклина он прошел вдоль юго-западного побережья острова Виктория.

Заметьте, это в целых ста милях от полуострова Аделейд. Лишь в 1859 году Фрэнсис Мак-Клинток посетил остров Кинг-Уильям, чуть севернее искомого места — кстати, тоже в поисках Франклина.

— А это уже поздновато, — откликнулся Егер.

— Остается Франклин, — сказал Питт. — Когда он был в тех водах и где пропал?

— Экспедиция Франклина покинула Англию в 1845 году. Первую зиму они переждали на острове Бичи, затем отправились на юг, пока не застряли во льдах возле острова Кинг-Уильям. Чуть позже вся команда погибла где-то в прибрежной зоне.

Питт поразмыслил над датами, что-то хмыкнул и поблагодарил Макс за предоставленные данные. Голографическая женщина кивнула и вернулась к проверке программного обеспечения.

— Если экспедиция Франклина покинула корабли в 1848 году далеко к северу от полуострова, вряд ли они потащили чертову руду с собой, — сказал Егер.

— Возможно, эскимосы напутали с датами, — предположил Питт. — Либо утверждение о том, что они добыли рутений прямо на месте стоянки на полуострове Аделейд, ошибочно.

— Ты прав. Думаешь, рутений как-тосвязан с экспедицией Франклина?

Питт медленно кивнул.

— Вероятно, это единственная ниточка.

— Ты сам слышал, что сказала Макс. Вся команда погибла, и значит, ответов не найти.

— Надежда всегда остается, — обнадежил его Питт, явно что-то задумав. Он посмотрел на часы и собрался уходить. — Знаешь, Хирам, я стопроцентно уверен, что сегодня после полудня удача мне улыбнется.

41

Дирк воспользовался джипом агентства, забрал Лорен с Капитолийского холма и поехал через центр города.

— У тебя достаточно времени для длинного обеда? — спросил он, остановившись на светофоре.

— К счастью, на сегодня никаких слушаний не назначенужно только просмотреть один законопроект. У тебя какие-то особые планы?

— Хочу наведаться в Джорджтаун.

— Заедем в мою квартирку и предадимся супружеским радостям? — с напускной скромностью спросила Лорен.

— Заманчивое предложение, — ответил Питт, сжимая руку жены, — однако отменить заказ столика у нас не выйдет.

Полуденные пробки на городских улицах изрядно замедляли движение, пока Дирк не свернул на М-стрит, проходящую через центр Джорджтауна.

— Как там Лиза справляется?

— Сегодня обещали выписать, и она хочет поскорее вернуться к работе. Как только Лиза сформулирует свое открытие и должным образом все оформит, я организую совещание в Управлении Белого дома по науке и технологической политике. Впрочем, это случится не скоро — утром звонила расстроенная Лиза и сообщила, что ее лаборант ушел. Видимо, получил более выгодное предложение, а ее даже не уведомил.

— Боб Гамильтон?

— Ну да, он самый. Ты еще не доверял бедняге.

— Ближе к концу недели ему предстоит объясняться с ФБР. И вряд ли после этого он сможет устроиться на новую работу.

— Так хорошо все начиналось с этим исследованием, и перспективы открывались самые радужные… Знаешь, я видела секретный отчет Министерства энергетики, в котором последствия глобального потепления оцениваются как гораздо более опасные для окружающей среды и экономики, чем было принято считать. Новейшие исследования выявили, что количество парниковых газов в атмосфере растет угрожающими темпами. Как думаешь, удастся ли в ближайшее время найти источник рутения и запустить промышленную установку для осуществления искусственного фотосинтеза?

— Пока у нас на руках лишь довольно сомнительное документальное свидетельство о давно утраченном источнике. Возможно, вся затея окажется пустышкой, и все же мы обязательно должны проверить этот след.

Питт свернул на тихую улочку, сплошь застроенную особняками 40-х годов XIX века. Припарковав джип под раскидистым дубом, он повел Лорен к длинному приземистому зданию, в котором когда-то размещался каретный двор соседнего дома. Питт взялся за массивный бронзовый молоток, и в тот же миг дверь распахнулась — на пороге стоял необыкновенно тучный мужчина в домашнем жакете из красного атласа.

— Дирк! Лорен! Ну, наконец-то! — пророкотал Джулиан Перлмуттер. Бородатый гигант, весивший не менее четырехсот фунтов, радостно заключил гостей в медвежьи объятия и едва не переломал им все кости.

— Джулиан, прекрасно выглядишь! Ты, часом, не похудел? — спросила Лорен, похлопывая его по животу.

— Да боже упаси! — пробасил хозяин. — День, когда я перестану есть, станет для меня последним. А вот ты, милая, сегодня хороша, как никогда!

— Не очень-то увлекайся, приятель, прибереги свой аппетит для обеда, — усмехнулся Питт.

Перлмуттер склонился к Лорен и громко зашептал ей на ухо:

— Если в один прекрасный день этот неугомонный парень тебе надоест, просто дай мне знать. — Хозяин выпрямился и тяжелой поступью двинулся к двери. — Прошу всех в столовую!

Лорен и Дирк отправились следом, прошли через гостиную и коридор, до самого потолка уставленные книжными стеллажами. Весь дом напоминал скорее библиотеку, чем жилое помещение. Здесь Перлмуттер хранил крупнейшее в мире собрание рукописных и печатных трудов по истории покорения человеком морей и океанов планеты. Да и сам ненасытный коллекционер был превосходным экспертом в морской истории.

Перлмуттер провел Дирка и Лорен в маленькую, изысканно обставленную столовую, где книг было на удивление немного — всего несколько стопок у одной из стен. Гости присели за массивный обеденный стол красного дерева, у которого оказались очень занятные ножки, стилизованные под львиные лапы. Некогда этот стол находился в каюте капитана старинного парусного корабля. Теперь же он стал одной из бесчисленных диковинок морской коллекции Перлмуттера, затерянной среди легионов книг.

Хозяин открыл бутылку «Пуйи-Фюме» и налил всем по бокалу белого сухого вина.

— Боюсь, я уже допил ту бутылку архи, что ты прислал мне из Монголии, — вздохнул Перлмуттер. — Потрясающий напиток!

— Я вдоволь его напробовался, местные хлещут архи как воду, — отозвался Питт, припомнив горьковатый вкус алкогольного напитка из молока кобылиц.

Перлмуттер отпил вина, поставил бокал и хлопнул в ладоши.

— Мари! — громко позвал он. — Пора подать суп.

Из кухни вышла женщина в переднике и с подносом в руках. Мари была полной противоположностью Перлмуттера — стройная и изящная, с короткими темными волосами и карими глазами. Она с улыбкой поставила тарелки и скрылась на кухне. Питт попробовал суп и одобрительно кивнул.

— Вишисуаз. Очень ароматный!

Перлмуттер подался вперед и зашептал:

— Мари — помощница шеф-повара в ресторане французской кухни «Ситронелл» здесь, в Джорджтауне. Также выпускница одной из лучших школ кулинарного искусства Парижа. Более того, ее отец был шеф-поваром в «Максиме»! — добавил он, восхищенно поцеловав кончики пальцев. — Она согласилась приходить ко мне готовить трижды в неделю. Жизнь прекрасна! — проревел довольный Перлмуттер и рассмеялся от души.

Затем подали «сладкое мясо», тушенное с луком-пореем, ризотто и шоколадный мусс на десерт. Питт отодвинул пустую тарелку и счастливо вздохнул. Лорен со своей порцией так и не справилась.

— Джулиан, обед просто потрясающий от начала и до конца! Если тебе когда-нибудь надоест морская история, станешь великолепным ресторатором, — заметила Лорен.

— Весьма возможно, однако придется изрядно поднапрячься, — расхохотался Перлмуттер. — Кроме того, как ты, верно, знаешь на примере собственного мужа, любовь к морю не умирает никогда.

— Тоже верно. Даже не представляю, чем вы занимались бы, если бы люди никогда не выходили в море.

— Что за крамольные мысли! — пророкотал Перлмуттер. — Послушай, Дирк, ведь ты приехал не только славно пообедать в компании друга…

— Ты прав, Джулиан. Я занимаюсь поисками одного редкого минерала, появившегося в Арктике примерно в 1849 году.

— Как интересно! А зачем он тебе?

Питт кратко рассказал о важности рутения и изложил историю эскимосской руды, проданной «Кооперативу горнопромышленников».

— Говоришь, полуостров Аделейд? Если память мне не изменяет, это чуть ниже острова Кинг-Уильям, ровно посередине Северо-Западного прохода, — изрек Перлмуттер, поглаживая густую седую бороду. — И единственные исследователи, посетившие тот район в 1849 году, — экспедиция Франклина.

— Какого Франклина? — спросила Лорен.

— Сэра Джона Франклина, офицера британского флота и известного арктического исследователя. В юности он участвовал в Трафальгарской битве на борту «Беллерофонта», если не ошибаюсь. Достигнув преклонных лет, ушел на двух крепких судах в Арктику в надежде отыскать легендарный Северо-Западный проход. Франклин почти отыскал его, и тут корабли попали в ледяной плен. Пришлось команде их покинуть и отправиться к ближайшему торговому поселку, который находился в сотнях миль к югу. В итоге сам Франклин и сто тридцать четыре человека команды погибли, и его экспедиция стала самой трагической в истории покорения Арктики.

Перлмуттер извинился, ненадолго покинул гостей и вернулся со стопкой старых книг и рукописью в грубом переплете. Пролистав одну из книг, он прочел запись вслух.

— Ну вот. Франклин вышел из устья Темзы в мае 1845 года на кораблях «Эребус» и «Террор». В последний раз их видели в конце лета того же года в море Баффина, возле Гренландии. Запасов провианта хватило бы на три года; по крайней мере одну зиму они должны были провести во льдах, прежде чем экспедиция выйдет в Тихий океан или вернется в Англию, если проход окажется мифом. Вместо этого Франклин с командой сгинули в Арктике, а корабли так и не нашли.

— Почему же никто не отправился на поиски, когда они не вернулись через три года? — спросила Лорен.

— Ну, конечно же, их искали! Беспокоиться стали к концу 1847 года: от экспедиции не было ни слуху, ни духу, и со следующего года предпринимались неоднократные попытки ее найти. Правительство посылало буквально десятки спасательных экспедиций, которые обшарили проход с обоих концов. Леди Джейн Франклин также пыталась отыскать пропавшего мужа и финансировала несколько подобных вылазок. Поразительно, что вплоть до 1854 года не удавалось обнаружить ни малейших следов. Лишь через девять лет после отплытия судов из Англии на острове Кинг-Уильям нашли останки нескольких моряков, и худшие предположения подтвердились.

— Сохранились ли какие-нибудь записи вроде вахтенного журнала? — спросил Питт.

— Только леденящая кровь записка, обнаруженная в 1859 году на острове под пирамидой из камней. — Перлмуттер отыскал в одной из книг фотокопию и передал Лорен и Питту.

— Здесь говорится, что Франклин умер в 1847 году, но причина смерти не указана, — заметила Лорен.

— Записка оставляет больше вопросов, чем дает ответов. Экспедиция почти миновала самый опасный участок прохода, однако лето выдалось совсем коротким, и корабли погибли во льдах.

Питт нашел в книге карту района, где пропала экспедиция. До полуострова Аделейд оттуда было менее сотни миль.

— Найденный в этой местности рутений почему-то прозвали «черный коблун», — проговорил Питт, пытаясь отыскать ответ на эту загадку на карте.

— Коблун — эскимосское слово, — пробормотал Перлмуттер, разворачивая потрепанную рукопись.

— Да, эскимосы называют так белых людей.

Перлмуттер постучал согнутым пальцем по открытой книге:

— В 1860 году нью-йоркский журналист по имени Стюарт Лютнер решил разгадать тайну экспедиции Франклина. Он отправился в Арктику и прожил семь лет в эскимосском поселении, изучая язык и обычаи. Лютнер обшарил территории вокруг острова Кинг-Уильям вдоль и поперек, расспрашивая каждого местного, который мог встречаться с Франклином или его матросами. Однако информации было ничтожно мало, и в Нью-Йорк журналист вернулся практически ни с чем. По какой-то неведомой причине он не стал публиковать свои заметки, бросил все и уехал в Арктику. Там он женился на юной эскимоске и ушел из поселения, решив жить сам по себе. Больше о нем никогда не слышали.

— В этой рукописи его заметки о жизни среди эскимосов? — спросил Питт.

Перлмуттер кивнул.

— Несколько лет назад мне посчастливилось приобрести их на аукционе по вполне сносной цене.

— Странно, что заметки никогда не публиковались, — удивилась Лорен.

— Ты бы изменила свое мнение, если бы прочла рукопись. Девяносто процентов составляют разглагольствования о ловле и разделке тюленей, строительстве иглу, а также борьбе со скукой долгих полярных ночей.

— А оставшиеся десять процентов?.. — спросил Питт.

— Давайте выясним, — улыбнулся Перлмуттер.

На протяжении следующего часа хозяин дома листал рукопись и зачитывал отдельные отрывки с эскимосскими описаниями санной экспедиции, повстречавшейся им на дальних берегах острова Кинг-Уильям, и закованных в лед огромных кораблей. Ближе к концу дневника нашлась запись беседы с эскимосским юношей, которую Лорен и Питт слушали не дыша.

По свидетельству некоего Кооника, в 1849 году, когда ему было тринадцать лет, он отправился со своим дядей охотиться на тюленей в западной части острова Кинг-Уильям. С высокого тороса они увидели массивное судно, вмерзшее в лед.

— Коблун, — сказал дядя, направившись к кораблю.

Подойдя ближе, они услышали крики, несущиеся из глубин трюма. Длинноволосый мужчина с безумными глазами помахал им рукой, приглашая подняться на палубу. Мальчик и дядя только что добыли тюленя, и моряк сильно обрадовался. Следом появилось еще несколько грязных и очень худых людей в залитой кровью одежде. Один матрос пристально смотрел на Кооника и что-то бессвязно бормотал, двое других пустились в пляс. Команда пела странную песню и называла себя в ней «людьми черноты». Кооник решил, что все они одержимы злыми духами, и испугался. Он покрепче прижался к дяде, который тем временем обменял мясо тюленя на два ножа и несколько серебристых камней. Якобы они обладали уникальными свойствами и могли хорошо согревать. Коблуны обещали дать им еще ножи и камни в обмен на мясо тюленей. Кооник с дядей ушли, и мальчик никогда больше не видел тот корабль. Однако добавил, что несколько недель спустя его дядя и другие мужчины отнесли к судну много тюленей и вернулись с ножами и лодкой, наполненной «черным коблуном».

— Наверняка это был рутений! — воскликнула Лорен.

— Да, «черный коблун», — кивнул Питт. — Откуда же команда Франклина его взяла?

— Возможно, на одном из соседних островов. Они ведь предпринимали санные экспедиции после того, как корабли застряли во льдах, — предположил Перлмуттер. — Понятное дело, моряки могли обнаружить месторождение гораздо раньше, от Гренландии до острова Виктория. Разброс в тысячи миль, и точнее сказать, увы, нельзя.

— Вам не кажется странным поведение команды? — спросила Лорен.

— Я слышал похожую историю про одну ткацкую фабрику в Южной Африке. Там тоже были вспышки сумасшествия, которые связывают с рутением, — ответил Питт. — Не вижу в них никакого смысла, потому что сам по себе металл совершенно не опасен.

— Вполне вероятно, во всем виноваты суровые условия, в которых оказались бедняги. Голод и холод в темном и тесном трюме кого угодно сведут с ума, — поежилась Лорен.

— Не забудь про цингу и обморожения, не говоря уже про ботулизм от некачественных консервов, которые к тому же хранились в запаянных свинцом банках. Такие испытания не всякому человеку под силу вынести, — согласился Перлмуттер.

— Еще один вопрос без ответа, связанный со злосчастной экспедицией, — вздохнул Питт.

— Эти заметки подтверждают рассказ торговца из «Кооператива горнопромышленников», — объявил Перлмуттер.

— Кто знает, может, ответ на вопрос о происхождении металла все еще находится на корабле, — высказала догадку Лорен.

Питт думал о том же самом. Он знал, что в ледяных водах Арктики корабли могут пролежать довольно долго, практически не разрушаясь. Деревянный парусник «Бредалбейн», спущенный на воду в 1843 году, отправился на поиски экспедиции Франклина и был затерт льдами возле острова Бичи. Недавно его обнаружили в прекрасном состоянии и с почти полной оснасткой. Вполне вероятно, что судно Франклина все еще хранит тайну источника рутения. О каком же корабле идет речь, и где он находился?

— Второй корабль не упоминается? — спросил Питт.

— Увы. К тому же указанное в дневнике местонахождение гораздо дальше к югу, чем было принято считать раньше. Команда покинула корабли совсем в другой точке.

— Наверное, дрейфующий лед увлек их в разные стороны, — предположила Лорен.

— Звучит вполне правдоподобно. И все же самое интересное я припас на закуску, — сказал Перлмуттер, перелистнув несколько страниц. — Есть свидетельства других эскимосов, которые видели, как один корабль затонул, в то время как второй скрылся из виду. К сожалению, для эскимосов суда были совершенно одинаковыми, и Лютнеру не удалось выяснить подробностей.

— Если это были корабли Франклина, нам очень важно определить судно, поскольку весьма маловероятно, что минерал погрузили и на «Эребус», и на «Террор».

— Боюсь, Кооник не знал, о каком корабле идет речь. К тому же суда практически идентичны друг другу, — вздохнул Перлмуттер.

— Ведь мальчик упоминал, что команда придумала себе прозвище! — воскликнула Лорен. — Как там было, «черные люди»?

— Они называли себя «люди черноты», — поправил Перлмуттер. — Странно все это. Полагаю, они имели в виду темные полярные ночи.

— Либо есть другая причина, — оживился Питт и широко улыбнулся. — Если они и в самом деле были «людьми черноты», то мы знаем название их корабля!

Лорен недоуменно пожала плечами, зато Перлмуттер сразу догадался.

— Ну, конечно же! — проревел толстяк. — Ведь их корабль назывался «Эребус»! Молодчина, мой мальчик!

Лорен посмотрела на мужа, ожидая объяснений:

— Я что-то упустила?

— В греческой мифологии Эреб — часть подземного мира на пути в Гадес; в нем царит вечный мрак, или чернота, если хочешь.

— Без преувеличения можно сказать, что там и упокоился корабль вместе с командой, — вставил Перлмуттер. Он внимательно посмотрел Питту в глаза и спросил: — Думаешь, ты его найдешь?

— Район поисков порядочный, зато и ставки высоки. Помешать нам может лишь то же самое, что обернулось проклятием Франклина: лед.

— Начинается теплый сезон, и Арктика снова судоходна. Ты успеешь вовремя доставить туда корабль?

— И не забудь про канадцев, — предупредила Лорен. — Тебя могут и на порог не пустить.

Лицо Питта светилось оптимизмом:

— Совершенно случайно у меня уже есть судно именно в том районе, да еще и проводник в придачу, — уверенно ухмыльнулся он.

Перлмуттер достал пыльную бутылку коллекционного портвейна и налил всем по рюмке.

— Бог в помощь, мой мальчик! — провозгласил он тост. — Надеюсь, тебе удастся пролить немного света на тьму «Эребуса».

Поблагодарив Перлмуттера за обед и заручившись обещанием поделиться материалами о возможном местонахождении корабля, Лорен и Питт покинули гостеприимного морского историка и вернулись к машине. Лорен притихла, что было ей несвойственно. Она всем сердцем чувствовала надвигающуюся опасность. Становиться на пути устремившегося к таинственному приключению Питта было бесполезно, и все же Лорен всегда тяжело переживала разлуку.

— Арктика — опасное место, — наконец проговорила она. — Я буду ужасно беспокоиться о тебе.

— Обязательно захвачу теплое белье и буду держаться подальше от айсбергов, — пошутил Дирк.

— Понимаю, как это важно, только лучше бы ты не ездил…

Питт одобряюще улыбнулся, но глаза его смотрели куда-то вдаль. Лорен поняла, что мысленно муж уже в Арктике.

42

Митчелл Гойетт сидел на юте своей яхты, изучая отчет о прибылях, когда на палубе появилась его личная секретарша с защищенным от прослушки радиотелефоном.

— На линии министр природных ресурсов Джеймсон, — сказала привлекательная брюнетка, передавая шефу трубку.

Гойетт окинул девушку плотоядным взглядом и расплылся в улыбке:

— Артур, рад вас слышать. Скажите, как продвигается выдача моих лицензий?

— Об этом я и хотел поговорить. Я получил карты нужных вам районов Арктики и с удивлением обнаружил, что площадь территорий составляет более двенадцати миллионов акров. Следует отметить, что ситуация беспрецедентная.

— Ну да, там немало природных богатств. Однако давайте ближе к делу. Что у вас с заявкой на острова Королевского географического общества?

— Как вы уже знаете, часть прав на разведку и разработку принадлежит «Среднеамериканской горнодобывающей компании». Мои подчиненные подготовили проект по аннулированию их лицензии на законных основаниях. Если в ближайшие три месяца американцы не смогут обеспечить выработку продукции в соответствии с указанными в договоре квотами, мы отзовем их лицензию. В случае эскалации политического конфликта с США это можно сделать гораздо раньше.

— Думаю, они вряд ли выполнят свои летние квоты, — лукаво заметил Гойетт.

— Аннулировать лицензию можно и быстрее, только нужна подпись премьер-министра. Что вы на это скажете?

— Премьер-министр Баррет всецело поддержит нас, — рассмеялся Гойетт. — Можете считать его кем-то вроде негласного члена товарищества.

— Публично он проводит политику протекционизма в вопросах освоения Арктики, — напомнил Джеймсон.

— Он подпишет все, что мне нужно. Как обстоит дело с другими моими лицензиями?

— В настоящее время права на разработку недр выданы лишь на небольшую территорию в районе пролива Мелвилл. Судя по всему, вы изрядно всех опережаете.

— Еще бы, ведь большая часть региона долгое время была практически недосягаема. Но климат меняется, мой флот барж и ледоколов уже готов, и я начну разрабатывать эти месторождения прежде, чем остальные успеют спохватиться. Разумеется, не без вашей помощи, мой друг, — ехидно добавил Гойетт.

— Я помогу вам с лицензиями на морскую разработку, однако права на часть наземных территорий можно получить лишь с разрешения Бюро по делам индейцев.

— Главу Бюро назначает премьер-министр, не так ли?

— Вроде бы да.

Гойетт снова рассмеялся:

— Ну, тогда проблем не предвидится. Как скоро я заполучу морские месторождения?

— Видите ли, территория обширная, на рассмотрение и утверждение заявки потребуется некоторое время, — заколебался Джеймсон.

— Не беспокойтесь, министр. В ближайшее время вы получите солидный банковский перевод, а после выдачи лицензий — еще один. Я всегда плачу тем, кто помогает мне в моих коммерческих предприятиях.

— Очень хорошо. Я подготовлю все документы в ближайшие несколько недель.

— Вот и молодчина! Где меня найти — знаете, — добавил Гойетт и нажал отбой.

В своем офисе в Оттаве Джеймсон положил трубку и поднял глаза. Глава канадской Королевской полиции выключил магнитофон и повесил вторую трубку, по которой слушал телефонный разговор.

— Господи, он и премьер-министра втянул, — прошептал комиссар, качая головой.

— Как говорится, власть развращает, — поддакнул Джеймсон. — К завтрашнему дню вы уже подготовите мое соглашение о сотрудничестве?

— Да, — кивнул потрясенный комиссар. — Вы согласились дать показания в суде, поэтому обвинений мы не выдвинем. Разумеется, вам придется немедленно уйти в отставку. Боюсь, ваша карьера госслужащего на этом и закончится.

— Я готов смириться со своей судьбой, — мрачно ответил Джеймсон. — Это куда лучше, чем прислуживать этой жадной свинье.

— И вы сможете дальше жить с тем, что уничтожили премьер-министра?

— Если Гойетт купил его со всеми потрохами, то другой доли он не заслуживает!

Комиссар поднялся и убрал прослушивающую аппаратуру в плоский чемоданчик.

— Не расстраивайтесь, комиссар, — подбодрил Джеймсон, глядя в его расстроенное лицо. — Когда правда о Гойетте откроется, вы будете национальным героем, упрятавшим мерзавца за решетку. Знаете, вы даже можете стать неплохим кандидатом на пост премьер-министра.

— Мои притязания гораздо скромнее. Представить боюсь, как скажется скандал с миллиардером на нашей правовой системе…

Комиссар шагнул к двери, и Джеймсон снова его окликнул:

— Рано или поздно справедливость восторжествует.

Глава полиции даже не обернулся, понимая, что так бывает далеко не всегда.

43

Останки катера Тревора все еще дымились, когда прибыла одолженная у алюминиевого завода баржа, на которую и погрузили изуродованное судно. Обломки отвезли на ближайшую верфь и поставили на цементную площадку, где их осмотрит полиция и агент страховой компании. Порезы Тревора перевязали, он дал показания, порылся в обгоревшем корпусе и пошел обратно к исследовательскому катеру НУПИ. Питт-младший жестом пригласил его подняться на борт и спросил о реакции полиции.

— Комиссар не готов признать, что это было взрывное устройство, пока судно не осмотрит эксперт по расследованию поджогов.

— Лодки, знаешь ли, не взрываются просто так, — заметил Дирк.

— Он спросил, подозреваю ли я кого-нибудь, и я сказал, что нет.

— Думаешь, он ничем не сможет помочь? — спросила Саммер.

— Пока вряд ли. У нас нет достаточных доказательств, чтобы выдвигать обвинения.

— Как мы знаем, взрыв устроил некто с секвестрационного завода.

— Нужно выяснить, к чему такая секретность, — ответил Тревор, пристально глядя на Дирка и Саммер. — Я знаю, времени у вас в обрез, но, может, все-таки успеем отправиться на остров Джил и осмотреть окрестности?

— Катер готов, мы тоже, — кивнул Питт. — Убирай швартовы, и в путь!

По проливу Дугласа они шли в молчании, напряженно размышляя, во что же влипли. Пройдя мимо секвестрационного завода, Дирк увидел пустой причал — танкер отплыл. Он увеличил скорость до максимума в стремлении как можно быстрее добраться до места и узнать, что скрывают воды вокруг острова Джил.

Катер почти достиг залива, когда Саммер поднялась и указала рукой вдаль: за ближайшим поворотом маячил черный танкер, медленно двигающийся по проливу.

— Смотрите, как низко он сидит! — воскликнул Дирк, заметив, что судно находится в воде но самую ватерлинию.

— Саммер, ты была права, — признал Тревор. — На заводе танкер действительно загружал жидкий С0₂. Ничего не понимаю!

Судно НУПИ миновало танкер и достигло открытого пространства. Дирк свернул к югу и остановился, поравнявшись с оконечностью острова Джил. Он отправился на палубу, опустил гидроакустический приемник в воду, а Саммер тем временем выставила координаты поиска. Через несколько минут они уже прочесывали залив, буксируя за собой так называемую «рыбку».

Судя по показаниям гидролокатора, внизу было наклонное каменистое дно. У берега глубина составляла около пятидесяти футов, в центре доходила до двухсот. Подстраиваясь под профиль дна, Дирк то поднимал, то опускал кабель, словно в йо-йо играл.

В течение первого часа ничего интересного не попалось: усыпанное камнями однообразное морское дно да затонувшие бревна. Тревору быстро надоело смотреть на экран гидролокатора, и он принялся наблюдать за танкером. Огромное судно вышло в залив, со скоростью улитки обогнуло северную оконечность острова Джил и скрылось из вида.

— Вот бы узнать, куда он плывет, — не выдержал Тревор.

— Вернусь в Сиэтл, попробую выяснить через наше агентство, — обнадежила его Саммер.

— Не могут же они сливать углекислый газ прямо в море!

— Такого просто не может быть. Чуть переменится ветер — и команда погибнет!

— Надеюсь, ты права. И все же у меня концы с концами не сходятся…

Их перебил возглас Дирка:

— Кое-что нашел!

Саммер и Тревор просунули головы в рубку и уставились на монитор. На экране виднелась длинная и тонкая линия, убегающая в сторону.

— Возможно, это труба, — предположил Дирк. — Явно дело рук человека. Нужно взглянуть поближе.

Им пришлось подождать десять минут, пока катер развернется у острова и захватит следующий сегмент залива. На экране снова возникла тонкая линия, сворачивающая в северо-западном направлении.

— Для линии связи она слишком большая, — заметила Саммер.

— И зачем она здесь? — озадачился Тревор. — За исключением нескольких рыбацких и охотничьих лачуг, остров Джил необитаем.

— Куда же она ведет? — заинтересовался Дирк. — Поскольку труба не закопана в грунт, скоро мы это узнаем.

Они продолжили исследовать дно, однако подводная загадка оказалась не из легких. Вскоре появилась вторая труба, за ней третья — и все три вели в северном направлении. Пройдя по нескольким сегментам залива, они нашли еще четыре трубы и наткнулись на место их соединения: на дне словно лежала гигантская семипалая рука. Соединив разные изображения гидролокатора в одно, друзья обнаружили, что все трубы тянутся ярдов на пятьдесят, а потом резко обрываются. От точки их схода к северу вела самая толстая труба; она шла параллельно берегу, а затем внезапно исчезала в грунте. Дойдя до конца зоны поисков, Дирк заглушил мотор и с помощью Тревора вынул «рыбку».

— Уже почти семь, — напомнила Саммер. — В течение часа нам нужно вернуться, если не хотим идти по проливу в темноте.

— Для короткой подводной вылазки времени предостаточно, — отмахнулся Дирк. — Это может быть наш единственный шанс!

Спорить с ним никто не стал, и Питт поспешно надел гидрокостюм. Саммер тем временем подвела катер к месту соединения труб.

— Глубина девяносто пять футов. Радар показывает крупное судно, идущее к нам, милях в пятнадцати к северу, так что будь осторожен! — Саммер повернулась к Тревору и спросила: — Вроде бы, ты говорил, в будние дни круизные суда здесь не ходят?

Тревор недоуменно пожал плечами:

— Я и сам так думал. Обычно от расписания они не отклоняются. Возможно, это сбившееся с пути грузовое судно.

Дирк заглянул в рубку и посмотрел на экран радара.

— Прежде чем оно подойдет, я успею как следует все осмотреть.

Саммер развернула судно по течению, Тревор выбросил якорь. Питт надел баллон, грузовой пояс и шагнул за борт.

Погружение пришлось на промежуток между приливом и отливом, так что течение было минимальным. Дирк доплыл до носа, ухватился за якорный канат и спустился на дно.

Свет едва пробивался сквозь холодную зеленую воду, и Дирку пришлось включить маленький налобный фонарь, надетый поверх капюшона. Из тьмы выступило бурое каменистое дно, усыпанное морскими ежами и звездами, глубиномер показал девяносто три фута. Дирк отрегулировал плавучесть. Затем, выпустив канат, описал широкий круг и, наконец, нашел то, что видел на экране гидролокатора.

Это была темная металлическая труба дюймов шесть в диаметре, идущая по дну и скрывающаяся за пределами видимости. Судя по всему, поместили ее сюда сравнительно недавно: она не успела ни заржаветь, ни покрыться илом. Дирк вернулся к якорю, подтащил его поближе к трубе и закрепил в груде камней. Затем он проплыл над трубой еще несколько ярдов, пока не нашел открытый конец, расположенный на большей глубине. Рядом с ним на дне образовалась впадина, вокруг которой не было абсолютно никакой морской живности.

Дирк проплыл над трубой в сторону берега, где было уже не так глубоко, и обнаружил место соединения: три парных сочленения из шести труб, расходящихся в разные стороны, и седьмую трубу, дюймов десять в диаметре, ведущую к острову Джил. Дирк проследовал за ней несколько сотен футов и выяснил, что на глубине тридцать футов она поворачивает под углом девяносто градусов на север и далее скрывается в грунте. Именно поэтому гидролокатор не смог ее обнаружить. Дирк хотел плыть дальше, но запас воздуха подходил к концу, и он повернул назад.

Вдруг раздался непонятный гул, источник которого было сложно определить под водой. Плывя вдоль трубы, Дирк заметил, что с обеих ее сторон посыпался песок. Дотронувшись до трубы, Питт почувствовал сильную вибрацию. Внезапно он все понял и ринулся к сочленению труб…

На палубе катера Саммер посмотрела на часы и обнаружила, что Дирка нет уже почти полчаса. Она повернулась к Тревору, который сидел на рейлинге и восхищенно глядел на девушку.

— Жаль, мы не можем остаться здесь подольше, — сказала Саммер, словно читая его мысли.

— Мне тоже жаль. Я тут подумал… Мне придется отправиться в Ванкувер, чтобы подать рапорт о происшествии и получить новый катер. Это наверняка займет несколько дней, к тому же я попробую потянуть время, — усмехнулся Тревор. — Может, нам удастся встретиться в Сиэтле?

— Только попробуй не приехать! — ответила Саммер с улыбкой. — От Ванкувера туда всего три часа на поезде.

Тревор собрался что-то ответить и вдруг на расстоянии двадцати ярдов заметил поднимающиеся на поверхность пузыри. Он привстал, намереваясь разглядеть их получше, и тут Саммер указала на бьющий у носа катера поток пузырей. Молодые люди быстро осмотрели гладь залива и обнаружили еще шесть непонятных извержений прямо возле катера.

Казалось, вода вскипела — от нее даже пар пошел. Он собирался в белые клубы, стеной окружившие судно. Саммер и Тревор очутились в ловушке, и пар стал приближаться.

— Вот оно, Дыхание дьявола! — встревоженно воскликнул Тревор.

44

Дирк изо всех сил забил ногами и стремительно заскользил вдоль основной трубы. Хотя видимость была неважная, он чувствовал вибрацию и знал, что выброс наверняка очень опасен. Внезапно он вспомнил «Вентуру» и ее мертвую команду. При мысли о том, что Саммер с Тревором остались на поверхности, Дирк поплыл с удвоенной силой, не обращая внимания на дискомфорт в легких.

Дирк добрался до места соединения труб и сразу свернул влево, следуя вдоль малой трубы, возле которой погружался. Теперь он отчетливо слышал бурление газа, выходящего из трубы под высоким давлением. Он ринулся к поверхности, идя под углом к якорному тросу, и поднялся у самого носа катера.

Когда юноша вынырнул, туман стоял, как в Лондоне. Над водой стелилась густая белая мгла. Дирк опустил лицо в воду и поплыл к корме, где Саммер оставила для него подвесной трап. Питт поднялся на нижнюю ступеньку и оглядел палубу: повсюду витали белые клубы испарений, рубку было не разглядеть.

Дирк вынул загубник и громко позвал Саммер. Во рту моментально появился едкий привкус, и юноша поскорее вдохнул воздуха из баллона. Он постоял, прислушиваясь, потом шагнул в воду.

На крик Дирка никто не отозвался потому, что катер был пуст.

В двух сотнях ярдов к западу от катера и в десяти футах под водой Тревор почти прощался с жизнью. Ледяная вода быстро и незаметно лишила его и сил, и желания выжить. Если бы не сияющие серые глаза Саммер, умоляющие его не сдаваться, Тревор давно пошел бы ко дну.

От ее взгляда захватывало дух, думал Тревор, в очередной раз делая глоток воздуха из баллона. Казалось, этот взгляд согревает его. Он передал девушке загубник и почувствовал, как медленно теряет сознание. Тревор попытался сосредоточиться и сильнее забил ногами, напомнив себе, что им еще нужно добраться до берега.

Решение покинуть катер оба приняли в мгновение ока и только благодаря этому выжили. Когда облако углекислого газа опустилось на палубу, иного пути к спасению не осталось. Сначала девушка хотела обрезать якорный трос и пробиться сквозь ядовитый туман, однако в этом случае малейшая задержка могла стоить им жизни. К тому же следовало подумать и о Дирке: если бы он поднялся на поверхность в момент запуска двигателя, его порубило бы на куски винтом. Шансов на выживание у него и так было немного, и все же Саммер надеялась, что брат доплывет до безопасного места и с остатками воздуха в баллоне.

— Нужно прыгать! — крикнула девушка, указывая на заполняющий палубу туман.

Саммер шагнула к полностью снаряженному аквалангу, висевшему на рейлинге.

— Надевай гидрокостюм, а я возьму баллон, — велел Тревор.

Меньше чем за минуту девушка переоделась и нацепила маску, а Тревор поспешно пристегнул баллон. Она едва успела просунуть руки под ремни его компенсатора плавучести, как палубу накрыло белое облако. Молодые люди перевалились через борт и нырнули как можно глубже, спасаясь от смертельного газа.

Погружение в ледяную воду без гидрокостюма оказалось подобно удару электрическим током, и все же из-за выброса адреналина Тревор холода почти не ощутил. Крепко сомкнув объятия, Саммер и Тревор передавали друг другу загубник и неуклюже били ногами по воде. Наконец они вошли в ритм и поплыли более слаженно по направлению к острову.

Тревор быстро терял силы, слабея на глазах. Сначала Саммер заметила, что его движения стали более вялыми, потом посинели губы и уши — Тревору грозило неминуемое переохлаждение. Девушка прибавила ходу, боясь потерять драгоценное время. Она проплыла еще сотню футов и поняла, что скоро Тревор повиснет на ней мертвым грузом. Саммер посмотрела вниз, надеясь увидеть поднимающееся дно, однако вокруг была лишь черная вода. Неизвестно, сколько осталось до острова и не плывут ли они по кругу. Придется рискнуть и подняться на поверхность, решила девушка.

Сделав глубокий вдох, Саммер передала загубник Тревору и начала подниматься, таща мужчину за собой. Вынырнув среди спокойной глади залива, она быстро огляделась и поняла, что худшие подозрения не подтвердились: из облака углекислого газа они благополучно выбрались. Остров Джил виднелся всего в четверти мили, и хотя они плыли не по прямой, зато направление взяли верное.

Саммер несколько раз вдохнула и выдохнула, убедилась в безопасности воздуха и поддула компенсатор плавучести. Жилет быстро наполнился, приподняв грудь Тревора над водой. Девушка озабоченно посмотрела ему в лицо, Тревор даже подмигнул ей, но глаза его были пугающе безжизненными. Уцепившись за акваланг, Саммер изо всех сил устремилась к берегу, таща мужчину за собой. Тревор едва шевелил ластами.

Усталой девушке казалось, что остров не приближается вовсе. Она очень боялась не успеть — Тревор был совсем плох. Саммер старалась не смотреть на линию берега, просто плыть себе и плыть, только вот ноги уже налились свинцовой тяжестью. Вдруг жилет Тревора выскользнул у нее из рук, и бездвижное тело устремилось вперед, перемещаясь будто само по себе. Наконец рядом с грудью Тревора из воды показалась голова.

Дирк обернулся, посмотрел на Саммер и выплюнул загубник.

— Бедняга совсем замерз. Газа-то хоть не надышался?

— Нет, просто переохладился. Нужно скорее доставить его на берег. Как ты нас нашел?

— Увидел, что акваланга на палубе нет, и понял: вы решили спастись на берегу. Взял слегка к югу, и вот они вы!

Не теряя времени, брат с сестрой поплыли вперед. Появление Дирка придало Саммер сил, у нее открылось второе дыхание. Вдвоем они быстро дотащили Тревора до берега и выбрались на каменистый пляж. Дрожащий как осиновый лист мужчина сел и уставился в одну точку.

— Нужно снять с него мокрые вещи и переодеть в мой гидрокостюм, — сказал Дирк.

Саммер согласно кивнула и указала рукой на маленький деревянный домик в сотне ярдов от них.

— Похоже на рыбацкую хижину. Сходи проверь, я тем временем раздену Тревора.

— Ладно, — ответил Дирк, снимая баллон и грузовой пояс. — Главное не увлекайся, — проворчал он и потрусил к домику.

Питт понимал, что нельзя терять ни минуты — жизни Тревора угрожала реальная опасность. Юноша быстро добежал до хижины, в которой, видимо, останавливались с ночевкой члены местного клуба рыболовов. Простой бревенчатый домик был меньше одноместного гаража. Снаружи возле стены стояли пятидесятигалонная бочка и поленница дров. Входная дверь легко открылась, внутри нашлась койка, дровяная печь и коптильня для рыбы. Там же Дирк обнаружил спички и несколько сухих поленьев, развел огонь и поспешил обратно к сестре.

Обнаженный по пояс Тревор сидел на бревне, Саммер пыталась снять с него мокрые штаны. Дирк помог ему подняться на ноги, взял за одну руку, Саммер подхватила за другую, и они потащили мужчину к домику. Брат с сестрой постоянно оглядывались на залив, где над водой все еще поднимались клубы углекислого газа, напоминавшие вулканические выбросы. Пар сбился в колонну, протянувшуюся через весь залив и достигавшую пятидесяти футов в высоту. Вода стала буроватого цвета, повсюду всплыли десятки мертвых рыб.

— Наверняка все устроил тот танкер! — убежденно сказал Дирк. — Вероятно, они закачивают газ через подстанцию на другой стороне острова.

— Почему же они это сделали средь бела дня?

— Знали, что мы рядом, — тихо ответил Дирк, сдерживая гнев.

Брат с сестрой добрались до хижины и уложили Тревора на койку. Саммер накрыла его старым шерстяным одеялом, Дирк принес еще немного дров и положил в печь. Помещение слегка прогрелось, поленья занялись, пламя весело загудело. Питт снова направился к поленнице, и тут окрестности огласил громкий рев, эхом прокатившийся по холмам острова.

Дирк и Саммер выбежали из хижины, в ужасе глядя вдаль. В двух милях к северу в проход входил огромный круизный лайнер, направляясь прямо к смертоносному облаку углекислого газа.

45

Французский круизный лайнер «Дофин» должен был неделю курсировать вдоль побережья Аляски и потом вернуться обратно в Ванкувер. Однако на борту вспыхнула эпидемия желудочно-кишечного заболевания, слегли три сотни пассажиров, и капитан решил сократить путешествие, опасаясь, что многим потребуется госпитализация.

«Дофин» достигал девятисот пятидесяти футов в длину и был одним из самых больших и самых современных лайнеров, совершающих рейсы по Внутреннему проходу. На борту находилось три плавательных бассейна и восемь ресторанов, над мостиком раскинулась огромная смотровая площадка со стеклянными стенами. Всем этим великолепием и комфортом наслаждалось две тысячи сто пассажиров.

Стоя на берегу острова Джил, Дирк и Саммер смотрели на приближающийся белоснежный лайнер и понимали, что тот обречен. Из всех семи подводных труб продолжал поступать диоксид углерода, по заливу расползалось ядовитое облако шириной в полмили. Легкий западный бриз не давал ему приблизиться к острову, относя клубы в глубь пролива. «Дофин» пройдет сквозь облако минут за пять, за это время тяжелый газ проникнет в систему кондиционирования, вытеснит кислород и распространится по всему судну.

— На борту тысячи людей… — горестно прошептала Саммер. — Мы должны их предупредить!

— Может, в домике есть радио, — предположил Дирк.

Они бросились в рыбацкую хижину и буквально перевернули ее вверх дном, не обращая внимания на вялые протесты Тревора. Вот только радио там не было. Дирк выскочил наружу и всмотрелся в даль, пытаясь увидеть свой катер, плотно закрытый клубами пара.

— Сколько у тебя осталось воздуха? Я мог бы попытаться доплыть до катера и выйти с ними на связь, но мой баллон пуст.

— Мой тоже, — покачала головой Саммер, — мне ведь пришлось делиться с Тревором. Ты никогда не доплывешь до катера, да и я тебя не пущу!

Дирк внял уговорам сестры, понимая ее правоту. Он беспомощно оглянулся по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать как сигнал тревоги. Взгляд его упал на железную бочку возле поленницы, и юноша попытался ее приподнять. Ему долго не удавалось сдвинуть с места покрытый копотью цилиндр, наконец он подался, и внутри что-то хлюпнуло: бочка оказалась почти полна. Дирк открутил крышку, обмакнул палец и принюхался.

— Бензин! Наверное, рыбаки держат его здесьдля дозаправки лодок.

— Можно зажечь костер, — обрадовалась Саммер.

— Да, — медленно кивнул Дирк. — Впрочем, есть идея и получше.

Капитан «Дофина» читал на мостике сводку погоды, когда к нему обратился старший помощник:

— Сэр, прямо по курсу препятствие.

Капитан дочитал прогноз и медленно шагнул к офицеру, смотревшему в мощный бинокль. Во Внутреннем проходе им постоянно попадались киты, дельфины и оброненные лесовозами бревна. Опасности для огромного судна они не представляли никакой — для лайнера эти помехи были не страшнее зубочисток.

— Осталась миля, сэр, — сказал старпом, передавая капитану бинокль.

Разглядывая непонятное облако белого тумана на пути судна, капитан заметил какой-то объект, низко сидящий в воде. У него было два горба — один побольше и потемнее, другой поменьше и голубого цвета. Через минуту капитан воскликнул:

— Человек за бортом! Похоже, аквалангист. Рулевой, сбросьте скорость до пяти узлов и будьте готовы изменить курс.

Капитан вернул бинокль офицеру и подошел к цветному монитору, на котором было видно положение судна на навигационной карте прохода. Судя по глубине акватории, они вполне могли позволить себе обогнуть препятствие с востока. Капитан собрался отдать приказ об изменении курса, когда его снова окликнул старший помощник.

— Сэр, вам стоит на это взглянуть — с берега кто-то подает нам сигнал!

Капитан опять схватился за бинокль. Лайнер был уже настолько близко, что стал отчетливо виден одетый в голубой гидрокостюм Дирк, суетящийся возле ствола дерева в форме буквы «игрек», к которому была привязана пятидесятигаллонная бочка. Дирк махнул рукой в сторону острова, оттолкнулся и скрылся под водой. Капитан перевел взгляд на берег и увидел Саммер, стоящую в воде по грудь. Она держала над головой горящую палку, эдакий импровизированный факел. Капитан глазам своим не поверил, когда девушка швырнула палку в сторону бревна, вода вспыхнула, и на ней появилась огненная дорожка. Следом полыхнуло бревно, еще через несколько секунд раздался небольшой взрыв, и бочку слегка подбросило над водой. Капитан взирал на огненное шоу открыв рот, затем наконец взял себя в руки.

— Полный назад! Полный назад! — завопил он, размахивая руками. — И вот еще что — соедините меня с береговой охраной.

46

Дирк вынырнул на поверхность в двадцати ярдах от горящего бензина и не спеша поплыл к круизному лайнеру, изредка поднимая одну руку и хлопая ею по воде — сигнал бедствия, принятый среди аквалангистов. Он осторожно оглядывался на облако углекислого газа, все еще клубившееся в нескольких десятках ярдов от пылающего бревна. Дирк посмотрел на берег и увидел, как Саммер жестами призывает лайнер остановиться и что-то кричит.

Он оглянулся на север и обнаружил, что огромный корабль движется прямо на него. Дирк поневоле задумался, не снят ли они на мостике и видел ли хоть кто-нибудь его пиротехническое шоу. Находиться на пути судна было опасно, поэтому юноша решил отплыть немного в сторону берега.

И тут на борту раздался рев сирены, вода у кормы забурлила. Дирк понял, что огненный сигнал замечен и капитан дал задний ход. Вопрос был в том, не упущено ли драгоценное время.

«Дофин» продолжал идти к ядовитому облаку, не снижая скорости. Дирк заработал руками и ногами, пытаясь разминуться с нависшим всего в нескольких ярдах бортом. И когда юноша потерял уже всякую надежду, лайнер задрожал и замедлил ход. Нос почти вплотную приблизился к гаснущему пламени, и судно остановилось. «Дофин» чрезвычайно медленно отошел обратно ярдов на сто и застыл на месте.

Тут же на воду спустили оранжевый катер, рванувший в направлении Дирка. Двое членов экипажа с суровыми лицами затащили юношу на борт, один из них сердито воскликнул с французским акцентом:

— Ты что, совсем идиот? Или гринписовец?

Дирк махнул в сторону клубящегося белого облака к югу от них.

— Зайдете в него — все погибнете! Если ты совсем идиот, то вперед!

Дирк умолк и посмотрел моряку в глаза. Француз смешался, занервничал и промолчал.

— На берегу — пострадавший, ему срочно нужна помощь медиков, — продолжил Питт, указывая на рыбацкую хижину.

Не теряя ни минуты, французы рванули к берегу. Дирк выскочил из катера на каменистую землю и побежал к домику, в котором уже стало жарко от натопленной печки. Саммер сидела рядом с Тревором и что-то говорила, приобняв его одной рукой. Тревор выглядел чуть лучше, но все еще был немного не в себе. Французы помогли отнести его на катер, и все отправились на «Дофин».

Когда пострадавшего доставили на борт, Саммер проводила его в медпункт. Дирка тем временем отвели на мостик, где его встретил надменный капитан — невысокий мужчина с редеющей шевелюрой.

— Кто вы такой и почему устроили пожар у нас на пути?

— Меня зовут Питт, я из Национального управления подводных исследований. Если войдете в пролив, то погубите всех на борту. Белый туман прямо по курсу — смертельно опасное облако углекислого газа, выпущенное танкером. Нам пришлось покинуть свое судно и искать спасения на берегу, при этом моя сестра и еще один человек едва не погибли.

Стоявший рядом старший помощник недоверчиво покачал головой и хмыкнул.

— Какая нелепая выдумка! — сказал он другому офицеру достаточно громко, чтобы Дирк услышал.

Питт не обратил на это ни малейшего внимания, стоя лицом к лицу с капитаном.

— Я говорю правду! Хотите угробить тысячи пассажиров — вперед! Только нас троих сначала ссадите.

Капитан долго смотрел Дирку в глаза, пытаясь найти признаки безумия, однако увидел лишь ледяную выдержку. Затянувшуюся паузу прервал оператор у экрана радара.

— Сэр, в тумане вижу неподвижное судно, примерно в полумиле справа по носу.

Капитан молча выслушал донесение, затем снова уставился на Дирка.

— Что ж, мы изменим курс и не станем входить в пролив. Между прочим, береговая охрана уже в пути. Если вы ошиблись, мистер Питт, вам грозят серьезные неприятности.

Минуту спустя послышался шум, и по левому борту показался оранжевый вертолет береговой охраны США, вылетевший из Принс-Руперта.

— Капитан, будьте добры предупредить пилота о том, чтобы он не приближался к белому облаку. Также неплохо бы облететь северо-западное побережье острова Джил, — предложил Питт.

Капитан выполнил эту просьбу, обрисовав пилоту береговой охраны создавшуюся ситуацию. Вертолет исчез на двадцать минут, потом завис над круизным лайнером и вышел на связь.

— «Дофин», подтверждаю присутствие танкера возле плавучего терминала на северном берегу острова Джил. Похоже, вы были правы насчет несанкционированного выброса газа. Канадская береговая охрана и Королевская полиция готовят предупреждение для всех проходящих судов. Советуем вам изменить курс и пройти к западу от острова Джил.

Капитан поблагодарил пилота, потом распорядился о прокладке нового курса. Несколько минут спустя он подошел к Дирку.

— Похоже, вы спасли мой корабль от ужасной трагедии, мистер Питт. Простите нас за скептицизм и спасибо за своевременное предупреждение! Скажите, мы можем хоть как-нибудь отблагодарить вас?

Дирк поразмыслил и ответил:

— Знаете, капитан, мне хотелось бы наконец вернуть свое судно.

Дирку и Саммер пришлось остаться на борту «Дофина» и сойти с него в Ванкувере вечером того же дня. К прибытию в порт Тревор уже был на ногах, однако на ночь его поместили в больницу. Перед поездом в Сиэтл Дирк и Саммер зашли его навестить.

— Ну, что, оттаял? — спросила девушка, глядя на груду одеял на больничной кровати.

— Еще бы! Теперь они пытаются зажарить меня заживо, — пошутил Тревор, радостно глядя на Саммер. — В следующий раз непременно захвачу гидрокостюм.

— Договорились! — рассмеялась она.

— Танкер удалось опознать? — посерьезнел Тревор.

— На «Дофине» видели, как он удирал в открытое море, пока мы огибали остров Джил — вероятно, их спугнул вертолет. К счастью, береговая охрана успела заснять танкер возле терминала на видео.

— Думаю, полиция сможет доказать причастность Гойетта, — добавил Дирк. — Хотя он наверняка выкрутится.

— Вот отчего погиб мой брат, — мрачно заявил Тревор. — И нас они едва не убили.

— Кстати, Саммер еще не сказала, что ей удалось расшифровать записку твоего брата?

— Не может быть! — воскликнул Тревор, приподнимаясь на кровати.

— Я ломала голову над этим с тех пор, как мы нашли «Вентуру». И вот прошлой ночью наконец сообразила. Он вовсе не имел в виду удушье. Твой брат хотел написать «удушливый газ».

— Я не понял…

— Раньше рудокопы брали в шахту клетку с канарейкой, используя птичку как газоанализатор. Если она проявляла признаки беспокойства или падала замертво, это значило, что в шахте присутствует удушливый газ. Я наткнулась на термин, когда обследовала затопленный карьер в Огайо, разыскивая артефакты доколумбовой эпохи. Твой брат был доктором, так что наверняка знал это выражение. Думаю, он пытался предупредить остальных…

— Ты кому-нибудь уже рассказала? — спросил Тревор.

— Нет. Решила, ты сам обсудишь это с главой полиции Китимата, когда вернешься.

Тревор кивнул, потом отвел взгляд.

— Что ж, нам пора на поезд, — напомнил Дирк, демонстративно посмотрев на часы. — Давайте как-нибудь поныряем втроем, только, чур, в теплой воде!

Дирк пожал Тревору руку, Саммер наградила его страстным поцелуем.

— И помни, Сиэтл всего в сотне миль!

— Конечно, — улыбнулся Тревор. — Обязательно постараюсь задержаться в Ванкувере подольше. Кто знает, сколько времени потребуется, чтобы получить новый катер.

— Да ты поднимешься на борт раньше нас! — посетовал Дирк, выходя из палаты.

Опасения Питта-младшего оказались напрасными. Через два дня после их возвращения в офис НУПИ в Сиэтл по суше доставили исследовательский катер, брошенный ими возле острова Джил. Бак был полон, а в кресле пилота лежала бутылка дорогого французского вина.

47

По распоряжению президента американский корабль береговой охраны «Полярный рассвет» стремительно двигался через морскую границу с Канадой к северу от Юкона. Пройдя на восток по суровым серым водам моря Бофорта, капитан Эдвин Мердок облегченно вдохнул: вооруженная до зубов канадская флотилия вовсе не спешила наброситься на нарушителя границ, хотя многие члены команды этого всерьез опасались.

Все началось несколько месяцев назад с обычного приказа — произвести сейсмическое картирование периферических льдов вдоль Северо-Западного прохода. Однако это произошло задолго до инцидентов с «Атлантой» и дрейфующей станцией № 7. Не желая усугублять конфликт, президент экспедицию отменил, потом все-таки поддался на уговоры министра обороны, упиравшего на то, что изначально канадцы дали полное согласие на проведение столь важного исследования. Кроме того, могли пронестись годы, пока Соединенным Штатам удастся убедить Канаду в необоснованности их территориальных притязаний.

— Небо ясное, экран радара пуст, на море волнение три-четыре балла, — доложил старший офицер «Полярного рассвета», худой как щепка афроамериканец по фамилии Уилкс. — В целом условия для прохождения идеальные.

— Надеюсь, так будет и в ближайшие шесть дней, — ответил Мердок. Сквозь окно рубки по правому борту он заметил отблеск в небе. — Воздушный эскорт все еще здесь?

— Полагаю, они будут приглядывать за нами первые пятьдесят миль в территориальных водах Канады, — заметил Уилкс, имея в виду самолет-разведчик ВМФ «Орион» Р-3, лениво круживший над ними. — Потом уже придется обходиться своими силами.

Хотя все и были в курсе напряженной обстановки в Оттаве в последние две недели, никто и не думал, что канадцы могут им воспрепятствовать. Большинство моряков считали риторику политиков пустым фразерством в гонке за голосами избирателей и были недалеки от истины. По крайней мере, все верили в разумность канадцев.

«Полярный рассвет» двигался к востоку моря Бофорта вдоль зубчатой кромки льдов, время от времени распадавшейся на неровные обломки. За кормой судна береговой охраны на тросе висел сейсмический датчик цилиндрической формы, по ходу движения измеряющий глубину и плотность ледяных полей.

Не считая редких рыбацких лодок и нефтепоисковых судов, проход был пуст. Первая короткая ночь в Арктике обошлась без происшествий, и Мердок немного расслабился. Команда занялась своими повседневными обязанностями, расписанными на все три недели экспедиции, вплоть до прибытия в нью-йоркскую бухту.

По пути на восток ледяные поля постепенно смыкались, и в заливе Амундсена, что возле острова Банкс, фарватер сузился до тридцати миль. Пройдя отметку в пятьсот миль от Аляски, Мердок весьма удивился: им так и не встретилось ни одного канадского сторожевого корабля. Он знал, что пролив патрулируют два судна береговой охраны, которые перехватывают все идущие на восток грузовые суда и взимают плату за проход.

— Показался остров Виктория, — объявил Уилкс.

Присутствующие на мостике моряки принялись вглядываться в покрытую тундровой растительностью землю, скрытую от глаз сумрачной дымкой. По площади остров превышает территорию штата Канзас, четыреста пятьдесят миль прибрежной линии тянутся вдоль североамериканского континента. У входа в пролив Долфин-энд-Юнион, названный в честь двух небольших судов одной из арктических экспедиций Франклина, фарватер снова сузился. Сползающий с обоих берегов лед оставил проход шириной около десяти миль. При необходимости «Полярный рассвет» мог пробить и метровый лед, однако корабль старался держаться открытых участков, растопленных теплым весенним солнцем.

Судно прошло еще сотню миль по сужающемуся проливу. Приближалась вторая ночь путешествия. Мердок поужинал, вернулся на мостик, и тут радиолокаторщик засек сначала одно, потом второе судно.

— Оба судна неподвижны, — добавил оператор. — Первое находится к северу от нас, второе — точно к югу. При заданном курсе мы пройдем как раз между ними.

— Вот и канадский патруль, — тихо проговорил Мердок.

Вскоре в десяти милях впереди радар обнаружил большое судно. Корабли-часовые хранили молчание, «Рассвет» беспрепятственно шел своим курсом. Мердок подошел к экрану радара, заглянул через плечо оператора и к изрядной досаде увидел, что оба канадских судна медленно покинули свои позиции и устремились вслед за американским кораблем.

— Похоже, решающий ход сделать не удастся, и карта наша бита, — сказал он Уилксу.

— Радио молчит, — заметил старпом. — Может, они просто развлекаются.

На пролив спустились сумерки, далекий берег острова Виктория окрасился багрянцем. Мердок попытался рассмотреть корабль в бинокль, но увидел лишь темный силуэт. Капитан слегка скорректировал курс, намереваясь пройти мимо судна по его левому борту с большим запасом. Только вышло совсем иначе.

В свете угасающего дня исследовательское судно приблизилось к канадскому кораблю на расстояние двух миль, и тут сверкнула яркая вспышка. Команда «Полярного рассвета» услышала слабый свист, затем в четверти мили от носа по правому борту раздался взрыв. Пораженные люди наблюдали, как в воздух взвился столб воды футов сорок в высоту.

— Да они же в нас стреляют! — крикнул Уилкс не своим голосом.

И тут наконец проснулось молчавшее до сих пор радио.

— «Полярный рассвет», «Полярный рассвет», с вами говорит канадский крейсер «Манитоба». Вы вторглись в суверенные воды Канады. Просим лечь в дрейф и принять на борт группу захвата.

Мердок схватил микрофон и сказал:

— «Манитоба», это капитан «Полярного рассвета». Наш транзитный маршрут согласован с Министерством иностранных дел в Оттаве. Позвольте следовать прежним курсом.

Стиснув зубы, Мердок ждал ответа. Ему было строго-настрого приказано ни в коем случае не провоцировать конфликт. С другой стороны, начальство также уверяло, что прохождению «Полярного рассвета» препятствовать никто не станет. И вот теперь в них стреляет «Манитоба», суперсовременный канадский крейсер, созданный специально для патрулирования северных территорий. Теоретически «Полярный рассвет» был военным судном, однако боевое вооружение на нем отсутствовало. Скоростью корабль тоже особо не мог похвастать — по крайней мере, куда ему было тягаться с крейсером новейшей модели…

Ответ все не приходил. После долгой паузы сверкнула еще одна оранжевая вспышка. На этот раз снаряд из пятидюймового орудия взорвался в каких-то пятидесяти ярдах от корабля. Мощный подводный толчок почувствовали все присутствовавшие на борту. Радио ожило, в рубке раздался приятный вкрадчивый голос, совсем неуместный при данных обстоятельствах:

— «Полярный рассвет», говорит «Манитоба». Убедительно просим лечь в дрейф и принять на борт группу захвата. Иначе нам придется вас потопить. Конец связи.

Мердок не стал дожидаться следующего залпа.

— Лечь в дрейф, — скомандовал он рулевому.

На «Манитобу» капитан радировал с тяжелым сердцем. Следом он приказал отправить шифрованное сообщение руководству береговой охраны в Джуно и доложить ситуацию. Дожидаясь канадских пограничников, Мердок размышлял, не закончится ли на этом его карьера.

В течение нескольких минут вооруженный до зубов канадский спецназ поднялся на борт. Встретив пограничников, старпом Уилкс проводил их на мостик. Командир, невысокий мужчина с квадратной челюстью, отдал Мердоку честь.

— Лейтенант Карпентер, объединенная оперативная группа № 2 войск специального назначения. У меня приказ принять командование вашим судном и отвести его в порт Куглуктук.

— Что будет с командой? — спросил Мердок.

— Это решит мое командование.

Мердок шагнул ближе и посмотрел на лейтенанта сверху вниз.

— Хотите сказать, что сможете управлять трехсотфутовым кораблем? — скептично поинтересовался капитан.

— Я бывший моряк торгового флота, — улыбнулся Карпентер. — С двенадцати лет таскал по реке Святого Лаврентия на буксире своего папаши груженные углем баржи.

Мердок недовольно поморщился.

— Тогда прошу к штурвалу, — наконец сказал он, отступая в сторону.

Карпентер уверенно провел «Полярный рассвет» через пролив к западной части залива Коронейшен и восемь часов спустя вошел в маленький порт Куглуктука. На причале выстроилось несколько сотрудников Королевской полиции Канады, наблюдавших за тем, как корабль пришвартовали у большой судоремонтной верфи. Сопровождавший их до самого порта крейсер «Манитоба» дал длинный гудок, развернулся и проследовал обратно в залив.

Команду «Полярного рассвета» отвели в белое обшарпанное здание на территории порта, ранее служившее рыбным хранилищем. Внутри поставили несколько самодельных нар, сколоченных на скорую руку. Пленных разместили с относительным комфортом, снабдив едой, пивом, книгами и дисками с фильмами. Мердок подошел к главному полицейскому, высокому мужчине с холодными голубыми глазами.

— И сколько нам здесь сидеть? — спросил капитан.

— Точно не знаю. Мое правительство требует извинений и компенсации за гибель дрейфующей станции в море Бофорта и признания Северо-Западного прохода территориальными водами Канады. Все зависит от руководства вашей страны — как только они удовлетворят все требования, мы вас отпустим. Обращаться с вами будем по-человечески, однако не вздумайте бежать! Тогда нам придется применить силу.

Мердок кивнул, едва сдержав улыбку. Он знал, что претензии канадцев Вашингтон не удовлетворит ни при каких обстоятельствах.

48

Когда Питт-старший сошел с самолета в Калгари, известие об аресте «Полярного рассвета» появилось во всех новостях. В аэропорту возле телевизоров собрались толпы пассажиров, пытаясь разобраться в произошедшем. Дирк также остановился и выслушал, как комментатор призывает прекратить все поставки нефти, газа и гидроэлектроэнергии, пока США не признает права Канады на Северо-Западный проход. Питт нашел тихий уголок возле закрытого выхода на посадку и набрал прямой номер офиса вице-президента. Секретарь мигом соединила его с Сандекером, в трубке раздался изрядно сердитый, но по-прежнему деловой голос адмирала.

— Давай побыстрее, Дирк. У меня тут с этой Канадой хлопот полон рот, — рявкнул он, не теряя времени на приветствие.

— Я только что прибыл в Калгари и услышал новости.

— Далеко тебя занесло от Вашингтона. Что ты делаешь в Калгари?

— Жду самолета до Йеллоунайфа, потом на «кукурузнике» до Туктояктука. Наш «Нарвал» как спас полярников с дрейфующей станции, так и стоит в тамошнем порту.

— С этого все и началось! Хотел бы я знать, что за шутник разгромил чертов лагерь… Забирай поскорее судно из канадских вод и живо возвращайся в Вашингтон.

— Руди уже вылетел в столицу, приказав свернуть все исследовательские проекты НУПИ возле берегов Канады и немедленно перевести наши суда в нейтральные воды. А у меня тут нарисовалось одно дельце, требующее личного присутствия.

— Это дельце, случайно, не связано с научным проектом, которым твоя прелестная женушка достала меня вконец?

«Какая все-таки Лорен молодчина, — подумал Питт. — Уже насела на старика».

— Да, в какой-то мере. Адмирал, нам необходимо отыскать источник одной руды.

Повисла пауза, нарушаемая шорохом бумаг.

— Лорен готовит превосходный директивный документ, — буркнул Сандекер. — Хотел бы я заманить ее в свой штат, когда служба в Конгрессе ей надоест.

— Боюсь, избиратели не отпустят.

— Ты уверен насчет необыкновенных свойств рутения?

— Да, все научно доказано. Кроме того, за ним охотится еще кое-кто, и это лишний раз подтверждает нашу правоту.

— Если с помощью рутения удастся запустить искусственный фотосинтез, ему цены нет! Про энергетический кризис и последствия для нашей экономики я даже говорить не буду. Предписание президента сократить выброс парниковых газов связало нас по рукам и ногам. Если не найдем выход, страну ждет полный крах.

— Рутений — наш единственный шанс, — ответил Питт.

— В заявочном письме Лорен утверждает, что источник минерала как-то связан с пропавшей экспедицией Франклина.

— Да, обнаруженные нами факты недвусмысленно свидетельствуют о том, что это единственный источник, который можно начать разрабатывать в самое ближайшее время.

— Ты хочешь попытаться найти его?

— Да.

— Время не самое удачное, Дирк.

— Делать нечего. Слишком многое поставлено на карту, сэр. Тут вопрос первоочередной важности. Кстати, что там с «Полярным рассветом»?

— Ты говоришь по защищенной линии?

— Нет.

Сандекер заколебался.

— Цыплята хотят отложить яйца, но петух все еще мерит шагами курятник.

— Завтракать скоро будем?

— Скоро. Очень скоро.

Питт знал, что Сандекер часто называет генералов Пентагона цыплятами из-за орлов на кокардах, и сразу понял, о чем речь. Министр обороны настаивает на ответных действиях вооруженных сил, а президент все еще сомневается в их целесообразности. Решение будет принято в ближайшее время.

— Требования Канады рассматривают всерьез, — продолжил Сандекер. — Забирай свое судно и уходи на Аляску, если только тебе позволят покинуть порт. Шутки в сторону, Дирк. На территории Канады я ничем не смогу тебе помочь. Вероятно, все разрешится в ближайшие несколько недель, тогда и продолжишь свои изыскания.

Несколько недель вполне могли растянуться до нескольких месяцев, и тогда короткое арктическое лето кончится. К тому же зима может прийти неожиданно, и поиски на острове Кинг-Уильям придется отложить до следующего года.

— Вы правы, адмирал. Я возьму «Нарвал» и отведу его в более спокойные воды.

— Сделай это, Дирк, и как можно скорее.

Питт нажал отбой, не имея ни малейшего намерения вести «Нарвал» на Аляску. Если бы он знал, что разговор прослушивается, он сказал бы то же самое. И Дирк вовсе не солгал Сандекеру: он действительно хотел отвести «Нарвал» в более спокойные воды. В водах Северо-Западного прохода всегда очень спокойно.

На другом конце линии Сандекер повесил трубку и покачал головой. Питт для него был как сын родной, и он прекрасно понимал, что на Аляску тот и не собирается.

49

Белые крупинки медленно кружили в темном небе и по мере приближения к земле росли на глазах. Лишь когда они опустились до высоты в сотню футов или около того, стало ясно, как быстро они летят. Через несколько секунд они достигли покрытой льдом поверхности и с глухим стуком приземлились. Сперва три больших деревянных ящика, выкрашенных в белый цвет, сливающийся с арктическим пейзажем, потом люди. Едва коснувшись земли, все десять десантников ловко сгруппировались, вскочили, сняли ранцы, скатали парашюты и зарыли их в снег.

Хотя при спуске ветер разбросал парашютистов в радиусе полумили, через несколько минут они уже собрались возле ящиков. Ночь выдалась безлунная, зато звезды сияли, и видимость превышала сто ярдов. Десантники мигом выстроились перед командиром, высоким, загорелым дочерна мужчиной по имени Рик Роуман. Как и его люди, Роуман был в зимнем маскировочном костюме, белом шлеме и очках ночного видения. В набедренной кобуре лежал «кольт» сорок пятого калибра.

— Достойная выброска, ребята. Ночь на исходе, на все про все у нас один час, так что пора за работу. Зеленая группа готовит взлетно-посадочную полосу, Синяя группа занимается «зодиаками» и обустройством базы. За дело!

Десантники из отряда «Дельта» бросились к деревянным ящикам и мигом распотрошили их. В двух были надувные лодки «зодиак» и оборудование для зимнего лагеря, в третьем — два мини-погрузчика «бобкэт» на гусеничном ходу. Также внутри лежал небольшой контейнер с дополнительным оружием, снаряжением, провизией и медикаментами.

— Сержант Боджоркез, можно вас на минуту? — позвал Роуман.

Здоровый как бык десантник с серыми глазами и рано поседевшими волосами открыл боковую стенку ящика и направился к Роуману. Командир указал на высокий гребень, тянущийся вдоль зоны приземления.

— Сегодня отличная ясная ночь, сэр, — заметил Боджоркез.

— Ясная и холодная, как задница пингвина, — проворчал Роуман, морщась от мороза. Он вырос на Гавайях, поэтому, несмотря на многочисленные тренировки в условиях Арктики, температура в минус двенадцать градусов причиняла ему изрядные неудобства.

— Могло быть и хуже, — ослепительно улыбнулся Боджоркез. — Хотя бы метели нет.

Они стали взбираться на снежный гребень, добрались до кромки и пошли по хрустящему льду. Поднявшись наверх, мужчины осторожно заглянули за край. В миле от них плескались черные воды залива Коронейшен, на противоположном берегу милях в двух мерцали огни Куглуктука. Парашютный десант высадился с шедшего на малой высоте С-130, который вылетел с авиабазы Эльсена в Фэрбанксе, штат Аляска. У него была особая миссия, одобренная президентом: освободить и доставить в США команду захваченного канадцами «Полярного рассвета».

— Как оцениваете наши шансы? — спросил Роуман, глядя на огни городка.

Сержант отслужил двадцать лет, побывав в Ираке и в Сомали, прежде чем попал в элитное подразделение армейского спецназа «Дельта». Как и большинство солдат арктического спецотряда, он неоднократно выполнял миссии в скалистых горах Афганистана.

— Данные со спутника довольно точны. Плато ровное, так что полосу зачистим как надо. — Он всмотрелся в темные воды и поднял руку. — Вот только залив мог быть и поуже.

— И я думаю о том же, — согласился Роуман. — Ночи сейчас короткие, на спуск лодок слишком много времени уйдет.

— Почему бы не начать подготовку уже сегодня?

Роуман посмотрел на часы и кивнул.

— Подтащите «зодиаки» поближе к воде, с рассветом их замаскируем. Нужно как следует поработать сегодня, за день вполне успеем отдохнуть.

Под покровом рассеивающейся темноты маленький отряд суетился на льду, словно кролики под адреналином. Десантники из Зеленой группы занялись расчисткой взлетно-посадочной полосы, на которую смогут сесть два конвертоплана CV-22 «Оспрей» и доставить людей обратно в США. Исходя из этого и выбирали место высадки — удобное плоское плато было надежно укрыто от посторонних глаз и в то же время располагалось рядом с Куглуктуком. Хотя благодаря поворотным винтам «Оспрей» способен совершить вертикальный взлет и посадку, в постоянно меняющихся погодных условиях Арктики следовало предусмотреть любые неожиданности. Солдаты отмерили и наметили края узкой полосы длиной в пятьсот футов, затем в работу включились мини-бульдозеры. Крошечные машины с электродвигателями перемещались почти беззвучно, яростно разгребая и сдвигая снег, пока площадка не была готова.

На краю поля Синяя группа вырубила во льду небольшую нишу, частично скрывшую полдюжины белых палаток для отдыха и ночлега. Закончив ставить лагерь, солдаты надули резиновые «зодиаки», в каждый из которых помещается двадцать человек, и поставили их на алюминиевые полозья.

Роуман и Боджоркез присоединились к Синей группе и помогли толкать шлюпки по льду. Когда они достигли гребня холма, небо на юге начало светлеть. Роуман остановился передохнуть и увидел огни корабля, направляющегося к Куглуктуку. Он поторопил солдат, лодки перевалили через гребень и принялись спускать вниз. Хотя склон был пологим, продвижение замедлилось — лед здесь подтаял и стал шероховатым. Идущие впереди десантники то и дело проваливались в небольшие расщелины и теряли время, выбираясь из них.

Надувные лодки успели протащить всего полмили, когда горизонт расцветился яркими всполохами восходящего солнца. Отряд ускорил темп, отлично зная, что преждевременное обнаружение поставит их миссию под удар. И все же Роуман рискнул продолжить путь, хотя сначала планировал прекратить все работы на рассвете.

Лишь через час усталые десантники достигли берега пролива Коронейшен. Роуман велел перевернуть лодки и замаскировать их снегом и льдом. Возвратившись в лагерь, он увидел, что взлетно-посадочная полоса готова. Роуман произвел краткий осмотр, затем с чувством выполненного долга ушел к себе в палатку. Подготовка миссии прошла без сучка, без задоринки. Когда закончится долгий арктический день, они приступят к началу операции.

50

Самолет производства компании «Де-Хэвилленд» «Оттер» грубо приземлился на покрытую льдом взлетно-посадочную полосу и остановился возле небольшого блочного здания, на котором виднелись выгоревшие буквы «Туктояктук». Когда оба пропеллера замерли, подбежал служащий аэропорта в оранжевом комбинезоне, открыл боковую дверцу и впустил в салон порыв ледяного воздуха. Подождав, пока остальные пассажиры — в основном сотрудники нефтяной компании — натянут толстые куртки и сойдут по трапу, Питт-старший наконец покинул самолет. В лицо ему тут же ударил холодный порыв ветра, из-за которого мороз чувствовался гораздо сильнее.

Он поспешно направился к маленькому аэровокзалу, и тут на поле выехал ржавый пикап, едва не сбив Дирка с ног. Дребезжа, как консервная банка, автомобиль остановился у центрального входа, и из него выскочил коренастый мужчина, облаченный, по-видимому, сразу в несколько комплектов зимней одежды. Бедняга едва ковылял, словно укутанный заботливой нянькой карапуз-переросток.

— Неужели эта мумия фараона Тутанхамона и есть мой начальник отдела подводной техники? — уточнил Питт.

Тот слегка опустил шарф, и Дирк увидел лицо верного Эла Джордино.

— Разумеется, это я, твой теплолюбивый начальник отдела, — проворчал он. — Прыгай скорей в мой протопленный фаэтон, пока мы оба не превратились в сосульки!

Питт снял свой багаж с проезжающей мимо тележки и забросил его в открытый кузов. Тем временем ничем не примечательная женщина с короткой стрижкой пристально оглядела обоих мужчин, подошла к телефону-автомату и позвонила в Ванкувер, заказав звонок за счет абонента.

Джордино переключил скорость, протянул руки в перчатках к обогревателю и нажал на газ.

— Команда тут все обсудила и проголосовала за то, — начал Джордино, — чтобы потребовать надбавку за холод плюс недельный отдых на Бора-Бора, когда все закончим.

— Понятия не имею, о чем ты, — улыбнулся Питт. — Долгие летние дни в Арктике славятся теплой погодой.

— Еще даже не лето! Вчера было минус десять, к тому же на нас движется очередной холодный фронт. Кстати, успел ли Руди покинуть нашу зимнюю сказку?

— Да. Мы с ним разминулись в пути, но он позвонил и рассказал, что снова преуютно устроился в теплой штаб-квартире НУПИ.

— Наверняка распивает сейчас «Май Тай»[375] на берегу Потомака назло мне!

Аэродром находился рядом с небольшим городком, и до порта было всего несколько кварталов. Туктояктук стоял на пустынном побережье в регионе Северо-Западных территорий и прежде был поселением инувиалуитов, западных эскимосов. Позже оно разрослось и стало центром разведки нефти и газа в регионе.

У причала показался бирюзовый корпус «Нарвала», однако Джордино проехал чуть дальше и остановился возле здания с табличкой «Офис начальника порта». Вернув ключи от пикапа, он помог Питту с багажом. На борту их радостно встретили капитан Стенсет и Джек Дальгрен.

— Что, Лорен наконец взяла в руки скалку? — спросил Дальгрен, увидев повязку на голове Питта.

— Еще нет. Так, по глупости попал в небольшую аварию, — небрежно заметил Питт.

Мужчины уселись в салоне возле камбуза с чашками горячего кофе. Дальгрен вкратце рассказал Питту о найденном термальном источнике, Стенсет изложил подробности спасения канадских полярников с разрушенной дрейфующей станции.

— Местные кого-нибудь подозревают? — поинтересовался Питт.

— Судя по показаниям выживших полярников, это наш фрегат «Форд». Так что во всем винят американский флот, хотя во время инцидента корабль находился в трех сотнях миль от станции, — вздохнул Джордино.

— При этом никто не берет в расчет здешние ледоколы, — добавил Стенсет. — Если только в станцию не врезалось какое-нибудь грузовое судно, промышляющее контрабандой или просто сбившееся с курса, то круг подозреваемых не так уж и широк.

— Единственный американский ледокол в здешних водах — «Полярный рассвет», — мрачно сказал Джордино.

— Теперь уже не американский, а канадский, — поправил его Дальгрен.

— Все равно он не подходит под описание, — сказал Стенсет. — Остаются канадские военные суда, эскортные корабли с Атабаски, ну, и, разумеется, иностранные ледоколы — датские или даже русские.

— Думаешь, станцию случайно задел канадский военный корабль, и теперь они пытаются свалить вину на нас? — спросил Питт.

— Один из ученых — кажется, Бью — клянется, что видел американский флаг. Да и номер на борту совпадает с номером «Форда».

— Что-то не сходится, — возразил Джордино. — Канадцы не стали бы провоцировать конфликт, замаскировавшись под американский военный корабль.

— Как насчет эскортных кораблей с Атабаски? — осведомился Питт.

— В соответствии с канадским законодательством все коммерческие суда должны следовать через покрытые льдом участки Северо-Западного прохода в сопровождении ледоколов, — пояснил Стенсет. — Эскорт осуществляет частная фирма, компания «Атабаска Мортранс». У них есть огромные буксировочные ледоколы и целый флот океанских барж. Несколько недель назад в Беринговом проливе мы видели такой буксир, тянущий за собой громадные газовые танкеры.

Глаза Питта сверкнули. Он открыл портфель, достал фотографию большой строящейся баржи на верфи Нового Орлеана и вручил ее Стенсету.

— Есть хоть какое-нибудь сходство?

Стенсет рассмотрел фото и кивнул.

— Да, определенно тот же тип. Нечасто встретишь такую бандуру. И что это значит?

Питт кратко описал поиски рутения, арктический след и возможную причастность Митчелла Гойетта. Также он упомянул предоставленные Егером списки, которые подтвердили, что «Атабаска Мортранс» входит в число холдинговых компаний магната.

— Если Гойетт перевозит газ и нефть из Арктики, его имидж защитника окружающей среды — сплошная фальшивка, — заявил Джордино.

— Один докер в баре рассказал, что некто отправляет китайцам сырую нефть из Куглуктука в громадных количествах, — добавил Дальгрен. — И все это в обход правительственного постановления, направленного на сокращение выброса парниковых газов, согласно которому нефтеперерабатывающие предприятия в Альберте временно закрыты.

— Ставлю на баржи Гойетта! — воскликнул Питт. — И нефтеносные пески наверняка принадлежат ему.

— Похоже, этот Гойетт настроен решительно и попытается заполучить источник рутения во что бы то ни стало, — заметил Стенсет. — Как бы нам его обогнать?

— Отыщем корабль, построенный сто восемьдесят пять лет назад, — ответил Питт и поделился находками Перлмуттера и фактами, связывающими минерал с одним из кораблей экспедиции Франклина. — Корабли бросили к северо-западу от острова Кинг-Уильям. Эскимосы видели «Эребус» много южнее; значит, вполне возможно, суда переместились туда вместе с дрейфующими льдами и уже потом затонули.

Стенсет извинился и сбегал на мостик, пока Дальгрен расспрашивал Питта о том, что именно он ожидал найти на корабле.

— Будем надеяться, корабль не разбило в щепки. Благодаря ледяной воде есть все шансы обнаружить оба судна в очень неплохом состоянии.

Стенсет вернулся в салон с охапкой карт и фотографий. Он открыл навигационную карту окрестностей острова Кинг-Уильям, затем нашел данные аэрофотосъемки по тому же региону.

— Вот пролив Виктория, вид со спутника. Данные постоянно обновляются, у нас есть изображения всех участков Северо-Западного прохода. На севере он пока скован льдами, зато вокруг острова Кинг-Уильям уже все растаяло — весна в этом году выдалась ранняя. — Стенсет положил фотографию на стол, чтобы все могли убедиться. — В районе, где сто шестьдесят пять лет назад застрял Франклин, море более-менее очистилось. Остались отдельные дрейфующие льдины, которые вряд ли помешают поискам.

Питт удовлетворенно кивнул, зато Дальгрен с сомнением покачал головой.

— Вы, ребята, ничего не забыли? Канадцы выставили нас из своих территориальных вод! Единственная причина, по которой мы смогли так долго просидеть в Туктояктуке, это якобы сломанный руль.

— С твоим прибытием, Дирк, ремонт обязательно закончится, — лукаво усмехнулся Стенсет.

— Эл, ты наверняка приложил руку к этой проволочке, — заметил Питт.

— Ну, как может подтвердить Джек, мы не преминули подружиться с местными сотрудниками канадской береговой охраны, — кивнул Джордино. — Лично мне это почти ничего не стоило, за исключением нескольких оплаченных счетов в баре, да Джек пару раз помаялся с похмелья. Думаю, результатов мы добились весьма похвальных.

— Смотрите, мыс Батерст находится примерно в двухстах милях к востоку отсюда. Там расположена радиолокационная станция, с помощью которой канадцы отслеживают все движущиеся на восток суда. Они могут связаться с Куглуктуком, где стоит пара патрульных кораблей, либо сообщить в Туктояктук, где есть катер пограничной охраны. К счастью для нас, канадцы поместили почти все перехватчики на другом конце прохода, так как большая часть транспорта движется через море Баффина.

— Насколько я знаю, наши исследовательские суда весьма приметны, — возразил Питт.

— В маскировке особой необходимости нет, — продолжил Джордино. — Как нарочно, здесь застряло корейское грузовое судно — возникли проблемы с двигателем. Начальник порта сообщил мне, что починка закончена и сегодня корейцы отбывают. Корабль везет запчасти для бурильной установки в Куглуктук, это совсем рядом, поэтому он обойдется без сопровождающего ледокола.

— Предлагаешь следовать за ним по пятам? — заинтересовался Питт.

— Именно! Проходя Батерст, пристроимся у него по левому борту, авось пограничники не заметят.

— Как же быть с канадскими патрульными кораблями? — спросил Дальгрен.

— Здешний катер вернулся в порт утром и вряд ли выйдет в море сегодня; значит, минус один, — прикинул Джордино. — Остаются два судна в Куглуктуке. Наверняка «Полярный рассвет» тщательно охраняют — минус два. В итоге у нас на хвосте всего одно судно, мимо которого мы как-нибудь проскользнем.

— Думаю, упускать такой шанс не следует, — кивнул Питт.

— Как насчет наблюдения с воздуха? Вдруг канадские ВВС решат совершить облет территории? — забеспокоился Дальгрен.

Стенсет вытащил из кипы бумаг еще один лист.

— Мать-природа об этом позаботилась. Прогноз погоды на следующую неделю довольно неблагоприятный. Если отправимся сегодня, то пройдем вместе с фронтом низкого давления, который приближается к архипелагу.

— Надвигается шторм! — обрадовался Джордино. — Самолетов точно не будет.

Питт уверенно оглядел собравшихся за столом. С ним рядом были надежные и преданные люди, на которых можно положиться в трудную минуту.

— Значит, решено, — подытожил он. — Дадим грузовому судну пару часов форы, потом двинемся сами. Сделаем вид, что возвращаемся на Аляску. Удалившись от берега, сменим курс и догоним корейцев задолго до Батерста.

— Да без проблем! — откликнулся Стенсет. — Наша скорость выше узлов на восемь или десять.

— И вот еще что, — добавил Питт. — Пока политики не урегулируют ситуацию с «Полярным рассветом», поддержки у нас никакой. К тому же всегда есть шанс разделить судьбу ребят с конфискованного судна. Поэтому всем ученым и второстепенным членам экипажа необходимо немедленно сойти на берег. Найдите им жилье и купите билеты в Штаты. Пусть говорят, что они сотрудники нефтяной компании, которых переводят на другое месторождение.

— Я позабочусь об этом, — заверил Стенсет.

Питт отставил кофе и ощутил смутное беспокойство. На противоположной переборке висела картина: корабль девятнадцатого века, попавший в шторм. Паруса изорваны в клочья, мачты падают, на пути — острые скалы.

Шторм так шторм, подумал Питт.

51

Выпустив густое облако черного дыма, грузовое судно отдало швартовы и медленно покинуло порт. Капитан «Нарвала» стоял на мостике и смотрел, как ярко-синий корейский корабль выходит из маленькой бухты Туктояктука и движется к морю Бофорта. Подняв трубкукорабельного телефона, Билл Стенсет набрал номер каюты.

— Питт слушает, — ответ раздался после первого же гудка.

— Корейцы уже в пути.

— Что с нашим экипажем?

— Второстепенный персонал покинул корабль. Думаю, мы заняли все местные гостиницы. Впрочем, их тут всего две. Сначала люди летят в Уайтхорс, оттуда выбираются на Аляску или в Ванкувер. На борту осталось четырнадцать человек.

— Не густо. Когда отправляемся?

— Думаю, часа через два, чтобы не вызвать подозрений.

— Тогда осталось попрощаться с хозяевами и уведомить их, что мы возвращаемся домой.

— Это следующий пункт повестки дня, — ответил Стенсет.

Капитан повесил трубку, на всякий случай позвал с собой Джордино и отправился на базу береговой охраны. Начальник ничуть не удивился предстоящему отбытию «Нарвала», зато сильно опечалился из-за отъезда щедрого на угощение Джордино, с которым было немало выпито в местном баре для моряков. Решив, что неприятных сюрпризов от исследовательского судна не последует, канадец попрощался, даже не удосужившись приставить к «Нарвалу» сопровождение.

— А ты ценный сотрудник по установлению международных связей, мог бы стать отличным дипломатом, — пошутил Стенсет.

— Моя бедная печень этого не выдержит! — взмолился Джордино.

Оплатив стоянку в офисе начальника порта, они отправились на корабль и столкнулись с Питтом, который вышел из скобяной лавки с каким-то треугольным пакетом под мышкой.

— Пополняешь запасы? — удивился Стенсет.

— Нет, — загадочно улыбнулся Дирк. — Так, страховка на случай непредвиденных обстоятельств.

Пару часов спустя небо потемнело, предвещая непогоду. «Нарвал» отдал швартовы и медленно покинул бухту. Мимо него проскользнул рыбацкий катер, спешивший укрыться от надвигающегося шторма. Питт помахал рыбакам рукой, восхищаясь выкрашенным черной краской судном и отвагой людей, постоянно бросающих вызов стихии в море Бофорта.

Когда побережье наконец исчезло за поворотом, волны уже достигали шести футов. В воздухе закружила метель, видимость упала до мили. Для тайной вылазки «Нарвала» непогода оказалась очень кстати, и корабль спокойно направился на восток. Корейское судно опережало их на двадцать пять миль, однако его удалось быстро догнать. Через пару часов на экране радара появился вытянутый корпус. Капитан Стенсет подвел «Нарвал» на расстояние трех миль, затем велел снизить скорость и двигаться вдоль неровной кромки берега синхронно с грузовым судном.

В шестидесяти пяти милях прямо по курсу в море Бофорта вдавался мыс Батерст, похожий на согнутый большой палец. Это было идеальное место для наблюдения за морским транспортом, входящим в пролив Амундсена с запада. Хотя до ближайшей суши — острова Банкс — оставалась добрая сотня миль, льды подступали к мысу уже на расстоянии тридцати миль. Зона действия радиолокатора составляла более пятидесяти миль, что позволяло с легкостью отслеживать все суда, идущие по чистой воде.

Когда Питт и Стенсет изучали карту, на мостик вошел Дальгрен с ноутбуком и связкой проводов в руках. Он споткнулся о холщовый мешок, лежавший у порога, и уронил кабели, зато компьютер удержал.

— И кто тут свои манатки раскидал? — возмутился он.

Дальгрен вспомнил, что в мешке лежат образцы пород, и поднял маленький камешек.

— Это твои вещички, — усмехнулся Стенсет. — Вы с Элом притащили их с термального источника. Руди должен был отвезти образцы в Вашингтон для исследований, но впопыхах забыл.

— Ох уж этот Руди, — проворчал Дальгрен. — Он может сделать атомную бомбу прямо на кухне, зато шнурки на ботинках завязать забывает.

Дальгрен положил камешек в карман, подобрал провода и подошел к штурвалу. Не вдаваясь в объяснения, он открыл крышку на панели управления и начал подсоединять кабели.

— Не вовремя ты решил переустановить навигационную систему, Джек, — вмешался Стенсет.

— Мне нужны кое-какие данные для одной игрушки, — пояснил Дальгрен, включая компьютер.

— Нашел время для компьютерных игр! — рассердился Стенсет.

— Хм, уж эта вам понравится, уверяю, — ответил Дальгрен, вводя несколько команд. — Я назвал ее «Призрачный попутчик».

На экране ноутбука появилось изображение двух кораблей, двигающихся снизу вверх. Из верхнего угла монитора исходил серый луч, освещающий большую часть пространства, за исключением тени позади первого корабля.

— Я тут слепил одну программку, опираясь на данные со спутниковой системы навигации и радиолокационной системы. Этот серый пучок света имитирует зону действия радиолокатора.

— Программа позволит «Нарвалу» обмануть наземную радиолокационную станцию? — догадался Питт.

— Именно! Поскольку угол меняется, придется все время корректировать наше местоположение относительно грузового судна. Мы не можем постоянно болтаться борт о борт с ним, и нас непременно засекут на периферии. Если рулевой будет держаться в указанной на экране тени, тогда есть шанс проскользнуть мимо Батерста не хуже человека-невидимки.

Стенсет посмотрел в монитор, потом обратился к рулевому:

— Прежде чем использовать программу, давайте ее испытаем. Сместитесь на пятьдесят ярдов от траверза их левого борта и возьмите ту же скорость.

— Поиграем в «Призрачного попутчика»? — усмехнулся рулевой.

— Джек, если сработает, с меня ящик пива.

— Я предпочитаю техасское, капитан, пусть будет «Лоун стар», — подмигнул Дальгрен.

«Нарвал» прибавил скорость, ходовые огни грузового судна приблизились. Рулевой перевел корабль НУПИ на левый траверз и продолжил сближение.

— Меня беспокоит вот что, — заметил Стенсет, разглядывая изъеденное ржавчиной грузовое судно. — Если мы будем следовать слишком близко, рано или поздно их капитан попытается связаться с нами. А у наших канадских друзей с Батерста наверняка есть не только глаза, но и уши.

— Страховка! — пробормотал Питт. — Чуть не забыл.

Он отправился в свою каюту и через несколько минут вернулся с треугольным свертком, купленным в Туктояктуке.

— Давайте поднимем вот эту штуку, — сказал он, протягивая пакет Стенсету.

Капитан развернул бумагу и обнаружил канадский флаг — красный кленовый лист на белом фоне.

— Вижу, ты основательно подготовился, — протянул Стенсет.

— Эта маскировка специально для грузового корабля — пусть думают, что мы канадский ледовый патруль. Тогда им и в голову не придет интересоваться, почему мы столько часов висим у них на хвосте.

Стенсет перевел взгляд с Питта на Дальгрена и покачал головой.

— Опасные вы противники, ребята.

Затем капитан приказал поднять флаг. Кленовый лист гордо реял на ветру, «Нарвал» следовал рядом с корейским судном, подстраиваясь под его ход и покачиваясь на вздымающихся волнах. Так прошла ночь, занялся бледный рассвет. Питт нес нелегкую вахту вместе со Стенсетом, отдавая команды рулевому; Джордино каждый час приносил им кружки с крепким кофе. Держаться в области тени грузового судна оказалось непростым делом, тем более при сильной качке. Хотя корейский корабль был на сотню футов длиннее «Нарвала», расстояние между двумя судами значительно уменьшало слепую зону. Компьютерная программа Дальгрена пришлась как нельзя кстати, и Стенсет на радостях совсем расщедрился: с каждым часом обещанная награда росла.

Когда корабли достигли северной оконечности Батерста, люди на мостике с замиранием сердца услышали радиопозывные:

— Всем базам и гарнизонам, береговая охрана мыса Батерст вызывает судно на позиции 70,8590 градусов северной широты, 128,4082 западной долготы. Пожалуйста, назовитесь и укажите пункт назначения.

Все застыли, не дыша, пока корейский корабль не сообщил требуемую информацию. Береговая охрана разрешила следовать по маршруту, и снова повисла тревожная пауза: на борту НУПИ со страхом ждали второго вызова по радио. Прошло пять минут, десять, однако радио молчало. Когда минуло двадцать минут, напряжение понемногу спало. Следующие три часа, по-прежнему находясь в зоне действия радиолокатора, «Нарвал» шел за грузовым судном как приклеенный. Наконец пролив Амундсена сделал поворот, и мыс Батерст скрылся из виду. Капитан увеличил скорость до двадцати узлов и пронесся мимо неуклюжего грузового судна.

Капитан корейского корабля посмотрел на проходящее мимо него бирюзовое судно с развевающимся на ветру канадским флагом. Наведя бинокль на мостик «Нарвала», он с удивлением обнаружил, что команда смеется и машет ему. Капитан недоуменно пожал плечами.

— Слишком долго пробыли в Арктике, — пробормотал он себе под нос и продолжил прокладывать курс до Куглуктука.

— Отличная работа, капитан! — объявил Питт.

— Похоже, пути назад нет, — ответил Стенсет.

— Когда мы прибудем на остров Кинг-Уильям? — спросил Джордино.

— Нужно пройти чуть больше четырехсот миль. Если погода не изменится, путь займет около двадцати двух часов. Разумеется, при условии, что нам не попадется сторожевой корабль.

— Для тебя это не самая насущная проблема, капитан, — заметил Питт.

Стенсет озадаченно посмотрел на него.

— Да неужели?

— Подумай лучше о том, — усмехнулся Дирк, — как ты раздобудешь два ящика пива «Лоун стар» посреди Арктики!

52

Куглуктук — небольшой торговый поселок на берегу залива Коронейшен, до недавнего времени называвшийся Коппермайн в честь одноименной речки. Он находится на северном побережье территории Нунавут, где расположено нескольких гаваней, лежащих за границей Полярного круга.

Именно глубоководный порт Куглуктука и привлек Митчелла Гойетта. Сырье с нефтяных песков Атабаски как-то нужно было вывозить, поэтому магнат вложил значительные средства в постройку узловой станции для экспорта нефти. Гойетт довольно дешево купил малоиспользуемую железную дорогу от Атабаски до Йеллоунайфа и продлил ее еще севернее, до Куглуктука. Впереди состава обычно шли снегоуборочные локомотивы, таща длинную вереницу цистерн, в которых помещалось двадцать пять тысяч баррелей нефти. Затем дорогостоящую тяжелую нефть перекачивали в громадные танкеры Гойетта и везли через Тихий океан прямиком в Китай, что приносило отличный доход.

До следующей отправки груза оставалось несколько дней, и железнодорожная станция компании «Атабаска Мортранс» казалась вымершей. В доке стоял ледокол «Оток», к его корме была привязана пустая баржа. Еще две покачивались на волнах залива, сидя в воде довольно высоко. Если бы не ритмичный шум насосов, заполняющих баки ледокола дизельным топливом, можно было подумать, что ни в доке, ни на судне никого нет.

Зато в его трюме велась оживленная работа — команда заканчивала предварительную подготовку и собиралась покинуть порт. В кают-компании сидел Клэй Зак, потягивая бурбон со льдом и разглядывая подробную карту островов Королевского географического общества. Напротив него расположился коротко стриженный седоволосый мужчина с одутловатым лицом — капитан «Отока».

— Скоро заправимся, осталось недолго, — прохрипел капитан.

— Не собираюсь торчать в этой дыре дольше, чем нужно, — отрезал киллер. — Выходим на рассвете. Похоже, до островов километров шестьсот.

Капитан кивнул.

— До самого острова Кинг-Уильям и даже дальше ледовые сводки хорошие, да и судно у нас быстроходное. На месте будем максимум через сутки.

Зак отхлебнул бурбона. Он ринулся в Арктику без предварительного плана действий, и это ему не нравилось. Впрочем, все должно пройти как по маслу. Геологов Гойетта он высадит на северном побережье, пусть ищут шахту с рутением, а сам наведается на рудник «Среднеамериканской горнодобывающей компании». Если понадобится применить силу, на борту есть команда бойцов и взрывчатка, которой хватит, чтобы на воздух взлетела половина острова.

Дверь распахнулась, в каюту стремительно вошел наемник в черной униформе и парке. На плече у него была штурмовая винтовка, в руке — бинокль ночного видения.

— Сэр, со стороны бухты подошли две надувные лодки и причалили прямо за кормой баржи. Я насчитал в общей сложности семь человек, — выпалил он, переводя дыхание.

Зак перевел взгляд с бинокля на часы, показывающие начало первого ночи.

— Они вооружены?

— Да, сэр. Прошли мимо наливной эстакады на муниципальный причал и скрылись из виду.

— Им нужен «Полярный рассвет»! — воскликнул капитан. — Наверняка это американцы.

«Полярный рассвет» стоял всего в нескольких футах от ледокола. Когда Зак прибыл в Куглуктук, он обратил внимание на толпу, собравшуюся возле американского корабельного катера. Он тоже сходил поглядеть на конфискованное судно, по которому сновали полицейские и военные. Захватить корабль всемером было попросту невозможно.

— Нет, они пришли за командой, — объявил Зак, хотя и не знал, что пленных держат в старом сарае буквально в двух шагах.

— Не понял, — протянул капитан.

— Сейчас объясню, — сказал Зак, поднимаясь на ноги. — Планы меняются. Отходим через час!

Он быстро вышел из каюты, наемник следовал за ним по пятам.

53

Рик Роуман присел за парой пустых бочек для горючего и посмотрел на часы. На светящемся циферблате горели цифры 12:45. Оперативная группа опережала график на двадцать минут. Не зря они вчера дотащили «зодиаки» до самой воды, подумал командир. Теперь вполне успеют произвести эвакуацию пленных под покровом темноты.

До сих пор операция шла гладко. Роуман отплыл с командой из шести человек незадолго до полуночи, сразу после того, как солнце наконец скрылось за горизонтом. На лодках стояли практически бесшумные электродвигатели, поэтому солдаты пересекли залив, зашли в устье реки Коппермайн и причалили в доке компании «Атабаска Мортранс» никем не замеченными. На сделанных семьдесят два часа назад снимках со спутника было видно, что судов в порту нет. Однако сейчас там обнаружился большой буксир с привязанной к нему огромной баржей. Впрочем, оба судна и весь причал казались пустыми. Чуть вдалеке командир увидел «Полярный рассвет», ярко освещенный прожекторами. Даже в такой поздний час на палубе находились охранники, пытающиеся согреться быстрой ходьбой.

Роуман перевел взгляд на обшарпанное белое здание ярдах в тридцати. По сведениям разведки, именно в нем держали пленных с американского корабля. На входе стоял всего один полицейский, поэтому Роуман приободрился. Он и раньше считал, что моряков особо охранять не станут, и оказался прав. Суровая северная природа делала побег практически невозможным, вдобавок до границы с Аляской было целых шестьсот пятьдесят миль.

Вдруг в наушнике раздался приглушенный шепот:

— Гуппи в пруду. Повторяю, гуппи в пруду.

Так сержант Боджоркез подтвердил, что видит пленников через небольшое окно в боковой стене обшарпанного здания.

— Все на месте? — шепотом спросил Роуман.

— Матт на месте, — ответил Боджоркез.

— Джефф на месте, — раздался второй голос.

Роуман снова посмотрел на часы. Спасательные самолеты сядут через девяносто минут. Времени, чтобы переправить команду «Полярного рассвета» на другую сторону залива и подойти к летному полю, вполне достаточно. Возможно, времени даже слишком много…

Роуман осмотрел док, однако не увидел никаких признаков жизни. Он глубоко вздохнул и отдал приказ:

— Приступаем через девяносто секунд.

Теперь оставалось только ждать и надеяться на удачу.

Капитан Мердок сидел на бетонной плите и курил, когда услышал глухой удар где-то позади здания. Большая часть его команды спала, пользуясь наступившей темнотой недолгой ночи. Остальные мучились бессонницей, поэтому собрались вокруг маленького телевизора в углу и смотрели фильм. Надзиравший за ними полицейский, вооруженный лишь рацией, подошел к капитану и спросил:

— Ничего не слышали?

Мердок кивнул.

— Похоже, льдина с крыши упала.

Канадец повернулся, намереваясь пойти в сторону склада, и тут из тени бесшумно возникли двое мужчин. Спецназовцы отряда «Дельта» сменили белое обмундирование на черные куртки, камуфляжные штаны и бронежилеты. На каждом был кевларовый шлем с откидным окуляром, микрофоном и наушниками. У одного из бойцов был автомат М4, который он направил на Мердока и полицейского, у другого — массивный пистолет.

Охранник сразу потянулся за рацией. Не успел он поднести ее к губам, как второй спецназовец выстрелил. Однако не было ни яркой вспышки, ни грохота — раздался лишь тихий хлопок. Вместо пули электрошоковое оружие выстреливает два небольших зонда, снабженных тонкими электродами. Когда зонды коснулись полицейского, по проводам прошел искровой разряд напряжением пятьдесят тысяч вольт, и мужчина упал, мгновенно утратив возможность двигаться и сопротивляться.

Не успел он свалиться на землю, как спецназовец уже был рядом. Он надел канадцу пластмассовые наручники на руки и ноги, а рот залепил клейкой лентой.

— Удачный выстрел, Майк, — отметил первый боец, заходя на склад. Повернувшись к капитану, он спросил: — Вы Мердок?

— Д-да, — запнувшись, ответил капитан, никак не ожидавший подобного вторжения.

— Я сержант Боджоркез. Сейчас мы отведем вас с командой на небольшую морскую прогулку. Разбудите людей, пусть быстро и по возможности тихо оденутся.

— Да, конечно. Спасибо, сержант.

Мердок нашел старпома, и вместе они подняли остальных моряков. Вдруг передняя дверь распахнулась, и вошли еще двое солдат из отряда «Дельта», таща безвольное тело второго полицейского. У этого зонды торчали ниже — спецназовцам пришлось стрелять в ноги, так как на охраннике была толстая парка. На него гоже надели наручники, рот заклеили.

На сборы у команды «Полярного рассвета» ушло от силы минут пять. Некоторые даже шутили, что вместо пива «Мусхед» теперь попьют «Бад», и вместо «Смешных людей» посмотрят «Минуту славы». Но в основном пленники вели себя тихо, прекрасно понимая, насколько опасен побег.

Снаружи склада Роуман держал под наблюдением док, высматривая противника. Однако тайная операция прошла совершенно незамеченной, и канадские полицейские на борту «Полярного рассвета» о побеге даже не подозревали.

Получив от Боджоркеза сигнал готовности, Роуман не стал терять времени даром. Он приказал людям разделиться по трое-четверо позади склада и провел их к привязанным у пристани «зодиакам». Лодки быстро заполнились, однако Роуман остался на месте, ожидая Боджоркеза с последней группой.

Наконец показался сержант, ведущий моряков через территорию компании «Атабаска Мортранс». Роуман в последний раз оглядел пристань и убедился, что берег по-прежнему пуст. Тишину морозной ночи нарушал лишь отдаленный гул насосов и генераторов. Роуман поднялся и тихо потрусил к лодкам, уверенный в успехе операции. Самым трудным было освободить команду «Полярного рассвета», не поставив на уши канадских военных, с чем его ребята отлично справились. Теперь оставалось лишь вернуться на летное поле и ждать прибытия спасательных самолетов.

Он прошел мимо темной баржи и увидел, что Боджоркез садится в лодку. В команде «Полярного рассвета» было тридцать шесть человек, все уже сидели тут. Пока спецназовцы отвязывали «зодиаки», Роуман быстро пробежал по пристани и залез на борт.

— Теперь уходим, — скомандовал он солдату, управляющему лодкой.

— Всем оставаться на своих местах! — раздался откуда-то сверху громкий голос.

В тот же миг вспыхнули галогенные фонари, ослепив всех собравшихся в лодках. Роуман понял, что источник света находится на корме баржи. Он сразу навел винтовку на неведомого противника и вдруг услышал голос Боджоркеза:

— Не стреляйте! Не стреляйте!

Привыкнув к свету фонарей, Роуман огляделся и увидел не менее шести вооруженных автоматами мужчин, выстроившихся вдоль рейлинга и целящихся в американцев. Один за другим спецназовцы опустили оружие. С баржи им нагло ухмылялся широкоплечий незнакомец.

— Давно бы так, — сказал Клэй Зак. — Теперь, парни, поднимайтесь обратно на причал и давайте знакомиться.

Роуман перевел взгляд с Зака на автоматы в руках наемников и кивнул. Внезапное нападение, помешавшее побегу, взбесило его до чертиков. Он с ненавистью оглядел захватчиков и смачно сплюнул в сторону.

54

Старший сержант Майк Типтон напряженно разглядывал неровную кромку тороса, спускавшегося к заливу Коронейшен. Хотя от ледяного окуляра немела бровь, он продолжал смотреть вдаль, надеясь заметить приближение группы. К вершине холма осторожно подполз второй спецназовец, и Типтон опустил бинокль ночного видения.

— Капитана все нет? — спросил солдат, молодой капрал в маске для защиты от мороза и ветра.

Типтон покачал головой и посмотрел на часы:

— Они опаздывают, а паши стальные птицы прибудут уже через двадцать минут.

— Прикажете нарушить радиомолчание и выйти на связь?

— Действуйте, капрал. Узнайте, почему задерживаются и когда будут здесь. Долго ждать мы не сможем.

Он поднялся на ноги и повернулся к импровизированному летному полю.

— Пора зажечь сигнальные огни.

Типтон медленно отошел в сторону: он не хотел слышать радиопозывных. В глубине души сержант знал, что случилось непредвиденное. Роуман выступил раньше намеченного и должен был вернуться вместе с командой «Полярного заката» почти час назад. По крайней мере, появиться в пределах прямой видимости. Роуман был превосходным командиром, его бойцы прошли отличную подготовку, поэтому непредвиденные случайности практически исключались.

Типтон дошел до края взлетного поля и включил два синих фонаря, запитанных от аккумуляторов. Потом отправился на противоположный конец неровной посадочной полосы и зажег вторую пару сигнальных огней. Вернувшись на оперативную базу, сержант обнаружил, что капрал все еще безуспешно пытается вызвать группу на связь. Второй боец тем временем наблюдал за горизонтом.

— Не отвечают, — доложил капрал.

— Продолжайте, пока самолеты не прилетят. — Типтон смерил взглядом обоих солдат. — Приказ есть приказ. Придется вылететь независимо от того, прибудет основная часть группы или нет.

Типтон шагнул к солдату, ведущему наблюдение. Из-за толстой белой парки его было довольно сложно отличить от капрала.

— Джонсон, передайте пилотам, чтобы подождали минут пять. Я пойду на торос выглядывать капитана. Смотрите, не улетайте без меня!

— Так точно.

Через минуту в ледяной ночи послышалось тихое гудение. Звук нарастал, пока не превратился в хорошо узнаваемый гул самолетов. Оба «Оспрея» не включали навигационные огни и поэтому совершенно терялись на фоне темного неба. Их специально модифицировали для перелетов на длинные дистанции, и самолеты преодолели без малого семьсот миль. Отправившись с аэродрома в Игл, штат Аляска, они пересекли границу с Юконом и летели над тундрой так низко, что ни один радар не среагировал. Впрочем, Куглуктук был одним из самых удаленных и малонаселенных регионов Канады.

Типтон взобрался на вершину тороса, оглянулся на аэродром и увидел, как заходит на посадку первый самолет. «Оспрей» снизил высоту до пятидесяти футов, включил посадочные огни, медленно опустился и приземлился невдалеке от синих фонарей. Пилот быстро довел самолет до конца полосы и завернул по крутой дуге. Следом полосы коснулся второй самолет, подпрыгнул на неровном льду и подъехал к первому «Оспрею», готовый взлететь в любой момент.

Типтон снова оглядел залив, внимательно изучая линию берега в бинокль.

— Роуман, ну где же ты есть? — прошипел он, злясь на исчезнувшую группу.

Однако ни резиновых лодок, ни людей не было. В бинокль Типтон видел лишь гладь залива и лед. Он терпеливо подождал пять минут, потом еще столько же, но напрасно: группа захвата так и не вернулась.

Сержант услышал, как один из самолетов увеличил число оборотов двигателя, и опустил бинокль. Бегать в зимнем снаряжении нелегко, и все же он поспешно спрыгнул с тороса и бросился к открытой дверце первого самолета. Забравшись внутрь, Типтон увидел недовольную гримасу на лице пилота, который тут же поднял дроссельный рычаг вверх и тронулся с места. Типтон пересел к капралу, «Оспрей» прокатился по неровной полосе и взмыл в небо.

— Не видать? — прокричал капрал, перекрывая шум двигателя.

Типтон удрученно покачал головой, в которой крутилась фраза: «На поле боя никого не оставлять…» Отвернувшись от капрала, он уткнулся в маленький боковой иллюминатор.

Оба «Оспрея» пролетели над заливом Коронейшен, набрали высоту, медленно развернулись на запад и взяли курс на Аляску. Типтон рассеянно разглядывал огни корабля, идущего на восток. В первых лучах солнца он увидел, что это ледокол, тянущий за собой большую баржу.

— Куда же вы подевались? — пробормотал он вслух, потом закрыл глаза и заставил себя уснуть.

55

Типтон даже не подозревал, что смотрит на своих товарищей по отряду «Дельта». Также он не знал, что держат их в нечеловеческих условиях, будто в средневековом подземелье.

Наемники Зака тщательно обыскали десантников, забрав у них оружие и средства связи, и отвели вместе с командой «Полярного рассвета» на баржу. Затем пленников бесцеремонно загнали в трюм на носу. Когда Роуман спускался по железным ступеням, он оглянулся и увидел, что двое наемников поднимают «зодиаки» и привязывают их на корме.

Напоследок захватчики неожиданно расщедрились и швырнули в трюм две упаковки бутилированной воды, застывшей на морозе. Тяжелая железная крышка с лязгом захлопнулась, и раздался грохот цепи, которой закрепили рукоятку. Стоя в темном ледяном трюме, пленники сразу осознали всю безнадежность положения.

Зажегся фонарик-ручка, за ним еще один. Роуман пошарил в нагрудном кармане, нашел свой фонарик, включил и порадовался: хоть что-то у него не отобрали.

Трюм освещали тонкие лучи света, выхватывая из темноты перепуганные лица сорока пяти пленников. Грузовой отсек оказался не очень велик. Помимо того люка, через который их загнали наемники, в кормовой переборке был второй люк, открытый. В углу лежали две катушки с причальными тросами, вдоль стены валялась груда старых, измазанных сажей автомобильных покрышек, использовавшихся в качестве дополнительных амортизаторов при швартовке. Закончив с осмотром весьма скудного инвентаря, Роуман услышал мощный рев дизельных двигателей, затем низкий гул: ледокол завелся.

Роуман осветил фонариком команду «Полярного рассвета» и спросил:

— Кто из вас капитан?

Вперед шагнул мужчина благородной наружности с седой «эспаньолкой».

— Я Мердок, бывший капитан «Полярного рассвета».

Роуман тоже представился и начал было излагать цель миссии, однако Мердок прервал его.

— Ваша героическая попытка спасти нас достойна всяческих похвал… Извините, конечно, но благодарить вас за освобождение от опеки канадских полицейских я не стану, — сухо произнес он и обвел рукой темный трюм.

— Мы никак не ожидали вмешательства третьей стороны, — ответил Роуман. — Вы не знаете, кто эти люди?

— Тот же вопрос я хотел задать вам. Ледоколы принадлежат частной компании, которая использует их для сопровождения грузовых судов по лицензии, выданной правительством Канады. Баржа наверняка принадлежит им же. Откуда у них вооруженная охрана и почему нас взяли в заложники, я не имею ни малейшего понятия.

Роуман тоже не знал, что и думать. Ситуация сложилась абсурдная: по данным предварительной разведки, кроме канадской армии и полиции им некого было опасаться.

Двигатели заработали громче, потом обороты снизились, и прошла неприятная вибрация: судно медленно выходило из порта, таща за собой баржу. Наконец ледокол достиг неспокойных вод залива Коронейшен, снова увеличил скорость, и пленники почувствовали качку.

— Как думаете, капитан, куда нас везут? — спросил Роуман.

Мердок пожал плечами:

— Мы находимся в самой глуши. Вряд ли судно покинет канадские территориальные воды, однако наша участь представляется, мягко говоря, незавидной: длинная и холодная прогулка нам обеспечена.

Со стороны запертого люка послышалось пыхтенье и глухие удары. Роуман посветил фонариком и увидел на железных ступеньках сержанта Боджоркеза, пытающегося выбить люк с разбега. Он разразился бранью, потом выпрямился и сказал:

— Крышка не поддается, сэр. Цепь закреплена слишком основательно. Без паяльной лампы и делать нечего.

— Спасибо, сержант. — Роуман повернулся к Мердоку. — Здесь есть другой выход?

Мердок указал на открытый люк, ведущий на корму.

— Думаю, там вход в первый трюм. Их у этой калоши четыре, и в каждый небоскреб влезет. По идее, отсеки соединяются внутренними проходами, и если спуститься по этому трапу вниз, то в соседнее отделение можно подняться по другому трапу рядом с ним.

— А как насчет крышек главных люков? Их можно поднять своими силами?

— Вот уж нет, тут без крана не обойтись. Каждая весит тонны три… Пожалуй, наш единственный шанс — выбраться через отсек на корме. Оттуда пройдем в соседний трюм, либо на верхнюю палубу. — В глазах капитана вспыхнула решимость. — Увы, в свете крошечного фонарика на это уйдет довольно много времени.

— Боджоркез, — позвал Роуман. Сержант мигом возник из темноты. — Пойдете с капитаном на корму. Найдите выход из этой крысиной норы!

— Да, сэр! — бойко ответил Боджоркез. Потом подмигнул старшему по званию и добавил: — А как насчет смены нарукавного шеврона?

Роуман усмехнулся.

— Как минимум, следующий получишь. А теперь ноги в руки!

Увидев проблеск надежды, пленники, включая самого Роумана, оживились. Впрочем, как справедливо заметил Мердок, долгое холодное путешествие по Арктике действительно станет битвой за выживание. Пройдясь по трюму еще раз, командир принялся ломать голову, как спасти людей от замерзания.

56

А в это время на теплом мостике «Отока» Клэй Зак сидел в удобном кресле с высокой спинкой и смотрел на проносящиеся за бортом льдины. Захват американцев был импульсивной и дерзкой выходкой, так же как и идея засунуть их в трюм баржи и тащить за собой на буксире. Зак пока не решил, как поступит с пленными, зато очень радовался неожиданной удаче. Команда «Полярного рассвета» как с неба упала: захватив ее, можно серьезно обострить конфликт между Канадой и США. Канадское правительство подумает, что моряков освободил спецназ, незаконно проникший через границу. Зак весело рассмеялся: он представил ярость высокомерного премьер-министра и далекоидущие последствия. Теперь-то Штаты в канадскую Арктику долго носа не сунут.

О таком развитии событий Гойетт даже не мечтал. Промышленный магнат рассказал Заку, какие огромные богатства таит Арктика, и объяснил, что с приходом глобального потепления добыть их станет легко. Гойетт уже неплохо нажился на месторождениях природного газа в проливе Мелвилл, самое время вспомнить и о нефти. По некоторым прогнозам, в Арктике залегает двадцать пять процентов мировых нефтяных запасов. Таяние льдов сделает их доступными тем, кто сумеет вовремя сориентироваться.

Как говорил Гойетт, успевший вовремя захватить права на разведку и добычу сказочно разбогатеет. Крупные американские нефтяные компании и горнодобывающие конгломераты уже начали интересоваться этими регионами. Канадский магнат никогда не сможет конкурировать с ними на равных, однако стоит исключить их из списка игроков — и будет уже совсем другая картина: Гойетт станет единоличным владельцем арктических ресурсов и начнет получать миллиардные доходы.

Это куда выгоднее, чем рутений, понял Зак. Впрочем, он может убить одним выстрелом двух зайцев. Наверняка минерал он найдет без труда, выставить американцев из Арктики тоже удастся в ближайшее время. Гойетт будет ему обязан, причем очень многим.

С довольным видом Зак смотрел на проплывающие за окном льды и ждал приближения островов Королевского географического общества.

Часть III АРКТИЧЕСКИЙ РЕЙД

57

Несколько недель в году Канадский арктический архипелаг напоминает пеструю мозаику. Из-под снега и льда холодной пустыни проглядывает скупая красота тундры. Неприютный, без единого деревца каменистый ландшафт расцвечивается золотом и багрянцем. Лишайники, папоротники и цветковые растения ярким ковром устилают землю и борются за место под солнцем, раскрываясь навстречу теплу и свету. Тихий безлюдный край оживляют многочисленные зайцы, овцебыки и птицы.

Однако пышный расцвет флоры и фауны приходится лишь на короткое полярное лето. С наступлением долгой холодной зимы жизнь замирает, и острова архипелага выглядят совсем иначе.

Покрытые льдом холмы, скалистые берега и пустынная бесплодная земля веками притягивали человека. Одни покорители севера надеялись найти свою судьбу, другие пытались отыскать себя.

Питт-старший смотрел сквозь окно рубки на полосу льдин, наползающих на неровный берег острова Виктория, и думал о том, что это один из самых забытых богом уголков на земле, который ему доводилось видеть.

Он подошел к штурманскому столу, где Джордино изучал подробную карту пролива Виктория.

— До острова Кинг-Уильям осталось менее пятидесяти миль. Ты уже определил зону поисков?

Питт сел на табурет и принялся разглядывать карту. Найдя остров грушевидной формы восточнее их местоположения, он взял карандаш и нарисовал крестик милях в пятнадцати к северо-западу от верхней оконечности.

— Считается, что команда покинула «Эребус» и «Террор» вот здесь.

Джордино уловил нотку сомнения в голосе друга.

— Думаешь, они затонули в другом месте?

— Да. По словам эскимосов, «Эребус» видели дальше к югу. Перед вылетом из Вашингтона я заскочил к ребятам из отдела климатологии и попросил кое-что для меня просчитать. Они попытались воссоздать погодные условия апреля 1848 года, когда люди покинули корабли, и предсказать возможное поведение морского льда.

— Если лед просто растаял, то корабли ушли под воду в обозначенной крестиком точке. Ты предполагаешь другой исход?

— В принципе, такое возможно, однако маловероятно. — Питт указал на большое водное пространство к северу от Кинг-Уильяма. — Мороз заставляет паковый лед дрейфовать с северо-востока вниз по заливу Ларсена. Если климатологи правы, и летом 1848-го лед возле острова не растаял, то зимой 1849-го корабли сместились на юг. Именно тогда выжившие члены команды могли вернуться на борт. Между прочим, эта гипотеза вполне согласуется со свидетельствами эскимосов.

— Отлично, еще и движущаяся цель!.. Зона поисков будет весьма обширной.

Питт указал на западный берег Кинг-Уильяма и провел черту к скоплению островов в двадцати милях от юго-западного побережья.

— Я думаю, острова Королевского географического общества сработали как барьер и остановили продвижение кораблей на юг. Эта груда камней расколола ледяное поле, и часть льдин прошла мимо, в то время как другие разбились на куски и наползли на северный берег.

— От твоего крестика до оконечности острова путь прямой, — заметил Джордино.

— Кто знает, насколько далеко отнесло корабли, прежде чем лед раскололся… Начнем с полосы в десять миль возле верхней оконечности островов и, если там ничего не окажется, будем двигаться к северу.

— Неплохая идея. Надеюсь только, корабли упали на дно целыми, и гидролокатор выдаст нам хорошую, четкую картинку. — Джордино посмотрел на часы. — Пойду, разбужу Джека и подготовлю АН ПА. У нас их два, так что можем разметить две зоны поисков и выпустить их одновременно.

Пока Питт высчитывал координаты для двух соседних зон, Джордино и Дальгрен готовили к запуску АНПА. Автономные необитаемые подводные аппараты — это роботы в форме торпеды, оснащенные гидролокатором и разными датчиками, которые собирают информацию о морском дне и отображают ее в виде электронной карты. В соответствии с заложенной зоной поиска, АНПА движутся со скоростью около десяти узлов в нескольких метрах от грунта, подстраиваясь под рельеф.

Доведя «Нарвал» до северной оконечности островов Королевского географического общества, где начиналась одна из обозначенных Питтом зон, капитан Стенсет снизил скорость. С кормы спустили первый плавающий передатчик, затем корабль быстро подошел к следующей зоне, и Дальгрен с Джордино запустили второй.

Питт помог Джордино и Дальгрену ввести данные о зоне поиска в процессор первого аппарата и остался наблюдать за погружением желтой «рыбы». Сначала ее подняли лебедкой, потом опустили в воду и сняли с пусковой рамы. Аппарат рванул вперед и скрылся в темной глубине. Ориентируясь по качающимся на волнах передатчикам, АНПА отправился на начальную позицию и начал сновать взад-вперед, тщательно сканируя дно электрическими глазами.

После успешного запуска первого аппарата Стенсет отвел судно к северу, и процесс повторился. Пронизывающий ветер сбивал с ног, поэтому, закончив работу, мужчины быстро скрылись в теплом центре управления. Оператор уже вывел на экран данные с обоих аппаратов.

Питт сбросил парку и посмотрел на колонки с цифрами, бегущими по экрану.

— АНПА на глубине, идут без перекосов. Отличная работа, джентльмены.

— Теперь «рыбы» действуют в автономном режиме, — заметил Джордино. — Полагаю, поиск займет часов двенадцать.

— Затем поднимем обратно на борт, считаем данные, поменяем аккумуляторы и зададим новые зоны поиска, — откликнулся Дальгрен.

Услышав его слова, Джордино поднял брови.

— Что я такого сказал-то? — недоуменно воскликнул Джек.

— На этом судне, — с острой, как бритва, усмешкой пояснил Питт, — все делается с первого захода.

58

В шестидесяти милях западнее сквозь неспокойное море шел «Оток». Сидя в рубке, Зак через лупу изучал снимок со спутника. Среди островов Королевского географического общества самыми крупными были острова Западный и Восточный, разделенные узким проливом. «Среднеамериканская горнодобывающая компания» вела разработки на южном побережье острова Западный, напротив залива Куин-Мод. На снимке четко виднелись два здания, длинная пристань и карьер.

— Вам сообщение. — Небритый капитан передал Заку листок бумаги.

Тот развернул записку.

«Питт прибыл в Туктояктук из Вашингтона утром в субботу. Поднялся на борт «Нарвала», исследовательского судна НУПИ. Отбыл в 16.00, предположительно на Аляску. М.Г.»

— Значит, на Аляску, — повторил Зак, усмехнулся и добавил: — Куда же им еще теперь плыть?

— Все в порядке?

— Да, конкуренты остались далеко позади.

— Какой из островов нам нужен? — спросил капитан, заглядывая Заку через плечо.

— Южный берег острова Западный. Сперва наведаемся на рудник. Причалим к пристани и посмотрим, есть ли кто дома. Сейчас самое начало сезона, возможно, американцы пока не открыли работы.

— Там и избавимся от пленников.

Зак посмотрел в окно, увидел баржу, качающуюся на высоких волнах, поразмыслил и ответил:

— Нет, пусть сидят в уютном трюме.

Вряд ли у Роумана язык повернулся бы назвать трюм уютным. Однако даже при сложившихся обстоятельствах он должен был признать, что пленники устроились с максимальным комфортом.

Хотя ледяная стальная палуба и переборки плавучей тюрьмы сводили на нет все попытки согреться, решение нашлось. Роуман собрал подчиненных и велел разобрать груду автомобильных покрышек. Сначала выложили импровизированный пол, потом соорудили стены, и получилось небольшое укрытие. Сверху конструкцию обмотали канатами, создав дополнительный слой теплоизоляции, а заодно и настил, чтобы лежать. Набившись в тесное помещение, люди согрелись друг о друга настолько, что и вокруг стало теплее. Через пару часов Роуман осветил фонариком бутылку в ногах и увидел дюйм или два оттаявшей воды. В укрытии явно выше нуля градусов, с радостью отметил он.

Впрочем, больше радоваться было нечему. Мердок и Боджоркез два часа обследовали трюм, однако ничего обнадеживающего не обнаружили, лишь удалось перебраться в соседний отсек. Гигантские крышки люков, ведущие на палубу, были все равно что заварены, и сдвинуть их не представлялось возможным.

— Смотрите, что я нашел. — Боджоркез поднял маленький молоток с деревянной ручкой. — Должно быть, кто-то уронил его в люк, а достать поленился.

— Тут даже кувалда не поможет, — мрачно ответил Роуман.

Неунывающий Боджоркез принялся лупить молотком по крышке люка. Вскоре все привыкли к ритмичному стуку, который теперь сопровождал скрип баржи. Мужчины выстроились в очередь и регулярно сменяли другу друга — то ли от скуки, то ли желая согреться.

Вдруг непрерывное постукивание перекрыл голос Мердока:

— Буксир замедляет скорость!

— Перестаньте стучать! — приказал Роуман.

Где-то у них над головой низкий гул двигателей постепенно стихал. Несколько минут спустя он совсем прекратился, и баржа, похоже, натолкнулась на какой-то неподвижный предмет. Пленники умолкли, отчаянно надеясь, что их ледяной плен скоро закончится.

59

Острова Королевского географического общества — это скопление темно-бурых холмов посреди неспокойных серо-синих волн. Названием они обязаны норвежскому полярному путешественнику Руалю Амундсену, которому в 1905 году на корабле «Йоа» удалось первым покорить Северо-Западный проход. Более века про далекие острова никто не вспоминал, потом независимая геологоразведочная экспедиция обнаружила на острове Западный выход цинковой руды и продала заявку на участок американцам.

Рудничный поселок «Среднеамериканской компании» построили вдоль широкой бухты на неровном южном берегу, изрезанном фьордами и лагунами. Когда море освобождалось ото льда, по глубоководному каналу естественного происхождения к пристани могли свободно подходить большие суда. Компания также построила трехсотфутовый полуплавучий причал, далеко выступающий в загроможденное ледяными глыбами море.

Зак осмотрел берег в бинокль и приказал капитану войти в бухту. За небольшим утесом виднелись несколько сборных сооружений, мимо них в глубь острова вела накатанная дорога. Свет в окнах не горел, повсюду лежали сугробы — видимо, работы на руднике еще не возобновились.

Зак велел капитану причаливать.

— Пусть команда геологов собирается и идет на берег. Мне нужны образцы руды иобщая сводка по району.

— Думаю, на сушу они сойдут с большим удовольствием, — усмехнулся капитан, вспомнив мучения некоторых ученых, страдающих морской болезнью.

— Капитан, перед прибытием я отправил на корабль большую посылку. Вы ее получили?

— Да, ящик доставили на борт в Туктояктуке. Я велел поместить его в носовой трюм.

— Прикажите перенести ко мне в каюту. Там кое-какие материалы, которые понадобятся мне на берегу.

— Я прослежу лично. Кстати, как наши пленники? Небось, едва живы от холода, — сказал капитан и посмотрел на термометр на приборной панели, показывавший всего пять градусов.

— Ах да, замороженные американцы… Наверняка их исчезновение взбудоражило кучу народу, — небрежно заметил Зак. — Бросьте им какой-нибудь еды и пару одеял. Возможно, пленники нам пригодятся живыми.

Когда геологи сошли на берег в сопровождении вооруженных наемников, Зак отправился к себе в каюту. На ковре уже стоял большой дорожный сундук, окованный по углам и закрытый на массивный висячий замок. Внутри лежали аккуратно сложенные запалы, детонаторы и запас динамита, которого хватило бы сровнять с землей целый квартал. Зак отобрал несколько предметов, сложил в небольшую наплечную сумку и запер ящик. Набросив на себя теплую парку, он поднялся на верхнюю палубу. Когда Зак уже собирался сойти на берег, его окликнул матрос.

— Капитан просит вас поскорее пройти на мостик — вам звонят.

Клэй поднялся по трапу и увидел капитана со спутниковым телефоном в руках.

— Да, он уже здесь, — сказал капитан в трубку и передал ее Заку.

Сквозь динамик прорвался сварливый голос Гойетта:

— Зак, капитан говорит, ты велел причалить прямо возле рудника «Среднеамериканской компании»!

— Ну да. Сезонные работы еще не возобновили, и здесь никого нет. Я как раз хотел позаботиться о том, чтобы американцы не путались у нас под ногами летом.

— Превосходно. В Оттаве творится такое, что вряд ли они вообще сунут нос в канадскую Арктику. — Голос Гойетта задрожал от жадности. — Смотри, не испорти там оборудование — оно пригодится, когда я за гроши выкуплю рудник!

— Постараюсь учесть твои пожелания.

— Что там с рутением?

— Геологи посмотрят. В данный момент мы находимся на южном берегу, а если верить карте, то эскимосская шахта — на северном. Через несколько часов мы уже там будем.

— Отлично. Держи меня в курсе.

— Да, между прочим… Мы захватили в плен американцев с «Полярного рассвета».

— Вы… что?! — взвыл Гойетт.

Зак предусмотрительно убрал трубку от уха. Магнат разошелся не на шутку Даже после того, как Зак изложил подробности захвата команды, Гойетт продолжал брызгать слюной.

— Ничего удивительного, что политики пришли в ярость. Ты чуть не устроил Третью мировую!..

— По крайней мере, американцы долго не сунутся в Арктику, — возразил Зак.

— Может, оно и так, однако их отсутствие не принесет мне прибыли, если я буду сидеть на нарах. Немедленно избавься от улик! — рявкнул магнат. — Делай что хочешь, я должен быть вне подозрений!

В трубке повисла тишина, и Зак нажал отбой.

Очередной отморозок без толики воображения, пробившийся в миллиардеры, подумал он. Ладно, пора на берег.

Бухту окружало бурое кольцо камней и гравия, по мере удаления от воды сменявшееся белой коркой льда, которая покрывала весь остров. Исключение составляла широкая прямоугольная борозда явно искусственного происхождения, тянувшаяся на несколько сотен футов вверх холма. Добыча цинка велась открытым способом там, где руда сама выходила на поверхность. Вдалеке Зак заметил геологов, осматривающих следы недавних разработок.

Внутри бухты западный ветер почти не дул, но Зак хотел покончить с делами и поскорее убраться с пронизывающего холода. Он поспешил в глубь поселка, на ходу разглядывая немудреные постройки и прикидывая фронт работ. В здании побольше был склад горнодобывающего оборудования, с помощью которого грунт из карьера перемещали на конвейер и грузили на суда. Там стояли бульдозеры, экскаваторы и самосвалы. В соседнем здании располагалась контора и жилое помещение для рабочих.

Сначала Зак направился в здание поменьше и с удивлением обнаружил, что оно заперто. Он достал из кармана «глок», дважды выстрелил в засов и распахнул дверь настежь. Внутри оказались просторное помещение с двумя спальнями, уставленными двухъярусными кроватями, огромная кухня, столовая и зал. Зак первым делом направился на кухню и осмотрел плиту, соединенную с большим баллоном пропана в кладовке. Порывшись в сумке, достал динамитную шашку, засунул под баллон и прикрепил детонатор с таймером. Затем посмотрел на часы, выставил время срабатывания на девяносто минут и покинул здание.

Потом он осмотрел склад снаружи и направился к задней стене. Над зданием возвышался небольшой утес, усыпанный обледенелыми камнями и валунами. Зак с трудом взобрался на уступ, который тянулся вдоль всего переднего склона. Разбросав ногами дерн под валуном размером с легковой автомобиль, стянул перчатки и положил под камень еще одну динамитную шашку. Пальцы немели от холода, поэтому Зак поскорее присоединил фитиль к подрывному капсюлю. Отойдя на несколько ярдов в сторону, он установил заряд под второй грудой валунов. Потом сбежал вниз по склону, обошел склад кругом и установил третий заряд возле петли большой створчатой двери. Прикрепив фитиль, Клэй вернулся на ледокол и велел капитану дать корабельный гудок. Несколько секунд спустя окрестности огласил громкий рев, призывающий геологов вернуться на судно.

Зак обернулся, увидел, что геологи все поняли и спешат обратно, и отправился на край причала к барже. Та едва касалась кормой пирса; пришлось подождать, пока течение не прибьет судно к опорам, прежде чем прыгнуть на встроенный трап, ведущий на верхнюю палубу. Зак миновал четвертый трюм, опустился на колени и установил оставшуюся взрывчатку в кормовой шахте, на этот раз использовав радиоуправляемый детонатор. Конечно, следовало бы поместить устройство ниже ватерлинии, но море бурное, и волны быстро сделают свое дело. Даже не задумываясь о людях в трюме, Зак сошел на причал с чувством выполненного долга. Вряд ли Гойетта порадует утрата новенькой баржи… ничего, перебьется, сам велел следов не оставлять.

Когда Зак ступил на сходни, геологи и охранники уже поднялись на борт ледокола. Он направился прямиком на мостик, не чая уйти с холода.

— Все на месте, — доложил капитан. — Можем отправляться, или сначала с геологами переговорите?

— Поговорим по пути. Я хочу поскорее обследовать северный берег. — Зак бросил взгляд на часы. — Впрочем, давайте немного подождем и полюбуемся на фейерверк.

Две минуты спустя кухня в жилом бараке взлетела на воздух, стены сложились словно картонные. Баллон с пропаном был почти полон и взорвался огромным огненным шаром, от которого взметнулись оранжевые всполохи. На ледоколе все стекла задрожали. Через несколько секунд сработал заряд на складе: двери снесло с петель, крыша обвалилась внутрь. Потом настала очередь устройств на склоне холма, обрушивших на искореженное здание целый шквал камней и валунов. Когда пыль наконец улеглась, от построек не осталось и следа.

— Весьма эффективно, — пробормотал капитан. — Полагаю, американцы здесь долго не появятся.

— Именно, — кивнул Зак.

60

В проливе Виктория дул порывистый западный ветер, срывая гребни волн и орошая пеной глыбы плавучего льда. Ярко-бирюзовое судно НУПИ выделялось на фоне темной воды, словно сигнальная ракета. Корабль двигался к островам Королевского географического общества, курсом на первую из обозначенных Питтом зон поиска.

— Похоже, с северо-запада остров огибает какое-то судно, — доложил рулевой, глядя на экран радара.

Капитан Стенсет поднял бинокль и направил его на следующие одна за другой две точки на горизонте.

— Вероятно, через проход идет азиатское грузовое судно с сопровождением. — Он повернулся к Питту, сидящему за штурманским столом над чертежами кораблей Франклина. — Скоро будем на финише. Как думаешь, когда вынырнет наша «рыба»?

Питт бросил взгляд на водолазные часы «Докса» с оранжевым циферблатом.

— В ближайшие полчаса.

Уже через двадцать минут один из членов команды заметил появившийся на поверхности желтый корпус АНПА. Стенсет подвел корабль ближе, и аппарат подняли на борт. Джордино извлек жесткий диск на терабайт и поспешил в маленькую просмотровую, где стояли компьютер и проектор.

Питт встал и потянулся.

— Идешь в кино? — спросил Стенсет.

— Да, на первую серию длиннющей ленты в двух частях. Не забудешь подобрать передатчики?

— Сейчас. Тут довольно сильное южное течение. Надо поспешить, пока их не выбросило на скалы.

— Скажу Дальгрену, чтобы был наготове. Скоро пойдем ловить «рыбу» номер два.

Питт направился в затемненную просмотровую, где Джордино уже успел вывести данные с гидролокатора на экран. Золотистое изображение дна свидетельствовало о том, что рельеф плоский и каменистый.

— Хорошая, четкая картинка, — заметил Питт, присаживаясь рядом с Джордино.

— Мы специально увеличили частоту для более высокого разрешения, — пояснил Джордино, вручая Питту миску с приготовленным в микроволновке попкорном. — Извини, фильм далеко не «Касабланка».

— Ну и ладно.

На экране бежала бесконечная полоса морского дна.

61

«Зодиак» подскакивал на быстрых волнах, вздымая в воздух тучи ледяных брызг, пока не приблизился к широкой полосе льда, что тянулась вдоль берега. Обнаружив пологий спуск, пилот — матрос, сидящий у руля, — завел лодку прямо на льдину. «Зодиак» проскользил несколько футов и замер, уткнувшись в небольшой холм. Команда геологов выбралась на сушу, и с ними, в качестве охранника, человек с охотничьим ружьем, чтобы отпугивать излишне любопытных медведей.

— Заберите нас ровно через два часа в миле отсюда, — приказал Зак пилоту, махнув рукой в сторону запада. Он помог столкнуть «зодиак» в воду, и резиновая лодка понеслась к «Отоку», покачивающемуся на волнах в полумиле от берега.

Зак мог бы сидеть в теплой каюте и почитывать предусмотрительно захваченную биографию Дикого Билла Хикока[376], однако опасался, что геологи слишком долго провозятся на морозе. Впрочем, он стремился на берег не только поэтому, его гнало разочарование — на руднике «Среднеамериканской компании» ничего не нашли.

Геологи, разумеется, подтвердили наличие залежей цинка и железа в южной части острова, зато отсутствие следов рутения и других металлов платиновой группы оказалось неприятным сюрпризом.

Тем не менее это еще ни о чем не говорит, убеждал себя Зак, поскольку точно знал, где именно находится рутений. Сунув руку в карман парки, он достал страницы, вырванные из журнала «Кооператива горнопромышленников». На схеме был нарисован углем некий круг, в котором легко узнавался остров Западный. На северном берегу стоял маленький крестик. Наверху страницы уже другим, старомодным почерком кто-то написал гусиным пером название — «Острова Королевского географического общества». Если верить предыдущим записям в журнале, это была копия эскимосской карты, указывавшая, где именно аделейдские охотники на тюленей обнаружили рутений, почему-то прозванный ими «черный коблун».

Зак сопоставил очертания острова с современной картой и определил, что нужное им место находится чуть дальше на запад.

— Рудник должен быть в полумиле отсюда, — объявил он, когда группа миновала полосу льда и ступила на каменистый берег. — Всем смотреть в оба!

Зак обогнал ученых, надеясь обнаружить месторождение первым. Мороз его уже не заботил — все затмевали несметные богатства, ожидавшие буквально в двух шагах. Гойетт и так обязан ему изгнанием американских инвесторов из канадской Арктики, а находка рутения станет вишенкой на торте!..

Неровный берег постоянно пересекали ущелья и обрывы, тянувшиеся в глубь острова. Ложбины заполнял слежавшийся паковый лед, в то время как на вершинах холмов снег уже растаял. В результате создавалось впечатление, что перед тобой шкура серого в яблоках коня. Геологи сильно замерзли и отстали — им приходилось постоянно останавливаться, изучать горные склоны и брать образцы пород. Дойдя до указанного места, Зак так и не обнаружил ни малейших признаков рудника. Он принялся беспокойно ходить взад-вперед, дожидаясь ученых.

— Рудник должен быть где-то здесь! — крикнул он. — Ищите как следует!

Когда геологи разошлись в разные стороны, охранник жестом подозвал Зака к кромке льда на берегу. У его ног лежала растерзанная туша кольчатой нерпы. Плоть млекопитающего была вырвана большими неровными кусками.

— Такое под силу только медведю.

— Судя по степени разложения, мишка пообедал относительно недавно, — ответил Зак. — Смотри в оба, только ничего не говори нашим ученым друзьям. Они и так извелись от холода.

Однако белого медведя они не встретили. Как, впрочем, и рутения. К изрядному разочарованию Зака, после часа бесплодных поисков геологи явились замерзшие и растерянные.

— Внешний осмотр выявил все то же, что и на южной части острова, — доложил бородатый геолог с карими глазами на выкате. — Мы обнаружили выходы пород с вкраплениями железа, цинка и немного свинца. Явных признаков руд платиновой группы, включая рутений, нет. И все-таки нужно вернуться на корабль и произвести качественный анализ образцов. Тогда будем знать наверняка.

— Вы нашли рудник? — спросил Зак.

Ученые переглянулись и покачали головами.

— Даже если сто шестьдесят лет назад эскимосы и занимались разработкой, методы добычи были крайне примитивными, — ответил главный геолог. — Мы непременно обнаружили бы признаки их деятельности. Разве что они скрыты подо льдом…

— Ясно, — ровным голосом произнес Зак. — Ладно, тогда все на борт. Анализ образцов мне нужен как можно скорее.

Направляясь к оговоренному месту встречи, он прокручивал в голове результаты осмотра и никак не мог поверить в произошедшее. Ведь в журнале черным по белому написано, что рутений добыли на острове. Неужели руды было мало, и ее всю выработали? Или в записи вкралась ошибка? А может, это и вовсе подделка?

Зак вглядывался в даль, ожидая прибытия «зодиака», и вдруг увидел бирюзовое судно, направляющееся к острову.

Его изумление мгновенно сменилось яростью.

62

Питт и Джордино смотрели записи с гидролокатора уже третий час, когда заметили затонувший корабль. Джордино прокручивал ролик на удвоенной скорости, поэтому они почти закончили с проверкой первого диска. При виде остова судна Питт с Джордино подскочили как ужаленные. Эл мигом нажал клавишу и остановил просмотр.

На дне виднелось теневое изображение большого корабля, немного накренившегося в сторону. Корпус, похоже, был цел, только через корму тянулась неровная горизонтальная трещина.

— Судно деревянное, — заметил Питт, указывая на три мачты, лежащие поперек палубы и касающиеся дна. — Нос слегка затупленный, что характерно для бомбардирских кораблей, какими изначально были «Эребус» и «Террор».

Джордино измерил длину судна.

— Длина тридцать два метра, подходит?

— Идеально, — устало улыбнулся Питт. — Полагаю, мы нашли один из кораблей Франклина.

Дверь распахнулась, и в просмотровую влетел Дальгрен с жестким диском в руках.

— Второй подводный аппарат тоже на борту, и вот что он записал!.. — Взглянув на экран, Дальгрен изумленно уставился на останки корабля. — Черт возьми, да вы уже нашли его! Ничего себе…

— Половина дела сделана, — ответил Питт.

— Подготовлю пока батискаф. Самое время отправиться на подводную прогулку.

Питт и Джордино досмотрели до конца записи с первого аппарата, затем быстро проверили другой диск. Больше ничего интересного им не попалось. Второе судно затонуло где-то за пределами зоны поиска. Дирк решил сначала узнать, какой именно из двух кораблей они нашли, и лишь потом искать второй.

Он записал координаты судна и отправился на мостик.

Капитан Стенсет напряженно вглядывался в даль. Милях в двух по правому борту на север стремительно двигался ледокол «Оток» с пустой баржей на буксире.

— Похоже на баржу твоего приятеля Гойетта, — заметил Стенсет.

— Думаешь, совпадение? — спросил Питт.

— Скорее всего. Баржа сидит высоко, значит, пустая. Видимо, направляется на остров Эллесмер за углем, затем вернется обратно и повезет груз в Китай.

Питт внимательно оглядел приближающиеся суда, поражаясь их размерам. Вернувшись в рубку, он достал фотографию с верфи в Новом Орлеане. Судя по снимку, к ним приближалась точная копия той баржи.

— Да, баржа Гойетта, — подтвердил Питт.

— Вдруг они сообщат о нашем местонахождении канадским властям?

— Вряд ли. Скорее всего, они здесь по той же причине, что и мы.

Обычной в подобных случаях дружеской болтовни по радио не предвиделось.

Возможно, Стенсет и прав, подумал Питт. Что еще делать пустой барже в этих водах, если только не плыть за грузом к острову Эллесмер?.. И все же в появлении ледокола и баржи было что-то подозрительное. Дирк понимал: их встреча — не простое совпадение.

63

— Судно называется «Нарвал» и идет под канадским флагом.

Зак выхватил бинокль у капитана из рук и посмотрел в него сам. Он прочел белую надпись на транце, потом заметил на корме желтый батискаф с буквами «НУПИ» на боку. К изрядной досаде Зака, над мостиком действительно развевался флаг с кленовым листом.

— Смелый шаг, мистер Питт, — пробормотал он. — Капитан, судно вовсе не канадское. Это научно-исследовательский корабль, принадлежащий агентству НУПИ.

— Как же американцы смогли сюда пробраться?

Зак покачал головой.

— Наверняка обманным путем. Уверен, они тоже ищут рутений. Должно быть, эти идиоты считают, что он находится под водой.

Ледокол продолжил путь на север, и вскоре судно НУПИ скрылось из вида.

— Держитесь прежнего курса, пока мы не выйдем из зоны действия радара. Через пару часов осторожно приблизимся к ним и проследим, куда американцы направятся. — Зак бросил взгляд на часы. — Я вернусь, как только стемнеет, и скажу, что делать дальше.

Он спустился по трапу к своей каюте, надеясь вздремнуть. Неудача изрядно действовала на нервы. Анализ образцов с северного берега подтвердил отсутствие рутения, а теперь еще судно НУПИ появилось… Зак налил себе бурбона, и вдруг корабль качнулся. Стакан дрогнул, несколько капель упали на эскимосскую карту, лежавшую на тумбочке. Клэй схватил листок, поднял его и увидел, как темная жидкость рассекла остров на две части. Он долго смотрел на рисунок, потом отыскал снимок архипелага, сделанный со спутника. Южный и западный берега были нарисованы верно, однако восточный не совпадал. Зак передвинул эскимосскую карту и обнаружил, что восточный берег точно повторяет часть острова Восточный. Впрочем, на этом сходство кончалось.

— Какой же я идиот! — пробормотал Зак себе под нос. — Совсем не там искал!

Ответ лежал прямо перед ним. Сто пятьдесят лет назад узкий пролив между островами Западный и Восточный наверняка был покрыт льдом. На эскимосской карте два острова казались одним целым. Значит, источник рутения следовало искать на две миле восточнее!..

Забравшись в койку, Зак выпил бурбон и прилег, окрыленный надеждой. Далеко не все потеряно, рутений наверняка на месте. А сейчас надо решить более насущные проблемы. Например, разобраться с Питтом и судном НУПИ.

64

Сильный западный ветер начал стихать, и волны уже не были такими высокими. Зато на воду опустился клочковатый туман, температура поднялась выше десяти градусов, и команда стала шутить, что грядет арктическая жара.

Питт был рад, что погода хоть немного наладилась, и батискаф можно спустить на воду. Он влез в «Бладхаунд» через люк, уселся в кресло пилота и оглядел приборы. Позади него в кресле второго пилота сидел Джордино, просматривая перечень проверочных операций перед погружением. Оба мужчины дрожали от холода, поскольку были в легких свитерах — аппаратура скоро нагреет кабину.

Питт поднял голову и увидел в люке невозмутимое лицо Джека Дальгрена.

— Парни, помните, в такую погоду аккумуляторы держат заряд не очень долго. Кстати, если хотите, чтобы я не гасил прожектора, достаньте мне корабельный колокол с затонувшего судна!

— Оставь свет и молись, чтобы тебя не уволили, — усмехнулся Джордино.

Дальгрен расплылся в улыбке и стал напевать «Оки из Маскоги» Мерла Хаггарда, потом закрыл и завинтил крышку люка. Через несколько минут лебедка опустила «Бладхаунд» в центр ярко освещенной шахты. Питт просигналил готовность, и желтый сигарообразный батискаф начал медленно погружаться.

Морское дно находилось всего в тысяче футов, однако неторопливо снижающийся аппарат добрался до него лишь через пятнадцать минут. Серо-зеленая вода в большом смотровом иллюминаторе быстро почернела, но Питт не спешил включать яркое внешнее освещение прежде, чем они достигли глубины в восемьсот футов.

Растирая озябшие руки, Джордино страдальчески вздохнул:

— Я говорил, что у меня аллергия на холод?

— Тысячу раз, не меньше.

— В этом морозильнике густая кровь моей итальянской мамы течь отказывается!

— Думаю, твоя мама здесь ни при чем, скорее виновата чрезмерная любовь к пицце и сигарам.

Джордино одобрительно кивнул, достал из кармана изрядно пожеванную сигару и сунул ее в рот. Затем извлек распечатку изображения с гидролокатора, расстелил ее на коленях и принялся изучать затонувшее судно.

— Каков план действий на месте крушения?

— Полагаю, задач у нас три, — ответил Питт, заранее продумавший погружение. — Во-первых, нужно определить, какой это корабль. Как мы знаем, эскимосы получили рутений с «Эребуса». Про «Террор» они не упоминают. Если это обломки «Террора», на борту может ничего полезного для нас и не быть. Во-вторых, мы должны попасть внутрь корпуса и найти сколько-нибудь значительные количества руды. Третья задача самая трудная — попытаться проникнуть в кают-компанию и в каюту капитана, чтобы отыскать судовой журнал.

— Ты прав, — кивнул Джордино. — Судовой журнал «Эребуса» — наш святой Грааль. В нем наверняка написано, откуда взялся рутений. Впрочем, вряд ли журнал уцелел.

— Шансов мало, и все же они есть. Как правило, судовой журнал держат в сундуке или в запертом ящике. В ледяной воде он мог неплохо сохраниться. И там уже дело за реставраторами — они определят, удастся ли его расшифровать.

Джордино посмотрел на глубиномер:

— Мы спустились на девятьсот пятьдесят футов.

Через пару минут внизу показался коричневый грунт.

Питт задействовал рычаги управления и направил аппарат вперед, скользя в нескольких футах от дна.

Каменистый ландшафт выглядел таким же безжизненным, как и пустые холодные земли, простиравшиеся на поверхности. Питт развернул батискаф по течению и принялся выписывать зигзаги, держась в потоке. Хотя «Нарвал» встал на якорь прямо над затонувшим судном, во время спуска подводный аппарат отнесло к югу.

На дне лежал парусный корабль, причем ледяные воды Арктики создали практически идеальные условия, и от бушприта до руля он казался совершенно неповрежденным, только рухнули мачты.

Медленно развернув батискаф, Питт обошел находку кругом. Джордино тем временем включил фронтальную видеокамеру. Шпангоуты выглядели толстыми и крепкими, местами из-под ила виднелась черная краска, все еще покрывавшая корпус. Когда подводный аппарат обогнул корму, Джордино с изумлением увидел торчащие из песка лопасти гребного винта.

— Неужели у них была паровая машина?

— Как вспомогательное средство для плавания в Арктике, — кивнул Питт. — Оба корабля были оснащены паровыми локомотивными двигателями, работающими на угле. Они позволяли преодолеть льды там, где не удавалось пройти на парусах, а также согревали внутренние помещения.

— Теперь понятно, почему Франклину хватило духу отправиться через пролив Виктория в конце лета.

— Духу-то хватило, а вот угля — нет. Некоторые исследователи считают, что запасы топлива подошли к концу, и поэтому корабли застряли во льдах.

Питт обошел находку с левого борта, надеясь увидеть название судна. Именно впереди он обнаружил единственное свидетельство крушения. Сжимавшиеся льды раскололи часть корпуса в щепки. Повреждения тянулись от киля до верхней палубы: когда разбитый нос ткнулся в дно, продольные брусья выгнулись, и в нескольких футах ниже форштевня корпус сложился. С помощью Джордино, разгребавшего ил механической рукой, Питт внимательно обследовал обе стороны, однако так и не смог опознать корабль.

— Похоже, по-простому не выйдет, — пробормотал Питт.

— Как с женщинами — тоже по-простому не выходит, — подмигнул ему Джордино. — Придется-таки поискать для Дальгрена корабельный колокол — на нем обычно гравируют название судна.

Батискаф проплыл над палубой; ближе к корме Питт увидел кабину рулевого и большой деревянный штурвал. Рядом висела рында, однако никаких надписей на ней не обнаружилось.

— Догадываюсь, где сейчас судовой колокол… — Дирк подвел батискаф к куче бревен и обломков на носу. — Где-нибудь в той груде хлама.

— М-да, — кивнул Джордино, — сегодня явно не наш день. Или не наша ночь, — добавил он, взглянув на часы. — Заряда аккумуляторов осталось на четыре часа. Поищем колокол или наведаемся в трюм?

— Выводи робота. У этой пробоины есть один большой плюс — через нее легко проникнуть внутрь корабля.

Питт остановил «Бладхаунда» над свободным участком палубы и осторожно опустил батискаф. Убедившись, что доски выдержат, он выключил ходовые двигатели.

Джордино тем временем активировал привязной подводный аппарат размером не больше чемоданчика. Мини-робот был оснащен крошечной видеокамерой и несколькими осветительными приборами. Благодаря своим малым габаритам он мог проникнуть в любые закоулки затонувшего корабля.

Управляя аппаратом с помощью джойстика, Джордино вывел робота из подвесной клети и направил его к открытому участку корпуса. Питт переключил монитор на воспроизведение данных с камеры в режиме реального времени. Аккуратно огибая завалы, Джордино нашел пролом и завел мини-робота внутрь корабля.

Питт развернул чертеж «Эребуса» в разрезе и попытался определить местонахождение подводного аппарата, двигавшегося под главной палубой. У корабля был двухуровневый трюм плюс машинное отделение ниже ватерлинии — для парового двигателя, котла и запасов угля. Кубрики команды и офицерские каюты располагались на один уровень ниже главной палубы. Еще ниже был трюм, где хранились инструменты и провизия.

— Ты сейчас где-то возле камбуза, — заметил Питт. — Он рядом с жилым помещением для команды, это довольно большой отсек.

Спокойная вода внутри корпуса была необычайно прозрачна и позволяла видеть все до мельчайших деталей. В паре футов от камеры на кирпичном основании возвышалась плита — массивная конструкция из литого чугуна, увенчанная шестью большими горелками. На ней стояли кастрюли нескольких размеров.

— Вот и камбуз, как заказывали! — отрапортовал Джордино.

Затем он направил робота на корму, медленно осматриваясь по сторонам. Тонкие переборки вокруг камбуза рухнули, открыв обзор внутренних помещений. Мусора почти не было, за исключением неких деревянных плит, лежавших поперек палубы.

— Должно быть, крышки столов, — предположил Питт, когда камера сфокусировалась. — Во время сна их убирали, чтобы освободить место для подвесных коек, потом снова опускали. Веревки сгнили, и крышки упали на палубу.

Мини-робот двинулся дальше по сужающемуся отсеку, пока не уперся в широкую перегородку.

— Так, а это главный люк, — пояснил Питт. — Впереди должен находиться трап в трюм. Обычно он закрыт, однако, поскольку корабль затонул, будем надеяться, что крышки уже нет.

Джордино внезапно остановил аппарат. Наклонив камеру вниз, они увидели в палубе большое круглое отверстие.

— Здесь когда-то стояла одна из трех мачт.

— Давай туда.

Мини-робот протиснулся сквозь проход и осветил темный трюм. В течение следующих пятидесяти минут Джордино методично заглядывал во все уголки в поисках руды. Однако не удалось обнаружить ничего, кроме набора инструментов, оружия и парусов, которым никогда уже не суждено наполниться морским бризом. Вернувшись к отверстию, Джордино спустил аппарат еще ниже, и возле огромного парового котла они увидели всего несколько кусков угля. На обоих уровнях было пусто, поэтому Джордино начал поднимать робота на нижнюю палубу, когда затрещало радио.

— «Нарвал» вызывает «Бладхаунд», вы слышите? — раздался легко узнаваемый техасский говор Джека Дальгрена.

— «Бладхаунд» слушает. Что там у тебя, Джек? — спросил Питт.

— Капитан велел передать, что наш друг с баржей снова в зоне видимости радара. Сидит себе потихоньку милях в десяти к северу.

— Ясно. Держи нас в курсе.

— Как там у вас все продвигается, парни?

— Продвигается со скрипом. Спустили робота на поводке и хотим проникнуть в капитанскую каюту.

— Аккумулятор еще не садится?

Питт посмотрел на индикатор заряда, потом на глубиномер.

— Минут на девяносто хватит, потом придется всплывать.

— Понято. Будем высматривать вас менее, чем через два часа. Конец связи.

Питт посмотрел в темную бездну в иллюминаторе батискафа, размышляя о ледоколе. Неужели за «Нарвалом» следят? Дирк не впервые сталкивался с людьми Гойетта, поэтому его внутренний голос в этом не сомневался. А как насчет Клэя Зака? Вдруг наемник Гойетта находится на борту ледокола?

От размышлений его отвлек Джордино, напомнивший о прерванной работе.

— Готов двинуться на корму.

— Время не ждет, — тихо проговорил Питт. — Начинаем.

65

Над проливом Виктория занялись сумерки, палубу «Отока» покрыл густой холодный туман. «Нарвал» давно исчез из виду, и Зак принялся искать его на экране радара. Исследовательское судно обнаружилось на самом верху в виде узкого пятна. По мостику ледокола взад-вперед сновал порядком заскучавший капитан, последние несколько часов сидевший без дела.

В отличие от капитана, Зак бездействием не тяготился. Напротив, он был напряжен, словно натянутая струна, и максимально собран, как всегда перед выполнением заказа. Сейчас ему предстояло нечто особенное — никогда прежде киллеру не приходилось действовать с таким размахом. Каждое новое убийство Зак воспринимал как проверку своего мастерства, заставляющую кровь быстрее бежать по жилам. Он привык всегда одерживать верх и поэтому чувствовал себя практически неуязвимым.

— Подойдите к «Нарвалу» на расстояние восемь километров, — наконец приказал Зак капитану. — И давайте без резких движений.

Капитан повернул штурвал и повел ледокол с привязанной к нему баржей в южном направлении. Судно шло на малых оборотах и примерно через час вышло на указанную позицию. Затем капитан развернулся против течения и стал ждать.

— Восемь километров до цели, жду дальнейших указаний, — доложил он.

Зак всмотрелся в сумрачную тьму за окном мостика и расплылся в довольной улыбке.

— По моей команде приготовьтесь отвязать баржу.

Капитан ушам своим не поверил.

— В каком смысле — отвязать? — переспросил он.

— В том самом. Пора от нее избавиться.

— Она стоит десять миллионов долларов! При таком тумане и сильном течении мы уже не сможем вновь закрепить ее на буксире. Баржа врежется в айсберг или какой-нибудь островок, и тогда мистер Гойетт голову мне оторвет!

Зак натянуто улыбнулся.

— Плыть ей недалеко. Что касается Гойетта, то в письме, которое я вручил вам в Куглуктуке, черным по белому написано, насколько широкими полномочиями я располагаю. Поверьте, по сравнению с возможными потерями в сотни миллионов долларов Гойетт сочтет цену вполне приемлемой. К тому же, — добавил Зак, коварно улыбнувшись, — разве не для этого существует страховка?

Скрепя сердце капитан направил матросов на корму. Им пришлось стоять на холоде и ждать, пока Зак сбегает в каюту за своей кожаной сумкой. По его команде капитан дал задний ход, ледокол приблизился к барже, и толстые тросы провисли. Матросы открепили канаты и сняли их с кнехтов. С мрачным видом люди смотрели, как тросы соскользнули с палубы и исчезли в черной воде.

Затем капитан прошел чуть вперед и по приказу Зака подвел судно к барже с правого борта. Туман сгущался, в нескольких ярдах уже почти ничего не было видно. Клэй открыл сумку, достал высокочастотный радиопередатчик и вышел на крыло мостика. Вытащив маленькую антенну, включил устройство и незамедлительно нажал на красную кнопку.

Радиосигнал активировал детонатор, установленный на корме баржи. Взрыв не был ни громким, ни ярким — просто глухой хлопок, эхом прошедший по барже, и небольшое облако дыма, поднявшееся над верхней палубой. Зак несколько мгновений смотрел на баржу, потом вернулся на теплый мостик и убрал передатчик в сумку.

— Мне неприятно, что на моих руках кровь этих несчастных, — проворчал капитан.

— Вы все неверно поняли, кэп. Произошла трагическая случайность.

Капитан поморщился.

— Все очень просто, — продолжил Зак. — В судовом журнале отметьте, что американское исследовательское судно по небрежности столкнулось с нашей баржей, и оба судна затонули. Нам повезло — мы вовремя открепили тросы, и ледокол не пострадал. К сожалению, все ученые с корабля НУПИ погибли, выживших мы не нашли. То же самое сообщите и властям.

— Так ведь судно НУПИ не затонуло!.. — воскликнул капитан.

— Ну, — ухмыльнулся Зак, — это как раз дело поправимое.

66

В тысяче футов от поверхности минувший час принес Питту и Джордино сплошные разочарования. Эл вел миниробота по нижней палубе, когда тот вдруг намертво застрял. Выяснилось, что кабель запутался в груде обломков возле камбуза. Все стало еще хуже, когда двигатели аппарата подняли облако ила, и пришлось ждать минут десять, прежде чем оно рассеялось и роботу удалось высвободиться.

Температура внутри батискафа поднялась; Джордино буквально обливался потом, пытаясь вывести робота из кубрика в главный коридор и добраться до кормы.

— Где тут кают-компания? Думаю, немного холодного пивка не повредит ни мне, ни роботу! — пробормотал он.

— Тебе придется взломать винную кладовую в трюме, там хранился ром. Впрочем, если мы на «Эребусе», тебе не повезло, ведь Франклин был убежденным трезвенником.

— Все ясно, никакие больше доказательства не нужны! Судя по моей сегодняшней везучести, мы именно на «Эребусе».

Хотя время было на исходе, ни один из мужчин сдаваться не собирался. Они вели мини-робота все дальше мимо тесных офицерских кают, пока не добрались до большого отсека у самой кормы, тянувшегося от одного борта до другого, — кают-компании. Здесь, за чтением, шахматами или картами, отдыхал офицерский состав. Здесь же мог находиться и судовой журнал… однако, как и сам корабль, кают-компания тщательно хранила свои тайны.

На палубе вокруг перевернутого стола лежали книги, устилавшие пол ровным слоем. Когда судно пошло ко дну, они разбили стеклянные дверцы полок и рассыпались по всему помещению.

— Похоже на библиотеку в Сан-Франциско после землетрясения, — заметил Джордино, медленно ведя робота.

— Судовая библиотека насчитывала тысячу двести томов, — ответил Питт, разочарованно рассматривая кают-компанию. — Если журнал здесь, потребуется не меньше месяца и не одна кроличья лапка на удачу, чтобы отыскать его в этом завале.

И тут снова вышел на связь Дальгрен:

— Простите, ребята, что порчу вам праздник, однако стрелки на часах говорят: пора всплывать!

— Как только, так сразу, — буркнул Питт.

— Логично. Капитан просил передать, что наша «тень» приблизилась на расстояние четырех миль и вновь застыла. Честно говоря, когда вы подниметесь на поверхность, Стенсету здорово полегчает!

— Понял, конец связи.

Джордино посмотрел на Питта и заметил в зеленых глазах тревогу.

— Думаешь, на борту ледокола твой приятель из «Кооператива горнопромышленников»?

— Похоже на то.

— Давай заглянем в капитанскую каюту — и сразу наверх!

Шансов обнаружить журнал было немного, и все же Джордино переместил аппарат к отсеку, находившемуся возле дальней стороны кают-компании. К сожалению, маленькая сдвижная дверка оказалась заперта, и сколько робот ни пытался, выломать ее не удалось. Заряда аккумуляторов оставалось на неполный час, а подъем занимал минут двадцать. Питт решил прекратить поиски и велел Джордино закругляться.

Эл вывел робота обратно к камбузу, потом к пролому на носу. Кабель питания сматывался на приемную катушку, Питт тем временем запустил двигатели батискафа и уставился в смотровой иллюминатор, глядя на механическую руку «Бладхаунда».

— Насколько эффективен минеральный детектор? — задумчиво спросил он.

— Работает как зверь, — отозвался Джордино, глядя в подвесной монитор и выводя мини-робота из-под завалов. — Впрочем, оценить степень его надежности можно лишь после лабораторной проверки собранных образцов.

Питт включил детектор и посмотрел в монитор, на который выводились данные с датчика. Как и следовало ожидать, он обнаружил железо, а также небольшое количество меди и цинка. С железом было все понятно — якоря, цепи, паровая машина и многое другое. Однако Дирк заинтересовался кое-чем иным. Дождавшись, когда мини-робот вынырнет из пролома, он медленно поднял батискаф с палубы и двинулся к разлому, следя за показаниями детектора.

— Если найдешь хоть немного золота в этой старой калоше, будем считать, наша вылазка удалась, — заявил Джордино.

Питт остановил батискаф над грудой обломков, сосредоточенно изучая середину корпуса. Затем отошел к неповрежденному участку палубы и опустился. Джордино тем временем смотал кабель и приготовился поместить аппарат в подвесную клеть.

— Погоди! — попросил Дирк. — Видишь тот сломанный брус примерно в десяти футах от нас, торчащий вертикально?

— Вижу.

— Слева у его основания находится какой-то предмет. Попробуй сдуть с него ил.

Джордино мигом подвел робота к нужному месту и двигателями сдул с предмета облако ила. Придонное течение довольно быстро унесло муть, и мужчины увидели лежащий посреди обломков округлый золотистый предмет.

— А вот и мои золотые слитки! — хихикнул Эл.

— Думаю, это кое-что получше, — серьезно ответил Питт.

Он не стал дожидаться, пока Джордино обследует предмет с помощью робота, а подвел батискаф ближе, и в иллюминатор стал ясно виден большой колокол.

— Вот тебе на!.. Как ты его нашел в такой грязище?! — изумленно воскликнул Джордино.

— Спасибо анализатору «Бладхаунда». Я заметил небольшое количество меди и цинка и вспомнил, что оба металла входят в состав латуни.

Они пристально разглядывали неразборчивую гравировку на колоколе. Питт отвел батискаф немного назад и пропустил робота.

Колокол покрывали наросты ила, однако камера взяла крупный план, и мужчинам удалось разглядеть букву «р».

— В слове «Эребус» есть такая буква, — с надеждой сказал Эл.

— Надо сдуть еще немного ила, — велел Дирк.

Пока Джордино управлял мини-роботом, Питт проверил заряд аккумуляторов — энергии осталось всего на полчаса. Нельзя было терять ни минуты.

От второго дуновения двигателей ил взметнулся огромным облаком коричневых частиц. Питту казалось, что муть не рассеется никогда, на деле же прошло всего несколько секунд. Джордино мигом подвел робота к колоколу, и надпись стала медленно проявляться.

Гравировка гласила: «Террор».

67

После трех дней заключения в ледяном мраке пленников ожидали новые испытания. Батарейки в фонариках садились, поэтому Роуман приказал их беречь, и теперь люди сидели в потемках. Злость и решимость во что бы то ни стало выбраться сменились отчаянием. Большую часть времени пленники проводили в тесном укрытии, пытаясь согреться теплом друг друга. Когда баржа остановилась возле причала, и люк ненадолго приоткрыли, вспыхнула надежда. Однако вооруженные охранники лишь швырнули в трюм немного еды и несколько одеял, а затем поспешно ушли. Роуман счел это неплохим знаком: если бы пленников хотели убить, им не стали бы давать еду.

Теперь былая уверенность рассеялась. Когда Боджоркез разбудил его и доложил об изменении хода двигателей ледокола, Роуман сначала подумал, что они наконец достигли пункта назначения. Внезапно буксировочные тросы перестали тянуть баржу, и судно мерно закачалось на волнах. Судя по всему, пленников бросили на произвол судьбы.

Несколько секунд спустя раздался взрыв, прогремевший в пустой барже, словно гром в бочке. Десантники и экипаж «Полярного рассвета» мигом вскочили на ноги, недоумевая, что происходит.

— Капитан Мердок, — позвал Роуман, включая фонарик.

Измученный недосыпом Мердок поспешил к нему.

— Что думаете? — тихо спросил Роуман.

— Похоже, это где-то в кормовой части. Надо бы посмотреть, что там.

Роуман кивнул. Увидев тревогу в глазах окруживших его людей, он обратился к Боджоркезу:

— Сержант, продолжайте ломать замок. К завтраку неплохо бы немного проветрить трюм.

Коренастый сержант тут же приступил к делу, лупя по запертому люку маленьким молоточком. Роуман надеялся, что звон и грохот немного взбодрят людей и отвлекут их от происходящего на корме.

Командир провел Мердока к открытому люку в соседний отсек и светил трап фонариком. Железная лестница опускалась в темноту.

— После вас, капитан, — отрывисто бросил Мердок.

Роуман зажал фонарик зубами, ухватился за верхнюю ступеньку и медленно полез вниз. Хотя высоты он не боялся, спуск в бездонную черную дыру, да еще в качку, заставил его понервничать.

В конце сорокафутового спуска обнаружился пол. Осветив фонариком подножие трапа, появился Мердок. Как ни странно, плотный седобородый капитан, которому было за шестьдесят, даже не запыхался.

Мердок направился в другой конец отсека, спугнув пару крыс, умудряющихся выжить даже в таком холоде.

— Не хотел говорить об этом вприсутствии команды, только, похоже, взрыв прогремел на барже…

— И я так думаю, — ответил Роуман. — Что же получается — нас хотят утопить?

— Скоро узнаем.

На противоположной стороне отсека мужчины обнаружили второй трап и поднялись в небольшую площадку, ведущую во второй трюм. Таким же образом они прошли еще два отсека. Спускаясь в третий, они услышали в отдалении плеск воды. Добравшись до последней площадки, Роуман осветил фонариком четвертый трюм.

В дальнем углу по верхней переборке потоком лилась вода, образуя быстро растущую лужу. Вместо зияющей дыры от взрыва Мердок обнаружил погнувшиеся стальные листы, через которые вода сочилась, словно сквозь решето. Капитан сокрушенно покачал головой.

— Даже если у нас были бы необходимые инструменты и материалы, повреждений слишком много и замедлить процесс невозможно.

— Поток не слишком широкий, — возразил Роуман, стараясь не отчаиваться.

— Дальше будет хуже. Проломы находятся выше ватерлинии, и все равно при таком шторме вода просачивается. А когда отсек заполнится, баржа просядет и начнет наполняться еще быстрее.

— На площадках между отсеками есть люки, давайте задраим их и остановим поток!

Мердок молча указал наверх. В десяти футах над ними переборка заканчивалась, выше находились опорные балки, поддерживавшие верхнюю палубу.

— Эти отсеки вовсе не водонепроницаемые. Когда заполнится первый, вода потечет в следующий и так далее.

— Каковы пределы затопления?

— Баржа пустая, так что она сможет оставаться на плаву с двумя затопленными отсеками. При спокойном море — даже с тремя. Как только вода поднимется к третьему отсеку, все будет кончено.

С замиранием сердца Роуман спросил, сколько времени у них осталось.

— Я могу только гадать, — вздохнул Мердок. — Думаю, максимум часа два.

Роуман направил меркнущий луч фонарика на потоки воды и медленно опустил его к днищу трюма. Вдалеке мерцала черная, стремительно растущая лужа — визитная карточка смерти.

68

Едва корма баржи начала крениться, Зак велел отвести «Оток» подальше. Тонущий черный корпус быстро исчез в тумане, лишившись единственных зрителей своей предсмертной агонии. Клэй поспешно отвернулся, выбросив из головы судно и его обреченных пленников.

— Теперь курс к кораблю НУПИ, — приказал он. — И погасите ходовые огни.

Капитан кивнул; постепенно они набрали скорость до десяти узлов. В густом тумане огни «Нарвала» не были видны, поэтому погоня велась по показаниям радара. Расстояние между судами быстро сокращалось.

— Капитан, за три километра от них увеличьте скорость до максимума. Срежем примерно в километре от носа судна — пусть думают, что мы направляемся к материку. Потом повернем назад, приблизимся и ударим в середину корабля.

— Хотите протаранить их? — недоверчиво спросил капитан. — Да вы нас всех погубите!

Зак задумчиво посмотрел на него.

— Вряд ли. Вам прекрасно известно, что у вашего судна литой форштевень пяти футов толщиной и двойная обшивка из листовой стали. Этот ледокол пробьется сквозь плотину Гувера без единой царапины! Если будете держаться подальше от тяжелого форштевня «Нарвала», пройдем как по маслу!

Капитан воззрился на Зака с невольным уважением.

— Вижу, вы хорошо изучили мое судно, — отрывисто бросил он. — Надеюсь, мистер Гойетт вычтет средства на починку из вашего кармана, а не из моего.

Зак громко фыркнул.

— Дорогой кэп, если мы разыграем карту правильно, я лично куплю вам целый флот ледоколов!

Билл Стенсет пристально следил за каждым движением ледокола. В отсутствии оператора, отправленного в Туктояктуке на берег вместе с остальными членами команды, он сам смотрел на экран радара. Увидев, как изображение судна распалось на две части, Стенсет сразу догадался, что баржу сняли с буксира, и принялся контролировать оба объекта.

С возрастающим беспокойством капитан наблюдал за приближающимся ледоколом. Когда тот лег на курс перехвата в трех милях от «Нарвала», Стенсет бросился к морской стационарной УКВ-радиостанции.

— Неопознанное судно, идущее к югу в точке 69,2955 градусов северной широты, 100,1403 градусов западной долготы, с вами говорит исследовательское судно «Нарвал». В данный момент мы выполняем подводные гидрографические работы. Пожалуйста, освободите территорию в радиусе двух километров! Отбой.

Стенсет повторил вызов, однако ответа не последовало.

— Когда должен всплыть «Бладхаунд»? — спросил он у рулевого.

— Судя по последнему докладу Дальгрена, он все еще на месте крушения. Минут через двадцать поднимется.

Заметив увеличение скорости ледокола, когда тот приблизился на расстояние двух миль, Стенсет прильнул к экрану радара. Курс судна тоже слегка изменился — казалось, оно планирует обогнуть «Нарвал» справа на траверзе. Какими бы невинными ни выглядели их намерения, Стенсет не собирался рисковать.

— Самый малый вперед, — приказал он рулевому. — Азимут триста градусов.

Стенсет прекрасно знал, что столкновение в тумане — худший кошмар моряка. Он вспомнил, как «Стокгольм» врезался в «Андреа Дориа», и направил судно к северо-западу, чтобы избежать столкновения на встречных курсах. Увидев, что ледокол держится юго-восточного курса, и угол между двумя кораблями увеличивается, капитан вздохнул с облегчением. Однако радовался безопасному прохождению он недолго.

Когда расстояние сократилось до мили, ледокол неожиданно увеличил скорость чуть ли не вдвое. Два мощных газотурбинных двигателя позволяли ему тянуть сразу несколько тяжелых барж, и он отличался невероятной маневренностью. Избавившись от баржи, корабль превратился в гончую, способную нестись по волнам со скоростью тридцать узлов в час.

Стенсет сразу заметил увеличение скорости судна. «Нарвал» держался прежнего курса, пока радар не показал резкого поворота ледокола к западу.

— Самый полный вперед! — скомандовал капитан, не отрывая взгляд от радара.

Сомнений не осталось: ледокол явно шел на таран.

Приказ Стенсета нарушил планы Зака застать команду «Нарвала» врасплох. Тем не менее у ледокола оставалось существенное преимущество в скорости. «Оток» приблизился на расстояние в четверть мили, прежде чем исследовательское судно успело разогнаться до двадцати узлов. Стенсет выглянул в заднее окно ходового мостика, но сквозь черный туман так ничего и не разглядел.

— Ледокол стремительно приближается, — доложил рулевой, глядя на пятно в центре экрана.

Стенсет опустился в кресло и увеличил диапазон отображения до сотни ярдов.

— Подпустим его ближе, на отметке в сто футов резко повернем вправо и возьмем курс на восток. Вдоль берега острова Кинг-Уильям много ледяных полей, там вполне можно укрыться от радара.

Капитан посмотрел на карту — до острова слишком далеко, более пятнадцати миль. И все-таки другого выбора не оставалось. Возможно, если «Нарвалу» долго удастся уклоняться от столкновения, преследователям надоест, и они прекратят погоню. Когда висевший у них на хвосте ледокол подошел совсем близко, капитан кивнул рулевому.

Матрос резко повернул руль, уходя на новый курс; тяжелое исследовательское судно вздрогнуло и затрещало по швам. Началась игра в жмурки. Хотя на экране радара изображение ледокола практически слилось с судном НУПИ, в поле видимости «Оток» еще не появился. Целую минуту он продолжал двигаться на запад, прежде чем заметил маневр «Нарвала» и стремительно повернул на восток.

Действия Стенсета подарили судну несколько драгоценных секунд, за которые оно успело набрать скорость. Капитан оповестил команду и велел всем подняться наверх. Однако буквально через пару минут «Оток» снова висел у них на хвосте.

— Теперь лево руля! — скомандовал Стенсет, когда «Оток» приблизился на сто футов.

Ледокол предвидел маневр, но ошибся с направлением и свернул вправо. Стенсет попытался взять курс на остров Кинг-Уильям, «Оток» возобновил преследование, и «Нарвалу» опять пришлось резко поворачивать. Стенсет хотел податься влево, но на этот раз Зак угадал верно…

Ледокол вынырнул из тумана, словно голодная акула из темных глубин океана, и беспощадно вонзился форштевнем в борт «Нарвала». Сокрушительный удар пришелся на корму, возле шахты для спуска и подъема оборудования. «Нарвал» сильно накренился, едва не опрокинувшись, и палубу окатило ледяной волной.

Гибнущее судно подняло целую бурю звуков — скрежет сминающегося металла, зловещее шипение гидравлики, взрывы в машинном отделении. Когда разрушения достигли апогея, наступило короткое затишье, сменившееся стонами предсмертной агонии.

Ледокол сдал назад и медленно выскользнул из зияющей пробоины, оторвав фрагмент кормы «Нарвала». Некогда острый форштевень «Отока» сплющился, зато других повреждений не было вовсе — двойной корпус ледокола ничуть не пострадал. Некоторое время Зак с командой глазели на учиненные разрушения, потом корабль-убийца растворился в тумане, словно призрак.

Тем временем «Нарвал» доживал последние минуты. Машинное отделение почти мгновенно затопило, и корма стала стремительно опускаться вниз. От удара две соседние с шахтой переборки рухнули, обнажив нижние палубы. Хотя судно сконструировали для прохождения сквозь льды толщиной до шести футов, «Нарвал» не обладал достаточной прочностью, чтобы выдержать такой сокрушительный удар в борт. Буквально в течение нескольких минут корабль наполовину ушел под воду.

Находившийся на мостике Стенсет кое-как поднялся с пола. Стояла кромешная тьма, поскольку расположенный в центре корпуса аварийный генератор также вышел из строя. На судне теперь не горело ни единого огня.

Опередив Стенсета, рулевой пробрался к аварийному ящику в кормовой части мостика и быстро достал фонарик.

— Капитан, вы целы? — спросил он, шаря лучом по мостику.

— Я-то цел, чего не скажешь о моем корабле, — проворчал Стенсет, потирая ушибленную руку. — Надо собрать команду. Боюсь, нам придется немедленно покинуть судно.

Мужчины набросили парки и поспешили на палубу. Судно уже довольно сильно осело на корму. На камбузе в свете нескольких фонарей собралась большая часть команды. Навстречу капитану шагнул старший механик «Нарвала», невысокий моряк с бульдожьим лицом.

— Капитан, машинное отделение затоплено, фрагмент палубы оторван, — доложил он. — В носовой трюм непрерывно поступает вода, остановить течь невозможно.

Стенсет кивнул.

— Пострадавшие есть?

Механик указал на сцепившего зубы мужчину, которому накладывали импровизированную шину на левую руку.

— При падении кок сломал руку. Остальные целы.

— Кого нет? — спросил Стенсет, пересчитав собравшихся и заметив отсутствие двух членов экипажа.

— Дальгрен и Роджерс, электрик, пытаются спустить шлюпку.

Стенсет повернулся и оглядел камбуз.

— Корабль придется покинуть. Все на палубу! Если не выйдет спустить лодку, воспользуемся спасательным плотом, что на левом борту. Надо спешить!

Стенсет вывел людей из камбуза, на ходу оглядевшись по сторонам. Вода уже поднялась до самой надстройки. Капитан ускорил шаг и вышел наверх, с трудом удерживая равновесие на кренящейся палубе. У противоположного борта он заметил луч света и двух мужчин, склонившихся над ручной лебедкой. Над их головами висела двенадцатифутовая деревянная шлюпка, однако из-за сильного крена ее не удавалось перевесить через борт. В холодном воздухе разносилась цветистая брань с характерным техасским акцентом.

Стенсет с несколькими моряками бросился на помощь, и совместными усилиями лодку удалось перевести через леер. Дальгрен повернул рычаг на лебедке и быстро спустил шлюпку на воду. Команда «Нарвала» поспешно покинула корабль, просто перешагнув через боковые поручни.

Стенсет пересчитал присутствующих — двенадцать плюс один. Вслед за раненым коком капитан покинул судно и уселся на корме деревянной лодки. Поднялся легкий бриз, немного развеявший туман и усиливший качку. Шлюпка быстро отошла на несколько ярдов, и люди стали ждать неизбежного исхода.

Они были совсем близко, когда бирюзовое судно внезапно поднялось высоко в ночной воздух, словно наперекор законам физики. Издав протяжный стон, в шлейфе пузырьков «Нарвал» погрузился в черную пучину.

Стенсет оглядел команду и почувствовал облегчение. Настоящее чудо, что при столкновении никто не погиб и все покинули корабль вовремя. Капитан содрогнулся при мысли о том, сколько могло быть жертв, если бы в Туктояктуке Питт не отправил на берег большую часть команды и ученых.

— Я забыл чертовы камни!

Стенсет повернулся к соседу и понял, что у руля сидит Дальгрен.

— Ну, камни с термального источника, — пояснил он. — Руди оставил их на мостике.

— Считай, тебе здорово повезло унести оттуда ноги, — ответил Стенсет. — Кстати, ты отлично справился со спуском лодки на воду.

— Стал бы я мотаться по Арктике на надувном плоту! — отшутился Дальгрен. Понизив голос, он добавил: — Неужели те ребята хотели нас убить?

— Похоже, рутений нужен им позарез.

Капитан всмотрелся в даль, пытаясь разглядеть ледокол. Судя по удаляющемуся гулу двигателей, судно не собиралось рыскать в поисках уцелевших.

— Сэр, на юго-восточной оконечности острова Кинг-Уильям есть поселок под названием Йоа-Хейвен, — подал голос рулевой. — Отсюда чуть больше сотни миль. К сожалению, других населенных пунктов поблизости нет.

— До Кинг-Уильяма горючего должно хватить, а дальше придется идти пешком, — сказал Стенсет. Повернувшись к Дальгрену, он спросил: — Ты успел связаться с Питтом?

— Я сообщил им, что мы покидаем место крушения. Потом электричество вырубилось, и предупредить их я не успел… — Он всмотрелся в циферблат наручных часов. — Они вот-вот всплывут.

— Где именно это произойдет, мы не знаем. Увы, найти их в таком тумане практически невозможно. Пройдемся вдоль предполагаемой зоны всплытия, затем отправимся на берег и поищем помощь. Море неспокойно, и если качка усилится, мы сильно рискуем.

Дальгрен мрачно кивнул. Питту с Джордино сейчас не намного хуже, чем остальному экипажу. Он завел мотор, и вскоре лодка скрылась в туманной мгле.

69

Питт и Джордино как раз возились с корабельным колоколом, когда Дальгрен сообщил, что «Нарвал» уходит с позиции. Они были слишком увлечены делом и не стали уточнять подробности.

Опознав затонувшее судно как «Террор», Питт не слишком расстроился. Хотя следов рутения на борту не оказалось, не все было потеряно. Если эскимосы раздобыли руду на «Эребусе», то тайну заветного металла хранил лишь он. Вопрос состоял в том, где же сам «Эребус». Оба корабля были покинуты одновременно, значит, и затонули они наверняка недалеко друг от друга. Питт верил, что расширение зоны поисков позволит обнаружить и второй корабль.

— «Бладхаунд» вызывает «Нарвала». Начинаем подъем, — сообщил по радио Джордино. — Доложите обстановку.

— Мы перемещаемся. Уточню подробности у капитана и сообщу вам. Отбой.

Больше Дальгрен на связь не выходил. Однако Питт с Джордино слишком задержались на дне, и главным для них было достичь поверхности, задействовав всю резервную мощность аппарата. Питт отключил внешнее освещение и сенсорные датчики, Джордино сделал то же самое со вспомогательными внутренними устройствами. Едва темный батискаф начал подъем, как итальянец откинулся на спинку кресла, сложил руки на груди и закрыл глаза.

— Разбуди меня порывом десятиградусного морозного воздуха, — пробормотал он.

— Попрошу Джека принести твои любимые тапочки и газету.

Питт устало посмотрел на показатель заряда аккумуляторов. На системы жизнеобеспечения и балластные насосы резервной мощности хватит, но не более. Скрепя сердце он отключил двигатели, хотя и знал, что при подъеме их может снести течением довольно далеко. До «Нарвала» добираться милю или две. Разумеется, если судно будет на месте…

Питт выключил еще несколько датчиков и уставился на темную бездну в смотровом отверстии.

Вдруг по радио раздался взволнованный голос:

— «Бладхаунд», на нас…

Связь оборвалась на полуфразе, и наступила полная тишина. Джордино мгновенно подскочил в кресле и принялся вызывать «Нарвал». Несмотря на многократные попытки, ответа не последовало.

— Должно быть, когда «Нарвал» набрал скорость, у них вышло из строя приемопередающее устройство, — предположил Питт.

Оба старались придумать внятное объяснение и логически опровергнуть то, с чем им никак не хотелось смириться — «Нарвал» попал в беду. Джордино продолжал вызывать корабль каждые несколько минут.

Питт с нетерпением посмотрел на глубиномер — казалось, батискаф совсем не движется. После оборвавшегося сообщения с «Нарвала» время словно замерло. Питт знал, чем пристальней он следит за глубиной, тем медленнее поднимается аппарат. Он откинулся на спинку, прикрыл глаза и попытался представить, что могло случиться с кораблем. Джордино тем временем терпеливо пытался выйти на связь.

Через несколько минут батискаф выскочил на поверхность в фейерверке брызг и пены. Питт включил наружное освещение и увидел лишь густой туман. Радио молчало, аппарат покачивался вверх-вниз на высоких волнах.

Очутившись одни в холодном и пустом море, Питт с Джордино поняли, что случилось самое худшее: «Нарвал» погиб.

70

— Что значит — спасательная группа исчезла?!

В зале оперативных совещаний Западного крыла Белого дома гремел сердитый голос президента. Ему тихо отвечал полковник армии США, которого генералы Пентагона выбрали в качестве козла отпущения.

— Сэр, в указанное время на месте вывоза десанта группа не появилась. Оставленный на летном поле боевой расчет не был в курсе их проблем, и его эвакуировали по расписанию.

— Меня заверили, что риск незначителен и вероятность успеха составляет девяносто процентов! — воскликнул президент, пристально глядя на министра обороны.

Повисла неловкая пауза, поскольку никто не хотел усугублять конфликт.

Сидевший чуть поодаль Сандекер взирал на разнос не без некоторого удовольствия. Когда советник по национальной безопасности сообщил ему о созыве срочного совещания, вице-президент никак не ожидал увидеть министра обороны в сопровождении сразу пяти генералов. Плохой признак. Сандекер недолюбливал министра, считая его узколобым и чрезмерно воинственным. И все же в момент кризиса адмирал постарался отбросить предубеждения.

— Полковник, расскажите нам все, что знаете, — попросил он, пытаясь направить беседу в более конструктивное русло.

Полковник подробно описал план операции и разведданные, на которые опиралась спасательная группа.

— Непонятно вот что: спецназ успешно освободил пленных. Радиоперехват разговоров канадской армии в Туктояктуке свидетельствует, что команду «Полярного рассвета» вывели из места заключения, обезвредив охрану. Данных о повторном захвате нет.

— А не могла группа сил специального назначения просто задержаться? — предположил Сандекер. — Ночи там сейчас довольно короткие. Вероятно, солдатам пришлось укрыться и переждать светлое время суток.

Полковник покачал головой.

— Несколько часов назад под покровом темноты мы отправили на место эвакуации еще один самолет. Он ненадолго сел, однако никого не обнаружил. Радио тоже молчит.

— Буквально исчезли! — проворчал президент.

— Анализ данных со спутника, радиопереговоров и местных звонков ничего не дал, — доложила Джулия Мосс, советник по национальной безопасности при президенте. — Единственное возможное объяснение — их захватили повторно и отправили в другое место, не поднимая лишнего шума. Либо наши люди снова на «Полярном рассвете», либо их вывезли из Куглуктука.

— Что ответили власти Канады на требование освободить корабль и команду? — спросил Сандекер.

— Ровным счетом ничего, — сообщила Мосс. — Все наши попытки решить ситуацию дипломатическим путем холодно игнорировались, в то время как премьер-министр и члены парламента, предъявляя нелепые претензии, обвиняли Америку в империализме — в лучших традициях какой-нибудь банановой республики…

— В выражениях они не стеснялись, — вмешался министр обороны. — Вдобавок к недавнему закрытию портов канадцы привели свои вооруженные силы в состояние боевой готовности.

— Так и есть, — подтвердила Мосс. — На подступах к Ванкуверу и Квебеку канадская береговая охрана заворачивает все идущие под американским флагом суда, а также направляющиеся в Торонто баржи. Судя по всему, через день-два государственные границы закроют.

— Ситуация совсем выходит из-под контроля, — вздохнул президент.

— Хуже того, прекращены поставки природного газа из пролива Мелвилл. Мы полагаем, что газ теперь уходит к китайцам. Сложно сказать, просматривается ли здесь правительственная инициатива, или же ответственность лежит на владельце предприятия.

Президент откинулся на спинку кресла в полном смятении.

— Теперь под угрозой наше будущее… — тихо произнес он.

— Учтите, сэр, — сказал министр обороны, — правительство Канады совершенно незаслуженно обвинило нас в гибели дрейфующей станции и нападении на патрульный катер. Также канадцы незаконно захватили американское судно береговой охраны, находившееся в международных водах, и обращаются с его командой как с военнопленными. То же самое они проделали с нашим отрядом подразделения «Дельта». Возможно, они даже убили и тех, и других… Вдобавок Канада угрожает целой нации, шантажируя нас энергетическими ресурсами! Дипломатия показала свою несостоятельность, сэр. Пора принимать меры!

— Едва ли у нас есть повод для открытия военных действий, — оборвал его Сандекер.

— Возможно, ты прав, Джим, однако речь идет о жизнях наших граждан, — отметил президент. — Отправим премьер-министру официальный запрос с требованием отпустить экипаж корабля и спасательную команду в течение двадцати четырех часов — без лишнего шума, чтобы этот любимец прессы смог сохранить лицо. Судно выручим позднее, сейчас главное — освободить людей. Также следует пересмотреть условия поставок природного газа.

— Что будем делать, если они не подчинятся? — спросила Мосс.

— Господин президент, есть несколько вариантов ограниченного использования военной силы, — подхватил министр безопасности.

— «Ограниченного использования»… Вы о чем это? — недоуменно переспросил президент.

Дверь открылась, в зал совещаний молча вошел сотрудник Белого дома и передел Сандекеру записку.

— Ограниченное использование военной силы подразумевает, что мы задействуем минимум ресурсов для выведения из строя канадских воздушных и морских сил с помощью точечных ударов.

Президент побагровел.

— И речи быть не может! Нужно лишь заставить их призадуматься.

Министр обороны сразу пошел на попятную.

— Также мы наметили несколько одиночных целей, — тихо проговорил он.

— Что скажешь, Джим? — спросил президент, поворачиваясь к Сандекеру.

Когда вице-президент дочитал записку, лицо его помрачнело.

— Рапорт от руководства НУПИ: в Северно-Западном проходе, недалеко от острова Виктория, пропало исследовательское судно «Нарвал». Корабль захвачен или затоплен вместе со всем экипажем, включая директора НУПИ, Дирка Питта.

Министр безопасности свирепо оскалился, глядя через стол на Сандекера.

— Ну, вот вам и повод! — многозначительно заявил он.

71

Соединенные Штаты вторгались на территорию Канады по крайней мере раз шесть. Самое кровавое нападение произошло во время войны за независимость, когда генерал Ричард Монтгомери отправился из форта Тикондерога на север, захватил Монреаль и пошел на Квебек. К нему присоединился второй отряд, под предводительством Бенедикта Арнольда, проникший в Канаду через штат Мэн. 31 декабря 1775 года американцы напали на Квебек и даже ненадолго захватили город, однако в ходе ожесточенной битвы британцы смогли отбросить колонистов. Плохое снабжение, ослабшее войско и гибель Монтгомери заставили американцев отказаться от дальнейших военных действий.

Страсти накалились снова во время Англо-американской войны 1812 года, когда американцы неоднократно пытались вторгнуться на территорию Канады. Большинство попыток успехом не увенчалось. И все же в 1813 году им удалось захватить Торонто (тогда называвшийся Йорком) и сжечь городок практически дотла, включая здание, где заседало правительство. Победа аукнулась американцам летом следующего года: разозленные уничтожением Йорка, британцы отомстили: сожгли все общественные здания в Вашингтоне.

После провозглашения независимости в 1783 году Канада и США довольно быстро стали добрыми соседями и союзниками. Тем не менее взаимное недоверие сохранялось. В 20-е годы прошлого века военное командование США разработало так называемый «Красный план», согласно которому Виннипег и Квебек захватывали, а в Галифаксе высаживали морской десант. В свою очередь, канадцы создали «Схему защиты № 1», которая предусматривала нанесение точечных ударов по Олбани, Миннеаполису, Сиэтлу и Грейт-Фолс, штат Монтана, что позволило бы продержаться до прихода британской армии.

С 20-х годов многое изменилось. Великобритания больше не защищала Канаду, и соотношение сил стало иным. Исчезновение «Нарвала» хотя и вызвало недовольство президента, никак не могло послужить основанием для войны. По крайней мере, пока не могло. В случае ухудшения обстановки подготовка к наступательной операции заняла бы несколько недель, президент же хотел произвести быстрый и мощный ответный удар в течение ближайших сорока восьми часов.

Принятый на совещании план был прост и при этом крайне неприятен для противника. В случае отказа в освобождении заложников военный флот США заблокирует подступы к Ванкуверу на западе и реку Святого Лаврентия на востоке страны, тем самым остановив внешнюю торговлю. Бомбардировщики «Стелс» нанесут удары по военно-воздушным базам Колд-Лейк в Альберте и Баговиль в Квебеке. Чтобы избежать прекращения поставок энергии в США, на крупнейшие гидроэлектростанции направят отряды спецназа. Чуть позже планировалось реквизировать газовое месторождение в Мелвилле.

По заверениям министра обороны и его генералов, канадцы мало что могли предпринять в ответ. Под угрозой авиаударов им придется выпустить пленных и отказаться от претензий на Северо-Западный проход. Впрочем, все надеялись, что до крайностей не дойдет и канадцы примут условия двадцатичетырехчасового ультиматума. У них просто нет выбора.

Однако Пентагон не учел одну деталь. Канадское правительство понятия не имело о судьбе команды «Полярного рассвета».

72

Запертая в тонущем железном гробу команда «Полярного рассвета» была готова молить о лишних сутках, однако жить им оставалось всего несколько минут.

Пока неутешительный прогноз Мердока сбывался. Вода из неуклонно наполнявшегося четвертого трюма стала попадать в соседний с ним третий отсек. Чем больше проседала корма, тем быстрее текла вода. Палуба зловеще накренилась.

Один из спецназовцев Роумана вылез из кормового люка, тяжело дыша после быстрого подъема по трапу.

— Капитан, вода пошла во второй трюм!

— Спасибо, капрал. Присядьте и передохните, спешить уже нет нужды.

Роуман разыскал Мердока и отозвал его в сторонку.

— Когда баржа пойдет на дно, — прошептал он, — что будет с крышками, запирающими отсеки?

Мердок пожал плечами.

— Она утонет прежде, чем заполнится первый трюм. Значит, образуется воздушный карман, давление в котором будет нарастать. Крышки люков, может, и вышибет, только мы, скорее всего, будем в тот момент на глубине пятьсот футов.

— Хоть какой-то шанс, — тихо произнес Роуман.

— И что дальше? В такой воде человеку больше десяти минут не продержаться! — Мердок сердито покачал головой. — Ладно. Можете пойти и обнадежить их. Я дам знать, когда это корыто начнет тонуть, и вы соберете людей на трапе. По крайней мере, будет на что надеяться во время нашего вояжа в преисподнюю.

Находившийся возле входного люка Боджоркез внимательно выслушал обмен мнениями и снова заколотил молотком по крышке. Теперь он знал, что все напрасно. Крошечный молоток ничего не мог поделать с закаленной сталью. За долгие часы работы ему удалось лишь выбить небольшое углубление. Чтобы повредить закрывающий механизм, понадобились бы часы, если не дни.

Боджоркез оглянулся на товарищей по несчастью. Замерзшие, голодные и подавленные люди сбились вместе, глядя на него с робкой надеждой. Как ни странно, панике не поддался никто. Казалось, в ледяном трюме все эмоции застыли, и пленники были готовы безропотно принять свою участь.

73

Перегруженная шлюпка «Нарвала» с трудом слушалась руля. Она была рассчитана на двенадцать человек, хотя легко вместила четырнадцать. И все же в бурном море лишнего веса оказалось достаточно, чтобы бьющая в борта ледяная вода очень скоро залила дно.

Замерзший двигатель завелся не сразу, и Стенсет взял управление на себя. Бензина было в обрез — всего пара десятигаллонных канистр, как раз, чтобы добраться до острова Кинг-Уильям. Впрочем, на этом их испытания не заканчивались: путь до Йоа-Хейвен предстоял неблизкий. Понимая, что придется идти по следам погибшей экспедиции Франклина, Стенсет изрядно тревожился.

Туман над водой так и не рассеялся, однако ощутимо посветлело — короткая арктическая ночь шла на убыль. Вместо того чтобы свернуть на восток и плыть к острову Кинг-Уильям, Стенсет сдержал слово и пустился на поиски Питта и Джордино. При практически нулевой видимости обнаружить батискаф очень непросто. Вдобавок на шлюпке не было навигатора, поэтому капитану пришлось рассчитывать курс к затонувшему кораблю, ориентируясь лишь на сбоящий из-за близости магнитного полюса компас.

Рулевой утверждал, что столкновение с ледоколом произошло милях в шести к северо-западу от места погружения. Прикинув скорость течения и их собственного перемещения, Стенсет минут двадцать вел шлюпку на юго-запад, затем выключил мотор. Дальгрен и остальные члены команды принялись громко звать Питта, но в ответ не услышали ничего, кроме плеска волн о борта.

Стенсет запустил мотор и десять минут шел на юго-запад. Крики в тумане остались без ответа, и маневр повторили. Когда и на этот раз им никто не откликнулся, капитан обратился к команде:

— Если не прекратим поиски, у нас закончится горючее. Единственный выход — добраться до восточного берега Кинг-Уильяма и найти помощь. Когда туман рассеется, батискаф будет легко отыскать. К тому же Дирку с Элом наверняка сейчас лучше, чем нам.

Люди закивали. Питт и Джордино пользовались большим уважением, однако их собственные перспективы представлялись морякам весьма мрачными. Стенсет еще раз миновал предполагаемое место погружения, затем направился на восток и шел до тех пор, пока не опустел бак. Капитан подсоединил вторую канистру и уже собирался запустить мотор, как вдруг рулевой громко воскликнул:

— Погодите!

Стенсет повернулся к нему, и мужчина шепотом пояснил:

— Кажется, я что-то услышал.

Вся команда замерла не дыша и стала прислушиваться. Спустя несколько секунд вдалеке раздался какой-то звук, похожий на звон колокола.

— Это Питт и Джордино! — закричал Дальгрен. — Больше некому! Видимо, выстукивают SOS по корпусу «Бладхаунда».

Стенсет скептично взглянул на техасца. Он наверняка ошибся, ведь шлюпка ушла слишком далеко от последнего известного местоположения батискафа. Кто же тогда посылает сигналы этой сумрачной арктической ночью?!

Стенсет запустил подвесной мотор и стал двигаться расширяющимися кругами, периодически глуша мотор, чтобы определить источник звука. Наконец он понял, что звон раздается с востока, и направил шлюпку туда. Густая пелена тумана все не редела, рассвет не наступал. Как бы близко они ни находились, капитан очень боялся потерять батискаф.

К счастью, звон не смолкал. Теперь даже шум мотора не мог его перекрыть. Стенсет немного скорректировал курс, и вскоре из черной стены тумана выросла огромная тень.

С тех пор, как Стенсет видел баржу в последний раз — на буксире ледокола, — она вроде бы сильно уменьшилась в размере. И теперь он понял почему. Баржа тонула — корма и почти половина громадного корпуса скрылись под водой. Нос задрался кверху, и капитан понял: баржа доживает последние минуты, если не секунды…

И Стенсет и команда были изрядно разочарованы, ведь они надеялись найти Питта с Джордино. Однако разочарование быстро сменилось ужасом, когда они поняли, что баржа вот-вот уйдет на дно. И еще они поняли: стучит кто-то запертый в трюме.

74

Дальгрен осветил фонариком палубу, ища вход, но увидел лишь переборки возле носового отсека.

— Капитан, давайте зайдем с правого борта, — предложил он.

Стенсет обошел вокруг задранного носа баржи и снизил скорость. Ритмичный стук по металлу стал заметно громче.

— Здесь! — воскликнул Дальгрен, осветив боковой люк. Вокруг замка была обернута цепь, прикрепленная к леерной стойке.

Не сказав ни слова, Стенсет провел лодку вдоль баржи, пока не уперся в рейлинг, торчащий из воды под странным углом. Дальгрен вскочил на ноги и перепрыгнул на палубу, приземлившись возле дверцы полузатопленного третьего трюма.

— Поспеши, Джек! — крикнул капитан.

Он быстро отвел шлюпку подальше, опасаясь, что их затянет под воду вместе с тонущим судном.

Дальгрен пробежал по палубе, поднялся но ступенькам к запертому отсеку и постучал по крышке люка.

— Есть здесь кто-нибудь?

Ему немедленно ответил изумленный сержант Боджоркез:

— Да! Вы нас выпустите?

— Конечно! — ответил Дальгрен.

Он быстро осмотрел цепь, завязанную узлами и на замке, и на леерной стойке. Из-за крена баржи цепь сильно натянулась. Осветив оба конца фонариком, Джек увидел, что узел на леере распутать проще, и сосредоточился на нем.

Сняв перчатки, Джек схватил одно из внешних звеньев и принялся тянуть изо всех сил. Замерзшая цепь врезалась в ладони. Сделав глубокий вдох, Дальгрен снова дернул, упираясь ногами в палубу. Он едва не оторвал себе пальцы, однако цепь даже не шевельнулась.

Затопленное судно раскачивалось под действием волн. Разжав замерзшие пальцы, Джек оглядел цепь и попробовал сменить тактику. Он согнулся, выбирая подходящий угол, и принялся пинать замок ногой. Люди в трюме встревоженно кричали, умоляя поторопиться. Команда «Нарвала» тоже его подгоняла, поддавшись общей панике. Вдобавок ко всему баржа испустила громкий металлический стон, прорвавшийся откуда-то из глубин судна.

Сердце Джека выпрыгивало из груди. Он лупил все сильнее и сильнее, так яростно, словно от этого зависела его собственная жизнь. Наконец одно из звеньев проскользнуло сквозь крепко завязанный узел.

Это позволило протиснуть следующее звено, за ним еще одно… Дальгрен упал на колени и онемевшими пальцами принялся проталкивать свободный конец цепи через ослабший узел. Он быстро отвязал цепь от стойки, что позволило повернуть ручку. Поднявшись, Джек надавил на нее и распахнул люк.

Дальгрен не знал, чего ожидать, и посветил внутрь отсека фонариком. Он едва не упал, увидев сорок шесть изможденных, замерзших людей. У самой двери стоял Боджоркез с крохотным молотком в руках.

— Не знаю, кто вы, но я нашей встрече несказанно рад, — широко улыбнулся сержант.

— Джек Дальгрен, с исследовательского судна НУПИ. Почему бы вам не выйти на палубу, ребята?

Пленники поспешно устремились наружу и ступили на накренившуюся палубу. Дальгрен с удивлением увидел, что некоторые мужчины одеты в камуфляж и на нашивках у них флаги США. Роуман и Мердок выбрались последними и подошли к Джеку.

— Я Мердок, капитан «Полярного рассвета». Это командир спецназа Роуман, пытавшийся выручить нас в Куглуктуке. Ваше судно находится поблизости?

Радость Дальгрена, обнаружившего пропавших американцев, заметно поубавилась.

— Ваш буксир пустил наш корабль на дно, — тихо произнес он.

— Как же вы сюда добрались? — спросил Роуман.

Дальгрен махнул в сторону шлюпки, видневшейся в нескольких ярдах от тонущей баржи.

— Мы сами едва спаслись. Услышали стук молотка и подумали, что это наш батискаф.

Джек оглядел измученных людей, пытающихся осознать его слова. Спасение оказалось временным, и теперь Джек чувствовал себя чуть ли не палачом. Повернувшись к Роуману и Мердоку, он извиняющимся тоном сказал:

— К сожалению, мы не сможем принять на борт ни одного человека.

75

Волны перекатывались через палубу, над водой торчал лишь первый трюм. Стенсет не мог понять, каким образом баржа умудряется держаться на плаву. Так или иначе, ей остались считаные минуты.

Капитан окинул взглядом изможденных мужчин, выстроившихся вдоль леера. Как и Дальгрен, Стенсет и не подозревал, что в трюме их окажется так много. Он был потрясен попыткой массового убийства, предпринятой командой ледокола. Что же за зверь управляет им?..

Потом капитан задумался о безопасности собственной команды. Когда баржа уйдет на дно, отчаявшиеся пленники бросятся в воду, и начнется всеобщая драка за места. Стенсет не мог рисковать жизнями моряков с «Нарвала» — перегруженная шлюпка непременно перевернется, и тогда погибнут все.

Дальгрен о чем-то поговорил с двумя мужчинами, один из которых указывал на корму, подошел к рейлингу и окликнул Стенсета. Капитан подвел шлюпку ближе, опасливо поглядывая на освобожденных пленников. Однако никто из них не кинулся к лодке, и Джек спокойно в нее залез.

— Капитан, нужно подойти к корме баржи. Прошу вас, скорее!

Стенсет развернул лодку и направился вдоль затонувшего корпуса к корме. Он даже не заметил, как Джек разделся до белья, потом снова накинул парку.

— На корме привязаны два «зодиака»! — сообщил Дальгрен.

Толку от них сейчас ноль, подумал Стенсет. Либо лодки оторвались и уплыли, либо находятся футах в сорока под водой.

Джек осветил фонариком какие-то тени, покачивающиеся возле поверхности.

— Туда! — указал он.

Стенсет подвел лодку ближе и увидел два конусообразных предмета в нескольких футах друг от друга. Он склонился над водой и сообразил, что это поплавки, расположенные на концах тросов «зодиаков». Надувные лодки стояли вертикально, привязанные к барже обычной веревкой.

— У кого-нибудь есть нож? — спросил Дальгрен.

— Не вздумай нырять! — воскликнул Стенсет, увидев, что Джек уже разделся. — Умрешь от переохлаждения!

— Я не собираюсь долго принимать ванну, — усмехнулся Дальгрен в ответ.

Старший механик достал из кармана складной нож и протянул его Джеку.

— Чуть ближе, капитан, — попросил тот, сбрасывая парку.

Стенсет подвел шлюпку еще на несколько футов и заглушил мотор. Дальгрен открыл нож, набрал побольше воздуха и без малейшего колебания нырнул.

Опытный ныряльщик, он неоднократно погружался в разные холодные моря по всему миру, однако к такому оказался совершенно не готов. Ледяная вода с чудовищной силой ударила по нервным окончаниям. Мышцы напряглись, легкие невольно исторгли воздух. Моментально застыв, тело отказывалось повиноваться. Джек запаниковал и дернулся, чтобы подняться наверх. Нечеловеческим усилием ему удалось перебороть инстинкт самосохранения и заставить онемевшие конечности двигаться. Медленно, но верно он справился с шоком и поплыл дальше.

Ведя рукой вдоль корпуса «зодиака», Дальгрен понял, куда двигаться дальше. Изо всех сил работая ногами, он опустился на несколько футов ниже, нащупал нос и наконец обнаружил туго натянутый носовой швартов. Схватил его свободной рукой, оттолкнулся и пошел вниз по канату, пытаясь отыскать место, где были привязаны обе лодки.

Ледяная вода замедлила его движения, и Джеку пришлось собрать всю свою волю, чтобы продолжить спуск. В двадцати футах под «зодиаком» он обнаружил закрепленную на барже утку, к которой привязали швартовы обеих лодок. Джек принялся отчаянно пилить канат. Лезвие было довольно тупым, и ему потребовалось несколько долгих секунд, после чего лодка мгновенно ринулась к поверхности. Когда Джек потянулся ко второму канату, легкие заныли от невыносимой боли. Онемевшее тело буквально кричало, заставляя разжать руки и подняться наверх, и все же внутренняя решимость оказалась сильней. Джек нащупал канат и стал орудовать ножом.

Канат порвался с резким звуком, эхом прокатившимся под водой. Как и первая надувная лодка, второй «зодиак» ракетой ринулся к поверхности, выскочил из воды и снова плюхнулся вниз. Дальгрен выпустил канат из онемевших пальцев уже через пару футов стремительного подъема, и ему пришлось полагаться на свои силы. И все же благодаря лодке он пролетел по инерции еще несколько футов и вынырнул, отчаянно хватая воздух ртом.

Три пары рук тут же затащили Джека в шлюпку, насухо растерли старым одеялом и одели в несколько пар рубашек и кальсон, пожертвованных членами команды. Наконец на него натянули парку и ботинки, и Джек уставился на Стенсета широко открытыми глазами, стуча зубами от холода.

— Ну и водичка сегодня! — пробормотал он. — Врагу не пожелаешь!

Стенсет не стал терять времени даром, подплыл к «зодиакам», дождался, пока матросы подберут концы, и завел мотор. Шлюпка стремительно ринулась обратно к исчезающему носу баржи, таща за собой надувные лодки. Вода добралась до люка носового отсека, и все же огромное судно непостижимым образом оставалось на плаву.

Пленники сгрудились на самом носу, уверенные, что их бросили. Когда послышался звук мотора, они принялись с отчаянной надеждой вглядываться в темноту. Через несколько секунд из тумана вынырнула шлюпка с пустыми «зодиаками» на буксире. Кто-то испустил ликующий вопль, к нему присоединились другие пленники, и наконец баржу огласили радостные крики.

Стенсет подвел шлюпку, и изможденные люди принялись перебираться в «зодиаки». Мердок обратился ко всей команде «Нарвала»:

— Благослови вас Господь!

— Вам следует благодарить вон того замерзшего техасца на носу, — ответил Стенсет. — Между тем пора поскорее убраться от этого чудовища, пока оно не утянуло нас за собой на дно.

Мердок кивнул и перебрался на «зодиак».Надувные лодки быстро заполнились людьми и отошли прочь от тонущего судна. Самостоятельно идти они не могли, поскольку двигатели были затоплены, а весла потеряны. Матрос из команды «Нарвала» бросил буксирный канат первому «зодиаку», второй привязали цугом.

Когда лодки отнесло от баржи на безопасное расстояние, Стенсет выбрал слабину и завел подвесной мотор. Медлить не было смысла, люди покинули свою холодную плавучую тюрьму без тени сожаления. Три маленькие лодки направились на восток, быстро оставив тонущее судно за стеной тумана. Вскоре железная громадина без единого звука скрылась под водой.

76

— Здесь темно, как на глубине в тысячу футов.

Джордино не преувеличивал: в смотровом окне действительно было ничего не разобрать. Несколько минут назад «Бладхаунд» выскочил на поверхность. Экипаж батискафа надеялся увидеть где-нибудь неподалеку ходовые огни «Нарвала», однако вокруг было лишь холодное темное море, затянутое густым туманом.

— Попробуй связаться с ними по радио, пока аккумуляторы окончательно не разрядились.

Энергия была практически на нуле, и всю ее Питт хотел сохранить для радиосвязи. Он потянул рычаг и закрыл балластные цистерны, затем выключил внутреннюю систему воздухоочистки, при низком заряде едва работавшую. Скоро им придется открыть люк и дышать морозным воздухом.

Они снова попытались связаться с «Нарвалом»; по-прежнему никто не отвечал. Стало окончательно ясно: судно исчезло.

— Ни слова в ответ, — уныло заметил Джордино. — Как думаешь, твой приятель с ледокола стал бы гоняться за нами после схватки с «Нарвалом»?

— Думаю, да. Ради рутения он готов на все. Если этот тип на борту ледокола, то непременно будет нас преследовать.

— Держу пари, Стенсет и Дальгрен задали ему перцу!

Питт пожал плечами. Не зная, что случилось с судном, он предполагал худшее и винил во всем себя — ведь это он привел сюда корабль и поставил под угрозу жизни членов экипажа.

Джордино попытался отвлечь друга.

— Что там у нас с аккумуляторами? — спросил он, заранее зная ответ.

— Разрядились. Теперь мы во власти ветра и течения.

— Интересно, где будет следующая остановка?

— Если повезет, батискаф отнесет к одному из островов Королевского географического общества. Впрочем, течение может пронести нас мимо, тогда придется изрядно подрейфовать.

— Знал бы я, что мы пустимся в круиз, захватил бы хорошую книгу… и пару теплых кальсон!

Оба мужчины были в легких свитерах, поскольку не ожидали, что их вылазка затянется. После выключения электроприборов в батискафе становилось довольно свежо.

— Эх, сейчас бы текилы и сэндвич с жареной говядиной!.. — вздохнул Питт.

— Ни слова про еду! — отрезал Джордино. Он откинулся на спинку и скрестил руки на груди, пытаясь сохранить тепло. — Знаешь, порой уютное кожаное кресло в штаб-квартире НУПИ уже не кажется мне таким уж плохим вариантом.

Питт недоверчиво приподнял бровь.

— Что, наплавался?

Джордино фыркнул и покачал головой.

— Нет. На самом деле стоит мне появиться в офисе, как тянет обратно в море. А ты как полагаешь?

Дирк немало размышлял об этом. За свои безрассудные приключения он дорого заплатил, и все же иной жизни для себя не представлял.

— Жизнь полна приключений, а для меня приключения и есть жизнь. — Он усмехнулся. — Похоже, на пенсию нас придется отправлять силой.

— Да, боюсь, жажда приключений у нас в крови…

Питт откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Его мысли неотвязно возвращались к пропавшему судну и команде. Также он думал и о Лорен, оставшейся в Вашингтоне. Но ярче всего ему вспоминался широкоплечий человек с жестоким лицом — Клэй Зак.

77

Батискаф подскакивал и перекатывался в бурных волнах, дрейфуя к югу со скоростью около трех узлов в час. Наконец забрезжил арктический рассвет, густой серый туман над водой посветлел. Делать было совершенно нечего, поэтому мужчины попытались вздремнуть. Однако скоро в аппарате стало слишком холодно, и поспать им не удалось.

Внезапно послышался скрежет, и батискаф резко остановился.

— Вижу землю! — пробормотал Джордино, мигом открывая сонные глаза.

— Ну, типа того, — ответил Питт, выглядывая в иллюминатор.

Легкий бриз проделал в тумане просвет, сквозь который виднелась ледяная равнина. Белый простор терялся в густой дымке в сотнях футов впереди.

— Готов поспорить, что на том конце льдины есть берег, — предположил Питт.

— И там нас ждет ларек с горячим кофе? — спросил Джордино, растирая озябшие руки.

— Ну да, в паре тысяч миль к югу отсюда. — Питт посмотрел на друга. — У нас два варианта действий: остаться внутри уютной титановой «рыбы» или идти за помощью. В этом районе по-прежнему охотятся эскимосы, и поблизости наверняка есть их поселение… К сожалению, для пеших походов экипировка у нас не самая подходящая.

Джордино потянулся и зевнул.

— Лично мне уже надоело сидеть в этой консервной банке! Давай разомнемся и обследуем окрестности.

— Согласен, — кивнул Питт.

Они в последний раз попытались связаться с «Нарвалом», потом выключили радиопередатчик и вылезли из люка на тринадцатиградусный мороз. Батискаф крепко сидел во льду. Впереди простиралась бесконечная белая равнина, и Питт с Джордино трусцой направились к дальнему краю. Под ногами хрустел сухой скрипучий снег.

Морской лед был почти плоским, лишь кое-где поднимались невысокие торосы. Друзья отошли совсем недалеко, когда Джордино заметил слева маленькую пещеру, грубо вырезанную в глыбе льда.

— Похоже на дело рук человека… Может, внутри кто-нибудь оставил для нас пару меховых наушников?

Итальянец подошел к входу, опустился на колено и просунул голову внутрь. Питт встал рядом и вдруг заметил на снегу чей-то след.

— Эл! — шепотом позвал он.

Джордино уже раздумал лезть в пещеру. В конце темного прохода она расширялась, образуя большую берлогу, в которой итальянец углядел клок белого меха, поднимающийся и опадающий в такт медленному дыханию. Белый медведь пробудился от зимней спячки и теперь просто зашел в старое логово, чтобы немного вздремнуть. Характер этих гигантов отличается полной непредсказуемостью, и голодный зверь вполне мог напасть.

Джордино мгновенно оценил опасность и молча вылез из пещеры. Одними губами он прошептал Питту слово «медведь» и повлек друга прочь, стараясь ступать как можно тише. Когда они отошли на достаточное расстояние, Джордино замедлил шаг, и краски понемногу вернулись на его побледневшее лицо.

— Остается лишь надеяться, что здешние тюлени неторопливы и многочисленны, — ответил Джордино, кивнув в сторону находки.

— Да, не хотелось бы увидеть тебя в этой берлоге в качестве напольного коврика, — заметил Питт, едва сдерживая смех.

Оба знали, что им угрожает серьезная опасность, и, удаляясь от моря, постоянно оглядывались назад.

Пещера с медведем исчезла в тумане, впереди проглянула темная скалистая полоска суши. У горизонта поднимались бурые и серые пятна хребтов и ущелий. Друзья находились у северного побережья островов Королевского географического общества, точнее, у острова Западный, как и предсказывал Питт. Толстый лед, продрейфовавший по проливу Виктория, загромоздил весь берег, ширина ледяной полосы доходила до полумили. Замерзшее море и пустынный остров вызывали щемящее чувство одиночества.

Мужчины почти достигли берега, когда Питт замер на месте. Джордино обернулся, заметил странное выражение его лица и прислушался. Издалека донесся треск, вслед за ним раздался глухой гул. По мере приближения источника звука шум нарастал.

— Похоже, корабль, — пробормотал Джордино.

— Ледокол…

— Неужели тот самый?

Джордино получил ответ на свой вопрос несколько минут спустя, когда в сотне ярдов от берега из тумана возник массивный нос «Отока». Разбрасывая во все стороны мелкие осколки, корабль шел через футовый лед, как сквозь пудинг. Ледокол будто почувствовал Питта и Джордино: двигатели постепенно перешли на холостой ход, и посреди белой равнины судно замерло.

Питт уставился на него, сжав кулаки. Он заметил, что нос ледокола смят, — очевидно, в результате сильного столкновения. Удар наверняка был нанесен недавно, поскольку краска на стальных пластинах обшивки отсутствовала, а железо не успело подвергнуться окислению. Частички ярко-бирюзовой краски на погнутом носу недвусмысленно свидетельствовали о том, какое именно судно протаранил ледокол.

— Они утопили «Нарвал»! — уверенно заявил Питт.

Пришедший к тому же выводу Джордино согласно кивнул. Оба просто потеряли дар речи: их худшие подозрения подтвердились. «Нарвал» наверняка лежит на дне пролива Виктория, причем вместе со своей командой… Затем Джордино заметил кое-что не менее неприятное.

— Вряд ли «Нарвал» единственное судно, которое они протаранили. Погляди на обшивку возле клюза!

Внимательно осмотрев корпус, Питт отметил светлую борозду, полученную в результате столкновения. Красная краска слезла, обнажив серую грунтовку, на которой виднелся белый прямоугольник.

— В прошлой жизни ледокол был серым военным судном?!

— Если быть точным, морским фрегатом «Форд-54». Несколько недель назад в море Бофорта нам такой попался. Уцелевшие полярники с канадской дрейфующей станции дали сходное описание. Вон там явно проглядывает цифра пять.

— Немного серой краски, как на американских военных судах, — и вот тебе международный инцидент!

— Во время шторма он пронесся под развевающимся звездно-полосатым флагом сквозь станцию. Неудивительно, что ученых-полярников удалось ввести в заблуждение. Вопрос — зачем?

— Видишь ли, Ал, здесь тебе и рутений, и нефть, и газ. Наверное, Митчелл Гойетт решил стать арктическим бароном, — пояснил Питт. — И ему куда проще выиграть, очистив данный регион от американцев.

— Что ж, кроме тебя и меня, американцев здесь больше нет.

На палубу ледокола вышли трое мужчин в черных парках и направились к борту. Ничуть не колеблясь, они подняли автоматические винтовки «штайр», прицелились в Питта и Джордино и открыли огонь.

78

В нескольких милях к северо-востоку по воде разносился стрекот. Затем подвесной мотор шлюпки зачихал, прохрипел в последний раз и затих. Люди на борту нервно переглянулись. Рулевой «Нарвала» поднял в воздух пустую десятигаллонную канистру и доложил:

— Сэр, горючего нет ни капли!

Капитан «Нарвала» ждал этого уже давно. Если бы они плыли одни, непременно добрались бы до берега. К сожалению, два «зодиака» с полным грузом сыграли роль плавучего якоря. Однако никому из команды и в голову не пришло бросить людей на произвол судьбы.

— Весла на воду, по одному с каждой стороны! — приказал Стенсет. — Попробуем выдержать заданный курс.

Склонившись к рулевому, который был опытным штурманом, он тихо спросил:

— Сколько, по вашим прикидкам, осталось до острова Кинг-Уильям?

Рулевой поморщился.

— В таких условиях пройденное расстояние оценить сложно. — Он пожал плечами. — Думаю, мы находимся милях в пяти от острова.

— Я тоже так считаю, — вздохнул Стенсет. — А хотелось бы быть гораздо ближе…

Капитан понимал, что они могут и не добраться до суши. Ветер усиливался. За долгие десятилетия у капитана выработалось чутье на погоду. Без горючего и всего с парой весел перегруженные шлюпки долго не протянут.

Стенсет оглянулся на черные надувные лодки, идущие позади в тумане. Рассвет позволил разглядеть лица спасенных людей. После длительного пребывания на морозе некоторые были в очень тяжелом состоянии, но ни один не думал жаловаться.

Мердок поймал взгляд Стенсета и крикнул:

— Сэр, вы знаете, где мы находимся?

— Пролив Виктория, к западу от острова Кинг-Уильям. Хотелось бы мне, чтобы мимо прошел какой-нибудь круизный лайнер, только это вряд ли.

— Спасибо, что спасли нас и тянете за собой. Лишних весел нет?

— Увы, пока вам придется положиться на нас. Осталось немного, земля уже близко, — с наигранным оптимизмом заверил Стенсет.

Члены команды «Нарвала» сменяли друг друга на веслах, свою лепту внес даже капитан. Это была отчаянная попытка держаться курса, казавшаяся тем более бесполезной, что в тумане они не могли определить пройденное расстояние. Время от времени Стенсет прислушивался, надеясь разобрать шум прибоя. Однако кроме бьющихся о борта лодок волн не раздавалось ни звука.

Как Стенсет и боялся, вскоре качка усилилась, набрал силу ветер. Волны захлестывали борта, и морякам пришлось вычерпывать воду. Капитан заметил, что «зодиакам» приходится не лучше — время от времени они черпали воду кормой. Ситуация резко ухудшалась, а земли не было и в помине.

Гребцы снова сменились, и тут сидевший на носу рулевой громко завопил:

— Сэр, в воде что-то чернеет!

Стенсет и остальные стремительно обернулись и на границе тумана увидели темный предмет.

— Наверное, кит! — крикнул матрос.

— Нет, — пробормотал Стенсет, заметив низкую посадку, черный цвет и неестественную гладкость поверхности.

Капитан уставился на предмет с подозрением: тот не шевельнулся и не издал ни звука.

И вдруг сквозь туман прорезался голос, усиленный мегафоном.

— Эй, на шлюпках!.. Говорит подлодка «Санта-Фе», военно-морские силы США. Для каждого, кто умеет насвистывать любимую песенку Линкольна[377], найдется глоток горячего грога и теплая койка!

79

Зак не поверил своим глазам.

Избавившись от корабля НУПИ, он велел вернуться к островам Королевского географического общества и пошел в свою каюту, где попытался уснуть. Однако ему даже подремать не удалось — не давали покоя мысли о местонахождении рутения. Несколько часов спустя Зак вернулся на мостик и приказал идти к острову Западный, к указанной на карте шахте.

Наконец корабль замедлил ход и остановился. Геологи выбрались из коек и готовились к высадке, когда рулевой обнаружил на краю льдины яркий предмет.

— Это же батискаф с научно-исследовательского судна!

Зак выбежал на мостик и изумленно уставился на ярко-желтый подводный аппарат прямо по правому борту, отчетливо проглядывающий сквозь туман.

— Откуда эти черти обо всем узнали?! — выругался он, не понимая, что батискаф просто прибило к льдине течением.

Сердце Зака бешено заколотилось. Карта эскимосской шахты, украденная у «Кооператива горнопромышленников», была лишь у него. Он только что пустил ко дну корабль НУПИ и сразу направился к указанному месту. И все равно Питт его опередил…

Капитан ледокола спал в своей каюте. Почувствовав, что судно остановилось, он поспешил на мостик, протирая глаза.

— Я же велел вам не соваться в ледяные поля с поврежденным носом!.. — Наткнувшись на враждебный взгляд Зака, он сменил тему: — Ну, что, команду геологов высаживаем?

Старпом указал на что-то по правому борту.

— Сэр, на льдине два человека!

Зак изучил бредущие по льду фигурки и с облегчением вздохнул.

— Забудьте про геологов, — недобро усмехнулся он. — Зовите команду службы безопасности.

В Питта и Джордино стреляли не раз, поэтому они отреагировали мгновенно после первого же залпа. Пули пробили лед буквально в нескольких дюймах от них, и мужчины рванули к острову. Бежать по неровной поверхности было трудно, зато они двигались зигзагами, чем усложняли задачу стрелявшим. Также они вовремя разделились, помчавшись в разные стороны, и наемникам пришлось выбирать.

Тра-та-та — стрекотали автоматы, из-под ног летели осколки льда. Питт и Джордино со всех ног бежали к легкой дымке, висевшей над берегом. Наконец они скрылись в тумане, и стрелки прекратили огонь.

Пытаясь отдышаться, друзья сошлись на покрытом льдом берегу.

— Только такого теплого приема нам и не хватало для полного счастья, — проворчал Джордино, выдыхая клубы пара.

Без шапок, перчаток и курток обоим пришлось несладко. Короткая пробежка разогнала застывающую кровь, однако лица и уши кололо тысячью игл, а пальцы онемели. Практически всю энергию тело тратило на обогрев, и после бега мужчины почти полностью обессилели.

— Боюсь, наши новые приятели — кстати, одетые по погоде — будут здесь с минуты на минуту, — заметил Джордино. — Тебе не все равно, в какую сторону бежать?

Питт оглядел побережье, окутанное медленно рассеивающимся туманом. Впереди виднелся резкий подъем, с правой стороны чуть более пологий и плавно переходивший в следующий пригорок.

— Нужно уйти со льда, чтобы не оставлять следов. Заберемся повыше, возьмем вправо и двинемся в глубь острова.

Мужчины побежали легкой трусцой. В лицо летели колючие снежинки, безжалостно впиваясь в кожу. Теперь худшим врагом стал ветер — завеса тумана, скрывавшая беглецов от преследователей, таяла на глазах. Друзья взобрались на невысокий утес и встали на краю глубокой, заполненной льдом трещины, разрезавшей гряду надвое. Приходилось искать другое ущелье, по которому можно было бы подняться и забраться в глубь острова.

Питт и Джордино прошли уже полмили вдоль побережья, когда налетел очередной порыв обжигающего ледяного ветра. Дышать стало тяжело, легкие заныли от морозного воздуха, и все же ни один из них не сбросил темп.

Раздался треск автоматов, и пули изрешетили утес в нескольких ярдах впереди.

Оглянувшись через плечо, Питт увидел за спиной просвет и двух стрелков. Зак разделил наемников на три группы и отправил их прочесывать берег. Когда ветер развеял туман, посланная на запад пара с легкостью обнаружила беглецов.

С берега приближалось еще одно облако тумана. Если удастся не попасть под выстрелы, то через минуту они снова скроются из вида.

— Эти парни начинают действовать мне на нервы, — пропыхтел Джордино.

— Надеюсь, медведю они придутся по вкусу, — ответил Питт.

Пули пробили лед совсем близко. Наемники стреляли на бегу, поэтому с меткостью у них было неважно, однако еще немного, и они уже не промахнутся. Питт стремительно несся к пелене тумана и всматривался в гряду слева. За утесом простирался глубокий овраг шире предыдущего. Хотя он тоже был забит льдом и камнями, Дирку показалось, что подняться наверх будет несложно.

— Когда туман опустится, давай сразу по ущелью наверх! — прохрипел он.

Джордино кивнул, спеша к белой завесе, до которой оставалось пятьдесят ярдов. Снова застрекотали автоматы, причем наемники остановились, чтобы лучше прицелиться.

— Не дотянем, — пробормотал Джордино.

Они почти достигли оврага, однако туман еще не успел подойти достаточно близко. В нескольких ярдах впереди Питт заметил большую выступающую скалу, покрытую льдом. Ловя воздух ртом, он молча указал на нее другу.

Прямо у них над головами камень брызнул сотней осколков: противник наконец правильно определил дальность. Питт с Джордино инстинктивно пригнулись и бросились к выступу. Пули били все ближе, когда набежал туман и отрезал преследователей.

— Думаю, надо взобраться здесь, — предложил Дирк.

Ущелье было забито темной массой льда вперемешку с камнями, зато подъем казался вполне преодолимым. Джордино кивнул, встал с земли, начал карабкаться наверх и вдруг заметил, что Питт застыл на месте. Он не отрываясь глядел на каменный выступ и тер его рукой.

— Сейчас не самое подходящее время любоваться скалами, — укоризненно произнес Джордино.

Питт прошел вдоль выступа к склону покрытого льдом холма и поднял голову.

— Это вовсе не скала, а руль, — тихо ответил он.

Джордино уставился на друга как на умалишенного, потом всмотрелся пристальнее и от изумления разинул рот.

Прямо у них над головами темнел закованный в лед деревянный корпус парусного судна девятнадцатого века.

80

«Эребус» стоял, словно забытый реликт безвозвратно ушедшей эпохи. Попавший в ледяной плен корабль выбросило на берег вместе с гигантским массивом зимнего льда, который прошел по проливу Виктория сто шестьдесят лет назад. Море разлучило корабль со вторым судном экспедиции, но не приняло его: «Эребус» обрел последнее пристанище в ущелье, где постепенно вмерз в лед.

Питт и Джордино перелезли через поручни и с удивлением обнаружили, что правый борт и палуба свободны ото льда. Мужчины потрясенно молчали, испытывая почти благоговейный трепет, ведь они ступали по палубе флагманского судна самого Франклина.

— Стоит растопить лед, и на корабле хоть в Англию плыви! — воскликнул Джордино.

— Если на нем остался рутений, давай сначала заглянем в Штаты и поднимемся вверх по Потомаку, — ответил Питт.

— Пойду искать пару одеял и глоток рома.

И Питт, и Джордино непрерывно дрожали от холода, их тела изо всех сил боролись с переохлаждением. Оба испытывали сонливость и знали, что согреться нужно в самое ближайшее время. Дирк подошел к трапу, спускавшемуся в главный грузовой люк, и стянул укрывочный брезент.

— Есть спички? — спросил он, вглядываясь в темный трюм.

Джордино достал зажигалку «Зиппо» и бросил другу.

— Не забудь вернуть, вдруг на борту окажутся кубинские сигары!

Питт спустился по крутому трапу до нижней палубы, чиркнул зажигалкой и заметил пару свечных фонарей, закрепленных на переборке. Он зажег почерневшие фитили, и старинные свечи вспыхнули ярким пламенем, осветив деревянный коридор оранжевыми мерцающими отблесками. Джордино тем временем отыскал переносную масляную лампу с китовым жиром, висевшую на гвоздике неподалеку.

Шагая по коридору с лампой в руках, друзья поняли: здесь правили бал хаос и смерть. В отличие от «Террора», обстановка на котором была самая спартанская, на «Эребусе» царил полный кавардак. Пол устилали бочонки, мусор и всевозможные обломки. Повсюду валялись жестяные кружки, в воздухе висел сильный запах рома, к которому примешивались другие специфические запахи. И еще были тела…

По пути к кубрику Питт и Джордино обнаружили первую пару мертвецов. Голые по пояс матросы распростерлись на палубе. У одного был раскроен череп, рядом валялся залитый кровью кирпич. У другого из груди торчал огромный кухонный нож. Замороженные тела прекрасно сохранились, можно было даже разобрать, какого цвета у них глаза. В кубрике лежало еще несколько трупов примерно в таком же состоянии. Питт обратил внимание, что на лицах мертвых моряков застыла мука, словно они умерли не от ран, а от чего-то более страшного.

Друзья не стали рассматривать отвратительные подробности, а поспешно прошли к грузовому люку и спустились на нижнюю палубу. Найдя вещевую кладовую, они решили прервать поиски рутения и экипироваться. Здесь хранилось обмундирование для членов экипажа: стойка с ботинками, куртки, фуражки и теплые носки. Мужчины отыскали пару толстых офицерских бушлатов примерно своего размера, вязаные шапки и рукавицы. Теперь можно было продолжить осмотр.

Как и на предыдущем уровне, на нижней палубе царил полнейший беспорядок. Пустые бочонки и ящики валялись грудами, свидетельствуя о некогда обширных запасах продовольствия. Питт и Джордино вошли в незапертую винную кладовую, где раньше хранили алкоголь и оружие. Подставка с винтовками стояла нетронутой, зато палубу устилали разбитые бочонки из-под рома и бренди и жестяные кружки. Ближе к корме друзья наткнулись на большие ящики, в которые грузили уголь для парового двигателя. Они были пусты, хотя на дне одного обнаружились несколько кусочков какого-то серебристого минерала.

Джордино нашел свернутый мешок из пеньки, развернул его ногой и прочел отпечатанную на боку надпись: «Бушвельд, Южная Африка».

— Очевидно, весь рутений достался эскимосам, — задумчиво протянул Питт.

— Тогда нужно найти судовой журнал и узнать, откуда они взяли минерал.

Вдруг снаружи донесся слабый крик.

— Похоже, наши приятели на подходе, — заметил Джордино. — Надо поторапливаться.

Он направился к трапу, однако Питт остался на месте, напряженно что-то обдумывая.

— Считаешь, что на корабле безопаснее? — спросил Джордино.

— Если мы окажем им теплый прием, то да, — уверенно проговорил Питт.

Он вернулся в винную кладовую, поставил лампу на длинный деревянный ящик, покрытый льдом, и направился к стойке с винтовками «Браун Бесс», которую приметил раньше. Оружие было в прекрасном состоянии.

— Не автомат, конечно, но немного уровняет наши шансы.

— Похоже, предыдущий владелец не против, — откликнулся Джордино.

Питт обернулся, удивившись словам друга. Джордино указал на деревянный ящик, на который они поставили лампу. Дирк подошел ближе и внезапно понял, что это гроб, стоящий на козлах. Мерцающий свет падал на жестяную пластинку, прибитую в головах. Питт соскреб слой льда, покрывавший написанные от руки буквы, и прочел эпитафию.

Сэр Джон Франклин

Душа его принадлежит морю

81

Зак сидел в тепле и ждал, пока команда службы безопасности окружит беглецов. Внутренний голос ему подсказывал, что одним из мужчин непременно окажется Питт.

— Томпсон и Уайт их выследили — они пытаются уйти в глубь острова, — доложил вернувшийся на судно наемник. — На берегу среди скал какой-то старый корабль, в нем они и спрятались.

— Корабль?! — пораженно переспросил Зак.

— Да, древний парусник. Стоит себе в ущелье, весь покрытый льдом.

Клэй уставился на украденную карту, лежащую на штурманском столе. Неужели он снова просчитался? Возможно ли, что эскимосы раздобыли рутений на корабле, а не в шахте?

— Показывай дорогу! — рявкнул Зак. — Я сам с ними разберусь!

Порывистый ветер впивался в кожу тысячами игл. Туман понемногу рассеивался, стало видно побережье и узкое ущелье, возле которого переминались несколько человек в черных парках. Зак не заметил ни малейших признаков корабля и уже было решил, что на психике его людей сказалось долгое пребывание в Арктике. Лишь подойдя ближе, он с изумлением увидел массивный корпус «Эребуса».

— Следы ведут наверх. Беглецы наверняка укрылись в корабле, — сказал щербатый головорез по имени Уайт.

— Возьми двух бойцов и на борт, — велел Зак, кивнув в сторону еще пяти подошедших наемников. — Остальным разойтись по берегу, на случай, если они попытаются отступить.

Покрытая льдом поверхность поднималась почти до самой палубы, нужно было только перевалиться через поручни. Повесив автомат за спину, Уайт закинул ногу на рейлинг.

Едва он коснулся палубы, навстречу ему шагнул черноволосый мужчина с охапкой старинных винтовок.

— Ни с места! — грозно приказал Уайт.

Ни один из противников ничуть не колебался; вопрос состоял лишь в том, кто успеет выстрелить быстрее. У Уайта было преимущество в оружии, зато позиция крайне неудобная — он висел, перекинув одну ногу через поручни. Наемник выхватил автомат, однако нажал на курок прежде, чем успел навести оружие. Очередь прошла по палубе, пули засели в глыбе льда возле трапа. И тут раздался громкий хлопок.

Сохраняя полнейшее хладнокровие, готовое поспорить даже со льдом, сковавшим корабль, Питт аккуратно выпустил все винтовки, кроме одной, и приложил к плечу массивный приклад заряженной «Браун Бесс». Казалось, прошло несколько минут, прежде чем ударный замок с внешним капсюлем воспламенил пороховой заряд и выпустил из дула свинцовый шарик.

На близком расстоянии «Браун Бесс» била точно. Пуля попала наемнику прямехонько под ключицу. От удара Уайт перегнулся через поручни и упал на промерзшую землю прямо под ноги Заку. Недоуменно взглянул на него и умер.

Клэй безучастно перешагнул через тело и вынул свой «глок».

— Взять их! — прошипел он двум другим головорезам, махнув автоматическим пистолетом в сторону корабля.

Перестрелка неожиданно обернулась игрой в кошки-мышки. Питт и Джордино по одному выскакивали из люка и стреляли, поспешно укрываясь от автоматных очередей. Вскоре над палубой повисло густое черное облако дыма, усложнившее задачу и нападающим, и обороняющимся.

У основания трапа Питт и Джордино устроили импровизированный пункт по перезарядке винтовок, благодаря чему один стрелял, в то время как другой готовил оружие.

Из винной кладовой Питт принес небольшой бочонок с пятью фунтами пороха. Перезарядка была долгим и муторным делом: сначала порох засыпали в дуло, затем прибивали шомполом, закладывали пулю и фиксировали ее пыжом. Из антикварного оружия Питту доводилось стрелять не раз; он показал Джордино, как брать необходимое количество пороха, и научил правильно орудовать шомполом. Зарядка длинноствольной винтовки занимала полминуты, однако, немного потренировавшись, Питт и Джордино стали успевать за пятнадцать секунд.

Несмотря на превосходящие огневые средства, Заку и его наемникам приходилось не сладко. Они были вынуждены карабкаться на борт, потом прятаться за поручнем и вести ответный огонь. Питт и Джордино видели все их ухищрения и вскоре настолько основательно расщепили рейлинг, что нападавшие изрезали об него руки в кровь.

Зак бесшумно обошел двух наемников, проворно цепляясь за наружный поручень. Между выстрелами он повернулся и прошептал:

— После следующего залпа встаньте и стреляйте оба сразу.

Наемники кивнули, пригнув головы, и стали ждать. Была очередь Питта, уже замершего наверху трапа с кремневым пистолетом на верхней ступеньке и двумя винтовками на коленях. Приложив приклад к плечу, он выглянул и осмотрел рейлинг, едва различимый в клубах порохового дыма после выстрелов Джордино. Там маячила черная парка. Питт навел мушку на цель в ожидании стрелка, но тот не спешил высовываться. Решив проверить убойную силу винтовки, Дирк прицелился пониже и нажал на курок.

Пуля прошила старую древесину и попала первому наемнику в икроножную мышцу. Тот как раз поднялся во весь рост, собираясь стрелять. Находившийся в десяти футах под ним второй наемник последовал его примеру.

Сквозь черный дым Питт заметил маневр и поспешно нырнул в люк. Отступая, он инстинктивно схватил пистолет, лежавший на ступеньке, спрятался под палубой и поднял руку с оружием. Ближе был второй наемник, поэтому Питт прицелился ему в голову и быстро нажал на курок.

В тог же миг палубу возле него прошила автоматная очередь. Один из нападавших прекратил стрельбу, другой же продолжал поливать люк свинцом. Питт опустился вниз, чувствуя легкое головокружение, и обернулся к Джордино, который поднимался по трапу с парой пистолетов с деревянными рукоятками и ружьем «Перде».

— Думаю, одного убил, — сказал Питт.

Эл застыл на середине трапа, заметив у ног друга растекающуюся лужицу крови.

— Ты ранен!

Питт зажал рану, по-прежнему держа в правой руке пистолет.

— Кость цела, — заметил он.

Джордино разорвал рукав свитера и перетянул рану — нервы и кость просто чудом не задело.

— Буду перезаряжать, — сказал Дирк, стиснув зубы, и решительно посмотрел другу в глаза. — Иди и прикончи этих мерзавцев!

82

Когда двое наемников встали во весь рост и начали стрелять, Зак ждал за рейлингом. Затем поднялся, прячась за их спины, перекатился через борт и прошмыгнул по палубе к обледеневшей фок-мачте. Бросил взгляд на корму — стрелять не имело смысла: мешало нагромождение льда в середине судна.

Ситуация абсурдная, подумал Зак. Двое каких-то штатских вооружены лишь старинными винтовками, а их ловкости и изобретательности может позавидовать любой боец из его команды… Зак огляделся в поисках удобной позиции, ничего подходящего не нашел и решил пробраться в трюм. Поблизости он увидел носовой люк, однако тот покрывали фута два льда. Он поднял голову и заметил, что фок-мачта наклонена под странным углом. Поперечный брус вмерз в склон горы, и мачта сместилась вправо. Под ее весом палуба треснула, и образовался пролом шириной в пару футов.

Если бы при звуках перестрелки Зак оглянулся, то увидел бы смерть наемника и дважды подумал, стоит ли ему лезть в трюм. Вот только он уже просчитал свои действия на три шага вперед, сунул «глок» в карман, пролез в разлом и спрыгнул в темноту.

Джордино осторожно поднялся по трапу и быстро выглянул — палуба была пуста. Услышав крик, он подполз к рейлингу.

И увидел на льду возле корпуса судна два тела, оба навзничь. У первого наемника, Уайта, глаза были широко распахнуты, вокруг груди растекалась красная лужа. Невдалеке лежал второй стрелок, во лбу которого чернела дыра. Чуть поодаль к берегу, припадая на раненую ногу, брел третий и звал на помощь. За ним тянулся тонкий кровавый след.

По трапу с трудом поднялся Питт.

— Ну что, нам удалось их отпугнуть?

— Исключительно благодаря твоей меткой стрельбе, — ответил Джордино, указывая на тела внизу. — Я бы сказал, что первый приз сегодня твой!

Дирк равнодушно посмотрел на трупы. Хотя убивать ему было неприятно, мертвых головорезов он не жалел, особенно тех, кто приложил руку к гибели «Нарвала».

— Похоже, на берегу их ждет подмога. Значит, скоро вернутся.

— И я о том же. — Вспомнив про рану друга, Джордино встревоженно посмотрел ему в глаза. — Не обижайся, но мне не улыбается защищать это старое корыто до последней капли крови, как форт Аламо!

— Думаешь, стоит уйти вверх по ущелью?

Джордино кивнул.

— Пора покинуть корабль. Бандиты дождутся темноты и атакуют, либо, того хуже, подожгут эту спичечную коробку вместе с нами! С таким допотопным оружием долго мы не продержимся. Они будут подходить медленно и осторожно — вполне успеем взобраться на гору. Пороха и пуль у нас достаточно, близко их не подпустим. Глядишь, преследование им надоест, и нас просто оставят замерзать посреди Арктики, — осклабился Эл.

— Осталось раздобыть одну штуку… — произнес Питт.

— Поверить не могу, что ты еще не наложил на него лапы! — усмехнулся Джордино. — Куда же мы без ключа ко всей этой истории — без судового журнала!

Питт молча кивнул, надеясь, что журнал и его содержимое стоят принесенных жертв.

— Отдохни, а я поищу, — предложил Джордино.

— Нет, я сам, — ответил Дирк, потирая раненую руку. — Со сломанным крылом толку от меня мало — если прибудут гости, длинноствольную винтовку мне не удержать. — Он скинул с плеча «Браун Бесс» и отдал ее Джордино вместе с пистолетом. — Оставайся на посту. Смотри не геройствуй: как только приблизятся, стреляй!

Питт сошел вниз по трапу, чувствуя легкое головокружение от потери крови, и направился на корму к офицерским каютам. Коридор освещали тусклые свечные фонари, которые он зажег раньше. Дойдя до неисследованной части судна, Питт очутился в полной темноте и, обругав себя последними словами, решил вернуться за масляной лампой.

И тут вдруг впереди мелькнул слабый отблеск. Пройдя еще несколько шагов, он понял, что свет мигает в конце прохода.

Осторожно ступая, Дирк остановился на пороге кают-компании и заглянул внутрь.

Свеча бросала на переборки причудливые тени. За массивным столом в центре каюты сидел Клэй Зак.

— Входите, мистер Питт, — холодно проговорил он, подняв взгляд. — Вас-то я и ждал.

83

В дюжине ярдов от края льдины в темно-зеленой воде сновал морской заяц в поисках отбившейся от косяка полярной трески. Покрытое толстой серой шкурой животное заметило поднимающийся черный предмет и решило немедленно его обследовать. Прижав усатую морду к холодному металлическому выступу, тюлень понял, что едой здесь и не пахнет, и уплыл прочь.

Подводная лодка «Санта-Фе» была всего в шести футах от поверхности. Капитан Барри Кэмпбелл увидел тюленя крупным планом и фыркнул от смеха. Затем навел поисковый перископ на красный корпус ледокола в четверти мили от лодки и осмотрел судно. Отойдя в сторону, он жестом пригласил к окуляру стоявшего тут же, на тесном центральном посту, Билла Стенсета.

Тому сразу понравился веселый энергичный капитан подлодки. Рыжеватые волосы и борода, лучистые глаза, и вдобавок хохотун — вылитый Санта-Клаус в юности, за вычетом округлого животика и седины. Жизнерадостный моряк, двадцать лет прослуживший на флоте, Кэмпбелл действовал с полным пониманием цели. Когда Стенсет принялся уговаривать его отправиться на поиски Питта с Джордино и пропавшего батискафа, капитан долго не раздумывал.

Кэмпбелл немедленно направил атомную подводную лодку к югу, задействовав все возможное оборудование на борту.

Стенсет подошел к перископу, заглянул в двойной окуляр и увидел предельно четкое изображение. Нос ледокола был смят, хотя капитан полагал, что столкновение с «Нарвалом» обернется для «Отока» куда более значительными повреждениями.

— Да, сэр, именно это судно нас атаковало, — уверенно заявил он.

Разглядывая палубу ледокола, Стенсет увидел приближающегося к кораблю человека в черной одежде. Проследив его путь, капитан заметил на берегу еще несколько охранников.

— На берегу люди, — предупредил он Кэмпбелла. — Похоже, вооруженные.

— Да, я тоже их заметил, — откликнулся тот. — Теперь поверните перископ примерно на девяносто градусов вправо.

Стенсет вращал перископ, пока мимо не промелькнул ярко-желтый предмет. У края льдины стоял «Бладхаунд» с распахнутым настежь верхним люком.

— Это же наш батискаф! Должно быть, Питт и Джордино отправились на берег, — с тревогой в голосе воскликнул Стенсет. Он поднялся и посмотрел Кэмпбеллу в глаза. — Капитан, головорезы с ледокола потопили мой корабль и пытались пустить в расход команду «Полярного рассвета»! Они и Питта с Джордино убьют, если уже не убили… Настоятельно прошу вас вмешаться!

Кэмпбелл посуровел.

— Капитан Стенсет, мы пришли в пролив Виктория исключительно с целью поиска и спасения пропавших. Приказ есть приказ. Ни при каких обстоятельствах я не имею права вступать в конфликт с вооруженными силами Канады. Любое отклонение от данных мне инструкций придется согласовать с высшим командованием, а это наверняка займет не менее двадцати четырех часов…

Капитан подводной лодки вздохнул, криво улыбнулся и добавил:

— Впрочем, если вы сообщите мне, что двое ваших людей потерялись на берегу, придется организовать поисковую операцию.

— Да, сэр, — тут же понял намек Стенсет. — Я полагаю, два человека с «Нарвала» находятся либо на борту ледокола, либо на берегу — без необходимой экипировки, крова и еды. Они отчаянно нуждаются в нашей помощи!

— Не знаю, кто эти люди, однако уж точно не канадские военные. Мы найдем ваших ребят, капитан! И если нашей спасательной операции попытаются помешать, мы будем вынуждены принять адекватные меры…

Рик Роуман решил непременно принять участие в операции. Хотя после заточения на барже спецназовцы сильно ослабели, они чувствовали себя обязанными закончить начатое дело и помочь своим спасителям. Когда стало известно, что команда «морских котиков» собирается на поиски Питта и Джордино, Роуман уговорил капитана «Санта-Фе» подключить и его с ребятами. Учитывая нехватку людей, Кэмпбелл скрепя сердце согласился и разрешил Роуману возглавить вылазку — в качестве компенсации за перенесенное унижение.

Приняв горячий душ, переодевшись и дважды плотно поев, Роуман снова почувствовал себя человеком. Сейчас он стоял в специальном зимнем обмундировании камуфляжной расцветки белых оттенков, глядя на собравшихся в столовой членов своей группы и «морских котиков».

— Небось, никогда не мечтал, что в один прекрасный день удастся совершить высадку с атомной подлодки? — спросил он у Боджоркеза.

— Никак нет, сэр. Я был и останусь сухопутной крысой! Хотя знаете, кормежка у них тут отменная; может, и зря я в свое время не пошел на флот…

Находившийся прямо над ними на центральном посту капитан Кэмпбелл велел осторожно подвести «Санта-Фе» к краю ледяного поля. Невдалеке он заметил большой сугроб, за которым можно было неплохо укрыться от ледокола.

Сломав лед, «Санта-Фе» с поразительной точностью всплыла в указанном месте. Группа Роумана и двое «котиков» быстро сошли на льдину. Через пять минут подводная лодка снова исчезла в морских глубинах.

Спецназовцы разделились: двое «котиков» отправились обследовать «Бладхаунд», в то время как Роуман с командой пополз в сторону ледокола. Судно находилось в полумиле от них посредине более-менее ровного ледяного поля, на котором лишь изредка попадались сугробы и небольшие торосы. Камуфляж белых оттенков позволил бойцам идеально скрыть свое присутствие. Роуман осторожно приблизился к ледоколу со стороны моря и обошел вокруг носовой части, чтобы не идти мимо разводья за кормой. С левого борта свисал трап, и командир переместил группу на двадцать ярдов вперед, потом все спрятались за невысоким торосом. Им пришлось пережить несколько неприятных секунд: по трапу спустилось двое наемников в черных парках. Впрочем, они даже не посмотрели в сторону Роумана и его группы и сразу направились к берегу.

Пронизывающий ветер обдувал тела притаившихся спецназовцев.

84

Дежуривший на мостике «Отока» матрос первым поднял тревогу.

— Сэр! — крикнул он капитану. — Слева на траверзе подо льдом что-то происходит!

Капитан пил кофе за штурманским столом. Он поморщился и неторопливо подошел к окну. Как раз вовремя: огромная глыба величиной с дом поднялась и рассыпалась на куски, из-под которых проглянули две серых крапчатых трубы. Секунду спустя появился черный обтекаемый корпус «Санта-Фе», и в разные стороны брызнули осколки льда.

«Санта-Фе» была многоцелевой подводной лодкой типа «Лос-Анджелес» (проект 688-I), специально модифицированной для операций в Арктике. Благодаря усиленному корпусу, ограждению рубки и выдвижных устройств она вполне могла пробить трехфутовый слой льда. Когда субмарина поднялась на поверхность в пятидесяти футах от «Отока», она расколола ледяное ноле и явила изумленной команде все триста футов черной обшивки.

Капитан ледокола не мог поверить собственным глазам, настолько внезапным для него стало появление атомной подлодки. Он судорожно пытался сообразить, что делать: из лодки посыпались одетые в белое спецназовцы, вооруженные автоматами. Все они направились в сторону берега, однако капитан особо не обольщался.

— Быстро поднять трап! — крикнул он матросам и, повернувшись к радисту, рявкнул: — Предупредите оставшихся на борту охранников!

Но было поздно.Секунду спустя дверь мостика распахнулась настежь, и внутрь ворвались три человека в белом. Прежде чем капитан успел среагировать, к его боку прижалось дуло автомата.

— От… откуда вы взялись? — запнувшись, воскликнул капитан.

Рик Роуман посмотрел ему прямо в глаза и холодно усмехнулся.

— Прямо с того плавучего рефрижератора, который вы вчера пытались пустить на дно!..

85

Зак удобно устроился во главе деревянного стола в самом центре кают-компании. Мерцающие отблески фонаря падали на большую книгу в кожаном переплете, лежащую чуть в стороне. Перед Клэем возвышалась стопка стеклянных фотопластин, каждая размером с почтовую открытку, а в паре дюймов от его правой руки лежал неизменный «глок».

— Довольно занятный корабль, — непринужденно заметил Зак. — И документы тут имеются прелюбопытные.

— Знаешь, Зак, «Эребус» едва не стал первым, кто одолел Северо-Западный проход, — ответил Питт.

Услышав свое имя, киллер слегка приподнял бровь.

— Вижу, времени ты не терял. Впрочем, ничего удивительного — я уже убедился в твоем упрямстве.

Питт смотрел на Зака и ругал себя последними словами за то, что не прихватил капсюльный пистолет. Раненый, без оружия… Хуже не придумаешь! Может, если потянуть время, Джордино отправится на поиски, а он уж точно вооружен…

— К сожалению, кроме того, что Клэй Зак с удовольствием убивает беззащитных людей, мне о нем ничего не известно, — холодно парировал Питт.

— Какое здесь удовольствие? Скорее, просто необходимость — такая работа.

— Для чего же тебе потребовался рутений, да еще любой ценой?

Зак осклабился.

— Металл как металл, лично мне он без надобности. Однако моему работодателю он очень необходим. Видишь ли, Питт, для твоей страны он представляет стратегическую ценность. Без рутения не осуществить искусственный фотосинтез, так что мой наниматель будет богатеть и дальше.

— У Митчелла Гойетта и так денег больше, чем он сможет потратить до конца своих дней. А от его патологической жадности пострадают миллионы людей по всему миру!

— А ты сентиментальный, — рассмеялся Зак. — Признак слабости!

Питт пропустил его замечание мимо ушей, стараясь выиграть время. Похоже, Зак не заметил, что стрельба на палубе стихла, или не обратил на это внимания. Или считает, что Джордино погиб.

— Жаль, рутений оказался мифом, — вздохнул Питт. — И ты, и я напрасно потратили время.

— Ты уже обыскал корабль?

Дирк кивнул.

— Пусто.

— Ловко ты вычислил, что эскимосы раздобыли рутений на корабле… Как догадался? Я-то думал, на острове находится старинный рудник.

— В тех записях «Кооператива горнопромышленников», которые ты не счел нужным украсть, руду называли «черный коблун». Название и даты привели меня к кораблю экспедиции Франклина. К сожалению, я тоже ошибся, — солгал Питт.

— Ах да, помню тот захудалый кооперативчик… Кажется, горнопромышленники завладели всем рутением с судна. И он действительно когда-то тут был.

Зак швырнул через стол одну из фотопластинок. Питт поймал ее и рассмотрел в тусклом свете свечи. Это был дагеротип: раньше фотографии делали на отполированных серебряных пластинках, которые затем для лучшей сохранности покрывали стеклом. Перлмуттер упоминал, что в экспедицию Франклин взял дагеротипический фотоаппарат. На пластинке была изображена команда «Эребуса», переносящая на борт тяжелые мешки — очевидно, с рудой. За кораблем простирался закованный льдами горизонт, наводящий на мысль, что источник рутения находился где-то в Арктике.

— Ты прав, руда некогда была на борту судна. Вопрос в том, где же шахта? — Зак похлопал по книге в кожаном переплете, лежащей возле центра стола. — Капитан любезно оставил журнал на борту, и в нем наверняка указан источник руды. Как думаешь, сколько принесет эта книжонка? Миллиард долларов?

Питт покачал головой.

— Она не стоит погубленных жизней.

— Или жизней, которые мне предстоит погубить?.. — оскалился Зак.

За толстыми брусьями корпуса внезапно застрочили автоматы. Звук доносился издалека, Джордино ответный огонь не вел, так что вряд ли стреляли по кораблю. Питт явственно различил два разных типа оружия. Где-то на льду шла ожесточенная битва между неизвестными сторонами.

В тусклом свете Питт заметил на лице Зака тревогу. Джордино так и не появился, однако Дирку наконец пришла в голову другая идея. Хотя он сильно ослаб от потери крови, действовать нужно было немедленно. Второго шанса могло и не представиться.

Шагнув назад, Питт притворился, будто разглядывает стеклянную пластинку. А потом небрежно швырнул ее обратно. Он мог бы бросить и в Зака, однако выбрал другую мишень: свечной фонарь посередине стола.

Тяжелая пластина с легкостью расколола фонарь, осыпав стол осколками. Некоторые осколки попали в фитиль и затушили короткое пламя свечи, чего Питт и добивался. Кают-компания мигом погрузилась в кромешную темноту.

Как только пластина коснулась фонаря, Питт упал на одно колено.

Зак вовсе не был идиотом и успел схватить пистолет прежде, чем свеча погасла. Он поднял «глок» и стал палить в противоположный конец стола.

Пули прошли над головой Питта. Не обращая внимания на стрельбу, он схватил массивные ножки и толкнул стол на Зака. Тот выстрелил еще дважды, стараясь разглядеть противника в свете дульного пламени, потом всадил нулю в дальний конец столешницы и попытался встать. Прицелился он хорошо, вот только недостаточно быстро.

Пуля прошила столешницу всего в нескольких дюймах от головы Питта, однако свинец застрял в толстой доске красного дерева. Дирк поднатужился и толкнул стол изо всех сил, не обращая внимания на головокружение и боль в руке.

Мощный удар в грудь отбросил Зака назад прежде, чем он успел подняться на ноги. Сверху свалилась стопка стеклянных пластин, помешавших вести огонь. Питт продолжил толкать импровизированный деревянный таран и прижал врага к спинке кресла. Кресло скользнуло по полу — и тут его ножки застряли между досками палубного настила. Зак покачнулся и упал на спину. Пули летели из «глока» и застревали в толстой столешнице.

Питт не стал дожидаться, пока враг перезарядит пистолет. Поднырнув под столешницу, он уперся ногами в палубу и из последних сил опрокинул тяжелый стол прямо на Зака. Ему почти удалось перевернуть его совсем, когда левая нога подогнулась. Противник трижды выстрелил вслепую из-под стола, потом высвободился. Одна пуля попала в цель и застряла в бедре.

Зак встал на колени и сам налег на стол. Выигрыш в силе оказался у него, и Питта отбросило к книжным полкам, а на него с шумом упал массивный стол. По пути стол зацепил с полдюжины полок, и с них каскадом посыпались книги, доски, разбитое стекло, засыпавшие перевернутый стол.

Зак, судорожно дыша, прислушался — ни стонов, ни шорохов, ни единого движения. Глаза понемногу привыкли к темноте, и стали видны безжизненные ноги Питта, накрытые столом. Зак обшарил пол, отыскал судовой журнал и вышел вон, прижимая его к груди.

86

У Джордино дела тоже обстояли неважно. После долгого затишья он заметил новых бандитов, внезапно появившихся у входа в ущелье. Когда вдалеке раздались автоматные очереди, скалы и туман не давали ничего разглядеть, поэтому Эл понятия не имел, что происходит. Однако трое наемников как ни в чем не бывало шли к кораблю, не обращая внимания на выстрелы. Джордино выскочил из укрытия и разрядил винтовку в ближайшего к нему головореза. Тот успел упасть на землю, и пуля прошла мимо, слегка порвав парку. Джордино перемещался вдоль борта, стреляя из разных точек, прячась и пережидая ответные выстрелы. Он сумел ранить одного из наемников в ногу, прежде чем двое других подошли к кораблю на достаточное расстояние и накрыли его плотным сосредоточенным огнем. Выстрелив из последней винтовки, Джордино отступил к трапу, недоумевая, где так надолго застрял Питт. Стрельбы в кают-компании он не слышал.

— Дирк, винтовки пора перезарядить! — крикнул он в проем, однако ответа не дождался.

Джордино прицелился в поручень, положив на колени два капсюльных пистолета. Еще пара выстрелов, и он будет совершенно беспомощен, если только Питт не придет на выручку.

У основания трапа высокая тень медленно перебралась через кучу антикварного оружия и заглянула в проем. Джордино сидел в десяти футах выше, взгромоздившись на две верхние ступеньки и не отрывая глаз от перил. Даже если бы он посмотрел вниз, то вряд ли заметил бы Зака в тусклом свете. А тот, переложив судовой журнал в левую руку, встал в удобную позицию и поднял пистолет.

Зак так и не услышал тихих шагов за спиной и был уже готов спустить курок, когда по коридору разнесся громкий крик:

- Эл!

Зак вздрогнул и обернулся, не веря собственным глазам. Прямо под фонарем стоял бледный, как смерть, Питт. Его лицо было искажено болью и изрезано осколками стекла, на лбу темнела огромная сине-фиолетовая шишка, правый рукав насквозь промок от крови, как и штанина левой ноги — по коридору тянулся красный след. Дирк по-прежнему был безоружен и старался опираться только на здоровую ногу. И все же, несмотря на ранение и ушибы, в его глазах отчетливо читался вызов.

— Обожди, ты следующий, — прошипел Зак и снова повернулся к Джордино.

Итальянец услышал окрик друга, только не понял, что к чему. Зак снова поднял пистолет и снова вынужден был отвлечься: раненый Питт метнул в него фонарь. Зак усмехнулся и покачал головой — бросок был так себе. Фонарь упал, немного не долетев до его ног.

Однако Питт попал, куда хотел. Фонарь ударился о палубу в нескольких дюймах от бочонка, который друзья использовали для перезарядки винтовок. Порох рассыпался по всей площадке у трапа и мог вспыхнуть от малейшей искры, что и произошло. Зак инстинктивно отпрыгнул назад, к лежащему рядом бочонку. В следующий миг по черной дорожке пробежал огонь, и раздался оглушительный взрыв.

Корабль содрогнулся, на палубу вырвались клубы дыма и пламени. Питта отбросило взрывной волной назад и засыпало обломками. В ушах звенело, узкий коридор наполнился едким дымом, от которого першило в горле и рвало легкие.

Дирк, шатаясь, двинулся к трапу, увидел ботинок и понял, что в нем все еще находится оторванная ступня. Подняв голову, он обнаружил и самого владельца ботинка.

Взрывом Зака швырнуло на трап и размазало по ступенькам. Он висел вниз головой, открытыми глазами глядя в пустоту. Питт подошел ближе и без тени сожаления осмотрел мертвого киллера.

— Ты сам напросился, приятель, — сказал он трупу.

87

Джордино взрывной волной выкинуло на палубу. Одежду опалило пламенем, легкие обожгло едким дымом, тело изрезало щепками и обломками, однако взрыв он пережил. Вскоре облако дыма развеялось, и Эл попытался стряхнуть оцепенение. В голове стучало, в ушах звенели колокола. Он застонал, протер глаза и в тот же миг увидел над поручнем одетого в черное наемника.

Враг спокойно поднял автомат…

Очередь была короткой — всего четыре или пять выстрелов; сквозь звон в ушах Эл едва ее услышал. Зато результат оказался впечатляющим: на Джордино не появилось ни царапины, чего нельзя было сказать о бандите. Из его рта потекла кровь, он перевернулся и исчез за бортом.

Затем над поручнем появился второй вооруженный наемник, только одетый в белое, в бежевой маске и защитных очках. Следом поднялся еще один такой же. Они перелезли через борт и шагнули к Джордино.

Итальянец был настолько потрясен их появлением, что не заметил третьего. Тот перебрался через поручни, увидел Джордино и окликнул двух первых бойцов. Сквозь звон в ушах Эл не сразу разобрал слова.

— Попридержи коней, лейтенант! — закричал третий боец со знакомым техасским акцентом. — Этот наш!

«Морские котики» замерли, не опуская автоматов. Джек Дальгрен подбежал к Джордино, схватил его за рукав старинного бушлата и помог подняться.

— И когда ты успел поступить на флот Ее Величества?

— Когда мы с Питтом вынырнули, кое-кого на месте не было, вот мы и приоделись немного, — ответил Джордино, не веря своим глазам.

— Где Дирк?

— Был внизу… Взрыв прогремел именно там! — встревоженно добавил Эл.

Поморщившись от боли, он подошел к проему, заглянул вниз и, увидев на трапе безжизненное тело черноволосого мужчины, зажмурился. Прошло не меньше минуты, прежде чем Джордино нашел в себе силы открыть глаза. И тут внизу что-то шевельнулось. Держа в руках большую, немного обгоревшую книгу в кожаном переплете, Питт с трудом медленно подошел к трапу и посмотрел на друга.

— Огоньку не найдется? — вымученно усмехнулся он.

Питта немедленно перенесли на «Санта-Фе» и отправили в лазарет, раны быстро промыли и перевязали. Хотя корабельный врач строго-настрого запретил Дирку вставать, тот где-то раздобыл трость и уже час спустя ковылял по подводной лодке, принявшей команду «Нарвала». Вместе с Джордино он зашел в офицерскую столовую, где три капитана — Кэмпбелл, Мердок и Стенсет — обсуждали судьбу ледокола.

— Разве вам не велели соблюдать постельный режим? — спросил Стенсет.

— Отлежусь по пути домой, — отмахнулся Дирк.

Стенсет помог ему сесть в кресло, Кэмпбелл налил Питту и Джордино кофе, и они поделились своими злоключениями и находками.

— Ребята, вы уже бросили монетку, чтобы узнать, кто поведет ледокол? — немного погодя поинтересовался Джордино.

— Мы поднялись на борт исключительно в поисках вас, — ответил Кэмпбелл. — Я не собирался конфисковывать судно, однако эти джентльмены только что объяснили мне, какую роль сыграл ледокол в похищении команды «Полярного рассвета» и в гибели «Нарвала».

— Вы еще не все знаете, — нахмурился Питт. — Эл, давай.

Джордино рассказал про слой серой краски, проглядывавший из-под красной, и про цифру «54», нарисованную белым.

— Я уверен, что именно они уничтожили дрейфующую станцию, замаскировавшись под американский военный фрегат, — подытожил он.

Кэмпбелл покачал головой.

— Просто маньяки какие-то!.. Эти люди едва не спровоцировали Третью мировую… Похоже, выбора нет — придется немедленно отвести ледокол в американские территориальные воды.

— Судно канадское, так что по проходу пройдем без приключений, — усмехнулся Питт.

— И есть целых два капитана, готовых им управлять, — сказал Стенсет, а Мердок согласно кивнул.

— Что ж, угон так угон, — с улыбкой ответил Кэмпбелл. — Возьмем курс на Анкоридж, на всякий случай мы будем следовать за вами под водой. — Он оглядел тесную столовую. — Сказать по правде, подлодка слегка перегружена.

— Мы заберем на судно обе наши команды, — сообщил Мердок, кивнув в сторону Стенсета. — Капитан Роуман говорит, пустых кают там хватает.

— Мы с Элом с удовольствием тоже отправимся на ледокол, — сказал Питт. — У парня клаустрофобия, а мне нужно кое-что почитать.

— Вот и договорились, — подытожил Кэмпбелл. — Переведу половину команды спецназа на ледокол для большей безопасности, и можно выходить.

Три капитана удалились, чтобы отдать приказы, а Питт с Джордино остались допивать кофе. Эл откинулся на спинку кресла и с широкой улыбкой уставился в потолок.

— Похоже, ты весьма доволен собой, — заметил Дирк.

— Сам слышал, что сказал кэп. Мы берем курс на Анкоридж! Анкоридж, Аляска, южная граница Полярного круга… Можно ли найти более гостеприимное и теплое местечко? — с довольной улыбкой воскликнул Джордино.

88

«Стелс» находился в воздухе уже пять часов. Бомбардировщик-невидимка вылетел с авиабазы ВВС США в Уайтмене, штат Миссури, в западном направлении, вроде бы отправившись в обычный учебный полет. Однако в пяти сотнях миль от побережья Тихого океана черно-серый самолет, похожий на гигантскую рыбу-ската, повернул к северо-востоку и взял курс на штат Вашингтон.

— Авиаперевозчик 016 двигается по курсу ноль-семь-восемь градусов, — сообщил командир авиационного подразделения с мягким южным акцентом. — Следует четко по расписанию.

— Вижу его, — ответил пилот.

Слегка увеличив мощность четырех турбореактивных двигателей, он выполнил вираж, пристроился вслед за канадским самолетом и сосредоточился на небольшом белом объекте, ясно видимом сквозь окно кабины. Оставшись довольным маневром, пилот сбросил скорость, чтобы не опережать ведущее судно.

Менее четверти мили впереди и на тысячу футов ниже летел «Боинг-777» «Канадских авиалиний», следующий из Гонконга в Торонто. Узнай пилоты, что вслед за ними в воздушное пространство Канады входит американский бомбардировщик стоимостью в миллиард долларов, у них глаза полезли бы на лоб.

Благодаря практически полной радиолокационной невидимости «Стелсу» можно было особо не прятаться в тени «Боинга». Однако в условиях повышенной боевой готовности обеих стран руководство не собиралось рисковать. Бомбардировщик прошел за авиалайнером через Ванкувер, пересек Британскую Колумбию и направился в Альберту. Примерно в пятидесяти милях к западу от Калгари канадский пассажирский самолет немного свернул на юго-восток. «Спирит» шел прежним курсом, потом резко отклонился на северо-восток.

Его целью была канадская база ВВС в Колд-Лейк, Альберта — одна из двух авиабаз для истребителей «F-18». На аэродром предстояло сбросить семь пятисотфунтовых авиабомб с лазерной системой наведения, чтобы уничтожить и повредить как можно больше единиц техники, сведя при этом человеческие жертвы к минимуму. Правительство Канады так и не откликнулось на двадцатичетырехчасовой ультиматум, поэтому президент США решил прислушаться к мнению Пентагона и нанести превентивный удар.

— До цели восемь минут, — сказал командир авиаподразделения. — Объявляю полную боевую готовность!

И только когда командир задействовал компьютеризированную систему управления вооружением, в наушниках неожиданно раздался срочный радиовызов из Уайтмена.

— Смерть-52, Смерть-52, вызывает база. Приказываю отменить операцию. Повторяю, операцию отменить. Как поняли, прием?

Командир авиаподразделения подтвердил отмену операции и отключил систему управления вооружением. Пилот лег на обратный курс и направился к Тихому океану, чтобы потом проследовать на авиабазу.

— Начальство тянуло до последнего, — вскоре заметил пилот.

— И не говори! — облегченно вздохнул командир. — Признаться, эта операция не нравилась мне с самого начала. — Взглянув на канадские Скалистые горы под крылом бомбардировщика, он добавил: — Надеюсь, никто не узнает, насколько мы были близки к цели.

89

Билл Стенсет прислушался к мощному реву газотурбинных двигателей ледокола и велел стоящему рядом с ним рулевому «Нарвала» отплывать. Судно медленно двинулось сквозь льды, Стенсет вышел на крыло мостика и дружески отсалютовал стоявшей невдалеке «Санта-Фе». Капитан Кэмпбелл помахал в ответ и приготовился к погружению в морские глубины.

«Оток» повернул и направился к батискафу НУПИ. Двое матросов спустились к аппарату и присоединили к нему подъемный трос. Мощная лебедка погрузила «Бладхаунд» на палубу, где его тут же надежно закрепили в углу. В соседнем неотапливаемом помещении сложили завернутые в брезент тела Клэя Зака и наемников из службы безопасности.

Неподалеку из-за тороса выглянул белый медведь. Это был тот же самый зверь, которого едва не разбудил Джордино; теперь он стоял и недовольно смотрел на ледокол. Затем отвернулся и побрел по льду в поисках добычи.

После того как батискаф закрепили, «Оток» снова пришел в движение и взял курс в открытое море, к изрядному облегчению Стенсета. «Санта-Фе» скользила подо льдом на расстоянии мили или двух позади ледокола. Стенсет был бы немало удивлен, если бы узнал, что к моменту выхода из территориальных вод Канады за ними шли ни много ни мало три американские субмарины. Бесшумный эскорт следовал под водой, с воздуха их прикрывал патрульный самолет.

Как и Мердок, Стенсет с удовольствием управлял новым судном. При нем была целая группа умелых помощников — собственная команда с «Нарвала» и большая часть матросов с «Полярного рассвета». Экипаж «Отока» отправили в трюм, где за ними постоянно присматривали «морские котики» с «Санта-Фе» и спецназовцы Рика Роумана. Почти всем пострадавшим от рук команды хотелось плыть домой именно на ледоколе — это казалось людям вполне достойным возмездием.

Выйдя в свободные ото льда воды, Стенсет обернулся к шумной группе своих помощников. Питт восседал за штурманским столом и пил кофе, пристроив забинтованную ногу на отдельный стул. Джордино и Дальгрен сидели рядом и спорили о содержимом толстого судового журнала в кожаном переплете, лежащего в центре стола.

— Вы когда-нибудь прочтете журнал «Эребуса» или будете продолжать меня мучить? — не выдержал Стенсет.

— Капитан прав, — откликнулся Джордино, у которого на лице места живого не было, как и у Питта. Он придвинул журнал к другу. — Думаю, эта честь принадлежит тебе.

Питт с надеждой посмотрел на судовой журнал «Эребуса» — переплет из кожи ручной выделки, на обложке изображение земного шара. Как ни странно, от взрыва журнал почти не пострадал. Зак держал его в дальней от взорвавшегося бочонка руке и невольно закрыл своим телом. Питт нашел журнал на ступеньке трапа возле изуродованного трупа киллера.

Питт медленно открыл книгу и решил начать с первой записи.

— Хочешь сохранить интригу? — спросил Стенсет.

— Ближе к делу, шеф! — не преминул встрять Дальгрен.

— Так и знал! — вздохнул Питт. — Надо было читать у себя в каюте.

Бесконечные вопросы и любопытные глаза коллег вынудили его отказаться от хронологии и перескочить к последней записи.

— «21 апреля 1848 года, — объявил Питт, и все умолкли. — С сожалением вынужден сообщить, что сегодня мы покидаем «Эребус». Часть команды по-прежнему не в себе и представляет опасность для офицеров и матросов. Как я подозреваю, во всем виновато каменное серебро, хотя прямых доказательств нет. С одиннадцатью оставшимися в здравом уме членами экипажа я перейду на «Террор» и буду ждать весеннего таяния льдов. Да смилостивится Господь над нами и всеми заболевшими матросами, которых мы оставляем здесь. Капитан Джеймс Фицджеймс».

— Каменное серебро… — повторил Джордино. — Должно быть, он имел в виду рутений.

— Неужели матросы сошли с ума из-за рутения? — спросил Дальгрен.

— Вроде бы такое невозможно, — пожал плечами Питт. — Впрочем, старик-геолог рассказал мне похожую историю про помешательство, якобы вызванное именно рутением. Знаете, команда «Эребуса» страдала от ботулизма и отравления свинцом, причиной которых были некачественные консервы. Добавьте к этому цингу, обморожения и тяготы трех зимовок во льдах. Возможно, на их рассудок повлияли все эти факторы, вместе взятые.

— Похоже, напрасно они покинули корабль, — заметил Джордино.

— Да, — согласился Дирк. — «Террор» раздавило льдами, и люди решили, что «Эребус» ждет та же участь. Логика вполне ясна, вот только «Эребус» выбросило на берег вместе с льдиной, в которую он вмерз.

Питт стал читать записи вслух в обратном порядке. На протяжении недель и месяцев разворачивалась трагедия, заставившая всех присутствующих слушать, затаив дыхание. Фицджеймс во всех подробностях описал неудавшуюся попытку Франклина проскользнуть по проливу Виктория на излете короткого полярного лета 1846 года. Наступило резкое похолодание, корабли попали в ледяной плен вдали от суши. Во время второй зимовки Франклин заболел и умер. Примерно тогда же появились первые признаки безумия. Как ни странно, экипаж «Террора», второго корабля, ничем подобным не страдал. Вспышки сумасшествия и агрессии участились. Наконец Фицджеймсу не осталось иного выбора, как забрать остатки команды и перейти на «Террор».

Предшествующие записи ничего интересного не содержали — обычная рутина. Питт принялся снова перелистывать страницы, пока не нашел длинную заметку, касающуюся «каменного серебра».

— Думаю, именно это мы и искали, — проговорил он.

Собравшиеся на мостике притихли и придвинулись ближе.

— «27 августа 1845 года. Местоположение: 74.36.212 градусов северной широты, 92.17.432 градусов западной долготы, у острова Девон. Легкое волнение, блинчатый лед, ветер западный, пять узлов. Пролив Ланкастер пересекали впереди «Террора», в 9.00 дозорный заметил парус. В 11.00 подошли к китобойному судну «Губернаторша Сара» из Кейптауна, Африка, под командованием капитана Эмлина Брауна. Браун сообщил, что несколько недель назад судно получило повреждения, и его затянуло в пролив, но они уже все починили. Продовольствие у них кончается, поэтому мы выдали им бочонок муки, пятьдесят фунтов солонины, немного мясных консервов и четверть бочонка рома. Многие члены экипажа «Г. С.» демонстрируют странное поведение и чудные привычки. В благодарность за еду капитан Браун отдал нам десять мешков «каменного серебра». Эту необычную руду добывают в Южной Африке, и Браун утверждает, что она способна очень долго сохранять тепло. Члены нашей команды греют ведра и сковороды с рудой в печи на камбузе и на ночь ставят их под койки. И правда становится гораздо теплее. Завтра направимся к проливу Барроу».

Питт умолк, потом медленно поднял голову. На обращенных к нему лицах отразилось жестокое разочарование. Первым заговорил Джордино.

— Южная Африка… — медленно проговорил он. — На джутовом мешке, который мы нашли в трюме, было написано: «Бушвельд, Южная Африка».

— Может, в Африке еще добывают эту руду? — предположил Дальгрен.

Питт покачал головой.

— Я должен был вспомнить раньше! Егер уже проверил ту шахту — рутений в ней закончился лет сорок назад.

— И в Арктике его нет, — мрачно подытожил Стенсет.

— Нет, — кивнул Питт, расстроенно закрывая судовой журнал. — Как и Франклин, мы пустились в погоню за мечтой, которая не принесла ничего, кроме холода и смерти.

Пролог КАМЕШЕК

90

Хотя Митчелл Гойетт и не был человеком привычки, один экстравагантный ритуал у него все же имелся. Будучи в Ванкувере, магнат каждую пятницу обедал в «Виктории» — эксклюзивном гольф-клубе в горах к северу от города. Помпезное здание, из которого открывался великолепный вид на Английскую бухту, находилось невдалеке от лужайки с восемнадцатой лункой. В юности Гойетт неоднократно пытался стать членом этого клуба, однако местные спесивцы из высшего общества неизменно его отвергали. Спустя несколько лет Гойетт отплатил им с лихвой: скупив и сам гольф-клуб, и прилегающие к нему территории, магнат мигом избавился от всех старых членов и принял новых. Теперь большую часть завсегдатаев составляли банкиры, политики и другие власть имущие, из общения с коими он извлекал немалую выгоду. Когда Гойетт не заключал сделки, то просто расслаблялся за «ланчем с тремя мартини», усевшись в угловой кабинке с видом на бухту с какой-нибудь из своих бесчисленных девиц.

Ровно за пять минут до полудня в главные ворота въехал «Майбах» Гойетта. Неподалеку стоял белый грузовичок с яркой надписью «Уборка помещений и услуги, округ Колумбия». Водитель в рабочей кепке и темных очках немного подождал, завел мотор и двинулся следом. На въезде он опустил стекло и протянул охраннику планшет с бланком заказа.

— Доставка для клуба «Виктория», — скучающим голосом протянул водитель.

Охранник взглянул на бланк, потом вернул, даже не удосужившись прочитать.

— Проезжай. Служебный вход справа.

Тревор Миллер выдал дежурную улыбку и положил планшет на пассажирское сиденье.

— Удачного вам дня, — сказал он охраннику и рванул с места.

Раньше Тревору в страшном сне не могло привидеться, что настанет день, и он отнимет жизнь у себе подобного. Однако гибель брата и других бесчисленных жертв в результате непомерной жадности Гойетта была равноценна убийству. Причем убийствам не будет конца, как, впрочем, и уничтожению окружающей среды. А Гойетт всегда выйдет сухим из воды благодаря своей клике продажных политиков и дорогих адвокатов. Покончить с бесчинствами магната можно было, лишь покончив с ним самим… Если система беспомощна, Тревору придется взять карательные функции на себя. Кто справится с такой задачей лучше, чем мелкий госслужащий, на которого никто и никогда не подумает?

Тревор подъехал к клубу со стороны кухни и припарковался рядом с грузовиком, доставившим свежие, экологически чистые овощи. Открыв заднюю дверь, он вытащил тележку и перенес на нее четыре тяжелых ящика. На входе его встретил шеф-повар, косоглазый толстяк.

— Чистящие и расходные материалы для туалетов, — объявил Тревор повару, перегородившему дорогу.

— Вроде только на прошлой неделе приезжали, — недоуменно заметил толстяк, потом махнул рукой в сторону створчатой двери сбоку кухни. — Прямо и налево, чулан справа. После подойдете к стойке администратора, подпишете у него бланк заказа.

Тревор кивнул и вышел в короткий коридор, в конце которого находились мужской и женский туалеты. Заглянул в первый, убедился, что окон нет, и, дождавшись, пока выйдет клиент в золотистой рубашке-поло, закатил тележку внутрь. Подошел к последней кабинке и поставил ящики на унитаз. Потом вернулся к фургону, потихоньку перевез еще четыре партии коробок и разместил их у задней стены. Открыв один из ящиков, вынул переносной обогреватель, воткнул штепсель в розетку рядом с раковиной, однако включать не стал. Потом подтащил другой ящик к центру комнаты, встал на него, обернул руку бумажным полотенцем и выкрутил половину лампочек. Туалет погрузился в полумрак. Вентиляционное отверстие было только одно, и Тревор быстро заклеил его липкой лентой.

Оставшись довольным проделанной работой, он вошел в кабинку, снял кепку и комбинезон. Под ним оказались черные брюки-слаксы и шелковая рубашка. Тревор достал из открытого ящика синий клубный пиджак и туфли. Подойдя к зеркалу, он убедился, что вполне сойдет за члена гольф-клуба или гостя. Бороду Тревор заранее сбрил и коротко подстриг волосы, а также выкрасил их оттеночным шампунем в черный цвет. Надев стильные солнцезащитные очки, он направился прямиком в бар.

В баре и прилегающем к нему ресторане было довольно оживленно: бизнесмены и разодетые игроки в гольф вкушали ланч. Приметив в угловой кабинке Гойетта, Тревор уселся в баре на самый удобный для обзора табурет.

— Чего изволите? — спросила барменша, привлекательная брюнетка с короткой стрижкой.

— Бокал «Молсона». А можете отнести пивка и мистеру Гойетту? — поинтересовался Тревор, кивнув в сторону угловой кабинки.

— Конечно. От кого передавать привет? — улыбнулась девушка.

— Просто скажите, что «Королевский банк Канады» выражает благодарность своему постоянному клиенту.

Перед Гойеттом поставили бокал. К счастью, он не поинтересовался, от кого угощенье, и даже не обернулся в сторону бара. Магнат был уже навеселе — он пил второй мартини, поэтому осушил пиво залпом, пока официантка накрывала на стол. Тревор дождался, когда Гойетт с подружкой приступят к еде, и вернулся в туалет.

Тревор придержал дверь, пропуская выходившего старика, который что-то пробурчал насчет плохого освещения, и прикрепил табличку: «Закрыто на ремонт — воспользуйтесь уборной возле раздевалки». В самой комнате он огородил писсуары желтой лентой и натянул пару перчаток. Вооружившись универсальным ножом, разрезал все ящики и вытряхнул содержимое наружу. Из каждого на пол выскользнул кусок сухого льда, завернутый в целлофан. Тревор смял коробки и засунул их в последнюю кабинку, потом методично снял упаковку с одиннадцатифунтовых брусков и отодвинул их к дальней стене. Углекислота моментально начала испаряться, и Тревор прикрыл лед картоном, чтобы не так быстро таял. Благодаря тусклому свету пар был почти незаметен.

Посмотрев на часы, Тревор поспешно поставил ящичек с инструментами на выходе, рядом бросил рабочий комбинезон и кепку. Подсвечивая себе фонариком, отвинтил дверную ручку с внутренней стороны так, что она едва держалась. Затем убрал инструменты, осторожно открыл дверь и направился в бар.

Гойетт почти закончил с едой, и все же Тревор присел и взял еще одно пиво, пристально наблюдая за своей жертвой. Хохочущий, как гиена, магнат оказался именно таким, как предполагал Тревор: развязным, самолюбивым и неимоверно заносчивым. Эдакое ходячее пособие по занимательной психологии — не человек, а сплошной комплекс неполноценности. Тревор смотрел на Гойетта и боролся с искушением подойти и воткнуть нож для масла ему прямо в ухо.

Наконец магнат отодвинул тарелку и поднялся из-за стола. Тревор не глядя сунул барменше несколько купюр и поспешил по коридору. Быстро сорвал табличку «Закрыто» с двери, прошмыгнул внутрь и натянул рабочий комбинезон. Едва Тревор успел надеть кепку, как вошел Гойетт. Оглядев уборщика, он брезгливо поморщился.

— Почему тут так темно? И откуда пар? — указал на облако пара у дальней стены.

— Труба прохудилась, — пояснил Тревор. — Конденсат скапливается, пар поднимается. Наверное, поэтому и лампочки перегорели.

— Ну так почините немедленно! — рявкнул Гойетт.

— Да, сэр. Сейчас же все исправлю.

Гойетт оглядел загороженные писсуары и направился в первую кабинку. Как только дверь за ним закрылась, Тревор включил обогреватель на максимум, раскрыл бруски сухого льда и быстро рассредоточил их по комнате. Пар тут же устремился вверх.

Тревор бросился к ящику с инструментами, достал отвертку и резиновый дверной упор. Приоткрыв маленькую щелку, он зафиксировал дверь, открутил внутреннюю ручку и бросил ее в ящик.

Обернувшись, Тревор почувствовал, как жарко стало в комнате, и увидел белые клубы пара, состоящие из углекислого газа. Гойетт уже застегивал брюки, когда Тревор его окликнул.

— Мистер Гойетт!

— Да! — раздался недовольный голос. — Чего надо?

— Привет вам от Стива Миллера!

Тревор погасил свет и вдребезги разбил выключатель ящиком с инструментами. Выскользнув из уборной, он вынул упор, поместил внутрь, прикрыл дверь, потянул за шнурок и плотно зафиксировал резиновый клинышек.

Прилаживая на дверь табличку «Закрыто», Тревор услышал ругань Гойетта и усмехнулся. Поднял с пола ящик с инструментами и вышел через кухню, а спустя несколько минут покинул территорию клуба, направившись в местное отделение проката машин в соседнем Суррее.

Температура сублимации углекислого газа — минус 78 градусов Цельсия. Минуя жидкую фазу, он сразу переходит в газообразное состояние. Комната нагрелась до тридцати двух градусов, так что шестьсот фунтов сухого льда начали стремительно превращаться в пар. Очутившись в полной темноте, Гойетт вслепую тыкался во все стороны и с каждым глотком воздуха вдыхал холодную сырость. Голова кружилась все сильнее, однако он наконец добрался до двери, одновременно шаря в поисках выключателя и ручки. И вдруг он с ужасом понял, что ни того, ни другого попросту нет! Гойетт попытался открыть дверь, потом забарабанил по ней кулаками и принялся звать на помощь. Воздух становился все более холодным и влажным, магнат начал кашлять, запаниковал и внезапно осознал, что происходит что-то совсем неладное.

Через некоторое время помощник официанта услышал крики и обнаружил, что комната заперта изнутри. Еще двадцать минут ушло на то, чтобы позвать слесаря; тот принес ящик с инструментами и снял дверь с петель. Собравшаяся возле уборной толпа в ужасе отпрянула: из проема валили клубы белого пара, на пороге лежало безжизненное тело Гойетта.

Неделю спустя офис коронера округа Ванкувер опубликовал результаты вскрытия, из которого стало известно, что миллиардер умер от отравления углекислым газом.

— Раньше его называли «удушливый газ», — пояснил бывалый судмедэксперт на пресс-конференции. — Давненько у нас не было таких случаев.

91

Встречать «Оток» на пристани Береговой пограничной охраны в Анкоридже собралась почти сотня репортеров, причем половина из них — представители канадской прессы. Огромный ледокол медленно вошел в бухту, дав фотографам прекрасную возможность запечатлеть погнутый нос и следы перекраски. Потом его поставили на прикол позади катера береговой охраны «Мустанг».

В урегулировании конфликта с Канадой Белый дом и Пентагон времени не теряли — минуя дипломатические каналы, они напрямую обратились к общественности. Вышли пресс-релизы, в которых освещалась вина «Отока» в гибели дрейфующей исследовательской станции и его попытка выдать себя за американское военное судно. Цветные фотографии, снятые крупным планом с «Санта-Фе», четко демонстрировали слой серой краски и номер 54, проглядывающий сквозь красную краску. Удалось найти свидетеля, видевшего, как глубокой ночью серый корабль входил в сухой док в Куглуктуке, принадлежащий Гойетту, а через несколько дней оттуда вышел уже красный корабль.

Репортеры бросились фотографировать капитана и команду ледокола, которых под конвоем вывели и посадили под арест, пока не прибудут представители Королевской канадской полиции. Довольно быстро стало известно об участии заключенных в уничтожении дрейфующей станции и похищении экипажа «Полярного рассвета».

Капитан Мердок и его команда поведали прессе все подробности злоключений в ледяном трюме баржи. Роуман и Стенсет по очереди отвечали на бесчисленные вопросы репортеров, пока те не помчались звонить в редакции и диктовать сенсационные репортажи. Буквально через несколько часов толпы журналистов напустились на компанию «Терра Грин», намереваясь раскрыть грязные махинации Митчелла Гойетта в Арктике.

С ледокола прихрамывая спустился Питт с костылем под мышкой; Джордино шел рядом, неся в руках две небольшие спортивные сумки и судовой журнал с «Эребуса». На выходе с пристани к ним подъехал темно-серый «Линкольн Навигатор» с тонированными стеклами. Водитель опустил стекло на пару дюймов, и друзья увидели узколобого мужчину с короткой стрижкой.

— Вице-президент велел, чтобы вы сели на заднее сидение, — недовольно буркнул он.

Питт и Джордино встревоженно переглянулись, потом Дирк открыл дверцу, забросил свой костыль и влез сам. Тем временем итальянец забрался в «Линкольн» с другой стороны. С переднего пассажирского сиденья к ним обернулся Сандекер. В зубах у шефа торчала незажженная сигара.

— Адмирал, какой приятный сюрприз! — начал Джордино с привычным сарказмом. — Не стоило так беспокоиться, мы вполне могли добраться до аэропорта на такси.

— Я как раз собирался сказать, как рад видеть вас обоих в живых, и тут ты со своими шуточками! — ответил Сандекер.

— Я тоже рад видеть вас, адмирал, — сказал Питт. — Вот уж кого мы не ожидали здесь встретить.

— Я обещал Лорен и президенту, что доставлю вас домой целыми и невредимыми.

Сандекер кивнул водителю; машина выехала с территории станции береговой охраны и направилась к Международному аэропорту Анкориджа.

— Обещали президенту? — переспросил Джордино.

— Да. Мне влетело по первое число, когда он узнал, что «Нарвал» вместе с директором НУПИ на борту затонул посреди Северо-Западного прохода.

— Кстати, спасибо, что прислали «Санта-Фе». Вовремя, — подал голос Питт. — Именно они спасли наши шкуры.

— Нам здорово повезло, что подлодка уже находилась в северной Арктике. Президент прекрасно знает: команда «Полярного рассвета» неминуемо погибла бы, если бы вы не отправились туда на свой страх и риск.

— За спасение команды следует благодарить Стенсета и Дальгрена, — сказал Питт.

— Главное, вы разоблачили махинации с ледоколом. Я даже говорить вам не хочу, насколько близки мы были к боевым действиям с Канадой… По мнению президента, именно вам удалось разрешить кризисную ситуацию.

— Тогда пусть, по крайней мере, выделит средства на новое судно взамен погибшего «Нарвала».

«Линкольн» проехал по мокрым от дождя улицам, потом обогнул Делани-Парк — широкую полосу травы и деревьев, где раньше располагался городской аэродром. Международный аэропорт Анкориджа построили позже на плоской равнине к юго-востоку от центра.

— Как прошла пресс-конференция? — поинтересовался Питт.

— Как мы и планировали. Канадская пресса стоит на ушах. Они уже рванули в Оттаву, чтобы наброситься на премьер-министра за его неуместные заявления по поводу инцидентов в Арктике. И ему, и его партии придется получить по полной.

— Полагаю, Гойетту тоже достанется, — добавил Джордино.

— К сожалению, ему уже ничего не достанется, — ответил Сандекер.

— Почему это?

— Он умер вчера в Ванкувере при крайне подозрительных обстоятельствах.

— Справедливость торжествует, — тихо заметил Питт.

— Неужели ЦРУ настолько оперативно? — воскликнул Джордино.

Сандекер бросил на него испепеляющий взгляд.

— Мы здесь ни при чем!

Вице-президент обернулся к Дирку и озабоченно спросил:

— Нашли рутений?

Питт покачал головой.

— Судовой журнал с «Эребуса» у нас с собой. У Франклина минерал действительно был, однако его дали моряки с китобойного судна из Южной Африки в обмен на еду. В Арктике источника рутения нет, африканское месторождение выработано много лет назад. Боюсь, мы вернулись с пустыми руками.

В машине повисла тяжелая пауза.

— Что ж, придется искать другой выход, — наконец тихо проговорил Сандекер. — По крайней мере, вы нашли Франклина и раскрыли тайну стошестидесятипятилетней давности.

— Надеюсь, он наконец вернется домой, — торжественно произнес Питт, задумчиво глядя на вершины виднеющихся вдали Чугачских гор, в то время как «Линкольн» подъехал к самолету ВВС США.

92

Смерть Митчелла Гойетта ничуть не помешала шумихе вокруг его империи. Несколько журналистов-экологов уже прознали о несанкционированном выбросе двуокиси углерода в Китимате и едва не погибшем круизном лайнере с Аляски. Следователи министерства окружающей среды Канады закрыли завод и распустили всех рабочих. Подготовка уголовных и гражданских исков к компании «Терра Грин» шла полным ходом. Хотя на поиски танкера, который сливал углекислый газ в море, ушло несколько недель, все же его удалось обнаружить на верфи в Сингапуре. Местные власти тут же конфисковали принадлежащее Гойетту судно.

Незаконная деятельность магната широко освещалась канадскими и американскими газетами. Довольноскоро полиция раскрыла многолетние махинации с получением заявок на разработку месторождений нефти, газа и прочих полезных ископаемых. Благодаря министру ресурсов Джеймсону, проходившему главным свидетелем, красноречивые подробности посыпались как горох. Премьер-министра уличили в серии крупных взяток, выплаченных Гойеттом в обмен на постройку секвестрационных заводов но всей Канаде. Денежный след вывел на десятки других тайных сделок, в результате которых Гойетт получал непосредственно от премьера Баррета права на совместную разработку недр страны.

Лидеры оппозиции моментально ухватились за результаты расследования и открыли охоту на ведьм. Уже дискредитировавший себя необоснованными нападками в адрес США, премьер не смог оправиться от уголовных обвинений, обрушившихся на него словно лавина. Лишившись всякой поддержки, несколько недель спустя премьер-министр Баррет был вынужден уйти в отставку вместе с большей частью правительства. Всеми презираемый бывший премьер много лет пытался опровергнуть обвинения в суде и в итоге заключил сделку с правосудием, признав свою вину без отбывания тюремного срока. Репутация его была погублена, и очень скоро о Баррете все забыли.

Примерно то же произошло и с компанией Гойетта «Терра Грин». Следователи составили точную картину случившегося и выяснили, что магнат пытался завладеть всеми арктическими ресурсами, избавившись от присутствия американцев в регионе и монополизировав местную транспортную систему, получая права на разработку незаконным путем. Под грузом бесчисленных денежных взысканий за взяточничество и штрафов за загрязнение окружающей среды частная компания тихо обанкротилась. Некоторые из ее активов, включая нефтеналивной танкер, клуб «Виктория» и личную яхту Гойетта, продали с аукциона. Большую часть энергетических ресурсов и баржевого флота приобрело по себестоимости правительство. Один ледокол и баржи сдали в аренду благотворительному продовольственному фонду за символическую плату в один доллар за год. Их перевели в Гудзонов залив, откуда они стали вывозить излишки пшеницы из Манитобы в голодающие регионы Восточной Африки.

Среди флота компании «Терра Грин» обнаружился небольшой контейнеровоз «Альберта». Команда канадских полицейских обследовала его и выяснила, что именно это судно протаранило катер береговой охраны «Лира» в проливе Ланкастер, перекрасив название «Альберта» в «Атланта». Как и команда «Отока», служившие на «Альберте» добровольно отдали себя в руки правосудия, заявив, что лишь исполняли приказы Митчелла Гойетта.

По мере того, как в канадском правительстве взяли верх политики умеренных взглядов, отношения с США постепенно наладились. «Полярный рассвет» тихо вернули, команде выплатили небольшую компенсацию. Запрет на прохождение по Северо-Западному проходу судов под американским флагом отменили и вскоре подписали стратегическое соглашение о совместном использовании. В целях обеспечения взаимной безопасности американским военным судам давалось бессрочное право транзита. И, что было гораздо важнее для президента, правительство Канады открыло американцам газовые месторождения пролива Мелвилл. Голубое топливо стало поступать в США непрекращающимся потоком, тем самым замедлив экономический спад, вызванный скачком цен на нефть.

ФБР совместно с Королевской канадской полицией пересмотрели дело Клэя Зака. Доказать его участие во взрыве в лаборатории университета Джорджа Вашингтона и на цинковом месторождении в Арктике сумели достаточно легко, однако с остальными преступлениями дело обстояло сложнее. Хотя его и подозревали в гибели Элизабет Финли в Виктории, улик против Зака найти не удалось. Также его подозревали еще в десятке загадочных смертей оппонентов Гойетта. Хотя сам Зак упокоился в общей могиле на Северо-восточном кладбище Ванкувера, следствие по совершенным им тяжким убийствам тянулось еще долгие годы.

Единственным пособником Гойетта, успешно избежавшим судебного преследования и нападок прессы, был министр природных ресурсов Артур Джеймсон. Он даже заслужил некоторую симпатию журналистов. Ненависть к Гойетту была столь велика, что Джеймсону простили его преступления за явку с повинной и придачу всего дела огласке.

Уйдя с поста, Джеймсон получил должность в известном частном колледже в Онтарио и стал читать пользующиеся большой популярностью лекции по этике. Постепенно его прегрешения забылись, а сам Джеймсон привык к скромной жизни ученого. И только его детям пришлось вспомнить о «подвигах» отца, когда они достигли возраста тридцати пяти лет и каждый из них унаследовал десятимиллионный банковский счет на Каймановых островах.

Гибель магната не вызвала ни малейшего сочувствия. Злоба и жадность Гойетта в сочетании с полным равнодушием к проблемам окружающей среды породили всеобщую неприязнь, которой оказались не чужды и следователи Королевской канадской полиции, изучавшие обстоятельства его гибели. Чиновники понимали, что из убийцы магната пресса сделает героя, поэтому объявили произошедшее несчастным случаем. Интерес общественности быстро угас, а дело спустили на тормозах, и смерть Митчелла Гойетта так и осталась нераскрытой.

93

Моряки знаменного взвода королевских ВМС пронесли по ступеням англиканской часовни гроб темного дерева и поставили на лафет девятнадцатого века. Надгробная речь была длинной, как и положено по протоколу, с обязательными выступлениями премьер-министра, принца Уэльского и прочих выдающихся деятелей. Речи были громкие и патриотичные, но довольно отвлеченные, поскольку никто из ныне живущих не знал усопшего лично.

Похороны сэра Джона Франклина вышли пышными и, как ни странно, довольно жизнеутверждающими. Обнаружение тела Франклина на борту «Эребуса» вызвало ностальгические настроения, напомнив о днях славы Британской империи, когда Веллингтон командовал на суше, а Нельсон господствовал на море. Арктические подвиги Франклина были изрядно подзабыты, зато теперь современное поколение узнало о них во всех животрепещущих подробностях.

Общественный резонанс оказал сильное давление на группу археологов и экспертов-криминалистов, которым было поручено исследовать корабль и тело капитана. Работая круглыми сутками, они смогли разгадать две главные тайны еще до того, как тело Франклина привезли в Лондон и выставили для прощания в Вестминстерском соборе.

Хотя в свои шестьдесят один год Франклин страдал от многих недугов, умер он, скорее всего, от туберкулеза, которым заболел в тесном трюме закованного во льды корабля. Сенсацию вызвала причина безумия, охватившего команду «Эребуса». Изучив судовой журнал, ученые провели анализ образца рутения, обнаруженного в офицерской каюте, и выявили присутствие значительного количества ртути. Когда матросы нагревали руду из южноафриканского рудника в ведрах и сковородках, токсичные испарения накапливались на камбузе и в кубриках. Постоянное отравление парами ртути провоцировало неврологические нарушения и психозы, которым позже были так подвержены мастера, изготавливавшие фетровые шляпы.

Бесчисленные трагические случайности лишь подогрели интерес публики, валом ринувшейся провожать Франклина в последний путь. Ворота Кенсал-Грин, старинного кладбища в восточной части Лондона, в день похорон пришлось закрыть — возле легендарных катакомб собралось порядка тридцати тысяч человек.

День выдался жарким и влажным, в отличие от суровых арктических условий, в которых погиб отважный капитан. Конная повозка медленно отъехала от часовни, подковы вороных шайрских лошадей звонко цокали по булыжной мостовой. За катафалком следовала длинная процессия, проводившая его до закрытой части кладбища, что заросла высокими каштанами. Возница остановился у семейного места Франклинов напротив открытых ворот. Рядом со свежевырытой могилой стоял старинный монумент, на котором была выбита надпись: «Леди Джейн Франклин, 1772–1875 гг.».

Любимая жена Франклина приложила максимум усилий, чтобы узнать судьбу пропавшей экспедиции. Она самолично снарядила целых пять поисковых групп, не считаясь с затратами и невзирая ни на какие трудности. Однако поиски капитана и двух его судов успехом не увенчались. Как и направленные правительством Великобритании корабли, группы вернулись ни с чем. И только арктическому исследователю Фрэнсису Мак-Клинтоку удалось выяснить судьбу Франклина. По поручению леди Франклин он отправился в путь на паровой яхте «Фокс» и обнаружил на острове Кинг-Уильям следы зимовки команды и записку, в которой говорилось о смерти Франклина в 1847 году и вынужденном уходе с попавших в ледяной плен кораблей.

С момента прощального поцелуя на берегу Темзы минуло сто шестьдесят восемь лет, и наконец сэр Джон Франклин смог воссоединиться с беззаветно любившей его женой.

Душа капитана могла бы радоваться и еще по одной причине. Когда гроб с телом Франклина извлекли из трюма «Эребуса», в Англию фрегат ВМС Великобритании отправился длинным путем — миновав пролив Беринга, он пересек Тихий океан и вышел в Атлантику через Панамский канал.

Итак, хотя бы и после смерти сэр Франклин наконец одолел Северо-Западный проход.

94

Питт смотрел из окна своего кабинета на Потомак, и мысли его текли спокойно, как воды реки.

После возвращения из Арктики он был сам не свой. Отчасти, видимо, из-за ран. Нога и рука заживали быстро, и доктора обещали полное восстановление. Боль была вполне терпимой, однако Питта неимоверно раздражала утрата подвижности. Он давно забросил костыль и перешел на трость. Несколько скрасил существование друга Джордино — подарил трость с потайной фляжкой текилы. Лорен также поддерживала его, как могла, и суетилась вокруг мужа, словно Флоренс Найтингейл[378]. И тем не менее Питт места себе не находил.

Он не привык проигрывать. Он всегда одерживал верх над обстоятельствами и вот теперь потерпел неудачу. Ему казалось, что он подвел не только Лизу, но и всех людей на планете. Он шел по следу, приведшему в никуда. На поиски рутения бросились лучшие геологи страны, однако перспективы оказались довольно мрачными. Запасы рутения иссякли, и ничего нельзя было поделать.

К Питту пришли сомнения. Неужели он слишком долго оставался в игре и настало время уступить дорогу молодым? Может, лучше отправиться с Лорен на Гавайи и заняться на досуге подводной охотой?

Раздался стук, дверь распахнулась, на пороге возникли Джордино, Гунн и Дальгрен. Они ворвались в личный кабинет Питта, будто к себе домой. Вся троица старалась не улыбаться во весь рот и что-то прятала за спиной.

— На трех мудрецов вы не похожи — слишком молоды, — заметил Питт.

— Найдется минутка? — спросил Гунн. — Мы тут решили кое-чем с тобой поделиться.

— Да ради бога! — Питт дохромал до своего стола, уселся в кресло и подозрительно оглядел всю троицу. — Чего вы там прячете?

Дальгрен помахал стопкой пластиковых стаканчиков.

— Почему бы нам не выпить, ребята?

Джордино жестом фокусника извлек бутылку шампанского и кивнул.

— Что-то в горле пересохло.

— Вы разве не знаете — в госучреждениях распивать спиртные напитки запрещено! — возмутился Питт.

— Первый раз слышу, — ответил Джордино. — Джек, о чем он говорит?

Дальгрен пожал плечами.

— Ладно, хватит кривляться! — воскликнул Дирк, теряя терпение. — В чем дело?

— Наш Джек отличился, знаешь ли, — поведал Джордино. — Прямо-таки спас положение!

Он снял фольгу с горлышка бутылки, извлек пробку и разлил шампанское по стаканчикам.

— Все дело в том камешке, — попытался объяснить Гунн.

— В каком камешке? — недоуменно спросил Питт, начиная кое-что подозревать.

— Помнишь образцы пород, что мы взяли возле термального источника на Аляске? — вмешался Джордино. — Незадолго до гибели дрейфующей станции?.. Мы сложили все в мешок, который Руди должен был доставить в штаб-квартиру для анализов. Он сошел на берег в Туктояктуке, а мешок так и не взял.

— Помню, помню, — ответил Питт. — Входя на мостик, я чуть ли не каждый раз спотыкался.

— Да и я тоже, — пробормотал Дальгрен.

— Разве он не остался на мостике? — спросил Питт.

— Еще как остался, — подтвердил Джордино. — Теперь он вместе с бедным «Нарвалом» покоится на дне пролива Виктория.

— Тогда при чем здесь шампанское?

— Видишь ли, наш дружок Джек по приезде домой обнаружил в кармане кусочек руды, — подал голос Гунн.

— Вообще-то, я не клептоман, клянусь, — усмехнулся Дальгрен. — Просто споткнулся о чертов мешок, поднял выпавший из него камешек и сунул в карман. Я совершенно забыл о нем, потом случайно нашел, когда переодевался на «Санта-Фе», и решил не выбрасывать.

— Очень мудрое решение, — согласился Гунн.

— На прошлой неделе отнес его в лабораторию, а сегодня утром они сообщили результаты.

Гунн достал камешек и бросил его Питту. Тот внимательно осмотрел кусок породы, отметив необычную тяжесть и серебряный цвет. Сердце Дирка забилось быстрее — он вспомнил образец руды, который ему вручили в «Кооперативе горнопромышленников».

— Ну, на золото не похоже, — протянул он, наблюдая за реакцией друзей.

Троица переглянулась и не смогла сдержать торжествующих улыбок. Наконец Джордино спросил:

— А как насчет рутения?

Питт моментально выпрямился в кресле, внимательно осмотрел камешек еще раз и поднял взгляд.

— Неужели?..

Гунн кивнул.

— Руда — высший сорт!

— Откуда известно, что там есть еще?

— Мы сняли показания датчиков «Бладхаунда». Они не были настроены на поиски рутения, зато смогли определить наличие металлов платиновой группы. Если верить информации, собранной батискафом, вокруг термального источника платины и ее производных больше, чем золота в Форт-Ноксе. Наверняка значительная часть тамошней руды — рутений!

Питт не мог поверить своим ушам. Новость подействовала на него подобно дозе адреналина: он вскинул голову, в зеленых глазах заплясали искорки.

— Поздравляю, шеф! — сказал Гунн. — Теперь у вас есть собственное месторождение рутения в тысяче футах от поверхности!

Питт улыбнулся и взял стаканчик с шампанским.

— Вот за это стоит выпить! — признал он и поднял бокал.

Все сделали по глотку. Дальгрен придирчиво посмотрел на свой стаканчик и кивнул.

— Что ж, эта штука не намного хуже «Лоун стар»!

95

Десять месяцев спустя

В Китимате выдался безоблачный весенний день — один из тех, когда вода становится лазурной, а воздух пронзительно свеж. На территории бывшего секвестрационного завода компании «Терра Грин» собрались официальные лица и репортеры, прибывшие на церемонию перерезания ленточки. На трибуну вышел розовощекий мужчина в бежевом костюме — новый министр ресурсов Канады — и обратился к сидящей перед ним публике.

— Леди и джентльмены, для меня огромное удовольствие официально объявить открытой Китиматскую фотосинтетическую станцию — первую во всем мире! Как вы знаете, Министерство природных ресурсов Канады получило в свое распоряжение это предприятие, ранее бывшее секвестрационным заводом, в прошлом году, при весьма неблагоприятных обстоятельствах. И вот теперь я с удовольствием сообщаю вам, что мы смогли успешно переоборудовать его и создать самое первое предприятие по осуществлению искусственного фотосинтеза! Китиматская станция способна быстро и эффективно перерабатывать диоксид углерода в воду и водород, не нанося окружающей среде ни малейшего ущерба. По построенному еще при прошлом владельце трубопроводу из Атабаски будет поступать порядка десяти процентов углекислого газа с нефтеперерабатывающих предприятий. Сегодня перед нами — прототип нового оружия в борьбе с загрязняющими атмосферу выбросами, и главное — с глобальным потеплением!

Собравшаяся толпа разразилась бурными аплодисментами. Министр ресурсов широко улыбнулся и продолжил:

— Как и любое другое событие исторического значения, переоборудование этого предприятия произошло в результате совместной работы многих людей. Надо сказать, никогда я не видел более плодотворного объединения усилий. Сотрудничество Министерства ресурсов Канады, Министерства энергетики США и Университета Джорджа Вашингтона наглядно показывает, сколь многого можно добиться в стремлении к общему благу. Мне хотелось бы особо отметить достижения мисс Лизы Лейн, которой мы обязаны идеей создания подобных станций!

Сидевшая на первом ряду Лиза помахала собравшимся рукой и зарделась от смущения.

— Сегодняшний день принес важные для судьбы всего человечества перемены, и я надеюсь, что события в Китимате станут началом обновления нашей планеты. Спасибо за внимание.

Толпа наградила оратора аплодисментами, потом выступило еще несколько политиков, и наконец перед камерами торжественно разрезали красную ленточку. После окончания церемонии министр ресурсов подошел к первому ряду кресел, на котором возле Лизы сидели Питт и Лорен.

— Мисс Лейн, рад снова увидеться, — сердечно приветствовал он Лизу. — Должно быть, это очень важный для вас день.

— Конечно! Даже представить не могла, что предприятие по искусственному фотосинтезу удастся так быстро построить и запустить в действие!

— Ваш президент и наш новый премьер приложили для этого максимум усилий.

— Господин министр, познакомьтесь с конгрессменом Лорен Смит и ее мужем, Дирком Питтом.

— Очень приятно! Мистер Питт, по-моему, именно вы посоветовали переоборудовать секвестрационный завод, не так ли?

— Вообще-то, идея принадлежит моим детям, — ответил Питт, указав на Дирка и Саммер, которые пробирались сквозь толпу к бару. — Мы подумали, что было бы неплохо обратить причиненное Митчеллом Гойеттом зло во благо.

При упоминании имени Гойетта министр невольно содрогнулся, затем его лицо опять прояснилось.

— Мисс Лейн, ваше открытие повлекло за собой множество благоприятных перемен. Построив еще несколько станций, мы сумеем увеличить выработку месторождений Атабаски. И тогда в скором времени решится проблема дефицита нефти в обеих наших странах. Сейчас я уговариваю премьер-министра ускорить выделение средств на постройку двадцати станций. А как обстоят дела в Штатах?

— Благодаря усилиям Лорен и вице-президента выделены средства на постройку тридцати заводов. В следующие три года планируется строительство еще пятидесяти предприятий. Начать мы решили с угольных электростанций, поскольку именно они причиняют атмосфере наибольший вред. Знаете, вокруг наших станций поднялся настоящий ажиотаж: если все пройдет, как задумано, то США смогут преспокойно разрабатывать и использовать свои запасы угля, которых хватит на несколько десятилетий.

— Более того, мы подписали соглашение с китайцами, — добавила Лорен. — В ближайшие восемь лет они обещали построить семьдесят пять предприятий.

— Просто замечательно! — обрадовался министр. — Ведь на сегодняшний день Китай выпускает в атмосферу самое большое количество парниковых газов. Хорошо, что вашу технологию так легко тиражировать.

— Да, и главное — у нас есть достаточный запас катализатора, — добавила Лиза. — Если бы не мистер Питт и его коллеги из НУПИ, которые обнаружили месторождение рутения в прибрежных водах Аляски, ничего этого не было бы.

— Нам просто повезло, — скромно признал Питт. — Подводная добыча налажена, запасов рутения хватит на тысячи подобных станций по всему миру.

— Если так, возможно, мы станем свидетелями окончания глобального потепления. Замечательно! — воскликнул министр, и тут референт отозвал его в сторону.

— Похоже, теперь ты знаменитость, — шутливо заметила Лорен.

— Что ж, приятно, но, по правде сказать, мне не терпится вернуться к исследованиям. Многое нужно доделать, к тому же мы до сих пор не усовершенствовали способ получения водорода. К счастью, теперь в университете у меня есть новая и даже более современная лаборатория. Осталось найти хорошего лаборанта.

— Бобу предъявили официальное обвинение? — спросила Лорен.

— Да. На его счетах обнаружили более двухсот тысяч долларов, выплаченных ему Гойеттом. Поверить не могу, что мой друг меня предал!..

— Как ясно видно на примере самого Гойетта, неуемная жадность до добра не доводит.

Внезапно набежали журналисты, окружили Лизу и засыпали вопросами о новом предприятии и ее научном открытии. Дирк с Лорен отошли в сторонку и решили прогуляться. Питт вполне оправился от ран и с удовольствием шагал по площадке.

— Здесь очень красиво, — заметила Лорен. — Может, останемся на пару дней?

— На той неделе у тебя заседание комиссии Конгресса, а мне нужно вернуться в Вашингтон и потиранить Эла с Джеком. В следующем месяце нам предстоит проверка новой подводной лодки в Средиземном море, надо подготовиться.

— Вижу, ты уже настроился на следующий проект.

Питт кивнул, в его зеленых глазах блеснули искорки.

— Как однажды кое-кто заметил, это у меня в крови.

Они прошли но территории станции к берегу.

— Знаешь, у Лизиной технологии есть один серьезный недостаток, — проговорила Лорен. — Если глобальное потепление удастся повернуть вспять, то Северо-Западный проход навсегда покроется льдами.

Питт посмотрел на гладь ближайшего пролива.

— Значит, так тому и быть. Думаю, Франклин со мной согласился бы.

Белое судно пронеслось по проливу и причалило возле арендованного для прессы корабля. Тревор Миллер сошел на пристань, оглядел наводнившую станцию толпу и наконец заметил высокую рыжеволосую девушку. Захватив по пути пиво, он двинулся к Дирку и Саммер, стоявшим возле бывшей караулки.

— Не против, если я ненадолго похищу твою сестру? — спросил он у Питта-младшего.

Саммер облегченно вздохнула и поцеловала Тревора.

— Ты опоздал, — упрекнула она.

— Нужно было заправить мой новый катер, — извиняющимся тоном проговорил Тревор.

Дирк посмотрел на него и усмехнулся.

— Забирай! Гуляйте на здоровье.

Тревор вместе с Саммер вернулся на катер и отвязал причальный трос. Дав полный газ, он понесся по каналу Дугласа, а подойдя к проливу Хекате, выключил двигатель. Судно медленно поплыло по течению. Начало смеркаться, Тревор обнял девушку, повел ее на корму и остановился, глядя на тихую воду и остров Джил.

— Похоже, здесь случилось самое лучшее и самое худшее в моей жизни, — наконец прошептал он ей на ухо.

Саммер крепко обняла его за талию, и они молча наблюдали, как малиновое солнце исчезает за горизонтом.

Клайв Касслер Дирк Касслер ПОЛУМЕСЯЦ РАЗЯЩИЙ

Пролог ВРАГ НА ГОРИЗОНТЕ

327 год от Р. Х.

Средиземное море.

Стук барабана эхом отдавался от деревянного корпуса, ритмичный и безупречно ровный. Челеста, барабанщик, неутомимо стучал по обтянутому козьей шкурой барабану, ровно и однообразно. Он мог стучать так часами, не останавливаясь ни на секунду, но его навык касался скорее выносливости, чем гармонии. Хотя извлекаемая им из барабана мелодия и была жизненно необходима, слушающие ее галерные гребцы надеялись лишь, что она стихнет и чем скорее, тем лучше.

Луций Аркелиец вытер о штаны вспотевшую ладонь и покрепче взялся за рукоятку тяжелого дубового весла. Отточенным движением он провел лопасть весла сквозь воду, не выпадая из ритма с соседними гребцами. Молодой уроженец Крита уже шестой год служил в римском флоте, куда его привлекли хорошее жалованье и возможность получить римское гражданство после ухода со службы. С тех пор служба эта не раз проверяла его на прочность, и сейчас он желал лишь дослужиться до поста получше, где не требовалось бы так много работать, прежде чем его руки окончательно откажутся повиноваться.

Если вы поддались киношному представлению, что древнеримские галеры — это тюрьмы на воде, на коих плавали лишь рабы да уголовники, то это не так. На веслах сидели не рабы. Это были свободные люди, на оплачиваемой службе, которых обычно набирали из прибрежных провинций империи. Как и служившие в армии Рима легионеры, они прошли недели изматывающих тренировок, прежде чем выйти в море. Гребцы были сильными и поджарыми, как борзые собаки, они могли грести и по двенадцать часов в день, если понадобится, но на этом корабле, небольшой и легкой либурне, было всего два яруса весел по бортам, служивших лишь дополнением к большому парусу, растянутому над палубой.

Аркелиец посмотрел на челесту, невысокого лысого мужчину, бившего в барабан. Позади него на привязи сидела маленькая обезьянка. Сходство хозяина и животного было просто поразительным. Большие уши, круглые, улыбчивые мордахи. С лица барабанщика не сходила ухмылка, обнажавшая обколотые желтые зубы, а пронзительные глаза глядели с лукавством. Глядя на него, казалось, и грести становилось полегче. Аркелиец понял, что капитан галеры правильно выбрал им барабанщика.

— Челеста, — подал голос один из гребцов, темнокожий сириец. — Ветер свежий, море неспокойное. Ради чего мы всё гребем и гребем?

Барабанщик сверкнул глазами.

— Не мне оспаривать решения начальства, иначе я сяду на весла рядом с вами, — ответил он и от души рассмеялся.

— Бьюсь о заклад, обезьяна гребла бы шустрее, — сказал сириец.

Челеста поглядел на свернувшееся калачиком животное.

— Он неслабый малый для своего размера, — сказал он, продолжая стучать в барабан. — Но ответа на твой вопрос я все равно не знаю. Возможно, капитан желает лишний раз потренировать своих разговорчивых гребцов. Или хочет обогнать ветер.

Стоящий в полуметре над их головами, на верхней палубе, капитан задумчиво поглядел на горизонт за кормой. Там, вдали, виднелись две серо-голубые точки, качающиеся на волнах. С каждой минутой они увеличивались в размерах. Обернувшись вперед, капитан посмотрел на наполненный ветром парус. Он желал обогнать ветер, это точно.

— Ярость моря тебя пугает, Вителл? — зазвучал низкий голос, выведя капитана из сосредоточенности.

Капитан повернулся и увидел крепкого мужчину в доспехе поверх туники, глядящего на него с усмешкой. Центурион Плавтий был командиром отряда из тридцати легионеров, находившегося на борту.

— С юга два корабля, — ответил Вителл. — Пираты, я практически уверен.

Центурион небрежно поглядел на корабли на горизонте и пожал плечами.

— Букашки, — беззаботно сказал он.

Но Вителл так не считал. Пираты в течение столетий были проклятием римского флота. Хотя крупнейшие их банды были уничтожены еще Помпеем Великим, небольшие все так же охотились за одинокими судами в открытом море. Чаще всего их добычей становились торговые суда, но пираты знали, что и военная либурна тоже может перевозить ценный груз. Учитывая, сколь ценный груз вез его корабль, Вителл задумался, не преследовали ли их пираты от самого порта.

— Плавтий, мне нет нужды напоминать тебе, как важен наш груз, — сказал он.

— Безусловно, — ответил центурион. — А с чего бы, как ты думаешь, я вообще взошел на эту убогую посудину? Именно я обязан обеспечивать ее безопасность, пока мы не доставим груз в Византию, императору.

— А неудача будет иметь самые серьезные последствия для нас и наших семей, — сказал Вителл, вспоминая о жене и сыне, живущих в Неаполе. Снова посмотрел за корму галеры, но на этот раз увидел лишь катящиеся им вслед сине-черные волны.

— И эскорта не видать, — добавил он.

Три дня назад либурна отправилась из Иудеи в сопровождении большой военной триремы, но прошлой ночью налетел мощный шквал, и с тех пор они не видели ее.

— Чего бояться варваров? — презрительно сказал Плавтий. — Мы подкрасим море их кровью.

Зазнайство центуриона было одной из причин, по которой Вителл его сразу же невзлюбил. Сомневаться в его умении воевать причин не было, поэтому капитану лишь оставалось радоваться, что рядом с ним такой бравый воин.

Плавтий и его легионеры принадлежали к «Схола Палатина», элитному подразделению, отвечавшему за личную охрану императора. Большинство их были опытными воинами, немало повоевавшими под командой Константина Великого на границах империи и на войне с Максенцием, цезарем Западной империи. Разгром Максенция привел к объединению всей империи, до того расколотой надвое. У Плавтия на левом бицепсе был жуткий шрам, оставшийся после поединка с одним мечником-вестготом, который едва не стоил ему руки. Плавтий воспринимал этот шрам как знак отличия, и ни у кого не хватало смелости оспаривать это.

Пиратские корабли приближались. Плавтий выстроил легионеров на верхней палубе, вместе со свободными от вахты моряками. Все они были вооружены типичным набором римского легионера того времени — коротким мечом-гладиусом, овальным щитом, обитым кожей, и дротиком-пилумом. Разделив легионеров на боевые группы, центурион выстроил их вдоль бортов, чтобы обороняться от предстоящего нападения.

Вителл внимательно следил за преследователями, которые уже были в прямой видимости. Небольшие парусные галеры, футов шестьдесят длиной, наполовину короче его корабля. У одной — бледно-синие квадратные паруса, у другой — серые. Корпуса выкрашены свинцово-серой краской, чтобы не выделяться на фоне моря. Старый прием, выдуманный еще сицилийскими пиратами. На каждом корабле по две мачты, чтобы быстрее ходить под парусом. Ветер дул сильный, и это не давало римскому кораблю никаких шансов ускользнуть.

Казалось, мелькнул проблеск надежды, когда впередсмотрящий крикнул, что видит землю. Прибежав на нос, Вителл увидел на севере еле различимый скалистый берег. Можно было лишь догадываться, что это за земля. Выйдя из порта, галера шла заранее установленным курсом, но неизвестно, куда отнес их шторм. Вителлу оставалось только надеяться, что это берега Анатолии, где есть шанс встретить другие римские корабли.

Он обернулся к широкомордому рулевому, державшему рукоять тяжелого рулевого весла.

— Губернатор, правь к земле, на мелководье. Если ветер ослабеет, мы ускользнем от этих демонов.

Челеста начал отбивать более частый ритм. На гребных палубах стало не до разговоров, слышалось лишь ритмичное тяжелое дыхание. Гребцы услышали про пиратов и теперь работали изо всех сил, зная, что ставкой в этой гонке являются и их собственные жизни.

В течение получаса галере удавалось сохранять дистанцию, под парусами и на веслах она делала почти семь узлов. Но вскоре менее крупные и лучше оснащенные парусами пиратские корабли снова набрали скорость и стали догонять галеру. Гребцы и так были на грани изнеможения, и им позволили снизить скорость, чтобы восстановить силы. Берег, коричневый и пыльный, приближался. Пираты пошли в атаку.

Один из пиратских кораблей продолжал идти за кормой галеры, а другой, с голубыми парусами, вышел вперед и начал обгонять их. Пока он проходил вблизи, стоящие на его палубе варвары в пестрых одеждах шумно дразнили римлян. Вителл не обращал на это внимания, сосредоточившись лишь на береге. До него было уже не больше пары миль. Ветер ослабевал; он видел это, глядя на квадратный парус своего корабля. Но не слишком, понимал он. И гребцы устали.

Оглядев побережье, Вителл поискал место для высадки. Если б удалось дать бой на берегу, у легионеров было бы дополнительное преимущество. Но берег был скалистый, высадиться было негде.

Опередив их почти на четверть мили, первый пиратский корабль неожиданно стал разворачиваться. Мастерски развернувшись в противоположную сторону, он пошел навстречу римской галере. На первый взгляд это было чистым самоубийством, поскольку основным приемом морского боя был таран, и даже небольшая либурна была оснащена массивным бронзовым тараном. «Может, у варваров больше отваги, чем мозгов?» — подумал Вителл. Лучше всего было протаранить первый корабль и потопить его, тогда второй точно уйдет от боя.

— Когда они снова развернутся, если они развернутся, любой ценой правь на них так, чтобы их протаранить, — сказал он рулевому.

На лестнице, ведущей на гребную палубу, уже стоял помощник, готовый передавать срочные приказы гребцам. Легионеры накинули на руки щиты и взяли в правые руки пилумы, готовые к бою. На корабле воцарилось молчание.

Варвары вели свой корабль нос в нос к галере, пока не подошли на сотню футов. Затем, как и ожидал Вителл, резко свернули влево.

— Давай! — заорал римлянин.

Рулевой резко повернул весло. Гребцы по правому борту сделали несколько энергичных гребков в обратном направлении, и галера быстро свернула вправо. Гребцы тут же принялись грести вперед, разгоняя либурну.

Пиратский корабль, меньший, чем либурна, попытался проскользнуть у них перед носом, но галера продолжала разворачиваться вправо, догоняя его. На развороте паруса на пиратском корабле повисли, потеряв ветер, и варвары снизили скорость. Охотник превратился в добычу. Ветер снова наполнил паруса пиратского корабля, и он рванулся вперед, но было поздно. Бронзовый таран либурны ударил в правый борт пиратского корабля у кормы, вспоров его до самого транца. От удара вражеский корабль едва не опрокинулся, но затем выправился. Его корма начала быстро погружаться.

Легионеры радостно заорали. Вителл позволил себе слегка улыбнуться. Судьба дала им шанс победить. Но затем, поглядев на второй корабль пиратов, он понял, что все еще только начинается.

Пока они вели бой с первым кораблем, второй подкрался к ним сзади. Когда таран либурны вонзился в цель, корабль с серыми парусами тут же пошел вплотную к левому борту галеры. Раздался треск ломающихся весел, а на палубу либурны дождем посыпались стрелы и абордажные крюки. В считаные секунды корабли оказались прижаты друг к другу бортами, и на палубу начали запрыгивать варвары с мечами в руках.

Первая волна едва успела ступить на палубу либурны, как их осыпал дождь дротиков. Легионеры метали их с убийственной точностью, и десяток нападавших свалились замертво. Но на их место пришли следующие. Плавтий отвел легионеров чуть назад, пока пираты не оказались на палубе, а затем кинул солдат в атаку. Зазвенели мечи, воздух огласили вопли умирающих. Римские легионеры, более дисциплинированные и хорошо обученные, с легкостью отразили первую атаку. Варвары привыкли нападать на торговые суда, плохо защищенные и обороняемые наемниками, а не профессиональными солдатами. Встретив столь ожесточенное сопротивление, они дрогнули. Перебив высадившихся пиратов, Плавтий повел легионеров на вражеский корабль.

Варвары поспешно отступили, но затем перегруппировались, поняв, что на их стороне — подавляющее численное превосходство. Они кидались на каждого легионера по трое-четверо, добиваясь преимущества. Плавтий потерял шестерых, и, оценив ситуацию, дал команду перестроиться в каре.

Стоя на корме, Вителл увидел, как центурион разрубил варвара пополам ударом меча. Он двигался сквозь толпу пиратов, как косарь сквозь траву. Вителл уже отдал приказ рулевому, и галера начала сворачивать к берегу, но варвары сбросили с борта каменный якорь. Тот быстро достиг дна, и оба корабля замерли на месте.

Тем временем корабль с голубыми парусами попытался развернуться и вступить в бой. Вода заливала его через дыру в правом борту, и разворот получился неуклюжим. Но он медленно подошел к правому борту либурны, и на палубу галеры снова полетели абордажные крюки.

— Гребцы, к оружию! Всем на палубу! — крикнул Вителл.

Изможденные гребцы услышали его крик и рванулись наверх. Их тоже обучали основам солдатского дела, чтобы в случае нападения они могли защищать корабль. Отпив по глотку холодной воды из глиняного горшка, Аркелиец и его собратья схватили мечи и выбежали на палубу.

— Не высовывайся, — сказал он челесте, который раздал им мечи и был готов к ним присоединиться.

— Предпочитаю смотреть варвару в глаза, когда его убиваю, — привычно улыбнувшись, ответил барабанщик.

Гребцы подоспели вовремя. Пираты со второго корабля как раз начали перепрыгивать через правый борт либурны. Завязался ожесточенный бой.

Когда Аркелиец выбежал на верхнюю палубу, вид побоища его ужаснул. Везде валялись мертвые тела и отрубленные конечности в лужах крови. Не имея боевого опыта, он на мгновение замер.

— Руби канаты! — крикнул ему помощник капитана, пробегая мимо.

Приметив туго натянутую веревку у носа либурны, он прыгнул вперед и рубанул ее мечом. Обрубок упал на палубу вражеского корабля, которая уже была на несколько футов ниже их палубы. Поглядев вниз, он увидел еще с полдесятка крюков, веревки от которых тянулись к пиратскому кораблю.

— Рубите канаты! — крикнул он. — Чтобы варвары отцепились!

Но его никто не слышал. Оглядевшись, Аркелиец понял, что все гребцы сражаются с пиратами не на жизнь, а на смерть. Лишь поглядев на корму, он с радостью увидел, что челеста внял его призыву и рубит канат небольшим тесаком. Времени не хватало. Варвары на борту медленно тонущего пиратского корабля поняли, что единственным шансом выжить будет захватить римскую галеру, и ринулись в атаку все до единого.

Перешагнув через тело умирающего товарища, Аркелиец замахнулся мечом, чтобы перерубить следующий канат, но тут раздался свист, и в дюйме от его ноги в палубу впилась стрела. Не обращая на нее внимания, он перерубил канат и нырнул за рейлинг. Над его головой просвистела следующая стрела. Выглянув, он увидел нападавшего. В корзине на мачте пиратского корабля сидел лучник-киликиец. Он уже не глядел в его сторону и целился в сторону кормы. Аркелиец с ужасом поглядел туда, понимая, что лучник целится в челесту, который уже почти перерубил третий трос.

— Челеста! — закричал гребец, но было поздно.

Стрела вонзилась коротышке в грудь едва не по самое оперение. Барабанщик охнул, упал на колени, и его грудь залила кровь. Последним усилием он отрубил канат и упал замертво.

Пиратский корабль продолжал погружаться. Последние из членов его команды ринулись на либурну. Два корабля связывали всего два троса, но никто из пиратов не знал об этом, кроме лучника. Тот снова прицелился и выстрелил в Аркелийца. Стрела просвистела над головой Луция.

Аркелиец видел, что два оставшихся троса находятся посередине. Корабли стояли, соприкоснувшись в районе кормы либурны, и бой переместился туда. Встав на четвереньки, гребец подполз к первому из канатов под прикрытием рейлинга. Рядом с крюком каната лежал варвар со вспоротым животом.

Подобравшись к нему, тренированный гребец взвалил его себе на плечи, развернулся спиной к пиратскому кораблю и двинулся к канату. Тут же раздался чавкающий звук, и стрела вонзилась в спину мертвого варвара. Аркелиец взмахнул мечом, который держал в свободной руке, и разрубил канат пополам. В щит из плоти на его спине вонзилась следующая стрела. Упав на палубу, гребец стряхнул с себя тело варвара и перевел дыхание.

Изнеможенный до предела, Аркелиец оглядел последний крюк, зацепившийся за рей в десятке футов у него над головой. Выглянул через борт. Лучник покинул смотровую корзину и спускался вниз. Пользуясь возможностью, Луций вскочил и побежал по палубе. Взобравшись на рей, он подобрался к крюку и, удерживая равновесие, замахнулся мечом, но дальше все пошло не по плану.

Натяжение единственного троса, связывавшего два корабля, один из которых тонул, стало слишком сильным, и абордажный крюк потерял зацеп за рей. Крюк молниеносно полетел в сторону пиратского корабля, словно стрела из баллисты, просвистев мимо Аркелийца и едва не распоров его своими зазубренными когтями. Свернувшийся петлей канат ухватил Луция за ногу и сдернул его в воду. Гребец оказался у самого носа пиратского корабля.

Веревка не давала ему плыть, и Аркелиец лишь судорожно барахтался, пытаясь держать голову над водой. Наткнувшись руками на что-то твердое, он ухватился за предмет руками. Это оказался кусок доски, отломившийся от протараненного пиратского корабля, достаточно большой, чтобы позволить Луцию удержаться на плаву. Веревка наконец-то отцепилась от его ноги, но вражеский корабль с голубыми парусами нависал над ним, и Аркелиец принялся судорожно перебирать ногами, чтобы увернуться. Его несло течением в сторону от либурны, и оно было слишком сильным, чтобы он мог с ним бороться в нынешнем состоянии. Из последних сил подгребая ногами, чтобы оставаться на месте, он увидел, как порыв ветра понес пиратский корабль к берегу.

Пока Аркелиец перерубал все канаты по правому борту, Вителл и его помощник обрубили канаты по левому, кроме последнего, на корме. Опершись на рулевое весло, со стрелой, торчащей из плеча, капитан слабеющим голосом закричал, обращаясь к центуриону:

— Плавтий, возвращайся на корабль! Мы отцепились от них.

Центурион и его легионеры продолжали вести жестокий бой на палубе пиратского корабля. Их оставалось все меньше. Рубанув залитым кровью мечом по горлу очередному варвару, Плавтий бросил взгляд на либурну.

— Побеспокойся о грузе, я задержу варваров! — крикнул он, вонзая меч в следующего врага. Рядом с ним остались стоять лишь трое легионеров, и Вителл видел, что жить им осталось недолго.

— Твоя отвага будет отмечена! — крикнул капитан, перерубая последний канат. — Прощай, центурион!

Освободившись от последнего троса, связывавшего ее со стоящим на якоре пиратским кораблем, либурна рванула вперед, уносимая ветром, наполнившим ее парус. Губернатор, рулевой, погиб в бою, и Вителл сам правил рулевым веслом в сторону земли, чувствуя, как рукоять становится скользкой от его собственной крови. На палубе воцарилась тишина. Вителл посмотрел вперед. Увиденное потрясло его.

Палуба корабля была усеяна мертвыми телами римлян и варваров, залита кровью. Моряков и пиратов оказалось примерно равное количество, и их бой закончился смертельной ничьей. Такого кровопролития ему не доводилось видеть еще никогда в жизни.

Потрясенный зрелищем, едва не теряя сознание от потери крови, Вителл возвел взгляд к небесам.

— Защити его ради императора твоего, — выдохнул он.

Вернувшись к рулю, он покрепче обхватил руль усталыми руками и немного повернул его. Из воды слышались крики о помощи оказавшихся в море, но капитан был глух к ним. Он смотрел на землю впереди отсутствующим взглядом, из последних сил сжимая руками рукоять рулевого весла, до самого последнего мгновения своей жизни.

…Качаясь на волнах, Аркелиец судивлением увидел, что римская либурна уходит от пиратов, прямо на него. Он закричал, зовя на помощь, но корабль проплыл мимо в мертвой тишине. Оказавшись сбоку, Луций с ужасом понял, что на палубе корабля нет ни одного живого человека, лишь капитан Вителл стоял на корме. Парус хлопнул на ветру, и галера двинулась к берегу, вскоре исчезнув из виду.

Июнь 1916 года.

Портсмут, Великобритания.

Несмотря на холодную морось, в военном порту царила суета. Грузчики, работающие на Королевском военно-морском флоте, сновали вокруг парового крана, поднося к нему кучу ящиков, мешков с едой, вещами и боеприпасами, которые грузили на пришвартованного у причала серого гиганта. На борту корабля ящики аккуратно складывали в носовой грузовой отсек. Толпы матросов, одетых в шерстяные бушлаты, готовили корабль к выходу в море.

Корабль Ее Величества «Хэмпшир» все еще был как новенький — что называется, плюнь и разотри, — несмотря на десяток лет, уже проведенных в море и участие в недавней Ютландской битве. Броненосный крейсер класса «Девоншир» водоизмещением в десять тысяч тонн был одним из самых больших кораблей британских ВМС. А с вооружением в дюжину орудий главного калибра — и одним из самых смертоносных.

В четверти мили от причала, на пустующем складе, светловолосый мужчина стоял у проема в дощатой стене и глядел за погрузкой через бронзовый бинокль. Он наблюдал минут двадцать, пока не увидел, как к причалу подъехал зеленый «Роллс-Ройс». Машина остановилась у главного трапа. Мужчина внимательно следил за тем, как около нее сразу же собралась группа солдат. Они встретили пассажиров машины и провели их на корабль по трапу. Судя по одежде, один из прибывших был высокопоставленным военным, другой — политиком. Увидев в бинокль лицо военного с густыми усами, светловолосый мужчина улыбнулся.

— Пора доставить груз, Долли, — сказал он вслух.

Отступив назад, где стояла потрепанная повозка, в которую была запряжена оседланная лошадь, он убрал бинокль под сиденье, забрался в повозку, взял вожжи и тряхнул ими. Долли, серая в яблоках кобыла, уже в возрасте, подняла голову, недовольно посмотрев на него, и зашагала вперед, вывозя повозку под дождь.

Работающие на причале не обратили на мужчину практически никакого внимания, когда спустя пару минут он остановил повозку у трапа. Одетый в линялое шерстяное пальто и грязные штаны, с надвинутой по самые брови шляпой, он вполне походил на десятки других местных бедняков, живущих случайными заработками. Он тщательно подготовился к этой роли. Несколько дней не брился и даже пролил на штаны и пальто дешевого скотча. Пришло время представления. Мужчина тронул вожжи и подъехал к самому трапу, перегородив вход.

— Убирай отсюда свою клячу! — рявкнул ему краснолицый лейтенант, руководивший погрузкой.

— Я, это, грузец притаранил на «Эмпшир», — заворчал мужчина, копируя кокни, говор лондонской бедноты.

— Давай твои бумаги, — потребовал лейтенант.

Мужчина сунул руку в карман и вытащил мятый бланк с водяными знаками. Читая, лейтенант нахмурился, а потом медленно покачал головой.

— Неправильный бланк погрузки, — сказал он, внимательно оглядывая приехавшего.

— Ну, эта мине генерал дал. Эта, и пятерочку, — ответил мужчина, подмигивая.

Лейтенант обошел вокруг повозки, разглядывая стоящий на ней ящик, размером чуть ли не с гроб. На крышке черной краской был написан адрес:

«Собственность Королевских ВМС

Сэру Ли Ханту

Полномочному послу в Российской империи

Консульство Великобритании

Петроград, Россия».

— Уф, — сказал офицер, снова проглядывая бланк. — Ладно, подписано генералом. Хорошо.

Он отдал бланк мужчине.

— Эй, вы! — крикнул он ближайшим к нему грузчикам. — Грузите это на корабль. И убирай отсюда свою телегу, немедленно, — прикрикнул он, обращаясь к мужчине.

Ящик обвязали веревками, и портовый кран поднял его в воздух. Развернувшись, кран перенес его через борт корабля и опустил в носовой грузовой отсек. Мужчина в шутку отдал честь лейтенанту, сел в повозку и тронул вожжи. Повозка медленно выехала с причала, а затем и с территории военного порта. Свернув на грунтовую дорогу, они миновали складской квартал и выехали в поле. Проехав еще с милю, мужчина свернул на еле заметную дорогу и остановил повозку у сельского дома с обвалившейся крышей. Из скотного двора, стоящего по соседству с домом, хромая, вышел старик на деревянной ноге.

— Отвез? — спросил он возчика.

— Да. Спасибо тебе за телегу и лошадь, — ответил мужчина, доставая из бумажника десятифунтовую купюру и отдавая ее селянину.

— Прошу прощения, сэр, но за мою лошадку этого многовато, — выпалил селянин, нежно держа в руках купюру, будто малого ребенка.

— Хорошая лошадка, — ответил мужчина, на прощание похлопав Долли по шее. — Хорошего тебе дня, — сказал он, коснувшись пальцами края шляпы, и молча двинулся вдоль по дороге.

Выйдя на грунтовую дорогу, он шел по ней пару минут, пока не услышал звук мотора подъезжающего автомобиля. Из-за поворота показался синий «Воксхолл», который подъехал к нему и остановился. Посыльный подошел к задней двери, которая тут же открылась. Он забрался внутрь. Почтенного вида мужчина в одежде англиканского священника подвинулся в сторону от двери, чтобы посыльному было куда сесть. Выжидающе поглядел на того серыми тусклыми глазами, протянул руку к графину с бренди, закрепленному на спинке переднего сиденья. Налив изрядную порцию в хрустальную рюмку, подал ее посыльному, а затем приказал водителю трогаться.

— Ящик на борту? — резко спросил он.

— Да, отец, — с наигранной почтительностью ответил посыльный. — Они купились на этот фальшивый бланк и загрузили ящик в передний отсек.

От кокни в его речи не осталось и следа.

— Через семьдесят два часа можете попрощаться с вашим расчудесным генералом.

Его слова, похоже, обеспокоили викария, хотя именно их он и ожидал. Молча сунув руку под одеяние, он достал толстый конверт, набитый купюрами.

— Как и договорено. Половина — сейчас, вторая — после… события, — сказал он, отдавая конверт.

— Интересно, сколько бы заплатили немцы, чтобы потопить военный корабль и убить генерала? — с улыбкой сказал посыльный, глядя на пухлый конверт с деньгами. — Вы, случаем, не работаете еще и на кайзера, а?

Священник уверенно тряхнул головой.

— Нет, тут причина теологического характера. Если бы ты смог найти документ, то можно было бы этого и не делать.

— Я трижды обыскивал особняк. Если бы он там был, я бы его нашел.

— Ты говорил об этом.

— Вы уверены, что документ на борту корабля?

— Мы узнали о том, что у генерала в Петрограде запланирована встреча с настоятелем Русской православной церкви. В цели ее не приходится сомневаться. Документ должен быть на корабле. Он будет уничтожен вместе с ним, и эта тайна умрет.

Колеса «Воксхолла» выехали на мокрую булыжную мостовую. Они подъезжали к пригороду Портсмута. Шофер вел машину через кварталы высоких домов из красного кирпича. Доехав до главного перекрестка, они свернули на подъездную дорогу к каменной церкви Святой Марии, постройки прошлого века. Дождь лил все сильнее.

— Лучше высадите меня на станции, — сказал посыльный, глядя, как большой автомобиль едет через кладбище позади церкви. Он остановился у дома священника.

— Меня попросили произнести проповедь, — ответил священник. — Это займет некоторое время. Не хочешь присоединиться?

Посыльный с трудом удержался от зевка, глядя в окно, по которому стекали струи дождя.

— Нет, лучше подожду здесь и останусь сухим, — сказал он.

— Отлично. Мы скоро вернемся.

Священник и шофер вышли из машины, оставив посыльного в одиночестве пересчитывать кровавые деньги. Но, попытавшись разглядеть серийные номера банкнот Английского банка, он понял, что у него все плывет перед глазами. Почувствовав навалившуюся усталость, он поспешно убрал конверт в карман и улегся на сиденье, чтобы отдохнуть. Казалось, прошли часы, но всего через пару минут он с трудом открыл глаза, почувствовав, как на его лицо льется холодная вода. Он увидел перед собой жесткое лицо священника. Сверху лил дождь. Разум подсказывал, что его тело куда-то движется, но он не чувствовал ног. Попытавшись сфокусировать взгляд, он увидел, что водитель тащит его за ноги, а священник — за руки. Затуманенный мозг охватила паника, он всеми силами хотел протянуть руку и достать из кармана револьвер «Уэбли Бульдог», но руки не слушались. Бренди, с внезапной ясностью осознал он. Что-то было в том бренди.

Перед глазами замелькали зеленые листья. Его несли под сенью огромных дубов. На фоне листьев все также покачивалось лицо священника, застывшая безразличная маска с холодным взглядом. Затем лицо куда-то упало. Вернее, это он сам упал. Он, скорее услышал, чем ощутил, что упал в канаву. Плеск грязной воды. Лежа на спине, он увидел сверху лицо священника, в глазах которого появилось нечто вроде чувства вины.

— Прости нам прегрешения наши во имя Отца, Сына и Святого Духа, — послышался голос священника. — Ныне предаем земле…

Мелькнула лопата, и ему на грудь упал кусок мокрой грязи. Потом еще и еще.

Тело было парализовано, голос пропал, но сознание продолжало работать. Он с ужасом понял, что его хоронят заживо. Снова попытался пошевелить руками и ногами, но безуспешно. Земля наполняла могилу, и вопли ужаса звучали лишь в его мозгу, до тех пор пока он не испустил последний мучительный вздох.

Перископ неторопливо двигался по широкой дуге сквозь бурлящую темную воду, но разглядеть его в такую ночь было практически невозможно. В десяти метрах под поверхностью моря обер-лейтенант Фосс, с круглым и розовым, как у ребенка, лицом, медленно поворачивал перископ по кругу. Задержал взгляд на паре огней, видневшихся высоко над водой. Фонари ферм на мысе Марвик, холодной, продуваемой всеми ветрами оконечности одного из Оркнейских островов. Фосс в очередной раз завершил полный оборот перископа, когда увидел какое-то мерцание на горизонте с востока. Подкрутив окуляр, чтобы навести резкость, он принялся терпеливо следить за обнаруженным источником света.

— Вероятная цель на ноль-четыре-восемь, — объявил он, едва сдерживая возбуждение.

Несколько моряков, с трудом разместившихся в тесном центральном посту подводной лодки, сразу же встрепенулись, внимательно глядя на него.

Фосс несколько минут внимательно следил за новой целью. В это время сквозь просвет в низких штормовых облаках показался серп луны. Лунный свет на мгновение осветил цель и, сравнив его размеры с прибрежными холмами, Фосс почувствовал, как его сердце заколотилось, а ладони, держащие рукоятки перископа, вспотели. Моргнув, он снова пригляделся, затем оторвал взгляд от окуляра. Не говоря ни слова, выбежал из центрального поста и принялся протискиваться по узкому коридору, ведущему на корму. Пробежав через всю подводную лодку, он оказался у каюты капитана. Громко постучал по переборке и откинул тонкую занавеску.

Капитан Курт Байтцен спал на своей койке, но тут же проснулся и включил лампу у себя над головой.

— Капитан, большое судно идет с юго-востока, дистанция примерно десять километров. Едва сумел разглядеть силуэт. Британский военный корабль, возможно — линкор, — доложил Фосс, дрожа от возбуждения.

Байтцен сел на койке и кивнул, скидывая одеяло. Он спал одетым и сейчас поспешно натянул ботинки. Встав с койки, пошел вслед за помощником в центральный пост. Опытный подводник, Байтцен долго смотрел в перископ, а потом выкрикнул координаты и дальность.

— Военный, — небрежно сказал он. — В этом секторе нет мин?

— Нет, — подтвердил Фосс. — Мы ставили их километрах в тридцати севернее.

— Боевая тревога! — отдал приказ Байтцен.

Байтцен и Фосс подошли к деревянному столу, на котором была разложена карта, и начали выстраивать курс перехвата, а затем отдали команду рулевому. Несмотря на то что лодка шла на перископной глубине, сильное волнение на поверхности раскачивало ее по килю и по борту, так что задача была не из легких.

Сошедшая со стапеля в Гамбурге, «U-75» была небольшой подлодкой типа «UE-1», основной задачей которых была скрытная постановка минных заграждений. Но, помимо большого запаса мин, у нее было четыре торпедных аппарата и пушка калибра 105 мм, достаточно мощная для подводной лодки. В нынешнем походе они практически завершили постановку мин и вовсе не ожидали наткнуться на вражеский военный корабль.

Лодка вышла всего лишь во второй свой поход под командованием Байтцена, спустя полгода после введения в состав флота. Нынешний поход был не слишком успешным, на их минах подорвались небольшое торговое судно и парочка рыболовецких. Сейчас им впервые представился шанс поймать настоящую добычу. Среди экипажа мигом разнесся слух о том, что они взяли на прицел британский военный корабль, и все пребывали в эйфории. Байтцен знал, что в случае успеха ему пожалуют Железный крест.

Немецкий капитан аккуратно вел лодку на перехват, перпендикулярно к мысу Марвик. Если военный корабль будет идти тем же курсом, он пройдет всего в полукилометре от затаившейся в глубине подводной лодки. Торпеды, которыми была вооружена «U-75», позволяли вести прицельную стрельбу на дальность не более километра, так что для выстрела приходилось подходить очень близко. На самом деле во времена Первой мировой немецкие подводные лодки чаще всего топили торговые суда огнем своих палубных орудий, но «U-75» не имела ни малейшего шанса сделать это с хорошо бронированным крейсером и при сильном волнении на поверхности.

Выведя лодку на позицию для атаки, капитан прилип к окуляру перископа, ожидая приближения противника. Снова блеснул лунный свет. Обер-лейтенант прав, подумал Байтцен. Это броненосный крейсер, конечно, не такой огромный, как эти их ужасные дредноуты.

— Аппараты один-два, к бою, — скомандовал Байтцен.

До крейсера уже было не больше километра, его громадный силуэт вырисовывался на фоне темного горизонта. Байтцен проверил настройки торпед к выстрелу и снова поглядел в перископ. Крейсер выходил на дистанцию стрельбы.

— Открыть крышки носовых аппаратов, — приказал Байтцен.

— Открыты, — ответили с носа через пару секунд.

— Аппараты один-два, товсь.

— Есть.

Байтцен смотрел в перископ. Моряки стояли вокруг него, затаив дыхание. Наконец огромный военный корабль оказался прямо перед лодкой. Байтцен уже открыл рот, чтобы дать команду к стрельбе, как вдруг его ослепила яркая вспышка. Спустя секунду подводную лодку тряхнуло, и они услышали приглушенный звук взрыва.

Байтцен ошеломленно глядел в перископ. Из носовой части крейсера вздымались языки пламени и клубы дыма, окрашивая ночные облака в персиковый цвет. Огромный военный корабль дрогнул, и его нос стал быстро уходить под воду. Корма поднялась в воздух на несколько мгновений, и корабль начал погружаться носом вперед. Меньше чем за десять минут от громадного крейсера не осталось и следа.

— Фосс… ты уверен, что в этом секторе нет мин? — хрипло спросил Байтцен.

— Да, капитан, — ответил помощник, еще раз проверив карту минных заграждений.

— С ним покончено, — пробормотал капитан, глядя на ошеломленных моряков, ожидающих приказа. — Крышки аппаратов закрыть, отбой боевой тревоги.

Разочарованные моряки вернулись к своим рутинным обязанностям, а капитан продолжал непонимающе смотреть в перископ. Лишь немногие из экипажа крейсера спаслись, сев в шлюпки, но при такой волне он не имел никакой возможности спасать их. Глядя на опустевшие темные воды моря, он тщетно раздумывал, что же произошло. Но в голову ничего не приходило. Ведь военные корабли не взрываются сами собой.

Прошло много времени, прежде чем Байтцен оторвал взгляд от окуляра перископа и молча пошел в свою каюту. Он погиб позже, в той самой войне, но до конца дней своих так и не узнал тайну взрыва «Хэмпшира». Всю свою оставшуюся недолгую жизнь молодой капитан не мог забыть зрелище того, как огромный военный корабль погиб безо всяких видимых причин.

Часть первая ОТТОМАНСКАЯ МЕЧТА

1

Июль 2012 года.

Каир, Египет.

Полуденное солнце обжигало землю лучами, проходящими сквозь густую пыль и смог, укрывшие древний город, подобно грязному одеялу. Температура была хорошо за сорок, и мало кто ходил по раскаленным каменным плитам, покрывавшим главный двор мечети Аль-Азхар.

Мечеть находилась в восточной части Каира, километрах в трех от Нила, и представляла собой одну из главных исторических достопримечательностей города. Построенная в 970 году от Рождества Христова завоевателями Фатимидами, в течение столетий она расширялась и перестраивалась, к нынешнему времени получив статус пятой по значимости мечети исламского мира. Искуснейшая резьба по камню, красивейшие минареты, луковичный купол воплотили в себе тысячелетнюю историю восточной архитектуры. И здесь, посреди ее массивных каменных стен, подобных крепостным, находился прямоугольный центральный двор, окруженный колоннадой и сводчатой галереей.

Сидевший в тени колоннады поджарый мужчина в брюках армейского покроя и свободно сидящей футболке вытер свои тонированные очки и оглядел двор. В дневную жару людей здесь было немного, в основном молодежь. Они ходили, наслаждаясь красотой архитектуры или пребывая в молчаливом размышлении. Студенты исламского университета Аль-Азхар, работающего при мечети, одного из знаменитейших исламских учебных заведений на Ближнем Востоке. Мужчина потрогал густую бороду, покрывающую его молодое лицо, и закинул на плечо потрепанный рюкзачок. В таком виде, с белой хлопчатобумажной куфией на голове, он вполне мог сойти за еще одного студента, изучающего здесь теологию.

Выйдя из тени, он пошел через двор к юго-восточному краю галереи. Фронтон, венчающий арки галереи, был украшен резным орнаментом и нишами, высеченными в камне и оштукатуренными. Они стали излюбленным местом посиделок местных голубей. Пройдя через выступавшую во двор центральную арку, он прошел под большой прямоугольной плитой, обозначавшей вход в молельный зал.

Зов к полуденному намазу прозвучал уже час назад, и сейчас огромный молельный зал был практически пуст. У входа, скрестив ноги, сидели на земле несколько студентов. Преподаватель из университета читал им лекцию о Коране. Обойдя их, мужчина подошел к самому входу. Там стоял бородатый мужчина в белом одеянии, который внимательно посмотрел на него. Пришедший снял обувь и тихо произнес слова благословения пророку Мухаммеду. Привратник кивнул ему, и мужчина вошел внутрь.

Молельный зал представлял собой огромное помещение, застеленное красным ковром, через отверстия в котором к потолку устремлялись десятки колонн из алебастра, поддерживающие арочные перекрытия свода. Как и в большинстве мечетей, здесь не было ни скамей, ни украшенного алтаря. Куполообразный орнамент на ковре, каждый из фрагментов которого указывал место, на котором следовало преклонить колени для молитвы, вершинами указывал в дальний конец зала. Заметив, что бородатый привратник больше на него не смотрит, мужчина быстро пошел вперед, лавируя между колоннами.

Проходя мимо нескольких мужчин, стоявших на коленях и молящихся, он увидел в дальнем конце зала михраб. Непритязательная ниша в стене обозначала направление, в котором находится Мекка. В мечети Аль-Азхар михраб был вырезан из полированного камня и обрамлен другим, черным с белыми прожилками. Такую отделку можно было бы счесть достаточно современной.

Подойдя к колонне, ближайшей к михрабу, мужчина снял с плеча рюкзак, опустился на колени и простерся ниц в молитве. Проведя так несколько минут, он тихонечко отодвинул рюкзак в сторону, уперев его в основание колонны. Увидев, что пара студентов встала и направилась к выходу, последовал за ними и вышел в прихожую, где надел обувь. Тихо пробормотал «Аллах акбар», проходя мимо бородатого привратника, и вышел на главный двор.

Некоторое время он делал вид, что восхищается резьбой на фронтоне, а затем поспешно вышел через Ворота Цирюльников на улицу. В паре кварталов от выхода сел в арендованный автомобиль и поехал в сторону Нила. Пересек промышленный район, завернул на стоянку позади полуразвалившегося кирпичного завода и остановил машину у заброшенного грузового терминала. Снял армейские штаны и футболку, под которой оказались джинсы и шелковая блузка. Снял очки, парик и накладную бороду. Студент мусульманского университета исчез, появилась очаровательная молодая женщина с оливковой кожей и жестким взглядом темных глаз, коротко стриженная. Выкинув грим и одежду в ржавый мусорный бак, она плюхнулась обратно в машину и выехала на забитые автомобилями улицы Каира, медленно продвигаясь от Нила в сторону международного аэропорта в северо-восточной части города.

Она стояла в очереди на регистрацию, когда лежавшая в рюкзаке бомба взорвалась. Над мечетью Аль-Азхар поднялось облачко белого дыма. Крыша молельного зала рухнула, михраб рассыпался на куски. Хотя время подрыва было точно рассчитано, в промежутке между молитвами, погибли несколько студентов университета и служителей мечети. Десятки человек пострадали.

Когда прошел первый шок от случившегося, мусульманское сообщество Каира пришло в возмущение. В первую очередь в случившемся обвинили Израиль, потом — Запад. Никто не взял на себя ответственность за теракт. Спустя пару недель молельный зал отремонтировали, установив новый михраб, но гнев мусульман Египта и всего мира длился куда дольше. Ведь напали на одну из главных святынь ислама. Лишь немногие заметили, что этот теракт стал первым из тех, которые были направлены на подрыв хрупкой стабильности на всем Ближнем Востоке.

2

— Возьми нож и отрежь.

Грек-рыболов скорчил недовольную мину, давая сыну в руку ржавый нож с лезвием-пилой. Подросток разделся, оставшись в одних шортах, и спрыгнул за борт лодки, крепко сжимая нож в руке.

Прошло почти два часа с того момента, как их рыболовные сети зацепились за что-то, лежащее на дне. Пожилой грек очень удивился, ведь он не раз и не два забрасывал сети в этих местах безо всяких происшествий. Он пытался водить лодку туда-сюда, надеясь, что сеть отцепится, но безрезультатно. С каждой новой попыткой он все больше ругался. Что бы он ни делал, сеть зацепилась очень крепко. Отрезать кусок сети — ощутимая потеря, но пришлось признать, что больше делать нечего, и отец сказал сыну, чтобы тот нырнул и сделал это.

Несмотря на свежий ветер, вода в восточной части Эгейского моря была теплой и прозрачной. Погрузившись на десяток метров, парень разглядел дно. Но он не умел нырять глубже, поэтому принялся кромсать сеть ножом там, где находился. Пришлось нырнуть несколько раз. Наконец последние веревки были обрезаны и юноша поднялся к поверхности с куском освобожденной сети в руке, совершенно изможденный. Продолжая проклинать злую судьбу, рыбак повел лодку на запад, в сторону Хиоса, принадлежавшего Греции острова, находящегося у самых берегов Турции. Остров вздымался из лазурных вод моря совсем неподалеку.

В четверти мили от того места стоящий на палубе судна мужчина с любопытством наблюдал за усилиями рыбака. Высокий и подтянутый, покрытый сильным загаром за многие годы, проведенные в море, он глядел на происходящее в окуляр старомодной бронзовой подзорной трубы. Затем опустил ее. В его глазах цвета морской волны отражался свет. Эти задумчивые глаза не раз видели смерть и жестокость, но легко прояснялись, когда на их хозяина снисходило веселое настроение. Проведя рукой по густым черным с проседью волосам, он вышел на мостик судна «Эгейан Эксплорер».

— Руди, ведь мы уже исследовали изрядный кусок дна, отсюда и до Хиоса, да? — спросил он.

Невысокого роста мужчина в очках с роговой оправой оторвал взгляд от экрана компьютера и кивнул.

— Да, последний сектор мы прошли в миле от восточного побережья. С этим греческим островом, что находится меньше чем в пяти милях от турецкого берега, не разберешься, где здесь чьи территориальные воды. Мы сняли сектор почти на девяносто процентов, когда у задней камеры АПА потек уплотнитель и внутрь попала соленая вода. Будем куковать еще пару часов, не меньше, пока техники ее не починят.

АПА, автономный подводный аппарат, представлял собой миниатюрную подводную лодку, формой напоминающую торпеду, которая управлялась компьютером и двигалась под водой по заранее запрограммированному маршруту. Время от времени аппарат передавал собранную телекамерами и другими датчиками информацию на корабль.

Руди Гунн перестал стучать по клавиатуре. В этом человеке, в потрепанной футболке и клетчатых шортах, мало кто узнал бы заместителя директора Национального управления подводных исследований, правительственной организации, занимающейся научными исследованиями в акватории всего Мирового океана. Гунна можно было куда чаще застать в Вашингтоне, в штаб-квартире организации, чем на одном из научно-исследовательских судов бирюзового цвета, собирающих данные о жизни в глубинах, течениях, загрязнении и погодных закономерностях по всему миру. Несмотря на то что он был прирожденным администратором, тем не менее с удовольствием пользовался любой возможностью слинять от высокомерного столичного общества и, что называется, помесить грязь, особенно если то же самое делал и его босс.

— А что у нас тут на мелководье?

— Вполне типичная для здешних островов картина. Шельф на пару миль от берега, потом резкий скачок глубины, до сотен метров. Сейчас у нас под килем метров сорок. Насколько помню, гладкое песчаное дно, скальных выходов очень мало.

— Я так и думал, — ответил мужчина. В его глазах загорелся огонек.

Гунн уловил это.

— Судя по всему, в голове босса зреет коварный план, — сказал он.

Дирк Питт расхохотался. Возглавив НУПИ, он провел десятки экспедиций, занимаясь подводными исследованиями, и результаты этих исследований были впечатляющи. Подъем «Титаника», поиск судов экспедиции Франклина, пропавшие в Арктике и многое другое. У Питта было безошибочное чутье на таящиеся в глубинах загадки. Уверенный в себе и исполненный ненасытным любопытством, он был влюблен в море с младых лет. Эта любовь не убывала с годами и каждый раз заставляла его покидать штаб-квартиру НУПИ в Вашингтоне и отправляться в очередную экспедицию.

— Ведь хорошо известно, — сказал он, — что останки кораблекрушений, произошедших у побережья, чаще всего обнаруживают, когда местные рыбаки цепляются за них сетями.

— Кораблекрушения? — переспросил Гунн. — Если мне не изменяет память, турецкое правительство пригласило нас сюда, чтобы мы исследовали процесс размножения фитопланктона в прибрежных водах. Про поиск затонувших кораблей речи не шло.

— Но я не против, если получится, что мы сами на них наткнемся, — усмехнувшись, ответил Питт.

— Ну что ж, мы сейчас все равно бездельничаем. Хочешь спустить за борт буксируемый гидролокатор?

— Нет, поскольку сеть нашего местного рыбака запуталась на небольшой глубине, вполне пригодной для погружения с аквалангом.

Гунн глянул на часы.

— Я думал, ты через пару часов уедешь, чтобы провести выходные в Стамбуле с женой.

— Времени вполне достаточно, — с ухмылкой ответил Питт. — Быстренько нырнуть по дороге в аэропорт.

— Я так понимаю, что надо будить Эла, — качая головой, сказал Гунн.

Спустя двадцать минут Питт кинул в болтавшийся у борта «Эгейан Эксплорер» надувной «Зодиак», небольшой чемодан и спустился в резиновую лодку по скинутому за борт трапу. Когда он уселся, невысокий коренастый мужчина крутанул ручку газа подвесного мотора, и они отчалили от судна.

— Где будем погружаться? — крикнул ему Эл Джордино. Его карие глаза постепенно очищались от тумана послеполуденного сна.

Питт сориентировался по выбранным точкам на берегу и выдал Джордино нужное направление. Они прошли совсем немного, и Питт сказал ему глушить мотор. Затем выкинул с носа небольшой якорь и закрепил трос, когда тот провис, сигнализируя, что якорь достиг дна.

— Метров тридцать, не больше, — сказал он, посмотрев на красную полоску на тросе.

— И что ты думаешь там найти? — спросил Джордино.

— Что угодно, от кучи камней и до «Британика», — ответил Питт. «Британик», двойник печально известного «Титаника», затонул в Средиземном море во времена Первой мировой, подорвавшись на мине.

— Ставлю на камни, — сказал Джордино, влезая в синий гидрокостюм, швы которого всякий раз подвергались серьезному испытанию, когда тот упаковывал в него свой могучий торс и руки.

В глубине души Джордино не сомневался, что на дне окажется что-нибудь поинтереснее, чем скальный выход. Он слишком много лет проработал с Питтом, чтобы подвергать сомнению его интуицию, которая постоянно подкидывала им работенку в самых загадочных закоулках морского дна. Они подружились еще в детстве, когда жили в южной Калифорнии и вместе учились нырять у Лагуна-Бич. Потом вместе служили в ВВС, были временно прикомандированы к новому правительственному управлению, которое должно было заниматься исследованиями морских глубин. Вместе прошли через десятки экспедиций, множество приключений, и теперь Питт возглавлял управление, а Джордино стал его заместителем по технологической части.

— Попробуем провести круговой поиск вокруг якорного троса, — сказал Питт, когда они надели на плечи баллоны. — На мой взгляд, запутавшаяся сеть лишь немного ближе к берегу от нашей нынешней позиции.

Джордино кивнул, воткнул в рот загубник и плюхнулся в воду через борт «Зодиака». Спустя секунду отправился в воду и Питт. Следуя вдоль якорного троса, они начали погружаться.

Голубые воды Эгейского моря были абсолютно чисты, обзор открывался метров на пятнадцать, не меньше. Когда они приблизились к дну, он не без удовольствия отметил, что дно песчаное, с небольшими выходами гравия. Гунн был прав. Естественных препятствий здесь быть не должно.

Они разошлись в стороны, паря метрах в трех над морским дном, и начали плыть по широкой дуге вокруг якорного троса. Мимо проплыла небольшая стайка лавраков. Рыбы некоторое время с подозрением смотрели на аквалангистов, а затем метнулись на глубину. Когда пловцы начали сворачивать в сторону Хиоса, Питт заметил, что Джордино машет ему рукой. Энергично гребя ластами, Питт подплыл к нему ближе. Тот показал на силуэт впереди.

В слабом солнечном свете была видна покачивающаяся коричневая тень. Питту она показалась похожей на поваленное ветром дерево с торчащими к небу ветвями, покрытыми густой листвой. Когда они подплыли ближе, он понял, что это не листья, а остатки рыболовной сети, лениво покачивающейся под действием течения.

Аквалангисты осторожно поплыли вперед, опасаясь запутаться в сети и стараясь держаться ниже по течению от нее. Сеть уцепилась за дно в одном месте, казалось, вырастая из морского дна. Питт увидел небольшую ложбинку, пересекающую покрытое песком и гравием дно, в конце которой торчала перекладина, за которую и уцепилась сеть. Подплыв ближе, он увидел, что это ржавый Т-образный чугунный якорь, метра полтора в длину. Якорь лежал на боку, одна лапа торчала вверх, с намотавшейся вокруг нее сетью, а вторая зарылась в дно. Протянув руку, Питт начал обмахивать песок с лапы и вскоре увидел, что она держится за толстый деревянный брус, от которого перпендикулярно отходит другой, потоньше. За свою жизнь Питт видел достаточно затонувших кораблей, чтобы сразу понять, что толстый брус представляет собой корабельный киль.

Обернувшись, он оглядел борозду, проделанную якорем в морском дне. Джордино уже плыл вдоль нее, к началу. Как и Питт, он сразу все понял. Рыболовная сеть зацепилась за якорь и поволокла его по дну, вдоль киля, пока якорь не зацепился намертво за обломок шпангоута. В результате этого открылась изрядная часть остатков древнего затонувшего корабля.

Питт подплыл к Джордино, который уже помахивал руками, сдувая водой песок. Их глазам предстали еще несколько поперечин, прикрепленных к килю. Джордино поглядел на Питта широко открытыми глазами и покачал головой. Интуиция его друга опять привела их к затонувшему кораблю — и на этот раз достаточно древнему.

Находя то тут, то там отдельные фрагменты корабля, вскоре они составили о нем первое впечатление. Корабль длиной метров пятнадцать, палуба и обшивка бортов давно сгнила — по сути, большая его часть; осталось совсем немного. Но в районе кормовой части в песке угадывались сохранившиеся фрагменты отсека. На поверхности дна лежали керамические тарелки, черепки и куски неглазированной керамики, однако основного груза корабля не было видно.

Время погружения подходило к концу, и они принялись разгребать песок в надежде найти хоть что-нибудь, что поможет им идентифицировать корабль. Копаясь среди сгнивших досок, Джордино нащупал в песке что-то плоское. Покопавшись, он извлек небольшую металлическую коробочку. Поднеся ее к маске, он разглядел на ней что-то вроде навесного замка, скобу которого, впрочем, практически полностью съела ржавчина. Аккуратно убрав ее в мешок, он посмотрел на часы, а затем подплыл к Питту и дал знак, что будет всплывать.

Питт нашел стоящие в ряд небольшие глиняные горшки, но не стал их извлекать, когда увидел подплывающего Джордино. Он уже собрался было всплывать следом за ним, когда увидел, как в песке что-то блеснуло — с противоположной от горшков стороны, там, где движения его ласт смыли со дна поверхностный слой песка. Подплыв, Питт покопался и увидел плоскую керамическую крышку. Хотя она и обросла водорослями, Питт сразу же разглядел украшающий ее причудливый цветочный орнамент. Запустив пальцы поглубже в песок, он вытащил прямоугольную коробку.

Керамический ларец, примерно вдвое больше сигарной коробки, по бокам был украшен сине-белым цветочным орнаментом, таким же, как и на крышке. Для своего размера он казался достаточно тяжелым, чтобы быть пустым, и Питт, аккуратно взяв его под мышку, начал грести ногами, всплывая.

Дневной ветер дул с северо-запада, и волны уже начали покрываться «барашками». Джордино уже вылез на «Зодиак» и занимался тем, что вытаскивал якорь. Подплыв к лодке, Питт отдал Джордино ларец, влез внутрь и принялся снимать акваланг.

— Мы задолжали рыбаку бутылочку узо, — сказал Джордино, заводя подвесной мотор.

— Да уж, он навел нас на интересненький корабль, — согласился Питт, вытирая лицо полотенцем.

— Это, конечно, не античное судно с амфорами, но тоже весьма старое.

— Скорее всего, средневековое, — предположил Питт. — И по меркам Средиземного моря совсем малюсенькое… Хорошо, пошли к берегу, там и узнаем, что мы нашли.

Джордино крутанул ручку газа, и «Зодиак» помчался к ближайшему острову. До Хиоса была пара миль, но им пришлось пройти еще мили три вдоль берега, прежде чем они вошли в небольшую бухту у рыбацкой деревушки Вокария. Пришвартовались к потрепанному пирсу, который, казалось, был построен еще в пору одних только парусников. Джордино кинул на настил пирса полотенце, а Питт выставил на него находки.

Оба предмета были покрыты песчаными отложениями, наросшими за столетия, проведенные ими под водой. Найдя поблизости колонку, Питт принялся аккуратно смывать застывшую грязь и песок. Очищенная шкатулка засверкала в солнечном свете. На ярко-белом фоне красовался сложный цветочный орнамент из линий синего, пурпурного и бирюзового цветов.

— Напоминает марокканские, — сказал Джордино. — Не сможешь открыть крышку?

Питт аккуратно ухватил крышку за края. Она поддалась. Мягким движением он снял крышку. Шкатулка была заполнена грязной водой, сквозь которую тускло поблескивал продолговатый предмет. Питт осторожно наклонил ее, выливая воду, затем вытащил полукруглый предмет, покрытый толстой коркой осадочных отложений, и с изумлением понял, что это корона. Питт нерешительно держал ее в руках. Судя по весу, она была сделана из золота. Металл блестел на солнце в тех местах, где откололась застывшая грязь.

— Ты только погляди! — восхитился Джордино. — Прямо как из легенды о короле Артуре.

— Или об Али-Бабе, — ответил Питт, внимательно разглядывая ларец.

— Этот корабль — не обычная торговая посудина. Не думаешь, что он мог принадлежать какому-нибудь царственному семейству?

— Все возможно, — ответил Питт. — По всей вероятности, на его борту путешествовала какая-то важная персона.

Джордино взял корону в руки и надел себе на голову, слегка набок, смеясь.

— Король Эл, к вашим услугам, — сказал он, сделав величественный жест рукой. — Бьюсь об заклад, я привлеку внимание самых красивых местных девушек.

— Ага, а еще мужчин в белой форме, — усмехнулся Питт. — Давай лучше твою посмотрим.

Джордино убрал корону обратно в керамическую шкатулку и взялся за свою, металлическую. Навесной замок отвалился и упал на полотенце.

— Отжил свое, — сказал он, ставя шкатулку обратно на полотенце; точно так же, как Питт, аккуратно подцепил крышку пальцами, и она со щелчком открылась. Воды внутри оказалось совсем немного, так как она доверху была набита монетами.

— Сорвали джекпот, — ухмыльнувшись, сказал он. — Как насчет того, чтобы выйти на пенсию до срока?

— Благодарю покорно, — ответил Питт. — И остаток дней провести в турецкой тюрьме.

Большинство монет были серебряными, и коррозия сильно изъела их; некоторые даже слиплись между собой по нескольку штук. Порывшись в шкатулке, Питт нашел на дне единственную золотую монету, избежавшую разрушения. Поднеся ее к глазам, он стал рассматривать неровный рисунок. Монета явно была отчеканена вручную. На обеих ее сторонах виднелась затейливая арабская вязь, край был зазубренным. О том, откуда она и какого века, оставалось лишь догадываться. Они принялись вместе разглядывать остальные монеты, но их состояние было куда хуже.

— Исходя из того, что у нас оказалось, мы можем лишь предположить, что наткнулись на судно времен Османской империи, — сказал Питт. — Монеты явно не византийские, так что это пятнадцатый век или позже.

— Надо найти кого-нибудь, кто сможет более точно это определить, — сказал Джордино.

— Да, монеты в этом смысле — очень удачная находка, — согласился Питт.

— В том смысле, что мы сможем финансировать наш проект еще месяц и не понадобится возвращаться в Вашингтон? — с надеждой спросил Джордино.

Проезжавшая мимо причала мятая «Тойота»-пикап с визгом затормозила рядом с ними. Из нее вылез улыбающийся молодой мужчина с оттопыренными ушами.

— В аэропорт надо? — обезоруживающе спросил он.

— Да, я заказывал, — ответил Питт, забирая с «Зодиака» свой чемоданчик.

— А что с добычей? — спросил Джордино, аккуратно заворачивая шкатулки в полотенце, прежде чем водитель успел их разглядеть.

— Боюсь, придется отвезти с собой в Стамбул. Я знаком с директором отдела морских исследований стамбульского археологического музея. Он найдет, куда пристроить наши с тобой находки, а заодно, возможно, расскажет, что именно мы нашли.

— Я так понимаю, что вечеринка на Хиосе для Короля Эла отменяется, — сказал Джордино, отдавая Питту завернутые в полотенце находки.

Питт оглядел сонную деревушку, забираясь в машину, мотор которой тарахтел на холостых.

— Если честно, не думаю, что Хиос готов к визиту Короля Эла, — сказал он, когда машина тронулась.

3

Небольшой самолетик местной авиалинии сел в международном аэропорту имени Ататюрка уже перед закатом. Лавируя между огромными реактивными лайнерами, как москит в улье, он подъехал к свободной стоянке у терминала и остановился.

Питт сошел с самолета одним из последних. Едва он вошел в отделанное изразцами здание терминала, как к нему бросилась рослая красивая женщина с каштановыми волосами.

— Ты же должен был прилететь вперед меня, — сказала Лорен Смит, когда они разомкнули объятия. — Я боялась, что ты вообще не прилетишь.

Она с облегчением посмотрела на мужа своими синими глазами.

Снова обняв жену за талию, Питт поцеловал ее.

— Вылет задержали из-за проблем с колесом шасси. Долго ждала?

— Меньше часа.

Сморщив нос, Лорен облизнула губы.

— Ты соленый.

— По дороге в аэропорт нашел затонувший корабль.

— Можно было бы догадаться, — ответила она. — Разве не ты говорил, что полеты и заплывы лучше не смешивать?

— Безусловно. Но тот кукурузник, на котором я летел, поднимал не выше тысячи футов, так что все в порядке.

— Если начнешь бегать по делам и в Стамбуле, я тебя придушу, — сказала она, крепко сжимая его в объятиях. — Как, корабль интересный?

— Похоже на то. — Питт приподнял чемодан, внутри которого, завернутые в полотенце, лежали его находки. — Нашли пару предметов, которые помогут пролить свет на его происхождение. Я пригласил профессора Рея Руппе из Стамбульского археологического музея присоединиться к нам за ужином. И возможно, он сможет нам что-нибудь рассказать по их поводу.

Лорен приподнялась на цыпочки и заглянула в зеленые глаза Питта, слегка сморщив лоб.

— Хорошо, что я заранее знала, выходя за тебя, что море всегда будет твоей любовницей.

— И то хорошо, — ответил Питт, ухмыляясь и прижимая ее к себе. — Думаю, меня хватит на вас обеих.

Взявшись за руки, они пошли через толпу, заполнившую терминал. Получив багаж, вышли из аэропорта и взяли такси до отеля, который находился в Султанахмете, историческом центре Стамбула. Приняв душ и переодевшись, снова плюхнулись в такси и поехали в тихий жилой район в десятке кварталов от отеля.

— «Сабахаттин Балыкчи», — объявил водитель.

Питт подал руку Лорен, помогая выбраться на мощенный булыжником тротуар. На противоположной стороне улицы находился ресторан, в живописном каркасном доме постройки 20-х годов прошлого века. Пройдя мимо нескольких стоящих на улице столиков, они пошли внутрь, оказавшись в красивой прихожей. Навстречу им вышел пухлый мужчина с редеющей шевелюрой, дружелюбно улыбаясь и протягивая руку.

— Дирк, рад, что ты так быстро добрался, — сказал он, крепко пожимая руку Питта. — Добро пожаловать в Стамбул.

— Благодарю, Рей, рад снова тебя увидеть. Позволь представить тебе Лорен, мою жену.

— Рад познакомиться, — дружелюбно сказал Руппе, протягивая руку, но пожав ее куда деликатнее, чемПитту. — Надеюсь, вы простите старому землекопу, что я нарушил ваше уединение. Завтра утром улетаю в Рим, на археологическую конференцию, так что это единственная возможность обсудить с вашим мужем его последнюю находку.

— Ничего страшного, я сама всегда поражаюсь тому, что Дирк умудряется доставать со дна морского, — смеясь, ответила Лорен. — Кроме того, судя по всему, вы подыскали неплохое место для ужина.

— Это один из моих любимых рыбных ресторанов в Стамбуле, — сказал Руппе.

Подошла официантка, которая провела их по коридору в один из отдельных кабинетов, переделанный из жилой комнаты. Они уселись за накрытый скатертью стол у окна, через которое был виден сад во внутреннем дворике.

— Может, посоветуете что-нибудь на ваш вкус, профессор Руппе? — спросила Лорен. — Я впервые в Турции.

— Пожалуйста, просто Рей. В Турции всегда можно заказывать рыбу, и не ошибетесь. Здесь отлично готовят палтуса и лаврака. А кебаб я могу есть до бесконечности, — сказал Руппе, ухмыляясь и похлопывая себя по животу.

Они сделали заказы, и Лорен спросила Руппе, сколько времени тот провел в Турции.

— Боже мой, скоро двадцать пять лет будет! Как-то летом я приехал сюда из Аризонского университета вести полевую школу по подводной археологии, да так и остался. Мы тогда нашли византийское торговое судно у берега Коса, и с тех пор у меня всегда полно работы.

— Профессор Руппе — большой специалист по всем морским археологическим находкам Византийской и Оттоманской эпох в восточном Средиземноморье, — сказал Питт. — В большинстве наших экспедиций в этом регионе он оказался для нас просто незаменимым.

— Как и ваш муж, я навсегда влюблен в затонувшие корабли, — сказал Руппе. — Правда, с тех пор как я возглавил отдел морских исследований в археологическом музее, мне удается проводить в поле намного меньше времени, чем раньше.

— Как я тебя понимаю, — с печалью сказал Питт.

Официантка принесла огромное блюдо мидий с рисом в качестве закуски, и все принялись за еду.

— Вы уже стали здесь почти что местным, — заметила Лорен.

— Почти. И вы знаете, ведь Стамбул вполне заслуживает звание «Царицы городов». Основанный греками, возвеличенный римлянами, возмужавший при турках. Древние соборы и мечети, дворцы — все это способно очаровать даже самого пресыщенного историка. Хотя есть и свои проблемы, как у любого города с двенадцатимиллионным населением.

— И, как понимаю, основная из них — политическая обстановка, — заметила Лорен.

— Уважаемая леди, член Конгресса, так цель вашего визита состоит именно в этом? — с ухмылкой спросил Руппе.

Лорен Смит улыбнулась в ответ. Хотя она уже долгое время представляла Колорадо в палате представителей, но так и не свыклась со своей ролью политика.

— На самом деле я прилетела в Стамбул только для того, чтобы повидаться со своим непредсказуемым мужем. Я путешествовала по южному Кавказу в составе делегации Конгресса, и просто сделала лишнюю остановку по дороге в Вашингтон. Сотрудник Госдепартамента, с которым мы летели, упомянул, что американские спецслужбы обеспокоены ростом фундаменталистских движений в Турции.

— Он прав. Как вы знаете, Турция — светское государство, девяносто девять процентов населения — мусульмане, и в основном сунниты. Но в последнее время растет влияние движения, руководимого муфтием Батталом, особенно здесь, в Стамбуле. Они выступают за проведение фундаменталистских реформ. Я в этом не специалист, поэтому не могу сказать, как далеко устремлены его амбиции. Но Турция, как и другие страны, переживает экономический кризис, что, естественно, сопровождается ростом недовольства простых граждан. Текущая ситуация фундаменталистам на руку. И Баттал выступает везде, позволяя себе прямые нападки на нынешнего президента.

— Помимо соблюдения договоренностей с западными странами, мне кажется, что сдвиг Турции в эту сторону сделает ситуацию на Ближнем Востоке еще опаснее, чем она есть, — ответила Лорен.

— С учетом Ирана, где у власти шииты и который «поигрывает мускулами», в военном плане, боюсь, ваши опасения вполне обоснованны.

Принесли основные блюда. Лорен взяла полную тарелку жареного лаврака, Питт — жаренного на гриле группера, Руппе — черноморского палтуса.

— Извините, что подпортила ужин политикой, просто профессиональная испорченность, — извинилась Лорен. — Сибас просто отличный, должна сказать.

— Ничего страшного. А Дирку, думаю, не привыкать, — подмигнув, ответил Руппе, глядя на старого друга. — Ну давай, Дирк, рассказывай, что там у тебя в Эгейском море.

— Мы исследуем мертвые зоны с низким содержанием кислорода на востоке Средиземноморья, — ответил Питт, прожевав очередной кусок рыбы. — Природоохранное министерство Турции направило нас в ряд районов в Эгейском море, где повторяющийся неконтролируемый рост фитопланктона приводит к гибели остальных форм жизни. Это серьезная проблема, и мы сталкивались с ней по всему миру.

— Насколько я знаю, у нас самих в Чезапикском заливе такая проблема тоже стоит весьма остро, — заметила Лорен.

— Да, мертвая зона в Чезапике за последнее лето серьезно увеличилась, — подтвердил Питт.

— Все из-за загрязнения среды? — спросил Руппе.

Питт кивнул.

— Чаще всего мертвые зоны образуются у дельты крупных рек, — начал объяснять он. — Снижение насыщенности кислородом происходит из-за перенасыщенности воды азотными соединениями, когда в воду попадают смываемые с полей удобрения и промышленные отходы. Сначала это служит питательной средой для бурного роста фитопланктона, цветения воды, как его еще называют. Умирая, фитопланктон оседает на дно и в процессе разложения снижает содержание кислорода в воде. Когда процесс достигает критической точки, вода совершенно лишается кислорода и все живое в ней погибает. Образуется мертвая зона.

— И что вы успели уже найти?

— Мы подтвердили наличие мертвой зоны умеренных размеров между греческим островом Хиос и турецким берегом. Продолжаем исследовательскую работу, составляем точную карту с данными по концентрации.

— А причину установили? — спросила Лорен.

Питт покачал головой.

— Турецкое министерство по охране окружающей среды помогает нам устанавливать потенциальные источники загрязнения как промышленные, так и сельскохозяйственные, но причину мы пока не нашли.

Пришедший официант забрал тарелки и принес три чашки кофе и блюдо с абрикосами. Лорен удивилась, обнаружив, что кофе уже с сахаром.

— Дирк, а этот твой затонувший корабль, он в мертвой зоне? — спросил Руппе.

— Нет, но неподалеку. Мы как раз простаивали, пока чинили аппаратуру, когда наткнулись на него. Местный рыбак поставил на нем свои сети, так мы его и обнаружили.

— Когда ты звонил, ты упомянул о каких-то находках, да?

— Да, и привез их с собой, — ответил Питт, кивнув в сторону своего черного чемоданчика.

У Руппе загорелись глаза, и он взглянул на часы.

— Уже двенадцатый час, я, конечно, и так вас задержал, но до музея тут пару минут на машине. Мне бы ужасно хотелось взглянуть на них, хоть мельком; заодно вы могли бы оставить их в лаборатории, если не против.

— Смешно, если честно, — тут же сказала Лорен, чтобы не дать мужу возможности отказаться. — Мы оба ужасно хотим услышать ваше мнение о них.

— Отлично, — сказал Руппе, просияв. — Тогда давайте пить кофе, а потом отправимся в лабораторию и сделаем все по науке.

Они быстро допили кофе, расплатились по счету и вышли на улицу. Руппе остановился у зеленого кабриолета «Фольксваген Карманн», припаркованного у самого тротуара.

— Извиняюсь, но для ног тут места маловато. Заднее сиденье тесное.

— Люблю я эти старые «Фольксвагены», — сказала Лорен. — Еще не видела такого древнего, но в таком хорошем состоянии.

— Годы идут, но бегает она как новенькая, — ответил Руппе. — Незаменимая машина, чтобы проехать по узеньким улочкам Стамбула; разве что кондиционера нету.

— А зачем, если можно откинуть верх? — сказал Питт, садясь на переднее сиденье после того, как Лорен с трудом устроилась на заднем.

Руппе повел машину обратно в центр, а затем они свернули и проехали сквозь арку.

— Вот мы и в Топкапы, древнем дворце оттоманских владык, — сказал он. — Музей находится у въезда во внутренний двор. Если будет возможность, обязательно посмотрите сам дворец. Но приходите пораньше, а то здесь будет не протолкнуться.

Они медленно поехали по дорожке, похожей на парковую, вдоль старинных зданий. Проехав немного в гору, Руппе свернул на стоянку для сотрудников сзади Стамбульского археологического музея. Впереди виднелась высокая стена, окружающая внутренний двор Топкапы.

Выбравшись из тесной машины, Лорен и Питт пошли следом за Руппе, к зданию, выстроенному в стиле неоклассицизма.

— На самом деле музей занимает три здания, — объяснил Руппе. — Здесь, рядом с Изразцовым павильоном, в котором находится Музей исламского искусства, стоит еще и Музей Востока. А я работаю в главном здании, где археологический музей.

Он повел их ко входу здания, украшенному колоннами, построенного в девятнадцатом веке. Открыл входную дверь, и их встретил охранник ночной смены.

— Добрый вечер, профессор Руппе. Снова приходится работать допоздна? — спросил охранник.

— Привет, Авни. Мне просто надо ненадолго зайти с друзьями. Мы скоро уйдем.

— Конечно же. Между нами, — широко улыбаясь, ответил охранник.

Руппе повел гостей по главному коридору, заполненному старинными статуями и резными изображениями. В витринах были выставлены экспонаты с раскопок гробниц со всего Ближнего Востока. Остановившись у одного из массивных каменных саркофагов, археолог указал на высеченные на нем барельефы.

— Самая известная наша находка, так называемый саркофаг Александра. На барельефах изображены сцены сражений, в которых он победил. Кто на самом деле лежал внутри, никто не знает. Предполагают, что это был Мазей, назначенный Александром сатрапом, наместником Вавилона.

— Какая красота, — восхищенно сказала Лорен. — Древний?

— Четвертый век до Рождества Христова.

Руппе повел их в боковой коридор и привел в огромный кабинет, стены которого были заставлены книгами. Вдоль свободной стены стоял огромный рабочий стол, сделанный из нержавеющей стали, на котором лежало множество находок на разных стадиях обработки. Руппе включил блок ламп над столом, и комнату залил яркий свет.

— Итак, давайте поглядим на ваши мокрые находки, — сказал он, пододвигая к столу пару стульев.

Открыв чемодан, Питт достал железную шкатулку, которую поднял со дна Джордино, и аккуратно развернул полотенце.

— Судя по всему, чья-то копилка, — сказал он. — Замок сам отвалился, — с виноватой ухмылкой добавил он.

Руппе надел очки и принялся разглядывать шкатулку.

— Да, аналог современных переносных сейфов, и, судя по виду, весьма старый.

— Возможно, содержимое поможет тебе установить временной период поточнее, — ответил Питт.

Когда Руппе открыл шкатулку, его глаза расширились. Разложив на столе кусок ткани, он принялся аккуратно раскладывать серебряные и золотые монеты. Золотых оказалось семь штук.

— Надо было позволить вам заплатить за ужин, — сказал он.

— Честное слово, настоящее золото, да? — спросила Лорен, взяв в руку монету и оценив ее вес.

— Да, и оттоманской чеканки, — подтвердил Руппе, разглядывая отчеканенные на монете надписи. — В империи было несколько монетных дворов.

— А вы можете прочесть, что там написано? — спросила Лорен, восхищенно разглядывая причудливую вязь арабских букв.

— Ну естественно. «Аллах акбар» — «Бог велик», — ответил Руппе.

Пройдя к книжной полке, он оглядел ее и достал толстый том. Перелистывая страницы, остановился, увидев фотографии нескольких древних монет. Сравнив их с одной из монет, удовлетворенно кивнул.

— Совпала? — спросил Питт.

— Идеально. Она идентична монетам, отчеканенным в шестнадцатом веке в Сирии. Поздравляю, Дирк, судя по всему, ты нашел затонувший корабль эпохи Сулеймана Великолепного.

— А кто такой этот Сулейман? — спросила Лорен.

— Один из самых почитаемых султанов Османской империи, кроме лишь самого основателя империи, Османа Первого. Благодаря его завоевательным походам империя раздвинула свои границы, включив в свой состав юго-восточную Европу, Ближний Восток и Северную Африку. Он правил в середине шестнадцатого века.

— Тогда, возможно, это было подарком или подношением султану, — сказал Питт, доставая из чемодана керамическую шкатулку и медленно разворачивая полотенце. Увидев красивейший орнамент из синего, пурпурного и бирюзового на белом фоне, Лорен широко открыла глаза.

— Какое изумительное мастерство, — сказала она.

— В старину ремесленники-мусульмане творили настоящие чудеса из глины и керамики, — ответил Руппе. — Но такого великолепия даже я еще не встречал.

Подняв шкатулку, он тщательно осмотрел ее. На одной из сторон виднелась еле заметная трещина, которую он потер пальцем.

— Конструкция и роспись аналогичны изделиям, известным как дамасская керамика, — сказал он. — Форма и рисунок идентичны тем, которые делали в мастерских города Изник, или Никеи, как этот город назывался при греках.

Аккуратно сняв крышку, Руппе вытащил из шкатулки корону.

— О боже, — только и сказала Лорен, пододвигаясь ближе, чтобы рассмотреть ее.

На Руппе предмет произвел не меньшее впечатление.

— Да, такое не каждый день встретишь, — сказал он, внимательно разглядывая корону в свете настольной лампы. Взяв в руку зубочистку, он принялся счищать песчаные отложения.

— Если осторожно ее почистить, засияет, как новенькая, — сказал он, продолжая разглядывать корону, и вдруг сдвинул лохматые брови. — Странно…

— Что? — спросила Лорен.

— На внутренней стороне ободка надпись. Я разобрал всего несколько букв, но это, судя по всему, латынь.

— Да, не слишком-то логично.

— Вот именно, — согласился Руппе. — Но думаю, после должной обработки мы сможем разобрать всю надпись и выясним, откуда она взялась.

— Я знал, что мы не зря туда ныряли, — сказал Питт.

— Похоже, этот твой затонувший корабль хранит не одну загадку, — ответил Руппе.

Лорен устало поглядела на корону и едва сдержала зевок.

— Боюсь, что слишком задержал вас, — сказал Руппе, заметив ее состояние. Убрал корону в стенной сейф, а копилку, монеты и керамическую шкатулку поставил в прозрачный пластиковый резервуар, заполненный водой.

— Как только вернусь из Рима, сразу же изучу их со всей тщательностью вместе с моими помощниками, — добавил он.

— Надеюсь, это позволит нам узнать, откуда на затонувшем оттоманском корабле взялась золотая корона с надписью на латыни, — сказал Питт.

— Может, этого мы и не узнаем, но мне очень интересно, что там есть еще, — ответил Руппе. — Как ни странно, но в Средиземном море найдено не так уж и много затонувших кораблей того времени.

— Если ты известишь о находке турецкие власти, мы сможем оказать им посильную помощь в исследованиях, — сказал Питт, отдавая Руппе морскую карту, на которой красным крестиком было помечено место находки. — Правда, это очень близко к Хиосу, так что греки наверняка тоже захотят сказать свое слово.

— Позвоню завтра же утром, — ответил Руппе. — Есть ли хоть какая-то возможность, что ты начнешь первоначальные исследования сам, со своего судна?

Питт улыбнулся.

— Мне очень хочется выяснить, что же такое мы нашли. Можем задержать исследовательские работы на день-два. У нас на борту есть археолог, который сможет руководить работами.

— Вот и прекрасно. У меня с турецким Министерством культуры хорошие отношения, и там будут рады, узнав, что находка попала в хорошие руки.

Руппе посмотрел на Лорен, которая с трудом удерживалась от того, чтобы закрыть глаза.

— Милая, простите нас за весь этот научный бред. Уже очень поздно, давайте я отвезу вас в отель.

— Хорошо бы. А то я уже готова лечь спать в одном из саркофагов, стоящих в коридоре, — ответила Лорен, устало улыбаясь.

Руппе закрыл свой кабинет и пошел вместе с ними на улицу. На входе они попрощались с охранником. И тут, когда они уже спускались по ступеням музея, вдалеке послышался грохот двух взрывов, одного за другим. Завопила сигнализация. Все трое в изумлении остановились и, прислушавшись, различили крики людей и звуки стрельбы, разорвавшие ночную тишину. Потом еще стрельба, ближе. Спустя несколько секунд дверь музея распахнулась и наружу выскочил охранник. На его лице был ужас.

— На дворец напали! — крикнул он. — Ворвались в Павильон Священной Мантии, охранники с ворот Бабюс-Салаам не отвечают на вызовы! Я должен забаррикадировать ворота!

Бабюс-Салаам, или Ворота Приветствия, были главным входом во дворец Топкапы. Они представляли собой высокую каменную стену с двумя башнями и проходом, чем-то напоминающую сказочный замок из Диснейленда, куда каждое утро выстраивались огромные очереди туристов, желающих осмотреть дворец. Сразу же за воротами располагался сторожевой пост, где несли караул несколько солдат. От здания, у которого находились Руппе и его гости, Ворота Приветствия были хорошо различимы, а охранников не было видно.

Авни побежал мимо Руппе, через стоянку. Метрах в ста от ворот проскочил мимо небольшого белого фургона, стоявшего у края дороги. У машины тут же заработал мотор.

Но фары не загорелись, и у Питта появилось нехорошее предчувствие. Он бегом бросился вслед за Авни.

— Сейчас вернусь, — бросил он через плечо.

— Дирк! — вскрикнула Лорен, обеспокоенная неожиданными действиями мужа. Но тот не ответил, увидев, что белый фургон тронулся с места.

Питт прекрасно понимал, что происходит, но не мог этому помешать. Когда фургон с визгом шин и ревом мотора рванулся вперед, он мог лишь смотреть на происходящее, как на замедленные кадры из кино. Фургон быстро набирал скорость, преследуя охранника музея.

— Авни! Сзади! — заорал Питт, рванувшись вперед изо всех сил.

Но было поздно. Фургон, так и не включив фары, с разгону ударил охранника в спину. Его тело перелетело через капот, а потом с глухим стуком покатилось по мостовой. Фургон продолжал набирать скорость, а затем остановился у самых ворот, завизжав покрышками.

Питт подбежал к лежащему на земле охраннику. Увидев расплющенную голову, он сразу понял, что у охранника раздроблен череп, что означало мгновенную смерть. Осознавая, что тут он ничего уже сделать не может, Питт побежал дальше, к фургону.

Водитель фургона сидел за рулем, обеспокоенно вглядываясь в открытые ворота Бабюс-Салаам. Работал мотор, и он не услышал, как бежит Питт, пока тот не оказался прямо перед ним. Водитель выглянул в окно, и его тут же схватили за ворот две руки. Прежде чем он успел оказать сопротивление, Питт вытащил его через окно по грудь.

Он услышал шаги, но был занят, борясь с водителем, и лишь краем глаза заметил мелькнувшую тень. Взяв водителя в захват за шею, он едва не оторвал ему голову. Но водитель собрался с силами и пытался освободиться от захвата, упершись коленями в руль и размахивая руками. Питт не ослаблял зажим, и вскоре водитель обмяк.

— Отпусти его, — услышал он резкий женский голос.

Не отпуская полузадушенного водителя, Питт обернулся в ту сторону, где лежало тело охранника. Лорен и Руппе, побежавшие вслед за ним, чтобы помочь, стояли неподвижно рядом с трупом. Руппе опустился на колено, прижимая руку ко лбу. Сквозь пальцы виднелась кровавая ссадина. Лорен с ужасом глядела на Питта.

Позади них стояла невысокая женщина в черной лыжной маске, свитере и спортивных штанах. В ее руке был пистолет, который она приставила к голове Лорен.

— Отпусти его, или женщина умрет, — сказала она Питту.

4

Дворец Топкапы почти четыреста лет был резиденцией султанов Османской империи. Огромный комплекс украшенных изразцами зданий и палат находился на небольшом холме с видом на бухту Золотой Рог, и в нем были собраны многочисленные сокровища, представляющие историческую и культурную ценность. Экскурсии для туристов давали возможность прикоснуться к истории султаната, узнать подробности жизни правителей и осмотреть выставленные в витринах коллекции оружия, драгоценных камней и предметов искусства. Но помимо предметов царской роскоши здесь хранились и священные исламские реликвии, известные во всем мире. Именно за ними и охотились грабители.

Фургон для доставки еды без особых проблем провез на территорию дворца оружие и немного пластита за несколько дней до ограбления. В день ограбления воры вошли во дворец под видом туристов. А ближе к вечеру ускользнули от экскурсоводов и спрятались в домике садовников. Под покровом темноты, когда все туристы давно покинули дворец, а вход был закрыт, грабители взяли спрятанное оружие и взрывчатку и отправились в Павильон Священной Мантии, где хранилось большинство святынь.

Сам штурм занял не больше минуты. Грабители взорвали стену и застрелили охранника, затем быстро собрали священные реликвии и точно так же вышли, через пролом в стене.

Для отвлечения внимания они устроили несколько взрывов, пока перемещались к югу, в сторону Ворот Приветствия, где их поджидал фургон. Пара минут на машине — и будут далеко, на оживленных улицах района Султанахмет, где их уже никто не найдет.

Вдалеке завыли сирены полицейских машин. Из Бабюс-Салаам выбежали двое мужчин в черном, у каждого из которых было по холщовому мешку. Женщина, не сводя пистолета с Лорен, что-то отрывисто им скомандовала. Грабители закинули мешки в заднюю дверь фургона, выволокли наружу полуживого водителя, а затем отнесли его назад. Затем один из них обежал вокруг фургона и вскочил на сиденье водителя, а второй наставил пистолет на Лорен.

— Ты! Отойди от машины! — рявкнула женщина Питту, наставляя на него пистолет. — Женщина поедет с нами. Если хочешь увидеть ее живой, скажешь полицейским, что мы уехали через Ворота Гюльханэ.

Для ясности она махнула пистолетом в северо-восточном направлении.

У Питта сжались кулаки, в глазах читалось еле сдерживаемое бешенство, но он ничего не мог сделать. Женщина почувствовала его гнев и направила пистолет ему в голову.

— Даже и не думай, — сказала она.

Мужчина с оружием схватил Лорен за руку и грубо затолкал ее в кузов фургона, а затем забрался туда сам и захлопнул заднюю дверь. Женщина, не отворачиваясь от Питта, попятилась к машине и села на пассажирское сиденье, продолжая держать Питта на прицеле. Сидевший за рулем мужчина вжал педаль газа в пол, и фургон помчался к Имперским воротам. От колес шел дым.

Питт тут же подбежал к Руппе, вставшему на ноги, но все еще пошатывающемуся от сильного удара в голову, который нанесла ему женщина.

— Твоя машина, — сказал Питт.

Руппе тут же выхватил из кармана ключи.

— Давай один. Я тебя только задержу.

— Ты в порядке?

— Пустяк, царапина, — слабо улыбнувшись, ответил Руппе, глядя на пятно крови на ладони. — Я справлюсь. Давай, а я обо всем расскажу полиции, когда они приедут.

Хватая ключи, Питт кивнул и побежал к «Карманну». Старенький «Фольксваген» завелся с полуоборота. Питт тут же рванул рычаг переключения скоростей. Взвизгнули шины, и он помчался вслед за бандитским фургоном.

Внешний двор Топкапы имел форму наклонной «А», и в каждой из поперечин располагались ворота. Ожидая, что полиция скорее всего въедет на территорию дворца через северо-западные ворота, со стороны парка Гюльханэ, грабители поехали на юг, к Имперским воротам. Несмотря на то что каждый день к дворцу приезжало множество туристических автобусов, обсаженные деревьями дороги на территории дворцового комплекса были узкими и изогнутыми, и ехать по ним быстро было проблематично.

Питт выехал на главную дорогу, по которой уехал фургон, но его уже не было видно. Минуя небольшие боковые проезды, Питт чувствовал, как его сердце бьется все чаще. Он боялся, что не успеет догнать фургон. Профессиональные грабители обычно предпочитают не убивать, попытался он себя успокоить. Но затем вспомнил, как сбили машиной охранника. А во дворце была слышна стрельба. Он понял, что эти бандиты убивать людей не боятся.

Питт вжал педаль газа сильнее. Мотор «Фольксвагена» с воздушным охлаждением противно взвыл. «Карманн» не был особо скоростной машиной, но его малый вес и размеры давали ему хорошую маневренность. Постоянно переключаясь между второй и третьей скоростью, Питт выжал из старой машины все, что мог, разгоняя ее по кривой дороге. Едва не врезался в вяз, задев его колпаком переднего колеса, стукнулся задним колесом о бордюр.

Дорога стала прямой, впереди виднелся перекресток. Ударив по тормозам, Питт юзом вылетел на перекресток, глядя по сторонам, чтобы понять, куда сворачивать. Фургона не было видно ни справа, ни слева. Питт вспомнил, как женщина говорила про Ворота Гюльханэ. Он понятия не имел, где это, но вспомнил, в какую сторону она махнула рукой с пистолетом. Судя по всему, она махнула в том направлении, которое от него сейчас справа. Воткнув первую скорость, Питт выжал газ и отпустил сцепление, сворачивая по мощеной дороге влево.

Над головой мелькали кроны могучих дубов. Питт разгонял машину. Миновав небольшой спуск, он выехал на следующий перекресток, на котором виднелся указатель «Выход» на английском, показывавший вправо. Едва притормозив, Питт прошел поворот, снова заставив колеса «Фольксвагена» визжать и дымиться. Машина выскочила на встречную полосу, но на ней, к счастью, никого не было.

Дорога стала прямой и вела сквозь Имперские Ворота. Впереди светлело, там, за деревьями, был шумный и оживленный центр старой части Стамбула. Глянув сквозь ворота, Питт мельком увидел габаритные огни машины, выезжающей на улицу.

Это был фургон.

Питт почувствовал явное облегчение. Выжав газ, он помчался к воротам. Воры все придумали правильно, понял он. Поднятая по тревоге стамбульская полиция просто еще не успела доехать до Имперских Ворот. Проезжая сквозь них, он краем глаза увидел валяющиеся на обочине тела двух солдат турецкой армии.

Стараясь не задерживать на них взгляд, Питт проехал сквозь ворота и резко свернул вправо, немного сбросив скорость. Глянул вперед. Фургон ехал в южном направлении, в сторону пересекающего дорогу бульвара. Питт повел машину следом, выключая фары и делая резкий поворот.

Забитый машинами и людьми днем, ночью район Султанахмет, исторический центр Стамбула, был пуст и тих. Питт обогнал помятый автомобиль такси, а затем притормозил, увидев, что фургон остановился на светофоре.

Они ехали мимо Айя-Софии, одного из красивейших зданий византийской эпохи. Христианский собор, построенный римским императором Юстинианом, позднее был переделан в мечеть. Более тысячи лет собор был самым большим в мире сооружением, увенчанным куполом, вплоть до постройки собора Святого Петра в Риме. И по сей день он, с его уникальными фресками и мозаиками, оставался одной из главных достопримечательностей Стамбула.

Фургон снова свернул вправо, пересекая площадь Султанахмет и площадку перед собором, где несколько туристов щелкали фотоаппаратами, снимая подсвеченную прожекторами Айя-Софию. Питт попытался догнать фургон, но ему помешали две машины такси, отъезжавшие от тротуара.

Фургон сбросил скорость, чтобы не привлекать лишнего внимания, поскольку по перпендикулярной улице в сторону Топкапы, сверкая маячками и завывая сиреной, промчался полицейский пикап. Небольшая группка машин выехала с площади и, проехав квартал, остановилась на светофоре. С перпендикулярной улицы, громыхая, выехал ржавый мусоровоз. Он остановился на углу, чтобы забрать мусор из бака у перекрестка. Фургон грабителей оказался заблокирован мусоровозом спереди и одним из такси — сзади.

Остановившись через две машины от них, Питт поглядел, как мусорщик неторопливо возится с мусорным баком, и понял, что у него появился отличный шанс. Не раздумывая ни секунды, он выскочил из «Карманна» и рванул к задней двери фургона на полусогнутых, вдоль машин такси, так, чтобы бандиты его не заметили. В задних дверях фургона были тонированные стекла, но даже сквозь них Питт разглядел фигуру человека, сидящего справа, — либо с короткой стрижкой, либо в лыжном шлеме.

Загорелся зеленый, фургон дернулся вперед, но остановился. Бандитам пришлось ждать, пока вяло движущийся мусорщик вытащит из бака набитые пластиковые мешки. Питт на полусогнутых подобрался к фургону, поставил ногу на бампер и схватился правой рукой за ручку двери. Распахнув дверь, он кинулся вперед, замахиваясь левой рукой, чтобы сразу нанести удар.

Это был рискованный ход, грозивший тем, что и его и Лорен просто пристрелят на месте. Но на стороне Питта был фактор внезапности. Его догадка оказалась правильной. Справа сидел бандит, расслабленный, довольный, что их затея удалась. Кроме того, у Дирка был еще один повод забыть об осторожности. Он чувствовал, что не сможет жить дальше, зная, что с Лорен случилось, а он ничего не сделал, чтобы ее спасти.

Продолжая двигаться, Питт разглядел бандита справа, на бортовой скамейке. Напротив сидел водитель фургона, с которым Дирк боролся. Он едва начал приходить в себя. Следом за ним сидела Лорен, у перегородки, отделяющей пассажирский отсек от кабины водителей. Их взгляды встретились на долю секунды, и Питт увидел в глазах жены страх.

Появление Дирка было полной неожиданностью для бандитов. Сидящий напротив Лорен даже не держал ее на прицеле, его рука с пистолетом была опущена. Он успел лишь изумленно посмотреть на Питта сквозь прорезь в лыжном шлеме, как тот с размаху двинул ему в челюсть. Питтом двигала настолько контролируемая ярость, иначе он пробил бы борт фургона, если бы промахнулся. Бандит отключился и сполз на пол, даже не успев поднять пистолет.

Второй мгновенно среагировал, возможно, из желания отомстить, что Питт недавно едва не придушил его. Он бросился на Дирка сзади и прижал к полу. Обхватив Питта одной рукой, другой он попытался достать пистолет. Питт отжался от пола на руках, но не смог сразу стряхнуть противника, взявшего его в захват одной рукой. Попытался упереться ногой в бампер, потом перенес вес в сторону и оттолкнулся руками и ногами. Оба вывалились наружу.

Меньше чем в полуметре от бампера фургона стояло такси. Когда Питт и второй бандит вывалились наружу, тот со всего маху приложился спиной о бампер. Он судорожно хватанул ртом воздух от боли, и Питт почувствовал, что захват ослаб. Вскочив на ноги, он стряхнул с себя руку противника и ударил его локтем по черепушке. Тот потерял сознание и сполз на мостовую, так и не успев достать пистолет.

Переводя дыхание, Дирк увидел, что Лорен выскочила из фургона, держа в руке один из черных мешков.

— Давай, быстрее! — крикнул он, хватая ее за руку. Они побежали по дороге, но Лорен никак не могла разбежаться.

— Я не могу бежать в туфлях, — умоляюще сказала она.

Питт услышал вопль, донесшийся со стороны фургона, но даже не стал смотреть. Схватив жену обеими руками, он толкнул ее в небольшую дверную нишу в стене квадратного дома у дороги. Пригнулся, услышав два пистолетных выстрела. Пули ударили в тротуар у их ног, и в воздух полетела каменная крошка.

Дверная ниша могла служить лишь временным укрытием. Еще пара секунд, и женщина из фургона подойдет ближе и пристрелит их обоих.

— Куда? — спросила Лорен, судорожно хватая ртом воздух.

Питт бросил взгляд на старую деревянную дверь.

— Без вариантов, — ответил он, кивая на нее, — внутрь.

5

Двух хороших ударов ногой хватило, чтобы изношенный засов соскочил с креплений и дверь распахнулась. Лорен и Питт поспешно нырнули внутрь. В пустой комнате были лишь стойка и касса. Позади них виднелась широкая лестница, уходящая вниз.

Снаружи послышался топот ног. Обернувшись, Питт захлопнул дверь, увидев, как женщина в черном обегает вокруг такси. Вспышки выстрела он не успел увидеть, но пуля вонзилась в дверь в считаных дюймах от его лица.

— Видимо, нам вниз, — сказал он, хватая Лорен за руку и бросаясь к лестнице. Они перескочили через пару каменных ступеней, и женщина сильнее схватила его за руку.

— На каблуках я далеко не убегу, — сказала она, оглядев длинную лестницу, и, скинув туфли, побежала вниз босиком.

— Почему вся женская обувь такая непрактичная? — только и спросил Питт, догоняя ее.

— Истинно мужской вопрос, — тяжело дыша, ответила Лорен.

Они пробежали по лестнице, в которой оказалось около полусотни ступеней. Спор насчет обуви закончился, толком и не начавшись, когда в слабом свете ламп они разглядели, где оказались.

Это была огромная рукотворная пещера, нечто неожиданное для центра Стамбула. Каменная лестница вывела их на деревянный помост, с которого открывался вид на глубокую пещеру. Питт в восхищении посмотрел на ряды десятиметровых мраморных колонн, подпирающих сводчатый потолок. На нем виднелись красные светильники, освещавшие пещеру тусклым светом, придавая ей загадочный и слегка инфернальный вид.

— Что это? — спросила Лорен. Ее голос эхом отразился от каменных стен. — Просто невероятно, во всех смыслах.

— Цистерна Базилика, подземное хранилище воды. Огромное. Римляне таких под улицами города сотни построили, чтобы хранить воду, текущую из пригородов по акведукам.

Они оказались в самом большом водохранилище Стамбула, Цистерне Базилика, или Еребатан Сарничи. Построенная при Константине Великом и усовершенствованная при Юстиниане, она имела в длину сто пятьдесят метров. В свое время ее пол и стены, сложенные на известковом растворе, позволяли хранить порядка 80 миллионов литров воды. Во времена правления оттоманских султанов ее забросили, и она превратилась в грязное подземное болото, пока в двадцатом веке новое турецкое правительство не занялось ее реставрацией. К чести древних римских строителей, Цистерна до сих пор была в состоянии удерживать воду, и внизу оставили слой воды в полметра глубиной.

Внутри царила тишина, нарушаемая лишь изредка падающими с потолка каплями воды, но недолго. Послышался грохот быстрых шагов. Это женщина в черном пробежала через комнату наверху и ринулась вниз по каменной лестнице. Питт и Лорен тут же кинулась прочь по деревянному помосту, ведущему в дальний конец сооружения.

Помост разделился на две дорожки, расходившиеся в стороны. Это было сделано, чтобы туристы могли пройти по кругу и разглядеть украшенные резьбой колонны, подпирающие свод. Вода внизу стала домом для сотен разноцветных карпов, которые никогда в своей жизни не видели солнечного света. Но у Питта и Лорен не было времени любоваться рыбами и колоннами.

Деревянные помосты были влажными от капающей сверху воды, и Лорен несколько раз поскальзывалась. Когда они резко свернули за угол, она упала и с минуту лежала, переводя дыхание, пока Питт не помог ей подняться. С лестницы слышался топот ботинок, эхом отдаваясь вокруг.

— Что ей еще от нас надо? — спросил Питт, таща Лорен за руку.

— Возможно, вот это, — ответила она, показав черный холщовый мешок, который продолжала держать в руке. — Взяла из фургона, подумала, вдруг там что-то важное.

Питт улыбнулся.

— Наверняка, — ответил он. — Но не настолько, чтобы из-за этого умереть.

Звук шагов изменился, преследователь выскочил на деревянный помост. Питт и Лорен пробежали еще пару метров, свернули и оказались в тупике.

— Отдайте мешок, и уйдете целыми, — раздался голос женщины в черном.

Эхо несколько раз повторило ее фразу. После небольшой паузы снова послышались быстрые шаги. В тусклом свете преследовательницу было не видно, но судя по звуку, она быстро приближалась.

— В воду, — шепотом сказал Питт, забирая у Лорен мешок и подводя ее к ограждению. В своем длинном платье Лорен с трудом перелезла, затем Дирк взял ее за руки и тихо, без плеска, опустил в воду. Лорен непроизвольно задрожала от холода воды и от опасности.

— Зайди за колонну и стой там, пока не позову, — тихо сказал Питт.

— А ты куда?

— Верну ей мешок.

Перегнувшись через ограждение, он поцеловал Лорен. Та прошла мимо нескольких колонн и спряталась за самой дальней. Питт развернулся и тихо пошел по помосту, но резко остановился от грохота выстрела. В полуметре от него в воду упали щепки, отколотые пулей от деревянных перил. Увидев стрелявшую метрах в тридцати впереди, Питт бросился бежать и скрылся за колоннами.

Пара секунд в укрытии дали ему возможность подумать. Черный мешок легкий, в нем, судя по всему, два предмета. На помосте спрятать некуда. Питт поглядел на огромные колонны и увидел, что на каждой третьей из них закреплено по небольшому красному светильнику. Послышались шаги, женщина приближалась. Перехватив мешок, Питт встряхнул его так, что предметы внутри съехали по концам мешка, и скрутил его, сделав из мешка что-то наподобие гантели.

— Брось! — заорала женщина.

В полумраке Питт разглядел, что она все еще далеко от него, чтобы выстрелить точно, и быстро сделал два шага к ограждению. Пистолет выстрелил дважды, и Дирк увидел его вспышку. Одна пуля попала в перила, другая просвистела у самого его уха. Питту оставалось лишь бежать дальше.

На третьем шаге он изо всех сил бросил мешок вверх. Не переставая двигаться, схватился за перила и перескочил через них. Мешок, крутясь, еще летел вверх, когда Питт плюхнулся в воду. Нырнув, он поднырнул под помост и поплыл в направлении женщины в черном. Двигался тихо, стараясь не показываться на поверхности. Умение нырять без акваланга позволяло ему проплыть на одном дыхании метров тридцать.

Тихо вынырнув, он перевел дыхание и замер, прислушиваясь. Как он и рассчитывал, он проплыл прямо под ней, а она подбежала к тому месту, где он нырнул. Едва высунувшись из воды, он следил, как она идет вдоль ограждения, наставив пистолет на поверхность воды.

Тихо переместившись обратно под помост, он поплыл в противоположном направлении, пока не достиг места, где помост поворачивал в сторону. Здесь было светлее, чем ему бы хотелось, но поворот был хорошим местом, чтобы спрятаться, а при возможности — и атаковать. Взявшись руками за подпорку помоста и подтянувшись, он услышал звук шагов по каменной лестнице. Где-то на улице послышался сигнал машины.

— Мисс Мария, нам надо немедленно ехать! — крикнул мужчина по-турецки. — Полиция начала поиски в окрестностях Топкапы.

Питт спустился обратно в воду, услышав, как женщина бежит в его сторону. Замер, когда ее шаги загрохотали у него над головой. Потом услышал шаги по каменной лестнице. Поднявшись по лестнице, женщина на мгновение остановилась.

— Я тебя еще найду! — угрожающе крикнула она.

Ее шаги затихли, затем стихли и звуки автомобильных сигналов. Питт неподвижно сидел в холодной воде, прислушиваясь к звукам падающих с потолка капель воды, эхом отдававшихся вокруг. Убедившись, что бандиты точно ушли, он забрался на помост и пошел обратно, зовя Лорен.

Жена вышла из-за одной из колонн, совершенно замерзшая, и подошла к помосту. Питт помог ей забраться. Глядя на всклоченную, насквозь мокрую и трясущуюся жену, Питт был счастлив, как никогда в жизни.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Да. Они ушли?

Питт кивнул, продолжая держать ее за руку. Они шли по помосту.

— Мерзавцы, — сказала Лорен. — Сколько же еще людей они сегодня убили?

Оставалось лишь догадываться.

— Они тебе ничего плохого не сделали? — спросил он.

— Нет, но им явно ничего не стоило убить меня. Даже ухом не повели, когда я сказала, что член Конгресса США.

— У них тут политики не в почете, не то что в Америке, — не удержался от замечания Питт.

— Ты отдал ей мешок? — спросила Лорен.

— Нет, ей пришлось уйти с пустыми руками. Но, как ты слышала, она обещала, что нас не забудет.

— Где ты его спрятал?

Остановившись, Питт показал на мраморную колонну в полуметре от помоста. Черный мешок свисал со светильника по обе стороны от него.

— Не то чтобы я его спрятал, но достать его теперь трудновато, — с легкой улыбкой ответил он.

6

— Еще чашку чая, шейх?

Гость еле заметно кивнул, и хозяин дома налил ему черного чая. В свои тридцать гость был младшим сыном одной из правящих в Арабских Эмиратах семей. Худощавый, в идеально выглаженной белоснежной куфии, обернутой черным с золотой вышивкой эгалем — легким намеком на миллиарды нефтедолларов, контролируемые его семьей.

— Движение, возглавляемое муфтием, судя по всему, получило в Турции мощную поддержку, — сказал он, ставя на стол чашку. — Я рад слышать об этом от тебя.

— У муфтия Баттала множество преданных последователей, — ответил хозяин дома, глядя на портрет человека в черном одеянии и тюрбане, висящий на стене. — Нынешние времена и ситуация способствуют успеху движения, как и личная популярность муфтия. Нам предоставляется реальная возможность кардинально изменить Турцию и ее роль в мире. Однако это потребует значительных затрат.

— Я считаю нашим долгом поддерживать вас здесь точно так же, как «Братьев-мусульман» в Египте, — ответил шейх.

— Как и наши братья в Египте, все мы объединимся во имя Аллаха, — с поклоном сказал хозяин дома.

Шейх встал и пошел через кабинет с высоким потолком, больше похожий на внутреннее помещение мечети. Открытое пространство было застелено килимами, ковриками для молитвы, повернутыми в сторону украшенного изразцами михраба, показывающего направление в сторону Мекки. Высокий книжный шкаф на противоположной стене был заполнен старинными изданиями Корана. Лишь огромное панорамное окно на третьей стене хоть как-то смягчало аскетичную обстановку кабинета.

Поднявшись, шейх принялся с удовольствием рассматривать открывавшийся вид из окна. Здание располагалось на азиатском берегу Босфора, отсюда был виден исторический центр Стамбула на другом берегу. Шейх поглядел на возвышающиеся вдали минареты мечети Сулеймание.

— В Стамбуле ревностно хранят прошлое, — сказал он. — Нельзя достичь величия без опоры на прошлое.

Он обернулся к хозяину дома.

— Мои братья получили западное образование. Носят английские костюмы, ездят на спортивных машинах, — презрительно сказал он.

— Но ведь вы не такой?

— Нет, — четко ответил шейх. — Я учился в исламском университете в Медине. Сранних лет посвятил себя Аллаху. Нет цели в жизни более великой, чем распространять учение Пророка.

Он медленно отвернулся от окна.

— Но внешние угрозы никуда не исчезают, — продолжал он. — Сионисты взорвали бомбу в Аль-Азхаре, но я не вижу всеобщего возмущения.

— Мы возмущены этим, и я, и муфтий Баттал.

— Как и я сам. Такие оскорбления не должны так просто сходить им с рук.

— Надо укреплять основу, чтобы противостоять нападкам извне.

Шейх кивнул.

— Как ты знаешь, по воле Аллаха у меня достаточно денег. Со своей стороны, я буду всячески поддерживать изучающих учение Сунны и способствовать сохранению наших традиций в Стамбуле.

— Благодаря этому мы сможем многое сделать во имя Аллаха.

Шейх пошел к двери.

— Я вскоре распоряжусь о переводе средств. Передай мои наилучшие пожелания муфтию Батталу.

— Он будет очень рад и благодарен вам. Хвала Аллаху.

Шейх ответил подобающим образом и вышел к сопровождающим, которые ждали его за дверями. Когда арабы вышли из фойе, хозяин дома закрыл дверь и вернулся в кабинет. Достав из верхнего ящика стола ключ, он подошел к незаметной боковой дверце и открыл ее. За дверью оказалась другая комната, почти втрое больше кабинета. Она была не только больше, но и величественнее и в своем роде полностью противоположной кабинету по своему духу. Ярко освещенная, она была обставлена в смешанном стиле, изящно сочетающем предметы современного искусства и старинные картины, уникальные домотканые ковры и европейскую мебель девятнадцатого века. Самые ценные экспонаты были освещены точечными светильниками, напротив них располагались шкафы, наполненные реликвиями времен Османской империи — фарфоровыми вазами, вышитыми гобеленами и украшенным драгоценными камнями оружием. В середине одного из шкафов находился главный экспонат — помещенная в стеклянную витрину вышитая золотом туника, надетая на манекен. На табличке было написано, что она принадлежала султану Мехмеду I, правившему империей в пятнадцатом веке.

На диване, читая газету, сидела миниатюрная женщина с коротко стриженными черными волосами. Мужчина прошел мимо нее с выражением легкой досады на лице, не сказав ни слова. Дойдя до резного шкафа у окна, он скинул с себя куфию и черное одеяние, под которым оказались широкие брюки и футболка.

— Встреча с шейхом прошла успешно? — спросила женщина, опуская газету.

Озден Актан Челик утвердительно кивнул.

— Да, этот олух королевских кровей снова согласился дать денег. Двенадцать миллионов, если быть точным.

— Двенадцать? — переспросила женщина. Ее глаза расширились. — Твой дар убеждения впечатляет.

— Это всего лишь игра, сталкивать лбами жирных богатых арабов. Когда наш благодетель из Кувейта услышит, сколько дал шейх, он постарается дать больше, просто чтобы потешить свое самолюбие. Кроме того, увеличению взносов поспособствовала и твоя последняя поездка в Каир.

— Просто потрясающе, сколько можно сделать денег, раздувая сионистскую угрозу. Только подумай, сколько денег могли бы сэкономить арабы и евреи, если бы помирились.

— Они друг у друга в качестве козлов отпущения, — ответил Челик, садясь за стол.

Это был хорошо сложенный мужчина с редеющими черными волосами, аккуратно зачесанными назад, с широким носом, но жестким и волевым лицом, неплохо бы смотрелся на обложке «Джентльменс Квотерли». И лишь его темные глаза, постоянно находящиеся в движении, выдавали бурю эмоций, бушующих внутри его. Когда он поглядел на женщину, уголки его глаз раздраженно дернулись.

— Мария, я бы предпочел, чтобы ты не приезжала сюда так скоро. Особенно — учитывая тот бардак, в который превратилась вчерашняя операция, — сказал он, сверля ее взглядом.

Если он и хотел ее запугать, то на женщину это не произвело ни малейшего эффекта.

— Вся операция прошла по плану. Лишь завершение немного задержалось из-за случайных свидетелей.

— И привело к тому, что нам не достались некоторые реликвии Мухаммеда, — прошипел Челик. — Надо было их сразу пристрелить.

— Возможно. Однако выяснилось, что двое из них — сотрудники правительства США. В том числе — женщина-конгрессмен. Если бы они погибли, их убийство заслонило бы собой прочие наши дела и снизило эффект операции. А так — цель достигнута.

Сложив газету, она отдала ее Челику. Это была «Милиет», ежедневная турецкая газета. Заголовок «Воры и убийцы напали на Топкапы, ограбив Павильон Священной Мантии» был на первой полосе.

— Да, я уже читал эти статьи, — кивнув, сказал Челик. — Все клянут неверных, осквернителей исламских святынь. Именно то, на что мы и рассчитывали. Но не забывай, что часть репортеров проплачена нами. А вот купится ли на это полиция?

Прежде чем ответить, Мария отпила воды из стакана.

— Полной уверенности нет. Мой информатор в полиции сумел лишь сегодня утром добыть копию протокола. Судя по всему, полиция никого не подозревает, хотя эта американка описала нас, насколько смогла разглядеть, а также сообщила, что мы говорили между собой на арабском.

— Говорил же тебе, что не хочу использовать в деле иракцев.

— Они тренированные, брат, а если их поймают — идеально подойдут на роль новых обвиняемых. Шииты из Ирака — ничуть не хуже, чем неверные с Запада, для наших-то целей. Мы хорошо им заплатили, и они будут держать язык за зубами. Кроме того, сами они считают, что поработали на благо единоверцев-шиитов. Без их помощи я бы не смогла принести вот это.

Мария открыла небольшой чемодан, стоявший у ее ног. Протянув руку, она достала оттуда плоский предмет, завернутый в коричневый пергамент. Встав, она положила его на стол перед Челиком. Его мечущийся взгляд остановился на свертке, и он принялся дрожащими пальцами разворачивать бумагу. Внутри был чехол из зеленой тафты. Развязав его, Челик аккуратно вытащил содержимое. Выцветшее черное знамя, оборванное по краям. Он почти с минуту глядел на него, прежде чем почтительно поднять вверх, давая развернуться.

— Санкаки-Шариф, Священное знамя Пророка, — благоговейно прошептал он.

Это была одна из главных святынь Топкапы, а с исторической точки зрения — пожалуй, самая важная. Черное знамя, вытканное из шерсти, было сделано из тюрбана побежденного врага и стало боевым штандартом пророка Мухаммеда. С ним он вступил в битву при Бадре, с которой и началось победоносное шествие ислама.

— Под этим знаменем Мухаммед изменил мир, — произнес Челик. В его глазах были почтение и страсть. — Мы сделаем то же самое.

Держа знамя в руках, он подошел к стеклянной витрине с одеянием султана Мехмеда и положил знамя на стекло.

— Почему же вы потеряли остальные святыни? — спросил он, оборачиваясь к женщине.

Мария опустила взгляд, тщательно выбирая слова.

— Американка схватила второй мешок, когда сбежала из фургона. Они спрятали его в Еребатан Сарничи. Мне пришлось уехать прежде, чем я смогла забрать его, — с отвращением сказала она.

Челик ничего не сказал, но если бы взгляд мог убить, женщина была бы уже мертва. Его руки дрожали от сдерживаемой злобы. Мария попыталась предотвратить вспышку гнева.

— Все равно операция прошла успешно. Хотя мы и не получили все святыни, нужный эффект достигнут. Вторжение в хранилище и утеря Священного знамени Пророка произведут нужный эффект в обществе. Не забывай о нашей стратегии. Эта операция — всего лишь часть ее.

Челик начал успокаиваться, но сразу ему это не удалось.

— Что, в конце концов, эти американцы делали в Топкапы посреди ночи? — спросил он.

— Согласно полицейскому протоколу, они были в археологическом музее, рядом с воротами Бабюс-Салаам; встречались с одним из хранителей. Мужчина по имени Дирк Питт — эксперт по подводным исследованиям, работающий на правительство США. Судя по всему, он нашел рядом с Хиосом затонувший корабль и представил свои находки профессору, их курирующему.

Услышав про корабль, Челик поднял глаза.

— Это был корабль Османской империи? — спросил он, глядя на витрину с одеянием султана.

— На этот счет у меня нет информации.

Челик глядел на вышитую ткань одеяния.

— Наше наследие должно сохраняться достойным образом, — тихо проговорил он, будто погружаясь мыслями в прошлое. — Сокровища империи принадлежат нам. Попробуй узнать побольше об этом затонувшем корабле.

Мария кивнула.

— Сделаю. А что насчет этого Питта и его жены? Мы знаем, где они находятся.

Челик продолжал глядеть на одеяние султана.

— Мне плевать. Если хочешь, убей их, но сделай это по-тихому. И готовься к следующей операции.

Мария кивнула, слегка улыбнувшись.

7

Софи Элькин с силой провела расческой по густым черным волосам и взглянула в зеркало. В потертых армейских штанах цвета хаки и хлопчатобумажной рубашке, без макияжа, сложно было выглядеть проще. Но скрыть природную красоту было невозможно. У нее было узкое лицо с высокими скулами, небольшой нос и глаза цвета морской волны. И идеальная гладкая кожа, несмотря на то что ей часто приходилось бывать вне дома. Она унаследовала внешность от матери, француженки, влюбившейся в израильтянина, приехавшего учиться в Париж и уехавшей с ним в Тель-Авив.

Софи всегда старалась выглядеть попроще, не слишком женственно, и с ранних лет отказывалась надевать платья, которые покупала ей мама, предпочитая бегать в брюках вместе с соседскими мальчишками. Будучи единственным ребенком в семье, она очень любила отца, который сделал хорошую научную карьеру, со временем заняв пост декана геологического факультета Тель-Авивского университета. Она с удовольствием отправлялась с ним в экспедиции по пустыне, жадно внимая захватывающим историям о библейских событиях, когда-то происходивших в тех самых местах, куда они забирались.

Так она пришла к решению учиться в колледже на археолога и стала одной из лучших. Но однажды ее потряс до глубины души арест однокашника-студента за воровство антикварных предметов из хранилища университета. Она столкнулась с доселе неведомым ей миром подпольной торговли антиквариатом и археологическими находками и почувствовала к нему глубокое отвращение. Ведь все эти нелегальные раскопки наносили непоправимый вред памятникам истории. Получив ученую степень, она забросила исследования и устроилась работать в израильский Департамент древностей. Самоотверженная работа дала свои плоды, и через пару лет она уже возглавила отдел по борьбе с хищениями исторических ценностей. Времени на личную жизнь не оставалось, с парнями она встречалась редко, чаще допоздна задерживаясь на работе.

Схватив небольшую сумку, она вышла из дома на склоне холма, с которого открывался вид на Масличную гору, и поехала в Старый Город. Департамент древностей находился в Рокфеллеровском Музее, большом здании из белого известняка, на северо-востоке Старого Города. В нем работали всего двенадцать человек, которые пытались сделать невозможное — такими малыми силами защитить около тридцати тысяч памятников старины, разбросанных по всему Израилю.

— Доброе утро, Соф, — поздоровался с ней Сэм Левин, долговязый парень с маленькими глазками, старший детектив отдела. — Кофе принести?

— Спасибо, Сэм, с удовольствием, — ответила она, протискиваясь в свой заваленный вещами кабинет, подавив зевок. — У меня рядом с домом всю ночь строители работали. Совсем не выспалась.

Вернувшись с чашкой кофе, Сэм поставил ее на край стола.

— Если все равно не спала, могла съездить в нами на ночное дежурство, — с ухмылкой сказал он.

— Задержали кого-нибудь?

— Нет, наши хевронские расхитители могил решили устроить себе выходной. К полуночи мы сдались. Всей добычи — куча лопат и ломов.

Разграбление могил, наверное, было третьей древнейшей профессией в мире, и у отдела по борьбе с хищениями работы хватало всегда. Софи и Сэм по нескольку раз в неделю отправлялись на ночные дежурства у древних могил в разных концах страны, где были замечены следы несанкционированных раскопок. Горшки, украшения и даже сами кости без труда могли найти себе покупателя на черном рынке антиквариата.

— Раз они знают, что мы у них на хвосте, то, скорее всего, залягут на дно на недельку-другую, — сказала Софи.

— Или пойдут в другое место. Уж на новые лопаты у них деньги найдутся.

Софи проглядела несколько отчетов и сводок новостей, лежащих на ее столе, а затем передала Сэму один из них.

— Меня беспокоят эти раскопки в Кесарии, — сказала она.

Сэм быстро проглядел сообщение.

— Да, слышал о них. Университет спонсировал раскопки в древнем порту. Здесь говорится, что они нашли несколько предметов, относящихся к четвертому веку, а также, возможно, древнее захоронение. Ты и вправду думаешь, что воры на это позарятся?

Софи залпом допила кофе и раздраженно поставила чашку на стол.

— С тем же успехом этот репортер мог повесить вывеску и маяк. Как только в газете появляется слово «захоронение», это будто магнит для воров. Я тысячи раз умоляла газетчиков не публиковать информацию о найденных захоронениях, но им интереснее тиражи их газет, а не сохранение нашего наследия.

— Так почему бы нам не съездить туда и не посмотреть самим? На сегодняшний вечер у нас назначено дежурство, но я могу поменять планы. Ребята не откажутся съездить к морю.

Посмотрев на настольный календарь, Софи кивнула.

— После часа я свободна. Можем съездить, ну а если понадобится — то и переночуем.

— Вот это дело. За такое я готов стащить для тебя еще одну чашку кофе, — ответил Сэм, вскакивая со стула.

— О'кей, Сэм, договорились, — ответила Софи. — Только не произноси при мне слова «стащить»! — жестко добавила она.

Кесария находилась на берегу Средиземного моря, в полусотне километров от Тель-Авива. Сейчас это был малонаселенный городок, уже не соответствовавший своей великой истории. Когда-то он служил резиденцией римских губернаторов Иудеи. В первом веке до Рождества Христова, при Ироде Великом, здесь был построен укрепленный морской порт, и впоследствии Кесария украсилась величественнейшими сооружениями римской эпохи. Храм с колоннадой, огромный ипподром, богато украшенный дворец губернатора стояли на побережье, а по огромным кирпичным акведукам к ним текла прохладная вода из источников, находившихся вдали от берега. Но самое значительное сооружение, построенное при Ироде, располагалось не на земле, а в воде. По его приказанию из огромных бетонных блоков были построены волноломы, и бухта Кесарии стала самой большой защищенной гаванью на востоке Средиземного моря. Это сделало город важнейшим транспортным узлом, и в эпоху римского правления он стал столицей Иудеи, оставаясь ею в течение трех веков.

Софи хорошо знала эти места: однажды она провела здесь все лето на раскопках, когда еще училась в колледже. Свернув с шедшего вдоль моря шоссе, она проехала через роскошный коттеджный поселок к старой части города, имевшей статус национального парка, охраняемого государством. Время не пощадило Кесарию, большинство древних римских зданий превратились в развалины. Но некоторые были целы, к примеру, большой отрезок акведука, тянувшийся над охряным песком, неподалеку от внушительного амфитеатра с видом на море.

Софи остановила машину на стоянке у подножия холма, рядом с крепостью времен Крестовых походов.

— Экспедиция из университета ведет раскопки у бухты, — сказала она Сэму. — Здесь пешком недалеко.

— Интересно, где здесь можно поесть? — пробормотал себе под нос Сэм, с тревогой оглядывая пустынные окрестные холмы.

Софи взяла с заднего сиденья бутылку с водой и бросила ее Сэму.

— Наверняка у шоссе есть рестораны, а пока тебе придется посидеть на водичке, — сказала она.

По извилистой тропинке они спустились к пляжу. В нескольких местах тропинка становилась шире, здесь когда-то проходила дорога, ведущая в порт, вдоль которой стояли дома и учреждения, но теперь от них остались лишь бесформенные кучи камня. Софи и Сэм спустились дальше и вышли к небольшой бухте. Ее прежние границы было трудно разгадать: за столетия волноломы спустились под воду.

Они вышли на открытое пространство, утыканное камнями. Невдалеке стояли несколько бежевых палаток с большим навесом между ними. Софи разглядела, что там работают два человека. Тропинка вела дальше, к берегу, где пляж омывали воды Средиземного моря. На небольшой полоске земли, выступающей из моря, работала еще пара человек. Неподалеку был слышен рокот работающих генераторов.

Софи направилась к навесу, который, как выяснилось, был натянут над раскопом. Две молодые женщины стояли рядом с кучей грязи, просеивая землю сквозь крупное сито. Подойдя поближе, Софи увидела пожилого мужчину, склонившегося в траншее к земле и копающего в ней небольшим совком и кисточкой. В мятой одежде, с коротко стриженной седой бородкой и съехавшими на кончик носа очками Кейт Хаазис вполне соответствовал привычному облику профессора-археолога.

— И много римских сокровищ нарыли, профессор Хаазис?

Бородатый мужчина выпрямился и раздосадованно поглядел на нее, но тут же расплылся в улыбке, когда узнал.

— Софи! — воскликнул он. — Как же я рад тебя видеть!

Выскочив из траншеи, он подбежал к ней и крепко обнял.

— Давненько тебя не видел, — сказал он.

— Мы виделись пару месяцев назад, на конференции по археологии библейских объектов, в Иерусалиме, — проворчала Софи.

— Вот и я говорю, очень давно, — со смехом ответил Хаазис.

В пору учебы Софи неоднократно посещала семинары по археологии, которые проводил профессор университета Хайфы, и они подружились. Хаазис был для нее ценнейшим источником информации и как эксперт в области археологии, и как человек, осведомленный о самых последних находках. А также о правонарушениях, с ними связанных.

— Профессор Хаазис, позвольте вам представить Сэма Левина, моего помощника, — сказала Софи.

В ответ Хаазис представил им работающих с ним студентов, а затем отвел Софи и Сэма к стульям, стоявшим вокруг большого кулера. Достав пару банок с газировкой и отдав их гостям, он вытер пот со лба и плюхнулся на стул.

— Хорошо бы сегодня ветерок с моря включили, — сказал он, устало улыбаясь. — Я так понимаю, ты здесь по делу? — спросил он Софи.

Отпив глоток воды, Софи кивнула.

— Какие-то конкретные подозрения? — спросил профессор.

— Всего лишь излишне восторженная статья во вчерашней «Едиот Ахронот», — ответила Софи, доставая газету из рюкзачка и отдавая ему. Ледяным взглядом она посмотрела на Сэма, который залпом выпил первую банку газировки и полез в кулер за следующей.

— Да, пару дней назад тут был один репортер, — сказал Хаазис. — Видимо, в Иерусалиме решили опубликовать его репортаж.

Он с улыбкой вернул газету Софи.

— Немножко известности официальной археологии не повредит, — сказал он.

— Не повредит, если не считать, что это, по сути, открытое приглашение для любого ворюги с лопатой.

Хаазис махнул рукой.

— Это место перекапывали столетиями. Боюсь, все «сокровища Рима» уже давным-давно отсюда исчезли. Или твой агент так не считает?

— Какой такой агент? — настороженно спросила Софи.

— Я отъехал в Хайфу, чтобы встретиться с людьми, а когда вернулся, студенты рассказали, что приезжал агент из Департамента древностей и осмотрел раскоп. — Стефани! — крикнул он через плечо.

Одна из девушек, работавших с ситом, поспешно подошла к ним. Молоденькая, около двадцати лет, она смотрела на профессора Хаазиса с обожанием.

— Стефани, расскажи-ка нам про этого парня из Департамента древностей, который вчера приезжал, — сказал профессор.

— Сказал, что он из отдела по борьбе с хищениями. Хотел проверить безопасность на раскопе, и я ему все показала. Судя по всему, больше всего его интересовали раскопки в бухте и папирусы.

Софи и Сэм удивленно переглянулись.

— Не помнишь, как его звали? — спросила Софи.

— Иосиф, фамилии не запомнила. Невысокий, темнокожий, с вьющимися волосами. Честно говоря, больше похож на палестинца.

— Он не показал удостоверение? — спросил Сэм.

— Нет, по-моему. А это важно?

— Нет, вовсе нет, — сказал Хаазис. — Стефани, отнеси ребятам воды, а?

Дождавшись, пока девушка уйдет, с несколькими банками воды в руках, Хаазис посмотрел на Софи.

— Так это не твой сотрудник? — спросил он.

— По крайней мере, не из отдела по борьбе с хищениями, — покачав головой, ответила она.

— Может, из управления национальных парков или какого-то из твоих региональных отделений. Эти нынешние дети забудут все, что угодно.

— Возможно, — с сомнением сказала Софи. — Не покажете раскопы? Меня больше всего интересует гробница. Как вам известно, в Иерусалиме разграбление могил — целая индустрия.

Хаазис улыбнулся, а затем показал большим пальцем через плечо.

— Это там, прямо у нас за спиной.

Все трое встали и подошли к широкой траншее, проходящей позади стоящих стульев. Отдельный участок земли был огорожен красными пластиковыми маркерами, там лежали кости. Софи разглядела в грязи бедренную кость, самую крупную из всех.

— Это даже гробницей не назовешь. На краю раскопа мы наткнулись на могилу. Но, похоже, она не имеет прямого отношения к тому, что мы исследуем, — объяснил Хаазис.

— А что вы исследуете? — спросил Сэм.

— Похоже, здесь было что-то вроде склада корабельных грузов. Мы обратили на него внимание, когда несколько лет назад нашли здесь бронзовые весы. Мы надеемся обнаружить остатки зерна и других продуктов, которые могли тут храниться. Если найдем, это даст нам лучшее понимание того, какие торговые потоки шли через Кесарию в эпоху ее расцвета.

— Значит, могила не укладывается в общую картину? — спросила Софи.

— Мы еще не смогли датировать ее, но, скорее всего, тут похоронили человека, погибшего во время мусульманского завоевания города в 638 году новой эры. Могила у самого края фундамента здания, так что, скорее всего, здесь похоронили всего одного человека, и в спешке.

— А в газете написали, что это «гробница с ценными артефактами», — заметил Сэм.

— Журналистские штучки, — со смехом ответил Хаазис. — Мы нашли пару костяных пуговиц и пятку от сандалии до того, как прервали раскопки. Вот вам и все «ценные артефакты».

— Местных грабителей могил ожидает жестокое разочарование, — сказал Сэм.

— Вот именно, — согласился профессор. — Поскольку настоящие сокровища найдены на берегу.

Он кивнул в сторону берега моря, где продолжали жужжать генераторы.

— Мы нашли древний папирус, и его содержание привело нас в восторг. Пойдем, пройдемся туда, я покажу, что мы нашли.

Хаазис повел Софи и Сэма по тропинке, и они спустились к линии прибоя. Вокруг виднелись неровные линии выступающих из земли камней — единственное напоминание о стоявших здесь некогда зданиях, которые давным-давно рассыпались в прах.

— При Ироде для постройки волноломов применяли опалубку и заливали блоки из бетона, один за другим. Волноломы изгибались навстречу друг другу, как человеческие руки, округло поставленные, — принялся рассказывать Хаазис. — На волноломах построили склады, а у входа в бухту — маяк.

— Да, я припоминаю, что одна из предыдущих экспедиций нашла под водой множество камней, предположительно оставшихся от маяка, когда он развалился, — сказала Софи.

— Как жаль, что творение Ирода не выдержало времени и натиска моря, — сказал Сэм, глядя на воду, под которой угадывались контуры волноломов.

— Да, теперь волноломы полностью оказались под водой, — согласился Хаазис, обводя рукой бухту. — Склад на холме — отличная полевая школа для студентов, но уникальность Кесарии — именно в ее порту.

Они пересекли пляж и вышли на небольшую полоску земли, выступающую в бухту. В центре стрелки двое парней-студентов копали яму, с трудом ковыряясь в каменистой почве. Неподалеку от них под водой работал аквалангист с водометом.

— Вот здесь и начинался один из волноломов, — громко сказал Хаазис, перекрикивая шум работающего компрессора, стоявшего неподалеку. — Мы предполагаем, что здесь находился тогдашний аналог таможни. Один из ребят нашел здесь папирус в расколотом керамическом горшке, — добавил он, показывая на траншею. — Мы вырыли еще несколько траншей в разных направлениях, но больше пока ничего не нашли.

— Удивительно, что папирус остался цел в такой близости от воды, — сказал Сэм.

— Мы нашли остатки фундамента, края которого выше уровня прилива даже в наши дни.

Они посмотрели на дно раскопа, и тут один из студентов указал им на небольшой кусок мраморной плитки.

— Похоже, вы докопались до дна подвала, — заметила Софи.

— Да, боюсь, здесь больше особо копать нечего.

— А что там делает аквалангист? — спросила она.

— Это инженер-подводник, он помогает нам выполнять реконструкцию портовых сооружений. У него возникло подозрение, что у таможенного склада может иметься еще одно помещение, подземное, и он пытается найти вход в него из-под воды.

Софи подошла к краю набережной и посмотрела на аквалангиста. Тот работал на глубине трех метров, прямо под ней, размывая водометом почву перед собой. Не зная, что наверху стоят люди, он прервал работу и начал подниматься, держа водомет соплом вверх. Когда он вынырнул на поверхность, водомет выпустил в воздух фонтан воды, и Софи окатило соленой водой, прежде чем она успела отпрыгнуть в сторону.

— Дурак чертов! — выругалась она, вытирая соленую воду с лица мокрым рукавом.

Поняв, что произошло, аквалангист мгновенно отвернул сопло водомета в сторону моря, а потом подплыл к краю набережной и выключил насос. Обернувшись, он поглядел на жертву своей неаккуратности в мокрой одежде, прилипшей к телу, и выплюнул загубник.

— И вот явилась богиня моря! — широко улыбнувшись, сказал он.

Софи тряхнула головой и повернулась к нему спиной, разозлившись еще больше, когда увидела громко хохочущего Сэма. Хаазис поспешил к ней на помощь, с трудом сдерживая улыбку.

— Софи, у меня в палатке есть полотенце. Пойдем, вытрешься.

Аквалангист сунул загубник обратно в рот и снова нырнул в воду. Софи пошла по тропинке следом за Хаазисом. Когда они вошли в палатку, она со всей тщательностью вытерла волосы и одежду. Под теплым ветром быстро все высохнет, но сейчас она слегка поежилась, все еще покрытая капельками воды.

— Можно посмотреть на ваши находки? — спросила она.

— Конечно, они тут, рядом.

Профессор подвел ее к большой шатровой палатке. Внутри хранились предметы, найденные среди остатков склада, преимущественно — черепки и куски изразцов. Они были аккуратно разложены на длинном столе, застеленном тканью. Стефани, студентка, с которой они разговаривали до этого, работала с фотоаппаратом и блокнотом, снимая находки, нумеруя их и укладывая в коробки из тонкого пластика. Но Хаазис не стал на них смотреть, а сразу провел Софи к маленькому столу у задней стены. На нем стояла закрытая коробка. Хаазис осторожно взял ее в руки и открыл.

— Эх, побольше бы таких найти, — мечтательно сказал он, отходя в сторону, чтобы дать Софи разглядеть находку.

Внутри шкатулки лежала продолговатая полоска коричневого цвета, зажатая между двумя стеклами. Софи сразу поняла, что это папирус — основной материал, на котором писали на Ближнем Востоке вплоть до конца первого тысячелетия нашей эры. Полоска была весьма потрепанная, но можно было без труда разобрать строчки букв, тянувшиеся по всей ее длине.

— Похоже, это какая-то рабочая запись, портовая. Я разобрал, что здесь написано про большую партию зерна и стадо скота, выгруженных с корабля в порту, — сказал Хаазис. — Лабораторные исследования дадут больше информации, но как я понимаю, это что-то вроде таможенной декларации торгового судна, прибывшего из Александрии.

— Чудесная находка, — согласилась Софи. — Возможно, она как-то дополнит информацию, полученную при раскопках на складе, — добавила она, кивая в сторону остальных предметов.

— А мне кажется, что лишь все запутает, — со смехом ответил кто-то.

Софи и Хаазис обернулись и увидели, что в палатку вошел рослый юноша с большим пластиковым контейнером в руке. Софи поняла, что это тот самый аквалангист. Гидрокостюм на нем все еще был мокрым, а с длинных темных волос стекала вода. Злая на него за тот душ, который он устроил ей на берегу, она уже собралась отпустить едкое замечание, но при виде его темно-зеленых глаз и широкой улыбки слова застряли у нее в горле.

— Привет, Дирк, — сказал Хаазис. — Познакомьтесь. Это Софи Элькин, из израильского Департамента древностей, мокрая, но от этого не менее очаровательная. Софи, это Дирк Питт-младший, которого прислало к нам Национальное управление подводных исследований США.

Дирк подошел к ним и поставил контейнер на землю. На его лице сияла обезоруживающая улыбка, когда он пожал руку Софи. Она даже не в силах была протестовать, когда он не сразу отпустил ее руку.

— Мои извинения за душ, не знал, что вы там стоите.

— Ничего страшного, я уже почти высохла, — ответила Софи, внутренне поражаясь, как ее досада уступила место странному ощущению. Она коснулась рукой волос, будто чтобы подтвердить свои слова.

— Надеюсь, вы позволите мне во искупление моих грехов угостить вас ужином.

Такое предложение застало ее врасплох, и она даже не смогла ответить, пробормотав нечто невразумительное. Внутренний голос просто заходился криком, вопрошая, куда же подевалось ее обычное хладнокровие. К счастью, в разговор вмешался Хаазис, сгладив неловкость ситуации.

— Дирк, что там в ящике? — с любопытством спросил он.

— Еще пара находочек из подземной части помещения, — с ухмылкой ответил Питт.

— Оно и вправду там есть? — изумленно спросил Хаазис. Теперь пришла его очередь заикаться.

Дирк кивнул.

— Что за подземное помещение? — спросила Софи.

— Когда я исследовал внутреннюю часть волнолома, я обнаружил неподалеку от пробного раскопа, где работает Кейт, небольшой проход. Туда едва можно было руку просунуть, но я почувствовал, что внутри рука поднимается над поверхностью воды. И стал расширять отверстие водометом, размывая грязь и отложения.

— И какого размера там полость? — возбужденно спросил Хаазис.

— Небольшая, меньше шести футов в высоту. Большая часть — выше уровня воды. Пока могу лишь предположить, что это что-то вроде подвала, в котором хранились вещи или архивы.

— А почему ты так решил? — спросила Софи.

Дирк смахнул воду с крышки контейнера и аккуратно открыл его. Внутри стояли несколько керамических шкатулок, прямоугольных, оранжево-красного цвета. Достав одну из них, он протянул ее Софи.

— Будем надеяться, вы сможете расшифровать то, что внутри, — сказал он. — В морском техническом колледже меня не учили древним языкам.

Поставив шкатулку на стол, Софи аккуратно открыла крышку. Внутри лежало с полдесятка туго свернутых свитков.

— Это папирусные свитки, — ошеломленно сказала она.

Потеряв всякое терпение, Хаазис поспешно натянул белые перчатки и отодвинул Софи в сторону.

— Дайте мне посмотреть, — сказал он, доставая один из свитков и осторожно раскатывая его на столе. Свиток был заполнен буквами, странными, но очень красивыми, написанными толстыми линиями.

— Похоже на коптское наречие греческого, — сказала Софи, заглядывая через плечо профессора. В коптском наречии использовался греческий алфавит, и оно было одним из самых распространенных в восточном Средиземноморье во времена римского владычества.

— Точно, — согласился Хаазис. — Это, похоже, ежегодный отчет капитана порта о взимаемых пошлинах и портовых сборах. Названия судов, описание грузов… вот они, — добавил он, водя пальцем по колонкам букв.

— А вот это, случайно, не упоминание об императоре? — спросила Софи, показывая на строчку в верхней части свитка.

— Да, — задумчиво ответил Хаазис, на ходу переводя в уме текст. — Сводка портовых сборов Кесарии, от имени и по поручению императора Марка Максенция.

— Если я правильно помню, Максенций был современником Константина Великого, — сказала Софи.

— Да, Максенций правил Западной Империей, Константин — Восточной, но позднее Константин победил его и объединил империю.

— Значит, это запись начала четвертого века нашей эры.

Хаазис кивнул. Его глаза сверкали. Он оглядел другие свитки.

— Да, это даст нам поразительное количество информации о жизни Иудеи в эпоху римского владычества.

— И темы для дипломов паре ваших студентов, — добавил Дирк, доставая из контейнера остальные три шкатулки. Сунув контейнер под мышку, он развернулся и направился к выходу.

— Дирк, ты только что сделал выдающуюся находку, — с радостью в голосе сказал Хаазис. — Куда же ты?

— Опять мокнуть, как дурак, — с кривой ухмылкой ответил Дирк. — Поскольку их там осталось куда больше, чем я только что принес.

8

Озден Челик приехал в мечеть Фатих, одну из крупнейших в Стамбуле, через час после утреннего намаза. Внутри богато украшенного здания было практически пусто. Пройдя через главный молельный зал, он вошел в узенький коридор и вышел на задний двор мечети. Дорожка из мраморной плитки вела к неприметному домику, который был отгорожен от туристов и молящихся. Подойдя к массивной деревянной двери, Челик зашел внутрь.

Он оказался в хорошо освещенном рабочем помещении, поделенном на кабинки с серыми стенами. У входа стоял массивный деревянный стол секретаря. Воздух был наполнен жужжанием лазерных принтеров и перезвоном телефонов, создавая ощущение, что ты попал в центр обработки заказов телемагазина. И лишь запах благовоний и фотографии турецких мечетей, висящие на стенах, говорили, что это не так. Это, а еще абсолютное отсутствие женщин.

Офисные работники были, как на подбор, бородатые мужчины, многие из которых были одеты в длинные традиционные одеяния, и по клавиатурам компьютеров они стучали медленно и неритмично. Молодой секретарь встал из-за стола, когда Челик подошел к нему.

— Доброе утро, господин Челик, — сказал он. — Муфтий ждет вас.

Секретарь повел гостя мимо множества рабочих кабинок к кабинету, находящемуся в углу. Он был лишен каких-либо изысков, лишь на полу лежали красивые ковры. Главным же украшением кабинета были книжные полки, покрывающие все стены, вдоль которых рядами стояли книги религиозного содержания, явно демонстрируя, что это — кабинет почтенного муфтия, знатока ислама.

Муфтий Алтын Баттал сидел за пустым рабочим столом, что-то записывая в блокноте, по обе стороны от которого лежали две открытые книги. Подняв глаза на вошедшего, он увидел Челика и улыбнулся.

— Озден, ты приехал. Будь добр, садись, — сказал он. — Хасан, пусть нас никто не беспокоит, — добавил он, обратившись к секретарю. Тот поспешно вышел за дверь и закрыл ее за собой.

— Последние штрихи к пятничной проповеди, — сказал муфтий, положив карандаш рядом с мобильным телефоном.

— Можно было поручить это одному из ваших имамов.

— Возможно. Но я считаю это своим призванием. Если я поручу составлять текст проповеди одному из имамов, это породит в остальных зависть. А я хочу, чтобы все имамы Стамбула были в согласии.

Как муфтий Стамбула, Баттал был духовным руководителем всех трех тысяч мечетей города. Выше его власти была лишь власть Министерства по делам религии, «Диянет Ишлери», входящего в состав светского правительства страны. Но фактически Баттал имел куда большее влияние на умы и сердца людей, посещающих мечети.

Несмотря на возраст, Баттал отнюдь не походил на обычного священнослужителя, с всклоченной бородой и неумолимым взглядом. Он был рослым, хорошо сложенным мужчиной, весьма симпатичным. Ему еще не исполнилось пятидесяти, и его вытянутое лицо было веселым и жизнерадостным, как у щенка лабрадора. Он часто одевался в европейский костюм, а не в священническое одеяние, а его чувство юмора придавало оттенок веселья даже излагаемым им фундаменталистским взглядам.

Однако, несмотря на внешнюю привлекательность, суть проповедей муфтия Баттала была отнюдь не жизнерадостной. Он был сторонником экстремально фундаменталистских взглядов, открыто проповедовал исламизм, как способ распространения вероучения по миру как в религиозном смысле, так и в политическом. Требовал ограничения прав женщин и отделения от европейских норм культуры и морали. Он приобрел авторитет, декларируя неповиновение иностранному влиянию и критикуя светское правительство Турции, чьи позиции ослабли, когда в результате мирового финансового кризиса экономическая ситуация в стране стала ухудшаться. Хотя он и не призывал к насилию открыто, но прямо высказывался за джихад как защиту исламских территорий от внешнего влияния. Как и Челиком, им двигали мощные амбиции и тайное стремление стать властителем страны, духовным и светским одновременно.

— У меня сразу несколько хороших новостей, — начал Челик.

— Друг мой Озден, ты так много делаешь для меня, а сам всегда остаешься в тени. Что еще тебе удалось исполнить во имя нашего дела?

— Недавно встретился с шейхом Заядом, из правящего в Эмиратах семейства. Он доволен вашими делами и желает сделать еще один существенный взнос в наши фонды.

У Баттала расширились глаза.

— И это после той щедрости, которую он проявил в прошлый раз? Чудесная новость. Хотя, к сожалению, я пока не достиг того, что он от нас ожидает.

— Он человек, видящий перспективы, — ответил Челик. — И поддерживает тех, кто исповедует законы шариата. Также его беспокоят новые угрозы исламу, ставшие очевидными после недавних терактов у нас и в Египте.

— Да, это отвратительное насилие, направленное против наших святынь. Что еще хуже, эта кража реликвий Пророка из Топкапы. Силы зла нападают на нас все чаще, это просто недопустимо.

— Шейх говорил об этом практически теми же словами. Он считает, что безопасность его страны и всего региона в целом станет куда лучше, если в Турции к власти придут фундаменталисты, исповедующие Сунну.

— Из чего следуют и другие новости, да? — с понимающей улыбкой спросил Баттал.

— Птички на хвосте принесли, да? Что ж, возможно, вам уже стало известно, что президиум партии «Благоденствие», с которыми я встретился, согласился выставить вас в качестве кандидата на президентских выборах. На самом деле, они были вне себя от радости, когда узнали о вашем согласии сменить на посту кандидата имама Кейю.

— Да, как жаль, что он погиб во время взрыва в мечети Бурсы, — с искренним сожалением произнес Баттал.

Челик удержался от многозначительного взгляда и просто кивнул.

— Лидеры партии согласились включить в их программу ваши тезисы, — сказал он.

— У нас одинаковые взгляды, — согласился Баттал. — Но ведь ты знаешь, что партия «Благоденствие» на последних президентских выборах получила лишь три процента голосов?

— Да, — согласился Челик, — но без вас в качестве кандидата.

Он беззастенчиво льстил Батталу, но эта лесть упала на благодатную почву.

— Но ведь до выборов всего пара недель, — заметил Баттал.

— Что идеально нам подходит, — ответил Челик. — Мы застанем врасплох правящую партию, и они даже не успеют среагировать на то, что ваша кандидатура будет выставлена на голосование.

— Ты думаешь, у меня есть реальные шансы?

— Опросы показывают, что вы отстаете от кандидата правящей партии процентов на десять, не больше. И этот разрыв будет несложно свести к нулю, если произойдут нужные события.

Баттал поглядел на книги по исламу, стоящие на полках.

— Наверное, это единственная возможность устранить последствия беззаконий, устроенных Ататюрком, и вернуть нашу страну на праведную стезю. Управление государством во всех аспектах должно основываться на законах шариата.

— Наш долг перед Аллахом — сделать это, — сказал Челик.

— Думаю, выдвижению моей кандидатуры будут активно мешать, в том числе апеллируя к конституционному законодательству. Ты уверен, что мы сможем это преодолеть?

— Не забывайте, что премьер-министр — наш тайный союзник. Он скрывает от окружающих свои истинные взгляды и в случае победы вместе с нами сформирует новое правительство.

— Мне бы твою уверенность, Озден… Но, безусловно, если будет на то воля Аллаха и мы победим, ты получишь один из ключевых постов.

— Рассчитываю на это, — самоуверенно ответил Челик. — Когда вы начнете предвыборную кампанию, я буду помогать вашим советникам в ее организации. Мы устроим массовые общественные манифестации, и, используя средства, даваемые нам шейхом, мы сможем провести такую информационную атаку, что оппозиция просто захлебнется. Я работаю и над другими мероприятиями, направленными на рост вашей популярности.

— Да будет так, — сказал Баттал, вставая и пожимая руку Челику. — Я думаю, что нет ничего невозможного для нас с тобой, друг мой.

— Да, мой господин, это так.

Челик возвращался со встречи едва ли не вприпрыжку. Этим наивным дурачком управлять не сложнее, чем играть в шашки, подумал он. Когда Баттала выберут президентом, он будет стоять за кулисами и дергать за ниточки. А если тот передумает, то у Челика в запасе есть достаточно вариантов грязной игры, чтобы приструнить муфтия.

Когда он вышел из мечети, небо над Стамбулом казалось особенно чистым и безоблачным. Как и его, Челика, будущее.

В едва освещенной кабинке в Форт-Гордоне, в штате Джорджия, Джордж Уизерс, аналитик и специалист по турецкому языку, внимательно слушал весь разговор через большие наушники. Он работал в Управлении национальной безопасности, в центре тайных операций в Джорджии. Уизерс был одним из множества лингвистов, которых Управление наняло для работы с поступающей с Ближнего Востока информацией здесь, на армейской базе, затерявшейся в лесистых холмах рядом с Огастой.

В отличие от большинства радиоперехватов, с которыми ему приходилось работать в реальном времени, через спутниковый канал связи, эта шла в записи. Собственно, сам разговор состоялся несколько часов назад. Он был получен через центр радиоперехвата, расположенный в посольстве США в Стамбуле. Для него это был лишь перехваченный разговор по мобильному телефону, адресатом которого было турецкое разведывательное управление. Разговор был записан в цифровом виде, зашифрован и отправлен в Форт-Гордон через ретрансляционный постУНБ на Кипре.

Естественно, Уизерс понятия не имел, что на самом деле эта запись шла с мобильного телефона Баттала. Телефон лежал на его столе, и турецкие разведчики специальной командой включили его на передачу. Как и большинство современных мобильных, аппарат Баттала был оснащен навигационным блоком, через который в него можно было втайне загрузить специальную программу. За счет этого его можно было включить без ведома владельца, даже если он был выключен, и использовать в качестве подслушивающего устройства. Информация передавалась по обычному каналу мобильной связи, а хозяин телефона и знать не знал про это. Слежку за муфтием приказал установить глава турецкой разведки, человек, твердо стоящий за светские основы государства и обеспокоенный растущей популярностью и влиянием Баттала. Поэтому все разговоры в кабинете муфтия прослушивались, прямиком поступая в распоряжение турецкой разведки. И американский лингвист оказался в роли подслушивающего за подслушивающими.

Поняв суть разговора и осознав, что это — запись тайной прослушки, Уизерс решил, что эту информацию лучше передать аналитику для дальнейшей обработки. Взглянув на часы, он увидел, что пришло время перекусить, и поспешно ввел команду с клавиатуры компьютера. Спустя несколько секунд на экране появилась транскрипция разговора, выполненная программой обработки голоса, разработанной в Управлении. Уизерс проглядел транскрипцию, поправил грамматические ошибки, допущенные компьютером, и исправил пару фраз, которые программа не смогла распознать. Потом добавил свой комментарий по поводу текста и отправил по электронной почте аналитику, заведовавшему работой с Турцией. Встал из-за стола и пошел в кафетерий, раздумывая о том, что этот доклад, возможно, так никогда и не выйдет на свет божий.

9

Советник по вопросам разведки молча сидел, выслушивая еженедельный доклад подчиненных о ситуации в Евразии и на Ближнем Востоке. Генерал в отставке Брэкстон, советник президента, отвечающий за связь с ЦРУ, Управлением внутренней безопасности, РУМО и десятком других разведывательных служб США, вообще был человеком неразговорчивым.

Доклады в основном касались свежей информации о событиях в Афганистане, Пакистане, Ираке и Иране. Офицеры разведки и сотрудники Пентагона входили к генералу и выходили от него, сидящего в защищенной переговорной комнате в недавно построенном здании на Либерти Кроссинг в Мак-Лин, штат Вирджиния.

Доклады длились уже третий час, когда разговор зашел об Израиле. Джон О'Куинн, заместитель начальника отдела Передней Азии, вылез из-за громадного стола, чтобы налить себе чашечку кофе, пока сотрудник ЦРУ рассказывал о последних событиях на западном берегу Иордана.

— Понятно, понятно, значит, ничего нового, — устало прервал его Брэкстон. — Давай поговорим о других странах региона. Что там слышно нового о взрыве мечети Аль-Азхар в Каире?

О'Куинн поспешно сел обратно за стол.

— В конечном счете погибших всего семеро, поскольку взрыв произошел в то время, когда в мечети мало народу. Один мощный взрыв, серьезно повредивший главный молельный зал. Сами знаете, Аль-Азхар для Египта — главная мечеть страны, а также одна из самых старых и почитаемых во всем исламском мире. Реакция общественности была бурной, в Каире даже прошли несколько антиизраильских демонстраций. Мы почти уверены, что их организовала партия «Братьев-мусульман».

— В Каире знают, кто организовал взрыв?

— Не знают, — ответил сотрудниц ЦРУ. — Ни одна из серьезных террористических организаций не взяла на себя ответственность за него. Неудивительно, учитывая обстоятельства. Мы лишь опасаемся, что «Братья-мусульмане» используют это, чтобы снова попытаться пройти на выборах в парламент.

— Вот только нам не хватало, чтобы в египетском парламенте оказались фундаменталисты, — качая головой, произнес Брэкстон. — А что об этом говорят наши разведчики?? Кто это рванул?

— Мы не знаем, сэр, действительно. Ищем возможные нити в сторону «Аль-Каиды», но пока ничего не нашли. Хотя египетская полиция сообщила любопытные подробности. Они говорят, что нашли на месте взрыва следы НМХ.

— В смысле?

— НМХ, или октоген, — мощное взрывчатое вещество, которое можно использовать и в виде пластита. Малораспространенное, высокотехнологичное, используется в основном для детонаторов ядерных бомб и в составе твердого ракетного топлива. У нас нет данных, что «Аль-Каида» имеет к нему доступ, а то, что оно всплыло в Египте, — тем более странно.

Сидящий в соседнем кресле О'Куинн почувствовал, как у него поползли мурашки по коже, и прокашлялся.

— Вы уверены, что там был именно октоген? — спросил он.

— Мы ждем, когда нам доставят пробы для анализа, но пока что у нас есть лишь сообщение от египтян.

— У тебя есть что сказать по этому поводу, О'Куинн? — спросил генерал.

Разведчик кивнул.

— Сэр, недавно взорвалась бомба в мечети Йешиль в Бурсе, в Турции. За три дня до взрыва в мечети Аль-Азхар. Возможно, вы уже видели доклад с места событий. Погибло три человека, в том числе известный имам, лидер оппозиционной партии «Благоденствие». Как и в Египте, взрыв произошел в древней, почитаемой во всем мусульманском мире мечети.

Он отхлебнул кофе.

— Турецкие спецслужбы достоверно выяснили, что там был использован октоген.

— Значит, у нас есть две бомбы из одинаковой взрывчатки, взорванные в разных странах с интервалом в три дня, — подытожил генерал. — Оба взрыва произошли в древних мечетях, имеющих высочайшую историческую и религиозную ценность. Оба раза время подрыва, по всей видимости, выбрано так, чтобы в мечети находилось поменьше народа, чтобы избежать больших жертв. Отлично. Теперь скажите мне кто-нибудь, кто и зачем это делает?

Повисла неловкая тишина. Первым решился заговорить О'Куинн.

— Сэр, я не думаю, что до нынешнего момента кто-либо задумывался, откуда была взята эта взрывчатка.

— Мы проведем необходимый анализ сразу же, как получим образцы, — согласился сотрудник ЦРУ. — Хотя, если исходить из того, где есть октоген, я бы предположил, что тут замешаны иранцы.

— А что по этому поводу думают турки? — спросил Брэкстон.

— Как и в Египте, никто не взял на себя ответственность за теракт. И у нас нет сведений, что у турок есть хотя бы подозреваемые.

Генерал поерзал в кресле, будто сверля дырку в О'Куинне взглядом. О'Куинн работал с ним меньше года, и пока не заслужил у него особого доверия, но по взгляду понял, что советник хочет получить от него всю информацию сразу.

— Как вы сами оцениваете ситуацию? — резко спросил генерал.

Мысли О'Куинна заметались, он пытался ответить внятно, но на самом деле у него самого было больше вопросов, чем ответов.

— Сэр, по поводу взрыва в Египте ничего сказать пока не могу, а вот по поводу взрыва в мечети в Бурсе некоторые считают, что он может быть связан с недавней кражей мусульманских святынь во дворце Топкапы в Стамбуле.

— Да, я читал про нее, — ответил генерал. — Как я понимаю, там каким-то образом оказалась замешана женщина, член Конгресса.

— Да, Лорен Смит, представитель от Колорадо. Ей удалось спасти одну из реликвий, но она едва не погибла. А потом как-то ухитрилась сделать так, чтобы ее имя не попало на страницы газет.

— Мне бы таких сотрудников, — пробормотал себе под нос Брэкстон.

— Насколько мне известно, при ограблении Топкапы тоже использовалась взрывчатка, — продолжил О'Куинн. — Я немедленно проведу расследование на предмет связи этих двух происшествий.

— А какой может быть мотив?

— Обычно взрывы в мечетях происходят в ходе конфликтов между суннитами и шиитами. Время от времени они взрывают друг друга, — сказал сотрудник ЦРУ. — Но в случае с Турцией могу лишь сказать, что шиитов там очень мало и они не склонны к таким вопиющим актам насилия.

— Абсолютно согласен, — сказал О'Куинн. — Более реальным представляется теракт со стороны курдских сепаратистов. В Турции меньше чем через четыре недели пройдут выборы. Возможно, теракты там совершили курды или какая-нибудь оппозиционная партия, которая хочет извлечь выгоду от беспорядков, но тогда я не вижу связи со взрывом в Каире.

— Турецкие власти наверняка обвинят курдов, тем более что они, скорее всего, и вправду грешат на них, — сказал Брэкстон.

— Наверное, вы правы, — согласился О'Куинн, листая блокнот. И тут же остановился, увидев копию радиоперехвата, присланную из УНБ, которую перевел Джордж Уизерс. — Сэр, вот еще одно сообщение по поводу Турции, достойное внимания, — добавил он.

— Давай, — сказал генерал.

— Алтын Баттал, муфтий Стамбула и самый знаменитый фундаменталист в Турции, согласно данным радиоперехвата, собирается выставить свою кандидатуру на выборах президента.

— Президент Йылмаз несколько лет успешно правил страной, — заметил Брэкстон. — И в Турции, как нигде, сильны традиции светского государства. Мне кандидатура этого Баттала представляется совершенно маргинальной.

— Боюсь, здесь иной случай, — ответил О'Куинн. — В последний год позиции Йылмаза серьезно пошатнулись вследствие тяжелого экономического кризиса и нескольких коррупционных скандалов, связанных с членами его кабинета. А муфтий Баттал приобретает все больший авторитет, особенно среди бедноты и безработных. Непонятно, насколько хороший из него политик, но многие опасаются, что он может стать серьезным конкурентом остальным кандидатам.

— Тогда расскажи мне побольше про этого Баттала, — сказал генерал.

— Ну, согласно официальным данным, он в раннем возрасте осиротел и прошел школу выживания в трущобах на западе Стамбула. Бродяжническая жизнь закончилась, когда он пришел на помощь пожилому человеку, которого ограбили бандиты. В благодарность этот человек, старейшина одной из мечетей, отправил Баттала учиться в частную школу, мусульманскую, оплатив ему учебу и проживание. Образование в той школе было фундаменталистским, что и определило взгляды Баттала. Он был прилежным учеником, а также имел ораторский талант, в результате чего быстро поднялся по ступеням иерархии мусульманской общины Стамбула. Сейчас он считается лучшим теологом Стамбула. При всем его личном обаянии и таланте оратора, его проповеди сильно отдают экстремистским толкованием ислама, как у талибов. Он много говорит о тлетворном влиянии Запада и опасностях иностранщины. Сложно сказать, что случится, если его выберут президентом, но мы должны быть готовы к тому, что в одночасье потеряем Турцию в качестве союзника.

— А у него есть шансы выиграть? — опасливо уточнил Брэкстон.

О'Куинн кивнул.

— По нашим оценкам, вполне реальные. Если с его избранием смирятся турецкие военачальники, то все кончено.

Сидящий за столом полковник ВВС ахнул.

— Фундаменталисты во главе Турции? Это же просто катастрофа. Турция — член НАТО и один из наших главных союзников в этом регионе. У нас там куча военных баз и техники, в том числе тактическое ядерное оружие. А авиабаза в Инджирлике — ключевая точка в ведении операций в Афганистане.

— Не говоря уже о станциях радиоперехвата, с которых мы следим за Россией и Ираном, — добавил сотрудник ЦРУ.

— Турция — главный перевалочный пункт как для нынешних операций в Афганистане, так и для операций в Ираке, — сказал майор сухопутных сил, сидевший рядом с полковником ВВС. — Такая потеря поставит под вопрос дальнейшее проведение этой операции.

— Можно ожидать самых катастрофических последствий, — тихо сказал О'Куинн. — От закрытия Босфора и транзита русской нефти и газа до усиления позиций Ирана. Это коснется всего Ближнего Востока, и последствия такого смещения баланса сил предугадать практически невозможно.

— Турция всегда имела дружеские отношения с Израилем, поставляя туда продукты и пресную воду, кроме всего прочего, — сказал сотрудник ЦРУ. — Если Турция и Египет одновременно сделают резкий разворот в сторону фундаментализма, Израиль окажется в еще большей изоляции. Помимо того что такие события серьезно усилят позицию Ирана, я опасаюсь, что движения «Хамас», «Хезболла» и другие непосредственные враги Израиля усилят давление, что приведет к резкому росту напряженности в регионе. Такая смена власти может запустить процесс, которого мы давно опасались. Ближний Восток может стать очагом, с которого разгорится Третья мировая.

Повисла мертвая тишина. Брэкстон и все остальные обдумывали услышанное. Наконец генерал собрался с духом и принялся отдавать приказы.

— О'Куинн, мне нужно полное досье на этого муфтия Баттала к завтрашнему утру. И краткий конспект всего того, что мы тут обсудили, для доклада президенту. В следующий раз собираемся в пятницу. Жду полного доклада по обстановке и от ЦРУ, и от Национального управления. Сделайте все необходимое, тратьте любые средства, только не дайте этим событиям выйти из-под контроля.

Он со стуком захлопнул папку, а затем гневно поглядел на сотрудника ЦРУ.

— Третья мировая? Только не в мое дежурство! — рявкнул он.

10

Призыв к утреннему намазу ворвался в открытое окно, разбудив Питта раньше, чем ему хотелось. С трудом заставив себя отодвинуться от спящей в кровати Лорен, он встал и подошел к окну. Черные верхушки минаретов мечети Султанахмет упирались в туманное небо в паре кварталов от отеля. С неудовольствием Питт отметил, что призыв к утренней молитве в нынешние времена звучал не с их вершин, где восседали бы муэдзины, а из мощных динамиков, расставленных вокруг мечети.

— Нельзя это выключить? — сонно пробормотала Лорен, не высовываясь из-под одеяла.

— Это как с Аллахом договоришься, — ответил Питт.

Закрыв окно, он принялся разглядывать сквозь стекло красивейшую архитектуру мечети и голубые воды Мраморного моря позади нее. Там уже выстроились в длинную линию грузовые суда, поджидающие своей очереди, чтобы пройти сквозь узкое горлышко Босфора. Лорен встала с постели, накинула халат и подошла к нему.

— Я и не знала, что это из мечети, — смущенно сказала она. — Какая красота! Построили в Оттоманскую эпоху, да?

— Да, кажется, в начале семнадцатого века.

— Сходим посмотреть на нее после завтрака? Хотя после наших ночных приключений это будет, пожалуй, единственная экскурсия, на которую я соглашусь.

— Как, и никакого шопинга до полной отключки в Большом Базаре?

— Как-нибудь в другой раз. Я хочу провести весь этот день в Стамбуле с тобой одним.

Питт поглядел на красное грузовое судно, отходящее от берега.

— Думаю, мне это тоже подойдет, — сказал он.

Они приняли душ, оделись и заказали завтрак в номер. Уже собирались уходить, когда зазвонил телефон. Питт снял трубку и говорил несколько минут.

— Профессор Руппе звонил, — сказал он, повесив трубку. — Из аэропорта. Хотел убедиться, что с нами все в порядке.

— Мне было бы куда спокойнее, если бы ты сказал, что полиция их поймала.

Питт покачал головой.

— По всей видимости, нет. Рей злится, потому что местные журналисты только и знают, что обвинять в краже и убийствах врагов ислама. Судя по всему, воры не стали красть весьма дорогие драгоценности и предпочли унести реликвии Мухаммеда.

— Ты сказал «в убийствах» — во множественном числе, — подметила Лорен.

— Да, в общей сложности убито пятеро охранников.

Лорен скривилась.

— А то, что несколько подозреваемых явно похожи на иранцев, не заставило полицию призадуматься?

— У полиции есть наши показания, но я уверен, что они прорабатывают разные версии.

На самом деле Питт не был ни в чем уверен, но предпочел не высказывать свое недовольство по поводу того, что похитители его жены ушли безнаказанными.

— Еще, по словам Руппе, они постарались, чтобы наши имена не попали в прессу. Хотя шум поднялся большой, все мусульмане расценили это событие как смертельное оскорбление их веры.

— Хоть нас чуть не поубивали, меня устраивает, что об этом ничего не напишут, — тихо сказала Лорен. — В результате, что им удалось украсть?

— Боевое знамя Мухаммеда. Возмущения было бы больше, если бы ты не стянула второй мешок.

— А что там было?

— Плащ Мухаммеда, известный еще как Священная Мантия, а также письмо, им написанное. Часть его известна под названием Священных Заветов.

— Это варварство какое-то — воровать такие святыни, — качая головой, ответила Лорен.

— Ладно, пошли, посмотрим на город, пока тут еще есть что осматривать.

Они вышли из отеля и оказались на шумных улицах Стамбула. Питт заметил мужчину в зеркальных солнечных очках, который внимательно посмотрел на Лорен, когда они прошли мимо него. Рослая, с фигурой, достойной балерины, Лорен всегда привлекала взгляды мужчин. В своих легких брюках и лиловой блузке почти под цвет глаз она выглядела яркой и жизнерадостной, несмотря на то что им пришлось пережить минувшей ночью.

Пройдя квартал или два, они остановились у «Пунто», одного из известнейших магазинов ковров в Стамбуле, и принялись разглядывать роскошный арабский ковер, висящий на стене; потом пошли дальше. Прошли через Ипподром, где во времена Византийской империи проходили гонки колесниц, а сейчас был разбит парк. Прямо за парком и располагалась мечеть Султанахмет.

Ее постройка была завершена к 1617 году, и эта мечеть стала последней из великих построек Османской империи. Украшенная каскадом куполов и полукуполов, окружавших главный купол огромных размеров, она представляла собой величественное зрелище. К тому времени, когда Питт и Лорен вошли во двор мечети, большинство пришедших на утреннюю молитву уже ушли и мечеть наполнилась туристами, щелкающими направо и налево фотоаппаратами.

Питт и Лорен прошли в молельный зал, едва освещенный лучами солнца, скользившими сквозь витражи высоких окон. Выгнутый купол над головой был украшен затейливым узором, выложенным из изразцов разных оттенков синего, от которых мечеть и получила свое второе название — Синяя. Питт внимательно рассматривал изразцы, украшавшие арку прохода. Они были покрыты цветочным орнаментом, а изготовили их в мастерских города Изника, неподалеку от Стамбула.

— Посмотри на орнамент, — сказал он Лорен. — Почти такой же, как на шкатулке, которую мы достали с затонувшего корабля.

— Ты прав. Разве, может, цвет чуть другой. Еще одно доказательство того, что тот корабль затонул в начале семнадцатого века.

Но радость Питта была недолгой. Оглядывая противоположную сторону молельного зала, украшенную зелеными изразцами, он снова заметил человека в зеркальных очках, который смотрел на них. Того самого, который пялился на Лорен у выхода из отеля.

Не говоря ни слова, Питт медленно повел Лорен к выходу, стараясь держаться поближе к толпе немецких туристов, которые осматривали мечеть в сопровождении экскурсовода. С напускной небрежностью снова оглядел людей вокруг, чтобы выяснить, есть ли у человека в зеркальных очках сообщники. И тут же подметил худощавого мужчину, по виду иранца, с пышными усами, который топтался неподалеку от них, нахмурившись. Он резко выделялся из толпы туристов, большинство которых стояли, запрокинув головы и разглядывая купол мечети. Немного странно, если грабителям из Топкапы удалось так быстро их выследить, подумал Питт, но потом он вспомнил угрожающие слова женщины и решил проверить свои подозрения.

Идя следом за немцами в сторону выхода из молельного зала, Питт и Лорен надели обувь, которую снимали перед тем, как войти внутрь, и вышли во двор мечети вместе с туристами. Краем глаза Питт заметил, что усатый идет следом.

— Стой на месте, — тихо сказал Питт Лорен и тут же широким шагом пошел по мраморным плиткам к стоящему в стороне мужчине.

Тот немедленно отвернулся и сделал вид, что разглядывает колонну, рядом с которой стоял. Питт подошел вплотную и поглядел на него сверху вниз. Усатый был почти на голову ниже его.

— Извините, не подскажете, где находится гробница Ататюрка?

Мужчина сначала старался не встречаться взглядом с Питтом, уставившись на двери молельного зала, где уже стоял человек в зеркальных очках. Увидев, что тот покачал головой, усатый презрительно поглядел на Питта.

— Понятия не имею, где похоронили этого пса, — буркнул он.

Его глаза угрожающе заблестели, выдавая в нем человека, прошедшего жесткую школу выживания. Он явно не агент полиции, понял Питт. А когда заметил характерный бугор под рубашкой, где, судя по всему, был пистолет в кобуре, решил не искушать судьбу. Холодно, понимающе поглядел на мужчину и отошел. Идя обратно к Лорен, он уже был готов к выстрелу в спину и надеялся лишь на то, что людное место и наличие охранников в мечети удержат противника от немедленного нападения.

— В чем там дело? — спросила Лорен, когда он подошел к ней.

— Просто спросил, который час. Пойдем, попробуем поймать такси.

Группа немецких туристов медленно продвигалась к выходу со двора мечети, и Питт поспешно схватил Лорен под руку и кинулся вперед, чтобы опередить их. Оглядываться он даже и не стал, не сомневаясь, что усатый и человек в зеркальных очках будут их преследовать. Вытолкнув Лорен на улицу, он поднял руку. Наудачу, рядом с ними тут же остановилось такси, из которого вышла пожилая семейная чета.

— На пристань Эминёню, как можно быстрее, — сказал Питт таксисту.

— Что за спешка? — обеспокоенно спросила Лорен, когда Питт поспешно затолкал ее в машину.

— Похоже, за нами следят.

— Тот человек в мечети, с которым ты разговаривал?

Питт кивнул.

— И еще один, в солнечных очках, которого я заметил еще у дверей отеля.

Такси влилось в поток машин. Питт обернулся и посмотрел назад. У тротуара с визгом тормозов остановился оранжевый седан, в котором был только водитель. Поглядев дальше, Питт увидел, что немецкие туристы все еще толпятся у выхода из мечети. Улыбнулся, разглядев, как усатый неуклюже протискивается к выходу.

— Почему бы нам не обратиться в полицию? — поинтересовалась Лорен.

— И испортить наш единственный выходной в Стамбуле? — улыбнувшись, спросил в ответ Питт.

11

Желтое такси мгновенно затерялось среди оживленного потока машин, оставив позади купола и минареты мечети. Если бы водитель свернул в северном направлении, пришлось бы пробираться через лабиринт улочек старого города, и оранжевый седан не поспел бы за ними. Но рассудительный водитель решил выбрать маршрут побыстрее, и свернул в южном направлении, в сторону автомагистрали со странным для Стамбула названием Кеннеди Каддеши.

Преследователи тщетно пытались догнать их. Когда двое мужчин впрыгнули в оранжевый седан, машина рванула вперед, едва не притершись к подъезжающему к мечети туристическому автобусу.

— По-моему, они свернули вправо, — неуверенно сказал водитель.

— Поехали, — приказал мужчина в зеркальных очках, сидевший на переднем сиденье, и кивнул.

Машина свернула в южном направлении, проскочив на красный, и уперлась в хвост вереницы медленно едущих автомобилей. Внезапно усатый, сидевший на заднем сиденье, показал пальцем, заметив, как в паре кварталов впереди желтое такси свернуло на Каддеши.

— По-моему, это их такси! — крикнул он.

Водитель кивнул и покрепче сжал руль. Не было никаких шансов протолкаться вперед сквозь затор, а время шло. Он тихо выругался. Увидев разрыв в движении на встречной полосе, водитель выжал газ и проехал почти квартал по встречной и снова вернулся на свою. Машины поехали быстрее, и он поспешно свернул на Каддеши и снова выжал газ, разгоняя машину, как на гонках «Формулы-1».

Шоссе шло вдоль восточной границы дворцового комплекса Топкапы, у самого Босфора. Машины ехали быстро. Шоссе уходило на север, а затем на запад, к заливу Золотой Рог, примыкавшему к европейской части Стамбула. Питт взглянул на пролив и увидел там огромную землечерпалку зеленого цвета неподалеку от берега. Такси подъехало к Галатскому мосту, протянувшемуся над Золотым Рогом на север, в сторону района Бейоглу. Внезапно на дороге стало очень много автомобилей и автобусов, и движение резко замедлилось. При первой же возможности водитель свернул с Каддеши, и они сразу же оказались у паромного причала, у подножия моста.

— Эминёню, причал Богаз Хати, — объявил он. — Очередной паром уже отправляется, если поспешите, то успеете на него, — добавил он, махнув рукой.

Питт расплатился с таксистом, оставив ему щедрые чаевые. Когда они вышли из машины, он посмотрел назад. Оранжевого седана в пределах видимости не было, и они с Лорен подошли к кассе парома.

— Неймется тебе без воды, да? — спросила Лорен, глядя на несколько больших паромов, стоящих у причала.

— Думаю, морская прогулка по Босфору для нас сейчас — то, что доктор прописал.

— В самом деле, звучит заманчиво, — согласилась Лорен, предвкушая удовольствие от предстоящей поездки на пароме, на свежем морском воздухе. — Лишь бы мы были одни, и было, где перекусить.

Питт ухмыльнулся.

— Еду я гарантирую. Надеюсь, от наших друзей мы тоже оторвались.

Купив билеты, они вышли на заполненную людьми пристань и поднялись на борт современного пассажирского парома. Нашли места у окна и уселись. Раздался троекратный гудок, сигнализирующий об отправлении, и начали убирать трапы.

На дороге у причала с размаху затормозил оранжевый седан. Двое пассажиров одновременно выскочили наружу. Пробежав мимо кассы, они выбежали на причал, но увидели, что паром уже выходит в пролив. Все еще задыхаясь, мужчина в зеркальных очках поглядел ему вслед, а затем на усатого.

— Нам нужна лодка. Быстро! — прошипел он.

Пролив Босфор, около тридцати километров в длину и меньше пары километров в самом широком его месте, — один из живописнейших проливов в мире, был битком забит всевозможными судами. Деля пополам Стамбул, Босфор стал важнейшим торговым путем еще при древних греках и сейчас связывал большинство прибрежных государств, имеющих выход к Черному морю. По нему постоянно шел поток танкеров, сухогрузов и контейнеровозов.

Паром неторопливо двигался к северу под безоблачным голубым небом, мимо холмистых берегов Стамбула. Вскоре он прошел под Босфорским мостом, а затем и под мостом султана Мехмеда — огромными подвесными мостами. Питт и Лорен пили горячий чай, поглядывая на проплывающие мимо суда, лодки и старинные здания на берегу. Вскоре их сменили частные особняки и здания посольств, позади которых раскинулись парки.

Паром сделал несколько небольших остановок у пристаней, прежде чем подошел к конечной, от которой было рукой подать до Черного моря.

— Хочешь, подымемся на верхнюю палубу, чтобы посмотреть все получше? — спросил Питт.

Лорен покачала головой.

— Слишком свежо, на мой вкус. Может, лучше еще чайку?

Питт согласился и пошел в кафетерий, чтобы взять еще пару чашек черного чая. Если бы они поднялись на верхнюю палубу, то в этот момент он бы увидел несущийся по проливу вдогонку парому скоростной катер, в котором сидели три человека.

Вскоре паром причалил к конечному пункту маршрута, Сарыер, на европейском берегу Босфора, рядом с двумя другими автомобильными паромами меньшего размера. Когда-то здесь была рыбачья деревня, и район сохранил очарование старой Турции. Сейчас его население прирастало за счет богатых пенсионеров, скупавших здесь дома и участки земли.

— Судя по всему, здесь полно неплохих рыбных ресторанчиков, — сказала Лорен, глядя в путеводитель. — Как насчет того, чтобы сойти на берег и перекусить?

Питт согласился, и вскоре они стояли среди толпы туристов, спускавшихся с трапа. Пристань находилась у основания большого холма, жилые дома были правее, вдоль берега. Главная дорога вела налево, через небольшой прибрежный парк. Взгляд Питта остановился на стареньком «Ситроене Траксьон Аванте», выехавшем на покрытое травой поле.

Они прошли через небольшой рыбный базар, глядя, как с небольшой рыболовецкой лодки сгружают свежий улов лаврака. Пройдя мимо выстроившихся в ряд ресторанов морепродуктов, они выбрали небольшое кафе в конце квартала, стоящее у самого берега. Бойкая черноволосая официантка усадила их за столик во дворе, поближе к воде и принесла большие тарелки с мезе, набором небольших порций закусок, подаваемых в кафе.

— Попробуй каламари, — сказала Лорен, засовывая Питту в рот упругое кольцо поджаренного кальмара.

— С белым сыром — вкуснятина, — сказал Питт, шутливо куснув Лорен за палец после того, как прожевал и проглотил жареного моллюска.

Они с удовольствием поели, глядя на проплывающие мимо суда и толпящихся вокруг туристов. Питт уже потянулся за стаканом воды, когда Лорен неожиданно схватила его за руку.

— Кость проглотила? — спросил он, увидев, как она плотно сжала губы.

Лорен медленно покачала головой, отпуская его руку.

— Там, за дверью, стоит человек. Один из тех, что были в фургоне вчера ночью.

Отпив воды из стакана, Питт как ни в чем не бывало повернулся в сторону дверей кафе — и увидел смуглого мужчину в синей рубашке, прохаживающегося снаружи. Заметив взгляд Питта, тот тут же отвернулся.

— Ты уверена? — спросил Дирк.

Лорен заметила, как мужчина украдкой глянул на них через окно и снова демонстративно отвернулся, так, чтобы Питт не разглядел его лица. Она со страхом поглядела на мужа и кивнула.

— По глазам узнала, — сказала она.

Питту лицо тоже показалось знакомым, и реакция Лорен убедила его в правильности догадки. Судя по всему, это был именно тот, которого Питт вырубил в скоротечной схватке в кузове фургона.

— Как же они ухитрились здесь нас выследить? — хрипло спросила Лорен.

— Мы сели на паром последними, но, по всей видимости, они были уже рядом и видели нас. Нашли катер и догнали. А обыскать рестораны в окрестностях здешнего порта недолго, — рассудил Питт.

При всей внешней невозмутимости он сильно беспокоился за жену. Прошлой ночью в Топкапы грабители показали, что не боятся убивать. Если они взяли за труд выследить их, следовательно, у них есть для этого повод. Единственный возможный — месть за то, что им помешали. Угроза женщины, тогда, в подземном водохранилище, оказалась вполне реальной.

Подошла официантка, чтобы забрать тарелки, и спросила, не желают ли они десерт. Лорен покачала было головой, но Питт заговорил первым.

— Да, конечно. Два кофе и две порции пахлавы, пожалуйста.

Официантка побежала на кухню, а Лорен запротестовала.

— Я уже ничего не съем, тем более сейчас, — сказала она, бросив взгляд в сторону входной двери.

— Этот десерт — для них, а не для нас, — тихо ответил Питт. — Сделай вид, что идешь в туалет, а потом жди меня рядом с кухней.

Уговаривать Лорен не пришлось. Она наклонилась к уху Питта и сделала вид, что что-то шепчет, а потом встала и медленно пошла по коридору в ту сторону, где находились кухня и туалеты. Питт заметил, что стоящий за дверями мужчина на мгновение напрягся, заметив, что Лорен куда-то идет, но потом расслабился, увидев, что официантка поставила на стол кофе и десерт. Питт послушно вытащил из бумажника пачку турецких лир и ткнул вилкой в кусок пахлавы. Украдкой глянув на дверь, он увидел, что мужчина снова отвернулся, чтобы скрыть от него свое лицо. Бросив вилку, Питт мгновенно встал.

Лорен стояла в конце коридора. Пробегая мимо, Питт схватил ее за руку и втолкнул на кухню. Повар и посудомойка изумленно посмотрели на них. Питт поздоровался, а затем протиснулся мимо кипящих котлов, таща Лорен за собой. Они вышли через заднюю дверь в небольшой переулок, загибающийся в сторону улицы. Остановились на углу дома и собирались уже бежать дальше, когда Лорен сжала руку Питта.

— Как насчет вот этого трамвая? — спросила она.

По улице, прямо в их сторону, медленно ехал небольшой, старинного вида открытый трамвай, на котором ездили и местные, и туристы.

— Хорошо, садимся с противоположной стороны, — согласился Питт.

Они перебежали улицу перед самым трамваем и запрыгнули в него. Все сидячие места были заняты, поэтому им пришлось стоять, когда трамвай проезжал перед входом в кафе. Мужчина в синей рубашке, все так же стоя у входа в кафе, окинул трамвай равнодушным взглядом. Питт и Лорен отвернулись и попытались встать так, чтобы их загородили другие пассажиры, но это не слишком помогло. Мужчина замер, заметив сиреневую блузку Лорен и прижался лицом к окну ресторана. Питт увидел, как тот в шоке смотрел на уезжающий трамвай. Потом он бегом бросился вслед за ними, на ходу выхватывая из кармана мобильный и нажимая на нем кнопки.

Лорен виновато поглядела на Питта.

— Извини, похоже, он меня заметил, — сказала она.

— Ничего страшного, — ответил Питт, ухмыльнувшись, чтобы хоть как-то ее успокоить. — Городок-то небольшой…

Трамвай сделал короткую остановку у рыбного базара, и большинство пассажиров вышли. Увидев, что преследователь еще в квартале позади них, Питт и Лорен сели на кресла и пригнулись, чтобы их не было видно. Трамвай снова начал набирать скорость.

— По-моему, около причала я видела полицейского, — сказала Лорен.

— Если мы оторвемся, можно попробовать вскочить на другой паром.

Трамвай проехал еще квартал и подъехал к остановке у паромного причала. Его колеса еще вращались, когда Питт и Лорен выпрыгнули наружу и побежали к пристани. На этот раз пришла очередь Питта замереть на месте и схватить Лорен за руку.

Пристань была практически пуста, очередной паром должен был отправиться где-то через полчаса. Но Питта больше волновали два человека, стоявшие у входа на причал. Усатый и его товарищ в зеркальных очках, которых они уже видели в Синей мечети.

— Думаю, нам лучше выбрать другой вид транспорта, — сказал Питт, меняя направление движения. Они поспешно перешли дорогу, по которой медленно ехал старенький кабриолет «Пежо». Следом за ним шли пешком несколько местных жителей в сторону парка на побережье. Питт и Лорен догнали турок и пошли среди них, пытаясь скрыться, но у них ничего не вышло. На дорогу выбежал мужчина в синей рубашке. Что-то крича своим товарищам, он показал рукой на Питта.

— И что теперь делать? — спросила Лорен, глядя, как стоявшие у пристани мужчины двинулись в их сторону.

— Пока что — идти дальше, — ответил Питт.

Он обшарил взглядом окрестности, ища путь для бегства. Сейчас единственным вариантом было идти дальше вместе с толпой. Они вошли в парк и увидели, что на покрытом травой поле в два ряда стояли старые машины. Многие из них были знакомы Питу: «Ситроены» и «Пежо», выпускавшиеся в 50–60-х годах.

— Похоже, собрание клуба любителей французских машин, — пробормотал он себе под нос.

— Была бы рада на нем поприсутствовать при других обстоятельствах, — ответила Лорен, поглядывая через плечо.

Местные, вслед за которыми они пришли в парк, начали разбредаться. Питт повел Лорен к группке людей, стоявших у первого ряда машин. Они толпились вокруг главной звезды шоу — сверкающего «Тальбо-Лаго» с бочкообразным кузовом, разработанным итальянским дизайнером Гиа. Протолкавшись поглубже в толпу, Питт обернулся, чтобы взглянуть на своих преследователей.

Трое мужчин быстрым шагом вошли в парк. Командовал ими, судя по всему, тот, что в зеркальных очках. Уверенным жестом он направил помощников в разные стороны парка, а сам пошел прямо, между двумя рядами машин.

— Судя по всему, мы не сможем уйти отсюда той же дорогой, какой пришли, — сказал Питт. — Надо попытаться опередить их. Можно попробовать выйти из парка с другой стороны на дорогу и найти какую-нибудь машину или автобус.

— В нынешней ситуации я не стану возражать даже против угона, — мрачно ответила Лорен и решительно двинулась, лавируя между стоящими в ряд машинами. Питт шел в паре шагов позади ее. Они изо всех сил пытались скрыться за другими зрителями, но к концу ряда людей становилось все меньше.

Вскоре они оказались у последней в ряду машины, двухдверного кабриолета послевоенного выпуска, окрашенного в серебристый и зеленый металлик. Питт увидел в машине пожилого человека, который приклеивал к лобовому стеклу бумажку с надписью «Продается».

— Прикрытие кончилось, — заметил он. — Быстро давай к деревьям.

Он схватил Лорен за руку, и они побежали по траве. По краю парка росли деревья, за которыми, как догадывался Питт, была дорога.

Они пробежали едва пару десятков метров и остановились как вкопанные. Позади деревьев была высокая каменная стена, окаймляющая парк с юга. За ней начинались частные владения, а стена была посыпана битым стеклом, чтобы отвадить нежелательных посетителей. Питт понимал, что вряд ли Лорен удастся быстро перелезть через нее, не говоря уже о возможных царапинах и порезах, которые они получат в процессе.

Развернувшись, Дирк увидел троих преследователей. Те все еще пробирались через толпу людей, окружающую машины, но постепенно приближались к ним. Взяв Лорен за руку, Питт пошел обратно.

— А что мы делаем теперь? — не скрывая страха, спросила она.

— Говоря словами Монти Холла, сделаем выбор.

12

— У нее коробка скоростей «Коталь», да? — спросил Питт. Пожилой бородатый мужчина протянул руку, распахивая дверь машины.

— Естественно, — ответил он с явным американским акцентом. — А вы знакомы с маркой «Делайе»? — спросил он, задрав подбородок и внимательно разглядывая рослого темноволосого мужчину и его красавицу жену.

— Да, они мне всегда нравились, особенно те, что с дизайнерскими кузовами, — ответил Питт.

— Это 135-я модель, купе-кабриолет, выпуска 1948 года. А кузов — из мастерской Анри Шапрона, работавшего в Париже.

Большой двухдверный кабриолет выглядел гладким, но несколько тяжеловесным, как и большинство машин, которые начали выпускать по окончании Второй мировой. Лорен понравилась его раскраска, которая заставляла машину казаться еще длиннее, чем на самом деле.

— Вы сами ее отреставрировали? — спросила она.

— Да. По профессии я горняк, и наткнулся на эту машину в Грузии, когда работал там на одном проекте. Она стояла у человека на даче в ужасном состоянии, но комплектная. Купил ее, привез сюда, в Стамбул, и один местный умелец помог мне ее восстановить. Качество, конечно, не для конкурса красоты, но мне нравится. Они еще тогда сумели выжать из шестицилиндрового движка изрядную мощность, так что летает она, как черт… Кстати, меня зовут Клайв Касслер, — сказал он, протягивая руку Питту.

Дирк пожал ему руку, представился сам и представил жену.

— Прелесть, — согласился он, но взгляд его был направлен на толпу людей поблизости. Человек в зеркальных очках был машинах в пяти от них и смотрел на него, неторопливо направляясь в их сторону. Оглядевшись, Питт заметил и двоих других. Они были подальше, но тоже подходили с разных сторон.

— Почему же вы решили ее продать? — спросил Дирк хозяина машины, подталкивая Лорен к двери машины со стороны пассажирского места.

— На некоторое время мне надо уехать на Мальту, а там мне ее будет некуда деть, — с сожалением ответил мужчина. Улыбнулся, увидев, что Лорен открывает левую каретную дверь. Спавшая на сиденье черно-коричневая такса недовольно поглядела на нее, а затем спрыгнула на землю и подбежала к хозяину. Лорен села в кожаное кресло и помахала рукой Питту.

— Хорошо смотритесь, — с профессиональной улыбкой автоторговца на лице сказал Касслер.

Лорен улыбнулась в ответ.

— Ничего, если мы немного прокатимся, чтобы опробовать ее? — спросила она.

— Почему бы и нет? Ключи в замке. — Он повернулся к Питту. — Вы ездили на машинах с коробкой «Коталь»? Тогда знаете: чтобы тронуться или остановиться, достаточно сцепления.

Питт кивнул, поспешно садясь за руль, который у машины был справа. Повернул ключ, и к его радости, машина завелась с полоборота.

— Скоро вернемся, — сказал он, помахав мужчине рукой из-за дверного стекла.

Включив заднюю скорость, Питт выехал из ряда и развернулся, так, чтобы не столкнуться с мужчиной в зеркальных очках. Тот уже обошел последнюю машину в ряду, но заметил, что Питт сидит за рулем лишь тогда, когда «Делайе» рванул с места. Питт выжал газ аккуратно, чтобы колеса не начали буксовать по траве. Мужчина в зеркальных очках на мгновение опешил, а затем заорал, требуя, чтобы Питт остановился. Но Питт его уже не слушал. Старенькая машина рванулась вперед, оставив преследователей стоять в изумлении.

Сквозь рев мотора Питт расслышал, что кричат и другие, а затем и Лорен крикнула, предупреждая его об опасности прямо впереди. Мужчина в синей рубашке выбежал навстречу им, всего в десятке метров от машины.

— У него пистолет! — крикнула Лорен.

Питт и сам видел, что мужчина достал пистолет и держит его, прижав к ноге, так, чтобы другие не заметили оружия. Противник встал у борта фургона «Пежо» с дощатым кузовом, поджидая момент, когда «Делайе» проедет мимо него.

Мотор ревел на высоких оборотах. Питт дернул крохотную ручку переключения скоростей, стоявшую на приборной доске, включая вторую скорость. Мужчина в синей рубашке, до которого уже было меньше метра, поднял руку с пистолетом.

— Пригнись! — крикнул Питт, вдавливая педаль газа в пол.

Спортивный мотор с тремя карбюраторами взвыл. Лорен и Питта откинуло назад в кресла. Мужчина с пистолетом потерял прицел, но тут же навел оружие на лобовое стекло.

Питт, в свою очередь, решил не играть с судьбой. Он резко крутанул руль вправо, направляя округлый бампер «Делайе» прямо на стрелявшего. Тот, упершись спиной в «Пежо», был вынужден отпрыгнуть назад, чтобы не стать украшением капота. О прицельном выстреле ему пришлось забыть.

Правое переднее крыло «Делайе» царапнуло по бамперу «Пежо» и ударило стрелка по ноге, едва не размозжив ее. Мужчину отбросило в сторону. Он сделал два бесполезных выстрела и упал у борта «Пежо», корчась от боли. Пули прошли мимо; одна пробила полотняную крышу кабриолета, вторая ушла выше.

Питт резко крутанул руль в обратную сторону, чтобы не врезаться в стоящие в ряд машины. Виляя из стороны в сторону по влажному газону, «Делайе» едва не врезался в пикап фермера, нагруженный дынями, который как раз въезжал в парк. Ошеломленные зрители разбегались в разные стороны, а Питт отчаянно сигналил. Глянув в зеркало заднего вида, он увидел, что мужчина в зеркальных очках и усатый подбежали к лежащему на земле товарищу, но оружия не достали.

Лорен опасливо выглянула из-за приборной доски, вся побледневшая. Машинавыезжала из парка. Питт подмигнул ей.

— Прав был этот мужик, несется, как черт, — сказал он с легкой ухмылкой на лице.

Уверенно, будто четко знает, что делает, Питт вывел машину из парка и свернул влево, на главную дорогу, которая вела к югу, вдоль Босфора, в сторону центральных кварталов Стамбула. Преследователи тоже не теряли времени зря. Они мгновенно наставили пистолеты на водителя грузовика и забрали его машину. Затащив в кабину своего искалеченного товарища, запрыгнули внутрь и быстро выехали из парка следом за Питтом и Лорен. Дыни покатились из кузова, как стреляные пушечные гильзы.

Несмотря на почтенный возраст «Делайе», машина предоставляла Питту очевидное преимущество. В свое время эти французские авто участвовали в гонках, в том числе в Ле-Мане. Обтекаемые корпуса, построенные на заказ для парижских богачей, скрывали под собой мощные моторы. Жесткая подвеска и оборотистый для своего времени мотор позволяли Питту ехать весьма быстро. Но узкая извилистая дорога, забитая машинами, уравнивала их шансы.

Вжав педаль газа в пол так, что покрышки взвизгнули, Питт вел машину, быстро переключая скорости на коробке передач. Благодаря электромагнитному механизму переключения он мог просто щелкать небольшой ручкой, стоящей на приборной доске. Дирк имел достаточный опыт вождения старых автомобилей, поскольку у него самого была небольшая коллекция таких машин, стоявших в ангаре неподалеку от Вашингтона. Его любовь к старым автомобилям уступала лишь любви к морю, и сейчас, если бы не спешка, он порадовался бы предоставившейся возможности порулить на таком шикарном экземпляре.

Лорен внимательно смотрела в заднее окно кабриолета. Они прошли крутой S-образный поворот, и, повернувшись вперед, женщина увидела, что Питт озабоченно смотрит на приборную панель.

— Что-то не так? — спросила она.

— Топливо кончается, — ответил он. — Боюсь, в плане тест-драйва до центра Стамбула — не судьба.

Машин становилось больше, и им пришлось снизить скорость. Когда они выехали на длинный прямой участок, Лорен снова посмотрела назад и увидела, что грузовик их догоняет.

— Надо выбраться туда, где машин побольше, и попробовать оторваться, — предложила она.

Но такой возможности не было на узкой дороге, идущей вдоль величественных особняков. Когда они подъехали к Буюкдере, машин стало побольше, и Питт принялся обгонять их одну за другой. Грузовик преследователей застрял в полукилометре позади, их разделяло не больше десятка машин.

Питт решил свернуть в более густонаселенные кварталы, на запад, но медленно едущие машины впереди мешали. Тогда после поворота он остался на главной дороге. Внезапно впереди показался небольшой мост. Увидев просвет в движении по встречной полосе, Питт выжал газ и обогнал группу машин, тащившихся за еле едущим мусоровозом. Съехав с моста, он обошел их, и они оказались в стамбульском посольском квартале, аналогичном Эмбасси Роу, где прямо у воды располагались роскошные летние особняки посольств и консульств.

— Как там наш дыневоз? — спросил Питт, не отрывая взгляда от дороги.

— Только что обогнал мусоровоз, в полумиле позади, — ответила Лорен, прежде чем они в очередной раз повернули и она потеряла преследователей из виду.

Зеленый «Делайе» уже пролетал мимо нарядной летней резиденции британского посла, когда Питту пришлось резко затормозить и переключить скорость. Впереди огромный грузовик безуспешно пытался заехать задом на подъездную дорогу, перегородив собой обе полосы.

— Прочь с дороги! — завопила Лорен, сама удивляясь такому своему поведению.

Водитель грузовика вряд ли ее слышал, да и это не имело особого значения. Он немного проехал вперед, снова пытаясь зарулить и игнорируя сигналящих с обеих сторон водителей.

Питт быстро оглядел дорогу в поисках выхода и тут же нашел его. Переключившись на передачу пониже, он снова выжал газ и свернул направо, в открытые ворота частного владения. Асфальт кончился, и они поехали по гравию, в сторону старого деревянного особняка, когда-то принадлежавшего датской королевской семье. Дорога вела сквозь роскошный сад, а затем делала разворот у дома, выкрашенного в оранжево-розовый цвет.

Садовник, подрезавший розы в центральной клумбе, с изумлением наблюдал за тем, как старая французская спортивная машина по-хозяйски въехала на территорию владения. Потом увидел, как «Делайе», вместо того чтобы подъехать к парадному входу особняка, остановился, скрывшись за густыми кустами. Но всего спустя несколько секунд понял почему.

Раздался визг покрышек, и в ворота внезапно влетел потрепанный грузовичок. Водитель зашел в поворот слишком быстро, и машина ударилась кузовом о каменную колонну ворот, помяв левое заднее крыло. Те немногие дыни, которые оставались болтаться в кузове к этому моменту, вылетели наружу и вдребезги разбились о колонну. По земле растеклись желтая мякоть и сок.

Тут водитель быстро выровнял машину и повел ее на «Делайе», стоящую за кустами прямо перед ним. Питт намеренно заманил преследователей, чтобы те не остановились в воротах и не перегородили их. А теперь включил передачу и выжал газ. Из-под колес полетели пыль и гравий, и «Делайе» рванул вперед. Грузовик быстро приближался, но Питт успел проехать по полукругу от дороги, ведущей за особняк. Резко свернув влево, он объехал дом сзади.

Грузовик остался в десятке метров позади. Усатый высунулся из окна, держа в руке пистолет «Глок», и принялся стрелять по «Делайе». Из-за того что дорога заворачивала, ему пришлось целиться через лобовое стекло грузовика, что не давало возможности прицелиться точно. Пара пуль попала в «Делайе», но пассажиры и мотор остались целы.

Питт вел машину по дуге, аккуратно играя педалью газа, чтобы «Делайе» не потерял равновесия. У выхода из поворота стояла большая статуя Венеры, поднявшей руки в небу.

— Осторожно! — вскрикнула Лорен, видя, что «Делайе» несется прямо на мраморную статую.

Питт покрепче сжал руль и немного выжал газ. Над брезентовой крышей машины свистели пули, а «Делайе» шел по повороту в заносе. Передние колеса вылетели на траву, и Лорен судорожно вцепилась в приборную доску, глядя, как длинный капот машины движется к статуе. Но задние колеса не удержали сцепление, и машина вырулила мимо и вернулась на дорогу. Питт и Лорен услышали скрежет, заднее крыло чиркнуло по пьедесталу Венеры, и тут все четыре колеса машины снова оказались на дороге.

— Ты ей руку отшиб, — сказала Лорен, глянув назад.

— Уверен, у владельца есть страховка на случай столкновения, — ответил Питт, даже не обернувшись.

«Делайе» рванул к воротам, и теперь пришла очередь грузовика заворачивать на крутом повороте. Усатый все так же держал руку с пистолетом снаружи, стреляя по «Делайе» и крича водителю, чтобы тот ехал быстрее. Но более высокий центр тяжести и «лысая» резина не давали грузовику ни малейших шансов вписаться в поворот. Колеса потеряли сцепление, и его понесло прямо на статую. Мужчина в зеркальных очках перепугался и вдавил тормоз, но это лишь усилило занос.

Садовник с открытым ртом смотрел, как старенький грузовик боком врезался в Венеру и его закрутило. Статуя исчезла в клубах пыли. Грузовик крутануло еще раза три, и он вломился в ивовый кустарник. Но на этом его приключения не закончились. Продолжая двигаться, он врезался передом в толстый каштан и наконец встал, а все трое сидевших в кабине ударились о приборную доску.

Мужчина в зеркальных очках откинулся назад, потирая вспухшую от удара о руль губу. Сидевший позади мужчина в синей рубашке держал руки у лица, у него был разбит нос. Травм избежал лишь усатый, сумевший ухватиться за ручку свободной рукой.

— Поехали за ними, — сказал он после того, как прислушался к звуку мотора, работающего на холостых.

Тряхнув головой, мужчина в зеркальных очках включил заднюю передачу и вырулил обратно на дорогу. Когда он выжал тормоз, сзади послышался странный стук. Обернувшись назад, усатый перс увидел, что по кузову катается голова Венеры.

К тому времени, когда они выехали, Питт уже покинул пределы поместья. Как он и рассчитывал, его диверсия задержала преследователей, а грузовик, загородивший дорогу, уже проехал. На асфальте машина быстро набрала скорость.

— Время, мы, может, и выиграли, а вот бензин кончается, — сказал он.

Лорен поглядела на стрелку указателя, колебавшуюся в районе буквы «Е».

— Может, они подзадержатся в объятиях Венеры, — сказала в ответ она.

Они промчались мимо летней резиденции посла Австрии и выехали на открытое пространство. Впереди виднелся еще один прибрежный поселок, а у причала стоял большой автопаром. Пассажиры поднимались на борт, по рампе въезжали автомобили.

— Возможно, этот паром — лучшее решение в нашем случае, — сказал Питт.

Дорога резко повернула к берегу.

— Да, для того самого спокойного, умиротворяющего плавания, о котором ты говорил совсем недавно, — пробормотала Лорен.

— Ну, кого-то, возможно, и умиротворит, — ответил Питт, нахально улыбнувшись.

Они проехали знак с надписью «Еникой» и подъехали к причалу. Питт остановился следом за грузовиком с коврами. Потом внимательно оглядел берег, вдоль которого стояли кафе и рестораны, точно так же, как в Сарыере.

— Вон грузовик, — выпалила Лорен.

Проследив взглядом по дороге, Питт увидел его в полумиле от порта. Обернулся к Лорен и указал большим пальцем в сторону переулка.

— Сбегай в ресторан с зеленым тентом и закажи мне пива.

— Вон та мерзкая забегаловка с тонированными стеклами? — удивленно спросила Лорен, пройдясь взглядом по другим, вполне респектабельным.

Питт кивнул.

— А как же наш круиз?

— Уступим место нашим друзьям. Оставайся в ресторане, пока я не приду. Давай, иди, — сказал Питт, поцеловав ее.

Лорен вылезла из машины и помчалась по улице, а затем нерешительно вошла в замызганный бар. Через пару секунд Питт увидел в зеркале заднего вида, как грузовик преследователей въехал в порт. Не без удовольствия отметил, что у того помято и обсыпано мраморной крошкой переднее крыло, разбита фара, напоминавшая пустую глазницу. Преследователи, несомненно, его тоже заметили. Их грузовик встал в очередь на погрузку на три машины позади.

Питт заметил, что водитель грузовика с коврами замешкался, хотя рампа уже освободилась. Выжав газ, он мгновенно объехал неповоротливый грузовик и въехал на паром. Водителю грузовика осталось лишь возмущенно бибикнуть ему вслед. Плюс был в том, что тот закрыл его от преследователей и они не видели, что Дирк один в машине.

Заплатив за место на пароме, Питт быстро выехал на грузовую палубу следом за небольшим седаном, в котором сидели молодые ребята. Выскочив из машины, он оглянулся. Грузовик с коврами стоял на рампе, а водитель рылся в карманах в поисках мелочи, чтобы заплатить за проезд. Если кто-то из преследователей и вышел из машины, то его нигде не было видно.

Повернувшись в другую сторону, Питт оглядел паром. Двухпалубный, с крытой нижней палубой для перевозки машин и открытой верхней — для пассажиров. Уже направляясь к трапу, Дирк увидел торговца, который предложил ребятам в машине перед ним попкорн. Мужчина был с ним почти одного роста и с практически такими же волнистыми темными волосами.

— Извините, вы не посмотрите за моей машиной, пока я отойду в уборную? — обратился Питт к торговцу. Одновременно он достал из бумажника банкноту в десять лир.

Увидев банкноту, торговец с готовностью кивнул.

— Да, конечно же, будьте спокойны, — ответил он.

Питт сунул ему в руку деньги и подвел к двери машины.

— Пожалуйста, сядьте внутрь, — сказал он. — Никто не подойдет, если увидит, что внутри кто-то есть.

Мужчина поставил на палубу коробку с попкорном и с готовностью уселся на сиденье, обрадованный возможностью посидеть в красивой старой машине.

— Я мигом, — сказал Питт, подмигнув, и бегом бросился к лестнице.

Выбежав на верхнюю палубу, он смешался с толпой пассажиров и принялся пробираться к корме. Когда он выглянул через ограждение, то увидел, что грузовичок преследователей как раз въехал на рампу. Все трое преследователей сидели внутри.

Пикап оказался последней машиной, заехавшей на паром. Портовые рабочие убрали рампу, а матросы парома включили механизм аппарели, служившей одновременно задними воротами парома. Питт почувствовал вибрацию палубы, когда двигатель парома стал набирать обороты. Прогудел троекратный гудок об отправлении. Дойдя до кормового рейлинга, Дирк дождался, пока заработает гребной винт, а затем глянул в сторону носовой части судна.

Мужчина в зеркальных очках проталкивался в толпе у центральной лестницы, лихорадочно его разыскивая. Питту оставалось лишь догадываться, какое выражение будет на лицах преследователей, когда они обнаружат в «Делайе» торговца попкорном. Но времени веселиться уже не было. Палуба качнулась, и за кормой парома забурлила вода.

Перепрыгнув через рейлинг и удивив стоявших рядом пассажиров, Питт полез вниз. Суматоха сразу привлекла внимание мужчины в зеркальных очках, но Питт уже спустился ниже и был вне зоны видимости. Повиснув на руках, он аккуратно спрыгнул на нижнюю палубу, присев на корточки, а затем мгновенно встал и перемахнул с опорой на руки через закрывшуюся аппарель.

Паром уже отошел от причала на полметра, когда Питт с трудом исхитрился запрыгнуть на край погрузочной рампы. Кувыркнувшись на выходе из прыжка, он аккуратно встал на ноги. Паром набирал ход, выходя в пролив, и от причала его уже отделяло метров шесть.

Подняв взгляд, Питт разглядел мужчину в зеркальных очках, который стремглав бросился к кормовому рейлингу, ошеломленно глядя на увеличивающееся с каждой секундой расстояние между паромом и причалом. Увидев Питта на причале, он инстинктивно потянулся рукой к кобуре под курткой, но передумал.

Поглядев на него, Дирк добродушно помахал ему рукой, как старому приятелю. Мужчина в зеркальных очках стоял с непроницаемым, будто высеченным из гранита лицом. Паром выходил в пролив.

13

Закатное солнце окрасило золотым светом буруны волн, катящихся с запада по поверхности Средиземного моря к израильским берегам. Софи поглядела на синеющий горизонт, довольная, что дневная жара кончилась, затем развернулась и пошла в палатку, где были сложены находки археологов. Профессор Хаазис склонился над очередным папирусным свитком, и лицо его сияло. Софи улыбнулась, подумав, что он сейчас напоминает ребенка в кондитерской, у которого глаза разбегаются — сколько тут всего.

— Дайте хоть немного отдыха своему уму, профессор, — сказала она. — До утра они никуда не денутся.

Хаазис смущенно улыбнулся. Перед ним на столе стоял добрый десяток керамических шкатулок, в каждой из которых лежало по нескольку свитков. Он нерешительно свернул тот, с которым работал, и убрал его обратно в шкатулку.

— Да, думаю, мне надо прерваться и поесть, — согласился он. — Ничего не могу с собой поделать. Просто сказочное богатство, столько информации! Вот, например, последний свиток.

Он постучал пальцем по шкатулке.

— Торговое судно, анатолийское, прибыло из Египта с грузом зерна. Им пришлось зайти в порт, поскольку в шторм у них треснула мачта. Все это — настоящие раритеты, от их вида можно просто пуститься в пляс.

— Ну, все-таки не сравнишь со «Свитками Мертвого моря», — с легкой усмешкой ответила Софи.

— Да, обычный человек с улицы этого не оценит. Но те, для кого историческая наука — дело всей жизни, это все равно что открыть окно в прошлое, — ответил профессор.

Он снял перчатки.

— Надо, конечно, все это переправить в университетскую лабораторию, чтобы получше изучить и обработать, но я просто не могу удержаться.

К этому времени ученый уже осмотрел почти все шкатулки, кроме трех.

— А как там Дирк? — спросил он, вставая и потягиваясь. — Я его не видел с того момента, как он принес последнюю шкатулку.

Софи пожала плечами, стараясь всем своим видом продемонстрировать безразличие, но этот вопрос мучил и ее саму. Приглашение поужинать, которое сделал ей Дирк, застало ее врасплох, и весь день она не находила себе места. Даже ухитрилась улизнуть от всех, чтобы умыться и причесаться, ругая себя за то, что в самый неподходящий момент у нее под рукой нет никакой косметики. Когда у входа в палатку показался чей-то силуэт, ее сердце замерло. Резко развернувшись, она с разочарованием поняла, что это всего лишь Сэм.

— Ужинать собираетесь? — спросил он. — На кухне готовили спагетти с фрикадельками.

Пятно томатного соуса на подбородке красноречиво свидетельствовало, что он уже снял первую пробу.

— Здорово, — ответил Хаазис. — Пойдем, Софи, поедим.

Девушка медленно пошла к выходу, изо всех сил стараясь не показать своего разочарования.

— Сэм, мы готовы к ночному дежурству? — спросила она помощника.

Тот кивнул.

— Через час подъедут Рабан и Гольдер. Я им сказал, что мы будем вести наблюдение до полуночи.

— Профессор Хаазис предоставил нам палатку, так что, думаю, я останусь до утра. Если не хочешь, можешь вернуться домой вместе с ребятами.

— Думаю, так и поступлю. Спать на голой земле уже не так прикольно, как это было в тринадцать лет, — ответил Сэм, демонстративно потирая спину.

Выйдя из палатки, они наткнулись на Дирка, который стоял, перекинув через руку полотенце, как официант. Он был в походных штанах цвета хаки и рубашке-поло. Софи отметила, насколько чисто он выбрит, и едва смогла сдержать улыбку.

— А мне казалось, мы собирались поужинать, — сказал Дирк с легким поклоном.

— А я и забыла, — соврала Софи.

Дирк взял ее под руку и повел следом за Сэмом и Хаазисом, которые пошли к палатке-столовой. Софи уже собралась было идти туда вслед остальным, но Дирк неожиданно потянул ее за руку в противоположную сторону.

— Мы будем есть отдельно? — спросила она.

— Если только у тебя нет особого пристрастия к спагетти, сваренным в котелке, то да.

— Не особо, — мотнув головой, ответила Софи.

— Хорошо, тогда отправляемся на Мыс Питта.

Он повел Софи к берегу, и они немного прошли вдоль по пляжу. Когда они дошли до скального выступа, зависшего над морем, Дирк подал ей руку и помог забраться на усеянную камнями площадку.

— Здесь когда-то был дворец при римлянах, — сказала Софи, вспомнив прежние раскопки, во время которых нашли колонны в греческом стиле и бассейн.

— Многие считают, что это дворец Ирода, построенный после возведения порта, — ответил Дирк, продемонстрировав, что тоже изучал историю Кесарии.

— А я и не знала, что здесь построили еще и ресторан, — игриво улыбаясь, сказала Софи.

— Вон там, за стеной.

Они перебрались через остатки стены, на самую оконечность мыса, и очутились на небольшой площадке с видом на море. Увидев небольшой походный холодильник рядом с жаровней-хибати, Софи расхохоталась. Внутри жаровни горели угли.

— Кафе «Царь Ирод» к вашим услугам. Надеюсь, ты не против еды на открытом воздухе? — сказал Дирк, расстилая полотенце на песке поверх камней. Он выудил из холодильника бутылку белого вина и разлил его по стаканам.

— За чертовых дураков! — сказал он, чокаясь. Софи покраснела и молча отпила вина.

— Что у нас в меню? — спросила она, пытаясь сменить тему.

— Свежайший лаврак, выловленный сегодня твоим покорным слугой, обжаренный с лимоном и оливковым маслом. Плюс овощной кебаб, из того, что растят в кибуце недалеко отсюда.

Он взял в руку пару шампуров, на которые были нанизаны перцы, помидоры и луковицы.

— Как хорошо, что я не стала есть спагетти, — сказала Софи.

Дирк водрузил на жаровню парочку шампуров и куски рыбы на решетке, и ужин был готов совсем скоро. Софи оценила свежесть еды и умяла все, что он положил ей на тарелку.

— Ну надо же! Ты, случайно, не повар по профессии?

Дирк рассмеялся.

— Куда уж мне. Если меня затащить на кухню, я не изображу ничего сложнее тостов с арахисовым маслом или джемом. Но на свежем воздухе да с жаровней — тут есть где развернуться.

— У тебя хорошо получается разворачиваться, — с улыбкой сказала Софи.

Дирк принялся резать небольшую дыню на десерт, а Софи стала расспрашивать его про работу в НУПИ.

— Шикарная работа, — ответил он. — Возможность плавать в море по всему миру. Большинство проектов и интересны, и очень важны с точки зрения сохранения океанической природы. И к тому же я работаю бок о бок со своей семьей.

Упомянув о семье, он заметил во взгляде Софи удивление.

— Мой отец — директор НУПИ, — объяснил он. — Еще у меня есть сестра-двойняшка, Саммер, которая тоже работает в НУПИ, океанографом. Так что в Израиле я оказался исключительно благодаря отцу. На время он освободил меня от работы в исследовательском проекте у берегов Турции.

— Профессор Хаазис говорил мне, что в НУПИ работают несколько его старых друзей, и всегда с уважением отзывался о вашей организации.

— Он и сам классный специалист, — ответил Дирк.

— Значит, ты в Кесарии ненадолго?

— Боюсь, что да. Еще пара недель, и мне придется возвращаться в Турцию.

Дирк протянул ей тарелку с нарезанной дыней.

— О'кей, теперь твоя очередь, — сказал он. — А как ты стала археологом при оружии?

Софи улыбнулась.

— Отец с ранних лет привил мне интерес к геологии и археологии. Люблю я это дело — покопаться в прошлом. Но меня очень задевает, когда я вижу, как наше достояние расхищается ради денег. Думаю, моя работа в Департаменте древностей имеет хоть какой-то смысл… хотя плохих парней намного больше, чем нас.

Дирк махнул рукой в сторону берега.

— Ты знаешь, что за столетия Кесарию перерыли вдоль и поперек? Неужели ты думаешь, что скромные изыскания нашего профессора под угрозой?

— Твоя сегодняшняя находка показала, что здесь еще есть ценные вещи. Но на самом деле меня больше беспокоит могила, про которую один глупый журналист раструбил в газетах. А то, что вчера здесь был какой-то человек, прикинувшийся сотрудником нашего управления, тоже спокойствия не добавляет.

— Что ж, по крайней мере, мы не откопали здесь ничего особенного — ни золота, ни сокровищ. Если грабители сюда и заявятся, их ждет разочарование.

— Ты удивишься, сколько стоят нынешние находки среди настоящих коллекционеров. Некоторые ценят их выше золота и сокровищ, к несчастью для остальных. Свитки, которые ты нашел, на черном рынке будут стоить целое состояние. Мне было бы куда спокойнее, если бы профессор Хаазис переправил их в университет Хайфы.

Софи глянула на часы.

— Извини, мне надо идти, чтобы спланировать вечернее дежурство.

— На дорожку? — спросил Дирк, наливая ей полстакана вина.

Софи кивнула. Дирк сел поближе, держа в руках свой стакан. Волны набегали на берег, опускались лиловые сумерки. Все было так спокойно и романтично, как давно уже не было в жизни у Софи.

— Извини, что накричала на тебя сегодня, — прошептала она, повернувшись к нему.

Наклонившись, он нежно поцеловал ее в губы.

— Тогда давай помиримся, — сказал он.

Сидя в обнимку, они допили вино, и Софи заставила себя встать, прерывая эти приятные мгновения. Взявшись за руки, они пошли обратно в лагерь. Цепочка лампочек, питающихся от генератора, покачивалась над стоящими в ряд палатками, освещая их беловатым светом. Сэм стоял, привалившись к краю скалы и разговаривая с двумя мужчинами в темной одежде.

— Моя палатка — крайняя слева, — сказал Софи Дирк. — Постараешься, чтобы расхитители гробниц не потревожили мой сон?

— Спокойной ночи, Дирк.

— Спокойной ночи.

Дирк поглядел на Софи, направившуюся к своим коллегам, и пошел в сторону палаток. Прежде чем пойти к своей, он зашел в большую палатку, где были выложены находки. В ней еще горел свет. Хаазис работал, склонившись над свитком с лупой в руке.

— Открываете тайны древности? — спросил Дирк.

На мгновение подняв взгляд, Хаазис снова уставился в папирус.

— Ничего особо важного, но все равно очень увлекательно. Подойди, глянь, думаю, ты это оценишь.

Дирк подошел поближе и поглядел через плечо Хаазиса на тонкий листок папируса, зажатый между стеклами и испещренный красиво выписанными буквами.

— Для меня это все равно что латынь, — с ухмылкой сказал он.

— А, извини, — сказал Хаазис. — Хорошо, примерно переведу, что здесь написано. Отчет о работе порта, кажется, в 330 году нашей эры. Краткое описание корабля кипрских пиратов, который дрейфовал неподалеку и был захвачен римской военной триремой. Его отбуксировали в Кесарию. Портовые власти выяснили, что палуба корабля залита кровью, и на борту было найдено римское оружие и доспехи. У многих членов команды были свежие ранения, видимо, от недавней схватки.

— Пираты? — спросил Дирк.

— Да, самые настоящие. Особенный шум поднялся, когда были найдены доспехи некоего центуриона Плавтия. Написано, что он являлся военнослужащим какой-то «Схола Палатина», хотя мне и неизвестно, что это.

— Вряд ли эта находка облегчила участь пленных.

— Еще бы, — ответил Хаазис. — Корабль восстановили, сделав из него торговое судно, а всех пленных пиратов казнили.

— Быстро они суд вершили, — заметил Дирк, беря в руки другую керамическую шкатулку. — И везде тут такие захватывающие истории?

— Нет, они захватывают дух лишь у таких помешанных на древности, как я, — ухмыльнувшись, ответил Хаазис. Скатав свиток, он убрал его в шкатулку. — По большей части это летопись древней бюрократии. Декларации грузов, отчетность о взимании портовых сборов и тому подобное. Каждая в отдельности — ничего особенного, но в сумме они дают хорошее представление о повседневной жизни, которая кипела здесь почти две тысячи лет назад.

Замотав шкатулку в кусок ткани, он поставил ее в лабораторный шкаф и выключил лампу у стола. Другие шкатулки уже были завернуты в ткань и аккуратно расставлены по пластиковым коробкам, готовые к отправке в университет.

— Немного оставил себе на утро, — зевая, сказал профессор. — Как ты думаешь, в том погребе ничего больше нет?

— Вроде нет, — ответил Дирк. — Но могу позаимствовать у вас совок и покопаться, для очистки совести.

— Никогда не думал, что приглашенный на раскопки морской инженер предоставит мне столь широкое поле для деятельности, — сказал Хаазис, провожая Дирка к выходу из палатки.

Выйдя на холм, они увидели, как Софи с одним из ее сотрудников обходит периметр лагеря.

— Я тоже не думал, что, отправляясь в Кесарию, найду здесь такие чудеса, — подмигнув, ответил Дирк и зашагал к своей палатке.

14

Звук автоматной очереди заставил Питта вскочить прямо в спальном мешке.

Выстрелы прозвучали очень близко. Дирк услышал крики и ответные выстрелы из пистолета. Мгновенно натянув шорты и запрыгнув в сандалии, он, спотыкаясь, выскочил из палатки. Над лагерем археологов снова загрохотали выстрелы из пистолетов и автоматов. Он сразу подумал о Софи, но времени что-то сделать не было. Прислушавшись и оглядевшись, он заметил двоих людей с автоматическими винтовками, бегущих по тропинке.

Дирк присел, укрываясь от них за палаткой, а потом на корточках перебежал к невысокой стене неподалеку. Тихонечко перелез через нее и двинулся дальше от лагеря, стараясь не высовываться. Позади лагеря находились развалины нескольких зданий, когда-то входивших в состав древнего порта. Протискиваясь между ними, Дирк начал подниматься выше и нашел сохранившийся угол дома. Спрятавшись за ним, он начал оглядывать лагерь.

Быстрая реакция позволила ему сбежать, но его товарищам повезло меньше. Софи среагировала так же быстро, но ее палатка была ближе к тропинке. Когда она выскочила из нее с пистолетом в руке, в полуметре от палатки уже стоял один из нападавших, который мгновенно навел на нее винтовку, прежде чем она окончательно проснулась. Оказавшись под прицелом, ей пришлось, не без колебаний, бросить пистолет на землю. Человек с винтовкой тут же с силой ударил ее прикладом в плечо, и она упала на колени.

— Что происходит? — возмутился профессор Хаазис, выскочивший из палатки, едва одетый.

— Заткнись! — рявкнул другой бандит, ударив ему под ребра стволом винтовки.

Профессор упал ничком и охнул, ударившись о землю. Софи подползла к нему и помогла подняться. Оба они шатались.

На тропинке появился еще один бандит. Он встал рядом с Софи и профессором, держа их на мушке, а остальные принялись выгонять студентов из палаток и собирать в кучу. Софи взглянула в сторону палатки Дирка и с радостным удивлением обнаружила, что там никого не нашли.

Выше по тропинке раздался какой-то шум, и вскоре к ним подошли еще несколько человек. Один из сотрудников Департамента, с окровавленной правой рукой, шатаясь, шел по тропинке, поддерживая здоровой рукой Сэма. У заместителя Софи на лбу была огромная ссадина, и он еле переставлял ноги. Сзади шли двое мужчин с оружием, подталкивая раненых вперед, в сторону лагеря.

— Сэм, как ты? — вскрикнула Софи, нерешительно подходя к нему и помогая сесть рядом с другими пленниками. Одна из студенток тут же принялась помогать Рабану перевязывать руку, оторвав кусок ткани от рубашки, а Софи приложила ладонь к ссадине на лбу Сэма.

— Где Гольдер? — шепотом спросила Рабана Софи.

В ответ тот лишь мрачно посмотрел на нее и покачал головой.

Немного отойдя после удара, Хаазис встал.

— Что вам надо? — крикнул он бандитам. — Здесь нет ничего, ради чего стоило бы убивать.

Софи принялась внимательно разглядывать нападавших. Четверо, судя по всему, арабы, но лица наполовину скрыты черными платками. Но это не типичные грабители, какие ищут, как за пару шекелей продать древние черепки. Темные комбинезоны армейского покроя и черные ботинки, на вид совсем новые. Автоматы Калашникова, но не почтенные «АК-47», а модель поновее — «АК-74». Интересно, подумала Софи, может, это отряд спецназа, напавший на них по ошибке? Но вопрос одного из них профессору Хаазису развеял ее сомнения.

— Свиток. Где он? — рявкнул мужчина с темными густыми бровями, по всей видимости — командир группы. Справа на нижней челюсти у него был глубокий шрам.

— Какой свиток? — спросил Хаазис.

Мужчина мгновенно сунул руку под куртку, достал из кобуры пистолет «ЗИГ-Зауэр», не раздумывая, навел на Хаазиса и выстрелил. Пуля попала профессору в бедро.

Хаазис упал на землю, зажимая рукой рану на ноге, а одна из студенток вскрикнула.

— Они в большой палатке, — обреченно сказала Софи, показывая на палатку с находками. — Не надо стрелять.

Один из бандитов быстро побежал в палатку и пару минут копался внутри, а затем вышел наружу, держа в одной руке керамическую шкатулку, а в другой — свиток.

— Там много свитков в таких шкатулках, уложены в пластиковые контейнеры. Не меньше десятка, — доложил он.

— Забирай все! — рявкнул командир. — Введите их в амфитеатр, — добавил он, обращаясь к двум другим и кивая в сторону пленников.

Бандиты сделали красноречивый жест дулами автоматов, приказывая пленникам встать и идти. Софи помогла Сэму подняться на ноги, а двое студентов помогли встать профессору Хаазису. Бандиты пинками и ударами прикладов согнали пленников в кучу и повели в сторону берега. Командир, лицо которого украшал большой шрам, пошел в сторону большой палатки, остановился рядом со своим подчиненным и выхватил у него из пальцев свиток. Несколько минут разглядывал его при свете ламп, а затем приказал подручному подогнать машину, которая стояла в стороне от лагеря.

Сидя в укрытии, Дирк смотрел на все это, пока Софи и остальные пленники не вышли за пределы лагеря, затем потихоньку пополз через руины, двигаясь параллельно им. Он тщетно пытался придумать план спасения или найти подручное оружие, но против нескольких мужчин с автоматами у него не было никаких шансов.

Естественного освещения практически не было, и Дирк с трудом находил дорогу за пределами лагеря. Он старался не упускать из виду свет фонаря справа от него, в руках у бандита, шедшего впереди. Земля под ногами стала ровнее, Дирк перешел полосу, когда-то бывшую мощенной камнем дорогой. Свет фонарика исчез за стеной, меньше чем в пятнадцати метрах от него, но Дирк слышал шаркающие шаги пленников. Стараясь идти тише, чтобы его не услышали, он остановился и присел на минуту или две, выжидая, пока пленники и бандиты не пройдут вперед, а затем потихоньку пошел к стене. Пробираясь вдоль нее на ощупь, он подошел к ограждению, и тут гравий предательски шаркнул у него под ногами. Остановившись, он привстал и выглянул через стену, чтобы найти в темноте свет фонаря.

И тут ему в горло врезался холодный ствол автомата, едва не сломав кадык. Дернув головой, Дирк увидел по другую сторону стены внезапно появившегося там араба с замотанным платком лицом. Тот еще раз ткнул ему в горло. Даже в темноте Дирк разглядел, какая ненависть исходит из этих темных глаз.

— Не двигайся, или умрешь, — шепотом сказал араб.

15

Дирк так и шел к лагерю с упершимся ему в затылок дулом автомата. Его привели в большую палатку, где один из арабов складывал пластиковые контейнеры в стопки, чтобы вынести наружу. Платок немного сполз, и Дирк разглядел узкое, как у хорька, лицо. Спустя несколько секунд в палатку вошел главарь террористов.

— Прикрой лицо! — рявкнул он по-арабски подчиненному. Тот немедленно поправил шарф, покорно взглянув на командира. Затем командир повернулся к Дирку и другому бандиту.

— Зачем ты его сюда притащил? — спросил он.

— Я посчитал палатки, одного человека не хватало. Выследил этого. Он следил за своими друзьями, которых мы вели к берегу, — сказал он, подняв руку, в которой были очки ночного видения. Дирку стало понятно, почему он потерпел неудачу.

Оглядывая Дирка, командир понимающе кивнул.

— Убить его здесь или отвести к остальным? — спросил бандит.

Главарь покачал головой.

— Нет, свяжи и положи в кузов. Когда мы уедем, заложник нам может пригодиться.

Достав пистолет, он нацелил его на Дирка, а его подручный принялся выполнять приказ.

Отрезав веревки от растяжек палатки, он туго связал Дирку руки за спиной в запястьях и, толкнув пленника стволом автомата, повел его вверх по тропе. В сотне метров от лагеря они прошли мимо лежащего в луже собственной крови Гольдера, сотрудника Департамента древностей. Тот был мертв. Неподалеку, немного в стороне от стоянки, стоял открытый джип.

Подведя Дирка к кузову джипа, бандит с силой стукнул его прикладом в спину, и тот упал ничком. Прежде чем он успел перекатиться на спину, бандит забрался в кузов и быстро связал ему ноги вторым куском веревки.

— И не пытайся удрать из машины, мой долговязый друг, иначе прибью, — сказал бандит и, от души пнув Дирка ботинком по ребрам, выпрыгнул из кузова.

Глядя, как бандит уходит в сторону лагеря, Питт начал понемногу отходить от боли. Попытался пошевелить руками, но они были слишком туго связаны, чтобы попытаться ослабить путы. Ползая по кузову, он пытался найти на ощупь какой-нибудь предмет или инструмент, но наткнулся лишь на стоящие стопкой контейнеры с находками. Двигаясь дальше, он наконец дополз до края кузова.

У кузова были распашные двери, которые можно было отодвинуть даже со связанными руками. Продвинувшись дальше, Дирк посмотрел вниз и оглядел задний бампер, представлявший собой ржавую гнутую железную пластину, покрашенную отслаивающейся белой краской. Внутренний край бампера был тонким и ржавым и вполне мог послужить лезвием.

Аккуратно балансируя, чтобы не вывалиться из кузова, он пододвинул руки к бамперу, прижал к нему веревку и стал водить руками туда-сюда. Но, едва надрезав веревку, услышал шаги и поспешно уполз обратно в кузов.

Подошли двое бандитов: тот, что привел его сюда, и его сообщник с лицом, как у хорька. Они принесли пластиковые контейнеры и поставили их в кузов. Человек с узким лицом запрыгнул в кузов и подвинул контейнеры вперед, а потом не отказал себе в удовольствии пнуть Дирка ботинком по голове.

Питт сделал вид, что ему очень больно, вскрикнув и скорчившись. Араб усмехнулся и что-то сказал своему товарищу. Затем они пошли обратно в лагерь. Как только они скрылись, Дирк подполз обратно к бамперу и продолжил перерезать веревку. Несколько движений, и она порвалась. Питт почувствовал, как зазубренный край бампера царапнул ему по рукам. Он поспешно распутал веревку, освобождая руки. Перекатился в сидячее положение и быстро принялся развязывать узел на ногах, но прислушался, услышав шаги на тропинке. Расслабил ноги и, когда веревка потеряла натяжку, развязал ее окончательно. Потом быстро отполз обратно в глубь кузова и накинул веревку на лодыжки, чтобы казалось, что они связаны, а затем лег на спину, заведя руки назад, чтобы их не было видно.

На этот раз по тропинке шел только один араб, тот, что с лицом, как у хорька. Увидев, что его руки заняты контейнерами с находками, а оружия в них нет, Дирк тихо улыбнулся. Как и в прошлый раз, араб поставил контейнеры в кузов и забрался внутрь, чтобы переставить их поближе к кабине. Дирк снова принялся делано стонать, одновременно переползая в более удобную позицию. Дождался, пока араб поставит контейнеры и развернется к нему, чтобы отвесить дежурный пинок, но, как только тот замахнулся ногой, Дирк крутанулся вперед, корпусом подбивая его под опорную ногу.

Стоя на одной ноге, араб не смог удержать равновесие и стал падать. Дирк тут же вскочил на ноги, хватая ступню, нацеленную ему в грудь, и резко дернул ее вверх. Ошеломленный противник с размаху упал в кузов, ударившись головой и плечами и опрокинув стопку из трех контейнеров. Из одного из них выпала керамическая шкатулка, прямо на ногу Дирку. Он тут же нагнулся, схватил ее в руки и бросился на противника. Араб еще только пытался встать на колени, когда Питт с размаху треснул его шкатулкой по голове. Шкатулка разбилась, а араб упал, потеряв сознание.

— Да простит меня профессор Хаазис, — пробормотал Дирк, поспешно убирая рассыпавшиеся свитки обратно в контейнер. Потом быстро связал оглушенного бандита точно так же, как был связан сам, и выпрыгнул из кузова.

Питт обошел машину. На тропинке никого не было. Он подошел к передней двери, но ключа в замке зажигания не оказалось. Дирк тихо перешел через стоянку, а затем, выйдя в поле, побежал. Зная насчет очков ночного видения, он понимал, что единственный шанс не быть обнаруженным — вообще не попадать в поле зрения бандитов.

Он принялся спускаться к берегу, по оврагам и промоинам, чтобы не высовываться. Подумал было насчет того, как убежать и попытаться вызвать помощь, но осознал, что к тому времени, когда приедет полиция, бандитов уже и след простынет. Не говоря уже о том, что может случиться с Софи, Хаазисом и остальными.

Пробравшись через развалины того, что пару тысячелетий назад было роскошным домом, и через место, где когда-то был сад, он подошел к утесу, с которого открывался вид на море. Ниже и левее возвышалась сумрачная тень развалин римского амфитеатра. Это была одна из наиболее сохранившихся построек Кесарии, представлявшая собой высокий полукруг с сотнями сидений. Ее и сейчас периодически использовали для музыкальных концертов и театральных представлений. Из соображений зрелищности римляне построили амфитеатр так, что зрителям открывался великолепный вид на Средиземное море, которое служило дополнительной декорацией к представлениям.

Дирк прошел по утесу вперед, пока не поднялся выше края амфитеатра. В свете двух фонариков посреди пляжа позади сцены сидели пленники, согнанные в кучу. Дирк разглядел и двух охранников, расхаживавших взад-вперед и о чем-то болтающих между собой. Подобраться к ним незамеченным будет сложно, понял он. С двух сторон — пляж, с третьей — сцена.

Дирк поглядел на серебристые волны, побежавшие к берегу и рассыпавшиеся у пляжа, метрах в двадцати от пленников. Судя по всему, сейчас прилив, понял он. Поглядев на следующую волну, Питт понял, что делать. Охраняя пленников, бандиты стоят спиной к морю и не ожидают нападения с той стороны. Единственный его шанс — подобраться со стороны моря.

Оглядев берег, он смутно уловил очертания мыса, где он сегодня днем нашел шкатулки. Обдумывая тактику, выругался, понимая, что все его снаряжение для подводного плавания осталось в палатке. Но там есть незавершенный раскоп. Возможно, остался и какой-нибудь инструмент. А еще там есть генератор и водомет.

Подумав с секунду, Питт скривился.

— Лучше дикий план, чем совсем ничего, — сказал он сам себе и стал спускаться к морю.

16

Софи чувствовала на себе неотрывный взгляд одного из бандитов. Расхаживая туда-сюда, как голодный тигр, низкорослый араб постоянно смотрел на нее своими покрасневшими глазами. Софи намеренно не смотрела на него, возясь с Сэмом и Рабаном или глядя на море. Но это лишь распаляло бандита еще сильнее, и наконец он решил привлечь ее внимание.

— Эй, ты. Встань, — сказал он, махнув дулом винтовки.

Софи медленно встала, продолжая намеренно смотреть вниз. Бандит ткнул ей стволом автомата в подбородок, заставляя смотреть ему в лицо.

— Оставь ее в покое, — слабым голосом проговорил Рабан.

Бандит шагнул в его сторону и ударил ботинком прямо в челюсть, сбоку. Рабан упал навзничь, оглушенный, с открытыми глазами.

— Трус, — сказала Софи, презрительно глянув арабу прямо в глаза.

Тот медленно подошел к ней и ткнул дулом автомата ей в щеку.

— Махмуд, тебе эта понравилась? — весело спросил его напарник, до этого молча наблюдавший за происходящим. — Хороша для еврейки. Даже очень хороша для сотрудника Департамента древностей, — со смехом добавил он.

Махмуд ничего не ответил, похотливо оглядывая Софи. Опустил ствол ниже по ее шее, а потом вдоль ворота рубашки. Когда дуло уперлось в верхнюю пуговицу, немного надавил вниз, но пуговица не поддалась. Повел стволом в сторону, чтобы обнажить ей грудь.

Софи очень хотелось двинуть ему коленом промеж ног, но голос разума взял верх, и она нанесла хлесткий удар в голень, надеясь, что это не заставит араба пристрелить ее. Махмуд отскочил назад, хрюкнув от боли, и запрыгал на одной ноге. Его напарник от души расхохотался.

— Горячая попалась. Думаю, она не по зубам тебе, — поддразнил он товарища.

Махмуд оправился от боли и решительно подошел к Софи. Так близко, что она почувствовала неприятныйзапах его дыхания.

— Посмотрим, кто тут горячий, — прошипел он, в бешенстве глядя ей прямо в глаза.

Повернулся, чтобы отдать напарнику автомат, и тут берег огласило завывание генератора. Спустя пару секунд к этому звуку присоединился шум воды, падающей в море. Все с удивлением посмотрели в ту сторону и увидели струю воды, дугой взметнувшейся вверх и летящую от берега.

— Махмуд, иди посмотри, в чем дело, — приказал стоящий в стороне бандит. Его веселье как рукой сняло.

Махмуд наклонился к Софи.

— Когда вернусь, никуда ты от меня не денешься, — прошипел он ей на ухо.

Софи смотрела на него с отвращением. Бандит поднял автомат на изготовку и решительно пошел по берегу. И тут Софи обессиленно опустилась на песок, стараясь спрятать руки, которые тряслись от нервного напряжения. Стараясь успокоиться, она подумала о Дирке и о том, что отвлекло эту волосатую обезьяну от нее.

Махмуд исчез в темноте, а второй бандит принялся нервно расхаживать рядом с пленниками. Он оглядел берег, потом обошел пленников и принялся осматривать амфитеатр, светя фонарем. Ничего не обнаружив, вернулся на свою прежнюю позицию, ближе к берегу.

Лежавший на песке Сэм перекатился и сел, наконец-то придя в себя после удара прикладом в голову.

— Как ты, Сэм? — спросила Софи.

— Ничего, — невнятно промычал тот. Огляделся вокруг, будто едва осознавая, что происходит. Потом увидел бандита с автоматом.

— Кто это? — спросил он, дрожащей рукой показав на него.

— Один из террористов, взявших нас в заложники, — с горечью ответила Софи. Но едва не подавилась последними словами, когда посмотрела в ту сторону и поняла, на кого показывает Сэм.

Метрах в десяти позади араба из прибрежных волн появился силуэт человека. Он прямиком направился к бандиту. Рослый, худощавый, с каким-то предметом в руках. У Софи едва не выскочило сердце из груди, когда она разглядела очертания его лица. Это был Дирк.

Бандит стоял спиной к морю, внимательно глядя на амфитеатр. Ему достаточно было повернуть голову, чтобы увидеть Дирка, и тот сразу стал бы для него готовой мишенью. Софи мгновенно поняла, что надо отвлечь внимание охранника, чтобы Дирк смог подобраться незамеченным.

— Как… как тебя зовут? — выпалила она, обращаясь к бандиту.

— Меня? Можешь звать меня Давидом-пастушком при стаде.

Он явно был доволен своей шуткой и глядел на Софи, просто сияя. Та старалась смотреть ему в глаза, а не на темный силуэт, приближающийся сзади.

— И что же вы будете делать с этими находками, Давид? — спросила она, стараясь продолжать отвлекать внимание охранника.

— Что? Продадим за хорошие деньги, естественно, — с усмешкой ответил бандит.

В тот самый момент он почувствовал движение у себя за спиной, но слишком поздно. Обернувшись, араб тут же получил удар лопатой по голове. Оглушенный, рухнул на колени, пытаясь наставить автомат на Дирка, но тот, проведя удар, мгновенно нанес следующий с другой стороны. Бандит потерял сознание и упал.

— Все в порядке? — спросил Питт, переводя дыхание. С него стекала морская вода.

Обрадованная Софи вскочила и схватила его за руку.

— Мы в порядке, но есть еще один бандит, тоже с оружием, который только что ушел дальше по берегу.

— Знаю. Я специально включил водомет, чтобы отвлечь его.

В этот момент они услышали, как вой генератора умолк; исчезла и струя воды.

— Он сейчас вернется, — тихо сказала Софи.

Дирк поспешно оглядел пленников. Сэм сидел, все еще не придя в себя от удара и привалившись к Рабану, рука которого была залита кровью. Профессор Хаазис лежал с перевязанной наспех ногой. Он явно еще не отошел от болевого шока. Студенты, двое парней и трое девушек, беспомощно глядели на Дирка. Тот понял, что в таком состоянии быстрое бегство невозможно. Посмотрел на лежащего без сознания охранника, потом на Софи.

— Помоги мне снять с него куртку.

Дирк приподнял бандита за плечи, а Софи мгновенно стянула с него черную куртку. Подхватив бандита под руки, Питт побыстрее оттащил его в сторону, за сидящих на песке пленников.

— Заройте ему ноги в песок и садитесь ему на грудь, — приказал он двоим парням. Те быстро закидали песком ноги бандита и сели на него сверху, скрестив ноги, чтобы замаскировать его.

Сдернув с головы бандита платок, Дирк обмотал им лицо и накинул черную куртку. Потом обежал вокруг пленников и поднял с песка автомат.

— Он идет, — испуганно прошептал кто-то.

— Садись обратно, — сказал Софи Дирк, проверяя оружие. Обычный «АК-74», серийный, скорее всего, доставленный контрабандой из Египта. Дирк не слишком хорошо знал его устройство, ему всего лишь раз довелось пострелять из такого на стрельбище. Провел рукой по левой стороне затворной коробки, убедившись, что планка переключена на автоматическую стрельбу. Передернул затвор и поднял оружие, глядя в сторону пленников и делая вид, что их охраняет.

Махмуд вышел из темноты и пошел в их сторону с недовольной ухмылкой на лице.

— Кто-то там включил генератор и устроил фонтан, метров на пятнадцать в высоту, — сказал он.

Дирк не обернулся, ожидая, когда бандит подойдет поближе. Когда почувствовал, что тот совсем рядом, медленно обернулся, невзначай наставляя «АК-74» на араба.

— Ты позаботился о девчонке, пока меня не было? — спросил тот и оцепенел. До него внезапно дошло, что напарник неожиданно стал выше ростом, одет в шорты и смотрит на него пронзительным взглядом зеленых глаз.

— Брось оружие, — приказал Дирк.

Софи повторила приказ по-арабски, но в этом не было необходимости. Махмуд и так сразу понял смысл сказанного Питтом. Он молча поглядел на Софи, на студентов, а потом снова на Дирка. Гражданские, подумал он. Может, Сахима, его напарника, и можно было провести, но не его.

— Да, да, — сказал он, кивая и вытягивая руки с автоматом вниз, но мгновенно опустился на колено и вскинул оружие к плечу, целясь в Дирка.

Но «АК-74» в руках Дирка выстрелил первым. Три пули вонзились Махмуду в грудь, откинув его на спину прежде, чем он успел нажать на спусковой крючок. Последний вздох вырвался из его рта, но предсмертные слова заглушил визг одной из студенток.

— Тварью он был мерзкой, — сказала Софи, подходя к Дирку и глядя на убитого.

Питт сделал глубокий вдох и выдох, чтобы успокоить колотящееся сердце, а затем подошел к Махмуду и забрал его винтовку. Внезапно наверху, со стороны холма, послышался автомобильный сигнал.

— Возможно, сигнал тревоги, — сказал Дирк. — Надо быстрее уводить всех отсюда, с глаз долой… — Подойдя к пленникам, он обратился к одному из парней, худощавому и длинноногому: — Томас, нам понадобится помощь. В миле дальше по берегу жилой комплекс. Беги туда, найди откуда позвонить и скажи полицейским, чтобы приезжали как можно быстрее. И не забудь сказать, с кем им придется иметь дело.

Юноша нерешительно встал, оглядел друзей и со всех ног побежал вдоль по берегу. Дирк огляделся, а затем посмотрел на оставшихся.

— Нам надо уходить, прежде чем они придут сюда за своими подручными. Для начала давайте посмотрим, нельзя ли спрятаться позади амфитеатра.

— Тут еще один, пока дышит, — сказал один из студентов, показывая на лежащего на песке Сахима.

— Пусть лежит, — ответил Дирк. Подойдя к Софи, он отдал ей один из автоматов.

— Ты же служила в Армии обороны Израиля? — спросил он.

— Положенные два года, еще бы, — ответила она. В Израиле воинская служба обязательна не только для парней, но и для девушек. Софи, не раздумывая, взяла в руки оружие.

— Сможешь прикрыть наш отход? — спросил Дирк.

— Попытаюсь.

— Держись поближе, — сказал он, поцеловав ее в лоб.

Подойдя к профессору Хаазису, Питт помог остальным поднять его на ноги. Бледный, с затуманенными глазами от болевого шока, тот едва стоял. Вместе со студентом Дирк потащил его вперед, остальные двинулись следом. Пройдя через сцену, они пошли в сторону, к дальнему краю рядов сидений. Софи шла в нескольких шагах сзади, постоянно вглядываясь в темноту.

Тяжело дыша, Дирк перетащил Хаазиса за край амфитеатра. Рядом был небольшой сарай, в котором хранилось оборудование для концертов и представлений. Затащив Хаазиса за него, Питт аккуратно посадил его на землю. Рядом уселись остальные студенты и раненые сотрудники Департамента. Подошла Софи.

— Будем сидеть здесь и ждать, когда приедет полиция, — сказал Дирк, устраиваясь в углу сарая. Это была единственная удобная оборонительная позиция.

— Дирк, я вижу свет фонарей на тропинке, — тихим голосом доложила Софи.

Выглянув из-за угла сарая, они увидели два пятна света, которые спускались с холма. Потом начали медленно двигаться вдоль берега. Время от времени кто-то кричал, видимо, окликая сообщников по именам. Потом один из лучей фонарей осветил Сахима, который встал на ноги, но качался из стороны в сторону. Затем они нашли тело Махмуда и о чем-то заговорили. Один из фонарей начал шарить по амфитеатру. Дирк схватил Софи за плечи и рывком втащил ее за сарай.

— Извини, — сказал он, слегка ослабляя хватку. — Просто у них есть очки ночного видения.

Софи обняла Дирка за плечи и крепко сжала. Так они просидели с минуту, пока Дирк не решился снова выглянуть. И с облегчением понял, что лучи фонарей снова начали двигаться вдоль берега, а потом и вверх по тропинке. Спустя пару минут раздался рокот мотора. По всей видимости, бандиты уехали на своем джипе.

Еще спустя минут десять замигали маячки и завыли сирены полицейских машин. Дирк и Софи бегом помчались в лагерь, к которому уже спускались полицейские с оружием в руках и яростно лающими немецкими овчарками на поводках, светя перед собой мощными фонарями. Дирк и Софи тут же отвели их к амфитеатру. Хаазиса и раненых сотрудников Департамента забрали машины «Скорой помощи». Дирк с удивлением обнаружил, что тело Махмуда исчезло с пляжа. Видимо, бандиты решили увезти его с собой вместе с крадеными ценностями.

После обстоятельного допроса, устроенного полицейскими, Дирк наконец-то пошел в палатку, где хранились находки. Как он и думал, ни одной шкатулки со свитками не осталось. Но с удивлением обнаружил, что другие находки со склада так и валялись вокруг опрокинутых столов. Он вышел наружу и увидел Софи, которая шла к нему со стороны стоянки. В свете ламп увидел, что ее глаза покраснели и ее трясет. Дирк взял ее за руку.

— Они убили Ари, — сказала она, имея в виду Гольдера. — Застрелили из-за каких-то дурацких черепков.

— Они профессионалы — и по части убийства, и по части воровства. Забрали только свитки, больше ничего не тронули, — сказал Дирк, кивнув в сторону палатки.

Лицо Софи сделалось каменным.

— Это человек, представившийся сотрудником Департамента, их навел. Стефани, студентка, сказала, что, похоже, он был среди нападавших.

— Зачем же действовать на манер спецназа для того, чтобы просто украсть товар для продажи на черном рынке, как думаешь? Подозреваешь кого-то?

Софи кивнула.

— Есть такая группировка — «Мулы». Ливанские контрабандисты, их подозревают в связях с «Хезболла». Обычно занимаются контрабандой оружия и наркотиков, но уже были замечены в делах, связанных с антиквариатом. Это единственные из тех, кого я знаю, кто способен убивать ради подобной кражи.

— Не думаю, что эти свитки легко будет вывезти.

— Думаю, им заплатили заранее. Больше всего похоже на конкретный заказ от богатого коллекционера. Не гнушающегося любыми средствами.

— Поймай их, — тихо сказал Дирк.

— Обязательно. В память Гольдера, — жестко сказала Софи и поглядела в сторону моря. Потом посмотрела на Дирка, и ее взгляд смягчился.

— Не думаю, что хоть кто-нибудь из нас остался бы в живых, если бы ты не появился там, на берегу, — сказала она.

— Очень хотелось иметь возможность назначить второе свидание, — улыбнувшись, ответил Дирк.

— Уж это я тебе могу гарантировать, — сказала Софи, чмокнув его в щеку.

17

Стоя в зоне ожидания терминала аэропорта, Питт вздохнул с облегчением, когда самолет, в который села Лорен, отъехал от посадочных ворот и двинулся к взлетно-посадочной полосе международного аэропорта имени Ататюрка, где ожидали очереди на взлет другие реактивные лайнеры. Наконец-то жена вне опасности и можно хоть немного расслабиться.

С того момента, пока он стоял у причала в Еникое, глядя на то, как паром с бандитами на борту выходит в Босфор, время пролетело незаметно. Они с Лорен поймали такси, вернулись в центр Стамбула, зашли в отель с заднего входа и быстро сдали ключи от номера. Поездили по городу туда-сюда, чтобы убедиться в отсутствии слежки, а затем остановились переночевать в недорогом отеле у самого аэропорта.

— Возможно, нам стоило бы пойти в американское посольство и обо всем рассказать, — начала вздыхать Лорен, когда они устроились в бедно обставленном номере отеля. — Они могли бы обеспечить нам охрану и нормальный ночлег.

— Да, конечно, — согласился Питт. — После тридцати семи докладов дюжине чиновников они бы, наверное, нашли нам безопасное место. После дождичка в четверг.

Но и не удивился, что Лорен не стала настаивать на обращении в посольство раньше. Несмотря на годы, проведенные в Конгрессе, она редко пользовалась своим служебным положением.

— В любом случае придется известить обо всем этом Госдепартамент, — сказала она. — Этих мерзавцев надо упрятать за решетку.

— Сделай одолжение, начинай трубить во все трубы только тогда, когда будешь дома, в безопасности.

Перерегистрировав билеты, первым же утренним рейсом он отправил ее в Вашингтон. Самому ему еще предстояло ждать своего рейса на Хиос, и он пошел поесть в кафе в аэропорту, а затем попытался дозвониться до профессора Руппе. И очень удивился, когда археолог сразу ответил на звонок по номеру в Риме, который он оставил Питту.

— Из аэропорта звонишь? — спросил Руппе, услышав по телефону оглушительный голос из динамика прямо над головой у Питта, объявлявший очередной рейс.

— Да, только что отправил домой Лорен, теперь жду своего рейса.

— А я думал, что вы там еще на денек задержитесь.

Питт вкратце изложил ему приключения, которые они пережили всего за день.

— Хорошо хоть, что целы остались, — ошеломленно заключил Руппе. — У этих ребят наверняка есть хорошие связи. В полицию сообщил?

— Нет, — ответил Питт. — Что-то подозрительно, как эти негодяи так быстро нас нашли.

— Возможно, ты и прав. Турецкие полицейские славятся продажностью. А судя по тому, что я тебе сейчас расскажу, ты имеешь полное право их подозревать.

— Что еще случилось?

— Позвонил из музея мой помощник. Судя по всему, кто-то влез в мой кабинет средь бела дня. Перерыли все. Хорошая новость, что сейф они не вскрыли, так что золотая корона на месте.

— А плохая?

— Они забрали монеты и некоторые мои бумаги, в том числе твою карту, где обозначено место находки. Не могу сказать стопроцентно, но похоже, все эти события как-то связаны между собой. Со мной такого никогда раньше не бывало.

— Еще одна утечка информации из турецкой полиции?

— Вполне возможно. Мой помощник уже сообщил о взломе, и они ведут расследование. Но, как и в случае с ограблением Топкапы, заявляют, что пока у них нет никаких ниточек.

— Хотя мог уже быть целый пучок, — посетовал Питт.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь. Попытаюсь поработать с короной, когда вернусь в Стамбул.

— Будь осторожен, Рей. Перезвоню тебе через пару дней.

Убрав трубку, Питт подумал, что остается лишь надеяться на то, что эта встреча с грабителями из Топкапы была последней.

Но в глубине души он чувствовал, что так просто все это не закончится.

18

Вилла в марокканском стиле примостилась на скальном выступе, и с нее открывался захватывающий вид на Средиземное море. Она была не столь роскошна, как другие по соседству, но выстроена явно со вкусом. Наружные ее стены были покрыты глазированными изразцами, углы крыш — украшены миниатюрными шпилями. Но роскошь была принесена в жертву практичности и созданию у обитателей чувства уединенности. Со стороны берега была выстроена высокая каменная стена, скрывавшая обитателей дома от глаз местных жителей и туристов, проезжающих по идущей вдоль берега дороге, ведущей к курорту Кушадасы.

Озден Челик стоял у огромного панорамного окна, глядя на сверкающее в лучах солнца море и видневшийся на горизонте греческий остров Самос, километрах в двадцати.

— Какое издевательство, что острова у нашего побережья теперь принадлежат другой стране, — с горечью сказал он.

Мария сидела за рабочим столом, проглядывая стопку финансовой отчетности. Залитая солнечным светом комната была сделана в том же стиле, что и их рабочий кабинет у Босфора, с домоткаными коврами на полу и антиквариатом Оттоманской эпохи на стенах и полках.

— Не вини себя за просчеты людей, которых давно уже нет в живых, — ответила она.

— Когда правил Сулейман, эти земли были наши. И лишь великий Ататюрк принес в жертву нашу империю, — язвительно сказал Озден.

Мария промолчала. Брат не впервой начинал поносить основателя современной Турции. Челик повернулся к ней, глаза его сверкали.

— Наше наследие не должно быть забыто, и наша истинная судьба не должна быть предана забвению.

Мария кивнула.

— Пришло подтверждение перевода денег от шейха, — сказала она, взяв в руку банковское извещение.

— Двадцать миллионов евро? — спросил Озден.

— Да. Сколько ты обещал муфтию?

— Я сказал, что мы рассчитываем получить двенадцать, так что давай отдадим ему четырнадцать, а остальное оставим себе, как и раньше.

— С чего бы такая щедрость? — спросила Мария.

— Важно, чтобы он не терял доверия к нам. Кроме того, это позволит мне эффективнее влиять на то, как будут тратиться эти деньги.

— Я так понимаю, что у тебя уже есть стратегический план на этот счет?

— Конечно. Много уйдет на подкуп юристов разного ранга, чтобы партия «Благоденствие» во главе с муфтием Батталом появилась в избирательных бюллетенях. Оставшееся — обычные для политики расходы: организация митингов, разного рода рекламы и мероприятий по сбору средств.

— Он быстро набьет себе карманы, учитывая, сколько он имеет с мечетей, не говоря уже о его растущей популярности в обществе.

— Которую мы можем поставить себе в заслугу, — самоуверенно улыбнувшись, ответил Челик.

У него ушло несколько лет на то, чтобы найти и взрастить исламского лидера, подходящего для реализации его собственных целей. В муфтии Баттале удачно сочетались харизматичность и эгоцентризм, так, чтобы он мог возглавить политическое движение, не препятствуя при этом исполнению замыслов Челика. Используя тщательно спланированную и организованную Челиком кампанию подкупа и шантажа, Баттал приобретал все большую поддержку среди фундаменталистов по всей Турции, выводя свое движение на общенациональный уровень. За кулисами всего этого стоял Челик, готовый в первый же удобный момент трансформировать религиозное движение в политическое. Понимая, что открытое провозглашение его собственных целей встретит в обществе серьезное сопротивление, он решил пока что держаться в тени популярного в народе муфтия.

— Похоже, общественный резонанс кражи в Топкапы очень велик, — продолжила Мария. — Это расценивается как серьезное оскорбление всем правоверным мусульманам. Удивлюсь, если в результате муфтий не наберет дополнительно еще один-два процента голосов.

— Как и было задумано, — ответил Челик. — Нужно, чтобы он сделал официальное заявление и публично проклял этих мерзких воров, — добавил он, криво улыбнувшись.

Подошел к столу и посмотрел на лежащие в обитой фетром коробке монеты, рядом с пачкой лабораторных журналов и морской картой. Все это украла Мария, переодевшись туристкой и обчистив кабинет профессора Руппе средь бела дня.

— Не рискованно возвращаться на место преступления? — спросил он.

— Это же не был Павильон Священной Мантии, — ответила Мария. — Я предполагала, что там мог оказаться наш второй мешок с реликвиями пророка Мухаммеда, пока не узнала от полицейских, что это не так. В любом случае, забраться в этот кабинет было проще простого.

— И что там интересного, кроме монет? — спросил Челик, с восхищением разглядывая одну из золотых монет, которую достал из коробки.

— Керамический ларец из Изника. Запись этого археолога, относительно того, что он датирует ларец и монеты эпохой Сулеймана. Судя по всему, все эти вещи найдены на затонувшем корабле, который обнаружил американец.

— Значит, это корабль эпохи Сулеймана? — приподняв брови, спросил Челик. — Я хочу знать об этом больше.

Раздался стук в дверь, и спустя секунду в комнату вошел рослый мужчина в темном костюме. У него была светлая кожа и серые, жестко глядящие глаза, которые явно не раз видели жизнь с худшей ее стороны.

— Посетители прибыли, — хрипло сказал он.

— Веди, — приказал Челик. — И приведи с собой еще одного янычара.

Слово «янычар» зародилось несколько столетий назад; в Османской империи так называли телохранителей и воинскую элиту, служивших султанам. Обычно это были люди не из мусульманских семей, а из христианских, из подвластных империи балканских народов. Мальчиков рано забирали у родителей и готовили из них слуг и телохранителей. Некоторые янычары даже оказывались на командных постах армии султана.

Нынешние «янычары» у Челика тоже были из христианских стран, Сербии и Хорватии, в основном — из числа бывших спецназовцев. Но в его случае они исполняли роль исключительно телохранителей и наемных солдат.

Янычар ненадолго вышел, а затем вернулся вместе с напарником. Они ввели в комнату троих мужчин, тех самых бандитов, которые преследовали Питта и Лорен по всему Босфору. Все трое шли медленно, опустив взгляды, подчеркнуто выражая покорность.

— Вы уничтожили этих незваных гостей? — вместо приветствия спросил Челик.

Ответил самый рослый из троих, в зеркальных очках.

— Мужчина по имени Питт и его жена, вероятно, заметили слежку и попытались сбежать на пароме в Сарыер. Мы догнали их и там, но им опять удалось скрыться.

— Значит, вы провалили дело, — неторопливо произнес Челик. Его слова повисли в воздухе, как занесенный топор палача.

— И где они теперь, Фарзад? — спросил Челик после паузы.

Мужчина покачал головой.

— Они съехали из отеля. Мы не знаем, в городе ли они еще или нет.

— Что в полиции? — спросил Челик Марию, поворачиваясь к ней.

— Никаких сведений, — ответила она, покачав головой.

— Все этот Питт. Он очень удачлив, если не сказать, изобретателен.

Челик подошел к столу и взял в руку золотую монету, украденную из кабинета Руппе.

— Без сомнения, он вернется, чтобы продолжить исследования найденного им затонувшего корабля. Оттоманского корабля, — с нажимом добавил он. Потом подошел к Фарзаду и посмотрел ему прямо в глаза.

— Один раз ты подвел меня. Второго я не потерплю.

Отошел назад.

— Вы получите сполна за свою работу, — сказал он, обращаясь ко всем троим. — Заберете деньги, когда выйдете. Затаитесь и будете ждать следующего задания. Понятно?

Все трое молча кивнули. Один из янычаров открыл дверь, и они поспешно пошли к выходу.

— Стойте, — внезапно крикнул Челик. — Атвар, задержись. Остальные свободны.

Мужчина в синей рубашке остановился. Фарзад и усатый вышли. Янычар закрыл дверь и встал позади Атвара. Челик подошел к нему поближе.

— Атвар, ты позволил этому Питту уложить тебя, когда вы были в Топкапы. В результате у нас нет Священной Мантии Пророка, которая почти уже была нашей. И вот вчера ты снова позволил ему ускользнуть?

— Он застал нас врасплох, — выпалил Атвар, глянув на Марию в ожидании поддержки.

Мария промолчала. Тем временем Челик открыл ящик стола и достал тетиву от лука в метр длиной. Это было одно из любимых орудий казни у его предков в Оттоманскую эпоху.

— В отличие от Фарзада, ты подвел меня дважды, — сказал Челик и кивнул янычару.

Тот сделал шаг вперед и мгновенно обхватил Атвара сзади, поверх рук. Иракец задергался, пытаясь вырваться, но янычар был намного сильнее его.

— Это она виновата! — заорал Атвар, дернув головой в сторону Марии. — Она приказала забрать женщину. Если бы мы не схватили ее, ничего бы не случилось!

Но Челик уже не слушал его, медленно двигаясь вперед, пока не остановился перед иракцем лицом к лицу.

— Больше ты меня не подведешь, — прошептал он ему на ухо и молниеносным движением обернул тетиву вокруг шеи иракца, а затем начал затягивать ее, держа руками полированные деревянные рукоятки на ее концах.

Атвар завопил, но его голос быстро стихал по мере того, как тетива врезалась в шею. Его лицо посинело, глаза выпучились. Скрестив руки, Челик потянул сильнее. В его глазах сверкнул огонек садистского наслаждения, когда он посмотрел на лицо умирающего. Держа тетиву натянутой, пока тело жертвы не обмякло, он продолжал наслаждаться. Потом снял тетиву с шеи, аккуратно смотал и убрал обратно в ящик стола.

— Когда стемнеет, оттащите на берег и выкиньте в море, — сказал Челик янычару. Тот кивнул и вытащил холодеющее тело из комнаты.

Похоже, собственноручно совершенное убийство взбодрило Челика, и он принялся возбужденно расхаживать взад-вперед, вертя в пальцах, как игрушку, золотую монету.

— Ты не должна была нанимать на работу таких дебилов! — рявкнул он, обращаясь к Марии. — Мои янычары справились бы куда лучше!

— Они и так достаточно нам послужили. Кроме того, как ты только что сам продемонстрировал, незаменимых у нас нет, — ответила она.

— Мы больше не можем допускать таких ошибок. Слишком высоки ставки, — поучающе сказал Челик.

— Следующую операцию я снова возглавлю сама. Кстати, ты уверен, что стоит затевать это именно в Иерусалиме? Я не уверена, что возможный результат оправдывает такой риск.

— Мы можем добиться потрясающего по силе эффекта, который объединит всех мусульман. Кроме того, очередной раз раздув сионистскую угрозу, мы сможем получить от наших арабских друзей еще пару десятков миллионов.

На мгновение остановившись, Челик посмотрел на сестру.

— Я понимаю, что это опасно. Ты уверена, что хочешь сама все это сделать?

— Еще бы, — не моргнув глазом, ответила она. — Мой связной в «Хезболла» уже связался с лучшим из их оперативников, который нам поможет за соответствующее вознаграждение. Если возникнут трудности, они возьмут их на себя.

— И в «Хезболла» даже не возражают против самой сути этой операции?

— Я не стала посвящать их во все подробности, — скромно улыбнувшись, ответила Мария.

Челик подошел к сестре и нежно погладил ее по щеке.

— Ты всегда была для меня самым лучшим в мире помощником.

— Судьба зовет нас, — ответила она. — Когда в 1922 году Ататюрк отправил в изгнание нашего прадеда, пришел конец первой империи. Дед и отец прожили всю жизнь, как отверженные, и не смогли восстановить ее величие. Но по воле Аллаха мы уже в шаге от рождения обновленной империи. Нам остается лишь действовать, в память о нашем отце и его предках.

Челик стоял молча, лишь слезы текли по его щекам. Он сжал монету в кулаке так, что рука задрожала от напряжения.

Часть вторая МАНИФЕСТ

19

Лимонно-желтый подводный аппарат спустился в плещущуюся в спусковой шахте воду и быстро исчез из виду. Штурман поспешно направил его в глубину, чтобы не болтаться поблизости от судна на семибалльной волне.

Холодные воды у Оркнейских островов, к северо-востоку от побережья Шотландии, редко бывали спокойными. Один за другим штормы северной Атлантики хлестали по скалистым островам огромными волнами, а ветер штормовой силы, казалось, дул здесь почти непрерывно. Но в сотне футов под поверхностью воды от беснующейся наверху стихии не осталось и следа.

— Я слегка побаивалась этого погружения, но здесь куда лучше, чем болтаться из стороны в сторону на судне, — сказала сидевшая на заднем сиденье Джулия Гудьир, историк из Кембриджа. Это было ее первое погружение, а все предыдущее плавание на борту исследовательского судна НУПИ «Один», вышедшего из Скапа Флоу три дня назад, ее донимала морская болезнь.

— Мисс Гудьир, уверяю вас, что вам так понравится погружение, что не захочется возвращаться обратно на эту болтающуюся лоханку, — с тягучим техасским акцентом ответил штурман. Джек Дальгрен, рослый мужчина с серо-стальными глазами и длинными усами, с хирургической точностью двигал ручки управления, постепенно снижая скорость погружения.

— Возможно, вы и правы. Если только меня здесь не одолеет клаустрофобия, — ответила Джулия. — И как вы оба работаете в такой тесноте?

Джулия была не из малорослых, но Дальгрен и вторая женщина, сидящая в аппарате, были выше ее сантиметров на пять, не меньше. Саммер Питт, сидевшая в кресле помощника, повернулась к ней и ободряюще улыбнулась.

— Если сосредоточиться на красотах подводного мира снаружи, — сказала она, кивнув в сторону носового иллюминатора, — то можно быстро забыть о тесноте внутри.

Саммер, с ее длинными рыжими волосами и пронзительными серыми глазами, смотрелась впечатляюще даже в перепачканном комбинезоне. Ростом за метр восемьдесят, безо всяких каблуков, дочь директора НУПИ, двойняшка Дирка Питта-младшего давно уже привыкла к такой тесноте. Работа океанографа заставляла ее проводить под водой многие часы, изучая морское дно из иллюминаторов небольших подводных аппаратов.

— Давайте-ка прольем на все это немного света, — сказал Дальгрен, протягивая руку и перещелкивая пару тумблеров на потолке. Включились два ряда стоящих снаружи прожекторов, залив светом зеленую воду моря.

— Так-то лучше, — сказала Джулия, вглядываясь в иллюминатор. Видимость была метров десять-двенадцать. — Я и не думала, что у нас будет такой хороший обзор.

— Вода на удивление чистая, — ответила Саммер. — Куда чище, чем у берегов Норвегии, где мы работали до этого.

Перед этой экспедицией «Один» вернулся из трехнедельной экспедиции к берегам Норвегии, где Саммер и остальные исследовали изменения температурного режима моря и его влияние на жизнь морских обитателей.

— Глубина сто семьдесят футов, — доложил Дальгрен. — Мы уже у самого дна.

Подрегулировав балластные баки, чтобы обеспечить нулевую плавучесть, он посмотрел вперед и увидел покрытое песком дно. Включив тяговые электромоторы, слегка подкорректировал курс и поглядел на гирокомпас.

— Мы неподалеку от края шельфа, течение два узла, — сказал он.

— Не слишком веселое местечко для погружения с аквалангом, — заметила Саммер.

Они прошли совсем немного, и в поле зрения появился огромный цилиндрический объект.

— Труба номер один, — сказал Дальгрен, когда аппарат завис над громадной дымовой трубой.

— Какая громадная! — возбужденно сказала Джулия. — Я-то привыкла их видеть только на старых расплывчатых черно-белых фотографиях, где они не такие большие по сравнению с кораблем.

— Похоже, он ушел на дно очень быстро, — сказала Саммер, увидев, что с одной стороны край проржавевшей дымовой трубы сильно вогнут и покорежен.

— Очевидцы заявляли, что «Хэмпшир» едва не перевернулся, буквально встав кормой вверх, и ушел носом в воду. Очевидно, в этот момент трубы и оторвало.

Протянув руку к пульту, Саммер включила цифровые видеокамеры.

— Камеры записывают, — сообщила она. — Джек, похоже, слева от нас много обломков.

— Разворачиваюсь, — ответил Дальгрен и вывел аппарат на курс против течения.

Неподалеку от трубы из песка торчало множество темных предметов, по большей части сильно проржавевших. Видимо, они свалились с палубы корабля, когда тот повернулся носом ко дну.

Саммер заметила латунную гильзу, керамическую тарелку и кучу обломков и мусора, идентифицировать который не представлялось возможным. Внезапно перед ними показался черный силуэт. Аппарат медленно двигался вперед, и они разглядели громадный корпус затонувшего корабля, спутать который с чем-либо другим было невозможно.

Столетие, проведенное в морской воде, не прошло даром для британского крейсера времен Первой мировой. Он превратился в покореженное месиво ржавой стали, но лежал на морском дне почти ровно, с креном на правый борт. Корпус глубоко погрузился в песок, наносимый течением. Надстройка обрушилась, тиковая обшивка палубы сгнила уже десятилетия назад. Провалились даже некоторые секции бронированного корпуса. Огромный крейсер, переживший Ютландскую битву, теперь представлял лишь бледную тень своего былого величия.

Дальгрен подвел аппарат к корме «Хэмпшира», и они зависли в воде, как на вертолете. Затем он развернулся и повел аппарат к носовой части, зарывшейся в песок, когда корабль пошел ко дну. Развернулся и провел аппарат мимо корабля еще несколько раз. Одна цифровая камера вела непрерывную видеосъемку, другая делала кадры, из которых потом можно будет составить панорамную фотографию всего корабля.

Когда они в очередной раз двинулись к корме, Саммер показала пальцем на рваную дыру в палубе в кормовой части корабля. Рядом с дырой была гора мусора в несколько футов высотой, но какая-то слишком упорядоченная.

— Странная дыра, — сказала она. — Непохоже, что она имеет какое-то отношение к причине затопления корабля.

— Судя по разложенным рядом с ней предметам, здесь уже кто-то побывал, — сказал Дальгрен. — Кто-нибудь залезал внутрь до того, как правительство взяло под охрану этот корабль?

— Да. Корабль был обнаружен в тридцатых годах XX века экспедицией Василия Захарова. На поверхность подняли часть корабельного имущества, — ответила Джулия. — Ходили слухи, что на борту корабля есть какое-то золото. Но из-за сильного течения операция была не слишком удачной. Да и золота они, судя по всему, тоже не нашли.

Дальгрен повел аппарат вдоль изгибающейся кормы корабля, и они увидели торчащие из дна пустые гребные валы.

— Зато сняли огромные гребные винты, бронзовые, — заметил он.

— Британское правительство закрыло доступ к месту катастрофы только в 1973 году. С тех пор никто официально не проводил здесь погружений. У меня ушло три года на то, чтобы получить разрешение на фотосъемку, да и то это мне удалось лишь благодаря тому, что у меня дядя в парламенте.

— Хорошо иметь родных на высоких постах, — сказал Дальгрен, подмигнув Саммер.

— Я ужасно рада, что ваше Управление согласилось нам помочь, — сказала Джулия. — Вряд ли, даже с такими родственниками, я бы получила грант, достаточный, чтобы нанять подводный аппарат с экипажем.

— Пара микробиологов из Кембриджа помогла нам в нашей экспедиции в Норвегии, — ответил Дальгрен. — А еще они притащили с собой «Старую Пеструю Курицу». Классные ребята, так что мы были рады вас отблагодарить.

— «Пеструю Курицу»? — переспросила Джулия.

— Пиво такое английское, — слегка закатив глаза, ответила Саммер. — На самом деле, как только Джек услышал про затонувший корабль, вопрос был сразу решен.

Дальгрен молча улыбнулся. Аппарат медленно шел вдоль корпуса крейсера.

— Что ж, давайте посмотрим, найдем ли мы место, где он наткнулся на эту мину, — сказал он после паузы.

— А «Хэмпшир» утонул, подорвавшись на мине? Или в него попала торпеда? — спросила Саммер.

— Большинство историков считают, что он подорвался на мине. В ту ночь был сильный шторм. «Хэмпшир» должен был идти в сопровождении эскорта из нескольких миноносцев, но они не могли идти с ним в одном строю при таком волнении, и крейсер шел без них. Взрыв произошел рядом с носом, что наводит на мысль о мине. В те дни в этом районе находилась немецкая подводная лодка «U-75». Известно, что с нее ставили мины дальше по побережью.

— Похоже, случилось нечто ужасное, — сказала Саммер.

— Да. Корабль затонул меньше чем за десять минут. Успели спустить на воду около десятка шлюпок, да и те либо разбило о борт, либо перевернуло волнами. Попавшие в воду быстро теряли сознание от холода, и большая часть экипажа утонула, не добравшись до берега. Из шестисот пятидесяти пяти человек, находившихся на борту, выжили лишь двенадцать.

— И среди них не было лорда Китченера, — тихо сказала Саммер. — Его тело так и не нашли?

— Нет, — ответила Джулия. — Он не сел в шлюпку и утонул вместе с кораблем.

В кабине воцарилась тишина. Сидящие внутри аппарата молча глядели на корабль, ставший могилой для солдат той войны. Дальгрен повел аппарат вдоль левого борта к палубе, которая в некоторых местах провалилась вниз на несколько футов. Когда они приблизились к носовой части, Дальгрен вдруг заметил, что несколько плит корпуса вспучены. И тут прожекторы осветили огромную дыру почти у ватерлинии размером метров шесть.

— Ничего удивительного, что он так быстро затонул, — сказал он. — Тут дыра, через которую хоть грузовик проедет.

Он развернул аппарат так, чтобы прожекторы светили внутрь, и они увидели груды искореженного металлического мусора, рассыпанного по двум внутренним палубам. Изнутри выплыла крупная пикша, с удивлением глядя на яркий свет, а затем исчезла в темноте.

— Камеры еще снимают? — спросила Джулия. — Это были бы просто бесценные кадры.

— Да, съемка идет, — ответила Саммер. — Джек, сможешь подойти поближе к месту взрыва? — спросила она, внимательно глядя в иллюминатор.

Дальгрен поиграл ручками управления, и аппарат завис меньше чем в метре от дыры.

— Вы заметили что-то особенное? — спросила Джулия.

— Да. Посмотрите на края дыры.

Джулия непонимающе поглядела на рваные края ржавых листов стали. Дальгрен тоже. Его глаза вдруг расширились.

— Вот это да. Край вывернут наружу, — сказал он.

— Причем по всему периметру, — добавила Саммер.

Джулия удивленно посмотрела на них.

— О чем вы? — спросила она.

— Да о том, что немцы несли полнейшую чушь, — ответил Дальгрен.

— В смысле?

— В том смысле, что взрыв, потопивший «Хэмпшир», судя по всему, произошел внутри корабля, — ответила Саммер, показывая на края дыры.

Спустя полтора часа, сидя в кают-компании «Одина», все трое просмотрели заснятое видео на большом плоском мониторе. Дальгрен быстро прокрутил первые кадры, а потом включил нормальную скорость, когда пошло изображение дыры в левом борту. Джулия и Саммер сидели рядом, внимательно вглядываясь в экран.

— Останови сейчас, — сказала Саммер.

Дальгрен остановил воспроизведение и увеличил кадр, в котором дыра в борту была видна целиком.

— Ну вот, все совершенно ясно, — сказала Саммер, показывая на рваные края дыры, развернутые наружу, как лепестки цветка. — Взрыв, который это сотворил, должен был произойти внутри корабля.

— А экспедиция Захарова не может иметь к этому отношение? — спросила Джулия.

— Вряд ли, — ответил Дальгрен. — Хотя они и использовали взрывчатку, чтобы проделать дыры в корпусе, их главной задачей было пробраться во внутренние помещения корабля. Им незачем было делать такую огромную дыру, тем более так близко к главной палубе.

Он нажал на кнопку воспроизведения.

— Совершенно очевидно, что взрыв произошел внутри, а если бы Захаров и его люди пытались расширить уже имеющуюся дыру, такого бы не было.

— А если это была детонация боеприпасов, в результате подрыва на мине или попадания торпеды? — спросила Саммер.

— Тогда дыра слишком маленькая, — ответил Дальгрен. — Судя по тому, что мы видим внутри, повреждения сильны, но они сосредоточены у края корпуса. Если бы сдетонировали боеприпасы, то слетели бы целые секции палубы.

— Значит, остается только взрыв изнутри, — сказала Джулия. — Тогда, возможно, некоторые тогдашние слухи становятся более правдоподобными.

— Какие? — спросила Саммер.

— Смерть лорда Китченера в 1916 году потрясла всех. Два десятилетия назад он стал героем Хартума, подавив восстание в Судане; его считали главным творцом победы над Германией в Первой мировой, которая была уже на горизонте. Конечно, его в первую очередь вспоминают в связи с плакатом, на котором он был изображен с выставленным вперед пальцем, говоря: «Ты нужен своей стране!», призывая идти на службу в армию. Его тело так и не нашли, и появилось множество теорий насчет этого. О том, что он выжил, или о том, что вместо него в плавание отправился двойник. Некоторые считали, что боевики ИРА заложили бомбу, когда за пару месяцев до катастрофы корабль был на ремонте в Белфасте.

— Судя по всему, это открывает новую страницу в вашей биографии, — заметила Саммер.

— Так вы именно поэтому хотели исследовать «Хэмпшир», из-за Китченера? — спросил Дальгрен.

Джулия кивнула.

— На самом деле зафиксировать нынешнее состояние «Хэмпшира» было идеей декана факультета, но меня лично вело желание продолжать работу над биографией фельдмаршала. Видимо, придется съездить в Кентербери, в бывшее имение Китченера, и еще раз взглянуть на его архивы.

— Кентербери? — переспросила Саммер. — Это же неподалеку от Лондона, да?

— Меньше сотни миль.

— Мне тоже надо в Лондон, после того как мы зайдем в Ярмут.

— Ярмут — наше следующее место назначения, после того как мы высадим вас в Керкуолле, — объяснил Дальгрен. — Там мы пополним припасы перед отправлением в следующую экспедицию, к Гренландии.

И он призывно поглядел на Саммер.

— На следующей неделе я лечу в Стамбул, к брату и отцу, которые работают на Средиземном море, — ответила она.

— Даже звучит тепло и солнечно, — сказала Джулия.

— И не говорите, — буркнул Дальгрен.

— Возможно, я смогу пару дней побыть с вами и помочь, до отлета из Лондона, — предложила Саммер.

— В самом деле? — удивилась Джулия. — Нырнуть в покрытые пылью старые книги — это совсем не то, что нырнуть на дно морское.

— Ничего страшного. Мне самой стало интересно, что же там такое случилось с «Хэмпширом». Это самое меньшее, что я могу сделать, после того как мы помогли открыть эту банку с пауками.

— Спасибо, Саммер, это просто здорово.

— Легко, — с улыбкой ответила Саммер. — Кто же не любит загадок, в конце-то концов?

20

Магазин под вывеской «Соломон Бранди, антиквариат» располагался в тихом переулке Старого Города в Иерусалиме, неподалеку от Храма Гроба Господня. Как и остальные семьдесят четыре дилера поантиквариату, официально зарегистрированные в стране, Бранди имел официальное разрешение правительства Израиля покупать и продавать предметы старины при наличии документов, удостоверяющих то, что они не краденые.

Но официальная часть торговли для большинства коммерсантов представляла лишь малую долю их оборота; пользовались официальными регистрационными номерами для продажи предметов неясного происхождения, которые приносили им с черного хода. Законы государства Израиль, таким образом, предоставляли огромнейший простор для торговли реликвиями Святой Земли, а также многочисленными подделками просто благодаря тому, что разрешали торговлю археологическими находками, что в большинстве остальных стран мира попросту запрещалось. Зачастую антиквариат ввозили в Израиль из соседних государств, и за счет такого специфического законодательства можно было их легализовать, перепродать дилерам и коллекционерам из других стран.

Софи Элькин вошла в магазин Бранди, инстинктивно дернувшись от громкого сигнала, зазвучавшего, когда она открыла входную дверь. В небольшом помещении не было людей, но было полно антиквариата, которым были заставлены застекленные полки, покрывавшие все четыре стены. Она подошла к небольшому столику в середине, на котором стояли небольшие глиняные горшки с табличкой «Иерихон». Наметанным глазом сразу опознала подделки, которые, однако, очень скоро станут реликвиями в семьях туристов, единственный раз в жизни решившихся на паломничество в Святую Землю.

Из соседней комнаты появился коренастый человек в пыльном фартуке, надетом поверх мятой одежды, с глазами, как блюдца. Поставил рядом с кассой небольшую глиняную фигурку и с опаской поглядел на Софи.

— Какая радость, мисс Элькин, — ровным голосом произнес он. Было понятно, что он вовсе не рад ее увидеть.

— Привет, Сол, — ответила Софи. — Туристы еще не набежали?

— Рановато. С утра они ходят и глазеют, а по магазинам бегают после обеда.

— Надо поговорить.

— Моя лицензия не просрочена. Я все бумаги вовремя заполняю, — поспешно залопотал Бранди.

Софи покачала головой.

— Что тебе известно про ограбление со стрельбой в Кесарии? — спросила она.

Бранди расслабился, поняв, что ее вопросы не имеют к нему непосредственного отношения. Покачал головой.

— Какая жалость. Одного из твоих ребят убили?

— Ари Гольдера.

— Помню его. Такой шумный, горластый. Помню, как-то раз грозился завязать лопату вокруг моей шеи, — ухмыльнувшись, ответил Бранди.

Пару лет назад Софи подловила его на скупке большой партии антиквариата, украденной из Масады. Не стала предъявлять обвинение, в обмен на согласие выдать тех, кто устроил ограбление. С тех пор она не раз пользовалась этим, чтобы надавить на торговца и получить информацию о других ограблениях. Бранди обычно увиливал от прямых ответов, как мог, но никогда не врал ей в открытую.

— Мне нужно поймать тех, кто убил его, — сказала Софи.

— Боюсь, ничем не смогу тебе помочь, — ответил Бранди, пожимая плечами.

— Ты достаточно знаешь, Соломон. Это не «Мулы»?

Бранди нервно глянул в окно, чтобы убедиться, что рядом никого нет.

— Эти «Мулы» — опасная компания. Настоящие террористы, прямо здесь, у нас. Не стоит вам с ними связываться, мисс Элькин.

— Они это сделали?

Бранди посмотрел ей прямо в глаза.

— Они на подозрении, — тихо сказал он. — Но я вам точно ничего не говорил.

— Я не знаю других, которые бы отнимали антиквариат, наставив на людей оружие, и при этом не боялись спустить курок.

— Я тоже, — согласился Бранди. — По крайней мере, у нас в Израиле.

— Скажи, Соломон, кто мог бы нанять такую команду?

— Безусловно, не торговец, — возмущенно выпалил он. — Нет нужды тебе рассказывать, как все устроено на черном рынке. Нелегальные раскопки делают грязные и нищие арабы, которым за это платят гроши. Потом стоящие находки проходят через несколько рук. Иногда дилеры в этом участвуют, иногда — нет. Затем вещь обретает свое место в официальной или частной коллекции. Но уверяю тебя, ни один дилер в Израиле не поставит под угрозу дело своей жизни, перепродавая вещи, обагренные кровью. Это чересчур рискованно.

Софи не сомневалась, что добрая половина выставленного у Бранди товара получена с нелегальных раскопок, но тут ей пришлось с ним согласиться. Основой работы самых успешных торговцев была тайна, а сделки, совершаемые втайне, требуют доверия между договаривающимися сторонами. Торговать не с теми людьми было очень опасно. Убийство ради антиквариата было для них чем-то из ряда вон выходящим, насколько Софи успела узнать.

— Я уверена, что ни один нормальный торговец не станет связываться с такими мясниками, — сказала она. — Ты не слышал о попытках продать римские папирусы четвертого века?

— А, так вот что они украли в Кесарии, — понимающе кивнув, сказал Бранди. — Нет, я ничего не слышал о попытках продать подобные вещи.

— Если они не появились на рынке, значит, пошли прямиком к какому-нибудь коллекционеру?

— Скорее всего, — согласился Бранди.

Софи подошла к кассе и взяла в руку маленькую глиняную фигурку. Грубо вылепленная статуэтка быка с позолоченным ярмом. Она рассмотрела ее повнимательнее.

— Времен Первого Храма? — спросила она.

— У тебя наметанный глаз, — ответил Бранди.

— И кто ее хочет?

— Банкир из Хайфы, — немного помявшись, ответил Бранди. — Его конек — глиняные изделия времен расцвета Израиля. Коллекция у него небольшая, но весьма впечатляющая.

— А папирусов в ней нет?

— Нет, его они не интересуют. Да и он скорее любитель, а не свихнувшийся фанатик. Те немногие, которых я знаю, что интересуются папирусами, ищут конкретные документы и тексты. И среди них нет таких, кого можно было бы назвать транжирой.

— Хорошо, Сол, тогда скажи, как ты думаешь, кто может быть настолько одержим такой идеей, что пойдет на самые крайние меры?

Бранди задумчиво поглядел в потолок.

— Откуда ж мне знать? Я, конечно, знаю богатых коллекционеров из Европы и Штатов, которые готовы на многое, чтобы заполучить конкретные артефакты. Но, кроме них, есть десятки других таких же, о которых я и слыхом не слыхивал.

— Информация о находках в Кесарии была суточной давности, — сказала Софи. — Я не представляю себе, чтобы западный коллекционер с такой скоростью смог среагировать на нее. Нет, Соломон, я думаю, что здесь работал кто-то местный. Никто не приходит на ум?

Бранди пожал плечами и покачал головой. Другого Софи и не ожидала. Она прекрасно понимала, что богатые коллекционеры — главный источник дохода для таких людей, как Бранди. Возможно, он действительно не знал, кто может стоять за ограблением в Кесарии, но, даже зная, он никогда не станет ставить под подозрение своих главных клиентов.

— Если хоть что-нибудь, что угодно, услышишь, дай мне знать, — сказала Софи и направилась к выходу. У двери она остановилась и сурово глянула на Бранди.

— Когда я найду этих убийц — а я их найду, — я не пожалею и сообщников, в том числе и тех, кто скрывал информацию, — сказала она.

— Я же обещал, мисс Элькин, — невозмутимо ответил Бранди.

Зазвучал сигнал, и входная дверь открылась. В магазин вошел худощавый мужчина с нарочито прямой спиной, симпатичный, с зачесанными назад соломенного цвета волосами и беспокойными голубыми глазами. Увидев Софи, он просиял. В поношенном армейском костюме цвета хаки и панаме он выглядел так, будто открыл средство от всех болезней.

— О, да это же наша прекрасная Софи Элькин! — с подчеркнуто британским акцентом проговорил он. — Что, Департамент древностей решил пополнить коллекцию библейских артефактов, помимо тех, которые он уже конфисковал?

— Привет, Ридли, — холодно ответила Софи. — Нет, Департамент древностей не занимается коллекционированием антиквариата. Мы предпочитаем заботиться о том, чтобы он оставался там же, где был, не выпадая из своего культурного контекста.

Она махнула рукой в сторону горшков из Иерихона.

— Просто решила полюбоваться на последнюю коллекцию подделок мистера Бранди. О которой тебе, возможно, что-то известно.

Это было едкой насмешкой над Ридли Баннистером, дипломированным археологом из Оксфорда, признанным авторитетом по библейской археологии, когда дело доходило до прессы и телевидения. Хотя многие собратья по профессии и считали его скорее шоуменом, чем ученым, никто не осмеливался отрицать глубину его знаний относительно истории Израиля. Помимо этого ему постоянно чертовски везло. Его товарищам только и оставалось что восхищаться его способностью делать невероятные открытия, работая на самых заурядных раскопках. Он натыкался на могилы царственных особ, находил камни с надписями и резьбой, дающими потрясающую информацию, откапывал драгоценные украшения там, где уже, казалось, все вдоль и поперек перекопали. А при его таланте промоутера, ничуть не меньшем, он ухитрялся на основе каждой такой своей находки сделать фильм или книгу и заработать немалые деньги.

Правда, в последнее время удача его оставила. Это началось, когда помощник принес ему небольшой плоский камень с надписью на арамейском, датировавшийся X веком до нашей эры. Баннистер пришел к выводу, что это — один из краеугольных камней Храма Соломонова, не сумев распознать в ней искусную подделку, изготовленную в расчете на богатое вознаграждение. Баннистер воспринял этот провал очень болезненно, а «любящие» коллеги не преминули раздуть его посильнее. Репутация его была разрушена, он быстро сошел со сцены и был вынужден лишь изредка работать на тех раскопках, куда его приглашали, а в перерывах — работать экскурсоводом для туристов, приехавших в Святую Землю.

— Софи, ты не хуже меня знаешь, что Соломон — один из самых уважаемых дилеров по антиквариату во всем Израиле, — ответил он, пытаясь сменить тему.

Софи закатила глаза.

— Может, и так, но думаю, уважающему себя археологу не стоит показываться в магазинах, торгующих антиквариатом, — сказала она, делая шаг к двери.

— Согласен целиком и полностью, мисс Элькин. Очень рад был снова с вами увидеться. Хотелось бы как-нибудь посидеть с вами, выпить.

Софи одарила его ледяной улыбкой, развернулась и вышла из магазина. Баннистер посмотрел на нее через окно, когда она пошла по тротуару.

— Чудесная девушка, — тихо сказал он. — Хотелось бы мне, чтобы между нами было нечто большее.

— С ней? — переспросил Бранди и покачал головой. — Нет, если только она тебя за решетку упечет.

— Возможно, дело стоит того, — смеясь, ответил Баннистер. — А зачем она заходила?

— Расследует вооруженное ограбление в Кесарии.

— Да уж, ужасное происшествие, нечего сказать, — согласился Баннистер. — А ты к этому никакого отношения не имеешь, ведь так? — спросил он, наклонившись поближе к Бранди.

— Естественно, нет, — возмущенно ответил Бранди, взбешенный тем, что Баннистеру пришла сама мысль его заподозрить.

— Не знаешь, что украли? — спросил Баннистер.

— Элькин что-то говорила про римские папирусы четвертого века.

Это явно заинтересовало Баннистера, но он попытался скрыть возбуждение.

— Не знаешь, что в них было?

Бранди покачал головой.

— Нет. И не думаю, что в них могло быть что-нибудь выдающееся, учитывая исторический период.

— Наверное, ты прав. Интересно, кто же заказал это ограбление?

— Ты уже начинаешь задавать те же вопросы, что и мисс Элькин, — сказал Бранди. — Я действительно ничего не знаю об этом. Может, сам спросишь Толстяка?

— О да. Собственно, о нем и речь. Ты получил амулеты от Джоша, моего помощника?

— Да, и с запиской, где написано, чтобы я их припрятал, пока мы не поговорим.

Бранди пошел в служебную комнату и вернулся оттуда с небольшой коробочкой в руках. Открыв ее, он выложил на стол две подвески из зеленого камня, на которых было стилизованное резное изображение барана.

— Отличная пара амулетов Ханаанской эпохи, — сказал он. — Это из Тель-Арада?

— Да. Мой бывший студент возглавляет там раскопки, финансируемые американским университетом.

— Парень может нарваться на неприятности, распродавая находки.

— Он это прекрасно понимает, но тут случай исключительный. На самом деле он абсолютно честный парень. Просто случайно наткнулся на погребение и нашел ценные предметы. Они нашли четыре одинаковых амулета. Один отправили в университет, второй — в дар Музею Израиля. Два других Джош отправил мне в подарок, в знак признательности за мою помощь в прошлом.

Бранди удивленно приподнял брови.

— Хочешь, чтобы я их продал? — спросил он.

Баннистер улыбнулся.

— Нет, друг мой. Хотя я и понимаю, что они немало стоят, мне нет нужды продавать их. Возьми себе один из них и делай с ним, что хочешь.

— Это очень щедрый подарок, — ответил Бранди, и его глаза загорелись.

— С годами я все больше ценю нашу дружбу. Возможно, в будущем мне может потребоваться твоя помощь. Так что бери, с наилучшими пожеланиями от меня.

— Шалом, друг, — сказал Бранди, пожимая руку Баннистеру. — Можно спросить, что ты собираешься делать с другим?

Баннистер взял в руку амулет и с секунду глядел на него, а затем положил в карман и направился к двери.

— Отнесу Толстяку, — сказал он.

— Мудро, — согласился Бранди. — Он хорошо за него заплатит.

Баннистер помахал ему рукой на прощание и вышел на улицу, улыбаясь. Он рассчитывал, что Толстяк отплатит ему за амулет, но чем-то куда более ценным, чем просто деньги.

21

Джулия Гудьир прошла мимо чудовищного размера морских орудий калибра пятнадцать дюймов, повернутых в сторону Темзы, и взбежала по ступенькам лестницы Имперского военного музея. Один из знаменитейших музеев Лондона располагался в Саутуаке, южном районе города, в кирпичном здании постройки XIX века, когда-то служившем больницей для душевнобольных. Помимо всемирно известной коллекции фотографий, предметов искусства и экспонатов, относившихся к периоду Первой и Второй мировых войн, там имелся также весьма обширный архив писем и документов тех времен.

Джулия зарегистрировалась у администратора в главном зале, откуда ее провели к маленькому, размером с телефонную будку, лифту, в котором она поднялась на два этажа. Затем она поднялась по лестнице и оказалась в читальном зале библиотеки, внушительном круглом помещении, устроенном под центральным куполом здания.

Женщина в коричневом платье, сидевшая за столиком, улыбнулась Джулии, узнав ее.

— Доброе утро, мисс Гудьир. Снова в гости к лорду Китченеру?

— Приветствую, Беатрис. Да уж, боюсь, загадки, которыми наполнена жизнь фельдмаршала, еще не раз заставят меня сюда прийти. Я пару дней назад звонила и заказывала документы для просмотра.

— Да, давайте посмотрим, вынесли ли их, — ответила Беатрис и пошла в депозит личных архивов. Спустя минуту она вернулась, неся в руках толстую стопку папок.

— У нас есть официальный доклад Адмиралтейству по поводу потопления Корабля Ее Величества «Хэмпшир», а также официальная переписка сэра Китченера за 1916 год, — сказала она.

Джулия расписалась в формуляре за документы.

— Похоже, мы смогли все найти по вашему запросу, — добавила библиотекарша.

— Спасибо, Беатрис. Я немного поработаю с ними.

Взяв документы, Джулия отправилась к крайнему столику, села и принялась читать доклад Адмиралтейству по поводу гибели «Хэмпшира». Информации там было не слишком много. Она уже знала, что жители Оркнейских островов обвинили Королевский Флот в медлительности в деле оказания помощи подбитому кораблю. В любом случае, какие бы ошибки ни совершило командование, официальный доклад тщательно их скрыл, исключив все слухи и приняв единственную гипотезу насчет подрыва корабля на мине.

Переписка Китченера тоже не внесла ясности. Она не раз читала ее и раньше и знала, что в ней обсуждаются совершенно будничные вопросы. В 1916 году Китченер занимал пост военного министра, и большинство его писем касались вопросов комплектования армии и призыва на воинскую службу. Чаще всего он жаловался на то, что людей забирают из воинских частей, чтобы увеличить число рабочих на оружейных заводах.

Джулия быстро листала страницы, пока не подобралась к пятому июня 1916 года, дню гибели Китченера на «Хэмпшире». Узнав, что взрыв, из-за которого затонул корабль, произошел внутри, навел ее на мысль, что кто-то мог хотеть убить Китченера. Она вспомнила одно странное письмо, на которое наткнулась несколько месяцев назад. Она пролистала страницы, и тут ее пальцы замерли.

В отличие от пожелтевшей от времени бумаги военной переписки, это письмо было белым, поскольку его написали на плотной хлопковой бумаге. В верхней его части была тисненая надпись «Ламбетский дворец». Джулия медленно прочла письмо.

«Сэр!

Во имя Бога и Отечества я в последний раз умоляю вас отдать документ. От него зависит самое святое, на чем стоит наша Церковь. В то время как Вы, возможно, ведете войну с врагами Англии, преходящую по сути своей, мы ведем извечную войну за спасение всего человечества. Враги наши нечестивы и изворотливы. Если они заполучат Манифест, это может привести к разрушению основ нашей веры. Я настаиваю на том, что у Вас нет выбора, кроме как подчиниться воле Церкви. В ожидании Вашего согласия,

Ренделл Дэвидсон».

Джулия поняла, что автор письма — не кто иной, как архиепископ Кентерберийский. Увидела на полях надпись «Никогда!». Узнала почерк Китченера.

Это письмо озадачило ее в силу нескольких причин. Она знала, что Китченер был человеком набожным, регулярно посещавшим церковь. В ходе исследований она ни разу не натыкалась на свидетельства его конфликтов с англиканской церковью, не говоря уже о конфликтах с ее главой, архиепископом Кентерберийским. И это упоминание насчет какого-то «Манифеста». Что же это такое?

Хотя письмо не имело очевидной связи с гибелью «Хэмпшира», само его содержание заинтересовало Джулию. Она сняла копию, а потом пролистала папку до конца. Там она наткнулась на несколько документов, касавшихся предстоящей поездки Китченера в Россию, в том числе официальное приглашение от российского консульства и план визитов в Петербурге. Скопировав и этот документ, она вернула папки Беатрис.

— Нашли, что искали? — спросила библиотекарша.

— Нет, только несколько странных моментов.

— Я давно поняла, что исторические открытия делают те, кто не ленится залезть под каждый камень. Рано или поздно что-то да найдешь.

— Благодарю за помощь, Беатрис.

Выйдя из музея и вернувшись к машине, Джулия еще несколько раз перечла письмо. Поглядела на подпись архиепископа.

— Беатрис права, — сказала она себе. — Надо поворошить еще несколько камней.

Далеко ехать за этим не было нужды. В полумиле отсюда располагался Ламбетский дворец, комплекс старинных кирпичных зданий, возвышавшихся над Темзой. В давние времена он был лондонской резиденцией архиепископа Кентерберийского и теперь служил музеем. В особенности Джулию интересовала его библиотека.

Джулия знала, что обычно дворец закрыт для посетителей, поэтому припарковала машину поблизости и пешком дошла до главных ворот. Пройдя через пост охраны, она направилась в Большой Зал, величественное сооружение в готическом стиле, из красного кирпича с белой окантовкой. Внутри находилась одна из старейших в Британии библиотек, а также государственное хранилище архивов церкви, в котором хранились документы, начиная с IX века.

Подойдя к двери, она позвонила в колокольчик. Юноша-подросток отвел ее в читальный зал, небольшой, но обставленный в современном стиле. Подойдя к столу выдачи, она заполнила две заявочные карточки и отдала их библиотекарше, девушке с коротко стриженными рыжими волосами.

— Бумаги архиепископа Ренделла Дэвидсона, за период с января по июль 1916 года, — с интересом в голосе прочла вслух девушка. — И любые документы, где упоминается граф Гораций Герберт Китченер.

— Я понимаю, что второй запрос может показаться странным, но я хочу, чтобы вы хотя бы попытались что-то найти, — сказала Джулия.

— Можно провести поиск по компьютерной базе данных, — радостно ответила девушка. — А какова цель ваших запросов?

— Работа над биографией лорда Китченера, — ответила Джулия.

— Можно ваш читательский билет?

Джулия порылась в сумочке и достала читательский билет библиотеки. Ей уже несколько раз доводилось искать документы в библиотеке Ламбета. Девушка переписала ее данные и контактную информацию, а затем глянула на настенные часы.

— Боюсь, до закрытия мы не успеем их найти. Вы сможете посмотреть все, что мы найдем, когда библиотека откроется в понедельник.

Джулия разочарованно поглядела на девушку, зная, что библиотека будет открыта еще не менее часа.

— Что ж, хорошо. Благодарю вас, до встречи в понедельник.

Рыжеволосая девушка крепко сжимала в руке карточки с запросами, пока Джулия не вышла из библиотеки. Затем махнула рукой юноше, стоявшему за другим столиком.

— Дуглас, постой минутку за меня, хорошо? — требовательно сказала она. — Мне надо позвонить по важному делу.

22

Оскар Гуцман, так его звали на самом деле, но все вокруг называли его Толстяком. Чтобы понять природу этого прозвища, было достаточно раз взглянуть на него. При росте чуть выше полутора метров он весил хорошо за сто килограммов, и казалось, был в ширину таким же, как в высоту. Гладко выбритая голова и большие оттопыренные уши делали его похожим на беглеца из бродячего цирка. Но внешний вид скрывал тот факт, что Гуцман являлся одним из самых богатых людей в Израиле.

Он вырос среди уличных оборванцев и забияк Иерусалима, откапывая древние монеты из рассыпанных по склонам холмов могил вместе с мальчишками-арабами и воруя бесплатный суп из столовых в христианском квартале. Варясь в котле трех религий и культур, наполняющих Иерусалим, и пройдя уличную школу выживания, он стал успешным бизнесменом. Начав свое дело с крохотной строительной фирмы, он стал одним из крупнейших на Ближнем Востоке строителем отелей и богатейшим человеком, на короткой ноге с самыми влиятельными людьми этой части света. Превыше его стремления к богатству и успеху была лишь его любовь к древности.

Вся его жизнь изменилась в один момент, когда его младшая сестра погибла в дорожном происшествии рядом с синагогой. Как и другие люди, столь рано испытавшие горечь потери близких, он стал искать свой, личный путь к Богу. Но его путь был не духовным, а материальным. Он искал осязаемые свидетельства истинности изложенного в Библии. Чем богаче он становился, тем больше росла его коллекция антиквариата библейских времен. Увлечение перешло в страсть. Предметы его коллекции, исчислявшиеся уже сотнями тысяч, хранились на складах, размещенных в трех странах. И теперь, когда ему уже подвалило под семьдесят, Гуцман все силы и время посвящал своей единственной страсти.

Ридли Баннистер вошел в фешенебельный отель, стоявший на самом лучшем участке берега в Тель-Авиве. Вестибюль был обставлен в современном минималистском стиле, с черными кожаными креслами на выложенном ярко-белой плиткой полу. Баннистер считал этот стиль вполне функциональным, хотя и не слишком красивым. Сотрудница отеля, женщина в возрасте, поприветствовала его, когда он подошел к стойке регистрации.

— У меня встреча с мистером Гуцманом, — сказал он. — Меня зовут Баннистер.

После телефонного звонка, для подтверждения приглашения, дюжий охранник отвел его к персональному лифту и повез на верхний этаж. Как только Баннистер вышел в пентхаус, другая дверь распахнулась. За ней стоял Толстяк. У него во рту торчала большая сигара.

— Ридли, заходи, заходи, мой мальчик, — визгливым голосом сказал Гуцман.

— Хорошо выглядишь, Оскар, — ответил Баннистер, пожимая ему руку и входя в комнату.

Каждый раз, попадая в жилище Гуцмана, Баннистер не переставал восхищаться. Этот дом был больше похож на музей, чем на место жительства человека. Вдоль всех стен стояли полки и витрины, забитые керамикой и глиняными изделиями, а также множеством другого антиквариата. Гуцман повел его по коридору, отделанному древнеримской мозаикой, найденной в общественной бане в Карфагене. Они прошли под каменной аркой, найденной в Иерихоне, и вышли в гостиную, из которой открывался вид на пески пляжа Гордон Бич, лучшего в Тель-Авиве, и сверкающую гладь Средиземного моря.

Усевшись в огромное кожаное кресло, Баннистер с удивлением заметил, что в пентхаусе никого не было, кроме одинокой служанки. Когда он бывал здесь раньше, обычно здесь толпились торговцы антиквариатом, старавшиеся продать самые свежие находки самому богатому из своих клиентов.

— Жара… последнее время совершенно невыносимая, — проговорил Гуцман, хватая ртом воздух после недолгого пути от лифта, и плюхнулся в кресло рядом с Баннистером.

— Марта, пожалуйста, принеси попить холодненького, — крикнул он служанке.

Баннистер достал из кармана подвеску и положил ее в руку Гуцману.

— Это тебе подарок, Оскар. Из Тель-Арада.

Гуцман принялся разглядывать амулет, и по его лицу расползлась широкая улыбка.

— Просто прекрасно, Ридли, благодарю тебя. У меня есть похожие, из Нахаль-Бесор. Ранняя Ханаанская эпоха, насколько я знаю.

— Ты прав, как всегда. Что-то новенькое? — спросил Баннистер, показывая на небольшую стеклянную тарелку с оплавленным краем, стоящую на кофейном столике.

— Да, — ответил Гуцман, и его глаза загорелись. — Только что купил. Нашли в Бет-Сиань. Стеклянное литье, второго века, вероятно, сделана в Александрии. Погляди, какая полировка.

Баннистер взял в руки тарелку и рассмотрел повнимательнее.

— В прекрасном состоянии, — похвалил он новое приобретение Гуцмана.

Служанка Марта принесла два бокала с лимонадом и ушла обратно на кухню.

— Итак, Ридли, что нового говорят в мире легальной археологии? — с усмешкой спросил Гуцман.

— На следующий год заявлено относительно мало новых проектов. Израильский Музей финансирует раскопки в прибрежной Галилее для поиска ранних поселений, Тель-Авивский университет получил разрешение на новый исследовательский проект в Мегиддо. В основном усилия научного сообщества направлены на развитие уже существующих проектов. Как обычно, планируется ряд раскопок, финансируемых иностранными организациями, в основном — теологическими, но, как известно, они редко приносят ощутимые результаты.

— Да, но, по крайней мере, у них фантазии побольше, чем у ученых, — насмешливо сказал Гуцман.

— Я обратил внимание на две зоны раскопок, которые, думаю, заинтересуют и тебя. Первая в Бейт-Джала. Если и вправду существует гробница Вирсавии, думаю, она должна быть там, в ее родном городе, который в древности назывался Гило. Я уже составил примерный план раскопок.

Гуцман кивнул.

— Второе место — рядом с Гаваоном. Есть шанс доказать, что там находился дворец Манассии. Работы там громадье, но и возможностей тоже значительно больше, на мой взгляд. Нужные для раскопок документы я могу оформить, как и ранее, по линии англиканской церкви, если ты согласишься их спонсировать.

— Ридли, ты всегда славился удивительными находками, а мне всегда доставляло радость способствовать твоим изысканиям. Но боюсь, времена, когда я мог финансировать полномасштабные раскопки, заканчиваются.

— Ты всегда был очень щедр, Оскар, — ответил Баннистер, с трудом скрывая раздражение из-за того, что его давний спонсор отказывается поддержать его.

Гуцман посмотрел в окно отсутствующим взглядом.

— Я потратил большую часть своего состояния, собирая находки, подтверждающие правоту слов Библии, — сказал он. — У меня есть глиняные кирпичи, которые, возможно, лежали в фундаменте Вавилонской башни. Каменные плиты, на которых, возможно, был возведен Соломонов Храм. Миллион и еще одна вещица, все из тех, библейских времен. Но каждый из них можно поставить под сомнение, в большей или меньшей степени.

Внезапно он закашлялся свистящим стариковским кашлем, успокоить который смог, только отпив лимонада.

— Тебе помочь? — спросил Баннистер.

Толстяк покачал головой.

— Эмфизема все больше одолевает меня, — сказал он и судорожно вдохнул. — И врачи уже не обнадеживают.

— Ерунда, ты силен, как сам Давид, — подбодрил его Баннистер.

Гуцман улыбнулся и медленно встал. Похоже, он собрался с силами, поскольку бодро пошел к кабинету и вернулся, неся небольшую стеклянную пластинку.

— Взгляни на это, — сказал он археологу.

Баннистер взял стекло в руки и увидел, что это две сложенные вместе стеклянные пластинки, между которыми зажат какой-то листок. Развернувшись к свету, он разглядел, что это прямоугольный кусок папируса, на котором что-то написано, горизонтальными строчками.

— Отличный документ на коптском, — сказал он.

— Знаешь, что там написано?

— Пару слов разобрать могу, но целиком не прочту без справочников, — признался Баннистер.

— Это отчет капитана порта в Кесарии. Насчет пиратского корабля, плененного римской галерой. У пиратов нашли римские доспехи, принадлежавшие центуриону из «Схола Палатина».

— Кесария, — приподняв брови, сказал Баннистер. — Насколько я знаю, там недавно украли несколько папирусов. Со стрельбой, убили как минимум одного человека.

— Да, к величайшему сожалению. Этот документ датируется началом четвертого века, — ответил Гуцман, проигнорировав намек Баннистера.

— Интересно, — согласился тот, внезапно почувствовав себя очень неуютно. — И каково значение этого?

— Думаю, он может подтвердить факт существования Манифеста, а также послужить для определения местонахождения корабля с грузом.

Манифест, вот в чем тут дело, подумал Баннистер. Старый козел уже смотрит в глаза старухе с косой и отчаянно пытается найти доказательства божественного присутствия, прежде чем закончится отведенный ему срок.

Баннистер слегка улыбнулся. Он уже прикарманил немало денег, полученных и от Гуцмана, и от англиканской церкви, выделенных на поиски этого легендарного Манифеста. Возможно, здесь получится заработать еще.

— Оскар, ты знаешь, что я много искал, и здесь, и в Англии, но безрезультатно.

— Должен быть какой-то другой способ, — тихо сказал старый коллекционер.

— Мы же уже давно пришли к выводу, что он, скорее всего, безвозвратно утерян, если вообще существовал.

— До того как появилось вот это, — ответил Гуцман, постучав по стеклу. — Я уже долго в этом деле. Чую, что здесь есть какая-то зацепка. Настоящая, в этом я уверен. Я решил посвятить этому все свои силы и средства.

— Да, зацепка серьезная, — согласился Баннистер.

— Это станет кульминацией всей моей жизни, — устало сказал Толстяк. — Надеюсь, Ридли, ты сможешь помочь мне ее достичь.

— Можешь на меня положиться, — ответил Баннистер.

Снова пришла Марта. На этот раз она напомнила Гуцману о запланированном визите врача. Баннистер попрощался с ним и пошел к лифту. Выйдя из отеля, он снова задумался о папирусе и о том, насколько правдоподобны предположения Гуцмана. Старик хорошо знает свое дело, тут не поспоришь. Но Баннистера больше беспокоило то, как извлечь максимальную выгоду из нового предложения Толстяка. Погрузившись в свои мысли, он даже не заметил юношу в синем комбинезоне, стоявшего рядом с его машиной.

— Мистер Баннистер? — спросил юноша.

— Да.

— Срочное сообщение, сэр, — сказал юноша, отдавая ему большой плоский конверт.

Прежде чем открыть конверт, Баннистер сел в машину и закрыл двери. Из конверта ему на колени выпал авиабилет до Лондона первым классом.

23

— Саммер, сюда!

Выйдя из поезда, прибывшего из Ярмута, с небольшим рюкзаком на плече, Саммер оглядела заполненную людьми платформу и увидела стоящую в стороне Джулию, которая махала ей рукой.

— Спасибо, что встретила, — сказала Саммер, обнимая ее. — Не уверена, что смогла бы найти дорогу здесь сама, — добавила она, обводя взглядом огромный крытый вокзал Ливерпуль-Стрит в северо-восточной части Лондона.

— На самом деле проще некуда, — ухмыльнувшись, ответила Джулия. — Беги за остальными крысами, и выберешься из лабиринта.

Они прошли мимо нескольких платформ, миновали забитый народом терминал и вышли на автостоянку. Там они забрались в крохотный зеленый фордовский компакт, сильно смахивающий на огромное насекомое.

— Как дошли до Ярмута? — спросила Джулия, бодро встраиваясь в плотный поток машин.

— Ужасно, — скорчив мину, ответила Саммер. — Выйдя из Скапа Флоу, попали в северный штормовой фронт, так и шли против ветра всю дорогу до Северного моря. Меня до сих пор слегка покачивает.

— Думаю, мне повезло, что я полетела из Шотландии самолетом.

— А какие новости по поводу «Хэмпшира»? — спросила Саммер. — Ты не нашла связи с деятельностью лорда Китченера?

— Есть пара зацепок, но боюсь, слабеньких. Прочла протокол доклада Адмиралтейству о гибели «Хэмпшира», но это обычный официальный доклад, в котором все свалили на немецкую мину. Также проверила гипотезу насчет того, что бомбу могли заложить боевики ИРА, но это маловероятно.

— А какова вероятность того, что бомбу могли заложить немцы?

— Если верить немецким документам, то тоже практически никакая. Они тоже считают, что крейсер подорвался на мине, поставленной подлодкой «U-75», но, к сожалению, капитан лодки Курт Байтцен погиб на войне, так что официального его доклада у немцев тоже нет.

— Итак, с двух сторон — глухая стенка. А о каких зацепках ты говорила? — спросила Саммер.

— Ну, я тщательно просмотрела некоторые собственные записи по поводу Китченера, а также заново проверила его переписку. Выяснились два обстоятельства, достаточно необычные. Весной 1916 года он попросил прикомандировать к нему двух вооруженных телохранителей из числа военнослужащих, без объяснения причин. Тогда это было делом весьма необычным, вооруженные телохранители были лишь у царственных особ. А еще я нашла среди его документов одно странное письмо.

Остановившись на красный, Джулия протянула руку на заднее сиденье и достала оттуда копию письма архиепископа Ренделла Дэвидсона.

— Как я уже сказала, это две странные бумажки, которые, возможно, не имеют никакого значения.

Саммер быстро проглядела письмо и нахмурилась.

— А что это за Манифест, о котором он упоминает? Какой-то церковный документ? — спросила она.

— Ни малейшего понятия, — ответила Джулия. — Именно поэтому мы сейчас едем в Ламбетский дворец, где находится архив англиканской церкви. Я заказала для просмотра личные документы архиепископа в надежде, что мы можем найти там что-нибудь более существенное.

Они пересекли Темзу по Вестминстерскому мосту и подъехали к Ламбетскому дворцу. Джулия припарковала зеленый «Форд» неподалеку. Саммер восхищенно глядела на древнее сооружение, стоявшее на берегу реки напротив Букингемского дворца. Они дошли до Большого Зала, где их проводили в читальный зал библиотеки. Саммер заметила, как худощавый симпатичный мужчина, сидевший за копировальной машиной, улыбнулся, глядя на них.

Девушка-архивариус вынесла Джулии толстую стопку папок.

— Вот бумаги архиепископа, — сказала она. — Но, боюсь, у нас нет ничего, что касалось бы лорда Китченера.

— Ничего страшного, — ответила Джулия. — Спасибо вам за ваши поиски.

Две женщины сели за стол, разделили папки пополам и принялись одновременно просматривать их.

— Архиепископ вел обширную переписку, — заметила Саммер, оценив объем папок.

— По всей видимости. Это его письма всего лишь за первую половину 1916 года.

Когда Джулия принялась за работу, Саммер увидела, что мужчина, сидевший у копировальной машины, взял в руки несколько книг и пересел за другой стол, прямо позади них. Уловила запах одеколона, немного мускусный, но приятный. Мельком глянув на мужчину, увидела у него на пальце правой руки овальное золотое кольцо старинного вида.

Саммер принялась быстро перелистывать письма, но там в основном были сухие строки по поводу соблюдения бюджета и общие указания епископам церкви, а также их ответы, в том же духе. Спустя час две женщины пролистали едва ли половину своих стопок.

— Вот письмо от Китченера, — внезапно сказала Джулия.

Саммер повернула голову.

— И о чем там?

— Похоже, это ответ на письмо архиепископа, которое было датировано парой дней раньше. Короткое, так что я тебе его быстро прочту.

«Ваше Святейшество!

Сожалею, но никак не могу согласиться с Вашим недавним требованием. Манифест — документ исключительной исторической важности. Когда в мире вновь воцарится мир, необходимо будет предать его огласке. Боюсь, что, попади он к Вам, Церковь всего лишь похоронит это откровение, исключительно в целях сохранения ныне существующей теологической системы.

Умоляю вас отозвать своих помощников, которые продолжают безжалостно преследовать меня.

Ваш покорный слуга,

Г. Г. Китченер»

— И что же это за Манифест? — снова спросила Саммер.

— Не знаю, — ответила Джулия. — Но, очевидно, у Китченера был экземпляр этого документа и он считал его очень важным.

— Как и церковь, по всей видимости.

Саммер услышала, как сидящий позади мужчина прокашлялся, а затем он встал и подошел к ним.

— Извините, случайно подслушал ваш разговор. Вы упоминали Китченера?

— Да, — ответила Саммер. — Джулия, моя подруга, работает над биографией фельдмаршала.

— Меня зовут Бейкер, — представился вымышленным именем Баннистер. Девушки представились в ответ. — Возможно, более подробную информацию о лорде Китченере можно найти в Имперском военном музее, как вы считаете?

— Спасибо за совет, мистер Бейкер, но я там уже искала, и не раз, — ответила Джулия.

— И это привело вас сюда? — спросил он. — Было бы странно, если бы власть этого героя войны распространялась даже на англиканскую церковь.

— Мы ищем его переписку с архиепископом Кентерберийским, — ответила Джулия.

— А, тогда вы там, где надо, — широко улыбнувшись, сказал Баннистер.

— А вы в какой области работаете? — спросила Саммер.

— О, это любительское исследование… Насчет старых аббатств, разрушенных, когда Генрих VIII секуляризовал монастырские земли.

Он показал запыленную книгу, на обложке которой старинным шрифтом было написано «Аббатства старой Англии», а затем снова поглядел на Джулию.

— Разгадали что-нибудь относительно Китченера?

— Это заслуга Саммер. Она помогла доказать, что корабль, на котором он находился, затонул из-за взрыва бомбы, находившейся внутри его.

— «Хэмпшир»? Я думал, что версия насчет немецкой мины вполне доказана.

— Форма отверстия в борту четко указывает на то, что взрыв произошел внутри, — ответила Саммер.

— Возможно, старые слухи насчет того, что в него могли заложить бомбу боевики ИРА, могут оказаться правдой, — сказал Баннистер.

— Вы знакомы с этой историей? — спросила Джулия.

— Да, — ответил он. — В начале 1916 года «Хэмпшир» отправили на ремонт в Белфаст. Некоторые считают, что там в него заложили бомбу, которая взорвалась через несколько месяцев.

— Похоже, вы немало знаете о «Хэмпшире», — заметила Саммер.

— Я просто большой любитель истории Первой мировой, — с усмешкой ответил Баннистер. — А куда вы отправитесь дальше?

— Мы собираемся съездить в Кент, чтобы поработать с его личными архивами, хранящимися в Брум Парк, — ответила Джулия.

— А вы видели последнюю часть его дневника? — спросил Баннистер.

— Нет, конечно, — с удивлением ответила Джулия. — Всегда считалось, что она утеряна.

Баннистер поглядел на часы.

— Ой, сколько уже времени! Боюсь, мне надо убегать. С удовольствием с вами побеседовал, леди. — Встав из-за стола, слегка поклонился. — Пусть ваше желание обрести новое знание будет удовлетворено сполна.

Поспешно вернув книгу библиотекарше, он помахал им рукой и вышел.

— Симпатичненький малый, — с ухмылкой сказала Джулия.

— Да. Но что-то уж слишком много знает насчет Китченера и «Хэмпшира», — с легкой тревогой ответила Саммер.

— Это точно. Не думаю, что в мире много людей знает о пропаже последней части дневников Китченера.

— А он не мог уйти на дно вместе с ним, на корабле?

— Этого никто не знает. Обычно Китченер собирал свои записи в переплет по годам. Записи за 1916 год так и не нашли, так что подразумевается, что они погибли в море, на «Хэмпшире».

— А как тебе мнение мистера Бейкера насчет причастности ИРА?

— Это была одна из многих ничем не подтвержденных гипотез, которых много расплодилось сразу же после гибели корабля. И не нашла этому никаких исторических подтверждений. Да и сложно представить себе, чтобы «Хэмпшир» ходил по морю с миной на борту почти полгода. ИРА, или «Ирландские добровольцы», как они тогда себя называли, не могли знать, что спустя полгода на корабль сядет лорд Китченер. Они вообще не проявляли себя настолько воинственно до Пасхального восстания, в апреле 1916 года, а к этому времени «Хэмпшир» уже давно ушел из Белфаста. Еще более серьезный аргумент — тот, что они никогда не пытались взять на себя ответственность за этот взрыв.

— Тогда, видимо, надо копать дальше, — сказала Саммер, открывая следующую папку с письмами архиепископа.

Они проработали еще с час. Стопки папок сошли на нет. И тут, дойдя почти до конца последней папки, Саммер внезапно резко выпрямилась, увидев письмо от епископа Портсмутского. Перечла еще раз, затем отдала Джулии.

— Ты только посмотри на это, — сказала она.

— «Посылка доставлена, посыльный отослан», — прочла вслух Джулия. — «Предмет нашего беспокойства перестанет докучать нам в течение 72 часов». Подписано — епископ Портсмутской епархии Лоури.

Джулия положила письмо и непонимающе поглядела на Саммер.

— Не вижу связи.

— Посмотри на число.

Джулия поглядела на дату, проставленную в начале письма.

— 2 июня 1916 года. За три дня до гибели «Хэмпшира», — удивленно сказала она.

— Судя по всему, ниточка стала потолще, — тихо ответила Саммер.

24

Выйдя из библиотеки, Ридли Баннистер быстро прошел по территорииЛамбетского дворца к небольшому кирпичному зданию, рядом с основными жилыми корпусами. Войдя внутрь через неприметную дверь, он оказался в тесном офисе, где несколько мужчин в форме охранников наблюдали за мониторами камер слежения и работали за компьютерами. Проигнорировав вопросительный взгляд человека, сидящего у двери, Баннистер прошел дальше в открытую дверь кабинета.

Мужчина с засаленными волосами и ястребиным взглядом сидел за столом и смотрел на экран компьютера. Баннистер увидел на экране сидящих за столом читального зала Джулию и Саммер. Мужчина бросил на него раздосадованный взгляд.

— А, вот и ты, Баннистер. Ты должен был связаться со мной раньше, чем эти леди сюда приедут. А теперь ты провалил свое прикрытие.

Баннистер сел на деревянный стул рядом со столом.

— Извини, старина, они забыли позвонить мне насчет этого в номер «Савоя». Но хочу отдельно поблагодарить тебя за билет на самолет. На этот раз ты не забыл взять первый класс.

Начальник охраны архиепископа Кентерберийского презрительно стиснул зубы.

— Ты успел убрать нужные бумаги, прежде чем они за них взялись? — спросил он, махнув рукой в сторону монитора.

— Я уже проверял их раньше, Джадкинс, — ответил Баннистер, смахивая пушинку с пиджака. — Там нет ничего криминального.

Джадкинс побагровел.

— Тебе был дан приказ просмотреть документы и убрать все подозрительное.

— Приказ, говоришь? — с непроницаемым лицом переспросил Баннистер и ухмыльнулся. — Меня записали на службу к архиепископу без моего ведома?

Антипатия между ними зародилась с первой же их встречи и со временем лишь росла. Но Джадкинс был связным Баннистера, назначенным начальством, и поделать с этим ничего уже было нельзя. Археолог стоял на своем, насколько мог, чтобы только не подвергать опасности свои отношения с англиканской церковью.

— Ты на службе у архиепископа и обязан подобающим образом исполнять его распоряжения, — сверкнув глазами, ответил начальник службы охраны.

— Ни в коем случае, — возразил Баннистер. — Я простой наемник на войне за историческую правду. Верно то, что архиепископ время от времени пользуется моими услугами, но я не обязан исполнять какие-либо «приказы», как и раскланиваться перед почтенным архиепископом.

Джадкинс сдержался и лишь молча глядел на Баннистера, выжидая, пока у него выровняется пульс. Когда с его лица наконец спал румянец, он заговорил.

— Хотя архиепископ и решил прибегнуть к твоим услугам ради информации об исторических открытиях, могущих повлиять на существующие церковные доктрины, в особенности — на Ближнем Востоке, я к этому никакого отношения не имею. Этот предполагаемый Манифест, а также его возможное влияние на дела церкви — дело чрезвычайно деликатное. Нам, в смысле архиепископу Кентерберийскому, необходимо знать, почему эта женщина-ученый из Кембриджа взялась изучать бумаги архиепископа Дэвидсона и какую опасность для церкви это может представлять.

Баннистер ухмыльнулся, видя, как Джадкинс старается говорить вежливо.

— Джулия Гудьир, историк из Кембриджа, которая уже написала несколько биографий исторических личностей XIX века, в настоящее время занята биографией лорда Китченера. Мисс Гудьир и американка Саммер Питт недавно выяснили, что «Хэмпшир», корабль Китченера, затонул вследствие взрыва, произошедшего внутри его. Похоже, они предполагают, что это может иметь какое-то отношение к покойному архиепископу Дэвидсону.

Джадкинс побледнел.

— Джадкинс, дорогой, что случилось? — спросил Баннистер.

— Ничего, — ответил начальник охраны, резко тряхнув головой. — Так что там насчет Манифеста?

— Архиепископу известно, что я уже несколько лет назад проводил тщательные поиски документа. Немало мне стоившие, должен заметить, — подмигнув, добавил он. — Я практически уверен в том, что он исчез вместе с Китченером, на «Хэмпшире».

— Да, архиепископу это известно. Но тут могут всплыть, так сказать, некоторые исторические события, с этим связанные, раскрытие которых нанесет вред церкви и поставит архиепископа в неловкое положение. Мне надо, чтобы ты проследил за этими женщинами.

— Тебе? — приподняв бровь, переспросил Баннистер.

— Архиепископу, — раздраженно ответил Джадкинс. — Следи за ними и уничтожай улики, если потребуется, прежде чем это станет для нас проблемой.

— Я археолог, а не наемный убийца.

— Ты хорошо знаешь, что делать. Просто держи все под контролем. Мой номер у тебя есть.

— Хорошо. А у тебя есть мой? — спросил Баннистер, вставая. — Номер моего счета в банке на Бермудах.

— Да, — буркнул Джадкинс. — А теперь проваливай.

Когда Баннистер, учтиво поклонившись, вышел из кабинета, как из своего собственного, начальник охраны лишь недовольно тряхнул головой.

25

Яркие лучи утреннего солнца, поднявшегося над Средиземным морем, осветили палубу «Эгейан Эксплорер». Руди Гунн вышел наружу с кружкой кофе в руке, первой за этот день. С большим удивлением увидел вдали тонкую полоску турецкого берега. Услышал шум подвесного мотора и, прищурившись, разглядел один из «Зодиаков», идущий в сторону берега, подскакивая на волнах.

Его полусонное сознание внезапно сфокусировалось на мысли о текущих задачах, и он быстро сошел на корму. Проходя мимо белоснежного подводного аппарата, он с неудовольствием отметил, что торпедообразное устройство накрепко зафиксировано на предназначенной для него стойке. Этот аппарат, оснащенный компьютерной системой управления и оборудованный различными датчиками, использовался для забора проб воды и других исследований во время автономных погружений без привязки к кораблю. Когда шесть часов назад Руди завалился спать, аппарат еще был в воде, исследуя район в десятке миль от берега.

Отхлебнув хороший глоток кофе, Гунн развернулся и пошел к носовой части, а затем поднялся по трапу. Там был Питт, разглядывавший карту побережья вместе с Брюсом Кенфилдом, капитаном судна.

— Доброе утро, Руди, — поздоровался с ним Питт. — Ты рано встал.

— Вибрация от моторов пробрала меня даже через койку, — ответил Гунн. — Почему мы ушли с курса?

— Кемалю сообщили, что его жена пострадала в ДТП. Вроде бы ничего серьезного, но мы отправили его на берег, чтобы он с ней повидался.

Кемаль, гидробиолог, прикомандированный от турецкого Министерства по охране окружающей среды на судно НУПИ, помогал анализировать пробы воды и руководить исследованиями.

— М-да, неудачно, — сказал Гунн. — И сколько времени у нас займет возврат в исходный район и возобновление исследований после того, как вернется «Зодиак»?

Питт улыбнулся и покачал головой.

— К сожалению, мы не можем продолжать исследования до тех пор, пока не вернется Кемаль или кто-нибудь, кто его заменит. По условиям договоренности с турецким правительством представитель их Министерства по охране окружающей среды должен находиться на борту, если мы собираемся вести исследования в турецких водах. Так что есть вариант, что мы зависнем на три-четыре дня.

— Мы и так выбились из графика, — проворчал Гунн. — Сначала датчик протек, теперь это. Придется продлевать экспедицию, чтобы завершить все намеченные исследования.

— Видимо, да.

Гунн заметил, что, в отличие от него, Питта такая перспектива ничуть не опечалила. А для человека, который терпеть не мог оставлять дела незаконченными, это было нетипично.

— После твоего возвращения из Стамбула мы проработали в новой зоне всего два дня, — сказал он. — А теперь снова встали. И тебя это нисколько не напрягает. Почему?

— Все просто, Руди, — ответил Питт. — Если мы прерываем работы по исследованию размножения фитопланктона, то возобновляем работы на затонувшем корабле, — сказал он, подмигивая Гунну.

Меньше чем через четыре часа после возвращения «Зодиака» «Эгейан Эксплорер» бросил якорь в сотне метров от затонувшего корабля Оттоманской эпохи, неподалеку от Хиоса. После первого погружения Питта и Джордино было сделано не слишком много. Археолог Родни Зайбиг едва успел накрыть место исследований алюминиевой сеткой.

Обучив умеющих обращаться с аквалангами ученых основам работы по подводной археологии, Зайбиг составил четкий план исследований. В погружениях участвовали Питт, Джордино и даже Гунн. Они фотографировали, обмеряли и делали пробные раскопки разных мест. Находок оказалось не слишком много, в основном — керамика и пара металлических элементов оснастки, хотя откопали уже почти весь остов корабля.

Питт стоял у кормового рейлинга «Эгейан Эксплорер», глядя на покрывающие волны барашки и чувствуя, как крепчает западный ветер. Пустой «Зодиак», пришвартованный к бую, выставленному над затонувшим кораблем, мотало волнами. Внезапно на поверхность вынырнули двое аквалангистов. Они быстро забрались в надувную лодку, один из них отдал швартовы, а второй завел подвесной мотор. Лодка быстро подошла к борту судна, и Питт спустил вниз трос. «Зодиак» подняли на борт вместе с сидящими в нем аквалангистами.

Руди Гунн и Родни Зайбиг вылезли из лодки и принялись стаскивать с себя гидрокостюмы.

— Болтать начинает, — сказал Зайбиг, жизнерадостный голубоглазый здоровяк с пепельно-серыми волосами.

— Я уже распорядился насчет прекращения погружений, пока не стихнет ветер, — ответил Питт. — Согласно прогнозу погоды, к утру все утихнет.

— Правильно, — согласился археолог. — Хотя, думаю, Руди будет сидеть как на иголках, пока туда не вернется.

— Что-то интересное нашли? — спросил Питт.

Гунн кивнул. Его глаза сверкали.

— Я копал в квадрате С-1 и нашел большой камень с резьбой. Отрыл совсем немного, а потом вышло время. Он похож на какую-то стелу или надгробный камень.

— Он поможет точнее установить, что это за корабль, — согласился Питт.

— Остается лишь надеяться, что нам не придется делить честь этого открытия с другими, — сказал Зайбиг, кивая в сторону правого борта.

В паре миль от них, разрезая носом волны, шла суперсовременная моторная яхта, держа курс на «Эгейан Эксплорер». В итальянском стиле, со сплошными тонированными стеклами спереди и большой открытой палубой на корме. На мачте развевался красный турецкий флаг с белым полумесяцем, под которым был еще один, поменьше, красный и с золотым полумесяцем. Это, конечно, не была одна из тех огромных роскошных яхт, что обычно стоят в гавани Монте-Карло, но Питт понял, что она тоже не из дешевых. Яхта подошла на дистанцию около полумили и остановилась, покачиваясь на волнах.

— Я не стал бы слишком беспокоиться по поводу твоей находки, Род, — сказал Гунн. — Они не похожи на людей, собирающихся заняться подводной археологией.

— Может, просто кто-то решил разнюхать, что здесь делает исследовательское судно? — сказал Питт.

— Или мы испортили кому-нибудь вид на море с прибрежной виллы, — пробормотал Гунн.

Питт сначала было подумал, что никто, кроме Руппе, не знает местонахождение затонувшего корабля, хотя он, безусловно, и известил о находке турецкое Министерство культуры, но потом вспомнил, что кабинет Руппе был ограблен, вместе с картой помимо всего прочего. Но тут он отвлекся, услышав, как с носа кто-то зовет его по имени. Поглядев туда, Питт увидел Джордино, высунувшегося из двери под капитанским мостиком.

— Тебе кто-то прислал сообщение из Стамбула! — крикнул Эл.

— Не было печали, — пробормотал Питт. — Уже иду! — крикнул он и обернулся к двум другим. — Бьюсь о заклад, профессор Руппе прислал первые результаты исследования наших находок с этого корабля.

— С удовольствием бы на них поглядел, — сказал Зайбиг.

Оба поспешно скинули гидрокостюмы, оделись и вслед за Питтом вошли в небольшую каюту, где стояли несколько компьютеров, подключенных к спутниковой системе связи. Джордино отдал Питту распечатку из нескольких листов и тут же сел к одному из компьютеров.

— Профессор Руппе прислал по электронной почте пару фотографий в приложение к отчету, — сказал он, барабаня по клавиатуре, чтобы вывести на экран картинку. Вскоре на экране появилось изображение золотой монеты.

Питт поспешно проглядел отчет и отдал его Зайбигу.

— Значит, это точно корабль Османской империи? — спросил Гунн.

— Абсолютно точно, — ответил Питт. — Профессор Руппе нашел монету, идентичную тем, которые были в шкатулке, найденной Элом. Отчеканена на монетном дворе в Сирии, датируется 70-ми годами шестнадцатого века. Руппе пишет, что, к сожалению, ему пришлось делать сравнение по памяти, поскольку найденные нами монеты украли прямо из кабинета.

— Согласен с ним, — сказал Джордино. — Мне тоже кажется, что это точно такая же монета.

— Такое клеймо монетного двора использовалось с 1560 по 1580 год, — сказал Зайбиг, продолжая читать отчет.

— Значит, мы можем точно сказать, что это судно затонуло не ранее 1560 года, — сказал Гунн. — Ужасно, что украли все монеты, иначе нам, возможно, удалось бы установить дату несколько точнее.

— Есть еще один предмет, по которому можно уточнить датировку. Керамическая шкатулка, в которой лежала золотая корона, — сказал Питт. — Я и Лорен видели точно такой же орнамент в Синей Мечети в Стамбуле, относительно которой известно, что украшающие ее изразцы изготовлялись в гончарных мастерских Изника.

Джордино щелкнул курсором по другим фотографиям, на которых как раз и оказались эти самые изразцы.

— К сожалению, шкатулку тоже украли, так что ему опять же пришлось работать по памяти.

— Да, в докладе он указывает, что характерный узор наносился в мастерских Изника в конце шестнадцатого века, — сказал Зайбиг.

— Ну что ж, все достаточно логично, — заметил Джордино.

— Еще могу сказать, что, судя по очертаниям остатков корпуса, это вполне типичная конструкция судов, ходивших по Средиземноморью в шестнадцатом веке, — добавил Зайбиг, прервав чтение отчета.

— Три из трех, — сказал Гунн.

— Остается лишь странная корона Короля Эла, — торжественно сказал Питт.

Джордино вывел на экран следующую фотографию. На ней была золотая корона, во всех деталях. С нее удалили вековые морские отложения, и на экране она сверкала так, будто только что вышла из рук золотых дел мастера.

— Хорошо хоть, что моя малышка осталась в целости, в сейфе профессора Руппе, — сказал он.

— Руппе называет ее самой значительной и самой загадочной находкой за всю историю исследования турецких вод, — сказал Питт. — Несмотря на то что он провел подробное исследование, он не нашел аналогов этой короне ни по форме, ни по отделке. Но после чистки смог прочесть надпись, выгравированную на внутренней стороне обода.

Джордино открыл фотографию с увеличенным изображением короны, а Зайбиг пролистал отчет до страницы, где шла речь о ней.

— Надпись на латыни, — удивленно сказал Зайбиг. — Руппе приводит примерный перевод. «Артрию, в благодарность за поимку закоренелых пиратов, от Константина».

— Руппе нашел упоминание о римском сенаторе по имени Артрий, который, оказывается, жил во времена правления Константина, — сказал Питт.

— Константина Великого? — выпалил Гунн. — Римского императора? Он же жил на тысячу лет раньше.

В каюте воцарилось молчание. Все глядели на фотографию на экране. Никто не ожидал столкнуться с таким вопиющим несовпадением, особенно — столь значительной находки, как золотая корона. Совершенно непонятно, как она вообще оказалась на борту этого судна. Питт отошел от монитора и заговорил первым.

— Как ни прискорбно говорить это, — криво ухмыльнувшись, сказал он, — но, похоже, Король Эл повышен в звании до императора.

26

Брум Парк была типичной старинной английской усадьбой. Китченер приобрел ее в 1911 году. Высокий особняк красного кирпича в стиле эпохи короля Якова, построенный в правление Карла I, окруженный парой сотен гектаров роскошного парка и газонов. За свое недолгое пребывание здесь Китченер приложил много усилий к их украшению, заказав даже постройку одного или двух фонтанов. Но красота и очарование Брум Парк остались в прошлом, как цилиндры, фраки и повозки, запряженные лошадьми.

Проехав около пятидесяти миль на юго-восток от Лондона, Джулия свернула с главной дороги в сторону Дувра и въехала на территорию усадьбы. Саммер с удивлением увидела на газоне прямо за указателем с надписью: «Добро пожаловать в Брум Парк» четверых мужчин, играющих в гольф.

— Обычное дело по всей Британии, — объяснила Джулия. — Старинные усадьбы передаются по наследству из поколения в поколение, пока однажды наследники не осознают, что у них не хватает денег на налоги и уход за имуществом. Сначала продают окружающие земли, а потом идут и на более радикальные меры. Некоторые особняки переделывают в постоялые дворы в старинном стиле, другие предоставляют в аренду крупным компаниям для корпоративных мероприятий или под концертные площадки.

— Или продают землю под площадки для гольфа, — заключила Саммер.

— Именно. Судьба Брум Парк, наверное, одна из худших. Особняк продали на условиях таймшера, а все земли превратили в площадки для гольфа. Уверена, сэр Гораций Герберт с прискорбием взирает на это с небес.

— Но усадьба все еще в собственности его наследников?

— Китченер прожил жизнь холостяком и завещал усадьбу Тоби, своему племяннику. Сейчас усадьба в собственности Олдрича, сына Тоби, который тоже уже не молод.

Джулия припарковала машину на просторной стоянке, и они направились к главному входу в особняк, мимо неухоженного розария. Когда они вошли внутрь, Саммер поразили свисающая с потолка фойе хрустальная люстра и огромный портрет маслом лорда Китченера, чей жесткий взгляд серых глаз, казалось, пронзал их даже с холста.

Худощавый седовласый мужчина сидел за столом, читая книгу. Услышав, как вошла Джулия, он поднял взгляд и с улыбкой посмотрел на нее.

— Здравствуйте, мисс Гудьир, — сказал он, поспешно вставая из-за стола. — Я получил ваше сообщение о том, что вы приедете сегодня утром.

— Хорошо выглядите, Олдрич. В особняке хватает постояльцев?

— Дела идут вполне прилично, благодарю. Сегодня уже пара человек зарегистрировалась.

— Это моя подруга, Саммер Питт, которая помогает мне в моих исследованиях.

— Рад познакомиться, мисс Питт, — сказал Олдрич, протягивая руку. — Возможно, вы захотите сразу же приступить к работе, так что позвольте вас проводить.

Он провел их через боковую дверь в крыло здания, в котором жил сам. Они прошли через большую приемную, заполненную экспонатами из Северной Африки и Ближнего Востока, собранными Китченером во время его армейской службы в тех местах. Затем Олдрич отворил другую дверь и провел их в кабинет со стенами, обшитыми деревом. Саммер заметила, что одна из стен была доверху заставлена каталогом — ящиками из красного дерева.

— Я подумал, что вы все записи дяди Герберта уже наизусть выучили, — с улыбкой сказал Олдрич Джулии.

— Да уж, немало я с ними поработала, — согласилась она. — Нам надо только еще раз проверить его личную переписку за последние месяцы его жизни.

— Последний ящик справа, — сказал Олдрич, разворачиваясь к двери. — Если понадобится моя помощь, я на месте, за столом у входа.

— Благодарю вас, Олдрич.

Женщины быстро принялись изучать содержимое ящика. Саммер поняла, что здесь хранится информация личного характера, более интересная, чем в Имперском музее. Она просматривала письма родственников Китченера, бесконечную служебную корреспонденцию от подрядчиков, которых Китченер где уговорами, а где в приказном тоне призывал закончить отделку Брум Парк.

— Посмотри, какая прелесть, — сказала она, взяв в руки открытку с приклеенной к ней бабочкой, вырезанной из бумаги. Это было письмо от трехлетней племянницы Китченера.

— Угрюмый старый генерал очень хорошо относился к своей сестре и братьям, как и к их детям.

— Взгляд на личную переписку помогает лучше понять его, так ведь? — сказала Саммер.

— Это точно. Жаль, что в эпоху электронной почты искусство писать письма своей рукой уходит в прошлое.

Они возились еще пару часов, и вдруг Джулия резко выпрямилась, сидя в кресле.

— Клянусь, он не утонул вместе с «Хэмпширом», — выпалила она.

— О чем ты?

— Его дневник, — широко раскрыв глаза, сказала Джулия. — Вот, ты только посмотри на это.

У нее в руках было письмо сержанта, по фамилии Уингейт, датированное несколькими днями до гибели корабля. Саммер с интересом принялась читать его. Сержант с сожалением сообщал, что не сможет сопровождать Китченера в предстоящем путешествии, и желал фельдмаршалу счастливого пути. Внизу была небольшая приписка, прочтя которую она замерла.

— «P. S. Получил Ваш дневник. Буду хранить его до Вашего возвращения», — прочла она вслух.

— Как же я могла пропустить такое? — пробормотала Джулия.

— В остальном это совершенно обычное письмо, написанное весьма неразборчиво, — ответила Саммер. — Я бы такое тоже пропустила. Но открытие просто чудесное. Неужели последние страницы его дневника действительно сохранились?

— Об этом нет никаких официальных данных. Как там звали этого солдата?

— Сержант Норман Уингейт.

— Имя знакомое, но не припомню, откуда я его знаю, — задумавшись, сказала Джулия.

Из соседней комнаты раздался скрип, все громче и громче. Поглядев на дверь, женщины увидели Олдрича, который вошел в кабинет, толкая перед собой столик с противно скрипящим колесом.

— Простите, что прерываю, но я подумал, что вы будете не против отдохнуть и попить чаю, — сказал он, наливая им чай.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказала Саммер, осторожно беря в руку горячую чашку.

— Олдрич, вы не припоминаете адъютанта лорда Китченера, некоего Нормана Уингейта? — спросила Джулия.

Олдрич потер лоб, подняв взгляд к потолку.

— Случайно, не один ли из телохранителей дяди Герберта? — спросил он.

— Именно, — ответила Джулия. Ее осенило. — Уингейт и Стернс, двое телохранителей, которых предоставили по личному разрешению премьер-министра.

— Да, точно, — согласился Олдрич. — Другой… как там его, Стернс? Он отправился вместе с дядей Гербертом на «Хэмпшире». Уингейт остался, он приболел и не был уверен, что нормально перенесет дальнее путешествие морем. Помню, много лет спустя отец не раз приглашал его на ланч. Тот парень все чувствовал себя виноватым, что не отправился с ними и не разделил их судьбу.

— Уингейт написал, что получил последние страницы дневника фельдмаршала, и пообещал хранить их. Вы не в курсе, он не отдавал их вашему отцу?

— Нет, иначе они были бы здесь, со всеми остальными бумагами. Видимо, Уингейт хранил их у себя, в память о дяде.

Внезапно зазвучал еле слышный сигнал с противоположного конца дома.

— Так, видимо, кто-то пришел к моему столу. Пейте чай, — сказал Олдрич и, шаркая, вышел из кабинета.

Саммер заново прочла письмо, потом поглядела на обратный адрес.

— Уингейт отправил его из Дувра, — сказала она. — Это дальше по дороге, так ведь?

— Да, миль десять, не больше, — ответила Джулия.

— Возможно, там у Нормана остались родственники, которые могут что-нибудь знать.

— Далековато, но попытаться стоит, — согласилась Джулия.

Воспользовавшись компьютером Олдрича и телефонным справочником графства Кент, женщины быстро составили список Уингейтов, проживающих в окрестностях. Затем они принялись обзванивать найденные номера, в надежде найти потомков Нормана Уингейта.

Но телефонное расследование никуда их не привело. Спустя час Саммер повесила трубку и перечекнула последнее имя в составленном ими списке, покачав головой.

— Больше двадцати номеров, и ни единого намека, — разочарованно сказала она.

— Самое ближайшее, что я нашла, это парень, которому Норман вроде бы приходился двоюродным дедушкой, но тот ничего не знает, кроме этого, — ответила Джулия, поглядев на часы.

— Думаю, пора зарегистрироваться в отеле, — добавила она. — Закончим поиски завтра утром.

— Разве мы не останемся в Брум Парк?

— Я заказала номер в отеле в Кентербери, рядом с собором. Думала, ты захочешь на него посмотреть. Кроме того…

Джулия перешла на шепот.

— …здесь не слишком хорошо кормят.

Саммер рассмеялась и встала, потянувшись.

— Обещаю, что не скажу Олдричу, — сказала она. — Единственное, может, у нас будет возможность заехать еще в одно место по дороге?

— Куда это? — озадаченно спросила Джулия.

— Дорчестерлейн, четырнадцать, город Дувр, — ухмыльнувшись, ответила Саммер, читая обратный адрес с письма Уингейта.

Мотоциклист натянул на голову черный шлем с тонированным стеклом и выглянул из-за кузова грузовика садовника. Дождался, пока Джулия и Саммер выйдут из дверей Брум Парк. Осторожно, чтобы не попасться им на глаза, проследил, как они подошли к их машине и сели внутрь. Машина тронулась и поехала к выезду из усадьбы. Мотоциклист завел мотор своего черного «Кавасаки» и медленно поехал следом, сохраняя почтительную дистанцию. Увидев, что Джулия свернула в сторону Дувра, он пропустил вперед пару машин и последовал за ними в том же направлении, не упуская из виду маленькую зеленую машину.

27

Современный Дувр представлял собой шумный портовый город, более всего известный паромами, связывающими его с Кале, и прославившийся на весь мир белыми меловыми утесами на восточном побережье. Джулия въехала в исторический центр города, остановилась и спросила дорогу у прохожих. Дорчестерлейн оказалась в паре кварталов от берега — тихая жилая улица, по обе стороны которой стена к стене стояли старые одноквартирные кирпичные дома постройки 80-х годов девятнадцатого века. Припарковав машину под огромной березой, женщины подошли к чисто вымытым ступеням дома номер четырнадцать и позвонили в звонок. Спустя приличное время дверь открыла лохматая женщина лет двадцати с небольшим со спящим младенцем на руках.

— О, извините, пожалуйста, что побеспокоили вас, — шепотом сказала Джулия. — Надеюсь, мы не разбудили ребенка.

— Этот выспится хоть на концерте «Ю-Ту», — с улыбкой ответила женщина.

Джулия представилась.

— Мы ищем любую информацию о человеке, который жил в этом доме, очень давно. Его звали Норман Уингейт.

— Это мой прадед, — ответила женщина, оживившись. — Я Эрика Норрис, Уингейт — девичья фамилия моей бабушки.

Джулия улыбнулась, не веря своим ушам, и глянула на Саммер.

— Не зайдете? — предложила Эрика.

Женщина провела их в скромную, но изящно обставленную гостиную и села в кресло-качалку, держа ребенка на руках.

— У вас просто чудесный дом, — сказала Джулия.

— Бабушка здесь выросла. Вроде бы она говорила, что прадед купил дом перед самой Первой мировой. Она прожила здесь всю жизнь с тех пор, как они с дедом выкупили дом у прадеда.

— Она еще жива?

— Да, весьма бодрая для своих девяноста четырех. Пару месяцев назад пришлось перевезти ее в дом престарелых, чтобы за ней был надлежащий врачебный уход. Она настояла на этом, когда у нас уже ребенок был на подходе. Чтобы нам места было побольше.

— Тем не менее она может оказать нам неоценимую помощь, — сказала Джулия. — Мы ищем старые записи времен той войны, которые, возможно, хранил ваш прадед.

Норрис на мгновение задумалась.

— Бабушка, конечно, разделалась со всеми «пожитками» прадеда с прабабкой, — сказала она. — За годы они ей порядком надоели. Но в детской остались какие-то книги и фотографии, мы можем на них посмотреть.

Она аккуратно провела их наверх по лестнице, в светло-голубую комнату с приделанной к одной из стен деревянной колыбелью. Аккуратно положила в нее младенца, который еле слышно пискнул, тут же снова уснув.

— Вот тут прадедовы вещи, — прошептала она, подходя к высокому деревянному шкафу. Полки заполняли старые книги с матерчатым переплетом, поверх них стояли черно-белые фотографии мужчин в форме. Джулия мгновенно схватила в руки фотографию, на которой молодой солдат стоял рядом с Китченером.

— Это ваш прадед?

— Да, с лордом Китченером. Граф ведь всю нашу армию возглавлял во время той войны, знаете?

— Да, — с улыбкой ответила Джулия. — Именно поэтому мы здесь.

— Он часто говорил о том, что должен был погибнуть вместе с ним, на том корабле, который отправился в Россию. Но у него отец был смертельно болен, и Китченер позволил ему остаться.

— Эрика, мы нашли письмо вашего прадеда, из которого следует, что Китченер оставил ему на хранение свой дневник, — сказала Джулия. — Мы бы очень хотели найти этот дневник.

— Если прадед его хранил, то он должен быть здесь. Пожалуйста, смотрите.

Джулия неоднократно читала дневники Китченера, которые фельдмаршал обычно сшивал в небольшие книжки с твердым переплетом. Оглядев полки, она внезапно замерла, увидев наверху знакомый переплет.

— Саммер… ты не дотянешься вон до той маленькой книжки в синем переплете? — спросила она, почувствовав удачу.

Встав на цыпочки, Саммер протянула вверх руку, достала книжку и отдала Джулии. Ее сердце заколотилось как бешеное, когда она увидела, что ни на переплете, ни на обложке нет никаких надписей. Медленно раскрыв книгу, она увидела титульный лист линованной бумаги. На нем была надпись от руки, аккуратным почерком.

Дневник ГГК

1 янв., 1916

— Вот оно! — выпалила Саммер, глядя на страницу.

Джулия перевернула страницу и начала читать. Автор описывал свои усилия по обеспечению компенсаций для новобранцев. Быстро пролистав дневник, она принялась за последнюю запись, датированную первым июня 1916 года. Затем закрыла книгу и с надеждой посмотрела на Норрис.

— Это утерянный дневник Китченера, который историки искали многие годы, — тихо сказала она.

— Если он столь ценен для вас, тогда берите, — ответила женщина, безразлично махнув рукой. — Здесь его никто и никогда читать не будет, — добавила она, с улыбкой глянув на ребенка.

— Я отдам его в дар музею Китченера в Брум Парк, если вы не возражаете.

— Уверена, прадед был бы потрясен, если бы узнал, что в наше время останутся люди, которым интересен Китченер и «Великая Война», как он ее обычно называл.

Джулия и Саммер поблагодарили молодую женщину за отданный им дневник и, тихонечко спустившись по лестнице, вышли из дома.

— Да уж, крюк до Дувра обернулся неожиданной удачей, — с улыбкой сказала Джулия, когда они подошли к машине.

— Упорство — всегда ключ к успеху, — ответила Саммер.

Обрадованная находкой, Джулия не заметила черного мотоцикла, который ехал за ними следом всю дорогу, по Дорчестерлейн и до поворота на Кентербери, постоянно держась за несколько машин позади них. Джулия вела машину, а Саммер принялась листать дневник, читая вслух самые интересные места.

— Только послушай. «Третье марта. Неожиданно получил письмо от архиепископа Кентерберийского. Он настаивает на возможности приватно ознакомиться с Манифестом. Шила в мешке не утаишь, хотя я и не понимаю, как это произошло. Покойный профессор Уорсингтон убеждал меня, что всю жизнь хранил это в тайне, но, видимо, раскрыл секрет на смертном одре. Не важно. Я отклонил приглашение архиепископа, рискуя навлечь на себя его гнев, но надеюсь, мы сможем разрешить все проблемы, когда наконец-то наступит мир».

— Ты сказала, профессор Уорсингтон? — переспросила Джулия. — Это же известный археолог из Кембриджа начала прошлого века. Он провел несколько масштабных раскопок в Палестине, если мне не изменяет память.

— Странновато, — ответила Саммер, продолжая листать дневник. — Но Китченер был прав насчет гнева архиепископа. Вот он пишет две недели спустя: «Этим утром меня посетил Лоури, епископ Портсмутский, по поручению архиепископа Дэвидсона. Со всем своим ораторским искусством убеждал меня отдать Манифест в дар англиканской церкви во благо всего человечества. Но не стал уточнять, что церковь собирается с ним делать. С первого мгновения, как я узнал о Манифесте, моей единственной целью был лишь поиск истины. К сожалению, вынужден признать, что церковь нашей страны, напротив, проявила страх и возжелала скрыть истину. Попади он в их руки, Манифест навеки канет в небытие. Я не могу допустить этого, о чем я и сообщил епископу Лоури, к его глубочайшему разочарованию. Хотя этому еще не время, но я считаю, что в конечном счете этот конфликт будет разрешен, и опубликование Манифеста станет новой искрой надежды для всего человечества».

— Да, он явно считает этот Манифест документом огромной важности, — сказала Джулия. — А еще этот епископ Лоури. Его шифрованное письмо Дэвидсону, написанное в июне того года, становится все более интригующим.

— Китченер не излагает всех деталей, но его раздор с церковью становится сильнее, — сказала Саммер. — Вот он пишет, в апреле. «Планы летнего наступления во Франции почти готовы. Постоянные угрозы от прислужников архиепископа становятся совсем невыносимы. Премьер-министр одобрил выделение мне охраны, и слава Господу, что мне не потребовалось объяснять, по какой причине она мне нужна».

— Вот так появляются наши Уингейт и Стернс, — заключила Джулия.

Саммер принялась листать дневник быстрее. Они подъезжали к Кентербери.

— В апреле и мае он постоянно пишет о планах военных действий. Лишь изредка отдыхает с родственниками в Брум Парк. Стой, вот послушай. «Пятнадцатое мая. Снова приходил епископ Лоури. Угрожал. Учитывая его мерзкое поведение, он больше принес бы пользы стране, работая в военной разведке, а не возглавляя Портсмутскую епархию». На следующий день он пишет: «На улице произошел конфликт с незнакомым представителем англиканской церкви. Тот требовал отдать Манифест. Капрал Стернс отвадил его. Я уже начинаю жалеть, что вообще нашел этот проклятый документ тогда, в семьдесят седьмом… или что дал его на расшифровку профессору Уорсингтону в прошлом году. Кто бы мог подумать, что ветхий кусок папируса, который я купил у нищего, когда мы проводили инспекцию в Палестине, может привести к таким последствиям?»

Саммер перевернула страницу.

— Эта дата тебе о чем-нибудь говорит? — спросила она Джулию.

Джулия задумалась.

— Это было задолго до его героических дел в Хартуме. В 1877 году, насколько я помню, он служил на Ближнем Востоке. Возглавлял армейский инспекционный отряд в северной Палестине, работавший в рамках Фонда исследований Палестины, основанного королевой Викторией.

— Он был исследователем?

— Да, и возглавил полевую исследовательскую экспедицию, когда заболел его командир. Они провели высококлассные изыскания, несмотря на то что не раз подвергались угрозам со стороны местных арабских племен. Основной объем исследований в Палестине был проведен лишь в 60-е годы двадцатого века, достаточно недавно. Китченер же исколесил весь Ближний Восток, поэтому сложно установить, где именно он нашел этот документ. К сожалению, дневник он начал вести многие годы спустя.

— Если это папирус, то он, должно быть, очень древний, — сказала Саммер. Она уже приближалась к окончанию дневника и тут внезапно остановилась.

— Вот оно, Джулия, — ахнула она. — Он пишет: «Еще одно предупреждение от архиепископа, настоящая угроза. Осмелюсь сказать, что, похоже, они ни перед чем не остановятся ряди достижения своей цели. Практически не сомневаюсь, что они уже рыщут по Брум Парк. Попытаюсь сдержать их. Я сказал им, что заберу Манифест в Россию и отдам его на хранение Русской православной церкви, в Петрограде, до окончания войны. Можно представить себе их досаду, если бы они только узнали, что я оставил документ у Салли, под присмотром Эмили, до моего возвращения».

— Значит, он не забрал его с собой в Россию, — дрожащим от волнения голосом сказала Джулия.

— Очевидно, нет. Вот, послушай. «Первое июня. Последняя запись пока что. Везде соглядатаи. У меня нехорошее предчувствие относительно предстоящего путешествия, но для нас жизненно важно, чтобы Россия осталась нашим союзником и не начала переговоры о перемирии с Германией. Оставляю дневник на хранение капралу Уингейту. Г. Г. К.».

— Из других источников я тоже знаю, что он говорил о нехороших предчувствиях, явно опасаясь предстоящего путешествия, — сказала Джулия. — Реально предчувствовал.

— Вполне возможно. Иначе, наверное, и не оставил бы дневник на хранение. Но теперь главный вопрос: что это за Салли?

— Видимо, кто-то, кому он очень доверял, но я не помню никого по имени Салли в его окружении.

— Может, бывшая секретарша или жена сослуживца? — предположила Саммер.

Джулия покачала головой.

— Может, прозвище кого-нибудь из его адъютантов?

— Нет, тогда бы об этом были и другие упоминания. Но я такого не помню.

— Вообще-то было бы странновато, если бы он доверил документ такой важности адъютанту. А что насчет другого имени, Эмили?

Джулия призадумалась, притормозив перед кольцевой развязкой на въезде в деловой квартал Кентербери.

— Я припоминаю двух Эмили. Первая — его бабушка по матери, но она умерла задолго до 1916 года. Еще у его старшего брата была внучка Эмили. Когда устроимся в отеле, я проверю его генеалогическое древо, там есть дата ее рождения. Ее отец, племянник Китченера по имени Хэл, часто приезжал в Брум Парк.

— Значит, эта Эмили — двоюродная сестра Олдрича? — спросила Саммер.

— Да, должно быть. Возможно, завтра утром мы сможем спросить про нее у него.

Они подъехали к историческому центру города, и Джулия притормозила, чтобы дать Саммер возможность рассмотреть известный во всем мире старинный собор. Проехав пару кварталов от него, они свернули к отелю «Чосер», одному из старейших в городе постоялых дворов. Взяв соседние номера, они пошли пообедать в ресторане отеля. Саммер уплела огромную тарелку рыбы с жареной картошкой, только теперь поняв, как проголодалась за день. У Джулии аппетит был не хуже, и она подчистую съела большую тарелку спагетти.

— Если хочешь прогуляться после еды, можем сходить к собору, — предложила Джулия.

— Спасибо за предложение, но если честно, я хотела бы еще поработать с дневником Китченера, — ответила Саммер.

Джулия просияла.

— Я знала, что ты это скажешь. Я хочу взяться за него с того самого момента, как мы сюда приехали.

— Рядом с вестибюлем есть тихая гостиная. Давай закажем туда чаю и еще раз просмотрим дневник? Теперь ты будешь читать, а я — писать заметки, — улыбнувшись в ответ, сказала Саммер.

— Отлично, — согласилась Джулия. — Пойду возьму из моего номера дневник и блокнот. Встретимся в гостиной.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, она вошла в номер и встала, озадаченная, увидев, что ее бумаги разбросаны по кровати. Внезапно дверь позади нее со стуком закрылась, следом погас свет. К ней приблизилась какая-то тень. Джулия уже хотела закричать, но рука в перчатке зажала ей рот. Другая рука крепко обхватила ее за талию. Будучи прижата к напавшему, Джулия почувствовала, что тот одет в одежду с подкладкой.

— Ни звука, иначе не доживешь до рассвета, — сказал ей в ухо низкий мужской голос.

28

Саммер ждала в гостиной минут двадцать, потом позвонила Джулии в номер. Не услышав ответа, она подождала еще минут пять, затем поднялась наверх и постучала в дверь. Увидев на дверной ручке табличку «Не беспокоить», она забеспокоилась сама. Увидела горничную, шедшую по коридору и разносящую белье, подошла к ней и уговорила открыть комнату Джулии. Открыв дверь и включив свет, горничная ахнула от ужаса.

Джулия сидела на полу, со связанными за спиной руками и привязанная простыней к кровати. Лодыжки были стянуты другой простыней, а на голову ей была надета наволочка. Отчаянные рывки руками и ногами свидетельствовали о том, что она вполне жива.

Оттолкнув в сторону горничную, Саммер кинулась к Джулии и сдернула наволочку с ее головы. Джулия с облегчением посмотрела на американку широко открытыми глазами. Саммер вынула из ее рта кляп, сделанный из завязанного узлом чулка.

— Ты не ранена? — спросила Саммер, принимаясь развязывать простыню, стягивающую руки Джулии.

— Нет… в порядке, — заикаясь, ответила та, сдерживая слезы, от страха и от облечения одновременно. — Просто немного перепугалась.

Быстро собравшись с силами, Джулия заговорила нормальным тоном.

— Он был практически вежлив. Не думаю, что хотел причинить мне вред.

— Мужчина, один?

Джулия кивнула.

— Не разглядела его?

— Боюсь, нет. Похоже, он спрятался в ванной, и я прошла мимо. Он выключил свет и накинул мне на голову наволочку. У меня ни малейшего представления, как он выглядит. Только помню, что одежда на нем какая-то дутая или на подкладке.

Вскоре прибежал менеджер вместе с двумя местными полицейскими. Они тщательно обыскали комнату, а потом подробно допросили Джулию, Саммер и горничную. Женщина-историк оставила в номере сумочку, и она так и осталась на месте, вор ее не взял. И тут Джулия с ужасом посмотрела на Саммер, осознав, что единственный предмет, пропавший из номера, — это дневник Китченера.

— Типичная попытка кражи со взломом, — сказал один из полицейских менеджеру, стоя в коридоре. — Очевидно, она застала его врасплох и он решил ее связать, прежде чем сбежать. Сами понимаете, поймать его нет практически никаких шансов.

— Да, к сожалению, я уже с таким сталкивался, — ответил менеджер. — Благодарю, детектив.

Вернувшись в номер, менеджер принялся извиняться перед Джулией, обещая ей усилить меры безопасности в течение всей ночи. Когда он ушел, Саммер предложила ей переночевать в ее номере.

— Да, если тебе не сложно. Так мне будет намного спокойнее, — согласилась Джулия. — Сейчас, только зубную щетку возьму.

Войдя в ванную, Джулия внезапно позвала Саммер.

— Что такое, Джулия? — спросила та, вбегая следом.

Джулия мрачно смотрела на зеркало над раковиной. Вор оставил предупреждение, написав его на стекле ее розовой губной помадой. «Оставь К в покое». Коротко и ясно.

29

Несмотря на вечернее происшествие, Джулия проснулась утром, хорошо выспавшись. Страх и тревога уступили место чувству оскорбленного достоинства. По сути, она чувствовала, как в ней закипает гнев.

— Кто вообще мог узнать, что мы нашли дневник? — спросила она, расхаживая по комнате. — Мы же его только что нашли.

Саммер стояла в ванной,укладывая волосы.

— Возможно, насчет конкретно дневника он и не знал, — ответила она. — Но просто хотел узнать, что нам удалось узнать, и ему повезло.

— Допустим. Но зачем это предостережение? Неужели в смерти Китченера, случившейся почти столетие назад, есть нечто такое, что может кому-либо угрожать в наши дни?

Саммер брызнула на себя духами и вернулась в спальню.

— Одно могу сказать с уверенностью. Это кто-то куда больше нас знает о Манифесте, о гибели «Хэмпшира», — сказала она.

— Или и о том, и о другом, — заключила Джулия. — Какой прекрасный аромат, — сказала она, уловив запах духов Саммер.

— Спасибо. Это мне друг подарил, из Британской Колумбии.

— Одеколон! — выпалила Джулия. — Чуть не забыла! Тот человек, что связал меня вчера вечером, пах хорошим мужским одеколоном. Уверена, что тот парень, которого мы встретили в библиотеке в Ламбет.

— В смысле, мистер Бейкер? Думаешь, это он?

— Не могу сказать с уверенностью, но возможно. Разве не помнишь? Он сам спрашивал нас про дневник. Мне тогда и это показалось странным.

— Ты права. Зайдем в библиотеку, когда вернемся в Лондон. С большой вероятностью библиотекарь знает, кто он такой, — ответила Саммер.

Джулия несколько расслабилась, но новое открытие лишь раззадорило ее любопытство.

— А сейчас, думаю, нам следует отправиться в Брум Парк и узнать у Олдрича насчет его двоюродной сестры Эмили.

Они наспех позавтракали, запрыгнули в машину и поехали в Брум Парк. Через пару миль после того, как они выехали из Кентербери, машину внезапно резко занесло, и они едва не съехали на обочину.

— Что-то не так, — сказала Джулия, почувствовав резкую вибрацию руля.

Машина наехала на небольшую выбоину на дороге и резко дернулась, а потом раздался скрежет металла. Саммер выглянула в окно и в ужасе увидела, как правое переднее колесо катится вперед. Машину занесло вправо, на встречную полосу. Джулия рванула руль влево, но безрезультатно.

Передняя правая ступица, лишенная колеса, скребла по асфальту, высекая сноп искр. Машину завертело против часовой стрелки, оставшиеся на местах колеса задымились и визжали, пока машина задом не слетела с дороги. Опрокинувшись набок, она заскользила по траве и врезалась в небольшое заграждение. Когда осела пыль, Джулия заглушила мотор и повернулась к Саммер.

— Ты в порядке? — чуть дыша, спросила она.

— Да, — сделав глубокий вдох, ответила Саммер. — Вот это встряска… Нам повезло, скажу я тебе.

Она увидела, что Джулия, побледнев, продолжает сжимать руками руль.

— Это он, — тихо сказала она.

— Ну, если так, ему придется сильно постараться, чтобы от нас отделаться, — небрежно ответила Саммер, стараясь подбодрить Джулию. — Давай посмотрим, сможем ли мы ехать дальше.

Когда она открыла дверь, по дороге проехал черный мотоцикл. Водитель слегка сбросил скорость и внимательно поглядел на побитую машину, затем резко дал газу и умчался вперед.

— Даже и не подумал нам помочь, — выругалась Саммер, глядя, как черный силуэт исчезает за поворотом.

Пройдя вперед по дороге, она нашла на обочине отвалившееся колесо, поставила и покатила обратно к машине. Джулия уже вылезла из машины, но сидела на большом камне. У нее все еще дрожали руки. Открыв багажник, Саммер достала домкрат и подставила его под передний бампер справа. Земля под машиной была более-менее ровная и плотная, и вскоре ей удалось поднять перед машины. Несмотря на глубокие царапины на колесе, она смогла поставить его на ступицу и привернула тремя гайками, попросту сняв их с трех других колес. Потом проверила затяжку всех гаек и убрала домкрат в багажник.

— Саммер, у тебя это так легко получилось! — с восхищением сказала Джулия. Она наконец-то пришла в себя и перестала дрожать. — Я-то думала, придется звонить в техпомощь.

— Это отец приучил меня делать все самой, — гордо улыбнувшись, ответила Саммер. — Он всегда говорил, что уж колесо поменять любая девушка должна уметь.

Джулия оглядела царапины, идущие аж до заднего бампера, и отдала Саммер ключи от машины.

— Ты не против вести оставшуюся часть дороги? А то у меня нервы сдают.

— Без проблем, — ответила Саммер. — Если ты не против, что я буду помедленнее проезжать всякие рытвины.

Взяв ключи, она села за руль справа и выехала на дорогу. Более машина не выдала никаких сюрпризов, и вскоре они уже припарковались в Брум Парк. Войдя в особняк, они увидели, что Олдрич расставляет в атриуме чашки с чаем и подносы с круассанами. Заговорив с ним, Джулия ни словом не обмолвилась о случившейся с ними аварии.

— Олдрич, можно задать вам вопрос насчет Эмили Китченер?

У пожилого мужчины загорелись глаза.

— О, Эмили была чудесной леди. Я как раз вчера вечером рассказывал о ней одному из гостей. Она любила гулять в саду вечерами, слушать соловьев. До сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что она нас покинула вот уже десять лет назад.

— А бывало, что она здесь жила? — спросила Саммер.

— О да. Отец взял ее к нам, когда ее муж погиб в аварии на железной дороге, где-то в 70-м. Она жила в комнате, которая сейчас называется Виндзорской, на верхнем этаже.

— Не помните, не было ли у нее друга или знакомого по имени Салли? — спросила Джулия.

— Нет, никого не помню по имени Салли, — покачав головой, ответил Олдрич.

— Она не рассказывала о том, чтобы лорд Китченер оставлял ей какие-нибудь бумаги или документы? — спросила Саммер.

— Никогда мне о таком не говорила. Конечно же, она была еще совсем маленькой, когда умер граф. Можете посмотреть на ее вещи, если хотите. У меня осталась пара коробок с ее имуществом в подвале.

Саммер с надеждой поглядела на Джулию.

— Если вас не затруднит, — сказала Олдричу Джулия.

— Вовсе нет. Провожу вас прямо сейчас.

Олдрич повел их в жилую часть дома, открыл запертую дверь, и они оказались на лестнице. Спустившись, они попали в едва освещенный подвал, представлявший собой просто широкий коридор, идущий под домом. Вдоль стен стояли старые деревянные ящики и покрытая пылью мебель.

— Большинство старой мебели принадлежало еще самому лорду Китченеру, — объяснил Олдрич, ведя их дальше. — На самом деле я все никак не соберусь выставить ее на аукцион.

Дойдя до конца коридора, они оказались перед массивной дверью, закрытой на мощный засов.

— Изначально здесь была кладовая для еды, — сказал он, протягивая руку к засову, но тут увидел, что он уже сдвинут. — Крепко закрывали на засов, чтобы крысы не пробрались, — добавил он, улыбнувшись Саммер.

Щелкнув выключателем, он включил свет и дернул тяжелую дверь за ручку. За ней оказалось помещение метра три в длину, по стенам которого стояли полки, а впереди виднелся деревянный секретер. Полки были заставлены картонными коробками с документами.

— Вот тут вещи Эмили, — сказал он, подходя к шкафчику высотой по пояс. На ящиках были таблички с надписью «Э. Дж. Китченер».

— Эмили Джейн Китченер, — сказал Олдрич. — Проще всего посмотреть прямо здесь. Вас надо будет проводить обратно?

— Благодарю, Олдрич, в этом нет необходимости, — ответила Джулия. — Мы все уберем на место, закроем дверь и вернемся сами.

— Надеюсь, вечером вы обе присоединитесь к нашему ужину. Будем есть жареную рыбу в саду.

Развернувшись, пожилой мужчина, шаркая, вышел из кладовой.

Саммер с улыбкой поглядела ему вслед.

— Какой очаровательный мужчина, — сказала она.

— Джентльмен старой закалки, — согласилась Джулия, доставая пару коробок из шкафа. — Вперед, одну я смотрю, вторую — ты.

Саммер подошла и открыла коробку, не запечатанную, как она подметила. Внутри все лежало в полнейшем беспорядке, будто кто-то в спешке побросал все ее содержимое внутрь или спешно в ней рылся совсем недавно. Улыбнувшись, она достала детское одеяльце и положила его на пустую полку. Потом несколько детских платьиц и большую куклу. Несколько фарфоровых фигурок. На дне коробки нашла несколько игрушечных украшений и книжку с колыбельными.

— Коробка номер один, вещи на память о детстве, — сказала она, аккуратно укладывая все назад. — Боюсь, ничего нужного.

— У меня не лучше, — отозвалась Джулия, ставя на полку туфельки с блестками. — Туфли, свитеры, пара ночных сорочек. Немного столового серебра, потускневшего от времени.

Они поставили на место коробки и открыли третью.

— Вот это поинтереснее, — сказала Джулия, доставая тонкую пачку писем.

Она начала проглядывать их, а Саммер занялась остальным содержимым третьей коробки. Большинство его составляли любимые книжки Эмили, а также несколько ее фотографий с мужем. На дне коробки она нашла толстый конверт со старыми фотографиями.

— Тоже ничего, — сказала Джулия, закончив разглядывать письма. — Старые письма ее мужа. И ничего о загадочной девочке по имени Салли. Похоже, тут о ней ничего не узнаем.

— Никто и не говорит, что это будет быстро, — ответила Саммер, раскладывая фотографии из конверта. Старые, почти вековой давности, цвета сепии. Джулия взяла в руки фотографию, на которой была женщина в костюме для верховой езды, держащая под уздцы коня.

— В молодости она была красавицей, — заметила Саммер. Изящное лицо, но тот же пронизывающий взгляд, как и у ее всемирно известного дяди.

— Вот еще одна, с Китченером, — сказала Джулия, показывая на фотографию, сделанную в саду. Китченер был одет в военную форму, рядом с ним стояла супружеская пара со своей маленькой дочкой, держащей в руках большую куклу. Саммер поняла, что эта девочка — та же самая Эмили, что на фото с конем, но в детстве.

— Здесь ей года четыре, — сказала она, переворачивая фотографию, чтобы посмотреть на дату съемки. И чуть не подпрыгнула, прочтя надпись.

— Апрель 1916-го. Дядя Генри и Эмили с Салли, в Брум Парк.

Она ткнула фотографию в лицо Джулии. Та прочла надпись, нахмурилась, снова поглядела на фотографию.

— Но тут же Эмили с родителями. Ее мать, кажется, звали Маргарет.

— Салли — это кукла, — с улыбкой ответила Саммер.

Когда над головой Джулии щелкнула лампочка, Саммер уже рылась в первой коробке вещей Эмили Китченер. Она мгновенно достала оттуда куклу с фарфоровым личиком и светлыми волосами, одетую в вышитый передник. Держа ее перед собой, сравнила ее с куклой на фотографии.

Это была та самая кукла.

— Он писал, что оставил Манифест на хранение Салли, — пробормотала Джулия. — А Салли — кукла?

Они принялись внимательно разглядывать куклу, весьма потрепанную от того, что с ней много играла девочка почти сто лет назад. Саммер осторожно перевернула куклу и откинула вышитый фартук, под которым оказалось ситцевое платьице. На спине куклы виднелся довольно грубый шов, через который, очевидно, куклу набивали ватой. Все бы ничего, только шов был очень грубый и небрежный, не идущий ни в какое сравнение с тем, с какой аккуратностью была сшита сама кукла.

— Это явно не портниха зашивала, — заметила Саммер.

Порывшись в другой коробке, Джулия нашла серебряный столовый нож.

— Сделаешь вскрытие? — нетерпеливо спросила она, отдавая нож Саммер.

Та положила куклу на полку спиной вверх и принялась осторожно распарывать шов. Тупой столовый нож с трудом резал толстую нитку кетгута, но пару первых стежков распороть удалось. Отложив нож, она принялась распускать шов пальцами. Внутри была вата.

— Извини, Салли, — сказала она, аккуратно вынимая вату и разговаривая с куклой, как с живой. Джулия нерешительно смотрела на все это, но обмякла, когда увидела, что в туловище куклы нет ничего, кроме ваты. Когда Саммер вытащила большой ком ваты, она закрыла глаза и покачала головой.

— Какая глупая идея.

Но Саммер еще не закончила. Поглядев внутрь куклы, она сунула туда руку еще раз и начала ощупывать пальцами.

— Погоди, кажется, тут что-то еще.

Глаза Джулии чуть не выскочили из орбит, когда Саммер достала из левой ноги куклы какой-то предмет. Для этого ей пришлось подвигать его туда-сюда. Это оказался сверток в несколько дюймов длиной. Когда Саммер выложила его на полку и принялась аккуратно разворачивать, Джулия придвинулась ближе, почти не дыша. Внутри тканевой обертки оказался кусок пергамента, свернутый в свиток. Саммер аккуратно развернула его на полке. Обе женщины затаили дыхание.

На пергаменте ничего не было, но они увидели, что он лишь служил защитой для более маленького свитка. Это был лист папируса цвета бамбука с единственной надписью в столбик посередине.

— Наверное… это и есть Манифест, — тихо сказала Джулия, уставившись на древний документ.

— Да, написано на каком-то древнем языке, — ответила Саммер.

Джулия пригляделась к тексту.

— Похоже на греческий, но я такого еще никогда не видела, — сказала она.

— Значит, это коптский греческий, — прозвучал мужской голос у них за спиной.

Женщины чуть не подпрыгнули от неожиданности. Развернувшись к двери, они увидели Ридли Баннистера, в черной кожаной мотоциклетной куртке на толстой подкладке и кожаных штанах, в которых любят разъезжать любители мотокросса. Но на его необычную одежду они не обратили внимания, поскольку их взгляды были прикованы к коротенькому револьверу в его руке, который он наставил прямо на них.

30

— Так ты тот, кто напал на меня в номере! — выпалила Джулия, посмотрев на его кожаную куртку.

— Напал — громко сказано, — спокойно ответил Баннистер. — Я бы сказал, вынудил поделиться нужной информацией.

— В смысле, своровал ее, — сказала Саммер.

Баннистер обиженно посмотрел на нее.

— Вовсе нет. Именно позаимствовал. К вашему сведению, дневник обрел новое пристанище, среди прочих бумаг Китченера, здесь, наверху.

— О, да у нас тут раскаявшийся воришка, — язвительно заметила Саммер.

Баннистер проигнорировал ее колкость.

— Должен сказать, ваши розыскные способности меня впечатлили, — сказал он, глядя на Джулию. — Дневник в кожаном переплете — чудесная находка, хотя высказывания графа в нем не слишком-то удивительны. Но выяснить, кто такая Салли, — браво!

— Мы просто не такие небрежные, как ты, — парировала Саммер.

— Да, но, по сути, у меня было не слишком много времени для детального изучения имущества Эмили Китченер. Как бы то ни было, дело сделано. Я потратил на эти поиски десять лет, без малейшего успеха.

Он поднял руку с револьвером и двинул ею.

— Леди, будьте любезны, отойдите к задней стене. Я заберу Манифест и уйду.

— Позаимствуешь? — спросила Джулия.

— На этот раз — нет, — ослепительно улыбнувшись, ответил Баннистер.

Джулия медленно попятилась, не отрывая взгляда от свитка.

— Хотя бы скажи, в чем смысл этого Манифеста? — спросила Джулия.

— Пока не подтверждена подлинность — сказать сложно, — ответил Баннистер, подбираясь к полке, чтобы забрать пергамент с лежащим внутри папирусом. — Пока это всего лишь старинный документ, содержание которого может поколебать основы христианства.

Аккуратно взяв свободной рукой свиток, он убрал его во внутренний карман куртки.

— И Китченера убили именно из-за него? — спросила Джулия.

— Предполагаю, что да. Но это на совести англиканской церкви. Было приятно с вами поболтать, леди, — сказал Баннистер, двигаясь к двери. — Боюсь, мне надо спешить на самолет.

Выйдя из кладовой, он начал закрывать дверь.

— Пожалуйста, не оставляйте нас здесь! — взмолилась Джулия.

— Не беспокойтесь, — ответил Баннистер. — Я обязательно позвоню Олдричу, сегодня попозже или завтра с утра, и сообщу ему, что в его подвале заперты две очаровательные девушки. Всего хорошего.

Дверь со свистом захлопнулась, а затем они услышали звук задвигаемого засова. Потом Баннистер щелкнул выключателем, и они погрузились в темноту. Сам Баннистер тихонечко поднялся наверх, в жилое крыло здания, остановившись лишь затем, чтобы положить назад незаряженный «Уэбли-Бульдог» в застекленный шкаф, где хранилось оружие Китченера и откуда он совсем недавно взял его. Подождав, пока вестибюль не опустеет, он незаметно выскользнул из особняка и мигом вскочил на взятый напрокат мотоцикл.

Спустя три часа он позвонил из аэропорта Хитроу в Ламбетский дворец начальнику службы охраны.

— Джадкинс, это Баннистер.

— Баннистер, — недовольно отозвался начальник охраны. — Жду твоего доклада. Ты выследил эту Гудьир?

— Да. Она и американка были в Брум Парк, копались в документах Китченера. И сейчас находятся там же.

— Они действительно представляют проблему?

— Ну, они излишне подозрительны и копают в нужном направлении.

— Но они не сделали ничего опасного для нас? — нетерпеливо спросил начальник охраны.

— О нет, — ответил Баннистер, похлопав себя по карману и ухмыльнувшись. — У них ничего нет, вообще ничего.

31

В закрытой кладовке было темно, как в пещере. Саммер оперлась ладонью на шкаф, чтобы не пошатнуться, когда неожиданно погас свет. Подождав несколько мгновений, пока глаза приспособятся к темноте, она огляделась. Но вокруг совсем ничего не было видно. Вспомнив, что в кармане лежит мобильник, она вытащила его и ткнула кнопку. Тусклый синеватый свет экрана мог послужить чем-то вроде фонаря.

— Связь он здесь, в подвале, конечно же, не держит, но по крайней мере у нас есть свет, — сказала она.

Продолжая использовать мобильник в качестве фонарика, она подошла к двери и толкнула ее плечом, а затем пару раз хорошенько пнула пяткой. Толстая деревянная дверь даже не вздрогнула. Ее и сумоист не выбьет, подумала Саммер, с таким-то засовом. Она вернулась назад к Джулии, посветила ей в лицо экраном мобильного и увидела, что та испугана.

— Вот это мне совсем не нравится, — дрожащим голосом сказала Джулия. — Очень хочется закричать.

— Вполне нормально, почему бы и нет?

Саммер подняла голову к потолку и громко закричала. Джулия тут же к ней присоединилась. Несколько раз они прокричали, громко зовя на помощь.

Толстая дверь кладовой хорошо заглушала звуки, и наверху их крики были еле слышны. Пара гостей, их услышавшие, решили, что кто-то просто слишком громко включил свой iPod. А Олдрич, немного глуховатый с возрастом, и вовсе не услышал.

Женщины дали себе небольшую передышку, а потом снова попытались покричать. Шли минуты, но ничего не происходило. Им пришлось смириться с тем, что их не слышат. Конечно, крик помог им снять эмоциональное напряжение и страх, особенно Джулии, которая поначалу едва не потеряла голову.

— Думаю, нам надо устроиться поудобнее, если нам суждено провести здесь какое-то время, — сказала она, снимая с полки большую коробку. Поставив ее на пол, она уселась на нее, как на стул. — Как думаешь, он действительно позвонит Олдричу? — мрачно спросила она Саммер.

— Думаю, да, — ответила та. — Его поведение не похоже ни на поведение профессионального убийцы, ни на поведение психа.

Хотя в глубине души у нее не было в этом окончательной уверенности.

— Лично я не стала бы ждать помощи Олдрича, — продолжила Саммер. — Возможно, в ящиках можно найти что-то, что поможет нам выбраться.

При тусклом свете экрана мобильника она начала осматривать содержимое коробок. Но вскоре выяснилось, что там нет ничего, кроме бумаг, одежды и немногих странных вещиц, принадлежавших давно умершим людям. Несколько разочаровавшись, Саммер подвинула коробку и села напротив Джулии.

— Похоже, у нас здесь нет ничего, кроме чудесной коллекции платьев, — сказала она.

— По крайней мере, можно будет их надеть, если станет холодно, — ответила Джулия. — Вот только есть нечего.

— Боюсь, в плане еды эта кладовая давно уже не используется, — сказала Саммер. На мгновение задумалась над собственными словами.

— Олдрич ведь говорил, что это дополнительная кладовая, так? — спросила она.

— Да, — подтвердила Джулия. — Хорошо хоть, что сюда крысы не пролезут.

— Джулия, ты знаешь, где в этом особняке основная кухня?

Женщина-историк на мгновение задумалась.

— Я туда никогда не ходила, но она рядом с главным обеденным залом, в западном крыле здания.

Саммер мысленно представила себе очертания дома.

— А ведь мы в западном крыле, так?

— Да.

— Значит, кухня, грубо говоря, где-то над нами.

— Да, скорее всего. К чему ты это?

Саммер встала и обошла кладовую, ощупывая стены за стоящими вдоль них коробками и светя на них экраном мобильного. Медленно пробираясь к задней стене, она принялась разглядывать четыре деревянные дверки в стене, позади коробок. Потом отдала мобильный в руки Джулии.

— Если бы ты была поваром у Китченера и тебе понадобился мешок муки, неужели бы ты тащила его через весь дом? — спросила Саммер, сдвигая в сторону коробки. Потом дотянулась до двух верхних дверей и попыталась их открыть. Но они были плотно закрыты.

— Это фальшдвери, — сказала Джулия, держа в руках мобильный и глядя, как Саммер безуспешно цепляется пальцами и ногтями за дверцы. — Попробуй нижние.

Джулия отодвинула в сторону нижнюю коробку, чтобы Саммер смогла подобраться к нижним дверям. Та вцепилась в них пальцами, дернула, и, к ее изумлению, они свободно распахнулись. За ними оказалась пустая глубокая ниша.

— Посвети туда, — попросила Саммер.

Джулия сунула руку с мобильным внутрь ниши. Внизу стоял большой лоток, прикрепленный к идущим вверх направляющим. Сбоку они разглядели ворот, вокруг которого шла веревка, уходящая вверх. Повернув мобильный вверх, Джулия разглядела вертикальную шахту.

— Кухонный лифт, — сказала она. — Еще бы. Как ты догадалась?

Саммер пожала плечами.

— Врожденная антипатия к выбору трудных путей.

Оглядела нишу, на мгновение задумавшись.

— Тесновато, но может послужить лифтом. Боюсь, придется забрать у тебя фонарик.

— Ты там не подымешься, шею свернешь, — с опаской сказала Джулия.

— Не беспокойся, я девушка тренированная.

Взяв в руки мобильный, Саммер засунула свои длинные ноги в нишу, одну за другой, а затем пролезла внутрь и оказалась на лотке, сидя со скрещенными ногами. Позади висела пара обтрепанных веревок, но она решила не рисковать, проверяя, выдержат ли они ее вес. Положив мобильный на колени, она посмотрела вверх и увидела цепь, типа велосипедной, идущую сверху и вокруг лотка. Потом снова заглянула в кладовую.

— Пожелай мне удачи. Надеюсь, минут через пять войду обратно через дверь, — сказала она Джулии.

— Ты поаккуратнее, — ответила та.

Саммер ухватилась за цепь обеими руками и с силой потянула. Лоток приподнялся с пола ниши, поднимая ее вверх по шахте. Саммер встала. Джулия тут же схватила коробку с одеждой и вытряхнула на пол в качестве страховочной подушки на случай, если Саммер выпустит цепь и рухнет обратно.

Но молодая женщина, опытный ныряльщик, этого не сделала. Саммер вытащила себя вверх метра на три, прежде чем мышцы рук начали слабнуть. Затем она сообразила, что можно наклонить лоток в сторону и упереться в стены шахты спиной и ногами. Так у нее получалось на время отпустить цепь, врезающуюся в руки. Отдохнув пару минут, она снова начала тянуть цепь и поднялась еще на несколько футов. Потом снова сделала паузу на отдых.

Поглядев вверх, она увидела второй лоток, в полуметре над головой. Собралась с силами и принялась снова вытягивать себя вверх. Мышцы рук уже изрядно болели, но она подняла лоток вровень с верхним и высунула голову в верхнюю оконечность шахты. Саммер увидела перед собой такие же, как внизу, дверцы, но изнутри. Толкнула их ногами, но они не поддались.

Толкнула еще раз. Руки слабели. Но на этот раз двери немного сдвинулись. Она оказалась слишком высоко, чтобы упереться в стены шахты ногами и спиной и дать себе передышку. Почувствовала, как ее хватка слабеет. Еще несколько секунд, и руки не смогут удержать цепь. Тогда, качнувшись назад к стене, она со всей силы ударила ногами в дверцы.

Раздался ужасающий звон и скрежет, и дверцы распахнулись. В шахту хлынул поток света. От него Саммер на мгновение ослепла, но уже выскочила наружу, отпустив цепь, и по инерции заскользила по какой-то полированной поверхности.

Когда глаза привыкли к свету, она обнаружила, что лежит на огромной буфетной полке из тика. Буфет стоял у стены небольшого, хорошо освещенного холла, в который переделали кухню особняка. Саммер смущенно посмотрела на полдюжины пожилых семейных пар, сидевших за столом и пивших чай. Они, в свою очередь, молча и в изумлении воззрились на нее, как на пришельца из космоса.

Медленно сползая с буфета и вставая на ноги, Саммер огляделась, ища, что же так скрежетало и звенело. На полу лежали ложки, чашки и блюдца, составлявшие чайный сервиз, который она сбросила на под, пиная дверцы.

Саммер извиняюще улыбнулась собравшимся, глазевшим на нее, пряча за спиной перепачканные маслом и грязью руки.

— Терпеть не могу опаздывать на чаепитие, — покаянным тоном сказала она и мигом выбежала из комнаты.

Саммер натолкнулась на Олдрича в вестибюле, когда он бежал в холл выяснить, что произошло, и тут же потащила его на помощь Джулии. Они бегом сбежали по лестнице в подвал и открыли дверь кладовой. Увидев Саммер, Джулия просияла.

— Я слышала ужасный грохот. Все нормально? — спросила она.

— Да, только я, должно быть, задолжала Олдричу чайный сервиз, — ухмыльнувшись, ответила Саммер.

— Какая чушь! — буркнул пожилой мужчина. — Расскажите-ка мне, кто вас здесь запер.

Джулия описала Баннистера и его одежду мотоциклиста.

— Да, похоже это тот самый Бейкер, — сказал Олдрич. — Который сегодня утром регистрировался.

— Вы о нем что-нибудь знаете? — спросила Саммер.

— Боюсь, немного. Сказал, что он писатель, живет в Лондоне, приехал на выходные поиграть в гольф. Но не припомню, чтобы он приезжал раньше, разве что четыре-пять лет назад. Тогда, помню, я пустил его в архив. Он весьма много знает о лорде Китченере, и он единственный, кто спрашивал про Эмили кроме вас.

Джулия и Саммер понимающе переглянулись.

— Может, вызвать полицию? — спросил Олдрич.

Джулия призадумалась.

— Нет, думаю, нет необходимости. Он получил то, что искал, так что вряд ли он еще нас побеспокоит. Кроме того, имя и адрес в Лондоне — наверняка фальшивые.

— Если он еще раз здесь появится, он познакомится со мной поближе, — фыркнул Олдрич. — Бедные малышки. Пойдемте наверх, попьем чаю.

— Благодарю, Олдрич, мы сейчас придем.

Олдрич торжественно двинулся вверх по лестнице, а Джулия, тяжело дыша, уселась на скамью восемнадцатого века в стиле королевы Анны. Спустя секунду Саммер вышла из кладовой и увидела, что Джулия побледнела.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Да. Стыдно признаться, но у меня легкая степень клаустрофобии. Не хотела бы я еще раз попасть в такую ситуацию.

Развернувшись, Саммер закрыла массивную дверь.

— А нам туда больше и не надо, — сказала она. — А где Олдрич?

— Пошел наверх сделать нам чаю.

— Надеюсь, чашки у него найдутся.

Джулия обреченно покачала головой.

— Поверить не могу. Мы держали в руках разгадку гибели Китченера, а этот ворюга выхватил ее у нас, прежде чем мы даже успели обдумать значение всего этого.

— Не горюй, не все еще потеряно, — сказала Саммер.

— Но у нас практически ничего не осталось. Возможно, мы так никогда и не узнаем, в чем смысл этого Манифеста.

— Какая чушь, если цитировать Олдрича, — ответила Саммер. — Салли у нас все еще есть, — добавила она, выставляя вперед руку с куклой в ней.

— А что толку?

— Ну, наш приятель украл то, что было в левой ноге, но у нас еще есть правая.

Она потрясла выпотрошенной куклой перед лицом Джулии. Та поглядела на куклу и увидела, что в правой ноге тоже спрятан небольшой свиток.

Она не сказала ничего, но ее глаза сверкнули. Саммер аккуратно вытащила свиток из куклы, положила на скамью и осторожно развернула. Свернутое в трубку рукописное письмо. «Факультет археологии Кембриджского университета», было написано сверху.

32

— Аквалангисты все еще под водой, — сказал Гунн.

Стоя на мостике «Эгейан Эксплорер», он приставил к глазам бинокль и поглядел на болтающийся на волнах пустой «Зодиак», привязанный к тросу, идущему вниз, к затонувшему кораблю. С интервалами в несколько секунд он видел на поверхности воды пузыри, в двух местах, рядом с тросом. Перевел бинокль на голубую моторную яхту, покачивающуюся на волнах неподалеку. И с удивлением заметил, что яхта стоит к нему носом, перпендикулярно течению. Глянув на кормовую палубу, увидел суетящихся людей, но вскоре их загородила от него надстройка яхты.

— Наш любопытный друг все еще здесь, испытывает наше терпение.

— «Султана»? — переспросил Питт, который уже разглядел в свой бинокль название яхты.

— Да. И похоже, они еще немного сместились в сторону затонувшего корабля.

Оторвав взгляд от штурманского стола, на котором были разложены документы, Питт глянул на Гунна.

— Не похоже, чтобы они тут развлекались, — сказал он.

— Я тоже не понимаю, что они там делают, — ответил Гунн, опуская бинокль. — Включили боковые подруливающие движки и стоят бортом к течению.

— Почему тебе не связаться с ними по радио и не спросить?

— Капитан уже пытался сделать это несколько раз вчера вечером. Его даже не удостоили ответом.

Гунн уселся за стол напротив Питта. На столе лежали два крохотных керамических сосуда, которые вчера достали с затонувшего корабля. Питт занимался тем, что сравнивал их с фотографиями похожих предметов, найденных во время исследований затонувшего торгового судна известным морским археологом Джорджем Бассом.

— Что-нибудь есть? — спросил Гунн, беря один из сосудов в руки, чтобы разглядеть поближе.

— Они похожи на ту керамику, которую нашли на торговом судне, затонувшем у Ясси Ада в четвертом веке нашей эры, — ответил Питт, показывая фотографию.

— Значит, римская корона, которую нашел Эл, — не фальшивка?

— Нет, судя по всему, абсолютно подлинная. Получается, что затонувшее судно Османской империи перевозило находки, относящиеся к эпохе Древнего Рима.

— Хорошенькая находка. И то, как ты ее описываешь, — согласился Гунн. — Интересно, и откуда они взялись?

— Зайбиг пытается идентифицировать образцы зерна, которые он нашел на одном из черепков. Это позволит узнать, откуда судно вышло в море. Хотя, если бы ты позволил нам откопать тот каменный монолит, у нас наверняка уже был бы ответ.

— Нет-нет, — запротестовал Гунн. — Это моя находка, и Род сказал, что мы сами ее поднимем, когда опустимся под воду в следующий раз. И не подпускай к нему Эла.

— Кстати, — добавил он, поглядев на часы. — Иверсон и Тан уже должны были бы подняться.

— Тогда пойду будить Эла, — сказал Питт, вставая из-за стола. — Следующими под воду идем мы.

— Думаю, он там спит в обнимку со своей новой игрушкой, — сказал Гунн.

— Да, ему не терпится испытать «Пулю» под водой.

Питт пошел через мостик, но Гунн предостерегающе крикнул ему вслед, грозя пальцем:

— Вы, двое, запомните: мой камень не трогать.

Забрав из своей каюты мешок со снаряжением, Питт пошел на корму. Джордино действительно спал, устроившись в тени белого обтекаемого подводного аппарата и положив голову на свернутый гидрокостюм. Стоило Питту приблизиться, как он проснулся и лениво открыл глаза.

— Пришло время еще раз сплавать к моей промокшей королевской яхте? — спросил он.

— Да, Король Эл. Будем исследовать квадрат С-2. Судя по всему, там был балласт.

— Балласт? И я должен пополнять свою сокровищницу камнями из балласта? — нарочито жалобно спросил Джордино. Сев, он принялся влезать в гидрокостюм. Питт расстегнул свой мешок со снаряжением и тоже принялся переодеваться. Спустя пару минут к ним подошел Гунн, на его лице читалось беспокойство.

— Дирк, ребята должны были всплыть минут десять назад, а их все еще нет, — сказал он.

— Значит, сделали остановку для декомпрессии, на всякий случай, — сказал Джордино.

Питт поглядел на пустой «Зодиак», качавшийся на волнах неподалеку. Иверсон и Тан, ученые-экологи, оба были очень опытными аквалангистами.

— Тогда возьмем запасную лодку, подойдем и посмотрим, — сказал он. — Подсоби, Руди.

Они спустили на воду небольшую надувную лодку, в которой едва хватало места для двоих людей и их аквалангов. Питт поспешно надел маску, баллоны и ласты, пока Джордино запускал подвесной мотор. Выкрутив газ на полную, он повел лодку к «Зодиаку». Но и там не было ни малейших признаков того, что другие аквалангисты поднимаются из глубины.

Запасная лодка еще только сбрасывала ход, подходя к «Зодиаку», когда Питт кувыркнулся спиной вперед, в воду. Он быстро поплыл вниз, вдоль троса, ожидая встретить их тут, на глубине трех или шести метров, делающих остановку для декомпрессии, но их нигде не было видно. Опустившись метров на пятнадцать, Питт продул уши и начал активнее грести ластами, погружаясь дальше. Внизу едва виднелась желтая сетка из алюминия, которую они закрепили на песчаном дне, чтобы разметить участки раскопок. У дна уже царил зеленоватый полумрак, и Питт включил подводный фонарь.

Быстро оглядев дно вокруг якорного троса, он поплыл вдоль сети, окаймляющей остов затонувшего корабля. Призадумался, увидев огромную выемку в песке в четвертом секторе, там, где до этого находился найденный Гунном монолит. Оглядевшись, увидел что-то синее рядом с грядой камней, оставшихся от балласта судна. С силой загребая ластами, быстро подплыл туда и увидел тело одного из аквалангистов, лежащее лицом вниз.

Тело засунули под алюминиевую сетку, а на спину положили несколько крупных камней из балласта. Глянув в широко открытые немигающие глаза, Питт понял, что ученый-эколог Иверсон, сотрудник НУПИ, мертв. Оглядев его акваланг, Питт обнаружил, что отсутствует регулятор давления. Он обнаружил его в полуметре от тела, на дне. Трубка была срезана как бритвой.

Увидев свет фонаря сверху, Питт поднял взгляд и с радостью убедился, что к нему спускается мощная фигура Джордино. Остановившись в полуметре рядом, тот сделал жест в сторону Иверсона. Питт покачал головой и показал Джордино отрезанный регулятор. Джордино кивнул и показал в сторону кормы затонувшего корабля. Питт поплыл следом за ним.

Там они нашли тело Тана, плавающее над дном и зацепившееся ногой в ласте за сетку. Он тоже захлебнулся, как и Иверсон, но судя по всему, в последние моменты своей жизни сопротивлялся более активно. Маску, пояс с грузами и вторую ласту с него сорвали. Неподалеку на песке валялся регулятор, точно так же срезанный. Посветив фонарем на лицо погибшему, Питт разглядел у него на правой скуле огромный кровоподтек. Скорее всего, он видел, как напали на Иверсона, и пытался защищаться. Но, видимо, нападавшие были сильнее или их было больше. Питт посветил фонарем вокруг, но никого не увидел. Очевидно, убийцы уже вернулись на яхту.

Схватив тело Тана за компенсатор плавучести, Питт потянул его на себя. Джордино жестом показал, что возвращается к телу Иверсона. Питт начал медленно всплывать, держа рукой тело погибшего товарища, подгребая ластами в сторону троса. Когда он приблизился к поверхности, то услышал низкий гул работающих моторов. Звук становился все громче. Он понял, что яхта завела двигатели и собирается скрыться с места происшествия.

Его предчувствие было верным, но не совсем. Поднявшись к поверхности, он увидел, слишком поздно, что темная тень быстро движется прямо на него, а гул двигателей становится все громче. Всплыв рядом с «Зодиаком», он увидел мчавшуюся на него яхту метрах в шести. Голубой корпус яхты с плеском рассекал воду, за ее кормой бурлила вода, в которой крутились гребные винты.

В следующее мгновение яхта врезалась в маленькие лодки, раздавив носом «Зодиак» и отбросив в сторону другую лодку. «Зодиак», лишенный воздуха в баллонах, быстро пошел ко дну, а яхта устремилась к горизонту со скоростью молнии.

В кильватере яхты на поверхность вынырнул буй, притопленный ею. Отрубленный от каната гребным винтом, он качался на вспенившейся морской воде, окрасившейся человеческой кровью.

33

Джордино увидел прошедший у него над головой силуэт яхты и всплыл на поверхность в паре метров от буя, продолжая тащить за собой тело Иверсона. Открыв кран и надув регулятор плавучести погибшего, он увидел, как погружаются в глубину останки «Зодиака». На некотором расстоянии заметил запасную лодку. У той слегка сдулись баллоны, и она достаточно быстро уплывала от него, подгоняемая ветром. Он еще раз оглянулся, но так и не увидел Питта. А потом заметил темное пятно на воде рядом с буем.

Опасаясь худшего, он бросил тело Иверсона и поплыл в сторону буя, чтобы там нырнуть и искать Питта под водой. Когда он подплыл к бую, его сердце замерло. Он понял, что темное пятно на поверхности — это ярко-красная кровь. Внезапно посреди пятна крови всплыло человеческое тело в гидрокостюме. Оно плавало в воде лицом вниз, с опущенными руками и ногами, и Джордино не мог разглядеть, кто это. Зато было видно, откуда взялась кровь. Спина была изрублена так, будто попала под газонокосилку, и представляла собой месиво из человеческой плоти и остатков неопренового гидрокостюма. Очевидно, это сделали гребные винты яхты.

Преодолевая отвращение, Джордино быстро подплыл к телу. С ужасом ожидая то, что увидит, схватил тело за плечи и поднял его голову из воды.

Но это был не Питт.

Джордино чуть не выпрыгнул из воды целиком, когда кто-то похлопал его по плечу. Мгновенно развернувшись, он оказался лицом к лицу с Питтом, который всплыл на поверхность рядом с ним. Заметил полоску белой краски на плече и капюшоне Питта.

— Ты в порядке? — выплюнув загубник, спросил Джордино.

— Да уж, — ответил Питт, но Джордино заметил разгоравшийся в его глазах гнев.

— Ты и Тан оказались на пути у этого товарняка? — спросил Эл.

Питт кивнул.

— И Тан спас мне жизнь.

Оказавшись на пути у разгоняющейся яхты, Питт был вынужден реагировать мгновенно. Засунув руку под компенсатор плавучести погибшего, он взвалил тело себе на грудь, откинулся на спину и постарался погрузиться под воду. Яхта была уже над ними. С силой ударив корпусом тело Тана, она загнала их под воду. Их протащило под килем и затянуло к бешено вращающимся винтам. Питту оставалось лишь попытаться прикрыться телом Тана, держа его над собой, и погибший спас его, приняв на себя удар гребных винтов.

Питта переполняли гнев и отвращение оттого, что ему пришлось использовать тело ученого в качестве щита, но он понимал, что в противном случае его бы самого на лапшу порубило.

— Они его сегодня дважды убили, — мрачно сказал Джордино.

— Они… — пробормотал Питт, глядя в сторону исчезающего на горизонте силуэта яхты. Его ум был занят другим вопросом. Кто же решится на убийство ради старого затонувшего корабля и зачем?

— Лучше утащить его отсюда, пока все акулы Средиземного моря не приплывут перекусить, — сказал Джордино, хватая тело Тана за руку.

«Эгейан Эксплорер» уже снялся с якоря и медленно шел в их сторону. Вахтенные развернули шлюпбалку и подняли на борт тела погибших, а затем втащили на корабль и Джордино с Питтом. К ним подбежали судовой врач и капитан, а следом и Гунн. Замдиректора НУПИ ошеломленно глядел на них, прижимая к голове пузырь со льдом.

— Оба погибли под водой, — сказал Питт врачу, который сел на корточки у тел погибших. — Утонули.

— Происшествие? — спросил капитан.

— Нет, — ответил Питт, срывая с себя гидрокостюм. И показал на отрезанный регулятор, свисающий с баллона Иверсона.

— Им перерезали шланги.

— Те же самые люди, которые пытались проутюжить нас своей роскошной итальянской лодкой, — добавил Джордино.

— Я видел, что они лгут, когда поднялись к нам на борт, — качая головой, сказал капитан Кенфилд. — Но не думал, что опустятся до убийства.

Питт разглядел шишку на голове у Гунна, к которой тот продолжал прижимать пузырь со льдом.

— Что с тобой?

Убирая пузырь от головы, Гунн скривился.

— Пока вы были под водой, с яхты послали небольшую абордажную команду. Из хорошо вооруженных бандитов. Пусть они и сказали, что они из турецкого Министерства культуры.

— Патрулируют в открытом море на роскошной прогулочной яхте? — скептически спросил Джордино.

— Я спросил у них удостоверения, а вместо этого получил удар стволом винтовки, — ответил Гунн, прикладывая пузырь со льдом обратно к багровеющей шишке.

— Но они без обиняков объяснили нам, что мы не имеем права вести исследования затонувшего корабля Османской империи, — сказал капитан.

— Интересно, откуда это они узнали, что это за корабль, — сказал Джордино.

— Чего еще они хотели? — спросил Питт.

— Требовали отдать все, что мы нашли на корабле, — ответил Кенфилд. — Я сказал им, чтобы они убирались с моего корабля, но это не прошло. Они отвели меня и Руди на край мостика и пригрозили убить. Команде пришлось подчиниться.

— Они все забрали? — спросил Джордино.

Гунн кивнул.

— Обчистили лабораторию и все забрали к себе на яхту, прежде чем вы даже поднялись на поверхность.

— А перед этим приказали нам покинуть это место и не выходить в эфир, — добавил Кенфилд.

— Как ни печально, Руди, они не только забрали все здесь, но и вытащили тот монолит, который ты нашел, — сказал Питт.

— Это не худшие из наших потерь, — мрачно ответил тот. — Они забрали Зайбига.

Капитан кивнул.

— Спросили, кто возглавляет раскопки. Зайбиг как раз был в лаборатории, и они приказали ему идти с ними.

— После того, что они сделали с Иверсоном и Таном, понятно, что они и его могут убить, не особо раздумывая, — тихо сказал Джордино.

— Еще не пробовали ни с кем выйти на связь? — спросил капитана Питт.

— Только что говорил по спутниковому телефону с турецким Министерством культуры. Они подтвердили, что у них нет никаких яхт и они никого не отправляли патрулировать этот район. Я также связался с турецкой береговой охраной, но к сожалению, у них тоже нет кораблей на патрулировании поблизости. Они сказали, что нам следует отправиться на их базу в Измир и написать доклад о происшедшем.

— А тем временем злодеи ускользнут, имея на руках Зайбига, — сказал Питт.

— Боюсь, мы мало что можем сделать, — ответил капитан. — Эта яхта быстроходнее «Эксплорера» раза в два. Мы их ни за что не догоним. А придя в порт, мы сможемсвязаться и с нашими государственными службами.

Джордино шумно прокашлялся и сделал шаг вперед.

— Я знаю одну штуковину, которая поможет догнать эту яхту.

Он уверенно глянул на Питта и подмигнул ему.

— Уверен, что она готова? — спросил Питт.

— Готова, как голодный крокодил в пруду с утками, — ответил Джордино.

Уже приготовленному к испытаниям, подводному аппарату Джордино потребовалась лишь пара минут на проверку систем, и его спустили за борт. Сев в кресло, Джордино провел предстартовый тест, а Питт, устроившийся рядом, связался с мостиком «Эгейан Эксплорера».

— «Эксплорер», дайте текущий пеленг на цель.

— Согласно радару, идет курсом ноль-один-два, — послышался в наушниках голос Руди Гунна. — Примерно в десяти милях на север от нас.

— Вас понял, «Эксплорер». Следуйте за ней со своей скоростью, а мы отправляемся в погоню за лисой. «Пуля», конец связи.

Питта беспокоила идея отправляться в погоню на неопробованном подводном аппарате. Обычно такие исследовательские аппараты работали исключительно на аккумуляторах и представляли собой тихоходные посудины с ограниченным радиусом действия. Но «Пуля» должна была совершить революцию в этой области.

Название ей дали не за форму, а за скорость. Ее создали на основе конструкции «Мэрион Гипер-Сабс». В созданном НУПИ аппарате объединили стальной прочный корпус для погружения под воду и легкий корпус скоростного катера для движения в надводном положении. В качестве подводной лодки «Пуля» могла погружаться на глубину до трехсот метров, а на поверхности начинали работать мощные двигатели внутреннего сгорания, помещенные в герметичный отсек вместе с баком на две тонны горючего, позволяющие ей проходить большие расстояния на хорошей скорости. За счет этого предполагалось ходить к удаленным местам погружений без помощи базового корабля.

— Надводные двигатели готовы, — доложил Джордино и, протянув руку, ткнул кнопку стартеров, запускавших два дизеля с турбонаддувом.

Раздался утробный рев, когда позади них завелись два дизеля, мощностью по 500 лошадиных сил каждый. Джордино проверил показания приборов и повернулся к Питту.

— Готовы повеселиться.

— Поглядим, на что она способна, — ответил Питт, плавно потянув на себя сектор газа.

Их отбросило на спинки кресел. Дизели выбросили катер-подлодку вперед. За пару секунд он вышел на глиссирование, выставив из воды свой обтекаемый белый корпус и подпрыгивая на волнах. Поначалу их немного болтало по килю и по борту, но когда Питт почувствовал, что аппарат идет устойчиво, он еще раз аккуратно прибавил газу. Кабина находилась вплотную к носовой части, и у него было ощущение, что они просто летят над волнами.

— Тридцать четыре узла, — сказал он, глянув на экран навигационного компьютера. — Неслабо.

— Думаю, на спокойной воде она делает все сорок, — широко улыбнувшись и кивнув, ответил Джордино.

Они неслись по Эгейскому морю на север. Прошло минут двадцать, прежде чем они увидели крохотную точку на горизонте. Они гнались за яхтой еще час, медленно сокращая расстояние. Миновали север Дарданелл, обошли пару огромных нефтеналивных танкеров, идущих из Черного моря. Вскоре впереди показался огромный остров Гёкчеада, принадлежащий Турции. Яхта сменила курс, направляясь к восточной части острова.

Питт шел зигзагами, чтобы не показывать, что они идут следом за яхтой, а когда они оказались на дистанции в пару миль, сбросил ход. Яхта медленно развернулась в сторону от Гёкчеада и пошла к материковому берегу Турции, постепенно сбрасывая скорость. Питт тоже сбросил скорость и пошел параллельным курсом, с небольшим отставанием, идя мористее, в зоне прямой видимости от яхты. На небольшой скорости «Пуля» едва выступала из воды, и ее вполне можно было принять за маленький прогулочный катер.

Яхта прошла еще несколько миль вдоль западного берега Турции и внезапно резко свернула в небольшую, укрытую от волн бухту. Пройдя мимо, Питт и Джордино разглядели на берегу пару зданий и пришвартованное у причала небольшое грузовое судно. Питт держал прежний курс, пока они не ушли от бухты на милю-другую, из зоны видимости, а затем сбросил обороты двигателей до холостых.

— Похоже, у нас два варианта, — сказал Джордино. — Можно где-нибудь высадиться на берег и дойти до бухты пешком. А можно дождаться темноты и войти прямо в бухту на «Пуле», в подводном положении.

Питт оглядел скалистое побережье в полумиле от них.

— Думаю, там особо не побегаешь, — сказал он. — Кроме того, если Зайбиг или кто-то еще будет ранен, то тащить его на себе по скалам — удовольствие ниже среднего.

— Согласен. Значит, пойдем прямо в бухту.

Питт глянул на водонепроницаемые часы «Докса» с оранжевым циферблатом.

— Темнеть начнет где-то через час. Тогда и пойдем.

Час пролетел быстро. За это время Питт связался с «Эгейан Эксплорером», сообщив свое местонахождение и дав Руди указание прийти в точку встречи, десятью милями южнее бухты. Джордино снял гидролокатором цифровую карту дна и запрограммировал «Пуле» курс в центр бухты. Как только они погрузятся под воду, будет включен автопилот, который будет работать, руководствуясь компьютерной картой морского дна.

Начало темнеть. Питт подвел «Пулю» на дистанцию в полмили от входа в бухту и заглушил дизели. Джордино загерметизировал моторный отсек, а затем открыл балластные вентили. Вода пошла в баки, сначала носовой, затем — кормовой, и «Пуля» погрузилась под воду.

Питт нажал кнопку выпуска подводных горизонтальных рулей и включил ходовой электромотор. Вода вокруг акрилового колпака кабины быстро темнела, и он с трудом подавил желание включить внешние прожекторы. Установив небольшую скорость хода, Джордино сказал, что теперь можно не касаться ручек управления.

— Автопилот отведет ее от и до, — сказал он.

— Ты уверен, что он не врежется в подводную скалу или другое препятствие? — спросил Питт.

— У нас ультразвуковой сонар, который сканирует воду на сто метров вперед. Автопилот обойдет мелкие препятствия или выдаст предупредительный сигнал, если обнаружит крупные.

— Никогда не любил летать по приборам, — ответил Питт.

Не чувствуя особой антипатии к компьютерам, он, тем не менее, был сторонником старой школы, когда дело доходило до управления средствами передвижения. Он никогда не чувствовал себя в безопасности, доверив компьютеру управлять самолетом или судном. Есть какое-то тонкое чувство, чутье пилота, что в воздухе, что под водой, которого компьютеры лишены, даже самые лучшие. Или ему так приятнее было думать. Убрав руки, он внимательно следил за движением, готовый в любой момент взять управление на себя.

«Пуля» погрузилась на глубину метров десять и включила ходовые электромоторы. Она медленно двигалась по запрограммированному курсу, делая поправку на течение, и без труда вошла в бухту. Джордино подметил, что на экране сонара не появилось ничего нового. На мониторе мигнул сигнал, и электромоторы прекратили свое жужжание. Они достигли назначенной точки маршрута.

— Работа автопилота завершена, — доложил Джордино.

Руки Питта уже лежали на рукоятках управления.

— Посмотрим, есть ли здесь где припарковаться, — ответил он.

Понемногу продувая балластные баки, они стали подниматься, пока акриловый колпак кабины не поднялся из воды на несколько сантиметров. Наверху синело закатное небо, вода вокруг выглядела совершенно черной. Джордино выключил внутреннее освещение кабины и всю ненужную подсветку приборов, а затем еще немного продул баки. «Пуля» всплыла повыше.

Встав с кресел, они оглядели берег. На округлом побережье бухты, в северной ее части, стояло всего три здания. Прямо перед ними был деревянный пирс, идущий в море перпендикулярно берегу. С правой стороны пирса была пришвартована голубая яхта, а рядом с ней стоял небольшой катер. С противоположной стороны пирса было пришвартовано крупное грузовое судно, старое и ржавое. Стоящий на пирсе автокран что-то загружал в него при свете нескольких фонарей.

— Думаешь, Род все еще на яхте? — спросил Джордино.

— Для начала придется принять на веру эту гипотезу. Как насчет остановиться у борта яхты, залезть и проверить? Они нас явно не ждут.

— Внезапность — всегда козырь. Поехали.

Питт выстроил курс, а затем повел «Пулю» на погружение в сторону яхты, медленно пробираясь к пирсу. Джордино включил сонар. Они прошли буквально в полуметре от яхты и тихонечко всплыли у ее левого борта. Питт уже собрался вести «Пулю» дальше вдоль борта, когда увидел на палубе у кормы какое-то движение.

Трое вооруженных мужчин вышли наружу и направились на пирс. Спустя секунду наружу вышел четвертый. Его толкали вперед другие.

— А вот и Зайбиг, — сказал Питт, мельком разглядев лицо ученого.

Снизу, с поверхности воды, они едва разглядели его, со связанными за спиной руками. Двое конвоиров грубо толкнули его к трапу и повели на берег. Питт заметил, что, дойдя до конца пирса, один из бандитов развернулся и вернулся обратно на яхту.

— Яхта отпадает, — тихо сказал Питт. — Думаю, пора опять переходить в невидимость.

Джордино тут же открыл вентили балласта, и «Пуля» быстро погрузилась в чернильные воды. Они снова сняли карту дна бухты и потихоньку перешли в другое место, к корме грузового судна, у самого транца. Это было лучшее укрытие. Судно закрывало их со стороны берега, а со стороны пирса их скрывал ряд бочек из-под топлива. Джордино тихо выбрался наружу и пришвартовал «Пулю» к пирсу. Питт выключил системы питания и присоединился к нему.

— Скверно получится, если эта махина заведет свои двигатели, — сказал Джордино, глядя на то, как их аппарат плавает прямо над гребными винтами судна.

— По крайней мере, мы уже знаем его номера, — пошутил Питт, глянув на корму судна. Там большими белыми буквами было выкрашено название: «Османли Йылдыз» — «Оттоманская Звезда».

Они крались по пирсу, пока не добрались до огромного генератора, стоящего на пирсе напротив носового трюма судна. За ним толпились докеры, загружавшие на судно большие деревянные ящики при помощи крана. На голубой яхте часовой все так же расхаживал взад-вперед по палубе. Джордино печально поглядел на фонари, заливающие светом пирс.

— Трудновато будет здесь пролезть и забрать наши двести баксов, — сказал он.

Питт кивнул и, выглянув из-за генератора, оглядел помещения у причала. Там было небольшое двухэтажное каменное здание, по бокам которого стояла пара сборных складских ангаров. В складе по правую руку горел яркий свет, там ездили два автопогрузчика, которые подвозили деревянные ящики к крану. Тот, что по левую руку, стоял в темноте, и там не было видно ни души.

Питт снова поглядел на каменный дом. В его центре виднелся хорошо освещенный вход, у которого расхаживал часовой с оружием.

— Каменный дом в середине, — прошептал он Джордино. — Зайбиг должен быть там.

Он снова вгляделся и увидел свет фар машины, подъезжавшей со стороны холма. Колеса зашуршали по гравию, машина съехала по пологому скату и остановилась у входа в каменное здание. Питт с удивлением понял, что это роскошный седан, последняя модель «Ягуара». Из машины вышли хорошо одетые мужчина и женщина и вошли в дом.

— Думаю, надо двигаться побыстрее, — прошептал Питт.

— Идеи есть, как выбраться с пирса? — спросил Джордино, сидя на лестнице, приставленной к корпусу генератора.

Питт огляделся, затем глянул на Джордино и слегка улыбнулся.

— Думаю, ты прямо на ней сидишь, Эл.

34

Никто не обратил внимания на двух мужчин в линялых синих комбинезонах, идущих по пирсу с опущенными головами и несущих алюминиевую лестницу. Очевидно, пара матросов с судна, несущих обратно взятую на время лестницу. Да, они действительно были матросами, но совсем из другой команды, о которой никто не знал.

Докеры были по уши заняты, стропя к крану большой ящик с надписью «Ткани», и не обратили никакого внимания на Питта и Джордино. Питт заметил, что охранник едва бросил на них взгляд и тут же отвернулся.

— Куда теперь идем, начальник? — спросил Джордино, сойдя с пирса и держа лестницу за передний край.

Прямо перед ними был хорошо освещенный склад, всего в паре метров справа.

— Думаю, остережемся толпы и пойдем налево, — ответил Питт. — Давай к другому складу.

Развернувшись, они пошли вдоль берега, мимо каменного дома. Питт понял, что изначально это был рыбацкий дом, но сейчас в нем разместилась администрация этого порта. В отличие от часового на яхте, тот, что стоял у дома, с подозрением их оглядел, когда они шли мимо стоянки перед домом. Джордино попытался сбить его с серьезного настроя, насвистывая «Янки Дудль» и надеясь, что часовой-турок вряд ли знает эту мелодию.

Вскоре они дошли до второго склада, темного здания с подъемными воротами, которые были закрыты. Джордино дернул ручку небольшой боковой двери, и она открылась. Не раздумывая, он пропустил Питта вперед, и они поставили лестницу к верстаку, над которым, мигая, горела лампа. Склад был почти пуст, если не считать нескольких пыльных ящиков в углу и большого закрытого контейнера у задних ворот.

— Все прошло легко, — сказал Питт. — Но не думаю, что пляски у входа в соседнее здание пройдут так же гладко.

— Да уж, часовой смотрел на нас, как коршун. Может, там есть задняя дверь?

— Давай посмотрим, — сказал Питт, кивнув.

Подобрав с верстака деревянную киянку, он пошел через склад следом за Джордино. Рядом с задними воротами оказалась точно такая же небольшая дверь, через которую они и вышли. Тихо пробрались к задней стене каменного здания, но выяснилось, что там нет дверей — ни задних, ни боковых. Питт подошел к одному из окон и попытался заглянуть внутрь, но жалюзи были плотно закрыты. Отошел назад и поглядел на окна второго этажа, а затем вернулся к складу, чтобы посоветоваться с Джордино.

— Похоже, не остается ничего, кроме парадного, — сказал тот.

— На самом деле я думал залезть через верх.

— Через верх?

Питт махнул рукой в сторону лестницы.

— Вот она и пригодится. Окна наверху не горят; судя по всему, там нет ни ставен, ни жалюзи. Если ты отвлечешь их внимание, я залезу по лестнице и заберусь в окно. Такое вторжение сверху застанет их врасплох.

— Я уже говорил, внезапность — дело хорошее. Давай я полезу по лестнице, а отвлекать будешь ты.

Джордино зашагал по складу, а Питт высунул голову наружу и задумался, что бы ему такое предпринять. Решение пришло, когда он увидел грузовик с открытым кузовом, стоящий позади другого склада. Когда Джордино подошел к нему, он нырнул обратно внутрь склада и вдруг поглядел на товарища с озорством.

— Что такое? — спросил Джордино.

— Посмотри-ка на это, — ответил Питт, подходя к контейнеру, стоящему неподалеку.

Стальной контейнер был выкрашен в пятнистый пустынный камуфляж, но внимание Питта привлекли черные буквы. В нескольких местах была надпись по-английски: «Опасно — взрывчатые вещества» и «Собственность армии США».

— Какого хрена армейский контейнер со взрывчаткой делает в этой дыре? — только и смог спросить Джордино.

— Хоть убей, не знаю. Но уверен, что армейские тоже об этом не знают.

Подойдя к переднему торцу контейнера, Питт сдвинул стальной засов и открыл тяжелую стальную дверь. Внутри стояли десятки небольших деревянных ящиков с точно такими же надписями, крепко закрепленные на металлических стеллажах. Один из ближайших к двери ящиков был открыт. Внутри было еще несколько пластиковых контейнеров, с кирпич размером.

Питт достал один из контейнеров и снял пластиковую крышку. Внутри был прямоугольный кусок белого вещества, похожего на какой-то спрессованный порошок.

— Пластит? — спросил Джордино.

— На С-4 не похоже, но судя по всему, нечто аналогичное. Здесь достаточно, чтобы пустить этот склад в полет до Луны и обратно.

— Думаешь, это хороший способ их отвлечь? — насмешливо поднимая брови, спросил Джордино.

— Уверен, — ответил Питт, закрывая контейнер и аккуратно отдавая его товарищу. — Позади другого склада стоит грузовик. Попробуй его подорвать.

— А ты?

— А я постучусь в дверь наверху, — ответил Питт, поднимая руку с киянкой.

35

Зайбиг не боялся за свою жизнь. Конечно, его нервировало, что на него наставили оружие, надели наручники и заперли в каюте роскошной яхты. Когда судно вошло в бухту и его грубо вытолкали наружу и отвели в каменный дом, у него были невеселые мысли. В доме его посадили на стул в пустом конференц-зале. Похитители, рослые светлокожие темноглазые мужчины с жесткими взглядами, выглядели достаточно угрожающе. Но пока что они не проявляли жестокости. Однако настроение его изменилось, когда перед зданием остановилась машина и из нее вышли мужчина и женщина, по виду турки, с суровыми лицами.

Зайбиг подметил, что охранники замерли, всем своим видом выражая покорность, когда приехавшие вошли в дом. Археолог слышал, как они говорили что-то о грузовом судне и его грузе с бригадиром докеров несколько минут. Удивился, что по большей части говорила женщина. Завершив разговор по поводу грузов, пара вошла в конференц-зал. Мужчина с презрением и гневом смотрел на него.

— Так это ты виновен в краже исторических ценностей Сулеймана Великолепного? — прошипел Озден Челик, и у него на виске забилась жилка.

Одетый в дорогой костюм, он больше напоминал Зайбигу преуспевающего бизнесмена, но пылающие гневом глаза говорили о том, что этот человек на грани безумия.

— Мы просто проводили предварительные исследования под эгидой Стамбульского археологического музея, — ответил Зайбиг. — Мы обязались передать все находки государству, что и сделали бы, вернувшись в Стамбул через пару недель.

— А кто дал право Археологическому музею распоряжаться находками с этого корабля? — презрительно сложив губы, спросил Челик.

— Это вам следует обсудить с Министерством культуры Турции, — ответил Зайбиг.

Проигнорировав его ответ, Челик подошел к столу вместе с Марией. На столешнице из полированного красного дерева лежали несколько десятков предметов, поднятых аквалангистами НУПИ с затонувшего корабля. Зайбиг глядел, как они перебирают их, и вдруг его глаза расширились. У края стола он увидел монолит, найденный Гунном. Он подался вперед, пытаясь разглядеть его, но стоял слишком далеко, чтобы прочесть надпись на нем.

— К какой эпохе вы относите этот корабль? — спросила Мария. Она была одета в темные свободные брюки и фиолетовый свитер. Лишь кроссовки выбивались из общего стиля.

— Судя по монетам, отправленным в музей, он затонул около 1570 года, — ответил Зайбиг.

— Значит, это корабль Османской империи?

— Судя по материалу и конструкции, это типичное торговое судно из тех, что ходили по Средиземному морю в те времена. Пока что это все, что мы успели узнать.

Челик внимательно оглядел все находки, с восхищением глядя на осколки керамических тарелок и чашек тысячелетней давности. Как опытный коллекционер, он понял, что датировка сделана правильно, а монеты, которые теперь принадлежат ему, лишь подтверждают это. А затем принялся рассматривать монолит.

— А это что? — спросил он Зайбига.

Тот покачал головой.

— Это достали со дна ваши люди.

Челик внимательно оглядел гладко отесанные грани и заметил надпись на латыни.

— Римский хлам, — пробормотал он, а затем принялся оглядывать оставшиеся находки. Затем снова шагнул к Зайбигу. — Ты больше никогда не прикоснешься к тому, что принадлежит Османской империи.

Его темные глаза наполнились безумием. Сунув руку в карман костюма, он достал оттуда тонкий кожаный шнурок, потряс им перед лицом Зайбига, а затем медленно натянул. Сделал шаг назад, будто отступая, а затем внезапно подскочил к нему и накинул шнурок на горло, заходя археологу за спину. Шнурок сдавил горло Зайбигу, и от резкого рывка он вскочил на ноги.

Зайбиг извивался, пытаясь ударить Челика локтями, но охранник сделал шаг вперед, схватил его за запястья, скованные наручниками, и потянул на себя. Зайбиг чувствовал, как шнур врезается в горло, в ушах застучал пульс. Тут он услышал громкий хлопок и подумал, уж не лопнули ли у него барабанные перепонки.

Челик тоже услышал звук, но не обратил на него внимания. Его глаза пылали жаждой убийства. Послышался еще один взрыв, ближе, и здание тряхануло ударной волной. Пол задрожал, и Челик едва не потерял равновесие. Наверху зазвенело разбитое стекло. Инстинктивно он ослабил хватку.

— Пойди посмотри, что там, — рявкнул он Марии.

Та кивнула и быстро вышла следом за часовым, стоявшим у входной двери. Челик снова затянул шнур на горле у Зайбига, а охранник так и держал археолога за руки.

За короткую паузу археолог успел сделать пару вдохов, и снова попытался высвободиться. Но Челик уперся плечом в его спину, едва не оторвав его от пола.

Зайбиг побагровел, у него в голове застучало, и он посмотрел в глаза охраннику. Тот издевательски улыбался, но вдруг его лицо стало удивленным. Зайбиг услышал глухой стук и почувствовал, как шнур внезапно упал с его шеи.

Охранник мгновенно отпустил руки Зайбига и полез рукой под куртку. Несмотря на полуобморочное состояние, ученый понял, что охранник хочет достать оружие. Дальше все было как в замедленном кино. Зайбиг наклонился вперед и схватил охранника за рукав. Тот попытался освободиться, и наконец ему удалось оттолкнуть ученого свободной рукой. Он уже вырвал из нагрудной кобуры пистолет, когда в воздухе просвистел какой-то предмет и ударил его в лицо. Охранник зашатался, но второй удар пришелся точнее, и он свалился на пол, потеряв сознание.

Зайбиг развернулся и сквозь пелену, застилающую глаза, увидел рядом мужчину с деревянной киянкой в руке, довольно улыбающегося. Кашляя, Зайбиг начал приходить в себя и разглядел, что это Питт.

— Это ты, друг мой, — хрипя, сквозь боль, сказал он. — Будто глоток свежего воздуха.

36

Все докеры собрались позади склада, глядя на горящие и дымящиеся остатки грузовика. Диверсия, проведенная Джордино, оказалась простой и эффективной.

Подобравшись к машине сбоку, он тихо открыл дверь кабины и заглянул внутрь. Там пахло табаком, на полу валялись десятки окурков вместе с расплющенными банками от газировки. На сиденье валялись блокнот, инструменты и завернутые в бумагу остатки жареной курицы. Но внимание Джордино привлекла тонкая потрепанная фуфайка, валяющаяся под сиденьем.

Схватив ее, он без труда оторвал рукав. Порывшись под приборной доской, нашел прикуриватель. Заткнул его в гнездо. Выбравшись из кабины, обошел грузовик и открыл бензобак. Опустил внутрь рукав и поболтал, чтобы ткань пропиталась бензином. Затем немного вытянул рукав наружу и положил сухой его конец на бак снаружи, так, чтобы пропитанная бензином часть едва выступала из горловины бака. Прикрыл крышку бака, чтобы бензин с ткани не испарялся. Услышав хлопок, подбежал к кабине, вынул из гнезда прикуриватель и побежал обратно. Прижал прикуриватель к сухому концу ткани и поджег.

Джордино едва успел отбежать к дому, когда еле горящее пламя подобралось к пропитанной бензином ткани. Рукав мгновенно вспыхнул и поджег пары бензина внутри бака. Взрыв разнес его на части.

Но сила второго взрыва была куда сильнее, поскольку поверх бензобака лежал кусок пластита. Даже сам Джордино удивился, увидев, как грузовик подбросило в воздух, искорежив всю его заднюю часть.

Питт постарался влезть в дом одновременно со взрывом. Примостившись на лестнице у окна второго этажа, он разбил стекло киянкой в тот самый момент, когда здание содрогнулось от взрыва. Быстро забрался внутрь, оказавшись в гостевой спальне. Он уже тихонько спускался по лестнице, когда услышал хрипы Зайбига. Тремя ударами киянки уложил Челика и охранника.

Придя в себя, Зайбиг встал на ноги и поглядел на лежащего на полу Челика, у которого вздулась большая шишка над ухом.

— Он мертв?

— Нет, просто отдыхает, — ответил Питт, заметив, что лежащий начинает тихонько шевелиться. — Думаю, нам надо убираться, пока они не очнулись.

Питт схватил Зайбига за руку и повел к двери, но археолог внезапно остановился.

— Погоди. Стела, — сказал он, подходя к найденному Гунном монолиту.

Питт критически поглядел на обтесанный камень, больше метра высотой.

— Род, великоват сувенирчик, — сказал он, поторапливая друга.

— Пару секунд, только погляжу на надпись, — взмолился Зайбиг.

Потерев поверхность стелы пальцами, он прочел надпись на латыни несколько раз, чтобы запомнить ее слово в слово. Потом поглядел на Питта, виновато улыбнувшись.

— О'кей, пошли.

Питт пошел первым, и столкнулся в дверях с красивой темноволосой женщиной. Он знал это лицо, но сейчас его сбила с толку красивая дорогая одежда. Мария, напротив, сразу же узнала Питта.

— Откуда ты здесь взялся? — рявкнула она.

Резкий голос вернул Питта к реальности. Он помнил, как этот голос грозил убить его в Еребатан Сарничи, подземном водохранилище Стамбула. Изумился, увидев ее здесь, но понял, что все складывается. Те же воры, которые ограбили Топкапы, вломились в кабинет к Руппе и узнали, где находится затонувший корабль.

— Из отдела охраны Топкапы, — коротко ответил он.

— Тогда ты умрешь прямо здесь, вместе со своим другом, — отрезала она.

Но, поглядев ему за спину, она увидела лежащего на полу брата и охранника. На ее лице отразились страх и гнев одновременно, и она попятилась назад и развернулась в сторону склада, чтобы позвать на помощь. Но ее голос так и не зазвучал.

Из темноты протянулась мощная рука и схватила ее за талию, а другая плотно зажала ей рот. Женщина отчаянно брыкалась и махала руками, но в руках Эла Джордино она напоминала тряпичную куклу.

Он втащил ее обратно в дом и радостно кивнул, увидев Зайбига.

— Куда бы ее деть? — спросил он Питта.

— В самую зловонную турецкую тюрьму, — ответил тот. — Но пока, боюсь, придется ограничиться шкафом.

Он приметил шкаф для метел под лестницей и открыл дверь. Джордино засунул Марию внутрь, Зайбиг принес стул, и Питт заткнул ножку стула в дверную ручку. Изнутри послышались приглушенные крики и удары ног в дверь.

— Вот чертовка, — сказал Джордино.

— Хуже, чем ты думаешь, — ответил Питт. — Пошли, не надо давать ей лишних шансов.

Трое мужчин выбежали наружу, к берегу, погруженному в темноту. Большинство народа все еще толпилось у горящего грузовика, хотя пара докеров и вернулись к крану. Вооруженные охранники суетливо бегали вокруг места взрыва, обыскивая местность, и наша троица спокойно вернулась на пирс. Подобрав джутовый мешок, Питт накинул его на руки Зайбигу, чтобы прикрыть наручники.

Они быстро прошли мимо крана, стараясь не привлекать внимания и держась поближе к грузовому судну. Свернули к яхте и катеру, мотор которого работал на холостых. Питт и Джордино, как могли, прикрывали собой Зайбига. Они немного расслабились, уйдя с освещенной части пирса. Рабочих впереди не было. На берегу тоже было тихо. Когда они подошли к корме грузового судна, Питт решил, что дело сделано.

— Следующая станция — «Эгейан Эксплорер», — тихо сказал Джордино.

Но их надежды растаяли, когда она подошли к концу пирса. Питт и Джордино удивленно посмотрели вниз, а затем огляделись.

«Пули» нигде не было.

37

Челик очнулся не сразу. Голова болела, в ушах стучало. Неуверенно встав, сначала на колени, а потом и на ноги, он встряхнул головой и почувствовал, что очаг боли сконцентрирован над ухом. Услышав приглушенные крики сестры, подошел к шкафу и пинком сбросил стул. Мария буквально вылетела наружу, багровая от гнева.

Поглядев на брата, она слегка успокоилась.

— Озден, ты в порядке?

Челик потер шишку и слегка вздрогнул.

— Да, — хрипло ответил он. — Рассказывай, что произошло.

— Это опять тот американец с исследовательского корабля. Он и еще один подорвали грузовик, а затем пришли сюда и освободили археолога. Видимо, они следили за яхтой.

— Где янычары? — спросил Челик, слегка раскачиваясь вперед-назад.

Мария показала на лежащего на полу охранника.

— На него напали тогда же, когда и на тебя. Другие снаружи, ищут причину взрыва.

Взяв брата под руку, она подвела его к кожаному креслу и налила ему стакан воды.

— Тебе лучше отдохнуть. Я предупрежу остальных, им далеко не уйти.

— Принесите мне их головы, — с трудом сказал Челик, откидываясь в кресло и закрывая глаза.

Мария вышла на крыльцо и столкнулась с двумя охранниками.

— Пожар потушен, — доложил один из них.

— На нас напали, забрали пленника. Немедленно обыщите берег и пирс, затем выходите на яхте и обыскивайте бухту. У них должна быть какая-то лодка.

Мужчины побежали исполнять приказ, а Мария поглядела на черные воды бухты. Они где-то рядом. На ее лице заиграла тонкая улыбка, гнев сменился радостью от близкого отмщения.

38

В этот самый момент у сотрудников НУПИ не было ни лодки, ни подлодки.

Джордино вгляделся в поверхность воды, пытаясь понять, не опустилась ли «Пуля» на дно, там, где он ее пришвартовал. Потом подошел к черному металлическому кнехту, к которому он привязывал трос. Троса не было.

— Уверен, я привязал трос крепко, — сказал он.

— Значит, кто-то ее затопил или сдвинул, — ответил Питт. Поглядел вдоль пирса, задумавшись.

— Вот тот катер. Когда мы высадились, он был спереди от яхты?

— Да, ты прав. А теперь стоит позади яхты, на холостом ходу. Мы ее не увидели, когда возвращались, поскольку ее загораживал генератор. Возможно, она куда-то отбуксировала «Пулю».

Внезапно на берегу зазвучал резкий женский голос, следом — несколько мужских. Питт выглянул из-за кормы грузового судна и увидел, что на пирс бегут несколько вооруженных мужчин.

— Похоже, вечеринка окончена, — сказал он, глянув на воду. — Пришло время искупаться.

Зайбиг показал руки в наручниках.

— Не то что я боюсь воды, — криво улыбнувшись, сказал он, — но перспектива утонуть меня не сильно радует.

Джордино положил руку ему на плечо.

— Поди сюда, друг мой, я организую тебе небольшое патио. Он подвел Зайбига к стоящим в ряд пустым бочкам из-под горючего. Быстро перекатил несколько бочек в стороны, будто это были банки с пивом, устроив посреди них небольшое укрытие.

— Сидячее место на пирсе, — сказал он, махнув рукой. Зайбиг уселся между бочек, поджав ноги.

— Можно один «Манхэттэн», пока я посижу? — спросил он.

— Как только закончится культурная программа, — ответил Джордино, задвигая его бочкой. — Никуда не уходи, пока мы не вернемся, — добавил он, переставив еще несколько бочек так, что археолога стало совсем не видно.

— Не беспокойтесь, — послышался приглушенный голос Зайбига.

Джордино быстро переставил еще пару бочек, затем обернулся к Питту, который смотрел вдоль пирса. Пара охранников шла по берегу в сторону входа на пирс.

— Думаю, нам пора сматываться, — сказал Питт, подходя к краю пирса, где виднелась спускающаяся в воду сварная железная лестница.

— Только после вас, — прошептал Джордино.

Они спустились по лестнице и тихо нырнули в темную воду.

Не стали тратить время зря и поплыли в сторону берега под пирсом, между его опорами, так, чтобы их не было видно сверху. Питт на ходу придумывал план бегства, но встал перед дилеммой. Лучше всего угнать лодку, и выбор у них — между катером и яхтой. Катером проще управлять, но тогда яхта без труда их догонит. Он уже начал думать, как захватить яхту, не имея оружия, когда Джордино коснулся его плеча. Перестав плыть, он обернулся и увидел, что напарник поплыл вперед с удвоенной силой.

— «Пуля», — шепнул Джордино. Даже в темноте Питт разглядел блеск его белоснежных зубов. Его товарищ широко улыбался.

Поглядев вперед, сквозь частокол свай, Питт увидел катер и яхту впереди. Но позади катера он разглядел верхушку колпака их подводного аппарата. Они буквально прошли мимо, когда шли по пирсу. Но не заметили из-за стоящего на пирсе генератора и их попыток прикрыть собой Зайбига.

Они тихо подплыли поближе и увидели, что швартовочный трос привязан к корме катера. Видимо, тот бдительный часовой у яхты, который расхаживал по пирсу, когда Питт и Джордино шли к берегу, заметил странный аппарат у кормы грузового судна и вместе с капитаном катера решил отбуксировать его поближе к яхте, чтобы получше рассмотреть при свете фонарей.

Питт и Джордино проплыли подальше, наконец-то поравнявшись с «Пулей». На корме катера стоял вооруженный охранник, другой мужчина был в рубке.

— Думаю, лучше всего отвязать трос и дать ей погрузиться, — прошептал Питт. Внезапно с берега снова донеслись крики. Янычары принялись обыскивать пирс.

— Залезай на «Пулю» и готовь ее к погружению, — торопливо сказал Питт, не теряя время. — А я посмотрю, что можно сделать с этим катером.

— Тебе понадобится помощь, чтобы справиться с вооруженным охранником, — возразил Джордино.

— Пошлешь ему воздушный поцелуй, когда я залезу к ним на борт.

Сделав глубокий вдох, Питт исчез под водой.

39

Охранник не знал, что там за суета на берегу, но увидел, как его товарищи-янычары идут по пирсу. Он уже пытался связаться с ними по радио и доложить о своей находке командиру, не зная, что тот лежит без сознания в доме на берегу. Хотел было вернуться на яхту, но решил, что лучше охранять найденную подводную лодку, стоя на корме катера. Там и стоял, глядя в сторону берега, пока не вздрогнул, услышав доносящийся с воды голос.

— Извини, парень, этот поезд на Чаттанугу? — донесся до него низкий мужской голос.

Охранник тут же шагнул к корме и поглядел на подлодку. Джордино стоял на ее корпусе, с него стекала вода. Опершись одной рукой на акриловый колпак, другой он помахал охраннику. Тот мгновенно вскинул автомат и нацелился на Джордино. Тот уже что-то кричал, когда услышал хлюпающие шаги позади.

Он обернулся, увидев перед собой Питта, но слишком поздно. Тот обрушился на него с ударами, как на боксерскую грушу. Потом Питт поднял локти и ударил охранника сбоку, чуть ниже плеч. Прижатый ногами к рейлингу, охранник не имел никаких шансов удержаться после такого удара и, громко крякнув, опрокинулся и упал в воду.

— Сзади! — крикнул Джордино Питту, открывая люк и ныряя внутрь аппарата.

Обернувшись, Питт увидел двоих мужчин, идущих по пирсу и настороженно смотрящих на него. Не обращая на них внимания, он прошел в рубку катера. Мужчина средних лет с загорелым пухлым лицом развернулся, услышав плеск, и замер, увидев Питта.

— Арук! — позвал он, но охранник барахтался в воде.

Питт оглядел палубу катера. В полуметре от него на планшире был закреплен двухметровый багор. Мгновенно схватив его, он наставил железное острие с крюком в лицо капитану катера.

— За борт, — приказал Питт, сделав поясняющее движение концом багра.

Уловив его решительный взгляд, капитан не стал долго раздумывать. С поднятыми руками спокойно подошел к рейлингу и с громким плеском спрыгнул в воду. С другого борта катера охранник по имени Арук уцепился за рейлинг и принялся что-то кричать своим товарищам.

Но Питт не собирался тратить время на то, чтобы разбирать их речь. Бросив багор, он вбежал в рубку и рывком дернул сектор газа на полную мощность. Катер рванулся вперед, а затем резко затормозил, когда натянулся трос, связывающий его с «Пулей». Потом катер снова начал медленно набирать скорость, но для Питта это была скорость улитки. Он взглянул на пирс, как раз вовремя, чтобы увидеть, что двое охранников подошли к краю и наставили на него автоматы. Среагировав мгновенно, Питт бросился на пол в тот самый момент, когда прозвучали выстрелы.

По рубке начали летать щепки и осколки стекла, когда в нее ударили две длинные очереди. Стряхнув с себя мусор, Питт пополз к штурвалу и повернул его право на борт, на три четверти оборота.

Места у пирса было немного, и катер быстро приближался к яхте, ошвартованной впереди него. Питт понимал, что, отворачивая в бухту, он подставляет Джордино и «Пулю» под огонь. Он призадумался. Ведь он даже не знал, успел ли Джордино забраться внутрь до того, как началась стрельба. Оставалось лишь попытаться отвлечь их внимание, пока они не выйдут из бухты и не найдут убежище.

Глянув на подушку капитанского кресла, Питт оторвал ее, подполз к разбитому пулями окну по левому борту и подкинул ее вверх. Охранники как раз перезарядили винтовки и опять начали стрелять длинными очередями. Пули снова принялись крошить рубку. Питт вжался в палубу, прикрыв голову подушкой, чтобы загородиться от щепок и осколков. Выстрелы звучали, пока охранники не опорожнили еще по магазину.

Когда стрельба прекратилась, Дирк приподнял голову и выглянул. Катер шел вдоль яхты. Он подполз к штурвалу, довернул его вправо и придержал. Когда катер подошел к носу яхты, он встал на колени и резко крутанул штурвал обратно.

Старенький катер шел со скоростью в восемь узлов. Его нос резко развернулся в сторону от яхты и пирса. Питт услышал крики. Его действия дали ему несколько драгоценных секунд на то время, пока яхта загораживала катер от охранников. Теперь им придется либо взойти на яхту, либо бежать дальше по пирсу, чтобы иметь возможность стрелять. Питт лишь надеялся, что за это время он уйдет на расстояние, достаточное, чтобы в него было трудно попасть.

На мгновение привстав, он оглянулся. «Пуля» болталась в воде позади катера. Изнутри шел тусклый свет. Значит, Джордино включил приборы, он внутри и готовит аппарат к плаванию. Оглянувшись на яхту, Питт увидел пузыри и дым выхлопа у борта яхты, у кормы. Он рассчитывал, что им удастся сбежать прежде, чем яхта отчалит, но и их противники тоже время не теряли. Что еще хуже, он увидел двоих охранников, бегущих с кормы яхты с автоматами на изготовку.

Пригнувшись, Питт тронул штурвал, выводя катер в центр бухты и убирая «Пулю» с линии огня. Раздался грохот очередей, и свинец ударил в транец катера. Питту хотелось бы, чтоб эта старая посудина ходила побыстрее, но трудно было желать лучшего, особенно с «Пулей» на буксире.

Когда от пирса было уже метров сто, он резко крутанул штурвал влево и слегка сбавил газ. Держа штурвал в этом положении, пока катер не развернулся полностью носом к яхте и с двигателем на холостых, он почти остановился. Питт подбежал к корме и быстро отвязал трос от «Пули». Бросив его в воду, перегнулся через рейлинг.

— Жди меня здесь! — крикнул он Джордино, дополнив слова жестами.

Джордино кивнул и показал большой палец, так, чтобы Питт это увидел сквозь акриловый колпак. Развернувшись, Дирк вбежал в рубку. С берега снова принялись стрелять, дырявя нос катера. Вбежав в рубку, Питт выжал газ на полную и повернул штурвал, дождавшись, чтобы катер шел курсом на край пирса.

— Стой где стоишь, девочка, — пробормотал он, глядя на яхту.

Освободившись от «Пули», катер разогнался и пошел еще на пару узлов быстрее. Питт намеренно держал курс на край пирса, чтобы до последнего не выдавать своих истинных намерений. С точки зрения охранников, катер всего лишь сделал большой круг против часовой стрелки. Питт держал курс, пока не подошел к яхте метров на пятьдесят, а затем снова резко крутанул штурвал.

Наведя нос катера в середину борта яхты, он выровнял руль и положил ближе к себе спасательный жилет. Не обращая внимания на новую порцию пуль, осыпавшую нос катера, он выбежал из рубки и рыбкой прыгнул за борт.

Капитан яхты первым понял, что их таранят, и заорал, зовя на помощь, чтобы яхту отшвартовали. Матрос побежал по палубе и соскочил на пирс. Он быстро снял с кнехтов носовой и бортовой швартовы. Один из охранников отложил винтовку и побежал по палубе к кормовому швартову. Но вместо того чтобы снимать канат с кнехта на пирсе, он попытался развязать его с другой стороны, на яхте, где канат был туго затянут.

Капитан увидел, что и носовой и бортовой швартовы отданы, но, обернувшись, с ужасом понял, что катер всего метрах в двадцати от яхты. Вне себя от страха, он подскочил к штурвалу и перевел секторы газа дизелей яхты, надеясь, что кормовой швартов тоже отдан.

Не тут-то было.

Натужно завыли дизели, гребные винты начали молотить воду, и яхта рванулась вперед. Но не пройдя и метра, дернулась и встала. Кормовой швартов натянулся и остановил ее, а охранник с криком повалился навзничь, едва не лишившись нескольких пальцев, когда канат натянулся как струна.

За кормой яхты бурлила вода. Внезапно трос слетел с кнехта — это матрос, соскочив на пирс, отдал швартов и кинулся наземь, чтобы не попасть под удар натянутого троса. Яхта рванулась вперед, как мустанг на родео, палубу окатило пеной. Капитан выглянул в окно и сжал штурвал так, что побелели пальцы, поняв, что попытка не удалась.

Катер, на котором не было ни души, врубился в правый борт яхты у самой кормы. Тупой и тяжелый нос катера с легкостью проломил стеклопластиковый корпус яхты, припечатав противоположный ее борт к пирсу. Воздух наполнил скрежет металла, когда у яхты сломался правый гребной вал. На него намотались порванные топливопроводы и гидравлические шланги. Левый гребной винт, продолжавший вращаться, ударился об опору пирса и сломался. Яхта в последний раз дернулась вперед, и тут ее двигатели замолчали. Отцепившись от катера и от пирса, она начала тихо дрейфовать к берегу.

Питт не следил за перипетиями этого столкновения, он плыл под водой, выныривая только для того, чтобы сделать вдох. Держался до последнего, пока не начали болеть легкие. По его расчетам, он должен был оказаться в том месте, где отшвартовал «Пулю». Всплыв на поверхность, он поглядел в сторону пирса и перевел дыхание. Успех его атаки был очевиден. Яхта беспомощно дрейфовала к берегу; катер, двигатель которого все так же работал на максимальных оборотах, бился помятым носом в пирс, постепенно погружаясь. На пирсе было много людей, наблюдавших за происходящим и кричащих невпопад. Питт невольно улыбнулся, но тут услышал женский голос посреди этого хаоса.

В данный момент он был в безопасности. Развернувшись, он поплыл к центру бухты, оглядываясь по сторонам. Потом посмотрел на берег, чтобы сориентироваться. Снова поглядел вокруг. Но вокруг была лишь черная вода, плещущаяся небольшими волнами. Внезапно он почувствовал себя оченьодиноко.

Второй раз за эту ночь «Пуля» куда-то исчезла без него.

40

Род Зайбиг скривился, когда услышал первую автоматную очередь. Надежды незаметно скрыться растаяли, когда на деревянный пирс со звоном начали падать стреляные гильзы. Еще больше его беспокоили Питт и Джордино, по которым, очевидно, и стреляли.

Но Зайбиг с удивлением понял, что стрельба шла непрерывно в течение нескольких минут. Любопытство взяло верх над страхом, и он осторожно выглянул из-за бочек. С противоположного конца пирса он смог увидеть лишь надстройку яхты и нескольких людей, которые что-то кричали. Еще он увидел на пирсе матроса, который в спешке разматывал швартов.

Когда снова началась стрельба, Зайбиг нырнул обратно в свое убежище. Спустя несколько секунд стрельба прекратилась и пирс вздрогнул от сильного удара, а бочки вокруг него закачались. Снова послышались крики, но выстрелов уже не было. Археолог мрачно подумал, уж не погибли ли Джордино и Питт, до последнего сопротивляясь врагам.

Тупо глядя на поверхность бухты и размышляя о своей собственной судьбе, он внезапно заметил какое-то движение воды прямо перед собой. В глубине появился тусклый зеленый свет, который становился все ярче. Зайбиг, не веря своим глазам, смотрел, как прямо перед ним поднялся из воды прозрачный колпак «Пули». За ручками управления виднелась коренастая фигура Эла Джордино, в зубах у которого была незажженная сигара.

Археолог не стал ждать особого приглашения и мгновенно слез по усеянной ракушками свае пирса в воду, прежде чем аппарат закончил всплытие. Подплыв к его корме, забрался на балластный бак и пополз к кормовому люку. Джордино тут же его открыл, втащил Зайбига внутрь и задраил люк опять.

— Рад тебя видеть, приятель, — сказал тот, втискиваясь в кресло помощника и стараясь не залить водой приборы.

— Не хотелось плыть домой своим ходом, — ответил Джордино, снова заполняя балластные баки, чтобы аппарат как можно скорее погрузился под воду. Задрав голову, он посмотрел на пирс, убеждаясь, что их никто не заметил.

— Сюда никто и не приходил, — доложил Зайбиг, глядя, как вода покрывает акриловый колпак. Потом повернулся к Джордино.

— Я слышал сильный удар, а затем стрельба прекратилась. Это Дирк? — дрожащим голосом спросил он.

Джордино кивнул.

— Он угнал катер, тот, который вел «Пулю» на буксире на другую сторону пирса. Отшвартовал меня, а затем направил катер на пришвартованную яхту.

— Надеюсь, у него все получилось, — мрачно сказал Зайбиг.

Джордино глянул на глубиномер. Убедившись, что они погрузились на десять метров, он закрыл вентили балластных баков и аккуратно повел аппарат в сторону от пирса. Переключив моторы, развернул «Пулю» носом в бухту и ободряюще улыбнулся Зайбигу.

— Зная Дирка, я не думаю, что он сидел на катере до последнего. Если честно, ставлю свою месячную зарплату на то, что он сейчас плавает кругами где-нибудь посреди бухты.

Глаза Зайбига ожили.

— Но как же мы его найдем?

Джордино с довольным видом похлопал по приборной панели.

— Придется положиться на нюх этих приборов, — сказал он.

Уставившись на экран навигационного компьютера, Джордино повел аппарат по ломаной траектории, той, что записалась в память системы после того, как Питт отшвартовал его от катера. Система не в состоянии вернуть его на то же самое место, как это можно было бы сделать при помощи GPS, но точность все равно будет хорошая.

Они держали курс на глубине десять метров, а когда они подошли к нужной точке, подвсплыли на три. Джордино выключил моторы, и аппарат завис в воде.

— Мы вне досягаемости стрелявших? — спросил Зайбиг.

Джордино покачал головой.

— Пока что нам везло, что по нас не стреляли. Они были заняты тем, что пытались остановить катер. Но второго шанса я им не дам.

Он включил несколько тумблеров над монитором.

— Будем надеяться, что босса не отнесло слишком близко к берегу.

На мониторе появилось изображение белого пятна в крупные зерна с сонара, стоящего на «Пуле». Джордино подстроил частоту, снижая дальность сканирования, но обеспечивая большую четкость. Оба уставились на монитор, но там ничего не было. Джордино на мгновение включил рулевой мотор, повернув аппарат по часовой стрелке. На экране ничего не изменилось. Но затем он что-то увидел в верхней части экрана.

— Что-то небольшое, метрах в тридцати, — сказал он.

— Это Дирк? — спросил Зайбиг.

— Если только не черепаха, не байдарка и не миллион других предметов, которые могут плавать по поверхности, — ответил Джордино.

Включив двигатели, он повел аппарат вперед, глядя, как точка растет в размерах. Когда отметка начала уходить за верхний край экрана, он понял, что цель прямо над ними.

— Теперь поглядим, — сказал он, медленно продувая балластные баки.

Питт плавал на спине, восстанавливая силы после своего заплыва в сторону от катера и последующих нескольких минут, когда он плыл от пирса. Прислушивался к каждому звуку, и тут уловил ток воды под ним. Повернувшись, он увидел тусклый свет из кабины «Пули», всплывавшей в полуметре от себя. Сделал гребок и подплыл как раз в тот момент, когда акриловый колпак показался над водой. Джордино тут же прекратил всплытие, позволив «Пуле» лишь на несколько сантиметров показаться из воды.

Питт улегся на колпак, расставив руки. Снизу на него глядел Джордино, улыбаясь. Жестом он спросил, все ли в порядке, и Питт прижал большой и указательный пальцы и показал ему, а затем сделал жест в сторону центра бухты. Джордино кивнул и дал знак держаться покрепче.

Обхватив колпак руками и ногами, Питт крепко вцепился в аппарат, который начал двигаться вперед. Джордино аккуратно дал ход, и они набрали скорость в пару узлов, почти ползком, но для Питта это было все равно что кататься по воде на животе вместо водных лыж. Волны били ему в лицо, и ему приходилось поднимать голову, чтобы вдохнуть. Когда огни пирса остались на безопасном расстоянии, Питт изо всех сил постучал костяшками пальцев по акрилу. Аппарат почти тут же остановился, а спустя пару секунд полностью всплыл в ореоле из пузырей.

Питт сполз с колпака и подошел к кормовому люку. На мгновение задумался, посмотрев в сторону берега. Катер стоял у пирса, погрузившись носом в воду, несколько людей в «Зодиаке» пытались завести швартов с пирса на яхту, прежде чем она сядет на мель. С некоторым облегчением Дирк осознал, что охота за ними сейчас явно не в числе основных приоритетов для тех, кто остался на берегу. Позади него открылся люк, и Джордино пригласил его внутрь.

— Спасибо, что вернулись подобрать меня, — криво улыбнувшись, сказал Питт.

— Король Эл своих не бросает! — торжественно ответил Джордино. — Думаю, ты добавил хлопот нашим друзьям на берегу? — спросил он, посмотрев на пирс перед тем, как закрыть люк.

— Хорошенько поцарапал им яхту, так что она временно вышла из строя, — ответил Питт. — Но раз ты уже подобрал нашего профессора Зайбига, думаю, нет причин задерживаться.

Он пошел в кабину следом за Джордино, и они быстро начали погружение. Тихонечко вышли из бухты, всплыв на поверхность лишь в полумиле от берега. Джордино снова перевел «Пулю» в режим надводного хода, и скоро, к радости Зайбига, они уже неслись по черной глади моря со скоростью свыше тридцати узлов.

Связавшись по радио с Гунном, они убедились в том, что «Эгейан Эксплорер» находится в условленной точке, у юго-восточной оконечности Гёкчеада. Спустя полчаса они увидели на горизонте ходовые огни исследовательского судна. Когда они подошли ближе, Питт и Джордино увидели, что с противоположной стороны от «Эксплорера» стоит другой корабль, более крупный. Джордино сбросил ход и подвел аппарат к правому борту судна, к шлюпбалке. Питт узнал в стоящем корабле фрегат турецкой береговой охраны. Тот стоял неподалеку, по левому борту от «Эксплорера».

— Похоже, кавалерия все-таки прибыла, — сказал он.

— С радостью покажу им дорогу к тем ребятам в черных шляпах, — ответил Зайбиг.

Пара аквалангистов на «Зодиаке» подошли к «Пуле» и присоединили тросы. Обтекаемый аппарат подняли на борт. Руди Гунн вышел на палубу и помог закрепить его, а затем подошел к кормовому люку. Его лицо просияло, когда он увидел Зайбига, выбравшегося прежде Питта и Джордино.

— Род, ты в порядке? — спросил он, помогая археологу спуститься на палубу.

— Да, благодаря Дирку и Элу. Мне только нужна помощь — избавиться от этого, — добавил он, показывая руки в наручниках.

— В мастерской справятся, — ответил Гунн.

— Эл знает местонахождение яхты и ее команды, — сказал Питт. — Небольшая база, на континентальном побережье неподалеку. Мы можем передать координаты турецкой береговой охране или пойти вместе с ними, на «Эксплорере».

— Боюсь, не судьба, — покачав головой, ответил Гунн. — Нам приказано идти в Чанаккале, порт в Дарданеллах, как только вы прибудете на борт.

Он сделал жест в сторону турецкого фрегата, который подошел ближе, когда прибыл подводный аппарат. Питт увидел у борта выстроившихся в ряд матросов с оружием, направленным на судно НУПИ.

— Что за угрожающее поведение? — спросил он. — У нас убили двоих членов экипажа, третьего забрали в заложники. Ты сообщил об этом в береговую охрану?

— Да, — с горечью ответил Гунн. — Но они здесь по другой причине. Видимо, кто-то связался с ними раньше.

— И что это тогда за танцы с оружием?

— Мы арестованы за разграбление культурного объекта, находящегося под водой, — возмущенно ответил Гунн.

41

На восточное побережье Средиземного моря опустился закат, окрасив небо розовым. «Оттоманская Звезда» вошла в порт Бейрута, к северу от ливанской столицы. Старенькое судно быстро добралось из Эгейского моря, пройдя путь меньше чем за сорок восемь часов. Обойдя новенький контейнерный терминал, оно свернуло к западу и медленно подошло к общему причалу.

Несмотря на поздний час, многие докеры задержались у причала, с улыбкой глядя на странное представление, разыгрывающееся на палубе судна. Позади переднего трюма, на наспех сооруженном деревянном стапеле стояла побитая роскошная яхта. Пара рабочих в комбинезонах поспешно ремонтировали огромную дыру в корпусе, пробитую рабочим катером, который уже покоился на дне бухты в Турции.

Мария тихо сидела на мостике судна, в сторонке, глядя, как капитан разбирается с портовыми и торговыми агентами и таможенниками, которые поднялись на борт в надежде получить полагающиеся бумаги и деньги. И вмешалась лишь тогда, когда местный агент по продаже тканей начал жаловаться на недостачу в поставке.

— Мы были вынуждены отправиться раньше времени, — грубо, без обиняков сказала она. — Недостачу получите со следующим рейсом.

Испуганный коммерсант кивнул и тихонечко ушел, не желая больше связываться с грозной женщиной, которой принадлежало судно.

Быстро заработали портовые краны, и металлические контейнеры с турецкими тканями и прочей продукцией начали выгружать на берег. Мария стояла на краю мостика, без особого интереса наблюдая, как кипит работа. Но увидев, как у трапа остановилась мятая «Тойота» без крыши, напряглась и села прямо. Повернулась к одному из янычаров, которых брат послал вместе с ней.

— Человек, с которым я встречаюсь, — вон в той машине, — сказала она. — Тщательно обыщи его и проводи в мою каюту.

Янычар кивнул и проворно сбежал с мостика. Слегка удивился, увидев за рулем грузовичка араба в грязной крестьянской одежде и потрепанной куфии на голове. Но темные глаза араба горели таким огнем, что охранник даже не заметил длинный шрам у него справа на челюсти, полученный в поножовщине еще в юности. Тщательно обыскав посетителя, янычар отвел его в красиво обставленную каюту Марии.

Та быстро оглядела вошедшего и пригласила садиться, а затем отослала янычара.

— Благодарю, что пришел встретиться со мной, Заккар. Если это и вправду твое имя.

Араб еле заметно улыбнулся.

— Можешь называть меня Заккар. Можешь по-другому, как хочешь.

— Твои умения заслужили всяческую похвалу.

— Возможно, поэтому мало кто может позволить себе мои услуги, — ответил он, срывая с головы грязную куфию и бросая на стул рядом.

Глядя на аккуратную прическу в западном стиле, Мария поняла, что вся эта мешковатая одежда — лишь маскировка. Если этот человек побреется и оденется в хороший костюм, то вполне сойдет за преуспевающего бизнесмена. Так он и поступал частенько, хотя она об этом не знала.

— Задаток при себе? — спросил араб.

Мария встала и достала из ящика стола кожаную сумку.

— Двадцать пять процентов всей суммы, как договорено, в евро. Остальное будет переведено на счет в ливанском банке в соответствии с твоими указаниями.

Она шагнула к Заккару, но сумку крепко держала в руках.

— Безопасность в ходе операции должна быть полной, без вопросов, — сказала она. — И участвовать в ней должны лишь те, кто полностью заслуживает доверия.

— Если бы я работал иначе, меня бы уже не было в живых, — холодно ответил араб. Показал пальцем на сумку. — Мои люди не желают умирать, не зная, что это будет оплачено надлежащим образом.

— Этого не потребуется, — ответила Мария, отдавая ему сумку.

Араб принялся изучать содержимое сумки, а Мария подошла к секретеру и достала из ящика свернутые в рулон карты.

— Ты хорошо знаешь Иерусалим? — спросила она, раскладывая карты на кофейном столике.

— Я провел в Израиле достаточно операций. Взрывчатку надо доставить в Иерусалим?

— Да. Двадцать пять килограмм октогена.

— Впечатляет, — тихо сказал Заккар, приподняв брови, когда услышал марку пластита.

— Мне потребуется ваша помощь в установке заряда, — сказала Мария. — Возможно, потребуется немного порыться в земле.

— Безусловно. Это не проблема.

Развернув первую карту, старинную, с надписями на турецком, она начала водить по ней пальцем.

— Это древние подземные водоводы.

Потом отодвинула карту в сторону и положила на столик спутниковую фотографию Старого Города. Провела пальцем поперек восточной стены, к холмам, откуда начинался подъем к долине Кедрон. Ее палец замер там, где находилось старое мусульманское кладбище. На фото можно было даже разглядеть отдельные белые каменные надгробия.

— Встречу вас здесь, на кладбище, ровно в одиннадцать вечера, через двое суток, — сказала она.

Заккар просмотрел фотографию, подметил перекресток неподалеку и постарался все запомнить. Потом вопросительно посмотрел на Марию.

— Ты нас там встретишь? — переспросил он.

— Да. Судно отсюда пойдет в Хайфу.

Мария сделала паузу.

— Командовать операцией буду я, — жестко сказала она.

Араб едва не скривился, услышав, что на операции им будет командовать женщина, но подумал о хороших деньгах, которые они получат, и сдержался.

— Я буду там, вместе со взрывчаткой, — пообещал он.

Подойдя к койке, Мария выдвинула из-под нее два армейских сундука с металлическими ручками по бокам, на которых было написано «Медикаменты» на иврите.

— Октоген здесь. Мои охранники вынесут его на берег.

Подойдя ближе к арабу-наемнику, она жестко поглядела ему в глаза.

— И последнее. Я не хочу, чтобы на операции кто-нибудь струсил.

— Если мы работаем в Израиле, мне все равно, что или кого ты собираешься взорвать, — с улыбкой ответил Заккар.

После того как взрывчатку отнесли в грузовичок араба, Мария села и еще раз взглянула на фотографию Иерусалима. Цель ярко блестела на холме, неподалеку от древнего кладбища.

«На этот раз мы так встряхнем весь мир, что никто не сможет это игнорировать», — подумала она, аккуратно убирая карты и фотографию обратно в ящик.

42

Руди Гунн ходил взад-вперед по мостику, как рассерженный кот. Хотя шишка у него на голове давно спала, лиловый синяк все еще переливался у его виска. Через каждые пару шагов он останавливался и глядел на обшарпанный порт Чанаккале, ожидая увидеть что-нибудь ободряющее. Не увидев, качал головой и снова начинал расхаживать.

— Просто безумие. Мы уже третий день под арестом. Когда же нас отпустят? — раздраженно сказал он.

Питт оторвал взгляд от штурманского стола, на котором лежала карта турецкого побережья. Он разглядывал ее вместе с капитаном Кенфилдом.

— Консульство в Стамбуле уверяет, что нас обязательно отпустят. Говорят, что бумаги уже пустились в путь по коридорам бюрократии и движутся там даже сейчас, пока мы тут говорим.

— Это возмутительно, — жалобно сказал Гунн. — Мы под арестом, а убийцы Тана и Иверсона ускользнули.

Питту было сложно с ним спорить, но он-то хорошо понимал двусмысленность ситуации. Задолго до того, как «Эгейан Эксплорер» связался с турецкой береговой охраной, им поступили два сообщения. В первом им доложили, что судно НУПИ нелегально исследует древний турецкий затонувший корабль, который находится под защитой Министерства культуры. А во втором докладе сообщалось, что во время этих нелегальных исследований погибли два аквалангиста. Турки отказались раскрывать источники этих сообщений, но начали действовать в соответствии с ситуацией еще до сообщения с «Эксплорера».

Как только судно НУПИ под эскортом было доставлено в Чанаккале и помещено под арест, делом занялась полиция. Но это только добавило неразберихи. Питт сразу же созвонился с профессором Руппе, чтобы тот подтвердил наличие разрешения на исследования, а затем связался с Лорен, своей женой. Та быстро привела в действие механизмы Госдепартамента, чтобы ускорить их освобождение, хотя полицейские, обыскав судно и не найдя ни одного антикварного предмета, постепенно и сами поняли, что оснований для ареста нет.

Пригнувшись, в дверь вошел Род Зайбиг, немного разрядив унылую атмосферу.

— Парни, у вас есть минутка? — спросил он.

— Еще бы, — ответил Гунн. — Мы заняты лишь тем, что волосы рвем на головах, по одному за раз.

Зайбиг подошел к штурманскому столу и положил на него папку.

— Может, это вас взбодрит. У меня кое-какая информация по вашему монолиту.

— Очевидно, уже не нашему, — мрачно ответил Гунн.

— Ты вспомнил ту надпись на латыни? — спросил Питт, двигаясь в сторону, чтобы дать присесть Гунну и Зайбигу.

— Да. Я ее записал сразу же, как вернулся на корабль, но потом все не было времени. А этим утром наконец-то взял ее и перевел.

— Только не говори, что это надгробие Александра Македонского, — весело сказал Гунн.

— Боюсь, это невозможно, и сразу по двум причинам. Этот камень — не надгробие, а, по сути, памятник. И там нет упоминания об Александре.

Открыв папку, он показал надпись на латыни от руки. На следующей странице был уже перевод в напечатанном виде, и он отдал его Гунну. Тот молча прочел, а затем принялся читать вслух.

«В память центуриона Плавтия

Служившему в „Схола Палатина“, верному стражу Елены,

Погибшему в бою в море неподалеку отсюда

Вера, верность и честь.

Корникулярий Траян»

— Центурион Плавтий, — повторил Гунн. — Памятник римскому легионеру?

— Да, — ответил Зайбиг. — И это придает особое значение короне, найденной Элом и тоже имеющей римское происхождение, как подарок от императора Константина Великого.

— Служивший в «Схола Палатина», верный страж Елены, — сказал Питт. — «Схола Палатина» — элитная римская часть, охранная, вроде преторианской гвардии, но в более позднее время. А упомянутая Елена, видимо, Елена Августа.

— Правильно, — согласился Зайбиг. — Мать Константина Великого, правившего в начале четвертого века. Годы ее жизни — с 248 по 330-й от Рождества Христова. Так что и корона и камень относятся к той эпохе.

— А что насчет этого Траяна? — спросил Гунн.

— Корникулярий — воинское звание, обычно это заместитель по административной части. Я поискал по базам данных по Древнему Риму, но Траяна в таком звании не нашел.

— Это продолжает оставаться большой загадкой. Откуда взялись корона и монолит и как они оказались на затонувшем корабле Османской империи?

Посмотрев в сторону, Гунн увидел двух офицеров в синей форме, неторопливо шедших по причалу в сторону судна.

— Ну вот, местные полицейские вернулись, — сказал он. — Надеюсь, они несут с собой бумаги насчет нашего освобождения из-под ареста.

Капитан Кенфилд встретил полицейских у трапа и проводил их на борт. Питт и Гунн тоже подошли в кают-компанию.

— У меня распоряжение о снятии ареста, — на чистейшем английском сказал старший из офицеров, круглолицый мужчина со слегка обвислыми ушами и пышными черными усами. — Ваше правительство было так настойчиво, — слегка улыбнувшись, добавил он. — Вы свободны.

— А как идет расследование убийства двух членов экипажа моего судна? — спросил Кенфилд.

— Мы заново открыли дело по факту возможного убийства. Но пока у нас нет подозреваемых.

— А что насчет той яхты, «Султаны»? — спросил Питт.

— Да, ведь мы сами видели, как она Питта чуть в куски не изрубила винтами, — требовательно сказал Гунн.

— Мы выяснили, что это за судно и кто его владелец, но он проинформировал нас, что, по всей вероятности, вы ошиблись, — ответил офицер. — Яхта шла чартерным рейсом в Ливан, где сейчас и находится. Мы получили по электронной почте фотографии, сделанные нынешним утром. Яхта стоит у причала в порту Бейрута.

— «Султана» получила сильные повреждения и никак не могла дойти до Ливана, — возразил Питт.

Помощник открыл портфель и достал несколько распечатанных на принтере фотографий. На них была яхта, с носа и с борта, ошвартованная у запыленного причала. Питт сразу же подметил, что фотографии сделаны с левого борта, а не с правого, который он протаранил катером. На последней фотографии была полоса ливанской ежедневной газеты со снимком порта, на котором вдали виднелась яхта. Гунн наклонился и внимательно проглядел фотографии.

— Да, похоже, это та самая яхта, — нерешительно сказал он. Тогда Питт показал ему фотографию, где был отчетливо виден спасательный круг на борту яхты и кивнул. От его взгляда не ускользнуло, что фотографии явно обработаны на компьютере.

— Это не отменяет того факта, что один из наших ученых был похищен и удерживался в доме на побережье, рядом с причалом, где стояла яхта, — сказал Питт.

— Да, мы связались с начальником полиции в Кирте, и он направил человека осмотреть описанный вами причал, — сказал офицер и снова кивнул помощнику. Тот достал из портфеля тонкий конверт и отдал начальнику.

— Можете взять копию доклада из Кирте. Я специально для вас перевел ее на английский, — сказал офицер, сочувственно посмотрев на Питта. — Следователь сообщил, что в бухте нет не только описанных вами судов, но и вообще никаких судов нет.

— Да, быстро они замели следы, — заметил Гунн.

— В портовых документах значится, что за день до этого там было ошвартовано грузовое судно, которое взяло на борт груз ткани. А согласно этим документам, судно покинуло порт как минимум за восемь часов до вашего предполагаемого там появления.

И он снова сочувственно поглядел на Питта.

— Понимаю, что это нелепая случайность, — с трудом скрывая досаду, ответил Питт. — Но не могли бы вы сообщить, кому принадлежит этот причал у Кирте?

— Частная компания «Анатолия Экспортс». В докладе есть их контактная информация.

Офицер печально поглядел на Питта.

— Если я еще чем-то смогу быть вам полезен, известите меня.

— Спасибо за содействие, — коротко ответил Питт.

Когда полицейские ушли, Гунн лишь покачал головой.

— Ничего себе! Два убийства, похищение человека, а никого не поймали, кроме нас.

— Ничего особенного, — ответил Кенфилд.

— Просто потому, что мы играем против крапленой колоды, — сказал Питт. — Очевидно, вся полиция в Кирте на откупе у «Анатолия Экспортс». И думаю, посланный к нам офицер сам это прекрасно знает.

— Да, вся эта ситуация поставила их в неловкое положение, и они просто пытаются сохранить лицо, — добавил Кенфилд.

— Лучше бы они свое дело делали на совесть, — буркнул Гунн.

— Я думал, они до небес взовьются, когда ты расскажешь им про то, что видел там женщину, замешанную в ограблении Топкапы, — сказал Кенфилд Питту.

— Я про нее ничего им и не сказал, — покачав головой, ответил Питт.

— Почему же? — изумленно спросил Гунн.

— Я больше не хочу подвергать опасности судно и экипаж, пока мы находимся в турецких водах. Мы сами видели, на что эти люди способны, кем бы они ни были. Кроме того, у меня есть слабое подозрение, что дальше местных полицейских это дело не пойдет.

— Наверное, ты прав, — сказал Кенфилд.

— Но мы же не можем просто так все это оставить, — запротестовал Гунн.

— Не можем, — резко мотнув головой, ответил Питт. — И не оставим.

Отдали швартовы, и «Эгейан Эксплорер» начал отходить от причала, как вдруг на причал выкатилось желтое такси без крыши. Ржавая машина с визгом затормозила у самого края причала, ее задняя дверь распахнулась и наружу выскочила рослая худощавая девушка.

Питт стоял на мостике и увидел бегущую по причалу дочь.

— Это Саммер! — крикнул он капитану. — Останови судно!

Сбежав на палубу, Питт лишь успел увернуться, когда на палубу у его ног плюхнулся объемный рюкзак. Спустя секунду в рейлинг вцепились тонкие, но сильные пальцы. Затем Питт увидел копну рыжих волос. Саммер подтянулась и перепрыгнула через рейлинг, твердо встав на ноги на носовой палубе. Держа в руке рюкзак, Питт подбежал к ней и крепко обнял.

— Знала же, что мы за тобой вернемся, — со смехом сказал он.

Поняв, что судно дало задний ход лишь ради того, чтобы ее подобрать, Саммер скромно глянула на отца.

— Прости, — сказала она, переводя дыхание. — Когда я звонила из Лондона, Руди сказал, что вы здесь еще день-два проторчите. Но когда такси подъехало к порту, я увидела, что вы отплываете, и немного запаниковала. Мне очень не хотелось к тебе опаздывать.

Обернувшись в сторону мостика, Питт махнул рукой капитану, давая знать, что все в порядке и можно отплывать. А потом повел Саммер в каюту, зарезервированную за ней.

— Я тоже ожидал тебя увидеть только дня через два, — сказал он.

— Я села на ближайший рейс из Лондона, решив, что лучше доехать из Стамбула, чем пытаться напрямую добраться в Чанаккале.

Внезапно она помрачнела.

— Я слышала про затонувший корабль… и про то, что случилось с Таном и Иверсоном.

— У нас тут всего хватало: и трагедии, и веселья, — ответил Питт. Они вошли в каюту, и он положил ее рюкзак на койку. — Пойдем, попьем кофейку в кают-компании, а я тебе все расскажу.

— Да уж, пап, выслушаю с удовольствием. А потом расскажу тебе, что происходило со мной в Англии.

— Только не говори, что и у тебя там приключений хватало, — улыбаясь, сказал Питт.

— Круче, чем ты можешь себе представить, — ответила Саммер, серьезно взглянув на отца.

Часть третья ТЕНЬ ПОЛУМЕСЯЦА

43

— Софи, у меня тут для тебя горячее дельце! — вскричал Сэм Левин, вбегая в кабинет начальника отдела. Синяки и порезы после происшествия в Кесарии уже почти зажили, но один крупный шрам на скуле остался. Софи сидела за столом, читая отчет полиции Тель-Авива о случаях разграбления могил, но тут же отвлеклась и с интересом взглянула на него.

— О'кей, слушаю.

— Один из информаторов, мальчишка-араб по имени Тирон, доложил о том, что, возможно, планируются незаконные раскопки этой ночью на мусульманском кладбище у Кедрона.

— У Кедрона? Прямо у стен Старого Города? У кого-то крыша поехала?

— Если это, конечно, правда. Тирон горазд поболтать, чтобы получить побольше чаевых.

— И кто там собирается махать лопатой? — спросила Софи.

— У меня только одно имя. Мелкий воришка, Хасан Акаис, — ответил Сэм, подвигая стул и садясь рядом с Софи.

— Не припомню, — подумав, сказала Софи. — Я о нем что-нибудь слышала?

— Мы его пару лет назад поймали во время облавы в Яффе. Улик для предъявления обвинения было мало, и его отпустили. С тех пор вроде бы он не был замечен ни в чем подозрительном. Нашего информатора он нанимает пасти овец, поэтому мальчишка случайно и подслушал разговор насчет операции.

— Мелкая сошка, мне кажется.

— Я тоже так думаю. Но потом я напоролся вот на это.

Сэм дал Софи распечатку.

— Я пробил имя по системе, и вот оно. «Моссад» подозревает его в связях с «Мулами».

Софи внимательно поглядела на распечатку.

— Связи не слишком серьезные, но думаю, тебе следует об этом знать, — добавил Сэм.

— Хотела бы я поговорить с этим Хасаном, — сдержанно сказала Софи.

— У нас маловато народу на эту ночь. Лу с ребятами до завтра будут в Хайфе, а Роберт сидит дома, простудился.

— Тогда остаюсь я и ты, Сэмми. Возражения есть?

— Если этот парень связан с теми, кто напал на нас в Кесарии, то я тоже хочу с ним побеседовать, — дернув головой, ответил Сэм.

Они договорились о распорядке работы вечером, и Сэм вышел из ее кабинета. Софи продолжала читать отчет полиции, и вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Подняв взгляд, она с изумлением поняла, что это Дирк, стоящий в дверях ее кабинета с огромным букетом лилий.

— Простите, я тут ищу главного стрелка в этой конторе, — сказал он, ослепительно улыбаясь.

Софи чуть не взлетела прямо из кресла.

— Дирк, я-то думала, что еще неделю тебя не увижу! — обрадовалась она, подбегая к нему и трепля его по щеке.

— Университет приостановил раскопки в Кесарии до следующего сезона, и я решил, что моя работа закончена, — ответил Дирк, кладя ей цветы на стол. Потом крепко обнял ее и поцеловал.

— Я так скучал по тебе, — шепнул он ей на ухо.

Софи покраснела, а потом вспомнила, что дверь в кабинет открыта.

— Я могу сделать небольшой перерыв, — выпалила она. — Пойдем куда-нибудь поедим, а?

Как только Дирк кивнул, она повела его из кабинета во двор, подальше от любопытных глаз.

— У меня есть любимое место в Старом Городе. По дороге что-нибудь захватим поесть, — предложила она.

— Хорошо, — ответил Дирк. — Я не слишком-то знаю Иерусалим, а прогулка по улицам — лучший способ узнать город.

Софи схватила его за руку. Они прошли мимо ухоженных газонов вокруг Рокфеллеровского музея и подошли к Иродовым Воротам, одному из входов в Старый Город. Сам Старый Город занимал площадь не больше квадратной мили и представлял собой древний центр Иерусалима, где находились такие всемирно известные места, как Церковь Гроба Господня, Стена Плача и Купол Скалы. Сейчас Старый Город окружала сплошная каменная стена, возведенная турками во времена Османской империи, более четырехсот лет назад.

Проходя по дороге через ворота к мусульманскому кварталу, Дирк восхищался искусно выстроенными из тесаного известняка домами и древними фундаментами, на которых стояли даже новые здания. Они были прекрасны, даже если находились в полуразрушенном состоянии и без крыш. Но еще интереснее было наблюдать за местными. Увидев стоящих у перекрестка в ожидании зеленого сигнала еврея в армянской одежде, эфиопа в белом одеянии и палестинца в куфии, он понял, что очутился в уникальном месте, какого нет нигде в мире.

Софи провела его по темному пыльному переулку, и они вышли к шумному рынку, называвшемуся «Соук», по-арабски. Умело лавируя между торговцами, Софи остановилась в нескольких местах, купив фалафеля, кебаб из ягнятины, пирожных и фруктов.

— Ты же говорил, что хочешь узнать город получше, ну так вот, — сказала она, вручая Дирку сумку с едой.

Они прошли еще пару кварталов и подошли к церкви Святой Анны. Изящное каменное сооружение, построенное еще крестоносцами, стояло посреди мусульманского квартала — один из примеров странностей этого древнего города.

— Красивая еврейская девушка привела меня к христианскому храму? — усмехнувшись, сказал Дирк.

— Мы устроимся позади нее. Там такое место, которое исследователь водных глубин точно оценит. Кроме того, это прекрасное место для пикника, — подмигнув ему, ответила Софи.

Они вошли на территорию церкви и обошли ее, оказавшись во дворе, в котором росли огромные сикоморы. Тропинка шла дальше, к небольшому огороженному углублению, больше похожему на заброшенный рудник. Внизу возвышались каменные колонны и остатки кирпичных стен и арок.

— Изначально здесь находилась Овечья Купель, — сказала Софи, глядя вниз, где вместо воды осталась лишь пыль. — Она служила резервуаром воды для Первого и Второго Храмов, а потом здесь возвели купальни. Хотя, конечно, известность она получила как место, где, как было написано, Иисус исцелил увечного. Но воды тут теперь, боюсь, немного.

— Это даже лучше, — ответил Дирк. — Иначе здесь было бы не протолкнуться от туристов, желающих искупнуться.

Они нашли уединенное место, скамейку под огромной сикоморой, где сели и набросились на еду, уплетая вкусности за обе щеки.

— А как там профессор Хаазис? — спросила Софи.

— На самом деле, вполне ничего. Я утром у него был, перед тем как отправиться в Иерусалим. Он дома, поправляется, ждет не дождется, когда можно будет вернуться к работе. Рана на ноге оказалась не слишком серьезной, так что через неделю-другую он уже сможет забросить костыли подальше.

— Бедняга. Как жалко, что с ним это случилось.

— Он сказал мне, что беспокоится о тебе. Судя по всему, считает себя виноватым в том, что ты и твои сотрудники попали в такую опасную ситуацию.

— Какая нелепость, — покачав головой, ответила Софи. — Он же не мог предугадать, что террористы нападут на лагерь археологов. Как и мы сами.

— Он очень душевный человек, — сказал Дирк, доставая инжир из сумки. — Кстати, последние пару дней израильская служба безопасности порядком меня достала. Я жду не дождусь, когда ты скажешь, что этих парней поймали.

— «Шин-Бет» ведет расследование, но боюсь, этих террористов и след простыл. Их пикап оказался краденым, его нашли затопленным в море у Нахарии. В «Шин-Бет» считают, что террористы сразу же сбежали в Ливан, как только покинули Кесарию. Предполагают, что они связаны с контрабандистами, а те, в свою очередь, — с «Хезболла». Трудно будет даже установить их личности, не то что поймать.

— А нет предположений, на кого они могли работать?

— Да не густо. Я многое проверила, есть пара подозреваемых, но четких доказательств нет. Сэм и я делаем все, что можем.

Она умолкла, вспомнив про погибшего Гольдера.

Дирк взял ее за руку и крепко сжал.

— Вот не думала, что придется разбираться с чем-то подобным, — расстроенно сказала Софи.

Потом поглядела Дирку в глаза и сжала его руку в ответ.

— Как хорошо, что ты здесь, — сказала она и, прижавшись к нему, поцеловала.

Они долго сидели, обнявшись. В объятиях Дирка Софи наконец-то чувствовала себя в безопасности. Глядя на опустевшую Овечью Купель, она постепенно собралась с силами, чтобы снова приняться за свою работу. Глубоко вздохнув, поглядела на Дирка и улыбнулась, все еще со слезами на глазах.

— Чувствуешь, как пахнет жасмин? — спросила она. — Мне этот запах всегда нравился. Он напоминает мне о счастливом и беззаботном детстве.

— Ты еще будешь счастлива, — пообещал Дирк.

— Надо возвращаться на работу, — прошептала она, не в силах разжать объятия.

— Буду ждать тебя, — ответил он.

Внезапно Софи вспомнила насчет запланированной на вечер операции.

— Мы сможем поужинать, но ночью у меня дежурство. Нужно кое за кем проследить. Поступила информация насчет возможного разграбления могил человеком, у которого могут быть связи с ливанскими контрабандистами.

— Можно пойти с вами?

Софи уже покачала было головой, но задумалась.

— Да, людей у нас не хватает. На операцию пойду только я и Сэм, так что твоя помощь не помешает. Только на этот раз без героизма, ладно?

— Буду просто молчать и смотреть, обещаю, — с улыбкой ответил Дирк.

Они встали, в последний раз оглядели высохшую котловину купальни. Софи внезапно расхотелось уходить, хотя она и не понимала почему. Взяв за руку Дирка, она медленно пошла назад, с сердцем, в котором бурлил вихрь эмоций.

44

«Оттоманская Звезда» медленно вошла в израильский порт Хайфа. Старая грузовая посудина пришвартовалась у дальнего западного причала, подальше от суеты. Груза было немного, и за пару часов турецкие моряки могли бы выгрузить его весь, но у них был четкий приказ тянуть с разгрузкой до позднего вечера.

Предъявив на таможенном контроле поддельные паспорта, Мария и один из янычаров взяли напрокат машину и выехали из Хайфы. Изображая семейную чету на отдыхе, они без проблем проехали по сельской местности, но попасть с такой же легкостью в Иерусалим у них бы не вышло. Мария выбрала кружной путь, чтобы не заезжать на Западный Берег Иордана и не проходить проверки на постах, где у них без труда нашли бы пистолеты в поясных сумках, пачки денег и две пары очков ночного видения.

Мария прекрасно понимала, что провезти в Иерусалим двадцать пять килограмов октогена — задача другого уровня, потому и связалась с Заккаром и его сообщниками среди «Мулов». Те легко могли справиться с таким делом за соответствующую цену. Араб-контрабандист в деталях описал Марии, что взрывчатку перевезут сначала на машине, потом на себе, пешком, а в какой-то точке даже провезут, привязав к животам овец, чтобы нигде не попасться сотрудникам израильских спецслужб.

Но это была лишь половина дела. Турчанка должна была сделать другую, причем сама. Воспользовавшись туристической картой, они въехали в Иерусалим, проехали мимо Старого Города и свернули в один из новых кварталов в западной части города. Увидев недавно открывшийся отель «Уолдорф-Астория», они припарковали машину на улице и прошли еще квартал пешком. Оказавшись среди маленьких магазинчиков, торгующих товарами для туристов, они нашли небольшую чайную, с занавесками из бисера на окне, и вошли внутрь.

Мария увидела, как сидевший в углу полутемной чайной бородатый мужчина встал и улыбнулся ей, обнажив золотые зубы. Мария, в сопровождении янычара, подошла к нему.

— Аль-Хатиб? — спросила она.

— К вашим услугам, — ответил палестинец, слегка поклонившись. — Присядете?

Мария кивнула и села за столик. Янычар остался стоять позади нее. Аль-Хатиб сел напротив и налил им по чашке чая. Мария заметила сильный загар и мозолистые руки, выдающие опытного грабителя древностей, кем он и являлся.

— Добро пожаловать в Иерусалим, — вместо тоста сказал палестинец.

— Благодарю, — ответила Мария, оглядывая чайную, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает.

— Ты выполнил то дело, для которого тебя наняли? — тихо спросила она.

— Да, с легкостью, — ответил палестинец, снова улыбнувшись. — Акведук именно там, где вы указали. Изумительное подтверждение исторических сведений. Можно спросить, откуда они у вас?

Настал черед Марии улыбаться.

— Как ты знаешь, нынешняя стена вокруг Старого Города была возведена по указу Сулеймана Великолепного, в начале шестнадцатого века. Его инженеры провели детальные исследования, указав все, что будет мешать работам. На картах, полученных нами в Турции, они есть, в том числе заброшенные акведуки и прочие сооружения эпохи Ирода, которые считались разрушенными или ненайденными.

— Какое открытие! Когда-нибудь я с удовольствием займусь этим поподробнее, — азартно ответил Аль-Хатиб.

— Боюсь, что на этот раз я не взяла с собой карту, — солгала Мария. — У моей семьи большая коллекция предметов османского периода, и карты представляют собой часть отдельной коллекции.

Она не стала упоминать, что все эти документы были украдены из музея в Анкаре.

— Ценные исторические документы, понимаю… А можно спросить о цели раскопок?

Мария не стала отвечать на его вопрос.

— Ты расширил вход в акведук? — спросила она.

— Да, именно так, как вы просили. Потихоньку расширил вход и прокопал внутрь еще метр-два. Вход хорошо замаскирован растущим вокруг кустарником.

— Отлично, — ответила Мария и, сунув руку в поясную сумку, достала конверт с израильскими банкнотами. Когда она подвинула его по столу к Аль-Хатибу, у того расширились глаза.

— Тут премия за долгую работу, — сказала она.

— Премного благодарен, — смущенно пробормотал палестинец, поспешно убирая конверт в карман.

Мария допила чай.

— А теперь отведи нас на место, — сказала она.

Аль-Хатиб нерешительно посмотрел на часы.

— Скоро начнет темнеть, но этой ночью будет ярко светить луна, — сказал он, но, увидев холодный и непреклонный взгляд Марии, пошел на попятный: — Хорошо, хорошо, как пожелаете. У вас есть машина?

Расплатившись по счету, он пошел вместе с ними по улице к арендованной машине. Следуя указаниям Аль-Хатиба, Мария повела машину к югу Старого Города, а затем свернула к северу, в сторону долины Кедрон. Палестинец показал на край старого мусульманского кладбища. Мария оставила машину позади полуразрушенного склада.

Солнце клонилось к закату, тени укрыли улицу. Янычар достал из багажника кирку и мешок с гирляндами лампочек. Затем он и Мария следом за палестинцем перелезли через низенькую каменную ограду кладбища и пошли. В этот поздний час на нем никого не было, но они все равно старались держаться западного края, подальше от мечети в центре и объездной дороги с востока. Янычар тщательно прятал кирку, убрав рабочую часть под мышку и держа ее за ручку.

На востоке от них вздымалась Масличная Гора, на которой находилось большое еврейское кладбище, несколько церквей и сады. На западе, на холме, возвышалась каменная стена Старого Города. Позади нее была Храмовая Гора, где теперь находился комплекс Аль-Харам Аш-Шариф, Святилище Верных. Посреди возвышался Купол Скалы, огромное сооружение поверх скалы, на которой, по преданию, Авраам готовился принести в жертву единственного сына. В исламе эта гора также считалась отправной точкой Ночного Путешествия Мухаммеда на небеса, о котором свидетельствовал отпечаток его ступни на скале. Мария едва могла разглядеть верх золотого купола мусульманской святыни, цветом похожей на коричневый мрамор в угасающих лучах закатного солнца.

Аль-Хатиб дошел до простенького могильного камня эмира, умершего в шестнадцатом веке, азатем свернул налево. Дойдя до места, где могильные камни стояли в беспорядке, он принялся карабкаться по скалистому склону, поднимающемуся к стенам Старого Города. Порывшись в сумке, Мария достала фонарь, но не стала его включать. Спотыкаясь о камни и кустарник, она карабкалась следом за Аль-Хатибом, пока они не оказались на более ровном участке. Аль-Хатиб замедлил шаг.

— Уже близко, — шепнул он.

Включив собственный миниатюрный фонарик, он повел их дальше вверх по холму и наконец остановился у пары кустов. Переводя дыхание, Мария разглядела, что те уже засохли, а их корни просто воткнуты между насыпанных камней. Из-за кустов виднелась аккуратная кучка известняка.

— Вон там, за ними, — сказал Аль-Хатиб, озираясь по сторонам, чтобы убедиться, что за ними не следят.

— Здесь иногда ходят патрули, — предупредил он.

Мария достала из поясной сумки очки ночного видения, надела, включила и внимательно оглядела окрестности. Слышался шум городских улиц, окрестные холмы покрывала россыпь огней. На кладбище внизу было пусто.

— Никого нет, — подтвердила она.

Аль-Хатиб кивнул и принялся раскидывать камни в стороны, встав на колени. Когда появился небольшой лаз, Мария приказала янычару помочь ему. Вдвоем мужчины быстро расчистили замаскированный вход в узкий тоннель, высотой метра полтора. Убрав все камни, палестинец встал, чтобы отдохнуть.

— На самом деле акведук был небольшим, — сказал он, показывая Марии руками диаметр водовода. — Потребовалось немало поработать, чтобы расширить вход.

Мария презрительно посмотрела на него, вспоминая то, что знала про историю строительства водовода. Этот вход на склоне холма — всего лишь дренажный, а вот внутри находится настоящее чудо древней инженерной мысли. Римские инженеры, нанятые Иродом, более двух тысячелетий назад создали каскад акведуков, подававший воду с холмов Хеврона в город и цитадель Антонию, которая находилась на склоне Храмовой Горы. И все это вручную, рабочими куда более крепкими, чем стоящий перед ней пухлый палестинец, подумала Мария.

Поднеся свой фонарь к входу, она включила его. Там оказался тоннель метра полтора в длину, заканчивающийся входом в основной акведук, на уровне земли. Тоннель был ровным, Мария не могла не отметить умелой работы Аль-Хатиба.

— Ты хорошо поработал, — сказала она, выключая фонарь. Затем взяла кирку у янычара и отдала палестинцу. — Прокопай еще полметра-метр.

Грабитель могил был готов на все за такие деньги и надеялся получить еще, сгорая от любопытства. Взяв у янычара фонарь, он втиснулся в тоннель и принялся долбить каменистую почву. Янычар надел перчатки и начал выгребать землю и осколки камней, скапливающиеся под ногами Аль-Хатиба.

Мария стояла у входа, а палестинец все работал, не переставая. Он махал киркой уже минут двадцать, прорыв больше метра. Внезапно на очередном ударе кирка ушла в почву с подозрительной легкостью. Дернув ее назад, Аль-Хатиб понял, что пробил дыру в какой-то большой тоннель. Удивленно отставил кирку и посветил вперед фонарем. Сквозь дыру была видна лишь чернота, но оттуда несло холодным воздухом.

С удвоенной энергией Аль-Хатиб принялся долбить по перемычке, и вскоре дыра стала уже с человеческий рост. Откидывая в сторону камни, пролез внутрь с фонарем в руке и, спотыкаясь, вышел в пещеру с высоким потолком.

— Слава Аллаху, — ахнул он, отбросив кирку в сторону и глядя на стены.

Те были белоснежными, как алебастр, а при свете фонаря можно было даже разглядеть борозды от тесал древних каменщиков. Аль-Хатиб наметанным глазом заметил, что здесь вырубали и вынимали целые глыбы известняка.

— Карьер, как пещера Седекии, — выпалил он, когда Мария и янычар с фонарями в руках вошли внутрь.

— Да, только этот был утерян для истории после разрушения Второго Храма, — ответила Мария.

Меньше чем в миле отсюда располагалась такая же огромная пещера, где рабы вырубали глыбы известняка для многочисленных построек, возводимых при Ироде Великом. Имя свое она получила в честь Седекии, царя Иудеи, который, по преданию, скрывался в той пещере от солдат Навуходоносора.

При свете трех фонарей они разглядели, что из пещеры ведут несколько коридоров, будто пальцы руки, тянущиеся в темноту. Аль-Хатиб поглядел на основной тоннель, уходящий в восточном направлении.

— Этот, наверное, до самого Харам Аш-Шарифа идет, — неуверенно сказал он.

Мария кивнула.

— И до Купола Скалы? — еще более нервно спросил палестинец.

— Священный камень Купола Скалы стоит на скальном основании, но главный тоннель идет под ним. Другие тоннели идут к мечети Аль-Акса и другим местам. Если карты Сулеймана точны — а пока что они не давали повода в себе усомниться.

Лицо палестинца побледнело, его радостное возбуждение сменилось трепетом.

— Я не посмею ходить под землей под священным камнем, — торжественно сказал он.

— А этого и не требуется, — ответила Мария. — Твоя работа закончена.

С этими словами она достала из поясной сумки миниатюрный пистолет «Беретта» и направила на опешившего палестинца.

В отличие от брата Мария не испытывала экстаза или возбуждения, отнимая жизнь у другого человека. На самом деле она вообще ничего не чувствовала при этом. Для нее убить человека было все равно что сменить носки или съесть тарелку супа. Они с братом располагались на разных полюсах безумия, порожденного трудным детством и кровосмесительными браками предков, но результат был одинаковый. Они выросли беспощадными убийцами.

Пистолет грохнул дважды, и две пули вонзились в грудь Аль-Хатибу. По пещере зазвенело эхо. Охотник за древностями рухнул на колени, изумленно глядя перед собой, а затем упал ничком мертвый. Мария хладнокровно переступила через труп, достала из его кармана конверт с деньгами и убрала в поясную сумку. Затем поглядела на часы.

— У нас меньше часа до того, как доставят взрывчатку, — сказала она янычару. — Осмотрим тоннели и выберем нужное место.

Снова перешагнув через тело убитого, она забрала из его руки фонарь и быстро пошла в темноту.

45

Было уже почти десять вечера, когда Софи заехала на небольшую грунтовую стоянку у северо-восточной стены Старого Города и остановилась у закрытого магазинчика одежды. Через дорогу, ниже по холму, располагалась северная оконечность мусульманского кладбища, изгибавшегося к югу, через широкое ущелье, с которого начиналась долина Кедрон. Заглушив двигатель, она посмотрела на Дирка, сидящего рядом, и спросила:

— Ты уверен, что хочешь этим заняться? Чаще всего ночные операции — утомительное упражнение в терпении, совершенно бесполезное.

— Не могу же я упустить шанс погулять при луне с красивой девушкой, — ответил Дирк, улыбаясь и кивая.

Софи чуть не расхохоталась.

— Ты единственный из тех, кого я знаю, кто смог найти нечто романтическое в полицейском патрулировании, — ответила она.

Но признаться честно, и у нее были точно такие же чувства. Они провели прекрасный вечер, поужинав в тихом армянском кафе у Яффских Ворот. Чем дальше это продолжалось, тем больше ей хотелось отменить операцию и пригласить его к себе домой. Но она подавила это желание, вспомнив, как важно получить информацию о тех, кто убил Гольдера.

— Сэм обычно приходит вовремя, — сказала она, посмотрев на часы и высунувшись из окна машины.

Спустя минуту зажужжал вибровызов. Софи ответила и принялась быстро говорить на иврите, бурно жестикулируя.

— Это Сэм, — сказала она, закончив разговор. — В аварию попал.

— Он в порядке?

— Абсолютно. Автобус с паломниками-христианами проскочил поворот и врезался в его машину. Он в полном порядке, а вот машина в хлам. Предполагает, что пара-тройка пожилых туристов могли получить травмы, так что разбирательство займет какое-то время. Скорее всего, его не будет еще час.

— Тогда, видимо, придется начинать без него, — ответил Дирк, открывая дверь и выбираясь из машины.

Софи вышла следом, достала из багажника бинокль ночного видения и повесила себе на шею. Потом наклонилась и открыла большой кожаный футляр, лежавший снизу. Внутри была потертая штатная армейская автоматическая винтовка «Тавор» TAR-21. Софи вставила снаряженный магазин, передернула затвор, досылая патрон в патронник, и повесила автомат на плечо.

— На этот раз при оружии, — заметил Дирк.

— После Кесарии я предпочитаю не ходить на операции без оружия, — решительно ответила она.

— Почему бы не поручить это дежурство «Шин-Бет», если ты считаешь, что здесь замешаны ливанские контрабандисты?

— Я об этом думала. А вдруг тревога окажется ложной? Чаще всего нам приходится иметь дело с подростками-оборванцами, откапывающими черепки, и они не станут оказывать сопротивления.

— Я бы предпочел, чтобы так оно и было, — подмигнув, ответил Дирк и взял ее за руку.

Перейдя через дорогу, они спустились по склону и оказались на кладбище. Софи остановилась и огляделась, взяв в руки бинокль.

— Придется еще спуститься, — тихо сказала она.

Они прошли еще с десяток метров по склону и остановились у небольшого пригорка, с которого можно было видеть почти все кладбище. При свете луны отсвечивали белые мусульманские надгробья, как зубы, рассыпанные по песочного цвета одеялу. Софи присела на камень и снова оглядела кладбище в прибор ночного видения. Заметила нескольких детей, заигравшихся в футбол допоздна, у западной стены, но само кладбище было пустым. Она смотрела в восточном направлении, когда почувствовала, как Дирк сел рядом с ней и обнял ее за талию. Медленно опустила бинокль.

— Ты отвлекаешь меня от работы, — вяло возразила она, а потом положила ему руку на затылок и страстно поцеловала.

Они сидели, обнявшись, несколько минут, пока их уединение не нарушил тихий шаркающий звук. Софи быстро схватила бинокль и посмотрела на склон холма.

— Три человека с большими рюкзаками, — прошептала она. — У двоих в руках лопаты либо оружие, не вижу.

Софи положила бинокль и посмотрела на холм.

— Где же Сэм? — в отчаянии сказала она.

— Через полчаса будет, — глянув на часы, ответил Дирк.

Шаги троих мужчин становились все громче, они приближались к центру кладбища. Софи достала из кобуры свой «Глок» и отдала Дирку.

— Мы их задержим, а потом вызовем полицию Иерусалима, — прошептала она.

Дирк кивнул, беря пистолет и проверяя, есть ли патрон в патроннике. Они выползли из своего укрытия и стали потихоньку спускаться с холма. Шли, пригнувшись, скрываясь за надгробиями и постепенно сворачивая направо. Подойдя к большой гробнице, за которой можно было укрыться, перешли за ней выше по холму, сели на корточки и стали ждать.

Тихо шли минуты, троица приближалась. Софи тихонечко пристегнула фонарик к стволу «Тавора» и замерла. Мужчины прошли буквально в полуметре от них. Кивнув Дирку, она мгновенно вскочила и, выскочив позади мужчин, включила фонарь.

— Стоять! Руки вверх! — крикнула она по-арабски.

Мужчины замерли и обернулись, поняв, что попали в засаду. Софи осветила фонарем их лица. У двоих в руках были «АК-74», и они, прищурившись, с ненавистью смотрели на нее, держа оружие стволами вниз. Один из них, невысокий, в мешковатой одежде и стоявший с унылым видом, был тот самый Хасан Акаис, о котором ей сказал Сэм. Второй, в такой же грязной одежде, выделялся крючковатым носом. Но когда Софи разглядела третьего, у нее пополз холодок по спине. Тот холодно смотрел на нее и явно был главным. На правой стороне челюсти у него был шрам. Это был тот самый человек, который точно так же глядел на нее в Кесарии. Который командовал теми, кто убил Гольдера.

У Софи задрожали руки, и луч фонарика дернулся. Увидев ее нерешительность, Акаис мгновенно вскинул автомат, наводя его на Софи. Его палец уже лег на спусковой крючок, когда по кладбищу раскатился звук выстрела. На запястье Хасана появилось красное пятно, когда в него вонзилась пуля калибра 9 миллиметров.

Мужчина дрогнул от боли и убрал палец с крючка, хватаясь здоровой рукой за запястье. Он непонимающе посмотрел на Софи, и только потом заметил Дирка, стоявшего в паре шагов от нее с пистолетом в вытянутых руках.

— Брось оружие, или я возьму прицел повыше, — приказал Дирк.

Второй араб с длинной всклоченной бородой тут же бросил на землю свой «АК-74», но раненый не шелохнулся. Он с ненавистью посмотрел на Дирка, но вдруг улыбнулся, переведя взгляд в сторону от него.

— Думаю, это вам придется бросить оружие, — послышался из темноты резкий женский голос. — Руки вверх, так, чтобы я их видела.

Дирк повернулся на звук голоса и увидел коротко стриженную женщину, стоящую позади Софи и приставившую ей пистолет к голове. Разглядел, что та одета в обычную темную одежду, но на лбу у нее очки ночного видения. Почувствовав присутствие кого-то еще, Дирк повернулся дальше и увидел силуэт мужчины, направившего пистолет уже на него.

Софи с сожалением поглядела на него и положила «Тавор» на землю. Не имея другого выбора, Дирк невинно улыбнулся и аккуратно бросил пистолет на ближайшую к нему могилу.

46

Дирка и Софи отвели вверх по холму, держа на мушке, а затем заставили войти в узкий тоннель. Как и арабы, шедшие вслед на ними, они поразились, увидев огромное помещение под землей, освещенное несколькими фонарями. Софи несколько раз бывала в пещере Седекии и изумилась, обнаружив почти такую же у Храмовой Горы. Но удивление сменилось страхом, когда она увидела окровавленное тело Аль-Хатиба рядом с одним из фонарей. Спокойствия не прибавляло и то, что она узнала главного из арабов.

— Тот высокий… командовал в Кесарии, — прошептала она Дирку.

Питт кивнул, отлично понимая, что эта хорошо вооруженная группа вряд ли явилась сюда, чтобы грабить могилы. Янычар толкнул их к длинному скальному выступу, где они и сели, рядом с трупом палестинца. Мария абсолютно не обращала на них внимания, забирая у арабов их рюкзаки.

— Здесь все? — спросила она Заккара.

— Да, все двадцать пять килограмм, вместе с детонаторами и капсюлями, — ответил араб. Потом посмотрел на высокий потолок. — Вы хотите взорвать Купол Скалы?

Мария холодно глянула на него.

— Да, и мечеть Аль-Акса. Проблемы?

Араб покачал головой.

— Это породит великий гнев в наших землях. Но возможно, послужит во славу Аллаха.

— Именно во славу, — резко ответила Мария.

Быстро опустившись на колени, она проверила взрывчатку и встала. Потом поглядела на Софи и Дирка, поморщилась и прошипела, обращаясь к Заккару:

— Ты едва не провалил операцию.

Тот покачал головой.

— Это полицейские, ловят расхитителей могил, — ответил он, не говоря ей, что сам узнал Софи и Дирка. — Случайно сюда пришли. Почему бы не убить их сразу?

— Израильтяне, археологическая полиция, говоришь? — медленно проговорила Мария. — Нет, мы их не убьем. Они «случайно» погибнут при взрыве, — зло ухмыльнувшись, добавила она. — Идеальные козлы отпущения.

Махнула рукой янычару, подзывая его, а затем снова посмотрела на Заккара.

— Поставь своих людей на страже, — сказала она, поглядев на часы. — Нам пора закладывать взрывчатку. Мы поставим таймер на час ночи.

Она взяла в руку фонарь, а янычар подхватил два рюкзака. Заккар обратился к своим людям, затем взял третий рюкзак и пошел следом за Марией и янычаром в один из туннелей.

— Уничтожение Купола Скалы вызовет страшное кровопролитие, — прошептала Софи Дирку.

— Молчать! — рявкнул бородатый араб, двинув стволом автомата в сторону Софи.

Его напарник Акаис сидел на камне рядом, обхватив рукой раненое запястье. Пуля не повредила крупных сосудов, и он перебинтовал рану куфией. Хотя он и сам без труда поднялся на холм, сейчас у него началось недомогание от потери крови. Он то с ненавистью глядел на Дирка, то смотрел куда-то вдаль затуманенным взглядом.

Дирк внимательно оглядел пещеру, ища способ спастись и не получить пулю в спину. Но вариантов было немного. Глядя на мертвого палестинца, он заметил, что здесь осталось всего два фонаря. Один на полу рядом с трупом, второй — метрах в трех от него, на камне посреди пещеры.

Увидев, что Софи глядит на него, Дирк кивнул в сторону бородатого часового. Потом потер рот тыльной стороной ладони.

— Фонарь… ты сможешь его погасить? — шепотом сказал он.

Софи посмотрела на фонарь, на часового и едва заметно кивнула. Ее взгляд сделался решительным. Она оглядела стены пещеры, рассматривая каждую выщербину, насколько позволяло скудное освещение. На стене позади часового она увидела то, что искала, — неправильной формы отметину, с которой можно было начать розыгрыш.

Поглядела на нее с неподдельным изумлением, дождавшись, пока часовой не посмотрит на нее. Уловив направление ее взгляда, он уставился туда же. Не сводя глаз со стены, она медленно встала и сделала шаг вперед.

— Не двигайся, — прошипел араб, поворачиваясь к ней.

Софи попыталась не обращать внимания на его слова, но так, чтобы ее не застрелили.

— Этой пещере две тысячи лет, она прямо под Куполом Скалы, — тихо сказала она. — Думаю, я увидела знак Пророка.

Часовой с подозрением поглядел на нее, а потом на Дирка. Но инженер из НУПИ сделал вид, что его совершенно не интересует происходящее. Схватив фонарь, араб медленно попятился к стене, не сводя с них автомата. Дойдя до стены, несколько раз быстро глянул на тесаный известняк. По поверхности шли две параллельные линии, на уровне глаз, а между ними виднелась едва заметная метка углем. Часовой непонимающе поглядел на метку, а потом на Софи.

— Да, именно, — сказала Софи, нерешительно делая еще один шаг вперед. Часовой ничего не сделал, и она продолжила осторожно идти вперед.

— Не фокусничай, иначе твой друг умрет первым! — рявкнул араб, не сводя ствола автомата с Дирка. Потом повернулся к напарнику. — Хасан, будь начеку!

Раненый неуверенно кивнул.

— Давай показывай, — сказал часовой Софи, отходя от стены.

Софи осторожно подошла к стене и положила на нее ладонь, рядом с бороздами и отметкой. Она видела точно такие же метки в пещере Седекии и знала, что это не более чем предварительная разметка под камень, который по какой-то причине так и не вырубили из скалы. Скорее всего, это была отметина для конкретного камня. Но Софи принялась играть по полной.

— Как отпечаток стопы его на священном камне наверху, думаю, это один из знаков, оставшихся после Ночного Путешествия Мухаммеда, — сказала она, имея в виду вознесение пророка на небеса верхом на крылатом коне. — Но я не могу разглядеть при таком свете. Можно взять фонарь?

Она даже не посмотрела на часового, делая вид, что полностью захвачена увиденным на стене знаком. Протянула к нему руку. Араб непроизвольно протянул ей фонарь, нерешительно переводя ствол оружия в ее сторону. Схватив фонарь, Софи поднесла его к стене, не отрывая глаз от угольной метки.

— Вот, смотри, — тихо сказала она, показывая свободной рукой на скалу. Тем временем другая ее рука скользнула по ручке фонаря к выключателю. Нащупав его указательным пальцем, она выключила фонарь и замерла.

Вторая лампа, лежащая на полу, едва освещала пещеру желтым светом, и араб вполне мог разглядеть Софи. Он уже собрался что-то рявкнуть ей, но уголком глаза уловил движение.

Дирк спокойно ждал нужного момента. Как только Софи выключила фонарь, он тут же сиганул с карниза. Знал, что пули сразу же полетят в его сторону, поэтому сделал два шага вбок и прыгнул к оставшемуся фонарю.

Он рассчитал верно. Бородатый тут же вскинул автомат и выстрелил, но Дирк уже лежал на земле, и пули просвистели у него над головой. Падая, он протянул руку, схватил фонарь, не собираясь его выключать, и просто разбил о землю.

Пещера погрузилась в полную тьму, но ее тут же осветили вспышки автоматных выстрелов. Бородатый араб дал несколько длинных очередей в ту сторону, где до этого был Дирк. По пещере загрохотало эхо, завизжали срикошетившие от стен пули.

Он стрелял туда, где Дирк находился раньше, но тот уже перекатился в сторону от разбитого фонаря и на четвереньках пробирался к выходу. Дирк прополз метров шесть, остановился и развернулся, ощупывая пол руками. Стрельба прекратилась, а он нашел то, что искал, — труп палестинца. Точнее, кирку, лежавшую у его ног.

В пещере повисла тревожная тишина и запах пороха. Араб, уверенный, что убил Дирка, развернулся и выстрелил в том направлении, где до этого стояла Софи. Но при свете вспышек выстрелов он увидел, что ее там нет.

Ощупывая стену руками, Софи забежала часовому за спину, пока тот стрелял в Дирка. Когда стрельба прекратилась, она замерла, сжимая в руке фонарь и желая, чтобы сердце не билось слишком громко.

— Хасан, у тебя есть фонарь? — крикнул араб.

Раненый неуверенно поднялся на ноги, приходя в себя.

— Я здесь, у входа, не стреляй сюда, — тихо сказал он.

— Фонарь! — рявкнул его напарник.

— Он был у меня в рюкзаке, никак не найду, — ответил Акаис, ощупывая пол вокруг себя.

— Рюкзаки забрали, — раздраженно ответил второй.

Дирк слушал их разговор, чтобы передвинуться для атаки. Положив кирку на плечо, он пополз вперед, на голос раненого. Его нейтрализовать будет проще всего, учитывая его состояние. Если повезет, то удастся обменять кирку на автомат и пристрелить другого прежде, чем тот поймет, что произошло.

Разговор стих, а Дирк был еще в паре метров от раненого. Не пришлось бы бить вслепую, подумал он, чтобы не раскрыть свое местонахождение. Подождав секунду, он продвинулся еще на полметра, тихонечко, а потом еще. Но даже в своем нынешнем состоянии Акаис почувствовал, что рядом кто-то есть.

— Салаам? — спросил он.

Голос раздался совсем рядом, достаточно, чтобы нанести удар, понял Дирк. Сделав еще один шаг, он замахнулся киркой, но в пещере внезапно загорелся свет. Крутанувшись на месте, он увидел Марию, с фонарем в одной руке и пистолетом в другой. Глядя на Дирка, она повела пистолетом в сторону и наставила его в сердце Софи, которая стояла у стены в полуметре от нее.

— Брось кирку, или я пристрелю ее, — сказала турчанка.

Софи с сожалением поглядела на него, и он нерешительно бросил кирку на землю. Испуганный взгляд ее глаз был последним, что он запомнил. В следующее мгновение Хасан ударил его стволом автомата в затылок, и Дирк упал на землю, погрузившись во тьму.

47

Видавшее виды белое такси свернуло на грунтовую стоянку и остановилось у машины Софи. Сэм Левин быстренько расплатился с водителем и выскочил наружу. Такси скрылось в темноте. Сэм попытался позвонить Софи. Не удивляясь, что она не отвечает, он послал ей СМС, сообщая, где находится. Когда и это не подействовало, он зашагал к кладбищу, вспоминая, что она обычно выключает телефон во время патрулирования.

Слегка прихрамывая, он перешел дорогу. Бедро и бок болели после аварии. В суматохе он забыл взять с собой очки ночного видения, но пистолет в кобуре у него был. Медленно и тихо продвигаясь по кладбищу, он решил, что Софи обнаружит его прежде, чем он случайно сорвет операцию.

Спустившись с холма, он понял, что двигаться помедленней для него сейчас только лучше. Сделав широкий шаг, дернулся от боли, пронзившей ногу, и начал идти мелкими шагами, пробираясь по кладбищу.

Стояла тишина, кладбище выглядело пустым. Сэм пробирался мимо древних могил, останавливаясь через каждую пару метров и прислушиваясь, ожидая, что Софи возникнет из темноты и коснется его плеча. Но она не появилась.

Пройдя еще несколько шагов, Сэм снова остановился, на этот раз услышав шум. Это был стук камней, которые складывали один на другой. Он доносился с центра кладбища. Сэм на цыпочках прошел еще пару метров и остановился у низенькой стены. В свете месяца, выросшего до половины, он едва разглядел несколько фигур, двигавшихся вокруг могилы, неподалеку от небольшого каменного постамента для лампы, которой там не было уже не один десяток лет.

Сотрудник Департамента древностей достал пистолет, присел и задумался. Прошло несколько минут. Почему не появится Софи и не арестует их? Может, ушла с дежурства? Но уж он-то обязан исполнить свой долг.

Скривившись от боли, Сэм перелез через стену и зашагал в сторону грабителей. Стук камней затих, и он разглядел, что фигуры движутся к южной части кладбища. Сэм попытался бежать, но острая боль в ноге заставила его снова перейти на шаг. Отчаявшись, он остановился и крикнул:

— Стоять!

Но его требование произвело обратный эффект. Грабители рванули еще быстрее. Сэм слышал их топот, пока бежали через кладбище. Спустя несколько секунд послышался звук двух моторов и визг колес. Машины уехали.

Сэм разочарованно покачал головой, увидев удаляющиеся габаритные огни машин. Потом вспомнил про свою начальницу.

— Софи, где ты?! — крикнул он.

Но ответом ему была лишь тишина пустынного кладбища.

Подобравшись к постаменту, Сэм подошел к могиле, ожидая увидеть яму в земле, но вместо этого увидел сложенные камни сверху нее. Для грабителей было бы странно скрывать следы своей деятельности, подумал он. Скинув пару камней, он едва не упал, увидев под ними человеческую руку. Действуя осторожнее, снял еще несколько камней и увидел окровавленную грудь и голову убитого палестинца. С отвращением глядя на труп, Сэм задумался, что же за воры пришли на кладбище, чтобы оставить здесь такое.

48

Перед глазами Дирка появился тусклый свет, хотя веки его были плотно закрыты. Но пульсирующая боль в голове не была ни тусклой, ни тупой.

Нечеловеческим усилием он приоткрыл глаза, медленно сфокусировав их на фонаре в нескольких сантиметрах от своего лица. Сознание возвращалось, он ощутил холод известняка под ним. Руки слегка дрожали. Он принялся ощупывать землю вокруг, чтобы сесть. Сделав глубокий вдох, оперся руками и сел, подтянув ноги. Перед глазами замельтешили искры, и он снова едва не потерял сознание, но удержался, тяжело дыша. Отдохнув пару минут, пока не унялись головокружение и тошнота, почувствовал, что спину холодит от чего-то влажного. Проведя рукой по затылку, нащупал шишку, сильно болевшую и покрытую запекшейся кровью.

Сознание медленно начинало работать, и Дирк вспомнил, где находится. Слабым голосом позвал Софи, но в ушах лишь звенела тишина. Схватив фонарь, он с трудом поднялся на ноги. Голова заболела еще сильнее, и он зашатался как пьяный.

Постепенно восстанавливая силы, Питт принялся обыскивать пещеру, а потом пополз к выходу. На кладбище было темно и пустынно, и он тут же вернулся в пещеру.

Снова закричал, зовя Софи, на этот раз громче. Его голос эхом отдался в пещере. Ему показалось, что он услышал в ответ тихий шлепок в одном из тоннелей. Хотя сейчас его слух и был далек от идеального, судя по всему, звук донесся из большого тоннеля, уходящего вправо. Того самого, куда Мария и ее люди понесли взрывчатку.

Слегка пригнувшись, Дирк вошел в тоннель высотой чуть ниже двух метров и пошел так быстро, насколько позволяла пульсирующая боль в голове. Тоннель, к его удивлению, тянулся метров на двести в глубину холма, пересекая территорию Храмовой Горы, которая находилась в паре метров у него над головой. Самым главным для подрывников было то, что он проходил рядом с Куполом Скалы, в нескольких метрах от почитаемого мусульманами всего мира камня.

Тоннель извивался из стороны в сторону, временами выходя в небольшие пещеры, где были аккуратно выбраны большие объемы породы. Пройдя очередной крутой поворот, Дирк увидел впереди тусклый свет. Сердце его дрогнуло, и он заставил себя идти быстрее, несмотря на стреляющую боль, пронзавшую голову на каждом шаге.

Свет становился все ярче. Питт пробежал через прямоугольную комнату и попал в прямой отрезок тоннеля. Идя на свет, он наконец, пошатываясь, выбежал в последнее помещение с куполообразным сводом. В центре стоял фонарь, а справа Дирк увидел огромную лепешку какого-то вещества, намазанную на стену. Из ее середины торчали несколько проводов. Слева лежала Софи, извиваясь изо всех сил, с кляпом во рту. Ее руки и ноги были связаны стропой, снятой с рюкзака. Между колен ей поставили большой камень, лишив возможности подняться на ноги. Как только она увидела Дирка, ужас исчез из ее глаз.

— Похоже, ты решила взорваться без меня, — с усталой улыбкой сказал Питт.

Не дав ей возможности ответить и вытащив камень, он взвалил ее на плечо, свободной рукой взяв оба фонаря. С новыми силами кинулся обратно в тоннель, пригнувшись, чтобы не ударить ее головой о низкий потолок.

Он пронес ее больше половины пути к выходу, когда на него вновь нахлынула дурнота. Выйдя в очередную небольшую комнату, он аккуратно опустил ее на землю и вынул кляп из ее рта, переводя дыхание.

— Какой ужас, — сказала Софи. — Сильно ранен?

— Ничего, — буркнул Дирк. — Больше о тебе беспокоился.

— Сколько времени? — поспешно спросила она.

— Без пяти час, — ответил Дирк, глянув на часы.

— Взрывчатка. Женщина сказала, что они поставят взрыватели на час ночи.

— Ну и ладно. Надо только умотать отсюда.

— Нет!

Дирка ошеломил ее тон. Это была не просьба, а требование.

— Если будут разрушены Купол Скалы и мечеть, это станет катастрофой для моей страны. Разразится война, какой мы еще не видывали.

Посмотрев в глаза Софи, Дирк увидел в них решимость, надежду и отчаяние. Шло время, и он знал, что не сможет ее переспорить.

— Думаю, что смогу обезвредить детонатор, — сказал он, развязывая ей руки. — Но ты должна уходить. Вот еще один фонарь. Развязывай ноги и беги к выходу.

Он развернулся к тоннелю, но она поймала его за рубашку, подтянула к себе и страстно поцеловала.

— Будь осторожен. Я люблю тебя.

Думая о том, что она сказала, Дирк побежал. Ее слова будто освободили его от боли, и он бежал по тоннелю, как по беговой дорожке. За считаные секунды Питт достиг последней комнаты и подбежал к закрепленному на стене пластиту.

Получив инженерное образование, он имел некоторые знания насчет взрывчатки, несколько раз работая на проектах, где требовались взрывные работы. Хотя он никогда не имел дела с октогеном, конструкция детонаторов, которую он увидел, была совершенно обычной: простой электронный таймер, подсоединенный проводами к нескольким взрывателям, воткнутым в пластит.

Посмотрел на часы. Без трех минут час.

— Только не взорвись раньше времени, — пробормотал он, светя фонарем на стену.

Быстро оглядел заряд пластита на предмет запасных взрывателей, даже не сознавая, что этого количества октогена хватит, чтобы сровнять с землей небоскреб. Таймер был только один. Схватив его за провод, Дирк с силой дернул. Взрыватели вывалились из пластита и повисли на проводе. Держа их в руке, Дирк побежал обратно по тоннелю.

Добежав до прямоугольной комнаты, погруженной в темноту, он был рад, что Софи уже здесь нет, что она выполнила его просьбу и убежала. Остановившись на мгновенье, с размаху швырнул таймер в стену и бросился бежать дальше. Чувство облегчения вытеснило адреналин, и боль в голове снова напомнила о себе. Пробежав через первую пещеру, он заметил, что тела палестинца здесь уже нет.

Протиснувшись через выход, Питт несколько раз с удовольствием вдохнул свежий воздух и огляделся в поисках Софи. Не увидев ни ее, ни фонаря, он тут же включил свой и позвал ее по имени. Но в ответ не услышал голоса и не увидел света фонаря.

И вдруг Дирка будто ударило в живот. Мечеть. Софи сказала, что они хотят разрушить и Купол и мечеть. Значит, есть второй заряд взрывчатки, и Софи находится внутри, пытаясь его разминировать.

Дирк пулей кинулся обратно в тоннель. Из главной пещеры шли три хода, левее того, который вел под Купол. Питт подбежал к ним по очереди, выкрикивая имя Софи. Из последнего послышался невнятный ответ, и он, узнав ее нежный голос даже на таком расстоянии, бросился по тоннелю вперед.

Пробежав всего несколько шагов, Дирк услышал треск, как от фейерверка. Это подорвались детонаторы, которые он вынул из пластита под Куполом. Сейчас они не причинили никому вреда, будто хлопушки.

Сердце Питта забилось как бешеное. Он понял, что второй заряд может взорваться в любую секунду.

— Софи… беги… быстрее! — крикнул Дирк на бегу.

Впереди он увидел еле заметный отблеск света и понял, что уже близко. А потом снова услышал хлопки и бросился на пол, вне себя от ужаса.

Взрыв тряхнул землю, следом донесся оглушительный грохот. Через мгновение по тоннелю пронеслась ударная волна, неся перед собой кучу песка и камня. Дирк почувствовал, как его оторвало от земли и ударило о стену так, что перехватило дыхание. Ударившись о стену, покрытую удушающей пылью, он второй раз за эту ночь погрузился во тьму.

49

Сэм стоял, прислонившись к утесу спиной и разглядывая тело палестинца, когда Дирк ненадолго выбежал из тоннеля в поисках Софи. Услышав, как кто-то зовет ее по имени, он развернулся, как раз чтобы увидеть, как свет фонаря Дирка исчезает в тоннеле. Сэм снова попытался позвонить Софи, а затем принялся взбираться на холм.

Он был в паре метров от входа, когда взорвался второй заряд. С его точки зрения, это был всего лишь приглушенный удар, после которого земля слегка задрожала у него под ногами. Спустя несколько секунд из входа в тоннель вырвались клубы дыма и пыли.

Подойдя к входу, Сэм нашел в кустах брошенный фонарь и, включив его, осторожно вошел в тоннель. Поразился, что такая огромная пещера существует под Храмовой Горой, а о ней ничего не известно.

Воздух все еще был наполнен дымом и пылью, и Сэму пришлось прижать рукав к лицу. Сунув голову по очереди в каждый из четырех тоннелей, он задумался. Из последнего больше всего пахло дымом, и тут он услышал стук камней, доносящийся оттуда.

Медленно продвигаясь по тоннелю, Сэм увидел вдали свет. Ускорив шаг, наткнулся на кучу камней, отколовшихся от стены в результате взрыва. Аккуратно ее обойдя, пошел дальше. Внезапно тоннель стал прямым, и Левин увидел яркий свет фонаря впереди.

От напряжения на его лице выступил пот, он кашлял от пыли, оседавшей в дыхательных путях. Обойдя большую зазубренную глыбу, Сэм оказался в большой пещере, освещенной поставленным на камень фонарем. Пещера больше напоминала карьер для добычи гравия, с завалами камней, лежащих там и тут. В потолке зияла большая, неправильной формы дыра, под которой лежало больше всего камней, обрушившихся в результате взрыва. В воздухе висела густая белесая пыль, мешая разглядеть что-либо, несмотря на свет.

В противоположном конце пещеры Сэм увидел какое-то движение.

— Софи? — позвал он, нерешительно потянувшись рукой к пистолету.

Из тумана, как привидение, возникла фигура. С облегчением Сэм понял, что это Дирк, но чувство облегчения исчезло, когда он увидел у него на руках обмякшее тело Софи.

— Как она? — тихо спросил он.

Нерешительно подойдя ближе, Сэм увидел, как Дирк накрыл лицо и грудь Софи курткой. Потом увидел безжизненно висящие руки и ноги, неестественно вывернутые и покрытые кровью и грязью.

Поглядев на Дирка, чтобы спросить, что произошло, Сэм вздрогнул. По внешнему виду Питта сразу стало понятно, что никакой надежды на то, что Софи жива, нет. Дирк смотрел на него потерянными и безжизненными глазами, по его лицу текла кровь. Казалось, жизнь уже покинула его самого. Сэм понял, что Софи погибла.

50

Взрыв под Харам Аш-Шариф возымел эффект едва ли больший, чем клубы дыма. Главной целью Марии был Купол Скалы, туда она заложила основной заряд взрывчатки, но он не взорвался, поскольку за считаные минуты до взрыва Дирк выдернул из пластита детонаторы. Взорвался лишь второй, меньший заряд, который был заложен под мечеть Аль-Акса, но последствия его были минимальны.

Да, земля под мечетью, построенной в восьмом веке нашей эры, вздрогнула, задребезжали окна, но мечеть не исчезла в вырвавшемся из-под земли огненном шаре. За несколько секунд до взрыва Софи успела снять со стены большую часть пластита и выбросить его в тоннель. Затем она попыталась снять оставшийся заряд, и тут произошел взрыв. Сильно ослабленный, он лишь сделал трещину в фундаменте фонтана позади мечети. Служащие мечети, палестинцы, поначалу даже не обратили на него внимания, решив, что взрыв произошел в другой части города.

Левин действовал быстро и решительно. Прибыли полицейские и «Скорая помощь», оказали помощь Дирку и отвезли тело Софи в морг. Сотрудники «Шин-Бет» тоже не мешкали. Они тщательно обыскали подземелье, обезвредили и вывезли оставшуюся взрывчатку. Затем подземелье было закрыто, прежде чем хранители Харам Аш-Шариф успели понять, что произошло.

Новости о теракте быстро распространились по Иерусалиму. Поднялся шум. Все мусульмане осудили это деяние; евреи же пришли в ужас от того, какому поруганию могла подвергнуться Храмовая Гора. Все пытались свалить вину друг на друга, напряженность росла. Правительство Израиля заняло оборонительную позицию, но втайне усилило меры безопасности в городе. Лидеров мусульманских общин привели в подземелье, где и договорились навсегда замуровать его, во избежание возможных терактов в будущем.

Взаимная неприязнь на улицах города продолжала оставаться сильной, но открытых вспышек протестов и насилия удалось избежать. Еще через несколько дней напряженность спала, да никто и не осмелился взять на себя ответственность за теракт. Настоящие же виновники бесследно исчезли.

51

Генерал Брэкстон прочел доклад из ЦРУ, не проронив ни слова. Лишь изредка подергивающиеся усы начальника национальной разведки выдавали его эмоции. Напротив сидели офицер разведки О'Куинн и сотрудник ЦРУ, молча разглядывая носки ботинок. Но они тут же вытянулись, когда заметили, что Брэкстон снял с кончика носа свои старомодные очки.

— Итак, вот что я понял, — мрачно начал генерал. — Какие-то придурки едва не подняли на воздух половину Старого Города, и ни «Моссад», ни «Шин-Бет» понятия не имеют, кто это. Это правда или только то, что израильтяне согласились нам рассказать?

— Израильтяне явно пошли не по тому следу, — ответил сотрудник ЦРУ. — Они считают, что здесь замешана группировка ливанцев, занимающаяся контрабандой оружия и наркотиков, известная под названием «Мулы». Известно, что «Мулы» имеют связи с «Хезболла», так что, возможно, этот теракт был совершен в отместку за продолжающиеся столкновения в секторе Газа. Американец, оказавшийся на месте событий, опознал одного из террористов. По его словам, этот человек участвовал в недавнем нападении на археологическую партию в Кесарии.

— Этот американец — наш агент? — спросил Брэкстон.

— Нет, инженер-подводник, сотрудник НУПИ. Сейчас проходит лечение в израильском военном госпитале в Хайфе, получил легкие ранения.

— Инженер-подводник? Какого хрена он делал в Иерусалиме?

— Очевидно, у него были отношения с девушкой, сотрудником Департамента древностей, которая погибла при взрыве. Он вызвался помочь ей провести обычное патрулирование и попал в самое пекло. И к счастью, как оказалось, — поскольку именно он обезвредил основной заряд взрывчатки, заложенный под Купол Скалы.

— Сэр, на этот раз пуля просвистела у виска, что называется, — сказал О'Куинн. — Взрывчатки там хватило бы не только чтобы сровнять с землей сам Купол, но и добрую половину Старого Города. В результате мы получили бы такую вспышку межнациональной ненависти, какой еще никогда не было. Если бы теракт удался, то над Израилем сейчас летали бы ракеты и снаряды.

Брэкстон хмыкнул и уставился на О'Куинна.

— Раз уж речь зашла о взрывчатке, я так понимаю, что тут не обошлось без очередной порции неприятностей по нашу душу.

— Мы получили от израильтян образец взрывчатки. Лабораторный анализ подтвердил, что это октоген, причем нашего производства. Его производит фирма, работающая на подряде у американской армии, — сдержанно ответил О'Куинн.

— Это наша взрывчатка, черт ее дери?! — вскричал генерал.

— Боюсь, что да. Мы немного покопались и выяснили, что этот образец совпадает по составу с той партией октогена высшего качества, которую мы втайне продали Пакистану для использования в их ядерной программе в начале девяностых. Пакистанцы сообщали, что вскоре один контейнер пропал. Считают, что их военные, подторговывающие оружием на черном рынке, продали его за границу, но до сих пор мы не сталкивались с фактами использования этой взрывчатки.

— Целый контейнер с октогеном. Немыслимо, — сказал Брэкстон.

— В нем должно было перевозиться где-то четыре тонны взрывчатки. Которая известна своей высокой мощностью.

Генерал прикрыл глаза и покачал головой.

— Полагаю, этот теракт напрямую связан с недавними взрывами в мечетях? — спросил он, не открывая глаз.

— Нам известно, что и мечеть Аль-Азхар в Каире, и Зеленая Мечеть в Бурсе были подорваны с применением октогена. В обоих случаях никто не взял на себя ответственность за теракт и не было найдено никаких улик, позволяющих связать их с местными группировками. В Иерусалиме мы имеем дело с точно таким же взрывом.

— А что насчет того мертвого палестинца, которого нашли на кладбище?

— Охотник за древностями, мелкая сошка, в связях с террористами не замечен, — ответил сотрудник ЦРУ. — Возможно, он имел какое-то отношение к обнаружению подземелья, но вряд ли был участником теракта.

— Что возвращает нас к первоначальному вопросу: кто и зачем?

О'Куинн с горечью посмотрел на генерала.

— Никто не брал на себя ответственность ни за один из этих терактов, и пока у нас нет реальных подозреваемых, — сказал он. — Джо подтвердит, все разведывательные ведомства проверяют любые варианты — от христианских и иудейских экстремистов до «Аль-Каиды» и других мусульманских фанатиков. Мы привлекли к делу и иностранные разведслужбы, но у них тоже пока нет ничего стоящего.

Сотрудник ЦРУ кивнул.

— Генерал, во всех случаях целью удара были объекты исключительной духовной значимости для мусульман-суннитов. Поэтому мы считаем, что есть большая вероятность того, что террористы принадлежат к мусульманам-шиитам. Это отчасти подтверждает и возможная причастность к теракту в Иерусалиме группировки «Хезболла». Но должен сказать, что в Управлении зреет уверенность в том, что здесь может быть замешан и Иран, желающий отвлечь наше внимание от своей ядерной программы.

— Мотив серьезный, — согласилсяБрэкстон. — Но они играют с огнем и должны понимать, что будет, если их поймают за руку.

О'Куинн покачал головой.

— Вынужден с вами не согласиться, сэр, — сказал он. — Эти теракты не похожи на иранские по почерку. Вероятно, мы столкнулись с новой формой экстремизма, еще не известной нам.

— Ты не оставляешь мне выбора, О'Куинн, — буркнул генерал. — Что там с твоим турком, муфтием Батталом, с которым ты все носишься?

— Как мы и опасались, он включился в предвыборную кампанию. Баттал и его партия только выиграют от любого усиления напряженности среди фундаменталистов, которую провоцируют все эти теракты. Есть вариант того, что они связаны с достижением конкретных политических целей, а не с общей тенденцией мирового терроризма. Что касается Баттала, мы пристально следим за ним, но пока не уловили в его действиях склонности к силовым методам. По крайней мере, не имеем этому четких доказательств.

— Значит, там ты ничего не нашел. Думаю, ребята, главный вопрос, над которым вы должны сейчас размышлять, — где они нанесут следующий удар.

— Да уж, цели становятся все более значимыми, по нарастающей, — согласился О'Куинн.

— А в последний раз им не удалось осуществить задуманное. Значит, следующий их теракт должен быть еще ужаснее.

— Тогда уж сразу Каабу в Мекке, — усмехнулся О'Куинн. — Думаю, следует порекомендовать спецслужбам Саудовской Аравии усилить меры безопасности.

— Аналитики работают над проблемой день и ночь, — сказал сотрудник ЦРУ. — Делаем все, что можем, — добавил он, в стиле традиционного вашингтонского языка беспомощности.

Брэкстон зло поглядел на них.

— Тогда я вам скажу, что делать, — сказал он, подавшись вперед и яростно сверля их взглядом. — Есть простейший способ прекратить все это. Все, что вам надо сделать, — продолжил он, срываясь на крик, — это найти остальную взрывчатку!

52

«Оттоманская Звезда» вошла в бухту к северу от Дарданелл ближе к вечеру и пришвартовалась у пустующего причала. На песчаном дне с другой стороны пирса лежал под водой затонувший рабочий катер, в ожидании крана и водолазной команды.

Стоя на мостике судна, Мария с удивлением увидела на берегу «Ягуар» своего брата. Челик сидел в машине, глядя, как пристает судно. Когда швартовы намотали на кнехты, он вылез с заднего сиденья. Быстро взобрался по трапу. У него под мышкой был чемоданчик-кейс.

— Не ожидала, что ты станешь меня встречать прямо здесь, Озден, — вместо приветствия сказала Мария.

— Время не терпит, — ответил Челик, возбужденно оглядев мостик. Уловив его взгляд, капитан и рулевой поспешно ушли, оставив их наедине.

— Слышала, что полиция обыскивала порт после нашего отбытия, — сказала Мария. — Тебе не опасно здесь находиться?

Челик ухмыльнулся.

— Местной полиции платят достаточно, чтобы она блюла наши интересы. Они лишь зашли сюда, а мы позаботились, чтобы они не подходили к складам.

Вопрос о следователях из полиции напомнил ему про нападение людей из НУПИ, и он непроизвольно потер шишку на голове, там, куда Питт ударил его киянкой.

— Эти американские псы сполна заплатят за то, что вторглись сюда, — гортанным голосом сказал он. — Но сейчас у нас есть задачи поважнее.

Мария, уже ожидавшая бурю гнева за провал операции в Иерусалиме, так ее и не дождалась. Челик молча посмотрел на пустующую гавань через окно дома.

— Где «Султана»?

— Я оставила ее в Бейруте, чтобы закончить ремонт. Команда вернется в Стамбул через пару дней.

Челик кивнул и подошел ближе к сестре.

— А теперь скажи мне, Мария, почему провалилась операция? — спросил он.

— Я и сама не знаю, — спокойно ответила та. — Главный заряд не взорвался. В нем было несколько детонаторов, и я уверена, что они были правильно установлены. Думаю, не обошлось без чужого вмешательства. Да и второй заряд тоже должен был вызвать более серьезные разрушения. Подозреваю, что та женщина-археолог, которая погибла, успела обезвредить часть взрывчатки.

— Результат меня разочаровал, — сказал Челик, с трудом сдержавшись от привычного сарказма. — Но я рад, что ты вернулась в целости и сохранности.

— Ливанских контрабандистов мы высадили на берег у Триполи, на обратной дороге, так что израильтянам негде их искать и у них нет следа, по которому они могли бы идти.

— Ты всегда хорошо заметаешь следы, Мария.

Несмотря на необычно спокойное поведение, Мария видела, что брата что-то мучает.

— Как дела у муфтия? — спросила она.

— Ведет избирательную кампанию не хуже профессионального политика, получил публичную поддержку от нескольких ключевых фигур в меджлисе. Но по опросам, он все еще отстает процентов на пять, не меньше, а до выборов остались считаные дни.

Челик укоризненно поглядел на сестру.

— Провал операции в Иерусалиме не дал нам ожидаемого прироста популярности, — добавил он.

— Возможно, это не в нашей власти, — ответила Мария.

Ее слова внезапно пробудили в Челике гнев, который ему с трудом удавалось сдерживать.

— Нет! — заорал он. — Мы так близки к успеху! Мы не можем упустить такую возможность! Ставка в этой игре — восстановление империи, которой правила наша семья…

Он словно уже ощутил вкус власти, которую собирался получить. Глаза его засверкали безумным огнем, а лицо побагровело от ярости.

— Мы не можем упустить такой шанс!

— Золотой Рог? — тихо спросила Мария.

— Да, — ответил Челик, открывая дипломат и доставая карту. — Перехват надо произвести завтра ночью, — сказал он, отдавая ей папку. — Вот описание нужного судна, маршрут и расписание движения по нему. Ты успеешь подготовиться?

Мария тревожно посмотрела на брата.

— Думаю, да, — тихо ответила она.

— Хорошо. В операции будет участвовать группа янычаров, которые взойдут на борт захваченного судна. Но я рассчитываю лишь на тебя.

— Озден, ты действительно хочешь это сделать? — спросила Мария. — Риск очень велик. Погибнет множество наших сограждан, а если операция не удастся, то последствия могут быть просто ужасны.

Челик поглядел на сестру взглядом, достойным маньяка-убийцы, и резко кивнул.

— Другого пути нет.

53

Абель Хамет глядел на лучи заходящего солнца, искрящиеся на волнах Средиземного моря, как маленькие шарики огня. Стоя на открытой части капитанского мостика, капитан израильского судна видел, как солнце уходит за горизонт, обещая прохладный вечерний бриз. Глубоко вдыхая соленый морской воздух, он, казалось, уловил запах сосен, доносящийся с турецкого берега, едва видневшегося вдали. Поглядев в сторону носа судна впереди от мостика, Хамет увидел лишь еле различимые огни. Немного отдохнув от жары, капитан вернулся назад к штурвалу «Даяна» нести вахту.

Почти стометровой длины, «Даян» представлял собой достаточно небольшой танкер, можно сказать, скромный по сравнению с супертанкерами, перевозящими нефть из Персидского залива. Танкер был похож на них практически во всем, однако построили его совсем для другой цели. Он перевозил пресную воду. Согласно давнему соглашению между израильским и турецким правительствами, три одинаковых судна регулярно доставляли воду из Турции к засушливым берегам Израиля.

Находясь меньше чем в четырехстах километрах морем от Израиля, Турция была единственным государством в этом засушливом регионе, обладавшем излишками пресной воды. Под ее контролем были истоки Тигра и Евфрата, а также несколько полноводных горных рек. Ценность этого стратегического ресурса год от года лишь возрастала. Сделав пресную воду статьей экспорта, Турция продавала малую его часть Израилю по достаточно низкой цене.

«Даян» мог перевезти порядка четырех тысяч тонн воды, и Хамет знал, что в масштабах потребления воды Израилем это лишь капля в море, но их рейсы, раз в две недели, не прекращались. Для него лично это была только несложная моряцкая работа, которую он и девять членов команды с удовольствием выполняли.

Стоя посреди рулевой рубки, капитан глядел на экран навигационного компьютера, следя за курсом корабля.

— Две трети ход, — приказал он рулевому. — Мы в сорока милях от Манавгата. Незачем приходить в порт до рассвета, все равно на насосной станции никого не будет.

Рулевой повторил приказ, и единственный двигатель судна сбавил обороты. Незагруженное судно сидело в воде высоко и постепенно сбросило скорость с двенадцати до восьми узлов. Через пару часов, около полуночи, на мостик пришел старпом, чтобы сменить капитана на вахте. Хамет в последний раз посмотрел на экран радара, прежде чем развернуться и уйти.

— Нас нагоняет судно слева по борту, а так на море пусто, — сказал капитан помощнику. — Так что, Зев, просто держись подальше от пляжей.

— Да, кэп, — ответил помощник. — Никаких ночных заплывов.

Хамет спустился в свою каюту, лег в койку и быстро уснул, но вскоре проснулся от ощущения, что что-то не так. Тряхнув головой, чтобы прогнать остатки сна, он понял, что не хватает гула и дрожи судового двигателя. Подумал еще: странно, что никто не пришел за ним и не разбудил, если возникли проблемы с ходом судна или работой двигателя.

Накинув халат, капитан вышел из каюты и взобрался по трапу на мостик. Войдя в полутемную рулевую рубку, он замер в ужасе. В полуметре от него на полулежал старший помощник лицом вниз в луже крови.

— Что тут происходит? — рявкнул он, обращаясь к рулевому.

Тот молча поглядел на него широко открытыми глазами.

В полумраке капитан увидел, что на лице у парня — свежая ссадина. Внезапно взгляд капитана привлекли огни другого судна, видневшиеся сквозь переднее окно. Судно находилось в опасной близости от левого борта танкера, ближе к носу.

— Полный право на борт! — заорал капитан, не обращая внимания на шорох позади.

От задней стены рулевой рубки отделилась рослая фигура человека, одетого в черное, с угольно-черной лыжной маской на лице. В его руках была штурмовая винтовка, которую он поднял на уровень плеч. Рулевой не выполнил команду Хамета, молча глядя на бандита с оружием. Хамет обернулся как раз в тот момент, когда ствол винтовки двинул ему в лицо. Голову пронзило болью, словно молнией. Капитан почувствовал, как его колени подгибаются, и погрузился в темноту, падая на палубу рядом со своим помощником.

54

— Ридли, друг мой, заходи, заходи.

Голос Толстяка звучал, как попавший в миксер песок. Он снова встречал Ридли Баннистера в своих апартаментах в Тель-Авиве, второй раз за неделю.

— Благодарю тебя, Оскар, — ответил археолог, входя с уверенным видом, которого у него в прошлый раз и в помине не было.

Гуцман отвел его в приемную, где за столом сидел худощавый, хорошо одетый араб, который просматривал какие-то бумаги. Подняв взгляд, он с подозрением посмотрел на Баннистера.

— Это Альфар, один из моих менеджеров, — сказал Гуцман, небрежно махнув рукой. — Не беспокойся, ему можно доверять, — уловив настороженный взгляд Баннистера, добавил он.

Дойдя до любимого кресла, Гуцман неуклюже плюхнулся в него.

— Итак, что у тебя за важное дело, раз ты мне так неожиданно позвонил? — спросил он.

Баннистер заговорил тихо, готовя жертву к решающему удару.

— Оскар, ты не хуже меня знаешь, что охота за исторической правдой — занятие в лучшем случае спекулятивное. Мы можем искать в течение дней, недель и даже лет, надеясь совершить великое открытие, и все равно оказаться ни с чем. Конечно, по ходу дела можно найти что-то важное, иногда даже такое восхитительное, что разыгрывается воображение. Но обычно все усилия пропадают даром. Но иногда, когда звезды встают как надо, кто-нибудь очень-очень удачливый может обрести истинный дар небес.

Наклонившись вперед, он посмотрел в глаза Толстяку.

— Оскар, я считаю, что мы находимся на пороге такого открытия.

— Ну, мальчик мой, где же, где? — свистящим голосом проговорил Гуцман. — Хватит со мной играться.

— Я только что побывал в Лондоне и случайно встретился с торговцем антиквариатом, которого знаю уже не первый год. У него недавно появился ряд предметов, многие годы назад украденных из архивов англиканской церкви, — солгал Баннистер, снова сделав паузу для пущего эффекта.

— Продолжай.

— Часть из них — предметы искусства, украшения и другие предметы, вывезенные из Святой Земли во времена Крестовых походов.

Баннистер опасливо огляделся.

— Но среди них — Манифест, подлинный, — тихо добавил он.

Глаза Гуцмана выпучились, как шары.

— Ты… ты серьезно? — прохрипел он. Попытался скрыть охватившее его возбуждение, но лицо его покраснело от волнения.

— Да, — ответил Баннистер, доставая фотокопию папируса, преднамеренно сделанную с плохим качеством. — Оригинала я не видел, но меня заверили, что он подлинный.

Гуцман несколько минут разглядывал фотокопию, не проронив ни слова. Лишь шуршание бумаги в его неловких пальцах раздавалось в тишине.

— Он существует, — тихо сказал он наконец. — Поверить не могу, что по воле Божией это все-таки произошло… — Потом жестко поглядел на Баннистера: — Этот торговец мне его продаст?

Баннистер кивнул.

— Учитывая, как тот к нему попал, он будет вынужден продавать его втихую. Поэтому и назначил цену всего в пять миллионов фунтов стерлингов.

— Пять миллионов фунтов! — выпалил Гуцман и зашелся в приступе кашля. Когда приступ кончился, он снова посмотрел Баннистеру в глаза.

— Я не стану столько платить, — твердо сказал он.

Баннистер слегка побледнел. Он не ожидал такого ответа.

— Думаю, Оскар, цена — вопрос обсуждаемый, — выпалил он. — Торговец указал, что он провел радиоуглеродный анализ за свой счет.

Гуцману доводилось покупать антиквариат у всех, начиная с расхитителей могил и заканчивая политиками, и он хорошо знал, как торговаться. Более того, он понимал, что Баннистер пытается его разыграть, окончательно убедившись в этом, когда уловил в голосе собеседника нерешительность.

— Будь здесь, — сказал Толстяк, неуверенно встал из кресла и вышел.

Очень скоро он возвратился с толстой папкой в руках. Сев и открыв ее, достал пачку фотографий, каждая из которых была упакована в пластиковый прозрачный конверт. На фотографиях были антикварные предметы разных эпох и стилей, большие и маленькие. Баннистер увидел статуи, барельефы и керамику; каждый из этих предметов стоил не одну сотню тысяч долларов. Пролистав папку до конца, Гуцман достал несколько других фотографий, которые и отдал Баннистеру.

— Погляди, — сказал Толстяк.

— Часть твоей коллекции? — спросил Баннистер.

— Да, та, что у меня на складе в Португалии.

Баннистер принялся разглядывать фотографии. На первой были несколько ржавых мечей и наконечников копий. На второй — железный армейский шлем, римский, хеддернхаймского типа. На следующей фотографии была тонкая бронзовая пластина с изображениями орла, скорпиона и нескольких корон. Но на последней был предмет, которого Баннистер опознать не смог. Какая-то огромная угловатая груда искореженного металла.

— Редкие предметы римского оружия, — сказал он. — Орел и скорпион — часть боевого штандарта, да?

— Неплохо, Ридли, неплохо. Это не просто боевой штандарт. Это — эмблема «Схола Палатина», элитного подразделения, охранявшего Константина Великого. А что скажешь по поводу последнего предмета, друг мой?

Баннистер снова поглядел на фотографию, но потом покачал головой.

— Боюсь, я не знаю, что это.

Гуцман улыбнулся, торжествуя малую победу.

— Это бронзовый таран с имперской галеры. Судя по размеру и форме, скорее всего — с биремы, двухрядной галеры, которую еще называли либурной.

— А теперь понял. Рабочее острие смято от удара. Где же, во имя всего святого, ты это нашел?

— Это лежало в трюме другого судна, корабля кипрских пиратов, четвертого века нашей эры, если мне все правильно рассказали. Поврежденный корабль шел к берегу, но затонул и оказался в иле, как бы законсервировавшись. Многие предметы на нем удивительно хорошо сохранились. На него наткнулись местные дайверы, которые опередили официальную археологическую экспедицию. И богатый коллекционер купил большую часть находок прежде, чем тамошние власти вообще о них узнали.

— Кажется, я знаю этого богатого коллекционера, — ухмыльнувшись, сказал Баннистер.

Гуцман засмеялся булькающим смехом.

— Тогда мне весьма повезло, — сказал он, улыбаясь.

— Просто отличные штуки, Оскар. Но зачем ты мне их показываешь?

— Я их купил много лет назад. И все эти годы я только и слышал, что про этот Манифест. Правда ли, что он существует? Где тот груз, который в нем перечислен? И однажды ночью мне приснился сон. Во сне я держал его в руках — так, как сейчас держу твою фотокопию. А еще я увидел вокруг себя римское оружие и другие предметы. Не какие-нибудь, а именно эти, — добавил он, показывая на фотографию.

— Нам часто снится желаемое, — ответил Баннистер. — Ты и вправду думаешь, что есть связь между Манифестом и этими римскими древностями? Разве не могли они остаться от какого-то другого морского боя?

— Отнюдь не в каждом морском бою участвуют бойцы из «Схола Палатина». Сам знаешь, они заменили преторианскую гвардию, поскольку ее остатки были уничтожены в битве у Мильвиева моста, когда он разгромил Максенция и объединил империю. Нет, я уверен, что эти киприоты напали на галеру, перевозившую груз имперской важности.

— А сам корабль датирован?..

Гуцман снова улыбнулся.

— Корабль, вооружение и другие предметы датированы одним временем — в районе 330 года нашей эры. А вот еще.

Он показал на одной из фотографий изрубленный римский щит. Баннистер не заметил его, но тут вгляделся повнимательнее. На щите были выцветшие греческие буквы, «хи» и «ро», образовывающие крест.

— Константинов крест, — пробормотал он.

— А правдоподобности этому добавляет папирус из Кесарии, — сказал Гуцман. — Сон сбывается, Ридли. Если твой Манифест — подлинный, то мы уже буквально слышим исходящий из этих находок голос Елены Августы.

Глаза Баннистера загорелись охотничьим азартом.

— Скажи, Оскар, а где нашли этот корабль? — многозначительно спросил он.

— Его нашли неподалеку от деревни Писсури, у южного берега Кипра. Вполне возможно, что судно, на котором был описываемый в Манифесте груз, тоже где-то неподалеку, а? — предположил Гуцман. — Вот это был бы дар небес, а, Ридли?

— Точно, — ответил археолог. В его голове бешено пролетали мысли. — Это было бы величайшее открытие всех времен и народов.

— Ну, пока что мы забегаем вперед. Сначала я должен сам проверить Манифест и выяснить, подлинный ли он. Скажи своему другу в Лондоне, что я заплачу за него сто тысяч фунтов. Но сначала мне нужен результат радиоуглеродного анализа и возможность лично его проверить.

— Сто тысяч фунтов? — ахнул Баннистер. Теперь настала его очередь изумляться.

— Да, и ни пенса больше. — Опытный коллекционер похлопал Баннистера по плечу. — Спасибо, Ридли, что пришел ко мне первому. Думаю, перед нами открываются отличные перспективы.

Баннистеру оставалось лишь разочарованно кивнуть по дороге к двери. Когда он уже спустился вниз на лифте, Гуцман вернулся обратно в комнату и подошел к Альфару.

— Запомнил наш разговор? — спросил Толстяк.

— Да, мистер Оскар, слово в слово, — ответил араб с сильным акцентом. — Но не понимаю, почему бы вам просто не купить этот Манифест?

— Все очень просто, Альфар. Я абсолютно уверен, что Манифест у самого Баннистера, а не у какого-то там лондонского торговца. Он пытается меня круто надуть, и у него даже могло бы получиться.

— Тогда зачем вы рассказали ему о ваших римских предметах коллекции?

— Чтобы заронить семя сомнения в его голову. Сам видишь, у него талант совершать открытия. Он ушел отсюда, расстроившись, что не смог продать мне Манифест, но ошеломленный открывающейся перспективой. Как и я сам, если предположить, что описанные в Манифесте предметы существуют. Уверен, что его самомнение подвигнет его на многое. Он немедленно примется за их поиски. Может, это и игра впустую, но почему бы не попробовать? Баннистер умен и удачлив. Если эти предметы можно найти, то он именно тот человек, который это сделает. Почему бы не позволить ему найти их для нас?

— Вы умнейший человек, мистер Оскар. Но как вы сможете контролировать Баннистера?

— Свяжись с Заккаром. Скажи, что у меня для него несложная работа, слежка. Я хорошо заплачу, как всегда.

— Он сообщил, что по возможности не хотел бы в ближайшие несколько месяцев появляться в Израиле.

— Жареным запахло, да? — с усмешкой спросил Гуцман. — Без разницы. Скажи, чтоб не беспокоился, работа не в Израиле. Свои денежки он заработает на Кипре.

55

Попытавшись открыть глаза, Хамет вздрогнул от яркого люминесцентного света. Но это было ничто по сравнению со жгучей болью в затылке. Снова заставив себя поднять веки, он попытался понять, где находится. Ответ был прост: лежа на спине, глядя в потолок, на лампы.

— Капитан, как вы? — послышался знакомый голос старшего помощника.

— Как будто паровозом переехали, — ответил Хамет, поднимая голову, чтобы оглядеться.

Когда туман перед глазами рассеялся, он понял, что лежит на столе в кают-компании, а под головой у него стопка тряпочных салфеток в качестве подушки. Вокруг стояли члены экипажа, на их лицах были страх и озабоченность. Внезапно осознав свою ответственность за них даже в такой ситуации, капитан оперся на локти и сполз со стола. Старший помощник помог ему дойти до стула и опуститься на него. Преодолев приступ тошноты, он посмотрел на заместителя и благодарно кивнул.

Только теперь капитан заметил, что у старшего помощника голова перевязана тряпкой, пропитавшейся кровью, а его лицо куда бледнее обычного.

— Боялся, что тебя убили, — сказал Хамет.

— Потерял некоторое количество крови, но ничего, справлюсь. О тебе мы больше беспокоились, ты был без сознания всю ночь.

Капитан глянул в ближайший иллюминатор и понял, что в него светят лучи восходящего солнца. И двигатель молчит, понял он. Судя по всему, судно где-то пришвартовано. Посмотрев на переборку, он увидел сидящих по обе стороны двери мужчин в черном с автоматическими винтовками, лежащими на коленях. Они смотрели на него угрожающе.

— Как они попали на борт? — тихо спросил Хамет.

— Не знаю, — ответил помощник. — Должно быть, на небольшой лодке с грузового судна. Прежде чем мы успели что-то понять, на мостике уже была группа вооруженных людей.

— Успел подать сигнал тревоги?

Помощник помрачнел и покачал головой.

— Нет.

Хамет оглядел членов экипажа и заметил, что не хватает третьего офицера.

— А где кок? — спросил он.

— Его отвели на мостик на рассвете. Судя по всему, они хотят, чтобы он вел судно.

Спустя недолгое время дверь в переборке распахнулась настежь и вооруженный мужчина грубо втолкнул внутрь кока. Молодой парень подошел к Хамету. У него на скуле красовался огромный синяк.

— Рад, что вы в порядке, капитан, — сказал он.

— Что можешь рассказать? — спросил Хамет.

— Командир, они заставили меня вести судно под прицелом винтовки. Мы шли всю ночь курсом на север, следом за черным грузовым судном под названием «Оттоманская Звезда». Перед рассветом вместе с ним причалили к пирсу в небольшой бухте. Мы в турецких водах, милях в десяти севернее Дарданелл.

— Нет догадок, кто эти люди?

— Нет, командир. Они разговаривают по-турецки, но не выдвигают никаких требований. Не могу представить, зачем кому-то похищать водоналивной танкер, да еще пустой?

Хамет молча кивнул. Его занимала та же самая мысль.

Команду израильского танкера держали на судне еще двадцать четыре часа, отпуская членов экипажа только в гальюн. Хамет несколько раз пытался задавать охранникам вопросы, но ответом было лишь наставленное на него дуло винтовки. Весь день и всю ночь они слышали голоса рабочих и звуки работающих механизмов с верхней палубы. Тайком глянув в иллюминатор, Хамет увидел, что кран перегружает какие-то ящики с грузового судна на танкер.

Ближе к вечеру их увели с судна. Для этого пришло подкрепление охранников. Их вывели на пирс и заставили помогать при погрузке. Идя по пирсу, Хамет с ужасом увидел, что сделали с его судном. Захватчики вырезали в носовой части палубы две огромные дыры, а два передних бака для воды, каждый емкостью по шестьсот тонн, вскрыли, как консервные банки. Капитан разглядел, что ящики, которые грузили с другого судна, сейчас стояли рядами вдоль переборок, вокруг баков.

— Эти идиоты решили переделать танкер в сухогруз, — выругался он.

Их отвели на берег.

Настроение капитана стало еще хуже, когда их завели в южный от каменного дома склад и заставили переносить небольшие ящики с пластитом из контейнера с маркировкой американской армии. На танкере им приказали складывать ящики в один из вскрытых баков. Хамет заглянул в ящики, стоявшие рядом с баками. Внутри них были двадцатипятикилограммовые мешки с надписью АСДТ.

— Они собираются взорвать судно, — шепнул он помощнику, когда их повели за следующей партией ящиков с октогеном.

— Очевидно, вместе с нами, — ответил тот.

— Кто-то из нас должен попытаться сбежать. Надо звать на помощь, чтобы это предотвратить.

— Как капитана, тебя хватятся в первую очередь.

— А ты с такой разбитой головой тоже далеко не убежишь, — ответил капитан.

— Я попытаюсь, — подал голос щуплый парень позади них, рулевой по фамилии Грин.

— На складе темно, Грин, — сказал Хамет. — Попробуй спрятаться в каком-нибудь темном углу.

Но охранники были настороже, и возвращали Грина в строй всякий раз, как он пытался отстать от остальных или уйти в сторону. Ему пришлось вернуться и продолжать носить взрывчатку.

Экипаж танкера продолжал выполнять работу, пока взрывчатка в контейнере не подошла к концу. Хамет с удивлением заметил, что за ними внимательно следит темноглазая женщина в комбинезоне, которая сначала стояла на палубе танкера, а потом перешла на мостик. Когда они вернулись на склад за последней партией груза, он обернулся к рулевому.

— Попробуй спрятаться в контейнере, — прошептал он.

Потом он тихонечко велел остальным членам экипажа побыстрее собраться внутри контейнера. Прежде чем охранник крикнул им, чтобы они замедлили шаг, они уже столпились, и Грин сумел проскользнуть к задней стене контейнера. Там он быстро взобрался на верхний стеллаж и прижался к стене. Его худощавую фигуру было практически невозможно разглядеть снизу. Хамет дал знак остальным забирать последние ящики с взрывчаткой и вышел из контейнера, выставив руки перед собой.

— Больше нет, — сказал он ближайшему к нему охраннику и пошел через склад вслед за остальными.

Быстро шагая, он не удержался и обернулся, когда охранник вошел в контейнер и принялся оглядывать его. Убедившись, что контейнер пуст, тот вышел наружу и захлопнул двери. Хамет отвернулся и затаил дыхание, молясь, чтобы не последовало других звуков, но услышал грохот задвигаемого засова, который заставил его содрогнуться с головы до ног.

56

Колеса самолета местной авиалинии подняли тучу пыли, коснувшись пересохшей взлетной полосы Чанаккале, к юго-востоку от Дарданелл. Самолет зарулил к назначенному для него терминалу и медленно остановился. Пропеллеры перестали вращаться. Саммер, выглянув из-за ограждения, увидела, как ее брат вышел из самолета одним из последних. Он слегка прихрамывал, на нем была пара небольших бинтов, но в остальном он выглядел нормально. Однако, когда он подошел ближе, Саммер поняла, что самая страшная рана — у него в душе.

— Сохранился, — сказала она, обнимая его. — Добро пожаловать в Турцию.

— Спасибо, — тихо ответил он.

Его обычная, бьющая через край энергия и позитивный настрой исчезли. Казалось, даже глаза стали темнее. Не печальные и горестные, как она ожидала, а хладнокровные и, казалось, даже злые. Мягко взяв его за руку, она повела его к транспортеру, где выдавали багаж.

— Мы прочитали про теракт на Куполе Скалы, даже не зная, что ты там был, — тихо сказала она. — А потом папе по секрету рассказали, как ты предотвратил взрыв.

— Я смог обезвредить только один, — с горечью ответил Дирк. — Израильские спецслужбы постарались, чтобы мое имя не попало в выпуски новостей, пока меня лечили в военном госпитале. Думаю, они вообще не хотели, чтобы выяснилось, что тут как-то замешаны американцы, чтобы не усложнять ситуацию сверх меры.

— Хвала Господу, что ты не получил серьезных травм, — ответила Саммер. — Слышала про твою подругу израильтянку. Жаль ее.

Дирк молча кивнул. Вскоре они подошли к транспортеру и забрали его багаж.

— Нам надо еще кое-что подобрать, — сказала Саммер, когда они пошли к арендованному пикапу, оставленному на стоянке.

Подъехав к противоположному краю аэропорта, она зарулила к полуразвалившемуся зданию с надписью «Грузовой склад». Подошла к сотрудникам и спросила груз, доставленный для НУПИ. Им принесли два чемоданчика и небольшой ящик, который сотрудники загрузили в кузов пикапа.

— Что в ящике? — спросил Дирк.

— Новая надувная лодка. В том столкновении у затонувшего корабля мы лишились сразу двух.

Затем Саммер рассказала Дирку о всех событиях, произошедших с момента находки, в том числе о гибели двух ученых и похищении Зайбига.

— И турки не арестовали тех парней с яхты? — спросил он.

Саммер покачала головой.

— Папу сильно разозлила реакция местных властей. Ведь они даже ухитрились на пару дней арестовать «Эксплорер», обвинив нас самих в гибели Тана и Иверсона.

— Закон, что дышло… Скверно это, с Таном и Иверсоном. Я с ними не раз работал, хорошие ребята были, — тихо ответил Дирк. Разговоры о смерти неминуемо привели его к мыслям о Софи.

— И конечно же, исследования по размножению фитопланктона тут же завернули. Представителя турецких властей отозвали с судна, у него там какие-то семейные дела. А Руди и Эл все никак не могут наладить новый подводный аппарат.

Саммер очень хотелось сказать, что прибытие Дирка всех обрадует и приободрит, но она понимала, что сейчас он не в том состоянии.

Доехав до частной пристани Чанаккале, Саммер отыскала «Эгейан Эксплорер», пришвартованный между рыболовецкими судами. Отвела Дирка в кают-компанию, где Питт, Джордино и Гунн обсуждали дальнейшую программу плавания с капитаном Кенфилдом. Собравшиеся тепло поприветствовали Дирка.

— Разве отец не говорил тебе, что спички детям не игрушка? — попытался развеселить его Джордино, одарив Дирка сокрушительным рукопожатием.

Питт-младший с трудом улыбнулся, затем обнял подошедшего к нему отца и сел за стол.

— Саммер сказала, что вы нашли затонувший корабль Османской империи, — сказал он. Но по его голосу было ясно, что его мысли заняты совсем другим.

— Да, и огребли кучу неприятностей на свои головы, — ответил Питт. — Судно затонуло где-то в 70-х годах шестнадцатого века, и на нем были странные предметы времен Римской империи.

— К сожалению, все, что осталось от этих находок, — лишь несколько фотографий, — мрачно добавил Гунн.

— Но все это бледнеет в сравнении с открытием, сделанным Саммер.

— Каким это еще? — спросил Дирк, глядя на сестру.

— Она тебе что, не рассказала? — спросил Джордино.

Саммер виновато поглядела на Дирка.

— Не успела, — сказала она.

— Какая скромность, — сказал Гунн, кидая на стол пачку бумаг. — Вот копия, которую я сделал с найденного ею оригинала.

Дирк внимательно изучил фотокопию документа.

«Кембриджский Университет

Факультет Археологии

Перевод (с коптского греческого):

Корабль Империи „Аргон“

Манифест, декларация особого груза

Императору Константину в Византию

Декларация:

Личные вещи Христа, в том числе одежда:

Плащ

Прядь волос

Письмо Петру

Личные вещи

Большой надгробный камень

Прижизненный портрет Иисуса

Оссуарий И.

Командующий 14-го Легиона в Кесарии

Септарий, прокуратор Иудеи».

— Это правда? — спросил Дирк.

— Оригинал был написан на папирусе. Я едва успела его рассмотреть, — ответила Саммер, качая головой. — Так что точно знаю, что он существует. Перевод сделан известным археологом из Кембриджа в 1915 году.

— Невероятно, — проговорил Дирк. Увиденное полностью поглотило его внимание. — Предметы, имеющие самое непосредственное отношение к Иисусу, которые после его смерти римляне должны были бы уничтожить.

— Вовсе нет, — ответила Саммер. — Их нашла Елена Августа, мать Константина, в 327 году нашей эры. Это священные реликвии, и их, очевидно, отправили Константину, чтобы больше подкрепить принятие империей христианства.

— До сих пор поверить не могу, что ты нашла это не где-нибудь, а в Англии, — сказал Гунн.

— Все это — результат нашего погружения к кораблю британских ВМС «Хэмпшир», — принялась объяснять Саммер. — Очевидно, фельдмаршал Китченер нашел папирус в ходе своей инспекционной поездки по Палестине в 70-х годах девятнадцатого века. Естественно, не смог его перевести сам, и перевод был сделан спустя десятилетия. Джулия Гудьир, историк, занимающийся биографией Китченера, вместе с которой я нашла этот Манифест, считает, что англиканская церковь, возможно, пошла из-за этого документа на убийство Китченера.

— Можно понять, чего они боялись, — заговорил Джордино. — Ведь если найдут оссуарий с костями Иисуса, это наделает шороху во всем мире.

— Интересна связь этого документа с теми предметами, которые мы нашли на затонувшем корабле Османской империи. Они тоже относятся к эпохе Елены и Константина, — заметил Гунн.

— Следовательно, эти вещи погрузили на римский корабль, отплывший из Кесарии? — спросил Питт-младший.

Саммер кивнула.

— Известно, что Елена совершила паломничество в Иерусалим и говорила, что нашла Истинный Крест. Частицы этого креста хранятся в церквях по всей Европе и по сей день. Есть легенда, что гвозди из креста были переплавлены и вделаны в шлем и уздечку Константина. Так что, по всей вероятности, Елена и Истинный Крест добрались до Византии. Но о других предметах никто и никогда не слышал, — сказала она, показывая на список. — Видимо, их перевозили отдельно, так они и были утеряны. Можешь себе представить, какой резонанс в обществе вызовет находка прижизненного портрета Иисуса?

В кают-компании воцарилось молчание. Каждый по-своему представлял себе образ основоположника христианства. Все думали только об этом, но не Дирк. Он продолжал глядеть на нижнюю часть документа.

— Кесария, — проговорил он. — Груз был отправлен из Кесарии под охраной римских легионеров.

— Ведь ты именно там работал, да? — спросил его отец.

Дирк кивнул.

— Они там, случайно, не оставили свой путевой лист где-нибудь под камешком? — спросил Джордино.

— Нет, но нам все равно повезло. Мы нашли множество папирусов той эпохи. В самом интересном из них говорилось о захвате корабля кипрских пиратов и их казни. Что еще удивительнее, описывалось, что пираты, по всей видимости, недавно напали на судно, которое охраняли легионеры. Профессор Хаазис, с которым я работал в Кесарии, сказал, что эти легионеры принадлежали к «Схола Палатина», элитному подразделению, а возглавлял их центурион, кажется, некий Плат.

Гунн чуть не упал со стула.

— Как ты сказал, его звали?.. — выпалил он.

— То ли Плат, то ли Платий.

— Может, Плавтий? — спросил Гунн.

— Да, точно. А вы откуда знаете?

— Это имя было на обелиске, найденном мною у затонувшего корабля. Памятник Плавтию, который, судя по всему, погиб именно в морском бою.

— Но вы ведь не знаете, откуда взялся этот обелиск, так? — сказал Дирк.

Гунн покачал головой, но Зайбиг внезапно просиял.

— Дирк, ты сказал, эти пираты были с Кипра? — спросил он.

— Ну, так было написано в том папирусе.

Зайбиг порылся в бумагах и вытащил один из листов.

— Римский сенатор Артрий, чье имя написано на золотой короне. Профессор Руппе провел исследование и выяснил, что в то время сенатор Артрий был губернатором Кипра.

Питт улыбнулся.

— Кипр, вот что мы упустили. Если сохранились документы относительно Кипра, бьюсь о заклад, выяснится, что там мы найдем и Траяна, имя которого есть на обелиске. Возможно, он — подчиненный Артрия.

— Наверняка, — согласился Джордино. — Губернатор поручил Траяну воздвигнуть памятник в честь центуриона после того, как его наградили золотой короной.

— Но как римский обелиск и золотая корона оказались на затонувшем корабле Османской империи? — спросил Дирк.

— Кажется, у меня вырисовывается теория, — ответил Зайбиг. — Насколько я помню, Кипр долгое время находился под управлением Венеции, многие столетия после падения Римской империи. Но как раз в конце шестнадцатого века Османская империя набрала силу и захватила Кипр. Именно тогда, когда затонул этот корабль. Могу лишь предположить, что золотая корона и обелиск стали военной добычей, которую и отправили в Константинополь султану.

— Исходя из текста Манифеста, мы можем предположить, что Плавтий должен был охранять святыни по личному приказу Елены, — сказал Гунн. — Обелиск вкупе с папирусом, который видел Дирк, подтверждает, что он погиб неподалеку от Кипра, защищая судно от пиратов. Могло ли случиться так, что это было одно и то же путешествие?

— Я бы сказал, что такие солдаты, как выпускники «Схола Палатина» или преторианская гвардия, должны всегда быть при императоре, кроме исключительных случаев, — заметил Питт.

— Таких, например, как охрана его матери, отправляющейся в паломничество в Иерусалим, — сказала Саммер.

— Вот и объяснение для этой золотой короны, — сказал Джордино. — Ею наградили Артрия, в бытность его губернатором Кипра, за поимку пиратов, убивших Плавтия.

— Тех самых пиратов, которые украли реликвии? — спросил Гунн. — Вот ведь главный вопрос. У кого они оказались в конечном счете?

— Я провела краткий поиск по поводу предметов, упомянутых в Манифесте, — сказала Саммер. — В церквях по всей Европе хранятся десятки фрагментов, про которые говорят, что это — частицы Истинного Креста, но нет никаких упоминаний о других предметах, указанных в нем, — ни сейчас, ни в прошлом.

— Следовательно, они исчезли вместе с Плавтием, — сказал Гунн.

— Документ из Кесарии говорит, что пираты были доставлены туда на их собственном корабле, — заявил Дирк. — Палуба корабля была залита кровью, были найдены римское оружие и доспехи. Совершенно ясно, что они вели бой с Плавтием, но непонятно, что стало с кораблем и его реликвиями.

— Вероятно, это означает, что римская галера затонула, — сказал Питт.

Все воспряли духом, прекрасно понимая, что если кто и может найти столь важный затонувший корабль, так это худощавый мужчина с зелеными глазами, сидящий среди них.

— Папа, мы сможем заняться его поисками по завершении нынешней экспедиции? — спросила Саммер.

— Это может случиться куда скорее, чем ты думаешь, — ответил за Питта Гунн.

Саммер удивленно посмотрела на него.

— Министерство по охране окружающей среды Турции сообщило нам, что они обнаружили крупные сбросы токсичных отходов с химического завода в Чифтлике, неподалеку от Хиоса, — объяснил Питт. — Руди проверил карту течений, и выяснилось, что существует четкая связь между этими сбросами и мертвой зоной неподалеку от найденного нами затонувшего корабля.

— С вероятностью более девяноста пяти процентов, — подтвердил Гунн. — Турки попросили нас вернуться через год и снова сделать пробы, но суть в том, что в данный момент нужды в нас нет.

— Значит ли это, что мы займемся тем турецким затонувшим кораблем? — спросила Саммер.

— Профессор Руппе организовывает официальную экспедицию к нему под эгидой Стамбульского археологического музея, — ответил Питт. — Пока он не получил соответствующего разрешения от Министерства культуры, он порекомендовал нам больше там не работать.

— Значит, мы можем отправиться на поиски римской галеры? — радостно спросила Саммер.

— Да, нас как раз хотели привлечь для исследования моря в том районе, немного южнее, — сказал Питт. — Работу мы сделаем за два-три дня, если, конечно, наш автономный аппарат будет нормально функционировать, — добавил он, бросив взгляд на Гунна.

— Кстати, я привезла вам запчасти, — сказала Саммер.

Она отдала Гунну два чемоданчика, привезенные из аэропорта. Тот поспешно сорвал пломбу и открыл первый.

— О, запасной электронный блок, — обрадовался он. — Мы быстро наладим аппарат.

Открыв другой чемоданчик, он повернулся к Питту.

— А это тебе, босс.

Питт кивнул и оглядел собравшихся.

— Если у нас будет работоспособный подводный аппарат, то работа в Турции закончена, — криво улыбнувшись, сказал он. — До Кипра путь неблизкий.

Спустя час «Эгейан Эксплорер» неторопливо вышел из порта Чанаккале. Стоя на мостике, Питт и Джордино глядели на стоящего у штурвала Кенфилда, который повел судно к выходу из Дарданелл и вдоль южного побережья Турции. Когда «Эксплорер» вышел из пролива, забитого кораблями, Питт сел и открыл чемоданчик.

— Пирожки из дому? — спросил Джордино, садясь напротив.

— Не совсем. Я попросил Хирама навести кое-какие справки насчет «Оттоманской Звезды» и «Султаны».

Он упомянул Хирама Егера, возглавляющего компьютерную службу НУПИ. В штаб-квартире их организации в Вашингтоне Егер создал великолепный компьютерный центр, чтобы собирать детальную информацию об океанографических и метеорологических исследованиях по всему миру. Опытный хакер, Егер без труда мог получить нужную ему информацию, не заботясь насчет того, использует он источники официально или нелегально.

— Хотел бы я, чтобы они пошли на дно морское, — мрачно сказал Джордино. — И что там Егер накопал?

— Вот что, — начал Питт, листая страницы доклада. — Оба судна зарегистрированы в Либерии, что и неудивительно, на нефтедобывающую компанию. Но Егер установил, что их собственник — частная компания «Анатолия Экспортс», турецкая, та самая, про которую нам сказали полицейские. Компания уже долгое времязанимается экспортом турецких тканей и других товаров, доставляя их по всему Средиземному морю. Склад и офисное помещение в Стамбуле, а также небольшой порт со складом, рядом с Кирте.

— Нетрудно было догадаться, — подмигнув, сказал Джордино. — И кто же им управляет?

— Некие Озден Челик и Мария Челик.

— Ну-ну… те самые, что разъезжают на «Ягуаре» и давят других людей своей яхтой.

Питт передал Джордино фотографию Челика, которую Егер нашел на сайте, посвященном торговой конференции в Турции.

— А вот и он, — сказал Джордино, глянув на фотографию. — И что еще мы знаем о нем и его жене?

— На самом деле, Мария — его сестра. Информации маловато. Егер обнаружил, что эти Челики — люди весьма скрытные, стараются не высовываться без нужды. Пишет, что пришлось изрядно покопаться, прежде чем найти что-то стоящее.

— Нашел?

— Вот, послушай. Челики приходятся праправнуками Мехмеду VI.

— Боюсь, не знаю, кто это, — тряхнув головой, ответил Джордино.

— Мехмед VI был последним из правивших султанов Османской империи. Его свергли и с семьей изгнали из страны в 1923 году, когда к власти пришел Ататюрк.

— А теперь бедному мальчику нечем похвастаться, кроме как старым грузовым корытом. Неудивительно, что у него зудит в заднице.

— У него есть много больше, — сказал Питт. — Егер считает, что эта парочка входит в число богатейших людей в стране.

— Теперь я понимаю, почему он с таким пылом отнесся к найденному кораблю.

— А также с какой наглостью организовал ограбление Топкапы. Хотя мотивы могут быть и другими.

— Например?

— Егер наткнулся на то, что, возможно, у него финансовые связи с одной стамбульской промоутерской компанией. Та занимается предвыборной кампанией муфтия Баттала, выставившего свою кандидатуру на президентские выборы.

Питт положил на стол лист бумаги.

— Рей Руппе говорил нам про этого муфтия. У него множество последователей из числа фундаменталистов, и многие считают его опасным человеком.

— В такой гонке не повредит иметь друзей с большим карманом. А что с этого Челику?

— Вот вопрос, ответ на который может всех сильно удивить, — ответил Питт.

Он положил на стол последнюю страницу доклада и принялся размышлять, что же задумали этот богатый турок и его безумная сестра. Джордино принялся разглядывать спутниковые фотографии.

— Так, «Оттоманская Звезда» вернулась в порт, — сказал он. — Интересно, что там делает рядом с ней греческий танкер?

Он подвинул фотографию в сторону Питта. Тот взглянул на уже хорошо знакомую ему бухту и увидел ошвартованное у причала грузовое судно. С противоположной стороны пирса стоял небольшой танкер с едва различимым бело-синим флагом на мачте. Флаг привлек к себе его внимание. Питт мгновение смотрел на него, а затем схватил лупу.

— Это не греческий флаг, — сказал он. — Танкер — израильский.

— Впервые слышу, что у Израиля есть танкеры, — сказал Джордино.

— Что вы там сказали про израильский танкер? — спросил Кенфилд, услышав их разговор.

— Эл его увидел в бухте у наших турецких друзей, — ответил Питт.

Кенфилд побледнел.

— Когда мы еще были в порту, поднялся шум по поводу израильского танкера, пропавшего у Манавгата. Это водоналивной танкер на самом деле.

— Да, помню, видел такой пару недель назад, — сказал Питт. — Какого он размера?

— Танкер «Даян», насколько я помню, — сказал Кенфилд, вводя данные в строку поиска в компьютере. — Водоизмещение восемь тысяч брутто-регистровых, длина девяносто четыре метра.

Он развернул монитор к Питту и Джордино, чтобы показать им фотографию судна. Совпадение было полным.

— Фотографии сделаны меньше суток назад, — сказал Джордино, глянув на метку на спутниковой фотографии.

— Капитан, наша защищенная спутниковая линия в порядке? — спросил Питт.

— В полнейшем. Хочешь позвонить?

— Да, — ответил Питт. — Пора связаться с Вашингтоном.

57

— О'Куинн, хорошо, что пришел, заходи, присаживайся. Офицер разведки был ошарашен тем, что вице-президент США сам встретил его в фойе на втором этаже Эйзенхауэр Офис Билдинг и провел к себе в кабинет. По официальному протоколу, принятому в Вашингтоне, таких, как он, в кабинет второго человека в стране должен провожать секретарь или помощник. Но Джеймс Сандекер был одним из немногих, начисто пренебрегавших всеми этими условностями.

Адмирал в отставке, Сандекер был основателем Национального управления подводных исследований. Спустя десятилетия организация превратилась в одну из мощнейших в мире. Все немало удивились, когда он передал свои полномочия Питту и принял предложение баллотироваться вице-президентом, но адмирал надеялся на новом посту еще плотнее заняться проблемой сохранения Мирового океана. Невысокого роста, энергичный, с огненно-рыжими волосами и бородой, Сандекер был изгоем в столице, с ним старались без нужды не разговаривать, но которого, тем не менее, очень уважали. На брифингах О'Куинна часто поражала способность вице-президента отсекать лишнее и мгновенно добираться до сути вопроса.

Войдя в его кабинет, О'Куинн залюбовался коллекцией старинных картин, на которых были изображены в основном корабли и гоночные яхты. Пройдя следом за Сандекером к его столу, он сел напротив.

— Так скучаете по морю, господин вице-президент?

— Нет такого дня, когда бы я не мечтал стоять за штурвалом, а не сидеть за столом, — ответил Сандекер, открывая ящик стола и доставая огромную сигару, которую тут же зажал в зубах. — Следите за событиями в Турции?

— Да, сэр. Я отвечаю за этот регион.

— Тебе что-нибудь говорит имя Озден Челик?

О'Куинн на мгновение призадумался.

— Турецкий бизнесмен, известен своими связями с правящей династией Саудовской Аравии. Мы подозреваем, что он может участвовать в финансировании фундаменталистской партии «Благоденствие». А почему вы спросили?

— Вероятно, он еще кое-чем занимается. Знаете о пропаже израильского танкера, пару дней назад?

О'Куинн кивнул, вспомнив, что слышал об этом на ежедневном брифинге.

— Судно заметили у небольшой пристани, которая принадлежит Челику, в паре миль от Дарданелл. У меня информация из надежного источника, что этот Челик также стоит за недавней кражей мусульманских реликвий из дворца Топкапы в Стамбуле.

Сандекер пододвинул ему фотографию.

— Топкапы? — переспросил О'Куинн, и его брови выгнулись, как коромысла. — У нас есть предположение, что ограбление Топкапы связано с терактом в мечети Аль-Азхар и попыткой подрыва Купола Скалы в Иерусалиме.

— Президенту также известно об этом.

О'Куинн поглядел на спутниковую фотографию.

— Можно спросить, сэр, откуда у вас эта информация?

— От Дирка Питта, из НУПИ. Люди Челика убили двоих ученых, работавших с ним, третьего похитили и привезли в эту самую гавань, — ответил Сандекер, тыкая пальцем в фотографию. — Питт его оглушил, когда они освобождали заложника. А еще они нашли там контейнер с пластитом. Октогеном, произведенным для армии США, если быть абсолютно точным.

— Октоген использовали при терактах в мечетях! — воскликнул О'Куинн.

— Да, я помню, что ты об этом рассказывал на брифинге у президента.

— Видимо, Челик действует в интересах муфтия Баттала. Теракты в мечетях, за которые никто не взял на себя ответственность, с использованием нашей взрывчатки должны были вызвать возмущение всех фундаменталистов, в особенности — в Турции. Они хотят воздействовать на общественное мнение, чтобы протолкнуть Баттала в президенты.

— Вполне логично. И этот похищенный израильский танкер — еще больший повод для беспокойства.

— Мы уже связались с турецким правительством?

— Нет, — ответил Сандекер, мотнув головой. — Президент опасается, что любые действия с нашей стороны могут быть восприняты как попытка повлиять на исход выборов. Да и, честно говоря, мы не знаем, какие у Баттала связи в нынешнем правительстве. Просто ставка очень высока, а выборы очень скоро, и мы не можем рисковать, невольно прибавляя популярности его партии.

— Но наши аналитики говорят, что шансы муфтия выиграть выборы и так достаточно высоки.

— Президент понимает и это, но он настоял на том, чтобы США никак не вмешивались, вплоть до окончания выборов.

— Мы можем воспользоваться тайными каналами, — возразил О'Куинн.

— Все равно, это слишком рискованно.

Вынув сигару изо рта, Сандекер поглядел на ее прикушенный кончик.

— Это прерогатива президента, О'Куинн, а не моя.

— Но ведь другого выхода нет.

— Именно поэтому я тебя и позвал. У вас же есть контакты с «Моссад», я полагаю? — спросил адмирал.

— Ну конечно же, — кивнув, ответил О'Куинн.

Сандекер наклонился вперед и пристально посмотрел на разведчика ярко-голубыми глазами.

— Тогда предлагаю вам связаться с ними и сообщить, где находится их пропавший танкер.

58

Руди Гунн к вечеру закончил ремонт датчиков на подводном аппарате, вскоре после того, как «Эгейан Эксплорер» достиг зоны работ, в двадцати милях на юго-восток от Чанаккале. Аппарат спустили за борт, и экипаж принялся за привычную работу. Когда заступила ночная вахта, на мостике никого не было, кроме рулевого и второго помощника.

Судно шло с небольшой скоростью на север, когда рулевой внезапно разинул рот, глядя на экран радара.

— Сэр, слева по борту внезапно появилось судно, меньше чем в четверти мили, — выпалил он. — Клянусь, минуту назад его там не было.

Вахтенный глянул на экран радара и увидел небольшое желтое пятнышко, едва не сливающееся с центром экрана, где, собственно, находился сам «Эгейан Эксплорер».

— Ради всего святого, откуда оно здесь? — буркнул он. — Двадцать градусов право на борт, — спешно приказал он, опасаясь, что неизвестное судно может идти перпендикулярным курсом.

Рулевой крутанул штурвал, а вахтенный подошел к иллюминатору левого борта и поглядел в темноту. Луну и звезды закрывала низкая облачность, и море было погружено во мрак. Он ожидал увидеть ходовые огни судна, и очень удивился.

— Этот дурак даже ходовые огни не включил, — сказал он, оглядывая темную поверхность моря. — Попытаюсь связаться по радио.

— Не советую, — послышался резкий голос с едва заметным еврейским акцентом.

Офицер в изумлении обернулся и увидел двух мужчин в темных камуфляжных костюмах, поднявшихся на мостик со стороны правого борта. Более рослый вышел вперед, и вахтенный разглядел его гладко выбритое худощавое лицо. Он остановился в полуметре от офицера и приставил ему к груди небольшой автомат.

— Прикажите рулевому вернуться на курс, — сказал спецназовец, и жесткий взгляд его темных глаз не давал повода усомниться в его намерениях. — Вашему судну ничего не угрожает.

Вахтенный нерешительно кивнул рулевому.

— Вернуться на прежний курс, — сказал он. — Что вы делаете у нас на судне? — выпалил он, обращаясь к спецназовцу.

— Нам нужен человек по имени Питт. Приведите его на мостик.

— У нас на борту таких нет, — солгал вахтенный.

— Тогда я уведу своих людей и потоплю вашу посудину, — тихо ответил спецназовец, подходя вплотную.

Вахтенный задумался, насколько реальна эта угроза, но глянув в стальные глаза закаленного в боях солдата, перестал сомневаться. Обреченно кивнув, он сменил рулевого у штурвала и послал того за Питтом. Второй спецназовец тут же пошел следом за рулевым.

Спустя пару минут Питта привели на мостик. В его сонных глазах было раздражение.

— Мистер Питт? Я лейтенант Ласло, спецназ ВМС Израиля.

— Извините, лейтенант, не могу сказать вам «Добро пожаловать на борт», — съязвил Питт.

— Извиняюсь за вторжение, но нам требуется ваша помощь в операции деликатного свойства. Мне сказали, что согласие на ваше сотрудничество дано правительством США на самом высоком уровне.

— Понимаю. Если так, зачем все это полуночное представление?

— Мы действуем в турецких водах без официального разрешения. Так что секретность должна быть полной.

— О'кей, лейтенант, тогда опустите автоматы и объясните, в чем суть дела.

Спецназовец нерешительно опустил оружие и дал знак напарнику сделать то же самое.

— Мы получили приказ освободить команду израильского танкера «Даян». Нам сообщили, что вам знаком порт, где их удерживают.

— Да, бухта в северной части Дарданелл. Судно все еще там?

— Разведданные за последние десять часов говорят, что да.

— Тогда почему бы не воспользоваться дипломатическими каналами для их освобождения?

— Ваше правительство предоставило нам информацию о том, что похитители могут быть связаны с теми, кто недавно пытался подорвать Купол Скалы в Иерусалиме. А сообщение о том, что в этом порту хранится мощная взрывчатка, заставляет нас опасаться еще одного теракта.

Питт кивнул. Он понимал, что попытки поймать Челика законными способами могут обернуться катастрофической задержкой. Этот турок явно замыслил что-то недоброе, а Питту, как никому другому, хотелось покончить с ним.

— Очень хорошо, лейтенант, я буду рад помочь. — Повернулся ко второму помощнику: — Роджерс, оповести капитана, что я покидаю судно. Кстати, лейтенант, а как вы попали к нам на борт?

— Подошли на небольшой надувной лодке и пришвартовались у правого борта. Отплыть будет проще, если ваше судно немного сбросит ход.

Роджерс выполнил просьбу, а затем, стоя на мостике, глядел, как Питт и еще несколько фигур в черном перелезли через рейлинг и тихо нырнули в ночь. Спустя пару минут рулевой позвал его к экрану радара.

— Оно исчезло, — сказал он.

Роджерс поглядел на пустой экран и кивнул. Посреди открытого моря Питт исчез вместе с загадочным судном. Оставалось лишь надеяться, что не навсегда.

59

«Текума» не стала терять время, возвращаясь на глубину скрытного хода. Подводная лодка типа «Дельфин», построенная на немецкой верфи «Ховальдсверке» в Киле, была одной из немногих подводных лодок израильского флота. Относительно небольшая, с дизель-электрической силовой установкой, она была оснащена современнейшим радиоэлектронным оборудованием и оружием, что делало ее серьезным противником в своем классе.

Надувная лодка едва успела коснуться борта субмарины, как поджидавшие их моряки втащили Питта и спецназовцев на палубу. Другие тем временем спустили воздух из надувной лодки и убрали ее в водонепроницаемый контейнер. Как только Питт спустился по лестнице в офицерскую кают-компанию, раздался сигнал к погружению.

Ласло поставил оружие на предохранитель, принес две чашки кофе и сел за стол напротив Питта. Сунув руку в лежащую на столе папку, он достал спутниковую фотографию принадлежащей Челику пристани — такую же, как и та, что Питт получил от Егера.

— Мы пойдем двумя небольшими группами, — объяснил израильтянин. — Одна обыщет танкер, другая — портовые сооружения. Что вы можете рассказать про эти здания?

— При условии, что отправлюсь с вами, — ответил Питт.

— У меня нет на это разрешения.

— Послушайте, лейтенант, — сказал Питт, холодно глядя на спецназовца. — Я к вам пришел не на подводной лодке покататься. Люди Челика убили двоих моих ученых, а третьего похитили. Его сестра держала на мушке мою жену. А там на складе взрывчатки столько, что хватит для начала Третьей мировой. Я понимаю, что вы хотите освободить экипаж «Даяна», но, возможно, тут ставка куда выше.

Ласло помолчал. Он не ожидал увидеть такого человека во главе научной экспедиции. Не бесцветный яйцеголовый ученый, а настоящий мужчина.

— Очень хорошо, — тихо ответил он.

Взяв в руки фотографию, Питт подробно рассказал про каменное здание и два склада.

— Вы не видели там каких-нибудь охранных систем? — спросил Ласло.

— Это в первую очередь действующий порт, однако мы видели там достаточно много вооруженных людей. Подозреваю, что они по большей части — охрана Челика, но некоторые явно несут там службу постоянно. Я бы ожидал встретить там немногочисленную, но хорошо вооруженную охрану. Лейтенант, ваши люди умеют обращаться со взрывчаткой?

— Мы — «Шайетет 13», — с улыбкой ответил спецназовец. — Работа со взрывчаткой была важной частью нашего обучения.

Питт слышал про морской спецназ Израиля, чья подготовка и функции были сходны с американскими «морскими котиками». Их еще прозвали «Бэтменами», за нашивку в виде крыла летучей мыши на их форме.

— Люди из правительства США серьезно обеспокоены насчет контейнера с октогеном, который мы обнаружили вот в этом складе, — сказал он, показывая на фото.

Ласло кивнул.

— Нам приказано лишь спасти людей, но уничтожение этой взрывчатки пойдет на пользу обеим странам, — сказал он. — Если она еще там, мы о ней позаботимся.

Невысокий мужчина в офицерской форме протиснулся в кают-компанию и строго поглядел на них.

— Ласло, мы будем в зоне выброски через сорок минут, — сказал он.

— Спасибо, капитан. Кстати, это Дирк Питт с американского научного судна.

— Добро пожаловать на борт, мистер Питт, — без тени эмоций сказал капитан и снова посмотрел на Ласло. — У тебя будет два часа до рассвета на всю операцию. Предупреждаю, после этого я не стану всплывать на поверхность.

— Обещаю, капитан, — с холодной уверенностью ответил спецназовец. — Если не вернемся через девяносто минут, можете уходить без нас.

60

Пусть Ласло и ошибался насчет продолжительности операции, но не в ту сторону, в какую он ожидал.

Всплыв на поверхность в двух милях северо-западнее бухты, «Текума» быстро спустила на воду группу спецназа, второй раз за эту ночь. Одевшись в маскировочный черный комбинезон, вместе с восемью спецназовцами отправился и Питт. Они устроились на двух надувных лодках и помчались к бухте. Перед входом в бухту лодки остановились, сидящие у руля спецназовцы заглушили моторы и включили бесшумные электрические двигатели, чтобы тихо пробраться дальше.

Когда они приблизились к причалу, Питт разочарованно посмотрел вперед, а потом наклонился к Ласло.

— Его нет, — прошептал он.

Убедившись, что Питт прав, израильский спецназовец тихо выругался. Не было не только танкера, у пирса вообще не было ни одного судна. В зданиях на берегу свет не горел, все выглядело покинутым людьми.

— Группа «Альфа», отставить высадку на танкер, вместе высаживаемся на берег. Цель — склад к востоку, — сказал он по радио спецназовцам на другой лодке.

Конечно, еще оставался шанс, что команду танкера оставили на берегу, но Ласло не питал надежд по этому поводу. Успех любой тайной операции в первую очередь зависит от хорошей работы разведки, это он четко усвоил за годы службы. А на этот раз разведка, похоже, подвела.

Обе лодки пристали к берегу одновременно, в паре метров от пирса. Спецназовцы бесшумно, как призраки, выбрались на берег. Питт шел следом. Спецназовцы взломали вход в каменное здание и ворвались внутрь, но судя по звукам, которые слышал Питт, стоя перед зданием, внутри никого не оказалось, как и во всем порту. Он направился к складу на западной стороне. Подойдя к двери, услышал за спиной еле слышные шаги Ласло.

— Мы еще не проверили это здание, — шепотом, но очень жестко сказал офицер.

— Оно пустое, как и остальные, — ответил Питт, распахивая дверь и входя внутрь.

Убедившись, что Питт прав, когда тот включил внутри освещение, Ласло оглядел большое здание склада, совершенно пустое, за исключением большого металлического контейнера у дальней стены.

— Взрывчатка там? — спросил спецназовец.

— Надеюсь, что еще да, — кивнув, ответил Питт.

Они подошли к контейнеру, и он откинул засов. Дернув за ручку, он внезапно отшатнулся в сторону, уворачиваясь от бросившегося на него человека, который попытался ударить его доской, отломанной от ящика. Уклонившись от удара, Питт замахнулся было кулаком, но тут, как из ниоткуда, появилась нога Ласло в черном ботинке, и носок ботинка погрузился в живот нападавшего. Тот судорожно хватанул ртом воздух и отлетел назад, ударившись о стенку контейнера. Послушно бросил на землю свое нехитрое оружие, когда ствол автомата Ласло уперся ему в скулу.

— Ты кто? — рявкнул Ласло.

— Я Леви Грин, матрос с танкера «Даян». Пожалуйста, не стреляйте, — взмолился моряк.

— Дурак, — буркнул Ласло, убирая автомат. — Мы здесь, чтобы вас спасти.

— И… извините, — сказал моряк, поворачиваясь к Питту. — Я думал, вы — один из докеров.

— Как ты оказался в контейнере? — спросил Питт.

— Нас заставили погрузить на «Даян» его содержимое, ящики со взрывчаткой. Я спрятался, надеясь сбежать, но они закрыли дверь, и я оказался в ловушке.

— Где остальные члены экипажа? — спросил Ласло.

— Не знаю. Наверное, на судне.

— Танкера уже нет.

— Они его раскурочили, — сказал Грин с расширенными от ужаса глазами. — Вскрыли передние баки для воды, наложили мешков с соляркой, а нас заставили класть туда ящики со взрывчаткой.

— Что за «мешки с соляркой»? — уточнил Питт.

— Там было множество ящиков, в которых лежали двадцати-пятикилограммовые мешки, на которых было написано, что это смесь солярки и чего-то еще. Аммоний или что-то вроде этого.

— Аммиачная селитра? — спросил Питт.

— Да, точно.

Питт посмотрел на Ласло.

— АСДТ, смесь аммиачной селитры с дизельным топливом. Взрывчатка, столь же эффективная, сколь и дешевая, — сказал он.

Ему сразу вспомнился теракт 1995 года в Оклахоме, когда подорвали федеральный центр Марра при помощи такой же взрывчатки.

— Как долго ты пробыл в контейнере? — спросил моряка Ласло.

Грин посмотрел на часы.

— Чуть больше восьми часов.

— Значит, у них фора в сотню морских миль, — мгновенно подсчитав в уме, сказал Питт.

Протянув руки, Ласло схватил Грина за воротник и рывком поставил на ноги.

— Пойдешь с нами. Быстрее.

В паре миль от берега капитан «Текумы» обрадовался, увидев перед собой «Бэтменов» меньше, чем через час после отбытия, но радость быстро прошла, когда Ласло и Питт сообщили ему об исчезновении «Даяна». Тут же проглядели записи радарных съемок «Текумы», послали запрос на автоответчик системы опознавания «Даяна», но ни то ни другое не позволило им определить местонахождение танкера. Тогда трое мужчин уселись вокруг карты восточного Средиземноморья.

— Я оповещу командование ВМС, — сказал капитан. — Им остались считаные часы до Хайфы или Тель-Авива.

— Думаю, предположение неверное, — сказал Питт. — Если они действуют так же, как и раньше, то они взорвут судно у мусульманского города, чтобы в этом обвинили Израиль.

— Если они хотят атаковать густонаселенный город, ближайший — Афины, — заметил Ласло.

— Нет, Стамбул поближе, — возразил Питт, глянув на карту. — И населен преимущественно мусульманами.

— Не станут же они подрывать своих сограждан, — насмешливо сказал капитан.

— Пока что Челик не был замечен в нехватке жестокости, — снова возразил Питт. — Он уже подрывал мечети у себя на родине, в Египте и в Иерусалиме, так что можно не сомневаться, что он способен сгубить тысячи своих сограждан.

— А настолько опасен танкер? — спросил капитан.

— В 1917 году французское грузовое судно, перевозившее боеприпасы, загорелось и взорвалось в бухте Галифакса. При взрыве погибло около двух тысяч человек местного населения. А на «Даяне» может оказаться раз в десять больше взрывчатки, чем на том судне. Если танкер идет к Стамбулу, он окажется в центре города с населением свыше двенадцати миллионов человек.

Питт показал на судоходные пути в окрестностях Стамбула.

— При скорости в двенадцать узлов им до города осталось часа два-три.

— Слишком далеко, чтобы догнать, — ответил капитан. — Не говоря уже о том, что нам не стоит входить в Дарданеллы в любом случае. К сожалению, лучшее, что мы можем сделать, — это предупредить греческие и турецкие власти и поскорее убраться из их территориальных вод. А тем временем пусть спутники-разведчики точно установят, куда идет танкер.

— А как же экипаж? — спросил Ласло.

— Лейтенант, боюсь, это все, что мы можем.

— Три часа, — тихо пробормотал Питт, глядя на карту. — Капитан, если мы хотим иметь хоть какой-то шанс их нагнать, мне нужно немедленно вернуться на мое судно.

— Нагнать? — переспросил Ласло. — Как? Что-то я там у вас вертолета не видел.

— Не на вертолете, но на такой штуке, которая летает почти что пулей, — со всей серьезностью ответил Питт.

61

«Пуля» неслась по воде, как взлетающий гидросамолет. Питт бросил взгляд на Джордино, крепко держа ручку управления. За спиной завывали дизели с турбонаддувом, работающие на полную.

— Насчет максимальной скорости ты ошибался, — сказал он, едва не крича, чтобы его было слышно.

Джордино наклонился к экрану навигационного компьютера. Маленькие цифры в углу свидетельствовали, что они идут со скоростью сорок три узла.

— Лучше пообещать поменьше, а получить, как всегда, побольше, — едва улыбнувшись, ответил он.

Позади них, на пассажирском месте, сидел лейтенант Ласло, но настроение его было отнюдь не таким радужным. Мускулистый спецназовец чувствовал себя, как в миксере. «Пуля» скакала с волны на волну, наклоняясь из стороны в сторону. Ласло тщетно пытался удержаться в кресле, пока наконец не нашел ремни безопасности и не пристегнулся потуже. Теперь оставалось лишь преодолеть приступ тошноты.

«Текума» вернула Питта на «Эгейан Эксплорер», когда там как раз была смена вахт. «Пулю» уже заправили под завязку и приготовили к спуску на воду. Разбудив Джордино, он поспешно влез в аппарат. Когда до Ласло дошло, что есть реальный шанс догнать танкер, он настоял на том, чтобы его взяли с собой.

Вскоре они с ревом моторов неслись сквозь забитые судами Дарданеллы, посреди ночи, уворачиваясь от встречных кораблей по дороге к Стамбулу. От Питта потребовалось все его умение и сосредоточенность, чтобы «Пуля» не перевернулась, проходя на такой скорости между танкерами и торговыми судами, идущими в противоположных направлениях. Этому поспособствовал комплект ксеноновых фар, установленных на ней, а Джордино смотрел по сторонам и на радар, чтобы они не врезались в более мелкие суда и плавучий мусор.

Питт, конечно, предпочел бы пройти по этой древнейшей морской дороге как-нибудь по-другому. При его любви к истории, он сразу же вспомнил, как здесь пересекали пролив, тогда именовавшийся Геллеспонтом, армии Ксеркса и Александра Македонского. Неподалеку от Чанаккале, на юго-западном берегу Турции, были найдены остатки Трои, знаменитого города, воспетого Гомером. На противоположном берегу, севернее, высаживались союзники в Первую мировую перед Галлиполийским сражением. Но сейчас эти берега и холмы сливались в глазах Питта в мешанину. Его взгляд метался от экрана навигационного компьютера к лобовому стеклу и обратно.

Вскоре узкий Дарданелльский пролив закончился и началось Мраморное море. Питт слегка расслабился. Здесь было больше места для маневра и пока что не было сильного волнения. Пройдя северную оконечность острова Мармара, он услышал в наушниках спокойный голос Руди Гунна.

— «Эгейан Эксплорер» — «Пуле», прием, — сказал Гунн.

— «Пуля» на связи. Что у тебя, Руди? — ответил Питт.

— Предварительное подтверждение. Хирам нашел последний спутниковый снимок пролива. Нужное тебе судно входило в Дарданеллы.

— Когда?

— Двадцать три ноль-ноль по местному, — ответил Гунн.

— По-моему, тебе надо отзвониться Сандекеру.

— Уже. Он сказал, что кое-кого тут разбудит.

— Хорошо бы. Времени осталось немного. Спасибо, Руди.

— Будь поосторожнее и оставайся на плаву. «Эксплорер», конец связи.

— Остается лишь надеяться, что у Челика нет своих людей в турецком флоте и береговой охране, — пробормотал Джордино.

Питт тоже задумался, сколь далеко могут простираться связи Челика в турецких коридорах власти. Но тут уж ничего не поделаешь. Снова глянув на экран, он увидел, что они идут со скоростью в сорок семь узлов. Топлива стало меньше, и «Пуля» набрала ход, став полегче.

— Мы сможем их догнать? — спросил Ласло.

Питт посмотрел на часы. Четыре часа утра. Прикинув в уме максимальную скорость обоих судов, он понял, что оба судна достигнут Стамбула примерно через час.

— Да, — ответил он.

Но он понимал, что времени у них будет мало, совсем в обрез.

62

На этот раз провала, как в Иерусалиме, не будет, сказала сама себе Мария. При свете палубных фонарей танкера она тщательно вставила десятки детонаторов в брикеты октогена. Потом присоединила их к электронным таймерам, по одному на каждый детонатор. Взглянув на часы, встала и посмотрела на носовую часть судна. На горизонте виднелась россыпь огней, мерцающих на берегу. До Стамбула оставалось меньше десяти миль. Встав на колени, она выставила на таймерах задержку в два часа и включила их.

Поставив детонаторы в контейнеры с октогеном, она спустилась в бак, размещенный по левому борту. Внутри плотно стояли ящики с АСДТ. Лавируя между ними, она пробралась в середину. Здесь, в деревянных ящиках, лежало больше тонны октогена. Мария поставила один из брикетов с детонатором посередине, а остальные заткнула между ящиками с АСДТ. Перебравшись в правый бак, она сделала то же самое и там, постаравшись получше замаскировать детонаторы.

Она уже поднималась на мостик, когда зазвонил ее мобильный. Она не удивилась, увидев номер брата.

— Рано встал, Озден, — сказала она.

— Я еду в офис, чтобы своими глазами все видеть.

— Не стой у окна; сложно сказать, насколько мощным будет взрыв.

Она услышала тихий смешок.

— Уверен, на этот раз все получится. Все идет по плану?

— Да, абсолютно. Уже видим огни Стамбула. Событие планируется через два часа.

— Отлично. Яхта уже в пути, скоро вас нагонит. Ты приедешь ко мне?

— Нет, — ответила Мария. — Думаю, будет лучше, если я вместе с экипажем куда-нибудь на время исчезну. Отведем яхту на стоянку в Грецию, а к выборам я вернусь.

— Наша судьба вот-вот решится, Мария, и мы насладимся плодами трудов своих. Прощай, сестра моя.

— До свидания, Озден.

Нажав кнопку отключения, она задумалась. Какие все-таки странные у них отношения. Они выросли вместе на небольшом греческом острове. Ближайшие родственники, сблизившиеся еще сильнее после смерти матери, которая умерла совсем молодой. Властный отец, который многого от них ждал. Но именно к Оздену он всегда относился как к тому, кому суждено воцариться на престоле. Видимо, именно поэтому она и стала сильнее его, везде пробиваясь кулаками и локтями, ведя себя не как дочь, а как младший сын. Даже сейчас получилось так, что брат будет сидеть в раззолоченном кабинете, а она — вести судно и руководить операцией. Она всегда делала черную работу, а брат был на первом плане. Но ее это не беспокоило. Она прекрасно понимала, что без нее Озден — ничто. Стоя на мостике и глядя поверх широкого носа танкера, она чувствовала, что реальная власть сейчас — у нее, и наслаждалась каждой ее секундой.

Но доспехи ее гордости дали легкую трещину, когда она внезапно услышала голос из судового радио.

— Береговая охрана Стамбула танкеру «Даян», береговая охрана Стамбула танкеру «Даян», ответьте.

Ее лицо перекосилось, и она обернулась к рулевому.

— Собирай янычаров, — рявкнула она.

Не обращая внимания на продолжающиеся вызовы по радио, она поглядела на экран радара и приготовилась к предстоящему сражению.

Срочные предупреждения по дипломатическим каналам от правительств США и Израиля сразу же были переданы в турецкую береговую охрану. Командование стамбульского подразделения заверило, что все танкеры, подходящие к городу, будут остановлены и проверены. От причала отошел быстроходный патрульный катер и катер полиции Стамбула. Они остановились у южного входа в Босфор.

Напряжение росло. На экране радара появился крупный неопознанный корабль, идущий курсом на север. Подозрения лишь усилились, когда запрос, посланный системе опознавания, выяснил, что система выключена. Когда вызовы по радио тоже остались без ответа, полицейский катер, более маленький и быстроходный, отправился к судну для проверки.

Быстро подойдя к судну, полицейские, исходя из конфигурации ходовых огней и силуэта, поняли, что это танкер, примерно такого же размера, как искомый «Даян». Катер быстро прошел вдоль высокого борта танкера и обогнул его корму. Старший заметил свисающий с мачты израильский флаг и прочел название судна, белым написанное на корме.

— Это «Даян», — сказал он по рации морякам береговой охраны.

Эти слова стали последними в его жизни.

63

Фонари на палубе и ходовые огни «Даяна» погасли, и в следующее мгновение раздались автоматные очереди. У кормового рейлинга танкера появилась шеренга янычаров, которые одновременно открыли огонь по полицейскому катеру. Первой их жертвой стал капитан катера, прошитый очередью, разбившей стекло рубки. Второй офицер, стоявший на палубе, погиб спустя мгновение, получив очередь в спину и даже не успев понять, что произошло. Оставшийся на палубе полицейский, опытный сержант, мгновенно среагировал на ситуацию. Спрятавшись за кнехтом, он открыл ответный огонь из своей автоматической винтовки, но когда катер развернуло, он оказался без прикрытия и тоже погиб, поскольку все янычары сосредоточили свое внимание на нем.

На мгновение стрельба утихла. На палубе появился четвертый полицейский, молодой, недавно поступивший на службу и неопытный. Дрожащим голосом он взмолился, чтобы в него не стреляли, но ответом на его мольбы была еще одна короткая очередь, и он замертво рухнул на палубу рядом со своими товарищами.

Полицейский катер с погибшим экипажем несколько минут болтался позади танкера, как бездомный щенок. Из его радиостанции раз за разом звучали слова вызовов с катера береговой охраны, но мертвые не могли на них ответить. Наконец кильватерная струя танкера развернула катер в сторону, и плавучий морг медленно поплыл на запад, к горизонту.

Звуки выстрелов послужили Хамету сигналом к действию. Капитан израильского танкера многие часы провел в отчаянии, с того момента, как его и команду затолкали в кают-компанию после погрузки пластита. Он прекрасно понимал, что эти вооруженные турки, кто бы они ни были, превратили его судно в плавучую мину большой мощности и что израильская команда станет первой жертвой этого взрыва.

Капитан и первый помощник не раз тихонечко обсуждали планы бегства, но вариантов было немного. Охранники у двери были еще внимательнее, чем раньше, они сменялись каждые два часа, пленникам не давали пищи и даже не разрешали подходить к иллюминатору.

Сейчас, среди ночи, большинство членов экипажа спали вповалку на полу. Хамет лежал среди них, но сна у него не было ни в одном глазу. Однако, когда дверь открылась и вошедший о чем-то возбужденно зашептался с часовыми, он прикинулся спящим. Двое охранников тут же встали и вышли, на время оставив израильтян без присмотра.

Хамет тут же вскочил.

— Подъем, — тихо сказал он, начиная будить первого помощника и остальных. Моряки, пошатываясь, поднялись на ноги. Собрав их у двери, Хамет быстро изложил свой план.

— Зев, забирай людей, попытайтесь пробраться на корму и выясните, сможете ли вы сбросить спасательный плотик, — приказал он заместителю. — Я пойду в машинное отделение и посмотрю, не смогу ли я лишить судно хода. Если я не приду к вам через десять минут, эвакуируйтесь без меня. Это приказ.

Старпом собрался уж было возразить, но тут с кормы раздалась стрельба.

— Приказ отменен, — быстро сказал Хамет. — Попытайтесь сбросить плотик по левому борту. Просто сбросьте за борт.

— Не всем будет легко спрыгнуть за борт с такой высоты.

— Возьмите в раздевалке веревки и спасательные жилеты, спуститесь на тросах. Живо!

Хамет понимал, что у них считаные минуты, если не секунды, и поспешно вытолкал моряков из кают-компании. Когда все вышли, он тоже вышел на палубу и закрыл дверь. Они оказались у правого борта, рядом с высокой кормовой надстройкой танкера. Старпом быстро повел людей вперед и к другому борту. Все прижимались к стене, чтобы их не заметили с мостика. Хамет же развернулся и пошел в обратном направлении, к кормовому трапу, ведущему в машинное отделение.

Воздух все еще раздирали автоматные очереди. Подойдя к заднему краю надстройки, капитан увидел с полдесятка вооруженных людей, которые стреляли вниз. Пригнувшись, он добежал до двери и оказался на винтовой лестнице. С бешено колотящимся сердцем он помчался вниз, миновав три палубы, пока не вышел в широкий коридор. Прямо перед ним была дверь, ведущая в машинное отделение. Хамет осторожно подошел к ней и медленно открыл. В лицо ему пахнуло горячим воздухом, он услышал глухой рокот двигателя. Войдя внутрь, он огляделся.

Оставалось только надеяться, что похитители не прихватили с собой инженера-механика в это короткое путешествие, но так оно и было. В машинном отделении никого не оказалось. Быстро спустившись по решетчатой лестнице, Хамет оказался рядом с огромным дизелем и призадумался. Вывести двигатель из строя можно разными способами, но надо выбрать такой, чтобы похитители не сразу догадались, что произошло. Задержка нужна для того, чтобы моряки успели сбежать.

И тут он поглядел за двигатель, на два огромных топливных бака, похожих на положенные на бок силосные башни.

— Ну да, — сказал он сам себе, и его глаза загорелись.

64

Меньше чем через десять минут Хамет уже поднимался по верхней лестнице и выглянул на палубу у кормы. Стрельба давно прекратилась, и янычаров не было видно. Это его обеспокоило. За кормой он увидел темный силуэт катера, уходящего в сторону от танкера, и догадался, что стреляли именно по нему.

Быстро обойдя надстройку, он оказался у левого борта и выглянул из-за угла. Там никого не было, а с рейлинга свисали два каната. Это давало надежду на то, что остальным членам команды удалось бежать. Но сердце Хамета сжалось, когда он увидел спасательный плотик на месте, закрепленный на переборке. Осторожно подойдя ближе, он поглядел вниз, не висит ли там кто-нибудь на канате, но внизу была лишь вода.

И тут грохнул пистолетный выстрел. По ноге побежала струйка крови, и бедро пронзила пульсирующая боль. Нога подогнулась, и Хамет упал на колено. Из-за переборки вышла женщина…

Мария спокойно подошла ближе и уткнула пистолет ему в грудь.

— Поздновато для прогулки, капитан, — ледяным тоном сказала она. — Видимо, вам придется присоединиться к вашим товарищам.

Хамет в отчаянии поглядел на нее.

— Зачем это делать?! — вскричал он.

Мария не ответила. На звук выстрела подбежали двое янычаров. По ее приказу они подхватили Хамета и оттащили обратно в кают-компанию. Там на полу сидели все остальные с мрачным видом, а перед ними расхаживал охранник с автоматом на изготовку.

Бросив капитана на пол, янычары встали по обе стороны от двери. Старпом кинулся к Хамету, помогая ему сесть, а судовой врач принялся хлопотать над раной.

— Надеялся вас уже здесь не увидеть, — вздрогнув, сказал Хамет.

— Прости, капитан. Эти парни на корме перестали стрелять, когда мы еще только сбросили канаты за борт. Нас обнаружили прежде, чем мы начали отцеплять плотик.

Хотя кровотечение из раны прекратилось, Хамет почувствовал, что тело приходит в состояние болевого шока, и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы расслабиться.

— А у тебя как дела, удачно? — спросил старпом.

Капитан глянул на раненую ногу, сморщился от боли и кивнул.

— Можно сказать, что да, — ответил он. Его голос дрожал, а глаза слегка остекленели. — Так или иначе, скоро наше путешествие закончится.

65

В трех милях севернее с турецкого катера береговой охраны раз за разом пытались связаться то с «Даяном», то с полицейским катером, но тщетно. Когда вдали замелькали вспышки выстрелов и об этом доложили на мостик, капитан приказал немедленно идти на перехват танкера.

Патрульный катер разгонялся, у его единственной скорострельной пушки калибра 30 мм встали наводчики, штурмовая группа приготовилась к высадке. Катер быстро обошел танкер по дуге и приблизился к нему с правого борта. Полицейского катера нигде не было. Капитан включил мегафон.

— Патрульный корабль береговой охраны СГ-301, танкеру «Даян», приказываю остановиться и приготовиться к досмотру! — крикнул он.

Капитан смотрел на танкер, ожидая, сбросит ли судно ход, и тут к нему обратился второй помощник.

— Командир, по правому борту другое судно.

Капитан повернулся и увидел выкрашенную в темный цвет роскошную прогулочную яхту, поравнявшуюся с катером, затем сбросившую ход и пристроившуюся у него в кильватере.

— Скажи им, чтобы убирались, если не хотят взорваться ко всем чертям, — раздраженно приказал он и, снова посмотрев на танкер, неожиданно увидел у рейлинга человеческую фигуру. Очень удивился, поняв, что это женщина, которая машет им руками и что-то кричит.

Выйдя на край мостика, он обернулся к рулевому.

— Подойди поближе, я ее не слышу.

Мария улыбнулась, увидев, что патрульный катер подошел вплотную к борту танкера. Стоя у рейлинга, она видела сверху капитанский мостик корабля как на ладони.

— Мне нужна ваша помощь! — крикнула Мария, увидев двоих офицеров, вышедших на крыло мостика.

Не дожидаясь ответа, она протянула руку вниз, схватила небольшой вещмешок и бросила его через рейлинг. Бросок был почти идеален — мешок полетел по дуге прямо в руки одному из офицеров, который поймал его. Дождавшись, пока он начнет открывать его, Мария бросилась ничком на палубу и прикрыла голову руками.

В темноте сверкнула вспышка, за которой последовал оглушительный грохот. Дождавшись, пока упадут обломки, Мария приподнялась и выглянула через борт. Мостик патрульного катера разнесло вдребезги вместе с находившимися там людьми. Вверх шел дым от нескольких очагов пламени, в котором горело оборудование катера. Остальные моряки приходили в себя, оглушенные и сбитые с ног взрывной волной.

Мария подползла к двери надстройки.

— Вперед! — крикнула она.

Янычары выскочилинаружу и, бегом подбежав к рейлингу, открыли огонь по застывшим от неожиданности морякам. Перестрелка оказалась короткой. Первыми погибли матросы, стоявшие у пушки, затем их судьбу разделила штурмовая группа. Немногие из оставшихся в живых пришли в себя, заняли позиции и открыли ответный огонь, но им приходилось стрелять вверх, и укрытия у них практически не было. В считаные минуты их перестреляли. Палубу патрульного катера усеяли тела мертвых и раненых.

Мария приказала прекратить огонь, а затем что-то сказала в портативную рацию. Синяя яхта быстро поравнялась с патрульным катером, вышла немного вперед, сбавила ход и начала толкать кормовой частью в нос катера. Хватило и пары ударов для того, чтобы патрульный катер прижало к борту танкера. Лишенный хода и управления, он заскользил к корме судна.

Яхта замедлила ход, и, оказавшись впереди патрульного катера, дождалась, пока они достигнут кормы танкера. Когда нос катера оказался позади транца танкера, яхта включила на полную рулевые двигатели и еще раз толкнула катер. Нос катера ушел за корму танкера, и раздался приглушенный удар, когда огромный бронзовый гребной винт танкера вонзился в его корпус.

Катер береговой охраны, с залитой кровью и усеянной телами мертвых и раненых палубой, резко дернулся и накренился на правый борт. Его нос подняло над водой, темноту огласили крики, и корабль пошел ко дну кормой вперед, исчезнув под водой, будто его здесь и не было.

66

Два часа хода по морю на полной скорости посреди ночи начали сказываться. Питт устал и физически, и психически. Они шли посреди Мраморного моря, минуя водовороты, и «Пуля» каждые две-три секунды выпрыгивала из воды в воздух. Сидевший на заднем сиденье Ласло справился с приступом тошноты, но покрылся ушибами от постоянных ударов о корпус катера.

Они взбодрились, услышав радиопереговоры на международной аварийной частоте.

— Кажется, они там вызывали «Даян», — сказал Джордино, прибавляя громкости на УКВ-приемопередатчике, чтобы услышать получше сквозь рев моторов.

Следующую пару минут они внимательно слушали приемник. Обращения к «Даяну» оставались без ответа, а вскоре радио вообще умолкло. Еще спустя пару минут Джордино увидел на горизонте белую вспышку.

— Видел? — спросил он Питта.

— Краем глаза, вспышка прямо по курсу.

— Я бы сказал, вспышка взрыва.

— Взрыва? — наклоняясь вперед, спросил Ласло. — Это танкер?

— Нет, не думаю, — ответил Питт. — Не очень большая. Но мы слишком далеко, чтобы сказать наверняка.

— Да, милях в десяти, — сказал Джордино, глянув на экран навигационного компьютера. — У самого входа в Босфор. Близковато они подобрались к Стамбулу.

— Значит, мы отстаем минут на пятнадцать, — сказал Питт.

В кабине стало тихо. Питту, как и остальным, оставалось лишь предположить, что турецкие службы не смогли остановить танкер. Может сложиться так, что им придется пытаться предотвратить катастрофу, в которой могут погибнуть десятки тысяч людей. Но что же могут сделать трое мужчин, сидящих в ныряющем катере?

Питт отмахнулся от этих мыслей, коснулся ручек газа, убедившись, что моторы и так работают на полную, и повел катер прямо на сияющие огни ночного Стамбула.

67

Мария с каменным лицом расхаживала взад-вперед по мостику.

— Вот уж не ожидала, что нам попробует помешать береговая охрана, — сказала она. — Откуда они узнали о нашем появлении?

Невысокий мужчина с пепельно-бледным лицом, стоявший за штурвалом, покачал головой.

— Уже известно, что «Даян» пропал. Возможно, одно из встречных судов нас опознало и сообщило в береговую охрану. Может, и к лучшему. Теперь власти точно обвинят в теракте Израиль.

— Надеюсь, что так. Но мы не можем допустить, чтобы нам помешали еще раз.

— В эфире тишина. Не думаю, что у них была возможность еще кого-нибудь оповестить. К тому же, судя по радару, спереди никаких судов нет, — ответил капитан.

Он взглянул в боковое окно на ходовые огни яхты в паре метров от борта танкера.

— С «Султаны» доложили о небольших повреждениях после столкновения с патрульным катером, но они готовы снять нас в любой момент, — сказал он.

— Сколько еще у нас времени до эвакуации?

— Я сброшу ход у восточного канала Босфора. Можно будет готовиться к эвакуации, когда я направлю корабль в Золотой Рог и включу курсовой автомат. Судно будет в нужном месте минут через пятнадцать.

Мария посмотрела на часы. Электронные детонаторы должны были сработать через час.

— Очень хорошо, — с ледяным спокойствием сказала она. — Пусть у нас не будет задержек.

68

По темно-серому ночному небу пошли малиновые полосы, предваряя восход солнца на востоке. По всему Стамбулу набожные мусульмане встали пораньше, чтобы приготовить праздничную трапезу. Вскоре муэдзины огласят город своими криками, призывая правоверных в мечети к рассветной молитве. Народу в мечетях будет больше, чем обычно, поскольку по исламскому календарю начинается последняя неделя Рамадана.

Рамадан, девятый месяц в исламском календаре, посвящен первым строкам Корана, по преданию, открытым Мухаммеду. В течение этого месяца всем правоверным следует особо усердно поклоняться Господу, соблюдая строгий пост в дневные часы. Суть поста не только в воздержании от пищи, но и в совершении добрых дел. Друзьям и родственникам дарят особые подарки и устраивают праздничное угощение, а также занимаются благотворительностью и помогают бедным. Однако в считаных километрах от известнейших мечетей города Мария Челик тоже намеревалась совершить акт «благотворительности» в своем духе.

Израильский танкер вошел в устье Босфора, прижимаясь к азиатскому берегу. Когда вдали показался залив Золотой Рог, мужчина, ведший танкер, сбавил ход.

— Время пришло, — сказал он Марии.

Быстрое течение, идущее сквозь Босфор на юг, из Черного моря, без труда замедлило ход большого судна до черепашьей скорости. Мария собрала несколько человек своей группы у правого борта, и они спустили стальной трап. Яхта тут же подошла ближе и пристроилась у нижнего края трапа.

— Закройте пленных и забирайте остальных, — приказала Мария одному из янычаров и принялась спускаться по лестнице.

Спустившись вниз по металлическим ступеням, она оказалась у борта яхты. Поджидавший ее матрос помог ей перебраться. Поднявшись на мостик, она увидела двоих наемников-иракцев. Даже в предрассветных сумерках один из них, Фарзад, не снимал привычных темных очков.

— Вы все подготовили в Греции? — спросила она.

— Да, — ответил Фарзад. — Незаметно пройдем через Тиос. Нашли безопасную укромную пристань для «Султаны», заказали для вас транспорт до Афин. Вылет из Афин в Стамбул — через три дня.

Мария кивнула, глядя, как янычары спускаются по трапу и спрыгивают на палубу яхты. Охранники у двери кают-компании, где держали экипаж танкера, тихонечко закрыли дверь, замотав ручку цепью, и тоже вернулись на яхту.

Стоявший на мостике «Даяна» мужчина увидел, что последние янычары перешли на яхту, и оповестил Марию, что меняет курс. «Султана» отошла в сторону от танкера, и он прибавил обороты двигателя до среднего хода, разворачивая судно носом к западу. Выставив курс прямо на мечеть Сулеймание, он включил курсовой автомат.

Уже собираясь уходить с мостика, он увидел, как на приборной панели замигала лампочка. Поглядев на нее, он только покачал головой.

— Тут уж я ничего поделать не могу, — пробормотал он и бегом спустился с мостика, а затем по трапу, оставляя «Даян» во власти автоматики.

69

«Пуля» неслась по воде, оставляя за собой пышный пенный хвост и входя в Босфор. Первые рыбаки, вставшие пораньше, в изумлении глядели на странный катер, с ревом рассекающий воду пролива в предрассветных сумерках.

Питт оглядел горизонт и увидел судно, идущее встречным курсом на большой скорости.

— Что-то силуэт знакомый, — сказал он Джордино.

Роскошная яхта на большой скорости шла в южном направлении, и они разминулись на огромной скорости, пройдя близко друг от друга.

— Да, это яхта Челика, — подтвердил Джордино.

— Смываются с места преступления, — сказал Питт.

— По всей видимости. А это значит, что времени осталось совсем мало, — ответил Джордино, настороженно поглядев на Питта.

Питт промолчал, не став обсуждать самоубийственную суть попытки подойти к заминированному судну и сосредоточившись на главном — как его остановить.

— Вон он, похоже.

Это сказал Ласло, показав рукой влево. В паре миль впереди они увидели корму танкера, уходящего за возвышенность на западном берегу.

— Они направили его на Золотой Рог, — сказал Питт. Всякие сомнения относительно цели путешествия танкера отпали сами собой.

Главная гавань Стамбула, которой люди пользовались уже больше двух тысяч лет, была окружена самыми густонаселенными кварталами города. Если танкер сядет на мель напротив мечети Сулеймание, которая всего в паре кварталов от берега, взрыв не только разрушит древнее сооружение, но и сотрет с лица земли полмиллиона человек, проживающих в радиусе мили от эпицентра.

Но ведомый автоматикой «Даян» еще не достиг цели. Он едва не столкнулся с первым утренним паромом, когда «Пуля» нагнала его. Питт своими глазами видел, как капитан парома тряс в воздухе кулаками и дал несколько гудков, понятия не имея, что за штурвалом танкера никого нет.

— На борту никого не видно, — сказал Джордино, задрав голову и разглядывая надстройку танкера.

Питт подвел «Пулю» к левому борту танкера и принялся обдумывать способ, как на него забраться, затем прибавил газу и обогнул танкер спереди, поворачивая к его правому борту. Джордино тут же показал пальцем на трап, спущенный с борта у кормы.

— Лучше, чем по веревке лезть, — сказал он.

Питт подвел катер-подлодку к нижним ступеням трапа.

— Садись за штурвал, Эл, — сказал он. — Ходи поблизости… но не слишком.

— Ты уверен, что хочешь подняться на борт?

Питт уверенно кивнул.

— Ласло, — обратился он к спецназовцу, — полагаемся на ваш опыт в обезвреживании взрывчатки. Если не получится, я попытаюсь повернуть его обратно в Мраморное море, и тогда мы смоемся.

— Не глазей вокруг понапрасну, — сказал Джордино, когда двое двинулись к заднему люку.

— Если потребуется, свяжусь с тобой по каналу 86, — сказал Питт, выходя наружу.

— Буду ждать, — ответил Джордино.

Питт выбрался на левый поплавок, добрался до нижней ступени трапа, схватился за рейлинг и подтянулся. Следом на трап забрался Ласло. Питт бегом взбежал наверх, спрыгнул на палубу танкера и оглядел переднюю палубу. Увидел огромные дыры в стали, про которые рассказывал Грин, где лежало огромное количество взрывчатки.

Время, еще хоть немного времени, подумал он. Ласло побежал следом за ним к изрезанным бакам. Хоть самую капельку.

70

Янычар нерешительно подошел к Марии, видя, что та разговаривает с капитаном. Наконец она заметила, что он потихоньку приближается к ней, и резко развернулась.

— Что такое? — рявкнула она.

— Госпожа Челик, катер, с которым мы только что разминулись… мне… мне кажется, что это тот самый катер, на котором пришли нападавшие на пристань Кирте.

Мария открыла рот, но тут же закрыла. Резко развернувшись, она посмотрела в кормовое окно, в последний момент заметив «Пулю», огибавшую утес и сворачивающую в Золотой Рог.

Когда она обернулась к капитану, глаза ее сверкали от ярости.

— Разворачивай сейчас же! — заревела она. — Мы возвращаемся.

Питт не мог понять, с чего тут начинать. Бак по левому борту выглядел, как крысиный лабиринт. Паллеты, на которые на высоту под два метра были уложены мешки с АСДТ, стояли беспорядочно, очевидно, их грузили в спешке. Где-то внутри них были припрятаны ящики с октогеном. И детонаторы с таймерами.

Питт сказал Ласло, что у них пять минут на то, чтобы найти и обезвредить детонаторы. Ласло тут же принялся обыскивать бак по правому борту, спешно объяснив Питту, что именно следует искать. Половина назначенного времени ушла у Питта только на то, чтобы пробраться в середину бака. Там он обнаружил десятки брикетов пластита, уложенные в несколько деревянных ящиков. Бежали секунды, словно пульс, стуча у него в голове. Питт принялся лихорадочно открывать ящики, разбрасывая в стороны брикеты, в которых не было детонаторов. Таймер и детонатор он нашел в самом последнем. Кивнув, он выдернул детонатор из октогена и побежал обратно по лабиринту.

Пять минут давно прошли, когда он взобрался по лестнице и выбежал на палубу. К нему подлетел Ласло, в руках у которого были два таймера с детонаторами. Питт отдал ему свой.

— Нашел в среднем ящике с октогеном, — сказал он.

— Скверно, — мотнув головой, ответил Ласло. — Они установили по несколько зарядов октогена, каждый со своим детонатором. Один из них я случайно заметил посреди мешков с АСДТ. Уверен, там есть еще.

Посмотрел на таймер, который принес Питт, сравнил со своими.

— Четырнадцать минут до взрыва, — сказал он, размахиваясь и выбрасывая детонаторы за борт. — Мы не сможем найти все.

Питт промолчал, осознавая его слова.

— Попробуй найти команду, — сказал он. — А я попытаюсь развернуть судно обратно в пролив.

Не дожидаясь ответа, Питт побежал на мостик. Палуба под ногами грохотала, внезапно ему показалось, что все судно будто вздрогнуло. Подбежав к кормовой лестнице, он на всякий случай глянул назад. Увиденное его не обрадовало.

С восточного направления прямиком на танкер шла голубая яхта Оздена Челика.

71

Держась в кильватере танкера, Джордино уже заметил идущую полным ходом яхту. Включив приемопередатчик, он попытался вызвать Питта на 86-м канале и предупредить, но с мостика «Даяна» никто не ответил. Разогнав катер, он отошел от танкера ближе к середине канала, держась вровень с надстройкой «Даяна». Катер-подлодка низко сидел в воде на такой скорости, и Джордино не видел, есть ли кто на мостике, но тут заметил Ласло, бегущего по палубе.

Оглянувшись назад, он с удивлением понял, что яхта изменила курс и идет прямиком на него. Видимо, они не видели, что он высадил Питта и Ласло на танкер. В предрассветных сумерках Джордино увидел две фигуры у переднего рейлинга яхты с автоматическими винтовками в руках. Совершенно очевидно, что они собирались стрелять по нему.

Он выжал газ на полную, и «Пуля» едва не выпрыгнула из воды, мгновенно набирая скорость. Джордино обогнул нос танкера и пошел ближе к северному берегу. Впереди виднелся Галатский мост, там можно будет найти укрытие от автоматного огня, подумал он. Но, бросив взгляд назад, увидел, что расстояние до яхты сократилось до пятидесяти метров. «Пуля» еще не набрала полную скорость, и пока яхта нагоняла ее. Увидев желтые вспышки на носу яхты, Джордино выругался.

Пули ударили в воду в считаных дюймах от корпуса катера, но Джордино уже не видел этого и не слышал. Он резко дернул ручку управления влево, а потом вправо. Катер-подлодка сделал резкий зигзаг. На время этого хватило, чтобы сбить прицел у стреляющих.

Внезапно прямо перед ним вырос Галатский мост. Джордино мгновенно миновал его. Оглянувшись, он увидел, что яхта мчится следом. Но «Пуля» уже набрала свою скорость, да и маневренность у нее была куда лучше. Расстояние до яхты стало увеличиваться, но это лишь спровоцировало очередную стрельбу.

Джордино продолжал уводить «Пулю» зигзагом, увидев перед собой следующий мост имени Ататюрка. До него было меньше километра. Внезапно раздался звонкий удар над головой, и он непроизвольно пригнулся. Обернувшись, он увидел в акриловом колпаке три дыры от пуль. Мысль спрятаться за спинку кресла и погрузить «Пулю» под воду испарилась так же быстро, как и пришла, и он сосредоточился на мосте.

Из воды подымались несколько массивных опор, и Джордино решил использовать их в качестве прикрытия. Если он начнет лавировать между ними, то с яхты не смогут прицельно стрелять по нему, и он сможет продолжать отвлекать их от танкера. Вспомнив о танкере и о Питте, Джордино забыл о своей собственной безопасности.

В какой-то миле позади «Даян» шел прямиком к своей гибели. Нужно попытаться снять с него Питта и Ласло, и чем быстрее, тем лучше. Неизвестно, остался ли у них хоть один шанс.

Обернувшись, он внезапно увидел, что яхта, преследовавшая его, исчезла.

72

Чтобы найти экипаж танкера, Ласло оказалось достаточно прислушаться. Несмотря на слабость после ранения, капитан Хамет и его команда пытались выбраться с того самого момента, как охранники вышли из кают-компании. Они быстро выяснили, что тяжелую цепь, которой те закрыли дверь, сломать не удастся, и начали искать другие способы. Вокруг были лишь стальные переборки, так что способ оказался только один.

Схватив в камбузе мясницкие ножи, они принялись резать потолочные панели, пробираясь к вентиляционной шахте, чтобы выбраться на палубу. Ласло услышал грохот из кладовки, которую он осматривал, и тут же побежал к двери кают-компании. Быстро размотав цепь, завязанную простым узлом, он открыл ее ударом ноги. Несколько моряков, стоявшие на столах с ножами в руках, изумленно поглядели на него.

— Кто здесь главный? — рявкнул Ласло.

— Я капитан «Даяна», — ответил Хамет, сидевший в кресле, положив раненую ногу на стул.

— Капитан, у нас считаные минуты до того, как судно взорвется. Как быстрее всего эвакуировать вас и экипаж?

— Спасательная шлюпка на корме, — ответил Хамет, вставая и кривясь от боли. — Не смогли обезвредить взрывчатку?

Ласло мотнул головой.

— Все в шлюпку, быстрее, — скомандовал Хамет.

Моряки быстро проскочили за дверь. Ласло и старший помощник помогли капитану идти. Выйдя на палубу, Хамет почувствовал ногами странную вибрацию, а потом глянул в сторону. В ужасе увидел невдалеке минареты мечети Сулеймание.

— Мы посреди Стамбула? — спросил он.

— Да, — ответил Ласло. — Пойдем, у нас мало времени.

— Но мы должны попытаться развернуть танкер, увести его отсюда, — возразил капитан.

— Пусть это сделает тот, кто на мостике.

Хамет задумался, когда палуба снова задрожала у него под ногами.

— О нет, — простонал он. — Я же сам оставил судно без топлива.

73

Питт только что выяснил то же самое. Бегая по мостику, он поначалу не обратил внимания на две мигающие красные лампочки на приборной доске, пока выяснял, как выключить курсовой автомат. Танкер уже подходил к центральному пролету Галатского моста, когда Питт наконец-то взял управление в свои руки. Глянув на опору моста по левому борту, он понял, что места, чтобы развернуть такое большое судно, просто не хватит. Сначала придется пройти под мостом, а затем круто развернуться и выйти обратно из Золотого Рога.

Когда нос танкера зашел под мост, Питт увидел, что балка моста находится практически на одном уровне с ним. Интересно, хватит ли высоты, чтобы надстройка танкера прошла под мостом, подумал он. Ожидая ответа на этот вопрос, Дирк наконец-то поглядел на мигающие красные лампочки и понял, что они сигнализируют о том, что топливо в обоих баках, основном и запасном, заканчивается. Когда Хамет пробрался в машинное отделение, он открыл сливные вентили. Топливо полилось в трюм, откуда насосы откачивали его за борт. Питт понял, что топлива почти не осталось. Об этом говорили и перебои в работе двигателя, высасывающего последние его капли.

Питт внезапно со всей ясностью понял, что ему не удастся вывести танкер обратно в Мраморное море, где его взрыв не принесет вреда. Просто уйти от города на безопасное расстояние уже не получится. Стоя на мостике огромной бомбы с часовым механизмом, любой мог бы поддаться панике, со стучащим в висках пульсом потерять волю и постараться любой ценой спасти свою жизнь, забыв о других. Но Питт был не таким, как большинство людей. Его пульс лишь слегка участился, когда он начал хладнокровно оглядывать побережье. Нервы были абсолютно в норме, на пределе работал лишь мозг, пытаясь найти хоть какое-то решение. И тут оно показалось перед ним. Странное, рискованное, но все-таки решение. Переключив приемопередатчик на канал 86, он взял в руку микрофон.

— Эл, ты где? — спросил он.

Ответ Джордино тут же прозвучал в динамиках.

— В миле впереди тебя. Играл в кошки-мышки с яхтой, но судя по всему, они утомились. Гляди в оба, они идут обратно в твою сторону. Ты и Ласло готовы, чтобы я вас снял?

— Нет, и тебе нужно идти в другое место, — ответил Питт. — Видишь голландскую землечерпалку у юго-восточного угла моста?

— Буду там. Конец связи.

Надстройка танкера прошла впритирку под мостом, и тут судно снова задрожало. Выходя из-под моста под лучи рассветного солнца, Питт увидел яхту, меньше чем в ста метрах впереди. Наплевав на нее, он переложил руль влево и отошел к заднему окну, чтобы посмотреть, как там дела у лейтенанта Ласло.

74

Израильский спецназовец помог усадить капитана Хамета в шлюпку, и тут вдруг послышались выстрелы. Спустя секунду на палубу посыпалось битое стекло. Посмотрев вверх, Ласло понял, что стреляют по окнам мостика. Заметил радиомачту яхты, идущей по правому борту от танкера.

— В шлюпку, быстро! — крикнул он морякам.

Шестеро моряков уже забрались в закрытую стеклопластиковую лодку, которая стояла на наклонной направляющей над кормовым рейлингом, носом вниз. Старпом и еще один моряк помогли Хамету забраться в лодку. Тот, спотыкаясь, залез внутрь и принялся возиться с ремнями безопасности, приказав остальным тоже пристегнуться. Потом он выглянул наружу, когда Ласло уже приготовился закрыть входной люк.

— Ты не с нами? — изумленно спросил капитан.

— Моя работа еще не закончена, — ответил Ласло. — Немедленно спускайтесь на воду и идите к берегу. Удачи.

Хамет собирался уже поблагодарить спецназовца, но Ласло быстро захлопнул люк и спрыгнул с лодки. Убедившись, что вся команда сидит в креслах, пристегнувшись, капитан обернулся к старпому.

— Спускай, Зев.

Старпом дернул рычаг, открывая замок крепления лодки, и шлюпка покатилась вниз. Слетев с направляющей и упав в воду, она ушла на глубину метров десять. Лодка едва вынырнула на поверхность и выровнялась, когда рядом с ней показалась голубая яхта и раздались выстрелы. Но на этот раз огонь вели не с яхты.

Укрывшись на корме, Ласло дал две короткие очереди из автоматической винтовки «М-4», по двум вооруженным людям на носу яхты. Одного очередь сразила наповал, и его тело упало за борт. Другой, едва избежав той же участи, мгновенно укрылся в кабине яхты.

Стоя на мостике, Мария в ярости смотрела на происходящее. Глянула на часы.

— Еще есть время! — заорала она капитану. — Подведи нас к трапу!

— А что насчет шлюпки? — спросил тот.

— Забудь! Потом разберемся!

Яхта рванула вперед, выходя из-под обстрела и подходя к трапу. Мария приказала двоим янычарам подыматься на танкер.

— Я разберусь на мостике, — вызвался Фарзад. Достав из нагрудной кобуры пистолет «Глок», он шагнул к выходу из рубки.

— Сделай так, чтобы танкер сел на мель. Быстро, — кивнув, ответила Мария.

Ласло перешел по корме и выглянул через борт как раз в тот момент, когда яхта отошла от трапа. И тут же по борту загрохотали пули. Стрелял человек с яхты. Ласло пришлось упасть на палубу, чтобы не попасть под огонь. Подняв взгляд, он выругался, увидев, что двое янычаров спрыгнули с трапа и укрылись за переборкой.

Продолжая лежать на палубе, Ласло перекатился к борту и сполз ногами в шпигат, по которому выливалась с палубы вода при волнении. Свернувшись, он укрылся в нем. Фланец шпигата мог послужить плохим, но прикрытием. Не то чтобы это была хорошая позиция, но Ласло рассчитывал, что нападающие его не увидят и он застанет их врасплох.

Так оно и оказалось. Опытный спецназовец терпеливо ждал, пока янычары попытаются пробраться на корму. Как только они вышли из-за переборки, Ласло поднял автомат и выстрелил.

Стрелять он умел отлично, и первая очередь сразила одного из противников наповал. Получив четыре пули в грудь, он упал замертво. Но второй тут же упал на палубу и перекатился за пиллерс, прежде чем Ласло успел прицелиться.

Оба оказались в позиции, из которой было невозможно выйти. Раздавались очереди. Каждый надеялся наудачу попасть в противника.

Стоя на мостике, Питт старался не обращать внимания на стрельбу, ведя танкер нужным курсом. Но опасливо поглядывал на яхту, идущую рядом с судном. Очередной раз выглядывая через заднее окно, он увидел, что следом за двумя янычарами на борт поднялся третий и двинулся в направлении передней палубы. Через несколько секунд Ласло начал стрельбу.

Слыша перестрелку снизу, Питт принялся искать на мостике какое-нибудь оружие, чтобы защититься самому. Начал рыться в пожарном шкафу, закрепленном над штурманским столом. Выглянув в боковое окно, он увидел, что янычар, ведший перестрелку с Ласло, расположился прямо под ним. Бросился к шкафу, схватил большой огнетушитель и вернулся к окну. Высунувшись наружу, прицелился и бросил.

Снаряду красного цвета не хватило считаных сантиметров, чтобы попасть в голову янычару, и он ударил его в лопатку. Охнув от неожиданного удара, не столько от боли, сколько от изумления, тот непроизвольно развернулся и задрал голову, чтобы поглядеть, что произошло. Лежавшему в двадцати метрах от него Ласло этого хватило, чтобы взять его на прицел и спустить курок. За короткой очередью не последовало ни крика, ни струи крови. Янычар просто упал ничком, и над судном повисла напряженная тишина.

75

Когда Фарзад медленно вошел на мостик с задней лестницы, он никого не увидел. Заметив, что берег перед носом танкера уходит в сторону, он пошел к штурвалу, чтобы прервать этот разворот. Опустив пистолет, он положил руку на рукоять штурвала.

— Не играйся с этим пока что, — сказал Питт.

Он встал из-за пульта, где сидел, спрятавшись. В руке у него был бронзовый сигнальный пистолет, который он нашел в пожарном шкафу.

Фарзад поглядел на Питта и, удивившись, понял, что знает этого человека. Разозлился, но его гнев внезапно сменился умилением, когда он поглядел на оружие Питта.

— Дождаться не мог, когда мы снова встретимся, — с сильным акцентом сказал Фарзад.

Попытался незаметно поднять пистолет, но Питт уже спустил курок. Сигнальная ракета пролетела через мостик и вонзилась в грудь Фарзаду, разбрасывая искры. Его одежда тут же загорелась, а ракета, упав на пол, отлетела в угол. Загорелся световой заряд, и рубку заполнили пламя и дым.

Питт тут же бросился на пол, прикрыв голову от летящих искр. Фарзад среагировал медленнее. Поначалу он пытался хлопать по одежде, сбивая пламя, и тут на него обрушился основной заряд ракеты. Его обдало искрами и дымом, и он сделал шаг назад, кашляя. Питт вскочил на ноги и бросился на него, надеясь сбить его с ног, прежде чем тот успеет выстрелить, но опытный наемник сразу же направил на него свой «Глок».

Рубку потряс грохот выстрела, но Питт понял, что стрелял не Фарзад. Тело наемника отбросило к штурвалу, и оно сползло на пол, оставляя на стенке пульта кровавый след.

На мостик поспешно вошел Ласло. Из ствола его автомата, наставленного на Фарзада, шел дым.

— Ты в порядке? — спросил Ласло Питта.

— Да, только небольшой фейерверк устроил, — ответил Питт, кашляя. — Спасибо, что пришел вовремя.

Ласло отдал ему помятый огнетушитель, который держал под мышкой.

— Возьми, может пригодиться. Спасибо за поддержку с воздуха.

— Значит, в расчете, — ответил Питт и дернул ручку огнетушителя, заливая пеной небольшой пожар, возникший от пламени ракеты.

— А я и не заметил, что он тоже проскочил на борт, — сказал Ласло, оглядев Фарзада и убедившись, что тот мертв.

— Быстренько вскочил, вслед за первыми двумя.

— Думаю, они попытаются сделать это еще раз.

— Время выходит, — ответил Питт. — Но поднять трап времени хватит.

— Хорошо. Что будем делать дальше?

— Просто приподнимем лестницу не слишком высоко. Плавать умеешь? — с ухмылкой спросил Питт.

Ласло закатил глаза.

— Увидимся внизу, — сказал он, выбегая на лестницу.

Ветер, дующий сквозь разбитые окна мостика, быстро рассеял дым от сигнальной ракеты. Питт подошел к штурвалу и огляделся. «Даян» почти завершил свой широкий разворот, сейчас его нос был направлен к южной оконечности Галатского моста. Завершив разворот, Питт переложил руль, ведя судно в опасной близости от берега, и попытался прибавить ходу. Грохот и перебои в работе двигателя стали сильнее, чем до этого, но Питт пытался выжать из него последнее.

Огляделся, ища глазами «Пулю», но ее нигде не было видно. После разговора с Питтом Джордино на полном ходу подошел к землечерпалке и был уже за Галатским мостом. Будто почувствовав, что Питт его ищет, вышел на связь по радио.

— Это «Пуля». Я за мостом, только что остановился у зеленой землечерпалки. Что делать дальше?

Питт изложил ему свой план, и Джордино лишь тихо присвистнул.

— Надеюсь, ты погрыз с утра «Уитиз», — сказал он. — Сколько у тебя времени?

Питт глянул на часы.

— Около шести минут. Минуты через три подойдем.

— Спасибо, что ведешь в мою сторону эту пороховую бочку. Только не опаздывай.

Джордино нажал кнопку отбоя.

«Даян» закончил разворот. Южный пролет Галатского моста был метрах в четырехстах впереди. Питту и хотелось бы, чтобы танкер шел побыстрее, поскольку время шло, а мост, казалось, оставался на том же месте. Времени в обрез, подумал он, но с этим ничего не поделаешь.

И тут внутри танкера воцарилась тишина. Рокот и дрожание палубы прекратились, а приборная доска засверкала лампочками, как рождественская елка. Лишенный топлива двигатель «Даяна» испустил последний вздох и затих.

76

Яхта шла следом за танкером, метрах в двадцати от его правого борта. Мария поглядела на судно в бинокль. К ее неудовольствию, танкер шел в сторону от берега, под Галатский мост, возвращаясь в Босфор. Поглядев на мостик, она поняла, в чем причина этого, увидев за штурвалом Питта.

— Они не справились, — хриплым от злобы голосом сказала она. — Быстро туда всех оставшихся.

Капитан яхты нервно посмотрел на нее.

— Разве нам не следует уходить? — спросил он.

Мария подошла ближе к нему, так, чтобы никто не услышал ее слов.

— Отойдем, как только высадим их на танкер, — тихо сказала она.

Оставшиеся трое янычаров встали на палубе. Яхта подошла к борту танкера, но в последний момент трап внезапно поднялся. Наверху стоял Ласло с пультом управления гидравлическим приводом.

— Стреляйте в него! — крикнула Мария, заметив спецназовца.

Янычары, ошеломленные происходящим, вскинули автоматы и начали стрелять. Но израильский спецназовец, внимательно следивший за ними, уже развернулся и шагнул в сторону, укрываясь за бортом. И тут желание поднять трап повыше подвело его. Он на мгновение замешкался, и это дорого ему обошлось. Одна из пуль попала ему в плечо.

Потеряв равновесие, Ласло упал вперед, на пульт, и свалился на палубу, чтобы снова не попасть под огонь. Левая рука онемела, плечо пронзила острая боль, но он не потерял присутствия духа. Услышав сильный грохот, взял автомат одной рукой и, приподнявшись, выглянул из-за борта.

Раздосадованный, он увидел, что нижний край трапа снова опустился и оказался прямо над яхтой. Приглядевшись, Ласло понял, что на самом деле трап воткнулся в корпус яхты. Падая, спецназовец случайно нажал кнопку выпуска трапа, и его нижний край, завершавшийся массивной стальной платформой, как стрела, вылетел вниз и пробил верхнюю часть борта яхты, уйдя внутрь больше чем на метр.

Несмотря на повреждения трапа и увеличившийся угол, двое янычаров уже принялись карабкаться вверх. Прицелившись, Ласло последним патроном снял первого из них, и оба упали вниз, в воду.

От потери крови у Ласло закружилась голова; он лег на палубу и принялся рыться в своем вещмешке в поисках аптечки. Клонило в сон, но он силой воли удерживал себя в сознании, сказав, что нужно всего лишь пару минут не подпускать людей с яхты. Глянув в сторону мостика, израильтянин задумался: а сколько времени на самом деле нужно Питту?

Время сейчас было отнюдь не на стороне Дирка. Когда он последний раз смотрел на часы, до взрыва оставалось меньше шести минут, но он старался не думать об этом. Сконцентрировался лишь на том, чтобы провести танкер оставшуюся часть пути до моста, совсем немного.

Поскольку двигатель заглох, судно шло исключительно по инерции. Несколько бортовых генераторов обеспечивали электропитание, позволяя Питту перекладывать руль, но огромный гребной винт окончательно замер. Слабое течение, выходящее из Золотого Рога, тоже слегка подталкивало танкер в корму, и Питт лишь надеялся, что этого хватит для того, чтобы удержать нужную скорость еще пару минут. При наличии достаточного времени танкер вынесло бы в Мраморное море, но его не было, как и топлива в баках.

Мучительно медленно приближался южный пролет Галатского моста. Поглядев на экран компьютера, Питт с облегчением увидел, что «Даян» все еще идет со скоростью в семь узлов. Тут его внимание привлекли новые выстрелы, и он осторожно выглянул в боковое окно. Яхта была так близко к борту танкера, что он видел лишь часть ее. Заметил Ласло, лежащего на палубе рядом с лестницей, и решил, что на данный момент они в безопасности.

Вскоре мост навис над танкером, бросив на него тень. Питт подошел к штурвалу и нервно коснулся его пальцами. Дальше все будет зависеть от Джордино, подумал он.

— Надеюсь, напарник, ты выполнишь свою часть задачи, — сказал он вслух, глядя, как танкер выходит из тени моста.

77

Имея в длину почти 140 метров, земснаряд «Ибн Батута» был одним из самых больших, какие доводилось видеть Джордино. Принадлежащий бельгийской компании «Яан Де Нуль», он был одним из немногих в мире самоходных установок, оборудованных режущими фрезами. В отличие от обычных земснарядов, которые засасывали грязь и ил со дна по длинной трубе, этот был оборудован еще и огромной фрезой роторного режущего механизма. Ротор представлял собой двухметровую шаровую головку, состоящую из вращающихся в противоположных направлениях фрез с зубьями из карбида вольфрама, способными вгрызаться даже в скалу. Он был закреплен на выносной стреле, смонтированной на корпусе судна и позволяющей опускать ротор на дно, и напоминал распахнутую пасть гигантской доисторической акулы.

Земснаряд стоял метрах в пятнадцати от берега, и был закреплен на месте двумя массивными опорами-сваями, выпущенными вниз из его носовой части. Он располагался перпендикулярно к берегу, кормой в канал, что было лишь на руку Питту.

Подойдя к судну с кормы, Джордино увидел свисающую с правого борта огромную цепь. Пройдя вдоль борта, он заглушил двигатели «Пули», быстро выбрался наружу, схватился за цепь и пришвартовал к ней «Пулю» прежде, чем их унесло бы течением. Поднявшись по цепи, ухватился за рейлинг и вылез на палубу земснаряда.

Поскольку «Ибн Батута», названный в честь марокканского путешественника четырнадцатого века, представлял потенциальную опасность для судоходства, на нем горело множество сигнальных огней. Джордино оглядел судно и никого не увидел. Судя по всему, команда еще спала по койкам. Лишь на мостике стоял один моряк, несший утреннюю вахту, который не заметил появления Джордино.

Эл быстро пошел к корме в поисках пульта управления земснарядом, надеясь, что тот не на мостике. В центре кормовой палубы, перед большой А-образной балкой и на приличном расстоянии от режущего ротора он заметил небольшую, приподнятую над палубой рубку с большими окнами. Забравшись в нее по лестнице, сел в кресло оператора, обращенное к корме. С радостью убедился, что управлять механизмом можно в одиночку, но скривился, увидев, что надписи на приборной панели сделаны на голландском.

— Ну, хоть не на турецком, — сказал он сам себе, оглядывая приборы.

Найдя тумблер с надписью: «Динамо», Эл перещелкнул его в положение «Махт». Под палубой раздался утробный гул, и она задрожала, это заработал главный генератор судна. Стоявший на мостике моряк бросился к заднему окну, услышав такой шум, и заметил сидящего в рубке Джордино. Вскоре его возмущенный голос зазвучал из динамика судового переговорного устройства, закрепленного на стене рубки, но Джордино просто протянул руку и выключил его, а затем взглянул налево.

Из-под Галатского моста показался возвышающийся над водой нос танкера, метрах в ста от них. Джордино бросил попытки разгадать надписи на голландском и принялся просто жать кнопки одну за другой. После нажатия одной из них раздался скрежет, и он, посмотрев вперед, с удовлетворением увидел, что зубья режущего ротора вращаются с устрашающим скрежетом. Стрела головки висела горизонтально, так, что ротор был метрах в шести над водой. Слишком высоко для того, что задумал Питт.

— Что ты тут делаешь? — раздался низкий голос, спрашивавший Джордино по-голландски.

Эл обернулся и увидел коренастого мужчину с взъерошенными волосами, который забирался в рубку. Инженер, заведовавший на «Ибн Батуте» насосами, в накинутом на пижаму грязном бушлате, вбежал внутрь и схватил Джордино за плечо. В ответ тот лишь показал пальцем в окно.

— Гляди! — крикнул он.

Посмотрев на «Даян», надвигающийся на земснаряд, инженер в ужасе замер и собирался уже было что-то сказать Джордино, но получил прямой правой. Кулак Джордино прилетел ему прямо в подбородок, и он сполз на пол, обмякнув, как макаронина. Эл на лету поймал его под руки и аккуратно положил.

— Извини, приятель, для любезностей нет времени, — сказал он нокаутированному инженеру и кинулся к пульту.

На рубку уже упала тень от надвигающегося танкера. Увидев сбоку небольшой рычажок, Джордино протянул руку и двинул его вниз. С облегчением увидел, что режущий ротор быстро пошел вниз, к воде. Эл держал рычажок в одном положении, пока ротор не оказался наполовину погруженным в воду, взбивая белую пену.

Отпустив рычажок, Джордино поглядел на канал. Нос танкера был менее чем в шести метрах от него. С чувством полной беспомощности Эл принялся ждать, понимая, что больше ничего поделать не может.

78

Питт понимал, что это отчаянный шаг, но другого выхода не было. Просто не хватало времени на то, чтобы вывести танкер в открытое море: двигатель молчал, и заминированное судно невозможно было увести от густонаселенных кварталов Стамбула. Даже если танкер взорвется посреди залива Золотой Рог, погибнут тысячи. И Питт решил попытаться погрузить его под воду, чтобы ослабить силу взрыва.

Именно для этого ему и потребовался «Ибн Батута». Ротор, способный вгрызаться в скалы, разрежет борт танкера, как консервную банку. Но для этого требовалось подвести танкер точно к нему. Подойдешь ближе — сломаешь стрелу, на которой закреплен ротор, а если дальше — не попадешь ротором по борту.

Проходя по инерции под Галатским мостом, Дирк глядел на земснаряд сбоку от носа танкера. Хотя режущий ротор все еще был над водой, он увидел, что фрезы вращаются, значит, Джордино принялся за дело. Питт слегка тронул штурвал, а потом перешел к правому борту и высунулся из окна. Отсюда он не видел борт танкера на уровне ватерлинии, что усложняло задачу. Дирк старался не думать о том, что у него только один-единственный шанс сделать все правильно.

Танкер двигался вперед, и Питт увидел, как стрела опустилась к воде, погружая в нее ротор. Через пару секунд увидел Джордино, стоящего у кормового рейлинга земснаряда и машущего рукой, давая сигнал подвести танкер чуть ближе. Питт бегом рванул к штурвалу и переложил руль на пару градусов вправо, а затем поглядел на нос танкера, поджидая, когда судно среагирует. Танкер слегка развернулся, и Джордино поднял обе руки вверх, дав понять, что курс верный.

Отойдя от штурвала, Питт снова вернулся к окну, ожидая столкновения. Но внезапно услышал позади завывание высокооборотного двигателя, сквозь которое прорывался леденящий женский крик. Глянув вниз, он увидел, что Ласло все так же лежит на палубе, рядом с трапом, но около его плеча расплылась небольшая лужа крови. Посмотрел на яхту, дергающуюся взад-вперед и бьющуюся о борт танкера.

«Почему же яхта все еще здесь?» — подумал Питт. Но сейчас это не главное, сказал он себе и, повернувшись в сторону земснаряда, принялся ждать решающего момента.

— Отцепи нас! — завопила Мария раз уже в третий, наверное.

Обычно идеально держащая себя в руках, эта женщина-тиран побагровела от страха, глядя на часы. Осталось минуты две.

У капитана яхты со лба тек пот; он перекладывал руль то в одну, то в другую сторону, пытаясь освободиться от вонзившегося в борт яхты трапа. Дождался, пока они выйдут из-под Галатского моста, и попытался дать полный назад, навстречу инерции танкера, но трап засел в палубе яхты, как зазубренный крюк во рту беснующегося марлина.

Двигатели яхты снова взвыли, и яхта дернулась назад. Капитан не знал, что нижний порог лестницы и приводные блоки зацепились за якорную цепь яхты и его усилия тщетны.

Трап уже представлял собой нечто вроде скрученного в спираль металлического рогалика, но платформа не желала отрываться от него. Винты яхты вспенивали воду как бешеные, но танкер тащил яхту за собой, как щенка на коротком поводке. Капитан поглядел вперед, на земснаряд, ожидая, что «Даян» начнет отворачивать от него, но чем ближе они были, тем больше он убеждался, что танкер никуда не сворачивает.

В отчаянии капитан крутил руль туда-сюда, то отходя от борта танкера, то стукаясь в него, но платформа упорно не желала отцепляться. Нос «Даяна» уже шел вдоль борта земснаряда, и тут он увидел, что между судами остается небольшой просвет, в котором, правда, свисает какая-то стрела, опущенная почти к самой воде.

Мария продолжала смотреть на него, и он кивнул в сторону земснаряда.

— Эта стрела сейчас сломает трап, и мы сможем уйти, — сказал он.

79

Выставленный Питтом курс был не идеален, но совсем чуть-чуть.

Нос «Даяна» прошел пару метров мимо ротора, когдатвердосплавные зубья вгрызлись в борт танкера. Звук слегка приглушила вода, но раздался пронзительный скрежет и визг рвущегося металла. Сначала ротор сделал в обшивке прорезь в несколько метров, но затем зубья дошли до стыка листов обшивки и вырвали из борта целый клок.

Обратного пути уже не было. Вращающийся ротор вгрызался в корпус танкера, как голодный бобер, а восемь тысяч тонн веса танкера обеспечивали нужную инерцию. Зубья из карбида вольфрама крошили железо корпуса и как масло прошли сквозь нержавеющую сталь баков для пресной воды. Но теперь внутрь попала не пресная вода из горных рек Турции, а зеленоватая илистая вода Босфора.

Сверху Питт видел, как вода заливается в передний бак по правому борту, кружась водоворотом. Оставалось лишь надеяться, что раньше, чем сдетонирует взрывчатка, вода перельется и в другой, залив АСДТ и снизив силу взрыва. Но время, опять же, было не на его стороне.

Оглядев палубу «Ибн Батуты», он увидел Джордино, залезающего обратно в их катер-подлодку. У борта на корме теперь стояли несколько членов экипажа земснаряда. Проснувшись от шума, они выбежали на палубу и обалдело смотрели на то, что делает их ротор с огромным танкером, идущим рядом с ними борт к борту.

Когда режущий ротор оказался на уровне мостика, Питт подошел к штурвалу и в последний раз коснулся его, перекладывая руль на пятнадцать градусов влево. Танкер уже замедлил ход, оседая под тяжестью поступающей в трюм воды. Возможно, он проползет еще с полмили, прежде чем взорвется, и хорошо бы, чтобы он шел к центру канала. Ротор все так же продолжал вгрызаться в корпус танкера с оглушительным скрежетом и грохотом, когда Питт сбежал вниз с мостика, чтобы помочь Ласло и убраться с судна.

Он не стал дожидаться, глядя, какая судьба постигнет яхту. Мария продолжала визжать, крича на капитана, а тот все так же раскачивал яхту из стороны в сторону, надеясь избежать столкновения с земснарядом. Он мгновенно заметил, что танкер начал слегка сворачивать влево. Это давало им призрачную надежду на спасение. За счет поворота танкера яхта не сталкивалась с земснарядом и проходила мимо стрелы. Но не проходила мимо режущего ротора, который благодаря этому повороту вышел из корпуса танкера…

Зубастый шар коснулся носа яхты и вгрызся в ее правый борт. Танкер все еще тащил за собой яхту, как тряпичную куклу, и провез ее прямо по ротору. Тот без труда разгрыз в стеклопластиковом корпусе яхты двухметровую щель от носа до кормы ниже ватерлинии, а потом снес оба ее гребных винта, бешено крутившиеся в воде. Завывавшие моторы яхты внезапно умолкли, когда вода залила машинный отсек и яхта начала оседать на корму.

Капитан оцепенел от ужаса, продолжая сжимать руками штурвал, но Мария не проявила такой же выдержки. Достав из сумочки «Беретту», она подошла к капитану, приставила пистолет к его уху и спустила курок. Даже не дожидаясь, пока тело упадет на пол, она побежала на нос яхты, чтобы раз и навсегда освободить ее от танкера.

80

К тому времени, когда Питт спустился на палубу, танкер уже выполнил свою задачу. Ротор земснаряда прорезал в его борту дыру метра два в высоту и метров шестьдесят в длину, взрезав заодно и все водоналивные баки по правому борту. Даже команда спасателей с насосами не справилась бы с такой течью. Именно на это Питт и рассчитывал, и теперь ему лишь оставалось забрать Ласло и выбраться самому.

Танкер начал быстро крениться на правый борт, и он понял, что им предстоит либо прыжок с лестницы, либо вообще через борт, когда тот окажется близко к поверхности воды. Подойдя к яхте, он с удивлением увидел, что ее все еще тащит следом за танкером. Палуба «Даяна» уже изрядно наклонилась вправо, и он смог разглядеть, что искореженный трап все глубже уходит в корпус яхты. Но больше беспокойства доставляла Мария с пистолетом в руке, стоящая на носу яхты. Она выпустила несколько пуль подряд в перекрученную стальную поперечину трапа, и тут заметила прямо над собой Питта.

— Умри вместе с ним! — крикнула она, наводя пистолет на него и спуская курок.

Но Питт среагировал чуть быстрее, упав на палубу рядом с Ласло. Пуля просвистела у него над головой.

— Давай, лейтенант, пора нам отсюда отчаливать, — сказал Питт спецназовцу.

Ласло с трудом повернулся к нему и поглядел на него едва приоткрытыми остекленевшими глазами. Питт понял, насколько серьезна его рана, которую Ласло едва смог заклеить пластырем. Все плечо у него было в крови. Счет шел на секунды, и Питт покрепче ухватил спецназовца за воротник.

— Держись, напарник, — сказал он.

Не обращая внимания на Марию, Питт встал на четвереньки и пополз задом наперед по наклонной палубе, таща за собой Ласло. Мария тут же выпустила несколько пуль в их сторону, но не попала, и Питт успел переползти в безопасное место. Собравшись с силами, Ласло подобрал ноги и с помощью Питта встал. Его куртка была пропитана кровью, и кровавый след тянулся за ним по палубе.

Внезапно танкер дернулся и накренился на правый борт градусов на тридцать. Питт понял, что прямо сейчас им угрожает даже не взрывчатка.

— Сможешь лезть? — спросил он Ласло.

Спецназовец кивнул и, обхватив рукой плечо Питта, шатаясь, пошел по палубе.

Позади них Мария снова принялась стрелять по искореженному трапу. Несколько прицельных выстрелов ослабили металл достаточно для того, чтобы трап резко изогнулся. Ударив по стыку ногой, она наконец сломала его. Трап рывком поднялся вверх, отделившись от тонущей яхты.

Наконец-то освободившись, Мария презрительно поглядела на «Даян» с носа своей яхты. Танкер уйдет достаточно далеко, прежде чем взорваться, и возможно, ей удастся вернуться на мостик. По крайней мере, Ласло и Питт умрут вместе с этим танкером.

Она была бы права, но не приняла во внимание то, что «Даян» совершит над ней свое собственное возмездие.

81

С двадцатого этажа, из окна своего офиса на восточном берегу Босфора Озден Челик с нарастающей тревогой следил за разворачивающимися событиями. Когда в предрассветных сумерках танкер подошел к Стамбулу, он едва различал его силуэт, но вскоре небо стало светлее, и через пролив он увидел всю панораму с тянущимися к небу минаретами мечети Сулеймание.

Поставив мощный бинокль на треножник, он навел его на «Даян» как раз тогда, когда спасательная шлюпка соскользнула с кормы танкера. Челик в изумлении глядел, как судно прошло под Галатским мостом. Рядом с ним шла яхта, и там, судя по вспышкам, началась перестрелка. Сердце Челика забилось еще чаще, когда он увидел, как танкер сделал полный разворот и вновь появился у дальнего края моста.

— Нет, ты же должен был сесть на мель напротив мечети! — вскричал он.

Его тревога стала еще сильнее, когда несколько звонков Марии остались без ответа. После разворота танкера он потерял яхту из виду, поскольку большое судно загородило ее. Затаив дыхание, Челик лишь надеялся, что яхта развернулась и пошла в глубь Золотого Рога, чтобы избежать попадания под взрывную волну. Но он выпучил глаза от ужаса, когда «Даян» прошел вплотную к земснаряду, а затем развернулся к середине канала и он увидел, что яхта все так же идет рядом с правым бортом танкера.

Подкрутив бинокль, он увидел сестру, стреляющую из пистолета в сторону танкера, а затем в металлический трап. Понял, что борт танкера угрожающе нависает над ней.

— Беги! Беги! — закричал Челик, как будто сестра могла слышать его крик на расстоянии в три километра.

Окуляры вонзились в его брови, и он в ужасе смотрел на происходящее. Марии наконец-то удалось освободиться от хватки танкера, но яхта не уходила в сторону. Челик понятия не имел, что судно уже лишилось своих гребных винтов и тонуло, получив дыру двухметровой высоты в борту. Ошеломленный этим зрелищем, он просто не мог понять, почему яхта до сих пор идет вплотную к сильно накренившемуся танкеру.

Он не слышал какофонии скрипов и тресков, вырвавшейся из нутра танкера, когда его центр тяжести сместился. Огромная течь по всему правому борту привела к тому, что палуба встала почти вертикально. Раздался грохот: это посыпались посуда, мебель и оборудование, съезжая по переборкам к правому борту.

Правый борт лег на воду, и танкер несколько секунд плыл в таком странном положении. «Даян» запросто мог переломиться или просто уйти под воду бортом, но судно решило погибнуть с достоинством.

Стоя на носу яхты, Мария внезапно почувствовала, как тень танкера накрыла ее. «Даян» начал переворачиваться. Идя в паре метров от него, небольшая яхта оказалась слишком близко. Разрушительный удар был неминуем.

Глянув вверх, Мария вскинула руку, словно пытаясь защититься от падающего на нее танкера. Ее раздавило, как насекомое. Перевернувшись, «Даян» вмял яхту в воду и поднял трехметровую волну, которая ударила о берег и подбросила «Ибн Батуту», будто простую шлюпку. Темный, обросший ракушками корпус танкера занял все поле зрения, в воздухе повис едва вращающийся по инерции громадный бронзовый гребной винт. Раздались глухие удары лопающихся переборок и шум воды, заливающей отсеки. Перевернутое судно начало медленно оседать на нос.

Дрожащими руками Челик держал бинокль, глядя, как сестра гибнет под перевернувшимся танкером. Некоторое время он стоял, даже не моргая, оцепеневший от ужаса, но вскоре чувства взяли верх, и, отшвырнув треножник с биноклем к стене офиса, Челик с воплем упал ничком на ковер и разрыдался.

82

Челик был не единственным среди тех, кто с ужасом глядел на переворачивающийся танкер. Джордино едва успел забраться в кабину «Пули», когда услышал грохот позади и, обернувшись, увидел, как корпус танкера накрыл яхту. Поспешно задраил кормовой люк, прежде чем «Пулю» настигла волна, поднятая «Даяном», отшвырнув ее вверх и в сторону от земснаряда.

Мгновенно запустив дизели, Джордино повел катер к танкеру. С тревогой подумал о Питте, который махал ему рукой с мостика считаные минуты назад. Сейчас мостик глубоко под водой, а у него перед глазами лишь холодное, обросшее ракушками брюхо израильской лоханки…

Забыв про опасность того, что танкер может в любой момент взорваться, Эл быстро прошел мимо борта судна. Как ни странно, на поверхности было немного мусора, и ему не пришлось лавировать. Он высматривал тела в воде. Питт плавает как рыба в воде, подумал Джордино; если он выжил, когда танкер переворачивался, то уж точно выплывет.

Приблизившись к носовой части танкера, он развернулся и пошел в обратную сторону, не зная либо не задумываясь насчет того, что до взрыва осталось меньше двух минут. Но в воде ничего не было. «Пуля» миновала середину танкера и подходила к корме. С болью в сердце Джордино пришлось признать, что, очевидно, старый друг не выжил в этой катастрофе.

Прибавляя газ и разворачиваясь в сторону от танкера, он вдруг заметил две веревки, свисающие с корпуса судна. Они странным образом тянулись от затопленного рейлинга по левому борту, через киль в сторону гребного винта. Глаза Джордино озарились надеждой, и он разогнал катер, подводя его к широкой корме танкера, высоко поднявшейся в воздух.

Оказавшись с другой стороны от «Даяна», он заметил, что веревки свисают с киля, но больше на брюхе судна ничего нет. А потом увидел в воде, метрах в пятидесяти от борта, две фигуры. Мгновенно развернув «Пулю» и подойдя ближе, Эл разглядел в воде Питта, который тащил за собой раненого Ласло.

Джордино мгновенно переключил двигатели на задний ход, резко останавливая «Пулю». Питт затолкал Ласло на поплавок и заорал, обращаясь к Джордино, который открывал кормовой люк.

— Некогда, гоним отсюда!

Джордино кивнул и, дождавшись, пока Питт заберется на поплавок и обхватит Ласло, чтобы не дать тому упасть, выжал газ. Их подбрасывало и обдавало брызгами, «Пуля» быстро разгонялась, прыгая по водам залива. Затем Джордино развернул ее в сторону Галатского моста, чтобы тот послужил им прикрытием.

«Пуля» была метрах в ста позади моста, когда воду сотряс глухой удар. Хотя часть взрывчатки пошла ко дну, когда «Даян» перевернулся, примерно половина АСДТ и большая часть октогена осталась на месте. Но судно тонуло, и весь носовой отсек уже скрылся под водой, что сильно ослабило взрыв.

Последовала серия взрывов, один за другим сработали детонаторы, и корпус танкера разворотило. Ударная волна прошла по кварталам Стамбула, как гул сверхзвукового самолета, пролетевшего над городом. На сотню футов вверх взметнулся фонтан воды, смешанной с обломками стали. Зазубренные осколки упали в радиусе полукилометра, как смертоносный дождь с небес.

Но ужасный взрыв остался практически без последствий. В силу положения тонущего танкера в воде, основной импульс был направлен в сторону Босфора. Последняя поправка курса, сделанная Питтом, отвела опасность от побережья, направив ее в сторону воды.

Обломки с плеском упали в воды пролива, и корпус танкера громко заскрежетал. Пробитая взрывом часть корпуса не выдержала, нос судна отломился и быстро пошел ко дну. Остатки «Даяна» несколько секунд держались на плаву, а затем тоже стали тонуть.

Раскачиваясь на поднятой взрывом волне за опорой Галатского моста, «Пуля» осталась в целости и сохранности. Джордино выбрался наружу, чтобы проверить, как чувствуют себя его пассажиры.

— Спасибо, что подбросил, — сказал Питт, возясь с раной Ласло.

— Вы, ребята, на этот раз близковато к краю прошлись, — ответил Джордино.

— Просто повезло. Мария Челик решила поупражняться в стрельбе по нас, так что пришлось лезть вверх по палубе. У левого борта к рейлингу были привязаны две веревки, по ним мы и спустились, пока судно переворачивалось. Ухитрились перебраться через киль на другую сторону, чтобы держаться подальше от яхты.

— Можно было и не беспокоиться, — с ухмылкой ответил Джордино. — Ее в плюшку раздавило.

— Кто-нибудь выжил?

Джордино покачал головой.

— Ласло нужно оказать медицинскую помощь, — сказал Питт. — Хорошо бы нам выбраться на берег.

Они помогли Ласло забраться внутрь, и катер быстро пошел к южному берегу.

— Взрыв был сильный, но мог быть и хуже, — сказал Питту Джордино.

Тот молча кивнул, глядя в окно.

Впереди торчал кормой вверх израильский танкер. Судно несколько секунд держалось почти вертикально, а затем быстро пошло ко дну. Неподалеку, на другом берегу пролива, вместе с ним ушли на дно и извращенные мечты о реставрации Османской империи.

83

Взрыв танкера потряс Стамбул — скорее в политическом смысле, нежели буквально. После подтверждения факта гибели полицейского и патрульного катеров и установления взаимосвязи этого с попыткой теракта вооруженные силы были приведены в состояние повышенной готовности. Когда выяснили, что это израильский «Даян», посыпались обвинения на самом высоком уровне. Паника среди жителей города едва не привела к необходимости вмешательства армии, но опасность конфликта между Турцией и Израилем исчезла, как только были найдены члены экипажа «Даяна».

Выступив на пресс-конференции, моряки в деталях описали похищение судна и пленение их вооруженными неизвестными людьми. Турки быстро сменили свою точку зрения, услышав, как моряков заставляли грузить на танкер взрывчатку, держа их на прицеле, и как они едва спаслись в последний момент. Поместив Ласло в госпиталь, Питт и Джордино встретились с представителями властей и разъяснили свою роль в потоплении танкера.

Американская разведка предоставила туркам секретную информацию о том, что использованный при теракте октоген — тот же самый, что применили в Бурсе, Каире и Иерусалиме, и турецкие спецслужбы не стали медлить. Они немедленно провели обыски в доме, офисе и пристани, принадлежащих Челикам. «Оттоманская Звезда» была обнаружена в греческих водах и помещена под арест. Общественность и пресса настаивали на том, чтобы были обнародованы данные, кто и зачем совершил теракт, и спецслужбы не стали хранить молчание.

Имена Оздена и Марии Челик стали позором для всей страны. Когда же выяснилось, что именно они организовали ограбление Топкапы, позор сменился всенародным возмущением. Следователи и журналисты принялись копаться в прошлом этой преступной парочки и вскоре выяснили их принадлежность к потомкам оттоманской династии, а также связи с гангстерами и наркоторговцами, которые обеспечили Челику успешный старт в бизнесе.

Со всей неизбежностью были раскрыты финансовые связи Челиков с арабскими шейхами, а следом за этим — и факт передачи миллионов долларов муфтию Батталу. Цель терактов стала очевидной, и гнев общества обрушился на муфтия и его партию «Благоденствие». Хотя не было найдено доказательств того, что муфтий участвовал в подготовке терактов или хотя бы знал о них, дело было сделано.

Последнее свидетельство вины Челика было найдено, когда на дно Золотого Рога спустились водолазы. Рядом с разломленным корпусом танкера были найдены искореженные остатки «Султаны», а когда водолазная команда подняла часть обломков на поверхность, на раздавленной палубе яхты эксперты-криминалисты нашли тело Марии Челик.

Оставалось лишь найти самого Оздена Челика — с испорченной репутацией, заблокированными счетами и лежащим в морге Стамбула телом сестры. Но он исчез в неизвестном направлении.

84

Пятничная дневная молитва, называемая «хутба», обычно была самой многолюдной. В это время обычно имам мечети предварительно произносил особую проповедь, прежде чем начинать всеобщую молитву.

Но молитвенный зал мечети Фатих пустовал, хотя совсем недавно муэдзин призвал правоверных к молитве. Обычно на хутбу зал набивался до отказа; десяткам людей приходилось стоять в коридоре и во дворе, лишь надеясь услышать слова муфтия Баттала, хоть мельком увидеть его. Но не в этот раз.

В зале стояли едва ли с полусотню самых преданных последователей, когда Баттал взошел на возвышение у михраба. Когда-то преисполненный могущества, сейчас он выглядел так, будто постарел на два десятка лет за последнюю неделю. Глаза ввалились и уже не пылали огнем, лицо стало бледным и безжизненным. Самодовольство и тщеславие, которые двигали им на пути к власти, исчезли. Глядя на поредевшие ряды последователей, он слегка дрожал, еле сдерживая гнев.

Муфтий произнес проповедь тихо и подавленно, в очередной раз начав привычно критиковать распущенность и неосторожность властей. Совершенно не в своей манере, вскоре он начал говорить беспорядочно, сбиваясь на угрозы и обвинения. Пришедшие на молитву уныло и разочарованно глядели на него, не понимая его обличительных речей. Закончив проповедь резко и неожиданно, муфтий прочел краткий фрагмент Корана, посвященный искуплению, и начал всеобщую молитву.

Не желая оставаться среди своих последователей, по окончании молитвы Баттал быстро ушел в свой небольшой кабинет в пристройке. Войдя туда, он с удивлением увидел бородатого мужчину, сидящего у его стола. Тот был одет в поношенную белую рубашку и рабочие брюки; на голове у него была широкополая шляпа, слегка закрывавшая лицо.

— Кто тебя сюда пустил? — рявкнул Баттал.

Незнакомец встал и, поглядев ему прямо в глаза, сорвал накладную бороду.

— Я сам вошел, Алтын, — ответил Батталу усталый голос Оздена Челика.

Его вид не сильно отличался от наружности Баттала. Осунувшееся бледное лицо, серая кожа. Лишь глаза горели еще сильнее, почти пылали безумием.

— Ты подвергаешь меня опасности, приходя сюда, — шепотом ответил Баттал. Быстро подошел к задней двери, открыл ее и выглянул наружу. — Пойдем, — сказал он Челику, выходя за дверь.

Муфтий провел его по коридору и привел в кладовку на заднем дворе мечети, в которую мало кто заходил. В одном углу стояла стиральная машина, отгороженная висящими на веревке старыми полотенцами. Когда Челик вошел внутрь, Баттал закрыл дверь на замок.

— Зачем ты сюда пришел? — спросил он раздраженно.

— Мне нужна твоя помощь, чтобы выбраться за пределы страны.

— Да, твоя жизнь в Турции кончена. Как и моя, впрочем.

— Я все принес в жертву ради тебя, Алтын. Богатства, дом, даже родную сестру, — дрожащим голосом сказал Челик. — Все, ради того чтобы сделать тебя президентом.

Баттал ответил ему презрительным взглядом.

— Ты разрушил мою жизнь, Озден, — ответил он, и его лицо зарделось от гнева. — Я провалился на выборах. Мои благодетели оставили меня. Паства моя отвернулась от меня. И все из-за того, что ты испортил мою репутацию. А теперь еще и это…

Он достал из кармана письмо и бросил Челику. Тот не обратил на него внимания, лишь покачав головой.

— Письмо из «Диянет». Меня освободили от должности муфтия Стамбула. — Глаза Баттала запылали. — Ты уничтожил меня, понимаешь?! — зарычал он.

— Все было сделано во имя нашего предназначения, — тихо ответил Челик.

Баттал более не смог сдерживаться. Схватив Челика за воротник, он бросил его через всю комнату. Озден ударился в бельевую веревку, которая лопнула, и упал на пол, накрытый полотенцами. Попытался встать, но Баттал уже повалил его. Схватив оборванный конец веревки, он обмотал ее вокруг шеи Челика и затянул. Озден начал отчаянно отбиваться, размахивая руками и молотя Баттала кулаками, но муфтий был крупнее и тяжелее его, и им двигала жажда мести. Наполненный долго сдерживаемой яростью, он не обращал внимания на удары Челика и все туже затягивал веревку.

Страх быть удушенным породил в Челике ужас особого рода. Он вспомнил всех тех, кого задушил. Жизнь оставляла его тело. Последний раз отчаянно дернувшись, он посмотрел на муфтия глазами, в которых были страх и покорность. Затем глаза его закатились, а тело обмякло. Баттал сдавливал его горло еще минут пять, не из желания завершить дело, а от бешенства и ярости. Отпустив веревку, он медленно перешагнул через мертвое тело и, шатаясь, вышел из кладовки, с дрожащими руками и вне себя от содеянного.

На следующее утро тело Челика обнаружил в Босфоре рыбак. Тайком выброшенное в залив Золотой Рог, оно всю ночь плыло по течению, пока его не выбросило на берег у мыса Сераль.

Безжизненное тело Оздена Челика, последнего в мире представителя Оттоманской династии, нашли буквально в нескольких шагах от стен Топкапы, величественного дворца, возведенного его славными предками.

85

Питт и Джордино пришли к Ласло на третий этаж стамбульского госпиталя, в красивую, но усиленно охраняемую палату с видом на Босфор. Когда их впустили, спецназовец лежал в кровати и читал израильскую газету «Гаарец» трехдневной давности.

— Только не говори, что твое имя на родине до сих пор на первых полосах газет, — с улыбкой сказал Питт, пожимая тому руку.

— Рад вас видеть, друзья, — ответил Ласло, смущенно откладывая газету в сторону. — Да, новости о нас до сих пор на первом плане в Израиле. Но, к сожалению, судя по всему, всю славу приписали мне. Хотя обезвредили танкер именно вы, — сказал он Питту. — А без вашей «Пули» все это вообще оказалось бы невозможным, — добавил он, обращаясь к Джордино.

— Думаю, правильнее всего будет сказать, что это был успех нашей команды.

— Помимо всего прочего, благодаря вам отношения моей страны с Турцией многократно укрепились, — гордо заявил Ласло.

— Не говоря уже о том, что светский статус государства, установленный Ататюрком, гарантирован еще на несколько лет, — заметил Питт.

— Может, кто-нибудь выдвинет нас на Нобелевскую премию? — подмигнув, сказал Джордино.

— Слышал, сегодня утром нашли тело Челика? — продолжал Ласло.

— Да, судя по всему, его придушили, а потом бросили в Золотой Рог, — ответил Питт.

— Вы меня опередили?

— Нет уж, — улыбнувшись, ответил Питт. — Следователь полиции сообщил, что они почти уверены в виновности муфтия Баттала. Тайный агент полиции, посещавший молитвы в его мечети, видел человека, по описанию совпадающего с Челиком, в предполагаемый день его смерти.

— По-моему, они друг друга стоят, — сказал Ласло.

В палату ненадолго вошла хорошенькая медсестра, проверила капельницу и вышла, провожаемая внимательным взглядом Ласло.

— Не терпится домой добраться, лейтенант? — спросил Джордино.

— Не особенно, — ухмыльнувшись, ответил Ласло. — Кстати, теперь я коммандер. Мне сообщили, что меня повысили в звании.

— Тогда я буду первым, кто тебя поздравит, — сказал Джордино, доставая из кармана бутылку виски, которую он тайком пронес в госпиталь. — Может, найдешь, с кем ее здесь распить, — подмигнув, добавил он.

— Вы, американцы, всегда найдете что-нибудь полезное, — широко улыбнувшись, ответил Ласло.

— Что говорят врачи? — спросил Питт.

— Меня отправят в Тель-Авив, в хирургическое отделение еще на неделю, а потом на несколько недель в общую терапию. Но обещают, что я скоро полностью поправлюсь и к концу года вернусь на службу.

Их разговор прервал мужчина в кресле-каталке, который въехал в палату. Нога у него была в гипсе.

— Здравствуй, Абель, — сказал Ласло. — Пришло время тебе познакомиться с людьми, которые помогли спасти тебе жизнь.

— Абель Хамет, капитан «Даяна»… вернее, бывший капитан, — представился тот, пожимая руки Питту и Джордино. — Ласло мне тут уже рассказал обо всем, что вы сделали. Вы действительно ходили по краю, а я и моя команда даже не знаем, как вас отблагодарить.

— Жаль, что ваш танкер все-таки утонул, — ответил Питт.

— «Даян» был неплохим судном, — задумчиво сказал Хамет. — Но есть и хорошие новости. Нам дадут новенькое, ничуть не хуже. Турецкое правительство пообещало построить нам новое судно, не хуже старого, судя по всему, на деньги, конфискованные со счетов Оздена Челика.

— И кто скажет, что в мире нет справедливости? — развеселился Джордино.

Все рассмеялись. Питт посмотрел на часы.

— Ну, к сожалению, «Эгейан Эксплорер» выходит в море через час, — сказал он. — Боюсь, нам пора уходить.

Он снова пожал руку Хамету и повернулся к Ласло.

— Коммандер, всегда буду рад с тобой увидеться, — сказал он.

— Это честь для меня, — ответил Ласло.

Питт и Джордино уже пошли к двери, когда Ласло окликнул их.

— Куда вы идете? Обратно к тому затонувшему кораблю?

— Нет, на Кипр, — ответил Питт.

— На Кипр? Что же вас там ждет?

— Надеюсь, божественное откровение, — загадочно улыбнувшись, ответил Питт.

Часть четвертая СУДЬБА МАНИФЕСТА

86

Джулиан Перлмуттер едва устроился в огромном кожаном кресле, когда зазвонил телефон. Его любимое кресло для чтения было сделано на заказ, чтобы выдержать вес владельца, — за сто пятьдесят килограммов. Взглянув на старинные часы, стоящие неподалеку, он увидел, что уже почти полночь. Протянув руку мимо высокого бокала с портвейном, стоящего на столике, он взял трубку.

— Джулиан, как поживаешь? — послышался в трубке хорошо знакомый голос.

— О, да это знаменитый спаситель Константинополя, — загрохотал в ответ Перлмуттер. — Я здорово повеселился, читая о твоих приключениях в заливе Золотой Рог, Дирк. Надеюсь, у тебя обошлось без травм?

— Нет, все отлично, — ответил Питт. — Кстати, ныне этот город называют Стамбулом.

— Чушь. Его шестнадцать веков называли Константинополем, и было бы глупо менять название сейчас.

Питт посмеялся, слушая старого друга, который всю жизнь будто жил в прошлом.

— Надеюсь, не поднял тебя с кровати? — спросил он.

— Вовсе нет. Я только что уселся, чтобы перечесть копию дневников капитана Кука, с первого его плавания в Тихий океан.

— Когда-нибудь мы все-таки разыщем то, что осталось от «Эндевора», — сказал Питт.

— Ага, это было бы очень благородно с нашей стороны, — ответил Перлмуттер. — Итак, Дирк, где ты и в чем причина столь позднего звонка?

— Мы только что причалили в Лимасоле, на Кипре. У меня есть некая загадка, которую я надеюсь разрешить с твоей помощью.

Перлмуттер моргнул. Бородатый мужчина с огромными глазами был одним из известнейших в мире историков морского дела и обожал загадки, связанные с морем, даже больше, чем еду и выпивку. Многие годы сотрудничая с Питтом, он знал, что его друг звонит тогда, когда у него действительно есть нечто стоящее.

— Рассказывай, умоляю, — глубоким басом прогудел Перлмуттер.

Питт рассказал ему про затонувший корабль Османской империи, про предметы времен Римской империи, а затем переключился на историю Манифеста и описываемого в нем груза.

— Клянусь, бесценный груз, — сказал Перлмуттер. — Какая жалость, что большая его часть, скорее всего, не выдержала двух тысячелетий под водой.

— Да, в лучшем случае мы можем надеяться, что найдем оссуарий, — ответил Питт.

— Но и этого хватит, чтобы разворошить осиное гнездо, — сказал Перлмуттер.

— Даже если хоть что-то из этого сохранилось, оно заслуживает, чтобы его нашли, — ответил Питт.

— Совершенно верно. Даже безо всякого груза римская галера в целости и сохранности — драгоценнейшая находка. У тебя есть на примете отправная точка для поисков?

— Вот поэтому-то я и позвонил, — ответил Питт. — Надеялся, что, может, ты слышал о каких-нибудь древних кораблях, затонувших у южного побережья Кипра, которые не смогли идентифицировать? Еще мне бы очень помогла информация о судоходных путях, которыми ходили в те времена.

Перлмуттер призадумался.

— У меня есть пара источников на примете, которыми я могу воспользоваться. Дай мне пару часов, и я скажу, чем могу тебе помочь.

— Спасибо, Джулиан.

— Скажи, Дирк, а ты знаешь, что на Кипре делали лучшие в Римской империи вина? — спросил Перлмуттер, прежде чем повесить трубку.

— Не слышал.

— Говорят, что «Коммандария» сейчас на вкус точно такая же, как и две тысячи лет назад.

— Хорошо, Джулиан, попытаюсь найти тебе бутылочку.

— Хороший ты человек, Дирк. До скорого.

Повесив трубку, Перлмуттер отпил хороший глоток портвейна, наслаждаясь его изысканным ароматом и сладостью. Потом, подняв свое грузное тело из кресла, он подошел к книжным полкам, поднимавшимся до потолка и набитым книгами по морской истории, и принялся рыться в них, что-то бормоча себе под нос.

Прошло меньше двух часов, когда спутниковый телефон на «Эгейан Эксплорер» зазвонил.

— Дирк, я кое-что нашел на закуску, но для начала пригодится, — сказал историк.

— Пригодится все, — ответил Питт.

— Есть данные о затонувшем корабле четвертого века, найден спортсменами-аквалангистами в 60-х годах прошлого столетия.

— Римский? — спросил Питт.

— Не уверен. Отчет археологов, который я нашел, весьма стар, но там упоминается, что на корабле было найдено римское оружие. Как ты знаешь, Кипр не имел для Рима особого военного значения, в основном там добывали медь и растили пшеницу. И конечно же, делали вино. Так что наличие на том корабле оружия может иметь определенный смысл.

— Хорошо ли, плохо ли, но стоит на это посмотреть. Где был найден корабль?

— Его нашли у городка Писсури, на том самом твоем южном побережье. Метрах в четырехстах от пляжа. Я также нашел более позднее упоминание, что там производили работы, но уже в 90-х, и находки выставлены в лимасольском археологическом музее.

— Удобно, — ответил Питт. — А это место подходит для традиционных морских путей той эпохи?

— На самом деле торговые суда, выходящие из Иудеи, и по сей день идут вдоль левантийского берега, направляясь в Константинополь. Точно так же ходили и римские галеры, держась поближе к берегу, в более спокойных водах. Но наши знания относительно морского судоходства в те времена очень ограниченны.

— Вполне возможно, что корабль и не собирался идти на Кипр, — ответил Питт. — Благодарю, Джулиан, мы на него поглядим.

— Я еще пороюсь в книгах насчет этого. Счастливой тебе охоты.

Питт повесил трубку, и тут на мостик вошли его дети, с небольшими рюкзаками на плечах.

— Бежите с корабля, прежде чем мы начали работать? — спросил Дирк.

— У тебя есть отправная точка? — спросила Саммер.

— Старина Перлмуттер помог мне — подсказал, с чего начать.

— Я уговорила Дирка помочь мне порыться в местных архивах, — ответила Саммер. — Думала, что мы имеем шанс найти упоминания о Манифесте или какие-нибудь сведения о здешних пиратах тех времен. Не возражаешь, если мы присоединимся к тебе через день-два?

— Нет, идея хорошая. А куда вы собираетесь?

Саммер озадаченно поглядела на отца.

— Честно говоря, пока мы не выяснили, где здесь можно искать такие сведения. У тебя ничего нет на примете? — спросила она.

Питт не сдержал улыбки, глядя на пометки, которые он делал по ходу разговора с Перлмуттером.

— Так получилось, что я в точности знаю, куда вам надо, — подмигнув, ответил он.

87

Саммер и Дирк пришли в археологический музей Лимасола, располагавшийся в современном здании к востоку от центра города, неподалеку от известного городского сада. Там хранилась богатейшая коллекция находок, иллюстрирующая богатейшую историю Кипра. Первые из находок датировались вторым тысячелетием до нашей эры, но все они были выставлены в простеньких стеклянных витринах, стоящих в трех секциях здания. Саммер восхитила коллекция терракотовых фигурок животных, датированных архаической эпохой. Она все разглядывала ее, пока они ждали хранителя музея.

— Меня зовут Георгиос Данелис, чем могу помочь? — сказал с греческим акцентом полноватый мужчина.

Саммер представилась и представила брата.

— Нас интересует затонувший корабль четвертого века нашей эры, найденный у Писсури, — объяснила она.

— А, корабль из Писсури, — ответил Данелис, кивая. — Находки выставлены в третьем зале… Вы не из Британского музея? — спросил он, отводя их в нужный зал.

— Нет, мы работаем в Национальном управлении подводных исследований, — ответил Дирк.

— О, извините, — ответил куратор. — Тут недавно человек был, пару дней назад, спрашивал про туже самую экспозицию. Я подумал, может, вы вместе работаете.

Он подошел к большой стеклянной витрине, в которой были выставлены десятки находок. Саммер подметила, что это по большей части керамические шкатулки и какие-то деревянные обломки с проржавевшими металлическими деталями, закрепленными на них.

— Что вы можете рассказать про сам корабль? — спросила она.

— Датируется первой половиной четвертого века, — ответил хранитель музея, показывая на почерневшую серебряную монету на нижней полке витрины. — Римский динарий с портретом императора Константина в лавровом венке. Это дает повод предположить, что корабль затонул примерно в 330 году нашей эры.

— Римская галера? — спросил Дирк.

— С момента находки было множество предположений, но большинство экспертов сошлись на том, что это торговое весельно-парусное судно. Пробы дерева говорят, что оно было построено из ливанского кедра, что лишь подтверждает основную гипотезу.

Он показал пальцем на картину с художественной реконструкцией внешнего вида судна, галеры с высоким носом и двумя квадратными парусами, которая висела на стене.

— Археологи считают, что его использовали для перевозки зерна или оливкового масла.

Дирк показал на проржавевшую рукоять меча, лежащую позади глиняного горшка.

— На борту было найдено оружие? — спросил он.

Хранитель кивнул.

— Предположительно, его было намного больше, но, боюсь, этот фрагмент меча — все, что нам удалось найти. Археологам пришлось вести работы в спешке, когда выяснилось, что судно постоянно подвергается разграблению. Я слышал, что, прежде чем прибыли археологи, оттуда достали очень много оружия.

— И как это согласуется с гипотезой насчет торгового судна? — спросила Саммер.

Хранитель озадаченно поглядел на нее.

— На самом деле, не знаю. Возможно, это была часть груза. Или на его борту путешествовал высокопоставленный чиновник империи.

— Есть и другая версия, — сказал Дирк.

Данелис и Саммер с любопытством посмотрели на него.

— Мне кажется, что это судно могло быть пиратским кораблем. Меня оно заставило вспомнить о документах, виденных мной в Кесарии, о захваченном пиратском судне, на котором нашли много римского оружия.

— Да, вполне может быть и так, — согласился хранитель. — Некоторые из личных вещей команды роскошны, даже по нынешним меркам, — добавил он, показывая на стеклянную тарелку и изысканную керамическую чашку.

— Мистер Данелис, вам неизвестно насчет других затонувших кораблей этой эпохи, найденных в водах Кипра? — спросила Саммер.

— Нет. У северного побережья нашли судно, предположительно бронзового века, но кроме него, это — древнейшее из мне известных. А что именно вас интересует?

— Мы ищем римскую галеру, отправившуюся в путешествие по личному приказу Константина, которая предположительно пропала у берегов Кипра. Она проходила неподалеку как раз в то время, когда затонул корабль у Писсури.

— Об этом ничего не известно, — ответил хранитель, качая головой. — Но, возможно, вам имеет смысл посетить монастырь Ставровуни.

— А почему именно монастырь? — спросила Саммер, недоверчиво поглядев на него.

— Ну, помимо прекрасных мест вокруг, там останавливалась мать Константина, Елена Августа, по дороге из Святой Земли, где она обрела Истинный Крест, — ответил Данелис.

88

«Эгейан Эксплорер» медленно подошел к берегу, а затем резко развернулся и пошел обратно с такой же черепашьей скоростью. С кормы свисал тонкий изолированный кабель, уходящий в море. На пятидесятиметровой глубине к кабелю был прицеплен небольшой сигарообразный аппарат, шедший в полуметре над морским дном. Гидролокаторы буксируемого аппарата прощупывали дно ультразвуковыми импульсами, а процессоры на борту судна обрабатывали сигналы, составляя точную карту дна.

Сидя на мостике, Питт глядел на монитор, на котором отображалась получаемая с гидролокаторов информация. Волнообразное морское дно с редкими скальными выходами. Стоявший рядом Джордино решил отдохнуть от глазения в монитор и поглядел в бинокль на берег.

— Наслаждаешься видами? — спросил Гунн.

— Ничего особенного, — ответил Эл. — Если не считать пары хорошеньких девушек, укрывшихся от жары в прибрежной пещере.

Пляж у Писсури представлял собой узенькую полоску песка, за которой вздымались скалистые утесы, на вершинах которых и раскинулась одноименная деревушка. Хотя пляж и пользовался популярностью у британских солдат, служивших на базе в Акротири неподалеку отсюда, все равно он был одним из самых спокойных и тихих мест на всем южном побережье.

— Похоже, скоро мы выйдем за границы пляжа, — сказал Джордино, прикинув, что их судно постепенно смещается к востоку, сканируя сектор водной поверхности.

— Значит, мы все ближе к затонувшему кораблю, — с присущим ему неистребимым оптимизмом ответил Питт.

Словно в подтверждение его пророчества, спустя пару минут на мониторе появились очертания затонувшего корабля. Гунн и Джордино встали поближе, ожидая, пока компьютер достроит изображение, обрабатывая сигналы гидролокаторов. Это на самом деле было не очень-то похоже на настоящий корабль. Просто продолговатый холм, из которого торчали небольшие фрагменты киля и шпангоутов, засыпанные песком. Именно столько остается от деревянного корабля после семнадцати веков, проведенных под водой, если не меньше.

— Определенно, это весьма древний затонувший корабль, — сказал Гунн.

— И единственный, который мы нашли у Писсури. Значит, это тот самый корабль четвертого века, про который говорил Перлмуттер, — добавил Джордино. — Странно, я думал, он ближе к берегу, — сказал он, увидев, что они находятся в полумиле от пляжа.

— Не забывай, что два тысячелетия назад Средиземное море было несколько мельче нынешнего, — ответил Гунн.

— Это объясняет, почему он здесь. Будем нырять? — спросил Джордино Питта.

Питт покачал головой.

— Незачем. Во-первых, его и так дочиста обобрали. А во-вторых, это не тот корабль, который мы ищем, — ответил он.

— Как ты можешь быть так уверен? — спросил Гунн.

— Саммер звонила. Они осмотрели находки с корабля в музее Лимасола. Археологи уверены, что это не римская галера. Дирк считает, что это мог быть второй корабль пиратов, напавших на римлян. Возможно, позднее и стоит к нему нырнуть, но Саммер выяснила, что его хорошенько разграбили еще до прихода археологов.

— Значит, это лишь отправная точка? — спросил Гунн.

— Лучшая, какая у нас есть, — кивнув, ответил Питт. — Если корабль пиратов сел на мель и затонул здесь, остается лишь надеяться, что римский тоже где-то поблизости.

Джордино уселся за монитор и устроился поудобнее.

— Что ж, тогда давайте искать дальше, — сказал он. — Как говорится, Рим не за день построили.

89

Саммер вела машину на восток, по прибрежному шоссе, поскольку с того времени, как она вернулась из Британии, Дирк не садился за руль. Кипр был британской колонией вплоть до окончания Второй мировой, и повсюду были видны напоминания о столетиях владычества Британской империи. Большинство населения знало английский, валюта в южной, греческой половине острова именовалась фунтами, дорожное движение было левосторонним.

Саммер повела арендованную машину в глубь острова, по хорошо асфальтированной дороге, ведущей к Никосии. Дорога пошла в подъем, когда они приблизились к восточной оконечности Троодосских гор. Вокруг простиралась пустынная холмистая местность. На перекрестке они свернули на узкую асфальтовую дорогу, которая уходила круто вверх, на небольшую гору. На ее вершине и примостился небольшой монастырь, называемый Ставровуни.

Саммер припарковала машину на небольшой стоянке у подножия горы. Пройдя через пустующие входные ворота, они подошли к длинной деревянной лестнице, ведущей наверх. У ее начала сидел нищий в лохмотьях и широкополой шляпе, уронив голову на грудь; видимо, он задремал на жаре. Брат с сестрой прошли мимо него и начали взбираться по лестнице к монастырю, откуда открывался отличный вид на всю юго-восточную часть острова. Пройдя через двор, они подошли к строго глядевшему на них монаху, в одеянии из грубой шерстяной ткани.

— Добро пожаловать в Ставровуни, — сдержанно сказал он и посмотрел на Саммер. — Возможно, вы не знаете, но мыпридерживаемся Афонского православного устава, так что женщинам не разрешается входить в монастырь.

— Насколько мне известно, вас самих здесь не было бы, если бы не женщина, — резко ответила Саммер. — Вам знакомо имя Елена Августа?

— Ничего не могу поделать.

Закатив глаза, Саммер поглядела на монаха, потом на Дирка.

— Видимо, мне придется стоять здесь и любоваться фресками, — сказала она, махнув рукой в сторону богато украшенных стен. — Приятной экскурсии.

Дирк наклонился к сестре.

— Если не вернусь через час, значит, я согласился принять монашество, — прошептал он ей на ухо.

Оставив Саммер в полнейшем смятении, он пошел следом за монахом в открытую деревянную дверь.

— Что вы можете рассказать мне о роли Елены в основании монастыря и его истории? — спросил Дирк.

— В древности на вершине горы находился языческий греческий храм. Он уже давно пустовал и нуждался в ремонте, когда Святая Елена появилась на Кипре после своего паломничества в Иерусалим. Говорят, что появление святой ознаменовалось окончанием тридцатилетней засухи, поразившей остров. Будучи на Кипре, она имела видение, в котором ей было сказано, что следует построить церковь во имя Креста. Ставровуни, если вы не знаете, переводится с греческого как «Гора Креста». Именно здесь она возвела церковь, оставив здесь крест, на котором был распят раскаявшийся разбойник, а также частицу Истинного Креста Господня.

Монах отвел Дирка в небольшую церковь, провел мимо огромного деревянного иконостаса и к алтарю. На алтаре стоял большой деревянный крест, обрамленный серебром. В него был вделан небольшой кусочек дерева в золоте.

— За столетия церковь не раз претерпевала разрушения и вандализм, сначала от Мамелюков, потом от Османской империи, — объяснил монах. — Боюсь, немного здесь осталось от Елены, кроме этой частицы Истинного Креста, — добавил он, показывая на кусочек в золотом обрамлении.

— Вам ничего не известно о других реликвиях, связанных с Христом, которые могли бы остаться на Кипре от Елены? — спросил Дирк.

Монах потер подбородок.

— Нет, я ни о каких не знаю, но спросите брата Андроса. Он у нас тут за историка. Пойдемте в его кабинет, может, он на месте.

Монах повел Дирка налево по коридору, мимо скромных гостевых комнат. В конце коридора были двери в пару кабинетов. Дирк увидел худощавого мужчину, который здоровался с монахом, а затем пошел в их сторону.

— Ридли Баннистер? — удивленно сказал Дирк, узнав его.

— Да, а что? — ответил Баннистер, с подозрением поглядев на него.

— Меня зовут Дирк Питт, я недавно читал вашу книгу о раскопках в Святой Земле. Узнал вас по этой запыленной куртке. Должен сказать, с удовольствием читал о ваших открытиях.

— Ну, спасибо, — ответил Баннистер, протягивая руку Питту. Затем нерешительно посмотрел на него. — Вы сказали, ваша фамилия Питт? У вас, случайно, нет родственницы по имени Саммер?

— Да, это моя родная сестра. Она ждет снаружи на самом деле. А вы с ней знакомы?

— По-моему, мы с ней встречались на археологической конференции некоторое время назад, — выпалил Баннистер. — А что привело вас в Ставровуни? — спросил он, резко меняя тему разговора.

— Саммер недавно нашла свидетельства того, что Святая Елена, возможно, привезла из Иерусалима не только Истинный Крест и что эти реликвии могли быть утеряны где-то здесь, на Кипре. Мы надеемся найти какие-нибудь сведения о римской галере, которая шла в Константинополь по ее личному поручению.

В полумраке коридора не было видно, как Баннистер побледнел.

— Впечатляет, — сказал он. — А у вас нет предположений, где бы они могли находиться?

— Мы начали поиски с обнаружения уже известного затонувшего корабля, рядом с местечком Писсури. Но, сами понимаете, спустя почти два тысячелетия трудно найти какие-нибудь свидетельства.

— В самом деле. Но, боюсь, что мне надо идти, дела не ждут. Рад был познакомиться, мистер Питт. Удачи вам в ваших поисках.

— Благодарю. Поприветствуйте Саммер, когда выйдете.

— Обязательно.

Естественно, это отнюдь не входило в планы Баннистера. Быстро пройдя по коридору, он вышел в церковь и нашел небольшую боковую дверь. Выйдя наружу, осторожно обошел здание и увидел Саммер, разглядывающую фрески на стенах. Дождавшись, пока она повернется спиной, он быстро достиг выхода и вышел на лестницу, не попавшись ей на глаза.

Сбегая по лестнице, он едва не споткнулся о сидящего внизу нищего и бегом бросился к машине. Сев за руль и быстро спустившись по извилистой дороге, он выехал на шоссе и свернул на обочину, ожидая, пока проедут Дирк и Саммер.

Спустя считаные секунды после того, как он покинул стоянку, завелся мотор другой машины. Водитель подрулил к лестнице, и оборванный нищий вскочил и сел на сиденье. Когда он снял шляпу, стал виден огромный шрам справа на челюсти.

— Быстро, — сказал Заккар водителю. — Не дай ему уйти.

90

Саммер продолжала стоять во дворе, когда из дверей монастыря вышел Дирк.

— Как там дела в мужском клубе? — с едва заметной досадой спросила она.

— Там отнюдь не студенческая вечеринка, как ты могла бы подумать.

— Есть что-то стоящее?

Дирк рассказал все, что узнал об истории церкви и монастыря, и про частицу Истинного Креста.

— Я встретился с одним из монахов, который занимается историей, но он не слишком-то много добавил к нашим знаниям о посещении Кипра Еленой. Монастырь так часто грабили, что не осталось никаких архивов. Суть в том, что никто не слышал ни о каких реликвиях, кроме Истинного Креста.

— А про суда, находившиеся в распоряжении Елены?

Дирк покачал головой.

— Насколько им известно, Елена прибыла на Кипр и покинула остров без каких-либо происшествий.

— Следовательно, на Плавтия и его галеру напали еще до ее прибытия.

Схватив за руку брата, Саммер подвела его к стене.

— Посмотри-ка на это, — сказала она.

Перед ними был триптих из трех фресок, написанный на длинном отрезке стены. Фрески выцвели так, что их было едва видно, и Дирк подошел ближе. На первой части фрески было обычное изображение Богоматери с Младенцем, Марии с Младенцем Христом на руках, с нимбами вокруг голов. Они были изображены с большими глазами и в плоской, иконографической манере, что свидетельствовало о древности фрески. На второй части была сцена Распятия. Иисус на кресте, его голова опущена, близится смерть. Достаточно необычно для иконы было то, что на ней были изображены и распятые по обе стороны от Христа разбойники.

Затем Дирк подошел к третьей фреске, которую с довольным лицом разглядывала Саммер. На ней была изображена женщина в короне, указывающая на верхний угол фрески. Там была изображена покрытая лесом гора, на вершине которой виднелись два креста. Очертания Ставровуни были ясно различимы.

— Елена? — спросил Дирк.

— Должно быть, — ответила Саммер. — А теперь погляди вниз.

Дирк пристально посмотрел на нижнюю часть фрески. Выцветшим синим цветом было изображено море. На воде были изображены три корабля примерно одного размера, с веслами и парусами. Если правильно выбрать ракурс, понял Дирк, становится ясно, что два корабля преследуют третий. Потом он показал пальцем на два корабля преследователей.

— Вот этот тонет, с дифферентом на корму, — опытным глазом морского инженера подметил он. — А другой отворачивает в открытое море.

— Погляди на парус первого, который преследуют, — сказала Саммер.

Прищурив глаза, Дирк разглядел еле различимый знак на парусе. Большое «Х», поверх которого «Р» с длинной палочкой.

— «Хи-Ро», монограмма, которую ввел Константин, — объяснила она. — Божественный символ, по преданию, явившийся ему во сне перед битвой у Мильвийского моста, в которой он победил. Он стал использовать его в качестве боевого знамени и символа своего правления.

— Значит, либо это Елена с эскортом, прибывающая на Кипр…

— Либо Плавтий, пытающийся скрыться на римской галере от двух пиратских кораблей, — закончила за него Саммер.

Выщербина во фреске не давала возможности определить, куда направляется галера, но по контуру побережья было понятно, что она идет к берегу. Далее, над горизонтом, была изображена обнаженная женщина, выходящая из моря в сопровождении двух дельфинов.

— А вот этого я совершенно не понимаю, — призналась Саммер.

Вскоре мимо них прошел суровый монах, сопровождая к церкви двоих туристов французов. Дирк окликнул его и спросил насчет фресок.

— Да, очень древние, — ответил тот. — Археологи считают, что они относятся к Византийской эпохе. Некоторые заявляют, что эти стены изначально были частью церкви, построенной здесь в древности, но никто этого точно не знает.

— На последней фреске изображена Елена? — спросила Саммер.

— Да, — подтвердил монах. — Она прибыла сюда морем, и ей было видение, что следует возвести церковь на Ставровуни.

— А не знаете, что вот это за фигура? — спросила она, указывая на изображение обнаженной женщины.

— Должно быть, Афродита. Знаете, ведь монастырь был возведен на развалинах храма Афродиты. Видимо, художник работал при нем, пока Елена не повелела возвести здесь христианскую церковь.

Поблагодарив монаха, она поглядела ему вслед.

— Что ж, очень близко, — сказала она. — По крайней мере, теперь мы знаем, что пиратских кораблей было два.

— Судя по изображению, после сражения с пиратами римский корабль остался на плаву и куда-то шел, — пробормотал Дирк, разглядывая фреску, пока она не поплыла у него перед глазами. Потом, наконец, отошел от стены и пошел к выходу вслед за Саммер. — Думаю, здесь мы выяснили все, что могли. Кстати, ты не поговорила с Ридли Баннистером?

— Ридли кем? — переспросила Саммер, спускаясь по лестнице.

— Ридли Баннистером, британским археологом. Он сказал, что знаком с тобой.

Получив в ответ недоуменный взгляд, Дирк принялся описывать неожиданную встречу в стенах монастыря.

— В жизни его не видела, — ответила Саммер. И тут в ее голове зародилось подозрение. — А как он выглядел? — спросила она.

— Худощавый, среднего роста, волосы соломенного цвета. Возможно, симпатичный, с женской точки зрения.

Саммер встала как вкопанная.

— Ты не заметил у него кольца?

Дирк призадумался.

— Да, вроде бы. На безымянном пальце правой руки. Я его заметил, когда мы пожали друг другу руки. Массивное, золотое, с забавным рельефом. Я бы сказал, средневековое.

Лицо Саммер вспыхнуло от ярости.

— Это тот самый парень, который отнял у меня и Джулии Манифест, наставив на нас револьвер! А называл он себя Бейкером…

— Он известный и всеми уважаемый археолог, — возразил Дирк.

— Уважаемый? — прошипела Саммер. — Бьюсь о заклад, он тоже ищет эту галеру.

— Один из монахов сказал, что он пишет биографию Елены.

Когда они дошли до машины, Саммер была на взводе. Перед ее глазами стояло лицо Баннистера, который отнял у них Манифест в подвале особняка Китченера. Она повела машину неожиданно резко, вымещая на ней свое возмущение. Когда они выехали на шоссе, она и не догадывалась, что объект ее гнева едет в автомобиле позади них.

Когда они подъехали к Лимасолу, Саммер уже немного успокоилась, а к тому времени, как они добрались до коммерческого причала, она уже воодушевилась.

— Если Баннистер здесь, то и галера просто обязана быть на месте, — сказала она Дирку.

— Но он определенно ее еще не нашел, — ответил тот.

Саммер удовлетворенно кивнула. Кто знает, подумала она, может, мы намного ближе к разгадке, чем думаем сами.

91

— Уже уходим? — спросила Саммер.

Она стояла на мостике «Эгейан Эксплорера», глядя, как двое моряков выбирают передний швартов и складывают его. Прошло меньше часа после того, как судно причалило в Лимасоле, взяв на борт ее и Дирка.

Питт стоял рядом со штурвалом, потягивая кофе.

— Нам надо вернуться к западному берегу полуострова Акротири, чтобы продолжить сканирование дна автономным аппаратом Руди.

— А я-то думала, вы снимаете карту дна буксируемым гидролокатором, или нет?

— Мы это делаем, и уже сняли весь участок у Писсури. Начали исследовать следующий, западнее. Но Руди переделал гидролокатор на автономном аппарате, чтобы вести бортовое сканирование, и он тоже пригодится в этом деле. Сейчас аппарат снимает карту дна к востоку от Писсури. А мы на «Эксплорере» пойдем западнее и, таким образом, охватим площадь, вдвое большую.

— Логично. Сколько времени автономный аппарат еще пробудет под водой?

— Еще восемнадцать часов. Это позволит нам провести хорошее сканирование на своем участке, прежде чем его подбирать.

— Извини, пап, но мы, похоже, не привезли с собой никаких ценных сведений.

— Фреска, которую мы увидели, подтверждает, что у Писсури затонул один из пиратских кораблей. Если от галеры хоть что-то сохранилось, у нас хороший шанс остаться в игре.

«Эгейан Эксплорер» пошел на юг, мимо коротенького полуострова Акротири, а затем свернул на северо-запад, в двадцати милях от Писсури. Вскоре компьютеры судна установили связь с двумя плавучими буями, передающими сигналы с автономного аппарата, работающего на глубине шестидесяти метров. Гунн и Джордино принялись за обработку принятых данных, а Питт спустил с кормы буксируемый гидролокатор и принялся изучать с него информацию, позвав в помощники Дирка и Саммер.

Было девять часов утра следующего дня, когда Саммер вышла на мостик с чашкой кофе, от которой шел пар, чтобы сменить отца на посту у монитора.

— Ничего нового? — спросила она.

— Будто старые кадры просматриваем, — ответил Питт, вставая и потягиваясь. — Все тот же песок и скалы. Ничего, кроме затонувшей рыбацкой лодки, которую заметил Дирк.

— Только что говорила с Элом в их рубке, — ответила Саммер, садясь в кресло вместо отца. — У них с автономным аппаратом — та же история.

— Мы скоро закончим съемку этого сектора, — сказал Питт. — Имеет ли смысл двигаться еще западнее?

— Я бы предпочла не спорить с твоим чутьем, когда дело касается затонувших кораблей, — с улыбкой ответила Саммер.

— Значит, на запад, — подмигнув, ответил Питт.

Капитан Кенфилд отошел от штурвала и разложил на штурманском столике карту.

— Где именно ты собираешься вести следующую съемку? — спросил он Питта.

— Совсем вплотную к этому сектору, подходя как можно ближе к берегу. Уйдем на пару миль к западу, вот до этого места, — ответил Питт, показывая на небольшой фрагмент суши, выдающийся в море.

— Нормально, — согласился Кенфилд. — Введу координаты Петрату-Ромиу, Скалы Афродиты.

Саммер замерла, сидя в кресле.

— Вы сказали, Скала Афродиты?

Кенфилд кивнул, доставая потрепанный путеводитель по Кипру, лежавший на полке рядом со штурманским столиком.

— Вчера вечером про нее читал. Петрату-Ромиу, Скала Ромиу, получила имя в честь народного героя времен Византийской империи, который, по легенде, сбросил в море множество огромных камней, чтобы защитить прибрежные воды от пиратов. Эти скалы и сейчас видны в отлив. Но само место известно с более древних времен; по другой легенде, именно здесь Афродита, покровительница Кипра, вышла из пены морской.

— Пап, вот оно, — вскакивая, сказала Саммер. — На фреске было изображение Афродиты. Оно не относилось к храму Афродиты, который был на горе Ставровуни до монастыря. Римская галера шла туда. Кто-то на берегу или сами пираты видели, что галера идет к этим скалам.

— Практически в прямой видимости от места у Писсури, где находится затонувший корабль, — сказал Кенфилд.

— Согласен, — улыбаясь восторгу дочери, ответил Питт. — Значит, Скала Афродиты. Пойдем туда и посмотрим, проявит ли богиня к нам хоть немного любви.

Вскоре они подошли к краю намеченного сектора и вытащили из воды буксируемый гидролокатор. Судно сменило курс и пошло вдоль берега, и на мостике воцарился энтузиазм. В предвкушении открытий никто не заметил небольшой катер, шедший следом за ними в полумиле, с которого Ридли Баннистер, не отрываясь, смотрел в бинокль на бирюзовое исследовательское судно.

92

Спустя шесть часов богиня Афродита встретила исследователей из НУПИ чем угодно, только не любовью. На дне у Петрату-Ромиу не было вообще никаких рукотворных объектов. Дирк встал на вахту у монитора, глядя на бесконечную череду песчаных дюн и скал. Саммер и Питт стояли рядом в надежде, что вот-вот что-нибудь да появится. Придя на мостик, Джордино с удивлением заметил, что энтузиазм Саммер сменился разочарованием.

— Автономный аппарат будет готов к всплытию через сорок пять минут, — доложил он Питту.

— У нас еще пара минут до завершения прохода, — сказал Дирк.

— Хорошо, когда пройдем конечную точку, развернемся и пойдем подбирать нашу рыбку, — сказал его отец.

— Вообще ничего? — спросил Джордино.

— Если бы вы были фанатом садов камней, то это дно вам бы очень понравилось, — сказал Дирк.

Джордино подошел к штурвалу и посмотрел вперед. Увидев, что они так близко к берегу, он взял бинокль и принялся разглядывать усыпанный галькой пляж, протянувшийся к западу от крупных скал.

— Там, случайно, не лежит прекрасная греческая богиня? — насмешливо спросила Саммер.

— Нет, боги оставили этот пляж из-за полуденной жары. И даже в темных гротах морских не видно призраков.

— Можно взглянуть? — спросил Питт, с любопытствующим видом подходя к нему.

Он принялся осматривать берег, а его сын объявил, что они завершили очередной проход.

— Эл, поможете вытащить гидролокатор? — спросил он, выключая монитор.

— Без проблем, — ответил Джордино, и двое мужчин пошли на корму.

Питт продолжал разглядывать берег, а затем повернулся к Кенфилду.

— Капитан, мы не сможем подойти к берегу чуть ближе, курсом двадцать градусов? — спросил он.

— Что такое, папа? — спросила Саммер.

— Просто хочу кое-что проверить. Королю Элу снова может привалить золото.

«Эгейан Эксплорер» медленно вошел на мелководье, и Пит снова принялся разглядывать берег. К востоку от каменистого пляжа у Петрату-Ромиу рельеф резко шел вверх, там возвышались высокие, в пару сотен метров, меловые утесы, о которые без устали с шумом бились волны Средиземного моря. Высоко вверх взлетали пена и брызги. В известняке виднелись промоины, те самые гроты, о которых сказал Джордино. Именно они и привлекли внимание Питта.

— Гидролокатор поднят на борт, — доложил сын, возвращаясь на мостик вместе с Джордино.

Питт опустил бинокль.

— Капитан, в какой фазе сейчас прилив? — спросил он.

— Только что прошел высокий прилив, — ответил Кенфилд. — Здесь он небольшой, пара футов, не больше.

Слегка улыбнувшись, Питт повернулся к Гунну.

— Руди, ты ведь занимался моделированием Мирового океана. Насколько изменился уровень Средиземного моря за последние семнадцать столетий?

Тот почесал затылок.

— Сейчас море выше на пару-тройку метров, чем два тысячелетия назад. Точнее скажу, если погляжу в базе данных НУПИ.

— Незачем, — ответил Питт. Он еще раз поглядел на гроты.

— Думаю, вот эта как раз подходит, — пробормотал он.

— Нам же надо идти, чтобы подобрать автономный аппарат, — взмолился Гунн.

— Запросто, но сначала вы спустите на воду «Зодиак», и мы с Саммер в него сядем. Дирк, хочешь, пошли с нами.

— Спасибо, пап, не хочу. Я уже достаточно погонялся за химерами на пару с Саммер. Лучше поработаю с автономным аппаратом.

— А куда мы пойдем? — спросила Саммер.

— Вон к тому утесу, — ответил Питт, с улыбкой показывая в сторону берега. — Где же еще тут искать римскую галеру?

93

«Эгейан Эксплорер» пошел в восточном направлении, подбирать всплывший на поверхность автономный аппарат, а Питт завел подвесной мотор новенького «Зодиака» и направил его к берегу. Саммер сидела на носу, ее длинные рыжие волосы развевались на ветру. По мере того как они приближались к гроту, на ее лице появилась надежда. Вода едва блестела сквозь вход в грот, что позволяло Питту понять, что грот глубоко уходит в толщу скал.

Подойдя ближе, он увидел, что вход достаточно широк, чтобы в него прошел «Зодиак». Хотя сейчас начинался отлив, волны захлестывали вход, грозя ударить их о свод. Поэтому Питт подвел лодку к скоплению камней справа от входа и развернул бортом к волне. Когда волна подтолкнула «Зодиак» к камням, Саммер быстро выскочила на них и обмотала канат вокруг одного из булыжников, швартуя лодку.

— Придется намокнуть, — сказал Питт, беря фонарик и выпрыгивая из «Зодиака».

Он двинулся вдоль скал по берегу, Саммер шла следом за ним. У самого входа в грот им пришлось войти в воду. Под водой лежал ряд камней, образуя что-то вроде изгороди. Когда Питт встал на них, подошла очередная волна, и вода дошла ему до шеи. Включив фонарь и держа его над головой, он увидел, что впереди открывается тоннель, метров шесть длиной, а затем грот становится шире.

Остановившись, он дождался Саммер, пока та шла по скользким камням, и подхватил ее за руку, когда она едва не упала.

— Проще было бы плыть, — сказала она.

— Прямо впереди выступ, по которому можно пройти почти посуху, — ответил Питт, посветив фонариком дальше в грот.

Прижавшись к стене, они двигались вперед, пока не вышли из воды окончательно. Свод грота у них над головами терялся в темноте, они оказались в огромной пещере. Вода образовывала изогнутый в виде большой буквы «U» канал, очевидно, где-то возвращаясь обратно в море. Питт заметил слабое течение.

Они прошли по выступу еще пару метров и вышли на песок. Питт с удивлением понял, что откуда-то сверху проникает слабый свет. Поглядев вверх, он увидел трещину в скале, сквозь которую лились лучи солнца.

Внезапно он почувствовал, как Саммер сжала его плечо.

— Папа! — вскрикнула она.

Он увидел, что она смотрит вперед с расширившимися глазами. Посмотрел в ту же сторону, ожидая увидеть летучую мышь или змею на песке, но увидел корпус древнего корабля.

Судно стояло на киле на песчаном пригорке и в слабом свете выглядело практически неповрежденным. Подойдя ближе, Питт понял, что оно весьма древнее по своей конструкции. Острый нос высоко поднимался вверх, его дуга плавно переходила в палубу. В бортах выше ватерлинии виднелись два ряда круглых отверстий, в которые, видимо, вставлялись весла. Но их не было видно, только обрубки торчали из некоторых отверстий.

Подойдя к покрытому пылью кораблю, они увидели, что его единственная мачта сломана у основания и лежит на палубе, у кормы. Посветив фонариком, Питт разглядел высокий кормовой штевень и человеческий скелет, лежащий поверх румпеля рулевого весла.

— Галера, — с ухмылкой сказал Питт. — Очень старая, судя по внешнему виду. А мачта сломалась, когда она входила в грот.

Саммер в молчаливом благоговении взирала на корабль. Подойдя к носу, она наконец-то обратилась к отцу.

— Папа, погляди на это, — сказала она.

На уровне ватерлинии нос галеры представлял собой пучок обломанных досок. Приглядевшись, они увидели несколько гнутых медных гвоздей, торчавших в стороны.

— Единственное серьезное повреждение, — сказала Саммер. — Судя по всему, они пару раз ударились об утес, прежде чем войти внутрь.

— Я бы сказал, что у корабля, скорее всего, когда-то имелся таран, — тихо ответил Питт.

Использовав гвозди в качестве лестницы, он забрался на нос корабля и, взявшись руками за борт, подтянулся и оказался на палубе. Увиденное заставило его затаить дыхание. Палуба была усеяна скелетами в истлевших туниках, некоторые скелеты даже продолжали сжимать в своих костлявых пальцах рукояти мечей. Вокруг валялось множество щитов и копий, что ясно давало понять, что здесь происходила смертельная схватка.

— Есть признаки, что он римский? — спросила Саммер.

— Естественно, есть.

Саммер оцепенела, услышав эти слова. И не от ледяного тона, которым они были сказаны, а от того, что это сказал не ее отец.

Обернувшись, она увидела силуэт Ридли Баннистера, выходящего из темноты. Одежда на нем была мокрая по грудь. В руках у него была портативная видеокамера, которую он включил, залив пещеру голубоватым светом лампы.

— А, так это же уважаемый всеми археолог Ридли Баннистер, или просто «Бейкер», — презрительно сказала Саммер, когда он подошел ближе. — А на этот раз у тебя пистолет с собой?

— Нет, конечно же. На самом деле тот револьвер принадлежал фельдмаршалу Китченеру и, как мне ни стыдно это признать, был без единой пули.

Он выставил перед собой видеокамеру, показывая ее Саммер.

— Рад снова встретиться, мисс Питт. Если будете так любезны отойти в сторону, я займусь съемкой моего великого открытия.

— Твоего открытия? — вскипая, переспросила Саммер. — Ты лживая свинья, ты ничего сам не можешь найти!

— Оно вполне мое. Должен сказать, у меня прекрасные отношения с начальником Департамента древностей Кипра, и я уже договорился об исключительных правах на съемку и книгу о сделанном открытии, в чем вы любезно согласились мне помочь. Я обязательно расскажу о вашем выдающемся вкладе в это дело.

Приложив к глазу окуляр камеры, Баннистер принялся снимать галеру снаружи.

— Кстати, а груз, описанный в Манифесте, на борту? — спросил он, снимая борт корабля.

Наведя объектив на поврежденный нос корабля, он не заметил Саммер до самого последнего момента, но было поздно. Выхватив у него из рук камеру, она размахнулась и швырнула аппарат в стену. Раздался дребезг бьющихся линз, но лампа камеры продолжала гореть голубоватым светом.

Баннистер медленно поглядел на разбитую камеру и разозлился. Схватив девушку, которая оказалась выше его ростом, за воротник, он начал трясти ее. Но Саммер, немало позанимавшаяся дзюдо, уже перехватила его руки, чтобы провести бросок, когда пещеру потряс грохот выстрелов. Эхо его еще разносилось по пещере, когда Саммер почувствовала, как пальцы Баннистера соскользнули с ее воротника. Археолог посмотрел на нее жалобным взглядом и начал сползать на песок. Когда он упал ничком, Саммер увидела, что его брюки цвета хаки в нескольких местах пробиты и из ран течет кровь.

Глянув вперед, она увидела троих мужчин, стоящих на возвышении. Даже в тусклом свете солнечных лучей, проникающих в пещеру через трещину, разглядела, что это арабы. Самый рослый из троих стоял посередине, держа в руках миниатюрный автомат «узи», из ствола которого шел дым. Медленно шагнув вперед, он поднял автомат, целясь в грудь Саммер и оглядывая галеру.

— Итак, вы нашли сокровище, — с сильным акцентом сказал Заккар по-английски.

94

Саммер стояла не шевелясь, пока трое мужчин подходили ближе. У ее ног лежал Баннистер, прижимая руки к ранам на ногах, на его лице был ужас и непонимание. Подойдя ближе, Заккар опустил «узи» и сосредоточился на галере.

— Гуцман будет доволен, — сказал он по-арабски одному из подручных, бородатому бандиту по имени Салаам, принимавшему участие в теракте у Купола Скалы.

— А делать что с этими двумя? — спросил Салаам, посветив маленьким фонариком на Саммер и Баннистера.

— Убейте и выбросьте в море, — ответил Заккар, кладя ладонь на корпус древнего корабля.

Баннистер знал арабский и понял их разговор. Застонав от боли, он попытался уползти за Саммер. Салаам не обратил на него никакого внимания, подходя к девушке и приставляя пистолет к ее голове.

— Беги!

Крик Питта, эхом отдавшийся в пещере, застал арабов врасплох. Саммер увидела, что стоящий перед ней бандит глянул в сторону корабля, и его глаза расширились от ужаса.

Свистя, в него летел пилум, римское копье-дротик с острейшим железным наконечником. У Салаама не было шанса увернуться. Дротик пронзил ему грудь наискось, и острие вышло из спины, чуть ниже почек. Изо рта у бандита хлынула кровь, и он упал на песок замертво.

В это самое мгновение Саммер лихорадочно анализировала ситуацию. Думала, броситься ли вниз и выхватить пистолет у убитого бандита, нырнуть в воду или бежать на корабль, к отцу. Адреналин уже хлынул в кровь, заставляя ее двигаться, но она не позволила действиям опередить логику. Поняв, что с пистолетом у нее нет шансов против «узи», она сообразила, что и вода куда ближе, чем корабль, хотя сердцем ей хотелось быть вместе с отцом.

Подавив этот эмоциональный порыв, она сделала длинный шаг вправо и прыгнула в воду, выставив руки вперед. Руки уже вонзились в поверхность воды, когда пещеру вновь огласил грохот выстрелов. К счастью, песчаная полоска была очень узкой, а дальше было глубоко, и она не свернула себе шею.

Нырнув поглубже, она поплыла по течению от входа в грот. Плавала она отлично, а страх придал дополнительные силы, и она погружалась все глубже, пока не коснулась руками дна протоки, на глубине метров пять. Вода вокруг была чернильно-черная, и она решила плыть по воле волн, чтобы ее вынесло наружу.

Сделав гребков десять, она плавно продвигалась вперед. Когда почувствовала, что дыхание кончается, начала медленно подниматься вверх, уверенная, что уплыла от бандитов на достаточное расстояние. Легкие уже начинали болеть, и она выставила вперед кулак, всплывая на поверхность, как это делают аквалангисты. Проплыла метра три, и тут ее кулак уперся в скалу. Ей стало не по себе, когда она ощупала ладонями твердую поверхность. Медленно подведя лицо к руке, коснулась скулой камня. В лицо ей било течение.

Бешено колотящееся сердце едва не замерло, когда она осознала, что попала в подводный тоннель, где нет воздуха.

95

«Узи» в руках Заккара загрохотал сразу же, как Саммер нырнула в воду. Но он целился в галеру и нашпиговал деревянный борт свинцом через секунду после того, как Питт укрылся за ним. Быстро перебравшись на полметра в сторону, Питт схватил деревянный круглый щит, лежавший поблизости, и, приподнявшись, швырнул его в Заккара, как диск для фрисби, чтобы отвлечь того от Саммер. Сделав шаг в сторону и увернувшись от летящего щита, Заккар снова дал короткую очередь, едва не пригвоздив Питта к противоположному борту.

Пока Питт стоял выше борта, он увидел, что Саммер нырнула, слышал плеск воды. Больше вода не плескалась, и бандиты не стали тратить время, стреляя по ней. Значит, дочь сможет уплыть и оказаться в безопасности.

Баннистер тоже показал себя экспертом по части уклонения от пуль. В суматохе, пока бандиты стреляли по Питту, он переполз за камни и укрылся от арабов. Он то терял сознание, то приходил в себя. Но арабы и не обращали на него особого внимания. Сейчас их вело желание отомстить за смерть товарища.

— Залезай на корму! — крикнул Заккар напарнику, глянув на убитого. — А я пойду спереди.

Забрав у погибшего фонарик, араб двинулся к носу галеры, настороженно глядя в сторону борта, за которым прятался Питт.

Питт не видел, чтобы в пещеру входили другие люди с оружием, кроме этих троих, и надеялся, что никто не придет им на подмогу. Он понятия не имел, зачем они здесь, но их готовность убивать была очевидна. Значит, ему придется биться с ними до последнего.

В полумраке он оглядел верхнюю палубу галеры и заметил трапы, ведущие на гребную палубу. Пробравшись к кормовому трапу, он подобрал по дороге меч и щит, лежащие на палубе. Щит оказался неожиданно тяжелым, и, перевернув его, он увидел прикрепленные к нему три коротенькие толстые стрелы. Эти метательные стрелы, сантиметров в тридцать длиной, появились на вооружении римских солдат уже на закате империи. Они были утяжелены свинцом и снабжены зазубренным бронзовым наконечником. Взяв щит под мышку, Питт перебрался через валявшуюся на палубе мачту.

Услышал шум. Двое оставшихся бандитов забирались на палубу. Пройдя к возвышающейся кормовой части корабля, он споткнулся о скелет римского легионера и чуть не свалился прямо по трапу вниз. Выругав себя за шум, который он поднял, Питт призадумался.

Схватив меч, он воткнул его в палубу так, чтобы он стоял вертикально. Потом схватил грудную клетку скелета и надел поверх меча. Обмотал обветшавшей тканью, а потом заметил неподалеку сломанное копье. Просунув копье между ребер скелета, он прикрыл древко тканью и оставил наконечник снаружи. В полумраке муляж древнего воина выглядел почти как живой.

Над головой раздался грохот — это один из бандитов, взобравшись на корму, спрыгнул на палубу корабля. Потихоньку отойдя к упавшей мачте, Питт перебрался через толстую деревяшку и укрылся за ней. Тихо отстегнул метательные стрелы от щита и, порывшись, нашел в кармане монету. Достав двадцатипятицентовик, он сжал его в руке и стал ждать.

Бандит продвигался вперед осторожно, оглядывая верхнюю палубу, и уже начал спускаться с рулевой по одной из двух лесенок, идущих вдоль бортов. Питту еще раз повезло, что он спускался по лестнице, ближней к нему.

Питт оставался в укрытии, пока не услышал грохот ботинок по верхней палубе. Подняв руку, он резко согнул ее в запястье, подбрасывая монету в воздух. Она упала именно там, куда он целился, — рядом со скелетом, громко звякнув о палубу.

Бандит резко обернулся на звук и увидел фигуру в плаще, держащую копье. Всадил в нее две пули, с изумлением увидев, как ткань осела на палубу бесформенной кучей. Но удивление его было недолгим, поскольку Питт уже вскочил на ноги и бросил в него метательную стрелу, метров с шести.

Древнее оружие оказалось на удивление хорошо сбалансированным, и Питт с первого броска попал противнику в бедро. Бандит хрюкнул от боли, и тут вторая стрела пролетела у его груди. Пытаясь вытащить первую, он поглядел на Питта, и увидел летящую в него третью стрелу. Слишком опешивший, чтобы выстрелить в ответ, он инстинктивно сделал шаг в сторону, чтобы увернуться от зазубренного острия, но у него под ногами внезапно не оказалось палубы.

Упав там, где Питт устоял на ногах, он обрушился вниз по лестнице, ахнув. Раздался противный треск ломающихся костей, за которым последовала зловещая тишина.

— Али! — окликнул его Заккар с носа.

Но ответа не последовало.

96

Второй раз за последнюю минуту Саммер пришлось решать вопрос жизни и смерти. Повернуть назад или продолжать плыть вперед? Неизвестно, как далеко идет этот подводный туннель. Может, полтора метра, а может, полсотни. Но заплыв против течения, каким бы слабым оно ни было, превратит полсотни метров в километр. На этот раз она решила довериться интуиции и поплыла дальше.

Гребя руками и ногами, она продвигалась по туннелю, иногда стукаясь головой и руками в его стены. Через один гребок поднимала вверх руку, проверяя, нет ли там воздушного кармана. Но всякий раз рука касалась лишь камня. Сердце билось все чаще, появилось непроизвольное желание сделать выдох, потихоньку подкрадывалась паника. Сколько она уже под водой? Минуту? Две? Казалось, что целую вечность. Каким бы ни был ответ, более важный вопрос, сколько она еще продержится.

Попыталась грести ногами сильнее, но все движения были словно замедленные. Мозг боролся с нехваткой кислорода. Мышцы начало жечь, а темная вода перед глазами, казалось, стала еще темнее, и они уже не чувствовали, что их щиплет морская соль. Внутренний голос требовал держаться, но она понимала, что постепенно отключается.

И тут она увидела слабый зеленый свет впереди. Может, обман зрения в предобморочном состоянии, но это уже не важно. Выдохнув остатки воздуха, она из последних сил поплыла к свету.

Мышцы горели огнем, пульс в ушах громыхал, как барабан, сердце норовило выскочить из груди, легкие болели так, будто были готовы взорваться. Но она отбросила сомнения, страх, боль, желание сдаться и продолжала толкать себя вперед сквозь воду.

Зеленый свет стал ярче и теплее, так что стали видны песчинки и ил. Над головой Саммер увидела серебристый, будто пролитая ртуть, свет. Силы убывали все быстрее, и она с последним отчаянным усилием рванулась вверх.

Саммер высоко выпрыгнула из воды, как цирковой дельфин в «Морском мире», и с плеском упала на спину. Хватая ртом воздух, она подплыла к скале и схватилась за обросшую ракушками поверхность, приходя в себя. Отдыхала и собиралась с силами минут пять. Затем услышала вдалеке приглушенные звуки выстрелов и вспомнила об отце.

Оглядевшись, поняла, что оказалась у торчащей из воды скалы метрах в ста к западу от входа в грот. Увидела привязанный к камню «Зодиак» и две небольшие лодки рядом. Поплыла к ним вокруг скалы.

Руки стали как свинцовые, и несколько раз волны едва не ударяли ее о скалы, но она смогла добраться до лодок. Рации на «Зодиаке» не было, и она забралась в ближайшую из двух деревянных лодок, небольшой траулер, украденный Заккаром. В крохотной открытой рубке она нашла небольшой приемопередатчик и тут же вызвала по радио «Эгейан Эксплорер».

Дирк, Джордино и Гунн стояли на мостике, когда из динамика послышался возбужденный голос Саммер.

— Саммер, это «Эксплорер», прием, — спокойно ответил Гунн.

— Руди, мы нашли галеру в пещере. На нас напали трое вооруженных мужчин! Я сбежала, но папа еще там, и они пытаются убить его.

— Спокойно, Саммер, уже идем к вам. Постарайся спрятаться, пока мы не подойдем, и не подвергай себя опасности.

Когда Гунн закончил разговор, Кенфилд уже развернул «Эксплорер» и дал полный ход. Дирк выглянул в окно.

— Мы ушли на шесть или семь миль, — сказал он Гунну. — Мы не успеем.

— Он прав, — сказал Джордино. — Останавливай судно.

— Что значит «останавливай судно»?! — вскричал Гунн.

— Дай нам пару минут, чтобы спустить на воду «Пулю», и мы мигом будем там.

Гунн на мгновение задумался. Даже для него Питт был больше чем просто начальник, почти что брат родной. Будь Питт на его месте, он точно знал, как тот поступил бы.

— Хорошо, — с сомнением в голосе сказал Гунн. — Только сами в живых останьтесь.

Дирк и Джордино рванули к двери.

— Эл, я догоню тебя, — вдруг сказал Дирк. — Нужно кое-что захватить.

— Чур, не опаздывать, — ответил Джордино и побежал на корму.

Дирк спустился на нижнюю палубу, где находились каюты экипажа. Вбежав в каюту отца, подошел к небольшому рабочему столу, встроенному в переборку. Над ним была полка с книгами, и Дирк быстро пробежался взглядом по корешкам. Нашел толстенный, в кожаном переплете том Германа Мелвилла, «Моби Дик». Вырвав книгу с полки, он на мгновение откинул обложку.

— Навстречу великому белому чудищу, Измаил, — пробормотал он себе под нос, сунув книгу под мышку и побежав на палубу.

97

Питт едва не забыл про Заккара, который тоже взобрался на корабль и звал своего напарника. Услышав в ответ лишь тишину, араб включил взятый у Салаама фонарик и посветил в сторону кормы. Луч выхватил из темноты фигуру Питта, со щитом в руке и ухмылкой на лице.

Но когда «узи» Заккара громыхнул, выпуская очередь, Питт уже нырнул за лежащую мачту, и пули просвистели высоко над ним, вонзившись в рулевую палубу. Питт не стал ждать, пока Заккар прицелится получше, и, проскочив над палубой, ринулся вниз по лестнице. Тот побежал за ним следом.

Тело Али, едва видное в тусклом свете, проникавшем сверху, лежало на гребной палубе. Судя по неестественному изгибу шеи, араб свернул ее, когда упал. Мгновенно опустившись на колено рядом с ним, Питт поискал пистолет, но его нигде не было видно. Когда Али падал, он выронил его, и пистолет упал под одну из низеньких скамеек гребцов. Свой фонарь Питт оставил на верхней палубе, когда бросал пилум, и шансов найти пистолет в темноте у него не было.

Заккар бежал в сторону кормы, и Питт начал перемещаться вперед, по проходу между гребными банками. Все римское оружие он тоже оставил на палубе, и сейчас оказался совершенно беззащитным. Единственной надеждой было выбраться наверх по носовой лестнице, пока Заккар будет спускаться по кормовой.

Но Заккар знал, что гонится за безоружным, и, не теряя времени, быстро сбежал по кормовой лестнице. Питт пошел быстрее, увидев впереди слабый свет, там, где носовой трап вел наверх.

Соскочив на гребную палубу, Заккар лишь на секунду задержался, разглядывая тело Али, затем посветил фонариком вперед. Уловив движение, навел луч на Питта, который уже подбегал к носовой лестнице, прицелился и дал очередь.

Питт свалился на палубу. Пули вонзались в дерево вокруг него. У носовой лестницы он увидел несколько ящиков и быстро пополз к ним, чтобы укрыться. Заккар подошел ближе и снова выстрелил. Щепки от одного из ящиков полетели над головой у Питта.

Лишенный всякого оружия, Питт оказался в безнадежной ситуации. Единственным шансом было успеть взобраться по лестнице, прежде чем Заккар подойдет к нему. Оглядевшись в поисках оружия, он увидел лишь лежащий рядом скелет. Это тело когда-то принадлежало римскому легионеру, судя по нагруднику и шлему. Очевидно, погибнув в бою, солдат упал вниз, предположил Питт. Мгновение поглядев на доспех, он поспешно сдернул его с высохших костей.

К VI веку от Рождества Христова римские легионеры имели по большей части железное оружие и доспехи. Весьма тяжелые, они изготавливались так, чтобы выдержать удары острейших копий и тяжелых мечей. Вполне возможно, он сможет выдержать и попадание девятимиллиметровых пуль пистолет-пулемета «узи», подумал Питт. Надел на голову округлый шлем с заголовьем, защищавшим шею, и посмотрел на нагрудник. Позднее названный кирасой, он был фигурно выкован по форме человеческого торса и состоял из двух пластин, нагрудной и наспинной. Хотя явно был сделан на человека ростом пониже Питта.

Даже не пытаясь правильно надеть кирасу, он закинул ее на спину, повесив за кожаный ремешок себе на шею. Подобравшись к лестнице, сделал глубокий вдох, заглянул наверх, вскочил на лестницу и побежал со всех ног, помогая себе руками.

Заккар был метрах в пятнадцати от него, он бежал по проходу, светя фонариком на лестницу. Увидев Питта, опытный убийца остановился и вскинул «узи». Держа фонарик под стволом левой рукой, он тщательно прицелился и спустил курок.

Вокруг Питта засвистели пули и полетели щепки, когда первые пули попали в лестницу. Он почувствовал три сильных удара в спину, которые швырнули его вперед, будто удар кувалдой. Но он продолжал карабкаться наверх и выскочил на палубу, когда следующая очередь разнесла в куски ту часть лестницы, где только что были его ноги.

Питт подбежал к борту, несколько удивленный тем, что ему удалось выбратьсянаружу невредимым. На нем все еще висела римская кираса, и он собрался было прыгнуть за борт, когда увидел еще один пилум, лежащий на палубе, точно такой же, каким он убил первого бандита. Решив перейти в наступление, он схватил дротик и двинулся обратно к лестнице.

Заккар уже подошел к лестнице, но благоразумно решил посветить вперед фонариком. Противники замерли. Повисла зловещая тишина. Заккар начал медленно подниматься по полуразрушенной лестнице, тихо и постепенно. Поскольку фонарик мешал ему, он зажал его в зубах и выставил вперед руку с «узи».

Как только его голова показалась над палубой, он увидел Пита — меньше чем в метре от себя. Пилум тут же вылетел из руки Питта, слегка крутясь. Но цель была слишком мала, и Заккар с легкостью увернулся, пригнувшись, и дротик вонзился в лестницу. Заккар выставил «узи» и, не глядя, выстрелил в сторону Питта. И тут у него кончились патроны.

Питт уже подбежал к борту и перепрыгивал через него. Вокруг свистели пули. Стрельба отвлекла его, и он неудачно приземлился на песок с высоты метров в пять. Правую лодыжку пронзила боль, и как только он встал и попытался шагнуть, то тут же захромал. С подвернутой лодыжкой расстояние до воды внезапно превратилось в мили. Ближе к нему было тело Салаама, всего в полуметре. Питт знал, что у бандита был пистолет.

Быстро доковыляв до него и наклонившись, он посмотрел на руки убитого.

— Это ищешь? — послышался язвительный вопрос с галеры.

Медленно обернувшись, Питт увидел Заккара, который целился в него из пистолета, взятого им у напарника.

98

Питт не знал, почему араб не пристрелил его сразу же, но Заккар несколько секунд стоял неподвижно, глядя куда-то за него. Осторожно повернув голову в сторону протоки, он увидел, что вода колеблется.

Из-под поверхности шло тусклое свечение, которое становилось все ярче, по воде пошли пузыри. Первыми над водой появились ксеноновые фары, затем акриловый колпак и длинный корпус. Питт мрачно улыбнулся, глядя, как «Пуля», слегка покачиваясь, всплыла на поверхность.

Сидя за пультом управления, Дирк и Джордино ошеломленно глядели на грот, посреди которого стояла римская галера. Затем увидели Питта на прицеле у Заккара в ярком свете фар. Увидев араба, Дирк едва не подавился, узнав его.

— Это тот самый террорист из Иерусалима! — выпалил он. — Наведи на него фары!

Прежде чем Джордино успел что-либо сделать, Дирк выскочил из кресла и открыл кормовой люк. Мгновенно выбравшись на балластный бак, он сжимал в руке книгу Германа Мелвилла. Катер был метрах в трех от берега, и Джордино развернул его носом к галере, но Дирк не стал ждать, пока они подойдут ближе. Разбежавшись, он прыгнул в воду и поплыл, держа книгу над головой.

Стоя на палубе галеры, Заккар нервно посмотрел на них. Наведя пистолет на Питта, он быстро выстрелил, и тот упал ничком на песок. Затем араб сосредоточил внимание на катере-подлодке. Хотя он и слышал плеск, когда Дирк прыгнул в воду, в слепящем свете фар «Пули» не заметил, как тот выбрался на берег. Тщательно прицелившись, он разбил одну из фар, потом сделал несколько дырок в акриловом колпаке, прежде чем разбил вторую. И тут заметил на берегу рослую фигуру с вытянутыми вперед руками.

Заккар выстрелил первым, и пуля просвистела на волосок от левого уха Дирка, но тот, даже не дрогнув, шел прямо на него. Его гнала вперед ненависть, воспоминания о Софи, желание отомстить за ее смерть. Какого чувства в нем не было, так это страха.

Поймав Заккара в прицел «кольта» сорок пятого калибра, он хладнокровно спустил курок. Ни грохот, ни мощная отдача не заставили его замедлить шаг. Он подходил все ближе, с каждым шагом нажимая на спусковой крючок, как солдат-робот из фантастического фильма.

Первый выстрел Дирка расщепил доску борта прямо перед Заккаром, и тот, вздрогнув от неожиданности, сбил прицел, и его ответный выстрел ушел выше. На следующий выстрел у него не было никаких шансов. Вторая пуля сорок пятого калибра из пистолета Дирка вонзилась ему в плечо, едва не оторвав руку. Ударом его развернуло, и он упал на борт, получив следующую пулю в бок.

Повиснув на борту галеры, Заккар умирал, но Дирк не стал его щадить. Он всадил в него оставшиеся пять пуль, подходя все ближе, пока на борту галеры не осталось жуткое кровавое месиво из человеческого тела. Он молча поглядел на мертвого террориста, и в гроте воцарилась тишина, которую прервал лишь плеск воды. Дирк обернулся.

Саммер, которая помогла провести «Пулю» под водой в грот, шатаясь, лезла на выступ скалы. Выйдя из воды, она побежала к Дирку.

— Где папа? — с трудом дыша, спросила она.

Дирк мрачно кивнул в сторону лежащей на земле фигуры в римском шлеме и кирасе рядом с мертвым бандитом. Джордино уже подвел катер к берегу и тоже выскочил, бегом побежав к Питту следом за Дирком и Саммер.

Глава НУПИ осторожно пошевелился, а затем повернулся к ним и устало улыбнулся своим детям.

— Папа, ты как? — спросила Саммер.

— Нормально, — заверил Питт. — Немного кружится голова от удара. Помогите встать.

Пока Дирк и Саммер помогали Питту подняться на ноги, Джордино оглядел доспех и ухмыльнулся.

— Да здравствует Цезарь! — сказал он, ударив себя кулаком в грудь.

— Цезарю — особая благодарность, — ответил Питт, стаскивая с головы шлем. Потом показал вмятину над виском, где в шлем попала пуля Заккара.

— Надолго запомнишь, — сказал Джордино.

Питт скинул кирасу и осмотрел ее. Первую пластину пули пробили, оставив ровные круглые отверстия, а вторую лишь слегка смяли. Получилось, что жизнь Питту спас лишь двойной слой брони.

— Римская конструкция чего-то да стоит, — сказал он.

Бросив доспех на землю, он поглядел на Дирка и увидел, что тот все еще сжимает в руке пистолет сорок пятого калибра.

— Знакомый «кольт», — сказал он.

Дирк нерешительно отдал пистолет отцу.

— Ты мне когда-то рассказывал, как Лорен послала тебе пистолет в Монголию, спрятав его внутри книги «Моби Дик». Я быстрей обыскал твою каюту и увидел книгу на полке. Надеюсь, ты не в обиде.

Питт покачал головой и посмотрел на кровавое месиво, оставшееся от Заккара.

— Лихо ты его уделал, — заметил он.

— Этот негодяй возглавлял нападения в Кесарии и Иерусалиме, — холодно ответил Дирк, умолчав, что Заккар, пусть и косвенно, стал причиной гибели Софи.

— Как странно, что он окончил свои дни именно здесь, — добавила Саммер.

— Подозреваю, твой британский знакомый тоже может что-нибудь сказать по этому поводу, — сказал Питт, показывая на Баннистера.

Тот вылез из-за камней и ошеломленно смотрел на них.

— Пойду проверю, что с ним, — предложил Джордино. — А вы, ребята, поглядите, что на борту корабля.

— Ты не нашел груз, описанный в Манифесте? — с надеждой спросила Саммер.

— Был немного занят, — ответил Питт. — Вперед, молодежь, помогите старому калеке забраться туда.

С помощью Дирка и Саммер Питт, хромая, сумел забраться на корабль и спуститься по лестнице в темноту гребной палубы. С трудом подошел к деревянным ящикам, за которыми совсем недавно укрывался от пуль.

— Думаю, начать надо здесь, — сказал он, берясь за самый маленький из ящиков и смахивая с него пыль, и включил фонарь. На дереве была видна выцветшая монограмма «Хи-Ро».

— Вот тебе и Константинов крест, Саммер, — сказал Дирк.

Ящик был поврежден с одного бока, там, куда попали пули Заккара, но они едва откололи его край. Питт аккуратно постучал рукоятью «кольта» по сломанному креплению, пока ящик не открылся. Узкая крышка слетела в сторону, а поврежденная боковая стенка отвалилась. Из открывшегося ящика вывалились поношенные кожаные сандалии и упали на палубу. Саммер посветила на них фонариком и заметила небольшой кусок пергамента на одном из них. Подведя фонарь поближе, она высветила надпись от руки, на латыни.

Sandalii Christus.

Надпись не нуждалась в переводе. Перед ними лежали сандалии Иисуса Христа.

Эпилог СПАСИТЕЛИ

99

Толпы людей собрались у входа в Айя-Софию, и очередь растянулась на шесть кварталов. Набожные христиане стояли бок о бок с правоверными мусульманами, и верующие нетерпеливо ждали, когда откроются двери и они смогут увидеть выставленные внутри реликвии. Почитаемое во всем мире сооружение, ставшее одним из символов города, было свидетелем многих исторических событий за те четырнадцать веков, которые оно простояло в центре Стамбула. Но лишь немногие из них могли сравниться с нынешним по той степени энтузиазма, которая наполняла собравшихся у его стен людей.

Мало кто из толпы обратил внимание на старый зеленый кабриолет «Делайе», стоявший поблизости от входа. Если б они присмотрелись, то увидели бы в его бортах дыры от пуль, которые еще предстояло заделать новому владельцу машины.

Внутри небольшая группа высокопоставленных посетителей почтительно прошла через Коронационный зал, восхищаясь экспозицией, организованной под пятидесятичетырехметровым главным куполом, парящим над их головами. Справа располагались витрины, посвященные жизни Мухаммеда, украденное из Топкапы боевое знамя, рукописные списки глав Корана и другие сокровища, возвращенные Турции из награбленной коллекции Оздена Челика. По левую сторону расположились витрины со священными реликвиями Иисуса, найденными в галере на Кипре. Их охраняли десятки вооруженных часовых, а уже собравшимся перед открытием простым людям, ожидающим снаружи, не терпелось войти и увидеть экспозицию.

Джордино и Гунн беседовали с Лорен и Питтом, стоя у витрины с оссуарием, когда к ним подошел профессор Руппе.

— Великолепно! — просияв, сказал он. — Поверить не могу, что такое вам удалось. Объединенная экспозиция, посвященная Иисусу и Мухаммеду. Да еще в таком месте.

— В силу своей истории Айя-София, побывавшая и собором, и мечетью, представляет идеальное место для такой выставки, — ответил Питт. — Думаю, за это следует поблагодарить и мэра Стамбула, давшего свое согласие.

— А также граждан Кипра, согласившихся временно отправить сюда реликвии Иисуса, до тех пор пока они не построят надлежащее здание, чтобы выставить в нем реликвии, найденные на острове, и саму галеру, — добавил Гунн.

— Не забывайте и о вкладе в это дело покойного господина Челика, — сказал Джордино.

— Да, теперь реликвии Мухаммеда принадлежат народу Турции, как и полагается.

— Хорошая работа, — сказал Руппе. — Люди этому очень обрадуются. Это станет наглядным уроком веротерпимости, такое объединение реликвий двух мировых религий под одной крышей.

Он посмотрел на Питта, приподняв брови.

— Знаешь, если б я был игроком, то сказал бы, что ты пытаешься разделить ставки в расчете на счастливую загробную жизнь.

— Никогда не вредно подстраховаться, — подмигнув, ответил тот.

В другом конце зала Джулия Гудьир стояла, очарованно глядя на небольшую витрину, где лежали несколько выцветших листков папируса.

— Саммер, ты можешь в это поверить? Ведь это самое настоящее письмо Иисуса Петру!

Саммер улыбнулась, глядя на воодушевленное лицо историка.

— Да, а внизу приведен перевод. Он объясняет Петру, как подготовиться к большому собранию. Некоторые археологи-библеисты считают, что это письмо предваряло Нагорную проповедь.

Еще некоторое время полюбовавшись на документы, Джулия повернулась к Саммер и покачала головой.

— Просто невероятно. Одно то, что эти реликвии были перечислены в документе, который дошел до наших дней, уже поразителен. А уж то, что они найдены, находятся в превосходном состоянии и их можно выставлять перед людьми, — настоящее чудо.

— Тяжелая работа и немного везения, — с улыбкой ответила Саммер. Увидев Лорен и Питта, она обратилась к Джулии:

— Пойдем, познакомлю тебя с моим отцом.

Саммер повела Джулию через зал, но та на мгновение остановилась у первой витрины, посвященной Иисусу. Под толстым стеклом был помещен оригинальный рукописный текст Манифеста. Маленькая пометка внизу гласила: «Предоставлено Ридли Баннистером».

— Здорово снова увидеть оригинал, хотя, честно говоря, я удивлена, что мистер Баннистер согласился предоставить его для выставки, — сказала Джулия.

— Он едва не погиб в том гроте на Кипре и, осмелюсь сказать, вышел оттуда другим человеком. Сам предложил включить Манифест в экспозицию и уже согласился предоставить его на вечное хранение в будущей экспозиции на Кипре. Взамен попросил лишь права написать книгу и снять документальный фильм о Манифесте, — подмигнув, ответила Саммер.

Они подошли к Питту и остальным, и Саммер представила подругу отцу.

— С удовольствием познакомлюсь с очаровательной леди, чьи исследования привели нас к таким сокровищам истории, — вежливо поприветствовал ее Питт.

— Помилуйте, моя роль в этом ничтожна, — возразила Джулия. — Это все нашли вы и Саммер. Особенно тот предмет, который вызвал столько споров, — добавила она, показывая на вытесанный из известняка оссуарий.

— Да, оссуарий И., — ответил Питт. — Поначалу его появление вызвало страшный шум. Но после тщательного изучения эксперты восстановили надпись на арамейском на передней стенке и выяснили, что там написано «Иосиф», а не «Иисус». Многие специалисты предполагают, что это оссуарий Иосифа Аримафейского, но в точности мы этого уже никогда не узнаем.

— Вполне вероятно. Он был человеком достаточно богатым, чтобы его семья могла позволить просторную усыпальницу и оссуарий. Почему бы еще Елене понадобилось взять его в свою коллекцию реликвий? Очень жаль, что кости не сохранились.

— Эту загадку я оставляю вам, — ответил Питт. — Кстати, Саммер сказала, что вы нашли новые факты относительно лорда Китченера и «Хэмпшира».

— Да, действительно. Возможно, Саммер уже говорила вам, что мы нашли письма некоего епископа Лоури, который преследовал Китченера незадолго до гибели «Хэмпшира», требуя отдать Манифест церкви. Вскоре он покалечился в автомобильной аварии и покончил с собой в приступе депрессии. Я нашла его предсмертную записку, где он признается в своем участии в подрыве «Хэмпшира». Корабль потопили преднамеренно, из опасения, что Китченер вывезет Манифест в Россию, где предаст огласке. Во времена, когда исход Первой мировой был неочевиден, англиканская церковь была в ужасе от содержания этого документа, особенно от упоминания об оссуарии И., входящем в противоречие с догматом о Воскресении.

— Полагаю, иерархам церкви придется объясниться.

Пока они разговаривали, Лорен подошла к небольшой картине, выставленной за ограждением из бархатных веревок. Этот экспонат был просто обречен стать самым популярным на выставке. Прижизненный портрет Иисуса, выполненный на деревянной доске римским художником. Пусть в нем и не было мастерства Рембрандта или Рубенса, но художник создал потрясающий по реализму портрет. С худощавым лицом и темными волосами, он смотрел с портрета живыми глазами, распространяя вокруг себя потрясающую ауру. Да, именно глаза, подумала Лорен. Оливкового цвета, едва не готовые вырваться из плоского пространства деревянной доски, наполненные огромной силой и состраданием.

Лорен несколько минут глядела на картину, а потом подозвала Саммер.

— Единственный известный прижизненный портрет Иисуса, — почтительно сказала Саммер. — Разве не замечательно?

— Очень даже.

— Большинство римских изображений тех времен — фрески, и такой портрет — уже огромная редкость. Один из экспертов считает, что его писал известный художник, кисти которого принадлежат фрески в Пальмире. Он нередко расписывал фресками дома богатых иудеев, а также зарабатывал на жизнь, рисуя портреты. Историки считают, что он написал портрет Иисуса в самый разгар Его служения, незадолго до ареста и распятия.

Саммер поглядела на картину.

— Настоящий житель Средиземноморья, как считаешь? — сказала она. — Человек солнца и ветра.

— Да уж, ничего общего с лицом аскета, которое писали мастера Средневековья, будто он родился где-нибудь в Швеции, — согласилась Лорен. — Он тебе никого не напоминает?

Саммер наклонила голову набок, призадумалась и улыбнулась.

— Теперь, когда ты сказала, напоминает.

— И кого же? — спросил Питт, подходя к ним.

— Некоего мужчину с волнистыми черными волосами, худощавым лицом и загорелой кожей, — ответила Лорен. — Все как у тебя.

Питт поглядел на картину и покачал головой.

— Нет, у него глаза не настолько зеленые. И судя по окружающему фону, ростом он был не больше метра шестидесяти и весил не сильно больше пятидесяти килограммов. Но между нами есть куда более существенная разница, — слегка улыбнувшись, добавил он.

— Какая же? — спросила Лорен.

— Он ходил по воде, а я в ней плаваю.

100

Полуденное солнце миновало зенит, и длинные тени упали на здание Иерусалимского окружного суда, когда зачли окончательный вердикт присяжных. Первыми из здания вышли журналисты и телевизионщики, которым не терпелось запечатлеть в деталях ход суда и побыстрее предоставить их зрителям и читателям. Следующими вышли любопытствующие и завсегдатаи судебных заседаний, сидевшие на галерке, перешептывавшиеся о вынесенном приговоре. Последними вышли свидетели и поверенные, удовлетворенные тем, что долгое разбирательство наконец-то закончилось. Нигде не было видно защитника. И Оскар Гуцман не вышел вместе со всеми через главную дверь суда, его вывели через черный ход, в наручниках и под усиленной охраной, и сразу посадили в полицейский фургон, который повез его в тюрьму Шикма отбывать назначенный срок.

Дирк Питт и Сэм Левин задержались в вестибюле, благодаря юристов от обвинения за хорошо проделанную работу, и наконец тоже вышли наружу. Торжество правосудия не стерло печали с их лиц, они знали, что никакое наказание не вернет им Софи и ее коллегу Гольдера, погибшего в Кесарии.

— Пятнадцать лет за соучастие и подстрекательство к убийству Гольдера в Кесарии, — сказал Сэм. — Лучшего мы и не могли добиться.

— Гарантия того, что он пробудет в тюрьме до самой смерти, — безразлично ответил Дирк.

— При его здоровье я удивлюсь, если он протянет там хотя бы год.

— Тогда тебе надо поторапливаться, если ты хочешь предъявить ему другие обвинения.

— На самом деле, мы заключили соглашение с его адвокатами. Хотя у нас и были убедительные доказательства его причастности к контрабанде краденого антиквариата, добавлять к его сроку еще пару лет было бы чистым упражнением в казуистике.

— И что вы получили взамен?

— Эти обвинения были сняты в обмен на сотрудничество со следствием по поводу поставщиков его коллекции краденого. Кроме того, Гуцман согласился завещать всю свою коллекцию государству Израиль, — с улыбкой ответил Левин.

— Неплохой ход.

— Мы тоже так считаем, — ответил Сэм.

Они подошли к нижнему краю лестницы.

— Это хоть немного смягчит боль наших утрат, — добавил он.

— Хорошо осознавать, что это закончилось более-менее хорошо, — ответил Дирк, пожимая руку Левину. — Продолжай свою битву, Сэм. Софи была бы рада этому.

— Обязательно. Береги себя, Дирк.

Сэм пошел к стоянке, а Дирк услышал, как кто-то позвал его по имени. Обернувшись, он увидел Ридли Баннистера, спускающегося по лестнице и опирающегося на полированную трость.

— Да, Баннистер, — ответил Дирк.

— Если у вас есть время, я хотел бы вам сказать, — начал Баннистер, ковыляя к нему. — Я не знал, до самого суда, что у вас были отношения с мисс Элькин. Она была мне в своем роде коллегой, хотя у нас были разные взгляды на отдельные вещи. Тем не менее я хотел сказать, что всегда считал ее выдающейся женщиной.

— Согласен с вами, — тихо сказал Дирк. — Благодарю, кстати, за участие в суде. Ваши признательные показания стали основой для того, чтобы разделаться с Гуцманом.

— Я знал, что он скупает ворованный антиквариат, но и представить себе не мог, что он зайдет так далеко, чтобы нанимать террористов для пополнения своей коллекции. В погоне за сокровищами древности легко потерять голову, и я в этом не исключение. Но вы все исправили в конечном счете. Вы и ваша семья не только спасли мне жизнь, но и дали второй шанс. За это я всегда буду вам благодарен.

— Это у вас еще надолго? — спросил Дирк, показывая на трость.

— Еще на пару недель. Врачи на Кипре отлично меня подштопали.

— Хорошо, что вы согласились отдать Манифест на хранение их строящемуся музею.

— Он должен пребывать с остальными реликвиями, которые отдало в дар НУПИ, — ответил Баннистер. — А также, возможно, это заставит вашу сестру изменить свое мнение обо мне. Саммер — прекрасная молодая леди, кстати говоря. Скажите ей, что я был бы рад как-нибудь поужинать с ней.

— Передам. Что будете делать дальше?

— Искать Ковчег Завета. Я нашел свидетельства того, что он может быть спрятан в пещере в Йемене. Выглядят обнадеживающе. А вы?

— Думаю еще некоторое время поработать на Средиземном море, — тихо ответил Дирк.

Проводив взглядом археолога, хромающей походкой добравшегося до такси, он развернулся. Отель, в котором он остановился, был в паре кварталов отсюда, и Питт-младший решил пройтись пешком. Но идя по улицам западного Иерусалима, он скоро перестал обращать внимание на машины и толпы людей на тротуарах, погрузившись в свои мысли и чувства.

Пройдя мимо отеля, Дирк прошел еще с милю, войдя в Старый Город через Врата Ирода. Шагая по узеньким улочкам, он интуитивно сворачивал к востоку, будто повинуясь внутреннему компасу.

Идя следом за монахиней через переулок, Дирк поднял взгляд и увидел, что оказался у церкви Святой Анны. Спокойствие снизошло к нему, когда он обошел здание церкви и очутился у Овечьей Купели.

На скамейке, где они с Софи ели наспех собранный ланч, никого не было, и он уселся в тени огромной сикоморы. Снова погрузившись в свои мысли, он долго глядел на пустующую купель. Солнце уже скрылось за горизонтом, а он все сидел в молчаливом раздумье, и тут прохладный вечерний ветерок окутал древнюю землю ароматом жасмина…

Клайв Касслер Дирк Касслер СТРЕЛА ПОСЕЙДОНА

Пролог «Барбариго»

Октябрь 1943 года Индийский океан

Свет месяца трепетал на беспокойных водах моря, будто ручеек пылающей ртути. Лейтенанту Альберто Конти искрящиеся волны напомнили морской пейзаж в полутемной комнате. Серебристая пена отражала лунный свет обратно к небу, освещая гряду туч далеко на севере — окраину грозы, напитывающей влагой плодородное побережье Южной Африки милях в пятидесяти.

Пригнув подбородок к груди, чтобы защититься от секущего сырого бриза, Конти обернулся к молодому моряку, несшему вахту рядом с ним в боевой рубке итальянской субмарины «Барбариго».

— Романтичный вечер, Каталано, не так ли?

Матрос поглядел на него с легким недоумением.

— Погода довольно приятная, синьор, если вы это имеете в виду.

Несмотря на хроническую усталость, подтачивающую силы всего экипажа, в присутствии офицера матрос по-прежнему держался молодцом. Юношеская почтительность, решил Конти, со временем она сойдет на нет.

— Нет, я о лунном свете, — пояснил Конти. — Бьюсь об заклад, над Неаполем он сегодня тоже сияет, блестя на булыжных мостовых. На самом деле меня ничуть не удивило бы, если бы в эту самую минуту симпатичный офицер вермахта сопровождал вашу невесту в прогулке по Пьяцца-дель-Плебишито…

Молодой матрос сплюнул за борт, а затем обернулся к офицеру с пылающим взором.

— Моя Лизетта скорее спрыгнет с моста Гайола, чем подпустит к себе германскую свинью. Я не тревожусь, потому что пока меня нет, она носит с собой резиновую дубинку и, уж поверьте, умеет ею пользоваться.

Конти гортанно хохотнул.

— Наверное, вооружи мы всех наших женщин, ни немцы, ни союзники[379] не посмели бы ступить на нашу землю.

Каталано, находящийся в море не одну неделю, а вдали от родины — уже многие месяцы, не нашел в этой реплике ничего забавного. Он оглядел горизонт, а затем кивнул в сторону видневшегося из воды темного носа субмарины, рассекающего волны.

— Командор, почему нас низвели до роли грузовика для немцев вместо охоты за купцами, для которой и построен «Барбариго»?

— Боюсь, все мы в эти дни — марионетки в руках фюрера, — покачал головой Конти. Как и большинство соотечественников, он даже не догадывался, что в Риме уже вершат дела люди, которые через считанные дни отстранят Муссолини от власти и провозгласят перемирие с союзниками. — Подумать только, в 1939-м у нас был более мощный подводный флот, чем у немцев, а теперь мы получаем боевые приказы от кригсмарине,[380] — добавил он. — Порой постичь мир не так-то просто.

— Как-то оно неправильно.

Конти окинул взглядом просторный бак подлодки.

— Пожалуй, «Барбариго» слишком велика и неповоротлива для новейших вооруженных конвоев, так что теперь мы немногим больше, чем простой сухогруз. По крайней мере, мы можем быть уверены в том, что до переделки наша подлодка успела пополнить послужной список немалым числом доблестных подвигов.

«Барбариго», спущенная на воду в 1938 году, в первые дни войны затопила в Атлантике полдюжины кораблей Союзников. При водоизмещении свыше тысячи тонн, она была куда крупнее, чем внушающие страх немецкие подлодки VII серии из «волчьих стай». Но потери немецких надводных кораблей все росли, и адмирал Дёниц предложил модифицировать несколько больших итальянских sommergibili в транспортные корабли. Лишенная торпед, палубных орудий и даже одного из гальюнов, «Барбариго» отправилась в Сингапур в роли грузового судна, заполненного ртутью, сталью и 20-миллиметровыми орудиями для японцев.

— Наш обратный груз считают крайне важным для перелома в ходе войны. В конце концов, кто-то же должен сыграть роль телеги, — заметил Конти.

Но в глубине души ролью извозчика он возмущался. Как и всякий подводник, лейтенант был не лишен охотничьей жилки, жажды незаметно подкрасться к противнику. Но теперь встреча с врагом означала бы для «Барбариго» только погибель. Лишенная своего вооружения и плетущаяся на двенадцати узлах субмарина — скорее неподвижная мишень, чем грозный агрессор.

О нос разбилась волна с белопенным гребнем, и Конти поглядел на светящийся циферблат своих часов.

— До восхода меньше часа.

Повинуясь не сказанной вслух команде, Каталано поднял бинокль и оглядел горизонт в поисках других судов. Лейтенант последовал его примеру, обегая взглядом море и небеса по всей окружности рубки. Мыслями же он унесся в Казорию — небольшой городишко к северу от Неаполя, где ждали его жена и маленький сынишка. Позади их скромного сельского домика раскинулся виноградник, и его вдруг охватила жгучая тоска по тем летним дням, когда он гонялся за своим мальчонкой среди вьющихся лоз.

И тут же насторожился.

Поверх рокота спаренных дизельных двигателей послышался другой звук — что-то вроде тонкого жужжания. Резко выпрямившись, Конти не стал терять время на определение направления и крикнул:

— Задраить люк!

И тотчас же скользнул вниз по внутренней лесенке. Трезвон, сигнализирующий срочное погружение, раздался через мгновение, заставив экипаж очертя голову ринуться к боевым постам. В машинном отделении пришла в действие массивная коробка передач; дизели остановились, передавая эстафету движителей шеренге электромоторов, питающихся от аккумуляторов. Когда Каталано, задраив люк рубки, спустился на пост управления, морская вода уже захлестывала бак.

При обычных обстоятельствах отлично выученный экипаж смог бы обеспечить экстренное погружение субмарины меньше чем за минуту. Но из-за того, что в режиме транспорта ее загрузили по самое не могу, итальянцы попросту никак не могли ускорить хоть что-то. Наконец, по истечении почти двух минут с момента, когда Конти засек приближающийся самолет, воды мучительно неторопливо сомкнулись над ней полностью.

Пролязгав ботинками по ступенькам лестницы, Каталано спустился в боевую рубку, повернулся и поспешил к своему боевому посту срочного погружения. Как только подлодка перешла на аккумуляторный ход, тарахтение дизелей стихло, и экипаж, будто поддавшись ее настроению, говорил вполголоса. Капитан «Барбариго» — круглолицый человек по фамилии де Джулио — протирая сонные глаза, спрашивал Конти, заметили ли их.

— Не могу сказать. Самолет я на самом деле не заметил. Но луна яркая, а море относительно спокойное. Не сомневаюсь, что нас отлично видно.

— Это мы скоро узнаем. — Подойдя к посту управления, капитан поглядел на глубиномер. — Погружение на двадцать метров, затем переложить руль круто вправо.

Старший рулевой субмарины кивнул, повторяя приказ, не сводя глаз с расположенных перед ним приборов и покрепче ухватившись за большой металлический штурвал. В боевой рубке воцарилось молчание. Все ждали решения своей участи.

* * *

В тысяче футов над ними неуклюжий британский патрульный бомбардировщик «Каталина» типа «летающая лодка» сбросил две глубинные бомбы, закувыркавшихся навстречу морю, как пара волчков. Радаром самолет еще не оборудовали; млечный след «Барбариго», тянущийся под углом к волнам, углядел задний стрелок Королевских ВВС. В восторге от своего открытия, он приплюснул нос к акриловому иллюминатору, широко распахнув глаза, когда пара бомб плюхнулась в море. Секунды спустя в воздух взмыли два небольших гейзера брызг.

— По-моему, чуток поздновато, — заметил второй пилот.

— Как я и подозревал, — первый пилот, долговязый лондонец с аккуратно подстриженными усиками, положил «Каталину» в крутой вираж с такой невозмутимостью, будто наливал себе чашку чаю.

Сброс бомб был до некоторой степени игрой в угадайку, потому что субмарина уже скрылась из виду, хотя ее след на поверхности еще просматривался, и бомбардировщику требовалось нанести удар как можно быстрее. Воздушные глубинные бомбы срабатывают только на заранее установленной глубине всего в двадцать пять футов. Дай подлодке достаточно времени, и она уйдет на недосягаемую для них глубину.

Первый пилот сделал второй заход, ориентируясь по маркерному буйку, сброшенному перед первой атакой. Глядя на исчезающий след винтов подлодки, он на глазок прикинул невидимый курс судна и бросил пузатую «Каталину» к месту чуть впереди буйка.

— Выходим на нее, — сказал он штурману-бомбардиру. — Если видите цель, сбрасывайте.

Бомбардир экипажа из восьми человек заметил подлодку и тут же щелкнул тумблером, сбросив вторую пару глубинных бомб, подвешенных под крыльями «Каталины».

— Бомбы сброшены. Я бы сказал, на сей раз тютелька в тютельку, капитан.

— Давайте сделаем еще заход для верности, а потом поглядим, нельзя ли прислать сюда надводное судно, — отозвался пилот, снова закладывая крутой вираж.

* * *

В «Барбариго» сдвоенные взрывы прошили переборки мощной дрожью. Верхний свет мигнул, легкий корпус застонал, но воду к прочному корпусу[381] не подпустил. Мгновение казалось, что оглушительный звон в ушах каждого члена команды, как от колоколов базилики Святого Петра, — худшее из последствий. Однако затем звон перекрыл металлический лязг, докатившийся с кормы, а за ним — высокий визг.

Капитан ощутил небольшое изменение дифферента судна.

— Доложить о повреждениях носа и кормы! — гаркнул он. — На какой мы глубине?

— Двенадцать метров, синьор капитан, — доложил рулевой.

Никто в рубке не проронил ни слова. Подлодку, уходящую вглубь, заполнила какофония шипения и скрежета. Но все насторожили уши, стараясь уловить вовсе не эти звуки, — а всплески и хлопки пары глубинных бомб, сработавших возле погруженного корабля.

На последнем заходе «Каталина» дала серьезного маху: ее пилот решил, что надо принять к северу, а «Барбариго» вильнула к югу. Последние приглушенные взрывы почти не побеспокоили подводную лодку, нырнувшую на глубину, недосягаемую для глубинных бомб. Вздох облегчения всего экипажа исторгся будто из одной груди, когда все осознали, что на время сия чаша их миновала. Теперь им оставалось лишь опасаться, что экипаж призовет надводный корабль Союзников для возобновления бомбардировки.

Но чувство облегчения оказалось скоропреходящим. Конец ему положил крик рулевого:

— Капитан, мы теряем ход!

Подойдя, Де Джулио оглядел ряд циферблатов перед креслом рулевого.

— Электродвигатели работоспособны и действуют, — доложил молодой моряк, хмуря брови. — Но я не вижу оборотов на гребном валу.

— Немедленно Салу ко мне.

— Есть, синьор!

Матрос, стоявший у перископа, бросился за главным механиком «Барбариго». Но едва он сделал пару шагов, как тот сам появился из прохода, ведущего к корме.

Главный механик Эдуардо Сала двигался, как бульдозер, неся свое массивное коренастое тело вперед на всех парах. Он подошел к капитану и уставил на него суровый взгляд черных глаз.

— Сала, вот и вы, — встрепенулся капитан. — Доложите о ситуации.

— Прочный корпус в порядке, командор. Есть сильная течь через сальник главного вала, мы пытаемся ее перекрыть. Есть один пострадавший, механик Парма, во время бомбардировки упавший и сломавший запястье.

— Очень хорошо, но что с гребной установкой? Электромоторы неисправны?

— Никак нет, командор. Я отключил главные гребные моторы.

— Сала, вы с ума сошли? Нас атакуют, а вы отключили моторы?!

Сала поглядел на капитана с пренебрежением и тихо проронил:

— Они сейчас роли не играют.

— Что вы такое говорите? — изрек Де Джулио, повергнутый уклончивостью механика в недоумение.

— Дело в винте, — пояснил Сала. — Из-за глубинного взрыва лопасть то ли погнулась, то ли скрутилась, соприкоснулась с корпусом, и ее срезало.

— Одну из лопастей? — уточнил Де Джулио.

— Нет… весь винт.

Слова повисли в воздухе погребальным звоном. Лишившуюся своего единственного винта «Барбариго» будет носить по морю, как щепку. И до порта приписки Бордо ей вдруг стало далеко, как до луны.

— И что мы можем сделать? — поинтересовался капитан.

Сердитый механик лишь тряхнул головой.

— Ничего, только молиться, — негромко вымолвил он. — Молиться о милосердии моря.

Часть первая СТРЕЛА ПОСЕЙДОНА

1

Июнь 2014 года

Пустыня Мохаве, Калифорния

Это миф, решил он, бабушкины сказки. Он частенько слышал, что в пустыне дневное пекло сменяется ночными морозами. Но теперь мог засвидетельствовать, что в сердце южнокалифорнийской пустыни в июле дело обстоит совсем не так. Пот пропитывал подмышки его тонкой черной водолазки, сбегая ручейками к пояснице, где одежда превращалась в мокрый липкий ком. Температура по-прежнему градусов девяносто,[382] не меньше. Он бросил взгляд на фосфоресцирующий циферблат часов, чтобы убедиться, что сейчас действительно два часа ночи.

Вообще-то жара его не так уж и допекала. Он родился в Центральной Америке и всю свою сознательную жизнь прожил в джунглях, ведя партизанские войны. Но пустыня была ему в новинку, и он просто не мог предвидеть такой ночной жары.

Он посмотрел через пыльный ландшафт на скопление сияющих фонарей, отмечающих въезд в комплекс открытых горных разработок, раскинувшийся перед ним на холмах.

— Должно быть, Эдуардо уже на месте, напротив караулки, — сказал он бородатому мужчине, лежавшему ничком неподалеку в песчаной лощинке.

Тот был точно так же одет в черное — от армейских ботинок до тонкой вязаной шапочки, натянутой по самые уши. Он поднял голову, чтобы отхлебнуть воды из фляги, и свет фонарей блеснул на лоснящемся от пота лице.

— Лучше бы ему поторопиться. Тут вокруг гремучие змеи.

Его напарник ухмыльнулся во тьме.

— Хуан, это будет самой мелкой из наших проблем.

Минуту спустя рация на его поясе дважды коротко прошелестела помехами.

— Это он. Двинулись.

Поднявшись, оба надели легкие рюкзачки. Свет комплекса дотягивался до склона холма перед ними, озаряя голую почву призрачным сиянием. Они одолели небольшое расстояние, отделявшее их от забора из рабицы, опоясывающего комплекс. Высокий, присев на корточки, принялся копаться в рюкзаке в поисках кусачек.

— Пабло, по-моему, мы можем пролезть и без кусачек, — шепнул его напарник, указывая на сухую ложбинку, проходящую под забором.

Песчаный грунт на дне пересохшего ручья оказался мягким, и Хуан без труда выгреб часть его ногой. Пабло присоединился к нему, выбрасывая рыхлую почву, пока под оградой не образовалась небольшая яма. Просунув через нее рюкзаки, они ужом быстро проползли следом.

Воздух наполнял негромкий смешанный гул, механический бедлам карьера, где горные работы не прекращаются круглые сутки. Двое чужаков держались подальше от караульного помещения, оставшегося справа, пробираясь вверх по пологому склону к месту разработок. Десятиминутный переход привел их к кучке старых зданий в окружении пересекающихся как попало широких ленточных конвейеров. В дальнем конце проходческая погрузочная машина швыряла руду на движущиеся ленты, транспортирующие ее к бункеру на высоких стойках.

Оба нарушителя направлялись ко второй группе зданий дальше вверх по холму. Карьер преграждал им путь, вынуждая срезать дистанцию через производственный участок, где руду измельчают и перемалывают. Держась в тени, они метнулись вдоль периметра, а затем стали пробираться вдоль задней стены большого складского здания. Достигнув открытого участка между зданиями, стремительно зашагали мимо полупогребенного песком бункера слева. Вдруг дверь в центре здания перед ними распахнулась. Они разделились: Хуан нырнул в сторону и пробрался за бункер, а Пабло рванул вперед, к боковой стене здания.

И не успел.

Вспыхнул яркий желтый луч, ослепив его.

— Стой, где стоишь, или пожалеешь о следующем шаге, — произнес низкий, угрюмый голос.

Пабло застыл в полушаге. Но подчеркнуто останавливаясь, он ловко выхватил миниатюрный автоматический пистолет из кобуры на левом бедре, скрыв его в затянутой в перчатку ладони.

Охранник, страдающий избыточным весом, медленно приблизился к нему, постоянно целя светом фонаря Пабло в глаза. Охранник заметил, что нарушитель — крупный, хорошо сложенный мужчина ростом выше шести футов. Гладкая, эластичная кожа цвета кофе контрастировала с черными глазами, пылающими злобой. На подбородке и челюсти виднелась более светлая полоска шрама — памятного сувенира давней схватки на ножах.

Охранник увидел достаточно, чтобы понять, что это не случайный нарушитель, и отступил на безопасную дистанцию, сжимая в руке пистолет под патрон «магнум» калибра 357.

— Не хочешь ли положить руки на голову, а потом сказать мне, куда отправился твой друг?

Тарахтение соседнего конвейера заглушило шаги Хуана, бегом бросившегося от бункера и всадившего нож охраннику в почку. На лице охранника на миг отразилось изумление, после чего все его тело напружинилось. Пистолет выстрелил в пространство, и пуля просвистела у Пабло высоко над головой. Затем охранник рухнул, при ударе о землю подняв облачко пыли.

Пабло выставил пистолет, ожидая, что сюда ринутся другие, но никто так и не появился. Выстрел затерялся среди хлопков конвейерных лент и грохота камнедробилки. Короткие радиопереговоры с Эдуардо подтвердили, что у главных ворот все спокойно. Об их присутствии больше никому на предприятии не известно.

Хуан вытер свой нож от крови о рубашку покойника.

— Как он нас заметил?

Пабло бросил взгляд в сторону бункера и впервые заметил красно-белую табличку на двери, провозглашавшую: «ОПАСНОСТЬ! ВЗРЫВЧАТЫЕ ВЕЩЕСТВА».

— В этом бункере лежит взрывчатка. Должно быть, он под присмотром.

«Дурацкое невезение, — ругнулся он про себя. — Бункер для хранения взрывчатки у него на карте не помечен. А теперь под угрозой вся операция».

— Может, нам его взорвать? — предложил Хуан.

Было приказано вывести комплекс из строя, но так, чтобы это выглядело несчастным случаем. И вдруг это оказалось не такой уж простой задачей… Бункер взрывчатки может пригодиться, но он слишком далеко от их истинной мишени.

— Пусть стоит.

— Охранника бросим здесь? — осведомился Хуан.

Покачав головой, Пабло отстегнул кобуру убитого, а затем стащил с него ботинки. Обыскав карманы, выудил бумажник и полпачки сигарет, сунув все это вместе с трофейным пистолетом к себе в рюкзак. Расплывающаяся лужа крови увлажнила землю вокруг его ног. Он кое-как, пинками, закидал лужу песком, а затем ухватил охранника за руку. Хуан подхватил вторую, и они поволокли труп во тьму.

Преодолев тридцать ярдов, диверсанты оказались у подъемного конвейера, транспортирующего куски руды величиной с арбуз. Раскачав труп охранника, они не без труда закинули его на бегущую ленту. Пабло проводил взглядом охранника, уносимого транспортером прямиком в большой металлический бункер.

Руда — смесь фторокарбонатов, известная как бастнезит, — уже прошла первоначальную дробилку и сортировку. Труп охранника присоединился ко второму этапу измельчения, на котором руда разбивается до размера бейсбольного мячика. На третьем этапе процесс повторится, и камни обратятся в мелкий щебень. Если кто-нибудь осмотрит грубую коричневую крошку, сыплющуюся с последнего транспортера, то заметит странное красноватое окрашивание — все, что осталось от бренной оболочки человека.

Хотя измельчение и перемалывание — важные этапы горных работ, они менее критичны, чем ведущиеся в комплексе вторичной переработки на холме. Пабло оглядел огни нескольких зданий вдали, где измельченная руда выщелачиванием обогащается и разделяется на ряд минеральных компонентов. Не заметив в том районе движущегося транспорта, они с Хуаном припустили туда быстрым шагом.

Им пришлось, огибая восточный край карьера, спрыгнуть в дренажную канаву, когда рядом прогрохотал самосвал. Чуть позже Эдуардо предупредил их, что охрана делает объезд на пикапе. Нырнув за отвал пустой породы, они лежали неподвижно почти двадцать минут, пока автомобиль не вернулся к воротам.

Дойдя до двух самых крупных зданий верхнего комплекса, напарники свернули направо, приблизившись к сарайчику у высоченнойцистерны с пропаном. Вытащив кусачки, Хуан проделал отверстие в окружающем ее заборе из рабицы. Пабло скользнул внутрь и, обогнув цистерну, присел на корточки перед ее впускным вентилем. Вынув из рюкзака пластиковую взрывчатку, приладил к ней капсюль детонатора и подложил под вентиль. Выставив цифровой таймер на двадцать минут, активировал его и поспешил обратно сквозь дыру в заборе.

В нескольких футах от этого места Пабло раскидал ботинки, кобуру и пистолет охранника. За ними отправил бумажник, не позарившись на лежавшие внутри деньги, а затем — смятую пачку сигарет. Это был выстрел наудачу, но поверхностное расследование может возложить на охранника вину за случайный поджог протекающей цистерны, решив, что взрыв распылил его до наночастиц.

Дальше они перебежали к следующему зданию — большому металлическому ангару, заполненному десятками механизированных чанов с выщелачивающими растворами. За чанами приглядывала группка рабочих ночной смены.

Войти в здание двое нарушителей даже и не пробовали; вместо того они нацелились на большую загородку вдоль стены, за которой хранились химикалии. Менее чем за минуту Пабло прикрепил вторую часовую бомбу к паллете бочек с надписью «СЕРНАЯ КИСЛОТА», после чего оба скрылись во тьме.

Ко второму обогатительному цеху в сотне ярдов от первого они пробирались без спешки, но не забывая, что таймеры продолжают отсчитывать время. У задней стены здания Пабло нашел вентиль главной водяной магистрали. Поглядывая на часы, дождался момента перед самым взрывом и повернул вентиль, перекрыв доступ воды в цех.

Несколько секунд спустя цистерна пропана воспламенилась с грохотом, эхом раскатившимся по окрестным холмам. Яростное голубое сияние озарило пейзаж, обратив ночь в день. Верхняя часть цистерны с ревом взмыла в небеса, как ракета-носитель «Атлас», откуда огненным шаром рухнула в ближайший карьер. Пылающие осколки полетели во все стороны, прошивая здания, машины и оборудование в радиусе сотни ярдов от цистерны.

Обломки еще продолжали сыпаться, когда второй взрыв обрушил гору бочек серной кислоты в первый обогатительный цех. Рабочие с криком бросились прочь из здания, когда осколки изрешетили выщелачивающие чаны, разливая опасное месиво ядовитых химикатов. Из распахнувшихся дверей, откуда на заплетающихся ногах выскакивали люди, повалил дым.

Хуан и Пабло залегли в канаве у второго здания, прячась от разлетающихся осколков и следя за ближайшей дверью. Услышав взрыв, несколько любопытных высунули головы наружу, чтобы узнать, что стряслось. Увидев дым и пламя в обогатительном цехе, они окликнули коллег и бросились к другому зданию на выручку. Пабло насчитал шестерых выбежавших, после чего поднялся и направился к двери.

— Оставайся здесь, прикрывай меня.

Едва он ухватился за дверную ручку, как ту повернули изнутри. Он отпрыгнул от распахивающейся двери, откуда выбежала женщина в лабораторном халате. Не сводя взгляда с дыма, она даже не заметила чужака, затаившегося за дверью, и поспешила за товарищами по работе.

Пабло скользнул в дверь, оказавшись в ярко освещенном пространстве, заставленном десятками реакционных чанов. Свернув налево, он двинулся к дальнему концу цеха, где вдоль стены выстроились большие резервуары-хранилища. Рассмотрев надписи на них, подошел к одному из крупных. «КЕРОСИН». Оторвав подающий шланг от основания резервуара, диверсант открыл его бронзовый вентиль. Поток жидкости хлынул на пол, наполняя помещение удушливым запахом.

Схватив с вешалки охапку халатов, Пабло припустил бегом через здание, запихивая их в сливные отверстия. Текучая жидкость быстро распространялась, покрыв почти весь бетонный пол. Пробравшись обратно к двери, Пабло извлек из кармана зажигалку. И как только ручеек керосина пробежал у его ног, наклонился, воспламенил его и тут же выскочил из здания.

Из-за низкой летучести и высокой точки вспышки керосин не взорвался, обратившись в огненную реку. Пожарные датчики начали срабатывать по всему цеху, и тотчас включились потолочные разбрызгиватели, — но лишь на секунду, из-за перекрытой водяной магистрали. Пламя неустанно распространялось.

Мчась к своему напарнику, залегшему в овражке, Пабло даже не оглядывался.

Поглядев на него, Хуан тряхнул головой.

— Эдуардо говорит, охрана ворот уже в пути.

По всей территории надрывались сирены и звонки. Но еще ни одна душа не заметила спирали дыма над крышей смежного здания. В три часа утра на всем предприятии никто не в состоянии справиться с множественными пожарами, а муниципальным пожарным ехать сюда тридцать миль.

Пабло не терял времени, чтобы проверить, как разгорается пожар. Он лишь кивнул напарнику и устремился на восток. Хуану пришлось поднажать, чтобы угнаться за ним. Они пересекли проселок, ведущий к воротам, за мгновения до появления приближающегося автомобиля. За дорогой потянулись плавные перекаты пустыни, и обоим пришлось распластаться на земле, когда рядом с ревом пронесся первый автомобиль охраны. Вскоре показался другой отрезок сетчатой ограды. Дыру они прорезали совсем небольшую, в самую пору протиснуться одному, пока другой оттягивал сетку.

Спустя сорок минут энергичной ходьбы они одолели две мили до главной автострады, совершенно исчерпав свои запасы воды. Оттуда двинулись параллельно шоссе на восток, пока не углядели черный четырехдверный пикап, аккуратно припаркованный у кювета с таким расчетом, чтобы не бросался в глаза. За рулем, покуривая сигарету, сидел их третий партнер — Эдуардо, одетый в поношенную рубашку-поло.

Двое пришедших сбросили рюкзаки и стащили с себя черные шапочки и водолазки, сменив их на футболки и бейсбольные кепки.

— Поздравляю, — сказал Эдуардо. — Похоже, вы справились.

И только тогда Пабло впервые оглянулся на горнодобывающее предприятие. Над комплексом нависли клубящиеся облака дыма, подсвеченные оранжевыми сполохами пламени, рвущегося к небу в нескольких местах. Пожарное снаряжение предприятия оказалось плачевно неподходящим для борьбы с огнем. Судя по всему, пекло расползалось.

Пабло позволил себе криво усмехнуться. Не считая появления охранника, все прошло как по писаному. Два главных обогатительных цеха — сердце предприятия — скоро обратятся в груды обугленного металлолома. А не имея возможности обогащать руду, все предприятие остановится минимум на год, а то и на два. И если повезет, все это спишут на несчастный случай.

Проследив за направлением его взгляда. Хуан с удовлетворением полюбовался на красного петуха.

— Как поглядеть, мы сегодня будто весь штат запалили.

Здоровяк обернулся к Хуану, и далекие огни сверкнули в его глазах.

— Нет, мой друг, — сказал он со свирепой ухмылкой.

— Мы запалили весь мир.

2

Пот стекал у президента по шее, впитываясь в воротничок его накрахмаленной белой рубашки. Столбик ртути колебался в районе трехзначных чисел, что для июня в Коннектикуте нехарактерно. Легкий бриз со стороны пролива Блок-Айленд не мог прогнать влажность, превращавшую прибрежную верфь в парилку. В огромном зеленом сборочном пролете, известном как Здание 260, кондиционеры вели доблестную, но тщетную битву с послеполуденной жарой.

В 1910 году корпорация «Электрик Боут» начала производить на участке у Темзы дизельные морские двигатели, но в конечном итоге хлебом с маслом для компании стало строительство подводных лодок. Гротонская верфь передала ВМФ свою первую подводную лодку в 1934 году, и с той поры с ее стапелей сходят все крупнейшие подводные боевые корабли США. Сейчас же зеленое здание занял впечатляющий корпус близящейся к завершению «Северной Дакоты» — быстроходной ударной подлодки класса «Вирджиния».

С обрешеченной лесенки, ведущей к ограждению рубки «Северной Дакоты», президент тяжело, с кряхтением ступил на бетонный пол. Будучи человеком дебелым, ненавидящим замкнутые пространства, он радовался, что экскурсия по недрам судна завершилась. Правда, в субмарине было хотя бы прохладнее. Экономика в загоне, Конгресс в очередном ступоре, и визит на верфь был в его повестке дня чуть ли не на последнем месте, но он обещал министру ВМС поднять дух рабочих-кораблестроителей. Вокруг собралась небольшая свита, чтобы сопровождать его, и он подавил раздражение, поражаясь габаритам подлодки.

— Изумительный образчик конструкторского искусства.

— Да, сэр, — подтвердил блондин в английском костюме, державшийся у локтя президента, как привязанный. — Это впечатляющий образец техники. — Прежде чем войти в администрацию, заместитель главы администрации Том Черны занимался на Капитолийском холме вопросами обороноспособности страны.

— Она чуточку длиннее, чем лодки класса «Сивулф», но совсем крохотная по сравнению с «Трайдентом», — сообщил гид, бодрый технический руководитель «Электрик Боут». — Большинство людей привыкли видеть их на воде, где две трети их корпуса скрыты от глаз.

Президент кивнул. Покоясь на стапелях, корпус длиной в триста семьдесят семь футов высился над ними невероятной громадой.

— Она станет грандиозным пополнением нашего арсенала. Благодарю вас за возможность взглянуть на нее вблизи.

Вперед выступил адмирал по фамилии Уинтерс с лицом, будто высеченным из гранита.

— Господин президент, мы хоть и рады дать вам возможность осмотреть «Северную Дакоту», но пригласили вас сюда не ради нее.

Сняв белую каску, украшенную президентской эмблемой, руководитель страны вручил ее адмиралу и утер капельку пота со лба.

— Если в условия сделки можно включить холодный напиток и чуточку больше кондиционирования воздуха, ведите.

Его сопроводили через здание к дверце, у которой на часах стоял охранник в форме. Дверь не была заперта, и сопровождающие президента начали входить один за другим, а камера над косяком фиксировала их лица.

Адмирал щелкнул выключателем, и ряды ламп под потолком осветили узкий пролет, протянувшийся почти на четыреста футов. Президент увидел еще одну почти достроенную субмарину, но это судно не походило ни на одно из виденных им прежде.

Лодка, примерно вдвое меньше «Северной Дакоты», являла взору радикально иную концепцию. Необычно узкий угольно-черный корпус к носу резко сужается, низкое яйцевидное ограждение рубки поднимается над палубой всего на несколько футов. Сзади закреплены две большие обтекаемые гондолы двигателей, придавая корме сходство с дельфиньим хвостом. Но самой необычной чертой оказалась пара убирающихся стабилизаторов в форме треугольных крыльев по обе стороны с подвешенными снизу четырьмя большими цилиндрическими контейнерами. Конструкция напомнила президенту гигантскую манту, которую он видел во время рыбалки у берегов Нижней Калифорнии.

— Господи, что это такое? — спросил он. — Я даже не догадывался, что мы строим еще что-то, кроме лодок класса «Вирджиния».

— Сэр, это «Морская стрела», — сообщил адмирал.

— Это прототип платформы, разработанной в рамках секретной программы исследований и разработок для испытания передовых технологий.

— А почему президента не проинформировали об этой программе? — обернулся к адмиралу Черны. — Мне бы хотелось знать, как она финансировалась.

Адмирал посмотрел на референта ласково, словно оголодавший питбуль.

— «Морская стрела» строилась на средства Управления перспективного планирования оборонных научно-исследовательских работ и Управления научно-исследовательских работ ВМФ. И как раз в данный момент президента информируют о ее существовании.

Не обращая на них внимания, президент прошелся вдоль судна, разглядывая диковинные довески на корпусе. Оглядел концентрические круги из трубочек, торчащих из носа, а затем прошел к корме, отметив, что винтов у подлодки нет. И вопросительно поглядел на Уинтерса.

— Ладно, адмирал, вы раздразнили мое любопытство. Поведайте же мне о «Морской стреле».

— Господин президент, эту задачу я делегирую Джо Эберсону, возглавляющему проект. Вы уже знакомы с Джо. Он начальник отдела морских технических платформ УППОНИР.

В передний ряд группы пробрался бородатый мужчина с задумчивым взглядом и заговорил размеренным тоном с легким намеком на теннессийский акцент.

— Сэр, конструкция «Морской стрелы» была — а вернее, и есть — задумана как резкий скачок в подводных технологиях на много поколений вперед. Мы обошли традиционный процесс разработки, непосредственно использовав в конструкции ряд революционных технологий и передовых теорий. Мы начали с запланированного ряда технических характеристик, находившихся исключительно в концептуальной стадии. И, рад доложить, благодаря ударной работе многочисленных независимых инженерных команд по всей стране мы очень близки к спуску на воду самой передовой атакующей субмарины в истории.

Президент кивнул.

— Так расскажите же мне об этих странных придатках. Она смахивает на какую-то крылатую тварь юрского периода.

— Давайте начнем с носа. Как видите, у нее нет винта, — Эберсон указал на округлые гондолы. — Его роль берут на себя эти два наружных корпуса. «Морская стрела» будет приводиться в движение безвальным движителем. Как вы заметили, «Северная Дакота» использует ядерный реактор для приведения в движение традиционной паровой турбины, а та, в свою очередь, вращает винт, укрепленный на валу. На «Морской стреле» мы перешли к системе внешних двигателей, которая будет запитана непосредственно от реактора. Каждая из этих двух гондол с раструбами содержит мотор привода водометного движителя на сверхмощных постоянных магнитах. — Эберсон улыбнулся. — Помимо радикального снижения уровня шума, такая конструкция освобождает колоссальный внутренний объем, что позволило нам уменьшить общие габариты судна.

— А почему моторы на постоянных магнитах?

— Это если и не революционный, то уж наверняка эволюционный шаг вперед в конструкции электродвигателя, ставший возможным благодаря недавним открытиям в области материаловедения. Спекание смеси редкоземельных элементов позволяет создавать крайне мощные магниты, которые затем встраиваются в высокоэффективные двигатели постоянного тока. Мы инвестировали огромные средства в исследования по усовершенствованию таких электродвигателей, и, полагаю, они революционизируют способ привода наших будущих военных кораблей.

Заглянув в раструб одной из гондол, президент увидел, что она просвечивает навылет.

— Они кажутся пустыми.

— На самом деле мы еще не получили и не смонтировали моторы. Первый должен прибыть на следующей неделе из исследовательской лаборатории ВМФ в Чесапике, штат Мэриленд.

— А вы уверены, что они заработают?

— Хотя мы еще и не проводили полевых испытаний моторов таких размеров, результаты лабораторных испытаний внушают нам уверенность, что они обеспечат прогнозируемые технические характеристики.

Поднырнув под один из выдвинутых стабилизаторов, президент поглядел вверх, на пару бочкообразных выпуклостей впереди и позади ограждения рубки. Эберсон следовал за ним по пятам, продолжая рассказ на ходу.

— Плоскости в форме крыльев — это убирающиеся стабилизаторы для управления на высоких скоростях. Они автоматически убираются в корпус, когда скорость падает ниже десяти узлов. Трубчатый контейнер — торпедный аппарат, способный нести по четыре «рыбки» на каждом стабилизаторе. Когда последний убран в корпус, аппараты можно быстро перезарядить.

Эберсон указал на два бочкообразных выступа над собой.

— Это подводные скорострельные пушки Гатлинга. Они аналогичны скорострельным пушкам, используемым на надводных кораблях и стреляющим болванками из обедненного урана в качестве последнего рубежа противоракетной защиты. Наши разработаны так, чтобы стрелять под водой с помощью сжатого воздуха в качестве последнего рубежа защиты от торпед. Разумеется, мы ставим на то, что большинство вражеских торпед к нам даже не приблизится.

Он последовал за президентом, подступившим к корпусу.

— Как вы видите, ограждение рубки сделано обтекаемым для движения на высокой скорости.

— Что-то не похоже, чтобы у нее был высокий перископ.

— Вообще-то у «Морской стрелы» нет перископа — во всяком случае, в традиционном понимании, — отозвался Эберсон. — Она использует дистанционную видеокамеру, связанную с кораблем волоконно-оптическим кабелем. Ее можно выпустить с глубины восьмисот футов, обеспечив экипажу трансляцию изображения высокой четкости того, что происходит на поверхности.

Перейдя к заостренному носу, президент протянул руку, чтобы потрогать одну из трубочек, торчащих вперед, будто тонкая пика.

— А это?

— Это ключевое звено, которое, на самом деле, приводит субмарину в движение, — оживился Эберсон. — Это вторичное усовершенствование, и мы надеемся его реализовать, благодаря грандиозному техническому открытию, осуществленному одним из наших контракторов в Калифорнии…

— Господин президент, — перебил его адмирал Уинтерс, — почему бы нам не совершить небольшую экскурсию по судну? А затем мы приготовили для вас коротенькую презентацию, способную ответить на все ваши вопросы.

— Прекрасно, адмирал. Хотя своего напитка я пока не дождался.

Адмирал поторопил группу на быструю экскурсию внутри корабля, где они обнаружили рационализированный интерьер, своей лощеной современностью и количеством автоматических систем резко контрастирующий с «Северной Дакотой». Осматривая командный центр, созданный по последнему слову техники, немногочисленные шикарные каюты экипажа и расположенные там и тут по всему кораблю мягкие кресла с четырехточечными ремнями безопасности, главнокомандующий хранил молчание.

После экскурсии президента сопроводили в надежно изолированный конференц-зал, где наконец предоставили холодные напитки. Его обычную жизнерадостность сменил довольно жесткий настрой, подхваченный его помощником Черны.

— Прекрасно, джентльмены, — рявкнул президент. — Извольте объясниться, что все сие означает? Я вижу нечто большее, нежели просто испытательную платформу для новых технологий. Это морское судно почти готово к спуску на воду.

— Сэр, — адмирал деликатно кашлянул. — То, что мы получаем вкупе с «Морской стрелой», полностью меняет правила игры. Как вам известно, в последнее время угроза нашим военно-морским силам возрастает. Иранцы приобрели у русских массу новых подводных технологий и лихорадочно трудятся над пополнением своего флота подлодками класса «Кило». Да и сами русские благодаря нефтяным доходам заметно взвинтили кораблестроительные усилия по обновлению своего стареющего флота. И, конечно, нам никуда не деться от китайцев. Несмотря на их неустанные утверждения, что они наращивают военную мощь исключительно для целей обороны, не секрет, что они стремительно пополняют своей океанский флот. Источники предполагают, что их атомная подводная лодка типа «097» будет спущена на воду со дня на день. Все это представляет усугубление угроз в Тихом океане, Атлантике и Персидском заливе.

Поглядев президенту в глаза, адмирал одарил его мрачной усмешкой.

— Мы же, со своей стороны, имеем все сокращающийся флот, поскольку стоимость каждого судна, сходящего со стапелей, взмывает до небес. Все мы понимаем, что при цене свыше двух миллиардов долларов за каждую подлодку класса «Вирджиния» мы способны выжать из все более скудного бюджета лишь ограниченное их количество.

— Национальный долг все еще не удалось обуздать, — откликнулся президент, — так что ВМФ придется проглотить эту пилюлю, как и всем остальным.

— Вот именно, сэр. Что подводит нас к «Морской стреле». Устранение длительного цикла от исследований до производства и совмещение части расходов в пропорции с программой «Вирджиния» позволили нам построить ее, израсходовав ничтожную долю цены «Северной Дакоты». Как видите, строилась она в условиях строжайшей секретности. Мы намеренно собирали ее параллельно с «Дакотой», чтобы отвлечь внимание и гарантировать доставку компонентов, не вызывая подозрений. Мы надеемся тайно спустить ее на воду для ходовых испытаний, когда «Северная Дакота» будет официально введена в строй.

Президент нахмурился.

— До сих пор вы блестяще справлялись с задачей держать ее под покровом тайны.

— Спасибо, сэр. Как упомянул доктор Эберсон, перед вами самая технически совершенная субмарина всех времен. Безвальный движитель, наружные торпедные аппараты и система противоторпедной защиты воплощают в себе последнее слово техники. Но в ее конструкции есть дополнительный элемент, воистину ставящий ее особняком.

Эберсон уже загрузил диск в видеопроектор.

На экране появился ролик, показывающий открытый нос катерка, покачивающегося на горном озере. Подняв с палубы ярко-желтый торпедообразный аппарат, два человека спустили его за борт. По его крыловидным плоскостям президент понял, что это макет «Морской стрелы» с дистанционным управлением.

— Это модель в масштабе, — пояснил Эберсон. — Воспроизводит конфигурацию в точности и использует движитель того же типа.

Как только модель запустили, кадр сменился, переключившись на бортовую камеру. Ряд индикаторов в нижней части экрана показывал скорость, глубину, дифферент и крен модели.

Уйдя в серо-зеленую воду на небольшую глубину, крохотная субмарина начала разгоняться. Мимо камеры замельтешил озерный мусор, и вдруг экран заполнило бурление крохотных пузырьков, перекрывших обзор. Модель продолжала разгон, и картинка теперь уже смахивала на снежный буран. При виде того, как спидометр перешел на трехзначные числа, челюсть у президента отвисла. В конце концов, модель замедлилась и всплыла на поверхность, где ее и забрали, на чем ролик и закончился.

На минутку в комнате воцарилось молчание, пока президент негромко проговорил:

— Следует ли это понимать так, что эта модель достигла подводной скорости в сто пятьдесят миль в час?

— Нет, сэр, — улыбнулся Эберсон. — Она достигла скорости в сто пятьдесят узлов, что будет порядка ста семидесяти двух миль в час.

— Не может этого быть! Мне говорили, что морские движители не способны пересечь рубеж семидесяти или восьмидесяти узлов. Даже «Северной Дакоте» удается развить лишь тридцать пять.

— А разве русские не разработали какую-то торпеду, развивающую свыше ста узлов? — осведомился Черны.

— Да, у них есть «Шквал», — подтвердил Эберсон, — высокоскоростная торпеда с ракетным двигателем. Аналогичный принцип используется и в «Морской стреле». Высокую скорость обеспечивает не высокое ускорение, а суперкавитация.

— Простите мое невежество по части ваших хитрых технических премудростей, — сказал президент, — но не имеет ли суперкавитация отношения к бурлению воды?

— Да. В данном случае она приводит к созданию газового пузыря вокруг объекта, движущегося под водой. Пузырь уменьшает лобовое сопротивление, позволяя развить значительно более высокую скорость. Ряды трубочек в носу «Морской стрелы» станут частью суперкавитационной системы, которую мы надеемся запустить. В сочетании с мощными электромагнитными моторами мы не без оснований рассчитываем достичь подобных скоростей — без ограничений на расстояние, а этим, как известно, страдают русские ракетные торпеды.

— Возможно, — заметил Черны, — но между торпедой и двухсотфутовой субмариной существует громадная разница.

— Разница существует по большей части в способе управления на высоких скоростях, — возразил Эберсон.

— Юрские крылья «Морской стрелы», как описал их президент, помогут обеспечить стабильность. Сама же система суперкавитации будет непосредственно влиять на управление, манипулируя размером и формой газового пузыря. Эта теория не проверялась на судах подобных размеров, но наш поставщик системы уверен в ее возможностях. Фактически на следующей неделе мне предстоит контролировать окончательные морские испытания их модели.

Президент выпрямился в кресле, потирая подбородок. Наконец он поглядел на адмирала понимающим взглядом.

— Адмирал, если она будет вести себя, как разрекламировано, что именно это будет означать?

— «Морская стрела» позволит нам опередить непосредственного противника лет на двадцать. Наращивание вооружений китайцами, русскими и иранцами будет фактически нейтрализовано. В нашем распоряжении появится практически неуязвимое оружие. Располагая всего горсткой «Морских стрел», мы сможем начать оборону любого уголка земного шара практически сразу, как только это понадобится. А это на самом деле означает, сэр, что нам не придется беспокоиться о безопасности морей до конца наших жизней.

Президент кивнул. Жара и влажность будто улетучились из помещения, и впервые за день он искренне улыбнулся.

3

Гавань окутывала традиционная южнокалифорнийская предрассветная мгла, туманная морось напитала воздух волглой сыростью. Выбравшись из-за руля прокатного автомобиля, Джо Эберсон окинул взглядом парковку, затем перешел к багажнику, чтобы достать ящичек для снастей и удочку. И то, и другое он приобрел только вчера вечером, вскоре после приземления его рейса с Восточного побережья на аэродроме Линдерг-Филд в Сан-Диего. Нахлобучив потрепанную панаму, Джо заковылял к длинному пирсу Шелтер-Айленд.

Игнорируя жужжание самолета наблюдения Е-2 «Хокай», взлетающего по ту сторону гавани с военно-морской базы Коронадо, Эберсон зашагал мимо десятков небольших парусных и моторных яхт. Сплошь игрушки выходного дня; как он справедливо предположил, большинство этих прогулочных скорлупок редко покидает свои причалы. Углядев сорокафутовый бот с каютой и просторной открытой прогулочной палубой на корме, Эберсон подошел к нему. Судно уже разменяло пятый десяток, но его сверкающий белый корпус, до блеска отполированная латунь и дерево говорили, что владелец заботливо ухаживает за ним. Тарахтение с кормы говорило, что двигатель уже прогревается на холостых оборотах.

— Джо, вот и ты, — сказал мужчина, вышедший из каюты. — Мы уж собирались отчаливать без тебя.

В своих толстых очках и с плешью в венчике белых волос субтильный доктор Карл Хайланд являл взору образ типичного инженера-электрика. С пляшущими в глазах искорками он ненатужно улыбался во весь рот, демонстрируя бьющую почти неиссякаемым ключом энергию даже в шесть утра.

Эберсон же, истерзанный недосыпом и перелетом через всю страну, источал прямо противоположные эмоции. Осторожно вскарабкавшись на борт, он обменялся рукопожатием с коллегой.

— Извини, что припозднился, док, — Эберсон с трудом подавил зевок. — По дороге из отеля не туда свернул и понял это, лишь когда подкатил к «Морскому миру».[383] Думаю, даже Шаму[384] еще спала.

— Это дало мне время переправить все на борт, — кивнул Хайланд на груду коробок и ящиков, принайтованных к фальшбортам. — Давай-ка пристроим твои снасти рядом с нашим снаряжением. — Он протянул руку за удочкой Эберсона, но тут вдруг заметил его панаму и разразился смехом. — Собираешься поудить сегодня ручьевую форель?

Стянув панаму, Эберсон критически оглядел потрепанную тулью. Ее опоясывал целый арсенал ярко окрашенных рыболовных мушек для пресноводной рыбалки.

— Ты же велел одеться для рыбной ловли.

— Сомневаюсь, чтобы еще кто-нибудь обратил внимание, — фыркнул Хайланд, а потом крикнул в каюту: — Мэнни, вылезай, отчаливаем!

Выбравшийся оттуда темнокожий парень в обрезанных джинсах отвязал швартовы. Считанные мгновения спустя он уже стоял за штурвалом, ведя бот в подковообразную гавань Сан-Диего. Разойдясь с направляющимся к берегу десантным кораблем ВМФ, они миновали канал и вышли в Тихий океан. Выжав газ, Мэнни направил суденышко, подпрыгивающее на легком волнении от свежего морского бриза, на юго-запад. Вскоре Эберсона замутило, и он юркнул мимо Мэнни, чтобы занять место в главной каюте.

Налив приятелю кружку кофе, Хайланд составил ему компанию за столиком в камбузе.

— Так поведай же мне, Джо, как идут дела в Арлингтоне?

— Как тебе известно, мы только что открыли карты перед президентом. Тем не менее, мы пребываем под традиционным давлением в попытке осуществить как можно больше, израсходовав как можно меньше ресурсов. Боюсь, можно считать, что нам повезло, если удастся избежать солидного урезания бюджета на следующий год.

— Я так и думал, что топор непременно обрушится на наши головы, и это лишь вопрос времени. Я рад, что по контракту отхватил работы лет на пять.

— Карл, тебе волноваться не о чем. Работа твоей компании имеет крайне важное значение. Фактически говоря, я задним числом получил одобрение на продолжение модификации второго блока, если вы сможете доказать его работоспособность. Как я понимаю, ты именно ради этого вызвал меня сюда буквально в последний момент?

— С твоей стороны это игра на рулетке в долг, — настороженно поглядел на него Хайланд. — Пока что вы не проводили полевых испытаний даже системы первого блока.

Подавив приступ дурноты, Эберсон ответил Хайланду улыбкой.

— Карл, мы же оба знаем, что он заработает.

— Ты нашел поставщиков компонентов системы привода?

— Да, хотя всплыли кое-какие материальные трудности… — Он выжидательно поглядел на Хайланда. — Но нас более интересуют модификации, связанные со вторым блоком.

— У нас тоже есть сходные материальные трудности, но, я полагаю, мы добились прорыва, к которому стремились.

Эберсон широко улыбнулся.

— Вот потому-то я и запрыгнул на первый же самолет из Вашингтона. Я знаю, что ты предпочитаешь, чтобы все было ладно и складно.

— Учитывая секретную природу проекта, я не хотел бы привлекать внимание к нашим полевым испытаниям. На первом блоке это вроде бы сработало, так почему бы не свести сегодня все к небольшому выходу на рыбалку? — И, снова взглянув на панаму Эберсона, он улыбнулся.

— Мы со своей стороны из кожи вон лезли, чтобы держать все под спудом. Конечно, что касается характеристик, тут вы держали нас практически впотьмах.

— Чем меньше любопытных глаз, тем лучше.

Отхлебнув кофе, Эберсон подался через стол.

— Как по-твоему, мы в самом деле выйдем на теоретически рассчитанные уровни?

Хайланд кивнул с искорками во взоре.

— Скоро узнаем.

Несколько минут спустя Мэнни заглушил мотор, давая знак, что бот прибыл на место испытаний. Они вошли в мексиканские воды почти в двадцати милях от побережья, подальше от маршрутов среднестатистических моряков выходного дня из Сан-Диего. Бросить якорь на такой глубине было невозможно, так что бот лег в дрейф, а Хайланд занялся делом.

Не обращая внимания на длинный прямоугольный ящик, принайтованный к фальшборту, он открыл несколько ящиков поменьше, где находились пара лэптопов, кабели и разъемы. Пристроив компьютеры на низкой банке, присел на корточки, чтобы настроить программное обеспечение.

Мэнни высунул голову из рулевой рубки.

— Док, к нам приближается сухогруз.

Хайланд искоса оглянулся через плечо.

— Пока мы все соберем, он уже пройдет мимо, — и снова сосредоточил внимание на компьютерах.

Присев на большой ящик, Эберсон наблюдал за приближением корабля. Сухогруз средних размеров, вроде бы недавней постройки, судя по обтекаемым обводам и отсутствию ржавчины. Обликом темно-серое судно походило чуть ли не на военный корабль. Внимание Эберсона привлекли окна мостика — тонированные до черноты, чем вызывали странное ощущение угрозы.

Несколько матросов в комбинезонах трудились на палубе позади большого контейнера. Когда корабль подошел ближе, Эберсон разглядел, что они регулируют крупную тарелкообразную конструкцию, смонтированную посреди палубы. Тарелка, окрашенная в темный цвет хаки, была направлена на море, поднимаясь на высоту нескольких футов, будто окаменевший парус. Люди с палубы скрылись, и Эберсон заметил, что корабль вроде бы сбрасывает ход.

— Карл, что-то не нравится мне этот корабль, — он в тревоге поднялся на ноги.

— У нас ничего такого, что могло бы их заинтересовать, — отозвался Хайланд. — Почему бы тебе не взять удочку и не сделать вид, что ты здесь затем, чтобы половить тунца?

Эберсон взял со стойки одну из удочек бота и забросил крючок в море, не потрудившись насадить наживку, чтобы не пришлось и в самом деле сражаться с каким-нибудь порождением глубин. Когда сухогруз подошел, оказавшись поблизости, Джо дружелюбно помахал в сторону затонированного мостика.

Ладонь прошила жгучая боль, быстро перешедшая на руку и торс. Уронив руку, он затряс ею, но ощущение распространилось уже на все тело. Через считанные секунды ему уже казалась, что в его плоть впиваются тысячи красных муравьев. Огонь прошил голову, и глаза будто вскипели в своих орбитах.

— Карл… — крикнул он. Слово вырвалось из горла хриплым клекотом.

Хайланд почувствовал то же палящее ощущение спиной. Развернувшись, он окинул взором сразу две сцены. Умирающего Джо Эберсона, упавшего на палубу, все еще сжимая удочку; кожа его ало пламенела. И прибор на сухогрузе наподобие щита, направленный на него с расстояния всего в пару десятков ярдов.

Не обращая внимания на жгучую боль, раздирающую все тело, он заковылял в рубку. Мэнни уже распростерся на палубе, испуская последний вздох. Из носа и ушей у него ручьями бежала кровь. Хайланд пробрался мимо старого друга, чувствуя, как его собственная боль усиливается. Все тело буквально пылало. В глубине сознания он даже недоумевал, почему кожа не расползается клочьями. Одно-единственное стремление гнало его к сиденью рулевого. Казалось, голова вот-вот взорвется. Он протянул руку под пульт, обожженными пальцами нашаривая пару потайных тумблеров. Перекинул оба и вдохнул воздух в последний раз.

4

— Окунешься со мной?

Лорен Смит-Питт уставилась на мужа. Казалось, он покинул кресло рулевого и сбросил якорь за борт прокатного быстроходного катера всего несколько секунд назад, а уже сидит на транце, облаченный в гидрокостюм и акваланг, и рвется исследовать глубины. Лорен всегда поражало, что море действует на него, как магнит, притягивая его с невероятной силой.

— Пожалуй, останусь здесь, чтобы насладиться солнышком и безоблачным чилийским небом, — отозвалась она. — В понедельник возобновляется сессия Конгресса, так что мне не помешает здоровая порция свежего воздуха.

— Для Капитолийского холма больше подошли бы затычки для ушей.

Лорен пропустила подтрунивание мужа мимо ушей. Неся свое служение в роли конгрессмена от Колорадо, она радовалась возможности удрать от фанатичных перебранок Вашингтона пусть хоть на пару дней. В чужой стране, вдали от бремени работы и навязчивой прессы, сбросить напряжение куда легче. Надев куцее бикини, в котором ни за что не могла бы показаться на родине, она гордо выставила напоказ свое пышное, но упругое тело, пребывающее в форме благодаря йоге и ежедневным пробежкам на тредбане.

Растянувшись поперек длинной банки, она свесила ногу за борт, потрогав воду пальцами.

— Ой! Вода-то ледяная! Нет уж, спасибочки, я останусь тут, в тепле и уюте.

— Я недолго.

Сунув загубник редуктора в рот, муж посмотрел на нее с восхищением, а затем спиной вперед плюхнулся в синие воды Тихого океана. Прежде чем скрыться в глубине, он шаловливо шлепнул ластами, обдав жену брызгами.

Схватив полотенце, Лорен вытерлась и пару минут следила за пузырьками от дыхательного аппарата мужа, а затем подняла взгляд к горизонту. Послеполуденный воздух был кристально прозрачен, сапфировое небо яркостью не уступало океану. Свой катер они поставили на якорь в полумиле от чилийского побережья, напротив небольшого пляжа под названием Плайя Калета Абрака.

Неподалеку на скале высился отель «Шератон», вокруг его открытого бассейна теснились туристы-солнцепоклонники. Невдалеке к югу раскинулся Вальпараисо — колоритный исторический морской порт Чили, прозванный моряками Жемчужиной Тихого океана. Древние здания карабкались по крутым холмам, окружающим город, напоминая Лорен Сан-Франциско. Она обратила внимание на большой круизный лайнер «Величие морей», вставший в заливе на якорь, чтобы выпустить пассажиров на берег для посещения пляжей Виньядель-Мар и экскурсий по столице Чили — Сантьяго, расположенной в шестидесяти милях к юго-востоку.

Катер закачался на волнах, и Лорен снова обернулась к морю. Мимо прошла небольшая желтая парусная яхта, свернувшая к северу, к приближающемуся торговому судну, и ее треугольный парус захлопал, теряя ветер. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Лорен прикрыла глаза, наслаждаясь теплыми лучами солнца.

А шестьюдесятью футами ниже Дирк Питт-старший вырвался из холодных объятий течения Гумбольдта, пронизывающего здесь прибрежные воды. Он замедлил погружение, и частота дыхания понемногу снизилась. Видимость была хорошая, футов на сорок, позволяя четко рассмотреть скалистое дно, скрытое густыми водорослями. Лениво шевеля ластами, он заскользил над коралловым рифом, густо усеянным яркими морскими ежами и звездами. Небольшой косяк ставриды разглядывал его минуту-другую, а затем синхронно метнулся прочь.

Море всегда помогало Питту сбросить напряжение, как ничто другое. У кого-то океанские глубины вызывают клаустрофобию, но у него они порождали странное чувство освобождения, будто обостряющего восприятие. Чувство это уходило корнями на десятилетия назад, когда он изрядную часть юности посвятил обследованию бухточек вдоль южнокалифорнийского побережья, ныряя без акваланга и катаясь на волнах без всякой доски. Испытываемое при этом дивное ощущение сродни полету привело его в военное училище ВВС и летную школу в качестве молодого офицера.

Но чарующий зов моря продолжал притягивать его, вынудив отказаться от авиации и многообещающей военной карьеры, чтобы вступить в свежеиспеченную федеральную организацию — Национальное управление подводных исследований. НУПИ, созданное для изучения и защиты Мирового океана, оказалось для Питта идеальной средой, позволяющей работать и на поверхности, и в глубине морей по всей планете. Порядком потрудившись в роли руководителя отдела специальных проектов, он вдруг обнаружил себя на посту главы агентства, что только укрепило в его душе чувство высокого служения Мировому океану. С тех пор Лорен частенько шутила, что ей по-прежнему приходится состязаться с первой любовью Дирка Питта — красоткой по имени Море.

Страсть Питта к подводным исследованиям вкупе с любовью к истории помогла ему разыскать десятки затонувших кораблей. Но сегодня цель его поисков была куда менее значительна. Плывя вдоль широкого зубчатого скального гребня, уходящего в глубину, он тщательно осматривал его расщелины и закоулки. И через несколько минут обнаружил искомое. Сунув руку между двумя валунами, Дирк вытащил энергичного коричневого лангуста весом почти в пять фунтов. Мгновение разглядывал его длинные размахивающие антенны, а затем сунул рака в сетку на поясе и продолжил искать его собратьев.

Сквозь размеренный шум дыхания в редукторе до его слуха донеслось регулярное постукивание.

Чтобы лучше слышать, он задержал дыхание. Металлический лязг складывался в знакомый узор: два коротких, два длинных, затем снова два коротких. Не совсем код Морзе для сигнала бедствия SOS, где используются тройные серии точек и тире, но Дирк решил, что смысл в данный призыв вложен тот же. Определить направление он не мог, понял только, что источник где-то поблизости. Должно быть, Лорен.

И заработал ластами, устремляясь к поверхности в том месте, где остался катер. Заметил якорный трос и поплыл к нему изо всех сил, вынырнув в паре ярдов позади суденышка. Лорен, свесившись с транца, стучала запасным свинцовым грузом для дайвинга по кожуху двигателя на корме. Поглощенная этим занятием, она не заметила его всплытия.

— Что стряслось? — крикнул он.

Лорен подняла голову, и Питт увидел в ее взгляде отчаянный страх. Не находя слов, она просто указала на что-то позади него. Он повернул голову — и его тут же накрыла густая тень.

Она принадлежала кораблю — массивному сухогрузу, устремляющемуся прямо на них. Расстояние уже сократилось до каких-то ста футов. Катер подпрыгивал на волнах, прямо на пути широкого, высокого носа судна, вздымающего перед собой зловещую гору пены. Питт принялся костерить на чем свет стоит дураков на мостике — то ли слепых, то ли уснувших.

Ни секунды не колеблясь, он яростно забил ластами, устремляясь к катеру, и ухватился за борт.

— Завести мотор? — спросила Лорен с вытянувшимся лицом. — Я боялась это делать, пока ты был под водой.

Питт увидел, что якорный трос, уходящий в небольшой клюз на носу, еще натянут. Сзади доносился низкий рокот двигателя корабля, продолжавшего надвигаться. Слишком близко. Малейшая промашка при попытке перерезать якорный трос или заминка с двигателем — и их катер будет разбит в щепки вместе с ними.

Снова сунув загубник в рот, он отрицательно затряс головой и взмахом приказал Лорен подойти. Поспешив к борту, она протянула руку, чтобы помочь ему забраться в судно.

Но Дирк вместо того охватил ее за талию.

Не успела она опомниться, как уже свалилась от сильного рывка за борт, вскрикнув от обжигающе холодной воды. Лягаясь и барахтаясь, Лорен еще успела хлебнуть воздуха напоследок. До стальной громадины оставались считанные ярды.

А затем она, увлекаемая вглубь, будто тряпичная кукла, скрылась под волнами.

5

Сухогруз не замедлил хода и не развернулся. Его широкий корпус врезался в катер, оборвав якорный трос, прежде чем подмять крохотное суденышко, накрыв его пенным валом. Протарахтев вдоль борта корабля, катерок, как ни странно, всплыл на поверхность, где и закачался на понемногу утихающей кильватерной волне, отделавшись лишь слегка покореженным слева бортом.

А где-то в глубине Лорен изо всех сил уцепилась за супруга, отчаянно устремившегося ко дну. Ошарашенная погружением в ледяную воду, когда Дирк увлек ее вглубь без воздуха, она чуть было не запаниковала. А затем ощутила, как он тычет ей в рот свой загубник, одновременно закидывая ее руку вокруг своего компенсатора плавучести. Несмотря на холод, нервы ее понемногу приходили в норму. Она начала помогать продвижению, подгребая ногами и незабывая продувать уши по мере погружения.

Мерцающий свет поверхности померк, заслоненный черным корпусом корабля. Лорен бросила взгляд вверх, и ей показалось, что обросшее морскими желудями днище проходит всего в паре футов от нее, протяни руку — и дотронешься.

Хотя они и избежали столкновения с корпусом судна, Питт продолжал гнать тело вглубь лихорадочными толчками ластов. Легкие пылали, будто вот-вот лопнут, но это лишь подгоняло его, пока они, наконец, не достигли дна. Увидев коралловый риф размером с автобус, он повлек Лорен вдоль его выгнутого бока. И как только колени коснулись твердого дна, он схватился за выступ, чтобы удержаться на месте.

Тут Лорен осознала, что муж ни разу не вздохнул почти за все погружение. Она торопливо поднесла загубник к его рту и с лихорадочно колотящимся сердцем широко распахнутыми глазами воззрилась в маску мужа. Тот ответил ей спокойным взглядом, даже подмигнул, будто обвести смерть вокруг пальца — самое плевое дело.

Он с благодарностью сделал несколько глубоких вздохов, после чего вернул загубник Лорен и поглядел вверх. Днище еще шло мимо, а вот главный источник его страхов — взбивающий воду бронзовый винт — блеснул, приближаясь. Охватив Лорен обеими руками, Питт вцепился в коралл облаченными в перчатки руками, пережидая, когда пройдет корма. Даже с расстояния тридцати футов он ощущал, как засасывают исполинские лопасти, рубящие воду, пытаясь оторвать их от дна и клубами вздымая песок вокруг. Затем корабль миновал, и донные отложения дождем посыпались сверху. Отпустив коралл, Дирк устремился к поверхности вместе с крепко прильнувшей к нему Лорен. Их головы пробили поверхность, и оба стали взахлеб вдыхать теплый свежий воздух.

— Я на секунду подумала, — проговорила Лорен между вздохами, — что ты собираешься прикончить меня, чтобы не давать такого шанса кораблю.

— Мне казалось, что благоразумнее всего поднырнуть. — Уставившись на корму удаляющегося сухогруза, Питт мысленно отметил его название — «Тасманская звезда».

Лорен же развернулась в противоположном направлении и оглядела море позади.

— Они сбили парусник, сказала она, пытаясь разглядеть, нет ли спасшихся. — Там вроде была пожилая пара. Я видела, что мы следующие у них на пути.

— Твоя смекалка спасла нас обоих, хотя азбуку Морзе тебе нужно еще подучить, — Питт стал осматривать окрестные воды вместе с ней, но не заметил никаких обломков.

— Когда доберемся до берега, можем сообщить об этом в полицию, — сказала Лорен. — Она захватит команду в Вальпараисо.

Повернувшись в сторону берега, Дирк с удивлением обнаружил, что их красный катер покачивается на волнах совсем недалеко. Кусок левого борта держался буквально на честном слове, да и осадка заметно увеличилась, но суденышко по-прежнему на плаву. Дирк поплыл к нему, Лорен — следом. Перевалившись на животе через борт, Питт помог забраться в лодку жене.

— Наши вещи и ленч пропали, — заметила она, дрожа, пока солнце подсушивало ей кожу.

— И мой лангуст тоже, — подхватил Дирк.

Стащив акваланг и гидрокостюм, он перешел к рулевой консоли. Ключ по-прежнему торчал в замке зажигания, и Питт попытался завести мотор. Стартер несколько раз взвыл впустую, потом мотор чихнул и заработал — видимо, во время погружения вода почти не попала внутрь кожуха. Понемногу прибавляя газ, он бросил взгляд вперед, на удирающий сухогруз.

«Тасманская звезда» все так же шла прежним курсом, не сбавляя ход. Дальше в миле-другой впереди раскинулась гавань Вальпараисо, изгибающаяся к западу в форме открытой чаши. Сооружения торгового порта находятся на западном конце, однако сухогруз направлялся к восточному. Взглядом проследив курс корабля, Питт напружинился и выжал газ до упора.

С водой, плещущейся в днище и кокпите, катер при попытке ускориться заплясал, но все же устремился вперед, мало-помалу набирая ход.

Оставив попытки вычерпать воду с помощью подушки от сиденья, Лорен подобралась к мужу. И заметила напряженное выражение его темно-зеленых глаз.

— А почему мы идем не к берегу?

Питт указал на сухогруз.

— Посмотри, что перед ним.

Поглядев вдаль, за корабль, Лорен увидела, что белый круизный лайнер все еще на якорной стоянке — и стоит в точности поперек пути приближающегося сухогруза. Если «Тасманская звезда» не сменит курс, то врежется аккурат в борт «Величия морей».

— Дирк, на борту этого судна, наверное, с тысячу человек.

— Если дело не просто в близоруком рулевом, ведущем «Тасманскую звезду», жертв могут быть сотни.

Катер подпрыгнул на волне, и Лорен ухватила Питта за плечо. Поврежденное суденышко скакнуло козлом и закачалось, но затем снова выровнялось. Осушительная помпа, наконец, начала справляться с водой, позволив катеру уменьшить осадку и еще немного набрать ход. Все полученные им повреждения находились выше ватерлинии, так что Питт без проблем управлял судном, скорость которого уже перевалила за двадцать узлов, быстро нагоняя сухогруз.

— А мы не можем как-то предупредить лайнер? — Лорен возвысила голос, чтобы перекричать рев надрывающегося двигателя.

— У нас нет радио, — покачал головой Питт. — А корабль на якоре. Им нипочем не поспеть отойти.

— Ну хоть пассажиров можем предупредить.

Питт просто кивнул. Времени в обрез, так что сделать это будет как минимум непросто.

Приближаясь к корме сухогруза, он перебирал в уме немногочисленные варианты. Других судов поблизости нет, так что предупредить по радио нечего и думать. Первым делом Питт подумал, не попытаться ли забраться на идущий корабль. Но приблизившись, отбросил эту возможность: легких путей на борт корабля не было; потом, даже если бы забраться и удалось, попасть на мостик ко времени попросту невозможно. До ослепительно белоснежного лайнера осталось не более полумили.

Огибая корабль по бакборту и выскакивая у него перед носом, Дирк вдавил кнопку сирены катера. Лорен, подпрыгивая, махала в сторону бака, но никакой реакции не последовало. «Тасманская звезда» не сбросила ход и не поменяла курс, опрометью устремляясь навстречу катастрофе. Питт бросил взгляд на мостик, но не углядел за стеклами рубки никакого движения. Судя по всему, это корабль-призрак, лишенный управления.

Питт торопливо огляделся в поисках помощи, но так никого и не заметил. Горстка судов сгрудилась в торговом порту, где-то в миле к юго-западу, но впереди море было пусто вплоть до извилистой береговой черты. Пусто, не считая возносящейся над ними громады «Величия морей» на якоре.

Сгрудившиеся на верхней палубе пассажиры указывали на приближающийся сухогруз и махали ему руками. Вахта, несомненно, уже доложила о приближении судна, и сейчас капитан лайнера лихорадочно вызывает «Тасманскую звезду» по радио. Но беспризорный корабль отвечает молчанием.

На катере Питт осматривал сухогруз от носа до кормы. Кормы, сидящей в воде необычайно высоко. И на его худощавом, суровом лице появилось выражение решимости. В минуты кризиса рассудок Дирка всегда входил в форсированный режим, тщательно обсчитывая каждый нюанс, прежде чем спокойно избрать курс действий. А раз выбор был невелик, решение пришло быстро.

Круто переложив штурвал, он проскочил перед носом сухогруза, продолжая поворот, пока не пошел вдоль штирборта корабля.

— Лорен, надень мой гидрокостюм.

— Что будем делать?

— Попытаемся столкнуть этого левиафана с курса.

— В этой лодчонке?! Невозможно.

Питт поглядел на корабль и решительно прищурился.

— Возможно, если ударить туда, куда надо.

6

На «Величии морей» распространялась паника по мере того, как вопящие пассажиры предупреждали друг друга о неминуемом столкновении. Родители хватали детей и бежали к противоположному борту, другие взбирались по трапам на верхние палубы. Даже экипаж присоединился к пассажирам в бегстве от предполагаемого места удара.

То ли случайно, то ли намеренно, но нацелена «Тасманская звезда» была прямиком в сердце круизного лайнера. Тупорылый сухогруз примерно того же размера, так что инерции ему хватит, чтобы разрубить пассажирское судно надвое.

На мостике «Величия морей» капитан Альфонсо Франко прикидывал варианты. Он отчаянно пытался уклониться от столкновения, но в его распоряжении была лишь вспомогательная машина, потому что главная заглушена и остыла. Вытравив якорную цепь, он запустил боковые водометы в надежде развернуть корабль носом и таким образом избежать столкновения.

Но посмотрев на приближающееся судно, Франко понял, что опоздал.

— Поворачивай же, ради Бога, поворачивай! — кричал он себе под нос.

На мостике его сейчас мало кто замечал: переполошившийся экипаж был занят лихорадочной деятельностью, подавая сигналы бедствия и проводя аварийные процедуры. Капитан застыл неподвижно, уставившись на приближающийся сухогруз, будто мог остановить его взглядом.

Тут его внимание отвлек маленький красный скоростной катерок, несшийся по волнам к корме сухогруза. За штурвалом стоял высокий худощавый мужчина с черными волосами, а рядом с ним — женщина, одетая в гидрокостюм с чужого плеча. Они на высокой скорости неслись на сближение с «Тасманской звездой», будто решились на самоубийство.

— Безумие, — покачал головой Франко. — Чистейшее безумие.

* * *

Питт на миг сбросил газ, отчего катер бешено закачало, и обернулся к Лорен:

— Прыгай!

Пожав ему предплечье, жена ступила на сиденье и спрыгнула за борт. Она еще не успела коснуться воды, когда Дирк ударом послал кулису дросселя до упора, и суденышко рвануло вперед. Барахтаясь на поверхности после приземления в фонтане брызг, Лорен провожала взглядом катер, с ревом уносящийся прочь, и молилась, чтобы муж не погубил себя, пытаясь спасти других.

Питт понимал, что у него лишь один шанс совершить чудо. Сухогруз всего в четверти мили от «Величия морей», и права на ошибку нет. Нацелившись на корму корабля, он напружинился перед столкновением.

Кормовой подзор «Тасманской звезды» нависал над водой, к ватерлинии загибаясь внутрь. Туда-то Питт и устремил юркий катер. Стремительно приближаясь, он заметил верх баллера над водой. Подправил штурвал, чтобы уточнить прицел. Винт, работающий совсем рядом с баллером, может запросто перемолоть и его, и катер.

Иди судно с полным грузом, его план ни за что не сработал бы. Но оно мчится, задрав корму, так что шанс есть. Нацелившись на пару футов левее баллера, Питт напружинился и разогнал катер до предела.

Красный корпус катера врезался в перо руля с сокрушительным ударом, угодив в его наружный край. Инерция миниатюрного суденышка подбросила корму в воздух, поставив его практически на попа. Питт вылетел из кокпита, но удержался за штурвал, когда катер упал обратно, снова ударившись о руль, на сей раз сверху, повредив баллер и слегка погнув верх пера.

Вдребезги разбитый красный катер соскользнул с руля, и его мотор, захлебнувшись, булькнул и замолк. Бурлящая кильватерная струя сухогруза отшвырнула суденышко, а корабль продолжил свой путь.

Питт ухватился за голень, рассеченную о ветровое стекло, однако больше он никак не пострадал. Через минутку подплывшая Лорен взобралась на борт медленно погружающегося катера.

— Ты цел? — спросила она. — Столкновение было то еще.

— Я в порядке. — Разорвав свою футболку, Дирк перевязал окровавленную ногу. — Вот только не уверен, что от этого будет толк.

Он провожал взглядом могучую громаду сухогруза, неудержимо приближающегося к круизному лайнеру. Поначалу никакого очевидного изменения курса не было, но потом нос «Тасманской звезды» начал почти незаметно уклоняться влево.

Когда Питт врезался в перо руля, вывернув его на двадцать градусов, автопилот корабля попытался скорректировать курс. Но прежде того повторный удар катера повредил баллер, заклинив перо руля в этом положении. Как ни старалась автоматика мостика, но справиться с таким повреждением она не могла. Питт сбил сухогруз с курса. Но будет ли этого достаточно?

На борту «Величия морей» капитан Франко заметил перемену.

— Он поворачивает! — Взгляд капитана был прикован к сужающемуся промежутку. — Поворачивает…

Дюйм за дюймом, фут за футом, а там и ярд за ярдом нос «Тасманской звезды» стал уклоняться к берегу. Все находящиеся на борту «Величия морей» взирали на него с надеждой, молясь, чтобы сухогруз прошел мимо. Но разрыв между кораблями слишком мал. Столкновение неизбежно.

Под корабельный гудок команда и пассажиры приготовились к удару. «Тасманская звезда» все приближалась, словно притягиваемая скулой правого борта лайнера. И все же в последний момент высокий нос сухогруза уклонился от сокрушительного удара, вильнув на волосок от ахтерштевня «Величия морей». Нос грузового судна прошел целых двадцать футов, прежде чем раздался первый визг раздираемого металла.

Сухогруз содрогнулся, зацепившись о нависающую над ним секцию кормового подзора «Величия морей». Массивный корабль даже не замедлил хода, прорываясь вперед и по пути раздирая в клочья сталь. И так же внезапно, как ударил, транспорт вдруг разорвал контакт, устремляясь к берегу. Все еще сохраняя добрых двенадцать узлов скорости, грузовой корабль теперь нес еще и двадцатифутовую секцию юта «Величия морей», застрявшую у него на баке.

От удара круизный корабль дал резкий крен на бакборт, но мало-помалу выровнялся. Его капитан не верил собственным глазам. Донесения, передаваемые на мостик, сообщали лишь о небольших структурных повреждениях. Пассажиров на корме не было, так что обошлось без единой травмы. Катастрофа миновала их буквально на волосок.

Наконец, осознав, что корабль уцелел без единой жертвы, капитан позволил своему облегчению перейти в гнев.

— Приготовить офицерский катер к спуску, — приказал он ближайшему матросу. — Когда я оценю повреждения, то пойду и уложу этого клоуна, как только он ступит на берег.

Он не смотрел вслед «Тасманской звезде», подразумевая, что та, в конце концов, сбросит ход и повернет к торговому порту Вальпараисо. Но сухогруз так и шел прежним курсом, устремляясь к узенькому песчаному пляжу вдоль набережной города.

Канадская пара среднего возраста, немного перебравшая местного шардоне за ленчем, дремала на песочке, когда «Тасманская звезда» коснулась дна в нескольких ярдах от линии прибоя. Днище заскребло по грунту, и воздух наполнил басовитый скрежет, будто от циклопической кофемолки. Нос легко разрезал мягкий песок, и прежде чем потерять скорость, корабль пропахал весь пляж, сровняв с землей ларек мороженого, хозяин которого благоразумно удрал.

Когда корабль-призрак со стоном засел на мели, окружающие зеваки уставились на него в недоумении. Единственными признаками жизни на борту застрявшего судна были только гул двигателей да все взбивающий воду винт.

Услышав шум и ощутив накрывшую его тень, дремавший канадец, не раскрывая глаз, подтолкнул жену локтем.

— Милая, что это там?

Она приоткрыла сонный глаз и тут же села. В десяти футах от них возносились стальные листы борта судна. Их едва не раздавило.

— Гарольд… — пару раз сморгнув, она посмотрела еще разок. — По-моему, наш корабль уже пришел.

7

Лицо капитана Франко, озиравшего исковерканную корму «Величия морей» из закрытого катера, было краснее свеклы. И все же повреждения оказались куда меньше, чем он опасался; изодранный ют по большей части нуждается лишь в косметическом ремонте. Водолазы осмотрят судно ниже ватерлинии, но судя по всему, с повреждениями команда справится самостоятельно. Надо перегородить ют, и корабль может продолжить вояж почти без задержки. Франко понимал, что, если придется высаживать пассажиров на берег и возмещать им стоимость билетов, гнев руководства компании падет на его голову. К счастью, эта ничтожная трагедия предотвращена вкупе с куда более крупной. Но корабль для него всегда был своего рода членом семьи, и теперь он пылал яростью на виновных в том, что его изувечили.

— Ведите нас к этому сухогрузу, — велел он молодому рулевому катера.

Вахтенный помощник помахал рукой, чтобы привлечь внимание капитана.

— Сэр, у нас по правому траверзу терпит бедствие малое судно.

Капитан Франко высунулся из открытого входного люка. Неподалеку дрейфовал полузатонувший красный скоростной катер. Пара человек на нем были не только до сих пор живы, но и сидели на носу, махая ему руками.

— Это тот чокнутый, который пошел на таран транспортника своим катером, — тряхнул головой капитан. — Вперед, подберите их.

Катер подошел к тонущему суденышку. Питт помог Лорен подняться на борт, потом и сам запрыгнул следом. Обернувшись, еще несколько секунд рассматривал разбитый скоростной катер, пока тот не ушел под воду.

— Полагаю, придется мне купить кому-то новый катер, — обернулся он к хмурому капитану.

Франко одарил Питта долгим взглядом; это не юный дурак — и не пьяный. Высокий, поджарый и мускулистый. Несмотря на кровавую рану на голени, стоит прямо, со спокойной уверенностью в себе. Обветренное лицо несет отпечаток многих лет работы под открытым небом, на губах играет меланхоличная задумчивая улыбка. И глаза — притягательные зеленые глаза, горящие умом.

— Спасибо за спасение, — сказал Питт, — вы избавили нас от изрядного заплыва до берега.

— Я видел, как вы разбили собственное судно, врезавшись в сухогруз, — отозвался Франко. — Зачем вы едва не погубили себя?

— Чтобы сбить перо руля, — Питт бросил взгляд на поврежденную корму круизного лайнера. — Пожалуй, я малость опоздал.

Лицо капитана стало белее мела.

— О небо, ну конечно! Это вы изменили курс транспортника в последнюю секунду… — Схватив руку Питта, он затряс ее так, что чуть не оторвал. — Вы спасли мой корабль и сотни жизней. У нас не было времени для маневра, этот идиот нас непременно расколошматил бы.

— Он разбил парусник, да и нас чуть не угробил.

— Безумцы! Они игнорировали наши вызовы по радио, так и шли вперед. Смотрите, сели на грунт.

— Должно быть, вахта на мостике была выведена из строя, — заметил Питт.

— Наверняка будет, когда я с ними покончу.

Катер набрал скорость, устремившись к севшему на мель кораблю, но держась подальше от его все еще крутящегося винта. На берегу собралась толпа зевак, вдали завывание сирен говорило о приближении полиции Вальпараисо.

Корабль стоял ровно, разве что с небольшим креном на штирборт. На палубе не было ни души. Длинная металлическая конструкция ленточного транспортера свисала за борт, будто сломанная конечность, почти касаясь воды. Этот конвейер, использующийся для загрузки и разгрузки трюмов сухогруза, сшибло при столкновении с «Величием морей». Франко увидел, что это возможный путь на борт, и приказал к нему причалить.

Транспортер доходил практически до палубы катера. На него отправили матроса — проверить, выдержит ли подъем. Сделав несколько осторожных шажков, матрос обернулся и показал капитану большие пальцы. Потом взбежал вверх по ленте конвейера, поднимавшейся выше планшира корабля, и спрыгнул на палубу. За ним последовал капитан Франко, нервничавший и осторожно выбиравший, куда ступить на пыльной ленте по пути наверх. Слишком поглощенный удержанием равновесия, он даже не заметил, что Питт следовал за ним почти по пятам.

Франко добрался до фальшборта, и дожидающийся матрос помог ему спуститься. Капитан испуганно вздрогнул, когда Дирк почти тотчас же спрыгнул с транспортера, приземлившись с ним рядом. Франко обернулся, собираясь упрекнуть его за то, что поднялся на борт, но Питт нанес упреждающий удар.

— Лучше заглушить двигатель, — протиснувшись мимо Франко, он направился к мостику.

Франко отыгрался на матросе.

— Осмотрите палубу и кубрик, а затем явитесь ко мне на мостик, — и, развернувшись, он поспешил вслед за Дирком.

Мостик находился на верху многоэтажной надстройки ближе к корме. Шагая в ее сторону, Питт бросил взгляд на большие люки пяти грузовых трюмов корабля. Последний оказался приоткрыт. Каждый люк закрывали две створки, откидывающиеся на петлях с помощью гидропривода. Подойдя к люку перед самой надстройкой, Питт заглянул в щель люка. Циклопический трюм был пуст, не считая крохотного бульдозера, покрытого слоем серебристой пыли. Дирк решил, что в передних трюмах груз остался, потому-то корма и поднялась так высоко. Заметив обломки серебристой породы, раскиданные по палубе, он сунул большой осколок в карман своих купальных шортов и продолжил путь к мостику.

— Есть на борту судна хоть кто-нибудь? — Франко догнал Питта, когда тот уже начал взбираться по трапу.

— Комитет по встрече пока что не появлялся.

Вскарабкавшись на несколько пролетов, они вошли на мостик через открытую дверь крыла. Как и на остальном корабле, в обширной ходовой рубке не было ни души. Ощущение сверхъестественности происходящего нарушало судовое радио, надрывающееся голосом радиста чилийской береговой охраны, вызывавшего судно. Отключив радио, Франко подошел к центральному пульту и заглушил двигатели.

Питт осмотрел приборы пульта.

— Автопилот установлен на курс сто сорок два градуса.

— Бросать идущий корабль? Бессмыслица какая-то.

— Скорее всего, объяснение в пиратстве, — предположил Питт. — Трюм номер пять вроде бы опустошили уже после того, как судно покинуло порт.

— Захватить команду, чтобы потребовать выкуп, — это я еще понимаю, — проговорил Франко, потирая подбородок. — Но грабить насыпной сухогруз в открытом море? Это что-то неслыханное.

Тут капитан заметил темный мазок на стене, а потом и на полу — и побледнел, как плат.

— Поглядите-ка на это.

С первого же взгляда на пятна Питт понял, что это засохшая кровь. Провел пальцем по стене — и засохшие остатки осыпались чешуйками.

— Похоже, давняя. Мы не можем просмотреть историю навигационной системы, чтобы узнать, откуда судно вышло?

Франко подошел к пульту, радуясь возможности удалиться от зловещих следов. Отыскал навигационный монитор, показывающий крохотный контур «Тасманской звезды», наложенный на цифровую карту гавани Вальпараисо. Выстучав на встроенной клавиатуре команду, он уменьшил масштаб. Вальпараисо затерялось где-то на побережье Чили, в свою очередь затерявшегося на материке Южной Америки, и желтая линия изобразила маршрут судна, уходящий за верхний обрез экрана. Чуть угловатая линия тянулась на север, резко сворачивая влево у западного побережья Центральной Америки. Франко проследил линию через Тихий океан, обнаружив, что исходит она из Австралии.

— Оно вышло из Перта. — Капитан прошел обратно, до места, где корабль изменил направление, и, поглядев на Питта, кивнул. — Ваше предположение о пиратстве не лишено смысла. Оно не пошло бы через весь Тихий океан, оставив один из трюмов пустым.

— Давайте-ка поглядим, где произошла эта смена курса, — предложил Питт.

Франко подрегулировал изображение.

— Похоже, в тысяче семистах милях строго к западу от Коста-Рики.

— Укромное местечко в океане, подходящее для нападения.

Франко покачал головой.

— Если команда покинула корабль там, то «Тасманская звезда» самостоятельно прошла до Вальпараисо свыше трех тысяч пятисот миль.

— Откуда следует, что ее ограбили больше недели назад. След уже давно простыл.

Внезапно с крыла мостика в дверь ввалился член команды Франко. Лицо у него раскраснелось, он тяжело дышал после того, как взбежал по трапу. Питт заметил, что его рука, ухватившаяся за косяк двери, дрожит.

— Кубрик пуст, сэр. Похоже, на борту никого нет… — Он помялся. — Одного человека я нашел.

— Покойник? — осведомился капитан.

Матрос кивнул.

— Я бы его и не заметил, если бы не запах. Он на верхней палубе, возле переднего люка.

— Отведите меня к нему.

Медленно развернувшись, матрос повел Франко и Питта вниз по трапу. Они пересекли палубу, пройдя к бакборту, и зашагали вдоль ряда закрытых люков. Приближаясь к переднему, матрос замедлил шаги, потом остановился и сообщил, не делая попыток подойти поближе:

— Он под одной из стоек. Должно быть, закатился или упал туда.

Питт и Франко ступили вперед. И тогда заметили нечто голубое, заклиненное в гидравлике крышки люка, рядом с опорной стойкой. Медленно приблизившись, они увидели, что это труп человека в синем комбинезоне. Смрад разлагающейся плоти просто ошеломлял, но вид был куда хуже.

Одежда без отметок, безупречно чистая. Судя по тяжелым рабочим ботинкам и паре перчаток, заткнутых за пояс, Питт заключил, что это рядовой матрос, но больше ничего определить не смог.

Открытая кожа вздулась до чудовищных размеров, приобретя цвет французской горчицы. Вокруг ушей и рта засохли ручейки крови. Вокруг лица моряка с жужжанием вились мухи, собираясь на его распахнутых выпученных глазах. Но самое жуткое зрелище являли конечности, носившие следы не простого разложения, а чего-то более зловещего. Уши, нос и кончики пальцев моряка обуглились до черноты, но кожа не лопнула. Питт припомнил фотографии полярных исследователей, обмороженных до предела, с черными волдырями, покрывающими участки омертвевшей кожи. Но «Тасманская звезда» к полярным регионам даже близко не подходила.

Франко медленно пятился от трупа.

— Санта Мария! — выдохнул он. — Его забрал сам дьявол!

8

Вернувшись в Вашингтон, Питт обнаружил в своем кабинете посреди письменного стола исцарапанный, потрепанный защитный шлем. К прозрачному забралу была приклеена скотчем машинописная приветственная записка:

Папа, ну правда, тебе нужно быть поосторожнее!

Дирк хмыкнул, отодвигая шлем в сторону и гадая, кто был автором — сын или дочь. Оба «ребенка» работают в НУПИ и только что уехали заниматься проектом исследования глубоководной тектоники неподалеку от Мадагаскара.

Послышался стук в дверь, и в кабинет вошла шикарная женщина с безупречной прической и макияжем. И хотя Зерри Почински уже перевалило за сорок, облик ее на это даже не намекал. Будучи верной секретаршей Питта уже много лет, она могла бы сыграть в его жизни более существенную роль, если бы он не встретил Лорен первой.

— Добро пожаловать обратно в логово льва, — она с улыбкой поставила на стол чашку кофе. — Честное слово, понятия не имею, как попал сюда этот шлем.

Питт ответил ей улыбкой.

— Ничего святого даже в моей святая святых!

— Мне поступил звонок от секретаря вице-президента, — доложила Почински. Взгляд ее светло-карих глаз посерьезнел. — Тебя приглашают посетить совещание в его кабинете сегодня в два тридцать.

— На какую тему, не говорили?

— Нет, просто указали, что дело секретное.

— А что в Вашингтоне не засекречено? — Дирк огорченно тряхнул головой. — Ладно, скажи, что я буду.

— А еще снаружи дожидается Хирам. Сказал, что ты хотел его видеть.

— Пусть войдет.

Почински выскользнула за дверь, а ее сменил бородатый мужчина с волосами до плеч. Хирам Егер, одетый в джинсы, ковбойские сапоги и черную футболку группы «Оллмэн Бразерс Бэнд», смахивал на владельца бара для байкеров. И лишь вдумчивый взгляд за очками в металлической оправе выдавал куда более глубокие интеллектуальные устремления. На самом деле, шляться по придорожным барам Егер и не помышлял, будучи компьютерным гением, больше всего на свете обожающим писать программный код. Руководя компьютерным центром НУПИ, созданным по последнему слову техники, он построил замысловатую сеть, собирающую подробнейшие океанографические данные из тысяч точек по всей планете.

— Итак, спаситель могучего «Величия морей» вернулся. — Он плюхнулся в кресло напротив Питта. — И ты хочешь сказать, что тебя не умыкнули на бесплатный кругосветный круиз за спасение самого дорогого корабля в их флотилии?

— Они просто жаждали, — отозвался Дирк. — Но Лорен на диете, так что корабельная кухня просто пропала бы понапрасну. А мои навыки игры в шаффлборд подзаржавели, так что смысла не было.

— Я бы с радостью отправился вместо тебя.

— Подвергая агентство риску, что без тебя тут все развалится?

— И правда, я тут вроде как незаменим, — Егер задрал нос. — Напомни, чтобы я упомянул об этом на следующем производственном совещании.

— По рукам, — ухмыльнулся Питт. — Как я понимаю, ты нашел что-то по «Тасманской звезде»?

— Лишь самые общие сведения. Построена в Корее в 2005 году. При длине пятьсот десять футов и водоизмещении пятьдесят четыре тысячи тонн классифицируется как балкер «Хэндимакс». Оборудована пятью грузовыми трюмами, двумя кранами и автоматизированным ленточным транспортером.

— Который может прекрасно послужить вместо трапа, — кивнул Питт.

— Принадлежит японской судоходной компании под названием «Сендай», постоянно совершала рейсы через Тихий океан, в основном в качестве рудовоза. На последний рейс зафрахтована американской нефтехимической компанией. Отплыла из Перта три с половиной недели назад с грузом боксита, порт назначения Лос-Анджелес.

— Боксит… — Выудив из кармана полиэтиленовый пакетик, Питт извлек серебристый камушек, поднятый с палубы «Тасманской звезды», и выложил его на стол.

— Не знаешь, сколько стоил груз на ее борту?

— Страховую стоимость судна мне найти не удалось, но, в зависимости от сорта, эта штука продается на открытом рынке по цене от тридцати до шестидесяти баксов за тонну.

— Угонять ради такого корабль совершенно бессмысленно.

— Лично я бы предпочел пароход, набитый айпэдами.

— Никаких гипотез о том, куда могли рвануть наши воры?

— Вообще-то нет. Я прогнал выданные тобой координаты места, где судно изменило курс, но остался ни с чем. Снимки НУВКР недельной давности. Этот глухой угол Тихого океана особого внимания небесных шпионов не привлекает.

— Ты взломал сервер Национального управления военно-космической разведки? Надеюсь, не наследил?

Егер — хакер экстра-класса, когда требовали обстоятельства — изобразил вид оскорбленной добродетели.

— Чтобы я наследил? Я?! Если кто и заметит вторжение, то боюсь, след приведет на мой любимый сайт сплетен о голливудских знаменитостях.

— Вот будет жаль, если правительство его закроет!

— Вот и я так думаю. Впрочем, у меня есть гипотеза на предмет появления «Тасманской звезды» в Вальпараисо.

— С радостью выслушаю.

— Корабль сделал внезапный разворот к югу девять дней назад, примерно в тысяче семистах милях к западу от Коста-Рики. Один из наших свободно плавающих метеорологических буев приказал долго жить примерно в том же районе Тихого океана примерно в то же время. Как выяснилось, через этот регион пронесся довольно солидный тропический шторм, выдохшийся по пути к Мексике. Прежде чем потерять буй, мы зарегистрировали силу ветра в 9 баллов.

— Значит, нашим пиратам пришлось в спешке бросить добычу.

— Вот и я так думаю. Может, потому-то они и бросили большую часть груза, оставив двигатель работающим.

Питт немного пораскинул умом.

— Нет ли в этом регионе каких-либо островов?

Достав планшетный компьютер, Егер вызвал карту района, где курс корабля изменился.

— Есть небольшой атолл под названием остров Клиппертон. Он всего милях в двадцати от положения, которые ты мне дал… и прямо по курсу в том же направлении. — Глянув на Питта, он тряхнул головой. — Отличная дедукция.

— У них не было времени затопить судно, вот они, наверное, и направили его на Клиппертон, решив, что оно напорется на риф и исчезнет.

— Вот только штормом его отнесло от острова, — подхватил Егер, — и оно прошло еще четыре тысячи миль, пока не прибыло в Вальпараисо.

Питт отхлебнул кофе.

— Но это ничуть не приближает нас к ответу на вопрос, кто напал на корабль и избавился от его команды.

— Я провел поиск по портовым документам, показывающим недавние поставки боксита, но ничего не всплыло.

— Да, пожалуй, и не всплывет… Хирам, поищи-ка упоминания о любых других пиратских нападениях — или пропавших кораблях, если уж на то пошло — происходивших в Тихом океане в последнее время. И еще одно одолжение… — взяв серебристый камень, Питт швырнул его Егеру. — Я подобрал это на «Тасманской звезде». По пути обратно в компьютерный центр забрось это к ребятам из морской геологии, пусть поведают нам, что это такое.

— Хорошо, — оглядев камень, Егер направился к двери. — Это не наш боксит?

— Подсасывание у меня под ложечкой и большущий севший на мель корабль-призрак говорят, что нет, — покачал головой Дирк.

9

Питт трусцой взбежал по ступеням здания исполнительного управления Эйзенхауэра, пытаясь стряхнуть исподволь подползающее расстройство циркадных ритмов после смены часовых поясов. Это впечатляющее каменное строение по соседству с Белым домом всегда было для Дирка самым любимым из федеральных зданий. Этот образчик архитектуры в стиле Второй французской империи, выстроенный в 1888 году, демонстрировал островерхую мансардную крышу и высокие окна, придававшие ему вид трансплантата из романа Виктора Гюго. Это памятник временам, когда использовали гранит и сланец; а чтобы снизить риск пожара, дерево при его постройке почти не употребляли. По иронии судьбы, в 2007 году пожар на втором этаже чуть не уничтожил кабинет вице-президента Чейни.

Последующие вице-президенты держали в здании только церемониальный кабинет, предпочитая занимать Западное крыло, где могли находиться возле президента как приклеенные. Но с приходом адмирала Джеймса Сандекера ситуация переменилась. Назначенный чуть ли не вопреки собственной воле, когда его предшественник умер на посту, Сандекер предпочел держаться подальше от политиканов, просачивающихся в каждую администрацию. Вместо того он сделал вице-президентский кабинет в старом здании исполнительного управления своей главной рабочей вотчиной. И охотно совершал пешие прогулки через подземный тоннель в Белый дом по нескольку раз на дню, если требовалось, к великой досаде своих хуже подготовленных физически помощников.

Пройдя несколько кордонов безопасности, Питт добрался до приемной апартаментов вице-президента на втором этаже и был препровожден охраной в частный кабинет. Лейтмотивом декора просторной комнаты послужила военно-морская тематика, причитающаяся отставному адмиралу, с несколькими архаичными живописными полотнами, на которых давно позабытые клиперы сражаются со стихиями моря. Хоть Питт и прибыл вовремя, совещание уже шло полным ходом. Двое мужчин и женщина сидели в глубоких креслах вокруг кофейного столика, слушая вице-президента, выхаживающего по толстому ковру с большой сигарой в зубах.

— Дирк, вот и ты, — он стремительно пересек комнату, чтобы пожать Питту руку. — Входи, садись.

Несмотря на мелкое телосложение, энергии Сандекеру хватило бы на десятерых. Его синие глаза, резко контрастирующие с его пламенно-рыжими волосами и вандейковской бородкой им под стать, горели неукротимым темпераментом и проницательностью. Этого вашингтонского ветерана, презирающего политиканство, за его прямоту и целостность уважали и одновременно боялись. Питт же относился к нему как к отцу, ведь Сандекер не один год проработал его начальником в НУПИ, прежде чем стать вице-президентом.

— Рад вас видеть, адмирал. Как вижу, вы в форме.

— На этом посту нужно быть в отличной форме, только чтобы бить оводов, — отозвался тот. — Дирк, позволь тебя познакомить. Дэн Фаулер, вот он, из УППОНИР, Том Черны — специальный помощник президента, а Энн Беннетт — из Службы криминальных расследований ВМС.

Обменявшись со всеми рукопожатиями, Питт уселся, поглядев на часы.

— Вы не опоздали, — подал голос Фаулер. — У нас просто были другие дела с вице-президентом.

— А, понятно. Так чем же может вам помочь скромный инженер-судомеханик?

— Вероятно, ты не в курсе, — сообщил Сандекер, — но в наших программах разработки вооружений наблюдается тревожный вал утечек информации, начавшийся по меньшей мере три года назад. Не вдаваясь в специфику, могу сказать, что они происходили на высоком уровне и дорого нам обошлись.

— Как я понимаю, главные бенефициары тут китайцы.

— Да, — подтвердил Фаулер. — А вы откуда знаете?

— Помню, как они в прошлом году представляли новый истребитель. Он подозрительно походил на наш F-35.

— Это лишь верхушка айсберга, — заметил Сандекер.

— К сожалению, мы добились лишь ограниченного успеха в латании этих утечек. По требованию президента для расследования этой ситуации была сформирована специальная межведомственная комиссия.

— Эти утечки представляют непосредственную угрозу для наших вооруженных сил, — быстро, с напором, как продавец подержанных автомобилей, произнес Черны; одутловатое лицо и большие темные глаза усиливали это сходство. — Президент глубоко обеспокоен этими событиями и требует предпринять все возможные действия для защиты наших жизненно важных технологий.

Питт подавил желание крикнуть: «Президенту — ура!», сразу разглядев в Черны типичного президентского лизоблюда, упивающегося властью, которой помавает, хотя и не может воспользоваться.

— Все это распрекрасно, — проговорил Питт, — но разве половина правительства и без того не занята уже охотой на шпионов и преследованием террористов?

— Нас окружает множество опасностей.

Пока продолжалась эта перепалка, Сандекер закурил сигару и принялся попыхивать ею вопреки запрету на курение в здании.

— Специальная комиссия нуждается в определенной помощи с морскими вопросами. Просто небольшой проект, в котором, как я полагаю, вы могли бы посодействовать. Подробности изложит агент Беннетт.

— Вообще-то дело в пропавшем без вести, — сказала Беннетт.

Питт встретился взглядом с агентом — бойкой, привлекательной женщиной лет тридцати, скрывающей свою истинную натуру за консервативным обличьем. Светло-русые, коротко подстриженные волосы уложены в стиле, продиктованном строгим угольно-черным деловым костюмом. Но это впечатление смягчают щеки с ямочками и миниатюрный носик, поддерживающий очки для чтения в прозрачной оправе. Она ответила Питу спокойным взглядом выразительных аквамариновых глаз, а потом поглядела на лежащую на коленях папку.

— Важный исследователь УППОНИР, Джозеф Эберсон, исчез несколько дней назад в Сан-Диего, — сообщила она. — Полагают, что он отправился на рыбную ловлю на борту частного прогулочного судна под названием «Каракатица». Тела владельца лодки и его помощника обнаружила в нескольких милях от берега проходившая там парусная яхта. Местные поисково-спасательные команды прочесали регион, но ни Эберсона, ни судно отыскать не смогли.

— Вы подозреваете, что дело нечисто?

— У нас нет конкретных оснований так полагать, — ответил Фаулер, — но Эберсон был задействован в ряде важнейших исследовательских программ военного флота. Нам необходимо разобраться, что с ним случилось. У нас нет оснований считать его изменником, но отбрасывать вероятность насильственного похищения мы не можем.

— То есть на самом деле вам требуется тело, — резюмировал Питт. — К несчастью, если лодка затонула и он захлебнулся вместе с приятелями, его труп может сейчас быть уже на полпути к Таити. Или в желудке большой белой акулы.

— Вот потому-то мы и хотим, чтобы вы помогли нам найти лодку, — произнесла Энн с намеком на мольбу во взоре.

— Такая работа больше подошла бы полицейскому управлению Сан-Диего.

— Мы хотели бы получить лодку, чтобы наши следователи могли установить, находился ли Эберсон на борту, — возразил Фаулер. — Нам сказали, что там довольно глубоко, и полицейскому управлению это не по силам.

— А как же военный флот? — повернулся Питт к Сандекеру.

— Так уж получилось, что поисково-спасательная флотилия ВМФ Западного побережья сейчас находится на учениях в районе Аляски. Сверх того, трупы обнаружены в мексиканских территориальных водах. Если поиски и извлечение проведет океанографический исследовательский корабль, осложнений будет куда меньше.

— Подойдя к письменному столу, Сандекер сверился с записями. — И сложилось так, что гидрографическое судно НУПИ «Дрейк» в настоящее время находится в порту Сан-Диего, дожидаясь распоряжений.

— Меня уложил на обе лопатки собственный же собрат, — тряхнул головой Питт.

Глаза Сандекера сверкнули.

— У меня есть еще пара-тройка друзей в конторе.

— Ну что же, — Дирк искоса поглядел на Энн, — похоже, я тот, кто вам нужен.

— Как именно вы собираетесь подойти к поискам? — поинтересовался Черны.

— «Дрейк» оборудован сонарами нескольких различных систем, а также несет на борту небольшой погружаемый аппарат. Мы наметим поисковую сетку и тщательно прочешем море сонарами в попытке найти «Каракатицу». И как только ее обнаружим, отправим на осмотр аквалангистов или подводный аппарат, в зависимости от глубины. Если же судно в целости и сохранности, постараемся поднять.

— Энн присоединится к вам в качестве наблюдателя, — сообщил Фаулер. — Разумеется, мы будем признательны, если этот вопрос разрешится в экстренном порядке. Как вы полагаете, когда можно будет приступить?

— Да примерно как только найду ближайший авиарейс до Сан-Диего… а агент Беннетт сможет собрать вещи для пребывания на борту.

Питта поблагодарили за участие в проекте, и он покинул совещание. Как только Дирк вышел, Сандекер обернулся к Черны.

— Не нравится мне держать его в неведении. На свете нет человека, которому я бы доверял больше, чем ему.

— Приказ президента, — отрезал Черны. — Будет лучше, если никто не узнает, чего мы, возможно, лишились.

— А он справится? — осведомился Фаулер. — Он сможет найти лодку, если она затонула?

— Питту это как воды напиться, — откликнулся Сандекер, пустив под потолок толстое кольцо дыма. — Тревожит меня как раз то, что он может обнаружить на борту лодки.

10

Человек, шагавший по палубе, нес под мышкой каждой руки по паре воздушных баллонов небрежно и без натуги, будто пуховые подушки. Руки его толщиной почти не уступали ногам, а грудь бугрилась мышцами, будто перекачанное тракторное колесо. Карие глаза и темные курчавые волосы Эла Джордино выдавали его итальянское происхождение, а подвижные брови и загнутые кверху уголки рта — его дьявольское остроумие.

Заметив приближающихся Питта и Беннетт, он прервал свой путь и встретил их у трапа, по-прежнему держа акваланги под мышками.

— Приветствую, кимосаби,[385] — сказал он Питту. — С возвращением к соленым ветрам. Хорошо долетел?

— Вполне. Вице-президент устроил так, чтобы нас прихватил «Гольфстрим» ВМФ, везший пару адмиралов в Коронадо.

— А для меня вечно дело кончается автобусом «Грейхаунд»… — Поглядев на Беннетт, Джордино улыбнулся.

— Очередная попытка пополнить экипаж красотой и изысканностью?

— Энн Беннетт, это Альберт Джордино, начальник технического отдела НУПИ — и время от времени зубоскалящий палубный матрос. Мисс Беннетт из СКР ВМС, она присоединится к нам на время поисков.

— Рада познакомиться, мистер Джордино.

— Рад. Зовите меня Элом. — Он тряхнул баллонами.

— Обменяться рукопожатием можем потом.

— На этой охоте они нам вряд ли понадобятся, — заметил Питт. — Глубина, скорее всего, будет слишком велика.

— Руди сообщил лишь, что это подводные поисковые работы. А какого рода, не сказал.

— Потому что не знал. Он на борту?

— Да. Мы все только что вернулись с похорон нынче утром.

— Бадди Мартина?

Джордино кивнул. Мартин, капитан «Дрейка», скоропостижно скончался от внезапной болезни.

— Сожалею, что не поспел вовремя, — вздохнул Питт.

— Бадди был мне верным и дорогим другом. Нам его будет отчаянно не хватать.

— У него была бирюзовая кровь, — сказал Джордино, подразумевая цвет, в который покрашены все суда НУПИ.

— Но теперь временное командование над кораблем принял Руди. Как по мне, так он настоящий капитан Блай.[386]

— Обычно я стараюсь держать Руди как можно ближе к Вашингтону, — обернулся Питт к Энн, — чтобы стоял на страже бюджета НУПИ.

— Вы найдете его в лаборатории, — сообщил Эл, — пестует свой выводок глубоководной рыбы.

Найдя пару свободных кают, Питт и Энн забросили в них свои дорожные сумки и отправились разыскивать Руди Ганна. Много времени поиски не потребовали, потому что «Дрейк» невелик — это новейшее и самое миниатюрное судно флотилии НУПИ. И хотя этот исследовательский корабль длиной чуть более ста футов предназначен для прибрежных изысканий, в открытом море он вел себя выше всех похвал. Его тесная палуба несла батискаф на трех человек и автономный подводный аппарат. Каждое помещение, не занятое его небольшой командой, было отведено под исследовательские лаборатории.

Войдя в одну из лабораторий, они оказались в почти непроницаемом мраке. При погашенных светильниках и плотно зашторенных иллюминаторах единственным источником света в нем выступали несколько крохотных синих лампочек под потолком. Очевидно, кондиционер лаборатории работал безостановочно, потому что температура, по ощущениям Питта, не превышала градусов пятидесяти.

— Закройте дверь, пожалуйста.

Когда глаза привыкли к темноте, они смогли разглядеть обладателя голоса — худого мужчину в пиджаке, сгорбившегося над большим аквариумом, занимающим почти всю лабораторию. Он пристально вглядывался в емкость сквозь очки ночного видения.

— Снова подглядываешь за брачными играми грунионов, Руди? — спросил Питт.

Узнав голос, тот выпрямился и повернулся, чтобы поприветствовать гостей.

— Дирк, я и не знал, что это ты, — стащив прибор ночного видения, Ганн заменил его очками в роговой оправе.

Демобилизовавшись, этот бывший капитан военного флота стал заместителем директора НУПИ. Как и его начальник, Ганн старался удрать из затхлого кабинета в Вашингтоне при каждой удобной возможности.

Питт познакомил Руди и Энн.

— А к чему такая холодная и темная комната? — полюбопытствовала она.

— Идите поглядите, — Ганн вручил ей очки ночного видения и подвел к аквариуму, где Энн, надев очки, заглянула внутрь.

С полдюжины мелких рыбешек лениво накручивали круги, источая голубоватое сияние в призрачном свете. Но они не походили ни на одну из рыб, виденных Энн за всю жизнь, — плоские прозрачные тела, громадные выпученные глаза и множество рядов сабельно-острых зубов, торчащих из разинутых пастей. Она поспешно отступила от аквариума.

— Что это за твари? Просто кошмар какой-то!

— Питомцы Руди из глубин, — пояснил Питт.

— Их научное название Evermannella normalops, — уточнил Ганн, — но мы зовем их саблезубами. Это необычный вид, встречающийся только на очень больших глубинах. Мы обнаружили большой косяк, процветающий вокруг глубоководного термального источника близ Монтерея, и решили поймать парочку штук для изучения. Потребовалось порядком понырять на батискафе, но нам удалось доставить наверх целых двадцать, а эти — последние, которых мы еще не переправили на берег.

— Они выглядят так, будто могут объесть вас, оставив без штанов.

— Несмотря на их внешность, мы полагаем, что они не хищные. На самом деле они довольно кроткие. Есть других рыб они вроде бы не хотят, так что мы полагаем, что они могут оказаться падальщиками.

Энн затрясла головой.

— Все равно не собираюсь совать руку в аквариум.

— Не тревожьтесь, — успокоил ее Питт. — В двери вашей каюты есть замок — на случай, если они ночью отрастят ноги.

— Они ничуть не хуже, чем домашние золотые рыбки, — заявил Ганн. — Уродливые золотые рыбки, способные жить на глубине в милю.

— Оставляем их на твое попечение, — сказал Питт. — Руди, насколько быстро мы сможем отвалить?

Ганн склонил голову к плечу.

— Полагаю, можем обернуться, как доставка пиццы. Минут тридцать или менее.

— Тогда давай трогаться, — кивнул Питт. — Мне любопытно, куда Энн нас отведет.

* * *

Полчаса спустя верный своему слову Ганн стоял на мостике «Дрейка», медленно отваливавшего от причала. Энн составила ему компанию вместе с Питтом и Джордино, глядя на зеленые холмы Пойнт-Лома, проплывающие мимо судна, покидающего гавань. Почувствовав себя в открытом море более безопасно, она перестала таиться и объяснила задачу Ганну и Джордино, а затем вручила Питту листочек бумаги.

— Вот координаты места, где были подобраны те два трупа. Очевидно, они находились в пределах видимости один от другого.

— Это может явно свидетельствовать, что течения не слишком с ними играли, — прокомментировал Джордино.

Питт ввел координаты в навигационную систему корабля, отметившую указанную позицию треугольником на цифровом отображении карты. Он оказался чуть дальше группы крохотных каменистых островков под названием Коронадо неподалеку от мексиканского побережья.

— Течения идут вдоль берега к югу, — отметил Питт, — так что это, скорее всего, нижняя граница района поисков.

— Согласно отчету коронера, их смерть наступила за восемь-десять часов до обнаружения, — сообщила Энн.

— Это уже кое-что, с этим можно работать. — Дирк обозначил курсором на карте зону поисков. — Начнем с квадратной решетки с десятимильным шагом, продвигаясь на север от точки обнаружения и далее, если понадобится.

Прикинув размеры «Дрейка», Энн осведомилась у Питта:

— Как вы собираетесь поднимать судно?

Дирк повернул голову к Ганну.

— Руди?

— Я нашел местную самоходную баржу с краном, готовую отплыть по вызову. Она прибудет на место, когда мы его найдем. Наверное, надо было спросить раньше, но насколько велико судно, которое мы ищем?

Энн сверилась со своими записями.

— В регистре «Каракатица» значится как сорокафутовая.

— Поднимем, — встав к рулю, Ганн направил «Дрейк» к сетке Питта.

Два часа спустя они добрались до места, где парусная яхта обнаружила тела Хайланда и его помощника Мэнни. Питт увидел, что глубина здесь около четырехсот футов, и решил вести поиск с помощью гидроакустической системы с буксируемой антенной решеткой, развернуть которую проще, чем автономный подводный аппарат. Матросы на корме спустили ярко-желтый антенный модуль сонара, вскоре начавший передавать данные по привязному кабелю на рабочую станцию на мостике. Усевшись за пульт управления, Питт регулировал длину кабеля, добившись, чтобы модуль скользил в нескольких метрах над дном.

Энн стояла у плеча Питта как приклеенная, глядя на экран дисплея, показывающего перекаты золотистого песка на дне.

— Как должно выглядеть судно?

— Мы захватываем широкую полосу, так что масштаб будет мелким, но опознать будет легко, — он указал на экран. — Вот, посмотрите для сравнения, как выглядит пятидесятипятигаллоновая емкость.

Энн поглядела на предмет размером с десятицентовую монету, проскользнувший по экрану, легко узнав в нем старую бочку, сброшенную кем-то в океан.

— Четкость просто поразительная.

— Техника усовершенствовалась до такой степени, что можно разглядеть чуть ли не нарост на раковине устрицы, — заметил Джордино.

Море было пустынно, не считая большого моторного катера под мексиканским флагом в миле-двух от них, команда которого занималась рыбной ловлей. Ганн вел «Дрейк» медленно и ровно, крейсируя то на север, то на юг широкими полосами. Сонар обнаружил несколько автомобильных покрышек, пару игривых дельфинов и что-то похожее на туалет, — но ни одного затонувшего судна.

После четырехчасовых поисков они подошли к мексиканскому катеру, стоявшему на месте с парой рыболовных удочек, оставленных без присмотра и просто торчащих над кормой.

— Похоже, придется проскочить полосу, чтобы обойти этих ребят, — сообщил Ганн.

Поглядев через окно мостика на катер в четверти мили впереди, Питт снова перевел взгляд на монитор. И улыбнулся, когда в верхней части экрана показался треугольный предмет.

— Не понадобится, Руди. По-моему, мы ее только что нашли.

Энн озадаченно подалась вперед, но затем увидела, что силуэт разрастается до носа судна, а затем и в полное изображение бота, стоящего на дне вертикально. Питт засек положение затонувшего судна и замерил его длину по цифровой шкале.

— Похоже, ровно сорок футов. Я бы сказал, что это наше пропавшее судно.

Поглядев на изображение, Ганн хлопнул Питта по плечу.

— Отличная работа, Дирк! Я вызову плавучий кран, пусть идет к нам.

Энн не отрывала глаз от изображения, пока оно не вышло за нижний край экрана.

— Вы уверены, что сможете его поднять?

— С виду оно цело, — отозвался Ганн, — так что для плавучего крана проблем не будет.

— Значит, нам остается лишь ждать здесь подхода крана?

— Не совсем, — лукаво улыбнулся ей Питт. — Для начала мы отправим на дно морское вашингтонского шпиона.

11

Батискаф покачивался на тросах, лениво поворачиваясь туда-сюда, пока Ганн опускал его в холодные воды Тихого океана. Потом разжал гидравлический захват, освобождая аппарат. Внутри Питт включил электродвигатели, уводя субмарину от «Дрейка», пока Джордино, занявший место второго пилота, заполнял водой балластные цистерны. Энн сидела позади на тесном третьем сиденье, глядя на все это восторженным взором, будто малое дитя.

Оглянувшись через плечо, Джордино заметил, с каким упоением она вглядывается в зеленый мрак за иллюминаторами.

— Вы прежде когда-нибудь погружались?

— Множество раз, — ответила Энн, — но только в бассейне. В колледже я занималась прыжками с вышки.

Погружаемый аппарат начал медленный спуск. За пределами досягаемости его прожекторов море стремительно становилось непроглядно черным.

— Я бы ни за что не стал добровольно бросаться с высоты, — завел беседу Джордино. — А как дошло, что вы с трамплина переключились на гонки за плохими парнями?

— Я росла в семье военного моряка, так что в колледже поступила в армейский резерв. После получения диплома пошла на службу в ВМФ и раскрутила их оплатить мне юридическую школу. Работала в штате главного прокурора в Бахрейне, а затем провела несколько месяцев в Гуантанамо, где познакомилась с несколькими парнями из Вашингтона. Мой военный брак к тому времени как раз расстроился, так что я решила попытать что-нибудь новенькое. Один друг два года назад порекомендовал меня в СКР ВМС, и я угодила в управление контрразведки.

— Изъясняетесь вы прям как настоящий Перри Мейсон.[387]

— Да я и была кем-то вроде. В штате главного прокурора я занималась расследованиями, а не судебными разбирательствами. Вот как раз это мне и нравится в нынешней должности. Большая часть работы исключительно следовательская, что позволяет мне проводить в поле массу времени. Меня прикомандировали к делу Эберсона, чтобы определить, не являлся ли он или судно объектом шпионажа.

— Очень скоро узнаем, — вставил Питт. — Дно уже близко.

Когда показалось песчаное дно, Джордино прекратил забор балласта, доведя плавучесть батискафа до нуля. Питт проводил взглядом семенящего по дну омара, напомнившего ему о потерянном в Чили деликатесе, затем включил водометы и повел аппарат вперед. Пройдя совсем короткое расстояние, они оказались перед большим белым объектом, показавшимся слева. Развернув батискаф, Питт повел его к затонувшему боту.

В подводном мире «Каракатица» выглядела, будто заблудившийся инопланетный корабль. По-прежнему белоснежно поблескивая под лучами прожекторов, она резко контрастировала с темным безжизненным дном. Подведя батискаф поближе, Питт медленно повел его вокруг судна. Бот, стоящий абсолютно вертикально, не выказывал признаков серьезных повреждений.

— По-моему, у нее может быть пробоина в днище, — заметил Питт, обратив внимание на тонкую трещину в корпусе.

— Увидим, когда поднимем, — отозвался Джордино. — Похоже, завести пару строп с носа и с кормы можно без проблем. Вытащим в момент.

Подведя батискаф к корме «Каракатицы», Питт поднял его, чтобы заглянуть через борт.

Энн охнула. У самого транца застряло тело человека. Его бледная кожа покрылась трупными пятнами и болталась бахромой в тех местах, где морские твари лакомились его плотью. Над лицом, пощипывая его, кружила стайка морских окуней.

— Джо Эберсон? — негромко осведомился Питт.

Кивнув, Энн отвела взгляд.

Питт пригляделся поближе. Стопы и лодыжки Эберсона была обвиты леской, накрученной на палубную утку и удержавшей тело на боте, когда тот затонул. На теле ученого УППОНИР не было никаких явных ран или ожогов, но затем Питт увидел руки Эберсона. Кисти раздулись, увеличившись почти вдвое, а кожа обуглилась. В точности так же, как на трупе, виденном Питтом в Чили.

Как и погибший матрос на «Тасманской звезде», Джо Эберсон умер ужасной, необъяснимой смертью.

12

Чтобы извлечь труп Эберсона, потребовались еще два погружения батискафа. Брезентовый мешок, наспех сшитый из большого куска брезента, доставили к затонувшему боту. Там Питт с помощью пары универсальных манипуляторов, выдвигающихся из нижней части батискафа, натянул мешок на голову и торс Эберсона. Леску перерезали и бережно подняли мешок на поверхность. Энн настояла, что должна оставаться на борту батискафа во время всей отвратительной процедуры извлечения и доставки Эберсона на «Дрейк». Снова выбравшись на палубу, Питт и Джордино принялись готовить стропы для подъема «Каракатицы». Вскоре на место работ подошла ветхая баржа с массивным краном. Ганн нашел ее в гавани Сан-Диего, где она использовалась при муниципальных дноуглубительных работах. Из небольшой рулевой рубки баржи им помахал добродушный седобородый моряк, и Питт помахал ему в ответ.

Окончив краткий осмотр трупа вместе с Ганном, Энн присоединилась к двум мужчинам на палубе.

— Это ваш человек? — поинтересовался Джордино.

Энн кивнула.

— У него в кармане мы нашли насквозь промокший бумажник, подтвердивший это. Окончательную идентификацию и выяснение причин гибели предоставим коронеру.

— После недели под водой — дело непростое, — прокомментировал Питт.

— Ну хотя бы смахивает на несчастный случай. Может, у них были проблемы с судном, и они просто утонули.

Помалкивая о руках Эберсона, Питт крепил одну из строп к стальным клешням батискафа. Энн наблюдала, как он работает.

— Возможно ли повредить судно при подъеме?

— Мы не можем толком оценить степень структурных повреждений, так что ответ утвердительный. Есть шанс, что оно свалится на нас, но мне кажется, что мы поднимем его без сучка без задоринки.

— Просто на всякий случай, — сказала Энн, — я бы хотела осмотреть палубу и интерьер прежде, чем вы попытаетесь его поднять.

— Мы почти готовы к следующему погружению, так что запрыгивайте на борт.

Вскоре «Каракатица» показалась снова — уже не такая зловещая без тела Джо Эберсона на борту. Питт остановил батискаф прямо над ютом, а затем медленно развернул, чтобы прожекторы осветили весь затонувший бот.

— Стоп! — крикнула Энн, указывая в иллюминатор.

— Вот, вон тот ящик.

Питт остановил аппарат, позволив всем разглядеть продолговатый ящик, принайтованный к правому фальшборту.

— Что-то важное? — поинтересовался Питт.

— Возможно, судя по наличию замка, — Энн сердилась на себя за то, что не заметила ящик раньше. — Давайте-ка поднимем его.

— Там, где он сейчас, ему ничего не грозит, — возразил Джордино.

— Не хочу рисковать, повредив его, когда будем поднимать лодку, — покачала она головой.

— Да мне без разницы, — пожал плечами Питт, — но сперва надо освободить руки.

Он повернул манипуляторы батискафа, чтобы продемонстрировать Энн удерживаемые в них стропы. Отведя аппарат от бота, он опустил стропу на песок и протянул ее вокруг носа судна. Захватив один конец, протащил его под днищем, куда смог, поднял конец с петлей, опустил на крышу каюты и повторил тот же процесс с другим концом. Затем поднял батискаф над ютом и принялся выпутывать прочный пластиковый контейнер из найтовов. Не без труда, но все же с помощью клешни одного из манипуляторов распустил концы, удерживавшие ящик, и тот упал на палубу. Захватив рукоятку одной клешней, Питт подвел вторую снизу для поддержки. Тогда Джордино продул балластные цистерны, и батискаф всплыл на поверхность.

Ганн, дожидавшийся у планшира «Дрейка», втянул батискаф на борт.

— Ну как, удалось накинуть первое лассо? — спросил он, когда они выбирались из аппарата.

— Легко, как на теленка, — улыбнулся Джордино.

— С кормой будет малость потруднее, — добавил Питт. — Придется немного покопать, чтобы подсунуть стропу.

Тут Ганн заметил длинный ящик, сжимаемый манипуляторами.

— Что, подарочек мне принесли?

— Это имущество мисс Беннетт, — Джордино поднял бровь, давая Ганну знак не трогать ящик.

Пока Джордино извлекал контейнер из стальных клешней и устанавливал его на огороженном участке палубы, Энн не отступала от него ни на шаг, следя за каждым движением. Ганн помог Питту зафиксировать вторую стропу, а затем закрепил кусок толстой трубы из ПВХ с прилаженным к ней шлангом к выпускному клапану передней балластной цистерны.

— Как там держат аккумуляторы? — справился Ганн.

— Если сможем завести вторую стропу без особых проблем, заряда хватит еще на одно погружение для закрепления подъемного троса.

— Я велю крановщику быть наготове.

Питт и Джордино снова спустились в океан, на сей раз без Энн. Как только батискаф достиг дна, Питт подвел его к корме бота, остановив рядом с левым бортом. Затем, заложив с помощью манипуляторов стропу, взял пластиковую трубу и сунул ее в песок возле днища.

— Готов пропылесосить.

— Как прикажешь, — Джордино пустил струйку сжатого воздуха из передней балластной цистерны, по гибкому шлангу устремившуюся в нижнюю треть пластиковой трубы. Пузырьки воздуха начали подниматься по трубе наверх, увлекая за собой воду при подъеме и создавая разрежение у нижнего конца трубки. Рыхлый песок под ботом, клубясь, устремился вверх по трубе, исторгаясь бурым облаком позади батискафа и рассеиваясь в струях течения. Потребовалась всего пара минут на расчистку достаточно большого зазора под кормой бота, чтобы завести стропу.

Джордино перекрыл подачу воздуха, они переместились к другому борту и повторили процесс. Затем протянули стропу под открытыми углами кормы и собрали свободные концы над каютой. Пока Питт удерживал их на месте, Джордино извлек тяжелый карабин и продел его через все четыре петли на концах строп. Когда он орудовал клешнями манипулятора, чтобы посадить на место последнюю петлю, на лбу у него от напряжения выступили бисеринки пота. Теперь осталось только подцепить к карабину подъемный трос от плавучего крана, и можно поднимать.

— Деликатная работа хирурга, — констатировал Джордино, закрепляя манипуляторы.

Бросив взгляд на мясистые лапы приятеля, Питт лишь головой тряхнул.

— Разве что хирурга, на досуге подхалтуривающего мясником. Впрочем, все равно отлично сработано.

Питт продул балластные цистерны, и батискаф начал лениво подниматься. Когда они всплыли на поверхность на траверзе «Дрейка», солнце только-только скрылось за горизонтом. Ганн стоял у крана, дожидаясь приближения подводного аппарата. Опустив клещи, он ловко захватил ими рым-болт батискафа, поднял аппарат из воды на уровень палубы — и оставил там болтаться.

— Ну же, Руди, — не вытерпел Джордино, — тащи нас домой.

А Питт, выглянув в иллюминатор, оцепенел. Рядом с Ганном стоял незнакомец, вооруженный пистолетом. Он улыбнулся Питту, но без малейшего намека на дружелюбие. Ганн убрал руки от рычагов управления краном, после чего угрюмо тряхнул Питту головой, прежде чем сделать шаг назад.

Увидев, что Ганн отошел от пульта, Джордино поинтересовался:

— Что происходит?

Питт не сводил глаз с бандита на борту «Дрейка».

— Я бы сказал, что нас вывесили на просушку.

13

Нападение на «Дрейк» осуществили, разыграв беспомощность.

Экипаж мексиканского моторного катера, дрейфовавшего поблизости, весь день исподтишка следил за судном НУПИ — пока не обнаружил то, ради чего прибыл. Когда солнце начало вслед за батискафом опускаться в море, голос с испанским акцентом вызвал «Дрейк» через судовое радио, разыграв нехватку топлива. Переговорив с ними с мостика, Ганн велел катеру подойти к борту, если удастся, и он поделится с ними бензином.

Катер разыграл целое представление, самым малым ходом протащившись вокруг баржи с кормы, прежде чем неспешно двинуться к кораблю НУПИ. И как только катер временно скрылся из виду, одинокий бандит, запрыгнув на корму баржи, украдкой пробрался в рулевую рубку.

Вскоре, с холодной улыбкой махая Ганну рукой, на юте катера уже стоял здоровяк, одетый в черные слаксы и свободную черную рубашку навыпуск — одежда для рыбной ловли странноватая. Опускающиеся сумерки скрыли кофейный цвет его кожи и плоские черты лица, более типичные для выходца из Центральной Америки, чем для мексиканца. Швырнув швартовый конец дожидающемуся палубному матросу, незнакомец обернулся к Ганну, склонившемуся через фальшборт с пятигаллоновой канистрой бензина в руках.

— Спасибо, сеньор, — произнес он баритоном. — Мы подзадержались на рыбалке и уж боялись, что не доберемся до берега.

Взяв канистру, поставил ее на палубу, а затем молниеносно, по-кошачьи схватился за планшир и вспрыгнул на борт «Дрейка». И едва его подошвы коснулись палубы, как в руке из подмышечной кобуры материализовался полуавтоматический «Глок», направленный Ганну в грудь.

— Вели своим матросам положить руки на перила и повернуться к морю.

Ганн передал приказ паре ошарашенных матросов на палубе, и те кивнули. Потом, подняв руки, зашаркали к фальшборту.

Еще двое бандитов, забравшись на судно, побежали на мостик «Дрейка». Ганн сморщился, услышав пальбу, но, увидев, что вахтенного рулевого выводят на палубу, вздохнул с облегчением. Заметив надувную спасательную шлюпку «Дрейка», один из бандитов небрежно всадил в нее несколько пуль, заставив резиновую лодку сдуться, как проколотый шарик. Когда из лаборатории поглядеть, что за шум, вышел ученый, его грубо схватили и погнали к остальным членам команды.

Ганн уставился на великана в черном.

— Чего вы хотите?

Тот проигнорировал вопрос, потому что маленькая рация у него на поясе как раз пискнула.

— На барже чисто, — доложил голос.

— Веди ее сюда и присоединяйся к нам на борту исследовательского судна, — ответил бандит. Мы скоро будем готовы.

Рация снова включилась.

— Пабло, батискаф всплыл.

Чертыхнувшись, человек в черном поглядел за борт и увидел верхушку батискафа. Сунув рацию в карман, он схватил Ганна за шиворот и отконвоировал к пульту крана.

— Подними своих друзей из воды, но на палубу не опускай, — он попятился, держа Ганна на прицеле.

Берясь за рычаги, Ганн лихорадочно подыскивал способ предупредить Питта. Но ощутив позвоночником ствол «Глока», оставил эту идею. Прицепив захват, поднял батискаф и опустил руки, беспомощно глядя, как тот болтается в воздухе.

Несколько секунд спустя старая баржа стукнулась о корму «Дрейка». Четвертый бандит, тоже в черном и с пистолетом, пробежал по палубе и спрыгнул на «Дрейк». И, тяжело дыша, подошел к Пабло. Рубашка у него была разорвана, с нижней губы стекала струйка крови.

— Что с тобой? — спросил Пабло.

— Капитан доставил неприятности… поначалу.

Покачав головой, Пабло нахмурился.

— Грузите ящик на борт. Живо!

Новый бандит кротко присоединился к другим, вытащившим ящик, поднятый с «Каракатицы», и спустившим его на свой катер. Вдруг вспомнив об Энн, Ганн осознал, что ее на палубе нет.

Главарь штурмовой группы повернулся к Ганну, помахивая «Глоком».

— Не преследуйте нас и не зовите на помощь, или мы вернемся и перебьем вас всех. — Пабло ухмыльнулся Ганну, сверкнув черными глазами. — Спасибо за содействие.

Подойдя к борту, он спустился на свой катер, даже не оглянувшись.

Питту и Джордино пришлось наблюдать за разыгрывающейся драмой из заточения в батискафе. Хоть они и могли выбраться из люка подводного аппарата, но чтобы попасть на «Дрейк», им пришлось бы совершить головокружительный прыжок. Однако прежде чем они перешли к действию, все уже закончилось.

Глядя, как Пабло перебирается через планшир, Питт заметил какое-то движение в передней части корабля и обернулся к Элу.

— Видел, как что-то скользнуло за борт возле мостика?

— Нет, — признался Джордино. — Я не сводил глаз с типа, целившего в Руди.

Они смотрели, как Пабло перебрался на катер, тотчас же отваливший от «Дрейка». Но когда он развернулся и понесся к берегу, они увидели в угасающем свете дня его заднюю палубу.

Джордино ткнул пальцем в иллюминатор.

— Это и вправду то, что я подумал?

Питт, видевший это, молча кивнул.

Это была вытянувшаяся пластом фигура блондинки в мокрой одежде, прятавшейся на узкой боковой палубе катера, с ревом устремлявшегося в сторону Мексики.

14

Не тратя времени попусту, Ганн перенес батискаф на палубу, пока Питт и Джордино ждали в открытом люке.

— Все целы? — с ходу спросил Дирк.

— Никто не пострадал, — ответил Руди. — Они пригрозили убить нас, если мы вызовем помощь или будем их преследовать.

— Да они-то кто такие? — спросил Джордино.

— Понятия не имею, — покачал головой Ганн. — Главаря зовут Пабло. Они явились за ящиком, который вы, ребята, подняли с «Каракатицы». Не знаете, что там внутри?

— Нет, — ответил Питт, — но, думаю, Энн знает. Как она попала на борт их катера?

— Энн? Я думал, она у себя в каюте.

— Мы видели, как она прячется возле рубки их катера, когда тот рванул прочь, — сообщил Джордино.

Ганн побледнел.

— Если ее поймают, то могут убить.

— Вызывайте береговую охрану, — распорядился Питт. — Может, у них есть поблизости судно службы по борьбе с контрабандой наркотиков. Только ничего не говорите об Энн, вдруг они слушают. А мы с Элом попытаемся проследить за ними в «зодиаке».[388]

— Номер не пройдет, — возразил Ганн. — Они прострелили и радиостанцию, и «зодиак». У нас есть ручные рации, я могу попробовать вызвать охрану с их помощью, но с надувной шлюпкой вам не повезло.

— А как насчет баржи? — осведомился Джордино.

— Сначала стоит посмотреть, как там шкипер. По-моему, ему крепко досталось.

— Руди, займись радио, — решил Питт. — А мы с Элом проверим баржу.

Питт и Джордино побежали к кормовому ограждению. Нос баржи упирался в борт чуть ниже палубы, старая посудина толкала исследовательское судно черепашьим шагом. Спрыгнув на нее, они побежали по лоснящейся от мазута палубе к миниатюрной рулевой рубке на корме. Приблизившись к ней и ступив внутрь, оба услышали собачье рычание.

Седовласый шкипер стоял у штурвала на коленях, зажимая ладонью кровоточащую рану вдоль линии волос. Черно-коричневая такса, стоявшая на страже перед хозяином, залаяла на чужаков.

— Цыц, Маузер, — утихомирил ее старик.

— Как вы себя чувствуете, старина? — Питт помог ему подняться на ноги, пробравшись мимо таксы. Ростом тот почти не уступал шести футам и трем дюймам Питта, но весил явно побольше.

— Этот сукин сын выскочил ниоткуда и начал ломать мое радио, — когда старик заговорил, взгляд его голубых глаз прояснился. — Я его хорошенько приложил, но он врезал мне рукояткой пистолета.

Отыскав аптечку, Джордино принялся перевязывать рану шкипера.

— Спасибо, сынок. Кстати, а что это за типы?

— Не знаю, — признался Питт, — но один из наших людей на борту их катера. У вас нет шлюпки, которую мы могли бы позаимствовать?

— Там сзади маленький «зодиак». Мотор так себе, но можете взять.

Капитан поглядел сквозь стекло — и понял, что баржа толкает «Дрейк».

— Дьявол! Дайте мне сдать от вашего судна, ребята, а уж после можете себе ни в чем не отказывать.

Он ненадолго переключил передачу на реверс, потом поставил на нейтралку, и, обернувшись к Питту, в тревоге приподнял брови.

— Вы уж там поосторожнее с ними.

— Непременно.

Кивнув шкиперу, Дирк развернулся, чтобы вслед за Джордино покинуть рубку. Уже выходя, обратил внимание на коммерческую шкиперскую лицензию, висевшую на переборке. Увидев напечатанное в документе имя «Клайв Касслер», Питт наморщил лоб, а потом поспешил на палубу.

Джордино уже отвязал от рубки надувную лодчонку. Но вместо того, чтобы терять время, опуская ее на лебедке, они вручную перевалили ее через фальшборт, а потом забрались на борт. Питт подкачал топливо в навесном моторе, несколько раз дернул заводной шнур, и мотор ожил. Выжав газ на полную, Дирк повернул прочь от баржи и направил лодку к берегу.

Мексиканский катер еще виднелся в сгущающейся тьме, и Питт повел лодку следом. Но гонку они откровенно проигрывали — мощный прогулочный катер рассекал волны на добрых десять узлов быстрее, чем крохотный «зодиак». Питту оставалось лишь постараться держать его в поле зрения, сколько удастся, чтобы определить, где они высадятся на берег.

— Надеюсь, ты не забыл захватить наши паспорта, — крикнул Джордино. Курс на юго-восток явно вел их прямиком к мексиканскому материку.

— Жаль, что я не догадался вместо них захватить РПГ.[389]

Джордино уже обыскал «зодиак»; единственным их потенциальным оружием оказался небольшой якорь. Но Питт вовсе не хотел идти лоб в лоб против вооруженных бандитов. Единственной его заботой была безопасность Энн.

Глядя на призрачный силуэт катера, скрывающийся вдали, он думал о мужественном агенте СКР ВМС, гадая, что же такое она собирается предпринять.

15

Вцепившись в релинг каюты катера, промокшая до нитки Энн задавала себе тот же вопрос. Ей бы хотелось захватить катер и отправиться на нем в Сан-Диего, но против четырех вооруженных мужчин шансов у нее почти никаких. Она ощупала поясницу, чтобы убедиться, что кобура с «ЗИГ-Зауэр Р239» успешно перенесла нырок в океан.

Решение проскользнуть на борт мексиканского катера ей продиктовал скорее адреналин, чем стратегическое мышление. Она как раз выходила из одной из лабораторий корабля, подыскивая надежное местечко для ящика Хайланда, когда увидела на палубе Пабло, наставившего пистолет на Ганна. Тут же нырнув в коридор, Энн проскользнула в свою каюту и достала собственное оружие. А когда один из бандитов отвлек всеобщее внимание, прострелив надувную шлюпку «Дрейка», она пробралась на мостик, но обнаружила, что корабельная радиостанция уничтожена. Хотя команду нападение огорошило, Энн прекрасно понимала, почему здесь появились бандиты. Их интересует ящик. Именно он, а вовсе не поиск трупа Эберсона был истинной причиной появления Энн на борту корабля.

Бандиты проворно перегрузили ящик, не дав ей времени продумать контратаку. В голове у нее билась лишь одна мысль. Если ящик спасти не удастся, он должен быть уничтожен.

С колотящимся сердцем подступив к двери мостика, Энн поглядела в сторону кормы. Пабло занят с Ганном у батискафа, а остальные бандиты крепят ящик на катере. Сделав глубокий вдох, она ступила на крыло мостика и нырнула за борт.

Годы тренировок на трамплине сделали свое дело. Прыгнув, Энн напружинила тело, вытянув руки над головой к морю, и вошла в воду вертикально, почти без всплеска. Задрожав в холодных объятиях Тихого океана, она устремилась вглубь, потом развернулась и поплыла к мексиканскому катеру.

Всплыв у скулы его наружного борта, чтобы ее не заметили, Энн прильнула к корпусу катера. Услышала, как человек спрыгнул на их кораблик, а потом заметила, что судно отваливает от «Дрейка». Выбросив тело из воды быстрым ударом ног, она вытянула руки и ухватилась за стойку леера. Тут двигатель взревел, и катер бросило вперед. Крепко держась, Энн позволила ускорению судна потащить ее тело по поверхности моря и закинула одну ногу на борт. Затем подтянулась и перекатилась по узкой палубе, идущей вокруг крытого кокпита. Полежала без движения, восстанавливая дыхание и собираясь с духом. Катер стремительно несся к берегу. Дорога займет около получаса. Темнота — ее союзница, и Энн ждала, когда почернеют небеса. Соленые брызги секли ее лицо, и приходилось скакать, как ковбою на родео, чтобы удержаться на месте, вознося мольбы, чтобы никто не смотрел в ее сторону.

Пабло со своими людьми постоял у кормового транца несколько минут, внимательно наблюдая за оставшимся позади «Дрейком». Повернутая к их корме баржа скрыла спуск и отплытие крохотного «зодиака». Через несколько минут вся шайка ушла в каюту. Сделав телефонный звонок, Пабло уселся и выпил бутылку пива «Дос Эквис».

Когда небо окутала черная пелена, Энн поползла вдоль релинга назад, чтобы окинуть взглядом открытую палубу. Темнокожий массивный мужчина сидел на боковой банке, прижимая к груди пистолет и глядя назад. Своим высоким лбом и длинной окладистой бородой он напомнил Энн молодого Фиделя Кастро. А перед ним, принайтованный к палубе, стоял ящик Хайланда, служивший ему скамеечкой для ног.

Хотя в перестрелке со всей шайкой все шансы будут против нее, этого одиночку Энн одолеть сможет, тем более что фактор внезапности на ее стороне. Задача проста: во что бы то ни стало выбросить ящик за борт. Может, Питт с кораблем НУПИ смогут отыскать его после. Зато он хотя бы не достанется иностранцам.

Медленно, дюйм за дюймом пробравшись вдоль бокового релинга, Энн бесшумно спустилась на палубу. Из главной каюты, находящейся на несколько ступенек ниже палубы и потому вне поля зрения, доносились голоса. Рубка катера располагалась чуть выше, и Энн видела ноги рулевого в паре-тройке футов от себя. Остается лишь надеяться, что в такой близости от берега рулевой не будет глазеть по сторонам.

Достав компактный «ЗИГ-Зауэр» из кобуры, она ухватила его за ствол и бросилась на Фиделя. Тот ее приближения даже не заметил. Она целила в висок, но ударила слишком высоко, и рукоятка пистолета лишь скользнула по своду его черепа. Хрюкнув, он повалился на бок, выронив пистолет на палубу.

Пинком отшвырнув его в сторону, Энн присела на корточки, чтобы отвязать ящик, принайтованный к банке.

Бандит, лишь оглушенный ударом, прижав одну руку к окровавленной голове, принялся нащупывать на палубе свое оружие. Но вместо него наткнулся на лодыжку Энн. И, в ярости обхватив ее ладонью, изо всех сил дернул к себе.

Сгорбившаяся над ящиком Энн, потеряв равновесие, распростерлась на палубе. Но отреагировала молниеносно, стремительно перекатившись и встав на ноги. Бандит по-прежнему сжимал ее левую лодыжку, так что Энн нанесла яростный удар правой прямо ему в висок.

Застонав, он сжал пальцы сильнее, и она пнула еще раз, попав ему в челюсть. Его хватка, наконец, ослабла, глаза остекленели, и он съехал на палубу.

Энн поспешила обратно к ящику, развязывая один узел за другим. Наконец покончив с этим, оттащила ящик к корме и закинула один конец на транец. Наклонилась поднять второй и вдруг оцепенела, шеей ощутив холодное стальное кольцо.

— Это останется здесь, моя дорогая, — низким голосом пророкотал Пабло, вдавливая ей в кожу ствол «Глока».

16

Мерцающие огни вздымались над берегом волной янтарного сияния, но этот безмятежный пейзаж лишь раздражал Питта. Абрис мексиканского катера давным-давно скрылся, и следить за ним можно было только по ходовым огням. Теряясь вдали, огоньки быстроходного катера понемногу сливались с береговыми, пока совсем не затерялись из виду.

Питт держал румпель ровно, ориентируясь на последнюю видимую позицию катера в надежде, что если тот и изменит курс, то не так уж сильно. Он не знал, что на всем мексиканском побережье к югу от границы на протяжении миль тридцати пяти нет ни одной естественной гавани. Пройдя несколько минут вслепую, они приблизились к побережью и ярким огням на склонах холмов над ним. Море вокруг казалось пустынным, так что Питт повернул «зодиак» к югу. И две минуты спустя они заметили катер.

— Там! — крикнул Джордино, указывая чуть правее по курсу.

В миле впереди проглядывал небольшой каменный мол, протянувшийся в Тихий океан. На первых пятидесяти футах камней соорудили примитивный причал — и возле него стоял освещенный катер с двигателем, работающим на холостом ходу. Подойдя ближе, Питт и Джордино разглядели несколько фигур, движущихся к дожидающемуся четырехдверному пикапу. Две фигуры вернулись к катеру, забрали оттуда продолговатый предмет и погрузили его в кузов.

— Вот наш ящик, — заметил Джордино. — А Энн ты видел?

— Нет, но она может быть одной из сидящих в машине. Я попытаюсь причалить с другой стороны мола.

Подходя к молу, он сделал большой крюк в сторону моря и сбросил газ, чтобы тарахтение мотора было не так слышно. Когда они подошли совсем близко, мексиканский катер вдруг устремился прочь от пристани и, обогнув ее, чуть не наскочил на невидимый «зодиак», после чего погнал вдоль берега.

Лодчонка вздыбилась на кильватерной волне, и ее единственный топливный бачок опрокинулся. Прежде чем поставить его ровно, Джордино встряхнул его.

— На преследование нам топлива не хватит.

Питт увидел, что габаритные огни и стоп-сигналы автомобиля зажглись, и двигатель завелся.

— Тогда нам лучше высадиться на берег.

Он прибавил газу, оставив всякую попытку действовать скрытно, и погнал резиновую лодочку вдоль мола. Благодаря свету от близлежащих домов он видел, что мол протянулся от мелкого пляжа, и погнал «зодиак» через полосу прибоя прямо на песок, выскочив на берег как раз в тот миг, когда пикап тронулся вниз по улице.

Выпрыгнув из лодки, Джордино вытащил ее на берег еще до того, как Питт заглушил мотор. Оба во весь дух побежали к проселку. Пикап был всего в квартале впереди. Не видя иной альтернативы, они припустили следом на своих двоих.

Машина неспешно катила по ухабистой дороге, пока не выехала на мощеную поперечную улицу, ярко освещенную и довольно оживленную. Вдоль нее тянулась вереница крохотных магазинчиков в облупившихся оштукатуренных домах, по большей части уже закрытых на ночь. Но благодаря горстке кантин и ресторанчиков поток пешеходов по тротуарам не прекращался. Свернув налево, пикап ненадолго прибавил скорость, но затем угодил в поток медленно движущегося транспорта. Питт и Джордино достигли перекрестка всего несколькими секундами позже.

— Я как-то не рвусь бежать полуночный марафон без своих беговых трусов с катафотами, — пропыхтел Джордино, провожая взглядом набирающий скорость автомобиль.

— А я забыл свою счастливую повязку на голову, — между вздохами откликнулся Питт.

Оба высматривали что-нибудь похожее на такси, но ничего не увидели. Затем Дирк махнул рукой в сторону следующего угла.

— По-моему, я вижу машину напрокат.

Пара электриков в серых комбинезонах старательно копались в распределительном щите двухэтажного промышленного здания. Отправляясь на халтуру после дня работы в Мексиканской национальной электрической компании, они не побрезговали воспользоваться небольшим фургончиком, принадлежащим работодателю, и сейчас тот стоял в нескольких ярдах от электриков с дверцами нараспашку и орущим радио.

Совершив спринтерский бросок к автомобилю, Питт и Джордино с ходу запрыгнули на передние сиденья. Ключи болтались в замке зажигания. Не успели электрики сообразить, что к чему, как Питт уже завел двигатель и рванул с места, оставляя на асфальте черные следы шин.

— Alto! Alto![390] — закричал один из мексиканцев, отшвырнув отвертку и бросаясь в погоню. Его напарник пару секунд таращился ему вслед, а потом выхватил сотовый телефон и начал лихорадочно куда-то названивать.

Поймав разрыв в движении, Питт быстро оторвался от преследователя. Сзади на дорогу посыпались какие-то инструменты и провода, но Питт сделал рывок вперед, и задние дверцы захлопнулись.

— Утром ребятам придется объясняться, — прокомментировал Джордино.

— Но ты же не думаешь, что их начальник поверит, будто их фургон угнала парочка чокнутых гринго?

— Наверно. Но, по-моему, мы все равно должны быть поаккуратнее, — Эл похлопал по приборной доске.

На что Питт тотчас же угодил в глубокую колдобину, так что обоих подбросило под потолок.

Они потеряли четырехдверный пикап из виду, и Питт гнал машину, не деликатничая. Вдавив педаль газа в пол, он рывком обошел несколько более медленных автомобилей на узкой дороге. Потом резко затормозил,чтобы не переехать женщину, бросившуюся через дорогу, держа клетку с парой кур, затем едва разминулся со сворой бродячих собак у самого выезда из городка.

Дорога, петляя, убегала в гору, оставив позади и уличное движение, и придорожные строения — да и всякое освещение заодно. Обгоняя ржавый «Фольксваген-Жук», Питт углядел пикап в полумиле впереди. Он по-прежнему выжимал акселератор до пола, и маленький двигатель фургона протестующе выл, а его миниатюрные колеса старательно накручивали на себя асфальт. Дорога резко вильнула, и Питт вписался в поворот под визг шин, осыпав тучей пыли синий «Додж-Чарджер», припаркованный на обочине. Фары «чарджера» тотчас вспыхнули, и он выехал на дорогу.

— Ты все еще жалеешь этих работяг? — полюбопытствовал Питт.

— Чуток. А что?

— По-моему, они натравили на нас полицию.

— А ты откуда знаешь?

Питт бросил взгляд в зеркальце заднего вида, где от крыши «чарджера» отразились мигающие огни.

— Потому что они у нас на хвосте.

17

Проблесковый маяк, установленный на крыше «чарджера», озарял склоны холмов то синими, то алыми сполохами. А чуть дальше впереди водитель пикапа изо всех сил сжал руль, увидев позади мигалку.

— Пабло! Это федералы. Они поджидали у последнего поворота.

Сидящий позади Пабло оглянулся через плечо на огни, а потом поглядел на спидометр.

— Ты не превышал скорость?

— Не больше, чем на километр-другой свыше лимита, клянусь!

На бычьей физиономии Пабло не отразилось ни малейшего беспокойства.

— Оторвись от них, пока не подъехали к аэропорту, — совершенно бесстрастно произнес он. — Если понадобится, избавимся от оружия. И от девки.

Энн напружинилась, гадая, убьют ли ее перед этим. Сидя между Пабло и бородачом по имени Хуан, она не знала, кого из них бояться больше. Отпрянув от Пабло, она повернулась к другому охраннику. Черноглазый Хуан с засохшей на щеке кровью сидел, уткнув пистолет ей в ребра, с застывшим на лице сердитым оскалом.

Когда Пабло обнаружил Энн на катере, руки ей связали и постоянно держали под прицелом. С тех пор страх не отпускал ее, но теперь в душе забрезжила надежда в облике мексиканской полиции. Быть может, Питт каким-то образом уведомил власти. Только бы не попасть под перекрестный огонь при перестрелке, мысленно возносила она молитвы.

Водитель резко прибавил газу, отчего четырехдверный пикап начал раскачиваться и подпрыгивать на неровной дороге. Несколько раз пропетляв из стороны в сторону, дорога наконец вскарабкалась на высокий прибрежный гребень. Перевалив через вершину, она устремлялась по противоположному склону вниз, в широкую долину, где расположился приграничный город Тихуана.

В нависшем над городом чадном мареве перемигивался миллион огней. Вскоре эта панорама скрылась, как только устремившийся вниз пикап въехал в предместья города. Оглянувшись, водитель увидел, что отдалился от мигающих огней полицейской машины.

Они подъехали к оживленному четырехполосному шоссе, огибающему южную оконечность Тихуаны. Пабло заметил, что водитель сворачивает на трассу.

— Нет, не надо на шоссе! Езжай через город, так будет легче от них оторваться.

Кивнув, водитель свернул в тесные улицы перенаселенной Тихуаны и снова бросил взгляд в зеркало. Завершить преследование полицейским помешала другая машина — встрявший между ними служебный фургон.

* * *

Питт делал все возможное, чтобы удержаться за пикапом, несмотря на преследование полицейского автомобиля. Он едва не сжег миниатюрный двигатель фургончика, выжимая в гору на максимальных оборотах, чтобы не отстать. Более мощный полицейский «чарджер» без труда настиг фургон, после чего будто приклеился к его заднему бамперу.

Под горку Дирк немного выиграл в дистанции, гоня фургон буквально на грани. Гравий шрапнелью летел из-под колес на поворотах, в которые он вписывался чуть ли не на полном ходу, сосредоточившись скорее на том, чтобы держаться за пикапом, а вовсе не улизнуть от полицейской машины. Водитель «чарджера» вел себя осторожнее, позволив Питту немного оторваться, прежде чем оба ворвались в город.

— Надо бы что-нибудь предпринять по поводу нашего спутника, — бросил Питт, въезжая в город с почти двухмиллионным населением.

Джордино бросил взгляд в короб фургона, набитый инструментами и электрооборудованием, с лязгом перекатывавшимися туда-сюда.

— Погляжу, нет ли там сзади инструмента для демонтажа контактов с федералами, — сказал он, осторожно выбираясь с сиденья раскачивающейся машины.

На стеллажах вдоль стенок фургона громоздились бухты проводов и контейнеры с клеммами, а также разнообразный инструмент. «Оборонительным арсеналом не назовешь», — подумал Джордино. Потом углядел полку с кабелепроводами — четырехфутовыми профилями из оцинкованной стали, используемыми для защиты наружной проводки. А когда нашелся и ящичек с соединительными муфтами, Джордино вскинул брови.

— По-моему, у нас кое-что есть, — окликнул он Питта.

Через минуту фургон промчался мимо выезда на шоссе, свернув в город. Пикап виднелся прямо перед светофором в двух кварталах впереди, и Питт окликнул Джордино:

— Вот-вот!

И сбросил газ, чтобы полицейский автомобиль нагнал их. А когда до светофора оставалось несколько корпусов, крикнул:

— Давай!

Пинком распахнув задние двери, Эл высунул наспех собранный восьмифутовый кабелепровод, уткнув его одним концом в деревянный брус, упирающийся в задние колесные арки, и зафиксировал его проволочными растяжками, тянущимися к петлям дверей, чтобы не смещался в поперечном направлении. Дав коллеге секунду, чтобы убраться от опасности, Дирк врезал по тормозам.

Офицер полиции уже сбрасывал скорость, когда увидел трубу, торчащую, будто средневековое рыцарское копье, и резко затормозил, когда стоп-сигналы фургона вспыхнули. Благодаря меньшей массе автомобиля преимущество было на стороне Питта, и как только инерция движения вперед была погашена, он развил его, молниеносно сдав назад.

Через миг полицейская машина, напоровшись на импровизированную преграду Джордино, врезалась в задний бампер фургона. Труба кабелепровода, пробив решетку и радиатор «чарджера», уткнулась в блок цилиндров, смявшись в гармошку. Из моторного отсека вырвалось облако пара, чего полицейский не увидел, потому что ему поле зрения перекрыли раздувшиеся подушки безопасности.

Включив переднюю скорость, Питт выжал газ. Сзади послышался скрежет, колеса фургона пробуксовывали в попытке сдвинуть его вперед. Наконец бампер отцепился от «чарджера», и фургон бросило вперед. Оглянувшись, Джордино увидел, что труба торчит из решетки радиатора полицейской машины, как клюв колибри, а позади клубится пар.

Джордино пробрался обратно на переднее сиденье.

— Вот теперь твои выходки и вправду обойдутся дорого этим работягам, — заметил Питт.

— Это лишь доказывает, что двое гринго и вправду были чокнутыми.

Дирк ухватился за баранку покрепче, осматривая дорогу впереди с удвоенной бдительностью. Скоро каждый фараон в Тихуане будет разыскивать потрепанный фургон. Свернув за угол, он вдавил педаль акселератора в пол. Надо вытащить Энн — и побыстрее.

18

— Полицейской мигалки больше не видать, — водитель пикапа грязно — в буквальном смысле — ухмыльнулся Пабло. Годы употребления наркотиков превратили его рот в каверну с бурыми деснами и гнилыми коричневыми зубами. — По-моему, оторвались.

— Не привлекай внимания своим вождением, — распорядился Пабло, — но доставь нас в аэропорт без задержек.

Водитель посмотрел путь на экране бортового навигатора — тот шел под углом через город в сторону аэропорта на его северо-восточной оконечности. Постоянно бросая взгляд в зеркало заднего вида в поисках проблесковых маячков, шофер почти не обращал внимания на небольшой фургончик, ехавший почти впритирку за ними.

По мере приближения к центру города движение все более затруднялось. Водитель пикапа свернул на восток, по улице Плаза-Эль-Торео, где грязные тротуары были буквально запружены людьми. Объезжая пешехода, перебегавшего дорогу в неположенном месте, пикап угодил в глубокий ухаб, и ящик в кузове подбросило.

Следовавшие за ним с минимальным отрывом Питт и Джордино увидели незакрепленный ящик.

— Как по-твоему, что там такое, раз стало причиной такого переполоха? — потер подбородок Джордино.

— Хотел бы я знать, — Питт с трудом сдерживал гнев оттого, что его вынудили подвергнуть команду «Дрейка» опасности, не предупредив загодя.

— Если сумеешь подъехать к кузову, может, мне удастся ухватить эту штуковину, — указал Джордино на пикап.

Дирк поразмыслил над этой идеей. На машине, числящейся в угоне, и без оружия шансов одолеть людей в пикапе у них практических никаких. Вариантов немного, да и те равноценны самоубийству.

— Может, удастся договориться об обмене на Энн, — отозвался он, — если только они не прикончат нас с ходу.

На руку им играет пребывание в оживленном городе с сомнительной репутацией. Джордино согласился, что рискнуть стоит.

Питт держался почти вплотную за задним бампером пикапа, дожидаясь разрыва во встречном движении, чтобы подъехать сбоку. Автомобили подкатили к знаку «Стоп», и Дирк проехал мимо него без остановки. К собственной досаде, поглядев вперед, он увидел на встречной полосе полицейскую машину. Проводив ее взглядом, он перевел взгляд на зеркало. Полицейский автомобиль быстро развернулся на узкой улице, едва не сбив паренька на мопеде.

— По-моему, с нами покончено, — обронил Питт.

Джордино опустил свое окно.

— Тогда хотя бы возьмем себе кое-что за труды.

Питт уже подбирался к пикапу, когда сзади вспыхнула мигалка.

Полицейский автомобиль попытался пробиться через перекресток, но перед ним поворачивал грузовик с полуприцепом, медленно и старательно вписываясь в тесный поворот. Питт смотрел вперед, дожидаясь, когда по полосе слева проедет потрепанный «Исудзу», после чего втиснулся в разрыв во встречном движении. Вдавив педаль акселератора в пол, рванул по встречной полосе и поравнялся с пикапом. Протиснувшись из бокового окна, Джордино сунул руку в кузов, нащупывая ящик.

Водитель пикапа, насторожившийся при виде полицейской мигалки в зеркале, заметил, как Джордино вылез из окна фургона. И тут же нажал на тормоз. Джордино едва успел нырнуть обратно, чтобы не расшибиться о кабину пикапа. Мгновение оба автомобиля шли бок о бок.

— Почти схватил, — заявил Эл Дирку. — Еще одна попытка, и будет в самый раз.

Он сидел чуть ли не нос к носу с Хуаном, лихорадочно крутившим ручку, опуская свое окно. Питт притормозил, уравнивая скорость с пикапом, поглядел вперед и увидел цементовоз с бетономешалкой, катящий по дороге прямо на них.

— Быстрей! — Дирк еще чуть притормозил.

Пикап прибавил скорость, и Питту пришлось повозиться, чтобы нагнать его до лобового столкновения.

Как только фургон поравнялся с кузовом пикапа, Джордино сдержал свое слово. Свесившись из окна по пояс, он захватил рукоятку ящика и сильным рывком выдернул его из кузова, позволив болтаться сбоку от фургона.

— Есть!

Зазора впереди на обгон пикапа уже не оставалось, так что Питт резко сбавил газ. Но затормозил и пикап, не выпустив его со встречной полосы, а цементовоз был уже в считанных ярдах от них. Слева мелькнул узкий переулок, и Питт, врезав по газам, резко вывернул баранку.

Тем временем в пикапе Хуан, наконец, опустил свое окно. Высунувшись почти до пояса, он нацелил «Глок 22» в фургон и принялся яростно палить, пока водитель пикапа не крикнул:

— Берегись!

Слишком поздно. Повернув голову, Хуан увидел переднее крыло бетономешалки за миг до того, как то поддело его чуть ниже воротника. Одежда зацепилась, и крыло выдернуло его из пикапа назад, попутно раздробив обе ноги.

Выворачивая влево, Питт и сам чудом избежал столкновения. Когда фургон, визжа шинами, пронесся на волосок от переднего бампера цементовоза, его борт и пассажирскую дверь вспорола россыпь пулевых отверстий. Ущерб причинила лишь последняя пуля, разбившая ящик и задевшая кисть руки Джордино. Непроизвольный реф лекс заставил его разжать пальцы, и ящик рухнул на мостовую.

Запаниковав, водитель цементовоза ударил по тормозам. Соскользнув с крыла, Хуан угодил под левое переднее колесо, а покрышка с другой стороны налетела на упавший ящик, и бетономешалка подпрыгнула на обоих. Проскользив по дороге, тяжеловесная машина, наконец, остановилась, но лишь после того, как расплющила останки Хуана и остатки ящика двухосным задним мостом.

Водитель пикапа, потрясенный зрелищем, открывшимся через зеркало заднего вида, потерял управление. Его автомобиль занесло вправо, и он врезался в «Шеви-Кобальт», стоявший у обочины. Прежде чем со скрежетом остановиться, четырехдверный пикап с разгону заскочил на капот крохотного автомобильчика. В пикапе громыхнуло: передняя шина, пропоротая разорванной жестью кузова «Шеви», с оглушительным шумом лопнула.

Через дорогу фургон, едва увернувшийся от бетономешалки, теперь чуть не въехал в зад внедорожника. Переулок был буквально забит машинами, и Питт выжимал тормоз до отказа, пока машина под визг шин не остановилась. И тротуары, и мостовая были забиты толпами, преграждая дорогу автомобилям впереди. Питт заметил блики двухцветной мигалки в витрине магазина; полицейская машина приближалась.

— По-моему, — заключил он, — самое время сказать нашему фургончику последнее «прости».

Джордино тряхнул головой.

— А я только-только к нему привязался. — Отыскав рулон изоленты, он принялся заматывать свою кровоточащую руку.

— Ты в порядке? — спросил Питт, только теперь заметив, что друг ранен.

— Придется какое-то время держать стакан обеими руками, но жить буду.

Выпрыгнув из фургона, они смешались с толпой зевак, начавшей скапливаться вокруг цементовоза. И, не обращая внимания на расплющенный труп Хуана, двинулись поглядеть на разбитый ящик.

Смотреть оказалось практически не на что. Исковерканная путаница проводов, печатных плат и металлических кожухов была раскатана в лепешку, как выпотрошенный робот. Что бы там ни было в этом ящике, восстановить это нечего и пытаться.

Завидев двух офицеров полиции, подходящих с оружием в руках, Питт и Джордино отошли от цементовоза, пробираясь к пикапу, благодаря любопытствующим избегнув обнаружения. На тротуарах толпы были гуще, так что они влились в поток, движущийся вдоль смятого седана и пикапа. Превозмогая ужас перед тем, что может увидеть, Питт шагнул вперед и заглянул в пикап.

Обе правые дверцы были распахнуты, но ни Энн, ни других нигде не было видно.

19

Уничтожение ящика потрясло Пабло до глубины души. Гибель товарища он воспринял как досадное недоразумение, а вот из-за утраты ящика кровь ударила ему в голову. И свой гнев он обрушил на Энн.

— Что тебе известно об устройстве? — ткнул он ее пистолетом.

Скрипнув зубами, та промолчала.

— Пабло… полиция на подходе. — Лицо водителя покрыла мертвенная бледность, руки на руле тряслись.

— Потом заговоришь, — вызверился Пабло на Энн.

— Делай, как я говорю, или прикончу на месте. А теперь вылезай из машины.

Энн вслед за ним выбралась с пассажирской стороны машины, а водитель, схватив легкую куртку, накинул ее на связанные руки пленницы. Она оглянулась на фургон, но ни Питта, ни Джордино так и не заметила. Их появление возле пикапа потрясло ее ничуть не меньше, чем Пабло, и ей оставалось лишь гадать, как они ее отследили.

Когда они ступили на тротуар, на водителя накинулся молодой человек в черной шелковой рубашке.

— Это моя машина! — указал он на расплющенный «Шеви». — Поглядите, что вы натворили!

Подступив к нему, Пабло украдкой ткнул пистолетом ему в живот.

— Заткнись или сдохнешь, — негромко процедил он.

Тот попятился на подгибающихся ногах, вытаращив глаза и изо всех сил кивая, потом развернулся и бросился наутек.

Отступив, Пабло схватил Энн за руку и бросил взгляд через плечо. Увидел, как полицейские выбираются из машины, и оглядел толпу, где почти сразу заметил двух американцев в робах, заглядывающих под правые колеса бетономешалки. Он узнал их еще когда фургон нагнал машину, — это те, кто вел батискаф «Дрейка».

Повернувшись, Пабло подтолкнул Энн.

— Пошевеливайся.

— А как же Хуан? — Водитель очумело смотрел на бетономешалку.

Пабло промолчал, не обращая внимания на труп погибшего напарника и подталкивая Энн на середину запруженного народом тротуара.

Питт и Джордино, подоспевшие к пикапу через минуту, принялись высматривать в толпе Энн. Сидевшая на бордюре девочка, продающая цветы из картонной коробки, поймала взгляд Питта и протянула ему букетик маргариток. Заплатив за цветы, Дирк с улыбкой вручил их самой девочке. Зардевшись, она понюхала маргаритки, а потом, вытянув руку, указала вниз по улице.

Подмигнув девочке, Питт устремился в указанном направлении.

— Сюда, Эл!

По мере продвижения вдоль квартала толпа становилась все гуще. Питт озирал движущуюся массу, пытаясь высмотреть светлые локоны Энн. Вместе с толпой они дошли до конца улицы, упирающейся в большую стоянку, забитую автомобилями. И наконец-то Питт и Джордино поняли, куда все направлялись.

В другом конце стоянки высился только что реконструированный стадион — совершенно круглый, но куда меньше, чем типичный американский бейсбольный или футбольный. Потоки людей втекали в здание по наклонным пандусам с обоих концов. Подняв глаза, Питт увидел, что верх стадиона венчает светящаяся надпись «ПЛАЗА ЭЛЬ ТОРЕО».

— Европейский футбол? — полюбопытствовал Джордино.

— Нет. Коррида.

— Проклятье, а я забыл надеть красное… — Джордино не заметил, что кровоточащая рука запятнала одну его штанину алым.

Они поспешили вверх по ближайшему пандусу, стараясь пробиться на вход вместе с другими припозднившимися зрителями. Ночной воздух напоил аромат жарящейся кукурузы, исходящий от ларька, и Джордино набрал его в легкие побольше в надежде, что тот замаскирует смрад горящего мусора от окрестных трущоб, мешающийся с запахами пота и алкогольного перегара, источаемыми толпой, входящей на арену.

Вглядываясь в пандус напротив, Питт увидел, как на стадион входит высокий мужчина, ни на шаг не отпуская от себя блондинку.

— Кажется, я ее вижу.

Джордино прокладывал себе путь через толпу, как бульдозер, а Питт шел за ним по пятам. Проталкиваясь к турникетам, он поинтересовался у Джордино:

— У тебя деньги есть?

Пошарив по карманам здоровой рукой, Эл выудил горсть помятых банкнот.

— Фортуна во время ночного покера на борту «Дрейка» была ко мне милостива.

— Хвала небесам, что на борту корабля нет профессиональных шулеров.

Выбрав двадцатку, Питт отдал ее билетеру. Не дожидаясь сдачи, они проскочили турникеты и вбежали на стадион.

В это время под рев труб настоящего духового оркестра уже представляли сегодняшнюю труппу матадоров и их помощников, куадрилья следовала по земляному кругу арены красочной процессией. Трибуны заполняла буйная толпа, с ликованием встречавшая их стоя. Энн и ее похитителей, затерявшихся в массе тел, нигде не было видно.

— Может, они пробираются к выходу с другой стороны? — предположил Питт.

— В таком случае, — кивнул Джордино, — нам лучше разделиться.

Они спустились по лестнице в проходе до нижнего яруса трибун, где Джордино двинулся направо, а Питт — налево. Дирк пробирался через первый сектор, посматривая вверх и вниз, но безуспешно. Когда болельщики вдруг возликовали, он поглядел на арену и увидел, что на нее выходит матадор для первого боя. Затем выпустили злобного полутонного быка по имени Донателло составить ему компанию. Поначалу зверь игнорировал матадора, роя землю копытом и внимая приветствиям толпы.

Питт протолкался через следующий зрительский сектор, уклоняясь от разносчиков сахарной ваты и прохладительных напитков. И вдруг заметил блондинку, сидящую у прохода через один сектор. Энн. Массивная фигура Пабло вклинилась рядом, он зорко озирал толпу. Вскоре заметив Питта, буквально впился в него взглядом. Потом, коротко переговорив с сидевшим рядом шофером, встал и вздернул Энн на ноги. Она мгновение смотрела на Питта со смесью страха и мольбы на лице. И когда вставший шофер начал пробираться к Дирку, Пабло потащил Энн прочь, ведя по ступенькам прохода к узкой дорожке вокруг арены.

Питт, отделенный от них целым сектором неистовствующих болельщиков, бросился бегом вниз по ближайшей лестнице. В следующем проходе водитель поспешил последовать его примеру. Достигнув низкой стенки вокруг арены, Питт повернул и устремился к Энн и Пабло, бежавшим прочь всего в нескольких ярдах впереди. И тут, спрыгнув со следующей лестницы, на пути его вырос шофер.

Он был пониже Питта на дюйм-другой, зато куда массивнее и шире в плечах. Водила тряхнул головой, давая американцу сигнал остановиться, одновременно чуть задрав рубашку, чтобы показать пистолет в кобуре на поясе.

Без колебаний бросившись вперед, Дирк нанес хук левой, угодив шоферу в скулу. Тот, покачнувшись, отступил к стенке. Не давая ему опомниться, Питт обрушил на него шквал ударов, проведя молниеносную серию в голову.

Шофер инстинктивно вскинул руки, чтобы заслониться от ударов, вместо того чтобы схватиться за пистолет. Потом, опомнившись, набросился на Питта, размахивая кулаками. Под первый выпад тот поднырнул, но получил такой удар по ребрам, что захлебнулся воздухом. И тут же контратаковал серией ударов в голову шофера, накинувшегося на него, отчего оба крепко ударились о стенку ограждения. Обхватив Питта левой рукой, неприятель правой схватился за пистолет. Но ноги его переплелись с ногами Дирка, отчего оба потеряли равновесие и упали.

Топчась у стенки, шофер ухитрился выхватить пистолет, но был вынужден при падении подставить ту же руку. И как только он ухватился за стенку, Питт врезал локтем ему в предплечье. Пистолет выпал, после чего оба перевалились через барьер.

Зрители вокруг охнули, когда два человека свалились с высоты шести футов на арену. В ее центре матадор стоял к ним спиной, не видя вторжения, целиком поглощенный заигрыванием со свежим быком.

Основной удар падения пришелся на Питта, жестко приземлившегося на плечо. Оба ударились о землю, сцепившись, после чего раскатились в разные стороны. Шофер, подскочивший на ноги первым, принялся лихорадочно озирать землю в поисках потерянного оружия. Зашаркав в сторону стенки, он наткнулся на деревянный стеллаж с бандерильями. Эти длинные, бритвенно-острые дротики, украшенные яркими лентами — вспомогательное оружие матадора. Вонзая их в узловатый загривок быка, матадор старается и разъярить зверя, и ослабить его шейные мышцы, чтобы тот не мог в атаке пригнуть голову.

Питт только-только поднялся на ноги, когда водитель, схватив один из дротиков, метнул его в противника. Тот пролетел высоко, и Дирк без труда увернулся. И попятился вдоль барьера, когда водила схватил еще три бандерильи. Питт же углядел капоте — плащ матадора, висевший на колышке рядом с ним, и, схватив его, превратил в импровизированный щит.

На противоположном конце арены пара бандерильеро, заметивших потасовку, двинулись к ним по периметру. Матадор по-прежнему ничего не замечал, сосредоточив внимание исключительно на быке. Помахивая специальным плащом-мулетой в отработанном движении под названием «вероника», он спровоцировал быка ринуться в атаку. Животное пронеслось мимо в каких-то дюймах от его тела. Проскочив мулету, бык просеменил несколько шажков — и застыл, углядев Питта и шофера, движущихся вдоль стенки.

Некоторые быки сохраняют на арене спокойствие, так что нужно потрудиться, дразня их и раня, чтобы спровоцировать нападение. Другие же, агрессивные от природы, бросаются на все, что движется. И чудище цвета ржавчины по кличке Донателло на шкале воинственности показало бы высший балл. Бандерильеро его еще не тронули, так что этот злобный бык был полон сил. И он затрусил к новым мишеням, внимательно разглядывая обоих мужчин.

Питт заметил приближение быка, но его внимание поглощала защита от бандерилий нападающего. А вот шофер, обращенный лицом к Питту, быка не видел.

Шагнув вперед, он обрушил на Питта град бандерилий, меча их, будто средневековый ратник. Питт сосредоточился исключительно на метательных снарядах. Продолжая пятиться, он отбил первый дротик скрученным в жгут плащом. Второй бросок прошел в сантиметре от Питта, отпрыгнувшего в сторону. Шофер занес руку с последней бандерильей, а затем сделал шаг вперед, чтобы получше прицелиться. И как только он метнул дротик, бык ринулся в атаку.

Бросок был безупречен. Бритвенно-острый наконечник вонзился бы прямиком Питту в грудь, если бы тот не отбил его капоте. Дротик пронзил ткань, потеряв изрядную часть инерции, прежде чем полоснуть Дирка по руке. Резко, будто обжегшись о раскаленную сковороду, Питт отшвырнул скомканный плащ вместе с вонзившимся в него дротиком в шофера и бросился пластом на землю.

Никакой неопределенности в том, кого атаковать, у мчащегося галопом быка не осталось. Вслед за летящим плащом могучее животное устремилось к шоферу, наклонившемуся и схватившему сверток.

Опустив голову, бык припустил во весь дух.

Внезапный бросок Питта на землю озадачил водителя, но затем он почувствовал какое-то движение позади. Обернувшись, увидел атакующего быка — и оцепенел.

Донателло врезался в него всем своим весом. Толпа завопила, когда рога вонзились человеку в живот, прошив его почти насквозь. Вскинув голову, бык поднял насаженного на рога человека в воздух и триумфально пробежал несколько шагов, прежде чем сбросить безвольно обмякшее, окровавленное тело на землю.

Услышав единодушный запоздалый вскрик толпы, Питт оглянулся. Не так уж далеко от него по ту сторону арены Энн отбивалась от Пабло. Быстрым движением оторвав женщину от земли, здоровенный бандит швырнул ее в круг арены. Руки ее были по-прежнему связаны, и приземлилась она очень неловко. Не без труда вскарабкавшись на ноги, Энн ощутила пронзительную боль в лодыжке. Стоять она могла лишь на одной ноге.

Бык, взбешенный свежей кровью, мгновение разглядывал Энн, а затем, фыркнув, пригнул голову и устремился к ней.

Двое бандерильеро и матадор с криками бросились через арену, но бык не обратил на них ни малейшего внимания. Они были слишком далеко, чтобы отвлечь ярость зверя на себя. Зато Питт находился куда ближе.

Подскочив на ноги, он пробежал несколько шагов, подхватил изодранный плащ-капоте и рванул за быком. Несущаяся массивная туша находилась уже в каких-то двадцати футах от Энн.

Она попыталась прошаркать к барьеру, но из-за боли в лодыжке едва могла двигаться. С отчаянно колотящимся сердцем женщина обернулась к атакующему животному — и, как шофер до нее, оцепенела. Из транса, вызванного ужасом, ее вырвал внезапный вопль:

— Toro! Toro![391]

Повернув голову, Энн увидела Питта, несущегося к ней, отчаянно размахивая изодранным плащом. Бык бросил один-единственный взгляд на высокого человека, несущегося огромными скачками — и принял вызов.

Дыхание зверя, отвернувшего в последнюю секунду, чтобы устремиться к Питту, буквально опалило Энн.

Завидев быка, Дирк прервал бег, заскользив вперед по инерции. Вытянув плащ сбоку от себя, он замахал им, будто пыльным ковром, привлекая внимание животного. Поддавшийся на уловку Донателло последовал за движением, врезался в плащ и пронесся дальше. Острые рога прошли в считанных миллиметрах от тела Питта.

Как только бык подлетел, Дирк вздернул плащ вверх и развернулся лицом к зверю. Он был слишком поглощен задачей остаться в живых, чтобы услышать аплодисменты толпы, скандирующей «оле!». Встряхнул плащом и отступил в сторону, когда бык снова ринулся в атаку.

— Позвольте мне, сеньор, — сказал матадор, подбегая к нему со смущенным видом.

С помощью бандерильеро он отогнал быка в центр арены, пока двое других волокли прочь труп шофера.

Питт повернулся, чтобы броситься к Энн, но увидел, что подоспевший Джордино уже вытаскивает ее на трибуну. Подойдя к барьеру, Дирк ухватился за протянутую руку Эла и под громогласные аплодисменты толпы перебрался через стенку. Бледная, потрясенная Энн вцепилась в его руку.

— Этот бык изувечил бы меня, если бы не вы. Это безумный поступок, но спасибо вам.

— Вы забыли, что я работаю в Вашингтоне, — устало улыбнулся ей Питт. — Я что ни день вступаю в схватки с быками.

Тут лицо его посерьезнело, и он огляделся по сторонам.

— А ваш похититель Пабло?

Энн покачала головой. Джордино уже осматривал трибуны, но остался ни с чем.

Сделавшись карликом, великан бесследно исчез, затерявшись в толпе.

20

— Я думаю, нечего валять дурака, дожидаясь разговора с властями, — заявил Джордино, головой указав на администратора стадиона, пробирающегося через трибуны в сопровождении двух охранников.

— Веди, — кивнул Питт, крепко обхватив рукой талию Энн.

Сделав осторожный шажок, она вцепилась Дирку в плечо, испытав яростную вспышку боли, прошившей лодыжку.

— Просто перенесите вес на здоровую ногу, и как-нибудь доковыляем, — сказал Питт, без труда поддерживая ее стодесятифунтовое тело.

Джордино продвигался через толпу, как плуг, прокладывая широкую тропу для парочки, ковыляющей за ним по пятам на трех ногах. Добравшись до заднего пандуса, они поспешили со стадиона прочь, оставляя ликующую толпу позади. Не поспевшей за ними охране арены оставалось лишь проводить озадаченными взглядами троих американцев, запрыгнувших в такси, с ревом унесшееся в ночь.

Энн настаивала, чтобы ее отвезли в американское консульство, но представители НУПИ, уже сторговавшиеся с водителем такси о продаже бензина, победили большинством голосов. Когда такси мчалось через Тихуану, на них, наконец, навалилась усталость погони, и разговор мало-помалу смолк. У Питта имелась уйма вопросов к Энн, но время для этого еще не пришло.

С того самого момента, когда она нырнула с корабля, Энн держала эмоции в тугой узде, не позволяя страху взять над собой верх. Теперь же, после избавления от смертельных угроз Пабло, в компании Питта и Джордино, пережитый ужас взял свое. Несмотря на теплую ночь, ее била неудержимая дрожь, как ни старалась она совладать с эмоциями. Ласково приобняв ее одной рукой, Дирк слегка пожал ей плечи — и стресс будто рукой сняло. Не прошло и пары минут, как Энн погрузилась в сон.

На разрешенной скорости поездка до побережья отняла больше часа, и стрелки уже подходили к десяти часам, когда они прибыли на маленький песчаный пляж. Увидев, что надувная шлюпка баржи стоит там, где ее оставили, Питт с облегчением вздохнул. Дотащив ее до линии прибоя, он помог Энн забраться внутрь. Джордино тем временем достал бензобак лодки и передал его таксисту, слившему туда пару галлонов бензина с помощью старого шланга, отыскавшегося в багажнике.

— Gracias, amigo,[392] — сказал Джордино, расставаясь с остатками своего выигрыша в покер, и понес топливо на пляж.

Пересчитав свалившиеся на него деньги, таксист просиял и крикнул:

— Buen viaje![393]

Подключив топливопровод к бачку, Питт вместе с Джордино столкнул «зодиак» в воду, провел за линию прибоя и забрался внутрь. Навесной мотор завелся без особых проблем, и вскоре они уже выскочили за каменный волнолом.

— Вы уверены, что сможете найти «Дрейк»? — поинтересовалась Энн, озирая черный горизонт. Смотрела она снова бодро, хотя и не без опаски.

— Полагаю, Руди оставит для нас огни зажженными, — кивнул Питт.

Миновав мол, он повернул «зодиак» на север вдоль берега. А пройдя около мили, свернул в открытое море, возвращаясь тем же путем, каким пришли. Оглянувшись через плечо, нашел ориентир — святящиеся окна одинокого домика на холме на одной вертикали с бледно-желтым уличным фонарем на берегу. Держа курс так, чтобы они оставались на одной линии, Питт вел «зодиак» прочь от берега, пока огни не затерялись вдали. Несколько минут они шли в полной темноте, и Энн усердно сражалась со своим страхом потеряться в море. Но когда окружающая их вода стала чернее черного, несколькими румбами мористее замаячило призрачное сияние. Из моря вдали показался одинокий белый огонек, к которому по одному присоединились еще несколько. По мере приближения они разглядели, что огни принадлежат трем судам, собравшимся вместе.

«Дрейк» и баржа стояли борт к борту, а чуть поодаль от них — большой корабль, своей оранжевой полосой на белом корпусе сразу же заявлявший, что это судно береговой охраны США. Пара впередсмотрящих на палубе следили, как Питт подводит «зодиак» к «Дрейку» и глушит мотор.

Увидев Энн, Руди Ганн склонился к ним через борт с явным облегчением.

— Хвала небу, вы целы!

— Осторожно, у нее колесо спустило, — откликнулся Джордино, поднимая девушку к планширу, где Ганн помог ей сойти на палубу.

— Я вызову доктора с «Эдисто», — предложил Руди.

Энн покачала головой.

— На самом деле мне нужен только лед.

— Мне тоже, — подхватил Джордино, подтягиваясь на палубу. — В стакане с порцией «Джека Дэниелса».

Питт остался в лодочке, играя роль такси для врача береговой охраны. Энн быстро устроили в каюте с лодыжкой, обложенной льдом, и дозой болеутоляющего в желудке. Дирк отвез врача на корабль, привязал «зодиак» и вскарабкался на «Дрейк».

Когда он встретился с Ганном и Джордино на мостике, Эл уже успел изложить перипетии их гонки по Тихуане.

— El Matador Питт, а? — ухмыльнулся Ганн.

— Должно быть, в моих жилах течет толика испанской крови. — Дирк со вздохом посмотрел через окно мостика на «Эдисто».

— Ты молодец, что вытащил сюда береговую охрану, но почему они не преследуют мексиканский катер?

— В отсутствие угрозы жизни они не имеют права без санкции входить в мексиканские территориальные воды. Они вызвали мексиканский ВМФ, и тот пойдет впереди, — сняв очки, Ганн принялся старательно их протирать. — К сожалению, у них вроде бы нет судов в этом регионе, так что перспективы скверные. Я думал, будет лучше, если «Эдисто» постоит наготове, пока от вас не будет вестей.

— Благоразумно.

— Похоже, похитители были наготове, ждали, когда мы вытащим «Каракатицу», — заметил Ганн. — А что в том ящике было настолько ценное?

— На этот вопрос я бы тоже хотел получить ответ, — с прищуром поглядел на него Питт.

— Что бы там ни было, — вставил Джордино, — его кончина никого не обрадует. Теперь это немногим больше, чем ничего не стоящий пук спутанных проводов.

— Кстати, раз уж об этом речь, — вспомнил Ганн, — мы заменили судовую радиостанцию запасной со склада. Наверное, надо дать «Эдисто» знать, что мы все можем возвращаться в Сан-Диего.

— Руди, а ты не забыл о незаконченном деле этажом ниже? — Джордино указал в сторону моря.

Тот поглядел на Джордино, задрав свой крючковатый нос.

— Думаешь, мы тут сидели сложа руки и плевали в потолок, пока вас не было?

Отступив в глубину мостика, он указал из окна на баржу. Там, залитая тусклым светом палубных фонарей, стояла «Каракатица», поддерживаемая парой деревянных кильблоков.

— Вы выудили ее без нас! — Джордино обернулся к Питту. — И как мы могли такое прозевать?!

— Наверное, были слишком зациклены на сторожевике береговой охраны. Отличная работа, Руди. Она не доставила вам хлопот?

— Ни малейших. Мы просто подцепили такелаж с батискафа к плавучему крану и подняли. Вышла чисто, как стеклышко, но, по-моему, вам захочется взглянуть на ее корпус.

— Почему бы и не прямо сейчас? — предложил Питт.

Ганн прихватил несколько фонарей, и они дошли на «зодиаке» до носа баржи. На судне царила гробовая тишина; шкипер спал на своей койке с таксой, прикорнувшей у его ног.

«Каракатица» высилась над ними. Борта чистые и сухие, хромовые детали ярко сверкают в свете фонарей — никаких признаков, что бот провел на дне около недели.

Увидев зияющую в корпусе дыру, Джордино негромко присвистнул.

— Должно быть, затонула в мгновение ока.

— Пожалуй, у народа из УППОНИР были основания для подозрений, — проронил Ганн. — Судя по виду, это не несчастный случай.

— Наверное, наши приятели с быстроходным катером подцепили ко дну взрывчатку, — предположил Джордино.

— Должно быть, сработала прежде времени, до того как они наложили лапу на ящик.

— Вообще-то взрывчатку заложили внутри, — Питт рассматривал повреждения, подсвечивая себе фонариком.

— Следы взрыва показывают, что взрывная волна шла изнутри.

Ганн положил ладонь на ощетинившийся щепками участок рядом с дырой — все они торчали наружу.

— Ты прав. Должно быть, взрывчатку разместили в каюте.

Присев под пробоиной на корточки, Питт посветил фонариком в темное нутро. Над ним виднелись остатки камбуза с закопченными переборками и целым кратером в потолке. И все же внутренние повреждения были менее существенны, чем пробоина в корпусе.

Рассматривая повреждения, Питт заметил пару оборванных оранжевых проводов, болтающихся в дыре. Проследил путь проводов через камбуз к кормовой переборке, где они уходили в аккуратно просверленное отверстие. Протиснувшись в пробоину, забрался в камбуз и пошел в сторону кормы через тесную кают-компанию, к лесенке. Провода привели его к ходовой рубке; там он остановился и осмотрел колонку штурвала. Перед сиденьем рулевого обнаружил открытый сервисный лючок, за которым виднелись хитросплетения разноцветных проводов, тянущихся к бортовой электронике. Скоро Дирк отыскал оранжевые. Один был подключен к шине питания, а второй уходил в кожух кулисы газа. А минуту спустя нашел и куда он тянулся, — к потайному тумблеру, установленному под приборным пультом.

Джордино и Ганн, обойдя «Каракатицу», забрались в нее через корму. Найдя Питта у штурвала погруженным в глубокие раздумья, Ганн поинтересовался, что он обнаружил.

— Небольшой изъян в своей гипотезе, — ответил Питт. — «Каракатицу» взорвали не мексиканцы. Это сделал сам Хайланд.

21

Войдя в кают-компанию «Дрейка» вскоре после рассвета, Питт с удивлением обнаружил там Энн, сидящую напротив Ганна и уже заканчивающую завтракать. Прихватив чашку кофе, он направился к их столику.

— Доброе утро. Не возражаете, если я присоединюсь?

Руди жестом пригласил его сесть рядом с Энн.

— Вечно ты портишь мне все веселье.

Питт поглядел на женщину.

— Хорошо спалось?

— Прекрасно, — она деликатно избегала встречаться с ним взглядом.

Питт усмехнулся при виде ее внезапной застенчивости. Вернувшись вчера вечером с баржи, он направился прямиком к себе в каюту, чтобы лечь. Отозвавшись на негромкий стук в дверь, он увидел Энн, стоящую на пороге с видом предвкушения. На ней был свободный корабельный купальный халат, который не мог скрыть бретелек ее белья. Она босиком стояла на здоровой ноге, чтобы снять нагрузку с забинтованной, отечной левой лодыжки.

— Я надеялась, что вы заглянете пожелать мне доброй ночи, — шепнула она.

Заглянув в ее зовущие глаза, Питт подавил всколыхнувшееся желание.

— Какое упущение с моей стороны! — проронил он с улыбкой.

Наклонившись, Дирк подхватил ее на руки, крепко прижав к себе. Она пристроила голову у него на плече, пока он нес ее по тесному коридорчику в ее каюту. Бережно опустив ее на койку, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Доброй ночи, моя дорогая, — негромко промолвил он. И не успела она отреагировать, как он уже, пятясь, покинул ее каюту и закрыл за собой дверь.

— Кок у вас замечательный, — в попытке сменить тему проговорила Энн Ганну, отодвигая свою опустевшую тарелку.

— Питание — ключевой элемент поддержания духа на борту, особенно в длительных экспедициях. Мы настаиваем на том, чтобы на всех наших судах работали высокопрофессиональные шеф-повара. — Откусив кусок тоста, Ганн повернулся к Питту. — Энн только что рассказывала мне, как нашла достойное применение своему опыту прыжков с вышки в колледже, нырнув вчера вечером с крыла мостика.

— Я бы поставил ей 9,0, — подмигнул Питт. — Хотя мог бы и поднять оценку, если бы она дальше углубилась в то, ради чего эту экспедицию затеяли на самом деле.

Энн нервно кашлянула, прикрывшись салфеткой.

— Что вы имеете в виду?

— Мы ведь искали не просто бесследно пропавшую посудину, не так ли?

— Было важно найти лодку и всю аппаратуру, оставшуюся на борту.

— Мы успешно осуществили и то, и другое, — заметил Питт, — так как же насчет того, чтобы поведать нам что-нибудь об этой аппаратуре?

— Распространяться об этом я не имею права.

— Помимо того, что вы едва не распрощались с собственной жизнью, — с прищуром поглядел на нее Дирк, — вы подвергли смертельной опасности этот корабль и его команду. Полагаю, мы заслужили кое-какие ответы.

Энн впервые поглядела Питту в глаза — и осознала, что увильнуть от ответа не удастся. Она обвела помещение взглядом, чтобы убедиться, что никто не подслушивает.

— Как вам известно, компания доктора Хайланда задействована в проекте высокого уровня секретности по исследованиям и разработке для УППОНИР. Его работы связаны с секретной программой ВМС под названием «Морская стрела», посвященной субмаринам. Хайланд, в частности, был занят разработкой передового движителя. Больше ничего я вам и в самом деле сказать не могу, кроме того, что он проводил окончательные испытания прототипа революционной разработки, когда его судно пропало в открытом море.

— То, что хранилось в том ящике?

— Модель в масштабе, — подтвердила Энн. — Хотя мы и подозревали, что исчезновение «Каракатицы» связано с нечистой игрой, никто не предполагал постороннего вмешательства в нашу затею с поиском и подъемом судна. Я искренне сожалею, что ваша команда подверглась опасности. Полагали, что чем меньше людей знают об исследованиях Хайланда, тем лучше. Мне известно, что вице-президенту было не по душе держать вас в неведении, но он был вынужден подчиниться требованиям Тома Черны.

— И кто же такие эти типы, пытавшиеся его похитить? — осведомился Ганн.

— Покамест это загадка, — развела руками Энн. — Но судя по их виду, я бысказала, они вряд ли из Мексики — скорей уж из Центральной или Южной Америки. Я уже переговорила с Вашингтоном, и меня заверили, что мексиканские власти окажут нам всяческое содействие в расследовании по поводу обоих трупов и отслеживании пикапа.

— Мы предоставили мексиканскому ВМФ весьма подробное описание их катера, — подкинул Ганн.

— Они не похожи на обычных подозреваемых в краже секретов, связанных с обороной, — отметил Питт. — Вам не приходило в голову, что они могли уже улизнуть с волшебным сундучком Хайланда?

— Да, — согласилась Энн. — Когда были обнаружены тела Хайланда и его помощника, мы пришли к выводу, что их захватили в открытом море, а прототип похитили. Потому-то я и была так шокирована, увидев, что ящик по-прежнему находится на борту «Каракатицы».

— Пожалуй, благодарить за это надо Хайланда, — вымолвил Питт, после чего описал обнаруженные оранжевые провода и потайной тумблер. — Полагаю, он понял, что на них напали, и подорвал собственное судно.

— На обоих трупах обнаружены серьезные травмы, вызванные пожаром или взрывом, — сообщила Энн. — Мы даже не рассматривали возможность, что это дело их собственных рук, но теперь потребуется все пересмотреть.

— Думаю, Хайланд самую малость опередил их, — заявил Питт. — Да притом, в пику негодяям, затонула «Каракатица» слишком глубоко для обычного легководолазного погружения. Наверное, они как раз пытались сами найти судоподъемный корабль, когда показались мы. Так что они позволили нам сделать эту работу вместо них.

— Похоже, это ваш нырок с высоты спас ситуацию? — Руди повернулся к Энн.

— Нет, ящик отбили Дирк с Элом. Но, хотя его уничтожение спасло его от попадания не в те руки, утрата модели усугубила некоторые другие проблемы.

— А именно? — справился Питт.

— Мне сказали, что ни у УППОНИР, ни у ВМС нет подробных чертежей и технических характеристик работы Хайланда. Карл Хайланд был чрезвычайно уважаемым инженером — на самом деле гением, — и потому ему давали карт-бланш. За считанные годы он сделал множество блестящих усовершенствований конструкций субмарин и торпед. В результате ему не требовалось подавать традиционной горы документации, предписываемой большинству контакторов министерства обороны.

— Значит, больше никто не знает, как завершить «Морскую стрелу»? — уточнил Питт.

— Именно, — подтвердила Энн, поджав губы.

— Теперь, когда Хайланд мертв, а его модель уничтожена, — резюмировал Ганн, — эти планы играли бы важнейшую роль.

— Фаулер твердит мне, что нынче это наивысший приоритет… — Поглядев на часы, Энн перевела взгляд на Питта. — Администрация вице-президента организовала для нас обратный перелет до Вашингтона. Вылет из Сан-Диего в час. До отлета я бы хотела наведаться в штаб-квартиру Хайланда в Дель-Map. Вы не могли бы завезти меня туда по пути в аэропорт?

Поднявшись из-за стола, Питт протянул Энн ее костыли.

— Я никогда не пренебрегаю просьбами детей, старушек и очаровательных девушек, подвернувших ногу. — Он отвесил полупоклон. — Ведите!

Час спустя они въехали на территорию штаб-квартиры «Хайланд Рисеч энд Ассошиэйтс», вместе с другими компаниями расположенной в офисном здании на холме с видом на приморский городок Дель-Мар чуть севернее Сан-Диего. С холма открывается прекрасная панорама океана к западу, а также знаменитого ипподрома Дель-Мар в долине внизу. Энн козырнула документами при входе, и их пропустили.

— Добро пожаловать, мисс Беннетт, — сказала девушка в приемной. — Миссис Марсдейл вас ждет.

Минуту спустя в вестибюль вышла стильная женщина с короткими темными волосами, представившаяся директором-распорядителем Карла Хайланда. Она повела их к ближайшей комнате для переговоров, и Энн неловко заковыляла на костылях следом.

— Мы не отнимем у вас много времени, миссис Марсдейл, — начала Энн. — Я вхожу в группу, расследующую обстоятельства смерти мистера Хайланда, и меня тревожит безопасность его рабочей документации, связанной с проектом «Морская стрела».

— Мне до сих пор не верится, что его больше нет.

— Следы потрясения из-за смерти Хайланда до сих пор читались на ее лице. — Как я понимаю, он погиб не в результате несчастного случая?

— Что навело вас на такую мысль?

— Карл и Манфред были чересчур компетентны, чтобы погибнуть в заурядной морской катастрофе. Карл был надежным и осмотрительным человеком. Я знаю, что его всегда заботило соблюдение режима секретности в его работах.

— Мы не думаем, что это несчастный случай, — призналась Энн, — но следствие еще продолжается. Мы полагаем, что кто-то пытался захватить его испытательный образец.

— ФБР наведывалось сюда пару дней назад, — кивнула Марсдейл, — и мы предоставили им все, что могли. Но как я им сказала, это деловая штаб-квартира доктора Хайланда. Мы занимаемся правительственными контрактами и сопутствующей административной поддержкой — и только. Во всей фирме трудится всего двенадцать человек.

— А где находятся ваши исследовательские стенды? — осведомился Питт.

— Вообще-то у нас их нет. Небольшая мастерская на задах, где несколько наших стажеров занимаются текущими исследовательскими задачами, но Карл и Манфред редко здесь работали. Они частенько разъезжали, но вообще-то проводили большинство своих исследований в Айдахо.

— Айдахо? — переспросила Энн.

— Да, там в Бэйвью находится исследовательский центр ВМС. У доктора Хайланда там поблизости есть хижина, где они с Манфредом скрывались для решения проблем.

— Речь идет о Манфреде Ортега, ассистенте доктора Хайланда?

— Да. Карл звал его Мэнни. Он и сам блестящий инженер. Они вдвоем просто чудеса творили. Были мозгами всей компании. Уж и не знаю, что мы будем делать теперь.

Последовало долгое молчание: все вдруг осознали, что кончина Карла и Мэнни практически равнозначна гибели «Хайланд Рисеч энд Ассошиэйтс».

— ФБР забрало все материалы, имевшиеся здесь? — наконец поинтересовалась Энн.

— Они забрали на время всю нашу административную документацию — даже наши компьютеры. Техническую документацию мы уже отправили в штаб-квартиру УППОНИР, да оно и к лучшему. Агенты ФБР вели себя, как слон в посудной лавке, так что в кабинет Карла я их не пустила, но по всем остальным помещениям они прошлись тяжкой поступью.

— Вы не будете против, если я осмотрюсь в кабинете? — спросила Энн. — Полагаю, вы понимаете, как важно для национальной безопасности сохранить все его труды в тайне.

— Разумеется. Он почти никогда тут ничего не оставлял, но его кабинет дальше по коридору.

Взяв ключи со своего стола, Марсдейл повела их в угловое помещение. Судя по виду кабинета Хайланда, пользовались им редко. Как и его хозяин, он не стремился пустить пыль в глаза декором, демонстрируя две-три модели субмарин и полотно, изображающее контрабандистскую яхту красного дерева времен Сухого закона, идущую на всех парусах. Единственным неуместным предметом здесь была висящая над столом лосиная голова с рогами, увешанными разнообразными рыбацкими головными уборами.

Увидев, что несколько ящиков письменного стола выдвинуты, Марсдейл недоуменно приподняла брови.

— Это странно. — Она вдруг напряглась. — Кто-то здесь был, обыскивал стол. Я помню, что оставила ему контракт на подпись в лотке входящей почты, а теперь его нет. — Она обернулась к Энн с встревоженным выражением. — Во всем здании ключи от этого кабинета есть только у меня.

— Были тут еще какие-нибудь важные документы?

— Не могу сказать наверняка, но вряд ли. Как я и сказала, он редко задерживался тут надолго.

Поглядев на стол, Марсдейл перевела взгляд на голову лося.

— На столе было фото его лодки и хижины — оно тоже пропало. И еще Карл вешал ключи от своего домика на рога лося, когда был здесь, — и их тоже нет.

— У вас в здании есть камеры видеонаблюдения? — поинтересовался Питт.

— Да. Я немедленно свяжусь с нашей охранной фирмой. — Голос Марсдейл дрожал от отчаяния. — Я искренне сожалею.

— Если вы не против, — сказала Энн, — я бы хотела вызвать ФБР обратно для тщательного обыска кабинета. В комплекте с видео камер безопасности это может дать нам потенциальные ниточки.

— Да, конечно. Все, что потребуется, только бы выяснить, кто за этим стоит.

Вернувшись вместе с Питтом к машине, Энн остановилась и окинула взглядом океан.

— Они здесь были, не так ли?

— Готов спорить, что да, — согласился Питт.

— Хочу просить об одолжении, — повернувшись, она встретилась с ним взглядом. — Вы не против отсрочить наше возвращение в Вашингтон на денек? Я бы хотела перенаправить наш рейс в Айдахо. Если Марсдейл права, все разработки Хайланда могут преспокойно находиться в Бэйвью, а мы даже не догадываемся.

— Обеими руками за, — ответил Питт. — Правду говоря, мне всегда было любопытно поглядеть, откуда берется их знаменитая картошка.

22

Снизойдя с сапфировых небес, правительственный самолет «Гольфстрим» коснулся главной взлетно-посадочной полосы аэропорта Паппи-Боингтон-Филд, что в Кер-д'Ален. Грегори Боингтон по прозвищу Паппи, верный сын живописного городка в Айдахо, прошел славный путь, летал на «F4U Корсар»[394] в Тихом океане и удостоился ордена Почета, командуя легендарной эскадрильей «Черные овцы». Теперь аэропорт, носящий его имя, дает приют кротким «Пайпер-Кабам» и частным самолетам богатых туристов. Прихватив костыли Энн, Питт помог ей сойти с самолета у терминала частных рейсов, где они договорились и о прокате автомобиля. Питт сел за руль, и они направились на север по трассе 95.

Они ехали вверх по северной рукоятке кастрюли, на которую похож Айдахо — по региону холмов, поросших густыми лесами, и девственно-чистых озер, вдали от картофельных полей на южных равнинах штата. Дорога была более-менее свободна, так что Питт гнал прокатный автомобиль быстрее официального ограничения скорости в шестьдесят пять миль в час. Через двадцать минут они добрались до городка Атол, где Питт свернул на боковую дорогу, ведущую на восток, где вскоре их поприветствовал большой плакат, сообщающий, что они въезжают на территорию Государственного парка имени Фаррагута.

— Государственный парк Айдахо назван в честь адмирала времен Гражданской войны? — удивился Питт.

— Фактически говоря, да, — Энн изучала путеводитель, прихваченный в аэропорту. — В первые дни Второй мировой войны ВМФ устроил здесь сухопутную базу, поскольку опасались того, что японцы будут бомбить западное побережье. Военно-морской тренировочный лагерь имени Фаррагута был действительно назван в честь Дэвида Фаррагута, героя сражения у Мобил-Бей и первого адмирала ВМФ США. Одно время тут находилось около пятидесяти тысяч человек. После войны базу закрыли, а землю передали штату Айдахо, который превратил ее в государственный парк.

— Сможете блеснуть этими сведениями на следующем пентагонском коктейль-приеме, — поддел ее Питт.

Дорога покинула парк и запетляла вниз по холму в Бэйвью. Деревушка расположилась у самой оконечности узкого заливчика большого ледникового озера Панд-Орей. Дирку пришлось протискиваться мимо какой-то дорожной техники, прежде чем удалось выбраться к главному шоссе вдоль берега. Северную половину бухты занимали несколько пристаней, заполненных рыбацкими лодками, открытыми катерами и множеством плавучих домов. Южный берег находится в распоряжении Отдела акустических исследований ВМС.

— Вон въезд в лабораторию, — указала Энн на закрытые ворота.

Подъехав к гостевой стоянке, Питт припарковал машину возле будки охраны. Когда охранник их зарегистрировал, прибыл военизированный эскорт, и их отвезли в комплекс на сером седане. Проезжая вдоль воды, Питт обратил внимание на субмарину странной формы у причала с табличкой «Морская ракета».

Водитель остановил машину у высокого бежево-зеленого здания над водой, а потом сопроводил Энн и Питта до двери. Там их поприветствовал энергичный человек с ярко-рыжими волосами и бойкими синими глазами.

— Чак Николс, заместитель завлаба, — скороговоркой выпалил он. — Пожалуйста, следуйте за мной.

Взмахом руки отослав водителя, он сопроводил Энн и Дирка в тесный кабинет, заваленный бумагами и техническими журналами, и освободил пару стульев от нагромождений папок, чтобы они могли сесть.

— Весть о несчастном случае с Карлом и Мэнни нас просто шокировала, — сообщил Николс. — Вы выяснили, что стряслось?

— Не вполне, — ответила Энн, — но мы вовсе не считаем, что это несчастный случай. У нас есть основания полагать, что они были убиты во время неудачной попытки иностранной диверсионной группы захватить прототип, который они тестировали.

Николс поджал губы.

— Ага, «Склизкий Мумм». По его поводу он порядком темнил. Прямо не верится, что кто-то мог о нем узнать.

— «Склизкий Мумм»?..

— Он всегда давал ласковые прозвища своим творениям. Последнюю модель корпуса он назвал «Свиной призрак». И очень огорчил нас, окрестив нашу тестовую лодку «Морской ракетой».

— Название что-нибудь означает? — полюбопытствовал Питт.

— Разумеется, но, вероятно, только для Карла и Мэнни. Он сказал, что «Мумм» — это в честь шампанского, которое ему нравится. Много говорил о скорости и пузырьках в штурме проблемы суперкавитации, так что, пожалуй, в этом что-то есть.

— Расскажите нам о своем комплексе, — попросила Энн.

— Хайланд построил его практически сам. У его семьи была здесь на озере Панд-Орей хижина, так что он влюбился в этот край.

Питт обратил внимание, что тот произносит название озера как «Понд-о-рэй».

— Когда он возглавлял отдел акустики в Центре разработки надводного вооружения ВМС, — продолжал Николс, — то убедил чины в Вашингтоне открыть филиал исследовательской лаборатории, воспользовавшись остатками старой базы ВМФ имени Фаррагута. Он фактически отстроил ее с чистого листа. Лет десять-двенадцать назад повседневное руководство ему надоело, и Хайланд решил уйти в отставку. Тогда-то он и открыл свой консультативный бизнес. Карл всегда был в первую голову инженером.

— Вы тут далековато от открытого моря, — заметил Питт.

— Да, но озеро — идеальная испытательная площадка. Оно большое, населения тут мало, а глубина местами превышает тысячу футов. Наша работа здесь сосредоточена на исследованиях усовершенствованных конструкций корпусов и движителей, позволяющих субмаринам действовать с минимальной акустической сигнатурой. Озеро — почти идеальная контролируемая среда для испытания новых конструкций и технологий.

— Так «Морская ракета» — испытательная платформа? — уточнил Питт.

— Именно, — подтвердил Николс. — Это то, что мы называем усовершенствованным демонстратором электрических кораблей. Хотя она и малость смахивает на подводную лодку, на самом деле модель в четверть размера нового эсминца класса DD (X). Мы использовали ее для экспериментов с кое-какими радикально новыми конструкциями корпуса и движителя. Изначально ее построили с водометным движителем, но мы мигрировали к другим технологиям, распространяться о которых мне, пожалуй, не следует. У нас запланированы испытания последних придумок Карла в связи с проектом «Морская стрела», но теперь мы пребываем в некоторой растерянности.

— Технология «Склизкого Мумма»? — догадалась Энн.

— Да. Хайланд тестировал ее в озере всего пару-тройку недель назад. Помню, он сказал ребятам, что распугает всю рыбу. В это время на озере находилась пара парней, так они утверждают, что он показал какие-то безумные скорости.

— А здесь, в комплексе, он не работал?

— Нечасто. Он приходил и гонял наши компьютеры, но всегда опережал нас шага на три. Когда он наведывался, то обычно запирался в своей хижине вместе с Мэнни, и они там ковырялись.

— Важно отыскать и обезопасить все его исследования касательно «Склизкого Мумма», — заявила Энн.

— Я уже получил такое требование от людей из УППОНИР и теперь собираю все, что у нас есть, — ответил Николс. — Суть дела в том, что девяносто процентов данных были у Карла. Что было не у него в голове, то, наверное, до сих пор в его хижине. Вот, я сейчас дам его адрес.

Он сверился со своей настольной крутящейся картотекой и записал адрес для Энн, попутно давая указания.

— В патио на заднем дворе стоит ржавый колокол. Запасные ключи от дома и катера должны быть под ним.

Энн взглядом спросила его: «А ты-то откуда знаешь?»

— Мы с Карлом раздавили не одну бутылочку пива у него на крыльце и на катере, — подмигнул Николс.

Энн поблагодарила его за потраченное время, и их сопроводили обратно к воротам. Энн впервые ощутила прилив оптимизма.

— Слушайте, похоже, этот крюк в пути окупится. Давайте проверим хижину Хайланда, а затем я вызову ФБР обеспечить ее охрану.

— Вы не возражаете, если мы прежде пообедаем? — предложил Питт. — Скоро стемнеет.

— Только если я угощаю.

Выбор у них в маленьком городке был невелик. Дирк припарковал машину у ресторана с видом на озеро под названием «Капитанский штурвал». Энн взяла греческий салат, а Питт умял чизбургер с пивом, глядя, как над водой загораются мерцающие огоньки.

Энн заметила, что при виде безмятежной глади озера лицо Питта стало каким-то особенно умиротворенным. Есть в этом человеке нечто загадочное, зато с ним так спокойно. Познакомились буквально только что, она даже ничего о нем толком не знает — кроме огорчительного открытия, что он женат.

— Даже не помню, поблагодарила ли вас за спасение моей жизни в Тихуане, — промолвила Энн.

— Не уверен, что запрыгнуть на борт катера, битком набитого вооруженными головорезами, — самая умная из попыток защитить закон и порядок, но рад, что все утряслось, — с улыбкой поглядел на нее Дирк.

— Порой я склонна к опрометчивым поступкам, — Энн вспомнила о своем приходе в его каюту без приглашения вчера вечером. — Надеюсь, когда дело будет закрыто, мы останемся в Вашингтоне друзьями.

— Мне бы это было по душе. — Он с усмешкой двинул чек через столик к ней. — А тем временем, не хотите ли разыскать хижину Хайланда, пока совсем не стемнело?

Николс сказал, что заблудиться невозможно, и был прав. Следуя его указаниям, они проехали по однополосной дороге вокруг Центра акустических исследований и двинулись дальше вдоль южной оконечности залива. Миновали скопления хижин, становившиеся все компактнее и компактнее по мере того, как огни города терялись вдали. Дорога вывела их к устью бухты, а затем свернула к югу, повторяя неровную кромку озера. Проехали еще пару миль, после чего дорога окончилась на окруженной соснами опушке. Дальше к красному деревянному домику у воды тянулась гравийная дорожка.

— Похоже, приехали, — заметила Энн, сверившись с адресом на почтовом ящике.

Питт повел прокатную машину по дорожке, припарковав возле пристроенного к дому гаража, выглядевшего достаточно большим, чтобы уместить дюжину автомобилей. Ни в доме, ни возле огни не горели, вокруг царило пустынное безмолвие.

Энн увидела первые звезды над головой и ощутила тянущий с озера бриз.

— Жаль, фонарика нет, — сказала она, нащупывая костылями неровный склон, полого сбегающий к озеру.

— Почему бы вам не направиться прямиком к переднему крыльцу, пока я не поищу ключи у заднего? — предложил Питт.

Обойдя вокруг гаража, он по тропинке вышел на задний двор, отгороженный от воды лишь узенькой полоской высоких сосен. Дом расположился на превосходном участке земли, с которого открывается умопомрачительный вид на озеро. Прихлопнув комара, жужжавшего возле уха, Питт ступил на широкую террасу, опоясывающую дом по всему периметру. Там он без труда нашел старый колокол, стоящий в центре кофейного столика, окруженного адирондакскими креслами. Ключи, прицепленные к брелоку-поплавку, как заведено у яхтсменов, действительно оказались под ним. Вернувшись тем же путем, Питт бросил взгляд в сторону воды, где увидел частный причал на границе участка и пришвартованный к нему катер темной расцветки.

Энн, уже добравшаяся до передней двери, отдыхала, опираясь на костыли.

— Удалось?

Дирк вложил ключи ей в ладонь.

— Как и сказано в рекламе.

Она отперла дверь и вошла, нащупывая выключатель. Питт последовал за ней в тот самый миг, когда она включила ряд ламп под потолком, осветивших интерьер. За годы архаичная хижина была со вкусом модернизирована. Кухня сверкала нержавеющей сталью техники и гранитными рабочими поверхностями, а в гостиной красовался большой плоскопанельный телевизор. Над сложенным из валунов камином висела пара чучел форели рядом с древней удочкой для ловли нахлыстом — дань уважения одной из вековечных страстей хозяина.

Чувствуя себя неуютно из-за того, что приходится обыскивать убежище покойного, Энн торопливо проскакала по дому в поисках кабинета или мастерской. Но нашла лишь четыре просторных спальни.

— Стоит надеяться, что-нибудь отыщется в гараже, — она бросила взгляд на дверь в конце холла.

Питт пошел следом, когда она открыла дверь и включила свет. Зрелище, открывшееся их взорам, изумило обоих.

Хотя они и ожидали найти здесь более или менее оснащенную мастерскую, но никак не предполагали, что в лесах Айдахо притаилась целая исследовательская лаборатория экстра-класса. Гараж будто доставили сюда прямиком из сердца Кремниевой долины.[395] Яркие потолочные светильники озарили безупречно чистую белую комнату, обставленную рабочими столами, стендами и верстаками из нержавеющей стали. Вдоль одной стены тянулись целые стеллажи электронно-измерительной аппаратуры; другой угол занимала мастерская. Длинный узкий резервуар с водой, предназначенный для испытания корпусов и движителей, протянулся почти на всю длину здания. Но работе была отдана не вся площадь, отметил Дирк. В одном углу стоял автомат для игры в пинбол эпохи 1950-х, а рядом — замысловатая машинка для кофе-эспрессо.

— Джекпот! — воскликнул Питт.

Энн заковыляла через помещение туда, где рядом с двумя креслами для отдыха расположился большой письменный стол. На столе стояла пара открытых лэптопов рядом с несколькими лабораторными журналами в твердых переплетах и грудами чертежей. Взяв одну тетрадь, женщина пробежала взглядом несколько строк рукописных заметок.

— Дата совсем недавняя, — сообщила она. — Описывается ряд успешных испытаний «СМ» в озере и планы окончательной проверки в соленой воде в Сан-Диего.

— «СМ». Должно быть, «Склизкий Мумм».

— Хвала небу! Должно быть, все его записи и данные здесь. Документация не утрачена.

И едва Питт успел это вымолвить, как свет в доме погас, оставив их в непроглядном мраке.

23

Увидев автомобиль, припаркованный на дорожке у хижины, двое мужчин в машине остановились, не доезжая. Водитель открыл багажник, оба достали по полуавтоматическому пистолету «Глок» и по паре очков ночного видения. К тому времени горное озеро уже окутала тьма, а безлунное небо почти не давало света.

Скрытно, со сноровкой бывалых профессионалов они осмотрели периметр хижины и нашли распределительный щит. Взломав его, один из них отыскал главный рубильник и отключил его.

В лаборатории, лишенной окон, стало темно, как в угольной шахте в полночь. Энн негромко охнула.

— Ну и весело же здесь без света, — с нервной дрожью в голосе сказала она.

— Может, скачок напряжения, — предположил Питт.

— Постойте минутку спокойно, чтобы не споткнуться и не упасть.

Пока они ждали, в сознании Дирка тревожно шелохнулись дурные предчувствия.

— Попробуйте для света включить лэптоп, — велел он. — У него наверняка заряжены аккумуляторы.

— Хорошая мысль.

Отложив тетрадь, Энн принялась на ощупь отыскивать компьютеры. Найдя один из них, начала нажимать все клавиши подряд в надежде нащупать кнопку питания.

Из глубины дома до ушей Питта донесся скрип половиц. Значит, они тут не одни. Нашарив возле себя верстак, он принялся водить по нему ладонями, подыскивая какое-нибудь оружие. Не обращая внимания на куски проводов, Дирк наконец нащупал миниатюрные острогубцы и сжал их в ладони.

— Есть, кажется, нашла, — подала голос Энн.

Компьютер начал загружаться, и она повернула к Питту экран, озаривший помещение сапфировым сиянием. Бледное свечение достигло двери в дом как раз в тот миг, когда та распахнулась. Двое чужаков бросились в гараж — и застыли, осматривая помещение.

Питт увидел, что оба невысоки, но мускулисты, одеты в темную одежду, на каждом очки ночного видения. Держа «Глоки» в вытянутых руках, они поворачивались, как роботы, пока не увидели Энн и Питта.

— Не двигаться! — гаркнул главный из двоих с легким испанским акцентом, после чего, достав фонарик, направил луч на них. Энн пришлось прищуриться, когда свет задержался на ее лице.

Бандит шагнул вперед, нацелив оружие на Питта.

— Назад к стене, — приказал он, указывая путь лучом света.

Взявшись за костыли, Энн заковыляла к Дирку, после чего оба отступили к боковой стене. Дверь в этой стене вела в задний двор, и Питт легонько подтолкнул женщину ближе к ней, пока бандит окликал своего напарника. Подойдя, второй встал на страже перед Энн с Питтом, нацелив на них пистолет. А первый убрал оружие в кобуру, поднял очки на лоб и с помощью фонарика начал осматривать лабораторию.

Питт заметил, что действует он методично. Начал с осмотра лэптопов и найденных Энн тетрадей, затем принялся тщательно обыскивать саму лабораторию. Прошло минут десять, прежде чем он вернулся к столу, чтобы отобрать нужное. Высмотрев пустой пластиковый мусорный контейнер, он набил его заметками и тетрадями Хайланда.

Энн жалась поближе к Питту, ошарашенная тем, что приходится смотреть в зрачок ствола уже во второй раз за два дня. Но увидев, как работу Хайланда похищают прямо у нее на глазах, ощутила, как гнев начинает теснить страх в душе.

Опорожнив ящики стола, взломщик сунул содержимое в контейнер, увенчав все обоими лэптопами.

— Ты закончил? — осведомился стоящий на страже.

— Почти, — тот бросил раздраженный взгляд на Энн и Питта. — Оставайся здесь, пока я не вернусь.

Он закинул контейнер на плечо и пересек лабораторию, светя себе фонариком.

Через несколько секунд после его ухода стражник окликнул его, но ответа не получил.

Питт слышал, как чужак пробирается по дому и выходит из передней двери. Ему не требовались экстрасенсорные способности, чтобы понять, что возвращение бандита ничего хорошего не сулит.

Без света фонарика и компьютера гараж снова погрузился в непроглядный мрак. Слишком уж темно, осознал Питт с всколыхнувшейся в душе надеждой. Очкам ночного видения бандита для работы нужен хоть какой-нибудь внешний источник света, пусть даже слабый свет звезд. Но единственным источником света в гараже был лэптоп, а его унесли. Вот почему охранник окликнул спутника — он больше ничего не видел.

Гипотезу Питта подтвердил звук расстегиваемой молнии на куртке бандита. Нашаривает собственный фонарик. Позволить ему сделать это Питт никак не мог.

Отобрав у Энн один из костылей, он выставил его, как таран, и ринулся вперед. Оставалось лишь уповать, что бандит остался на том же месте, где стоял, когда его партнер выходил, — в пяти футах прямо перед Питтом.

Нашаривая фонарик, охранник опустил руку с пистолетом и оказался совершенно не готов, когда резиновый наконечник костыля врезался ему в грудь. Отлетев от невидимого удара назад, он распростерся на столе Хайланда, выхватил пистолет и несколько раз выпалил вслепую, не осознавая, что целит фута на три выше головы Питта.

— Энн, через заднюю дверь, живо! — крикнул Дирк.

А сам, пригнувшись, перехватил костыль и начал им размахивать, в надежде попасть по упавшему бандиту. Вспышки выстрелов послужили для него ориентиром, и он врезал алюминиевым костылем по запястью стрелка. Под хруст ломающихся костей пистолет отлетел в сторону.

Услышав первый выстрел, Энн бросилась на пол и пробиралась вдоль стены, пока не нашарила дверь, а затем — ее ручку. Повернула головку запора и распахнула дверь, а затем, схватив оставшийся костыль, выползла наружу и заскакала прочь от здания.

Прежде чем дверь захлопнулась, до ее слуха донесся вопль боли — это бандиту сломали запястье. Тот соскочил со стола, чтобы избежать ударов Питта. Дирк слышал, как он пытается встать на ноги, но теперь был вне досягаемости и невидим. Понимая, что с больной лодыжкой Энн быстро двигаться не может, он продолжал атаку, чтобы выиграть для нее побольше времени. Выпустив костыль, бросился на стол, скользнув по тому месту, где бандит находился лишь несколько секунд назад.

Перевернувшись во время скольжения, Питт приземлился на ноги и сделал шаг вперед, вслепую махнув кулаком перед собой. Его костяшки лишь скользнули по куртке бандита, оказавшегося от него слева.

Тот контратаковал здоровой рукой, крепко ударив Питта в плечо.

Отпрянув, Дирк пропустил удар вскользь. Теперь, зная, где находится противник, он ступил вперед, нанеся два молниеносных удара. Оба кулака угодили в цель, врезавшись в грудь охранника слева и справа. Хрюкнув, тот попятился, споткнулся о стул и с грохотом рухнул на пол.

Времени развить успех у Питта не оставалось. Дверь из холла распахнулась, и в нее вбежал второй бандит, встревоженный стрельбой. Он обмахнул помещение лучом фонарика, чуть задержав его на теле упавшего товарища, прежде чем осветить Питта в паре шагов от него.

Дирк отреагировал мгновенно, бросившись спиной на стол. Бандит попытался отследить его движение лучом, одновременно выстрелив, но пуля прошла слишком высоко.

Питт соскользнул со стола на пол, скрывшись из виду стрелка. Не теряя времени на то, чтобы залечь недвижно, он перебежками устремился к задней стене. Запнулся о брошенный костыль и прихватил его с собой.

Стрелок ринулся следом за Питтом. Луч света его фонарика заскакал по полу, постепенно подбираясь к жертве.

Но заодно луч осветил заднюю дверь всего в паре футов от Питта. Все еще пригнувшись, он бросился к ней, коснувшись ручки за секунду до того, как его торс врезался в нижнюю половину двери. Одним слитным движением схватившись за ручку и повернув ее, он распахнул дверь инерцией своего тела.

Бандит на полпути через лабораторию вскинул оружие и сделал на бегу три выстрела один за другим. Уже выдергивая за собой костыль и захлопывая дверь, Питт почувствовал, как левую ногу прошила боль.

Вскочив на ноги, он заклинил ручку двери костылем. Это может дать ему выигрыш еще секунд в десять, а то и двадцать. Но этого все равно мало. Где-то там во тьме ковыляет Энн. Надо найти ее, и побыстрее. Оба они будут легкими мишенями для бандитов в очках ночного видения, как только те покинут лабораторию.

Дирк бросился к машине, но тут поблизости взвыл стартер — не со стороны дороги, а от озера. Мгновенно развернувшись, Питт бросился к воде, думая, что шанс у них, оказывается, все-таки есть.

24

Мотор заработал, но не с тонким воем компактного прокатного автомобильчика, а с басовым урчанием скоростного катера. Питт устремился к причалу, восторгаясь планом Энн улизнуть на катере Хайланда. Ей с больной лодыжкой было проще пуститься под гору, да и катер был ближе. С ключами в кармане ей оставалось лишь уповать, что он заведется.

А бандит в лаборатории обнаружил, что задняя дверь не поддается. Алюминиевый костыль удерживал ее запертой — по крайней мере, временно. Бандит в ярости бросался на нее всем телом, мало-помалу сгибая костыль, пока тот, наконец, не выскользнул из-под ручки, упав на землю. Выбежав из двери, он устремился на звук работающего мотора. Заметил смазанный силуэт Дирка среди прибрежных деревьев и бросился в погоню.

Питт тяжело дышал, левую ногу саднило, когда он достиг гравийной дорожки, ведущей к озеру. Впереди смутно виднелась фигура Энн, стоящей в кокпите катера, глядя в его сторону. Услышав грохот распахнувшейся двери, он, даже не оглядываясь, понял, что преследователь не собирается их отпускать.

— Энн, отчаливай! — крикнул Дирк. — Не жди!

Энн перебралась на причал, развязала кормовые швартовы, проковыляла вперед и отдала носовые. И как раз забиралась на пассажирское сиденье, когда Питт вбежал на дощатый причал.

Приближаясь, он с удивлением увидел, что это старый спортивный катер с двойным кокпитом, сделанный из красного дерева. Будь света побольше, он узнал бы «Крис-Крафт» начала 40-х годов.

Промчавшись по причалу, Питт с ходу прыгнул на задний кокпит. Отскочил от мягкого покрытия и приземлился на переднее сиденье рулевого, тотчас выжав газ. Он только-только коснулся сиденья, когда катер рванул от причала под рев своего винтажного шестицилиндрового двигателя «Крайслер».

— Быстро ты сообразила, — сказал он Энн, уводя катер прочь от берега.

— Я уж боялась, что ты не успеешь.

Оглянувшись на причал, Дирк заметил темный силуэт главного из бандитов, вбежавшего на настил.

— Лучше пригнись! — крикнул Питт, выворачивая руль.

Кокпит был достаточно просторным, чтобы уместить их обоих. Они нырнули вниз, пока катер сворачивал налево. Подняв руку, Дирк повернул руль обратно, пустив катер гнать вслепую вперед. Это направило катер с невидимыми пассажирами, мчащийся по озеру, параллельно берегу.

Добежав до конца причала, бандит прицелился в неуправляемый катер и стрелял, пока магазин не опустел. Рев двигателя заглушил выстрелы, но Питт уловил несколько негромких ударов, когда пули впились в борта. Выждав минуту, он высунул голову, чтобы наспех оглядеться. Причал скрылся из виду за деревьями, катер несся к берегу. Выбравшись на сиденье, Дирк повернул руль, чтобы оставаться на глубине, и, выйдя на курс, вытащил Энн, усевшуюся рядом. Сосредоточившись на бегстве, он игнорировал пульсирующую боль в ноге и липкую влагу, говорившую, что он истекает кровью.

— Ты в порядке? — поинтересовался Питт.

Она кивнула.

— Мы висели на ниточке. Даже как-то не по себе.

— Не будь у тебя под рукой костыля, у нас бы и ниточки не было. Извини, что оставил тебя без опоры.

— Я была так напугана, что о лодыжке даже не думала. Просто увидела, что путь к причалу идет под горку, и вспомнила, что ключи от дома до сих пор у меня в кармане. К счастью, ключи от катера были на том же брелоке.

Она бессознательно потерла лодыжку, только теперь почувствовав боль, и спросила:

— Куда теперь?

Колеса правосудия уже закрутились у Питта в голове.

— Все просто, — ответил он. — Перекроем им выезд.

От хижины Хайланда ведет лишь одна дорога. Дирк понимал, что бандитам придется проехать через Бэйвью, чтобы скрыться с похищенными документами. Остановить их можно, но только если они с Энн доберутся туда первыми. И исход гонки зависит от семидесятилетнего катера.

Несмотря на преклонный возраст, «Крис-Крафт» Хайланда оказался далеко не тихоходом. Сделанный по индивидуальному заказу катер оснастили двигателем модели «М», выжимающим 130 лошадиных сил. Старая посудина была не только быстроходной, но и стильной, демонстрируя полированное красное дерево, пару кокпитов и щегольскую бочкообразную корму. Катер был вожделенным судном, когда сошел со стапелей завода в Алгонаке, штат Мичиган, в 1942 году, а теперь стал ценным коллекционным образчиком для поклонников классических лодок.

Элегантный катер легко рассекал волны, а Питт все поддавал газу, выжимая из бортового двигателя все возможное. Несмотря на большую фору, он понимал, что бандиты будут отчаянно стараться удрать, а машина по дороге может мчаться раза в два быстрее, чем катер по воде.

Усеянное звездами небо давало достаточно света, и Дирк свернул ближе к берегу, чтобы выиграть в расстоянии. После нескольких минут такой гонки он увидел слева широкое устье залива и повернул катер туда. Огни Бэйвью показались справа по носу, переливаясь в конце бухты, очень уместно названной Живописной. Питт вглядывался в прибрежную дорогу, но света фар автомобиля не заметил.

— Как нам их остановить? — крикнула Энн.

Питт ломал голову над этим вопросом с той самой поры, как они покинули причал. Находясь на семидесятилетием катере в компании женщины, передвигающейся не без труда, особого выбора он не видел. Очевидный курс действий требовал ворваться в комплекс ВМФ и попросить поддержки. Но подобным вторжением они скорее напросились бы на обстрел или арест, чем добились бы помощи.

Вглядываясь вперед, Дирк увидел пирс неподалеку от входа на огражденную территорию. Дорога от хижины Хайланда совсем недалеко пересекалась с главной улицей поселка. Он указал Энн в сторону причала.

— Я подойду туда. Попробуй добраться до сторожевой будки и убедить их вызвать охрану, чтобы перекрыть дорогу. А я попытаюсь изыскать способ задержать бандитов.

— Ладно, только ты поосторожнее. — Энн потянулась на заднее сиденье за единственным костылем и приготовилась выбраться на причал.

Старый спортивный катер с ревом пронесся через зону, где можно двигаться лишь на малом ходу, и мимо главного пирса. Разгневанные жители бросились к окнам, чтобы посмотреть на возмутителей спокойствия, поднявших такой шум, что затряслись стены. Прибрежный причал был забит рыбацкими лодками, но Питт углядел пустое местечко и понесся к нему. Сбросив газ в последнюю секунду, проскользил к причалу по инерции, лишь слегка стукнувшись в борт соседней лодки. Выбравшись с сиденья, вспрыгнул на причал и помог забраться следом Энн.

— Я в порядке, — проговорила она, сунув костыль под мышку, и заковыляла по причалу.

Питт бегом опередил ее, устремившись к главной дороге и отмечая свой путь каплями крови. Сообразив, что мокрые следы оставлены вовсе не озерной водой, Энн болезненно сморщилась.

Улицы Бэйвью были пустынны, в городке царила почти полная тишина. Издали до слуха донесся звук надрывающегося автомобильного двигателя, и Питт поглядел вдоль залива. И действительно, за деревьями мельтешили огни фар на дороге, ведущей от хижины Хайланда.

Питт окинул взглядом дорогу у въезда в городок, высматривая что-нибудь подходящее для заграждения. Дорога лежала между высокой оградой акустической лаборатории с одной стороны и склоном холма с другой. Нигде не видать ни камней, ни бревен, ни даже других машин, чтобы перекрыть путь. Единственные машины поблизости — строительные, оставленные на холме, — самосвал и желтый фронтальный погрузчик.

Он снова бросил взгляд на приближающийся свет фар; они будут здесь меньше чем через минуту.

— Значит, дорожные работы, — пробормотал Дирк, во весь дух бросаясь вверх по склону.

25

Энн ворвалась в будку охраны акустической лаборатории с деликатностью канзасского торнадо.

— Лаборатория ограблена! — крикнула она. — Мне нужна ваша помощь снаружи сейчас же!

Дежурный охранник за высоким пуленепробиваемым стеклом, развалившись в кресле, лениво читал спортивную страницу. Услышав крик, он подскочил как ужаленный.

— Мэм, я не могу покинуть пост, — пролепетал он. — Пожалуйста, успокойтесь и сообщите мне, кто вы и в чем дело.

Энн уже припечатала свое удостоверение к стеклу.

— Вызывайте поддержку. Мне нужно, чтобы все дороги из города перекрыли сию же секунду.

Охраннику удалось уловить общее сходство между орущей на него женщиной с обезумевшим взором и опрятной дамочкой на фото удостоверения СКР ВМС. Кивнув Энн, он снял трубку с телефона. И еще только набирал номер, когда снаружи донесся громкий визг шин.

Обернувшись, оба увидели, как несущийся на полной скорости темный седан вылетел из-за поворота прибрежной дороги. А из-за холма вдруг показался желтый фронтальный погрузчик, сползающий по крутому склону и явно потерявший управление. Энн увидела, что ему грозит неминуемое столкновение с автомобилем, шофер которого сообразил это слишком поздно. Свет ближайшего уличного фонаря мельком озарил лицо темноволосого мужчины в кабине погрузчика. Это был Питт.

Взбираясь на холм и превозмогая острую боль в левой ноге, Дирк попросту не видел иного выхода. Самосвал был припаркован чересчур близко к погрузчику, чтобы объехать его, так что, кроме желтой землеройной машины, ничего не оставалось. Строители в этом тихом поселке даже не потрудились запереть машины. Забравшись на сиденье, Питт поглядел с холма и понял, что фары удирающего автомобиля уже миновали военно-морской комплекс. Еще секунда, и машина проедет прямо под ним.

Выжав сцепление, Дирк переключил его в нейтральное положение, другой рукой отпустив стояночный тормоз. Тяжелая машина враскачку устремилась с горы, вынуждая Питта давить на тормоза без помощи гидравлики. Ухватившись за обрезиненный руль, он проверил его ход. Колонка руля видавшего виды погрузчика не была заблокирована, так что некоторая маневренность у машины сохранилась — в тех пределах, до которых водителю удастся провернуть руль мышечной силой.

Бросив взгляд вниз по склону, Дирк увидел автомобиль, выскочивший из-за деревьев неподалеку. Тут уж не зевай.

Отпустив педаль тормоза, он позволил погрузчику прокатиться несколько футов, чтобы набрать скорость, после чего круто вывернул руль вправо. Два передних колеса легко повернулись, врезавшись в почву у подножия холма. Большой стальной ковш царапнул обочину, на миг притормозив погрузчик, прежде чем тот качнулся вперед.

Переваливая через кювет, неуклюжая машина едва не сложилась пополам, но после тяжеловесного скачка все-таки выправилась. Крутой склон шел вниз почти на пятьдесят футов, обеспечив погрузчику быстрый разгон. Питт поставил колеса прямо в надежде удержать машину от падения. Правое стекло кабины залил свет фар подъезжающего автомобиля.

Если бы его шофер не давил на газ, он бы мог исхитриться затормозить перед появившимся ниоткуда погрузчиком. Но его собственная скорость в сочетании с шоком от вида громадного образчика строительной техники, скачущего вниз по холму, спровоцировали неадекватную реакцию. Вместо того чтобы сперва затормозить, он инстинктивно вывернул руль в сторону, чтобы разминуться с погрузчиком. А уж после ударил по тормозам.

Ничего глупее он сделать не мог. Машина проскользила в заносе футов двадцать, прежде чем врезаться передним правым крылом в телеграфный столб. Человек, игравший в доме Хайланда роль стражника и сидевший на пассажирском сиденьенепристегнутым, полетел в ветровое стекло. Шея у него с хрустом переломилась, и он скончался на месте.

Водитель отделался сложным переломом ноги, но отсрочка его приговора оказалась кратковременной. Поглядев поверх начавшей сдуваться подушки безопасности, он увидел в каких-то дюймах от себя атакующего желтого монстра.

Передок погрузчика врезался прямо в водительскую дверцу, снеся автомобиль прочь от телеграфного столба и погнав в сторону. Питт опустил стальной ковш, и погрузчик, высекая ливень искр из асфальта, стал терять скорость. Этого едва-едва хватило, чтобы остановить обе машины. Когда пассажирский борт автомобиля ударился об ограду лаборатории ВМФ, они обе, вздрогнув, наконец, замерли.

Энн уже ковыляла к месту происшествия. Машина охраны с надрывающейся сиреной выезжала из главных ворот лаборатории. Она как раз остановилась возле погрузчика, когда Питт выбрался из кабины. Левая нога у него была вся в крови, зато в лице не было ни кровинки.

— Твоя нога… — вымолвила Энн. — Ты в порядке?

— Пустяки, — ответил Дирк, но передвигался все-таки осторожно.

Подойдя к разбитой машине, они заглянули внутрь. Труп водителя швырнуло вперед, и он таращился в пространство невидящим взглядом остекленевших глаз. Его окровавленный напарник, столь же недвижный, распростерся на «торпеде» с пассажирской стороны.

— Ты разделался с ними на все сто, — шепнула Энн. Потом пригляделась к их чертам поближе, отмечая детали, ускользнувшие от внимания во мраке лаборатории Хайланда. — Коллеги наших друзей из Тихуаны?

— Они могли пробраться в кабинет Хайланда в Дель-Мар и разыскать здесь его хижину, — сказал Питт. И снова оглядел чудовищную картину в автомобиле, когда машина охраны ВМС отъехала. — Надеюсь, оно того стоило.

Энн захромала к задней части и открыла разбитый в аварии багажник. Внутри лежал контейнер с документами Хайланда. Она поглядела на Питта с угрюмым удовлетворением.

— Стоило.

Часть вторая РЕДКИЕ ЗЕМЛИ

26

Колеса «Гольфстрима» коснулись посадочной дорожки с глухим стуком, разбудив Энн. Треволнения последних нескольких суток наконец-то взяли свое, и она отсыпалась с тех самых пор, как самолет оторвался от земли в Айдахо. Зевнув, женщина поглядела через проход на Питта, с головой ушедшего в роман Джеффа Эдвардса.

— Наконец-то дома, — сказала она.

Подняв голову, Дирк улыбнулся ей, а затем поглядел на серый сумрак, окутавший национальный аэропорт имени Рейгана с наступлением вечера.

— Я уж было начал сомневаться, что нам суждено вернуться.

Изрядную часть утра его допрашивали представители флота, ФБР и местные блюстители закона из Айдахо по поводу фатального ночного инцидента. Энн направляла ход бесед, как могла, и, в конце концов, добилась его освобождения вкупе с технической документацией Хайланда, извлеченной из разбитого автомобиля.

Покинув посадочную дорожку, «Гольфстрим» миновал коммерческие терминалы и подкатил к частному ангару, зарезервированному для правительственных самолетов. Пока под колеса шасси подставляли «башмаки», на поле выскочил синий «Форд Таурус», остановившись у трапа. Выбравшийся из машины Дэн Фаулер стоял в ожидании, притопывая ногой и поглядывая на часы, пока дверь самолета не открылась. Бросившись навстречу Энн, он взял ее под руку и помог спуститься по ступенькам.

— Энн, как вы себя чувствуете?

— Дэн, не ожидала увидеть вас здесь. Мы оба немного устали, но держимся прекрасно.

— Я подумал, что не помешает подбросить вас до дома.

Вышедший следом Питт вручил ей пару костылей.

— Рад вас видеть, Дирк, — Фаулер протянул Питту руку.

— После этих двух дней меня, пожалуй, ваш вид не радует, — обронил тот, отвечая на рукопожатие.

Фаулер заметил, что Питт и сам прихрамывает.

— Вы тоже пострадали?

— Пуля задела икру. Я отделался легче, чем Энн.

— Не могу выразить всей степени своего сожаления, — проговорил Фаулер. — Мы явно не представляли, какой опасности вы оба подвергаетесь. Мы лишь догадывались, что кто-нибудь может попытаться заполучить исследования Хайланда, когда тот пропал. Мы определенно не осознавали всей серьезности угрозы.

— Вы имеете в виду — угроз, — поправила его Энн. — Ну хотя бы для нас они обернулись несостоявшимися.

Фаулер поглядел на Энн с озабоченностью.

— Документация Хайланда у вас?

Нырнув в «Гольфстрим», Питт вернулся с контейнером, набитым лэптопами и лабораторными журналами Хайланда.

— Всё здесь.

Испытавший явное облегчение Фаулер подошел к задней части машины и открыл багажник. Опуская туда контейнер, пришедший следом Дирк обжег начальника службы безопасности взглядом.

— Может, вам это и неизвестно, — сообщил Фаулер, — но эти исследования для военно-морской техники просто бесценны.

— Тогда почему же вы не организовали для их безопасности вооруженное сопровождение? Кто-то готов убить ради этих данных.

— Не тревожьтесь, они отправятся в секретную комнату в недрах штаб-квартиры УППОНИР, как только я доставлю Энн домой.

Вынеся из «Гольфстрима» сумку с вещами Энн, Питт положил ее в багажник рядом с контейнером.

— А вас не подбросить заодно? — предложил Фаулер.

— Нет, спасибо, — отозвался Питт. — На самом деле отсюда я могу дойти до дома и пешком. После нескольких часов в самолете размять ноги мне не помешает,[396] — он повернулся к Энн, чтобы попрощаться. — Удачи с расследованием.

Крепко обняв Питта, Энн поцеловала его и шепнула на ухо:

— Спасибо.

— Побереги ногу.

Он помог ей сесть в машину и помахал вслед, когда та нырнула во мрак.

Левую ногу Питта саднило от пулевого ранения, а правая голень до сих пор ныла после столкновения с сухогрузом в Чили. Немного помешкав на месте, он набрал полную грудь ночного воздуха, прохладного и чистого после недавнего ливня. Затем, закинув свою дорожную сумку на плечо, заковылял по бетону, чувствуя, как по мере ходьбы затекшие мышцы ног становятся пружинистее и эластичнее.

Под вой двигателей, доносившийся с той стороны летного поля, он, миновав ряд ангаров для частных самолетов, шагал к почти заброшенной части аэропорта. Пересек пустынное поле и подошел к одинокому ангару, выглядящему так, будто им не пользовались лет пятьдесят. Строение обступили высокие сорняки, покрытые мазутом вперемешку с пылью. Ряд окон под карнизом демонстрировал непрерывную паутину трещин, землю возле побитого мусорного бака усеивали осколки стекла. Только глаз эксперта при ближайшем рассмотрении сумел бы определить, что обветшалый вид — на самом деле лишь декорация для отвлечения внимания.

Подойдя к боковой дверце, освещенной тусклой желтой лампочкой, Питт протянул руку к рубильнику. Рубильник вместе с крепежной площадкой откинулся на петлях, показав потайную клавиатуру. Дирк ввел код, отключивший сигнализацию и отперший замок двери.

Войдя внутрь, он включил свет — и его встретил целый парк антикварных автомобилей, выстроившихся рядами по всему ангару, сверкая в свете потолочных ламп полированным хромом. Эта собранная им эклектичная коллекция, отражающая его страсть к скорости и красоте в конструировании автомобилей, охватила период от начала двадцатого столетия до 1950-х. Сходство с музеем усиливал самолет «Форд-Тримотор», стоящий обок превосходно реставрированного пульмановского железнодорожного вагона, который его взрослые дети время от времени используют в качестве временных апартаментов.

Питт продефилировал по ангару, попутно хлопнув по крылу «Паккард Спидстер 8 Ранэбаут» 1930 года выпуска, стоящий с поднятым правым капотом у верстака. Добравшись до литой чугунной винтовой лестницы, он вскарабкался в жилые апартаменты на втором этаже, которые занимает вместе с Лорен. Швырнув сумку на стул, вынул из холодильника бутылочку пива «Шайнер Бок», а затем прочел записку, прикрепленную к дверце холодильника полоской скотча.

Дирк!

До твоего возвращения я буду в своем кондо в Джорджтауне. Уж больно много тут автомобильных призраков! Слушания расширенного комитета, вероятно, задержат меня на Холме допоздна. Скучаю.

Целую, целую, целую, Лорен

Опорожнив бутылку, Питт вернулся на первый этаж ангара. Что-то в этом деле Хайланда никак не давало ему покоя, вот только он не мог определить, что именно. Проигрывая в голове недавние события, Дирк никак не мог выудить ниточку, так что натянул потрепанный комбинезон автомеханика и направился к старому «Паккарду». И с чуть ли не религиозным тщанием принялся разбирать его карбюратор с восходящим потоком. К моменту, когда где-то час спустя Питт установил отремонтированный узел на место, он уже в точности знал, что же именно его беспокоит.

27

— Пожалуй, подключить к этому делу Питта — удачная идея, — заметил Фаулер, выезжая из аэропорта.

— Он очень находчив, — глядя в окно, Энн взвешивала свое впечатление о Питте. — Он дважды спас мне жизнь.

— Очевидно, у него недурная репутация по части предотвращения катастроф, — промолвил Фаулер. — Я уверен, что ему можно доверять. Но — только для протокола — знает ли он о работе Хайланда и ее возможностях?

— Общее представление имеет, но на деталях не настаивал. Похоже, в первую очередь его волновала безопасность своего корабля и его команды, — наклонившись, Энн потерла лодыжку. — Вообще-то нам следовало бы выложить ему все факты с самого начала.

— Тут уж ничем не поможешь. На том, чтобы запретить все разговоры относительно этой технологии, настоял Том Черны, и он был неколебим. Полагаю, все мы поражены упорством тех, кто пытается ее заполучить.

Выехав за ворота аэропорта, Фаулер остановился на красный свет.

— Вы живете в Александрии, так ведь?

— Да, близ Старого города, неподалеку от Кинг-стрит. Просто езжайте в город по шоссе Джефферсона Дэвиса.

Кивнув, Фаулер свернул на юг.

— От ФБР никаких новостей не поступало, пока мы были в воздухе? — поинтересовалась Энн.

— Пока ничего. Наверное, пройдет несколько дней, прежде чем мы услышим что-нибудь от мексиканских агентств. А уж о двоих парнях в черном из Айдахо вам известно, наверное, больше, чем мне.

— Судя по внешности — латиноамериканцы. Если они и в самом деле имеют отношение к людям из Тихуаны, то я подозреваю, что они оперативники из Центральной или Южной Америки.

— Венесуэльские бандиты?

— Возможно. Уж чего-чего, а нехватки в мировых державах, желающих воспользоваться этой технологией, нет. Возглавляют список, наверное, Китай и Россия. Может, наняли кого-нибудь вместо своих…

— Не забывайте и иранцев, — Фаулер поддал газу, чтобы проскочить на желтый, и свернул на Кинг-стрит — главную дорогу, рассекающую Александрию надвое.

— Нападавшие вели себя довольно дерзко, — сообщила Энн, — и были хорошо информированы.

— Да, смахивает на то, что они были бесстрашны.

— Вы считаете так же, как я? — осведомилась Энн.

— А именно? — уточнил Фаулер, сворачивая в боковую улицу.

— Им помогал кто-то из наших. Должно быть, утечка информации — возможно, на высоком уровне.

— Возможно, но вы же знаете, какая уйма секретной информации просачивается в прессу. Быть может, кому-то было не так уж трудно прийти к выводу, что Хайланд работает над чем-то важным. А поскольку работал он не в безопасной обстановке, то и стал легкой добычей.

— Может, вы и правы, — Энн указала вниз по улице.

— Вон там впереди направо, сразу за большим дубом.

Углядев свободное местечко у обочины, Фаулер припарковался позади автомобиля с погашенными огнями, хотя его двигатель работал на холостом ходу. Энн узнала в нем седан «Крайслер 300».

— Почему бы вам не взять завтра отгул? — предложил Фаулер. — За последние сорок восемь часов вы прошли через настоящую мясорубку. Пожалуй, немного отдохнуть вам не помешает.

— Спасибо, но если я буду сидеть сложа руки, то просто сойду с ума. Мне надо выяснить, кто такие эти люди.

Фаулер заглушил двигатель, и Энн выбралась из машины. Но едва она повернулась, чтобы забрать костыли, как ее схватили сзади. Краем глаза женщина смогла заметить нападавшего — высокого чернокожего мужчину, обхватившего ее обеими руками и швырнувшего на крохотный газон. Он тут же всем весом навалился на нее, уперев колено ей в крестец и втиснув лицо в траву ладонью размером с тарелку. Энн побарахталась, пытаясь вывернуться, но, ощутив прижатый к виску ствол, прекратила сопротивление.

— Даже не дыши, — прорычал великан.

Послышался крик Фаулера, затем глухие удары. Несколько секунд спустя зазвенели ключи, и багажник «Форда» открылся. Краем глаза Энн видела, как второй бандит несет что-то к заднему сиденью «Крайслера», а затем запрыгивает на водительское сиденье. Головорез, навалившийся на нее, наклонился и шепнул ей на ухо, обдав зловонным дыханием:

— А теперь лежи тихо и спокойно пять минут, а то старине Кларенсу придется вернуться и сделать тебе больно.

Отпустив ее, он широкими шагами двинулся к «Крайслеру» и небрежно забрался на пассажирское сиденье. Машина рванула вперед, взвизгнув задними шинами, и устремилась вниз по улице. Энн поглядела вслед, пытаясь прочесть номер, но тот был заклеен несколькими полосками технического скотча. Профи, отметила она про себя. Оторвут скотч кварталом дальше, вольются в транспортный поток и будут ехать спокойно, не превышая скорости.

Подскочив, Энн заковыляла к дальней стороне «Тауруса», где нашла Фаулера, лежащего у переднего колеса.

— Дэн! — крикнула она, опускаясь рядом с ним на колени.

Открыв глаза, тот переместился в сидячее положение.

— Я в порядке, — он потер челюсть. — Даже не заметил, как набросились… — Его взгляд постепенно сфокусировался на Энн. — Вы не пострадали?

— Нет, я в порядке. Но это не случайное ограбление, — она головой указала на багажник.

— Только не документы! — выпалил Фаулер, не без труда поднимаясь на ноги.

Вцепившись друг в друга для поддержки, они доковыляли до заднего бампера машины и заглянули в открытый багажник.

Внутри лежала дорожная сумка Энн. И больше ничего.

28

На поминальную службу по Джо Эберсону пришли его коллеги-ученые и конструкторы из УППОНИР, многие из которых взошли на кафедру Аннадейлской церкви, чтобы воздать должное его памяти. Сидящая в середине скамьи Энн чувствовала себя чуточку неуютно, потому что была прикомандирована к агентству только после его смерти. Но Эберсон явно был уважаемым человеком, и это только обостряло ее решимость схватить его убийц.

Фаулер сидел рядом, с небольшой повязкой на подбородке, напоминавшей о вчерашнем нападении. «Скорая помощь» и полиция Александрии, быстро отреагировавшие на вызов Энн, серьезных травм у них не нашли. Но и не обнаружили следов нападавших. Энн уведомила федеральные власти о краже, и розыск «Крайслера» похитителей тотчас был объявлен по всему Вашингтону и окрестностям. К утру его нашли на стоянке возле бакалейного магазина. Заявление об угоне автомобиля поступило еще за сутки до того. Теперь его тщательно обыскали в поисках инкриминирующих отпечатков пальцев и документов Хайланда. К делу приставили специальную команду ФБР, но уцепиться ей было практически не за что.

— Я хотел бы выразить соболезнование семье Джо, — сказал Фаулер по окончании службы. — Может, встретимся у машины?

Энн кивнула с благодарностью, что он предложил подвезти. И вскоре, забираясь в машину Фаулера, она заметила, что Эберсон был очень популярен.

— Он занимался этим делом много лет, — пояснил Фаулер. — Завел множество друзей. Да и врагов толику.

— И какого рода враги? — осведомилась Энн.

— Профессионального. Типичный исследовательский проект УППОНИР распределяет работу по разным компаниям и университетам. Потом мы увязываем все вместе, — а заодно пожинаем все лавры. А маленькие люди, совершающие настоящие прорывы, часто остаются незамеченными. — Он обернулся к Энн. — Не думаю, чтобы кто-нибудь из ученых расправился с Эберсоном и Хайландом, если вы к этому клоните.

— Просто обхожу все базы, — ответила Энн. — Я понимаю, что мы уже говорили об этом, но хочу спросить снова, каковы шансы, что утечка произошла изнутри УППОНИР?

Фаулер нахмурился.

— Возможно все, но я не думаю, что здесь дело в этом. Программой «Морская стрела» занимается относительно небольшая команда. Изрядная часть работы роздана вовне. Вот в этом, полагаю, и заключается настоящий риск — в наших внешних субподрядчиках. Конечно, на верфи есть осведомленные люди, и они явно в фокусе.

— Да, вот почему мы уже прикомандировали отдельную команду СКР ВМС к Гротону.

— Может, оно ничего и не значит, — сказал Фаулер, — но я нахожу несколько странным, что Хайланда и Эберсона убили едва ли не сразу после того, как президент посетил верфь. Я там не был, но занимался списком допущенных.

— Вы предполагаете, что замешан кто-то из Белого дома?

— Не напрямую. Но вы же знаете, Белый дом — сито. Хотя эта администрация и лучше большинства, меня не удивит, если сведения о «Морской стреле» доверили не тому, кому следует.

— А вы можете дать мне список допущенных? — поинтересовалась Энн.

— Разумеется, он у меня в кабинете, если вам нынешних проблем мало.

— На данный момент мы раскидываем широкую сеть. Я бы хотела посмотреть историю всех недавних краж технологий сходной природы. Вы имели дело с какими-нибудь случаями иностранного шпионажа?

— Со времени прихода в УППОНИР — нет, — ответил Фаулер. — По большей части нам приходится иметь дело с потерянными компьютерными дисками и тому подобным. Но здесь я всего год. У нас была парочка дел о шпионаже, пока я работал в армейской исследовательской лаборатории; подозревали и китайских, и израильских шпионов, но так и не набрали достаточно улик, чтобы возбудить дело.

— Замешанные в этом деле как-то не вписываются в характер типичных шпионских оперативников, — заметила Энн.

— Это правда, но никогда не известно, кто подписывает счет.

— Пожалуй, — согласилась Энн. — Не представляете, какое влияние это может оказать на программу «Морская стрела»?

— Я недостаточно искушен в технике, чтобы знать, но очевидно, программа целиком опирается на суперкавитационную модель Хайланда, которая радикально меняет возможности «Морской стрелы». Теперь, когда данные его оригинальных исследований утрачены, программа может быть отброшена назад на несколько лет. Никто не считает, что сможет без труда воспроизвести работу Хайланда, не имея его разработок.

— До сих пор не верится, что у нас их отобрали прямо в Александрии. Откуда они могли знать?

— Трудно сказать. Вероятно, кто-то следил за вами после инцидента в Тихуане. Я склонен думать, что в Айдахо был третий член группы, следивший за событиями. И каким-то образом они смогли без промедления организовать на нас налет здесь. — Он поглядел на нее с тревогой. — Может, вам стоит перебраться в гостиницу на пару дней, просто для страховки?

— Да нет, я в порядке, — возразила Энн, ничуть не заботясь о собственной безопасности.

— И все же я свяжусь с александрийской полицией, чтобы ваш дом патрулировали на регулярной основе, — он потер подбородок под повязкой. — Я бы хотел, чтобы этих типов засадили по полной программе.

Фаулер свернул на парковку у здания штаб-квартиры УППОНИР в центре Арлингтона. Энн предпочла работать прямо в УППОНИР, а не в своем кабинете в СКР ВМС за рекой в Анакостии, реквизировав на время тесный кабинетик без окон рядом с кабинетом Фаулера. С помощью своего лэптопа она могла добраться почти до всех ресурсов, необходимых для криминального расследования, одновременно налаживая связь с командой УППОНИР, работающей над «Морской стрелой».

Вернувшись к своему столу, она почувствовала странный прилив энергии. Помимо важности для национальной безопасности, дело приобрело для нее личный характер. Энн сбросила с себя физическое и эмоциональное изнеможение последних дней, получив мотив вгрызться в улики, чтобы раскрыть, кто стоит за похищениями и убийствами.

Первым делом она позвонила в периферийное отделение ФБР в Сан-Диего. Местным расследованием занимался агент по фамилии Уайетт.

— Из Мексики еще никаких вестей? — справилась она.

— Всего ничего, — ответил Уайетт. — Двое погибших мужчин, обоим едва за тридцать, не были мексиканскими подданными. На обоих трупах найдены колумбийские паспорта. Я могу дать вам их имена, но, скорее всего, они липовые. Мы навели справки у госдепартамента в Боготе, и по обоим именам получили от колумбийского правительства отрицательный ответ.

— Стало быть, липа?

— Да, и очень высококачественная. Мы проверили отпечатки покойных, но никаких совпадений в базах данных ни ФБР, ни Интерпола не нашли. Пока остается предположить, что это какие-то наемные головорезы из низов. Таможня показала, что на самом деле они прибыли в США с тремя другими пару недель назад. Пересекли границу в Тихуане с временными визами.

— Среди них не было кого-нибудь по имени Пабло?

— Нет, ничего подобного.

— А как насчет пикапа и катера?

— Пикап был недавно куплен у продавца подержанных автомобилей в Тихуане. Расплатились наличными, зарегистрирован на одного из колумбийцев по адресу ларька по продаже тако в Росарито. Боюсь, на катере мексиканцы ничего не нашли.

— Есть какие-нибудь сведения об их деятельности во время пребывания в США?

— Все еще выясняем. Что любопытно, границу на машине пересекли пятеро, а вернулись только трое. Мы последовали вашей подсказке о возможном взломе кабинета в компании Хайланда. Записи камер наблюдения показывают уборщика, вошедшего в кабинет Хайланда в нерабочее время. Субъект вроде бы соответствует фото на паспорте одного из колумбийцев.

— Уайетт, предлагаю вам позвонить в отделение в Спокане, когда закончим. В Бэйвью, штат Айдахо, два человека погибли после того, как вломились в дом Хайланда у озера. Ставлю месячную зарплату, что эти двое и есть недостающие.

— А как насчет бонуса, если один из них — уборщик? — полюбопытствовал Уайетт. — Уж в чем в чем, а в хватке им не откажешь.

— Согласна. Еще что-нибудь есть?

— У нас эксперт-взрывотехник изучает лодку Хайланда. Он подтвердил, что заряд бризантной пластиковой взрывчатки был установлен внутри лодки и механически задетонирован. Проводка, похоже, проложена довольно давно.

— Значит, взрыв устроил Хайланд, — резюмировала Энн; как ни крути, Питт оказался прав. — Как вы думаете, в чем причина?

— Он мог догадываться об угрозе, а может, из-за деликатного характера своей работы. Это стоит убийства?

— Похоже на то.

— Есть еще одна загадка, связанная с этим событием.

— А именно?

— Отчет об аутопсии Эберсона. Исходя из физических улик и положения тела в задней части лодки, мы полагаем, что он был убит не взрывом.

— Его ноги запутались в леске, — сказала Энн. — Как я понимаю, он запаниковал, когда не смог покинуть лодку, и, в конце концов, утонул.

— Вообще-то патологоанатом говорит, он скончался прежде, чем попал в воду.

— Его застрелили?

— Нет… — Уайетт мучительно нашаривал правильное определение. — На его коже нашли следы сильных ожогов. Смерть последовала в результате тяжких ожоговых травм.

Энн видела его чудовищно почерневшие конечности, но решила, что это как-то связано с пребыванием на глубине.

— А почему патологоанатом думает, что он погиб не от взрыва?

— Потому что его поверхностные ожоги атипичны для повреждений, причиняемых огнем — и простираются под кожу. Иначе говоря, он поджарился и снаружи, и изнутри.

Энн тряхнула головой.

— Изнутри?

— Повреждения соответствуют картине, возникающей при остром микроволновом облучении.

Энн погрузилась в молчание, пытаясь осмыслить сообщение.

— Это может иметь какое-то отношение к оборудованию, которое испытывал Хайланд? — осведомился Уайетт.

— Не представляю. Оно все еще было в ящике.

— Понял. Тут тоже все вдребезги. Я отправлю вам отчет, и можем переговорить опять.

— Спасибо, Уайетт. И дайте мне знать, если будут свежие вести из Мексики.

Смерть Эберсона дала делу странный поворот, совершенно лишенный смысла. Если команда Пабло собиралась его убить, почему бы просто не застрелить? И что могло вызвать микроволновое облучение?

Энн опередила Уайетта, позвонив в отделение ФБР в Спокане первой, — и получила подтверждение тому, о чем уже догадывалась. Два человека, убитых в Бэйвью, также были обладателями поддельных колумбийских паспортов. Они прибыли в Айдахо частным авиарейсом, благодаря чему и смогли привезти оружие. Чартерным перевозчиком занялись, но, очевидно, к колумбийцам он отношения не имеет.

Открыв свой лэптоп, Энн принялась обшаривать базы данных национальных правоохранительных агентств, отыскивая преступные деяния колумбийцев в США. В системе Национального информационно-криминологического центра она собрала список подобных преступлений за последние пять лет. Помимо нескольких затесавшихся убийств и ограблений банков, подавляющее большинство случаев нарушения закона было связано с наркотиками, сосредоточившись в Майами и Нью-Йорке. Поиск по системе опережающего выявления угроз ФБР также не дал никаких явных связей.

И вообще, пока Бюро не проведет проверку ДНК трупов из Айдахо, она гоняется за призраками. Так что Энн переключила внимание на потенциальные внутренние утечки информации.

Фаулер дал Энн подробные личные дела пятнадцати ученых и администраторов УППОНИР, прикомандированных к проекту «Морская стрела». Следующий час она провела, просматривая дела в поисках трех китов неидеологических поводов для измены: долги, наркотики и разводы. Сделала пометку для Фаулера проверить женщину-физика, переживающую тяжелый развод, а также инженера низшего звена, недавно купившего новый «Корвет». Но на первый взгляд, ни один из работников профилю потенциального изменника не соответствовал.

— Есть секундочка? — Показавшийся на пороге Фаулер вошел и положил на стол толстую папку. — Вот отчеты штата по субподрядчикам УППОНИР, работающим над «Морской стрелой». Гротон, очевидно, проводит проверку своих подрядчиков, да плюс у управления НИР ВМС еще сколько-то своих на руках.

— И чего это нам стоит на местном уровне?

— Восемь частных подрядчиков Министерства обороны, не считая Хайланда, плюс три университетские исследовательские программы.

— Возни на первое время хватит. Спасибо, Дэн. Можете сделать мне еще одно одолжение?

— Разумеется, только скажите.

— Вы не могли бы поднять историю разъездов вашей команды УППОНИР, прикомандированной к «Морской стреле»? Я хочу проверить все поездки в главные горячие точки: Восточную Азию, Россию и Ближний Восток.

— Нет проблем. Кстати, вот список допущенных на турне президента по Гротону пару недель назад, — он вручил ей листок, который Энн отложила в сторону.

— Ленч не интересует?

— Нет, я в норме, — отмахнулась она, погружаясь в чтение данных по субподрядчикам. — Спасибо за отчеты.

С головой уйдя в бумаги, Энн вскоре осознала, что между прочими подрядчиками и Хайландом существует лишь один периферийный общий знаменатель. Большинство субподрядов были сфокусированы на конструкции корпуса и электронных системах, почти, а то и вовсе не касающихся системы суперкавитации Хайланда. Центральным звеном для всех систем, разрабатываемых Хайландом, выступал Эберсон.

Встав, Энн потянулась, прежде чем взять список допущенных на экскурсию президента по Гротону. В нем было всего семь имен: три из Белого дома, четыре — из Пентагона. Энн тотчас же выделила имя Тома Черны. Опираясь лишь на небрежно оброненную Фаулером реплику, она передала фамилии по телефону своему коллеге из СКР ВМС с просьбой проверить их подноготную в онлайне. Ожидая электронного письма с результатами проверки, Энн думала об экстраординарности убийств, подобных убийству Хайланда.

Кража промышленных и военных секретов редко переступает черту, доходя до убийства. И все же Хайланд, Эберсон и Мэнни были убиты за свою работу над «Морской стрелой», а Энн и Питт едва не пополнили список жертв. Только горстка бандитских государств отважится на столь провокационные действия, но их посредничеством могли воспользоваться другие. Колумбийское правительство определенно не состязается с США в оборонительных вооружениях, так что похитители явно работают на кого-то еще. Вот только на кого?

Энн принялась изучать другие случаи шпионажа в стране, выискивая закономерность. Игнорируя террористические акты и взломы компьютеров, она обнаружила, что большинство шпионских дел касались дипломатических и политических секретов и осуществлялись одиночками или группами, состоящими на службе давних противников — Москвы, Пекина и Гаваны. Куда больший интерес представляла горстка случаев, касающихся похищения военных или коммерческих технологий китайскими оперативниками. Хотя ни одно из них не носило характерного клейма дела Хайланда, было очевидно, что Китай, как никто другой, агрессивно стремится добыть иностранные военные технологии.

Энн выяснила, что Китай уже давно ворует технологии иностранных держав, в первую голову русских. Скопированные артиллерийские системы, ракеты «земля-воздух» и даже эсминцы давно служили источником раздражения для Кремля. Но русские были не единственной мишенью китайцев. Несколько позиций в китайском арсенале носят сильное сходство с американскими вооружениями. Авиационные эксперты нашли подозрительное сходство между китайским стелс-истребителем «J-20» и американским «F-22A Раптор». Недавно эта страна объявила о начале использования системы разгона массовых выступлений, с виду очень похожей на ту, что имеется у армии США. И, говорят, вот-вот появится новый китайский вертолет, тютелька в тютельку воспроизводящий американский «Апач».

С головой уйдя в работу, Энн даже не заметила, что стрелки часов уже подползают к шести часам, пока не зазвонил телефон. Она переворотила изрядный пласт, но нашла в основном пустую породу. Ответив на звонок усталым голосом, женщина встрепенулась, когда в трубке зазвучал знакомый голос.

— Привет, Энн, это Дирк. Все еще вкалываешь на соляных копях?

— Да, тюкаю киркой помаленьку. А ты как?

— Отлично. Скажи-ка, я вот тут думал, не хочешь составить мне компанию за обедом завтра вечером? Надо кое-что обсудить.

— Завтра? Да, было бы замечательно. Что-нибудь важное?

— Возможно, — поколебавшись, ответил Питт. — Мне бы хотелось знать, не хочешь ли ты отправиться со мной в круиз.

29

Шагая через обеденный зал клуба «Бомбей» с едва заметной хромотой, Энн ловила на себе восхищенные взгляды мужчин. В своем шафранном льняном платье она походила скорее на сбежавшую с подиума модель, чем на следователя по уголовным делам. Игнорируя взгляды, женщина миновала ресторан, вышла на элегантную веранду с видом на парк Лафайет и быстро отыскала взглядом Питта за угловым столиком.

Рядом с ним сидела высокая, привлекательная женщина, лицо которой показалось Энн смутно знакомым. Подходя к столику, она не без смущения выдавила из себя улыбку.

Поднявшись ей навстречу, Питт тепло поприветствовал Энн.

— Уже без костылей?

— Да, с радостью сообщаю, что лодыжка почти не болит.

— Энн, хочу познакомить тебя с моей женой Лорен.

Проворно поднявшись, Лорен ласково приобняла Энн.

— Дирк мне все рассказал о ваших мытарствах в Мексике и Айдахо. Правда, он явно забыл упомянуть, как вы хороши собой, — добавила она без желчи.

Нежданный комплимент развеял в прах инстинктивную антипатию, вспыхнувшую в душе Энн при виде Лорен.

— Боюсь и сказать, что все мучения были тщетны…

С виноватым видом глядя на Питта, Энн рассказала, как у них с Фаулером отобрали плоды трудов Хайланда.

— На совпадение это не похоже, — заметил Дирк с озабоченным видом.

— Скорее, на дерзкую шпионскую вылазку, — вставила Лорен. — Надо привлечь какие-нибудь мощные ресурсы.

— К делу привлекли уже как минимум три команды ФБР, — сообщила Энн, — вкупе с собственной службой безопасности УППОНИР и несколькими следователями СКР ВМС, не считая меня… — Она поглядела на Лорен, и взгляд ее вдруг просветлел от узнавания. — Вы конгрессмен от Колорадо!

— Осторожно, ты ее засветила, — рассмеялся Питт.

— То-то я смотрю, лицо у вас знакомое, — оживилась Энн. — Помню, как вы старались провести законодательный акт по расширению льгот и увеличению отпусков для родителей, находящихся на регулярной службе. Вы — героиня женщин вооруженных сил.

— А внесли только мелкие поправки, которые следовало принять давным-давно, — покачала головой Лорен.

— А коли серьезно, если в службе национальной безопасности есть какие-нибудь рычаги, за которые я могу подергать, чтобы помочь вашему делу, вам довольно только словечко молвить.

— Спасибо. Нам оказывает поддержку вице-президент, а также Белый дом, так что, по-моему, все ресурсы задействованы. Нам только нужна зацепка-другая, чтобы выяснить, кто эти люди.

Подошел официант, и все заказали на обед блюда с карри, а Питт докинул к этому бутылку «Сент Клер Совиньон Блан» из Новой Зеландии.

— Давно вы двое женаты? — полюбопытствовала Энн.

— Всего несколько лет, — ответила Лорен. — С нашими графиками разъездов это зачастую смахивает на маневр расхождения двух кораблей среди ночи, но мы как-то приспособились.

— Уловка в том, — подхватил Дирк, — чтобы эти столкновения происходили на регулярной основе.

— А в вашей жизни есть кто-то особенный? — повернулась Лорен к Энн.

— Нет, в данный момент я счастливо не состою в браке.

Доставили их блюда — все достаточно острые, чтобы потребовать вторую бутылку вина.

— Эти креветки-карри опаляют мне язык, но остановиться не могу, — призналась Энн. — Просто пальчики оближешь.

Позже, извинившись, она удалилась в дамскую комнату. Как только женщина отошла достаточно далеко, Лорен склонилась поближе к Питту.

— Эта девушка к тебе неравнодушна.

— Что ж я могу поделать, если она знает толк в мужчинах? — ухмыльнулся он в ответ.

— Ничего, но если у тебя возникнут какие-нибудь мысли на сей счет, я вырежу тебе селезенку ржавым ножом для масла.

Рассмеявшись, Дирк подарил Лорен долгий поцелуй.

— Не волнуйся. Я очень привязан к своей селезенке и намерен сохранить все как есть.

Когда Энн вернулась, они заказали на десерт шербет. Потом Питт, вынув из кармана серебристый камешек, поставил его на стол.

— А почему только один? — поинтересовалась Лорен.

— Это сувенир из Чили, — пояснил Питт. — По-моему, он может иметь отношение к делу Хайланда.

— А что это такое? — спросила Энн.

— Один из геологов НУПИ распознал в нем минерал под названием моназит. Я нашел его на борту брошенного сухогруза, который несся к Вальпараисо.

— Я слыхала об этом, — кивнула Энн. — Вы предотвратили столкновение сухогруза с круизным лайнером, где была уйма народу.

— Более-менее, — подтвердил Питт. — Загадка в том, что случилось с командой судна? И почему корабль закончил путь в тысячах милях от курса?

— Его угнали?

— Это был балкер, предположительно с грузом боксита из австралийского рудника. Судя по всему, ценность груза невелика. Мы обнаружили, что из пяти трюмов корабля три содержали боксит, а два кормовых оказались пусты. — Питт приподнял камешек. — Кусок моназита я нашел возле одного из пустых трюмов.

— Думаете, с корабля похитили моназит? — уточнила Энн.

— Да.

— А зачем кому-то потребовалось похищать его, а не боксит? — вклинилась Лорен.

— Я подверг минерал химическому анализу, и результаты оказались весьма любопытны. Именно этот моназит богат неодимом и лантаном.

— Называется, будто болезнь какая-то, — улыбнулась Лорен.

— На самом деле это два из семнадцати элементов, известных как редкоземельные металлы, и несколько из них весьма востребованы промышленностью.

— Конечно, — отозвалась Лорен. — Мы проводили слушания Конгресса по нехватке редкоземельных элементов. Они используются в большом числе высокотехнологичных продуктов, в том числе в гибридных автомобилях и ветроэлектрогенераторах.

— И в ряде ключевых оборонительных технологий, — добавил Питт.

— Насколько припоминаю, — проронила Лорен, — Китай — господствующий производитель редкоземельных элементов. Фактически говоря, по всему миру насчитывается всего горстка подобных действующих рудников.

— Россия, Индия, Австралия и наш собственный карьер в Калифорнии охватывают большую часть мирового производства, — отметил Питт.

— Не вижу, какое отношение эта порода имеет к делу Хайланда, — Энн тряхнула головой.

— Может, и абсолютно никакого, — сказал Питт, — но есть два любопытных совпадения. Первое — в этом куске моназита у вас в руках. Содержащийся в нем неодим по случаю является ключевым материалом в движителях «Морской стрелы».

— А вам-то откуда это известно? — спросила Энн.

— Мой руководитель информационного отдела в НУПИ выяснил, что несколько редкоземельных элементов жизненно важны для движителя нового эсминца ВМФ класса «Замволт». Дополнительные изыскания и умопостроения привели нас к выводу, что они могут быть просто незаменимы для электродвигателей «Морской стрелы».

— Мне надо это проверить, но не сомневаюсь, что это действительно так, — согласилась Энн. — И все же не вижу существенной связи.

— Может, ее и нет, — проговорил Питт, — и тут как раз подворачивается вторая любопытная параллель: с ученым УППОНИР, убитым на «Каракатице», Джо Эберсоном. Держу пари, он умер не от потопления, а убит чудовищной дозой электромагнитного излучения.

Камень выпал из пальцев Энн, а ее челюсть последовала его примеру.

— Откуда вам это известно? Я получила отчет о его вскрытии только сегодня утром. Он подтверждает именно это.

— По состоянию Эберсона. Его конечности вздулись, кожа покрылась волдырями и обуглилась. Вздутие для утопленников не в диковинку, но обугленная кожа — это странно. На борту сухогруза в Чили мы нашли мертвого матроса, демонстрировавшего подобное даже в более крайней степени. Чилийские власти сказали, что он скончался от термических травм, возникших, как они полагают, вследствие микроволнового облучения.

— То же самое, — проронила Энн. — Патологоанатом Эберсона не смог определить возможный источник излучения. Как они могли погибнуть подобным манером?

— Если только не уснули на микроволновой антенне радара, сказать трудно. Я опросил ряд своих ученых, и мы состряпали слабую, но жизнеспособную гипотезу.

— Хотела бы услышать.

— За последние несколько лет на вооружение был поставлен ряд устройств для борьбы с массовыми беспорядками, использующих направленное микроволновое излучение для легких ожогов кожи людей, находящихся на пути луча. В нашей армии принята система активного подавления, или САП, в просторечье именуемая «болевым лучом». Летальным исходом эти системы не грозят, но мы узнали, что с помощью простых модификаций их легко сделать смертоносными.

— А в море ими пользоваться можно? — поинтересовалась Лорен.

— В настоящее время они устанавливаются на грузовые шасси, так что перенести на палубу корабля проблем не составляет. Радиус действия системы САП составляет до семисот метров. Людям внутри корабля ничего не грозит, но все находящиеся на палубе или за окном — например, на мостике — подвержены воздействию. Достаточно мощная конструкция способна даже выводить из строя системы связи. Также возможно, что ее могут просто использовать против более крупных судов, чтобы прикрывать вооруженную абордажную команду.

— Думаете, что-то подобное использовали против обоих судов? — спросила Энн.

— Они могли воспользоваться ею, чтобы вывести из строя команду «Тасманской звезды» для похищения ее моназита, — растолковал Питт, — и против «Каракатицы», чтобы прикончить Хайланда, Мэнни и Эберсона ради кражи испытательного образца «Морской стрелы».

— Если бы Хайланд не взорвал лодку, они бы забрали модель прямиком с «Каракатицы», — заметила Энн. — Выйти на след нападавшего судна не удалось?

— Ищем, но пока ничего не нашли.

— Тогда, похоже, мы ни на шаг не приблизились к выяснению личности этих людей.

— Как раз напротив, — лукаво поглядел на нее Питт, — я намерен выяснить это в течение недели.

— Но вы же не представляете, где их искать, — возразила Лорен.

— Вообще-то, — промолвил Дирк, — я намерен дать им найти меня. Как в мышеловку подкладывают сыр, чтобы подманить мышку, только вместо сыра послужит камушек под названием моназит.

Вытащив из кармана пиджака карту мира, он разложил ее на столе.

— Мы с Хирамом Егером были заинтригованы угоном «Тасманской звезды» и потому провели поиск известных кораблекрушений и исчезновений морских судов за последние три года. Архивы страховых компаний показывают, что более дюжины торговых судов либо затонули со всей командой на борту, либо бесследно пропали. Из них не менее десяти везли либо редкоземельные элементы, либо содержащие их руды, — Питт показал на карте. — Семь кораблей пропали поблизости от Южной Африки, остальные — на востоке Тихого океана.

Энн заметила маленькие символы кораблекрушений, нанесенные на карту, и несколько из них — близ крохотного атолла под названием остров Клиппертон.

— А почему страховые компании не расследовали это?

— Многие из кораблей были старыми фрахтовщиками независимых владельцев, да вдобавок, по-видимому, с неоформленными страховками множеством пароходств. Мне остается только догадываться, но весьма вероятно, что ни один страховщик не понес достаточно солидный урон, чтобы обнаружить закономерность.

— С какой стати кому-то утруждаться топить или угонять эти корабли, — озадачилась Лорен, — если эти минералы можно купить на открытом рынке?

— Глобальные поставки очень ограничены, — пожал плечами Питт. — Вероятно, кто-то пытается контролировать их резервы и манипулировать рынком.

— Так в чем состоит твой план выявления этих людей? — поинтересовалась Энн.

Дирк указал наобломок моназита.

— Вот этот кусок руды добыт в Западной Австралии, на руднике под названием Маунт-Уэлд. Рудник временно закрыт, чтобы нарастить производство. Мы обнаружили, что их последние экспортные поставки погружены на прошлой неделе на рудовоз, направляющийся в Лонг-Бич.

— Думаешь, его захватят? — уточнила Лорен.

— Он идет по тому же маршруту, на котором исчезли два других корабля и подверглась нападению «Тасманская звезда». Это последняя плановая поставка «редких земель» из Австралии, по меньшей мере, на ближайшие полгода. Рискну предположить, что это довольно хорошая приманка.

— Так вот в какой круиз ты меня пригласил? — вопросила Энн с искрящимся взором.

Питт кивнул.

— Сухогруз принадлежит пароходству, генеральный директор которого оказался другом вице-президента Сандекера. Он организовал для нас и спецназа береговой охраны рандеву с кораблем к югу от Гавайев.

— А это достаточная защита? — Беспокойство Лорен за мужа ясно читалось по ее фиалковым глазам.

— Мы идем не против боевого корабля. Плюс я буду на постоянной связи с Руди в штаб-квартире, если нам понадобятся дополнительные силы. — Он обернулся к Энн. — Отправляемся на Гавайи через два дня. Участвуешь?

Подняв камешек, Энн повертела его так и эдак.

— Я бы с радостью, но я в самой гуще расследования и не хотела бы все бросать на полдороге. Плюс на борту от меня особого проку не будет. — Она поглядела Питту в глаза. — Но знаешь, что я тебе скажу? Если ты прав, то мы с Лорен будем ждать тебя в порту Лонг-Бич.

Улыбнувшись двум привлекательным женщинам, Дирк поднял бокал.

— Такое зрелище утешит взор любого одинокого моряка.

30

При взгляде с воздуха густые джунгли казались бугорчатым зеленым ковром, раскинувшимся до горизонта. О том, что под этой листвой существует человеческая жизнь, говорили лишь редкие струйки дыма или мелькнувшая внизу хижина на прогалине.

Хотя вертолет покинул международный аэропорт Панама Токумен всего несколько минут назад, рев его турбины уже действовал Пабло на нервы. Глядя вперед, он различил широкую зеленую гладь вод озера Гатун — громадный водоем, образовавшийся при строительстве Панамского канала. Цель уже близко.

Пилот положил машину в вираж, ведя ее вдоль восточного берега озера мимо ряда больших островов, славящихся разнообразием своих приматов. Впереди замаячил узкий полуостров, и вертолет снова пошел над джунглями, постепенно сбрасывая скорость. Достигнув центра полоски суши, пилот заставил машину зависнуть неподвижно.

Поглядев на вершины деревьев внизу, Пабло увидел, как они пришли в движение. Деревья не раскачивались от воздушной струи от винтов «вертушки», а вместо того расступались. Среди листвы появилась щель, разросшаяся до большого квадратного отверстия с вертолетной площадкой, размеченной огнями и белым светоотражающим кругом.

Выставив вертолет по центру посадочной площадки, пилот плавно опустил его. И едва он выключил двигатель, как Пабло уже сорвал с себя наушники и выпрыгнул на площадку.

Оказавшись за пределами вращающегося винта, он бросил взгляд на крышу с искусственным ландшафтом, закрывающуюся над головой. Кровля с гидравлическим приводом представляет собой отдельную конструкцию, выстроенную на сваях на поляне в джунглях. Управляли ею двое вооруженных мужчин в полевой форме с помощью выключателей на панели сбоку.

Как только небо скрылось, из окружающих джунглей подкатил гольфмобиль, остановившись перед Пабло.

— El Jefe[397] ждет, — сказал водитель с легким шведским акцентом. Этот дородный блондин со светлой кожей и голубыми, как лед, глазами, одетый в офицерскую форму неопределенной принадлежности с «береттой» в кобуре, выглядел в панамских джунглях как-то не на своем месте.

Оба переглянулись со смесью уважения и пренебрежения. Они оба избрали стезю наемных головорезов и поддерживали холодное, официальное перемирие.

— И тебе добрый тебе день, Йоханссон, — проговорил Пабло. — Ах да, и долетел я просто прекрасно, спасибо.

Йоханссон нажал на педаль акселератора, как только Пабло забрался в гольфмобиль, не дожидаясь, пока тот усядется.

Оба хранили молчание, пока Йоханссон вел машину по мощеной дорожке через джунгли. По пути они миновали поляну, накрытую масксетью, усеянную вооруженными людьми в униформе. Справа от них высилась пирамидальная груда серых камней. Группа изнуренных людей в грязной, пропитанной потом одежде наваливала камни лопатами в тележки и везла их по накатанной колее.

Проскочив очередной отрезок через джунгли, гольфмобиль наконец остановился перед большим бетонным строением без окон. Его плоская усиленная кровля, усаженная растительностью, была замаскирована от обнаружения с воздуха еще более реалистично, чем посадочная площадка. Подобие уюта зданию придавал лишь ряд пальм по обе стороны от входа.

Пабло выпрыгнул из машинки.

— Спасибо, что подбросил. Не утруждайся ждать с работающим мотором.

— На твоем месте я бы на длительное пребывание не рассчитывал, — бросил Йоханссон и укатил.

Пока Пабло поднимался по короткой лесенке к двери, дуновение ветра с озера чуть разогнало удушливую сырость. Охранник у порога распахнул дверь и вместе с ним вошел внутрь.

Разительно контрастируя с голыми стенами снаружи, интерьер являл взору образчик роскоши. Здание, выстроенное как личная резиденция, было раскрашено в яркие тропические цвета и ярко освещено множеством потолочных светильников. Пока Пабло вели по коридору с беломраморными полами, он миновал, с одной стороны, гостиную, украшенную произведениями современного искусства, а с другой — тренировочный плавательный бассейн под крышей за стеклянной перегородкой. Задняя стена дома примыкала к склону низкого холма, возносящегося над водой. Из окон от пола до потолка открывалась панорама изрядной части озера Гатун.

Пабло отвели в просторный открытый кабинет с видом на каменистый берег внизу. Вдали виднелся контейнеровоз, направляющийся на юг по каналу по пути в Тихий океан.

Пабло постоял секунду на пороге, пока на него не обратил внимание человек, сидевший за антикварным письменным столом красного дерева. Поглядев на него поверх очков для чтения, Эдуард Бёльке кивком пригласил Пабло войти.

Начиная с консервативного костюма и галстука, каждая деталь облика Бёльке свидетельствовала о его взыскательном нраве. Его серебряные волосы были безупречно уложены, ногти аккуратно подстрижены, а туфли начищены до зеркального блеска. Обстановка кабинета была почти спартанской, а на письменном столе царил идеальный порядок. Сняв очки, Бёльке откинулся на спинку кресла, скрестил руки и устремил на Пабло ястребиный взгляд своих карих глаз.

Сев напротив стола, тот застыл в ожидании, когда его работодатель заговорит.

— И что же пошло не так в Тихуане? — с немецким акцентом осведомился Бёльке.

— Вы же знаете, что Хайланд во время первичной операции уничтожил свою лодку, — ответил Пабло. — Это, разумеется, сорвало запланированное изъятие. Прежде чем мы смогли отыскать подходящее спасательное судно, прибыли американцы, поднявшие экспериментальный образец. Однако они были из штатской конторы НУПИ, так что мы без проблем забрали устройство в море. Но двое из их людей ухитрились проследовать за нами на берег в Мексике. А еще эта следовательница…

— Да, я в курсе.

Пабло, удивленный комментарием Бёльке, деликатно кашлянул.

— На улицах Тихуаны произошла автомобильная авария, когда мы следовали в аэропорт. Устройство было уничтожено, а Хуан при столкновении погиб. Пытаясь выпутаться из этой ситуации, я потерял своего человека Эдуардо.

— Вконец изгаженный шанс, — с прищуром бросил Бёльке. — Ну хотя бы обошлось, вроде, без последствий.

— Все люди, с которыми я работаю, — хорошо обученные наемники из Колумбии со сфабрикованными документами, не значащиеся ни в каких криминальных базах данных. Никакой связи с вами проследить не удастся.

— Это хорошо, потому что команда, отправленная тобой в Айдахо, тоже перебита.

Пабло оцепенел.

— Альтебан и Ривера погибли?

— Да. Скончались в «дорожно-транспортном происшествии» после отъезда от хижины Хайланда, — выложил Бёльке с суровым видом. — Повинны в нем следовательница, некая Энн Беннетт, и директор НУПИ, с каковым ты, очевидно, познакомился в Тихуане. К счастью, я смог организовать изъятие проектной документации в Вашингтоне.

Открыв выдвижной ящик, Бёльке извлек толстый конверт и двинул его через стол.

— Тебя порадует недурственная выплата, друг мой. Твое собственное жалованье плюс причитающееся твоим четверым покойным товарищам.

— Я не могу его принять, — сказал Пабло, протягивая руку и хватая конверт.

— Нет, я плачу за работу, а не за результаты. Однако в свете последних событий я решил удержать премию, которую намеревался уплатить вам за хорошую работу на месторождении Маунтин-Пасс.

Пабло кивнул, радуясь, что заполучил конверт.

— Вы всегда были щедры.

— Если будут новые промахи, я уже не буду так щедр. Как я понимаю, ты готов к следующему заданию? — Скрестив руки на столе, он воззрился на Пабло немигающим взором.

Избегая встречаться с ним глазами, Пабло вместо того уставился на руки Бёльке. Вот что выдает этого человека — его руки, крупные, жилистые, покрытые пигментными пятнами от солнца. Совсем не похожи на руки человека, не вылезающего из корпоративных залов заседаний, на роль которого претендует Бёльке. Это руки человека, всю жизнь ворочавшего камни.

Эдуард Бёльке, родившийся и выросший в Австрии, свою юность провел в Альпах, разыскивая золото и редкие минералы. Это стало для него спасением, когда мать сбежала с американским солдатом, оставив его на руках у отца-алкоголика, склонного к насилию. Горные походы юного Эдуарда вскормили в нем любовь к геологии, приведшую к окончанию австрийского Горного университета в Леобене и диплому горного инженера.

Он поступил работать на медный рудник в Польше, а вскоре уже скакал по всему земному шару, успев поработать на оловянных рудниках в Малайзии, золотых копях в Индонезии и серебряных — в Южной Америке. Обладая сверхъестественным даром отыскивать самые богатые жилы, он увеличивал полезный выход и прибыль повсюду, куда ни приходил.

Но в Колумбии жизнь подкинула ему сахарную косточку. Бёльке стал совладельцем маленького серебряного рудника в департаменте Толима. Проведя тщательный анализ проб, он обнаружил рядом со своим участком куда более ценное месторождение платины. Заявив на него свои права, Эдуард наткнулся на крупную жилу, обогатившую его за считанные месяцы. Празднуя свою удачу в Боготе, Бёльке познакомился с жизнерадостной дочерью бразильского промышленного магната и вскоре женился.

Несколько лет он вел образцовую жизнь, умножая богатства за счет недр — пока однажды, вернувшись домой в Боготу, не застал жену в постели с работником американского консульства. Впав в такое бешенство, какого никогда за собой не подозревал, он проломил тому череп геологическим молотком. Жена отправилась следом — он сокрушил ее шею своими крепкими, крупными руками.

Колумбийский суд, хорошо подмазанный адвокатом защиты, оправдал его на основании временного умопомешательства. Из зала суда Бёльке вышел снова свободным человеком. Но свободным только физически, а не морально. Это событие не только вскрыло старые душевные раны брошенного ребенка, но и причинило новые. Душу его преисполнила кровожадная злоба — и идти на убыль отказывалась. Эдуард алкал мести, обратившись против самых легких жертв, какие мог найти — беспомощных молодых женщин. Крейсируя ночами по трущобам Боготы, он нанимал юных проституток и безжалостно избивал их, давая выход ярости. Когда же однажды ночью его едва не пристрелил бдительный сутенер, он, наконец, отказался от этой отдушины для своего гнева и злобы и покинул Колумбию, продав свою долю рудника.

Вложив средства в неприбыльный золотой рудник в Панаме, Бёльке перебрался туда. За годы до этого он изучал деятельность этого рудника и знал, что им просто плохо управляют. Разработки принадлежали частной американской компании, располагавшей и другими активами, и чтобы завладеть рудником, ему пришлось выкупить всю фирму. Но чтобы сделать эту сделку возможной, Эдуарду пришлось уступить часть прав на рудник коррумпированному панамскому правительству, которое в то время возглавлял Мануэль Норьега. Когда же военные США отстранили того от кормила, правительство, пришедшее ему на смену, наложило лапу на рудник, вынудив Бёльке скопить гору счетов от адвокатов, прежде чем ему удалось вернуть его в свою собственность ценой немалых затрат. В своих убытках он винил американцев, разжигая в душе давно укоренившуюся там ненависть к их стране.

По иронии судьбы, вкупе с горнодобывающим конгломератом Бёльке приобрел небольшой бизнес в Америке, включавший автотранспортную фирму, несколько торговых судов и небольшое охранное предприятие. То, что поначалу представлялось досадной обузой, обернулось главным орудием расплаты.

Каждую ночь Эдуард видел во сне свою жену с американским офицером, заново переживал муки покинутого ребенка и каждое утро просыпался в ярости. Предметом его исступления оставались оба грешника, хоть и давно почившие, а по ассоциации и их родина. Озлобление не покидало его ни на миг. Но вместо того, чтобы давать ему время от времени выход с помощью насилия, его месть избрала новый путь. Опираясь на свой многолетний опыт и знания горнодобытчика, Эдуард развязал собственную экономическую войну во имя возмездия.

Безрадостные темные глаза Бёльке на худощавом, обветренном лице буравили посетителя, а ладони лежали на столе плашмя.

— Я не рвусь возвращаться в Америку прямо сейчас, — неуютно поежившись, признался Пабло. — Я-то думал, что перед следующей фазой пробуду в Панама-сити пару недель.

— Мы отстали от графика поставок, а теперь итоговый срок еще и сдвинулся вверх. Поставка груза состоится через четыре дня. Тебе нужно вернуться незамедлительно.

Артачиться Пабло не стал. Бывший коммандо колумбийских войск специального назначения никогда не перечил приказам. Он проработал на старого австрийца больше дюжины лет с тех самых пор, когда впервые был нанят, чтобы помочь усмирить волнения шахтеров. Все эти годы его непоколебимая лояльность хорошо вознаграждалась, особенно по мере того, как его босс заступал все дальше за черту.

— Мне надо сколотить новую группу поддержки, — сообщил Пабло.

— Нет времени. Тебе помогут двое американских контрактников.

— Сторонним помощникам доверять нельзя.

— Придется попытать судьбу, — отрезал Бёльке. — Ты потерял всю свою команду. Я могу дать тебе нескольких людей Йоханссона, но работе вашего рода они не обучены. Мой вашингтонский представитель уверяет меня, что эти контрактники надежны. А сверх того, — проговорил он, глядя Пабло в глаза, — они осуществили то, с чем твоя команда не справилась. Они добыли данные по суперкавитации.

Бёльке двинул Пабло конверт поменьше.

— Телефонный номер нашего человека в Вашингтоне. Свяжись с ним, когда будешь там, и он организует встречу с контрактниками. Все прочие приготовления уже сделаны, так что вам нужно просто произвести захват и доставку.

— Будет сделано.

— Завтра самолет компании будет стоять наготове, чтобы доставить тебя в страну. Есть вопросы?

— Эта следовательница и люди из НУПИ — с ними проблем не будет?

— Женщина роли не играет, — Бёльке откинулся на спинку кресла, чтобы поразмыслить над вопросом. — О персонале НУПИ мне ничего не известно. Вероятно, за ними стоит последить. — Он снова посмотрел на Пабло.

— Об этом я позабочусь. Действуй по плану. Я в Пекине буду ждать от тебя подтверждения.

Взгляд его потемнел, и он подался вперед.

— Я трудился ради этого момента много лет. Все готово. Не подведи меня, Пабло.

— Не волнуйтесь, Jefe, — выпятил грудь Пабло. — Это легче, чем отнять конфетку у ребенка.

31

Энн ворвалась в УППОНИР в семь утра, да притом бегом, ощутив прилив вдохновения для расследования благодаря подсказанной Питтом возможной взаимосвязи с угонами кораблей. Первым же делом женщина наведалась к доктору Роальду Освальду, сменившему Джо Эберсона на посту начальника отдела морских технических платформ. Она уже познакомилась с этим ученым пару дней назад и отнюдь не удивилась, обнаружив, что он уже сидит за столом, трудясь над отчетом.

Она просунула голову в дверь.

— Можно нарушить ваше утреннее уединение?

— Конечно, мисс Беннетт. Мне не помешает отвлечься от угнетающего положения дел с графиком выпуска нашей новой субмарины.

— Пожалуйста, зовите меня Энн. А без устройства суперкавитации спуск на воду состоится?

— В том-то и дилемма. Утрата и Эберсона, и Хайланда разом отбросила нас назад на месяцы, если не на годы. Без этого устройства возможности судна урезаны до предела. Впрочем, испытание движителя все равно будет во благо, если нам только удастся завершить окончательную сборку.

— А что вам мешает?

— Критические задержки с поставками материалов, как мне сказали.

— А не входят ли в некоторые из этих материалов редкоземельные элементы?

Отхлебнув кофе, Освальд испытующе взглянул на Энн своими блекло-голубыми глазами.

— Тут у меня недостаточно информации, чтобы дать ответ на этот вопрос. Однако — да, определенные редкоземельные элементы играют важную роль в конструкции «Морской стрелы», особенно в движителе и некоторых акустических и электронных системах. А почему вы спрашиваете?

— Я исследую возможную связь между смертью доктора Хайланда и похищением груза моназитовой руды с высоким содержанием неодима и лантана. Насколько важны эти элементы для «Морской стрелы»?

— Чрезвычайно. Основу нашего движителя составляют два весьма передовых электромотора, в свою очередь приводящих в движение внешние водометы, а также остальные механические системы судна. Оба компонента содержат редкоземельные элементы, но особенно моторы.

— Освальд снова отхлебнул кофе. — В них используются сверхмощные постоянные магниты, позволяющие совершить скачок в эффективности через несколько поколений. Эти магниты производятся по жестким стандартам Эймской национальной лаборатории и содержат смесь нескольких «редких земель», несомненно, включающих неодим… — Он мгновение поколебался. — Мы полагаем, что система суперкавитации Хайланда также зависит от некоторых редкоземельных компонентов. Подозреваю, вы что-то нащупали.

— Откуда такой вывод?

— Моторы «Морской стрелы» еще не установлены. Первый мотор только-только доделан в научно-исследовательской лаборатории ВМС в заливе Чесапик и готов к доставке в Гротон. А со вторым вышла задержка из-за перебоев в цепочке поставки материалов. Я пока не располагаю всем объемом информации, но, как я понимаю, задерживает нас нехватка редкоземельных элементов.

— А вы не могли бы выяснить, каких в точности материалов это касается?

— Я сделаю кое-какие звонки и дам вам знать. — Он с задумчивым видом откинулся на спинку кресла. — Джо Эберсон был моим другом. Мы каждое лето ездили с ним в Канаду порыбачить. Он был хорошим человеком. Обязательно найдите его убийц.

— Непременно, — угрюмо кивнула Энн.

Она едва успела провести на своем месте пару минут, как позвонил Освальд с алфавитным списком элементов, нехватка которых задерживает спуск «Морской стрелы»: гадолиний, празеодим, самарий и диспрозий. А во главе списка стоял неодим — тот самый элемент, которым оказался богат образчик моназита, прихваченный Питтом в Чили.

Быстрый онлайн-поиск показал, что за последнее время рыночные цены на эти элементы взмыли к небесам. Специалисты по товарным рынкам приводили две причины подорожания. Во-первых, пожар, уничтоживший производственные мощности в Маунтин-Пасс, штат Калифорния — на месте единственного действующего месторождения редкоземельных руд в США. Вторую Энн уже знала: объявление владельцев австралийского месторождения Маунт-Уэлд о временном прекращении производства ради модернизации и расширения добычи.

Переваривая эту информацию, Энн взяла бумаги, оставленные Фаулером у нее на столе. Это оказалась подборка послужных списков всего штатского персонала, допущенного на экскурсию по «Морской стреле». Пропустив работающих в УППОНИР и УНИР ВМС, она принялась изучать оставшиеся имена. И увидев биографию помощника из Белого дома Тома Черны, буквально вытаращила глаза. Пересмотрела ее еще раз, делая для себя пометки, и отправила все на принтер.

Заглянувший в дверь Фаулер вошел к ней с пончиком и кофе.

— Раненько вы даете шороху. И куда же охота завела вас сегодня?

— Поверите ли — на юг Тихого океана. — Энн рассказала ему о подозрениях Питта по поводу рудовоза в Чили и его планах защитить судно, идущее из Австралии.

— Оно везет редкоземельные элементы?

— Да. По-моему, Дирк говорил, что оно называется «Аделаида», идет из Перта.

— Вы, случаем, не собираетесь к нему присоединиться?

— Я думала об этом, но он отправляется уже завтра. Возможно, это гонка за призраками, а я, откровенно говоря, чувствую, что добилась кое-какого прогресса и здесь. — Она пододвинула биографию Тома Черны через стол к нему. — Я не готова объявить, что утечка идет через Белый дом, но полюбуйтесь-ка жизнеописанием Черны.

Фаулер зачитал несколько первых позиций из биографии помощника президента вслух.

— Бывший «зеленый берет», офицер, служил военным советником на Тайване, впоследствии в Панаме и Колумбии. Демобилизовался, чтобы пойти работать в «Рейтеон» в качестве администратора программы направленного лучевого оружия. Далее перебрался на Капитолийский холм как специалист по вопросам обороны. Служил в советах директоров трех оборонительных подрядчиков, прежде чем перейти в Белый дом. Женился на тайваньской подданной, в девичестве Цзюн Лу И. Занимается детской благотворительной программой образования в Боготе. — Он положил бумаги. — Любопытный охват.

— Похоже, он вращался вокруг целого ряда оборонительных систем, воспроизведенных китайцами, — добавила Энн. — А уж Колумбия определенно привлекла мое внимание.

— Покопаться стоит. Подозреваю, что вы можете провести деликатное зондирование без того, чтобы я поднимал красные флаги.

— Согласна. Я не готова ставить на своей карьере крест, наезжая на Белый дом, но все-таки капельку заступлю за черту. А как идут дела с вашими внутренними проверками?

— Я проверил и перепроверил каждого работника УППОНИР, занятого в программе. — Фаулер покачал головой. — Честно говоря, не нашел ни единого намека на подозрительное поведение. Передам вам документы, как только закончу опрашивать сотрудников.

— Спасибо, но я вашему мнению доверяю. Куда вы направляетесь дальше?

— Я решил навестить на месте троих из наших крупнейших субподрядчиков. Может, вам стоит составить мне компанию? Тогда бы работа пошла быстрее.

— Я подумываю проверить субподрядчиков помельче. Вот эти трое привлекли мое внимание.

— Слишком далеко вниз по пищевой цепи, — заметил Фаулер. — Скорее всего, у них весьма ограниченный доступ к секретным материалам.

— Немного прощупать не повредит, — сказала Энн. — Знаете же эту пословицу, что даже слепая свинья может найти желудь.

— Как вам угодно, — улыбнулся Фаулер. — Если надумаете чем-нибудь поделиться, до конца дня я тут поблизости.

Под вечер того же дня Энн совершила очередное открытие. После новой порции консультаций с ФБР она вернулась к своему списку субподрядчиков. Первые две компании выставлялись на публичные торги, так что она без труда получила сведения об их бизнесе. Но третья фирма оказалась частной и требовала более тщательных изысканий. Найдя о ней статью в технической прессе, Энн ринулась в кабинет Фаулера.

— Дэн, вы только поглядите! Один из субподрядчиков, фирма под названием «СекьюрТек», предоставляет защищенные линии связи для инженеров в отдаленных местах для обмена данными о своей работе. Они могли получить доступ к частным техническим данным, не имея собственного допуска к секретной информации.

— Наверное, провернуть это сложнее, чем вам кажется.

— Более интересно другое. «СекьюрТек» — часть небольшого конгломерата, базирующегося в Панаме, а заодно владеющего транспортной компанией в США и золотым рудником в Панаме же.

— Хорошо, но я не вижу, куда это ведет.

— Компания является миноритарным акционером «Хобарт Майнинг». «Хобарт» принадлежит месторождение в Австралии под названием Маунт-Уэлд.

— Ладно, значит, они расширили собственные горные разработки.

— Маунт-Уэлд — один из крупнейших в мире поставщиков редкоземельных элементов за пределами Китая. Доктор Освальд сегодня утром поведал мне, что редкоземельные элементы жизненно важны для разработки «Морской стрелы» и как задержала программу их нехватка. Тут не исключена связь.

— Выглядит несколько притянутым за уши, — Фаулер покачал головой. — Каковы мотивы? Владелец месторождения должен быть счастлив, что мы покупаем его продукцию, вместо того чтобы отсекать своих лучших клиентов. По-моему, вы позволили Дирку Питту сбить вас с панталыку.

— Может, вы и правы, — проронила она. — Похоже, что мы хватаемся за соломинку.

— Такое случается. Может, утром все представится в ином свете. Лично мне в решении проблем помогают физические упражнения. Я каждое утро бегаю вдоль Потомака и нахожу, что это весьма помогает сбросить напряжение. Вам тоже следует попробовать.

— Может, попробую. Только сделайте мне одно одолжение, ладно? — попросила Энн. — Внесите «СекьюрТек» в список подрядчиков, которых вы посетите на местах.

— С радостью, — согласился Фаулер.

Вняв его совету, Энн по пути домой заехала в фитнес-клуб и пробежала несколько миль на тредбане, после чего взяла в кафе куриный салат на вынос. Направляясь с работы, она думала о Питте, и позвонила ему, едва переступив порог собственного дома. Трубку никто не снял, так что она наговорила пространное послание о своих находках и пожелала ему счастливого пути.

Едва Энн повесила трубку, как из коридора пророкотал низкий голос:

— Надеюсь, вы не забыли попрощаться.

Энн едва не выпрыгнула из собственных туфель. Стремительно развернувшись, она увидела двух здоровенных негров, появившихся из темной спальни. Узнав первого, задрожала.

Холодно усмехнувшись, Кларенс вошел в комнату, целясь в нее из пистолета 45-го калибра.

32

Лицом Чжоу Син походил на крестьянина — близко посаженные глаза, подбородка почти никакого, нос дал крен на штирборт после давнего перелома. А лопоухие уши и стрижка под горшок окончательно довершают облик деревенского простачка. Для тайного агента разведки наружность как нельзя более подходящая. Помимо того, что она позволяла Чжоу вписаться едва ли не в любую возникающую ситуацию в полевой работе, она же обычно заставляла его начальство в китайском Министерстве государственной безопасности недооценивать его хитроумие и способности.

В данный момент он рассчитывал произвести такое же впечатление на менее искушенную толпу. Одетый в поношенную, пропыленную одежду неквалифицированного рабочего, Чжоу Син ни капельки не выделялся в толпе жителей Баян-Обо — горнорудного поселка во Внутренней Монголии, такого же потрепанного и пыльного. Маневрируя среди грузовиков и автобусов, Чжоу перебежал улицу по направлению к небольшой пивной. Гомон голосов в ней был слышен даже на улице. Сделав глубокий вдох, Чжоу распахнул деревянную дверь, украшенную выгоревшим красным кабаном.

Едва он переступил порог, как ноздри обожгла вонь дешевого табака и скисшего пива. Чжоу окинул помещение наметанным глазом. Узкая комната заставлена дюжиной столов, занятых грубыми, крепкими рудокопами, свободными от смены в карьере. Жирный одноглазый трактирщик разливает напитки позади стойки, облепленной местными пропойцами. Единственное украшение пивной — давшая ей название кабанья голова с несколькими проплешинами, висящая на стене.

Чжоу заказал байцзю — зерновой водки, излюбленной местными, — и пристроился на стуле в углу, чтобы изучить клиентуру. Сгрудившись по два-три человека, они по большей части были уже на полпути к бесчувствию после дневных трудов. Он переводил взгляд с одного сурового лица на другое, подыскивая подходящий объект. И, наконец, нашел в паре столов от себя — нахального горластого молодого человека, насмерть заговорившего своего молчаливого высокого товарища.

Выждав, пока говорун почти опорожнит свою стопку, Чжоу приблизился к их столу. Притворившись, что споткнулся, он выбросил локоть в сторону стопки болтуна, опрокинув ее на стол.

— Эй! Мой стакан!..

— Тысяча извинений, дружище, — будто заплетающимся языком пролепетал Чжоу. — Прошу, пойдем со мной к стойке, я куплю тебе другой.

Молодой шахтер, смекнув, что дармовая выпивка сама просится в руки, быстро, хоть и нетвердо поднялся на ноги.

— Да, еще стаканчик.

Когда Чжоу с полной керамической бутылкой байцзю вернулся к столу, его встретили с распростертыми объятиями.

— Я Вэнь, — представился болтун, — а мой немногословный друг — Яо.

— А я Цэнь, — ответил Чжоу. — Вы оба работаете в карьере?

— Конечно, — Вэнь поиграл бицепсами. — Ощипывая кур, таких силенок не наберешься.

— А чем занимаетесь на руднике?

— Ну, мы дробильщики, — хохотнул Вэнь. — Подаем добытую руду в первичные дробилки. Они здоровенные, как дом, и могут раздолбать валун размером с собаку на вот такие камушки, — он сунул под нос Чжоу свой кулачище.

— Я приехал из Баотоу, — сообщил Чжоу, — и ищу работу. Есть на руднике что-нибудь подходящее?

Протянув руку, Вэнь стиснул Чжоу запястье.

— Для такого, как ты? Ты слишком тощий для работы в карьере, — он рассмеялся, забрызгав стол слюной. Но, увидев горестное выражение лица собеседника, проникся к нему жалостью. — Бывает, люди калечатся, так что время от времени набирают замену. Но перед тобой, наверное, будет длиннющая очередь.

— Понятно, — обронил Чжоу. — Еще байцзю?

И, не дожидаясь ответа, снова наполнил стопки. Устремив на него апатичный взор, безмолвный рудокоп Яо кивнул. Вэнь, подняв стопку, осушил ее одним глотком.

— Скажи-ка, — промолвил Чжоу, потягивая свой напиток, — слыхал я, в Баян-Обо добывают руду для черного рынка.

Яо напрягся, уставившись на Чжоу с подозрением.

— Нет, тут всё из одной бочки, — Вэнь утер рот рукавом.

— Говорить об этом небезопасно, — утробным басом нарушил молчание Яо.

Вэнь пожал плечами.

— Так все ж идет мимо нас.

— В каком это смысле? — полюбопытствовал Чжоу.

— Взрывные работы, добычу и измельчение делает государственное предприятие, где вкалываем мы с Яо. А вот после измельчения руда начинает прилипать к чужим рукам.

— И чьи же это руки?

— Че-то ты много вопросов задаешь, Цэнь! — ахнул Яо стаканом о стол.

— Я только пытаюсь найти работу, — отвесил ему полупоклон Чжоу.

— Яо такой дерганый потому, что у него двоюродный брательник водит у них машину.

— А как они работают?

— Сдается мне, кой-кому из шоферюг приплачивают, — растолковал Вэнь. — По ночам некоторые самосвалы, что возят сырье на дробилку, берут груз измельченной руды и сваливают его в дальнем конце карьера. А потом Цзян со своим частным автопарком вывозит ее… Эй, а вот и он, — Вэнь махнул рукой в сторону коренастого мужчины с рябым лицом, вошедшего в пивную и решительно двинувшегося вразвалочку вперед.

— Цзян, я тут как раз рассказывал своему другу, как ты возишь руду налево.

Цзян открытой ладонью отвесил Вэню сбоку такую оплеуху, что едва не сшиб со стула.

— Поменьше мели языком, Вэнь, пока его не лишился. Ты хуже старой бабки.

Смерив взглядом Чжоу, он обернулся к своему кузену Яо. Великан чуть заметно покачал головой. Обогнув стол, Цзян остановился рядом с Чжоу, потом вдруг наклонился, сграбастал агента за грудки и вздернул на ноги.

Вытянув руки по швам, Чжоу безобидно улыбнулся.

— Ты кто? — спросил Цзян, держа лицо Чжоу в каких-то миллиметрах от своего.

— Меня зовут Цэнь. Я крестьянин из Баотоу. Ну а ты мне представишься?

При виде такой наглости глаза Цзяна вспыхнули.

— Слушай сюда, селянин, — он стянул воротник Чжоу.

— Если хочешь и дальше ходить по земле Баян-Обо, советую сделать вид, что тебя здесь не было. Ты никого не видел и ни с кем не говорил. Понял?!

Изо рта Цзяна разило табачным перегаром и чесноком, но Чжоу даже не поморщился и с любезной улыбкой кивнул Цзяну.

— Конечно. Но если меня здесь не было, то я не потратил восемьдесят юаней на выпивку с твоими друзьями, — он подставил открытую ладонь, будто ждал денежного возмещения.

Лицо Цзяна побагровело.

— Не смей сюда даже на порог ступать. А теперь проваливай!

Он выпустил воротник Чжоу, чтобы в конце угрозы вместо восклицательного знака поставить удар кулаком, но стоял слишком близко и вынужден был отступить на шаг.

Чжоу, предвидевший это движение, сделал подсечку, заступив за лодыжку Цзяна. Шофер оступился, но и, потеряв равновесие, сумел нанести крепкий удар правой. Чжоу ушел влево, приняв удар плечом, а затем контратаковал толчком в торс Цзяна. Не удержавшись на ногах, тот полетел навзничь.

Не отпуская его, Чжоу направил его к столу, где затылок Цзяна ударился о край, и шофер рухнул на пол без сознания, как срубленный кедр.

При виде расправы со своим двоюродным братом Яо подскочил и попытался сжать Чжоу в своих медвежьих объятиях. Но более миниатюрный и трезвый, его противник легко увернулся, а затем нанес резкий удар Яо в колено. Великан согнулся, позволив Чжоу нанести несколько молниеносных ударов ему в голову. Последний пришелся в горло. Развернувшись, Яо рухнул на колени, сжимая горло от мнимого удушья.

В пивной воцарилось молчание, все взгляды обратились на Чжоу. Привлекать к себе внимание было глупо, но бывают ситуации, когда уже ничего не попишешь.

— Никаких драк! — рявкнул трактирщик.

Но он был слишком занят, разливая напитки, чтобы потрудиться вышвыривать забияк.

Кивнув ему, Чжоу небрежно подхватил со стола свою стопку байцзю и выпил одним духом. Остальные посетители вернулись к своей выпивке и анекдотам, не обращая внимания на двоих на полу.

Вэнь наблюдал короткую схватку в оцепенении, впав в ступор.

— Че-то слишком у тебя быстрые руки для крестьянина, — с запинкой выдавил он.

— Мотыгой намахался, — Чжоу взмахнул руками вверх-вниз. — Что скажешь, если наш друг Цзян купит нам выпить?

— Конечно, — пролепетал Вэнь.

Сунув руку в карман лежащего в беспамятстве шофера, Чжоу выудил его бумажник, нашел удостоверение личности и запомнил полное имя и адрес. Потом сунул бумажник обратно, но лишь после того, как выудил купюру в двадцать юаней, которую и вручил Вэню.

— Выпей за меня, — сказал Чжоу. — Поздновато уж, мне идти надобно.

— Да, мой друг Цэнь, как скажешь, — Вэнь не без труда поднялся со стула.

— Увидимся в карьере, — бросил Чжоу.

— В карьере? — переспросил Вэнь, озадаченно поднимая голову, но тщедушный крестьянин из Баотоу уже скрылся.

33

Назавтра утром водитель самосвала Цзян Сяньто выполз из своей квартиры в половине восьмого. Голова у него была забинтована, и шагал он шаркающими шажочками, стараясь свести к минимуму вспышки боли, долбившей по мозгам на каждом шагу. Будь он не так сосредоточен на себе, то заметил бы своего обидчика из «Красного кабана», сидящего в «Тойоте» китайского производства на другой стороне улицы и читающего «Жэньминь жибао».[398]

Глядя, как Цзян ковыляет по улице, Чжоу улыбнулся под нос. Уложив вчера вечером Яо, он ничуть не порадовался, зато к Цзяну ни малейшего сочувствия не испытывал. В нем он мгновенно распознал типичного неудачника с горячей головой, мучающего слабых, чтобы отыграться на них.

Водитель-левак шагал по улице к забитой народом автобусной остановке. Верный себе Цзян прокладывал себе путь в начало очереди тычками и локтями, а когда автобус подошел, занял одно из немногочисленных свободных мест. Чжоу тронул свой автомобиль и влился в движение, держась в нескольких автомобильных корпусах за автобусом.

К моменту, когда автобус остановился перед ветхим многоквартирным домом на южной окраине поселка, большинство пассажиров уже вышли. Заехав за угол, Чжоу припарковал машину позади ларька уличного торговца и смотрел, как Цзян выбирается из автобуса. Нахлобучив широкополую шляпу пониже, Чжоу запер автомобиль и последовал за шофером пешком.

Пройдя немного дальше по улице, Цзян свернул в заваленный мусором переулок. Утренний ветерок нагонял прохладу, и водила застегнул молнию куртки, подходя к большой стоянке за оградой, увенчанной ржавой колючей проволокой. Протиснувшись сквозь прореху в заборе, он прошел мимо штабеля пустых поддонов, возносящегося над пыльной стоянкой. В дальнем конце территории под навесом из гофрированной жести стояли пять больших грузовиков, накрытых брезентом, и потрепанный пикап. Вокруг грузовиков топтались несколько неряшливо одетых мужчин, попивая чай из бумажных стаканчиков.

— Цзян, — подал голос один из них, — тебя чего, жена с утра котелком причесывала?

— Я щас тебя монтировкой причешу, — огрызнулся Цзян. — Где Сяо?

В проход между двумя грузовиками вышел высокий человек в черном бушлате.

— А, Цзян, вот и ты. Я гляжу, ты опять опоздал. Продолжай в том же духе, и вернешься рыть канавы. — Он обернулся к остальным. — Ладно, народ, мы готовы трогаться.

Все собрались вокруг, а он вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

— Разгружаемся на причале двадцать семь, — сообщил Сяо. — Я поеду в передней машине, так что следуйте за мной, въедем через боковые ворота. Нас ждут к восьми, так что не мешкайте.

— А куда заедем для заправки? — поинтересовался человек в потрепанной шерстяной шапочке.

— На той же грузовой заправке в Чанпине, что и обычно, — Сяо оглядел людей в ожидании других вопросов, а затем мотнул головой в сторону грузовиков. — Ладно, тогда поехали.

Сяо, Цзян и трое других двинулись к своим большим машинам, а остальные набились в пикап. Самосвал Цзяна стоял в конце ряда. Забравшись в кабину, он включил зажигание. Двигатель завелся, изрыгнув тучу черного дыма. Регулируя печку, Цзян подождал, пока другие машины покинут стоянку, и, когда соседний самосвал тронулся, включил передачу. Машина дернулась вперед, и в этот момент Цзян заметил в боковом зеркале какое-то смазанное движение.

Грузовики выезжали через распахнутые ворота, охраняемые дородным лысым мужчиной с русским пистолетом Макарова под одеждой. Подъехав к воротам, Цзян ударил по тормозам.

— Проверь сзади! — бросил он, высунувшись из окна и хлопнув ладонью по дверце, чтобы привлечь внимание охранника.

Кивнув, тот направился к заднему борту. И едва заглянул в кузов, как ботинок Чжоу поприветствовал его ударом в челюсть. От удара здоровяк отлетел, но, еще падая, выхватил «Макарова». Вскинул пистолет в сторону грузовика, но Чжоу уже спрыгнул на него. Пинком выбив пистолет, он ринулся вперед, нацелив локоть в челюсть охранника. При ударе кости о кость раздался приглушенный хруст, и тело охранника обмякло.

Подскочив на ноги, Чжоу огляделся. Успевший выскочить из кабины Цзян бросился на него, сорвав с пояса нож. Чжоу заметил блеск клинка, направленного ему в грудь, попытался увернуться, но кончик острия зацепился за рукав и полоснул по правому бицепсу.

Не обращая внимания на порез, Чжоу левой ударил Цзяна в висок. Шофер изрыгнул проклятье, вдруг сообразив, что дерется с человеком, разбившим ему голову вчера вечером.

Поразмыслить об этом Чжоу ему не дал. «Макаров» был слишком далеко, чтобы пытаться его схватить, так что он поступил неожиданно, продолжив нападение. За ударом руки последовал пинок с разворота, попавший Цзяну в бедро, призванный не столько причинить ущерб, сколько спровоцировать ответ, и своей цели он достиг. Отдернув нож, Цзян опрометчиво ткнул им противника в живот.

Чжоу был наготове. Выбросив вперед левую ладонь, он без труда отбил руку шоферюги в сторону и, воспользовавшись его инерцией, дернул и вывернул запястье руки с ножом, одновременно швырнув Цзяна вперед. Продолжая разворот, Чжоу всем весом врезался противоположным плечом в руку противника.

Чувствуя, что руку прямо-таки выдирают из сустава, Цзян с искаженным от боли лицом сделал несколько неуверенных шажков вперед. Нож выпал из разжавшейся ладони, в мгновение ока оказавшись в руке Чжоу, занесенной у Цзяна над головой. Чжоу хотелось убить противника, и это ему бы легко удалось, но он сдержал порыв. Когда Цзян отправится гнить за решеткой, ему придется куда хуже. Перевернув нож, Чжоу ударил водилу чуть ниже уха рукояткой. Удар по сонной артерии перекрыл доступ крови в мозг, и в глазах у шофера потемнело. Чжоу встал над ним, переводя дыхание. Телефонный звонок в Народную вооруженную милицию обеспечит этому громиле неприятное пробуждение. Но сперва надо нагнать колонну.

Грузовики уже укатили вниз по улице. Отыскав «Макаров», Чжоу сунул его в карман, перевернул Цзяна на живот и стащил с него куртку, а потом его же собственным ножом отрезал от рубашки Цзяна полоску, чтобы перевязать руку. Правый рукав Чжоу намок от крови, но кровотечение уже прекратилось. Придется заняться рукой на ходу.

Запрыгнув в кабину, Чжоу выжал газ, накрыв двух распростертых на земле мужчин ковром пыли, и выехал со стоянки в направлении главного шоссе Баян-Обо. Карьер находится к северу от поселка, так что он свернул на ту сторону и вдавил педаль акселератора в пол.

Лавируя в уличном движении, Чжоу оставлял позади себя какофонию гудков и сердитых криков. Ближе к северной окраине дорожное движение стало более свободным, и дорога запетляла среди холмов, поросших чахлой растительностью. Переваливая через гребень, он увидел колонну в миле впереди, и вскоре уже пристроился позади последней машины.

Вместе с Чжоу, следующим за набитым людьми пикапом, вереница самосвалов проехала мимо главного въезда в карьер Баян-Обо, а двумя милями дальшенаправилась на изрезанный глубокими колеями проселок. Свернув на юг, они через поваленную секцию ограды въехали на территорию карьера. Впереди замаячили два огромных котлована. Объехав их стороной, колонна подъехала к месту работ. Пикап вильнул в сторону, ведя грузовики к пострадавшему от пожара складу, с виду казавшемуся заброшенным. Остановились позади здания, где высилась гора измельченной руды.

Налажено воровство было совсем просто. Во время определенных ночных смен каждый третий самосвал, везший руду на обогатительную фабрику, по пути сворачивал в сторону и выгружал руду позади старого склада. На все про все потребовалось лишь несколько крупных взяток избранным шоферам и администраторам, подправлявшим накладные рудника, и можно запросто забирать руду. Каждые два-три дня колонна самосвалов везла ее на рынок.

Люди из пикапа открыли задние ворота склада, где оказался мобильный ленточный транспортер. Подкатили его к груде руды и подключили к дизельному генератору. Сидя за рулем, Чжоу смотрел, как головной самосвал сдавал задом, пока лента конвейера не оказалась над кузовом. Команда рабочих принялась лопатами швырять руду на транспортер, грузивший ее в самосвал. Не прошло и пятнадцати минут, как кузов заполнился, и на погрузку подъехала следующая машина.

Вытерев руку, Чжоу снова замотал ножевую рану импровизированным бинтом. Чувствуя легкое головокружение от потери крови, он немного подкрепился рисовыми шариками, найденными в бумажном пакете на сиденье. Потом поменял свою куртку на отобранную у Цзяна и поднял воротник. Усиленно подышав на боковое стекло, заставил его так запотеть, что разглядеть лицо, пока он ждал своей очереди, было просто невозможно.

Когда четвертый самосвал отъехал, Сяо махнул ему, чтобы подъезжал к конвейеру. Чжоу положил руки на руль сверху, чтобы заслонить лицо, пока Сяо, встав перед капотом, знаками направлял сдающую задним ходом машину.

Руда посыпалась в кузов с грохотом горной лавины. Потянулась минута за минутой, и Чжоу замер в ожидании, затаив дыхание, боясь, что кто-нибудь надумает с ним заговорить. Но наконец грохот прекратился, и транспортер остановился. Поглядев в боковое зеркало, Чжоу увидел, что рабочая команда уже катит конвейер обратно на склад. Сяо, постучав костяшками по крылу самосвала, направился к собственной машине. Забрался в кабину, высунул руку из окна и показал вперед. Остальные водители включили зажигание и поехали следом за головным самосвалом.

Тяжело груженные машины медленно продвигались по ухабистой дороге, пока не добрались до главного шоссе, после чего покатили на юг через пыльный поселок, выстроенный горнодобывающим предприятием. Оставив этот небольшой оплот цивилизации позади, они поехали через голые степи Внутренней Монголии, завоеванные Чингисханом восемь столетий назад. Чжоу думал, что они выгрузят свою добычу на ближайшем придорожном перевалочном пункте. Но несколько часов спустя, оказавшись в окрестностях многолюдного города Баотоу, он уже понимал, что это не так.

Колонна выехала на оживленную скоростную трассу Цзинчжан, ведущую в Пекин. В предместьях столицы они остановились на грузовой заправке в пригороде Чанпин уже в сумерках. Поднялся ветерок, несший из пустыни Гоби клубы песка. Пока грузовики заправлялись, Чжоу, укутав лицо шарфом, найденным в кармане куртки Цзяна, разминал ноги в сторонке от остальных.

Самосвалы медленно тронулись в путь, пробиваясь сквозь все более плотное уличное движение. Обогнув Пекин по западной окраине, чтобы избежать пробки, они двинулись дальше на юго-восток. Проведя в дороге еще чуть ли не два часа, наконец, оказались в портовом городе Тяньцзинь. Сяо повел колонну через лабиринт улочек к центру большого торгового порта.

Добравшись до старого портового склада, они направились в боковой переулок. Два человека, вынырнувшие из тьмы, забрали мешок с юанями, который Сяо протянул через окно. Ворота в конце переулка распахнулись, и самосвалы проехали в громадный склад, в дальнем конце выходящий на причал. Проехав через все здание, они остановились у сухогруза средних размеров, своими огнями озарявшего мол.

От причала к открытому грузовому трюму корабля тянулся большой транспортер, и Сяо задом сдал к нему. Появилась команда рабочих с лопатами, принявшихся перебрасывать руду из грузовика на ленту. Глядя на это из конца очереди, Чжоу вдруг сообразил, что видел все, что требовалось. И, выскользнув через пассажирскую дверь, принялся пробираться вдоль грузовика назад.

Вахтенный офицер сухогруза, с палубы следивший за погрузкой, бросил взгляд на Чжоу. Разыгрывая роль усталого водителя, тот потянулся и зевнул, подходя к офицеру поближе.

— Добрый вечер, — он отвесил легкий поклон. — У вас замечательный корабль.

— «Грац» стар, жизнь его потрепала, но он по-прежнему бороздит океан, как дюжий вол.

— Куда направляетесь?

— Перегрузка в Шанхае, а потом в Сингапур.

Он пригляделся к Чжоу повнимательней, в свете фонарей заметив красное пятно на рукаве его куртки.

— Медпомощь не нужна?

Поглядев на кровь, Чжоу осклабился.

— Трансмиссионка. Пролил, когда доливал в мотор. Увидев, что машину Сяо уже разгрузили и ее место занимает следующий самосвал, Чжоу с улыбкой кивнул офицеру:

— Счастливого пути, — и, повернувшись спиной к причалу, зашагал прочь.

— А как же ваша машина? — с недоумением посмотрел на него офицер.

Пропустив вопрос мимо ушей, Чжоу небрежной походкой скрылся во тьме.

34

Мотор движителя «Морской стрелы» напоминал стретч-лимузин, втиснутый в циклопическую шину. На самом же деле «лимузин» представлял собой индукционный отсек — параллелепипед, втягивающий воду и исторгающий ее сзади через троицу дюз с карданной подвеской. А чуть впереди от него, как раз посередине мотора, в гондоле в виде бублика, разместился хитроумный энжекторный насос, способный продвигать субмарину на высокой скорости. Весь мотор покрывала склизкая черная субстанция, не смачивающаяся водой и придающая всей конструкции холодный футуристический вид.

Яркие лампы под потолком бросали ослепительные блики на прототип водометного движителя, пока кран переносил его со станины на большую грузовую платформу. Армия рабочих закрепила его стальными тросами и покрыла брезентовыми полотнищами. Тягач компании, специализирующейся на доставке секретных грузов, сдал назад и подцепил платформу.

Была только половина седьмого утра, когда тягач выехал с территории научно-исследовательской лаборатории ВМС в Чесапик-Бич, Мэриленд. Дорогу вглубь материка обступали поля и леса, мокрые от утренней росы, но восход скрыли от глаз свинцовые тучи.

— Какое у нас расчетное время прибытия в Гротон? — поинтересовался сменщик у водителя, подавляя зевок.

Тот бросил взгляд на часы.

— Система GPS утверждает, что семь часов. Наверное, и больше, если не проскочим заторы на Кольцевой.

В малонаселенных районах южного Мэриленда рано утром движения в сторону Вашингтона практически не было. Делая плавный поворот, они заметили впереди струйку черного дыма. И когда стало ясно, что дым поднимается с дороги, водитель переключил на пониженную передачу.

— Автомобиль, что ли, горит? — поинтересовался напарник.

— По-моему. Похоже, старая жестянка.

И в самом деле, горела двадцатилетняя «Тойота-Камри», в какой-то момент своей биографии разбитая вдребезги. Сейчас она стояла посреди дороги на четырех лысых шинах, с пламенем, вырывающимся из-под смятого капота.

Остановив тягач в нескольких ярдах от легковушки, водитель стал оглядывать дорогу в поисках пострадавших. Чуть дальше впереди на обочине он заметил белый фургон, но признаков жизни не было видно ни там, ни у горящего автомобиля.

— Лучше об этом сообщить, — сказал водитель, пока его напарник доставал из-за сиденья огнетушитель.

Тут оба подскочили под потолок, когда пассажирское стекло разлетелось от удара кувалды. Рука в перчатке просунулась сквозь дыру, забросив в кабину шашку, источающую клубы слезоточивого газа.

В мгновение ока кабину заполнил едкий белый дым, от которого находившихся внутри людей начало выворачивать. Глаза у них пылали, будто под веки налили раскаленной лавы, и оба на ощупь нашаривали ручки дверей, чтобы избавиться от этой пытки.

Водитель выбрался первый, спрыгнув из кабины на асфальт. И тут же получил удар током от человека в лыжной маске, вооруженного тазером, отчего повалился на дорогу, задергавшись в конвульсиях. С другой стороны грузовика его напарник, выбираясь, исхитрился выхватить пистолет. Но, зажмурившись из-за газа, не смог увидеть второго нападающего, тоже уложившего его ударом тока.

Третий, в противогазе, забрался в кабину и вышвырнул дымящуюся шашку в поле. Затем, сев за руль, воткнул нож в обивку над головой и принялся отрывать ткань, пока не нашел проводок, и тут же его ловко перерезал, отключив смонтированный на крыше GPS-передатчик, позволяющий транспортной компании отслеживать перемещения машин. Включив передачу, медленно повел тягач вперед, пока его широкий хромированный бампер не коснулся горящей легковой машины. И тут же вдавил педаль газа в пол, вывернув руль вправо. Мощный крутящий момент отшвырнул «Тойоту» в сторону, как букашку, опрокинув ее в кювет.

Выровняв тягач на узкой дороге, новый водитель переключил скорость и опустил стекло. Через считанные секунды последние следы газа вытянуло наружу. Стащив мешающую маску, Пабло швырнул ее на сиденье рядом с собой, бросил взгляд на часы и осклабился. Ему потребовалось всего две минуты, чтобы захватить одну из самых секретных американских технологий. Вытащив сотовый телефон, он набрал длинную цепочку цифр и улыбнулся при мысли о грядущем платеже.

35

Пабло вел длинный прицеп по дороге еще с милю, после чего свернул с шоссе на узкий проселок. Колея пересекала большое пастбище, где щипали траву коровы с сонными глазами. В полумиле от шоссе проселок проходил мимо большого пруда и обрывался чуть дальше у брошенной фермы.

Обугленные развалины дома, опаленные пламенем пожара десятки лет назад, были еще видны. Рядом высился большой ветхий амбар, покосившийся настолько, что, казалось, следующий норд-ост повалит его окончательно. Подъехав к амбару, Пабло завел машину внутрь. Там высился высокий штабель тюков свежескошенного сена возле небольшого вилочного погрузчика. В дальнем конце амбара ждал еще один тягач. Поставив прицеп у тюков, Пабло выбрался, чтобы осмотреть груз под брезентом.

Еще через пару минут подкатил белый фургон, и оттуда выпрыгнули два рослых негра.

— О водителях позаботились? — справился Пабло.

Первый кивнул.

— Кларенс надел им наручники в обнимку с большим дубом у шоссе. Через день-другой какой-нибудь фермер их найдет.

— Хорошо. А теперь за дело. У меня плотный график.

Двое наемников стащили брезент, покрывающий мотор «Морской стрелы». Потом, надев рукавицы, взялись за тюки сена. Кларенс завел подъемник и с помощью навесного орудия под названием пресс-подборщик начал грузить на платформу блоки из тюков. Второй, стоя на платформе, устанавливал тюки по местам вокруг мотора.

Пабло же тем временем отцепил тягач от прицепа, отогнал его в сторонку и вернулся с другим — синим «Кенвортом». Через десять минут он уже прицепил платформу к новому тягачу, после чего тщательно осмотрел ее на предмет других GPS-маячков. Не найдя ни одного, поменял задний номер.

Другие двое уже закончили строить стены из сена вокруг силовой установки «Морской стрелы». Пабло помог им накинуть брезент поверх тюков и привязать его по бокам прицепа, довершив маскировку под перевозчик сена.

Кларенс, более крупный из двоих, стащил рукавицы и подошел к Пабло.

— На этом наша часть работы закончена, — сообщил он хриплым голосом. — Деньги при вас?

— Да, — ответил Пабло. — А документация у вас?

— В фургоне. Заодно с дополнительным подарочком для вас, — осклабился чернокожий.

— Несите документы к тягачу. Я пошел за деньгами.

Открыв задние дверцы фургона, Кларенс вытащил пластиковый контейнер с разработками Хайланда по суперкавитации, вслед за Пабло подошел к «Кенворту» и поставил контейнер на пассажирское сиденье. Пошарив позади кресла, Пабло достал толстый конверт и вручил его наемнику. Оторвав край конверта, великан увидел несколько банковских упаковок стодолларовых купюр.

— Ого, какой приятный вид! — Он загнул край конверта, таким образом закрыв его. — Ну, если вы будете любезны забрать свой подарочек, мы отваливаем.

Пабло озадаченно поглядел на него. Ткнув большим пальцем в сторону фургона, Кларенс подвел Пабло к распахнутым задним дверцам машины, где с широкой улыбкой стоял второй чернокожий.

Пабло поглядел мимо него в глубину фургона, и глаза его злобно вспыхнули. Там, скрючившись, лежала на полу связанная Энн Беннетт с кляпом во рту. Лицо ее пылало от гнева — пока она не встретилась взглядом с Пабло, и гнев сменился шоком узнавания. Колумбийский террорист был последним, кого она ожидала тут встретить. Дерзость ее улетучилась, как дым, и Энн, извиваясь, попыталась забиться поглубже в фургон.

— А она что здесь делает? — обернулся Пабло к Кларенсу.

— Нам было велено захватить ее, — пояснил Кларенс, — но не пускать в расход, так что вот она здесь.

Сунув руку под куртку, Пабло выхватил пистолет «Глок» и направил его вглубь фургона.

— Эй, чувак, не надо кончать ее в машине, — осадил его Кларенс. — Она прокатная.

— Ладно.

Развернувшись, Пабло в упор выстрелил из «Глока» прямо Кларенсу в лицо. Не успел еще труп упасть, как его напарник бросился на Пабло. Но колумбиец оказался проворнее. Развернувшись, он всадил тому в грудь три пули подряд. Смертельно раненный бандит сумел только схватить Пабло за грудки, заставив рухнуть на колени, прежде чем упал бездыханным.

Энн закричала, но крик ее заглушила полоска технического скотча. Секунду-другую Пабло просто смотрел на нее, после чего спокойно сунул «Глок» в кобуру. Наклонившись, вытащил Энн из фургона и швырнул на оставшийся тюк сена.

— Боюсь, убивать вас здесь плохая мысль.

Она в ужасе смотрела, как он закидывает оба трупа в фургон и захлопывает дверцы. Швырнув окровавленный конверт с деньгами в сторону Энн, Пабло посмотрел на нее и приказал:

— Не шевелись.

Через несколько секунд он вывел фургон из амбара, вздымая клубы пыли вперемешку с соломой. Немного отъехав, остановился, тщательно сориентировав фургон. Потом опустил стекла, снял с брелока все ключи, кроме ключа зажигания, после чего прошелся вокруг, осматривая землю, пока не нашел большой плоский камень. Положил его на педаль газа, вдавив ее в пол. Потом выбрался из машины, сунул руку в открытое окно и включил зажигание. Не дав оборотам взмыть до максимума, включил переднюю передачу и отпрыгнул.

Задние шины чуть пробуксовали в рыхлой земле, а затем фургон рванул вперед. Проехав не более пятидесяти футов, вильнул в сторону, козлом скакнув в небольшой канаве, но инерция вынесла его на ту сторону, через небольшую насыпь, с которой он влетел в пруд.

Как только фургон нырнул, подняв зеленую воду стеной, плававший в пруду одинокий гусь забил крыльями с гневным гоготом. Через считанные секунды фургон заполнился водой и скрылся в глубине, оставив за собой лишь стремительно убывающую вереницу пузырей.

Не дожидаясь, когда автомобиль утонет, Пабло бегом припустил обратно к амбару. Подхватил конверт, швырнул его в кабину тягача и только после этого вернулся к Энн. Ни слова не говоря, перенес ее в кабину и бросил в отделение позади сидений.

— Устраивайся поудобнее, — проговорил он, заводя двигатель и включая передачу. — Поездка нас ждет долгая.

36

Вертолет, стремительно мчащийся над макушками деревьев, пронесся над крышами ангаров, к вящему изумлению сановников, сидевших вдоль взлетно-посадочной дорожки. Фюзеляж этой военной «вертушки», демонстрирующий взгляду острые углы и покрытый поглощающим материалом, делал ее практически невидимой для радаров. Специальный композитный пятилопастной несущий винт и такой же хвостовой тоже вносили свой вклад в невидимость, существенно ослабляя акустический след. Эксперт по авиации из «Джейнс дифенс уикли» с первого же взгляда опознал в машине «Стелс Хок» — один из радикально модифицированных «Блэк Хоков UH-80» армии США, наподобие того, который использовался в рейде по ликвидации Усамы бен Ладена. Но этот вертолет был целиком китайского производства.

Машина совершила круг над авиабазой Янцун к югу от Пекина, прожужжав несколько раз над полем, прежде чем сесть. Толпа генералов и чиновников оборонного ведомства стоя аплодировала демонстрации новейшего технического триумфа державы. Овации понемногу стихли, когда на трибуну поднялся видный партработник, пустившийся в заезженную диатрибу, превозносящую величие Китая.

Эдуард Бёльке склонился к человеку с глазками-пулями в мундире, увешанном медалями.

— Великолепный летательный аппарат, генерал Цзиньтай.

— Да, и вправду, — согласился тот. — И чтобы построить его, ваша помощь нам не потребовалась.

Бёльке принял этот выпад с усмешкой. Буквально только что приняв звонок Пабло из Мэриленда, он так и лучился самодовольством.

Толпа пережила еще несколько велеречивых панегириков, прежде чем ее гуртом завернули в открытый ангар с фуршетом. Бёльке направился следом за генералом, заместителем председателя китайского Центрального военного комитета, толкавшимся среди прочих высших чинов Народно-освободительной армии. Расспросив коллегу-генерала о его новом кондоминиуме в Гонконге, Цзиньтай вернулся к Бёльке.

— Ну вот, долг гостеприимства исполнен, — доложил он австрийцу. — Надо ли нам обсудить какие-то дела?

— Если вам угодно, — отозвался тот.

— Очень хорошо. Позвольте мне найти нашего главного куратора разведки, и поговорим без лишних ушей.

Осмотрев толпу, Цзиньтай отыскал субтильного очкарика, пьющего пиво «Хайнекен» — Тао Ляна, начальника бюро Министерства государственной безопасности — агентства, помимо прочего занимающегося разведывательной и контрразведывательной деятельностью Китая. Тао вел беседу с Чжоу Сином, полевым агентом из Баян-Обо, спокойно разглядывавшим собрание сановников. Этот похожий на крестьянина человечек деликатно уведомил Тао, что Цзиньтай разыскивает его, когда генерал был только на полпути через просторное помещение.

— Тао, вот вы где, — сказал генерал. — Пойдемте, нам надо оценить деловое предложение нашего старого друга Эдуарда Бёльке.

— Наш старый друг Бёльке, — язвительно протянул Тао. — Да уж, любопытно, в чем состоят его свежие предложения.

С увязавшимся следом Чжоу они через ангар прошли в уединенный кабинет, уже подготовленный для них, с переносным баром и тарелкой дим-самов. Налив себе виски, Цзиньтай уселся с остальными за стол красного дерева для переговоров.

— Позвольте поздравить вас, господа, с последним достижением, — начал Бёльке. — Это замечательный день для защитников Китая. В некоторой степени.

Он помолчал, ожидая, чтобы его оскорбление дошло до всех.

— Однако я предположил бы, что завтрашний день может произвести в обороноспособности страны решительную революцию.

— Вы собираетесь кастрировать ради нас русских и американских военных? — хмыкнул Цзиньтай, допивая свой виски.

— Фигурально говоря — да.

— Вы шахтер и мелкий воришка, Бёльке. Что вы хотите сказать?

Эдуард с прищуром поглядел на генерала в упор.

— Да, я шахтер. Я знаю цену важным минералам, таким как золото и серебро… и «редкие земли».

— Мы осознаем ценность редкоземельных элементов, — парировал Тао. — Вот почему мы манипулируем ценами, используя вас в роли брокера для покупок на открытом рынке.

— Не секрет, что Китай практически владеет монополией на производство редкоземельных элементов, — не смутился Бёльке. — Но деятельность двух больших рудников за рубежами вашей страны подвергает эту монополию риску. Американцы недавно возобновили работу карьера Маунтин-Пасс, а деятельность австралийского Маунт-Уэлда расширяется.

— Мы всегда будем господствовать, — выпятил грудь Цзиньтай.

— Возможно. Но больше не будете контролировать рынок.

Бёльке вынул из своего дипломата большое фото, показывающее вид с воздуха на какие-то дымящиеся здания в пустыне у карьера.

— Это остатки американского комплекса Маунтин-Пасс, — сообщил Бёльке. — На прошлой неделе их обогатительные мощности уничтожены пожаром. Они не смогут выпустить и унции редкоземельных элементов в ближайшие два года.

— Вам что-нибудь известно об этом пожаре? — осведомился Тао.

Бёльке молча уставился на него, изогнув губы в самодовольной ухмылке, затем выложил на стол второе фото, показывающее другой карьер в пустыне.

— Это рудник Маунт-Уэлд в западной Австралии. Он принадлежит горнодобывающей компании «Хобарт Майнинг», миноритарием которой я недавно стал.

— Как я понимаю, австралийцы приостановили выпуск на время модернизации производства, — заметил Тао.

— Вы правы.

— Все это очень интересно, — проговорил Цзиньтай, — но к нам-то какое это имеет отношение?

Сделав глубокий вдох, Бёльке поглядел на генерала свысока.

— Это имеет отношение к двум акциям, которые вы собираетесь вот-вот предпринять. Во-первых, вы гарантируете предоставление пятисот миллионов долларов, чтобы я мог приобрести австралийский рудник в Маунт-Уэлд. Во-вторых, вы объявите незамедлительный запрет на экспорт китайских «редких земель».

В комнате воцарилось молчание, которое через миг нарушил хмыкнувший Цзиньтай.

— А больше ничего не желаете? — Он встал, чтобы налить себе еще виски. — Может, пост губернатора Гонконга?

— А вы поведайте, зачем нам нужны эти две акции, — посмотрел на Бёльке заинтригованный Тао.

— Ради экономики и безопасности, — пояснил Эдуард. — Вместе мы сможем контролировать весь рынок редкоземельных элементов. Как вам известно, я выступаю посредником при продаже изрядной доли остальной мировой продукции — из таких мест, как Индия, Бразилия и Южная Африка, — которую продаю вам, взвинчивая цены. Я могу без труда заключить долговременные контракты на поставки из этих источников, прежде чем вы объявите о прекращении экспорта, чем заблокирую эти запасы. Что же до Маунт-Уэлд, если вы профинансируете мое приобретение, то я расплачусь с вами рудой, а ее вы сможете по-тихому перепродать избранным торговым партнерам, получив заоблачную прибыль, если захотите. И пока американцы вне игры, Китай будет контролировать практически весь мировой объем «редких земель».

— Мы уже контролируем изрядную часть рынка, — возразил Цзиньтай.

— Это правда, но вы можете контролировать его целиком. Пожар в Маунтин-Пасс произошел не случайно. Маунт-Уэлд приостановил деятельность не по собственному решению. Все это итоги моего влияния.

— Вы всегда были нашим ценным торговым партнером и по минералам, и по американским оборонительным технологиям, — сказал Тао. — Итак, цены взвинчены, и мы в конечном итоге получим прибыль от продажи…

— Нет, — отрезал Бёльке, — вы можете выиграть куда больше. Полностью контролируя глобальный рынок, вы сумеете вынудить каждую компанию мира, использующую редкоземельные элементы, передать свое производство и технологию Китаю. Каждый смартфон и лэптоп, каждый ветряной двигатель, каждый космический спутник будет вашим. И ключ ко всему — технологии. Почти все передовые технологии сегодня используют редкоземельные элементы, и это обеспечит вам господствующее положение в завтрашних разработках потребительских товаров и, что более важно, оборонительных вооружений. — Австриец воззрился на Цзиньтая. — Разве вы не предпочли бы представить собственный самый передовой боевой вертолет, чем копировать чужой?

Генерал кивнул.

— Вместо того чтобы играть в догонялки с западными технологиями, Китай возглавит прогресс. Тотальным контролем поставок «редких земель» вы немедленно положите конец множеству передовых западных военных разработок. Новые поколения американских ракет, лазеров, радаров — да даже корабельных движителей — зависят от редкоземельных элементов. Отрезав поставки, вы сможете ликвидировать технологический разрыв. И уже не Китай будет копировать западные оборонительные технологии, а они — ваши. — Бёльке небрежно сгреб фотографии, убрав их в свой портфель. — Как я уже сказал, это вопрос экономики и безопасности. Они идут рука об руку — и вы можете занять господствующее положение на обеих аренах.

Эти комментарии затронули в душе Цзиньтая, постоянно сетовавшего на плохое качество вооружений Народно-освободительной армии, нужную струнку.

— Может, время действовать самое подходящее, — обратился он к Тао.

— Возможно, — согласился тот, — но не отпугнет ли это наших западных торговых партнеров?

— Такое возможно, — подтвердил Бёльке, — но что они на самом деле могут поделать? Чтобы поддержать собственные пошатнувшиеся экономики, им ничего не останется, как поддерживать с вами партнерские отношения и делиться своими разработками.

Глава шпионского ведомства невозмутимо прикурил сигарету от дорогой зажигалки.

— А вам-то какой в том прок, мистер Бёльке?

— Ваши действия увеличат прибыльность моего посреднического бизнеса с минералами. И я верю, что вы позволите мне продавать часть продукции Маунт-Уэлд дружественным торговым партнерам с хорошим наваром.

— Он ни словом не обмолвился о намерении поставлять редкоземельные элементы с рудника на растущий черный рынок, равно как и о том, что может приобрести месторождение на двести миллионов долларов дешевле, чем запросил.

— Мы представим этот вопрос перед Политбюро во внеочередном порядке, — кивнув, пообещал Тао.

— Спасибо. В уповании, что мы придем к обоюдовыгодному результату, я подготовил для вас еще одно предложение. В прошлом мне удалось передать вам ряд военных технологий из моей фирмы по обеспечению безопасности в США, за которые вы меня щедро вознаградили.

— Да, — подтвердил Цзиньтай. — Нам уже довелось применить в деле систему разгона массовых выступлений, чтобы подавить волнения в западных провинциях.

— Я установил такие устройства на борту двух моих кораблей, модифицировав их с обеспечением впечатляющего уровня летальности. И с радостью поделюсь этими модификациями, если вы заинтересованы. Но эта технология — сущий пустяк по сравнению с тем, что я могу предложить вам теперь.

Он выложил на стол еще две фотографии.

— Это эскиз «Морской стрелы», — указал Бёльке на первый снимок. — «Морская стрела» будет самой передовой стелс-субмариной.

Цзиньтай вопросительно приподнял брови, и Тао кивнул ему в знак подтверждения.

— «Морская стрела» будет действовать на крайне высоких скоростях с помощью сложного движителя в сочетании с системой суперкавитации, — Бёльке указал на второй снимок. — Это выведет американский военный подводный флот на несколько поколений вперед китайского.

Лицо Цзиньтая покрылось бурыми пятнами.

— Мы всегда на три шага позади.

— Но не на этот раз, — продемонстрировал ему Эдуард акулью ухмылку. — Менее часа назад я стал обладателем первоначальной силовой установки, которую запланировано установить на «Морскую стрелу» на следующей неделе. Вдобавок у меня теперь имеется первый и единственный экземпляр технической документации системы суперкавитации субмарины.

Он подался вперед над столом со злорадным блеском в глазах.

— Американцы сумеют воспроизвести силовую установку только при наличии редкоземельных элементов. А без планов системы суперкавитации их субмарина яйца выеденного не стоит.

Китайским офицерам пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не выдать чрезмерную заинтересованность.

— Вы хотите поделиться этими предметами с нами? — с напускным безразличием осведомился Тао.

— Источники сообщают, что американцы тайком потратили свыше миллиарда долларов на разработку «Морской стрелы». Если мы заключим сделку по вышеупомянутым позициям, я с радостью продам вам мотор и техническую документацию за дополнительные пятьдесят миллионов долларов.

Тао даже бровью не повел.

— Когда вы могли бы их предоставить?

— Мотор и документация прибудут морем в Панаму через пять дней. Я с радостью осуществлю передачу там.

— Это привлекательное предложение, — промолвил Тао. — Мы подвергнем его надлежащему рассмотрению.

— Отлично, — собрав фотографии, Бёльке бросил взгляд на часы. — Боюсь, мне пора, надо успеть на рейс до Сиднея. Я начал предварительные переговоры о приобретении Маунт-Уэлд, так что буду ждать вашего ответа с нетерпением.

— Мы будем действовать со всей возможной поспешностью, — заверил Цзиньтай.

Генерал позвал адъютанта, и Бёльке сопроводили прочь после того, как все встали и обменялись рукопожатиями. Цзиньтай налил виски для Тао и еще порцию для себя.

— Что ж, Тао, наш австрийский друг подталкивает нас к действию. Поскольку наша экономика сильна, мы можем позволить себе применить на рынке грубую силу. И почему бы не попытаться совершить технологический скачок, гарантирующий нашу безопасность на век вперед?

— Возможны потенциальные экономические последствия, которые придутся не по душе Генеральному секретарю, — заметил Тао, — но я согласен, что риск здесь оправдан.

— Он не будет возражать против ссуды и наличных платежей?

— Не будет, когда я растолкую ему ценность технологии «Морской стрелы». Наши агенты пытались внедриться в эту программу, но безуспешно. Я не подвергаю оценку затрат, сделанную Бёльке, ни малейшему сомнению. Фактически же не исключено, что он недооценил стоимость. — Тао разглядывал виски у себя в стакане.

— Мы должны сделать все возможное, чтобы добыть ее.

— Значит, договорились, — улыбнулся Цзиньтай. — Поддержим предложение перед Генеральным секретарем совместно.

— Но с нашим австрийским другом есть одна проблема, — Тао повернулся к Чжоу, на протяжении всего совещания хранившему полнейшее молчание. — Пожалуйста, поведайте генералу то, что вам удалось установить.

Чжоу деликатно кашлянул.

— Товарищ генерал, мне было приказано расследовать воровство редкоземельных элементов с нашего главного горнодобывающего предприятия в Баян-Обо. Там я обнаружил организованную преступную группировку, систематически похищавшую измельченную руду и доставлявшую ее в Тяньцзинь. Я проследил противозаконную поставку, погруженную на фрахтовщик под названием «Грац»… — Он помедлил, глядя на Тао в ожидании разрешения продолжать.

— Это название что-то должно мне сказать? — поинтересовался Цзиньтай.

— «Грац», — пояснил Тао, — принадлежит пароходству Бёльке.

— Бёльке организовал похищение наших собственных «редких земель»?

— Да, — подтвердил Тао. — Несколько лет назад его пригласили на карьер в качестве консультанта, дав ему возможность организовать преступную ячейку. Но есть кое-что и похуже. — Он кивнул Чжоу.

— Я изучил портовые регистрационные книги, чтобы отследить путь этого сухогруза, — продолжил тот. — Из Тяньцзина он отплыл в Шанхай, а затем в Гонконг, где выгрузил тридцать метрических тонн измельченного бастнезита, а Министерство внешней торговли, в свою очередь, приобрело его на открытом рынке. Посредником при покупке выступала фирма Бёльке — «Габсбург Индастриз».

— Бёльке продает нам наши же собственные «редкие земли»? — Цзиньтай чуть не взвился под потолок.

Чжоу кивнул.

— Жадный боров! — Переводя дух, генерал повернулся к Тао. — И что нам теперь делать?

Тао аккуратно загасил сигарету в пепельнице, прежде чем встретиться с Цзиньтаем глазами.

— Американскую технологию надо приобрести любой ценой. Мы отправим в Панаму Чжоу, чтобы проследил за ее получением.

— А как быть с «редкими землями»? Будем объявлять запрет на экспорт и финансировать покупку рудника?

— Запрет на экспорт все равно проведем. Что же до финансирования рудника… — На его суровом лице появилось хитрое выражение. — Мы организуем уплату мистеру Бёльке таким манером, который приведет к тем же результатам.

37

Покидая терминал международного аэропорта Гонолулу, Питт и Джордино ощутили разлитый в воздухе аромат цветов плюмерии с легким привкусом авиационного топлива. Яркое солнце и тропический бриз мгновенно прогнали усталость двенадцатичасового перелета из Вашингтона. Джордино подозвал такси, чтобы совершить короткую поездку в Пёрл-Харбор.

При виде обсаженных пальмами улиц на Питта нахлынул поток воспоминаний. В первые годы работы в НУПИ он провел на Гавайских островах немало времени. Именно здесь он влюбился в лучезарную женщину по имени Саммер Моран. Хотя с тех пор, как Дирк последний раз видел ее в живых, прошли уже десятки лет, ее неповторимое лицо и сияющие глаза он видел так же ясно, как небо над головой. Покойная мать его двоих взрослых детей погребена на кладбище с видом на океан на другом краю острова.

Машина подкатила к воротам военно-морской базы, и Питт стряхнул с себя воспоминания. Молодой энсин,[399] дожидавшийся их у ворот для посетителей, вежливо погрузил их сумки в джип. Он довез их до причалов, остановив автомобиль рядом с угловатым изящным судном, выглядевшим так, будто его выкроили острым ножом.

— Это что такое? — поинтересовался Джордино. — Какой-то автомобильный паром на стероидах?

— Ты недалек от истины, — подтвердил Питт. — При разработке «Фортитьюд» за основу взяли конструкцию скоростного автомобильного парома, построенного австралийской компанией.

— Катамаран? — уточнил Джордино, обратив внимание, что округлый нос судна опирается на пару вертикальных корпусов.

— Да, и сделан из алюминия. Движитель у «Фортитьюд» водометный. Он состоит в подчинении у Командования военно-морских перевозок и рассчитан на быструю доставку войск и техники. ВМФ строит целую флотилию таких.

Как только они достали сумки из джипа, к ним подошел мужчина с длинным лицом и впалыми щеками, одетый в матросскую робу.

— Мистер Питт?

— Да, я Питт.

— Лейтенант Арон Плуград, отдел безопасности береговой охраны, — он протянул руку для пожатия, стиснув ладонь Питта, как в тисках. — Мои люди уже размещены на борту «Фортитьюд». Мне сказано, что мы можем отплыть в любой момент.

— Какова численность вашей команды, лейтенант?

— Я возглавляю отделение из восьми человек, хорошо обученных для ведения морских боевых операций. Если будет попытка похищения, мы ее пресечем.

Плуград и его подчиненные принадлежали к малоизвестному подразделению под названием «группа оперативного реагирования береговой охраны». По сути, это был морской спецназ; они прошли подготовку для ведения контртеррористических операций, проникновения на опасные суда и обнаружения взрывных устройств.

— Один вопрос к вам, сэр, — сказал Плуград. — Мы получили из НУПИ ящик с дюжиной новейших костюмов термохимзащиты. И погрузили ящик на борт корабля.

— Это для ваших людей, — объяснил Питт. — Когда будем подниматься на борт «Аделаиды», проследите, чтобы каждый из ваших людей был в костюме. Мы предполагаем, что при нападении может быть применена форсированная микроволновая система сродни тем, которые в сухопутных войсках используются для разгона массовых выступлений.

— Я знаком с этой системой, — кивнул Плуград. — Мы примем необходимые меры предосторожности.

Питт и Джордино поднялись на борт изящного судна, где их встретил капитан «Фортитьюд» — до срока поседевший капитан второго ранга по фамилии Джарретт. Проводив гостей из НУПИ на мостик, он изложил им предлагаемый курс действий.

— Мы ожидаем рандеву с «Аделаидой» здесь, — Джарретт ткнул пальцем в пустой океанский простор к юго-востоку от Гавайских островов. — Это примерно в тысяче ста милях от Оаху. Приблизившись, мы уточним местоположение «Аделаиды», но в любом случае настигнем ее менее чем за двадцать четыре часа.

— Двадцать четыре часа? — тряхнул головой Джордино. — У вас тут, что, реактивные двигатели?

— Нет, просто четыре больших дизеля с турбонаддувом. В хороший день способны развить почти сорок пять узлов. А поскольку идем с минимальной загрузкой, сможем показать почти такую же скорость.

— К чему такая спешка, не лучше ли насладиться морским ветерком? — поинтересовался Джордино.

— Для этого «Фортитьюд» и создан. Мы можем перебросить пехотный батальон через Атлантику за двое суток, — Джарретт бросил взгляд на ближайший хронограф.

— Если вы не возражаете, джентльмены, мы отчаливаем.

Дизели «Фортитьюд» взревели. Отдали швартовы, тристатридцативосьмифутовый корабль вписался в узкий проход Пёрл-Харбор и свернул на юго-восток. Прошел малым ходом мимо Вайкики и крутых склонов Даймонд-Хед, прежде чем набрать скорость. Корабль, формой смахивающий на кирпич, стремительно разгонялся, поднимаясь все выше на своих острых парных корпусах. Море было спокойным, позволяя Джарретту идти почти полным ходом. Питт изумленно смотрел на навигационный монитор, когда судно без труда пересекло отметку в сорок узлов.

Уже через пару часов последний из Гавайских островов скрылся за горизонтом, и судно вошло в пустынные воды Тихого океана. Питт и Джордино присоединились к Плуграду и его команде, собравшейся на палубе, чтобы поделиться предположениями о том, с чем им предстоит столкнуться, пока те продумывали меры безопасности при переходе с борта на борт. Отобедав в громадной столовой корабля, они отошли ко сну.

Назавтра утром, обследуя вместе с Джордино трюм «Фортитьюд», Питт ощутил, что двигатели сбрасывают обороты. Поднявшись вдвоем на мостик, они увидели «Аделаиду» в миле по носу.

Корабль оказался балкером длиной шестьсот футов с зеленым, как листва, корпусом и золотистой надстройкой. Закопченная труба и ржавчина вокруг якорных клюзов говорили, что судно много повидало на своем веку, но в остальном выглядело очень ухоженным. Низкая осадка явно указывала, что все пять трюмов набиты до отказа.

— Капитан уведомлен о нашем прибытии и готов принять вас на борт, — доложил Джарретт.

— Спасибо за быструю доставку, капитан, — поблагодарил Питт. — У вас не корабль, а просто клад.

— Ребята, а вы точно не хотите задержаться? — спросил Джордино у Джарретта. — Если на «Аделаиде» засуха, мне может понадобиться сгонять за пивом.

— Извините, но нам надо вернуться в территориальные воды за тридцать шесть часов. — Джарретт обменялся рукопожатием с обоими. — Я приказал, чтобы для вас спустили наш катер. Удачи и безопасного плавания.

Когда Питт с Джордино вышли на палубу, Плуград уже построил свой контингент береговой охраны. Они спустились на крытый катер и были доставлены на сухогруз, где сбоку уже спустили забортный трап «Аделаиды». Запрыгнув на платформу, люди Плуграда бегом бросились вверх по лестнице, вроде бы не замечая веса оружия и шестидесятифунтовых ранцев. Ступив на платформу, Питт помахал рулевому катера и вслед за Джордино стал взбираться по трапу.

На палубе их встретила пара суровых матросов в плохо сидящих комбинезонах и черных ботинках.

— Ваши каюты вон там, — махнул один из них в сторону кормовой надстройки. — Капитан встретится с вами через двадцать минут в кают-компании.

Матросы проводили отряд к корме «Аделаиды». Двигатели корабля начали набирать обороты, и судно понемногу увеличило ход. Следуя за провожатыми на второй уровень надстройки, Джордино оглянулся на «Фортитьюд», уносящийся в северо-восточном направлении, и вдруг отчаянно захотел пива.

38

Владелец «Аделаиды» ничуть не походил на образ, представлявшийся Питту загодя. Вместо типичного командира торгового судна — степенного, опытного капитана — тот оказался молодым, тщедушным человечком с бегающими глазами. Ступив в кают-компанию, он окинул Питта, Джордино и Плуграда холодным взором, после чего обменялся с ними рукопожатиями.

— Моя фамилия Гомес. Мне сказали, что вы ожидаете попытку захвата. — Если его эта новость и взволновала, то по лицу видно не было.

— Мы нашли закономерность в нападениях в Тихом океане, — ответил Питт. — Все корабли везли редкоземельные элементы, в точности как ваш.

— Должно быть, вас неверно проинформировали, — возразил Гомес. — Корабль идет с грузом марганцевой руды.

— Марганцевой? — переспросил Джордино. — Вы разве не приняли в Перте полный груз моназита?

— Мы идем из Перта, но на борту у нас марганец.

— Головной офис вашей компании, — не уступал Питт, — считает иначе.

— Ошибка, — покачал головой Гомес. — Должно быть, электронные манифесты перепутали с каким-нибудь другим судном компании. Такое случается. Я могу вызвать ваш транспорт, пусть заберет вас.

— Это невозможно, — возразил Питт. — «Фортитьюд» должен следовать собственному графику.

— Плюс, — добавил Джордино, — мы можем оказаться не единственными, кто дезинформирован.

— Это верно, — поддержал Плуград. — Мне не хочется убирать своих людей только затем, чтобы впоследствии выяснить, что вы попали в беду. Мы должны оставаться на борту до вашего прибытия в Лонг-Бич, так что будем придерживаться плана.

— Прекрасно, — не без раздражения бросил Гомес. — Пожалуйста, не покидайте верхней палубы и кают второго яруса.

— Мы с Элом будем нести вахты на мостике и играть роль связных для лейтенанта, если встретим другое судно.

Уловив нотки решимости в голосе Питта, Гомес кивнул.

— Как пожелаете. Но никаких вооруженных людей на мостике, — Гомес встал из-за стола. — Я должен вернуться к своим обязанностям. Добро пожаловать на борт. Я уверен, что наше спокойное, рутинное плавание доставит вам удовольствие.

Когда Гомес удалился, Джордино, поглядев на Питта и Плуграда, покачал головой.

— Ну, как вам такие помидоры? Нет «редких земель», и остаток пути нам коротать в обществе желчного дохляка в роли капитана.

— Тут уж почти ничего не попишешь, — заметил Питт.

— И если мы заблуждаемся, то спокойная рутина — отнюдь не худший исход.

Правду говоря, радар Питта сигнализировал об опасности стого самого момента, как он ступил на борт «Аделаиды». Что-то в команде и капитане было не то. Дирк перебывал на достаточном количестве торговых судов, чтобы знать, что команды бывают всякого роду-племени, и в самом по себе кислом приеме ничего диковинного нет. Но сложившиеся обстоятельства выводят его из ряда вон. Перед лицом потенциальной смертельной угрозы экипаж корабля должен быть счастлив, что его оберегают — или хотя бы проявить любопытство. Но вместо того к Питту и его людям отнеслись как к докучной обузе. Члены экипажа следили за каждым их шагом, но вступать даже в небрежные беседы отказывались.

На мостике Питта и Джордино чурались и игнорировали, пропуская любые их вопросы и просьбы мимо ушей. Гомес едва замечал их присутствие, отказываясь даже обедать в компании Дирка, в свободные от вахты часы, сидя у себя в каюте анахоретом.

Во время второй ночи на борту Питт расхаживал по мостику, и его присутствия, как всегда, не замечали. Незадолго до завершения его вахты, кончавшейся в полночь, явившийся на мостик матрос приблизился к Гомесу и, то и дело поглядывая на Питта, что-то доложил ему вполголоса.

Поглядев на экран радара, Дирк заметил, что впереди появилось изображение судна, идущего сходящимся курсом. Подойдя поближе к экрану, он стал искать номер АИС корабля. Прибор спутниковой Автоматической идентификационной системы, передающий всем кораблям в море информацию о скорости и направлении, а также номер судна, обязателен для всех судов водоизмещением свыше трехсот регистровых тонн. Но судно, видневшееся на радаре сейчас, номера АИС не транслировало.

— Они не включили свой АИС, — сказал Питт Гомесу.

— Здесь это несколько подозрительно.

— Порой сигнал теряется, — возразил Гомес. — А может, просто военный корабль. Это ничего не значит.

Подойдя к рулевому, капитан что-то прошептал ему на ухо, а затем удалился в противоположный конец мостика. Игнорируя капитана, Питт продолжал следить за скоростью и направлением движения «Аделаиды». И не удивился, когда таинственное судно сбросило скорость на узел-другой и скрылось с экрана радара.

Минут сорок прошло в натянутом молчании, прежде чем на мостик ступил Джордино, чтобы сменить Питта.

— Ну как, мы странствуем по благополучным морям?

— Носимся по волнам истерии.

Питт, собираясь уйти, тихонько рассказал о недавнем эпизоде с судном. Пришел новый рулевой, чтобы сменить вахтенного, но Гомес остался на мостике. Уже поворачиваясь, чтобы уйти, Дирк еще раз бросил взгляд на экран радара. Что-то привлекло его внимание, и он замешкался, вглядываясь в цифры. Дело было в курсе. Корабль внезапно поменял направление с восточно-северо-восточного на восточно-юго-восточное.

— Почему мы идем на юго-восток? — спросил Питт.

— На этой широте сильное встречное течение, — объяснил Гомес. — Мы уйдем ниже него на день-другой, чтобы поддержать скорость, а потом снова поменяем направление на Лонг-Бич.

Питт помнил, что северное экваториальное течение проходит несколько южнее их текущего положения, но спорить не стал. Повернувшись, он бросил на Джордино скептический взгляд.

— Пожалуй, пойду посплю. Увидимся на следующей вахте.

Питт, наконец, покинул мостик и начал спускаться по трапу. Но вместо того, чтобы на втором ярусе направиться в свою каюту, продолжил спуск на верхнюю палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Добравшись до нее, он наткнулся на Плуграда, бегущего вверх по трапу. Вид у лейтенанта береговой охраны был взволнованный.

— Раненько вы поднялись, — заметил Питт.

— Пытаюсь найти двоих своих людей, не явившихся на вахту. Вы не видели их на мостике?

— Нет. Может, в кают-компании? Наверное, пошли выпить кофе, чтобы не клонило в сон.

Что-то невнятно проворчав, Плуград зашагал к кают-компании.

На палубе Питт нашел ночную прохладу — со штирборта задувал ветерок. После нескольких часов пребывания во враждебной атмосфере мостика свежий воздух действовал очень освежающе. Чтобы размять ноги, Питт зашагал вдоль длинной открытой палубы, остановился на носу и поглядел вперед. На горизонте ненадолго показался бледный отсвет, исчезавший и появлявшийся в такт колебаниям «Аделаиды» вверх-вниз на волнах. Таинственный корабль по-прежнему был там, прямо впереди, на грани видимости — и для глаз, и для радара.

Питт наблюдал несколько минут, убедившись, что второе судно сохраняет позицию, а затем неспешно направился к рубке. Проходя мимо переднего трюма, он остановился, заметив на палубе рассыпанные камни. Часть груза марганцевой руды просыпалась во время погрузки. Питт подхватил обломок размером с кулак и поднес его к ближайшему палубному фонарю. Серебристая руда выглядела точь-в-точь так же, как моназит, найденный им в Чили на борту «Тасманской звезды».

Гомес лгал о марганце, но почему? Почему и экипаж ведет себя так странно? И что за корабль идет перед ними? От тревоги у Питта вдруг сильно засосало под ложечкой.

Плуград! Надо немедленно известить Плуграда!

Дирк бросился к корме, но оцепенел, когда из-за надстройки вдруг появились несколько темных фигур. Нырнув под прикрытие ближайшего люка, он следил, как два человека волокут между собой третьего. Они пересекли палубу поперек, пройдя под ярким фонарем. На секунду Питт увидел, что двое идущих — вооруженные члены экипажа. А в руках у них был безвольно обвисший Плуград с залитым кровью лицом. Они волокли его к левой стороне надстройки, где отперли дверь и зашвырнули его внутрь. Как только они скрылись из виду, Питт пересек палубу, бегом ринувшись к противоположному боку надстройки. Взбежав по трапу на второй уровень, он устремился к четырем каютам, занятым командой береговой охраны.

Постучав в первую дверь, Дирк тут же распахнул ее, но никого внутри не нашел. Когда пустой оказалась и вторая каюта, он начал опасаться худшего. Третья и четвертая тоже стояли пустыми. Всю команду береговой охраны по тихому нейтрализовали. Уже выходя из четвертой каюты, Питт услышал в коридоре шепот. Ступив обратно в каюту, он скользнул за открытую дверь. Через щелку увидел, как двое вооруженных членов экипажа прокрались по коридору и остановились перед дверью Питта. Они взяли оружие наизготовку, потом один повернул ручку, и оба ворвались внутрь. Обнаружив, что каюта пуста, вернулись в коридор, вполголоса переговариваясь по-испански. Один затопал к трапу, но его спутник мешкал. Медленно пробравшись в другой конец коридора, он осторожно зашел в каюту Джордино. Никого там не найдя, двинулся обратно, проверяя остальные каюты одну за другой.

Увидев, что тот приближается к его укрытию, Питт затаил дыхание. В дверь просунулся ствол «АК-47», и бандит переступил порог. Выждав секунду, Дирк выскочил из засады. Толкнув дверь изо всех сил, он припечатал бандита к переборке и ударил в висок куском руды, который по-прежнему сжимал в руке. Противник без чувств рухнул на палубу, не успев нажать на спусковой крючок.

Втащив бандита в каюту, Питт насторожился, прислушиваясь, не идет ли его напарник. Так ничего и не услышав, забрал автомат и скользнул в коридор, закрыв за собой дверь. Он уже достиг трапа и собирался двинуться вниз по ступеням, чтобы освободить Плуграда, когда услышал выстрел. Грохот донесся сверху. Если стреляли на мостике, это может означать только одно: Джордино.

Поменяв направление, Питт устремился вверх, стараясь ступать как можно тише. На мостике остановился и выглянул из-за двери. Свет там был погашен для ночного вождения, и на мостике царил мрак, нарушаемый лишь сиянием нескольких мониторов. Ближайшая консоль заслоняла изрядную часть обзора, но вроде бы все было спокойно. Наверное, выстрел раздался где-то в другом месте. Увидев лишь рулевого, Питт тихо ступил в проход.

— Мистер Питт, — поприветствовал его голос Гомеса.

— Я так и думал, что вы придете за своим другом.

Капитан поднялся с корточек, твердо держа пистолет в вытянутой руке. Но целил он не в Питта, а в сторону пола. Ступив ближе, Питт увидел, что Гомес держит на мушке Джордино, который лежал на полу, сжимая обеими руками ногу.

— Положите оружие, — приказал Гомес, — или оба умрете.

Дирк краем глаза заметил какое-то движение. Из-за другой консоли материализовался бандит, скрывшийся ранее, а теперь направивший свой «АК-47» Питту в спину.

Питт перевел взгляд с раненого друга на Гомеса, и в глазах его полыхнул гнев. Ни слова не говоря, он выронил автомат на палубу.

39

Президент катал незажженную сигару между большим и указательным пальцами.

— Почему? — раздраженным тоном спросил он. — Почему китайцы вдруг прекратили экспорт редкоземельных элементов?

В Овальном кабинете воцарилось неловкое молчание.

— Могу лишь предполагать, что в качестве силовых рычагов, — наконец нарушил тишину госсекретарь. — С намерением усилить свои позиции в переговорах, чтобы противодействовать нашему давлению на них из-за поддержки торговли с Ираном или их отказа снизить курс юаня.

— Они вам так сказали?

— Нет, министр иностранных дел лишь указал, что это сделано в силу «стратегической необходимости».

— Еще бы, — подхватил вице-президент Сандекер. — Необходимости торпедировать нашу экономику. — Будучи и сам страстным любителем сигар, он с завистью взирал на президентскую.

— Довольно наглая выходка, — заявил госсекретарь.

— Я ожидал хоть какого-нибудь намека на переговоры по данному вопросу, но китайцы не раскрывают карт.

Президент повернулся к женщине по фамилии Дитрих с волосами, черными как вороново крыло, — своему советнику по национальной безопасности.

— И насколько сильно это по нам ударит?

— Свыше девяноста процентов нашего импорта редкоземельных элементов поступает из Китая, — доложила она. — В коммерческом плане это разорит ряд отраслей промышленности, в частности, электронную и альтернативную энергетику. Пострадают все высокотехнологические отрасли страны.

— Так мы просто несем увеличенные расходы? — поинтересовался Том Черны.

— Взмывшие до небес цены станут только первым ударом. Пока не удастся найти обходных путей, будет сказываться острый дефицит материалов, а может, они просто станут нам не по карману. Так или эдак, спрос испарится, и рабочие места вместе с ним. Это запросто может толкнуть экономику обратно к серьезной рецессии.

— А как же другие источники редкоземельных элементов? — осведомился президент. — Я знаю, что у нас есть рудник в Калифорнии. Неужели китайцы — единственный вариант?

— Карьер Маунтин-Пасс вступил в строй пару лет назад и только-только наращивал производство, — сообщила Дитрих, — но недавний пожар на заводе поставил на обогащении крест. Производство закрыто на неопределенный срок — вероятно, года на два. Это был единственный наш внутренний источник.

— А кто-нибудь расследовал причины пожара? — поставил вопрос Сандекер.

— Полагают, что это случайность, но теперь владельцы позвонили в ФБР, чтобы те выяснили, не было ли поджога.

— А как с «редкими землями» из других иностранных источников? — спросил президент.

— Импорт, помимо Китая, у нас очень незначителен, — сказала Дитрих. — Основной альтернативой была Австралия, а также небольшие количества из России, Индии и Малайзии. Но и тут, боюсь, возникла проблема. Ведущий австралийский производитель объявил о временной приостановке в связи с программой расширения производства.

Президент сунул сигару в пепельницу.

— Так что же, нам остается лишь делать красивую мину, пока наша экономика летит в тартарары?

Дитрих уныло кивнула.

— Боюсь, на ситуацию с поставками мы способны оказать лишь минимальное влияние, а то и вовсе никакого.

— Но это лишь половина дела, — вставил Сандекер.

— Дефицит наносит сокрушительный удар по ряду наших ключевых оборонительных технологий.

— Вице-президент прав, — поддержала Дитрих.

— В чем ущерб? — заинтересовался президент.

— Сильно пострадает ВМФ, — сообщила она. — Двигатели эсминцев класса «Замволт» и новых стелс-крейсеров сильно зависят от редкоземельных элементов, так что эти программы со скрежетом остановятся. Я жду рапортов от ВВС, но мне говорили, что серьезный удар будет нанесен по новой объединенной программе разработки истребителей и целому ряду спутниковых проектов.

— Речь идет о программах, бюджет которых достигает миллиардов долларов, — добавил Черны.

— Сдается мне, — произнес президент, — что китайцы могут эксплуатировать свою монополию, чтобы ликвидировать наш отрыв в гонке вооружений.

Все собравшиеся закивали.

— А если мы скажем китайцам, что их запрет на экспорт неприемлем?

— Боюсь, этот номер не пройдет, сэр, — заерзал в кресле госсекретарь. — Китайское руководство не потерпит никаких угроз. Если мы ввяжемся в торговую войну, мы же и выйдем проигравшими. А если они перестанут покупать наши долговые обязательства, это усугубит ситуацию радикально.

— Значит, мы зависли перед экономическим пике в тот самый момент, когда можем позволить себе это менее всего, — подытожил президент. — И сверх того жертвуем своей боеготовностью, откладывая выпуск эсминцев, истребителей и разведывательных спутников следующего поколения.

— Есть еще одна жертва, — подхватил Сандекер. Он подошел к президенту и проговорил шепотом: — «Морская стрела».

— Конечно, — кивнул тот.

Пройдя к своему столу, президент несколько минут смотрел вдаль сквозь высокие окна. Наконец, обернувшись к аудитории, тихонько, потерянно проронил:

— Выясните, чего хотят китайцы, — и дайте им это.

40

Как только стало известно о похищении мотора «Морской стрелы», страну буквально накрыли мелкой сетью. На всех крупных дорогах, ведущих из Вашингтона на север и на юг, тут же выставили заставы. Команды ФБР немедленно отрядили во все ближайшие воздушные и морские порты восточного побережья, через которые, как полагали аналитики, мотор попытаются вывезти из страны. Усилили даже заслон на северо-восточной границе с Канадой.

Но ни в одном из этих мест мотор не нашли, да и не могли найти. Он уезжал на запад, прочь от крупных морских и воздушных портов, через сельскохозяйственные районы Аппалачей, спрятанный в прицепе грузовика с сеном. Въезжая в Лексингтон, штат Кентукки, Пабло сбросил скорость, бдительно поглядывая на проезжающие полицейские автомобили.

Энн была предана забвению в задней части кабины с одной рукой, прикованной наручниками к раме сиденья. Она могла отчасти улечься на узком сиденье, но чтобы выглянуть из окна, ей приходилось вытягиваться, принимая очень неудобное положение. Путешествовали они в полнейшем молчании. Когда Пабло пропустил мимо ушей ее первоначальный артобстрел зондирующими вопросами, она решила поберечь дыхание. Хоть это и казалось несколько притянутым за уши, но, в конце концов, она связала участие Пабло в похищении технической документации «Морской стрелы» с большим устройством, спрятанным на платформе. Должно быть, это новый мотор субмарины.

Пабло был доволен графиком движения. Только лишь покрыв четыреста миль за семь часов, он наконец остановился на обочине тихой дороги и позволил Энн размять ноги. Чуть позже они въехали в Лексингтон, где он отыскал грузовую заправку и остановился в дальнем конце. Налив полный бак, открыл дверь кабины и поглядел на девушку.

— Есть хочешь?

— Да, пожалуйста, — попросила Энн. — Просто умираю с голоду.

— Сейчас вернусь, — он захлопнул дверь и запер ее.

Энн проследила, как он спокойной походкой следует мимо нескольких постов заправки и входит в здание. Осмотрела стоянку в поисках потенциальной помощи. Час был поздний, и она заметила поблизости лишь одного человека — бородатого дальнобойщика, мывшего ветровое стекло своего тягача, тарахтящего на холостом ходу в дюжине ярдов от нее.

Она принялась махать руками и вопить во всю силу легких. Но тонированные стекла запертой кабины делали ее практически невидимой, а приглушенные крики не могли пробиться через урчание двигателя. Энн попыталась нажать на клаксон грузовика, но так и не дотянулась. Бородач забрался в свой автопоезд и укатил, не догадываясь о прискорбном положении Энн.

Она принялась искать что-нибудь подходящее в качестве оружия. Но в кабине тягача было хоть шаром покати — в том числе и в бардачке, не считая карты и лэптопа на переднем сиденье. Энн рванулась к компьютеру.

Схватив компьютер свободной рукой, она откинула крышку и тут же включила его. И пока шла загрузка системы, бросила взгляд за окно. Пабло стоял у кассы, делая какие-то покупки. Времени, чтобы послать клич о помощи, у нее в обрез — да и то если на заправке есть Wi-Fi.

Энн затаила дыхание, когда экран компьютера медленно осветился. Спустя целую вечность всплывающее окно осведомилось, желает ли она подключиться к сети «Лексингтон дизель энд дайн».

— Да! — Она нажала на окно. Пару секунд спустя открылась страница поисковой системы.

Но радость ее оказалась скоропреходящей: бросив взгляд в окно, она увидела, что Пабло выходит из здания. С часто бьющимся сердцем она начала лихорадочно соображать, что делать. Ни входить в свой почтовый сервис, ни передавать сообщение через сайт СКР ВМС уже некогда. Тут в голове у нее пронеслась отчаянная идея. Она быстро ввела четыре буквы и принялась ждать отклика. И как только выскочил новый экран, прокрутила его вниз и нашла ссылку. Щелкнув по ней, торопливо вбила сообщение и подняла голову. Пабло был уже в десяти футах от машины.

Ее пальцы порхали над клавиатурой, остановившись, чтобы нажать на кнопку «Отправить» в тот самый миг, когда щелкнул язычок замка. Захлопнув крышку, она швырнула компьютер на переднее сиденье в тот миг, когда Пабло уже открывал дверь.

Сердце ее отчаянно колотилось, кровь бросилась в лицо. Забравшись на водительское место, он обернулся и вопросительно посмотрел на Энн, протягивая к ней руки.

— Ветчина с сыром или тунец? — В руках у него были два завернутых сэндвича.

— С тунцом, пожалуйста, — выдохнула она, протягивая руку к сэндвичу.

Пабло вывел машину на шоссе, подкрепляясь по пути. Передышка позволила ему сбросить напряжение, и он, искоса оглянувшись через плечо, наконец-то заговорил с Энн.

— Вы в меня влюбились, — осклабился он.

— Что?!

— Да, должно быть, влюбились. Чего ж вам еще все время попадаться у меня на пути?

— Я в эту поездку не просилась, — ответила она. — Пожалуйста, отпустите меня.

Пабло гортанно хохотнул.

— Вы слишком умны, чтобы вас отпускать… и слишком красивы, чтобы убивать.

Энн тотчас охватило омерзение, но она все-таки поддержала разговор.

— Мы, что, везем мотор «Морской стрелы»?

— Возможно.

— А почему вы убили тех, кто помог вам его украсть?

— Они пережили свою полезность, а знали больше, чем им следовало. Полагаю, покамест расспросов довольно. — Он включил радио и, отыскав местную радиостанцию, транслирующую блюграсс,[400] прибавил громкость.

Они миновали холмы Западного Кентукки, слушая оживленные ритмы «Флэтт и Скраггс».[401] Четыре часа спустя въехали в Падаку. Припарковавшись на заправке в предместьях города, Пабло сделал телефонный звонок. Через считанные минуты подкатил ржавый пикап, за рулем которого сидел мужчина, весь покрытый татуировками. Он сопроводил грузовик с сеном к реке, где у изъеденного дождями и ветрами деревянного причала стояли буксир и баржа с контейнерами. Пабло подогнал машину к погруженной во мрак барже и остановился.

Было уже далеко за полночь, и вокруг царила жутковатая тишина. Отсоединив прицеп, Пабло увел тягач на ближайшую стоянку. К моменту его возвращения татуированный уже протянул под прицепом тросы и переносил его на баржу с помощью крана на пристани. Запрыгнув на баржу, Пабло помог закрепить прицеп на палубе, после чего вернулся в кабину за Энн.

Когда он отцепил наручники от рамы сиденья и сцепил руки Энн спереди, она разыгрывала сонливость. И только тут заметила, что в наручники встроен какой-то датчик. Вытащив из тягача, Пабло повел ее к пристани.

Огни Падаки мерцали справа по берегу, а река Огайо струилась мимо, будто черная патока. Крепко сжимая ее запястье, Пабло провел Энн к буксиру, стоявшему у кормы баржи в готовности повести ее вниз по реке. Добраться до буксира можно было только по узким сходням, покачивающимся над водой. Энн никак не решалась ступить на них, пока Пабло деликатно не подтолкнул ее.

На самом деле она боялась не самих сходней, а того, что может оказаться на другом их конце. Сперва прикована к грузовику, потом к буксиру, и кто знает, что потом? Куда бы ее ни везли, пора бояться по-настоящему придет тогда, когда наручники снимут. Именно этот страх и толкнул ее к действию.

Мысленно собравшись, она сделала глубокий вдох в тот миг, когда Пабло подтолкнул ее во второй раз. Изображая, что оступилась, она сделала два шага по сходням и подогнула колени. Еще один летящий шаг вперед-вверх. Сходни спружинили, давая дополнительный толчок, и она легко перелетела через боковой леер.

Пабло выбросил руку ей вслед, но смог лишь на миг коснуться промелькнувшей мимо лодыжки. Вытянув руки перед собой, Энн нырнула в реку почти без всплеска и исчезла в темной мутной воде.

41

Вспомогательная кладовая «Аделаиды» представляла собой сумрачную, жаркую и сырую душегубку, подходящую разве что дьяволу. Когда засовы отодвинули, чтобы вместе с Джордино втолкнуть Питта внутрь под угрозой оружия, он почуял смрад разлагающейся плоти, смешивающийся с запахом пота. Идя по верхней палубе, Дирк с натугой удерживал вес раненого друга, стараясь не упасть. Увидев в кладовой брезент, он осторожно уложил Джордино на него, слыша позади грохот захлопнувшейся двери и лязг задвигаемых засовов.

— Санитар среди вас есть? — спросил Питт, поглядев на команду береговой охраны, набитую в эту же кладовку.

Вставший из группы молодой человек стал медленно пробираться к нему.

— Симпсон, не так ли? — уточнил Дирк.

— Да, сэр. Я могу помочь. — Он присел на корточки рядом с Джордино, быстро заметив расползающуюся под его правой ногой лужу крови. — Огнестрел?

— Да, — Питт разорвал штанину брюк Джордино. — Он потерял много крови.

Отыскав залитую кровью рану на внешней части бедра Джордино, Симпсон зажал ее ладонью.

— Мне нужно что-нибудь для перевязки.

Сняв рубашку, Дирк отодрал рукава и принялся разрывать их на длинные полосы. Кто-то передал бутылку воды, которую санитар употребил, чтобы омыть рану. Взяв одну из полос ткани, сделал из нее тампон. Прижал его к ране и прибинтовал оставшимися полосами.

Открывший глаза Джордино поглядел на них.

— Куда мы направляемся?

— За пивом, — откликнулся Питт. — Ты пока покемарь, а когда оно будет на льду, я тебя разбужу.

Криво ему улыбнувшись, Джордино через считанные секунды отключился.

Накинув на него часть брезента, Симпсон сделал Питту знак отойти в сторонку.

— Ему повезло. Ран две, а это показывает, что пуля прошла навылет. Скорее всего, кость не задета. Но, должно быть, повредила ему бедренную артерию, отсюда и столько крови. Из-за такой кровопотери он может впасть в шок, так что за ним нужно приглядывать.

— Он жилистый старый коняга, — заметил Питт.

— Пока что он в порядке. Его главная проблема — не подцепить инфекцию в этой вонючей дыре.

В тусклом свете Дирк разглядел, что у Симпсона на скуле синяк.

— А с вами что случилось?

— На меня набросились в коридоре во время моей вахты. Ублюдок приложил меня цепью. Мне повезло больше, чем некоторым парням.

Питт оглядел отсек, освещенный единственной мигающей лампочкой под потолком. Команда береговой охраны сидела рядом, а еще одна группа — настоящий экипаж «Аделаиды» — рассеялась в глубине помещения. Источником ужасающего зловония были два продолговатых объекта, завернутые в брезент и убранные в сторону.

— Капитан и еще один человек, — пояснил Симпсон.

— Убиты при нападении до того, как мы подоспели.

Кивнув, Питт переключил внимание на команду береговой охраны. Без ран и синяков не отделался никто. Плуград сидел среди своих людей, привалившись к переборке, устремив в пространство невидящий взгляд.

— А как Плуград?

— Лейтенанту довольно крепко врезали сверху по черепу, — сообщил Симпсон. — У него контузия, но в остальном он вроде бы в порядке.

Питт пробрался через отсек к другой группе. Люди казались измученными, но не пострадавшими. Широкоплечий мужчина с густыми седыми волосами поднялся ему навстречу, чтобы представиться.

— Фрэнк Ливингстон, старший помощник, — произнес он с сильным австралийским акцентом. — Как ваш товарищ?

— Огнестрельное ранение в ногу. Потерял много крови, но санитар говорит, что он поправится.

— Сожалею, что не могу помочь. У нас корабельным фершалом был главный боцман. Он вон там вместе с капитаном, — указал он на укутанные в брезент трупы.

— Как они захватили корабль?

— Трое суток назад во время вечерней вахты к нам подошел быстроходный фрахтовщик. Проскочил прямо под носом, напугав нашего рулевого до чертиков. Когда он не ответил на вызов по радио, капитан вышел на палубу вместе с главным боцманом. Судно включило что-то похожее на радар посередке судна, прикончив их обоих. — Он поджал губы в гневной гримасе. — Ни разу не видал ничего подобного. Они прям будто живьем поджарились. Вскоре после того фрахтовщик выслал абордажную команду. Мы почти ничего не могли поделать. С тех самых пор нас здесь и держат.

— Сожалею, что мы опоздали, — промолвил Питт. — Наверное, им сообщили о нашем прибытии, и они напали на вас раньше, чем планировали.

— Да кто они такие? — Во взгляде Ливингстона полыхнула жажда мести.

— Они — часть преступной организации, которая, как мы полагаем, похитила ряд балкеров, транспортировавших редкоземельные элементы, — покачал головой Питт.

— Мы идем с грузом чего-то под названием моназит, — сообщил Ливингстон. — Наверное, за ним-то они и пришли. Не догадываетесь, куда мы направляемся?

Питт огляделся, чтобы убедиться, что их больше никто не слышит.

— Мы считаем, что обычно они осуществляют перегрузку в море, а потом открывают кингстоны. В этих водах затонули как минимум еще два сухогруза.

Ливингстон кивнул, но отнюдь не с видом человека, приговоренного погибнуть на борту тонущего судна.

— Скажите-ка, мистер Питт, насколько велики были эти похищенные сухогрузы?

— Невелики. Старые балкеры, где-то на десять тысяч тонн. А почему вы спрашиваете?

— «Аделаида» тянет на сорок тысяч регистровых тонн. Я хорошенько разглядел фрахтовщика, прежде чем нас швырнули сюда. По сравнению с нами это скорлупка, способная принять не более половины нашего груза.

— И весь груз у вас моназит?

— До последней унции. Нет, сэр, я не думаю, что они затопят «Аделаиду». Во всяком случае, не прям щас. Наш груз чересчур ценен.

Питт окинул взглядом израненных, изможденных людей, набитых в зловонный отсек.

— Мистер Ливингстон, искренне надеюсь, что вы не заблуждаетесь.

42

Энн потребовалось всего пару секунд, чтобы запаниковать.

Чисто войдя в воду, она принялась сильно грести ногами, вытянув руки перед собой, уходя в глубь реки Огайо. Вода оказалась теплее, чем она ожидала, — градусов семьдесят, не меньше.[402] Достигнув комфортной глубины, Энн выгнула спину дугой и попыталась грести руками. Но с запястьями, скованными наручниками, сделать этого не смогла.

В душе всколыхнулась паника, вопившая, что она утонет.

«Тихо-тихо-тихо», — возразил голос у нее в голове.

С колотящимся сердцем Энн заставила себя расслабиться и несколько секунд просто плыть по течению. Это успокоило нервы, и она начала загребать воду скованными руками по-собачьи, чтобы всплыть к поверхности. Но теперь в черной, как смола, воде уже не знала, где верх, а где низ.

Ответ пришел быстро, когда ее плечи задели ржавое днище баржи. Оттолкнувшись, Энн отплыла прочь, продержавшись под водой еще несколько секунд, прежде чем медленно всплыть в прохладную ночь.

Течение оказалось довольно быстрым, и Энн обнаружила, что ее несет прочь от баржи и буксира. Оглянувшись, она увидела Пабло, бегающего вдоль причала и вглядывающегося в воду. Заметив голову Энн, вынырнувшую из реки, он выхватил свой «Глок» из кобуры.

Тотчас же сделав глубокий вдох, женщина ушла под поверхность воды. Неизвестно, стрелял он или нет, но подставляться в качестве мишени все равно незачем.

На сей раз она скользила под поверхностью, не напрягаясь, а только помогая течению нести себя прочь, и задержала дыхание почти на минуту. Вынырнув снова, Энн поняла, что успела удалиться от баржи на добрых сто ярдов и стала практически невидимой для находящихся на причале. Однако же и Пабло из поля ее зрения пропал.

Энн сосредоточила внимание на том, что ждет ее ниже по течению, отыскивая место, где можно будет выбраться на берег и найти помощь. Но причал находился в предместьях, и ближний берег оставался темным и пустынным. Зато неподалеку впереди на противоположном берегу виднелась россыпь огней, отмечающих небольшой городок Метрополис, штат Иллинойс.

Чувствуя манящий зов безопасности, Энн принялась выгребать в сторону огней. Несколько минут она билась, преодолевая течение, а затем поняла, что ее старания добраться до городка тщетны. Ширина реки достигает почти милю, и ее пронесет далеко мимо огней, прежде чем удастся доплыть до другого берега.

Попытки грести со скованными руками совсем измотали ее, так что Энн перевернулась и ради отдыха поплыла на спине. Глядя в небо, она заметила вдали пару мигающих красных огоньков. Перевернувшись на живот, вгляделась в их вспышки — это световая сигнализация для самолетов. В коротких вспышках света Энн разглядела, что огни установлены на паре высоких бетонных дымовых труб. Они могут принадлежать только электростанции у реки.

Проплывая мимо огней Метрополиса, она начала снова выгребать к ближнему берегу. На протяжении примерно мили берег был совершенно темным, и Энн ощутила холод и одиночество, но продолжала плыть, ориентируясь на красные мигающие огоньки. Световая дымка у основания труб мало-помалу выкристаллизовалась в щедрую россыпь огней, окружающих электростанцию. Огни виднелись довольно далеко от реки, но, проплывая вдоль поросшего кустарником берега, Энн различила узкий водозаборный канал, тянущийся от реки к станции.

Приблизившись к устью канала, она принялась грести ногами изо всех сил. Течение Огайо пыталось протащить ее мимо, но она вырвалась из объятий реки, вплыв в тихие воды канала. Прямой поток длиной в милю тянулся к электростанции, где вода шла на снабжение работающих на угле паровых котлов.

Выбившись из сил в последней схватке с течением, Энн направилась к ближайшему берегу. Отдохнула несколько минут на откосе, потом вскарабкалась на ограждающий вал, сверху выровненный для проезда транспорта.

Дрожа в мокрой одежде, она зашагала к электростанции, обоняя насыщенный запах сгоревшего угля. Подходя, пересчитала автомобили, припаркованные у станции. К счастью, на месте солидная ночная смена. Слева от нее включились фары, и она увидела белый пикап, медленно выехавший со стоянки с оранжевым проблесковым маячком поверх кабины. Прибавив шагу, Энн замахала скованными руками, как только решила, что водитель может ее заметить.

Прибавив ходу, машина свернула на вал, проскакала по узкой колее и остановилась прямо перед Энн в клубах пыли. Подняв скованные руки, она подошла к окну водителя.

— Вы не могли бы мне помочь?

Голос ее дрогнул и оборвался, когда она увидела Пабло, высунувшего голову из окна, поигрывая портативным GPS-трекером, настроенным на наручники, и пистолетом «Глок».

— Нет, любовь моя, — жестоко прорычал он. — Это ты можешь мне помочь.

Часть третья Панамская тропа

43

Саммер Питт подняла голову от планшета у себя на коленях, чтобы поглядеть сквозь акриловое куполообразное окно батискафа. Из-за окружающей непроглядной тьмы возникало ощущение, что ее заперли в гардеробе.

— А как насчет какого-нибудь внешнего освещения? — поинтересовалась она.

Ее брат-близнец, сидящий за панелью управления, защелкал шеренгой тумблеров. Вспыхнула батарея ярких светодиодных фонарей, озарив своим сиянием черную, как смола, воду. Но смотреть было по-прежнему не на что, кроме каких-то взвешенных в воде частичек, проносящихся за акрилом. Но это хотя бы позволило Саммер визуально оценить скорость их погружения.

— Все еще боишься темноты? — поинтересовался ее брат.

Если Саммер унаследовала перламутровую кожу и рыжие волосы матери, то Дирк Питт-младший напоминал отца — такой же высокий и худощавый, с такими же темными волосами, даже спокойная улыбка такая же.

— Здесь то, чего ты не видишь, может причинить тебе вред, — она посмотрела на глубиномер на мониторе над головой. — Через пятьдесят метров будет дно.

Дирк отрегулировал балластные цистерны, чтобы замедлить погружение, доведя плавучесть до нуля, когда под ними будто бы ниоткуда материализовалось морское дно. На глубине трехсот футов оно напоминало пустыню цвета грецкого ореха, населенную крайне малочисленными мелкими рыбешками и ракообразными.

— Линия сброса где-то по азимуту ноль шестьдесят пять градусов, — сообщила Саммер.

Задействовав электронные водометы батискафа, юноша повел его на северо-восток. Через джойстик он чувствовал сильное придонное течение, пытающееся снести их в сторону.

— Течение Агульяс сегодня прямо гудит. Хочет утащить нас в Австралию.

Мощное течение Агульяс, оно же течение мыса Игольного, проходит вниз вдоль восточного побережья Африки. Близ южной оконечности Мадагаскара, где предприняли погружение Дирк и Саммер, оно сливается с восточной частью Мадагаскарского течения и устремляется прочь из Индийского океана непредсказуемыми завихрениями.

— Скорее всего, нас сильно снесло во время погружения, — заметила Саммер, — но если будем придерживаться азимута, то все равно наткнемся на линию сброса.

— Прижавшись носом к прозрачному пузырю, она принялась осматривать слегка волнистое дно, проплывающее под ними, и через несколько минут заметила небольшой, но явственно выступающий гребень. — Вот наш горст.[403]

Дирк чуть поднял батискаф, заставив его парить в десяти футах над гребнем.

— Готов к видео.

Включив пару внешних камер, смонтированных на салазках батискафа, Саммер передала сигнал на монитор.

— Камеры работают, отмечаю начало, — доложила она. — Веди-ка нас вдоль.

Дирк повел батискаф вперед, следуя за гребнем на дне моря. Они работали во взаимодействии с исследовательским кораблем НУПИ, предварительно обследовавшим регион многолучевой сонарной системой, изучая действующую линию сброса у побережья Мадагаскара в надежде улучшить прогнозирование землетрясений, вызывающих цунами. Снятое батискафом видео даст геологам на борту судна исходную информацию о районе. Затем батискаф снова опустится на дно, чтобы внедрить миниатюрные датчики, которые будут регистрировать сейсмическую активность с большой точностью.

Проект требовал целого интердисциплинарного букета дарований, как раз имеющихся у обоих двойняшек. И Дирк, получивший образование инженера-кораблестроителя, и Саммер, специализирующаяся в океанографии, унаследовали любовь отца к морю. Они присоединились к Питту в НУПИ всего несколько лет назад, но очень скоро стали буквально упиваться возможностью путешествовать по планете, решая загадки морей. Их работа шла еще более живо, когда над одним проектом могли трудиться все трое, как недавно на Кипре, где они обнаружили клад древних артефактов, имеющих отношение к Иисусу Христу.

— Проходим километр номер восемь подводного хребта, которому конца-края не видать, — сказал Дирк к исходу второго часа. Постоянно взбрыкивающее течение взимало свою дань, и он чувствовал, что мышцы рук уже начинают деревенеть.

— Ты что, уже соскучился? — поинтересовалась Саммер.

Дирк взирал на неизменное бурое дно, проплывающее под ними.

— Меня вполне устроит, если кто-нибудь подгонит сюда белую акулу или гигантского кальмара.

Они шли вдоль горста еще час, прежде чем Дирка начал беспокоить заряд аккумуляторов.

— Борьба с течением увеличила нагрузку на моторы. Предлагаю подумать о завершении вылазки в ближайшее время.

Саммер проверила, какое расстояние они уже покрыли.

— Может, вытянем еще метров шестьсот? Тогда будет ровно двенадцать тысяч.

— По рукам.

Завершив последний оставшийся отрезок, Дирк остановил батискаф, а Саммер выключила видеокамеры. Он уже начал продувку балластных цистерн, когда его сестра указала за передний выпуклый иллюминатор.

— Это, случаем, не затонувшее судно?

За границей досягаемости наружных прожекторов Питт смутно различил какой-то объект.

— Не исключено.

Выключив балластный насос, он послал батискаф вперед. Мало-помалу из тьмы проступила темная громада, явно принявшая форму корпуса корабля. По мере их приближения все отчетливее прорисовывалось судно, стоящее на дне совершенно вертикально и вроде бы даже неповрежденное. Маневрируя в считанных футах от дна, они подошли к миделю таинственного корабля совсем близко, сбросив скорость до нескольких дюймов в секунду. Красная краска, покрывающая корпус, ярко сияла в свете прожекторов батискафа, четко прорисовывающем каждую заклепку и шов.

— Вид такой, будто он просто затонул, — заметил Дирк.

Он повел батискаф вверх вдоль борта, подняв его выше фальшборта. И там они увидели три больших открытых люка на баке. Дирк направил батискаф к носу, пройдя над грузовыми трюмами, заполненными одной лишь морской водой. Осмотрев судно вдоль острого форштевня, они не заметили ни малейшего повреждения в области носа. Повернув назад, прошли вдоль всего штирборта до задней надстройки, где поднялись на несколько ярусов до мостика. И с расстояния нескольких футов сквозь совершенно целые окна заглянули в пустую рубку.

— Похоже, оттуда вытащили большую часть электронной аппаратуры, — прокомментировал Дирк. — Явная улика в пользу того, что судно просто затопили.

— Надо сообщить в лондонский Ллойд, — откликнулась Саммер. — Я ни разу не видела столь девственно чистого затонувшего корабля. Должно быть, это произошло совсем недавно.

— Не более двух-трех месяцев, судя по тому, что он почти не оброс.

— Зачем кому-то затапливать сухогруз, пребывающий в отличном состоянии?

— Трудно сказать. Вполне возможно, что его вели на буксире для ремонта, и он затонул из-за непогоды. — Дирк проверил заряд аккумуляторных батарей. — Пора бы уже подниматься, но давай все же попробуем найти название корабля.

Направив батискаф вокруг надстройки к корме, он опустился ниже кормового ограждения. Над планширом на погнутом флагштоке потерянно висел флаг, но море вымыло все его цвета без следа. Отойдя от корабля на двадцать футов, Дирк развернул подводный аппарат к транцу сухогруза и выставил глубину так, чтобы свет прожекторов упал на название судна.

— Ну ничего себе, — негромко проронил он. — Его все-таки затопили намеренно.

Перед ними высилась однотонная красная стена, пересеченная широкой горизонтальной полосой ржавчины в том месте, где раньше было название судна и порт его приписки. Но кто-то старательно соскреб и название, и краску под ним, отправив сухогруз навстречу одиночеству глубин совершенно анонимным.

44

Когда батискаф всплыл на поверхность, исследовательское судно НУПИ «Александрия» находилось в четырех милях от него, и Саммер вызвала его по радио. Дрейфуя в батискафе по течению, они с Дирком от нечего делать разглядывали пыльные бурые берега юга Мадагаскара, будто бы вздымавшиеся и падавшие на волнах неспокойного моря.

«Александрия» прибыла без промедления. Ее корпус, бирюзовый, как и у всей флотилии судов НУПИ, сиял под солнечными небесами. Подъемом батискафа на ют корабля руководил мускулистый мужчина с густыми усами и еще более густым техасским акцентом. Открыв задний люк подводного аппарата, Джек Дальгрен поприветствовал Дирка и Саммер с возвращением на свежий воздух.

— Хорошо поплавали?

— Определенно, — ответила девушка, держа в руках портативный жесткий диск. — Мы отсняли отличный материал по горсту и сможем определить некоторые основные точки для внедрения сейсмодатчиков.

Пробравшись мимо него, она поспешила на поиски корабельного морского геолога, чтобы вместе с ним посмотреть ролик, отснятый на дне.

— Как я понимаю, это означает незамедлительную подготовку к очередному погружению? — с вытянувшимся лицом осведомился Дальгрен.

— Боюсь, что да, мой друг, — похлопал его по плечу Дирк.

Он помог Дальгрену снять несколько тяжеленных блоков батарей, питающих системы батискафа, заменив их свежезаряженными. И пока они работали с кормовым батарейным отсеком, со стороны берега прибыл большой патрульный катер. Пока он обходил «Александрию» широким кругом, на мостике двое субъектов в цивильной одежде разглядывали корабль с явным неодобрением. Когда «Александрия» отошла, патрульный катер вернулся к берегу.

— Интересно, чего этим пацанам надо? — проронил Дальгрен.

— Как-то не похожи они на правительственных чиновников… — Дирк бросил взгляд вслед удаляющемуся катеру и на линию берега за ним. — А я-то думал, здешний берег — практически пустыня.

— Пока вы были внизу, тут прошел небольшой сухогруз. Вроде бы в сторону берега, так что где-то поблизости должна быть какая-нибудь гавань.

Они закончили смену аккумуляторов и провели обширную проверку систем перед погружением, прежде чем отправиться на поиски Саммер, находившейся в одной из лабораторий корабля. Она собрала целый ящик крохотных сейсмодатчиков с питанием от батарей, которые должны отслеживать колебания почвы и смещения линии сброса. Каждый был заключен в контейнер из нержавеющей стали с ярко-оранжевым металлическим маркерным флажком.

— Мы рассмотрели идеальные точки расположения, — сообщилаСаммер. — Дальше надо вернуться и разместить десять датчиков через каждые пятьсот метров вдоль того же маршрута. — Она поглядела на Дальгрена. — Сможешь спустить нас там же, где в прошлый раз?

— Сыщет ли долгоносик хлопковое поле на Миссисипи? Только устройся себе уютненько в моем батискафе, пока я не надумал спустить его без тебя. — И он затопал из лаборатории к мостику, чтобы переговорить с капитаном.

— Какая муха его укусила? — удивилась Саммер.

— Я совершил ошибку, рассказав ему о затонувшем корабле, который мы обнаружили, — пояснил Дирк. — Он вне себя, что мы сделали эту находку в его батискафе, но без него.

— Ох уж эти мальчишки с их игрушками, — тряхнула головой Саммер, после чего подхватила датчики и понесла их к сетчатой корзине, прикрепленной к батискафу спереди. Пристроив их, она забралась внутрь, чтобы составить Дирку компанию в прохождении предстартовой проверки.

Явившийся через пару минут Дальгрен сунул голову в люк.

— Как только будете готовы, я начну спуск.

— К спуску готовы, — доложил Дирк. — И оставь для нас парочку бутылочек похолоднее к нашему возвращению.

— Разумеется, бутылки будут холодными, но, скорее всего, пустыми. Что-нибудь еще?

— Да. Посмотри, что там есть в архивах о кораблекрушениях к югу от Мадагаскара за последние пять лет.

— Это я могу. Удачного сева.

Задраив люк, Дальгрен поднял батискаф над кормой «Александрии», дождался сигнала по радио с мостика, что они достигли запланированной точки, а затем начал спуск подводного аппарата. Как только захват был отпущен, Дирку дали добро на заполнение балластных цистерн, и желтый батискаф скрылся под волнами.

Дно показалось через пару минут, и Дирк сориентировал батискаф по предыдущему северо-восточному азимуту. На этот раз они наткнулись на знакомый горст, не пройдя и пятидесяти метров.

— Джек — волшебник, — воскликнула Саммер. — Рассчитал течения почти безупречно.

— Сбрасываем первый датчик? — осведомился Дирк.

Саммер проверила позицию, используя навигационную программу счисления пути, запущенную при погружении.

— Вообще-то надо сместиться метров на тридцать к востоку, чтобы выйти на первоначальный маршрут.

Дирк подправил положение, опустив батискаф на плоский участок дна рядом с горстом, и отключил двигатели, чтобы дать осесть клубящимся тучам ила, поднятым водометами. Дальше командование приняла Саммер, включившая пару манипуляторов. Одним она проделала в дне вертикальное отверстие, а вторым вынула датчик, воткнула в ямку и присыпала корпус датчика грунтом, оставив наверху только торчащий из ила ярко-оранжевый флажок.

— С этим пошло хорошо, — подытожил Дирк, включая водометы и устремляясь вдоль расселины на максимальной скорости.

— Ты куда-нибудь торопишься? — поинтересовалась Саммер.

— Да вот думал, мы могли бы еще разок взглянуть на затонувшее судно, когда закончим.

Саммер улыбнулась. Ей пришла в голову та же идея, и она позаботилась захватить запасной жесткий диск для видео, чтобы отснять лежащий на дне корабль.

Они продвигались вдоль разлома, высаживая в грунт остальные девять датчиков на протяжении своего семимильного пути. Когда последний датчик оказался на своем месте, Дирк проверил позицию батискафа относительно затонувшего корабля и провел подводный аппарат немного вперед, и вскоре перед ним замаячила темная громада.

— Прямо там, где оставили.

— На сей раз я сделаю видео. — С этими словами Саммер включила передние камеры.

Приближаясь к корпусу, Дирк поднял батискаф, направив его прямо на верхнюю палубу. Пересек ее от борта до борта, давая камерам Саммер отснять судно по всей ширине и пустые трюмы, лишенные крышек люков. Сам же он больше был озабочен опознанием, и потому повернул батискаф вместе с видеокамерами к высокой задней надстройке. Ее конструкция даст подсказку о возрасте судна и его производителе.

Двигаясь черепашьим ходом перед фасадом надстройки, он приблизился к мостику и завис над трубой, высящейся сзади надстройки. На торговых судах ее часто красят в фирменные цвета или украшают логотипом компании, но эта была покрашена в черный цвет.

— Забавно, но никаких следов копоти, — заметила Саммер. — Как будто свежеокрашенная.

— Очередная попытка скрыть его принадлежность.

— Ну-ка, чуть поближе, — подавшись вперед, Саммер внимательно вглядывалась в поверхность трубы.

Как только Дирк подвел аппарат достаточно близко, Саммер активировала один из манипуляторов и протянула его к трубе. И, коснувшись, провела клешней по ее поверхности, оставив царапину длиной в фут.

— Пожалуйста, не выцарапывай свои инициалы, — попросил Дирк. — Я не хочу, чтобы агенты Ллойда стучались в мою дверь в два часа ночи.

— Просто проверяю, что под краской.

Как только течение унесло хлопья содранной краски, под ней отчетливо проступила полоска охры.

— Изначально труба была золотистой или украшена золотистой полосой, — предположила Саммер.

— Это еще один самородок.

Они провели у судна еще около получаса, сняв его по всей длине, конфигурацию палубы и прочие детали, способные помочь в его идентификации.

— Аккумуляторы почти разряжены, остались только резервные, — сообщила Саммер.

— Пожалуй, мы узнали все, что могли, — ответил Дирк. — Кроме того, Джек будет не очень доволен, если мы всплывем уже в сумерках.

Он продул балластные цистерны и начал плавный подъем. Несколько минут спустя они всплыли на поверхность посреди бурного моря, взбудораженного порывистым вестом. Солнце уже опустилось за гряду туч на горизонте, раскинув по небу веером розовые и оранжевые лучи. Сквозь акриловый купол батискафа, захлестываемый волнами, Дирк увидел приближение катера — того самого патрульного, который они с Дальгреном видели раньше.

— Похоже, нас кто-то поджидает. — Катер повернул прямо к ним, набирая ход. — Пожалуй, самое время вызвать «Александрию», чтобы пришла нас забрать.

— По-моему, я заметила ее на горизонте, — Саммер тянула шею, чтобы взглянуть поверх катящихся волн. — Похоже, она все еще в паре миль от нас.

Она протянула руку к кнопке передатчика, но тут оцепенела.

— Дирк, что они делают?

Ее брат уже следил за катером, приближающимся на недопустимо высокой скорости. Судно со стальным корпусом было уже менее чем в ста футах от них. Пора уже сбрасывать ход или поворачивать, но катер не делал ни того, ни другого.

— Они хотят нас протаранить! — крикнула Саммер.

Дирк уже включил водометы, но при максимальной скорости всего в три узла батискаф не обогнал бы и морскую черепаху. Не имея ни шанса уклониться от патрульного катера, ни времени для погружения, Дирк среагировал единственным доступным способом. Он повернул батискаф прямо на надвигающееся судно.

Поглядев на него, как на сумасшедшего, Саммер подобралась для столкновения. Не сводя глаз с катера, Дирк вел аппарат прямо к его острому носу, словно стремясь навстречу смерти. Выждав до самого последнего момента, когда столкновение казалось уже неминуемым, он круто вывернул джойстик, переключив водометы штирборта на реверс.

Батискаф отреагировал вяло, будто увяз в зыбучем песке, и Дирк уже начал опасаться, что чересчур замешкался. Но после короткой паузы аппарат повалился на штирборт, разминувшись с таранящим носом катера буквально самую малость.

Как Дирк и надеялся, рулевой катера был целиком сосредоточен на своем курсе, и слишком поздно отреагировал на маневр. Это решило все дело. Нос катера задел батискаф лишь вскользь.

Дирк и Саммер услышали грохот и ощутили, как аппарат содрогнулся от удара по одному из задних водометов. Толчок ненадолго разорвал электропитание, и электрические системы подводного аппарата отключились. Лихорадочно восстанавливая питание, Дирк бросил взгляд через сферическое окно на проносящийся мимо патрульный катер. У фальшборта стоял человек в зеленой униформе, нацелив на батискаф штурмовую винтовку. Но не выстрелил, просто угрожающе осклабившись.

Саммер подавила желание ответить ему непристойным жестом.

— Мы были на волосок, — она переключила внимание на радио. — Ты можешь погрузиться?

— Пытаюсь, — Дирк начал заполнять балластные цистерны еще до столкновения, но после сбоя питания вынужден был запустить насосы заново. У них остались считанные секунды до того, как патрульный катер развернется и сделает новый заход.

— Радио все еще отключено, — сообщила Саммер, щелкая тумблерами позади своего сиденья. Когда это не помогло, она бросила быстрый взгляд из пузыря. Балластные цистерны снова стали заполняться, увлекая батискаф почти под воду. — Он уже повернул. И почти настиг нас, — бесстрастно констатировала она.

Запрыгнув обратно в свое сиденье, девушка защелкнула и затянула привязной ремень.

— Ну же, ныряй, — Дирк толкнул джойстик вперед до упора. Но половина водометов была выведена из строя, так что это практически не ускорило погружения.

Они услышали рев двигателей патрульного катера, — а затем тот налетел на них. Батискаф успел уйти под воду на пару футов, но рулевой катера прицелился точно. Его острый форштевень проскользнул выше батискафа, но днище цели достигло.

От сокрушительного столкновения вырвалась туча пузырей — акриловое окно потрескалось, а балластные цистерны со скрежетом сорвало. Батискаф заскакал под днищем, принимая ряд губительных ударов, пока его, наконец, не отшвырнуло в сторону.

Исковерканная оболочка на мгновение зависла в толще воды, прежде чем лениво устремиться по спирали вниз, на самое дно морское.

45

Погружаясь в глубины, батискаф стенал от давления, будто рассерженный зверь. Наконец он ударился в дно носом, подняв густое облако бурого ила. Вскоре придонное течение рассеяло муть, открыв корпус батискафа.

Дирку казалось, что он прокатился в стиральной машине. Балластные цистерны были разбиты, так что батискаф при погружении перекувыркнулся бессчетное число раз. Монитор, оторвавшийся во время кульбитов, ударил Питта по голове, рассекая кожу. Осторожно пощупав макушку, он потер аккуратную длинную царапину. Помимо этого и ассортимента синяков и ушибов, молодой человек не пострадал — и теперь радовался, что живой.

Основной удар при столкновении с патрульным катером приняла на себя задняя часть рамы батискафа, где размещены водометы, батарейные отсеки и кислородные баллоны. Акриловый пузырь кокпита, несмотря на множество волосяных трещин, каким-то образом выстоял, не дав пассажирам быстро захлебнуться. Десятки крохотных течей наполняли кабину ледяной водой, но аппарат перенес погружение, сохранив воздух.

— Ты цела? — спросил Дирк в темноте. Попытался нашарить миниатюрный фонарик, прикрепленный к консоли, но его сорвало.

— Ага, — дрожащим голосом отозвалась Саммер, — по-моему, да.

Отстегнув привязные ремни, Питт упал вперед, где набралось уже с фут холодной воды. Суденышко приземлилось носом вниз, вызывая диковинное ощущение дезориентации. В нескольких местах по всему батискафу слышалось шипение. На слух Дирк не мог определить, то ли это вода, врывающаяся сквозь микротрещины, то ли остатки одного из баллонов с кислородом. Забравшись обратно на кресло, он начал нашаривать закрытое отделение сбоку, где должен был находиться второй фонарик.

Пребывание в холодном, темном, неуклонно наполняющемся водой батискафе повергло бы большинство людей в панику, но Дирк ощущал странное спокойствие. Отчасти самообладание объяснялось тем, что он прошел специальное обучение как раз для таких экстренных ситуаций. Но не обошлось и без его личных качеств.

В прошлом году он потерял любимую женщину во время нападения террористов на Иерусалим, и это преобразило его. С той поры радость давалась ему с трудом, и он смотрел на мир более холодным, циничным взором. Более того, смерть стала для него попутчиком, которого он больше не боялся.

— Прежде чем удастся открыть люк, придется дождаться, чтобы кабина заполнилась водой, — прозаичным тоном произнес он. — Мини-баллонов нам до поверхности хватит.

Наконец отыскав отсек для принадлежностей, Дирк достал миниатюрный фонарик. Включил и направил луч на сестру.

Одного взгляда на лицо Саммер было достаточно, чтобы понять: что-то очень не в порядке. Глаза ее были прищурены от боли и страха, губы изогнула мучительная гримаса. Она отстегнула ремни и пыталась встать, но смогла лишь податься вперед под неудобным углом.

Дирк направил луч на ее правую ногу, зажатую сиденьем. На штанине чуть выше лодыжки показалось пятнышко крови.

— Не время слишком привязываться к этому месту, — бросил Дирк.

Саммер попыталась двинуться, зажмурив глаза, пока тянула ногу, но без толку.

— Нога застряла, — выдохнула она. — Сильно.

Дирк подобрался поближе, чтобы приглядеться. При столкновении один из кислородных баллонов сорвало, бросив вперед, а он в свою очередь смял панель пола. Толстая плита из упрочненной стали выгнулась, прижав лодыжку Саммер к стойке сиденья.

Вода уже поднялась ей до икр, когда Дирк наклонился рассмотреть согнутую плиту.

— Можешь потянуть вперед?

Попытавшись, сестра покачала головой.

— Не пойдет.

— Попробую сдвинуть стойку.

Он протиснулся мимо нее; упершись спиной в акриловый пузырь, прижал подошвы к стойке и надавил. Правда, из-за неудобного угла сумел приложить лишь незначительную часть своих сил. Стойка немного подалась, но далеко недостаточно, чтобы отпустить ногу сестры. Дирк перепробовал несколько других положений в попытке пошатнуть опору, но без успеха.

— Просто не могу упереться, как надо, — в сердцах бросил он.

— Ничего страшного, — невозмутимо проронила Саммер, стараясь скрыть собственный страх и не оказывать на брата излишнего давления. — Вода поднимается. Лучше достань акваланги.

Дирк увидел, что вода уже доходит Саммер до пояса. Течи разрастались, и кабина наполнялась все быстрее. Он спустил ноги в воду, впившуюся в них ледяными челюстями, и пробрался мимо сидений в заднюю часть батискафа, где на стеллаже у люка находилось аварийное снаряжение — два воздушных баллона с регуляторами и масками.

Передав один акваланг Саммер, второй он повесил себе на плечо, потом принялся копаться в ящичке с инструментом, ругаясь про себя, что все ключи и щипцы в нем предназначены для мелкого ремонта электрики. Самым крупным инструментом оказался фигурный молоток, и Дирк схватил его вместе с короткой ножовкой. Последний инструмент навеял ему воспоминание об Ароне Ралстоне, отважном горном велосипедисте, отрезавшем собственную руку, когда ее зажало под валуном близ Моаба. Ампутация стопы Саммер при помощи ножовочного полотна может стать отвратительной крайней мерой ради спасения ее жизни.

— Есть идеи? — поинтересовалась Саммер, когда он вернулся со своими инструментами.

— Я попытаюсь разогнуть раму сиденья, чтобы ты могла выбраться. — Дирк передал ей фонарик, уповая, чтобы она не заметила ножовки.

— Ладно, — ответила сестра, дрожа в холодной воде, добравшейся уже до груди.

Надев маску и сунув загубник в рот, Дирк ушел под воду. Вклинив рукоятку молотка в зазор рядом с лодыжкой Саммер, он сразу же понял, что рычаг слишком мал. И все же принял горизонтальное положение и навалился на рукоятку всем своим весом. Рама колыхнулась, но не подалась и не погнулась. Дальнейшие попытки принесли ничуть не больше пользы. Чтобы разжать толстые плиты, требуется что-нибудь более мощное, но под рукой ничего подходящего. Дирк в сердцах перевернул молоток и саданул по раме, оставив лишь крохотную царапину.

Вынырнув, он увидел, что вода плещется уже у подбородка Саммер. Сестра, надевшая маску, с огорченным видом вручила ему фонарик. Дирк направил свет в сторону выхода. Люк окажется под водой с секунды на секунду. Поворачивая луч, он увидел блики, заигравшие на предмете снаружи фонаря. Ощутил, как Саммер хватает его за руку, приподняв голову над водой, чтобы можно было говорить.

— Ступай без меня.

В ее голосе не было ни гнева, ни паники, только смирение. Она понимала, что Дирк перепробовал все возможное. Их связывали особые узы, знакомые только двойняшкам. Они верили друг другу безоглядно. Саммер понимала, что, если ситуация потребует, он с готовностью пожертвует ради нее собственной жизнью. И радовалась, что выживет хотя бы он.

Глядя ей в глаза, Дирк отрицательно покачал головой.

— Тогда отрежь ее, — крикнула она. — Давай же!

Саммер заметила ножовку с самого начала. Дирку оставалось лишь восхищаться ее мужеством, особенно в тот момент, когда она вытащила из кармана комбинезона бандану, скрутила ее и наложила турникет чуть ниже икры.

Дирку пришлось подождать, когда ее голова покажется над водой, прежде чем ответить:

— Покамест играть роль доктора Килдэра[404] я не готов.

— Он выдавил улыбку. — Жди здесь.

И не успела сестра сообразить, что к чему, как он открыл люк и выплыл из батискафа, оставив ее в западне, одиночестве и темноте.

46

Саммер и не помнила, когда испытывала подобный ужас. Одна, в безвыходном положении, во мраке океанских хлябей с отчаянно бьющимся сердцем. Как только батискаф заполнился водой, Дирк открыл люк и выплыл, унося водоупорный фонарик с собой. Саммер била неконтролируемая дрожь — от страха и холодной воды; пальцы и уши уже совсем онемели.

Но хуже всего было почти полное безмолвие. Скрючившись в опрокинутом сиденье она слышала лишь биение собственного сердца и спорадическое шипение и бульканье дыхания через регулятор. И как только ее рассудок начал инвентаризацию страхов, на самый верх списка попало дыхание. Расход воздуха на этой глубине куда выше, чем у поверхности. Воздуха в баллоне хватит лишь на несколько минут. А что, если он не был заполнен до отказа? Дьявольский голос у нее в голове твердил, что каждый вздох из акваланга может стать последним.

Зажмурив глаза, Саммер попыталась расслабиться, растягивая время между вдохами и заставляя себя дышать ровно. И когда почувствовала, что пульс успокаивается, открыла глаза, но ее по-прежнему окутывала непроглядная тьма. И хотя девушка никогда не была склонна к клаустрофобии, ей вдруг показалось, что ее заперли в очень тесном и темном шкафу.

Она уже начала гадать, не передумал ли брат и не направился ли к поверхности, — а затем заметила призрачное сияние за акрилом фонаря. Свет становился все ярче, пока Саммер не разглядела, что это приближающийся свет фонарика. Хотя казалось, что прошли уже долгие часы, Дирк отсутствовал всего пару минут.

Когда он забрался через люк секунду спустя, сестра увидела у него в руках пятифутовый стальной шест с бронзовым шаром на конце — флагшток, отломанный с затонувшего корабля. Батискаф опустился на дно рядом с судном, которое Дирк и увидел сквозь фонарь.

Пробравшись вперед, брат вклинил шест между рамой сиденья и стойкой, зажавшей ногу Саммер. Ухватившись за противоположный конец, он рванул, как гребец на Олимпийских играх. Металлические опоры сиденья тотчас же согнулись, отпуская ногу сестры. Обняв Дирка, она дала сигнал «поднимаемся» оттопыренным кверху большим пальцем.

Посветив на открытый люк, Дирк подтолкнул ее. Они провели на глубине около трехсот футов слишком долго и понимали, что мешкать нельзя.

Саммер подождала брата снаружи батискафа, и они, сцепившись руками, начали подъем вместе. Оба гребли медленными, размеренными движениям ног, пользуясь поднимающимися пузырьками вместо спидометра. Слишком быстрое всплытие — гарантированный способ заработать кессонную болезнь, и Дирк бдительно следил за скоростью, не позволяя себе гнаться за стремительно восходящим воздухом.

Казалось, прошла целая вечность. Саммер радовалась физической нагрузке, слегка согревшей ее промерзшее до костей тело, но рассудок продолжал вытворять фокусы, твердя ей, что на самом деле они не поднимаются, а уходят все глубже в бездну. Это из-за холода, объяснила она себе, повергшего органы чувств в оцепенение вместе с конечностями. Она льнула к Дирку, двигавшемуся, как робот, и словно не замечавшему ни холода, ни тьмы.

На глубине ста пятидесяти футов вода заметно посветлела — до этой глубины свет с поверхности уже добивал. На ста двадцати они прошли через термоклин, и вода стала заметно теплее. На восьмидесяти футах у Дирка кончился воздух.

Его это не удивило. Потратив много энергии на плавание до затонувшего корабля и обратно, он понимал, что лишится воздуха раньше, чем Саммер. Проведя ладонью поперек горла, чтобы подать сигнал Саммер, он сбросил свой акваланг вместе с регулятором. Она передала ему свой загубник, и они начали дышать по очереди, неосознанно ускорив подъем к поверхности.

Поглядев вверх, Дирк увидел высоко над головой серебристую рябь. Они уже достаточно близко от поверхности, чтобы всплыть, даже если воздух кончится и у Саммер. Но теперь перед ними встала другая проблема.

Из-за высокого давления глубин в тканях организма образуются крохотные пузырьки азота. Если не снижать давление плавно и постепенно, то есть не позволить им рассосаться, азот так и останется в тканях, вызывая мучительные боли, а то и смертельный исход от недуга, называемого кессонной болезнью.

По оценке Дирка, они провели на дне минут пятнадцать. Таблицы декомпрессии ВМФ предписывают ряд остановок для декомпрессии, но им такая роскошь недоступна. Поднявшись на глубину, как казалось Дирку, футов двадцати, они прекратили подъем. Естественная плавучесть их тел и быстрое течение весьма осложнили эту задачу, но он поглядывал на поверхность и старался удержаться вместе с сестрой на одной глубине.

Они смогли растянуть остаток воздуха в баллоне еще минут на десять, прежде чем Саммер, выплюнув загубник, показала вверх. Оба изо всех сил устремились к поверхности, по пути выдыхая.

Их головы пробили поверхность неспокойного моря, пестревшего белыми гребнями пены на волнах. Солнце уже скрылось, свинцовый небосвод уже потемнел на востоке. Все это вместе делало их практически невидимыми для проходящих судов, даже если их ищут. Однако первым делом Саммер подумала все-таки не об этом.

Набрав полные легкие воздуха, она обернулась к брату.

— Флагшток?

— Ничего лучшего в сложившейся обстановке мне в голову не пришло. Как твоя стопа?

— Да стопа-то как раз в порядке, но икру мучительно сводит. — Она бросила на него озабоченный взгляд. — Что-то непохоже, чтобы мы прошли всю декомпрессию.

Дирк покачал головой.

— Да где там, сильно недотянули. Нигде не покалывает?

— Я слишком задубела, чтобы вообще что-нибудь толком чувствовать.

— Сегодня можно переночевать в декомпрессионной камере «Александрии», — он оглядел горизонт. — В чем и состоит наша следующая проблема.

Они, наконец, заметили судно НУПИ далеко на западе. Темная полоска мадагаскарского берега виднелась чуть ближе на севере.

— «Александрия» против течения, — констатировал Дирк. — Ни за что не доплывем.

— Наверное, они уже проскочили и делают повторный заход с сонаром, чтобы найти батискаф. Пока дойдут сюда, нас снесет до самой Австралии.

— Значит, к берегу, — подытожил Дирк. — Сможешь плыть?

— А у меня есть выбор?

Поглядев на полоску берега, Саммер опустила лицо в воду и поплыла. Оба они прекрасные пловцы в отличной форме. При нормальных обстоятельствах заплыв по открытой воде до берега показался бы лишь несколько утомительной затеей. Но психологическое бремя спасения из батискафа в сочетании с длительным пребыванием в ледяной воде обратило это предприятие в настоящую схватку за жизнь. Усталость навалилась на обоих почти тотчас же. Саммер не могла поверить тому, что ее руки и ноги настолько быстро стали буквально свинцовыми.

И бурное море лишь усугубляло ситуацию. Волны швыряли их туда-сюда, наполняли рты соленой водой. Да вдобавок путь к берегу лежал поперек течения, и с каждым гребком они примерно на такое же расстояние уносились к востоку, еще дальше от «Александрии».

Оба плыли бок о бок, останавливаясь для отдыха каждые десять минут. Зависнув в воде, Дирк доставал фонарик из кармана, направлял луч в сторону исследовательского корабля и водил им слева направо. Но на третьей остановке фонарик выскользнул из онемевших пальцев и ушел в глубину, будто свеча, упавшая в колодец. К тому времени судно НУПИ почти затерялось вдали, представляясь лишь иногда появляющимся на горизонте пляшущим огоньком.

— Поехали, осталось меньше мили, — повернулся Дирк к Саммер.

Она заставила свое онемевшее тело нести ее вперед, но оно будто вышло из подчинения. По левой ноге разлилась жгучая боль, мало-помалу отступившая вместе со всеми остальными ощущениями в этой конечности. Саммер начала отдыхать через все более и более короткие интервалы, и Дирк видел, что силы начинают оставлять ее.

— Вообрази, что мы на Гавайях, — предложил он. — И плывем наперегонки до Вайкики.

— Ладно, — только и смогла выдавить она.

Даже в стремительно сгущающемся сумраке Дирк разглядел в ее взоре апатию.

Ухватив сестру за комбинезон, он поплыл на боку, хотя и его собственные силы были уже на исходе. Холод добрался уже до мозга костей, и его зубы присоединились к неумолчному выстукиванию челюстей Саммер.

Он почувствовал, как ее тело обмякло, и понял, что она уже не в состоянии продвигаться. Сквозь пелену, окутавшую усталый рассудок, до него дошло, что гипотермия берет свое. Им обоим надо выбраться из воды, и как можно быстрее.

Хотя дыхания ему едва хватало, он неустанно поддерживал диалог с Саммер, ободрял ее, задавая нескончаемые вопросы, ответа на которые не получал. Когда сестра начала захлебываться, он перевернул ее на спину, буксируя дальше за шиворот. Больше останавливаться нельзя.

Дирк упорно рвался вперед, по мучительному гребку зараз. Он был уже выжат до предела, мышцы вопили о пощаде, но он каким-то образом загнал страдания в дальний угол сознания, продолжая мучительное продвижение. Полоса прибоя все росла, и, наконец, до слуха стал долетать грохот волн, разбивающихся о берег. Этот звук приободрил его, заставив умножить усилия, пустив в ход последние резервы.

Волна накрыла их с головами, и Дирк вынырнул, отплевываясь. Саммер, вдохнувшая воды, закашлялась, но зато накатившая следом волна подхватила их и пронесла немного вперед, прежде чем тоже накрыть их целиком. Дирк цепко держал Саммер, кувыркаясь с ней в волнах, пока их не ударило о дно. Они наконец-то добрались до берега.

Подталкиваемый волнами в спину Дирк кое-как выкарабкался на песчаный пляж, волоча сестру за собой. Вытащил за пределы полосы прибоя и рухнул на песок.

— Как себя чувствуешь? — хватая воздух ртом, выговорил он.

— З-з-замерзла, — шепнула Саммер.

То, что она в состоянии говорить — добрый знак, но надо дать ей просохнуть. Вечерний воздух еще хранит дневное тепло, и это главное.

Отыскав в себе силы вскарабкаться на ноги, Дирк огляделся. Их вынесло на голую полосу южномадагаскарского побережья на территории необитаемых заповедных земель мыса Святой Марии. От пляжа и дальше, насколько хватало взгляда, царил мрак. Неизвестно, насколько далеко отсюда ближайшая деревня, но это и не важно. Энергии на поиски у него попросту не осталось.

Бросив взгляд на море, Питт узрел лишь темный и пустынный океан. На западе береговая линия выдавалась вперед, скрывая огни «Александрии» от глаз. Снова обернувшись к суше, Дирк пошел вверх по пляжу, высматривая какое-нибудь укрытие. Рыхлый песок под ногами сменился плотно слежавшимся, дальше пошли холмики и скалы. Нигде ничего похожего на укрытие.

Развернувшись, он направился обратно к Саммер — и на краю пляжа споткнулся о какой-то песчаный вал, протянувшийся на дюжину футов. С подветренной стороны от него образовалась ложбинка, способная дать убежище от ветра с моря. Пожалуй, лучшего укрытия здесь не найти. Отыскав растрепанный пук сухих водорослей, Дирк собрал, сколько смог, и выстелил ими ложбинку для тепла. Вернувшись к Саммер, отнес ее вверх по пляжу и уложил на эту импровизированную постель.

Водоросли помогли высушить ее, и Дирк направился по пляжу, чтобы найти еще. Поиски почти ничего не дали, и он, взяв в охапку все, что удалось собрать, вернулся в укрытие. Присев на вал, вытер Саммер водорослями, после чего прибавил их к подстилке. Вставая, пнул песок в конце вала, обнажив полоску материала, погребенного под ним.

Ни о чем не думая, он стащил с себя комбинезон и стоял на океанском ветру, дрожа, пока кожа не высохла, после чего прилег рядом с Саммер, своим телом дополнительно оградив ее от ветра. Сестра что-то бормотала, и тело ее уже не казалось ледяным. Вечер выдался теплый, и Дирк уже не сомневался, что она оправится.

Усталость тяжким бременем навалилась и на него, и веки начали опускаться. Выглянувший из-за туч месяц озарил пляж серебристым светом. У себя над головой Дирк более отчетливо разглядел торчащий из песка объект — поблекший желтый, отмеченный цепочкой выцветших черных букв. Уже уплывая в сон, его усталое сознание сложило их в название, раскатившееся в нем странными отголосками.

«Барбариго».

47

Саммер разбудил громкий шорох у самого уха. С трудом разлепив веки, девушка увидела какой-то нависающий движущийся объект в паре футов от своей головы.

— Дирк! — крикнула она, толкая спящего брата локтем.

Вздрогнув, он проснулся — и расплылся в улыбке, увидев, что напугало Саммер: лучистая черепаха, принимающая солнечную ванну.

— Подумываешь о черепаховом супчике на завтрак?

Древняя рептилия поглядела на Дирка с укоризной, задрав свой чешуйчатый клюв, словно хотела сказать, что шутка пришлась ей не по вкусу, и, повернув вдоль гребня, впилась когтистыми лапами в песок, продолжая свое летаргическое путешествие по пляжу.

Улыбнувшись собственному испугу, Саммер проводила большую черепаху взглядом.

— Да как же можно причинить вред столь величественному созданию?

— Смотря насколько ты голоден, — Дирк встал и оглядел окрестности в свете дня. Плоский песчаный пляж в окружении известняковых скал, подступающих со стороны суши. Растительность скудная, потому что в этом регионе уровень осадков редко превышает пару-тройку дюймов в год.

Саммер села на песке.

— «Александрии» нет поблизости?

Поглядев в сторону горизонта, Дирк увидел лишь пустынное синее море, с белыми барашками тут и там. Ни намека ни на корабль НУПИ, ни на какое-нибудь другое судно.

— Пожалуй, нас отнесло дальше на восток, чем они предполагают. Если мы пройдем вдоль берега достаточно далеко, то, может, удастся им помахать.

Обоим было невдомек, что на самом деле Джек Дальгрен и двое членов команды всю ночь осматривали побережье на «зодиаке», оборудованном прожектором. Мимо этого пляжа поисковая группа прошла даже дважды, обшаривая его светом прожектора, но Дирк и Саммер, приютившиеся за песчаным валом, прозевали оба раза, а грохот прибоя заглушил тарахтение мотора «зодиака».

— Дирк!

Он по голосу понял, что дело неладно.

— Что такое?

— Не могу шевельнуть левой ногой.

Дирк побледнел, сразу догадавшись, в чем причина — кессонная болезнь таки настигла ее. Обычно она проявляется болями в суставах или конечностях, но иногда и параличом. А паралич ног, как правило, означает, что газовый пузырек угнездился в позвоночном столбе.

Бросившись к ней, он опустился на колени.

— Ты уверена?

Саммер кивнула.

— Совершенно ничего не чувствую левой ногой. Но правая в порядке, — она подняла на брата испуганный взгляд.

— А боль есть?

— Вообще-то незначительная, но без посторонней помощи мне на корабль не вернуться.

Оба знали, что для успешного выздоровления ее надо немедленно поместить в гипербарическую камеру. В принципе, Саммер повезло, что на «Александрии» такая камера есть — скорее всего, единственная на сотни миль вокруг. «Но если не удастся попасть на корабль, она с равным успехом может быть и на Луне», — подумал Дирк. И поглядел на скалы, высящиеся над пляжем.

— Я быстренько сбегаю на горку. Хочу посмотреть, где корабль, и прикинуть, какие у нас есть варианты.

— Я подожду здесь, — натужно улыбнулась Саммер.

Дирк быстро пересек пляж и заскакал вверх по голому холму. Каменистая почва впивалась в его стопы, одетые только в носки, и он пожалел, что, покидая батискаф, сбросил туфли. Холм шел круто вверх, и вскоре Дирк оказался на вершине, господствующей над местностью, откуда открывался отличный вид на окрестную береговую линию.

Поглядев сперва в море, он быстро отыскал взглядом «Александрию» — крохотную точку вдали, — очевидно, стоящую на якоре над местом, где затонул батискаф. Дирк прикинул, что если пройти миль пять по берегу, то можно выйти туда, где экипаж может его заметить. Поглядев же в сторону суши, увидел плавные перекаты голых холмов, входящих в заказник мыса Святой Марии. Большой национальный парк, задуманный как прибежище для диких животных, почти не предназначен для посещений, не считая горстки пеших маршрутов и кемпингов.

Обратив взгляд на восток, Питт с удивлением заметил на расстоянии двух-трех миль корабль, стоящий в крохотной бухте. На берегу обок него виднелась горстка домиков, а рядом на якоре находилась небольшая драга. Вспомнив о патрульном катере, атаковавшем их батискаф, Дирк оглядел бухту повнимательнее, но его не увидел.

Не найдя никаких других следов цивилизации, он поспешил обратно на пляж.

— С какой новости начать — хорошей или плохой? — спросил он у Саммер, сидя зондировавшей груду песка плоской щепкой.

— Я лучусь оптимизмом. Давай хорошую.

— «Александрия» нас не бросила. К сожалению, они до сих пор думают, что мы на борту батискафа. Насколько могу судить, они встали на якоре там, где мы затонули. План Б заключается в том, что я пройду вдоль воды пять-шесть миль и попытаюсь привлечь их внимание с берега.

— Я что-то прозевала план А.

— Менее чем в трех милях к востоку отсюда есть бухта в комплекте с причалом и сухогрузом.

— И патрульным катером с помятым носом?

— Патрульного катера нет. Я могу дойти туда меньше чем за час и вызвать «Александрию». Оглянуться не успеешь, как уже будешь дрыхнуть в ее декомпрессионной камере.

— Значит, план А.

— Ты как тут, одна справишься? — положил Дирк руку ей на плечо.

— Да, если только она не вздумает притязать на логово, — Саммер указала на старую черепаху. Со времени их пробуждения здоровенная рептилия проползла меньше двух десятков ярдов, лежа на песочке и швыряя песок лапами.

— Ей нипочем не поспеть сюда ко времени.

Развернувшись, Дирк зашагал прочь по пляжу. Утреннее солнце уже припекало, раскаляя песок, так что он шел вдоль берега, где океанский бриз поддерживал прохладу. Жара и пересохшее горло превратили для него глоток воды в манию. Дирк понимал, что обезвожен, и это только усугубляло его изнеможение. Но он выбросил эту мысль из своего сознания, сосредоточившись на ходьбе во всю прыть, какую позволяли его ослабевшие, почти босые ноги.

Узкий пляж внезапно окончился у крутого известнякового утеса, вдающегося далеко в море. Дирку пришлось свернуть в сторону суши и дойти до места, где скала сошла почти на нет, позволив перебраться через короткий скат. Плоская верхушка скалы сливалась с чередой холмов, тянувшихся дальше еще на добрых две мили. Белая надстройка фрахтовщика маячила над отдаленным песчаным гребнем, как мираж.

Мысли Дирка занимало только состояние Саммер, заставляя его действовать не мешкая. С момента выхода из батискафа прошло менее двенадцати часов, так что ее шансы на полное выздоровление еще очень велики — если удастся поместить сестру в камеру в ближайшее время. Тревога не позволяла ему остановиться ни на миг. Сорок минут спустя он достиг небольшого подъема. Внизу раскинулась уютная бухта, окруженная невысокими холмами, аккуратно скрывающими и корабль, и причал.

Спускаясь по склону западного холма, Питт увидел, что строения на берегу ограничены самым необходимым минимумом. Постоянных построек было только две — небольшое здание наподобие общежития, а в противоположном конце причала высился склад. Между ними стоял высокий металлический навес, который можно было принять за третье здание. Навес тянулся вдоль всего причала, давая тень нескольким высоким грудам какой-то породы. Сначала Дирк подумал, что это соль из близлежащих отложений, но потом заметил их серую окраску.

Фрахтовщик — балкер среднего размера — расположился напротив, занимая весь причал до последнего дюйма. Название Дирк разобрать не смог, но заметил, что на его желтой трубе изображен белый цветок. Горстка людей перемещала минералы из груд на корабль с помощью фронтальных погрузчиков и ленточного транспортера.

Тяжелое оборудование вкупе с расположенным неподалеку генератором наполняли воздух гулом и лязгом. Никто не заметил Дирка, спустившегося с холма и подошедшего к открытому складу. Внутри он увидел механика, перебирающего небольшой двигатель. Дирк хотел было войти в здание, но вдруг замер в полушаге.

Уголком глаза он заметил в бухте еще одно судно. Поскольку сухогруз занял всю длину причала, второму судну пришлось пришвартоваться к внешнему борту фрахтовщика. Пока Дирк спускался по склону, оно было скрыто от взгляда, но кружение воды в бухте немного снесло его вперед так, что стал виден нос — украшенный свежей бороздой, замазанной желтой краской. Патрульный катер.

Механик на складе, подняв голову, увидел Дирка. Посмотрел на него странным взглядом и испустил крик. Из глубины склада выбежал юноша в зеленой униформе, вооруженный «АК-47», нацеленным Дирку в грудь. Из его рта потоком хлынули слова на диалекте, непонятном Питту, но смысл их был вполне очевиден.

С недоумением поглядев на автоматчика, Дирк открыл ладони и медленно поднял руки в воздух.

48

Вместо того чтобы сетовать из-за парализованной ноги, Саммер переключила мысли на другое. Сначала она смотрела, как лучистая черепаха ползет по пляжу, а потом устремила тоскующий взгляд в пустынное море. И, наконец, заинтересовалась предметом, погребенным под песком, под укрытием которого она спала.

Материал, обнаженный Дирком, оказался плотным и прорезиненным. При свете дня она увидела, что песчаный вал имеет отчетливо продолговатую форму, воспроизводящую погребенный под песком объект. Саммер рассмотрела материал, погладив ладонью поблекшие буквы, выписанные черным.

«Барбариго». Похоже на итальянский, что раздразнило ее любопытство. С помощью своей лопатки из плавника она отгребла песок над словом, обнажив сплющенную трубу из прорезиненной материи. Сразу видно, что когда-то она была надута. Еще немного раскопав, Саммер увидела резиновый плот — старый, но прекрасно сохранившийся благодаря наслоениям песка.

Докопав до противоположного конца смятой резины, она вскоре наткнулась на твердый плоский предмет. Отгребла песок и увидела, что это банка из твердой древесины — предположительно, одна из нескольких, имевшихся на большом плоту, также дававшая подсказку о возрасте находки. Саммер продолжила копать, обнажив еще участок днища плота. Из песка показалась полоска голубого материала, привлекшая ее внимание. Девушка аккуратно смела руками песок, очистив круглый предмет из ткани — матросскую шапочку. Аккуратно вытащила ее из песка — и вдруг охнула, выронив находку из разжавшихся пальцев.

Под шапочкой оказался ухмыляющийся череп ее владельца.

* * *

На складе расположилась небольшая механическая мастерская вкупе с рядом верстаков, заваленных столярным инструментом и материалами. Вдоль одной стены, рядом с гудящим генератором, стояли бочки с машинным маслом и дизельным топливом. Возле открытого инструментального ларя у двери замер небольшой вилочный подъемник и два квадроцикла. В помещении было темновато, но атмосферу оживляли звуки африканского шумового оркестра, несшиеся из CD-плеера.

Дирк охватил все это взглядом, пока его конвоировали на склад, приказав встать у стены из гофрированной жести. Механик и автоматчик переговорили между собой на языке, который Дирк счел малагасийским, а потом механик побежал доложить о появлении чужака.

Автоматчик встал рядом с верстаком с разобранным мотором, покачиваясь с пятки на носок и держа Дирка на мушке. Юноша, не больше семнадцати лет. Длинные волосы, сильная сутулость. Сразу видно, что армейской выучки не проходил. Его рубашку и пальцы покрывали масляные пятна. Дирк решил, что в первую голову он служит помощником механика, а охранником лишь по совместительству.

Без натуги, расслабленно Дирк поднес открытую ладонь ко рту и наклонил ее, словно пьет.

— Вода? — хрипло спросил он. — L'eau?[405]

Автоматчик внимательно оглядел Дирка. Инженер-кораблестроитель НУПИ вроде бы не вооружен, в волосах песок, а комбинезон покрыт пылью. Разут, на ногах только грязные изодранные носки. Находясь в таком плачевном состоянии, он может представлять что угодно, кроме угрозы.

Чуть расслабившись, автоматчик медленно повернулся к верстаку, где на табурете стоял рюкзачок цвета хаки, вытащил из бокового кармана рюкзака флягу и бросил ее Дирку.

Открутив колпачок, тот сделал несколько жадных глотков воды — теплой и немного затхлой, но сейчас он бы с радостью выпил целый галлон такой жидкости. Улыбнувшись автоматчику, он насладился еще несколькими глотками.

— Спасибо, — сказал он, заворачивая колпачок.

Сделав осторожный шажок, Питт вытянул длинную руку, чтобы вернуть флягу. Мгновение поколебавшись, автоматчик шагнул вперед, протянув свободную руку. Дирк выждал, пока пальцы юноши будут на волосок от его собственных, после чего выпустил флягу.

Парнишка рванулся вперед, но фляга выскользнула из его вытянутой руки, упав на пол. Опомнившись, он резко выпрямился, но тут же получил удар левой, попавший ему в скулу. Покачнувшись, он попятился, упершись спиной в верстак, но тут же вскинул оружие.

Шанса выстрелить Дирк ему не дал, ринувшись на охранника и зажав автомат между телами. Автоматчик попытался вывернуться и оттолкнуть Дирка, но силенок для этого у него было маловато.

Не обращая внимания на ствол в считанных дюймах от лица, Дирк сграбастал юношу одной рукой за грудки, притянув к себе, чтобы тот не могвоспользоваться оружием, а ладонью другой шарил по верстаку. Нащупав твердый металлический предмет, схватил его и треснул противника по черепу. Потребовались три удара, прежде чем тот обмяк и съехал на пол.

Поглядев на свою руку, Дирк увидел, что держит поршневой палец вместе с поршнем от разобранного двигателя.

— Поршни у них явно стучат, — пробормотал он под нос, швыряя деталь на верстак.

И бегом бросился к квадроциклам, стоящим у двери. Оба они были снабжены небольшими сетчатыми прицепами для перевозки деталей и снаряжения, но что важнее, у обоих ключи торчали в замках зажигания. Забравшись в один из них, Питт повернул ключ. Мотор проснулся к жизни в тот самый миг, когда в проеме дверей появились три человека.

Протянув руку, Дирк вырвал провода зажигания соседнего квадроцикла, одновременно поддав газу на своем. Миниатюрная машинка рванулась вперед, к открытым дверям. Перед собой Дирк краем глаза заметил вернувшегося механика в компании докера и человека в униформе, размахивающего пистолетом. Вывернув рукоятку газа до упора, он направил машину прямо на них.

Механик отпрыгнул вправо от Дирка, двое других — влево, за угол здания. С бешено скачущим позади прицепом Питт выскочил со склада под свет солнца и вывернул руль влево, заворачивая за угол вслед за двоими убежавшими. Докер отпрыгнул в последнюю секунду, а вот человек в униформе замешкался. Широкое крыло квадроцикла чиркнуло его по ноге, сбив на землю. Дирку пришлось вильнуть вправо, чтобы не налететь на стену из бочек с топливом, из-за чего пустой прицеп швырнуло на распростертого человека. Тот закричал, когда колеса прицепа прокатились по нему, вываляв в пыли.

Дирк надеялся развернуться и проехать мимо склада к пляжу, но ему помешал докер, выскочивший из здания с автоматом в руках. Выругав себя за то, что не забрал оружие, Дирк резко бросил квадроцикл влево, устремляясь к причалу. Он ждал свинцового града в спину, но тот не последовал. И Дирк почти сразу увидел почему. Прямо перед ним полдюжины рабочих обслуживали конвейер, и докер не хотел попасть по соотечественникам.

Молодой человек проехал еще какое-то время тем же курсом, чтобы оторваться от вооруженного докера, но, в конце концов, оказался в тупике. Впереди был транспортер, перекрывающий причал по всей ширине, а слева от него высились горы руды.

Питт уже подъезжал к причалу, и рабочие у конвейера стали с криками показывать на него. Он несся на тяжелый транспортер, будто надумал совершить самоубийство. У него и самого сложилось такое же впечатление, но выбора не было. Разогнавшись вдоль пирса, он катил прямо, пока не оказался в нескольких ярдах от конвейера. И как только рабочие укрылись за ним, Дирк заложил крутой вираж влево.

Вывернув руль, он одновременно выжал газ до упора. Рельефные покрышки машины, проскользнув по песчаному причалу, впились в грунт, и квадроцикл пулей рванул к груде руды, которую грузили на корабль. Дирка едва не выбросило с сиденья, когда передние колеса выскочили на основание груды, но квадроцикл тут же выказал свою доблесть — устремившись вверх, пронесся мимо работающего на холостом ходу фронтального погрузчика и мимо приемного конца ленты конвейера. Он вскарабкался уже на двадцать футов по склону, когда инерция сошла практически на нет, и Дирк вывернул передние колеса направо. Машина опасно накренилась, но прицеп сработал, как якорь, и помог развернуть квадроцикл.

Один из рабочих с воплями бросился бежать, увидев, как чужак разгоняется вниз по склону уже с другой стороны транспортера. Следом за ним на причал катилась небольшая лавина руды, и остальные рабочие устремились искать укрытия. Вылетев на причал на высокой скорости, квадроцикл подпрыгнул высоко в воздух, после чего приземлился на все четыре колеса. Прицеп оказался менее грациозным — сорвавшись с буксирного крюка, он врезался в борт фрахтовщика, а затем упал в воду.

Дирку пришлось круто заложить левый вираж, чтобы избегнуть той же участи. Тормозя в заносе, он едва удержал руль приплясывающего и кружащегося квадроцикла. Одно из задних колес ударилось о причальную тумбу, отшвырнувшую машинку на прежний курс, и Дирк устремился вдоль причала, вывернув ручку газа до упора.

Впереди, в просвете между причалом и общежитием, уже замаячила свобода открытого пространства. Но тут из-за угла здания выехал другой квадроцикл. Сбросив скорость, Дирк помахал второму водителю, тотчас узнав в нем ухмылявшегося автоматчика в зеленой униформе с патрульного катера. Автоматчик окинул нарушителя спокойствия непонимающим взглядом, и вдруг лицо его озарилось светом узнавания. Но к тому моменту Питт уже выжал газ и пронесся мимо здания.

Со стороны причала десятки людей бежали к ним, крича и показывая пальцами. Автоматчик, развернув свой квадроцикл, устремился в погоню.

Сзади бухту ограждала острая скала, вынудив Дирка поехать вверх по более пологому холму, тянущемуся параллельно причалу. Снизу послышалась стрельба, пули вздымали фонтанчики пыли на склоне вокруг него. Дирк повел машину зигзагами, подняв тучу пыли, сработавшую как маскировка. Пригнувшись к рулю, он гнал квадроцикл вперед, пока не перевалил через вершину, скрывшись от глаз стрелков.

Повернув в сторону пляжа, он рискнул искоса оглянуться. Преследующий его по пятам «униформист» отстал не более чем на пятьдесят ярдов.

Квадроцикл заскакал по наносам сухого песка в полосе прибоя, и Дирк нажал на газ еще сильнее. Разминувшись с другим квадроциклом раньше, он заметил на поясе водителя кобуру. Снова он с пустыми руками против вооруженного противника. Но на сей раз хотя бы располагает квадроциклом и знает, куда ехать.

У «униформиста» действительно оказалась кобура с заряженным пистолетом, который он вынул одной рукой, когда машины выскочили на полоску ровного песка. Управляя правой рукой, левой он выпустил несколько пуль наудачу, но все они просвистели далеко от цели.

Оглянувшись через плечо, Дирк увидел пистолет и погнал машину змейкой. Тучи пыли, и без того вздымаемые ее колесами, теперь стали еще шире, поднявшись бурой стеной, обеспечившей хоть какое-то укрытие.

Но этот маневр заодно позволил преследователю сократить разрыв, пока он не начал давиться пылью Дирка всего в двадцати ярдах от него. Питт вильнул влево вдоль плоского гребня над пляжем, ненадолго потеряв преследователя в пылевом заслоне. Наконец выскочив из пыли, «униформист» смог прицелиться и дважды нажал курок. И один раз попал.

Дирк услышал громкий хлопок — одна из задних шин буквально взорвалась, громко захлопав по крылу, и ему пришлось ухватиться за баранку изо всех сил, чтобы удержать машину под контролем.

Теперь он, считай, покойник. «Униформист» может спокойно вырваться вперед и прикончить его прицельным выстрелом. Взвесив свои возможности, Дирк приготовился резко свернуть, чтобы спровоцировать столкновение квадроциклов, но тут увидел впереди на песке цепочку следов, резко уходящую в сторону суши. Отпечатки его собственных ног, оставленные утром, и они сулят возможность контратаки — вероятно, единственный шанс дать бой.

49

Песчаная поверхность сменилась присыпанной пылью скалой, поднимаясь плавными перекатами. Из-за пологого подъема и не догадаешься, что дальше таится обрыв — тот самый, к которому Дирк поднимался сегодня утром. И он надеялся использовать его к собственной выгоде.

На каменной поверхности колеса квадроцикла поднимали куда меньше пыли, вынудив Дирка на опасный маневр. Вместо того чтобы уклоняться от преследователя, он погнал вперед прямо перед ним, отчаянно стараясь заслонить ему обзор.

И как только машина пересекла прежние следы Дирка, он сбросил газ. Край обрыва показался секунду спустя. Он помешкал, подманивая стрелка поближе, прежде чем отключить передачу и нажать на тормоза. Рельефные покрышки квадроцикла заскакали по камню, подбрасывая машину. Перекинув ногу через сиденье, Дирк отпустил руль и прыгнул.

В каких-то десяти футах от края квадроцикл Дирка набрал ход и слетел вниз. Разогнавшийся неприятель подоспел пару секунд спустя. Заметив обрыв слишком поздно, он вцепился в тормоза так, что костяшки пальцев побелели, и изо всех сил вывернул руль, но тщетно. Квадроцикл перевалился через край и рухнул со скалы, а выброшенный с сиденья враг перелетел через него, вопя всю дорогу вниз.

Дирк этого не видел. Спрыгнув со своего квадроцикла, он на лету сгруппировался, прежде чем врезался в землю и несколько раз перекатился. Скользя к обрыву ногами вперед, Питт изо всех сил цеплялся руками за землю, сумев удержаться в последний момент, когда ноги уже болтались в воздухе. Чувствуя биение пульса в висках, подтянулся, закинул ноги на край и повернулся на спину, чтобы прийти в себя.

Ощущения сообщали о ссадинах и ушибах, но ни одной кости он не сломал. Полежав минутку, Дирк поднялся на ноги и заглянул за край.

В сорока футах ниже стоял торчком его квадроцикл, уткнувшись носом в землю, с рамой, сложившейся гармошкой. А в паре ярдов от него, опрокинувшись, лежал другой квадроцикл, причем колеса его все еще вращались. «Униформиста» Дирк поначалу не разглядел, но потом заметил неподвижную ногу, торчащую из-под машины.

Дирк зашагал вдоль скалы, осторожно переставляя ноги, пока не размялся. Оглянувшись на причал, увидел там какое-то движение — небольшой пеший патруль, направляющийся в его сторону. А чуть дальше, у выхода из бухты — патрульный катер, выходящий в море. «Что-то они восприняли кражу квадроцикла уж слишком всерьез», — подумал Дирк.

Он пошел по собственным утренним следам обратно, пока не дошел до низкого места, где смог съехать вниз на пятой точке. На месте катастрофы выяснилось, что перевернувшийся квадроцикл помяло, но в остальном он почти не пострадал. Дирк покрепче расставил ноги на песке, уперся плечом в раму и толкнул, поставив машину на колеса. Изувеченное тело водителя осталось в песке с неестественно вывернутыми головой и спиной.

Сунув в карман пистолет покойника, Дирк забрался на квадроцикл. Сиденья и руль погнулись, два крыла сорвало, зато трансмиссия вроде бы не пострадала. Питт нажал на кнопку зажигания и услышал, как стартер начинает натужно скрипеть. Пока машина стояла вверх ногами, бензин стек из топливопровода, так что потребовалось несколько попыток, прежде чем мотор завелся. Дирк включил передачу, и квадроцикл тронулся, швыряясь песком с не прикрытых крыльями колес.

В дальнем конце пляжа Дирк подкатил к песчаному валу. Выбравшись из большой ямы посередине него, Саммер помахала рукой. Она уже успела откопать почти треть резинового плота.

Дирк спрыгнул на песок, оставив мотор работать на холостом ходу.

— Как ты?

— Отлично, не считая ноги. — Тут она заметила его потрепанный вид, а затем еще более потрепанный квадроцикл. — То-то мне казалось, что был какой-то грохот. Что случилось?

— Да просто отпадная встреча, — он ткнул большим пальцем за спину. — Компашка в порту — та самая шайка, что нас протаранила. Я позаимствовал один из их квадроциклов, и это их как-то не обрадовало.

Саммер по его глазам увидела, что медлить нельзя.

— Надо уходить?

— Думаю, это хорошая идея.

Подхватив сестру с земли, Дирк понес ее к квадроциклу.

— Постой, — сказала она. — Судовой журнал «Барбариго».

Дирк поглядел на нее вопросительно.

— Резиновый плот, погребенный в песке — с судна под названием «Барбариго». Я нашла под банкой журнал, завернутый в клеенку, — Саммер указала на песчаный вал. — Прочесть не могла, потому что написано по-итальянски, но похоже на судовой журнал.

Подойдя к полузасыпанному плоту, Дирк заглянул внутрь. И оцепенел, увидев полностью расчищенный скелет, который прозевал секундами раньше. Останки лежали у банки, на которой покоился завернутый в клеенку судовой журнал. Схватив его, Дирк забрался на квадроцикл, где уже сидела Саммер, и вручил книгу ей.

— Ты не упомянула, что его все еще стережет писарь.

— Там еще как минимум два трупа. Надо, чтобы корабельный археолог осмотрел это место.

Протянув руку мимо сестры, Дирк повернул ручку газа.

— Пожалуй, в другой раз.

Оставив пляж и кости позади, они поехали по скальному гребню, вдающемуся в море, как длинный язык, и с его кончика смогли осмотреть весь изгиб береговой линии, протянувшейся широкой полосой песчаных пляжей. Бирюзовая «Александрия» качалась на волнах в нескольких милях от них. Дирк сосредоточил все свое внимание на земле, ведя машинку вниз по каменистому склону со всей быстротой, на которую осмелился, понимая, что Саммер из-за травмированной ноги усидеть сложнее.

Поэтому она первой заметила судно — маленький «зодиак», движущийся впереди параллельно линии прибоя. Как только шины квадроцикла коснулись плоской песчаной поверхности, Дирк разогнался до отказа. «Зодиак» шел прочь от них, но четырехколесная машинка быстро сокращала отрыв. Наконец, давя на писклявый клаксон квадроцикла, Дирк сумел привлечь внимание Джека Дальгрена, сидевшего на руле лодки вместе с еще одним работником НУПИ. Оба транспортных средства сблизились — Дирк загнал квадроцикл в волны, а Дальгрен повел «зодиак» прямо к нему.

— Как я погляжу, осматриваете местные достопримечательности с комфортом, — небрежно сказал Дальгрен вместо приветствия, но испытанное техасцем облегчение от того, что оба живы, было заметно невооруженным глазом.

— Насмотрелись по самое некуда, — отозвался Дирк.

— Позвольте подняться на борт?

Кивнув, Дальгрен подогнал «зодиак» поближе к квадроциклу.

— У Саммер отсутствует чувствительность в левой ноге, — сообщил Дирк. — Мы думаем, кессонка.

Дальгрен подхватил девушку, все еще стискивающую судовой журнал «Барбариго», с квадроцикла и устроил на надувной лодочке.

— Все на борту «Александрии» ждут не дождутся услышать, что случилось. Мы жуть как взволновались, когда обнаружили аппарат внизу, только без вас. Пожалуй, в камере у вас будет уйма времени, чтобы ввести нас в курс дела.

Ему пришлось сесть и поддать газу, чтобы «зодиак» не поднырнул под волну. Снова выводя лодку к квадроциклу, чтобы Дирк смог запрыгнуть на борт, Дальгрен обратил внимание на его разодранный комбинезон и многочисленные ссадины.

— Коли мне позволено будет сказать, смахивает на то, будто ты плясал в обнимку с мотокультиватором.

— Если это тебя утешит, то у меня ощущение такое же, — откликнулся Дирк.

— Ты не хочешь запарковать квадроцикл на суше?

— Нет, его владелец доставил немало неприятностей, когда я позаимствовал эту тачку. Лучше добраться до «Александрии» как можно быстрее.

Дав полный газ подвесному мотору, Дальгрен направил лодку к исследовательскому кораблю. Дирк, окинув взглядом горизонт, увидел несущийся к ним патрульный катер. А минуту спустя рокот подвесного мотора перекрыл низкий голос, и «зодиак» накрыла какая-то тень. Задрав голову, Дирк увидел низколетящий «С-130» серого цвета, с радужным флагом Южно-Африканской Республики на хвосте. Дальгрен помахал самолету, чуть сбросив скорость «зодиака», чтобы мотор не заглушал голос.

— Поисково-спасательный самолет, что мы вызвали из Претории. Что-то они подзадержались. Пожалуй, лучше дать им знать, что вы в безопасности. — Достав рацию, он сообщил на «Александрию» о появлении Дирка и Саммер.

И пока они ждали, чтобы сообщение передали самолету, Дирк похлопал Дальгрена по плечу и указал на приближающийся патрульный катер.

— Свяжись-ка еще раз, пусть запросят самолет, не могут ли они доложить по поводу этих типов. Скажи, что мы подозреваем, что они входят в местную пиратскую шайку.

— Сомневаюсь, что полномочия ФАА распространяются на эти воды, — заметил Дальгрен, но сообщение передал.

«С-130», уже успевший превратиться в крохотное пятнышко на горизонте, вдруг развернулся и стал увеличиваться. Пилот вел машину на бреющем полете, в каких-то пятидесяти футах над водой. Приблизившись к патрульному катеру с кормы, он застал его команду врасплох. Когда рев четырех турбовинтовых двигателей по 4200 лошадиных сил каждый накрыл катер, несколько бандитов распластались на палубе.

Пролетев дальше, самолет сделал ленивый разворот для второго захода на катер сбоку. На сей раз несколько самых храбрых членов команды стали размахивать оружием, но ни единого выстрела никто не сделал. Ничуть не устрашившись, пилот «С-130» сделал еще три захода, каждый следующий ниже прежнего. Смысл послания, наконец, дошел до капитана катера, неохотно повернувшего и пошедшего к берегу. Не отпуская его от себя, «С-130» летал на бреющем еще добрый час, прежде чем покачать крыльями и направиться домой.

Дирк поглядел на Дальгрена.

— Напомни мне отправить ящик пива южноафриканским ВВС.

— Ребята дурака не валяют, а?

Несколько минут спустя они причалили к борту «Александрии». Пока их поднимали на борт, Дирк и Сам мер с удивлением увидели на юте свой исковерканный батискаф.

— Нашли мы его быстро и смогли приладить такелаж с помощью дистанционника, — пояснил Дальгрен. — А не обнаружив вас внутри, возобновили поиски вдоль берега.

На борту брата и сестру ждал теплый прием, но Саммер ощутила в воздухе какую-то нервозность, которую источал даже Дальгрен, помогавший усадить ее на каталку. Судовой врач не мешкая отправил их в декомпрессионную камеру, уже обеспеченную продуктами и медикаментами.

Дирк попытался уклониться, но врач из предосторожности не дал ему поблажки. Прежде чем задраить люк, Дальгрен сунул голову внутрь, чтобы узнать, удобно ли они устроились.

— Пожалуй, болтаться здесь дольше не стоит, — сказал Дирк. — Мы смогли расставить все сейсмодатчики до столкновения с патрульным катером. С этими головорезами мы можем разобраться и в другой раз.

— Капитан уже выбирает якорь, чтобы идти самым полным ходом в Дурбан, — с угрюмым видом ответил Дальгрен.

— Почему в Дурбан? Мне казалось, отсюда мы идем в Мозамбик?

Врач крикнул из-за камеры, что пора задраивать люк.

— Боюсь, скверные новости, — бросил Дальгрен. — Ваш отец и Эл пропали в Тихом океане.

И не успел еще смысл этих слов дойти до их сознания, как тяжелый металлический люк захлопнулся и давление в камере вернуло их к океанским глубинам.

50

Питту-старшему казалось, что он заперт в одиночке, да притом взятой из какого-то фильма ужасов.

С каждым часом душное узилище на «Аделаиде» вызывало у него все более и более сильную клаустрофобию. Рост наружной температуры днем превращал отсек в лишенную воздуха раскаленную душегубку. Что хуже, жара усугубляла зловоние, источаемое людьми, набитыми в тесное помещение, и двумя трупами.

Питта постоянно мучил голод, но хорошо, хоть на питьевую воду не скупились. Время от времени дверь открывали, и двое вооруженных бандитов бросали внутрь коробки с хлебом и прочими сухими припасами с камбуза. Пленники ценили врывающийся при этом свежий воздух чуть ли не дороже пищи.

Питт и команда спецназа пытались придумать план освобождения, но все их возможности сводились практически к нулю. В кладовой не оставили никаких инструментов или снаряжения, чтобы проделать другой выход. Запертый люк, как выяснилось, охраняли круглосуточно. Множество попыток подергать за ручку или снять петли тут же оканчивались стуком автоматного приклада по двери с противоположной стороны. А когда ее отпирали, чтобы доставить пищу и воду, с автоматами наготове всякий раз стояли как минимум двое.

Обратив внимание, что затхлые булочки, которыми их кормили, зачерствели до твердости гранита, Джордино предложил использовать их для нападения на стражников.

Друг Питта стремительно оправлялся от пулевого ранения, чудом не заполучив никакой инфекции. Проспав трое суток подряд, Эл пробудился полный неудержимой энергии и быстро восстанавливал силы, несмотря на скудную кормежку.

И хотя большинство пленных смирились, некоторые начали терять контроль над собой. Среди членов экипажа «Аделаиды» начали вспыхивать драки, еще на одного матроса стали накатывать приступы истерических воплей. Ощутив снижение оборотов корабельной машины, означающее приход в прибрежные воды, Питт почувствовал тревожное облегчение.

Он считал часы, истекшие с тех пор, как его бросили в заключение. По его подсчетам, идя на шестнадцати узлах, «Аделаида» могла покрыть почти четыре тысячи миль, оказавшись где угодно — от Аляски до Перу. Но жара указывает скорее на экваториальные районы. Если корабль сохранил направление на юго-восток то, скорее всего, рассуждал Питт, они где-то у берегов южной Мексики или Центральной Америки.

Подтверждение пришло скоро — после того, как судно несколько раз останавливалось и трогалось под звуки портовой деятельности. Потом снова установился ровный ход, и корабль шел еще три часа, прежде чем остановиться окончательно. А вскоре за этим пленников вывели из отсека.

Выйдя из жаркой и волглой кладовой, люди оказались в такой же жаре и сырости на палубе. Корабль стоял у причала кормой вперед, с трех сторон окруженный густыми джунглями. Лишь клочок голубизны в районе носа показывал, что из более крупного водоема они задом сдали в узкий залив такого размера, чтобы как раз поместился сухогруз.

Яркость раннего утра больно ранила их глаза, отвыкшие от света, но Питт обратил внимание, что солнца не видно.

— Кому-то жутко нравятся местные джунгли, — Джордино ткнул пальцем в небо.

Приставив ладонь ко лбу козырьком, Дирк увидел лиственный кров джунглей над головой. Потребовалось несколько секунд, прежде чем до него дошло, что над всем портовым комплексом натянуто огромное полотнище камуфляжной сетки.

— Может, просто помешались на секретности, — ответил Питт. Взгляд на «Аделаиду» подтвердил его подозрения. Название корабля уже переделали на «Лабрадор», а трубу и планшир перекрасили в другие цвета. Похитители явно поднаторели в похищениях и подлоге в крупных масштабах.

Пленников погнали по сходням с корабля на берег, где их встретила шеренга вооруженных людей в повседневной армейской форме, причем нескольких сопровождали сторожевые псы. Несколько минут пленники просто стояли на причале, что дало Питту и Джордино время рассмотреть сооружения. Техническое оснащение оказалось скромным — два небольших крана и ленточный транспортер. Подальше виднелись несколько больших бетонных площадок, покрытых серой пылью — перевалочные пункты для необогащенной руды и рафинированных редкоземельных элементов, доставляемых туда и обратно. За портовой зоной сквозь листву виднелись несколько низких зданий; наверное, обогатительная фабрика, предположил Питт, служащая для переработки похищенных редкоземельных руд.

Жужжание миниатюрного моторчика послужило глашатаем появления гольфмобиля, доставившего мускулистого блондина в хорошо подогнанном мундире с пистолетом в кобуре на поясе. С другой стороны на поясном крюке болтался свернутый кнут. Питт заметил, что при его появлении охранники настороженно подобрались.

— Смахивает на укротителя львов, — шепнул Джордино.

— От его цирка я предпочел бы держаться подальше, — откликнулся Питт.

Надсмотрщик — Йоханссон — пересек причал и переговорил с Гомесом, сошедшим с корабля вслед за пленниками. На сухогруз швед поглядел с довольным блеском в глазах.

— Несет полный груз измельченного моназита, — доложил Гомес. — Анализ показал высокое содержание неодима, церия и диспрозия.

— Отлично. Обогатительная фабрика простаивает без сырья. Поставим новых пленных на разгрузку руды.

— А как быть с кораблем?

— Он станет отличным пополнением флотилии. Прикиньте, какая реконструкция нужна, чтобы изменить его до неузнаваемости, и после разгрузки мы это обсудим с Бёльке.

Повернувшись к Гомесу спиной, Йоханссон придирчиво оглядел вновь прибывших, уделив особое внимание команде спецназа.

— Добро пожаловать в Puertas del Infierno — Адские Врата. Теперь вы принадлежите мне, — он махнул рукой через причал в сторону дальних зданий. — Это обогатительная фабрика. Мы берем сырую руду и перерабатываем ее в различные чрезвычайно ценные материалы. Вы будете рабочими, осуществляющими переработку. Если станете усердно трудиться, будете жить. И если не попытаетесь бежать, будете жить. — Он поглядел на шеренгу изнуренных людей. — Есть вопросы?

Член команды «Аделаиды» — тот самый, которому пришлось в плену хуже других — откашлялся и спросил:

— А когда нас отпустят?

Подойдя к нему, Йоханссон одарил его улыбкой, после чего небрежно выхватил оружие и выстрелил матросу в лоб. Всполошенная выстрелом туча птиц в окрестных джунглях с криками взвилась в воздух. Матрос сделал шаг назад, оступился и уже мертвым рухнул в воду.

Остальные пленные воззрились на это в ошеломленном молчании.

Йоханссон осклабился.

— Еще вопросы будут?

Увидев, что никто не осмеливается даже пикнуть, он убрал пистолет в кобуру.

— Хорошо. Еще раз добро пожаловать в Puertas del Infierno. А теперь — за работу!

51

Басовитый гул машины буксира смолк, уступив место тихому плеску волн о его корпус. Энн, пробужденная отсутствием рокота и вибрации, слезла с койки и потянула руки. Помассировала запястья, натертые наручниками, и подобралась к крохотному иллюминатору по штирборту.

Было еще темно. В миле, на другом берегу реки виднелись разрозненные огоньки, говорившие, что они пристали к восточному берегу. Энн не сомневалась, что они идут по Миссисипи. От Падаки вниз по реке только один путь, ведущий Огайо к слиянию с Миссисипи у Каира, штат Иллинойс. Выглянув вчера ночью, она видела огни большого города и пыталась понять, не Мемфис ли это. Пока женщина смотрела, вверх по реке прошел силуэт большого сухогруза, и Энн решила, что они где-то в окрестностях Нового Орлеана.

Она сполоснула лицо над раковиной и снова принялась обшаривать тесную каюту в поисках хоть чего-нибудь, способного сойти за оружие. Это тщетное упражнение Энн проделала уже не меньше двадцати раз, но оно хотя бы давало ей пищу для ума. Она только-только добралась до пустого бюро, когда услышала лязг замка, и дверь каюты распахнулась. На пороге показался Пабло с бейсбольной битой в руке и отрешенным выражением глаз.

— Пошли, — бросил он, — меняем судно.

Выведя Энн на палубу буксира, он обездвижил ее руки, просунув биту сквозь согнутые локти у нее за спиной. Противоестественно вывернутые плечи прошила острая боль.

— На сей раз никаких занятий плаванием, — и он отконвоировал ее с буксира, крепко держа биту за рукоятку.

Спустившись на тускло освещенный причал, Пабло повел девушку мимо баржи, с палубы которой портовый кран как раз в это время поднял грузовую платформу. Под сыплющимися с платформы клочьями сена Пабло и Энн последовали за краном, медленно покатившим по рельсам к небольшому фрахтовщику. В призрачном предутреннем свете Энн разобрала название корабля, выписанное на транце: «Зальцбург». Хотя в порту не было ни души, кроме крановщика, у фальшборта фрахтовщика стояли несколько вооруженных людей в хаки.

— Пожалуйста, отпустите меня, — проговорила Энн с преувеличенным ужасом в голосе.

— Только после доставки товара, — рассмеялся Пабло.

— И тогда, возможно, ты сможешь завоевать себе свободу, — добавил он с ухмылкой.

Он доставил ее по передним сходням на корабль и повел через палубу. Дорогу им преградила большая прямоугольная тарелка на платформе с колесиками. Рядом с ней техник проверял кабели, тянущиеся к пульту управления, смонтированного в одном блоке с электрогенераторами и компьютерными дисплеями. Когда они шли мимо, тот поднял голову, на миг встретившись с Энн глазами.

Она устремила на него покорный взгляд, молящий о помощи.

— Не поджарьтесь, — улыбнулся он, когда они проходили рядом.

Пабло толкнул Энн вперед, направляя к надстройке на корме и дальше на два лестничных пролета вверх, к каютам экипажа. Ее новая каюта оказалась чуть побольше предыдущей, но с таким же крохотным иллюминатором.

— Надеюсь, тебе тут понравится, — сказал Пабло, избавляя ее от бейсбольной биты. — Быть может, во время дальнейшего путешествия мы сможем побыть вместе.

И вышел из каюты, заперев дверь снаружи.

Усевшись на жесткую койку, Энн уставилась на дверь испепеляющим взором. Несмотря на разыгранное перед Пабло представление, страха в ее душе почти не осталось, его вытеснил гнев. Совершенно ясно, что сухогруз покидает страну, увозя и мотор «Морской стрелы», и ее чертежи. Ей предстоит сидеть в каюте многие дни, а то и недели. И вместо того, чтобы стенать, она раздумывала, как же все это провернули.

Ее аналитический ум взялся за дело, рассматривая кражи со всех сторон. Захват планов и мотора «Морской стрелы» дались Пабло как-то уж чересчур легко. Должно быть, помогал кто-то из своих. Участие двух человек, сперва похитивших ее, а потом убитых, указывает на то же. А она-то при чем? Почему ее похитили?

Энн могла сделать только один вывод: что подобралась слишком близко к разоблачению крота. Она буквально выворачивала мозги наизнанку, перебирая в уме всех подрядчиков и заинтересованных лиц. И то и дело возвращалась мыслями к Тому Черны. Могли ли помощника из Белого дома уведомить о ее расспросах?

Выхаживая по тесной каюте из угла угол, Энн заметила несколько сигаретных подпалин на угловом столике. Они навели ее на воспоминание о технике и его странном приветствии.

— Не поджарьтесь, — повторила она. Слова эти не давали ей покоя, пока вдруг их смысл не потряс ее, будто удар молнии.

— Ну конечно! — воскликнула она, недовольная, что не сообразила раньше. — Вот уж действительно, не поджарьтесь.

52

Ночной коммерческий рейс из Дурбана через Йоханнесбург оказался для молодого поколения Питтов самым быстрым способом добраться до Вашингтона. Так что в Национальном аэропорту Рейгана они покидали самолет со слипающимися от усталости глазами. Удивительное дело, но у шагавшей через терминал Саммер ноги хоть и затекли, но от паралича, вызванного кессонкой, не осталось и следа.

Своевременная изоляция в декомпрессионной камере «Александрии» стала для нее спасением. Пока корабль НУПИ спешил от оконечности Мадагаскара в Дурбан, Саммер и Дирк подверглись такому же давлению, как на глубине четырехсот футов. Паралич ноги Саммер тотчас прошел. Медицинская команда корабля постепенно снижала давление в камере, позволяя пузырькам азота выходить из тканей. Когда их выпустили из камеры почти двое суток спустя, Саммер обнаружила, что способна ходить, испытывая лишь легкую остаточную боль.

Поскольку полет мог усугубить симптомы, судовой врач настоял на том, чтобы они не садились в самолет еще в течение суток. К счастью, переход до Дурбана как раз и занял весь этот срок. По выходе из камеры им хватило времени посвятить остальных в то, что удалось сделать на батискафе, осмотреть повреждения и забронировать билеты на рейс домой, после чего пришлось бегом нестись в дурбанский международный аэропорт Кинг-Шака, как только «Александрия» коснулась причала.

Забрав багаж в аэропорту Рейгана, они на такси пересекли летное поле, подъехав к ангару отца. Войдя, убрали вещи и помылись в чердачных апартаментах.

— Как ты думаешь, папа будет против, если мы позаимствуем одну из его машин, чтобы поехать в офис? — поинтересовалась Саммер.

— Он всегда дает нам карт-бланш водить, что захочется, — ответил Дирк и указал на серебристо-бордовый родстер,[406] стоящий у верстака. — В электронном письме перед отъездом на Тихий океан он писал, что как раз поставил этот «Паккард» на колеса. Почему бы не взять его?

Пока Саммер открывала дверь гаража, Дирк проверил, достаточно ли в баке топлива. Скользнув на водительское сиденье, он открыл заслонку дросселя, отрегулировал газ при помощи рукоятки на руле и нажал на кнопку стартера. Большой рядный восьмицилиндровый двигатель замурлыкал, пробуждаясь к жизни. Дав ему минутку, чтобы прогрелся, Дирк вывел автомобиль на улицу и подождал, пока Саммер запрет ангар.

Она запрыгнула на пассажирское сиденье с дорожной сумкой в руках, не заметив белый фургон, припаркованный по ту сторону соседнего поля, и полюбопытствовала:

— А что это за прикольные сиденья?

В тесном кокпите родстера «Паккард» поместились два жестких сиденья. Причем пассажирское сиденье Саммер на несколько дюймов дальше от приборной доски, чем водительское сиденье Дирка.

— Чтобы у водителя было больше места для руля и переключения на высоких скоростях, — пояснил Дирк, указав на торчащий из пола рычаг переключения передач.

— Дополнительное пространство для ног мне отнюдь не помешает.

На шасси «Паккард 734», построенное в 1930 году, был установлен редчайший кузов — зализанный боттейл спидстер со сходящимися под острым углом стенками багажника, придающими автомобилю весьма обтекаемый вид. Кузов, щеголяющий двумя навешенными по бокам запасными колесами, сверкал краской-серебрянкой, с которой контрастировали бордовые крылья и такие же полосы по всей длине кузова. Узкие фары «Вудлайт» спереди в сочетании с наклонным ветровым стеклом создавали впечатление стремительного движения, хотя автомобиль стоял на месте.

Поехав на север по Джордж Вашингтон Паркуэй, Дирк обнаружил, что «Паккард» без труда поспевает за движением на скоростном шоссе. Поездка до здания НУПИ — высокого стеклянного строения у берега Потомака — заняла всего десять минут. Дирк припарковал машину в подземном гараже, и они на служебном лифте поднялись на верхний этаж, где расположился кабинет Руди Ганна. Его секретарша направила их в вычислительный центр, так что они спустились на три лестничных пролета в высокотехнологичное логово Хирама Егера.

Ганна и Егера они нашли зависшими перед видеоэкраном во всю стену, показывающим спутниковые снимки пустого моря. Выглядели оба так, будто не спали многие сутки: волосы всклокочены, под глазами круги. Но при виде детей Питта они оживились.

— Рад, что вы вернулись, — сказал Ганн. — Вы нас порядком напугали, когда ваш батискаф пропал.

— Мы и сами порядком напугались, — улыбнулась Саммер.

— Я думал, придется сажать Руди на седативы, — сообщил Егер. — Как твоя нога, Саммер?

— Отлично. По-моему, сиденье в самолете из Йоханнесбурга было мучительнее кессонной болезни. — Она оглядела коллекцию грязных кофейных чашек на столе, прежде чем сменить тему. — Что слышно о папе и Эле?

Оба мужчины помрачнели.

— К сожалению, почти ничего, — ответил Ганн, после чего изложил миссию Питта-старшего по защите рудовоза, а Егер тем временем вывел карту восточной части Тихого океана.

— Они поднялись на борт «Аделаиды» примерно в тысяче миль юго-восточнее Гавайев, — сообщил Егер.

— Фрегат ВМФ, откомандированный из Сан-Диего, должен был встретить их близ побережья и сопроводить до Лонг-Бич. «Аделаида» так и не появилась.

— Никаких признаков кораблекрушения? — осведомился Дирк-младший.

— Нет, — покачал головой Ганн. — Поисково-спасательные самолеты с Гавайев и материка прочесывают район уже многие сутки. ВМФ отрядил два судна, а ВВС отправили разведывательные беспилотники большого радиуса действия. И никаких результатов.

Дирк заметил белую горизонтальную линию, начинающуюся у левого края экрана и кончающуюся после пересечения с красной линией от Гавайев.

— Это маршрут «Аделаиды»?

— Ее АИС-маячок выдавал сигналы вплоть до этой точки вскоре после того, как ваш отец и команда спецназа поднялись на борт, — произнес Егер. — После этого сигнал АИС пропал.

— Значит, она затонула? — Голос Саммер оборвался.

— Не обязательно, — возразил Ганн. — Они могли просто отключить систему слежения, что при похищении — шаг вполне очевидный.

— Мы провели пару больших кругов вокруг последней позиции, где отметилась «Аделаида», показывающие, куда она могла дойти, — Егер заменил карту парой спутниковых снимков океана бок о бок, а внизу вставил архивное фото большого зеленого балкера с надписью «Аделаида». — Мы просматриваем спутниковые снимки прибрежных вод в надежде, что она где-нибудь покажется. Хирам вытащил фотографии из всех публичных и не столь публичных источников спутникового наблюдения. К сожалению, точка исчезновения находится прямо посередке огромного слепого пятна в покрытии спутников, так что мы переключились на прибрежные воды.

— Северная, Южная и Центральная Америки для начала, — Егер подавил зевок. — Возни хватит до Рождества.

— Чем мы можем помочь? — спросила Саммер.

— У нас есть спутниковые снимки большинства главных портов западного побережья за последние четыре дня. Я раскидаю их среди нас; может, кто-нибудь сумеет обнаружить корабль, похожий на «Аделаиду».

Егер загрузил два лэптопа и сбросил на них изображения. Все занялись делом, просматривая снимки в поисках большого грузового корабля. Так они проработали весь день, просматривая снимок за снимком, пока глаза не начало печь, как будто в них насыпали песку. И все же надежды их преумножило обнаружение на порой нечетких и смазанных фотографиях одиннадцати кораблей, соответствующих описанию «Аделаиды».

— Три в Лонг-Бич, два в Мансанильо, четыре у Панамского канала и по одному в Сан-Антонио, Чили, и Пуэрто-Кальдера, Коста-Рика, — подытожил Егер.

— Как-то не представляю, чтобы хоть одно судно в Лонг-Бич оказалось нашим, — возразил Дирк, — если только оно сперва не зашло в другой порт, чтобы разгрузиться.

Ганн посмотрел на часы.

— На западе еще раннее утро. Может, устроим обеденный перерыв? Когда снова соберемся, можем начать обзванивать портовые власти. Пусть проверят, не заходила ли к ним «Аделаида».

— Хорошая мысль, — Дирк встал и потянулся. — А то после авиационной диеты и кофе у меня топливо на нуле.

— Секундочку, — попросила Саммер. — Прежде чем прервемся, мне нужна небольшая любезность со стороны Хирама, а потом — твоя помощь в доставке. — Она подхватила дорожную сумку, звякнувшую, словно внутри были бутылки.

— Я довольно голоден. Мы не сможем перехватить чего-нибудь по пути?

— Могу гарантировать, что там, куда мы едем, непременно найдется что-нибудь вкусное.

53

«Паккард» с ревом выскочил из подземного гаража, проехав мимо белого фургона у края уличной парковки, после чего влился в плотное движение вечернего часа пик. Дирк-младший вел кабриолет через Джорджтаун, и вечерний бриз трепал волосы Саммер. Свернув на тенистую жилую улицу, вдоль которой выстроились элегантные дома, Дирк остановился перед бывшим каретным сараем, в незапамятные времена переделанным в изысканный особняк.

Едва они позвонили, как передняя дверь резко распахнулась от толчка колоссального человека с окладистой седой бородой. «Святой Джулиан» Перлмуттер с сияющим взором поприветствовал Дирка и Саммер и пригласил их в дом.

— Я едва не сел трапезничать без вас, — сообщил он.

— Вы нас ждали? — удивился Дирк.

— Конечно. Саммер прислала мне по электронной почте подробности вашей мадагаскарской загадки. Я настоял, чтобы вы оба приехали ко мне отобедать, как только вернетесь. Вы что, не общаетесь между собой?

Саммер застенчиво улыбнулась брату, а затем последовала за Перлмуттером через загроможденную книгами гостиную в столовую, где антикварный стол вишневого дерева буквально ломился от яств. Перлмуттер — морской историк, один из лучших на планете — заодно славился как гурман. И когда Саммер, открыв сумку, поднесла ему три бутылки вина из Южной Африки, глаза у него засияли с новой силой.

— «Фергелеген Шардоне» и пара сортового красного с Де Терон, — он с восторгом разглядывал этикетки. — Выдающийся выбор. Может, приступим?

Не теряя времени, он отыскал штопор и разлил шардоне.

— Разумеется, весть об исчезновении вашего отца повергла меня в огорчение. Да прибудет он в безопасную гавань! — Перлмуттер поднял свой бокал.

Обсуждая исчезновение Питта, они отобедали корейкой в соусе чипотле, молодым картофелем и печеной спаржей. А поданные на десерт свежие персики из Джорджии со сливочным соусом-бренди были просто бесподобны. У повара-француза и домработницы хозяина был выходной, так что Саммер и Дирк помогли Перлмуттеру убрать со стола и перемыть посуду, прежде чем снова усесться за стол.

— Вино было восхитительным, Саммер, но хватит водить меня за нос, — произнес Перлмуттер. — Вы же знаете, на что я на самом деле хочу наложить руку.

— Я уж думала, вы никогда не спросите, — открыв свою дорожную сумку, она извлекла аккуратно завернутый журнал с выброшенного на берег спасательного плота.

— Судовой журнал «Барбариго».

— Так вот из-за чего это все, — догадался Дирк. — А я-то думал, что вы просто рады нас видеть!

Хохот Перлмуттера эхом раскатился по всему дому. Будучи давним другом их отца, он относился к детям Питта, будто добрый дядюшка.

— Мой мальчик, ваша компания желанна в любое время, — он откупорил следующую из бутылок Саммер и разлил вино. — Но добрая морская тайна слаще вина.

Взяв сверток, Перлмуттер бережно развернул клеенку. Журнал в кожаном переплете был потрепан, но ничуть не поврежден. Историк аккуратно открыл обложку и прочел титульную страницу, выписанную от руки крупными буквами.

— Viaggio di Sommergibile Barbarigo, Giugno 1943. Capitano di corvetta Umberto de Julio,[407] — Перлмуттер с улыбкой поглядел на Саммер. — Это наша субмарина.

— Субмарина? — переспросил Дирк.

— Плот на пляже, — объяснила Саммер. — На нем лежат останки членов экипажа итальянской подводной лодки времен Второй мировой войны.

— «Барбариго» — большой корабль класса «Марчелло», — сообщил Перлмуттер. — В начале войны у него был впечатляющий послужной список в Атлантике — затопил шесть судов и сбил самолет. Но в 1943 году лишился зубов, когда был прикомандирован к проекту под кодовым названием «Аквила».

— В переводе с латыни «орел», — вставил Дирк.

Саммер поглядела на брата с подозрением.

— Дело в астрономии, — растолковал тот. — Я помню это благодаря созвездию рядом с Водолеем.

— Название «Мул» было бы куда уместнее, — продолжил Перлмуттер. — Немцев тревожили большие потери надводных судов при обмене военными материалами с Японией, так что они убедили итальянцев преобразовать восемь крупнейших и несколько устаревшихсубмарин в транспортные суда. Внутри их выпотрошили, большинство вооружения сняли, чтобы они могли принять максимальное количество груза.

— Похоже, опасное задание, — заметил Дирк.

— Так и есть. Четыре из этих кораблей подбили с ходу, один пришлось затопить команде, а остальные три захватили в Азии до завершения рейса. Во всяком случае, так сказано в книгах по истории, — Перлмуттер начал листать страницы, проглядывая даты.

— Так что же случилось с «Барбариго»? — поинтересовалась Саммер.

— Эта подлодка под кодовым названием «Аквила-пять» отплыла из Бордо 16 июня 1943 года, направляясь в Сингапур с грузом ртути, стали и алюминиевых чушек. Через несколько дней радиоконтакт с ней был потерян; и полагали, что она затонула где-то близ Азорских островов… — Ученый заглянул вперед, на последнюю страницу.

— Итальянский у меня в плачевном состоянии, но насколько я понимаю, последняя запись сделана 12 ноября 1943 года.

— Почти пять месяцев спустя, — прокомментировал Дирк. — Что-то тут не сходится.

— Ответ у меня, надеюсь, прямо здесь, — Саммер извлекла пачку печатных листов. — Я попросила Хирама отсканировать судовой журнал в его компьютерную систему. Он клялся, что перевести его на английский — как воды напиться, и дал распечатку перед нашим уходом.

Она начала передавать страницу за страницей Дирку и Перлмуттеру, поглощавшим их взглядами, будто пара голодных койотов.

— Ну вот и поехали, — встрепенулся Дирк. — Тут говорится, что они были замечены и атакованы двумя самолетами в Бискайском заливе вскоре после выхода из порта, но успешно ушли от них. Их радиомачта была повреждена, что и помешало им поддерживать связь с командованием.

С помощью журнала они отследили путь «Барбариго» вокруг мыса Доброй Надежды и далее через Индийский океан. В Сингапуре субмарина разгрузилась, а затем была направлена в небольшой малайзийский порт близ Куала-Лумпура.

— «23 сентября мы приняли 130 тонн окисленной руды, которую местные называют „красной смертью“, — зачитала Саммер. — За погрузкой следил немецкий ученый по фамилии Штайнер, на обратном пути присоединившийся к команде».

— Впоследствии первый помощник написал, что на протяжении всего пути Штайнер носу не выказывал из своей каюты, запершись там со стопкой книг по физике, — вставил Дирк.

— «Красная смерть»? — повторил Перлмуттер. — Интересно, не имеет ли это отношения к одноименной чуме у Эдгара Аллана По? Надо будет проверить, а заодно и этого субъекта Штайнера. Груз определенно любопытный.

Втроем они пролистали записи за несколько недель, описывающие возвращение субмарины через Индийский океан. Девятого ноября почерк стал торопливым, а страницы запестрили пятнами от соленой воды.

— Вот тут-то они и попали в беду — у побережья Южной Африки, — Перлмуттер зачитал вслух краткое описание погружения «Барбариго» в попытке уйти от ночного нападения. Избежав гибели после нескольких заходов самолета на бомбежку, они решили, что спаслись, — но тут обнаружили, что винты подлодки то ли выведены из строя, то ли совсем уничтожены.

Дирк и Саммер молча слушали, как Перлмуттер зачитывает хронику последовавшей трагедии. Лишившись движителей, подлодка оставалась на глубине двенадцать часов из опасения, что к месту событий вызвали дополнительный самолет. Всплыв в полдень, они обнаружили, что дрейфуют в пустом море на юго-восток. Находясь вдали от торговых маршрутов и без дальней радиосвязи, офицеры боялись, что дрейф кончится для них гибелью в Антарктике. Капитан де Джулио приказал команде покинуть корабль. Все сели на четыре спасательных плота, хранившихся под верхней палубой, и, покидая свое любимое судно, отдали ему последний салют. В суматохе последних приказаний последний из офицеров, покидавших субмарину, забыл подорвать заряды для затопления корабля и задраил главный люк, И вместо того, чтобы затонуть у них на глазах, «Барбариго» продолжил дрейф, в конце концов скрывшись за горизонтом.

Прервав чтение, Перлмуттер поднял брови, как разводной мост.

— Ничего себе, — негромко проронил он. — Это весьма любопытно.

— А что случилось с тремя остальными лодками? — спросила Саммер.

— Тут записи в журнале становятся более отрывочными, — ответил Перлмуттер. — Они попытались добраться до Южной Африки и уже видели землю, когда разыгрался шторм. Бурное море расшвыряло лодки в стороны, и капитан де Джулио сообщает, что люди в его лодке трех других больше не видели. Во время этого испытания они потеряли пятерых членов экипажа, все запасы пищи и воды и даже парус и весла. Прибрежное течение понесло плот на восток, прочь от берега. Затем наступила жаркая и сухая погода. Без пресной воды они лишились еще двух человек, и остались лишь капитан, первый офицер и двое механиков.

— Изнывая от жажды, они, в конце концов, снова увидели сушу и смогли подгрести к ней поближе. Крепкий ветер и сильное волнение вынесли их на берег и выбросили на пляж, — продолжал Перлмуттер. — Они оказались в жаркой пустыне, отчаянно нуждаясь в воде. В последней записи говорится, что капитан ушел в одиночку искать воду, потому что остальные слишком ослабели, чтобы идти. Заканчивается журнал на словах: «Господи, благослови „Барбариго“ и его команду».

— Мы можем подтвердить, что местность действительно голая, — наконец нарушила Саммер воцарившееся молчание. — Какая трагедия, ведь они почти благополучно добрались до Южной Африки, а кончили за тысячу миль на Мадагаскаре…

— Им повезло чуть больше, чем команде на трех остальных лодках, — заметил Дирк.

Перлмуттер кивнул, хотя был погружен в свои мысли. Поднявшись со своего места, он направился в гостиную, откуда вернулся через пару минут, с заинтересованным видом неся охапку книг.

— Прими поздравления, Саммер. Похоже, ты только что решила две давние загадки морей.

— Две? — удивленно переспросила девушка.

— Да, об участи «Барбариго» и сути Южноатлантического Призрака.

— Первое я могу понять, — заметил Дирк, — но что там за призрак?

Открыв первую книгу, Перлмуттер перелистал страницы.

— Выдержка из судового журнала торгового судна «Манчестер», близ Фолклендских островов, 14 февраля 1946 года. «Легкое волнение, ветер юго-западный, три-четыре балла. В 11:00 старший помощник доложил об объекте справа на траверзе. Поначалу показался трупом кита, но, по-видимому, это судно, изготовленное человеческими руками».

Закрыв книгу, он открыл другую.

— Фрахтовщик «Южная звезда», 3 апреля 1948 года, близ Санта-Крус, Аргентина. «Неизвестный объект, возможно, парусное судно, замечен дрейфующим на расстоянии двух миль. Черный корпус, небольшая надстройка посередине. Выглядит брошенным».

Перлмуттер взял третью книгу.

— Отчет китобойной станции на Южной Георгии. В феврале 1951 года китобой «Паулита» прибыл с добычей трех взрослых серых китов. Капитан доложил, что заметил корабль-призрак — низкий черный корпус, небольшой парус посередине корабля, дрейфует в ста милях севернее. Экипаж назвал его Южноатлантическим Призраком.

— Полагаете, «Барбариго» и есть этот атлантический призрак? — уточнила Саммер.

— Это вполне возможно. Сообщения о предполагаемом корабле-призраке, дрейфующем в Южной Атлантике, поступали на протяжении двадцати двух лет. По той или иной причине никто не видел его вблизи, но все описания сходятся. Мне кажется, что загерметизированная субмарина может дрейфовать в открытом море довольно долго.

— В этих южных широтах боевая рубка подлодки могла запросто обрасти льдом, — предположил Дирк, — так что издали вполне может сойти за парус.

— Это может подтвердить последнее отмеченное наблюдение, — Перлмуттер открыл последнюю книгу. — 1964 год. Совершая кругосветное плавание в одиночку, яхтсмен-экстремал по имени Ли Хант увидел нечто необычное… А, вот, — он начал зачитывать цитату вслух: — «Подходя к Магелланову проливу, я попал в чудовищный шторм, жесткий даже для этих вод. В течение тридцати часов я сражался с двадцатифутовыми волнами и неистовыми ветрами, обрушившими на меня всю свою ярость и пытавшимися выбросить на скалы у мыса Горн. И посреди этой дуэли мне довелось повидать Южноатлантический Призрак. Поначалу я принял его за айсберг, потому что он оброс льдом, но я смог различить темные, острые стальные грани под ним. Он быстро пронесся мимо, подстегиваемый ветром и волнами, навстречу неминуемой гибели на берегах Огненной Земли».

— Ого, — выдохнула Саммер, — продержался до 1964 года.

— Очевидно, немногим дольше, если отчет Ханта точен, — заметил Перлмуттер.

— А Хант еще жив? — поинтересовалась она. — Может, удастся с ним переговорить…

— Боюсь, он пропал в море пару лет назад. Но, возможно, семья сохранила его судовые журналы.

Допив свой бокал, Дирк поглядел на сестру.

— Что ж, Саммер, пожалуй, ты вернула нас к исходной точке. Перед нами по-прежнему две давние загадки, которые предстоит решить.

— Да, — согласилась его сестра, досказывая мысль за брата. — Где «Барбариго» затонул и что он вез.

54

Дирк и Саммер покинули дом Перлмуттера, чувствуя приятное насыщение доброй трапезой и хорошим вином и заинтригованные диковинной участью «Барбариго». Обед дал им желанную передышку от тревог за отца, снова набросившихся на них в ту же минуту, когда они распростились с гостеприимным хозяином.

— Лучше нам вернуться и узнать, повезло ли Руди и Хираму с портовыми властями, — сказал Дирк.

— Я думаю, нам следует пересмотреть возможность, что «Аделаида» пошла на запад.

Шагая по улице, они услышали, как захлопнулась дверца автомобиля, и Дирк заметил двух мужчин, сидящих в белом фургоне в нескольких стояночных местах позади «Паккарда». Олдтаймер исправно завелся после первого же нажатия на кнопку стартера, и Дирк включил фары. Хотя при свете дня «Вудлайтс» выглядят великолепно, ночью их эффективность явно уступает остальным системам автомобиля. Отъехав от обочины, он медленно двинулся по улице, поглядывая в зеркальце заднего обзора, и увидел, как фары фургона вспыхнули, едва «Паккард» достиг конца улочки.

Свернув направо, Дирк выжал газ до упора, погнав машину по трехполосной улице. Несколько секунд спустя фургон под визг шин на скорости обогнул тот же угол.

Заметив, что Дирк сосредоточил внимание на зеркале заднего вида, Саммер оглянулась через плечо.

— Не хочу показаться параноиком, — произнесла она, — но такой же фургон был припаркован возле НУПИ, когда мы оттуда уезжали.

— Более того, — подхватил Дирк, — по-моему, он же был припаркован возле папиного ангара сегодня утром. — Он попетлял по богатым района Джорджтауна, свернул на улицу О[408] и поехал на запад. Фургон повторял каждое его движение, держась в дюжине корпусов позади.

— Кто может нас преследовать? — озадачилась Саммер. — Кто-то, имеющий отношение к публике с Мадагаскара?

— Даже не представляю. Может, это те, кого интересует папа. Может, надо просто спросить у них?

Подъезжая к перекрестку, он сбросил скорость. По ту сторону улицы виднелись столбы ворот пешеходного входа в Джорджтаунский университет. Обычно там стоит переносное ограждение, чтобы перекрыть въезд автомобилям, но его убрали, выпуская из кампуса грузовик, доставивший продукты. И как только он выехал из ворот, Дирк дал газ, обогнул машину и въехал в открытые ворота.

Охранник только охнул, когда мимо него пронесся антикварный «Паккард». А пару секунд спустя ему пришлось отпрыгнуть от белого фургона, рванувшего следом. Дирк ехал по дорожкам университетского городка, держась неподалеку от кольцевой. В ее центре высится памятник основателю университета Джону Кэрроллу, обращенный лицом к воротам. Расположенные снизу прожекторы окутывали статую желтым сиянием, отчего давно усопший епископ казался почти живым.

Проведя «Паккард» позади памятника, Дирк сбросил скорость, переключив передачи через одну, на первую, и следил за фарами фургона, торопливо въехавшего в кампус и свернувшего на кольцевую дорожку. Отключив «Вудлайтс» «Паккарда», Дирк дал газу. Олдтаймер рванулся вперед, а Дирк круто вывернул руль, переключаясь на вторую скорость и вдавив педаль акселератора в пол.

И пока фургон притормаживал, родстер понесся по кольцу. Но вместо того, чтобы выехать к воротам, Дирк продолжал держать руль повернутым, замыкая кольцо. Перед ними показались задние габариты фургона, и Дирку пришлось нажать на тормоз, чтобы не въехать в него сзади. Протянув руку, Саммер снова включила «Вудлайтс», сигнализируя преследователям, что игра окончена.

Шофер фургона помешкал, не сообразив, что произошло, пока не признал позади бледно-желтые огни фар «Паккарда». Оказавшись неготовым к конфронтации, он ударил по газам. Под визг пробуксовывающих шин фургон рванул вперед, свернув с кольцевой дорожки, и погнал по первой подходящей — прямолинейной, идущей вдоль величественного здания под названием Хили-холл к центру университетского городка.

— Давай за ним, — бросила Саммер. — Я не разглядела номер.

Включив передачу, Дирк тронул «Паккард» — быстрый для своего времени благодаря рядному восьмицилиндровому двигателю, развивающему добрых 150 лошадиных сил. На свободной автостраде фургон еще мог бы обставить олдтаймера, но в тесноте университетского городка у него не было ни единого шанса.

Фургон несся мимо большого каменного здания, набирая скорость. Вокруг было совсем немного студентов, да и вышедшие на улицу поспешно ретировались с дороги мчащегося фургона. Дорога внезапно свернула налево, в боковой комплекс строений, но ее преграждал патрульный автомобиль университетского полицейского, остановившегося поболтать со студенткой.

Не имея возможности свернуть, водитель фургона погнал машину прямо, выскочив на бетонную дорожку, пересекающую просторный газон. Раздался крик девушки на велосипеде, едва не попавшей под колеса. «Паккард» сократил разрыв уже до нескольких ярдов, когда патрульный автомобиль вдруг включил мигалку.

— По-моему, мы избавились от опасности, но попали в беду, — завидев вспышки, бросила Саммер.

Дирк покрепче ухватился за руль родстера, скачущего по неровной поверхности, хвостом следуя за фургоном по дорожке, пока тот не соскочил с бордюра на стоянку студенческого общежития. Чуть впереди двое первокурсников пытались тихой сапой протащить в общежитие кег пива, когда фургон понесся прямо на них. Выронив металлический бочонок, студенты бросились в стороны, и фургон пронесся мимо, лишь вскользь задев кег.

Алюминиевый бочонок заскакал по стоянке, отлетев от ограждения. Чуть отставший Дирк резко затормозил, но избежать столкновения с кегом не сумел. Первым удар принял передний бампер, пробив алюминий насквозь, прежде чем правое крыло отшвырнуло бочонок в сторону. Взбаламученное пиво взорвалось пенным фонтаном, окатив борт старинного автомобиля — и сидящую в нем Саммер.

— Папе это не понравится, — заметил Дирк.

— Ты прав, не понравится, — согласилась она, утирая пену с лица. — Слабоалкогольное.

Фургон и «Паккард», подгоняемые следующим по пятам патрульным автомобилем, промчались через стоянку, откуда фургон в заносе выскочил на поперечную улицу. Не в состоянии решить, куда свернуть, шофер повел его прямо, заскакав по пологой гравийной дорожке, протянувшейся впереди. Дорожка сбежала с небольшого холмика и свернула к университетскому футбольному полю. Мужской команде по лакроссу в самый разгар тренировки пришлось броситься врассыпную, уступая дорогу фургону, запрыгавшему по искусственной траве.

Увидев преследующие его старинный «Паккард» и полицейский автомобиль, несколько игроков метнули мячи для лакросса в фургон, с гулкими ударами оставившие в его боках несколько вмятин. Пара-тройка игроков прицелились в «Паккард», но их обезоружила улыбка помахавшей им Саммер, с головы до ног промокшей от пива.

Покидая поле на противоположном конце и выезжая в распахнутые ворота, фургон уже порядком опередил «Паккард». На улице водитель свернул налево, следуя указанию знака, направившего их к выезду из университета на Канал-роуд.

— Давай же, мы можем от них оторваться, — бросил пассажир фургона.

В пятидесяти ярдах позади Дирк услышал аналогичную реплику от Саммер.

— Не потеряй их, я до сих пор до конца не разобрала номер.

Продолжая преследование, Дирк свернул на дорогу, но вынужден был притормозить из-за троицы студенток, направлявшихся к теннисным кортам. Ехавший следом полицейский кампуса уже почти настиг «Паккард».

Обогнув другое общежитие, дорога завиляла вниз по тщательно ухоженному зеленому холму к выезду из университетского городка. Увидев, что фургон резко разгоняется вниз по холму, Дирк попытался удержаться следом. У подножия холма виднелся светофор, отмечающий пересечение дороги с Канал-роуд — оживленной магистралью, ведущей в пригороды Мэриленда.

Свет был зеленый, и Дирк уже начал опасаться, что он сменится, не дав ликвидировать разрыв. Но светофор переключился на желтый, и Дирк понял, что фургону придется остановиться.

Не тут-то было.

Увидев желтый свет, понукаемый пассажиром шофер фургона вдавил педаль газа в пол. И когда свет сменился красным, фургону до перекрестка оставалось еще добрых пятьдесят футов. Что любопытно, стоявшие машины трогаться не спешили — видимо, их водители заметили скачущий свет фар фургона, с ревом несшегося с холма.

Вылетев на перекресток на скорости свыше семидесяти миль в час, фургон пересек ближайшие полосы движения, попытавшись свернуть налево на дальних. Но скорость была слишком велика, и впавший в панику водитель ударил по тормозам, послав машину в занос. Инерция продолжала тащить его по асфальту, пока передняя покрышка не встретилась с бордюром. Шина лопнула, но фургон продолжил движение, перескочив через бордюр и врезавшись в низкую стенку ограждения, отчего передние крылья сложились гармошкой, а задние колеса взмыли в воздух, перелетев бордюр. Суммарный вектор сил опрокинул фургон набок на верхушке ограждения. Проскользив по нему несколько футов, он перевалился через стенку и крышей вниз плюхнулся в текущий чуть дальше канал Чесапик и Огайо, которому дорога и обязана своим названием.

Дирк бросил «Паккард» в управляемый занос, остановив его прямо перед светофором, и бегом устремился через улицу. Саммер следовала за ним по пятам. Добежав до ограждения, они заглянули за стену. Канал поглотил фургон почти целиком, виднелись только верхушки продолжающих вращаться колес. С одного конца, где находились фары фургона, еще не испытавшие короткого замыкания, мутную воду озарял тусклый свет.

Стащив пиджак, Дирк сбросил туфли.

— Попытаюсь их достать. Попробуй привлечь на помощь университетскую полицию.

Прыгнув в канал, он поплыл к фургону и нырнул к пассажирской дверце. От светящихся фар видимость в воде упала практически до нуля, и ему пришлось отыскивать дверцу с опущенным стеклом на ощупь. Высота проема составлял чуть более фута, из чего он понял, что при падении крыша промялась. Ничего хорошего находившимся в машине это не сулило.

Сунув руку в окно, Дирк нащупал внутри безжизненное тело, пристегнутое к сиденью ремнем. Вслепую нашарив пряжку, отстегнул его. Тело вяло опустилось. Ухватив жертву за плечи, он вытащил ее через узкое окно и пулей выскочил на поверхность, хватая воздух ртом, одновременно вытащив из воды голову и торс неизвестного. Яркий луч фонарика университетского полицейского осветил жертву, и Дирк понял, что старался попусту. Голова пассажира болталась под неестественным углом — тот сломал себе шею.

Вытащив тело на берег, Питт крикнул полицейскому:

— Дайте мне ваш фонарь!

Наклонившись, чтобы помочь вытащить труп на берег, тот передал Дирку фонарь. «Спасатель» подплыл к фургону с другой стороны и снова нырнул. Благодаря фонарику он увидел, что водитель, чей торс зажало между смятой крышей и рулем, тоже мертв. В отличие от спутника, он пристегнуться не потрудился.

Хотя уже начала сказываться нехватка воздуха, Дирк направил луч мимо водителя в глубину фургона. Там виднелся стеллаж со смонтированной на нем электронной аппаратурой. А рядом стоял большой акриловый параболический отражатель, используемый для подслушивания.

Оттолкнувшись от двери, Питт сплавал к задку фургона, чтобы посмотреть регистрационный номер, прежде чем вынырнуть на поверхность. И поплыл к берегу, где Саммер помогла ему вскарабкаться по склону.

— Со вторым не повезло?

— Нет, он тоже покойник.

— «Скорая» уже едет, — сообщил полицейский. Бледное лицо выдавало, что иметь дела со случаями летального исхода ему еще не приходилось. Ему удалось взять себя в руки, но властные интонации в голосе давались ему с явным трудом. — Кто эти люди? И почему вы их преследовали?

— Я не знаю, кто они, но они кое-что у нас украли.

— Отобрали у вас деньги? Или драгоценности? Или электронику?

— Нет, — проронил Дирк, глядя на труп. — Наши слова.

55

В компьютерный центр НУПИ Дирк и Саммер доплелись уже далеко за полночь. Ганн и Егер все еще разглядывали фотографии на большом экране.

— А я и не знал, что вы нацелились на обед из семи блюд, — поддел их Ганн и только тогда заметил, в каком они виде. У Дирка всклокочены волосы и сырая одежда, а на платье Саммер красуется громадное пятно, и от нее разит пивом. — Что с вами такое стряслось?

Саммер изложила всю цепочку событий, включая и двухчасовой допрос в отделении полиции округа Колумбия.

— Не догадываетесь, кто мог за вами следить? — осведомился Егер.

— Абсолютно, — ответил Дирк. — Подозреваю, что они могут иметь какое-то отношение к папе.

— Возможно, — согласился Ганн, — особенно, если они видели, как вы выходите из ангара сегодня утром. Издали сходство между вами просто поразительное.

Саммер вручила Егеру листочек бумаги.

— Вот номер фургона. Полиция нам ничего не сказала, но может, вам удастся установить владельца.

— Да запросто, — откликнулся Егер.

— Как прогресс с «Аделаидой»? — поинтересовался Дирк.

— Не очень, — сказал Ганн. — Мы связались с властями всех крупных портов вдоль побережья Северной, Южной и Центральной Америк. Ни у кого никаких записей о появлении «Аделаиды» за прошлую неделю.

— Тогда, пожалуй, остается две возможности, — резюмировал Дирк. — Либо они разгрузили ее в частном порту, либо направили в другую сторону. — Упоминанием о третьей возможности — что корабль затонул — он пренебрег.

— Мы обсуждали эти сценарии, — согласился Егер, — и не считаем, что они направились на запад. Во-первых, не очень-то разумно захватывать корабль из Австралии на востоке Тихого океана, если ты планируешь доставить груз куда-то на запад Тихого океана. А вторая проблема в топливе. Чтобы дважды пересечь Тихий океан без дозаправки, топлива у «Аделаиды» в обрез.

— Логично. Значит, остается всего около тысячи прочих мест, где они могли скрыться на побережье.

Ганн и Егер дружно кивнули. Они ищут прозрачную иголку в циклопическом стоге сена. Ганн принялся излагать подробности своих портовых поисков и последние находки на спутниковых снимках, а Егер схватил клавиатуру и принялся печатать. Пару минут спустя он окликнул остальных.

— Нарыл кое-что на ваш фургон, — сказал он, выводя на экран регистрационный формуляр виргинской службы регистрации транспортных средств. — Владелец — «СекьюрТек» из Тайсонс-Корнер, штат Виргиния.

Егер вывел на экран другой сайт.

— Корпоративная комиссия штата описывает их бизнес как средства технической защиты информации для компьютерных систем закрытых сетей. В ней восемь сотрудников, и главный клиент фирмы — правительство США.

— Как-то странно для фирмы, занимающейся технической защитой, опускаться до подслушивания, — заметила Саммер.

— Если только, — возразил Дирк, — продекларированный бизнес не служит им фасадом.

— Да вроде бы нет, — доложил Егер, проведя дополнительные изыскания. — У них ряд действующих контрактов на прокладку информационных каналов с армией и флотом.

Вернувшись на сайт корпоративной комиссии, он обратил внимание, что «СекьюрТек» полностью принадлежит филиалу компании «Габсбург Индастриз».

— Это частная компания, так что сведения довольно скудные, но базируется она в Панаме и имеет доли в горнодобывающих предприятиях и морских перевозках.

Егер провел несколько запросов, но нашел о фирме лишь одно краткое упоминание. Журнал судоперевозчиков опубликовал фото одного из сухогрузов компаний — «Грац» — у причала в Сингапуре.

Бросив на снимок лишь взгляд, Дирк тотчас выпрямился в кресле.

— Хирам, ты не можешь увеличить это фото?

Кивнув, Егер развернул снимок во весь экран.

— Что это? — спросила Саммер.

— Логотип на трубе.

Все воззрились на изображение белого цветка посередине короткой и толстой золотистой трубы корабля.

— По-моему, это эдельвейс, — предположила Саммер. — Думается, в духе австрийского названия корабля.

— Я видел такой же цветок на фрахтовщике, стоявшем на Мадагаскаре, — проговорил Дирк.

В компьютерном зале воцарилось молчание. Наконец, Ганн спросил:

— Хирам, ты можешь определить, какого рода горными работами занимается эта «Габсбург Индастриз»?

— У них небольшое месторождение золота в Панаме близ колумбийской границы. Кроме того, фирма активно занимается торговым посредничеством по продаже специальных руд, в том числе самария, лантана и диспрозия.

— Редкоземельных элементов? — уточнила Саммер.

— Редкоземельных элементов, — кивнул Ганн. — «Габсбург Индастриз» внезапно приобретает громадный интерес.

— Готов спорить, что ее деятельность на Мадагаскаре сводится к воровству редкоземельных минералов, — заявил Дирк. — А на наш батискаф они напали как раз потому, что мы работали возле места, где они затопили похищенный рудовоз.

— Мы нашли в море недавно затонувшее судно в идеальном состоянии, — пояснила Саммер. — Никаких внешних повреждений, а название корабля намеренно устранено.

— Джек Дальгрен проделал кое-какие раскопки и считает, что это балкер под названием «Норвежец», — сообщил Дирк. — Он пропал в Индийском океане четыре месяца назад с грузом бастнезитовой руды из Малайзии. На случай, если вы не догадались: бастнезит содержит редкоземельные элементы.

— А может, корабль «Габсбурга» на Мадагаскаре был тоже похищен? — предположила Саммер.

Егер проверил по панамскому судовому регистру.

— «Габсбургу» принадлежат четыре корабля, все сухогрузы, под названиями «Грац», «Инсбрук», «Линц» и «Зальцбург».

— А при чем здесь Австрия? — заинтересовался Дирк.

— Компания принадлежит Эдуарду Бёльке, горному инженеру родом из Австрии, — поведал Егер. — Не могу найти никаких упоминаний, чтобы хоть один из четырех кораблей пропал.

— Тогда это делает «Габсбург». Он был основным подозреваемым в исчезновении «Аделаиды», — подвела итог Саммер.

— И ключом тут, — сказал Ганн, — будут его четыре корабля.

Егер разминал пальцы над клавиатурой.

— Поглядим, что мы сможем найти.

Саммер принесла для всех кофе, пока Егер терзал электронные цепи мэйнфрейма запросами по четырем кораблям и их недавнему местонахождению. Чтобы отфильтровать места их нахождения, потребовалась изрядная часть часа. Он высветил карту мира, на которой появилась россыпь цветных точек, отмечающих недавние порты захода этих кораблей.

— Синие точки означают «Грац», — пояснил Егер. — Недавно он был то ли в Малайзии, то ли где-то рядом. За последние три недели его видели в Тяньцзине, Шанхае и Гонконге.

— Значит, он вне игры, — заключил Ганн.

— Желтые показывают «Инсбрук». Он прошел через Панамский канал три недели назад, и его видели в Кейптауне, Южная Африка, восемь дней назад.

— Ставлю доллары против пончиков, что именно это судно я видел на Мадагаскаре, — заявил Дирк.

— Вполне вероятно. Так что остаются «Линц» и «Зальцбург». «Линц» десять дней назад встал в сухой док в Джакарте и вроде бы все еще ремонтируется.

— Значит, зеленые огоньки — «Зальцбург»? — догадалась Саммер.

— Да. Он месяц назад объявился в Маниле, потом в Панамском канале, а четыре дня назад пошел на север. Служба портового надзора национальной безопасности показывает, что он находился в Новом Орлеане только вчера.

Егер провел на карте линию через Тихий океан от Манилы до Панамы. Потом поставил красный треугольник на точке в восточной части океана.

— Красная метка — последняя известная позиция «Аделаиды» около шести дней назад.

След «Зальцбурга» прошел на расстоянии двухсот миль от метки «Аделаиды».

— Ему и не требовалось сильно отклоняться от курса, чтобы их дорожки пересеклись, — заметил Дирк.

— И по времени практически сходится, — поддержал Ганн. — «Зальцбург» должен был проходить этот район за пять-шесть дней до входа в канал — именно тогда «Аделаида» и смолкла.

Егер вернулся к предыдущей базе данных.

— Записи администрации панамского канала показывают, что он прошел в прошлую пятницу, войдя в шлюзы Тихого океана в три часа пополудни. Может, удастся найти его архивное видео.

Пару минут спустя он запустил запись камеры одного из шлюзов. В зернистом черно-белом ролике был виден сухогруз средних размеров, дожидающийся, когда шлюзовая камера заполнится. На его трубе отчетливо виднелся цветок эдельвейса.

Глядя на экран, Дирк ощутил всколыхнувшуюся в душе надежду.

— Поглядите на его грузовую марку. У него малая осадка. Трюмы практически пусты.

— Ты прав, — проговорил Ганн. — Если он и захватил «Аделаиду», то не забирал ее груз.

Егер вывел технические данные «Зальцбурга».

— «Аделаида» на сто футов длиннее. Им пришлось бы бросить изрядную часть ее груза, если бы они обчистили ее и затопили.

— Редкоземельная руда у нее на борту слишком ценна для этого, — возразил Ганн. — Нет, она должна быть еще на плаву. Я начинаю считать, что корабль отвели туда, где можно разгрузить.

— Но куда? — спросила Саммер. — Вы проверили все крупные порты.

— Она запросто могла проскользнуть к какому-нибудь частному причалу без нашего ведома.

— Есть и другая возможность, — поднялся с кресла Дирк. — Вспомним затопленное судно, на которое мы наткнулись у Мадагаскара — «Норвежец». С него стерли все опознавательные знаки. Что, если они сделали то же и с «Аделаидой», чтобы выдать ее за другое судно?

Егер и Ганн единодушно кивнули, и Дирк начал собирать свои вещи. И когда направился к двери, Саммер его окликнула:

— Ты куда это собрался?

— В Панаму. И ты со мной.

— В Панаму?

— Разумеется. Если за исчезновением «Аделаиды» стоит «Зальцбург», то кто-то в «Габсбург Индастриз» должен что-то об этом знать.

— Быть может, но мы не знаем о «Габсбург Индастриз» ровным счетом ничего, даже где она расположена.

— Это правда, — Дирк с надеждой посмотрел на Ганна и Егера. — Но пока мы туда доберемся, уже будем знать.

56

Кнут щелкнул, и каждый в пределах слышимости съежился, опасаясь удара завязанного узлом кончика. Время от времени Йоханссон выказывал сострадание и просто щелкал им в воздухе для эффекта. Но в большинстве случаев направлял кнут на обнаженную кожу подневольных работников, вызывая страдальческие крики.

Их было около семидесяти — рабов, собранных с похищенных кораблей, везших редкоземельные руды. Теперь они же переносили эти ворованные руды, доставляя их в обогатительные цеха, спрятанные в джунглях. Люди, изнуренные непосильным трудом и скудным питанием, быстро превращались в изможденных зомби. Прибывшие на «Аделаиде» пленные были потрясены их видом — изодранными, грязными обносками и апатичными взглядами, устремленными на новоприбывших.

Питт-старший и Джордино с первого же взгляда на этих людей поняли, что тянуть с побегом не следует.

— Что-то не впечатляет меня здешняя долгосрочная медицинская страховка, — проворчал Джордино, когда их разбивали на рабочие бригады для разгрузки «Аделаиды».

— Согласен, — отозвался Питт. — По-моему, следует поискать другую работу.

— А что за дела с ошейниками?

Питт тоже увидел, что на всех работниках надеты трубчатые стальные ошейники. Их обладатели тщательно придерживались пределов порта, не рискуя ступать за пределы рабочей зоны.

Йоханссон щелкнул кнутом, и пленников «Аделаиды» отконвоировали на поляну. Там был установлен стол с ящиком ошейников, и их стали, надевать на людей один за другим, запирая на ключ. Бычья шея Джордино едва уместилась в ошейнике, севшем просто впритирку.

— А тавро нам тоже поставят, как скотам? — спросил он у вооруженного охранника, надевавшего ошейники. Тот в ответ окатил его ледяным презрением.

Когда всех таким образом экипировали, Йоханссон принялся выхаживать перед строем.

— На случай, если вам непонятно, надетые на вас ошейники — охранные устройства. Охраняют вас от побега, — он зловеще осклабился. — Посмотрев в сторону причала, вы увидите на земле пару белых линий.

Питт увидел две параллельные поблекшие линии, проведенных в нескольких футах друг от друга, протянувшихся от причала и убегающих в джунгли.

— Белые линии охватывают пятиакровый участок, включающий бункеры для руды, мельницу и ваши жилые бараки. Это ваш островок жизни. А под линиями проходят электрические кабели, которые в случае попытки их пересечь устроят вам электрический удар в пятьдесят тысяч вольт. Иначе говоря, вы умрете. Хотите, устрою демонстрацию?

Все молчали, не желая новых жертв.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — рассмеялся Йоханссон. — А теперь пора за работу!

Корабельный экипаж Гомеса подвел конвейер причала к первому трюму «Аделаиды» и начал выгружать измельченный моназит. Руду вываливали на бетонные площадки в пределах белых линий, где быстро начала расти горка. Группа усталых невольников доставила лопаты и тележки на резиновых колесах, и новые рабы взялись за работу. Плуграда и его команду береговой охраны поставили работать лопатами, а Питту, Джордино и остальным дали менее тяжелую задачу толкать тележки к расположенной неподалеку шаровой мельнице и выгружать их.

Экваториальная жара и влажность быстро взимали свою дань, изнуряя людей, буквально выпивая их силы. Питт и Джордино старались работать как можно медленнее, экономя силы, но пот все равно заливал им лица. И постоянно слышались щелчки кнута, подгонявшие работников.

Толкать нагруженную тележку из-за раненой ноги Джордино было трудновато. Он двигался неровной поступью, толкая груз короткими скачками. Питт следовал за ним по пятам, когда из джунглей вышел Йоханссон. Секунду спустя его кнут щелкнул, и кожаный кончик ударил Джордино по предплечью. Несмотря на проступивший багровый рубец, Джордино отреагировал, будто его укусил комар, обернувшись к Йоханссону с мерзкой улыбкой.

— Почему твоя тележка полна лишь наполовину? — гаркнул швед, к которому тотчас поспешили двое охранников.

Питт, увидевший выражение глаз Джордино, понял, что его друг готов ринуться в бой. Присутствие двоих охранников обрекало эту затею на провал. Дирк двинул свою тележку вперед, толчком подавая Джордино сигнал сохранять спокойствие. Повернувшись к Йоханссону, Эл показал окровавленную повязку на бедре.

— Пользуешься ранением? — бросил Йоханссон. — В следующий раз насыпай тележку доверху, а то я сделаю то же и с другой ногой. — Обернувшись к Питту, он снова взмахнул кнутом. — Тебя это тоже касается.

Дирка кнут хлестнул по ноге. Как и Джордино, он проигнорировал жгучую боль, устремив на Йоханссона злобный взгляд. На сей раз настала очередь Эла подтолкнуть его, и оба двинулись дальше со своей поклажей, а Йоханссон переключил внимание на следующую группу рабочих.

— Горе мне и моим симулянтским замашкам, — буркнул Джордино под нос.

— У меня есть идеи по поводу того, что я сделал бы с этим кнутом, — откликнулся Питт.

— У нас обоих, брат.

Вывалив руду из тележек у здания шаровой мельницы, они направились обратно к причалу, по пути пытаясь разобраться в планировке лагеря. В четырех длинных низких зданиях позади мельницы находятся обогатительные цеха. За ними — едва виднеющееся из-за кустов двухэтажное жилое здание для охранников и работников фабрики. Жилище невольников с другого конца мельницы — сооружение без стен, со столовой с одного края, окруженное десятифутовой оградой, увенчанной колючей проволокой. Дальше в джунглях, далеко за границей белых линий, притаилась небольшая электростанция, обеспечивающая энергией весь комплекс.

Невольники трудились до сумерек, пока не начали валиться с ног от изнеможения. Возвращаясь с пустой тележкой, Питт услышал со стороны причала отчаянный вопль. Один из людей Плуграда, набирая руду на лопату, споткнулся и упал у белой линии. Удар высокого напряжения прошил его тело прежде, чем он успел откатиться в сторону. Его трясло, сердце яростно стучало, но он пережил этот шок, попутно послужив для остальных живым примером.

Когда Питт и Джордино доплелись до столовой, пошел дождь. Кровля из пальмовых листьев протекала буквально везде. Им дали хлеб и водянистый супчик, и они со своими порциями направились к ближайшему столу. К ним присоединились двое истощенных мужчин.

— Магуайр моё фамилиё, а моего друга Браун, — сообщил один с новозеландским акцентом. Его волосы и жидкую бородку густо припорошила пыль. — Мы с «Гретхен». А вы только-только с «Лабрадора»?

— Да. Но когда поднимались на борт, он звался «Аделаидой», — Питт представил себя и Джордино.

— Первый раз вижу здесь угнанный корабль, — сказал Магуайр. — Обычно они крадут груз в море и открывают кингстоны. Именно так они и поступили с «Гретхен», прямиком рядом с Таити. Саданули по нам своей микроволновой штуковиной, мы и опомниться не успели, как они уже захватили управление.

— Там была смонтирована большая квадратная антенна? — поинтересовался Питт.

— Да. В курсах, что это?

— Мы думаем, что это доработанное армейское устройство подавления массовых беспорядков под названием система активного подавления, или САП.

— Чертовски скверная фиговина, как ни назови.

— Давно вы здесь? — спросил Джордино.

— Месяца два. Вы уж второй экипаж на моей памяти. Нас тут заметно подуменьшилось, потому как высоковаты темпы убыли, — негромко произнес он. — Просто пейте побольше воды, и будете в порядке. Хотя бы в ней нас не ограничивают… — Он собрал остатки супа черствой хлебной коркой.

— Простите за невежество, — сказал Питт, — но где именно мы находимся?

— Завсегда первый вопрос, — усмехнулся Магуайр.

— Вы в жарких, дождливых, жутких джунглях Панамы. Где именно, сказать не могу.

— Магуайр задружился с одним из охранников, — вступил в разговор Браун. — Очевидно, их время от времени вывозят в увольнение в Колон — значит, мы где-то ближе к атлантической стороне.

— Кое-кто из ребят считает, что мы в зоне канала, — кивнул Магуайр, — но наверняка не скажешь, когда сиднем сидишь на нашем пятиакровом райском островке. Босс лётает на «вертушке», так что до настоящей цивилизации может быть далековато.

— Кому-нибудь удалось отсюда улизнуть? — осведомился Джордино. — Смахивает на то, что заключенных куда больше, чем охраны.

Оба старожила покачали головами.

— Видал я пару попыток, — промолвил Браун. — Даже ежели проскочишь полоски смерти, за тобой погонятся с собаками. — Тут он обратил внимание на руку Джордино. — Чмокнулся сегодня с Джонни Кнутом?

— Взасос, — подтвердил Джордино.

— Он больной, тут к гадалке не ходи. Лучше держаться от него подальше, когда можно.

— А кто заправляет этой шарашкой с самого верху? — поинтересовался Питт.

— Тип по имени Эдуард Бёльке. Какой-то гениальный горный инженер. У него собственная резиденция там дальше, — махнул рукой Магуайр в сторону причала. — Он построил весь этот комплекс, чтобы обогащать редкоземельные элементы. Насколько мы узнали, он главный игрок на мировом рынке и крутит шуры-муры с китайцами. Один из рабочих с обогащения утверждает, что здесь в год перерабатывается редкоземельных элементов на четверть миллиарда долларов, и по большей части краденых.

— Неслабый навар! — присвистнул Джордино.

— Обогатительная фабрика, — задумчиво протянул Питт с мыслью о побеге. — Должно быть, в химическом процессе используется уйма реагентов.

— И некоторые из них смертоносные, надеюсь, — подхватил Джордино.

— Да, но они вне досягаемости, — возразил Магуайр.

— Все серьезные дела делают в зданиях, куда нам доступ закрыт. Мы тут мелкая сошка. Разгружаем и загружаем корабли и вкалываем на шаровой мельнице. Надеетесь побаловаться со спичками?

— Что-то вроде того.

— Можете выбросить это из головы. Мы с Брауном обдумывали это неделями, но видели, как слишком уж много славных парней гибнут при попытке. Рано или поздно кто-нибудь эту шарашку накроет. Нам надо только продержаться до той поры.

Цепочка лампочек у них над головами мигнула.

— Свет вырубят через пять минут, — растолковал Магуайр. — Лучше поищите себе местечко, где прикорнуть.

Он провел их в большое помещение за ширмами, с разбросанными ротанговыми циновками для сна. Питт и Джордино выбрали себе две и только-только улеглись в набитом людьми помещении, когда свет потух. Не обращая внимания на духоту и неудобную твердую циновку, Питт предался раздумьям о том, как выбраться из этого лагеря смерти. И погрузился в сон, так и не отыскав ответа и не зная, что желанная возможность придет куда раньше, чем он подозревал.

57

Работники оцепенели, услышав визг турбин и рокот приземляющегося вертолета. Кнут Йоханссона тут же понудил их к работе, перечеркнув надежды, что войска прибыли им на помощь, чтобы принести свободу.

Но вместо них прибыл сам Бёльке, только что вернувшийся из Австралии, где он привел в действие последние этапы захвата власти над месторождением Маунт-Уэлд. Выбравшись из вертолета, Эдуард прошел мимо дожидающегося его гольфмобиля и зашагал к причалу с парой вооруженных охранников, не отстававших от него ни на шаг.

Группа обессиленных рабочих, включая Питта и Джордино, перевозила руду уже из последнего трюма«Аделаиды», когда Бёльке заявился на причал. Окинул рабов пренебрежительным взоров, на миг встретившись глазами с Питтом. И в этот миг Дирк будто отождествился с австрийцем, постиг его суть, узрев безрадостного человека, напрочь лишенного сострадания, этики — да и самой души.

Бёльке окинул холодным оком груду руды, прежде чем перейти к осмотру корабля. Ему пришлось немного подождать Гомеса, вызванного с корабля и рысцой примчавшегося по сходням.

— Груз такой, как ожидалось? — осведомился Бёльке.

— Да, тридцать тысяч тонн измельченной моназитной руды. Это уже остатки, — указал Гомес на последнюю груду.

— С изъятием проблем не было?

— Пароходство прислало дополнительное отделение охраны. Мы их повязали так, что и не пикнули.

— Кто-то ожидал нападения?

Гомес кивнул.

— К счастью, они прибыли уже после того, как мы захватили корабль.

— Тогда надо избавиться от судна, — на лицо Бёльке набежала тень тревоги.

— Сменив обличье в море, мы вошли в канал без вопросов, — доложил Гомес.

— Такой риск я себе позволить не могу. Мне предстоит важная транзакция с китайцами. Выждите три дня и избавьтесь от корабля.

— Я могу сбыть его на утилизационную верфь в Сан-Паулу. Там платят по максимуму.

Бёльке на минутку задумался.

— Нет, игра не стоит свеч. Снимите все ценное и избавьтесь от него в Атлантике.

— Есть, сэр.

Питт мешкал у груды руды, изо всех сил прислушиваясь к этому разговору, пока наполняли его тележку. Проводил взглядом Бёльке, повернувшегося к Гомесу спиной и зашагавшего к своей резиденции. А Гомес вернулся на корабль.

— «Аделаида» через пару дней уходит, — сообщил Дирк другу. — Полагаю, мы должны быть на борту, когда она отдаст швартовы.

— Я за. Только не хочу превратиться в жаркое, — Джордино похлопал себя по стальному ошейнику.

— У меня есть гипотеза насчет этих собачьих украшений… — Тут Питт смолк, увидев Йоханссона, появившегося из-за кустов, щелкнув кнутом.

— Шире шаг! — рявкнул тот. — Отстаете от мельницы!

Рабочие задвигались проворнее, ни один из них не смел поднять глаза на надсмотрщика. Йоханссон выхаживал по причалу, пока не углядел Джордино, толкающего полностью нагруженную тележку, припадая на одну ногу. Кнут щелкнул, ударив Эла по задней поверхности бедра.

— Эй, ты! Пошевеливайся!

Обернувшись, Джордино одарил его таким взглядом, что запузырилась бы краска. Стиснув стенку тележки так, что костяшки побелели, он покатил ее легко, будто пустую магазинную тележку. При виде этой демонстрации силы Йоханссон усмехнулся и побрел прочь, чтобы придраться к другой группе работников.

Питт последовал за Джордино по тропе к шаровой мельнице, идущей параллельно парным белым линиям вдоль пристани. Мало-помалу он уклонялся с тележкой к ближайшей линии. Оказавшись на расстоянии трех футов от нее, ощутил легкое покалывание в ошейнике. Сделав быстрый шаг, он навалился на катящуюся тележку. Покалывание немедленно прекратилось. Он вывернул тележку обратно на тропу, получив небольшую встряску, когда толкался ногой. Догнав Джордино, Питт улыбался до ушей.

После краткого ленча, состоявшего из холодной тушеной рыбы, обоих отвели обслуживать шаровую мельницу — громадный вращающийся металлический барабан, установленный горизонтально. Измельченную руду подают с одного конца, где куски разбиваются о закаленные стальные шарики, пересыпающиеся от вращения барабана. Постепенно шарики дробят руду в порошок, который и сеется с другого конца. Грохот от мельницы шел будто от града с голубиное яйцо, молотящего по жестяной крыше.

Сырая руда, доставленная с пристани, была навалена высокими грудами перед открытым концом здания. Короткий конвейер нес руду к приподнятой платформе, выстроенной над барабаном мельницы, где ее вручную подавали в мельницу через большую воронку. Охранник приказал Питту забраться на платформу, чтобы снабжать мельницу сырьем, а Джордино составил компанию другому невольнику, бросавшему руду лопатой на ленту конвейера.

Эта работа оказалась менее надсадной, чем транспортировка. Шаровая мельница переваривала руду без спешки, позволяя рабочим часто останавливаться для передышки. Во время одного из этих интервалов заявился Йоханссон. Надсмотрщик зашел с дальнего конца здания, помешкал у заднего конца шаровой мельницы, где рабочие нагребали порошок в тележки и везли их на следующий этап переработки. Охранник мельницы подошел к нему, чтобы вкратце обсудить производительность.

Пару минут спустя, Йоханссон прошел вдоль барабана мельницы. На сей раз для разнообразия руки его были свободны, свернутая сыромятная плеть висела на поясе. Подходя к необработанной руде, он увидел, что Джордино и второй рабочий сидят на одной из груд. Кровь бросилась Йоханссону в лицо, глаза выпучились от гнева, как у рака.

— Встать! — заорал он. — Почему не работаете?!

— Шаровая мельница полна, — пояснил Джордино, небрежно указав на вертящийся цилиндр. Встать он не потрудился, хотя его напарник поспешно подскочил на ноги.

— Я сказал, встать!

Джордино попытался встать, но его раненая нога оскользнулась, подломившись в колене. Йоханссон набросился на Джордино, не дав ему опомниться. Схватив лопату, торчавшую в руде, швед взмахнул ей изо всех сил, целя в больную ногу. Совок с чавкающим звуком ударил чуть выше раны на бедре Джордино. Он рухнул, и кровь начала сочиться из открывшейся раны.

Стоявший на платформе Питт видел, куда идет дело, но отреагировать вовремя не успел. Со своей лопатой в руке он быстро шагнул через платформу и прыгнул с края в сторону Йоханссона, но был слишком далеко, чтобы обрушиться прямо на него. Вместо того он в полете взмахнул лопатой, будто секирой, вытянув руки и целя Йоханссону в голову.

По голове надсмотрщика лопата не попала, зато крепко ударила его по левому плечу. Сморщившись, швед развернулся, когда лопату отбросило, а Питт жестко приземлился на ноги. Все еще сжимавший лопату Йоханссон замахнулся на Дирка. Пытавшемуся подняться американцу пришлось навзничь броситься на землю, и откатиться к барабану мельницы, так что удар задел его лишь вскользь.

Ринувшись вдогонку, как бешеный зверь, Йоханссон тут же налетел на Питта, занеся лопату для вертикального удара в голову. Тот откатился под лязгающий механизм мельницы, и лопата вонзилась рядом с ним в землю. Дирк тут же отреагировал, схватившись за деревянный черенок лопаты, чтобы помешать нанести следующий удар. Йоханссон попытался выдернуть ее, но не нашел сил, потому что левая рука еще висела плетью после удара. Сменив тактику, он толкнул черенок вниз, одновременно бросившись всем телом на Питта.

Крупный швед, весивший на семьдесят пять фунтов больше, чем Дирк, рухнул на него, как скала, вышибив из легких Питта весь воздух. Йоханссону удалось протиснуть черенок лопаты Питту под подбородок, и он навалился всем весом, чтобы удушить его, передавив горло.

Дирк старался оттолкнуть черенок, но оказался в слишком неудобном для этого положении. Чувствуя, как твердое дерево все сильнее вдавливается в горло, он вдруг обратил внимание на большую шестерню механизма мельницы, крутящуюся над головой. Питт принялся выгибаться и изворачиваться, пытаясь толкнуть Йоханссона на шестерню — или хотя бы сломать черенок его лопаты.

Без толку. Йоханссон даже не шелохнулся, вложив всю свою силу в удушение бунтаря.

Дирк отчаянно хватал воздух ртом, голова запульсировала. Отчаяние охватило его, и он, убрав правую руку с черенка, опустил ее к поясу Йоханссона, нашаривая его оружие.

Но пистолет шведа висел на другом бедре. Вместо него пальцы Питта нащупали свернутый кнут, подвешенный к поясу. Схватив кнут, американец сорвал его, однако перед глазами уже плавали черные пятна, и силы начали его оставлять.

Но тут что-то громко хряснуло, и удушье прекратилось, хотя и всего на миг.

Джордино, подползший на расстояние броска, забрасывал Йоханссона кусками руды. Солидный кусок, брошенный Элом с такой скоростью, какой не постыдился бы питчер[409] профессиональной лиги, ударил Йоханссона за ухом. Зарычав, швед повернулся к Джордино, уклонившись от следующего броска.

Пока он отвлекся, Питт успел перевести дух, и в глазах у него прояснилось. Воспользовавшись моментом, он поднял свободную руку, накинув свернутый кнут на голову Йоханссона. Надсмотрщик в ответ отпустил лопату и нанес правым кулаком удар Питту в голову.

Парировать удар Дирк не мог, потому что в это время тянул рукоятку кнута вверх. И в тот самый миг, когда кулак врезался ему в лицо, сунул темляк рукоятки в зубья механизма над собой.

От удара Питт едва не потерял сознание, но все-таки увидел, как свернутый кнут затягивается вокруг шеи Йоханссона, рывком увлекая его вверх. Швед забарахтался в попытке вырваться, но тщетно. С губ надсмотрщика сорвался хриплый вопль, громадное зубчатое колесо потащило его за шею к противоположному концу передаточного звена.

У его основания зубья механизма входили в зацепление с маховиком 800-сильного мотора шаровой мельницы. Как Йоханссон ни бился, его неудержимо затягивало навстречу быстро вращающимся шестерням. Лязгающие металлические зубы, прожевав кожаный кнут, впились в шею надсмотрщика. Крик его оборвался, и механизм выплюнул через все помещение тонкую красную струйку. Взбрыкнув, машина замедлила ход, потом мотор натужно взревел, и механизм снова набрал скорость. Под ним по полу растекалась алая лужа от обезглавленного трупа Йоханссона.

Питт вскарабкался на ноги. Охранник в другом конце склада, наконец обративший внимание на происходящее, бегом ринулся к нему.

— На этот раз ты буквально влил в производственный процесс свежую кровь, — несмотря на боль, ухмыльнулся Джордино.

— Спасибо за помощь, — Питт быстро подошел к нему. — Как ты?

— Ничего, только нога снова дала течь. Тебе лучше пробежаться в одиночку.

Охранник уже кричал на Дирка, пытаясь взять автомат наизготовку.

— Я вернусь, — кивнул Питт другу и нырнул под ленту конвейера в тот самый миг, когда под сводами здания разнеслось эхо автоматной очереди. Когда охранник ринулся за Питтом, Джордино небрежным жестом швырнул на пол пригоршню измельченной руды. Охранник, не сводивший глаз с жертвы, оскользнулся на руде и едва не упал. Питт воспользовался этим, чтобы, спрыгнув с другого конца конвейера, ринуться прочь из здания.

Запоздалая очередь раздалась ему вслед, когда он уже нырнул за угол и скрылся в кустах. Отрезанный от окружающего мира на пятиакровом островке, Дирк не питал иллюзий, что сможет долго скрываться. Стрельба уже привлекла внимание нескольких охранников поблизости.

Питт пополз сквозь куст, под их прикрытием стараясь убраться от мельницы как можно дальше. Бросившийся следом охранник выбежал слишком поздно и не видел, куда он подевался, так что вынужден был медленно прочесывать местность, вызвав подмогу.

Дирк пробирался сквозь кусты, пока не достиг дорожки для тележек. Оттуда он припустил к причалу во всю прыть, какую могли развить его ослабевшие ноги. Вскоре тропа вывела к причалу и оставшейся груде руды. Плуград и еще два-три человека из его команды мало-помалу сводили ее лопатами на нет.

Покидая тропу, Питт затаил дыхание, зная, что у него есть только одно средство бегства. Увидев людей, он увидел и то, в чем нуждался. И с преумноженной энергией прибавил ходу, отогнав мысль, что если его гипотеза ошибочна, то скоро он будет на том свете.

58

Завидев Питта, несущегося во весь опор по тропе, указывая куда-то ему за спину, Плуград поднял голову.

— Мне нужна одна из них! — крикнул Дирк.

Оглянувшись, спецназовец увидел три тележки. Люди вокруг них при приближении Питта расступились, давая дорогу. Не замедляя шага, Дирк подбежал к почти пустой тележке и погнал ее к причалу.

— Белые линии! — остерег его Плуград, но тот лишь отмахнулся, изо всех сил гоня тележку вперед.

На причале одинокий охранник, приставленный к бригаде Плуграда, говорил по радио и не отреагировал, пока не увидел, что Питт толкает тележку к электрическим линиям. Вскинув свой «АК-47», он дал по нему короткую очередь.

Неприцельные выстрелы подняли фонтанчики пыли у ног американца, побудив его подналечь. Передние колеса тележки пересекли первую линию, и он начал ощущать покалывание в шее. Теперь тележка катилась по инерции. Когда боль вокруг горла начала усиливаться, Дирк прыгнул внутрь.

Он скорчился на небольшой груде руды, когда задние колеса пересекли черту. Ошейник должны были прошить пятьдесят тысяч вольт, убив его на месте. Но заряду следовало найти путь от зарытого кабеля к электрическим цепям ошейника, а металл тележки экранировал его от электромагнитного поля кабеля, избавив Питта от электрического удара в шею.

К счастью для него, почва была ровная, и тележка продолжала катиться, пересекла вторую линию и оказалась на причале. Послышалась новая очередь, и Питт попытался слиться с рудой на дне тележки. Борта над головой у него украсила россыпь отверстий: на этот раз охранник прицелился получше. В Дирка впились осколки разлетевшегося куска руды, но в остальном он избежал ранений.

Прокатившись по причалу, тележка врезалась в бордюр у воды. Выглянув, Питт увидел стеной возносящийся над ним борт «Аделаиды», стоящей на якоре, и, вылетев из тележки, как черт из табакерки, перемахнул через край прямо в воду.

Охранник причала, пойманный врасплох, не догадался открыть огонь, пока Питт не скрылся под водой. Подбежав к краю, он нацелил автомат на концентрические круги от падения Питта — и принялся ждать, когда пленник вынырнет.

Дирк врезался в воду у кормовой части «Аделаиды», зашедшей в бухточку задним ходом. Нырнув, он начал грести вглубь, после чего повернул и изо всех сил поплыл к корме. Видимость на два-три фута в мутной воде все-таки была, и он без труда следовал вдоль темного контура корабля, пока корпус не сошелся к заостренной корме и не замаячил большой бронзовый винт.

Будучи опытным ныряльщиком, Питт чувствовал себя в воде вполне комфортно, без труда задерживая дыхание более чем на минуту, и сделал еще несколько гребков по ту сторону корабля прочь от причала. Хоть он и мог бы плыть еще дальше, но остановился и начал легко всплывать, у самой поверхности вдруг сильно толкнувшись ногами кверху.

Голова его выскочила на воздух, и он сделал плавный гребок к дальнему берегу, прежде чем еще раз набрать полную грудь свежего воздуха и уйти под воду. Развернулся и пошел в глубину изо всех сил, направляясь к кораблю, в тот самый миг, когда град пуль хлестнул по воде над ним.

Хотя на самом деле Питт направился обратно, охранник, введенный обманным маневром в заблуждение, взял соответствующий прицел. И прервал огонь ровно на столько времени, сколько потребовалось, чтобы крикнуть двум подбежавшим охранникам:

— Прикройте дальний берег! Он направляется туда.

Те двое побежали к оконечности залива, вглядываясь в воду в ожидании, когда Питт вынырнет.

Но Дирк уже вернулся к «Аделаиде» и плыл вдоль наружного борта. Дистанция выдалась нелегкая — он двигался вдоль всего корабля, пару-тройку раз ненадолго показывался над водой, чтобы вдохнуть воздуха. Достигнув относительно надежного укрытия под скулой носа, он оглядел оба борта судна.

Команды охранников с собаками прочесывали джунгли на дальнем берегу залива. На причале охранник, стрелявший по нему, говорил с другим автоматчиком, указывая на воду. Питт увидел пару-тройку безопасных мест, где можно спрятаться, а то позиция под носом «Аделаиды» чересчур на виду, чтобы оставаться там достаточно долго.

Чуть впереди сухогруза был пришвартован небольшой разъездной катер, однако швартовами ему служила толстая цепь, прикрепленная замком к швартовочной утке на причале. Между обоими судами виднелась ржавая лестница, ведущая на причал. Она-то и подала Питту идею. Нырнув, он подплыл к основанию лестницы на одном дыхании. Подтягиваясь по две-три ступеньки зараз, выглянул через край причала — и увидел, что двое охранников бегут к нему.

Удивляясь, что обнаружен, он соскользнул с лестницы и уже хотел было нырнуть, но помедлил, заслышав звонкий топот ног по металлу. И, подняв голову, увидел, что охранники взбегают по трапу «Аделаиды» и направляются к корме. Все-таки они его не заметили.

Теперь причал опустел, и Питт сделал свой ход, выпрыгнув из воды и бросившись через причал. Заметив возле разъездного катера сарай, он раздумал бежать водным путем. В сарае должны найтись инструменты, и с их помощью можно будет высвободить катер. Но чтобы проникнуть туда незаметно, придется сделать крюк через джунгли.

Добравшись до опушки джунглей, Дирк двинулся по узенькой тропке. Огибая по ней толстый кедр, он вдруг на всем ходу напоролся на другого человека, мчавшегося в противоположном направлении. Отлетев друг от друга, оба крепко шлепнулись на землю. Питт среагировал первым, подскочив на ноги, но остановился, узнав второго.

Перед ним был сам Бёльке в безупречно отглаженных брюках со стрелочками и рубашке-поло. Встать австриец не успел, зато, не теряя времени, сорвал с пояса рацию и поднес ее к губам.

— Йоханссон, бежавший раб у северной пристани.

— Боюсь, Джонни Кнут на дому больше не посещает, — покачал головой Питт.

Ответом радиовызову было долгое молчание, и Бёльке вытаращился на Питта. Наконец, раздался другой голос, торопливо заговоривший с Эдуардом по-испански. Игнорируя его, австриец не сводил глаз с Питта.

— Просто стойте, где стоите.

— Сожалею, — парировал Дирк, — но я решил съехать из вашей садистской гостиницы.

Тут он услышал голоса со стороны пристани и заметил движение дальше по тропинке, ведущей, как он теперь понял, к резиденции Бёльке.

— Тогда вас нагонят или просто пристрелят.

— Нет, Эдуард Бёльке, — Питт презрительно, сверху вниз поглядел на горного инженера. — Я решительно намерен вернуться за вами.

Развернувшись, он нырнул в джунгли, скрывшись из виду за пару секунд до того, как подоспела группа охранников. Завидев Эдуарда, они бросились бегом к нему.

— Докладывают, что вы видели беглого раба? — спросил один из них.

Кивнув, Бёльке указал вслед Питту, а потом швырнул рацией в спрашивавшего.

— Пусть все свободные охранники соберутся здесь сейчас же. Я хочу, чтобы этого раба приволокли ко мне в течение часа. Трупом.

59

Под треск ломающихся сучьев и ветвей Питт ломился сквозь густые кусты. Он не знал, сколько человек идет по его горячему следу, а поскольку двигаться и быстро, и тихо он не мог, то, отбросив осторожность, пер вперед с максимально возможной скоростью.

Дирк держался в полосе естественной растительности между причалом с одной стороны и дорогой к резиденции Бёльке с другой. Когда кусты поредели и слева показалась пара белых линий, он понял, что пора менять курс. Вильнув к дороге, скорчился под листьями папоротников и затаил дыхание, когда гольфмобиль с несколькими охранниками проскакал мимо. И едва они скрылись из виду, он метнулся через дорогу в кусты на той стороне, направляясь в самую гущу.

Но буквально через пару-тройку десятков ярдов Дирк вынужден был остановиться. За скальным гребнем впереди проглянуло озеро. Теперь он понял, что комплекс Бёльке выстроен на узком полуострове. Единственный путь бегства — пробраться вдоль полуострова и скрыться в обширных джунглях за его пределами.

Тяжело дыша, он пробивался вперед, замедлив ход, лишь когда дорогу преградили цеха обогатительной фабрики. Осторожно подобравшись ж краю, увидел стражника, совершающего обход здания, и бросился на землю, добравшись до угла по-пластунски, потом поднялся и добежал до джунглей. И только углубившись в них, опустился на землю у основания небольшого красного дерева, чтобы перевести дыхание.

Но передышку почти тотчас оборвал звук, потрясший его до глубины души и обративший в бегство — надрывный лай сторожевых псов, мчащихся в его сторону.

Питт видел охранников, патрулирующих территорию с доберманами, а один раз — немецкой овчаркой, но как-то выбросил их из головы. Теперь, вдали от комплекса, они станут самыми опасными противниками.

Судя по громкости лая, собаки пока не ближе обогатительной фабрики, что дает надежду на хорошую фору. Остается лишь уповать, что у них нет конкретного запаха, чтобы взять его след.

Но его мокрые следы на пристани дали псам хоть и слабую, но все же точку отсчета, и они разобрали запах достаточно хорошо, чтобы вытропить его. Охранники спустили двух животных с поводков, чтобы те отправились в преследование самостоятельно, но остальных трех вели на поводках ради тщательной проверки следа, чтобы ни за что его не упустить.

Тяжело вскарабкавшись на ноги, Питт снова побежал. Колючие листья и острые ветки ранили его лицо и рвали одежду. Неустанный лай собак подгонял его, заставляя забыть о боли. Скудное питание в последние дни сказалось — силы его убывали, сменяясь свинцовой усталостью, навалившейся на него раньше срока. Но сила разума Дирка была его цитаделью, и он заставлял себя идти вперед, игнорируя боль и изнеможение.

Однако от преследующих собак не спасет никакая сила воли, слишком уж они стремительны. Заливистый лай становился все громче, напоминая Питту локомотив, приближающийся к станции. Остановившись, он взял заостренную палку и направился к отвесному утесу слева, чтобы дать там последний бой. И едва успел повернуться, как два крупных добермана галопом вырвались из кустов и набросились на него.

Питт слишком поздно взмахнул палкой, чтобы пронзить первую собаку, так что воспользовался ею для обороны, ткнув ею псу в шею, когда тот лязгнул челюстями в попытке откусить ему ухо. Отшвырнул зверюгу в сторону, но второй доберман тут же наскочил на обращенное к нему плечо сзади. Питт пригнул голову, пытаясь уберечься от зубастой пасти, тянущейся к его горлу.

Питт ждал, что сейчас зубы вопьются ему в шею, но ощутил лишь слабенький укус в верх плеча — и вдруг собака обмякла. Стряхнув ее с плеча, он увидел остекленевшие глаза недвижно рухнувшего животного. Но первый пес быстро опомнился, прыгнув в попытке вцепиться Питту в сонную артерию. И когда он уже был в полете, послышались два негромких хлопка, и Дирк увидел, как на груди собаки расцвели два алых пятна. Разинутая пасть зверя мягко подалась под ударом палки Питта, отбившего его в сторону, и пес присоединился к своему покойному товарищу на земле.

Понимая, что все это сотворила отнюдь не длань Господня, Питт развернулся, чтобы отыскать причину. Чуть выше гребня в траве наметилось какое-то движение, и он подошел ближе, чтобы рассмотреть. Выйдя из кустов, невысокий худощавый мужчина двинулся ему навстречу.

Чжоу Син, одетый в камуфляжную форму для джунглей и армейские ботинки, в низко нахлобученной камуфляжной шляпе, держал «АК-47»; из глушителя на его стволе еще вилась струйка дыма.[410] Поглядев на Питта с каменным выражением лица, он прошел мимо, к одной из собак, и произнес на плохом английском:

— Быстрый, в овраг.

Затем схватил добермана за ошейник и поволок его через гребень. С другой стороны холм круто опускался, сбегая в узкий овраг. По дну оврага струился ручеек, осененный плотными папоротниками. Дотащив пса до края обрыва, Чжоу швырнул его вниз. Труп кувырком скатился на дно, где его быстро поглотили папоротники.

Переведя дух, Питт подоспел со вторым доберманом, повторив фокус Чжоу с исчезновением трупа. А затем последовал за китайским агентом во временный бивак, скрытый в склоне холма.

— Что вы тут делаете? — спросил он, продолжая прислушиваться к лаю оставшихся собак.

— Называем это бизнес.

Взяв стоявший на пеньке лэптоп, Чжоу закрыл его и сунул в рюкзак. Но прежде чем экран погас, Питт заметил на нем мозаику видеокартинок, показывающих разные места комплекса Бёльке. Агент развесил по всей его территории крохотные камеры наблюдения, чтобы следить за деятельностью и перемещениями охраны.

— Вы должен беги дальше, — сказал Чжоу. Он принялся убирать бивак, свернув спальный мешок и москитную сетку и сунув их в рюкзак.

Второй большой рюкзак с открытым клапаном стоял у самых ног Питта. Внутри он увидел несколько пакетов электронных детонаторов и завернутые в прозрачный пластик брикеты красноватого материала наподобие пластилина. Питт участвовал в достаточном количестве проектов, требовавших подводных взрывов, чтобы сразу узнать в нем запас пластиковой взрывчатки «Семтекс».

Чжоу бросил Дирку белковый батончик и флягу из своего рюкзака, прежде чем закинуть его на плечи. Потом расшвырял листья по смятой траве на том месте, где спал вчера ночью. И, наконец, подхватил второй рюкзак, бросив на Питта настороженный взгляд, когда заметил, что его клапан открыт.

— Идите, — сказал он Дирку. — Они отстали меньше, чем на десять минут.

— Когда вы собираетесь взорвать комплекс? — напрямую спросил Питт.

Чжоу воззрился на него с лицом, не выражающим ровным счетом ничего. Американцы — потенциальные враги, но он чувствовал восхищение перед этим человеком, увидев изрядную часть его эскапады благодаря потайным видеокамерам. Хоть Чжоу и довелось повидать трудовые лагеря в Китае, тайное использование рабского труда Бёльке вызывало у него отвращение.

— Двадцать два часа, — бросил он.

— А пленники?

Пожав плечами, Чжоу небрежно направил свой автомат на Питта.

— Пора идти. Вы идет на запад, когда я иду на восток, — он указал в джунгли. — Не ходите за мной.

Питт заглянул в черные глаза Чжоу на бесстрастном лице, со дна которых проглядывали интеллект и сострадание.

— Спасибо вам, — проронил он.

Кивнув, китаец развернулся и исчез в кустах.

60

Егер все еще был прикован к своему исполинскому дисплею, когда Ганн заскочил узнать, нет ли новостей. По контрасту с небрежным нарядом Хирама, замдиректора НУПИ был облачен в спортивный пиджак и при галстуке.

— Что за показуха? — полюбопытствовал Егер.

— Меня вызвали на совещание к вице-президенту. Он хочет знать последние новости о поисках Питта и Джордино.

— Поисково-спасательные группы пока с пустыми руками, — покачал головой Егер. — А ВМФ даже уведомил нас, что вечером поиски прекращают.

— Об «Аделаиде» еще что-нибудь есть?

— Ничего конкретного. Наши официальные запросы в Интерпол и все организации береговой охраны от Аляски до Чили ничего не дали.

— Если она на плаву, кто-нибудь должен был ее видеть, — заметил Ганн. — Дирк и Саммер прибыли в Панаму?

— Понеслись очертя голову, чтобы успеть на ночной рейс до Панама-сити, — Егер поглядел на экран, где среди множества окон имелись и цифровые часы в нижнем углу. — Если предположить, что они успели на рейс, то должны вот-вот сесть.

Проследив направление взгляда Егера, Ганн заметил электронное письмо с именем Питта.

— Позволь поинтересоваться, что это?

— Да ничего. На самом деле я как раз хотел поинтересоваться у тебя, не говорит ли оно тебе что-нибудь. Это мыло прислали на веб-сайт НУПИ пару дней назад. Одна из девушек из пресс-службы перебросила его мне, не зная, что ответить. Наверное, какой-нибудь четырехлетка баловался на клавиатуре.

Он увеличил электронное письмо, чтобы можно было легко разобрать буквы краткого послания:

Питту. Похищ смрскстр грзксен лекскнэнн

— Белиберда какая-то, — прокомментировал Ганн, — кроме последнего слова. Должно быть, написала какая-то Энн из Лексингтона, штат Кентукки.

— Только это я и разобрал.

— Я бы придерживался гипотезы насчет четырехлетки, — он похлопал Егера по плечу. — Свистни мне, когда будет что-нибудь новенькое по кораблю.

— Непременно. Мой поклон адмиралу.

Доехав до центра Вашингтона на метро, Ганн вышел на станции Фаррагут-Западная и прошел три квартала до офиса Сандекера в здании Эйзенхауэра пешком. Вице-президент пригласил его сесть за стол для совещаний, сделанный из старых корабельных досок, где познакомил с начальником службы безопасности УППОНИР Дэном Фаулером и начальницей отделения ФБР по имени Элизабет Мейерс.

По усталому лицу Ганна Сандекер сразу понял, что исчезновение Дирка легло на его плечи тяжким бременем.

— Какие новости о Питте и Джордино?

— Поисково-спасательные отряды пока ничего не обнаружили. ВМФ сворачивает поиски сегодня, — он посмотрел на Сандекера в ожидании реакции.

И не разочаровался. С побагровевшим лицом вице-президент прошагал к столу и нажал на клавишу интеркома, вызывая секретаршу.

— Марта! Соедините меня с начальником штаба ВМФ.

Несколько секунд спустя он уже проедал плешь адмиралу, раньше превосходившему его по чину. Затем, грохнув трубку на рычаг, вернулся к столу.

— Поиски продлены еще на три дня.

— Спасибо, мистер вице-президент.

— А как с тем кораблем, о котором вы мне говорили? — спросил Сандекер.

— «Зальцбург»? — уточнил Ганн. — Последний раз он отметился в Новом Орлеане. Службы национальной безопасности выясняют у местных портовых властей, там ли он еще.

— В какой связи? — поинтересовался Фаулер.

— Скорее опосредованной, — ответил Ганн. — «Зальцбург» вроде проходил поблизости от «Аделаиды», когда та исчезла вместе с Питтом на борту. Просто очередная соломинка, за которую мы хватаемся, имея дело с загадкой почти без зацепок.

— Знакомое ощущение, — проронила Мейерс.

— Простите? — переспросил Ганн.

— Руди, — пояснил Сандекер, — перед своим исчезновением Питт был задействован в возвращении совершенно секретных материалов, связанных с проектом субмарины под названием «Морская стрела».

— «Морская стрела»? Не та ли это концептуальная модель быстроходной атакующей подлодки?

— В ней нет ничего концептуального. По крайней мере, не было до сих пор.

— Как я догадываюсь, — продолжал Ганн, — это связано с подъемом того бота у Сан-Диего — «Каракатицы»?

— Именно, — подтвердил Сандекер. — Вот только события разрослись до полномасштабной национальной катастрофы в вопросах безопасности. Элизабет, почему бы вам не ввести его в курс?

Дама из ФБР кашлянула.

— Должна предупредить, что это секретная информация. Четыре дня назад революционный двигатель, изготовленный для «Морской стрелы», был похищен в ходе транспортировки из научно-исследовательской лаборатории ВМС в Чесапике, штат Мэриленд.

— Так вот почему нацбезопасность недавно переведена в состояние повышенной готовности? — осведомился Ганн.

— Поэтому, — ответила Мейерс. — Наше агентство работает круглосуточно, проверяя каждый аэропорт, портовый терминал и грузоперевозочную компанию страны. Не могу даже сказать, какие ресурсы брошены на это дело.

— И по-прежнему никаких зацепок? — встрял Сандекер.

— Многие оказались ложными или завели в тупик. Лучшее, что мы откопали, — описание латиноамериканца, купившего полуразвалившуюся «Тойоту», впоследствии использовавшуюся при похищении. Сверх того мы только отыскиваем ниточки.

— Думаете, он еще в стране? — спросил Ганн.

— Хотелось бы верить, — с явной неуверенностью в голосе промолвила Мейерс.

— Отчасти ты здесь именно по этой причине, Руди, — вставил Сандекер. — ФБР задействовало все доступные ресурсы и хотело привлечь на помощь флотилию НУПИ. Поскольку ваши корабли часто находятся в малопосещаемых местах, желательно, чтобы они докладывали о любом необычном поведении, связанном с внутренними морскими перевозками.

— Мы обратились с такой же просьбой к ВМФ, береговой охране и некоторым крупнейшим портам, — добавила Мейерс.

— Несомненно, — отозвался Ганн. — Передам сообщение без отлагательств.

— Дэн, вам есть что добавить? — повернулся Сандекер к Фаулеру.

— Нет, сэр. Только то, что мы окончательно убедились, что Энн пропала незадолго до кражи. Мы вместе с ФБР подозреваем, что она либо убита, либо похищена теми же злоумышленниками.

— Энн Беннетт? — переспросил Ганн. — Она похищена?

— Да, и мы опасаемся худшего, — подтвердила Мейерс. — От нее нет вестей уже пять дней.

Ганн едва не свалился со стула. Бестолковое электронное письмо, которое показывал ему Егер, вдруг со щелчком сложилось в его голове.

— Энн жива, — заявил он, — и я знаю, где она находится. Или, вернее, где была пару дней назад. Лексингтон, штат Кентукки.

— Она еще жива? — удивился Фаулер.

— Да. Мы в НУПИ получили загадочное письмо. Это то ли предупреждение, то ли просьба о помощи. Текст мы не совсем поняли, но, по-моему, часть его указывает, что она похищена вместе с мотором «Морской стрелы».

Мейерс напряженно выпрямилась на стуле.

— Мобилизую местное отделение.

— Но почему Лексингтон в Кентукки? — с недоумением уставился Фаулер на вице-президента.

— Может, из-за местного аэродрома, дружественного похитителям.

— Возможно, они еще в пути, — предположила Мейерс. — Может, направляются на западное побережье или в Мексику.

— Смахивает на то, что работенки вам малость поубавилось, Элизабет, — заметил Сандекер. — Ладно, давайте ею и займемся. Жду новостей завтра в то же время.

Участники совещания у вице-президента встали, чтобы уйти. Уже направляясь к двери, Мейерс обратилась к Ганну:

— Я бы хотела видеть это электронное письмо как можно раньше.

— Конечно, — ответил Ганн. Но про себя подумал, что не раньше, чем они с Егером полностью расшифруют смысл послания.

61

Дверь каюты с грохотом распахнулась. Энн сидела на угловом столике, глядя в крохотный иллюминатор на море. Большую часть путешествия она провела на этом месте. Если не считать приступ морской болезни в самом начале, когда они выходили из дельты Миссисипи, плавание прошло без малейших впечатлений. Единственным развлечением были две трапезы в день, которые приносил лысый урод — наверное, корабельный кок.

Часами глядя в иллюминатор по штирборту, она пришла к заключению, что корабль идет на юг. По ее прикидкам, скорость составляла от пятнадцати до двадцати узлов, так что на второй день они, по-видимому, были уже в тысяче миль к югу от Нового Орлеана. С географией юга она была знакома с пятого на десятое, но решила, что корабль уже недалеко от мексиканского полуострова Юкатан.

Она не виделась с Пабло с момента, как взошла на борт, но внутренне подготовилась к его появлению. И когда дверь внезапно распахнулась, сразу поняла, что это он. Войдя в каюту, Пабло захлопнул за собой дверь. Вид у него был более благодушно-расслабленный, чем прежде, и когда он подступил ближе, Энн поняла почему. От него разило дешевым ромом.

— Скучала по мне? — спросил он, осклабившись, как акула.

Энн отодвинулась подальше в угол стола, подперев подбородок коленями.

— Куда мы направляемся? — вопросом на вопрос ответила она в надежде направить его мысли в другое русло.

— В край, где жарко и влажно.

— В Колумбию?

Пабло склонил голову к плечу, удивленный тем, что она знает — или догадывается — о его национальной принадлежности.

— Нет, но, может, когда доставим груз, слетаем вдвоем в Боготу в долгий романтический отпуск. — Он подобрался к самому краю стола.

— А когда состоится доставка?

— Вопросы, вечно вопросы… — Пабло наклонился, чтобы запечатлеть на ее лице слюнявый поцелуй.

Подняв подошвы к его груди, Энн уперлась и оттолкнула его ногами. К ее изумлению, великан неуклюже попятился, плюхнувшись на ее койку.

Энн содрогнулась. Не прикончит ли он ее за отказ? Но алкоголь настроил его на мажорный лад, и он поднялся с постели со смехом.

— Я знал, что в душе у тебя живет дикая кошка.

— Которой не нравится сидеть в клетке, — она подняла скованные наручниками запястья. — Почему бы сперва их не снять?

— И дикая, и умная, — прокомментировал он. — Нет, пожалуй, это единственное, что я не стану с тебя снимать.

Он принялся расстегивать рубашку, устремив на нее мутный плотоядный взор.

Энн дрожала в углу, по-прежнему сидя на столе и раздумывая, не попытаться ли прорваться к двери.

Угадав ее мысли, Пабло переместился, преградив ей путь, и начал подбираться ближе.

Энн уже готова была закричать, когда в каюте громко разнесся совсем другой звук — треск помех, раздавшийся из потолочного громкоговорителя, подключенного к сети внутренней связи корабля. А потом и в каюте, и по всему кораблю прогрохотал голос:

— Сеньор Пабло, пожалуйста, явитесь на мостик. Сеньор Пабло, на мостик!

Тряхнув головой, Пабло недовольно воззрился на решетку динамика. Неуклюжими пальцами застегивая рубашку, он продолжал озирать Энн голодным взглядом.

— Мы скоро продолжим, но тебе придется немного подождать, — он выскользнул из каюты и запер за собой дверь.

Энн скрючилась в своем углу, чувствуя, как по щекам струятся слезы облегчения и благодарности за избавление — лишь временное, как она боялась.

Покинув ее каюту, Пабло вскарабкался на мостик и с раздражением подошел к капитану.

— Чего там?

— Срочный вызов для вас по спутниковому телефону, — капитан указал на ожидающую его трубку.

Стряхнув алкогольный ступор, Пабло подал голос в микрофон. Беседа оказалась односторонней. Пабло хранил молчание до самого конца, завершив разговор словами:

— Есть, сэр! — и повернулся к капитану. — Далеко мы еще от канала?

Капитан изменил масштаб навигационного экрана.

— Всего чуть более шестисот миль.

Поглядев на цифровую карту, Пабло внимательно изучил ближайшую береговую черту.

— Нам нужно срочно зайти в Пуэрто-Кортес в Гондурасе, чтобы взять краски и принять груз.

— С доставкой в имение?

— Нет, понадобятся самому кораблю.

— Но на борту «Зальцбурга» лишь скелетный экипаж.

— Тогда пусть все из кожи вон лезут, — отрезал Пабло, — или сами станут скелетами.

62

Выполнив просьбу Чжоу, Питт-старший направился через джунгли на запад. Сперва он подумывал, не повернуть ли назад, чтобы найти судно, на котором Чжоу наверняка прибыл, но в конечном итоге отверг эту мысль, потому что оно наверняка надежно замаскировано. Пробираясь сквозь кусты, Дирк гадал, кто такой этот человек и зачем ему уничтожать фабрику Бёльке. Не то чтобы Питт и сам не испытывал такого желания, но заключил, что мотивы скорее связаны с торговлей редкоземельными элементами, чем продиктованы гуманитарными соображениями.

Вскоре после их расставания солнце опустилось за горизонт, и под лиственной кровлей джунглей наступили сумерки. Вокруг Питта вилась туча москитов, с закатом налетевших попировать его кровью. Идти дальше стало рискованно, потому что сгущающиеся сумерки стали почти непроглядными. Он начал натыкаться на острые ветки и спотыкаться о невидимые бревна, но ничего не мог с этим поделать.

Собаки продолжали преследование, медленно и методично. Питт надеялся, что ищеек отвлечет след Чжоу, но они сосредоточились исключительно на запахе Дирка. Судя по время от времени возобновлявшемуся лаю, они где-то в двух-трех сотнях ярдов позади. Каждые пару минут Питт останавливался и прислушивался, пытаясь засечь их местонахождение.

Джунгли обступали его со всех сторон, и он совершенно утратил чувство направления. Единственным ориентиром служил собачий лай. Боясь ненароком свернуть и выйти прямо к преследователям в зубы, Дирк настороженно прислушивался, не забывая о лае ни на минуту.

С наступлением ночи в джунглях поднялась настоящая какофония уханий, кличей и воплей. Питт крепко держал свою острую палку в руке на случай, если окажется, что звуки издают не птицы или лягушки, а ягуар или кайман.

Ночной концерт помогал рассудку Питта отвлечься от усталости. Без воды и протеинового батончика, которыми поделился Чжоу, он бы уже давно рухнул без сил, но это скудное пропитание поддержало его. Усталость сочилась из костного мозга, обращая каждый шаг в мучение. Непривычность жаркой обстановки, напоминавшей парную баню, лишь усугубляла его апатию. Но когда искушение остановиться и просто лечь становилось непреодолимым, мысль о Джордино и остальных невольниках продолжала толкать его вперед.

Хотя одежда после купания давно просохла, сейчас она вновь была мокра от пота. Питт молился о дожде, понимая, что тот поможет сбить ищеек со следа. Но обычно безотказные панамские небеса на сей раз прийти на помощь отказывались, время от времени ограничиваясь мелкой моросью.

Поскользнувшись на раскисшей грязи, Дирк привалился к стволу дерева, давая себе передышку. Похоже, преследователей темнота тоже заставила сбавить скорость. Дальний лай говорил, что у него по-прежнему хорошая фора, но вскоре Питт заметил сквозь листву призрачное мерцание фонарей следопытов.

Поднявшись на ноги, он двинулся сквозь шпицрутены невидимых ветвей. Час за часом ночь превращалась в нескончаемую череду: шагай, спотыкайся, вставай и вновь бреди через джунгли. И неизменно фоном прочим звукам джунглей служил собачий лай.

Дергаясь, как зомби, Питт брел через бамбуковую рощицу, а затем сделал шаг — и не нашел опоры. Не удержавшись, он рухнул в узкий овраг, головой вперед заскользив по травянистому склону прямо в ручей. Посидел в нем несколько минут, чувствуя, как холодная вода уносит прочь боль от ушибов и ссадин. А над головой полоска мерцающих звезд проливала на него слабый, но такой желанный свет.

Вода принесла ему шанс ускользнуть от преследующих собак. Наполнив флягу Чжоу, он побрел посередине ручья. Вода редко поднималась выше коленей, но была достаточно глубока, чтобы скрыть его запах. При свете звезд идти оказалось легче, хоть он и продолжал оскальзываться и падать на дно ручья. Казалось, он прошел по воде добрую милю, хотя на самом деле всего несколько сотен ярдов.

В конце концов, выйдя к пологому противоположному берегу, он захромал вверх по склону, войдя в рощицу хлопковых деревьев. Низкая ветвь буквально манила его, и он, кое-как забравшись на нее, решил передохнуть.

Джунгли понемногу смолкли, и, кроме журчания ручья, тишину не нарушали почти никакие звуки. Преследующих собак больше не было слышно, и это дало Питту надежду, что он наконец-то оторвался от погони. Привалившись спиной к стволу, он понял, что эта гонка для рассудка оказалась почти такой же изнурительной, как и для тела.

Дирк боролся с накатывающей дремотой, когда вдруг услышалшелест кустов по ту сторону ручья. Оглянувшись через плечо, он увидел на листве желтые блики от фонаря. И оцепенел, когда над берегом ручья материализовался силуэт большой собаки, нюхающей землю.

Питт беззвучно выругал свое невезение. Бредя по руслу ручья, он ненамеренно свернул обратно, выйдя навстречу преследователям.

Немецкая овчарка ничем не выказала, что увидела или учуяла Питта. Он застыл на дереве совершенно недвижно, даже не дыша. Желтый огонек становился все ярче, пока из кустов не появился автоматчик с фонарем, позвавший собаку. Та повернулась к своему дрессировщику и пошла за ним, зарычав напоследок.

И тут в десяти футах от Питта вдруг раздался такой рев, будто льва усадили на электрический стул. Питт едва не свалился с ветки, но сумел удержаться. Собаковод же принялся обшаривать дерево лучом фонаря и наткнулся на мохнатое черно-коричневое чудище, сидевшее чуть выше Питта — обезьяну-ревуна, тотчас издавшую очередной хриплый рык и ускакавшую прочь от света.

Питт сидел ни жив ни мертв на краю светового пятна, и тут собака зашлась лаем. Луч тронулся прочь, потом скакнул обратно, поймав Питта в самый центр. Американец свалился с ветки и понесся прочь через рощу. Секундой позже автоматная очередь вгрызлась в уже опустевшую ветку хлопкового дерева.

Как только эхо выстрелов стихло, в джунглях воцарилась призрачная тишина. А затем воздух сотрясли крики и вопли тысяч животных и птиц, спешащих убраться подальше. Питт последовал за ними, несясь через лиственный лабиринт с вытянутыми перед собой руками. Первые лучи зари уже тронули горизонт, помогая его побегу. И он бежал.

На него натравили немецкую овчарку, но она замешкалась, перебираясь через ручей, дав Питту дополнительное преимущество. Однако овчарка нашла узкое место, чтобы пересечь ручей, и возобновила погоню. По ее безостановочному лаю Питт мог следить за ее неуклонным приближением. Овчарка хоть и устала от ночной погони, но темпа не сбавляла.

Энергии для этого затяжного спринта у Питта почти не осталось. Он понимал, что собаку ему не обогнать, но ее дрессировщик останется далеко позади, шанс на спасение все-таки есть. Вопрос лишь в том, хватит ли сил на поединок с псиной.

Лай все приближался, и Питт решил, что настало время повернуться и дать бой. Только тут он сообразил, что, бросившись бежать, оставил свою острую палку под деревом. Осматривая землю в поисках какого-нибудь нового оружия, Дирк проглядел низкую ветку и налетел на нее лбом. Удар сшиб его на землю. Лежа навзничь в полуобморочном состоянии, он слышал приближающийся лай. А еще — металлический перестук, докатывающийся сквозь землю.

Повинуясь лишь инстинкту, Питт пополз вперед, мимо дерева и через небольшой холмик. Звук стал громче. Преодолев боль, он приподнялся и поглядел поверх холмика. И в призрачном свете разглядел поезд — не более чем в двадцати футах от себя. Отмахнувшись от мысли, что это галлюцинация, встал на ноги. Поезд был самый что ни на есть настоящий, ползущий через узкую просеку в джунглях с вереницей платформ, несущих транспортный контейнер за контейнером.

Питт уже ковылял к рельсам, когда овчарка, взбежавшая на насыпь, увидела его. С удвоенной энергией она галопом понеслась за Питтом, плетущимся на резиновых ногах в сторону поезда.

Мимо как раз проходила полупустая платформа, и Питт прыгнул. Упал на нее грудью и забарахтался, пытаясь вскарабкаться, и в этот миг собака ринулась в атаку. Прыгнув, она сомкнула челюсти на его свесившейся вниз правой ноге.

Питт перекатился на платформу с болтающейся на ноге овчаркой. Стащив флягу Чжоу с шеи, он швырнул ее в собаку. Фляга попала животному прямо в нос, и овчарка, заскулив, разжала челюсти. Но, едва упав на гравий, опомнилась и погналась за платформой. Целую милю собака бежала рядом с поездом, рыча и прыгая, но была не в состоянии допрыгнуть до высокой платформы. Потом поезд по узкой эстакаде пересек овраг, и собаке пришлось отстать. Питт помахал на прощание собаке, в отчаянии захлебывающейся лаем и воем вслед уходящему поезду. Потом прополз по платформе, скорчился рядом со ржавым контейнером, закрыл глаза и почти тотчас же погрузился в забытье.

63

Медленный товарняк, дернувшись, остановился, разбудив своего единственного пассажира. Растянувшийся на платформе Питт-старший разлепил веки и увидел яркое утреннее солнце.

Поезд панамской железной дороги дошел до места назначения — грузовой станции порта Бальбоа. Город, расположенный у тихоокеанского конца Панамского канала, расположен всего в нескольких милях к югу от Панама-сити, служа ключевым перевалочным пунктом для грузов, идущих через перешеек. Спрыгнув с платформы, Питт оказался в стальных джунглях. Куда ни кинь взгляд, повсюду высятся горы разноцветных грузовых контейнеров. Поглядев вдоль длинной вереницы вагонов, он увидел портальный кран, нависающий над железнодорожными путями, и рабочих, начавших разгружать вездесущие контейнеры.

Находившийся у конца поезда Питт пошел по шпалам прочь от станции, решив, что местные железнодорожные власти могут принять его за бродягу. Покинув станцию, он перелез через ржавый забор из рабицы и оказался в районе старых складов. В половине квартала от него виднелось небольшое здание с горсткой припаркованных перед ним автомобилей — затрапезный бар, обслуживающий местных докеров. Выгоревшая вывеска гласила «Еl Gato Negro»[411] рядом с изображением черной кошки с перечеркнутыми глазами.

Питт вошел в сумрачное помещение, привлекая внимание немногочисленных утренних клиентов, уже греющих табуреты у стойки. Он направился к бармену, но тут увидел себя в большом зеркале по ту сторону стойки. И чуть не испугался.

Перед ним был усталый, изнуренный человек с окровавленным, покрытым синяками лицом, одетый в грязные, рваные и такие же окровавленные отрепья. Будто вернулся с того света.

— El tel fono? — осведомился Питт.

Бармен поглядел на него так, будто Дирк — пришелец с Марса, а потом указал в угол рядом с туалетом. Доковыляв туда, Питт с облегчением посмотрел на видавший виды телефон-автомат. Хотя в Америке почтенные таксофоны — почти вымерший вид, по всему миру они еще влачат свое существование, порой в самых неожиданных местах.

Ему удалось выйти на англоязычную телефонистку, лишь на миг замешкавшуюся в ответ на просьбу сделать звонок в Вашингтон, округ Колумбия, за счет собеседника, и вскоре послышались гудки вызова. Привет Питта, раздавшийся из трубки, заставил голос Руди Ганна подскочить вверх на целую октаву.

— Вы с Элом живы-здоровы?

— Не совсем, — Питт вкратце описал похищение «Аделаиды», ее прибытие в Панамский комплекс и свое бегство.

— Панама, — повторил Ганн. — Мы обращались к властям Панамского канала, чтобы те поискали «Аделаиду».

— Они поменяли название в море. Наверное, липовые бумаги подготовили заранее. Предприятие Бёльке где-то посередке зоны канала, так что, вероятно, у него есть пособники на шлюзах.

— Ты сказал, Бёльке?

— Да, Эдуард Бёльке. Старый австрийский горный инженер, заправляющий лагерем ужасов. Мне сказали, что он крупный игрок на рынке редкоземельных элементов.

— Он был одной из наших путеводных ниточек в деле с вашим похищением, — сообщил Ганн. — Ему принадлежит корабль под названием «Зальцбург», проходивший неподалеку от «Аделаиды» примерно в момент ее исчезновения.

— Вероятно, тот же корабль, который накрыл «Тасманскую звезду» до того, как она объявилась в Чили. А может, и «Каракатицу» тоже. Очевидно, он вооружен каким-то смертоносным микроволновым устройством.

— Возможно, Бёльке ведет дела и на Мадагаскаре, — добавил Ганн. — Я накручу Пентагон, чтобы они отправились за Элом и остальными. Похоже, наклевывается совместная военная операция с панамскими силами правопорядка.

— Слушай, Руди, времени у нас совсем в обрез, — Питт описал встречу с китайским агентом Чжоу и его план уничтожения фабрики. Глянув на свои водолазные часы «Докса», он уточнил: — У нас менее пяти часов на то, чтобы вытащить оттуда Эла и остальных, прежде чем начнется фейерверк.

— Задачка не из легких.

— Звони Сандекеру и дави на все рычаги.

— Сделаю, что смогу. Где ты сейчас?

— В баре под названием «Черный кот», где-то в районе тихоокеанской железнодорожной товарной станции.

— Оттуда ни шагу. Не пройдет и часа, как тебя заберут те, с кем ты прекрасно знаком.

— Спасибо, Руди.

Питт ощутил, как усталость от трудной эскапады улетучивается, сменяясь приливом энергии для решения предстоящих задач. Главное — спасти Джордино и остальных, прочее не важно. Он вернулся к стойке, и бармен жестом пригласил его занять свободный табурет. Усевшись, Питт обнаружил перед собой высокую стопку с прозрачной жидкостью. Рядом со стопкой лежал болторез с длинными рукоятками.

Поднеся ладони к шее, Питт ощутил под ними стальной ошейник. Он и забыл, что зловещее украшение все еще на нем. Поглядел на бармена. Тот ответил ему спокойным взглядом и кивнул.

— Muchas gracias, amigo,[412] — сказал Питт, беря стопку, и осушил ее одним духом. Популярная местная водка под названием «Секо Эррерано», отдающая сладковатым вкусом рома, прокатилась в желудок горячей волной. Поставив стопку, он взял болторез и улыбнулся бармену.

— Кто сказал, что черные кошки приносят несчастье?

64

— Ты уверен, что мы приехали туда, куда надо? Питт-младший посмотрел на сестру с досадой.

— Поскольку развешивать дорожные знаки местные явно не любят, ответ будет «нет».

Он обогнул застрявший грузовик с бананами и погнал прокатный автомобиль по забитой машинами дороге. С момента посадки в международном аэропорту Токумен сегодня утром они исколесили весь Панама-сити вдоль и поперек — сперва, чтобы заселиться в отель, потом навещая посредническую контору по торговле полезными ископаемыми «Габсбург Индастриз». Она оказалась крохотным помещением на первом этаже с широкой витриной, с виду не очень-то перегруженная работой. Владелец булочной по соседству подтвердил, что открывается она нечасто. Дирк и Саммер уже начали было думать, что примчались в Панаму понапрасну, когда позвонил Ганн, чтобы сообщить, что отец жив и ждет их на окраине.

Миновав знак, сообщавший, что они въехали в район Бальбоа, Дирк понял, что они на верном пути. И увязался за парой полуприцепов, справедливо рассудив, что они направляются в порт, а когда впереди показались ворота порта, свернул на боковой проселок.

В трех кварталах дальше по дороге Саммер углядела вывеску с черной кошкой.

Дирк едва успел поставить автомобиль на стоянку, как Саммер уже выпрыгнула и побежала в бар, не обращая внимания на его непрезентабельный вид. И едва признала родного отца, сидящего в каких-то лохмотьях за стойкой и поглощающего эмпанада. Он же, увидев обоих своих детей, испытал ничуть не меньший шок.

— Папа, давай отвезем тебя в больницу, — сказала Саммер.

— Некогда, — тряхнул головой Питт-старший. — Надо связаться с панамскими войсками, чтобы спасти Эла и остальных.

Дирк окинул взглядом пеструю компанию посетителей бара, глядевших на так не вписывающихся в обстановку американцев во все глаза.

— Папа, может, обсудим это в автомобиле?

— Разумно, — согласился Питт. Поглядел на пустую стопку и тарелку с едой. — У тебя есть местная валюта?

Дирк открыл бумажник.

— Мне говорили, зелень в Панаме — предпочтительная валюта.

Выудив из бумажника стодолларовую купюру, Питт вручил ее бармену и обменялся с ним рукопожатием.

— Да это ж для него выручка за пару дней, — заметил Дирк, выходя из бара.

— Внеси ее в свою командировочную ведомость, — подмигнул ему отец.

Прежде чем тронуться по ухабистой дороге, Дирк изучил дорожную карту.

— О чем Руди договорился с панамцами, чтобы добраться до шарашки Бёльке? — спросил Питт-старший.

— Руди рвет на себе волосы, — отозвалась Саммер. — Звонил нам трижды, пока мы ехали. Как тебе, вероятно, известно, со времени устранения Мануэля Норьеги действующей армии в Панаме нет. Военизированные группы Панамского ополчения готовы провести совместный рейд вкупе с подразделением из США, но лишь после того, как будут рассмотрены все улики и сделаны надлежащие приготовления для массированной атаки. Собрать оперативную группу ранее, чем через сорок восемь часов, никто просто не сможет.

— Ты считаешь, что Элу и остальным опасность угрожает гораздо раньше? — поглядел на отца Дирк.

Тот описал свою встречу с Чжоу.

— Как только прогремят взрывы, полагаю, личная армия Бёльке расстреляет всех пленников и спрячет их останки. У нас в США есть какие-нибудь войска, способные проделать это соло?

— Можем рассчитывать разве что на силы специального назначения Южного командования, — потряс головой Дирк. — Их подняли по тревоге, но они еще в десяти часах отсюда. Руди сказал, что единственный контингент, какой ему удалось найти поблизости, — это корабль ВМФ в Тихом океане, направляющийся в канал.

После недолгой поездки через Бальбоа Дирк въехал на холм к большому, колоритному зданию с видом на портовый район и канал. Табличка на тщательно подстриженном газоне провозглашала, что это здание администрации Панамского канала.

— Администрация отвечает за безопасность канала и прилегающей к нему зоны, — сказала Саммер. — Руди говорит, она — наша единственная надежда на немедленный отклик.

В здании облик Питта притягивал взоры штата и посетителей как магнит. Секретарь приемной сопроводила их в кабинет начальника службы безопасности канала — хладнокровного мужчины по фамилии Мадрид, щеголяющего тонкими усиками. Представляясь, он буквально не мог оторвать глаз от Питта.

— Меня уведомили о безотлагательном характере вашего посещения. Ваш вице-президент обладает незаурядным даром убеждения, — сказал он, до сих пор потрясенный, что тот позвонил ему лично.

— Опасности подвергаются многие жизни, а времени в обрез, — объяснил Питт.

— Я вызову нашу медсестру и организую для вас чистую одежду, пока будем говорить.

Мадрид ввел их в свой кабинет с огромной картой канала на одной стене. Какой-то человек в полевой форме разглядывал разложенные на столе аэрофотоснимки.

— Позвольте представить командора Альвареса. Он руководит нашими полевыми операциями и возглавит вашу спасательную операцию.

Они присоединились к нему за столом, где Питт описал свое похищение и деятельность тайного производства Бёльке.

— Мы подняли транзитные записи компании «Габсбург» и обнаружили странную закономерность в прохождении канала, — сообщил Мадрид.

— Их корабли входят с одного конца, — предположил Питт, — а с другого выходят лишь несколько дней спустя.

— Совершенно верно.

— Они доставляют купленную или украденную необогащенную руду на фабрику, а потом вывозят продукты переработки.

Мадрид кивнул со страдальческим выражением.

— Торговые суда проходят через канал под строгим контролем. Очевидно, им оказывают помощь лоцманы, а то и наш собственный персонал шлюзов, чтобы такие экзерсисы проходили без привлечения внимания.

— Их продукция связана с огромными деньгами, — заметил Питт. — Они могут позволить себе солидные взятки.

— Мистер Питт, вы можете показать нам, где расположен комбинат? — осведомился Альварес.

Подойдя к карте, тот проследил маршрут железной дороги Панамского канала ближе к восточному концу канала.

— Могу лишь предположить, что вышел к железной дороге где-то в этом районе, — он указал на отдаленную точку у озера Гатун, милях в тридцати от Панама-сити.

— Фабрика где-то здесь, между каналом и железнодорожной линией.

Пролистав папку, Альварес выудил пакет цветных аэрофотоснимков.

— Вот примерно тот район, — он принялся внимательно разглядывать каждую фотографию, прежде чем передать ее дальше. На снимках были видны участки густых джунглей, иногда с краешками озера Гатун. На нескольких фото виднелась Панамская железная дорога, идущая через джунгли, но нигде ни следа фабрики Бёльке. Они осмотрели уже сорок фотографий, и выражение скепсиса на лице Мадрида усиливалась с каждой минутой.

— Секундочку, — встрепенулась вдруг Саммер. — Дай-ка мне это последнее фото обратно.

Дирк вернул сестре фотографию, и она поднесла ее к другим, лежащим на столе.

— Вы посмотрите-ка на джунгли на этих двух снимках!

Четверо мужчин вытянули шеи, но увидели на обоих фото лишь однородную зелень деревьев.

Никто не сказал ни слова, пока отец не подсунул третью фотографию, пояснив:

— Дело в цвете. Он меняется.

— Вот именно, — Саммер указала на одну из фотографий. — Здесь проходит прямой стык, за которым цвет джунглей слегка сереет.

— Вижу! — оживился Мадрид.

— Это искусственный полог над комбинатом, — попытался объяснить Питт. — Он выгорел от времени и уже не подходит к окружающим джунглям по цвету.

Альварес стал выкладывать из последовательных фотографий мозаику, пока не получил картину длинного узкого полуострова, вдающегося в озеро Гатун. Взяв маркер, выделил выцветшие участки, выявив большой прямоугольник, примыкающий к россыпи квадратов поменьше.

— Вероятно, большой прямоугольник накрывает причал и бухту, — высказался Питт. — Вход в нее преграждают искусственные мангровые заросли, которые раздвигают, когда корабль входит или выходит.

— А другие прямоугольники — это что? — поинтересовалась Саммер.

— Остальные здания комплекса, — Питт взял у Альвареса маркер и отметил резиденцию Бёльке, мельницу, рабский барак и множество зданий обогатительной фабрики. Изложил все, что знал, о службе безопасности комплекса, не упуская ни одной мелочи.

— Сколько там пленных? — спросил Мадрид.

— Восемьдесят.

— Поразительно! — проговорил Мадрид. — Невольничий лагерь прямо у нас под носом… — Он обернулся к Альваресу. — Вы его локализовали?

— Да, сэр. Он вот здесь. — Командор указал полуостров на большой стенной карте, воткнув в него булавку с цветной головкой.

— Явно в пределах нашей юрисдикции. Предлагаемые пути подхода?

— Из-за цейтнота остается подход с озера Гатун. Мы можем подогнать «Колетту» из Мирафлореса в качестве штабного корабля и спустить три наших патрульных катера с нее в качестве десантных, — Альварес продолжал изучать пометки Питта на фотографиях. — Если нам удастся прорваться сквозь заграждение, можем отправить одну лодку в бухту, а две других высадить снаружи со всеми силами, какие удастся собрать. Как только комплекс будет окружен, мы сможем подвести «Колетту» к причалу, чтобы эвакуировать пленников.

— Лучше соберите людей и снаряжение безотлагательно, — распорядился Мадрид. — Встретимся на борту «Колетты» через два часа, и проведем инструктаж команды в пути.

— Есть, сэр! — Встав, Альварес поспешил прочь из кабинета.

— Вы можете составить мне компанию на борту «Колетты» во время операции, — сказал Мадрид Питту и его детям.

— Непременно, — ответил Питт-старший. — Мне пришлось бросить там раненого друга.

— Понимаю. Что же до «Зальцбурга», я последовал просьбе вашего вице-президента и приказал усилить охрану на шлюзе Гатун. Если корабль зайдет в канал, мы будем готовы его захватить.

— Пожалуй, если захватить корабль Бёльке, удастся найти ответы и еще на ряд вопросов, — пожал плечами Питт.

Саммер поняла, что отец представляет далеко не всю картину.

— Папа, а Руди тебе не сказал о твоей подруге Энн Беннетт?

Питт покачал головой.

— Она пропала без вести около недели назад — примерно в то же время, когда какой-то мотор был похищен с грузовика научно-исследовательской лаборатории ВМС. Руди сказал, что эти события взаимосвязаны.

— «Морская стрела», — пробормотал Питт.

— Руди думает, что Энн похитили вместе с мотором. Они с Хирамом обнаружили загадочное электронное письмо, которое она послала тебе через веб-сайт НУПИ, сообщая, что находится в Кентукки.

— Значит, она еще жива.

— Руди тоже так думает. Они считают, что она сообщала, что мотор спрятали в грузовике с сеном. Руди рассудил, что они пытались вывезти его из страны, избегая восточного побережья. Он считает, что его сплавили по Миссисипи, и Хирам действительно нашел видео с моста Хораса Уилкинсона в Батон-Руж, показывающее проходящую баржу с грузовиком сена на борту.

— Выглядит несколько притянутым за уши, — заметил Питт.

— Вовсе нет, когда обнаружилось, что корабль Бёльке — «Зальцбург» — находился в Новом Орлеане в то же самое время и ушел спустя сутки.

— «Зальцбург»… — произнес Питт. — Значит, Бёльке стоял за похищением «Морской стрелы» с самого начала.

— Но что он собирается с ней делать? — недоумевала Саммер.

Питт вспомнил свою встречу с Чжоу и ответ, который тот дал на вопрос, зачем он там.

— Бизнес, — заявил он. — Он планирует продать его китайцам — возможно, в рамках сделки, имеющей отношение к их общим авуарам в редких землях. — Поглядел на дочь. — Когда, говоришь, «Зальцбург» покинул Новый Орлеан?

— Около четырех суток назад.

— Разведка показала, что он направился из дельты Миссисипи на юг, — сообщил Дирк.

— Так почему же береговая охрана или ВМФ не выследили его и не взяли на абордаж? — спросил Питт.

— Они бы взяли, если бы не одно обстоятельство, — ответил Дирк. — Корабль исчез.

65

В пределах прямой видимости от здания администрации канала стоял на якоре старый, проржавевший зерновоз, наслаждаясь ласковым плеском волн Тихого океана. Это судно под названием «Санта-Рита» ходило под флагом Гуама, хотя правительство Гуама очень удивилось бы, узнав об этом. Помимо того, что «Санта-Рита» никогда не проходила там ни по каким документам, она еще и ни разу в жизни не перевезла ни единого зернышка.

На самом деле зерновоз представлял собой дряхлеющий актив китайского Министерства государственной безопасности. Изначально построенная как шпионское судно для наблюдения за Тайваньским проливом, впоследствии «Санта-Рита» в своем зерновозном обличье перевозила ракеты в Иран. Уйдя от активной деятельности, она перешла к более легальным обязанностям и по контракту доставляла груз мексиканских медикаментов в Шанхай, когда Чжоу перехватил ее у Коста-Рики.

Усталый агент отдыхал на мостике, едва-едва успев вернуться после своей ночной вылазки в стан Бёльке, когда его сотовый телефон вдруг зазвонил. При виде номера его стоическое лицо выразило намек на удивление.

— Чжоу, — напрямик представился он.

— Чжоу, это Эдуард Бёльке. Вынужден вас проинформировать, что мы вносим в планы нашей встречи некоторые изменения.

— Я ожидал, что передача состоится в течение ближайшего часа.

— Возникла задержка по соображениям безопасности, но оснований для тревоги нет. Груз в целости и сохранности. Однако нам потребуется отложить встречу еще на шесть часов.

Чжоу хранил молчание. Его заряды сработают на комбинате Бёльке примерно через четыре часа. Он выставил таймеры так, чтобы взрыв произошел уже после получения мотора и документации «Морской стрелы». Теперь вся операция по передаче груза под угрозой.

— Это неприемлемо, — невозмутимым тоном заявил Чжоу. — Я должен придерживаться жесткого графика.

— Примите мои извинения, но вы же должны понимать щепетильность ситуации. Мое судно подходит к шлюзу Гатун и должно еще пройти весь канал. Если желаете, рассмотрите возможность входа в канал со своей стороны. Если вы направитесь на север через шлюз Мирафлорес, мы сможем произвести передачу в озере Мирафлорес. Это сократит время доставки на час-другой. Я могу позвонить, куда надо, чтобы вас пропустили в шлюз вне очереди.

Попасться посередке Панамского канала, будто в волчьей яме, Чжоу хотелось меньше всего на свете. Но раз уж это единственная возможность завладеть секретами «Морской стрелы», быть посему. Если повезет, во время передачи технологии Бёльке не будет знать, что его заводик превратился в дымящуюся груду развалин.

— Отлично, — решился Чжоу. — Примите меры, чтобы нас пропустили в экстренном порядке, и я иду в озеро Мирафлорес. Пожалуйста, поторопите свое судно, мы будем ждать.

Дав отбой, он уставился в окно мостика с таким чувством, будто ему предстоит сплясать на лезвии бритвы.

66

В Баия-Лимон стояли на якоре сразу сорок кораблей, сгрудившись, будто рой медлительных пчел у летка улья. Каждый ждал своей очереди войти из Атлантического океана в бутылочное горлышко Панамского канала. И только свежеприбывший маленький контейнеровоз миновал длинную вереницу сухогрузов, танкеров и прочих транспортов, чтобы занять место во главе очереди.

Через столетнюю «Большую канаву» проходит как никогда много кораблей, но скоро ее пропускная способность вырастет. Масштабная реконструкция добавит два новых каскада шлюзов, способных вместить даже крупнейшие контейнеровозы в мире. И хотя проход через Панамский канал обходится недешево, он позволяет срезать тысячи миль по сравнению с альтернативным путем вокруг мыса Горн.

Глядя, как контейнеровоз проплывает мимо, капитаны, ожидающие своей очереди в Баия-Лимон, знали, что скачок в начало очереди требует уплаты некислой премии.

К контейнеровозу подошел лоцманский катер, доставивший на борт таможенника администрации Панамского канала и лоцмана. Капитан корабля сопроводил их на мостик, где передал командование лоцману, как предписано всем судам, проходящим канал. Таможенный офицер проверил тоннаж и габариты судна, чтобы определить размер оплаты.

— Манифест, пожалуйста, — обратился он к капитану.

Просмотрев документ, отметил довольно краткий список позиций.

— Большинство этих контейнеров пусты? — осведомился он.

— Да, везем их в Бальбоа, — подтвердил капитан.

— Я заметил, что у вас малая осадка, — таможенник посчитал оплату с солидным довеском за проход вне очереди. — С вашего счета спишут соответствующую сумму. — И повернулся к лоцману: — «Портобело» может следовать.

Покинув мостик, он спустился на лоцманский катер, помчавший его к следующему судну в очереди.

Лоцман повел «Портобело» по каналу к шлюзу Гатун — входу в канал со стороны Атлантики. Шлюзы представляют собой параллельные последовательности из трех огромных камер каждая, дающих возможность судам, идущим на юг, подняться на восемьдесят пять футов над уровнем моря, чтобы двинуться через перешеек.

Сам по себе Панамский канал устроен, как жидкий свадебный пирог: высочайшая точка находится в центре — большой рукотворный водоем, названный озером Гатун. С обеих сторон озеро ниспадает тремя ярусами. Благодаря этой географической причуде, пресные воды канала изливаются в Атлантический океан на севере и в Тихий океан на юге. Высота озера позволяет наполнять и осушать шлюзы гравитации, поднимая или опуская корабли — в зависимости от направления их следования.

Вот только Панамский канал — пирог кривоватый из-за разрыва между шлюзами со стороны Тихого океана. Если все три шлюза от Атлантики до Гатун идут подряд, то тихоокеанские разнесены далеко друг от друга — одинокий шлюз, прозванный Педро-Мигель, а милей дальше — двухкамерный под названием Мирафлорес. Как правило, кораблю требуется около восьми часов, чтобы совершить пятидесятимильное путешествие от одного океана до другого.

Лоцман подвел «Портобело» вплотную к первой камере шлюза Гатун, остановившись прямо перед его открытыми воротами. На борт забросили и закрепили стальные тросы с проложенными вдоль них сигнальными кабелями, другим концом протянувшиеся к миниатюрным локомотивам, прозванными «мулами». Их рельсы проложены вдоль края шлюза. Следуя указаниям лоцмана, «мулы» аккуратно втащили фрахтовщик в камеру и удерживали на месте, пока ворота у него за кормой закрывались. И как только закрылись, в циклопическую камеру пустили воду, мало-помалу подняв корабль почти на тридцать футов.

Патрулирующая район вооруженная охрана, обычно возле шлюзов не показывающаяся, тщательно оглядела корабль со всех сторон. Когда уровень воды в этой камере и следующей сравнялся, передние ворота распахнулись, и «мулы» протащили корабль дальше. Процесс повторился еще дважды, пока «Портобело» не вышел своим ходом из последней камеры в озеро Гатун — на восемьдесят пять футов выше, чем в начале пути. Покинув шлюз, лоцман приказал рулевому прибавить ход.

— Рулевой, отставить! — тотчас вмешался капитан.

— Стоп машина!

Кровь бросилась лоцману в лицо.

— В канале этим судном командую я! — Но появление на мостике еще одного человека заставило его смягчиться. Он обернулся навстречу к Пабло. — Пабло! То-то я смотрю, это корыто смутно напоминает старину «Зальцбург». Когда это вы, ребята, переключились на контейнерный бизнес?

— Около тридцати шести часов назад, — ответил Пабло. — Дальше поведем мы.

— Конечно-конечно, — лоцман углядел, что Пабло держит сумку с традиционной денежной взяткой и бутылкой «Чивас Ригал».

— Там для тебя лишняя тысчонка, — вручая сумку, сообщил Пабло. — О «Зальцбурге» напрочь забудь.

— Как прикажешь. Обезьяны на причале высматривают вас, но, похоже, вы их обдурили. До встречи на следующем проходе.

Спустив резиновую лодку, команда корабля доставила лоцмана на берег, где он смог взять такси до ближайшего городка. Когда «зодиак» вернулся, замаскированный «Зальцбург» продолжил путь.

— Вы уверены, что ему можно доверять? — осведомился капитан.

— Передача завершится до того, как он успеет опорожнить эту бутылку шотландского до половины, — кивнул Пабло.

Наемник позволил себе расслабиться, доверившись чувству облегчения. С момента получения предупреждения от Бёльке по телефону двое суток назад он пугался каждого радиовызова и каждого проходящего мимо корабля. Но спешная трансформация «Зальцбурга» в «Портобело» с помощью перекраски мостика и трубы и большой груз пустых контейнеров провели власти канала у шлюза Гатун за нос. А это означает одно.

Они дома и на свободе.

67

«Колетта» неслась через Панамский канал, обходя торговые корабли, сдерживаемые ограничением скорости, будто те стоят на месте. Расположенная на носу 20-миллиметровая турельная пушка делала этот патрульный катер итальянской постройки длиной метров сорок грозным противником.

Тем временем на средней палубе тридцать вооруженных коммандос сгрудились в кают-компании, получая от Альвареса последний инструктаж. Все эти хорошо обученные люди не раз участвовали в многочисленных совместных учениях с международными войсками по обороне канала и сейчас просто рвались в бой. Питт-старший старался умерить их неумеренный пыл, подчеркивая силу личной армии Бёльке.

Впрочем, и сам он едва мог усидеть на месте. Приняв душ, перевязав раны и надев чистый комплект полевой формы с чужого плеча, Дирк изнывал от нетерпения добраться до комплекса и освободить Джордино. Устраивать рейд при свете дня слишком рискованно, да вдобавок все построено на его мимолетной встрече с Чжоу, и Питт всей душой уповал, что чутье его не обманывает.

Альварес протянул ему автоматический «ЗИГ-Зауэр Р228» в кобуре.

— Умеете этим пользоваться?

Питт кивнул.

— Прибываем в район развертывания через десять минут. Я поведу лодку номер один в бухту. Мы захватим причал, вырубим генератор и освободим заключенных. Лодка номер два высаживается на полуостров и захватывает резиденцию — хочется надеяться, вместе с Бёльке. Лодка номер три следует в резерве. Вы можете занять место на лодке три, но я вынужден потребовать, чтобы вы действовали исключительно в качестве наблюдателя.

— Помогу, где смогу. Удачи, Альварес.

Питт оглянулся в поисках Дирка и Саммер, но в понемногу пустеющей кают-компании их не оказалось. Он услышал, что машина патрульного катера сбрасывает обороты, и вслед за остальными отправился на палубу.

«Колетта» следовала по маршруту прохождения канала вокруг восточного берега острова Барро-Колорадо — большого природного заказника посреди озера Гатун. Узкий фарватер канала был размечен бакенами и створными знаками, чтобы уберечь проходящие суда от многочисленных мелей. Легкую «Колетту», проскочившую под носом у приближающегося контейнеровоза, такие заботы не тревожили. Пройдя на восток еще с милю, она подошла к узкой полоске суши, покрытой густой растительностью.

«Колетта» легла в дрейф под жаркими лучами солнца, и за борт спустили три надувные десантные лодки, в каждую из которых погрузились по десять коммандос. Втискиваясь между парой невооруженных бойцов в камуфляжных шляпах, нахлобученных по самые уши, Питт почувствовал, что в его лодке есть лишние пассажиры.

— Найдется местечко для старика? — спросил он.

— Мы хотим помочь, — выглянул из-под шляпы Дирк.

— Я бы предпочел, чтобы вы оба остались на катере. — Отстегнув кобуру, Питт передал «ЗИГ-Зауэр» Дирку. — Присматривай за сестрой.

— Не волнуйся, — прошептала находившаяся рядом Саммер.

Один из коммандос уже завел навесной мотор, направляя «зодиак» к берегу следом за первыми двумя десантными лодками. Первая ушла влево, по направлению к бухте, а две другие понемногу уклонялись вправо, к небольшой скале, незаметной с берега. Лодки находились в воде менее пяти минут, когда весь план атаки развалился.

Кольцо заякоренных буйков с датчиками и видеокамерами засекло их приближение. Сигналы тревоги зазвучали по всему комплексу, предупреждая личное воинство Бёльке. Загнав пленных в бараки, большинство наемников бросились на причал, а остальные заняли позиции на крыше резиденции Бёльке.

Первый удар пришелся на лодку один с возглавляющим свою десантную группу Альваресом. Пройдя сквозь фальшивые мангровые заросли, они приблизились к причалу — и напоролись на ураганный огонь с берега. Альварес и его люди храбро вступили в перестрелку, подавив часть огня, пока их не начали бомбардировать ракетными гранатами. Одна из них приземлилась в лодку, проскакав к кормовому транцу, прежде чем взорвалась. Два человека погибли на месте, а корму разнесло вдребезги, так что все остальные оказались в воде.

Вторая и третья лодки услышали это предупреждение за считанные секунды до того, как начался автоматный огонь с крыши незаметной с воды резиденции Бёльке. Больше всего досталось лодке, находившейся ближе к берегу и понесшей потери, пока она маневрировала, вступив в перестрелку. Рулевому все же удалось выгнать ее на пляж, где коммандос нашли иллюзорное укрытие за низким скальным гребнем. Но снайперы на крыше буквально не давали им поднять головы.

— Гони направо! — гаркнул Питт рулевому третьей лодки, как только впереди вспыхнул бой.

Предвидя, что вторая группа попадет в затруднительное положение, он жестом велел рулевому заложить крутой вираж вправо и вывести лодку на берег вне пределов видимости из резиденции. Впавший в панику рулевой выжал газ до упора и резко вывернул румпель. Им почти удалось уйти без потерь, но пока командир десантной группы, крупный мужчина по имени Хорхе, организовывал ответный огонь, снайперы на крыше переключились на третью лодку, и Хорхе получил два ранения в живот.

Питт увидел испуг в глазах остальных коммандос, ни разу по-настоящему не нюхавших пороха. И тотчас взял командование на себя.

— Нам нужно подавить стрелков на крыше, чтобы позволить второй десантной группе покинуть пляж. За мной, к дому!

Как только днище коснулось песка, Питт спрыгнул за борт и бегом бросился в джунгли. Коммандос, вдохновленные этим примером отваги, устремились следом.

— Я останусь здесь, позабочусь о Хорхе, — сказала Саммер Дирку, отыскивая санитарную сумку. — Ступай, помоги папе.

Кивнув, Дирк движением большого пальца снял пистолет с предохранителя и спрыгнул с лодки. Он быстро нагнал остальных, пробиравшихся сквозь джунгли. Питт остановил их на опушке поляны вокруг дома. На крыше виднелись несколько автоматчиков, дожидавшихся, когда нападавшие появятся из кустов.

Осматривая резиденцию, Питт заметил наружную пожарную лестницу, ведущую прямо на крышу, и повернулся к молодому бойцу, притаившемуся рядом:

— Есть гранаты?

— Только дымовые.

— Давай все, что есть.

Забрав четыре дымовых шашки, Питт расставил людей на позиции.

— По моему сигналу огонь по крыше, чтобы прикрыть меня. Когда я доберусь до лестницы, то закину шашки на крышу. После этого пошевеливайтесь и захватите ее. — Затем он по-пластунски подполз как можно ближе к дому и крикнул:

— Огонь!

Джунгли разразились автоматным огнем, осыпая охранников на крыше градом свинца. Как только те попрятали головы, Питт бросился бежать. Но они быстро перегруппировались, открыв ответный огонь. Мчась к дому, Дирк заметил, что крыльцо резиденции заслоняет автоматчиков, и свернул ко входу. И уже почти достиг ступеней крыльца, когда передняя дверь распахнулась, и из нее выскочили двое охранников, а за ними — Бёльке, будто фуллбек[413] под прикрытием блокирующих игроков. Троица уже начала спускаться по ступеням, но при виде Питта, в нескольких футах от себя оцепенела.

Бёльке изумленно вытаращился на него, но тут же без колебаний возвысил голос над треском перестрелки:

— Убить его!

68

Телохранители Бёльке нацелили автоматы на Питта-старшего, собираясь открыть огонь, но тот на шаг опередил их, выдернув чеку одной из дымовых шашек и швырнув ее на крыльцо. Проскакав по резным каменным ступеням, шашка остановилась у ног австрийца.

Выпустив оружие, телохранители сграбастали Бёльке и перебросили через дальнюю балюстраду. Один телохранитель нырнул следом, но второй задержался, услышав, что граната зашипела, и заметил выброшенную струйку дыма. Сообразив, что она не взорвется, он пинком сбил шашку с крыльца. Газон окутала туча серого дыма. Охранник обернулся к Питту, стоявшему, как на ладони, возле угла в нескольких футах от него.

Вскинув автомат, телохранитель поймал строптивого американца на мушку. Но прежде чем палец нащупал спусковой крючок, на его груди появились две алых кляксы. Попятившись, он мгновение поколебался в шатком равновесии, после чего рухнул и скатился по ступеням на землю.

Питт увидел, что на газоне, опираясь на одно колено, стоит его сын с «ЗИГ-Зауэром» в вытянутых руках. Вскочив, Дирк-младший припустил к стене дома, преследуемый градом пуль, впивающихся в землю вокруг него.

— Спасибо за подмогу, — крикнул Питт.

— Где уж дыму тягаться со свинцом, — улыбнулся Дирк.

— Бёльке! — махнул отец рукой в сторону крыльца.

Дирк первым прокрался через крыльцо, но Бёльке и второй телохранитель уже скрылись на тропке в джунглях. Повернув обратно, Питт повел сына к пожарной лестнице, остановив его в паре футов от верха, и зашвырнул оставшиеся шашки на крышу, от чего та сразу окуталась клубами густого дыма. Огонь с земли тотчас прекратился: коммандос третьей группы, покинув джунгли, побежали вверх по лестнице. А несколько секунд спустя и оставшиеся бойцы второй группы появились с берега, присоединившись к атаке. Объединенными усилиями они быстро взяли верх над наемниками. Когда дым рассеялся, с зачисткой крыши было уже покончено.

Как только в резиденции воцарилась тишина, стали слышны разрозненные выстрелы в районе причала.

— От Альвареса вестей не было? — спросил Питт-старший, когда коммандос собрались на крыше.

— Не отвечает, — доложил командир второй группы.

— Лучше нам поспешить на причал.

— Я покажу дорогу, — откликнулся Питт.

Коммандос бросились вниз по лестнице, оставив небольшой контингент для зачистки дома внутри, а остальные вслед за Питтом устремились по той же тропинке, что и Бёльке. Когда коммандос подоспели к причалу, то обнаружили, что полдюжины наемников стреляют в воду. Двое вооруженных членов команды на носу «Аделаиды» составили им компанию, стреляя сверху.

Коммандос администрации канала открыли огонь, застав нескольких наемников без укрытия и быстро уложив их. Остальные охранники причала отступили в джунгли, но матросы остались на месте, открыв ответный огонь. Последовала затяжная перестрелка, пока лучше обученные коммандос не сняли обоих.

Вдруг среди грохота автоматных очередей слух Питта различил рев мотора. Поглядев в том направлении, он увидел миниатюрный разъездной катер, покидающий устье бухты. Рядом с рулевым стоял Бёльке, которого было легко опознать по белым волосам.

Питт обернулся к командиру второй группы, привставшему на колене под прикрытием каучукового дерева, чтобы перезарядить автомат.

— Бёльке бежал на маленьком катере. Вызовите Мадрида на «Колетте», пусть его перехватят.

Тот кивнул и, со щелчком дослав магазин на место, нажал на тангенту рации и вызвал катер поддержки.

Когда поступил вызов, Мадрид на борту «Колетты» в бинокль наблюдал за приближением небольшого контейнеровоза. Обернувшись, он увидел разъездной катер Бёльке, вылетевший из бухты на полном ходу, и развернул патрульный катер носом к нему.

— Канонир, предупредительный выстрел перед приближающимся катером, — приказал он. — Огонь!

Тот дал короткую очередь из 20-миллиметровового палубного орудия, подняв перед разъездным катером фонтан воды. Удирающее суденышко сбросило скорость, но по-прежнему шло прежним курсом наперерез «Колетте». Целиком поглощенный задачей остановить катер Бёльке, Мадрид не обращал внимания на контейнеровоз, заходивший к нему с кормы.

— Канонир, выстрел по мотору. Огонь!

Артиллерист прицелился, но, не успев выстрелить, упал на палубу, размахивая руками, будто на него напал рой пчел. Надрывно вопя, он подкатился к лееру и бросился за борт, чтобы найти избавление в водах озера.

А Мадрид в рубке вдруг ощутил, что кожу опалила жгучая боль, и отпрыгнул от штурвала, не в состоянии ни к чему прикоснуться. Крича от боли, он выглянул из окна и увидел контейнеровоз, надвигающийся прямо на него.

Корабль шел на «Колетту» малым ходом, но своей громадной массой без труда сокрушил нос патрульного катера. Более мелкое судно отбросило в сторону, и отсеки его начали заполняться водой. Через считанные секунды корма задралась к небу, и катер ушел под воду.

Бёльке проводил взглядомпогружающийся патрульный катер, ожидая, пока его собственный катерок причалит к контейнеровозу, взбежал по забортному трапу с телохранителем, следующим по пятам, пересек палубу и вскарабкался на мостик. Запыхавшись, доковылял до штурвала, рядом с которым стоял Пабло, устремив восхищенный взгляд на модифицированную систему активного противодействия, установленную на носу корабля.

— Похоже, мы подоспели вовремя, — провозгласил Пабло.

— Комплекс… был… актакован… — пропыхтел Бёльке.

— Кем?

— Одним из рабов. Он вчера удрал.

— Должно быть, из администрации канала. Я так и подумал, что это их катер. Йоханссон на берегу наверняка разделает их под орех.

— Нет, Йоханссон убит. Как раз беглецом.

— А им не может быть известно о сделке?

Бёльке покачал головой.

— На пятьсот миллионов вы накупите себе уйму новых заводов, — заметил Пабло.

— Документация и мотор на борту в целости и сохранности? — Бёльке разглядывал «Зальцбург», преобразившийся почти до неузнаваемости.

— Да.

— Китайцы ждут на озере Мирафлорес.

Пабло поглядел на него, как ребенок, ожидающий подарка на день рождения.

— Тогда не вижу смысла откладывать момент расплаты ни на минуту. — Он приказал вывести корабль в главный фарватер канала, и «Зальцбург» поспешил в путь.

69

Коммандос администрации канала вытащили Альвареса и уцелевших членов его десанта, рассеянных по всей бухте и прятавшихся за сваями причала. Руководитель операции выглядел как утопшая крыса, но взял себя в руки, оправившись от потери половины своей группы, и принял командование над объединенными группами.

— Заключенные там? — указал он на широкую тропу в дальнем конце причала, которая, петляя, уходила в джунгли.

— Да, — подтвердил Питт-старший. — Тропа ведет к мельнице. Тюремные бараки сразу за ней.

Разделив своих людей на две группы, Альварес с одной двинулся по тропе, а отец и сын Питты — следом. Они передвигались осторожно, опасаясь засады, но уцелевших наемников нигде не было видно. При подходе к мельнице — открытому строению с высокой крышей — дорожка стала шире. Альварес отправил троих проверить боковой вход, но это им не удалось.

Автоматчики открыли огонь из всех дверей и окон постройки. Уцелевшая от личной армии Бёльке дюжина человек собралась в мельнице, сделав ее опорным пунктом для контратаки. Внезапно вспыхнувший заградительный огонь взимал среди людей Альвареса тяжкую дань — ранения, в том числе смертельные, получила почти половина группы.

Альварес и сам был ранен в ногу, и Питт вынес его из-под огня. Командир операции быстро вызвал резерв, зашедший с фланга. Под шквалом ответного огня им удалось оттащить раненых под прикрытие джунглей, но ситуация быстро дошла до патовой. Альварес вызвал «Колетту», чтобы попросить помощи, но в ответ услышал лишь треск помех.

— Не отвечают, — сообщил он Питту. — Без подкрепления нам придется отступить.

— Без пленников — ни за что. — Питт взял автомат у раненого бойца, впавшего в беспамятство. — Не давайте им скучать. Мы попытаемся обойти их и подобраться к баракам, — и он дал знак Дирку.

Они вдвоем двинулись через джунгли, сделав изрядный крюк левее мельницы. Питт прошел дальше, потом свернул обратно к высокой постройке. Выглянув из-за кривого кедра, они посмотрели на торец здания мельницы и барак заключенных чуть дальше.

Барак поставили в центре широкой просеки, и он был у автоматчиков с мельницы как на ладони. Питт видел, как несколько пленных выглядывают сквозь единственные ворота здания, пытаясь проследить за перестрелкой. Потом заметил тележку для руды, стоящую на полпути между их позицией и воротами.

— Я хочу добежать до этой тележки. Если меня не заметят, я смогу добраться до ворот.

Дирк прикинул расстояние между ними и мельницей.

— Трудновато прикрывать тебя отсюда. Я с тобой.

Не успел Питт запротестовать, как его сын во весь дух побежал к тележке. Питт следовал за ним по пятам, хотя долго держать такой темп на ослабевших ногах ему не удастся.

Автоматчик на втором этаже мельницы заметил их. Как только Дирк нырнул за тележку, пули вспахали землю рядом с ней. Отставшему на пару шагов Питту пришлось прыгнуть в укрытие рыбкой, крепко налетев на сына. Вокруг свистели пули.

Выставив «ЗИГ-Зауэр», Дирк дважды выстрелил, но лишь привлек этим внимание других наемников с мельницы. Тележка загромыхала, принимая на себя перекрестный огонь нескольких стрелков.

— Не на такую скрытность я надеялся, — заметил Питт.

— Должно быть, у них стрелки по всему зданию, — Дирк выглянул над верхом тележки, сделал еще два выстрела и снова пригнулся. — На втором этаже тип с РПГ.

Выставив свой автомат из-за тележки сбоку, Питт послал в открытое окно короткую очередь. Пули вгрызлись в раму и разбили стекло. Уже убирая автомат, он увидел наемника, появившегося из тени с зеленым гранатометом, смахивающим на булаву, на плече. Удачный выстрел из РПГ распылит их обоих на атомы.

Он выставил автомат поверх тележки и уже собирался выстрелить снова, когда вдруг ударом грома ахнул взрыв. Перестрелка прекратилась, все взоры обратились к черному облаку, вздымающемуся по ту сторону рабского барака.

Поглядев на часы, Питт усмехнулся. Чжоу все-таки подоспел на подмогу.

— Ты припозднился на десять минут, — пробормотал Дирк-старший.

Секунду спустя на воздух взлетело все здание мельницы, превратившись в огненный шар. Потом громыхнули полдюжины дополнительных взрывов, сровнявшие с землей обогатительные цеха, раскиданные по всей территории. Из зеленого моря листвы все джунгли обратились в дымный ад, громогласно изрыгающий пламя по мере методичного уничтожения тайного перерабатывающего комплекса Бёльке. Чжоу помиловал только барак заключенных, резиденцию самого Бёльке и столовую штата, куда забилась дюжина химиков, как только начался бой.

Обломки мельничной кровли дождем посыпались вокруг Питта и его сына, скорчившихся за тележкой для руды. Взрыв разбил шаровую мельницу, и гигантский цилиндр прокатился через боковую стену прямиком в джунгли. Большинство наемников, находившихся в здании, погибли на месте, но двоих-троих взрывной волной выбросило в окна, и они приземлились на траву, отделавшись лишь ссадинами и ушибами. Однако коммандос администрации канала сразили их, не дав им опомниться.

Питт с сыном поспешно бросились к бараку заключенных. Отстрелив замок, Дирк-старший пинком распахнул ворота. Толпа заключенных тотчас же ринулась вперед.

— Боже, как же мы рады вас видеть! — проговорил Плуград, протолкавшись сквозь толпу, чтобы хлопнуть Питта по плечу.

Магуайр с приятелем тоже бросились к нему, чтобы пожать руку. Питт пробирался сквозь толпу, в тревоге пересчитывая всех по головам и высматривая друга. Дойдя до последнего из стоящих на своих ногах, он недосчитался одной головы. Джордино.

С неприятным ощущением под ложечкой Питт прошел через столовую в спальный отсек. И там и там пусто. И уже повернувшись обратно к воротам, вдруг заметил гамак, подвешенный между двумя решетками, а в нем — неподвижную фигуру друга. Питт приблизился, глядя на него, опасаясь наихудшего. И тут в глотке Джордино забулькал знакомый храп.

Питт ухмыльнулся от уха до уха.

— Проснись и воссияй, здоровяк!

Эл сонно разлепил веки.

— Что-то ты быстро вернулся.

— Да просто знал, что будешь скучать.

Зевнув, Джордино сел.

— Недурной фейерверк. Бёльке взял?

— Нет, он дал деру, когда началось веселье, — Питт передал Джордино стоявший рядом костыль, грубо вырезанный из рогулины астрониума. — Как себя чувствуешь?

— Как претендент на общенациональном чемпионате по игре в классики, — Джордино подскакал на одной ноге и сунул развилку костыля под мышку. Раненая нога была забинтована таким толстым слоем ткани, что напоминала ствол дерева. Питт помог ему доковылять до ворот, где толклись остальные пленные, боясь уйти.

Пробежав мимо дымящейся мельницы, к Питту направился десантник.

— Меня прислал Альварес. Это все пленники?

— Да, все до единого.

— А откуда взрывы?

— Бомбы были заложены заранее. Они просто-таки спасли наши окорока.

— Вот уж действительно, — согласился тот. — Альварес велит собрать всех на причале. — Развернувшись, он затрусил обратно. — Нам надо позаботиться о множестве раненых.

Питт начал выводить пленников из комплекса, когда Джордино, схватив его за руку, указал на небо.

— Кто-то уходит без нас?

Подняв глаза, Питт увидел облачко черного дыма со стороны пристани — выброс копоти из громадного дизельного двигателя.

— Это «Аделаида», — мгновенно понял Питт. — Бой еще не окончен.

70

— Эл, подгони людей! — уже на бегу крикнул Питт-старший. — Дирк, давай со мной!

Спеша освободить пленников, Альварес упустил из виду, что надо послать кого-нибудь для зачистки на борт «Аделаиды». Спрятавшись на мостике, Гомес завел машину корабля в самом начале нападения. И после бегства Бёльке и последовавших за этим взрывов в джунглях он больше не видел причины мешкать.

Выскочив из джунглей, Питт и Дирк обнаружили, что «Аделаида» еще стоит у причала. Кормовые швартовы уже были отданы, и Питт увидел, как Гомес втаскивает конец на палубу и скрывается в надстройке корабля. А впереди член команды на причале направился отдать носовые.

Питт с сыном не прерывали бега. Передний трап еще не убрали, так что у них еще оставался шанс если не помешать отдать носовые, то хотя бы подняться на борт. Но эта возможность испарилась, когда матрос сбросил огон со швартовой тумбы и посмотрел в сторону устья бухты. Поверх рокота разогревающейся машины «Аделаиды» послышалось жужжание маленького навесного мотора. Припустив бегом вдоль корабля, отец и сын увидели его источник. Это оказалась Саммер, ведущая третью лодку. С ней были четыре-пять человек, без сил лежавших на дне лодки.

Матрос на причале мгновение смотрел на это, потом пинком сбросил швартовый конец в воду и, как только лодка приблизилась к причалу, спокойно вытащил из кобуры пистолет и прицелился в Саммер.

Прогрохотала короткая серия выстрелов, и в спину матроса впилось с полдюжины пуль. Не меньше двух вылетело из «ЗИГ-Зауэра» Дирка, а остальные — из автомата Питта. Развернувшись, матрос наугад выстрелил куда-то в сторону нападающих и замертво рухнул.

Секунду спустя воздух вздрогнул от скрежета и грохота удара.

— Отчаливает! — крикнул Дирк.

Гомес включил винты и отваливал от причала. Шум издал трап, проскребший причал и с грохотом ударившийся о борт, повиснув на палубных креплениях.

Как только корабль отвалил, Саммер повела «зодиак» вдоль причала.

— Проходивший контейнеровоз врезался в «Колетту», — крикнула она Питту и Дирку. Она подплыла в «зодиаке» и вытащила уцелевших, когда контейнеровоз ушел. — Я практически уверена, что они забрали Бёльке. Вполне возможно, что это «Зальцбург».

Мысли Питта понеслись галопом. Если Саммер права, документация «Морской стрелы» и мотор должны быть на борту. А возможно, и Энн. Корабль надо остановить, пока он не улизнул из канала.

Он быстро переговорил с детьми, провожая взглядом уходящую «Аделаиду».

— Дирк, беги к краю причала. Саммер, не глуши мотор, я иду к тебе.

Закинув автомат за спину, Питт-старший прыгнул с причала, упав в воду в паре футов от «зодиака», но поплыл в сторону корабля. Тягаться в скорости с уходящим судном он не мог, но у него имелась мишень поближе — швартовый конец, свешивающийся через полуклюз и волокущийся по воде. Ухватившись за толстый трос, Питт двинулся по нему, перебирая руками, пока не добрался до толстого кольца огона. К нему была привязана выброска — шкот потоньше, который Питт и швырнул одному из людей на «зодиаке».

— Держись за кораблем! — крикнул он Саммер, хватаясь за борт лодки, когда дочь развернула ее и погналась за судном.

Полуживой Мадрид свесился через борт и помог Питту забраться. Вдвоем они принялись выбирать толстый носовой швартов. Питт попросил дочь обогнать корабль, волоча трос, как якорь. Тем временем на берегу Дирк добежал до конца причала, где стояла последняя швартовая тумба. Как только «зодиак» подошел ближе, Гомес догадался, что они затевают, и повернул «Аделаиду» к другому берегу бухты, чтобы она оказалась как можно дальше от причала.

Видя, что корабль отваливает в сторону, Дирк принялся поторапливать Саммер. Превозмогая боль в мышцах, Питт с Мадридом продолжали выбирать тяжелый трос, а Саммер вывернула рукоятку газа до упора и нацелилась на брата. Дирк лег на живот у края причала, протянув руки к подлетевшему «зодиаку», и Саммер остановила мотор. Питт метнул огон вверх, и Дирк поймал тяжелую петлю как раз в тот миг, когда трос натянулся. Надрывая силы, он вывернул петлю горизонтально, успев натянуть ее на пал в самый последний момент.

— Убирайся подальше, вдруг сорвется! — крикнул Питт.

Подскочив на ноги, Дирк припустил вдоль причала, а Саммер повернула «зодиак» и пошла рядом. Вдруг лодка вильнула к «Аделаиде», и Дирк быстро понял почему. Саммер подвела лодку к болтающемуся трапу, и Питт, прыгнув, вцепился в него. Подтягиваясь на руках, он вскарабкался по трапу и выбрался на палубу.

Швартов натянулся, как струна, удерживая нос корабля на месте. Винт продолжал бурить воду, и корму начало сносить вправо, грозя заклинить корабль поперек бухты. На палубе пал кряхтел под неимоверной нагрузкой инерции корабля и напора винта.

А пока шло это перетягивание каната, Саммер подогнала «зодиак» к лестнице причала, где Дирк помог Мадриду и остальным пострадавшим выбраться на берег. Когда Хорхе последним перенесли на причал, Дирк спрыгнул в «зодиак».

— Подбрось-ка меня. Я его подстрахую! — крикнул он.

Выжав газ, Саммер подлетела к борту «Аделаиды», дав Дирку возможность запрыгнуть на болтающийся трап.

— Будь осторожен! — крикнула она вслед.

— Только уйди подальше от троса! — кивнув, предостерег ее Дирк.

Саммер поспешила обратно к причалу. Подвергающийся неимоверной нагрузке трос уже начал издавать звук, похожий на стон. Повернув руль, Гомес дал полный ход, натянув трос до предела. Что-то, в конце концов, должно было сдаться, и это произошло.

Огон швартова лопнул, так что трос хлестнул «Аделаиду», как плеть. Скорчившийся на трапе Дирк едва увернулся от летящего каната, чуть не снесшего ему голову. И как только трос упал, вскарабкался по трапу на палубу.

Избавившись от привязи, корабль рванулся вперед, устремляясь прочь из узкой бухты. Дирк окинул палубу взглядом в поисках отца, но, кроме трупов двух автоматчиков на носу, на ней не было никого и ничего. Поглядев на мостик, венчающий заднюю надстройку, Дирк бегом помчался по длинной открытой палубе. Он уже добрался до боковой двери и ступил на лестницу, когда наверху вспыхнула перестрелка.

Короткие автоматные очереди раздавались почти полминуты, пока Дирк бежал вверх по ступеням. Когда он добрался до четвертого яруса, стрельба прекратилась. Питт-младший осторожно двинулся на мостик, держа «ЗИГ-Зауэр» наготове. Но едва он успел сделать от двери пару шагов, как ему в затылок уперся теплый от выстрелов ствол. Дирк оцепенел, но ствол так же быстро убрали.

— Что-то я не помню, чтобы давал тебе разрешение подняться на борт.

Повернув голову, Дирк увидел отца, сжимающего автомат. На лице у него было написано явное облегчение.

— А я и не знал, что ты — капитан этой посудины, — ответил Дирк.

— Очевидно, теперь — да, — Питт жестом обвел мостик.

Их окружала картина полнейшего разгрома. Окна мостика разлетелись от выстрелов, мониторы радара и навигатора расколоты вдребезги, воздух напоен едким дымом от разбитой электронной аппаратуры. А в дальнем углу — окровавленный труп Гомеса.

— Я давал ему шанс, но он отказался его принять.

Дирк кивнул, а затем посмотрел в разбитое переднее окно неуправляемого корабля. Из бухты «Аделаида» почти вышла, но дорогу ей преграждали валуны и мангровые заросли.

— Впереди скалы! — сказал он, метнувшись к штурвалу.

— Они ненастоящие, — отмахнулся Питт. — Липовый пейзаж для маскировки бухты.

Несколько секунд спустя корабль врезался в макет. Никакого сокрушительного удара, «Аделаида» даже не вздрогнула, продолжая идти ровно и плавно. Из бокового окна Дирк увидел, как опрокинутая пенопластовая скала тихонько отплывает в сторону.

Покинув бухту, «Аделаида» устремилась в открытые воды озера Гатун. Большой плавучий кран шел на север, а за изгибом канала виднелась пара танкеров и контейнеровоз, направляющиеся на юг. Подойдя к пульту, Питт толкнул рычаг дросселя до упора, дав самый полный ход.

— А разве за остальными мы не вернемся? — удивился Дирк.

Питт устремил стальной взор на контейнеровоз, скрывшийся впереди.

— Нет, — отрезал он. — Нам надо нагнать корабль.

71

Бёльке стоял у заднего окна мостика, глядя на тучи черного дыма, вздымающиеся с места тайного комбината и уже затянувшие изрядную часть горизонта. Он понимал, что все погублено — и только из-за бежавшего пленника, того самого, который бросил дымовую шашку на ступени крыльца.

Но Пабло прав. Денег, полученных от продажи технологии «Морской стрелы», хватит с лихвой, в том числе на постройку новой обогатительной фабрики по переработке «редких земель». Он уже делал это на мадагаскарском участке и вполне может нарастить тамошние мощности. Но будут упущены драгоценные месяцы торговой активности в самый критический момент на рынке минеральных ресурсов. «Вот доберемся благополучно до Колумбии, — присягнул он в душе, — попрошу Пабло разыскать этого раба и принести мне его голову на тарелочке».

Он обернулся, потому что «Зальцбург» вошел в узкий участок озера Гатун, называемый Коленом Гамбоа.

— Далеко еще до шлюза?

— До Педро-Мигель около двенадцати миль, — обернулся Пабло от штурвала, и тут заметил выражение животного страха на лице Бёльке. — Я радировал вперед. Начальник смены шлюза ждет нас. Проблем не будет.

Из радиодинамика на мостике понеслась брань лоцмана танкера, распекающего другой корабль, обогнавший его на озере. Бёльке и Пабло не обращали внимания на болтовню, глядя вниз на палубу, на мотор «Морской стрелы», спрятанный на автомобильном прицепе и замаскированный штабелями контейнеров.

В двух милях позади них лоцман танкера все еще брызгал слюной по поводу большого балкера, проскочившего у него под носом.

— Максимальная скорость на этом участке канала восемь узлов, балбес! — радировал он.

…А на мостике «Аделаиды» Питт не слышал ни слова из сказанного им, потому что корабельная радиостанция пала смертью храбрых во время его перестрелки с Гомесом. Он даже не знал своей скорости, потому что навигационные инструменты тоже были разбиты. Но ничуть не сомневался, что корабль идет куда быстрее разрешенной скорости.

Избавившись от всего груза и изрядной части топлива, «Аделаида» шла легко и проворно. Питт выжимал из машины всю мощность до последней унции, и скоро корабль разогнался почти до двадцати узлов. Оставив танкер вместе с его осерчавшим лоцманом позади, Питт нацелился на следующее судно, идущее впереди него — большой голландский танкер класса «Панамакс», построенный с таким расчетом, чтобы тютелька в тютельку вписаться в шлюзы канала длиной почти в тысячу футов.

Когда Питт настиг голландский корабль, проходя у него под самым бакбортом, фарватер канала сузился. «Аделаида» только-только пристроилась рядом с танкером, когда впереди показался большой синий контейнеровоз, идущий в противоположном направлении.

Прикинув расстояние, необходимое для обгона танкера, Дирк покачал головой.

— Нам ни за что не проскочить вперед до встречи с контейнеровозом.

Он ожидал, что отец сбросит скорость и юркнет за танкер, чтобы дождаться, когда будет достаточно просторно для обгона. Но Питт продолжал невозмутимо стоять за штурвалом, не намереваясь терять ход.

— Ребятам на этом контейнеровозе такое вряд ли понравится, — ухмыльнувшись, тряхнул головой Дирк.

Лоцман приближающегося корабля уже заметил «Аделаиду» у себя на пути и транслировал по радио яростные требования к балкеру сдать назад. Но все более и более отчаянные призывы оставались без ответа, а суда неуклонно сближались.

Питт продолжал мало-помалу опережать танкер, но его чудовищная длина делала эту задачу нескончаемой. Впереди танкер и контейнеровоз уже сошлись нос к носу, и обратного пути не осталось ни для кого. Питт видел, что канал достаточно широк, чтобы все три корабля прошли борт к борту, но не знал, достаточна ли глубина для всех троих. Находясь посередине, где глубина канала максимальна, они об этом и не задумывались.

Лоцман танкера изо всех сил старался сбросить ход судна и прижать его к правому краю отмеченного фарватера. Но из-за самой большой осадки из всех троих подходить ближе к берегу отказывался. Так что оставалось лишь ждать, сдадут ли нервы у лоцмана контейнеровоза.

Питт поспособствовал делу, подогнав сухогруз вплотную к борту танкера — настолько близко, что можно было запросто перепрыгнуть с одного судна на другое. Но, судя по всему, столкновение было уже неминуемо.

При виде контейнеровоза, неуклонно стремящегося им навстречу, Питт и Дирк изготовились к сокрушительному удару. Нос надвигающегося корабля, уставленного штабелями контейнеров до небес, заполнил все их поле зрения. Но лоцман здраво рассудил, что сесть на мель куда безопаснее, чем столкнуться лоб в лоб, и увел корабль в сторону, чтобы дать дорогу Питту.

Корабли прошли буквально в паре футов друг от друга, пока борт контейнеровоза скреб по дну, а его винт вздымал ил и грязь. Как только мостики двух кораблей сошлись, лоцман и вахтенные офицеры контейнеровоза разразились многоэтажными тирадами в адрес визави. Но Питт лишь улыбнулся и помахал им рукой.

— Они могут потребовать отобрать у тебя шкиперскую лицензию, — заметил Дирк.

— Представляешь, как они взбесятся, — отозвался Питт, — когда узнают, что ее у меня нет.

Канал впереди повернул и сузился, отчасти загородив от глаз силуэт «Зальцбурга». На его мостике Бёльке и Пабло насторожились, услышав из громкоговорителя последнее остервенелое словоизвержение. Когда синий контейнеровоз миновал «Аделаиду» и лоцман увидел намалеванное на корме новое название, он не удержался от новых угроз по радио.

— «Лабрадор», — прорычал он, — в Колоне я подам официальную жалобу властям канала.

При упоминании названия корабля Бёльке буквально окаменел.

— «Лабрадор». Это название дали угнанному судну, стоявшему у нас на приколе!

Сграбастав бинокль, он припустил к заднему окну. Спутать большой балкер, в миле позади них обходящий голландский танкер, ни с каким другим было невозможно. «Аделаида».

По лицу австрийца разлилась мертвенная бледность.

— Они гонятся за нами, — промолвил он Пабло.

Тот спокойно смотрел на экран навигатора.

— Мы запросто сможем войти в шлюз раньше них. А если нет, — добавил он, и в глазах его блеснул лед, — мы заставим их пожалеть о том, что увязались за нами.

72

Оба судна вошли в Разрез Гальярда — самый опасный участок канала. Прокладка этого отрезка длиной девять миль, прорезающего центральный хребет перешейка между материками, стала для строителей канала самой трудной инженерной задачей. В результате титанических землеройных работ вручную и с помощью капризных паровых экскаваторов был проложен ров глубиной местами свыше двухсот пятидесяти футов. Несметные тысячи человек заплатили за это жизнью — некоторые из-за несчастных случаев и оползней, но большинство — от желтой лихорадки и пневмонии.

Но в 1914 году, когда канал был запущен, масштабы свершения были скрыты от взоров водой, заполнившей глубокий разрез. Ее безмятежный вид совершенно не вяжется с коварными течениями, из-за которых прохождение узкого канала превращается для навигатора в настоящий вызов.

Питт ворвался в разрез на полном ходу, проигнорировав кромочный знак, предписывающий всем крупным судам сбросить скорость до шести узлов. Течения время от времени давали себя знать, снося корму то в одну, то в другую сторону, но терять ход он отказывался. «Зальцбург» уже отчетливо виднелся впереди, его отрыв сократился до полумили.

Хотя Пабло и приказал капитану прибавить ход, на разгон «Зальцбургу» требовалось время, ставшее воистину бесценным. Оглянувшись на куда более быструю «Аделаиду», он понял, что придется дать бой.

Заметив, что на баке «Зальцбурга» собрались несколько человек, Питт передал руль Дирку.

— Только для протокола, — заявил сын, — я ни разу не водил суда такого размера.

— Управлять им проще, чем «Дюзенбергом», — ответил Питт. — Просто держи подальше от берега. Сейчас вернусь.

Они подошли к «Зальцбургу» уже настолько близко, что Дирк без труда разглядел, как три человека у него на носу манипулируют с высоким объектом, напоминающим тарельчатую антенну радара. Прокатив его мимо грузовых контейнеров к левому фальшборту, они установили его, сориентировав назад — на «Аделаиду».

Питт появился на мостике минуту спустя. Дирк во все глаза уставился на отца, одетого в зеркальный серебряный защитный скафандр класса А для работы с опасными материалами.

— Что за наряд Бака Роджерса?[414]

— Мы взяли их для защиты, когда поднимались на борт, — пояснил Питт. — Корабли Бёльке оснащены микроволновым устройством под названием САП, используемым для разгона толп, только у него оно смертоносное. Скорее всего, на «Зальцбурге» оно есть.

— Ты имеешь в виду вон ту тарелку на носу? — указал Дирк вперед.

Увидев систему активного подавления, нацеленную прямо на них, Питт поспешно бросил сыну второй скафандр.

— Быстрей надевай!

Дирк уже начал натягивать защитный костюм, когда ощутил, что спину припекло.

— Должно быть, уже включили, — сообщил он, торопливо застегивая молнию.

Ощутив то же самое кожей лица, Питт быстро надел шлем с забралом и подошел к рулю.

— Не высовывайся из-за переборки, — велел он Дирку голосом, приглушенным из-за шлема.

Ему тут же окатило жаром грудь и руки, и Питт переложил руль вправо. Стоя перед разбитым окном мостика, он находился в самом фокусе устройства на линии огня. Скафандр обеспечил ему некоторую защиту, но полностью заблокировать излучение не мог.

Чтобы попасть по «Аделаиде», система, расположенная на носу «Зальцбурга», должна была направить луч вдоль левого борта корабля, и Питт мог легко избежать его воздействия, уйдя к правому берегу канала и держась за передним кораблем. И через пару минут именно так и поступил.

Бёльке видел, как «Аделаида» внезапно изменила курс.

— Уваливается к берегу. По-моему, вы ее достали.

— Оператор докладывает, что мостик простреливался полностью, — доложил Пабло.

И тут оба увидели, как «Аделаида» выравнивает курс. По-прежнему сохраняя небольшое преимущество в скорости, преследователь мало-помалу настигал «Зальцбург», подбираясь к его корме.

— Думаю, они могут попытаться протаранить нас, — заметил Бёльке.

Бросив взгляд на монитор навигатора, Пабло понял, что вот-вот покажутся первые ворота шлюза Педро-Мигель.

— Нам надо избавиться от них прежде, чем мы будем видны со шлюза.

Перебросившись парой слов с капитаном, он удалился с мостика. Бёльке остался на месте, будто приклеенный к заднему окну, не сводя глаз с преследующего их судна.

Питт поддерживал безопасный промежуток между собой и кораблем, идущим впереди. Он надеялся зайти к «Зальцбургу» сбоку и прижать его к берегу, но появление САП по бакборту свело этот план на нет. Он еще раздумывал, что же предпринять дальше, когда «Зальцбург» резко дал крен.

По команде Пабло капитан круто переложил руль «Зальцбурга» влево. Операторы САП немедленно направили луч на мостик «Аделаиды». Питт ощутил на коже знакомое покалывание, но при виде нового оружия волосы у него буквально встали дыбом. У фальшборта стояли Пабло и еще один человек с ракетными гранатометами на плечах. Через секунду оба выстрелили.

— Прочь с мостика! — рявкнул Питт при виде летящих к ним гранат.

Бежать было уже некогда, и он бросился на пол, в падении пинком переложив руль влево.

Дирк, стоявший в другом конце мостика, метнулся в боковой коридор.

Первая граната врезалась в стальную поверхность надстройки «Аделаиды» чуть ниже мостика и упала на палубу, без малейшего вреда разорвавшись на крышке люка.

Пабло, стрелявший из второго РПГ, угодил в яблочко. Граната влетела сквозь разбитое окно мостика прямо у Питта над головой. Влетев под крутым углом, она срикошетировала от потолка к задней переборке, где и взорвалась. От взрыва, обратившего мостик в огненный ад, содрогнулась вся надстройка, из проемов окон вылетели остатки стекол, и вырвалось облако огня, смешанного с черным дымом.

Глядя на это с палубы «Зальцбурга», Пабло довольно ухмыльнулся. Выжить в этом пекле не смог бы никто.

73

Жизнь Питту спасли сразу две вещи. Во-первых, рикошет гранаты, отскочившей от задней переборки и взорвавшейся перед стойкой аппаратуры. Осколки полетели вверх, в стороны и в стойку — но прошить ее насквозь не смогли, и смертоносный град стальной шрапнели миновал Питта, распростертого по ту сторону.

А вторым его спасителем стал защитный костюм, уберегший его от огненной вспышки, сопроводившей взрыв и поглотившей весь мостик. Ударная волна порядком тряхнула его, да и дыхание давалось с трудом, но он легко вскочил на ноги, когда вернувшийся Дирк выволок его из обломков.

— Ты живой? — спросил сын.

В ушах звенело так, что Питт едва его расслышал.

— Да, спасибо Баку Роджерсу.

Тряся головой, чтобы побыстрее оправиться от последствий взрыва, он доковылял до ближайшего окна.

— Вообще-то мы уже должны их настичь, — ему пришлось орать, чтобы услышать собственный голос.

И едва эти слова сорвались с его губ, как со стороны носа донесся гулкий грохот. Питту и Дирку пришлось уцепиться за переборку, чтобы удержаться на ногах, пока содрогнувшийся корабль окончательно не остановился.

Пинком переложив руль влево во время падения, Питт послал «Аделаиду» на перехват поворачивающего «Зальцбурга». Последнему, захваченному врасплох в узком канале, ничего не оставалось, как попытаться завершить разворот в надежде проскользнуть мимо «Аделаиды». Действия Питта поставили на этой надежде жирный крест.

Не веря собственным глазам, Бёльке смотрел, как «Аделаида» с мостиком, обратившимся в обугленный скелет, поворачивает на них, будто направляемая невидимой дланью. «Зальцбург» был на полпути к завершению левого поворота, когда форштевень «Аделаиды» врезался в нее прямо по миделю. Под скрежет стали о сталь шедший полным ходом балкер пропорол борт «Зальцбурга» почти на двадцать футов. Иди «Зальцбург» с полной загрузкой, давление груза на остов переломило бы корабль пополам. Но даже так столкновение выгнуло листы обшивки с обеих сторон, позволив воде ворваться в трюмы.

На палубе же штабели грузовых контейнеров рассыпались, как башня из кубиков. Несколько их, пробив правый фальшборт, свалилось в канал. По бакборту пара пустых контейнеров рухнула на САП, расплющив антенну и раздавив двоих из операторов. На глазах у Пабло еще один контейнер опрокинулся набок, придавив ногу его товарища-гранатометчика. Тот завопил, умоляя Пабло о помощи, но тот ничего не мог поделать и просто пошел прочь.

Ранения обоих кораблей оказались гибельными, но «Зальцбург» явно пострадал куда больше. Корабль быстро дал крен на левый борт, роняя за борт все новые и новые контейнеры. Воды канала уже захлестнули верхнюю палубу, и скорость погружения увеличилась. Корабль тонул прямо на глазах.

Пабло взбежал на мостик, где Бёльке таращился на повреждения, как зомби. Пробежав мимо него к закрытому шкафчику, помощник пинком распахнул дверцу. Внутри стоял пластиковый контейнер с выкладками Хайланда и чертежами «Морской стрелы».

— Где капитан? — спросил он. — Надо убираться с судна.

— Отправился консультироваться со старшим механиком.

— Нельзя терять время, надо взять разъездной катер. Следуйте за мной. — Подхватив контейнер, Пабло покинул мостик.

Бёльке следовал на шаг позади. Спустившись на верхнюю палубу, они бросились на задранный штирборт, у которого болтался разъездной катер Бёльке. Закинув контейнер в катер, Пабло отчеканил:

— Забирайтесь. Я спущу его на воду и спрыгну.

Эдуард сделал, как велено. Пабло взял пульт лебедки и уже начал опускать катер, когда Бёльке вдруг остановил его.

— Смотри, на другом корабле!

У основания надстройки «Аделаиды» появились две фигуры в серебристых защитных костюмах, один из которых покрывала густая копоть. Пабло увидел, что второй размахивает пистолетом.

— Я знаю, как разобраться с ними.

Он резко плюхнул разъездной катер на воду и отвязал носовой конец, пока Бёльке отцеплял трос лебедки, а сам тем временем побежал на жилой ярус и отпер каюту Энн.

На сей раз, для разнообразия, она была рада его видеть. И хотя толком не понимала, что случилось, зато видела, что корабль тонет, и боялась, что ее бросят погибать в каюте.

— Пошли! — Пабло ухватился за наручники между запястьями и повел ее по коридору.

Спустившись на верхнюю палубу, Энн была шокирована видом громады «Аделаиды», сцепившейся с бортом «Зальцбурга». И хотя огромный балкер подпирал «Зальцбург», крен того продолжал нарастать, мало-помалу превращая палубу в крутой склон.

Пабло повел Энн вниз по наклонной палубе к левому борту, шлепая по воде, доходящей уже до щиколоток, и остановился перед одиноким контейнером, съехавшим в сторону, частично пробив ограждение. Он выпирал дальше прочих ящиков, и Пабло подналег на него, чтобы выдвинуть его еще дальше. Потом, нашарив в кармане ключ от наручников, разомкнул один браслет.

Энн расслабилась, разыгрывая покорность, когда он повел ее к контейнеру. Сделав шаг, она тут же резко выбросила колено, целя Пабло в пах, и промахнулась лишь самую малость.

Наемник отреагировал в мгновение ока, тыльной стороной ладони врезав ей по голове так, что она отлетела, ударившись спиной о контейнер. Схватив ее закованное в наручник запястье, Пабло опустил его к самой палубе, где и примкнул свободный браслет наручников к такелажной скобе у основания контейнера.

— Жаль, что у нас не заладилось, — усмехнулся он.

— Будь добра, сделай друзьям ручкой.

Повернувшись, он начал пробираться вдоль палубы, стремительно пригнувшись, когда контейнер позади него оглушительно клацнул. Прибавляя шаг, Пабло оглянулся и увидел человека у фальшборта «Аделаиды», целящего в него из пистолета. Стремительно сделав бросок в сторону, он уже скрылся от взгляда за рядом контейнеров, когда прогремели еще два выстрела.

Дирк недовольно опустил «ЗИГ-Зауэр», когда отец присоединился к нему у леера. Они уже сбросили защитные костюмы, сковывающие движения и не пропускающие воздуха, отчего оба буквально купались в собственном поту.

— Вон к тому контейнеру прикована какая-то женщина, — сообщил Дирк. — Я стрелял по субъекту, который ее приковал, но промахнулся.

Посмотрев в указанном направлении, Питт увидел блондинку с короткой стрижкой, лежащую у основания контейнера.

— Это Энн.

Облегчение от того, что Энн жива, было испорчено плачевным состоянием «Зальцбурга». Корабль стремительно погружался. Пробоина, проделанная «Аделаидой» у него по миделю, впускала массу воды, и Питт понимал, что корабль опрокинется кверху килем куда раньше, чем уйдет под воду.

— Давай-ка попробуем до нее добраться.

Он бегом устремился на нос «Аделаиды». Тот сплющился, но застрял в рваной ране в борту «Зальцбурга». Скрученные бимсы тонущего контейнеровоза со стонами и скрежетом скреблись о смятый нос «Аделаиды».

Питт пробирался между листами рваной стали. Наконец он спрыгнул на палубу «Зальцбурга» и помчался на корму, петляя между разбросанными контейнерами, пока не добрался до Энн.

Она уставилась на него, не веря собственным глазам.

— Ты-то что здесь делаешь?

— Слыхал, ты пыталась отправиться в круиз без меня, — ухмыльнулся он.

Женщина была слишком напугана, чтобы улыбнуться в ответ.

— Можешь меня освободить?

Питт прошлепал к ней по воде, чтобы взглянуть поближе. Энн сидела на палубе с опущенной рукой. Вода уже поднялась выше ее локтя. Затем контейнер заскрипел и съехал на пару дюймов дальше за борт, увлекая ее за собой.

— Это наручники? — спросил Питт.

Она кивнула.

Тут подоспел Дирк, и они вместе принялись выискивать что-нибудь подходящее, чтобы ее освободить. Где-то на корабле должен быть инструмент, но времени на его поиски просто нет. Корабль уже наполовину под водой. А с ним и контейнер.

— Он свалится за борт с минуты на минуту, — прошептал Дирк. — Не вижу, как мы можем от него избавиться.

Кивнув, Питт бросил взгляд на «Аделаиду».

— Ты прав, — ответил он с искорками во взгляде. — Полагаю, придется спасать их обоих.

74

«Аделаида», как и «Тасманская звезда» в Чили, была оборудована собственным ленточным транспортером для разгрузочных работ. И смонтирована система корабля была по носу у правого борта, как раз над тем местом, где стоял Питт.

Вскарабкавшись по исковерканному носу рудовоза, он бросился к пульту управления, установленному рядом с конвейером. Вспомогательная силовая установка корабля от столкновения не пострадала, и генератор под палубой заурчал, как только Питт начал проверять работу гидравлики. Транспортер представлял собой ленту, которую можно подгонять к каждому люку, с грейферными кранами с другой стороны, извлекающими руду из трюмов и высыпающими ее на ленту конвейера.

Запустив ленту, Питт подвел ее вперед, к первому трюму. Немного поэкспериментировал с пультом, пока не разобрался, как развернуть конвейер, и, отвернув его от «Зальцбурга», нацелил на Энн и контейнер. Отдельная регулировка по вертикали позволила ему опустить дальний конец ленты ниже планшира.

Дирк, стоявший рядом с контейнером Энн, подавал ему знак подвести ленту поближе, когда из недр «Зальцбурга» донесся какой-то утробный рев. Корабль начал погружаться, и все контейнеры вдруг поехали. Левый борт медленным, неумолимым движением опустился, а правый вздыбился, ссыпая весь груз лавиной в воду.

Питт изо всех сил толкнул конец транспортера вперед и вниз, насколько удалось, и включил его. Поглядев вперед, он увидел лишь гору ящиков, рушащихся в воду. На корме капитан и горстка матросов прыгали в воду в попытке спастись.

Крен неуклонно возрастал, и все, что было на палубе — оборудование, запасы, остатки груза, — кубарем летело за борт, сталкиваясь и грохоча. Вдруг, совершив неожиданный рывок, корабль отцепился от «Аделаиды» и опрокинулся кверху днищем. Минуту-другую перевернутый «Зальцбург» еще дрейфовал, а затем, пустив пузыри, ушел в воды канала.

Конец ленты конвейера «Аделаиды» скрывался под водой, и Питт уже думал, что его усилия были напрасны. Но лента дергалась и тряслась, и вдруг из-под воды показался бежевый параллелепипед. Несколько секунд спустя лента вынесла на воздух приткнувшийся наискосок грузовой контейнер. Заглянув за него сбоку, Питт увидел Энн и Дирка, прильнувших к его основанию с болтающимися над водой ногами.

Втянув контейнер, с которого вода лилась струями, на борт «Аделаиды», Питт выключил транспортер.

— Отличный подхват, — заметил Дирк, спрыгивая на палубу, — хоть я и не рассчитывал заодно окунуться.

Энн осторожно спустила ноги следом за ним.

— Ты цела? — спросил у нее Питт.

— Думала, мне руку вырвет из плеча, но в общем — да, цела. — Она затрясла головой, по-собачьи разбрызгивая воду.

— Дай-ка пистолет, — велел Питт сыну.

Вытащив «ЗИГ-Зауэр» из-за пояса, Дирк протянул его отцу. Питт замахал пистолетом, вытряхивая воду, и поднес ствол к наручникам Энн. Выстрел разбил цепочку, соединяющую браслеты, избавив Энн от контейнера.

— Я бы попробовал это и раньше, но ты была слишком глубоко под водой, когда мы тебя нашли.

— Но тогда я бы не прокатилась. — Энн улыбнулась впервые за многие дни и, поднявшись на ноги, поглядела на волны канала, скрывшие «Зальцбург». — Мотор «Морской стрелы» был на борту.

— Теперь он им не достанется, — успокоил Питт.

— Но документация по-прежнему у них, — возразила она. — Я видела ее в лодке у Пабло.

Питт кивнул. Он видел, как Бёльке и Пабло удирают на катере, пока он старался спасти Энн.

— Они могли отправиться только в одно место. — Изучив карту канала на мостике «Аделаиды», Питт знал, что до следующего шлюза рукой подать.

Дирк уже бежал к «зодиаку», принайтованному к палубе под брезентом. Через минуту-другую он спустил его лебедкой на воду с Питтом и Энн на борту. А сам, уже успев промокнуть, просто спрыгнул с «Аделаиды» и подплыл к борту лодки, где ему помогли забраться внутрь. Питт завел ее маленький навесной мотор, и вскоре они стрелой понеслись по каналу.

Последний обогнул Золотой холм — небольшой утес, отмечающий континентальный водораздел и глубочайшую точку земляных работ. За ним канал выпрямился, и шлюз Педро-Мигель замаячил в двух милях впереди. Бёльке и Пабло уже добрались до шлюза и вплыли в северную камеру, ворота которой были распахнуты в ожидании «Зальцбурга».

Пабло причалил катер к центральному острову, разделяющему две камеры шлюза. Двое рабочих канала помогли ему привязать носовые и кормовые швартовы к разъездному катеру, прежде чем тот спрыгнул. Они провели катер с Бёльке на борту в дальний конец шлюза и отдали швартовы, обойдясь без миниатюрных локомотивов, водящих более крупные суда.

Пабло же зашагал к контрольной вышке — белому многоэтажному строению посреди острова, управляющему потоками воды в камерах. Там его встретил сердитый контролер с планшетом.

— Это не четырехсотфутовый сухогруз.

— У нас произошел несчастный случай с кораблем, и нам надо немедленно пройти. Если вы не станете это регистрировать, мистер Бёльке заплатит втрое против обычной ставки.

— Это он на катере?

Пабло кивнул.

— Давненько я его не видел…

Контролер снял рацию с пояса и вызвалвышку. Минуту спустя массивные ворота камеры начали закрываться. Вскоре вода в камере стечет вниз, опустив катер в следующую секцию канала.

— Выпустим вас через десять минут, — сообщил контролер.

Бросив взгляд на закрывающиеся ворота, Пабло замешкался. К ним на высокой скорости приближался миниатюрный «зодиак» с тремя людьми на борту — двумя мужчинами и женщиной с короткими светлыми волосами. Энн Беннетт.

— Минуточку, — он указал на «зодиак». — Это трое атаковали наш корабль и затопили его. Отнеситесь к ним, как к подозреваемым в терроризме, и продержите не меньше часа.

Контролер поглядел на приближающуюся лодчонку.

— Чего-то не похожи они на террористов.

— Получите лишних десять тысяч.

Контролер просиял.

— Знаете, я ведь мог быть и не прав… Мое почтение мистеру Бёльке.

Но в ответ он лишь увидел спину Пабло: колумбиец поспешно шагал к дожидающемуся катеру.

75

Когда ворота северной камеры закрылись, чтобы пропустить катер Бёльке, ворота южной камеры открылись, чтобы выпустить большой сухогруз, идущий в противоположном направлении. Обогнув широкий корабль, Питт-старший скользнул в камеру, направив «зодиак» к контрольной вышке, где стоял контролер с двумя вооруженными охранниками. Уровень воды в соседней камере уже опустился на несколько футов, скрыв разъездной катер из виду.

Дирк вспрыгнул на стенку со швартовым концом «зодиака» в руке и подтащил лодку поближе, чтобы Энн могла сойти. А потом повернулся к контролеру.

— Вон тот разъездной катер с двумя людьми на борту, — указал он на другую камеру, — надо задержать.

— Боюсь, это вас мы должны задержать, — возразил контролер. — Охрана, арестовать этих людей.

Поглядев мимо контрольной вышки, Питт увидел Пабло, шагающего вдоль стенки шлюза. И тут же, услышав, что охранники хватают Дирка и Энн, завел навесной мотор лодки. Дирк выпустил шкот, и лодка устремилась вниз по камере.

От контрольной вышки до передних ворот пятьсот футов, и Пабло почти преодолел их, когда до его слуха вдруг донесся звук мотора приближающегося «зодиака». Обернувшись, он был шокирован, увидев у руля Питта, вооруженного «ЗИГ-Зауэром».

Безоружный Пабло оглянулся на охрану контрольной вышки. Те были заняты тем, что держали Энн и Дирка, не делая ни малейших усилий броситься в преследование за Питтом — до таких пределов их продажная лояльность не простиралась.

До разъездного катера оставались считанные ярды, но Питт пустил лодку наперерез Пабло. На стенке бригада ремонтников чинила пути для локомотива, и Пабло увидел брошенный кусок поврежденного рельса — тонкий стальной профиль длиной футов шесть. Он подхватил его и выступил вперед.

Промчавшись мимо Пабло, Питт развернул «зодиак» к стенке. Выпрыгивая из лодки и направляя пистолет на Пабло, он не заметил, что тот успел обзавестись импровизированным оружием.

Усталость замедлила рефлексы Питта, и когда Пабло махнул рельсом, он отреагировал слишком поздно. Прицелился и нажал на спусковой крючок, но удар рельсом по вытянутой руке пришелся раньше. Пистолет безвредно выстрелил в небо, прежде чем вылететь из руки Питта и со всплеском упасть в воду.

Когда Пабло махнул рельсом обратно, Питт отпрянул, но все равно с громким хрустом получил по ребрам. Сумев устоять на ногах, он попятился от надвигающегося Пабло.

Рельс, которым неприятель размахивал, как косой, со свистом рассек воздух.

— Далеко же ты забрался, чтобы умереть.

— Заберусь и дальше, — отрезал Питт.

Пятясь, чтобы увернуться от ударов противника, размахивающего рельсом, он дошел почти до ворот и разъездного катера, привязанного в конце стенки. Камера быстро опорожнялась, и разъездной катер опустился уже более чем на двадцать футов. Питт бросил взгляд на катер, но тот был слишком далеко для прыжка.

Почувствовав, что Дирк дал слабину, опьяненный жаждой убийства Пабло рвался вперед, непрерывно размахивая рельсом. Но Питт заметил, что под весом рельса взмахи Пабло замедлились, и решил контратаковать. Как только тот сделал выпад, Питт отступил, но вместо того, чтобы продолжать пятиться, оттолкнулся обеими ногами, рыбкой прыгнув вперед.

Увидев летящего на него Питта, Пабло отреагировал тем, что подтянул рельс к груди, чтобы защититься. Дирку удалось застать противника в неустойчивом положении, и тот, потеряв равновесие, отшатнулся в сторону. Питт продолжал напирать, развивая успех, схватил рельс рядом с руками Пабло и толкнул его изо всех сил.

Наемнику ничего не оставалось, как шагнуть назад и попытаться восстановить равновесие. Не заметив, что стоит боком у края стенки, он отставил ногу, чтобы упереться, — но не нашел опоры, ступив прямо в воздух. И, падая навзничь с края стены, увлек Питта за собой.

Стоя у подножия контрольной вышки, Дирк-младший и Энн наблюдали за схваткой под прицелом охранников. Дирк увидел, как оба рухнули в шлюзовую камеру, подняв огромный столб брызг, и принялся ждать, когда они вынырнут. Как только вода успокоилась, он начал мысленно считать секунды — и ощутил продравший по коже леденящий холод.

Спустя более минуты ни тот, ни другой на поверхности так и не показались.

76

При падении в шлюзовую камеру Пабло принял главный удар на себя, врезавшись в воду спиной, а Питт погрузился буквально на нем верхом. При падении с такой высоты вода показалась тверже гранита. Удар вышиб из него дух, спину прошила надсадная боль. Тело окаменело от шока, будто разбитое параличом.

Однако Питт и после падения не потерял самообладания. Рассудив, что благодаря опыту водолаза сумеет выдержать под водой дольше Пабло, он принялся грести ногами, толкая противника в глубину с прижатым к груди рельсом, чтобы ускорить погружение.

Сосредоточившись на атаке, поначалу Питт даже не заметил, что попал вместе с колумбийцем в водоворот. Однако скоро с удивлением почувствовал давление в ушах и быстро подвигал челюстью, чтобы его уравнять.

Пабло, понемногу приходивший в себя от шока, полученного при падении, хотел первым делом отбросить стальной рельс. Но Питт держался цепко, с его помощью толкая противника все глубже. Наконец, придя в себя окончательно, Пабло осознал, что нуждается в воздухе. Оттолкнувшись от рельса, он поплыл в сторону, чтобы улизнуть от Питта.

Но странное дело — вместо того, чтобы нести вверх, невидимая сила продолжала увлекать его все глубже. Не теряя головы, он снова ухватился за рельс, продолжая отчаянно бултыхать ногами.

Питт, находящийся по ту сторону рельса, грести совершенно перестал, но возобновившаяся боль в ушах сообщила ему, что их засасывает на дно.

Они оба упали в шлюзовую камеру прямо над водосливными колодцами, усеивающими ее дно. Когда перепускные клапаны колодцев открыты, вода из камеры сливается через них в отводной водовод, подающий ее в еще больший водовод, проложенный в стене. И эта исполинская труба диаметром свыше восемнадцати футов сливает воду в озеро Мирафлорес.

У поверхности кружение воды над сливами едва заметно. Но на дне камеры оно превращается в неудержимо засасывающую воронку. Как и Пабло, Питт ненадолго отпустил рельс и попытался всплыть, но воронка не выпустила его из своих тесных объятий. Наткнувшись в ее круговерти на Пабло, Питт снова схватился за рельс, поставив тело параллельно дну.

Напор воды все возрастал, силой утаскивая их к четырехфутовому устью колодца. Пабло рвался против течения, но его ноги и торс засосало в трубу. Рельс тоже засосало бы, но Питт в последнюю секунду вывернул его поперек. Рельс с лязгом лег поперек бетонного колодца, рывком остановив обоих. Они и не осознавали, насколько силен напор, едва не вырвавший рельс у них из рук.

Инерция вывела Питта из равновесия, и его ноги засосало в колодец. А за ногами последовало и туловище, и он обнаружил, что висит бок о бок с Пабло, изо всех сил вцепившись в стальной рельс над головой под напором тысяч галлонов воды, неукротимо несущейся мимо них. Напрочь позабыв о поединке между собой, теперь оба сражались со стихией за собственные жизни.

Погружение их продолжалось лишь полминуты, но из-за потраченных усилий оба отчаянно нуждались в воздухе. Пабло хотелось перевести дыхание с самого момента падения в воду, и теперь он начал сдавать. Сердце его вовсю колотилось, голова раскалывалась. Страх утонуть захлестнул его мысли, и он запаниковал.

Висевший в дюйме-другом от него Питт увидел, как глаза Пабло выпучиваются, по лицу пробегают конвульсии.

Отчаяние взяло верх, и наемник подчинился инстинкту. Выпустив рельс, он забил руками и ногами, пытаясь всплыть к поверхности.

У него не было ни шанса.

Вместо того его понесло прочь, и он исчез в утробе колодца.

Капитуляция Пабло лишь придала Питту решимости. Он сосредоточился на том, что надо держаться, пытаясь не думать ни о пульсирующей в голове боли, ни о всеохватном желании отдышаться. Он знал, что шлюзовые камеры заполняются и опустошаются очень быстро, а к моменту, когда они с Пабло упали в камеру, уровень воды уже успел опуститься более чем на двадцать футов. Так что Питт упорно твердил себе, что слив скоро закончится.

Пальцы уже совсем онемели, когда снизу вдруг донесся низкий рокот. На мгновение напор воды усилился еще больше — это перепускные клапаны колодцев начали закрываться. А затем, утробно громыхнув, вода вдруг прекратила свой смертельный напор.

Поначалу просто не поверив этому, Питт подтянулся на рельсе — и обнаружил, что поднимается. Отпустив железо, он принялся грести изо всех сил, по мере подъема медленно и ровно выдыхая свой резерв воздуха из легких. От поверхности его еще отделяли целых тридцать футов, но он быстро их преодолел, жадно хватая ртом благословенный влажный воздух.

Немного опомнившись, Питт услышал крики со стен шлюзовой камеры и рев двигателя где-то рядом. Ворота шлюза открывались, и Бёльке завел мотор, чтобы покинуть камеру. Двое рабочих канала, увидев в воде Питта, бросили ему швартовые концы и подозвали одного из охранников.

Бёльке, тоже заметивший Питта, включил сцепление, игнорируя брошенные в воду концы. Разъездной катер рванулся вперед, волоча за собой по воде кормовой швартов.

Питт отреагировал моментально, сделав несколько быстрых гребков и ухватившись за скользящий мимо шкот. Тот натянулся, дернув его за собой, когда подоспевший охранник криками призывал австрийца остановиться. Пропустив требование мимо ушей, Бёльке выжал полный газ.

Питту показалось, будто руки сейчас вырвет из плеч, но он продолжал держаться, и катер стремительно повлек его за собой.

Покинув шлюз, Бёльке оглянулся и изрыгнул проклятье, увидев, что буксирует Питта. Бросив управление катером, он подобрался к корме и отвязал конец швартова от палубной утки.

Шкот соскользнул с кормы, избавив катер и самого Бёльке от назойливого человека, категорически не желающего отвязаться.

77

— Руди, лучше спускайся сюда прямо бегом.

— Лады, Хирам, лечу. — Повесив трубку, Ганн бросился прочь из кабинета. Не теряя времени в ожидании лифта, он побежал по лестнице, объявившись в компьютерном центре НУПИ считанные секунды спустя.

Егер сидел в своем командирском кресле перед огромным видеоэкраном, показывающим фрахтовщик, медленно продвигающийся в узком коридоре.

— Что тут у тебя? — уставился Ганн на экран.

— Панамский канал. Это шлюз Педро-Мигель, живая трансляция с камер наблюдения администрации канала. Я мониторил их камеры в ожидании вестей от Дирка и Саммер насчет рейда.

— Да, я тоже ждал их звонка.

— А ты посмотри вот это. Я записал это всего пару минут назад.

Егер запустил записанный ролик, снятый с той же точки, показывающий лодку, входящую в одну из камер. А пару минут спустя в параллельную камеру влетел «зодиак», причаливший у контрольной башни.

Ганн вгляделся в фигурки, выбравшиеся из лодки.

— Они похожи на Энн и Дирка.

— Значит, это Энн, — резюмировал Егер. — А то я не знал, как она выглядит. Но Дирка я опознал.

Они смотрели, как разыгрываются последующие события, включая и сражение Питта с Пабло, и то, как их начальник эффектно покинул шлюз. В немом изумлении оба смотрели, не веря собственным глазам.

— Не Бёльке ли это в катере? — полюбопытствовал Егер.

— Да, — подтвердил Ганн. — Должно быть, документация по-прежнему у него, иначе Питт от него отстал бы.

— И что нам делать?

Ганн с ошарашенным видом затряс головой.

— Сандекер, — наконец нашелся он. — Надо звонить Сандекеру.

78

После недолгого путешествия по воде с ветерком шкот в руках Питта вдруг ослаб. Переводя дыхание, он смотрел, как Бёльке уносится по озеру прочь.

Его протащило за катером по озеру Мирафлорес совсем недалеко. У берега в нескольких ярдах от него виднелось небольшое судно у пристани. Поплыв туда, Питт через минуту-другую уже добрался до судна. Это оказался небольшой вспомогательный буксир, время от времени используемый администрацией канала в помощь рабочим буксирам, употребляемым для маневрирования большегрузными судами.

Подтянувшись, Питт вскарабкался на борт и тихонько отвязал швартовы, после чего пробрался в рубку. Завел двигатель и отвалил от берега незаметно для резервного экипажа, занятого в это время помощью штату шлюза. Повернув в озеро, он дал полный ход как раз в ту минуту, когда прошел мимо большого плавающего объекта. Это оказался труп Пабло, разбитый и изувеченный во время своего смертельного катания по водоотводным трубам.

Тягаться с разъездным катером Бёльке в скорости буксир не мог, да ему это и не требовалось. Озеро Мирафлорес невелико — всего чуть более мили в длину. Спрятаться Бёльке не мог, а если бы захотел скрыться на разъездном катере, ему пришлось бы пройти через очередные шлюзы. Но, следуя за ним в полумиле позади, Питт вскоре сообразил, что план Бёльке заключается отнюдь не в этом.

Разъездной катер подошел к большому сухогрузу, дрейфующему в озере на холостом ходу, и подождал, пока оттуда спустят забортный трап. Сойдя по трапу, два вооруженных человека азиатской наружности подтянули катер к нему. Вручив контейнер с документацией «Морской стрелы» одному из них, Бёльке перебрался следом.

Приближаясь к судну с кормы, Питт увидел, что сухогруз с черным корпусом называется «Санта-Рита» с портом приписки на Гуаме. Все трое были на полпути вверх по трапу, когда Питт подвалил сбоку на буксире.

Заметив в рубке Дирка, Бёльке уставился на него как на привидение. И что-то быстро сказал автоматчикам.

Человек с контейнером припустил вверх по трапу бегом, зато второй остановился и прицелился. Окинув буксир оценивающим взглядом, дал предупредительную очередь перед ним, а затем взял на мушку Питта в рубке. Вняв предупреждению, тот отвернул от сухогруза и пошел вперед.

Чжоу вышел к перилам, чтобы встретить Бёльке, наконец вскарабкавшегося на палубу.

— Добро пожаловать, — почти бесстрастно произнес китаец.

Бёльке стоял, вытаращив глаза, запыхавшись после восхождения по трапу.

— Мой корабль протаранили и затопили, мой комбинат атаковали и уничтожили. Мы потеряли мотор, а мой помощник Пабло погиб. Но мне удалось уйти с планами суперкавитации. Они стоят больше, чем мотор.

Чжоу смотрел на австрийца, испытывая облегчение оттого, что тот не подозревает его в уничтожении комплекса. Но утрата мотора «Морской стрелы» — серьезный провал операции, даже несмотря на получение технической документации.

— Это меняет условия нашего соглашения.

— Конечно. Но мы можем обсудить это позже. Нам надо выйти из шлюза Мирафлорес без отлагательств.

— Мы следующие в очереди на проход, — кивнул Чжоу. — А кто это был на буксире?

Бёльке проводил взглядом удаляющийся буксир.

— Да просто заноза в заднице. Теперь он нас не остановит.

79

Тем временем заноза по имени Дирк Питт-старший опередила «Санта-Риту», отыскивая способ остановить корабль и вернуть документы. В одиночку на буксире вариантов у него было раз-два и обчелся. Оглядев озеро впереди, он заметил, что в дальнем конце узкое русло разветвляется. Южный рукав ведет к узкой дамбе и водосливу, регулирующему уровень воды в озере. А на севере находятся парные шлюзы, тоже называющиеся Мирафлорес. Одна из камер как раз открыла ворота, выпуская большой белый круизный лайнер.

Питт понимал, что на шлюзах ему ничего не светит. В Мирафлорес Бёльке наверняка пользуется таким же влиянием, как в Педро-Мигеле. Просьбы помешать проходу сухогруза через шлюз приведут лишь к тому, что Питта задержат, в точности как раньше Дирка и Энн, пока «Санта-Рита» не выйдет благополучно в море. Нужно найти другой способ.

Идя малым ходом вдоль берега, он заметил старую баржу на приколе у дамбы, заполненную грунтом, продолжил путь дальше, перед шлюзами развернулся и прошел рядом с круизным лайнером, показавшимся ему знакомым. Сбросил ход, чтобы отстать, прочел название, аккуратно выведенное под слегка поврежденным ютом, и улыбнулся — план начал мало-помалу складываться у него в голове.

— Великолепно, — проговорил он под нос. — Просто великолепно.

80

— Капитан, вас вызывает местный буксир слева по борту. Капитан Франко пересек мостик круизного лайнера и взял наушники у вахтенного помощника.

— Это «Величие морей», говорит капитан Франко.

— Доброе утро, капитан. Это Дирк Питт. — Он высунул голову из рубки буксира и помахал в сторону лайнера.

— Мой друг Питт! — воскликнул капитан. — Как тесен мир! Что вы здесь поделываете? Работаете на администрацию канала?

— Не совсем. Назревает критическая ситуация, и мне нужна ваша помощь.

— Разумеется! Я обязан вам и своим кораблем, и своей карьерой. Что вам требуется?

Поговорив пару минут, он с мрачным видом дал отбой связи и подошел к назначенному ему лоцману, стоявшему у штурвала, следя за курсом.

— Роберто, — с вымученной улыбкой выговорил капитан, — ты выглядишь голодным. Почему бы тебе не спуститься на камбуз перекусить? Когда подойдем к шлюзу Педро-Мигель, мы тебя вызовем.

Услышав предложение, седовласый лоцман, страдавший последствиями чрезмерного употребления рома, воспрянул духом.

— Спасибо, капитан. В озере канал широкий, так что проблем у вас не будет, — и покинул мостик.

— Это как-то из ряда вон, капитан, — поглядел на Франко первый помощник. — Что вы затеваете?

Подойдя к штурвалу, тот устремил за окно невидящий взгляд.

— Ставлю крест на карьере, которая должна была закончиться в Вальпараисо, — негромко проронил он и приказал развернуть корабль.

Питт повел буксир прочь от лайнера, резко свернув к берегу. Мишенью его была ржавая баржа, используемая в постоянно ведущихся работах по очистке и углублению дна канала и почти доверху полная липкой пульпой. Глубоко осев в воде, она ждала часа, когда буксир потащит ее сбросить груз в Тихий океан.

Подведя буксир к барже со стороны берега, Питт привязал его к стойке леера и побежал по ее палубным мосткам. Найдя возле носа швартов, он не без труда размотал толстенный канат с массивного кнехта, сбросил его за борт и бегом вернулся на буксир, чтобы заставить его поработать.

Поставив его бортом к борту баржи, он подтолкнул ее на более глубокое место. Громоздкая посудина легла в дрейф неподалеку от главного фарватера, так что Питт сдал назад и занял новую позицию позади ее плоской кормы, толкая баржу к шлюзам.

А в двух-трех сотнях ярдов от них китайский корабль «Санта-Рита» черепашьим ходом приближался к шлюзу, дожидаясь, когда откроются ворота. Искоса оглянувшись, Питт увидел позади лайнер «Величие морей», пустивший в ход носовые водометы, чтобы побыстрее завершить разворот.

Только-только заметив «Величие морей» — круизный лайнер, спасенный им в Чили, Питт подумал, что с его помощью можно преградить вход в шлюз. Но «Санта-Рита» уже заняла позицию перед ним, не оставив места лайнеру для вмешательства. Запасной же план был куда более дерзким, если не сказать безрассудным. Если не удастся помешать «Санта-Рите» войти в шлюз — значит, придется помешать ей из него выйти. Сделать это в тесных пределах озера Мирафлорес можно было лишь одним способом.

Толкая баржу вперед, Питт направил ее к шлюзам, потом свернул на юг, следуя по руслу развилки. Но вместо того, чтобы направляться к шлюзам, буксир и баржа шли теперь на смежную дамбу. Питт заметил тень громадного лайнера, разгоняющегося рядом.

— «Величие морей» готово, ждем вас, — протрещало радио.

— Вас понял, «Величие морей». Я вам скомандую.

Отстав на буксире от баржи, он направил на свое место круизный лайнер. Уравняв скорость и уткнувшись своим высоким носом в корму баржи, лайнер продолжил движение вперед.

— Вроде бы хорошо, «Величие», — сказал Питт. — Выдайте всё, что у вас есть.

Уткнувшись в баржу, круизный лайнер ненадолго дал самый полный ход. Толчок был коротким, но достаточным, чтобы баржа начала стремительное скольжение по воде.

Питт старался удержать темп на буксире, следя, как надвигается дамба, пока до нее не осталась какая-то сотня ярдов.

— Полный назад! — радировал Питт. — Спасибо, «Величие морей», дальше я сам.

— Удачи вам, мистер Питт, — откликнулся Франко.

Дав на буксире самый полный, Дирк подхватил эстафету у кормы баржи, когда круизный лайнер пошел назад.

Тяжело нагруженная баржа неслась, как неуправляемый поезд под горку, а буксир просто не давал ей терять скорость. Потом Питт подтолкнул ее в кормовую скулу, подправляя направление так, чтобы она шла поперек середины дамбы. Баржа стремительно надвигалась, нацеленная ровнехонько в центр водослива.

Питт приготовился к столкновению, оказавшемуся куда более жестким, чем он предвидел. Плоский нос баржи врезался в водослив с оглушительным лязгом — и застрял. Буксир отшвырнуло от кормы баржи, и Питт перекувыркнулся через штурвал. Покачиваясь, он нетвердой походкой вернулся к рулю, считая свою попытку проломить дамбу, простоявшую с 1914 года, неудавшейся. Он преуспел лишь в том, что заклинил баржу в вековом водосливе.

А затем снизу докатился басовитый рокот. В нескольких футах ниже ватерлинии баржа расколола стену дамбы. Под напором воды озера, ворвавшейся в трещину, та понемногу разрасталась — пока, внезапно выгнувшись, пятидесятифутовый кусок стены дамбы с грохотом не разлетелся вдребезги провозвестником разрушения всей дамбы.

Питт в благоговейном трепете смотрел, как баржа скользнула вперед, скрывшись за краем, чтобы тяжело, шумно ахнуть в русло сорока футами ниже. Буксир тут же ощутил напор утекающей воды, влекущей его за собой к пролому, и Питту пришлось поспешно уводить его прочь, чтобы не засосало. «Величие морей» уже порядком отошел — капитан Франко спешил увести лайнер на самое глубокое место озера близ шлюза Педро-Мигель. Питт переключил внимание на «Санта-Риту». Сухогруз все еще стоял перед шлюзом, дожидаясь прохода в Тихий океан.

Уводя буксир от разбитой дамбы, Питт увидел, как ворота северной камеры медленно распахиваются. Я сделал, что мог, сказал он себе. Теперь все чаяния на время и законы физики.

81

Бёльке первым сообразил, что затеял Питт. Поглядев с мостика «Санта-Риты», как баржа вываливается через пролом в дамбе, он обернулся к Чжоу.

— Он пытается понизить уровень воды, чтобы пригвоздить нас к месту. Надо идти в шлюз сейчас же.

Чжоу промолчал. Над воротами он был не властен и очень удивился, когда секунду спустя те, как по команде, начали распахиваться. Китайский сухогруз пополз вперед, войдя в камеру, и на нем закрепили буксирные тросы миниатюрных локомотивов, движущихся вдоль стен шлюзовых камер.

Бёльке, частенько ходивший через шлюзы туда-сюда, тут же заметил, что дело неладно. Верхняя палуба сухогруза опустилась заметно ниже верха стены. До открытия перепускных клапанов шлюза такого быть не должно. Уровень воды уже упал на несколько футов ниже нормы.

Бросившись к радиостанции, он принялся кричать в микрофон:

— Транспортный контроль, это «Санта-Рита»! Закройте ворота за нами сейчас же! Повторяю, закройте ворота за нами!

Но на контрольной вышке шлюза Мирафлорес вызов Бёльке категорически проигнорировали: штат был слишком занят, выясняя, что стряслось с водосливом. Кто-то видел в том районе «Величие морей» и буксир, но никто не заметил ничего особенного, пока не свалилась баржа. Охрана шлюза была немедленно поднята по тревоге, и все имевшиеся работники отправились осматривать повреждения по обе стороны дамбы.

Буксир Питта, направлявшийся к шлюзу, перехватил черно-белый скоростной катер.

Прежде чем охранники успели окликнуть его, Дирк застопорил ход буксира и крикнул:

— Небольшой корабль потерял управление и пробил дамбу! На борту было много людей. Поищите уцелевших. Я иду к шлюзу за помощью.

Командир группы, поверив байке Питта, приказал вести катер к месту происшествия. Выяснять, как этот американец оказался у руля буксира администрации канала, ему придется уже потом.

Питт повел буксир дальше, заметив вдали серое судно, дожидающееся возможности войти в южную камеру с другой стороны, и направился к северной камере вслед за «Санта-Ритой», попутно обратив внимание, что узкое озеро опорожняется быстрее, чем он предполагал. Большая впускная труба, подающая воду озера в шлюзовые камеры, поднималась над поверхностью прямо на глазах.

С радостью обнаружив, что ворота камеры «Санта-Риты» еще открыты, Питт направил в них нос буксира. Падение уровня воды стало еще более очевидным. «Санта-Рита» сильно опустилась в камере, ее верхнюю палубу отделяли от верха стен уже добрых двадцать футов.

Но этого было явно недостаточно. «Санта-Рите», идущей в сторону Тихого океана, предстояло опуститься еще на двадцать семь футов, прежде чем выйти из камеры. И чтобы помешать ей идти дальше, уровень должен упасть куда ниже.

— Транспортный контроль вспомогательному буксиру 16, пожалуйста, объясните цель своего прихода, — потребовал голос по радио.

Питт взял микрофон.

— Транспортный контроль, это служба безопасности. Проверка возможных повреждений ворот северной камеры.

— Транспортный контроль, на буксире находится самозванец, — ни секунды не мешкая, встрял Бёльке. — Это он виноват в повреждении дамбы. Арестуйте его немедленно!

Питт отключил радио, понимая, что свою партию уже отыграл. Теперь ему остается лишь с помощью буксира не давать закрыть ворота как можно дольше, сдавшись только под угрозой неминуемой смерти. Впереди на палубе «Санта-Риты» появилась кучка вооруженных людей, занявших позиции вдоль бортов и кормового ограждения. Вне пределов видимости для Питта контингент охраны администрации канала выбежал из контрольной вышки, устремляясь к буксиру.

А в паре сотен ярдов от места этих событий последние остатки дамбы Мирафлорес сдались, не выдержав напора, уступая дорогу колоссальному потоку воды. Вдоль всей береговой линии озера уровень воды падал прямо на глазах, обнажая заиленное мелководье вокруг углубленного судоходного русла. Напор оставшейся воды возрос, и Питт ощутил, как течение сносит буксир назад, стоит только сбросить ход. Ненадолго выйдя из ворот назад, он увидел, что наружный водоотвод показался уже целиком. С момента, когда Питт вошел в шлюзовую камеру, уровень воды понизился почти на дюжину футов и продолжал убывать благодаря воде, утекающей из открытых ворот.

Обнаружив, что ворота начали закрываться, он снова ворвался в камеру. Оператор шлюза, больше не тревожась о безопасности буксира, приказал закрыть ворота несмотря ни на что. Питт хотел было заклинить ворота суденышком, но понял, что шестисоттонные ворота сомнут маленький буксирчик, как бумажный кораблик. Но, снова бросив взгляд на «Санта-Риту», осознал, что это больше и не требуется.

Корабль дал легкий крен на правый борт, прислонившись им к стене шлюзовой камеры. Уровень воды в ней упал настолько, что «Санта-Рита» села на киль.

Дав буксиру полный ход, Питт проскользнул в закрывающиеся ворота и подошел к «Санта-Рите» сбоку, застопорив ход и с глухим ударом ткнувшись в ее левую носовую скулу. Автоматчики появились сразу же, как по волшебству, взяв Питта на мушку, как только тот устремился к кораблю. Подняв руки, он подошел к борту и перебрался на сухогруз. Один из автоматчиков ткнул, стволом «АК-47» ему в горло, изрыгнув какую-то угрозу на кантонском диалекте.

Питт поглядел на него с жесткой усмешкой.

— Где твой начальник?

Ждать переводчика ему не пришлось. Бёльке и Чжоу явились тотчас же, как только увидели Питта, подошедшего к кораблю. Чжоу глядел на него с любопытством, удивившись новой встрече после короткого рандеву в джунглях. Австриец же, напротив, вызверился на Питта с неподдельной яростью.

— Полагаю, у вас находится некая собственность, принадлежащая моей стране, — заявил Дирк.

— Вы с ума сошли?! — завопил Эдуард.

— Вовсе нет. Игра окончена, Бёльке. Вы проиграли. Верните мне чертежи.

— Вы дурак! Скоро мы выйдем из шлюза — и поплывем дальше через ваш труп.

— Никуда вы не пойдете, — отрезал Питт. — Ваш корабль на мели, а в водоеме недостаточно воды, чтобы заполнить шлюзовую камеру.

Диспетчер на контрольной вышке пришел в точности к тому же выводу. Уровень воды там, где застряла «Санта-Рита», стал заметно ниже, чем в следующей камере. И пока уровень воды в обеих камерах не уравняется, открыть выходные ворота шлюза просто невозможно.

— Да из озера Гатун просто спустят еще воды, и мы тронемся дальше, — упирался Бёльке.

— С планами вы никуда не тронетесь.

— Убейте его, Чжоу! — обернулся Бёльке к агенту. — Убейте сейчас же!

Китаец стоял молча, взвешивая свои альтернативы.

— Вот уж не думал, что вы возьметесь его бесплатно подвезти, — сказал Питт Чжоу. — Как я понимаю, вы не сообщили ему, кто взорвал его заводик? Полагаю, вам двоим есть о чем между собой потолковать.

На лицо Бёльке набежало темное облако.

— Ложь! — вскинулся он. — Беспардонная ложь! — Но глаза выдали отчаяние, в которое повергло его осознание, что тщательно выстроенный им мирок рушится, уходя из-под ног. Ему не осталось ничего иного, как заставить вестника замолчать.

Развернувшись к стоявшему рядом автоматчику, он вырвал «АК-47» у него из рук, нацелил его на Питта и уже нашаривал трясущимися пальцами спусковой крючок, когда грянул выстрел. На виске Бёльке появился четкий красный кружок, и его преисполненные яростью глаза закатились под лоб. Австрийский горный инженер рухнул на палубу, и автомат с лязгом выпал из его рук.

Питт увидел, что Чжоу держит в вытянутой руке китайский 9-миллиметровый пистолет с вьющимся из ствола дымком. Он медленно развернулся, окончив разворот, когда пистолет был нацелен Питту в грудь.

— А что, если бы я сделал, как просил Бёльке, и прикончил вас на месте?

Питт, сумевший поймать краешком глаза какую-то тень, ответил китайскому агенту лукавой усмешкой.

— Тогда бы вы присоединились ко мне на том свете уже через секунду.

Чжоу не столько увидел, сколько ощутил движение над головой. Задрал голову — и обнаружил, что на стене шлюза выстроилось с дюжину вооруженных людей, целящих из карабинов «М4» в него самого и в его команду — военных моряков, отряженных с эскадренного миноносца «Спрюэнс», стоящего в смежном шлюзе.

На лице Чжоу не отразилось ни тени тревоги.

— Это может привести к затруднительному инциденту между нашими странами, — произнес он.

— Ой ли? — не согласился Питт. — Вооруженные китайские инсургенты на борту судна под флагом Гуама были захвачены при попытке тайком вывезти из страны в безопасное место кровожадного рабовладельца? Да, пожалуй, вы правы. Это наверняка поставит в затруднительное положение хотя бы одну из наших стран.

— А если мы вернем планы? — с легкой запинкой осведомился Чжоу.

— Тогда, мне кажется, мы бы обменялись рукопожатием и пожелали друг другу счастливого пути.

Чжоу заглянул в зеленые глаза Питта, постигая душу дружелюбного врага, все-таки исхитрившегося взять верх. Повернулся и бросил несколько слов одному из своих автоматчиков. Тот медленно опустил оружие, пошел на мостик и минуту спустя вернулся с запечатанным контейнером, содержащим техническую документацию «Морской стрелы», и неохотно вручил его Питту.

Забрав контейнер, Дирк направился к лееру борта, но вдруг остановился, будто спохватившись, вернулся к Чжоу и протянул руку. Тот помедлил мгновение, вглядываясь в Питта, после чего принял руку и энергично ее тряхнул.

— Спасибо, что спасли мне жизнь, — проговорил Дирк. — Дважды.

Чжоу кивнул.

— Может, мне еще придется пожалеть о первом разе, — произнес он с едва уловимым намеком на улыбку.

Вернувшись к лееру, Питт принялся взбираться по лестнице на стену шлюзовой камеры, бережно прижимая контейнер к себе. Добравшись до верха, помахал в знак благодарности военным морякам на противоположной стене — и тут же был арестован силами безопасности администрации канала.

Эпилог Красная смерть

82

— Босс, похоже, у нас компания. Сидя в шезлонге под зонтом, Эл Джордино пинком открыл крышку холодильника и швырнул пустую пивную бутылку внутрь. Затем опустил крышку и положил забинтованную ногу сверху, как на скамеечку, глядя на приближающийся быстроходный катер. Одет он был по-пляжному — в шорты и гавайскую рубашку, хотя находился на барже посреди Панамского канала.

— Надеюсь, это не очередной представитель администрации канала, — отозвался Питт-старший, сидевший на корточках неподалеку, проверяя разложенное по палубе водолазное снаряжение.

— Вообще-то больше смахивает на нашего человека из Вашингтона.

Катер подошел к борту, и на баржу запрыгнул Руди Ганн с дорожной сумкой через плечо. Его брюки цвета хаки и оксфордская рубашка насквозь промокли от пота.

— Привет вам, разрушители каналов, — изрек он, обнимаясь со старыми друзьями. — Мне никто не сказал, что здесь похуже, чем в Вашингтоне в августе.

— Все не так скверно, — ответил Джордино, выуживая для него из холодильника бутылку пива. — Аллигаторы тут куда мельче.

— Вообще-то тебе не обязательно было лететь сюда, чтобы узнать, как мы себя чувствуем, — заметил Питт.

— Поверьте, я просто счастлив возможности сбежать из этого города. С этим сносом дамбы и затопленными кораблями по всему каналу вы породили просто какой-то информационный кошмар. — Ганн посмотрел вдоль русла на большой зеленый корабль, сидящий на мели у берега. Бригада рабочих хлопотала вокруг его покореженного носа, делая заплаточный ремонт, чтобы можно было сплавить его дальше по каналу. — Это и есть «Аделаида»?

— Да, — подтвердил Питт. — А мы припарковались прямиком над «Зальцбургом».

— Панамцы жаждут крови, — укоризненно покачал головой Ганн. — Помимо ремонта дамбы, подъема «Зальцбурга» и выплаты компенсации за упущенный трафик по каналу, дядюшке Сэму придется выписать стране кругленький чек.

— Мы все равно в выигрыше, если учитывать, чего могли лишиться.

— Не могу не согласиться. Сандекер доволен, как слон, а президент безмерно благодарен. Однако из соображений государственной безопасности мы не можем обнародовать, что было поставлено на кон. На него обрушились все шишки за то, что Панама называет безрассудным американским авантюризмом.

Подцепив очередную бутылку пива из холодильника, Джордино сковырнул с нее пробку.

— Безрассудный американский авантюризм, а? За это надо выпить.

— Конечно, — продолжал Ганн, — президент будет куда довольнее, если мы вернем мотор «Морской стрелы».

— Моя лучшая команда трудится над этим, пока мы тут болтаем языками, — сообщил Питт.

Посмотрев вдоль канала в обратном направлении, Ганн увидел серый эсминец ВМФ, стоящий на якоре неподалеку.

— «Спрюэнс», — пояснил Питт. — Наш телохранитель и плавучий кран, если нам повезет. — Он посмотрел Ганну в глаза. — Просто счастье, что ты направил его в шлюз как раз в тот момент. Если бы не его вооруженный десант, меня бы тут, наверное, не было.

— Мы с Хирамом увидели разыгрывающиеся события по видеосистеме канала. «Спрюэнс» по случаю как раз направлялся в канал, так что мы ускорили его прохождение. Вернее, следует признаться, ускорил вице-президент Сандекер. — Выглянув за борт, Руди увидел пузыри, поднимающиеся от аквалангистов в глубине. — Как обошлось с круизным лайнером?

— «Величием морей»? Его капитан уже мысленно списал себя на берег, но тут произошла забавная вещь. Итальянские СМИ превознесли его как героя за роль в поимке Бёльке и ликвидации его лагеря смерти. Как только круизная линия сообразила, что все расходы по возмещению убытков берет на себя наше правительство, то наградила его медалью и повысила. А вот лоцману канала, находившемуся на борту судна, повезло куда меньше — лишился работы. Но, как я понимаю, капитан Франко выхлопотал ему местечко в круизной линии.

— Может, он сможет выхлопотать новую работу и для меня, — усмехнулся Ганн.

Пузыри на воде становились все больше; наконец вынырнули два водолаза. Когда они подплыли к лестнице и начали взбираться на борт, Ганн узнал Дирка и Саммер.

— Привет, Руди, — окликнул Дирк. — Нырнете с нами? Водичка тепленькая.

— Нет, спасибо, — Ганн с подозрением поглядел на мутную воду. — Мотора не видать?

— Цел-целехонек, до сих пор принайтован к грузовому прицепу, — сообщила Саммер. — Его почему-то отбросило прочь и от контейнеров, и от «Зальцбурга».

— Прицеп порядком исковеркан, но на самом моторе я никаких повреждений не заметил, — подхватил Дирк.

— «Спрюэнс» без труда его поднимет.

— Отличные новости! — Ганн испустил вздох облегчения. — Теперь НУПИ не придется платить за новую дамбу, — добавил он, поглядев на Питта как-то искоса.

— Не наша сфера компетенции, — хохотнул Питт. — Администрация канала согласилась, чтобы мы проследили за извлечением «Зальцбурга» из канавы, так что дело идет к тому, что нам предстоит наслаждаться здешним целительным климатом еще какое-то время.

Ганн утер лоб рукавом.

— Без меня. Но я хотел бы утащить с собой Дирка и Саммер, чтобы помогли мне отчитаться об имевших место событиях. — Он взялся за свою дорожную сумку.

— Кстати, вспомнил. Меня просили доставить вам двоим посылочку.

Пошарив в сумке, он извлек тонкую коробку и протянул ее Саммер. В коробке оказалось пространное рукописное письмо, прикрепленное к судовому журналу в кожаном переплете.

Пока девушка пробегала письмо взглядом, Дирк осмотрел коробку, обратив внимание на обратный адрес.

— Это от Перлмуттера. И что же хочет поведать нам Святой Джулиан?

— Говорит, что с Руди в Вашингтон мы не вернемся, — Саммер поглядела на отца непреклонным взглядом. — Вместо этого нам предстоит путешествие на Огненную Землю.

83

Дорожка в Маунт-Вернон являла взору типичную картину безмятежности к югу от Александрии; идиллию нарушал только приглушенный гул не слишком оживленного движения на шоссе. На променаде, протянувшемся вдоль реки, попадались лишь вставшие в ранний час немногочисленные любители бега и велосипедисты, торопящиеся провести свои ежедневные тренировки до начала дневных трудов.

На последних шагах своей трехмильной пробежки Дэн Фаулер рванул спринтом, перейдя на шаг лишь после пересечения воображаемой финишной черты. Прогулочным шагом дошел до ближайшего питьевого фонтанчика, где принялся жадно хватать ртом струйку холодной воды.

— Доброе утро, Дэн. Как пробежка?

Поперхнувшись, Фаулер развернулся с разинутым ртом и стекающей по подбородку струйкой воды. Шок, испытанный им при звуках знакомого голоса, стал еще более наглядным, когда обернувшись, он увидел прямо перед собой Энн Беннетт, одетую в свой обычный деловой костюм.

— Энн… как дела? — пролепетал он.

— Просто отлично.

— Где вы были? Мы все тревожились до потери пульса.

— Пришлось отправиться в небольшое путешествие.

— Но вы никому не сообщили… Нам пришлось искать вас с полицией… У вас все в порядке?

— Да. Неожиданно всплыло одно личное дело.

Фаулер в тревоге оглянулся, но увидел лишь парочку бегунов и человека, возящегося со спущенным колесом велосипеда.

— Вы одна? Я боялся, что вы в опасности.

— Я в порядке. Просто хотела переговорить с вами с глазу на глаз.

— Разумеется, — Фаулер посмотрел на рощицу у реки Потомак, сулящую некоторое уединение. — Почему бы нам не прогуляться?

И он аккуратно направил девушку прочь от променада.

— Во время отлучки у меня была уйма времени, чтобы поразмыслить над делом, — сообщила Энн.

— Вы, наверное, не в курсе последних событий, — закинул Фаулер удочку. — Кто-то похитил один из моторов движителя «Морской стрелы» по пути в Гротон.

— Да, я в курсе. Есть подозреваемые?

— Нет, в этом деле ФБР буквально натолкнулось на стену.

— Ничуть не удивлена. Скажите-ка, Дэн, что вам известно о системе САП?

— САП? Не та ли это штуковина для разгона толп, что состряпали в войсках? Вообще-то мне о ней толком ничего не известно.

— Да уж, стряпня та еще, — Энн вспомнила о своем первом знакомстве с прибором в Новом Орлеане. — Разве не вы говорили, что работали в армейской научно-исследовательской лаборатории?

— Да, был такой эпизод. А почему вы спрашиваете?

— Ее начальник кадров утверждает, что вы занимались вопросами безопасности программы системы активного подавления. В этом качестве вы располагали доступом ко всей технической документации. Возможно, вам будет небезынтересно знать, что этой технологией располагает только армия. Фактически говоря, на одном из кораблей Эдуарда Бёльке такое устройство было.

— Куда вы клоните, Энн?

— Дэн, давно вы на службе у Бёльке?

Они почти дошли до опушки рощицы.

— Что за нелепость! — улыбнулся Фаулер. — Нам обоим известно, что ваш вероятный оборотень — Том Черны из Белого дома. Беннет, вот уж действительно, не умея плавать, не суйся в воду.

Энн пропустила оскорбление мимо ушей.

— Черны был удачной подставой. Я и сама купилась на какое-то время, пока не пересмотрела его детализированный допуск к секретным материалам. Вопреки вашим аллюзиям, он не имел ни малейшего касательства ник одной из засвеченных военных технологий. А еще он свыше двадцати лет и носу не показывал в Центральной Америке. Он чист.

Фаулер промолчал. Они уже дошли до первых деревьев.

— С другой стороны, — продолжала Энн, — я только что обнаружила, что вы были соучредителем «СекьюрТек» — субподрядчиком по вопросам технической защиты конфиденциальной информации, — впоследствии проданной Эдуарду Бёльке.

— Это уже сплошные натяжки.

— Да неужто? Мы проследили платежи, переведенные компанией Бёльке на банковский счет на ваше имя здесь, в Вашингтоне. — На сей раз она блефовала, но была уверена, что дальнейшее расследование именно это и подтвердит.

Фаулер продолжал шагать, уводя ее все дальше в рощу. После длинной паузы он проронил:

— Допустим, вы правы. И что теперь?

— Вас будут судить за шпионаж, и сидеть вам в тюрьме до самой смерти.

Теперь, вдали от посторонних глаз, Фаулер перешел к действию. Набросившись на Энн, он захватил рукой ее шею и метнул женщину на ствол большого красного дуба, пригвоздив ее всем своим весом.

— Нет, — прорычал он. — По-моему, тут-то все и закончится.

Не в силах шевельнуться, Энн стояла у ствола, а Фаулер, выхватив из кармана бандану, скрутил ее жгутом, накинул женщине на шею и начал затягивать концы.

Она пыталась оттолкнуть его, но слишком сильный для этого Фаулер упирался обеими ногами, удерживая ее у дерева. Голова закружилась, Энн уже начала задыхаться — и вдруг услышала хриплый голос за спиной Фаулера.

— Отпусти ее!

Обернувшись, Фаулер увидел двоих мужчин, одетых бегунами. Они целились ему в голову из пистолетов «Глок». Мужчина, чинивший велосипед, подбежал, размахивая автоматом «ХиК».

— ФБР! — крикнул он. — Вы арестованы.

Фаулер медленно ослабил хватку, позволив бандане упасть на землю. Один из агентов ФБР оттащил его прочь, а второй сцепил ему запястья наручниками за спиной.

Прежде чем его повели к дожидающемуся автомобилю, Энн подошла совсем близко и посмотрела ему прямо в глаза.

— Дэн, уж поверьте мне на этот раз. Плавать я умею.

84

Море у Огненной Земли бурлило, оправдывая прозвище этих широт — Неистовые пятидесятые. Сильный вест напирал стеной, вздымая громадные валуны и тут же яростно разбивая их на миллионы брызг. Стремительные течения усугубляли ярость стихий, швыряя из стороны в сторону приблудный айсберг, принесенный из Антарктики. За века эти стихии совместными усилиями унесли множество кораблей в мокрую могилу ледяных вод вокруг мыса Горн. Недоставало лишь доброго вилли-во — бешеного шквала, налетающего на мыс без малейшего предупреждения.

Небольшой траулер без труда лавировал в этой свистопляске, мотая пассажиров, будто на американских горках. Суденышко заскользило вниз с пятнадцатифутовой волны, и стоявшей в рубке Саммер пришлось ухватиться за картографический стол.

— Не мог найти судно побольше? — жалобно поинтересовалась она.

Дирк с улыбкой отрицательно тряхнул головой. Найти в срочном порядке морской транспорт в окрестностях аргентинского города Ушуая — дело почти безнадежное. Повезло еще, что удалось зафрахтовать этот траулер, Путь из Ушуая через пролив Бигля проходил относительно спокойно, но стоило выйти в открытый океан, и обстановка резко переменилась.

— Вон прямо Айла-Нуэва, — сообщил капитан, коренастый седовласый мужчина.

Саммер поглядела из окна рубки на холмистый зеленый остров в миле впереди.

— Довольно живописный, этакий заброшенный… Насколько он велик?

— Миль восемь в поперечнике, — ответил Дирк. — Мы сможем осмотреть весь периметр часа за четыре-пять.

— Далековато ее занесло от дома.

«Ее» — это подлодку «Барбариго». В эту импровизированную поисковую экспедицию их погнал пакет, присланный Перлмуттером в Панаму. Внутри они нашли судовой журнал моряка Ли Ханта, описывающий его кругосветное плавание. Перлмуттер, заинтригованный открытием Саммер на Мадагаскаре, разыскал семью Ханта, и один из детей моряка откопал его судовой журнал в результате длительных изысканий на чердаке фамильного дома. В журнале указывалась точная позиция яхты, когда Хант увидел Южноатлантический Призрак.

Пока их мотало по волнам, Саммер, взяв журнал, еще раз просмотрела записи Ханта.

— Он говорит, что шел севернее островов Нуэва и Леннокс, когда увидел Призрак, дрейфующий к Нуэва. А это значит, что, скорее всего, его снесло к западному побережью острова.

Траулер подходил к восточному берегу острова Нуэва, ощетинившемуся высокими темными скалами. Волны неустанно бомбардировали скалистый берег, вздымая столбами белую пену.

— Надеюсь, с другой стороны берег поласковей, — заметил Дирк. — Если она напоролась там на скалы, в этой поездке нам ее не найти.

Дирк попросил капитана подвести траулер как можно ближе к берегу, и они пошли вокруг острова против часовой стрелки, проводя визуальный поиск субмарины — не вынесло ли ее на берег. Если же эти поиски ничего не дадут, придется обшаривать окрестные воды сонаром, когда прибудет исследовательское судно НУПИ.

Просмотрев десятки спутниковых снимков, присланных Егером, они отыскали горстку аномалий, способных оказаться останками «Барбариго». И единственный способ проверить это — осмотр на месте, несмотря на сердитое море.

Они дошли до северной стороны острова, миновав высокие скалы, которые могли разбить приблизившееся судно. Два участка, отмеченные на спутниковых снимках, оказались скальными образованиями, смутно напоминающими корпус субмарины.

По мере продвижения на запад береговой ландшафт стал более плоским, открыв взглядам галечные пляжи вперемешку с угловатыми валунами.

— Подходим к третьему участку, — сказал Дирк, сопоставив спутниковую фотографию с навигационным экраном траулера.

Саммер поднесла к глазам бинокль, не без труда наводя резкость на пляшущей палубе.

— Скажи мне, когда будем прямо напротив.

Дирк принялся следить за продвижением баркаса.

— Где-то сейчас.

Саммер осматривала берег, вглядываясь в галечный пляж между двумя скальными выступами. На миг она поймала взглядом какой-то обтекаемый силуэт, но тут большая волна швырнула ее на переборку.

— Подойдите поближе.

Она снова принялась отыскивать находку — и засекла гладко лоснящийся округлый объект, приткнувшийся к скалам.

— Там что-то есть, хоть и не очень большое с виду, — она передала бинокль брату. — Сам глянь.

— Да, это что-то рукотворное, — опустив бинокль, Дирк посмотрел на сестру. — Давай-ка отправимся поглядеть, что там такое.

Капитану пришлось пройти вдоль берега добрую милю, прежде чем им встретилась небольшая бухта, сулившая укрытие от волн. На воду спустили резиновую лодочку, и Дирк с Саммер на веслах одолели небольшое расстояние, отделявшее их от суши. Как только они вытащили лодку на пляж, налетел шквальный ветер и начался проливной дождь.

— Когда мы были на острове в прошлый раз, — заметил Дирк, — я был готов убить ради такого ливня.

Они побрели по берегу под потоками воды с неба, наперекор крепкому ветру с моря, секущему лица мелкими брызгами. Несмотря на угрюмую погоду, Саммер не могла не заметить суровую красоту этого острова у самой оконечности Южной Америки. Но под проливным дождем все местные виды стали однообразно серыми, и после получасового похода они уже толком и не знали, где заметили артефакт.

Остановившись у самого края прибоя, чтобы оглядеть окружающие скалы, Саммер, наконец, заметила искомое дальше по берегу — ржавый изогнутый лист стали футов шести длиной, крепко застрявший между валунов.

— Рискну высказать предположение, — заметил Дирк, — что это может быть частью ограждения боевой рубки субмарины.

Саммер кивнула, глядя в море.

— Наверное, налетела на эти скалы и затонула у берега. Или ее снова унесло в море.

— Нет, — удивленным голосом протянул Дирк. — По-моему, мы смотрим не в ту сторону.

Похлопав Саммер по руке, он указал в сторону суши, но она увидела лишь узкую полоску галечного пляжа. За ним виднелось заросшая кустарником небольшая пещерка у подножия каменного утеса. На пляже было хоть шаром покати, так что она еще раз кинула взгляд на пещеру — и челюсть у нее отвисла.

Футов на пятьдесят подальше от берега из кустов виднелись остатки боевой рубки.

Пробравшись через пляж и заросли, они вышли к тому месту, где обнаружился весь корпус субмарины, замаскированный кустарником. Судно было на три четверти погребено под наносами, но Дирк сумел определить на глаз, что они подошли к нему с кормы. На том месте, где был винт, остался лишь погнутый приводной вал. Пройдя вдоль корпуса, они, наконец, добрались до боевой рубки, высоко вознесшейся над местностью, будто сторожевая башня покинутого замка. Вытащив из кармана черно-белую фотографию, Саммер сравнила ее с ржавеющей стальной громадой. Сходство было просто безупречным.

— Это «Барбариго», — улыбнулась она брату.

Они вскарабкались на побитые остатки боевой рубки, с которой смогли окинуть взглядом впечатляющую громаду всего корабля в окружении густой растительности.

— И как ее могло сюда занести? — полюбопытствовала Саммер.

— Может, волной-убийцей. Район вокруг мыса Горн славится ими. Должно быть, волна была настоящим монстром, если зашвырнула ее так далеко на сушу.

Саммер устремила взгляд в сторону носа.

— Как по-твоему, груз еще на борту?

Вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов — и единственная причина того, что они ринулись на Огненную Землю очертя голову. Потому что Перлмуттер открыл не только судовой журнал моряка. Он по кусочку собрал мозаику, открывшую тайну последнего путешествия «Барбариго».

Все началось с немецкого ученого Освальда Штайнера, поднявшегося на борт подлодки в Малайзии. Как выяснил Перлмуттер, Штайнер был весьма уважаемым физиком, известным своими исследованиями электромагнетизма. Когда нацисты привлекли его к военным разработкам, он, немного поучаствовав в их атомной программе, полностью переключился на собственный проект — электромагнитную пушку.

Штайнер выдвинул теорию, что снаряд, разогнанный до предельной скорости, может одолеть расстояние до пятидесяти миль, позволив немцам обстреливать юго-восточное побережье Англии из Нормандии. Чтобы система заработала, ему требовались самые мощные магниты на свете, а их источником могло послужить только одно — редкоземельные металлы.

В 1942 году спрос на какие бы то ни было редкоземельные элементы, обогащать которые не так-то просто, был крайне невелик. Германия и завоеванные ею страны богатством минеральных ресурсов не отличались, но Штайнер нашел одинокий источник, отвечавший его нуждам — небольшую гранатовую шахту в Малайзии, находившейся под контролем японцев, которая выдавала на-гора самарскит в качестве пустой породы. Самарскит отличается высоким содержанием редкоземельного элемента самария, играющего ключевую роль в производстве мощных магнитов.

Путешествуя по Малайзии, Штайнер был потрясен, обнаружив огромные отвалы этого минерала, скопившиеся за многие годы горных работ. Местные рабочие называли его «красной смертью» за насыщенный красно-коричневый цвет, но именно Штайнер обнаружил его легкую радиоактивность, служившую причиной заболевания некоторых шахтеров.

Придя от своего открытия в восторг, Штайнер потребовал доставить самарскит в Германию. Эту задачу поручили итальянской субмарине под названием «Таццоли», но та затонула по пути в Малайзию. Когда же в Сингапур прибыла «Барбариго», чтобы принять, как предписывалось, груз каучука и цинка, Штайнер добился изменения ее приказов и вместо того набил ее самарскитом. Сопровождая груз на родину, он погиб вместе с итальянской командой, когда пришлось покинуть подбитую подлодку.

Озирая бак «Барбариго», Дирк заметил на открытом участке стального корпуса у носа краешек люка. Спустившись с рубки, прошагал по палубе, почти целиком заваленной землей и камнями, осыпавшимися с высящегося рядом холма. Саммер шла за братом по пятам к обнаруженному возле носа участку. Пинками расшвыривая нанесенную почву, он мало-помалу обнажал ржавую палубу, пока не отыскал приваренную горизонтально скобу — рукоятку крышки переднего люка. Саммер пришла ему на помощь, тоже взявшись убирать наносы, пока не удалось расчистить весь люк вкупе со штурвалом запора люка.

— Думаешь, поддастся? — засомневалась Саммер. Дирк хорошенько лягнул штурвал, чтобы стронуть его с места.

— Вот помоги мне — и узнаем.

Они ухватились за штурвал вдвоем, навалившись на него всем весом. После нескольких попыток запор стронулся из положения, в котором простоял не один десяток лет, и легко повернулся. С энтузиазмом подмигнув сестре, Дирк изо всех сил рванул за скобу люка, открывая его.

Изнутри пахнуло сыростью и плесенью. В темных недрах подлодки не было видно ничего, кроме породы, заполняющей ее почти под потолок. Песок, грунт или минералы — непонятно. Сунув руку внутрь, Дирк шарил на ощупь, пока не смог захватить горсть материала. И поднял наверх на открытой ладони, чтобы Саммер могла взглянуть.

Это оказался камень — темный, гладкий и блестящий. В сумрачном свете грозового шквала Саммер разглядела красноватые отблески.

— Это и есть «красная смерть»?

Оглядев камень, Дирк расплылся в широкой улыбке.

— Нет. По-моему, это червонное золото.

85

Полгода спустя

Толпа сановников и ветеранов ВМФ числом почти в три тысячи человек вливалась в ворота военно-морской базы Нью-Лондон под холодным пасмурным небосводом. Посетителей провожали к порту, где ряд за рядом стояли складные стулья, обращенные к коннектикутской реке Темзе.

Главным действующим лицом на этой водной сцене была новейшая быстрая атакующая субмарина — корабль ВМФ США «Северная Дакота». Завершив свои ходовые испытания, теперь она ждала последнего официального акта сдачи в строй, прежде чем выйти в море, чтобы послужить родной стране.

Дирк-старший и Лорен пробирались сквозь толпу, чтобы занять свои места во втором ряду, позади гурта адмиралов флота при полном параде. Озирая флотскую верхушку, Питт гадал, чему они обязаны честью сидеть на лучших местах — то ли его стараниям по спасению «Морской стрелы», то ли влиянию Лорен на Капитолийском холме. Когда же начальник штаба ВМС, подойдя к ним, принялся рассыпаться в любезностях перед его женой, Питт решил, что скорее второе.

Вскоре после того прибыл вице-президент Сандекер в окружении пышной свиты пентагонских чинов и со своей фирменной сигарой в зубах. Его тут же подвели к местам перед самой трибуной. Углядев Питта и Лорен, он улизнул от своего эскорта и принялся пробираться к супружеской чете.

— Ты, как всегда, выглядишь восхитительно, Лорен, — заявил он, — несмотря на приставшее к твоему рукаву недоразумение.

— Оно хорошо отстирывается, а то и само смывается, — рассмеялась Лорен. — Рада видеть вас снова, господин вице-президент.

— А где Саммер и Дирк? Я думал, они придут.

Лорен с любопытством приподняла брови.

— Оба в Риме, — пояснил Питт. — Итальянское правительство проводит поминальную церемонию по членам экипажа «Барбариго», найденным на Мадагаскаре. Детишек пригласили в качестве почетных гостей.

— Если бы не они, мы бы сидели на мели, — сказал Сандекер. — Найдя останки членов экипажа, они помогли нам убедить итальянцев отдать нам редкоземельные элементы, которые везла субмарина. А так мы получили бы циркуль с одной ножкой, — подмигнул он Питту.

— Кстати, о редкоземельных элементах, — встрепенулась Лорен, — на Холме ходят слухи, что китайцы снимают свой запрет на экспорт.

— Нам они это сами сказали. Как только в игру вступили австралийцы, забравшие рудник Эдуарда Бёльке в Маунт-Уэлд, китайцы потеряли надежду монополизировать рынок. А наши работы по восстановлению комбината Маунтин-Пасс намного опережают график. К счастью, остатки материалов, изъятые нами с бывших предприятий Бёльке в Панаме и на Мадагаскаре, позволили нам продержаться.

Референт, материализовавшийся рядом с Сандекером, проинформировал вице-президента, что церемония вот-вот начнется.

— Долг зовет! — поклонившись Лорен и обменявшись с Питтом рукопожатием, он вернулся на свое место.

А через минутку Энн Беннетт, протолкнувшись по проходу, заняла свободное место рядом с Лорен.

— Привет, — тепло сказала она. — Уж и не думала, что успею.

— Добирались по воздуху? — спросила Лорен.

— Да. Приговор Дэну Фаулеру объявляли нынче утром, а я не хотела его пропустить.

— Забавное совпадение, — заметил Питт. — И сколько ж ему дали?

— Тридцать лет, — довольно улыбнулась она, — как и просил прокурор.

Поднявшийся на трибуну адмирал представил собранию вице-президента, и тот произнес вдохновенную речь о защите морей от врагов всяческого толка. За ним чередой пошли чины ВМФ с рацеями, причитающимися случаю.

Во время речей Энн, склонившись через Лорен, шепотом осведомилась у Питта:

— Спустили на воду?

Тот кивнул.

— Две ночи назад, под проливным дождем, которого только и ждали.

— И готова к ходовым испытаниям?

— Мне говорили, все системы ведут себя хорошо.

— Я думала, «Северная Дакота» уже прошла ходовые испытания, — встряла Лорен.

— Да, совершенно верно, дорогая, — Питт тут же прикусил язык.

Тем временем на трибуну поднялся почетный поручитель «Северной Дакоты», возгласивший традиционный первый приказ при вводе корабля в строй.

— Укомплектовать корабль командой и привести его к жизни!

Матросы и офицеры «Северной Дакоты» ступили на борт субмарины под ликующие приветствия присутствующих. Но взгляд Питта был устремлен мимо судна, на самоходную баржу, окруженную многочисленными красно-белыми предупредительными буйками.

— Где она? — шепнула Энн.

— По ту сторону баржи.

Лорен заметила, что некоторые флотские чины тоже вроде бы куда больше заинтересованы баржей, чем новоиспеченной «Северной Дакотой».

— Да что такое со всеми? — не утерпела она. — Вы все ведете себя так, будто тут происходит нечто более важное, чем запуск «Северной Дакоты». И почему все глазеют на эти буйки у баржи?

Питт с улыбкой пожал жене руку.

— Море не всегда раскрывает свои тайны, — промолвил он. — Даже под угрозой ржавого столового ножа.

Клайв Касслер, Дирк Касслер Гаванский шторм

© Перевод на русский язык, В. Гольдич. И. Оганесова, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Пролог. Погоня

15 февраля 1898 года

Пот ручьями стекал по измученному лицу мужчины и падал с небритых щек. Прижав пару тяжелых деревянных весел к груди, он наклонил голову и вытер грязным рукавом лоб. Не обращая внимания на боль в руках, он продолжал медленно, но ровно грести.

Однако мужчина так сильно потел не только из-за физических усилий и влажного тропического климата. Солнце едва успело подняться над горизонтом, и неподвижный воздух, застывший над гаванью Гаваны, пока еще оставался сырым и холодным. Пульс гребца был таким учащенным из-за того, что его преследовали, собираясь убить. Он пустыми глазами посмотрел на воду и кивнул мужчине, сидевшему в лодке у него за спиной.

Прошло почти две недели с тех пор, как испанская милиция в первый раз попыталась прибрать к рукам его открытие, заставив обратиться в бегство. Трое его товарищей уже погибли, защищая реликвию. Испанцы убивали без малейших колебаний и с радостью его прикончат, чтобы заполучить предмет своих желаний. Они бы уже давно с ним разобрались, если бы не случайное столкновение с бандой кубинских повстанцев, которые помогли ему благополучно добраться до предместий Гаваны.

Мужчина посмотрел через плечо на пару боевых кораблей на якорной стоянке для торговых судов.

– Al estribor, – прохрипел он. – Направо.

– Si, – ответил коренастый кубинец, сидевший у него за спиной и так же упрямо работавший веслами.

Его одежда была такой же грязной и пропотевшей, как и у старшего товарища, а лицо защищала от солнца старая соломенная шляпа.

Они вместе направили протекавший баркас в сторону современных стальных боевых кораблей. Старик оглядел берег в поисках возможной угрозы, и у него сложилось впечатление, что им удалось оторваться от преследователей. Еще немного, и они будут в безопасности.

Беглецы медленно миновали меньший боевой корабль, на кормовой мачте которого развевался испанский флаг, и теперь приближались ко второму судну. На бронированном крейсере имелись спаренные орудийные башни, расположенные у бортов. Палуба и надстройки были выкрашены в соломенно-желтый цвет, выделявшийся на фоне чистого белого корпуса. Несмотря на рассвет, осветительные фонари еще горели, и корабль сверкал, точно желтый бриллиант.

Несколько часовых патрулировали нос и корму, и не вызывало сомнений, что они находятся в состоянии полной боевой готовности. На капитанском мостике появился офицер в темной форме, посмотрел в сторону приближающегося баркаса и поднес к губам мегафон.

– Остановитесь и сообщите о своих намерениях.

– Я доктор Эллсуорт Бойд из Йельского университета, – дрожащим голосом сказал старик. – Американский консул в Гаване договорился о том, что я могу найти убежище на вашем корабле.

– Пожалуйста, оставайтесь на месте.

Офицер исчез в рубке, но через несколько минут появился на палубе в сопровождении нескольких матросов. С борта спустили веревочную лестницу и баркасу предложили подплыть поближе. Когда лодка коснулась корпуса крейсера, Бойд встал и бросил линь одному из матросов.

– При мне очень важный контейнер, я должен взять его с собой.

Бойд отбросил в сторону пальмовые листья, скрывавшие массивный деревянный контейнер, стоявший между скамьями. Когда матросы опустили веревки, Бойд огляделся по сторонам. Убедившись, что опасности нет, он и его помощник привязали веревки к контейнеру, который матросы тут же начали поднимать наверх.

– Он должен оставаться на палубе, – сказал офицер, и два матроса отнесли тяжелый ящик к вентиляционному люку и привязали его.

Бойд протянул помощнику золотую монету, пожал ему на прощание руку и взобрался на борт по веревочной лестнице. Бойду недавно перевалило за пятьдесят, и он был в отличной форме для своего возраста. К тому же доктор каждый зимний сезон работал на Карибском море и привык к влажному тропическому климату. Бойду очень не хотелось признавать тот факт, что он уже не молод. Он старался не обращать внимания на мучительную боль в суставах и постоянное ощущение усталости, от которого никак не мог избавиться.

– Я лейтенант Холман, – представился офицер. – Мы вас ждали, доктор Бойд. Позвольте проводить вас в нашу гостевую каюту, где вы сможете привести себя в порядок. Попрошу вас не покидать каюту – ради вашей же безопасности. Позднее я с радостью проведу вас по кораблю, если вы того пожелаете, а потом организуем вам встречу с капитаном.

Бойд протянул руку.

– Спасибо, лейтенант. Я благодарен за ваше гостеприимство.

Холман ответил крепким рукопожатием.

– От имени капитана и команды я приветствую вас на борту корабля Соединенных Штатов «Мэн».

Легкий пассат развернул стоявший на якоре «Мэн» так, что его тупой нос уставился в сторону центра Гаваны. Часовые радовались поднявшемуся ветру, относившему в сторону зловоние грязных вод гавани.

Бриз доносил вечерние мелодии гаванских улиц, музыку хонки-тонк[415], веселые голоса пешеходов с набережной Малекон и цокот лошадиных копыт – по узким бульварам неспешно разъезжали фургоны. Все эти звуки бурлящей на берегу жизни служили военным морякам неприятным напоминанием о том, что за три недели, прошедшие после их прибытия в Гавану, никому из них так и не удалось получить увольнительную.

Крейсер прибыл для охраны американского консульства после беспорядков, устроенных сторонниками Испании – те были недовольны поддержкой Соединенными Штатами кубинских повстанцев, выступивших против деспотического испанского режима.

Дверь каюты Бойда задрожала от громкого стука. Доктор распахнул ее и обнаружил на пороге лейтенанта Холмана в идеально отглаженной синей форме, которая, казалось, не была подвержена влажности.

Холман коротко поклонился:

– Капитан приглашает вас разделить с ним обед сегодня вечером.

– Благодарю вас, лейтенант. Пожалуйста, ведите меня.

Горячая ванна и долгий дневной сон вернули Бойду силы. Он шел уверенной походкой человека, сумевшего, несмотря на все препятствия, одержать победу. На нем все еще оставалась прежняя одежда, но ее тщательно выстирали и выгладили, а Холман одолжил Бойду свой смокинг. Тот почти подошел, лишь рукава оказались коротковаты на несколько дюймов.

Они довольно быстро добрались до небольшой офицерской столовой, расположенной на кормовой палубе. В центре каюты стоял стол, накрытый льняной скатертью, белый фарфор и столовое серебро были расставлены и разложены с бе-зупречной точностью. За столом уже сидел капитан «Мэна».

Чарльз Сигсби обладал логическим умом и любил науку. Он пользовался заслуженным уважением на флоте и был настоящим лидером. Круглые очки и густые усы делали его похожим на банковского клерка больше, чем на капитана крейсера. Сигсби встал, чтобы приветствовать Бойда, и бросил нетерпеливый взгляд на Холмана, который принялся представлять их друг другу.

Они втроем уселись за стол, и тут же появился стюард, который предложил консоме. Бойд не обращал внимания на маленькую собачку, льнувшую к капитану.

Сигсби повернулся к Бойду:

– Надеюсь, вы нашли условия жизни на борту «Мэна» удовлетворительными.

– Все чудесно, – ответил Бойд. – Я благодарен вам за то, что вы согласились принять меня на борт – ведь я попросил об убежище в самый последний момент. Когда я увидел «Мэн» сегодня утром, он показался мне удивительно красивым.

– Боюсь, наш крейсер не слишком приспособлен для приема гостей, – заметил Сигсби. – Мы прибыли в Гавану для того, чтобы обеспечить доставку американцев на родину в случае возникновения опасности, но после нашего появления волнения в городе почти сразу прекратились. Должен признаться, я был удивлен, когда получил официальное послание из нашего консульства в Гаване, в котором меня попросили принять вас на борт и доставить в Соединенные Штаты – однако мне не дали никаких объяснений.

Бойд вздохнул:

– Местный консул является другом нашей семьи и был настолько любезен, что решил мне помочь. Однако без преувеличения скажу, что моя жизнь подвергалась серьезной опасности.

– Лейтенант Холман рассказал мне, что вы антрополог из Йельского университета.

– Да, я специализируюсь на карибских культурах и только что закрыл археологический полевой сезон на Ямайке, после чего совершил внеплановую поездку на Кубу.

Стюард унес пустые тарелки от супа и вернулся с блюдом жареной рыбы.

– В контейнере, который мы подняли на борт, находятся материалы ваших раскопок? – спросил Холман.

Бойд кивнул.

– Быть может, – сказал Сигсби, – после обеда вы покажете найденный вами артефакт и объясните, почему он так важен.

Бойд напрягся.

– Я бы предпочел сделать это после того, как мы вый-дем в море, – тихо сказал он.

– Как вы оказались в Гаване? – спросил Холман.

– Две недели назад я сел в Монтего-Бэй на отправлявшийся в Нью-Йорк пароход «Орион». Но вскоре после отплытия у судна начались проблемы с двигателем. Нам пришлось зайти в Карденас, где пассажиры сошли на берег. Нам сказали, что задержка составит не менее трех недель, которые уйдут на ремонт двигателя. Я решил добраться до Гаваны по суше, рассчитывая далее сесть на почтовый пароход до Ки-Уэста. Тогда у меня и начались неприятности.

Доктор сделал глоток воды, Сигсби и Холман ждали, когда он продолжит свой рассказ.

– Испанец Родригес, – сказал Бойд, и в его глазах появился гнев.

– Родригес? – спросил Холман.

– Археолог из Мадрида. Он оказался на Ямайке одновременно с нами и посетил наш лагерь. Должно быть, кто-то сообщил ему о моем открытии, вот он и сел на «Орион», чтобы наблюдать за каждым моим шагом. И это не простое совпадение… – Голос Бойда дрогнул. – У меня нет доказательств, но он каким-то образом вывел корабль из строя.

Капитан нахмурился:

– И что же произошло после высадки в Карденасе?

– Я двинулся в путь с двумя своими студентами и ассистентом Роем Бернсом. В Карденасе мы купили мула и фургон, куда погрузили контейнер и наши вещи. На следующий день мы выехали в Гавану, но после того, как разбили на ночь лагерь, на нас напали.

Он уставился в пустоту, вновь переживая события той тяжелой ночи.

– На нас напала группа вооруженных всадников. Они сильно избили Бернса и меня, захватили фургон. Тогда один из моих студентов бросился на них с ножом. Злодеи проткнули его мачете, а потом убили и его товарища. У ребят не было ни единого шанса.

– Это были испанские солдаты? – спросил Сигсби.

Бойд пожал плечами:

– Они были вооружены и одеты в форму, но мне показалось, что это отряд повстанцев. На их одежде я не видел знаков различия.

– Наверное, вейлериты, – сказал Холман.

Экстремистская группировка продолжала оставаться верной испанскому губернатору, генералу Валериану Вейлеру, который недавно покинул Кубу после того, как выступление кубинских повстанцев было жестоко подавлено.

– Может быть, – сказал Бойд. – Они были хорошо снаряжены, но не походили на солдат регулярной армии. Мы обнаружили, что они разбили лагерь в деревушке под названием Пикадура. Бернс и я твердо решили вернуть артефакт и последовали за ними в их лагерь. Бернс устроил пожар, чтобы их отвлечь, а я распугал лошадей и вернул фургон. Бернс получил пулю в грудь, и мне пришлось его оставить… – с горечью добавил доктор. – Я всю ночь ехал в фургоне, – продолжал он, – и едва сумел уйти от погони. На рассвете я спрятал фургон в джунглях и отправился на поиски пропитания для себя и мула. В течение трех суток мне удавалось ускользать от патрулей; днем я прятался, по ночам ехал по старым дорогам, надеясь добраться до Гаваны.

– Удивительно, что вам удалось избежать плена, – заметил Сигсби.

– В конце концов я все-таки попался, – покачал головой Бойд. – Они нашли меня на четвертый день. Меня выдал взревевший мул. Это был небольшой патруль – всего четыре солдата. Они поставили меня к фургону и подняли ружья, собираясь расстрелять, когда из джунглей последовал залп. Испанцы рухнули на землю, все четверо. Мне на выручку пришли кубинские повстанцы, разбившие неподалеку лагерь и привлеченные шумом.

– Они не попытались завладеть контейнером? – спросил Холман.

– Их интересовало только оружие мертвых испанцев. Они обошлись со мной как с соратником, увидев, что испанцы хотели меня расстрелять, и проводили до предместья Гаваны.

– Я слышал, что кубинские повстанцы, несмотря на отсутствие настоящей военной подготовки, превосходные бойцы, – сказал Сигсби.

– Могу это только подтвердить, – сказал Бойд. – После того как патруль был уничтожен, оставшиеся испанцы консолидировали свои силы и преследовали нас, чтобы отомстить. Повстанцы отчаянно отстреливались и переходили в короткие атаки, что заставляло наших преследователей терять время. На окраине Гаваны кубинцы рассеялись, но один из них связался от моего имени с консульством. Их лучший боец довел меня до берега, отыскал лодку и помог добраться до «Мэна».

Сигсби улыбнулся:

– Они вовремя вам помогли.

– Кубинские повстанцы сильно ненавидят испанцев и ценят вооруженную помощь, которую наша страна им оказывает. Они просят еще оружия.

– Принимается к сведению.

– Капитан, – сказал Бойд, – как скоро мы покинем Гавану?

– Не могу вам ответить, но мы находимся здесь уже три недели, и у меня складывается впечатление, что волнения в городе практически прекратились. В этом месяце нам необходимо отплыть в Новый Орлеан, так что, полагаю, довольно скоро мы отправимся домой. Вероятно, в течение нескольких следующих дней мы получим приказ покинуть гавань.

Бойд кивнул:

– Надеюсь – ради нашего же благополучия – это произойдет в самое ближайшее время.

Холман рассмеялся:

– Доктор Бойд, вам не следует беспокоиться. В Гаване нет более безопасного места, чем крейсер «Мэн».

После обеда Бойд выкурил сигару с офицерами на юте, после чего вернулся в свою каюту. Однако его не оставляло гнетущее ощущение тревоги. Доктор знал, что будет чувствовать себя в безопасности только после того, как крейсер оставит за кормой гаванский порт. В его сознании продолжали звучать голоса Роя Бернса и погибших студентов, посылавших ему предупреждения с небес.

Бойд никак не мог уснуть, поэтому вышел на верхнюю палубу, чтобы вдохнуть влажного ночного воздуха. Со стороны капитанского мостика послышался звук колокола, отбивавшего половину десятого. На берегу горожане начали празднование Марди Гра[416], но Бойд не обращал внимания на шум веселья – он смотрел на спокойные черные воды за бортом.

К крейсеру приближался небольшой ялик, и дежурный офицер приказал ему остановиться. В ялике сидел одетый в лохмотья рыбак, который взмахнул полупустой бутылкой рома, прокричал что-то невнятное в ответ и повернул прочь.

Бойд продолжал наблюдать, как ялик обогнул нос крейсера, и услышал металлическое звяканье со стороны воды. Небольшой ящик или плот задел корпус корабля. Деревянный предмет двигался вдоль крейсера, словно его что-то подталкивало вперед. Доктор присмотрелся внимательнее и увидел, что предмет привязан к корме ялика.

Внутри у Бойда все сжалось, он посмотрел на мостик и закричал:

– Вахтенный офицер! Вахтенный офицер!

Откуда-то из-под корабля раздался звук приглушенного удара. Бойд ощутил два гулких удара своего сердца, а затем последовал титанический взрыв.

Доктора отбросило на переборку, а передняя часть кораб-ля превратилась в яростный вулкан. Рваные куски стальной обшивки, дым и пламя поднялись высоко в небо вместе с дюжиной изуродованных тел матросов. Бойд не стал обращать внимание на боль в плече, когда на палубу посыпался дождь осколков. Рядом рухнуло «воронье гнездо».

Поднявшись на ноги, Бойд инстинктивно двинулся по палубе вперед. Звон в ушах заглушал крики матросов, оказавшихся под палубами. Но все это не имело значения – его волновала только реликвия. Доктор из последних сил брел к ней в красном адском сиянии. Каким-то удивительным образом контейнер не пострадал, а вокруг валялись обломки воздуховода.

Внимание Бойда привлек быстро приближающийся колесный пароход. Корабль подошел к тонущему крейсеру, остановился рядом с бортом, и на палубу бесшумно перепрыгнули трое мужчин в темной одежде.

Бойд подумал, что они являются частью спасательной команды, пока один из матросов «Мэна», механик в изорванной дымившейся форме, который стоял на посту, не встал у них на пути. Один из взобравшихся на борт вонзил нож в бок моряка, и тот молча рухнул на палубу.

Бойд был так ошеломлен, что никак не реагировал на происходящее. Затем он сообразил, что происходит. Эти люди пришли не для того, чтобы их спасти, – их послал Родригес, чтобы они добыли артефакт.

Археолог, прихрамывая, добрался до контейнера и повернулся лицом к врагу. Возле переборки валялась погнутая лопата, выброшенная взрывом из угольного бункера, и Бойд схватил это единственное оказавшееся под рукой оружие.

Первый противник размахивал окровавленным ножом, блестевшим в свете разгорающегося пламени.

Бойд взмахнул лопатой.

Мужчина в темной одежде попытался отскочить, но текущая по палубе вода замедлила его движения. Лопата угодила нападавшему в челюсть, он застонал и упал на колени, но два его спутника не теряли времени даром – оба подскочили к Бойду, помешав ему снова размахнуться, и отбросили лопату в сторону. В руках одного из противников появился тяжелый пистолет, и он в упор выстрелил в Бойда.

Пуля попала в левое плечо археолога, он упал на спину, а двое мужчин бросились к контейнеру и начали развязывать веревки, которыми он был закреплен.

– Нет! – закричал Бойд, когда они потащили контейнер по уходящей под воду палубе.

Доктор с трудом встал и на слабеющих ногах бросился за врагами. Однако мужчины не обращали на него внимания; они подтащили контейнер к борту и опустили его на руки нескольких человек, которые дожидались добычи на палубе парохода. Один из них был в шляпе с широкими полями, скрывавшими лицо, но Бойд сразу же узнал Родригеса.

Ослабевший от потери крови доктор практически упал на ближайшего врага. Тот посмотрел на него холодными черными глазами и схватил за руку. Но прежде чем он успел отшвырнуть Бойда в сторону, на его лице появилось недоуменное выражение. На него упала быстрая тень, и взгляд противника метнулся вверх.

Через мгновение он исчез под одной из орудийных башен крейсера, у которой треснули опоры, и она рухнула, словно срубленная секвойя. Мужчина умер на месте, а Бойда лишь слегка задело. Однако его нога оказалась придавленной к палубе.

Он попытался ее высвободить, но вес башни был слишком велик. Очень скоро Бойд оказался под водой и принялся отчаянно сопротивляться, пытаясь поднять голову над поверхностью и сделать вдох.

Потом он почувствовал, как крейсер накренился, когда его киль коснулся дна. Пламя на носу уже лизало патроны и снаряды оружейного погреба, послышались первые выстрелы. А потом и нос начал медленно опускаться на дно.

Чувствуя, как корабль погружается в воду, доктор отчаянно пытался сделать последний вдох и успел увидеть, что пароход с украденным контейнером на корме стремительно удаляется в сторону берега.

А потом «Мэн» утащил Бойда вниз, в чернеющие глубины.

Часть I. Таинственное течение

Глава 1

Июнь 2016 года

Рыбачья лодка с глубокой осадкой была выкрашена в щегольскую комбинацию перванша и лимонно-желтого. Когда ее только покрасили, она казалась счастливой и безмятежной, но с тех пор прошло добрых два десятка лет. Солнце и морская вода лишили лодочку прежней жизнерадостности, и теперь она выглядела бледной и вялой на фоне зловеще темнеющего моря.

Двух ямайских рыбаков, управлявших «Джавиной», не слишком заботил ее жалкий внешний вид. Их интересовало лишь состояние дымящего двигателя и его способность доставить их домой, на остров, до того, как насосы перестанут справляться с водой, попадавшей внутрь сквозь многочисленные течи.

– Поспеши с наживкой, пока тунец еще клюет.

Рыбак постарше стоял на корме, готовясь вручную забросить за борт длинную леску. У его ног на дне лодочки сердито подпрыгивала пара крупных серебристых рыбин.

– Не беспокойся, дядя Десмонд. – Парнишка взял несколько кусочков макрели и принялся надевать их на ряд ржавых крючков, сделанных вручную. – Солнце уже низко, так что рыба будет продолжать клевать на отмели.

– Однако не солнце ждет наживку. – Десмонд забросил леску с крючками за борт и привязал ее к судовой утке – некоему подобию мини-кнехта – на планшире.

Потом он шагнул к рулевой рубке, чтобы увеличить скорость, но застыл на месте, прислушиваясь к звуку работающего дизельного двигателя. Над морем прокатился далекий гром.

– Что это, дядя?

Десмонд покачал головой. Он заметил темный круг воды, формирующийся слева по борту.

«Джавина» заскрипела и застонала под давлением невидимой руки набиравшей силу мощной волны. Пенистый шар белой воды совсем рядом взлетел на несколько футов в воздух, затем в стороны концентрическим кругом начала расходиться кипящая волна. Она стремительно росла, подхватила рыбачью лодку и подняла ее чуть ли не к самому небу. Десмонд схватился за штурвал, чтобы не потерять равновесия.

Племянник метнулся к нему, глядя на волну широко раскрытыми глазами.

– Что это?

– Что-то под водой.

Десмонд так вцепился в штурвал, что побелели костяшки его пальцев. Между тем лодка стала крениться набок, застыла в состоянии неустойчивого равновесия, но потом выровнялась, и волна начала слабеть. Через несколько мгновений «Джавина» оказалась на спокойной воде, пена быстро исчезала.

– Это какое-то безумие, – сказал племянник, почесывая в затылке. – Что здесь происходит?

Лодочка находилась более чем в двадцати милях от Ямайки, и береговая линия едва виднелась на горизонте.

Десмонд пожал плечами, развернул лодку подальше от эпицентра волны и указал в сторону носа.

– Там впереди корабли. Должно быть, они ищут нефть.

В миле от «Джавины» большое судно для подводных исследований шло следом за океанской баржей, движущейся по течению. Чуть впереди корабля плыл оранжевый катер. Все три судна направлялись в сторону «Джавины» – точнее, к месту подводного взрыва.

– Дядя, а с чего они решили, что могут свободно плавать в наших водах?

Десмонд улыбнулся:

– Если у тебя такая огромная лодка, ты можешь плавать где угодно.

Когда небольшая армада приблизилась, на воде вокруг «Джавины» стали появляться дохлые рыбы и другие подводные существа, изуродованные взрывом.

– Тунец! – воскликнул племянник. – Они убили нашего тунца.

– Мы найдем другое место для рыбалки, – Десмонд посмотрел на приближающийся корабль. – Думаю, сейчас нам лучше убраться подальше от отмели.

– Но прежде я им скажу все, что про них думаю!

Племянник протянул руку и резко повернул штурвал, направив «Джавину» в сторону большого корабля. На катере заметили, что рыбаки изменили курс, и помчались к ним навстречу. Через пару минут катер уже оказался рядом с рыбачьей лодкой. Двое загорелых мужчин на его борту совсем не были похожи на ямайцев, что подтвердилось, когда они заговорили на английском со странным акцентом.

– Вам следует немедленно покинуть данный район, – приказал рулевой катера.

– Это наши промысловые воды, – заявил племянник. – Посмотрите вокруг. Вы убили нашу рыбу. Вы должны нам за потерянный улов.

Рулевой сочувственно посмотрел на рыбаков, поднес к губам рацию и связался с кораблем. Потом резко развернулся и уплыл.

Вскоре к лодке приблизилосьогромное исследовательское судно, которое возвышалось над «Джавиной», точно гора. Бесстрашные рыбаки принялись выкрикивать свои жалобы членам команды, сновавшим по палубе.

Никто не обращал внимания на старую лодку, пока двое мужчин, одетых в костюмы цвета хаки, не подошли к поручням. Они некоторое время изучали «Джавину», потом подняли компактные автоматы.

Десмонд врубил двигатель и резко повернул руль, услышав два глухих удара. Племянник застыл, глядя на пару сорокамиллиметровых гранат, которыми выстрелили в них из автоматов, – обе катились по палубе к его ногам.

В следующее мгновение рулевая рубка исчезла, превратившись в яркий красный шар, дым и пламя взметнулись в теплое карибское небо, и «Джавина» начала крениться на борт. Выкрашенная в бледно-голубой и желтый цвета лодка обуглилась до черноты и стала погружаться под воду.

После недолгих колебаний старый кораблик прощально качнулся и стремительно исчез под волнами.

Глава 2

Июль 2016 года

Марк Рамсей позволил себе слегка улыбнуться. Он с трудом сдерживал эйфорию, когда проносился мимо трибуны. Острый запах бензина и горелой резины щекотал ноздри, а крики толпы могли посоревноваться с ревом двигателя его автомобиля. Марк получал удовольствие не только от гонки на открытом треке. Он лидировал, и до финиша богатому канадскому промышленнику оставалось всего два круга.

Марк Рамсей на «Бугатти Тайп 35» 1928 года участвовал в гонках старинных автомобилей по кругу и являлся главным фаворитом. Легкий и быстрый, цвета парижской лазури «Бугатти» с культовым радиатором в форме конской подковы в свое время был одним из самых успешных гоночных автомобилей. Форсированный восьмицилиндровый двигатель давал Рамсею заметное преимущество перед всеми остальными гонщиками.

Он быстро оторвался от группы разномастных старых автомобилей, за исключением темно-зеленого «Бентли», который отставал всего на несколько корпусов. Тяжелая британская машина с открытым четырехместным кузовом не могла равняться с «Бугатти» на крутых виражах трека «Олд доминион спидвей» с поперечным уклоном.

Рамсей считал, что он уже практически победил. Выходя из очередного поворота, он вдавил в пол педаль газа, вылетел на прямую, с ревом промчался по ней, обошел на круг «Стутц Беаркэт» и тут заметил белый флаг, показывавший, что он пошел на последний круг. Марк позволил себе искоса посмотреть на зрителей, не заметив, что «Бентли» начал его догонять.

Рамсей притормозил, переключил скорость на следующем повороте и аккуратно, по малой дуге, вписал в него «Бугатти». Более тяжелый «Бентли» был вынужден входить в поворот по широкой дуге, теряя драгоценные секунды. Но как только «Бентли» вышел из поворота, он резко увеличил скорость, его двигатель, оснащенный компрессором типа «Рутс», взревел, и гонщик выжал газ еще до того, как переключил передачу.

Рамсей посмотрел в зеркало на приборной панели. Более мощный «Бентли» отставал всего на два корпуса, и теперь все зеркало заполнял его тупой радиатор. На этот раз Марк до самого последнего момента не сбрасывал скорость перед поворотом, а потом резко ударил по тормозам, швырнув «Бугатти» в поворот.

Между тем «Бентли» заметно отстал, так как его водитель затормозил заранее и вновь вошел в поворот по большой дуге. Его шины завизжали, когда он бросился вслед за «Бугатти». Соперник Рамсея знал свое дело и выжимал из огромного демона все, что возможно.

Марк покрепче сжал руль, стараясь удержать «Бугатти» на вираже. Он слишком поздно начал тормозить, и его автомобиль неудачно вошел в поворот. Ему пришлось снова тормозить, чтобы удержать машину, и Рамсей разозлился, когда услышал, как взвыл сзади двигатель «Бентли».

«Бентли» находился в верхней части трека, но его водитель развернул колеса, чтобы миновать поворот. Марк также вышел из поворота и тут же нажал на газ, одновременно выворачивая обратно руль. Ревущий «Бентли» снова сократил расстояние и поравнялся с задним бампером «Бугатти», когда машины выскочили на финишную прямую.

Классическое окончание гонки – изящество легкости против грубой силы. Двигатель «Бугатти» в сто сорок лошадиных сил почти на сотню уступал «Бентли», но британский автомобиль был на целую тонну тяжелее.

Обе машины развили скорость около ста миль в час, устремившись к финишной черте. Рамсей увидел, что судья отчаянно машет клетчатым флагом, и почувствовал биение своего сердца. «Бугатти» все еще был впереди, но «Бентли» дюйм за дюймом отыгрывал отставание. Они мчались крыло к крылу, два древних автомобиля, механические динозавры из более изящного века.

На финише победу одержала грубая сила. В последнее мгновение «Бентли» выскочил вперед, опередив «Бугатти» на несколько дюймов. Когда более крупный автомобиль промчался мимо, Рамсей заглянул в кабину «Бентли». В момент своей победы водитель казался совершенно расслабленным и небрежно опирался локтем о верхнюю часть двери. Нарушив протокол, Марк пересек поле и сразу заехал в бокс, пока его конкурент делал холостой круг.

Рамсей припарковал «Бугатти» рядом со своим роскошным, сделанным на заказ автобусом, и молча наблюдал, как команда механиков проверяет автомобиль, а потом ставит его в крытый прицеп. Затем Марк с любопытством посмотрел на остановившийся рядом «Бентли».

Он не увидел прицепа или механиков, ухаживающих за британской машиной. Победителя поджидала лишь привлекательная женщина с волосами цвета корицы. Она сидела на складном стуле, рядом с которым стояли ящик с инструментами и маленький холодильник.

Из «Бентли» выбрался высокий стройный мужчина и оказался в страстных объятиях женщины. Сняв шлем, он провел ладонью по густым темным волосам, обрамлявшим загорелое суровое лицо, и, взглянув на Рамсея, подошел к нему и протянул руку.

– Поздравляю с победой, – сказал Марк, стараясь скрыть разочарование. – Это мое первое поражение за рулем «Бугатти».

– Старый боевой конь нашел в себе силы для рывка на последнем круге, – водитель похлопал «Бентли» по крылу.

Его глаза цвета морской волны почти идеально соответствовали цвету автомобиля. Рамсею не часто доводилось видеть людей, в глазах которых светился бы такой ум. Мужчина производил впечатление человека, который жил и играл в полную силу.

Рамсей улыбнулся, прекрасно понимая, что его победил водитель, а не машина.

– Меня зовут Марк Рамсей.

– Дирк Питт, – ответил водитель. – А это моя жена, Лорен.

Рамсей пожал руку Лорен, отметив, что вблизи она выглядит еще более привлекательной.

– Мне нравится ваш «Бугатти», – призналась она. – Такая элегантная для своего времени машина.

– Ну, и водить одно удовольствие, – улыбнулся Марк. – Этот автомобиль взял первый приз на «Тарга Флорио» в 1928 году.

Пока они беседовали, группа механиков затолкала французский автомобиль в полуприцеп, и Лорен узнала логотип на его боку: рыжий медведь гризли с киркой в зубах.

– Марк Рамсей… Так вы глава «Брюин майнинг и эксплорейшн»?

Рамсей искоса посмотрел на Лорен.

– Очень немногие в Штатах знают о моей компании.

– Я входила в делегацию, которая побывала на вашем золотом руднике на реке Томсон в Британской Колумбии. На нас большое впечатление произвело то, какое внимание уделяет компания вопросам экологии.

– Рудники оставляют о себе недобрую память, но все можно изменить. Вы конгрессмен?

– Я представляю Седьмой округ Колорадо.

– Конечно, Лорен Смит. Боюсь, меня не было в городе, когда на рудник приезжала делегация Конгресса США. Должен сказать, что теперь я об этом жалею. А могу я спросить, что вас там интересовало?

– Я вхожу в подкомитет по экологии, мы изучаем новые способы управления природными ресурсами.

– Пожалуйста, дайте мне знать, если вам потребуется какое-то содействие с моей стороны. Мы всегда ищем безопасные способы добычи полезных ископаемых.

– Очень достойно с вашей стороны.

Питт поднял складной стул Лорен и положил на заднее сиденье «Бентли».

– Мистер Рамсей, вы не согласитесь пообедать с нами?

– Боюсь, я должен успеть на самолет, улетающий в Майями, чтобы не опоздать на переговоры с клиентами. Быть может, в следующий раз, когда я окажусь в Вашингтоне, – он бросил задорный взгляд на Питта. – И я бы хотел еще раз встретиться с вами и вашим «Бентли».

Дирк улыбнулся:

– Никому не приходится дважды просить меня сесть за руль.

Он сел на место водителя и завел двигатель «Бентли». Лорен устроилась рядом.

Рамсей покачал головой.

– У вас нет трейлера?

– «Бентли» так же удобен на улицах, как на треке, – Питт улыбнулся, направляя автомобиль вперед, и они с Лорен помахали смотревшему им вслед Марку.

Лорен повернулась к Дирку и улыбнулась:

– Боюсь, твоя ремонтная бригада произвела на мистера Рамсея не слишком большое впечатление.

Питт протянул руку и погладил жену по колену.

– Ты что такое говоришь? У меня самый сексуальный механик на планете.

Он забрал у ворот выигранный первый приз, после чего выехал с территории трека в Манассасе, штат Виргиния. Они миновали парк, посвященный сражениям Гражданской войны, после чего Питт свернул на 66-ю автостраду и помчался в сторону Вашингтона. В воскресный день движение не было напряженным, и у Дирка появилась возможность ехать с максимально допустимой скоростью.

– Я забыла тебе сказать, – Лорен пришлось кричать – в открытой машине было шумно. – Пока ты гонялся на треке, мне позвонил Руди Ганн. Он хочет с тобой поговорить о ситуации в Карибском море, за которой он наблюдает.

– Неужели он не мог подождать до завтра?

– Он звонил из своего офиса, поэтому я обещала, что мы заедем к нему по пути домой. – Лорен улыбнулась мужу, прекрасно понимая, что на самом деле его заинтересовал звонок Руди.

– Ну, раз ты обещала.

Когда они добрались до окраины Росслина, Дирк свернул на парковую автостраду Джорджа Вашингтона и поехал на юг вдоль Потомака. Величественное белое здание мемориала Линкольна сияло в лучах закатного солнца, когда Питт подкатил к высокому строению с зелеными стеклами. Он миновал будку охраны и припарковался в подземном гараже рядом с лифтом, на котором они поднялись на десятый этаж.

Дирк и Лорен вошли в штаб Национального управления подводных исследований – федерального ведомства, которое отвечало за состояние морей. Будучи директором НУПИ, Дирк Питт осуществлял надзор за большой группой морских биологов и океанографов и отслеживал все, что происходило в океанах, с помощью флота научно-исследовательских кораблей, разбросанных по всему миру.

Кроме того, агентство в своей работе использовало океанские буи, подводные аппараты и даже небольшую эскадрилью самолетов, и все это связывалось воедино сложной системой спутников, позволявшей следить за погодой, состоянием морей и даже разливами нефти практически в режиме реального времени.

Двери лифта открылись в лабораторию высоких технологий, где находился мощный компьютерный центр агентства. Тихо гудящая «Ай-би-эм блу джин», суперкомпьютерная система, скрывалась за высокой изогнутой стеной, перед которой оказались Лорен и Дирк. Всю стену занимал огромный дисплей с дюжиной с лишним цветных графиков и изображений.

Двое мужчин работали за центральной управляющей панелью перед видеостеной. Тот, что был поменьше ростом, жилистый, в очках в роговой оправе, заметил Лорен и Дирка и тут же вскочил на ноги, чтобы с ними поздороваться.

– Рад, что вы сумели заехать, – с улыбкой сказал Руди Ганн. Бывший коммандер ВМФ США был первым в своем классе, когда заканчивал академию, а сейчас являлся заместителем Питта. – Удачно выступил на треке?

– Думаю, покойный У. О. Бентли сегодня гордился бы мной, – Дирк улыбнулся. – Что заставило тебя прийти в офис в воскресенье?

– Опасная экологическая обстановка в Карибском море. Хайрам может рассказать более подробно, но складывается впечатление, что на юге Кубы возник ряд мертвых зон.

Они втроем подошли к центральной панели, где стучал по клавишам Хайрам Ягер, глава информационно-вычислительного отдела НУПИ.

– Добрый день, мистер и миссис Питт, – сказал он, не поднимая головы. – Пожалуйста, садитесь.

Не подчинявшийся никаким правилам Ягер носил длинные волосы, собранные в хвост, и был одет так, словно только что вышел из бара для байкеров.

– Извините, что испортил выходные, но мы с Руди решили, что вам следует ознакомиться с новыми данными, поступившими с наших спутников.

Он указал на верхний угол видеостены с изображением Мексиканского залива и Карибского моря.

– Это обычная фотография. А теперь я вам покажу изображение, увеличенное при помощи цифровых технологий.

На мониторе появился новый снимок, который совместился с первым и засверкал яркими цветами. Вдоль восточного побережья залива вилась блестящая красная лента.

– И что означает выделенное красным? – спросила Лорен.

– Мертвая зона, если судить по яркости, правее Миссисипи, – сказал Питт.

– Так и есть, – сказал Ганн. – По изображению со спутника можно определить изменения интенсивности отражения света от поверхности океана, что позволяет нам сделать оценку органического содержания воды. Море возле дельты Миссисипи – классическая мертвая зона. Высокое содержание питательных веществ в реке от удобрений и других химических отходов приводит к стремительному росту планктона – начинается бурное цветение водорослей. А это, в свою очередь, ведет к уменьшению количества кислорода в воде и гипоксии, убивающей всю морскую флору и фауну. Район дельты реки Миссисипи является мертвой зоной, которая давно тревожит ученых.

Лорен обратила внимание на красные ленты, расчертившие прибрежные воды от Техаса до Алабамы.

– Я не знала, что все так далеко зашло.

– В дельте находится самая большая мертвая зона, – продолжал Ганн, – но здесь видно, как широко она распространилась.

– Конечно, все это так, – вмешался Дирк, – но мы уже много лет знаем о мертвой зоне в дельте Миссисипи.

– Извините, шеф, – сказал Ягер. – Но наше внимание привлекли более южные регионы.

Он показал на три бордовых пятна в водах к северо-западу от Ямайки. Пятна располагались вдоль неровной линии и шли мимо Каймановых островов к западной оконечности Кубы.

Ягер застучал по клавишам, увеличивая изображение.

– Мы обнаружили внезапное появление новых мертвых зон.

– А что означает темно-бордовый цвет? – спросила Лорен. – И почему пятна становятся более темными к северо-западу?

– Похоже, там резко увеличился рост фитопланктона, – сказал Ганн. – И его плотность даже выше, чем в дельте Миссисипи. Они быстро увеличиваются в размерах, но нельзя исключать, что это временное явление, – он кивнул Ягеру, который вывел на монитор серию фотографий, сделанных со спутника.

– Это нечто вроде замедленной съемки, – продолжил Ганн. – Все началось примерно три месяца назад.

На исходном снимке аномалии отсутствовали. Но уже на следующем появилась яркая точка, потом еще два бордовых пятна. И всякий раз возникала новая мертвая зона, а прежние теряли яркость.

– Таким образом, под влиянием каких-то факторов начинается расширение мертвой зоны, но постепенно она исчезает и возникает в другом месте. Как видите, имеется тенденция к смещению с юго-востока к северо-западу.

Питт рассматривал изображения распространившихся мертвых зон.

– Странно, что все они довольно далеко от суши. Получается, они возникли не из-за загрязнения, которое несут реки.

– Совершенно верно, – кивнул Ганн. – Бессмыслица какая-то.

– А если кто-то сбрасывает ядовитые отходы в море? – предположила Лорен.

– Такое возможно, – сказал Ганн. – Но почему именно там? Человек, нарушающий законы, не стал бы отплывать так далеко от берега.

– Наше внимание привлекла гибель рыб и очевидное приближение мертвых зон к Мексиканскому заливу. Мы нашли многочисленные статьи в средствах массовой информации на Ямайке, Каймановых островах и даже на Кубе, где говорится о больших количествах мертвой рыбы и морских млекопитающих, которых выбрасывает на берег в милях от видимых нами зон. Мы не можем утверждать наверняка, что между ними есть какая-то связь, но если это так, то негативное влияние загрязнения гораздо выше, чем кажется на фотографиях.

Лорен снова посмотрела на изображение Луизианы.

– Нельзя допустить еще одной экологической катастрофы в Мексиканском заливе после той, что случилась в результате разлива нефти.

– Именно это нас и тревожит, – признался Ганн. – Если мертвые зоны начнут распространяться в Мексиканском заливе с такой скоростью, которую мы сейчас наблюдаем, результаты могут оказаться катастрофическими.

Питт кивнул.

– Нам необходимо выяснить, что является причиной их возникновения. А какую информацию дают наши гидрологические буи?

Ягер вывел на экран изображение земного шара. Сотни крошечных мигающих огоньков были разбросаны по всей карте, они показывали положение морских буйков НУПИ по всему миру. Связанные со спутниками буи измеряли температуру воды, ее соленость и состояние моря, и данные непрерывно поступали в компьютерный центр Ягера. Хайрам укрупнил изображение и сосредоточился на Карибском море, выделив несколько дюжин буйков. Однако ни один из них не находился рядом с мертвыми зонами.

– Боюсь, у нас нет ни одного буя на пути мертвых зон, – ответил Ягер. – Я проверял показания ближайших, но они не показывают ничего необычного.

– Нам необходимо получить надежную информацию из мертвых зон, – сказал Дирк. – Как относительно наших научно-исследовательских судов?

– Ближайший крупный корабль – «Саргассово море», – Ягер вывел на экран положение всех кораблей НУПИ.

– «Саргассово море» находится в Ки-Уэсте, где осуществляются подводные исследования под руководством Эла Джордино, – добавил Ганн. – Ты хочешь, чтобы я связался с ним и направил его корабль исследовать мертвые зоны?

Ягер закатил глаза.

– Элу понравится.

Питт посмотрел на карту.

– Нет, в этом нет необходимости.

Лорен перехватила взгляд мужа и сразу поняла, о чем он думает.

– О, нет, – она покачала головой и нахмурилась. – Только не этот твой зов глубин.

Питт лишь посмотрел на жену и улыбнулся.

Глава 3

День Революции закончился рано. Прошло шестьдесят три года с тех пор, как Фидель Кастро и отряд повстанцев атаковали армейские казармы в Сантьяго, что привело к свержению кубинского лидера Фульхенсио Батисты. Теперь праздновать было нечего. Экономика все еще оставалась разваленной, продовольствия не хватало, достижения науки и техники, которыми наслаждался весь мир, никак не сказывались на жизни Кубы. Кроме того, вновь появились слухи, что жить Эль Команданте осталось совсем немного.

Альфонс Ортис допил мохито, шестой за вечер, и стал пробираться к выходу из стильно обставленной квартиры.

– Вы уходите так рано? – спросила хозяйка, подловившая его у двери.

Лицо полногрудой жены министра сельского хозяйства скрывал толстый слой макияжа.

– Я должен хорошо выглядеть, ведь завтра мне выступать с речью в аэропорту «Хосе Марти», посвященной его модернизации. Эскобар здесь?

– Спекулирует своим авторитетом с министром торговли, – она кивнула в сторону мужа.

– Передайте ему мою благодарность. У вас получилась превосходная вечеринка.

Женщина улыбнулась, услышав фальшивый комплимент.

– Мы счастливы, что вы смогли к нам прийти. Удачи вам во время завтрашней речи.

Ортис, уважаемый вице-президент могущественного Государственного совета, неловко поклонился и выскочил из квартиры. После пяти часов, проведенных в разговорах с половиной кабинета министров, ему хотелось поскорее глотнуть свежего воздуха. Спустившись по лестнице с третьего этажа, он пересек чистый вестибюль, вышел на улицу и сразу ощутил теплый ветерок, наполненный громкими звуками национального праздника.

Ортис прошел по покрытому трещинами тротуару и помахал припаркованному неподалеку черному седану. Тут же загорелись фары, и к нему подъехал китайский «Джили». Ортис распахнул заднюю дверь и плюхнулся на сиденье.

– Отвези меня домой, Роберто, – сказал он, обращаясь к морщинистому водителю.

– Вам понравился прием?

– Примерно как мигрень. Безмозглые болваны стараются вновь пережить прошлое. Никто в правительстве не хочет думать о завтрашнем дне.

– Кроме нашего президента. И ему нравится ход ваших мыслей. Наступит день, когда он поставит вас во главе государства.

Ортис прекрасно знал, что такой вариант возможен. Список преемников Рауля Кастро, дожидавшихся его ухода в 2018 году, был невелик, и Ортису было известно, что его имя там есть. Только по этой причине он посетил прием, посвященный Дню Революции, и постарался быть обходительным с министрами. Когда дело доходит до политики, союзников много не бывает.

– Однажды я стану командующим кресла-качалки, – задумчиво сказал он своему шоферу, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

Роберто ухмыльнулся и направил машину к выезду из центра Гаваны. А еще через мгновение массивный шеститонный военный «КамАЗ» остановился перед входом в многоквартирный дом. Солдат в военной форме цвета хаки вышел из тени, сел в кабину и кивком показал в сторону удаляющегося черного седана.

– Объект жив.

Водитель нажал на газ, и в следующее мгновение грузовик подрезал мотоциклиста. В квартале впереди «Джили» проехал мимо Музея Наполеона, свернул на авеню Ла Рампа и направился в сторону западной окраины. В то время как многие высокопоставленные правительственные чиновники жили в роскошных городских квартирах, Ортис предпочитал свой выходящий на море скромный домик на холме, на окраине Гаваны.

Вскоре яркие городские фонари исчезли, автомобилей на шоссе стало совсем немного, и «Джили» катил мимо полей кооперативных ферм, где выращивали табак и маниоку. Военный грузовик, который в городе следовал за легковым автомобилем на почтительном расстоянии, существенно приблизился и теперь отставал совсем немного.

Роберто, работавший шофером шестьдесят из своих семидесяти пяти лет, не дергался и не спешил. На плохо освещенную дорогу могли выбежать бродячие собаки или овцы, и он не собирался рисковать из-за ехавшего вслед за «Джили» «КамАЗа».

Грузовик держался вплотную в течение мили, пока дорога не свернула к холму. Водитель «КамАЗа» со скрежетом переключил передачу, выехал на противоположную полосу и покатил рядом с черным седаном.

Роберто бросил быстрый взгляд в окно и отметил звезду на двери кабины грузовика – военные.

Затем грузовик слегка выдвинулся вперед, а потом резко свернул на полосу «Джили» и ударил в переднее крыло седана.

Если бы Роберто сохранил реакцию молодого человека, он мог бы успеть резко ударить по тормозам и обойтись минимальными потерями. Но он опоздал на несколько мгновений, позволив грузовику сбросить «Джили» с дороги.

Седан ударился о ржавое заграждение, и во все стороны полетели искры.

Грузовик безжалостно прижимал «Джили» к стальному барьеру, рассчитывая, что автомобиль перелетит через ограду и перевернется. Но, как только обе машины вышли из поворота, стальной барьер закончился, и ему на смену пришли массивные бетонные столбы. Седан развернуло, и он передним бампером врезался в первый же из них.

Звук удара эхом прокатился по округе и разбудил молодого наемного рабочего на соседнем холме. Он сел под навесом, который делил с дюжиной коз, и посмотрел на дорогу. Армейский грузовик резко притормозил перед поврежденным автомобилем. Одна из фар седана все еще горела, освещая остановившийся рядом грузовик. Юноша подхватил сандалии, чтобы бежать на помощь, но остановился и стал наблюдать за происходящим.

Из грузовика вышел человек в военной форме, огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, после чего направился к автомобилю, держа в одной руке фонарик, а в другой какой-то темный предмет.

Ортис застонал от боли в выбитом плече и сломанном носу – после того как седан врезался в столб, он ударился о подголовник переднего кресла. Теплая кровь текла по его подбородку, но Ортис постепенно приходил в себя.

– Роберто?

Водитель сидел неподвижно, навалившись грудью на руль. После того как его бросило на ветровое стекло, он сломал шею – смерть наступила мгновенно. В китайских машинах, которые производились на экспорт, воздушных подушек безопасности не было.

Ортис пришел в себя, выпрямился на сиденье и через разбитое ветровое стекло увидел армейский грузовик. Он стер кровь с лица и смотрел, как к нему приближается солдат с темным предметом в руке.

– Помогите мне, кажется, я сломал руку, – сказал он, когда солдат распахнул заднюю дверцу.

Солдат бросил на него холодный взгляд, и Ортис понял, что он здесь не для того, чтобы предложить помощь. Продолжая беспомощно сидеть на месте, он смотрел, как солдат взмахнул рукой. За мгновение до того, как ему проломили череп, Ортис понял, что солдат держит в руке обычную монтировку.

Глава 4

Ныряльщик мощно работал ногами, и его тело легко рассекало прозрачную воду. Он смотрел вниз, изучая песчаное морское дно, которое расстилалось перед ним, точно неровный бежевый ковер. Заметив движение на дне, он сбросил скорость и направился в его сторону. И увидел странное существо, напоминавшее не рыбу, а огромного разноцветного краба.

Существо перемещалось на длинных отростках, похожих на ноги паука. Складывалось впечатление, что они вращаются вдоль его боков. От глаз существа, смотревшего вперед, исходило слабое голубое свечение. Ныряльщик следовал за мнимым крабом, ползущим в сторону высокого кораллового выступа. Краб ударился головой о выступ, отступил назад и сделал новую попытку. И вновь коралл остановил его.

Пловец наблюдал, как краб несколько раз повторил свои попытки, потом подплыл к нему и легким ударом отбросил назад. Голубые глаза стали черными, ноги перестали двигаться. Ныряльщик подхватил краба и стал подниматься на поверхность.

Через несколько секунд он вынырнул рядом с современным научно-исследовательским кораблем, выкрашенным в бирюзовый цвет, на боку подплыл к гидравлической платформе на корме, положил на нее краба и забрался на палубу.

Эл Джордино был невысоким человеком, чье сильное тело представляло собой смесь профессионального борца с немолодым крокодилом. Мускулистые руки и ноги едва не разорвали по швам комбинезон, когда он поднимался на ноги. Эл выплюнул загубник дыхательной трубки и снял маску. Убрал прядь вьющихся каштановых волос, прилипших ко лбу, и махнул рукой, показывая матросу на палубе, что он должен поднять гидравлическую платформу.

Через минуту платформа замерла на уровне ограждения. Джордино с недовольным видом взял краба и зашагал по палубе. Только теперь он разглядел матроса, который поднял платформу. Перед ним стоял Дирк Питт.

Джордино улыбнулся, узнав босса и старого друга.

– Вижу, тебе снова удалось вырваться из коридоров власти.

– Я здесь лишь для того, чтобы убедиться, что бюджет НУПИ на новые технологии используется по назначению, а не тратится на дешевый ром и девиц из массажных салонов.

Эл бросил на Питта обиженный взгляд.

– Я же тебе говорил, что дал клятву не пить дешевый ром после того, как мне повысили зарплату.

Дирк улыбнулся, помогая Джордино снять кислородные баллоны и тяжелый пояс со свинцовыми грузами. Они дружили с самого детства, потом много лет работали вместе, и теперь их связывали настоящие братские узы. Оба работали в НУПИ с самого основания организации, и об их подводных находках в агентстве ходили легенды. Сейчас Джордино возглавлял отдел подводных технологий НУПИ и занимался тестированием новых дистанционных разведывательно-сигнальных приборов и подвод-ных аппаратов.

Питт кивнул в сторону механического краба.

– И как наш паукообразный друг?

– Мы называем его Ползучей Тварью. – Эл положил краба на стенд и принялся снимать гидрокостюм. – Его сконструировали для длительного изучения дна на больших глубинах.

– Источник питания? – спросил Дирк.

– Небольшая топливная батарея, работающая на водороде из морской воды. Мы создали его для исследования дна на больших глубинах на протяжении шести месяцев. Его запускают из подводных аппаратов или сбрасывают с борта корабля. Путь можно запрограммировать заранее, и он будет двигаться до тех пор, пока не доберется до цели. Затем он всплывает и посылает сигнал на спутник, который позволяет нам его найти и подобрать.

– Полагаю, прибор все записывает?

Джордино погладил механическое существо.

– Эта штука обладает целым набором датчиков и видео-камерой, которая включается через определенные интервалы. В нашей лаборатории полдюжины таких устройств, и они могут быть снабжены самыми разными датчиками – тут все зависит от миссии.

– Возможно, они нам пригодятся, когда мы доберемся до желоба Каймана.

Эл вопросительно приподнял бровь.

– Я и сам сообразил, что ты прилетел в Ки-Уэст не затем, чтобы поужинать и выпить у «Слоппи Джо». Но почему желоб Каймана?

– Он находится рядом с центром возникновения целой цепочки мертвых зон, появившихся на линии между Ямайкой и западной оконечностью Кубы, – Питт рассказал о своей встрече с Ганном и Ягером в Вашингтоне.

– Есть какие-то догадки о возможном источнике? – спросил Джордино.

– Никаких. Вот почему я решил сам туда слетать и посмотреть.

– Если это дело рук людей, мы найдем источник, – заверил Эл. – Когда мы туда отправимся?

– Капитан сказал, что судно будет готово через час.

Джордино бросил грустный взгляд в сторону улицы Дюваль и ряда шумных баров, после чего взял под мышку Ползучую Тварь.

– В таком случае, – проворчал он печально, – мне следует снабдить моего дружка новыми мозгами, прежде чем мы снова отправим его на глубину.

И Эл зашагал по палубе, оставляя за собой мокрые следы.

Глава 5

Удушающая темнота на глубине в шестьсот футов под поверхностью океана исчезла. Светодиодные прожектора в титановых оболочках выдерживали огромное давление и теперь ярко освещали неровное пространство голого морского дна. Серебристый тарпон проплыл мимо, поглядев на странное сооружение, освещенное прожекторами, и исчез в привычной темноте.

Сооружение на дне напоминало освещенную рождественскую елку, лежащую на боку. Во всяком случае, именно такая мысль возникла у Уоррена Флетчера, смотревшего на него в маленький иллюминатор из акрилового полимера толщиной с его кулак. Ветеран коммерческого подвод-ного плавания находился внутри большого водолазного колокола, висевшего на расстоянии в пятьдесят футов от морского дна на мощном тросе, рядом с которым тянулись сигнально-питающие кабели и трубки, уходившие к борту вспомогательного судна.

Работа в чуждом мире на дне моря завораживала Флетчера. Он ощущал странное умиротворение, когда находился на холодной темной глубине. Здесь он смог продолжать погружаться в опасные воды – в то время как все его прежние партнеры давно уже ушли на покой. А Флетчера все еще манили сирены подводной бездны.

– Готов к следующему погружению, Попс? – под куполом, в воздухе, насыщенном гелием, голос казался слишком высоким.

Флетчер повернулся к своему похожему на моржа напарнику по имени Тэнк, который наматывал связующий фал на кронштейн.

– Я не помню такого дня, когда я был бы не готов, Младший.

Тэнк ухмыльнулся:

– Брауни возвращается, будет здесь через пять минут.

В обязанности Тэнка, назначенного сигнальщиком, входило всячески помогать двум водолазам и следить за связующими фалами, без которых они быстро погибнут. Троица отрабатывала восьмичасовую смену, после чего их поднимали на надводный корабль «Альта». Там они отправлялись в похожие на тюремные камеры каюты со стальными стенками, где поддерживалось давление, как на морском дне.

Таким образом, отпадала необходимость в декомпрессионных циклах после каждого погружения. Узники высокого давления, они занимались водолазными работами без декомпрессии, и их тела приспосабливались к насыщению азотом, которое могло продолжаться днями и даже неделями. А после окончания работ водолаз один раз проходил обычную процедуру декомпрессии, после чего снова мог увидеть солнечный свет.

Сейчас они занимались обычными поисками нефти. Флетчер и его товарищи по команде уже несколько дней работали над проектом, рассчитанным на неделю. Они должны были провести тестирование устья скважины и подъемника. Затем судно с буровой вышкой остановится над скважиной и попытается пробурить осадочные породы в надежде обнаружить нефть. Флетчер и его команда, работавшие на норвежского предпринимателя, устанавливали фундамент для третьей разведочной скважины за последние шесть месяцев.

Разведочная компания получила лицензию от кубинского правительства на исследование многообещающих территориальных вод к северо-востоку от Гаваны. Эксперты считали, что неподалеку от береговой линии Кубы на дне моря находятся огромные нетронутые залежи нефти и газа, но норвежская фирма пока так ничего и не нашла. Первые две пробные скважины оказались пустыми.

– Как ты думаешь, «Альта» вернется в Гавану, когда мы закончим бурение? – спросил Тэнк.

Флетчер кивнул, но он слушал не слишком внимательно. Он сосредоточился на слабом свечении, которое появилось за устьем скважины. Флетчер повернулся, посмотрел вниз на люк водолазного колокола и обнаружил свет фонаря Уилла Брауна, поднимавшегося вверх. Он повернулся к иллюминатору и увидел, что приближается другой источник света – точнее, два. Когда объект оказался рядом с основанием скважины, Флетчер понял, что это небольшой подводный аппарат белого цвета.

Аппарат медленно поднимался, и вскоре расстояние до него настолько сократилось, что Флетчер смог разглядеть его пилота. В шарнирной руке подводного аппарата был зажат толстый диск в форме пластины – казалось, будто официант несет поднос.

Когда подводное судно исчезло из вида, Флетчер кивнул в сторону потолка.

– Проклятье, кто только что проплыл мимо нас?

– У вас появилась компания? – ответил невидимый голос с «Альты».

– Только что мимо проплыл подводный аппарат.

Последовала долгая пауза.

– Это не наш. Ты уверен, что он тебе не привиделся, Попс?

– Совершенно, – раздраженно ответил Флетчер.

– Мы постараемся не пропустить корабль, который за ним придет.

Тэнк продолжал наматывать фал по мере того, как приближался Браун. Через открытую крышку внешнего люка можно было попасть по короткой трубе ко второму люку – тоже открытому. С поверхности в водолазный колокол закачивались водород и гелий, чтобы уравновесить давление воды и предотвратить его затопление.

Темная фигура Брауна с включенным фонарем, закрепленным на шлеме, приблизилась, затем во внутреннем люке появилась голова.

Тэнк и Флетчер втащили Брауна через люк и посадили на палубу так, что его ноги остались в воде. Водолаз начал снимать ласты, пока Тэнк отцеплял фал, который обеспечивал Брауна дыхательной смесью и циркуляцией горячей воды внутри гидрокостюма.

Сняв шлем, водолаз сделал глубокий вдох и заговорил, стуча зубами:

– Там холодно, как в куче пингвиньего дерьма. Возможно, шланг с горячей водой перекрутило. Или ребята наверху выключили термостат.

– О, ты хотел горячую воду через эту штуку? – Тэнк указал на фал. – А я им сказал, что тебе нужен кондиционер, – он рассмеялся и протянул Брауну термос с горячим кофе.

– Очень смешно. – Водолаз отстегнул большой гаечный ключ от утяжеленного пояса и протянул его Флетчеру. – Я почти закончил сборку опорного фланца. Теперь ты с легкостью сможешь довести дело до конца.

По водолазному колоколу неожиданно прокатился грохот, и через секунду мощный удар сбил Тэнка и Флетчера с ног. Тэнк закричал, когда горячий кофе из термоса Брауна пролился ему на шею. Флетчер вцепился в стойку фала и повис на ней, а колокол продолжал угрожающе раскачиваться. Казалось, его схватила и трясет гигантская рука.

– Что происходит? – крикнул Браун, продолжавший сжимать гаечный ключ.

Он ощутил рывок вверх, затем отключилось освещение, и колокол перестало трясти. Лицо Брауна оказалось рядом с иллюминатором, и он инстинктивно выглянул наружу. На мгновение фары колокола ярко вспыхнули и погасли окончательно. Через секунду Браун сообразил, что произошло. Колокол несло к скважине.

– Закройте люк! – закричал он, падая на колени. – Закройте люк!

Загорелся красный аварийный свет, обеспечивший тусклое освещение колокола, завыла тревожная сирена. Ноги Брауна все еще болтались во внешнем люке.

Флетчер схватил водолаза за плечи и повалил набок. Тэнк пришел в себя настолько, что сумел захлопнуть крышку люка и задвинуть засов. Через мгновение по водолазному колоколу вновь что-то ударило с устрашающей силой.

Застонал сминаемый металл, пол под ногами завибрировал.

После небольшой паузы водолазный колокол угрожающе накренился. Люди, тяжелое водолазное оборудование, обрывки лопнувшего фала – все свалилось в одну кучу. Сирена почти полностью перекрывала стоны людей.

– Парни, с вами все в порядке? – спросил Флетчер, отбрасывая в сторону обрывки фала и поднимаясь на ноги.

– Да, – ответил Тэнк, но его голос заметно дрожал. Даже в тусклом свете был виден страх в его глазах. Он поднял руку и нащупал кровавую царапину в верхней части уха. – Браун, как ты?

Ответа не последовало.

Флетчер нащупал среди обломков гидрокостюм Брауна, и вскоре ему удалось оттащить водолаза в сторону. Браун потерял сознание.

Флетчер стянул с его головы капюшон и нащупал пульс – его товарищ был жив. Почти сразу же его грудь начала подниматься и опускаться, и он застонал. На лбу у Брауна появилась шишка величиной с бейсбольный мяч, а положение ног показалось Флетчеру каким-то неправильным.

Стащив ласты, Флетчер сразу увидел, что левая нога Брауна повернута под неестественным углом.

– Кажется, он сломал голень и потерял сознание от удара по голове.

Они вдвоем очистили пространство на накренившейся палубе и аккуратно устроили там Брауна. Тэнк принес аптечку, и они наложили раненому тугую повязку на лодыжку, а потом перевязали голову.

– Пока он не придет в сознание, мы больше ничем не можем ему помочь, – сказал Флетчер.

Он попытался понять, что же с ними произошло, и прижался к акриловому иллюминатору. Море оставалось черным, как уголь, но тусклый свет из колокола отбрасывал слабое сияние вокруг. Они столкнулись с подъемником или предохранительным устройством для стравливания газа и теперь повисли на каком-то из них. Длинный узкий объект раскачивало течение, и Флетчер прикрыл глаза ладонью, чтобы разглядеть, что же это такое.

Как только он все понял, ему показалось, что ему нанесли сильный удар в живот. Это был кусок троса водолазного колокола. Несколько длинных витков болталось на крестовине подъемника. И хотя теоретически существовала возможность, что вспомогательный корабль мог случайно упустить кабель, трубки и трос, Флетчер сразу почувствовал, что это не так. Все связующие линии, ведущие на поверхность, были перерезаны!

Флетчер подошел к контрольной панели, принялся изу-чать показания приборов и почти сразу нашел подтверждение своим опасениям. Электропитание, гелий и кислород, средства связи и даже горячая вода для гидрокостюмов – все отключилось. Команда подводного колокола оказалась в полной изоляции.

Тэнк начал вызывать вспомогательный корабль, с которым постоянно находился на связи.

– Побереги дыхание, – сказал Флетчер. – Они потеряли трос, – он указал на иллюминатор, в котором виднелись запутанные шланги.

Некоторое время Тэнк молча смотрел в указанном направлении, как будто слова Флетчера не сразу до него дошли.

– Ладно, – пробормотал он. – Фильтр очистки воздуха работает? Что ты чувствуешь?

Флетчер активировал аварийный передатчик, стробоскопический прожектор и фильтр, которые работали от аккумулятора. На маленькой панели управления открыл клапан нескольких запасных баллонов с воздухом, расположенных на внешней части колокола, и настроил дыхательную смесь. Если они смогут каким-то образом сохранить тепло, у колокола хватит энергии аккумуляторов на два или даже три дня. Учитывая близость к Флориде и Мексиканскому проливу, этого времени должно хватить для прибытия спасательного корабля с нужным оборудованием.

– Фильтры включены. Смесители работают нормально, – он посмотрел на механический циферблат. Давление стабилизировалось на глубине шестисот двадцати футов.

При обычных обстоятельствах атмосферными помехами в колоколе занималась специальная команда на «Альте». Тщательно дозированную смесь газов закачивали через шланги, а после того как колокол оказывался на нужной глубине, состав смеси не менее тщательно корректировали. Гелий, а не азот, был основным инертным газом, которым дышали водолазы, так как он исключал кессонную болезнь, опасный отравляющий эффект, который мог возникать на глубинах, превышающих сто футов. Колокол был снабжен и собственными внешними баллонами, наполненными гелием, кислородом и азотом, предназначавшимися именно на случай подобных аварий.

Флетчер указал в сторону иллюминатора.

– Раз уж я все равно в скафандре, займусь-ка я исследованием наружной части колокола.

– Только быстро, у нас нет подогрева.

Пока Флетчер переставлял шланги так, чтобы подсоединить их к внешним баллонам, Тэнк спустился в шлюз, собираясь открыть внешний люк. Однако крышка переместилась всего на несколько дюймов, после чего ударилась о какой-то металлический предмет. Тэнк навалился на люк всем своим весом, но крышка так и не сдвинулась с места. Он опустил руку в воду и попытался нащупать препятствие.

– Придется поменять план, Попс. Должно быть, кромка колокола погнулась, когда мы ударились о дно, и заблокировала люк. У нас нет никаких шансов его открыть.

У Флетчера возникло отвратительное чувство – боги водолазов решили их наказать за какие-то прошлые грехи.

– Ладно. Я попробую связаться с кораблем. А ты надень гидрокостюм «Мустанг», а второй комплектпопытайся натянуть на Брауна.

Тэнк открыл бортовой отсек, в котором лежали толстые прорезиненные защитные гидрокостюмы, предназначенные для погружения в холодную воду. Он забрался в громоздкий костюм, а потом попытался запихнуть в него вялое тело Брауна. Флетчер активировал аварийную радиосвязь, настроенную на транспондеры, находившиеся снаружи водолазного колокола, и в течение нескольких минут пытался связаться с «Альтой». Однако ему удалось услышать лишь статические помехи.

Без водяного отопления температура внутри водолазного колокола стала быстро падать, и Флетчер мерз даже в скафандре. Он махнул рукой на радио и стал помогать Тэнку надевать на Брауна защитный гидрокостюм.

– Очевидно, наверху возникли свои проблемы, – сказал он. – Я еще раз попытаюсь связаться с ними через минуту.

– Нам нет никакого смысла ждать, – заявил Тэнк. – Ты же видел оборванный трос. Кабель и шланги тоже перерезаны. Они не смогут нас вытащить, но если мы сумеем самостоятельно подняться наверх, нас наверняка подберут.

Флетчер обдумал слова Тэнка. Он собирался подождать, когда возобновится связь с поверхностью, и лишь после этого приступить к аварийному всплытию, но отсутствие ответа со стороны «Альты» навело его на мысль, что на борту произошло нечто катастрофическое. Вероятно, Тэнк прав. Ранение Брауна не позволяло им оставаться на глубине.

– Ладно. Приготовься сбросить груз. Я радирую наверх, что мы собираемся совершить аварийный подъем, – вдруг нас кто-то услышит.

Пока Флетчер еще раз пытался связаться с кораблем, Тэнк отодвинул панель на полу. Внутри находилась пара Т-образных рукояток, соединенных с внешними грузами, находившимися под колоколом. Он подождал, когда Флетчер отвернется от рации, кивнул ему и повернул рукояти.

Послышался негромкий щелчок, и пара свинцовых грузов отделилась от оболочки колокола. Но только один из них улегся на морское дно – второй заклинило у поврежденного края. Колокол перекосило, и он начал медленный подъем. Флетчер подмигнул Тэнку, но тут же вздрогнул, услышав жуткий скрежет. В иллюминатор он увидел странные завихрения, колокол остановился.

– Мы зацепились за противовыбросовую систему! – крикнул Тэнк.

Оба прижались лицом к иллюминатору и увидели каскад пузырей, поднимавшихся наверх с ревом взлетающего «Боинга 747».

Водолазный колокол, начавший подниматься под углом, задел за выступающий элемент противовыбросовой системы, и стальная консоль пробила каркас, державший семь из девяти экстренных газовых баллонов. И по мере того как колокол поднимался вверх, противовыбросовая система рассекала клапаны баллонов до тех пор, пока не вонзилась в основание каркаса, крепко стиснув колокол.

Флетчер метнулся к консоли управления и проверил показания манометров. Водолаз, неизменно сохранявший спокойствие, страшно побледнел, наблюдая, как восемьдесят процентов их аварийных запасов воздуха уносятся к поверхности моря. Теперь, когда колокол застрял, они могли рассчитывать только на помощь сверху.

Тэнк посмотрел на партнера.

– Насколько все плохо?

Флетчер медленно отвернулся. Тэнк заглянул ему в глаза и все понял. Им осталось жить всего несколько часов.

Глава 6

В шестистах футах над ними бился в предсмертных судорогах норвежский корабль «Альта». Густой черный дым поднимался над носовой рубкой, периодически сквозь него прорывалось пламя. Кран, осуществлявший спуск вниз буровой трубы, лежал поперек палубы, которую уже захлестывали волны – корабль сильно накренился в сторону носа.

Кевин Найт, капитан «Альты», наблюдал за катастрофой из окна ходового мостика. Всего несколько минут назад, когда он изучал прогноз погоды, из трюма корабля донесся глухой рокот, и у него под ногами задрожала палуба. А еще через мгновение передний топливный бак взорвался, и на корабле начался пожар.

– Сэр, мы потеряли связь с водолазным колоколом, – крикнул третий помощник, по лицу которого текла кровь – в него попали осколки разбитого стекла.

Завыли сирены, приборы показывали, что несколько секций корабля уже залито водой. Найт стиснул зубы, наблюдая за сообщениями о повреждениях и понимая, что невозможно предотвратить неизбежное.

Он повернулся к радисту.

– Подавай сигнал бедствия! Сообщи, что мы тонем и нуждаемся в срочной помощи.

Найт снял микрофон и заговорил по громкой связи.

– Пожарным командам занять свои места. Всем остальным приготовиться покинуть корабль.

– Сэр, а как же быть с водолазным колоколом? – спросил третий помощник. – Там три человека.

– У нас есть спасательная капсула, встроенная в декомпрессионную камеру. Немедленно переведите туда людей.

– А как же водолазный колокол?

Найт покачал головой:

– Этим парням сейчас нужно сидеть тихо. Мы ничего не можем для них сделать, – капитан сурово посмотрел на пребывающего в сомнениях помощника. – Отправляйся в декомпрессионную камеру. Немедленно!

Ошеломленные матросы и команда буровой бригады начали пробираться к паре герметизированных спасательных шлюпок. Несколько человек получили ожоги и ранения, и их пришлось нести на руках, что оказалось совсем не просто из-за накренившейся палубы. Найт побежал по кораблю, отзывая пожарных и приказывая всем садиться в спасательные шлюпки. Капитан обязан был убедиться, что на «Альте» никого не осталось. Возле жилого блока он наткнулся на главного механика, который вылез из трюма.

– Все покинули машинное отделение? – крикнул Найт, стараясь перекрыть рев пламени.

– Да, кажется, все, – механик тяжело дышал. – Корабль погружается очень быстро. Нам нужно немедленно его покинуть.

Найт не обратил на его слова никакого внимания.

– Садитесь в шлюпки и спускайте их на воду. Я должен еще раз обойти корабль.

– Не нужно так рисковать, сэр! – закричал механик.

Однако Найт уже скрылся в клубах дыма.

Корма корабля поднялась довольно высоко, когда Найт снова выбрался на палубу и сквозь дым увидел, что нос «Альты» погрузился в воду. Он побежал к фальшборту, пытаясь отыскать последних членов команды. Раздались два громких всплеска – обе шлюпки были спущены на воду, и Найт почувствовал огромное облегчение. И в то же время ужас.

Едкий дым ел глаза, Найт задыхался. Он в последний раз оглядел свой корабль и повернулся, собираясь уйти, когда его взгляд наткнулся на ботинок, торчавший из-под палубного крана. Это был Гордон, старший помощник. Его волосы обгорели, одежда тлела. Он смотрел на капитана остекленевшими глазами.

Капитан попытался его вытащить.

– Гордон, нам необходимо покинуть судно.

Помощник закричал, когда Найт к нему прикоснулся.

– Моя нога!

Кевин заметил, что нога Гордона вывернута под неестественным углом, возле колена торчала пробившая брюки кость. Внутри у капитана все сжалось.

Найта отвлек грохот оторвавшихся буровых труб, рухнувших в воду. Из трюма доносился жуткий скрежет ломающихся переборок, корма поднималась все выше. Палуба под ногами капитана содрогнулась, корабль из последних сил пытался остаться на плаву.

Найт обхватил помощника за плечи и попробовал его поднять. Гордон хрипло застонал и обмяк в его руках. Капитан старался изо всех сил, но ему мешала старая травма колена, которую он когда-то получил во время футбольного матча. Оба рухнули на палубу как раз в тот момент, когда оторвался генератор и пролетел в нескольких дюймах от них.

«Альте» оставалось жить всего несколько секунд. Кевин сдался, приготовившись к смерти на морском дне.

– Предлагаю быстро отсюда уходить, пока мы все не промочили ноги, – послышался у него за спиной энергичный голос.

Найт повернул голову, но рассмотреть владельца голоса мешали клубы густого дыма. Наконец, из сизого тумана показался высокий темноволосый человек с сияющими зелеными глазами, который быстро оглядел тонущий корабль.

– Откуда… откуда вы взялись?

– Научно-исследовательское судно «Саргассово море», – ответил Питт. – Мы получили ваш сигнал бедствия и примчались сюда на полной скорости.

Он посмотрел на Гордона, потом перевел взгляд на Найта, отметив нашивки у него на плечах.

– Как сильно пострадал ваш человек, капитан?

– У него сломана нога.

По кораблю прокатился грохот, и корма накренилась еще сильнее. Питт подбежал к ним, сжимая в руках ремни, привязанные к веревке, и надел их на Найта.

– Вы сможете его удержать?

Капитан кивнул.

– Если мне не нужно будет идти.

Питт поднял обмякшее тело Гордона и положил его Кевину на плечо.

– Боюсь, намокнуть нам все же придется.

Он вытащил из-за пояса портативную рацию и вызвал «Саргассово море».

– Можете нас забрать. Только очень осторожно.

Палуба дернулась.

– Корабль сейчас уйдет под воду! – закричал Найт.

Капитан «Альты» увидел, как натянулась веревка, прикрепленная к ремням, – палуба начала уходить у него из-под ног. Он почувствовал, как его подталкивают, и увидел, что Питт показывает в сторону борта.

Найт крепко вцепился в Гордона, когда они оба ушли под воду. Их тела ударились о вентиляционный отсек, и капитан почувствовал, как дернулись ремни, а вокруг забурлила вода. Но уже через несколько мгновений вода успокоилась, однако ремни продолжали давить ему на грудь. Наконец, их перестало тянуть вниз, и они закачались на волнах.

Кевин поднял глаза и увидел, что их тащит к себе бирюзового цвета корабль – веревка была прикреплена к крану, и их постепенно подтягивали к борту. Он еще крепче сжал тело Гордона, которое стало заметно тяжелее. Первого помощника вырвало, и по его хриплому дыханию капитан понял, что Гордон еще жив.

Найт повернулся, чтобы бросить последний взгляд на «Альту», бронзовый винт которой еще выделялся на фоне пустого неба, но почти сразу скрылся под поверхностью воды под скрежет металла и рев выходящего из трюма воздуха. Рядом подпрыгивали на волнах две шлюпки и декомпрессионная камера, которые успели отойти на безопасное расстояние от тонущего корабля.

Найт не сводил глаз с кольца бурлящей воды, отмечавшего место гибели корабля. На поверхности плавало лишь несколько обломков, но капитан так нигде и не увидел человека, спасшего ему жизнь.

Глава 7

Питт чувствовал себя так, словно он сидел на носу грузового поезда, который мчится сквозь темный туннель.

Столкнув за борт Найта и Гордона, он попытался спрыгнуть вслед за ними, однако корабль тонул слишком быстро, и поток воды отбросил его к прикрепленному к палубе крану. Вокруг кипела вода, корабль быстро погружался на глубину, увлекая Питта за собой.

Дирк старался не обращать внимания на боль в ушах, когда пробирался вдоль крана. Даже на глубине был слышен пронзительный скрежет рвущегося металла, когда незакрепленные грузы ударялись о переборки. Мимо Питта пронеслась оторвавшаяся стойка, лишь чудом его не задев.

Оказавшись у основания крана, он сильно оттолкнулся от него ногами и изо всех сил поплыл в сторону невидимого борта. Тяжелый предмет ударил его по ноге, но Дирку все же удалось вырваться из водоворота. Тонущий корабль пронесся мимо, устремляясь на дно, но Питт скорее это почувствовал, чем увидел в темной и мутной воде.

Холодная вода вокруг продолжала бурлить, но Дирк сохранял спокойствие. Большую часть своей жизни он проработал водолазом и всегда чувствовал себя на глубине спокойно, словно она была его естественной средой обитания. Он и не думал паниковать, проследил за пузырями, устремившимися в сторону слабого серебристого сияния, сориентировался и поплыл наверх, однако почти сразу понял, что свет удаляется.

«Альта» увлекала его за собой, но Питт плыл, сопротивляясь невидимой силе. В голове начала пульсировать боль. Ему уже не хватало воздуха.

Потом он задел какой-то предмет и инстинктивно за него ухватился. Предмет был довольно легким и, как и Дирк, пытался подняться на поверхность, сопротивляясь тянувшей его за собой на дно «Альте». В горле у Питта перехватило, он знал, что должен как можно скорее добраться до поверхности.

Легкие горели, перед глазами начало темнеть, но Дирк продолжал отчаянно работать ногами. Он не чувствовал, что поднимается, но заметил, что окружающие его пузыри больше не проносятся мимо него. Питт посмотрел вверх. К нему приближался свет, вода стала явно теплее. Однако манящая поверхность казалась недостижимой, кровь отчаянно пульсировала в висках. Но в следующее мгновение его голова оказалась над водой.

Питт закачался на волнах, жадно втягивая в себя воздух, и его сердце постепенно стало биться ровнее. Неожиданно неподалеку появилась моторка, а еще через мгновение оранжевая надувная лодка оказалась рядом с Дирком. Он увидел улыбающегося Эла Джордино, перевесившегося через борт.

Эл рассмеялся, легко затащив Питта в лодку.

– Это что-то новенькое в деле спасения из глубины.

Дирк недоуменно посмотрел на него, а потом оглянулся. Рядом подрагивала на волнах ярко-зеленая туалетная кабинка «Альты», всплывшая на поверхность. Питт улыбнулся своему невероятному везению.

– Теперь я знаю, что такое восхождение на трон, – сказал он.

Команда «Саргассова моря» уже успела поднять на борт декомпрессионную камеру «Альты» и теперь занималась теми, кто спасся на шлюпках, когда вернулись Питт и Джордино. Капитан заметил Дирка и бросился к нему.

– Я думал, вы погибли.

– «Альта» хотела прокатить меня в один конец, но я вовремя соскочил. Как ваш товарищ?

– Он в лазарете. Вы спасли нам обоим жизнь.

– На борту вашего корабля бушевал большой пожар. Вы знаете, что стало причиной?

Найт покачал головой, не сомневаясь, что образ пылающего корабля навсегда останется в его памяти.

– Кажется, что-то взорвалось. После чего взлетел на воздух передний топливный бак. Не могу себе представить, что стало причиной взрыва. Поразительно, но складывается впечатление, что всех удалось спасти, даже людей в декомпрессионной камере, – затем в глазах капитана появилась боль. – Но трое наших водолазов все еще на дне.

– В момент взрыва велись подводные работы?

Найт кивнул.

– Они работали на глубине, под водолазным колоколом. Взрыв рассек кабель, шланги и трос. Мы даже не успели их предупредить.

– Мы вызвали команду военных подводных спасателей, – сказал Эл Джордино. – Они прибудут через десять часов. Кроме того, мы пытаемся связаться с другими коммерческими судами, ведущими поблизости подводные работы.

– Если они не получили ранений, а колокол не поврежден, водолазы могут продержаться под водой двадцать четыре часа, – сказал Питт и указал в сторону маленькой желтой подводной лодки, стоявшей на палубе. – Нам нужно проверить, как они себя чувствуют. Если мы не сможем помочь, то хотя бы составим им компанию, пока не прибудет помощь.

Питт повернулся к Джордино.

– Как скоро мы сможем спустить на воду «Морскую звезду»?

– Примерно через десять минут.

– Давай через пять!

Глава 8

Двухместная подлодка погрузилась в воду и начала медленный спуск, отдавшись на волю сил тяготения. Питт едва успел переодеться в сухую одежду, пока Джордино готовил «Морскую звезду». Когда подлодку спускали за борт, Дирк, усевшись на место пилота, быстро провел проверку оборудования.

– Аккумуляторы полностью заряжены, все системы работают в штатном режиме. Мы можем начинать погружение, – подмигнув, сказал Питт, когда морская вода заплескалась за иллюминатором.

Джордино включил внешние прожектора, как только они оказались на глубине в сто футов. Спуск казался мучительно медленным. Как и все, кто работал в море и под его поверхностью, они ощущали родство с неизвестными водолазами, оставшимися под водой. Через несколько минут показалось серо-коричневое дно.

– Во время спуска течение отнесло нас на восток, – сказал Эл. – Предлагаю направление двести семьдесят пять градусов.

– Встаю на курс, – Питт включил двигатели «Морской звезды».

Подлодка поплыла вперед, преодолевая слабое течение. Морское дно было каменистым и неровным, по большей части лишенным всякой жизни.

Питт заметил, что чуть дальше рельеф меняется.

– Там что-то есть.

Перед ними возникла линия осадочных пород, которые тянулись вдоль их маршрута, точно построенное в углублении шоссе.

– Следы каких-то работ, – заметил Питт. – Должно быть, здесь использовали тяжелое оборудование.

Джордино вгляделся в глубину.

– Значит, водолазный колокол должен находиться где-то рядом.

Они проплыли еще немного, и впереди возник темный корпус «Альты». Нос был смят от удара о дно, но в остальном корабль не очень пострадал и лежал, слегка накренившись набок. Питт не стал тратить время на изучение повреждений, обогнул корму и сразу увидел подводную свалку.

Обломки «Альты» заполняли неглубокую впадину, здесь же валялись трубы, компрессоры и кабели, оторвавшиеся после удара. Дирк увидел большие стальные баллоны с кислородом или гелием. Дюжины зеленых, коричневых и черных цилиндров из декомпрессионной камеры «Альты» были разбросаны по дну.

Когда они проплывали над погнутым жестяным ангаром, Джордино сказал:

– Проблесковый маячок справа.

Питт развернул подлодку в нужном направлении. Какое-то сооружение, из центра которого торчали трубы, частично загораживало источник света. Питт обогнул основание буровой скважины и противовыбросовый превентор и сразу обнаружил водолазный колокол, застрявший между ними. Один из грузов все еще оставался на месте.

Эл покачал головой.

– Они попали в паршивое положение, – сказал он.

Слабый свет мерцал в одном из иллюминаторов колокола, и Питт направил на него прожектора «Морской звезды», стараясь не зацепиться за торчавшую во все стороны арматуру.

– Кажется, я вижу там двух человек, – негромко объявил Джордино.

Дирк включил аварийный передатчик, который работал на той же частоте, что и рация водолазного колокола.

– «Морская звезда» вызывает водолазный колокол «Альты». Вы меня слышите?

Высокий искаженный голос ответил утвердительно.

– Должно быть, дешифратор их «гелиевой речи»[417] остался на «Альте», – сказал Эл. – Надеюсь, в детстве ты смотрел диснеевские мультики.

Голос Уоррена Флетчера напоминал тенор Микки-Мауса. Питт понимал далеко не все, но узнал, что один из водолазов ранен и что они потеряли большую часть аварийных запасов гелиевой смеси. Он отвел подлодку немного в сторону и сам убедился в истинности слов Флетчера. На песке под колоколом лежало полдюжины баллонов, а на стойке крепления виднелась огромная царапина.

Дирк посмотрел на лежащие на дне баллоны.

– У них серьезные проблемы с воздухом.

– Один из них только что поднес к иллюминатору два пальца, – сказал Джордино. – Два часа.

Они не ожидали, что им придется столкнуться с такой проблемой. В задачу Питта входило найти колокол и поддерживать водолазов до прибытия спасателей. Но они опаздывали, по меньшей мере, на восемь часов. К тому времени, когда прибудет помощь, люди внутри водолазного колокола будут мертвы.

– Бедняги, – сочувственно вздохнул Эл. – Военные прибудут не скоро. Парни погибнут.

– Они смогут спастись, если сумеют всплыть на поверхность.

Дирк снова вышел на связь с водолазами.

– Ныряльщики «Альты», вы можете покинуть колокол и подняться на поверхность? У нас там есть декомпрессионная камера. Повторяю, наверху есть декомпрессионная камера.

Флетчер ответил, что это невозможно из-за того, что входной люк заблокирован снаружи.

Питт и Джордино осмотрели обшивку колокола и увидели, что люк блокирует погнутое основание, которое помешало сбросить балласт.

Дирк принялся изучать толстую сталь.

– Мы не сможем ее выправить. Как ты думаешь, удастся нам оторвать их от подъемника?

– Стоит попытаться. У нас нет доступа к нижней части основания, которая застряла. Конечно, колокол не сможет подняться, ведь к нему прикреплен еще и тяжелый кабель.

– Но рано или поздно колокол высвободится.

Проделав несколько коротких маневров, Питт сумел поставить «Морскую звезду» над водолазным колоколом.

Джордино взялся за работу и при помощи искусственной руки сумел зацепить вспомогательную подъемную проушину колокола.

– Готово, – сказал он.

Питт осторожно перенаправил двигатели вниз и попытался поднять колокол. Капсула начала раскачиваться, но с места не сдвинулась. Питт изменил угол тяги, но колокол оставался зажатым между основанием буровой скважины и подъемником.

Дирк опустил подлодку ниже, а Джордино убрал искусственную руку.

– Колокол весит столько же, сколько и наша лодка, – заявил Эл. – Нам не хватит мощности, чтобы его вытащить.

– Нужно всего лишь хорошенько дернуть вверх.

– Согласен, но нам это не под силу.

– Верно, нужно использовать трос подъемника.

– Ты предлагаешь поднять стальной трос? Его тут шестьсот футов! Вероятно, он весит в десять раз больше самого колокола. У нас нет никаких шансов вытащить его на поверхность!

– Мы не станем его поднимать. Он должен всплыть, – в глазах Питта загорелся огонь.

Джордино посмотрел на своего партнера. Он уже не раз видел такое выражение глаз Дирка. Взгляд никогда не сдающегося человека, множество раз обманувшего смерть, взгляд, полный уверенности и решимости, подобный гейзеру «Старый Верный»[418]. Питт не был знаком с людьми из водолазного колокола, но он не мог оставаться в стороне и наблюдать, как они умирают.

Джордино потер подбородок.

– И как мы это сделаем?

– Очень просто, – ответил Питт. – Мы поднимем крышу.

Глава 9

Флетчер смотрел, как удаляется свет прожекторов подлодки НУПИ, и чувствовал себя так, словно его бросили умирать в холодном стальном гробу.

– Они вернутся, – негромко сказал он, стараясь убедить самого себя.

Ему ничего не оставалось делать – только следить за своим дыханием и думать о том, как медленно, но верно убывают их запасы воздуха. Как и большинство профессиональных водолазов, он не страдал от клаустрофобии, но сейчас ему казалось, что стенки колокола постепенно смыкаются.

Он взглянул на Тэнка, который сидел рядом и безнадежно смотрел в пол. Чтобы как-то справиться с волнением, Флетчер продолжал стоять, прижавшись лицом к иллюминатору, и наблюдать за удаляющейся подлодкой. Что они задумали? Казалось, суденышко бессмысленно снует взад и вперед, поднимая вверх тучи ила. Складывалось впечатление, что их деятельность не имеет никакого отношения к спасению Флетчера и его товарищей.

Однако именно этим и занимался Питт.

– Если не считать обычного двойного узла, это лучшее, что мы можем сделать, – сказал Джордино, по лбу которого градом катился пот.

Он управлял автоматической рукой, или манипулятором, который снова схватил трос подъемника. Оставив Флетчера и колокол в тени, Дирк отследил положение троса до тех пор, пока не нашел его оторванный конец, находившийся возле затонувшей «Альты».

Затем он попросил Джордино поднять трос и дотащить его до металлического ангара, мимо которого они проплыли чуть раньше. Сварной ангар находился на палубе, но, когда «Альта» ударилась о дно, его отбросило в сторону. Каким-то образом он перевернулся и встал крышей вверх. И хотя ангар был заметно помят, серьезных повреждений на нем не оказалось, потому что он приземлился на мягкий песок.

Продемонстрировав немалое мастерство, Питт и Джордино сумели закрепить трос вокруг двери, а потом несколько раз обмотать вокруг боков ангара и крыши.

– Конечно, мы не получим медаль за мастерски завязанные узлы, – скептически заметил Эл, – но у нашего воздушного змея есть хвост.

– Переходим к научной части эксперимента, – сказал Питт.

Джордино отпустил трос, а Дирк направил подлодку к «Альте», посадил «Морскую звезду» на дно и молча наблюдал, как его товарищ при помощи манипулятора цепляет баллон с гелием за клапан.

Джордино бросил на Питта предостерегающий взгляд.

– Эти крошки не такие уж легкие.

– Детская игра.

Дирк слегка приподнял подлодку над дном и включил двигатель обратного хода.

Подлодка поплыла назад. Баллон с гелием не сразу, но пополз по песку. Питт остановился только после того, как подтащил баллон к ангару и оставил его рядом с открытой дверью.

– Один готов, – объявил Дирк.

– Нашим аккумуляторам это не особенно нравится, – заметил Джордино, глядя на показания приборов. – У нас осталось всего тридцать процентов мощности.

Питт кивнул и направил подлодку к следующему баллону. Они повторили свой маневр еще шесть раз, выстроив семь баллонов возле ангара, когда Эл заявил, что продолжать они не могут.

– Резервы мощности заканчиваются, босс. Пришло время подниматься на поверхность.

– Ладно, маэстро. Сначала вскроем баллоны, а потом посмотрим, сможет ли птичка летать.

Питт поставил подлодку над баллонами, чтобы Джордино мог открыть манипулятором клапаны баллонов. Каскад пузырей устремился вверх, после того как удалось открыть первый. Когда Эл справился с последним, Дирк переместил подлодку назад на несколько футов, и Джордино подтолкнул баллоны вперед, так что газ начал поступать внутрь ангара.

Это была безумная идея, но другого способа спасти водолазов не существовало. Питт рассчитывал, что трос поднимется настолько, что сможет приподнять водолазный колокол и высвободить его. Сварной ангар выполнял роль надувного мешка, который доставит трос на поверхность.

Дирк переместил подлодку так, чтобы она находилась над ангаром.

– Ты уверен, что хочешь оставаться именно здесь? – недоуменно спросил Джордино.

– Возможно, нам потребуется немного придержать ангар или, наоборот, подтолкнуть. Попробуй за него ухватиться.

Эл направил манипулятор к шарниру на островерхой крыше ангара и сжал его. Питт продул балластные цистерны. Стена пузырьков перекрыла им обзор, и они перестали ощущать движение, поэтому Дирк смотрел на глубиномер. Сначала его показания не менялись, а потом стали постепенно уменьшаться на фут каждые несколько секунд. Питт победно улыбнулся.

– Мы поднимаемся.

В иллюминатор Флетчер видел, как поднимается подлодка. На секунду ему показалось, что прожектора осветили маленький домик под ней. Он протер глаза, и свет прожекторов исчез, а вместе с ним и надежда на спасение.

Флетчер и не подозревал, что колокол связан с поднимающимся сооружением.

Используя вес подлодки для того, чтобы уравновешивать крышу, Питт умудрился удерживать ангар в горизонтальном положении, пока он наполнялся газом и увеличивал плавучесть. И – что еще важнее – ангар поднимался, увлекая за собой стальной трос. По мере того как хрупкое сооружение всплывало, давление воды уменьшалось, что приводило к увеличению объема газа внутри ангара. И, если им повезет, расширяющийся газ обеспечит необходимую подъемную силу, чтобы вытащить на поверхность трос.

– Пятьсот футов, – сказал Джордино. – Мы едем на настоящем грузовом лифте.

– Больше похоже на механического быка.

Питт переместил подлодку немного в сторону. Ему постоянно приходилось подрабатывать двигателями, чтобы выравнивать крышу ангара. Он понимал, что если импровизированный стальной поплавок перевернется, то газ вырвется наружу, и все сооружение снова опустится на дно.

Диковинная конструкция продолжала всплывать в окружении бурлящих пузырьков воздуха. Дирк знал, что постепенно гелий должен вытеснить всю воду. Края начали подниматься, расширяющийся газ пытался вырваться наружу из всех трещин и открытой двери. Ангар и подлодка набирали скорость.

Питт предупредил «Саргассово море» о том, что судну необходимо отойти в сторону, но быть наготове. Кевин Найт расхаживал по палубе на корме и не спускал глаз с воды. Наконец, его внимание привлекло волнение и круг белой пены. А еще через несколько секунд ярко-желтая подлодка НУПИ появилась на поверхности и полностью вынырнула из воды. Найт увидел, что подлодка опирается на странное сооружение, напоминающее небольшой домик. Тут только он узнал ангар, стоявший на палубе «Альты».

Повинуясь указаниям Питта, «Саргассово море» быстро подплыло к подлодке, и несколько матросов прикрепили трос к установленному на палубе крану. Ангар вытащили на палубу, после чего трос для надежности закрепили скобами и скрепами, а затем намотали на барабан лебедки.

Как только лебедка заработала, корабельный кран вытащил «Морскую звезду» на палубу.

Питт и Джордино едва успели выбраться из люка, как к ним подбежал Найт.

– Они живы?

– На данный момент да, – ответил Дирк. – Колокол потерял несколько баллонов из аварийного запаса воздуха, так что у них осталось совсем немного времени.

Команда нетерпеливо ждала, пока лебедка наматывала трос. Никто не знал, что окажется на другом конце. Наконец, вода у кормы забурлила, и Питт увидел крышу водолазного колокола, показавшегося на поверхности.

– А теперь поднимите его при помощи крана и приготовьтесь к переводу водолазов в декомпрессионную камеру, – сказал Дирк. – Потребуется несколько сварщиков, чтобы срезать нижнюю часть колокола и освободить доступ к люку.

Колокол подняли на борт, и команда забегала по палубе. К Питту подошел техник, пока сварщики готовили аппараты к работе.

– Я переключил систему связи на нас, – сказал техник. – Один из водолазов хочет с вами поговорить. Его зовут Уоррен.

Дирк последовал за техником к радиопередатчику, установленному возле колокола, взял рацию и помахал человеку, смотревшему из иллюминатора.

– Привет, Уоррен. Меня зовут Питт. Как вы там?

– Теперь, когда я снова вижу солнце, стало гораздо лучше, – ответил Флетчер. – Некоторое время я думал, что навсегда останусь частью буровой скважины. Вы придумали безумный способ нас поднять, но я очень рад, что вы на это решились.

– Прошу прощения за трудный подъем. Как ваши товарищи?

– Тэнк в порядке, но у Брауна сломана нога. Он то теряет сознание, то приходит в себя.

– В нашей декомпрессионной камере вас ждет врач.

– Спасибо, мистер Питт, мы благодарны вам за все. А что с «Альтой»?

– Корабль затонул после неожиданного взрыва. К счастью, все уцелели, но никто пока не понимает, что случилось. Когда вас переведут в камеру, мы поговорим.

Флетчер кивнул.

– Вы можете называть меня безумцем, мистер Питт, но я видел неопознанный подводный аппарат незадолго до того, как кабели, шланги и трос были перерезаны. Мне кажется, кто-то сознательно потопил «Альту».

Питт посмотрел в ставшие жесткими глаза водолаза и понял, что это далеко не самое безумное предположение из всех, что ему довелось сегодня услышать.

Глава 10

Яркое лазурное небо контрастировало со скорбью, которая повисла над Гаваной. Причиной была погребальная процессия, двигавшаяся по обветшалым улицам кубинской столицы, где время застыло в 1959 году. Неровные тротуары, по которым в течение столетий маршировали испанские конкистадоры, английские солдаты, пехотинцы армии США и русские генералы, заполняли жители города. Казалось, все вышли на улицы, чтобы попрощаться с El Caballo.

Фидель Кастро Рус, пылкий отец кубинской революции, наконец проиграл битву со смертью. Прошло почти шестьдесят лет с тех пор, как молодой Кастро сбежал из ссылки на взятом в аренду паруснике и высадился на юго-западной оконечности Кубы с оборванной армией, состоявшей всего из восьмидесяти одного партизана. При поддержке народных масс он одержал невероятную победу, сумел сбросить правительство Батисты и триумфально вошел в Гавану три года спустя.

Однако роман Кастро с марксизмом не помог преобразовать Кубу в райский сад, как он мечтал, и его полувековое правление, закончившееся в 2008 году, когда он передал власть своему брату Раулю, отличалось политическими репрессиями и экономическими реформами, задушившими свободу и не принесшими процветания. Впрочем, кубинцы продолжали его почитать, ведь большинство из них не знало других лидеров.

Конный катафалк в сопровождении почетного караула в безупречной белой форме медленно двигался по площади Революции и мимо большой трибуны, центральную часть которой занимало кубинское правительство, военная элита и официальные лица из разных стран. Лучшие места были зарезервированы за гостями из Венесуэлы, Китая и Никарагуа, а также за несколькими голливудскими актерами. Рауль Кастро стоял по стойке «смирно» и салютовал своему брату, пока процессия шла мимо мемориала Хосе Марти.

Рауль и его вице-президент, которому уже исполнилось восемьдесят и ходил он, опираясь на палку, вернулись в Министерство внутренних дел для небольшого приема. Правящая элита Кубы, состоявшая из Государственного совета и Совета министров, ключевых членов Национальной ассамблеи, Коммунистической партии и Революционных вооруженных сил, собралась на импровизированную встречу, чтобы почтить память президента Кастро.

Безупречно одетый седовласый мужчина принес свои соболезнования, пересек зал и неожиданно столкнулся с генералом, увлеченным разговором со своим адъютантом.

– Прошу меня простить, генерал, – сказал он, останавливаясь возле человека, которого слегка задел.

Ястребиное лицо генерала Альберто Гутьера нахмурилось, и он внимательно посмотрел на седого мужчину глазами цвета тикового дерева.

– Министр Руис.

– Это печальный день для всей Кубы, – сказал Руис. – El Caballo был сердцем и душой нашей революции.

Гутьер усмехнулся при упоминании популярного прозвища Фиделя, означавшего «Лошадь».

– Один человек может начать революцию, но нужны многие, чтобы она продолжалась.

– Верно, но мы не сможем двигаться вперед без динамичного лидера.

Руис посмотрел на пожилого вице-президента, которому пришлось помочь сесть в кресло рядом с Кастро. Старик дышал кислородом из портативного баллона.

Повернувшись к Гутьеру, Руис понизил голос:

– Пройдет совсем немного времени, и на Кубе установится новый порядок. Энергичный, действенный и прогрессивный.

– Вы имеете в виду себя?

– Ну, это превосходное предложение, – едва заметно улыбнулся Руис. – Я рад, что могу рассчитывать на вашу поддержку. Надеюсь, что в период моего президентства вы будете оставаться членом Совета.

Они были непримиримыми соперниками. Оба входили в кабинет министров Кастро, Гутьер – в качестве министра внутренних дел, Руис же исполнял обязанности министра иностранных дел. Оба пользовались расположением президента, оба понимали, что очень близки к тому, чтобы занять его место. К досаде Гутьера, Руис считался наиболее подходящим кандидатом на пост вице-президента, которому давно следовало уйти на покой. Тем самым Руис стал бы очевидным преемником Кастро.

Гутьер бросил на Руиса холодный взгляд.

– Куда вероятнее, что прежде ты будешь чистить мои ботинки!

– Да брось. Ты ведь не рассчитываешь занять более высокий пост? – Руис наклонился и зашептал в ухо генерала: – Прошел слух, что смерть министра Ортиса не была несчастным случаем и что армия имела к ней какое-то отношение. Плохая пресса для тебя, мой дорогой друг.

Теперь пришел черед Гутьера улыбаться.

– Возможно, это и правда, – прошептал он в ответ. – В таком случае, я очень надеюсь, что ты аккуратно водишь машину.

Обычно словоохотливый Руис повернулся к генералу спиной и направился к группе своих сторонников.

Гутьер отпустил адъютанта и оглядел зал, стараясь скрыть свое презрение. Большинство кубинских лидеров были старыми друзьями El Caballo, который цеплялся за власть, даже стоя одной ногой в могиле. Руис был прав, когда говорил о новом поколении, давно дожидавшемся своего часа, но люди, которых он видел в толпе, вызывали у генерала возмущение. Все они были похожи на Руиса, продукты элитарного воспитания, щеголявшие революционной риторикой и жившие в роскоши за счет государства.

Конечно, Гутьер и сам получал удовольствие от обладания властью. Просто генерал привык к более скромному образу жизни. Он со своим младшим братом вырос в трущобах Сантьяго. Их отец погиб в схватке в Заливе Свиней, и семья жила очень бедно. Когда мать снова вышла замуж за армейского офицера, ситуация немного улучшилась, но счастья не прибавилось.

Его приемный отец был алкоголиком, который регулярно избивал мальчиков и их мать. Возможно, отчима преследовало чувство вины, но он приучал приемных сыновей к армейской жизни, что позволило им поступить в офицерское училище. После долгих лет мучений мальчики отомстили приемному отцу – став взрослыми, они его задушили, а тело выбросили в реку Кауто. Гутьеру с братом первое убийство сошло с рук – их даже ни в чем не заподозрили. Однако оно оказалось далеко не последним.

Благодаря хитрости и способностям, старший из Гутьеров довольно быстро получал одно звание за другим и обзавелся репутацией безжалостного человека. Он привлек внимание Рауля Кастро, когда тот возглавлял Революционные вооруженные силы. Гутьера повысили, и он стал членом штаба Рауля. Он сразу показал свое умение эффективно решать многие проблемы, однако не пользовался популярностью среди коллег.

Когда Рауль Кастро стал президентом, он сделал Гутьера министром иностранных дел, но только после того, как более опытного генерала разбил тяжелый паралич – в его кровь попал какой-то редкий яд.

Гутьер попрощался с гостями, покинул прием, сел в российский военный грузовик и поехал через всю Гавану к небольшому аэродрому «Плайя Баракоа». Там он пересел на вертолет, который направился на восток вдоль побережья, мимо гаванского порта и крепости Эль-Морро. Пролетев около тридцати миль, вертолет приземлился на поле возле небольшой бухты. Здесь генерала уже поджидала лодка, которая устремилась в синие воды Флоридского пролива.

Лодка подплыла к стоявшей в бухте роскошной яхте, построенной голландской компанией «OceAnco». Ее длина составляла примерно двести футов, и великолепное судно возвышалось над небольшой маленькой лодкой. Гутьер прочитал название яхты, написанное желтыми буквами на корме: «Золотой рудокоп». Сверху спустили лесенку-трап, генералу помогли подняться на борт и проводили в каюту с кондиционером.

Марк Рамсей смешивал коктейли за стойкой из красного дерева.

– Генерал, я рад, что вы приехали. Я не был уверен, что вы сумеете это сделать в такой печальный день, – он выключил телевизор, по которому показывали прощание с Фиделем Кастро.

– Я выполнил свои официальные обязанности ранее, – ответил Гутьер. – Возможно, сегодня и скорбный день в истории Кубы, но я думаю, что страну ждет яркое будущее.

Рамсей протянул ему «Дайкири».

– За процветание Кубы!

– За Кубу!

Марк подвел генерала к обеденному столу, на котором лежали документы, и они сели.

– Неделя выдалась трудной, – сказал Рамсей. – Я потерял буровое судно, взятое в аренду у норвежцев, а вы – своего национального героя. Не говоря уже о несчастном случае с министром Ортисом.

– Никто не вечен. Фидель оставил неизгладимый след в жизни Кубы.

– Его отсутствие привело к возникновению пустоты в вашей стране. Возможно, ее сможет заполнить такой человек, как вы.

Лицо Гутьера сохраняло полную невозмутимость, как у хорошего игрока в покер.

– Человек не в силах знать, что его ждет. Расскажите мне о несчастном случае с вашим кораблем и о перспективах добычи нефти.

– «Альта» была современным буровым судном, которое специализировалось на работе на больших глубинах. Шло строительство поисково-разведочной скважины в квадрате Р-29, где нам предоставлено право вести такие работы, – Рамсей передвинул карту к Гутьеру и показал на сектор, находящийся к северо-востоку от Гаваны. – Это один из двух участков, где мы получили лицензию на разведку нефти, подписанную перед смертью министром Ортисом. Надеюсь, у нас не возникнет проблем с подтверждением данного соглашения.

– Министр Ортис представлял кубинское правительство. Соглашение будет выполняться. А что случилось с затонувшим кораблем?

– Произошел взрыв, причины которого пока не установлены, и судно затонуло менее чем за десять минут. Всем членам команды удалось спастись, но трое водолазов оказались в ловушке на морском дне. Если бы не проходивший мимо научно-исследовательский американский корабль, они бы погибли. А так все люди уцелели.

– Какая удача. Владелец судна его застраховал?

– В данном случае за страховку судна отвечал арендатор. – Рамсей недовольно поджал губы, давая понять, что страховые выплаты будут сделаны из его кармана.

– Когда вы планируете вернуться и продолжить прерванные работы? – спросил Гутьер.

– Наше второе буровое судно, взятое в аренду, работает на другом участке, который находится у западного побережья. Нам представляется, что тот регион обладает меньшим потенциалом, так что мы через неделю или две завершим там все работы и доведем до конца тестовое бурение, которое начала «Альта».

Гутьер жестко посмотрел в глаза Рамсея.

– Я хочу попросить вас воздержаться от дальнейших работ в квадрате Р-49 по меньшей мере в течение ближайших трех недель.

– На то есть какие-то причины?

– Я так хочу, – резко ответил Гутьер.

Рамсей пододвинул к нему карту.

– Генерал, я знаю, что не все в вашем правительстве хотели разрешить нашему консорциуму начать работы в кубинских территориальных водах. И высоко ценю то, что вы для нас сделали. Однако нам дали разрешение вести разведку только в двух маленьких квадратах в открытом море, которые наши геофизики не считают многообещающими. Для того чтобы мы добились успеха и позволили вам выйти на нефтяной рынок, необходим доступ к другим участкам морского дна.

– Мистер Рамсей, я хочу напомнить вам, что и другие компании заинтересованы в подобных возможностях.

– Мы говорим о разведке на больших глубинах. А это игры совсем другого уровня. Если вы начнете работать с партнерами из Венесуэлы или Мексики… или Ближнего Востока, то процесс займет вдвое больше времени.

– Но вы же сами горный инженер.

– Верно, я специалист по ведению горных работ. Более того, лишь партнер с ограниченной ответственностью в совместном предприятии. Я здесь только из-за того, что генеральный исполнительный директор совместногопредприятия перенес легкий сердечный приступ. Но я могу вас заверить, что наша группа канадских и норвежских экспертов в разведке нефти имеет солидный опыт работ в Северном море и в Арктике, а также на больших глубинах. Таких первоклассных специалистов вы нигде не найдете. Они доведут дело до конца.

– Но сначала вы должны добиться каких-то результатов.

– Когда речь идет о добыче нефти, не может быть никаких гарантий.

Гутьер посмотрел на карту.

– Где бы вы хотели начать бурение?

Рамсей указал на большой участок в сотне миль к северо-западу от Гаваны.

– Если бы у нас был выбор, мы бы остановились на Северокубинском бассейне.

– Возможно, я сумею получить для вас разрешение на ведение разведки на одном из участков в данном регионе. Но в ответ мне потребуется кое-что от вас, – темные глаза генерала Гутьера пристально смотрели на Рамсея.

– Назовите свою цену.

– Насколько мне известно, недавно у вас возникли трудности во время горных работ в Индонезии.

– Проблемы возникли с исламскими боевиками. Они похитили нашего шахтного инспектора и трех инженеров – средь бела дня на улицах Джакарты.

– Их удалось спасти?

– К счастью, они живы и здоровы.

– А похитители?

– От них отвернулась удача, – с кривой улыбкой ответил Рамсей. – Все они погибли во время перестрелки.

– Но это сделали не правительственные солдаты?

– Нет. А почему вас это заинтересовало?

– У меня есть один проект, для осуществления которого потребуются опытные военные со стороны.

– Но в вашем распоряжении есть элитные кубинские военные.

– Верно, однако речь идет о проблеме, которая требует величайшей конфиденциальности.

– Надеюсь, не в США?

– Нет, не в США.

Рамсей кивнул.

– Я бы хотел нанять ваших людей, – сказал Гутьер.

– Это не мои люди. Мы использовали наемников, которые специализируются на решении подобных задач.

– Они согласятся работать на меня?

– Почему бы и нет, если только вы не являетесь тайным сторонником Аль-Каиды.

– Если вам станет от этого легче, моя мать была набожной католичкой и вырастила нас с братом в этой вере.

Рамсей вышел из-за стола и вернулся с листком бумаги, на котором были написаны имя и телефон.

– Магвайр? – прочитал Гутьер. – И все?

– Это мой связник. Телефонный номер и счет в банке на Каймановых островах – больше у меня нет никакой информации.

– Он профессионал?

– Первоклассный. Однако ему не следует задавать много вопросов.

Гутьер встал и собрался уходить.

– Сожалею о потере вашего корабля. Вскоре вы получите доступ к новому участку морского дна для нефтеразведки, – генерал повернулся и вышел из каюты.

Рамсей не шевелился. Он смотрел в иллюминатор на моторную лодку, увозившую Гутьера. Ему вдруг показалось, что он заключил сделку с дьяволом.

Часть II. Ацтлан

Глава 11

Лучи прожекторов водолазов мерцали в кристальных водах, освещая неровную известняковую стену, находившуюся в дюжине футов впереди.

«Все детали проступают с поразительной четкостью», – удивленно подумала Саммер Питт. И хотя ей не хватало цвета и тепла морской жизни, которые делали подводное плавание в соленой воде таким привлекательным, она наслаждалась возможностью плавать в невероятно прозрачной воде. Она даже видела, как воздушные пузырьки поднимаются на поверхность в сотне футах от нее.

Дочь директора НУПИ сама была океанографом. Сейчас она плавала в озере, находившемся рядом с побережьем Табаско, в восточной Мексике. Естественная карстовая воронка, сформировавшаяся в известняковом отложении, озеро представляло собой вертикальный туннель, наполненный водой. Когда Саммер спускалась вдоль стен пещеры диаметром в пятьдесят футов, у нее возникло ощущение, будто она оказалась в шахте лифта.

Когда солнечный свет начал меркнуть, она включила прожектор и направила его вниз. В нескольких ярдах от нее еще два водолаза спускались к песчаному дну. Она сделала продувку, выравнивая давление на барабанные перепонки, последовала за остальными и догнала их на глубине в сто двадцать футов.

Саммер плыла рядом с темноволосым мужчиной, худощавым и длинноногим. Он повернулся и подмигнул, в блестящих зеленых глазах читалась радость от плавания в такой прозрачной воде. Ее брат-близнец Дирк Питт-младший, получивший имя отца, всегда испытывал прилив сил, когда ему приходилось исследовать подводный мир.

Они двигались в сторону третьего водолаза, бородатого мужчины, чьи лохматые волосы цвета соли с перцем змеились вокруг маски. Доктор Эдуардо Мадеро, профессор антропологии из университета Веракруса, внимательно изу-чал дно. Дирк и Саммер только что закончили общий морской проект с Мадеро, целью которого являлось изучение коралловых рифов Кампече. Чтобы поблагодарить их за помощь, профессор пригласил близнецов поплавать в изолированном озере Табаско, где он занимался собственным проектом по изучению культурного наследия.

Мадеро завис над большой алюминиевой ячеистой сетью, прикрывавшей участок дна озера. Маленькие нумерованные желтые флажки торчали из песка, отмечая места, где были обнаружены артефакты во время прошлых раскопок. Большая часть находок Мадеро была хорошо видна.

Остановившись рядом с профессором, Дирк и Саммер направили свои прожектора на участок, где раскопки уже начались. Девушка тут же отпрянула назад. На нее, мерзко оскалив коричневые зубы, смотрел человеческий череп. Пара золотых обручей поблескивала на песке рядом – серьги ручной работы, которые когда-то носил владелец ухмыляющегося черепа.

Саммер повела прожектором в сторону, осветив жутковатый набор черепов и костей. Мадеро не преувеличивал, когда предупредил, что им предстоит посетить кладбище, по которому прошелся торнадо.

Не вызывало сомнений, что озеро использовали для жертвоприношений, но профессору еще предстояло идентифицировать обитателей захоронения. Когда-то в этом регионе обитали ольмеки, а позднее майя, хотя Мадеро пока не мог датировать ни одну из находок. Маленькую керамическую фигурку отнесли к 1500 году нашей эры, что соответствовало правлению ацтеков на севере и было близко по времени испанскому завоеванию.

Глядя на лежащий на песке череп, Саммер представила себе церемониальное человеческое жертвоприношение, которое совершили на берегу озера. В соответствии с ритуалами ацтеков жертва должна была смотреть на небо, когда жрец вонзал острый, как бритва, кремневый нож в ее грудь и вырывал еще бьющееся сердце. Сердце и кровь преподносили богам – вероятно, какому-то божеству воинов, обеспечивающему ежедневное движение солнца по небу.

В некоторых случаях конечности жертвы отрубали и съедали как ритуальное блюдо, а тело выбрасывали в озеро. Ацтеки ежедневно делали человеческие жертвоприношения, и смотревший на Саммер ухмыляющийся череп мог принадлежать одной из сотен жертв из неизвестной деревни, когда-то находившейся где-то поблизости. Она вздрогнула, несмотря на теплый гидрокостюм.

Девушка развернулась и последовала за Мадеро, который проплыл над несколькими участками раскопок и указал на базальтовую помольную чашу, или molcajete, которую следовало занести в каталог и поднять на поверхность. Они еще несколько минут смотрели на жуткие человеческие останки, после чего профессор большим пальцем указал наверх. Время пребывания под водой истекало.

Саммер с радостью покинула кладбище и поплыла обратно первой. Следуя вдоль дорожки опережавших ее пузырьков, она слегка задела стену из известняка. Затем случайно ударила ластом по едва заметному выступу, из-за чего едва его не потеряла. Слева из стенки торчал небольшой карниз, и Саммер, поправляя ласт, оперлась на него локтем.

Отталкиваясь от карниза, чтобы продолжить подъем, девушка почувствовала под рукой какой-то гладкий предмет. После некоторых колебаний она осмотрела узкий карниз, который покрывал толстый слой ила, и провела ладонью по гладкой гуще – вверх поднялась коричневая туча ила. Однако она стала быстро оседать, и Саммер увидела нарисованную бабочку.

Рядом оказался Мадеро, посмотрел на карниз, и у него загорелись глаза. Профессор осторожно провел рукой в перчатке по поверхности карниза и попытался пальцами нащупать размеры диковинного предмета. Очевидно, он застрял на карнизе во время спуска и не имел прямой связи со всем остальным, а потому не требовал тщательного изучения. Мадеро стер ил, и они увидели керамический предмет размером со шкатулку для драгоценностей. На единственном уголке, не покрытом илом, виднелось изображение крошечной бабочки.

Мадеро жестом показал Саммер, что ей следует взять шкатулку и подняться на поверхность. Она осторожно взяла находку, словно это была бомба с часовым механизмом, и поплыла наверх.

Они находились на дне совсем недолго, поэтому им не требовались остановки для декомпрессии, и она продолжала подъем до тех пор, пока не вынырнула из воды. Саммер оставалась возле самодельной лестницы, пока Мадеро не выбрался на поверхность. Он снял акваланг и вернулся за шкатулкой. Саммер, а вслед за ней и Дирк поднялись по ступенькам наверх. Влажный горячий воздух Мексиканского залива заставил их поспешно стянуть гидрокостюмы.

– Вода здесь просто поразительная, – прошептала Саммер Дирку, – но я бы с удовольствием обошлась без осмотра кладбища.

Он пожал плечами:

– Не худшее место, где можно провести вечность после того, как ты потерял свое сердце.

– А что они делали с сердцами?

– Сжигали, насколько мне известно. Возможно, оставляли несколько штук про запас, – Дирк обвел рукой окружающие джунгли.

Мадеро сумел найти лишь руины храма и небольшого селения рядом с озером, от которых почти ничего не осталось. И сейчас лишь пара брезентовых палаток, в которых жили профессор и его помощники во время периодических раскопок, указывала на присутствие в этих местах человека.

Археолог положил шкатулку, найденную девушкой, на ближайший стол. Когда Саммер и Дирк подошли к нему, Мадеро уже осторожно очищал ее при помощи старой зубной щетки.

– Что Саммер нашла? – спросил Дирк. – Старую коробку от сигар?

– No es una caja de cigarros, – ответила сестра, тряхнув головой.

Мадеро улыбнулся.

– У тебя хороший испанский, – он продолжал смотреть на шкатулку. – Полагаю, это кое-что поинтереснее.

Саммер и Дирк подошли ближе, чтобы лучше рассмотреть артефакт.

– Как вы думаете, для чего ее использовали?

– Пока не могу сказать ничего определенного, но шкатулку сделали ацтеки – тут у меня нет сомнений. Они были замечательными мастерами. Мне доводилось видеть множество артефактов, но ничего подобного не попадалось, – профессор отложил зубную щетку и повернул шкатулку к Саммер.

– Форма уникальна, – продолжал он. – Идеальный квадрат сделать из глины намного труднее, чем круглый сосуд. Посмотрите сюда!

Мадеро показал на шов вдоль края крышки, заполненный серым веществом.

– Шкатулка заклеена, – сказал Дирк.

– Совершенно верно. Похоже на высохший латекс, который легко добывается из местных каучуковых деревьев. – Профессор поднял шкатулку и осторожно ее потряс.

Внутри что-то загремело.

– Она не потеряла герметичность, несмотря на то что очень долго находилась под водой, – сказал Мадеро. – Возможно, ил обеспечил дополнительную защиту.

– Как вы думаете, что там внутри? – спросила Саммер.

Профессор покачал головой:

– Это предсказать невозможно. Как только мы доставим шкатулку в мою лабораторию в Веракрусе, мы сделаем рентген, уберем латекс и откроем ее.

Дирк усмехнулся:

– А я все равно думаю, что там заплесневелые сигары.

– Может быть. – Мадеро с благоговением поставил шкатулку на стол. – Но я думаю, что там находится нечто более значительное.

Он взял зубную щетку и принялся осторожно очищать центр крышки, открывая ярко-зеленый круговой орнамент. Крышка была инкрустирована зелеными и синими камнями, и постепенно они увидели проступившее изображение крыла птицы.

– Ацтеки любили изображать животных в своих произведениях искусства, – сказал Мадеро. – Орлы и ягуары встречались чаще других, они являлись символами касты воинов.

Саммер смотрела на медленно проявляющуюся картинку.

– Да, это какая-то птица, но я не думаю, что орел. А другие птицы играли роль символов?

– Да, в особенности экзотические тропические птицы. Их оперение ценилось очень высоко, даже дороже золота. Император и родовая знать носили очень сложные головные уборы, сделанные из перьев птицы квезаль. Был еще Уицилопочтли. Древнее божество ацтеков, возможно, их самый важный бог. Он являлся покровителем войны, а также их родины, Теночтитлана. Именно он повел их в Мексику во время первой миграции из Ацтлана в Теночтитлан – теперь это город Мехико.

– И он был связан с птицей? – спросила девушка.

– Да, с голубой колибри. Ее изображением обычно украшали предметы, принадлежавшие знати.

Мадеро сдул пыль, протянул шкатулку Саммер, и она увидела, что крышка инкрустирована нефритом и бирюзой, а также костью и колчеданом – в результате получилась птица в полете. Маленькие крылья и длинный тонкий клюв не оставляли ни малейших сомнений.

Это была голубая колибри.

Глава 12

Все взгляды были обращены на очищенную керамическую шкатулку. Она стояла на стальном столе лаборатории, соседствующей с кабинетом доктора Мадеро, и под ярким флуоресцентным светом ее тайна манила, не позволяя отвести глаза.

Мадеро обработал склеенные края крышки растворителем, а затем слегка их подогрел при помощи небольшого фена. Такое воздействие смягчило натуральный каучук и ослабило клеящий эффект. После этого профессор осторожно попробовал разрезать размягченный материал пластмассовым шпателем.

– Очень липкий, – сказал археолог. – Но думаю, теперь крышка откроется.

Он нажал на крышку рукой в перчатке, и она открылась.

Стоявшие по обе стороны от Мадеро Саммер и Дирк наклонились. Маленький кусочек зеленого войлока скрывал прямоугольный предмет. Мадеро убрал войлок, и они увидели нечто вроде блокнота с толстыми страницами.

– Похоже на маленькую книгу, – сказала Саммер.

Глаза профессора стали огромными, как блюдца. Он при помощи пинцета открыл первую пустую страницу, и они увидели цветную картинку, похожую на стоп-кадр из мультипликационного фильма. На рисунке были изображены воины с копьями и щитами.

– Это не просто книга, – дрогнувшим от волнения голосом произнес Мадеро. – Перед нами старинная рукопись.

Саммер была знакома с рукописями майя и ацтеков, иероглифическими и пиктографическими манускриптами, в которых рассказывалось об их культуре и истории, но ей никогда не доводилось держать их в руках. Она с удивлением смотрела, как Мадеро приподнимает одну страницу за другой. И на каждой была какая-то картинка, сопровождавшаяся множеством символов.

– Это майя? – спросил Дирк.

– Нет, классический науатль.

Саммер нахмурилась:

– Науатль?

– Язык Мексики, или ацтеков. Я узнал символы.

– Вы можете их расшифровать?

Мадеро разложил страницы на столе, всего двадцать штук. Сначала профессор сфотографировал каждую по отдельности, потом принялся изучать снимки. Однако он ничего не стал им рассказывать, молча переходя от одной фотографии к другой. На первых картинках изображалась битва, на последних – люди несли какой-то большой предмет. Через несколько минут Мадеро поднял голову.

– Похоже, здесь речь идет о местном конфликте. Описание битвы было сделано на камне, а потом разделено на две части и по каким-то причинам унесено в другое место, – он покачал головой. – Должен признать, что моих знаний, к сожалению, недостаточно. У меня есть коллега, профессор Мигель Торрес, эксперт по науатлю. Сейчас попробую с ним связаться.

Мадеро ушел и вскоре вернулся в сопровождении двух мужчин.

– Дирк, Саммер, это мой уважаемый коллега, доктор Мигель Торрес, глава археологического факультета. Мигель, познакомьтесь с моими друзьями из НУПИ.

Улыбающийся мужчина с лицом бородатого херувима выступил вперед и пожал им руки.

– Рад с вами познакомиться. Поздравляю с поразительной находкой, – его взгляд метнулся к манускрипту. Однако доктору удалось сдержать любопытство и он представил пришедшего с ним человека: – Перед вами Хуан Диас из Министерства внутренних дел Кубы. Хуан исследует собственный артефакт ацтеков. Как и я, он сразу заинтересовался вашей находкой.

Диас улыбнулся:

– Похоже, ваше открытие гораздо интереснее, чем маленькая фигурка, которая попала ко мне в руки.

– Вы нашли артефакт ацтеков на Кубе? – спросила Саммер.

– Вероятно, ее кто-то продал какому-то кубинцу, – заметил Торрес. – Конечно, нельзя исключать, что ацтеки могли совершать морские путешествия по Карибскому морю, более того, у нас есть тому документальные свидетельства.

Затем доктор сосредоточился на манускрипте.

– Эдуардо уже показал мне керамическую шкатулку. Она сама по себе является удивительной находкой. Но еще и манускрипт!

– Пожалуйста, посмотрите и скажите, что вы об этом думаете? – попросила Саммер.

Археолог с трудом сдерживал волнение. Он надел хлопковые перчатки и подошел к рукописи.

– Бумага – это классический аматль. Ее делали из внутренней части коры амате – фикусового дерева, которую сначала отбеливали. На ней написано несколько известных манускриптов ацтеков. Просто удивительно, как хорошо сохранился ваш – ведь он провел под водой несколько столетий.

– Прекрасная работа древних мастеров, – сказал Мадеро. – Нам уже не раз приходилось сталкиваться с ее примерами.

Торрес принялся изучать первый лист.

– Напоминает манускрипт Бортурини из Национального антропологического музея, – он показал на несколько символов под изображениями воинов. – Время относится к колониальной эре.

– Вы имеете в виду появление испанцев? – спросила Саммер.

– Да. 1519 год, если быть точным. Именно в этом году Кортес высадился неподалеку от Веракруса.

Торрес начал переводить один лист за другим, и вот какую историю они услышали.

– На первых листах ацтеки скорбят о поражении, унесшем жизни многих воинов, – рассказывал Торрес. – Однако непонятно, с кем они воевали – с кем-то из своих соседей или с испанцами.

– Или их погубила болезнь? – предположил Мадеро.

– Весьма возможно. Испанцы привезли с собой оспу, и от нее погибли миллионы. Но я думаю, что в данном случае речь идет об обычном сражении. На втором листе мы видим группу воинов в одеждах из перьев и в шлемах с клювами. Это были cua uhtmeh, или Орлиные воины, элитная группа ветеранов.

Торрес показал на цепочку следов, нарисованных на нескольких листах, которые означали дальнее путешествие.

– После сражения они отправились в длительные скитания.

– Они передвигались по воде? – спросила Саммер, показывая на следующий лист, на котором были нарисованы семь каноэ, стоявших у берега большого водного пространства.

– Видимо, да. Столица ацтеков, Теночтитлан, была построена на острове в озере, и нам известно, что они использовали маленькие каноэ.

– Но эти кажутся большими, – заметил Мадеро.

Кубинец Диас заинтересовался и подошел ближе.

– На каждой лодке много воинов. Кроме того, складывается впечатление, что на них имеется и запас провизии. И нечто, напоминающее парус, – он показал на шест, на котором висел кусок ткани.

– Да, очень любопытно, – сказал Торрес. – Должен признаться, я никогда не видел, чтобы ацтеки изображали большие суда, вроде этих. Быть может, нам придется рассмотреть гипотезу, говорящую о том, что они могли плавать по заливу Кампече.

– Или дальше? – спросил Диас.

– Это может объяснить, почему мы нашли манускрипт в Табаско, – сказал Мадеро. – Должна существовать какая-то связь между их отплытием или возвращением на побережье.

– Мы очень многого не знаем, – заметил Торрес.

Все принялись изучать следующий лист, на котором семь каноэ плыли в сторону солнца. А на другом листе было нарисовано только одно, возвращавшееся назад.

– Становится все интереснее, – продолжил Торрес. – На следующем листе изображен орлиный воин, вероятно, из единственного уцелевшего каноэ, и описывается путешествие резчика по камню. Далее мы видим соответствующие картины на большом круглом камне.

– Он напоминает Солнечный камень, – заметил Мадеро.

– А где я могла о нем слышать? – спросила Саммер.

– Его обнаружили в 1790 году в Мехико, в городском соборе во время реставрации, и сейчас он выставлен в Национальном антропологическом музее. Около двенадцати футов в поперечнике, со множеством ацтекских символов, большинство из которых соотносится с временами года.

– Если масштаб верен, то камень должен быть гораздо меньше, – сказал Торрес.

Дирк смотрел на рисунок, все еще размышляя о каноэ с предыдущих страниц.

– А какой могла быть цель путешествия?

– Цель остается неизвестной, но складывается впечатление, что они перевозили нечто очень важное. Такой вывод можно сделать из присутствия эскорта орлиных воинов. Возможно, они собирались сделать особенное жертвоприношение одному из своих божеств.

– А могли они перевозить что-нибудь ценное? – поинтересовался Диас. – Например, золото и драгоценные камни?

– Ацтеки ценили подобные предметы и торговали ими, и это нашло отражение в их религиозных артефактах, так что ваше предположение вполне имеет право на существование.

На следующем листе был изображен камнетес в доме. Рядом с домом стояли воины в стальных шлемах и в доспехах.

– Вот появились испанцы, – сказал Мадеро.

– Да, и они явно хотят получить камень, – Торрес показал на следующий рисунок. – Резчик по камню делит его на две части и пытается спрятать обе половинки. Испанцы находят одну из них и убивают резчика.

Далее картинки рассказывали о том, как часть камня погрузили на корабль с большим парусом и обезьяной, нарисованной на носу.

– Так испанцы заполучили камень и забрали его на свой галеон, – сказала Саммер. – Должно быть, сейчас он лежит в подвале севильского музея и собирает пыль.

– Я никогда не слышал о подобном артефакте, – сказал Торрес. – К тому же у испанцев была только половина камня. Дальше рассказывается, как орлиные воины перевозят оставшуюся половину и прячут в пещере под горой, отмеченной изображением коровы.

– У вас есть идеи о том, где может находиться это место?

Торрес указал на страницу, где были нарисованы следы, идущие вдоль усеченной пирамиды, украшенной четырьмя большими статуями.

– Это совершенно определенно пирамида Кецалькоатля в Туле, к северу от Мехико, – сказал он. – После того как они добрались до Тулы, следы на следующей картинке показывают, что они двинулись дальше. Мне трудно оценить расстояния, но эта страница описывает следующие день или два их путешествия, возможно, они ушли от Тулы примерно на тридцать миль.

Мадеро посмотрел на последний лист.

– После чего спрятали камень в пещере, под горой с изображением коровы. И это очень странно.

– Странно то, что они спрятали камень? – спросила Саммер.

– Нет, удивление вызывает тот факт, что они нарисовали корову. Домашний скот в Южной Америке появился гораздо позже. Его завез туда Колумб, – он подошел к шкафу, вернулся с картой мексиканского штата Идальго и показал Тулу, находившуюся в юго-восточном углу карты.

– Мы с высокой долей вероятности можем предположить, что они двигались к Туле с юга. Вопрос лишь в том, куда они направились после этого?

Они с Торресом принялись изучать названия ближайших мест, пытаясь отыскать какую-то подсказку.

– Может быть, Хуапалкалько? – Мадеро показал на город к востоку от Тулы. – Важный город тольтеков, одно из самых древних поселений в Идальго.

– Если они начали свое путешествие в Теночтитлане или на побережье Табаско, – предположил Торрес, – им бы не пришлось проходить через Хуапалкалько, он слишком далеко на востоке.

– Вы правы. Скорее всего, они прошли севернее, – палец Мадеро переместился от Тулы к городу Симапан, почти пятьюдесятью милями севернее.

Мадеро задумался, глядя на карту.

– Корова на горе, – продолжал он. – Или это бык? Кажется, там есть старый испанский рудник, который называют Ломо дель Торо, Спина Быка?

Глаза Торреса засверкали от возбуждения.

– Да! Очень старый серебряный рудник испанцев, предшественник большого рудника Эль Монте к западу от Симапана. Я проводил раскопки поселения, расположенного рядом. Вы правы, Эдуардо, все сходится. Пещера должна находиться в той горе.

– Вы считаете, что камень может до сих пор лежать там? – спросил Диас.

В комнате наступила тишина, которую прервал Мадеро:

– Это отдаленный регион. Думаю, что такое весьма возможно.

– Однако есть одна проблема, – сказал Торрес. – Плотина, построенная в Симапане в девяностых годах прошлого века, затопила долину к западу от горы. Если пещера расположена на западной стороне, то сейчас она находится под водой.

– Значит, под водой? – Мадеро повернулся к Дирку и Саммер и подмигнул. – А кто из наших знакомых мог бы провести такого рода изыскания?

Дирк и Саммер переглянулись, и на их губах появились довольные усмешки.

Глава 13

Для Карибского моря безмятежные водные пространства были обычным делом, лишь изредка тела мертвых рыб ударялись о нос «Саргассова моря», наводя на мысль о том, что здесь все же произошло что-то нехорошее. Научно-исследовательский корабль НУПИ застопорил двигатели и теперь дрейфовал на спокойной поверхности моря, по которой бежали едва заметные волны.

Прошло два дня с тех пор, как корабль вошел в Гаванскую бухту под бдительным наблюдением кубинского патрульного катера и отправил на берег пострадавших членов команды «Альты» и всех остальных. Кубинское тендерное судно подошло к «Саргассову морю» и водрузило водолазный колокол на борт корабля НУПИ. Канадские водолазы перебрались из декомпрессионной камеры НУПИ в находившийся под высоким давлением колокол, который переправили обратно на кубинский корабль, где водолазам предстояло завершить декомпрессионный цикл.

Капитан Найт дождался момента, когда последний член экипажа сойдет на берег, и подошел к стоявшему на трапе Питту-старшему.

– Мне даже думать не хочется о том, сколько людей мы бы потеряли, если бы ваш корабль не пришел к нам на выручку. Я никогда не смогу вас отблагодарить.

– Вам повезло, что мы оказались рядом, – Питт кивком показал на устаревшие машины «Скорой помощи», которые начали покидать порт. – Мы бы с радостью подбросили вас до Ки-Уэста.

Найт улыбнулся:

– С нами будут хорошо обращаться. Мы работали по контракту с кубинским правительством, так что нам лучше находиться здесь, чтобы разобраться с последствиями катастрофы. Надеюсь, я сумею договориться о том, что в ближайшее время мы не будем продолжать работы на поисковой скважине.

– Желаю удачи, – сказал Питт, пожимая капитану руку.

Капитан неспешно сошел на берег, а потом повернулся и четко отсалютовал команде «Саргассова моря».

Когда трап и швартовые канаты были убраны, Джордино подошел к Питту с коробкой кубинских сигар «Рамон Алонес» под мышкой.

– Как тебе удалось их раздобыть? – спросил Питт. – Ведь никому не разрешили сойти с корабля на берег.

– Я сумел подружиться с портовым лоцманом. Они обошлись мне в две бутылки виски «Мэйкерс Марк».

– Я бы сказал, что ты совершил выгодную сделку.

Джордино состроил гримасу.

– Вовсе нет, ведь это было мое последнее спиртное на борту.

Они стояли у поручней и наблюдали, как мимо проплывает набережная Малекон – «Саргассово море» выходило из порта. Питт бывал в Гаване много лет назад, и сейчас его поразило, как мало изменилось за эти годы побережье – казалось, течение времени совсем не затронуло город.

Вскоре корабль НУПИ вышел в открытое море. Оставив за кормой кубинский катер сопровождения, «Саргассово море» быстро обогнуло западную оконечность острова и направилось на юго-восток, в сторону Ямайки. Оказавшись в мертвой зоне, указанной Ягером и Ганном, корабль НУПИ остановился, и на его борту закипела работа. Команда ученых брала пробы воды, опускала приборы на различную глубину и тут же отправляла данные в лабораторию.

Между тем Джордино готовил к спуску автономный подводный аппарат, имевший форму торпеды и оборудованный множеством сенсоров и собственной системой сонаров. С заранее установленной картой устройство могло опуститься на глубину и перемещаться по морскому дну, фиксируя его контуры.

Питт наблюдал, как Джордино опускает в воду АПА с кормовой треугольной опоры.

– Когда он вернется?

– Примерно через четыре часа. В данном случае он на коротком поводке, так что произведет осмотр территории, равной менее одной квадратной мили. Нет смысла слишком его напрягать, пока мы не найдем причины возникновения мертвой зоны.

– У меня были такие же намерения. – Питт вернулся на мостик, где попросил капитана оставаться в этом квадрате, но через каждые полмили брать дополнительные пробы воды. Когда пришло время возвращать АПА, Питт прихватил Джордино, и они отправились в одну из лабораторий. Темноглазая женщина в синем лабораторном халате предложила им присоединиться к ней около монитора компьютера.

– Есть что-то интересное для нас, Камала? – спросил Питт.

Камала Батт, морской биолог «Саргассова моря», кивнула.

– Да, есть.

Она села на стул.

– Как вы знаете, мертвые зоны имеются во всех мировых океанах. Обычно их можно отыскать возле устьев рек, в которые попадают загрязняющие стоки. Но это место, как и другие, найденные Хайрамом Ягером, расположено далеко от суши. Наши первоначальные тесты показывают увеличение содержания кислорода, но в значительно меньшей степени, чем следовало ожидать.

Питт покачал головой:

– То есть на самом деле здесь нет мертвых зон?

– Напротив, уровень токсичности весьма высок. Однако я ожидала увидеть нечто другое, – Батт показала на монитор, где на гистограмме был изображен состав одной из проб воды. – Пробы показывают, что содержание кислорода здесь меньше, чем в обычных мертвых зонах, но существует другой фактор, оказывающий влияние на водную флору и фауну. Мне пришлось изучить более глубокие пробы, пока я не нашла серьезное изменение одного из элементов. Его содержание здесь намного превышает норму.

– И что же это? – спросил Джордино.

– Ртуть. Точнее, метилртуть.

– Отравление ртутью так далеко от суши? – спросил Питт. – Ты уверена?

– Мы провели анализ всех проб морской воды, кроме самых последних, и везде обнаружили высокотоксичную концентрацию метилртути. Мы нашли биологическое накопление в планктоне, что приводит к серьезным изменениям в пищевой цепочке. Кроме того, мы провели ряд анализов мертвых рыб, а их здесь довольно много, и все анализы подтвердили наличие ртути.

– Ртуть находили и раньше, – заметил Питт. – Промышленное загрязнение воздуха привело к повышению ее содержания в океане в течение последних десятилетий. Но здесь, похоже, ситуация иная?

Батт кивнула.

– Содержание ртути выше на порядок. Это не простой кислотный дождь, а специфичный локальный случай. Единственную аналогичную ситуацию я сумела найти лишь возле японского города Минамата. Там завод за прошедшие несколько десятилетий сбросил в воду залива двадцать семь тонн метилртути, что привело к катастрофическим изменениям местной морской флоры и фауны и серьезным последствиям для здоровья окрестных жителей. Погибли около двух тысяч человек.

– Но мы находимся в пятидесяти милях от ближайшего берега, – заметил Джордино.

– Если бы мне предложили выдвинуть гипотезу, я бы предположила, что кто-то сбросил в воду в этом регионе токсичные промышленные отходы, – сказала Камала.

– В таком случае АПА это покажет, – ответил Питт.

– Концентрация была самой высокой в той пробе, которую сделали в месте спуска АПА, – сказала Батт.

– Аппарат поднимется с минуты на минуту, – сказал Джордино. – Надеюсь, злодеи оставили визитную карточку.

Все трое направились на корму. В это время АПА появился на поверхности, и его подняли на борт. Джордино скачал данные сонара на портативный жесткий диск, и они вернулись в лабораторию, чтобы заняться результатами проб. Питт быстро просмотрел акустические образы, полученные аппаратом, на которых были видны стометровые участки морского дна. Камни, песок и даже дюны, но никаких резервуаров, ящиков или другого мусора. Только необычная серия темных линий на дне, сосредоточенных в небольшой подводной долине.

– Ничего очевидного, – сказал Джордино, – хотя на эти полосы стоило бы посмотреть более внимательно. Трудно сказать, естественного они происхождения или это дело рук человека.

– Возможно, там что-то захоронено, – предположил Питт. – В таком случае эта работа специально для нас.

– Я могу перенастроить АПА так, чтобы он создал профиль твердого дна. Так у нас появится возможность заглянуть за придонный слой, если состояние наносов будет благоприятным.

Питт смотрел на экран сонара, понимая, что ответ находится где-то рядом. Он задумчиво покачал головой:

– Нет, давайте двигаться дальше. Дно здесь песчаное, что не слишком подходит для создания его профиля. Нам нужно исследовать еще две мертвые зоны, и я готов держать пари, что в одной из них мы найдем источник.

Джордино не стал спорить и сразу передал приказ на капитанский мостик.

Глава 14

Побитый зеленый цельнометаллический фургон свернул на проселочную дорогу и остановился на отвесном берегу. Когда дорожная пыль осела, доктор Торрес спрыгнул на землю с водительского сиденья и разложил на капоте топографическую карту. Дирк и Саммер присоединились к нему, а он достал черную ручку и поставил «Х» в одном из квадратов сетки. На полудюжине других квадратов такая отметка уже стояла.

– Это последняя доступная территория возле подножия Ломо дель Торо, – устало сказал Торрес. – Если забыть о двух заброшенных шахтах, в которых мы побывали, боюсь, нам не удалось найти ничего, что хотя бы отдаленно напоминало пещеру или место, где она могла быть завалена.

– Доктор Мадеро говорил, что найти пещеру будет не просто, – сказала Саммер.

– Верно. Жаль, что его нет с нами, чтобы он сам в этом убедился.

– Он был расстроен, но не смог отменить лекцию в Мехико, – добавила девушка. – Мы ему обещали, что будем стараться изо всех сил.

Торрес кивнул. Он не сомневался, что они находятся в нужном месте. Они с Мадеро несколько дней изучали найденный манускрипт, сравнивали его с другими известными документами ацтеков, читали свидетельства испанских современников. Шаг за шагом они расшифровали дополнительные подсказки и получили новые доказательства того, что ацтеки унесли половину камня в Симапан.

В одной из записей удалось обнаружить, что ацтеки двигались на север, предположительно из своей столицы Теночтитлана. В другой указывалось, что по пути они останавливались в Туле. Из манускрипта стало понятно, что воины шли еще два дня после остановки в Туле, миновали глубокое ущелье и только после этого спрятали половину камня в пещере, находящейся в основании горы, имеющей форму коровы. Все указывало на Ломо дель Торо.

Однако два дня напряженных поисков на суровых пустынных пространствах Мексиканского нагорья ни к чему не привели. После шахтерского города Симапан они втроем проехали через узкий каньон Барраско де Толиман, который вполне соответствовал описанию ацтеков. Они исследовали гору Ломо дель Торо по всему периметру. Многие участки оказались недоступны для проезда на машине, поэтому им пришлось передвигаться пешком по пересеченной местности. Теперь они были измучены, покрыты пылью и устали от постоянной угрозы, исходящей от гремучих змей, в изобилии водившихся в этих местах.

Они осмотрели всю гору, за исключением рудника Эль Монте, расположенного напротив Симапана и окружавшего древние испанские выработки. Большая часть серебра и свинца была добыта еще в шестнадцатом столетии, и теперь здесь остался лишь небольшой рудник. Торрес поговорил с администрацией и местным историком, но никто из них не знал историй о пещере ацтеков или хотя бы о том, что они здесь побывали. Опасения профессора и его спутников в том, что камень может быть спрятан в одной из первых шахт, развеялись, когда они поняли, что рудник находился высоко в горах.

Торрес напился теплой воды из своей фляги и покачал головой.

– Друзья мои, возможно, Коровья гора ацтеков находится где-то в другом месте.

Дирк Питт-младший достал копию одной из страниц манускрипта, где было изображено место захоронения. Затем перевел взгляд от страницы к впечатляющим пикам Ломо дель Торо.

– Очертания горного кряжа кажутся мне похожими на рисунок.

Саммер тоже посмотрела на гору и поддержала его. Потом, внимательно взглянув на копию, она обратила внимание на едва заметную линию под пещерой.

– А что это такое?

Дирк и Торрес посмотрели на линию.

– Я не помню, чтобы на оригинале была такая же, – заявил Торрес.

– И я об этом же подумала, – кивнула девушка. – На копии она стала более заметной.

Торрес принялся внимательно разглядывать линию.

– Складывается впечатление, что это река или ручей.

Питт уже занялся топографической картой.

– Бык особенно хорошо заметен с юго-запада или северо-востока. На северо-востоке расположены холмы, спускающиеся к Симапану. А на юго-западе, где мы сейчас находимся, есть промоина, идущая вдоль западного подножия горы.

– Мы уже там побывали, – напомнила Саммер.

– Но не здесь, – Дирк провел пальцем под невысоким кряжем, отходившим от подножия горы. Промоина исчезала в большом водоеме.

– Ты полагаешь, что пещера находится под кряжем, отходящим от Ломо дель Торо?

– Нет, я считаю, что она под этим крутым утесом.

– То есть под водой, – уточнила Саммер.

– Когда ацтеки сюда пришли, воды здесь не было, – в голосе Торреса вновь появилась надежда. – Озеро возникло после того, как двадцать пять лет назад построили дамбу.

Палец Дирка скользнул по карте и остановился на середине водоема.

– Если рисовать пещеру с этой точки, то пик Ломо дель Торо будет находиться как раз над верхушкой утеса. Как на рисунке из манускрипта.

– Да, да, – на лице Торреса появилась радостная улыбка. – Вы готовы начать поиски под водой?

Питт подмигнул профессору.

– Сможет ли жрец ацтеков разделать индейку?

Глава 15

Они нырнули с карниза на скале, и Саммер невольно вздрогнула – вода здесь была прозрачной, но более холодной, чем в озере, где они ныряли в прошлый раз. Она немного задержалась на отметке в десять футов, чтобы сделать продувку, а потом поплыла вслед за братом, который довольно быстро опускался в глубину. После того как Торрес нашел тропинку, ведущую к берегу, близнецы в рекордное время собрали акваланги и оставили археолога на берегу.

Дирк спускался вдоль уклона, пока не оказался на глубине в шестьдесят футов. Дно озера покрывали обычные камни, заросшие коричневой тиной, и все вместе напоминало лунный ландшафт. Следы речного русла давно исчезли под густым слоем ила, появившегося после того, как построили дамбу. Питт знал, что прежде русло реки шло вдоль подножия горы, и когда к нему присоединилась Саммер, поплыл вдоль крутого подводного склона.

Они уже осмотрели часть склона, находящуюся возле поверхности, – безрезультатно. Дирк и Саммер увеличивали скорость на короткое время, потом принимались методично изучать каменную стену в надежде обнаружить вход в пещеру. Множество раз их обманывали тени и узкие расселины, ведущие в никуда. Оба были хорошими пловцами и при помощи попутного течения быстро преодолели несколько сотен ярдов вдоль подножия горы. Постепенно стена становилась почти вертикальной.

Дирк смотрел вперед, когда Саммер схватила его за руку и указала в сторону наклонной поверхности рядом с ним. Там, где ласт Питта сдвинул часть ила, имелось небольшое углубление. Он засунул в него пальцы, и в его ладони оказался крупный комок ила. Вода тут же стала мутной, но через минуту очистилась, и они увидели, что углубление – это вырубленная в скале ступенька. Девушка провела ладонью чуть повыше и нашла еще одну впадину. Расчистив ил, она обнаружила еще одну ступеньку, высеченную над первой.

Саммер повернулась к стене и начала подниматься. Через каждый фут девушка находила новую ступеньку, забитую илом. Примерно в сорока футах над головой она заметила темное пятно, и ее сердце взволнованно сбилось с ритма.

Пятно немного отличалось от теней, которые вводили их в заблуждение раньше, но Саммер была заинтригована еще сильнее, когда из темноты вынырнула пара рыб. Дирк следовал за сестрой вдоль поднимающихся наверх ранее скрытых ступеней. Оказавшись рядом с темным пятном, Саммер увидела толстый карниз, отходящий от стены над ней, но он мешал ей рассмотреть то, что находилось выше.

Девушка энергично заработала ластами и поднялась над карнизом, чтобы посмотреть, что же находится за ним, и сразу увидела полость в каменной стене. Карниз ее почти полностью скрывал, а когда это место еще не покрывала вода, добраться сюда можно было только по ступенькам. Пещера являлась очень удачным тайником для древних ацтеков.

Саммер подождала, когда к ней присоединится брат, потом, включив фонарь, проплыла через узкий вход и напугала крупного морского окуня, который появился из темноты. Дирк следовал за сестрой, стараясь не задевать ластами дно, чтобы не поднимать ил и не мутить воду.

Довольно скоро узкий проход закончился, и они оказались внутри пещеры величиной с дом. Сюда не попадал солнечный свет, а потому все казалось черным и зловещим, и узкие лучи их фонариков едва разгоняли тьму. У пещеры был высокий потолок, что позволяло аквалангистам свободно плавать и осматривать стены. Однако изучать оказалось практически нечего. Центральную часть пола пещеры занимал очаг, у боковой стены лежала груда камней. И нигде они не заметили половинки камня илидругих артефактов.

Дирк подплыл к боковой стене и осветил ее фонариком. Ее поверхность покрывали глубокие трещины, указывавшие на то, что камни выбили из стены. Он поднял один из них, поднес к своей маске и понял, что это тяжелый кусок гранита с вкраплениями серебра. Кто-то обнаружил здесь серебряную жилу и попытался ее разработать. Неужели ацтеки?

Он положил камень в карман и присоединился к Саммер, которая медленно плавала по кругу, направив фонарик в пол. Возбуждение в ее глазах исчезло, она посмотрела на брата и разочарованно покачала головой. Дирк показал в сторону выхода из пещеры и жестом предложил ей возвращаться.

Саммер последовала за ним, продолжая освещать фонариком пол. Когда они проплывали над центром пещеры, луч фонарика скользнул по очагу. Саммер уже осмотрела его раньше, но обнаружила лишь круг из камней на покрытом илом полу. Теперь же девушка заметила, что в нем нет обугленных головешек или следов угля. Да и камни не почернели от огня. Она заколебалась и тут только обратила внимание на то, как расставлены камни. Они располагались полукругом.

Саммер протянула руку и схватила Дирка за щиколотку, не давая ему покинуть пещеру, а сама опустилась к самому дну. Питт направил фонарик на сестру, которая наклонилась над очагом и засунула руку в его середину. Пальцы Саммер пробили несколько дюймов ила, прежде чем коснулись твердой поверхности. Она провела по ней ладонью и убедилась, что она плоская.

Сердце быстрее забилось у нее в груди, и Саммер принялась снимать ил целыми пригоршнями. Вода тут же стала мутной, видимость заметно ухудшилась. Дирк выпустил немного воздуха из своего компенсатора плавучести и опустился на пол, чувствуя прикосновения локтя сестры, продолжавшей отбрасывать в стороны ил. Затем она остановилась, и они повисли в воде над очагом, дожидаясь, когда осядет ил.

Саммер показалось, что прошла целая вечность, но вода очистилась за одну или две минуты. Сначала она увидела луч фонарика Питта, потом его гидрокостюм. Затем они вместе направили фонарики на очаг, на котором все еще покоилась рука Саммер. Как только они сумели разглядеть ее пальцы, появились очертания длинного плоского предмета. Стерев последний тонкий слой песка, Саммер приблизилась к находке, чтобы лучше ее разглядеть.

На девушку смотрела высеченная в камне голова птицы, окруженная стилизованными символами, похожими на те, что они видели в манускрипте. Саммер подмигнула брату и указала на фигуры.

Она нашла камень ацтеков.

Глава 16

Камень был слишком большим, чтобы поднять его наверх на руках, поэтому Саммер и Дирк покинули пещеру. Когда они спускались, Питт прихватил с собой небольшой надувной мешок, прикрепленный к компенсатору плавучести. Он наполнил его при помощи регулятора и привязал к камню, находившемуся рядом с входом в пещеру. Теперь на воде появится маленький флажок, который позволит им быстро отыскать пещеру. Дирк и Саммер всплыли вдоль скалы на поверхность, к утесу, где их с нетерпением поджидал Торрес.

Археолог подпрыгнул, как пьяный лепрекон, когда девушка в нескольких словах описала свою находку.

– Он имел форму полукруга?

– Да, – подтвердила Саммер. – Как если бы камень рассекли на две части. На нем множество символов, похожих на те, что в манускрипте.

– Фантастика! Вы сможете вытащить камень из пещеры?

– Нам не удастся поднять его наверх, – Саммер показала на крошечный оранжевый флажок на воде, буек Дирка находился в четверти мили от них.

– Нам нужно поближе подъехать на фургоне, – сказал Питт, посмотрел на вершину горы и взял топографическую карту Торреса. – Если мы обогнем горный кряж, то сумеем добраться до вершины, а потом спуститься почти к самой пещере. Там есть клиновидная лощина, по которой мы попадем к озеру.

Саммер кивнула.

– Мы сможем поднять его на лебедке вдоль утеса. В фургоне есть моток веревки.

Торрес рассмеялся:

– Нам нечего терять, если не считать моего фургона. Давайте попробуем осуществить ваш план.

Они сложили в фургон все оборудование и поехали вдоль восточного склона горы по разбитой проселочной дороге, змеившейся по склону к дамбе. Отыскав подходящий скат, Торрес повел фургон вверх. Земля здесь была жесткой и обеспечивала хорошее сцепление со стертыми покрышками фургона.

Когда Торрес добрался до вершины, земля уступила место скалам. Дирк вышел из фургона и принялся знаками подсказывать профессору направление движения, подводя автомобиль к карнизу, находившемуся прямо над буйком. Торрес остановился перед грудой валунов и высунул голову в окно.

– Ну, как?

– Идеальное место, – ответил Питт. – Главное, не забыть переключиться на заднюю передачу, когда мы будем возвращаться.

Торрес поставил фургон на ручной тормоз и заглушил двигатель. Саммер уже вышла из машины и разматывала нейлоновую веревку. Привязав один конец к стойке двери, она сбросила другой вниз, и он погрузился в воду сорока футами ниже.

– У нее длина сто футов, – сказала она. – Должно хватить.

Дирк выгрузил акваланги и два тонких надувных матраса.

– Ты можешь взять мою новую камеру? – Саммер показала на подводную камеру «Олимпус», которая лежала рядом с братом.

Торрес помог им перенести оборудование к ближайшему оврагу, по которому можно было – хотя и не без труда – спуститься к озеру.

– Будьте очень осторожны, друзья мои, – прокричал он, когда они приготовились войти в воду.

– Мы принесем его в целости и сохранности, – ответил Дирк, который понимал, что Торреса, прежде всего, тревожит безопасность артефакта.

Он надел маску и вошел в воду, держа под мышкой оба надувных матраса. Саммер проплыла мимо и взяла сброшенный сверху конец веревки. Они сошлись у надувного мешка и нырнули ко входу в пещеру, находившемуся тридцатью футами ниже.

У очага Саммер сделала множество фотографий камня и того места, где они его нашли. Затем, отложив в сторону камеру, помогла Дирку положить тяжелый камень на один из матрасов. Вторым матрасом Питт накрыл его сверху, создавая защитную оболочку, потом закрепил матрасы веревкой, которую прихватила с собой Саммер. Стоя на дне пещеры, они проверили надежность узлов. Им пришлось приложить серьезные усилия, чтобы подтащить камень по илистому дну к выходу.

Кивнув Саммер, Дирк вытащил камень из пещеры, а его сестра поплыла наверх, чтобы убрать с пути любые препятствия. Оказавшись снаружи, Питт поставил камень вертикально на ступеньку и поплыл наверх. Они с Саммер договорились, что она останется в воде, чтобы проследить за тем, как камень всплывает, а Дирк и Торрес затащат его в фургон.

Питту не пришлось помогать Торресу. К тому времени, когда он снял акваланг и поднялся к фургону, Торрес уже тащил камень наверх, как настоящий безумец. Адреналин кипел в венах археолога, но мышцы пожилого человека стали слабеть, когда камень оказался на поверхности озера, и дальше его вытаскивал Дирк. Саммер выбралась из воды и присоединилась к взволнованным мужчинам, когда они уже развязывали веревку и убирали матрасы.

На солнце сверкнула половинка белого диска, Торрес опустился на колени и провел пальцами по его поверхности. Символы были вырезаны глубоко, однако их края успели истончиться.

Саммер видела, что символы высечены лентами, которые опоясывали камень перед тем, как его разрубили на две части.

– Вы можете прочитать, что тут написано?

– Кое-что, – кивнул Торрес. – Здесь рассказывается о важном морском путешествии. И хотя у нас нет второй половины камня, я полагаю, что мы сумеем понять его предназначение, – Торрес улыбнулся. – Этот камень и манускрипт обеспечат пару старых археологов несколькими годами напряженной работы.

– Обещайте нам, – попросил Дирк, – что ваши открытия не останутся лежать в пыльном архиве.

– Господи, конечно! Вне всяких сомнений, это будет главным экспонатом в университетском музее. Кстати, а там не осталось других артефактов?

– Нет, я проверила, когда делала фотографии, – сказала Саммер. – О, нет! – неожиданно воскликнула она. – Моя камера! Я оставила ее в пещере.

– Я сплаваю за ней, – сказал Питт. – Мне все равно нужно забрать сигнальный буй. Может быть, ты приготовишь что-нибудь поесть, пока меня не будет?

– Нет-нет, – возразил Торрес, – мы устроим праздничный обед в Симапане, за мной текила!

Дирк ухмыльнулся:

– Лучшего предложения я уже давно не слышал.

Он спустился к берегу озера, надел акваланг и маску и поплыл к буйку. Перед тем как погрузиться в воду, он заметил странный вихрь пыли, поднимавшийся над вершиной горы. Не обращая на это внимания, молодой человек опустошил компенсатор плавучести и ушел на глубину.

Глава 17

Белый джип «Чероки» мчался вверх по склону, точно набравший скорость гепард, и его колеса с легкостью преодолевали подъем. Оказавшись на вершине, джип сразу устремился к фургону. Водитель не стал выбирать оптимальный путь, резко затормозил перед фургоном, и гравий из-под колес «Чероки» полетел в воду.

Саммер легким движением ноги накинула матрас на камень и шагнула к трем мужчинам, выскочившим из джипа. На каждом из «гостей» были бейсбольная кепка и темные очки, а лица скрывали черные шарфы. Двое держали в руках автоматические пистолеты, которые нападавшие направили на Саммер и Торреса.

– В чем дело? – резко спросил Торрес. – У нас нет ни наркотиков, ни денег.

Несмотря на то что они находились далеко на юге от крупных картелей, торгующих наркотиками, Торрес знал, что у этих организаций длинные руки.

– Заткнись, старик, и отойди в сторону, – сказал один из бандитов и махнул пистолетом Саммер. – И ты тоже.

Торрес и Саммер отошли на несколько шагов, а второй бандит сбросил матрас с камня.

– Это он? – спросил он.

К ним неспешно подошел мужчина без оружия, который заметно отличался от своих вооруженных соратников. Очевидный лидер, он был заметно старше.

Мужчина внимательно осмотрел камень ацтеков, удовлетворенно кивнул своим сообщникам и указал на заднюю часть джипа. Ближайший бандит, одетый в красную рубашку, открыл багажник. Затем они спрятали оружие и подняли камень.

– Нет! – закричал Торрес. – Это важнейший исторический артефакт.

Шагнув вперед, он толкнул ближайшего мужчину, тот выронил камень и рухнул навзничь. Его напарник выпустил камень, который со стуком упал на землю. Через мгновение в его руке появился пистолет, бандит без малейших колебаний поднял его и трижды выстрелил Торресу в грудь.

Саммер закричала, археолога отбросило назад, его веки затрепетали, и он упал на землю. Все замерли на месте, эхо выстрелов отразилось от окружающих гор.

– Imbecil! – закричал главарь, выхватил у бандита пистолет и указал на камень. – Rapidamente[419].

Пока бандиты грузили камень в багажник джипа, главарь не сводил внимательного взгляда с Саммер. Она опустилась на колени рядом с Торресом, но сразу поняла, что он мертв.

– Вы убили его из-за камня с резьбой! – воскликнула она, поднимаясь на ноги.

Бандиты начали о чем-то быстро переговариваться со своим главарем. Затем он вытащил нож, отрезал кусок веревки и схватил Саммер за запястье.

Девушка резко повернулась и ударила его другим локтем в челюсть. Бандит отлетел назад, а она сделала шаг, собираясь броситься бежать, но застыла на месте, когда прогремел еще один выстрел.

Главарь выстрелил в фургон, и пуля прошла в нескольких дюймах от Саммер. В следующее мгновение он слегка переместил оружие.

– Во второй раз я не промахнусь.

Элементарная логика и мысль о брате, находящемся под водой, заставили Саммер подавить гнев. Она оставалась на месте, пока бандит грубо связывал ей руки за спиной. После новых коротких переговоров с главарем бандит в красной рубашке подошел к Саммер.

– Где еще один мужчина, который был с вами?

Саммер смотрела прямо перед собой и молчала. Главарь подошел к краю утеса и бросил взгляд вниз. Баллон для обеспечения плавучести Дирка подпрыгивал на волнах прямо под ним. Вода была достаточной прозрачной, чтобы бандит увидел карниз над пещерой. Он перевел взгляд к массе аккуратных валунов, громоздившихся перед фургоном.

Потом указал на Саммер и кивнул в сторону джипа. Красная Рубашка схватил ее за руку и толкнул на заднее сиденье, потом помог своему напарнику подтащить тело Торреса к краю утеса и сбросить его вниз. Лицо Саммер исказила гримаса, когда тело с громким всплеском вошло в воду. Затем мужчина с ножом проделал дыры в каждой из шин фургона.

Удовлетворенные своей работой, все трое вернулись к джипу. Красная Рубашка сел сзади и направил пистолет на Саммер, остальные двое устроились впереди. Главарь взялся за руль, но вместо того, чтобы отъехать назад, направил джип вперед, к одному из ближайших валунов. Переключившись на первую передачу, он начал подталкивать валун, и с утеса вниз стали падать мелкие камни. Вскоре и сам валун рухнул в воду.

Джип отъехал назад, двинулся к соседнему ряду валунов, и водитель начал аккуратно толкать камни. В какой-то момент валуны потеряли равновесие и дождем посыпались вниз, увлекая за собой часть утеса. Джип едва не свалился вслед, но водитель успел переключить передачу и отъехать назад. Развернув джип, бандит направил его прочь, не оглядываясь на тонны камней, которые продолжали падать в воду.

Саммер сидела молча, ее гнев можно было уловить только по дрожанию ресниц. Когда озеро скрылось в клубах пыли у них за спиной, девушке оставалось лишь молиться за брата.

Глава 18

Маленькая глиняная чаша спасла Дирку жизнь.

Питт оставил буй на прежнем месте, сам же нырнул в пещеру, чтобы забрать подводную камеру Саммер. Он нашел ее рядом с очагом, а когда протянул руку, чтобы взять находку, его пальцы погрузились в ил и коснулись чего-то гладкого и круглого. Питту почти сразу удалось вытащить маленькую керамическую чашу с едва заметным изображением змеи, вырезанным на дне.

Засунув чашу в карман гидрокостюма, Дирк принялся искать другие артефакты, но не обнаружил ничего, кроме ила. Затем он услышал приглушенный грохот у себя над головой, повернулся в сторону выхода из пещеры и увидел, как голубой свет начал темнеть. Через несколько секунд Питта окружала мутная вода.

Дирк, почти ничего не различая, поплыл к выходу вдоль дна, нащупывая его рукой, пока не наткнулся на большой валун, перекрывавший ему путь. Когда муть начала оседать, он заметил, что откуда-то сбоку просачивается слабый свет. Он поплыл к выходу, когда над головой снова послышался грохот. Сначала Питт хотел выскользнуть из пещеры, но увидел, что камни каскадом падают на карниз, и тут же новые тучи ила замутили воду.

Дирк чувствовал, как вибрирует скала по мере того, как валунов становилось все больше. Прошло несколько секунд, прежде чем камнепад прекратился. Валуны, упавшие сверху, ударили по подводному пласту, из которого на карниз рухнули тонны обломков. Вход в пещеру был полностью завален.

Питт отплыл немного назад, чтобы взглянуть на показания манометра. Стрелка трепетала у красной черты. У него осталось пять, максимум десять минут.

Оказаться замурованным в подводной пещере с небольшим запасом воздуха – прекрасный повод для паники. Однако Дирк подавил страх и сделал спокойный вдох, стараясь оценить положение, в котором оказался.

Сначала он хотел сразу атаковать груду каменных обломков, чтобы выбраться наружу. Возможно, Саммер уже пробивается ему на помощь с другой стороны. Но логика подсказывала, что у него очень мало шансов на спасение. С лавиной сошло столько камней, что его запас кислорода закончится прежде, чем он сумеет выбраться наружу.

Что же, если других возможностей нет, значит, так тому и быть. Однако он решил сначала оглядеться. В потолке пещеры Дирк заметил две расселины, которые уходили вверх почти на двадцать футов. Он решил их быстро осмотреть.

Сжимая фонарик, Питт поплыл вверх, двигаясь вдоль первой расселины, пока не добрался до узкого тупика. Дирк вернулся и поплыл во вторую расселину, которая заканчивалась таким же тупиком. Стены расселины, как ему показалось, состояли из массивного камня. Он развернулся, поплыл вниз и едва не проскочил крошечную точку света.

Он подплыл ближе и обнаружил его источник – маленькое отверстие в каменной стене, отделявшей пещеру от озера. Он вытащил из ножен на бедре нож Рэндалла и засунул в дыру кончик клинка. Свет усилился, когда отвалился кусок скалы. Питт начал расширять ножом дыру, пока она не увеличилась до размеров мяча для софтбола.

Дирк понимал, что так он может спастись, но дилемма оставалась прежней. Сумеет ли он проделать достаточно большое отверстие, пока у него не закончится запас воздуха? Он уже потратил три минуты. При таком лимите времени нож не решит проблемы. Требовался рычаг.

Питт вернулся на дно пещеры, к груде камней, и стал искать такой, который можно было бы использовать в качестве молота. Он обнаружил один с плоской поверхностью, а когда поднял его, внизу увидел зеленый предмет почти идеальной клиновидной формы. Дирка заинтриговала его форма, он поднял новую находку и сразу понял, что это не камень. Уж слишком он был тяжелым для своих размеров, да еще и с почти идеальным круглым отверстием в основании.

Питт поднес предмет поближе к маске и понял, что это окислившееся медное лезвие древнего топора, который использовали для работы на руднике. Ацтеки были искусными каменщиками, вспомнил он, они высекали статуи и строили храмы из местного базальта. Их соседи, ремесленники-миштеки из Оахаки, умевшие плавить металл, обменивались инструментами из меди с ацтеками. Хотя деревянная рукоять давно сгнила, медное лезвие все еще оставалось прочным.

Дирк быстро вернулся к расселине и начал долбить стену камнем и древним топором. Он приставил лезвие топора к стене рядом с отверстием и принялся бить по плоской стороне топора камнем. Вода приглушала все звуки. Питт наносил один удар за другим, и вскоре от скалы откололся солидный кусок. Древние металлурги-миштеки смешивали олово с медью, когда отливали топор, в результате получился металл, не уступавший по твердости бронзе и весьма эффективный для дробления камня.

Дирк чувствовал, что его дыхание становится затрудненным, и принялся изо всех сил колотить по медному топору. Ему не нужно было проверять – он знал, что воздух в баллоне заканчивается. От тяжелых ударов от стены откалывались куски величиной с кулак. Питту удалось вытащить еще один обломок – теперь образовалась дыра диаметром в фут.

Дирк попытался сделать очередной вдох, но воздух в баллоне закончился.

Однако Питт с упорством отчаяния продолжал наносить удары по топору. Обломки отлетали в разные стороны, но отверстие все еще оставалось слишком маленьким. Кровь стучала у него в голове, эхом повторяя удары по камню. Легкие горели. Дирк чувствовал, что стена поддается, однако топор был слишком маленьким, и Питту вдруг показалось, что он пытается пробить Плотину Гувера шариковой ручкой.

Он отбросил все страхи, быстро снял со спины стальной кислородный баллон, поудобнее его перехватил и ударил пустой болванкой в стену. Стена задрожала, но выдержала. Он ударил снова. И снова. После очередной попытки Дирк понял, что из его рта вырвались остатки воздуха. Он собрал все силы и нанес последний отчаянный удар.

На этот раз в стене появилась трещина. А потом отвалился трехфутовый кусок…

Дирк был настолько ошеломлен, что отреагировал не сразу. Затем он отбросил баллон и проплыл через пробитую дыру. Поверхность воды находилась всего в десяти футах выше. Он мощно заработал ногами и еще через несколько мгновений выскочил на солнечный свет, жадно втягивая в горевшие легкие свежий прохладный воздух.

Почти минуту Питт лежал на спине, пока содержание кислорода в его крови не стало нормальным, а дыхание ровным. Он смотрел на пустое небо и пытался расслабиться, не обращая внимания на то, что в воде, рядом с ним, что-то плавает. Но когда Дирк окончательно пришел в себя, он повернулся, чтобы посмотреть, что же это за штука.

И увидел тело доктора Торреса.

Глава 19

Дирк сразу поплыл к небольшому каменному выступу, таща за собой тело Торреса. Выбравшись на берег, он увидел следы трех пулевых ранений на груди профессора.

Питт посмотрел в сторону фургона и позвал Саммер. Ответа не последовало. Потом он увидел небольшое облако пыли над вершиной горы, сбросил маску и ласты, порылся в карманах Торреса в поисках ключей от машины и побежал по склону наверх. Там он увидел обрывок веревки, все еще привязанной к фургону, и понял, что кто-то приехал, чтобы захватить найденный ими камень. Он со страхом посмотрел вниз, на воду, но тела Саммер там не было, и он решил, что ее увезли.

Не обращая внимания на спущенные шины, Дирк включил двигатель, развернул машину и нажал на газ. Фургон рванулся вперед под стук пробитых шин о ниши колес. Несмотря на плохое сцепление с дорогой, Питт сумел довести фургон до вершины горы. Далеко внизу он увидел белый джип, движущийся на север по старой грунтовой дороге.

Дирк с трудом подавил желание броситься за ним, понимая, что фургон со спущенными шинами не сможет угнаться за джипом. Одна из разрезанных покрышек уже развалилась. Даже если фургон по мягкому песку и выберется на дорогу, в конце концов он быстро потеряет все остальные шины.

Дирк хорошо изучил топографическую карту и знал, что дорога будет виться между холмами вдоль подножия Ломо дель Торо, пока не свернет на запад, чтобы пересечь дамбу Симапана. Дамба перекрывала узкое ущелье в дальнем конце горного кряжа. Если он сможет провести фургон вдоль кряжа, то срежет одну или две мили – и, возможно, догонит джип прежде, чем тот пересечет дамбу.

Питт нажал на педаль газа и перебрался через вершину кряжа. Покрышки разваливались одна за другой. Стальные диски колес пронзительно скрежетали, на каждом ухабе фургон отчаянно содрогался, и у Дирка возникло ощущение, что он едет на отбойном молотке. В зеркалах заднего вида он видел искры, которые летели в разные стороны всякий раз, когда изуродованные колеса задевали камни.

Дорога постепенно сужалась, и Питту пришлось съехать на боковой уступ, который тоже становился все уже и вскоре превратился в тропу, усыпанную мелкими булыжниками. Дирк свернул, собираясь подняться вверх по склону, но оказался на песчаном участке, почувствовал, что задние колеса начинают погружаться в песок, и ему ничего не оставалось, как направить машину вниз по склону, рассчитывая, что инерция не даст ему застрять.

Питт в последний момент сумел избежать столкновения с большим камнем, фургон начал соскальзывать в узкий овраг, накренился и едва не перевернулся, лишь чудом вернувшись в колею. Вскоре Дирку удалось выбраться на ровный участок.

Питту пришлось сбросить скорость, когда кряж стал сужаться. Впереди и внизу он уже видел узкую дамбу Симапана. Еще минут двадцать Дирк ехал вниз по склону, который становился все круче, затем ударил по тормозам и вывернул руль. Помятые диски колес оставили глубокие борозды на твердой поверхности, и фургон остановился. Питт выскочил из кабины и посмотрел вниз.

В трех футах перед бампером фургона кряж резко обрывался. А в сотне футов ниже располагался въезд на западную сторону дамбы. Старая асфальтовая дорога шла по бетонному сооружению, потом снова поднималась в гору на противоположном берегу. Дирк понял, почему дамбу построили именно здесь: узкое русло и крутые берега.

Впрочем, сейчас эта мысль не имела ни малейшего значения. Дирк неотрывно следил за дорогой, ведущей на восток, и через несколько секунд увидел белый джип.

Глава 20

Саммер неподвижно сидела на заднем сиденье, но ее руки, связанные за спиной, отчаянно работали. Веревка на запястьях еще не высохла после погружения в озеро, влага служила смазкой и делала ее более эластичной. Всякий раз, когда джип потряхивало, Саммер шевелила запястьями, выигрывая по миллиметру.

Сидевшему рядом бандиту надоело за ней следить, он запер дверь с ее стороны и убрал пистолет в кобуру. Тем не менее он частенько подозрительно поглядывал на девушку. Или она казалась ему привлекательной? А Саммер задавала бесконечные вопросы. От очевидного: «Куда вы меня везете?» до игриво-нахального: «Где ты купил такой шарф?» Бандит молчал, однако ее болтовня сработала, он отвернулся и стал смотреть в окно.

И Саммер принялась размышлять о положении, в котором оказалась. Она понимала, что не может рисковать. Бандит без колебаний застрелил Торреса и наверняка сделает то же самое и с ней. Несмотря на жару, все три похитителя не снимали с лица шарфы – и это радовало Саммер. Если она сумеет сохранять спокойствие до тех пор, пока они не приедут в город, у нее может появиться шанс выскочить из машины и сбежать. Но прежде требовалось освободить руки от веревки.

Желание Саммер исполнилось даже раньше, чем она рассчитывала. Покрытие стало лучше, и теперь джип катил по асфальту. Они подъехали к дамбе, где дорога сужалась перед въездом. Водитель нажал на газ, но почти сразу же выругался и резко затормозил.

Джип стало сильно трясти, всех бросило вперед, но резкое торможение помогло Саммер. Ее левая рука высвободилась, и когда она снова откинулась на спинку, сбросить веревку с правого запястья было делом нескольких секунд. Но девушка сначала так и не поняла причины резкого торможения, а когда глянула в окно, то ахнула от ужаса.

Зеленый университетский фургон съехал с уступа вниз у них над головой и теперь мчался в их сторону, точно ракета «Томагавк». Фургон пролетел мимо, ударился передним бампером о край дороги в десяти футах перед ними, а потом перевернулся и упал на крышу. Машину протащило еще дюжину футов, прежде чем она остановилась, загораживая проезд. В воздухе остро запахло бензином.

Джип еще продолжал тормозить, когда Саммер распахнула дверцу и выскочила из него. Не останавливаясь, она бросилась к фургону, на ходу выкрикивая имя брата. Но когда она приблизилась к перевернувшейся машине, внутри у нее все сжалось. Никто из тех, кто находился в фургоне, не мог выжить после такого удара.

Она подошла к машине со стороны водителя, присела на корточки, чтобы заглянуть внутрь, обнаружила, что там никого нет, и на душе у нее стало легче.

Она не успела отреагировать, когда почувствовала, как фургон снова начал двигаться. Как оказалось, это джип подъехал вплотную и пытался столкнуть фургон с дороги. Саммер вскочила, фургон сдвинулся на несколько дюймов, и она увидела, что к ней с пистолетом в руке приближается бандит, еще пару минут назад сидевший с ней рядом.

Девушка покорно подняла руки, пытаясь взглядом отыскать Дирка. Солнце слепило глаза, а склон казался слишком крутым, чтобы кто-то мог с него спуститься. Впереди также никого не было, и тогда Саммер обернулась.

Они находились рядом с дамбой, и голубая вода плескалась о бетонные заграждения двадцатью футами ниже. Странно, но местность по другую сторону узкой высокой дамбы казалась совершенно сухой. Саммер не увидела электростанции или сооружений для сброса воды в узкое ущелье, носившее название Эль-Инфьернильо Каноэ.

Саммер повернулась к бандиту с пистолетом, который с мрачным видом показывал, что ей следует вернуться в джип. Она кивнула и сделала короткий шаг вперед, но тут сработал инстинкт самосохранения. Девушка понимала, что, наверное, сейчас не лучший шанс пытаться спастись, возможно, у нее вообще не было никаких шансов, но все же решила испытать судьбу.

Саммер сделала еще один быстрый шаг, метнулась к ограждению и прыгнула. Бандит отреагировал мгновенно. Правда, стрелять он не решился – главарь не зря поносил его последними словами за убийство Торреса! Бандит попытался поймать Саммер свободной рукой, но сумел ухватиться лишь за ее брючину. Мужчина тут же потерял равновесие, и его швырнуло к ограде. Однако бандит так и не разжал руку – в результате ударился ногами об ограждение и упал вниз.

Они вошли в воду одновременно, с громким всплеском, и Саммер сразу попыталась уйти на глубину, отбиваясь ногами от бандита, однако он продолжал сжимать ее щиколотку, намереваясь нанести ей удар рукоятью пистолета. Саммер вдруг показалось, что она участвует в матче по подводной борьбе. Девушка решила, что плавает лучше, а потому, отчаянно дергая ногой, продолжала погружаться все глубже.

Саммер задела рукой дамбу и почувствовала, как бетон скользит под ее пальцами. Все происходило быстрее, чем она ожидала – их подхватило сильное подводное течение, вода вокруг потемнела, и Саммер поняла, что их несет к основанию дамбы.

У нее появился новый повод для тревоги. Что являлось причиной такого сильного течения? Она знала, что здесь нет электростанции, более того, по другую сторону дамбы вообще нет воды. А при отсутствии водосброса плавание в водоеме не может быть опасным.

Страх утонуть победил страх перед бандитом. Саммер расслабилась, и на какое-то время девушке показалось, что они начали вместе подниматься на поверхность. Однако вода становилась все темнее, а усиливающееся давление в ушах подсказывало, что они погружаются на глубину.

Сквозь мутную воду Саммер разглядела круглый проход, примерно в пятнадцать футов в диаметре – течение несло их именно туда. Она сообразила, что это водослив, пробитый в основании дамбы. Исходно дамбу Симапан построили для гидроэлектростанции, вот только ее генераторы находились в конце туннеля, тринадцатью милями ниже по течению.

В водосливе имелась решетка, защищавшая его от крупного мусора, но ее в течение многих лет никто не приводил в порядок. Почти половина решетки прогнулась, и в результате вода беспрепятственно мчалась дальше.

Саммер и бандит поняли, что их ждет, и отчаянно попытались отплыть подальше, но течение усиливалось, и их неотвратимо несло к отверстию. Вопреки всем инстинктам, Саммер совершила немыслимый поступок. Она поплыла в сторону отверстия.

Бандит смотрел на нее, не веря своим глазам. Мужчину охватила паника, он изо всех сил боролся с течением и слишком поздно понял, что Саммер приняла разумное решение. Она быстро плыла по течению, что позволило ей изменить направление движения и оказаться возле неповрежденной части решетки. Девушка схватилась за крестовину из прутьев и подтянула к ней тело.

Саммер ударилась о решетку и едва не рассталась с последними запасами воздуха. Давление воды прижимало ее к решетке вместе с бревнами, старыми автопокрышками и другим мусором. Девушка повернула голову – течение пронесло мимо нее бандита, который давно потерял свой шарф и солнечные очки, и Саммер увидела ужас в его глазах: мужчина понял, что уже ничего не может сделать. Через мгновение бандит исчез – его затянуло в черную дыру, а крики заглушил грохот воды.

«Ну, так кто-то хотя бы сможет вытащить мое тело», – подумала Саммер, чувствуя, что кислорода в ее легких осталось совсем немного.

Продолжая отчаянно сжимать прутья решетки, она подумала о том, что сейчас происходит на верхней части дамбы и жив ли еще ее брат.

Глава 21

Дирк был очень даже жив, несмотря на отчаянно бьющееся сердце и горящие легкие. Благодаря удаче ему удалось направить фургон вниз так, что он перегородил дорогу джипу – Питт сумел зафиксировать педаль газа камнем, а руль при помощи веревки. Он не стал ждать, когда пыль осядет, а сразу же помчался вниз вслед за фургоном.

Правда, сначала Дирку пришлось вернуться на сотню ярдов, чтобы отыскать подходящее место. Склон оказался настолько крутым, что спуск по нему представлял огромную опасность даже для человека в туристических ботинках, не говоря уже о мягких непромокаемых туфлях. Несколько раз Питт терял равновесие, падал и начинал скользить вниз, и лишь гидрокостюм спас его от серьезных ранений.

Пока Дирк спускался, он не видел дамбу, и ему оставалось лишь надеяться, что джип все еще там. Впрочем, у Питта не было никакого плана. Он понимал, что ничего не может сделать против вооруженных людей и шансов их остановить у него нет. Однако он должен был узнать, с ними ли Саммер, и жива ли она.

Когда Дирк добрался до конца спуска, он увидел дамбу и застыл на месте, увидев Саммер возле перевернутого фургона. Но уже в следующее мгновение она прыгнула в озеро, а за ней последовал бандит. Питт отвлекся, споткнулся и рухнул на землю.

Падение задержало его на несколько ценных секунд. К тому моменту, когда Дирку удалось подняться на ноги, джип сумел протиснуться мимо перевернутого фургона, остановился, и водитель принялся вглядываться в воду. Затем он тряхнул головой, вернулся в машину и нажал на газ, джип рванул вперед и быстро поехал по дамбе. Питт видел, что его багажник просел – видимо, там лежал украденный артефакт.

Наконец, Дирк выбрался на дорогу и побежал к дамбе. Водитель джипа, видимость которому перекрывал разбитый фургон, не заметил в зеркале заднего вида его появления.

Остановившись у перевернутого фургона, Питт стал всматриваться в воду. Поверхность озера оставалась гладкой и спокойной, словно природу не волновали человеческие страсти.

Дирк подбежал к фургону и рванул на себя заднюю дверцу. Внутри царил жуткий беспорядок, однако ему удалось отыскать там баллон от акваланга Саммер, компенсатор плавучести и маску. Он закинул баллон за спину, надел маску и остальное оборудование и включил клапан кислородного баллона. Потом, повинуясь неведомому импульсу, взял веревку. Один ее конец был все еще привязан к стойке двери, второй он закрепил на кольце компенсатора плавучести. Затем Питт перешагнул через поручни и спрыгнул в прохладную воду озера.

Включив небольшой фонарик, укрепленный на компенсаторе плавучести, Дирк направился вслед за частичками поднявшегося ила и вскоре почувствовал течение. Он поплыл быстрее, продолжая искать Саммер…

Течение все еще прижимало Саммер к решетке, но ей удалось переместиться к ее верхней части. Девушка находилась под водой уже более минуты и была близка к гипоксии.

Будь рядом лесенка или какой-то другой упор, за который она могла бы ухватиться, ей бы удалось выбраться из ловушки. Однако Саммер могла дотянуться лишь до ровной поверхности дамбы. В голове теснились беспорядочные мысли, что-то призывало ее продолжать борьбу за спасение. Девушка подумала, что, возможно, если она нырнет в туннель, у нее появятся какие-то шансы? Она уже начала перебирать пальцами прутья решетки, когда ее внимание привлек далекий тусклый свет.

Что-то приближалось к ней сверху. Постепенно свет стал ярче, девушка увидела, что к ней кто-то направляется. Надежда и мучительная агония слились воедино – Саммер узнала Дирка, стремительно проплывшего мимо нее и поднырнувшего под решетку. Ей показалось, что его глаза улыбаются, когда он исчез в черной дыре.

Через мгновение Саммер увидела мерцающий в водосливе свет и сумела разглядеть натянутую веревку, уходящую от плеч ее брата к поверхности. Питт снова появился через мгновение, двумя руками цепляясь за веревку, пока не выбрался из водослива. Саммер находилась в нескольких футах левее, она из последних сил цеплялась за решетку, ее лицо уже посинело.

Дирк уперся ногами в бетонную поверхность дамбы, мощно оттолкнулся и поплыл к сестре, потом оторвал одну руку от веревки и потянулся к Саммер. Она схватила его за руку, а в следующее мгновение обхватила за пояс.

Девушка быстро вытащила загубник регулятора изо рта брата, прижала его к губам и сделала несколько глубоких вдохов. Дирк тут же надул компенсатор плавучести, подтянул их вдоль веревки вверх на несколько футов, а потом подождал, когда Саммер отдаст ему загубник. Так они и дышали по очереди, пока Питт поднимал их вдоль стенки дамбы. Постепенно течение стало слабеть, и они сумели всплыть.

– Да, внизу нас ждал неприятный сюрприз, – сказал Дирк, когда они оказались на поверхности воды и немного пришли в себя.

– Ты мне будешь рассказывать! Еще пара секунд, и я бы узнала, что находится на другой стороне водосброса.

– Скорее всего, вращающиеся лопасти турбины гидроэлектростанции.

Саммер содрогнулась, представив, какая судьба ждала бандита, которого затянуло в туннель.

– Пожалуй, я сыта по горло этим озером!

Она подплыла к краю дамбы, схватилась за веревку и выбралась наверх. Питт последовал за ней, с облегчением сорвав с себя баллон и маску, когда они подошли к фургону.

Саммер посмотрела на пустую дорогу, уходящую в горы.

– Они застрелили доктора Торреса и украли камень.

– Как ты думаешь, кто они такие?

Девушка покачала головой.

– Их было трое. Один спрыгнул в воду вслед за мной, и его затянуло в водослив. Все они скрывали лица.

– Профессиональные воры артефактов, которые не боятся убивать.

Саммер пнула небольшой камешек.

– Доктора Торреса убили прежде, чем он успел расшифровать камень. Теперь он исчез. Боюсь, мы никогда не узнаем, что на нем было высечено.

– Мадеро по силам прочитать письмена ацтеков.

– Но у нас больше нет камня.

– Зато есть кое-что не менее ценное.

Дирк нырнул внутрь изувеченного фургона и через мгновение выбрался обратно, что-то сжимая в руке.

Саммер посмотрела на его ладонь и покраснела.

– О, нет, не может быть!

Дирк лишь криво улыбнулся, протягивая сестре разбитый корпус ее новой подводной камеры.

Глава 22

Домашний телефон звонил снова и снова. Сент-Джулиен Перлмуттер не верил в автоответчики, голосовую почту или сотовые телефоны. Он считал, что от них можно ждать только неприятностей. И не пользовался подобными устройствами в тех редких случаях, когда покидал свой дом в Джорджтауне, – обычно, чтобы посетить один из лучших ресторанов или заняться архивными исследованиями в Национальной библиотеке.

К счастью для звонившего, Перлмуттер был дома и искал древний том на одной из бесчисленных полок своей библиотеки. Огромный человек, похожий на бегемота, был одним из лучших специалистов по морской истории планеты. О его знаниях про корабли и кораблекрушения ходили легенды, а владельцы архивов мечтали о том дне, когда Перлмуттер отойдет в мир иной и собрание его писем, карт, дневников и судовых журналов будет выставлено на продажу.

Опустившись в прочное кожаное кресло, стоявшее рядом с бюро с деревянной шторкой, он потянулся к телефону после десятого звонка. Как и большинство предметов в его доме, это была морская реликвия, когда-то украшавшая капитанский мостик роскошного круизного лайнера «Юнайтед Стейтс».

– Перлмуттер, – резко сказал он.

– Сент-Джулиен, это Саммер. Надеюсь, я не прервала вашу трапезу.

– О, конечно, нет, – его голос заметно потеплел. – Я искал свидетельства очевидца четвертого путешествия Христофора Колумба в Новый Свет.

– Сказочная эпоха, – сказала она.

– Да, век открытий всегда будет оставаться таковым. На днях я имел удовольствие обедать с твоим отцом. Он сказал, что вы с Дирком работаете в Мексике.

– Да, мы все еще здесь. И нам бы не помешала ваша помощь. Мы пытаемся отследить испанский корабль, который отплыл из Веракруса в самом начале конкисты.

– Как назывался корабль?

– К сожалению, я не знаю. Единственная подсказка – это рисунок из манускрипта ацтеков, копию которого я отправила вам по электронной почте.

Пока Саммер рассказывала о том, как им удалось отыскать манускрипт, и о проблемах, которые возникли при подъеме из озера камня ацтеков, Перлмуттер включил свой компьютер и загрузил изображение.

– Информации совсем немного, – сказал он, разглядывая рисунок плывущего корабля с изображением обезьяны на носу. – Специалисты по истории ацтеков дают какую-то интерпретацию?

– Ничего определенного. Обезьяна может иметь отношение к грузу, или курсу, или к названию корабля. Мы рассчитываем на последний вариант.

– Это возможно, хотя в те времена испанцы охотнее называли корабли в честь святых. К счастью, свидетельства о ранних путешествиях испанцев весьма надежны.

– Нас интересует камень, так что, если у вас есть какие-то идеи относительно его нынешнего местонахождения, мы будем очень рады. Очевидно, для кого-то камень представляет огромный интерес.

– К сожалению, многие из нас готовы совершать недостойные поступки, чтобы получить лишний доллар. Сожалею о вашем друге. Надеюсь, вы с Дирком будете осторожны.

– Конечно.

– Что касается камня, я побывал во всех морских музеях Испании, но не припоминанию свидетельств о подобном артефакте. Возможно, камень попал в частную коллекцию. Я постараюсь навести справки.

– Спасибо, Джулиен. Мы обязательно привезем вам бутылку вашей любимой текилы. «Порфидио», если я ничего не перепутала.

– Саммер, ты ангел. Постарайся не подпускать к бутылке твоего ренегата отца, в противном случае мне ничего не достанется!

Перлмуттер повесил трубку и принялся изучать изображение галеона на мониторе своего компьютера. Пока он поглаживал седую бороду, его разум унесся очень далеко, точнее, за четыре тысячи миль.

– Есть только одно место, с которого можно начать, мой добрый пушистый друг, – сказал он, обращаясь к обезьяне. – Севилья.

Глава 23

Питт посмотрел из иллюминатора капитанского мостика «Саргассова моря» на большой грузовой корабль, плывущий на север. Береговая линия южной Кубы находилась в двадцати милях, и Дирку стало интересно, достигло ли ядовитое воздействие ртути прибрежных вод.

Научно-исследовательский корабль НУПИ приближался к третьей мертвой зоне, определенной Ягером. Питт был ужасно раздосадован их неспособностью понять причины заражения. Во второй зоне, в сотне миль к северо-востоку от Каймановых островов, они также не нашли ответов. Здесь же, как и в предыдущей зоне, они обнаружили высокую концентрацию метилртути, лишь немногим меньше, чем в первой и второй зонах. Ртуть успела растечься, поэтому ученым потребовалось два дня, чтобы отыскать участок с самой высокой концентрацией площадью в четыре квадратные мили.

Привычное спокойствие на капитанском мостике нарушил низкий голос Эла Джордино, который донесся из динамика.

– Кормовая палуба. Мы подняли подводный аппарат. Повторяю, подводный аппарат на борту. Пора перемещаться на новый участок сетки координат.

Питт опередил капитана и первым подошел к передатчику.

– Мостик принял! Встретимся через пять минут в театре надневном спектакле.

– Тогда прихвати попкорн, а я принесу «Милк дадс». Кормовая палуба, конец связи!

К тому моменту, когда Дирк добрался до еще влажной плавучей лаборатории на верхней палубе, Джордино уже просматривал на большом мониторе образцы, полученные сонаром. Питт отметил, что здесь морское дно было более неровным, чем в других зонах, встречались даже холмы, долины и скалы.

Дирк сел рядом с Джордино.

– Твоему подводному аппарату на этот раз пришлось как следует поработать.

– Он для этого и создан, – Эл показал на вставку на мониторе, изображавшую все дно и отмечавшую их местоположение. – Если мы правильно определили направление и скорость течения, то существует высокая вероятность того, что источник заражения ртутью находится внутри квадрата, который мы только что изучили.

– Будем надеяться, что на этот раз мы его найдем, – сказал Питт.

Они просмотрели почти час записей образцов, сделанных сонаром. Дно выровнялось, и им не удалось найти предметов, созданных человеком. Наконец, Дирк заметил тень на морском дне и попросил Джордино остановить запись.

– Увеличь этот участок, – попросил он. – Складывается впечатление, что это прямолинейная траектория движения.

Эл кивнул, глядя на увеличенное изображение.

– Тут даже пара линий. Они слишком аккуратные, чтобы быть природного происхождения.

– Давай посмотрим, куда они ведут, – предложил Питт.

Джордино продолжил сканирование. Едва заметные линии стали четче, когда они приблизились к небольшой впадине. Дирк зафиксировал глубину, как только Эл остановил изображение.

– Посмотри сюда, – сказал он. – Похоже, кто-то потерял лодку.

Темный узкий объект, лежавший на дне, отбрасывал короткую тень. Рядом виднелись знакомые прямые следы.

– Она выглядит довольно длинной и узкой, – заметил Питт. – Возможно, это затонувшая рыбачья лодка.

– Подводный аппарат использует низкую частоту, чтобы отсканировать максимально возможную площадь, поэтому разрешение получается невысоким. Складывается впечатление, что эта невнятная лодка имеет длину футов в тридцать.

– Не думаю, что мы нашли источник утечки ртути, но взглянуть стоит.

Джордино продолжал прокручивать запись, пока они не досмотрели ее до конца, и Дирк отметил, на какой глубине находился аппарат перед тем, как его подняли на поверхность.

– Боюсь, больше записей нет, – сказал Джордино. – Какие-то неясные линии и маленькая лодка.

Питт показал пальцем на опустевший экран.

– Измеритель глубины подводного аппарата показал, что в центре нашей сетки находится впадина. Возможно, это ничего не значит, но, если именно данная область является источником заражения ртутью, нам стоит исследовать ее с других позиций. Можно ли собрать общую картинку из отдельных квадратов сетки? Или хотя бы из крупных блоков?

– Никаких проблем! Придется всего лишь немного посидеть за клавиатурой.

– Отлично, но тебе стоит поручить это кому-нибудь другому. У тебя будет более важная задача.

– О чем ты?

– Спустить нашу маленькую подлодку, – ответил Дирк. – Я хочу посмотреть собственными глазами на то, что там происходит.

Глава 24

– Друзья мои, как же я рад, что с вами все в порядке, – с облегчением сказал доктор Мадеро.

На его лице гнев боролся с усталостью, когда он привел их в свой кабинет.

– Мы ужасно себя чувствуем из-за гибели доктора Торреса, – сказала Саммер. – Если бы я не нашла этот чертов манускрипт…

– Нет, это замечательная находка. Кроме того, я могу с уверенностью сказать, что Мигель умер, делая то, что любил больше всего на свете. – Мадеро понизил голос почти до шепота: – Я лишь жалею, что полиция не смогла схватить убийц.

– Одного из них вытащили из реки за гидроэлектростанцией, – сказал Дирк Питт-младший. – К сожалению, он был так изуродован, что установить личность не удалось. У вас есть какие-то догадки относительно того, кто из-за камня мог убить доктора Торреса?

Доктор с хмурым видом покачал головой:

– Убийцами могут быть кто угодно, в том числе и иностранцы. В окрестностях Тулы заметно выросла преступность, кроме того, существует черный рынок, на котором вовсю торгуют реликвиями тольтеков. Не исключено, что воры даже не имеют представления о том, что попало к ним в руки.

– А у меня сложилось впечатление, что они это прекрасно знали, – возразила Саммер.

– И все же я надеюсь, камень удастся вернуть, – тихо сказал Мадеро. – И что смерть Мигеля будет отомщена.

– К счастью, у нас остались фотографии, хотя моя камера испорчена окончательно и бесповоротно, – девушка бросила на брата сердитый взгляд.

– Да, это уже кое-что, – профессор взял папку с фотографиями камня и принялся разглядывать ту, на которой было увеличенное изображение начертанных на камне символов.

– Вы знаете, что означают эти символы? – спросила Саммер.

– Эта история связана с той, что рассказана в манускрипте, – в голосе Мадеро снова появился энтузиазм. – Как видно из расположения символов, камень разрубили на две части, у вас была левая. Рисунок вдоль периметра изображает солнце, символ жизни и настоящую эру в мифологии ацтеков. Идея близка к Календарному камню ацтеков, за исключением внутренних символов, которые высечены по порядку сверху вниз, а не концентрическими кругами.

– А символы соответствуют тем, что в манускрипте? – спросил Дирк.

– Они ближе к тем, что мы обнаружили на Камне Тизок – жертвенный алтарь с искусной гравировкой, но также он имел мемориальное назначение. Ваш, похоже, высечен из такого же материала, это вулканическая порода, которая называется андезит. В то время как на алтарном камне полно имен собственных, титулов и названий мест, на вашем рассказывается о каких-то событиях.

Саммер бросила на Мадеро нетерпеливый взгляд.

– И о чем именно эта история?

– К сожалению, у нас есть только половина, но мы можем сделать предположение, – профессор глубоко вздохнул и показал на верхнюю часть камня с несколькими рядами символов возле солнечной границы.

– Вот символы скелетов, которые означают смерть и страдания. Как и в манускрипте, непонятно, является ли это результатом местного конфликта или появления испанцев. Затем мы видим изображение Уицилопочтли, родового божества и бога войны. Складывается впечатление, что он возглавляет какую-то важную процессию, смысл которой, очевидно, раскрывается на второй половине камня. А присутствие воинов орла и ягуара указывает на важность данной группы.

Мадеро потер глаза и вновь посмотрел на фотографии.

– Далее мы находим символы, означающие охоту и рыбную ловлю, между ними вкраплены хорошо знакомые нам символы путешествия. Интервалы указывают на плавание, продолжавшееся более недели, как мы уже знаем из манускрипта. Затем все становится еще интереснее.

Под символами оставалось круглое пустое пространство, идущее вдоль отрубленной части камня. Мадеро показал на неровную линию под ним и два круга внутри.

– Это что-то вроде карты. Я полагаю, они вырезали здесь изображение места, куда собирались отправиться. Из того, что у нас имеется, мы можем предположить, что речь идет о каком-то заливе с несколькими островами. К сожалению, чтобы получить полную картину, требуется другая половина камня.

– А это может быть изображением Теночтитлана? – спросил Дирк.

– Если вспомнить все, что нам известно, озеро Тескоко имеет другую форму. Мне такая мысль тоже пришла в голову, особенно когда я увидел вот это.

Профессор показал на изображение головы и шеи птицы на отрезанной части камня.

– Фламинго? – предположила Саммер.

– Или журавль, символизирующий Ацтлан, – заметил Мадеро.

– Профессор Торрес рассказывал нам про Ацтлан, который был родиной ацтеков и представлял собой остров, находящийся в лагуне, – сказал Дирк.

– Предполагается, что Ацтлан, «место, где живут журавли», находился к северу от империи ацтеков, откуда изначально вышли мексиканцы, – профессор посмотрел на камень. – Возможно, я делаю ошибочные выводы, но, учитывая ссылки на Уицилопочтли, послание кажется однозначным. Группа ацтеков, занимавших высокое положение, отправилась в паломничество на остров Ацтлан. Манускрипт подтверждает, что они предприняли путешествие по воде, и оно было успешным.

– А почему паломничество? – спросила Саммер. – И что они везли с собой?

Мадеро пожал плечами.

– Имея только половину камня, мы, возможно, никогда не сможем ответить на этот вопрос.

– Существует вероятность того, что скоро сможем, – сказал Дирк.

– В каком смысле?

– У нас есть сведения касательно второй половины камня.

Доктор Мадеро, услышав сказанное Питтом, смертельно побледнел, а Саммер громко рассмеялась.

– Ну, это только предположение, причем весьма сомнительное, – заявила она. – Я поговорила с другом нашей семьи, который живет в Вашингтоне. Его зовут Джулиен Перлмуттер, он морской историк высшего класса. У него есть коллега в Архиве Индий в Севилье, и он нашел список кораблей, отплывших в Новый Свет в начале шестнадцатого века. Один из них назывался «Дурной медведь».

– Я не понимаю, – сказал Мадеро.

– Сначала я тоже не поняла, – продолжала Саммер. – Я отправила Перлмуттеру копию страницы манускрипта, на которой был изображен галеон с символом обезьяны. Он просмотрел списки кораблей, пытаясь отыскать связь с обезьяной или каким-то другим приматом, но ничего не нашел. К счастью, Перлмуттер отличается упрямством, он продолжал поиски и в какой-то момент наткнулся на слово «обезьяна» на языке науатль.

– Озоматли, – тут же оживился профессор.

– Совершенно верно. Перлмуттер считает, что оно имеет отношение к кораблю, который назывался «Осомало», или «Дурной медведь».

– Они действительно звучат похоже, – улыбнувшись, проговорил Мадеро. – Вполне возможно, что ацтеки просто исказили испанское название корабля. Ваш историк провел потрясающую параллель.

– Он славится тем, что творит чудеса при правильной мотивации.

– Однако название корабля не поможет нам получить вторую половину камня, – заметил профессор.

– Возможно, в данном случае поможет, – сказала Саммер, – поскольку у «Осомало» довольно интересная история. Он сделал всего один рейс до Веракруса в 1525 году. На обратном пути в Кадис корабль попал в шторм, и ему пришлось свернуть к Ямайке. Они почти до нее добрались, но разбились у северного берега острова.

– Обломки достали?

– Мы пока не знаем, – ответил Дирк, – но намереваемся выяснить. Сегодня вечером мы с Саммер летим на Ямайку. Через три дня мы должны вернуться на исследовательское судно НУПИ, чтобы приступить к работе. Мы собираемся в оставшееся время найти и изучить место кораблекрушения.

– Мы надеемся, что спасателей из прошлого интересовали только драгоценные металлы и камни, и они просто отбросили в сторону кусок старого разбитого камня, – Саммер показала на снимок. – По крайней мере, мы знаем, что искать.

Мадеро посмотрел на близнецов и покачал головой.

– В лучшем случае связь с кораблем можно назвать сомнительной. Думаю, вы гоняетесь за пустыми фантазиями. Прошу вас, оставьте все как есть. Как только будет возвращен первый камень, академическое сообщество узнает о его существовании, и мы получим достаточное количество указаний, касающихся местонахождения второго фрагмента. Не сомневаюсь, что он выставлен в каком-нибудь музее.

– Вполне возможно, – не стала спорить с ним Саммер, – но вреда не будет, если мы там немного осмотримся. Кроме того, я собираюсь вернуться на Ямайку вовсе не затем, чтобы смотреть, как мой брат будет три дня валяться на пляже и пить ром.

– Зануда, – пробормотал Дирк.

– Будьте осторожны, друзья, – тихо проговорил Мадеро.

– Обязательно, Эдуардо, – Саммер пожала профессору руку. – Мы сообщим вам, что нам удастся найти.

Мадеро стоял, не шевелясь, когда они выходили из лаборатории, потом напряженно повернулся к своему кабинету. Из тени выступил Хуан Диас с пистолетом в руке. Более молодой мужчина, стоявший у него за спиной, прошел через лабораторию и запер дверь в коридор на ключ.

– Весьма информативный разговор мы услышали, – с усмешкой сказал Диас. – Я так рад, что мы сюда совершенно случайно зашли. Ваши друзья оказались чрезвычайно полезны. Надеюсь, они помогут нам отыскать вторую половину камня.

Мадеро молчал, только в его глазах полыхал гнев. Всего за несколько мгновений до появления Дирка и Саммер в его кабинет с оружием в руках заявился Диас и потребовал манускрипт. Когда профессор понял, что именно кубинец убил Торреса, его охватила ярость.

– Предположение, что около Ямайки затонул тот самый корабль, весьма сомнительно, – сказал он. – Вы только зря потратите там время.

– Я восхищен вашими попытками убедить нас отказаться от наших планов, но мы с вами оба знаем, что данная гипотеза вполне имеет право на существование.

Диас подошел вплотную к Мадеро и окинул его пристальным взглядом.

– Вы не сообщили вашим друзьям, какова истинная стоимость камня. Почему? Вы намерены поживиться за их счет?

Профессор сжал зубы.

– Я всего лишь пытался защитить их, – он посмотрел на Диаса, худого, с черными глазами, которые вращались, точно у голодного ястреба.

– Мне тоже посчастливилось сделать собственное открытие, которое и привело меня к доктору Торресу, – улыбнувшись, сообщил кубинец. – На самом деле мне просто повезло, что вы решили рассказать, что вам удалось найти манускрипт. Итак, где же именно этот замечательный документ? – Диас наставил на Мадеро пистолет.

Профессор с опаской засунул руку в карман, достал связку ключей и отпер стальной шкаф. Ацтекская рукопись лежала в маленькой пластиковой коробочке, выстеленной бархатом. Диас едва заметно кивнул своему напарнику и схватил контейнер.

Поскольку Мадеро смотрел на манускрипт, он не заметил, что второй мужчина взял каменную ольмекскую статуэтку с лабораторного стола и, с силой замахнувшись, ударил его по затылку. Ученый, как подкошенный, рухнул на пол.

Диас перешагнул через распростертое тело и повернулся к напарнику.

– Сотри свои отпечатки со статуэтки! Если нам повезет, то полиция решит, что профессора убили его американские друзья, а потом украли рукопись.

С довольным видом он засунул контейнер под мышку и направился к выходу из лаборатории.

Глава 25

Вода цвета мха омывала «Морскую звезду» и гасила яркие лучи карибского солнца. Питт, сидя на месте штурмана, следил за балластной цистерной, Джордино, устроившийся рядом, проверял системы жизнеобеспечения и питания.

– Судя по показаниям приборов, глубина составляет тысячу двести футов, – сказал Питт.

– Мы вполне успеем вздремнуть, прежде чем доберемся до дна, – зевнув, заявил Джордино.

Подводная лодка, предназначенная для работы на больших глубинах, погружалась исключительно благодаря гравитации, медленно, будто во сне, направляясь в сторону дна. Элу спуск казался особенно долгим, а Дирк не давал ему уснуть, поддразнивая из-за новой подружки, вашингтонской адвокатессы.

– По крайней мере, я не женат на политике, – возра-зил Джордино.

Питт замедлил спуск, когда показалось морское дно, и Эл тихонько присвистнул.

– Такое впечатление, что кто-то решил построить тут фривей.

Они опустились на одну из окутанных тенями линий, которую видели на сонаре. В реальности линии были более четкими и заметными и явно не естественного происхождения. Не вызывало сомнений, что это следы, оставленные какими-то устройствами.

Питт подвел подводную лодку к большому скоплению параллельных следов и завис над ними.

– Ты прав, здесь кто-то побывал с тяжелым оборудованием.

– Ширина следов равняется десяти футам, – заметил Джордино. – Насколько мне известно, очень немногие машины оставляют такие колеи.

– Они не от машин, бурящих скважины для добычи нефти или газа. Кто-то проводил тут широкомасштабные поиски ископаемых.

– Ты думаешь, они искали марганцевые конкреции?

– Вполне возможно. С высоким содержанием золота.

Дирк провел лодку вдоль большого участка изуродованного дна, где пересекались два вида следов.

– Тебе не кажутся знакомыми вторые следы?

– Теперь, когда ты сказал… Они похожи на те, что были вокруг водолазного колокола «Альты»!

– Мне тоже так показалось.

Когда Питт, сделав круг, удалился от следов, он обратил внимание на то, что дно слегка опустилось. Углубление, которое они видели на картинке сонара, имело форму чаши с резко уходившим в темноту дном. И здесь следов было больше всего.

– Думаешь, они устроили взрыв? – спросил Джордино.

– Похоже на то.

– Слушай, сбрось-ка на минутку скорость. Температура воды только что достигла десяти градусов.

Дирк медленно направил подводную лодку в сторону центра ямы.

– Температура продолжает подниматься, – доложил Эл, – шестьдесят градусов, семьдесят, восемьдесят… теперь падает, – он еще с минуту следил за показаниями приборов. – Семьдесят пять!

– Это термальный источник, – сказал Питт, – в самом центре сетки размещения скважин.

– Звучит разумно. Глубоководные источники известны тем, что вокруг них полно ископаемых.

– Бьюсь об заклад, что этот богат ртутью!

– Видимо, как раз его мы и ищем, – заметил Джордино. – Странно, что мы ни разу не видели высокого содержания ртути в других местах, которые исследовали.

– Возможно, это как-то связано со взрывными работами. Может быть, под кратером имеется скрытое месторождение ртути, которое было потревожено взрывами.

– Может быть. Если потревожены естественные залежи, тогда понятно, почему мы ничего не нашли в двух других местах.

– Если мы посмотрим внимательнее, – добавил Дирк, – не сомневаюсь, что мы найдем те же следы от машин и присутствия человека.

– Да, мы же теперь знаем, что искать. Давай возвращаться на корабль. Я хочу посмотреть на показания сонаров с двух предыдущих участков.

– Давай, – не стал спорить Питт, – только еще раз быстренько тут все посмотрим.

Он сделал круг около углубления на дне, изучая показания приборов, затем направил лодку к узкому коричневому предмету, торчавшему из песка. Зависнув над ним, они увидели, что это не корабль и не лодка, а самое обычное бревно.

– Вот тебе и затонувшая лодка, – проворчал Джордино. – Тут у нас всего лишь большое бревно, свалившееся с грузового корабля.

– Не так быстро, приятель. – Дирк подвел лодку к другому боку, и они сразу поняли, что на самом деле перед ними долбленое каноэ.

– Проверишь, какой оно длины? – попросил Эл, который потянулся вверх и включил внутреннюю видеокамеру. – Оно не меньше тридцати футов.

– Это большое каноэ, – согласно кивнул Питт. – Видимо, на нем плавали между островами.

Лодка наполовину погрузилась в песок, носом в противоположную от ямы сторону, но внутри не было ни песка, ни обломков. Дирк провел «Морскую звезду» вдоль корпуса, чтобы видеокамера смогла запечатлеть каноэ во всех деталях.

– Я насчитал десять скамей, – сообщил Джордино, – каждая достаточно широка для двоих гребцов, и еще там полно свободного места для груза.

– Возможно, каноэ принадлежало местным индейцам таино, и они использовали его для торговли, – Питт показал на корпус. – Похоже, они знали, как переделать каноэ для плаванья в открытом море.

К бортам каноэ были прибиты резные планки, в результате чего они стали на десять дюймов выше. На корме и носу имелись выступающие деревянные треугольники, которые крепились к бревну в основании.

– Не знаю, что они перевозили, – проговорил Эл, – но подозреваю, что не ртуть.

Дирк кивнул. Когда они обогнули конец каноэ, работающий двигатель их лодки поднял тучи песка, и они увидели маленький треугольный камень.

Первым заметил его Джордино.

– Что-то есть на дне!

– Я вижу. Может, попытаемся взять нашу находку домой?

Эл уже включил манипулятор, который выставил свою серебристую руку, в то время как Питт подвел лодку поближе к неизвестному предмету. Джордино легко его подцепил и, вытащив из песка, поднес к иллюминатору. Оказалось, что это резная статуэтка, изображавшая воина-индейца с короткими ногами, большим носом и в набедренной повязке.

Дирк взглянул на фигурку, прежде чем заняться балластными цистернами.

– Возможно, она очень древняя, – сказал он.

– Он мне слегка напоминает нашего школьного тренера по борьбе Герберта Мадда, – заметил Джордино.

Питт ухмыльнулся:

– Могу спорить, что наш юный Герберт рассказал бы нам весьма занимательную историю, если бы умел разговаривать!

Резной воин так и оставался зажатым в руке манипулятора и заглядывал в окно кабины, когда «Морская звезда» начала подниматься на поверхность. И хотя «Герберт» предоставил право говорить другим, ему явно было что рассказать.

Глава 26

Пронзительные звуки, которые извлекали из своих барабанов, сделанных из бензиновых бочек, уличные музыканты, приветствовали Дирка и Саммер, когда они вышли из здания Международного аэропорта имени Сангстера в Монтего-Бэй. Саммер пару секунд послушала их и бросила пять долларов в вязаную в стиле растафари шапочку. Трое музыкантов благодарно кивнули в ответ, и девушка поспешила догнать Дирка, который отмахнулся от назойливого таксиста и направился к будке агентства, сдававшего машины напрокат.

– Место Б-9, – сказал он Саммер и показал ключи от машины.

Подойдя к стоянке, они обнаружили «Фольксваген Жук» с открывающимся верхом.

– «Жук»? – с выражением муки на лице проговорил Дирк.

– Лучшее, что они смогли для нас найти, мы же хотели срочно получить машину, – заявила Саммер и забрала у брата ключи. – Лично я считаю, что эти «Жуки» очень симпатичные.

– Симпатичные и функциональные далеко не всегда идут рука об руку.

Питт-младший положил чемоданы в маленький багажник, но места для водолазного снаряжения уже не хватило, и он пристроил сумки на пол у заднего сиденья.

– Нам еще нужно забрать магнитометр и кислородные баллоны, – сказал он, качая головой.

– Мы можем просто сложить все друг на друга, – ответила Саммер и опустила крышу.

Девушка села за руль с правой стороны машины и передала брату дорожную карту.

– Я поведу, а ты будешь указывать путь к магазину водолазного снаряжения.

Усаживаясь на пассажирском сиденье, Дирк что-то проворчал про то, что он бы не отказался от стаканчика рома. Саммер подъехала к грузовому отсеку аэропорта, где они забрали маленький ящик, а затем направилась на юг, в сторону Монтего-Бэй. Она легко влилась в вечерний транспортный поток и, выбрав левую полосу, сохранившуюся от колониального прошлого Ямайки, сосредоточенно смотрела на дорогу.

Через пять минут Саммер, сжимавшая руль с такой силой, что костяшки пальцев побелели, съехала с дороги. За это короткое время их подрезал фургон и чуть не влетел грузовик, развозящий хлеб.

– Они тут водят, как безумные! – возмущенно выдохнула девушка.

– Не говоря уже об отвратительных дорогах, – добавил Питт. – И, возможно, они не знают меры с дурью. – Он выбрался наружу и подошел к водительской дверце. – Хочешь, я поведу дальше?

– Очень хочу, – ответила Саммер, перебираясь на пассажирское место.

Дирк сел за руль и, радостно ухмыляясь, присоединился к агрессивным водителям. Для него такое вождение было чем-то вроде вызова, сродни гонкам, в которых он участвовал дома на своем «Порше» 1980 года выпуска.

Они обнаружили магазин водолазного снаряжения рядом с одним из роскошных отелей на Докторс-Бич, взяли напрокат четыре баллона с воздухом и положили их поверх вещей на заднем сиденье «Фольксвагена». Затем, повернув назад, миновали аэропорт и, оставив за спиной Монтего-Бэй, покатили по узкой дороге, шедшей вдоль северного берега.

Они проехали мимо скопления пансионатов и живописных колониальных домиков, напоминавших о сахарных плантациях, на которых в восемнадцатом веке работали рабы. Движение стало не таким напряженным, и строения встречались все реже по мере того, как дорога вывела их к берегу Карибского моря и почти вплотную подступавшим к нему джунглям.

Саммер сверилась с дорожной картой.

– Скоро будет Уайт-Бэй.

Они ехали сквозь густые джунгли и вскоре оказались в небольшой бухте с белым песком. Дирк свернул на узкую грунтовую дорогу, избавившись от такси, которое будто приклеилось к ним от самого магазина водолазного снаряжения.

Грунтовка шла, извиваясь, мимо ряда жалких домиков к пляжным коттеджам, построенным вдоль бухты. По большей части они принадлежали иностранцам, приезжавшим сюда на отдых, и сейчас в основном пустовали.

– Агент сказал, что наш третий слева, – Саммер показала на бунгало. – Думаю, вон тот, желтый с белой отделкой.

Питт кивнул и въехал на открытую стоянку возле бунгало. В нескольких дюжинах ярдов впереди на берег набегали небольшие волны.

– Мы будем жить совсем рядом с местом кораблекрушения, – сказал он, взглянув на берег. – Лучше и не придумаешь.

– Ключи должны лежать под ковриком, в доме полно еды, так что мы сможем тут оставаться до тех пор, пока не появится «Саргассово море».

– А как насчет лодки?

– «Бостон Уэйлер» с запасными канистрами с топливом ждет нас на пристани в дальнем конце бухты.

Они занесли вещи в скромное бунгало с двумя спальнями и открыли все окна и двери, чтобы впустить внутрь свежий вечерний ветерок. После того как близнецы отнесли баллоны для подводного плавания на берег, они подошли к ближайшей пристани.

– Выглядит так, будто ее построили во время Гражданской войны, – сказал Дирк.

– Док тоже.

Они друг за другом ступили на шаткую пристань из нескольких узких дощечек, положенных на сваленные в кучу камни. Питт положил баллоны в лодку и потянул за стартер навесного мотора. Двигатель завелся только со второго раза.

– Не «Королева Елизавета», но для наших целей сойдет.

– Бухта меньше, чем я думала, – сказала Саммер, когда они возвращались к своему домику, залитому лучами заходящего солнца. – Навскидку меньше мили в диаметре.

– Если повезет, мы сможем осмотреть ее за один день.

Дирк стоял и неотрывно смотрел на волны. Как и отца, его наполняла почти первобытная потребность исследовать море. Обломки «Осомало», казалось, манили его, так и звали покинуть берег и войти в воду.

Они встали на рассвете и отплыли от пристани, не обращая внимания на порывы холодного ветра. Питт открыл ящик, который они забрали в багажном отделении аэропорта, распаковал буксируемый магнитометр, и вскоре за лодкой плыл сенсор в форме рыбы. Кабель крепился к небольшой рабочей станции с аудиомонитором, мгновенно издававшим пронзительный сигнал, если на его пути оказывался предмет из железа.

При помощи ручного навигатора, отмечавшего их путь, Дирк прочесывал бухту, мысленно разделив ее на узкие полосы, в то время как Саммер следила за показаниями магнитометра, время от времени меняя длину кабеля, чтобы прибор не зацепился за дно. На третьей полосе прибор издал пронзительный вопль, зарегистрировав появление какого-то крупного предмета. Питт заглушил мотор, и Саммер, надев маску и ласты, перевалилась через борт, чтобы посмотреть, что там такое. Через минуту она с хмурым видом забралась обратно в лодку.

– Кто-то потерял отличный якорь, но он слишком новый, чтобы принадлежать испанскому галеону.

– Мы можем достать его позже, – усмехнулся Дирк.

Они исследовали бухту до полудня, прекратив поиски для короткого ланча в коттедже. Когда они вернулись в док, девушка махнула рукой в сторону воды.

– Похоже, у нас появились конкуренты.

Выцветший зеленый ялик с мужчиной на борту подпрыгивал на волнах в дальнем конце бухты. Рыбак, одетый в одни шорты, помахал Саммер рукой, надел маску и перевалился через борт, держа в руке ружье для подвод-ной охоты. Через минуту голова мужчины появилась на поверхности, он сделал быстрый вдох и снова исчез.

Питт направил лодку к тому месту, где они приостановили поиски, в центре бухты, и подал знак Саммер. Она опустила магнитометр в воду, и близнецы возобновили исследование бухты. Вскоре появились низкие тучи, которые принесли облегчение после палящего солнца. Магнитометр время от времени жужжал, натыкаясь на небольшие железные предметы, но ничего серьезного они так и не нашли. Через два часа близнецы приблизились к ялику, ямаец выбрался из воды с привязанной к поясу длинной леской с нанизанными на ней серебристыми рыбинами и принялся жадно пить из пластиковой бутылки. Он дружелюбно улыбнулся, увидев рядом «Бостон Уэйлер».

– Что ищете, ребята?

Дирк сбросил скорость, и Саммер вытащила магнитометр.

– Обломки испанского корабля, – ответил Питт. – Предполагается, что он затонул в этой бухте в 1525 году.

Мужчина кивнул.

– Сэмюель вам показать.

Не говоря больше ни слова, ямаец вытащил якорь, завел мотор ялика и свернул немного на восток, потом снова заглушил мотор и бросил якорь. Дирк последовал за ним и сделал то же самое.

– Здесь, – сказал Сэмюель. – Сорок футов в воде.

– Большое спасибо, что показали, – поблагодарил Питт, прежде чем назвать их имена. – Похоже, в этой бухте полно рыбы, – добавил он, глядя на ружье для подводной охоты и добычу Сэмюеля.

– Вся Ямайка хорошая рыбалка, – улыбнувшись, ответил Сэмюель.

В этом месте было достаточно мелко, и Дирк видел дно и зеленые очертания кораллового рифа в нескольких ярдах в стороне. Ветер быстро крепчал, с северо-запада приближался шквал, и вода стала серой.

Сэмюель встал, выпрямился на своей лодке и махнул рукой Саммер.

– Красавица, пойдем со мной. Я показать обломки.

– Пожалуйста, – сказала она, надела маску и ласты и первой спрыгнула в воду.

Сэмюель тут же последовал за ней и направился в сторону дна, Саммер догнала его, и вскоре ямаец вытянул вперед руку. Сначала она видела только жесткую поверхность, но уже в следующее мгновение небольшой холмик, который уходил в ближние заросли кораллов, начал обретать очертания. Девушка смахнула мягкий песок, ее глазам предстало два гладких круглых камня, и сердце быстрее забилось у нее в груди – она узнала речные камни, которые в прежние времена использовали в качестве балласта. Большой холм перед ней являлся грудой балласта с давным-давно затонувшего корабля.

И тут Саммер почувствовала сильный шум в ушах и поняла, что пора возвращаться на поверхность. Она взглянула на Сэмюеля, который спокойно копался в песке, и начала всплывать. «Бостон Уэйлер» находился совсем рядом, и она ухватилась за якорную цепь, собираясь забраться внутрь – на море началось сильное волнение.

– Нашла что-нибудь? – спросил Дирк, перевесившись через борт.

– Там действительно обломки корабля, довольно большого, но он весь засыпан песком. Сэмюель нас привел прямо к балластным камням.

– Очень похоже на то, что мы ищем!

Через минуту на поверхности появилась голова ямайца.

– Эти обломки вы искать?

– Думаю, да. А что вы про них знаете?

Сэмюель покачал головой.

– Мало. Он называется «Обломки зеленого камня». Люди говорить, море выбрасывать на берег зеленые камни еще долго. Больше я ничего не знаю.

Он бросил Питту маленький камешек, который достал из песка на дне. Камешек был гладким, темно-зеленым и блестящим. Дирк пару мгновений его рассматривал, потом убрал в карман и помог Саммер забраться в лодку. Ямаец вернулся в свой ялик как раз в тот момент, когда упали первые капли дождя.

– Спасибо, Сэмюель. Похоже, мы искали обломки именно этого корабля. Точно мы поймем завтра, когда погода прояснится и мы сможем взглянуть на них как следует.

Сэмюель широко улыбнулся.

– Я принести завтра баллоны. Работать вместе. Вы мне платить сто долларов.

Питт кивнул.

– Договорились. Но только если вы, со своей стороны, добавите к нашей сделке луциана нам на ужин.

Сэмюель выбрал самую крупную рыбу из своей добычи и бросил ее на палубу «Уэйлера».

– Увидимся завтра утром, – ямаец подмигнул Саммер и помчался прочь сквозь непогоду.

Дирк повернул к берегу, и они понеслись к доку, сильно раскачиваясь и подпрыгивая на волнах.

– Там все выглядит очень старым, – сказала Саммер. – Как ты думаешь, Сэмюель показал нам место гибели «Осомало»?

– Не сомневаюсь, – Дирк достал из кармана зеленый камень и бросил его сестре.

– Это зеленый обсидиан, – уверенно заявил он. – Возможно, его добывали в Мексике. Доктор Мадеро показывал мне сделанный из такого же ацтекский наконечник копья. Он говорил, что ацтеки очень высоко ценили этот зеленый камень. Вероятно, испанцы экспортировали его в начале завоевания.

Девушка внимательно изучила камень и кивнула.

– Если он имел ценность, они вполне могли перевозить такие штуки на галеоне.

Они привязали лодку и вернулись в коттедж, радостно улыбаясь, несмотря на проливной дождь.

Глава 27

– Мне кажется, ты понравилась Сэмюелю, – принялся дразнить сестру Дирк, когда на следующее утро они шли к пристани.

– Ну, он хороший пловец, – ответила Саммер. – И у него отличные зубы.

– Зубы? Для тебя это главное в мужчине?

– Для меня некоторые вещи категорически неприемлемы. Одна из них – плохие зубы.

– А ты не слышала про корректирующую стоматологию?

– Наверное, ты прав. Думаю, плохие зубы проще исправить, чем дурной характер.

Они сели в лодку и направились в бухту. Буря давно закончилась, и море было спокойным. Верный своему слову, Сэмюель ждал их с несколькими баллонами около места, где затонул корабль. Питт остановился рядом, привязал «Уэйлер» к его ялику, и Саммер, перегнувшись через борт, принялась вглядываться в воду, такую прозрачную, что она видела дно и даже сумела разглядеть якорь лодки Сэмюеля, плотно сидящий в песке.

– Доброе утро, – поздоровался ямаец. – Вам понравилась рыба?

– Да, хотя мой брат ее пережарил. Я смотрю, вы взяли с собой баллоны.

– Готовы нырять?

– Готовы, – ответила Саммер. – Здорово, что вы прихватили с собой и хорошую погоду!

– Рад услужить, – Сэмюель ухмыльнулся. – Итак, что искать, золото или серебро?

– Мне жаль вас разочаровывать, но здесь нет сокровищ, по крайней мере, насколько нам известно. Мы ищем половину круглого камня.

Ямаец помрачнел.

– Ладно, помогу вам искать камень.

Они спустились на дно, и Дирк с Саммер принялись изучать груду балластных камней. При помощи рулетки они измерили ее ширину и длину до того места, где она исчезала в больших зарослях кораллов. А потом Питт знаком показал, что пора подниматься на поверхность.

– Я не рассчитывал на целый лес кораллов, – заявил он, забравшись в лодку.

Саммер осталась в воде и плавала рядом с Сэмюелем.

– По данным Сент-Джулиена, «Осомало» достигал семидесяти футов в длину. До кораллов примерно половина корпуса.

– Ну, наверное, тридцать пять футов лучше, чем ничего.

Дирк дернул за веревку стартера работавшего на бензине водяного насоса, который они накануне взяли напрокат после того, как в Монтего-Бэй побывали в полудюжине магазинов с водолазным снаряжением. Он бросил всасывающий шланг в море, а другой, с наконечником, передал Саммер.

– Готова приступить к раскопкам? – спросил Питт.

– Дай мне секунду, чтобы опуститься на дно.

Девушка надела маску и начала погружение. Дирк дал ей время устроиться поудобнее около одного конца груды балластных камней, засыпанных песком, затем открыл клапан, пропускавший морскую воду через насос.

Из наконечника шланга, который Саммер держала в руке, вырвалась струя воды, и она принялась счищать песок, покрывавший балласт. Сэмюель наблюдал, как на поверхностях гладких речных камней появилась дорожка в фут шириной.

Работа была медленной и тяжелой, поэтому они менялись каждые полчаса.

Саммер снимала весь процесс на новую подводную камеру, которую ей купил Дирк, и делала соответствующие пометки в журнале. У них ушло почти все утро, чтобы добраться до скопления кораллов, где они обнаружили часть древесной обшивки корабля.

После ланча они расчистили еще один длинный участок, напоминавший траншею, чуть в стороне. Питт уже почти закончил с третьим, на противоположной стороне, когда насос перестал работать. Он вынырнул и обнаружил, что мотор молчит.

– Ты его выключила? – спросил он у Саммер, которая сидела рядом с Сэмюелем около насоса.

– Нет, бензин закончился, – она показала ему практически пустую канистру. – Нам едва хватит, чтобы вернуться назад.

Дирк забрался в лодку, снял снаряжение и позволил себе немного расслабиться.

– Думаю, в любом случае нужно заканчивать. Я почти расчистил третью контрольную траншею. Если бы камень там был, мы бы его нашли. Боюсь, если он среди обломков, то, возможно, находится где-то в зарослях кораллов.

– Если это так, мы его никогда не найдем, – нахмурившись, сказала Саммер.

– Ну, вы и так нашли много интересного, – заметил Сэмюель и показал на разложенное на дне лодки полотенце, на котором лежали предметы, найденные ими на дне, – главным образом осколки фарфора, ржавые гвозди и еще какие-то железки. И несколько кусочков зеленого обсидиана, блестевших на солнце.

– По крайней мере, можно с уверенностью утверждать, что это именно «Осомало», – устало кивнула Саммер. – Наши находки станут отличными экспонатами в Национальном музее археологии в Порт-Ройале.

– Мы находить камень завтра, – заявил Сэмюель.

– Нет, Дирк прав, – девушка покачала головой. – Мы должны были увидеть его на балластных камнях. Дело в том, что его там попросту нет – или он где-то среди кораллов. Да и в любом случае завтра нам придется уехать!

Дирк вынул бумажник из мешка со снаряжением, протянул ямайцу двести долларов и поблагодарил за помощь.

– Вы оба сумасшедшие, – сказал Сэмюель. – Если должны уехать, тогда сначала Сэмюель покупать вам выпивку.

– В данный момент я и мечтаю только о стаканчике чего-нибудь крепкого, – усмехнулся Питт.

Они вытащили якоря своих лодок и направились к каменному пирсу. Потом под руководством Сэмюеля забрались в «Фольксваген» и направились в сторону Монтего-Бэй. Они проехали совсем немного, когда ямаец велел им остановиться около маленького домика с выцветшей вывеской на крыше, сообщавшей, что внутри находится «Бар и музей «Зеленый камень».

– «Зеленый камень», – сказала Саммер. – Вы, кажется, так называли обломки корабля.

– Да. Может, ваш камень у них. И я точно знаю, они иметь холодное пиво, – ответил Сэмюель и ухмыльнулся. – Я жить в соседней деревне.

В баре никого не оказалось, если не считать черной таксы, спавшей в углу. Дирк и Саммер страшно удивились, увидев внутри множество морских артефактов: ржавые якоря, пушечные ядра и фарфоровые блюда украшали стены, пыльная рыболовная сеть закрывала потолок. Большая деревянная полка буквально ломилась от дюжин кусочков зеленого обсидиана, точно такого же, как они нашли на месте кораблекрушения.

– Все эти артефакты наверняка с «Осомало», – покачал головой Дирк, разглядывая оловянную тарелку, украшенную короной и замком с тремя башенками – старинным гербом Кастилии.

Из задней комнаты послышался звон бутылок, и через мгновение появился мужчина в гавайской рубашке с ящиком пива в руках. Несмотря на седые волосы и бороду, он двигался легко и уверенно.

– Извините, я не слышал, как вы вошли, – сказал он. – Что вам подать, ребятки?

– Две «Красные ленты»[420] и дайкири для дамы, – улыбаясь Саммер, заказал Сэмюель.

– Подходит, – кивнула девушка.

Они уселись у стойки, старик принялся смешивать коктейль для Саммер, а Дирку и Сэмюелю протянул две запотевшие бутылки. Они улыбнулись, когда он открыл третью для себя.

Сделав глоток ямайского пива, Питт показал на покрытый ракушками меч, висевший на стене за стойкой.

– Мы сегодня побывали на месте, где затонул «Осомало», но, похоже, вы нас опередили.

Глаза бармена загорелись.

– Я уже лет сто не слышал, чтобы корабль так называли. У нас его зовут «Осколки зеленого камня» или «Изумрудные осколки», хотя на нем не было ни одного изумруда.

– А что вам известно про зеленые камни, которые он перевозил? – спросила Саммер.

– Обычный зеленый обсидиан. Красивый, но ничего не стоит. Конечно, испанцы в шестнадцатом веке могли думать иначе. Не вызывает сомнений, что он высоко ценился в Мексике, поэтому они нагрузили им свой корабль. К несчастью для нас, – продолжал он и подмигнул им, – они отправили золото и серебро в другое место.

– Насколько нам известно, – проговорил Дирк, – корабль плыл из Веракруса в Кадис, когда попал в жестокий шторм.

– Совершенно верно! Он затонул неподалеку от Уайт-Бэй. Несмотря на то что они оказались совсем близко от берега, большая часть команды утонула. До суши удалось добраться только четверым, и позже они нашли убежище в испанском поселении, которое называлось Метилла.

– А испанцы пытались поднять обломки корабля? – поинтересовался Питт.

– Этого никто не знает. Прошло три года, прежде чем те, кому удалось спастись, сумели вернуться в Испанию. К тому времени про корабль все забыли, ведь на нем не было ни золота, ни серебра. Он пролежал на дне почти четыреста лет, когда в начале века его нашел американский археолог.

– Американец? – переспросила Саммер.

– Его звали Эллсуорт Бойд. Он занимался на нашем острове раскопками поселений индейцев таино, и когда приехал сюда, местные жители рассказали ему про зеленые камни, которые попадали в сети рыбаков. Он отправился в бухту и нанял ныряльщиков-ямайцев, чтобы они подняли со дна все камни, какие только смогут найти, – старик махнул рукой в сторону полки. – Они достали огромное количество зеленого обсидиана.

– А вам известно, что стало с другими артефактами, которые им удалось отыскать?

– Вы смотрите на большую часть из них. Бойд отправил несколько предметов в музей естественной истории Пибоди Йельского университета в Нью-Хейвен, но в основном все осталось здесь. Эти предметы, возможно, тоже попали бы в музей, но Бойд умер почти сразу после того, как их нашел. Некоторые из его помощников, включая моего внучатого дядю, решили открыть здесь музей в его честь. Потом ему как-то перестали уделятьдолжное внимание, пока я его не унаследовал, и с тех пор я стараюсь следить, чтобы он продолжал существовать.

Дирк решил открыть хозяину бара, почему их интересует корабль.

– А вы не помните, на месте гибели корабля не находили большого полукруглого камня с месоамериканскими надписями?

Старик посмотрел на потолок.

– Нет, не припоминаю такого. Но, думаю, вы захотите взглянуть на записи Бойда, которые он делал во время раскопок.

Глаза Саммер широко раскрылись.

– Он оставил записи о своей работе на раскопках «Осомало»?

– Да, и очень подробные, – кивнув, ответил бармен.

Он сходил в заднюю комнату и, вернувшись через минуту, принес тонкую, переплетенную в кожу книгу, густо покрытую пылью.

– Она не один год простояла на полке, – сказал он, – но вы можете взять ее посмотреть.

Саммер открыла книгу и прочитала вслух написанное от руки заглавие: «Отчет, составленный доктором Эллсуортом Бойдом, о раскопках обломков испанского корабля, затонувшего в Уайт-Бэй, Ямайка. Ноябрь 1897 – январь 1898».

Она перелистнула несколько страниц и обнаружила подробное описание раскопок и изящные, сделанные от руки рисунки. Доктор Бойд вел записи каждый день.

Девушка не смогла сдержать восхищенного возгласа.

– Просто потрясающе! Если он нашел камень, он наверняка написал об этом в своем дневнике.

Сэмюель заглянул в дневник через плечо Саммер.

– Сегодня ваш счастливый день, – сказал он.

Питт допил пиво и поставил пустую бутылку на стойку.

– Давайте пообедаем и посмотрим, что расскажет нам доктор Бойд.

– Мне очень жаль, но мы здесь не кормим посетителей, – сказал бармен. – Чуть дальше по дороге есть хорошее кафе, где подают все, что плавает в море. Называется «У Мейбл». Они мастерски готовят луциана на гриле. Можете взять дневник с собой.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась Саммер. – Вы очень добры, мистер…

– Меня зовут Клайв, но все называют Попс, – подмигнув ей, ответил он. – Вы можете держать дневник, сколько потребуется. Я все равно никуда не собираюсь уезжать.

Сэмюель заплатил за выпивку, и они вместе вышли на улицу, где день уже клонился к вечеру и солнце сияло не так ярко.

– Пообедаете с нами, Сэмюель? – предложил Дирк.

– Нет, должен домой, а то жена сердится, – ямаец пожал Питту руку и обнял Саммер. – До свидания, друзья. Надеюсь, вы найдете то, что ищете.

– Вас подвезти? – спросила Саммер, когда он уже собрался уходить.

– Нет, спасибо. Я отсюда пешком. До свидания!

Дирк и Саммер помахали ему и сели в машину.

– Ну что, поедем к «Мейбл»? – спросил Питт.

Девушка кивнула, сжимая в руках дневник Бойда.

– Будем надеяться, что рыбу, приготовленную на гриле, они подают на каменных тарелках.

Глава 28

Кафе «У Мейбл» оказалось совсем крошечным, не больше гардеробной, и столики под соломенной крышей стояли прямо на улице. Здесь уже собрались местные на ранний ужин, и Дирк с Саммер пришлось постараться, прежде чем они отыскали столик, стоявший поближе к океану. Грубоватая официантка с заплетенными в косы волосами принесла им пару бутылок «Красной ленты», и оба заказали луциана. Дожидаясь, когда его приготовят, Саммер открыла дневник и начала быстро переворачивать страницы, не в силах от него оторваться.

– Бойд пишет, что он искал развалины древнего испанского поселения на реке Марта-Брей, когда ему рассказали об обломках под названием «Зеленый камень». С помощью местных рыбаков он сумел найти место кораблекрушения. По его словам, большая часть корпуса находилась над водой из-за сильного урагана, который налетел на остров за несколько месяцев до этого и поднял обломки со дна.

– Скорее всего, он прав, – заметил Дирк. – Вряд ли от корабля что-нибудь сохранилось бы в этих теплых водах, если бы он находился на поверхности, пусть даже частично, и подвергался воздействию природных явлений четыреста лет.

– У Бойда не было возможности нанять профессиональных ныряльщиков, поэтому пришлось договариваться с местными о помощи в раскопках. Они работали всю зиму и достали, а он внес в каталог более тысячи артефактов.

Девушка перевернула страницу и обнаружила рисунок обломков корабля, какими Бойд увидел их впервые. Весь киль и шпангоуты, а также часть корпуса выступали над водой.

Дирк посмотрел на балластные камни и небольшое скопление кораллов около кормы.

– Сегодня все выглядит совсем не так. Тогда кораллы еще только начали там расти.

– За сто лет многое может измениться, – заметила Саммер.

Официантка принесла тарелки с зажаренной на гриле рыбой, а в качестве гарнира вареную бамию и «фестиваль», цилиндрические кусочки жареного хлеба. Девушка нацепила один из кусочков на вилку, продолжая читать дневник.

На следующих страницах приводились результаты ежедневных раскопок, среди которых попадались рисунки наиболее интересных артефактов. Если не считать крупных предметов из железа, вроде якорей, цепей и пары маленьких пушек, находки главным образом представляли собой куски мексиканского зеленого обсидиана или вырезанные из него предметы и фигурки.

Ближе к концу дневника Саммер перевернула страницу и чуть не подавилась бамией, увидев в самом центре страницы рисунок, изображавший большой камень в форме полукруга, с надписями по всей поверхности.

– Он его нашел! – вскричала она.

Питт посмотрел на рисунок и улыбнулся.

– Точная копия камня, который ты нашла в Симапане. Жаль только, что рисунок весьма приблизительный.

Саммер кивнула. Кроме частичного изображения птицы, Бойд больше не передал на своем рисунке никаких деталей. Она быстро перелистала страницы, добралась до последней, но не нашла больше никаких иллюстраций.

– Неудача, – огорченно сказала она. – Бойд ведь наверняка знал, что камень месоамериканский. Странно только, что он почти не уделил ему внимания.

– А что говорится в его записях?

Саммер принялась читать текст в конце дневника:

«26 января Мартин, наш главный ныряльщик, нашел большой камень с надписями, который сначала мы приняли за балласт. С невероятными усилиями его удалось поднять со дна и вытащить на мелководье, а потом на берег. Складывается впечатление, что это половина большого круглого артефакта, сознательно разделенного на две части. Несмотря на тщательное исследование места кораблекрушения и обломков, ныряльщикам не удалось найти другую половину».

– Как я понимаю его огорчение, – улыбнулся Дирк, качая головой. Саммер продолжала читать:

«Камень явно мексиканский, Рой Бернс определил надписи на нем как символы, принятые у науатлей. Его форма и размер, даже учитывая, что мы имеем только половину, похожи на Календарный камень. Что означают надписи, нам пока неизвестно, но Рой прямо сейчас весьма успешно переводит некоторые их части».

– Скажи что-нибудь такое, чего мы не знаем, – попросил Дирк.

Девушка просмотрела последнюю страницу.

– Следующие несколько дней они потратили на то, чтобы свернуть раскопки и составить каталог находок, – сказала она. – Но тут еще кое-что про камень. Двадцать девятого января Бойд написал следующее:

«Рой потратил последние дни на изучение мексиканского камня и все тщательно зарисовал. Разумеется, его перевод получился неполным, но он считает, что камень представляет собой карту, указывающую на сокровищницу, находящуюся на каком-то острове и связанную с божеством по имени Уицилопочтли. Рой находится в невероятном возбуждении и даже стал называть нашу находку Императорский камень Бойда. Боюсь, это просто смешно».

– Это все, – подытожила Саммер, – ни единого слова о том, что было написано на камне, он даже не перерисовал карту.

– Бернс был прав, – сказал Дирк. – Вне всякого сомнения, то, что спрятано на острове, имеет огромное значение. Жаль, что он не перерисовал для нас свою часть карты.

– А вот это интересно! – Саммер перевернула последнюю страницу. – Заключительная запись датирована первым февраля.

«Сегодня к нам в лагерь явился непрошеный гость, некто по имени Хулио Родригес. Судя по всему, он на Ямайке занимается раскопками около Кингстона. Он сразу стал расспрашивать нас про мексиканский камень. Видимо, в моей команде у него свой шпион. К счастью, камень уже лежал в ящике, который стоял в фургоне. Мы с Роем ничего не сказали, отчего Родригес пришел в неописуемую ярость и тут же нас покинул. И снова он пытался прославиться за чужой счет. Благодарение Богу, мы покидаем Порт-Антонио завтра и сможем расшифровать надписи на камне в Нью-Хейвене».

Девушка закрыла дневник.

– Это последняя запись.

– Значит, наше предположение оказалось верным. Вторая половина камня пылится где-то в музее Пибоди.

Саммер наморщила нос.

– Не знаю. Бойд, похоже, понимал, какое огромное значение имела его находка. Вполне возможно, что кто-то из них опубликовал статью или даже серьезное исследование, посвященное камню.

– Вполне возможно, – не стал спорить Дирк, – но оно тоже может пылиться в каком-нибудь старом шкафу.

– Мы можем отправить Сент-Джулиену электронное письмо сегодня вечером, – предложила она, – а завтра на борту «Саргассова моря» займемся дополнительными исследованиями. Если только папа не приготовил для нас целую кучу работы.

Они закончили есть, заплатили и сели в «Фольксваген», собираясь вернуться в коттедж. Когда они свернули на шедшую вдоль берега дорогу, появился побитый пикап, который буквально приклеился к их бамперу. Питт прибавил скорость, но грузовик не отставал.

Саммер посмотрела в зеркало и увидела, что передняя решетка пикапа находится в опасной близости к их машине.

– По сравнению с этим парнем нью-йоркские таксисты выглядят исключительно вежливыми ребятами.

Дирк кивнул и сильнее вдавил педаль газа в пол. Извивающаяся дорога выровнялась, машин видно не было, и Питт съехал на обочину, пропуская грузовик, однако он так и не отклеился от бампера «Фольксвагена».

– А он не понимает намеков, – пробормотал Дирк, отбросил в сторону хорошие манеры и рванул с места на бешеной скорости.

– Может быть, он принял слишком близко к сердцу этот совет, – Саммер показала на выцветший дорожный знак, на котором было написано: «Гробовщики любят тех, кто идет на обгон».

Дорога вилась вдоль небольшого холма и дальше шла через мост, переброшенный через болотистый ручей. Когда они подъехали к нему, грузовик, наконец, прибавил скорость и вновь оказался рядом с «Жуком».

Питт рассмотрел на пассажирском сиденье похожего на головореза ямайца, который злобно ухмылялся. Затем он высунулся из окна, наставил на Дирка пистолет и спустил курок.

Глава 29

Дирк мгновенно нажал на тормоз, пуля просвистела мимо, грузовик вильнул, влетел в «Фольксваген» и потащил его к не слишком надежной ограде моста. Левое крыло «Жука» врезалось в нее и разломало, как будто ограждение было сделано из зубочисток.

Питт включил другую передачу, стараясь удержать руль прямо, и Саммер вскрикнула, когда левые колеса «Фольксвагена» оказались на самом краю моста. Снова послышались выстрелы, ветровое стекло разлетелось на мелкие осколки, и Дирк с Саммер быстро пригнулись на своих сиденьях.

Под пронзительный скрежет металла «Фольксваген» откатился назад, прежде чем грузовик сумел повторить попытку столкнуть его в пропасть. Затем Дирк резко крутанул руль вправо, чудом удержавшись на дороге, убедился, что встречного транспорта нет, перестроился на дальнюю полосу и нажал на педаль газа.

Четырехцилиндровый двигатель с турбонагнетателем взвыл, когда «Жук» промчался мимо пикапа, который начал тормозить. Водитель отреагировал мгновенно и тут же прибавил скорость. Прекрасно отлаженный двигатель на 5,7 литра производства фирмы «Мопар Хеми» как-то не вязался с потрепанным грузовичком, но зато позволил ему резво броситься в погоню.

– Как они нас нашли?! – крикнула Саммер, крепко цепляясь за приборную доску, в то время как Дирк, не снижая скорости, вписывался в крутой поворот.

– Я не знаю, но, похоже, они твердо вознамерились получить вторую половину камня!

«Фольксваген» влетел в большую яму на дороге, и его подняло в воздух, а когда они вернулись на землю, задний бампер с громким скрежетом заскользил по асфальту, высекая каскад искр. Саммер повернулась назад и увидела, что пикап тоже влетел в яму, и водитель едва не потерял управление машиной.

«Жук» легче справлялся с поворотами, зато грузовик быстрее набирал скорость на прямых отрезках дороги. На очередном таком участке он нагнал «Фольксваген» и ударил его в задний бампер. «Жук» заскользил вперед, но Питт продолжал сохранять контроль над машиной, и на следующем повороте оторвался от преследователей.

– Ты знаешь, куда ведет эта дорога?! – крикнула девушка.

– Она идет вдоль северного берега, по крайней мере, до Порт-Антонио, но до него еще далеко. Если нам удастся добраться до приличного городка, мы можем попытаться от них оторваться или обратиться за помощью к полицейским.

Саммер заметила знак, который указывал, что через восемнадцать километров будет город Око-Риос.

– Может быть, нам удастся найти там полицию.

«Фольксваген» влился в небольшой поток машин, и Дирк принялся лавировать между ними. Грузовик продолжал их преследовать, но в какой-то момент начал отставать. Питту пришлось сбросить скорость, когда они въехали в город Сент-Энз-Бэй, первую испанскую столицу на острове. В центре они обнаружили несколько вычурных зданий эпохи короля Георга, и у Дирка с Саммер появилась надежда, что они смогут найти тут полицию. Впрочем, эта надежда быстро умерла, потому что сзади снова раздались выстрелы.

– Пригнись! – крикнул Питт, посмотрев в зеркало заднего вида.

Пикапу каким-то образом удалось обогнать несколько машин, и он снова оказался прямо за ними. Пассажир высунулся из окна и принялся в них стрелять. Либо из-за того, что он плохо целился, либо стал жертвой ошибочного мнения, что у «Жуков» последних моделей двигатель находится сзади, но стрелок выпустил три пули в багажник, не причинив машине ни малейшего вреда.

Дирк вдавил педаль газа в пол и промчался мимо знака «Стоп!», чудом не столкнувшись с машиной, развозившей фрукты.

– Похоже, наши друзья не слишком высокого мнения о местной полиции!

– Нужно попытаться добраться до Око-Риос, – ответила Саммер. – Если я не ошибаюсь, там находится порт для круизных кораблей, и наверняка будет полиция.

Питт объехал остановившийся автобус и помчался прочь из города, оставив за спиной пикап. На дороге, идущей вдоль берега, не было машин; Дирк погнал «Фольксваген» на север на скорости девяносто миль в час, и через десять минут они пересекли границу более крупного города.

– Попытайся дозвониться до полиции Око-Риоса, – сказал Дирк. – Узнай, где они, и скажи, что мы к ним едем.

– Девять-один-один? – спросила Саммер.

– Мне кажется, здесь наоборот: один-один-девять.

Девушка начала быстро набирать номер, когда Питт резко нажал на тормоза, и телефон вылетел из ее руки. Свернув на повороте, Дирк увидел туристический автобус, стоявший на дороге впереди. Встречный транспорт тоже остановился, пропуская возвращавшихся с пляжа туристов, которые перекрыли движение. Еще несколько автобусов выезжало со стоянки на обочине.

– Плохо, – проворчал Дирк, понимая, что им не удастся быстро проскочить мимо, и принялся быстро оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать боковую дорогу или место, где они могли бы спрятаться.

Впрочем, особого выбора у них не было. Неподалеку от стоявшего посреди шоссе автобуса в джунгли уходила узкая грунтовая дорога. Питт понимал, что если ему удастся выбраться на нее до того, как пикап появится из-за поворота, их преследователи могут подумать, что они сумели проехать мимо образовавшейся на дороге пробки.

Он убрал ногу с тормоза и помчался в сторону автобуса.

Саммер снова уперлась руками в приборную доску, чтобы сохранить равновесие.

– Ты что задумал?!

Она замолчала, когда Дирк резко нажал на тормоз и свернул направо. Туристы возле автобуса издали дружный вопль, но его заглушил визг шин «Фольксвагена», который по широкой дуге выскочил на грунтовую дорогу. Питт затаил дыхание, когда «Жук» начал подпрыгивать и раскачиваться на выбоинах. Потом Дирк посмотрел направо и в сторону шоссе, пытаясь понять, заметили ли преследователи их маневр.

В этот момент из-за поворота появился нос пикапа, мчавшегося на огромной скорости. Еще через секунду «Фольксваген» скрылся в густых зарослях. Машину отчаянно трясло на разбитой дороге, которой, казалось, последние десять лет никто не пользовался.

– Как ты думаешь, они нас видели? – спросила Саммер.

– Не знаю, надеюсь, нет. На этой дороге сбежать от них у нас точно не получится.

Водитель пикапа, находившегося в ста ярдах позади, не заметил, что «Фольксваген» свернул с шоссе. Но зато обратил внимание на свежие следы на уходившей в джунгли дороге и на небольшое облако пыли, висевшее над ними. Злобно ухмыльнувшись, он свернул на грунтовку и помчался по ее неровной поверхности.

Дорога шла сквозь густые заросли кустарника и деревьев, царапавших голубую краску «Фольксвагена». Саммер заметила опутанный вьющимися растениями знак со стрелой и надписью «Сторожка у реки Данн». Когда они резко свернули, она оглянулась и увидела, как среди кустов мелькнул проблеск автомобильной стали.

– Плохие новости. Они по-прежнему у нас на хвосте!

Питт кивнул, сражаясь с машиной, которая так и норовила вырваться из-под контроля. Он не имел ни малейшего представления о том, куда ведет дорога, но не сомневался, что долго им на ней продержаться не удастся.

– В самом худшем случае мы остановимся и побежим в джунгли, – сказал он. – Спускайся вниз с холма к дороге. Если разделимся, встретимся в баре «Зеленый камень».

Девушка попыталась улыбнуться:

– Первая порция выпивки за твой счет!

Дирк повел «Фольксваген» вверх по склону небольшого холма, и вскоре дорога закончилась на маленькой поляне, где ему едва хватило места, чтобы развернуться. Поляну окружали высокие деревья, и только слева бежала мелкая река. Они оказались в ловушке, когда пикап начал подниматься вслед за ними.

Питт посмотрел на сестру.

– Похоже, мы добрались до конца пути, – сказал он и поморщился.

Глава 30

Саммер взглянула на сандалии, в которых оба были, и представила, каково это будет бежать в них через джунгли. Но, услышав рев двигателя машины преследователей, взялась за ручку двери.

– Думаю, нам пора.

Однако Дирк переключил сцепление и покатил вперед.

– Подожди, – сказал он, проехал по дуге мимо тупика и направился к широкой мелкой реке, где остановился на каменистом берегу.

– Что ты делаешь? – спросила Саммер.

– Это река Данн.

Питт вспомнил ржавый знак, который видел на дороге. Он знал, что главным местом паломничества туристов на Ямайке является Водопад на реке Данн, водопад с террасами, на которые туристы просто обожали забираться небольшими группами, взявшись за руки. Вот почему внизу было столько автобусов.

– Давай переберемся через реку, – сказал Дирк. – Мы сможем спуститься по другому берегу, а внизу сесть в туристический автобус.

Но он опоздал: послышался рев мотора, пикап взлетел на вершину холма и, не останавливаясь, покатил вниз. Он мчался на бешеной скорости, намереваясь врезаться в «Фольксваген», когда Питт нажал на педаль газа и въехал в реку.

Пикап проскочил мимо, чудом его не задев, водитель резко нажал на тормоз, и машина замерла перед громадным манговым деревом.

Дирк продолжал жать на педаль газа, направляясь к другому берегу реки. Дно оказалось относительно ровным, воды было мало, и машина легко катила в сторону спасительного берега.

– Слушай, а эти штуки не умеют плавать? – спросила Саммер.

– Ты вспомнила про первые «Жуки», – ответил Дирк. – Я не знаю, что умеют новые модели, и, если честно, не хочу выяснять.

Они проехали еще тридцать футов, когда услышали за спиной плеск, и девушка увидела, что пикап въехал в воду вслед за ними. Потом раздался хлопок, и через секунду пуля ударила в приборный щиток перед Питтом.

– Нам не удастся добраться до берега, они нас догонят! – крикнула Саммер, в голосе которой появились нотки отчаяния.

Дирк пришел к такому же выводу, он не рассчитывал, что пикап полезет в воду за ними. К тому же он понимал, что из-за низкой осадки «Фольксваген» застрянет раньше пикапа или просто остановится. Посмотрев в зеркало, Питт крикнул Саммер, чтобы она держалась крепче, а сам свернул вниз по течению реки.

Они въехали в воду неподалеку от начала водопада, где до первой каменистой террасы оставалось совсем немного – и впереди их ждало падение на три фута в маленькое озерцо. Колеса «Жука» все еще катили по дну, Дирк выровнял машину вдоль течения, и они с грохотом свалились с уступа.

Передние колеса наткнулись на стоявший наклонно камень, нос машины поднялся, и они, подняв тучу брызг, приземлились в озерцо почти ровно на четыре колеса.

Несмотря на то что вода доходила почти до середины колес, «Фольксваген» продолжал оставаться на ходу, и Питт вновь погнал его вперед. Они с Саммер одновременно обернулись и увидели, что пикап несколько мгновений помедлил на краю уступа, а затем последовал за ними.

– Они сумасшедшие, – возмутилась Саммер, стараясь перекричать рев воды.

Дирк покачал головой:

– Похоже, нам нужно быть еще более безумными.

Он повел «Фольксваген» через озерцо к следующему водопаду, который в отличие от первого представлял собой длинный, примерно семидесятифутовый спуск через серию уступов с террасами. Дирк проверил, надежно ли пристегнута сестра, выровнял «Жука» и скатился вниз.

Первый участок оказался самым крутым – падение на десять футов на узкую террасу. «Фольксваген» приземлился носом вперед, весь передок машины смялся, но тут же поднялся вверх, и «Жук» снова покатил вперед. Когда они перелетели через следующий уступ, раскрылись подушки безопасности, окутанные белым дымом.

«Жук», точно прыгающая лягушка, преодолел длинную серию уступов и наклонных плоскостей, приведя в изумление группу туристов, мимо которых он пронесся. Автомобиль перескакивал с одного камня на другой, потом лопнули шины и вышла из строя подвеска, но стальной «Жук» продолжал сохранять равновесие и упорно двигаться вперед. Инерция протащила машину по длинному скользкому камню и дальше на целых тридцать футов по стремительно несущейся пенистой воде.

Дикий спуск закончился у последней серии крутых уступов: побитый «Жук» под визг металла съехал на нижнюю террасу, перевернулся и застыл посреди большого водоема. Потом еще немного проплыл вперед и скрылся под водой.

Находившийся ближе остальных гид-ямаец оставил своих туристов и быстро направился к тому месту, где пузыри отмечали место упокоения намучившегося «Фольксвагена». Ямаец замер на месте, когда что-то под водой коснулось его щиколотки, но уже в следующее мгновение увидел стройную фигуру Саммер, которая прижимала к груди красный дневник. Через секунду в нескольких ярдах от нее появился Дирк и быстро поплыл к сестре.

Ямаец не смог сдержать изумления.

– Вы оба живы? Это настоящее чудо!

– Чудо называется «подушка безопасности», – отплевываясь, проворчал Питт. – Ты в порядке, сестренка?

– Я, кажется, вывихнула плечо и расшибла коленку, но остальное вроде бы работает нормально, – с грустной улыбкой ответила Саммер.

– Смотрите! – один из туристов показывал на верхнюю часть водопада.

Дирк и Саммер увидели, как пикап свалился с уступа, его водитель последовал за «Фольксвагеном» ко второму водопаду, потом остановился и стал смотреть, как «Жук» скользит по воде. Неожиданно под ним сдвинулся большой камень, и грузовик повис на трех колесах. Водитель попытался отъехать назад, но тут еще несколько камней свалилось вниз, грузовичок повисел в воздухе несколько мгновений и полетел вслед за ними.

Поскольку передняя часть у пикапа была значительно тяжелее, он ударился в первую террасу носом, перевернулся, промчался по следующему уклону, еще несколько раз перевернулся, во все стороны полетели колеса и бамперы, где-то посередине из окна машины прямо на известняковый валун выбросило пассажира, и послышался отчетливый треск ломающегося позвоночника.

Водитель добрался на своем грузовике до конца водопада, где и рухнул в водоем, подняв тучи брызг. Кабина была полностью смята, и еще до того, как пикап окончательно остановился, Питт понял, что водитель мертв.

– Думаю, сейчас самое время отсюда выбираться, – сказал он, схватил Саммер за руку и потащил ее к берегу.

Они, с трудом передвигая ноги, прошли мимо потрясенных туристов, которые не сводили глаз с затонувшего пикапа, как будто ждали, когда же всплывет водитель.

Спустившись по оставшимся террасам, Дирк и Саммер увидели, что на парковке стоит автобус из отеля Монтего-Бэй, и спокойно в него сели. Они устроились в самом конце салона, стараясь не попадаться на глаза туристам, пришедшим вслед за ними и возбужденно обсуждавшим то, как две машины свалились в водопад.

Когда автобус тронулся с места, Саммер заметила, что ее брат широко ухмыляется.

– Что это тебя так развеселило? Нас чуть не убили!

– Просто я представил лицо того парня.

– Какого парня?

– Того, что работает в агентстве по прокату машин. Представляешь, что с ним будет, когда мы ему скажем, где он может забрать «Фольксваген»…

Глава 31

В бунгало было темно, когда в два часа ночи незваный гость медленно поднялся на крыльцо. Он остановился и стал прислушиваться, пытаясь уловить в доме хоть какие-то звуки. Однако вокруг царила тишина, если не считать шума прибоя. Он осторожно положил ладонь на ручку двери, повернул ее, не встретив никакого сопротивления, открыл дверь примерно на дюйм и заглянул внутрь.

В комнате было темно, и только из открытого окна, выходившего во двор, внутрь проникал тусклый свет, но его хватило, чтобы незваный гость сумел увидеть, что обе двери в спальни, расположенные в задней части дома, закрыты. Он подумал, что это даже лучше, чем он рассчитывал.

Мужчина тихо вошел, закрыл за собой дверь, сделал осторожный шаг вперед – и тут же загорелась яркая напольная лампа. Он резко обернулся и, прищурившись, посмотрел на нее. Перед глазами у него плясали ослепительные точки, но мужчина все же сумел разглядеть сидевшего в кресле лицом к нему Дирка, на коленях у которого лежало ружье для подводной охоты. На кофейном столике рядом выстроились пустые бутылки из-под пива, и их количество говорило о терпении, с каким он сидел в засаде.

– Отличная вещь, – заявил Питт и наставил заряженное ружье на гостя. – Такое в Штатах стоит около шестисот долларов. Немного неожиданно для простого рыбака из округа Трелони, который к тому же совершенно хладнокровно оставил его в своей лодке.

– Мне хорошо платят, мистер Дирк, – сквозь сжатые от страха зубы ответил Сэмюель.

– Брось пистолет, – произнес Питт, и это прозвучало как приказ, а не просьба.

Сэмюель торопливо кивнул, вытащил из-за пояса брюк «Смит энд Вессон» и положил его на пол.

– Вы и ваша сестра мне нравитесь, – сказал ямаец, медленно выпрямляясь. – Я прийти, не чтобы причинить вам вред.

– Но сделаешь это, если тебе хорошо заплатят.

– Нет, – Сэмюель покачал головой.

– Сомневаюсь, что твои друзья думали так же. Они оба мертвы?

Ямаец печально кивнул.

Дирк передвинул ружье так, что его дуло смотрело на кофейный столик, где, частично скрытый пустыми бутылками, лежал красный дневник Эллсуорта Бойда. Затем Питт прижал ствол к обложке и подтолкнул дневник к Сэмюелю.

– Ты же за ним охотишься. Иди сюда и возьми его.

Непрошеный гость колебался.

– Если бы ты задал пару дополнительных вопросов, когда мы пили пиво в баре «Зеленый камень», ты бы здорово облегчил жизнь и себе, и нам, – наградив его сердитым взглядом, сказал Дирк.

От напряжения пережитых днем событий и выпитого пива глаза у него покраснели.

Когда пальцы Сэмюеля коснулись обложки, Дирк опустил ствол ружья.

– Но сначала я хочу кое-что выяснить. Кто тебе платит?

– Человек из Мо-Бэй. Я на него иногда работать.

– Как его зовут?

Ямаец покачал головой:

– Мой кузен. Обычная сошка, вам не важный.

– В таком случае, кто платит ему?

Сэмюель пожал плечами:

– Главный босс, с Кубы. Он любит старые вещи и артефакты с кораблей, совсем как вы. Больше я не знать.

– Говоришь, он кубинец?

– Да. Прилетел на военном самолете. Был не долго.

Питт кивнул и выпустил дневник.

Сэмюель аккуратно его взял и засунул под мышку.

– Я должен знать, – сказал он, – где тот камень, который всем нужен?

– Скорее всего, в американском музее. Там, где твой кубинский друг не сможет прибрать его к рукам.

Сэмюель снова пожал плечами.

– Надеюсь, вы первые находить камень, не он. Мой кузен говорит, он ненормальный.

Ямаец попятился к двери и повернул ручку.

– До свидания, – сказал он, смущенно опустив глаза.

– До свидания, Сэмюель.

Дирк поставил ружье на предохранитель и опустил его стволом вниз.

Ямаец закрыл за собой дверь, а через минуту из своей спальни вышла Саммер в футболке с надписью «Институт океанографии Скрипса», которая была на несколько размеров ей велика.

– Мне показалось или я слышала голоса?

– Я только что отдал Сэмюелю дневник.

– Что ты сделал?!

– Именно за ним охотится Диас. Теперь ему нет необходимости убивать нас во сне.

– Хуан Диас, кубинец, с которым мы познакомились в Мексике?!

– Он самый. Это он нанял Сэмюеля, чтобы он за нами следил, и заплатил головорезам, которые преследовали нас на пикапе. Я уверен, что за кражей камня в Симапане стоит тоже Диас.

– Диас… – на лице Саммер появилось жестокое разочарование. – Он главарь воров, укравших камень? Как я могла быть такой слепой?

– Мы с ним встречались совсем коротко. Ты сказала, что напавшие на вас бандиты были в масках, а их главарь почти все время молчал.

– И тем не менее я должна была его узнать! – Саммер опустилась на диван, не в силах справиться с огорчением. – Он виновен в смерти доктора Торреса. Но почему археолог-кубинец убивает людей из-за ацтекского артефакта?

– Вполне возможно, что он никакой не археолог и занимается контрабандой артефактов. На черном рынке антиквариата ходят большие деньги. Может, какой-нибудь коллекционер за обе части камня заплатит целое состояние… Или тут что-то другое.

– Например, что?

Дирк смотрел на ружье для подводной охоты отсутствующим взглядом.

– Возможно, – имей в виду, это только предположение, – Диас точно знает, что везли с собой ацтеки, когда отправились в Ацтлан.

Часть III. Куба либре

Глава 32

Не успели Дирк и Саммер ступить на борт «Саргассова моря», как взревели все двигатели, и корабль покинул сверкающие воды Монтего-Бэй.

– Никакого отдыха и развлечений для команды на солнечной Ямайке? – спросила Саммер отца, поздоровавшись с ним и тепло обнимая.

Питт покачал головой.

– Мы направляемся к северной оконечности Кубы, и я хочу попасть туда как можно быстрее.

– Он настоящий капитан Блай[421], – заявил Джордино.

Питт перевел взгляд на Эла.

– Некоторых членов команды не стоит пускать на острова, где делают ром, – такие как, например, Ямайка.

– Тебе не хватает веры в людей, – качая головой, заметил Джордино.

– Мы получили твое электронное письмо, в котором ты описываешь мертвые зоны, – включился в разговор Дирк Питт-младший. – Вам удалось узнать что-то еще?

Питт провел их в кают-компанию, где в углу на переборке висели фотографии размером с плакаты.

– Это снимки морского дна, собранные из отдельных фотографий, сделанных подводным аппаратом. Как видите, в центре каждой зоны имеется симметричное углубление. Мы не могли определить источник токсичности, пока с Элом не спустились на «Морской звезде», чтобы как следует изучить одно из них, и не обнаружили гидротермальный источник в центре.

– Термальные источники, которые мы исследовали в Тихом океане, богаты минералами, и в них высокая кислотность, – добавил Дирк, – но они не сверхтоксичны.

– В отличие от этих. Для термальных источников они находятся на относительно небольшой глубине – менее тысячи футов, что может иметь значение для проблемы, с которой мы столкнулись. Мы обнаружили шлейф метил-ртути длиной более десяти миль.

– Ртуть? – переспросила Саммер.

– Это удивительно, поскольку ее здесь не должно быть, – кивнув, ответил Питт. – Самый большой источник ртути в данном районе – это извержение вулканов. Двести пятьдесят миллионов лет назад, плюс-минус пара недель, моря были полностью отравлены ртутью из-за активности вулканов. Причем до такой степени, что все формы жизни в них погибли. Мы знаем, что гидротермальные источники представляют собой остаточные явления деятельности подводных вулканов. По неизвестной причине все в этой части океана имеет очень высокий процент содержания ртути.

– Я читал про подводный вулкан неподалеку от южной оконечности Японии, который примерно так же отравил там воду, – сказал Дирк.

– Здесь сработал тот же принцип, – кивнул Питт.

Саммер показала на одну из фотографий.

– Довольно странно, что около каждого термального источника имеется одинаковое углубление.

– И это не случайно, – продолжал Питт. – Мы уверены, что кратеры образовались из-за взрывов, явившихся делом рук человека.

– Зачем кому-то подрывать термальный источник? – недоуменно спросила девушка.

– Кто-то избороздил дно океана под маркой подводных работ по поиску полезных ископаемых, – заговорил Джордино.

– Конечно, – Саммер кивнула. – Около гидротермальных источников часто находят богатые залежи колчеданной руды.

– Выглядит это так, будто кто-то самым серьезным образом занимался поисками золота, – заметил Дирк.

– Мы тоже так подумали, – сказал Питт. – Они взорвали источник и отправили туда горнодобывающее оборудование, чтобы достать все, что там есть.

– А потом свалили с золотом и оставили у себя за спиной настоящую помойку, заразив окружающую среду, – прокомментировала Саммер.

– Итак, кто это сделал? – спросил Дирк.

– Мы пока не знаем, – покачав головой, признался Питт. – Хайрам проверил все известные предприятия, занимающиеся разведкой подводных недр, а также соглашения по океанскому лизингу, и не нашел никого, кто проводил бы работы в данном районе. По крайней мере, официально.

– А это могут быть кубинцы? – спросила Саммер.

– Возможно, – пожал плечами Питт, – но мы не думаем, что у них есть необходимое оборудование. Им бы пришлось его арендовать, и тогда сделка непременно попала бы в официальные документы. Но одна зацепка у нас все-таки есть.

– Какая? – поинтересовалась девушка.

– Следы, – Питт показал на параллельные линии, пересекавшие дно возле углубления. – Мы с Элом видели такие же около того места, где затонула «Альта».

– И они похожи на свежие, – добавил Джордино.

– Их оставила какая-то компания, которая искала нефть? – спросил Дирк.

– Я связался с капитаном бурового судна, и он сказал, что у них нет оборудования, которое оставляло бы такие следы.

– Поэтому ты считаешь, что тот, кто их оставил, работает на другой стороне Кубы? – задала очередной вопрос Саммер.

– Пока других предположений у нас нет, – ответил Питт, – вот почему мы решили вернуться во Флоридский пролив, примерно на двадцать миль от Гаваны.

– Сомнительное место для загрязнения ртутью, – заметил Дирк. – В самом начале Гольфстрима.

– Вот это и вызвало у нас беспокойство. Серьезный ртутный шлейф может добраться до восточного побережья Флориды и даже дальше.

В кают-компанию вошел матрос и обратился к Саммер:

– Мисс Питт, мы готовы к телеконференции. Мистер Перлмуттер уже ждет вас на экране.

Девушка улыбнулась брату и вскочила со стула.

– Может быть, он нашел камень, – сказала она и поспешила вслед за матросом в ближайшую каюту для видео-конференций.

– Камень? – вскинул брови Джордино. – Интересно, чем вы оба занимались на Ямайке?

Дирк принялся рассказывать о полных событий поисках двух ацтекских камней после того, как удалось расшифровать манускрипт, и на лице Питта-старшего появилась озабоченность.

– Видимо, человека, который сможет соединить две половины камня, ждет ценный приз, – заметил Эл и принялся поглаживать подбородок. – Ты сказал, камень ацтекский? Вам стоит познакомиться с нашим приятелем Гербертом.

Джордино подошел к столу, стоявшему в углу, где статуэтка, которую они нашли на дне, исполняла роль пресс-папье для сложенных стопкой отчетов, полученных с сонаров. Вместе со статуэткой он прихватил пару фотографий.

– Поздоровайтесь с Гербертом, ребятки! – Эл поставил статуэтку на стол перед Дирком. – Мы нашли его в большом каноэ около одного из источников. Наш корабельный археолог считает, что, возможно, его сделали ацтеки.

Дирк разглядывал статуэтку, и что-то в ней показалось ему отдаленно знакомым.

– Доктор Мадеро показывал нам похожую фигурку, выставленную в университетском музее. Ваш Герберт напоминает одного из ацтекских богов. – Он с интересом взглянул на Джордино. – Ты сказал, вы нашли его в каноэ?

Эл кивнул и подтолкнул к нему снимки.

– Мы сделали эти фотографии с «Морской звезды» на глубине тысяча двести футов.

– Рисунки на камне говорят о том, что несколько больших лодок отправилось в паломничество на родину ацтеков, – сказал Дирк. – По словам доктора Мадеро, майя активно занимались морской торговлей, но нет ни одного свидетельства того, что ацтеки когда-либо покидали сушу.

– В таком случае, каноэ, которое мы видели, либо принадлежало майя, либо в книги по истории необходимо внести изменения.

– А вы нашли еще какие-нибудь артефакты на том каноэ? – спросил Дирк.

– Нет, – ответил Питт, – но следы, которые мы обнаружили, ведут прямо к нему, и, видимо, кто-то забрал все, что там было интересного.

Саммер с расстроенным видом вернулась в комнату.

– Никаких новостей касательно камня? – поинтересовался Дирк.

– Хороших никаких. Его нет в Йеле и вообще в Соединенных Штатах – по крайней мере, Сент-Джулиен не сумел отыскать его следов. Эллсуорт Бойд, археолог, который нашел половину камня, не вернулся домой. Почти сразу после того, как он покинул Ямайку, его убили на Кубе. Хотите – верьте, хотите – нет, но он погиб во время взрыва, потопившего военный корабль США «Мэн».

– А что он делал на его борту? – спросил Джордино.

Девушка покачала головой.

– Никто не знает. Сент-Джулиен собирается попытаться это выяснить и заняться поисками. Он полагает, что камень был с Бойдом на борту «Мэна».

Все молчали, размышляя о гибели военного корабля, ставшей причиной войны между Испанией и Америкой.

Наконец, Дирк посмотрел на отца и хитро улыбнулся.

– Ты сказал, что мы направляемся в место, которое находится в двадцати милях от берега Гаваны?

– Совершенно верно.

– Тогда мы окажемся примерно там, где нужно!

– Это в каком смысле?

– Если я прав, – пояснил Дирк, – то на месте, где «Мэн» нашел свой последний приют.

Глава 33

Когда в 1898 году военный крейсер «Мэн» неожиданно взорвался, а вместе с ним погиб двести шестьдесят один человек, мгновенно прозвучал сигнал к войне. И хотя до сих пор причина возникновения искры, из-за которой взлетел на воздух пороховой склад, остается неизвестной, все указывало на то, что виновата в случившемся была Испания. Верноподданнические выступления, подогреваемые воплями желтой прессы, быстро привели к объявлению войны.

Начавшаяся в результате Испано-американская война продолжалась недолго. Через несколько месяцев американский военно-морской флот разбил наголову испанцев в сражении при Сантьяго и Маниле. В июле Мужественные всадники Рузвельта одержали победу у холма Сан-Хуан, и к августу воюющие стороны заключили мир.

После окончания войны, как это ни странно, все забыли причину, по которой она началась. Изувеченные обломки «Мэна» более декады пролежали на дне, все больше погружаясь в ил в гавани Гаваны, и вскоре над водой торчала только ржавая мачта. Исторический интерес, а также желание убрать обломки из гавани, наконец, заставили Конгресс выделить фонды для поднятия корабля.

Совершив подвиг технической мысли, который, по предсказаниям многих, был обречен на поражение, специалисты из Инженерного корпуса армии соорудили вокруг затонувшего корабля шпунтовое ограждение и выкачали оттуда всю воду. Представший их глазам покрытый грязью и илом корабль являл собой кучу искореженного металла. Инженеры срезали все лишнее и заделали бреши. В марте 1912 года корабль сняли с мели и отбуксировали в море, где торжественно затопили под его флагами.

Сидя на капитанском мостике «Саргассова моря», Питт изучал столетней давности координаты кораблекрушения, отмеченные на цифровой карте побережья Кубы.

– Они затопили его примерно в четырех милях от берега. Возможно, в 1912 году это было открытое море, но сегодня территориальная граница проходит на расстоянии двенадцати миль. Если мы сунемся на место катастрофы, мы вполне можем стать постоянными гостями Революционных вооруженных сил Кубы.

Джордино выдохнул облако синего дыма от зажженной сигары.

– Интересно, они разрешают курить в своих тюрьмах?

Саммер стояла рядом с братом около руля и смотрела на синие просторы совершенно спокойного моря.

– Мы можем исследовать обломки удаленно, – сказала она.

Джордино кивнул:

– Вряд ли кто-нибудь обидится, если мы отправим АПА на поиски обломков и он там немного поплавает. В зависимости от того, как корабль ударился о дно, может получиться очень неплохая картинка.

– Хорошо, – сказал Питт. – Но сейчас у нас есть дело поважнее. Я даю вам двенадцать часов, а потом мы отправимся на место, где затонула «Альта». И постарайтесь сделать так, чтобы кубинцы неполучили мой АПА.

– А как насчет твоего глубоководного поискового робота, Эл? Если с помощью АПА мы найдем обломки, можно будет послать туда одну из твоих гусениц, чтобы она его исследовала?

– Если в воде будет находиться ретранслятор, мы сможем управлять им в реальном времени прямо с корабля. Кстати, заодно и проверим, на что он способен, – Джордино выпрямился и отложил сигару. – Может, мне даже удастся снабдить АПА специальным прибором, который он сможет сбросить и, таким образом, сэкономить нам время.

Питт знал, что корабль с американским флагом, болтающийся в территориальных водах Кубы, в особенности недалеко от Гаваны, непременно привлечет ненужное внимание. Поэтому, как только Эл через час запустил АПА, он отвел «Саргассово море» на несколько миль от водной границы Кубы.

Запрограммированный Джордино желтый АПА помчался в сторону последних известных координат нахождения «Мэна» и опустился на дно, включив по пути сенсоры, настроенные на поиск большой магнитной аномалии.

Через шесть часов аппарат закончил разведку и подал сигнал на корабль НУПИ. Окруженный членами семьи Питт, Джордино принялся изучать результаты. На мониторе появилась квадратная диаграмма, заполненная вертикальными линиями, испещренными пузырьками в форме амебы.

– У нас тут несколько небольших магнитных аномалий. И одна серьезная на четырнадцатом участке, – Эл показал на большую красную кляксу.

– Давайте посмотрим на данные сонара, – предложил Питт.

Джордино вывел на экран данные сонара и принялся быстро их просматривать, пока в углу не появилась цифра четырнадцать.

– Магнитная аномалия находится около вершины линии, – сказал он, вернув видеоизображению его нормальную скорость.

На экране появилась золотистая картинка морского дня. Система сонаров показывала окутанные тенями камни, холмы и прочие возвышенности на дне. Через некоторое время в углу экрана появились темные очертания какого-то объекта, имевшего форму трапеции. Эл остановил запись.

– Вот он!

Саммер и Дирк наклонились к экрану, чтобы получше рассмотреть картинку – не вызывало сомнений, что перед ними изящные очертания кормы старого военного корабля. Противоположный конец был необычно острым – там армейские инженеры срезали часть корпуса и приделали переборку, чтобы поднять «Мэн». Складывалось впечатление, что корабль стоял на киле, слегка наклонившись в сторону.

По спине Саммер побежали мурашки.

– Он выглядит целым и вполне доступным. Эл, как ты думаешь, ты сможешь отправить к нему одну из твоих гусениц?

– Задача уже решена, – Джордино ухмыльнулся. – Пока АПА проводил разведку, я попросил механиков сделать упряжь с датчиком времени. Аппарат сможет доставить поискового робота к месту и немного там поплавать, пока не сработает таймер. Гусеница выпустит ретранслятор, когда начнет подниматься, и мы сможем пройти по всему кораблю.

– А вам не приходило в голову, что ваш камень мог погибнуть во время взрыва или оказаться на дне гавани? – спросил Питт.

– На самом деле, мы не знаем, возможно, он действительно был уничтожен взрывом, – ответила Саммер. – Что же до гавани, Перлмуттер сказал нам, что операция по спасению «Мэна» была тщательно задокументирована. Они даже прочесали все дно вокруг места катастрофы. Нигде не говорится о том, что кто-то видел камень.

– В таком случае, с чего вы взяли, что он все еще на корабле? – спросил Джордино.

– Две вещи дают нам надежду, что это так. Во-первых, спасательные команды были сосредоточены на том, чтобы поднять корабль на поверхность. Пороховые склады на «Мэне» находились в носовой части, поэтому она сильнее всего пострадала от взрыва. Инженеры потратили огромные усилия на то, чтобы срезать рваные куски обшивки и установить новую надстройку. Команда, работавшая у кормы, просто счистила грязь и ил, пытаясь отыскать останки людей. Хотелось бы думать, что они не стали трогать тяжелый старый камень.

– Если он находился именно на корме корабля, – заметил Питт.

– Второе, что дает нам надежду, – это тело археолога Эллсуорта Бойда, – продолжала Саммер. – Хотя он и погиб во время взрыва, его тело осталось почти в целости и сохранности. Значит, он находился далеко от эпицентра. Поскольку он являлся гостем, ему наверняка отвели каюту на корме. А если он не был в том месте, где произошел взрыв, можно рассчитывать на то, что камня тоже там не было.

– Мне кажется, что даже самые сумасшедшие ставки в Лас-Вегасе выглядят гораздо реальнее, – сказал Питт, качая головой. – Ладно, давайте посмотрим.

– Не беспокойся, босс, – фыркнул Джордино, – я уверен, что Герберт нас не подведет!

Глава 34

Система отделения сработала, как и обещал Джордино, и два часа спустя они, не в силах скрыть восхищения, наблюдали за тем, как глубоководный поисковый робот, которого они называли «гусеницей», взобрался на кучу песка и, цепляясь когтями, заполз на палубу «Мэна». Видеокамера показывала голый металлический корпус, покрытый тонким одеялом морской растительности.

Джордино направил гусеницу через стальные опоры палубы с практически исчезнувшей обшивкой из инкрустированного тика, сражаясь с тусклым освещением гусеницы и раздражающей отсрочкой по времени между тем моментом, когда он отдавал ей приказ и она его выполняла. Но довольно скоро ему удалось настроить «умную тварь», и она резво понеслась по обломкам.

Останки «Мэна» представляли собой призрачную гробницу – сплошной изъеденный коррозией металл и пустые палубы. Робот забрался в надстройку на корме. Там, где прежде на полах лежали ковры, а стены украшали деревянные панели, остались лишь стальные переборки. Большая часть дверей была распахнута, и они смогли заглянуть в пустые каюты, в которых когда-то жили матросы, погибшие во время взрыва.

Эл провел робота по лестнице к жилой палубе и в офицерскую кают-компанию, но и там ничего интересного не оказалось – только маленькие хрустальные лампочки в креплениях на потолке. Не обнаружив ничего, напоминающего большой камень, Джордино направил гусеницу назад, на главную палубу, и тот, покинув корму, проплыл мимо машинного отделения, нескольких угольных бункеров, где, по общему мнению, камня быть не могло.

– Думаю, мы увидели все, что там есть, – сказал Эл и пошевелил затекшими пальцами, сжимавшими ручку управления роботом.

– Ничего, даже отдаленно похожего на камень, – проговорил Дирк. – Скорее всего, он погиб во время взрыва.

Саммер кивнула.

– Наверное, мы так никогда и не узнаем эту ацтекскую историю полностью. – Она повернулась к Джордино. – Спасибо, что согласился в этом участвовать, Эл. Хоть нам и не удалось найти камень, мы видели совершенно потрясающие картинки старого боевого корабля.

– Ну, это моя работа, – ответил Джордино, тоже явно разочарованный результатами поисков.

– А как ты собираешься вернуть своего робота? – спросил Дирк.

– Я отправлю его в Ки-Уэст. Если через несколько дней мы все еще будем находиться в этом районе, мы его подберем по дороге.

В этот момент одна из ног робота зацепилась за искореженный вентилятор, лежавший около судовой надстройки на корме, и Джордино пришлось изменить курс, чтобы его высвободить.

– Замри, – вдруг сказал Питт, который молча стоял за их спинами и смотрел на монитор. – Вернись туда, где ты застрял!

Эл сдвинул робота на несколько шагов назад.

– Ты что-то увидел?

– Вон там, около переборки. Можешь приблизить камеру?

Джордино кивнул и нажал на клавишу. Картинка стала крупнее, и они увидели металлический предмет, зажатый между переборкой и поврежденным вентилятором.

– Пистолет, – сказал Эл.

Он навел фокус на оружие, и Питт подошел поближе к монитору, чтобы получше рассмотреть находку. Это был револьвер со шпилечным патроном, который лишь слегка заржавел в районе дула и рукояти, хотя дерево на ней давно сгнило.

– Похоже на «лефоше»[422], – сказал Питт, – французский револьвер, который использовала американская кавалерия во время Гражданской войны.

– Он оказался под разбитым вентилятором, и его, видимо, не заметили, когда расчищали обломки, – предположил Джордино.

Он подвел подводного робота еще ближе к находке, и ее изображение заняло почти весь экран.

– А что французский револьвер делал на борту «Мэна»? – спросила Саммер.

Ответа на ее вопрос ни у кого не было, пока Эл не навел фокус на надпись на барабане.

– «Ф. де Орбеа Эрманос, Эйбар 1890», – прочитал Питт. – Видимо, это изготовитель.

Приподняв бровь, он повернулся к Саммер:

– Ты задала почти правильный вопрос. На самом деле интересно: что старый испанский револьвер делал на борту «Мэна»?!

Глава 35

– Вы уже добрались до конца своей кучи бумаг?

Сент-Джулиен Перлмуттер, сидевший за столом в большом исследовательском зале Национального архива, поднял голову и увидел улыбающееся лицо главного архивариуса военного архива.

– Почти, Марта, почти. Прошу прощения за то, что гоняю вас, но архивных документов, касающихся «Мэна», гораздо больше, чем я предполагал.

– Видит бог, мне побегать только полезно, – Марта положила руку на свое полное бедро. – Скажите, если я еще смогу что-нибудь для вас отыскать.

– Марта, дорогая, иметь с вами дело – истинное наслаждение, – ответил Перлмуттер с улыбкой.

Он уже третий день сидел в исследовательском зале, просматривая документы столетней давности. И хотя он уже знал, как затонул «Мэн», его завораживали официальные отчеты, посвященные катастрофе, и связанные с ними документы, включающие рассказы тех, кому посчастливилось выжить, а также данные о повреждениях, полученных кораблем, собранные водолазами военно-морского флота. В результате комиссия по расследованию отмела предположения, что причиной взрыва стал загоревшийся угольный бункер или неисправный бойлер, и пришла к выводу, что дело было в бомбе, подведенной к борту корабля и взорванной снаружи.

Сначала Перлмуттер не нашел никаких упоминаний об археологе Эллсуорте Бойде, поэтому пролистал отчеты вперед до того места, где речь шла о подъеме корабля в 1912 году. Подробные доклады инженеров с огромным количеством черно-белых фотографий рассказывали о строительстве водонепроницаемой дамбы вокруг корабля, поисках останков команды, а также повторном затоплении корабля.

Среди этих отчетов Сент-Джулиен и обнаружил упоминание об артефакте Бойда.

Он принялся изучать последнюю папку, содержавшую официальное коммюнике командования военно-морского флота касательно ответов, полученных из Гаваны сразу после взрыва. Сент-Джулиен уже почти добрался до конца папки, когда наткнулся на письмо главного патологоанатома Военно-морского госпиталя в Бруклине, адресованное генералу Фицхью Ли, занимавшему пост генерального консула Кубы. На самом деле это была совсем короткая записка, которая сообщала следующее:

18 Марта 1898

Дорогой генерал Ли,

Посылаю Вам в запечатанном конверте результаты вскрытия тела доктора Эллсуорта Бойда, о котором Вы меня попросили.

Ваш покорный слуга

доктор Ральф Беннетт,

Госпиталь военно-морских сил США,

Бруклин

Перлмуттер принялся изучать документ, одновременно спрашивая себя, с какой стати они решили сделать вскрытие тела Бойда. Инстинкт исследователя подсказывал ему, что это еще далеко не вся история. Закрыв папку, он позвал Марту.

– Закончили? – спросила она.

– С этими документами закончил, но, боюсь, поиски придется продолжить. Вы не могли бы посмотреть, что имеется у Дядюшки Сэма на предмет дипломатической переписки девятнадцатого века?

– Разумеется. Что конкретно вам нужно?

– Сведения о некоем генерале Фицхью Ли, который в 1898 году являлся генеральным консулом Кубы.

– Хорошо, я посмотрю. Эти папки должны находиться в библиотеке Конгресса.

Марта вернулась через несколько минут, широко улыбаясь.

– Вам повезло, Джулиен. У нас в архиве имеется посвященная ему папка, датированная 1896–1898 годами. Я послала срочный заказ, чтобы ее нашли, но на это все равно уйдет час или два.

– Марта, вы настоящий подарок! Двух часов как раз хватит на приятный ланч в «Оулд Эббитт гриль». Вы составите мне компанию?

– Только если мы уложимся в час, – краснея, ответила она. – Вы не забыли, что я нахожусь на службе и мне платит федеральное правительство.

– Вы самый лучший служитель этого самого правительства, – сказал Перлмуттер, встал и, подойдя к двери, отвесил женщине поклон. – После вас, дорогая.

Когда они вернулись через полтора часа, папки уже лежали в ящичке архивариуса. Довольный чудесным ланчем из тушеных устриц и пирожков с крабами, Перлмуттер с головой погрузился в документы.

Переписка между Фицхью Ли, ветераном Гражданской войны, и его племянником Робертом Э. Ли оказалась весьма объемной. Из нее Перлмуттер узнал про то, что в 1896 году президент Гровер Кливленд назначил генерала Ли на пост генерального консула в Гаване, и обо всем, что происходило с ним, вплоть до эвакуации с Кубы в апреле 1898 года, в самом начале войны с Испанией.

Сент-Джулиен пролистал письма, описывающие растущее напряжение в отношениях с правящими силами Испании, а также усиливающееся сопротивление кубинских повстанцев из числа самых разных отбросов общества.

Изучая огромное количество официальных бумаг касательно уничтожения «Мэна», Перлмуттер с удивлением обнаружил копию отчета о вскрытии Бойда. Документ, занимавший всего одну страницу и содержавший самые обычные данные, стал для Сент-Джулиена настоящим открытием. Оказалось, что Бойд погиб не от взрыва корабля, а от пули, полученной в грудь, плюс имелись улики, указывавшие на то, что он частично утонул.

Перлмуттер принялся искать еще какие-нибудь сведения и обнаружил их через час в письме капитана «Мэна» Чарльза Сигсби, написанном от руки генералу Ли. Среди прочего в нем говорилось следующее:

Я получил отчет касательно доктора Бойда. Складывается впечатление, что он подтверждает донесение лейтенанта Холмана о стычке на квартердеке, сразу после взрыва. Холман считает, что она была короткой и возникла из-за ящика, принадлежавшего Бойду. Холман не понял, что Бойд был смертельно ранен, и решил, что он собрался покинуть корабль, чтобы сесть на пароход. У меня нет никакой возможности подтвердить Ваши подозрения, но, может быть, доказательства можно будет получить на арестованном пароходе. А также убедиться в том, что причиной взрыва стала реликвия, которую вез доктор Бойд. Меня невероятно печалит тот факт, что война неминуема и что она разразится из-за тщеславия и сокровища, оставленного давно погибшей империей.

Ч. Д. Сигсби

– Сокровище? – пробормотал себе под нос Перлмуттер. – Вечно оказывается, что дело в сокровище.

Он быстро просмотрел оставшиеся в папке бумаги и обнаружил еще один ключ: коммюнике, направленное генералу Ли военным департаментом через неделю после гибели «Мэна». Ему сообщали, что корабль ВМС США «Индиана» вступил в бой с пароходом «Сан-Антонио» в проливе Оулд-Багамас недалеко от северного побережья Кубы.

Капитан «Индианы» с сожалением сообщал, что во время попытки захватить пароход он затонул в глубоководном районе канала. В то время как контрабанда была потеряна, доктор Хулио Родригес, которому удалось спастись с «Сан-Антонио», поделился своими предположениями касательно места, служившего складом, прежде чем умер от полученных во время сражения ран. Данная информация была расценена как секретная и отправлена в военный департамент для стратегической оценки.

Перлмуттер положил письмо, потрясенный тем, что оно означало. После того как Сент-Джулиен его прочитал, у него появилось еще больше вопросов, но он понял, что поиски Питтами ацтекского камня имели огромное значение.

Он принялся изучать остальные документы и чуть не пропустил письмо, написанное на листке с печатью Белого дома, датированное 1908 годом. Увидев летящую подпись президента внизу листка, Перлмуттер был всерьез заинтригован. Но, просмотрев короткую записку, представлявшую собой личный приказ президента, почувствовал, как в горле у него перехватило.

Через час Сент-Джулиен сложил бумаги генерала Ли и отнес их к столу возврата, где Марта как раз закончила разговор с другим посетителем.

– Я чрезвычайно признателен вам, Марта, за помощь, – сказал он. – Пожалуй, на сегодня я закончил.

– Нашли что-нибудь любопытное, что приведет вас сюда завтра?

– Еще как, – глаза Перлмуттера сияли. – Новую причину, по которой началась Испано-американская война!

Глава 36

– Может, это и не важно, но я решил, что вам стоит знать.

Глаза Руди Ганна сияли с видеомонитора в каюте для конференций, а сам он ждал ответа, находясь в тысячах миль от «Саргассова моря».

– Когда охотишься за гремлинами, любая информация полезна, – ответил Питт.

– Когда ты мне рассказал про углубления в центре токсичных зон, я попросил доктора Маккэммона из отдела геологии взглянуть на этот регион с точки зрения сейсмической активности, – продолжал Ганн. – За прошедшие шесть недель около каждого из интересующих нас участков такая активность была отмечена. По шкале моментальных магнитуд она равнялась 4.0, или чуть меньше 3.0 по шкале Рихтера.

– Звучит серьезно, – сказал Джордино, который расхаживал перед монитором.

– Вовсе не обязательно. По всему миру в день регистрируется примерно тысяча случаев сейсмической активности, однако в нашей ситуации, похоже, имеется корреляция.

– Насколько я понимаю, данные сейсмической активности могут иметь отношение к подводному взрыву, – предположил Питт.

– Совершенно верно! Взрыв от шестисот до восьмисот фунтов тротила выглядит так же. Доктор Маккэммон показал мне данные по наземным взрывам, произведенным во время добычи полезных ископаемых. Они такие же.

– Это еще одно доказательство того, что кто-то взорвал термальные источники, – кивнул Дирк.

– В настоящий момент ведется ограниченное количество подводных работ по добыче полезных ископаемых, – продолжал Ганн, – но пока нам не удалось вычислить ни одного предприятия, работающего в Карибском море. Складывается впечатление, что большая их часть приходится на Индонезию.

– Учитывая, какой вред они наносят окружающей среде, неудивительно, что они не афишируют свою деятельность, – заметил Питт.

– И еще одно, – сказал Ганн. – Ты упоминал, что вы снова направляетесь к месту, где затонуло судно?

– Да. Мы с Элом заметили на дне какие-то следы, похожие на те, что мы обнаружили около термальных источников.

– Мы проверили тот район с точки зрения сейсмической активности и обнаружили, что четыре дня назад там произошел небольшой взрыв, – сообщил Ганн. – Похоже, твоя догадка верна.

– Мы почти на месте, так что скоро все узнаем. Спасибо, Руди.

Ганн кивнул, и его лицо исчезло с монитора, а Дирк повернулся к сидевшему рядом Джордино.

– «Морская звезда» готова заняться полезным делом? Я хочу еще раз посмотреть на следы, которые мы видели около «Альты».

– Полная боевая готовность.

На океан спустились сумерки, когда они подошли к месту, где затонула «Альта», и обнаружили там невероятную активность. Примерно в полумиле виднелись огни бросившего якорь корабля. Другой стоял чуть восточнее.

Питт повернулся к капитану «Саргассова моря».

– Известно, кто это такие?

Капитан принялся вглядываться в большой радарскоп, который через систему спутникового слежения ССС обычно показывал название находившегося поблизости кораб-ля, его местоположение и направление движения. Капитан взглянул на Дирка и покачал головой.

– Ничего. Видимо, они выключили системы слежения.

– Свяжись с ними по радио, – кивнув, сказал Питт, – и сообщи, что мы собираемся спустить подводный аппарат на месте крушения корабля.

Капитан попытался вызвать соседний корабль, но ответом ему было молчание.

– Хотите подождать до утра, чтобы спустить аппарат?

– Нет, мы спустимся, как только ты бросишь якорь. На дне все равно всегда темно.

Через полчаса Дирк направился на корму, где на подставке стояла «Морская звезда», но по дороге его остановила Камала Батт, которая вышла из дополнительной лаборатории, держа в руках папку.

– Мистер Питт? Когда корабль остановился, мы взяли пробу воды и провели экспресс-анализ на предмет наличия метилртути.

– И что вы обнаружили?

Впрочем, он увидел ответ в ее глазах.

– Показания зашкаливают.

Глава 37

Надев голубой комбинезон, Питт забрался сквозь люк в глубоководный аппарат и, устраиваясь на месте пилота, увидел рядом с собой дочь.

– Обошла Эла на крутом повороте? – усмехнулся он.

– А почему все радости жизни должны доставаться ему? – ответила Саммер. – Разумеется, это будет стоить мне коробки сигар, когда мы войдем в порт. Кроме того, мне пришлось сказать Дирку, что ты стартуешь через час, чтобы убрать его с дороги.

– И что за дочь мне досталась?

– Та, которая любит быть мокрой, – улыбнувшись, ответила девушка.

Они закончили проверку приборов и сообщили в рубку, что готовы к погружению. Джордино активировал кран, который спустил «Морскую звезду» на воду, и та, включив все огни, начала медленно опускаться на дно.

Питт смотрел на дочь, которая проверила показания приборов на консоли и радировала на корабль, что они продолжают погружение.

– Мне кажется, мы с тобой не катались вместе с тех пор, как я учил тебя пользоваться трансмиссией с двойным сцеплением на моем «Паккарде 33».

– Слава богу, что на подводных аппаратах нет сцепления, – Саммер покачала головой, вспомнив тот урок. – У меня потом целую неделю болела левая нога.

Когда показалось дно, Дирк отрегулировал балласт и включил подруливающее устройство.

– Обломки находятся к югу от нас? – спросила девушка.

– Если только они не отползли в какое-то другое место. Может быть, мы увидим их на сонаре. Эл сказал, что он настроил новую систему на «Морской звезде».

Саммер потянулась наверх, к расположенной у них над головами системе, и включила несколько тумблеров, опередив отца.

– Это многолучевая система, обеспечивающая передний обзор с дальностью триста метров, – пояснила она. – Мы с Дирком в прошлом месяце протестировали ее в Средиземном море, и она работала вполне прилично.

На маленьком мониторе появилось разноцветное изображение морского дна. Саммер подправила частоту сонара, чтобы увеличить дальность.

Питт только покачал головой.

– Я знал, что слишком много времени провожу в Вашингтоне.

Он еще раз отрегулировал подруливающее устройство, и подводная лодка поплыла в южном направлении в нескольких футах от дна. Вскоре на краю монитора появилось темное пятно, а через минуту они увидели останки «Альты». Нос корабля был сломан из-за столкновения с морским дном, вся кормовая часть почернела от огня.

– Мы с Элом видели следы по другую сторону от «Альты», – сказал Питт, направляя лодку вдоль корпуса корабля.

– Она затонула из-за пожара? – спросила Саммер.

– На дно ее отправил взрыв в топливной цистерне на носу. Кто или что стало причиной, так и осталось загадкой.

Он сбросил скорость, когда они подплыли к дыре в нижней части корпуса, в нескольких ярдах от носа.

– А взрыв был серьезным, – заметила девушка. – Внутренний или внешний?

Дирк провел лодку вокруг носа, затем по длинному открытому пространству, засыпанному песком, и вскоре фонари «Морской звезды» высветили следы, которые Питт видел, когда они спускались в предыдущий раз.

– Эти следы похожи на те, что вы видели около термальных источников? – спросила Саммер.

– Да. Давай посмотрим, куда они ведут.

Питт прибавил скорость, и они поплыли вперед, скользя над следами и распугивая глубоководных рыб.

Саммер не сводила глаз с монитора сонара.

– Множественные цели прямо по курсу!

– Я вижу, – ответил Дирк, который смотрел не на сонар, а на россыпь огней, которые расцвечивали темноту впереди.

Морское дно начало постепенно понижаться, и Питт уже видел, что огни сосредоточены у основания кратера в форме чаши. Почти сразу он заметил два ярко освещенных больших аппарата для подводной добычи полезных ископаемых, оба ползли по морскому дну, поднимая за собой тучи ила. Это были аппараты для работы на больших глубинах, которыми управляли с поверхности воды при помощи толстых черных кабелей.

– Большие штуки, – заметила Саммер, – не меньше автобуса компании «Грейхаунд».

– По крайней мере, нам удалось поймать их на месте преступления, – сказал Питт. – Теперь мы сможем выяснить, кто главный вредитель.

Дирк выключил огни «Морской звезды» и подплыл к аппаратам, ближайший был камнедробилкой и напоминал большой трактор с гигантским катком впереди.

Каток представлял собой вращающийся режущий барабан с зубьями из вольфрамового карбида, которые могли легко пережевывать камни и затвердевшие наносы. Он пожирал весь мусор на своем пути и выпускал его наружу через большую трубу, находящуюся сзади. Второй аппарат, такого же размера, но без катка, следовал за дробилкой, собирал все, что вываливалось из трубы, и отправлял на поверхность при помощи толстого кевларового шланга.

Питт подплыл поближе к дробилке, невольно восхищаясь эффективностью робота, который медленно, дюйм за дюймом, полз по морскому дну. Саммер вывела на экран изображение черного устройства с видеокамерой на борту, зная, что мало кто из производителей может построить такую необычную машину.

Дирк подобрался поближе, чтобы лучше рассмотреть ее, когда в задней части их лодки раздался грохот, «Морскую звезду» бросило вперед, и она ударилась о боковину дробилки. Питт сдал назад, но снова услышал звук удара.

Саммер обернулась, чтобы посмотреть в маленький иллюминатор в задней части лодки.

– В нас врезался дистанционно управляемый аппарат!

– Он только что сорвал наш главный двигатель.

Дирк активировал два боковых двигателя, чтобы уйти в сторону, подводная лодка начала разворот, когда новый удар толкнул «Морскую звезду», и она снова врезалась в бок дробилки.

– Он сознательно толкает нас на дробилку! – крикнула девушка.

Питт чувствовал удары через штурвальную колонку. Дистанционно управляемый аппарат врезался еще раз и вывел из строя один из оставшихся боковых двигателей, но прежде чем он смог нанести новый удар, Дирк резко развернул «Морскую звезду», уводя ее в сторону. Сквозь крышу лодки внутрь проникали огни ДУА, и Питт видел, что это большой глубоководный аппарат, похожий на коробку, в два раза крупнее «Морской звезды».

Аппарат снова пошел в атаку, нанес удар в нос лодки, недалеко от центра, и ослабевшая «Морская звезда» отлетела в сторону, оказавшись совсем рядом с барабаном дробилки.

Дирк опустил руку между сиденьями и потянул на себя рычаг, который выпускал аварийный балласт. «Морская звезда» начала мгновенно подниматься вверх, но вдруг резко остановилась.

Около верхней части дробилки появился большой манипулятор для подводных работ, и когда «Морская звезда» в него врезалась, его «рука» опустилась вниз и прижала подводную лодку к своему боку.

Питт активировал оставшийся боковой двигатель и включил заднюю тягу на полную мощность. В тот момент, когда «Морская звезда» оторвалась от манипулятора, из-под него появился управляемый аппарат и врезался в нее сверху. Огни на панели управления моргнули, и «Морская звезда» перевернулась.

В ту же минуту стальная клешня манипулятора опустилась вниз, пробила опорную раму и крепко вцепилась в кабели.

Дирк лихорадочно нажимал на кнопки управления боковым двигателем, но они перестали слушаться. Камнедробилка вцепилась в «Морскую звезду» мертвой хваткой, и они уже ничего не могли с этим поделать.

– Он собирается протаранить стекло! – крикнула Саммер.

Управляемый аппарат занял новую позицию прямо перед «Морской звездой» и несся к смотровому окну, сделанному из акрила. В последнюю минуту он изменил направление движения, начал подниматься, ударил «Морскую звезду» сверху и заскользил вдоль крыши. Затем он отступил в облаке желтой краски, окруженный безвольно повисшими проводами.

– Это наш аварийный передатчик, – взглянув на провода, сказал Питт. – Теперь мы не сможем связаться с нашими.

– Они собираются оставить нас здесь умирать? – голос Саммер дрогнул.

– Ответ на твой вопрос знают только они, – ответил Дирк, глядя в иллюминатор.

Точно всевидящий призрак, управляемый аппарат плыл перед ними, и его огни проливали внутрь лодки свет, похожий на ослепительную насмешку смерти.

Глава 38

– Мы потеряли связь с «Морской звездой»!

– Я сейчас приду, – ответил Джордино.

Повесив трубку в офицерской кают-компании, он позвал Дирка, который изучал новые образцы воды, пока «Морская звезда» находилась на дне. Оба бросились в крошечную рубку управления на кормовой палубе.

Связист приветствовал их мрачным кивком.

– Связь прервалась, и новые данные перестали поступать примерно пять минут назад. Я попробовал вызывать их на разных частотах и линиях, но так и не получил ответа.

– Что-то указывало на то, что могут возникнуть проблемы? – спросил Джордино.

– Нет. С последними образцами все прошло отлично. Саммер за несколько минут до этого радировала, что они нашли «Альту» и двигаются по каким-то следам на дне, идущим на юго-восток.

– Выведи данные их последней телеметрии.

Джордино подошел к монитору с картой района. Техник пробежал пальцами по клавиатуре, вызывая последние координаты «Морской звезды», и вскоре они появились на карте в виде красного треугольника.

– Это примерно в тысяче метров от нас, – сказал Эл и показал в боковой иллюминатор на освещенный огнями корабль, стоящий вдалеке. – В том же направлении, что и наши новые друзья.

– Я свяжусь с ними с капитанского мостика и спрошу, что они делают и есть ли у них под водой какие-то аппараты, – крикнул Дирк и бросился к двери.

– Скажи капитану, чтобы вывел нас в координаты, где мы в последний раз видели «Морскую звезду», – велел ему Джордино. – Через пять минут мы будем готовы спустить управляемый аппарат.

У них ушло десять минут на то, чтобы занять новую позицию. Питт-младший вызвал по радио стоявший неподалеку корабль, но в ответ получил лишь короткое резкое заявление. Они сообщили, что занимаются разведкой дна, «Морскую звезду» не видели, и потребовали, чтобы «Саргассово море» держалось от них на расстоянии не менее полумили.

Капитан «Саргассова моря» тут же проигнорировал их требование и передвинул корабль еще на четверть мили в надежде обнаружить «Морскую звезду».

Джордино спустил управляемый подводный аппарат через борт корабля, настолько быстро разматывая трос, насколько это позволяла лебедка. Дирк сидел в рубке управления, наблюдая за монитором. Примерно на полпути вниз камера аппарата поймала какой-то едва различимый свет вдалеке, но тут же его потеряла.

На глубине шестисот футов, когда на мониторе появилось дно, Питт-младший активировал рукоять управления, и подводный аппарат сделал несколько кругов.

Через минуту в рубку вошел Эл.

– Что-нибудь видишь?

– Примерно на двухстах футах уловил вспышку света, но он был слишком рассеянным, чтобы его испускала «Морская звезда».

УПА завис над пересечением следов на дне, и Дирк направил его туда, где их было больше всего.

– Я вижу что-то справа, – сказал Джордино.

Дирк развернул подводный аппарат, и его камера уловила далекое мерцание огней.

– Давай посмотрим.

Пока Эл вытравливал трос, Питт-младший направил аппарат к огням, но довольно быстро понял, что это не «Морская звезда».

Они мигали на громадной камнедробилке, которая обычно, как пылесос, засасывала в себя разбитые камни, но сейчас бездействовала, а барабана нигде не было видно. Рядом, в нескольких метрах над дном, точно сторож на посту, завис огромный квадратный управляемый аппарат.

Когда зонд НУПИ приблизился, дробилка поднялась со дна, подняв тучи ила, и толстые тросы медленно потащили ее к поверхности. Дирк некоторое время следил за ней и тут увидел еще один УПА, явившийся проверить, что происходит.

Два подводных аппарата настороженно изучали друг друга в течение минуты, затем тот, что был больше, развернулся и последовал за своим собратом, поднимавшимся на поверхность.

– Дно они исследуют, как же! – проворчал Джордино. – Они унесли с собой большую его часть.

– Наверное, отец и Саммер подобрались к ним слишком близко.

– Немного странно, что эти парни неожиданно собрали пожитки и помчались домой. В настоящий момент нам остается только продолжать поиски.

Они еще два часа изучали дно, несколько раз меняя местоположение «Саргассова моря», чтобы расширить зону поиска, но так и не нашли следов «Морской звезды».

– Поверить не могу, что мы не слышали даже намека на сигнал их аварийного передатчика, – хмурясь, проговорил Джордино.

– А он внешний? – спросил Дирк.

– На крыше.

Питт-младший повернулся к технику-связисту.

– Вы делали запись видеонаблюдений УПА?

– Да, в соответствии со стандартной процедурой.

– Покажите нам запись эпизода, где мы смотрели на чужой подводный аппарат.

Техник перемотал запись.

– Вот здесь остановите, – сказал Дирк, и Эл буквально приклеился носом к монитору. – Вон там, – показал Дирк. – На брюхе УПА висят какие-то провода, которые кажутся лишними, и маленький кусочек пластика под ними.

Джордино заметно напрягся.

– Похоже на корпус передатчика. И еще желтая краска с «Морской звезды».

На обычно жизнерадостном лице Эла Джордино появился гнев. Он встал и направился к двери.

– Поднимите аппарат. Немедленно! Пришла пора навестить наших соседей.

Глава 39

Вращающийся барабан камнедробилки, внутренние помпы, конвейеры и стальные гусеницы остановились, большой агрегат для подводных работ выплюнул последнюю порцию разжеванных камней и затих.

Саммер, которая смотрела в иллюминатор «Морской звезды», вдруг поняла, что она еще никогда не чувствовала себя такой напуганной. Через минуту она повернулась к отцу.

– Как ты думаешь, они просто оставят нас здесь до тех пор, пока у нас не закончится воздух?

Питт покачал головой, не сводя глаз с постепенно отключавшихся второстепенных систем.

– Этого не будет. «Саргассово море» найдет нас раньше. Дирк и Эл спустят управляемый подводный аппарат, прежде чем ты успеешь по-настоящему испугаться.

– Тот громадный УПА может попытаться вывести наш аппарат из строя.

– Будем надеяться, что наши парни найдут нас до этого.

Однако их надеждам не суждено было сбыться. В тот момент, когда Джордино спустил УПА на воду, дробилка быстро поднялась с морского дня, и вместе с ней «Морская звезда», прижатая к ее боку. Двойные тросы начали накручиваться на громадный барабан лебедки на корабле, стоявшем над ними, и у Питта с Саммер возникло ощущение, будто они поднимаются на эскалаторе.

На полпути к поверхности они заметили огни УПА, принадлежавшего НУПИ, двигавшиеся в противоположном направлении. Дирк схватил фонарик и принялся подавать сигнал СОС в иллюминатор, но их УПА быстро исчез из виду.

Прошло совсем мало времени, и дробилка всплыла на поверхность рядом с добывающим кораблем поддержки, который отцепил систему динамической корректировки после того, как оба агрегата по добыче полезных ископаемых оторвались от дна, и их отнесло примерно на милю от «Саргассова моря». Затем большой корабль развернулся так, чтобы закрыть свой правый борт от корабля НУПИ.

Большая А-образная рама, установленная в центральной части корабля, вытащила из воды камнедробилку. На противоположной стороне палубы такая же рама готовилась подобрать агрегат для добычи ископаемых.

Питт и Саммер смотрели в иллюминаторы лодки, пытаясь хоть что-то увидеть в сиянии дюжин рабочих фонарей, висевших над палубой. Их появление было встречено любопытными взглядами горстки членов команды в касках, которые протащили дробилку по палубе и завели ее в полузакрытый ангар. Отряд солдат в зеленой форме, вооруженных автоматами «АК-47», быстро окружил «Морскую звезду».

– Я рассчитывал на более теплую встречу, – мрачно буркнул Питт.

– Это солдаты кубинской армии? – спросила Саммер.

– Думаю, да, – ответил он, заметив белую звезду в красном ромбе на форме одного из солдат.

Другой солдат посветил фонариком им в лица, знаками показывая, что они должны покинуть лодку. Дирк направился вслед за Саммер к люку, но прежде чем выбраться наружу, задержался у ящика с инструментами и незаметно положил в карман маленький складной нож.

Солдаты встретили их молчанием.

Питт же сразу взорвался, старательно изображая гнев.

– Что вы натворили! – заорал он и, подойдя к задней части подводной лодки, показал на изувеченные двигатели. – Вы только посмотрите на урон, который вы причинили! Я требую, чтобы вы немедленно связались с моим кораблем.

Солдаты несколько оживились, когда появился офицер с мрачным лицом и невероятно важным видом.

– Отведите их вниз и свяжите! – рявкнул он. Затем, повернувшись к одному из матросов, приказал: – Спрячьте лодку.

Четыре солдата, наставив на Дирка и Саммер автоматы, начали подталкивать их, заставив отойти от «Морской звезды». Когда они проходили мимо дробилки, Питт успел заметить крошечный красный логотип у нее на боку: рыжий медведь гризли с киркой в зубах.

Их провели вниз по трапу в открытый ангар, в котором стоял поднятый со дна УПА. Механик достал два куска тонкого кабеля, и солдаты связали пленникам руки за спиной. Затем Дирка и девушку грубо толкнули на пол, спиной к переборке.

Вскоре появился армейский офицер в сопровождении одного из офицеров корабельных, обращавшегося к спутнику по имени – Кальсадо. Они о чем-то громко спорили и, размахивая руками, показывали на пленников. Затем оба ушли из ангара.

– Что это было? – шепотом спросил Питт, который понимал разговорный испанский, но двух офицеров закрывал стоявший к ним спиной охранник.

– Мне кажется, капитан не слишком доволен тем, что они притащили нас на борт его корабля. Мне удалось понять что-то насчет нарушения секретности проекта. Думаю, они собираются перевезти нас в другое место.

Слова Саммер оказались пророческими. Через полчаса их снова вывели на главную палубу. К добывающему кораблю, за кормой деревянной баржи, доверху нагруженной рудой, поднятой со дна, был привязан старенький буксир. Отца и дочь заставили спуститься на него и завели в крошечную каюту, у открытой двери которой встал часовой.

– Ты видел «Саргассово море», когда нас сюда вели? – спросила Саммер.

– Нет. Видимо, они специально так встали, чтобы нас оттуда не заметили. Уверен, они уже нас ищут.

– Но они ведь не знают, где искать, – жалобно прошептала девушка.

Вскоре пленники услышали, как заработал мотор, а еще через несколько мгновений приземистая лодка сорвалась с места, подталкивая баржу по волнам. Они плыли сквозь ночь, оставив за спиной корабль НУПИ и свободу.

Глава 40

Большая лодка заглушила моторы и начала дрейфовать под затянутым тучами ночным небом. Далеко на юге, на горизонте мерцало несколько едва различимых огней, но вокруг не было ни души. Шкипер проверил показания радаров, чтобы понять, видит ли их кто-нибудь, и, убедившись, что они одни, взял ручной радиопередатчик.

– Вызываю мостик! Мы в зоне спуска. Вы можете приступать.

Стоявший на корме открытой палубы Джеймс Магвайр ответил уже в следующую секунду:

– Вас понял. Начинаем спуск.

Наемник повернулся к высокому, мускулистому мужчине, который курил, стоя у бокового ограждения.

– Давай, Гомес, мы можем приступать.

Они подошли к большому предмету, закрепленному на палубе, развязали веревки и сняли брезент, открыв видавшую виды рыбачью лодку с маленьким ржавым мотором. По крайней мере, так она выглядела внешне.

На самом деле лодка была построена с использованием кевлара, что делало ее практически неуязвимой. Снаружи ее покрывала плесень, и казалось, будто дерево выбелено морем и ветрами и давно уже начало гнить.

– Что у нас с топливом? – спросил Магвайр.

Гомес проверил спрятанные на носу топливные баки и кивнул, показывая, что все в порядке. Эти баки питали два горизонтальных двигателя, каждый по сто пятьдесят лошадиных сил, установленных под скамейками, а они, в свою очередь, приводили в действие два винта.

Мадеро снял несколько фальшивых досок и быстро принялся светить фонариком внутрь открывшегося пространства. В одном отделении находился небольшой арсенал из пистолетов, автоматов, гранатомета и боеприпасов к ним. В другом лежало снаряжение для подводного плавания. В третье Мадеро положил тяжелый пластиковый ящик, который принес из своей каюты.

Надежно закрыв и замаскировав доски, он снова позвал Гомеса:

– Давай спускать ее на воду.

Гомес подошел к маленькому крану и на подъемных ремнях опустил лодку в воду.

Мадеро, прежде чем забраться в лодку, взглянул на название «Сюрприз», написанное на борту едва различимой желтой краской. Он отцепил и бросил ремни Гомесу, который спрятал их на корабле, а затем спустился вслед за ним.

Магвайр завел внутренние двигатели и радировал на капитанский мостик вспомогательного судна:

– «Сюрприз» отправляется погулять. Увидимся через сорок восемь часов!

– Вас понял, – ответил шкипер. – Будем ждать на этом месте и ловить скатов.

Мадеро нажал на рукоятку дросселя, и «рыбачья лодка» умчалась в ночь. Наемник направил суденышко в сторону далеких огней острова Гранд-Каньон, и оно, подпрыгивая на волнах, понеслось выполнять свою миссию смерти.

Глава 41

Спасательная надувная лодка с «Саргассова моря» двигалась совершенно бесшумно, и только плеск волн о борта свидетельствовал о том, что по воде мчится все-таки непризрак. Джордино благодарил судьбу за то, что ему удалось найти на исследовательском судне электрический мотор, которым пользовались корабельные ученые, когда исследовали экологически чувствительные области. И его совсем не беспокоил тот факт, что он управлял ярко-оранжевой лодкой, мчавшейся по залитому лунным светом морю. Команда техников поспешно обмазала лодку черной краской, стараясь сделать надувное плавсредство незаметным, но большую ее часть сразу смыла соленая вода.

Джордино направил свою лодку к добывающему кораб-лю, который стоял примерно в миле от «Саргассова моря». Он был ярко освещен прожекторами, в сиянии которых Эл увидел впечатляющий современный корабль с несколькими гидравлическими А-рамами, насосами и конвейерами, предназначенными для добычи полезных ископаемых со дна моря. За громадой добывающего судна мерцали огни другого корабля, направлявшегося на юг.

Джордино подвел лодку к кораблю со стороны кормы, чтобы его не заметили с мостика, одновременно пытаясь отыскать возможность забраться на палубу. Ему повезло, и он увидел лестницу, спущенную с правого борта. Оказавшись рядом с кораблем, Эл смог прочитать его название: «Морской охотник».

Одетый во все черное Дирк Питт-младший сидел на носу и держал в руках моток веревки. Понимая, что их единственный шанс остаться незамеченными – это действовать быстро, Джордино выжал скорость на максимум и направил лодку в сторону лестницы. В следующее мгновение она мягко ударилась о борт корабля, Дирк тут же забрался на лестницу, быстро поднялся вверх и, перевалившись через ограждение, спрятался за краном, дожидаясь Эла.

Тот появился через минуту и привалился к боку Питта.

– Как наши дела?

– Не слишком. Нас только что чудом не заметила пара часовых, которые шли вдоль левого борта. Они были в форме и с автоматами в руках.

– Автоматы на судне, добывающем полезные ископаемые! Просто замечательно, – тихо проворчал Джордино, отчаянно ругая себя за то, что они не взяли оружие.

– Нам лучше не высовываться. Такое впечатление, что на борту есть еще и несколько рабочих.

– Возможно, это нам на руку. Может, удастся затесаться в их ряды.

Дирк заметил закрытую кабину оператора на кране, за которым они спрятались.

– Мне кажется, я кое-что вижу.

Он бесшумно подполз к кабине, забрался внутрь, нашел там рабочую куртку, лежавшую на месте оператора, и жесткую каску, висевшую на крючке. Питт схватил свою добычу и вернулся к Джордино.

– Слишком короткая для меня, – сказал он, приподнимая куртку. – Честь стать членом корабельной команды достается тебе.

Эл натянул курку и надел каску так, что она почти закрывала глаза.

– Должно сойти. Пойдем, посмотрим, что тут можно найти.

Он шагнул на палубу и двинулся вдоль правого борта с таким видом, будто много лет здесь проработал. Дирк, стараясь держаться в тени, следовал за ним на расстоянии нескольких шагов. Они прошли под большим конвейером для разгрузки руды и приблизились к ангару, в котором стояла камнедробилка.

Вокруг расхаживало несколько членов команды, некоторые были в защитных костюмах и дыхательных масках. Джордино стоял на границе света, пока к нему не направился матрос с дощечкой с зажимом в руках. Эл помахал ему, как будто хотел показать, что с каким-то устройством возникла проблема, а когда матрос подошел ближе, положил руку ему на плечо.

– Где мужчина и девушка с подводного аппарата?

Тот открыл от удивления рот, но уже в следующее мгновение засыпал Джордино собственными вопросами. За спиной у матроса тенью возник Дирк, схватил его за руки, а Эл с силой врезал мужчине в челюсть. Тот тут же обмяк.

– Не слишком спортивное поведение, – прошептал Джордино, потирая костяшки пальцев.

– Последствия неправильного ответа.

Питт затащил матроса за большой барабан лебедки, снял с него рабочую одежду, забрал дощечку и присоединился к Элу, который невозмутимо зашагал дальше по палубе. Они остановились и нырнули в ангар, когда заметили, что с противоположной стороны появилась пара часовых.

Затем они подошли к камнедробилке и сделали вид, что разглядывают ее стальные гусеницы. Часовые прошли мимо, не обратив на них ни малейшего внимания, и Джордино уже собрался выйти из ангара, когда Дирк схватил его за руку.

– Эл, смотри.

Питт оттащил Джордино в сторону, когда мимо прошел механик в перепачканном маслом комбинезоне. Дирк выждал минуту, а затем подтолкнул друга к другому боку камнедробилки. В задней части ангара находился большой овальный предмет, накрытый брезентом. Питт сдвинул в сторону один угол и увидел под ним знакомые очертания подводного аппарата, выкрашенного желтой краской.

– «Морская звезда». Они подняли ее на борт.

Значит, Питт и Саммер не умирают на дне моря, оказавшись там в ловушке, и существовала высокая вероятность того, что они живы и где-то на корабле.

– Зачем они подняли их на борт и скрыли это? – спросил он.

– Кто знает? Может, они занимаются добычей без официального разрешения.

Они вышли из ангара и принялись вглядываться в переднюю часть корабля.

– Скорее всего, их заперли в какой-то каюте, – предположил Джордино. – Давай попробуем их найти.

Друзья направились к шестиэтажному жилому блоку, расположенному на носу. Войдя в открытую дверь, лазутчики обыскали два первых этажа, обнаружили камбуз, офицерскую кают-компанию и комнату с несколькими рядами шкафчиков. В такой поздний час им встретилось только несколько сонных матросов, дожидавшихся, когда их вахта подойдет к концу. На третьем уровне друзья оказались в небольшом помещении перед каютами команды, где три солдата играли в карты. Джордино быстро оглядел коридоры, ведущие к каютам, и, обнаружив, что там никого нет, улыбнулся солдатам и повел Дирка в сторону сходного люка.

Один из картежников окинул холодным взглядом двух незнакомцев в плохо сидящей рабочей одежде, но его партнеры были полностью сосредоточены на картах, которые держали в руках.

– Нам повезло, что команда корабля не общается с парнями из армии, – сказал Эл, когда они поднялись на четвертый уровень.

– Не могу сказать, что нам очень везет. Жилые этажи заканчиваются.

Они обнаружили, что четвертый этаж ничем не отличается от третьего, если не считать отсутствия игроков в карты. И здесь тоже не было видно гостей, которых тщательно охраняют часовые.

Когда они начали подниматься на пятый уровень, прозвучал сигнал тревоги. Через тридцать секунд сирена смолкла, и из громкоговорителя зазвучал резкий голос, говоривший по-испански.

– Наверное, кто-то пришел в себя и хочет получить назад свою одежду, – поморщился Джордино.

– Только не говори мне, что твой удар правой потерял свою силу!

Эл пожал плечами:

– У всех бывают не слишком удачные дни. Давай быстро осмотрим пятый этаж и будем делать отсюда ноги!

Они взлетели по лестнице на следующий уровень, где располагались каюты офицеров и старших членов экипажа. Несколько сонных человек, спотыкаясь, вывалились из кают, но вооруженных часовых нигде не было видно, и Джордино с Дирком повернули назад к лестнице. В этот момент оттуда выскочил солдат, увидел незваных гостей и заорал:

– Alto! Alto!

Джордино узнал картежника с третьего уровня, заметил, что он не вооружен, подошел к нему и, схватив за шиворот, с силой швырнул в противоположный конец коридора. Перед тем как врезаться в стену и свалиться на пол, тот чудом не потерял свои ботинки.

– Пошли, – проворчал Эл, повернулся и, нагнувшись, начал спускаться по лестнице. Питт не отставал.

На лестнице, к счастью, никого не оказалось, они домчались до ее конца и выскочили в дверь. Джордино бежал первым, а потому врезался в вооруженного солдата, спешившего навстречу. Они отскочили друг от друга и почти синхронно рухнули на пол.

Несмотря на то что солдат ударился сильнее, он отреагировал быстрее, вскочил на ноги, наставил автомат на Эла и крикнул:

– Не двигайся!

Джордино с хмурым видом поднял вверх руки, показывая, что сдается.

Глава 42

Дирк как раз сошел с последней ступеньки, когда Джордино столкнулся с солдатом, и быстро отскочил назад в тень в тот момент, когда боец выпрямился, не заметив, что незнакомец не один. Громкие шаги и голоса наверху говорили о том, что вот-вот к противнику прибудет подкрепление. Понимая, что у него совсем не осталось времени, Питт-младший сделал глубокий вдох, дожидаясь, когда Эл даст ему возможность действовать.

Выставив перед собой ладони, Джордино изобразил невинность и заговорил, не замолкая ни на минуту, чтобы отвлечь солдата.

– Ты чего? – вскричал он. – Мне нужно проверить главную гидравлику. Опусти оружие. Я свой!

Эл сделал вид, что ушиб ногу, когда они столкнулись, прихрамывая, подошел к боковому ограждению и прислонился к нему, якобы чтоб не упасть. Солдат резко развернулся, повторяя его движение и требуя, чтобы он остановился. Когда Джордино, наконец, выполнил приказ и поднял руки высоко над головой, боец слегка расслабился.

Элу потребовалось всего несколько секунд, чтобы отвлечь противника и заставить его повернуться спиной к лестнице. Дирк среагировал мгновенно, спрыгнул с последней ступеньки и бросился на солдата, точно разъяренный бык, но не стал вырывать оружие, а просто с ходу ударил врага выставленным вперед плечом.

Солдат заметил его приближение краем глаза и повернулся вместе со своим оружием за секунду до того, как Питт на него налетел.

Бойца отбросило на Джордино, который тут же изо всех сил врезал ему кулаком в живот.

Прежде чем упасть, солдат успел нажать на спусковой крючок автомата, и около полудюжины пуль ударило в палубу, не причинив никому вреда.

От двух мощных ударов он задохнулся и рухнул прямо на свой автомат, пытаясь сделать вдох и прижимая руки к животу.

– Я это оценил. Ты молодец. А теперь давай отсюда выбираться, – сказал Джордино Дирку.

Они помчались по правому борту, но автоматные выстрелы разбудили спящий корабль, и из жилого блока начали появляться вооруженные солдаты и члены команды.

Питт и Джордино успели пробежать совсем немного, когда вокруг них засвистели пули. Стараясь от них укрыться, друзья снова нырнули в ангар, где стояла камнедробилка.

Там пока было пусто, если не считать одинокого электронщика на приподнятой платформе, который проверял панель управления. Эл взглянул на платформу и знаком показал Дирку на корму.

– Пробирайся к лодке, – сказал он. – Я их задержу.

– Тебе одному не справиться.

– Жди меня за бортом!

Питт-младший знал, что спорить со старым другом отца бесполезно, поэтому промчался через ангар и побежал к корме корабля.

Джордино подошел к ступеням, ведущим на платформу, и техник, вероятно, слышавший выстрелы, повернулся к нему с испуганным выражением на лице, когда Эл бросился вверх по ступеням.

– Тебе сюда нельзя.

Джордино видел, что техник напуган до полусмерти, а потому просто показал пальцем себе за спину и рявкнул:

– Проваливай отсюда!

Техник кивнул, с опаской скользнул мимо грозного незнакомца, сбежал вниз по лестнице и выскочил из ангара.

Джордино повернулся к панели управления, которая служила испытательной станцией для подводной камнедробилки. Зеленые огоньки показывали, что силовое соединение подключено. Эл тут же принялся нажимать на кнопки, пока не нашел два рычага, заставивших машину под ним ожить, резко сдвинул их вперед, и камнедробилка поползла к выходу на своих тяжелых гусеницах.

Джордино подвигал рычагами, замедлил движение левой гусеницы, а затем развернул машину в сторону носа корабля. Удовлетворенный полученным углом движения, он нашел нужный рычаг и активировал барабан камнедробилки.

Из-за угла ангара выглянула пара солдат как раз в тот момент, когда барабан начал вгрызаться в боковую стену. В следующее мгновение она рухнула и накрыла солдат, а камнедробилка продолжила движение вперед. Один из солдат успел отскочить и, схватив своего товарища за руку, попытался вытащить его из-под обломков, но те прижали несчастного к палубе, и у спасателя ничего не вышло.

Солдат сдавленно вскрикнул, когда барабан камнедробилки двинулся вперед и раздавил его вместе со стеной, окрасив палубу алой кровью.

Камнедробилка встала поперек палубы вдоль правого борта, остановив солдат, а Джордино спустился с платформы и помчался в сторону кормы. Эл уже видел ограждение впереди, когда перед ним появилось двое солдат, которые тут же опустились на одно колено и принялись стрелять из автоматов.

Джордино, не дожидаясь, когда они прицелятся поточнее, резко сделал шаг в сторону, схватился за поручень и перевалился через него.

Через секунду на поручень обрушился дождь пуль, но Эл уже был в воде. Он тут же начал уходить на глубину, как можно дальше от корабля. Проплыв ярдов двадцать, Джордино вынырнул на поверхность, чтобы сделать вдох и оглядеться по сторонам.

– Хватайся за веревку и держись крепче! – услышал он голос Дирка.

В следующее мгновение мимо его головы пронесся темный предмет с оранжевыми пятнами. Джордино почувствовал, как вдоль его тела скользнула веревка, и ухватился за нее обеими руками.

Его тут же потащило вперед по поверхности воды, на голову обрушился каскад брызг, и появилось ощущение, что страшная сила вот-вот вырвет ему руки из суставов, но Эл продолжал отчаянно цепляться за веревку. Всякий раз, когда его голова появлялась на поверхности, Джордино слышал далекие выстрелы. Он захлебывался и уже начал задыхаться, когда через минуту-другую наконец натяжение веревки начало слабеть. Рядом остановилась надувная лодка, Питт перегнулся через борт и протянул ему руку. Выстрелы еще продолжали звучать время от времени, но огонь уже не был таким интенсивным.

Джордино забрался в лодку и выплюнул соленую воду.

– Спасибо за купание, – задыхаясь, сказал он.

– Извини. Я подумал, что так будет быстрее всего. Они повредили нашу лодку, но зато нам удалось от них сбежать.

Джордино увидел, что два из пяти герметичных воздушных отсеков лодки провисли.

– А они мастерски стреляют!

– Думаю, им не понравилась твоя демонстрация возможностей добычи полезных ископаемых на борту корабля.

Эл оглянулся на «Морской охотник», находившийся в нескольких сотнях ярдов. Кто-то отключил питание камнедробилки, но прежде она успела сжевать около тридцати футов палубы, и Джордино сумел разглядеть множество вооруженных солдат, метавшихся по кораблю, точно стая разъяренных пчел.

Дирк нажал на газ и направил лодку в сторону дома.

Когда они мчались по неспокойному морю, Джордино поморщился, глядя на разразившийся у них за спиной хаос. Их вылазка потерпела сокрушительное поражение. Где-то на корабле держали в плену Питта и Саммер, и он понимал, что теперь спасти их будет очень непросто.

Глава 43

Месяц все еще сиял на ночном небе, когда буксир, на котором находились Питт и Саммер, заглушил мотор. Дирк разбудил дочь, когда лодка вошла в док и остановилась.

– Сколько я спала? – зевая, спросила девушка.

– Около часа.

– Отлично. Значит, мы где-то в районе Ки-Уэста.

Часовой с каменным лицом так и простоял около двери всю дорогу. И в его поведении и позе ничего не менялось еще с час, он даже ни разу не посмотрел на пленников. Потом появился другой солдат, они вместе вывели Питта и Саммер с буксира, и дальше они долго шли по длинному доку.

– Странно, это совсем не похоже на Флориду, – оглядываясь по сторонам, заметила девушка.

Они высадились на неровном, зеленом берегу, вдалеке, за холмами, мерцали огни, но вокруг, казалось, никого нет. Фасадами к доку, в скалистой бухте стояли два освещенных здания.

Сам док был солидным и тянулся почти на четыреста футов. Дирк заметил стальную платформу, выкрашенную в сине-серый цвет, который исключал возможность любых попыток разглядеть док сверху. Буксир стоял рядом с большой океанской баржей, вытащенной на берег и доверху нагруженной рудой и высохшими морскими водорослями, добытыми «Морским охотником» со дна.

Когда Питта и Саммер вели по доку, со стороны берега появился отряд рабочих. Большинство из них были в военной форме, такой же, как и на солдатах на «Морском охотнике». Несколько человек в защитных комбинезонах с дыхательными аппаратами начали передвигать большой конвейер к барже, чтобы снять с нее груз.

В конце дока Дирк разглядел на земле несколько высоких гор руды, очевидно, дожидавшихся отправки на металлургический завод. Тут же дуло автомата уткнулось Питту в спину – в качестве напоминания, что он с дочерью здесь вовсе не на экскурсии.

Их провели мимо вертолетной посадочной площадки и двухэтажного жилого здания к двери маленького сооружения с низкой крышей. Внутри оно напоминало современный офис генерального директора какого-нибудь предприятия или компании, здесь даже имелись плюшевые ковры на полу и панели на стенах.

Глаза Саммер широко раскрылись, когда она увидела месоамериканские артефакты, выставленные в застекленных витринах. Но ей удалось лишь мельком на них взглянуть, прежде чем их втолкнули в маленький кабинет с пустым столом и двумя мягкими стульями. Дверь осталась открытой, и на пороге замер вооруженный часовой.

– По крайней мере, мы проведем с комфортом время до того, как нам завяжут глаза перед расстрелом, – мрачно пошутил Питт и боком уселся на один из стульев, поскольку запястья все еще были связаны у него за спиной.

– Не смешно, – сказала Саммер, села на другой стул и, наклонившись к отцу, тихо спросила:

– Как ты думаешь, зачем нас сюда привезли?

– Думаю, они не хотят, чтобы мы болтались у них под ногами во время операции по добыче полезных ископаемых. Может, решили убрать нас до конца работ на месте, где затонула «Альта».

– Но наши на «Саргассовом море» не будут сидеть сложа руки, они обязательно что-нибудь предпримут, чтобы нас найти!

– Вполне возможно, что у них просто не будет такой возможности – если появятся представители кубинской армии.

– Вряд ли это понравится Элу.

– У него нет особого выбора. Если здешним цирком управляют военные, ему придется дожидаться политического решения проблемы, – Дирк откинулся на спинку стула. – Вполне возможно, что нам нужно просто расслабиться, сидеть ровно и ждать, когда в результате переговоров нас вернут домой.

Саммер покачала головой:

– Они не смогут скрыть вред, который причинили ртутные испарения.

– Конечно, не смогут. Но меня беспокоит кое-что другое. Ты видела на берегу рабочих в защитных комбинезонах и дыхательных масках?

– Возможно, им известно про ртуть.

– Может быть, но это не все. На их костюмах имеются маленькие контрольно-измерительные приборы, вроде карманных дозиметров, которыми пользуются матросы на атомных подлодках.

Девушка на минуту задумалась, потом вновь покачала головой.

– Возможно, ты прав. Я изучала геологическое строение термальных источников на Восточно-Тихоокеанском поднятии. Там на окружающих базальтовых скоплениях зарегистрирована некоторая концентрация урана и кое-каких редкоземельных элементов, – Саммер посмотрела на отца. – Может быть, они добывают уран из термальных источников?

Питт кивнул.

– И тогда это объясняет высокую степень мер безопасности. И, возможно, причину гибели «Альты».

– Ты думаешь, кубинцы проделали дыры в ее корпусе, которые мы видели?

– Один из парней из водолазной капсулы сказал, что он видел неизвестный подводный аппарат перед тем, как затонула «Альта».

– Но зачем кубинцам уран? У них нет необходимых технологий для создания оружия.

– Я не знаю, – ответил Дирк.

Оба замолчали, охваченные предчувствием, что наткнулись на нечто гораздо хуже и страшнее того, что они предполагали.

Глава 44

Эл Джордино огорченно покачал головой:

– Мы что, зацепились якорем за дно?

Несмотря на то что огни «Саргассова моря» сияли совсем близко, казалось, будто они стоят на месте и никак не могут приблизиться к кораблю НУПИ. Крошечный мотор надувной лодки не справлялся со своей задачей из-за сдувшихся секций и ветра, который заметно усилился. До «Морского охотника» Питт-младший и Джордино добрались меньше чем за пятнадцать минут, но прошел уже почти час с тех пор, как они повернули назад.

– Мотор работает на полную мощность, – Дирк сжал рукоять в качестве доказательства. – Нам мешает сильный встречный ветер.

Капитан Малком Смит, стоявший на капитанском мостике «Саргассова моря», изучал участок моря между кораблями в бинокль.

– Я их вижу! – сказал он рулевому, который нес ночную вахту.

– Саммер и мистер Питт с ними?

– Слишком темно, не видно. Я спущусь, чтобы их встретить около подъемника, и тогда все узнаю.

Капитан направился к ограждению правого борта, где два матроса стояли около подъемника, приготовившись поднять лодку. Смит увидел, как лодка обогнула корму и двинулась вдоль борта к подъемнику, изо всех сил прижимаясь к корпусу и прячась в тени.

Капитан перегнулся через ограждение, пытаясь понять, есть ли там Питт и Саммер, но вместо них увидел надувную лодку с одетыми в черное боевиками, а за ней еще одну. Первая остановилась, и в следующее мгновение через перила перелетели крюки, прикрепленные к веревочным лестницам. Два боевика взбежали по ним и перевалились через ограждение.

Капитан НУПИ отреагировал мгновенно: с громким криком толкнул одного из них, и он свалился назад, в лодку. Однако второй боевик, очевидно, командир группы, не дожидаясь, когда с ним произойдет то же самое, наставил пистолет на Смита и нажал на спусковой крючок.

Находившиеся в сотне ярдов от «Саргассова моря» Джордино и Дирк услышали звук выстрела, и хотя они не видели, как мимо них промчались лодки коммандос, друзья сразу поняли, что происходит.

В нескольких ярдах от корабля Дирк развернул лодку по широкой дуге вокруг его носа и в ярком свете огней увидел возле центральной части «Саргассова моря» две военные лодки и часового, который их охранял.

Джордино показал на охранника, Питт кивнул, вновь развернул лодку так, что они оказались за спиной часового, а затем направил ее в сторону «Саргассова моря». Благодаря электрическому мотору, работавшему очень тихо, друзья смогли незаметно приблизиться к часовому, все внимание которого было сосредоточено на корабле. Лодка, появившаяся словно из ниоткуда, врезалась в бок чужой моторки, Эл тут же перепрыгнул через нос и подскочил к охраннику еще прежде, чем тот успел понять, что происходит. Подняв противника в воздух, Джордино с силой швырнул его на дно – тот ударился головой о кожух мотора и потерял сознание. Не теряя времени, Эл выхватил у него из рук автомат и начал подниматься вверх по лестнице на корабль.

К тому моменту, когда Дирк подвел надувную лодку к кораблю и взобрался на борт, Джордино уже исчез из виду. Питт двинулся вперед и вдруг налетел на окровавленное тело одного из матросов, лежавшее на палубе лицом вниз.

На корабле царила необычная тишина, и на главной палубе не было ни души. «Интересно, где же остальные боевики? И Джордино?» – подумал он.

Решив, что Эл направился на мостик, Дирк двинулся туда же и вскоре оказался около лестницы по правому борту. Он сделал шаг вперед и обнаружил, что смотрит прямо в дуло наставленного на него пистолета.

Слишком поздно он увидел, что проход забит телами. Капитан Смит сидел на ступеньке рядом с потрясенным матросом, прижимая руки к окровавленным плечу и ноге. Джордино, на голове которого зияла отвратительная рана, стоял вместе с парой ученых под охраной двух солдат.

Затем появился Кальсадо, командир боевиков, и прижал пистолет к щеке Дирка.

– Очень мило с твоей стороны, что ты решил к нам присоединиться. Я очень расстроился, когда мне не удалось с тобой познакомиться на борту «Морского охотника».

Питт молчал, поскольку сказать было нечего. В этот момент по лестнице сбежал один из боевиков и остановился рядом с Кальсадо.

– Мостик наш, сэр, – доложил он. – Мы полностью контролируем корабль.

Глава 45

Дирк Питт-младший и Джордино подняли Смита на ноги и буквально на себе поволокли раненого капитана прочь от лестницы. За ними по палубе тянулся кровавый след, когда Кальсадо под дулом пистолета повел их на корму корабля. Пленники обнаружили, что оставшихся ученых и членов команды загнали в две лаборатории, у дверей которых стояли вооруженные охранники. Кальсадо знаком показал, что они должны присоединиться к тем, кто находился в ближайшей экспериментальной лаборатории, хотя там уже почти и не осталось свободного пространства. Внутри Дирк нашел корабельного врача и тут же подвел его к капитану.

– Каковы наши потери? – спросил Смит слабым голосом, когда доктор занялся его раной на плече.

Казалось, что капитан вот-вот потеряет сознание.

Первый помощник капитана, высокий худой мужчина по имени Барнс, ответил ему первым. Его вытащили из каюты под дулом пистолета, он даже не успел одеться и был в майке и трусах.

– Помощника инженера Дайера убили на палубе, сэр. Еще четыре человека серьезно ранены, но без угрозы для жизни.

– С мостика удалось подать сигнал бедствия или включить маяк?

Барнс покачал головой.

– Нет, сэр. Они захватили мостик до того, как кто-нибудь успел понять, что происходит. Рулевой доложил, что они не смогли подать никакого сигнала. Боевики все еще удерживают Росса на капитанском мостике.

Капитан Смит повернулся к Джордино:

– Вы сумели отыскать Питта и Саммер?

– Мы нашли «Морскую звезду» на их корабле, рядом с оборудованием для добычи полезных ископаемых. Должно быть, они все еще на борту.

Эл не хотел даже думать о другом, менее благоприятном исходе.

– Проклятье, кто они такие? – прохрипел капитан.

– Их корабль называется «Морской охотник», – ответил Джордино. – Но он больше похож на боевой, чем на обычный добывающий корабль. Там повсюду вооруженные солдаты, которые сильно напоминают представителей регулярной армии.

Через мгновение они получили подтверждение его предположения, когда дверь с грохотом распахнулась, вошел Кальсадо и с мрачным видом окинул взглядом тесное пространство, забитое людьми.

– Ваш корабль «Саргассово море» нарушил территориальную границу Кубы, – заявил он на английском с неприятным акцентом. – В данный момент вы все арестованы и являетесь пленниками нашего правительства.

– Мы не входили в воды Кубы, – возразил Барнс.

Кальсадо посмотрел на первого помощника и холодно улыбнулся.

– В мои обязанности входит предупредить вас, что любая попытка побега или вмешательства в деятельность корабля будет иметь самые жестокие последствия. Вы останетесь здесь и будете вести себя очень тихо.

Он развернулся на каблуках и маршевым шагом покинул лабораторию. Два боевика захлопнули за ним дверь и заперли ее на замок.

– Все это чушь собачья, – заявил Барнс. – Мы стоим в пяти милях от территориальных вод Кубы.

В этот момент заработали двигатели, и они почувствовали, что корабль ожил.

– Если на данный момент мы и не в водах Кубы, то очень скоро там будем, – заметил Дирк.

Смит закрыл глаза, как будто уснул, но тут же заговорил твердым голосом:

– Давайте не будем испытывать судьбу. Наш штаб может отследить наши передвижения, и когда мы не выйдем на связь, там поднимется тревога. Я хочу, чтобы все вы вели себя тихо и делали то, что вам прикажет этот человек.

Однако на Джордино его слова не произвели ни малейшего впечатления. Эл расхаживал по лаборатории, точно тигр в клетке, и искал способ дать бой тем, кто захватил их в плен.

Глава 46

Полдня Питта-старшего и Саммер продержали в крошечном кабинете, пока они не услышали, как в соседний офис вошли несколько мужчин. Тонкие стены и распахнутые двери позволяли пленникам слышать каждое слово.

– Ну, Молина, что такого случилось, если потребовалось мое присутствие?

Хуан Диас положил ноги на письменный стол красного дерева и презрительно посмотрел на менеджеров рудника, усевшихся напротив. Несмотря на то что сам Диас когда-то служил в Революционной армии, он не скрывал презрения к военным.

– Comandante, вы всегда говорили, что добыча полезных ископаемых должна вестись в полнейшей секретности, – сказал лейтенант Сильвио Молина.

Хотя Диас больше и не носил воинского звания, местная милиция так обращалась к нему из-за связей его могущественной семьи.

– Да, конечно, – сказал Диас. – Вы и ваши люди были отобраны, чтобы прикрывать операцию – ваша верность генералу не вызывает сомнений.

– Вчера, во время ночных работ, произошло вторжение на территорию участка Доминго-1.

Диас посмотрел на висевшую на стене большую карту Флоридского залива. Неровный зеленый овал, расположенный к северу-востоку от Гаваны, как раз и обозначал Доминго-1.

– Продолжай!

– Американский научно-исследовательский корабль «Саргассово море» появился после наступления сумерек и встал на якорь неподалеку от скважины…

– «Саргассово море»? – переспросил Диас. – А это не тот корабль, который пытался что-то разнюхать после того, как затонуло буровое судно?

– Это судно принадлежит Национальному агентству морских и подводных исследований. Именно они подобрали уцелевший экипаж «Альты».

– Но как они там оказались?

– Я не знаю, – Молина пожал плечами. – Возможно, проводили проверку по просьбе норвежских владельцев «Альты». Или они из ЦРУ.

– Корабль с буровой вышкой был уничтожен таким образом, чтобы это выглядело как несчастный случай, – сказал Диас. – Вы получили именно такой приказ.

– И мы его выполнили. Но я вас предупреждал, что его гибель может привлечь нежелательное внимание.

– Мы действуем по расписанию, и нам необходимо время, чтобы закончить раскопки. Если бы покойный министр Ортис не обозначил именно этот сектор для проведения бурения, у нас бы не возникло никаких проблем. В результате у нас не осталось выбора, нам пришлось убрать их оттуда, – Диас нахмурился. – Я вижу, что баржа разгружает новую партию руды. Что показывают предварительные подсчеты?

– С учетом того, что доставили на последней барже, получается двести восемьдесят тонн. Грузовой корабль наших заказчиков прибудет утром, чтобы забрать первую половину из добытых ранее двухсот пятидесяти тонн.

Диас встал и подошел к висевшей на стене карте. Кроме зеленого круга, на ней имелись еще два красных – в двадцати и тридцати милях на север во Флоридском заливе. Он указал на них.

– Каждый из гидротермальных источников Доминго-2 и Доминго-3 почти в десять раз больше Доминго-1. Они с легкостью позволят осуществить все необходимые поставки, если ваши оценки размеров запасов руды и ее содержимого верны.

– Доминго-1 дал лучшие результаты, чем мы рассчитывали, – сказал Молина. – Содержание полученного там оксида урана превышает пятьдесят процентов, что значительно лучше, чем на всех известных континентальных рудниках, в том числе и канадском урановом руднике в Атабаске.

– Именно по этой причине мы и начали дорогостоящую морскую добычу! Когда «Морской охотник» закончит работу на этом месторождении?

Молина опустил взгляд.

– Пока полной ясности нет. Завершено восемьдесят пять процентов подготовительных работ, но их пришлось приостановить из-за того, что потребовался ремонт поврежденного корабля.

– А почему он получил повреждения? – спросил Диас.

– Это все из-за американского исследовательского судна. Пока мы проводили раскопки, они спустили подводный аппарат, который приблизился к врубовой машине. Нам удалось захватить аппарат и поднять его на наш корабль.

– Что вы сделали?! – Диас вскочил на ноги.

– Они вели съемки наших работ. Кальсадо, находившийся на «Морском охотнике», сообщил, что его люди спрятали подводный аппарат на корабле, а двоих членов команды утром отправили на берег на барже. Вскоре два человека с корабля НУПИ поднялись на борт нашего кораб-ля, вероятно, искали своих товарищей. Их обнаружили, но им удалось спастись. Однако прежде они успели повредить камнедробилку.

Лицо Диаса стало малиновым.

– Значит, на корабле НУПИ знают о нашей операции и о том, что мы захватили их подводный аппарат?!

– Кальсадо докладывает, что он и его отряд вооруженных людей взял под контроль американский корабль. Он считает, что они не успели послать сигнал о помощи.

Диас посмотрел на Молину.

– И ты все это сделал, не согласовав со мной?

– Нам пришлось провести срочную военную операцию, а время было позднее. Однако я разбудил генерала и получил его одобрение.

Диас бросил свирепый взгляд на своего помощника.

– А тебе не приходило в голову, что американцы начнут искать свое пропавшее судно?

– Мы переместили их корабль ближе к берегу. Если они начнут предъявлять претензии, мы обвиним их в том, что они шпионят в наших водах.

– Все это поставило под угрозу важнейшую операцию, когда она уже близка к завершению, – Диас посмотрел на Молину с холодной решимостью. – Нам необходимо немедленно ускорить работы на Доминго-2 и Доминго-3. Я уточню, готов ли заказчик принять вторую часть груза раньше условленных сроков.

– «Морской охотник» может отправиться к двум другим локациям и заложить там взрывчатку, пока будет идти ремонт донного проходчика.

– Когда мы сможем возобновить добычу?

– В течение ближайших двадцати четырех часов. Или даже раньше.

– Ну, так принимайся за дело, – сказал Диас. – Немедленно! Возможно, у нас не будет столько времени – американский корабль может стать серьезной помехой. Я возвращаюсь в Гавану для встречи с генералом. А ты обеспечь переброску «Морского охотника» к Доминго-2.

Когда Диас собрался уходить, Молина его остановил.

– А что делать с экипажем подводного аппарата, который мы захватили?

– Они все еще на барже?

– За соседней дверью.

Диас уселся в кресло и раздраженно ответил:

– Ладно, приведи их ко мне!

Глава 47

Питт и Саммер слышали каждое слово и были в шоке, когда узнали, что «Саргассово море» захвачено кубинцами. Однако Питта не особенно удивило вторжение на борт «Морского охотника» – он не сомневался, что это работа Эла и Дирка.

Внезапно ставки заметно повысились. Захват подвод-ного аппарата, проявившего избыточное любопытство, одно дело, но взятие на абордаж корабля НУПИ – совсем другое. Строжайшая секретность буровых работ означала, что они являлись исключительно рискованной операцией, которая к тому же привела к очень серьезным экологическим проблемам из-за открывшихся гидротермальных источников.

– Если два других места выброса в десять раз больше тех, что замечены в месте затопления «Альты», то что может произойти, если они произведут взрывы в двух других местах? – спросила Саммер. – Руди сказал, что они уже получили сообщение о повышенном содержании ртути возле острова Андрос на Багамах.

– Если увеличить уже существующее заражение в двадцать раз, происходящее можно будет считать настоящей экологической катастрофой, – ответил Питт. – Как указал Руди, риск для морской флоры и фауны увеличится экспоненциально, когда мигрирующие виды пройдут через шлейф ртути.

– Во время взрыва нефтяной платформы в Мексиканском заливе все опасались, что нефтяное пятно доберется до Флоридского залива и пойдет дальше, к Восточному побережью, – сказала девушка. – Однако здесь опасность намного выше. Если токсичные вещества окажутся во Флоридском заливе, метилртуть может разрушить пищевую цепочку и отравить рыбные запасы от Техаса до Новой Англии!

В комнатку вошли два вооруженных офицера и отвели их в соседний кабинет.

– Эти двое шпионили за нашими буровыми работами, – сказал Молина.

Диас едва не упал со стула, когда увидел Саммер. Девушка была поражена не меньше, узнав своего похитителя, Хуана Диаса, однако первой пришла в себя.

– Профессор Диас, – с иронией сказала она. – Вот уж не знала, что ваши антропологические интересы включают убийство и похищение.

– Ты многого не знаешь, Саммер Питт, – заявил кубинец.

Девушка собралась было ему ответить, но тут ее внимание привлек лежавший на массивном столе камень ацтеков, который она нашла в Симапане, и она вновь пережила ужас тех событий.

– Вы хладнокровно убили доктора Торреса!

Диас холодно улыбнулся в ответ.

– Вам знакома эта женщина? – спросил Молина.

– Да. У нас общая страсть к истории ацтеков, – кубинец подошел к камню и провел пальцами по его поверхности. – Как жаль, что второй половины не оказалось на борту «Осомало», потерпевшего катастрофу у берегов Ямайки.

– Верно, – ответила Саммер – усилием воли девушка сумела взять себя в руки. – Какая ирония судьбы. Вторая половина попала в Гавану после затопления «Мэна». Все это время она находилась у вас под носом!

– Да, мне также удалось установить, что доктор Бойд со второй половиной камня был на борту «Мэна», когда корабль взорвался. Однако вы нам очень помогли, выяснив, где искать сокровище.

– Какое сокровище?

Диас посмотрел на нее.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь ценности камня?

Он оглушительно расхохотался и подошел к книжным полкам, заполненным небольшими каменными статуэтками и артефактами. Взяв оттуда небольшую статуэтку, кубинец поставил ее на стол перед девушкой.

– Только глупец способен рисковать жизнью ради какой-то там науки!

Это была фигурка собаки, отлитая из золота. Взглянув на нее, Саммер решила, что ее сделали ацтеки.

– И где вы ее украли? В музее антропологии университета в Веракрусе?

– Ее нашли на дне моря, когда мы проводили разведку полезных ископаемых.

– На длинном каноэ, – вмешался Питт, – примерно тридцатью милями к северо-востоку от Монтего-Бэй.

Он молчал, пока Диас и Саммер разговаривали, стараясь незаметно приблизиться к висевшей на стене карте. Однако охранник ткнул его прикладом и помешал что-либо разглядеть.

Диас мгновенно рассвирепел после слов Дирка и, поставив фигурку на место, подошел к Саммер. Схватив девушку за прядь длинных рыжих волос, он рванул ее голову к себе.

– Скажи мне – прямо сейчас! – зачем вы здесь?!

Питт бросился вперед – его руки были все еще связаны за спиной – и плечом врезался в Диаса.

Кубинец упал на письменный стол, охранники подскочили к Дирку и оттащили его назад. Молина выхватил из кобуры пистолет Макарова и направил его на Питта.

Диас с трудом поднялся на ноги и перевел взгляд с Питта на Саммер.

– А вы похожи. Она твоя дочь? – спросил он у Дирка.

Питт молчал, презрительно глядя на кубинца.

– Возможно, она сумеет развлечь моих людей, пока вы здесь, – Диас повернулся к солдатам. – Уведите его – немедленно!

Солдаты потащили Дирка из кабинета, оставив Саммер наедине с Молиной и Диасом. Кубинец открыл ящик письменного стола, достал оттуда нож с обсидиановым клинком, показал его девушке и приставил лезвие к ее щеке.

– Ну, так на чем мы остановились?

– Мы отслеживали заражение моря ртутью, – сквозь стиснутые зубы ответила Саммер.

Диас кивнул и убрал от ее лица нож, оставив на щеке тонкую полоску крови.

– Ваши разработки на дне моря привели к выбросу токсичных отходов, которые убивают морскую флору и фауну на значительных площадях. Ртуть создает серьезную угрозу экологии!

Кубинец насмешливо кивнул. Он прекрасно знал, что после подводных взрывов произошел выброс метилртути, но его не волновали последствия.

– Возможно, ртуть и будет представлять некоторые проблемы, но со временем она рассеется.

– Уже сейчас можно сказать, что морской флоре и фауне причинен непоправимый вред. А ваше бурение здесь, во Флоридском заливе, может оказать очень серьезный негативный эффект на весь Мексиканский залив и Атлантическое побережье!

– Иными словами, причинит вред Соединенным Штатам? Меня это нисколько не тревожит, – Диас рассмеялся. – Боюсь, вы опоздали!

Он подошел к ацтекскому камню и несколько мгновений им любовался, а потом постучал по нему обсидиановым ножом.

– Да, уже слишком поздно. Но не исключено… – кубинец снова легонько постучал по камню, – что ты будешь рядом со мной, когда я отыщу второй камень и смогу прочитать послание ацтеков.

Глава 48

Лоцман выключил дымящий подвесной мотор, позволив ялику дрейфовать вместе с течением. Человек, находившийся на носу, бросил кошельковый невод за борт так, чтобы течение его расправило. Усевшись на переднюю скамью, он начал регулировать положение сети. После коротких колебаний он провел рукой по носу, глядя на лежащую на дне рыбу.

– С рыбой что-то не так.

Сидевший у мотора Джеймс Магвайр рассмеялся.

– Надеюсь, она отпугнет тех, кто захочет обыскать лодку.

Рваные футболки и грязные бейсболки делали их похожими на рыбаков с Каймановых островов. В любом случае, они ни капли не походили на наемников. На самом деле прежде Магвайр служил снайпером в морской пехоте и был оперативником ЦРУ. Марти Гомес в прошлом был спецназовцем ВМС США. Лишь очень внимательный наблюдатель мог бы заметить, что их скромный улов за последние шесть часов объяснялся дырой, которую Магвайр заранее проделал в сети.

Пока Гомес делал вид, что занимается сетью, Джеймс ссутулился на корме и поднял к глазам портативный бинокль. Он изучал небольшую белую яхту, стоявшую у буйка, в сотне ярдов от них. Яхта была самой обычной, если не считать новенького кубинского флага, трепетавшего над ходовым мостиком.

Магвайр перевел взгляд к двум патрульным катерам Революционных вооруженных сил, которые по кругу плавали возле яхты.

– Скоро совсем стемнеет, – сказал Гомес. – Когда ты собираешься начать?

Большую часть дня они незаметно приближались к яхте. Несколько часов назад один из военных катеров подплыл к рыбачьей лодке, но ветхое суденышко его не заинтересовало.

Магвайр перевел взгляд с одного катера на другой и опустил бинокль.

– Эти парни клюют носом. Даже моя бабушка в розовой гребной шлюпке справилась бы с нашей задачей. Брось якорь, и я поплыву.

Гомес опустил якорь под сеть.

Джеймс вытащил из-под груды гниющей рыбы маленький подводный компьютер. Активировав цифровой компас, он направил его на яхту изапрограммировал маршрут, после чего пристегнул компьютер к руке.

– Ну, я готов, – он снял шляпу и сандалии. – Прикрой меня.

– Понял, – Гомес встал и поднял сеть, закрывая Магвайра от патрульных катеров. – Я не буду выключать фонарь.

Джеймс бросил на яхту последний взгляд, скользнул в воду через транец и нырнул под лодку, днище которой совсем не походило на искусственно состаренные борта. Магвайр проплыл мимо сдвоенных винтов и пары подвод-ных крыльев, позволявших «Сюрпризу» разгоняться до сорока с лишним узлов, что судно и продемонстрировало, когда они прошлой ночью совершили путешествие сюда от вспомогательного корабля.

Гладкий корпус лодки напоминал стойку в спортивном магазине. Магвайр снял кислородный баллон с крючка, засунул загубник регулятора в рот и надел маску, ласты и пояс с грузом. Покончив с экипировкой, он подплыл к двум следующим спрятанным предметам. Первый – прочная коробка из пластика – держался на корпусе при помощи присасывающегося устройства. Пловец повернул рукоять, снял коробку и прикрепил ее к компенсатору плавучести. Затем он снял болтающийся на веревке подводный скутер и, сверившись с показаниями портативного компьютера, направил его в нужную сторону и включил его двигатель.

Магвайр плыл под водой на глубине в тридцать футов, и заметить его с поверхности было невозможно. Видимость была превосходной, что позволяло Джеймсу наблюдать даже за косяками рыбы, находившимися на приличном расстоянии. Постоянно сверяясь с компьютером, он приблизился к точке назначения и здесь, охваченный сомнениями, остановился. На дне Магвайр ничего не обнаружил, поэтому проплыл еще пятьдесят футов, прежде чем заметил то, что искал, – большой бетонный мертвый якорь. Он правильно выбрал направление, но неверно оценил дистанцию.

Вновь включив скутер, пловец направился к мертвому якорю и стал подниматься вдоль его цепи, ведущей к металлическому днищу у него над головой. Магвайр посмотрел вверх и увидел очертания замершей над ним яхты. Он еще раз сориентировался по компьютеру, переместился к миделю, находившемуся чуть в стороне от линии киля, и очистил небольшую часть днища от наросших водорослей. Затем активировал присасывающееся устройство и с его помощью прикрепил к днищу пластиковую коробку, содержащую пять фунтов мощной взрывчатки и электрический детонатор.

Магвайр раскрутил тонкую катушку с проводом, соединенным с детонатором, и спустился вместе с ним вниз, к мертвому якорю. Прижав кабель к цепи пластиковыми зажимами, диверсант начал осторожно подниматься. У самой поверхности воды он установил маленький приемник на борту яхты, высунул наружу плоскую проволочную антенну и приклеил ее к корпусу при помощи замазки. Потом Джеймс слегка дернул провод, чтобы убедиться, что он надежно закреплен, и поплыл вниз вдоль цепи, где забрал скутер.

Через десять минут Магвайр уже сидел рядом с Гомесом, и ялик направился к берегу в лучах заходящего солнца – обычные усталые рыбаки с Каймановых островов, возвращающиеся домой со скромным уловом.

Глава 49

Тысячи мыслей проносились в сознании Питта-старшего, но больше всего его тревожила безопасность дочери. Детей Питта вырастила их ныне умершая мать, так что он пропустил их детство. Дирк и Саммер вошли в его жизнь уже подростками, и он сразу почувствовал связь с ними. Совместная работа в НУПИ привела к отношениям полного доверия, а общая любовь к морю позволила сблизиться еще сильнее. И хотя Питт знал, что его дочь сильная и умная, мысль о том, что ей грозит опасность, разрывала ему сердце.

Дирк заставил себя сосредоточиться на решении ближайших проблем. Его бросили в пустую кладовку, рядом с кабинетом Диаса, и закрыли толстую дверь на засов. Если не считать голой электрической лампочки на потолке, внутри ничего не было.

Руки Питта по-прежнему оставались связанными за спиной электрическим проводом, но тут у него не возникло проблем – кубинцы не стали его обыскивать. Он лег на бок и согнул руки так, чтобы добраться до переднего кармана. Перочинный нож, захваченный с борта «Морской звезды», лежал на самом дне, но Дирк сумел его вытащить. Действуя на ощупь у себя за спиной, он раскрыл лезвие и перепилил провод.

Как только Питт освободился, он встал и принялся массировать кисти, внимательно изучая дверь кладовой. И вновь ему улыбнулась удача. Несмотря на то что заперта дверь была снаружи, открывалась она внутрь и удерживалась на месте тремя полыми петлями. Дирк вновь принялся работать ножом, довольно быстро сумел вытащить стержни из двух петель и ослабил третью. Теперь ему оставалось только ждать.

До пленника все еще доносились голоса из кабинета, поэтому он сел – ему требовалось, чтобы там стало тихо. Когда Питт услышал, что отодвигается засов, он отскочил от двери, спрятав в карман стержни и убрав руки за спину. Охранник заглянул внутрь, бросил пленнику бутылку с водой и пустое ведро и сразу закрыл дверь.

После целого часа тишины Дирк вытащил последний стержень из петли. Затем, используя нож как рычаг, слегка приоткрыл дверь и выглянул наружу. В коридоре было пусто. Питт втащил дверь на себя, протянул руку и отодвинул засов. Затем он вернул дверь на место, вставил обратно один из стержней, не спеша вышел в коридор и закрыл за собой засов.

Однако в офисном комплексе еще оставались люди. Дирк слышал, как дальше по коридору кто-то разговаривает, поэтому двинулся в противоположном направлении, к выходу. Он проверил кабинет, в котором они с Саммер находились раньше, но там никого не оказалось, и Питт решил, что дочери уже нет в здании.

Голоса стали громче, Дирк нырнул в открытый кабинет Диаса, прикрыл за собой дверь и подошел к висевшей на стене карте Флоридского залива. Там он увидел зеленый и два красных круга. Самый маленький отмечал координаты, где затонула «Альта». С растущим чувством тревоги Питт увидел, что два оставшихся красных круга находятся дальше от берега, у самого центра залива. Не приходилось сомневаться, что это два гидротермальных источника, намеченных для уничтожения, причем расположенных в самом неподходящем месте.

В центре пролива течение было самым сильным, и вода здесь перемещалась на северо-восток со скоростью трех узлов. Питт знал, что направленное против часовой стрелки течение отводит воду к восточному побережью Флориды. Затем, перемещаясь вдоль берега, оно вливалось в Гольфстрим. Майами-Бич находился всего в сотне миль. Худшее место для буровых работ придумать было просто невозможно – всему побережью грозила экологическая катастрофа!

С гнетущим чувством Дирк представил невидимый смертельный прилив. Если гидротермальные источники будут взорваны и в воде окажется огромное количество ртути, опустошение будет массовым.

Отравленная вода, мертвая флора и фауна, косяки гниющей рыбы принесут неисчислимые бедствия на все Восточное побережье. По сравнению с ними катастрофа на нефтяной платформе в Мексиканском заливе покажется мелкой неприятностью.

Питт быстро осмотрел письменный стол и обнаружил календарь с несколькими недавними записями. Там упоминалось о скором прибытии корабля под названием «Алгонкин». Ниже было написано: «250 тонн, 45 % выхода».

Дирк порылся в ящиках стола, но нашел только рутинную документацию и примитивный нож из обсидиана. Он сжал его рукоять, и тут из-за двери послышались голоса.

Потом они стихли, и Питт подошел к полкам с артефактами. На верхней расположилась коллекция глиняных кувшинов, камней с резьбой и золотых украшений. А еще выше лежало весло из красного дерева, копия весел, которыми пользовались ацтеки, когда плавали на своих каноэ. В самом дальнем конце полки Дирк обнаружил вставленную в рамку страницу месоамериканского манускрипта.

Питт взял ее в руки, чтобы рассмотреть более внимательно. Мужчина в зеленом головном уборе из перьев лежал на земле лицом вниз. На заднем плане еще двое мужчин в головных уборах с орлиными клювами грузили ларец в маленькое каноэ. Дирк долго смотрел на рисунок, потом перевел взгляд на стоявшую рядом половину камня.

– Ну, ничего себе… – пробормотал он и провел ладонью по камню – он наконец понял. – Вот почему они готовы пойти на все.

Однако Питт тут же выбросил камень из головы, сейчас ему было необходимо отыскать Саммер и найти способ предотвратить взрыв гидротермальных источников. Но сначала предстояло выбраться из здания. Насколько он понял, выход здесь имелся только один, и его наверняка охраняли.

Питт приоткрыл дверь кабинета и прислушался. В коридоре было тихо, очевидно, обитатели остальных помещений уже ушли.

Дирк решил разведать обстановку, вышел в коридор, направился к вестибюлю и замер, увидев охранника, стоявшего возле столика дежурного и смотревшего в окно. Расстояние до противника было слишком большим, чтобы можно было незаметно к нему подойти, поэтому Питт вернулся по коридору обратно – у него появилась идея.

Дирк снова вошел в кабинет Диаса и стал изучать телефон, устаревшую модель с кнопками, позволявшими переключаться с одной линии на другую. Питт снял трубку и начал нажимать разные кнопки, пока не услышал, как зазвонил телефон на столике дежурного. Положив трубку на письменный стол, он подошел к книжной полке и взял весло из красного дерева.

Выйдя в коридор, Дирк бесшумно двинулся в сторону вестибюля. Телефон продолжал звонить, а охранник с недовольным видом кружил возле него. Минут через пять он не выдержал, подошел к столику и снял трубку.

– Алло? Алло?

Не услышав ответа, он бросил трубку и почти сразу почувствовал движение у себя за спиной – резко обернулся и увидел мчавшегося к нему Питта с веслом наперевес. Удар пришелся охраннику в голову, и он рухнул на столик. Однако сумел тут же вскочить, но Дирк тут же нанес ему новый удар, который уложил врага окончательно.

Питт подтащил безжизненное тело к кладовой. Там он и оставил охранника, но прежде снял с него камуфляжную куртку и брюки. Взамен незадачливый страж получил одежду бывшего пленника. Затем Дирк запер кладовую на засов и отправился к выходу, прихватив с собой «АК-47».

Питт выглянул наружу – вокруг царило спокойствие. Он вышел из здания и отправился на поиски дочери.

Глава 50

Адмирал Рафаэль Симмис проснулся мгновенно, уловив далекие звуки, и недовольно заурчал.

Полосатый кот весом в двадцать фунтов поднялся с подушки, лежавшей на полу, потянулся и запрыгнул на огромную кровать. Подобравшись к спящему хозяину, он провел усами по его щеке и принялся мяукать.

Сент-Джулиен Перлмуттер проснулся и отпихнул кота в сторону.

– Что случилось, Адмирал?

Кот громко мяукнул в ответ, соскочил с кровати и направился к двери. Перлмуттер понял намек и встал с постели. Его кот не страдал от глупых страхов. Более того, он не раз доказал, что является превосходным сторожем. Однажды он разбудил Перлмуттера, когда тот оставил штрудель в духовке. В другой раз предупредил, когда соседские парни попытались взять его старинный «Роллс-Ройс», чтобы покататься.

Натянув халат и засунув ноги в тапочки, Перлмуттер подошел к двери и остановился, услышав шум, доносившийся снизу. Быстро обернувшись к туалетному столику, он взял свайку с распложенной над ним полки. Полированный металлический стержень был размером с полицейскую дубинку. Свайки использовали еще во времена парусников – для разъединения прядей тросов и дальнейшего сращивания отдельных кусков. Вооружившись, Перлмуттер начал спускаться по лестнице, стараясь двигаться бесшумно – насколько это позволял его немалый вес.

У подножия лестницы Сент-Джулиен заметил свет фонарика, идущий из его кабинета. Он подошел к дверному проему и потянулся к выключателю, когда адмирал Симмис громко мяукнул. Луч фонарика мгновенно метнулся в сторону Перлмуттера и ослепил его.

Сент-Джулиен прикрыл рукой глаза.

– Что здесь происходит? – громко спросил специалист по морской истории.

Он услышал шорох бумаги и снова потянулся к выключателю.

Но свет включить так и не успел – тяжелая книга ударила его в лицо.

Перлмуттер лишь тряхнул головой и вломился в темную комнату с криком:

– Варвар!

Луч фонарика погас, но Сент-Джулиен сделал шаг вперед и нанес мощный удар свайкой. Однако его оружие лишь рассекло воздух, а он сам получил чувствительный тычок в бок.

Историк свободной рукой ухватился за куртку одетого в черное грабителя и рванул его к себе. Противник был почти вдвое легче и извивался, как змея.

Перлмуттер развернул свайку, с силой ткнул ее тупым концом под ребра грабителя, и тот вскрикнул. Сент-Джулиен попытался обхватить его двумя руками, но ночной гость сумел выскользнуть и лягнул хозяина дома по колену.

Перлмуттер отшатнулся и тут же, не желая того, наступил своему коту на хвост. Адмирал Симмис возмущенно завопил и вцепился когтями в пол, в то время как хозяин изо всех сил пытался сохранить равновесие. Но он не устоял и упал на бок, ударившись головой об угол письменного стола, а грабитель бросился к двери и исчез.

Перлмуттер пришел в себя, почувствовав, как кот лижет его щеку. Историк осторожно сел и потер шишку на голове. Через несколько минут пульсирующая боль стала стихать, он встал и включил свет, чтобы оценить размеры катастрофы.

Окно было распахнуто, и Сент-Джулиен решил, что грабитель проник в дом через него. Однако почти все в кабинете оставалось нетронутым. Ценные антикварные предметы оставались на своих местах, как и коллекция редких книг. Все осталось целым и невредимым, за исключением переплетенного в кожу издания «Моби Дика», брошенного в него грабителем.

Перлмуттер проверил ящики письменного стола, но грабитель к ним явно не прикасался. Тогда он принялся изучать бумаги, лежавшие на письменном столе, и обнаружил, что пропало досье на Эллсуорта Бойда и папка с документами, описывавшими гибель «Мэна».

Сент-Джулиен сел и собрался звонить в полицию, когда к нему на колени запрыгнул Адмирал Симмис.

– Ну, Адмирал, похоже, Питт разворошил осиное гнездо, когда заинтересовался гибелью «Мэна» и артефактом ацтеков. Хорошо, что я успел запомнить содержимое обеих папок.

Кот ткнулся головой в руку Перлмуттера, и историк его погладил.

– Я бы сказал, что наши принципы взаимодействия еще следует отрабатывать, но твоя система раннего оповещения просто превосходна! Ты заслужил дополнительную порцию молока, друг мой.

Адмирал Симмис посмотрел на хозяина и довольно замурлыкал.

Глава 51

Питт заметил на причале активность. Баржу уже успели разгрузить, и теперь рабочие таскали на нее маленькие деревянные ящики и большие контейнеры, наполненные тяжелыми джутовыми мешками.

Он шагнул в тень, откуда принялся наблюдать, как мужчины под охраняемым навесом передают друг другу мешки с чем-то, похожим на сухую бетонную смесь. Рядом висел плакат с надписью красными буквами: «Взрывчатка». Мешки, скорее всего, были наполнены ВСАС, взрывчатой смесью аммиачной селитры с дизельным топливом, обычной промышленной взрывчаткой, а в маленьких деревянных ящиках наверняка лежал тринитротолуол. Похоже, очень скоро взрывчатку отвезут на «Морской охотник» и используют для подрыва гидротермальных источников.

Питт пробрался мимо навеса к двухэтажному зданию. Первый этаж предназначался для решения текущих вопросов. Там находились склад оборудования и мастерская, выходящие к воде. В дальнем конце он увидел открытый гараж, перед которым стояла тележка для перевозки тяжелого оборудования. На втором этаже располагались солдатские казармы – именно туда могли отвести Саммер.

Дирк заметил боковую лестницу, прокрался к ней и начал подниматься по ступенькам.

Когда он преодолел половину пролета, дверь на втором этаже распахнулась, и оттуда выскочил солдат, державший в руках ящик с инструментами. Питту ничего не оставалось, как продолжать подниматься, и он ускорил шаг. Солдат промчался мимо, даже не посмотрев в его сторону.

На верхней площадке Дирк глубоко вздохнул и вошел внутрь. Перед ним вытянулся тускло освещенный коридор, по обе стороны которого располагались многочисленные двери. Все они были распахнуты, за исключением самой последней. Около нее стояли два куривших солдата.

Питт направился к ним, стараясь выглядеть непринужденно, но его рука крепко сжимала висевший на плече автомат.

Увидев приближающегося Дирка, один из солдат что-то быстро сказал своему товарищу и метнулся к противоположному выходу, опасаясь, что его накажут за недобросовестное исполнение обязанностей. Второй мгновенно потушил сигарету и вытянулся по стойке «смирно».

Питт быстро зашагал в его сторону.

– Cigarillo? – на ходу спросил он.

Солдат потянулся в карман, не сразу сообразив, что здесь что-то не так. Приближавшийся к нему мужчина был выше любого знакомого ему солдата, к тому же форма была ему явно мала на несколько размеров, а морщинистое лицо не слишком соответствовало чину рядового.

Незнакомец, вместо того чтобы протянуть руку и взять сигарету, ударил солдата прикладом в живот и прежде, чем тот успел как-то отреагировать, приказал:

– Бросай оружие!

Солдат кивнул и опустил автомат на пол.

Дирк подтолкнул его к двери и приказал ее открыть. Оказалось, что дверь не заперта. Солдат просто нажал на ручку и распахнул створку. Саммер сидела на лавке и пыталась избавиться от веревки. Она замерла, но в следующую секунду узнала Питта, который вошел вслед за солдатом.

Девушка устало улыбнулась отцу.

– Ты присоединился к Революционным вооруженным силам?

– В бойскауты меня уже не примут.

Продолжая держать на мушке солдата, Дирк протянул дочери перочинный нож.

– Ты в порядке? – он заметил небольшой порез на ее щеке.

Она кивнула.

– Сначала здешний хозяин мне как-то невнятно угрожал, а потом я весь день сидела здесь и считала мух.

– Пожалуй, тебе понадобится его фуражка и куртка, – Питт указал на солдата.

Саммер оценивающе посмотрела на его экипировку.

– А что мы с ним сделаем?

– Свяжи его. Ты можешь использовать простыни, но начни с этого, – Дирк протянул ей ремень от своего автомата.

Саммер стянула ремнем часовому руки за спиной, потом одной простыней связала локти и, уложив на койку, другой спеленала ему щиколотки. И напоследок заткнула рот кляпом из наволочки.

– Ты отлично справилась, – заметил Дирк.

– Я получила здесь полезный опыт в качестве жертвы.

Девушка надела солдатскую куртку и фуражку. Перед тем как выйти из комнаты, Питт поднял автомат связанного солдата и протянул его дочери.

– Мне никогда не приходилось стрелять из такого оружия.

– А тебе и не потребуется. Просто делай вид, что ты умеешь им пользоваться.

Они покинули здание, спустились по черной лестнице и спрятались за мусорным баком, чтобы оценить обстановку.

– Как мы отсюда выберемся? – спросила Саммер.

– Буксир.

Девушка посмотрела на отца и покачала головой.

– Почему бы нам не проскользнуть подальше вдоль побережья и не поискать какую-нибудь лодку? Они ведь скоро начнут нас искать.

– Из-за гидротермальных источников. Они прямо сейчас грузят взрывчатку на баржу и готовятся взорвать еще два источника. Мы не можем этого допустить!

Саммер уже не однажды слышала такой тон у отца и знала, что он не изменит своего решения. К тому же он был прав. Если кубинцы взорвут гидротермальные источники, произойдет грандиозная экологическая катастрофа. Их требовалось остановить, и терять время было нельзя.

Ей лишь хотелось, чтобы решение этой задачи легло на другие плечи.

– Что ты задумал? – спросила девушка.

– Нужно попытаться поджечь взрывчатку в доке – или на барже. Если нам повезет, мы сумеем затопить баржу и в начавшейся суматохе попытаемся сбежать на буксире.

– А если не повезет, мы отправимся на небеса?

Питт улыбнулся и покачал головой.

– Взрывчатка, которую они грузят, ВСАС, имеет низкую степень опасности. Для ее подрыва требуется вторичный детонатор. Так что нам нужно ее поджечь и надеяться, что возникнет безумный пожар.

– Да, «безумный» здесь ключевое слово, – Саммер видела, что ее отец совершенно спокоен, и ее страхи тут же исчезли. – Хорошо, что мне делать?

Дирк постучал костяшками пальцев по мусорному баку.

– Я хочу, чтобы ты немного покопалась в этом баке, пока я отыщу средство транспортировки. Нам потребуется одна или две пустые бутылки или небольшой контейнер. Я скоро вернусь!

Девушка не успела и рта раскрыть, как Питт метнулся к зданию казармы и остановился у фасада. Совсем рядом находился открытый гараж, перед которым все еще стояла тележка для перевозки оборудования. Дирк немного помедлил у стены, дожидаясь, когда мимо проедет грузовик со взрывчаткой, направлявшийся к причалу, где стояла баржа. Как только грузовик скрылся из виду, Питт стал пробираться к гаражу. Изнутри доносились голоса, там двое механиков разбирали двигатель грузовика.

Не обращая на них внимания, Дирк подошел к тележке и, сняв с тормоза, принялся толкать ее мимо распахнутой двери. Тележка двигалась легко, и механики не обратили внимания на скрип гравия под колесами. Питт покатил ее вдоль здания к мусорному баку.

Из бака показалась голова Саммер. Девушка облегченно вздохнула, увидев отца.

– Нашла? – спросил он.

Саммер кивнула.

– Три пустые бутылки из-под рома, кофейная банка и пара крыс, из-за которых у меня едва не остановилось сердце.

Она передала отцу бутылки и банку и выскочила из бака, точно олимпийская чемпионка по прыжкам в высоту.

Питт посмотрел на бутылку из-под рома.

– Они не оставили нам ни глоточка.

– Я бы сейчас поменяла ящик рома на горячий душ, – Саммер брезгливо вытерла руки о солдатскую куртку.

Пока отец работал, Саммер стояла на страже. Дирк открыл крышку капота тележки и отыскал там резиновый бензопровод. Вытащив его из карбюратора, он налил бензин в банку из-под кофе, а потом заполнил наполовину все три бутылки из-под рома. Вставив на место бензопровод, Питт отрезал несколько кусков ткани от своей камуфляжной куртки и засунул их в горлышки, получив три бутылки с «коктейлем Молотова».

– К нам приближается грузовик, – прошептала Саммер.

Они спряталась за тележкой, дожидаясь, пока мимо проедет пустой грузовик, возвращавшийся за новой порцией взрывчатки. Когда он скрылся из вида, Дирк выпрямился и поставил бутылки в задней части тележки.

– На причале пусто, – сказал он. – Едем туда, пока грузовик не вернулся.

– Как ты собираешься поджечь бутылки?

– Садись за руль и на секунду включи зажигание, когда я тебе скажу.

Когда Саммер скользнула на водительское сиденье, Питт собрал сухую листву и щепки и засунул их в кофейную банку. На донышке плескалось немного бензина – необходимое топливо для огня. Дирк поднял банку и поднес ее к двигателю тележки. Вытащив провод свечи зажигания, он засунул его конец в банку и жестом показал дочери, чтобы она повернула ключ зажигания.

С конца кабеля соскочила голубая искра, и бензин на дне банки тут же вспыхнул. Питт вставил провод на место и запрыгнул на пассажирское сиденье, держа в руках банку с плененным пламенем. Саммер снова повернула ключ зажигания и повела тележку вниз по короткому склону.

Баржа все еще стояла у причала, за кормой буксира. Девушка покатила в ее сторону, радуясь, что солдат пока нигде не видно. Несколько человек работало у крана, который перегружал на баржу контейнеры со взрывчаткой. Другие закрепляли ящики на барже.

– Попробуй проехать мимо крана, не останавливаясь, – Дирк спрятал банку и бутылки у себя в ногах.

Опустив голову, Саммер вела тележку мимо контейнеров и вокруг крана. Рабочие были слишком заняты погрузкой, чтобы обращать на тележку внимание, за исключением оператора крана, который с сомнением посмотрел на плохо сидящую на Питте форму. Когда девушка миновала последние два штабеля с контейнерами, Дирк сказал, чтобы она подъехала поближе.

Теперь Питта частично скрывали контейнеры. Он наклонился, схватил бутылку, поджег фитиль при помощи огня из кофейной банки и соскочил с тележки. Подойдя к краю причала, он швырнул бутылку в середину баржи.

Бутылка разбилась о верхнюю часть открытого ящика, и жидкое пламя накрыло верхний мешок со взрывчаткой.

Дирк едва успел запрыгнуть обратно на тележку, как услышал крик.

– Эй! – перед ними, неведомо откуда, появились двое вооруженных солдат.

– Вперед, – прошептал Питт.

Саммер вдавила педаль газа в пол, направляя тележку на солдат. Первый успел отскочить, но второй замешкался. Тележка ударила его в бедро и отбросила в сторону.

Дирк обернулся и увидел, что первый солдат восстановил равновесие и поднял оружие. Питт быстро поджег вторую бутылку и швырнул ее под ноги солдату. Стекло разбилось, и бойца мгновенно окутал огненный шар. Короткая очередь ударила в заднюю часть тележки, а солдат упал на землю, пытаясь погасить пламя.

– Откуда они появились? – недоуменно спросил Дирк.

– Думаю, болтались по другую сторону штабеля с контейнерами. Буксир перед нами!

Питт поджег третью бутылку с «коктейлем Молотова» и швырнул ее в последней штабель с контейнерами, который тут же загорелся.

Саммер резко затормозила перед буксиром, и они выскочили из тележки.

– Отвяжи кормовой канат, – быстро сказал Дирк. – Потом проберись в рулевую рубку и попробуй запустить двигатель.

– А если кто-нибудь поднимется на борт?

– Скорее всего, они не будут вооружены. – Он с усмешкой похлопал по прикладу «АК-47», зажатого под мышкой.

Питт подбежал к носу, чтобы отвязать носовой швартовый конец, и запрыгнул на узкую палубу буксира. Метнувшись затем к корме, он оказался возле нескольких буксирных канатов баржи, прикрепленных к швартовым тумбам. Канаты были туго натянуты, и Дирк принялся лихорадочно их отвязывать.

А в это время на барже люди отчаянно пытались потушить огонь, остальные же бросились к пылающей груде контейнеров, остававшихся на причале. Пройдет совсем немного времени, и раненые солдаты расскажут остальным об опасности. Питт с облегчением услышал, как ожил дизельный двигатель буксира.

Освободив последний канат, связывавший буксир с баржей, Дирк бросился в рулевую рубку, сжимая в руках «АК-47». Он ворвался в рубку через боковую дверь и в ту же секунду застыл на месте.

Тесная рубка была тускло освещена, но Питт разглядел Молину, одной рукой сжимавшего шею Саммер, в другой он держал пистолет, который приставил к ее виску.

– Положи оружие, – сказал Молина. – Отплывать еще рано.

Дирк услышал, как солдаты с криками бегут по причалу и запрыгивают на палубу буксира. Ему оставалось лишь мрачно посмотреть на Саммер и бросить оружие на палубу.

Глава 52

– Руди, сегодня ты рано.

Вице-президент Джеймс Сандекер ворвался в приемную своего кабинета в здании Исполнительного управления, словно бешеная гиена. Фанат фитнеса, он был одет в черный спортивный костюм для бега, а за ним следовали два задыхающихся сотрудника секретной службы в таких же костюмах.

– Я хотел успеть встретиться с вами первым, – Руди Ганн сидел на диване. – Как ваша утренняя пробежка?

Тайна, известная всем в Вашингтоне, состояла в том, что вице-президент ежедневно, в пять тридцать утра, совершал трехмильную пробежку вокруг Национальной аллеи[423], что ужасно досаждало его службе безопасности.

– Такси едва не сбило одного из парней, но в остальном утро чудесное!

Сандекер распахнул дверь в свой кабинет и пригласил Ганна войти, а двое агентов остались снаружи, дожидаясь, когда их сменят коллеги в штатском. Вице-президент устроился за массивным письменным столом, сделанным из обшивки корабля конфедератов, некогда участвовавшего в прорыве блокады, устроенной северянами. Адмирал в отставке был основателем и главой НУПИ, а Ганн стал одним из первых нанятых им людей. Сандекер все еще считал НУПИ своим детищем и поддерживал близкие отношения с Ганном и Питтом-старшим.

– Что привело тебя ко мне в такую рань?

– «Саргассово море». Наш корабль работал во Флоридском заливе, примерно в тридцати милях к северо-востоку от Гаваны. Мы потеряли с ним связь более двадцати четырех часов назад.

– Они послали сигнал бедствия или включили аварийный маяк?

– Нет, сэр.

– Капитана зовут Малком Смит, не так ли?

– Да, сэр.

– Он хороший человек.

– Кроме того, на борту находились Питт и Джордино.

Сандекер достал сигару, его единственный порок, и раскурил ее.

– А что они делали рядом с Кубой? Надеюсь, вы не помогаете ЦРУ?

– Нет, ничего подобного. Они исследовали токсичные выбросы ртути в Карибском море, – Ганн рассказал, что их заинтересовали территории возле южного побережья Кубы. – Питт считает, что выбросы ртути явились результатом буровых операций, связанных с гидротермальными источниками. Мы отследили сейсмическую активность в каждом из этих районов. Вспышки активности в точности соответствуют использованию взрывчатых веществ.

– Подводные взрывы?

– Да, так мы считаем. Питт проверял некую активность во Флоридском заливе, когда мы потеряли с ним связь.

– А кто ведет подводные разработки? – спросил Сандекер.

– Пока мы не знаем точно, но подозреваем, что за ними стоит правительство Кубы.

– Вы начали поиски корабля?

Ганн кивнул и вытащил фотографию из портфеля.

– Съемки со спутника показывают, что корабль все еще на плаву.

Вице-президент посмотрел на темное изображение с двумя светлыми пятнами посередине.

– Трудно делать определенные оценки по ночным съемкам, – заметил он.

Ганн достал цветной инфракрасный снимок, на котором были отчетливо видны два красных овала на синем фоне.

– Мы уверены, что это «Саргассово море», рядом с которым находится судно под названием «Морской охотник». Нам удалось получить подтверждение нашей гипотезы после того, как мы отследили снимки со спутников за прошлую неделю. Это, вне всякого сомнения, «Саргассово море».

– Ну, и кто владеет «Морским охотником»?

– Канадская компания «Брюин майнинг и эксплорейшн», – ответил Ганн. – Корабль взят в аренду организацией с полным отсутствием истории и зарегистрированной в Панаме. Из «Брюина» нам ответили, что корабль ведет работы возле западного побережья Никарагуа, но они не знают, где точно находится «Морской охотник».

– Кто-нибудь пытался связаться с «Морским охотником»?

Ганн кивнул.

– Да. Из Ки-Уэста туда направлен «Остров рыцарей», катер береговой охраны. Они послали радиограмму «Морскому охотнику», но не получили ответа.

– Ты считаешь, что «Морской охотник» захватил «Саргассово море»?

– Да, такова моя версия.

– Почему бы катеру береговой охраны не проверить это?

– Когда мы в прошлый раз пытались это сделать, оба корабля находились за пятимильной границей кубинских территориальных вод. «Остров рыцарей» нарушил границу и прошел рядом с обоими судами, но его остановил корвет ВМС Кубы.

Сандекер выдохнул облако дыма к потолку.

– Значит, нам нужно тряхнуть кубинское правительство.

– Мы можем предположительно говорить о пиратстве.

– Если «Морской охотник» контролируют кубинцы. И если Питт с самого начала не болтался в их территориальных водах, – они оба знали, что Питт склонен нарушать правила, если того требовала ситуация.

– Записи показывают, что «Саргассово море» находилось за пределами территориальных вод Кубы в тот момент, когда связь с кораблем была потеряна. Но сейчас это уже не имеет значения. Мы должны их вернуть.

Сандекер покатал сигару между пальцами, положил ее в пепельницу и с тревогой посмотрел на Ганна.

– Сожалею, Руди, но мы ничего не можем сделать.

Ганн вскочил со стула. Он знал, что Сандекер относится к Питту, как к сыну.

– Что значит: мы ничего не можем сделать?!

Вице-президент покачал головой.

– Необходимо учитывать ряд факторов, связанных с президентом. В настоящий момент мы не можем портить отношения с Кубой. Значит, нельзя привлекать военно-морской флот, береговую охрану или государственный департамент. И никаких ковбойских попыток освобождения со стороны НУПИ! Свяжись со мной через сорок восемь часов, я посмотрю, что можно сделать.

– У них может не быть сорока восьми часов.

– У меня связаны руки, – Сандекер встал из-за письменного стола. – Извини, но мне нужно принять душ и переодеться – через сорок минут у меня важная встреча.

Ганн сумел лишь кивнуть. Он вышел из кабинета, охваченный яростным отчаянием, но к тому моменту, когда оказался на улице, его переполняла решимость. Он набрал номер телефона и некоторое время ждал, когда ему ответит хриплый голос.

– Джек, это Руди. Как скоро ты сможешь встретиться со мной в Майами?

Глава 53

Теплое утреннее солнце лишь усилило усталость Магвайра. Наемник поглубже надвинул шляпу и позволил себе отвлечься. После длительного ночного изучения белой яхты у него и Гомеса слипались глаза. «Очень скоро мы получим свои чеки», – подумал он и представил тарелку с рагу из лангустов, которым он насладится, когда вернется домой, в Батон-Руж.

– Вижу маленькую лодку, направляющуюся в сторону цели.

Магвайр открыл усталый глаз. Гомес скорчился за планширом на противоположном конце лодки и внимательно наблюдал за яхтой в бинокль.

– Сколько человек на борту? – спросил наемник.

– Трое и рулевой. Один похож на нашего человека.

Магвайр посмотрел в сторону береговой линии. Их лодка находилась в двухстах ярдах от берега, и они делали вид, что продолжают ловить рыбу. Бывший снайпер достал собственный бинокль и сосредоточился на быстроходном катере, который мчался в их сторону. Одна из моторок, охранявших яхту, устремилась наперерез катеру. Однако затем развернулась и просто сопровождала его к яхте.

– Пора начинать видеосъемку, – сказал Магвайр. – Мы должны опознать его с полной уверенностью.

Пока Гомес убирал бинокль и готовил видеокамеру, наемник вытащил водонепроницаемую сумку и достал несколько фотографий. На всех был снят один и тот же человек: невысокий, спортивный немолодой мужчина с седыми волосами, в очках и с тонкими усиками. Все фотографии были сделаны с большого расстояния и не слишком четко, но выбирать не приходилось. Магвайр передал лучший снимок Гомесу.

– Что ты думаешь?

Гомес уже изучал фотографии. Затем принялся сравнивать их с увеличенным изображением на видеокамере.

– Человек в сером костюме похож на нашего парня, – он снова перевел взгляд на фотографию. – Знаешь, он мне кажется знакомым.

Магвайр кивнул и посмотрел на катер – и на мужчину в сером костюме. Волосы, очки и даже одежда соответствовали фотографии. При обычных обстоятельствах этого было бы недостаточно. Однако сейчас наниматель предупредил, что цель должна посетить яхту утром – так и случилось. Магвайр вытащил из сумки маленький передатчик.

Катер сбросил скорость и остановился у борта яхты. Два спутника Серого Костюма быстро взобрались по лесенке и помогли пожилому мужчине подняться на борт. Короткие волосы, крепкое телосложение и плохо сидящие костюмы – у Магвайра не осталось сомнений, что это охрана. Они проводили мужчину в каюту, вернулись на катер, и тот вместе с моторкой помчался к берегу.

– Странно, что охрана оставила его на яхте одного, – заметил Гомес.

– Возможно, он ждет подружку или она уже на яхте.

– Если так, то она невидимка. В последние двадцать четыре часа я не видел на яхте никаких признаков жизни, – он посмотрел на своего партнера. – Запись все еще продолжается?

Магвайр кивнул и небрежно нажал на красную кнопку передатчика, словно включал свет.

Радиосигнал отправился к антенне, которую он вчера установил на швартовой бочке, и привел в действие детонатор в пластиковом контейнере, прикрепленном к корпусу яхты. В следующее мгновение произошел подрыв пяти фунтов пластичной взрывчатки.

По поверхности воды разнесся низкий рев, и яхта поднялась в фонтане дыма, пламени и обломков. К тому моменту, когда в разные стороны полетели обломки, Гомес уже завел двигатель лодки. Между тем части яхты, которые сохранили некую целостность, быстро погружались в воду.

Гомес уводил лодку подальше от места взрыва, а Магвайр наблюдал за катастрофой с мрачным удовлетворением. «Такой взрыв никому не пережить», – подумал он. И тут у него заурчал желудок. Теперь наемник мог думать только о рагу из лангустов.

Глава 54

Просторный угловой офис генерала Альберто Гутьера в здании Министерства внутренних дел являл собой образец тщеславия. Из огромных окон открывался великолепный вид на гаванскую площадь Революции. Стены украшали многочисленные фотографии самого Гутьера. Красивый молодой офицер во главе армии в Анголе. На других снимках он разговаривал с братьями Кастро – вместе или по отдельности. На некоторых он позировал с собственным братом. Но больше всего было его собственных портретов – Гутьер с важным видом смотрел в камеру.

В кабинет вошел его младший брат, и на живом лице Гутьера появилось раздражение. Хуан Диас, получивший в детстве фамилию умершего приемного отца, уселся напротив массивного письменного стола Гутьера.

– Ты уехал всего на неделю, но после твоего возвращения вся страна погрузилась в хаос, – сказал Гутьер. – Ты знаешь, что я не могу допустить, чтобы о наших подводных работах кому-то стало известно – в особенности сейчас. Что там происходит?

– Американский исследовательский корабль, «Саргассово море», появился возле Доминго-1 и принялся что-то вынюхивать в тот момент, когда мы заканчивали добычу.

– А это не тот самый корабль, который оказался рядом, когда ты потопил буровое судно?

– «Альту». Да, это была случайность. Но возвратились они на то же самое место не просто так. Если им верить, они отследили растекание ртути, начавшееся после подрыва гидротермальных источников.

– Я говорил тебе, что топить буровой корабль не следовало, – хмуро сказал Гутьер.

– Если бы мы от них не избавились, то не смогли бы завершить добычу. А если бы мы не завершили добычу, то сорвали бы график обещанных поставок.

– Ты слишком наивен, – сказал Гутьер. – Это судно ЦРУ, теперь они узнают о нашей сделке с Северной Кореей!

– Я так не думаю. Я убедился в том, что растекание ртути имеет место. И на Доминго-1 оно довольно велико.

– А Кубе это может причинить вред?

– Нет, течение отнесет ртуть на северо-восток.

– Это хорошо, но мы пока не знаем, что задумали американцы.

– Их судно давно занимается океанографическими проектами, – сказал Диас. – И мы не нашли на борту оружия. Как ты знаешь, один из их подводных аппаратов был захвачен, когда они осматривали место добычи. Затем два человека с американского корабля пробрались на борт «Морского охотника» и сумели причинить ему некоторый урон. Коммандеру Кальсадо пришлось нанести контрудар, разрешенный тобой. Все прошло удачно, научно-исследовательский корабль захвачен и перемещен в наши территориальные воды!

– У нас не оставалось выбора, – проворчал Гутьер. – Однако мы играем с огнем.

– У меня такие же ощущения, но сделанного уже не исправишь. До сих пор американцы не заявили протеста, так что у нас есть время, чтобы спрятать концы в воду.

Гутьер заметно расслабился.

– Тем не менее это может привести к срыву проекта.

– Я сделал некоторые подсчеты, – сказал Диас. – У нас уже есть руда, и ее на двадцать тонн больше оговоренного для первой поставки количества, которая – так уж получилось – намечена на завтра. Я позволил себе ускорить срок следующей поставки, уменьшив его до трех недель, начиная с сегодняшнего дня. Наш клиент готовит свои корабли.

– Но это на два месяца раньше, чем мы договаривались!

– Да, но руда с Доминго-1 оказалась более высокосортной, чем в других местах добычи. Клиент готов принять меньше во второй поставке, если в руде будет более тридцати процентов окиси урана. Та, что мы добыли на Доминго-1, содержала пятьдесят процентов! Я рассчитываю, что ситуация на Доминго-2 и Доминго-3 такая же. Я уже отправил туда взрывчатку, чтобы начать добычу как можно скорее. Если мы взорвем гидротермальные источники и немедленно начнем работы, то сумеем выдержать сроки. Таким образом, нам нужно лишь задержать на это время американцев.

– Ты просишь о многом, но у нас действительно не остается выбора, – сказал Гутьер. – А что ты скажешь об отравлении ртутью? Насколько я знаю, гидротермальные источники Доминго-2 и 3 еще больше.

– Да, это может привести к экологической катастрофе для американцев, – Диас посмотрел на портрет брата, на котором тот в парадной военной форме восседал на вороном жеребце. – Альберто, именно я обнаружил залежи урана, когда мы вели разведку нефти с мексиканцами. Тогда я лишь рассматривал возможность добычи золота и серебра из этих источников. Существование урановой руды, да еще с таким высоким процентным содержанием, стало полнейшим сюрпризом. Однако именно ты увидел потенциал этих месторождений, которые смогут усилить позиции Кубы в мире. Наши лидеры даже не представляют, чего ты сумел добиться!

– Вот почему мы сейчас не можем допустить утечку информации.

– Ты прекрасно понимал все риски, когда привлек Северную Корею. Продажа тысячи тонн руды с таким высоким содержанием урана, позволяющим создать пару тактических ядерных ракет, была смелым шагом – и таковым остается.

– Смелым, но рискованным, – сказал Гутьер. – С сожалением должен признать, что идея не моя. Корейцы хотят увеличить свой ядерный арсенал, но им не хватает сырья. Этот вариант возник, когда мы обсуждали торговлю обычным стрелковым оружием. Тем не менее идея блестящая.

– Куба, обладающая ядерным оружием, перестанет быть легкой добычей для американцев, – сказал Диас.

– И мы займем достойное место среди других мировых держав! – Гутьер сжал кулак, вспомнив о гибели отца во время вторжения американцев в Заливе Свиней. – К несчастью, я не знаю, сумеем ли мы сохранить сделку в секрете.

– Если завтра мы отправим половину заказа, все будет в порядке. Ну а как обстоит дело с твоим статусом? Кажется, ты ожидал существенных изменений в самое ближайшее время?

Гутьер проверил свой телефон.

– Я жду новостей с минутына минуту.

– Люди уважают силу, – сказал Диас. – Если у Кубы появится такое оружие, ты станешь самым могущественным человеком в стране. И сможешь сделать то, что оказалось не под силу даже самому Фиделю.

Слова брата польстили Гутьеру, и его гнев смягчился.

– Я все еще тревожусь из-за американского корабля и возможных последствий.

– Мы можем сказать, что они попросили политического убежища, – Диас улыбнулся. – Забрать корабль для собственных целей, а команду отправить в тюрьму для диссидентов.

Гутьер посмотрел в окно, пытаясь найти правильное решение. В этот момент загудел его телефон, и он увидел, что ему пришло анонимное видеосообщение. Гутьер посмотрел двадцатисекундный отрывок, и на его лице появилась широкая улыбка.

– Это все меняет! – он показал брату телефон и повторил для него запись.

Диас увидел, как мужчина поднялся на борт яхты, а через мгновение на ее месте возник огненный шар. Он был потрясен.

– Человек на яхте похож на Рауля, – пробормотал Диас.

– Это и есть Рауль. Он был на Каймановых островах, где принимал участие во встрече Сообщества стран Латинской Америки и Карибского бассейна. Мне удалось узнать, что Рауль должен прибыть на яхту, которой владеет заместитель губернатора Каймановых островов. – С лица Гутьера не сходила сияющая улыбка. – Складывается впечатление, что произошел несчастный случай.

Диас удивленно покачал головой.

– Брат мой, это было рискованной операцией.

– Ее провели наемники. Профессионалы, которым все равно, кого убивать, пусть даже при этом и пострадают другие люди, – Гутьер сухо улыбнулся. – Я лишь сожалею, что министр иностранных дел не находился на борту яхты. Он должен был присоединиться к Раулю, но в последний момент изменил решение.

– Тем не менее операция получилась очень дерзкой. Сразу после смерти Фиделя это потрясет всю страну. Быть может, даже хорошо, что Руиса там не оказалось, в противном случае ты мог бы попасть под подозрение. С другой стороны, ты оказался в опасном положении. Министр иностранных дел должен унаследовать место Рауля, как только наш дряхлый вице-президент скончается. И тогда ты не сможешь удержаться на своем посту.

Однако Гутьер сохранял спокойствие.

– Возможно, ты сумел обеспечить шанс этого избежать.

– Что ты хочешь сказать?

– Американцы. Они сыграли нам на руку. Руис не скрывает желания договориться с Соединенными Штатами, чтобы увеличить торговлю и туризм. Любовь Руиса к Америке его главная слабость. Мы это используем, постаравшись показать, что смерть Рауля связана с кораблем НУПИ.

Лицо Диаса засветилось от радости.

– Конечно. Общественность придет в ярость, если станет известно, что американцы убили Рауля. Мы можем представить дело так, чтобы это выглядело как спланированное покушение с целью поставить министра иностранных дел во главе правительства!

– Будет достаточно лишь намека, чтобы Государственный совет отвернулся от Руиса, – сказал Гутьер. – А если нет, я смогу призвать на помощь достаточное количество своих товарищей военных, чтобы они поддержали меня и позволили взять власть до конца следствия.

– Превосходный вариант, но будет еще лучше, если ты сможешь поймать убийцу и заслужить всеобщее признание. – В глазах Диаса загорелось вдохновение. – Забудь про научно-исследовательское судно, у нас есть другой козырь! Я передам тебе главного американца, человека по имени Питт, который находился на борту подводного аппарата. Мы можем повесить убийство на него.

Гутьер обдумал новый вариант.

– Да, – сказал он, – несомненно, мы сможем сфабриковать улики, которые свяжут его со взрывом. Мы устроим открытый суд, что приведет к усилению антиамериканских настроений… а заодно и обесчестим Руиса.

– И все это позволит нам довести до конца сделку с Северной Кореей. Но что нам делать с кораблем НУПИ?

– Насколько мне известно, пока никаких частных запросов со стороны американского правительства не было, – ответил Гутьер.

– Да и средства массовой информации помалкивают.

– Тогда потопите корабль вместе со всей командой, – приказал Гутьер. – В таком случае возражать будет некому! Мы можем сказать, что корабль затонул в результате несчастного случая. Или, если американцы будут сильно выступать, заявим, что корабль ЦРУ оказался в наших водах для поддержки покушения на Рауля с последующим государственным переворотом. А пока возьми военный вертолет, чтобы доставить сюда американца. Я все организую так, как если бы его захватили около Каймановых островов.

Диас кивнул, но в этот момент в дверь постучали. В кабинет вошла дородная секретарша, которая была сильно встревожена.

– Сожалею, что прерываю вас, сэр, но мы получили новости с Каймановых островов. Есть информация, что яхта, на которой находился наш президент, загорелась. Возможно, президент получил ранения.

Гутьер кивнул брату и встал.

– Это ужасное известие, – сказал он, провожая секретаршу к двери. – Нам необходимо срочно выяснить, что там произошло на самом деле.

Глава 55

Военный вертолет российского производства «Ми-8» быстро летел над горами, но сбросил скорость, когда начал снижаться к засекреченным причалам. Пилот посадил вертолет в самом центре бетонной площадки. Лопасти винта еще продолжали вращаться на холостом ходу, а Диас уже отстегнул ремень и распахнул дверцу.

Молина вместе с вооруженным охранником поджидали босса. Диас повернулся, чтобы осмотреть причал. Буксир и баржа исчезли, а их место занял либерийский сухогруз «Алгонкин». Береговая команда переносила на транспортер контейнеры с урановой рудой, которые затем отправлялись в трюмы корабля.

– Рад видеть, что «Алгонкин» прибыл вовремя, – сказал Диас. – Баржа благополучно уплыла?

Молина кивнул.

– Огонь удалось довольно быстро погасить. Буксир уже добрался до «Морского охотника». Через несколько часов они начнут укладывать взрывчатку в секторе Доминго-2.

– Отлично. А где американцы?

– Следуйте за мной, – Молина повел его в гараж, который находился на первом этаже казарм.

Питт и Саммер сидели на скамейке в пустом углу, в нескольких футах от них стояли двое вооруженных солдат.

Диас подошел к пленникам. Его раздирали противоречивые чувства.

– Насколько я понял, в период моего отсутствия вы устроили тут всякие безобразия. Однако должен с радостью сообщить, что ваши попытки повредить баржу и причал провалились. Наши подводные работы будут продолжаться.

– Если вы взорвете гидротермальные источники, то отравите море на протяжении тысяч миль, – сказал Дирк. – Пострадают кубинские пляжи и порты.

– Вы ошибаетесь, мистер Питт! Флоридское течение унесет все ядовитые вещества к американским берегам. И это станет проблемой вашей страны, а не моей.

Дирк бросил на него холодный взгляд.

– Это станет вашей проблемой, когда мир узнает, что вы отравили море сознательно, в процессе подводной добычи урановой руды.

Диас рассмеялся.

– Этого не произойдет, друг мой. А теперь встаньте!

Солдаты подтолкнули Питта прикладами. Он встал, Саммер последовала его примеру. Диас посмотрел на нее и покачал головой.

– Боюсь, на этот раз ты с ним не пойдешь. – Он повернулся к солдатам. – Вы полетите вместе с ним в Гавану. Вертолет ждет.

Саммер посмотрела ему в глаза.

– Зачем вы забираете его в Гавану?

– О, разве ты не знаешь? – На губах Диаса появилась злобная усмешка. – Президент Кастро мертв, и твой отец связан с его убийством. Он отправляется в Гавану, где его будут судить.

– Это абсурд!

– Вовсе нет! Многочисленные свидетели дадут показания.

Диас кивнул солдатам, и те подтолкнули Питта вперед.

Саммер шагнула к отцу и обняла его.

Дирк ободряюще улыбнулся и прошептал на ухо, чтобы она сохраняла спокойствие. Все у него внутри кипело. Его не слишком тревожило собственное положение, но очень не хотелось оставлять Саммер в руках Диаса. Однако солдаты не оставили ему выбора, и Питт зашагал к бетонной посадочной площадке.

Питта заставили войти в вертолет, сесть на скамейку и пристегнули ремнем безопасности рядом с распахнутой грузовой дверью. Солдаты уселись напротив. Один из них наклонился вперед и показал пилоту поднятый вверх большой палец. Лопасти стали вращаться быстрее, и вертолет взлетел. Питт беспомощно посмотрел вниз – Молина и Диас вели Саммер в офисное здание. А потом все исчезло, и под ними появились лишь бескрайние пространства голубого океана.

Кубинцы снова собрались в кабинете Диаса, где он некоторое время любовался камнем ацтеков.

– Я получил интересное донесение из Соединенных Штатов, – сказал Диас, обращаясь к Саммер. – Ваш друг, Перлмуттер, оказался очень способным историком.

Девушка посмотрела на Диаса.

– Вы причинили ему вред? – с нескрываемой яростью спросила она.

– С ним все в порядке, хотя он и лишился нескольких документов. Из них следует, что вторая половина камня не погибла, когда был затоплен «Мэн».

– Значит, сокровище еще можно отыскать? – спросил Молина.

– Именно так!

Саммер сдержала гнев. Девушка вспомнила, как ее отец начал было рассказывать о связи между камнем ацтеков и утраченным сокровищем, которую он обнаружил в кабинете Диаса, однако охранники тогда сразу же заставили его замолчать.

– Ну, и где вторая половина камня? – спросил Молина.

– Если данные, найденные у Перлмуттера, верны, – ответил Диас, – то камень был украден с «Мэна», когда корабль начал тонуть. Предположительно, он оказался на борту «Сан-Антонио», почтового парохода, который сразу же покинул Гавану. Американские военные моряки перехватили его у Восточного побережья, но «Сан-Антонио» утонул прежде, чем они успели забрать камень.

Диас улыбнулся.

– В соответствии с документами Перлмуттера, «Сан-Антонио» лежит на глубине в пятьдесят морских саженей[424] примерно в четырнадцати милях к востоку от Пунта де Майси.

– Вы можете отыскать обломки «Сан-Антонио» при помощи гидрографического судна «Келоуна», – сказал Молина. – Оно будет находиться в нашем распоряжении еще в течение месяца.

– На самом деле я отправляю тебя, Сильвио, на поиски «Сан-Антонио», как только «Алгонкин» покинет гавань! – он бросил свирепый взгляд на Саммер. – И лично позабочусь о том, чтобы нам больше никто не мешал.

– Я немедленно поставлю в известность команду «Келоуны».

Диас передал Молине документ.

– Здесь предположительные координаты «Сан-Антонио». Забирай «Келоуну» и веди поиски до тех пор, пока не обнаружишь затонувший корабль! Я присоединюсь к тебе, как только смогу.

– Мы ничего не будем делать до вашего прибытия, если обнаружим «Сан-Антонио» раньше, – сказал Молина. – А что с девушкой?

Диас оглядел Саммер с ног до головы и улыбнулся.

– Девушка пойдет со мной!

Глава 56

Армейский вертолет летел низко над водой, держась рядом с северной береговой линией Кубы, от которой его отделяло не более сотни ярдов. Шум двигателя привлек внимание людей внизу, и одинокий рыбак и дети, играющие в полосе прибоя, помахали вслед вертолету руками.

Питт смотрел в открытую дверь грузового люка и прикидывал свои шансы на спасение. Команда вертолета состояла из трех человек, кроме того, напротив пленника сидели два охранника. Дирк очень сомневался, что сможет разобраться со всеми пятью. Открытая дверь оставляла какую-то надежду, но кончать жизнь самоубийством не входило в его планы. Он принялся изучать внутреннее пространство вертолета более внимательно.

Старый «Ми-8» был классическим грузовым военным вертолетом, способным перевозить двадцать четыре солдата в своей длинной кабине. Питт отметил, что данный вертолет переоборудован для поисково-спасательных работ. Спасательная люлька и груда жилетов находились в кормовой части, а лебедка была укреплена рядом с люком. Дирк бросил равнодушный взгляд на рычаги управления лебедкой, с надписями на испанском языке, и нашел тот, что активировал спуск троса.

В остальном внутренняя часть вертолета была сконструирована по классическим военным образцам: голые стены, выступающие переборки. Как бывший военный пилот и превосходный механик, Питт отметил множество кабелей и гидравлических трубопроводов, пересекавших отсек. А когда его нога задела за маленький огнетушитель, лежавший под скамейкой, у него начал вырисоваться примитивный план. И хотя он казался Дирку безрассудным, мысль о расстрельном взводе, который ждал в Гаване, делала его все более привлекательным.

В конечном счете все будет зависеть от того, сумеет ли он правильно выбрать момент, – и от охранников, сидевших напротив. Они были профессиональными солдатами, но оба не спали почти сутки. Один из них уже задремал, другой смотрел на Питта усталыми глазами.

Дирк бросил на него равнодушный взгляд и прикрыл веки. Положив руки на колени, он сделал вид, что спит. Он не шевелился в течение нескольких минут, прежде чем решил проверить, что же делают солдаты. Второй все еще бодрствовал, но смотрел в иллюминатор.

Плавными, едва заметными движениями Питт отстегнул ремень безопасности, прикрывая свои действия другой рукой. Затем изменил позу, опустил руку между коленями, и его пальцы коснулись огнетушителя. Охранник взглянул в его сторону, и Дирк замер. Однако уставший солдат стал снова смотреть на бегущую под ними воду.

Питт медленно сжал пальцами корпус огнетушителя, сделал глубокий вдох и вскочил со скамейки. Огнетушитель описал широкую дугу. Однако Дирк не стал атаковать охранников, а ударил основанием огнетушителя в боковую переборку – совершенно сознательно он метил в пару кабелей из нержавеющей стали, которые согнулись от тяжелого удара.

– Эй! – бодрствующий охранник так удивленно посмотрел на пленника, словно тот сошел с ума, и потянулся к лежавшему на коленях автомату, но Питт его опередил. Перевернув огнетушитель, он сорвал пломбу и направил струю фосфата аммония в лица обоих солдат. Когда первый поднял автомат, Дирк попросту швырнул в него огнетушитель.

– Adiós, – сказал Питт, опуская рычаг лебедки.

Схватившись за крюк, прикрепленный к тросу, он сделал короткий шаг и нырнул в открытую дверь грузового отсека.

Прошло несколько мгновений, прежде чем охранник протер глаза и направил автомат на взбунтовавшегося пленника. Однако к этому моменту Питт уже исчез.

– Немедленно сажайте вертолет! – закричал охранник пилотам.

Однако первый пилот не обратил на его слова внимания – на приборном щитке начал пульсировать красный аварийный сигнал, и вертолет затрясло.

– Топливо перестало поступать в оба двигателя, – доложил второй пилот.

Первый пилот посмотрел на приборы.

– Но внешние баки еще полны!

Он переключил питание с одного бака на другой, однако ничего не изменилось. Оба винта вертолета работали с перебоями.

Питт удачно выбрал направление удара – ему удалось смять двойной стальной кабель, ведущий к двигателям, с надписью Combustible de aviación[425]. К несчастью для пилотов, именно по ним шло топливо из обоих внешних баков. Питт правильно рассчитал, что топливо во внутреннем баке было истрачено во время первого полета. В резервных баках оставалось достаточно на обратный перелет, поэтому пилоты не стали производить дозаправку.

Впрочем, в основных баках еще было немного топлива, и вертолет мог продержаться в воздухе несколько минут. У первого пилота оставались секунды на размышление, но он твердо знал, что внешние баки почти полностью заполнены.

Двигатели вертолета кашляли и чихали, а потом одновременно заглохли. Теперь тишину нарушали лишь сигнал тревоги и умирающий свист лопастей.

Пилот наклонил нос вертолета вперед, пытаясь начать планирование, но тяжелый бронированный летательный аппарат был на это неспособен. Он устремился вниз и начал падать, точно мешок с бетоном.

Вертолет ударился о воду носовой частью, кабина была мгновенно смята, главный винт оторвался и исчез в пене прибоя. Открытый фюзеляж секунду-другую подпрыгивал на волнах, а потом стал быстро погружаться в воду, унося на дно всех, кто находился внутри.

Глава 57

Когда Питт выпрыгнул из открытого люка, он едва не выпустил из рук трос. Крюк больно врезался в ладони, но он сумел удержаться. Дирк болтался под стойками шасси с вытянутыми вверх руками – и тут вертолет начало трясти.

Однако лебедка продолжала работать, трос разматывался, а Питт проклинал его медлительность. Он рассчитывал, что довольно быстро окажется на высоте, которая позволит ему просто спрыгнуть в воду, но до поверхности моря было еще слишком далеко. Дирку ничего не оставалось, как ждать, когда крюк опустится пониже. Между тем вертолет у него над головой уже начал медленный танец смерти. К счастью, охранники не сообразили, что им следует заклинить рычаг лебедки и остановить спуск.

Трос рванулся, и вертолет как-то странно завис в воздухе. Питт лишь с огромным трудом не разжал пальцы на стальном крюке, когда трос начал отчаянно раскачиваться из стороны в сторону. И хотя вертолет потерял высоту, до воды было еще слишком далеко.

Дирк посмотрел вверх – главный винт заметно замедлил вращение, двигатель работал с большими паузами, а потом и вовсе заглох. Затем пилот наклонил нос вертолета вниз, и натяжение троса вдруг ослабло. Питт пролетел футов двадцать, прежде чем трос снова натянулся, едва не вырвав ему плечи из суставов.

Беглеца тащило вперед и вниз, вертолет начал падать быстрее, а потом, видимо, и окончательно потерял управление. В результате Питт оказался перед ним. Опасаясь, что огромная машина упадет прямо на него, Дирк выпустил крюк и попытался максимально сгруппироваться.

И хотя теперь он находился всего в тридцати футах над водой, Питт падал на довольно высокой скорости. Удар о поверхность получился довольно сильным, Дирк тут же ушел под воду, и ему удалось вынырнуть далеко не сразу.

От удара у Питта перехватило дыхание. Он попытался вытянуться и плыть, но острая боль в плече пронзила левую руку. Дирку пришлось работать ногами и здоровой правой рукой, чтобы удерживаться на плаву.

Питт успел заметить, как вертолет рухнул в воду всего в нескольких десятках ярдов от него, но больше не обращал внимания на уходящий под воду «Ми-8». Он посмотрел на пустой песчаный пляж, до которого было довольно далеко, повернулся и поплыл на боку, стараясь не обращать внимания на боль.

Дирк плыл медленно, чувствуя, как поперечное течение относит его в сторону. Сделав глубокий вдох, он изо всех сил заработал ногами и правой рукой. Боль пронзала все тело, но он продолжал плыть, пока не оказался в полосе прибоя, швырявшегося белой пеной. Питт нащупал ногами дно и побрел к зарослям кустарника на берегу, чувствуя, как по шее и левому плечу течет теплая струйка крови. Дирк понял, что крюк задел плечо, когда он отпустил эту чертову железку.

Питт из последних сил брел к кустам, а когда добрался до баньяна, усталость, боль и потеря крови сделали свое дело. Опустившись на колени, он рухнул на мягкий песок.

Глава 58

– Капитана на мостик, пожалуйста. Капитана на мостик!

Билл Стенсет взял рацию и поднес ее к губам.

– Да, уже иду.

Опытнейший морской капитан прекратил утренний обход машинного отделения и поднялся на мостик «Кэролайн». Одно из новейших научно-исследовательских судов НУПИ, «Кэролайн» имела центральную шахту для спуска и подъема оборудования и массивную подкосную опору на корме для спуска и подъема подводных аппаратов. Как и у всех кораблей НУПИ, корпус у него был выкрашен в бирюзовый цвет.

Молодой офицер в белой накрахмаленной форме подошел к Стенсету, как только тот вошел на мостик.

– Извините за беспокойство, капитан, но мы получили странное сообщение по радио.

– И о чем оно, Робертс?

– Приближающийся вертолет просит, чтобы мы подняли на борт трех водолазов – они должны появиться по левому борту.

Стенсет выглянул в иллюминатор. «Кэролайн» стояла на якоре, слегка покачиваясь на волнах в четверти мили от одного из двух островков Бимини, который назывался Южный Кэт-Кей.

– Но мы никого не видим в воде, – продолжал Робертс.

– Кто послал сообщение?

– Мы не знаем. Они не назвали себя.

Моряк, стоявший на дальней стороне мостика, указал в сторону носа.

– К нам приближается вертолет, сэр.

Стенсет шагнул на крыло ходового мостика и посмотрел на белый вертолет, летевший к ним на небольшой высоте. Это был гражданский «Белл 407», которыми обычно пользовались правоохранительные органы для воздушных перевозок над морем.

Вертолет сделал круг над «Кэролайн» и завис слева по курсу, опустившись почти до уровня воды. Боковая дверь отошла в сторону, и в воду спрыгнули три аквалангиста. Вслед за ними сбросили большой оранжевый контейнер. Вертолет набрал высоту и улетел в том направлении, откуда появился.

Стенсет наблюдал за тем, как аквалангисты вынырнули на поверхность рядом с кораблем.

– Спускайте надувную спасательную лодку на воду – немедленно!

Команда «Кэролайн» еще не успела надуть лодку, а аквалангисты уже подплыли к корме корабля вместе с контейнером. На воду спустили специальную платформу, и трое аквалангистов поднялись на борт корабля вместе со своим оборудованием.

Стенсет ждал у поручней, пока платформа не поднялась на уровень палубы. Самый низенький из трех аквалангистов шагнул вперед и протянул руку капитану, одновременно стягивая маску.

– Привет, Билл. Рад тебя видеть.

Стенсет, раскрыв рот от удивления, смотрел на человека, которого привык видеть в очках в роговой оправе.

– Руди, ты ли это?

Ганн улыбнулся и махнул рукой в сторону двух других аквалангистов.

– Приношу извинения за внезапный визит. Полагаю, ты знаком с Джеком Дальгреном и Пирсом Расселом.

– Да, – Стенсет кивнул. – Но почему вы появились таким необычным способом? Мы могли бы забрать вас с берега.

– Мы не можем терять время. К тому же, когда ты нарушаешь указания вице-президента Соединенных Штатов, хочется, чтобы об этом знало как можно меньше людей.

– О чем именно? – спросил Стенсет.

– Речь идет о «Саргассовом море». У нас есть основания считать, что судно захвачено возле Гаваны. По причинам, которые недоступны для человека в моей должности, вице-президент Сандекер отказался прийти на помощь – более того, он отдал нам приказ не вмешиваться! – Ганн покачал головой. – Но я не могу так поступить. Команде нашего корабля может грозить очень серьезная опасность, поэтому мы должны выяснить, что происходит.

– А разве Питт и Джордино не на борту «Саргассова моря»?

– Да, и это тревожит меня еще больше. Два дня назад мы потеряли связь с кораблем. Они расследовали подвод-ное растекание ртути, и, должно быть, им удалось обнаружить его источник.

– Кубинцы?

– Мы пока не знаем.

– Теперь я понимаю, почему вы прилетели на анонимном вертолете.

– Пилот считает, что это тайная миссия по отслеживанию дельфинов. Ему не очень понравилось, что он должен обогнуть Майами и сбросить нас в море, но мы хорошо заплатили за услуги.

– Вижу, ты готов серьезно рискнуть, Руди, но я буду рад тебе помочь, – сказал Стенсет. – Питт не раз спасал мою шкуру.

– Я знал, что могу на тебя положиться.

– Что от нас требуется?

Ганн указал на открытую палубу корабля. Там на деревянном помосте стоял изящный подводный аппарат с корпусом из стеклопластика.

– Я хочу услышать от тебя две вещи, – улыбнулся Ганн. – Во-первых, что «Пуля» находится в полном порядке. Во-вторых, что ты подготовишь «Кэролайн» к отплытию в течение одного часа.

Теперь пришел черед улыбаться Стенсету.

– «Пуле» нужно лишь залить полный бак горючим, и она будет готова. Ну а что касается «Кэролайн» то, если она не сможет взять курс на Кубу в течение двадцати минут, я уйду в отставку.

– Спасибо, Билл. На счету каждая секунда!

– Мы в деле! – Стенсет шагнул к мостику, но остановился. – Кстати, а что в оранжевом контейнере?

Ганн приподнял брови и посмотрел на капитана с непроницаемым лицом.

– Страховка.

Глава 59

Саммер сидела на причале под утренним солнцем уже целый час. Рядом стоял вооруженный охранник. Все ее мысли сосредоточились на отце и на том, что могло с ним случиться.

Когда по ее лбу начал стекать пот, на горизонте появилась голубая точка, которая быстро росла. Постепенно точка превратилась в изящное, с двумя мощными турбонагнетаемыми дизельными двигателями судно для перевозки персонала, которое мчалось к причалу. Саммер провели в пассажирскую каюту с кондиционером, откуда она наблюдала, как на кормовую палубу грузят несколько маленьких контейнеров с мощной взрывчаткой.

Вскоре на причале появились Диас и Молина. Они пожали друг другу руки, Диас запрыгнул на палубу, и судно с ревом помчалось обратно. Саммер с трудом сдержала дрожь, когда Диас вошел в каюту и сел рядом с ней.

– Небольшое изменение планов, – сказал он. – Мы сделаем короткую остановку на «Саргассовом море».

– Я смогу вернуться на корабль?

Диас рассмеялся.

– Нет, моя дорогая. Я не думаю, что у тебя возникнет такое желание. Ты вместе со мной поднимешься на борт «Морского охотника».

– Вы не представляете, какой урон причините, когда уничтожите гидротермальные источники.

– А ты не знаешь, какие власть и деньги я потеряю, если этого не сделаю, – кубинец улыбнулся. – Конечно, это может оказаться мелочью по сравнению с тайной ацтекских камней.

– Почему вы так в этом уверены?

– Я побывал в Мехико. Наше гидрографическое судно обнаружило возле берегов Ямайки затонувшее каноэ, на котором мы нашли золотую фигурку. Теперь из вашего манускрипта мы знаем, что это каноэ являлось одним из многих, отправленных империей ацтеков. Доктор Торрес любезно подтвердил, что фигурку сделали ацтеки. Там должно находиться еще много других каноэ.

– Одна золотая фигурка – это лишь случайная удачная находка, не более того, – пожала плечами Саммер.

– Она была единственным артефактом, находившимся в каноэ. Я считаю, что каноэ тонуло медленно, что позволило команде спастись и перебраться на другие вместе с грузом.

– Может быть. Но теперь вам известно, где находится вторая половина камня. Почему бы не остановить безумные взрывы и не поднять сокровище?

– И отпустить твоего отца?

Девушка посмотрела в темные садистские глаза Диаса и не нашла там ни малейшего сочувствия.

– Нет! Думаю, нет, – сказал Диас, отвечая на собственный вопрос. Он встал. – Нам с братом предстоят грандиозные свершения!

Кубинец направился к мостику, а перед ними появилось «Саргассово море». Саммер оставалось лишь размышлять о том, кем может быть брат Диаса.

Две десантные надувные лодки были все еще привязаны к кораблю НУПИ, когда катер остановился возле забортного трапа. Контейнеры со взрывчаткой доставили на борт в первую очередь, потом и сам Диас поднялся на главную палубу «Саргассова моря». Командир десантников Кальсадо встретил его у поручней.

– Есть проблемы с кораблем? – спросил Диас.

– Нет, сэр. Пленников охраняют мои люди, все спокойно. Мы ждем дальнейших приказов.

– Молина сказал мне, что команда корабля не успела послать сигнал бедствия во время захвата.

– Мы застали капитана врасплох, они ничего не смогли предпринять. Катер береговой охраны США некоторое время бомбардировал нас запросами, когда мы перемещали корабль, но ушел, как только мы вызвали патрульные катера кубинских ВМС.

– Очень хорошо!

– Сэр, мы только что получили радиограмму с берега. Вертолет, взлетевший с причала сегодня утром, потерпел крушение возле Пуэрто-Эскондидо на пути в Гавану.

– Кто-то выжил?

– Неизвестно. Туда направлены армейские части и аквалангисты. Как только появится новая информация, они сразу дадут нам знать.

Диас нахмурился. Неужели Питт приложил руки к катастрофе? Если он погиб, тогда вину за смерть Рауля можно будет возложить на дочь Питта.

Он повернулся и указал на взрывчатку, сложенную на палубе.

– Генерал приказал уничтожить корабль! Где сейчас американская команда?

– В двух запертых лабораториях возле кормы.

– Пусть они там и остаются. Вам нужно после захода солнца потопить корабль вместе со всей командой. Никто не должен спастись. Вы меня поняли?

Командир десантников кивнул.

– Все будет сделано. Никто не спасется!

Глава 60

Дверь химической лаборатории распахнулась, и сидевшие в ней члены команды вздрогнули. Одного из рулевых, тщедушного мужчину по имени Росс, который сжимал в руках большую картонную коробку, втолкнули в дверь. Два вооруженных десантника последовали за ним и быстро осмотрели помещение, держа пленников под прицелами автоматов. Потом они приказали Россу раздать содержимое коробки.

– Росс, это ты? – спросил капитан Смит, находившийся в задней части лаборатории.

Малком Смит сидел в кресле от письменного стола, положив ноги на стул. Его грудь была забинтована. Капитан все еще был слаб, но его глаза оставались внимательными и настороженными.

Росс подошел к капитану, по пути передавая остальным бутылки с водой. Он двигался неуверенно, на щеке и под глазом у него расплылись синяки.

– Сэр, корабль сейчас находится в девяти милях от берега. К его борту только что подошел катер. Я не слишком хорошо владею испанским, но они сказали, что на борт доставлена взрывчатка, и они намерены затопить корабль вместе со всей командой!

Пепельное лицо Смита побледнело еще сильнее, но уже в следующее мгновение покраснело от гнева.

– Держи это при себе, Росс.

– Есть, сэр!

– Что тебе известно о тех, кого заперли в другой лаборатории? – спросил Джордино.

– Они держатся неплохо, за исключением Тайлера, который потерял много крови. Они позволили мне отнести туда коробку с продуктами, прежде чем привели сюда.

– Значит, в коробке продукты? – спросил Смит.

– Да, но мне пришлось хватать все подряд. Они дали мне всего десять секунд на камбузе, так что я просто взял то, что лежало сверху.

– Ты! – Один из охранников указал на Росса. – Поспеши. И никаких разговоров!

– Распредели еду между остальной командой, – сказал Смит.

Росс кивнул, передавая на ходу яблоки и воду. Охранники вывели его из лаборатории и заперли за ним дверь. Капитан подозвал к себе Дирка и Джордино.

– Мы попали в тяжелое положение, – тихо сказал он. – Есть какие-нибудь идеи?

– Можно не сомневаться, что мы вместе с кораблем отправимся на дно, – сказал Питт-младший. – К сожалению, у нас совсем немного вариантов.

– Сами мы не сможем выбраться отсюда, – сказал Джордино, обводя рукой лабораторию. Как только их здесь заперли, он внимательно изучил все возможные пути к спасению. Лаборатория представляла собой стальной ящик с единственным выходом. – Остается лишь напасть на охранников, когда они в следующий раз войдут.

Дирк кивнул.

– Ничего другого мы сделать не сможем!

Смит покачал головой.

– У двери стоит не менее двух вооруженных десантников. Вас обоих просто убьют.

Капитан попытался сменить положение, его ноги соскользнули со стула и упали на пол. Острая боль пронзила его плечо, Малком крепко выругался.

Стоявший рядом с ним Дирк переместил спинку кресла, чтобы капитану было удобнее. Наклоняясь, чтобы помочь раненому, Питт обратил внимание на нижнюю полку, на которой стояли большая бутылка с йодом и емкости помельче – с реактивами, которыми пользовались ученые лаборатории. Он принялся изучать бутылки, и у него появилась идея.

– Капитан, по поводу предложения Эла… – Дирк встал, сжимая в руках несколько бутылочек. – Кажется, я нашел способ немного повысить наши шансы!

Глава 61

Питт пришел в себя, услышав голоса. Дирк потер глаза и тряхнул головой, пытаясь сообразить, где он находится. Когда он оперся на локти, острая боль в левом плече моментально напомнила ему о гибели вертолета. Он принялся вглядываться сквозь кусты, чтобы выяснить, кто шумит.

Голоса доносились со стороны моря – там работали аквалангисты, недалеко от берега подпрыгивал на волнах водолазный бот. Небольшая надувная лодка двигалась вдоль береговой линии – вероятно, они искали тех, кто уцелел после катастрофы. Питта ошеломило их появление, но потом он посмотрел на свои наручные часы «Докса» и понял, что находился без сознания почти два часа. Дирк прикоснулся рукой к ранам на щеке и плече, обнаружил массу запекшейся крови и понял, почему потерял сознание.

Судя по шуму, доносившемуся с бота, им удалось найти обломки вертолета. Питт наблюдал, как команда аквалангистов поднимает пять мешков с телами на борт. Он не сомневался, что очень скоро они сообразят, что в вертолете находились шесть человек.

Дирк огляделся по сторонам. Оказалось, что он сумел добрести до зарослей кедрового кустарника, растущего под баньяном. Никакого другого укрытия на протяжении тридцати ярдов не было. Полоса пляжа тянулась на полмили налево, отвесный, усеянный камнями утес перекрывал путь справа. За спиной у беглеца находился склон, уходивший в сторону джунглей.

Питт уже обдумывал, как он будет подниматься по склону, когда услышал визг тормозов и заметил брезентовый верх военного фургона, остановившегося у кромки джунглей. По холму шла дорога. Но теперь Дирк не мог туда добраться – из грузовика стали выскакивать солдаты Революционной армии. Не теряя времени, они принялись прочесывать ведущий к пляжу склон.

Питт осторожно переместился к краю кустарника и заполз под кедр, когда мимо прошла пара солдат. Они не стали задерживаться и сразу спустились к пляжу. Однако что-то привлекло внимание одного из них. Он остановился и принялся изучать песок у себя под ногами.

Это были следы Питта. Они вели от воды к зарослям. Дирку ничего не оставалось, как наблюдать, как солдат прошел по его следам до баньяна. Возле подножия дерева земля была более плотной, и отпечатки стали не такими отчетливыми. Солдат повернулся, явно намереваясь обыскать окружающую территорию. У Питта не было никаких шансов спрятаться, поэтому он перешел в атаку. Подождав, когда солдат отвернется, Дирк выскочил из-за куста.

За два шага Питт сумел незаметно подобраться к солдату и ударить его кулаком в солнечное сплетение, заставив пошатнуться. Солдат развернулся, пытаясь поднять автомат, но Дирк его опередил. Перехватив ствол, он ткнул им в грудь солдата, а потом ударил в лицо кулаком.

Солдат упал на колени и выпустил автомат. Питт перехватил оружие и направил ствол автомата на солдата. Только теперь он заметил, что мальчишке едва ли исполнилось семнадцать лет – почти наверняка его взяли в армию против воли, и он не был одним из хорошо подготовленных людей Диаса. Злополучный мальчишка испуганно смотрел на Дирка.

– Встать! – тихо приказал Питт.

Солдатик вскочил на ноги и, повинуясь приказу беглеца, побрел в сторону пляжа. Дирк же бросился в противоположном направлении вверх по склону, он бежал изо всех сил, хотя ноги плохо ему подчинялись. Питт даже не стал оборачиваться, когда молодой солдат принялся звать своих товарищей, но отпрыгнул в сторону, когда услышал автоматную очередь у себя за спиной.

Дирк обернулся, выпустил короткую очередь из «АК-47» и побежал дальше по склону. Ответный огонь позволил выиграть несколько секунд, и он успел добраться до вершины холма, прежде чем солдаты возобновили огонь – на этот раз стреляли уже несколько человек. Питту ничего не оставалось, как рассчитывать, что остальные солдаты окажутся такими же молодыми и неопытными, и он продолжал бежать дальше. Пули застучали по склону, но беглец успел-таки подняться на вершину, и теперь его защищал холм.

Дирк скатился в неглубокий овраг, который выходил на узкую мощеную дорогу. Совсем рядом стоял пустой военный грузовик – и был выставлен блокпост. Мысль о том, чтобы захватить машину, сразу исчезла, как только он заметил двух солдат, стоявших за грузовиком. Они вглядывались в ту сторону, откуда доносилась стрельба, не обращая внимания на дорогу.

Питт вскочил и побежал вперед. Его заметили только в самый последний момент, и один из солдат что-то закричал. В ответ Питт выпустил короткую очередь в его сторону, а потом расстрелял капот грузовика, продолжая бежать через дорогу. Обойма закончилась, Питт отбросил ставшее бесполезным оружие и нырнул в джунгли.

У него не оставалось времени для колебаний. Солдаты с пляжа уже выбегали на дорогу. Часовые, охранявшие грузовик, указали направление, в котором скрылся беглец.

Дирк пробежал дюжину ярдов в глубину джунглей, потом резко свернул направо и помчался дальше, пока снова не увидел дорогу. Остановившись на секунду, он поднял камень и швырнул его в противоположном направлении. Когда камень ударился о ствол, раздались автоматные очереди и звуки удаляющейся погони – во всяком случае, Питт очень на это надеялся.

Пробежав еще сотню ярдов, Дирк снова свернул направо и стал подбираться к дороге, вышел к обочине и осторожно огляделся по сторонам.

Солдаты у блокпоста остановили старый седан, приближавшийся с противоположной стороны. Вдоль дороги шли двое солдат, которые заглядывали за каждое дерево. За ними появились другие, и Питт понял, что время для отдыха еще не пришло.

Снова нырнув в джунгли, он побежал параллельно дороге, но через минуту споткнулся и упал, ослабевшие ноги не смогли его перенести через мертвую ветку. Пока Дирк вставал, он услышал шум приближающейся машины.

Питт быстро принял решение и потащил ветку к дороге. Там он обнаружил, что находится за поворотом, который скрывал блокпост и приближающийся автомобиль. Дирк быстро вытащил ветку на середину дороги, а сам нырнул в кусты. Как раз в этот момент машина появилась из-за поворота, и водителю пришлось резко нажать на тормоз.

Питт узнал «Плимут Фьюри» 1957 года, один из множества старых американских автомобилей, которые продолжали водить обычные кубинцы – следствие нескольких десятилетий эмбарго. И хотя корпус машины был заметно потрепан, а покрышки колес явно не сочетались друг с другом, хромированные бамперы и белая краска кузова продолжали сиять от бесконечной полировки, напоминая о лучших временах.

В двухдверном автомобиле с жестким съемным верхом ехали пожилые мужчина и женщина. Они вылезли из машины и оттащили ветку с дороги. Когда пара вернулась к машине, Дирк вышел из кустов и протянул к ним пустые руки. Он смотрел в красиво состарившиеся лица хорошо одетых людей.

– Hola![426] – сказал мужчина, отступая на шаг.

– Привет, – с улыбкой ответил Питт. – Мне очень нужно, чтобы вы меня подвезли. Извините, что я доставляю вам неудобства.

Женщина внимательно посмотрела на Дирка, заметила рану на плече, окровавленную одежду и измученное, но привлекательное лицо.

– Вы ранены?

Прежде чем Питт успел ответить, она бросилась к нему и повела к машине.

– Сальвадор, поспеши, помоги этому человеку сесть на заднее сиденье. Мы должны доставить его домой.

В тот самый момент, когда машина поехала дальше, из джунглей вышли два солдата, которым ничего не оставалось, как только смотреть ей вслед.

Глава 62

«Плимут» свернул со старого мощеного шоссе на еще более неровную грунтовую дорогу. Плечо Питта отзывалось болью на каждой выбоине, усталые рессоры машины плохо справлялись с подобными нагрузками. При каждом толчке что-то больно упиралось ему в бок.

Наконец машина преодолела последний участок, усыпанный гравием, и остановилась.

Маленькая женщина явно доминировала в этой паре. Полные щеки и большие глаза говорили о том, что в молодости она была красивой.

– Мы приехали, сеньор, – женщина повернулась к мужу. – Сальвадор, отведи этого человека в дом и дай ему возможность помыться. Он пообедает с нами. Надеюсь, он не покалечил моих цыплят.

Она помогла Питту выйти из машины и вытащила корзину с парой купленных на рынке, уже зарезанных цыплят, чьи лапки и стали причиной его неудобств. Удовлетворенно оглядев цыплят, она энергично зашагала в маленький домик, примостившийся на склоне холма.

Дирк повернулся к мужчине и улыбнулся.

– Вы женаты на сильной женщине.

– Она сильна, как бык, – во всех смыслах! Если она приняла решение, то изменить его невозможно. Я уже давно научился избегать острых кончиков ее рогов.

Питт рассмеялся.

– Похоже, это мудрая политика.

– Меня зовут Сальвадор Фаринас, – мужчина протянул руку.

– Дирк Питт. Старший.

– Проходите сюда, мистер Питт, Мария права, вам необходимо помыться.

Фаринас повел гостя в дом с двухскатной крышей и старым, выцветшим на солнце фасадом. Со склона открывался превосходный вид на океан, и Дирк видел мощеную дорогу в полумиле внизу, а еще дальше небольшую бухту.

Внутри дом неожиданно оказался очень стильным. Пол покрывала керамическая плитка «Салтилло», обстановка была достаточно современной. Огромное венецианское окно, выходящее на океан, давало много света, падавшего на белые стены, казавшиеся слишком голыми. Лишь над камином висела одинокая яркая картина. Питт восхищенно посмотрел на рыбака, показывающего свой улов, – картина была написана в стиле Гогена.

– Замечательная картина, – кивнув, сказал Дирк.

– Ее нарисовала Мария. Много лет назад она была знаменитым гаванским художником! К сожалению, это единственная ее работа, которая у нас осталась.

– У нее талант.

Фаринас отвел гостя в тесную ванную комнату с душем и вышел, оставив мыло и чистое полотенце. Питту потребовалось почти двадцать минут, чтобы смыть засох-шую кровь. Он позаимствовал бинты и свежую рубашку хозяина, и когда вышел в гостиную, выглядел совсем другим человеком.

Мария успела ощипать и выпотрошить цыплят и занималась приготовлением обеда. Сальвадор предложил Дирку aguardiente, крепкий местный ром, который тот с благодарностью выпил.

– За вашу доброту к незнакомцам, – сказал Питт, когда хозяин снова наполнил стаканы.

– Не стоит благодарности.

– Сальвадор, у вас есть телефон?

Фаринас покачал головой.

– Нам повезло – у нас есть надежно работающий водопровод иэлектричество, но телефонные линии до нас еще не добрались. А Мария отказывается покупать сотовый.

– Мне просто необходимо сделать срочный международный звонок!

– После ужина я отвезу вас в Санта-Крус-дель-Норте. Оттуда вы сможете позвонить.

Из кухни появилась Мария с блюдом, напоминающим паэлью, arroz con pollo[427].

– Пожалуйста, садитесь. И, Сальвадор, открой бутылку «Сороа» для нашего гостя. – Она повернулась к Питту: – Это местное белое вино, которое должно вам понравиться.

Они уселись за стол и принялись за еду. За последние двое суток Дирк не ел ничего горячего, поэтому уплел три полные тарелки цыпленка с рисом.

– Вы такой же замечательный повар, как и художник, Мария!

– Вы очень добры. Вы знаете, мистер Питт, ходят слухи, что президент Кастро убит.

– Да, я слышал.

– Солдат у блокпоста сказал, что в этом замешан американец и что он сбежал от правосудия.

Дирк открыто посмотрел ей в глаза.

– Этот американец – я. Однако уверяю вас, что не имею никакого отношения к смерти Кастро! Тем не менее, возможно, я знаю, кто за этим стоит.

Мария посмотрела на него с некоторым разочарованием.

Ее муж громко рассмеялся.

– Вам не нужно беспокоиться, мистер Питт, что Мария сдаст вас солдатам. Много лет назад она отсидела три года в тюрьме за картину, которую признали оскорбительной по отношению к государству.

– Это правда! – в глазах женщины запылал огонь. – Дебильный полковник, управлявший Министерством культуры, оскорбился, увидев мою картину с пулеметной установкой, засыпанной цветами. Они уничтожили мою мастерскую, конфисковали все работы и поместили их в здание министерства! – Мария указала на одинокую картину. – Это единственное полотно, которое мне удалось спасти.

– А почему вы перестали рисовать? – спросил Питт.

На лице у Марии появилось странное выражение.

– Когда они забрали картины, они украли часть моей души, я перестала быть собой. В тот день я убрала кисть и поклялась больше не браться за нее до тех пор, пока государство будет скрывать мои работы, – женщина с грустью посмотрела на Питта. – Куба слишком долго боролась с тиранией, подавлявшей ее дух. Быть может, нас ждут перемены. И я молюсь, что это будут перемены к лучшему.

– Когда наступает безвластие, – покачал головой Дирк, – первой страдает свобода.

– Складывается впечатление, что в игре всегда участвуют темные силы. Скажите, мистер Питт, что вы делаете на Кубе?

Дирк описал поиски ртути, отравляющей океан, и свое пленение «Морским охотником». Он рассказал о том, что необходимо срочно остановить уничтожение гидротермальных источников, и не сумел скрыть гнев, когда упомянул о дочери, которая все еще оставалась в плену.

– Мы поможем вернуть ваш корабль, – неожиданно заявила Мария. – Сальвадор, давай помоем посуду, а потом отвезем мистера Питта в Санта-Крус.

Вместе с Дирком они перемыли тарелки, а потом гость подошел к венецианскому окну, где стоял морской телескоп, направленный на берег. Солнце уже садилось, но Питт сумел разглядеть большую роскошную яхту, бросившую якорь в бухте. Присмотревшись внимательнее, он увидел необычный флаг, развевавшийся над мостиком, а настроив линзы, с удивлением обнаружил, что на флаге изображен рыжий медведь гризли с киркой в зубах.

– Вы готовы ехать? – Фаринас подошел к Дирку, покачивая в руке ключи от машины.

– Небольшое изменение планов, – Питт показал в окно. – Вы сможете доставить меня к яхте, бросившей якорь в бухте?

Фаринас посмотрел в сторону яхты и кивнул.

– У моего кузена есть лодка, он сможет вас туда доставить. Вы уверены, что они возьмут вас на борт?

Питт улыбнулся:

– Готов поставить мой «Бентли», что они не откажутся!

Глава 63

Когда солнце начало клониться к горизонту, ровно в тридцати милях к югу от Ки-Уэста встретились две лодки, ничем не примечательные круизные катера, каких полно у берегов Флориды в выходные дни летом. Но их команда состояла не из полупьяных врачей с обгоревшей на солнце кожей, а из вооруженных агентов тайных служб. В трех милях от них находилась пара боевых вертолетов «Апач», которые вели незаметное наблюдение.

Катера осторожно приблизились друг к другу, словно пара боксеров, впервые встречающихся на ринге. Легкий ветерок шевелил небольшие флаги над ходовыми рубками – один кубинский, другой – американский.

Матросы обменялись причальными канатами, привязав лодки борт к борту. Вице-президент Сандекер вышел из каюты американского катера и подошел к борту. Он протянул руку седому человеку на втором катере.

– Добрый день, мистер президент, – сказал Сандекер.

Рауль Кастро крепко пожал руку Сандекера.

– Для меня это большая честь, мистер вице-президент!

– Пожалуйста, называйте меня просто Джеймс. Могу я подняться на борт?

– Конечно, – Кастро продолжал удерживать руку Сандекера, когда тот перепрыгнул на соседний катер.

Кубинский президент отметил, что в жизни Сандекер выглядит не таким высоким, как по телевизору. Но в его голубых глазах горел огонь революции, который сразу понравился кубинскому президенту.

– И вы называйте меня просто Рауль, – сказал он. – Давайте перейдем на кормовую палубу, где мы сможем спокойно поговорить.

Сандекер махнул рукой своим охранникам, а Кастро – своим. Два лидера перешли на корму и уселись под навесом.

– Принеси ром, – сказал Кастро своему помощнику, прежде чем обратиться к Сандекеру: – Джеймс, я рад, что вы согласились на встречу со мной. Я никак не рассчитывал, что правительство Соединенных Штатов пре-дупредит нас о покушении на мою жизнь! Я жив благодаря вам. И я хотел бы поблагодарить вашего президента за спасение.

– Президент был обеспокоен, когда наши разведывательные службы сумели установить детали предстоящего покушения, в особенности после того, как выяснилось, что это должно произойти за пределами вашей страны. Президент и я рады, что вы живы и здоровы, – Сандекер откашлялся. – Президент полагает, что сейчас самый подходящий момент, чтобы улучшить наши отношения, окончательно избавившись от наследия холодной войны.

Кастро кивнул, задумчиво глядя вдаль.

– С тех самых пор, как умер мой брат, я постоянно об этом думаю. Одно время моя страна нуждалась в Фиделе так же сильно, как он нуждался в нашем народе. Но те дни давно прошли. Фидель многого добился для народа, но он не позволял нам развиваться дальше. Пришло время сделать Кубу процветающей страной. – Он посмотрел Сандекеру в глаза. – Джеймс, как вы знаете, я не стану участвовать в выборах 2018 года. Я намерен рекомендовать министра иностранных дел в качестве своего преемника. Он ратует за введение рыночной экономики и улучшение отношений с Соединенными Штатами. – Рауль глубоко вздохнул. – А я в оставшиеся мне дни в должности президента постараюсь облегчить своему преемнику дальнейший путь.

– У нас есть более чем двухвековой опыт демократии и свободного рынка. Мы можем помочь вам выйти на правильный путь.

Казалось, с плеч старого марксиста сняли тяжкое бремя.

– Не так просто уйти с прежнего пути, но это освободит нас.

Помощник президента принес ром, и они выпили за налаживание отношений между двумя странами.

– Рауль, у меня есть вопрос, – сказал Сандекер. – Сейчас повсюду ходят слухи, что вы погибли на Каймановых островах. Почему вы публично их не опровергли?

Глаза Кастро затуманились от гнева.

– Мы до сих пор не знаем, кто заключил контракт с наемниками. Если мои враги будут думать, что я мертв, они начнут действовать так, что это укажет на их вину.

– Разумная тактика, – сказал Сандекер. – Однако мне кажется, что я могу подсказать вам направление поисков, – он вытащил из кармана рубашки сложенный лист бумаги. – Нас также интересовал этот вопрос, и мы провели поиски источника финансирования наемников. Нам удалось установить, что платеж прошел через три счета на Каймановых островах – и всякий раз через разные банки. След привел к венесуэльскому банку, а от него к национальным счетам в Гаване. Дальше мы оказались в тупике. Однако не вызывает сомнений, что счет принадлежит Министерству внутренних дел!

Кастро широко раскрытыми глазами смотрел на лист бумаги.

– Гутьер! Конечно. Он известен своим экстремизмом, а его амбиции безграничны. Если бы меня не стало, он мог бы рассчитывать на поддержку армии и стать президентом. Ни для кого не секрет, что он давно мечтает занять мое место! Похоже, он больше не мог ждать… или не хотел, чтобы президентом стал Руис.

– Я сожалею, – сказал Сандекер. – Внутреннее предательство всегда самое обидное.

– Нет, я благодарю вас за то, что вы открыли мне глаза на бешеного пса в моем окружении! Мне он всегда не нравился, однако Гутьер не раз доказывал, что является сильным лидером.

– У вас могут возникнуть осложнения из-за его связей с военными?

– Ни в коей мере! Министр Революционных вооруженных сил был моим верным соратником в течение сорока лет, – Кастро заговорил мягче. – Сожалею, Джеймс, предательство трудно перенести.

– Я понимаю. Вы должны сами решить все проблемы.

– Но большим плюсом является то, что нами заложена основа будущей дружбы, – Кастро допил ром.

– Согласен, – ответил Сандекер. – Тем не менее есть два важных для нас вопроса, которые могут помешать нашему общему движению вперед.

– Что вы имеете в виду?

– Первый связан с Азией. Мы получили встревожившее нас официальное сообщение от Национальной разведывательной службы Южной Кореи. До них дошли слухи о сделке между Пхеньяном и вашей страной. Их источник утверждает, что Куба обеспечивает Северную Корею высококачественным оксидом урана, а в обмен Северная Корея готова поставить вам некоторое количество тактического ядерного оружия.

– Что?! – Кастро вскочил со стула. – Это абсурд! Должно быть, ваша разведка ошибается.

– Но вы уже покупали стрелковое оружие у Северной Кореи.

– Верно, но в очень ограниченных объемах. Мы почти не торгуем с Северной Кореей. Уверяю вас, Джеймс, я ничего не знаю о данном соглашении! Начать с того, что мы не ведем добычи урана на нашем острове. И, вне всякого сомнения, у нас нет ни нужды, ни желания обладать ядерным оружием.

– Рад это слышать. Разведка иногда совершает ошибки, а сведения о Северной Корее редко бывают достоверными.

Кастро кивнул.

– Должно быть, так и случилось. Это безумное предположение, но ни о чем не беспокойтесь. А что еще вас волнует?

– Ну, второй вопрос важен лично для меня. Речь идет о нашем научно-исследовательском судне «Саргассово море». Вы захватили его и держите в кубинских водах.

На лице Кастро появилось недоумение.

Сандекер рассказал о внезапной потере связи с кораблем и о том, что снимки со спутника показывают, что «Саргассово море» находится в территориальных водах Кубы.

Кастро покачал головой.

– Я сожалею, Джеймс. Впервые об этом слышу. Вы уверены, что на вашем корабле не произошла какая-то поломка оборудования?

– Снимки со спутника показывают, что на корабле не было пожара или каких-то других серьезных повреждений. К тому же на «Саргассовом море» имеется резервная система связи. Мы послали на помощь наш катер береговой охраны, но его не пропустил корабль ВМФ Кубы. Мы считаем, что «Саргассово море» захвачено какой-то враждебной группировкой.

– Возможно, это инициатива местных сил ВМФ, но они ничего не докладывали в Гавану.

– На борту нашего корабля находятся пятьдесят человек команды, часть является моими близкими друзьями. И я буду вам весьма обязан, если вы сообщите мне, что происходит.

– Конечно. Я понимаю ваше беспокойство. Обещаю разобраться с этим вопросом, как только вернусь в столицу!

Неподалеку от кормы из воды выпрыгнула крупная рыба, которая привлекла внимание обоих мужчин.

– Вы любите спортивную рыбалку, Джеймс? – спросил Кастро.

– Прошло уже несколько лет с тех пор, как мне удавалось поймать крупную рыбу, – с улыбкой ответил Сандекер.

– Нам следует порыбачить вместе во время вашего следующего визита. Лучший в мире голубой марлин водится только во Флоридском заливе!

– Что же, прекрасный повод для новой встречи, – сказал Сандекер, вставая и протягивая руку Кастро. – Это было бы замечательно!

Глава 64

На этот раз Питт ехал на пассажирском сиденье, когда пожилая супружеская пара повезла его вниз по склону на своем «Плимуте». Дирк надел соломенную шляпу и темные очки Фаринаса, пытаясь хоть как-то замаскироваться. По дороге им не встретилось блокпостов, тем не менее, когда они пересекли мощеную дорогу, Питт заметил мчавшийся куда-то военный грузовик.

Фаринас проехал мимо запущенных старых жилых кварталов и остановил машину у розового домика на берегу. Им навстречу вышел энергичный мужчина с большими ушами, и Сальвадор представил его как своего кузена.

– Моя лодка тут рядом, – сказал он. – Я смогу отвезти вас на яхту прямо сейчас.

Питт пожал руку Фаринасу и обнял Марию.

– Я не забуду вашей доброты, – сказал он.

– Продолжайте сражаться, мистер Питт, – кивнула женщина. – Удачи вам и вашей дочери!

Кузен Фаринаса привел Дирка к маленькой рыбачьей лодке, вытащенной на песок; они вместе спустили суденышко на воду и забрались внутрь. Заработал старенький мотор, и уже через несколько минут они остановились у кормы яхты Марка Рамсея «Золотой рудокоп». К поручням тут же подошел мускулистый матрос и недвусмысленным жестом предложил им плыть прочь.

– Марк на борту? – крикнул Питт.

– А кто спрашивает?

– Водитель «Бентли», Дирк Питт.

Матрос бросил на Питта недовольный взгляд и заговорил в переносную рацию. Через минуту выражение его лица заметно смягчилось, и он махнул рукой, предлагая лодке подойти ближе. Дирк поблагодарил кузена Фаринаса и забрался на борт яхты.

– Мистер Рамсей будет рад видеть вас в своей каюте, – матрос провел Питта по кормовой палубе, затем они миновали двустворчатые двери и оказались в каюте хозяина судна.

В каюте за столом сидел Рамсей, одетый в спортивную рубашку и брюки, и изучал стопку листов сейсморазведки. Он встал и теплой улыбкой приветствовал гостя.

– Вы оказались далековато от обычных трасс, мистер Питт! Каким образом вам удалось меня здесь найти?

– Логотип с изображением рыжего гризли. Я запомнил его по вашему трейлеру в Вашингтоне. Кроме того, я видел его еще на одном корабле в этом регионе – на «Морском охотнике».

– Да, это наше флагманское судно для добычи полезных ископаемых. Однако вы ошиблись. «Морской охотник» зафрахтован – сейчас он в Тихом океане, у побережья Никарагуа.

Рамсей предложил Питту сесть, тут только обратив внимание на его растерзанный вид и повязку на шее.

– И все же, что вы тут делаете?

– Если одним словом, то проблема в ртути. Я отслеживал распространение ядовитых выбросов ртути в Карибском море. Они явились результатом уничтожения подводных гидротермальных источников. И за это несет ответственность ваш корабль, «Морской охотник»!

Рамсей покачал головой.

– Нет, «Морской охотник» в Тихом океане!

– Я был на его борту два дня назад менее чем в тридцати милях отсюда. Мы исследовали морское дно в подводном аппарате, но он был захвачен одной из врубовых машин вашего корабля. Нас подняли на борт «Морского охотника», после чего доставили на берег. Мне удалось сбежать, но моя дочь все еще остается в плену!

– Но зачем «Морскому охотнику» вас похищать?!

– Потому что ваш корабль взрывает гидротермальные источники, чтобы начать добычу залежей урана, расположенных под ними.

Рамсей посмотрел на Питта так, словно он только что сошел с летающей тарелки.

– Уран? Вы сошли с ума. Корабль зафрахтован для добычи золота у берегов Никарагуа!

Дирк упрямо покачал головой.

– Возможно, все и началось с золота, но сейчас они занимаются добычей урана в Карибском море! Урановая руда находилась на берегу в контейнерах, сегодня ее загрузили на судно, которое отплыло.

– Этого не может быть! Я знаю, что залежи урана находят рядом с другими минералами, но никогда не слышал о его коммерческой добыче со дна моря. Зачем им это делать?

– Об этом вам следует поговорить с кубинцем по имени Хуан Диас.

– Диас? Он взял «Морской охотник» в аренду от имени панамской фирмы. Вы его знаете?

– Похоже, именно он стоит за всей этой историей. И держит у себя в плену мою дочь.

Рамсей посмотрел в суровые глаза Питта и понял, что тот говорит правду.

– Я сожалею, – потрясенно проговорил он.

– Но это далеко не самое худшее! По-видимому, руда с высоким содержанием урана находится в ядре гидротермальных источников в этом регионе. Кроме того, среди слоев других веществ там есть ртуть еще с триасового периода. Диас и его приятели из кубинской армии взорвали несколько гидротермальных источников в Карибском море – один из них находится совсем рядом, – и это привело к серьезным выбросам ртути, – продолжал Дирк. – И пока мы с вами здесь разговариваем, они собираются взорвать еще два крупных гидротермальных источника в середине Флоридского залива. Если им это удастся, то большие объемы ртути попадут в Гольфстрим. Мы получим экологическую катастрофу столетия!

Совершенно уничтоженный, Марк Рамсей откинулся на спинку кресла.

– Я построил свою карьеру на честной добыче полезных ископаемых, используя наименее опасные методы для окружающей среды. Я бы никогда не предоставил им свое оборудование и опыт моих инженеров и рабочих, если бы знал, что они задумали, – Рамсей покачал головой. – Мне бы следовало почувствовать: что-то идет не так. Они слишком тщательно скрывали свои планы – впрочем, при добыче золота это нормально. Однако их деятельность больше напоминала военную операцию. Диас настоял, чтобы на корабле работала его команда. Я и представить себе не мог, что они смогут причинить такой вред всего за несколько месяцев, на которые они зафрахтовали «Морского охотника»!

– Существует высокая вероятность, что они потопили буровое судно «Альта».

Рамсей уставился на плюшевый ковер, ошеломленный тем, что ему рассказал Питт.

– Вы говорите, что они намерены взорвать другие гидротермальные источники? Как мы можем их остановить?

– Две вещи, – сказал Дирк. – Постарайтесь добраться до «Морского охотника» как можно быстрее и найдите способ переправить меня на борт вашего корабля. А сейчас, пожалуйста, проводите меня в радиорубку. Я бы хотел вызвать свой корабль.

Глава 65

Гидротермальный источник Доминго-2, подсвеченный десятками ярких огней, напоминал калейдоскоп, случайно разбитый среди голой пустыни. На глубине тысячи двухсот футов морское дно было холодной грязной равниной, лишенной жизни и красок.

Вспомогательная буровая машина «Морского охотника» выкопала траншею для закладки взрывчатки рядом с ядром гидротермального источника. В центре траншеи сделали более глубокие канавки для бризантных взрывчатых веществ.

Подвесную платформу, заполненную упакованным в ящики игданитом[428], опустили рядом. Врубовая машина, используя тяжелую руку-манипулятор, сжала один из ящиков и перенесла его в траншею. Через несколько часов более пяти тысяч фунтов взрывчатки было заложено в сердце гидротермального источника.

На поверхности разъездной катер Диаса приближался к «Морскому охотнику», продолжавшему свою работу, похожую на какой-то ирреальный театр марионеток. Саммер отметила яркое освещение палубы, отражавшееся в воде – над спокойным морем уже сгущались сумерки. Баржа, все еще нагруженная взрывчаткой для второго гидротермального источника, была пристыкована к левому борту корабля. Когда они приблизились к барже, то увидели, как рабочие затаскивают на палубу вспомогательную буровую машину, закончившую копать траншею.

Катер подошел к корме баржи, и Диас поднялся на борт по спущенной лесенке. Саммер продолжала сидеть в пассажирской каюте, когда на катер спустились двое солдат. Один из них остался стоять на страже возле рулевой рубки, другой схватил Саммер за локоть и отвел на борт «Морского охотника».

Горный инженер приветствовал Диаса, и они вместе направились к сборному сооружению на центральной палубе. Саммер показалось, что она попала в уменьшенную копию знаменитого Центра управления полетами НАСА в Хьюстоне. Многочисленные ряды вычислительных станций заполняли помещение, всю стену занимал гигантский видеоэкран. Каждая рабочая станция контролировала свою часть подводной операции и телеуправляемые подводные аппараты. Видеоинформация с каждого из них выводилась на отдельные мониторы.

Саммер наблюдала за прямым репортажем на двух мониторах, на других экранах персонал просматривал материал, снятый многочисленными камерами двух поднятых наверх буровых машин.

Диас уселся в кожаное кресло перед видеоэкраном, а девушку посадили на ближайшую скамью.

– Мы завершили подготовку траншеи и частичную закладку взрывчатки, – сказал горный инженер, стоявший рядом с Диасом. – Нам удалось удачно выбрать расположение траншеи, поэтому подготовительный этап прошел быстрее, чем мы рассчитывали. Как видите, все наши буровые машины уже подняты наверх.

Диас указал на экран.

– Но бризантные взрывчатые вещества еще не установлены?

Одна из камер буровой машины показывала, как несколько матросов кольцами укладывали на палубе удлиненный заряд, имеющий форму трубы.

– Основной буровой машине еще предстоит уложить тротил и детонаторы в траншею. После этого мы сможем произвести подрыв. Примерно через десять минут буровая машина будет спущена.

– Очень хорошо. Я буду наблюдать за работами отсюда.

Инженер кивнул, и в этот момент зазвонил один из телефонов. Он ответил на звонок и протянул трубку Диасу.

– У капитана к вам вопрос.

Диас взял трубку, а инженер подошел к одной из рабочих станций и заговорил с оператором.

Саммер внимательно наблюдала за происходящим. С того момента, как они вошли в центр управления, она видела, что операторы, полностью погруженные в свою работу, не обращают на нее ни малейшего внимания. А теперь, когда Диас и инженер отвлеклись, она поискала взглядом своего охранника. Он стоял, опираясь спиной о стену, и наблюдал за подводной съемкой.

Девушка тихо встала, подошла к двери и бесшумно выскользнула наружу, но там ее встретил второй охранник, вооруженный автоматом. Он заставил ее вернуться обратно, толкнув прикладом в живот.

Диас успел заметить концовку эпизода попытки побега и покачал головой.

– Смелые, но бесполезные усилия, – сказал он.

– Почему бы вам не отпустить меня? Теперь я уже не в силах помешать вам положить начало подводной катастрофе.

– Тебе не нравится наше гостеприимство? Что ж, поступай, как пожелаешь. Можешь покинуть «Морской охотник», – кубинец усмехнулся. – Вот только не на борту моего катера.

Глава 66

«Золотой рудокоп» мчался со скоростью почти тридцать узлов в час. Марк Рамсей обнаружил «Морской охотник» на радаре менее двух часов назад. Питт все это время пытался вызвать «Саргассово море», но не получил никакого ответа. И даже его попытка связаться с Руди Ганном в штабе НУПИ оказалась неудачной.

Западный горизонт озаряли последние лучи заходящего солнца, когда они наконец увидели очертания «Морского охотника». Рамсей связался со своим кораблем и повернулся к Дирку.

– Они были поражены и расстроены моим появлением, – сказал Марк. – Попытались отложить мой визит под тем предлогом, что ведут серьезные работы. И не объяснили, почему «Морской охотник» оказался здесь, – он потер подбородок. – Я сказал, что удивлен тем, что они оказались в Карибском море, но не собираюсь устраивать никаких проверок, так что им пришлось согласиться. Полагаю, они будут шокированы, когда вы подниметесь на борт вместе со мной!

– Слишком многие могут меня узнать, если я войду через главный вход, – сказал Питт, разглядывая корабль и состыкованную с ним баржу. – Будет лучше, если я воспользуюсь другим входом. Вы можете поставить яхту у левого борта «Морского охотника» так, чтобы за спуском шлюпки не могли наблюдать?

– Никаких проблем, – Рамсей отдал указания капитану, а потом передал Дирку портативную рацию. – Боюсь, теперь вам придется действовать в одиночку. Мы будем ждать на расстоянии в несколько миль, пока вы со мной не свяжетесь.

– Спасибо, Марк, – сказал Питт и пожал руку канадцу.

– Будьте осторожны. И удачи вам!

«Золотой рудокоп» отвернул в сторону и начал удаляться от «Морского охотника», как только с кормы была спущена шлюпка. Рамсей и его внушительный телохранитель уселись на передней скамье, и рулевой направил моторку к кораблю.

Между тем с палубы «Морского охотника» Диас и его команда спускали за борт буровую машину. У ее борта, точно елочная игрушка, болталась «Морская звезда», которую удерживал манипулятор. Обе машины почти сразу ушли под воду – корабельная лебедка быстро разматывала трос. Диас посмотрел, как они исчезают в темной глубине, и перешел к противоположному борту, чтобы встретить Марка Рамсея.

Шлюпка «Золотого рудокопа» плыла вдоль левого борта к спущенной лесенке. Рамсей и его телохранитель перепрыгнули на трап и поднялись на палубу «Морского охотника». Там их уже поджидал Диас, за спиной которого стояло несколько вооруженных солдат.

– Мистер Рамсей, какой приятный сюрприз! – голос Диаса был холодным как лед.

– Привет, Хуан. Я направлялся в Новый Орлеан, когда мой капитан вас заметил.

– Рад, что вы смогли нас навестить. Проходите в каюту, давайте выпьем!

Диас повел гостя в кают-компанию, где стюард уже приготовил выпивку.

– Что вы делаете возле Кубы? – спросил Рамсей. – Вы же должны работать у побережья Никарагуа.

– Там ничего не оказалось, кроме пустой породы. Мы решили перебраться сюда, чтобы сделать пробные выемки в местах, которые выглядели многообещающими по результатам сейсморазведки.

– А у вас есть разрешение на работу здесь? – осведомился Рамсей.

– Мы его получили по необходимым каналам.

– Я восхищен вашей оперативностью! Как работают системы корабля?

– Превосходно. Сначала у нас возникли проблемы при обучении работе с проходческим оборудованием, но теперь все функционирует исключительно эффективно.

– Именно по этой причине я предпочитаю использовать собственную команду.

Диас никак не отреагировал на последние слова Рамсея.

– Сожалею, что вы появились в такой неподходящий момент. Мы как раз делаем пробный спуск буровой машины.

– Вы не могли бы показать мне результаты сейсморазведки? В последнее время я изучал разные участки морского дна. Возможно, я смогу вам помочь.

– Боюсь, у нас нет этой информации на борту.

Марк понял, что его нагло обманывают.

– А вы завершили оценку возможного воздействия на окружающую среду в этом районе?

– Наши ученые уверены, что никакого негативного влияния не будет!

– Даже если применять взрывчатку?

– Взрывчатку? – Диас бросил на него подозрительный взгляд. – Мы не собираемся ничего взрывать.

– В нашем договоре о фрахте «Морского охотника» написано, что воздействие на окружающую среду будет минимальным. Мне пришлось потратить целую жизнь, чтобы заработать репутацию человека, который не причиняет вреда экологии. И я настаиваю, чтобы все пункты нашего контракта исполнялись!

– Конечно. На следующей неделе я пришлю вам отчеты.

Диас допил остатки рома и встал.

– Было приятно вас повидать, мистер Рамсей. Надеюсь, ваше путешествие в Новый Орлеан будет удачным.

Марк не спеша допил ром. Он с ужасом понял, что Питт сказал ему правду относительно Диаса. Он, Марк Рамсей, предоставил свой корабль наемникам – под гарантии кубинского правительства, – и теперь они стоят на пороге грандиозной экологической катастрофы! Однако сейчас Рамсей был явно лишен каких-либо рычагов воздействия на ситуацию.

– Уже поздно, я и не заметил, как пролетело время, – изображая непринужденность и дружелюбие, сказал Рамсей. – Благодарю вас за выпивку, Хуан! Мне пора.

Они вышли из кают-компании и вернулись на палубу. Когда они проходили мимо ангара с буровыми машинами, Марк заметил матроса в защитном комбинезоне, который мыл палубу. Это заставило его подумать о Питте, и он бросил взгляд на пристыкованную к «Морскому охотнику» баржу.

Попрощавшись с Диасом, Марк спустился в шлюпку, которая тут же направилась в сторону яхты. Рамсей смотрел на удаляющийся силуэт «Морского охотника».

– Удачи тебе, Дирк Питт, – пробормотал он. – Она тебе потребуется.

Глава 67

Спрятавшись на барже за поддоном со взрывчаткой, Питт наблюдал за отплывающей лодкой Рамсея и думал о дочери. То, что Диас находился на «Морском охотнике», многое меняло. Теперь у него появилась надежда, что Саммер здесь. Однако, в таком случае, он будет вынужден поменять стратегию. Дирк планировал пробраться на корабль и каким-то образом вывести из строя буровое оборудование. Но, если Саммер на борту, ему требовалось сначала найти дочь.

Рамсей помог ему попасть на корабль. Спрятавшись под брезентом, Питт оставался на полу шлюпки, пока Марк поднимался на борт «Морского охотника». А потом рулевой переместил шлюпку к корме корабля. Когда матросам наскучило смотреть на море и они ушли, рулевой подплыл к барже, подал сигнал Питту, и тот незаметно перебрался на судно.

Быстро перемещаясь от одного контейнера к другому, он вскоре оказался на противоположном конце баржи. На палубе лежал слой тяжелого белого порошка, в котором Дирк узнал игданит, высыпавшийся из мешков. Баржа была заполнена лишь наполовину, из чего следовало, что часть взрывчатки уже заложена около одного из гидротермальных источников. Средства доставки находились в нескольких ярдах от баржи: стальная решетчатая платформа висела на мощном тросе. Питт увидел, как несколько матросов укладывают на платформу толстую, сложенную в кольца «трубу».

Обнаружив, что рядом никого нет, Дирк переместился к задней части баржи и взобрался на борт «Морского охотника». На судне кипела работа, и Питт понял, что идет заключительный этап подготовки к подрыву гидротермального источника. Дирка охватили дурные предчувствия: возможно, уже слишком поздно, и он не сможет помешать Диасу.

Он тут же отбросил все сомнения – сейчас главным было отыскать Саммер!

Питт стал пробираться вперед, стараясь оставаться в тени, но почти сразу за его спиной появились несколько членов команды, которые тащили новую врубовую головку для вспомогательной буровой машины. Один из матросов споткнулся, подвернув лодыжку, и выпустил из рук свою часть ноши. Боцман заметил стоявшего рядом Питта и махнул ему рукой.

– Иди сюда, помоги нам немного!

Дирк оказался в ловушке. Если он подойдет, то вблизи они сразу увидят, что он не является членом команды. А если не подчинится приказу боцмана, то тоже неминуемо навлечет на себя подозрения.

Дирк заметил дверь, ведущую в какое-то сооружение на палубе, и решил рискнуть. Пожав плечами, он решительно направился к двери и повернул ручку. Удача улыбнулась Питту – дверь оказалась незапертой. Он нырнул внутрь, а боцман выругался ему вслед.

Дирк предполагал, что окажется на складе для оборудования, но попал в заднюю часть поста управления буровыми машинами. На больших экранах отображались многочисленные изображения морского дна, операторы компьютеров о чем-то болтали между собой. Питт сразу отошел в темный угол, как только заметил Диаса, который отдавал приказы, сидя в кожаном кресле в передней части центра.

Несколько телеуправляемых подводных аппаратов двигались по морскому дну, наполняя игданитом траншею. Один из аппаратов развернулся кверху, и его камера сняла появление буровой машины, которая опустилась на дно и скрылась в туче ила.

Однако довольно скоро течение унесло ил в сторону, аппарат переместился еще ближе, и Дирк едва не задохнулся. К боку буровой машины манипулятор прижимал «Морскую звезду», принадлежавшую НУПИ.

Однако не это поразило Питта. У него перехватило дыхание, когда он увидел дочь, беспомощно сидевшую в кресле пилота.

Глава 68

Девяносто минут.

Именно на такое время рассчитаны аккумуляторы «Морской звезды». Как только они сядут, поглощение углекислого газа прекратится, и Саммер умрет от удушья. Если только сначала не погибнет от переохлаждения.

Когда Диас и его люди заставили ее сесть в подводный аппарат, она поняла, что они и не собираются поднимать его наверх. Саммер тут же активировала систему жизне-обеспечения, одновременно отключив все остальное, чтобы экономить энергию. Девушка была благодарна отцу, который зарядил все аккумуляторы к тому моменту, когда аппарат оказался на борту «Морского охотника». Теперь у нее оставалось какое-то время.

Но когда «Морская звезда» оказалась на дне, Саммер поняла, что девяносто минут дают лишь ложную надежду. Когда гусеницы буровой машины пришли в движение и она начала перемещаться вперед, девушка увидела, что траншея наполнена взрывчаткой, и поняла, что умрет гораздо раньше – насильственной смертью.

Машина добралась до края траншеи и остановилась. Манипулятор начал двигаться, перемещая аппарат с находившейся внутри пленницей в сторону. Затем он выпустил «Морскую звезду», и она опустилась в траншею, на уложенную там взрывчатку.

Два телеуправляемых подводных аппарата снимали все на камеры, и лучи их прожекторов на какое-то время ослепили Саммер. Затем они отплыли в сторону и зависли над буровой машиной, которая уползала в темноту.

Девушка наблюдала за аппаратами до тех пор, пока они не превратились в крошечные точки света. Затем взялась за работу.

У нее оставался последний шанс: она все еще могла заставить «Морскую звезду» всплыть. Двигатели аппарата были выведены из строя во время захвата, но она могла подняться на поверхность.

Саммер включила насосы, которые выкачивали воду из камер для балласта, немного подождала, но ничего не происходило. Обычно раздавалось шипение сжатого воздуха, которое сопровождалось журчанием вытекающей воды, но сейчас ничто не нарушало тишину. Она проверила работу всех цепей и снова включила насосы.

Никакой реакции. Тогда девушка посмотрела на баллоны со сжатым воздухом – приборы показывали, что они пусты. Команда «Морского охотника» намеренно опустошила их, чтобы Саммер не могла спастись.

Глядя в иллюминатор на уложенную взрывчатку, она постаралась подавить растущую панику и глубоко вздохнула – у нее была еще одна возможность. На «Морской звезде» имелось два свинцовых груза, от которых нужно было избавиться в случае экстренного всплытия. Одну часть груза ее отец сбросил, когда они пытались сбежать от манипулятора буровой машины, но вторая осталась.

Саммер встала с кресла и нашла рукоять для сброса второго свинцового груза, ухватилась за нее и быстро переместила в рабочее положение.

И вновь ничего не произошло.

Команда «Морского охотника» позаботилась и об этом, зафиксировав груз так, что его стало невозможно сбросить. Диас обеспечил ей надежный билет в один конец.

Охваченная гневом и отчаянием, Саммер вернулась в кресло и посмотрела в темноту, размышляя о том, сколько ей осталось жить.

Глава 69

Струйка холодного пота потекла по спине Питта-старшего, когда он увидел, что «Морскую звезду» опустили на груду взрывчатки. Камеры подводных аппаратов показали, как удаляется буровая машина, оставив аппарат с пленницей внутри в траншее, и возвращается к платформе, опущенной рядом на морское дно. Затем буровая машина при помощи манипулятора подняла свернутую в кольцо «трубу» – удлиненный заряд с тротилом.

После этого машина развернулась и снова поползла к траншее, разматывая начиненную тротилом «трубу». Наконец, заряд, которому отводилась роль детонатора для остальной взрывчатки, покинул платформу, и за ним потянулся кабель, снабженный небольшими поплавками и уходивший на поверхность. Теперь сидевший в нескольких рядах перед Питтом оператор мог произвести подрыв.

Дирк оглядел центр и отбросил безумную мысль о том, чтобы взять его под контроль. Три оператора сидели вдоль длинной консоли, у входа в центр. Рядом была боковая дверь, которую охраняли вооруженные солдаты. Еще дальше находился пустой стол – его использовали для управления вспомогательной врубовой машиной, а за ним – полдюжины рабочих станций, контролировавших телеуправляемые подводные аппараты, спусковую платформу и многочисленные камеры на борту корабля.

Совсем рядом с Питтом стояла одна из рабочих станций: большой стол с несколькими мониторами и рычагом управления. Худой мужчина в военной форме и фуражке склонился над рычагом, полностью поглощенный управлением камерами, которые отслеживали работу буровой машины.

Дирк смотрел, как «труба» с тротилом медленно движется по дну рядом с машиной, и у него возникла идея. Ему потребуется помощь, но времени на что-то другое не оставалось.

Ключом ко всему были телеуправляемые аппараты и рабочая станция в задней части центра. Пока еще бе-зоружный, Питт подошел к ближайшей полке, заставленной справочниками, выбрал самый тяжелый и подкрался к станции. Оператор был так сосредоточен на своей работе, что не заметил оказавшегося у него за спиной Дирка, который нанес ему страшный удар справочником в висок.

Тихо застонав, оператор свалился со стула, и наушники связи соскользнули с его головы. Питт мгновенно сдавил его горло, и ошеломленный оператор практически не оказал сопротивления, когда Дирк оттащил его к задней двери. Все это ему удалось проделать незаметно для остальных. В то время как передняя часть центра управления была ярко освещена видеоэкраном, задняя, к счастью для Питта, оставалась почти в полной темноте.

Снаружи оператор пришел в себя и попытался вырваться. Однако Дирк не дал ему такого шанса и резко швырнул на переборку. Оператор не успел поднять руки и врезался головой в стальную стенку. Раздался звук глухого удара, и Питт сразу понял, что его противник потерял сознание.

– Надеюсь, Диас обеспечивает вам компенсацию за увечья на работе, – пробормотал Дирк.

Он оттащил оператора за шкафчик и снял с него фуражку. Надев ее, он поспешно вернулся в центр управления и занял место за рабочей станцией.

Диас что-то кричал и указывал на большой экран, и Питт сразу понял, что происходит. Потерявший управление аппарат застыл на месте, его главная камера снимала скалу. Дирк опустил голову так, чтобы его лицо скрывал монитор, и взялся за рычаги управления. Уверенной рукой специалиста по работе с подобными аппаратами он развернул его и направил вперед, моментально успокоив Диаса.

Питт быстро разобрался в тонкостях работы с рычагами – они напоминали игру с детским радиоуправляемым вертолетом – и повел аппарат по дну, следуя за буровой машиной, пока она не появилась на мониторе вместе с движущейся «трубой» удлиненного заряда.

На столе оператора стояли два монитора, на которых отображались сигналы с двух камер, установленных в передней и задней частях аппарата. На большой экран выводилась только картинка с передней камеры. Дирк немного поэкспериментировал с рычагами управления и отыскал меню, которое влияло на качество изображения.

Диас хотел увидеть, как «трубу» со взрывчаткой ставят на место, о чем и сообщил, не вставая со своего кресла. Питт принялся ухудшать картинку. Рассерженный Диас тут же приказал убрать изображение, поступающее от аппарата Дирка на большой монитор, и заменить его другим.

Питт сразу же улучшил изображение и с облегчением увидел, что буровая машина возвращается к «Морской звезде». Он подавил желание взглянуть на Саммер и принялся изучать фланг буровой машины, буксирующей «трубу».

Машина медленно проползла мимо «Морской звезды», преодолела еще двадцать футов и остановилась. Манипулятор полностью распрямился, отводя смертоносную «трубу» в сторону.

По команде Диаса манипулятор выпустил «трубу», и ее передняя секция начала уходить в просверленную дыру, исчезая в нескольких футах под основанием траншеи. Оставшаяся часть удлиненного заряда вместе с присоединенным к нему кабелем упала под углом на траншею, заполненную игданитом. После того как взорвется тротил в «трубе», произойдет детонация, и тогда рванет уже весь игданит. Взрыв, направленный в самое сердце гидротермального источника, будет поистине устрашающим.

Питт наблюдал за происходящим при помощи своего аппарата. Потом Дирк развернул его передней частью к траншее, затем немного отвел назад, чтобы иметь возможность видеть всю траншею, и направил аппарат в сторону «Морской звезды».

Когда на мониторе появился хорошо знакомый желтый корпус «Звезды», Питт увидел Саммер, сидевшую в кресле пилота. Сейчас он отчаянно надеялся, что дочь поможет ему спасти ее жизнь.

Глава 70

Скрежет засова оповестил команду «Саргассова моря», запертую в лаборатории, что дверь сейчас откроется. Все поспешно отошли в дальнюю часть помещения и спрятались за большим столом. Все, за исключением Питта-младшего и Джордино, которые встали по разные стороны от двери, за массивными лабораторными скамьями.

Дверь распахнулась, и в лабораторию под дулом автомата снова втолкнули рулевого Росса. За ним вошел солдат, начал озираться по сторонам и удивленно прищурился. Его поразили не столько остальные члены команды, которые спрятались за столом, сколько вид Дирка и Джордино.

Каждый из них закрыл полотенцем рот и нос, на каждом были надеты очки, сделанные из пластиковых бутылок. Прежде чем солдат успел как-то отреагировать, Джордино швырнул в него лабораторный стакан. Солдат резко наклонился, и стакан разбился о стальную дверь, а на него обрушились осколки и брызги жидкости.

– Росс, ложись! – крикнул Дирк.

Рулевой нырнул вниз, а солдат выпустил очередь из автомата. Питт и Джордино предвидели такой поворот событий и успели укрыться за лабораторными скамьями. Однако стрельба сразу прекратилась, и солдат принялся тереть глаза, наполнившиеся слезами.

Услышав стрельбу, в лабораторию вбежал второй солдат. Дирк толкнул его черезскамью, и боец выронил оружие. Еще один запечатанный стакан разбился над головой второго солдата, который также принялся задыхаться и тереть глаза.

Жидкость, вызвавшая такую реакцию у солдат, была самодельным слезоточивым газом, который они сумели сотворить из химикатов, имевшихся в лаборатории. Под руководством биолога Камалы Батт Питт смешал йод с азотной кислотой и ацетоновым растворителем, после чего нагрел запечатанную емкость при помощи спички. Получившаяся смесь была примитивным заменителем слезоточивого газа, который используют во время разгона демонстраций.

Они провели испытания на добровольце, чьи покрасневшие и слезящиеся глаза убедили всех в эффективности оружия. В лабораторном шкафу Джордино нашел пару стаканов, из которых получилась отличная оболочка для метательных снарядов.

Дирк и Эл подождали, пока газ распространится, и выскочили из своего укрытия. Первый солдат полз к двери, второй пытался следовать за ним. Питт подбежал и схватил автомат первого незадачливого бойца. Вслед за ним бросился вперед Джордино и сильно ударил второго локтем в бок. Оба – и боец, и Эл – вылетели в коридор.

Дирк помчался за ними. Джордино боролся с обоими солдатами, но умудрился оказаться сверху и вырвать автомат из рук второго солдата, когда тот попытался выцарапать ему глаза. Питт помог Элу подняться на ноги, когда над их головами засвистели пули.

– Бросайте оружие! – закричал Кальсадо, стоявший в двадцати футах от них.

Он услышал стрельбу и поспешил к лаборатории в сопровождении еще двух солдат. Дирку и Джордино ничего не оставалось, как выполнить его приказ.

Двое пострадавших от углекислого газа солдат с трудом поднялись на ноги, глаза у них покраснели и слезились.

– Закройте и заприте двери лаборатории, – приказал Кальсадо.

Солдаты кивнули и повиновались.

– А что делать с этими? – спросил один из них, кивая в сторону Питта и Джордино.

– Мы больше не можем терять время, – сказал Кальсадо. – Отойдите в сторону. Я сам о них позабочусь!

Кальсадо поднял автомат, прицелился в двух пленников и положил палец на спусковой крючок.

Глава 71

Теперь, когда стихло привычное гудение обогревающей системы, в «Морской звезде» стало холодно, как в морозильнике. Зубы Саммер уже выбивали дробь, когда мимо медленно проползла буровая машина, которая тащила за собой длинную «трубу» со взрывчаткой. Она попыталась увидеть, как конец «трубы» опускают в траншею, но ей мешал один из управляемых аппаратов.

Устройство, напоминающее коробку, приблизилось к «Морской звезде» и зависло перед иллюминатором. Саммер ужасно захотелось показать средний палец, но она лишь прикрыла глаза от ослепительного света.

А потом произошла странная вещь. Свет прожекторов начал мигать.

На этот раз девушка без колебаний показала средний палец, проклиная Диаса, явно насмехавшегося над ней.

Саммер не сомневалась, что ее жест был отчетливо виден на мониторах, но аппарат оставался на прежнем месте, продолжая мигать прожекторами, словно посылал нечто вроде укороченного сигнала SOS.

Заинтригованная девушка молча наблюдала, как сигнал повторился дважды, потом протянула руку и, после недолгих колебаний, включила прожектор «Морской звезды».

Саммер несказанно удивилась, когда увидела, что управляемый аппарат опустил и поднял нос, словно кивнул. Кто-то, управлявший аппаратом, хотел ей помочь.

Девушка наклонилась вперед, наблюдая, как управляемый аппарат приближается. Он слегка повернулся, и яркий свет его прожекторов переместился с кабины «Морской звезды» на манипулятор, расположенный снизу. И вновь аппарат заморгал.

Саммер активировала управление манипулятором и приподняла механическую руку.

Аппарат одобрительно кивнул. Девушка продолжала поднимать манипулятор, а аппарат начал перемещаться слева направо, словно не соглашался с ее действиями.

Методом проб и ошибок, следуя указаниям аппарата, Саммер вытянула манипулятор на всю длину и разжала захват.

Между тем буровая машина завершила свою работу и теперь возвращалась обратно к месту подъема. Через минуту или две она должна была оказаться рядом с «Морской звездой».

Девушка продолжала наблюдать за управляемым аппаратом, и ей показалось, что он некоторое время размышлял о чем-то, а потом переместился ближе к борту «Морской звезды». Саммер пришлось прижаться лицом к иллюминатору, чтобы увидеть, что он будет делать дальше.

Управляемый аппарат развернулся, опустился на морское дно и начал двигаться в сторону «Морской звезды», подняв перед собой тонкий слой песка, словно превратился в снегоочиститель. Сначала Саммер ничего не поняла, но потом сообразила, что происходит. Управляемый аппарат начал толкать «трубу» со взрывчаткой к «Морской звезде», точнее, к ее вытянутому манипулятору.

Ее неведомый спаситель хотел, чтобы она сжала манипулятором кабель. Девушка подождала, когда аппарат совершит еще один толчок, после чего нажала на рычаг и сумела схватить манипулятором кабель.

Управляемый аппарат тут же мигнул прожекторами, поднялся и завис над приближающейся буровой машиной. Когда огромный агрегат оказался совсем рядом, управляемый аппарат резко опустился вдоль его бокового борта и ударил в металлический выступ на боку машины.

Это была свая, «нога» стабилизатора, которая обеспечивала дополнительный рычаг, когда машина прорубалась через скальные породы. Управляемый аппарат двигался вверх и вниз вдоль плоской металлической «ноги» и мигал прожекторами.

Саммер поняла. Она убрала манипулятор с пути буровой машины и стала ждать.

Мощные стальные гусеницы заставили дрожать морское дно, когда камнедробилка начала медленно возвращаться обратно. Ее оператор направлял машину по прежним следам, мимо «Морской звезды». Когда передние траки гусениц прошли в нескольких дюймах от иллюминатора, Саммер подняла манипулятор и направила его в сторону камнедробилки.

Наконец стабилизатор оказался совсем рядом, и девушка опустила манипулятор с зажатым в нем кабелем на «ногу» машины, которая двигалась так медленно, что у Саммер было достаточно времени, чтобы сделать из кабеля вторую петлю и накинуть ее на стабилизатор. Только после этого она отпустила кабель. Камнедробилка продолжала ползти дальше, увлекая за собой кабель, который вскоре натянулся.

Управляемый аппарат появился возле иллюминатора и одобрительно кивнул. Мигнув прожекторами в последний раз, он устремился вслед за буровой машиной. С минуту Саммер ждала, потом включила прожектора «Морской звезды» и увидела, как смертоносная «труба» медленно вылезает из траншеи и скользит мимо нее, следуя за буровой машиной. Девушка выключила прожектора, теперь ей оставалось лишь следить за тем, как удаляется свет камнедробилки.

Саммер проверила аккумуляторы и откинулась на спинку кресла. Управляемый аппарат спас ее от взрыва, но она все еще оставалась в холодной темной «Морской звезде» без особых надежд на спасение. Девушка стала размышлять о таинственном аппарате. Сумеет ли он помочь ей подняться на поверхность?

Глава 72

Питт размышлял над той же проблемой, когда задняя дверь центрального поста распахнулась настежь. Обалдевший оператор замер в дверном проеме, и его глаза остановились на Дирке.

– Вот он! – оператор указал пальцем на Питта. – Этот человек на меня напал. Застрелите его!

Дирк вскочил на ноги, но застыл на месте, когда один из охранников навел на него автомат. Еще двое вбежали в центр через секунду, окружив Питта.

– Что здесь происходит? – Диас подошел, чтобы разобраться в причинах суматохи.

Когда кубинец увидел стоявшего возле консоли управления Питта, его рот широко раскрылся от изумления.

– У вас моя подводная лодка, – спокойно сказал Дирк. – Я хочу получить ее обратно!

Оператор шагнул вперед.

– Он напал на меня и вытащил наружу, чтобы управлять аппаратом номер два.

Диас кивнул, не сводя глаз с Питта.

– Однажды вам удалось обмануть смерть, но второго раза не будет. Я лично доставлю вас в Гавану и займу место в первом ряду, когда вас будут расстреливать. Но прежде вы присоединитесь ко мне… чтобы посмотреть, как будет умирать ваша дочь!

Он повернулся к оператору.

– Быстро проверь подводную лодку! Сейчас мы будем поднимать наше оборудование.

Диас вернулся в переднюю часть центра и уселся в кресло. Охранники осторожно встали справа и слева от Дирка.

Питт посмотрел на видеоэкран, на который вывели запись, которую вел управляемый аппарат номер два, кругами плавающий возле «Морской звезды». Дирк увидел, что Саммер напряженно смотрит в иллюминатор, словно ждет сообщения. Но на этот раз его не последовало.

Питт вспомнил про «трубу» и затаил дыхание – оставалось надеяться, что аппарат не развернется в другую сторону, – ведь тогда диверсия будет обнаружена. Однако оператор и не думал проверять взрывчатку. Он держал аппарат над подводной лодкой минуту или две, а потом повел его наверх, вслед за поднимающейся буровой машиной.

Диас удовлетворенно посмотрел на экран.

– Надеюсь, вы попрощались с ней, мистер Питт, – затем кубинец обратился ко всем операторам: – Поднять оборудование на поверхность. Приготовиться к подрыву!

Заработали четыре гигантские лебедки на главной палубе, которые стали выбирать кабели, прикрепленные к камнедробилке, подъемной платформе и двум управляемым аппаратам. На экране появились помехи, когда оборудование стало подниматься вверх в окружении пузырей.

Когда все четыре устройства оказались в тридцати метрах над дном, Диас позвонил на мостик.

– Переместите корабль на двести метров восточнее! Мы готовимся к подрыву подводного заряда.

Винты «Морского охотника» вспенили воду, и большой корабль пришел в движение. Через несколько минут капитан сообщил, что судно заняло указанное положение. Кубинец попросил главного горного инженера доложить о местонахождении оборудования.

– Оба УПА на борту, подъемная платформа добралась до поверхности. Камнедробилка двигается медленнее, сейчас она находится на глубине в двадцать метров.

– Мы достаточно далеко от зоны действия взрывной волны, – Диас повернулся к Питту и спросил с издевательской учтивостью: – Не откажетесь от чести?

Питт холодно посмотрел на него.

– Откажусь. Думаю, последнее действие должно принадлежать вам.

Диас подошел к панели управления платформой и положил палец на кнопку, которая активировала детонатор. Улыбнувшись Питту, кубинец на нее нажал.

Глава 73

Дирк Питт-младший опустился на колени, ожидая, что пули из автомата Кальсадо войдут в его грудь, и в то же время делая отчаянную попытку поднять брошенное оружие. Однако острая боль пронзила его голову. В ушах оглушительно загремело, череп, казалось, завибрировал – еще никогда ему не доводилось испытывать такой боли!

Он подумал, что пуля попала в голову, но когда Дирк поднял руки, чтобы прикрыть уши, он не нащупал крови. Подняв глаза, он обнаружил, что Кальсадо и его солдаты, как и Джордино, также упали на колени и зажимают руками уши.

Это не помогло ослабить боль, но движение получилось инстинктивным – отчаянная попытка защититься от невидимой силы. Джордино усилием воли опустил руки и потянулся к лежавшему на полу автомату, но ужасающий грохот заставил его снова прижать ладони к ушам.

Питт сжался от боли, но даже это не помешало ему заметить, как три тени появились на кормовой палубе и теперь медленно приближались к ним. Они были одеты в такую же военную форму, как кубинцы, только черную. Кроме того, их головы скрывали мотоциклетные шлемы с толстыми темными щитками. Двое из них были вооружены автоматами и держались чуть позади третьего, державшего в руках восьмигранный стержень, соединенный проводом с тяжелым рюкзаком у него за спиной.

Казалось, незваные гости не испытывали боли. Когда они подошли, двое с автоматами отбросили оружие кубинцев в сторону, вытащили гибкие наручники и надели их на солдат, которые корчились от боли.

Боль в ушах Дирка неожиданно исчезла, и он понял, что стержень каким-то образом воздействовал на слух. Когда все кубинцы были закованы в наручники, мужчина нажал кнопку на стержне и опустил его.

Подняв щиток шлема, Руди Ганн улыбнулся своим друзьям из НУПИ.

– Извините за боль в ушах. Ваша попытка спастись вынудила нас начать действовать раньше, чем мы планировали.

– Руди, конечно, я рад тебя видеть, но это немного слишком, – проворчал Джордино, которому казалось, что у него в ушах все еще звенят полуденные колокола Биг-Бена. – Что это за пыточный инструмент?

– Он называется АУСА – акустическое устройство средней амплитуды. Это портативная версия системы, созданной для ВМФ. Система используется для защиты от нападения небольших катеров противника или, к примеру, против сомалийских пиратов. Антенная решетка способна испускать мощные направленные звуковые волны.

– Громкоговоритель на стероидах, – пробормотал Питт, растирая уши.

– Очень похоже. Мы с Джеком взяли его напрокат у друга из военно-морской лаборатории.

Судовой инженер Джек Дальгрен, мужчина устрашающих размеров, который давно дружил с Дирком, подошел к ним с автоматом в руках.

– Рад видеть вас довольными и здоровыми, парни! Руди, нам следует перейти на мостик. Кто-нибудь знает, сколько вражеских солдат на борту?

– Я насчитал девять, – Эл поднял оружие одного из кубинцев. – Если ты будешь держать этот чертов звуковой бластер подальше от меня, я тебя прикрою.

Ганн передал небольшие наушники Питту и Джордино.

– Это должно помочь.

Он снова включил прибор и повел своих вооруженных спутников на мостик. Переборки корабля защищали от воздействия АУСА, поэтому Руди без колебаний поднялся по лестнице и ворвался на мостик.

Оставшиеся четверо солдат были наготове – доносившийся из трюма шум их насторожил. Двое стояли с поднятыми автоматами и тут же повернулись к Ганну, как только он появился на мостике. Руди тут же рухнул на палубу, продолжая поднимать вверх стержень АУСА. Дальгрен и его напарник свернули за угол и сразу начали стрелять. Они не промахнулись – оба солдата упали.

Другие двое невооруженных кубинцев опустились на колени во время звуковой атаки. Теперь они медленно поднимались на ноги. Оба вскинули руки вверх, как только появились вооруженные Дирк и Джордино.

Питт помог Ганну встать.

– Руди, ты в порядке?

– Со мной все хорошо. Команда не пострадала?

– Ситуация остается угрожающей, – сказал Эл. – Мы слышали, что наши друзья заложили взрывчатку, чтобы потопить корабль вместе с командой.

Он подошел к кубинцу, который был ростом поменьше, поднял его с палубы и оскалился ему в лицо.

– Где взрывчатка?! Dónde están los explosivos?

Солдат увидел злую решимость в глазах Джордино.

– La sala de máquinas, – пробормотал он.

– В машинном отделении, – перевел Дирк. – Вперед!

Они с Элом побежали в трюм корабля и через две минуты оказались в машинном отделении. Долго искать не пришлось: они довольно быстро обнаружили несколько контейнеров со взрывчаткой, расположенных рядом с одним из кингстонов. После взрыва вода очень быстро заполнила бы трюм судна.

Джордино нашел простой цифровой таймер, связанный проводом с детонатором, который был уложен рядом с высоковзрывчатыми веществами, и осторожно извлек детонатор.

– Через два часа корабль ушел бы на дно.

– Здорово, что Руди и Джек оказались здесь так вовремя!

Они поднялись обратно на верхнюю палубу и освободили команду, запертую в двух лабораториях, но прежде Эл выбросил таймер и детонатор за борт. Они помогли Дальгрену запереть оставшихся кубинцев, после чего поднялись на мостик и присоединились к Ганну.

Он стоял возле пульта связи и качал головой.

– Система спутниковой связи уничтожена во время перестрелки!

– У нас еще осталась судовая радиостанция, – подсказал Джордино. – Кстати, как вам удалось нас найти?

– Мы отследили ваше положение с помощью спутников, а потом вышли из Бимини на научно-исследовательском корабле НУПИ «Кэролайн». К счастью, вы оставались на месте, пока мы пересекали залив.

– А где «Кэролайн» сейчас?

– Осталась в дружеских водах, примерно в десяти милях к северу, – Руди внимательно посмотрел на Джордино. – Я боюсь спрашивать… Где Питт и Саммер?

– Два дня назад находились на добывающем судне под названием «Морской охотник», – ответил Эл. – Их похитили с борта «Морской звезды», когда они пытались проверить, что происходит на морском дне. «Морской охотник» вел работы на месте затопления «Альты». Нам необходимо как можно скорее найти этот корабль.

Ганн кивнул, взял в руки штурвал и связался с машинным отделением. Затем он включил горизонтальный радиолокационный индикатор, который уцелел после перестрелки.

– Если нас не опередит «Кэролайн», – уверенно сказал он, – мы сами найдем «Морского охотника»!

Глава 74

В пятидесяти футах под корпусом «Морского охотника» электрический заряд активировал главный детонатор из азида свинца. Это привело к тому, что малый заряд привел в действие восемьсот фунтов тротила, находившегося в «трубе», которая свисала с буровой машины.

По воде пошла ударная волна, а взрыв привел к образованию большого газового пузыря на глубине. Пузырь начал быстро подниматься, попадая в менее плотные слои воды и увеличиваясь в размерах.

Те, кто находились на борту «Морского охотника», первыми почувствовали взрывную волну, которая прокатилась по кораблю, точно раскаты грома.

– Что это?! – спросил Диас, когда палуба содрогнулась у него под ногами.

Главный горный инженер покачал головой.

– Я не знаю. На таком расстоянии взрыв не мог воздействовать на корабль!

Питт улыбнулся и показал на видеоэкран.

– Возможно, ваша взрывчатка за что-то зацепилась на дне.

Кубинец посмотрел на экран. Камеры буровой машины отключились.

– Что вы сделали?! – закричал он Дирку.

Диас повернулся и выхватил автомат из рук одного из стоявших рядом солдат.

Питту не пришлось отвечать на вопрос. Через секунду вызванный взрывом газовый пузырь ударил в днище «Морского охотника», как жесткий сапог бьет в живот беззащитной жертвы. Центральная часть корпуса практически поднялась из воды, киль разломился в трех местах. Обшивка корпуса корабля лопнула вдоль всего днища, и вода хлынула внутрь от носа до кормы. Завыли сирены, и почти сразу же перестали работать генераторы.

А на мостике приборы подтвердили самые худшие опасения капитана. Вода так стремительно прибывала, что у судна не оставалось никаких шансов удержаться на поверхности. Капитан по системе громкой связи отдал приказ покинуть корабль – текст для подобных случаев был записан заранее.

На центральном посту никто не удержался на ногах. Электричество вырубилось, и все вокруг погрузилось в темноту. Диас вскочил, продолжая сжимать автомат, затем медленно включилось аварийное освещение, залив пост слабым красным сиянием.

Главный инженер схватил кубинца за руку.

– Нам нужно как можно быстрее выбираться отсюда!

Диас покачал головой, его лицо превратилось в маску гнева. Он отшвырнул инженера в сторону и повел поднятым автоматом из стороны в сторону.

– Где он?!

Его ярость лишь усилилась, когда он понял, что Питта-старшего нет в помещении.

Глава 75

Питт уже бежал спасать дочь. У него оставалась лишь слабая надежда, связанная с вспомогательной буровой машиной, находившейся на борту корабля. Если он сможет быстро начать погружение и оказаться рядом с «Морской звездой», у него появится шанс поднять подводную лодку на поверхность.

Но тут было слишком много «если».

Выбравшись из погрузившегося в темноту центрального поста, Дирк обнаружил, что на палубе воцарился хаос. Запаниковавшая команда бросилась к шлюпкам. Воздух наполнился криками и проклятьями не имевших морского опыта солдат, которые метались по палубе в поисках спасения. Они моментально забыли о верности Диасу – на кону стояла их собственная жизнь.

Питт сообразил, что он находится на противоположном борту от вспомогательной буровой машины, помчался к ней через кают-компанию, расположенную в центре корабля, и задержался на несколько секунд, чтобы радировать Рамсею. Дирк попросил его срочно вернуть «Золотого рудокопа», чтобы подобрать команду «Морского охотника». Кроме того, Питт также послал сигнал бедствия и вызвал спасателей глубоководных аппаратов. Однако он прекрасно понимал, что они едва ли успеют прийти на помощь Саммер.

Когда Дирк бежал по палубе, он обнаружил, что «Морской охотник» начал крениться на один борт, но погружался корабль в воду достаточно медленно. В распоряжении Питта еще оставалось несколько минут.

Он проскочил мимо группы людей, выстроившихся в очередь перед спасательной шлюпкой, миновал баржу со взрывчаткой, которая оставалась все еще прикрепленной к кораблю. А чуть дальше увидел темный отсек, где стояла вспомогательная буровая машина. Лишь небольшая часть электрических цепей судна осталась в рабочем состоянии, и Дирк боялся, что машина окажется обесточенной. Но, вбежав на пост управления, увидел, что панели приборов светятся, а машина полностью подключена к сети.

Питт немного повозился с рычагами управления, включил двигатель, прожектор и камеру. Машина спускалась в воду при помощи гидравлического лифта. Пока Дирк искал рычаги управления, в отсек вбежали несколько человек.

– Вот он! – закричал кто-то.

Это были Диас и солдаты, вооруженные автоматами.

Питт бросился ничком на палубу, но прежде успел нажать кнопку, которая привела в действие механизм лебедки, одновременно повернув рычаг, запустивший буровую машину. Через мгновение пули застучали по панели, во все стороны полетели осколки пластика. И хотя в отсеке было довольно темно, солдаты все-таки видели Дирка. Он едва успел откатиться в сторону, когда снова прозвучали выстрелы.

В задней части отсека было значительно темнее, и Питт спрятался за буровой машиной, которая уже пришла в движение. Стальные гусеницы застучали по деревянной палубе, до поручней оставалось около десяти футов, и Дирк понимал, что очень скоро машина окажется за бортом.

Диас послал своего человека направо, и Питт пополз вдоль левого борта машины. Снова застучали выстрелы, но они явно не были направлены в сторону Дирка. Кто-то стрелял вверх, и пули попадали в потолок отсека.

Вспомогательная буровая машина вдруг остановилась, и что-то упало на палубу рядом с Питтом. Оказалось, что это кабель питания, который был совершенно сознательно перебит автоматной очередью, чтобы остановить машину. Кабель скользил по палубе, а от его конца во все стороны летели искры. Между тем лебедка все еще продолжала работать.

Дирк услышал шум впереди. Один из солдат запрыгнул на переднюю раму машины и приготовился стрелять.

Питт бросился вперед, схватил перебитый кабель и приставил его к корпусу машины. Солдат отчаянно закричал, получив смертельный удар током высокого напряжения.

Дирк сдвинул кабель в сторону и шагнул вперед, чтобы забрать упавшее на палубу оружие, и замер, услышав шаги за спиной. Диас обходил машину слева, а два других солдата приближались к Питту сзади.

Дирк принял решение мгновенно – он резко развернул кабель, швырнул его в сторону боковых поручней и проследил взглядом, как его искрящийся конец скользит по палубе. Затем он обошел машину справа и поднял руки над головой.

Первыми подбежали два солдата, которые держали Питта под прицелом, пока к нему шел Диас.

Кубинец увидел мертвого солдата, лежавшего возле корпуса машины, и в его глазах вспыхнула ярость.

– Боюсь, вам не суждено попасть в Гавану. Все закончится прямо сейчас!

Диас поднял автомат, прицелился Питту в грудь, его палец потянулся к спусковому крючку, но в этот момент за его спиной послышалось какое-то шипение. А еще через мгновение кубинец исчез в огненном вихре.

Дирк не просто выбросил кабель за борт – он направил его конец на баржу. Искры попали на рассыпанный повсюду порошок игданита. Взрыв стал неизбежным. Произошла детонация тротила.

Баржа с оглушительным грохотом разлетелась на куски, и в ночное небо поднялся столб черного дыма. «Морской охотник» содрогнулся от носа до кормы, накренился набок, сбрасывая с палубы оставшееся оборудование и буровую машину, потом стал быстро уходить под воду носом вперед. Через минуту корма поднялась в воздух, и корабль начал стремительно тонуть.

На том месте, где только что находилось судно, образовался пенный круг пузырей, и над темным морем воцарилась тишина. Уцелевшие люди всеми силами пытались удержаться на поверхности.

Глава 76

Вспомогательная буровая машина спасла жизнь Питту-старшему дважды: массивный корпус защитил его от ударной волны, в то время как всех, кто находился чуть в стороне, уничтожил огненный вихрь. Тем не менее Дирка сбило с ног, а потом едва не раздавило одной из гусениц, когда машина начала соскальзывать к поручням.

Задыхаясь от дыма, Питт успел броситься между гусеницами и ухватиться за стойку. Он продолжал за нее держаться, когда машина пробила поручни и опрокинулась за борт. Лишь в самый последний момент Дирк оттолкнулся от нее, выплыл на поверхность и изо всех сил заработал руками и ногами, чтобы его не затянуло на глубину вслед за «Морским охотником», а потом лег на спину. Он наблюдал, как те, кто не успели сесть в шлюпки, спрыгивают за борт, пока корабль полностью не ушел на дно.

Питту потребовалось продержаться на воде всего несколько минут, после чего он услышал рокот двигателей, и неподалеку появился «Золотой рудокоп». Яхта остановилась возле одной из шлюпок «Морского охотника», прожектор с ее кормы обшаривал воду в поисках остальных уцелевших членов команды. Дирк поспешно подплыл к яхте, чтобы успеть поскорее прийти на помощь Саммер, и вместе с другими уцелевшими моряками вскоре оказался на палубе.

Рамсей находился на палубе и руководил спасательной операцией. Когда Питт поднялся на борт, Марк облегченно вздохнул:

– Я беспокоился о вас, когда увидел второй взрыв!

Дирк сумел лишь устало кивнуть. В ушах у него звенело, тело ломило от боли, он задыхался. Более того, Питт понимал, что так и не сумел спасти Саммер, которая все еще оставалась глубоко под водой, в ловушке.

– Сожалею о корабле, – пробормотал он.

– Вы… это сделали вы? – Рамсей разочарованно посмотрел на Дирка. – Наша дружба обходится мне слишком дорого!

Питт не стал обращать внимание на последние слова владельца утонувшего «Морского охотника».

– Вы вызвали глубоководных спасателей ВМФ? Как скоро они здесь будут?

Марк покачал головой.

– Я сделал кое-что получше! Мне удалось связаться с судном, которое находилось гораздо ближе – полагаю, вы его хорошо знаете, – он указал в сторону правого борта.

Только теперь Дирк заметил огни приближающегося корабля. Его освещенный профиль показался ему знакомым, и даже в скудном свете бортовых огней он сумел разглядеть бирюзовый цвет бортов.

– «Саргассово море»?

– Да. Они ответили на наш радиозапрос. Похоже, команда искала «Морского охотника» – точнее, вас и вашу дочь.

– Кто командует кораблем?

– Некто по имени Ганн. Он заметно удивился, когда я упомянул ваше имя.

Рамсей подозвал одного из своих матросов и снова повернулся к Питту.

– Сейчас я спущу на воду надувную спасательную лодку, чтобы вы смогли перебраться на «Саргассово море».

Усталая улыбка промелькнула на лице Дирка, и он пожал Рамсею руку.

– Марк, вы хороший человек. И если это послужит для вас хоть каким-то утешением, я вам кое-что обещаю.

– Интересно, что? – спросил Рамсей.

– Вы больше никогда не проиграете мне на гонках!

Глава 77

Питт включил двигатель спасательной лодки и помчался к «Саргассовому морю», которое замедлило ход возле роскошной яхты. Дирк Питт-младший, Ганн и Джордино уже ждали Питта у поручней и помогли ему подняться на борт.

Эл посмотрел на обожженную и мокрую одежду Дирка.

– Ты выглядишь так, словно провел ночь в камнедробилке, – сказал он.

– Мне было необходимо поспать.

– Где Саммер? – Дирк с тревогой посмотрел на отца. – С «Золотого рудокопа» передали, что нужны спасатели, работающие на больших глубинах.

– Она застряла на дне в «Морской звезде», – ответил Питт. – И хотя я рад видеть «Саргассово море», другого подводного аппарата на корабле нет. Нам необходима помощь извне – и очень быстро!

– На самом деле нет, – Руди приглашающе вытянул руку, как официант. – Будь любезен, следуй за мной…

Ганн быстро провел их на корму, всем не терпелось как можно скорее отправиться на помощь Саммер. На палубе они обнаружили Джека Дальгрена, проверявшего подводный аппарат, который Ганн взял на время у «Кэролайн». Аппарат назывался «Пуля» и был гибридом между кабиной подводной лодки и корпусом лодки моторной. На «Пуле» имелись обычный и электрический моторы, и изящное суденышко могло быстро перемещаться по поверхности воды. Питт был неплохо с ним знаком, он плавал на нем у берегов Турции несколько лет назад.

– Где вы его взяли? – спросил он.

– Мы с Джеком нуждались в быстроходном и бесшумном катере, чтобы незаметно подойти к «Саргассову морю». «Пулю» доставили из Бимини на борту «Кэролайн», так что последнюю часть пути мы проплыли уже на ней.

Дальгрен посмотрел на Питта-старшего и кивнул.

– Рад тебя видеть, босс! Слышал, тебе нужно быстро спуститься вниз.

– От этого зависит жизнь Саммер!

– «Пуля» готова к погружению, – сказал Дальгрен, похлопав по корпусу подлодки. – Залезай внутрь, и мы тут же спустим ее на воду.

Дирк сделал шаг к открытому люку «Пули», но остановился и повернулся к Ганну.

– Рамсею потребуется помощь со спасенной командой «Морского охотника».

Руди кивнул.

– Мы им поможем, как только спустим тебя на воду.

Джордино присоединился к Питту, и «Пулю» быстро опустили за борт. Дирк сразу взял курс на яхту Рамсея и помчался по поверхности. Как только они оказались рядом с «Золотым рудокопом», Питт сразу же начал погружение.

Обычно подводная лодка производила спуск под воздействием силы тяжести, но сейчас Дирк не мог терять время. Как только балластные отсеки наполнились водой, Питт наклонил нос «Пули» вниз, запустил двигатель на полную мощность, и лодка рванулась вниз. На глубине семисот футов, когда морское дно оказалось совсем рядом, Дирк сбросил скорость и выровнял «Пулю».

На «Пуле» не был установлен сонар, поэтому им пришлось искать Саммер визуально. Джордино отметил их местоположение, а Питт направлял подлодку по широкой дуге.

– Вижу что-то справа! – Джордино ткнул пальцем в большой акриловый иллюминатор.

Дирк сразу направил «Пулю» к темному объекту, находившемуся на краю видимого пространства. Это была вспомогательная буровая машина, которая выровнялась во время спуска и теперь стояла на дне на своих гусеницах. Питт обогнул машину и задержался над большой врубовой головкой – перед его глазами возникло жуткое зрелище. На лезвие буровой головки был насажен человек, чья обгоревшая форма показывала, что его отбросил мощный огненный взрыв на барже.

– Поздоровайся с Хуаном Диасом, – сказал Дирк, узнав кубинца. Лицо Диаса было искажено в предсмертном крике. – Он отвечал за эту операцию.

– Вижу, ты поразил его воображение при помощи остроумия и очарования, – заметил Джордино.

– И тонны взрывчатки!

Эл вновь отметил их местоположение, и Питт устремился дальше. Саммер должна была находиться где-то рядом, в радиусе двухсот или трехсот ярдов. Они проплыли еще около двухсот ярдов и свернули налево. Дно становилось более каменистым, появились небольшие холмы и первые признаки морской флоры и фауны.

– Температура воды повысилась на несколько градусов, – сообщил Джордино. – Мы находимся рядом с гидротермальным источником.

Через несколько мгновений они заметили следы гусениц, Дирк поплыл вдоль них, и вскоре они оказались возле траншеи, наполненной взрывчаткой. Желтая «Морская звезда» лежала на дне у дальней части колеи. Питт устремился вперед, и вскоре две подлодки оказались нос к носу.

Голова Саммер была откинута на спинку кресла. Когда яркий свет прожекторов проник в кабину, она повернула голову, открыла глаза, дважды моргнула, но тут же снова закрыла глаза и откинулась на спинку.

– Похоже, она отравилась углекислым газом, – сказал Эл.

– Нам нужно найти способ поднять ее на поверхность самостоятельно! – Питт медленно провел аппарат вокруг корпуса «Морской звезды».

– Остановись, партнер, – сказал Джордино. – Взгляни на кормовой шпангоут!

Дирк придержал «Пулю» и принялся рассматривать основание «Морской звезды». Несколько витков кабеля были намотаны на боковой шпангоут и уходили под днище подлодки. Питт обогнул «Морскую звезду» и увидел, что концы кабеля закреплены с другой стороны.

– Это второй аварийный балласт. Они зафиксировали его, чтобы Саммер не могла его сбросить!

– Теперь понятно, почему она здесь застряла, – сказал Джордино. – Кроме того, они наверняка испортили балластный резервуар!

– Ты готов к хирургической операции?

– Всегда!

Дирк подвел «Пулю» как можно ближе, слегка наклонил подлодку, и Эл принялся за работу. Используя маленький манипулятор «Пули», Джордино зажал один из кабелей и принялся вращать механический коготь. Провод не выдержал мощи гидравлического привода и лопнул.

Эл быстро справился с остальными проводами, однако «Морская звезда» и не думала всплывать.

Питт подвел «Пулю» вплотную и слегка подтолкнул подлодку. Ничего не произошло.

– Возможно, она застряла в иле, – предположил Джордино.

– Тогда давай ее вытащим!

Он завис над «Морской звездой», дожидаясь, когда Эл захватит манипулятором подъемное кольцо.

– Готово, – сказал Джордино. – Однако ты должен помнить, что механическая рука не создана для решения таких задач.

Дирк кивнул и начал медленно опустошать балластовые резервуары. «Пуля» слегка приподнялась и остановилась, как только манипулятор полностью раскрылся.

Продолжая выталкивать воду из резервуаров, Питт включил двигатели, «Пуля» поплыла вперед, «Морская звезда» наклонилась. А потом желтая подлодка медленно оторвалась от дна – ил ее засосал, но теперь она освободилась и начала подъем.

Подлодки поднимались вместе, но Дирк решил, что они двигаются слишком медленно. Тогда он развернул «Пулю» так, чтобы ее нос был направлен вверх, и моторы заработали энергичнее.

Однако все равно ему казалось, что они невероятно медленно поднимаются к поверхности. Внутри «Морской звезды» было совершенно темно, из чего следовало, что все резервы аккумуляторов полностью исчерпаны.

Джордино убрал манипулятор на глубине в пятьдесят футов, и обе подлодки всплыли одновременно. Питт попросил Эла подвести «Пулю» вплотную, открыл люк и быстро выбрался наружу. Прожектор с борта «Саргассова моря» залил их светом, когда Дирк перепрыгнул на «Морскую звезду», яростно набросился на главный люк, сдвинул в сторону предохранительную защелку и распахнул крышку. Затем он быстро скользнул вниз, мимолетно отметив про себя, что в «Морской звезде» царит жуткий холод.

Саммер обняла отца, когда тот взял ее на руки. Девушка отчаянно дрожала, дыхание с трудом вырывалось из ее груди.

– Папа…

Питт донес ее до люка, где его ждал Джордино, который протягивал к ним свои могучие руки.

– Давай ее мне! – Эл бережно подхватил девушку, тело которой было вялым, словно тряпичная кукла.

Дирк выбрался из люка как раз в тот момент, когда Саммер наконец-то открыла глаза и слабо улыбнулась.

Оставаясь на руках Джордино, она жадно вдыхала свежий ночной воздух.

– Сейчас в голове у меня немного прояснилось, – сказала она. – Но вы не поверите, как сильно она болит…

– Ты едва не заснула навсегда, – сказал Эл, когда к ним приблизилось «Саргассово море», чтобы поднять их на борт.

– Я видела яркий свет, – едва слышно заговорила Саммер. – Я подумала, что меня зовет ангел, но потом поняла, что это другое.

– И что же? – спросил Питт, наклоняясь над дочерью.

– Это был ты, – сказала она и подняла руку, чтобы смахнуть с его щеки слезинку.

Эпилог. Пуэрто-Гранде[429]

Глава 78

Генерал Альберто Гутьер вошел в кабинет вице-президента и оценивающе оглядел просторное помещение на последнем этаже штаб-квартиры Кубинской коммунистической партии. Из окон открывался прекрасный вид на Гавану, кроме того, здесь имелась даже ванная комната. Гутьер бросил быстрый взгляд в окно на мемориал Хосе Марти, ярко освещенный на фоне ночного неба. «Да, этот кабинет вполне подойдет, – подумал он, – как только будет заменена устаревшая внутренняя отделка».

Хотя вице-президенту Сезару Альваресу было уже за восемьдесят, его ум сохранял прежнюю остроту. Альварес остался сидеть за своим массивным письменным столом, когда в кабинет вошел Гутьер со своим эскортом.

– Мистер вице-президент, – сказал Гутьер, – вы хорошо выглядите сегодня!

– Благодарю вас, генерал, – хрипло ответил Альварес. – Пожалуйста, садитесь.

– Почему вы хотели увидеть меня в столь поздний час?

– Новости с Каймановых островов оставляют желать лучшего.

– Ужасная трагедия!

– Какова последняя информация, полученная вами? – спросил Альварес.

– Только официальные сообщения, – пожал плечами Гутьер. – Вскоре после того как президент поднялся на борт яхты, там произошел взрыв. С тех пор его никто не видел, поэтому считается, что он погиб.

– Спасательные команды не сумели идентифицировать личности жертв, поэтому надежда еще остается, – вице-президент покачал головой. – Но кто мог желать вреда президенту?

– Естественно, ЦРУ, кто же еще! – ответил Гутьер. – Они много раз пытались убить Фиделя, теперь же добились своего с Раулем.

– Что вы говорите?! Неужели вы искренне верите, что это американцы?

– Вне всякого сомнения! Мне удалось взять под стражу человека, который за все в ответе. Он был американским судовым инженером, и его обнаружили со взрывчаткой у наших берегов. К несчастью, он погиб, когда потерпел катастрофу вертолет, доставлявший его в Гавану.

– Это очень серьезное обвинение.

– Не беспокойтесь. Мы сумеем вместе решить все государственные проблемы и не согнемся под давлением Соединенных Штатов! Очень скоро мы станем сильнее, чем вы можете себе представить.

– Мы?

– Когда вы станете президентом, Кубе потребуется новый вице-президент. И я готов служить нашей стране в этом качестве!

– Президент высказал свою волю – он хотел, чтобы следующим президентом стал министр иностранных дел Руис. Мне казалось, вам это известно.

– Сейчас Руис не может занять столь высокую должность, ведь всем известна его безрассудная любовь к США! – Гутьер надменно посмотрел на старого политика. – Надеюсь, мне не стоит напоминать вам, какую позицию займет в данном вопросе Революционная армия.

Альварес, в свою очередь, бросил на Гутьера пристальный взгляд.

– Да, я понимаю, к чему вы клоните. Это и в самом деле может оказаться серьезной проблемой, – он посмотрел на часы, словно вспомнив, что забыл о важной встрече, и поднялся на ноги.

– Генерал, прошу меня простить, я сейчас вернусь, – пожилой политик медленно вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Гутьер откинулся на спинку кресла и усмехнулся. Он получит должность вице-президента. А дальше нужно будет всего лишь немного подождать – и он станет президентом! И первым же своим указом отправит Руиса служить партии на свиную ферму в каком-нибудь отдаленном регионе.

Его приятные размышления прервал звук приближающихся шагов. В кабинет из маленькой ванной комнаты вышел человек в сером костюме и свежей белой рубашке. Рауль Кастро показался Гутьеру призраком.

– Добрый вечер, генерал, – сказал Кастро, усаживаясь в кресло Альвареса.

– Мистер президент, – пробормотал Гутьер. – Я думал, вы погибли.

– Конечно, вы так думали. Очень разумно было свалить всю вину на ЦРУ. На самом же деле именно они предупредили меня о готовящемся вами покушении! Я не хотел им верить, но ваши сегодняшние слова окончательно убедили меня в их правоте.

– Я не имею к этому никакого отношения!

– Конечно, имеете. С Каймановых островов поступило сообщение, что на борту яхты был пожар. Никто ничего не говорил о взрыве. Никто, кроме вас.

Гутьер был так ошеломлен, что потерял способность ясно мыслить.

– Но я видел видеозапись – вы поднимались на борт яхты перед тем, как она взорвалась…

Рауль Кастро улыбнулся.

– Отличный двойник, не так ли? Хорхе Кастенеда. Психически больной фермер, убивший свою семью несколько лет назад, отбывал пожизненное заключение в тюрьме Бониато. Недавно ему поставили диагноз: рак поджелудочной железы, так что ему оставалось прожить совсем немного, когда вы его убили. Запомните это имя, потому что теперь оно станет вашим!

Дверь в кабинет распахнулась, и в него вошли четверо охранников в сопровождении вице-президента Альвареса. Охранники силой поставили Гутьера на ноги и надели на него наручники. Когда генерала потащили к двери, он закричал:

– Остановитесь, это ошибка! Вы должны меня выслушать!

– Прощай, Хорхе Кастенеда.

– Почему вы так меня называете?!

Кастро поднял руку, останавливая охранников, шагнул к Гутьеру и с глубоким презрением посмотрел ему в глаза.

– Вчера генерал Альберто Гутьер погиб во время катастрофы военного вертолета у нашего северного побережья. Между тем Хорхе Кастенеда возвращается в одиночную камеру тюрьмы Бониато, где будет отбывать пожизненное заключение без права на досрочное освобождение.

Кастро кивнул, и охранники вывели побежденного генерала из кабинета. Вскоре его крики окончательно стихли.

– Я всегда считал его подонком, – тихо сказал Альварес.

– Они с братом очень похожи. Полезный урок для нашей страны.

– Министр Руиссчитает, что большая свобода для народа помешает прийти к власти таким людям, как Гутьер.

– Возможно, он прав.

– Что будем делать дальше, мистер президент?

Несколько секунд Кастро смотрел в открытую дверь.

– Я собираюсь нанести визит в доки.

Глава 79

Утреннее солнце осветило «Золотого рудокопа» и «Саргассово море», стоявших рядом у причала гаванского порта Сьерра-Маэстра. Вскоре после того как «Морскую звезду» подняли на борт, корвет кубинских вооруженных сил присоединился к двум кораблям для оказания помощи потерпевшим кораблекрушение. Затем в качестве добровольного эскорта он сопроводил корабли до гаванского порта. Там уже ждали военные машины «Скорой помощи», и команду «Морского охотника» доставили в армейский госпиталь, где выставили серьезную охрану.

Питт и Руди Ганн беседовали на мостике, расположившись так, чтобы в их сторону не шел дым от сигары «Рамон Алонес», которую сжимал в зубах Эл Джордино. К ним подошел чем-то очень удивленный член команды.

– Сэр, к вам посетитель, – доложил он Питту и отошел в сторону.

Рауль Кастро, которого сопровождал лишь один помощник, представился сдержанно, но весьма дружелюбно. Удивленные американцы пожали ему руку, приветствуя кубинского президента на борту своего корабля.

– Мне рассказали, что вы обнаружили незаконную разработку урана, которую вели представители моей страны, и вы же предотвратили серьезную экологическую катастрофу, – сказал Кастро.

Дирк кивнул.

– Я рад, что вы не поддерживали эти чертовы работы. К несчастью, несколько человек погибли, потоплено дорогостоящее буровое судно, возможно, за это несет ответственность ваше правительство.

Кастро лишь покачал головой.

– Мы с братом часто рыбачили неподалеку от Гаваны и Матансаса. Мне бы очень не хотелось, чтобы море пострадало. Сейчас гидротермальные источники в порядке?

– Да, несмотря на то что взрывчатка все еще заложена возле одного из них и ее следует поднять на поверхность.

– А как обстоит дело с утечкой ртути? – снова спросил Кастро.

– Эта проблема все еще не решена, – ответил Ганн. – Марк Рамсей считает, что он сможет переоборудовать одну из своих подводных буровых машин в нечто вроде бульдозера. И она сможет заблокировать часть источников, используя донный ил. Это должно минимизировать или даже полностью прекратить утечки ртути.

– Мое правительство готово оказать вам любую поддержку!

– Благодарю вас, господин президент, – сказал Ганн.

Кастро вновь повернулся к Питту.

– Мой брат однажды упоминал ваше имя. Когда-то вы помогли спасти Гавану.

– С тех пор прошло много лет, – сказал Дирк.

– Вы истинный друг Кубы, – взгляд Кастро остановился на коробке сигар, которую принес на мостик Джордино. – Я вижу, вам нравится наш замечательный табак. Есть ли у вас какие-то другие пожелания?

– Господин президент, неподалеку от Пунта Майси находится потерпевший крушение старинный испанский корабль, и нам бы хотелось его исследовать. Возможно, месоамериканский артефакт, который пытался заполучить Хуан Диас, именно там.

– Мне рассказали, что Хуан Диас владел огромным количеством антикварных предметов. Все они будут переданы в национальный музей естественной истории. Я даю вам разрешение на исследование затонувшего корабля, но попрошу все найденные артефакты передать в наш музей.

– Конечно!

Кастро повернулся, собираясь уйти, и Питт отправился его проводить. Утреннее солнце окрашивало золотом дома старой Гаваны, и Кастро махнул рукой в сторону города.

– Удивительное место! Народ Гаваны, да и всей Кубы, благодарен вам за спасение нашей столицы. Не думаю, что вам это известно.

– Народ Кубы достоин лучшей жизни, – сдержанно произнес Дирк.

Он заметил, как Кастро наслаждается видом старого города, и ему в голову пришла новая мысль.

– Господин президент, для меня вы больше ничего не можете сделать, но для народа Кубы…

Кастро посмотрел на Питта и кивнул:

– Для Кубы – все, что угодно!

Глава 80

«Алгонкин» был целью Хаасиса. Ему не хотелось стрелять в безоружный торговый корабль, но он получил вполне определенный приказ: выпустить одну торпеду и потопить его. Командование Тихоокеанского флота хотело, чтобы это выглядело как несчастный случай – насколько такое возможно при торпедировании корабля. «Никаких шансов», – подумал Хаасис. Впрочем, посреди Тихого океана будет трудно определить истинную причину катастрофы.

– Управление системами оружия, приготовить торпеду номер один, – приказал он.

Хаасис не отрывался от перископа, когда стрелки заряжали торпеду «Марк 48» в торпедный аппарат номер один. Капитан еще с минуту наблюдал за торговым судном, потом спокойно отдал приказ:

– Выстрел торпедой номер один!

Раздался негромкий свист со стороны носа подводной лодки, и Хаасис начал считать секунды, оставшиеся до того, как торпеда достигнет цели. Корабль либерийского порта приписки содрогнулся, и над его центральной частью в воздух начал подниматься небольшой столб черного дыма. Хаасис с облегчением заметил, что на воду спущены две спасательные шлюпки, на которые успели сесть все члены команды. Взрыв раздробил киль корабля, и тяжелогруженый рудовоз развалился на две части, которые уже через десять минут полностью затонули.

– Хороший выстрел, господа, – подвел итоги Хаасис. – Сегодня вечером, во время обеда, мы покажем запись.

Он повернулся к стоявшему рядом с ним офицеру.

– Паркер, предупредите «Орегон» о корабле, терпящем бедствие. Они сумеют взять на борт всех, кому удалось спастись.

– Есть, сэр, – ответил офицер.

Вскоре он вернулся и вновь подошел к капитану.

– Мы отправили сообщение и получили подтверждение. «Орегон» идет на помощь!

– Очень хорошо.

– Сэр, могу я спросить? Я помню, что видел «Орегон», когда мы несколько месяцев были в Осаке. Это старое обветшавшее судно. Почему так вышло, что рядом не оказалось других кораблей?

Хаасис покачал головой.

– У меня нет ответов на все вопросы, сынок. Я лишь выполняю приказы и стараюсь делать это как можно лучше!

– Понятно, сэр.

Однако приказ потопить гражданское судно произвел тяжелое впечатление на Хаасиса. Капитан не получил никаких объяснений от командования, от него требовался лишь результат. До конца похода «Эшвилла» атака на корабль давила на его сознание, заставляя по ночам ворочаться на койке. И только через месяц, когда «Эшвилл» вернулся на базу подводных лодок в Пойнт-Лома, ему рассказали правду о его миссии. «Алгонкин» перевозил в Северную Корею груз уранового оксида, которого хватило бы, чтобы снарядить дюжину ядерных боеголовок. После того как Хаасис узнал правду – и получил благодарность за эффективные действия экипажа, – опытный капитан снова стал спокойно спать по ночам.

Глава 81

– Складывается впечатление, что кто-то охраняет гнездо, – сказал Ганн.

Он передал бинокль Питту-старшему, стоявшему рядом с ним на мостике «Саргассова моря». Корабль НУПИ находился в дюжине миль от восточной оконечности Кубы. Погода была хорошей, море – спокойным.

Дирк навел бинокль на современное исследовательское судно, стоявшее на якоре в полумиле впереди.

– Нам известно, что Диас, укравший документы у Перл-муттера, послал своего инженера, специалиста по горнодобывающим работам, на поиски «Сан-Антонио», – сказал Питт. – Вероятно, это он.

– Он последний, с кем нам нужно разобраться, – усмехнулся Руди. – Я слышал, что у кубинца, ограбившего Перлмуттера, дела обстоят не лучшим образом. Он въехал в страну противозаконно – и ФБР вело за ним наблюдение, подозревая в промышленном шпионаже. Они арестовали подонка вскоре после ограбления Перлмуттера, и он надолго отправился в тюрьму.

Джордино подошел к ним, когда корабль НУПИ вплотную приблизился к незнакомому судну.

– Быть может, нам следует сказать парням спасибо за то, что они помогли нам отыскать место катастрофы. Мы сэкономили пару дней.

Ганн улыбнулся.

– Не думаю, что им такой поворот событий понравится.

Из корабельной рации послышался хриплый голос, говоривший с заметным акцентом:

– Вызываем американский корабль! Вы в чужих территориальных водах. Вам следует немедленно их покинуть, или мы откроем огонь!

– Я же говорил, что они обидятся, – сказал Руди.

– Пожалуй, пришла пора обратиться к нашей поддержке, – заметил Питт, переключил частоту и связался с берегом, а потом снова вошел в контакт с кораблем: – С вами говорит научно-исследовательское судно «Саргассово море»! У вас есть двадцать минут, чтобы оставить эти воды и уйти в Баракоа! В противном случае мы откроем огонь!

В ответ раздались проклятия на испанском.

– Они не просто обидчивые, – заявил Басима. – Я бы назвал их вечно недовольными.

– В таком случае, нам следует немного отплыть в сторону, пока не появятся москиты. Дирк отвел корабль НУПИ в сторону, направив его к береговой линии Кубы. Через двадцать минут судно вернулось на прежний курс и остановилось в сотне ярдов от гидрографического судна. Из рации вновь послышались испанские ругательства, но Питт не стал отвечать.

Ганн указал в иллюминатор и, заметно нервничая, усмехнулся.

– Они показывают свою огневую мощь!

На борту корабля появилось полдюжины кубинцев в военной форме и с автоматами в руках. Один из них был вооружен реактивным гранатометом.

– Всем членам команды покинуть палубу, – распорядился Питт по громкой связи «Саргассова моря».

– Это ваш последний шанс, – послышалось из рации, и Дирк узнал голос Молины.

Питт видел, что Молина вышел на палубу и что-то крикнул своим людям – и в этот момент раздался грохот. Солдаты застыли у бортов, когда морская гладь перед ними вздыбилась. Через мгновение появился боевой вертолет, летевший низко над водой по направлению к гидрографическому судну. Небо потемнело, появилось еще три вертолета, которые начали кружить над кубинским кораблем, выстрелами вспенивая воду вокруг него.

Это была эскадрилья боевых кубинских вертолетов «Ми-24». Командир эскадрильи приказал гидрографическому судну немедленно сняться с якоря – в противном случае оно будет уничтожено.

Молина с большой неохотой повиновался и в сопровождении воздушного эскорта направил свое судно в порт.

Под руководством Джордино с кормы «Саргассова моря» команда спустила гидролокатор бокового обзора и начала изучение морского дна. Уже через час на мониторе появилось изображение обломков небольшого корабля, которые находились совсем рядом с недавней стоянкой гидрографического судна. Молина действительно охранял гнездо.

Гидролокатор подняли на борт, и команда стала готовить к спуску на воду отремонтированную и подновленную «Морскую звезду». Питт остановился рядом со своими детьми у борта подлодки.

– Это ваша охота, – сказал он. – Отправляйтесь вниз и найдите его.

– Тебе не придется просить нас дважды. – Дирк Питт-младший быстро забрался в подлодку.

Саммер обняла отца.

– Спасибо за то, что ты нас так балуешь!

– Постарайся на этот раз подняться наверх вовремя.

Очень скоро подлодка добралась до дна на глубине пятисот футов. Ганн поставил «Саргассово море» сразу над ними, на мониторе снова появилась картинка с обломками корабля, и Дирк направил «Морскую звезду» вперед, чтобы их исследовать.

Из документов Перлмуттера следовало, что «Сан-Антонио» был почтовым пароходом, построенным в Белфасте в 1887 году. Время, проведенное на дне, обошлось с ним жестоко. Деревянный корпус и палуба практически исчезли, остался лишь массивный киль, торчавший из песка.

«Морская звезда» зависла над серединой киля, где все еще стоял паровой котел «Сан-Антонио», словно одинокий часовой, охранявший распадающиеся механизмы. За кормой, в лучах мощных прожекторов подлодки поблескивал медный винт – единственный предмет, внешне почти не пострадавший от времени.

– Морские организмы здесь неплохо поживились, – заметила Саммер. – Дерева практически не осталось!

– Хорошо, что они не любят есть камень. А так нам даже легче исследовать обломки.

Они начали с носа и принялись осматривать «Сан-Антонио», используя манипулятор «Морской звезды», чтобы растаскивать обломки. Когда они оказались возле парового котла, Саммер указала вперед.

– Вот он, лежит возле стенки котла!

Дирк подвел «Морскую звезду» ближе. Большой полукруглый камень, на поверхности которого было что-то высечено, стоял, опираясь на паровой котел. Камень был такого же размера, как и его двойник, найденный в Симапане.

– Должно быть, он находился на палубе и соскользнул вниз, когда корабль стал разваливаться на части, – Дирк хлопнул сестру по ладони. – Хорошая работа, девочка!

Саммер устало улыбнулась в ответ.

– Мы потратили столько сил, чтобы его найти, надеюсь, он нам расскажет что-нибудь интересное…

Глава 82

Прошло несколько часов, прежде чем Саммер получила ответ. Чтобы закрепить вокруг камня стропы и несколько надувных мешков, им потребовалось дважды всплыть на поверхность и довольно долго работать манипулятором «Морской звезды». Затем подлодка помогла поднять со дна камень и сопровождала его до поверхности.

Кран с «Саргассова моря» осторожно перенес камень на борт, а затем поднял «Морскую звезду». К тому моменту, когда Дирк и Саммер выбрались из нее, команда корабля и ученые собрались вокруг артефакта.

– Он вполне соответствует второй половине, которую я видел в кабинете Диаса, – сказал Питт.

Резьба утратила четкость, ведь камень много лет пролежал под водой, но Саммер узнала те же узоры и символы, которые они обнаружили на первом камне. Здесь же имелось и изображение птицы – цапли.

Однако более важной оказалась схема, высеченная внизу камня. Она напоминала географическую карту залива или бухты с несколькими островами. Девушка провела пальцами по поверхности, размышляя о том, какие же тайны откроет им камень.

– Саммер, ты не могла бы на секунду отойти в сторону? – попросил Джек Дальгрен. – Ты закрываешь обзор камеры.

Она обернулась и увидела, что Дальгрен установил видеокамеру на штатив.

– У нас есть спутниковая связь с доктором Мадеро?

– Да, устройство стоит рядом с твоим ноутбуком.

Саммер и Дирк подошли к компьютеру, на экране которого увидели доктора Мадеро, находившегося в своем кабинете в Мехико. У профессора была забинтована голова, но он широко улыбался.

– Дирк, Саммер, я только что увидел камень. Он великолепен!

– Нам пришлось сильно постараться, чтобы его отыскать, – ответила девушка. – Как вы себя чувствуете, профессор?

– Отлично, просто отлично! Иногда у меня бывают головные боли, но доктора говорят, что они пройдут. Я испытал очень необычное ощущение, когда пришел в себя в больнице после того, как три дня пролежал без сознания. Я потерял память, но постепенно воспоминания ко мне возвращаются.

– Мы были потрясены, когда узнали, что Диас напал на вас в вашем кабинете.

– Он был настоящим злодеем и получил по заслугам! Я рад, что вы оба уцелели.

– И теперь нам не терпится узнать, что говорит камень, – сказала Саммер, когда Питт и Джордино подошли, чтобы послушать заключение профессора.

– Я сумел совместить изображение первого камня с тем, которое Дальгрен мне только что прислал. Теперь у меня появилась возможность сделать приблизительный перевод. Конечно, доктор Торрес мог бы дать более точную интерпретацию, да упокоит Господь его душу!

– И что же написано на камне? – нетерпеливо спросила девушка.

– Я постараюсь суммировать полученную информацию. Все начинается с изображения Кецалькоатля, легендарного правителя тольтеков, и его армии. Его приветствовал Мотексума, но потом его убили. Началось восстание против захватчиков, пролилось много крови. Во время сражения видели, как Кецалькоатль покидает поля боя.

Потом старейшины собрали подарки и жертвоприношения и передали их на хранение воинам орла и ягуара. Жертвоприношения поместили на семь кораблей, и они отправились на остров, карта которого имеется у основания камня. Там присутствует Уицилопочтли, древнее божество ацтеков. Это, вместе с изображением цапли, указывает, что им каким-то образом удалось вернуться на прародину, в Ацтлан.

– А у вас есть какие-то предположения о том, где этот остров может находиться? – спросил Дирк.

– Внизу имеется лишь одна подсказка: сообщение о том, что путешествие продолжалось десять дней. Однако нам неизвестно, где оно началось или в каком направлении они плыли. Так что выдвинуть какие-то разумные предположения трудно.

– Я только что отправил изображение камня Ягеру, – сказал Дальгрен, который присоединился к остальным. – Возможно, его компьютеры помогут найти нужную нам географическую точку.

– Я понял отрывок, в котором говорится о перевозке сокровищ, – вмешался Джордино, – но, профессор, кто такие эти Кецалькоатль, Моктесума и Уицилопочтли?

– Уицилопочтли – древний отец-основатель ацтеков, вроде Джорджа Вашингтона, он возглавил переселение из Мексики в Теночтитлан. Кецалькоатль был легендарным вождем тольтеков, который жил несколькими столетиями раньше. У ацтеков есть пророчество: однажды он вернется, чтобы снова занять свой трон. Вот почему он связан с появлением Эрнана Кортеса и испанских конкистадоров в 1519 году. Многие историки считают, что ацтеки верили в то, что Кортес являлся вторым пришествием Кецалькоатля. Надпись на камне подтверждает, что так и было.

– Таким образом, если Кортес был реинкарнацией Кецалькоатля, то кто такой Моктесума? – спросил Эл.

– Его мы обычно называем Монтесума, – сказал Питт.

Саммер посмотрела на отца.

– Значит, вот что тебе удалось узнать в кабинете Диаса?

– Это была гипотеза, но у Диаса имелась страница из манускрипта с изображением воина, украшенного драгоценными камнями и в головном уборе из зеленых перьев. Я видел фотографии таких же головных уборов, которые считаются атрибутами Монтесумы.

– Или Моктесумы, как его называли в те времена, – заметил Мадеро.

– Диас знал об этой связи, – продолжил Питт. – Вот почему он едва вас не убил из-за камня.

– А что ценного добавил Моктесума? – спросил Джордино.

– Очень много, – ответил Мадеро. – Дело в том, что история, записанная на камне, соответствует испанским архивам. Кортес и его отряд в пятьсот человек высадились неподалеку от Веракруса в 1519 году. Очень скоро они отправились к столице ацтеков Теночтитлану, легендарному городу, построенному на острове озера Тескоко, который стал сердцем Мехико.

Моктесума лично приветствовал Кортеса и его солдат, но стороны не доверяли друг ругу. Тем не менее Моктесума отдал Кортесу сокровища империи ацтеков, в числе которых было много золота.

Вскоре Моктесума был убит, возможно, самими ацтеками, и Кортес уже больше не мог поддерживать мир. Испанцам пришлось бежать, чтобы спасти собственные жизни, и им едва удалось ускользнуть от гнева воинов ацтеков.

– Значит, испанцам не удалось забрать с собой золото? – продолжал живо интересоваться Эл.

– Только небольшую его часть. Кортес сумел перегруппировать свои силы и вернулся через несколько месяцев, чтобы осадить Теночтитлан. В конце концов в результате кровопролитного сражения город был захвачен. Однако золото и другие сокровища исчезли. Местонахождение золота Моктесумы оставалось тайной в течение многих столетий.

– До настоящего момента, – заметил Питт. – Манускрипт и камни рассказали нам его историю. Ацтеки сложили свои сокровища на большие каноэ и поплыли на восток по Карибскому морю. Мы нашли обломки одного из каноэ у берегов Ямайки, так что мы знаем, что они существуют – как и то, что каноэ были большими и могли без труда преодолевать значительные расстояния.

– Можно не сомневаться, что их путешествие было удивительным! Я должен сделать более тщательный перевод истории, высеченной на камнях, – сказал Мадеро. – И если мне удастся обнаружить что-то заслуживающее внимания, я немедленно с вами свяжусь.

– Спасибо, профессор, – ответила Саммер. – Возможно, мы сможем встретиться с вами в Национальном музее в Гаване, чтобы соединить обе половинки камня.

– Значит, мы договорились о свидании, – улыбнулся Мадеро и отключил связь.

– Итак, нам по-прежнему неизвестно, куда они направились, – сказала Саммер.

Наступила долгая пауза, а потом Дальгрен показал на экран компьютера.

– Похоже, у Хайрама что-то для вас есть.

На экране появился Ягер, который находился в компьютерном центре НУПИ.

– Я слышал, вам нужна помощь с вашей картой сокровищ.

– Боюсь, ацтеки не оставили ни широты, ни долготы, – усмехнулся Питт. – Вы смогли что-то определить, исходя из рисунков на камнях?

– На самом деле Макс дал мне ответ двенадцать секунд назад, – сказал Хайрам, имея в виду свою компьютерную программу. – Я произвел поиск похожих географических мест, сосредоточившись на Мексиканском заливе, Карибском море и побережьях Мексики. Мне удалось обнаружить примерно дюжину, но только одно почти полностью совпадает с вашим рисунком.

Ягер поднял листок бумаги с изображением рисунка, переснятого с камня, и снимком, сделанным со спутника. Они практически совпадали.

– Очень близкое сходство, так бы я сказал.

– Похоже, в самое яблочко, – кивнул Питт.

– И мы близко к нему находимся? – спросила Саммер, проталкиваясь к компьютеру. – Мы можем туда добраться отсюда?!

– О, это будет совсем просто, – ответил Ягер, широко улыбнувшись. – А вот покинуть это место гораздо сложнее.

Глава 83

Пуэрто-Гранде – так назвал Христофор Колумб большой залив, имеющий форму полумесяца, открытый великим мореплавателем в 1494 году. Он оставался в руках испанцев в течение следующих четырехсот лет и служил важным портом для экспорта хлопка и сахара. В июне 1898 года американская морская пехота высадилась на берег – так началось одно из первых сражений испано-американской войны. К этому моменту бухта получила название залив Гуантанамо, в честь одноименной реки.

После быстрой победы над Испанией Соединенные Штаты договорились с новым кубинским правительством о долгосрочной аренде участка в сорок пять квадратных миль во внешней части залива, который они стали использовать в качестве заправочной станции для боевых кораблей. Теперь там находилась военно-морская база и пользующийся дурной славой лагерь для интернированных, при этом США платили Кубе всего несколько тысяч долларов на основании старого договора об аренде – чеками, которые давно не обналичивались правительством Кастро.

Саммер стояла на носу «Саргассова моря», наслаждаясь солнцем и бризом, когда корабль входил в бухту. Разведывательный самолет «Орион П-3» пронесся у нее над головой и приземлился на посадочную полосу аэродрома, находящегося слева, а корабль стал огибать военно-морскую базу, расположенную справа. «Саргассово море» вошел в порт и остановился рядом с военным фрегатом.

Вместе с отцом, братом и Элом Джордино Саммер сошла на берег.

Их уже ждали два офицера. Ко всеобщему удивлению, рядом с ними стоял Сент-Джулиен Перлмуттер, прилетевший из Вашингтона. Он поднялся на борт самолета впервые за последние десять лет.

– Добро пожаловать в Гуантанамо, – с преувеличенной любезностью сказал старший из офицеров. – Я адмирал Стюарт, командующий объединенной оперативной группой.

– Спасибо, что встретили нас, адмирал, – сказал Питт, пожимая ему руку.

– Мне не так часто звонит вице-президент с просьбой помочь в поисках исторических призраков.

– Уверяю вас, адмирал, – надменно заявил Перлмуттер, – тут нет никаких призраков.

– Хочу представить вас коммандеру Гарольду Джойсу. Он наш главный историк – впрочем, у него есть и другие обязанности. Я не сомневаюсь, что коммандер Джойс сумеет оказать вам всю необходимую помощь. А теперь прошу меня простить. – Стюарт развернулся на каблуках и покинул причал.

– Неужели кто-то набросал камушков ему в кашу? – поинтересовался Дирк Питт-младший.

Джойс рассмеялся.

– Нет, он просто не любит, когда политики дают ему указания. В особенности политики, которые когда-то были ниже его чином.

– Вице-президент Сандекер многим наступил на любимую мозоль, – заметил Питт.

Коммандер Джойс, невысокий мужчина в очках, дружелюбно улыбнулся Саммер и повернулся к Перлмуттеру.

– Мистер Перлмуттер, я очень рад, что вы посетили Гуантанамо. Недавно я прочитал написанную вами историю римского военного флота, и она произвела на меня огромное впечатление!

– Вы принадлежите к подавляющему меньшинству читателей, но все равно спасибо. Вам удалось что-то выяснить по нашему запросу?

– Вы написали, что ищете пещеру или какое-то хранилище на одном из островов. В заливе несколько островов, но лишь два имеют достаточные размеры или высоту – Хоспитал-Кей и Медикал-Кей. Я побывал на обоих, но, боюсь, мне не удалось найти естественную пещеру.

– Возможно, она завалена, – предположила Саммер.

– Не исключено, что вы правы, – с энтузиазмом закивал Джойс. – Там есть лишь один ориентир, который может представлять интерес. Это старый бункер с боеприпасами на Хоспитал-Кей. Сначала он не привлек моего внимания, но после некоторых исследований мне удалось выяснить, что бункер построен в те дни, когда была основана база. Он остается запечатанным, но я нашел инвентаризационные ведомости, которые обычно составляли при описи боеприпасов.

– Ну, раз уж мы здесь, почему бы и не взглянуть на этот бункер? – спросила девушка.

Перлмуттер кивнул.

– Полагаю, это разумно.

– Согласен с вами, – сказал Джойс. – Я уже заручился разрешением адмирала. Труднее всего было найти ключ к замку. Я четыре часа рылся в архивах базы, и у меня создалось впечатление, что там не наводили порядок целое столетие!

– Вам сопутствовала удача? – улыбнулась Саммер.

Джойс показал медный ключ размером с книгу в твердой обложке.

– На соседнем причале нас ждет катер, – сказал он. – Давайте же посетим наш остров!

Вся группа села в катер, и коммандер повез их через залив к маленькому острову, находившемуся в самом центре. Питт с удивлением увидел в заливе небольшое грузовое судно под кубинским флагом.

– В соответствии с соглашением, подписанным в 1903 году, кубинцы имеют полное право ходить по заливу, даже рядом с нашей военно-морской базой, – пояснил Джойс. – К нам по течению приплывали беженцы на плотах, но сейчас кубинские военные внимательно следят за ближайшими к ним водами.

Коммандер подвел катер к берегу Хоспитал-Кей, острову размером в половину мили, с горным хребтом вдоль всей его длины. Остров был пустынным, заросшим невысоким кустарником и кактусами.

Питт заметил несколько углублений в почве возле места их высадки – очевидно, раньше здесь стояло какое-то строение.

– У острова есть какая-то история, связанная с базой?

– Верно, – кивнул Джойс. – Исходно здесь находился угольный порт, который использовали для заправки военных кораблей. Именно по этой причине им был нужен залив. На холме построили несколько больших бункеров, от них тележки отправлялись в док. Так продолжалось до 1937 года, пока не устарели корабли, топившиеся углем.

Дирк оглядел ныне пустынный остров.

– Они ничего не оставили для потомства.

– Через несколько лет снесли все здания, и с тех пор остров пустует. Однако одно строение они оставили – склад боеприпасов, который находится возле северной песчаной отмели.

Противоположный берег острова оказался совсем недалеко, но все успели вспотеть, пока перебрались на другую сторону горного кряжа – воздух здесь был теплым и влажным. Джойс подвел их к бетонной арке, врезанной в склон холма, внутри которой имелись толстые стальные двери. Он вставил большой медный ключ в замок и попытался повернуть его, но механизм не поддавался.

– Дайте-ка мне посмотреть на ключ, молодой человек, – сказал Перлмуттер, подходя к дверям.

Он приложил массу своего четырехсотфунтового тела к двери, замок заскрежетал, раздался щелчок, и Перлмуттер распахнул дверь.

Внутри царила полнейшая пустота. Помещение имело длину в двадцать футов, с каменными стенами. Здесь не было ни сокровищ, ни даже боеприпасов. Искатели древних сокровищ столпились посередине, разочарованно озираясь по сторонам.

– Вот вам и сокровище Монтесумы, – мрачно сказала Саммер.

– Очевидно, его похитили грабители, – грустно заметил Джойс.

– Ну, воры не впервые появляются в подобных местах, – заметил Перлмуттер. – Пирамиды также опустошены.

– Наверное, три тысячи лет назад, – рассеянно сказал Питт, который принялся расхаживать вдоль стен и простукивать камни, внимательно разглядывая швы между ними.

Перлмуттер посмотрел на него.

– Ищешь потайную дверцу?

– Мне представляется странным, – ответил Питт, продолжая стучать по камням большим медным ключом, – что здесь нет никаких указаний на то, что тут что-то хранили. Такое впечатление, что все тщательно вымыто!

Джордино посветил фонариком в пол.

– Мне даже подумать стыдно о моем доме, – признался он.

У Питта ушло сорок минут на то, чтобы обнаружить место, где звук был глухим – едва ли дальше находился сплошной камень.

Джордино сходил к катеру и принес коробку с инструментами. При помощи молотка и долота они вместе с Питтом атаковали подозрительный камень.

Работая по очереди, Питт и Джордино пробили дыру у края камня. Теперь, когда долото глубоко уходило в темное отверстие, Дирк и Эл при помощи большой отвертки сумели сдвинуть камень в сторону. Задыхаясь от усталости, они переместили его вперед на дюйм. Затем взялись за работу с другой стороны. Наконец, Джордино отодвинул всех в сторону и сумел руками сбросить крупный камень на пол.

Все молча смотрели в открывшееся пространство. Казалось, они боялись заглянуть внутрь и увидеть, что там тоже ничего нет. Питт взял фонарик и направил его луч в темноту. Саммер не выдержала и заглянула в образовавшееся отверстие.

– Я вижу ягуара, – сдавленным от волнения голосом сказала она. – Мне кажется, он стоит на страже, – девушка повернулась к отцу и брату, и на ее губах появилась хитрая улыбка.

Теперь уже Дирк слегка отодвинул Саммер и заглянул внутрь.

– И здесь достаточно золота, чтобы заполнить Форт-Нокс!

Они по очереди принялись долбить каменную стену, чтобы проделать достаточно большой проход.

Первой в пещеру вошла Саммер. Ее приветствовала большая кошка с черными пятнами на желтой шкуре и оскаленными клыками. Саммер направила луч фонарика ниже и увидела высеченную фигуру воина с головным убором из шкуры ягуара.

Она сделала еще несколько шагов, и длинная темная пещера засияла, когда луч фонарика устремился вперед.

Золото!

Оно было повсюду: фигурки, украшенные золотом копья и щиты, драгоценные камни, лежащие на каменных пластинах и в чашах. У одной из стен стояло деревянное каноэ, до самого планшира заполненное золотыми предметами, инкрустированными самоцветами, масками и каменными дисками с изящной резьбой.

Остальные вошли вслед за Саммер и уставились на артефакты.

Джойс не мог поверить своим глазам.

– Что это?!

Питт указал на плащ из хлопка, украшенный самоцветами и ярко-зелеными перьями.

– Думаю, это сокровища Монтесумы.

Саммер обняла брата.

– Хотя бы слабое утешение за смерть доктора Торреса.

Перлмуттер смотрел на артефакты с детским удивлением.

– Так это правда, – не веря своим глазам, пробормотал он.

Питт подошел вплотную к Перлмуттеру.

– Сент-Джулиен, вы что-то от нас скрываете. Вы с самого начала знали, что оно здесь, верно?

Перлмуттер улыбнулся.

– Я не спешил переписывать историю, но с фактами не поспоришь. Как вы теперь знаете, отряд испанских «коммандос» объединился с Хулио Родригесом, чтобы взорвать «Мэн» и заполучить камень ацтеков. Вскрытие Эллсуорта Бойда это подтверждает. Он умер от пулевого ранения, и вам почти наверняка удалось найти испанский револьвер, из которого его застрелили.

– Складывается впечатление, что Родригес направлялся сюда на «Сан-Антонио», – кивнул Питт. – Он за несколько лет до этого провел подготовительную работу в местах проживания индейцев таино в заливе Гуантанамо и хорошо знал местную географию. Вероятно, рисунок на камне Бойда позволил ему сделать нужные выводы, как только он оказался в его распоряжении. Так что он направлялся именно сюда!

– Но, если «Сан-Антонио» затонул вместе с камнем, откуда Соединенные Штаты узнали, где его искать? И почему сокровище все еще здесь?!

– Очевидно, Бойд понимал важность камня, – сказал Перлмуттер. – Его партнер был экспертом по месоамериканским культурам, поэтому они быстро связали его с сокровищами Монтесумы. Подозреваю, что он возвращался в Нью-Йорк с камнем, чтобы собрать деньги, необходимые для начала поисков. Однако его корабль потерпел кораблекрушение в Сантьяго, Родригес преследовал Бойда до Гаваны и в конце концов убил на борту «Мэна».

Но он успел рассказать генеральному консулу Кубы и капитану «Мэна» все, что ему удалось узнать, – продолжал Перлмуттер. – Я обнаружил несколько официальных сообщений, связанных с гибелью «Мэна», в которых упоминалась «Находка Бойда». Вот почему американский флот устремился в погоню за «Сан-Антонио» и утопил его. И Родригес перед смертью успел указать на Гуантанамо. С этого момента многие документы в военных архивах говорят о необходимости захвата залива Гуантанамо.

– Вы хотите сказать, что война между США и Испанией началась из-за сокровищ Монтесумы? – спросил Питт.

Перлмуттер кивнул.

– Это являлось ключевым фактором, с какой стороны ни посмотреть. Из-за сокровища был потоплен «Мэн», а мы в ответ оккупировали Кубу!

– Так почему же сокровище осталось здесь?

– Вашингтон не хотел ссориться с новым независимым кубинским государством. Кроме того, США становились мощной мировой державой, одержав сокрушительную победу над испанским флотом здесь и на Филиппинах.

Вот почему было решено все скрыть. Президент Мак-Кинли считал, что лучше подождать несколько лет, прежде чем сообщить о его существовании, поэтому отдал приказ надежно спрятать сокровище, чтобы никто не смог его обнаружить после того, как его президентский срок закончится. Возможно, он не ожидал, что ему на смену придет Теодор Рузвельт.

– Рузвельт узнал о сокровище Монтесумы?

– Вне всякого сомнения! Но у него имелись личные мотивы для того, чтобы продолжать хранить его тайну. Как герой сражения за высоты Сан-Хуана, Рузвельт не хотел, чтобы память о нем была омрачена алчным стремлением к сокровищу. Ко всему прочему, в последние годы его президентства резко ухудшились отношения с Мексикой. Там росло недовольство лидером страны Порфирио Диасом, что вскоре привело к мексиканской революции. Рузвельт знал, что мексиканская общественность придет в ярость, если станет известно, что США завладели сокровищем Монтесумы, что это еще больше накалит обстановку на границе.

– И тогда он решил окончательно похоронить сокровище!

– Да, в самом буквальном смысле. Рузвельт приказал замуровать сокровище на этом острове. Документы о том, как оно было найдено, уничтожили, а те немногие, кто знал о его существовании, дали клятву о неразглашении… не говоря уже о том, что им запретили появляться в районе залива Гуантанамо. Я догадался об этом, когда наткнулся на президентский указ, подписанный Рузвельтом, в котором говорилось о строительстве тайного хранилища.

– И со временем все забыли про сокровище.

– Да, так все и произошло!

Саммер подошла к двум мужчинам, которые рассматривали фигурку каменной цапли с глазами из самоцветов и золотым клювом.

– Какая красивая! Мастерство резчика поражает.

– Здесь достаточно золота, чтобы расплатиться по национальному долгу, – сказал Дирк.

– Да, поразительная коллекция, – кивнул Перлмуттер. – Остается надеяться, что из-за обладания сокровищем не начнется Третья мировая война!

– Мы с Дирком уже все решили, – заявила Саммер. – Одна треть пойдет в Национальный музей Гаваны, одна треть в Музей антропологии в Халапе, в Веракрусе, и одна треть в Смитсоновский музей в Вашингтоне с обязательным требованием, чтобы каждые пять лет коллекции менялись местами.

– Ваш план представляется мне разумным, – подал голос Питт, – но что, если военно-морской флот пожелает оставить сокровище себе?

На губах Саммер появилась коварная улыбка, она протянула руку и обняла хрупкие плечи коммандера Джойса.

– В таком случае, мы воспользуемся уроками ацтеков и вырежем несколько сердец!

Глава 84

Стук в дверь дома на склоне холма удивил его обитателей, к которым редко приходили гости.

– Пойду, гляну, кто к нам пришел, – сказал Сальвадор Фаринас жене, готовившей на обед рыбу.

Фаринас вышел, чтобы встретить гостей. Через несколько минут он просунул голову в дверь и позвал:

– Мария, иди сюда, тебе следует на это взглянуть!

Мария вытерла руки о передник и вышла из дома с гримасой нетерпения на лице. Во дворе женщина увидела автофургон, припаркованный на подъездной дорожке, из которого двое мужчин выгружали многочисленные ящики.

Фаринас открывал ящики при помощи отвертки, когда заметил жену.

– Мария, они вернулись! Они вернулись к тебе!

На лице Марии нетерпение сменилось недоумением, и она заглянула в открытый ящик. Внутри лежал портрет пожилой женщины с букетом цветов. Мария сразу узнала портрет своей матери, который написала сорок лет назад.

– Это мамин портрет, – потрясенно прошептала она.

Женщина перевела взгляд на фургон, из которого продолжали выгружать ящики.

– Там мои картины?!

– Да! – воскликнул Фаринас. – Они все вернулись!

Глаза Марии заблестели.

– Я не понимаю.

Старая женщина мгновенно преобразилась, усталость и отчаяние последних десятилетий исчезли, и она начала вместе с мужем нетерпеливо открывать ящики. Она разглядывала картины, как мать, давно не видевшая своих детей.

После того как последний ящик вытащили из фургона, один из грузчиков подошел к ней.

– Это для вас, сеньора Фаринас, – сказал он и вручил ей толстый конверт. – Хорошего вам дня!

– Благодарю вас, – ответила Мария, вскрывая конверт.

Внутри находились записка и тонкий предмет, завернутый в коричневую бумагу. Она развернула записку.

«Мария, помните: художник, живущий внутри вас, никогда не умрет.

Дирк Питт»

Женщина развернула коричневую бумагу, обнаружила внутри прекрасную колонковую кисть, и по ее щекам потекли слезы. Мария решительно вытерла их передником и успокоилась. Затем подняла кисть вверх.

– Absolutamente![430]

1

Мэй Дэй! — Международный сигнал бедствия.

(обратно)

2

Младшее офицерское звание в Военно-морском флоте США. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

3

Звание во флоте США, соответствующее капитану второго ранга.

(обратно)

4

Нил Армстронг был летчиком и служил в Военно-морских силах США.

(обратно)

5

Исландия — дословно — «ледяная страна», «страна льдов».

(обратно)

6

В этой игре рисуют на доске осла без хвоста, хвост делают из чего-нибудь, а потом дети с завязанными глазами должны прикрепить этот хвост. В результате хвост оказывается то на голове, то на спине.

(обратно)

7

Дон Риклс — американский сатирик, актер эстрады, кино и телеведущий. Морт Сал — американский комический актер и драматург.

(обратно)

8

Известные американские киноактеры.

(обратно)

9

Эйми Семпл Макферсон, или сестра Эйми (1890–1944), — канадско-американская деятельница евангелической церкви.

(обратно)

10

Девочка-подросток, идущая впереди парада в майский праздник весны.

(обратно)

11

Известная американская судостроительная фирма.

(обратно)

12

«Стерлинг спорт карз» — американская компания, специализирующаяся на производстве дорогих спортивных автомобилей.

(обратно)

13

Детройтские гонки гидропланов «Золотой кубок».

(обратно)

14

«Берроуз компани» — американская компания по производству оборудования для бизнеса.

(обратно)

15

Шотландская народная песня.

(обратно)

16

«Ривер-сити», «Речной город» — телесериал, действие которого происходит в Шотландии.

(обратно)

17

Обсерватория на горе Паломар в Калифорнии, севернее Сан-Диего, располагает пятью мощными телескопами.

(обратно)

18

По-английски слова «скряга» и «винт» звучат похоже.

(обратно)

19

Айзек Уолтон (1593–1683) — английский писатель и рыболов.

(обратно)

20

Крупнейшая компания, проводящая аудиторские проверки.

(обратно)

21

Порт и канадская база на полуострове Лабрадор.

(обратно)

22

Фрэнк Ллойд Райт (Frank Lloyd Wright, 1867–1959) — знаменитый американский архитектор.

(обратно)

23

Перевод В. Рогова.

(обратно)

24

Перевод Н. Гумилева.

(обратно)

25

По-английски отшельник — hermit, «хермит».

(обратно)

26

Речь идет о разновидности игры «Монополия». В этой игре ходы начинаются с квадрата «Вперед», и всякое прохождение через этот квадрат дает игроку обусловленную сумму. А если он ступает на квадрат настила (или тротуара), где уже что-то построено, то должен платить ренту. Смысл примерно таков: герой не сдастся, пока не добьется своего.

(обратно)

27

Английский фильм 1965 года режиссера Кена Аннакина.

(обратно)

28

Герои популярных американских комиксов.

(обратно)

29

Гораций Коклес — легендарный офицер римской армии, в 6 в. до н. э. защитивший мост через Тибр от наступающих этрусков.

(обратно)

30

Ильза Кох — жена Карла Коха, коменданта концлагерей Бухенвальд и Майданек. Получила прозвище «Бухенвальдская ведьма» за жестокие пытки заключенных лагеря. Бонни Паркер — американская грабительница, героиня известного кинофильма «Бонни и Клайд». Лукреция Борджиа — представительница семьи Борджиа, которая стала олицетворением безжалостной, бескомпромиссной политики и сексуальной распущенности, характерных для папства эпохи Возрождения.

(обратно)

31

Продолговатый мозг — (лат.).

(обратно)

32

Федеральное управление воздушных перевозок США (Federal Aviation Agency).

(обратно)

33

Уильям Клод Филдс (1880–1946) — американский актер. Прославился комическим образом увальня-пьяницы.

(обратно)

34

Уильям Блай (1754–1817) — вице-адмирал Королевского флота Великобритании. Прославился после мятежа на судне «Баунти», когда мятежники посадили его и лояльных членов экипажа в баркас с запасом еды, но без карт и компаса. Блай спас команду, предприняв казавшееся невозможным путешествие к Тимору длиной в 6701 км.

(обратно)

35

Древнеримский патриций. Считался среди римлян образцом добродетели и простоты.

(обратно)

36

Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) — американский шоумен. Снискал широкую известность своими мистификациями, его имя стало синонимом надувательства.

(обратно)

37

Прозвище президента Эйзенхаура.

(обратно)

38

Парафирование — предварительное подписание международного договора инициалами лиц, учавствовавших в его разработке.

(обратно)

39

Граждане США японского происхождения.

(обратно)

40

Простая, строгая, но функциональная мебель, производимая в религиозной общине шейкеров.

(обратно)

41

Престижный частный гуманитарный колледж высшей ступени для женщин в пригороде Бостона.

(обратно)

42

Ne sutor ultra crepidam (лат.) — "Сапожник, (суди) не выше сапога".

(обратно)

43

Известная американская писательница и пионер авиации (1897–1937). Она была первой женщиной-пилотом, перелетевшей Атлантический океан. Пропала без вести 2 июля 1937 года.

(обратно)

44

Моллюск, который производит полый жемчуг, используемый в ювелирном искусстве.

(обратно)

45

Название штатов США, основной сельскохозяйственной культурой которых является пшеница: Канзас, Оклахома, Миннесота, Северная Дакота и др.

(обратно)

46

Привилегированное общество студентов и выпускников колледжей.

(обратно)

47

Сражение, произошедшее в 1876 году между союзом индейских племен и армией США.

(обратно)

48

Президент Уганды в 1971–1979 годах, создатель одного из самых жестоких тоталитарных режимов в Африке.

(обратно)

49

Небольшое двухмачтовое судно.

(обратно)

50

Мера длины для измерения глубины воды, равная 6 футам или 1,83 метра.

(обратно)

51

Кормовая надстройка судна.

(обратно)

52

Крупное морское сражение Второй мировой войны на Тихом океане, произошедшее в июне 1942 года.

(обратно)

53

Алкогольный коктейль, изобретенный в калифорнийском городе Окленде в 1944 году.

(обратно)

54

Физическая единица ускорения свободного падения.

(обратно)

55

Американский пловец, девятикратный олимпийский чемпион по плаванию.

(обратно)

56

Примерно 60 футов.

(обратно)

57

Автомобиль компании "Форд", производившийся в конце 1950-х годов.

(обратно)

58

Героиня детской книги Кейт Дуглас Уиггинс, написанной в 1903 году.

(обратно)

59

Предполагаемый убийца нескольких женщин в начале 1960-х годов в городе Бостоне.

(обратно)

60

Письмо "Дорогой Джон" — письмо мужа или бойфренда с сообщением о прекращении отношений, обычно потому что автор письма встретил другую возлюбленную. Такие письма отправляют, когда хотят избежать непосредственного объяснения.

(обратно)

61

"Андреа Дориа" — итальянский трансатлантический лайнер, флагман "Италиан Лайн". 26 июля 1956 года затонул через 11 часов после столкновения с лайнером "Стокгольм" у побережья Нью-Йорка.

(обратно)

62

Герой комиксов и нескольких кинофильмов.

(обратно)

63

Голубая лента — знак высшего качества чего-либо.

(обратно)

64

Имеется в виду стихотворение Роберта Бернса "Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом", строчка из которого стала пословицей.

(обратно)

65

Merit Badge, знак отличия — знак, которым награждались бойскауты.

(обратно)

66

„Либерти“ (англ. Liberty Ship) — типовой проект транспортного судна Второй мировой войны, по которому в 1941–1945 годах 18 верфей США построили серию из 2751 судна. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

67

Эбенезер Скрудж — персонаж повести Чарльза Диккенса „Рождественская песнь“, а также многочисленных фильмов, поставленных по этому литературному произведению; олицетворение скупости.

(обратно)

68

Джон Пол Джонс (1747, Керкубри, Шотландия — 1792) — шотландский моряк, служивший в Великобритании, США и России. Наиболее известен участием в Войне за независимость США.

(обратно)

69

Литтл-Бигхорн (англ. Little Bighorn) — приток реки Биг-хорн, протекающий по территории американских штатов Вайоминг и Монтана. Этот небольшой проток известен прежде всего произошедшим здесь 25–26 июня 1876 года сражением между индейским союзом лакота — северные шайенны и Седьмым кавалерийским полком армии США.

(обратно)

70

Горацио Алджер — американский писатель XIX века. Его герои, обычно из бедной семьи, благодаря труду, решимости, храбрости и честности добивались благополучия и хорошего положения в жизни.

(обратно)

71

„Гранд нэшнл“ — ежегодные скачки в Великобритании, под Ливерпулем.

(обратно)

72

Macy’s — одна из крупнейших и старейших сетей розничной торговли в США.

(обратно)

73

Лондонский Ллойд, или просто Ллойд, — известный рынок страхования, называемый иногда (ошибочно) страховой компанией.

(обратно)

74

Имеется в виду „Марш победы“, гимн университета Норт-Дам. Университет Нотр-Дам (University of Notre Dame du Lac) — католический частный элитный университет, расположен в городе Саут-Бенд (Индиана) в США, в двух часах езды от Чикаго.

(обратно)

75

Военно-морская обсерватория США — астрономическая обсерватория, основанная в 1893 году в г. Вашингтон (округ Колумбия), США. С 1974 года обсерватория является официальной резиденцией вице-президента США.

(обратно)

76

Яков (Жак) Савчик — французский дизайнер украинского происхождения, основатель и владелец известного в первой половине XX в. ателье по производству кузовов для легковых автомобилей.

(обратно)

77

National Mall — комплекс разнообразных памятников и музеев в историческом центре Вашингтона.

(обратно)

78

Клуб 21, или просто 21, — известный ресторан в Нью-Йорке.

(обратно)

79

Известная английская фирма по производству корпусов автомобилей.

(обратно)

80

Фильм Питера Селлерса „Таинственный заговор доктора Фу Манчу“, 1980 г.

(обратно)

81

Национальный мемориал Гора Рашмор (англ. Mount Rushmore National Memorial) в Южной Дакоте, США. Гора известна тем, что в ее гранитной горной породе высечен гигантский барельеф высотой 18,6 метра, который является скульптурными портретами четырех президентов США: Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Теодора Рузвельта и Авраама Линкольна.

(обратно)

82

„Музыкальные стулья“ — игра, в ходе которой играющие под музыку движутся вокруг стульев. Стульев на один меньше, чем играющих. Как только музыка прекращается, нужно сесть на стул. Тот, кто не успел, проиграл.

(обратно)

83

„Форчун“ и „Форбс“ — экономические журналы; „Дан энд Брэдстрит“ — фирма, составляющая отчеты о кредитных операциях.

(обратно)

84

Город Самтер находится в штате Южная Каролина.

(обратно)

85

Строки из стихотворения Генри Уодсуорта Лонгфелло „Стрела и песня“, в пер. Г. Кружкова.

(обратно)

86

„Братья Брукс“ — старейшая и очень распространенная марка мужской одежды в США.

(обратно)

87

Сэндвич с жареной свининой и сыром.

(обратно)

88

Гордон Лидди, спецагент, и Чарльз Колсон, советник президента Никсона, из числа осужденных по делу „Уотергейт“.

(обратно)

89

Традиционное наказание в южных штатах до Гражданской войны. Провинившегося сажали на брус (из ограды) и проносили по всему городу, потом сбрасывали за городскими пределами. Иногда преступника предварительно вываливали в смоле и перьях.

(обратно)

90

Братья Маркс (Marx Brothers) — популярный в США комедийный квинтет, специализировавшийся на кинофильмах „комедии абсурда“ — драк, пощечин, флирта и „метания тортов“.

(обратно)

91

Персонаж романа Чарльза Диккенса „Приключения Оливера Твиста“, скупщик краденого, крестный отец лондонских воров и мошенников.

(обратно)

92

Аудитория Лиснера — зал на полторы тысячи мест, где проходят театральные постановки и другие массовые мероприятия.

(обратно)

93

В 1970 году четыре студента университета штата Огайо были застрелены национальными гвардейцами, которые утверждали, что перед этим слышали пистолетный выстрел.

(обратно)

94

„Андреа Дориа“ — итальянский трансатлантический лайнер, флагман „Италиан лайн“. 26 июля 1956 года затонул через 11 часов после столкновения с лайнером „Стокгольм“ у побережья Нью-Йорка.

(обратно)

95

Бенедикт Арнольд (1741–1801) — генерал-майор, участник войны за независимость США, перешедший на сторону Великобритании. В США считается символом предательства.

(обратно)

96

Марка шотландского виски.

(обратно)

97

В США 15 апреля — крайний срок подачи налоговых деклараций за прошлый год.

(обратно)

98

Крытый стадион в Нью-Орлеане.

(обратно)

99

Плакмин Париш — историческая территория в штате Луизиана. Париш — приход; некогда это был один церковный приход.

(обратно)

100

Томас Джонатан Джексон „Каменная Стена“, с 1861-го также Стоунуолл Джексон (Thomas Jonathan „Stonewall“ Jackson) (21 января 1824 — 10 мая 1863) — генерал Конфедеративных Штатов Америки в годы Гражданской войны. Один из самых талантливых генералов Юга.

(обратно)

101

Улисс Симпсон Грант (1822–1885) — американский политический и военный деятель, полководец северян в годы Гражданской войны в США, генерал армии. С 4 марта 1869 г. по 4 марта 1877 г. — 18-й президент США.

(обратно)

102

Пушка французского производства середины девятнадцатого века, активно использовавшаяся в Гражданской войне.

(обратно)

103

Американский комический актер.

(обратно)

104

Первое сражение при Бул-Ране, также Первое сражение при Манассасе (последнее название употреблялось конфедератами и до сих пор используется на Юге), — первое крупное сухопутное сражение Американской Гражданской войны. Произошло 21 июля 1861 года возле Манассаса, штат Виргиния.

(обратно)

105

Сражение при Аппоматтоксе произошло утром 9 апреля 1865 года и стало последним сражением, в котором участвовала Северовиргинская армия генерала Ли, и последним крупным сражением американской Гражданской войны.

(обратно)

106

Помощник игрока в гольф.

(обратно)

107

Участок с травой средней длины, занимающий большую часть игрового поля между ти и грином (так называется участок возле лунки).

(обратно)

108

Площадка на поле, откуда начинается игра на каждой лунке.

(обратно)

109

Катящийся удар, выполняемый на грине.

(обратно)

110

Клюшка, предназначенная для совершения патта.

(обратно)

111

Плавник, препятствующий сносу виндсерфа ветром.

(обратно)

112

Все исторические неточности остаются на совести автора. (Прим, ред.)

(обратно)

113

Жест, означающий победу

(обратно)

114

Стойка в носовой части кораблей 1 и 2 ранга для подъема флага.

(обратно)

115

Парная тумба с общим основанием на палубе судна, служащая для крепления тросов.

(обратно)

116

Битва при Литтл-Бигхорне (25–26 июня 1876 г.) – сражение, в котором полк армии США потерпел катастрофический разгром от союза индейских племен.

(обратно)

117

’Финеас Тейлор Барнум (1810–1891) – американский шоумен, крупнейший антрепренер своего времени. Прославился как мастер хитроумных обманов и мистификаций.

(обратно)

118

Операция в заливе Свиней – неудачная попытка США осуществить на Кубе военный переворот, произведенная в 1961 году.

(обратно)

119

Сражение японских и американских войск за военную базу США на атолле Уэйк, начавшееся 8 декабря 1941 года, одновременно с атакой на Пёрл-Харбор, и завершившееся 23 декабря победой японцев.

(обратно)

120

Бак Роджерс – популярнейший персонаж американской бульварной литературы, комиксов, радиопостановок и телесериалов; могучий и бесстрашный герой космических приключений в XXV веке.

(обратно)

121

Шутливый философский принцип, приписываемый капитану Эдварду А. Мерфи: «Если неприятность возможна, то она обязательно случится». Аналог русского выражения «закон подлости».

(обратно)

122

УЭЗП – управление энергией шаттла в зоне посадки, процесс сохранения скорости и высоты.

(обратно)

123

Герой одноименного американского мультфильма, обладающий необычным светящимся красным носом, которым он осветил путь Санта-Клаусу во время пурги.

(обратно)

124

Нарушение газодинамической устойчивости работы авиационного турбореактивного двигателя.

(обратно)

125

Конфликт между тремя противниками, где каждый держит на мушке двух других.

(обратно)

126

Карманный воришка в романе Ч. Диккенса «Приключения Оливера Твиста» (1838).

(обратно)

127

Все исторические неточности по-прежнему на совести автора. (Прим, ред.)

(обратно)

128

Защитник в американском футболе.

(обратно)

129

Горизонтальный ворот на судах для вытаскивания якоря и поднятия тяжестей.

(обратно)

130

Пеньковый или проволочный канат, которым привязывается судно на стоянке.

(обратно)

131

Направление, перпендикулярное курсу корабля.

(обратно)

132

Грузоподъемные приспособления, с помощью которых на судах поднимаются и опускаются шлюпки.

(обратно)

133

Перевод Бориса Заходера.

(обратно)

134

Цитата из стихотворения английского поэта Джона Драйдена «Пир Александра, или Сила музыки» (1697).

(обратно)

135

Александрийская библиотека – крупнейшее в древности собрание рукописных книг (от 100 до 700 тыс. томов). Основана в III веке до н. э. при Александрийском мусейоне. Часть ее сгорела в 47 году до н. э., часть уничтожена в 391 году н. э., остатки – в VII – VIII вв. – Здесь и далее, кроме указанных случаев, примеч. ред.

(обратно)

136

Феодосий I, Феодосий Великий Флавий (347 – 395) – римский император (379-395).

(обратно)

137

Так в тексте. В соответствии с английскими мерами длины (применяются в США, Канаде и других странах) миля морская (Великобритания) = 1853,2 м; миля морская (США) = 1852 м; миля уставная = 1609,344 м.

(обратно)

138

1 лига (статутная) = 3 (статутным) милям = 4,83 км. – Примеч. пер.

(обратно)

139

10,5 км.

(обратно)

140

Минус 58° по Цельсию.

(обратно)

141

Общее название североамериканских разновидностей дикого северного оленя.

(обратно)

142

В русском написании и прочтении – хи и ро соответственно.

(обратно)

143

То же, что высотомер.

(обратно)

144

NUMA (National Underwater&Marine Agency) – Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

145

Научно-исследовательское судно НУМА.

(обратно)

146

Город-порт в Гренландии.

(обратно)

147

Американский живописец (1912 – 1956). В сороковых годах выступил как глава «абстрактного экспрессионизма» – разновидности абстрактного искусства, основанного на интуитивности, не контролируемого разумом творчества. – Примеч. пер.

(обратно)

148

Тула (древнее название Толлан) – город в Мексике.

(обратно)

149

Название одного из ацтекских племен.

(обратно)

150

Топильцин – правитель Толлана и верховный жрец бога Кецалькоатля, поэтому полное имя – Топильцин Кецалькоатль.

(обратно)

151

Название партизанской войны в Испании и Латинской Америке.

(обратно)

152

Кецалькоатль, Уицилопочитль, Тескатлипока – древние боги ацтеков.

(обратно)

153

Теночтитлан – город, с XIV по XVI век столица государства ацтеков (на месте современного Мехико). Разрушен испанцами в 1521 году.

(обратно)

154

Питеас (Пифей) (IV в. до н. э.) – древнегреческий мореплаватель, астроном, математик и географ, между 350 и 320 годами до н. э. совершил плавание вдоль части северных и западных берегов Европы. Открыл острова Зеландия, Великобритания, Ирландия, моря Северное и Ирландское, пролив Каттегат и Бискайский залив.

(обратно)

155

Sweet pea – душистый горошек (англ.). – Примеч. пер.

(обратно)

156

Специальная конструкция из дерева в деревянном судне, расположенная под углом по отношению к килю и являющаяся как бы продолжением его в кормовой части судна.

(обратно)

157

Игра слов: scramble eggs – делать яичницу, scramble – шифровать (англ).

(обратно)

158

То же, что гуайява (гуаява, гуава, гойяба), крупный кустарник семейства миртовых, растущий в тропиках Америки.

(обратно)

159

Массивная часть судна, являющаяся продолжением киля и образующая носовую оконечность судна.

(обратно)

160

Бегучий такелаж – белые, несмоленые снаружи снасти, бывающие в частом движении, в передержке.

(обратно)

161

Константин I Великий (ок. 285 – 337), – римский император с 306 года. В 324 – 330 годы основал новую столицу – Константинополь – на месте города Византии. Константинополь (Царьград), столица Византийской империи, в 1453 году был взят турками и переименован в Стамбул.

(обратно)

162

Божество в эллинистическом Египте, культ которого был введен в IV веке до н. э. Египтяне отождествляли его с богом Осирисом, иногда с Аписом, греки – с Зевсом.

(обратно)

163

Древнеегипетское название страны в Восточной Африке. – видимо, на побережье Аденского залива. Объект грабительских походов египетских фараонов.

(обратно)

164

Государство в Южной Аравии в I тысячелетии до н. э. – первой половине I тысячелетия н. э.

(обратно)

165

Стратиграфия – раздел геологии, изучающий последовательность формирования горных пород. – Примеч. пер.

(обратно)

166

Обширная равнина на юго-востоке Палестины, где находились города Содом, Гоморра, а позже образовалось Мертвое море. До разрушения Содома и Гоморры эта долина, в недрах которой содержалась земляная смола, отличалась необычайной красотой и плодородием. – Примеч. пер.

(обратно)

167

Неточность автора. Аристофан жил за четыре столетия до Христа, то есть в 445 – 385 году до н. э. – Примеч. пер.

(обратно)

168

Каллимах (ок. 310 – ок. 240 г. до н. э.) писал в основном гимны, элегии и эпиграммы.

(обратно)

169

Древнегреческий историк и ритор второй половины I века до н.э.

(обратно)

170

В именительном падеже – Теотихуакан, Монте-Альбан, Тула, Чичен-Ица.

(обратно)

171

Обязательное безбрачие католического духовенства; узаконено папой Григорием VII (XI в.), практически утвердилось в XII веке.

(обратно)

172

Юнион флэг (Union flag), в просторечии Юнион Джек (Union Jack), -государственный флаг Соединенного Королевства.

(обратно)

173

Морское страховое регистрационное агентство США.

(обратно)

174

Гиппарх (ок. 180 или 190 – 125 до н. э.) – древнегреческий астроном, один из основоположников астрономии.

(обратно)

175

Дословный «перевод выражения: поставить себя на чье-либо место», то есть «влезть в его туфли». – Примеч. пер.

(обратно)

176

1 морская сажень = 1,8 метра. – Примеч. пер.

(обратно)

177

Дистанционно управляемый аппарат, подводная видеосистема ограниченного радиуса действия. Аббревиатура дана по английскому названию – Remote Operated Vehicle, – Примеч. пер.

(обратно)

178

Спасибо (исп.).

(обратно)

179

Известный голливудский актер.

(обратно)

180

Нактоуз (мор.) – деревянный шкафик цилиндрической или призматической формы, на верхнем основании которого устанавливается судовой компас.

(обратно)

181

Не говорю по-английски (исп.).

(обратно)

182

Эдуард-Йриксон Лейф (Счастливый) (ок.975 – ок.1022) – исланд. викинг. Ок. 1000 г. участвовал в христианизации гренландских переселенцев. В 1004 г. пересек прол. Дейвиса, проследил вост. берег п-ова Лабрадор и зимовал на о. Ньюфаундленд.

(обратно)

183

Мескито – род растений семейства бобовых. Колючие кустарники или деревья в тропиках и субтропиках обоих полушарий.

(обратно)

184

Преднамеренное применение ложных, обманчивых доводов; словесные ухищрения, вводящие в заблуждение.

(обратно)

185

Бездымный порох. – Примеч. пер.

(обратно)

186

Основной порт снабжения армии генерала Гранта на реке Джемс. – Примеч. авт.

(обратно)

187

Броненосец «Монитор» был первым в ряду себе подобных, и его название сделалось нарицательным. До тысяча девятьсот третьего года было построено более шестидесяти аналогичных кораблей в различных модификациях. – Примеч. авт.

(обратно)

188

Это было первое в истории сражение между двумя броненосными кораблями, закончившееся вничью.

(обратно)

189

1 галлон = 4,456 литра.

(обратно)

190

Гран – мера веса, равная 0,0622 грамма.

(обратно)

191

НУМА (National Underwater&Marine Agency) – Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

192

Кисло-сладкая фруктовая приправа к мясу.

(обратно)

193

Перевод В. В. Левика.

(обратно)

194

Неточность автора – Советский Союз распался в тысяча девятьсот девяносто первом году.

(обратно)

195

Стенли Генри Мортон; наст. имя и фамилия Джон Роулендс, (1841 – 1904), – журналист, исследователь Африки. – Примеч. авт.

(обратно)

196

Цитата из «Алисы в стране чудес».

(обратно)

197

Аббревиатура дана по английскому названию группы: United Nation International Critical Response and Tactical Team, что означает Международная группа Организации Объединенных Нации по критическому и тактическому реагированию.

(обратно)

198

Сынок, пацан.

(обратно)

199

Роман Бориса Травена.

(обратно)

200

Фамилия Cussler образована от слова cuss, имеющего в английском языке несколько значений, среди которых «проклятие» и «никчемный тип»

(обратно)

201

Beau Geste – классический авантюрный роман Дж. Бучана, очень популярный в 20 – 30-е годы XX века.

(обратно)

202

Рокки и Будвинкл – персонажи популярных комиксов.

(обратно)

203

Популярный американский киноактер, снявшийся в многочисленных вестернах.

(обратно)

204

Американский поэт (1878 – 1967), мастер эпического свободного стиха с элементами публицистики, автор биографии Авраама Линкольна в шести томах.

(обратно)

205

Бимс — поперечная балка, связующая борта и служащая основанием для палубы. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

206

Новый Южный Уэльс — штат на юго-востоке Австралии.

(обратно)

207

Фалмут — место в графстве Корнуолл, где находился один из королевских дворцов.

(обратно)

208

В 1787 г. британский парусник «Баунти», отправившись в экспедицию за саженцами хлебного дерева, через несколько месяцев причалил к берегам острова Таити. Островитяне радушно приняли моряков. Кое-кто из членов команды захотел остаться на райском острове. Их силой вернули на корабль. Спустя несколько дней на борту вспыхнул бунт. Мятежники высадили капитана и преданных ему людей на баркас и взяли курс обратно, на Таити.

(обратно)

209

Примерно семь миллионов долларов США в то время, или около пятидесяти миллионов долларов по нынешним рыночным ценам. (Прим. авт.)

(обратно)

210

Белые скалы Дувра — порт в Англии на берегу пролива Па-де-Кале, возле которого к морю выходит высоченная стена белых известняков.

(обратно)

211

НУМА — от англ. NUMA (National Underwater and Marine Agency, Национальное подводное и морское агентство).

(обратно)

212

Флинн, Эролл (1909–1959) — американский актер, писатель и постановщик множества приключенческих фильмов.

(обратно)

213

Хьюз, Говард Робард (1905–1976) — бизнесмен, в свое время самый богатый человек США. Последние два десятилетия жизни провел в совершенном одиночестве.

(обратно)

214

Эбенезер Скрудж — герой «Рождественской песни» Чарльза Диккенса.

(обратно)

215

Красным Бароном называли немца Манфреда фон Рихтгофена (1892–1918), который летал на аэроплане ярко-красного цвета. На Западе Рихтгофен считался лучшим летчиком Первой мировой войны — на его счету было восемьдесят воздушных побед.

(обратно)

216

Ко времени описываемых в книге событий китобойный промысел Россией уже больше десяти лет как не велся. Последняя советская китобойная флотилия («Советская Украина»), действовавшая на Дальнем Востоке, прекратила существование в 1987 г.

(обратно)

217

Манчини Генри (1924–1994) — известный американский дирижер и композитор. Написал музыку почти к пятистам кинофильмам.

(обратно)

218

Мидас — мифический царь Фригии. В порыве алчности упросил бога Диониса наделить его даром обращать в золото все, к чему ни прикоснется.

(обратно)

219

Пикетт, Джордж Эдвардс (1825–1875) — американский генерал, воевал на стороне Конфедеративных штатов во время Гражданской войны. В битве при Геттисберге (3 июля 1863 г.) южане, половину которых составляли солдаты дивизии Пикетта, пошли в наступление на северян и потерпели сокрушительное поражение. В историю США это наступление вошло как «Пикеттова атака», став синонимом совершенно безнадежного предприятия.

(обратно)

220

Хэлси, Уильям Фредерик (1882–1959) — адмирал, с 1942 по 1944 г. командующий Южным Тихоокеанским флотом США. Имел прозвище Бык.

(обратно)

221

«Ревущие сороковые» — традиционное название океанических пространств в сороковых широтах Южного полушария, где обычны сильные и устойчивые западные ветры и частые штормы.

(обратно)

222

«Лига плюща» — название восьми элитарных американских университетов.

(обратно)

223

Война в Персидском заливе (17 января — 28 февраля 1991 года).

(обратно)

224

Согласно принципу «бритвы Оккама», понятия, несводимые к интуитивному и опытному знанию, должны удаляться из науки.

(обратно)

225

Бригадун — название шотландской деревушки, окруженной плотным туманом, который рассеивается в один и тот же день раз в сто лет.

(обратно)

226

«Гломар эксплорер» — судно, построенное в 1973–1974 гг. для проведения глубоководных работ особого назначения. По заказу ЦРУ и на деньги бизнесмена Говарда Хьюза его создали для подъёма советской подводной лодки К-129, затонувшей в 1968 г. В 1997 г. оно было приспособлено для проведения бурильных работ на глубинах более 2000 метров.

(обратно)

227

Маттерхорн — горная вершина в Альпах.

(обратно)

228

Один из красивейших островов Гавайского архипелага. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

229

Средняя часть палубы судна.

(обратно)

230

В морской терминологии — старший механик на судах гражданского назначения.

(обратно)

231

Кормовая часть судна.

(обратно)

232

+1,1° с.

(обратно)

233

—15° С.

(обратно)

234

В ирландском фольклоре — злобная нечисть, встреча с которой предвещает смерть.

(обратно)

235

Одна десятая морской мили — приблизительно 185,2 м.

(обратно)

236

Самая большая по численности этническая группа населения Китая.

(обратно)

237

+5° по Цельсию.

(обратно)

238

Злодей и интриган, один из любимых героев цикла популярных американских комиксов.

(обратно)

239

Неформальное объединение выпускников самых престижных американских университетов, формирующих почти всю политическую и экономическую элиту страны.

(обратно)

240

Так у автора.

(обратно)

241

Классический китайский литературный язык; до сравнительно недавнего времени считался исключительной привилегией высшей знати — т.н. мандаринов, откуда и пошло название.

(обратно)

242

Свыше 37 км/ч.

(обратно)

243

Имеется в виду крылатая фраза: «Увидеть Неаполь — и умереть!», которой неаполитанцы ужасно гордятся.

(обратно)

244

Горнолыжная дисциплина, представляющая собой скоростной спуск в сочетании с преодолением сложных искусственных или естественных препятствий на протяжении всей трассы.

(обратно)

245

В китайском фольклоре лиса ассоциируется с нечистью, владеющейспособностью к перевоплощению в человеческий облик и экстрасенсорными возможностями.

(обратно)

246

Так у автора. Дирк родился в 1960 году и участвовать в войне во Вьетнаме (1964-1975) не мог.

(обратно)

247

Знаменитый пират XVIII столетия.

(обратно)

248

Подставка для компаса под прозрачным колпаком.

(обратно)

249

Так у автора. Скорость «Юнайтед Стейтс» вряд ли превышала 42 узла.

(обратно)

250

В морской терминологии — один из старших офицеров, исполняющий обязанности главного бухгалтера и отвечающий за сохранность имеющихся на борту материальных ценностей.

(обратно)

251

Намек на известную комедию «Близнецы» с Арнольдом Шварценеггером и. Денни де Вито в главных ролях.

(обратно)

252

Династия китайских императоров, сменившая в V веке до н. э. династию Инь.

(обратно)

253

Французская Акадия — собирательное название бывших французских колоний на Восточном побережье Северной Америки. В конце XIX века Франция потеряла Канаду, перешедшую под юрисдикцию Великобритании, и Луизиану, выкупленную правительством США.

(обратно)

254

Американская солдатская песня.

(обратно)

255

916-1125 гг.

(обратно)

256

Знаменитый норвежский скульптор, работавший в основном по дереву.

(обратно)

257

Большая высокая рюмка из цветного стекла или хрусталя объемом 75 — 90 мл для крепленых вин типа портвейна и мадеры.

(обратно)

258

По закону, ЦРУ запрещено проводить операции и вести расследование на территории США.

(обратно)

259

Географическое название, объединяющее Карибское море и Мексиканский залив.

(обратно)

260

6,35 мм.

(обратно)

261

На военно-морском жаргоне дедом называют старшего механика; на гражданских судах, как правило, используют термин «чиф».

(обратно)

262

В отличие от большинства штатов муниципальные образования в Луизиане называются на французский манер приходами, а не графствами.

(обратно)

263

Суп из бамии.

(обратно)

264

Джамбалайя — отварной рис с ветчиной, курицей, устрицами либо другими ингредиентами.

(обратно)

265

Шэнтибот — производное от двух слов: shanty — хижина, лачуга, хибара, и boat — лодка, шлюпка.

(обратно)

266

Буквальный перевод — Затонный Малыш.

(обратно)

267

Намек на известный исторический факт. Бенито Муссолини, придя к власти в Италии, ввел жесткую дисциплину в железнодорожном ведомстве, и поезда, впервые в истории этой страны, стали ходить строго по расписанию.

(обратно)

268

Бог богатства и наживы в древней Сирии.

(обратно)

269

Лоцман, очевидно, имеет в виду Хуанхэ, одну из двух величайших китайских рек, не подозревая о том, что длиной она превосходит Миссисипи почти на девятьсот километров.

(обратно)

270

Так у автора.

(обратно)

271

Так американцы называют ПЗРК «Стрела-2».

(обратно)

272

Рядовой контингент Национальной гвардии США составляют добровольцы из гражданского населения, сборы которых для обучения военному делу проводятся по выходным дням. Постоянную службу несет только офицерский состав.

(обратно)

273

Так у автора. Время существования синантропа обычно датируется 400 — 500 тыс. лет.

(обратно)

274

United States Marine Corps — Корпус морской пехоты Соединенных Штатов.

(обратно)

275

Так у автора. На 25 000 футов (около 8 тыс. метров) могут опускаться только батискафы, конструкция которых не имеет ничего общего с описанной мини-субмариной.

(обратно) 1. Около 100 кв.м.

(обратно) 2. Согласно законодательству, любые преступления федерального уровня, включая шпионаж, совершенные на территории США, находятся в компетенции ФБР, ЦРУ занимается исключительно зарубежными проблемами.

(обратно) 3. Амелия Эрхарт – первая американка, совершившая в одиночку перелет через Атлантический океан. Вместе с бортмехаником Фредом Нунаном пропала без вести в районе Новой Гвинеи при попытке совершить перелет вокруг света на самолете “Локхид-Электра”.

(обратно) 4. Известные производители электрических и механических подъемных устройств.

(обратно) 5. Особым образом приготовленная поджелудочная железа теленка или ягненка.

(обратно) 6. Вольфшанце – Волчье логово – название ставки Гитлера в годы Второй мировой войны.

(обратно) 7. Джон Пол Джонс – знаменитый американский капитан и капер в свое время был приглашен служить на русский флот с присвоением адмиральского звания, прославился тем, что не проиграл ни одного морского боя.

(обратно) 8. Расширенный состав присяжных в американской судебной практике.

(обратно) 9. Речь идет о так называемом “законе Мерфи”, который формулируется Приблизительно следующим образом: “Если ожидаешь возможных неприятностей, они непременно случаются”.

(обратно)

285

Фатом, или морская сажень, равен 6 футам и составляет приблизительно 182 сантиметра. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

286

Чиф — общепринятое у моряков неофициальное обращение к главному механику.

(обратно)

287

NUMA (National Underwater&Marine Agency) — Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

288

Имеется в виду известный закон Мерфи, который можно кратко сформулировать следующим образом: если неприятности возможны, они непременно случаются.

(обратно)

289

Знаменитый американский киноактер, прославившийся исполнением ролей в фильмах о временах покорения Дикого Запада.

(обратно)

290

Буквально, «Шевроле-лавина».

(обратно)

291

Роман издан в 2001 году, до трагических событий 11 сентября.

(обратно)

292

Троя (Илион) – древний город на с.-з. Малой Азии. Раскопки подтвердили, что ок. 1260 г. до н.э. город испытал длительную осаду и был разрушен, – Здесь и далее примеч. ред.

(обратно)

293

См. далее по тексту.

(обратно)

294

Одиссей, или Улисс – один из наиболее популярных персонажей греч. мифологии. Его прадед – бог Гермес.

(обратно)

295

См. далее по тексту.

(обратно)

296

Гомер – др.-греческий эпический поэт, которому приписывается авторство «Илиады», «Одиссеи» и других произведений. Так называемый гомеровский вопрос вырос из проблемы авторства до совокупности проблем происхождения и развития др.-греческого эпоса.

(обратно)

297

Лотофаги – поедатели (или пожиратели) лотоса.

(обратно)

298

По соображениям краткости К. Касслер многое выпускает из путешествий Одиссея и допускает ряд неточностей.

(обратно)

299

NUMA (National Underwater & Marine Agency) – Национальное подводное и морское агентство.

(обратно)

300

1 узел равен 1.852 км/ч; 40 узлов равны 74,08 км/ч.

(обратно)

301

Около 27 метров.

(обратно)

302

Здесь: бассейны с минеральной водой.

(обратно)

303

Алберт (Ал) Джордино (см. другие романы К. Касслера).

(обратно)

304

НОАА – Национальное управление по океанам и атмосфере, США. Существует в действительности и выполняет часть функций, которые автор приписывает НУМА.

(обратно)

305

Бальзовое дерево (бальсовое дерево, бальса) относится к сем. бомбаксовых. Растет в Юж. и Центр. Америке. Прочная, легкая (легче пробки) древесина используется для изготовления плотов, в самолетостроении, как звуко– и теплоизоляционный материал. Из него был построен плот «Кон-Тики» Т. Хейердала.

(обратно)

306

То же, что диатомеи; д. флора – совокупность видов ископаемых диатомей определенного геологического промежутка времени или обнаруженных в определенных геологических отложениях.

(обратно)

307

Бонвиван (от фр. Bon vivant. Букв.: тот, кто хорошо живет) – лицо, любящее жить в свое удовольствие (устар.).

(обратно)

308

Кельты (галлы) – индоевропейские племена, обитавшие во 2-й половине 1 тыс. до н.э. на территории современной Франции, Бельгии. Швейцарии, северной Италии, южной части Германии, Австрии, северной и западной Испании, Британск. островов, Чехии, частично Венгрии и Болгарии. К середине 1 в. до н.э. покорены римлянами.

(обратно)

309

Древние культовые сооружения (3 – 2 тысячелетия до н.э.).

(обратно)

310

Рузвельт Теодор (1858 – 1919) – 26-й президент США (1901-1909).

(обратно)

311

Колридж Сэмюел Тейлор (1772 – 1834) – английский поэт и литературный критик.

(обратно)

312

Апвеллинг (от англ. Upwelling. Up – наверх и well – хлынуть) – подъем вод из глубины водоема к поверхности, происходящий в случаях, когда ветер сгоняет поверхностные воды в сторону открытого моря, озера.

(обратно)

313

Питт-младший перефразирует известную фразу Гамлета из трагедии У. Шекспира.

(обратно)

314

Во6ан Себастьян Ле Претр (1633 – 1707) – маркиз, военачальник и военный инженер, маршал Франции. Построил и модернизировал свыше 300 крепостей, руководил осадой 55 крепостей. Один из основоположников минно-подрывного дела.

(обратно)

315

К платиновым металлам также относятся рутений и осмий.

(обратно)

316

Простите, но мы не говорим по-английски.

(обратно)

317

Специальное подразделение японских вооруженных сил, занимавшееся разработкой и испытаниями химического и бактериологического оружия. — Здесь и далее примеч. переводчика.

(обратно)

318

+90° по Фаренгейту = +32,2° по Цельсию.

(обратно)

319

Самопишущий прибор для регистрации и измерения кратковременных явлений.

(обратно)

320

Прибор для измерения скорости ветра.

(обратно)

321

+10 °C.

(обратно)

322

Как в старые добрые времена (фр.).

(обратно)

323

Центральная часть верхней палубы.

(обратно)

324

Крайняя оконечность кормовой части судна.

(обратно)

325

Ряд углублений на поле, окружающих лунку и осложняющих игрокам попадание в нее; угодивший в ловушку мяч, как правило, удается снова вывести на выгодную ударную позицию, лишь затратив несколько дополнительных ударов.

(обратно)

326

Профессионалы, в зависимости от положения мяча, применяют целый набор различных пронумерованных клюшек: деревянные, металлические, лопастные и т. п.

(обратно)

327

Архизлодей, герой популярных американских комиксов.

(обратно)

328

Особый судебный следователь в Англии и США, в чьи обязанности входит установление причин смерти лиц, скончавшихся внезапно при неясных обстоятельствах.

(обратно)

329

Более 180 кг.

(обратно)

330

Японская террористическая организация.

(обратно)

331

Около 168 см.

(обратно)

332

Морская мера длины, равная 185,2 м.

(обратно)

333

Своего рода игра слов; hit, помимо других значений, переводится с английского, как точное попадание.

(обратно)

334

Порядка 90 кг.

(обратно)

335

Находилась на месте современного Мехико.

(обратно)

336

Государство инков в 1438–1536 гг., занимало территорию современного Перу, Боливии, Эквадора, север Чили и северо-запад Аргентины.

(обратно)

337

Телебашня в Сиэтле.

(обратно)

338

Около 2200 куб. см.

(обратно)

339

Более 2,25 т.

(обратно)

340

Штаб-квартира ЦРУ.

(обратно)

341

Суордфиш — рыба-меч.

(обратно)

342

Острое корейское блюдо — капуста под кислым соусом.

(обратно)

343

Центр американской рекламной индустрии.

(обратно)

344

AUDRY (Autonomous Underwater Data Recovery Vehicle).

(обратно)

345

Этот кролик якобы приносит на Пасху детям крашеные яйца.

(обратно)

346

Дворецкий Дживз, персонаж из произведения американского писателя Вудхауза.

(обратно)

347

Альфальфа (люцерна) — кличка персонажа очень популярного в 20–40-х годах киносериала, мальчика 7–10 лет в коротких штанишках.

(обратно)

348

Мери Меллон (1869–1938), она же Тифозная Мери. Иммигрантка из Ирландии, известная как первая разносчица тифа в США. Болея тифом в легкой форме, она не лечилась и, работая в частных домах кухаркой, заражала окружающих этой болезнью.

(обратно)

349

Прозвище известного боксера Джо Фрейзера.

(обратно)

350

Известнейший рестлер, снимался в кино.

(обратно)

351

Известная американская пловчиха и актриса, олимпийская чемпионка 1936 г. Снималась в водных мюзиклах.

(обратно)

352

Так называют штат Иллинойс.

(обратно)

353

Ракета-носитель «Зенит» создана на основе советской межконтинентальной баллистической ракеты «РС-20» для запуска космических аппаратов. Головным разработчиком ракеты «Зенит» является украинское КБ «Южное», а разгонного блока для нее — российская корпорация «Энергия». Учредителями «Морского старта» являются «Боинг», «Кварнер», «Южное» и «Энергия».

(обратно)

354

любовь (фр.).

(обратно)

355

MUGR (Miniature UnderwaterGPS Receiver) — миниатюрный подводный GPS-приемник. Mugger — крокодил (индийский).

(обратно)

356

Элвис Пресли. Некоторые его фанаты до сих пор считают, что он жив.

(обратно)

357

Около +22° с.

(обратно)

358

«Пленник Зенды» — фильм 1937 г., римейк 1952 г.

(обратно)

359

Знаменитый американский каскадер, исполнитель отчаянных трюков на мотоциклах.

(обратно)

360

LASH (Littoral Airborne Sensor-Hyperspectral).

(обратно)

361

Ссылка на первый полет самолета братьев Райт.

(обратно)

362

Известный американский фотограф, мастер пейзажа.

(обратно)

363

Американская природоохранная организация.

(обратно)

364

Джордж Хейз (1885–1969) — американский киноактер, во многих фильмах играл роли эдаких неотесанных мужланов.

(обратно)

365

Герои американских комиксов первой половины прошлого века. Матт был высокий и худой, Джеф — маленький толстячок.

(обратно)

366

Герой американского фольклора, лесоруб.

(обратно)

367

Крупная американская фирма, специализирующаяся на междугородных автобусных пассажирских перевозках. На боках ее комфортабельных автобусов нарисована борзая, т. е. greyhound.

(обратно)

368

Джон Элвей — знаменитый американский бейсболист.

(обратно)

369

 Отрицательный персонаж фильма «Приключения Роки и Булльвинкля».

(обратно)

370

Флиппер — дельфин афалина из одноименного детского фильма и телесериала (1963–1967 гг., США), а также мультсериала (1999–2005 гг., Австралия).

(обратно)

371

«Вашингтон Редскинс» — популярный футбольный клуб (американский футбол).

(обратно)

372

Человеческое имя Супермена.

(обратно)

373

«Черные курильщики» — высокотемпературные гидротермальные источники на дне океанов, приуроченные, как правило, к рифтовым зонам срединно-океанических хребтов.

(обратно)

374

1 тройская унция — 31,1034768 г.

(обратно)

375

Алкогольный коктейль на основе рома.

(обратно)

376

Герой Дикого Запада, известный стрелок, разведчик и игрок в покер.

(обратно)

377

Имеется в виду широко известная в США песня «I Wish I Was in Dixie»; А. Линкольн настолько любил ее, что она даже прозвучала на его президентской инаугурации.

(обратно)

378

Флоренс Найтингейл (1820–1910) — известный общественный деятель Великобритании, сестра милосердия.

(обратно)

379

Так на Западе традиционно называются страны — участницы Антигитлеровской коалиции.

(обратно)

380

Кригсмарине (нем. Kriegsmarine, военно-морской флот) — официальное название германских военно-морских сил в эпоху Третьего рейха.

(обратно)

381

Легкий корпус, прочный корпус — две различные части двухкорпусной подводной лодки, имеют различное назначение.

(обратно)

382

Температура указана по шкале Фаренгейта, что примерно соответствует 32 °C.

(обратно)

383

«Морской мир Орландо» (Sea World Orlando) — парк развлечений с океанариумом.

(обратно)

384

Шаму — первая косатка, выжившая в неволе более 13 месяцев, звезда популярного шоу в середине и конце 1960-х. После ее смерти в 1971 году имя «Шаму» стало нарицательным для всех шоу косаток, в том числе и в других парках «Морского мира».

(обратно)

385

Кимосаби — термин, ставший популярным благодаря телесериалу «Одинокий странник» (в нашем прокате фильм по его мотивам называется «Одинокий рейнджер»). Это индейское слово означает «верный друг» или «надежный разведчик».

(обратно)

386

Имеется в виду Уильям Блай, вице-адмирал Королевского флота, член Лондонского королевского общества и губернатор колонии, известный, главным образом, тем, что был низложен во время мятежа на «Баунти» (1789).

(обратно)

387

Основной литературный герой детективных романов Э. С. Гарднера.

(обратно)

388

«Zodiac» — название французской фирмы, производящей надувные лодки и катера.

(обратно)

389

РПГ — ручной противотанковый гранатомет.

(обратно)

390

Стой! Стой! (исп.)

(обратно)

391

Бык! (исп.). Воинственный клич тореадора.

(обратно)

392

Спасибо, друг (исп.).

(обратно)

393

Доброго пути! (исп.)

(обратно)

394

Модель американского палубного истребителя времен Второй мировой войны.

(обратно)

395

Хотя в России укоренилось название Силиконовая долина, его нельзя считать верным. Silicon в переводе с английского означает «кремний». Микропроцессоры и полупроводники, благодаря которым эта область и получила свое название, делаются на основе кремния. И хотя силиконы, а вернее, силиконовые каучуки, и созданы на той же основе, они похожи на кремний ничуть не больше, чем человеческое тело — на уголь, графит или алмаз.

(обратно)

396

Видимо, у автора никогда не было пулевого ранения в ногу и, вследствие этого, обильной кровопотери, иначе он вряд ли послал бы своего героя размять ноги после перелета.

(обратно)

397

Шеф (исп.).

(обратно)

398

«Народная еженедельная газета» — центральный печатный орган ЦК Коммунистической партии Китая.

(обратно)

399

Энсин — младшее офицерское звание в Военно-морских силах США; примерно соответствует российскому мичману.

(обратно)

400

Блюграсс — музыкальный стиль; специфическое ответвление кантри, зародившееся в штате Кентукки.

(обратно)

401

«Флэтт и Скраггс» — блюграсс-группа, выступавшая до 1969 года.

(обратно)

402

70 °F примерно соответствует 21 °C.

(обратно)

403

Горст — участок земной коры, резко приподнятый над окружающей местностью по вертикальным или крутонаклонным тектоническим разломам, образовавшийся вследствие тектонических движений.

(обратно)

404

Доктор Килдэр — герой целого ряда кино-, радио- и телесериалов, а также комиксов с 1930-х по 1970-е гг.

(обратно)

405

Вода (фр.).

(обратно)

406

Родстер — двухместный спортивный автомобиль с мягкой или жесткой съемной крышей.

(обратно)

407

Журнал подводной лодки «Барбариго», июнь 1943. Капитан корвета Умберто де Джулио (итал.).

(обратно)

408

В Джорджтауне улицы, идущие с востока на запад, названы по буквам алфавита, а с севера на юг — пронумерованы. Что, впрочем, не мешает наличию улиц и с привычными названиями, вроде Висконсин-авеню.

(обратно)

409

Питчер — игрок в бейсболе, бросающий мяч; подающий. Сила броска для питчера — один из решающих факторов общего успеха команды.

(обратно)

410

По-видимому, автор все же изначально имел в виду не «АК-47» (которые он совершенно непонятно откуда нашел в таком количестве в наше время), а либо «АКМ», либо автоматы семейства АК-74 — на них как раз глушители применяются. «АК-47» же для этого не предназначен.

(обратно)

411

Черный кот (исп.).

(обратно)

412

Большое спасибо, друг (исп.).

(обратно)

413

Фуллбек — позиция одного из атакующих игроков в американском футболе.

(обратно)

414

Бак Роджерс — заглавный герой кинофильма и телесериала, действие которого происходит в XXV веке.

(обратно)

415

Непритязательная фортепьянная музыка в барах. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

416

Католический праздник, проводящийся перед Великим постом. Отмечается как во многих странах Европы, так и в США. Его празднование обычно знаменуется пышным карнавалом.

(обратно)

417

Высокий тембр голоса аквалангистов, дышащих гелиево-кислородной смесью.

(обратно)

418

Находится в США, в Йеллоустонском национальном парке. Одно время этот гейзер называли «Вечным» из-за регулярности его извержений, потому на смотровой площадке всегда толпятся сотни зрителей.

(обратно)

419

Идиот! Быстро (исп.).

(обратно)

420

Пиво низового брожения, изготовляемое в столице Ямайки Кингстоне компанией Desnoes & Geddes.

(обратно)

421

Уильям Блай (1754–1817) – вице-адмирал Королевского флота Великобритании, получивший известность в связи с мятежом на Баунти, когда был низложен командой и с частью офицеров и не поддержавшей мятеж команды добрался на небольшом баркасе до Тимора.

(обратно)

422

Револьверы Лефоше названы по имени французского конструктора Казимира Лефоше. Первый вариант револьвера Лефоше, оснащаемый шпилечным патроном, был принят на вооружение во Франции в 1853 г. Франция была первой в мире страной, внедрившей в своей армии револьвер.

(обратно)

423

Комплекс разнообразных памятников и музеев в историческом центре Вашингтона.

(обратно)

424

Около 90 м.

(обратно)

425

Авиационное горючее (исп.).

(обратно)

426

Привет! (исп.)

(обратно)

427

Рис с курицей (исп.).

(обратно)

428

Взрывчатая смесь нитрата аммония и дизельного топлива.

(обратно)

429

Так Христофор Колумб назвал место, которое ныне носит название «Залив Гуантанамо».

(обратно)

430

Безусловно! (исп.)

(обратно)

Оглавление

Клайв Касслер Средиземноморский пират

  ПРОЛОГ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  ЭПИЛОГ

Клайв Касслер «Айсберг»

  ПРОЛОГ

  ГЛАВА ПЕРВАЯ

  ГЛАВА ВТОРАЯ

  ГЛАВА ТРЕТЬЯ

  ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

  ГЛАВА ПЯТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  ГЛАВА СЕДЬМАЯ

  ГЛАВА ВОСЬМАЯ

  ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

  ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

  ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

  ЭПИЛОГ

Клайв Касслер Поднять «Титаник»! (Дирк Питт-3)

  ПРЕДИСЛОВИЕ

  ВСТУПЛЕНИЕ Апрель 1912

  Часть первая СИЦИЛИАНСКИЙ ПРОЕКТ Июль 1987

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

  Часть вторая КОЛОРАДЫ Август 1987

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

  Часть третья ЧЕРНАЯ БЕЗДНА Сентябрь 1987

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

  Часть четвертая «ТИТАНИК» Май 1988

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

  Часть пятая СОУТБИ Июнь 1988

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

    Глава 74

    Глава 75

    Глава 76

    Глава 77

    Глава 78

    Глава 79

    Глава 80

    Глава 81

    Глава 82

  ЭПИЛОГ Август 1988

Клайв Касслер Лис-03

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

  ГЛАВА 22

  ГЛАВА 23

  ГЛАВА 24

  ГЛАВА 25

  ГЛАВА 26

  ГЛАВА 27

  ГЛАВА 28

  ГЛАВА 29

  ГЛАВА 30

  ГЛАВА 31

  ГЛАВА 32

  ГЛАВА 33

  ГЛАВА 34

  ГЛАВА 35

  ГЛАВА 36

  ГЛАВА 37

  ГЛАВА 38

  ГЛАВА 39

  ГЛАВА 40

  ГЛАВА 41

  ГЛАВА 42

  ГЛАВА 43

  ГЛАВА 44

  ГЛАВА 45

  ГЛАВА 46

  ГЛАВА 47

  ГЛАВА 48

  ГЛАВА 49

  ГЛАВА 50

  ГЛАВА 51

  ГЛАВА 52

  ГЛАВА 53

  ГЛАВА 54

  ГЛАВА 55

  ГЛАВА 56

  ГЛАВА 57

  ГЛАВА 58

  ГЛАВА 59

  ГЛАВА 60

  ГЛАВА 61

  ГЛАВА 62

  ГЛАВА 63

  ГЛАВА 64

  ГЛАВА 65

  ГЛАВА 66

  ГЛАВА 67

  ДУРАЦКИЙ МАТ

Клайв Касслер «Ночной рейд»

  Май 1914 г., штат Нью-Йорк 1

  ПРОЛОГ ДЕНЬ СМЕРТИ

    2

    3

  Часть I УДАВКА РУБЕКА

    Февраль 1989 г., Вашингтон 4

    5

    6

    7

    февраль 1989 Принстон, Нью-Джерси 8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

  Часть II ПОДВОДНЫЙ АППАРАТ «ДУДЛБАГ»

    Март 1989 Вашингтон 21

    22

    23

    24

    25

  Часть III СЕВЕРОАМЕРИКАНСКИЙ ДОГОВОР

    Апрель 1989 г. Вашингтон 26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

  Часть IV «ИМПЕРАТРИЦА ИРЛАНДИИ»

    Май 1989 г. Оттава, Канада 40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

  Часть V «МАНХЕТТЕН ЛИМИТЕД»

    Май 1989 г. Квебек, Канада 64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

    79

    80

    81

    82

    83

    84

    85

    86

  Об авторе

Клайв Касслер "Тихоокеанский водоворот"

  Предисловие

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Эпилог

Клайв Касслер "За борт!"

  ПРЕЛЮДИЯ «САН-МАРИНО»

  ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ПАЙЛОТТАУН»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

  ЧАСТЬ ВТОРАЯ «ОРЕЛ»

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

  ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ „ЛЕОНИД АНДРЕЕВ“

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

  ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ „СТОУНУОЛЛ ДЖЕКСОН“

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

    Глава 74

  ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ „ЛИФТОНИК QW-607“

    Глава 75

    Глава 76

Клайв Касслер Циклоп

  Пролог

  «Проспертир»

  «Циклоп»

  «Селен‑8»

  «Геттисберг»

  «Эми Бигелоу»

  Эврика! Ла Дорада

  Эпилог

Клайв Касслер Сокровище

  К читателю

  Пролог Предвестники

  Часть первая РЕЙС №106 АВИАКОМПАНИИ «НЕБУЛА»

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

  Часть вторая «SERAPIS»

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

  Часть третья «ЛЕДИ ФЛЭМБОРО»

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

  Часть четвертая РИМСКИЙ ЦИРК СЭМА

    62

    63

    64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

Клайв Касслер Дракон

  Демоны Деннингса

  Часть I Большой Джон

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

  Часть II Угроза страны Восходящего Солнца

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

  Часть III Остров Адзима

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

  Часть IV Дыхание матери

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

  Часть V Некролог

    Глава 74

    Глава 75

    Глава 76

Клайв Каслер Сахара

  Пролог

    Сквозь блокаду

    Пропавшая без вести

  Часть первая Одержимые

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

  Часть вторая Мертвая земля

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

  Часть третья Тайны пустыни

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

  Часть четвертая Эхо Аламо

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

  Часть пятая «Техас»

    60

    61

    62

    63

    64

    65

Клайв Касслер Золото инков

  Пролог

    Таинственные пришельцы 1533 год нашей эры Забытое море

    Катаклизм 1 марта 1578 года Западное побережье Перу

  Часть первая Кости и троны 10 октября 1998 года Перуанские Анды

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

  Часть вторая В поисках “Консепсьон” 15 октября 1998 года Кальяо, Перу

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

  Часть третья Демон смерти 22 октября 1998 года Вашингтон, округ Колумбия, 25

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

  Часть четвертая Подземная река 31 октября 1998 года Труба дьявола, Байя, Мексика

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    Кур

    61

    Эпилог Возвращение 4 ноября 1998 года Сан-Фелипе, Нижняя Калифорния

  P. S.

Клайв Касслер «Невидимый убийца»

  КРУШЕНИЕ

  НАСЛЕДСТВО

  ЧАСТЬ I СМЕРТЬ НИОТКУДА

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

  ЧАСТЬ II ОТКУДА ИСХОДЯТ ГРЕЗЫ

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

  ЧАСТЬ III АЛМАЗЫ… ВЕЛИКАЯ ИЛЛЮЗИЯ

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

  ЧАСТЬ IV ТРАГИЧЕСКИЙ КОНЕЦ РАЯ

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

  ЧАСТЬ V ПЫЛЬ ОСЕДАЕТ

    58

    59

    60

Клайв Касслер На грани потопа

  Пролог Реквием «Принцессе»

  Часть первая Озеро-кладбище

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

  Часть вторая Последний из могикан

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

  Часть третья Канал в никуда

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

  Часть четвертая Отец-Река

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

  Часть пятая Пекинский человек

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

  Эпилог Фриц

    55

    56

  АТЛАНТИДА ПРОЛОГ СТОЛКНОВЕНИЕ

  КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК

  Часть первая БЛИЖЕ К АДУ НЕ БЫВАЕТ

    1 22 марта 2001 года Пандора, штат Колорадо

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

  Часть вторая ПО СЛЕДАМ ДРЕВНИХ

    9 27 марта 2001 года Залив Окума, Антарктида

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

  Часть третья КОВЧЕГ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ВЕКА

    22 4 апреля 2001 года Буэнос-Айрес, Аргентина

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

  Часть четвертая ГОРОД ПОДО ЛЬДОМ

    32 10 апреля 2001 года Буэнос-Айрес, Аргентина

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

  ЭПИЛОГ

    ПЕПЕЛ, ПРАХ И ЗАБВЕНИЕ 15 апреля 2001 года Вашингтон, округ Колумбия

    ПОСЛЕДНЕЕ БЛАГОСЛОВЕНИЕ 10 сентября 2002 года Вашингтон, округ Колумбия

    ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Клайв Касслер В поисках Валгаллы

  Пролог

    Обреченные на забвение

    Чудовище из глубин

  Часть перваяПылающий ад

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

  Часть втораяСтраж Аида

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

  Часть третьяТропа длиною в тысячу лет

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

  Часть четвертаяУловка

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

  Часть пятаяКруг замыкается

    53

    54

    55

    56

    57

  Часть шестаяПризрак прошлого

    58

Клайв Касслер Троянская одиссея

  Пролог Ночь позора

  Часть первая Гнев моря страшнее адского гнева

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

  Часть вторая Что дальше?

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

  Часть третья От Одиссея до «Одиссея»

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

  Часть четвертая Ключ

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

  Часть пятая Тайное становится явным

    48

    49

Клайв Касслер, Дирк Касслер Черный ветер

  Пролог МАКАДЗЕ

  Часть первая ДУНОВЕНИЕ СМЕРТИ

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

  Часть вторая ХИМЕРА

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

  Часть третья МОРСКОЙ СТАРТ

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

    64

    65

  Эпилог

Клайв Касслер, Дирк Касслер «Сокровище Чингисхана»

  Гнев императора

  След династии

  Часть I Сейша

  Часть II Путь в Сяньду

  Часть III Земная дрожь

  Путешествие в рай

Клайв Касслер, Дирк Касслер «Арктический дрейф»

  Пролог ДОРОГА К СМЕРТИ

  Часть I ДЫХАНИЕ ДЬЯВОЛА

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

  Часть II ЧЕРНЫЙ КОБЛУН

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

  Часть III АРКТИЧЕСКИЙ РЕЙД

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

    64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

    79

    80

    81

    82

    83

    84

    85

    86

    87

    88

    89

  Пролог КАМЕШЕК

    90

    91

    92

    93

    94

    95

Клайв Касслер Дирк Касслер ПОЛУМЕСЯЦ РАЗЯЩИЙ

  Пролог ВРАГ НА ГОРИЗОНТЕ

  Часть первая ОТТОМАНСКАЯ МЕЧТА

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

  Часть вторая МАНИФЕСТ

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

  Часть третья ТЕНЬ ПОЛУМЕСЯЦА

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

    64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

    79

    80

    81

    82

    83

    84

    85

  Часть четвертая СУДЬБА МАНИФЕСТА

    86

    87

    88

    89

    90

    91

    92

    93

    94

    95

    96

    97

    98

  Эпилог СПАСИТЕЛИ

    99

    100

Клайв Касслер Дирк Касслер СТРЕЛА ПОСЕЙДОНА

  Пролог «Барбариго»

  Часть первая СТРЕЛА ПОСЕЙДОНА

    1

    2

    3

    4

    5

    6

    7

    8

    9

    10

    11

    12

    13

    14

    15

    16

    17

    18

    19

    20

    21

    22

    23

    24

    25

  Часть вторая РЕДКИЕ ЗЕМЛИ

    26

    27

    28

    29

    30

    31

    32

    33

    34

    35

    36

    37

    38

    39

    40

    41

    42

  Часть третья Панамская тропа

    43

    44

    45

    46

    47

    48

    49

    50

    51

    52

    53

    54

    55

    56

    57

    58

    59

    60

    61

    62

    63

    64

    65

    66

    67

    68

    69

    70

    71

    72

    73

    74

    75

    76

    77

    78

    79

    80

    81

  Эпилог Красная смерть

    82

    83

    84

    85

Клайв Касслер, Дирк Касслер Гаванский шторм

  Пролог. Погоня

  Часть I. Таинственное течение

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

  Часть II. Ацтлан

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

  Часть III. Куба либре

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48

    Глава 49

    Глава 50

    Глава 51

    Глава 52

    Глава 53

    Глава 54

    Глава 55

    Глава 56

    Глава 57

    Глава 58

    Глава 59

    Глава 60

    Глава 61

    Глава 62

    Глава 63

    Глава 64

    Глава 65

    Глава 66

    Глава 67

    Глава 68

    Глава 69

    Глава 70

    Глава 71

    Глава 72

    Глава 73

    Глава 74

    Глава 75

    Глава 76

    Глава 77

  Эпилог. Пуэрто-Гранде[429]

    Глава 78

    Глава 79

    Глава 80

    Глава 81

    Глава 82

    Глава 83

    Глава 84

*** Примечания ***